Сочинения
В историю английской литературы Кристофер Марло вошел как смелый реформатор в искусстве, как революционер. В его первых пьесах — «Тамерлане Великом» и «Трагической истории доктора Фауста» — гуманистический идеал выступил в открытом конфликте с основами средневековой феодальной идеологии и прежде всего с религией и сословной моралью. И до, и после Марло английская гуманистическая литература не знала столь резкого отрицания религиозного авторитета, социальных и моральных запретов, сковывающих разум и волю личности. Вместе с тем, осознание не только внешних, но и внутренних противоречий идеала свободной личности подвело Марло к грани, за которой возможен распад гуманистической идеологии. В этом смысле Марло, являясь хронологически предшественником Шекспира в драме, иногда оказывается ближе его к литературе эпохи кризиса английского гуманизма. Возможность такого индивидуального «перелета» внутри общего литературного процесса не должна удивлять. Английский гуманизм развивался в эпоху позднего Возрождения, поэтому одновременное существование разных по степени зрелости форм гуманизма не было редкостью. Так, например, на рубеже XVII века создаются зрелые гуманистические трагедии Шекспира, талантливые и сложные произведения Джона Донна, чье творчество отмечено чертами кризиса гуманизма, и комедии Вена Джонсона, обозначившие крайнюю точку развития народного гуманистического театра.
Переводы с английского Е. Бируковой, И. Жданова, Ю. Корнеева, Э. Липецкой, Е. Полонской, А. Радловой, В. Рождественского
Редакция переводов А. Смирнова
Вступительная статья и комментарии А. Парфенова
Кристофер Марло, Сочинения, Государственное издательство художественной литературы, М., 1961
OCR Бычков М.Н.
А.Парфенов. Кристофер Марло
"...защищаясь и ради спасения своей жизни, тогда и в том месте вступил в борьбу с названным Кристофером Морли [1], чтобы отобрать у него упомянутый кинжал; в каковой схватке этот Ингрэм не мог уклониться от названного Кристофера Морли; и так случилось в этой схватке, что названный Ингрэм, защищая свою жизнь, нанес тогда и в том месте упомянутым ранее кинжалом, стоимостью в 12 пенсов, названному Кристоферу смертельную рану над правым глазом глубиной в два дюйма и шириной в один дюйм; от каковой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Морли тогда и в том месте тотчас умер".
Так коронер двора ее величества Елизаветы I излагал в докладе Канцлерскому суду на казенной судебной латыни обстоятельства смерти поэта Марло, происшедшей 30 мая 1593 года в местечке Дептфорд, близ Лондона. Меньше чем через месяц королева подписала помилование убийце.
То, что официально было признано случайностью, по мнению Томаса Бэрда, проповедника и публициста, которому выпало на долю быть школьным учителем Оливера Кромвеля, обнаруживало явственные следы перста божия.
"В атеизме и нечестии не уступая прочим, о ком шла речь, равное с ними всеми понес наказание один из наших соотечественников, на памяти многих, именуемый Марлин, по профессии — ученый, воспитанный с юных лет в университете Кембриджа, но по обычаю своему драмодел и непристойный поэт, который, дав слишком много воли своему уму и жаждая скачки с отпущенными поводьями, впал (поделом) в такую крайность и ожесточение, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах кощунствовал над троицей, но также (как достоверно сообщают) писал книги противнее, утверждая, что наш спаситель — обманщик, а Моисей — фокусник и совратитель народа, что святая библия — лишь пустые и никчемные сказки, а вся религия — выдумка политиков. Но поглядите, что за кольцо господь вдел в ноздри этого пса лающего..."
Немногие, кто знал подлинную причину гибели Марло, предпочитали молчать. "Бедный покойный Кит Марло!" — вот и все, что мог сказать его товарищ по университету и по неблагодарному призванию писателя Томас Нэш.
За кулисами инсценированной агентами тайной полиции драки в таверне Дептфорда осталась человеческая трагедия, тем более значительная во всех своих эпизодах, что она была зерном трагического искусства великого предшественника Шекспира.
Обстоятельства жизни большинства английских драматургов конца XVI века известны лишь по отрывочным и скудным сведениям. Они нередко затемнены легендой, анекдотом или намеренной ложью. Марло не представляет здесь исключения. Обо многом в истории его жизни можно говорить лишь предположительно, многое неизвестно совсем.
Двадцать девять лет, которые прожил Марло, он провел в городах. Среди них самую важную роль в его жизни сыграли три города: Кентербери, где он провел свое детство, Кембридж, где было закончено его образование, и Лондон, в котором прошли семь последних лет — время его творческой деятельности. Кентербери — город большой старинной славы, в нем находятся собор и дворец архиепископа — главы национальной церкви, обладающего правом короновать английских монархов. В течение многих веков кентерберийская святыня — гробница Томаса Бекета, непокорного архиепископа, убитого в церкви гонцами разъяренного Генриха II, — привлекала паломников со всех концов Англии. К середине XVI века в религиозной жизни Кентербери произошли большие изменения, отразившие перемены во всей Англии. Зависимость от римского папы была уничтожена, власть верховного руководителя церкви перешла к королю; в Кентербери, как и в других местах, были закрыты монастыри, а их имущество и земли конфискованы. Реформация тесно связала церковь с государственным аппаратом, абсолютизм — с христианской догмой. Отныне враг короля был врагом церкви, а враг церкви — врагом короля. Кроме того, Реформация принесла с собой в Кентербери еще одно нововведение: в Королевской грамматической школе за, счет церковных доходов стали обучать пятьдесят мальчиков.
Другая важная черта в облике города — это то, что через Кентербери проходит большая дорога Лондон — порт Дувр. Горожанам легко было увидеть контрасты Англии, почувствовать, нем она живет. В дороге джентльмены, уезжающие в Италию и Францию путешествовать и учиться; солдаты, воевавшие на континенте не столько ради славы, сколько ради хлеба насущного; купцы с грузом из Дувра; тайные агенты правительства с поручениями и письмами — во Францию, Германию, Италию и даже Турцию. На дороге много нищих: в графстве Кент, как и в других областях Англии, в течение многих десятилетий земли, ранее принадлежавшие крестьянским общинам, насильственно "огораживались", то есть переходили в руки крупных земельных собственников, а это лишало множество крестьянских семей средств к существованию. Зато на огороженных полях густо зацвели яблоневые сады: Кент поставлял в Лондон — город с населением около двухсот тысяч человек — огромное количество фруктов.
В Кентербери, в семье мастера цеха сапожников и дубильщиков Джона Марло 26 февраля 1564 года родился сын Кристофер.
Семья Джона Марло не была богата, хотя сам он был мастером и работал вместе с подмастерьями. Средства для того, чтобы нанять учителя для маленького Кристофера, нашлись не сразу. Получив необходимые первоначальные знания, Кристофер поступил в грамматическую школу переростком (четырнадцати лет) и на церковную стипендию.
Среди его детских впечатлений, вероятно, одно из самых ярких — посещение Кентербери королевой Елизаветой, когда Марло еще не было десяти лет. В городе устраивались празднества, торжественные процессии; две недели толпа пышно одетых высокомерных придворных заполняла Кентербери. Позднее в пьесах Марло триумф героев зачастую связывался с пышными процессиями и шествиями.
В его памяти остались и мрачные средневековые "достопримечательности" города: камера смертников в Западных воротах (из окна этой камеры приговоренного выталкивали с петлей на шее, и он повисал на городской стене); рассказы о казни в Кентербери монаха Стоуна (он был брошен живым в котел с кипящей водой, а затем вздернут на виселице). Зато ни в одном из сочинений Марло мы не найдем упоминания о главной "достопримечательности" города — соборе, мимо которого Кристофер в детстве проходил каждый день, направляясь в школу. Герои, созданные его воображением, склонны скорее мечтать о разрушении гордых храмов, нем любоваться ими.
Немногое известно о школьных годах Марло. Быть может, одна реплика в трагедии "Эдуард II" подсказывает, какие воспоминания Марло сохранил о них. Ученый из Оксфорда Болдок, призывая короля к смелым действиям, говорит укоризненно:
В грамматической школе Марло занимался латынью, основами греческого; в школе учили также пению и правилам стихосложения, В 1580 году Марло был среди выпускников школы. Он оказался одним из счастливцев, которым представилась возможность продолжать свое образование в Кембриджском университете. Несколько стипендий для уроженцев Кентербери, окончивших Королевскую грамматическую школу, были недавно учреждены в Кембридже архиепископом Паркером. С марта 1581 года Марло — студент кембриджского колледжа Тела Христова. По традиции, сыновья небогатых родителей готовились в университете к духовной карьере; эта же перспектива была открыта и для Марло.
В 80-е годы XVI века Кембриджский университет представлял собой в значительной мере светское учреждение; черты средневекового богословского центра, каким он был еще в первой трети века, отступили на второй план. Исчезли толпы монахов, в праздности проводящих время в alma mater; схоластическому богословию пришлось потесниться: большинство юношей из богатых и знатных семей готовились к светской деятельности и занимались главным образом латынью, риторикой, изучали античных авторов, знакомились с античной философией и астрономией. Исчезла и ничем не ограничиваемая свобода средневекового студенчества; жизнь 1300 кембриджских студентов была строго регламентирована. Вставали рано, перед началом учебного дня читалась общая молитва, лекции и подготовка к экзаменам продолжались до вечера. Нельзя было носить длинные волосы, одежду модного покроя или из шелка. Стипендия (шиллинг в неделю) выдавалась только при условии посещения занятий и выполнения университетских правил. Впрочем, суровый режим и строгие правила относились только к студентам из небогатых семей — к таким, как Марло.
Но в одном наставники — а вместе с ними и добрая сотня проповедников при университете — ни для кого не делали послаблений: это — чистота веры воспитанников. Ересь и самое страшное зло — католицизм — выслеживались с полицейской зоркостью.
Правда, продуманная система религиозного воспитания иногда "давала осечку"; почти одновременно с Марло в Кембридже учился Френсис Кетт, который еще в университете или несколько позже стал приверженцем секты унитарианцев и был сожжен за ересь в Нориче в 1589 году.
Начиная с марта 1581 года, когда Марло был внесен в списки студентов Кембриджа, его имя стало чаще встречаться в официальных и неофициальных документах; неизмеримо больший след годы, проведенные в университете, оставили и в его произведениях.
Доктор Фауст, персонаж трагедии Марло, изображен воспитанником университета в немецком городке Виттенберг. Однако, присмотревшись внимательнее к Виттенбергу Марло, мы увидим в нем Кембридж с его аудиторией для диспутов (Schooles) и студенческим жаргоном, В "Эдуарде II" Марло, предвосхищая английских эссеистов начала XVII века, рисует иронический и точный в бытовом и психологическом отношении портрет типичного университетского ученого: черная одежда, расчетливая скромность, потупленный взор и никому не нужная тонкость в употреблении вместо propterea quod союза quandoquidem [2].
В диалоге герцога Гиза и Рамуса в пьесе "Парижская резня" Марло обнаруживает осведомленность в основных положениях философии Рамуса и даже в его терминологии; в этом сказывается особенность кембриджской научной жизни: система логики Рамуса и сама личность ученого-протестанта, погибшего от руки католического убийцы, вызывали в университете сочувственный интерес,
В университете Марло основательно изучил классические языки. Если Бен Джонсон мог с чувством превосходства сказать о Шекспире, никогда не учившемся в университете: "Он слабо знал латынь, а греческий еще слабее", — о Марло никто бы этого не сказал.
Античные авторы и среди них любимейший — Овидий — составляли постоянный круг чтения Марло; он приобрел способность использовать миф и античный сюжет для выражения его собственных поэтических переживаний, еще в Кембридже он перевел на английский язык "Любовные элегии" Овидия (после первой же публикации в 1599 году этот перевод был сожжен по приказу архиепископа Кентерберийского за "безнравственность" содержания) и первую книгу эпической поэмы Марка Аннея Лукана "Фарсалия" Сюжет поэмы "Геро и Леандр", трагедии "Дидона, царица Карфагена", частые мифологические ссылки и сравнения, цитаты из "Метаморфоз" Овидия, трагедий Сенеки, из Аристотеля — вот самый беглый перечень классического арсенала творчества Марло. Университет впервые познакомил Марло с глубинами теологии; в них рождалось и знание "священного" текста, и истолкование его, и сомнение в его истинности. В "Тамерлане Великом", "Мальтийском еврее" и в особенности в "Трагической истории доктора Фауста" богословские вопросы — "специальность" Марло — зачастую становятся предметом обсуждения; в этих пьесах находят выход мучавшие Марло религиозные сомнения.
Наиболее глубокое воздействие на молодого поэта университет оказал тем, что приобщил его к могучему и многообразному идейному течению эпохи — гуманизму. В XVI веке образование, культурное самовоспитание в несравненно большей мере, чем в наше время, было делом индивидуальным, предпринимаемым "на свой страх и риск". Трудно сказать поэтому, когда именно и с какого автора началось знакомство Марло с этим общеевропейским культурным движением, которое зародилось в Италии в XIV веке и к концу XVI века прошло уже много стадий развития.
Английский гуманизм, в истории которого Марло принадлежит выдающееся место, именно в XVI веке стал мощной плодоносящей ветвью европейской гуманистической культуры. Процесс разрушения средневекового общественного уклада и созревания новых, буржуазных социально-экономических форм — главный источник развития идеологии гуманизма — в Англии начался позднее, нем в таких странах, как Италия и Нидерланды. Английский гуманизм воспринял идейное богатство и художественный опыт итальянского и французского, нидерландского и испанского Возрождения, пафос борьбы передовых европейских гуманистов против идеологической диктатуры церкви, против кастовости феодального мировоззрения, запиравшего человека в клетку сословия, профессии. Была воспринята новая система ценностей: идеал гармонической, физически и духовно совершенной личности; открытие для искусства красоты реального внешнего мира и сложного мира человеческих переживаний; интерес и доверие к точному знанию в противовес "потусторонней" направленности средневековой философии и ее схоластическому методу; наконец, глубокое освоение различных сторон культуры античного мира.
Но решающую роль в выработке собственной гуманистической культуры в Англии сыграли особенности исторического развития страны.
В XVI веке переживает период расцвета английский абсолютизм, который защищал не только интересы господствовавшего феодального дворянства, но и интересы буржуазных и буржуазно-дворянских кругов. С классической четкостью идет в стране процесс первоначального накопления капитала, затрагивая судьбы масс населения, неся социальным низам множество бедствий. Английское общество начинает осознавать свою национальную общность. Однако даже в самом конце XVI века Англия экономически была в гораздо большей мере феодальной, чем буржуазной страной. Еще одна характерная черта английской действительности XVI века заключается в относительной демократизации общества, в снижении межсословных барьеров. Это было вызвано, главным образом, тем, что капиталистической деятельностью были заняты не только часть горожан, но и многие дворяне, а правительство охотно повышало социальный ранг удачливых предпринимателей.
В связи со спецификой английской истории гуманизм в Англии, являясь реакцией на средневековье, в то же время тесно связан с его традициями. Как и в других странах, английское гуманистическое искусство богато социальными оттенками, но наибольшего расцвета и величайшей художественной силы в Англии достигла драма — искусство, доступное всем. В многообразном единстве ее форм и тем отражалось крепнущее национальное общество, которое сменяло пестрый конгломерат средневековых общин; лучшие произведения гуманистической драмы были близки интересам и художественному мышлению народа.
Интерес и сочувствие к сильной индивидуальности, характерные для гуманизма в целом, разделялись и английскими гуманистами. Их представление о человеке начиналось с отдельной личности, наделенной безграничными, еще не испытанными силами и возможностями, "...эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености" [3], нуждалась также и в искусстве, которому была бы свойственна высокая романтика. Английская драма XVI века в особенности тяготеет к исключительным, острым положениям, страстным, титаническим характерам, к эмоционально напряженному стилю речи. В редких случаях гуманистическая романтика сочетается с отходом от конкретной действительности в фантастический, утопический мир; в тесной связи с общей материалистической тенденцией английского гуманизма в искусстве и прежде всего в драме развиваются реалистические черты, тенденция к многосторонности в изображении человека, к психологической мотивировке действий персонажей, конкретности языка; при этом получают новую жизнь, бесконечно варьируясь, старые — античные и средневековые — формы, рождаются новые.
Рядом с ярко выраженным устремлением к идеалу в английском гуманистическом искусстве живет острое ощущение трагического. Идеалы гуманистов подвергались жестоким испытаниям. Развитие буржуазных отношений раскрывало перед гуманистами не только реакционность средневековых форм жизни, но и противоречия общественного прогресса: кровавые войны, деградация личности в суровом и жестоком мире, утрата гуманистами оптимизма — все это получает художественное воплощение в гуманистической драме.
Марло разделил с гуманистами и любовь к античности, и ненависть к средневековым авторитетам, и титанизм идеала. Он был хорошо знаком с философскими системами, возникшими в эпоху античности, а впоследствии воспринятыми и переработанными гуманистами: платонизмом, учением стоиков, с гедонистическим эпикуреизмом Лоренцо Баллы; в его произведениях ясно различимы следы изучения поэзии итальянских гуманистов школы Петрарки, "Неистового Роланда" Ариосто, поэмы английского гуманиста XVI века Эдмунда Спенсера "Королева фей". Возможно, в пересказе он познакомился с идеями итальянского гуманиста Никколо Макиавелли. Марло в высшей мере было свойственно сознание глубоких, а иногда и неразрешимых противоречий, окружающих человека эпохи Возрождения.
Три года, необходимые для подготовки к получению степени бакалавра, были посвящены наукам — богословию, философии, риторике, логике — и друзьям. Марло близко сошелся со студентом Кембриджа и будущим литератором Томасом Нэшем. Нэш принадлежал к тому же социальному кругу, что и Марло; обладая даром острой наблюдательности и ироническим складом ума, он стал в дальнейшем первоклассным сатириком. Другое знакомство университетских лет сыграло дурную роль в жизни Марло; он сблизился с Томасом Уолсингемом, племянником сэра Френсиса Уолсингема, фаворита королевы, члена важнейшего органа королевской власти — Тайного совета и руководителя английской тайной полиции.
В 1583 году Марло получил первую ученую степень и продолжал занятия, готовясь к экзаменам на степень магистра. Но уже с середины следующего года в университетских ведомостях отмечаются частые и продолжительные отлучки Марло из Кембриджа. В одну из таких отлучек он побывал на родине, в Кентербери. В других случаях цель и место назначения его поездок неизвестны. Постепенно в университете начали распространяться странные слухи: Марло — католик, он намеревается бежать в Реймс, где иезуиты готовят в своей семинарии обращенных в католицизм англичан к деятельности тайных миссионеров, а вернее — обучают ремеслу соглядатаев и заговорщиков против протестантской королевы.
Слухи эти, очевидно, дошли до магистра колледжа, потому; что, когда Марло направил ему прошение о допуске к магистерским экзаменам, оно было отклонено под благовидным предлогом: бакалавр Марло провел слишком много времени в отлучках. Однако спустя некоторое время корпорация колледжа неожиданно получила предписание Тайного совета. В нем строго указывалось, что слухи о переходе Марло в католицизм ложны и распускаются неосведомленными людьми; что Марло оказал услуги ее величеству; и колледж не должен чинить ему препятствий в получении степени. Хотя университет и пользовался самоуправлением, вступать в конфликт с грозным Советом колледж, конечно, не решился.
Возможно, что своими связями с Тайным советом Марло обязан Томасу Уолсингему. Будущий пэр Англии в эти годы сам регулярно выполнял тайные поручения правительства, получая за это вознаграждение, В царствование Елизаветы сеть тайных агентов в стране и за ее пределами непрерывно расширялась. Нельзя сказать с уверенностью, какие именно "услуги" оказывал Марло; возможно, они были связаны с поездками на континент, где Англия поддерживала борьбу протестантов против католиков.
Итак, автономия университета попрана, Марло признан политически благонадежным членом общества. Он магистр искусств.
Но следующий шаг, предпринятый Марло, как бы зачеркивает все предыдущее. Марло не принимает духовного сана, он едет в Лондон, чтобы начать жизнь профессионального драматурга.
До 70-х годов XVI века в Англии не было писателей, для которых литературный труд был бы единственным источником средств к существованию. Словесным искусством занимались на досуге люди, обладавшие известным состоянием или получавшие средства на государственной службе или еще от какого-либо рода деятельности. Среди английских писателей и поэтов XVI века мы встретим богатых дворян, юристов, секретарей знатных лиц, университетских преподавателей и т. д. Эти люди считали для себя зазорным продавать издателям плоды своего вдохновения и хоть в какой-то мере уподобляться безвестным сочинителям уличных баллад — пожалуй, единственным в то время представителям профессионального творчества. Кроме того, плата, которую могли предложить издатели, была ничтожной.
Профессиональный труд литератора стал возможен в ту пору, когда невиданную раньше популярность приобрели светские театральные представления, отличные от отживающих свой век средневековых мистерии и моралите, и в Лондоне стали один за другим строиться постоянные народные, или публичные, театры. В 1576 году первый такой театр был выстроен Джемсом Бербеджем, за ним последовали другие. К началу XVII века в Лондоне насчитывалось около двадцати театров — количество внушительное и для столичного города XX века.
Наиболее популярной фигурой в народном театре стал актер. Драматурги занимали гораздо более скромное место. Когда через сорок лет после открытия первого лондонского театра крупнейший английский комедиограф Бен Джонсон издал свои сочинения, назвав их "Труды", нашлось немало весельчаков, покатывавшихся со смеху над серьезностью этого заглавия. В начале же этого сорокалетия, когда репертуарный запас был беден, а пьесы держались на сцене не дольше недели, труды драматургов были поневоле поспешны, им не хватало опыта, знания сценических возможностей; еще не было крупных мастеров, которые смогли бы выразить многообразные интересы поистине универсальной аудитории театра, где встречались все сословия английского общества. Драматургам приходилось зачастую перелицовывать старые пьесы или работать группой — один создает сюжет, другой разрабатывает интригу, третий пишет диалоги. Оплата их труда была очень скромной: достаточно сказать, что пятиактная трагедия обходилась театру во столько же, а то и дешевле выходного актерского костюма для этой же трагедии. Драматурги-профессионалы жили тяжелой, часто — полуголодной жизнью. Многие из них искали покровителей среди аристократов, писали почтительные посвящения в надежде получить денежный "подарок".
Одновременно с ростом популярности театральных зрелищ росло количество влиятельных врагов театра и его создателей. Сторонники разнообразных протестантских сект, стремившихся очистить английскую церковь от остатков католицизма — пуритане, — видели в театральных зрелищах пагубу для христианских душ. Считалось, это актеры нарушали библейское запрещение носить платье противоположного пола (дело заключалось не только в том, что в пьесах по ходу действия происходили маскарадные переодевания, — все женские роли исполнялись юношами); театральные зрелища обвинялись в непристойности; кроме того, скопление народа в театральных зданиях способствовало распространению эпидемических болезней. При вспышках эпидемий холеры или чумы театры немедленно закрывались по распоряжению городских властей.
Для пуритан — торговцев и предпринимателей, представители которых занимали господствующее положение в лондонском муниципалитете, — одной из самых досадных сторон театрального "соблазна" было то, что театр внушал подмастерьям и наемным рабочим чувства и мысли, неподобающие их сословию,
Театры, пьесы и их сочинители подвергались ожесточенным нападкам в памфлетах пуританских проповедников. Лондонский совет, пользовавшийся в черте города полнотой власти (королевский двор находился в Вестминстере, тогда еще самостоятельном городе), изгнал театры за пределы Лондона, на южный берег Темзы. Театрам удалось закрепиться лишь в нескольких "вольных территориях" внутри города, на которые власть городского совета не распространялась.
У драматического искусства были и свои защитники. Крупнейший авторитет в области эстетики поэт сэр Филипп Сидней выступил с трактатом в защиту поэзии и драмы, но, однако, он высокомерно отозвался о пьесах, идущих на сценах лондонских театров: низкопробное шутовство в неподобающих местах, пестрота и неправдоподобие действия претили вкусу гуманиста-аристократа.
Королевские чиновники подвергали театральный репертуар строгой предварительной цензуре; за литераторами же, как людьми общественного дна, был учрежден особо бдительный надзор. Нашлось немало критиков пьес, о которых саркастически упоминает Бен Джонсон в прологе к комедии "Варфоломеевская ярмарка", — "...присяжных толкователей, действующих в качестве этакой политической отмычки, субъектов, которые с курьезной торжественностью распознают, кого автор разумел под торговкой пряниками... какое "зерцало для правителей" дано в образе судьи, или какая знатная дама изображена под видом торговки свининой, или какой государственный муж — под видом торговца мышеловками, и прочее, и прочее".
Надзор и "критика" упомянутого выше рода велись так серьезно, что редкий из драматургов мог похвастать тем, что не побывал в тюрьме и на допросе, чаще всего — по подозрению в политической или религиозной неблагонадежности.
Судьбы и даже имена английских драматургов 70-х годов остались неизвестными. Что касается группы литераторов, пришедших в народные театры вместе с Марло в конце 80-х годов, то биография большинства из них заканчивается печально, Роберт Кид умер, по преданию, на лондонской улице от истощения, сломленный тюрьмой и пытками; Роберт Грин окончил жизнь в отчаянной нищете, отрекшись от своего творчества и друзей; Томас Нэш был принужден некоторое время скрываться от судебного преследования; трагична судьба самого Марло.
Однако именно эти драматурги, известные под именем "университетских умов" (к их числу относятся также Джон Лили, Томас Лодж и Джордж Пиль), оказали плодотворное воздействие на развитие английского театра XVI века. В пьесах этих драматургов произошло слияние двух культурных традиций, ранее мало соприкасавшихся: традиции средневекового народного театра и ученой гуманистической драмы.
Почти все "университетские умы" действительно учились в Кембриджском или Оксфордском университете; все без исключения были разносторонне образованны и начитанны в античной и современной литературе. Незнатное происхождение облегчило им путь к демократическому зрителю. В народный театр они пришли с опытом школьных постановок комедий Плавта и трагедий Сенеки на латинском языке и английских подражаний этим авторам, основательно изучив образцы красноречия и шедевры европейской гуманистической лирики. Эта традиция определила гуманистическую проблематику, пьес "университетских умов", подсказала формы для создания драматических характеров, несла в себе необходимый "строительный материал" драматических монологов.
Вместе с тем, они восприняли многие особенности средневекового театра, который был рассчитан на массовую аудиторию; в этом театре было свойственно вводить в действие большое количество персонажей, свободно обращаться со сценическим временем и местом действия, чередовать серьезное и смешное в одном и том же спектакле.
Переплетение и слияние этих разнородных элементов в творчестве "университетских умов" сообщило ему гибкость и богатство способов воплощения художественных замыслов. Общенародный характер аудитории и интенсивность развития общества, к которому обращался с подмостков английский гуманистический театр XVI века, определили его необычайный динамизм.
С 1587 года Марло начинает свою театральную деятельность. В Лондоне он поселился в районе Нортон Фольгейт — поближе к театрам. У него завязывается дружба с Робертом Грином — талантливым драматургом и прозаиком, воспитанником Кембриджского университета. В это же время совместно с Томасом Нэшем Марло была написана трагедия "Дидона, царица Карфагена". Сюжет ее следовал одному из самых драматических эпизодов "Энеиды" Вергилия — истории любви карфагенской царицы к Энею, корабля которого буря забросила к берегам Северной Африки. Эней, повинуясь божественному приказу, покинул Карфаген и направился со своими спутниками в Италию; Дидона же в отчаянии покончила с собой. Пьеса не пользовалась большим успехом; диалоги в ней вялы, схематично изображен неверный возлюбленный Дидоны. Лишь в монологах самой Дидоны, в которых использован поэтический материал послания Дидоны из "Героинь" Овидия, угадывается страстный, насыщенный хорошо продуманными гиперболами стиль Марло. Дидона — один из немногих психологически углубленных женских образов в его творчестве. Страсть, охватившая ее целиком, — это вызов богам, трагическая попытка перебороть силой одного чувства сверхчеловеческую волю. В отличие от мягких, уступчивых и несамостоятельных женских характеров, которые создал Марло впоследствии, Дидона обладает чертами сильной, бунтующей личности, она сродни центральным героям его трагедий.
Подлинным дебютом Марло на лондонской сцене была постановка в сезоне 1587-1588 года огромной десятиактной трагедии "Тамерлан Великий". Первую ее часть Марло, возможно, написал еще в Кембридже. "Тамерлан" определил первенство Марло среди современных английских драматургов; эта пьеса имела громкий и продолжительный успех.
Сила воздействия "Тамерлана Великого" на современников и прежде всего на народного зрителя заключалась в силе мечты о сказочно грандиозном возвышении человека, вооруженного лишь верой в свою судьбу и презрением к земным и небесным авторитетам.
Зрелище было одновременно и заманчивым и устрашающим. Мир, изображенный Марло, представал в зареве пожаров, а беспрерывных столкновениях огромных и безликих человеческих масс, залитым кровью невинных жертв. Поток перечислений племен и армий, экзотически звучащих названий областей Азии и Африки создавал почти зрительное впечатление огромных пространств, на которых управляет множествами людей воля полководца Тамерлана.
Пьеса Марло — драматизированная биография великого среднеазиатского завоевателя XIV-XV веков Тимура, прозванного современниками Тимур-ленг, то есть Тимур-хромец (в европейском произношении — Тамерлан). За тридцать с лишним лет Тимур в беспрерывных походах и битвах создал огромную феодальную империю — от границ Китая до берегов Северной Африки, от устья Волги и Северного Кавказа до Индийского океана. Укрепляя и застраивая столицы своей империи Самарканд и Шахрисябз, Тимур безжалостно грабил завоеванные страны и истреблял их население. По его приказу было убито семьдесят тысяч жителей города Исфагана; во время индийского дохода Тимур приказал перебить сто тысяч безоружных пленных индийцев. В судьбах Западной Европы войны Тимура сыграли определенную роль: разгром войск турецкого султана Баязида I при Анкаре в 1402 году отсрочил на полвека падение христианского Константинополя. Поддержание порядка в необъятном государстве-деспотии в огромной мере зависело от личности Тимура. Вскоре после его смерти (1405) империя распалась.
Европейские хронисты XVI века, из сочинений которых Марло почерпнул сюжет трагедии, знали очень немногое о жизни и деятельности Тимура. Скудные фактические сведения, дошедшие до них от византийских историков XV века, они расцветили легендарными и просто вымышленными подробностями. Но и легенда о Тимуре послужила Марло лишь отправной точкой для создания образа, который был наполнен совершенно новым для европейской драмы содержанием и, вместе с тем, связан с традициями, уходящими в глубь времен далеко за рубежи XIV века.
В эпосе многих народов повествуется о судьбе юноши, одаренного умом и необычайной силой, который покидает родной дом, чтобы совершить множество подвигов, один труднее другого, побороть могущественных врагов, завоевать любовь красавицы и царскую власть. Из памятников народного эпоса этот сюжет, видоизменяясь, проник в средневековые рыцарские поэмы и романы, продолжал он жить и в народной сказке.
В "Тамерлане Великом", особенно в первой части, внешний облик героя и его победное шествие по Азии изображены в соответствии с эпической традицией. Исторический Тимур был сухоруким и хромым; как и все представители его расы, он был черноволос, Марло об этом знал из хроник. Но его Тамерлан "высок и прям", "и так широк в плечах, что без труда он мог бы... поднять весь мир", "тугие мышцы длинных, гибких рук в нем выдают избыток грозной силы", он золотоволос, как Ахилл, глаза его — "магические зрительные стекла", в которых отражается вселенная; "свидетельствует мощь его и стать, что миром он рожден повелевать".
Как эпический богатырь, Тамерлан выдерживает все более трудные испытания: с немногими воинами он побеждает тысячу персидских всадников, затем многотысячную армию персидского царя, затем — войско Баязида, в котором воинов "больше, чем в бездонном море капель", он побеждает египетского царя, женится на его красавице дочери Зенократе и увенчивает себя и ее царскими венцами.
Традиция народного художественного творчества в "Тамерлане Великом" сказывается и в некоторых частностях: так, например, фольклорного происхождения "прения" Тамерлана и Баязида перед решающей схваткой, когда противники обмениваются уничижающими насмешливыми репликами.
Но уже в первых сценах трагедии становится очевидным, что характеру Тамерлана недостает таких качеств, без которых немыслим подлинно эпический герой. Мало того, в доспехах эпического богатыря, как оказывается, выступает герой противоположного ему склада. По своему существу эпический герой — представитель коллектива людей, собирательный образ, в котором воплощены надежды и лучшие качества породившей его среды. Но Тамерлан не защищает родину, не побеждает врагов своей страны.
В начале пьесы он — "скиф безвестный", "простой пастух", "свершает беззаконные набеги", "грабит... персепольских купцов", "вор", что верит "предсказаниям пустым, мечтает Азию завоевать", — словом, человек без роду и племени, перекати-поле. Его дальнейшие планы — "грабить города и царства"; грандиозное шествие по Азии предпринято им ради того, чтобы "владеть златым венцом и вместе с ним бесспорным правом награждать, казнить, брать, требовать, не ведая отказа...". С мстительной радостью он говорит, что будет "бичом земных царей". Его товарищи, соратники или, если угодно, сообщники — такие же, как и он;
Перед нами — человек, поднявшийся с самого дна общества, опьяненный мечтой о державе, "где никогда не заходит солнце", и о безграничной власти. Было бы неверно искать здесь стремление поэта воссоздать подлинный характер восточного деспота; английская действительность предоставляла ему достаточно психологического "материала" для наблюдений.
Обратная сторона быстрого общественного прогресса в Англии XVI века — появление в стране целых масс деклассированных обнищавших людей. Пестрая по своему социальному происхождению, эта группа была жертвой процесса первоначального капиталистического накопления в деревне, уничтожения некоторых феодальных и церковных привилегий, а также противоречий новой, капиталистической промышленности. Основной состав "дна" елизаветинского общества — обезземеленные вследствие "огораживаний" крестьяне; в начале века бывшие феодальные дружинники и бывшие монахи, а в конце его выброшенные на улицу наемные рабочие вливались в эту массу. Люди без определенных занятий рассматривались правительством Елизаветы как преступника, подлежащие наказанию. Однако ни промышленность, ни поставленные на буржуазную ногу аграрные хозяйства не могли поглотить поток людей, лишенных всего, кроме рук, способных держать ручку плуга и носить оружие.
Эти люди, если они не становились профессиональными преступниками, в поисках какого-либо выхода вербовались в континентальные армии, участвовали в многочисленных пиратских ("каперских", как они тогда назывались) экспедициях под началом крупных авантюристов, каким был, например, Френсис Дрейк, или служили в английских гарнизонах в бунтующей Ирландии. Вырванные из системы средневековых общественных связей, они в то же время видели изнанку новых, буржуазных отношений. Результатом этого были утрата веры во что-либо, кроме своих личных сил и способностей, озлобление против официальных верхов общества. Эгоизм этих деклассированных одиночек резко отличался от буржуазного индивидуализма — хотя бы тем, что он был выражением отчаяния, свойством психологии людей без будущего. Многие из них мечтали о завоеваниях в дальних странах. Восток привлекал их не только потому, что сулил обогащение и славу, — ведь в родной стране для них не находилось; места.
Мечты о военных подвигах и завоеваниях получили особенно мощный стимул в канун 1588 года, когда Англия готовилась к решающей схватке со своим злейшим врагом — могущественной и обширной испанской державой. Бой с "Непобедимой Армадой" — гигантским флотом, снаряженным Филиппом II, — должен был решить, сможет ли Англия разрушить империю, где "никогда не заходит солнце", и заложить основу собственного колониального могущества.
Взгляды и настроения, свойственные среде деклассированных, гонимых людей, и были реальной жизненной основой характера Тамерлана.
Однако содержание образа Тамерлана этим далеко не исчерпывается. Бунтарство и отверженность Тамерлана, подчеркнутые в самом начале трагедия, дозволили Марло придать своему герою ум и волю нового человека, освобожденного от пороков и предрассудков тысячелетнего миропорядка, от преклонения перед феодальной иерархией, от религиозного смирения — словом, высказать устами Тамерлана собственную гуманистическую программу.
В трех монологах Тамерлана — о неукротимом духе человека, о красоте и в предсмертном монологе у карты мира — отражено представление Марло о возможностях, назначении и духовной жизни обновленного человечества и каждого человека в отдельности. Тамерлан говорит, что каждый человек имеет право стремиться к лучшей участи, что сила его разума безгранична. Размышляя о сущности красоты, Тамерлан открывает в ней источник духовного подъема и очищения человека, поэзию он называет зеркалом, в котором "мы видим все высшее, что свершено людьми". "Тревожный и неукротимый дух", который природа вложила в людей, зовет их к преобразованию земли, к овладению ее богатствами. Против христианского тезиса о том, что царство подлинного счастья — лишь на небе, Тамерлан выдвигает тезис о счастье на земле, построенном человеческими руками. Умирая, он говорит о своей мечте прорыть канал, чтобы соединить Красное и Средиземное моря и тем сократить дорогу в Индию. С пафосом завоевания сливается пафос открытия новых земель:
Тамерлан мечтает о том, что не под силу одному человеку; но его сыновья должны впитать частицу "неукротимого духа" и осуществить задуманное им.
Судьба человека простого звания, который по тем или иным причинам отпал от общества и преследуется им, всегда интересовала Марло. Он сам был простолюдином по происхождению, более того, человеком, оказавшимся по доброй воле за пределами уважаемых сословий и профессий. В поэме "Геро и Леандр" он горько упрекает мир за то, что "удел ученого — нужда", что лишь "сынам Мидаса" принадлежат места в "нетленном храме Чести", а потому
Поэт посещает далекие края лишь в мечте, воплотившейся в художественных образах. В пьесе о Тамерлане Великом — своеобразном драматическом мечтании — выразилось глубокое сочувствие Марло к современному ему социально-психологическому типу человека-изгоя, к бунту одинокой сильной личности против враждебного ей мира. В трагедии выразилась и гуманистическая концепция Марло, его задушевные мысли и мечты. Вот почему образ Тамерлана, в котором соединились черты и деклассированного одиночки и гуманиста, выступающего от лица всех, кто ждет освобождения человечества, приобрел сказочный, эпически грандиозный облик.
Но характер Тамерлана в ходе трагедии не остается неизменным. Постепенно раскрываются присущие ему противоречия. Вместе с тем, обнаруживаются и противоречия гуманистических взглядов самого Марло. Шаг за шагом в Тамерлане угасают черты гуманистического идеала, все реже он становится "рупором идей" автора, в нем берут верх черты отталкивающие и страшные. В чем же противоречия Тамерлана? Они заложены уже в его первом "гуманистическом" монологе. В самом деле, если природа наделила всех людей стремлением к лучшей участи и желанием достигнуть "тайной цели — единственного полного блаженства: земной короны на своем челе", то практически это должно привести к борьбе за первенство всех против всех, к подавлению одних людей за счет власти других.
В "Тамерлане" изображен идеальный случай самоутверждения личности. К каким же результатам это приводит? Начиная с картины осады Дамаска, когда по приказу Тамерлана истребляются ни в чем не повинные жители города — старики, девушки, дети, — в пьесе все больше места отводится изображению жестокости завоевателя. Вся вторая часть "Тамерлана Великого" — это история постепенного ожесточения героя, связанного с его полным внутренним одиночеством и безнаказанностью любых его поступков. Как одержимый, он кочует с места на место, разрушает и сжигает города, истязает побежденных. Если раньше он считал себя "бичом земных царей", то теперь его ярость обрушивается на все человечество, начиная с собственного сына. Он именует себя уже "бичом и ужасом Земли". Все больше он утверждается в мысли о своем избранничестве, о том, что он — неуязвимое орудие мстительного бога, посланное покарать людей, сопротивляющихся его воле. Он подавляет волю других людей. "Свой дух ты хочешь в двух несчастных влить, — говорит Амир, его сын, — но лишь в тебе источник наших жизней". "Мы жить не сможем, если ты умрешь", — вторит ему Целебин. Жалкие и трусливые, сыновья Тамерлана впитали только отцовскую жестокость. "Когда бы трои стоял средь моря крови, я б сделал челн, чтобы к нему приплыть..." — говорит Целебин, но когда Тамерлан велит ему убить Баязида, Целебин отвечает: "Пускай его подержат — я ударю". Персу Теридаму Тамерлан обещает: "Мне равный, ты в венце багряном разделишь трон величья с Тамерланом". Но этого не происходит: Теридам в дальнейшем лишь робко пытается выражать свое мнение, он обречен на роль слуги тирана.
Среди фигур, составляющих фон пьесы, наиболее значительна Зенократа. Душевные качества ее противоположны характеру Тамерлана: она противник насилия, ожесточения, чрезмерной гордости, для нее свято то, что чуждо Тамерлану, — родная страна, родственные связи. В речах Зенократы постоянно звучит тема: "Все земное недолговечно" — недолговечны, по ее мнению, и успехи Тамерлана. Любовь к Зенократе вызывает в Тамерлане на некоторое время чувство раздвоенности, сомнение в своей правоте: "Я отдал бы весь мир, чтобы поверить, что истинная слава лишь в добре и лишь она дарит нам благородство". Зенократа — причина того, что Тамерлан в первый и последний раз щадит противника, вступает в "перемирие" с Землей. Но после смерти Зенократы все, это смягчало Тамерлана, отброшено, и он ожесточается. Победа принципов Тамерлана оборачивается его поражением.
В заключительных сценах второй части "Тамерлана Великого" вновь подчеркнуто, что личность, воюющая только за свои права, ожесточается, попирает права других людей, несет в себе семена самоуничтожения. Смерть Тамерлана происходит из-за того, что неутолимая ярость исчерпала его жизненные силы.
Если для Тамерлана вся трагедия заключена в том, что возможности его не безграничны и смерть кладет предел его завоеваниям, то для автора трагическая сущность "Тамерлана Великого" — в неизбежном столкновении интересов людей. Сочувствие к герою — бунтарю и одиночке не скрывает от Марло зловещих черт этого героя. Поэтому Тамерлан одновременно и привлекает и ужасает. Но как совместить интересы "я" и других людей, не знает и сам Марло; в этом — противоречие его гуманистических взглядов. Нового, освобожденного человека он представляет себе только освобожденным от социальных, национальных и прочих связей. Лишь в последующих произведениях Марло, в особенности в "Эдуарде II", намечается попытка решить эту проблему.
Романтика гуманистической концепции человека определила построение "Тамерлана Великого". Действие пьесы сконцентрировано вокруг одной фигуры, в то же время ее борьба за самоутверждение "развертывается на безграничных просторах. Источником, побудительной причиной действия в пьесе всегда выступает воля героя. Обстоятельства создаются Тамерланом. Азия приходит в движение из-за его честолюбивых замыслов.
Обилие действующих лиц в трагедии не нарушает ее "центростремительного" принципа. Внимание драматурга останавливается на них только на то время, когда они нужны для сопоставления с Тамерланом. Теридам, например, обрисован ярко в тот момент, когда изображается сила убеждения и обаяния, свойственные Тамерлану; в дальнейшем образ Теридама обозначен в пьесе лишь "пунктиром". Так, бесследно исчезают из пьесы многие персонажи, чья роль сводится к тому, чтобы оттенить ту или другую сторону образа Тамерлана, создать фон различных этапов его возвышения.
Подчиняя сюжет задаче как можно полнее и ярче осветить центральный образ, Марло расширяет рамки действия до мировых масштабов. Перед зрителем развертывается калейдоскопическая картина событий, происходящих в разных местах и в разное время; картина эта скреплена лишь единством героя.
Романтика гуманизма определила заостренность чувств и страстей героев, патетику их речи. Величавый стиль речи в "Тамерлане Великом" характерен обилием сравнений, гипербол, мифологических параллелей. Нерифмованный пятистопный ямб, которым написан "Тамерлан", на сцене народного театра был новинкой. Ранее он был применен в трагедии "Горбодук", но только Марло сумел преодолеть его сухость и монотонность. Вопреки традиции, требовавшей смысловой законченности каждой строки, Марло заботился о том, чтобы мысль была закончена в каждом периоде, а монологи героев состояли из ряда тщательно отшлифованных периодов. Этот принцип дал ему возможность внутри периода с гораздо большей свободой группировать смысловой материал, сокращать и удлинять фразы и все же не терять четкой стихотворной формы. Белый стих, примененный Марло вместо обычного рифмованного, перенес внимание аудитории на образ, заключенный внутри строки, и на звуковую организацию строки в целом.
Поэтические задачи, поставленные перед собой, Марло разрешил так успешно, что после "Тамерлана Великого" белый стих стал применяться в большинстве английских трагедий.
Мораль "Тамерлана" истолковывалась современниками по-разному. По христианским воззрениям исторический завоеватель Тимур был "бичом бога", то есть испытанием, посланным человечеству свыше в наказание за грехи. В трагедии выражение "бич бога" применительно к Тимуру-Тамерлану употребляется довольно часто, Но идеи пьесы невозможно было совместить с традиционными представлениями. Было очевидно, что автор испытывает симпатию к своему могучему герою. Более того, Тамерлан произносит слова:
И это "коль там он есть" автором убедительно не опровергается. Многие из современников Марло усмотрели в пьесе апофеоз тирании и безбожничества. Четыре года спустя после постановки "Тамерлана Великого" это мнение было подтверждено в послесловии к памфлету; Роберта Грина "На грош ума, купленного за миллион раскаяния". Щадя своего бывшего друга, Грин обращается к нему, не называя имени, как к "славному любимцу трагиков": "не удивляйся тому, что Грин, не раз говоривший с тобой, подобно безумцу в сердце своем, что нет бога, теперь прославляет его величие..." Грин убеждает Марло отказаться от безбожия и от поклонения тиранам, преследующим только свою личную выгоду: "... если бы люди, достигшие власти, держались правила: sic volo, sic jubeo [4], если бы было позволительно и законно, не делая различия между fas и nefas [5], соблюдать только свои выгоды, то одни тираны могли бы господствовать на земле, да и те стремились бы уничтожать друг друга до тех пор, пока из их числа не остался бы один, сильнейший, который, в свою очередь, был бы скошен смертью".
Трудно сказать, насколько Грин был прав, обвиняя Марло в атеизме. В том, что написал сам Марло, высшая точка его безбожия — это сомнение в существовании бога, а не уверенное отрицание его. Но совсем не прав Грин, отождествляя Тамерлана с идеалом Марло. Опасность, о которой говорит Грин, Марло сознавал. Разница между ними заключалась в том, что Грин "сложил оружие", отрекся от свободомыслия, а Марло продолжал поиски, оставаясь верным гуманистическим идеалам.
Вслед за "Тамерланом Великим" Марло пишет "Трагическую историю доктора Фауста" на сюжет популярной немецкой легенды о чернокнижнике, продавшем душу дьяволу. Сохранив в неприкосновенности все важнейшие эпизоды легенды, как они изложены в переводе немецкой народной книги о Фаусте, поэт придал легенде совершенно иной смысл.
Составитель народной книги — ортодоксальный лютеранин; историю Фауста, пожертвовавшего вечным спасением ради мимолетных мирских наслаждений, он рассказывает для того, чтобы предостеречь читателей "от греховного увлечения наукой, от пагубной гордыни, возникающей в людях от чрезмерного ума и недостатка в страхе божием".
В пьесе Марло с таким сочувствием изображено разочарование Фауста в современной ему науке и философии, его стремление овладеть глубочайшими тайнами природы, быть "на земле, как в небесах Юпитер", с такой силой сострадания передано отчаяние человека, вступившего в неравную схватку с несокрушимым божественным авторитетом, что фигура Фауста осветилась обаянием ума, трагической смелости, бескрайней широты помыслов.
Вступительное слово Хора указывает на своеобразие пьесы: в ней "не блеском гордых, дерзостных деяний прославит муза стих небесный свой"; судьба Фауста "добрая и злая" — это история внутреннего конфликта, завершившегося духовной гибелью. С полей битв в далекой Азии действие перенесено в кабинет Фауста. Герой пьесы предстает перед зрителем не сказочным богатырем, а обыкновенным человеком; необычайность его заключена в силе ума и чувствований. Победа свободного и одаренного человека над враждебным миром, изображенная в трагедии о скифском пастухе, в "Трагической истории доктора Фауста" — лишь мечта ученого-гуманиста. Но драматурга занимает не столько сама мечта Фауста, сколько ее воздействие на всю его духовную жизнь. "Фауст" Марло — философско-психологическая драма; наибольших высот художественности автор достигает, изображая героя в моменты напряженных раздумий, в минуты экстаза, отчаяния, сомнений. Гуманистической романтикой пронизано изображение душевного разлада Фауста; в этой сфере фантастические картины общения с дьяволом придают драматическую яркость и значительность внутренней борьбе Фауста, не лишая ее психологической убедительности. Когда же "черная магия" переходит в область реальной жизни, когда показываются "чудеса" Фауста, романтический пафос исчезает, уступая место иронии, фарсовой шутливости, где волшебство только фокус.
Во вступлении четко и кратко очерчена судьба героя при помощи своеобразного мифологического "эпиграфа". Если лейтмотивом "Тамерлана Великого" служит миф о трагической попытке Фаэтона править солнечной колесницей, то Фауст уподоблен легендарному Икару, взлетевшему на крыльях слишком высоко в небо и тем погубившему себя. Дерзкий полет мысли Фауста нарушил неприкосновенность святилища бога, "и небо обрекло его на гибель".
В первом монологе Фауста высказывается уже знакомая нам гуманистическая концепция "неукротимого духа": неограниченная свобода личности, беспредельные возможности познания вселенной, власть человека над землей. Воодушевленный таким идеалом, Фауст с чувством глубокого разочарования подводит итог достижениям современной науки: она служит мелким, ничтожным целям, полна "мертвой шелухи", заражена корыстным духом.
Фауст обращается к священному писанию — и в нем видит несовместимые с гуманистическим идеалом догмы. Оно принижает человека, твердя о первородном грехе. Идея церковной благодати, конечно, чужда Фаусту: она противоречит вере в личную, самодовлеющую ценность человека. Несовместим с гуманистической мечтой о свободе личности и фатализм кальвинистского догмата об абсолютном предопределении.
Характерно для Фауста, человека XVI века, что, резко критикуя библию и христианское богословие, он в то же время мечтает уподобиться богу, рисует свой идеал в библейских красках.
Фауст хочет обладать возможностью повторить библейские чудеса: "чтоб луна упала с небес иль океан всю землю залил". Подписывая договор с дьяволом, Фауст сравнивает себя с Христом, воплощающимся из человека в бога.
Не менее характерно для Фауста — гуманиста эпохи Возрождения, — что его мечты связаны с современными общественными вопросами, "...они (гуманисты. — А. П.) почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим" [6].
Фауст хочет изгнать католические армии из восставших Нидерландов, объединить распавшуюся на множество мелких государств Германию, уничтожить дух аскетизма в университетах — все это практические и прогрессивные цели. Но Фауст возлагает все свои надежды на силу знания. При помощи обычных, уже подвластных Фаусту научных средств идеал его не может быть достигнут. В соответствии с легендой Фауст Марло обращается к магии. Это — понятный, исторически обусловленный путь в эпоху, когда естествознание находилось еще в младенческом возрасте и научные представления были полны теологической непоследовательности, соединялись с фантастикой и суевериями. Многие гуманисты пытались преодолеть отсталость науки, "перескочить" через нее, прямо "к абсолютному" знанию, обращаясь к оккультным наукам, увлекаясь алхимией, астрологией. В глазах современников это означало союз с дьяволом, отпадение от бога.
В трагедии путешествие Фауста в область "демонического" — это этапы психологического развития образа, а не подлинная история. Не случайно искусство мага рисуется в красках, скорее подходящих для изображения творческого процесса художника, который создает свой собственный мир — иллюзорный, но подвластный ему:
Заклинания Фауста не имеют подлинной магической силы: демоническое существо появляется по собственной воле. Как уже говорилось, "чудеса", которые Фауст совершает, продав душу дьяволу, изображены с нарочитой иронией: Мефистофель с ловкостью фокусника прикрепляет к голове рыцаря рога, подает из-за сцены виноград; несложен трюк с "оторванной" ногой и т. д. В сценах фаустовских "чудес" сыплются потешные оплеухи и подзатыльники, это — балаган.
Так же как трудно признать или оспорить атеизм Марло, нельзя с определенностью сказать, признавал ли Марло существование таинственных демонических сил или нет. Ясно одно: мировоззрению поэта совершенно чуждо суеверие, наивный демонологизм, объясняющий фокусы, внушение и вообще все непонятные явления, не освященные церковью, вмешательством дьявола. Отказ от традиционного понимания демонизма выразился в самом Мефистофеле Марло. Мефистофель не враг людского рода, уловляющий души из-за извечной злобы; он "скорбный дух", познавший ужасы отверженности, обитатель духовного, не материального ада. "Спутников в горе иметь — утешенье страдальца", — говорит он, объясняя причину — своего прихода за душой Фауста. Он — старший брат Фауста, овладевший колоссальными знаниями и не нашедший в них утешения; с холодной жестокостью и сарказмом он комментирует падение Фауста, повторяющего его собственную судьбу.
Независимо от магии, заклинаний и проклятия, еще до встречи с Мефистофелем Фауст выступил как бунтарь, противник бога. Но он этого отчетливо не сознавал. В аналогичном случае Тамерлан — по существу, противник христианства — тешит себя мыслью о том, что он "бич бога", его орудие.
Заклятия, борьба, доброго и злого ангелов за душу Фауста договор с Люцифером и последующие встречи с Мефистофелем — за всем этим стоит психологическая драма Фауста, постепенное осознание им глубины разрыва своих идеалов с господствующим "божественным" авторитетом, с освященным религией моральным кодексом, а следовательно, и с обществом, где религия считалась основанием государства и глубоко укоренилась в сознании огромного большинства людей.
Вначале Фауст не верит в мрачные предсказания Мефистофеля, не страшится слова "осужденье": ад будет для него раем в обществе единомышленников, да и вообще ад — "басня", Но постепенно нарастает кризис; Фауст утрачивает оптимизм; ему непосильно отречение от бога, сознательное и полное. Непоследовательность и противоречивость душевных состояний, ощущение раздвоенности, все растущее одиночество, отъединение от людей — это ступени интеллектуального ада, по которым он спускается.
Чрезвычайно существенным и органичным элементом драмы о Фаусте являются вставные сценки, прерывающие и пародирующие трагическое действие. Возможно, что некоторые из них не принадлежат перу Марло, а являются позднейшими вставками. Но нет сомнения, что в замысел трагедии эти сцены вошли. Идеальные, психологические противоречия Фауста оттенены здесь картинами быта социального дна. Если Фауст отпадает от общества по идейным причинам, то бедняк-шут, обовшивевший и голодный, готов продать свою душу кому угодно за баранью ногу или горсть монет. Невежественный конюх, наслышавшись о чернокнижниках-ученых, о "мире сокровищ и восторгов", на свой лад толкует гуманистический идеал: его мечта — кухарка Ненси Спит и бесплатная выпивка во всех кабаках Европы.
Фауст ищет утраченное спокойствие и веру в прежние идеалы. Сомнения на время утихают, когда Люцифер показывает ему аллегорическое шествие семи смертных грехов. Как в средневековом моралите, персонифицированные грехи несут свои атрибуты и произносят речи. Исследование пороков человечества удовлетворяет любознательность Фауста и отвлекает от главной проблемы. Но ненадолго. Он делает попытку угасить "сомнения, что раздирают душу", вызвав дух Елены Спартанской.
Образу Фауста Марло присуща особенность, подмеченная у шекспировских героев Пушкиным: Шекспир "...никогда не боится скомпрометировать свое действующее лицо, — он заставляет его говорить со всею жизненной непринужденностью, ибо уверен, что в свое время и в своем месте он заставит это лицо найти язык, соответствующий его характеру" [7]. После подъема первых сцен трагедии Фауст надолго покидает патетические высоты; он выступает в комических эпизодах; речь его стилистически снижена. Но уже в сцене с лошадиным барышником совершенно внезапно — и ненадолго — прерывается бытовая интонация.
"Пошел прочь, негодяй! Коновал я тебе, что ли?"— и в следующей строке:
И вот время и место найдены: Фауст произносит монолог, обращенный к духу Елены — духу античной красоты, которая вдохновляла не одно поколение гуманистов:
Не виданный еще в английской поэзии шедевр вложен в уста Фауста. Монолог пронизан двумя противоречивыми ощущениями: восторгом и предчувствием несчастья. Красота Елены и гибель Трои, бессмертие в красоте и смерть от ее пылающего лика, спокойная синева и грозный огонь сплелись воедино. Полный внутреннего движения и контрастов, монолог в то же время обладает безупречной архитектоникой. Торжественность стиля соединена со страстной, нервной, иногда отрывистой интонацией. Фауста не оставляет предчувствие грядущей беды: он хочет биться за Елену, как Парис; но Троя пала.
В последних сценах усиливается мотив одиночества Фауста; он как прокаженный. "Ах, милый мой товарищ... Если б я жил с тобой неразлучно, я здравствовал бы и поныне". Он "...вел чересчур уединенную жизнь". Фауст обречен, на него обращен гнев бога. В предсмертном монологе Фауста поэзия Марло вновь подымается на огромную высоту. Стены кабинета Фауста как бы раздвигаются, он стоит лицом к лицу со всем миром: небом, океаном, землей, звездами. Более чем когда-либо, речь Фауста исполнена волнения, отчаяния, страха. Шестьдесят строк монолога вмещают переживания последнего часа его жизни. Бой часов делает физически ощутимым ход времени. Последние слова Фауста раздаются на фоне похоронных двенадцати ударов. Фауст обращается к Времени, Судьбе (звездам), богу и Люциферу с мольбой пощадить его. Снова он испытывает ощущение раздвоенности: "О, я к богу рвусь! Кто же тянет вниз меня?" Библейские образы смешиваются с образами "Любовных элегий" Овидия; течение стиха прерывается возгласами. Фауст готов отказаться от своих знаний: "Я книги все сожгу!" Но умирает он, не примирившись с богом: его последний крик — "О, Мефистофель!". В этом возгласе слиты укор, ужас и призыв.
По сравнению с "Народной книгой" "Трагическая история доктора Фауста" — апология гуманизма; но изображенный в пьесе гуманистический индивидуализм трагичен, поскольку в поисках личной свободы и личной власти над миром он приводит к бунту против несокрушимого еще авторитета, к одиночеству, утрате целостности сознания, к духовной катастрофе,
"Трагическая история доктора Фауста" — образец синтеза средневековых народных и гуманистических традиций в английской драме. "Фауст" обращен к народной аудитории — и Марло щедро вводит в пьесу элементы средневекового театра: аллегорическое шествие семи смертных грехов, прения доброго и злого ангела и др.; он следует за сюжетом народной легенды, изображая духов, демонов. Все это было привычной, знакомой драматической формой для его аудитории, облегчало понимание идейного замысла пьесы. Марло обрамляет трагедию выступлениями Хора, в которых, говоря как бы от имени массы, разделяющей традиционные религиозные взгляды, он подсказывает своей аудитории сочувствие к судьбе героя.
Важно отметить, что развитие характера Фауста внешне не всегда противоречит религиозному, христианскому истолкованию судьбы чародея. Например, неизбежная гибель Фауста, невозможность его примирения с богом с христианской точки зрения объясняется тем, что Фауст по свободно принятому решению предался душой и телом дьяволу и тем самым совершил неискупимый грех. Однако ход развития характера подчинен не теологическим "законам", а психологической правде; Фауст — не орудие дьявола, не воплощение греха отпадения от бога, он — живой, страдающий человек, представленный главным образом с внутренней, а не внешней стороны, в единстве противоречивых черт. В этом заключено новаторство гуманистической драмы Марло.
Рационалистическое свободомыслие по отношению к церкви и религии было результатом сложного и мучительного процесса для Марло, в течение долгих лет погруженного в атмосферу богословской жизни. Выступая за раскрепощение личности от гнета религиозного авторитета, от освященной церковью сословной морали, Марло отвергает основное в средневековой идеологии. В то же время космология Птоломея, а не Коперника, физиология Гиппократа, а не современных Марло предшественников Гарвея определяют облик вселенной и человека в его ранних пьесах.
В годы первых театральных успехов Марло приобретает новых друзей, общение с которыми углубляет его религиозный скептицизм. Это была группа людей, близких к сэру Уолтеру Роли. Роли — яркая фигура в английской общественной жизни конца XVI века. Он был философом, поэтом, историком, крупным военным деятелем; одно время он пользовался расположением королевы, но подвергся опале. Конец жизни (уже в царствование Якова I) он провел в Тауэре — тюрьме для государственных преступников, был ложно обвинен в заговоре против короля и в возрасте шестидесяти шести лет казнен (1618). Обаяние личности Роли заключалось в широте его взглядов, энциклопедичности (впрочем, иногда поверхностной) знаний, в исследовательском складе его беспокойной натуры. Уолтер Роли был тонким ценителем поэзии и остроумным критиком. Однажды он познакомился с небольшим стихотворением Марло, озаглавленным "Страстный пастух — своей возлюбленной". Тема "приглашения к любви", прозвучавшая с большой эмоциональной силой в "Дидоне", где царица молит Энея о любви, суля ему несметные богатства, всеобщее поклонение, драгоценные доспехи, и в "Тамерлане Великом", где влюбленный Тамерлан рисует перед Зенократой картину ожидающего ее великолепия, в "Страстном пастухе" переложена в совершенно иной ключ. В традициях пасторальной поэзии красноречивый пастух приглашает прекрасную нимфу стать его подругой и узнать радости простой деревенской жизни, позолоченной лишь поэтическим воображением. Однако среди благ, которые обещает условный "пастушок" своей милой, — туфельки с пряжками из чистого золота, плащ с янтарными пуговицами. Изящество и легкость течения стиха, лаконичная изысканность описаний создали известность этому стихотворению. Вскоре Роли написал "Ответ нимфы" и в нем посмеялся над поэтическими условностями пасторального жанра; его "нимфа" гораздо лучше знает, что такое жизнь на лоне природы, чем "пастух" Марло. Она отказывается от его приглашения, так как зимой ручьи замерзают, поля покрываются снегом, а пастухи убегают домой, спасаясь от холода.
В кружке Роли, кроме Марло, наиболее примечателен Томас Хэриот (1560-1621) — выдающийся ученый, которому принадлежат крупные открытия в ряде отраслей знания. Хэриот внес много нового в алгебру, предвосхитил Декарта в разработке некоторых положений аналитической геометрии, одним из первых применил для наблюдения звезд телескоп, обменивался с Кеплером письмами о проблемах оптики. Судя по дошедшим до нас сведениям, Марло чрезвычайно высоко ценил Хэриота. Новаторский подход к естественнонаучным проблемам, характерный для кружка Роли, получил сравнительно небольшой отклик в пьесах Марло. Его привлекла наиболее опасная, тщательно скрываемая от постороннего глаза тема собеседований в кружке — критическое чтение библии. Известно, что Марло во время одной из встреч прочел некий "атеистический" реферат, однако о содержании его можно только гадать. Можно думать, что члены кружка Роли были склонны к рационалистическому объяснению библейских чудес.
Среди людей, с которыми Марло поддерживал отношения, оставался и Томас Уолсингем, после смерти своего старшего брата унаследовавший родовое состояние и обширное поместье. Уже в 1589 году дружеские связи Марло с одним из приближенных Уолсингема поэтом Томасом Уотсоном привели его в Ньюгейт — лондонскую уголовную тюрьму. Томас Уотсон находился в ссоре с неким Уильямом Брэдли и угрожал ему расправой. Брэдли подал в суд жалобу, но расследование не успело начаться: Брэдли был убит Уотсоном на Финсберийском поле близ театра "Куртина". В поединке участвовал и Марло. В Ньюгейте Марло пробыл недолго, так как Уотсона и его оправдали.
Трагедия "Мальтийский еврей" открывает собой второй период творчества Марло, характерный стремлением поэта преодолеть противоречия гуманистического индивидуализма. Поиски шли одновременно в нескольких направлениях. Первое из них — обличительное; оно было связано с так называемым "макиавеллизмом". Крупнейшее произведение Никколо Макиавелли "Государь" в конце XVI столетия все еще не было переведено на английский язык, а было известно, главным образом, по пересказам и памфлетам, в которых учение Макиавелли предавалось анафеме. В "Государе" Макиавелли, выступая с прогрессивной идеей объединения Италии, утверждает, что для достижения этой цели пригодны и достойны любые средства — вплоть до убийства, клятвопреступления и т. д. В Англии политическое учение Макиавелли интерпретировалось как проповедь всеобщего аморализма в политике и в частной жизни. Так, по-видимому, понимал слово "макиавеллизм" и Марло. Его "макиавеллисты" — Варавва ("Мальтийский еврей)", Мортимер Младший (трагедия "Эдуард II"), Гиз (трагедия "Парижская резня") — это уродливо разросшиеся личности, аморальные и антигуманные во всех своих проявлениях: в сфере духовной, семейной, политической. Обличая "макиавеллизм", Марло углубляет социальные характеристики персонажей и ставит в связь хищнический индивидуализм с буржуазным стяжательством (Варавва), с феодально-аристократическим своекорыстием в политике (Мортимер, Гиз). С особенной силой Марло обличает низменность средств, к которым прибегают "макиавеллисты" для достижения своих целей: убийства чужими руками, предательство, бесстыдная лесть и лицемерие. Такой индивидуализм глубоко нужд индивидуализму ранних героев Марло, но именно он является реальной и грозной силой.
Другое направление поисков — это попытки создать положительные образы, которые были бы лишены противоречий Тамерлана и Фауста. В них на первый план выступают человечность, душевное благородство, естественность и чистота чувств, стремление к правде. Таковы Авигея ("Мальтийский еврей"), Кент и юный принц Эдуард ("Эдуард II"), Рамус ("Парижская резня"). Эти герои преодолевают одиночество, им свойственна целостность характера. Но как раз отсутствие противоречий в этих героях придает им пассивность, статичность; они лишены яркости и силы.
Третий путь — это стремление Марло подойти с новой оценкой к сложным, противоречивым характерам, показать их на фоне реальной общественной жизни и мерой личности сделать ее отношение к обществу. На этом пути Марло впервые находит возможности обособить в ранее безликой народной массе отдельные фигуры. Если в "Фаусте" народная оценка героя была вынесена за пределы действия в комментарий Хора, то в "Эдуарде II" эту роль выполняет эпизодический, но колоритный драматический персонаж — косарь. Трагедия "Эдуард II", оставаясь трагедией личности, открывает путь для исторических драм в шекспировском духе.
Эволюция гуманистических взглядов Марло сопровождалась постепенным ослаблением его интереса к собственно богословским вопросам за счет более пристального внимания к социальным аспектам религии. В "Мальтийском еврее" рационалистическая критика христианства соседствует с обличением ханжества христиан. В "Эдуарде II" и "Парижской резне" религия выступает только как фактор общественно-политической борьбы.
"Мальтийский еврей" в том виде, в каком эта трагедия дошла до нас, по всей вероятности, представляет собой руины первоначального текста Марло. Третий, четвертый и пятый акты резко отличаются от двух первых огрублением образов и искусственностью ситуаций. Однако двух актов достаточно, чтобы вызвать интерес читателя к своеобразному замыслу трагедии и ее герою.
Дух Макиавелли, выступающий в прологе, утверждает, что его принципы распространены гораздо шире, чем обычно полагают. И действительно, мир, изображенный в трагедии, пропитан сверху, донизу ядом стяжательства, лицемерия и эгоизма. Герой "Мальтийского еврея" — один из худших представителей этого мира. Природные интеллектуальные его силы обращены во зло, он — враг человечества и своих сородичей. Особенность трагедии заключена в том, что Варавва — аморальный хищник и лицемер — одновременно и разоблачитель себе подобных. В саркастических репликах и монологах Вараввы обнажается своекорыстная подоплека напускного благочестия правителей Мальты — рыцарей монашеского ордена. Ядовитая ирония Вараввы — это голос самого Марло.
Трагедия "Эдуард II", написанная в 1592 году, во многих отношениях отличается от предыдущих пьес Марло. Впервые сюжетом его произведения стал эпизод национальной истории. Марло стремится к тому, чтобы развитие действия соответствовало историческим фактам (как они дошли до него в хронике английского историка Холиншеда) и редко прибегает к домыслу. Исчезли свойственные ранее персонажам Марло гигантские масштабы помыслов и поступков. Образы трагедии, уменьшившись в пропорциях, выиграли в "объемности": почти каждый из них — живая индивидуальность, освещенная с разных сторон.
Но, несмотря на новизну тематики и стиля, "Эдуард II" близок к предыдущей трагедии существом проблем. Король Эдуард II и его политический враг лорд Мортимер Младший — каждый по-своему одержимы эгоистическими желаниями. Безвольный и порывистый король переживает одно за другим увлечения молодыми людьми, поднятыми им из безвестности до высших государственных должностей. Любимцы целиком поглощают его внимание; ради Гевестона и Спенсера он готов принести в жертву интересы страны; это возбуждает против него справедливое негодование. Мортимер Младший, напротив, маскирует свое властолюбие и на словах — поборник интересов Англии и справедливости. Однако, свергнув короля, он снимает личину и ведет себя как тиран. Король, обреченный на скорую гибель, униженный и одинокий, освобождается от эгоистических страстей и стоически принимает смерть. Мортимер, после недолгого триумфа сброшенный с трона на плаху, уходит из жизни, не изменив своей философии ни на йоту.
В "Эдуарде II" обнаруживается знаменательная переоценка ценностей. Личная воля и способности героя, игравшие огромную, — подчас решающую роль в ранних пьесах Марло, в "Эдуарде II" приводят к успеху лишь при условии, еслиаони опираются на реальные общественные силы.
После непоправимых ошибок к такому выводу приходит король. Вся деятельность Мортимера Младшего основана на молчаливом признании этого факта. Используя общественное мнение, военную мощь баронов, льстя народу, макиавеллист Мортимер — овладевает троном. Благородный, честный Кент гибнет, пытаясь в одиночку спасти короля. Беспомощен справедливый принц Эдуард, пока он, взойдя на трон, не получает поддержки страны. Так в разных эпизодах трагедии варьируется основная мысль: мера личности — в ее отношении к обществу.
В последней пьесе Марло "Парижская резня" эта идея получает дальнейшее развитие, приобретает конкретное политическое содержание. Изображая гражданскую войну во Франции, кровавое избиение французских протестантов-гугенотов католиками, победу; короля-гугенота Генриха Наваррского, драматург отчетливее, чем в "Эдуарде II", связывает стремление положительных героев к справедливости с их общественной позицией. С другой стороны, заострилось обличение антигуманности индивидуализма, опирающегося на реакционные социальные силы.
Персонажи "Парижской резни" образуют как бы два групповых портрета: лагеря католиков и лагеря гугенотов. Каждый из персонажей, входящих в ту или иную группу, обрисован скупо, фрагментарно; в нем скрадываются индивидуальные черты за счет свойств, характерных для группы в целом, В "Парижской резне" католикам свойственны аристократическое высокомерие, жестокость, религиозная нетерпимость, преступный "макиавеллизм" в политике. Наиболее значительная и активная фигура в католическом лагере — герцог Гиз, характер которого детально разработан драматургом. Гиз воплощает в себе все отрицательные качества католиков, но главное в нем — безграничный эгоизм и властолюбие. Гугеноты изображены как гонимые жертвы аристократического произвола, как люди, одушевленные идеей общего блага, сильные своей сплоченностью. Положительный герой "Парижской резни" Генрих Наваррский лишен каких-либо индивидуалистических черт; его сила — в справедливом в своих целях общественном движении.
Сочувствие Марло целиком на стороне гугенотов, однако оно не носит религиозного характера. В единственном эпизоде пьесы, где гугенот и католик (Рамус и герцог Гиз) вступают в идейный поединок, спор идет не о существе религиозных догматов. Гиз бросает Рамусу обвинение в том, что тот не подчиняется авторитетам, опровергает "все аксиомы мудрых докторов". Гуманистический рационалистический тезис Рамуса: "Аргумент, основанный на авторитете, не строг", Гиз "опровергает" тем, что приказывает убить оппонента. Аристократ Гиз против сына угольщика Рамуса, насилие против силы разума, хищнический индивидуализм против гуманизма — в этом, а не в религиозных вопросах, заключается существо конфликта "Парижской резни" и здесь Марло делает свой выбор.
По-видимому, в начале 1593 года у Марло возникает замысел большой поэмы на античный сюжет — "Геро и Леандр". К весне были готовы две первые ее части.
На этот раз произведение Марло обращено не к пестрой народной театральной аудитории, а к сравнительно узкому кругу знатоков поэзии и образованной придворно-аристократической среде. Здесь придавалось большое значение "искусству" в поэзии, то есть умению поразить воображение филигранной отделкой стиха, сложным мифологическим сравнением, предполагающим высокую культуру читателя, изяществом выражения. Всеми этими качествами обладает "Геро и Леандр". Поэтическая ткань поэмы, более чем когда-либо у Марло, насыщена мифологическими образами; иногда они образуют целую цепь (например, в описании красоты Леандра); зачастую поэт нарочито усложняет мифологическое сравнение описательным оборотом: кентавров он называет "косматыми существами, порожденными грешным Иксионом", использует мелкие детали античного эпоса ("как жезл Цирцеи, был он станом строен") или даже выдумывает такие детали, чтобы намекнуть на менее известные варианты древних легенд. Искушенному читателю должно было быть понятно, например, что Нептун, подарив Леандру браслет Геллы, совершает как бы обряд обручения.
Плавные периоды поэмы скреплены созвучиями парных рифм; фраза, свободно расположенная а строках, в нужных случаях легко "кристаллизуется" в афористичных, синтаксически законченных двустишиях; четкая, даже жесткая ритмозвуковая основа поэмы усиливает ощущение непринужденности интонации, субъективной, авторской свободы в изложении. Поэтому так легко вплетаются в сюжет авторские отступления, иронические сентенции.
Стиль "Геро и Леандра" несет явственный отпечаток условности. По античной легенде, Геро и Леандр — идиллически наивные существа, любовь их безыскусственна, как проста и естественна окружающая их природа. Геро и Леандр Марло наделены лишь условной простотой, сквозь которую проступают черты совсем иные. "Юная жрица" носит ожерелье из простых камешков — и роскошное одеяние с модными в XVI веке сюжетными вышивками на рукавах, драгоценную обувь с хитроумным механическим приспособлением. Леандр, не обладающий, как предполагается, любовным опытом, обращается к Геро с любовной речью, "как ритор изощренный". До минимума сведен пейзаж; краски живой природы уступают место мифологическим аллегориям и яркому, но мертвенному сиянию хрусталя, золота, алмаза. Марло и не стремится скрыть условности поэмы. Целым рядом деталей он дает почувствовать, что на сюжетной канве легенды выткана история любви современных ему героев. Геро напоминает не жрицу, а аристократку XVI века, Леандр — юношу невысокого социального положения, наделенного, помимо красоты, острым умом и красноречием, "Богиня, увлеченная пастухом" — так иносказательно подчеркивается социальное неравенство героев. Но этот мотив подчинен главному — защите любви, свободной от средневековой аскетической морали. В страстной и вместе с тем чуть-чуть иронической речи Леандра против девства заключена огромная полемическая сила, по достоинству оцененная современниками Марло. Отрицание "божественности" аскетического идеала было вызовом, кощунством с точки зрения религиозного англичанина XVI века.
В "Геро и Леандро" с первых строк звучит и трагическая тема. Леандр должен погибнуть. Как и в "Эдуарде II", падение героя связано с патологической страстью — на этот раз Нептуна к Леандру — значение этого аспекта поэмы нельзя недооценивать: здесь творчество Марло частично соприкасается с литературой эпохи кризиса и упадка гуманизма. Тема патологических страстей и безумия героев то с большей, то с меньшей силой выступает в "Дидоне", "Тамерлане Великом" и "Эдуарде II". Правда, она нигде не занимает ведущего места. Трагизм Марло определяется иными проблемами, он проникнут пафосом борьбы за гуманистический идеал. И все же даже резко отрицательные герои трагедий Марло второго периода — Варавва, Мортимер, Гиз — обладают долей темного обаяния, В "Геро и Леандре" возникает еще одна, ранее несвойственная Марло тема — всевластие судьбы, господство страстей над разумом. Рядом с ясными пластическими образами время от времени появляются образы излишне отвлеченные, поражающие прежде всего выдумкой и неожиданностью.
Поэму "Геро и Лоаидр" Марло закончить не удалось. Этому помешали надвинувшиеся грозные события.
Марло уже в течение некоторого времени находился под наблюдением тайной полиции. В середине мая 1593 года в руки "наблюдателей" попали новые порочащие Марло сведения.
В эти дни лондонская полиция занялась расследованием важного "дела": в городе начались волнения подмастерьев, были обнаружены бунтовщические прокламации. Во время поисков авторов и издателей прокламаций полиция заподозрила драматурга Роберта Кида и произвела обыск у него на квартире. Крамольных листков не было; но среди рукописей Кида был найден трактат, содержащий различные еретические высказывания; эта находка заинтересовала полицию в высшей степени. Кид был арестован и при аресте показал, что трактат является собственностью Марло, с которым он, Кид, жил раньше в одной комнате. При ближайшем рассмотрении рукопись оказалась изложением еретических взглядов унитарианца Джона Эштона, осужденного в 1549 году.
18 мая 1593 года Тайный совет постановил арестовать Марло. В это время поэт находился в Скэдбери, в доме Томаса Уолсингема. Из Скэдбери констебль доставил Марло в Лондон. Однако официального разбирательства не последовало. Марло дал подписку о невыезде: он должен был ежедневно являться в Тайный совет.
В мае в Лондоне началась очередная вспышка эпидемии чумы. Видимо, поэтому Марло направился в Дептфорд — местечко в трех милях от Лондона, на берегу Темзы. Дептфорд был местом загородных прогулок лондонцев; на реке близ Дептфорда стоял на вечном приколе знаменитый корабль "Золотой олень", на котором флотоводец, пират и путешественник Френсис Дрейк совершил кругосветное плавание.
Прошло еще несколько дней — и грянул новый удар, опаснее предыдущего. Тайным советом был получен донос на Марло, подписанный Ричардом Бейнзом. Бейнз передавал о Марло сведения, которые, если бы они подтвердились, привели бы поэта на эшафот. Донос Бейнза напоминает беспорядочный конспект разговора с Марло. Вкратце пункты обвинения сводятся к следующему: Кристофер Марло кощунственно отрицает богодухновенность священного писания; пророк Моисей лишь дурачил своими фокусами невежественных евреев — "Хэриот может сделать то же". Марло отрицает божественность Христа: он-де не родной, но вполне земной сын Иосифа; Христос распутничал с сестрами из Вифании и с Иоанном Богословом, а иудеи знали, что делали, когда предпочли разбойника Варавву Христу; он, Марло, называет протестантов лицемерами и ханжами, и католицизм правится ему больше из-за торжественности службы, красивого пения; более того, он утверждает, что мог бы основать новую религию, лучшую, чем все другие. "Чудовищные" мнения Марло касаются и христианских представлений о сотворении мира: он якобы утверждает, что христианская космогония не согласуется с историей, и есть доказательства, что человек существовал шестнадцать тысяч лет тому назад, в то время как по библии первый человек был создан всего шесть тысяч лет назад. Марло якобы считает, что фальшивомонетчики имеют столько же нрав выпускать деньги, что и сама королева. Важным пунктом доноса Бейнза было обвинение Марло в том, что свой "атеизм" он распространяет среди знакомых и ему удалось "совратить" еще несколько человек.
К доносу Бейнза, разумеется, нельзя относиться как точному документу. Однако, если отбросить оскорбительную для христиан, вызывающую форму насмешек, приписанных Марло, нельзя не заметить, что дух этих высказываний близок идеям, выраженным во многих произведениях Марло. Многое, в чем Бейнз обвиняет Марло, тот мог говорить.
Бейнзу вторит Кид: в письме к лорду-хранителю большой печати Пакерингу он заявляет, что Марло-де известен своим атеизмом и часто открыто говорил о Христе в крайне непочтительных выражениях; возражать не приходилось из-за крутого нрава Марло, скорого на расправу. Но письмо Кида уже не могло повредить Марло; оно было написано после событий, происшедших 30 мая в Дептфорде.
В этот день Марло встретился в одной из таверн Дептфорда с тремя людьми: Ингремом Фрайзером, Николасом Скирсом и Робертом Поули. Все трое пользовались очень дурной славой. Ингрем Фрайзер, доверенное лицо леди Уолсингем, был известен мошенничествами, разорившими не одну жертву; Скирс был его помощником и, вероятно, агентом тайной полиции. Роберт Поули считался крупной фигурой в полицейском мире. Провокатор и осведомитель, он оказал важные услуги короне, сыграв крупную роль в раскрытии католического заговора Бэбингтона; Поули постоянно использовался для заграничных поручений. В Дептфорд он приехал, только что возвратись из очередного секретного вояжа.
В таверне, принадлежащей вдове Элеоноре Булль, лондонцы провели целый день. Уединившись в одной из комнат, они беседовали до обеда. После обеда разговор продолжался в саду, к ужину все вернулись в дом. Когда был подан счет, Марло лежал на постели, остальные сидели на скамье у стола. Возник спор. Пояс Фрайзера с кинжалом (обычная принадлежность туалета англичан XVI века) висел на спинке скамьи. Марло, как впоследствии показали участники этой встречи, якобы нанес кинжалом легкий удар Фрайзеру... Остальное — в докладе коронера, который опирался на показания трех заведомых негодяев, мастеров грязных дел; они знали, что суд поверит любой сказке, которую они придумают, — и не ошиблись.
Мы не знаем, кому именно была нужна "нечаянная" смерть Марло. Быть может, Уолсингемы, связанные тайными отношениями с шотландским королем Яковом Стюартом (будущим королем Англии), опасались нежелательных признаний Марло в застенке; быть может, Тайный совет считал полезным до расследования дела об "атеизме" Марло устранить его. Так или иначе, в Дептфорде или Лондоне жизнь вольнодумца и еретика должна была оборваться. Первого июня 1593 года тело Марло было поспешно похоронено на кладбище Дептфорда.
В историю английской литературы Кристофер Марло вошел как смелый реформатор в искусстве, как революционер. В его первых пьесах — "Тамерлане Великом" и "Трагической истории доктора Фауста" — гуманистический идеал выступил в открытом конфликте с основами средневековой феодальной идеологии и прежде всего с религией и сословной моралью. Ни до, ни после Марло английская гуманистическая литература не знала столь резкого отрицания религиозного авторитета, социальных и моральных запретов, сковывающих разум и волю личности. Вместе с тем, осознание не только внешних, но и внутренних противоречий идеала свободной личности подвело Марло к грани, за которой возможен распад гуманистической идеологии. В этом смысле Марло, являясь хронологически предшественником Шекспира в драме, иногда оказывается ближе его к литературе эпохи кризиса английского гуманизма. Возможность такого индивидуального "перелета" внутри общего литературного процесса не должна удивлять. Английский гуманизм развивался в эпоху позднего Возрождения, поэтому одновременное существование разных по степени зрелости форм гуманизма не было редкостью. Так, например, на рубеже XVII века создаются зрелые гуманистические трагедии Шекспира, талантливые и сложные произведения Джона Донна, чье творчество отмечено чертами кризиса гуманизма, и комедии Бена Джонсона, обозначившие крайнюю точку развития народного гуманистического театра.
Однако на опасной грани Марло колеблется, главным образом, в первый период своего творчества — в пору создания "Тамерлана Великого" и "Фауста". В дальнейшем эволюция взглядов Марло пошла в направлении, близком к основному руслу развития английского демократического гуманизма.
Романтика гуманистического идеала оказала формирующее воздействие на ранние пьесы Марло. Впитав в себя разнородные литературные традиции, стиль этих пьес стал, в свою очередь, источником подражаний и плодотворного развития в английской драме. "Тамерлан Великий" оказал несомненное влияние на пьесы "Альфонс, король Арагона" Роберта Грина, "Битва при Алькасаре" Джорджа Пиля, "Раны гражданской войны" Томаса Лоджа. Во всех этих пьесах взяты за образец стремительное и многоплановое действии, титанизм центрального образа, экзотичность обстановки, величавый декламационный стиль, свойственные "Тамерлану Великому".
Непосредственным откликом на "Фауста" была пьеса Грина "Монах Бэкон и монах Бэнгей", посвященная злоключениям ученого-чародея. Однако пьеса Грина лишена трагизма и, в сущности, неглубока. Философско-психологическая драма, основанная Марло, получила развитие (правда, утратив богоборческую направленность) в творчестве Шекспира и, прежде всего, в "Гамлете".
Произведения второго периода, в особенности "Мальтийский еврей" и "Эдуард II", были использованы в народном театре во всем объеме их проблем и драматических средств. Несомненно, что образ Шейлока в "Венецианском купце" Шекспира многим обязан образу Вараввы. Трагический фарс, где злодей выступает и как разоблачитель и является центральной "пружиной" действия, нашел замечательного интерпретатора в лице Джонсона — автора "Вольпоне" и "Падения Сеяна". Варавва стоит первым в ряду многочисленных "макиавеллистов" английского театра XVI-XVII веков.
"Эдуард II" во многом близок развивающемуся в 90-е годы жанру драматических хроник. Шекспир, который создал все лучшее в этом жанре, обязан также "Эдуарду II" (точнее, образу Мортимера Младшего) и замыслом образа Ричарда III в одноименной трагедии.
В первый период творчества Марло были созданы наиболее значительные его произведения. В них Марло вступил в области, которые и впоследствии были доступны лишь немногим исключительно одаренным художникам. Тамерлан и Фауст — не только открытия колоссальных положительных потенций личности; в этих образах открылись огромные разрушительные силы, заключенные в человеке: перспектива ожесточения, одичания сильной личности, подавления его воли и свободы других людей; открылась перспектива губительного конфликта человека с самим собой под непреодолимой тяжестью враждебных ему сил. Легенда о Фаусте стала "найденной" формой, в которой выразились наиболее сложные внутренние проблемы европейской интеллигенции последующих эпох — через оптимистическое толкование Гете к трагизму "Доктора Фаустуса" Манна. А Тамерлан? Гете, как и Марло, придал восточный облик чертам западного героя. Его Тамерлан — набросок характера наполеоновского склада, в котором Гете видел воплощенное движение истории, сверхличное начало, соразмерное лишь силам природы. Поэтому Тамерлан Гете несет в себе прежде всего идею исторического прогресса, которым оправданы бесчисленные жертвы.
Однако для людей середины XX века в "восточно-западном" комплексе, каким литературная традиция сделала образ Тамерлана, собственный исторический опыт выдвигает на первый план не гетеискую идею, не пафос утверждения личности, а зловещие черты насилия и самоистребления.
Трагическое в пьесах Марло, отражая противоречия эпохи, вместе с тем неразрывно связано с личной судьбой поэта. "Totus mu ad us agit histnonein" ("Весь мир лицедействует") — эта надпись над входом в знаменитый театр "Глобус" передает острое ощущение современниками Шекспира и Марло драматичности эпохи. Марло наравне со своими героями принял участие в этой драме, и его гибель приобрела более широкий и значительный смысл, чем факт личной биографии. Поэтому эпитафией и герою и автору звучат для нас заключительные слова Хора в "Трагической истории доктора Фауста":
Тамерлан великий[8]
Перевод Э. Линецкой (Часть первая)
Перевод Е. Полонской (Часть вторая)
Часть первая
ПРОЛОГ
Действующие лица
Микет, персидский царь.
Хосров, его брат.
Ортигий, Кеней — придворные персидского царя.
Меандр, Менафон, Теридам — военачальники персидского царя.
Тамерлан, скифский пастух.
Техелл, Узумхазан — его военачальники.
Агид, Магнет — мидийские вельможи.
Каполин, египетский военачальник.
Баязид, турецкий султан.
Аравийский царь.
Фесский царь.
Марокканский царь.
Алжирский царь.
Египетский султан.
Правитель Дамаска.
Филем, гонец.
Зенократа, дочь египетского султана.
Аниппа, ее служанка.
Забина, турецкая султанша.
Эбея, ее служанка.
Дамасские девушки.
АКТ I
Микет
Хосров
Микет
Меандр
Микет
Меандр
Микет
Хосров
Микет
Теридам
Микет
Теридам
Микет
Хосров
Микет
Хосров
Микет
Хосров
Микет
Менафон
Хосров
Менафон
Хосров
Менафон
Ортигий
Кеней
Хосров
Ортигий
Все
Хосров
Ортигий
Хосров
Ортигий
Все
Тамерлан
Зенократа
Магнет
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Тамерлан
Зенократа
Агид
Магнет
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Воин
Тамерлан
Воин
Тамерлан
Агид
Тамерлан
Воин
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Техелл
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Агид
Тамерлан
Зенократа
АКТ II
Хосров
Менафон
Хосров
Ортигий
Кеней
Хосров
Менафон
Микет
Меандр
Разведчик
Меандр
Микет
Меандр
Микет
Меандр
Микет
Хосров
Тамерлан
Теридам
Техелл
Хосров
Тамерлан
Вестник
Хосров
Тамерлан
Хосров
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Микет
Тамерлан
Хосров
Меандр
Хосров
Ортигий
Хосров
Меандр
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Узумхазан
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Хосров
Меандр
Ортигий
Хосров
Хосров
Тамерлан
Теридам
Техелл
Узумхазан
Хосров
Тамерлан
Все
Тамерлан
Все
Тамерлан
АКТ III
Баязид
Фесский царь
Баязид
Паша
Алжирский царь
Баязид
Марокканский царь
Баязид
Фесский царь
Баязид
Агид
Зенократа
Агид
Зенократа
Агид
Зенократа
Агид
Зенократа
Агид
Зенократа
Агид
Техелл
Агид
Техелл
Узумхазан
Техелл
Тамерлан
Паша
Техелл
Тамерлан
Паша
Тамерлан
Узумхазан
Теридам
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Фесский царь
Марокканский царь
Алжирский царь
Баязид
Техелл
Теридам
Узумхазан
Тамерлан
Баязид
Забина
Тамерлан
Зенократа
Баязид
Тамерлан
Баязид
Забина
Зенократа
Забина
Зенократа
Забина
Эбея
Зенократа
Аниппа
Зенократа
Забина
Зенократа
Забина
Зенократа
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Забина
Теридам
Забина
Теридам
Тамерлан
Забина
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Забина
Тамерлан
АКТ IV
Султан
Вестник
Султан
Вестник
Султан
Вестник
Султан
Вестник
Султан
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Забина
Техелл
Тамерлан
Зенократа
Аниппа
Баязид
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Султан
Аравийский царь
Султан
Аравийский царь
Султан
Каполин
Аравийский царь
Султан
Тамерлан
Баязид
Тамерлан
Баязид
Забина
Зенократа
Тамерлан
Техелл
Не слушай их, госпожа: брань для них вроде освежающего напитка.
Теридам
Но если бы ты, господин, приказал дать им еды, это освежило бы их еще больше.
Тамерлан
Что ж ты не ешь, собака? Иль ты так изнежен, что не можешь есть собственное мясо?
Баязид
Пусть легионы злых духов разорвут тебя на клочья!
Узумхазан
Да знаешь ли ты, гнус, с кем ты говорить?
Тамерлан
Ну, ну, оставь его. На, ешь: возьми мясо с моего меча, или я воткну его тебе в сердце.
Теридам
Господин, он затоптал мясо ногами!
Тамерлан
Подними его, червь, и съешь, или я заставлю тебя срезать мясо с твоих собственных рук, изжарить и сожрать.
Узумхазан
Лучше пусть он заколет свою жену: тогда он сможет наесться до отвала, и у него хватит запасов на целый месяц.
Тамерлан
Вот тебе мой кинжал: разделай ее, пока она жирная, а не то смотри, отощает от горя и станет несъедобной.
Теридам
А Магомет стерпит это?
Техелл
Раз не может помешать, значит, стерпит.
Тамерлан
Ешьте, друзья, ешьте! Как! Баязид не съел ни кусочка? Должно быть, его сегодня не поили. Эй, дать ему воды!
Постись на здоровье, пока голод не приневолит тебя есть. Правда, Зенократа, лучшего развлечения во время пира, чем эти турки, не придумаешь?
Зенократа
Да, господин.
Теридам
Я бы не променял его ни на какую музыку.
Тамерлан
Но музыка развеселила бы Зенократу. Почему ты так печальна, Зенократа? Хочешь, я заставлю турка спеть тебе песню? Скажи мне, что с тобой?
Зенократа
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Ешь, раб, и гордись тем, что Тамерлан дает тебе еду со своего блюда.
Баязид
Забина
Тамерлан
На, турок; хочешь чистую миску?
Баязид
Да, тиран; и еще мяса.
Тамерлан
Не жадничай, будь воздержанным, иначе объешься.
Теридам
Обязательно объестся, тем более что он обленился и совсем не двигается.
Тамерлан
Теридам, Техелл, Узумхазан, хотите полакомиться этими кушаньями?
Теридам
Еще бы, господин! Но прикасаться к ним подобает только царям.
Техелл
Пусть услаждают они Тамерлана, а с нас довольно и смотреть на них.
Тамерлан
Итак, не хватает только корон египетского султана, царя Аравии и правителя Дамаска. Возьмите эти венцы, мои данники, и клянитесь мне в верности. Ты, Теридам, будешь царем Алжира, ты, Техелл, царем Фесским, ты, Узумхазан, царем Марокко. Что скажешь на это, турок? Они не твои данники.
Баязид
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
АКТ V
Правитель
Первая девушка
Правитель
Вторая девушка
Правитель
Тамерлан
Первая девушка
Тамерлан
Первая девушка
Тамерлан
Девушки
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Слуга
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Баязид
Забина
Баязид
Забина
Баязид
Забина
Баязид
Забина
Дать ему вина? Нет, ни за что! Принесите молока и огня, и я снова дам ему свою кровь. Разорвите меня на часта, подайте мне молнию на острие меча! Долой его! Долой! Ступай к моему сыну! Убирайся вон! Вон! Вон! О, пощадите этого младенца! Пощадите его! Пощадите! И я, я, Забина, разговариваю с ней! Солнце закатилось, реки побелели, покраснели, почернели — смотрите, смотрите, смотрите! Брось мясо ему в лицо! Тамерлан, Тамерлан, Тамерлан! Пусть воинов похоронят! Ад! Смерть, Тамерлан, ад! Подайте мне носилки, трон, драгоценности! Я иду, иду, иду!
Зенократа
Аниппа
Зенократа
Аниппа
Зенократа
Филем
Зенократа
Аравийский царь
Зенократа
Аравийский царь
Тамерлан
Зенократа
Султан
Тамерлан
Султан
Тамерлан
Султан
Тамерлан
Зенократа
Теридам
Техелл
Узумхазан
Тамерлан
Часть вторая
ПРОЛОГ
Действующие лица
Тамерлан, царь Персидский.
Халиф, Амир, Целебан — его сыновья.
Теридам, царь Алжирский.
Техелл, царь Фесский.
Оркан, царь Анатолийский.
Узумхазан, царь Марокканский.
Царь Трапезундский.
Царь Сирийский.
Царь Иерусалимский.
Царь Амадийский.
Газелл, наместник Бейрута.
Урибасса.
Сигизмунд, король мадьярский.
Фредерик, Болдуин — правители Буды и Богемии.
Пердик, слуга Халифа.
Правитель Вавилона.
Максим.
Калапин, сын Баязида.
Альмеда, его тюремщик.
Врачи.
Комендант Басеоры.
Его сын.
Военачальник.
Вельможи, горожане, воины и т. д.
Зенократа, супруга Тамерлана.
Олимпия, жена коменданта Бассоры.
Турецкие наложницы.
АКТ I
Оркан
Газелл
Урибасса
Оркан
Газелл
Оркан
Сигизмунд
Оркан
Сигизмунд
Газелл
Фредерик
Оркан
Сигизмунд
Оркан
Сигизмунд
Оркан
Сигизмунд
Оркан
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Отлично. Но скажи, господин, ежели я отпущу тебя, сдержишь ли ты слово? Стану ли я царем в награду за мои старанья?
Калапин
Альмеда
Калапин
Альмеда
Калапин
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Целебин
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Калиф
Тамерлан
Зенократа
Целебин
Тамерлан
Целебин
Тамерлан
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
АКТ II
Сигизмунд
Фредерик
Сигизмунд
Болдуин
Сигизмунд
Фредерик
Сигизмунд
Оркан
Газелл
Урибасса
Вестник
Оркан
Газелл
Оркан
Сигизмунд
Оркан
Газелл
Оркан
Газелл
Оркан
Урибасса
Оркан
Тамерлан
Врачи
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Зенократа
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
АКТ III
Оркан
Калапин Кирикелиб, иначе Кибелий, сын и наследник покойного могучего султана Баязида, волей бога и пророка его Магомета царь Анатолийский и Иерусалимский, Трапезундский и Сирийский, Амадийский, Фракийский, Иллирийский, Карманийский[101] и ста тридцати других царств, подвластных его могущественному родителю! Да здравствует Калапин, повелитель Турции!
Калапин
Оркан
Царь Иерусалимский
Царь Трапезундский
Царь Сирийский
Оркан
Калапин
Альмеда
Этого не требуется, государь, чтобы стать царем: ведь Тамерлан был сыном пастуха.
Царь Иерусалимский
Калапин
Альмеда
Тамерлан
Халиф
Амир
Целебин
Тамерлан
Халиф
Амир
Целебин
Тамерлан
Халиф
Тамерлан
Халиф
Не знаю, что и думать. Мне кажется, что горестное зрелище.
Целебин
Амир
И меня, государь!
Тамерлан
Так подойди, малыш, и дай мне руку.
Целебин
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Теридам
Техелл
Воины
Теридам
Комендант
Теридам
Комендант
Техелл
Теридам
Техелл
Комендант
Теридам
Саперы
Техелл
Теридам
Техелл
Олимпия
Комендант
Олимпия
Сын
Олимпия
Теридам
Олимпия
Техелл
Олимпия
Теридам
Олимпия
Техелл
Теридам
Олимпия
Техелл
Теридам
Гонец
Калапин
Оркан
Калапин
Царь Иерусалимский
Оркан
Царь Трапезундский
Царь Сирийский
Калапин
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Оркан
Тамерлан
Калапин
Царь Иерусалимский
Калапин
Тамерлан
Эй, Калапин, я надену тебе ярмо на шею, чтобы ты не убежал снова. Больше мне не придется тебя ловить.
Оркан
Царь Трапезундский
Царь Сирийский
Тамерлан
Целебин
Тамерлан
Калапин
Оркан
Альмеда
Господин, позволь принять его.
Калапин
Ты спрашиваешь у него дозволения? Вот венец! Бери его!
Тамерлан
Эй ты, бери хоть полдюжины. Ну вот, теперь ты царь, и тебе необходим герб.
Оркан
Он и получит его; на нем будет твоя голова.
Тамерлан
Нет, лучше пусть на его знамени будет связка ключей, чтобы он помнил, что был тюремщиком, и чтобы я, поймав его, мог вышибить этими ключами мозги из его головы, а вас запереть в конюшне после того, как вы вернетесь, обливаясь потом под бременем моей колесницы!
Царь Трапезундский
Довольно! Скорее в бой, чтобы покончить с негодяем!
Тамерлан
Эй, приготовить бичи и подать колесницу к моему шатру, ибо сразу, как окончится сражение, я, победитель, торжественно объеду всю нашу стоянку.
Теридам
Да, владыка: это тюремщик Калапина.
Тамерлан
Что ж, теперь он царь. Следи за ним, Теридам, во время боя, а не то, по примеру безумного персидского царя, он спрячет свой венец.
Царь Сирийский
Нет, Тамерлан, ему не придется этого делать, ручаюсь тебе.
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Оркан
АКТ IV
Амир
Целебин
Амир
Халиф
Амир
Халиф
Целебин
Халиф
Амир
Халиф
Амир
Халиф
Пердик
Я здесь, господин.
Халиф
Сыграем в карты, чтобы убить время.
Пердик
Как повелишь, господин; а на что мы будем играть?
Халиф
Кто выиграет, тот первый поцелует самую красивую из турецких султанш, когда мой отец возьмет их в плен.
Пердик
Согласен, клянусь!
Халиф
Они говорят, Пердик, что я трус, а меня так же мало пугает их трескотня, их мечи и пушки, как голая женщина в золотой сетке, когда она, боясь напугать меня, снимает эту сетку и ложится со мной.
Пердик
Подобный страх, господин, никогда не обратил бы тебя в бегство.
Халиф
Хотел бы я, чтобы отец как-нибудь испытал мои достоинства в таком сражении.
Что там за суматоха? Должно быть, кто-нибудь из них ранен.
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Теридам
Техелл и Узумхазан
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Оркан
Царь Иерусалимский
Тамерлан
Воины
Царь Иерусалимский
Оркан
Царь Трапезундский
Царь Сирийский
Тамерлан
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Олимпия
Теридам
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Оркан
Теридам
Техелл
Узумхазан
Целебин
Царь Иерусалимский
Тамерлан
Воины
Тамерлан
Воины
Тамерлан
Оркан
Тамерлан
Тамерлан
Царь Иерусалимский
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
АКТ V
Правитель
Максим
Правитель
Горожанин
Правитель
2-й горожанин
Правитель
Теридам
Правитель
Техелл
Правитель
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Правитель
Тамерлан
Правитель
Тамерлан
Правитель
Тамерлан
Правитель
Тамерлан
Царь Трапезундский
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Оркан
Царь Иерусалимский
Амир
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Теридам
Правитель Вавилона
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Хазан
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Калапин
Царь Амадийский
Калапин
Царь Амадийский
Военачальник
Калапин
Теридам
Техелл
Узумхазан
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
1-й врач
Тамерлан
1-й врач
Тамерлан
Гонец
Государь! Юный Калапин, недавно разбитый вашим величеством, ныне собрал свежее войско и, узнав, что вас нет в лагере, собирается напасть на нас.
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Тамерлан
Амир
Целебин
Тамерлан
Теридам
Тамерлан
Амир
Тамерлан
Теридам
Амир
Тамерлан
Узумхазан
Тамерлан
Техелл
Тамерлан
Амир
Трагическая история доктора Фауста[130]
Перевод Е. Бируковой
Действующие лица
Хор.
Доктор Фауст.
Папа.
Кардинал Лотарингский.
Император.
Герцог Ангальтский.
Герцогиня Ангальтская.
Вальдес, Корнелий — друзья Фауста.
Вагнер, слуга Фауста.
Робин.
Ралф.
Шут.
Трактирщик.
Лошадиный барышник.
Рыцарь, Старик — из свиты императора.
1-й студент.
2-й студент.
3-й студент.
Монахи, свита и пр.
Люцифер.
Вельзевул.
Мефистофель.
Добрый ангел.
Злой ангел.
Семь смертных грехов.
Дьяволы.
Духи, принявшие образ Александра Великого, его супруги и Елены Троянской.тельство художе
АКТ I
Хор
СЦЕНА 1
Фауст
"Si peccasse negamus fallimur et nulla est in nobis veritas"[149] —
"Если мы говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас".
Так, значит, мы должны грешить и, следовательно, умереть.
Вагнер
Фауст
Добрый ангел
Злой ангел
Фауст
Вальдес
Фауст
Корнелий
Фауст
Вальдес
Корнелий
Вальдес
Фауст
СЦЕНА 2
Первый студент
Хотел бы я знать, что сталось с Фаустом. Ведь еще недавно его "Sic probo!"[163] гремели в наших аудиториях.
Второй студент
Сейчас узнаем: смотри, вот идет его слуга.
Первый студент
Ну, что, любезный, где твой хозяин?
Вагнер
Это одному богу известно.
Второй студент
Как! Ты не знаешь?
Вагнер
Как же, знаю. Но такое следствие не вытекает.
Первый студент
Ну, полно тебе, любезный, брось свои шутки и скажи нам, где он.
Вагнер
Из ваших аргументов отнюдь не вытекает, что вам как лиценциату[164] надлежит на этом настаивать. Итак, признайте свою ошибку и впредь будьте осмотрительней,
Второй студент
Да разве ты нам не сказал, что знаешь?
Вагнер
А есть тому свидетели?
Первый студент
Да, любезный, я сам слышал, как ты это говорил.
Вагнер
Спросите у моего сообщника, вор я или нет.
Второй студент
Так ты не хочешь нам сказать?
Вагнер
Скажу, сударь, скажу. Но не будь вы ослами, вы никогда не задали бы мне подобного вопроса. Разве хозяин мой не есть corpus naturale[165], а следовательно, mobile?[166] Так зачем же было задавать мне такой вопрос? Не будь я по природе флегматик, которого трудновато разозлить, но легко склонить к распутству, то есть, я хотел сказать, к любви, — не подойти бы вам сейчас и на сорок шагов к месту казни, хоть я и не сомневаюсь, что вы оба будете повешены в одну из ближайших сессий[167]. Теперь, разбив вас наголову, я напущу на себя вид пуританина и заговорю вот так
поистине, мои дорогие братья, мой хозяин сейчас дома за трапезой в обществе Вальдеса и Корнелия, и если бы вино обладало даром речи, оно сообщило бы об этом вам, милостивые государи. Итак, да благословит вас господь и да соблюдет и да сохранит вас, мои дорогие братья, мои дражайшие братья.
Первый студент
Вот оно как! Боюсь, что он предался проклятой науке, из-за которой оба его друга стяжали дурную славу во всем мире.
Второй студент
Даже будь он чужеземцем или посторонним человеком, я и то бы сокрушался о нем. Пойдем-ка расскажем об этом ректору; быть может, он своими мудрыми увещаниями образумит Фауста.
Первый студент
Второй студент
СЦЕНА 3
Фауст
"Sint mihi Dei Acherontis propitii[171]! Valeat numen triplex Jehovae! Ignei, aerii, aquatani spiritus, salvete! Orientis princeps Belzebub[172], inferni ardentis monarcha, et Demogorgon, propitiamusvos, ut appareat et surgat Mephistophilis. Quid tu moraris? Per Jehovam, Gehennam et consecratam aquam quam nunc spargo, signumque crucis quod nunc facio, et per vota nostra, ipse nunc surgat nobis dicatus Mephistophilis"[173].
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
СЦЕНА 4
Вагнер
Эй, молодчик, пойди-ка сюда.
Шут
Что это еще за молодчик! Черт побери! Много вы встречали молодчиков с бородкой клинышком вроде моей? Хорош молодчик!
Вагнер
Скажи, любезный, ты вхож сюда?
Шут
Вхожу и выхожу. Можете удостовериться.
Вагнер
Ах ты жалкая тварь! Посмотрите, как этот оборвыш веселится в своей наготе! Мошенник гол, без работы и так голоден, что охотно отдал бы душу черту за баранью ногу, хотя бы и сырую!
Шут
Что? Отдать душу черту за баранью ногу, хотя бы и сырую? Ну нет, милый друг, клянусь святой девой, уж если так дорого за нее платить, то она должна быть хорошо поджарена и под вкусным соусом.
Вагнер
Ладно, хочешь поступить ко мне на службу? Ты будешь у меня ходить, как qui mihi discipulus[179].
Шут
Как! В стихах?
Вагнер
Нет, любезный, в истрепанных шелках и в шляпе на вшивой башке.
Шут
Как! Как! Во вшивой шляпе? А я думал, что вам ее оставил в наследство ваш отец. Слышите? Мне жалко лишать вас вашего добра.
Вагнер
Дурень! Я сказал: в шляпе на вшивой башке!
Шут
Ох! Ох! Вшивая башка! Уж не значит ли это, что, если я поступлю к вам в слуги, меня будут жрать вши?
Вагнер
Конечно, будут, все равно, поступишь ты ко мне или нет. Однако, любезный, перестань зубоскалить и сейчас же поступай в мое распоряжение на семь лет, а не то я превращу всех твоих вшей в домовых, и они растерзают тебя на клочки.
Шут
Скажите пожалуйста! Но можете не трудиться, сударь: они и без того у меня как дома. Черт подери! Они так на мне хозяйничают, словно платят за обед и выпивку.
Вагнер
Слушай, любезный, бери-ка эти флорины.
Шут
Хлорины? Это что еще за штука?
Вагнер
Как что? Французские кроны.
Шут
Провалиться мне, если во французских кронах больше толку, чем в английских жетонах! На что мне они?
Вагнер
Как на что, плут? Тебе дается час на размышленья, а потом тебя отыщет дьявол, куда бы ты ни спрятался.
Шут
Нет, нет, берите назад ваши хлорины.
Вагнер
Клянусь, ни за что не возьму!
Шут
Клянусь, вы их возьмете!
Вагнер
Будьте свидетелями, что я дал их ему.
Шут
Будьте свидетелями, что я возвратил их ему.
Вагнер
Прекрасно, я сейчас позову двух дьяволов, и они живо утащат тебя. Балиол! Белчер!
Шут
Пусть только придут ваш Балиол и ваш Белчер, я их так отлуплю, как никто еще не лупил с тех пор, как они ходят в дьяволах. Знаете, что обо мне будут говорить, если я убью одного из них? "Посмотри вон на того рослого молодца в шароварах. Он убил дьявола!" Пожалуй, во всем приходе меня будут величать дьяволоубийцей.
Вагнер
Балиол, Белчер! Духи, прочь!
Шут
Ну, что, ушли они? Пропади они пропадом! У них чертовски длинные когти. Это были дьявол и дьяволица. Я научу вас, как их распознавать: у дьявола рога, а у дьяволицы раздвоенные копытца на ногах.
Вагнер
Ну, плут, иди за мной.
Шут
Послушайте-ка: если я стану вашим слугой, вы меня научите вызывать Баниоса и Белчеоса?
Вагнер
Я научу тебя превращаться во всякую всячину; в собаку, в кота, в мышь или крысу, во все что угодно.
Шут
Как! Христианина — в собаку или в кота, в мышь или в крысу! Ну, нет, сударь. Если уж вам угодно превратить меня во что-нибудь, пусть я стану маленькой хорошенькой резвой блошкой, чтобы мог я прыгать здесь и там по всяким местам. О, я таки пощекочу смазливых бабенок под юбками, ей-богу, не отвяжусь от них.
Вагнер
Ладно, любезный; идем.
Шут
Но, послушайте, Вагнер...
Вагнер
Опять? Балиол, Белчер!
Шут
О господи! Прошу вас, сударь, оставьте вы в покое этих Балиола и Белчера.
Вагнер
Дурень! Зови меня: мейстер Вагнер, и чтоб твой левый глаз был диаметрально устремлен на мою правую пятку, quasi vestigiis nostris insistere[180].
Шут
Прости, господи, он мелет трескучий вздор по-голландски. Ладно, последую за ним. Уж буду служить ему — ничего не поделаешь.
АКТ II
СЦЕНА 1
Фауст
Добрый ангел
Фауст
Добрый ангел
Злой ангел
Добрый ангел
Злой ангел
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Мефистофель возвращается с дьяволами, которые дают Фаусту короны, богатые одежды, танцуют и затем удаляются.
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Во-первых, Фауст может быть духом по образу и сущности.
Во-вторых, Мефистофель будет его слугой и будет полностью подчинен ему.
В-третьих, Мефистофель будет ему служить и доставать все, что он пожелает.
В-четвертых, Мефистофель будет незримо пребывать в его комнате или в доме.
И, наконец, он будет являться названному Иоганну Фаусту в любое время и во всяком образе и подобии, какие последнему будут угодны.
Я, Иоганн Фауст из Виттенберга, доктор, на вышеозначенных условиях отдаю свою душу, и тело Люциферу, князю Востока, и слуге его Мефистофелю, и засим по истечении двадцати четырех лет, при соблюдении вышеупомянутых условий, предоставляю им полное право послать за означенным Иоганном Фаустом и забрать его душу и тело, плоть и кровь, а также его имущество в свое обиталище, где бы оно ни находилось.
Подписано мною:
Иоганн Фауст".
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мне хотелось бы еще иметь книгу, где я мог бы найти все знаки и планеты небесные и познать их движения и расположенье.
Мефистофель
Фауст
Нет, ты дай мне еще одну книгу, и с меня будет достаточно, книгу, где я мог бы найти все растения, травы и деревья, какие только есть на земле.
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
СЦЕНА 2
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Добрый ангел
Злой ангел
Фауст
Злой ангел
Фауст
Мефистофель
Фауст
Но не одно ли, скажи, у них у всех движение — situ et tempora?[191]
Мефистофель
Все совокупно совершают движение с востока на запад в двадцать четыре часа вокруг полюсов мира, но движутся с различной скоростью вокруг полюсов Зодиака[192].
Фауст
Одно свершается в теченье суток. Другое таково: Сатурн совершает его в тридцать лет, Юпитер — в двенадцать, Марс — в четыре года[193], Солнце, Венера и Меркурий — в год, Луна — в двадцать восемь дней. Э, да это мудрость для новичков! Скажи мне, присуща ли каждой сфере своя власть или intelligentia?[194]
Мефистофель
Да.
Фауст
Сколько же всего небес или сфер?
Мефистофель
Девять: сферы семи планет, твердь и эмпирей.
Фауст
Так. Ответь теперь на следующий мой вопрос: почему соединения и противостояния планет, аспекты[195], а также затмения не происходят все одновременно: в некоторые годы их бывает больше, в другие — меньше?
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Злой ангел
Добрый ангел
Злой ангел
Добрый ангел
Фауст
Люцифер
Фауст
Люцифер
Фауст
Люцифер
Фауст
Люцифер
Поступай так — и мы щедро наградим тебя. Фауст, мы пришли из ада, чтобы тебя развлечь. Садись. Сейчас ты увидишь все семь смертных грехов в их подлинном облике.
Фауст
Люцифер
Не говори о рае, о сотворении мира, но смотри внимательно. Говори, о дьяволе и больше ни о чем. Отойди в сторону!
Ну, Фауст, спроси, как их зовут и каковы их наклонности.
Фауст
Гордость
Я — Гордость. Гнушаюсь мыслью, что у меня могли быть родители. Я подобна Овидиевой блохе[197]: могу забраться в любую складочку тела девки. Иной раз, как парик, я восседаю у нее на лбу или подобно вееру из перьев целую ее в губы. Право же, я это делаю... Да чего только я не делаю?.. Фу, фу! Как здесь воняет! Я не скажу больше ни слова, пока пол не польют духами и не устелют драгоценными коврами.
Фауст
Ты, вторая, кто будешь?
Алчность
Я — Алчность; родилась я от старого скряги в ветхой кожаной мошне; и мне так хотелось бы, чтобы этот дом со всеми его обитателями превратился в золото, — тут я и упрятала бы вас в свой сундук! О, любезное мое золото!
Фауст
Ты, третья, кто будешь?
Ярость
Я — Ярость. Нет у меня ни отца, ни матери. Я выскочила из львиной пасти, когда мне было всего полчаса от роду, и с той поры ношусь по всему свету с этими рапирами и сама себя поражаю, когда мне не с кем драться. Я родилась в аду, и, думается, один из вас должен быть мне отцом.
Фауст
Ты, четвертая, кто будешь?
Зависть
Я — Зависть. Отец мой трубочист, а мать торговка устрицами. Я не умею читать и потому хотела бы, чтоб сожгли все книги на свете! Я худею, когда вижу, как другие едят. О, если бы на весь мир напал голод и уморил всех людей, а я одна осталась бы в живых! Вот тогда бы я разжирела! Но почему ты сидишь, а я должна стоять? Проклятье на твою голову!
Фауст
Прочь, завистливая гадина! Ты, пятая, кто будешь?
Чревоугодие
Кто я? Я, сударь, Чревоугодие. Все мои родные умерли, не оставив мне ни гроша, черт возьми! И вот я получаю только скудное содержание: всего каких-нибудь тридцать обедов в день да десяток прохладительных, но это сущие пустяки, — еле-еле перебиваюсь. О, ведь я царского рода. Мой дедушка — свиной окорок; моя бабушка — бочка кларета; мои крестные отцы — Питер Маринованная Селедка и Мартин Вяленая Солонина[198]. Ну, а моя крестная была веселой особой, и по всем городам и селам ее крепко любили. Она звалась миссис Марджери Мартовское пиво. Теперь, Фауст, ты знаешь весь мой род. Не угостишь ли меня ужином?
Фауст
Ну, нет. Пусть тебя скорей повесят, а не то ты сожрешь все мои припасы.
Чревоугодие
Чтоб тебя удавил дьявол!
Фауст
Сама удавись, обжора! Ты, шестая, кто будешь?
Леность
Я — Леность. Родилась я на солнечном побережье и всю жизнь только и делаю, что там валяюсь. Вы причинили мне изрядную неприятность, заставив прийти сюда. Пусть Чревоугодие и Распутство доставят меня обратно. Больше не скажу ни слова, хоть бы вы меня озолотили.
Фауст
А вы кто будете, госпожа жеманница, седьмая и последняя?
Распутство
Кто я, сударь? Я та, кому дюймовый кусочек сырой баранины милей, чем аршинный кусище жареной трески, и мое имя — Распутство — прямо на лбу у меня написано.
Люцифер
Прочь, прочь отсюда! В ад!
Фауст
Люцифер
Фауст
Люцифер
Фауст
Люцифер
Фауст
АКТ III
Пролог
Хор[199]
СЦЕНА 1
Рим.
Фауст
Мефистофель
Да, Фауст, и чтобы нам ни в чем не терпеть недостатка, я занял покои его святейшества.
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Папа
Монсеньер Лотарингский, благоволите приблизиться.
Фауст
Приступайте, и удави вас дьявол, если вам что-нибудь достанется.
Папа
Что такое? Кто это сказал? Братья, осмотритесь по сторонам.
Монахи
С разрешения вашего святейшества, здесь никого нет.
Папа
Монсеньер, вот изысканное блюдо; его прислал мне Миланский епископ.
Фауст
Благодарю покорно.
Папа
Что это? Кто у меня вдруг похитил яство? Вы ослепли? Монсеньер, это блюдо мне прислал Флорентийский кардинал.
Фауст
Вы сказали правду. Я его съем!
Папа
Опять? Монсеньер, я пью за вашу милость.
Фауст
За вашу милость!
Кардинал Лотарингский
Святой отец, это, верно, какая-нибудь душа только что ускользнула из чистилища и пришла просить отпущения грехов у вашего святейшества.
Папа
Возможно, что это так. Отслужим панихиду, чтобы усмирить ее неистовство. Монсеньер, еще раз прошу вас, кушайте.
Фауст
Мефистофель
Право, не знаю. Нас предадут проклятью с колокольным звоном, пением и свечами.[207]
Фауст
Первый монах
Братия, приступим с благоговением к священному обряду.
Maledicat Dominus![208]
Будь проклят тот, кто похитил пищу со Стола святого отца. Maledicat Dominus!
Будь проклят тот, кто ударил святого отца по ланите! Maledicat Dominus!
Будь проклят тот, кто ударил брата Сандело по тонзуре! Maledicat Dominus!
Будь проклят тот, кто нарушил святую сию панихиду! Maledicat Domimis!
Будь проклят тот, кто унес вино у святого отца! Maledicat Dominus! Et omnes sancti! Amen![209]
СЦЕНА 2
Робин
Вот здорово! Я стянул у доктора Фауста одну волшебную книгу и, ей-богу, поищу там каких-нибудь этаких кругов себе по вкусу. Теперь я заставлю всех девушек нашего прихода плясать для моего увеселения в чем мать родила. Уж насмотрюсь я всякой всячины, — мне раньше и во сне такое не снилось!
Ралф
Робин, иди же скорей! Там один господин ждет не дождется лошади и требует, чтобы вычистили ему платье и сапоги. Он из-за этого сцепился с хозяйкой, и она послала меня за тобой. Ступай-ка поживей.
Робин
Прочь, прочь, Ралф! А не то взлетишь на воздух, и тебя разорвет на клочки! Прочь! Я занят чертовски страшным делом.
Ралф
Ну, полно, чего ты там возишься с этой книгой? Ведь ты не умеешь читать.
Робин
А вот умею! И хозяин с хозяйкой в том сами убедятся; он почувствует это у себя на лбу, а она у себя на кровати. Она затем и родилась, чтоб выдержать меня — иначе ни к черту не годно все мое искусство.
Ралф
Скажи, Робин, что это за книга?
Робин
Что за книга? Это самая зловредная из всех колдовских книг, какие только выдумал бурый дьявол.
Ралф
И ты можешь заклинать по ней?
Робин
Могу вытворять с ее помощью все что угодно. Во-первых, могу сделать так, что ты даром напьешься допьяна иппокрасом[210] в любом кабаке Европы. Вот тебе образец моего колдовства.
Ралф
Господин пастор сказывал, что все это, мол, чепуха.
Робин
Верно говорю, Ралф. И мало того, Ралф: ежели тебе по сердцу наша судомойка Нен Спит, — ты сможешь в полночь вертеть ее и так и этак, — она и не пикнет.
Ралф
О славный Робин! Нен Спит будет моей, и я буду вертеть ею, как захочу? В таком случае я готов по гроб жизни даром кормить твоего дьявола лошадиным хлебом[211].
Робин
Ни слова больше, любезный Ралф. Пойдем и вычистим сапоги, чтобы они не висели у нас над душой, а потом за дело — начнем заклинать во имя дьявола.
СЦЕНА 3
Робин
Ну, Ралф, не говорил ли я тебе, что эта книга доктора Фауста раз навсегда уладит наши с тобой дела? Ecce signum[212], для конюхов это прямо клад: лошади наши не будут есть сена, покуда будет так продолжаться.
Ралф
Смотри, Робин, вот идет трактирщик.
Робин
Тсс! Я его обморочу самым сверхъестественным манером.
Хозяин, надеюсь, вы получили по счету сполна? Да хранит вас господь! Идем, Ралф.
Трактирщик
Стойте, сударь. Послушайте, что я вам скажу. Мне надобно получить с вас за кубок, пока вы еще не уехали.
Робин
Мне — платить за кубок? Ралф! Мне — за кубок? Плюю вам в глаза! Вы самый настоящий... Мне — за кубок? Обыщите меня.
Трактирщик
С вашего позволения, я это сделаю, сударь.
Робин
Ну, что вы теперь скажете?
Трактирщик
Мне надобно шепнуть два словечка вашему товарищу. За вами очередь, сударь.
Ралф
За мной, сударь, за мной! Ищите себе на здоровье.
Ну, сударь, стыд вам и срам, что вы возводите напраслину на честных людей.
Трактирщик
Что ни говорите, а кубок у одного из вас.
Робин
Врешь, малый, он передо мной.
Я вам покажу, любезный, как клеветать на честных людей. Посторонитесь! Я проучу вас за этот кубок! Посторонитесь, говорю вам! Заклинаю вас именем Вельзевула!
Береги кубок, Ралф!
Трактирщик
Что это значит, любезный?
Робин
Сейчас узнаете, что это значит.
"Sanc tobulorum Periphrasticon"[213] Попляшете вы у меня, господин трактирщик.
Береги кубок, Ралф!
"Polypragmos Belseborams framanto pacostiphos tostu, Mephistophilis", etc[214].
Трактирщик
О nomine Domine[215]. Что это значит, Робин? У тебя нет кубка?
Робин
Peccatum peccatorum[216]. Вот твой кубок, добрый трактирщик. (Отдает кубок трактирщику, тот уходит.) Misericordia pro nobis![217] Что мне делать? Милый черт, прости меня, — я больше никогда не буду обкрадывать твою библиотеку.
Мефистофель
Робин
Как! Из Константинополя? Вы проделали немалый путь! Вот вам шесть пенсов, можете заплатить за свой ужин; а затем — марш отсюда!
Мефистофель
Хорошо же, негодяи, за вашу наглость я превращаю тебя в обезьяну, а тебя в собаку, и затем — марш отсюда!
Робин
Как! В обезьяну? Вот здорово! То-то я позабавлюсь с мальчишками! У меня будет вдосталь и орехов и яблок.
Ралф
А мне так быть собакой!
Робин
Клянусь, не оторвать тебе башки от суповой миски.
АКТ IV
Пролог.
Хор
СЦЕНА 1
Император
Мейстер доктор Фауст, я наслышался диковинных рассказов о твоих познаниях в чернокнижии: говорят, будто нет человека в моей державе и даже в целом мире, который сравнился бы с тобой в искусстве высокой магии. Говорят, при тебе состоит некий дух, с помощью которого ты можешь совершать все что угодно. И я очень тебя прошу, покажи мне свое искусство, — мне хочется увидать собственными глазами чудеса, о которых все толкуют. Клянусь моею честью венценосца, что бы ты ни сделал, никто не посмеет тебя в чем-либо упрекнуть или оскорбить.
Рыцарь
Честное слово, у него вид заправского заклинателя.
Фауст
Мой милостивый повелитель, хотя я далеко не так могуществен, как обо мне вещает молва, и отнюдь не достоин внимания вашего императорского величества, однако любовь и долг обязывают меня, и я охотно исполню все, что вы прикажете мне, государь.
Император
Фауст
Мой милостивый повелитель, я готов исполнить вашу просьбу и сделаю все, что в моих силах, с помощью подвластного мне духа.
Рыцарь
Фауст
С разрешения вашего величества, не в моей власти показать вам тела этих двух усопших монарших особ, ибо они давно уже превратились в прах.
Рыцарь
Черт побери, мейстер доктор, это признание делает вам честь.
Фауст
Но перед вашим величеством предстанут духи, которые примут образы Александра Великого и его подруги, и вы увидите их обоих в цвете лет. Я не сомневаюсь, что ваше величество будете вполне удовлетворены.
Император
Приступайте, мейстер доктор, покажите мне их немедленно.
Рыцарь
Послушайте, мейстер доктор! Это вы вызовете Александра и его подругу и покажете их императору?
Фауст
Ну, и что из того, сударь?
Рыцарь
Ей-богу, это так же верно, как то, что Диана превратила меня в оленя[220].
Фауст
Нет, сударь, но когда Актеон умер, он завещал вам свои рога. Мефистофель, ступай!
Рыцарь
Ну, если вы приступаете к заклинаниям, то я удаляюсь. (Уходит.)
Фауст
Я сейчас расквитаюсь с вами — покажу вам, как меня прерывать! Вот они, мой милостивый повелитель.
Император
Мейстер доктор, я слышал, что у этой дамы было что-то вроде бородавки или родинки на шее. Могу ли я удостовериться в этом?
Фауст
Ваше величество можете смело подойти и посмотреть.
Император
Готов поклясться, что это не духи, а настоящие тела усопших монарших особ.
Фауст
Не угодно ли теперь вашему величеству послать за рыцарем, который был так любезен со мной?
Император
Позовите его.
Император
Как же это так, господин рыцарь? Я считал тебя холостяком, но теперь вижу, что у тебя есть жена, которая не только наставляет тебе рога, но и заставляет их носить. Пощупай-ка свою голову.
Рыцарь
Фауст
Потише, сударь: спешить некуда! Но, может быть, вы помните, как вмешались в мою беседу с императором? Мне кажется, теперь я с вами расквитался.
Император
Добрый мейстер доктор, прошу тебя, — освободи его от рогов: он уже достаточно наказан.
Фауст
Мой милостивый повелитель, я расквитался достойным образом с этим наглым рыцарем не столько потому, что он оскорбил меня в вашем присутствии, сколько из желания вас позабавить. Мне только этого и надо было, и теперь я охотно избавлю его от рогов. Впредь, господин рыцарь, отзывайтесь почтительнее об ученых. Мефистофель, преобрази его скорей.
Теперь, мой добрый повелитель, я исполнил свой долг и почтительно откланиваюсь.
Император
Фауст
Мефистофель
Фауст
СЦЕНА 2
Лошадиный барышник
Битый день ищу я некоего мейстера Фустиана[221].
Черт возьми, вот и он! Да благословит вас бог, мейстер доктор!
Фауст
А, лошадиный барышник! Добро пожаловать!
Лошадиный барышник
Слушайте, сударь. Я принес вам сорок долларов за вашу лошадь.
Фауст
Я не отдам ее за такую цену. Если дашь пятьдесят, тогда по рукам.
Лошадиный барышник
Увы, сударь, у меня больше нет ни гроша. Прошу вас, замолвите за меня словечко.
Мефистофель
Прошу вас, отдайте ему коня. Он — честный малый, и у него большие расходы: ни жены, ни детей.
Фауст
Хорошо, давай деньги.
Мой слуга передаст тебе коня. Но я должен предупредить тебя об одном, пока ты еще не взял его: ни под каким видом не въезжай на нем в воду.
Лошадиный барышник
Как, сударь, он вовсе не пьет воды?
Фауст
Пить-то он пьет, но только не въезжай на нем в воду: скачи на нем через изгороди и рвы, всюду, где тебе вздумается, но смотри не въезжай в воду.
Лошадиный барышник
Ладно, сударь.
Ну, теперь я обеспечен до гробовой доски и за дважды сорок долларов[222] не отдам эту лошадь, ежели у нее все статьи в порядке. Здорово я заживу с ней! Зад у нее гладкий, все равно как шелк. Ну, счастливо оставаться, сударь. Пускай ваш слуга передаст мне лошадь. Только послушайте, сударь: если моя лошадь прихворнет либо занеможет, вы скажете мне, в чем дело, ежели я принесу вам ее мочу[223]?
Фауст
Пошел прочь, негодяй! Коновал я тебе, что ли?
Лошадиный барышник
Беда! Беда! Доктор Фустиан! Эй, вы! Черт подери! Доктор Лопус и тот никогда не был таким доктором[225]! Дал мне слабительного и ослабил мою мошну на сорок долларов: только я их и видал! Да и я-то, осел этакий, не послушался его — ведь он мне не велел въезжать в воду. А мне взбрело на ум: уж, верно, у моей лошади есть какое-нибудь редкостное качество, которое он хочет от меня утаить, и, как желторотый мальчишка, я возьми да и поскачи на ней на окраину города, в глубокий пруд. Не успел я доплыть и до середины пруда, глядь, — лошади нет как нет, а я сижу на охапке сена: чуть-чуть не утоп! Но я отыщу этого доктора и заставлю его вернуть мне мои сорок долларов! А не то ему дорого обойдется эта лошадь! А, да вот и его прихвостень. Эй, вы! Фокусник! Где ваш хозяин?
Мефистофель
Что вам угодно, сударь? Вам не удастся поговорить с ним.
Лошадиный барышник
Но мне до зарезу нужно поговорить с ним?
Мефистофель
Что делать! Он спит как убитый. Зайдите в другой раз.
Лошадиный барышник
Мне надобно поговорить с ним сейчас же, а не то я разобью окно у него над головой.
Мефистофель
Говорю тебе: он не спал целую неделю.
Лошадиный барышник
Хоть бы он не спал целых семь недель, все равно мне надобно поговорить с ним!
Мефистофель
Посмотри, как он крепко спит.
Лошадиный барышник
Ну да, это он! Да благословит вас бог, мейстер доктор, мейстер доктор, мейстер доктор Фустиан! Сорок долларов, сорок долларов за охапку сена!
Мефистофель
Ты же видишь, что он тебя не слышит?
Лошадиный барышник
Эй, го-го! Эй, го-го!
Приснитесь же наконец! Не уйду, пока не разбужу вас.
Беда! Я пропал! Что мне теперь делать!
Фауст
О нога моя, нога! Помоги, Мефистофель! Беги за полицией! Нога моя, нога!
Мефистофель
Ну, негодяй, идем к констеблю.
Лошадиный барышник
Господи боже мой! Отпустите меня, сударь! Я вам дам еще сорок долларов.
Мефистофель
Где они?
Лошадиный барышник
Да у меня их нет с собой. Пойдемте со мной в харчевню, и я вам их отдам.
Мефистофель
Пошел, живо!
Фауст
Что, ушел? Счастливого пути! У Фауста нога опять на месте, а лошадиному барышнику полагается охапка сена за хлопоты. Превосходно! За эту проделку он заплатит еще сорок долларов.
Ну что, Вагнер, какие у тебя новости?
Вагнер
Сударь, герцог Ангальтский[226] убедительно просит вас посетить его.
Фауст
Герцог Ангальтский! Это достойный человек — и я охотно покажу ему свое искусство. Идем к нему, Мефистофель.
СЦЕНА 3
Герцог
Честное слово, мейстер доктор, вы доставили мне изрядное удовольствие.
Фауст
Мой милостивый повелитель, я счастлив, что так вам угодил. Но, быть может, вам, ваша светлость, это ничуть не по вкусу? Я слышал, будто беременным женщинам всегда хочется лакомств или каких-нибудь изысканных блюд. Чего бы вам хотелось, ваша светлость? Скажите только, и ваше желание будет сразу же исполнено.
Герцогиня
Благодарю вас, добрый мейстер доктор. Если уж вы так любезны и хотите меня порадовать, я открою вам свое желание: будь сейчас лето, а не январь — самая глухая пора зимы, — мне ничего бы так не хотелось, как спелого винограда.
Фауст
Ах, ваша светлость, да это сущий пустяк.
Мефистофель, ступай!
Даже если бы вашу просьбу оказалось куда труднее выполнить, я раздобыл бы для вас все что угодно, лишь бы доставить вам удовольствие.
Вот вам и виноград, ваша светлость. Не угодно ли отведать?
Герцог
Честное слово, мейстер доктор, больше всего меня удивляет, как вам удалось в самую глухую зимнюю пору, в январе месяце раздобыть этот виноград.
Фауст
С разрешения вашей светлости, в отношении времен года весь мир земной делится на два круга, и когда у нас зима, в противоположном круге — лето, например в Индии, в стране Савской и дальше на восток[227]; и вот, с помощью проворного духа я, как видите, доставил вам виноград. Как вы его находите, ваша светлость? Хорош ли он?
Герцогиня
Уверяю вас, мейстер доктор, никогда в жизни мне не приходилось пробовать такого превосходного винограда.
Фауст
Я рад, ваша светлость, что он вам так нравится.
Герцог
Пойдемте, сударыня, во внутренние покои, и там вы должны достойно наградить этого ученого мужа за его великую к вам доброту.
Герцогиня
Фауст
Герцог
АКТ V
СЦЕНА 1
Вагнер
Первый студент
Мейстер доктор Фауст, мы беседовали с вами о красавицах — о том, которая из них всех прекрасней, и пришли к заключению, что Елена греческая превосходила красотой всех женщин на свете. Итак, мейстер доктор, если вы соблаговолите показать нам эту несравненную дочь Эллады, величию которой дивится весь мир, — мы будем вам весьма признательны.
Фауст
Второй студент
Третий студент
Первый студент
Фауст
Старик
Фауст
Старик
Фауст
Старик
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Мефистофель
Фауст
Уходят.
Старик
СЦЕНА 2
Фауст
Первый студент
Фауст
Ах, милый мой товарищ по комнате! Если б я жил с тобой неразлучно, я здравствовал бы и поныне. А теперь я погибну навеки!
Смотрите: ведь это он идет! он идет!
Второй студент
Третий студент
Первый студент
Если так, то мы раздобудем врачей, и они его вылечат. Это просто-напросто пресыщенье. Мужайся, друг!
Фауст
Да, пресыщенье смертными грехами, которые погубили и тело и душу.
Второй студент
И все же, Фауст, устреми взор к небу и вспомни: милосердье божие безгранично.
Фауст
Но преступления Фауста никогда не будут прощены. Змий, искусивший Еву, может спастись, но не Фауст[233]. Ах, друзья, выслушайте меня терпеливо и не содрогайтесь от слов моих, хотя сердце мое замирает и трепещет при мысли о том, что я изучал здесь науки целых тридцать лет! О, если бы мне никогда не видеть Виттенберга, не читать ни одной книги! А какие чудеса я совершал, — это может подтвердить не только вся Германия, но и весь мир. Но за эти чудеса Фауст лишился и Германии, и всего мира, и даже самого неба, неба, где престол господень, обитель благословенных, царство радости, — и я должен вечно пребывать в аду! В аду! Ах, навеки в аду! Милые друзья, каково будет Фаусту вечно гореть в аду!
Третий студент
И все же, Фауст, взывай к богу.
Фауст
К богу, от которого Фауст отрекся? К богу, на которого Фауст изрекал хулу? О господи, рыдания рвутся из сердца, но дьявол сушит мои слезы. Пусть вместо слез хлынет кровь, пусть покинет меня жизнь и дух мой! Ах! Он сковывает мне язык! Мне хочется воздеть руки... Но смотрите, они держат меня за руки, за руки!
Все
Кто, Фауст?
Фауст
Люцифер и Мефистофель! Ах, друзья мои, я продал им душу за эту премудрость.
Все
Не допусти, господи!
Фауст
Господь не велит, я знаю, но Фауст совершил это. За двадцать четыре года суетных наслаждений Фауст утратил вечную радость и блаженство. Я написал договор с Люцифером собственной кровью; срок истекает; близится час, когда он должен явиться за мной.
Первый студент
Почему же ты, Фауст, раньше не сказал нам об этом, — ведь священники могли бы помолиться за тебя!
Фауст
Не раз думал я об этом, но дьявол грозил, что растерзает меня в клочья, если я произнесу имя божие, грозил, что явится за моим телом и душой, если я хоть раз преклоню ухо свое к слову божию. А теперь слишком поздно. Уходите, друзья, не то и вы погибнете со мной.
Второй студент
О, что нам сделать, чтобы спасти Фауста?
Фауст
Не говорите обо мне: спасайте самих себя и уходите.
Третий студент
Господь укрепит меня. Я не покину Фауста!
Первый студент
Не искушай бога, милый друг. Уйдем в другие комнаты и там будем молиться за него.
Фауст
О, помолитесь за меня! Помолитесь за меня! Что бы вы ни услышали, не входите, ибо уже ничто не может меня спасти.
Второй студент
Молись, Фауст, а мы будем молить бога, чтобы он смилостивился над тобой.
Фауст
Прощайте, друзья мои. Если я доживу до утра, я приду к вам; если же нет, значит, Фауст в аду!
Все
Прощай, Фауст!
Фауст
Хор
КОММЕНТАРИИ
А. Парфенов
Мальтийский еврей[239]
Перевод В. Рождественского
Действующие лица
Фарнезе — правитель Мальты.
Лодовико — его сын.
Селим Калимат — сын турецкого султана.
Мартин дель Боско — вице-адмирал Испании.
Матиас — дворянин.
Джакомоб Бернардин — монахи.
Варавва — богатый еврей.
Итамор — невольник.
Пилья Борсо — слуга Белламиры.
Два купца.
Три еврея.
Дворяне, послы, должностные лица,
стража, рабы, гонцы, плотники.
Катарина — мать Матиаса.
Авигея — дочь Вараввы.
Белламира — куртизанка.
Настоятельница монастыря.
Монахини.
Макиавелли — в качестве читающего пролог.
Место действия — Мальта.
Пролог
Макиавелли
АКТ I
Варавва
Купец
Варавва
Купец
Варавва
Купец
Варавва
Купец
Варавва
Купец
Варавва
Купец
Варавва
Второй купец
Варавва
Второй купец
Варавва
Второй купец
Варавва
Второй купец
Варавва
Первый еврей
Второй еврей
Варавва
Первый еврей
Варавва
Первый еврей
Второй еврей
Варавва
Первый еврей
Варавва
Третий еврей
Второй еврей
Варавва
Первый еврей
Второй еврей
Варавва
Фарнезе
Первый паша
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Первый паша
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Первый сановник
Первый рыцарь
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Первый рыцарь
Варавва
Фарнезе
Первый еврей
Фарнезе
Варавва
Второй рыцарь
Варавва
Фарнезе
Писец
"Первое: деньги на уплату налога туркам должны быть полностью собраны среди евреев. Каждый из них вносит половину своего имущества".
Варавва
Писец
"Второе: тот, кто откажется заплатить, будет немедленно окрещен".
Варавва
Писец
"И, наконец, тот, кто откажется от крещения, полностью потеряет все, что имеет".
Три еврея
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Первый рыцарь
Варавва
Фарнезе
Варавва
Первый рыцарь
Фарнезе
Первый
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Первый рыцарь
Варавва
Первый еврей
Варавва
Первый еврей
Варавва
Первый еврей
Варавва
Второй еврей
Варавва
Первый еврей
Второй еврей
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Джакомо
Аббатиса
Джакомо
Аббатиса
Авигея
Аббатиса
Авигея
Аббатиса
Авигея
Джакомо
Бернардин
Аббатиса
Авигея
Варавва
Аббатиса
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Варавва
Авигея
Варавва
Джакомо
Варавва
Матиас
Лодовико
Матиас
Лодовико
Матиас
Лодовико
Матиас
Лодовико
Матиас
Лодовико
Матиас
Лодовико
Матиас
АКТ II
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Фарнезе
Боско
Первый рыцарь
Боско
Фарнезе
Первый рыцарь
Боско
Фарнезе
Боско
Фарнезе
Боско
Фарнезе
Боско
Фарнезе
Первый из воинов
Второй
Первый
Варавва
Лодовико
Варавва
Ну, теперь я покажу, что у меня больше от змеи, чем от голубя[268], что я больше хитрец, чем глупец!
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Я хотел бы, чтобы ты так же был его отцом, милый мой! Большего зла я тебе и не могу пожелать!
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Ну, идемте. Вот и рыночная площадь. Сколько стоит этот раб? Триста? Разве турки продаются по такой высокой цене?
Первый воин
Варавва
Лодовико
Первый воин
Варавва
Первый воин
Варавва
Ты что же, обладаешь философским камнем[269]? Если он у тебя есть, разбей им мою голову. Я прошу тебя.
Раб
Варавва
Раб
Варавва
Молод! Я куплю тебя и женю на госпоже Тщеславие[270]. Если ты будешь хорошо мне служить.
Раб
Варавва
Здесь таится какая-то хитрость. А вдруг под видом бритья ты перережешь мне горло, чтобы завладеть моим имуществом? Скажи, ты здоров?
Раб
Вполне здоров.
Варавва
Тем хуже. Мне нужен раб, у которого плохое здоровье и который довольствуется скудной пищей. А для таких челюстей, как у тебя, в день потребуется не один фунт мяса. Дайте-ка мне посмотреть кого-нибудь более тощего.
Первый воин
Варавва
Итамор
Варавва
Первый воин
Варавва
Матиас
Варавва
Катарина
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Катарина
Варавва
Матиас
Катарина
Матиас
Варавва
Первый воин
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Лодовико
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Авигея
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Авигея
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Авигея
Варавва
Лодовико
Авигея
Лодовико
Варавва
Авигея
Лодовико
Авигея
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Лодовико
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Варавва
Матиас
Авигея
Варавва
Ты сделаешь их друзьями? Разве недостаточно евреев на Мальте, чтобы тебе еще заботиться о христианах?
Авигея
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
АКТ III
Белламира
Пилья Борсо
Белламира
Пилья
Белламира
Пилья
Клянусь честью, я гулял по глухим дорожкам в саду и случайно заглянул через окно в контору еврея. Там лежали мешки с золотом. Ночью я вскарабкался туда с помощью крюков. Но пока я пользовался благоприятным случаем, в доме послышался какой-то шум. Пришлось схватить только вот это и бежать... Но вот идет слуга еврея.
Белламира
Пилья
Не смотри на него, идем отсюда, черт тебя подери! Какой у тебя вид! Ты сразу же можешь нас выдать!
Итамор
Да, это самое прекрасное лицо, какое я когда-либо видел! Судя по наряду, она куртизанка. Я дал бы сотню крон из кошелька еврея, чтобы иметь такую наложницу.
Матиас
Лодовико
Варавва
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Итамор
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Хозяйка! Я могу рекомендовать вам слугу, наихрабрейшего, серьезнейшего, хитрейшего, с бутылкообразным носом, самого скрытного, какой только был когда-либо у господина.
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Ты не знаешь, что случилось с несчастными Матиасом и Лодовико?
Авигея
Нет. Что же?
Итамор
Дело в том, что дьявол изобрел вызов, мой хозяин написал его, а я отнес — сначала Лодовико, а затем Матиасу.
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Авигея
Итамор
Весьма чувствительный. Скажи, не развлекаются ли монахи с монахинями время от времени?
Авигея
Уходи, наглец! И ты об этом хотел спрашивать? Уходи!
Итамор
Авигея
Джакомо
Итамор
Авигея
Джакомо
Авигея
Джакомо
Авигея
Джакомо
Авигея
Джакомо
Авигея
Джакомо
Авигея
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Да, господин! Как говорит пословица, тот, кто ужинает с дьяволом, тот нуждается в длинной ложке. Я и принес ее тебе.
Варавва
Итамор
Что ты, хозяин! Да разве удастся тебе отравить ее рисовой похлебкой? Это не только сохранит ей жизнь, но и сделает ее круглой и полной, еще жирнее, чем ты можешь себе представить.
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Клянусь честью, хозяин, даже не хочется, чтобы такая похлебка была чем-нибудь испорчена.
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Так вот какое благословение он ей дает! Была ли когда-нибудь у рисовой похлебки подобная приправа? Что же мне делать?
Варавва
Итамор
Да здесь всыпана такая доля лекарства, которая способна отравить целую конюшню фландрских кобыл! Я снесу монахиням этот горшок вместе с порошком.
Варавва
Итамор
Варавва
Фарнезе
Посол
Губернатор
Посол
Фарнезе
Посол
Фарнезе
Джакомо
Бернардин
Джакомо
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Авигея
Бернардин
Джакомо
Бернардин
Джакомо
Бернардин
Джакомо
Бернардин
АКТ IV
Варавва
Итамор
Прекрасно, хозяин! Но ты думаешь, что об этом никто не узнает?
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Смотри, смотри, хозяин, вон идут два христианских вымогателя.
Варавва
Итамор
Бернардин
Джакомо
Варавва
Итамор
Бернардин
Джакомо
Варавва
Бернардин
Джакомо
Варавва
Бернардин
Джакомо
Варавва
Бернардин
Джакомо
Варавва
Бернардин
Варавва
Бернардин
Варавва
Бернардин
Варавва
Итамор
Варавва
Джакомо
Бернардин
Варавва
Джакомо
Варавва
Бернардин
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Бернардин
Джакомо
Бернардин
Джакомо
Итамор
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Варавва
Бернардин
Итамор
Варавва
Вини не нас, а пословицу: "Покайся, и пусть тебя повесят". Тяни сильней!
Бернардин
Варавва
Итамор
Варавва
Итамор
Нет, хозяин, позволь уж мне сейчас тебе приказывать.
Вот так! Пусть он опирается на посох. Превосходно! Вид у него такой, словно он клянчит кусок свинины.
Варавва
Итамор
Варавва
Джакомо
Варавва
Джакомо
Варавва
Итамор
Да, хозяин, он убит. Посмотри — мозги вытекают у него из носа.
Джакомо
Добрые господа, да, это сделал я. Но этого никто не знает, кроме вас. Я еще могу спастись.
Варавва
За такие дела и меня и моего слугу могли бы повесить с тобою за компанию.
Итамор
Джакомо
Варавва
Итамор
Как им не стыдно! Да разве ты можешь стать христианином, хозяин, когда святые отцы обращаются в дьяволов и убивают друг друга?
Варавва
Итамор
Варавва
Джакомо
Варавва
Белламира
Пилья
Белламира
Пилья
Белламира
Пилья
Думаю, что придет. Однако не могу сказать наверно. Пока он читал, у него было такое лицо, точно он с луны свалился.
Белламира
А почему?
Пилья
Такому низкому рабу, как он, передает привет такой высокопоставленный человек, как я, и от такой прекрасной дамы, как ты.
Белламира
И что же он сказал?
Пилья
Ни одного разумного слова. Он только кивнул мне, как будто желал сказать: "Ах вот как?" Так я и оставил его приведенным в замешательство моим угрожающим видом.
Белламира
А где его ты встретил?
Пилья
На моей собственной земле, на расстоянии сорока футов от виселицы. Он твердил наизусть шейной стих, глядя на казнь монаха[285], смерть которого я приветствовал старой, пеньковой поговоркой: "Hodie tibi, eras mihi"[286]. И так я его оставил во власти палача. Церемония окончилась — вот он уже идет.
Итамор
Никогда не встречал человека, который принял бы свою смерть так нетерпеливо, как этот монах! Он готов был спрыгнуть до того, как петля оказалась у него на шее. Когда палач накинул петлю, он так заторопился молиться, как будто ему надо было обслужить целый приход. Ну пусть идет куда хочет, я совсем не собираюсь подражать ему в такой спешке.
Да, вспоминаю, — когда я шел смотреть на эту казнь, меня встретил человек с усами цвета вороньего крыла — и с кинжалом, рукоятка которого напоминала грелку. И он вручил мне письмо от некой сеньоры Белламиры, приветствуя меня таким образом, как будто имел в виду облизать мои сапоги. По содержанию письма видно, что она приглашает меня к себе в дом. Не могу понять, какая тому причина. Может быть, она видит во мне нечто большее, чем я сам в себе нахожу? Пишет, что полюбила меня с тех пор, как увидела. А кто же не ответит на такую любовь? Вот ее дом. А вот и она сама. Не уйти ли мне? Я недостоин смотреть на нее.
Пилья
Итамор
Господин? Он надсмехается надо мной. Какое же звание может быть у несчастного грошового турка? Нет, я уйду.
Белламира
Итамор
Миловиден? Не вы ли, господин, принесли этому миловидному юноше письмо?
Пилья
Да, господин, — и от этой дамы, которая, как и я сам и как все остальные из всего семейства, готовы пасть к вашим стопам.
Белламира
Итамор
Теперь я начисто стал заурядным человеком — и притом отвратительно грязным.
Белламира
Итамор
Пойду стащить немного денег у моего хозяина, чтобы сделать себя красивым.
Пожалуйста, простите меня. Я должен пойти присмотреть за разгрузкой корабля.
Белламира
Пилья
И ты, господин, это делаешь, зная, какова тебя любит?
Итамор
Меня не интересует, насколько сильно она меня любит.
Милая Белламира, если бы у меня было для тебя богатство моего хозяина!
Пилья
Итамор
Если бы оно было на поверхности земли, я бы еще мог добыть его. Но он прячет его, зарывает в землю, как куропатка свои яйца.
Пилья
Итамор
Белламира
Пилья
Итамор
Знаю, да еще такие... Ну, хватит. Ни слова больше. Я заставлю его прислать половину того, что он имеет. И пусть еще радуется, что так дешево отделался. Я напишу ему, и мы будем иметь деньги тотчас.
Пилья
Итамор
Пилья
Итамор
Пилья
Итамор
"Я требую, чтоб ты прислал мне триста крон с подателем сего письма. И это будет твоим залогом. А если ты не сделаешь этого..." Нет, больше ни слова!
Пилья
Итамор
"...то я сознаюсь во всем". Иди же и возвращайся как можно скорее!
Пилья
Итамор
Белламира
Итамор
Белламира
Итамор
Белламира
Итамор
Пилья
Итамор
И без труда оно тебе досталось? Корова дала обильный удой?
Пилья
Прочитав письмо, он вытаращил глаза, топнул ногой и отвернулся. Я взял его за бороду и посмотрел на него вот так. И сказал, что лучше будет, если он пошлет тебе деньги. Тогда он бросился обнимать меня.
Итамор
Пилья
Затем, как и подобает еврею, он рассмеялся и стал надсмехаться надо мной. Сказал, что он любит меня ради тебя, начал убеждать меня в том, каким ты был преданным слугой.
Итамор
Ну, значит, он был отменным негодяем, если обращался со мной так хорошо. Отличный маскарад, не правда ли?
Пилья
Итамор
Как? Только десять? Я не оставлю ему даже одной мелкой серебряной монетки. Дайте мне стопу бумаги, и я крепкой стопой наступлю на его богатства.
Пилья
Итамор
"Если ты, еврей, дорожишь своею жизнью, пришли мне пятьсот крон, а сто вручи подателю..." Скажи ему, что я должен иметь эти деньги.
Пилья
Итамор
А если он спросит, почему я требую так много, скажи ему, что для меня унизительно просить менее ста крон.
Пилья
Итамор
Белламира
Итамор
Какой поцелуй! Она отбивает такт на моих губах. Какой взгляд она бросила на меня! Ее глаза мерцают подобно звездам.
Белламира
Итамор
О, если б десять тысяч ночей сложились в одну, если б мы могли спать семь лет подряд, прежде чем проснемся!
Белламира
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Хорошие слова, ваша милость. Пошлите ему деньги, как подобает достойному человеку. Вот его письмо!
Варавва
Разве не мог он прийти сам, вместо того чтобы посылать тебя? Пожалуйста, попроси его прийти и снеси ему вот это. А то, что он просит для тебя, ты получишь сразу же.
Пилья
Варавва
Я должен заставить этого негодяя убраться.
Быть может, вы пообедаете со мной, ваша милость?
И при этом будете любезно мною отравлены.
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Иль заберешься в окно моей конторы? Ты понимаешь, что я имею в виду?
Пилья
Прекрасно все понимаю, и ты мне можешь не говорить о своей конторе. Давай золото, или... Ты знаешь, в моей власти тебя повесить.
Варавва
Пилья
Слишком много слов — и ни одной кроны! Где кроны?
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Белламира
Итамор
Белламира
Итамор
Белламира
Итамор
Белламира
Итамор
Пилья
Итамор
Белламира
Итамор
Га, за еврея! И за присланные деньги! Он оказался на высоте.
Пилья
Итамор
Ничего бы не сделал. Но я знаю то, что знаю. Он — убийца!
Белламира
Итамор
Ты знала Матиаса и сына губернатора? Так вот: еврей и я убили их обоих. Да так, что даже к ним и не прикоснулись.
Пилья
Итамор
Белламира
Итамор
Да, вдвоем. И об этом никто не знает и никогда не узнает, потому что я буду молчать.
Пилья
Белламира
Итамор
Полюби меня, хоть немного, но люби подольше[287]. Пусть играет музыка, пока я лежу здесь, на твоих коленях.
Белламира
Варавва
Итамор
Будешь пить, француз? За твое здоровье! Французскую болезнь на этого пьяницу!
Варавва
Белламира
А ну-ка, Пилья Борсо, попроси у этого музыканта те цветы, что у него на шляпе.
Пилья
Варавва
Белламира
Итамор
Подобный твоему дыханию, возлюбленная: никаким фиалкам с ним не сравниться.
Пилья
Варавва
Итамор
Играй, играй, музыкант, — иль я изрублю твои кошачьи кишки на требуху!
Варавва
Прошу пардон, еще я не настроиль. Ну, так. Теперь совсем порядка.
Итамор
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Варавва
Белламира
Варавва
Итамор
Варавва
Пилья
Итамор
Варавва
Итамор
У этого еврея есть странности. Богач, а питается лишь просоленными кузнечиками да грибами в соусе.
Варавва
Итамор
Он ни разу не надевал чистой рубашки, с тех пор как его подвергли обрезанью.
Варавва
Итамор
А шляпу, которую он носит, Иуда оставил под смоковницей, когда повесился.
Варавва
Пилья
Варавва
Пилья
Белламира
Итамор
Нет, теперь поручение мое будет на словах. Попроси его передать тебе тысячу крон под тем предлогом, что монахини любят рисовую похлебку, а монах Бернардин спал, не сняв своего одеяния. Любой из этих доводов пригодится.
Пилья
Предоставь мне заботу убедить его, раз теперь мне уже понятно, что все это значит.
Итамор
АКТ V
Фарнезе
Первый рыцарь
Белламира
Фарнезе
Белламира
Пилья
Фарнезе
Белламира
Фарнезе
Варавва
Итамор
И меня тоже. Ведь я не убегу от тебя, начальник! Ох, мой живот!
Варавва
Фарнезе
Первый рыцарь
Варавва
Фарнезе
Итамор
Я виноват, ваша милость, сознаюсь. Твой сын и Матиас оба были обручены с Авигеей. Это он придумал ложный вызов.
Варавва
Итамор
Снес этот вызов им я. Сознаюсь в этом. Но кто этот вызов написал? Подумать только — тот самый, кто задушил Бернардина, отравил монахинь и собственную дочь.
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Катарина
Фарнезе
Катарина
Фарнезе
Начальник стражи
Фарнезе
Начальник стражи
Боско
Фарнезе
Варавва
Калимат
Варавва
Калимат
Варавва
Калимат
Варавва
Калимат
Варавва
Калимат
Варавва
Калимат
Калимат
Фарнезе
Калимат
Варавва
Фарнезе
Калимат
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Калимат
Гонец
Калимат
Гонец
Калимат
Гонец
Калимат
Гонец
Калимат
Фарнезе
Первый рыцарь
Фарнезе
Рыцари
Варавва
Старший плотник
Варавва
Старший плотник
Варавва
Гонец
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Калимат
Варавва
Фарнезе
Варавва
Калимат
Фарнезе
Рыцари
Калимат
Варавва
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Фарнезе
Варавва
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Калимат
Фарнезе
Эдуард II[292]
Перевод А. Радловой
Действующие лица
Король Эдуард II.
Принц Эдуард, его сын, впоследствии король Эдуард III.
Граф Кент, сводный брат короля Эдуарда II.
Пьер Гевестон, фаворит короля Эдуарда II.
Граф Уорик.
Граф Ланкастер.
Граф Пембрук.
Граф Эрендел.
Граф Лестер.
Сэр Томас Баркли.
Мортимер Старший.
Мортимер Младший, его племянник.
Спенсер Старший.
Спенсер Младший, его сын, фаворит короля Эдуарда II после смерти
Гевестона.
Архиепископ Кентерберйиский.
Епископ Ковентрийский.
Епископ Винчестерский,
Болдок, учитель дочери герцога Глостера.
Джемс, Бомонт, Трессел, Герни, Матревис — приверженцы Мортимера Младшего.
Лайтборн, убийца.
Сэр Джон Эно.
Левюн.
Райс-ап-Гоуэл.
Королева Изабелла, жена короля Эдуарда II.
Племянница короля Эдуарда II, дочь герцога Глостера.
Аббат, герольд, монахи, трое бедняков-просителей,
гонцы, солдаты, телохранители, лорды, придворные дамы, слуги.
Место действия — Англия.
АКТ I
СЦЕНА 1
Гевестон
Трое просителей
Гевестон
Первый проситель
Гевестон
Второй проситель
Гевестон
Третий проситель
Гевестон
Третий проситель
Гевестон
Трое просителей
Гевестон
Трое просителей
Гевестон
Король Эдуард
Ланкастер
Гевестон
Король Эдуард
Мортимер Старший
Гевестон
Мортимер Младший
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Ланкастер
Кент
Уорик
Король Эдуард
Уорик
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Уорик
Ланкастер
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Кент
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Епископ Ковентрийский
Король Эдуард
Гевестон
Епископ Ковентрийский
Гевестон
Король Эдуард
Кент
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Епископ Ковентрийский
Король Эдуард
Епископ Ковентрийский
Король Эдуард
Гевестон
СЦЕНА 2
Уорик
Ланкастер
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Старший
Уорик
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Ланкастер
Уорик
Мортимер Старший
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Ланкастер
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Архиепископ Кентерберийский
Мортимер Младший
Архиепископ Кентерберийский
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Уорик
Королева Изабелла
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Архиепископ Кентерберийский
Мортимер Младший
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
СЦЕНА 3
Гевестон
Кент
СЦЕНА 4
Ланкастер
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Уорик
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Старший
Пембрук
Уорик
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Старший
Кент
Уорик
Король Эдуард
Мортимер Старший
Гевестон
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Старший
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Король Эдуард
Архиепископ Кентерберийский
Мортимер Младший
Король Эдуард
Архиепископ Кентерберийский
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Архиепископ Кентерберийский
Король Эдуард
Архиепископ Кентерберийский
Ланкастер
Мортимер Младший
Король Эдуард
Уорик
Мортимер Старший
Архиепископ Кентерберийский
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Младший
Архиепископ Кентерберийский
Уорик
Пембрук
Ланкастер
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Гевестон
Королева Изабелла
Гевестон
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Гевестон
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Ланкастер
Уорик
Пембрук
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Ланкастер
Королева Изабелла
Ланкастер
Уорик
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Старший
Ланкастер
Королева Изабелла
Уорик
Королева Изабелла
Пембрук
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Ланкастер
Мортимер Старший
Пембрук
Уорик
Ланкастер
Уорик
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Королева Изабелла
Уорик
Мортимер Младший
Пембрук
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Уорик
Мортимер Младший
Пембрук
Ланкастер
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Ланкастер
Пембрук
Уорик
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Ланкастер
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Ланкастер
Король Эдуард
Уорик
Король Эдуард
Пембрук
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Старший
Королева Изабелла
Король Эдуард
Бомонт
Король Эдуард
Ланкастер
Король Эдуард
Уорик
Король Эдуард
Мортимер Старший
Мортимер Младший
Мортимер Старший
Мортимер Младший
АКТ II
СЦЕНА 1
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Спенсер Младший
Болдок
Племянница короля Эдуарда
Болдок
Племянница короля Эдуарда
Спенсер Младший
Племянница короля Эдуарда
Спенсер Младший
Племянница короля Эдуарда
СЦЕНА 2
Король Эдуард
Королева Изабелла
Ланкастер
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Кент
Королева Изабелла
Король Эдуард
Мортимер Младший
Ланкастер
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Пембрук
Кент
Король Эдуард
Гевестон
Королева Изабелла
Король Эдуард
Гевестон
Ланкастер
Король Эдуард
Пембрук
Король Эдуард
Гевестон
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Ланкастер
Король Эдуард
Уорик
Кент
Король Эдуард
Уорик
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Пембрук
Ланкастер
Мортимер Младший
Гонец
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Уорик
Мортимер Младший
Ланкастер
Уорик
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Телохранитель
Мортимер Младший
Телохранитель
Ланкастер
Телохранитель
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Младший
Кент
Король Эдуард
Ланкастер
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Ланкастер
Король Эдуард
Кент
Король Эдуард
Кент
Король Эдуард
Кент
Король Эдуард
Кент
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Племянница короля Эдуарда
Гевестон
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Племянница короля Эдуарда
Король Эдуард
Болдок
Король Эдуард
Болдок
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
СЦЕНА 3
Кент
Ланкастер
Уорик
Кент
Мортимер Младший
Пембрук
Кент
Ланкастер
Мортимер Младший
Уорик
Мортимер Младший
Ланкастер
СЦЕНА 4
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Гевестон
Король Эдуард
Племянница короля Эдуарда
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Ланкастер
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Ланкастер
Королева Изабелла
Уорик
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Ланкастер
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
СЦЕНА 5
Гевестон
Уорик
Мортимер Младший
Ланкастер
Уорик
Гевестон
Уорик
Гевестон
Ланкастер
Эрендел
Уорик
Эрендел
Уорик
Гевестон
Уорик
Гевестон
Мортимер Младший
Ланкастер
Эрендел
Уорик
Эрендел
Мортимер Младший
Гевестон
Мортимер Младший
Пембрук
Уорик
Пембрук
Эрендел
Ланкастер
Пембрук
Мортимер Младший
Уорик
Пембрук
Гевестон
Уорик
Мортимер Младший
Пембрук
Эрендел
Пембрук
Гевестон
Конюх
АКТ III
СЦЕНА 1
Гевестон
Джемс
Гевестон
Уорик
Джемс
Уорик
Гевестон
Уорик
Джемс
СЦЕНА 2
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Болдок
Спенсер Старший
Король Эдуард
Спенсер Старший
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Королева Изабелла
Король Эдуард
Эрендел
Король Эдуард
Эрендел
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Эрендел
Король Эдуард
Спенсер Младший
Эрендел
Спенсер Младший
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Герольд
Король Эдуард
Герольд
Спенсер Младший
Король Эдуард
СЦЕНА 3
Король Эдуард
Спенсер Младший
Спенсер Старший
Спенсер Младший
Мортимер Младший
Ланкастер
Уорик
Король Эдуард
Мортимер Младший
Ланкастер
Спенсер Младший
Пембрук
Спенсер Старший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Уорик
Король Эдуард
Король Эдуард
Кент
Король Эдуард
Уорик
Ланкастер
Король Эдуард
Уорик
Ланкастер
Мортимер Младший
Король Эдуард
Мортимер Младший
Король Эдуард
Спенсер Младший
Левюн
Болдок
Левюн
Спенсер Младший
АКТ IV
СЦЕНА 1
Кент
Мортимер Младший
Кент
Мортимер Младший
Кент
СЦЕНА 2
Королева Изабелла
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Сэр Джон
Королева Изабелла
Сэр Джон
Принц Эдуард
Сэр Джон
Королева Изабелла
Кент
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Кент
Мортимер Младший
Сэр Джон
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Кент
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Сэр Джон
СЦЕНА 3
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Эрендел
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Гонец
Король Эдуард
Спенсер Младший
"Предпосылая сему мое почтение вашей милости, извещаю вас, что я, согласно полученным на этот счет указаниям, вошел в сношения с королем Франции и его дворянами, вследствие чего королева, весьма опечаленная и недовольная, удалилась. И если вам угодно знать куда, сообщаю, что в сопровождении сэра Джона Эно, брата маркиза, она отбыла во Фландрию. С ними вместе туда же уехали лорд Эдмунд и лорд Мортимер с некоторыми вашими соотечественниками и прочими; и, как сообщают из верных источников, они собираются дать бой королю Эдуарду в Англии много раньше, чем он ожидает. Вот и все важные известия. Слуга вашей милости Левюн".
Король Эдуард
СЦЕНА 4
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Сэр Джон
Кент
СЦЕНА 5
Спенсер Младший
Король Эдуард
Болдок
Кент
Королева Изабелла
Кент
Принц Эдуард
Кент
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Сэр Джон
Мортимер Младший
Райс
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Райс
Мортимер Младший
Принц Эдуард
Кент
Сэр Джон
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Спенсер Старший
Мортимер Младший
СЦЕНА 6
Аббат
Король Эдуард
Монах
Спенсер Младший
Болдок
Король Эдуард
Спенсер Младший
Косарь
Райс
Лестер
Король Эдуард
Райс
Спенсер Младший
Аббат
Король Эдуард
Спенсер Младший
Король Эдуард
Болдок
Король Эдуард
Лестер
Король Эдуард
Лестер
Райс
Король Эдуард
Райс
Король Эдуард
Спенсер Младший
Болдок
Райс
Ну ладно, ладно, отложите эти проповеди, пока не дойдем до назначенного места. Вы и подобные вам неплохо поработали для Англии. Не угодно ли вашим светлостям двинуться в путь?
Косарь
Ваша милость, надеюсь, вспомнит обо мне?
Райс
Вспомнить о тебе, парень? Ну конечно. Иди за мной до города.
АКТ V
СЦЕНА 1
Лестер
Король Эдуард
Епископ Уинчестерский
Король Эдуард
Лестер
Король Эдуард
Трессел
Король Эдуард
Епископ Уинчестерский
Лестер
Король Эдуард
Лестер
Епископ Уинчестерский
Король Эдуард
Епископ Уинчестерский
Король Эдуард
Трессел
Король Эдуард
Лестер
Король Эдуард
Баркли
Лестер
Король Эдуард
Баркли
Король Эдуард
Баркли
Король Эдуард
Лестер
Баркли
Король Эдуард
Баркли
Король Эдуард
Лестер
СЦЕНА 2
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Гонец
Королева Изабелла
Гонец
Королева Изабелла
Епископ Уинчестерский
Королева Изабелла
Епископ Уинчестерский
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Матревис
Мортимер Младший
Герни
Мортимер Младший
Герни
Мортимер Младший
Матревис
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Матревис
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Кент
Королева Изабелла
Кент
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Кент
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Кент
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Принц Эдуард
Кент
Королева Изабелла
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Кент
Мортимер Младший
Кент
Мортимер Младший
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Принц Эдуард
Мортимер Младший
Принц Эдуард
Королева Изабелла
Кент
Королева Изабелла
Кент
СЦЕНА 3
Матревис
Король Эдуард
Герни
Король Эдуард
Матревис
Король Эдуард
Герни
Матревис
Король Эдуард
Матревис
Герни
Матревис
Король Эдуард
Матревис
Кент
Герни
Матревис
Кент
Герни
Кент
Матревис
Кент
Солдаты
Кент
СЦЕНА 4
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Лайтборн
Мортимер Младший
Архиепископ Кентерберийский
Боец
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Солдат
Король Эдуард III
Солдат
Мортимер Младший
Кент
Мортимер Младший
Кент
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Кент
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Кент
Мортимер Младший
Кент
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Королева Изабелла
СЦЕНА 5
Матревис
Герни
Матревис
Герни
Матревис
Лайтборн
Герни
Матревис
Лайтборн
Матревис
Герни
Матревис
Лайтборн
Матревис
Герни
Лайтборн
Герни
Лайтборн
Матревис
Герни
СЦЕНА 6
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Король Эдуард
Лайтборн
Матревис
Лайтборн
Герни
СЦЕНА 7
Мортимер Младший
Матревис
Мортимер Младший
Матревис
Мортимер Младший
Матревис
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Первый лорд
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Первый лорд
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Мортимер Младший
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Второй лорд
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Король Эдуард III
Королева Изабелла
Второй лорд
Королева Изабелла
Второй лорд
Королева Изабелла
Первый лорд
Король Эдуард III
Парижская резня[382]
Действующие лица
Карл Девятый, король французский.
Герцог Анжуйский, его брат, затем король Генрих Третий.
Король Наваррский.
Принц Конде, двоюродный брат короля Наваррского.
Герцог Гиз, Кардинал Лотарингский, Герцог Дюмен — братья.
Сын герцога Гиза, мальчик.
Верховный адмирал.
Герцог Жуайез.
Дю Плесси.
Дю Бартас.
Двое польских вельмож.
Гонзаго.
Рец.
Монсоро.
Можирон.
Эпернон.
Лоран, проповедник.
Рамус.
Тале.
Купец-протестант.
Монах.
Врач.
Английский посланник.
Аптекарь.
Карманный вор.
Капитан королевских телохранителей.
Протестанты, наставники, солдаты, убийцы, приближенные и пр.
Екатерина, французская королева-мать.
Маргарита, ее дочь, супруга короля Наваррского.
Вдовствующая королева Наваррская.
Герцогиня Гиз.
Жена купца-протестанта.
Камеристка герцогини Гиз.
АКТ I
СЦЕНА 1
Карл
Король Наваррский
Екатерина
Карл
Маргарита
Карл
Екатерина
Король Наваррский
Адмирал
Конде
Король Наваррский
Адмирал
Король Наваррский
СЦЕНА 2
Гиз
Аптекарь
Гиз
Аптекарь
Гиз
Аптекарь
Гиз
Солдат
Гиз
Солдат
Гиз
СЦЕНА 3
Аптекарь
Вдовствующая королева
Аптекарь
Вдовствующая королева
Король Наваррский
Вдовствующая королева
Адмирал
Вдовствующая королева
Маргарита
Король Наваррский
Маргарита
Вдовствующая королева
Король Наваррский
Маргарита
Адмирал
Принц Конде
Адмирал
Король Наваррский
Адмирал
СЦЕНА 4
Екатерина
Карл
Герцог Анжуйский
Гиз
Екатерина
Карл
Екатерина
Гиз
Карл
Приближенный
Карл
Екатерина
Карл
Гиз
СЦЕНА 5
Карл
Адмирал
Карл
Адмирал
СЦЕНА 6
Гиз
Дюмен
Герцог Анжуйский
Гонзаго
Рец
Гиз
Рец
Гиз
Герцог Анжуйский
Гонзаго
Герцог Анжуйский
Рец
Герцог Анжуйский
Гонзаго
Адмирал
Гонзаго
Адмирал
Гиз
Гонзаго
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
Монсоро
Гиз
Герцог Анжуйский
Дюмен
Гиз
СЦЕНА 7
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
Лоран
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
СЦЕНА 8
Жена купца
Монсоро
Жена купца
Купец
Монсоро
Купец
Монсоро
Купец
Монсоро
Купец
Монсоро
СЦЕНА 9
Рамус
Тале
Рамус
Тале
Рамус
Гонзаго
Рец
Гонзаго
Тале
Рец
Гонзаго
Рамус
Герцог Анжуйский
Рец
Гиз
Рамус
Гиз
Рамус
Герцог Анжуйский
Рамус
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
Дюмен
Гиз
Герцог Анжуйский
СЦЕНА 10
Герцог Анжуйский
Король Наваррский
Герцог Анжуйский
Король Наваррский
Герцог Анжуйский
Гиз
Король Наваррский
Конде
Гиз
Герцог Анжуйский
Гиз
СЦЕНА 11
Герцог Анжуйский
1-й вельможа
Герцог Анжуйский
СЦЕНА 12
1-й оборванец
Скажи, приятель, что же нам делать с адмиралом?
2-й оборванец
Как что? Сжечь его, еретика, — и все.
1-й оборванец
Ну, нет! Труп заразит огонь, огонь — воздух, а с ним и нас самих.
2-й оборванец
Куда же нам его деть?
1-й оборванец
Давай-ка швырнем его в реку.
2-й оборванец
Вот еще придумал! Он же отравит воду, из-за этого заболеют рыбы, а от рыб — мы, потому что их едим.
1-й оборванец
Тогда бросим его в канаву.
2-й оборванец
Нет, нет, ты уж предоставь мне это дело решить. Мы его повесим на дереве.
1-й оборванец
Идет.
Гиз
Екатерина
Гиз
Екатерина
Гиз
Екатерина
Кардинал
Екатерина
СЦЕНА 13
Гиз
1-й протестант
Гиз
СЦЕНА 14
Карл
Екатерина
Карл
Король Наваррский
Карл
Екатерина
Эпернон
Екатерина
Король Наваррский
Дю Плесси
Король Наваррский
СЦЕНА 15
Все
Екатерина
Кардинал
Все
Генрих
Можирон
Генрих
Можирон
Генрих
Карманный вор
Можирон
Гиз
Генрих
Екатерина
Кардинал
Екатерина
СЦЕНА 16
Герцогиня
Камеристка
Герцогиня
Гиз
Герцогиня
Гиз
Герцогиня
Гиз
Герцогиня
Гиз
СЦЕНА 17
Король Наваррский
Дю Бартас
Король Наваррский
Гонец
Король Наваррский
Гонец
Король Наваррский
СЦЕНА 18
Генрих
Жуайез
Гиз
Генрих
Гиз
Генрих
Эпернон
Генрих
Можирон
Генрих
Можирон
Генрих
Можирон
Генрих
СЦЕНА 19
Король Наваррский
Дю Бартас
Король Наваррский
СЦЕНА 20
Солдат
Сударь, эту штучку я для вас приготовил. Вы ведь не побоялись разукрасить герцога рогами и подобрать ключ к его спальне. Ключ, конечно, ваш, да скважина-то в чужом замке. Вот герцогу и не по нраву, что вы со своим товаром лезете в его лавку и располагаетесь там, где не следует. Вам желательно отобрать у герцога землю, а она ему самому нравится, даром что залежная. Эх, в том вся и беда, что чересчур залежалась. Хоть угодье мне и не достанется (жаль: я б туда не прочь забраться!), придется мне все-таки вас из него вытурить, если эта игрушка не подведет.
Гиз
Генрих
Гиз
Эпернон
Гиз
Генрих
Гиз
Эпернон
Генрих
Гиз
Генрих
Гиз
Генрих
Эпернон
Генрих
Эпернон
Генрих
СЦЕНА 21
Король Наваррский
Дю Бартас
Король Наваррский
Дю Бартас
Король Наваррский
Дю Плесси
Король Наваррский
Дю Плесси
Король Наваррский
СЦЕНА 22
Капитан
1-й убийца
2-й убийца
3-й убийца
Капитан
1-й убийца
Капитан
Убийцы
Капитан
Генрих
Капитан
Генрих
Капитан
Генрих
Гиз
Эпернон
Гиз
Эпернон
Генрих
Гиз
Генрих
Гиз
Генрих
Гиз
3-й убийца
Ах, простите меня, ваша светлость!
Гиз
3-й убийца
А в том, ваша светлость, что я один из тех, кому велено вас убить.
Гиз
3-й убийца
Да, ваша светлость, вас. Наши дожидаются за дверью. Поэтому умоляю вашу светлость: не ходите через нее.
Гиз
1-й убийца
Гиз
1-й и 2-й убийцы
Гиз
2-й убийца
Гиз
Капитан
Генрих
Эпернон
Генрих
Сын Гиза
Генрих
Сын Гиза
Генрих
Генрих
Екатерина
Генрих
Екатерина
Генрих
Екатерина
СЦЕНА 23
Кардинал
1-й убийца
Кардинал
2-й убийца
Кардинал
1-й убийца
Кардинал
1-й убийца
СЦЕНА 24
Дюмен
Монах
Ваша светлость, я пришел сообщить вам, что по приказу короля только что задушен брат ваш, кардинал Лотарингский.
Дюмен
Монах
Дюмен
Но тебя-то что на такой поступок толкает?
Монах
А то, ваша светлость, что был я в молодости изрядным грешником, а такой поступок угоден господу.
Дюмен
Монах
Дюмен
СЦЕНА 25
Генрих
Король Наваррский
Генрих
Приближенный
С позволения вашего величества осмелюсь доложить, что от президента парламента из Парижа прибыл монах-якобит, который жаждет предстать перед вашим величеством.
Генрих
Эпернон
Генрих
Монах
Генрих
Монах
Генрих
Монах
Эпернон
Генрих
Король Наваррский
Генрих
Король Наваррский
Генрих
Эпернон
Генрих
Король Наваррский
Генрих
Король Наваррский
Генрих
Врач
Генрих
Эпернон
Дю Бартас
Генрих
Врач
Король Наваррский
Генрих
Король Наваррский
Эпернон
Генрих
Король Наваррский
Геро и Леандр[417]
Перевод Ю. Корнеева
СЕСТИАДА[418] ПЕРВАЯ
СЕСТИАДА ВТОРАЯ
Страстный пастух — своей возлюбленной[446]
Перевод И. Жданова