XLV
"О чем роняешь слезы без числа,
сознайся, раб коварный, не скрывая,
зачем меня с Амуром проклиная,
ты хочешь видеть в нас причину зла?
Какую, где, когда я навела стрелу,
чтобы сразить тебя? Когда я
и где к тебе взывала, умоляя
отдать мне сердце? Я ль его взяла?
Ты сам меня молил, ты знаешь это,
Амура заклинал тебе помочь.
И я жестока? Этого навета
не заслужила я". Вот так точь в точь,
сдается, молвит про себя Фьямметта,
и я не в силах муки превозмочь.
XCVII
Ее ланиты - розы, кудри - злато,
и огненный над ними ореол,
что в облачко внезапно перешел,
сверкавшее, как не сверкает злато.
И, словно жемчуг, что оправлен в злато,
казалось, ангел в облачко вошел
и крылья белоснежные развел,
покрыт сапфирами, одетый в злато.
И за мою Фьямметту был я рад,
затем что, как нетрудно догадаться,
была мадонна к богу на пути,
а я остался, мукою объят,
здесь, весь в слезах, чтобы конца дождаться
и в край блаженных душ за ней взойти.
CII
Теперь, о Данте, как надеюсь я,
ты рядом с Беатриче. А давно ли
всходил на небо из земной юдоли,
о чем поведал в песнях, не тая?
Когда, забыв обманы бытия,
любовь не обрекают той же доле,
ты мог бы мне помочь по доброй воле,
и в этом - просьба скромная моя.
Я знаю, что моей Фьямметте милой
оттуда, с неба третьего [1], видна
тоска, с которой сладить не умею,
и если сладость Леты не лишила
меня любимой, пусть возьмет она
туда меня, где буду рядом с нею.
CXXVI
Пребудешь ты [2] отныне в царстве том,
куда стремится жаждущая света
душа, что заслужила чести этой
покуда обреталась в мире злом;
ты нынче там, где, жаждою влеком
Лауру видеть, что тобой воспета,
не раз бывал, и где теперь Фьямметта,
любовь моя, - лицом к лицу с Творцом.
К Сеннуччо [3], к Чино [4] присоединился
и к Данте ты, и пред тобой тогда
сокрытое от нас предстало зримо.
Когда тебе я другом доводился
здесь, на земле, возьми меня туда,
где любоваться мог бы я любимой.