О Рождестве Христовом и о событиях, связанных с ним, повествуют нам только два евангелиста: святой Матфей и святой Лука. Святой Матфей сообщает об откровении тайны воплощения праведному Иосифу, о поклонении волхвов, о бегстве Святого Семейства в Египет и избиении вифлеемских младенцев, а святой Лука более подробно описывает обстоятельства, при которых родился Христос Спаситель в Вифлееме, и поклонение пастырей.

Святой Матфей сообщает о том, что вскоре после обручения Пресвятой Девы Марии старцу Иосифу, прежде нежели сочетались они (Мф. 1, 18), то есть прежде заключения полного настоящего брака между ними, Иосифу стало ясным состояние зачатия во чреве, в котором находилась обрученная ему Мария. Будучи праведным, то есть, с одной стороны, справедливым, а с другой, и милосердным, Иосиф не захотел обличить Ее мнимого преступления перед всеми, чтобы не подвергнуть ее позорной и мучительной смерти, согласно закону Моисееву (см. Втор. 22, 23–24), а намеревался тайно отпустить Ее от себя, не оглашая причины этого.

Когда он помыслил это, ему явился Ангел Господень, который объяснил, что Родившееся в подозреваемой им Обручнице есть от Духа Святаго (Мф. 1, 20), а не есть плод греха, как он ошибочно думает. Родит же Сына, – продолжал Ангел, – и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их (Мф. 1, 21). Имя Иисус, по-еврейски Иегошуа, и значит Спаситель.

Чтобы Иосиф не сомневался в истине его слов, Ангел ссылается на древнее пророчество Исаии, которое свидетельствует о том, что это великое чудо бессеменного зачатия и рождения от Девы Спасителя мира было предопределено в предвечном совете Божием: Се, Дева во чреве приимет и родит Сына (Ис. 7, 14).

Не следует думать, что пророчество не исполнилось, если пророк говорит, что нарекут имя Ему: Еммануил (Ис. 7, 14), а Рожденного от Девы Марии назвали Иисусом. Имя Еммануил не имя собственное, а лишь символическое. Еммануил значит «с нами Бог», то есть когда совершится это чудесное рождение Младенца от Девы, то люди будут говорить «С нами Бог», ибо в Его лице Бог сошел на землю и стал жить с людьми – это всего лишь пророческое указание на Божество Христово, указание на то, что этот чудесно рожденный Младенец будет не простым человеком, а Богом.

Убежденный словами Ангела, Иосиф принял жену свою (Мф. 1, 24), то есть отказался от намерения отослать Ее от себя, и оставил Ее жить у себя в доме как жену. И не знал Ее, как наконец Она родила Сына Своего первенца (Мф. 1, 25). Как наконец не значит, что после рождения Иисуса он «познал Ее» – стал жить с Ней как с женой. Справедливо замечает святитель Иоанн Златоуст, что просто невероятно допустить, чтобы такой праведник, как Иосиф, решился бы познать святую Деву после того, как Она так чудесно сделалась матерью.

В данном случае выражение как наконец (в греческом тексте «эос») никак нельзя понимать так, как хотят понимать не чтущие Пресвятой Девы протестанты и сектанты, будто бы Иосиф до рождения Иисуса не знал Ее, а после познал, но что он совершенно никогда не познал Ее. В Священном Писании это слово «эос» употребляется, например, во фразе при повествовании об окончании потопа, что не возвратился ворон в ковчег, пока («эос») осушилась земля от воды (Быт. 8, 8), но он и после не возвратился. Или, например, слова Господа: Я с вами во все дни до («эос») скончания века (Мф. 28, 20). Ведь не значит же это, справедливо замечает блаженный Феофилакт, что после скончания века Христос уже не будет с нами? Нет, но тогда-то именно тем более будет!

«Первенцем» Иисус называется здесь также не потому, что Пресвятая Дева имела после Него других детей, а потому только, что Он первым родился, и притом единственным. В Ветхом Завете Бог повелевает освятить Себе каждого первенца, независимо от того, будут ли после него другие дети или нет11. Если же в Евангелиях упоминаются братья Иисуса Христа (см. Мф. 12, 46; Ин. 2, 12 и др.), то это совсем не значит, что это были Его родные братья. Это были, как свидетельствует предание, вернее всего, дети Иосифа Обручника от его первого брака.

Подробнее всех об обстоятельствах Рождества Христова и о времени, когда оно произошло, говорит святой евангелист Лука. События Рождества Христова он приурочивает к переписи всех жителей Римской империи, которая была произведена по повелению кесаря Августа (Лк. 2, 1), то есть римского императора Октавиана, получившего от римского сената титул «Август» («священный»). К сожалению, точной даты этой переписи не сохранилось, но время правления Октавиана Августа, личности, хорошо известной в истории, дает нам возможность хотя бы приблизительно, а при помощи других данных, о которых будет речь дальше, и с точностью до нескольких лет определить год Рождества Христова.

Принятое у нас теперь исчисление от Рождества Христова введено в VI веке римским монахом Дионисием, по прозванию Малый, который за основание этого летоисчисления поставил свой расчет, что Господь Иисус Христос родился в 754 году от основания Рима. Этот расчет, как показали потом тщательные расследования, оказался ошибочным: Дионисий ошибся по крайней мере на пять лет, указав год Рождества Христова позже, чем он был в действительности. Эта Дионисианская эра, назначавшаяся сначала для церковного употребления, с X века сделалась общераспространенной в христианских странах и принята в гражданском летоисчислении, хотя всеми хронологами признается теперь ошибочной. Действительный год Рождества Христова можно определить более точно на основании следующих данных Евангелия:

1. Время царствования Ирода Великого. Из Евангелия (см. Мф. 2, 1–18; Лк. 1, 5) совершенно ясно, что Христос родился еще во время царствования этого Ирода. Ирод же царствовал с 714 по 750 год от основания Рима. В 750 году он умер за восемь дней до Пасхи, вскоре после лунного затмения. Но так как по вычислению астрономов это затмение происходило в ночь с 13 на 14 марта 750 года и иудейская Пасха в этом году приходилась на 12 апреля, то, следовательно, Ирод умер в начале апреля 750 года от основания Рима, то есть по крайней мере на четыре года раньше нашей эры.

2. Народная перепись, упоминаемая у Луки (см. Лк. 2, 1–5), начата эдиктом Августа в 746 году. Для Иудеи она началась в последние годы царствования Ирода, потом была приостановлена вследствие смерти Ирода, продолжалась и закончилась, когда Сирией управлял Квирин, упоминаемый в Евангелии от Луки (см. Лк. 2, 2). Вследствие этой переписи в Палестине произошло народное восстание. Ирод подверг Февду, его зачинщика, сожжению 12 марта 750 года. Ясно, что перепись эта началась несколько раньше этого времени.

3. Правление Тиверия Кесаря, в пятнадцатый год которого, по свидетельству Евангелиста Луки (см. Лк. 3, 1), святой Иоанн Креститель выступил на проповедь, а Господу Иисусу Христу было тридцать лет (см. Лк. 3, 23). Август принял Тиверия в соправители за два года до своей смерти, в январе 765 года. Следовательно, пятнадцатый год царствования Тиверия начинался в январе 779 года. Так как, по выражению евангелиста Луки, Господь Иисус в это время был лет тридцати, то, следовательно, родился Он в 749 году.

4. Астрономические вычисления показывают, что годом крестной смерти Христа Спасителя (а она, по данным Евангелия, произошла в тот год, когда еврейская Пасха наступала вечером в пятницу) мог быть только 783 год. Так как Господу Иисусу Христу в это время шел тридцать четвертый год от рождения, то, следовательно, Он родился в 749 году от основания Рима.

Таким образом, все вышеприведенные данные с большой долей вероятности единогласно свидетельствуют, что годом Рождества Христова необходимо признать 749 год от основания Рима.

По недостатку данных в Четвероевангелии, нельзя точно определить и день Рождества Христова. Восточная Церковь первоначально праздновала этот праздник 6 января, в один день с Богоявлением, под общим названием «Епифания» – «Явление Бога в мир». В Западной же Церкви Рождество Христово издавна праздновалось 25 декабря. С конца IV века и Восточная Церковь начала праздновать этот день также 25 декабря.

День этот выбран для празднования Рождества Христова по следующим соображениям. Есть предположение, что Захария был первосвященник и что явление Ангела ему было за завесой в Святая святых, куда первосвященник входил лишь однажды в год в день очищения. Этот день приходится по нашему календарю на 23 сентября. Эту дату и стали считать днем зачатия Предтечи. В шестой месяц после этого было Благовещение Пресвятой Девы Марии, которое и стали праздновать 25 марта, а через девять месяцев, то есть 25 декабря, родился Господь Иисус Христос.

Нет, однако, данных о том, что Захария был первосвященником. Поэтому вероятнее другое символическое объяснение для выбора дня празднования Рождества Христова. Древние считали, что Христос, как второй Адам, зачался от Пресвятой Девы во время весеннего равноденствия 25 марта, когда, по древнейшему преданию, создан и первый Адам. Родился же Христос, Свет миру, Солнце правды, через девять месяцев во время зимнего солнечного поворота, когда день начинает увеличиваться, а ночь уменьшаться.

В соответствии с этим зачатие Иоанна Крестителя, который на шесть месяцев был старше Господа, положено праздновать 23 сентября, во время осеннего равноденствия, а рождение его – 24 июня, время солнечного поворота, когда дни начинают сокращаться. Еще святой Афанасий указывал при этом на слова Иоанна Крестителя Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3, 30).

Вызывает смущение у некоторых замечание евангелиста Луки, что перепись, во время которой родился Христос, была «первой» в то время, когда Сирией управлял Квириний (см. Лк. 2, 2), так как, по историческим данным, Квириний стал правителем Сирии только десять лет спустя после Рождества Христова. Самое вероятное объяснение этого недоразумения то, что правильно следует читать не эта перепись, а «самая перепись» (для этого есть сильные основания в греческом тексте). Указ о переписи был издан Августом еще до Рождества Христова, но затем из-за начавшихся народных волнений и смерти Ирода перепись была приостановлена и окончена лишь через десять лет в правление Квириния.

Есть данные, что Квириний дважды был назначаем правителем Сирии, и перепись, начатая в первое его правление, была закончена во второе его правление, почему евангелист и называет перепись, бывшую во время Рождества Христова, «первой».

Каждый должен был идти записаться в свой город (Лк. 2, 3). Так как римская политика всегда применялась к обычаям побежденных, а еврейские обычаи требовали, чтобы запись велась по коленам, по родам и племенам, для чего каждому надлежало отправиться с целью переписи в тот город, где жил некогда глава его рода. Так как Иосиф был из рода царя Давида, то он и должен был отправиться в Вифлеем – город, в котором родился Давид.

В этом виден замечательный Промысл Божий: Мессии надлежало родиться в этом городе, согласно древнему предсказанию святого пророка Михея (см. Мих. 5, 2). По римским законам, и женщины наравне с мужчинами подлежали в покоренных странах поголовной переписи. Во всяком случае, нет ничего удивительного в том, что Пресвятая Дева Мария в Ее положении сопутствовала хранителю Своего девства старцу Иосифу, тем более что Она, несомненно, знавшая пророчество святого Михея, не могла не усмотреть в издании указа о переписи промыслительного действия Божия, направляющего Ее в Вифлеем.

И родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице (Лк. 2, 7). Евангелист подчеркивает, что Пресвятая Дева Сама спеленала Своего новорожденного Младенца, то есть рождение было безболезненным. Первенцем Сын Ее называется не потому, что после были у Нее другие дети, а потому что, по закону Моисея, первенцем назывался всякий младенец мужеского пола, «разверзающий ложесна» (см. Исх. 13, 2), то есть всякий перворожденный, хотя бы он был и единственным.

Из-за множества путешественников, приехавших раньше, и из-за своей бедности Святое Семейство должно было поместиться в одной из пещер или гротов, какими богата была Палестина и куда пастухи загоняли скот в ненастную погоду. Здесь-то и родился Божественный Мессия, положенный вместо детской колыбели в ясли, от самого рождения принявший на Себя крест уничижения и страдания для искупления человечества и самим Своим рождением давший нам урок смирения – этой высочайшей добродетели, которой Он потом постоянно учил Своих последователей.

По древнему преданию, во время рождения Спасителя около яслей стояли вол и осел, дабы показать, что вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает своего Спасителя, народ Его не разумеет (Ис. 1, 3).

Но не одно уничижение сопровождало рождение и всю земную жизнь Спасителя, но и отблески Его Божественной славы. Пастухам, может быть, тем самым, которым принадлежала пещера и которые, благодаря хорошей погоде, ночевали в поле, явился Ангел Господень, осиянный Божественной славой, и возвестил им великую радость (Лк. 2, 10) о рождении во граде Давидове Спасителя, Который есть Христос Господь (Лк. 2, 11).

Здесь важно отметить слова Ангела, что эта великая радость… будет всем людям, то есть что Мессия пришел не для одних евреев, но для всего человеческого рода. Ангел дал при этом пастухам и знак, по которому они могут узнать Его: Вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях (Лк. 2, 12).

И сейчас же, как бы в подтверждение истины слов Ангела, явилось многочисленное воинство небесное (Лк. 2, 13), то есть целый сонм Ангелов, воспевших дивную хвалу новорожденному Богомладенцу – Мессии: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк. 2, 14). Ангелы славят Бога, пославшего в мир Спасителя; они воспевают мир, который водворится в душах людей, уверовавших в Спасителя, они радуются за людей, которым возвращено Божие благоволение. Вышние силы, то есть безгрешные вечные духи, непрестанно славословят в небесах своего Творца и Господа, но в особенности прославляют они Его за чрезвычайные проявления Его Божественной благости, каково великое дело Домостроительства Божия.

Мир, принесенный на землю воплотившимся Сыном Божиим, нельзя смешивать с обыкновенным внешним человеческим спокойствием и благосостоянием; это – мир совести души человека-грешника, искупленного Христом Спасителем, мир совести, примиренной с Богом, с людьми и самим собой. И лишь поскольку этот мир Божий, который превыше всякого ума (Флп. 4, 7), водворяется в душах людей, уверовавших во Христа, постольку и внешний мир становится достоянием человеческой жизни.

Искупление проявило все величие Божия благоволения, Божией любви к людям. Поэтому смысл славословия Ангелов таков: «Достойно славят Бога небесные духи, ибо на земле водворяется мир и спасение, так как люди сподобились особенного благоволения Божия».

Пастухи – люди, видимо, благочестивые, тотчас поспешили туда, куда указал им Ангел, и первыми удостоились поклониться новорожденному Младенцу Христу. О радостном событии явления им Ангелов и о слышанном ими небесном славословии они разглашали повсюду, где могли, и все слышавшие их дивились. Пресвятая Дева Мария в чувстве глубокого смирения только запоминала все это, слагая в сердце Своем (Лк. 2, 19).

По прошествии восьми дней над новорожденным Богомладенцем был совершен, согласно требованию закона Моисеева, обряд обрезания (см. Лев. 12, 3), причем наречено Ему имя Иисус, что значит «Спаситель», нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве.

По закону Моисееву, женщина, родившая младенца мужеского пола, считалась нечистой в течение сорока дней (а если родилась девочка, то в течение восьмидесяти дней). На сороковой день она должна была принести в храм жертву всесожжения – годовалого ягненка и жертву за грех – молодого голубя или горлицу, в случае же бедности – двух горлиц или голубей, для каждой жертвы по одному.

Исполняя закон Моисеев об очищении, Пресвятая Дева и Иосиф принесли также и Младенца Христа во Иерусалим, чтобы и с Ним сотворить по обычаю законному, внеся за Него выкуп в пять сиклей. В силу этого закона, в память того, что в ночь перед исходом евреев из Египта Ангел Господень истребил всех первенцев египетских, все первенцы еврейские должны были быть посвящены на служение Богу при храме. Со временем же, когда для этого служения было выделено одно только колено Левиино, первенцы стали освобождаться от этого служения за особый выкуп в пять си-клей серебра (см. Чис. 18, 16). Из евангельского повествования видно, что Пресвятая Дева и Обручник Ее принесли жертву бедных людей – двух голубей.

Для чего нужно было Господу, зачатие Которого и рождение было непричастно греху, подвергаться обрезанию, а Его Пречистой Матери – закону об очищении?

Во-первых, для того, чтобы этим исполнить всякую правду (Мф. 3, 15) и показать пример совершенного подчинения закону Божию. Во-вторых, это необходимо было для будущего служения Мессии в глазах Его народа: необрезанный не мог быть в обществе народа Божия, он не мог входить ни в храм, ни в синагогу. Необрезанный, Он не мог бы ни иметь влияния на народ, ни быть признанным Мессией. Также и Святая Матерь Его, не очистившись в глазах священников и народа, не могла бы быть истинной израильтянкой. Тайна непорочного зачатия и рождения не была еще никому тогда известна, кроме Самой Девы Марии и Иосифа, а потому все, требуемое законом, должно было быть исполнено в точности.

В храме при принесении Богоматерью выкупа и жертвы находился праведный и благочестивый старец Симеон, чающий утешения Израилева (Лк. 2, 25), то есть обещанного Богом Мессии, явление Которого должно было принести утешение Израилю (ср. Ис. 40, 1). Евангелист не сообщает о нем больше никаких данных, кроме того, что Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не сподобится узреть ожидаемого им «утешения», то есть Христа Господня (Лк. 2, 26).

Однако древнее предание говорит, что Симе-он был одним из семидесяти двух старцев, которые, по поручению египетского царя Птолемея, переводили Священные Книги Ветхого Завета с древнееврейского языка на греческий. Ему пришлось переводить Книгу пророка Исаии, и он усомнился в пророчестве о рождении Еммануила от Девы (см. Ис. 7, 14). Тогда явился ему Ангел и предсказал, что он не умрет до тех пор, пока не увидит своими глазами исполнение этого пророчества.

По внушению Духа Божия он пришел в храм, очевидно, туда, где был жертвенник всесожжения, и узнал в принесенном Пресвятой Девой Младенце Мессию Христа. Он взял Его в свои объятия, и из уст его излилась вдохновенная молитва – благодарность Богу за то, что Он сподобил его узреть в лице этого Младенца спасение, уготованное для человечества.

Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, – говорил он (Лк. 2, 29). «Теперь, с этой минуты, порвалась связь, привязывавшая меня к жизни, и Ты, Владыко, отпускаешь меня из этой жизни в другую, новую жизнь, по слову Твоему – по предсказанию, данному мне от Тебя Святым Твоим Духом, – с миром (Лк. 2, 29), то есть с полным духовным спокойствием. Ибо видели очи мои спасение Твое (Лк. 2, 30) – спасение, обещанное Тобою миру чрез Искупителя Мессию, Которого я имею теперь великое счастье видеть перед собой, которое Ты уготовал пред лицем всех народов (Лк. 2, 31) не только для евреев, но и для всех народов». Это спасение – свет к просвещению язычников и слава народа Божия Израиля (Лк. 2, 32), как вышедшая из его среды.

Иосиф и Матерь Божественного Младенца дивились, вероятно, тому, что везде находились люди, которым Бог открывал тайну об Этом Младенце.

Возвращая Младенца Матери и благословив Ее и Иосифа по праву глубокого старца, на котором очевидно почивал Дух Святой, Симеон в пророческом вдохновении предрекает, что Младенец сей будет предметом споров и пререканий между последователями Его и врагами, да откроются помышления многих сердец (Лк. 2, 35).

То есть в зависимости от разного отношения людей к этому Младенцу обнаружатся их сердечные расположения, настроения души. Кто любит истину и стремится творить волю Божию, тот уверует во Христа, а кто любит зло и творит дела тьмы, тот возненавидит Христа и будет, для оправдания своей злобы против Него, всячески клеветать на Него, что и исполнилось уже на примере книжников и фарисеев, исполняется и до сего времени на всех безбожниках и христоненавистниках.

Для уверовавших в Него Он лежит… на восстание, то есть на вечное спасение, а для неуверовавших, ожесточившихся против Него Он лежит… на падение (Лк. 2, 34), то есть на вечное их осуждение, на вечную погибель. Симеон прозревает духом и те страдания, которые придется претерпеть Его Пречистой Матери в результате этих человеческих пререканий о Ее Божественном Сыне: И Тебе Самой оружие пройдет душу (Лк. 2, 35).

Присутствовала при этом и Анна, дочь Фануилова, которую евангелист называет пророчицей, по особенному действию Духа Божия в ней и по дару вдохновенной речи, которым она обладала. Евангелист очевидно похваляет ее, как честную вдовицу, посвятившую себя Богу, после того как она прожила с мужем всего семь лет и дожила до восьмидесятичетырехлетнего возраста, не отходя от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь (Лк. 2, 37). И она, подобно Симеону, славила Господа и говорила, видимо, в пророческом вдохновении о Младенце нечто подобное тому, что и Симеон, всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме (Лк. 2, 38), то есть ждавшим пришествия Мессии.

Евангелист говорит далее, что, исполнив все по закону, они возвратились в Галилею, в город свой Назарет (Лк. 2, 39). Здесь он опускает все то, что последовало за Сретением, – несомненно, потому, что об этом подробно повествует святой Матфей: поклонение волхвов в Вифлееме, бегство Святого Семейства в Египет, избиение младенцев Иродом и возвращение Святого Семейства из Египта после его смерти. Подобный способ сокращений в повествовании мы часто находим у писателей Священных Книг.

Когда родился Иисус в Вифлееме Иудейском… пришли в Иерусалим волхвы с востока (Мф. 2, 1). Вифлеем называется здесь Иудейским в отличие от другого Вифлеема, находившегося в Галилее, в колене Завулоновом.

Пришедшие поклониться новорожденному Христу волхвы не были то, что обычно подразумевается под этим именем, то есть кудесники или волшебники, творящие ложные чудеса, вызывающие духов, вопрошающие мертвых, которых осуждает слово Божие (см. Исх. 7, 11; Втор. 18, 10–12). Это были люди ученые, тайновидцы, обладавшие большими знаниями, подобные тем, над которыми начальствовал Даниил в стране вавилонской (см. Дан. 2, 48). Они по течению звезд судили о будущем, изучали тайные силы природы. Такие волхвы в Вавилоне и Персии пользовались большим уважением, бывали жрецами и советниками царей.

Евангелист говорит, что они пришли с востока, не называя страны. По одним предположениям, страной, откуда они пришли, была Аравия, по другим – Персия, по третьим – Халдея. Слово «магос», употребленное евангелистом, – персидское. Поэтому наиболее вероятно, что они пришли из Персии или же из страны, составлявшей прежде Вавилонское царство, так как там во время семидесятилетнего пленения иудеев предки этих волхвов могли слышать от иудеев, что они ждут Великого Царя – Избавителя, Который покорит весь мир. Там же жил пророк Даниил, предсказывавший время пришествия этого Великого Царя; там же могло сохраняться и предание о пророчестве волхва Валаама, предсказавшего восхождение звезды от Иакова (см. Чис. 24, 17).

Изучение звездного неба было одним из главных занятий персидских мудрецов. Господь и призвал их к поклонению родившемуся Спасителю мира через явление необыкновенной звезды. На Востоке в это время было широко распространено убеждение, что в Иудее должен явиться Владыка мира, которому подобает поклонение всех народов мира. Поэтому, придя в Иерусалим, волхвы так уверенно спрашивают: Где родившийся Царь Иудейский? (Мф. 2, 2).

Это вызвало тревогу Ирода, так как он не имел законных прав на иудейский престол – был идумеянином и, будучи тираном, вызывал к себе ненависть своих подданных. С ним встревожился и весь Иерусалим (Мф. 2, 3), быть может, опасаясь разных репрессий со стороны встревоженного необычайным известием Ирода.

Кровожадный Ирод, решившийся уничтожить своего новорожденного, как он думал, Соперника, созывает первосвященников и книжников и прямо задает им вопрос о месте рождения Царя Иудейского, как Мессии: Где должно родиться Христу? (Мф. 2, 4).

Книжники тотчас же указали Ироду на всем известное пророчество Михея12, приводя его не буквально, но сходно с подлинником по смыслу, о том, что Мессия должен родиться в Вифлееме. Вифлеем значит «дом хлеба», а Ефрафа – «плодоносное поле»: названия, характеризующие особенное плодородие земли. Замечательно в подлинном пророчестве Михея указание, что Мессия только произойдет из Вифлеема, а не будет жить в нем, и что действительное происхождение Его из начала, от дней вечных.

Ироду для верного исполнения его кровавого замысла хотелось знать еще время рождения Царя Иудейского, и он призывает к себе волхвов, чтобы тайно допросить их о времени явления звезды, а затем посылает их в Вифлеем с тем, чтобы они, вернувшись к нему, рассказали все, что узнают о Новорожденном.

Когда волхвы отправились в Вифлеем, то звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, указывая им путь, пока не остановилась над местом, где был новорожденный Младенец (Мф. 2, 9).

Что это была за звезда? На этот счет существуют разные мнения. Святитель Иоанн Златоуст и блаженный Феофилакт думали, что это была некая Божественная и ангельская сила, являвшаяся вверху в виде звезды. Что касается той звезды, которую они прежде видели на Востоке, многие полагают, что то была настоящая звезда, ибо великие события в мире нравственном часто предварялись знамениями и в видимой природе.

Интересно, что, согласно вычислению знаменитого астронома Кеплера, в год рождения Христа Спасителя было необыкновенно редкое совпадение как бы в одной точке трех наиболее ярких планет: Юпитера, Марса и Сатурна, давшее впечатление необычайно яркой звезды. Это небесное явление, известное в астрономии под названием соединения планет, совпало с великим событием рождения на земле Сына Божия – Мессии, и в этом, конечно, его чудесность, проявление Промысла Божия, призвавшего таким путем на поклонение родившемуся Мессии ученых язычников.

Замечательный же смысл этого прихода волхвов из далекой страны прекрасно объясняет святитель Иоанн Златоуст: «Так как иудеи, непрестанно слыша пророков, возвещавших о пришествии Христовом, не обращали на то особенного внимания, то Господь внушил варварам прийти из отдаленной страны расспрашивать о Царе, родившемся у иудеев, и они от персов первых узнают то, чему не хотели научиться у пророков».

Но, конечно, та звезда, которая указывала путь волхвам от Иерусалима до Вифлеема и затем пришла и остановилась над местом, где был Младенец (Мф. 2, 9), уже не была ни настоящей звездой, ни планетой, а совершенно особым чудесным явлением. Увидя эту звезду, волхвы возрадовались радостью весьма великою (Мф. 2, 10) – несомненно, потому, что в этом явлении звезды нашли новое подкрепление своей веры в действительность рождения необыкновенного Младенца.

Далее сказано о волхвах, что они пришли в дом и там, пав, поклонились Новорожденному (Мф. 2, 11). Следовательно, это уже не была та пещера, в которой Христос родился, то есть Младенец с Матерью могли уже переселиться в обыкновенный дом.

Открыв сокровища свои, волхвы принесли Новорожденному дары: золото как Царю, ладан как Богу и смирну как имеющему вкусить смерть Человеку (Мф. 2, 11). Получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, который замыслил умертвить Богомладенца, они иным путем, то есть не через Иерусалим, отошли в страну свою (Мф. 2, 12), вероятно, к югу от Вифлеема.

После ухода волхвов Ангел Господень, явившись во сне Иосифу, повелел ему, взяв Младенца и Матерь Его, бежать в Египет, что он и исполнил, отправившись туда ночью. Египет находился к юго-западу от Иудеи, и до границы его надо было идти около ста верст. Он тоже тогда был римской провинцией. В нем жило много иудеев, они имели там свои синагоги, но туда не простиралась власть Ирода, и Святое Семейство, остановившись там у своих соотечественников, могло чувствовать себя в безопасности.

На вопрос, почему Христос не спас Себя Сам от Иродовых убийц, святитель Иоанн Златоуст отвечает: «Если бы Господь с первого Своего возраста начал творить чудеса, то Его не стали бы признавать Человеком» (Беседа 7 на Евангелие от Матфея).

О путешествии Святого Семейства в Египет сохранилось множество замечательных преданий. Одно из них гласит, что, когда Иосиф с Богомладенцем и Его Матерью вошли в идольский храм, где было 365 идолов, то все идолы пали на землю и сокрушились, и исполнилось над ними слово пророческое: Вот, Господь восседит на облаке легком, – на руках Пречистой Девы Марии, – и грядет в Египет. И потрясутся от лица Его идолы Египетские (Ис. 19, 1).

В том, что Младенец Иисус должен был бежать именно в Египет и затем вернуться из Египта, святой евангелист видит исполнение пророчества Осии: Из Египта вызвал Сына Моего (Ос. 11, 1). Слова эти, по связи речи у пророка, относятся собственно к исходу еврейского народа из Египта. Но так как избранный Богом народ еврейский прообразовал собою истинного первородного и единственного Сына Божия Иисуса Христа, то изведение еврейского народа из Египта было прообразом воззвания Иисуса Христа из Египта. Как отмечает святитель Иоанн Златоуст, в событиях Ветхого Завета все имело прообразовательное значение, все было прообразом событий новозаветных.

Ирод разгневался, когда волхвы не вернулись в Иерусалим. Он счел себя осмеянным ими (Мф. 2, 16), хотя они и не имели в мысли насмеяться над ним, и это привело его в еще большую ярость. Выведав от волхвов, что звезда явилась им около года назад, он заключил, что Младенец теперь если и старше года, то моложе двух лет, а потому и издал жестокий приказ избить в Вифлееме и его окрестностях всех младенцев от двух лет и ниже (Мф. 2, 16) в расчете на то, что в числе их окажется и Христос. По преданию, было убито 14 000 младенцев, память которых, как мучеников за Христа, Святая Церковь празднует ежегодно 29 декабря.

Такая жестокость была совершенно в характере Ирода, о котором, по свидетельству иудейского историка Иосифа Флавия, известно, что он из пустой подозрительности велел задушить свою жену и умертвить трех своих сыновей. Когда об этом доложили Августу, то он сказал: «У Ирода лучше быть животным, чем сыном». Еще и сейчас в окрестностях Вифлеема показывают гроты, в которых скрывались матери с младенцами на руках, пытаясь спасти их жизнь от воинов Ирода, и где они были умерщвлены вместе со своими детьми, которых держали в руках.

В избиении младенцев святой евангелист видит исполнение пророчества Иеремии: Голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет (Иер. 31 15). В этих словах пророк Иеремия описывал бедствия и скорбь народа иудейского, отводимого в Вавилонский плен и собранного предварительно в Раме, небольшом городке колена Вениаминова на севере от Иерусалима. Очевидец этого события пророк Иеремия изображает его как плач праматери Рахили о чадах своих, как бы отводимых на смерть. Святой Матфей видит в этом прообраз действительной гибели чад Рахили, погребенной вблизи Вифлеема.

Нет точных данных о том, сколько времени Святое Семейство прожило в Египте, ибо неизвестен с полной точностью год Рождества Христова. Но указано ясно и определенно, что Святое Семейство вернулось в землю Израилеву вскоре по смерти Ирода, а дата смерти Ирода может считаться более или менее точно установленной. Ирод умер, как свидетельствует Иосиф Флавий, в страшных мучениях в марте или начале апреля 750 года от основания Рима. Если Христос родился 25 декабря 749 года, то Святое Семейство пробыло в Египте всего около двух месяцев. Если же считать, что Христос родился, как некоторые думают, годом раньше, в 748 году, то можно полагать, что оно провело там больше года и что Богомладенцу было при возвращении из Египта около двух лет. Во всяком случае, Он был еще Младенцем, как называет Его Ангел, повелевший Иосифу возвратиться в землю Израилеву.

Дойдя до земли Израилевой, Иосиф, видимо, собирался поселиться в Вифлееме, где, как ему естественно казалось, должен был воспитываться сын Давидов – будущий Мессия Христос. Но когда он услышал, что в Иудее воцарился самый худший из сыновей Ирода, кровожадный и жестокий, подобно своему отцу, Архелай, то убоялся туда идти (Мф. 2, 22) и, получив во сне новое откровение, направился в пределы Галилейские, где и поселился в городе Назарете, в котором он жил и прежде, занимаясь ремеслом плотника.

В этом святой евангелист видит исполнение пророчества о том, что Господь Иисус Христос Назореем наречется (Мф. 2, 23). Такого пророчества в Ветхом Завете мы, однако, не находим. Высказывалось предположение, что это пророчество находилось в книге, потерянной евреями. Другие думают, что евангелист не указывает здесь на одно какое-нибудь пророчество в частности, но имеет в виду общий характер всех пророчеств об уничиженном состоянии Христа Спасителя во время Его земной жизни. Выйти из Назарета – это значило быть в пренебрежении, в презрении, быть униженным, отверженным. С другой стороны, назореями в Ветхом Завете назывались люди, посвятившие себя Богу; быть может, и это было причиной наименования Иисуса Христа назореем, как высшего носителя назорейских обетов – полного посвящения Себя на служение Богу.

До выхода Своего на общественное служение человеческому роду Господь Иисус Христос пребывал в безвестности. Единственный факт из Его жизни за этот период времени приводит евангелист Лука. Так как он писал свое Евангелие по тщательном исследовании всего сначала (Лк. 1, 3), то надо полагать, что других таких выдающихся фактов в жизни Господа за этот ранний период не было.

Общую характеристику этого периода святой Лука дает в словах: Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем (Лк. 2, 40). Это понятно, ибо Отрок Иисус был не только Богом, но и Человеком и, как Человек, подлежал обычным законам человеческого развития. Только по мере развития своего человеческая мудрость отражала или вмещала в себя всю глубину и полноту Божественного вéдения, которой обладал Отрок Иисус как Сын Божий.

И вот, когда Отроку Иисусу исполнилось двенадцать лет, эта Божественная мудрость впервые ярко проявила себя. По закону Моисея, все евреи мужеского пола обязаны были три раза в год являться в Иерусалим на праздник Пасхи, Пятидесятницы и Кущей (см. Втор. 16, 16); исключение делалось только для детей и больных. Особенно строго требовалось посещение Иерусалима на праздник Пасхи. Отрок, достигший двенадцати лет, становился «чадом закона»: с этого времени он должен был изучать все требования закона и исполнять его предписания, в частности, ходить в Иерусалим на праздники.

Святой Лука говорит, что родители Иисуса каждый год… ходили в Иерусалим (Лк. 2, 41). Тайна рождения Богомладенца оставалась сокровенной, Пресвятая Дева Мария и старец Иосиф не считали нужным и полезным открывать ее, и в глазах жителей Назарета Иосиф был мужем Марии и отцом Иисуса. Евангелист и употребляет это выражение применительно к общему мнению. В другом же месте он прямо говорит, что Иосифа только считали отцом Иисуса (см. Лк. 3, 23), и, следовательно, на самом деле он таковым не был.

Празднование Пасхи продолжалось восемь дней, после чего богомольцы возвращались по домам, обыкновенно группами. Иосиф и Мария не заметили, как Отрок Иисус остался в Иерусалиме, думая, что Он идет где-нибудь поблизости от них в другой группе, с родственниками и знакомыми. Видя же, что Он долго не присоединяется к ним, начали Его искать и, не найдя, в тревоге возвратились в Иерусалим, где только через три дня, надо полагать, со дня выхода своего из Иерусалима, нашли Его в храме сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их (Лк. 2, 46). Это происходило, вероятно, в одном из притворов храма, где раввины собирались, рассуждая друг с другом и с народом, поучая в законе желавших слушать их. В этой беседе Отрок Иисус уже проявил Свою Божественную мудрость, почему все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его (Лк. 2, 47).

Богоматерь, высказав Ему их тревогу за Него, называет Иосифа отцом Его (см. Лк. 2, 48), ибо иначе и не могла его назвать, так как в глазах всех Иосиф и был отцом Иисуса. На эти слова Матери Отрок Иисус впервые открывает Свое назначение – исполнить волю Пославшего Его и как бы поправляет Свою Матерь, указывая, что не Иосиф Его отец, но Бог. «Вы должны были знать, – как бы так говорил Он им, – где Я, ибо, как Сын Божий, Я и должен пребывать в дому Божием», то есть в храме (см. Лк. 2, 49). Они, однако, не поняли этих слов, ибо и им еще не была вполне открыта тайна Христова дела на земле. Однако Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем (Лк. 2, 51) – это был особенно памятный для Нее день, когда Сын Ее впервые дал знать о Своем высоком предназначении.

Так как еще не настало время общественного служения Иисуса, то Он послушно пошел с ними в Назарет и, как особенно отмечает это евангелист, был в повиновении у Своих земных родителей (Лк. 2, 51), вероятно, разделяя труды Своего мнимого отца Иосифа, который был плотником. С укреплением в возрасте Он преуспевал в премудрости (Лк. 2, 52), и для внимательных все яснее становилась особая любовь Божия к Нему, что привлекало к Нему и любовь людей.

О выходе на проповедь Иоанна Крестителя и о его свидетельстве о Господе Иисусе Христе согласно повествуют, почти с одинаковыми подробностями, все четыре евангелиста: Матфей, Марк, Лука и Иоанн. Лишь последний из них опускает кое-что из сказанного первыми тремя, подчеркивая только Божество Христово.

О времени выхода на проповедь Иоанна Крестителя, а вместе с тем и о времени выхода на общественное служение Самого Господа дает важные сведения святой евангелист Лука. Он говорит, что это произошло в пятнадцатый… год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе (Лк. 3, 1–2).

Начиная свое повествование о выходе Иоанна Крестителя на проповедь, святой Лука хочет сказать, что в то время Палестина входила в состав Римской империи и ею, от имени императора Тиверия, сына и преемника Октавиана Августа, при котором родился Христос, управляли тетрархи, или четвертовластники. В Иудее вместо Архелая управлял римский прокуратор Понтий Пилат; в Галилее – Ирод-Антипа, сын Ирода Великого, избившего младенцев в Вифлееме. Другой его сын, Филипп, управлял Итуреей, страной по восточную сторону Иордана, и Трахонитидой, расположенной на северо-восток от Иордана. В четвертой области – Авилинее, примыкавшей с северо-востока к Галилее, при подошве Антиливана, управлял Лисаний. Первосвященниками в это время были Анна и Каиафа, что надо понимать так: первосвященником был собственно Каиафа, а его тесть Анна, или Анан, отставленный гражданскими властями от должности, но пользовавшийся у народа авторитетом и уважением, фактически разделял с ним власть.

Тиверий вступил на престол после смерти Августа в 767 году, но еще за два года до того, в 765 году, он стал его соправителем, и, следовательно, пятнадцатый год его правления начинался в 779 году, в каковом году, по наиболее вероятному предположению, Господу и исполнилось как раз 30 лет, о чем говорит дальше святой Лука, указывая возраст, в котором Господь Иисус Христос принял крещение от Иоанна и вышел на общественное служение.

Святой Лука свидетельствует, что к Иоанну был глагол Божий (Лк. 3, 2), то есть особое призвание, или откровение Божие, которым он был вызван начать свое служение. Место, где он начал свое служение, святой Матфей называет пустыней Иудейской (см. Мф. 3, 1). Так называлось западное побережье Иордана и Мертвого моря благодаря своей слабой населенности. После Божия призвания Иоанн стал являться в более населенных местах этой области и ближе к воде, нужной для крещения, как, например, в Вифаваре при Иордане (Ин. 1, 28) и в Еноне, близ Салима (Ин. 3, 23).

Евангелисты Матфей, Марк и Лука называют Иоанна «гласом вопиющего в пустыне»: Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему (Мф. 3, 3; Мк. 1, 3; Лк. 3, 4). Точно так же называет себя и сам Иоанн в Евангелии от Иоанна (см. Ин. 1, 23). Слова эти взяты из речи пророка Исаии, где он утешает Иерусалим, говоря, что кончилось время его уничижения и скоро явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие (Ис. 40, 5).

Это пророчество исполнилось, когда после семидесятилетнего вавилонского пленения 42 000 иудеев, с разрешения персидского царя Кира, возвратились в свое отечество. Это возвращение пророк изображает как радостное шествие, предводительствуемое Самим Богом и предшествуемое вестником. Этот вестник возглашает, чтобы в пустыне, по которой предстоит идти Господу со Своим народом, приготовили Ему путь прямой и ровный – углубления наполнили насыпями, а горы и холмы срыли и так далее.

Это пророчество и евангелисты, и сам Иоанн Креститель (см. Ин. 1, 23) изъясняют в прообразовательном смысле (ибо такой смысл имели все ветхозаветные события, предзнаменуя собою события Нового Завета). Под Господом, шествующим во главе Своего народа, возвращающегося из плена, они разумеют Мессию, а под вестником – Его Предтечу, Иоанна. Пустыней в этом, духовном смысле является сам народ Израильский, а ее неровности, которые надо устранить, как препятствия к приходу Мессии, – это грехи человеческие, почему сущность всей проповеди Предтечи и сводилась к одному, собственно, призыву: «Покайтесь!»

Это прообразовательное пророчество Исаии последний из ветхозаветных пророков Малахия высказывает прямо, называя Предтечу, приготовляющего путь Мессии, Ангелом Господним (см. Мал. 3, 1). Этой цитатой святой Марк и начинает свое евангельское повествование (см. Мк. 1, 2).

Проповедь свою о покаянии Иоанн Креститель обуславливал приближением Царства Небесного, то есть Царства Мессии (см. Мф. 3, 2). Под этим Царством слово Божие понимает освобождение человека от власти греха и воцарение праведности во внутреннем его существе (см. Лк. 17, 21; ср. Рим. 14, 17), объединение всех людей, сподобившихся этого, в единый организм – Церковь (см. Мф. 13, 24–43, 47–49) и вечная небесная слава их в будущей жизни (см. Лк. 23, 42–43).

Приготовляя людей ко вступлению в это имеющее вскоре открыться с приходом Мессии Царство, Иоанн призывает их к покаянию. Откликавшихся на его призыв он крестил крещением покаяния для прощения грехов (Лк. 3, 3; см. также Мф. 3, 11). Это не было благодатное христианское крещение, а лишь погружение в воде, как выражение того, что погружающийся желает очищения от своих грехов, подобно тому как вода очищает его от телесной нечистоты.

Строгий подвижник, носивший самую грубую одежду из верблюжьего волоса и питавшийся акридами (род саранчи) и диким медом, Иоанн представлял собою резкую противоположность современным ему наставникам иудейского народа. А его проповедь о приближении Царства Мессии, наступления которого столь многие в это время напряженно ожидали, не могла не привлечь к себе всеобщего внимания.

Даже иудейский историк Иосиф Флавий свидетельствует, что народ, восхищенный учением Иоанна, стекался к нему в великом множестве и что власть этого мужа была так велика над иудеями, что они готовы были сделать по его совету все, и что сам Ирод царь боялся этой власти великого учителя. Даже фарисеи и саддукеи не могли смотреть спокойно на то, как народ массами идет к Иоанну, и они сами пошли к нему в пустыню, однако едва ли все с искренними чувствами.

Неудивительно поэтому, что Иоанн встречает их строгой обличительной речью: Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? (Мф. 3, 7). Фарисеи искусно прикрывали свои пороки точным соблюдением чисто внешних предписаний Моисеева закона, а саддукеи, предаваясь плотским удовольствиям, отвергали то, что противоречило их эпикурейскому образу жизни, – духовную жизнь и загробное воздаяние.

Иоанн обличает их надменность, их уверенность в своей праведности и внушает им, что их надежда на происхождение от Авраама не принесет им пользы, если они не сотворят плодов, достойных покаяния, ибо дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф. 3, 10) как ни на что не годное.

Истинные чада Авраама – не те, которые происходят от него по плоти, но те, которые будут жить в духе его веры и преданности Богу. «Если вы не раскаетесь, – как бы говорит он им, – то Бог вас отвергнет и призовет на ваше место новых чад Авраама по духу» (см. Мф. 3, 9; Лк. 3, 8).

По евангелисту Луке, эта строгая речь Иоанна была обращена к народу. В этом нельзя видеть противоречия, ибо народ в значительной своей части был заражен лжеучениями фарисейства. Смущенный строгостью речи пророка, народ спрашивает: Что же нам делать? (Лк. 3, 10). В ответ Иоанн указывает на необходимость творить дела любви и милосердия и воздерживаться от всякого зла. Это и есть достойные плоды покаяния (Лк. 3, 8).

Тогда было время всеобщего ожидания Мессии, причем иудеи верили, что Мессия, когда придет, будет крестить (см. Ин. 1, 25). Неудивительно, что многие стали задаваться вопросом, не Христос ли Иоанн.

На эти мысли Иоанн отвечал, что он крестит в воде в покаяние (Мф. 3, 11), то есть в знак покаяния, но за ним идет Сильнейший его, Которому он недостоин развязать (Лк. 3, 16; Мк. 1, 7) или понести обувь (Мф. 3, 11), как делают это рабы по отношению к своему господину. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11) – в крещении Его будет действовать благодать Святого Духа, попаляющая, как огонь, всякую греховную скверну.

Лопата Его в руке Его (Мф. 3, 12) – Христос очистит народ Свой, как хозяин очищает свое гумно от плевел и сора, пшеницу же, то есть уверовавших в Него, соберет в Свою Церковь, как бы в житницу, а всех отвергающих Его предаст вечным мучениям.

О Крещении Господа Иисуса Христа повествуют все четыре евангелиста. Подробнее всех изображает это событие святой Матфей.

Тогда приходит Иисус из Галилеи (Мф. 3, 13). Святой Марк дополняет, что именно из Назарета Галилейского (Мк. 1, 9). Это было, по-видимому, в тот же пятнадцатый год правления Тиверия Кесаря, когда, по святому Луке, Иисусу исполнилось тридцать лет, – возраст, требуемый от учителя веры.

По святому Матфею, Иоанн отказывался крестить Иисуса, говоря: Мне надобно креститься от Тебя (Мф. 3, 14), а по Евангелию от Иоанна, Креститель не знал Иисуса до Крещения (см. Ин. 1, 33), пока не увидел Духа Божия, сходящего на Него в виде голубя. Противоречия здесь видеть нельзя. Иоанн не знал Иисуса до Крещения как Мессию, но, когда Иисус пришел к нему просить крещения, он, как пророк, проникавший в сердца людей, сразу почувствовал Его святость и безгрешность и Его бесконечное превосходство над собою, почему не мог не воскликнуть: Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? (Мф. 3, 14). Когда же он увидел Духа Божия, сходящего на Иисуса, тогда уже окончательно удостоверился, что перед ним Мессия Христос.

Так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф. 3, 15). Это значит, что Господь Иисус Христос, как Человек и родоначальник нового возрожденного Им человечества, должен был собственным примером показать людям необходимость соблюдения всех Божественных установлений. Но, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды (Мф. 3, 16), потому что, как безгрешному, Ему не было надобности исповедовать Свои грехи, как делали это все остальные крещающиеся, стоя при этом в воде. Святой Лука передает, что Иисус, крестившись, молился (Лк. 3, 21), – несомненно, о том, чтобы Отец Небесный благословил начало Его служения.

И се, отверзлись Ему небеса, то есть отверзлись над Ним, ради Него, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него (Мф. 3, 16). Так как по-гречески на Него выражено местоимением третьего лица, а не возвратным, то тут нужно понимать, что увидел Духа Божия Иоанн, хотя, конечно, видел его и Сам Крещаемый, и народ, бывший при этом, ибо цель этого чуда – явить людям Сына Божия в пребывавшем дотоле в неизвестности Иисусе, почему Церковь и поет в день праздника Крещения Господня, называемого также Богоявлением: «Явился еси днесь вселенней»13. По словам Иоанна, Дух Божий не только сошел на Иисуса, но и пребыл на Нем (см. Ин. 1, 32–33).

Голос Бога Отца: Сей есть, по Матфею (Мф. 3, 17), или Ты, по Марку (Мк. 1, 11) и Луке (Лк. 3, 22), Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение (Мф. 3, 17; Мк. 1, 11), – был указанием Иоанну и присутствовавшему народу на Божественное достоинство Крещаемого как Сына Божия, в собственном смысле Единородного, на Котором вечно пребывает благоволение Бога Отца, и вместе с тем как бы ответом Отца Небесного Своему Божественному Сыну на Его молитву о благословении на великий подвиг служения для спасения человечества.

Крещение Господне наша Святая Церковь празднует издревле 6 января, именуя этот праздник также Богоявлением, ибо в событии этом явила Себя людям вся Святая Троица: Бог Отец – голосом с неба, Бог Сын – крещением от Иоанна в Иордане, Бог Дух Святый – снизшествием в виде голубя.

Повествование о сорокадневном посте Господа Иисуса Христа и о последовавшем за тем искушении его в пустыне от диавола имеется у трех первых евангелистов, причем подробно рассказывают об этом святой Матфей и святой Лука, а святой Марк лишь упоминает об этом кратко, не приводя подробностей.

По крещении Иисус возведен был Духом в пустыню (Мф. 4, 1), находящуюся между Иерихоном и Мертвым морем. Одна из гор этой пустыни доселе носит название Сорокадневной, по сорокадневному посту на ней Господа. Первым делом почившего на Иисусе при крещении Духа Божия было водительство Его в пустыню, дабы там Он постом и молитвой мог приготовиться к великому служению спасения человечества. Там Он постился сорок дней и сорок ночей, то есть, как по всему видно, все это время совсем ничего не ел и напоследок взалкал (Мф. 4, 2; Лк. 4, 2), то есть пришел в крайнюю степень голода и изнурения сил.

И приступил к Нему искуситель (Мф. 4, 3). Это был завершающий приступ искусителя, ибо, по Луке, диавол не переставал искушать Господа в течение всех сорока дней (Лк. 4, 2).

Какой смысл в этом искушении Господа от диавола?

Придя на землю для того, чтобы разрушить дела диавола, Господь мог бы, конечно, уничтожить их сразу одним дыханием уст Своих, но надо знать и помнить, что дела диавола коренились в заблуждениях свободной человеческой души, которую Господь явился спасти, не лишая свободы, этого величайшего дара Божия человеку, созданному не пешкой, не бездушным автоматом и не животным, руководимым бессознательным инстинктом, но свободной разумной личностью. В отношении к Божеству Иисуса Христа это искушение было борьбой духа зла с Сыном Божиим, пришедшим спасти человека, за сохранение своей власти над людьми с помощью призраков знания и счастья.

Это искушение было подобно тому искушению Иеговы, которое позволили себе израильтяне в Рефидиме (см. Исх. 17, 1–7), ропща за недостаток воды: Есть ли Господь среди нас, или нет? (Исх. 17, 7). Так и диавол начинает свое искушение словами если Ты Сын Божий (Мф. 4, 3, 6; Лк. 4, 3, 9). И как о сынах Израиля псалмопевец говорит, что они искушали Господа в пустыне, так и диавол искушал Сына Божия с намерением раздражить Его, прогневить, укорить и оскорбить (см. Пс. 77, 40–41).

Главным же образом искушение направлялось против человеческой природы Иисуса, на которую диавол надеялся простереть свое влияние, совратить ее волю на ложный путь. Христос пришел на землю для того, чтобы основать среди людей Свое Царство – Царство Божие. Два пути могло вести к этой цели: один, о котором как раз мечтали тогдашние иудеи, – путь скорого и блистательного воцарения Мессии, как земного царя, другой – путь медленный и тернистый, путь добровольного нравственного перерождения людей, сопряженный с многими страданиями не только для последователей Мессии, но и для Него Самого. Диавол и хотел отклонить Господа от второго пути, попытавшись прельстить Его – по человечеству, конечно, – легкостью первого, сулившего не страдания, а только славу.

Прежде всего, пользуясь голодом, который мучил Иисуса как Человека, диавол попытался убедить Его использовать Свою Божественную силу для того, чтобы избавиться от этого тягостного для каждого человека чувства голода. Указывая на камни, которые в этой местности и поныне напоминают своей формой хлебы, он говорит: Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4, 3). Диавол надеялся, что, соблазнившись этим однажды, Иисус будет и впредь поступать так же: оградит себя легионами Ангелов от толпы врагов (ср. Мф. 26, 53), сойдет с креста (ср. Мф. 27, 40) или призовет Илию спасти Его (ср. Мф. 27, 49), и тогда дело спасения человечества крестными страданиями Сына Божия не осуществилось бы.

Богочеловек, для других претворявший воду в вино и чудесно умножавший хлебы, отверг этот лукавый совет словами Моисея, сказанными относительно манны, которой сорок лет Бог питал народ Свой в пустыне: Не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа (Втор. 8, 3). Под словом здесь надо понимать благую волю Божию, промышляющую о человеке.

Господь творил чудеса для удовлетворения нужд других, а не Своих собственных. Если бы Он при всех Своих страданиях вместо того, чтобы терпеть их, прибегал к Своей Божественной власти, Он не мог бы быть примером для нас. Повторяя часто это чудо, Он мог бы увлечь за Собой всех людей, требовавших тогда «хлеба и зрелищ», но эти люди не были бы надежны для основываемого Им свободного Царства Божия. Цель Его была та, чтобы люди свободно шли за Ним по слову Его, но не как рабы, увлекаемые легкостью обладания земными благами.

Потерпев поражение на первом искушении, диавол приступил ко второму: повел Господа в Иерусалим и, поставив на крыле храма, предложил: Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя (Мф. 4, 6). Опять предложение поразить воображение людей, напряженно ожидающих прихода Мессии, чудом, чтобы таким образом легко увлечь их за собой. И это, конечно, было бы бесплодно для нравственной жизни людей. Господь отверг и это предложение словами: Не искушайте Господа, Бога вашего (Втор. 6, 16), сказанными в свое время Моисеем народу Израильскому, то есть «Не следует без необходимости подвергать себя опасности, испытывая чудодейственную силу всемогущества Божия».

Тогда диавол приступает к третьему искушению: показывает Иисусу с высокой горы все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне (Мф. 4, 8–9). Святой Лука добавляет при этом, что диавол показал Иисусу все царства вселенной во мгновение времени (Лк. 4, 5) и сказал при этом: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее (Лк. 4, 6).

Диавол развернул перед взором Иисуса картину всех царств земли, над которыми действительно господствовал он, как дух злобы, показал Ему, какими силами и средствами располагает он в мире сем для борьбы с Богом, пришедшим на землю спасти человека от его власти. Он надеялся, очевидно, что эта картина смутит человеческий дух Иисуса страхом и сомнением в возможности осуществить Его великое дело спасения человечества. И действительно: что может быть страшнее картины мира, предавшегося добровольно во власть диавола?

Диавол как бы так говорил Господу: «Ты видишь мою власть над людьми. Не мешай же мне господствовать над ними и впредь, а за это я готов поделиться с Тобою моей властью над ними. Для этого Тебе нужно только вступить в союз со мною. Только поклонись мне, и Ты будешь тем Мессией, какого ждут евреи». Конечно, диавол обещал в этих словах Иисусу чисто внешнюю власть над людьми, внешнее господство над ними, сохранив за собой господство внутреннее, духовное.

Это как раз то, чего именно и не хотел Господь, учивший, что Он пришел не для внешнего господства, не для того, чтобы Ему служили, как земным владыкам (Мф. 20, 28), и что Царство Его не от мира сего (Ин. 18, 36), а Царство это – чисто духовное. Поэтому Господь словами Второзакония Господа, Бога твоего, бойся, и Ему одному служи (Втор. 6, 13) отгоняет от Себя диавола, говоря: Отойди от Меня, сатана (Мф. 4, 10), указывая тем, что Он не признает власти сатаны над миром, потому что вселенная принадлежит Господу Богу, и Ему единому подобает поклонение в ней.

Тогда оставляет Его диавол (Мф. 4, 11). Согласно евангелисту Луке, отошел от Него до времени (Лк. 4, 13), потому что вскоре опять начал искушать Его через людей, воздвигая всевозможные козни. Важно указание евангелиста Марка, что в пустыне Господь был со зверями (Мк. 1, 13). Как Новому Адаму, дикие звери не смели вредить Ему, признавая в Нем своего Повелителя.

После искушения от диавола Господь Иисус Христос вновь направился на Иордан к Иоанну. Между тем накануне Его прихода Иоанн дал новое торжественное свидетельство о Нем перед фарисеями, уже не как о грядущем только, но как о пришедшем Мессии. Об этом рассказывает один лишь евангелист Иоанн (см. Ин. 1, 19–34). Иудеи прислали из Иерусалима к Иоанну священников и левитов спросить, кто он, не Христос ли, ибо, по их представлениям, крестить мог только Мессия Христос. Он объявил, и не отрекся, и объявил, что я не Христос (Ин. 1, 20).

На вопрос, кто же он тогда, не пророк ли, он сам называет себя гласом вопиющего в пустыне (Ин. 1, 23) и подчеркивает, что крещение его водой, как и все служение его, только подготовительное. И чтобы отстранить от себя все вопросы, в заключение своего ответа он торжественно объявляет: Стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете (Ин. 1, 26); «Он выступает на служение Свое после меня, но имеет вечное бытие и Божественное достоинство, а я недостоин быть даже Его рабом» (см. Ин. 1, 27). Это свидетельство было дано в Вифаваре – там, куда стекался к Иоанну многочисленный народ (см. Ин. 1, 28).

На другой день после этого, когда Иисус, после искушения от диавола, вновь пришел на Иордан, Иоанн произносит о Нем торжественное свидетельство, называя Его Агнцем Божиим, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29), и удостоверяя, что это и есть Тот, о приходе Кого он и проповедовал, и что он убедился в том, что это и есть Крестящий Духом Святым Сын Божий, так как он видел Духа сходящего с неба и пребывающего на Нем (Ин. 1, 33).

На другой день после этого, уже личного свидетельства о пришедшем Мессии, Сыне Божием, вземлющем грехи мира, Иоанн вновь стоял с двумя из своих учеников на берегу Иордана. Также и Иисус опять проходил вдоль берега Иордана. Увидев Господа, Иоанн снова повторяет о Нем свое вчерашнее свидетельство: Вот Агнец Божий (Ин. 1, 36). Называя Христа Агнцем, Иоанн относит к Нему замечательное пророчество Исаии, где Мессия представлен в виде агнца, ведомого на заклание, – агнца, безгласного пред стригущим его (Ис. 53, 7). Следовательно, основная мысль этого свидетельства Иоаннова есть та, что Христос есть Жертва, приносимая Богом за грехи людей. Но в словах Который берет на Себя грех мира эта великая живая Жертва представляется и Первосвященником, который Сам Себя священнодействует: берет на Себя грехи мира и приносит Себя в жертву за мир.

Услышав это свидетельство Иоанна, двое из его учеников на этот раз последовали за Иисусом туда, где Он жил, и провели с Ним время с десятого часа (по-нашему с четвертого пополудни) до позднего вечера в слушании беседы Его, вселявшей в них непоколебимое убеждение, что Он есть Мессия (Ин. 1, 38–40). Одним из этих учеников был Андрей, а другой – сам евангелист Иоанн, никогда не называющий себя при повествовании о тех событиях, в которых он участвовал.

Возвратившись домой после беседы с Господом, Андрей первый возвестил своему брату Симону, что они с Иоанном нашли Мессию (Ин. 1, 41). Таким образом, Андрей был не только первозванным учеником Христа, каким его и принято называть, но он и первый из апостолов проповедал Его, обратил и привел ко Христу будущего первоверховного апостола.

Когда Андрей привел ко Христу брата, то, воззрев на него Своим испытующим взором, Господь нарек его Кифой, что значит, как объясняет сам евангелист, «Камень» – по-гречески «Петрос».

На другой день после прихода Андрея и Иоанна Христос восхотел идти в Галилею и призвал к следованию за Собой Филиппа, а Филипп, найдя своего друга Нафанаила, пожелал и его привлечь к следованию за Христом, сказав ему: Мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета (Ин. 1, 45).

Нафанаил, однако, возразил ему: Из Назарета может ли быть что доброе? (Ин. 1, 46). По-видимому, Нафанаил разделял общий многим тогдашним иудеям предрассудок, что Христос, как царь с земным величием, придет и явится во славе среди высшего иерусалимского общества. Между тем Галилея пользовалась весьма дурной славой среди иудеев, и Назарет, этот маленький городок, который даже ни разу нигде не упоминается в Священном Писании Ветхого Завета, казалось, никоим образом не мог быть местом рождения и явления обещанного пророками Мессии.

Верующая душа Филиппа, однако, не нашла нужным опровергать этот предрассудок друга. Филипп предоставил ему самому убедиться в истине его слов. Пойди и посмотри, – сказал он ему (Ин. 1, 46). Нафанаил, как человек откровенный и искренний, желая исследовать, насколько верно то, о чем говорит ему друг, сейчас же пошел к Иисусу. И Господь засвидетельствовал простоту и бесхитростность его души, сказав ему: Вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства (Ин. 1, 47).

Нафанаил выразил удивление, откуда Господь может знать его, видя его в первый раз. И тогда Господь, чтобы окончательно рассеять его сомнения и привлечь его к Себе, являет ему Свое Божественное всеведение, намекнув ему на одно таинственное обстоятельство, смысл которого никому не был известен, кроме самого Нафанаила: Когда ты был под смоковницею, Я видел тебя (Ин. 1, 48).

Что было с Нафанаилом под смоковницей? Это от нас сокрыто, и, как по всему видно, это было такой тайной, о которой, кроме самого Нафанаила, мог знать только Бог. И это так поразило Нафанаила, что все сомнения его в Иисусе мгновенно рассеялись: он понял, что перед ним не простой человек, но Некто, одаренный Божественным всеведением, и он тотчас же уверовал во Иисуса как в Божественного Посланника – Мессию, выразив это восклицанием, полным горячей веры: Равви, то есть учитель! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев (Ин. 1, 49).

Предполагают, что Нафанаил имел обычай совершать установленную молитву под смоковницей и, вероятно, как-то раз испытал во время такой молитвы особенные переживания, которые ему навсегда ярко запомнились и о которых никто из людей не мог знать. Вот почему слова Господа и пробудили в нем сразу такую горячую веру в Него как в Сына Божия, которому открыты сокровенные состояния человеческой души.

На это восклицание Нафанаила Господь, обращаясь уже не к одному ему лично, а ко всем Своим последователям, предрек: Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому (Ин. 1, 51). Этими словами Господь хотел сказать Своим ученикам, что они духовными очами узрят Его славу, что исполнилось древнее пророчество о соединении неба с землей таинственной лестницей, которую видел во сне ветхозаветный патриарх Иаков (см. Быт. 28, 11–17), через воплощение Сына Божия, ставшего теперь «Сыном Человеческим».

Этим именем Господь и стал называть Себя часто. В Евангелии мы насчитываем около восьмидесяти случаев, когда Господь называет Себя так. Этим Христос положительно и неопровержимо утверждает Свое человечество и вместе с тем подчеркивает, что Он – Человек в самом высоком смысле этого слова, идеальный, универсальный, абсолютный человек, Второй Адам, родоначальник нового, обновляемого Им через Свои крестные страдания человечества. Таким образом, это название отнюдь не выражает только уничижение Христа, но скорее вместе с этим выражает и Его возвышение над общим уровнем, указывая в Нем осуществленный идеал человеческой природы – человека такого, каким ему надлежит быть, по мысли Творца и Создателя его – Бога.

О первом чуде, которое совершил Господь Иисус Христос, – претворении воды в вино в Кане Галилейской – повествует нам только один евангелист Иоанн. Чудо это произошло на третий день после призвания Филиппа и Нафанаила. Иисус Христос был позван на брачный пир в Кане Галилейской, маленьком городке, находившемся в двух-трех часах ходьбы к северу от Назарета. Это была родина только что призванного Господом Нафанаила. Она называлась Галилейской в отличие от другой Каны, находившейся близ города Тира. Иисус был приглашен, как обыкновенный человек, как знакомый, по обычаю гостеприимства.

Матерь Иисуса была там (Ин. 2, 1), то есть, видимо, прибыла в Кану еще раньше. Семья, вероятно, была из небогатых, почему во время пира и обнаружился недостаток вина. Пресвятая Дева приняла живое участие в этом обстоятельстве, могшем испортить чистое удовольствие семейного торжества. Ее душа, полная благости, явила теперь первый пример ходатайства и заступничества за людей перед Ее Божественным Сыном. Вина нет у них, – говорит Она Ему (Ин. 2, 3), несомненно, рассчитывая, что Он окажет этим людям Свою чудесную помощь.

Что Мне и Тебе, Жено? – отвечал Ей Господь (Ин. 2, 4). Напрасно видеть здесь в слове Жено хотя бы тень непочтительности. Это обычное выражение на Востоке. В самые тяжкие минуты Своих страданий на кресте Господь так же обращается к Своей Матери, поручая Ее возлюбленному ученику (см. Ин. 19, 26).

Еще не пришел час Мой (Ин. 2, 4) – еще не наступил момент для чудотворения, может быть, потому, что вино еще не все полностью вышло. Во всяком случае, из дальнейших слов Пресвятой Девы, обращенных к слугам: Что скажет Он вам, то сделайте (Ин. 2, 5), никак не видно, чтобы Она поняла ответ Господа как отказ в Ее ходатайстве.

Там находилось шесть каменных водоносов, служивших для установленных законом иудейским частых омовений, в особенности рук, перед вкушением и после вкушения пищи. Вместимость их была огромна, ибо «мера», или «бат», равнялась нашим полутора ведрам, то есть там могло быть до 25 ведер, и тем разительнее было чудо, совершенное Господом.

Иисус велел служителям наполнить эти водоносы водой до верха, чтобы сделать их свидетелями чуда. Почерпните и несите к распорядителю пира (Ин. 2, 8) для того, чтобы он сам убедился в истине совершившегося чуда.

Чудо совершено Господом, как видим, даже без прикосновения, на расстоянии, что особенно ярко свидетельствует о проявлении всемогущей божественной силы Его. «Дабы показать, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – что Он Сам – Тот, кто прелагает воду в винограде и обращает в вино дождь через корень винограда; то, что в растении совершается через долгое время, в одно мгновение Он делает на браке».

Не знавший, откуда это новое вино, распорядитель пира зовет жениха, словами своими свидетельствуя об истинности совершившегося чуда и даже подчеркивая, что чудесно претворившееся из воды вино было лучшего качества.

Из слов его когда напьются (Ин. 2, 10) совсем нельзя делать вывод, что на этом браке все были пьяны: говорится об общем обычае, а не в применении к данному случаю. Известно, что евреи отличались умеренностью в употреблении вина, которое в Палестине было обычным напитком и разбавлялось водой. Напиваться допьяна считалось непристойным. Конечно, Господь Иисус Христос не принял бы участия в таком пиршестве, где были или могли быть пьяные.

Цель чуда – доставить радость бедным людям, справлявшим свое семейное торжество, в чем сказалась благость Господа. По свидетельству евангелиста, это было первое чудо, которое сотворил Господь, вступив в дело Своего общественного служения, с целью явить славу Свою как Сына Божия и утвердить в вере в Себя Своих учеников (см. Ин. 2, 11). После этого чуда все Святое Семейство, побыв в Назарете, направилось в Капернаум, для того чтобы оттуда предпринять путешествие в Иерусалим на праздник Пасхи.

Первые три евангелиста не совсем ясно говорят о пребывании Господа в Иерусалиме. Подробно повествуют они только о пребывании Его там во время Пасхи, перед которой Он пострадал. Только святой Иоанн повествует нам с достаточными подробностями о каждом посещении Господом Иерусалима на праздник Пасхи в продолжение трех лет Его общественного служения, а также и о посещении Им Иерусалима на некоторые другие праздники. И естественно было Господу бывать в Иерусалиме на все большие праздники, ибо там было средоточие всей духовной жизни иудейского народа, туда собиралось в эти дни множество народа со всей Палестины и из других стран и там именно важно было Господу явить Себя как Мессию.

Описываемое святым Иоанном в начале его Евангелия изгнание Господом торгующих из храма отличается от подобного же события, о котором повествуют первые три евангелиста. Первое было в начале общественного служения Господа – перед первой Пасхой, а последнее – в самом конце Его общественного служения, перед четвертой Пасхой.

Из Капернаума Господь, как видно дальше, в сопровождении Своих учеников пошел в Иерусалим на праздник Пасхи, но уже не просто по обязанности, а для того, чтобы творить волю Пославшего Его, чтобы продолжать начатое в Галилее дело мессианского служения. На праздник Пасхи собралось в Иерусалиме не менее двух миллионов евреев, которые обязаны были закалывать пасхальных агнцев и приносить в храме жертвы Богу.

По свидетельству Иосифа Флавия, в 63 году по Р.Х. в день еврейской Пасхи было заклано в храме священниками 256 000 пасхальных агнцев, не считая мелкого скота и птиц для жертвоприношений. С целью большего удобства продажи всего этого множества животных евреи обратили так называемый двор язычников при храме в базарную площадь: согнали сюда жертвенный скот, поставили клетки с птицами, устроили лавки для продажи всего необходимого для жертвоприношения и открыли разменные кассы.

В то время в обращении были римские монеты, а закон требовал, чтобы подать на храм уплачивалась еврейскими священными сиклями. Приходившие на Пасху евреи должны были менять свои деньги, и размен этот давал большой доход меновщикам.

Стремясь к наживе, евреи торговали на храмовом дворе и другими предметами, не имевшими отношения к жертвоприношениям, например волами. Сами первосвященники занимались разведением голубей для продажи по высоким ценам.

Господь, сделав бич из веревок, которыми, быть может, привязывали животных, выгнал из храма… овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул и, подойдя к продавцам голубей, сказал: Возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли (Ин. 2, 15–16). Таким образом, называя Бога Своим Отцом, Иисус впервые всенародно провозгласил Себя Сыном Божиим. Никто не осмелился сопротивляться Божественной власти, с которой Он творил это, ибо, очевидно, свидетельство Иоанна о Нем как о Мессии уже дошло до Иерусалима, да и совесть у продавцов говорила.

Только когда Он дошел до голубей, затронув этим торговые интересы самих первосвященников, Ему заметили: Каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? (Ин. 2, 18). На это Господь им отвечал: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 19), причем, как поясняет далее евангелист, Он имел в виду храм тела Своего (Ин. 2, 21), то есть как бы так хотел сказать иудеям: «Вы просите знамения? Оно будет дано вам, но не теперь: когда вы разрушите храм тела Моего, Я в три дня воздвигну его, и это послужит вам знамением той власти, которой Я творю это».

Иудеи не поняли, что Иисус этими словами предсказывал Свою смерть, разрушение тела Своего и Воскресение Свое в третий день. Они поняли слова Его буквально, отнеся их к иерусалимскому храму, и старались восстановить против Него народ. Между тем греческий глагол «эгэро», переведенный славянским воздвигну, означает собственно «разбужу», что мало идет к разрушенному зданию, а гораздо больше идет к телу, погруженному в сон.

Естественно было Господу говорить о Своем теле как о храме, ибо в Нем вместилось через вочеловечение Его Божество. Находясь в храме, Господу Иисусу Христу особенно естественно было говорить и о Своем теле как о храме. И каждый раз, когда фарисеи требовали у Него знамения, Он отвечал, что не будет им другого знамения, кроме того, которое Он называл знамением Ионы пророка, – тридневного погребения Его и восстания (см. Лк. 11, 29).

Ввиду этого слова Господа к иудеям можно понять так: «Не довольно с вас осквернять рукотворенный дом Отца Моего, делая его домом торговли; ваша злоба ведет вас к тому, чтобы распять и умертвить тело Мое. Совершайте же это, и тогда вы увидите знамение, которое поразит ужасом врагов Моих: умерщвленное и погребенное тело Мое Я в три дня воздвигну».

Иудеи, однако, ухватились за буквальный смысл слов Христовых, чтобы выдать их за нелепые и неисполнимые. Они указывают на то, что этот храм, гордость иудеев, строился сорок шесть лет (Ин. 2, 20), – как же можно восстановить его в три дня? Речь здесь идет о том возобновлении храма Иродом, которое было начато в 734 году от основания Рима, то есть за пятнадцать лет до Рождества Христова. Сорок шестой год приходится на 780 год от основания Рима, который именно и есть год первой евангельской Пасхи. И сами ученики поняли смысл этих слов Господа лишь тогда, когда Господь воскрес из мертвых и отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24, 45).

Далее евангелист говорит, что в продолжение праздника Пасхи Господь сотворил в Иерусалиме чудеса, видя которые многие уверовали в Него, но Иисус не вверял Себя им (Ин. 2, 24), то есть не полагался на них, ибо вера, основанная лишь на одних чудесах, не согретая любовью ко Христу, не может считаться истинной, прочной верой. Господь знал всех, знал, что сокрыто в глубине души каждого человека, как всеведущий Бог, а потому не доверял одним словам тех, кто, видя Его чудеса, исповедовал Ему свою веру.

Изгнание торгующих из храма и чудеса, совершенные Господом в Иерусалиме, так сильно подействовали на иудеев, что даже один из князей, или начальников Иудейских (Ин. 3, 1), член синедриона (см. Ин. 7, 50) Никодим, пришел ко Иисусу ночью, очевидно, желая слышать Его учение, но опасаясь навлечь на себя злобу своих сотоварищей, враждебно настроенных по отношению к Господу.

Придя к Господу, Никодим называет Его равви (Ин. 3, 2), то есть «учитель», тем самым признавая за Ним право учительства, которого, по воззрению книжников и фарисеев, Иисус, как не окончивший раввинской школы, не мог иметь. Это уже доказывает расположение Никодима к Господу. Затем он называет Его «учителем, пришедшим от Бога» (см. Ин. 3, 2), признавая, что Он творит чудеса соприсущей Ему Божией силой. Он говорит это не только лично от своего имени, но и от имени всех уверовавших в Господа иудеев, может быть, даже кое-кого из фарисейской секты и из членов синедриона, хотя в основной массе своей эти люди, несомненно, были враждебно настроены к Господу.

Вся дальнейшая беседа замечательна тем, что она направлена на поражение ложных фантастических воззрений фарисейства на Царство Божие и условия вступления человека в это Царство. Беседа эта распадается на три части: первая – о духовном возрождении как основном требовании для входа в Царство Божие, вторая – об искуплении человечества крестными страданиями Сына Божия, без которого невозможно было бы наследование людьми Царства Божия, и третья – о сущности суда над людьми, не уверовавшими в Сына Божия.

Тип фарисея в то время был олицетворением самого узкого и фанатического национального партикуляризма: я не таков, как прочие люди (Лк. 18, 11). Фарисей считал, что он уже по одному тому, что он иудей, а тем более и фарисей, тем самым есть непременный и достойнейший член славного Царства Мессии. Сам Мессия, по воззрениям фарисеев, будет подобным им иудеем, который освободит иудеев от чужеземного ига и будет основателем всемирного царства, в котором иудеи займут господствующее положение.

Никодим, очевидно, разделявший эти общие для фарисеев воззрения, хотя, может быть, в глубине души и чувствовавший ложность их, пришел к мысли: не есть ли в самом деле Иисус, о замечательной личности Которого распространилось так много слухов, ожидаемый Мессия? И он решил сам пойти к Нему, чтобы удостовериться в этом. Господь и начинает Свою беседу с ним с того, что сразу же разбивает это ложное фарисейское воззрение.

Истинно, истинно говорю тебе, – говорит Он ему, – если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия (Ин. 3, 3). То есть недостаточно быть по рождению иудеем: нужно полное нравственное перерождение, которое дается человеку свыше, от Бога; надо как бы заново родиться, стать новой тварью (в чем и состоит сущность христианства).

Так как фарисеи представляли себе Царство Мессии царством чувственным, земным, то нет ничего удивительного, что Никодим понял эти слова Господа тоже в чувственном смысле, то есть что для входа в Царство Мессии необходимо вторичное плотское рождение, и высказал свое недоумение, подчеркивая нелепость этого требования: Как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться? (Ин. 3, 4).

Тогда Иисус разъясняет ему, что Он говорит не о плотском рождении, а об особом духовном рождении, которое отличается как причинами, так и плодами от рождения плотского. Это – рождение от воды и Духа (Ин. 3, 5). Вода является тут средством, или орудием, а Святой Дух – Силой, производящей новое рождение, как Виновник нового бытия. Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 5).

Это новое рождение отличается от плотского и по своим плодам. Рожденное от плоти есть плоть (Ин. 3, 6) – когда человек рождается от плотских родителей, то наследует от них первородный грех Адамов, гнездящийся во плоти, мыслит сам плотское и угождает плотским страстям и похотям. Эти недостатки плотского рождения и исправляются рождением духовным: Рожденное от Духа есть дух (Ин. 3, 6). Кто принял возрождение от Духа, тот сам вступает в жизнь духовную, возвышающуюся над всем плотским и чувственным.

Видя, что Никодим все же этого не понимает, Господь начинает объяснять ему, в чем состоит это рождение от Духа, сравнивая способ этого рождения с ветром. Дух, – в данном случае «духом» Господь здесь называет ветер, – дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа (Ин. 3, 8). Иными словами, в духовном возрождении человека наблюдению доступна только та перемена, которая происходит в самом человеке, а возрождающая сила, пути, которыми она приходит, способ, которым она действует, – все это для человека таинственно и неуловимо.

Это подобно тому, как мы чувствуем на себе действие ветра, слышим голос его, то есть шум, но откуда приходит он и куда несется, столь свободный в своем стремлении и столь мало зависящий от нашей воли, – мы не видим и не знаем. Точно так же и действие Духа Божия, нас возрождающего, очевидно и ощутительно, но таинственно и неизъяснимо.

Никодим продолжает не понимать, причем в его вопросе как это может быть? (Ин. 3, 9) выражается и недоверие к словам Иисуса, и его фарисейская гордость с претензией все понять и объяснить. Это фарисейское высокомудрствование и поражает в Своем ответе Господь со всей силой, так что Никодим не смеет уже потом ничего больше возражать и в своем нравственном самоунижении мало-помалу подготовляет в своем сердце ту почву, на которой Господь сеет потом семена Своего спасительного учения: Ты – учитель Израилев, и этого ли не знаешь? (Ин. 3, 10).

Этими словами Господь обличает не столько самого Никодима, сколько все высокомерное фарисейское учительство, которое, взяв ключ разумения тайн Царствия Божия, ни само не входило в него, ни других не допускало войти (ср. Мф. 23, 13). Как было фарисеям не знать учения о необходимости духовного возрождения, когда и в Ветхом Завете так часто встречалась мысль о необходимости обновления человека, о даровании ему от Бога сердца плотяного вместо каменного (см. Иез. 36, 26)? Ведь и царь Давид молился: Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня (Пс. 50, 12).

Переходя затем к откровению высших тайн о Себе и о Своем Царстве, Господь, как бы в виде вступительного замечания, говорит Никодиму, что, в противоположность фарисейскому учительству, Он Сам и ученики Его возвещают новое учение, которое основывается на непосредственном знании и созерцании истины: Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете (Ин. 3, 11), то есть вы – фарисеи, мнимые учителя Израилевы.

Далее в словах если Я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить вам о небесном? (Ин. 3, 12) Господь под «земным» разумеет учение о необходимости возрождения, так как и потребность возрождения, и его последствия бывают в человеке и познаются его внутренним опытом, а под «небесным» – возвышенные тайны Божества, которые выше всякого человеческого наблюдения и познания: о предвечном совете Троичного Бога, о принятии на Себя Сыном Божиим искупительного подвига для спасения людей, о сочетании в этом подвиге Божественной любви с Божественным правосудием.

Что совершается с человеком и в человеке, об этом может отчасти знать сам человек. Но кто из людей может взойти на небо и проникнуть в таинственную область Божественной жизни? Никто, кроме Сына Человеческого, Который, и сойдя на землю, не оставил небес: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах (Ин. 3, 13).

Этими словами Господь открывает Никодиму тайну Своего воплощения; убеждает его в том, что Он больше, чем обыкновенный посланник Божий, подобный ветхозаветным пророкам, каким считает Его Никодим, что Его явление на земле в образе Сына Человеческого – нисшествие из высшего состояния в низшее, уничиженное, потому что Его вечное, всегдашнее бытие не на земле, а на небе.

Затем Господь открывает Никодиму тайну Своего искупительного подвига: И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому (Ин. 3, 14). Почему Сын Человеческий для спасения людей должен быть вознесен на крест? Это именно и есть то «небесное», чего нельзя постигнуть земной мыслью.

Как на прообраз Своего крестного подвига Господь указывает на медного змия, вознесенного Моисеем в пустыне. Моисей воздвиг перед израильтянами медного змия, чтобы они, поражаемые змеями, получали исцеление, взирая на змея. Так и весь род человеческий, пораженный язвой греха, живущего во плоти, получает исцеление, с верой взирая на Христа, пришедшего в подобии плоти греховной (Рим. 8, 3).

В основании крестного подвига Сына Божия лежит любовь Божия к людям: Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную (Ин. 3, 16). Вечная жизнь устрояется в человеке благодатью Святого Духа, а доступ к престолу благодати (Евр. 4, 16) люди получают через искупительную смерть Иисуса Христа.

Фарисеи думали, что дело Христа будет состоять в суде над иноверными народами. Господь поясняет, что Он послан теперь не для суда, но для спасения мира (см. Ин. 3, 17). Неверующие же сами себя осудят, ибо в этом неверии обнаружится их любовь к тьме и ненависть к свету, происходящая от их любви к злым делам. Творящие же истину, души честные, нравственные, сами идут к свету, не боясь обличения своих дел.

После беседы с Никодимом, происходившей в Иерусалиме во дни праздника Пасхи, Господь оставил Иерусалим и пришел… в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил (Ин. 3, 22). Здесь мы имеем важное указание святого евангелиста Иоанна на довольно длительное пребывание Господа Иисуса Христа в самой южной части Палестины – области, носившей название Иудеи, о чем умалчивают первые три евангелиста.

Как долго продолжалось это пребывание Господа в Иудее, можно заключить из того, что, говоря об остановке Господа в Самарии по пути из Иудеи в Галилею, святой Иоанн передает следующие слова Господа, обращенные к Его ученикам: Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? (Ин. 4, 35). Из этих слов надо заключить, что Господь возвращается в Галилею за четыре месяца до жатвы, а так как жатва бывает в Палестине в апреле месяце, то Господь оставил Палестину не ранее ноября и, следовательно, пробыл в Иудее не менее восьми месяцев, с апреля до ноября.

Первые три евангелиста ничего не говорят обо всем этом первом периоде общественного служения Господа Иисуса Христа. Рассказав о Его крещении и искушении в пустыне, они прямо переходят к описанию Его деятельности в Галилее. Святой Матфей, как призванный Господом много позже, не был свидетелем всего совершившегося в это время в Иудее; вероятно, не был в Иудее с Господом и святой Петр, со слов которого писал свое Евангелие святой Марк; по-видимому, и святой Лука не имел достаточно сведений об этом периоде служения Господа от очевидцев. Святой Иоанн поэтому считал своим долгом дополнить пропущенное, очевидцем чего он к тому же был.

Нет указания, чтобы Господь жил в Иудее все время в одном определенном месте. Надо полагать, что Он проходил со Своей проповедью всю эту священную землю.

И крестил (Ин. 3, 22). Далее евангелист говорит, что Иисус не Сам крестил, а ученики Его (Ин. 4, 2). Это крещение ничем не отличалось от крещения Иоаннова: оно было водным, а не благодатным, ибо сами они еще не имели Духа Святаго: Еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен (Ин. 7, 39). Крестить благодатным христианским крещением во имя Отца и Сына и Святого Духа они получили повеление от Господа только после Воскресения Господа из мертвых (см. Мф. 28, 19).

В это время и святой Иоанн Креститель еще продолжал крестить в Еноне близ Салима (Ин. 3, 23) – в местности, которую трудно определить, но, по-видимому, не прилегавшей к Иордану, ибо тогда незачем было бы добавлять в пояснение: Потому что там было много воды (Ин. 3, 23).

Ученики святого Иоанна скоро заметили, что к их учителю приходит меньше слушателей, чем прежде, и в своей слепой, неразумной привязанности к нему стали досадовать и завидовать Тому, Кого считали Виновником этого, Кто имел больший успех у народа, то есть Господу Иисусу Христу. Несомненно, что эти недобрые чувства намеренно старались разжигать в них фарисеи, вызвавшие споры об очищении (Ин. 3, 25), что привело к прениям о сравнительном достоинстве крещения Иоаннова и крещения, которое совершали ученики Иисуса.

Желая сообщить и своему учителю свою зависть и досаду на Христа, ученики Иоанновы приходят к Иоанну и говорят: Равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, – не с тобою, а отдельно и независимо от тебя, – и все идут к Нему (Ин. 3, 26). Все сказано с преувеличением, которое внушается завистью и желанием возбудить зависть.

Далекий, конечно, от всякого чувства зависти ко Христу, Креститель в своем ответе прямо начинает раскрывать величие Христово сравнительно с собой и дает новое, уже последнее, торжественное свидетельство о Божественном достоинстве Христовом. Защищая право Христа совершать крещение, Иоанн говорит, что между Божественными посланниками ни один не может принять на себя что-либо такое, что не будет дано ему с неба (Ин. 3, 27), а потому, если Иисус крестит, то имеет на это власть от Бога.

Иоанн напоминает, как он говорил с самого начала, что он не Христос, а только послан пред Ним (Ин. 3, 28). Вместо досады и зависти Иоанн выражает свою радость по поводу успехов дела Христова, называя Христа женихом, а себя другом жениха, который не завидует преимуществу жениха, но стоит пред ним, как бы его слуга, и радостью радуется, слыша голос его (Ин. 3, 29).

Союз Бога с верующими в Ветхом Завете, как и союз Христа с Церковью в Новом Завете, нередко представляется в Священном Писании под образом брака (см. Ис. 54, 5–6; 62, 5; Еф. 5, 23–27). Христос – Жених Церкви, а Иоанн – друг Его, близкое доверенное лицо, которое может только радоваться успеху Жениха.

Значение друга жениха у евреев было велико во время, предшествующее браку, а как только брак состоялся и жених вступал в права мужа, роль друга жениха оканчивалась. Так и Иоанн: он был главным действующим лицом в приготовлении народа к принятию Христа; когда же Христос вступил в дело Своего общественного служения, роль Иоанна окончилась. Вот почему он и говорит: Ему, то есть Христу, должно расти, а мне умаляться (Ин. 3, 30). Так блеск утренней звезды постепенно меркнет по мере того, как восходит солнце.

Исповедуя превосходство над собой Христа, Иоанн говорит, что Христос – Приходящий свыше и потому выше всех (Ин. 3, 31) – превосходит всех других людей и даже посланников Божиих, каков он; что он, Иоанн, имеющий земное происхождение, возвещал Божественную истину лишь настолько, насколько может возвещать ее сущий от земли, а Приходящий с небес Христос свидетельствует о небесном и Божественном, как о таком, что Он Сам непосредственно видел и слышал, и никто из земных без благодати Божией не в состоянии принять свидетельства Его (Ин. 3, 31–32; ср. Мф. 16, 17; Ин. 6, 44).

С грустью замечая в своих учениках недобрые чувства, Иоанн восхваляет тех, кто принимает свидетельство Христово, ибо Христос возвещает людям слова Самого Бога. Кто признает истинными Его слова, тот признает истинными слова Бога Отца (см. Ин. 3, 33). Бог Отец в изобилии даровал Своему Сыну Иисусу Христу дары Святого Духа, выше всякой меры, ибо Он любит Сына и все дал в руку Его (Ин. 3, 35). Поэтому кто верует в Сына Его Господа Иисуса Христа, тот имеет жизнь вечную, а кто не верует в Него, тот не увидит жизни вечной, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3, 36).

Так, оканчивая свое служение, Иоанн в последний раз торжественно засвидетельствовал Божество Христово, убеждая всех следовать за Христом. Эти слова его надлежит рассматривать как завещание величайшего из пророков.

Вскоре после этого Иоанн был схвачен и заключен в темницу за то, что обличал незаконное сожительство царя Ирода Антипы с Иродиадой, женой своего брата Филиппа. Об этом повествуют нам только первые три евангелиста.

Ирод Антипа, сын Ирода Великого, совершившего избиение Вифлеемских младенцев, управлял Галилеей и Переей. Будучи женат на дочери аравийского царя Ареты, он вступил в любовную связь с Иродиадой, недовольной своим браком с Филиппом, которая открыто перешла жить в его дворец, удалив оттуда законную жену Ирода. Оскорбленный за свою дочь, Арета начал войну против Ирода.

Ирод сам должен был отправиться в крепость Махеру к востоку от Мертвого моря, где принял начальствование над войсками. Там он услышал об Иоанне как о пророке, привлекающем к себе множество народа, и, рассчитывая найти в нем поддержку для себя, послал за ним. Но вместо поддержки он услышал от Иоанна неприятное для себя обличение: не должно тебе иметь жену Филиппа брата твоего (Мк. 6, 18).

Эти слова в особенности раздражили против него Иродиаду, которая употребляла все свое влияние, чтобы побудить Ирода убить Иоанна. Но Ирод, опасаясь народа, не решился умертвить Иоанна, а только заключил его в крепость Махеру. По свидетельству евангелиста Марка, Ирод даже уважал Иоанна, как мужа праведного и святого, и многое делал, слушаясь его (Мк. 6, 20). Видимо, как все слабохарактерные люди, он входил в сделки со своей совестью, надеясь некоторыми добрыми делами, предпринимаемыми по совету Иоанна, загладить свой главный грех, против которого особенно вооружался Иоанн. Он даже с удовольствием слушал Иоанна (Мк. 6, 20), но от греха своего не отставал и в конце концов, в угоду злой Иродиаде, лишил его свободы. Так окончилось служение Иоанна, последнего из ветхозаветных пророков.

Все четыре евангелиста говорят об отшествии Господа в Галилею. Святые Матфей и Марк отмечают, что это произошло после того, как Иоанн был посажен в темницу, а святой Иоанн добавляет, что причиной этого был слух, что Иисус более приобретает учеников и крестит, нежели Иоанн Креститель, хотя, как поясняет он, Сам Иисус не крестил, а ученики Его.

После заключения Иоанна в темницу вся вражда фарисеев устремилась на Иисуса, Который стал казаться им опаснее самого Иоанна, и поэтому Иисус, так как не пришел еще час Его страданий, чтобы уклониться от преследований своих завистливых врагов, оставляет Иудею и идет в Галилею. О имевшей место по пути в Галилею беседе Господа с самарянкой повествует только один евангелист Иоанн.

Путь Господа лежал через Самарию – область, находившуюся к северу от Иудеи и принадлежавшую прежде трем коленам израильским: Данову, Ефремову и Манассиину. В этой области находился город Самария, бывшая столица царства Израильского. Ассирийский царь Салманассар покорил это царство, отвел израильтян в плен, а на место их поселил язычников из Вавилона и других мест. От смешения этих переселенцев с оставшимися евреями и произошли самаряне.

Самаряне приняли Пятикнижие Моисеево, поклонялись Иегове, но не оставляли служения и своим богам. Когда иудеи возвратились из плена вавилонского и начали восстанавливать иерусалимский храм, самаряне хотели принять в этом участие, но не были допущены иудеями и поэтому выстроили себе отдельный храм на горе Гаризим. Приняв Книги Моисея, самаряне отвергли писания пророков и все предания: за это иудеи считали их хуже язычников и всячески избегали иметь с ними какое бы то ни было общение, гнушаясь ими и презирая их.

Проходя через Самарию, Господь с учениками Своими остановился для отдыха около колодца, который, по преданию, был выкопан Иаковом близ города Сихема, названного евангелистом «Сихарь». Быть может, это вошедшее в употребление насмешливое название от «ши-кар» – «поил вином» или «шекер» – «ложь».

Евангелист указывает, что было около шестого часа (Ин. 4, 6), по-нашему полдень – время наибольшего зноя, что и вызвало необходимость отдыха. Приходит женщина из Самарии, то есть самарянка, почерпнуть воды. Ученики Иисуса отлучились в город за покупкой пищи, и Он обратился к самарянке с просьбой: Дай Мне пить (Ин. 4, 7).

Узнав по речи или по одежде, что обращающийся к ней с такой просьбой иудей, самарян-ка выразила удивление, как это Иисус, будучи иудеем, просит пить у нее, самарянки, имея в виду ту ненависть и презрение, которое питали иудеи к самарянам. Но Иисус, пришедший в мир спасти всех, а не только иудеев, объясняет самарянке, что она не стала бы возбуждать такого вопроса, если бы знала, Кто говорит с ней и какое счастье – дар Божий (Ин. 4, 10) – Бог послал ей в этой встрече. Если бы она знала… Кто говорит ей: дай Мне пить, то… сама просила бы Его утолить ее жажду духовную, открыть ей истину, к познанию которой стремятся все люди, и Он дал бы ей эту воду живую (Ин. 4, 10), под которой надо понимать благодать Святого Духа (см. Ин. 7, 38–39).

Самарянка не поняла Господа. Под живой водой она понимала ключевую воду, которая находится на дне колодца, а потому и спрашивает Иисуса, откуда Он может иметь живую воду, если Ему и почерпнуть нечем, а колодезь глубок… Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его? (Ин. 4, 11–12). С гордостью и с любовию вспоминает она патриарха Иакова, который оставил в пользование потомкам своим этот колодец.

Тогда Господь возводит ее к высшему разумению Его речи: Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4, 13–14). В жизни духовной благодатная вода имеет иное действие, нежели чувственная вода в жизни телесной.

Кто напоен благодатью Святого Духа, тот уже никогда не почувствует духовной жажды, ибо все его духовные потребности полностью удовлетворены; между тем как пьющий чувственную воду, а равно и удовлетворяющий всякие свои земные потребности, утоляет свою жажду только на время и вскоре возжаждет опять (Ин. 4, 13). Мало того: благодатная вода будет пребывать в человеке, образовав в нем самом источник, бьющий (буквально с греческого «скачущий») в жизнь вечную, то есть делающий человека причастником жизни вечной.

Продолжая не понимать Господа и думая, что Он говорит об обыкновенной воде, но только какой-то особенной, навсегда утоляющей жажду, она просит Господа дать ей эту воду, чтобы избавить ее от необходимости приходить за водой к колодцу. Желая дать понять самарянке, что она разговаривает не с обыкновенным человеком, Господь сначала приказывает ей позвать своего мужа, а затем прямо обличает ее в том, что она, имев пять мужей, живет теперь в прелюбодейной связи.

Видя, что говорящий с нею – Пророк, Который ведает сокровенное, она обращается к Нему за разрешением вопроса, наиболее в то время мучившего самарян в их взаимоотношениях с иудеями: кто прав в споре о месте поклонения Богу, самаряне ли, которые, следуя своим отцам, построившим храм на горе Гаризим, приносили поклонение Богу на этой горе, или иудеи, которые утверждали, что поклоняться Богу можно только в Иерусалиме. Избрав для поклонения Богу гору Гаризим, самаряне основывались на повелении Моисея произнести благословение на этой горе (см. Втор. 11, 29). И хотя их храм, воздвигнутый на этой горе, был разрушен Иоанном Гирканом еще в 130 году до Р.Х., они продолжали совершать там жертвоприношения.

Господь отвечает на спорный вопрос уверением, что ошибочно думать, будто Богу можно поклоняться только на каком-нибудь одном определенном месте. Спорный вопрос между иудеями и самарянами скоро сам собой потеряет свое значение, ибо и иудейское и самарянское богослужения прекратятся в недалеком будущем. Это и исполнилось, когда самаряне, истребляемые войнами, разубедились в значении своей горы, а Иерусалим в 70 году по Р. Х. был разрушен римлянами и храм сожжен.

Тем не менее Господь отдает предпочтение иудейскому богопоклонению, имея, конечно, в виду, что самаряне, принимая лишь Пятикнижие Моисеево, отвергали пророческие писания, в которых было подробно изложено учение о лице и царстве Мессии. Да и само спасение от Иудеев (Ин. 4, 22), ибо Искупитель человечества произойдет из среды иудейского народа.

Далее Господь, развивая уже высказанную Им мысль, указывает, что настанет – и настало уже (Ин. 4, 23), поскольку Мессия явился, – время нового высшего богопоклонения, которое не будет ограничено каким-либо одним местом, а будет повсеместным, ибо будет совершаться в духе и истине (Ин. 4, 23). Только такое поклонение истинно, ибо оно соответствует природе Самого Бога, Который есть Дух (см. Ин. 4, 24).

Поклоняться Богу в духе и истине значит стремиться угождать Богу не одним лишь внешним образом, путем принесения Ему жертв, как делали это иудеи и самаряне, думавшие, что все богопочтение к этому одному и сводится, а путем истинного и чистосердечного устремления к Богу как к Духу всеми силами своего духовного существа, познавать Бога и любить Бога, непритворно и нелицемерно желая угождать Ему исполнением Его заповедей.

Поклонение Богу в духе и истине отнюдь не исключает внешней, обрядовой стороны богопочтения, как пытаются утверждать некоторые лжеучителя и сектанты, но только требует отдавать этой стороне богопочтения первое место. В самом же внешнем, обрядовом богопочтении нельзя видеть ничего предосудительного: оно и необходимо, и неизбежно, поскольку человек состоит не из одной души, но и из тела. Сам Иисус Христос поклонялся Богу Отцу телом, совершая коленопреклонения и падая лицом на землю, не отвергал подобного же поклонения Себе от других лиц во время Своей земной жизни (см., например, Мф. 2, 11; 14, 33; 15, 25; Ин. 11, 32; 12, 3 и многие другие места).

Начиная как будто понимать значение слов Иисуса, самарянка в раздумье говорит: Знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, то возвестит нам все (Ин. 4, 25). Самаряне также ожидали Мессию, называя Его Гашшагеб и основывая это ожидание на словах Пятикнижия (см. Быт. 49, 10; Чис. 24, 15–17) и особенно на словах Моисея (см. Втор. 18, 18). Понятия самарян о Мессии не были так испорчены, как у иудеев: самаряне в лице Мессии ждали пророка, а иудеи – политического вождя.

Поэтому Иисус, долго не называвший Себя перед иудеями Мессией, этой простодушной самарянке прямо говорит, что Он и есть обещанный Моисеем Мессия Христос: Это Я, Который говорю с тобою (Ин. 4, 26). В восторге от счастья видеть Мессию, самарянка бросает у колодца свой водонос и спешит в город возвестить всем о пришествии Мессии, Который, как Сердцевед, сказал ей все, что она сделала (Ин. 4, 29).

Пришедшие в это время из города ученики удивились тому, что их Учитель беседует с женщиной, ибо это осуждалось правилами иудейских раввинов, наставлявшими: «не разговаривай долго с женщиной»; «никто не должен на дороге разговаривать с женщиной, даже со своей законной женой»; «лучше сжечь слова закона, чем учить им женщину». Однако, благоговея перед своим Учителем, ученики никаким вопросом не выразили Ему своего удивления и только попросили Его есть принесенную ими из города пищу.

Но естественный голод заглушается в Нем радостью об обращении к Нему жителей самарянского города и заботой об их спасении. Он радовался, что брошенное Им семя уже начало давать свой плод, а потому на предложение учеников утолить Свой голод ответил им, что истинную пищу для Него составляет исполнение дела спасения людей, возложенное на Него Богом Отцом. Самарянские жители, идущие к Нему, являются для Него нивой, созревшей для жатвы, тогда как на полях жатва будет только через четыре месяца.

При посеве зерна в землю обычно бывает, что жнет тот же, кто и сеял для себя, – при посеве же слова духовная жатва чаще достается другим, но и сеявший при этом радуется вместе со жнущим, ибо сеял он не для себя, а для прочих. Христос и говорит поэтому, что Он посылает апостолов собирать жатву на духовной ниве, которая была первоначально возделана и засеяна не ими, а другими – ветхозаветными пророками и Им Самим.

Во время этого разговора подошли к Господу самаряне. Многие уверовали в Него по слову женщины (Ин. 4, 39), но еще большее число их уверовало по Его слову (Ин. 4, 41), когда, по их приглашению, Он пробыл у них в городе два дня (Ин. 4, 40). Слыша учение Господа, они, по собственному признанию, убедились, что Он истинно Спаситель мира, Христос (Ин. 4, 42).

О приходе Господа в Галилею и начале Его проповеди там говорят все четыре евангелиста. Придя в Галилею, Он оставил Свой отечественный город Назарет, свидетельствуя, что пророк не имеет чести в своем отечестве, и поселился в Капернауме приморском, находившемся на территории колен Завулонова и Неффалимова, в чем святой Матфей видит исполнение древнего пророчества Исаии (см. Ис. 9, 1–2).

Галилеяне хорошо приняли Его, ибо и они ходили на праздник в Иерусалим и видели все, что Иисус там сделал. Скоро молва о Нем разнеслась по всей стране, и Он всюду учил в синагогах их, начав Свою проповедь словами: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17).

Замечательно, что это были те же самые слова, которыми начал свою проповедь и Иоанн Креститель. Новое Царствие, новые порядки, какие пришел водворять в людях Господь Иисус Христос, так отличны от прежней их греховной жизни, что людям действительно было необходимо оставить все прежнее и как бы снова родиться через покаяние, то есть через полное внутреннее изменение. Покаяние и есть такая полная перемена мыслей, чувств и желаний.

С тех пор как Господь возвратился из Иудеи в Галилею, Галилея стала обыкновенным местом Его действий. Это была страна, небольшая по территории, но очень многолюдная по населению, в состав которого входили не только иудеи, но и финикияне, и аравийцы, и даже египтяне. Отличное плодородие этой страны всегда привлекало в нее многочисленных переселенцев, которые составили один народ с местным населением. Господствующая вера была иудейская, хотя много было в ней и язычников, почему она и называлась Галилеей языческой.

Все это было причиной, с одной стороны, большого религиозного невежества галилеян, с другой стороны, и большей их свободы от религиозных предрассудков иудеев, в частности, относительно лица Мессии. Ученики Спасителя все были из Галилеи, а другим Его последователям легко было повсюду ходить за Ним по этой необширной плодородной стране.

Этими соображениями и можно объяснить причины, почему Господь избрал Галилею преимущественным местом Своего служения. И мы видим, что галилеяне действительно оказались более восприимчивыми к Его проповеди, нежели гордые иудеи.

По дороге в Капернаум Господь зашел в Кану, где совершил Свое первое чудо претворения воды в вино. Узнав об этом, один из жителей Капернаума, бывший царедворцем Ирода, поспешил в Кану, чтобы просить Иисуса прийти в Капернаум и исцелить его сына, находившегося при смерти.

Иисус сказал ему: вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес (Ин. 4, 48). Веру, основанную на созерцании чудес, Господь ставил ниже веры, основанной на понимании чистоты и высоты Его Божественного учения. Вера, порожденная чудесами, требует для своего поддержания все новых и новых чудес, так как прежние делаются привычными и перестают быть удивительными. Вместе с тем человек, признавший лишь то учение, которое сопровождается чудесами, может легко впасть в заблуждение, приняв за истину ложь, ибо чудеса могут быть и мнимыми, и сатанинскими. Поэтому слово Божие предостерегает, чтобы мы с осторожностью относились к чудесам (см. Втор. 13, 1–5). О неразборчивости жителей Галилеи в этом отношении и говорит с некоторой скорбью Господь.

На этот упрек царедворец отвечает с настойчивостью, показывающей усиление его веры. Иисус, однако, не идет, а исцеляет сына его заочно, говоря: Пойди, сын твой здоров (Ин. 4, 50). В это самое время горячка оставила его сына, и слуги царедворца, пораженные чудом мгновенного исцеления умирающего, поспешили к своему господину, чтобы сообщить ему эту радостную весть.

Отец, поверивший слову Господа, но все же думавший, что исцеление шло постепенно, спросил, в котором часу стало больному легче, и узнал, что это был тот самый час, в который Иисус сказал ему: Сын твой здоров… И уверовал сам и весь дом его (см. Ин. 4, 50, 53).

Может быть, это и был Хуза, жена которого Иоанна следовала потом за Господом, служа Ему.

Это было второе чудо Господа в Галилее.

О призвании первых апостолов рассказывают нам три евангелиста: Матфей, Марк и Лука, причем первые два кратко, как бы констатируя лишь самый факт призвания, а святой Лука подробно, описывая предшествовавший этому призванию чудесный улов рыбы.

Как повествует нам святой евангелист Иоанн, еще на Иордане последовали за Господом замеченные Им первые ученики Его Андрей и Иоанн, затем пришли к Господу Симон, Филипп и Нафанаил. Но, возвратившись с Иисусом в Галилею, они мало-помалу обратились к своему прежнему занятию – к рыбной ловле. Теперь Господь призывает их к постоянному следованию за Собой, повелевая им оставить рыбную ловлю и посвятить себя иному труду – уловляя людей для Царствия Божия.

Слух о пришествии Мессии быстро распространился по Галилее, и толпы людей стекались послушать Его учение. Все теснились вокруг Него, и вот однажды, когда Он был на берегу Геннисаретского озера, называвшегося также морем (вероятно, благодаря бывшим на нем сильным бурям), Ему пришлось сесть в лодку, чтобы отплыть несколько и учить из нее народ. Окончив поучение, Господь велел Симону, которому принадлежала лодка, отплыть на глубину и закинуть сети.

Опытный рыбак, трудившийся всю ночь неудачно, был уверен, что и новый лов не будет успешен, но произошел столь чудесный улов, что даже сеть прорывалась. Петр и Андрей должны были позвать на помощь своих товарищей, находившихся в другой лодке, Иакова и Иоанна, чтобы те помогли им вытащить пойманную рыбу. Рыбы оказалось столько, что наполненные ею обе лодки начали тонуть.

Объятый благоговейным ужасом, Петр припал к ногам Иисусовым, говоря: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный (Лк. 5, 8). В этих словах он хотел выразить сознание своего недостоинства перед величием и могуществом Чудотворца. Словом кротости Господь успокаивает Петра и предрекает ему его будущее высокое предназначение.

По свидетельству евангелистов Матфея и Марка, Господь сказал обоим братьям Петру и Андрею: Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков (Мф. 4, 19), а затем призвал к такому же следованию за Собой других двух братьев, Иакова и Иоанна Зеведеевых. Оставив свои сети, а последние два и отца своего, они последовали за Иисусом.

Главным местом пребывания Господа Иисуса Христа в Галилее сделался Капернаум. Он бывал там столь часто, что тот стал «Его городом» (см. Мф. 9, 1) и там даже просили с Него подать, как с прочих обитателей (см. Мф. 17, 24). Капернаум находился на границе двух владений: Галилеи и Итуреи, отличался благотворным климатом, материальным изобилием и имел все данные для того, чтобы туда мог во множестве собираться народ, желавший слушать Иисуса.

Живя в Капернауме, Господь учил по субботам в синагогах. Синагогами назывались дома для молитвенных собраний евреев. Богослужения и жертвоприношения могли совершаться только в Иерусалимском храме. Однако во время Вавилонского плена евреи почувствовали крайнюю необходимость в молитвенных собраниях для совместного чтения книг закона и общей молитвы. Такими местами и стали синагоги. По возвращении из плена они сделались необходимой принадлежностью всякого еврейского поселения как в самой Палестине, так и во всех местах еврейского рассеяния.

В синагоге был ковчег, в котором хранились книги закона, кафедра, с которой читали закон и пророков, и места для сидения. Читать и толковать закон и пророков мог всякий, признающий себя способным на то. Читающий обыкновенно стоял во время чтения, а когда начинал объяснять прочитанное, то садился.

Слушая постоянно мертвое слово своих учителей-книжников и фарисеев, галилеяне были поражены, услышав живое слово Господа. Те говорили, как рабы закона, а Иисус, как власть имеющий (Мк. 1, 22). Книжники и фарисеи, не понимая сами закона, искажали его смысл и потому говорили неубежденно и неубедительно; Иисус же говорил Свое – то, что Он слышал от Отца Своего, а потому говорил властно, убежденно и убедительно, что и производило сильное впечатление на слушающих.

В то время как Господь учил в капернаумской синагоге, там находился человек, одержимый нечистым духом. Неожиданно для всех он громким голосом закричал: Оставь! что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас! знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий (Мк. 1, 24; Лк. 4, 34). Это невольное исповедание истины, исторгнутое присутствием Сына Божия, было воплем низкого раболепного страха, притворно и льстиво намеревающегося отвратить от себя суд, – воплем невольника, воображению которого при неожиданной встрече с господином чудятся истязания и муки, которые его неминуемо ожидают.

Этим исповедованием Иисуса Христа враг, быть может, надеялся подорвать доверие к Нему в людях, и мы видим, что Господь действительно запретил ему свидетельствовать о Нем, сказав: Замолчи и выйди из него (Мк. 1, 25; Лк. 4, 35). Бесноватый упал посреди синагоги и встал совершенно здоровым, ибо бес, повинуясь повелению Иисуса, вышел из него.

Оба евангелиста подчеркивают то чрезвычайно сильное впечатление, которое произвело на всех это исцеление бесноватого.

Это чудо евангелисты Марк и Лука ставят в непосредственную связь с предыдущим. Выйдя из синагоги, Господь вошел в дом Симона Петра, вероятно, чтобы вкусить хлеба. Теща Петрова оказалась тяжко больной, причем евангелист Лука поясняет, как врач, что то была «сильная горячка» (см. Лк. 4, 38; ср. Мф. 8, 14; Мк. 1, 31). По одному слову Иисусову горячка мгновенно оставила ее, и даже силы к ней вернулись настолько, что она встала и служила им (Мф. 8, 15; Лк. 4, 39).

Изгнание в синагоге злого духа из бесноватого, а затем чудесное исцеление тещи Симона произвели такое сильное впечатление, что к дверям дома Симона по захождении солнца (вероятно, потому, что это была суббота) стали приносить больных и бесноватых, так что весь город собрался туда, и Господь исцелил многих страдавших разными болезнями и изгнал многих бесов.

Евангелист Матфей, доказывая своим Евангелием, что Иисус есть Тот Избавитель, о Котором предвозвещали пророки, поясняет, что в этом массовом исцелении больных сбылось пророчество Исаии, сказавшего: Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни (Ис. 53, 4). Взять немощи – значит снять их с немоществующих, уничтожить их; понести болезни – значит облегчить их.

Не желая принимать свидетельства от злых духов, Господь запрещал бесам устами бесноватых говорить, что Он – Христос, Сын Божий.

Как человек, Христос Спаситель Сам страдал от изнурения сил вследствие стольких трудов, и в этом также смысле можно сказать, что Он взял на Себя наши немощи и понес болезни. И вот на другой день, рано утром, чтобы отдохнуть и подкрепить Свои силы уединенной молитвой, Он вновь удалился от людей в уединенное место. Но народ толпился опять у дома Симона. Узнав, что Иисуса там нет, стали искать Его.

Видя это, Симон и бывшие с ним, то есть Андрей, Иаков и Иоанн, тоже пошли искать Иисуса и, найдя Его, звали Его в город, где все ждут и ищут Его. Господь сказал им, однако, что Ему надо идти и в другие города и селения проповедовать, ибо Я для того пришел… на то Я послан (Мк. 1, 38; Лк. 4, 44), то есть чтобы благовествовать всем.

Выйдя из Капернаума, Иисус ходил по всей Галилее, проповедуя и совершая чудеса. Слух о Нем прошел далеко за пределы Галилеи, по всей Сирии: к Нему приводили больных издалека – из Десятиградия, из Иудеи и Иерусалима и из-за Иордана, и Он исцелял их. Множество народа, следуя за Ним, слушало Его учение.

Это событие у святого евангелиста Луки значится в самом начале проповеди Господа, но перед этим говорится кратко: И разнеслась молва о Нем по всей окрестной стране. Он учил в синагогах их, и от всех был прославляем (Лк. 4, 14–15). Ввиду этого, а также и из самого повествования об этом событии видно, что Господь пришел в Назарет далеко не в самом начале Своего общественного служения, как можно было бы подумать, а много позже, уже после многих чудес, совершенных Им в Капернауме, о которых мы говорили выше.

С другой стороны, евангелисты Матфей и Марк как будто бы относят это событие к значительно более позднему времени, но такие авторитетные толкователи Евангелия, как, например, епископ Феофан Затворник, считают, что посещение Господом Назарета, о котором говорит святой Матфей (см. Мф. 13. 53–58) и святой Марк (см. Мк. 6, 1–6), отличается от посещения, о котором повествует святой Лука. И действительно, при всем сходстве, видны в этих повествованиях и очень существенные различия.

Вообще надо сказать, что вполне точную бесспорную хронологическую последовательность евангельских событий установить почти невозможно, ибо у каждого евангелиста своя система изложения в согласии с поставленной целью, и точная хронология не была предметом их главной заботы.

Войдя в назаретскую синагогу, Господь стал читать то место книги пророка Исаии, где пророк от лица имеющего прийти Мессии говорит образно о цели Его пришествия. Устами пророка Мессия говорит, что Он послан Богом возвестить всем нищим, бедным, несчастным, что для них наступает Царствие Божие – Царство любви и милосердия. Евреи не сомневались, что пророчество это относится к Мессии, а потому, когда Господь Иисус Христос сказал, что ныне исполнилось писание сие, слышанное вами (Лк. 4, 21), им ничего не оставалось, как признать Его Мессией.

И многие действительно готовы были принять Его, Как Мессию, зная о совершенных Им дивных чудесах. Но среди находившихся в синагоге, несомненно, были и враждебно настроенные к Господу книжники и фарисеи, имевшие превратное представление о грядущем Мессии как о земном Царе, национальном вожде еврейского народа, который покорит под власть евреев все народы земли, а книжников и фарисеев, как своих приближенных, поставит во главе управления. Учение Господа о Царстве нищих и сокрушенных сердцем было для них совершенно неприемлемо.

К тому же и все остальные, хотя и услаждались благодатной речью, изливавшейся из уст Господа, но, зная Его с детства как сына бедного плотника, не решались признать Его Мессией, а только удивлялись Его премудрости и совершенным Им чудесам. И соблазнились о Нем вместо того, чтобы уверовать в Него. Тогда Господь, не желая перед неверующими прибегать к доказательству Своего Божественного посланничества чудесами, привел им два примера из ветхозаветной истории – эпизоды из жизни пророков Илии и Елисее, наглядно пояснившие им, что они недостойны тех чудесных знамений, на которые они рассчитывают.

Услышав такую горькую истину и поняв из слов Иисуса, Которого они привыкли считать не выше самих себя, что Он их, горделивых евреев, ставит ниже язычников, они исполнились ярости и… выгнали Его вон из города (Лк. 4, 28). Они пытались сейчас же предать Его смерти, сбросив Его с горы, на которой стоял их город, но таинственная сила Божия чудесно удержала их от этого преступления.

Об исцелении прокаженного повествует также евангелист Матфей (см. Мф. 8, 1–4), но такие авторитетные толкователи, как епископ Феофан, находят, что это особое чудо, совершенное Господом значительно позже, именно после Нагорной проповеди, в то время как святой Лука говорит, что это было в городе.

Из всех болезней на Востоке, о которых упоминается в Библии, проказа – самая отвратительная и страшная болезнь. Обнаруживается она на теле пятнами, подобными пятнам лишайным, сначала на лице, около носа и глаз, а потом постепенно распространяется по всему телу – все тело покрывается струпьями. Лицо при этом распухает, нос высыхает и заостряется, обоняние пропадает, глаза делаются слезоточивыми, тускнеют, голос сипнет, волосы выпадают, кожа делается бугроватой и растрескивается. Образуются злокачественные язвы, издающие смрад, из обезображенного распухшего рта течет зловонная слюна, составы рук и ног немеют. Все тело дряхлеет, затем отпадают ногти, пальцы, отдельные суставы, пока не наступит, наконец, смерть, прекращающая муки страдальца.

Прокаженные от рождения, впрочем, иногда по тридцать-сорок и даже пятьдесят лет влачат свою бедственную жизнь. Моисей дал подробные наставления относительно больных проказой (см. Лев. 13, 1–46). Священник должен был исследовать болезнь, и во избежание заразы больные удалялись из человеческого общежития.

Прокаженный, видимо с глубокой верой, смело нарушает закон, запрещающий ему подходить к здоровым, чувствуя, что здесь находится Сам Господь закона. Просьба его об исцелении полна столь же глубокого смирения, сколь и веры в чудодейственную силу Господа. Исцеляя, Господь коснулся его, показывая этим, что Он не связан законом, запрещающим прикосновение к прокаженному, что для Чистого нет ничего нечистого, и выражая этим жестом чувство глубокого сострадания несчастному. Сказанное Им: Хочу, очистись (Мк. 1, 41) указывает на Его Божественную власть. Он велит исцеленному пойти показаться священнику, во исполнение требования закона Моисеева, и никому не разглашать о совершившемся чуде.

Главную причину того, что Господь запрещал разглашать о совершенных Им чудесах, можно видеть в смирении, по которому Сын Божий, умалив Себя и приняв образ раба для нашего спасения, не хотел идти на земле путем славы (см. Ин. 5, 41), тем более что эта слава Его, как чудотворца, могла способствовать усилению в народе недолжных мечтательных представлений о царстве Мессии, с которыми Господь боролся. Господь повелевает исцеленному показаться священнику во свидетельство им (Мф. 8, 4; Мк. 1, 44; Лк. 5, 14) в том смысле, что священник должен был по закону засвидетельствовать факт исцеления от проказы, а также и то, что Господь не разрушает закон, но исполняет его.

Три евангелиста: Матфей, Марк и Лука – согласно повествуют об этом чуде, причем Марк местом его совершения прямо называет Капернаум, а Матфей говорит, что Господь совершил это чудо, придя в Свой город (Мф. 9, 1), каковым именем удостоился называться, как мы видели уже выше, именно Капернаум. Об этом свидетельствует святитель Иоанн Златоуст: «Родился Он в Вифлееме, воспитан в Назарете, а жил в Капернауме».

Расслабленный был принесен ко Господу на одре и, следовательно, не был в состоянии сам двигаться. Судя по описанию и самому названию больных такого рода в Евангелии, он страдал недугом, носящим в настоящее время название паралича. Святые Марк и Лука добавляют, что за множеством народа, окружавшего Иисуса в доме, принесшие расслабленного не смогли его внести в дом и спустили его на одре сквозь кровлю – надо полагать, сквозь временную кровлю, которая устраивалась из досок, или кожи, или полотна в жаркое время года над внутренним двором дома, окруженным со всех четырех сторон постройками с плоскими крышами, на которые легко было подниматься по лестницам.

Только сильная вера могла подвигнуть принесших расслабленного на такой смелый поступок. Видя эту веру, а также и веру самого расслабленного, позволившего себя спустить таким образом к ногам Иисуса, Господь говорит расслабленному: Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои (Мф. 9, 2), указывая этим самым на связь, существующую между его болезнью и греховностью.

По учению слова Божия, болезни и являются следствием грехов (см. Ин. 9, 2; Иак. 5, 14–15), и посылаются иногда Богом в наказание за грехи (см. 1 Кор. 5, 3–5; 11, 30). Часто между болезнью и грехом есть очевидная связь, каковы, например, болезни от пьянства и распутства. Поэтому, чтобы исцелить болезнь, нужно сначала снять грех, простить его. Видимо, расслабленный сам сознавал себя великим грешником, настолько, что едва мог надеяться на прощение, почему Спаситель и ободрил его словами: Дерзай, чадо!

Присутствовавшие при этом книжники и фарисеи начали мысленно осуждать Господа за богохульство, видя в словах Его незаконное присвоение Себе власти, принадлежащей Единому Богу. Господь, зная помышления их, дал им понять, что Ему известны их мысли, сказав: Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? (Мк. 2, 9). Для того и другого очевидно нужна одинаковая Божественная власть. Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой (Мф. 9, 6).

Как прекрасно толкует эту связь речи святитель Иоанн Златоуст: «Поелику исцеления души нельзя видеть, а исцеление тела очевидно, то Я присоединяю к первому и последнее, которое хотя ниже, но очевиднее, дабы посредством оного уверить в высшем, невидимом».

Последовавшее за этими словами Господа чудо исцеления подтвердило, что облеченный Божественной силой Христос не напрасно сказал расслабленному: Прощаются тебе грехи (Мк. 2, 9). Впрочем, нельзя, конечно, думать, что Господь совершил чудо только из-за желания убедить фарисеев в Своем Божественном всемогуществе. И это чудо, как и все другие, было прежде всего делом Его Божественной благости и милосердия.

Свое полное выздоровление расслабленный засвидетельствовал тем, что понес на себе свою постель, на которой его принесли прежде. Результатом чуда было то, что народ пришел в ужас и прославил Бога, давшего такую власть человекам (Мф. 9, 8), то есть не только фарисеи, но, видимо, и народ не уверовал в Иисуса как Сына Божия, считая Его лишь Человеком.

Об этом повествует как сам Матфей, так и другие два евангелиста – Марк и Лука, причем только Матфей называет себя этим именем, а другие два называют его Левием.

Выйдя из дома после совершенного Им чуда исцеления расслабленного, Господь увидел человека, сидящего на мытнице, то есть у сбора пошлин, или податей, по имени Матфей, или Левий, и сказал ему: Следуй за Мною (Мф. 9, 9; Мк. 2, 14). И тот тотчас встал и последовал за Иисусом.

Надо знать, что мытари, или сборщики податей, к числу которых принадлежал Матфей, считались у евреев самыми грешными и презренными людьми, ибо взимали с народа подати в пользу ненавистного римского правительства. К тому же это взимание податей они брали у правительства на откуп и в своих стремлениях к наживе брали с народа много больше, чем следовало, почему и заслужили к себе общую ненависть.

Такова сила слова Господа, что мытарь – человек зажиточный – бросил все и последовал за Господом, не имевшим, где главу подклонить. Но это доказывает вместе с тем, что грешники, сознающие свою греховность и готовые искренно раскаяться, ближе к Царству Небесному, чем превозносящиеся своей мнимой праведностью фарисеи.

Обрадованный призывом Господа Матфей пригласил к себе в дом Иисуса и учеников Его и устроил им угощение. По восточному обычаю, приглашенные на обед или ужин не сидели за столом, а «возлежали» вокруг невысокого стола на особых приставных скамьях или диванах, облокачиваясь левой рукой на подушку. Туда же пришли, видимо, товарищи Матфея по сбору податей – другие мытари и грешники, по понятиям фарисеев, и возлегли со Иисусом и учениками Его за одним столом. Это и дало повод фарисеям осудить Господа за такое сближение с грешниками.

«Для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?» – сказали они ученикам Его. «Клевещут перед учениками на Учителя, – поясняет эти слова святитель Иоанн Златоуст, – с худым намерением желая отвлечь учеников от Учителя», ибо набрасывают этим подозрение на Господа как на ищущего будто бы дурного сообщества.

Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, – отвечал на это обвинение Сам Христос (Мф. 9, 12). Смысл этих слов: не чувствуют нужды в Спасителе мнимые праведники, каковы фарисеи, но чувствуют эту нужду грешники. «Место врача при постели больных, – как бы так говорит Господь, – а место Мое подле тех, кто болит сознанием своих духовных немощей, и Я с ними, с мытарями и грешниками, как врач с больными».

Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы (Мф. 9, 13). Фарисеи считают, что праведность заключается в принесении установленных законом жертв, но они забывают при этом слова Божии, сказанные устами пророка Осии: Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений (Ос. 6, 6). «Поймите же, – как бы так говорит Христос, – что ваши жертвоприношения, все ваше внешнее формальное благочестие ничего не стоит в очах Божиих без любви к ближним, без дел милосердия».

Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13; Мк. 2, 17), то есть: «Я для того и пришел, чтобы грешники покаялись и исправились. Я пришел призвать к покаянию не тех, которые считают себя праведниками и воображают, что им не в чем каяться, но тех, которые смиренно сознают себя грешниками и просят у Бога милости». Правда, Господь пришел призвать и спасти всех, в том числе и самомечтательных праведников, но пока они не оставят самомечтания о своей праведности и не осознают себя грешниками, призвание их будет бесплодно и спасение для них невозможно.

Потерпев в этом поражение, фарисеи переносят свои обвинения на учеников Господа, и в этом к ним присоединяются ученики Иоанна Крестителя, которые, как мы уже говорили, считали своего учителя выше Иисуса и относились с завистью ко все возраставшей славе Господа. Святой Иоанн Креститель был строгий постник и, конечно, приучил и учеников своих к такому же строгому постничеству. Вероятно, в это время он уже был посажен в темницу, и ученики его еще усилили по этому случаю свой пост. Фарисеи же обратили их внимание на то, что ученики Христовы не соблюдают столь строго установленных постов, и вот они спрашивают Господа: Почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? (Мф. 9, 14).

На это Господь отвечает им словами их учителя: Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься (Мф. 9, 15). Это значит: «Ведь ваш учитель назвал Меня Женихом, а себя – другом Жениха, которому надлежит радоваться. Поэтому и Мои ученики, как друзья Жениха, как сыны чертога брачного, радуются, пока Я с ними, и с этой радостью несовместим слишком строгий пост как выражение скорби, печали. Когда наступят эти дни и они останутся одни в мире, тогда и будут поститься».

В память этих слов Господа, наша Святая Церковь и установила пост Страстной седмицы, примыкающий к посту святой Четыредесятницы, и пост по средам и пятницам – именно в те дни, когда отнялся у нас Жених, – дни предательства Его, страданий и крестной смерти.

Говоря, что для учеников Его еще не настало время поститься, Господь развивает дальше эту мысль словами: никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9, 16–17; см. также: Мк. 2, 21–22; Лк. 5, 36–37).

По толкованию святителя Иоанна Златоуста, новая заплата и новое вино – это строгий пост, строгие требования вообще, а старая одежда и старые мехи – это немощность, слабость учеников, еще не подготовленных к несению больших подвигов. «Я нахожу неблаговременным, – как бы так отвечает Господь, – налагать на Моих учеников, еще слабых, пока они не обновлены, не возрождены благодатью Святого Духа, бремя строгой жизни и тяжких заповедей». Здесь Господь защищает Своих учеников от нареканий с истинно отеческой любовью и снисхождением к ним.

Об этом событии повествует только евангелист Иоанн, сообщающий в своем Евангелии о каждом приходе Господа в Иерусалим на праздник. В данном случае неясно, на какой именно праздник пришел Иисус в Иерусалим, но всего достовернее, что это был праздник Пасхи или Пятидесятницы. Только в этом случае выходит, что общественное служение Господа продолжалось три с половиной года, как издревле принимала это Святая Церковь, руководствуясь именно хронологией четвертого Евангелия. Около полугода прошло от Крещения Господа до первой Пасхи, упоминаемой во второй главе, затем один год до второй Пасхи, упоминаемой в пятой главе, второй год до третьей Пасхи, упоминаемой в шестой главе (стих 4), и третий год до четвертой Пасхи – той, перед которой пострадал Господь.

У Овечьих ворот, называвшихся так потому, что через них прогонялись к храму жертвенные животные, или потому, что около них находился рынок для продажи этих животных, на северо-восточной стороне городской стены, на пути через Кедрский поток в Гефсиманию и на Елеонскую гору находилась купальня, называвшаяся по-еврейски Вифезда, что значит «дом милосердия», или милости Божией, так как вода в купальне была из целительного источника. По свидетельству Евсевия, еще в V веке показывали пять портиков этой купальни. Целебный источник этот привлекал к себе множество больных всякого рода.

Источник этот не был обыкновенным целебным источником: целительную силу он проявлял лишь по временам, когда в него сходил Ангел Господень, возмущавший воду, и только тот исцелялся, кто первый сходил в купель сразу же по возмущении воды. То есть, по-видимому, вода только короткое время по возмущении оказывала свое целебное свойство, а затем теряла его. Тут находился расслабленный, уже тридцать восемь лет страдавший в своем недуге и почти потерявший надежду на исцеление, тем более что, как он объяснил Господу, он, не имея при себе человека, не был в состоянии даже использовать целебную силу чудесного источника, не будучи в силах сам достаточно быстро передвигаться, чтобы сразу по возмущении воды погрузиться в купель.

Умилосердившись над ним, Господь мгновенно исцеляет его одним Своим словом: Встань, возьми постель твою и ходи (Ин. 5, 8). Этим Он показал превосходство Своей спасающей благодати над средствами спасения в Ветхом Завете. Но так как была суббота, то иудеи (а под этим наименованием евангелист Иоанн обыкновенно подразумевает фарисеев, саддукеев и старейшин иудейских, враждебно относившихся к Господу Иисусу Христу) вместо того, чтобы порадоваться или удивиться выздоровлению расслабленного, страдавшего столько времени, возмутились, как он посмел нарушить заповедь о субботнем покое, нося постель, и сделали ему замечание.

Исцеленный, однако, не без тона некоторой дерзости в отношении к ним, оправдывается приказанием Того, Кто исцелил его и Кто в глазах его имел достаточную власть освободить его от соблюдения слишком мелочных постановлений о субботе. С оттенком презрительности иудеи спрашивали его, Кто Тот Человек, Который осмелился разрешить ему нести постель в субботу.

Прекрасно замечает по этому поводу блаженный Феофилакт: «Вот смысл злобы! Не спрашивают, Кто исцелил тебя, но Кто повелел нести одр твой. Спрашивают не о том, что приводило в удивление, но о том, что порицали». Хотя они и не знали наверное, но догадывались, что Исцелителем должен быть ненавистный им Иисус из Назарета, а потому не хотели даже говорить о чуде. Однако исцеленный не мог дать им ответа, ибо не знал Иисуса.

Вероятно, исцеленный вскоре же пошел в храм, чтобы принести Богу благодарность за свое исцеление. Тут встретил его Иисус со знаменательными словами: Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже (Ин. 5, 14). Из этих слов особенно ясно видно, что болезнь постигает человека в наказание за грехи, и Господь предостерегает исцеленного от повторения грехов, чтобы не постигло его еще большее наказание.

Узнав своего Исцелителя, бывший расслабленный пошел и объявил о Нем врагам, конечно, не со злым намерением, а чтобы показать авторитет, под влиянием которого он действовал. Это вызвало новый приступ злобы иудеев против Иисуса, и они искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу (Ин. 5, 16).

На замыслы иудеев убить Его за нарушение субботы Иисус же говорил им: Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин. 5, 17). В этих словах содержится свидетельство Иисуса о Себе как о единосущном Сыне Божием. Все дальнейшие слова есть только развитие этой основной мысли ответа Господа иудеям. Как Сыну Божиему, Ему естественно следовать не заповеди, данной Адаму и его потомкам, но примеру Бога Отца. А Бог Отец, хотя и почил в седьмый день от дел творения, но не почил от дел промышления.

Правильно поняв из слов Господа, что Он учит о Своем равенстве с Богом Отцом, иудеи теперь стали видеть в Нем уже двойную вину, достойную, по их мнению, смерти: нарушение субботы и богохульство. В стихах 19–20 раскрывается учение о единстве действий Отца и Сына применительно к обычным представлениям о сыне, подражающем отцу, и об отце, любящем сына и научающем его своим делам.

В словах Сын ничего не может творить Сам от Себя (Ин. 5, 19) нельзя видеть оправдание арианства, но только то, что, как говорит святитель Иоанн Златоуст, «Сын не делает ничего противного Отцу, ничего чуждого Ему, ничего несообразнаго», противного воле Отца. И покажет Ему дела больше сих (Ин. 5, 20), то есть не только расслабленного может восставить от одра, но и умерших воскресить.

Ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет (Ин. 5, 21). Здесь идет речь сначала о духовном воскресении, духовном пробуждении духовно мертвых к истинной, святой жизни в Боге, а затем и о всеобщем телесном воскресении, которые находятся между собой во внутренней связи. Восприятие человеком истинной жизни, жизни духовной, есть уже начало торжества его над смертью. Как греховное расстройство служит причиной смерти, так и истинная жизнь духа ведет к жизни вечной, побеждающей смерть.

Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его (Ин. 5, 22–23). С духовным воскресением Господь соединяет другое великое Свое дело – суд. Здесь разумеется прежде всего суд нравственный в настоящей жизни, который приведет в неизбежном итоге своем к последнему всеобщему Страшному Суду.

Христос явился в духовно мертвом и погруженном в духовную тьму мире, как Жизнь и Свет. Те, кто уверовали в Него, воскресли к новой жизни и сами соделались светом. Те же, кто отвергли Его, остались в греховной тьме, в духовной смерти. Вот почему всю жизнь продолжается суд Сына Божия над людьми, который завершится в конце веков последним окончательным, уже Страшным Судом. Так как вечная участь людей находится, таким образом, во всецелой власти Сына, то Его и надлежит поэтому чтить так же, как Отца: Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его.

Стихи 24–29 содержат дальнейшее изображение животворящей деятельности Сына Божия. Повиновение словам Спасителя и вера в Его посланничество есть главное условие для восприятия истинной жизни, в которой залог и телесного блаженного бессмертия.

На суд не приходит (Ин. 5, 24) значит «не будет подвергнут осуждению».

Наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут (Ин. 5, 25). Здесь речь опять о духовном оживлении в результате проповеди Христовой, ибо Сын – источник жизни, заимствуемой им от Отца (см. Ин. 5, 26). Сыну принадлежит и власть суда, потому что для этого Он и стал Человеком, будучи по естеству Сыном Божиим (см. Ин. 5, 27). Эта власть Сына Божия как Судии завершится в конце веков всеобщим воскресением мертвых и праведным возмездием (см. Ин. 5, 28–29). Это будет Суд праведный, ибо он будет результатом полного согласия воли Судящего с волей Отца Небесного (см. Ин. 5, 30).

В стихах 31–39 Христос со всей решительностью свидетельствует о Своем Божественном достоинстве. Он ссылается при этом на свидетельство о Нем Иоанна Крестителя, которого глубоко уважали иудеи, но говорит при этом, что у Него есть еще большее свидетельство, чем Иоанново: это свидетельство Бога Отца, свидетельствующего о Своем Сыне знамениями и чудесами, которые Сын совершает как бы по поручению Отца, ибо они входят в план спасения людей, преданный Ему Отцом для исполнения.

Бог Отец засвидетельствовал о Сыне Своем и в момент Его Крещения, но еще больше свидетельств о Нем как о Мессии дал Он через пророков в ветхозаветном Священном Писании, а иудеи не внемлют этому Писанию, потому что слово Божие не укоренилось и не пребывает в них: они не слышат голоса Божия в Его Писании, не видят и лица Божия в Его самооткровении там же. Исследуйте Писания, и вы увидите, что они свидетельствуют о Мне (Ин. 5, 39).

Дальше в стихах 40–47 Христос упрекает иудеев за их неверие, говоря при этом, что Он не нуждается в славе от них, ибо не ищет славы от людей, но скорбит за них, потому что, не веруя в Него как в Божия Посланника, они обнаруживают отсутствие в себе любви к Богу Отцу, Пославшему Его. Так как они не любят Бога, то и не принимают Христа, пришедшего с Его повелениями, но когда придет другой, лжеименный Мессия, придет с самоизмышленным учением, они примут его без всяких знамений. Со времен Христа насчитывают у евреев таких ложных мессий более шестидесяти, а последним из них будет антихрист, которого евреи также примут за своего Мессию.

Причина неверия иудеев в том, что они ищут человеческой славы, и для них приятен не тот, кто их обличает, хотя бы и справедливо, а тот, кто их прославляет, хотя бы и несправедливо.

В заключение Своей речи Господь лишает иудеев последней почвы и основания, на котором они строили свои надежды. Он говорит им, что не кто другой, как Моисей, на которого они уповают, будет их обличителем на Суде Божием. Он их обвинит в неверии во Христа, ибо он писал о Нем. Здесь имеются в виду как прямые пророчества и обетования о Христе в книгах Моисеевых (см. Быт. 3, 15; 12, 3; 49, 10; Втор. 18, 15), так и весь вообще закон, который был тенью грядущих в Царствии Христовом благ (см. Евр. 10, 1) и детоводителем ко Христу (Гал. 3, 24).

После этого Иисус ушел из Иудеи в Галилею. На обратном пути в Галилею в одну из суббот, которую святой Лука называет первой по втором дне Пасхи (Лк. 6, 1), Он проходил со Своими учениками через засеянные поля. Ученики Его, чувствуя голод, начали срывать колосья и, растирая их руками, ели зерна. Это было дозволено законом Моисеевым, который не разрешал только заносить серпа на чужую ниву (см. Втор. 23, 25). Но фарисеи сочли это нарушением субботнего покоя, не упустив случая упрекнуть Господа за то, что Он дозволяет ученикам это делать.

Чтобы защитить учеников от нарекания, Господь указывает фарисеям на случай с Давидом, описываемый в Первой книге Царств: как Давид, убегая от Саула, пришел в священнический город Номву и просил священника Авимелеха дать ему хлебов пять или что найдется, а тот дал ему прежние хлебы предложения, которые, по закону, могли съедаться только священниками (см. 1 Цар. 21, 1–6). Сила примера в том, что если никто не судил Давида за то, что он, мучимый голодом, ел эти хлебы, то и ученики Господа не заслуживают осуждения за то, что они, служившие Господу и не имевшие иногда даже времени, чтобы вкусить пищи, застигнутые голодом в субботу, нарушили заповедь о субботнем покое в столь незначительной степени, срывая колосья и растирая их руками.

Оправдав поступок Своих учеников, Господь открывает затем источник, из которого проистекло несправедливое осуждение учеников. Это – ложное понимание требований закона Божия. Если бы фарисеи понимали, что сострадательная любовь к голодному выше преданий и обычаев обрядословных, то не осудили бы невинных, ради утоления голода срывающих колосья. Не человек создан для соблюдения субботы, а суббота дана для человека, для его пользы, а потому человек, сохранение его от смерти и истощения сил, важнее, чем закон о субботе.

А что закон о субботе не есть полное запрещение что-либо делать вообще, это видно из того, что священники в храме по субботам закалывают жертвенных животных, снимают с них кожу, приготовляют их к принесению в жертву и сжигают их и, однако, невиновны в нарушении субботнего покоя. Если служители храма невиновны в том, что нарушают покой субботнего дня, то тем более невиновны служители Того, Кто больше храма и Кто Сам есть Господин и субботы, властный отменить субботу, как Он и установил ее.

Этим исцелением Господь вновь возбудил против Себя негодование книжников и фарисеев, видимо, повсюду сопровождавших Его с целью обличать Его в нарушении Моисеева закона. Поставив фарисеям вопрос: Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? (Мф. 12, 11). Господь показал, что в Его очах дела милосердия важнее соблюдения закона о субботнем покое и что вообще ради дел благотворения этот покой прерывать дозволительно.

По удалении Господа из синагоги, в которой Он исцелил сухорукого, за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи и даже из заиорданских и языческих стран, и Он совершил весьма много чудесных исцелений, запрещая, однако, разглашать о Нем. В этом святой Матфей видит исполнение пророчества Исаии о Возлюбленном Отроке Божием (см. Ис. 42, 1–4). В этом пророчестве, несомненно относящемся к Мессии, пророк прославляет кротость и смирение Христовы.

Приводя это пророчество, святой Матфей хочет показать евреям, что их представления о Мессии как о земном царе-завоевателе, который возвеличит еврейское царство и будет с внешним блеском и славой царствовать на престоле Давидовом, – ложны, что ветхозаветные пророки возвещали о Мессии кротком и смиренном, Царство которого будет не от мира сего, но Который тем не менее дарует закон всем язычникам и на имя Которого будут уповать народы.

Пробыв всю ночь в молитве, несомненно, об утверждении основываемой Им Церкви, на горе (по мнению древних, на Фаворе), Господь призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, чтобы они постоянно были при Нем и могли потом свидетельствовать о Нем. Это были как бы начальники новых будущих двенадцати колен Нового Израиля.

Число двенадцать имеет в Священном Писании знаменательное значение как произведение трех и четырех: Три – вечное несозданное Существо Божие, четыре – число мира (четыре стороны света). Число двенадцать обозначает проникновение человеческого и мирового Божественным.

Три первых евангелиста и Книга Деяний дают нам список имен двенадцати апостолов. В этом списке замечательно то, что апостолы разделены везде на три группы по четыре человека в каждой, причем во главе каждой группы стоят одни и те же имена и в составе каждой группы одни и те же лица. Имена апостолов следующие:

1. Симон-Петр

2. Андрей

3. Иаков

4. Иоанн

5. Филипп

6. Варфоломей

7. Фома

8. Матфей

9. Иаков Алфеев

10. Леввей, или Фаддей, как называли Иуду Иаковлева

11. Симон Кананит, или Зилот

12. Иуда Искариотский.

Варфоломей – это тот же, кого евангелист Иоанн называет Нафанаилом. Кананит – это перевод на еврейский язык греческого слова «зилот», что значит «ревнитель». Так называлась еврейская партия, ревновавшая о независимости еврейского государства. Слово «Искариот» считают составленным из двух слов: «Иш» – муж и «Кариот» – название города. Самое слово «апостол» в переводе с греческого значит «посланник», что соответствовало назначению избранных быть посланными на проповедь. Для большего успеха их проповеди Господь облек их властью исцелять болезни и изгонять бесов.

Полностью Нагорная проповедь изложена только у евангелиста Матфея. В сокращенном виде ее излагает евангелист Лука, у которого отдельные части Нагорной проповеди встречаются далее в разных местах его Евангелия. Нагорная проповедь замечательна тем, что содержит всю сущность евангельского учения. Недалеко от Геннисаретского озера между Капернаумом и Тивериадой доселе показывают «гору Блаженств», с которой была произнесена Господом ради удобства многочисленного слушающего народа Нагорная проповедь.

Гордый своим избранничеством и не могший примириться с потерей своей самостоятельности, еврейский народ начал мечтать о приходе такого Мессии, который освободит их от чужеземного владычества, отомстит всем врагам, воцарится над евреями и поработит им все народы земли, причем даст им чисто сказочное благополучие: повелит морю выбрасывать жемчуг и все свои сокровища, оденет народ свой в багряницу, украшенную драгоценными камнями, и будет питать его манной, еще более сладкой, чем та, какая посылалась им в пустыне. С такими ложными мечтами о земном блаженстве, которое дарует им Мессия, они окружили Иисуса, ожидая, что вот-вот Он провозгласит Себя Царем Израилевым и наступит этот блаженный век. Они думали, что наступает конец их страданиям и унижениям, и они будут отныне счастливы (блаженны).

И в ответ на эти их мысли и чувства Господь раскрывает им Свое евангельское учение о блаженствах, в корне разбивая их заблуждения. Он учит здесь о том же, о чем говорил Никодиму: о том, что нам необходимо духовно переродиться, чтобы создать на земле Царство Божие, этот потерянный людьми рай, и тем приготовить себе блаженство вечной жизни в Царстве Небесном. Первый шаг к этому – осознать свою духовную нищету, свою греховность и ничтожество, смириться. Вот почему блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3).

Блаженны те, которые, видя и сознавая свои грехи, препятствующие им вступить в это Царствие, плачут о них, ибо они примирятся со своей совестью и утешатся (Мф. 5, 4).

Оплакивающие свои грехи доходят до такого внутреннего спокойствия, что уже становятся неспособными на кого-либо гневаться – делаются кроткими. Кроткие христиане действительно унаследовали землю, которой прежде владели язычники, но они наследуют землю и в будущей жизни – новую землю, которая откроется по разрушении этого тленного мира, «землю живых» (см. Пс. 26, 13; ср. Откр. 21, 1).

Блаженны алчущие и жаждущие правды, то есть исполнения во всем воли Божией, ибо они насытятся (Мф. 5, 6) – достигнут той праведности и оправдания Божия, которые дает искреннее стремление жить по воле Божией.

Поэтому блаженны милостивые, ибо они помилованы будут Богом (Мф. 5, 7), как и, наоборот, суд без милости не оказавшему милости (Иак. 2, 13).

Искренние дела милосердия очищают человеческое сердце от всякой греховной нечистоты, а чистые сердцем блаженны, потому что они своим сердцем, как духовным оком, Бога узрят (Мф. 5, 8).

Зрящие Бога стремятся подражать Ему, уподобляться Сыну Его, примирившему человека с Богом, принесшего мир человеческой душе. Они ненавидят вражду и потому становятся миротворцами, стремясь всюду водворять мир. Поэтому и они блаженны… ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф. 5, 9).

Достигшие такой духовной высоты должны быть готовы к тому, что этот греховный мир, который лежит во зле (1 Ин. 5, 19), возненавидит их за ту правду Божию (Мф. 5, 10), носителями которой они являются, и начнет гнать их, поносить их, злословить и всячески преследовать за их преданность Господу Иисусу Христу и Его Божественному учению. Таковых, которые много терпят здесь за Христа, ожидает великая награда на небесах (см. Мф. 5, 11–12).

Эти девять новозаветных заповедей, носящих название заповедей Блаженства, представляют собой в сокращенном виде как бы все Евангелие. Характерно их отличие от десяти ветхозаветных заповедей. Там говорится преимущественно о внешних поступках человека и налагаются строгие прещения в категорической форме. Здесь говорится преимущественно о внутренней настроенности человеческой души и излагаются не требования в категорической форме, а лишь условия, при соблюдении которых достижимо для человека вечное блаженство.

Евангелист Лука дополняет учение святого Матфея о блаженстве. Он приводит слова Господа Иисуса Христа, содержащие предостережение тем людям, которые видят блаженство лишь в упоении земными благами. Горе вам, богатые! – говорит Господь (Лк. 6, 24), противопоставляя этих богатых нищим духом. Здесь имеются в виду не просто обладающие земным богатством, конечно, а уповающие на него, гордые, превозносящиеся, надменно относящиеся к другим люди.

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете (Лк. 6, 25). В противоположность «алчущим и жаждущим правды» это – люди, не ищущие правды Божией, но довольные своей лжеправдой.

Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете (Лк. 6, 25). Такие, несомненно, противополагаются плачущим. Это люди беспечные, легкомысленно относящиеся к проводимой ими греховной жизни. Мир, во зле лежащий, любит тех, кто потворствует ему, кто живет по его греховным обычаям, поэтому горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! (Лк. 6, 26), это признак неблагополучия вашего нравственного состояния.

Далее Господь говорит, что все Его последователи, исполняющие эти Его наставления, будут солью земли (см. Мф. 5, 13). Соль предохраняет пищу от порчи и делает ее здоровой, приятной на вкус, – так и христиане должны предохранять мир от нравственной порчи и способствовать его оздоровлению. Соль сообщает свою соленость всем веществам, с которыми близко соприкасается, – так и христиане должны сообщать дух Христов всем остальным людям, еще не ставшим христианами. Соль не изменяет сущности и внешнего вида веществ, в которых растворяется, а только дает им свой вкус. Так и христианство не производит какой-либо внешней ломки в человеке и человеческом обществе, но лишь облагораживает душу человека и через это преображает всю человеческую жизнь, придавая ей особый христианский характер.

Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? (Мф. 5, 13). На Востоке действительно есть вид соли, которая под действием дождя, солнца и воздуха теряет свой соленый вкус. Такую соль уже ничем не исправишь. Так и те люди, которые, однажды вкусив благодатного общения со Святым Духом, впали в непростительный грех противления Ему, уже неспособны без чрезвычайной помощи Божией обновиться духовно.

Светом мира является собственно Господь Иисус Христос, но, поскольку верующие воспринимают этот свет и отражают его в мир, они также являются светом мира (см. Мф. 5, 14). Таковы в особенности апостолы и их преемники, назначение которых в том и состоит, чтобы светить светом Христовым, – пастыри Церкви. Они должны так жить, чтобы, видя их добрые дела, люди прославляли Бога.

Намереваясь показать отношение Своего нового закона к ветхому, Господь предварительно успокаивает ревность иудеев по законе, подчеркивая, что Он пришел не нарушить закон, но исполнить (Мф. 5, 17). Христос действительно пришел на землю для того, чтобы на Нем исполнилось все ветхозаветное слово Божие, чтобы раскрыть, осуществить и утвердить всю силу закона и пророков – показать истинный смысл и дух всего Ветхого Завета.

«Как Он исполнил закон? – спрашивает блаженный Феофилакт и отвечает: – Во-первых, тем, что совершил все, предсказанное о Нем пророками. Он исполнил закон и тем, что восполнил его, ибо в совершенстве начертал то, чего закон представлял одну тень». Он дал более глубокое и духовное понимание всех ветхозаветных заповедей, уча о недостаточности одного внешнего, формального их исполнения.

Йота – самая малая по начертанию буква еврейского алфавита. Говоря, что ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона (Мф. 5, 18), Господь подчеркивает, что и самое малое в законе Божием не останется без исполнения. Фарисеи разделяли заповеди на большие и малые и не считали грехом нарушение «малых» заповедей закона, относя к ним, между прочим, заповеди о любви, милостыне и правосудии.

Малейшим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19) по свойству греческого выражения значит «будет отвержен, не войдет в Царствие Небесное». Праведность книжников и фарисеев характеризовалась лишь внешним исполнением мелочных правил. Она уживалась поэтому в их сердцах с самомнением, надменностью без духа смирения и кроткой любви, с гнусными пороками и страстями, в чем Христос Спаситель неоднократно с силой обличал их. От такой внешней, показной праведности Господь и предостерегает Своих последователей.

Далее на протяжении всей 5-й главы, начиная с 21-го стиха, Господь показывает, в чем именно пришел Он восполнить ветхозаветный закон. Он учит здесь более глубокому и духовному пониманию и исполнению ветхозаветных заповедей. Мало только не убивать человека физически, нельзя убивать его и морально, гневаясь на него напрасно: Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной (Ин. 5, 22).

Здесь применительно к еврейским представлениям указывается различная степень грехов гнева против ближнего. Обычный городской суд ведал меньшими преступлениями. Бóльшие преступления подлежали великому Синедриону или сонмищу – высшему судилищу, находившемуся в Иерусалиме и состоявшему из 72-х членов под председательством первосвященника. «Рака» значит «пустой человек» и выражает собой презрение. «Безумный» выражает собой крайнюю степень презрения или пренебрежения к ближнему: так называли не только глупого, но и нечестивого, бессовестного человека.

Наказание за эту высшую степень гнева – «геенна огненная». Так называлась долина Энномова, находившаяся к юго-западу от Иерусалима, в которой при нечестивых царях совершалось отвратительное служение Молоху (см. 4 Цар. 16, 3; 2 Пар. 28, 3), где проводили юношей через огонь и приносили в жертву младенцев. Эта долина после прекращения идолопоклонства сделалась предметом ужаса и отвращения. Туда стали свозить из Иерусалима нечистоты и трупы остающихся без погребения; там же совершались иногда и смертные казни. Воздух в этой долине был так заражен, что для очищения его там постоянно горел огонь, поэтому место это стало страшным и отвратительным, прозвано долиной огненной и стало служить образом вечных мучений грешников.

Кротость и любовь христианина к ближним должна простираться до того, чтобы не только самому не гневаться ни на кого, но и ничем не вызывать гнева против себя со стороны ближнего, разумеется, с недобрым чувством. Это препятствует с чистой совестью приносить молитвы Богу, а потому надо поспешить примириться с братом. Применительно к римскому судопроизводству, согласно которому заимодавец мог силой вести своего должника к судье, обиженный нами брат называется нашим соперником, с которым мы должны примириться, еще находясь на пути этой земной жизни, чтобы он не отдал нас судье – Богу и мы не понесли бы заслуженного возмездия (Мф. 5, 25). И святой апостол Павел торопил обидчика мириться с обиженным, говоря: Солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4, 26).

Точно так же недостаточно одним внешним образом исполнять седьмую заповедь закона Божия: Не прелюбодействуй (Исх. 20, 14), ограждая себя от грубого нарушения ее впадением в грех самым делом. Возвышая эту заповедь, Господь учит, что не только внешнее действие прелюбодеяния является преступлением, но и внутреннее вожделение – взгляд на женщину с вожделением (Мф. 5, 28). «Любодействует с женою в сердце, – говорит святой Афанасий Великий, – тот, кто согласен на дело, но препятствуют ему в том или место, или время, или страх гражданских законов».

Не всякий взгляд на женщину – грех, но взгляд, соединенный с внутренним пожеланием совершить с ней грех прелюбодеяния. В случае соблазна на грех нужно проявлять такую решимость к пресечению соблазна, чтобы не пожалеть ничего самого дорогого, каковыми являются для человека собственные члены его тела – глаз или рука (см. Мф. 5, 29–30). В данном случае глаз или рука указываются здесь как символы всего драгоценного для нас, которым мы должны пожертвовать ради того, чтобы искоренить страсть и избежать впадения в грех.

В связи с этим Господь запрещает мужу разводиться с своей женой, кроме вины любодеяния (Мф. 5, 32). Ветхозаветный закон Моисеев разрешает мужу развестись со своей женой, дав ей разводное письмо (см. Втор. 24, 1–2) – письменное свидетельство, что она была его женой и что он отпускает ее от себя по такой-то или такой-то причине. Положение женщины при произволе мужа было тогда весьма тяжелым.

Господь в другом месте говорит, что разрешение разводиться с женой дано Моисеем евреям по их жестокосердию (Мк. 10, 5), но что изначала не было так, что брак установлен Богом как союз нерасторжимый. Он расторгается сам собою только в случае прелюбодеяния одного из супругов. Если же муж без этой причины разводится со своей женой, то он толкает ее на прелюбодеяние, так же как и является виновником прелюбодеяния того, кто возьмет ее.

Ветхозаветный закон запрещал употреблять клятву именем Божиим в делах пустых, тем более во лжи. Третья заповедь закона Божия запрещает употребление имени Божия всуе, запрещает всякого рода легкомысленное отношение к клятве именем Божиим. Современные Господу Иисусу Христу иудеи, желая по букве исполнить это запрещение злоупотреблять именем Божиим, вместо этого клялись небом или землей, Иерусалимом, своей головой. Таким образом, без употребления имени Божия они все же клялись и всуе, и во лжи.

Эти клятвы и запрещает Господь Иисус Христос, ибо все сотворено Богом: клясться каким-либо Его творением значит клясться Сотворившим, и клясться Им во лжи значит оскорблять святость клятвы. Христианин должен быть настолько честным и правдивым, что ему должны верить по одному слову: да, да; нет, нет (Мф. 5, 37) без всякой божбы. Но в важных случаях этим отнюдь не запрещается законная клятва или присяга. Сам Господь Иисус Христос утвердил клятву на суде, когда на слова Первосвященника: Заклинаю Тебя Богом живым – отвечал: Ты сказал, ибо такова именно была у евреев форма судебной присяги (Мф. 26, 63–64). И апоcтол Павел клянется, призывая Бога в свидетельство истины своих слов (см. Рим. 1, 9; 9, 1; 2 Кор. 1, 23; 2, 17; Гал. 1, 20 и др.). Запрещается клятва пустая, легкомысленная.

В древности месть была настолько распространена, что важно было хотя бы несколько умерить ее проявления, что и делал ветхозаветный закон. Закон Христов совсем отменяет месть, проповедуя любовь к своим врагам. Но изречение не противься злому (Мф. 5, 39) никак нельзя понимать в смысле непротивления злу вообще, как это делает Лев Толстой и подобные ему лжеучителя. Господь воспрещает нам восставать с ответной злобой против человека, причинявшего нам зло, но ко всякому злу как к таковому христианин должен быть совершенно непримиримым и должен бороться со злом всеми доступными ему мерами, не допуская только зла в свое собственное сердце.

Не следует понимать буквально слова: Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39), ибо мы знаем, что Сам Христос поступил иначе, когда служитель на допросе у первосвященника Анны ударил Его по щеке (см. Ин. 18, 22–23). Не только творящих зло вообще, но и наших личных обидчиков мы должны стараться исправлять, о чем есть прямая заповедь Господа в Евангелии от Матфея (см. Мф. 18, 15–17). Запрещается злое чувство мстительности, но не борьба со злом.

Запрещается также сутяжничество. Наоборот, предписывается удовлетворение нужд ближнего: Просящему у тебя дай (Мф. 5, 42). Это, конечно, не исключает тех случаев, когда давать просящему не только не полезно, но и вредно: истинная христианская любовь к ближнему не допустит, например, дать нож просящему его убийце или яд желающему лишить себя жизни.

В Ветхом Завете мы не находим заповеди ненавидь врага твоего (Мф. 5, 43), но, по-видимому, иудеи сами извлекли себе такую заповедь из заповеди о любви к ближнему, ибо ближними они считали только людей, близких по вере, по происхождению или по взаимным услугам. Остальные, то есть иноверцы, иноплеменники и люди, выказавшие злобу, считались врагами, любовь к которым казалась неуместной. Христос же заповедал, чтобы, как Отец наш Небесный, чуждый гнева и ненависти, любит всех людей, даже злых и неправедных, как детей Своих, так и мы, желающие быть достойными сынами Отца Небесного, любили бы всех, даже врагов своих.

Господь желает, чтобы Его последователи в нравственном отношении были выше иудеев и язычников, любовь которых к другим людям основана, в сущности, на себялюбии. Любовь ради Бога, ради заповеди Божией достойна награды, но любовь по естественной склонности или ради своей житейской выгоды награды не заслуживает.

Так, восходя постепенно все выше по лествице христианского совершенства, христианин дойдет, наконец, до высочайшей и труднейшей для естественного и невозрожденного человека заповеди о любви к врагам, которой заключает Господь первую часть Своей Нагорной проповеди. И, как бы желая показать, насколько исполнение этой заповеди уподобляет слабого и несовершенного человека Богу, Он подтверждает, что идеал христианского совершенства и состоит именно в богоуподоблении: Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48).

Это вполне согласно с Божественным планом, выраженным еще при сотворении человека: Сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему (Быт. 1, 26). Божественная святость для нас недостижима, а потому здесь не равенство между нами и Богом имеется в виду, но некое внутреннее уподобление, постепенное приближение бессмертной человеческой души к ее Первообразу при помощи благодати.

Вторая часть Нагорной проповеди, составляющая содержание 6-й главы, излагает учение Господа о милостыне, о молитве, о посте и увещание стремиться к главной цели человеческой жизни – Царствию Божию.

Сказав ученикам Своим, чего они не должны и что должны делать, чтобы достигнуть блаженства, Господь перешел затем к вопросу о том, как надо делать то, что Он заповедал. Ни дел милосердия, ни дел богопочтения, каковы молитва и пост, мы не должны делать напоказ, ради людской славы, ибо в таком случае людская похвала и будет нашей единственной наградой. Тщеславие, как моль, съедает все добрые дела, а потому лучше творить все доброе в тайне, чтобы не лишиться награды от Отца нашего Небесного.

Здесь не запрещается, конечно, подавать милостыню и явно, но запрещается делать это с целью обратить на себя внимание и снискать похвалу от людей. Не запрещается также молиться в храмах, но запрещается молиться намеренно напоказ. Можно, по мысли святителя Иоанна Златоуста, и в закрытой комнате молиться по тщеславию, и тогда «затворенные двери не принесут никакой пользы».

Под многословием в молитве понимается мнение язычников о молитве как о заклинании, которое чем чаще его повторять, тем может быть действеннее. Мы молимся не потому, чтобы Бог не знал наших нужд, а лишь для того, чтобы через молитву очистить сердце и сделаться достойными Божиих милостей, вступив духом своим во внутреннее общение с Богом. Это богообщение и есть цель молитвы, достижение которой не зависит от количества произносимых слов. Порицая многословие, Господь в то же время многократно заповедует неустанные молитвы, уча, что должно всегда молиться и не унывать (Лк. 18, 1), и Сам ночи проводя в молитве.

Молитва должна быть разумной: мы должны обращаться к Богу с такими просьбами, которые достойны Его и исполнение которых спасительно для нас. Для научения нас такой молитве Господь и дает в качестве образца молитву «Отче наш», получившую поэтому название молитвы Господней. Как образец, эта молитва отнюдь не исключает собой других молитв: Сам Господь молится, произнося другие молитвы (см. Ин. 17).

Называя Бога нашим Отцом, мы сознаем себя Его детьми, а в отношении друг к другу – братьями и молимся не только от себя и за себя, но от лица всех и за всех. Говоря: Сущий на небесах (Мф. 6, 9), отрешаемся от всего земного и возносимся умом и сердцем в горний мир.

Да святится имя Твое (Мф. 6, 9) – да будет имя Твое свято для всех людей, да прославляют все люди и словами и делами своими имя Божие.

Да приидет Царствие Твое (Мф. 6, 10) – Царство Мессии Христа, о чем мечтали все иудеи, неправильно только представляя себе это царство в чувственном виде. Здесь мы молимся о том, чтобы Господь воцарился в душах всех людей и, после этой временной земной жизни, сподобил бы нас вечной блаженной жизни в общении с Ним.

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе (Мф. 6, 10) – пусть все в мире совершается по всеблагой и премудрой воле Божией и пусть мы, люди, так же охотно исполняем волю Божию на земле, как исполняют ее Ангелы на небе.

Хлеб наш насущный дай нам на сей день (Мф. 6, 11) – дай нам на сегодня все, что необходимо для нашей телесной пищи. Что будет с нами завтра, мы не знаем. Мы нуждаемся только в «насущном» хлебе, то есть ежедневном, необходимом для поддержания нашего существования.

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6, 12). Эти слова поясняются святым Лукой, который приводит эти слова так: И прости нам грехи наши (Лк. 11, 4). Грехи – это наши долги, потому что, греша, мы не исполняем должного и остаемся должниками перед Богом и перед людьми. Это прошение с особой силой внушает нам необходимость прощать нашим ближним все обиды: не прощая другим, мы не смеем просить о прощении Богом наших грехов, не смеем молиться словами Молитвы Господней.

И не введи нас в искушение (Мф. 6, 13), то есть в испытание наших нравственных сил путем склонения к какому-либо ненравственному действию. Мы просим тут Бога оградить нас от падения, если такое испытание наших нравственных сил неизбежно и необходимо.

Но избавь нас от лукавого (Мф. 6, 13) – от всякого зла и от виновника его, диавола.

Молитва заканчивается уверенностью в исполнении просимого, ибо Богу принадлежит в этом мире вечное царство, бесконечное могущество и слава. Слово аминь (Мф. 6, 13) с еврейского означает: «так», «действительно», «истинно», «да будет». Оно произносилось в синагогах молящимися в подтверждение молитвы, произнесенной старшим.

Учение Господа о посте, который также должен быть для Бога, а не для получения людской похвалы, ясно свидетельствует о том, сколь неправы те, которые говорят, будто Господь не предписывал Своим последователям поститься. Постясь, не следует так изменять своего наружного вида, чтобы этим привлекать внимание к себе, но являться перед людьми таким, как всегда. На Востоке было принято, совершив омовение тела, умащаться маслом, особенно помазать им голову. Фарисеи же в дни поста не умывались, не расчесывали волос и не мазали их маслом, привлекая к себе общее внимание своим необычным видом, что и порицает Господь.

Далее с 19-го стиха 6-й главы Господь учит нас искать прежде всего Царствия Божия и не отвлекаться от этого искания никакой иной заботой – не заботиться о приобретении и накоплении земных сокровищ, которые недолговечны и легко подвергаются порче и уничтожению.

Где у кого собрано сокровище, там он и пребывает постоянно своими мыслями, чувствами и желаниями. Поэтому христианин, который должен быть сердцем своим на небе, не должен увлекаться земными стяжаниями, но должен стремиться к приобретению небесных сокровищ, каковыми являются добродетели. Для этого нужно хранить сердце свое, как око. Мы должны оберегать свое сердце от земных желаний и страстей, чтобы оно не перестало для нас быть проводником духовного, небесного света, как телесное око является для нас проводником вещественного света (см. Мф. 6, 19–23).

Кто думает одновременно служить Богу и маммоне (Маммона – сирийское божество, которое почитали как бога покровителя земных сокровищ, или благ, или вообще богатства, как Плутос у греков), тот подобен желающему угодить двум господам, имеющим разный характер и представляющим разные требования, что очевидно невозможно. Господь влечет нас к небесному и вечному, а богатство – к земному и тленному. Поэтому, чтобы избежать такой двойственности, мешающей делу вечного спасения, надо отказаться от чрезмерных, излишних, беспокойных, томительных забот о пище, питье и одежде – таких забот, которые поглощают все наше время и внимание и отвлекают нас от забот о спасении души.

Если Бог так заботится о неразумной твари, давая пищу птицам и роскошно одевая полевые цветы, то тем более не оставит Он без всего необходимого для земной жизни человека, созданного по образу Божию и призванного быть наследником Царствия Божия. Вся наша жизнь – в воле Божией и не зависит от наших попечений: разве можем мы сами, заботясь, прибавить себе росту хоть на один локоть (см. Мф. 6, 24–31)?

Все это, однако, не значит, что христианин должен отказаться от трудов и предаться праздности, как пробовали некоторые еретики истолковывать это место Нагорной проповеди. Труд заповедан человеку Богом еще в раю, до грехопадения (см. Быт. 2, 15), что подтверждено вновь при изгнании Адама из рая (см. Быт. 3, 19). Тут осуждается не труд, а чрезмерная гнетущая забота о будущем, о завтрашнем дне, который не в нашей власти и до которого нам еще надо дожить (см. Мф. 6, 34).

Здесь лишь указывается иерархия ценностей: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его (Мф. 6, 33). В награду за это Господь Сам позаботится о вас, чтобы вы имели все необходимое для земной жизни, и мысль об этом не должна вас мучить и угнетать, как неверующих в Промысл Божий язычников.

Эта часть Нагорной проповеди (Мф. 6, 25–34) представляет нам замечательную картину Промысла Божия, пекущегося о Своей твари. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем (Мф. 6, 34) – неразумно заботиться о завтрашнем дне, потому что завтрашний день вне нашей власти, и мы не знаем, что принесет он с собой: завтрашний день может принести с собой заботы, о которых мы и не думаем.

Третья часть Нагорной проповеди, заключающаяся в 7-й главе, учит нас не осуждать ближних, охранять святыню от поругания, о постоянстве в молитве, о широком и тесном пути, о лжепророках, об истинной и ложной мудрости.

Не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1) – эти слова святой Лука передает так: Не осуждайте, да не осуждени будете (Лк. 6, 37). Здесь запрещается, следовательно, не «суждение» о ближнем, а «осуждение» его в смысле пересудов, происходящих по большей части из каких-либо самолюбивых и нечистых побуждений, из тщеславия, гордости; запрещается злословие, злоязычие, злобное порицание чужих недостатков, проистекающее из чувства нелюбви, недоброжелательства к ближнему.

Если бы здесь запрещалось вообще всякое суждение о ближнем и его поступках, тогда не мог бы Господь сказать дальше: Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями (Мф. 7, 6), и не могли бы христиане исполнять своей обязанности обличать и вразумлять согрешающих, что предписывается Самим же Господом дальше (см. Мф. 18, 15–17). Запрещается злое чувство, злорадство, но не сама по себе оценка поступков ближнего, потому что, не замечая зла, мы легко могли бы начать относиться безразлично к злу и добру, потеряли бы чувство различения добра и зла.

Вот как говорит об этом святитель Иоанн Златоуст: «Если кто прелюбодействует, неужели я не должен сказать, что прелюбодеяние есть зло, и неужели не должен исправить распутника? Исправь, но не как неприятель, не как враг, подвергая его наказанию, но как врач, прилагающий лекарство. Надо не порицать, не поносить, но вразумлять; не обвинять, но советовать; не с гордостью нападать, но с любовью исправлять» (Беседа 23).

Здесь Христос запрещает с недобрым чувством порицать людей за их недостатки, не замечая своих собственных, может быть, еще больших недостатков, но тут нет речи о гражданском суде, как это хотят видеть некоторые лжеучителя, как нет речи и об оценке поступков человека вообще. Эти слова Господа имели в виду гордых самомнительных фарисеев, которые с немилосердным осуждением относились к другим людям, себя одних считая праведниками.

Тут же после этого Господь предостерегает Своих учеников от проповеди Своего Божественного учения – этого подлинного бисера – тем людям, которые, подобно псам и свиньям, неспособны оценить его по своему крайнему закоснению во зле и которые, погрязши глубоко в разврате, пороках и злодеяниях, с ожесточенной злобой относятся ко всякому добру.

Далее в наставлении просите, и дано будет вам (Мф. 7, 8) Господь учит постоянству, терпению и усердию в молитве. Истинный христианин, помнящий наставление Господа: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его (Мф. 6, 33), не станет в своей молитве домогаться получения чего-либо суетного, вредного для спасения души, а потому может быть уверен, что по молитве его дано будет и отворят ему (Мф. 7, 7), как обещает Господь тому, кто усердно молится.

Евангелист Матфей говорит: Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф. 7, 11), а святой Лука словами даст Духа Святаго просящим у Него (Лк. 11, 13) разъясняет, какие это блага, о которых стоит и нужно просить. Отец не даст сыну вредного, а потому и Господь дает человеку только то, что является подлинным благом для человека.

В заключение наставлений об отношении нашем к другим людям Господь изрекает правило, которое называют «золотым»: Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки (Мф. 7, 12), потому что любовь к людям есть отражение любви к Богу, как любовь к братьям есть отражение любви к родителям.

Христос предупреждает, что последование Его заповедям не так легко: это «тесный путь и узкие врата» (см. Мф. 7, 14), но зато они вводят в вечную блаженную жизнь, в то время как путь широкий и пространный, привлекательный для тех, кто не любит бороться со своими греховными страстями, ведет в погибель.

Тут же Господь и предостерегает Своих последователей от разных лжеучителей и лжепророков, которые могут совратить с этого единственного спасительного пути, каковы в настоящее время многочисленные сектанты, так заманчиво проповедующие о легкости спасения, минуя эти узкие врата и тесный путь. Эти лжеучителя имеют наружный вид кротких овец, но внутри они подобны хищным волкам, губящим доверчивых овец. Этих лжеучителей можно распознать по «плодам их», то есть по жизни и по делам их (Мф. 7, 15–20).

Как бы против современных сектантов, учащих об оправдании человека одной верой, без добрых дел, направлены и дальнейшие слова Господа: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21). Здесь ясно видно, что мало только веры в Господа Иисуса Христа, но нужна и жизнь, отвечающая этой вере, то есть исполнение заповедей Христовых, добрые дела. В начале проповеди христианства многие действительно творили чудеса именем Христовым, даже и Иуда, получивший эту власть наравне с другими двенадцатью апостолами, но это не спасает, поскольку такие люди не заботились об исполнении заповедей Божиих.

Ту же мысль Господь повторяет и в заключение всей Своей Нагорной проповеди: кто только слушает слова Христовы, но не исполняет их, то есть не творит добрых дел, тот подобен человеку, создавшему свой дом на песке, и только исполняющий на деле заветы Христова учения подобен построившему свой дом на камне (см. Мф. 7, 24–27). Это сравнение особенно близко и понятно было иудеям, ибо в Палестине бывало частым явлением, когда сильные проливные дожди, сопровождаемые бурями, сносили дома, построенные на песчаном грунте.

Только исполняющий заповеди Христовы на деле может устоять в час нашедших на него, подобно буре, тяжких искушений. Не исполняющий заповедей Христовых легко впадает в отчаяние и погибает, отрекаясь от Христа. Поэтому Церковь наша в своих песнопениях и просит Христа утвердить нас «на камени заповедей» Его14.

Святой Матфей заканчивает свое изложение Нагорной проповеди свидетельством, что народ дивился учению Его, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Мф. 7, 28–29). Учение фарисеев состояло по большей части из мелочей, бесполезных словоизвитий и словопрений; учение же Иисуса Христа было просто и возвышенно, ибо Он говорил как Сын Божий, как никто до того не говорил, говорил при этом лично от Себя (а Я говорю вам) – в словах Его ясно чувствовалась Божественная власть и сила.

Когда Господь Иисус Христос сошел после Своей Нагорной проповеди с горы, за Ним последовало множество слушавшего Его и несомненно глубоко потрясенного Его проповедью народа. И вот к Нему вновь, как это было уже однажды, о чем повествуют евангелисты Марк и Лука, подошел прокаженный, прося об исцелении его ужасной болезни (см. Мк. 1, 40–45; Лк. 5, 12–14).

Конечно, это далеко не было единичным случаем исцеления прокаженных, принимая во внимание то множество чудес всевозможных исцелений, которое вообще совершил Господь за время Своего общественного служения людям. Неудивительно, что этот случай описывается сходно с первым; неудивительно, что и этому прокаженному Господь приказал явиться к священнику для того, чтобы тот, согласно предписанию закона Моисеева, засвидетельствовал бы официально факт исцеления, без чего бывший прокаженный даже не мог возвратиться опять в общество здоровых людей – все бы его боялись, зная его как больного страшной болезнью проказой, и сторонились бы его.

Господь приказал исцеленному молчать об исцелении, но немедленно идти показаться священнику. Некоторые толкователи полагают, что если бы исцеленный не пошел сразу же во Иерусалим к священнику, а стал бы разглашать совершившееся над ним чудо исцеления, то молва об исцелении могла бы дойти до Иерусалима раньше его прихода, и тогда священники, враждебные Господу, стали бы утверждать, что исцеленный вовсе и не был болен проказой.

Вслед за тем Господь вошел в Капернаум, где совершил чудо заочного исцеления слуги римского сотника, по-видимому, стоявшего во главе римского гарнизона из сотни воинов. Такие гарнизоны стояли тогда стражей в некоторых городах Палестины, подвластной римлянам. Этот сотник был язычником по рождению, но расположенным к иудейской религии, доказательством чего служит построение им синагоги.

Слуга его, по святому Матфею, жестоко страдал, находясь в расслаблении, а по святому Луке, находился даже при смерти. Святой Лука рассказывает более подробно, что сотник послал сначала ко Иисусу иудейских старейшин с просьбой прийти исцелить слугу его, а затем послал друзей своих, после чего, видимо, как передает святой Матфей, и сам вышел навстречу подходившему к его дому Господу.

В его словах, сказанных Господу: Не трудись, Господи! ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой; потому и себя самого не почел я достойным придти к Тебе; но скажи слово, и выздоровеет слуга мой (Лк. 7, 6–7), – звучала столь необыкновенная для язычника вера и смирение, что Господь, как передают оба евангелиста, удивился ему (Лк. 7, 9) и счел нужным отметить эту веру перед всеми окружающими, подчеркнув, что такой веры он не нашел и у самих представителей избранного народа Божия Израиля.

Далее, как передает уже только один святой Матфей, Господь, в опровержение ложного мнения евреев, будто только они одни могут быть членами грядущего Царства Мессии, предрек, что многие из язычников с востока и запада (Мф. 8, 11) окажутся достойными вместе с ветхозаветными праотцами наследовать это Царство, в то время как сыны царства, то есть евреи, за свое неверие в пришедшего Мессию извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов (Мф. 8, 12).

В этих словах Господа Царство Небесное, как и во многих других Его речах и притчах, представляется под образом вечери, или пира, за которым на Востоке не сидели, а «возлежали». Гостей, чем-либо провинившихся, выводили вон из комнаты, где происходила вечеря, во внешнюю тьму на холод, которые противополагаются светлой и теплой комнате. Выгнанные гости скрежетали зубами от холода и досады. Образ этот, весьма всем понятный, берется для того, чтобы нагляднее представить вечные мучения грешников в аду.

Вера и смирение сотника были сразу же вознаграждены. Слуга его выздоровел в тот же час, как только Господь произнес: Иди, и, как ты веровал, да будет тебе (Мф. 8, 13).

Об этом событии повествует только один евангелист Лука, ставя его в связь с последовавшим за тем посольством Иоанна Крестителя к Иисусу Христу.

Из Капернаума Господь пошел в город Наин, находившийся вблизи южной границы Галилеи, на северном склоне горы Малый Ермон, в бывшем колене Иссахаровом. Свое имя Наин, что значит «приятный», он получил, вероятно, от красивого местоположения в великолепной и богатой пастбищами долине Есдрелонской. Господа сопровождали ученики Его и множество народа.

В древности многие города окружались сплошными стенами для защиты от врагов, так что входить в них и выходить можно было только через ворота. И вот у городских ворот Господь встретился с похоронным шествием: из города выносили для погребения умершего юношу, единственного сына матери-вдовы.

Увидя удрученную горем вдову, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь, а затем прикоснулся к одру, на котором несли умершего, давая тем знак остановиться. Воззвав к умершему: Юноша! тебе говорю, встань! (Лк. 7, 13–14), Господь мгновенно воскресил его, отдав его матери.

Всех объял страх, но свидетели чуда все же не признали великого Чудотворца Мессией, а лишь «великим пророком». Такое мнение о Нем распространилось по всей Иудее и по всей окрестности (Лк. 7, 17).

Святой Иоанн Креститель не мог сомневаться в Божественном достоинстве Господа Иисуса Христа (см. Ин. 1, 32–34). Тем не менее он посылает двух учеников своих, находясь уже в темнице, к Иисусу Христу с вопросом: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? (Мф. 11, 3). Ответ на этот вопрос нужен был не Иоанну Крестителю, а ученикам его, которые, слыша многое о чудесах Господа, недоумевали, почему же Он не провозглашает Себя открыто Мессией, если Он действительно Мессия.

Но Господь не дает на этот вопрос прямого ответа, ибо с именем Мессии у евреев были связаны надежды на земную славу и величие. Только тот, в ком душа была очищена от всего земного учением Христовым, мог и достоин был слышать и знать, что Иисус воистину есть Мессия Христос. Поэтому вместо ответа Он, как бы ссылаясь на пророчество Исаии (см. Ис. 35, 2–6), обращает их внимание на совершаемые Им чудеса как на доказательство Своего Божественного посланничества и прибавляет: Блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф. 11, 6), то есть не усомнится в том, что Я – Мессия, видя Мой уничиженный вид.

Дабы кто-либо не подумал, что сам Иоанн сомневался о Иисусе, Господь, по отшествии учеников его, стал говорить народу о высоком достоинстве и служении Иоанна как величайшего из всех пророков. Меньший в Царстве Небесном больше его (Мф. 11, 11) – слова, указывающие на превосходство христианства над высочайшей ветхозаветной праведностью. От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна (Мф. 11, 12–13).

Здесь «закону и пророкам», то есть Ветхозаветной Церкви, противопоставляется Церковь Христова, Новозаветная. С Иоанном, стоявшим на рубеже двух Заветов, закончился имевший лишь временное предуготовительное значение Ветхий Завет и открылось Царство Христово, куда входят все, употребляющие для этого усилие.

Основываясь на пророчестве Малахии, относящемся, несомненно, ко Второму пришествию Христову, евреи ждали перед приходом Мессии пророка Илию15. Но про Иоанна Малахия пророчествовал лишь как про Ангела, который приготовит путь Господу (см. Мал. 3, 1). Ангел же, предрекший Захарии рождение Иоанна, сказал, что он предъидет пред Ним в духе и силе Илии (Лк. 1, 17), но не будет самим Илией. Сам Иоанн на вопрос иудеев: Ты Илия? – отвечал: Нет (Ин. 1, 21).

Смысл слов Христовых: Если хотите принять, он есть Илия, которому должно придти (Мф. 11, 14), – таков: «Если вы понимаете буквально пророчество Малахии о пришествии Илии перед пришествием Мессии, то знайте, что тот, кому должно прийти перед Мессией, уже пришел: это – Иоанн. Отнеситесь с особым вниманием к этому моему свидетельству об Иоанне: Кто имеет уши слышать, да слышит! (Мф. 11, 15)».

Кому уподоблю род сей? (Мф. 11, 16), то есть книжников и фарисеев. Они подобны капризным своенравным детям, которым никак не могут угодить их товарищи. Фарисеям и книжникам, ждавшим Мессию, как великого царя-завоевателя, не мог угодить призывавший их к печали и сокрушению о своих грехах великий постник Иоанн. Но не мог им угодить и Иисус Христос, Который, в противоположность Иоанну, чтобы спасти грешников, не отказывался разделять с ними трапезу.

И оправдана премудрость чадами ее (Мф. 11, 19). Эти слова так объясняет блаженный Феофилакт: «Когда уже, говорит Христос, ни Иоаннова, ни Моя жизнь не нравится вам и вы отвергаете все пути спасения, то Я – Премудрость Божия – оказываюсь правым не перед фарисеями, а пред чадами Своим. Эти чада премудрости – простой иудейский народ, кающиеся мытари и грешницы, уверовавшие во Христа и всем сердцем принявшие Его Божественное учение: они “оправдали” Бога и премудрость Его, то есть показали на себе, что Господь верно и премудро устроил спасение людей. Им открылась премудрость Божия, недоступная гордым фарисеям».

С сердечной скорбью изрекает Христос «горе» городам Хоразину, находившемуся к северу от Капернаума, и Вифсаиде, находившейся на юге от него, за то, что они не покаялись, хотя много видели чудес Христовых.

Господь сравнивает эти города с языческими городами Тиром и Сидоном в соседней Финикии и говорит, что положение последних будет на Страшном Суде лучше положения евреев, которым предоставлена была возможность спастись, но они не захотели покаяться, как покаялась в свое время во вретище (грубой власянице, причиняющей боль телу) и пепле (посыпав пеплом главу и сев на пепел в знак глубокого сокрушения) Ниневия в результате проповеди Ионы.

Предрекает Господь гибель и Капернауму за его крайнюю степень превозношения вследствие внешнего благосостояния. Он сравнивает его по нечестию с городами Содомом и Гоморрой, которые были наказаны Богом через истребление их серным дождем и огнем.

Все эти города действительно скоро постигла кара Божия: они были совершенно разрушены римлянами в ту же войну, когда был разрушен и Иерусалим.

Гордые своей мнимой мудростью и знанием Священного Писания, книжники и фарисеи не поняли Господа Иисуса Христа и Его учение. Оно, по их духовной слепоте, оказалось сокрытым от них, и вот Господь славит Своего Отца Небесного, что истина Его учения, сокрытая от этих мудрых и разумных, оказалась открытой младенцам (Мф. 11, 25) – людям простым и бесхитростным, каковы были апостолы и Его ближайшие ученики и последователи, не умом, но сердцем почувствовавшие, что Иисус есть подлинно Мессия Христос.

Все предано Мне Отцем Моим (Мф. 11, 27) – все отдано под власть Мою, и мир телесный, видимый, и мир духовный, невидимый, отдано не как Сыну Божию, Которому всегда была свойственна такая власть, но как Богочеловеку и Спасителю людей, чтобы все Им могло быть обращено ко спасению человечества.

И никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11, 27). Все величие и благость Сына никто из людей не в состоянии постигнуть, так же как величия и благости Отца. Только Сын в Себе Самом открывает Отца для тех, кто приходит к Нему. А Он всех призывает к Себе: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, то есть изнемогающие от суетного и бесплодного труда под гнетом греховных страстей, проистекающих от гордости и самолюбия, и Я успокою вас – дам вам мир от страстей (Мф. 11, 28).

Возьмите иго Мое на себя – иго евангельского закона, научитесь от Христа кротости и смирению, и найдете покой душам вашим (Мф. 11, 29). Это иго евангельского закона по сравнению с игом страстей – «благое» и «легкое» (см. Мф. 11, 30), ибо Господь Сам дает силы для его несения в виде благодати Святого Духа и собственным примером воодушевляет нас на несение этого ига.

Некий фарисей, по имени Симон, видимо, питавший любовь к Господу, но не имевший твердой веры в Него, пригласил Господа к себе на трапезу, может быть, для того, чтобы, войдя с Ним в более близкое общение, вникнуть в Его речи и действия. Неожиданно вошедшая жена, известная в городе как грешница, смиренно став позади Господа, наклонилась к ногам Его и, видя, что они еще не омыты от дорожной пыли, источила на них целые потоки слез, омывая их таким образом вместо воды своими слезами и отирая их затем своими волосами. Затем, лобызая ноги Его, она стала мазать их принесенным ею драгоценным миром.

По понятиям фарисейским, прикосновение грешницы оскверняло человека, а потому фарисей, нисколько не тронувшись нравственным переворотом, который очевидно совершился в душе этой блудницы, только осуждал Господа за принятие этих лобзаний, думая про себя, что Он не пророк, ибо, если бы был пророком, то был бы и прозорливцем, а тогда знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему (Лк. 7, 39), и отверг бы ее.

Отвечая на тайные мысли фарисея, Господь в обличение его сказал ему притчу о двух должниках, из которых один должен был заимодавцу пятьсот динариев, а другой – пятьдесят. Так как они не имели, чем заплатить, то заимодавец простил им обоим. Легко было ответить на вопрос Господа, который из них более возлюбит его: тот, которому более простил (Лк. 7, 43). Подтвердив правильность ответа, Господь присовокупил: Кому мало прощается, тот мало любит (Лк. 7, 47).

Эти последние слова, судя по контексту речи, были направлены против Симона, бедного любовью ко Христу и скудного в делах любви. Из этой притчи Симон должен был понять, что Господь ставит эту покаявшуюся жену-грешницу в нравственном отношении выше него, ибо она показала более любви к Господу, чем Симон, и за эту любовь ее прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит (Лк. 7, 47).

Здесь прикровенное указание на самого Симона для его вразумления. Так как он не оказал обычных знаков приязни и любви ко Христу (омовение ног и лобзание), хотя и принял его в дом, то ему меньше прощается, хотя все же прощается за некоторое расположение его ко Господу. Однако возлежавшие с Симоном гости – вероятно, тоже фарисеи – не вразумились и с ропотом отнеслись к изреченному Господом прощению грехов жене, почему Он и отослал ее, сказав: Иди с миром (Лк. 7, 50).

Господь исцеляет бесноватого, в котором обитание нечистого духа сопровождалось слепотой и немотой, и весь народ дивился этому чуду. Фарисеи, желая предотвратить в народе толки об Иисусе, как о Христе, стали говорить, что Он изгоняет бесов силой Веельзевула, князя бесовского, говорили, что Он имеет в Себе духа нечистого (см. Мк. 3, 30), и даже Самого Его называли Веельзевулом (см. Мф. 10, 25).

На это Господь ответил возражением, имеющим такой смысл: «Можно ли думать, чтобы сатана сам стал разрушать свое царство?» В связи с этим находится мысль кто не со Мною, тот против Меня (Мф. 12, 30; Лк. 11, 23). В Царстве Христовом кто не со Христом, тот уже враждебен Ему, ибо он вносит разделение в единое Царство под единой властью, где не должно быть место разделению. Другое дело, когда человек находится еще вне Царства Христова, еще не призывался в него: лишь бы он только не был против Христа, заодно с враждебным Христу миром. Такой отчасти уже Христов и вскоре сделается заодно с Христом через вступление в Его Царство. На этом примере Своего Царства Господь уясняет, что и в царстве диавола должно существовать единство власти и действия, почему сатана и не может действовать против сатаны.

Сыновья ваши чьею силою изгоняют? (Мф. 12, 27; Лк. 11, 19). Здесь можно понимать и апостолов, получивших от Господа власть в заклинаниях злых духов, и того человека, о котором апостолы говорили Христу, что он изгоняет бесов именем Христа, но со Христом не ходит (см. Мк. 9, 38; Лк. 9, 49). Посему они будут вам судьями (Мф. 12, 27; Лк. 11, 19), то есть на Страшном Суде изобличат вас в злонамеренном извращении истины.

Если же Я Духом Божиим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие (Мф. 12, 28; см. Лк. 11, 20), то есть пришло к вам Царство Божие на место царства сатаны, который потому и бежит из мира, гонимый Христом. Изгоняя отдельных бесов, Господь доказывает тем, что Он «связал» «сильного», то есть сатану (см. Мф. 12, 29): «Кто не со Мной в этой Моей борьбе с сатаной за собирание всех людей в Царствие Божие, тот против Меня». Ибо кто из знающих и слышащих учение Христово не становится на сторону Его, тот уже враг Его; тем более враг, кто противодействует Ему.

Вывод из всего этого: Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам (Мф. 12, 31). Милосердие Божие бесконечно, и нет греха, который побеждал бы его. Но кто упорно отвергает самое это милосердие, кто упорно противится самой спасающей благодати Божией, для того нет милосердия. Грех такого человека остается непрощенным, и он погибает. Это намеренное противление спасающей благодати Божией, которая есть благодать Святаго Духа, Господь и назвал хулой против Святаго Духа.

Противление ей фарисеев ясно выразилось в том, что дела всемогущества Божия они осмелились назвать делами диавола. Почему этот грех не простится… ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12, 32)? Потому что если человек отвергнет очевидные действия спасающей благодати Святаго Духа, то неоткуда взяться у него и покаянию, без которого нет спасения, – он не может покаяться. Кто похулит Христа, видя Его уничижение, тому это простится, ибо это – грех заблуждения, легко омываемый покаянием. Не таково упрямое противление очевидным действиям спасающей силы Божией, которое было у фарисеев и которое далеко отстояло от покаяния.

Клевету фарисеев на Свои дела Господь объясняет их злым сердцем, ибо от избытка сердца говорят уста (Мф. 12, 34; Лк. Лк. 6, 45), и грозит им, что за всякое слово праздное они должны будут ответить в день Страшного Суда, ибо лживые и нечестивые слова указывают на наличие злого сердца (см. Мф. 12, 35–36).

Иудеев соблазняло во Иисусе Христе Его уничижение, и они потребовали от Него такого знамения, которое ясно обнаруживало бы Его Божественное достоинство как Мессии. Они не довольствовались чудесами, которые творил Христос по любви Своей к страждущим людям, по мольбе отдельных лиц; они желали видеть особое знамение с неба (Мф. 16, 1). Они лицемерно, как враги, просят от Него знамения. Потому Он называет их «родом лукавым», «прелюбодейным» же называет их в смысле их неверности Богу, на которую указывали еще пророки, представляя идолослужение иудеев под образом измены Богу, как бы супружеской, – прелюбодеяния (см. Ис. 57, 3; Иез. 16, 15; 23, 27).

Господь говорит, что такого чуда им дано не будет, и указывает только на величайшее знамение в прошедшем, прообразовавшее великое чудо, которое имеет совершиться на Нем в будущем, именно чудо сохранения пророка Ионы во чреве морской рыбы в продолжение трех суток, прообразовавшее чудо Воскресения Христова после трехдневной телесной смерти. Христос был во гробе собственно один день и две ночи, но на Востоке при исчислении времени всегда было принято считать часть дня или ночи за целый день или ночь (примеры этому в Библии: Быт. 42, 17–18; 1 Цар. 30, 12; 2 Пар. 10, 5–12 и др.).

Ниневитяне (Мф. 12, 41) – жители города Ниневии, столицы Ассирийского царства на берегу реки Тигр, к северу от Вавилона, покаявшиеся в результате проповеди пророка Ионы, осудят евреев на Страшном Суде за то, что евреи не вняли проповеди своего Мессии и не захотели покаяться в своем упорстве. Царица южная (Мф. 12, 42) – царица Савская, приходившая к Соломону (см. 3 Цар. 10, 1–13) из Аравии, также осудит евреев, ибо она приходила издалека, чтобы послушать мудрости Соломоновой, а иудеи не хотели слушать Саму воплотившуюся Премудрость Божию, Которая больше Соломона (Мф. 12, 42).

Далее Господь показывает иудеям наглядной притчей о нечистом духе, вышедшем из человека, а затем вновь возвратившемся с семью другими, злейшими себя (Мф. 12, 43–45), что, хотя бы Он и заставил их уверовать в Себя каким-нибудь поразительным чудом, но нравственная испорченность их настолько сильна, что по прошествии некоторого времени их неверие возникло бы с еще большей силой и упорством и они сделались бы еще хуже. Неверие и испорченность в них – как злой дух в бесноватом. Если человек остается нерадивым, праздным и невнимательным к себе, то злой дух и страсти, однажды изгнанные из него, возвращаются к нему с бóльшей силой.

Беседа Господа так поразила одну женщину – по преданию, это была Маркела, прислужница Марфы (Лк. 10, 38)16, – что она не могла удержать своего восторга и всенародно прославила Господа и Его Пречистую Матерь, Которая вместе с названными братьями Его находилась тут же, только вне дома (см. Мф. 12, 46).

Блаженно чрево (Лк. 11, 27), то есть блаженна Та, Которая родила и воспитала такого великого Учителя. Здесь мы видим начало прославления Богоматери, в исполнение Ее собственного предречения: Отныне будут ублажать Меня все роды (Лк. 1, 48). На это Христос ответил, что блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его (Лк. 11, 28). Святой Матфей указывает, что именно в это самое время Матерь Господа и мнимые братья Его стояли вне дома и послали сказать о них Господу, не будучи в состоянии подойти к Нему из-за множества окружавших Его.

Господь всегда питал нежное чувство к Своей Матери и, даже вися уже на кресте, поручил Ее заботам Своего возлюбленного ученика. Но тут, когда во время произносимого Им поучения к народу Его хотели оторвать от этого, Он показал всем, что исполнение воли Отца Небесного для Него выше родственных чувств: Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф. 12, 50).

Упоминаемые здесь братья Иисуса в некоторых местах Евангелия называются по именам, а именно: Иаков, Иосия, Симон и Иуда (см. Мф. 13, 55), причем из сопоставления повествования всех четырех Евангелий о женщинах, стоявших на Голгофе при кресте Иисусовом и затем шедших ко гробу в день Воскресения Христова, ясно, что матерью этих братьев Иисуса была Мария Клеопова, которую евангелист Иоанн называет «сестрой Матери Его» (см. Ин. 19, 25).

По-видимому, Мария Клеопова была двоюродной сестрой Матери Господа, так как Она была единственной дочерью Своих родителей Иоакима и Анны. По преданию, эта Мария была женой Клеопы, который и был отцом братьев Иисуса. По другому преданию, эти братья Иисуса были детьми Иосифа Обручника от его первого брака. Очень возможно также (что приводит в полную согласованность оба эти предания), братья Иисуса были детьми (по закону ужичества) Иосифа и жены умершего бездетным брата его или близкого родственника Клеопы Марии Клеоповой. Во всяком случае, братьями у евреев назывались не только родные братья, но и двоюродные, и троюродные, и вообще близкие родственники.

Народ так окружал и теснил Господа, что негде было уединиться для молитвы и беседы с апостолами (см. Лк. 4, 42), не было времени даже хлеба есть (Мк. 3, 20). И вот Господь велел однажды ученикам переправиться на другую сторону Тивериадского озера. Когда они собирались уже сесть в лодку, к Господу подошел книжник, выразивший желание следовать за Господом, куда бы Он ни пошел.

Желая предупредить его, что он берет на себя бремя, которое может оказаться для него непосильным, Господь указал ему образно на Свой страннический образ жизни: Лисицы имеют норы, то есть норы, и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову (Мф. 8, 20), то есть места, где Он мог бы укрыться и почить от трудов Своих. Именуя Себя Сыном Человеческим, Господь смиренно подчеркивает Свое человечество, но вместе с тем для знающего пророчество Даниила (см. Дан. 7, 13–14) этим наименованием прикровенно указывает на Свое мессианское достоинство.

Этот ответ произвел, по-видимому, сильное впечатление на тех спутников Господа, которые уже состояли в числе Его учеников. Желая испытать силу готовности их следовать за Собой с полным самоотвержением, Господь сказал одному из них: Следуй за Мною (Лк. 9, 59), показывая тем самым, что Он хочет ввести его в теснейшее общение с Собой и поручить ему благовествование Царства Божия людям (см. Лк. 9, 60). Но тот стал уклоняться от немедленного следования за Господом, ссылаясь на то, что ему нужно идти прежде похоронить отца своего. На это Господь отвечал ему: Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8, 22).

Два раза употребленное здесь слово «мертвый» имеет два разных значения. На первом месте оно означает мертвых духовно, на втором – мертвых в собственном смысле: телесно умерших. Смысл этих слов Господа тот, что ради великого дела благовествования Царства Божия надо все оставлять. «Оставь мертвых, которые глухи к Моему слову, к Моему делу, – как бы так говорит Господь. – Предоставь им, всецело привязанным к этой земной жизни, хоронить своих мертвецов, а ты, внявший слову жизни, Мною проповеданному, иди за Мной». Этим не вполне понятным запрещением отдать последний долг умершему отцу Господь, по-видимому, хотел или испытать характер и преданность Себе этого ученика, или предостеречь его от родных, которые, может быть, пожелали бы отвлечь его от следования за Христом.

Другой ученик, не дожидаясь призыва, сам сказал Господу, что хочет идти за Ним, но просит только позволения пойти прежде проститься с домашними своими. Но ему на это Господь сказал, что никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9, 62), то есть тот, кто решился следовать за Христом, не должен оглядываться назад на мир с его родственными связями и мирскими пристрастиями, ибо всякого рода привязанность к миру мешает всецело отдаться Христу.

Когда они отплыли, утомленный дневными трудами Иисус заснул на корме. Поднялась страшная буря, какие нередко бывали на окруженном горами с оврагами Геннисаретском озере, которое поэтому окрестные жители недаром называли морем. Ученики, почти все рыбаки этого озера, привыкшие бороться с его бурями, выбились из сил и в отчаянии начали будить своего Учителя: Спаси нас, погибаем (Мф. 8, 25). С одной стороны, это выражение страха за свою жизнь, но с другой – и надежды на могущество Господа.

По евангелисту Марку, ученики даже позволили себе укорить Господа: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем? (Мк. 4, 38).

На это и Господь упрекнул их в маловерии, а затем властными словами умолкни, перестань (Мк. 4, 39) мгновенно прекратил бурю. И ученики, и люди, вероятно, плывшие в соседних лодках, с изумлением говорили: Кто это, что и ветры и море повинуются Ему? (Мф. 8, 27).

Переплыв озеро, Иисус с учениками Его прибыли в страну, лежавшую на восточном его берегу. Евангелисты Марк и Лука называют ее Гадаринской, по имени находившегося в ней города Гадары, а евангелист Матфей – Гергесинской, по имени другого города, Гергесы. Оба эти города были в числе городов Десятиградия.

На берегу их встретил бесноватый, одержимый нечистым духом. Евангелисты Марк и Лука говорят об одном бесноватом, а евангелист Матфей – о двух. Вероятно, это потому, что один бесноватый был человеком всем известным, жителем города Гадары, и находился в особенно ужасном состоянии беснования, а другой по сравнению с ним оставался едва замеченным.

Сущность беснования состоит в том, что бесы, лишая человека личного сознания и подавляя его собственный разум, распоряжаются его телом и силами его души, причиняя ему невероятные мучения его же собственными действиями. Величие и всемогущество Сына Божия, сокрытое для человеческих глаз, для нечистых духов, владевших более совершенным духовным зрением, были очевидны и приводили их в ужас и трепет.

И вот бесноватые начинают кричать, исповедуя Иисуса Сыном Божиим и умоляя Его не причинять тех нестерпимых мучений, которые причиняла им Его близость. По евангелисту Марку и Луке, самый свирепый из них на вопрос Иисуса, как его имя, отвечал: Легион (Мк. 5, 9), указывая этим на обитание в нем громадного количества нечистых духов.

Бесы просили Иисуса дозволения не идти им в бездну и не покидать страны той (Мк. 5, 10), но войти в пасшееся неподалеку при горе большое стадо свиней. Мы не настолько знаем природу злых духов, чтобы понять, почему им необходимо было обитать именно в живых существах, но характерно, что из всех живых существ они сами выбрали для своего обитания самое нечистое, самое презренное в глазах иудеев животное, лишь бы Господь не изгонял их из той страны и не лишал тем их возможности действовать в ней.

Господь разрешил им войти в свиней, и стадо, взбесившись, бросилось с крутизны в море и утонуло. Допустив это, Господь, очевидно, желал вразумить гадаринцев, которые, вопреки запрещению закона Моисеева, разводили свиней, да еще в таком громадном количестве, – по святому Марку, их было около двух тысяч (Мк. 5, 13). Вместе с тем это обстоятельство привлекло к Господу Иисусу особое внимание жителей этой страны, которые увидели известного им страшного бесноватого здоровым и сидящим у ног Иисусовых.

Но происшедшее, видимо, их не вразумило: на них напал лишь безотчетный ужас и, по всей вероятности, опасение, как бы дальнейшее пребывание у них Господа не принесло им новых убытков. Жалость к погибшим свиньям одержала у них верх над естественным, казалось бы, чувством благодарности Господу за чудесное избавление их страны от страшного бесноватого, и они просили Господа уйти от них. Каково неразумие этих людей, которые не желают иметь в своих пределах Того, Кто явился разрушить дела диавола!

Вопреки обычному запрещению Господа разглашать о совершаемых Им чудесах, на этот раз Господь, наоборот, велит исцеленному бесноватому возвратиться в свой дом и рассказать, что сотворил ему Бог (см. Мк. 5, 19). Надо полагать, это потому, что Господь не имел в этой стране тех опасений, какие у Него были в Галилее и Иудее, где были превратные представления о Мессии как о земном вожде Израиля, и Господь не хотел, чтобы Его имя связывали с политическими вожделениями иудейских патриотов, мечтавших о свержении римского владычества.

Кроме того, как по всему видно, гадаринцы отличались особенным религиозно-нравственным огрубением и одичанием, и Господь хотел пробудить их сердца через проповедь о Нем и о Его делах самого облагодетельствованного Им исцеленного бесноватого, который действительно, как передает святой Марк, начал проповедовать о Нем по всему Десятиградию (см. Мк. 5, 20) и этим подготовил эту страну к последующей апостольской проповеди и обращению ко Христу.

Войдя в лодку с учениками, Господь Иисус Христос поплыл обратно и пристал к противоположному западному берегу Геннисаретского озера, где был Капернаум. Тут уже ожидали Его толпы народа, и в числе прочих один из начальников синагоги Иаир, единственная двенадцатилетняя дочь которого была при смерти. Хотя начальники синагог принадлежали к враждебной Иисусу партии (см. Ин. 7, 47–48), но этот начальник, слышавший о многих чудесах, совершенных Господом в Галилее и, может быть, бывший сам свидетелем чуда исцеления слуги капернаумского сотника, возгорелся надеждой, не исцелит ли Иисус и его дочь.

Не имея такой веры, которую похвалил Господь в сотнике, он просил Господа прийти и возложить на нее руки, чтобы она выздоровела. Видя это, народ с особенным любопытством устремился вслед за Господом к дому Иаира, и так как каждому хотелось быть ближе к Великому Чудотворцу, то все теснили Его (Мк. 5, 24).

Во время этого пути женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением и потерявшая надежду вылечиться, протиснулась сзади к Иисусу и незаметно прикоснулась к одежде Его. По закону Моисееву, женщина, страдавшая такой болезнью, считалась нечистой. Она должна была оставаться дома и не смела ни к кому прикасаться (см. Лев. 15, 25–28). Но эта несчастная женщина имела такую горячую веру в Господа Иисуса Христа, что решилась тайно прикоснуться к одежде Его в уверенности, что одно прикосновение даст ей желанное исцеление. И вера ее была оправдана: она тотчас выздоровела, ощутив, что иссяк у ней источник крови (Мк. 5, 29).

Евангелист Марк, подробнее всех рассказывающих об этом событии, передает, что Иисус, почувствовавший, что вышла из Него сила, спросил, обращаясь к народу: Кто прикоснулся к Моей одежде? (Мк. 5, 30). Конечно, Он знал, кто прикоснулся, но спросил это для того, чтобы обнаружить перед всеми в назидание веру этой женщины и совершившееся по вере ее чудо. Женщина, понимая, что не может утаиться, пала пред Ним и открыла перед всеми всю истину (Мк. 5, 33).

По понятиям евреев, она совершила преступление тем, что вошла в толпу народа и сделала нечистыми всех тех людей, с которыми, по необходимости, должна была соприкоснуться, а потому в страхе и трепете ожидала осуждения за свой поступок. Но Господь успокоил ее словами: Дщерь! вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей (Мк. 5, 34).

В это время умерла дочь Иаира, и кто-то из его дома пришел сказать, чтобы он не утруждал Учителя. Видя отчаяние удрученного горем отца, Господь успокоил его: Не бойся, только веруй, и спасена будет (Лк. 8, 50). Придя в дом, они застали там свирельщиков, которых по восточному обычаю приглашали для оплакивания умерших. Это оплакивание, продолжавшееся восемь дней для простого умершего и месяц для лиц знатных, сопровождалось заунывной игрой на свирелях или флейтах.

Не плачьте, – сказал им Иисус, – она не умерла, но спит (Лк. 8, 52). Эти слова, конечно, нельзя понимать буквально, ибо и про Лазаря, лежавшего четыре дня во гробе и уже разлагавшегося, Господь сказал, что он уснул (Ин. 11, 11), и лишь потом сказал прямо: Лазарь умер (Ин. 11, 14). Действительная смерть девицы была так очевидна для окружающих, что они стали даже смеяться над Иисусом.

Свидетелями великого чуда воскрешения умершей могли быть только люди достойные, способные оценить эту великую тайну Божественного всемогущества, а потому Господь повелел всем выйти вон, оставив лишь трех Своих апостолов, Петра, Иакова и Иоанна, и родителей умершей. Подойдя к умершей, Господь взял ее за руку и двумя властными словами талифа куми, что значит девица… встань (Мк. 5, 41), мгновенно воскресил ее, причем тело ее настолько укрепилось, что последствия тяжкой болезни не помешали ей сразу же ходить, как вполне здоровой.

Все изумились, а Господь повелел дать воскрешенной есть, дабы убедить родителей, что перед ними настоящая дочь их, а не призрак умершей. По Своему обыкновению, Господь запретил разглашать о чуде.

Когда Иисус вышел из дома Иаира, за ним двинулась толпа народа, из которой двое слепцов кричали: Помилуй нас, Иисус, сын Давидов! (Мф. 9, 27). Господь продолжал идти, как бы не обращая внимания на эти крики, по-видимому, с целью испытать веру кричавших и притом называвших Его Сыном Давидовым, то есть Мессией.

Когда же пришел Он в дом, неизвестно какой, и слепцы приступили к Нему там с просьбой об исцелении, Иисус спросил их, веруют ли они, что Он может исцелить их. Получив утвердительный ответ, Господь коснулся очей их, дабы они почувствовали самый момент исцеления, и очи их отверзлись. Иисус строго запретил им, как и всегда в таких случаях, рассказывать об исцелении, но они от радости и по чувству благодарности к своему Исцелителю не могли удержаться и разгласили о Нем по всей земле той (Мф. 9, 31).

Не успели они выйти, как к Иисусу привели немого бесноватого. Сам по себе он не мог просить об исцелении, потому что демон связал ему язык. Поэтому Господь не спрашивает его о вере, как других в подобных случаях, а повелевает бесу выйти, и немому возвращается способность говорить.

Народ, удивляясь, говорил, что никогда не бывало ничего подобного среди израильского народа, а фарисеи, желая ослабить впечатление, произведенное этим чудом, говорили, что Иисус изгоняет бесов силой князя бесовского, то есть диавола.

Затем Иисус вновь пришел в отечество Свое (Мф. 13, 54), то есть в Назарет, отечество Матери Его и мнимого отца Его Иосифа и место, где Он был воспитан. Там Он учил соотечественников Своих в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? (Мф. 13, 54). Это было не то удивление, каким удивлялись в других местах, а удивление, соединенное с презрением: Не плотников ли Он сын? (Мф. 13, 55).

Назаретяне или не знали, или же не верили чудесному воплощению и рождению Иисуса Христа, считая Его просто сыном Иосифа и Марии. Но это нельзя считать извинительным, ибо и в прежние времена много было случаев, когда у незнатных родителей рождались ставшие потом славными и знаменитыми дети. Таковы были Давид, Амос, Моисей и другие. Они скорее должны были именно за это и благоговеть перед Христом, что Он, имея простых родителей, обнаруживал такую премудрость, которая ясно показывала, что она – не от человеческого обучения, а от Божественной благодати.

Это было, конечно, от обычной, свойственной людям зависти, которая всегда лукава. Люди часто с завистью и ненавистью смотрят на тех, кто, выйдя из среды их, обнаруживает необыкновенные дарования и становится выше их. Его, может быть, товарищи по делам житейским и сверстники, с которыми Он постоянно общался, не хотели поэтому признать в Нем необыкновенного человека.

Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем (Мф. 13, 57). Не так должно быть, но так бывает, ибо люди часто обращают более внимания не на то, что им проповедуется, а на то, кто проповедует. И если того, кто удостоился Божественного избрания и призвания, они привыкли видеть среди себя обыкновенным человеком, то они и продолжают смотреть на него по-прежнему, не давая веры словам его как пророка.

Господь прибавляет к этому, по всей вероятности, народному присловию: И в доме своем (Мф. 13, 57), имея в виду то, что, как говорит евангелист Иоанн, и братья Его не веровали в Него (Ин. 7, 5).

Нигде Христос не находил столько сопротивления Себе и Своему учению, как в этом отечественном Своем городе, где даже пытались умертвить Его (см. Лк. 4, 28–29).

И не совершил там многих чудес по неверию их (Мф. 13, 58), ибо совершение чудес зависит не только от чудотворящей силы Божией, но и от веры людей, над которыми чудеса совершаются.

Толпы народа, которые Господь видел, обходя города и селения, Он сравнивает со стадом овец, блуждающих без пастыря. Образ, особенно понятный в Палестине, стране пастушеской. Духовные учителя этого народа – не истинные пастыри и учителя; они сами – слепцы и не только не просвещают народ истинным учением, но еще больше развращают его.

Жатвы много, а делателей мало (Мф. 9, 37) – величественный и также всем понятный образ. Поле, покрытое спелой жатвой, надо сжать, но жнецов мало. Смысл речи таков: велико число народа, желающего вступить в Царство Мессии и готового для этого, но мало приготовленных для этого великого дела учителей народа. Молите Господина жатвы (Мф. 9, 38), то есть Бога, чтобы Он способствовал образованию новых, не в духе фарисейском приготовленных деятелей для дела проповеди о наступающем Царстве Мессии.

Во время этого шествия Господа с проповедью по Галилее Его сопровождали и некоторые женщины, так или иначе облагодетельствованные Им, которые из чувства благодарности служили Ему от имений своих. Они последовали потом за Господом на Голгофу и составили тот лик жен-мироносиц, которых прославляет Святая Церковь.

Жалея все эти массы народа, не имеющего пастырей, и не имея возможности всех всегда водить за Собой, Господь посылает на проповедь им Своих учеников. Это послание отличается от того, которое последует по Воскресении Христовом. Тогда Господь пошлет апостолов во весь мир проповедовать Евангелие «всей твари» и, уча все народы вере во Христа, вводить их в Его Царство через таинство крещения. Теперь Господь посылает их только к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 10, 6), то есть к одним евреям. Он повелевает апостолам при этом проповедовать лишь «приближение Царства Небесного» (см. Мф. 10, 7), но еще не вводить в это Царство. Это – проповедь предуготовительная, ибо апостолы еще не облеклись силою свыше (Лк. 24, 49), данной им впоследствии через сошествие Утешителя – Духа Святого.

Господь посылает апостолов по два как для того чтобы они могли поддерживать друг друга, так и для того, чтобы евреи больше верили их свидетельству, ибо закон Моисеев гласил, что лишь свидетельство двух истинно (Втор. 19, 15; ср. Ин. 8, 17). Зная, что от апостолов будут требовать знамений как доказательств истинности их проповеди, Господь дал им власть над нечистыми духами и силу творить чудеса исцелений и воскрешения мертвых.

Ради успеха проповеди Он предостерегает их от сребролюбия и от всякой заботы о пище, одежде и жилище, говоря, что трудящийся достоин пропитания (Мф. 10, 10), и, следовательно, Бог не допустит, чтобы служители Его, отрекшиеся от всякой заботы о себе ради вверенного им служения, были лишены необходимого для жизни.

В каждом городе или селении они должны останавливаться лишь в таком доме, пребывание в котором не могло бы вызвать на них нареканий, чтобы, как говорит блаженный Иероним, «недоброй славой принявших апостолов не посрамить достоинства самой проповеди», и не переходить из дома в дом, как свойственно людям легкомысленным.

Входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему (Мф. 10, 12). Это было обычное у евреев приветствие, но желать мира это еще не значит дать мир. Поэтому Господь поясняет, что их желание мира действительно принесет мир тому дому или тому городу, где примут их радостно и с чистым сердцем; в противном случае это приветствие останется без плода, мир ваш к вам возвратится (Мф. 10, 13).

А если кто откажет апостолам в гостеприимстве, они должны отрясти прах от ног своих. Евреи думали, что самая земля и пыль, по которой ходят язычники, нечиста, и ее надо отрясать. Давая такое повеление, Христос хотел сказать, что такие евреи подобны язычникам.

Отраднее будет земле Содомской и Гоморрской – этим городам, наказанным за свое крайнее нечестие и разврат, – в день суда, нежели городу тому (Мф. 10, 15). Отвергшие проповедь о Христе как положительный закон Божий преступнее тех, которые, не получив положительного закона Божия, отвергли лишь требования естественного закона совести, не столь ясного и категоричного.

Господь посылает Своих апостолов первоначально только к евреям потому, что евреи были избранным народом Божиим, которому был обещан Мессия еще ветхозаветными пророками и среди которого Он и явился.

Далее следуют наставления, относящиеся к апостольскому служению вообще. Господь предупреждает апостолов о тех опасностях, которым им придется подвергаться, – говорит, что они будут чувствовать себя столь же беззащитными, как овцы, окруженные кровожадными волками. Итак будьте мудры, как змии (Мф. 10, 16), то есть будьте осторожны: не подвергайте без крайней необходимости свою жизнь опасности, распознавайте, где надлежит сеять слово Божие, а где воздержаться от этого, по заповеди не давайте святыни псам (Мф. 7, 6); сами же будьте просты, как голуби (Мф. 10, 16), то есть таковы, чтобы никто не мог вас упрекнуть в чем-либо предосудительном.

Господь предрекает, что апостолам придется свидетельствовать о Нем и перед владыками и царями, имея в виду не это их временное посольство, а уже будущую их всемирную апостольскую деятельность, и подвергнуться многим преследованиям со стороны неверующих. Не следует тревожиться и предаваться раздумью, что и как говорить на суде в таких случаях, ибо Святой Дух Сам будет внушать необходимые слова. Ненависть к евангельской проповеди и к проповедникам и исповедникам ее будет столь сильна в людях мира сего, названных выше волками, что перед ней не устоят самые крепкие и священные для человека узы родства.

Все это точно исполнилось в эпоху гонений на христиан, когда действительно брат брата предавал на смерть и когда все истинные последователи Христовы испытали на себе самую лютую и бесчеловечную ненависть врагов христианства. Выдержавший до конца, то есть до смерти, все эти гонения и не отрекшийся от Христа спасется, то есть достигнет вечного блаженства в Царствии Небесном.

Апостолы не должны сами неосмотрительно жертвовать своей жизнью, нужной для спасения столь многих, а потому, если их гонят в одном городе, им не возбраняется бежать в другой. Не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий (Мф. 10, 23). В параллельном этому месте добавлено «во Царствии Своем». Здесь речь идет не о Втором славном пришествии Христовом на Суд при кончине мира. Пришествие Иисуса Христа во Царствии Своем есть то же, что открытие этого Царства, а открытие Царства Христова совершилось Его Воскресением и ниспосланием Святого Духа на апостолов, после чего они пошли уже во весь мир с проповедью об открытии этого Царства.

Следовательно, это изречение Господа имеет такой смысл: «Вы не успеете обойти с проповедью о приближении Моего Царства всю Палестину, как уже наступит час открытия Моего Царствия через Мои страдания, воскресение из мертвых и ниспослание Духа Святого».

Отправляя апостолов на эту предварительную проповедь, которая могла быть полезна и им самим как «некоторое училище ратоборства, в котором они приготовили бы себя к подвигам евангельской проповеди в целом мире», по выражению святителя Иоанна Златоуста17, Господь указывает им на краткость времени, находящемся в их распоряжении, ибо уже приближается час Его крестных страданий и отхода из этого мира.

За свой труд апостолы не должны ожидать почестей. Наоборот, они должны быть готовы к оскорблениям, ибо, если Самого Господа евреи грубо поносят, называя Его Веельзевулом, то тем более будут поносить Его учеников – ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего (Мф. 10, 24).

Итак не бойтесь их, то есть когда они будут клеветать на вас, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы (Мф. 10, 26), то есть их вера и невинность со временем откроются ясно. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. 10, 27) – «то, о чем Я беседовал с вами наедине и в небольшом углу Палестины, вы должны будете проповедовать по всему свету, всенародно, с кровель домов».

Апостолы не должны бояться убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10, 28), ибо без воли Божией ничего с ними не случится, так как Промысл Божий простирается на все – даже на малых птиц и на волосы на голове человека. Не две ли малые птицы продаются за ассарий? (Мф. 10, 29) – указание на малоценность, как бы ничтожность этих птиц, ибо ассарий – десятая часть динария. Кто, невзирая на клевету и гонения, будет твердо исповедовать Христа перед людьми, Того и Христос исповедует как Своего верного раба на суде Отца Небесного, а кто отвержется Христа, от того и Он тогда отречется.

Не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10, 34). Это надо понимать, конечно, не буквально, а в том смысле, что несогласие и вражда между людьми является необходимым следствием пришествия Господа на землю, так как злоба людей поднимет ожесточенную вражду против Царства Божия, его проповедников и последователей.

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37). Это означает, что для служения Христу надо жертвовать всеми земными привязанностями, даже семейной любовью.

И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10, 38). Образ взят от римского обычая, по котором осужденные на распятие сами должны были нести свой крест до места казни. Это значит, что мы, сделавшись учениками Христовыми, должны во имя Его переносить всякие испытания и страдания, даже самые тяжкие и унизительные, если и такие угодно будет Богу послать нам.

Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10, 39). Кто блага земной жизни предпочитает благам Царства Небесного, кто жертвует будущими благами ради благ земных, кто идет даже на отречение от Христа, чтобы только сберечь свою земную жизнь, тот погубит свою душу для жизни вечной. А кто жертвует ради Христа всем, вплоть до самой жизни своей, тот сбережет свою душу для жизни вечной.

Наставляя и утешая апостолов, Господь Иисус Христос упомянул и о той награде, которая ожидает всех, которые примут их во имя Его: Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня (Мф. 10, 40). Дальнейшие слова значат, что кто примет апостолов как пророков или как праведников, тот получит награду, которую получат пророк или праведник. Даже кто напоит учеников Христовых, томимых жаждой, хотя бы чашей холодной воды, и тот не останется без награды.

Окончив наставления двенадцати апостолам, Иисус пошел проповедовать по городам Галилеи, а апостолы, разделившись по два, пошли по селениям и проповедывали покаяние; изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом и исцеляли (Мк. 6, 12–13). Из ответа их на вопрос Господа, заданный им уже на Тайной Вечери (см. Лк. 22, 35), видно, что они во время этой проповеди своей не имели нужды ни в чем необходимом.

По-видимому, они все вновь собрались к Господу, когда Он узнал о смерти Иоанна Крестителя.

Поводом к повествованию об этом событии послужило то, что четвертовластник Ирод Антипа возымел об Иисусе Христе такое мнение, будто это – Иоанн Креститель, восставший из мертвых. Как поясняет евангелист Лука, не передающий нам всего этого повествования, мысль эта в первый раз возникла не у Ирода, и он потом только, под впечатлением окружающих разговоров, склонился к ней (см. Лк. 9, 7–9).

У евреев не было в обычае праздновать день своего рождения, но, подражая восточным царям, Ирод сделал однажды по случаю своего рождения большой пир вельможам, тысяченачальникам и старейшинам галилейским. По обычаям Востока, женщины не смели присутствовать на пиршествах мужчин. Во время подобных пиров дозволялось плясать только рабыням. Но Саломия, достойная дочь своей развратной матери Иродиады, с которой незаконно сожительствовал Ирод, обличаемый за это Иоанном Крестителем, пренебрегая обычаями, вошла к пирующим в легкой одежде танцовщицы и начала плясать.

Своей сладострастной пляской она так воспламенила уже опьяненного вином Ирода, что он с клятвой обещал дать ей все, что она попросит. Саломия вышла и спросила у своей матери, не участвующей в пиршестве, чего просить. Та ни минуты не поколебалась с ответом: самым драгоценным для нее подарком была бы смерть ненавистного ей обличителя ее преступной связи – Иоанна Крестителя. И она ответила: Головы Иоанна Крестителя (Мк. 6, 24). Но, боясь, что обещание Ирода казнить Иоанна не будет исполнено, так как Ирод, с одной стороны, боялся народа, а с другой – сам уважал Иоанна как «мужа праведнаго и святаго», и даже многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его (Мк. 6, 20), она внушила дочери, чтобы та потребовала немедленной смерти пророка, и даже дала ей блюдо, на котором должны были принести ей голову убитого.

Та в точности исполнила это желание матери: пошла с поспешностью опять к пирующим и, обращаясь к царю, сказала: Хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя (Мк. 6, 25; см. Мф. 14, 9). Оба евангелиста свидетельствуют, что царь опечалился этим требованием (Мк. 6, 26), не желая, следовательно, казнить Иоанна. Но, не желая нарушить и клятвы из самолюбия и ложного стыда перед гостями, послал спекулатора, то есть своего телохранителя-оруженосца, который отсек Иоанну голову и принес ее на блюде царю.

Надо полагать, что пир этот происходил не в Тивериаде, обычной резиденции Ирода, а в его заиорданской резиденции Юлии, откуда недалеко было до крепости Махера, в которой содержался Иоанн, а может быть, пир происходил и в самой крепости. Предание гласит, что Иродиада долго издевалась над головой Иоанна, колола иглой его язык, обличавший ее в распутстве, и затем велела выбросить его тело в один из окружающих Махеру оврагов.

Ученики Иоанновы взяли его обезглавленное тело и, как свидетельствует святой Марк, положили его во гробе (Мк. 6, 29). По преданию, это была пещера, в которой были погребены пророки Авдий и Елисей, близ города Севасты, построенного на месте прежней Самарии.

Печальное событие усекновения главы Иоанна Крестителя Святая Церковь празднует ежегодно 29 августа, установив в этот день строгий пост. Ирод понес достойное возмездие: на войне он потерпел полное поражение, а отправившись в Рим, был лишен всех преимуществ и имения и заточен в Галлию, где погиб вместе с нечестивой Иродиадой в темнице. Саломия же вышла однажды зимой на реку, лед подломился под ее ногами, она погрузилась в воду до самой головы, которая была оттерта льдинами.

Совершив погребение своего учителя, ученики Иоанна возвестили о происшедшем Господу Иисусу Христу, ища, вероятно, с одной стороны, утешения в постигшей их скорби, а с другой стороны, желая предупредить Господа о возможной и для Него опасности пострадать от Ирода, в области которого Он проповедовал. Евангелист Марк передает, что в это же время и апостолы собрались… к Иисусу и рассказали Ему все, и что сделали, и чему научили (Мк. 6, 30).

Услышав о насильственной смерти Крестителя, Господь удалился, как это видно из сопоставления свидетельств всех первых трех евангелистов, в пустынное место со Своими апостолами. По-видимому, при получении этого известия Он находился где-то близ Геннисаретского озера, ибо удалился на лодке. Пустынное место это, то есть место малообитаемое, находилось, по свидетельству святого Луки, близ города Вифсаиды (см. Лк. 9, 10). Святой Лука добавляет, что Ирод под влиянием разговоров, что Иисус Христос – это Иоанн, воскресший из мертвых, искал увидеть Его (Лк. 9, 9).

Об этом чудесном событии рассказывают все четыре евангелиста, причем евангелист Иоанн указывает на это событие как на повод для Господа раскрыть перед иудеями Свое учение о хлебе небесном и о таинстве причащения Тела и Крови Его, причем дает и важное хронологическое указание, что все это произошло, когда приближалась… Пасха, праздник Иудейский – третья Пасха служения Христова (Ин. 6, 4).

По получении известия о смерти Иоанна Крестителя Господь Иисус Христос удалился из Галилеи вместе с только что возвратившимися из своего проповеднического путешествия апостолами на лодке на восточную сторону Тивериадского озера, в пустынное место близ города Вифсаиды. Так как одна Вифсаида находилась на западном берегу около Капернаума, то здесь, надо полагать, имеется в виду другая, находившаяся к востоку от впадения Иордана в Геннисаретское озеро и называвшаяся Вифсаида-Юлия.

По рассказу евангелиста Марка, народ увидел, как они туда отправлялись, и бежали туда пешие из всех городов, и предупредили их, и собрались там в пустынном месте к Иисусу Христу (Мк. 6, 33). Увидев множество народа, Господь сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много (Мк. 6, 34), говорить им о Царствии Божием (Лк. 9, 11) и исцелил больных их (Мф. 14, 14).

Спустя некоторое время Он, согласно повествованию святого Иоанна, взошел на гору, там сидел с учениками Своими и увидел, что множество народа идет к Нему. День же начал склоняться к вечеру. Тогда все апостолы, приступив к Нему, стали говорить: Место здесь пустынное, а времени уже много, – отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения и купили себе хлеба, ибо им нечего есть (Мк. 6, 35–36).

Но Господь не восхотел отослать от Себя народ и сказал ученикам: Вы дайте им есть (Мк. 6, 37). Испытывая веру апостола Филиппа, Господь спросил его: Где нам купить хлебов, чтобы их накормить? (Ин. 6, 5), на что Филипп отвечал: Им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу (Ин. 6, 7). Подобное говорили и прочие ученики (см. Мк. 6, 37).

Тогда Господь говорит им: Сколько у вас хлебов? пойдите, посмотрите (Мк. 6, 38). Они узнали, и Андрей сказал Ему: Здесь есть у одного мальчика (вероятно, торговца съестными припасами, сопровождавшего всю эту толпу) пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? (Ин. 6, 9). Тогда Иисус сказал: Принесите их Мне сюда (Мф. 14, 18), велите народу возлечь (Ин. 6, 10). И повелел посадить народ отделениями по пятидесяти.

И народ сел на зеленой траве по сто человек в одном направлении и по пятьдесят в другом, поперечном первому (см. Мк. 6, 39–40), чтобы таким образом сосчитать всех. Оказалось около пяти тысяч кроме женщин и детей.

Господь взял пять хлебов и две рыбы и, воззрев на небо (Лк. 9, 16) и воздав благодарение (Ин. 6, 11), благословил их (Лк. 9, 16), преломил и дал ученикам, чтобы раздать народу (Ин. 6, 16); также и две рыбы разделил на всех (Мк. 6, 41), сколько кто хотел (Ин. 6, 11). И ели все и насытились (Мф. 14, 20; Мк. 6, 42). Когда насытились, то Господь велел ученикам собрать оставшиеся куски, чтобы ничто не пропало. Кусков хлеба и рыбы было собрано двенадцать полных коробов.

Тогда люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир. Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, опять удалился на гору один (Ин. 6, 14–15). Вероятно, народ хотел воспользоваться скорым наступлением праздника Пасхи, чтобы, увлекши с собой Христа в Иерусалим, там и провозгласить Его всенародно царем. Но Господь, конечно, не хотел потакать этим ложным представлениям о Мессии как о земном царе. Он повелел ученикам отправиться вперед на западную сторону озера, а Сам, успокоив взволнованный чудом народ, отпустил его и взошел на гору помолиться (Мф. 14, 23).

Понуждаемые Господом отправиться на западную сторону Геннисаретского озера, ученики вошли в лодку и отплыли. Наступила тьма (см. Ин. 6, 17), дул противный ветер, лодка была посреди озера, ее било волнами (Мф. 14, 24), а Господа не было с ними. Он остался один на земле, но увидел их бедствие (см. Мк. 6, 48). Они были на расстоянии двадцати пяти или тридцати стадий от восточного берега (см. Ин. 6, 19).

Было время около четвертой стражи, то есть уже около утреннего рассвета. И вдруг они увидели Иисуса, идущего по направлению к ним по морю, но, однако, как будто желающего миновать их (см. Мк. 6, 48). Увидев Его идущим по воде, они подумали, что это призрак, и от страха закричали, но Господь успокоил их словами: Ободритесь; это Я, не бойтесь (Мф. 14, 27; Мк. 6, 50).

Обладавший пылким темпераментом, апостол Петр возгорелся желанием пойти навстречу Господу и просил повеления на это, на что Господь отвечал ему: Иди (Мф. 14, 29). Петр вышел из лодки, и сила веры его совершила чудо: он пошел по воде. Но продолжавший бушевать ветер и сильные волны отвлекли внимание Петра от Иисуса, к Которому он шел. Под влиянием охватившего его страха вера его заколебалась, и он стал тонуть. Тогда в отчаянии он возопил: Господи! спаси меня (Мф. 14, 30). Господь тотчас же простер руку, чтобы поддержать его, и сказал: Маловерный! зачем ты усомнился? (Мф. 14, 31). Об этом хождении апостола Петра по воде рассказывает только один евангелист Матфей (см. Мф. 14, 28–31).

Как только они вошли в лодку, ветер мгновенно утих и лодка быстро пристала к берегу, куда плыли. Все бывшие в лодке подошли тогда, поклонились Ему и сказали: Истинно Ты Сын Божий (Мф. 14, 33).

Как только Иисус вышел на берег, сейчас же был окружен жителями того места. Они узнали Его, поспешили оповестить об этом во всех окрестных селениях и принесли к Нему всех больных. Вера в чудесную силу, исходившую от Него, была столь сильна, что жители того места, где Он высадился, просили лишь позволения больным прикоснуться к краю одежды Его; и которые прикасались, исцелялись (Мф. 14, 36).

Чудесный переход Господа Иисуса Христа через Геннисаретское озеро вызвал удивление народа, евшего чудесно умноженные хлебы. Об этом повествует один евангелист Иоанн, который вслед за тем передает и замечательную беседу Господа о Себе как о Хлебе, сшедшем с небес, раскрыв в этой беседе учение о необходимости для спасения таинства причащения Тела и Крови Его.

Народ искал Господа по пустыне, зная, что Он не поехал в лодке с учениками. Найдя Его уже на другой стороне озера учащим в Капернаумской синагоге, с удивлением спрашивал Его, когда Он успел прийти сюда. Оставив этот вопрос без ответа, Господь сделал его поводом к пространной беседе о Себе как о Хлебе жизни.

Начал Он эту беседу с того, что в ответ на вышеупомянутый вопрос упрекнул иудеев за то, что они во всем, даже в следовании за Ним, остаются рабами своей чувственности. Они ищут Христа не потому, что в совершенных Им чудесах уразумели благость Божию, подающую им вечные нетленные блага, а потому, что чудом, накануне совершенным, был утолен их голод, как остальными чудесами прекращались другие страдания тела. Но никто из них не заботится об удовлетворении потребностей духа, ради чего, собственно, Христос и пришел на землю.

Вы ищете Меня… потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26). Этот упрек Господа направлен вообще и против всех тех, кто считает христианство ценным лишь постольку, поскольку оно полезно для благоустройства временной нашей земной жизни. «Старайтесь не о пище тленной», погибающей вместе с телом, «но о пище, возводящей в жизнь вечную», то есть о такой пище, которая пребывает вечно и вам послужит к жизни вечной.

Эту пищу даст вам Сын Человеческий, – говорит дальше Господь, – ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог (Ин. 6, 27). Бог Отец положил Свою печать на Сыне Человеческом, удостоверяя людей в том, что это их Жизнодавец, могущий даровать им эту пищу. Под этой печатью надобно понимать те знамения и чудеса, которые творил Христос по воле Отца.

Возбуждаемые упреком, иудеи сказали Ему: Что нам делать, чтобы творить дела Божии? (Ин. 6, 28), поняв, что в словах Господа содержится требование нравственных действий с их стороны, но непонятно каких. На это Господь вместо множества дел, какие они считали необходимыми творить ради богоугождения, с точки зрения закона Моисеева, указывает им на одно только дело: Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал (Ин. 6, 29). Это – главное богоугодное дело, без которого невозможна вообще богоугодная жизнь, ибо в нем, как в семени, содержатся все дела, благоугодные Богу.

Поняв, что Посланником Божиим Иисус называет Себя, иудеи отвечают, что для такой веры в Него, какую имели израильтяне в Бога и в Моисея, пророка Его, мало тех знамений, какие Он творит (см. Ин. 6, 30–31). Вот доказательство того, насколько ненадежна вера, основывающаяся только на чудесах: она требует все больших и больших чудес. И вот иудеи не довольствуются тем, что Господь Иисус напитал пять тысяч людей пятью хлебами, а требуют, чтобы Он показал им большее чудо, вроде, например, манны, которой Моисей питал их во время сорокалетнего странствования в пустыне.

На это Господь отвечает, что это чудо, совершенное Богом через Моисея, маловажнее того, которое теперь совершает Бог через Него – Мессию, давая им уже не призрачный хлеб, каким была манна, а истинный хлеб с небес. Этот хлеб дает жизнь миру (Ин. 6, 32–33).

Поняв слова Господа так, что Он говорит им о хлебе, хотя особенном и чудесном, но чувственном, иудеи выражают желание всегда получать от Него такой хлеб. В этом сказывается совершенно плотское направление их духа, вполне чувственное представление о Мессии.

Тогда Господь прямо и решительно раскрывает им учение о Себе как о Хлебе жизни, говоря, что этот Хлеб, сходящий с небес и дающий жизнь миру, – Он Сам, что приходящий к Нему не будет алкать, и верующийв Него не будет жаждать никогда (Ин. 6, 35). Со скорбью отмечает Господь, что иудеи не веруют в Него, но это не помешает осуществлению воли Отца Небесного через Него: все ищущие спасения через Него – «приходящие к Нему» (см. Ин. 6, 37) – станут наследниками основываемого Им Царства Мессии, все они будут воскрешены Им в последний день и сподобятся жизни вечной (см. Ин. 6, 40).

Иудеи недоумевают на это и с ропотом пересуживают между собой, как Иисус может говорить, что Он сошел с неба, когда они знают Его земное происхождение. Господь объясняет им их ропот тем, что они не находятся в числе тех избранников Божиих, которых Бог Отец Своей благодатной силой привлекает к Себе. Без этого благодатного призвания нельзя уверовать в посланного Им на землю для спасения людей Сына Его – Мессию.

Этой мыслью не уничтожается идея свободы воли у человека. «Отец привлекает тех, которые имеют способность, по их произволению, – говорит блаженный Феофилакт Болгарский, – а тех, которые сами себя сделали неспособными, не привлекает к вере. Как магнит привлекает не все, к чему приближается, а одно только железо, так и Бог ко всем приближается, но привлекает только тех, которые способны и обнаруживают некоторое сходство с Ним».

«Ропщите не на Меня, а на себя, – как бы так говорит Христос, – за то, что вы неспособны уверовать в Меня как в Мессию». Ибо все ветхозаветные книги свидетельствуют о пришествии Христа, и кто сознательно изучает их, тот не может не быть научен Богом и не принять посланного Им Мессию Христа. Научение от Бога – это не лицезрение Бога, ибо видел Бога Отца только Тот, Кто Сам от Бога, то есть Он – Христос. Научается как бы Самим Богом непосредственно тот, кто внимательно, с верой изучает Писание, ибо главный предмет Писания – Христос.

Я есмь хлеб жизни, – говорит о Себе дальше Христос (Ин. 6, 48). Хлеб жизни – хлеб живой, а не бездушный, какой была манна. Манна питала только тело, а потому те, кто ее ели, умерли. Хлеб же, сходящий с небес действительным образом, а не только видимым, как манна, таков, что ядущий его не умрет, но будет жить вовек (Ин. 6, 50–51). Этот хлеб… сшедший с небес (Ин. 6, 51), – Сам Господь Иисус Христос.

Еще более ясно и определенно говорит Господь дальше, что этот хлеб есть Плоть Его, Которую Он отдает за жизнь мира (см. Ин. 6, 51), имея в виду предстоящую Ему крестную смерть на Голгофе во искупление грехов всего человечества. Здесь, в связи с приближающимся праздником Пасхи, Господь учит о Себе как об истинном пасхальном Агнце, вземлющем на Себя грехи всего мира. Пасхальный агнец был только прообразом этого Агнца – Христа. Господь давал понять теперь Своим слушателям, что время прообразов проходит, ибо явилась Сама Истина в Его лице: вкушение пасхального агнца заменится в Новом Завете вкушением Тела Христова, принесенного в жертву за грехи всего мира.

Иудеи, правильно поняв слова Господа, пришли в недоумение и начали спорить между собой по поводу этих слов Господа: Как Он может дать нам есть Плоть Свою? (Ин. 6, 52). Очевидно, что они поняли эти слова именно буквально, а не иносказательно, как хотят понимать их современные сектанты, отрицающие причащение в качестве Таинства, подающего благодатное соединение со Христом.

И вот Христос, чтобы пресечь их спор, повторяет решительно и категорично: Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6, 53–54). Здесь Господь уже во всей полноте и ясности раскрывает Свое учение о необходимости для вечного спасения причащения Его Тела и Крови.

При исходе евреев из Египта кровью закланного тогда агнца помазывались косяки и пороги жилищ еврейских в знамение спасения первенцев их от руки Ангела-истребителя (см. Исх. 12, 7–13), а при заклании агнца пасхального при храме кровью его окроплялись роги алтаря, напоминавшие косяки и пороги еврейских жилищ. На пасхальной вечери эта кровь агнца символически заменялась вином.

Так как пасхальный агнец прообразовал Христа, как и избавление евреев из Египта было прообразом искупления мира, то в словах Христовых о необходимости для вечной жизни есть Плоть Его и пить Кровь Его надо видеть замену ветхозаветного пасхального агнца плотью Христовой и символического вина при пасхальной вечери – кровью Христовой. Это – Новая Пасха, которую Господь пророчески предызображает в этой беседе.

Смысл этих слов Христовых, следовательно, тот, что кто хочет усвоить себе искупление, совершаемое Христом в крестной смерти Его, тот должен вкушать Его Плоть и пить Его Кровь. Иначе он не будет участником этого искупления, не будет иметь в себе жизни вечной, то есть пребудет в отчуждении от Бога, что есть вечная смерть.

Тело и Кровь Господа, по Его словам, есть истинная пища и истинное питие (см. Ин. 6, 55), ибо только они сообщают человеку жизнь вечную. Это потому, что они дают вкушающему и пиющему самое тесное внутреннее общение со Христом, таинственное соединение с Ним (см. Ин. 6, 56). Через это таинство падшему грехом человеку дается, таким образом, прививка новой жизни.

Как садовник, чтобы сделать дерево плодовым, прививает ему отрасль другого плодового дерева, так и Христос, желая сделать нас причастниками Божественной жизни, Сам входит телесно в оскверненное грехом тело наше и полагает начало внутреннему преображению и освящению, делая нас новой тварью. Недостаточно для спасения только веровать во Христа: надо слиться с Ним воедино, пребывать в Нем, дабы и Он пребывал в нас, а это и достигается через великое Таинство причащения Тела и Крови Его.

Эти слова Господа были, однако, столь непривычны для слуха, что на этот раз не только враги Господа, но и несколько из учеников Его соблазнились, говоря: Какие странные слова! кто может это слушать? (Ин. 6, 60). Господь прочел их мысли и чувства и сказал: Это ли соблазняет вас? Что ж, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде? (Ин. 6, 61–62). Здесь Господь имеет в виду то, как соблазнятся они, когда увидят Его распинаемым на кресте.

Дальше Господь поясняет, как надо правильно понимать Его слова: Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь (Ин. 6, 63). Это значит, что слова Христовы нужно понимать духовно, а не грубо чувственно, то есть так, как будто Он предлагает для вкушения Свою плоть, подобно мясу животных, снедаемому для утоления чувственного голода. «Мое учение, – как бы так говорит Господь, – не о мясах, не о яствах, питающих телесную жизнь, но о Божественном Духе, о благодати и о вечной жизни, которая устрояется в людях благодатными средствами».

Плоть не пользует нимало (Ин. 6, 63). Это сказал Он не о Своей плоти – отнюдь нет! – но о тех, которые Его слова понимают чувственно. «Что значит понимать чувственно? – говорит святитель Иоанн Златоуст. – Смотреть на предметы просто и не представлять ничего больше, вот что значит понимать чувственно. Но не так дóлжно судить о видимом, а надобно внутренними очами прозирать во все его тайны. Вот это значит понимать духовно»18. Плоть Христова, разобщенная с Его Духом, не могла бы животворить, но понятно, конечно, что в словах Христовых идет речь не о бездушной, безжизненной Его плоти, а о Плоти, неразлучно соединенной с Его Божественным Духом.

Но есть из вас некоторые неверующие (Ин. 6, 64). Конечно, трудно без содействия благодати Божией веровать в Божество само-уничиженное. Как видно дальше, в этих словах Господа заключается и первое Его указание на Иуду предателя.

Учение о святой Евхаристии было и будет всегда пробным камнем веры во Христа. Много есть людей, восторгающихся нравственным законом Христа, но не понимающих необходимости единения со Христом в этом великом Таинстве. Между тем без таинственного соединения со Христом, без привития Ему невозможно в жизни своей следовать и Его нравственному закону, ибо это выше естественных человеческих сил. Вот почему многие, как говорит Евангелие, после этой беседы отошли от Христа, тем более что эта беседа совершенно шла вразрез с чувственными представлениями иудеев о Мессии.

Тогда Господь, испытывая веру в Себя своих ближайших учеников – двенадцати, – спросил их, не хотят ли и они отойти от Него. Но в ответ Симон Петр от лица, конечно, всех остальных апостолов произнес великое исповедание веры в Него как Христа, Сына Бога Живого (см. Ин. 6, 69), – исповедание, которое мы всегда произносим теперь, читая молитву пред причащением: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси Христос, Сын Бога Живаго».

В ответ на это исповедание Господь сказал, однако, что не все двенадцать так веруют, что один из них – диавол, не в собственном смысле, а как враг Христа и Его дела. Этим Господь сделал предостережение самому Иуде, зная, как Сердцевидец, что тот замышлял предать Его.

На праздник Пасхи Господь не пошел в этот раз в Иерусалим, так как Иудеи искали убить Его (Ин. 7, 1), а между тем час крестных страданий Его еще не наступил.

На третьей Пасхе Господь Иисус Христос в Иерусалиме не был, но иерусалимские фарисеи никогда не оставляли своего наблюдения за Ним и поэтому, не найдя Его в Иерусалиме, пришли в Галилею. Встретив здесь Его вместе с учениками, они возобновили прежнее осуждение Его учеников за несоблюдение преданий старцев. Поводом к этому было то, что ученики Господа принимались за пищу, не умыв рук.

По правилам фарисейского благочестия, перед принятием пищи и после него непременно нужно было мыть руки, причем в Талмуде точно определено, какой меры воды для этого достаточно, как мыть, когда именно, в каком порядке, если число присутствующих превышает пять или не превышает его. Этим правилам приписывалась такая важность, что за несоблюдение их синедрион подвергал отлучению.

Иудеи почему-то верили, что Моисей на Синае получил два закона: один – записанный им в Книгах, а другой – незаписанный, который переходил из уст в уста от родителей к детям и после уже был записан в Талмуде. Этот закон назывался «преданием старцев», то есть древних мужей, древних раввинов. Предписания этого неписаного закона отличались большой мелочностью. Так, обычай умовения рук, внушенный в начале чистоплотностью, сам по себе полезный, стал предрассудком, который наряду с другими, подобными же, заслоняя собой гораздо более важное в требованиях закона Божия, становился пустым и вредным.

Так, ученики вместе со своим Божественным Учителем трудились для великого дела созидания Царствия Божия на земле и не имели иногда времени и хлеба есть (Мк. 3, 20), а фарисеи требовали от них строгого соблюдения всех этих мелочных преданий.

На обвинение фарисеев Господь и Сам отвечает обвинением: Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? (Мф. 15, 3), «показывая, – как говорит святитель Иоанн Златоуст, – что согрешающий в великих делах не должен с такой заботливостью подмечать в других маловажные поступки».

Господь указывает, что фарисеи во имя своего предания нарушают прямую и категорическую заповедь о почитании родителей. Предание это разрешало детям отказывать в материальной поддержке своим родителям, если они свое имущество объявляли «корваном», то есть посвященным Богу (см. Мк. 7, 11).

А посвятить в дар Богу можно было все: и дом, и поле, и чистых и нечистых животных. Причем сам посвящавший мог продолжать и дальше пользоваться своим имуществом, уплачивая небольшой выкуп в сокровищницу храма, но зато он считал себя свободным от всяких общественных повинностей, даже от обязанности заботиться о своих родителях, отказывая им и в необходимом для них пропитании.

Называя за это фарисеев лицемерами, Господь относит к ним пророчество Исаии19, утверждая, что они чтут Бога только наружно, а сердцем они далеки от Бога (см. Мк. 7, 6–7). Напрасно поэтому они думают таким путем угодить Богу, напрасно учат тому же и других. Обратившись затем ко всему народу, Господь в обличение фарисеев сказал: Слушайте Меня все и разумейте: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека (Мк. 7, 14–15).

Фарисеи не понимали различия между чистотой нравственной и чистотой телесной и думали, что пища нечистая или только взятая нечистыми руками производит нечистоту нравственную, делая человека нечистым, виновным в очах Божиих. Обличая несправедливость этой мысли, Господь указывает, что нравственно нечистым делает человека только то, что исходит из нечистого сердца.

Совершенно неосновательно сектанты и все противники соблюдения постов считают, что эти слова Господа направлены против необходимости соблюдать посты, установленные Церковью. Входящее в уста оскверняет человека, конечно, само по себе, но только в том случае, если не соединяется с непокорностью и другими греховными расположениями сердца.

Постимся мы не потому, что боимся оскверниться скоромной пищей, а ради того, чтобы легче было бороться со своими греховными страстями, побороть свою чувственность, приучить себя отсекать свою волю через послушание установлениям Церкви. Признавая, например, пьянство злом, мы ведь не утверждаем, что пьянство зло потому, что питие вина оскверняет человека.

Фарисеи соблазнились тем, что Господь ни во что вменяет предание старцев и далее, по-видимому, самый закон Моисеев, установивший строгое различие между разными родами пищи. Господь успокоил Своих учеников, сказав им, что фарисеи – слепые вожди слепых (Мф. 15, 14), и поэтому не нужно следовать измышленному ими учению; что всякое подобное учение, как не происходящее от Бога, искоренится (см. Мф. 15, 13).

Далее Господь разъясняет апостолам, что пища, входящая в уста, минует душу человека и извергается вон, не оставляя следа греха в его душе, но грехи, исходящие изнутри человека, из уст его и из сердца, оскверняют его (см. Мф. 15, 16–20).

Выйдя из Галилеи, Господь удалился в страны Тирские и Сидонские (Мф. 15, 21), то есть в языческую страну Финикию, на северо-запад от Галилеи, с главными городами Тиром и Си-доном, находившимися неподалеку один от другого. Так как, по словам евангелиста Марка, Господь, придя в эти страны, не хотел, чтобы кто узнал (Мк. 7, 24), можно предположить, что целью отшествия Господа в среду иноверного и иноплеменного населения было временное уединение, отдохновение от постоянно сопровождавшей его в Галилее несметной толпы, а может быть, и от непримиримой злобы фарисеев.

Но не мог, однако, утаиться. Ибо услышала о Нем некая женщина (Мк. 7, 24–25), которую святой Матфей называет хананеянкой (см. Мф. 15, 22), а святой Марк – сирофиникиянкой (см. Мк. 7, 26). У этой женщины, которую святой Марк называет также язычницей по вере20, дочь была одержима нечистым духом, и она начала просить Господа, чтобы Он изгнал беса из ее дочери. Причем, зная от иудеев о грядущем Мессии, она называла Господа Сыном Да-видовым, исповедуя этим свою веру в Его мессианское достоинство.

Испытывая ее веру, Господь не отвечал ей ни слова (Мф. 15, 23), так что даже ученики Его стали просить Господа за нее, указывая на неотступность ее и настойчивость ее мольбы. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 15, 24), ибо евреи были избранным народом Божиим, им был обещан Божественный Искупитель, и именно к ним Он и должен был в первую очередь прийти, их спасать и среди них чудотворить. Быть может, Господь говорил это, применяясь к образу воззрений иудеев на язычников, желая обнаружить всю силу веры этой язычницы перед Своими апостолами, в назидание им.

Постепенно приближаясь все ближе и ближе ко Иисусу, хананеянка, по словам святого Марка, наконец припала к ногам Его, умоляя, чтобы Он изгнал беса из ее дочери. Зная, конечно, силу ее веры и продолжая ее испытывать, Господь отказывает ей в словах, которые могли бы показаться крайне жестокими, если бы не были произнесены исполненным любви к страждущему человечеству Господом: Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (Мф. 15, 26). Смысл этих слов таков: «Я не затем удалился из пределов избранного народа Божия, этих сынов Царствия (см. Мф. 8, 12), отняв у них Свою благодетельную чудотворную силу, чтобы расточать ее в стране языческой».

Конечно, и эти слова были произнесены Господом только для того, чтобы обнаружить перед всеми силу веры этой женщины и воочию показать, что и язычники, поскольку они веруют, достойны милостей Божиих вопреки тому презрению, которое питали к ним иудеи. И хананеянка действительно показала всю высоту своей веры и вместе с тем необычайную глубину смирения, приняв это обидное наименование пса и даже найдя в нем повод к усиленному продолжению своей мольбы: Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их (Мф. 15, 27).

Эта величайшая вера и глубочайшее смирение были тотчас же вознаграждены. О, женщина! велика вера твоя, – сказал ей Господь, – да будет тебе по желанию твоему (Мф. 15, 28). И дочь ее в тот час мгновенно исцелилась.

Особенность этого чуда в том, что оно совершено издали, заочно, как исцеление слуги капернаумского сотника (см. Мф. 8, 13) – тоже язычника, вера которого также удостоилась особенной похвалы Господа.

Из Финикии Господь через пределы Десятиградия пришел к Галилейскому озеру. Эта страна, представлявшая собою союз десяти городов, лежала почти вся, кроме города Скифополя, к востоку от Галилейского озера. Со времени ассирийского плена евреев она была населена по преимуществу язычниками. Здесь, еще по пути, Господь исцелил глухого косноязычного. Об этом чуде повествует один только евангелист Марк.

Обычно Господь исцелял одним Своим словом, а тут Он отвел больного в сторону, по-видимому, для того, чтобы отклонить праздное любопытство полуязыческой толпы, вложил в уши больного Свои пальцы и, плюнув, коснулся его языка, вероятно, для того, чтобы этими действиями возбудить веру больного – необходимое условие исцеления, ибо говорить с ним, как с глухим, не было возможности. Затем, воззрев на небо, Господь молитвенно воздохнул для того, чтобы окружающим было ясно, что Он совершает исцеление силой Божией, а отнюдь не силой бесовской (такую клевету распускали о Нем всюду фарисеи), и исцелил больного, произнеся властно по-сирийски «еффафиа», что значит «отверзись».

Окружающим, как обычно, Он запретил разглашать о чуде, может быть, для того, чтобы избегнуть излишнего возбуждения толпы и преждевременно не вооружать еще больше против Себя фарисеев. Но они, удивляясь чуду, сколько Он ни запрещал им, еще больше разглашали.

Пройдя Десятиградие, Господь, по словам святого Матфея, подошел к Галилейскому озеру, вероятно, с востока или северо-востока. Здесь, как и всегда, толпы народа следовали за Ним, толпы встречали Его, и где бы Он ни остановился, вокруг Него сейчас же собиралось множество народа.

К Нему привели хромых, слепых, немых, увечных и страждущих всякими другими болезнями. Вера у этих людей в чудотворную силу Иисусову была столь велика, что они даже не просили Его ни о чем, а просто молча повергали больных к ногам Его, и Он исцелил и (Мф. 15, 30). Они же, видя совершаемые Им чудеса, прославляли Бога Израилева (Мф. 15, 31), считая, как избранный народ Божий, Бога – своим Богом.

Три дня продолжалось пребывание Господа с народом на пустынном берегу Геннисаретского озера. Запасы хлеба истощились, купить его было негде, и Господь вновь совершил чудо насыщения народа – на этот раз четырех тысяч семью хлебами, причем собранных остатков было семь корзин.

Накормив народ, Господь отпустил его, а Сам с апостолами на лодке отправился к западному берегу в пределы Магдалинские (Мф. 15, 39) или, как говорит Марк, в пределы Далмануфские (Мк. 8, 10). Далмануфа – это небольшая деревня около города Магдалы на западном берегу Галилейского озера.

Как только Иисус вышел на берег, к Нему тотчас приступили, очевидно, ожидавшие Его тут нарочно фарисеи и саддукеи. Эти две секты разного направления (фарисеи – консерваторы, а саддукеи – либералы-вольнодумцы), враждовавшие между собой, в своем враждебном отношении к Господу действовали с полным единодушием. Искушая Его (Мф. 16, 1), то есть лицемерно, неискренно они стали просить, чтобы Он показал им знамение с неба, то есть такое чудесное явление, которое могло бы быть и для них, и для всего народа ясным доказательством Его достоинства как Мессии. Будучи уверены, что и на этот раз Господь им в этом откажет, они хотели иметь в этом новый повод разглашать в народе, что Иисус, не могущий дать знамения с неба, не может быть Мессией.

В ответ на это Господь резко укорил фарисеев, назвав их лицемерами за то, что они, умеющие судить по известным признакам о предстоящей погоде, не хотят замечать явных знамений, свидетельствующих о Его мессианском достоинстве, и вновь сказал, что знамения не будет им дано, кроме знамения Ионы пророка (Мф. 16, 4; ср. Мф. 12, 38–40). Не желая продолжать разговор с лицемерами, Господь, только что прибывший на эту сторону озера, опять сел с апостолами в лодку и отправился на другую сторону.

Эта поспешность не дала возможности апостолам запастись хлебом. Между тем Христос, скорбя о духовной слепоте фарисеев и саддукеев и желая предостеречь Своих учеников от впадения в подобное же пагубное состояние, сказал им: Смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской (Мф. 16, 6). Святой Марк вместо саддукейской говорит Иродовой (Мк. 8, 15). Смысл чего здесь и тот же, ибо Ирод Антипа принадлежал к секте саддукеев.

Апостолы не поняли этого предостережения, решив, что этими словами Господь упрекает их за то, что они не взяли с собой хлеба (Мк. 8, 16). Тогда Господь действительно упрекнул их за маловерие, непонятливость и забывчивость, напомнив им о недавнем двукратном чудесном насыщении нескольких тысяч народа немногими хлебами. Только после этого вразумления ученики поняли, что Иисус этим иносказанием предостерегает их от учения фарисейского и саддукейского (см. Мф. 16, 12).

Это чудо, о котором повествует только один евангелист Марк, совершено Господом после того, как Он переправился со Своими учениками на восточный берег Геннисаретского озера, по дороге в Кесарию Филиппову в городе Вифсаиде, называвшемся еще Юлией (такое название дал этому селению тетрарх Филипп в честь дочери Августа Юлии).

К Господу привели слепого и просили, чтобы Он прикосновением Своих рук исцелил его. По-видимому, это не был слепорожденный, так как после первого возложения на него рук Спасителя он сказал, что видит людей, как деревья, то есть он видел, следовательно, прежде и людей, и деревья.

Господь, исцеляя его, поступил так же, как при исцелении глухого косноязычного: вывел его из селения, плюнул ему на глаза и возвратил зрение ему не сразу, а постепенно, путем двукратного возложения рук, очевидно, возбуждая в нем таким образом веру, необходимую для совершения чуда, а затем также послал его домой, веля не заходить в селение и не рассказывать там никому о совершенном над ним чуде.

Из Вифсаиды Юлии Господь направился со Своими учениками в пределы Кесарии Филипповой. Этот город, называвшийся прежде Панеей и находившийся на северной границе колена Неффалимова, у истоков Иордана, при подошве горы Ливана, был расширен и украшен четвертовластником Филиппом и назван им Кесарией в честь римского кесаря Тиверия. В отличие от другой Кесари – Палестинской, находившейся на берегу Средиземного моря, эта Кесария называлась Филипповой.

Время земной жизни Господа приближалось к концу, а избранные Им проповедники Его учения далеко еще не были подготовлены к своей высокой миссии. Поэтому Господь все чаще стал искать возможности оставаться с ними наедине, чтобы в беседах с ними приучать их к мысли, что Мессия – не тот земной царь, который поработит евреям все народы земли, о чем они мечтали, а Царь, царство Которого не от мира сего, Который Сам пострадает за этот мир, будет распят и воскреснет. Так и во время этого отдаленного путешествия, оставаясь наедине с апостолами, Господь спросил их, желая вызвать их на такой разговор о Себе: За кого люди почитают Меня? (Мф. 16, 13).

Апостолы ответили, что в народе мнения о Нем различны: при дворе Ирода Антипы Его считали за воскресшего Иоанна Крестителя, народ же считает Его за одного из великих ветхозаветных пророков – за Илию или Иеремию или кого-либо другого из пророков. В народе было мнение, что пришествие Мессии будет предварено явлением одного из ветхозаветных пророков, и, не считая Самого Иисуса Мессией, многие думали, что Он – только предтеча Мессии.

На вопрос же: А вы за кого почитаете Меня? – от лица всех апостолов отвечал «всегда пламенный Петр», эти «уста апостолов», по выражению святителя Иоанна Златоуста: Ты – Христос, Сын Бога Живаго (Мф. 16, 15–16). Евангелисты Марк и Лука этим только и ограничиваются, добавляя, что Господь запретил им кому-либо говорить о Нем (см. Мк. 8, 30; Лк. 9, 21).

Но святой Матфей добавляет к этому, что Господь похвалил Петра, сказав ему: Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах (Мф. 16, 17), то есть: «Не думай, что твоя вера – это плод наблюдений твоего ума. Смотри на твою веру как на драгоценный дар Божий».

И Я говорю тебе имеет такой смысл: «Ты Мне высказал, и Я тебе выскажу». Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Еще при первой встрече Господь нарекает Симону это имя: Петр – по-гречески или Кифа – по-сирохалдейски, что значит «камень» (см. Ин. 1, 42). Теперь же Он как бы свидетельствует, что Симон действительно оправдывает имя, данное ему прежде, – что он, по твердости веры, действительно камень.

Можно ли понимать эти слова Господа так, как будто Он обещает основать Свою Церковь на личности Петра, как это делают римо-католики, чтобы оправдать свое ложное учение о главенстве папы римского как преемника апостола Петра над всей Христианской Церковью? Конечно, нет! Если бы в этих словах Господа сам Петр изображался как основание Церкви, тогда было бы сказано: «Ты – Петр, и на тебе Я созижду Церковь Мою» или хотя бы так: «Ты – Петр, и на сем Петре Я созижду Церковь Мою».

Но сказано совсем иначе, что особенно ясно видно в греческом тексте Евангелия, к которому всегда необходимо обращаться в затруднительных случаях: слово «петрос» не повторено, хотя и это слово означает «камень», а употреблено другое слово – «петра», что значит «скала». Отсюда ясно, что в этих словах Господа, обращенных к Петру, Господь обещает основать Свою Церковь не на Петре, но на исповедании веры, которое произнес Петр, то есть на той великой истине, что Христос – Сын Бога Живаго (Мф. 16, 16).

Так понимали это место святитель Иоанн Златоуст и другие великие отцы Церкви, разумея под «камнем» исповедание веры во Иисуса Христа как Мессии, Сына Божия, или даже просто Самого Иисуса Христа, Который в Священном Писании нередко называется Камнем (см., например, Ис. 28, 16; Деян. 4, 1 1; Рим. 9, 33; 1 Кор. 10, 4).

Достопримечательно, что и сам апостол Петр в своем Первом соборном Послании называет камнем отнюдь не себя, а Самого Иисуса Христа, внушая верующим, чтобы они приступали к Господу, как к камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному (1 Пет. 2, 4), и сами уподоблялись бы живым камням, созидаясь в дом духовный. Здесь Петр очевидно научает верующих идти тем же путем, которым шел он сам, ставший «Петрос» после исповедания им Камня-Христа.

Таким образом, смысл этого замечательного и глубокого изречения Христова таков: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не человеческими средствами узнал ты это, но тебе открыл это Отец Мой Небесный. И Я тебе скажу: Я не напрасно нарек тебя Петром; утвердившись на том, что ты исповедал, как на скале, и ты пребудешь воистину камнем, и Церковь Моя устроится непоколебимой, так что никакие враждебные силы ада не смогут одолеть ее».

Выражение врата ада (Мф. 16, 18) характерно для восточных обычаев того времени: у ворот города или крепости, всегда особенно сильно укрепленных на случай нападения врагов, собирались начальственные лица для различных совещаний, суда и расправы над виновными и для всяких общественных дел.

Дальнейшее обетование, данное, по-видимому, одному Петру: И дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах (Мф. 16, 19), – немного позднее дано всем апостолам (см. Мф. 18, 18) и состоит в праве всех апостолов и их преемников – епископов подвергать ответственности, судить и наказывать согрешающих вплоть до отлучения от Церкви. Власть разрешать – это власть отпускать грехи, принимать в Церковь через крещение и покаяние.

Эту благодать все апостолы равно получили от Господа по Его Воскресении (см. Ин. 20, 22–23). Господь запретил ученикам говорить о Себе как о Христе, чтобы не возжигать в народе страстей при его ложных понятиях.

Вызвав учеников на исповедание Его Мессией и Сыном Божиим, Господь возвещает им о страданиях, ожидающих Его в Иерусалиме, чтобы приготовить их к мысли о земной судьбе Мессии, опровергнуть чувственные представления иудеев о Мессии и посвятить учеников в великую тайну Своего искупительного подвига.

Глубоко преданный Господу, но еще не освободившийся от чувственных иудейских представлений о Мессии как о земном царе, пламенный и решительный Петр не мог вынести этих слов горячо любимого Учителя. Не решаясь при всех противоречить Ему, он отозвал Его в сторону и сказал Ему: Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! (Мф. 16, 22), что значит собственно: «Сохрани Бог! Не может быть, чтобы это случилось с Тобой!» Эти слова выражают мысль, что страдания и смерть несовместимы с достоинством Господа Иисуса Христа как Мессии, Сына Божия.

Отойди от Меня, сатана! (Мф. 16, 23) – с негодованием отвечал на эти возражения Господь, ясно почувствовавший, что не Петр говорит это, пытаясь отклонить Его от предстоящих Ему страданий, но сам искуситель-сатана, только воспользовавшийся чистыми чувствами Петра для того, чтобы произвести в человеческой природе Христа колебания перед подвигом искупления человеческого рода.

Замечательно, что Господь, только что назвавший Петра камнем, спустя столь короткий промежуток времени называет его сатаной. Этим особенно ярко и сильно опровергается ложное учение римо-католиков о том, что Церковь Христова основана Господом на человеческой личности Петра. Может ли быть основание Христовой Церкви, которую не одолеют адовы врата, столь изменчиво, непостоянно и неустойчиво? И если понимать все слова Господа буквально, как это делают в данном случае католики, то из последних слов Господа пришлось бы сделать совершенно нелепый и невозможный, однако строго логичный с точки зрения католиков вывод, что Церковь Христова основана на сатане!

Ты Мне соблазн, – говорит далее Господь Петру (Мф. 16, 23), то есть: «Противодействуя Моей воле, ты служишь для Меня препятствием, если желаешь, чтобы не исполнилось то, для чего Я пришел и на что есть вечное определение Божие» (Евфимий Зигабен). Ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16, 23), то есть не о том, что угодно Богу, что Он определил относительно страданий и смерти Мессии, но о том, что хотелось иудеям по их человеческим рассчетам, то есть чтобы Мессия был их могущественным земным царем-завоевателем.

Человеку свойственно беречь свою жизнь, избегать страданий и стремиться к благополучию, к жизненным удовольствиям и наслаждениям. Это путь, на который пытается увлечь людей диавол, желающий их погибели. Но не таков путь Христа и Его истинных последователей. Если кто хочет идти за Мною, то есть быть истинным последователем Моим, говорит Христос, отвергнись себя, отрекись от себя, откажись от своей естественной воли и стремлений, и возьми крест свой, то есть настрой себя так, чтобы ради Христа быть готовым на все лишения, страдания и даже смерть, и следуй за Мною, подражая Христу в Его подвиге самоотречения, самоотвержения (Мф. 16, 24).

Ибо кто хочет душу свою сберечь, в смысле устроения своего жизненного благополучия, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, то есть кто не жалеет себя ради Христа, тот обретет ее – только тот сохранит свою душу для вечной жизни. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, то есть достигнет всех почестей и наслаждений мира, приобретет все его тленные сокровища в свое распоряжение, а душе своей повредит? Душа человека драгоценнее всех сокровищ мира, и погубленную душу уже ничем нельзя выкупить, никакими земными богатствами – какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 25–26).

С мыслью о вечной гибели людей, старающихся сохранить себя лишь для этого мира, Господь соединяет мысль о Втором и страшном пришествии Своем, когда каждый получит воздаяние за свои дела. Мысль важная, опровергающая утверждения протестантов и сектантов, отрицающих значение добрых дел для спасения. Евангелисты Марк и Лука передают в связи с этим еще другие важные слова Господа: Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, то есть сочтет для себя постыдным находиться в числе Моих учеников и, в частности, исполнять заповедь о несении своего креста, – того постыдится и Сын Человеческий, когда при-идет в славе Отца Своего со святыми Ангелами, то есть откажется признать его Своим последователем на Страшном Суде (Мк. 8, 38; см. Лк. 9, 26).

Закончил Господь эту беседу знаменательными словами: Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем (Мф. 16, 28). Эти слова давали и дают повод некоторым видеть в них указание на близость Второго пришествия Христова и соблазняться тем, что они не исполнились. Два другие евангелиста – Марк и Лука – разъясняют, как надо правильно понимать эти слова. Так, святой Лука последние слова Господа передает так: Как уже увидят Царствие Божие (Лк. 9, 27), а святой Марк дополняет их: Как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1).

Из этих слов видно, что речь тут не о Втором пришествии Христовом, а об открытии Царствия Божия, то есть благодатной силы его на земле среди верующих, или об учреждении Церкви Христовой: Царствие Божие, пришедшее в силе – это Церковь, основанная Господом, распространение которой по всему лицу земли сподобились видеть многие из учеников и современников Господа.

Об этом событии повествуют все три синоптика, причем достойно примечания, что все они связывают его с имевшей место за шесть (а по счету святого Луки, за восемь) дней перед тем речью Господа о предстоящих Ему страданиях, о несении креста Его последователями и о скором открытии Царствия Божия, пришедшего в силе.

Господь взял ближайших и довереннейших Своих учеников, которые всегда были с Ним в наиболее торжественные и важные моменты Его земной жизни – Петра, Иакова и Иоанна, – и возвел их на гору высокую одних (Мф. 17, 1). Хотя евангелисты не называют этой горы по имени, но древнее христианское предание единогласно свидетельствует, что это была гора Фавор в Галилее, к югу от Назарета, в прекрасной равнине Иезреельской. Величественная гора эта высотой почти в 3000 футов покрыта снизу и до середины прекрасной растительностью. С ее вершины открываются прекрасные виды на весьма далекое расстояние.

И преобразился пред ними (Мф. 17, 2) – явился перед учениками в Своей небесной славе, отчего лицо Его просияло, как солнце, и одежды побелели – сделались, по святому Матфею, как свет (Мф. 17, 2), по святому Марку, – как снег (Мк. 9, 3), по святому Луке, – блистающими (см. Лк. 9, 29). Евангелист Лука делает важное дополнение, указывая, что целью восхождения на гору была молитва и что Господь преобразился именно во время молитвы (см. Лк. 9, 28–29). И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею (Лк. 9, 29), причем апостолы во время молитвы Его были отягчены сном и, только проснувшись, увидели славу преобразившегося Господа и явившихся Моисея и Илию, которые с Ним беседовали, как поясняет Лука, об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме (Лк. 9, 31).

Как разъясняет святитель Иоанн Златоуст, Моисей и Илия явились потому, что одни из народа почитали Господа Иисуса Христа за Илию или за одного из пророков. «Потому и являются главные пророки, чтобы видно было различие рабов от Господа». Моисей явился, чтобы показать, что Иисус не был нарушителем его закона, каким старались представить Его книжники и фарисеи. Ни Моисей, через которого был дан закон Божий, ни Илия, этот великий ревнитель славы Божией, не предстали бы и не повиновались бы Тому, Кто не был бы на самом деле Сыном Божиим. Явление Моисея, уже умершего, и Илии, не видевшего смерти, но взятого живым на небо, означало также владычество Господа Иисуса Христа над жизнью и смертью, над небом и землей.

Особое дивное благодатное состояние, охватившее при этом души апостолов, выразил святой Петр своим восклицанием Господи! хорошо нам здесь быть (Мф. 17, 4) и предложением построить три кущи. «Лучше не возвращаться в дольний мир злобы и коварства, угрожающий Тебе страданиями и смертью», – как бы так хотел он сказать. Евангелист Марк, несомненно со слов самого Петра, свидетельствует, что охватившее его чувство радости было столь велико, что он не знал, что сказать (Мк. 9, 6).

Чудесное облако, несомненно как символ особенного присутствия Божия, объяло их21 и из облака послышался голос Бога Отца: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте (Мф. 17, 5). Это те же слова, которые были слышны при Крещении Господнем (ср. Мф. 3, 17), но с добавлением: Его слушайте, что должно было напоминать пророчество Моисея о Христе (см. Втор. 18, 15) и исполнение этого пророчества на Иисусе.

Господь запретил апостолам рассказывать кому бы то ни было о видении, пока Он не воскреснет из мертвых, чтобы не будить чувственных представлений иудеев о Мессии. Святой Марк добавляет при этом подробность, конечно, со слов самого Петра, что ученики удержали это слово (Мф. 9, 10), недоумевая, для чего Господу нужно умереть, чтобы потом воскреснуть.

Убежденные теперь уже вполне, что их Учитель Иисус – действительно Мессия, они спрашивают: Как же книжники говорят, что Илии надлежит придти прежде? (Мф. 17, 10). Господь подтверждает, что Илии действительно надлежит придти прежде и устроить все (Мф. 17, 11), – по-гречески, собственно, «возстановить» («апокатастиси»), то есть, как предсказывал пророк Малахия, обратить сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их (Мал. 4, 6), или восстановить в душах людей первоначальные добрые и чистые чувства, без чего дело Мессии не могло бы быть успешным, ибо не нашло бы благоприятной почвы в сердцах людей, заскорузлых и окаменевших от продолжительной порочной жизни.

Но говорю вам, – говорит далее Господь, – что Илия уже пришел, и не узнали его (Мф. 17, 12), то есть Илия уже пришел в лице Иоанна Крестителя, который был облечен от Бога силой Илии и духом, подобным его духу, но его не узнали, ввергли его в темницу и умертвили его. Так и Сын Человеческий пострадает от них (Мф. 17, 12), то есть как не узнали Илию и умертвили его, так не узнают и Мессию и также умертвят Его.

Об этом исцелении повествуют все три синоптика, указывая, что оно совершено Господом сразу после схождения с горы Преображения. В это время множество народа собралось около учеников Христовых, ожидавших Его у подножия горы. По святому Марку, ученики имели спор с книжниками. Тот же Марк свидетельствует, что весь народ, увидев Христа, сошедшего с горы, изумился (Мк. 9, 15), вероятно, потому, что на лице Его и на всей наружности сохранился еще некий отблеск той славы, которой Господь просиял на Фаворе.

Некий человек обратился к Господу с просьбой исцелить его сына, который в новолуния беснуется и тяжко страдает, бросаясь то в огонь, то в воду. Он добавил при этом, что приводил его уже к ученикам Христовым, но те не могли исцелить его.

Услышав, что ученики Его не могли исцелить страждущего, хотя Он и дал им власть над нечистыми духами, Господь воскликнул: О, род неверный (не имеющий веры) и развращенный (не в смысле развратный, а в смысле превратно чувствующий), доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? (Мф. 17, 17). Одни толкователи относят этот упрек Господа к ученикам Его, которые по недостатку веры не были в состоянии исцелить бесноватого, другие – ко всему народу иудейскому.

Святой Матфей повествует затем, что Господь повелел привести к себе отрока и запретил духу нечистому, и бес вышел из него (Мф. 17, 18). Евангелисты Марк и Лука приводят некоторые подробности. Когда отрок был приведен, с ним случился страшный припадок бешенства (Мк. 9, 20; Лк. 9, 42). На вопрос Господа, как давно это приключилось с отроком, отец отвечал, что с младенчества, и прибавил: Но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам (Мк. 9, 22). На это Господь отвечал: Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. Отец несчастного отрока со слезами возопил: верую, Господи! помоги моему неверию, то есть со смирением признал, что вера его несовершенна, недостаточна (Мк. 9, 23–24). Это смиренное исповедание было вознаграждено: чудо исцеления отрока совершилось.

На вопрос учеников, почему они не смогли изгнать беса, Господь ответил: По неверию вашему (Мф. 17, 20). Может быть, узнав от отца бесноватого силу, продолжительность и упорство беснования, они усомнились на этот раз в своей силе изгнать беса и потому не могли изгнать его. Так же начал тонуть Петр, уже пошедший по воде навстречу Господа, но потом при виде сильного ветра и волн усомнившийся в возможности дойти до Господа.

При этом Господь добавил: Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей:

«перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас (Мф. 17, 20). То есть самая малая вера, если только она есть, уже способна творить великие чудеса, так как в ней сокрыта великая сила, подобная силе, сокрытой в ничтожном по виду горчичном зерне, разрастающемся потом в громадное дерево.

Но не следует думать, будто вера имеет как бы собственную силу, – она является лишь необходимым условием, при котором действует всемогущество Божие. Бог же может совершать чудеса и при недостаточной вере, как исцелил он бесноватого юношу, несмотря на маловерие его отца.

Все возможно верующему (Мк. 9, 23). Это значит, что Господь все готов сделать для человека при условии его веры. Вера – это как бы приемник благодати Божией, которая и творит чудеса.

В заключение Господь произнес весьма знаменательные слова: Сей же род, то есть род бесовский, изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). Это потому, что истинной веры не может быть без подвигов молитвы и поста. Истинная вера порождает молитву и пост, которые в свою очередь содействуют еще большему укреплению веры. Поэтому наши богослужебные песнопения восхваляют молитву и пост, как обоюдоострое оружие против бесов и страстей. «Постника и молитвенника издали чуют бесы, – говорит епископ Феофан, Вышенский затворник, – и бежат от него далеко, чтобы не получить болезненного удара. Можно ли думать, что где нет поста и молитвы, там уже и бес? Можно».

Во время этого пребывания Господа с учениками в Галилее Он опять учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет. Но они не разумели сих слов, а спросить Его боялись (Мк. 9, 31–32). Господь видел, что теперь ученикам Его особенно нужно знать о близости Его страданий, смерти и Воскресения, а потому неоднократно повторяет им это, чтобы лучше запечатлеть это в их памяти и подготовить их к этому. Но им, все еще не отрешившимся от обычных иудейских представлений о Мессии, все это казалось чем-то непонятным.

С Господа Иисуса Христа требовали подать на храм Божий, как бы для Бога. Конечно, как Сын Божий, Он должен был бы быть свободен от платежа, но чтобы не подавать нового повода к обвинениям в нарушении закона, Он, не имея Сам при Себе денег, указал апостолу Петру, где и как найти статир, то есть четыре драхмы для уплаты подати за двоих.

Это чудо, по словам толкователя Евангелия епископа Михаила, ярко свидетельствует о Божестве Господа Иисуса: «Если Он знал, что во рту у рыбы, которая первая попадется Петру, есть проглоченный ею статир, то Он всеведущ. Если создал Он статир во рту рыбы, то Он всемогущ».

После чудесной уплаты пошлины в Капернауме ученики, спорившие между собой о том, кто из них больше, то есть кто из них будет первенствовать по власти и чести в том царстве Мессии, открытия которого они скоро ожидали, приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? (Мф. 18, 1). Ответ Господа прямо и решительно направлен против всякого стремления среди учеников Его к первенству: Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою (Мк. 9, 35). «Не стремитесь к первенству в Моей Церкви, – как бы так говорит им Господь, – ибо с первенством будут соединены и наибольшие труды, и наибольшее самоотречение, а отнюдь не покой и слава, как вы думаете».

Призвав затем дитя, которое, по свидетельству Никифора, было будущим священномучеником Игнатием Богоносцем, епископом Антиохийским, Господь поставил его посреди учеников и, указывая на него, сказал: Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3), то есть: «Если вы не оставите своих ложных мнений о царстве Мессии и не оставите ваших тщеславных надежд на получение первых мест в этом царстве, то не войдете в него». Дети простосердечны, у них нет предвзятых мыслей о возвышении или приобретении, они робки и смиренны, у них нет еще зависти, тщеславия и желания первенствовать – этим их качествам и надо подражать тем, кто хочет войти в Царствие Небесное.

Кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном (Мф. 18, 4) – кто смирит себя, сознает себя недостойным Царства Небесного, будет считать себя ниже других, тот только и окажется большим. Итак, кто отрешится от своего воображаемого величия, кто обратится от честолюбия и гордости к смиренномудрию и кротости и станет таким же малым, как это малое дитя, тот и будет иметь больше значения в Царствии Небесном.

Одновременно Господь преподал Своим ученикам и урок о взаимоотношениях между членами Царства Христова: И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает (Мф. 18, 5), то есть: «Всякий, кто с любовью будет относиться к таким малым детям или вообще людям кротким и смиренным, похожим на детей, во имя Христа, то есть во исполнение Моей заповеди о любви ко всем слабым и уничиженным, тот сделает это как бы Мне Самому».

Здесь речь Господа, излагаемая евангелистом Матфеем без перерыва, по евангелистам Марку и Луке, была прервана словами апостола Иоанна о человеке, изгонявшем бесов именем Христовым.

Слова Господа о том, что приемлющий всякого слабого, робкого и смиренного приемлет Самого Христа, напомнили апостолу Иоанну виденного ими человека, который именем Иисуса изгонял бесов, но так как не ходил с ними, то они возбранили ему делать это. Своим нежным чутким сердцем апостол Иоанн, очевидно, почувствовал, что в данном случае апостолы поступили вопреки учению Христову. Из того, что они, все оставив, последовали за Христом и были избраны Им в число двенадцати ближайших и довереннейших учеников Его и даже приняли благодать исцелений, они сделали повод к превозношению и считали себя вправе запрещать действовать именем Христовым человеку, который не принадлежал к их числу.

Между тем во время открытой вражды вождей еврейского народа небезопасно было быть явным учеником Христа и повсюду следовать за Ним. Поэтому у Господа было много тайных учеников, к числу которых, как известно, принадлежал, например, Иосиф Аримафейский. Вероятно, одного из таких тайных учеников Христовых, не решавшихся открыто следовать за Ним, и встретили апостолы, когда он именем Христовым изгонял бесов. Апостолы не захотели признать его своим и запретили продолжать ему свою деятельность, мотивируя свое запрещение тем, что он не ходит с ними.

Господь Иисус Христос не одобрил их поступка. «Не запрещайте ему (Мк. 9, 39), – сказал Он им, – ибо творящий чудо именем Моим, несомненно, верует в Меня. Верующий же в Меня не может быть Моим врагом, по крайней мере в настоящем и ближайшем будущем. Кто не против вас, тот за вас (Мф. 9, 40), поэтому не запрещайте творить добрые дела во имя Мое тем, кто почему-либо не решается открыто объявить себя Моими учениками. Напротив, содействуйте им и знайте, что кто окажет какую-либо услугу Моим последователям во имя Мое, хотя бы лишь напоит только чашей холодной воды, не потеряет награды своей (Мк. 9, 41)».

Совсем другое говорил Господь о людях, которые похожи на ниву, много обрабатываемую, много орошаемую и, однако, бесплодную. Если такие люди не за Христа, если они ни холодны ни горячи, то это уже значит, что внутренним своим существом они против Него (см. Мф. 12, 30).

Спор апостолов о первенстве, дитя, принятое Господом в объятия, известие о некоем человеке, изгонявшем бесов именем Христовым, направили беседу Господа на защиту всех малых и слабых от соблазнов, которым их могут подвергнуть сильные мира сего.

Кто соблазнит одного из малых сих… тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею (Мф. 18, 6) – то есть кто соблазнит одного из последователей Христовых, тому лучше было бы умереть, ибо соблазном он может погубить душу человека, за которого умер Христос. Следовательно, такой совершает величайшее преступление, достойное самого строгого наказания. Под мельничным жерновом здесь имеется в виду верхний большой жернов на мельнице, который приводился в движение ослом.

Со скорбью говорит далее Господь: Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам (Мф. 18, 7), потому что нельзя миру миновать соблазнов, так как он весь лежит во зле (1 Ин. 5, 19): люди находятся в состоянии греховного повреждения, диавол непрестанно ищет среди людей для себя добычи. Однако это не значит, что соблазнять позволительно. Напротив, горе тому человеку, через которого соблазн приходит (Мф. 18, 7), – горе тому, кто сознательно или по презрению, по небрежению к ближнему вовлекает его в грех.

Чтобы показать, какое страшное зло причиняет человеку тот, кто соблазняет его, Господь вновь напоминает выражения Своей Нагорной проповеди о соблазняющей руке или ноге. Выражения, что нужно отсечь и бросить от себя соблазняющую руку или ногу или вырвать соблазняющий глаз, значат, что нет для человека зла хуже греха, и поэтому для того, чтобы избежать впадения в грех, следует, в случае необходимости, пожертвовать самым близким и дорогим, лишь бы оградить себя от греховного влечения, не допустить себя до греховного падения.

Выражение святого Марка где червь их не умирает (Мк. 9, 44, 46, 48) представляет нам грешников в образе трупов, пожираемых червями. Червь здесь – символ совести, постоянно терзающей человека воспоминанием о совершенном грехе22.

Ибо всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится (Мк. 9, 49). Всякий человек должен подвергнуться страданиям, поэтому кто в земной жизни не страдал, усмиряя и порабощая свое тело (см. 1 Кор. 9, 27), тот будет страдать в огне вечных мучений. Как солью должна была осоляться всякая жертва, приносимая Богу по закону Моисееву (см. Лев. 2, 13), так огнем бедствий, испытаний, борьбы должны быть приготовлены апостолы и все последователи Христовы в жертву, приятную Богу.

Имейте в себе соль (Мк. 9, 50), то есть те высшие нравственные начала и правила, которые очищают душу и предохраняют ее от нравственной порчи, имейте в себе соль истинной мудрости и здравого учения (ср. Кол. 4, 6). И мир имейте между собою (Мк. 9, 50) – мир как плод любви, как выражение совершенства, достигаемого самоотречением. Не о том надлежит думать, кто больше в Царстве Небесном, ибо это может повести к разделениям, неудовольствиям и вражде, а о том, чтобы быть «солью» и находиться в мире и единении любви между собой.

В этой притче рисуется картина беспредельной любви и милосердия Божия к падшему человеку.

Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих (Мф. 18, 10). Не презирайте – почти то же, что «не соблазняйте», то есть не считайте их настолько ничтожными, чтобы соблазнить их ничего не значило. Малых сих – то есть тех, которые сами себя умалили ради Царствия Небесного, – истинных христиан. Каждый из таковых имеет от Бога своего Ангела Хранителя; поэтому если Сам Бог так о них печется, то вправе ли люди презирать их?

Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее (Мф. 18, 11). Это новое побуждение не презирать «малых сих», ибо Сам Господь пришел на землю для их спасения.

Чтобы нагляднее показать, как дорого в очах Божиих спасение человека, Господь сравнивает Себя с пастырем, который, оставив целое стадо, то есть бесчисленные сонмы Ангелов, пошел искать одну заблудшую овцу, то есть падшего человека. Смысл притчи, как объясняет блаженный Феофилакт, в том, что «Бог печется об обращении грешников и радуется о них более, нежели об утвердившихся в добродетели».

Далее следует наставление Господа, как дóлжно исправлять ближнего, имеющее тесную связь с запрещением соблазнять его. Если не свойственно любви соблазнять ближнего, вовлекая его в грех, то не менее противоположно любви и оставлять его во грехе, не заботиться о его исправлении, когда он грешит. Но это надо делать осторожно, с братской любовью.

Сначала надо обличить его наедине, и если он сознается в своем грехе и осудит себя, то приобрел ты брата твоего (Мф. 18, 15), – приобрел вновь того, кто отпал было через грех, перестав быть членом Царствия Христова. Если же он не послушает твоего братского обличения и увещания, упорствуя во грехе, то нужно взять с собой еще одного или двух, которые могли бы быть свидетелями поведения брата, упорствующего в своем грехе, и могли бы сильнее повлиять на него и побудить его раскаяться23.

Если же и их не послушает, скажи Церкви (Мф. 18, 17). Здесь под Церковью имеется в виду, конечно, не все общество верующих, а те, кто поставлены во главе Церкви, – ее священноначалие, ее пастыри, которым дана власть вязать и решить. А если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф. 18, 17), то есть если он настолько закоснел во грехе, что не считается с авторитетом пастырей Церкви, то пусть он будет отлучен от общения с тобой, как язычники и мытари от общения с иудеями, считавшими их людьми крайне развращенными.

Смысл изречения таков: человека, не признающего авторитета Церкви, не считай более своим братом, прекрати с ним христиански-братское общение, чтобы не заразиться его болезнью. Таковые упорные грешники, отвергающие авторитет церковного священноначалия, совершенно извергаются из Церкви, пример чему дает нам святой апостол Павел (см. 1 Кор. 5). На этих словах Господа и основывается с апостольских времен практикуемое Церковью отлучение, называемое анафемой, в полном согласии со словами: Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема, маранафа (1 Кор. 16, 22).

Анафема – это не проклятие, как многие думают в наше время, осуждая за это Церковь как якобы допускающую этим акт, противный христианской любви. Анафема – это крайняя вразумительная мера для упорных грешников, не поддающихся исправлению, и для предостережения от следования им других. Право на это дано церковному священноначалию Самим Господом, сказавшим: Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе (Мф. 18, 18).

То, что обещано было прежде Петру (см. Мф. 16, 19), теперь обещается всем апостолам. Апостолы же передали эту власть вязать и решить грехи своим преемникам – пастырям Церкви, поставленным ими для продолжения их дела на земле. Но и во всяком другом случае, когда апостолы Христовы соединятся в единодушной молитве по поводу какой бы то ни было нужды, Господь обещает исполнять их желания, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18, 20).

Наставление Господа о прощении согрешившего и покаявшегося брата вызвало вопрос Петра, сколько раз прощать брату. Вопрос этот объясняется тем, что, по учению иудейских книжников, прощать можно только три раза. Желая превзойти ветхозаветную праведность и думая показаться великодушным, Петр спрашивает, достаточно ли будет прощать до семи раз. На это Христос ответил, что прощать нужно до семижды семидесяти раз, то есть прощать нужно всегда, неограниченное число раз.

В пояснение этой необходимости всегдашнего, беспредельного всепрощения Господь рассказал затем притчу о милостивом царе и немилосердном должнике. В этой притче Бог представляется под образом царя, которому его рабы должны известные суммы денег. Так и человек является должником перед Богом, потому что не творит добрых дел, которые обязан творить, а вместо того согрешает.

Сосчитаться (Мф. 18, 23) значит требовать уплаты долга, что изображает в притче требование Богом отчета от каждого человека на Страшном Суде, а отчасти и на частном суде до смерти каждого человека. Должник, который имел долг десять тысяч талантов (Мф. 18, 24), обозначает каждого человека грешника, который перед лицом правды Божией является неоплатным должником.

Десять тысяч талантов – громадная сумма. Еврейский талант равнялся трем тысячам священных сиклей. Число определенное поставлено здесь, конечно, вместо неопределенного.

Закон Моисеев допускал продажу в рабство за долги (см. Лев. 25, 39, 47). Сообразно этому царь приказал продать этого несостоятельного должника, но, умилостивившись над ним после его усердной мольбы, простил ему весь долг. Это – прекрасный образ милосердия Божия к кающимся грешникам.

Прощенный, найдя своего товарища, который должен был ему ничтожную, по сравнению с первой, сумму в сто динариев, стал душить его (по римским законам, заимодавец мог истязать своего должника до тех пор, пока он не возвратит свой долг), требуя возвращения этого ничтожного долга. Он не сжалился над ним, несмотря на его мольбу потерпеть, и посадил его в темницу.

Товарищи его, видевшие это и огорченные, обо всем этом рассказали царю. Царь, прогневавшись на злого раба, призвал его к себе и, сделав ему строгий выговор за то, что он не последовал его примеру в великодушии к своему должнику, отдал его истязателям, пока он не отдаст ему своего долга, то есть навсегда, ибо он никогда не будет в состоянии заплатить столь большой суммы, – грешник спасается единственно милосердием Божиим, сам же он никогда своими собственными силами не в состоянии удовлетворить правосудию Божию, как несостоятельный должник.

Смысл притчи кратко выражен в последнем стихе: Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его (Мф. 18, 35). Этой притчей Господь желает нам внушить, что все мы так много согрешаем, что являемся пред Богом неоплатными должниками. Грехи наших ближних против нас столь же незначительны, сколь незначительна сумма в сто динариев по сравнению с громадной суммой в десять тысяч талантов. Однако Господь, по безграничному милосердию Своему, прощает нам все наши грехи, если мы, в свою очередь, обнаруживаем милосердное отношение к ближним и прощаем им их грехи против нас. Если же мы оказываемся жестокими и немилосердными к нашим ближним и не прощаем их, то и Господь не простит нас, а осудит на вечные мучения.

Эта притча является прекрасным наглядным разъяснением прошения молитвы Господней: И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6, 12).

Евангелист Иоанн, описав беседу Господа с иудеями о Себе как о Хлебе жизни (см. Ин. 6), говорит затем, что после сего Господь ходил лишь по Галилее (Ин. 7, 1). Это долгое пребывание Господа в Галилее и служение Его там подробно изображено у первых трех евангелистов, как мы видели выше. В Иудею Господь не хотел идти, так как Иудеи искали убить Его (Ин. 7, 1), а час страданий Его еще не пришел.

Приближался праздник Иудейский – поставление кущей (Ин. 7, 2). Этот праздник был одним из главнейших иудейских праздников, которых было три: Пасха, Пятидесятница и Кущи. Он праздновался семь дней с пятнадцатого дня седьмого месяца Тисри, по-нашему в конце сентября или начале октября. Установлен он был в память сорокалетнего странствования евреев по пустыне. На все семь дней праздника народ из домов своих переселялся в нарочито устроявшиеся для этого палатки (кущи). Так как праздник отмечался вскоре после собирания плодов, то праздновался очень весело, с винопитием, что давало повод Плутарху сравнивать его с языческим праздником в честь Бахуса.

До наступления этого праздника Христос не бы в Иерусалиме уже около полутора лет (от второй до третьей Пасхи – год и от третьей Пасхи до праздника Кущей – около полугода), и братия Его побуждали Его идти в Иерусалим на праздник. Им хотелось, чтобы Господь вошел в Иерусалим торжественно, как Мессия, в полном чудесном проявлении Своего могущества. Отвержение Господом человеческой славы было им непонятно и соблазняло их.

Ибо и братья Его не веровали в Него, – замечает евангелист (Ин. 7, 5). Они недоумевали относительно своего названного Брата и желали скорее выйти из этого недоумения. С одной стороны, они не могли отвергать необыкновенных дел Его, свидетелями которых были сами, с другой – не решались признать Мессией человека, с которым они с детства находились в обычных житейских отношениях.

В таком настроении духа они и предлагали Ему выйти из того, неопределенного, по их мнению, положения, в каком держался Иисус и других держал. «Если Он действительно Мессия, – думали они, – чего же Он боится явиться перед всем миром в Иерусалиме как Мессия? Он должен туда явиться в величии и славе Своей»24.

В ответ на это Господь объясняет братьям, что отправление в Иерусалим для Него имеет не то значение, какое для всех, и в том числе для них. Братья Его не будут встречены там с ненавистью, потому что мир не может питать к ним ненависти, как к своим. Христос же будет встречен там с ненавистью, как обличитель злых дел мира. Поэтому они всегда могут идти туда, а Он не всегда, а лишь тогда, когда наступит определенный свыше час Его страданий за мир (см. Ин. 7, 6–8). Отпустив братьев, Господь остался в Галилее, имея в виду прийти на праздник тайно, в сопровождении лишь довереннейших Своих учеников.

Господь был уже известен в Самарии, но такова вражда была между иудеями и самарянами, что Он не надеялся на ласковый прием и послал перед Собой несколько Своих учеников, чтобы предрасположить самарян. Неизвестно, в какое из самарянских селений пришли посланные Господом вестники, но можно полагать, что, вероятно, на север Самарии, ближе к Галилее, в расстоянии дневного пути от нее, где естественно предполагался ночлег. Так как Господь имел вид путешествующего в Иерусалим (Лк. 9, 53), то самаряне не приняли Его, очевидно, по глубокой ненависти их к иудеям.

Иаков и Иоанн, которых Господь наименовал сыны громовы (Мк. 3, 17), по их духовной силе и энергии и по стремительным и сильным порывам духовным, воспылали ревностью за оскорбленную честь своего Учителя. Вспомнив, как поступил Илия пророк с посланными взять его, поразив их огнем с неба (см. 4 Цар. 1, 9–12), они спросили своего Учителя, не хочет ли Он, чтобы по их слову огонь с неба истребил и этих самарян? Они совершали уже по повелению Господа многие чудеса, когда ходили с проповедью по Иудее, а потому не считали для себя невозможным сотворить и это чудо, если угодно будет их всемогущему Учителю.

На это Господь сказал им, что они не знают, какого они духа. Дух Нового Завета не таков, как дух закона ветхого: там – дух строгости и кары, здесь – дух любви и милости, так как и цель пришествия Сына Человеческого не губить, но спасать (см. Мф. 18, 11). Кроме того, Господь, очевидно, хотел указать на то, что в данном случае в апостолах действует не столько любовь к Нему, сколько неприязнь к самарянам, а этот старый дух неприязни к людям служителям Нового Завета необходимо оставить.

Встретив такой прием, Господь, вероятно, возвратился в Галилею и пошел в Иудею другим путем, которым обычно ходили евреи, – через заиорданскую область Перею. Из последующих описаний святого Луки видно, что Господь был еще в Галилее и в Перее и только значительно позже пошел в Иудею.

Около этого времени, то есть когда Господь решил отправиться в Иудею с тем, чтобы навсегда уже оставить Галилею, так как приблизился час Его крестных страданий, Он избрал и других семьдесят учеников сверх избранных Им прежде двенадцати и послал их по два, чтобы в глазах людей сильнее было их свидетельство о Христе, во все те места, куда Он Сам предполагал идти, чтобы они приготовили людей к Его приходу. Число семьдесят было в почете у иудеев, как и числа сорок и семь. Синедрион состоял из семидесяти членов. Имена всех этих семидесяти учеников с точностью не известны.

Жатвы много, а делателей мало (Лк. 10, 2). Самария и Иудея еще мало оглашались проповедью Христовой, а между тем там много было душ, созревших, подобно спелым колосьям, для житницы Христа, для Его Церкви.

Наставления семидесяти ученикам напоминают далее во многом наставления, данные прежде двенадцати апостолам, о которых повествует святой Матфей (см. Мф. 10). Повторяется запрещение приветствовать встречающихся на пути (см. Лк. 10, 4). Это запрещение объясняется тем, что у восточных народов приветствие не выражалось, как у нас, лишь легким поклоном или пожатием руки, но поклонами земными, объятиями, поцелуем и выражением при этом ряда разных благожеланий, что все требовало довольно много времени. Этим запрещением Господь хотел внушить ученикам Своим, с какой поспешностью должны они обходить города и веси. Точно такое же наставление дал в свое время пророк Елисей ученику своему Гиезию, когда посылал его с жезлом своим воскресить сына вдовицы (см. 4 Цар. 4, 29).

Под «сыном мира» (см. Лк. 10, 6) имеется в виду мирный человек, готовый в сердце своем принять тот мир, которым будут приветствовать его вестники мира – ученики Господни.

Повелевая питаться тем, что предлагают (см. Лк. 10, 7), Господь предписывает ученикам приличествующую им нетребовательность и невзыскательность, а также отстраняет ту брезгливость, с какой иудеи относились к самарянам, недостойную проповедников царства мира и любви.

Заканчивает Свои наставления Господь угрозами кары Божией городам, в которых были явлены силы Его, но которые не покаялись, и указывает, какое большое значение для всех должна иметь проповедь Его учеников: отвергающий их отвергает Его Самого, а отвергающий Его отвергает Пославшего Его, то есть Бога Отца (см. Лк. 10, 16).

Отпустив братьев в Иерусалим на праздник Кущей, Господь несколько позже и Сам пришел туда, но как бы тайно (Ин. 7, 10), то есть не торжественно, как перед последней Пасхой, когда Он шел на Свои страдания, не сопровождаемый толпами народа, обыкновенно следовавшими за Ним, а тихо и незаметно. «Какая печальная постепенность в явлениях Господа в Иерусалим, – отмечает толкователь Евангелия епископ Михаил, – вынужденная, конечно, не Его действиями, а более и более усиливающейся враждой врагов Его! В первую Пасху Он торжественно является в храм как Сын Божий, Мессия, со властью (см. Ин. 2, 18). На второй Он является как путешественник, но Его действия и речи возбуждают злобу против Него и намерение довести Его до смерти (см. Ин. 5, 18), вследствие чего Он на следующий праздник Пасхи вовсе не идет в Иерусалим и держится вдали от него года полтора, а после этого вынужден прийти туда тайно!»

Иудеи же искали Его на празднике и говорили: где Он? И много толков было о Нем в народе: одни говорили, что Он добр; а другие говорили: нет, но обольщает народ. Впрочем никто не говорил о Нем явно, боясь Иудеев (Ин. 7, 11–13). Эти стихи дают наглядное представление о том, что делалось в это время в Иерусалиме. Там все говорили о Христе. Видно, что враги Его имели бдительное наблюдение за Ним, следили за Ним и Его действиями, на что указывает вопрос где Он?

Среди народа было много толков о Нем самого противоположного характера, но все говорили тайком, боясь Иудеев, под которыми евангелист Иоанн подразумевает обыкновенно враждебную Господу партию иудейских начальников с членами синедриона и фарисеями во главе. Святитель Иоанн Златоуст и блаженный Феофилакт полагают, что доброе о Христе говорил вообще народ, а враждебное – начальники: начальники говорили, что Он обольщает народ, а народ говорил, что Он добр. Это видно из того, что начальники выделяют себя из народа, говоря, что Он обольщает народ.

В половине уже праздника, то есть, видимо, на четвертый день его, Господь вошел… в храм и учил (Ин. 7, 14), то есть, вероятно, изъяснял Писания, как то было в обычае у евреев. Зная, что Господь не учился ни у кого из более или менее знаменитых раввинов в школе, иудеи удивлялись знанию Писаний, которое Он обнаруживал. Характерно, что они глухи были к содержанию Его учения, а обратили внимание только на то, что Он не учился. Это указывает на их презрение и враждебность к Господу.

Иисус тотчас разъяснил им недоумение: Мое учение – не Мое, но Пославшего Меня (Ин. 7, 16). Этим Господь как бы сказал им: «Я не прошел школы ваших раввинов, но у Меня есть Учитель совершеннейший, это – Отец Небесный, пославший Меня».

Средство удостовериться в божественном происхождении этого учения – решение человека творить волю Божию. Кто решится творить волю Божию, тот по внутреннему чувству удостоверится, что это учение от Бога. Под волей Божией здесь надо понимать весь нравственный закон Божий: как закон совести, так, конечно, и письменный ветхозаветный закон. Кто захочет идти путем нравственного совершенства, исполняя этот закон, тот внутренним чувством поймет, что учение Христово – учение Божественное. Господь и подчеркивает это, говоря, что Он проповедует, ища славы Пославшего Его, и не ищет славы для себя, как проповедующий свое собственное учение (см. Ин. 7, 17–18).

Имея в виду иудейских начальников, Господь говорит далее, что они ищут убить Его за нарушение закона, которого сами не соблюдают. Народ, не знавший еще о покушении своих начальников на жизнь Иисуса и не принимая последние слова на свой счет, обиделся. Из его среды послышались голоса: «Кто ищет убить Тебя? не злой ли дух внушает Тебе такие мысли? Не бес ли в Тебе?» (см. Ин. 7, 20).

Из дальнейшей речи Господа видно, что исцеление расслабленного, совершенное Им в субботу, все еще продолжало быть предметом толков, и притом именно вследствие несогласия его с преувеличенным почитанием субботы. Господь и указывает на то, что добрые дела можно делать в субботу, так как, например, и обрезание зачастую совершается в субботу, чтобы не нарушать закон Моисеев об обрезании младенцев в восьмой день по рождении. После этого не следует удивляться, что Он всего человека сделал здоровым в субботу.

Закончил Господь Свою речь призывом судить о законе не по его букве, не по внешности, но по его духу, дабы суд мог считаться праведным. «Моисея, нарушающаго субботу обрезанием, вы освобождаете от порицания, а Меня, нарушившаго субботу через благодеяние человеку, вы осуждаете» – так прекрасно поясняет это блаженный Феофилакт. «“Если бы вы судили о Моем действии исцеления не с формальной точки зрения, а с нравственной, то вы не осудили бы Меня; тогда ваш суд был бы праведный, а не лицеприятный”, – как бы так возражает иудеям Христос» (епископ Михаил).

Эта сильная речь Господа произвела особенное впечатление на иерусалимлян, знавших о замыслах врагов Господа (Ин. 7, 25), поэтому им кажется странным, что ищущие смерти Его позволяют Ему так свободно говорить, не оспаривая Его. Не зная, как объяснить это, они высказывают мысль: Не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос? (Ин. 7, 26).

Но тотчас же они высказали и сомнения. По учению раввинов, Мессия должен был родиться в Вифлееме, потом незаметно должен был исчезнуть и затем внезапно вновь появиться, но так, что никто не будет знать, откуда и как. На толки иерусалимлян, что Он не может быть Мессией Христом, так как они знают, откуда Он, Господь, возвысив голос, с особой торжественностью ответил, что, хотя они и говорят, что знают Его, но это знание их – неправильное. «Предполагая, что знаете Меня, вы говорите, что Я пришел Сам от Себя, то есть что Я – самозванный мессия. Но Я пришел не Сам от Себя, а являюсь истинным посланником Того, Кого вы не знаете, – Бога» (см. Ин. 7, 28).

Эти слова показались особенно обидными гордым фарисеям, и они искали схватить Его, но так как еще не пришел час Его, то есть час предстоящих Ему страданий, то эта попытка не удалась: никто не наложил на Него руки (Ин. 7, 30), вероятно, потому, что враги Его еще боялись народа, расположенного ко Христу, а отчасти, может быть, и потому, что совесть их не дошла еще до крайнего омрачения, как впоследствии.

Многие же из народа уверовали в Него как в Мессию, причем справедливо рассуждали, как бы возражая врагам Господа: Когда придет Христос, неужели сотворит больше знамений, нежели сколько Сей сотворил? (Ин. 7, 31), то есть, иными словами, хотели сказать, что знамения, или чудеса, совершенные Иисусом, достаточно сильно свидетельствуют о Нем как о Мессии. Услышав такие толки в народе, фарисеи, устроив совещание с первосвященниками, решили не откладывать осуществление своих замыслов и послали служителей схватить Господа.

Ответствуя на этот замысел фарисеев схватить и убить Его, Иисус сказал: Еще недолго быть Мне с вами, и пойду к Пославшему Меня (Ин. 7, 33). Это возбудило в Нем мысль о скоро предстоящей Ему смерти, и Он увещевает иудеев пользоваться временем Его пребывания с ними, чтобы учиться у Него. Дальнейшие слова Господа будете искать Меня, и не найдете (Ин. 7, 34) имеют такой смысл: «Теперь вы гоните и преследуете Меня, но настанет время, когда вы будете искать Меня, как всесильнаго чудотворца, могущаго избавить вас от бед, но будет уже поздно».

Но жестоковыйные иудеи не вразумились этими словами Господа, а еще стали насмехаться: «Куда это Он хочет идти? Не к иудеям ли, живущим в языческих странах (в “эллинское рассеяние”), чтобы проповедовать там и язычникам?» (см. Ин. 7, 35). Под «эллинами» обычно имелись в виду все вообще язычники. Здесь невольное пророчество о будущем научении язычников Христовой вере.

В последний же великий день праздника, то есть в восьмой день, который причислялся к семидневному празднику Кущей и праздновался с особенно большой торжественностью (см. Лев. 23, 34–36), стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей (Ин. 7, 37).

В этих и дальнейших словах Господь воспользовался обрядами, совершавшимися в дни праздника Кущей. По окончании утренней жертвы в храме народ с чередным священником шел к священному Силоамскому колодцу, где священник наполнял золотой сосуд водой. При радостных кликах народа и под звуки труб и кимвалов он нес его в храм и здесь выливал из сосуда воду на жертвенник всесожжения, совершая таким образом «жертву возлияния», которая должна была напоминать изведение Моисеем воды из скалы во время странствования евреев по пустыне. В это время народ пел под музыку слова пророка Исаии, относящиеся к Мессии: И в радости будете почерпать воду из источников спасения (Ис. 12, 3).

Господь Иисус Христос, таким образом, сравнивает Себя со скалой, источившей воду в пустыне для жаждущего народа, указывая на Себя как на Источник благости, прообразом которой была та скала. При этом Он указывает, что верующий в Него сам станет источником благодати, которая будет утолять духовную жажду всех, ищущих спасения. Евангелист от себя поясняет, что Господь имел здесь в виду благодать Святого Духа, которая должна была быть ниспослана людям после прославления, то есть после Воскресения и Вознесения Христовых (см. Ин. 7, 39).

Эта речь Господа взволновала толпу. Многие из народа решительно стали на сторону Господа, признавая в нем пророка, а некоторые даже прямо говорили: Это Христос (Ин. 7, 41). Фарисеи же начали внушать народу, не знавшему о рождении Господа Иисуса Христа в Вифлееме, что Он не может быть Мессией: Разве из Галилеи Христос придет? (Ин. 7, 41) – и вызвали распрю о Нем.

Желая исполнить приказание начальства, служители синедриона пытались схватить Иисуса, но каждый раз руки у них опускались: они не осмеливались этого сделать. Совесть, по-видимому, подсказывала им, что грех тронуть такого Человека. В таком настроении они и возвратились к пославшим их и исповедали перед ними, что сила слова Господа была столь могуча и неотразима, что они не смогли исполнить данного им поручения (см. Ин. 7, 45–46).

Ответ служителей произвел на членов синедриона самое раздражающее впечатление: Неужели и вы прельстились? (Ин. 7, 47). Служителям, происходившим из простого народа, они противопоставляют то, что никто из начальников или фарисеев не уверовал во Христа. Но этот народ невежда в законе, проклят он (Ин. 7, 49) – это выражение безумной ярости иудейских начальников против простых людей, уверовавших во Христа. Эту веру они пытаются дискредитировать, объясняя ее неведением закона.

Но тут выступил Никодим, сам фарисей и член синедриона, решившийся мужественно указать им, что они сами забывают закон: Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает? (Ин. 7, 51). Закон требует не принимать пустых слухов, а исследовать дело того, кто обвиняется (см. Исх. 23, 1; Втор. 1, 16). Это вызвало лишь раздражение: И ты не из Галилеи ли? (Ин. 7, 52) – то есть только галилеянин может рассуждать так. Они и не заметили, что лгут на историю, ибо, например, пророк Иона был из Галилеи.

Об этом повествует только один святой евангелист Иоанн. Проведя ночь в молитве на горе Елеонской, находившейся к востоку от Иерусалима, за потоком Кедронским, куда Господь часто удалялся на ночь во время Своих посещений Иерусалима, утром Он опять пришел в храм и учил народ. Книжники и фарисеи, желая найти повод к обвинению Его (Ин. 8, 6), привели к Нему женщину, застигнутую в грехе прелюбодеяния, и, искушая Его, сказали Ему: Учитель!

эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? (Ин. 8, 6, 4–5).

Если бы Господь сказал: «Побейте ее камнями», – то они обвинили бы Его перед римскими властями, ибо от синедриона отнято было право произносить смертные приговоры, а тем более – приводить их в исполнение. Если бы Господь сказал: «Отпустите ее», – они обвинили бы Его перед народом как нарушителя закона Моисеева.

Наклонившись низко, Господь писал перстом на земле, не обращая на них внимания (Ин. 8, 6). Что Он писал, евангелист не говорит, и напрасны были бы всякие догадки об этом. Самая распространенная из таких догадок та, что Господь писал ответ, данный спрашивавшим, и названия грехов, в которых они сами были повинны. Но так как они продолжали настойчиво добиваться ответа, то Господь, подняв голову, сказал им: Кто из вас без греха, первый брось на нее камень (Ин. 8, 7).

Слова Господа произвели потрясающее действие на не совсем еще уснувшую совесть фарисеев. Вспомнив каждый свои собственные грехи, по-видимому, однородные с грехом этой женщины, они, обличаемые совестью, стали уходить один за другим, пока Иисус не остался наедине с женщиной. Таким образом Господь, как мы видим, в ответ на коварство фарисеев премудро перенес вопрос осуждения этой женщины из области отвлеченно-юридической в область нравственную и тем поставил самих обвинителей в положение обвиняемых перед собственной совестью.

Так поступил Господь потому, что фарисеи, приведшие женщину, не представляли собой законного суда, могшего приговорить ее к какому-либо наказанию за ее преступление. Они привели грешницу ко Иисусу с недобрыми чувствами, выставив ее на позор злословия и осуждая ее, с забвением при этом своих собственных грехов, в чем и обличил их Господь.

Характерно то, что женщина не ушла, воспользовавшись благоприятной возможностью поскорее скрыться. Очевидно, и в ней заговорила совесть и покаянные чувства. Этим и можно объяснить то, что сказал ей Господь: И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11).

В этих словах, конечно, нельзя видеть не-осуждение греха. Господь пришел не осуждать, но взыскать и спасти погибшее (Мф. 18, 11). Он осуждает поэтому грех, но не грешников, желая расположить их к покаянию. Поэтому слова Его, обращенные к грешнице, имеют такой смысл: «И Я не наказываю тебя за твой грех, но хочу, чтобы ты покаялась. Иди и впредь не греши». Вся сила в этих последних словах.

Это евангельское место учит нас избегать греха осуждения ближних, предлагая нам вместо этого осуждать самих себя за свои собственные грехи и каяться в них.

В этой беседе, происходившей, видимо, также на другой день после окончания праздника Кущей, Господь применил к Себе другой образ из истории странствования евреев по пустыне – образ огненного столпа, чудесно освещавшего путь евреям ночью. В этом столпе был Ангел Иеговы, в котором святые отцы видят второе Лицо Пресвятой Троицы.

Господь и начинает эту беседу словами: Я свет миру (Ин. 8, 12). Как в Ветхом Завете огненный столп указывал евреям путь из Египта к лучшей жизни в земле Обетованной, так Христос в Новом Завете указывает уже не одним евреям, а всему человечеству путь из области греха к вечной блаженной жизни.

Фарисеи, опираясь на общепринятое правило, по которому никто не может быть свидетелем в своем собственном деле, возразили Ему, что такое Его свидетельство о Себе Самом не может быть признано истинным (см. Ин. 8, 13). На это Господь с особой силой сказал, что это человеческое суждение не может быть к Нему применимо, что о Нем нельзя судить по плоти (Ин. 8, 15), как это делают фарисеи, считающие Его простым человеком.

Потому что Я знаю, откуда пришел и куда иду (Ин. 8, 14). Эти слова, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, значат то же, что: «Я знаю, что Я – Сын Божий, и не простой человек». В этом сознании Господом Своего происхождения от Бога Отца – полное обеспечение достоверности Его самосвидетельства, а вместе с тем и невозможности самообмана. К тому же, добавляет Господь, «свидетельство Мое истинно и с формальной стороны, потому что не только Я Сам свидетельствую о Себе, но свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (Ин. 8, 18).

Слыша уже много раз речь Господа Иисуса Христа об Отце, пославшем Его, они, притворяясь непонимающими, насмешливо-кощунственно задают Ему вопрос: Где Твой Отец? (Ин. 8, 19). На это Господь отвечает им, что они не знают Отца потому, что не хотят знать Сына (см. Ин. 8, 20). Здесь прикровенное указание на единосущие Бога Сына с Богом Отцом, на то, что Отец открыл Себя людям в Сыне.

Евангелист отмечает, что это сказано было Господом у сокровищницы (Ин. 8, 20), которая находилась, как известно, вблизи залы заседаний синедриона, враждебного Господу. И хотя Он, так сказать, перед глазами и ушами синедриона засвидетельствовал Свое мессианское достоинство, никто не взял Его (Ин. 8, 20), ибо не наступил еще час Его страданий, иными словами, люди не имели сами над Ним власти.

Враждебное настроение слушателей вновь привело Господа к мысли о предстоящих Ему вскоре страданиях, и Он вновь повторяет им о безвыходном положении, в каком они окажутся после Его ухода, если не уверуют в Него как в Мессию: Куда Я иду, туда вы не можете придти (Ин. 8, 21). Эти слова снова раздражили их и вызвали насмешку: Неужели Он убьет Сам Себя (Ин. 8, 22), то есть не замышляет ли Он самоубийства?

Не отвечая на грубую насмешку, Господь указывает им на их нравственный характер, побуждаемые которым они доходят до подобного глумления над Ним: Вы от нижних (Ин. 8, 23), то есть: «Вы потеряли способность понимать Божественное, небесное. Обо всем судите по человечеству, руководясь своими земными греховными понятиями, а поэтому, если не уверуете в Меня, – в словах что это Я подразумевается Мессия, – то умрете во грехах ваших (Ин. 8, 24).

Господь ни разу не назвал Себя Мессией, но Он так прозрачно, так понятно высказывал это другими словами, что фарисеи, конечно, должны были понять это. Они, однако, притворялись непонимающими, так как им хотелось слышать от Него это имя, и потому спрашивают Его: Кто же Ты? (Ин. 8, 25). Но и на этот вопрос Господь не дал им ожидаемого ими прямого ответа.

Ответ Господа на церковнославянский язык переведен слишком буквально: Начаток («тин архин»), в чем вообще особенность церковнославянского перевода из-за боязни погрешить неточностью передачи греческого текста, вследствие чего не отвечает заключающейся в нем мысли. Русский перевод от начала Сущий (Ин. 8, 25) вовсе неправилен. Смысл ответа Господа, как его понимали еще древние толкователи, таков: «Я То, что вам говорил о Себе из начала». Или: «С самаго начала не называю ли Я Себя Сыном Божиим? Таков Я и есмь».

Продолжая дальше Свою речь о печальном нравственном состоянии еврейского народа, Господь объясняет, что Он должен свидетельствовать истину, слышанную от Него. Слушатели опять не поняли, что Он говорил им об Отце. Посему далее Господь говорит им о том времени, когда они вынужденно узнают истину Его учения о Самом Себе и о Пославшем Его Отце. Это будет тогда, когда они вознесут Его на крест, ибо крестная смерть послужила началом прославления Сына Божия и привлекла к Нему всех. Последовавшие затем события, такие как Воскресение Христово, Вознесение Его на небо, ниспослание Святого Духа апостолам, – все это засвидетельствовало истину Христова учения и Его Божественное посланничество.

Слова эти произвели сильное впечатление на слушателей, так что многие уверовали в Него (Ин. 8, 30), видимо, даже из числа враждебно настроенных к Нему иудеев. К этим уверовавшим в Него иудеям Господь и обратил Свою дальнейшую речь. Он учит их, как им сделаться и пребыть истинными учениками Его. Для этого они должны пребыть в слове Его. Тогда только они познают истину, а истина даст им свободу от греха, в чем только и заключается истинная свобода (см. Ин. 8, 31–32).

Среди слушателей заговорила тогда национальная гордость: Мы семя Авраамово, – а потомству Авраама обещано было Богом господство над миром и благословение через него мира (см. Быт. 12, 7; 22, 17), – и не были рабами никому никогда (Ин. 8, 33). При этом страстном болезненном крике обостренного национального самолюбия они как бы забыли о своем египетском рабстве, о вавилонском и настоящем римском.

Господь отвечает на это, что Он говорит здесь о другом виде рабства – о рабстве духовном, в котором находится каждый, кто творит грех: Всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8, 34). Преданный же греху не может оставаться в Царстве Мессии, где должна быть полная духовная свобода и где все должны сознавать себя только детьми своего Небесного Отца. Раб не пребывает в доме вечно (Мф. 8, 35), ибо господин, недовольный им, может продать его или отослать от себя. Это положение раба противоположно положению сына, который, как наследник всего дома, не может быть продан или изгнан, а остается сыном навсегда. «Как творящие грех, вы – рабы греха и можете получить истинную свободу и стать сынами Божиими только в том случае, если уверуете в Единородного Сына Божия, пребудете в слове Его, и Он освободит вас от рабства греху».

Далее Господь говорит им, что Он не отрицает их происхождения от Авраама, но не признает их истинными чадами Авраама по духу, ибо они ищут убить Его только потому, что слово Его не вмещается в них (Ин. 8, 37), – оно не нашло в их сердцах благоприятной для возрастания почвы. Так как Авраам ничего подобного не делал, то их отец не Авраам и не Бог, как они утверждают, а диавол, который был человекоубийца от начала (Ин. 8, 44), ибо внес в природу человека смертельную заразу греха.

Говоря о диаволе, Господь поставил в неразрывную связь то, что он исконный человекоубийца, с тем, что он – враг истины и отец лжи (Ин. 8, 44). Соответственно с этим, говоря о Себе, Господь ставит в такую же тесную связь то, что Он безгрешен и учит истине. Если иудеи не признают истинным Его учение, то пусть докажут греховность Его жизни: Кто из вас обличит Меня в неправде? (Ин. 8, 46). Если же не могут обличить Господа в греховной жизни, то надо вслед за святостью жизни признать, как неразлучную с ней, и истину проповедуемого Им учения. Своим неверием, по словам Господа, иудеи ясно доказывают, что они не от Бога (Ин. 8, 47).

Это вызвало у них яростное негодование: «Не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе? (Ин. 8, 48), ибо отрицать наше происхождение от Авраама могут только ненавидящие нас, иудеев, самаряне или одержимые бесом!»

Господь спокойно отклоняет это оскорбление и говорит, что подобными речами, которые представляются им речами бесноватого, Он только воздает честь Отцу Своему Небесному: «Я говорю с вами так, потому что Я чту Отца Моего, а вы бесчестите Того, Кто говорит вам истину от имени Отца. Я не ищу Моей славы: есть Ищущий и Судящий – это Отец Небесный, Который подвергнет осуждению тех, которые отвергают Сына Его» (Ин. 8, 49–50).

Обращаясь далее к уверовавшим в Него, Господь говорит: Кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек (Ин. 8, 51), в смысле, конечно, получит жизнь вечную. Неверующие представились понявшими эти слова Господа в буквальном смысле – о естественной, телесной смерти, и в этом нашли повод вновь обвинить Его в том, что Он бесноватый: Неужели Ты больше отца нашего Авраама… чем Ты Себя делаешь? (Ин. 8, 53).

На это Господь отвечает, что Он не Сам Себя прославляет, но прославляется Отцом, Которого знает и слово Которого соблюдает, и далее показывает превосходство Свое над Авраамом. «Да, – как бы так отвечает Господь иудеям, – Я более отца вашего Авраама, ибо Я был предметом чаяний его при земной его жизни и предметом радости по его смерти в раю: он увидел и возрадовался (Ин. 8, 56)».

Относя сказанное Господом об Аврааме к земной его жизни, иудеи и тут находят несообразность с целью нанести новый укор Господу: Тебе нет еще пятидесяти лет, – и Ты видел Авраама? (Ин. 8, 57). На этот укор Господь дает решительный ответ, смысл которого не мог уже быть непонятым даже и слепым в своей злобе фарисеям: Истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь (Ин. 8, 58), то есть: «Я древнее самого Авраама, ибо Я – Вечный Бог». Так ясно учит здесь Господь о Своем Божестве!

Это правильно поняли фарисеи, но, вместо того чтобы уверовать в Него, озлобились, увидев в Его словах лишь богохульство, и взяли камни, чтобы побить Его. Но Иисус, торжественно закончив Свое свидетельство о Себе, окруженный Своими учениками и народом, скрылся от них в массе народа, наполнявшей двор храма, и, пройдя посреди них, и пошел далее (Ин. 8, 59).

Об этом великом чуде, совершенном, по-видимому, тут же в храме, сразу после беседы Господа с иудеями о Своем Божественном происхождении и достоинстве, повествует, и притом весьма обстоятельно, только один евангелист Иоанн.

Увидев слепого, просившего милостыню, о котором известно было, что он – слепой от рождения, ученики спросили Господа: Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? (Ин. 9, 2). Евреи верили, что все важнейшие несчастья случаются с людьми не иначе, как в наказание за их собственные грехи или грехи их родителей, дедов и прадедов. Это верование основывалось на законе Моисеевом, гласившем, что Бог наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода (Исх. 20, 5), и на учении раввинов, утверждавших, что ребенок может согрешить еще в утробе матери, поскольку с самого зачатия своего он уже имеет ощущения добрые и злые.

Отвечая на вопрос учеников, Господь показывает вместо причины цель, для которой этот человек родился слепым: Не согрешил ни он, ни родители его, хотя, конечно, как люди, они не безгрешны вообще, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии (Ин. 9, 3), то есть чтобы через его исцеление открылось, что Христос – Свет мира, что Он пришел в мир для просвещения человечества, пребывающего в слепоте духовной, образом которой является слепота телесная.

«Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день, то есть пока Я еще нахожусь видимым для всех образом на земле, ибо приходит ночь, то есть время Моего отшествия от мира, когда действие в мире Христа Спасителя как Чудотворца не будет так очевидно для всех, как теперь. Доколе Я в мире, Я свет миру» (Ин. 9, 4–5). хотя Христос всегда и был и будет Светом миру, но видимое Его действие на земле продолжается лишь в течение Его земной жизни, которая уже подходит к своему концу.

Много чудес совершал Господь одним словом Своим, но иногда прибегал при этом к особенным предварительным действиям. Так и в этот раз Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам (Ин. 9, 6–7). Можно полагать, что все это нужно было для возбуждения веры в исцеляемом: дать ему понять, что сейчас над ним будет совершено чудо.

Силоамская купель была устроена на Силоамском источнике, вытекавшем из-под священной Сионской горы – места особенного присутствия Божия в Иерусалиме и храме, и потому как бы нарочито был дарован, или послан, Богом Своему народу как особенное благодеяние, почему и считался священным источником, имеющим символическое значение. Евангелист и поясняет, что Силоам… значит: посланный (Ин. 9, 7). Не хотел ли этим Господь Иисус Христос выразить, что Он – истинный Посланник Божий, осуществление всех Божественных благословений, прообразом и символом которых был для евреев Силоамский источник?

Омывшись в водах Силоама, слепорожденный прозрел. Это чудо произвело сильное впечатление на соседей и знавших его, так что некоторые даже сомневались, тот ли это слепец, которого они постоянно видели просящим милостыню. Но прозревший подтвердил, что это он, и рассказал, как совершилось чудо.

Выслушавшие рассказ бывшего слепца повели его к фарисеям, дабы расследовать все это столь необычайное дело и узнать их мнение, как смотреть на это, ибо чудо было совершено в субботу, когда, по толкованию фарисейского закона о субботнем покое, не следовало даже врачевать болящих. Исцеленный рассказал и фарисеям то, что знал сам о своем исцелении.

По поводу этого рассказа между фарисеями произошла распря. Одни, и надо полагать, что это было огромное большинство, говорили: Не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие же справедливо рассуждали: Как может человек грешный творить такие чудеса? (Ин. 9, 16).

Неверующие в Господа фарисеи обращаются тогда к исцеленному с вопросом, что он сам может сказать о своем Исцелителе. Очевидно, они надеялись найти в его словах что-либо такое, к чему можно было бы привязаться, чтобы заподозрить действительность чуда или перетолковать его. Но исцеленный сказал решительно: Это пророк (Ин. 8, 17).

Не найдя поддержки в самом слепом, злобные иудеи вызвали родителей его, чтобы и их допросить. Боясь отлучения от синагоги, родители дали уклончивый ответ: они подтвердили, что это их сын, родившийся слепым, но почему он теперь видит, отозвались незнанием, предложив спросить об этом его самого, как уже взрослого и могущего ответить сам за себя.

Вызвав исцеленного вторично, иудеи стараются ему теперь внушить, что они произвели тщательное расследование о том Человеке и пришли к несомненному убеждению в том, что Человек тот грешник. Воздай славу Богу (Ин. 9, 24) – это значит: «Признай Его со своей стороны грешником, нарушающим заповедь о субботнем покое». Это обычная у тогдашних иудеев формула заклинания говорить под клятвой истину. На это исцеленный дает исполненный правды и глубокой иронии над фарисеями ответ: Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу (Ин. 9, 25).

Не достигшие во всех этих расследованиях желанной цели, фарисеи снова просят его рассказать о своем исцелении, может быть, в надежде найти какую-нибудь новую черту, которая дала бы им возможность осудить Иисуса. Но исцеленный от этого уже приходит в раздражение: Я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками? (Ин. 9, 27). Эта смелая насмешка над ними вызвала с их стороны укоризну столь смелому исповеднику истины: Ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он (Ин. 28–29).

Руководители еврейского народа должны были разузнать, откуда явился Человек, за Которым постоянно ходят толпы народа, но они лгут, говоря, что не знают Его. Эта ложь еще больше возмущает бывшего слепого и придает ему смелости в защите истины. «Это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он (Ин. 9, 30), – говорит он фарисеям, – а должны были бы знать, откуда Человек, сотворивший такое неслыханное чудо! Грешники творить таких чудес не могут – ясно поэтому, что это святой Человек, Посланный Богом».

Пораженные такой неумолимой логикой бесхитростного простого человека, фарисеи были не в силах продолжать дальше спор и, укорив его в том, что во грехах ты весь родился (Ин. 9, 34), выгнали его вон. Узнав об этом, Господь, желавший просветить и душевные его очи, нашел его и, открывшись ему как его Исцелитель, привел его к вере в Себя как Сына Божия.

Все произошедшее дало повод Господу высказать мысль о том, что Его приход в мир, как необходимое следствие, вызвал резкое разделение между людьми на верующих и неверующих: На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы (Ин. 9, 39). «Невидящие» – это смиренные, нищие духом, которые уверовали во Христа; «видящие» – это те, которые сами себя считали видящими и разумными и поэтому не чувствовали потребности в вере во Христа, мнимые мудрецы, каковыми были фарисеи, отвергшие Христа. Господь называет их слепыми, потому что они как бы духовно ослепли, не видя Божественной истины, которую принес Он на землю.

На это фарисеи сказали: Неужели и мы слепы? (Ин. 9, 40). Но Господь дал им ответ, которого они не ожидали: Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин. 9, 41). Смысл этих слов таков: если бы вы были теми невидящими, о которых Я говорю, то вы не имели бы греха, ибо ваше неверие было бы простительным грехом неведения и слабости. Но так как вы говорите, что видите, – считаете себя знатоками и толкователями Божественного Откровения, у вас под рукой закон и пророки, в которых вы можете видеть истину, то ваш грех есть не что иное, как грех упорства и ожесточенного противления Божественной истине, а такой грех непростителен, ибо это грех хулы на Духа Святаго (ср. Мф. 12, 31–32).

Эта беседа является продолжением обличительных слов Господа, обращенных к фарисеям в связи с исцелением слепорожденного. Объяснив им ответственность их за то, что они видя не видят, Господь в иносказательной форме раскрывает им, что они не истинные, как мечтали они, руководители религиозной жизни народа, не «добрые пастыри», ибо думают больше о своих личных выгодах, нежели о благе народа, и ведут поэтому народ не ко спасению, а к погибели.

Эта прекрасная иносказательная речь, смысл которой фарисеи поняли только в самом конце ее, заимствована из пастушеской жизни в Палестине. Господь сравнивает народ со стадом овец, а руководителей народа с пастырями этого стада. Стада овец загоняли на ночь для охранения от воров и волков, в пещеры или нарочно устроенные для того дворы. В один двор нередко загоняли стада, принадлежавшие разным хозяевам. Утром привратники открывали пастухам двери двора, пастухи входили в них, и каждый отделял свое стадо, называя своих овец по именам: овцы узнавали своих пастухов по голосу (что мы и теперь еще наблюдаем в Палестине), слушались их и выходили за ними на пастбище. Воры же и разбойники, конечно, не смели войти в охраняемые вооруженным привратником двери, а перелезали тайно чрез ограду.

Беря этот хорошо известный из жизни пример, Господь под «двором овчим» подразумевает богоизбранный еврейский народ, или Церковь Божию Ветхозаветную, из которой образовалась потом и Церковь Новозаветная; под «пастырем» – всякого истинного руководителя религиозно-нравственной жизни; под «ворами» и «разбойниками» – всех ложных, самозваных пророков, лжеучителей, еретиков, мнимых руководителей религиозной жизни народа, думающих только о себе и своих интересах, какими были обличаемые Господом фарисеи.

Себя Господь называет и «Дверью» (см. Ин. 10, 7), и «Пастырем добрым», Который полагает жизнь свою за овец (Ин. 10, 11), защищая их от волков. Господь называет Себя дверью в том смысле, что Он – единственный истинный посредник между Богом и народом, единственный путь и для пастырей, и для пасомых в основанное Им Царство Божие, представляемое под видом «овчего двора»: нельзя войти иначе, как только через Него. Все же, кто минует Его, – прелазит инде, тот вор и разбойник (Ин. 10, 1), то есть не истинные пастыри, а самозванцы, преследующие личные выгоды, а не благо пасомых. «Овчий двор» (см. Ин. 10, 1) – это земная Церковь, а «пажить» (см. Ин. 9, 10) – это Церковь Небесная.

Первой половины притчи фарисеи не поняли. Тогда во второй половине Он уже вполне ясно раскрыл учение о Себе как о Добром пастыре. Здесь под «наемником» (см. Ин. 10, 12) надо разуметь тех недостойных пастырей, которые, по выражению святого пророка Иезекииля, пасут себя самих (Иез. 34, 2) и бросают своих пасомых на произвол судьбы, как только им угрожает опасность. Под «волком» (см. Ин. 10, 12) разумеется диавол, а также его служители, губящие «овец».

Как на главные отличительные свойства истинного пастыря Господь указывает, во-первых, на самоотвержение даже до смерти ради спасения овец и, во-вторых, знание своих овец. Это знание в высшей степени принадлежит Ему: это взаимное знание друг друга пастыря и овец должно быть подобно взаимному знанию Бога Отца и Бога Сына: Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца (Ин. 10, 15).

Под «иными овцами», которые не сего двора, но которых тоже надлежит Мне привести (Ин. 10, 16), Господь разумеет, конечно, язычников, также призываемых в Царство Христово.

Притчу заканчивает Господь словами, что душу Свою за овец Он полагает добровольно: Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее, ибо Он имеет власть отдать ее и опять принять ее (Ин. 10, 18). Это – выражение полной свободы, то есть смерть Христова есть Им Самим избранное и добровольно осуществляемое средство спасения Его овец.

Эти слова опять вызвали среди иудеев распрю вследствие того, что одни сочувственно принимали слова Господа, а другие продолжали провозглашать Его беснующимся (см. Ин. 10, 19–21).

Праздник этот установлен Иудой Маккавеем в 160 году до Р.Х. в память возобновления, очищения и освящения иерусалимского храма, оскверненного Антиохом Епифаном. Праздник этот совершался ежегодно в продолжение восьми дней начиная с 25-го числа месяца кислева (то есть примерно в середине декабря). Было холодно, а потому Господь ходил в притворе Соломоновом, представлявшем собою крытую галерею. Тут его обступили иудеи и говорили Ему: Долго ли Тебе держать нас в недоумении? если Ты Христос, скажи нам прямо (Ин. 10, 24).

Сказать им это прямо Господь не мог, потому что они со словом «Мессия» соединяли ложное представление о земном народном вожде, который должен освободить их страну от римского владычества. Господь мудро отвечает на этот вопрос: Он указывает на Свои прежние свидетельства о Себе, на дела Свои и на Свои отношения к Отцу Своему Небесному. Из всего этого они сами должны были бы давно понять, что Он Мессия, хотя и не в том смысле, как они себе это неправильно представляют. Причина, почему они этого не понимают, та, что они не из овец Его (Ин. 10, 26) и «не слушают Его голоса» (ср. Ин. 10, 3–4). Вспомнив о Своих овцах, Господь изрекает им обетования о даровании жизни вечной: Никто не похитит их из руки Его, потому что Я и Отец – одно (Ин. 10, 28, 30).

Более ясного свидетельства о Божественном достоинстве Христовом, чем эти слова, не могло бы и быть. Иудеи поняли их правильно и схватили камни, чтобы побить Господа как богохульника, но Господь обезоружил их кротким вопросом: Много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? (Ин. 10, 32). Неожиданность вопроса смутила иудеев и против их воли показала, что они признают про себя величие чудес Господа, почему они опустили камни и стали оправдываться, что хотят побить Его не за добрые дела, а за богохульство.

В ответ Господь делает ссылку на 81-й псалом, где люди, призванные творить суд и защищать слабых от посягательств сильных, названы «богами», конечно, не в собственном смысле. Приводя выдержку из этого псалма, Господь как бы так говорит иудеям: «Вы не можете обвинять псалмопевца в богохульстве, поэтому, если он назвал богами достойных носителей Божественной власти, то как же вы можете обвинять в богохульстве Меня, назвавшего Себя Сыном Божиим и творящего дела, какие может творить только один Бог? Вы могли бы не верить Мне, – продолжает дальше Господь, – если бы Я не творил дел, свойственных одному Богу. Но раз Я творю такие дела, вы должны понять, что Я и Отец – одно: Отец во Мне и Я в Нем (Ин. 10, 38)».

Иудеи снова хотели схватить Господа, но Он уклонился от рук их (Ин. 10, 39) – ушел так, что никто не осмелился дотронуться до Него, – и направился за Иордан в Перею. Там многие, слышавшие проповедь о Нем от Иоанна и убедившиеся в истинности этой проповеди, уверовали в Него.

Евангелист Лука говорит о возвращении семидесяти учеников непосредственно вслед за их посланием, хотя, несомненно, между посланием и возвращением был более или менее значительный промежуток времени. Некоторые предполагают, что встреча Господа с учениками произошла в Перее, где Он Сам еще не проповедовал, а другие находят, что они возвратились туда же, откуда они были посланы, то есть в Галилею.

Увидя Господа, они прежде всего высказали Ему свою радость по поводу того, что бесы повинуются им о имени Иисусове (Лк. 10, 17). В последних словах выразилось их смирение. На это Господь как бы сказал: «Не удивляйтесь, что бесы вам повинуются, ибо начальник их уже давно низвержен: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10, 18).

Сияние молнии здесь представляется образом внезапности и быстроты. Иными словами, Господь возвещает апостолам, что Он видел князя бесовского побежденным, а это значит, что и полчище его побеждено. Господь, как победитель вражьей силы, дает эту возможность победы над ней и Своим ученикам, иносказательно называя злых духов змеями и скорпионами.

«Главное не это, а то, что вы удостоились спасения и блаженства на небесах». В Писании Бог иногда образно представляется с книгой, в которую записываются имена и дела Его верных рабов. Быть написанным на небесах значит поэтому быть гражданином Небесного Царства. Это должно радовать более, чем всякое земное деяние, хотя бы даже такое необыкновенное, как изгнание злых духов.

Дальнейшее славословие Господом Бога Отца (см. Лк. 10, 21), изречение о познании Отца и Сына (см. Лк. 10, 22) и ублажение учеников (см. Лк. 10, 23–24) мы находим и у евангелиста Матфея, но произнесенными в других случаях и при других обстоятельствах (ср. Мф. 11, 25–27; 13, 16–17). Возможно, что Господь повторял эти изречения неоднократно. Но у Луки хронологическая связь несомненна, на что указывают слова в тот час (Лк. 10, 21) и самые движения Господа: обратившись к ученикам, сказал (Лк. 10, 22).

Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам (Лк. 10, 21). Под «мудрыми» и «разумными» здесь разумеются те, которые сами себя считают таковыми. Вероятно, в данном случае Господь имел в виду книжников и фарисеев, гордых своим знанием Моисеева закона. Под «младенцами» разумеются люди простые, не учившиеся человеческой мудрости в школах, не посещавшие книжнических школ иудейских. В данном случае Господь имел в виду Своих апостолов, которым открыты были тайны Царствия Божия.

Конечно, о Боге, что Он утаил, говорится не в прямом смысле, а так, как, например, у апостола Павла (см. Рим. 1, 28)25. Слово утаил, говорит святитель Иоанн Златоуст, не означает того, чтобы Бог был причиной этого утаения, но в том же смысле, в каком говорит Павел: Предал их Бог превратному уму и: Усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией (Рим. 10, 3). Как говорит блаженный Феофилакт, «Бог скрыл великие тайны от признающих себя умными потому, что они сделались недостойными, считая себя умными».

Все предано Мне Отцем Моим (Лк. 19, 22). Управление миром принадлежит Христу, как Ходатаю, как Посреднику в искуплении человеческого рода. Природа Божества недоступна для постижения никому из смертных, но Бог открывается человеку в Сыне (см. Ин. 14, 8–9) и через Сына (Евр. 1, 1–2), насколько человек верой и любовью оказывается сам способен принять такое откровение.

Далее Господь ублажает апостолов за то, что они сподобились видеть Его, воплощенного Сына Божия, чего не удостоились жившие прежде многие пророки и праведники, созерцавшие Его только верой, но не телесными очами, как апостолы (см. Лк. 10, 23–24).

Притчу эту передает только один святой Лука как ответ Господа на вопрос искушавшего, то есть желавшего уловить Его в слове, книжника: Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? (Лк. 10, 25). Господь заставляет лукавого законника самого дать ответ словами Второзакония о любви к Богу и ближним (см. Втор. 6, 5; Лев. 19, 18). Указав законнику на требования закона, Господь хотел тем заставить его глубже вникнуть в силу и значение этих требований и понять, как далеко законник отстоит от исполнения их.

Законник, видимо, почувствовал это, почему и сказано, что он, желая оправдать себя, спросил: А кто мой ближний? (Лк. 10, 29), то есть хотел показать, что, если он и не исполняет требований закона, как должно, то из-за неопределенности этих требований, так как неясно, например, кого следует понимать под ближним.

В ответ Господь рассказал чудную притчу о человеке, «впавшем в разбойники», мимо которого прошли и священник, и левит и которого пожалел только самарянин – человек, ненавистный для иудеев и презираемый ими. Этот самарянин лучше священника и левита понимал, что для исполнения заповеди о милосердии нет различия между людьми: все люди в этом отношении для нас равны, все – ближние нам.

Как мы видим, притча эта не вполне соответствует вопросу законника. Законник спрашивал: Кто мой ближний? (Лк. 10, 29), – а притча изображает, как и кто из всех троих, видевших несчастного, сделался ближним для него. Притча, следовательно, учит не тому, кого надо считать ближним, а как самому делаться ближним для каждого человека, нуждающегося в милосердии.

Различие между вопросом книжника и ответом Господа имеет большое значение потому, что в Ветхом Завете, ради ограждения избранного народа Божия от дурных влияний, устанавливались различия между окружающими людьми, и «ближними» для еврея считались только его соотечественники и единоверцы. Новозаветный нравственный закон отменяет все эти различия и учит уже всеобъемлющей евангельской любви ко всем людям.

Законник спрашивал: кто мой ближний, как бы опасаясь возлюбить людей, которых он не должен любить. Господь же поучает его, что он должен сам сделаться ближним тому, кто в нем нуждается, а не спрашивать, ближний он ему или нет. Не на людей должно смотреть, а на свое собственное сердце, чтобы не было в нем холодности жреца и левита, а было милосердие самарянина. Если будешь рассудком различать между ближними и неближними, то не избежишь жестокой холодности к людям и будешь проходить мимо несчастных, нуждающихся в твоей помощи, как прошел мимо «впадшаго в разбойники» и священник, и левит, хотя он, как иудей, был им ближний. Милосердие – условие наследования жизни вечной.

Одно селение (Лк. 10, 38), в которое вошел Иисус, по-видимому, Вифания – селение, расположенное на одном из склонов горы Елеонской, вблизи Иерусалима. В Марфе и Марии, которые приняли Господа, легко узнать сестер любимого Господом Лазаря, о воскрешении которого повествует святой евангелист Иоанн (см. Ин. 11). Обе они являются здесь с теми же качествами, какие описаны у святого Иоанна: Марфа отличалась живым подвижным характером, Мария – тихой глубокой созерцательностью.

Приняв Господа, Марфа начала суетиться с приготовлением угощения, Мария же села у ног Иисуса и слушала Его. Видя, как ей трудно справиться одной, Марфа обратилась к Господу как будто с упреком, из которого ясно видны дружеские отношения Господа к ее семье: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне (Лк. 10, 40).

Оправдывая Марию, Господь ответил Марфе с таким же дружеским упреком: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк. 10, 41–42). Смысл этого упрека тот, что усердие Марфы направлено на скоропреходящую суету, без которой можно обойтись, а Мария избрала то, что единственно нужно для человека – внимание Божественному учению Христову и последование ему. То, что Мария приобретает, слушая Господа, никогда не отнимется у нее.

Этот евангельский отрывок всегда читается на литургии почти во все дни Богородичных праздников, так как образ этой Марии является как бы символом Пресвятой Девы Марии, также избравшей благую часть. К этому отрывку присоединяются еще стихи 27–28 главы 11-й, где прямо прославляется Матерь Божия и вновь ублажаются слышащие слово Божие и соблюдающие его (Лк. 11, 28).

Подобно святому евангелисту Матфею (см. Мф. 6, 9–13), и святой евангелист Лука излагает текст молитвы Господней, начинающейся словами «Отче наш» (см. Лк. 11, 2–4), а затем, начиная с 5-го стиха, – приточное учение Господа о неотступности в молитве. По неизъяснимым целям Своим, Бог не всегда сразу подает просимое, хотя бы это и было сообразно с Его волей. Рассказом о друге, просящем хлеба и получающем его в результате своей настойчивости, Господь желает внушить необходимость постоянства в молитве.

Две очень сходные по содержанию и по выражениям обличительные речи книжникам и фарисеям приводят два евангелиста, Матфей и Лука, но с той разницей, что обличение, приводимое святым Лукой, было произнесено Господом на обеде у некоего фарисея, пригласившего Его к себе, по поводу умовения рук, а обличительная речь, излагаемая святым Матфеем, произнесена Господом в Иерусалимском храме незадолго до Его крестных страданий. Надо полагать, что Господь неоднократно произносил подобные обличения в сходных же выражениях.

Весьма вероятно, что святой Лука, не передающий грозной речи Господа, помещенной у святого Матфея, заимствовал из нее некоторые изречения, вложив их в уста Господа при обличении Им фарисеев за обедом, о котором он один повествует. В обеих речах фарисеи обличаются за то, что слишком много заботятся о внешней чистоте, пренебрегая чистотой внутренней, очищением своей души от греховных страстей и пороков. В обеих речах Господь сравнивает фарисеев с гробами, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Мф. 23, 27). В обеих речах Господь осуждает фарисеев за то, что они любят почести, что налагают на людей бремена неудобоносимые (Лк. 11, 46; см. Мф. 23, 4), а сами и одним перстом своим не дотрагиваются до них, за то, что они формально и пунктуально исполняют внешние требования закона о десятине, а оставляют важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23), то есть верность Богу и Его нравственному закону.

Осуждает Господь законников и за то, что они взяли ключ разумения (Лк. 11, 52), то есть взяли как бы в свое всецелое обладание ветхозаветный закон, который должен был приводить людей ко Христу, и, овладев этим ключом, ни сами не входят в Царство Христово, ни других не допускают, превратно толкуя закон. Обвиняет Господь фарисеев и в избиении пророков Божиих, посланных Премудростью Божией, то есть Им Самим, ибо Он – Ипостасная Премудрость Божия, изображенная под таким именем в Книге Притчей (см. Прит. 8).

В заключение Господь призывает на них кровь всех праведников, начиная от Авеля, убитого своим братом Каином, до крови Захарии, сына Варахиина, убитого между жертвенником и алтарем. Этот Захария, по-видимому, тот, который был побит камнями во дворе дома Господня по повелению царя Иоаса (см. 2 Пар. 24, 20–22). Некоторые же полагают, что здесь идет речь о Захарии, отце святого Иоанна Предтечи.

Некто, видя, сколь велико влияние Господа, обратился к Нему с просьбой, чтобы Господь повелел брату его разделить с ним наследство. Господь отказал ему в этом, ибо Он пришел на землю не для того, чтобы разбирать мелочные тяжбы, основанные на человеческих страстях. Притом Он проповедовал отречение от имений, а кроме того, то или иное решение Его могло вызвать в той или другой тяжущейся стороне неудовольствие и даже столкновение и судебное следствие, чего Господь, конечно, не желал допустить.

Не в том, однако, причина, что Господу чужды людские интересы вообще, а в том, что задача Господа – не внешние меры водворения порядка, а перевоспитание сердца и воли людей. Это – пример для всех проповедников Евангелия и служителей Церкви.

В связи с обращенной к нему просьбой Господь рассказал притчу, предостерегающую от недуга любостяжания, то есть страсти к приобретению имений для наслаждения благами мира сего: Жизнь человека, то есть его благополучие или счастье, не зависит от изобилия его имения (Лк. 12, 15).

У одного человека случился богатый урожай в поле. Не помышляя нисколько о будущей жизни, он думает о том лишь, как бы использовать свои богатства для наслаждений в настоящей жизни. Нет у него мысли ни о Боге, ни о духовной жизни, но только о животных чувственных удовольствиях: покойся, ешь, пей, веселись (Лк. 12, 19). Он и не подозревал, что наступил последний день его земной жизни, и ему не придется насладиться собранными сокровищами: Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12, 20). «Никакой пользы не получишь уже ты от собранного богатства, а что после тебя будет с этим богатством, тебе уже безразлично».

Вместо того, чтобы собирать земные богатства себе, надо «в Бога богатеть» (см. Лк. 12, 21), то есть заботиться о приобретении вечных нетленных богатств, или добродетелей, которые можно приобрести, расходуя земные богатства не для низменных плотских наслаждений, а на добрые дела всякого рода.

Надо быть готовым на всякий час, ибо неизвестно, когда произойдет Второе пришествие Христово или придет смерть, что для человека имеет одинаковое значение, ибо и в том и в другом случае человек должен будет дать отчет Богу в том, как он проводил свою земную жизнь.

Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи (Лк. 12, 35). Образ взят от восточной широкой одежды: когда нужно было что-нибудь делать, эту широкую и длинную одежду перетягивали поясом, чтобы она не мешала. Это выражение означает поэтому быть готовым. Светильники горящи выражает ту же мысль: рабы должны быть готовы встретить своего господина с зажженными светильниками, когда он возвращается домой ночью.

Как исправные слуги должны быть готовы встретить своего господина в любое время ночи, когда бы он ни возвратился, во вторую ли стражу или в третью, так истинные последователи Господа Иисуса Христа должны быть всегда нравственно готовы встретить Его Второе пришествие. За эту духовную бдительность Господь обещает блаженство – блаженны рабы те (Лк. 12, 37). Это блаженство образно представляется тем, что господин препояшется и сам станет услуживать своим рабам, сделав их как бы своими гостями, – это величайшая честь, какая только может быть воздана рабам по восточным обычаям.

На вопрос Петра, к апостолам только относится эта приточная речь или ко всем (см. Лк. 12, 41), Господь не дает прямого ответа, но из дальнейшей речи видно, что увещание Господа о духовной бдительности относится ко всем последователям Христовым. В этой второй притче Господь ублажает верного и благоразумного домоправителя, которого господин поставил над слугами своими, за исправное исполнение доверенной ему службы – раздавать им в свое время меру хлеба (Лк. 12, 42) и предсказывает печальную участь тому рабу-домоправителю, который, не ожидая скорого возвращения своего господина, начнет небречь о своих обязанностях и станет бесчинствовать: начнет бить слуг и служанок, есть и пить и напиваться (Лк. 12, 45). Такой раб подвергнется тяжким мукам: рассечет его (Мф. 24, 51; Лк. 12, 46) – казнь, употреблявшаяся на Востоке для самых тяжких преступников.

Евангелист Лука добавляет к этому далее, что наказание для таких нерадивых рабов будет неодинаковое: знавший волю господина своего понесет более тяжкое наказание, чем не-знавший, но и последний будет наказан – за то, конечно, что не позаботился узнать волю господина (см. Лк. 12, 47–48). Кому было дано больше возможностей исполнять эту волю, тот будет и больше наказан за неисполнение ее.

Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лк. 12, 49). Под этим огнем святые отцы понимают духовную ревность, которую пришел насадить Господь в сердцах человеческих и которая неминуемо породит разделение и вражду между людьми, ибо одни горячо, всем сердцем примут учение Христово, а другие воспротивятся ему.

Так как этот огонь ревности должен был возгореться с особой силой только после крестных страданий Христовых, Его Воскресения, Вознесения и ниспослания Святого Духа апостолам, то Господь выражает желание скорее креститься тем крещением, которым Он должен креститься, то есть скорее понести ожидающие Его страдания для искупления человечества, в результате чего возжжется этот огонь ревности. В результате искупительного дела Христова среди людей уже не будет того зловредного мира, который объединяет людей на преступной почве и удаляет их от Бога, но наступит спасительное разделение: последователи учения Христова отделятся от врагов Христовых.

Вражду, возникшую на этой почве даже между близкими родственниками, мы видели особенно во время гонений на христиан со стороны язычников, но она неизбежна всегда, ибо зло ненавидит добро и стремится его уничтожить.

Пришедшие из Иерусалима рассказали Господу о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их (Лк. 13, 1). Евреи часто восставали против римского владычества, и, вероятно, это было одно из таких возмущений, происшедшее в храме во время одного из больших праздников, когда вооруженные римские воины охраняли в нем порядок. Судя по этому повествованию, Пилат приказал убить возмутившихся галилеян в храме в то самое время, когда там приносились жертвы, вследствие чего кровь убитых смешалась с кровью жертвенных животных.

Иисус Христос объяснил, что эту насильственную смерть в таком святом месте нельзя объяснять тем, что эти галилеяне были грешнее всех прочих, поэтому не следует думать, что не пострадавшие таким образом праведнее пострадавших. Тех, кого Господь не наказывает столь суровым образом, Он только долготерпит, ожидая их покаяния.

Смысл слов Господа тут такой: «Вы – такие же грешники, как и те, и так же погибнете, если не раскаетесь. Над теми суд Божий уже совершился, а над вами еще совершится так или иначе, если не покаетесь». Возможно, что здесь Господь намекает на суд Божий, совершившийся над еврейским народом, когда Тит Флавий разрушил Иерусалим и громадное количество евреев погибло подобным же образом в храме, как эти убитые Пилатом галилеяне.

При этом уже Сам Господь вспоминает другой случай, когда восемнадцать человек в Иерусалиме были погребены упавшей силоамской башней. Из этого случая тоже некоторые могли сделать вывод, что эти восемнадцать человек были грешнее всех прочих жителей Иерусалима. Оба несчастных случая Господь предлагает объяснять иначе: это – лишь предупреждение живущим, чтобы они покаялись, ибо, если не покаются, все так же погибнут.

Развивая дальше эту же мысль, Господь рассказывает притчу о бесплодной смоковнице.

Под образом хозяина виноградника в этой притче разумеется Господь Бог, Который ждет покаяния еврейского народа, представленного в притче под образом бесплодной смоковницы. Сажать смоковницу в винограднике – необычное дело, но в этом высказывается та важная мысль, что еврейский народ занимал особое положение избранного народа, стоя одиноко среди прочих народов мира, как одиноко должна была стоять смоковница среди виноградника.

Под виноградарем разумеется Господь Иисус Христос, пришедший к избранному народу Божию еврейскому и три года общественного служения Своего делавший все возможное, чтобы обратить еврейский народ к спасительной вере в Себя как в Мессию, ожидавший от евреев плодов этой Своей работы.

В следующий год срубишь ее (Лк. 13, 9) – грозное предуказание на кару Божию, постигшую еврейский народ за то, что он все же не обратился к Богу, не принес ожидаемых плодов и на четвертый год общественного служения Господа Иисуса Христа предал Его крестной смерти, за что был отвержен Богом и наказан нашествием римлян и страшным разрушением Иерусалима и храма.

Сын Божий (виноградарь притчи) представлен здесь как Ходатай за людей, умоляющий Бога Отца о милосердии к ним.

Во время пребывания Своего в Галилее Господь, уча в одной из синагог, совершил там чудо исцеления женщины, которая восемнадцать лет была скорчена и не могла выпрямиться. Начальник синагоги вознегодовал на то, что исцеление было совершено в субботу, когда, по закону, ничего нельзя было делать, и высказал это негодование вслух, обращаясь к народу. Господь назвал его за это лицемером, как Он обыкновенно называл фарисеев, указав этим, что его негодование вызвано не мнимым нарушением субботнего покоя, а просто завистью к Господу-Исцелителю.

При этом Господь пояснил, что в субботу не запрещается творить добрые дела, если допустимы даже необходимые житейские дела, как, например, забота о домашнем скоте. Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? (Лк. 13, 16) – то есть именно в субботу уместно творить благодеяния людям, нуждающимся в помощи.

Дочь Авраамову, то есть исцеленная была природная иудеянка, и начальник синагоги, на котором лежала обязанность заботиться о благосостоянии своих пасомых, должен был бы радоваться такому благодеянию Христа Спасителя, а он негодует.

Связал сатана. Эти слова толкуются неодинаково. Одни полагают, что болезнь этой женщины происходила от действия нечистого духа, которому Господь попустил скорчить эту женщину, как попустил, например, наслать проказу на праведного Иова. Другие полагают, что болезнь этой женщины была результатом ее порочной жизни. Святитель Григорий Двоеслов считает, что как бесплодная смоковница, так и скорченная женщина – суть два образа одной и той же испорченности человеческого рода.

Выслушав Господа, все противившиеся Ему стыдились, так как, конечно, не могли не сознавать справедливости Его слов, а весь остальной народ, люди простые, радовался о всех славных делах Его (Лк. 13, 17).

По дороге, когда Господь направлялся из Галилеи к Иерусалиму, некто задал Ему вопрос: Господи! неужели мало спасающихся? (Лк. 13, 23). Очевидно, вопрошавший поставил такой вопрос, имея в виду строгость некоторых требований Христа Спасителя от желающих войти в Царство Мессии. Господь отвечает на этот вопрос не ему только лично, а всем, строго и резко: Подвизайтесь войти сквозь тесные врата (Лк. 13, 24).

Этот образ часто Им употреблялся. Царство Мессии, или Церковь Христова, представляется здесь под образом дома, который кроме больших парадных дверей имеет еще узкую тесную дверь, через которую только иногда дозволяется вход. Многие бы поискали войти в эту тесную дверь, но не смогут, так как они испорчены нравственно и в них множество всевозможных предрассудков относительно Царства Мессии. Смысл образа в том, что для иудеев того времени вход в Царство Мессии являлся действительно тесным входом через покаяние и самоотвержение, к чему, благодаря распространявшимся через фарисеев предрассудкам, они были мало способны.

Когда хозяин дома встанет (Лк. 13, 25). Бог представляется домохозяином, сидящим и ожидающим друзей Своих, приглашенных на вечерю, а потом встающим и запирающим двери своего дома и не позволяющим войти другим. Это – изображение времени Суда Господня над каждым человеком и над всеми после Второго пришествия Христова. Все грешники будут осуждены оставаться вне покоя, где происходит вечеря Господа с Его друзьями, как недостойные блаженного общения с Богом. Хотя они осознáют свои грехи и будут стремиться войти туда, но будет уже поздно. После смерти уже нет покаяния.

Отвергнутые, они станут говорить: Мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты (Лк. 13, 26). То есть неудостоившиеся войти на вечерю будут напоминать Хозяину, что они знакомы Ему, были некогда внешними последователями Христова учения. Но так как они не были истинными христианами, то будут отвергнуты.

Мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты – эти слова особенно подходят в буквальном смысле своем к иудеям, отвергнувшим своего Мессию, а потому и лишившимся права на вход в Царство Мессии. Они узнáют свою ошибку во время Второго Его Пришествия, но тогда будет уже поздно, и они получат ответ: Не знаю вас… отойдите от Меня все делатели неправды (Лк. 13, 27). Вместо отвергнутых иудеев в Царство Мессии войдут уверовавшие во Христа язычники от востока и запада, и севера и юга (Лк. 13, 29), то есть со всех концов вселенной.

И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними (Лк. 13, 30). Иудеи считали себя первыми, но, как отвергшие Мессию, окажутся последними; первыми же в Царстве Мессии окажутся язычники, которых они считали последними. Точно так же и все те, которые сами считали себя первыми, но в действительности не исполнявшие как должно заповедей Христовых, окажутся на Страшном Суде «последними», а те, кого они презирали, будут «первыми».

Под видом дружбы и заботливого участия фарисеи советуют Господу удалиться из пределов Ирода Антипы. Из того, что Господь в ответ назвал Ирода лисицей (см. Лк. 13, 32), можно предполагать, что эти фарисеи были подосланы самим Иродом с целью застращать Господа и удалить Его из Галилеи. Так как Господа постоянно окружали толпы народа, то, по-видимому, Ирод опасался, чтобы не произошло какого-нибудь народного волнения. Сам расправиться с Господом он не решался, а потому и решился удалить Господа таким образом. В таком поступке Ирода действительно сказались хитрость и лукавство лисицы.

Се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу (Лк. 13, 32), то есть «Я буду творить Свое дело, несмотря ни на какие угрозы, до времени». Это были действительно последние дни пребывания Господа в Галилее, ибо Он уже шел к Иерусалиму (Лк. 13, 22), где ожидала Его крестная смерть.

Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима (Лк. 13, 33). Сколько глубокой грусти в этой священной иронии! И действительно, как показывает история, пророки умирали насильственной смертью главным образом в Иерусалиме. Это вызывает у Господа чувство глубочайшей грусти об этом священном городе: это – «голос милосердия, сострадания и великой любви», как отмечает святитель Иоанн Златоуст. Здесь предсказание о страшной каре Божией, постигшей Иерусалим в 70 году, когда его опустошили римляне.

Сказываю же вам, что вы не увидите Меня, пока не придет время, когда скажете: благословен Грядый во имя Господне! (Лк. 13, 35). Здесь разумеется день Второго пришествия Христова, когда неверующие невольно поклонятся Господу.

Когда Господь был в субботу в доме одного из начальников фарисейских (Лк. 14, 1), то есть, по-видимому, у какого-нибудь иудейского начальника, принадлежавшего к фарисейской секте, или у какого-нибудь выдающегося фарисея, перед Ним предстал страждущий водяной болезнью, считавшейся неизлечимой. Так как фарисеи наблюдали за Ним (Лк. 14, 1), то есть ждали случая, чтобы обвинить Его в чем-либо, то Господь, прежде чем исцелить больного, спросил их: Позволительно ли врачевать в субботу? (Лк. 14, 3). Они не решились сказать, что нет, ибо закон не запрещал этого, а только вымышленные предания старцев. Тогда Господь одним прикосновением исцелил больного, а фарисеям прочел наставление об осле или воле, упавшем в колодезь, ясно показывавшее, что можно совершать в субботу дела милосердия (см. Лк. 14, 5). Это было так убедительно, что не могли отвечать ему на это (Лк. 14, 6).

Когда началась вечеря, фарисеи спешили сколько возможно скорее занять высшие места. Господь стал смело и откровенно порицать такое их честолюбие, причем сказал им притчу (Лк. 14, 7), – собственно, притчу не в строгом смысле этого слова, а назидание, заимствованное от приточного часто употреблявшегося Спасителем образа брачного пиршества, как наиболее многолюдного и торжественного из пиршеств.

Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место (Лк. 14, 8). Этими словами Господь не думал давать, конечно, лишь обыкновенное правило благоразумия. Здесь речь идет о внутреннем расположении сердца, почему Господь и закончил притчу словами: Всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11).

Это было сказано гостям, а хозяину Господь дал особое наставление. Заметив, что он пригласил только своих друзей, родственников и богатых соседей, Господь внушил ему, что неправильно приглашать только тех, от которых можно получить ответное воздаяние за угощение, а надо приглашать нищих, увечных, слепых и хромых, которые ничем воздать за приглашение не могут; нехорошо гнушаться бедных, как делали это фарисеи, а надо смотреть на трапезу как на дело, могущее иметь нравственную цену, – как на доброе дело. За это последует воздаяние от Бога в будущей жизни – в воскресение праведных (Лк. 14. 14). Общий смысл наставления такой же, как в Нагорной проповеди: Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? (Лк. 6, 32).

Услышав это, некто из гостей воскликнул: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! (Лк. 14, 15). «Вероятно, он не был духовен, чтобы понять, то есть водился человеческими размышлениями», – предполагает блаженный Феофилакт. Иными словами, высказал господствовавшее между фарисеями чисто чувственное представление о Царстве Мессии. Но, может быть, он, употребляя образную речь, начатую Господом, хотел просто выразить, как блаженны те, которые будут участниками в Царстве Мессии.

В ответ на это восклицание одного из участников обеда Господь рассказал притчу, в которой под образом вечери представил Царство Мессии, или Церковь Христову. Устроитель этой вечери, Господь Бог, посредством закона и пророков, как через слуг Своих, приглашал весь иудейский народ вступить в это Царство, а когда это Царство приблизилось, вновь послал повторить Свое приглашение уже Самого Мессию-Христа26.

Посланный Мессия явился прежде всего к «званым» – иудеям – с вестью о том, что приблизилось Царство Небесное: Идите, ибо уже все готово (Лк. 14, 17). Но те из иудеев, к которым в первую очередь относился этот призыв, как к знатокам ветхозаветного закона, – книжники и фарисеи и прочие руководители избранного народа Божия, как бы сговорившись, начали отказываться от приглашения. Предлогами к отказу служили их земные, чувственные побуждения, из-за которых они оказались глухи к Божественному призыву и отвергли пришедшего к ним Мессию-Христа.

Тогда Господь повелел Мессии звать мытарей и грешников, а так как места оставалось и после этого много, то Господь призвал затем и язычников в Свое Царство.

Все отозвавшиеся на евангельскую проповедь вошли в Царство Мессии – Царство Божие, а пренебрегшие зовом книжники и фарисеи оказались вне его.

Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери… тот не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). «Смотри, не соблазнись сим изречением, – говорит блаженный Феофилакт, – ибо Человеколюбец не бесчеловечно учит, не самоубийство внушает, но хочет, чтобы искренний Его ученик ненавидел своих родных тогда только, когда они препятствуют ему в деле богопочтения и когда он при отношениях к ним находит затруднения в совершении добра». Если плотские привязанности представляют собой решительные препятствия к последованию за Христом, то надо возненавидеть их ради Христа и разорвать с ними все. Ненависть перестает быть безнравственным чувством, когда она направлена на то, что решительно отклоняет человека от высшего его назначения – спасения души.

Наставление о самоотвержении, необходимом истинному христианину, Господь подкрепляет притчами о желающем строить башню (см. Лк. 14, 28–30), о войне между двумя царями (см. Лк. 14, 31–32) и о соли (см. Лк. 14, 34–35).

Смысл притчи о башне таков. Решившийся со всем самоотвержением стать последователем Христовым должен заранее рассчитать свои силы и подготовить себя как следует к предстоящему подвигу, чтобы не стать потом посмешищем для людей.

Тот же смысл и во второй притче. Желающий стать последователем Христовым должен приобрести духовные средства для этого, из которых первое – самоотвержение. Иначе он не сможет исполнить своего доброго намерения и даже может подвергнуться опасности поражения со стороны духовных врагов. Просить о мире (Лк. 14, 32) – это, конечно, употреблено только для наглядности притчи, но не означает того, что нужно заключать мир с духовными врагами. В притчах не все черты подлежат истолкованию в духовном смысле: некоторые употребляются без всякого внутреннего смысла, лишь для большей живости повествования.

Последователи Христовы сравниваются с солью, предохраняющей от разложения все, с чем она смешана. Но ученики Христовы, не имеющие силы нравственного самоотвержения, уже ни на что не пригодны, как соль, потерявшая свою силу.

Этой притче святой евангелист Лука, который один только и приводит ее в своем Евангелии, предпосылает две кратких притчи о заблудшей овце (см. Лк. 15, 1–7) и о потерянной драхме (см. Лк. 15, 8–10). Фарисеи и книжники осуждали Господа Иисуса Христа за то, что Он принимает грешников и ест с ними (Лк. 15, 2). На это Господь и рассказал им эти притчи, в которых изображается, сколь великая бывает радость на небесах, когда грешники, казавшиеся уже погибшими, потерянными для Царствия Небесного, каются.

Под девяноста девятью праведниками, не имеющими нужды в покаянии (см. Лк. 15, 7), толкователи Евангелия понимают обычно Ангелов Божиих или праведников, уже отошедших в вечность и сподобившихся блаженства. Драхма – небольшая серебряная монета.

В этих притчах Господь использует естественное свойство человеческого сердца, которое радуется потерянному и вновь найденному предмету больше, чем тому, что не было потеряно, хотя бы это стоило несравненно дороже.

Далее в притче о блудном сыне Господь уподобляет радость Божию по поводу покаяния грешника радости чадолюбивого отца, к которому вернулся его блудный сын.

У некоторого человека было два сына (Лк. 15, 11). Под образом этого человека представляется Бог. Два сына – это грешники и мнимые праведники книжники и фарисеи. Младший, по-видимому, достигший уже совершеннолетия, но, конечно, еще неопытный и легкомысленный, просит выделить ему полагающуюся часть отцовского имения, согласно закону Моисееву, третью часть, в то время как старший брат получал две трети (см. Втор. 21, 17). По получении имения в младшем сыне явилось желание жить на свободе, по своей воле, и он ушел в далекую страну, где расточил имение свое, живя распутно (Лк. 15, 13).

Так человек, наделенный от Бога дарованиями духовными и телесными, почувствовав влечение ко греху, начинает тяготиться Божественным законом, отвергает жизнь по воле Божией, предается беззаконию и в духовном и телесном распутстве расточает все те дарования, которыми наделил его Бог.

Настал великий голод (Лк. 15, 14). Так нередко Бог посылает грешнику, далеко зарвавшемуся в своей греховной жизни, и внешние бедствия, чтобы заставить его образумиться. Эти внешние бедствия – одновременно и наказание Божие, и призыв Божий к покаянию.

Пасти свиней (Лк. 15, 15) – самое унизительное для истого иудея занятие, ибо закон иудейский гнушался свиньей, как животным нечистым. Так грешник, когда привязывается к какому-нибудь предмету, через который удовлетворяет свою греховную страсть, доводит себя нередко до самого унизительного состояния.

Даже рожков никто не давал ему (Лк. 15, 16). Рожки – это плоды одного дерева, растущего в Сирии и Малой Азии, которыми кормят свиней. Этим указывается на крайне бедственное состояние грешника.

И вот он «приходит в себя». Придя же в себя (Лк. 15, 17) – это чрезвычайно выразительный оборот речи. Как больной, выздоравливая после тяжкой болезни, сопровождающейся потерей сознания, приходит в себя, так и грешник, весь объятый грехом, может быть уподоблен такому больному, потерявшему сознание, ибо он уже не сознает требований закона Божия и совесть в нем как бы замирает. Тяжкие последствия греха в соединении с внешними бедствиями наконец заставляют его очнуться: он как бы просыпается, приходит в себя от прежнего бессознательного состояния, и трезвое сознание к нему возвращается.

Он начинает видеть и понимать всю бедственность своего состояния и ищет средство к выходу из него. Встану, пойду к отцу моему – это решимость грешника оставить грех и покаяться. Я согрешил против неба, то есть перед святым местом обитания Бога и чистых безгрешных духов, и пред тобою – пренебрежением к любящему отцу, и уже недостоин называться сыном твоим – выражение глубокого смирения и сознания своего недостоинства, каковыми всегда сопровождается искреннее покаяние грешника. Прими меня в число наемников твоих – выражение глубокой любви к дому и крову отеческому и согласие хотя бы на самых тяжелых условиях быть принятым в дом отчий (Лк. 15, 18–19).

Все дальнейшее изображение событий имеет целью подчеркнуть беспредельность любви Божией к кающемуся грешнику, Божественное всепрощение и ту радость, которая бывает, по словам Христовым, на небесах… об одном грешнике кающемся (Лк. 15, 7). Отец-старец, издалека увидев возвращающегося сына и еще не зная ничего о его внутреннем настроении, сам бежит ему навстречу, обнимает и целует его, не давая договорить ему до конца покаянных слов, велит обуть и одеть его вместо рубища в самую лучшую одежду и устраивает в честь его возвращения домашний пир. Все это – человекообразные черты того, как по любви к кающемуся грешнику Господь милосердно приемлет его покаяние и ущедряет его новыми духовными благами и дарами взамен утраченных им через грех.

Был мертв и ожил (Лк. 15, 24). Грешник, отчуждившийся от Бога, – это то же, что мертвый, ибо истинная жизнь человека зависит только от источника жизни – Бога. Обращение грешника к Богу представляется поэтому как воскресение из мертвых.

Старший брат, гневающийся на отца за милосердие к младшему брату, – это живой образ книжников и фарисеев, гордых своим по виду точным и строгим исполнением закона, но в душе холодных и бессердечных в отношении к своим братьям; хвалящихся исполнением воли Божией, но не хотящих иметь общения с кающимися мытарями и грешниками. Как старший брат осердился и не хотел войти (Лк. 15, 28), так и мнимые точные исполнители закона фарисеи гневались на Господа Иисуса Христа за то, что Он вступает в близкое общение с кающимися грешниками. Вместо сочувствия брату и отцу старший брат начинает выставлять свои заслуги, брата не желает даже называть братом, а презрительно говорит: Этот сын твой (Лк. 15, 30).

Ты всегда со мною, и все мое твое (Лк. 15, 31). Этим указывается на то, что фарисеи, в руках которых закон, всегда могут иметь доступ к Богу и духовным благам, но не могут заслужить благоволения Отца Небесного при таком извращенном и жестоком духовно-нравственном настроении.

Это – притча, которая совершенно напрасно многих смущает. Прекрасно объясняет епископ Феофан Затворник, что «всякая притча прикровенно и образно объясняет сущность какого-нибудь предмета, но она не во всем подобна тому предмету, для объяснения которого берется. Поэтому не следует все части притчи изъяснять до тонкости». В притче важна только основная мысль ее.

В притче о неверном управителе многих смущает, что хозяин имения, под которым, несомненно, разумеется Бог, похвалил своего управляющего за то будто, что тот, будучи отставлен от управления имением, совершил мошенничество, подделав с должниками своего господина расписки для того, чтобы они приняли его в домы свои (Лк. 16, 4), то есть чтобы снискать себе в их лице поддержку после потери должности. Но господин похвалил управителя не за мошенничество как таковое, а за находчивость, которую тот проявил, оказавшись в бедственном положении.

Смысл притчи тот, что все мы лишь временные обладатели земных благ, которые находятся в нашем распоряжении лишь потому, что Господь доверил их нам на время нашей земной жизни. И мы должны использовать эти земные блага так, чтобы с помощью их обеспечить себя в будущей вечной жизни. Мы, однако, этого часто не делаем, не проявляем догадливости, какую проявил неверный управитель, почему Господь и сказал, что сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16, 8). Между тем мы, подобно приточному управителю, должны были бы приобретать себе друзей богатством неправедным, чтобы они… приняли нас в вечные обители (Лк. 16, 9).

Богатство называется неправедным, потому что часто неправедно приобретается, часто неправедно употребляется, часто делает человека несправедливым в отношении к другим и никогда не оправдывает прилагаемых о нем попечений и возлагаемых на него надежд. Поэтому единственно разумное употребление богатства – это использовать его на помощь нуждающимся, употребив на всевозможные добрые дела, дабы таким образом сделать его средством к приобретению себе Царства Небесного. Ведь богатство все равно мы так или иначе потеряем, с собой его на тот свет не возьмем, а добрые дела, сделанные при его помощи, всегда останутся с нами и послужат нашему оправданию на Страшном Суде Божием.

В заключение Господь говорит: Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? (Лк. 16, 10–12). То есть если вы в земном богатстве были неверны – не умели им распорядиться как должно, на пользу души, то как можете вы заслужить, чтобы вам поверено было богатство духовное, богатство благодатных даров?

Сребролюбивые фарисеи в ответ стали смеяться над Господом (см. Лк. 16, 14), не желая, видимо, сознавать, что страсть к земному богатству может быть препятствием к приобретению духовных даров. В обличение им Господь произнес целую притчу о неправильном употреблении богатства – о богатом и Лазаре.

Основная мысль этой притчи та, что неправильное употребление богатства лишает человека Царства Небесного и низводит его в ад на вечные муки.

Один богатый человек одевался в порфиру и виссон (Лк. 16, 19). Порфира – это сирийская верхняя одежда из дорогой материи красного цвета, а виссон – белая, тонкая, нежная материя из египетского льна. Этот богач, живя роскошно, каждый день пиршествовал (Лк. 16, 19), живя, следовательно, в свое удовольствие.

У ворот его дома лежал нищий именем Лазарь. Слово «Лазарь» буквально значит «Божия помощь», то есть «нищий, всеми оставленный, кому можно надеяться только на Бога». Псы причиняли ему еще больше страданий, приходя и облизывая струпья его, а он, видимо, не имел силы отогнать их.

В этом именно нищем богач и мог себе снискать друга, который и принял бы его по смерти в вечные обители, по мысли предыдущей притчи. Но богач, как видно, был человеком бессердечным, безжалостным к нищему, хотя и не скупым, поскольку каждый день пировал. Он не жалел денег, но тратил их лишь на свои удовольствия.

По смерти Лазаря душа его была отнесена Ангелами на лоно Авраамово. Не сказано «в рай», потому что рай был отверзт только страданием и Воскресением Господа Иисуса Христа, но выражается лишь та мысль, что Лазарь, как истинный сын Авраама, разделил с Авраамом его посмертный жребий, улучив состояние, полное утешительных надежд на будущее блаженство, ожидающее всех праведников. Лазарь заслужил эти вечные обители (Лк. 16, 9), без сомнения, своим тяжким и безропотным страданием.

Умер и богач, и похоронили его (Лк. 16, 22). Упоминается о похоронах, вероятно, потому, что они были роскошны, в то время как труп Лазаря был просто выброшен на съедение диким зверям. Но богач оказался в аду в муках. И вот видит он вдали Авраама и Лазаря на лоне его. Так созерцание грешными блаженства праведных увеличивает страдания грешников в аде и, может быть, возбуждает в них надежду, хотя и тщетную, на облегчение.

Как прежде Лазарь желал насытиться только крошками, так теперь обнищавший богач просит только о нескольких каплях воды, чтобы остудить воспаленный язык. Богачу, однако, отказывается и в этом малом утешении. Как Лазарь утешается в полной соразмерности со своими прежними мучениями, так и богач страдает в такой же полной соразмерности со своим прежним беспечным и бессердечным весельем.

Кроме того, Авраам приводит и другое основание своему отказу: неизменяемость приговора Божия, вследствие которого между местом блаженства праведников и местом мучения грешников устанавливается непроходимая пропасть, в полном соответствии с нравственной пропастью, разделяющей тех и других.

Авраам отказывает богачу и в просьбе послать Лазаря в дом отца его, чтобы предупредить его братьев, дабы они не следовали примеру его жизни. У них есть Моисей и пророки (Лк. 16, 29), то есть писаный закон Божий, из которого они могут научиться, как надо жить, чтобы не попасть на место мучений. Богач признается, что братья его, подобно ему, глухи к закону Божию и что только необыкновенное явление умершего могло бы образумить их и заставить переменить образ жизни на лучший (см. Лк. 16, 30). На это Авраам возразил, что если они дошли до такого нравственного падения, что не слушаются голоса Божия, выраженного в слове Божием, то всякие другие уверения будут также напрасны (см. Лк. 16, 31).

Неверующий, даже пораженный необычайностью явления умершего, потом все же начнет себе объяснять это явление как-нибудь иначе и снова останется таким же неверующим и неисправленным. Что это так, видно из того, как упорно неверовавших иудеев нисколько не убеждали бесчисленные знамения и чудеса, которые совершал Господь Иисус Христос. Они не уверовали, даже видя воскрешение Лазаря, помышляли даже убить его. Все дело в том, что сердце, испорченное грехом, упорно не желает верить в будущие муки, ожидающие грешников, и убедить его никакими чудесами в этом нельзя.

Каждый раз, когда фарисеи приступали к Иисусу Христу с каким-либо вопросом, они делали это не для того, чтобы научиться от Него, но чтобы «искусить» Его, не скажет ли Он чего-нибудь противного закону, дабы можно было обвинить Его. Так и тут они спросили Его: По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? (Мф. 19, 3).

Об этом был спор среди фарисеев и народа. Одни, следуя учению раввина Гиллеля, говорили, что разводиться можно по всякой причине; другие, по учению раввина Шаммаи, утверждали, что развод допустим только по причине прелюбодеяния. Фарисеи ожидали, какое мнение выскажет Иисус Христос, чтобы возбудить против Него сторонников противоположного мнения. По закону Моисееву, позволяется дать жене разводное письмо, если после брака она не найдет благоволения в глазах мужа, потому что он находит в ней что-нибудь противное (Втор. 24, 1).

Не делая никакого намека на различие мнения раввинов, Господь из Писания указывает на образ творения Богом мужа и жены и, раскрывая тем истинный смысл брака как богоустановленного учреждения, премудро разрешает искусительный вопрос. Бог сотворил одного мужчину и одну женщину, следовательно, в намерении Творца было, чтобы мужчина имел лишь одну жену и не оставлял бы ее.

Эта связь супружеская ближе и теснее, чем кровная связь сына с отцом и матерью, которых он оставляет ради жены: два человека становятся, как один, по мыслям, чувствам, намерениям, действиям – они должны быть одним существом. А если они так соединены, по первоначальному Божественному установлению, то и не должны разлучаться. Только одно исключение может быть, когда допустим развод, – вина прелюбодеяния, но это потому, что прелюбодеянием самим по себе уже разрушается идея брака, брак сам собой перестает тогда существовать.

Моисей позволил развод лишь по жестокосердию (Мф. 19, 8; Мк. 10, 5) – вследствие того, что мужья мучили и истязали нелюбимых ими жен, то есть допустил меньшее зло ради избежания большего. Христос же восстанавливает первоначальный закон брака, утверждая его нерасторжимость.

Ученики, смутившись таким требованием, сказали: Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться (Мф. 19, 10), то есть лучше совсем не вступать в брак, чем, вступив, терпеть при себе жену злую и сварливую, не имея возможности отослать ее от себя. Господь Своим ответом исправляет такое легкомысленное суждение учеников. С одной стороны, Он подтверждает, что действительно лучше не жениться, а с другой – указывает, что безбрачие, соединенное с сохранением целомудрия, не только не легче состояния брачного, но даже настолько трудно и тяжко, что не все могут взять на себя этот подвиг: не все вмещают, то есть могут подъять и понести, слово сие, то есть такое дело, но кому дано (Мф. 19, 11).

Этими словами Господь возносит состояние девства на такую нравственную высоту, на которой находятся высшие и совершеннейшие состояния духовной жизни, ибо все лучшее, чем может обладать человек, Он всегда представляет как драгоценный дар Отца Небесного: например, разумение таин Царствия Небесного (см. Мф. 13, 11); веру Петра (см. Мф. 16, 17) и многое другое. Кому дано не значит, однако, что этот дар Божий не зависит от нашей собственной воли. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что дано тем, которые хотят. Вступающий в подвиг девства имеет великую нужду в помощи Божией и получает ее, если добросовестно ищет.

Далее Господь сравнивает безбрачие с добровольным скопчеством, которое, конечно, нельзя понимать буквально, грубо физически, как это ясно из всего контекста. Это скопчество духовное, а не телесное. Господь и противопоставляет его именно физическому скопчеству, когда говорит, что есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей (Мф. 19, 12). О них нельзя сказать, что они взяли на себя подвиг девства, ибо они, по самой физической природе своей, неспособны к брачной жизни. Сделать себя скопцом для Царства Небесного (Мф. 19, 12) – значит совершенно отсечь плотское вожделение, убить в себе плотскую похоть и решиться вести безбрачную жизнь ради более удобного служения Богу и достижения Царствия Небесного, чему очень мешают заботы семейные.

Кто может вместить, да вместит (Мф. 19, 12). Никто не принуждается к этому подвигу, но кто чувствует себя в силах подъять его с помощью Божией, тот должен решиться на это. «Этими словами, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – Господь показал совершенную возможность сей добродетели, чтобы тем сильнее возбудить в воле желание оной».

Апостолы приступили к Господу с просьбой о том, чтобы Он умножил их веру, ибо чувствовали, что вера их недостаточна для тех дел, к совершению которых они призываются (ср. Мф. 17, 19–20). Апостолы, несомненно, веровали в Господа Иисуса Христа, но, так как они не отрешились еще вполне от ложных фарисейских понятий о Мессии и Его Царстве, вера их иногда колебалась, и это мучило их. На эту просьбу их Господь повторил свои прежние слова о силе и могуществе истинной веры, хотя бы она была совсем мала, как горчичное зерно (см. Лк. 17, 6).

Из малого горчичного семени вырастает большое дерево – такая большая сила заключается в этом ничтожном по виду зерне. Точно так и самая слабая, но искренняя вера, если она только будет в апостолах, возрастет и усилится в них так, что будет в состоянии производить необычайные чудесные дела.

Это место не имеет того неблагоприятного для апостолов оттенка, как в Евангелии от Матфея (см. Мф. 17, 20), где слова Господа звучат укором. Тут они звучат обнадеживающе для апостолов, являются как бы увещанием и вместе с тем пробуждают в них надежду.

Дальнейшие слова кто из вас, имея раба пашущего… (Лк. 17, 7 и далее) имеют такой смысл: когда вера ваша настолько возрастет, что будет творить великие чудеса, берегитесь гордыни и самомнения, чтобы не утратить вам плодов такой веры. Это – дар Божий, которым надо пользоваться с великим смирением, каковым смирением этот дар еще более возгревается.

Таким образом, не отвечая прямо на просьбу учеников умножить их веру, Господь приточно указывает им способ усиления ее смирением и предостерегает от опасности. Это предостережение было тогда особенно нужно апостолам еще потому, что они водились некоторыми несовершенными воззрениями: спорили о первенстве в Царстве Мессии, ожидали себе наград внешних и тому подобное.

Господь приводит в пример то, что бывает между господином и слугой: если раб пашет землю и пасет скот, то господин считает ли это заслугой? Когда раб приходит с поля усталый, показывает ли внимание к его усталости, приглашает ли скорее садиться за стол? Нет. Господин велит послужить сначала ему. Станет ли он потом благодарить раба, когда тот исполнит все его приказания? Не думаю, – отвечает Господь и затем заключает Свою речь словами: Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 9–10).

Смысл этого не тот, что Господь не похвалит Своих рабов и не даст им отдыха, а тот, что мы сами на добрые дела свои должны смотреть как на долг, а на себя – как на непотребных рабов, которые ничего сверх уплаты долга не можем принести Владыке. Иными словами, у человека заслуги перед Богом быть не может.

Это чудо Господь совершил во время последнего Своего путешествия из Галилеи в Иерусалим на последний праздник Пасхи, когда Он был распят. Прокаженные целой группой в десять человек остановились вдали (Лк. 17, 12), ибо закон запрещал им приближаться к здоровым людям, и громким голосом умоляли Господа помиловать их. Господь повелел им идти и показаться священникам. Это значило, что Он Своей чудотворной силой исцеляет их от болезни, ибо посылает их к священникам для того, чтобы они, согласно требованию закона, освидетельствовали исцеление их от проказы, при чем приносилась жертва и давалось позволение жить в обществе.

Покорность прокаженных слову Господа – идти на освидетельствование к священникам – указывает на их живую веру. И они действительно по дороге заметили, что болезнь их оставила. Получив исцеление, они, однако, как это часто бывает, забыли о Виновнике своей радости, и только один из них, самарянин, возвратился к Господу, чтобы поблагодарить Его за исцеление.

Этот случай показывает, что хотя иудеи и презирали самарян, последние оказывались иногда выше их. Господь со скорбью и кротким упреком спросил: Не десять ли очистились? где же девять? (Лк. 17, 17). Эти девять – живой пример человеческой неблагодарности Благодетелю Богу.

На вопрос фарисеев, когда придет Царствие Божие, Господь отвечает: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 20–21). Для Царствия Божия не назначено определенного места в мире, ибо оно не материально: существо Царствия Божия во внутреннем обновлении и освящении людей.

Фарисеи под Царством Божиим понимали земное царство Мессии, открытия которого, вместе с освобождением от ига ненавистных римлян, они ожидали. Господь внушает им, что это царство духовное, внутреннее, а не внешнее, земное, чувственное и что оно уже наступило.

Внутрь вас есть понимается двояко. Во-первых, Царство Божие уже пришло – оно среди вас, среди народа иудейского, хотя вы и не замечаете его по своей духовной слепоте. Во-вторых, Царствие Божие невидимо для внешних очей, ибо оно водворяется в душе человека.

Сказав о наступлении Царствия Божия, которое вначале будет только как бы духовной закваской, внутренне преобразовывающей мир, Господь переходит потом к мыслям о бедствиях, ожидающих иудеев, которые не приметили наступления Его Царствия (разрушение Иерусалима римлянами в 70 году), и о явном открытии Царства Его, которое наступит со Вторым Его пришествием, во всей славе своей, подобно молнии, сверкнувшей от одного края неба… до другого (Лк. 17, 24). Так же неожиданно, как всемирный потоп во дни Ноя или гибель Содома и Гоморры во дни Лота, будет и пришествие Христово на суд с Иерусалимом при разрушении его и Второе пришествие – на суд со всем родом человеческим в конце мира. Тогда надо будет идти во сретение Господу, не озираясь на осужденный мир, подобно жене Лотовой, ибо тогда совершится окончательное разлучение праведников и грешников, хотя бы они находились вместе за одним и тем же занятием (см. Лк. 17, 26–36).

Пораженные этим, ученики спросили, где все это будет происходить. На это Господь ответил им поговоркой: Где труп, там соберутся и орлы (Лк. 17, 37; ср. Авв. 1, 8), то есть как хищные птицы слетаются туда, где лежит труп, так и карающий суд Божий проявит себя там, где замерла внутренняя жизнь и началось духовное разложение.

Тяжкое время будет при Втором пришествии Христовом, но не нужно по этому поводу унывать, а нужно всегда молиться (Лк. 18, 1). А как молиться, Господь образно представил в притче о судье неправедном, который не хотел исполнить просьбы обижаемой вдовы защитить ее, но наконец все же исполнил только потому, что она не давала ему покоя, докучая ему.

Господь не хочет сравнивать Бога с судьей неправедным (лишнее доказательство того, что в притчах не все подробности подлежат истолкованию в духовном смысле), но только, как вывод от худшего к совершеннейшему, делает заключение, что тем более Бог всеблагой и всеправедный защитит Своих избранников, если они будут вопиять к Нему день и ночь, хотя бы Он вначале и медлил выступать на защиту их (Лк. 18, 7).

Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18, 8). Несмотря на ту несомненную истину, что Бог защитит избранных Своих вскоре (см. Лк. 18, 7), найдет ли Он таких верных, которые имели бы такое постоянство и такую настойчивость в молитве, какая требуется? Иными словами: нечего опасаться, что Бог не защитит верных Своих от грядущих бед и напастей, а скорее можно опасаться, что верных таких на земле ко времени Второго пришествия Христова не будет.

Какова должна быть эта молитва верных последователей Господа, дабы она могла привлечь Его помощь и защиту, Господь показывает в рассказанной Им после этого притче. Она повествует о том, как молились в храме два человека, фарисей и мытарь. Фарисей молился с чувством самомнения, самопревозношения, выставляя перед Богом свои добрые дела как заслуги и уничижая других людей. Мытарь молился с сознанием своей греховности, своего недостоинства. В результате он пошел оправданным в дом свой более, нежели тот, то есть фарисей (Лк. 18, 14), ибо, как выражает Господь идею этой притчи в заключительных словах ее: Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 18, 14). Следовательно, молиться нужно со смирением, с сердечным сокрушением о своих грехах.

Молитва мытаря «Боже, милостив буди мне грешнику» (см. Лк. 18, 13), как образцовая, вошла во всеобщее употребление.

Из трех евангелистов, сообщающих об этом событии, подробнее всех повествует о нем святой Марк, который говорит, что Господь вознегодовал на учеников Своих за то, что они не допускали к Нему детей (см. Мк. 10, 14). Сколь велика, следовательно, была любовь Господа к детям, если Он, с величайшей кротостью и терпением переносивший людские неправды, вознегодовал на учеников Своих!

Любовь Свою к детям Господь объясняет указанием на их достоинства и эти достоинства ставит примером для подражания всем, желающим войти в Царствие Небесное, говоря, что кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него (Мк. 10, 15), то есть Царствие Божие надо принять в свое сердце с таким же чистым, невинным и непорочным расположением духа, каким оно бывает у малых, еще нравственно не испорченных детей.

Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие (Мк. 10, 14). Отсюда вывод, что великий грех совершают те родители и воспитатели, которые не приводят детей ко Христу, научая их вере христианской. Еще больший грех тяготеет на тех из них, которые намеренно отклоняют детей от пути веры.

Об этом юноше или князе, как называет его святой Лука (см. 18, 18), спрашивавшем Господа Иисуса Христа, что ему делать, дабы наследовать жизнь вечную, рассказывают все три первых евангелиста. Эта беседа, как и дальнейшие, происходила по пути в Иерусалим, куда уже шел Господь на предстоящие Ему страдания.

Обращаясь к Господу, юноша назвал Его: Учитель благий! (Мф. 19, 16). Господь на это сказал: Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог (Мф. 19, 17), то есть если ты обращаешься ко Мне только как к учителю, а следовательно, как к обыкновенному человеку, то не следует Меня называть благим, ибо это название приличествует только Богу.

На его вопрос Господь предложил ему: «Соблюди заповеди (Мф. 19, 17). Юноша, очевидно, предположил, что Господь говорит о каких-то особенных, неизвестных ему заповедях, а потому спросил: Какие? (Лк. 19, 18). Но Господь указал ему на обыкновенные заповеди Десятословия, поименовав только некоторые из них – шестую, седьмую, восьмую, девятую и пятую, а затем общую заповедь о любви к ближнему.

На это юноша ответил, что все эти заповеди он сохранил от юности своей (Мф. 19, 20). Надо полагать, что исполнение заповедей он понимал по-фарисейски, иначе бы не решился так сказать. Но все же важно, что он считал себя еще не докончившим все, что нужно для спасения: совесть, очевидно, подсказывала ему, что одного такого внешнего исполнения заповедей недостаточно. Тогда Господь раскрыл ему тайну христианского совершенства в словах: Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21).

В ответ на этот призыв к высшему совершенству юноша отошел от Господа с печалью, потому что у него было большое имение (Мф. 19, 22). Следовательно, богатство, которым он обладал, стало таким его кумиром, расстаться с которым он не мог. Этот кумир он предпочел даже жизни вечной, к которой, по-видимому, искренно стремился. Имея в виду эту страсть, порабощающую себе всего человека, а не богатство само по себе, Господь сказал: Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19, 23).

Евангелист Марк говорит, что ученики ужаснулись от слов Его (Мк. 10, 24). И это понятно, ибо богатство – такая вещь, которой все так желают, и, по закону, есть знак благословения Божия человеку, а между тем Господь поставляет его таким сильным препятствием на пути к Царствию Божию. Чтобы успокоить учеников и объяснить, в каком смысле Им это сказано, Господь говорит: Дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! (Мк. 10, 24). Как поясняет святитель Иоанн Златоуст, «Христос не богатство порицает, но тех, кои пристрастились к нему», ибо грешной природе человека богатство представляет много соблазнов и препятствий к исполнению закона Божия.

Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие (Мф. 19, 24). Это народное присловие, доселе употребительное на Востоке, означает, что дело невозможно или чрезвычайно трудно исполнимо. Некоторые под верблюдом понимают тут корабельный канат, делавшийся из верблюжьей шерсти. Другие полагают, что под игольными ушами здесь надо понимать очень низкие и узкие калитки, через которые с трудом пролезает верблюд.

Не само по себе богатство опасно, но то, что человек на него надеется и все счастье жизни своей в нем полагает, так что богатство становится как бы его кумиром. Но апостолы все же в волнении недоумевали: Так кто же может спастись? (Мф. 19, 25). На это Господь, воззрев на них, то есть самым взглядом Своим успокаивая их волнение, сказал: Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф. 19, 26), то есть милующая и спасающая благодать Божия сильна сделать и то, чего не может сделать человек одними своими собственными силами: Бог может исцелить богача от препятствующей его спасению язвы любостяжания.

В связи с ответом Господа богатому юноше святой апостол Петр от лица всех апостолов предложил Господу вопрос, какая будет награда им за то, что они все оставили и последовали за Христом. Были они люди бедные и немногое имели – сети, уды, лодки да бедные жилища, но это немногое было их все, что они действительно оставили ради последования за Христом и этим явили подлинное самоотвержение. Может быть, апостолы сомневались, могут ли они стать совершенными при своей бедности.

На это Господь успокоил их, сказав, что не только они, но и всякий, кто ради Него и Евангелия оставит все, к чему привязан своей душой, получит великую награду, и притом не только в будущей, но еще и в этой, земной жизни. Оставивший свой дом или родных получит во сто крат домов и родственников в лице истинных христиан и их жилищ.

Действительно, в первые века христианства, во время гонений, это предречение Господа исполнялось буквально: все христиане составляли как бы одну семью, все были братья и сестры во Христе, и дом каждого из них был всегда открыт для каждого христианина, был для него как бы его собственным домом взамен оставленного ради Христа. Отрекшийся ради Христа и Евангелия от своего дома и своей семьи вступал в дом каждого христианина, как в свой собственный, и находил в нем для себя как бы новую семью: и отца, и мать, и братьев, и сестер, и детей. Но главная награда – конечно, в веке грядущем: жизнь вечная.

Под «пакибытием» (см. Мф. 19, 28) разумеется обновление мира, которое откроется воскресением мертвых, всеобщим Судом и преобразованием неба и земли. Тогда апостолы будут участвовать в прославлении Богочеловека Иисуса Христа, принимая участие в суде Его над израильским народом и над всеми людьми свидетельством и ходатайством.

Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30). Евреи, как избранный народ Божий, считали себя первыми среди других и рассчитывали быть первыми и в будущей жизни. Но Господь сказал, что многие из них (конечно, за неверие в Него как Мессию) окажутся в будущей жизни последними, а покаявшиеся мытари и грешники, а также и язычники окажутся первыми.

Эта притча имеет целью уяснить, как может оказаться, что последний будет первым. Сделает это милосердие, благость Божия. Царствие Божие представляется здесь под образом домохозяина, нанимающего работников в свой виноградник. Сговорившись с первыми, нанятыми им рано поутру… по динарию на день (Мф. 20, 1–2), он при расплате дал по динарию же и всем остальным, которые начали работу не с утра, а позже: с третьего, шестого, девятого и даже с одиннадцатого часа.

Пришедшие первыми начали роптать на такую расплату, считая ее несправедливой. Но домохозяин на это возразил: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр? (Мф. 20, 13–15).

Динарий равнялся десяти римским ассам или одной греческой драхме, что составляло на Востоке обычную поденную плату. День у евреев делился на двенадцать часов, которые отсчитывались с утра, начиная от восхода солнца.

Смысл этой притчи тот, что Господь Сам распоряжается наградами за служение Ему: люди не могут входить с Ним в какие-либо договоры или заключать условия. Вознаграждает Господь людей единственно по Своей благости.

Надо знать также, что в деле спасения человека так мало делается самим человеком, что о возмездии по долгу не может быть и речи. Господь вознаграждает не по долгу, а по благодати, а следовательно, с полной свободой, по собственному Своему усмотрению. Поэтому тот, кто меньше подвизался, может получить не меньше много подвизавшегося. В этом заключается надежда грешников, которые одним покаянным вздохом, исходящим из глубины души, могут привлечь милосердие Божие и благодать, очищающую их грех.

Какая была цель этой притчи? Петр только что спрашивал: Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам? (Мф. 19, 27). Господь не обличил сразу этой гордости младенствующего ума, а как бы, наоборот, даже обещал апостолам высокую награду, но сейчас же рассказанной притчей показал, что награда зависит не от заслуг человеческих, а исключительно от милости Божией, что может даже получиться так, что первые по заслугам получат последнюю награду, а последние по количеству заслуг, призванные Господом в последний момент жизни, могут получить первую награду.

В заключение притчи Господь сказал: Ибо много званых, а мало избранных (Мф. 20, 16), то есть, хотя и многие (собственно, все) призываются к вечному блаженству в Царствии Небесном, избранными для этого блаженства оказываются лишь некоторые – немногие.

Конечно, как и во всяких притчах, и в этой притче не следует отыскивать значения каждой отдельной черты: важна лишь основная идея, основная мысль ее, что человек награждается Богом не по количеству заслуг своих, а единственно по милосердию Божию.

Все три синоптика согласно повествуют, что по дороге в Иерусалим Господь вновь стал говорить ученикам о предстоящих Ему там страданиях, смерти и Воскресении. Подробнее всего и живее всего описывает это святой Марк, как, несомненно, слышавший обо всем этом из уст апостола Петра. Он говорит, что Господь шел впереди их (Мф. 10, 32), очевидно, как грядущий на вольное страдание, жаждавший совершить волю Божию (ср. Лк. 12, 50). Ученики же Его, мыслившие человеческое, думавшие лишь о земной славе Мессии, они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе (Мк. 10, 32).

Отозвав двенадцать учеников, – очевидно потому, что с ними шло много народа, – Господь наедине поведал им о том, что в Иерусалиме должно совершиться все, написанное о Нем пророками: что Он подвергнется поруганиям, будет осужден на смерть и предан язычникам, то есть римлянам, которые после биений, оплеваний и поруганий убьют Его, а в третий день Он воскреснет. Святой Лука прибавляет к этому, что ученики ничего из этого не поняли, ибо слова сии были для них сокровенны (Лк. 18, 34).

Тогда приступила к Господу мать сынов Зеведеевых, а по святому Марку, и сами они, Иаков и Иоанн, с просьбой – сидеть одному из них по правую сторону Его, то есть занимать второе после Него место в открывающемся, как они думали, земном царстве Мессии, а другому – по левую руку, занимая третье место (Мф. 20, 21). На эту просьбу Господь ответил: не знаете, чего просите (Мф. 20, 22).

Апостолы действительно не понимали тогда, что просить первенства – значит первенствовать в самоотречении и в мученичестве за имя Христово. Они думали, что испрашивают себе только почести, власть и радости. Поэтому Господь Своим вопросом: Можете ли пить чашу, которую Я буду пить? (Мф. 20, 22) – указывает именно на то, что приближение к Нему в Его Царстве будет заключать в себе уподобление Ему в страданиях.

О страданиях здесь говорится как о чаше, которую должны разделить с Христом те, которые хотят быть к Нему ближе. Образ этот заимствован из обычая восточных царей посылать осужденным на смерть чашу с ядом. Сын Божий и представляется в Евангелии как осужденный, которому Отец Небесный посылает чашу смерти (см. Ин. 18, 11).

Или креститься крещением, которым Я крещусь? (Мф. 20, 22). Здесь выражается та же мысль: перенесение страданий представляется как бы погружением в них человека, как бы омовение в воде.

Можем, – отвечали апостолы (Мф. 20, 22) «в жару усердия, не зная, что сказали» (свт. Иоанн Златоуст). Сказали то же, что и все ученики говорили, обещая идти за Господом хотя бы на смерть.

Чашу Мою будете пить (Мф. 20, 23). «Хотя обещаете необдуманно, – как бы так ответил им Господь, проницая Своим Божественным взором время, – но действительно в будущем вы уподобитесь Мне в терпении и подвиге». Но дать сесть у Меня по правую сторону, то есть в Царстве славы, минуя Царство Божие, воинствующее в сем мире, не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим (Мф. 20, 23). Это значит: «Не в Моей власти дать всякому желающему, а тем лишь, кому уготовано, кто заслужил это своими подвигами».

Остальные апостолы вознегодовали, очевидно, по зависти, как бы братьям не удалось их искательство. Господь делает внушение всем, убеждая их не искать первенства. В ответ на проявленное ими честолюбие Господь учит их, что основное правило нравственности членов Его Царства, в отличие от царств земных, – это смирение и самоотвержение. Как на пример такого смирения и самоотвержения Господь указывает апостолам на Самого Себя: Он пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 28).

«Многие» названы здесь вместо всех. Все люди находились в духовном рабстве диавола и работали греху. Чтобы освободить их, необходим был выкуп (греч. «литрон»). Господь и дал этот выкуп, искупление («аполитросин»), ценою Своих крестных страданий и смерти.

Иерихон был большой в то время иудейский город в двадцати верстах к северо-востоку от Иерусалима и в семи верстах к западу от Иордана: город – важный по историческим воспоминаниям. Недалеко от него евреи чудесно перешли через Иордан, когда шли из Египта (см. Нав. 3, 16–17). Это был первый чудесно взятый евреями город (см. Нав. 6, 1–20). Здесь были потом пророческие училища (см. 4 Цар. 2, 5), здесь пророк Елисей совершил чудо, усладив горькие воды (4 Цар. 2, 18–22). Окрестности отличались роскошной растительностью и превосходным климатом, но далее, по дороге к Иерусалиму, лежала скалистая мрачная пустыня, в которой обитали дикие звери и разбойники.

Когда Господь выходил из Иерихона, шествуя обычной для иудеев дорогой из Галилеи через заиорданскую область Перею, за Ним следовало множество народа (Мф. 20, 29), подобно ему шедшего в Иерусалим на праздник Пасхи. Сидевшие при дороге и просившие милостыню слепцы начали кричать: Помилуй нас, Господи, Сын Давидов! (Мф. 20, 30). Это восклицание свидетельствовало о живой вере их в Иисуса Христа как в Мессию.

Народ заставлял их молчать, чтобы они не беспокоили Иисуса Христа, вероятно, потому, что Господь в это время говорил какое-либо поучение народу. Господь спросил их, чего они хотят от Него, и, получив ответ: чтобы отверзлись очи наши (Мф. 20, 33), прикоснувшись к очам их, исцелил их от слепоты, после чего они пошли за Ним.

Об этом рассказывают все три синоптика, но только святой Матфей говорит о двух слепцах. Святой Марк и святой Лука говорят лишь об одном, причем святой Марк повествует о чуде с наибольшими подробностями, указывая даже имя исцеленного слепца – Вартимей, что значит «сын Тимеев». Надо полагать, что один из этих слепых был всем известен, а другого никто не знал, и он был незаметен для многих, почему о нем вторые два синоптика не упомянули.

Еще одна разница в повествованиях: по первым двум синоптикам, исцеление было совершено Господом, когда Он выходил из Иерихона, а по святому Луке, когда Он подходил к Иерихону (см. Лк. 18, 35). Епископ Михаил объясняет, что употребленное святым Лукой греческое слово «энгизин» означает, собственно, не входить, а находиться близ чего-либо. Следовательно, правильнее было бы сказать, что Господь совершил чудо, находясь близ Иерихона, – все равно, при выходе из него или при входе.

О посещении Господом начальника мытарей Закхея повествует только евангелист Лука.

Исцелив слепых, Господь вошел в Иерихон, где Его очень хотел видеть весьма богатый человек по имени Закхей, бывший начальником мытарей. Закхей – имя чисто еврейское, означающее «чистый», «праведный». Иерихон славился производством и торговлей бальзама, и должность сборщика податей здесь была особенно важной и вместе с тем выгодной и доходной. Закхей же был не рядовым сборщиком податей, а начальником, которому, вероятно, были подчинены мытари целого округа. Подчеркивается, что он был человек богатый (Лк. 19, 2), ведь так мало богатых следовало за бедным галилейским Учителем!

Будучи мал ростом, Закхей влез на смоковницу, чтобы лучше видеть Господа, окруженного толпой народа. Очевидно, зная доброе нравственное расположение Закхея, с каким он желал видеть Господа, что это не было пустое лишь любопытство, Господь удостоил дом Закхея Своим посещением. Великая радость по поводу того, что Господь не возгнушался им, как грешником, окончательно пробудила совесть Закхея и совершила полный нравственный переворот в его душе.

Сознавая, что совесть его нечиста в способах приобретения имения, он дает во всеуслышание торжественное обещание загладить свой грех любостяжания: половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо (Лк. 19, 8)27. На это Спаситель отвечает: Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он (то есть Закхей) сын Авраама не только по плоти, но и по духу (Лк. 19, 9). Далее речь Господа обращена к тем, которые были недовольны, что Христос зашел к грешному человеку (Лк. 19, 7).

Покаяние Закхея – это образец истинного покаяния, которое не ограничивается лишь бесплодным сожалением о содеянных грехах, но стремится загладить эти грехи противоположными им добрыми делами. Поэтому Евангелие о Закхее всегда читается перед первой приготовительной к Великому посту Неделей о мытаре и фарисее.

Находясь еще в доме Закхея, Господь тут же рассказал притчу о десяти минах, которая имеет много сходства с изложенной у евангелиста Матфея притчей о талантах. При всем их большом сходстве есть между этими притчами и существенные различия. Притом, как видно из Евангелия от Матфея, притча о талантах была рассказана Господом значительно позже, в связи с его беседами о Втором Его пришествии, кончине мира и Страшном Суде. Тем не менее основная идея обеих притч одна и та же, а потому можно их рассматривать параллельно.

В притче о минах речь идет о человеке высокого рода, который отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться (Лк. 19, 12). Образ взят, видимо, из положения в то время царской власти в Иудее. Иудейские цари должны были отправляться для утверждения в своем царском достоинстве в Рим. Так делал Архелай, сын Ирода Великого, так же поступил и Ирод Антипа, тетрарх Галилеи. В притче о талантах речь идет просто о человеке, отправлявшемся в чужую страну (Мф. 25, 14). В обеих притчах под этим лицом подразумевается Христос, от Которого многие евреи ждали в то время открытия на земле славного царства Мессии.

В притче о минах господин дает десяти рабам десять мин, каждому по мине, дав им приказ, чтобы серебро было пущено в оборот. Мина – сто драхм. В притче о талантах господин, уходя, передал рабам все свое имение, вручая каждому такую часть, с которой он был бы в силах управиться. Один талант – это около шестидесяти мин. Конечно, в обеих притчах под рабами подразумеваются ученики и последователи Христовы, которые получают от Господа как разнообразные дарования, так и разные внешние блага, которые они должны использовать и умножать во славу Божию, на пользу ближним и во спасение своей души.

Далее в притче о минах мы находим обстоятельство, подобного которому нет в притче о талантах. Граждане возненавидели этого высокорожденного человека и отправили вслед за ним посольство, сказав: не хотим, чтобы он царствовал над нами (Лк. 19, 14). Здесь черта, напоминающая недавний случай с Архелаем, ездившим в Рим. Иудеи, не любившие его, отправили в Рим посольство из пятидесяти человек просить, чтобы он не был утвержден царем, хотя и напрасно. В отношении к Господу Иисусу Христу здесь имеется в виду отвержение Его еврейским народом как своего Мессии, но напрасно, ибо Он остался как их, так и всего мира Царем и Судией, Который потребует отчета от рабов Своих и накажет не хотевших признавать Его власти.

Под возвращением господина в обеих притчах разумеется Второе пришествие Христово, когда каждый должен будет дать отчет на Страшном Суде, как он использовал данные ему Богом дарования и внешние блага. Умножавшие свои мины и таланты удостоятся похвалы и получат каждый соответствующую своему усердию награду. Скрывший свою мину или талант будет наказан, как лукавый раб и ленивый (Мф. 25, 26), не пожелавший трудиться над данными ему дарами благости Божией, в котором благодать Божия остается бесплодной.

Обвинения ленивым рабом своего господина в жестокости – это обычное самооправдание грешника, по греховности своей потерявшего чувство сыновства к Богу и представляющего Бога поэтому жестоким и несправедливым.

Кто делает доброе употребление из своих благ, тот приумножает их; нерадивый же и беспечный лишается и того, что имеет. Поэтому всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет (Лк. 19, 26). Притча о минах оканчивается угрозой сурового наказания еврейскому народу за непризнание Господа Иисуса Христа Мессией.

Закончив притчу, Господь пошел далее по направлению к Иерусалиму.

Об этом событии рассказывает только один евангелист Иоанн.

Еще во время пребывания Господа в Перее Им было получено известие о болезни любимого Им друга Лазаря, жившего в Вифании со своими сестрами Марфой и Марией. Это семейство было особенно близко Господу, и Он, бывая в Иерусалиме, надо полагать, часто посещал его, чтобы отдохнуть там от шума постоянно следившей за Ним толпы и лукавых совопросников, книжников и фарисеев.

Сестры послали сказать Господу: Господи! вот, кого Ты любишь, болен (Ин. 11, 3) – в надежде, что Господь Сам поспешит прийти к ним, чтобы исцелить болящего. Но Господь не только не поспешил, а даже нарочно остался на том месте, где был, еще два дня (Ин. 11, 6), сказав, что эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий (Ин. 11, 4). Господь знал, что Лазарь умрет, и если сказал «его болезнь не к смерти», то потому, что намерен был воскресить его.

Только спустя два дня, когда Лазарь уже умер, Господь сказал ученикам: Пойдем опять в Иудею (Ин. 11, 7). Господь указывает не на Вифанию, а на Иудею как на цель их путешествия, чтобы вызвать наружу ведомую Ему и гнездившуюся в сердцах учеников мысль об угрожающей Ему в Иудее опасности. Этим Господь хотел укоренить в них мысль о необходимости, а потому и неизбежности страданий и смерти их Учителя. И ученики действительно высказали страх за Него, напоминая, что еще недавно иудеи хотели побить Его в Иерусалиме камнями.

На это опасение учеников Господь отвечает аллегорической речью (см. Ин. 11, 9–10), заимствовав ее от обстоятельств, в которых Он находился в то время. Это было, вероятно, ранним утром, при восходе солнца. Они имели, следовательно, двенадцать дневных часов для своего путешествия. В продолжение всего этого времени можно совершать путешествие беспрепятственно. Опасно было бы, если бы пришлось путешествовать после захода солнца, ночью, но в этом нет надобности, ибо до Вифании можно успеть дойти еще ранее захождения солнца.

В духовном смысле это значит: время нашей земной жизни определено высшей Божественной волей, а потому, пока это время продолжается, мы можем без страха идти определенным нам путем, исполнять дела, к которым мы призваны: мы безопасны, ибо Божественная воля охраняет нас от всяких опасностей, как свет солнца охраняет ходящих днем. Опасность была бы, если бы в нашем деле застала нас ночь, то есть когда мы, вопреки воле Божией, вздумали бы продолжать нашу деятельность – тогда мы споткнулись бы.

В отношении к Иисусу Христу это значит, что жизнь и деятельность Господа Иисуса Христа не кончится раньше определенного ей свыше срока, а поэтому ученики не должны страшиться угрожающих Ему опасностей. Совершая свой путь во свете воли Божией, Богочеловек не может подвергнуться опасности непредвиденной.

Объяснив это, Господь указывает на ближайшую цель путешествия в Иудею: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его (Ин. 11, 11). Смерть Лазаря Господь назвал сном, как это делал и в других подобных случаях (см. Мф. 9, 24; Мк. 5, 39). Для Лазаря смерть действительно была как бы сном по ее кратковременности. Ученики не поняли, что Господь говорит о смерти Лазаря, принимая во внимание ранее Им сказанное, что эта болезнь не к смерти. Они полагали, что Господь придет и чудесно исцелит его.

Если уснул, то выздоровеет (Ин. 11, 12). Это было сказано, вероятно, для того, чтобы отклонить Господа от путешествия в Иудею: «Нет надобности идти, раз болезнь приняла благоприятный оборот». Тогда Господь, отстраняя всякое прекословие учеников и желая подчеркнуть безусловную необходимость идти в Иудею, сказал прямо: Лазарь умер (Ин. 11, 14). При этом Иисус добавил, что радуется за них, апостолов, что Его не было в Вифании, когда Лазарь был болен, так как простое исцеление его от болезни не могло бы укрепить веру их в Него так, как предстоящее теперь великое чудо воскрешения его из мертвых. Решительно прекращая разговор, вызванный опасениями учеников, Господь говорит: Но пойдем к нему (Ин. 11, 15).

Хотя нерешительность и была побеждена, но опасения учеников не рассеялись, и один из них – Фома, называемый Дидим, что значит «близнец», – выразил эти опасения весьма трогательным образом: Пойдем и мы умрем с ним (Ин. 11, 16), то есть: «Если уж нельзя отвратить Его от этого путешествия, то неужели мы оставим Его? Пойдем и мы на смерть с Ним».

Когда они приблизились к Вифании, оказалось, что Лазарь уже четыре дня как находится во гробе. Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати (Ин. 11, 18), то есть около двух с половиной верст – в получасе ходу. Это сказано для того, чтобы объяснить, каким образом в доме Марфы и Марии в немноголюдном селении оказалось много народа.

Марфа, как отличавшаяся большей живостью характера, услышав о приходе Господа, поспешила Ему навстречу, не сказав даже об этом сестре своей Марии, которая сидела дома (Ин. 11, 20) в великой горести, принимая утешения пришедших утешать их в печали о брате их (Ин. 11, 19). Со скорбию говорит она, не упрекая Господа, а только выражая сожаление, что так случилось: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой (Ин. 11, 21).

Вера в Господа поселяет в ней, однако, уверенность, что и теперь не все потеряно, что может совершиться чудо, хотя прямо этого и не высказывает, но говорит: Знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог (Ин. 11, 22). На это Господь прямо говорит ей: Воскреснет брат твой (Ин. 11, 23). Как бы проверяя себя, не ошибается ли она, и желая побудить Господа уточнить эти слова, дать ей ясно понять, о каком воскресении говорит Господь: о чуде ли, которое Он намерен сейчас совершить, или только об общем воскресении мертвых при кончине мира, Марфа говорит: Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день (Ин. 11, 24).

Марфа высказала веру в то, что Бог исполнит всякую просьбу Иисуса, – следовательно, у нее не было веры в Самого Иисуса как всемогущего Сына Божия. Поэтому Господь возводит ее к этой вере, сосредотачивает ее веру на Своем лице, говоря: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 11, 25–26). Смысл этих слов таков: «во Мне источник оживотворения и вечной жизни – следовательно, Я могу, если захочу, воскресить твоего брата и теперь, прежде общего воскресения».

Веришь ли сему? (Ин. 11, 26) – спрашивает затем Господь Марфу и получает утвердительный ответ, что она верует в Него как в пришедшего в мир Мессию-Христа.

По повелению Господа, Марфа пошла затем за сестрой своей Марией, чтобы и ее привести к Господу. Так как она позвала Марию тайно, то утешавшие ее иудеи не знали, куда она идет, и последовали за ней, думая, что она пошла на гроб Лазаря плакать там (Ин. 11, 31). Мария со слезами пала к ногам Иисусовым, произнося те же самые слова, что и Марфа. Вероятно, в скорби своей они часто говорили между собой, что не умер бы брат их, если бы Господь и Учитель их был с ними. И вот, не сговариваясь, они выражают свою надежду на Господа одними и теми же словами.

Господь восскорбел духом и возмутился (Ин. 11, 33) при виде этого зрелища печали и смерти. Епископ Михаил полагает, что эта скорбь и возмущение Господа объясняются присутствием иудеев, плакавших неискренно и пылавших злобой против Него, собиравшегося совершить столь великое чудо. Это чудо Господь хотел совершить для того, чтобы перед предстоящими Ему страданиями дать возможность Своим врагам одуматься и раскаяться, уверовать в Него. Но вместо этого они еще больше воспылали к Нему ненавистью и решительно вынесли Ему уже формально и окончательно смертный приговор.

Преодолев в себе это возмущение духа, Господь спрашивает: Где вы положили его? (Ин. 11, 34). Вопрос был обращен к сестрам умершего. «Богочеловек знал, где погребен Лазарь, но, обращаясь с людьми, поступал по-человечески», – говорит блаженный Августин. Сестры отвечали: Господи! пойди и посмотри (Ин. 11, 34).

Иисус прослезился (Ин. 11, 35). Это, конечно, дань Его человеческой природе. Евангелист говорит далее о впечатлении, какое произвели эти слезы на присутствовавших. Одни были тронуты, а другие злорадствовали, говоря: Не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? (Ин. 11, 37). Если бы мог, то, конечно, любя Лазаря, не допустил бы его смерти, а так как Лазарь умер, то, следовательно, не мог, а потому теперь и плачет.

Подавляя в Себе чувство скорби от злобы иудеев, Господь подошел ко гробу Лазаря и сказал, чтобы отняли камень. Гробы в Палестине устраивались в виде пещеры, вход в которую закрывался камнем. Открытие таких пещер производилось лишь в крайних случаях, да и то лишь после погребения вскоре же, а не тогда, когда труп уже разлагался. В теплом климате Палестины разложение трупов после смерти начинается очень быстро, вследствие чего иудеи хоронили своих покойников в тот же день, в какой они умерли.

На четвертый же день разложение должно было достигнуть такой степени, что даже верующая Марфа не могла удержаться, чтобы не возразить Господу: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе (Ин. 11, 39). Напоминая Марфе прежде ей сказанное, Господь говорит: Не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? (Ин. 11, 40).

Когда камень был отнят, Господь возвел очи Свои к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня (Ин. 11, 41). Зная, что враги Его приписывают чудотворную силу Его власти бесовской, Господь молитвой этой хотел показать, что Он творит чудеса в силу Своего полного единства с Богом Отцом.

Душа Лазаря возвратилась в его тело, и Господь громким голосом воззвал: Лазарь! иди вон (Ин. 11, 43). Громкий голос здесь – выражение решительной воли, которая уверена в беспрекословном повиновении, или как бы пробуждение глубоко спящего. К чуду воскресения присоединилось еще чудо: связанный по рукам и ногам погребальными пеленами Лазарь смог сам выйти из пещеры, после чего Господь повелел развязать его. Подробности изображения этого события свидетельствуют, что оно описано очевидцем.

В результате этого чуда произошло обычное разделение между иудеями: многие уверовали, но другие пошли к фарисеям, злейшим врагам Господа, очевидно, с недобрыми чувствами и намерениями, дабы рассказать им о происшедшем.

Весть о чуде настолько взволновала врагов Господа, что первосвященники и фарисеи немедленно собрали совет верховного иудейского судилища синедриона. В своей среде они не стеснялись высказываться совершенно откровенно, а потому прямо поставили вопрос, что им делать для сохранения своей власти и своего влияния в народе. Они признают чудеса Господа как действительные чудеса, но выражают опасение, что может произойти народное волнение, а этим воспользуются римляне для того, чтобы уничтожить и ту тень самостоятельности иудеев, какую они еще имели (см. Ин. 11, 47–48).

Роковая ложь такого суждения заключалась в том, что они, не признавая Господа Мессией, так как Он не соответствовал их извращенным представлениям о Мессии, высказывали опасение, что Он может стать во главе народного возмущения и этим навлечь беду на целую нацию.

Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником (Ин. 11, 49). Это не значит, что архиереи, или первосвященники иудейские, избирались только на год, а указывает лишь на частую смену первосвященников, которые зависели от римского правителя Иудеи. Сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб (Ин. 11, 49–50). То есть надо предупредить возможность такого опасного для евреев восстания против римлян с Иисусом во главе и для этого – убить Иисуса.

Здесь Каиафа принимает на себя личину ревнителя национального блага и вместе с тем находит извинение замышляемому убийству в соображениях государственно-национальной политики. Евангелист Иоанн указывает в этих словах Каиафы на его невольное пророчество о том, что Господу Иисусу Христу надлежало умереть за народ (Ин. 11, 51), то есть пострадать для искупления человечества.

Первосвященники, как провозвестники воли Божией, были как бы посредниками между Богом и людьми и в качестве таковых пророчествовали даже невольно, что в данном случае произошло даже с таким первосвященником, как Каиафа. Только Каиафа говорил об одном иудейском народе, а Христос умер для спасения и собрания воедино в Церкви Своей и язычников, чтобы рассеянных чад Божиих собрать воедино (Ин. 11, 52).

Было вынесено решение убить Господа как окончательный приговор и дано было приказание взять Иисуса. Узнав о приговоре, Господь ушел из Вифании в город Ефраим близ Иерихонской пустыни, ибо еще не настал час Его страданий. Как истинный Агнец Пасхальный, Он должен был умереть на Пасху, и притом торжественно, а не тайно, как, по-видимому, желал того синедрион, боясь народа (см. Мф. 26, 4).

Эта вечеря была устроена для Господа за шесть дней до Пасхи. Она отличается от той вечери, которую описывают первые два евангелиста и которая имела место за два дня до Пасхи в доме Симона прокаженного. Происходила она, конечно, в доме воскресшего Лазаря. На это ясно указывает то, что Марфа, сестра Лазаря, служила на ней, а сам Лазарь был одним из возлежавших (Ин. 12, 2).

На этой вечери Мария помазала ноги Господа драгоценным миром, в то время как на вечери, описанной первыми двумя евангелистами, Господу помазала миром голову некая женщина, по преданию, грешница (что запечатлено у нас в богослужении Великой Среды, когда это помазание вспоминается). По евангелисту Иоанну, только Иуда сделал замечание Марии относительно ценности мира (см. Ин. 12, 4–5), по первым двум евангелистам, и другие ученики (см. Мф. 26, 6–9; Мк. 14, 3–5).

Нет ничего невероятного в том, что Господь был дважды помазан миром: Мария сделала это из чувства глубокой благодарности за воскрешение брата, а жена-грешница – в знак своего покаяния, чувства более бескорыстного, почему ей и обещана была великая награда: ей сказано было больше, чем Марии. Мария берегла это миро, вероятно, от погребения брата своего Лазаря, как бы в пророчественном предвидении.

Два евангелиста, святые Матфей и Марк, рассказывают, что после торжественного входа в Иерусалим Господь провел со Своими учениками ночь в Вифании. Утром же на другой день, идя опять в Иерусалим, по дороге увидел смоковницу и пожелал вкусить от нее плодов, но ничего не нашел на ней, хотя она и одета была листьями, и сказал: Да не будет же впредь от тебя плода вовек (Мф. 21, 19; см. Мк. 11, 14). И смоковница тотчас засохла (Мф. 21, 19), чему чрезвычайно поразились ученики.

Евангелисты говорят, что Господь взалкал (Мф. 21, 18; Мк. 11, 12) и потому искал плодов. Это не должно удивлять, ибо Господь Иисус Христос по Своей человеческой природе был подвержен всем немощам человеческого естества и во всем был подобен нам, кроме греха. Ведь Он был не только Бог, но Богочеловек. Характерно, что для удовлетворения Своих человеческих потребностей Он никогда не пользовался Своим Божественным всемогуществом и силой, а прибегал в таких случаях к обычным человеческим средствам, отвергнув раз навсегда первое диавольское искушение о претворении камней в хлебы.

Святой Марк замечает при этом, что на смоковнице не было плодов, потому что еще не время было собирания смокв (Мк. 11, 13). За что же тогда смоковница подверглась проклятию? За то, что она видом своим обманывала, вводила в заблуждение. На смоковнице листья являются обычно после плодов, а эта смоковница своим зеленеющим видом обещала плоды проходящим по дороге путникам, в то время как в действительности на ней ничего, кроме одних листьев, не было.

По учению Церкви, смоковница эта была символом представителей и руководителей иудейской Ветхозаветной Церкви – первосвященников, книжников и фарисеев, которые имели только внешний вид исполнителей Закона Божия, а действительных плодов веры не приносили. Господь обрек их на иссушение в наказание за их лицемерие и предрек, как мы увидим дальше, что отнимется от них Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф. 21, 43).

После торжественного входа Господа в Иерусалим, вероятно, на другой же день, к апостолу Филиппу подошли эллины и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса (Ин. 12, 21). Еллины (Ин. 12, 20) значит, собственно, «греки», но так называли в Иудее всех вообще язычников. По-видимому, это были так называемые прозелиты, то есть обращенные в иудейскую веру язычники. Филипп передал эту просьбу Андрею.

Характерно, что Филипп и Андрей были единственными учениками Господа, которые носили греческие имена. В Десятиградии жило немало греков, а так как Филипп был родом из Вифсаиды Галилейской, то возможно, что к нему обратились именно греки, которые знали его. Обращение господин показывает, что эти эллины с особым почтением отнеслись к ученику столь знаменитого Учителя.

Слова нам хочется видеть Иисуса указывают не на простое любопытство, ибо видеть Его мог каждый, когда Он ходил по двору храма и учил. Очевидно, эти эллины искали большей близости к Господу, хотели говорить с Ним. Епископ Михаил высказывает предположение, что они хотели предложить Ему идти с проповедью в их страну, зная о злобе к Нему книжников и фарисеев, как это сделал, по преданию, эдесский царь Авгарь. Во всяком случае, в этом выразилось стремление язычников приобщиться к открывающемуся Царству Христову.

Это было первым предвестником обращения ко Христу всего языческого мира, как результат Его крестных страданий – искупительной жертвы за грехи всего человечества. Вот почему это обращение эллинов заставило Господа погрузиться мыслью в предстоящие Ему страдания и глубокую идею креста Своего. Этим и объясняется то, что из уст Его излилась вдохновенная речь, которую приводит нам только один евангелист Иоанн.

Пришел час прославиться Сыну Человеческому (Ин. 12, 23). Какой это час? По отношению к Самому Христу это – час Его крестных страданий, смерти и Воскресения; по отношению к князю мира сего, диаволу, – час его изгнания; по отношению к людям – час их привлечения ко Христу, вознесенному на крест. Господь называет себя здесь Сыном Человеческим, указывая тем, что Ему придется понести страдания и смерть как человеку для того, чтобы войти в славу Свою как Богочеловеку и через это привлечь к Себе все человечество.

Как в видимой природе смерть не всегда причина уничтожения, а бывает, наоборот, началом новой жизни, подобно пшеничному зерну, которое должно как бы умереть в земле, чтобы умножиться, так и Его смерть явится началом новой жизни и умножения последователей Царства Его на земле (см. Ин. 12, 24). Так и последователи Господа не должны бояться смерти («любить свою душу»), но, наоборот, должны для приобретения жизни вечной жертвовать своей земной жизнью (см. Ин. 12, 25).

Человеческая природа Господа, однако, возмущается мыслью о предстоящих ей страшных страданиях: Душа Моя теперь возмутилась (Ин. 12, 27). Это – начало той борьбы между человеческой и Божественной природами Христа, которая потом достигла своего наивысшего напряжения в Гефсиманском саду. Человеческая природа побуждает молиться: Отче! избавь Меня от часа сего! (Ин. 12, 27), но Божественная природа сейчас же побеждает это смущение, побуждая молиться: Отче! прославь имя Твое (Ин. 12, 28), то есть: «Да совершится то, ради чего Я пришел на землю».

В ответ Сам Отец Небесный подкрепил Своего Возлюбленного Сына на предстоящий Ему подвиг, возгремев с неба: И прославил и еще прославлю (Ин. 12, 28), то есть: «Прославил уже многочисленными делами, знамениями и чудесами и вновь прославлю через предстоящие скоро крестные страдания, смерть и Воскресение».

Впечатление этого небесного голоса было неодинаково для слышавших, что объясняется их неодинаковым духовным состоянием. Люди, неверовавшие во Христа, говорили, что это простой гром, другие, что это Ангел говорил Ему (Ин. 12, 29). Господь, отвечая на эти ложные толки, поясняет, что этот голос был для народа (Ин. 12, 30), то есть чтобы все уверовали в Него, вразумились хотя бы в эти последние часы Его пребывания на земле, ибо наступает час суда над князем мира сего – диаволом и изгнания его из душ человеческих (см. Ин. 12, 31). Князем мира сего диавол называется во многих местах слова Божия как обладающий всем неверующим и враждебным Христу человечеством.

И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ин. 12, 32). То есть распятие Господа, а затем и последующее Вознесение Его на небо повлечет за собой обращение к Господу всего человечества.

Народ понял, что под вознесением от земли Господь разумеет Свою кончину, а потому выражает недоумение, кто же будет тогда царствовать на земле, ибо о Мессии было представление как о земном царе, который будет царствовать на земле вечно. На это Господь увещевает их, чтобы они пользовались временем, пока Он – Свет миру – находится еще с ними, и уверовали бы в Него (см. Ин. 12, 31–32), и отошел от них, вероятно, на гору Елеонскую или в Вифанию, где Он проводил ночи, уча днем в храме.

Далее евангелист со скорбью размышляет о причинах неверия иудеев в Господа, указывая на то, что об этом неверии предсказывал еще пророк Исаия как об окаменении сердец избранного народа (см. Ис. 6, 9–10). Также причина враждебности к Господу – предпочтение славы человеческой славе Божией.

В заключение святой Иоанн приводит последние увещательные слова Господа, сказанные иудеям в храме, о том, что Он пришел спасти мир и слово Его будет судить людей в последний день, ибо это слово есть не что иное, как заповедь людям Самого Небесного Отца (см. Ин. 12, 44–50).

Святой Марк подробнее и раздельнее, чем святой Матфей, описывает обстоятельства проклятия Господом бесплодной смоковницы. Он и говорит, что только на другой день – очевидно, когда Господь вновь шел с учениками из Вифании в Иерусалим той же дорогой, что и накануне, – ученики обратили внимание на то, что смоковница засохла (см. Мк. 11, 20–21).

В ответ на выраженное учениками по этому поводу удивление Господь поучает их о силе веры, говоря, что если они будут иметь веру Божию, преодолевая все сомнения, то смогут творить еще большие чудеса: Если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, – будет (Мф. 21, 21). На примере горы, конечно, только представляется, что для веры, свободной от сомнения, нет ничего невозможного. Поэтому и в молитве надо обо всем просить с верой, чтобы получить.

Святой Марк добавляет к этому, что условием действенности молитвы является прощение ближним (см. Мк. 11, 25–26). Непрощение ближним есть оскорбление любви Божией, а потому при непрощении не может быть ни истинной твердой веры, ни действенной молитвы.

Когда Господь вновь пришел в храм и начал, по обычаю, учить, приступили к Нему первосвященники и старейшины с лукавым вопросом: Какой властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть? (Мф. 21, 23) – то есть какое право имеет Он распоряжаться в храме – изгонять торжников и учить. Ясно, что это не вопрос людей, желающих знать истину, а лукавое совопросничество. Как и всегда, злобные враги Господа хотели уловить Его в слове. Но Господь, не отвечая прямо на их коварный вопрос, Сам уловляет их в слове. Он спрашивает их: Крещение Иоанново откуда было: с небес, или от чело-веков? (Мф. 21, 25).

Вопрос о крещении Иоанновом был в то время вопросом о Его пророческом достоинстве и о Его Божественном посланничестве. Иоанн свидетельствовал об Иисусе как о Мессии, Сыне Божием, вземлющем грехи мира. Признать его посланником Божиим значило признать Иисуса Мессией, и тогда сам собой разрешался вопрос, какой властью Иисус творит то, что раздражало иудеев.

Совопросники были поставлены в очевидное затруднение, зная, что народ чтил святого Иоанна как пророка, и боясь, что народ побьет их камнями, если они решатся сказать, что Иоанн не пророк. Признать же открыто Иоанна пророком значило признать и его свидетельство об Иисусе как о Сыне Божием. И они не решились дать определенного ответа, сказав: Не знаем (Мф. 21, 27).

Такой синедрион, который не мог вынести определенного решения по столь важному вопросу, подлежавшему именно его ведению, показал себя несостоятельным и не заслуживал ответа Господа. Поэтому и Господь отвечал: И Я вам не скажу, какою властью это делаю (Мф. 21, 27). На это лишним было и отвечать, ибо они, конечно, прекрасно знали, какой властью Господь действует, но сознательно противились этой власти.

Все три синоптика повествуют об этом разговоре совершенно согласно между собой.

Продолжая дальше разговор с ними, Господь рассказал им притчу, желая, чтобы они сами над собой произнесли приговор.

У одного человека было два сына (Мф. 21, 28). Как видно из дальнейшего, под человеком разумеется Бог, под первым сыном – мытари и блудницы, то есть вообще люди грешные, а под вторым сыном – книжники и фарисеи, то есть вообще все, считающие сами себя праведниками.

Пойди сегодня работай в винограднике моем (Мф. 21, 29). Под виноградником понимается Церковь, а работа в нем – дела благочестия, исполнение заповедей Божиих. На требования Божии грешники отвечают не хочу (Мф. 21, 29) самой своей жизнью, но потом каются, как покаялись мытари и блудницы после проповеди Иоанна Крестителя, и начинают исполнять волю Божию. Фарисеи и мнимые праведники говорят: Иду (Мф. 21, 30), то есть на словах как будто исполняют волю Божию, а на деле нет, ибо не принимают проповеди Господа о покаянии.

Не поняв смысла притчи, совопросники, естественно, на вопрос Господа: Который из двух исполнил волю отца? – ответили Ему: Первый (Мф. 21, 31). Тогда-то Господь и раскрыл им значение притчи, направленной к осуждению их. Он указал им, что те люди, которых они презирают как грешников, оказались более достойными, чем они, войти в Царство Мессии – Церковь Христову.

Притчу эту передают нам все три синоптика совершенно одинаково.

Некоторый хозяин, под которым разумеется Господь Бог, устроил виноградник, под которым надо понимать Ветхозаветную Церковь. Обнес его оградой, под которой толкователи понимают закон Моисеев и все вообще учреждения, назначенные для того, чтобы предохранять избранный народ Божий – иудеев – от влияния язычества; выкопал в нем точило – бассейн или яму, в которую выжимался сок, построил башню, назначавшуюся для сторожей, которые охраняли виноградник от воров и животных. Под точилом и башней святые отцы разумеют алтарь и храм.

Сделав все нужное для благоустроения виноградника, хозяин отдал его виноградарям, как было в обычае, с тем, чтобы они уродившиеся плоды сполна и в известном условленном количестве доставляли хозяину. Под виноградарями разумеются иудейские народные начальники, по преимуществу первосвященники и члены синедриона. Затем хозяин отлучился. Это значит, что Господь вверил им всю полноту власти над еврейским народом с тем, чтобы они потом представили ему плоды своего управления – показали бы, что они воспитали народ так, как следовало, в духе закона Божия.

Через некоторое время хозяин послал своих слуг, под которыми надо понимать пророков. Но злые виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями (Мф. 21, 35) – так поступали начальники иудейского народа с посланниками Божиими, пророками. Они управляли народом, не заботясь о его духовном совершенствовании, а преследуя только свою личную корысть и интересы, и потому жестоко избивали пророков Божиих, напоминавших им об их обязанностях. Об этом свидетельствует вся ветхозаветная священная история (см., напр. Иер. 44, 4–6; 2 Пар. 24, 20–21; 36, 16; Нем. 9, 26 и др.).

Наконец хозяин послал к ним сына своего (по Марку, единственного и возлюбленного). Последним чрезвычайным посланником Божиим к иудейскому народу был Сам Единородный Сын Божий Иисус Христос. Это наследник, – сказали злые виноградари, – пойдем, убьем его и завладеем наследством его (Мф. 21, 38). Господь Иисус Христос называется Наследником в том смысле, что все предано Ему Отцем Его (Мф. 11, 27).

Первосвященники и старейшины иудейские решили убить Его, чтобы не лишиться своей власти над еврейским народом. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили (Мф. 21, 39). Так начальники иудейские убили Господа Иисуса Христа, выведя Его из Иерусалима, который был священным средоточием Ветхозаветной Церкви, за стенами его.

Закончив притчу, Господь пожелал, чтобы слушатели сами произнесли над собой приговор, что они действительно и сделали, по святому Матфею, а по святому Марку, Господь со Своей стороны подтвердил правильность этого приговора. А по святому Луке, первосвященники и старейшины, уразумев, что этот приговор они изрекли сами над собой, затем сказали: Да не будет этого с нами! (Лк. 20, 16).

Под пришествием хозяина надо понимать здесь не Второе пришествие Христово, ибо далее говорится о том, что Он, то есть Бог, виноградник отдаст другим виноградарям (Мф. 21, 41), следовательно, земная жизнь людей еще будет продолжаться, а разрушение Иерусалима, отмену первосвященнического служения, власти синедриона и значения книжников и фарисеев. Тогда призваны будут на дело обработки виноградника Божия другие делатели – апостолы и их преемники, пастыри Христовой Церкви.

В заключение притчи Христос применяет к Себе слова 117 псалма (см. Пс. 117, 22–23), называя Себя Камнем, который отвергли строители, то есть вожди иудейского народа, но Который сделался главою угла (Мф. 21, 42) – стал краеугольным камнем величественного здания Новозаветной Церкви. Пришествие в мир Самого Сына Божия было от Господа, и есть дивно в очах человеческих, с точки зрения человеческой (Мф. 21, 42).

Называя Себя Камнем, Господь указывает на два вида людей, которые не уверуют в Него и которые подвергнутся за это наказанию: одни, для которых Он будет Камнем преткновения, то есть соблазна, другие, которые, оставаясь нераскаянными, ожесточенно восстали против Господа и начали бороться против распространения Его Царства. Вина вторых тяжелее. Преткнувшегося о камень и разбившегося можно восстановить и исцелить, раздавление же выражает окончательную гибель, которая и постигнет всех ожесточенных противников Христовых (см. Мф. 21, 44).

В результате такого непокорства иудеев, назначенных первоначально быть избранным народом Божиим, отнимется от них Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф. 21, 43), то есть новому народу Божию – всем будущим членам Царства Божия, или Церкви Христовой, которые представляются здесь как один народ – новый Израиль.

Поняв весь глубокий смысл притчи до конца, первосвященники и фарисеи старались схватить Его, но побоялись народа (Мф. 21, 46), то есть возможности народного возмущения, которое могло бы быть вызвано в защиту Господа, почитавшегося пророком.

Эта притча по содержанию и основной мысли сходна с притчей о званных на вечерю, изложенной в Евангелии от Луки (см. Лк. 14, 16–24). Но эти притчи, несомненно, произнесены в разное время. Притча о званных на вечерю была рассказана Господом в доме фарисея в день субботний, еще задолго до Его торжественного входа в Иерусалим, а эту притчу Господь изложил после Своего входа в Иерусалим, вернее всего, во вторник.

Главная мысль притчи о званных на вечерю – та, что многие ради житейских попечений откажутся от Царства Божия. Притча же о браке царского сына находится в связи с притчей о злых виноградарях. В обеих этих притчах, притом и следующих одна за другой непосредственно, говорится о слугах, из которых одни были подвергнуты оскорблениям, другие убиты, а также о злой гибели оскорбителей и убийц. И здесь, как в первой притче, под образом званых надо понимать народ иудейский, а под слугами царя – ветхозаветных пророков.

Под истреблением убийц и сожжением их города необходимо разуметь гибель иудейского народа и разрушение Иерусалима. Призывание на брачный пир всех, кто встретится, это – призвание в Царство Божие всех людей, которое последовало тогда, когда иудеи отвергли апостольскую проповедь (см. Деян. 13, 46). На брак – в Царствие Божие – призываются все: и добрые, и злые, ибо для вступления в него не нужна ни святость, ни заслуги: в него призываются не за дела, а по милосердию Призывающего. Суд – установление различия между добрыми и злыми, достойными пребывать в Царствии Божием и недостойными – будет потом, позже. Поэтому, кто раз призван, должен ходить достойно своего звания – быть облеченным в брачную одежду.

В древности цари и князья на Востоке имели обычай давать приглашенным специальную парадную одежду, в которой те и должны были являться на пир. Так и каждому призываемому в Царство Христово дается при крещении светлая одежда чистоты духовной. Пренебрегший этой одеждой и вошедший на духовный пир в одежде, оскверненной грехами, достоин осуждения и наказания.

По толкованию святителя Иоанна Златоуста, «войти в нечистой одежде означает, имея нечистую жизнь, лишиться благодати. Поэтому и сказано: Он же молчал (Мф. 22, 12). Не имея, чем защитить себя, он осудил самого себя и подверг чрезвычайному наказанию». Как не пожелавшего надеть предложенную ему от царя одежду выгоняли из ярко освещенных палат царского пира наружу во внешнюю тьму, где он от холода и досады скрежетал зубами, так на Страшном Суде будут извергнуты из сонма спасаемых в Церкви Христовой нераскаянные грешники, загрязнившие своей греховной нечистотой одежду крещения.

Общая заключительная мысль этой притчи обща с притчей святого Луки: Много званых, а мало избранных (Мф. 22, 14; см. Лк. 14, 24) – и означает то, что призываются в Царство Христово многие – все, кто отзовутся на проповедь Евангелия, но истинными членами этого Царства делаются не все званые, только избранные из них. Так, все иудеи призывались в Церковь Христову, хотя и призваны были, но истинных христиан оказывалось среди них и будет оказываться немного.

Выслушав все это, посрамленные Господом члены синедриона начали совещаться, какие бы меры принять им против Него, и замыслили послать людей, которые бы могли уловить Его в слове, дабы легче было обвинить Его и предать суду.

Среди учеников своих и иродиан, приверженцев царя Ирода, которому не все хотели платить подати, как иноплеменнику, фарисеи выбрали наиболее лукавых людей, которых подослали к Господу Иисусу Христу с коварным вопросом: Позволительно ли давать подать кесарю, или нет? (Мф. 22, 17). Лукавый вопрос был рассчитан на то, что если Господь скажет, что надо платить подать языческому императору, ненавистному для иудеев, то этим Он оттолкнет от Себя народ, а если скажет, что не надо, то можно сразу же будет обвинить Его перед римлянами как возмутителя народа.

В вопросе искусителей была сокрыта такая мысль: иудейский народ – это народ Божий, который своим царем признает лишь Бога, а потому не может служить иноземному, да еще языческому, царю, так как иначе явится противником Богу. Следовательно, что же им делать – давать ли подать кесарю или соблюдать неизменную верность Богу?

На это Господь дал мудрый ответ, что нужно делать и то и другое – отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), то есть исполняйте свои обязанности как в отношении к Богу, так и в отношении к государственной власти, поскольку последнее, конечно, не противоречит первому.

После посрамления фарисеев с иродианами тотчас же подошли к Господу саддукеи, которые представляли собой секту неверующих в воскресение душ и будущую жизнь (см. Деян. 23, 8). Они вели постоянные споры с фарисеями, стремясь доказать, что в Книгах Моисеевых не только нет никаких указаний на бессмертие души, но содержатся даже такие постановления, которые противоречат учению о воскресении мертвых, как, например, закон ужичества, или левиратный брак.

Этот спор саддукеи и представили на разрешение Господа Иисуса Христа, измыслив историю о семи братьях, которые поочередно брали за себя одну и ту же жену и затем умирали. С их точки зрения это постановление закона Моисеева опровергало учение о будущей жизни, ибо которого из семи братьев могла бы быть в будущей жизни эта жена? Святитель Иоанн Златоуст справедливо отмечает невероятность такой истории, ибо иудеи, отличаясь суеверием, не стали бы брать такую жену, у которой мужья подряд один за другим умирали.

Господь дал саддукеям мудрый ответ, обличив их в том, что они не понимают будущей вечной жизни, в которой уже не будет ничего чувственного и люди будут жить иной жизнью, духовной, ангельской, как Ангелы Божии на небесах (Мф. 22, 30). Если бы люди после смерти совершенно уничтожались, то не говорил бы Бог, явившийся при купине Моисею: Я Бог… Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова (Исх. 3, 6), ибо Бог не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22, 32), то есть умершие уже тогда праотцы для Бога живы, ибо Бог не может быть Богом несуществующего.

Святой Лука говорит, что этот ответ понравился даже книжникам, которые не могли удержаться, чтобы не сказать: Учитель! Ты хорошо сказал (Лк. 20, 39). А народ, видя посрамление саддукеев, удивлялся мудрости Иисуса.

Фарисеи, узнав о посрамлении саддукеев, собрались тут же в храме на совещание и решили предложить Иисусу самый трудный, по их мнению, вопрос о том, какую заповедь следует считать наибольшей в законе. Коварство вопроса станет понятным, если мы примем во внимание, что иудейские книжники различали в законе заповеди бóльшие и меньшие и между ними происходили постоянные споры об этом. Одни считали наибольшей заповедь о жертвах, другие – о субботе, третьи – об обрезании и вообще ставили обрядовые законы на первое место.

На этот вопрос Господь отвечал прямо словами Второзакония: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим (Мф. 22, 37; см. Втор. 6, 5), указав, что это – первая и наибольшая заповедь, и прибавив, что вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 38–39; см. Лев. 19, 18).

Святой Марк добавляет к этому, что этот ответ Господа привел в восторг самого законника, воскликнувшего: Хорошо, Учитель! истину сказал Ты (Мк. 12, 32). Искренность его тронула Иисуса, и, видя, что этот грешник может исправиться, Господь сказал ему: Недалеко ты от Царствия Божия (Мк. 12, 34).

После всех этих неудачных покушений уловить Господа в слове фарисеи уже не смели ни о чем спрашивать Его, но Он, чтобы показать им, как они сами несведущи в Писаниях и как невежественны в своих ложных понятиях о Мессии, Сам задал им вопрос: Что вы думаете о Христе? чей Он сын? Нисколько не задумываясь, они отвечали: Давидов (Мф. 22, 42), конечно, потому, что Давиду было обещано, что из его рода должен произойти Мессия.

«Итак, вы думаете, – как бы так ответил им Господь, – что Христос только человек? Но как же Давид, по вдохновению от Духа Божия, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня (Мф. 22, 43–44)». Если Мессия-Христос – только потомок Давида, то как Он мог существовать тогда, когда Давид писал о Нем? А если Он существовал уже тогда и Давид назвал Его Своим Господом, то, следовательно, Он не просто человек, как думали фарисеи, а в то же время и Бог, то есть Богочеловек.

Фарисеи, ослепленные буквой закона и потерявшие ключ к правильному пониманию его смысла, ничего не могли ответить на этот вопрос Господа. Таким образом Господь обличил их невежество в законе и одновременно дал нам свидетельство о Своем Божественном достоинстве и вечном бытии.

Потерпев такое решительное поражение, фарисеи уже больше не отваживались искушать Господа своими коварными вопросами, а множество народа слушало Его с услаждением (Мк. 12, 37).

Посрамив фарисеев и сделав их безответными, Господь, для предостережения Своих учеников и народа от духа фарисейского, произнес против фарисеев грозную обличительную речь, в которой изобличил их главнейшие заблуждения как относительно учения, так и относительно жизни. Эта речь полностью приводится только святым Матфеем, а у святого Марка и Луки приведены лишь отрывки из нее.

Начал эту речь Господь словами: На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи (Мф. 23, 2), то есть книжники и фарисеи заняли место Моисея и присвоили себе исключительное право учить законам Моисея народ и истолковывать их смысл.

Итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте (Мф. 23, 3). Здесь фарисеи изобличаются в том, что они, уча закону, сами не живут по закону. Все надо, конечно, понимать с ограничением, ибо Сам Спаситель нередко обличал книжников и фарисеев в неправильном понимании и истолковании заповедей закона.

Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые, как тяжелую поклажу на животных, и возлагают на плечи людям все многочисленные и разнообразные постановления Моисеева закона (Мф. 23, 4; ср. Деян. 15, 10), сурово требуя от народа исполнения их до последних мелочей, а сами не хотели споспешествовать в этом народу.

Если же фарисеи и делают что-либо из того, что требуют от других, то не для угождения Богу, а для того, чтобы их видели и хвалили люди. Они расширяют хранилища свои (Мф. 23, 5), то есть без нужды, напоказ другим увеличивают те кожаные мешочки или ящички, в которые вкладывались листки из папируса или из пергамента с изречениями из закона (стихи Исх. 13, 1–10; 13, 11–17; Втор. 6, 4–10 и 11, 13–22) и которые во время молитвы прикреплялись ремешками один ко лбу, а другой к левой руке. Обычай носить эти хранилища произошел из буквального понимания слов Книги Исход: И да будет тебе это знаком на руке твоей и памятником пред глазами твоими (Исх. 13, 9). Евреи верили, что эти хранилища предохраняли от злых духов.

И увеличивают воскрилия одежд своих (Мф. 23, 5) – четыре кисточки, которые пришивались к краям верхней одежды и идущие от этих кисточек по краям одежды нити яхонтового цвета. Их делать и носить повелено было законом, в напоминание заповедей Божиих и в отличие евреев от других народов (см. Чис. 15, 37–40). Фарисеи по тщеславию и эти кисти делали больше обычных.

Также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах (Мф. 23, 6). В те времена пищу вкушали не сидя, а полулежа на особых длинных и широких подушках, прислонявшихся к столу, имевшему обычно форму буквы П. Главные или почетные места были в середине стола, и их-то добивались фарисеи; в синагогах они требовали себе мест, ближайших к кафедре.

А вы не называйтесь учителями (Мф. 23, 8). Это значит: «Не домогайтесь, чтобы вас величали как учителей, отцов и наставников, ибо в собственном смысле для всех людей единственный Отец – это Бог и единственный Наставник и Учитель – Христос». Это запрещение называться учителями, отцами и наставниками нельзя понимать буквально, как делают это сектанты, ибо из Посланий апостольских видно, что эти наименования употреблялись самими апостолами (см., напр., отцы: 1 Ин. 2, 13; Рим. 4, 16; 1 Кор. 4, 15; Еф. 6, 4; Флп. 2, 22; 1 Фес. 2, 1 1; учителя: Деян. 13, 1; Иак. 3, 1; Рим. 2, 20; 12, 7; 1 Кор. 12, 28; 12, 29; 1 Тим. 2, 7; 2 Тим. 4, 3; Евр. 5, 12; наставники: 1 Кор. 4: 15; Евр. 13, 7; 13, 17).

Нельзя допустить, чтобы апостолы нарушили данную им заповедь Христову, употребляя эти наименования. Правильнее понимать, что эта заповедь относилась лишь к самим апостолам лично, предостерегая их от превозношения друг перед другом и внушая им, что они все равны между собой, а кто желает быть бóльшим, должен быть всем слугой. Не следует воздавать человеку чести, подобающей единому Богу, и чтить учителей и наставников самих по себе чрезмерно, как если бы эти учителя и наставники говорили свое слово, а не слово Божие.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам (Мф. 23, 13), – горе за то, что сами не уверовали в Мессию-Христа и других отвратили от этой спасительной веры. Поедаете домы вдов (Мф. 23, 14) – обманываете вдов своей показной набожностью и расхищаете их имущество. Обходите море и сушу (Мф. 23, 15) – приобретаете прозелитов из язычников, не заботясь об их наставлении в истинной вере, но еще больше развращая их дурным примером своей лицемерной жизни.

Горе вам, вожди слепые, которые говорите: если кто поклянется храмом, то ничего, а если кто поклянется золотом храма, то повинен (Мф. 23, 16). Иудейские учители разделяли клятвы на великие и малые и учили, что исполнение малой клятвы необязательно. Клятва даром или златом церковным считалась великой, а клятва храмом или алтарем – малой. Господь указывает, что клясться всеми этими предметами – значит клясться самим Богом, а потому нельзя нарушать ни одной из этих клятв.

Горе вам… что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23). Фарисеи, во исполнение закона о десятине (см. Чис. 18, 20–24; Втор. 14, 22–28), приносили десятую часть даже от таких трав, о которых закон не упоминает по причине их ничтожности. Господь и обличает за то, что они, соблюдая строго мелочи, оставляют без внимания важнейшее, как то: справедливость в судебных разбирательствах, милосердие к бедным и несчастным, верность Богу и Его закону.

Оцеживающие комара, а верблюда поглощающие! (Мф. 23, 24) – народная поговорка на Востоке. Заботясь о мелочах и оставляя без внимания важнейшее, фарисеи похожи на тех, которые тщательно отцеживают попавшегося в напиток комара и безбоязненно глотают целого верблюда (гиперболическое выражение, конечно), то есть допускают тяжкие грехи.

Очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды (Мф. 23, 25). Наружной стороне сосуда, о чистоте которой заботились фарисеи, противопоставляется то, что внутри сосуда – пища, добытая хищением и несправедливостью. Надо заботиться об этой внутренней чистоте прежде всего – о том, чтобы добывать себе хлеб насущный честным путем.

Уподобляетесь окрашенным гробам (Мф. 23, 27), то есть побеленным известью. Ежегодно 15-го числа месяца адара пещеры, служившие гробницами, белились для того, чтобы к ним не приближались и не прикасались прохожие, так как прикосновение к гробу, по закону, причиняло нечистоту на семь дней (см. Чис. 19, 16). Побеленные гробы казались снаружи красивыми – так и фарисеи по внешности казались праведниками, а на самом деле были лицемерами и беззаконниками.

Далее Господь обличает фарисеев, что они лицемерно строят гробницы пророкам и украшают памятники праведным, которые были избиты отцами их. Они будто бы чтят избитых праведников, а на самом деле они еще хуже отцов своих, происхождением от которых гордятся, ибо собираются убить Самого Господа. Дополняйте же меру отцов ваших (Мф. 23, 32), то есть вы превзойдете отцов ваших в их злодеяниях. Я посылаю к вам пророков (Мф. 23, 34) – разумеется послание апостолов и их сотрудников на проповедь евангельского учения. Здесь Господь предрекает о том, как будут гнать и преследовать их иудеи, уподобляясь в этом отцам их, избившим ветхозаветных пророков.

Да придет на вас вся кровь праведная (Мф. 23, 35). Будучи злы, фарисеи примут на себя ответственность за кровь всех праведников, когда-либо убитых как ими самими, так и их предками, начиная от крови Авеля, убитого своим братом Каином, до крови Захарии, сына Варахиина, убитого между храмом и жертвенником. Одни полагают, что это тот Захария, который, по повелению царя Иоаса, был побит камнями во дворе дома Господня (см. 2 Пар. 24, 20–22). Правда, этот Захария называется сыном Иодая, но, может быть, это было его второе имя, так как у евреев было в обычае носить два имени. Некоторые древние толкователи, такие как святители Василий Великий, Григорий Богослов и другие, полагают, что здесь идет речь об отце святого Иоанна Крестителя.

За все преступления, совершенные вождями иудейского народа – книжниками и фарисеями, Господь изрекает суровый приговор Иерусалиму: Се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38), что и исполнилось спустя тридцать шесть лет (в 70 году по Р. Х.), когда Флавий с римскими полчищами подверг Иерусалим полному разорению. С глубокой скорбью говорит об этом Господь, указывая на всю любовь Свою к этому жестоковыйному народу, подобную любви птицы к своим птенцам.

Не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне! (Мф. 23, 39). Здесь разумеется время Второго пришествия Христова, когда даже неверующие, против воли своей, должны будут прославить Его Божество.

О лепте вдовицы, давно уже вошедшей в поговорку, рассказывают (вполне согласно) только два евангелиста – святой Марк и святой Лука.

В так называемом «дворе жен» находилась сокровищница, то есть большая сборная кружка, в которую народ клал свои добровольные пожертвования на храм. Перед праздником Пасхи было принято особенно много жертвовать: каждый входящий в храм опускал что-либо в эту кружку по мере своих средств и усердия. Многие богатые клали много, а бедная вдова положила две лепты. Лепта была самой мелкой монетой. Две лепты равнялись мелкой римской монете, называвшейся кодрант. Кодрант равнялся четырнадцати асам, а десять асов равнялись динарию.

Господь сказал, что эта эта бедная вдова положила больше всех (Мк. 12, 43), то есть больше не по количеству положенных денег, но относительно средств ее сравнительно с другими. Прочие подавали то, в чем не имели большой нужды, не отягощая себя слишком, а она положила последнее, что у нее было, и таким образом посвятила Богу все, что имела.

Выйдя из храма, Господь направился с учениками на гору Елеонскую. По дороге Он предрек разрушение храма, что и исполнилось в 70 году, когда Иерусалим был взят римлянами и превращен в развалины, а несколько позднее при императоре Траяне были уничтожены и последние следы его. Несмотря на желание самого римского военачальника Тита сохранить храм как чудо искусства, определение Божие не могло не сбыться: от случайно брошенной одним римским воином горящей головни храм сгорел дотла.

С горы Елеонской открывался прекрасный вид на Иерусалим и храм, и ученики наедине с Господом продолжили начатую беседу об их будущем. Ученики Христовы полагали, что Иерусалим будет стоять до скончания века, а потому и задали Господу двойной вопрос, как один: Когда это (то есть разрушение Иерусалима и храма) будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века? (Мф. 24, 3). Отвечает Господь также, по-видимому, не разделяя эти два события, сообразно их воззрениям.

В пророческом созерцании события близкие и отдаленные представляются иногда как бы на одной картине в перспективе, как бы сливаются, особенно если одно событие – ближайшее служит прообразом другого —отдаленнейшего. Здесь несомненно то, что разрушение Иерусалима и ужасы, которые будут сопровождать его, являются прообразом тех ужасов, которые будут иметь место во время кончины мира перед Вторым пришествием Христовым.

И вместе с тем Господь дает ясно понять, что Второе пришествие Его и кончина мира последуют очень нескоро после разрушения Иерусалима. Первым признаком приближения Суда Божия Господь поставляет явление лжехристов. Историк Иосиф Флавий свидетельствует, что перед падением Иерусалима действительно появилось множество лжемессий-обольстителей.

Вторым признаком будут войны, как близкие, так и отдаленные – «военные слухи» (Мф. 24, 6). Но и эти войны, и природные бедствия будут только началом грядущих мучительных ужасов, которые по своей тягости сравниваются Господом с болезнями рождения.

Третьим признаком Господь полагает жестокое гонение на Его учеников и последователей, о чем и повествуется в Книге Деяний и о чем свидетельствует история (например, гонение при Нероне и другие гонения). Одно имя «христианин» действительно было ненавистно язычникам, в результате чего явились неисчислимые сонмы мучеников за Христа.

Тогда соблазнятся многие (Мф. 24, 10), то есть отступят от веры во Христа и будут предавать, то есть выдавать на смерть и мучения своих братьев, чтобы спасти себя. Явятся лжепророки. Во время осады Иерусалима римлянами эти лжепророки обещали иудеям помощь с неба. Претерпевший же до конца спасется (Мф. 24, 13) – кто претерпит все бедствия, не изменив Христу и не поддавшись лжеучителям, тот заслужит вечное спасение.

Четвертым признаком приближения Суда Божия будет проповедь Евангелия во всем мире. Евангелие будет проповедано во свидетельство всем народам (Мф. 24, 14), то есть Христос придет не раньше, чем будет проповедано Евангелие, проповедь которого тогда станет обличительным свидетелем на Суде против тех, которые, слышав ее, не уверовали.

Тогда придет конец (Мф. 24, 14). Ближайшим образом здесь имеется в виду гибель Иерусалима, но все эти признаки будут предуказывать и приближение кончины мира и Страшного Суда.

Эти признаки общи для того и другого события. Так, первое – суд над Иерусалимом – наступил как последствие его беззаконий и оскудения в нем любви – по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12). Точно так же и кончина мира станет результатом умножения беззаконий в мире и оскудения любви среди людей, которые забудут, что они – братья во Христе. Второе. Как последние дни Иерусалима, так и время перед кончиной мира будет характеризоваться появлением большого количества всевозможных ложных учителей. Третье. Иерусалим пал после того, как Господь сделал все для его спасения, – он был оглашен евангельской проповедью. Точно так же и кончина мира произойдет лишь после того, как все народы мира будут оглашены евангельской проповедью, дабы на Страшном Суде, подобно иудеям, быть безответными.

Далее Господь перечисляет специальные признаки, касающиеся уже собственно гибели Иерусалима. Мерзость запустения (Мф. 24, 15), о которой предсказывал еще пророк Даниил (см. Дан. 9, 27), – это римские войска, носившие изображения императора и орлов, которым воздавали божеские почести, – идолы, внесенные ими в полуразрушенный храм. Да бегут в горы (Мф. 24, 16), где много было пещер и убежищ, чтобы скрыться от римлян.

И кто на кровле, тот да не сходит (Мф. 24, 17). Кровли домов были плоские, удобные для прогулок и для уединений. Во время бедствия находящиеся на кровле должны бежать сразу наружу, не тратя времени на то, чтобы спуститься внутрь дома, дабы взять что-нибудь. Точно так же и находящиеся в поле должны бежать, не возвращаясь домой, взять одежды свои (Мф. 24, 18), ибо в поле работали обыкновенно без верхних одежд. Историк Евсевий свидетельствует, что иерусалимские христиане, вспомнив это предупреждение Господа, действительно бежали при приближении римлян в Пеллу и другие заиорданские города и благодаря этому спаслись от всех ужасов, постигших осажденный город.

Господь убеждает молиться о том, чтобы эти бедствия не наступили в такое время, когда нельзя далеко убежать. В субботу, по толкованию иудейских книжников, можно было отправляться в путь не дальше двух тысяч локтей, или около версты.

Ибо тогда будет великая скорбь (Мф. 24, 21), то есть такие великие бедствия, что погибли бы все, если бы среди иудеев не было избранных, то есть уверовавших во Христа, ради которых сократятся те дни (Мф. 24, 22). Историк Иосиф Флавий свидетельствует, что действительно «все несчастия, какие постигли народы от начала мира, были ничто сравнительно с теми, какие обрушились на иудеев».

В продолжение осады Иерусалима в нем и его окрестностях погибло более миллиона людей. Множество умирало от голода, который был столь велик, что одна мать убила и съела свое собственное дитя. Громадное количество иудеев было распято на крестах, и таким образом исполнилось страшное заклятие их, когда они требовали от Пилата распять Господа: Кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27, 25). Все эти бедствия были исполнением пророчества, изреченного еще Моисеем (см. Втор. 28, 49–57).

Осаждавший Иерусалим Тит первоначально хотел принудить иудеев к сдаче города голодом, но дела империи потребовали его скорейшего возвращения в Рим, и он решил взять город штурмом, вследствие чего и сократилось время бедствий для осажденных.

Далее Господь вновь переходит к речи о Своем Втором пришествии. Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса (Мф. 24, 24). Тут разумеются ложные чудеса, которыми иногда будут вводиться в заблуждение и праведники. Такие чудеса будут творить, по апостолу Павлу (см. 2 Фес. 2, 9–10) и по Апокалипсису (см. Отк. 13, 12–14), антихрист и слуги его.

Явление Сына Человеческого будет подобно молнии, то есть для всех непререкаемо очевидным. В противоположность лжемессиям, которые будут скрываться то в пустыне, то в потаенных комнатах, истинный Мессия, открывая Свой Суд над миром, сделает его ощутительным и страшным повсюду, где будут духовно мертвые грешники, подобно тому как орлы слетаются всюду, где находятся трупы.

И вдруг, после скорби дней тех (Мф. 24, 29), бедствия, постигшие Иерусалим, кончатся, и люди предадутся беспечности, о которой говорится дальше (см. Мф. 24, 37–39). Святой Лука добавляет к этому, что Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников (Лк. 21, 24), то есть от разрушения Иерусалима до Второго пришествия Христова должно пройти значительное количество времени, в течение которого, по учению апостола Павла, полное число язычников войдет в Церковь Христову, станет новым, духовным Израилем (см. Рим. 11, 25).

После скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего (Мф. 24, 29). Эти слова не указывают с такой определенностью, как свидетельство евангелиста Луки о том, что Иерусалим в течение какого-то длительного промежутка времени будет попираем язычниками (см. Лк. 21, 24), – на значительность промежутка времени между разрушением Иерусалима и кончиной мира. Но, однако, они дают понять, что после разрушения Иерусалима наступят совершенно другие дни, которые превзойдут всякое сравнение по страшным событиям, какие тогда совершатся.

Греческий текст этого стиха дает основания к такому перифразу: «Не думайте, что за гибелью Иерусалима немедленно последует Мое пришествие и кончина мира. Нет, иначе. Для этого наступят другие дни. Тогда солнце померкнет и луна не даст света своего» и так далее.

У святого Матфея употреблено слов вдруг (абие), но оно в Священном Писании обычно означает не «немедленно сейчас же, вслед за тем», а только «внезапно», как это и переведено в русском тексте. Под этим древлепророческим «абие», говорит епископ Михаил, иногда сокрываются целые века.

Силы небесные поколеблются (Мф. 24, 29), то есть произойдет потрясение всего мироздания. Характерные черты этого страшного времени указывает святой Лука: На земле будет уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится; люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную (Лк. 21, 25–26).

Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе (Мф. 24, 30). Святитель Иоанн Златоуст считает, что это будет знамение Креста, который явится перед приходом Самого Христа Спасителя, как впереди земного Владыки выносят его стяг. Это и будет то знамение, которое заставит не уверовавших во Христа иудеев и всех безбожников в порыве слишком позднего и уже бесплодного раскаяния невольно воскликнуть: Благословен Грядый во имя Господне! (Мф. 23, 39). И все неверующие тогда восплачутся, увидя, как они прежде заблуждались, живя во тьме неверия, и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою (Мф. 24, 30).

По гласу таинственной трубы последует воскресение мертвых, и Ангелы соберут со всех концев земли всех людей. Еще Моисей созывал иудеев на собрания, приказывая трубить в серебряные трубы: этот способ созыва обратился в обычай и употреблялся иудеями во все последующее время (см. Лев. 25, 9; Чис. 10, 2; Суд. 3, 27), почему Спаситель и употребляет этот знакомый всем евреям образ для обозначения некоего действия Божия, по мановению которого Ангелы соберут избранных Его от четырех ветров (Мф. 24, 31), то есть со всех концов земли. Ангелы соберут как избранных для вечной славы, так и всех делающих беззаконие (Мф. 13, 41) для вечного мучения.

От смоковницы возьмите подобие (Мф. 24, 32). Как о наступлении лета судили по ветвям смоковниц, в изобилии росших на горе Елеонской вместе с маслинами, так и о приближении кончины мира надо судить по тем знамениям времен, которые перед тем перечислил Господь.

Не прейдет род сей, как все сие будет (Мф. 24, 34). Сие противополагается здесь тому, о чем говорится дальше (см. Мф. 24, 36). Разрушение Иерусалима действительно произошло еще при поколении современников Господа. Но это выражение можно относить и к кончине мира. Тогда под «родом сим», как толкует святитель Иоанн Златоуст, можно понимать род ищущих Господа (Пс. 23, 6) – род уверовавших во Христа, который, несмотря на все ужасы, сохранится до скончания века.

Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Мф. 24, 35). Это утверждение непреложности изреченного пророчества. Видя, как в точности исполнилось предречение Господа о разрушении Иерусалима, никто не может сомневаться и в том, что так же точно исполнится и пророчество о Его Втором пришествии.

О дне же том и часе никто не знает (Мф. 24, 36). По святому Марку, даже Сын (см. Мк. 12, 32), – конечно, как Человек, а не как Бог.

По святому Луке, люди будут жить беспечно, как во времена Ноевы перед потопом, и день Второго пришествия Христова внезапно, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному (Лк. 21, 35; ср. Лк. 17, 26–27). Это уподобление последних дней дням Ноя мы находим и у святого Матфея (см. Мф. 24, 37–39).

Тогда будут двое на поле (Мф. 24, 40). Эти слова показывают, как быстро и решительно произойдет разделение между праведниками и грешниками, хотя бы они находились в момент Второго пришествия Христова близко друг к другу и за одними занятиями, хотя бы даже спали на одной постели (Лк. 17, 34).

Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет (Мф. 24, 42). Отсюда естественно вытекает необходимость постоянного бодрствования. Господь желает, чтобы мы не спали духовно, не были беспечны, но были внимательны к признакам времен и были всегда готовы к сретению Его, ведя добродетельную жизнь. По своей неожиданности и внезапности пришествие Господне нередко сравнивается с приходом вора.

Следующая за тем притча о верном и нерадивом приставниках, или рабах (см. Мф. 24, 45–51), имеет целью еще сильнее внушить необходимость постоянного духовного бодрствования. Эта притча имеет особенно близкое отношение к духовным пастырям и гражданским начальникам, которые поэтому должны бояться нерадения в исполнении своих обязанностей, помня, что они должны будут дать отчет в своей деятельности.

В этой притче Второе пришествие Христово представляется под образом пришествия жениха в дом невесты. Жениха, приходившего в сопровождении своих друзей (см. Ин. 3, 29) и «сынов чертога брачного» (см. Мф. 9, 15), встречали очень торжественно, выходили к нему навстречу со светильниками в руках. А так как жених мог опоздать приходом, то встречавшие должны были иметь в отдельных сосудах запасное масло на случай, если налитое в светильники сгорит до прихода жениха.

Употребляя этот понятный на Востоке образ, Господь сравнил ожидание Своего Второго пришествия с ожиданием жениха, которого должны встретить десять дев со светильниками в руках. Из них пять были «мудрыми», то есть предусмотрительными, и запаслись маслом, а пять – «неразумными»; они не позаботились взять с собой запасного елея, и светильники их догорели и начали угасать. Пока они ходили покупать себе елей, пришел жених, двери чертога брачного затворились, и они не были впущены женихом на брачный пир.

Под мудрыми девами здесь разумеются все истинные христиане, всегда готовые встретить Господа, имеющие при своей чистой и искренней вере и добрые дела («елей»). Под неразумными девами здесь имеются в виду христиане более по имени – беспечные, не имеющие добродетелей. Такие не войдут на брачный пир, то есть в Царство Небесное, ибо Господь сказал: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21).

Последние слова притчи Итак, бодрствуйте (Мф. 25, 13) опять указывают на необходимость постоянного духовного бодрствования для встречи Господа, день и час пришествия Которого сокрыт от нас.

Полную картину последнего Страшного Суда Божия над всем человеческим родом рисует нам словами Самого Господа Иисуса Христа только один евангелист Матфей в непосредственной связи с речами Его о необходимости постоянного духовного бодрствования и готовности встретить Второе Его пришествие.

Описанию Страшного Суда предшествует притча о талантах (см. Мф. 25, 14–30), очень сходная с разобранной уже нами притчей о десяти минах, которую передает святой Лука (см. Лк. 19, 11–28). Идея этой притчи та, что каждый должен будет дать отчет Богу на Страшном Суде о том, как он использовал полученные им от Бога дарования, как благодатные, так и естественные, и что доброго приобрел с помощью их.

Повествование о Страшном Суде Господь начинает с уподобления Своего Второго пришествия торжественным выходом земных царей во славе Своей. Сядет на престоле славы Своей (Мф. 25, 31); это означает, что Господь явится как Царь и Судия вселенной. Сопровождать Его будут все святые Ангелы (Мф. 25, 31), а встречать все люди, как застигнутые в живых Его пришествием, так и воскрешенные из мертвых, – все, когда-либо жившие на земле. Перед пришествием Христовым будет всеобщее воскресение, причем воскреснут усопшие уже в особых, преображенных телах, не душевных, а духовных, оставшиеся же в живых мгновенно изменятся (1 Кор. 15, 44–52; 1 Фес. 4, 16–17).

И отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов (Мф. 25, 32). Овцы здесь представляют праведников, так как они служат образом невинности и простоты (ср. Ин. 10, 7–11; Пс. 99, 3 и Пс. 73, 1), а козлы – осуждаемых, так как они служат образом недобрых нравственных качеств (ср. Иез. 34, 17). От них нет никакого плода – ни волны, ни молока, ни ягнят; все это приносят овцы. Овцы будут поставлены по правую… сторону, так как правая сторона всегда считалась почетной и назначалась людям самым близким, а козлы – по левую (Мф. 25, 33). Эта сторона была менее почетна и в данном случае означает место осуждаемых.

Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф. 25, 34). Удостоившиеся благословения Бога Отца, христиане в Новом Завете часто называются наследниками обещанных благ как истинные чада Божии, которым принадлежат блага, уготованные Богом людям (см. Рим. 8, 17; Гал. 4, 6–7; Евр. 1, 14). Бог от вечности предвидел дела, а потому от вечности же и определил им соответствующее воздаяние за них: за добрые дела – Царство Небесное, а за злые – мучения.

Как видно из этой картины Страшного Суда, Царство Небесное праведники наследуют за дела любви и милосердия к ближним. О вере здесь не упоминается, ибо она уже предполагается самыми делами любви, которые суть плоды веры (см. Ин. 13, 35; 1 Кор. 13, 1–2). Равно и молитва и все прочие подвиги веры не упоминаются, потому что без них невозможна истинная любовь к ближним и искренние, нелицемерные дела милосердия. Говорится только о делах милосердия, потому что они доказывают истинную веру и благочестие христианина (см. Иак. 2, 14–26; 1 Ин. 4, 20–21; 1 Ин. 3, 15–18).

Ответ праведников свидетельствует об их смирении и сознании своего недостоинства. Таков закон нравственного самосовершенствования: чем более человек нравственно усовершается, тем более сознает он ничтожность своих совершенств. Своих последователей Господь называет Своими братьями, как близких, как сродных Ему по духу, по расположениям, по страданиям; «меньшими» называет их потому, что они уничижены, что они – нищи, отвержены (см. Мф. 25, 40).

Идите от Меня, проклятые (Мф. 25, 41). Проклятые значит лишенные даров благословения. Они осуждаются в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25, 41). Огонь здесь изображает высшую степень мучения, так как казнь через сожжение огнем есть самая жестокая казнь.

Этот образ заимствован от огня долины Енномовой к юго-западу от Иерусалима. Во время уклонения евреев в идолопоклонство там совершались жертвоприношения Молоху и туда потом свозились нечистоты и трупы казненных. Для очищения этого места там постоянно горел огонь, почему это место и получило прозвание долины огненной и стало служить образом вечного мучения грешников. Эти вечные мучения назначены, собственно, для возмутившихся против Бога злых духов, но поскольку грешники делаются соучастниками этого зла, которое сеет диавол и ангелы его, они осуждаются на те же мучения.

И пойдут сии в муку вечную (Мф. 25, 46). Мучения грешников, вопреки некоторым лжеучителям, не будут иметь конца, ибо они сами добровольно отвергли любовь Божию. Эти мучения, как многие полагают, будут состоять в страшных, но уже бесплодных терзаниях совести. Некоторое подобие их испытывается уже в земной жизни – таково, например, состояние безысходной тоски. Столь же вечным и нескончаемым будет блаженство праведников, предначатие которого бывает еще здесь.

Закончив все вышеприведенные речи Своим ученикам, Господь предрек скорое наступление часа Своих крестных страданий в словах, приводимых только одним евангелистом Матфеем: Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие (Мф. 26, 2). Праздник Пасхи начинался 14 нисана вечером и в тот год приходился на пятницу (см. Ин. 19, 14). Отсюда можно заключить, что слова эти были произнесены во вторник вечером или в среду.

Пасха была самым главным и торжественным праздником у евреев. Праздновалась она в память чудесного избавления из египетского рабства. Само слово «пасха» произошло от еврейского «пейсах», что значит «прохождение», «пощада» в память того момента, когда Ангел, губивший египетских первенцев, видя кровь закланного агнца на дверных косяках и перекладинах еврейских домов, проходил мимо и таким образом щадил первенцев еврейских (см. Исх. 12). В соединении с праздником опресноков, который начинался на второй день Пасхи, Пасха праздновалась восемь дней – с вечера 14-го по 21-е число месяца нисана, соответствующего концу нашего марта месяца и началу апреля.

В десятый день нисана отцы семейств должны были избрать по агнцу однолетнему, без порока, который и закалался в четырнадцатый день во дворе святилища, по надлежащем приготовлении, а затем испекался. В память первоначального окропления его кровью косяков и порогов впоследствии при праздновании Пасхи кровью закланного агнца кропили жертвенник, почему агнец и закалался при скинии, а потом при храме.

Приготовленного агнца ели всего, целиком, не оставляя ни костей, ни жил и тому подобного с пресным хлебом и горькими травами. Это вкушение начиналось тотчас по захождении солнца вечером 14 нисана.

Прежде всего приступали к чаше, наполненной вином, разбавленным водой. Воздав хвалу Богу, глава семейства пил из нее, а за ним по очереди все присутствующие. Это называлось «первая чаша». После этого умывали руки, благодаря Бога. Затем начинали понемногу вкушать пасхального агнца с пресным хлебом, горькими травами и родом густого соуса из фиников, смокв, винограда и уксуса, произнося славословие, после чего блюда уносились и снова поставлялась чаша с вином и водой.

Блюда уносились, чтобы возбудить любопытство детей и на расспросы их рассказать историю праздника (см. Исх. 12, 26–27). Глава семейства рассказывал историю еврейского рабства в Египте, избавления от него и установления в память этого праздника Пасхи. Когда снова вносились блюда, он произносил: «Это – Пасха, которую мы вкушаем в память того, что Господь пощадил дома наши в Египте». Возвышая пресные хлебы и горькие травы, он объяснял, что первые напоминают поспешность бегства евреев из Египта, а последние – горечь египетского рабства.

Засим пели первую часть так называемой аллилуйи, именно псалмы 110–114, произносили краткую молитву и снова пили вино из чаши, что называлось «вторая чаша». Затем опять умывали руки и снова вкушали агнца, травы и хлеб – от агнца ничего не должно было оставаться до следующего дня. Опять умывали руки и пили третью чашу, называвшуюся «чашей благословения», так как, испивая ее, глава семейства в особенной молитве благословлял Бога за Его особенную благодать.

В заключение испивали четвертую чашу, называемую «галлел», так как вслед за ней воспевали вторую часть аллилуйи, то есть псалмы 115–118. Эта пасхальная вечеря, по общему убеждению литургистов, легла в основу чина нашей христианской Евхаристии – таинства Причащения.

Слова предан будет на распятии указывают на Божественную прозорливость Господа. Он знал день Своей смерти, хотя сами враги Его говорили: Только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе (Мф. 26, 5).

Все три синоптика рассказывают потом о совещании, какое было у первосвященников и старейшин иудейских о погублении Иисуса. Боясь возмущения народа, который мог вступиться за Господа, они решили взять Его хитростью, тихонько от народа и по миновании праздника. Однако, найдя предателя, они, одержимые неистовой злобой, не стали ждать окончания праздника.

Святой Матфей говорит, что это совещание было в доме первосвященника по имени Каиафы (Мф. 26, 3), именно во дворе. Дворы на Востоке, находившиеся внутри здания, нередко служили местами собраний. Собственное имя Каиафы было Иосиф, а Каиафа было прозвищем или фамилией. Он был зятем прежнего, смененного римским проконсулом первосвященника Анны, или Анана.

Далее первые два евангелиста, святой Матфей и святой Марк, повествуют о помазании Господа миром некоей женой в доме Симона прокаженного. Это помазание церковное предание отличает от того помазания, которое было совершено Марией, сестрой воскрешенного Лазаря, за шесть дней до Пасхи и еще до входа Господа в Иерусалим. Этот Симон прокаженный называется так потому, что, по-видимому, был исцелен Господом от проказы.

По церковному преданию, запечатленному очень умилительно в богослужебном последовании Великой Среды, жена, приступившая к Господу с тем, чтобы помазать его драгоценным миром, была кающейся грешницей. Она принесла миро в алавастровом сосуде. Миро представляло собой благовонную жидкость из масл и пахучих веществ, обыкновенно – из лучшего оливкового масла в соединении с благовонными смолистыми веществами вроде нарда или смирны и разных цветов. Алавастр – это род мрамора, замечательного своей легкостью, прозрачностью и красотой. Из него приготовлялись разные вазы, урны, курильницы и сосуды для хранения ароматических веществ.

Помазание миром на Востоке употреблялось не только в смысле высшего значения, как при помазании царей и первосвященников, а и в обыденной жизни людьми богатыми и знатными – ради удовольствия. Помазывали обыкновенно волосы на голове, лоб, лицо, бороду, одежду (см. Пс. 22, 5; 132, 2; Еккл. 9, 8 и др.), а в знак выражения особого почтения кому-либо – и ноги.

Ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? (Мф. 26, 8). Не зная мыслей и чувств глубочайшего благоговения жены-грешницы, ученики осудили ее поступок, зная, что Учитель их не терпел роскоши и выше всего ставил дела милосердия и благотворения. Но они в этом случае ошиблись. Господь оправдал ее поступок, происходивший от теплой веры и сердечного сокрушения.

Нищих всегда имеете с собою и, следовательно, всегда можете творить им добро, а Меня не всегда имеете (Мф. 26, 11). Это прикровенное указание на близость Своей смерти. Кроме того, этому действию Господь дает и еще особое символическое значение: Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению (Мф. 26, 12), ибо в древности был обычай умащать тела мертвых благовониями.

В награду за ее поступок Господь предрек ей всегдашнюю память о ее поступке между христианами, что мы и видим, ибо повествование об этом не только записано в Евангелии, но включено и в наше богослужение. В последовании Великой Среды Церковь прославляет поступок этой женщины, проводя как бы параллель по контрасту между ним и предательством Иуды, совершенным в тот же день, сразу после этого.

Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? (Мф. 26. 14–15). Тогда – этим словом выражается не столько последовательность событий, сколько их внутренняя логическая связь. Иуда ожидал от Господа Иисуса Христа земных благ, мирского богатства и владычества. Его корыстолюбие теряло терпение, видя полную нестяжательность Учителя. Он начал сам вознаграждать себя из ковчежца, тайно присваивая себе вметаемые в него пожертвования, по свидетельству евангелиста Иоанна (см. Ин. 12, 6). Случай в доме Симона прокаженного окончательно дал ему понять, что он напрасно ждет обогащения от Учителя добровольной нищеты и самоуничижения.

Досада на Господа, обманувшего, как ему казалось, его надежды, и желание использовать хоть какой-нибудь случай к наживе сделали его предателем. Уже зная о решении синедриона схватить Господа, он сам пошел к первосвященникам, чтобы предложить им за деньги свои услуги – предать им Господа без народа, в уединенном месте. Что вы дадите мне – эти слова указывают на его досаду и злобу против своего Учителя, которого он решил предать во всяком случае, не споря о цене.

Поэтому ему и назначают в общем совсем ничтожную сумму – цену беглого раба – тридцать сребреников (Мф. 26, 15), то есть тридцать серебряных так называемых священных сиклей. Такую цену положили, по-видимому, чтобы показать все свое презрение к Господу Иисусу Христу и в расчете на скупость и сребролюбие предателя, который не станет торговаться. И Иуда действительно оказался сговорчивым, не требовал большего и с того времени… искал удобного случая предать Его (Мф. 26, 16). Удобного случая – то есть такого, когда можно будет схватить Иисуса наедине, без обычно окружавшего Его народа.

Назначением такой цены исполнилось пророчество Захарии о тридцати сребрениках, которыми неблагодарный народ оценил отеческое попечение о нем Иеговы28.

Как повествует святой евангелист Иоанн, окончив Свою первосвященническую молитву, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его (Ин. 18, 1). Поток Кедрский или Кедрон, что значит «черный», был незначительным ручьем, который наполнялся водой только после сильных дождей, а в остальное время его русло было сухо или почти сухо. Он протекал так называемой Иосафатовой долиной и отделял Иерусалим от Елеона.

Святой Иоанн говорит, что за этим потоком был сад, куда вошел Иисус и ученики Его, но не называет сада по имени и не говорит ничего о том, что там происходило до прихода Иуды со стражей. Первые два евангелиста, Матфей и Марк, называют этот сад Гефсиманией (см. Мф. 26, 36; Мк. 14, 32), а святой Лука указывает его местонахождение на горе Елеонской (см. Лк. 22, 39). Все трое повествуют о молитве Господа в этом Гефсиманском саду.

«Гефсимания» значит «жом для выжимания масла». Вероятно, сад был оливковый и здесь приготовлялось оливковое масло. Можно предполагать, что этот сад принадлежал какому-нибудь расположенному к Господу владельцу, ибо, по словам святого Иоанна, Господь Иисус Христос часто собирался там с учениками Своими (Ин. 18, 2), почему Иуда и повел туда стражу в уверенности, что найдет Господа после Тайной Вечери именно там, в чем и не ошибся.

Войдя в сад, Господь остановил учеников, сказав им: Посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там (Мф. 26, 36). Взяв с Собой Петра, Иакова и Иоанна, по словам святого Луки, отошел на вержение камня (Лк. 22, 41), то есть на такое расстояние, на какое долетает обыкновенно брошенный камень, и начал скорбеть и тосковать (Мф. 26, 37).

Душа Моя скорбит смертельно, – сказал Он этим ближайшим Своим и довереннейшим ученикам, – побудьте здесь и бодрствуйте со Мною (Мф. 26, 38). Отойдя от них, по словам святого Матфея и святого Марка, немного (см. Мф. 26, 39; Мк. 14, 35), Он пал на лицо Свое, преклонив колена, и молился: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26, 39). Молитва эта была столь напряженной, что, по словам святого Луки, был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22, 44). Говорят, что иногда чрезвычайные нравственные страдания вызывают на самом деле такой кровавый пот. Святой Лука говорит, что явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его (Лк. 22, 43). Бог Отец как бы оставил на время Своего Сына (см. Мф. 27, 46), а потому утешает и ободряет Его Ангел.

О чем так скорбел и тяжко страдал в Гефсиманском саду воплотившийся Сын Божий? Кто из нас, грешных людей, может осмелиться утверждать, что он доподлинно знает все происходившее в чистой и святой душе Богочеловека в эту минуту, когда наступал решительный час предания Его на крестную смерть ради спасения человечества? Но и раньше существовали, и теперь продолжают делаться попытки объяснить причины этих нравственных мук Господа, пережитых Им в эти предсмертные часы в Гефсиманском саду.

Самое естественное предположение – то, что скорбела и страшилась смерти Его человеческая природа. «Смерть вошла в человеческий род не по природе, – говорит блаженный Феофилакт, – потому природа человеческая боится ее и бежит от нее». Смерть есть следствие греха (см. Рим. 5, 12, 15), а потому безгрешная природа Богочеловека не должна была бы подлежать смерти: смерть для нее – явление противоестественное. Оттого чистая безгрешная природа Христова возмущается против смерти, скорбит и тоскует при виде ее. Эти нравственные страдания Христовы – доказательство наличия двух природ в Нем: Божеской и человеческой, что отрицали монофелиты.

Вместе с тем нравственные страдания эти происходили, несомненно, и оттого, что Господь принял на Себя все грехи всего мира и шел на смерть за них. То, что должен был претерпеть весь мир за свои грехи, сосредоточилось теперь, так сказать, на Нем одном. Не исключена и та возможность, что диавол, отошедший от Него, по святому Луке, до времени (Лк. 4, 13), теперь вновь приступил к Нему со своими искушениями, пытаясь, хотя и безуспешно, отклонить Его от предстоящего подвига крестных страданий. Скорбь Христа Спасителя вызывалась также сознанием человеческого ожесточения, человеческой неблагодарности Богу.

По изображению первых двух евангелистов, Господь, восстав от молитвы, дважды приходит к трем ученикам Своим, оставленным недалеко (см. Мф. 26, 40–45; Мк. 14, 37–41). Но вместо того, чтобы найти утешение в их усердии и преданности Ему, готовности бодрствовать с Ним, застает их спящими и кротко упрекает их за это, говоря при этом: Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26, 41; Мк. 14, 38).

Как могло случиться, что ученики уснули в такой момент? Святой Лука объясняет, что они уснули от печали (Лк. 22, 45). Жизнь свидетельствует, что сильные переживания действительно производят иногда столь сильное переутомление нервной системы, что человек не в силах бороться со сном. Господь обращается с упреком именно к Петру, потому что он особенно клялся Господу в своей преданности только что, незадолго перед тем.

Ученикам предстояло великое искушение, великое испытание их веры, а потому Господь и убеждает их в необходимости бодрствовать и молиться, чтобы преодолеть это искушение. Дух бодр, плоть же немощна значит: «Душа ваша расположена к борьбе с этим искушением и способна побороть его, но человеческая природа немощна и, при ослаблении бодрствования и молитвы, способна к великому падению».

Трижды становился Господь на молитву. В первый раз Он молился об отвращении от Него чаши страданий. Во второй раз Он изъявил уже прямую покорность воле Божией, и Ему послан был Ангел, чтобы окончательно укрепить Его в этой воле (см. Лк. 22, 43), после чего Он в полной решимости воскликнул: Да будет воля Твоя! (Мф. 26, 42).

Помолившись в третий раз, Он пришел к ученикам предупредить их о приближении предателя: Вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников (Мф. 26, 45). Показывая, что не имеет нужды в их помощи, когда намерен был предаться, Он говорит: Все еще спите. Он произносит это, чтобы пристыдить их, как бы так говоря: «Вот предатель приблизился. Если вам угодно и время позволяет спать, спите» (блаженный Феофилакт).

В руки грешников. По мнению святителя Иоанна Златоуста, Господь говорит это для ободрения учеников, «показывая, что совершающееся над Ним есть дело злобы грешников, а не Его вины в каком-либо грехе».

Встаньте, пойдем (Мф. 26, 46), то есть пойдем навстречу предателю, да совершится то, чему надлежит быть, по Писанию.

Все четыре евангелиста согласно рассказывают о предании Господа, причем каждый лишь привносит свои подробности, которые дополняют картину. По святому Иоанну, Иуда привел целую спиру (см. Ин. 18, 3), то есть часть легиона, называемую когортой и состоящую из тысячи человек с тысяченачальником во главе, о котором особо упоминается (см. Ин. 18, 12), а также служителей от первосвященников и фарисеев. Хотя было полнолуние, толпа эта пришла с фонарями и факелами в предположении, что Господь может укрыться в потаенных местах сада. Воины были вооружены мечами, а слуги первосвященников – дрекольями. По-видимому, они ожидали возможности серьезного сопротивления.

Характерно предательство лобзанием. Первосвященники, очевидно, боясь народного возмущения, дали приказ Иуде взять Иисуса осторожно. Отряду, видимо, не было сказано, кого он должен привести: было лишь приказано взять того, на кого укажет Иуда. А Иуда, храня в тайне данное ему поручение, ограничился одним лишь указанием: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его и ведите осторожно (Мк. 14, 44).

Можно предполагать, что Иуда намеревался, отделившись от отряда, подойти к Иисусу с обычным приветствием, поцеловать Его, а затем отойти к апостолам и таким образом скрыть свое предательство. Но это ему не удалось. Когда он подошел к Иисусу и растерянно сказал: Равви! Равви! (Мк. 14, 45), то Иисус кротко спросил его: Друг, для чего ты пришел? (Мф. 26, 50). Не зная, что сказать на этот вопрос, Иуда в смущении произнес: Радуйся, Равви! И поцеловал Его (Мф. 26, 49). Чтобы показать Иуде, что он не может скрыть своего предательства, Господь сказал: Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого? (Лк. 22, 48).

Между тем стража приблизилась. Как повествует об этом один святой Иоанн, дополняя первых трех евангелистов, Господь спросил: Кого ищете? (Ин. 18, 4). С отрядом были, конечно, старейшины иудейские, которые знали, за кем отряд послан. Они-то и отвечали: Иисуса Назорея. Это Я, – громко отвечал Господь (Ин. 18, 5–6).

Пришедшим было внушено, что они должны будут взять Иисуса хитростью, осторожно, так как Он имеет приверженцев, которые могут за Него заступиться. И вдруг Он открыто, как бы ничего не боясь, говорит: Это Я. Эти слова Христовы заключали в себе для врагов Его потрясающую силу. И неожиданность такого ответа, и сила духа, проявленная в нем, произвели на пришедших необыкновенное действие: они отступили назад и пали на землю (Ин. 18, 6).

Когда они несколько оправились от потрясения, Господь вторично спросил их: Кого ищете? Они снова отвечали: Иисуса Назорея. Господь говорит им тогда: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут (Ин. 18, 7–8). Трогательна эта забота Господа о Своих учениках! Святой Иоанн поясняет при этом, что должны были сбыться слова первосвященнической молитвы Его: Из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого (Ин. 18, 9).

И стража действительно оставила апостолов и приступила к Иисусу, чтобы взять Его. Но тут апостолы решили вступиться за Господа. И нетерпеливый Петр, не дождавшись ответа на вопрос одного из них: Господи! не ударить ли нам мечом? (Лк. 22, 49), – извлек меч и, ударив первосвященнического раба Малха, отсек ему правое ухо, но не совершенно, так что Господь одним прикосновением исцелил его (см. Лк. 22, 51).

Возврати меч твой в его место, – сказал Господь Петру, – ибо все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26, 52). Это, конечно, не пророчество (иначе можно было бы считать его несбывшимся), а только закон Божественной правды общего характера: кто нападает на другого с намерением лишить его жизни или нанести ему рану, тот сам достоин того же. Это та же мысль, которая заключена в заповеди, данной после потопа: Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека (Быт. 9, 6).

Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26, 53). Легионом назывался у римлян отряд, состоявший из десяти когорт и заключавший в себе около десяти тысяч воинов. Весь Ангельский мир ополчился бы в защиту Сына Божия, если бы Он не предавал Себя на страдания добровольно. Двенадцать легионов Господь как бы противополагает двенадцати ученикам Своим. Как же сбудутся Писания, что так должно быть? (Мф. 26, 54). Это значит, что все происходящее есть исполнение пророчеств.

Среди пришедших за Иисусом, как свидетельствует святой Лука, находились сами первосвященники и начальники храма. К ним Господь обратился с обличительной речью: Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями (Лк. 22, 52). Смысл этого обличения тот, что они явно шли на неправое дело, если не хотели обвинить Господа открыто перед всеми и взять Его как нарушителя закона среди белого дня, в присутствии народа, а употребили такой скрытный способ схватить Его ночью. Но теперь ваше время и власть тьмы (Лк. 22, 53).

Тогда все ученики, оставив Его, бежали (Мф. 26, 56). Так исполнилось предсказание Господа, недавно Им произнесенное (см. Мф. 26, 31). Один только евангелист Марк добавляет, что некий юноша, завернувшись в покрывало, следовал за отрядом, взявшим Иисуса. Сочтя это подозрительным, воины схватили этого юношу, но он вырвался от них и убежал нагой, оставив покрывало в их руках (см. Мк. 14, 51–52). Можно думать, что этот юноша жил где-то неподалеку, проснулся от шума, произведенного отрядом, и поспешил, не одеваясь, а лишь прикрывшись одеялом, выйти из дома и посмотреть, что такое происходит. Древнее предание видит в этом юноше самого евангелиста Марка. Евангелисты часто скрывали свое имя, говоря о самих себе.

Но не все апостолы окончательно покинули Господа. Двое из них – именно Петр и Иоанн – стали издали следить за удалявшимся отрядом воинов, который взял Иисуса, пошли за Ним, хотя и в некотором отдалении, и так дошли до самого Иерусалима, видя, куда был приведен их любимый Учитель. Куда бежали остальные девять учеников, неизвестно, но, по-видимому, они были так потрясены и напуганы всем происшедшим, что сидели где-то спрятавшись, при запертых дверях, о чем мы знаем из Евангелия от Иоанна (см. Ин. 20, 19).

Схватив Господа Иисуса, враги повели Его связанным (черта, которую указывает только один святой Иоанн) в дом, где жили первосвященники. Восполняя свидетельства первых трех евангелистов, святой Иоанн один только упоминает, что Господа привели сначала к Анне, который сделал Ему предварительный допрос, а затем послал Его к Каиафе (см. Ин. 18, 12–13).

Святой Иоанн тут же и поясняет, почему Господа привели сначала к Анне, а не к Каиафе, который в тот год был правящим первосвященником: Анна (или Анан, как называет его Иосиф Флавий) был тесть Каиафе (Ин. 18, 13). Взявшие Господа думали этим оказать особое внимание и честь знатному родственнику правящего первосвященника. Кроме того, старый хитрец Анна пользовался особым уважением в своей среде.

Надо полагать, однако, что Анна, по смещении его с должности первосвященника, продолжал оставаться жить в первосвященническом доме, тем более что новый первосвященник Каиафа был его близким родственником. Так что жилища Анны и Каиафы имели общий двор, хотя и находились в разных отделениях большого первосвященнического дома.

Святой Иоанн, дополняя повествования первых трех евангелистов, говорит, что за Иисусом следовал не только Петр, об отречении которого повествуют все четыре евангелиста, но и другой ученик (Ин. 18, 15), – несомненно, он сам. Святой Иоанн был знаком первосвященнику (Ин. 18, 15) – которому именно и почему, неизвестно (по преданию, по своему рыболовству). Поэтому он вошел внутрь первосвященнического двора, а затем сказал придвернице, чтобы она пустила внутрь и Петра. Тут-то и произошло первое отречение Петра, по святому Иоанну, когда во время допроса Господа Анной Петр стоял у разведенного на дворе огня и грелся.

Хитрый Анна, ни в чем не обвиняя Христа, стал расспрашивать Его только о том, чему Он учил и кто были Его ученики. Этим он намеренно дал опасный тон всему дальнейшему ходу дела, набросив подозрение на Иисуса как на главу какого-то тайного заговора с тайным учением и тайными целями. Но Господь изобличил эту его хитрость Своим ответом: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме… и тайно не говорил ничего (Ин. 18, 20). В доказательство этого Господь предложил спросить свидетелей, слышавших, что говорит Он.

Несмотря на то что в таком ответе не было ничего оскорбительного для первосвященника, один из слуг, желая, вероятно, угодить первосвященнику, ударил Господа рукой в ланиту, сказав: Так отвечаешь Ты первосвященнику? (Ин. 18, 22).

Если бы Иисус молча перенес это, могли бы подумать, что Он признает этот удар, нанесенный Ему, справедливым, и не в меру ревностный слуга еще возгордился бы таким молчаливым одобрением его поступка. Поэтому, чтобы пресечь зло в самом начале и вразумить слугу, Господь возразил: Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня? (Ин. 18, 23), то есть: «Если ты можешь доказать, что Я учил народ чему-нибудь худому, то изобличи Меня в этом, докажи это, а не бей без всяких оснований».

Далее святой Иоанн говорит, что Анна послал Иисуса связанного к первосвященнику Каиафе (Ин. 18, 24). Вероятно, Господа провели только через внутренний двор того же самого дома, где был разложен огонь и где стоял и грелся Петр, уже один раз отрекшийся от Господа. О том, что происходило у Каиафы, повествуют подробно два первых евангелиста – святой Матфей и святой Марк.

У Каиафы собрались все первосвященники, старейшины и книжники – словом, почти весь синедрион. Несмотря на глубокую ночь, все они спешили скорее собрать свидетельства против Иисуса, чтобы подготовить все необходимое для другого, утреннего официального заседания синедриона, на котором они могли бы официально изречь Ему смертный приговор. Для этого они стали искать лжесвидетелей, которые могли бы обвинить Иисуса в каком-либо уголовном преступлении, и не находили (Мф. 26, 60).

Наконец пришли два лжесвидетеля. Закон требовал именно двух, не менее, для осуждения обвиняемого (см. Чис. 35, 30; Втор. 17, 6). Они указали на слова, произнесенные Господом в Иерусалиме при первом изгнании торгующих из храма, причем злонамеренно эти слова переиначили и вложили в них другой смысл. Господь говорил тогда: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 19), но не говорил: «могу разрушить». В три дня воздвигну его – «возбужу» (по-гречески «эгеро»), но не говорил «создам», что выражается совсем другим греческим словом – «икодомисо».

Он говорил тогда о храме Тела Своего, а лжесвидетели представили эти тогдашние слова Его как какое-то хвастовство, в котором по существу тоже ничего не было преступного. Поэтому святой Марк и говорит: Но и такое свидетельство их не было достаточно (Мк. 14, 59). На все это Иисус молчал, ибо нечего было отвечать на такие нелепые обвинения, к тому же путаные: другой свидетель, по святому Марку, говорил несколько иначе.

Это раздражило Каиафу, и он решил вынудить у Господа такое признание, которое дало бы повод осудить Его на смерть как богохульника. По судебным обычаям того времени, он обратился к Господу с решительным вопросом: Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? (Мф. 26, 63). Заклинаю Тебя – это была обычная формула заклинания, когда суд требовал, чтобы обвиняемый непременно отвечал на вопрос обвиняющих и отвечал сущую правду, призывая Бога во свидетели.

На такой прямо поставленный, да еще под заклятием, вопрос Господь не мог не ответить, тем более что Ему теперь уже не было никакой надобности скрывать Свое мессианское Божественное достоинство, а надо было, наоборот, торжественно засвидетельствовать его. И Он отвечает: Ты сказал (Мф. 26, 64), то есть: «Да, верно, Я – Христос». К этому Он еще прибавляет: Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мф. 26, 64).

Это, конечно, указание на слова Книги Псалмов, в которых Мессия изображается седящим одесную Бога (см. Пс. 109, 1), а также – на пророчество Даниила о Мессии как о Сыне Человеческом, грядущем на облаках небесных (см. Дан. 7, 13–14). Этим Господь хотел сказать, что все эти Его нечестивые судьи скоро увидят во многих знамениях и чудесах проявление Его Божественной силы как Сына Божия.

Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! (Мф. 26, 65). Раздирание одежды у иудеев было обычным выражением скорби и сетования. Первосвященнику запрещалось раздирать свою одежду (см. Лев. 10, 6; 21, 10). Таким образом, разодрав свою одежду, Каиафа хотел выразить этим свою особую скорбь, которая даже заставила его забыть это запрещение. Конечно, это было только лицемерие с его стороны для того, чтобы объявить признание Господом Себя Мессией богохульством.

Как вам кажется? – «каково ваше мнение об этом?» – спрашивает Каиафа присутствующих. И получает желанный ответ: Повинен смерти (Мф. 26, 66). Как над уже осужденным преступником, они начали ругаться и издеваться над Христом: плевали Ему в лицо в знак крайнего презрения и уничижения, заушали Его, били по главе, по ланитам и, издеваясь, спрашивали: Прореки нам, Христос, кто ударил Тебя? (Мф. 26, 68), то есть: «Если Ты – Мессия всеведущий, то назови по имени того, кто ударяет Тебя, не видя его или не зная его».

Последнее показывает, что весь суд был только грубым лицедейством, под которым скрывалась кровожадная, зверская злоба. Это были не судьи, а звери, не умевшие скрывать свою ярость.

Об отречении Петра повествуют все четыре евангелиста, хотя в повествованиях их сразу бросается в глаза некоторая разница. Впрочем, различие это нисколько не касается существа дела. Евангелисты только дополняют и разъясняют друг друга, так что из сопоставления всех их свидетельств слагается точная и полная история этого происшествия.

Петр находился во время суда над Господом сначала у Анны, а потом у Каиафы в одном и том же внутреннем дворе первосвященнического дома, куда его ввела придверница по просьбе святого Иоанна, знакомого первосвященнику. То, что это был один и тот же двор общего первосвященнического дома, в разных отделениях которого жили оба первосвященника, Анна и Каиафа, устраняет кажущееся противоречие между повествованиями святого евангелиста Иоанна, с одной стороны, и тремя другими евангелистами – с другой. Святой Иоанн представляет отречение начавшимися во дворе Анны и там же окончившимися, а прочие три евангелиста, совсем не упоминающие о допросе Господа у Анны, излагают дело так, как будто все три отречения происходили на дворе у первосвященника Каиафы. Ясно, что это был один и тот же общий двор.

Когда при содействии Иоанна, который был знаком архиерею, Петр вошел во двор первосвященника, вводившая его привратница, по святому Иоанну, сказала ему: И ты не из учеников ли Этого Человека? Петр отвечал: Нет (Ин. 18, 17) – и стал к огню, который был разведен ради непогоды и холода. Однако служанка не оставила его в покое и, по святому Марку, всмотревшись в его лицо, освещенное огнем, утвердительно сказала: и ты был с Иисусом Назарянином (Мк. 14, 67), а также и другим говорила: И этот был с Ним (Лк. 22, 56). Тогда Петр продолжал то же отречение, говоря: Я не знаю Его (Лк. 22, 57), не знаю и не понимаю, что ты говоришь (Мк. 14, 68; см. Мф. 26, 70). Так совершилось первое отречение, начавшееся у ворот и кончившееся у огня.

Как свидетельствует святой Марк, Петр, желая, видимо, избавиться от неотвязчивой привратницы, ушел от огня в переднюю часть двора, на преддворие, к воротам, чтобы в случае нужды бежать (см. Мк. 14, 68). Так прошло немалое время. Снова увидев его, все та же служанка стала говорить стоявшим тут: Этот из них (Мк. 14, 69). К ней присоединилась и другая служанка, тоже говорившая: И этот был с Иисусом Назореем (Мф. 26, 71). Еще кто-то обратился прямо к Петру: И ты из них (Лк. 22, 58). Петр снова переменил место и опять стал у огня, но и тут некоторые начали говорить: Не из учеников ли Его и ты? Он отрекся и сказал: нет (Ин. 18, 25).

Это было второе отречение, происшедшее как раз в то время, когда Иисуса от Анны вели к Каиафе, как можно думать на основании свидетельства святого Иоанна (см. Ин. 18, 24–25). После второго отречения прошло около часа (см. Лк. 22, 59). Приближался утренний рассвет и с ним обычное пение петухов (Мк. 13, 35). Оканчивался суд над Господом у первосвященника Каиафы. Тогда один из рабов, родственник Малха, которому Петр отсек ухо, сказал Петру: Не я ли видел тебя с Ним в саду? (Ин. 18, 26), а другой добавил: Точно и этот был с Ним, ибо он Галилеянин (Лк. 22, 59). И вслед за тем многие начали говорить: Точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно (Мк. 14, 70), ибо и речь твоя обличает тебя (Мф. 26, 73).

На Петра напал страх, и он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека (Мф. 26, 74). Тогда петух запел во второй раз, как свидетельствует святой Марк, несомненно, со слов самого Петра (Мк. 14, 72). В первый же раз петух запел, по свидетельству святой Марка, после первого отречения (Мк. 14, 68). Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа… И, выйдя вон, горько заплакал (Лк. 22, 61–62).

Так совершилось третье отречение, которое, видимо, совпало с моментом, когда Господа, уже осужденного и подвергнутого поруганиям и избиениям, вывели из дома Каиафы во двор, где Он под стражей должен был ожидать утра и нового, уже официального, заседания синедриона, на котором был вынесен формальный приговор (см. Лк. 22, 63–65). От пения петуха и взгляда, брошенного на него Господом, в душе Петра возникло жгучее, горькое раскаяние. Он бежит от места своего падения наружу и горько оплакивает свой грех.

Об этом втором, уже официальном собрании синедриона лишь кратко в одном стихе упоминают евангелисты Матфей и Марк. Подробнее говорит о нем святой Лука.

Это собрание было созвано лишь для соблюдения формы внешней законности смертного приговора, вынесенного Иисусу на ночном заседании. В Талмуде, где собраны все древние еврейские узаконения, сказано, что в уголовных делах окончательное произнесение приговора должно следовать не ранее, как на другой день после начала суда. Но ни Каиафа, ни синедрион, конечно, не хотели откладывать окончательное осуждение Иисуса на время после праздника Пасхи. Поэтому они спешили соблюсти хотя бы форму вторичного суда.

И синедрион собрался рано на рассвете, на этот раз в еще более многочисленном составе – к нему присоединились книжники, как говорит об этом святой Лука (см. Лк. 22, 66), – и притом уже не в доме Каиафы, а в помещении синедриона. Туда и повели Иисуса, проведшего все время до рассвета на первосвященническом дворе в поруганиях со стороны стражи и первосвященнических слуг. Господа ввели в заседание синедриона и снова спрашивали: Ты ли Христос? (Лк. 22, 67) – отчасти потому, что были новые члены, которые не присутствовали при ночном сборище, отчасти, может быть, потому, что надеялись услышать от Господа еще что-нибудь новое.

Прежде чем прямо отвечать на этот вопрос, Господь предлагает обличение их, показывающее, что Ему, как Сердцеведцу, известны помышления их. Суд был созван только ради формы. Участь Господа все равно была уже предрешена, что бы Он ни говорил. Поэтому Господь отвечал: Если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня (Лк. 22, 67–68).

То есть: «Говорить Мне бесполезно. Если бы Я спросил вас о том, что могло бы вести к разъяснению дела о Моем мессианском достоинстве и к рассеянию вашего ослепления, вы все равно не станете Мне отвечать и не дадите Мне возможности оправдаться перед вами и быть отпущенным на свободу. Но знайте, что после всего того, чему подобает совершиться благодаря вашей злобе, вы увидите Меня не иначе, как во славе Отца Моего, – отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией (Лк. 22, 69)».

Итак, Ты Сын Божий? – снова настойчиво спросили они, и Господь как бы нехотя подтверждает это: Вы говорите, что Я (Лк. 22, 70). Довольные этим, члены синедриона объявляют уже ненужным дальнейшее расследование дела и выносят приговор о предании Господа Иисуса Христа римской языческой власти – Понтийскому Пилату – для предания Его смертной казни.

Только один евангелист Матфей рассказывает нам о дальнейшей участи Иуды предателя. Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам (Мф. 27, 3). Возможно, конечно, что Иуда не ожидал смертного приговора для Иисуса или вообще, ослепленный сребролюбием, не думал о последствиях, к которым приведет его предательство. Когда же его Учитель был осужден, в нем, уже насытившемся обладанием сребрениками, вдруг проснулась совесть: перед ней предстал весь ужас его безумного поступка.

Он раскаялся. Но, к несчастью для него, это раскаяние было соединено в нем с отчаянием, а не с надеждой на всепрощающее милосердие Божие. Это раскаяние есть только невыносимое мучение совести, без всякой надежды на исправление, почему оно бесплодно, бесполезно, почему и довело Иуду до самоубийства.

Возвратил тридцать сребреников. То, что еще недавно казалось для него таким пленительным, теперь, когда совесть заговорила, показалось для него отвратительным. Таков и всякий грех вообще. Ему надо было бы не сребреники повергать перед первосвященниками, а самому повергнуться перед Господом Иисусом Христом, умоляя Его о прощении своего греха, – и тогда он, конечно, был бы прощен. Но он думает без помощи свыше, одними своими силами как-то поправить сделанное: возвращает сребреники, свидетельствуя при этом: Согрешил я, предав кровь невинную (Мф. 27, 4).

Это свидетельство, по словам святителя Иоанна Златоуста, умножает вину и его, и первосвященников: «Его – потому что он не раскаялся, или раскаялся, но уже поздно и сам произнес осуждение на себя, ибо сам исповедал, что предал его напрасно. Их вину умножает потому, что они, тогда как могли раскаяться и переменить свои мысли, не раскаялись».

Бессердечно, холодно и насмешливо отнеслись они к Иуде: Что нам до того? смотри сам (Мф. 27, 4). Это указывает на их крайнее нравственное огрубение. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился (Мф. 27, 5). Не взятые из его рук деньги он бросил в храме, думая, может быть, этим успокоить мучения совести. Но напрасно: мучения эти довели его до такого отчаяния, что он пошел и повесился, после чего, вероятно, упал с той высоты, на которой висел, так как апостол Петр в Книге Деяний свидетельствует, что когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его (Деян. 1, 18).

При всей своей развращенности, первосвященники признали все-таки невозможным употребить эти деньги в пользу храма – положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови (Мф. 27, 6). Впрочем, вероятно, они основывались на требовании закона (см. Втор. 23, 18)31, и в этом случае обнаружилось их крайне злое чувство в отношении к Господу Иисусу Христу. Как обнаружилось оно и в том, что они оценили предательство Его тридцатью сребрениками. Поразительно ярко характеризует фарисеев это стремление исполнить менее важный закон, нарушив более важный – не осуждать невинных.

Купили на них землю горшечника (Мф. 27, 7) – поле известного горшечника, ни на что не годное, так как там копалась глина и обжигались горшки. Для погребения странников (Мф. 27, 7) – иудеев и прозелитов, в огромном количестве собиравшихся в Иерусалиме на праздник Пасхи и другие большие праздники.

Когда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника (Мф. 27, 9–10). Ничего похожего на эти слова у пророка Иеремии мы не находим. Единственное место говорит вообще о факте покупки поля (см. Иер. 32, 7). Возможно, что это вставка позднейшего переписчика. Сходное же изречение мы находим у другого пророка – Захарии (см. Зах. 11, 12–13)32. О горшечнике говорят также главы 18–19 Книги пророка Иеремии, и возможно, что Захария взял свой образ оттуда. Кроме того, в древности принято было сокращать собственные имена, и возможно, что переписчик вместо имени Захарии (Зриу) по ошибке поставил имя Иеремии (Ириу).

Смысл этого места Книги пророка Захарии таков. Пророк был поставлен Богом, чтобы, как представитель Верховного Пастыря – Бога, пасти овец дома Израилева. Иудеи не внимали пророку, то есть не внимали Самому Богу. Чтобы наглядно показать иудеям, как мало они ценят попечение о них пророка и, следовательно, Самого Бога, Бог повелевает пророку спросить их: какую дадут они плату ему за пастырские труды его? Они дали ему цену раба – тридцать сребреников, то есть оценили труды для них пророка и, следовательно, Самого Бога как ничтожные – как труды раба.

Тогда Бог сказал пророку: «Брось это для горшечника, эту высокую (ирония, конечно) цену, какою Я оценен у них». И взял я, – говорит пророк, – Я тридцать сребренников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах. 11, 13). Это пророчество исполнилось во время предательства Господа Иисуса Христа. Своего доброго Пастыря – Иисуса Христа иудеи оценили в тридцать сребреников – то есть дали цену раба – и на эти деньги купили потом поле у горшечника.

И, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю (Мф. 27, 2). Со времени подчинения Иудеи римлянам у синедриона было отнято право наказывать преступников смертью, что видно и из свидетельства святого Иоанна (см. Ин. 18, 31). Побиение камнями Стефана было самовольным поступком. По закону, обвиненные в богохульстве побивались камнями, но иудеи, бессознательно исполняя тем волю Божию, желали предать Господа Иисуса Христа более позорной смерти – распятию на кресте. С этой целью после вынесения смертного приговора синедрионом они отвели Его к Понтийскому Пилату игемону, то есть правителю.

Понтий, по прозванию Пилат, был пятым прокуратором, или правителем Иудеи. Он получил назначение на эту должность в 26 году по Р. Х. от римского императора Тиверия. Человек гордый, надменный и жестокий, но вместе с тем малодушный и трусливый, он ненавидел иудеев и, в свою очередь, был ненавидим ими. Вскоре после распятия Христова он был вызван в Рим на суд, заточен в Виенне (в южной Галлии) и там кончил жизнь самоубийством. Прокураторы обычно жили в Кесарии, но на праздник Пасхи для наблюдения за порядком переселялись в Иерусалим.

Подробнее всего о суде у Пилата повествует святой евангелист Иоанн. Он говорит, что иудеи повели Иисуса в преторию (Ин. 18, 28), то есть судебную палату римского правителя, вероятно, в Антониевой крепости или неподалеку от нее на северо-западе от храма, в которой помещался римский гарнизон. Прикосновение к чему-либо языческому считалось осквернением, а потому они не вошли внутрь, чтобы можно было есть пасху (Ин. 18, 28). Ясное указание, что Пасха наступала в тот день вечером и что Христос вкушал пасху накануне праздника, а принес Себя в жертву, как истинный пасхальный Агнец, в самый день наступления ветхозаветной Пасхи, бывшей прообразом Его страдания.

Пилат, делая в данном случае уступку иудейским обычаям (известно, что римляне старались щадить привычки и обычаи побежденных народов, чтобы не слишком их восстанавливать против себя), сам вышел к ним на лифостротон – открытое возвышенное место перед жилищем прокуратора (каменный помост, от греч. «лифос» – «камень») – и спросил: В чем вы обвиняете Человека Сего? (Ин. 18, 29).

Первые два евангелиста начинают описание суда Пилата допросом Господа (см. Мф. 27, 11; Мк. 15, 2), третий – обвинениями Господа со стороны приведших Его (см. Лк. 23, 1–2), а святой Иоанн – вопросом Пилата к приведшим Господа. Таким образом, святой Иоанн начинает с самого начала и дальше во всем описании держится более подробного и последовательного порядка судопроизводства, дополняя повествования первых трех евангелистов.

Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе (Ин. 18, 30). Иудеи не хотели нового разбирательства дела Иисусова. Они надеялись, что Пилат будет только исполнителем произнесенного ими приговора. Пилат хорошо понимал, с какими людьми он имеет дело, а потому сразу поставил обвинителей в должное положение по отношению к себе как представителю римской власти: «Я не могу осуждать, не выслушав дела, а потому возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его (Ин. 18, 31)».

Синедриону действительно было предоставлено право без утверждения римской власти осуждать и приводить в исполнение некоторые наказания. Нельзя было только наказывать смертью. Пилат и предлагает им воспользоваться их правом. Изменяя гордый тон на покорный, иудеи сознаются, что их права ограничены, и они не могут достойного, по их мнению, смерти преступника подвергнуть казни: Нам не позволено предавать смерти никого, – да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет (Ин. 18, 31–32). Господь действительно не раз предрекал, что предадут Его язычникам (см. Мф. 20, 19) и что Он вознесен будет от земли (Ин. 12, 32), то есть предан будет на распятие (Мф. 26, 2).

Враги Христовы вынуждены были после этого изложить свои обвинения против Христа, что мы и находим у святого Луки: Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем (Лк. 23, 2). Лукавые лицемеры, сами ненавидящие римлян, изобретают это клеветническое обвинение чисто политического характера, чтобы легче добиться утверждения смертного приговора для Иисуса.

На это обвинение, как повествует святой Иоанн, Пилат наедине, внутри претории, спросил Иисуса: Ты Царь Иудейский? – От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне? – спросил на это Господь (Ин. 18, 33–34). Надо было знать, каково происхождение этого вопроса. Если Пилат сам пришел к нему, то надо было ответить «нет», потому что Христос не был царем в смысле Пилата. Если вопрос Пилата – только повторение того, что говорили иудеи, то надо было дать утвердительный ответ, ибо Христос действительно был Царем истины.

Христос не был политическим царем иудейским, но был теократическим Царем вселенной. Господь и хотел заставить Пилата высказаться, в каком смысле он употребляет по отношению к Нему это слово «царь». То есть сам ли он обвиняет Его в присвоении Себе этого титула или только повторяет обвинение иудеев.

Ответ Пилата дышит презрением к иудейству: Разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? (Ин. 18, 35). То есть никакого царственного достоинства во Христе он не допускает, а только хочет знать, за что народ и первосвященники предали Его, обвиняя Его в присвоении Себе титула царя.

Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего (Ин. 18, 36). Господь утверждает, что Он действительно царь, но не в политическом, а в духовном смысле этого слова: «Не такой царь, как ты себе представляешь». Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? (Ин. 18, 37). Поняв, что Иисус не политический претендент на земное царство, Пилат выражает сомнение в возможности существования какого-то другого, духовного царства.

Тогда Господь подтверждает, что Он действительно Царь – Царь духовного Царства истины и пришел на землю для того, чтобы свидетельствовать об истине, разумея под истиной, конечно, религиозную истину Своего Божественного учения. Его подданные – те, кто способны внимать этой истине. Пилат, конечно, как грубый язычник, не мог понять этих слов Господа и пренебрежительно сказал: Что есть истина? (Ин. 18, 38) – но он понял, что Царство Иисусово не политическое и ничем не угрожает римскому владычеству.

Языческий греко-римский мир в то время дошел до такого умственного и нравственного растления, что утратил веру в возможность существования истины вообще и не верил, что истина есть. Выражением этого отчаянного неверия в истину и служит знаменитый вопрос Пилата: Что есть истина? – ответа на который он даже не желал и выслушать, а просто вышел к иудеям и заявил, что он никакой вины не находит в Иисусе.

Это заявление глубоко уязвило самолюбие членов синедриона, и они, как повествуют об этом первые три евангелиста, начали настойчиво обвинять Господа во многом, желая во что бы то ни стало добиться Его осуждения (см. Мф. 27, 12; Мк. 15, 3; Лк. 23, 5). Господь хранил при этом непрерывное молчание, так что правитель весьма дивился (Мф. 27, 14). Тут они обмолвились, что Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи, и Пилат, спросив тогда: Разве Он галилеянин? (Лк. 23, 5), – отправил Его к царю Ироду, жившему тогда тоже, в связи с праздниками, в Иерусалиме.

О суде Господа у Ирода сообщает один только евангелист Лука (см. Лк. 23, 7–12). Вероятно, Пилат надеялся получить от Ирода более определенные сведения о лице и деле обвиняемого, которые были для него не совсем понятны. Из дальнейшего же замечания святого Луки, что Пилат и Ирод с того времени стали друзьями между собою (Лк. 23, 12), можно заключить, что Пилат нарочно отправил Господа к Ироду, желая таким образом прекратить существовавшую между ними вражду. Может быть, он надеялся получить от Ирода благоприятный отзыв об Иисусе, чтобы избавить Господа от рук Его настойчивых обвинителей. Недаром же он после указывает на то, что и Ирод не нашел в Нем ничего… достойного смерти (Лк. 23, 15).

Ирод очень обрадовался, увидев Иисуса. Это был тот самый Ирод Антипа, который умертвил Иоанна Крестителя. Услышав о делах Христовых, он подумал, что это воскресший из мертвых Иоанн. Ирод надеялся видеть от Господа чудо: не для того, чтобы уверовать в Него, но чтобы насытить зрение, подобно как мы на зрелищах смотрим, как кудесники представляют, будто они проглатывают змея, мечи и тому подобное, и удивляемся (блаженный Феофилакт). Ирод, видимо, считал Господа чем-то вроде чародея.

Задавал Он ему и многие вопросы, надеясь услышать что-нибудь занимательное. Но на все его вопросы Господь хранил полное молчание. Первосвященники и книжники без умолку обвиняли Господа, вероятно, доказывая, что проповедь Его опасна столько же для Ирода, сколько и для кесаря. Надругавшись над Господом, Ирод облек Его в белую одежду и отослал обратно к Пилату.

В белую (светлую) одежду облекались у римлян кандидаты на какую-либо начальственную или почетную должность. Самое слово «кандидат» происходит от латинского «кандидус», что значит белый, светлый. Одев в такую одежду Господа, Ирод тем самым хотел выразить, что он смотрит на Иисуса только как на забавного претендента на иудейский престол и не считает Его серьезным и опасным преступником. Так это понял и Пилат.

Ссылаясь на то, что и Ирод не нашел в Иисусе ничего достойного смерти, Пилат предлагает первосвященникам, книжникам и народу, наказав, отпустить Его. Легким наказанием Пилат думал удовлетворить их. Он вспомнил при этом, что у иудеев был обычай перед Пасхой являться к правителю с просьбой отпустить на свободу одного из осужденных на казнь преступников и сам предложил им: Кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? (Мф. 27, 17). К этому первые два евангелиста прибавляют: Ибо знал, что предали Его из зависти (Мф. 27, 18; см. Мк. 15, 10).

Пилат, очевидно, надеялся, что в простом народе он найдет другие чувства к Иисусу и народ попросит освободить именно Иисуса. К этой-то многочисленной народной толпе, собравшейся перед домом прокуратора, Пилат и обратился с вопросом: Кого хотите, чтобы я отпустил вам (Мф. 27, 17).

Тут случилось еще одно обстоятельство, подействовавшее на Пилата в благоприятном для Господа Иисуса направлении. Когда он сидел на своем судейском месте, открытом и возвышенном, называвшемся по-гречески «лифостротон», а по-еврейски «гаввафа», к нему явился посланный от его жены, который передал ему ее слова: Не делай ничего худого Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него (Мф. 27, 19).

У некоторых древних христианских писателей называется ее имя – Клавдия Прокула. Предполагают, что она исповедовала иудейскую веру или, по крайней мере, была расположена к ней, а предание говорит, что она потом сделалась христианкой. Вероятно, она много слышала о Господе Иисусе Христе и боялась, что ее муж за Его осуждение навлечет на себя наказание Божие. Неизвестно, что за сон она видела, но можно полагать, что Иисус Галилеянин предстал ей во сне как невинно терзаемый Праведник, и она мучилась во сне мыслью, терзалась совестью, что это ее собственный муж является Его палачом.

Но в то время как посланный передавал Пилату слова его жены, иудейские начальники стали наущать народ, чтобы он просил у Пилата отпустить Варавву. И народ поддался их нечестивым внушениям. Когда Пилат вторично задал вопрос: Кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? – они отвечали: Варавву. Что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? – спросил тогда Пилат. Они же отвечали: да будет распят (Мф. 27, 21–22). По святому Луке, они кричали: Смерть Ему! (Лк. 23, 28).

Тогда Пилат, желая все же отпустить Христа, возвысил голос, говоря: Какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят (Мф. 27, 23). Евфимий Зигабен подчеркивает: «Не говорят – да будет убит, но да будет распят, дабы и самый род смерти показывал в Нем злодея». Так должны были исполниться пророчества о самом роде смерти Христовой за нас. Господу Иисусу Христу развращенный своими духовными вождями народ предпочел Варавву, о котором евангелисты сообщают, что он был известным разбойником, который с шайкой сообщников произвел возмущение в городе с целью грабежа и совершил убийства (Мф. 27, 16; Мк. 15, 7; Лк. 23, 19; Ин. 18, 40).

Слыша этот неистовый крик народа, которого он, видимо, не ожидал, Пилат окончательно растерялся. Он испугался, что его дальнейшая настойчивость в защите Праведника может вызвать серьезное волнение народа, которое придется усмирять вооруженной силой, и что озлобленные первосвященники могут донести на него кесарю, обвиняя его в том, что он сам вызвал это волнение, защищая государственного преступника, каким они старались выставить Господа Иисуса.

Под давлением таких чувств Пилат решил попробовать удовлетворить жажду крови в народе, отдав Невинного на бичевание. Вероятно, он надеялся, сделав этим уступку народной ярости, добиться все-таки освобождения Иисуса от крестной смерти. Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его (Ин. 19, 1).

Повествование о бичевании находится у всех евангелистов. По первым двум евангелистам, для бичевания воины отвели Иисуса в преторию, то есть внутрь двора (вероятно, для того, чтобы иметь там больше простора, так как перед двором не было места из-за теснившейся народной толпы), и собрали против Него весь полк, или спиру, или когорту. Воины раздели Иисуса и начали бичевать Его (см. Мф. 27, 30; Мк. 17, 16–19).

Такое бичевание назначалось у римлян за тяжкие преступления и притом большей частью для рабов. Бичи делались из веревок и ремней. В их концы вделывались острые костяные и металлические палочки. Истязание это было столь мучительно, что многие под бичами умирали. Бичуемого привязывали обыкновенно к столбу в наклонном положении, и затем воины били его бичами по обнаженной спине, причем тело с первых же ударов разрывалось и кровь обильно текла из ран. Такому страшному наказанию подверг Пилат Того, в Ком не находил никакой вины, но, надо полагать, в расчете удовлетворить этим кровожадность толпы и спасти Его от смерти на кресте.

Окончив бичевание, жестокосердные воины стали издеваться над Страдальцем: надели на Него багряницу (Мф. 27, 28), то есть военный плащ красного цвета, подобный тем плащам, какие надевали цари и высшие военачальники. Такие плащи были без рукавов и накидывались на плечо так, что правая рука оставалась свободной. Эта хламида должна была изображать царскую порфиру для Царя Иудейского. На главу Господа возложили венец, сплетенный из колючего терния, а в руки Ему дали трость, которая должна была изображать царский скипетр.

Сделав все это в насмешку над Божественным Страдальцем, воины стали преклонять перед Ним колени и, насмехаясь над Ним, как будто приветствуя, стали говорить: Радуйся, Царь Иудейский! (Мф. 27, 29), при чем били Его по ланитам, плевали на Него, брали из рук Его трость и били Его по голове, чтобы колючки тернового венца входили глубже и ранили сильнее.

Все эти действия представляются у первых двух евангелистов как состоявшиеся уже после окончательного осуждения Иисуса на смерть. Но святой Иоанн, поставивший себе целью дополнять и разъяснять повествования первых трех евангелистов, указывает, что бичевание и эти издевательства над Христом состоялись раньше и, как можно думать, были предприняты Пилатом именно с целью хотя бы таким путем добиться избавления Иисуса от смертной казни.

Измученного и истерзанного таким образом Господа Пилат повелел вывести наружу, чтобы вызвать жалость к Нему иудеев. Он рассчитывал, что их сердца дрогнут от такого ужасного зрелища, и они уже не будут настаивать на предании Господа смерти. Так рассуждал язычник, не знавший истинного Бога и Его заповеди о любви к ближнему. Но – увы! – не так рассуждали духовные вожди и начальники избранного народа Божия, неистовавшие в своей неутолимой злобе.

Когда Господь был выведен на лифостротон, Пилат сказал: Вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины (Ин. 19, 4). При этом, указывая на Него, он добавил: Се, Человек! (Ин. 19, 5). Этим восклицанием Пилат обращался к суду их совести. «Смотрите, – как бы говорил он им, – вот Человек одинокий, униженный, истерзанный. Неужели Он похож на какого-то опасного бунтовщика? Не возбуждает ли Он одним Своим видом больше сожаления, чем опасений?»

Вместе с тем Пилат, не думая, вероятно, об этом, сказал подлинную правду: Господь и в уничижении Своем больше, чем во славе и царственном блеске, проявил все духовное величие и нравственную красоту истинного Человека, каким он должен быть по замыслу Творца. Для христиан слова Пилата означают: вот образец Человека, к которому должны стремиться христиане.

Но первосвященникам и их слугам все было нипочем. Едва увидели они измученного и истерзанного Христа, как снова возопили: Распни, распни Его! (Ин. 19, 6). Такая настойчивость обвинителей вызвала у Пилата досаду и заставила его с резкостью и колкостью сказать: Возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины (Ин. 19, 6) – «Если вы так настойчивы, то распинайте Его сами на свою ответственность, а я не могу принимать участия в таком недостойном моего положения, как представителя правосудия, поступке, как осуждение на смерть ни в чем не повинного Человека».

Кроме крайнего возмущения и нетерпения, эти слова Пилата ничего не выражали, а потому враги Христовы продолжали добиваться согласия Пилата на смертный приговор, выставив новое обвинение: Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим». Услышав это, Пилат больше убоялся (Ин. 19, 7–8).

Конечно, выражение «Сын Божий» Пилат мог понимать только в языческом смысле – в смысле полубогов, героев, которыми полна языческая мифология. Но и этого достаточно было, чтобы его смутить, принимая во внимание и предупреждение его жены, видевшей какой-то таинственный сон об этом загадочном Человеке. И вот Пилат уводит Иисуса с собой в преторию и наедине спрашивает Его: Откуда Ты? – то есть: «Каково Твое происхождение, с небес ли Ты или от земли? Действительно ли Ты – Сын Божий?» Но Иисус не дал ему ответа (Ин. 19, 9) – бесполезно было отвечать на этот вопрос. Господь уже объяснил кое-что о Себе Пилату, но это вызвало у него только легкомысленно-скептический вопрос (см. Ин. 18, 36–38). Мог ли грубый язычник-скептик понять учение об истинном Сыне Божием?

Побеждая в себе страх, Пилат решил показать свою власть, а вместе с тем и расположить Иисуса к ответу: Мне ли не отвечаешь? (Ин. 19, 10). Господь отвечает на эти горделивые слова с Божественной мудростью: Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше (Ин. 19, 11) – «То, что Я в твоих руках, – это лишь попущение Божие. Предав народ Свой в рабство языческой римской власти, Бог через это передал и тебе власть надо Мной. Ты будешь виновен, однако, в этом осуждении Меня, ибо против совести осуждаешь. Но более греха будет на том, кому свыше не было дано надо Мною власти, – кто сделал это самовольно, по злобе, то есть синедрион, Каиафа, как орудие его, Иуда Искариот».

Мудрые слова Господа, видимо, понравились Пилату, и с этого времени Пилат искал отпустить Его (Ин. 19, 12). Тогда обвинители решились прибегнуть к крайнему средству – к угрозе обвинить самого прокуратора в измене власти римского кесаря: Если отпустишь Его, ты не друг кесарю (Ин. 19, 12). Это испугало Пилата, ибо императором был тогда подозрительный и крайне жестокий деспот Тиверий, охотно принимавший доносы. Этой угрозой дело было решено. Пилат, воссев на свое судейское место лифостротон, формально и торжественно оканчивает суд.

Евангелист отмечает поэтому день и час осуждения Господа: Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый (Ин. 19, 14), то есть была пятница перед праздником Пасхи и шестой час, то есть по нашему счету около двенадцати часов дня. В указании этого часа у святого Иоанна оказывается как будто разногласие с другими евангелистами, особенно со святым Марком, который говорит: Был час третий, и распяли Его (Мк. 15, 25), а от шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого (Мф. 27, 45; см. Мк. 15, 33; Лк. 23, 44).

Но дело в том, что день, как и ночь, делился вообще на четыре части по три часа в каждой, а потому в Новом Завете упоминается только о первом, третьем, шестом и девятом часе. Святой Иоанн не говорит «был шестой час», но «яко шестый», то есть «как бы шестой». По-нашему это могло быть во весь период времени между девятью часами утра и полуднем. Есть, наконец, мнение (Гладков), что святой Иоанн указывает время по римскому счислению, соответствующему нашему, то есть было около шести часов утра, как мы теперь считаем, от полуночи.

И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! (Ин. 19, 14). Трудно сказать, что хотел выразить Пилат этими словами, но нельзя не видеть и в них последней попытки освободить Господа от смерти. Вероятно, в раздражении на то, что его заставляют вынести приговор против совести, он бросает еще раз жестокий упрек всему синедриону. Он как бы так говорит: «Вы мечтаете о возвращении себе самостоятельности, о каком-то своем высоком призвании среди всех народов мира? Эту высокую задачу никто не был бы так способен исполнить, как этот Человек, называющий Себя духовным Царем Израиля. Как же это вы вместо того, чтобы преклониться перед Ним, требуете Его смерти? Хотите, чтобы я, ненавистный вам римский правитель, отнял у вас вашего Царя, Который может осуществить все ваши заветные мечтания?»

Видимо, так и поняли эти слова обвинители, потому что с особой яростью возопили: Возьми, возьми, распни Его! (Ин. 19, 15) – «смерть, смерть Ему!» Это, по словам епископа Михаила, «крик от нанесенной в самое чувствительное место раны». Но Пилат, прежде чем окончательно уступить, еще раз повертывает нож в этой ране словами: Царя ли вашего распну? (Ин. 19, 15). «Если Иисус называет Себя вашим Царем, то тем самым обещает вам освобождение от власти римлян. Как же это вы можете требовать, чтобы я, представитель римской власти, предал Его смерти? Одумайтесь, что вы делаете?»

На это увещание первосвященники, в своем безумном ослеплении злобой против Иисуса, произнесли страшные, роковые слова, явившиеся приговором над всей дальнейшей историей еврейского народа: Нет у нас царя, кроме кесаря (Ин. 19, 15). Раньше первосвященники говорили: «Нет у нас иного Царя, кроме Бога». Теперь, только для того, чтобы добиться распятия Христова, они от всего отреклись, сказав, что не имеют и не желают иметь никакого другого царя, кроме римского кесаря. Только тогда Пилат решился удовлетворить их желанию и предал Его, то есть Иисуса, им на распятие (Ин. 19, 16).

Святой Матфей сообщает, что перед этим Пилат умыл руки: Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы (Мф. 27, 24). У иудеев был обычай умывать руки в доказательство того, что умывающий невиновен в пролитии крови найденного убитым человека (см. Втор. 21, 6–8). Пилат воспользовался этим обычаем в знак того, что он снимает с себя ответственность за казнь Иисуса, Которого он считал невиновным и Праведником. Смотрите вы – «Вы сами будете отвечать за последствия этого несправедливого убийства».

Лишь бы получить от прокуратора согласие на утверждение смертного приговора, злобные иудеи соглашаются на все, не думая ни о каких последствиях: Кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27, 25), то есть: «Если это преступление, то пусть кара Божия ляжет на нас и на потомство наше». «Такова безрассудная ярость, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – такова злая страсть! Пусть так, что вы самих себя прокляли, для чего навлекаете проклятие и на детей?»

Это проклятие, которое сами на себя навлекли иудеи, скоро исполнилось, а именно в 70 году по Р. Х., когда при осаде Иерусалима римлянами громадное количество евреев было распято на крестах. Исполнялось оно и на протяжении всей дальнейшей истории евреев, рассеянных с тех пор по всему миру, – в тех бесчисленных «погромах», которым они постоянно подвергались, во исполнение пророчества Моисея (см. Втор. 28, 49–57; 64–67).

Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие (Мф. 27, 26), то есть, утвердив приговор синедриона, Пилат дал им воинов для совершения над Господом Иисусом Христом смертной казни через распятие.

Умыв руки, Пилат, конечно, не мог снять этим ответственности с себя, как ему этого хотелось. Выражение «умывать руки» с тех пор вошло в поговорку. Кара Божия постигла Пилата за малодушие и неправедное осуждение Того, Кого он сам называл Праведником. Он был отправлен в ссылку в Галлию, в город Виенну и там через два года, изнуренный тоской, терзаемый угрызениями совести и отчаянием, окончил свою жизнь самоубийством.

О крестном пути Господа повествуют все четыре евангелиста. Первые два – святой Матфей и святой Марк – говорят о нем совершенно одинаково. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его (Мф. 27, 31–32; ср. Мк. 15, 20–21). Святой Иоанн говорит совсем коротко, ничего не упоминая о Симоне Киринейском. Подробнее всех говорит святой Лука.

Как сообщает об этом святой Иоанн и как это вообще было принято с осужденными на смерть через распятие, Господь Сам нес Свой крест на место казни (см. Ин. 19, 17). Но Он был так истомлен и гефсиманским внутренним борением, и без сна проведенной ночью, и страшными истязаниями, что оказался не в силах донести крест до места назначения. Не из сострадания, конечно, но из желания скорее дойти, чтобы завершить свое злое дело, враги Господа захватили по пути некоего Симона, переселенца из Киринеи, города в Ливии на северном берегу Африки к западу от Египта (где жило много евреев, издавна туда переселившихся), и заставили его понести крест Господа, когда он возвращался с поля в город. Святой Марк добавляет, что Симон был отцом Александра и Руфа (см. Мк. 15, 21), известных потом в первенствующей Христианской Церкви. О Руфе упоминает в Поcлании к Римлянам святой апостол Павел (см. Рим. 16, 13).

Святой Лука добавляет, что шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем (Лк. 23, 27). Не только враги, но и почитатели Господа, сострадавшие Ему, шли за Ним. Несмотря на обычай, согласно которому запрещалось преступнику, ведомому на казнь, выражать сочувствие, бывшие в этой толпе народа женщины громкими рыданиями изъявляли свое сострадание Господу. Выраженное ими сострадание было столь глубоко и искренно, что Господь счел нужным отозваться и обратился к ним с целой речью, надо полагать, в то время, когда произошла остановка в шествии при возложении креста Христова на Симона Киринеянина.

Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших (Лк. 23, 28). Дщери Иерусалимские – любвеобильное обращение, указывающее на благорасположение Господа к этим женщинам, выражавшим Ему такое трогательное сочувствие. Господь как бы забывает о предстоящих Ему страданиях и духовный взор Его обращается к будущему избранного народа, к тому страшному наказанию, которое постигнет его за отвержение Мессии. Плачьте о себе и о детях – в этих словах Господь предупреждает их о бедствиях, имеющих постигнуть их и их детей. Тут Он как будто имеет в виду ту страшную клятву, которую так легкомысленно навлекли на себя иудеи, кричавшие: Кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27, 25).

Ибо приходят дни (Лк. 23, 29). Приходят, приближаются дни страшных бедствий, когда высшее благословение чадородия превратится в проклятие и будут считаться блаженными те, которые считались ранее находящимися под гневом Божиим, – бесплодные, нерождающие. Тогда начнут говорить горам: падите на нас! (Лк. 23, 30) – столь велики будут бедствия. Речь здесь, несомненно, идет о разрушении Иерусалима Титом в 70 году по Р. Х.

Если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? (Лк. 23, 31). Это, видимо, народное присловие. Под зеленеющим деревом, полным жизни, Господь разумеет Себя, под сухим – народ иудейский. Если Ему, Невинному, не дали пощады, то что будет с виновным народом? «Огнь идет на Иудею (ср. Иез. 20, 47). Если зеленое дерево сгорело, то с какой же силой он будет истреблять сухое?» – говорит епископ Михаил.

Согласно повествованию всех четырех евангелистов, Господа привели на место, называемое Голгофа, что значит «лобное место», и там распяли Его посреди двух разбойников, о которых святой Лука сообщает, что их тоже вели на смерть вместе с Ним (см. Лк. 23, 32).

Голгофа, или «лобное место», – это был небольшой холм, находившийся в то время вне городских стен Иерусалима к северо-западу. Неизвестно точно, почему этот холм носил такое название. Думают, что или потому, что он имел вид черепа, или потому, что на нем находилось много черепов казненных там людей. По древнему преданию, на этом же самом месте был погребен прародитель Адам. Святой апостол Павел в Послании к Евреям указывает на особое значение того, что Иисус… пострадал вне врат (Евр. 13, 12).

Когда Иисуса привели на Голгофу, то давали Ему пить, по святому Марку, вино со смирною (Мк. 15, 23), а по святому Матфею – уксус, смешанный с желчью (см. Мф. 27, 34). Это – напиток, одуряющий и притупляющий чувства, который давали осужденным на казнь через распятие, чтобы несколько уменьшить мучительность страданий. Римляне называли его «усыпительным».

По свидетельству еврейских раввинов, это было вино, в которое подбавлялась смола, благодаря чему вино помрачало сознание осужденного и тем облегчало для него муки. Смирна – один из видов смолы, почему ее и указывает святой Марк. Приправа вина смолой давала крайне едкий и горький вкус, почему святой Матфей называет ее желчью, а вино, как, очевидно, уже скисшее, называет уксусом.

И, отведав, не хотел пить (Мф. 27, 34). Желая претерпеть всю чашу страданий до конца, в полном сознании, Господь не стал пить этого напитка.

Был час третий, и распяли Его – так говорит святой Марк (Мк. 15, 25). Это как будто бы противоречит свидетельству святого Иоанна о том, что еще в шестом часу Господь был на суде у Пилата (см. Ин. 19, 14). Но надо знать, что по примеру ночи, делившейся на четыре стражи, по три часа в каждой, и день делился на четыре части, называвшиеся по последнему часу каждой части: час третий, час шестой и час девятый.

Если предположить, что окончательный приговор был произнесен Пилатом с лифостротона по истечении третьего часа по иудейскому счету, то есть в 9 с небольшим часов утра по-нашему, то святой Иоанн вполне мог сказать, что это был час шестой, ибо начиналась вторая четверть дня, состоявшая из 4-го, 5-го и 6-го часов, которая у евреев называлась по своему последнему часу шестым часом. С другой стороны, святой Марк мог сказать, что это был час третий, потому что шестой час, в смысле второй четверти дня, еще только начинался, а истек лишь третий час, в смысле первой четверти дня.

Там распяли Его (Лк. 23, 33; Ин. 19, 18). Кресты бывали различной формы и распинали по-разному. Иногда пригвождали ко кресту, лежащему на земле, после чего крест поднимали и водружали в земле вертикально. Иногда же сперва водружали крест, а потом поднимали осужденного и пригвождали его. Иногда распинали вниз головой (так был распят, по собственному желанию, святой апостол Петр). Руки и ноги иногда пригвождались гвоздями, иногда только привязывались. Тело распятого беспомощно свешивалось в ужасных конвульсиях, все мускулы сводила мучительная судорога, язвы от гвоздей, под тяжестью тела, раздирались, казненного томила невыносимая жажда вследствие жара, возбуждавшегося язвами от гвоздей.

Страдания распятого были столь велики и невероятно мучительны, а к тому же и длительны (иногда распятые висели на крестах, не умирая, по трое суток и даже более), что эта казнь применялась лишь к самым большим преступникам и считалась самой ужасной и позорной из всех видов казни. Дабы руки не разорвались преждевременно от ран, под ноги иногда подбивали подставку-перекладину, на которую распинаемый мог встать. На верхнем оставшемся свободном конце креста прибивалась поперечная дощечка с надписанием вины распятого.

Среди неописуемых страданий Господь не оставался совершенно безмолвным: Он семь раз говорил с креста. Первыми Его словами была молитва за распинателей (см. Лк. 23, 34); вторыми словами Своими Он удостоил благоразумного разбойника райского блаженства (см. Лк. 23, 42–43); третьими словами поручил Свою Пречистую Матерь святому апостолу Иоанну (см. Ин. 19, 26–27); четвертые слова Его – возглашение: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46; Мк. 15, 34); пятое слово: Жажду (Ин. 19, 28); шестое: Совершилось! (Ин. 19, 30); седьмое – Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46).

Первыми словами Господа была молитва за распинателей, которую приводит святой Лука: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34). Никто из распинателей Христа не знал, что Он – Сын Божий. Ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы, – говорит святой апостол Павел (1 Кор. 2, 8). Даже иудеям святой апостол Петр говорил в своей второй проповеди при исцелении хромого: Я знаю, братия, что вы… сделали это по неведению (Деян. 3, 17).

Римские воины, конечно, не знали, что они распинают Сына Божия. А иудеи, осудившие Господа на смерть, до такой степени были ослеплены своей злобой, что действительно не думали, что они распинают своего Мессию. Однако такое неведение не оправдывает их преступления, ибо они имели возможность и средства знать.

Молитва Господа свидетельствует о величии Его духа и служит нам примером, чтобы и мы не мстили своим врагам, но молились за них Богу.

Пилат же написал и надпись (Ин. 19, 19). Святой Иоанн свидетельствует о том, что, по приказу Пилата, написана была дощечка с указанием вины Господа, как это было обыкновенно принято. Желая еще раз уязвить членов синедриона, Пилат приказал написать: Иисус Назорей, Царь Иудейский (Ин. 19, 19). Так как члены синедриона обвиняли Господа в том, что Он присваивал Себе царское достоинство, то Пилат и приказал написать эту Его вину в посрамление синедриону: царь иудейский распят по требованию представителей иудейского народа.

Вопреки обычаю, надпись была сделана на трех языках: на еврейском (местном, национальном), на греческом (тогда общераспространенном) и на римском (языке победителей). Цель этого была та, чтобы каждый мог прочесть эту надпись. Пилат, и не думая о том, высшим промыслом засвидетельствовал истину: в минуты самого крайнего Своего уничижения Господь Иисус Христос на весь мир был объявлен Царем. Обвинители Господа восприняли это как злую насмешку и требовали, чтобы Пилат изменил надпись, но гордый римлянин резко отказал им в этом, дав почувствовать им свою власть (см. Ин. 19, 22).

Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий (Мф. 27, 35). Римский закон отдавал в собственность воинов, совершавших казнь, одежды распинаемых. Совершавших распятие, по свидетельству Филона, бывало четверо. Святой Иоанн, подробнее других рассказывающий о разделении одежд Господа, так и говорит, что верхнюю одежду воины разделили на четыре части, каждому воину по части (Ин. 19, 23), а нижняя одежда – хитон – была не шитая, а тканая, или вязаная, сверху, то есть начиная с отверстия для головы вниз. Если разорвать такой хитон, то части его не будут иметь никакой ценности. Поэтому о нем был брошен воинами жребий для того, чтобы он достался одному в целом виде. По преданию, этот хитон был выткан Пречистой Матерью Божией. Делая это, воины – бессознательно, конечно, – исполнили древнее пророчество о Мессии из Псалма 21, 19, которое и приводит святой Иоанн, повествуя об этом: Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий (Пс. 21, 19; см. Ин. 19, 24).

Далее первые три евангелиста повествуют о насмешках и хулениях, которым подвергали Господа как воины, так и проходящие враги Его из народа, а особенно, конечно, первосвященники с книжниками, старейшинами и фарисеями (см. Мф. 27, 39–44; Мк. 15, 29–32; Лк. 23, 35–37). Хуления эти имели одну общую основу в сопоставлении прошедшего с настоящим. Вспоминая все то, что в прошлом говорил Господь и делал, они указывали на теперешнюю Его беспомощность и насмешливо предлагали Ему совершить явное для всех и очевидное чудо – сойти с креста, обещая – лицемерно, конечно – в таком случае уверовать в Него. В этих хулениях, по словам святого Матфея, принимали участие и разбойники, распятые по правую и по левую сторону от Господа.

Дополняя повествование первых двух евангелистов, святой Лука передает о покаянии и обращении к Господу одного из двух разбойников.

В то время как один из них, видимо, еще более озлобившись от мучений и ища предмет, на который можно было бы обратить свое озлобление, стал, по примеру врагов Господа, хулить Его, подражая им, другой разбойник, очевидно не в такой степени испорченный, сохранивший чувство религиозности, стал усовещевать своего товарища: Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал (Лк. 23, 40–41).

Очевидно, он слышал плач и терзания иерусалимских женщин, сопровождавших Господа на Голгофу. Произвела, быть может, на него впечатление надпись, сделанная на кресте Господа. Задумался ли он над словами врагов Господа: Других спасал (Лк. 23, 35). Но, может быть, важнейшей проповедью о Христе была для него молитва Христова о Его врагах-распинателях. Так или иначе, но совесть в нем сильно заговорила, и он не побоялся среди хулений и насмешек открыто выступить в защиту Господа.

Мало того. В его душе произошел такой решительный перелом, что он, ярко выражая свою веру в распятого Господа как в Мессию, обратился к Нему с покаянными словами: «помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си». Иначе сказать: «Вспомни обо мне, Господи, когда будешь царствовать» (см. Лк. 23, 42). Он не просит славы и блаженства, но молит о самом меньшем, как хананеянка, желавшая получить хотя бы крупицу от трапезы Господней!

Слова благоразумного разбойника стали с той поры для нас примером истинного глубокого покаяния и даже вошли у нас в богослужебное употребление. Это удивительное исповедание ярко свидетельствовало о силе веры покаявшегося разбойника. Страждущего, измученного, умирающего он признает Царем, который придет в Царствие Свое, Господом, Который оснует это Царство. Это такое исповедание, которое не под силу было даже ближайшим ученикам Господа, не вмещавшим мысли о страждущем Мессии. Несомненно, тут и особое действие благодати Божией, озарившей разбойника, дабы он был примером и поучением всем родам и народам.

Это его исповедание заслужило высочайшую награду, какую только можно себе представить. Ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43), – сказал ему Господь. То есть сегодня же он войдет в рай, который вновь откроется для людей через искупительную смерть Христа.

Только один евангелист Иоанн, как свидетель и даже участник события, рассказывает о том, как Господь Иисус Христос с креста поручил его заботам и попечению Пречистую Матерь Божию.

Когда злобные враги насытили свою злобу и стали понемногу отходить от креста, ко кресту приблизились стоявшие до того несколько поодаль Пресвятая Богородица, сестра ее Мария Клеопова, Мария Магдалина и «ученик, которого любил Иисус», как обычно называет себя в своем Евангелии святой Иоанн Богослов. С отшествием Христовым из этого мира Пречистая Матерь Его оставалась одна, и некому уже было заботиться о Ней. А потому словами: Жено! се, сын Твой и ученику: Се, Матерь твоя! (Ин. 19, 26–27) – Господь поручает Свою Пречистую Матерь возлюбленному ученику Своему.

И с этого времени ученик сей взял Ее к себе (Ин. 19, 27). С того времени Пречистая Матерь Божия до самой Своей смерти, как свидетельствует и церковное предание, жила у святого Иоанна, который заботился о Ней, как любящий сын.

Это особенно важно и знаменательно вот в каком отношении. Протестанты и сектанты, не упускающие случая похулить Пречистую Матерь Божию, отвергают Ее приснодевство и говорят, что после Иисуса у Нее были другие дети, рожденные естественным путем от Иосифа, и что это и были те братья Господни, о которых упоминается в Евангелии. Но спрашивается: если у Пресвятой Богородицы были родные дети, которые, несомненно, могли бы и должны были бы заботиться о Ней как о своей матери, то зачем было бы поручать Ее святому Иоанну Богослову?

Надо полагать, что и Пресвятая Дева Мария, и святой Иоанн Богослов оставались при кресте до самого конца, ибо святой Иоанн указывает в своем Евангелии, что он сам был свидетелем кончины Господа и всего, что за тем последовало (см. Ин. 19, 35).

По свидетельству первых трех евангелистов, смерти Господа на кресте предшествовала тьма, покрывшая землю: От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого (Мф. 27, 45; см. Мк. 15, 33; Лк. 23, 44), то есть по нашему времени от полудня до трех часов дня. Святой Лука добавляет к этому, что померкло солнце (Лк. 23, 45). Это не могло быть обыкновенное солнечное затмение, так как на еврейскую Пасху, 14 нисана, всегда бывает полнолуние, а солнечное затмение случается только при новолунии, но не при полнолунии.

Это было чудесное знамение, которое свидетельствовало о поразительном и необычайном событии – смерти возлюбленного Сына Божия. Об этом необыкновенном затмении солнца, в продолжение которого даже видны были звезды, свидетельствует римский астроном Флегонт. Об этом же необыкновенном солнечном затмении свидетельствует и греческий историк Фаллос. Вспоминает о нем в своих письмах к Аполлофану и святой Дионисий Ареопагит, тогда еще бывший язычником.

Но замечательно, как подчеркивают святитель Иоанн Златоуст и блаженный Феофилакт, что эта тьма была по всей земле, а не в какой-либо части только, как это бывает при обычном затмении солнца. Видимо, эта тьма последовала вслед за глумлениями и насмешками над распятым Господом. Она же и прекратила эти глумления, вызвав то настроение в народе, о котором повествует святой Лука: И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь (Лк. 23, 48).

Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? (Мф. 27, 46). Эти слова святой Марк передает как Элои! Элои! (Мк. 15, 34) вместо Или. Этот вопль, конечно, не был воплем отчаяния, но только выражением глубочайшей скорби души Богочеловека. Для того чтобы искупительная жертва совершилась, необходимо было, чтобы Богочеловек испил до самого дна всю чашу человеческих страданий. Для этого потребовалось, чтобы распятый Иисус не чувствовал радости Своего единения с Богом Отцом. Весь гнев Божий, который в силу Божественной правды должен был излиться на грешное человечество, теперь как бы сосредоточился на одном Христе, и Бог как бы оставил Его. Среди самых тяжких, какие только можно себе представить, мучений телесных и душевных это оставление было наиболее мучительным, почему и исторгло из уст Иисусовых это болезненное восклицание.

По-еврейски «Илия» произносилось «Ели-агу». Поэтому вопль Господа послужил новым поводом к насмешкам над Ним: Илию зовет Он (Мф. 27, 47). Язвительность насмешки этой состояла в том, что перед пришествием Мессии иудеи ожидали прихода Илии. Насмехаясь над Господом, они как бы хотели сказать: «Вот, Он и теперь еще, распятый и поруганный, все еще думает, что Он Мессия, и зовет Илию Себе на помощь».

Первые два евангелиста говорят, что тотчас же один из воинов побежал, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал ему пить (см. Мф. 27, 48; Мк. 15, 36). Очевидно, это было кислое вино, которое было обыкновенным питьем римских воинов, особенно в жаркую погоду. Губку, впитывавшую в себя жидкости, воин наложил на трость, по святому Иоанну, на иссоп (Ин. 19, 29), то есть ствол растения, носящего это имя, так как висевшие на кресте находились довольно высоко от земли и им нельзя было просто поднести питья.

Распятие производило невероятно сильную, мучительную жажду в страдальцах, и святой Иоанн сообщает, что Господь произнес, очевидно, перед этим: Жажду, добавляя при этом: Да сбудется Писание (Ин. 19, 28). Псалмопевец, изображая страдания Мессии, действительно предрек это: И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом (Пс. 68, 22).

Вкусив оцта, по свидетельству святого Иоанна, Господь возгласил: Совершилось! (Ин. 19, 30), то есть совершилось дело Мессии, предопределенное в Совете Божием, – совершилось искупление человеческого рода и примирения его с Богом через смерть Мессии. По словам святого Луки, вслед за тем Господь воскликнул: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). И, преклонив главу, предал дух (Ин. 19, 30).

Все три первых евангелиста свидетельствуют, что в этот момент смерти Иисусовой завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу (Мф. 27, 51; Мк. 15, 38; см. Лк. 23, 45), то есть сама собой разодралась на две части та завеса, которая отделяла Святилище в храме от Святая святых. Так как это было время принесения вечерней жертвы (около трех часов пополудни по нашему времени), то, очевидно, очередной священник был свидетелем этого чудесного раздирания завесы. Это символизировало собой прекращение Ветхого Завета и открытие Нового Завета, который отверзал людям вход в закрытое дотоле Царство Небесное.

И земля потряслась (Мф. 27, 51) – произошло сильное землетрясение, как знак гнева Божия на тех, кто предал смерти Его Возлюбленного Сына. От этого землетрясения камни, то есть скалы, расселись (Мф. 27, 51) и открылись делавшиеся в них погребальные пещеры. В знамение победы Господа над смертью, многие тела усопших святых воскресли (Мф. 27, 52) – воскресли погребенные в этих пещерах тела умерших, которые на третий день, по Воскресении Господа, явились в Иерусалиме знавшим их людям.

Все три евангелиста говорят, что эти чудесные знамения, сопровождавшие смерть Господа, произвели столь сильное, потрясающее действие на римского сотника, что он произнес, по первым двум евангелистам: Воистину Он был Сын Божий (Мф. 27, 54; Мк. 15, 39), а по святому Луке: Истинно человек этот был праведник (Лк. 23, 47). Предание говорит, что этот сотник, по имени Лонгин, стал христианином и даже мучеником за Христа (память его 16 октября).

По свидетельству святого Луки, потрясен был и весь народ, собравшийся на Голгофе, – он возвращался, бия себя в грудь (Лк. 23, 48). Такие резкие переходы от одного настроения к другому естественны в возбужденной толпе.

Все три евангелиста указывают, что свидетелями смерти Господа и происшедших при этом событий были многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему (Мф. 27, 55; см. Мк. 15, 40–41; Лк. 23, 49). Среди этих женщин, как перечисляют святой Матфей и Марк поименно, были Мария Магдалина, Мария – мать Иакова и Иосии и мать сынов Зеведеевых Саломия.

О дальнейшем, что произошло по смерти Иисуса и до Его погребения, повествует, дополняя, как и всегда, первых трех евангелистов, только святой Иоанн, бывший, как он тут же утверждает, сам свидетелем всего этого (см. Ин. 19, 35).

Так как была пятница (по-гречески «параскеви», что значит «приготовление», то есть «день перед субботой»), а та суббота была день великий (Ин. 19, 31), так как совпадала с первым днем Пасхи, то, дабы не оставлять на крестах тела распятых в этот великий день, иудеи, то есть враги Господа, или члены синедриона, просили Пилата, чтобы перебить у них голени и, умертвив их таким образом, снять их (Ин. 19, 31) и похоронить еще до наступления вечера, когда надо было уже вкушать пасху. По жестокому римскому обычаю, распятым для ускорения их смерти пребивали голени, то есть раздробляли ноги.

Получив на это разрешение Пилата, воины перебили голени у разбойников, распятых со Иисусом, которые были еще живы. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода (Ин. 19, 33–34).

Отрицательная критика очень много занималась вопросом, могла ли из мертвого тела Иисусова истечь кровь и вода, и доказывала, что это невозможно, так как из мертвого застывшего тела не может истекать кровь, ибо она находится в жидком состоянии в мертвом теле весьма недолго, не более часа, а отделение водянистой жидкости начинается лишь с наступлением разложения да еще при некоторых болезнях, как, например, при тифозной горячке, лихорадке и тому подобных.

Все эти рассуждения неосновательны. Ведь мы не знаем всех мельчайших подробностей распятия и смерти Господа, а потому и не можем судить обо всех этих деталях. Но общеизвестен факт, что у распятых наступает именно лихорадочное состояние. Да и само прободение ребра произошло, несомненно, очень скоро после смерти и уж во всяком случае не более, чем через час, ибо наступал вечер и иудеи спешили окончить свое злое дело.

Притом нет надобности рассматривать это истечение крови и воды как явление естественное. Сам святой Иоанн, подчеркивающий это в своем Евангелии, видимо, отмечает его как явление чудесное: И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его (Ин. 19, 35). Чистейшее Тело Богочеловека и не могло подвергнуться обыкновенному закону разложения человеческого тела, а, вероятно, с самой минуты смерти начало входить в то состояние, которое окончилось Воскресением Его в новом, прославленном, одухотворенном виде.

Символически это истечение крови и воды святые отцы объясняют как знамение таинственного способа единения верующих со Христом в таинствах крещения и Евхаристии: «Водою мы рождаемся, а Кровию и Телом питаемся» (блаженный Феофилакт и святитель Иоанн Златоуст).

Святой Иоанн, стоявший при кресте и видевший все это, свидетельствует и то, что он говорит истину, и то, что он сам не обманывается, утверждая это: Он знает, что говорит истину (Ин. 19, 35). Излияние воды и крови из прободенного ребра Христова есть знамение того, что Христос сделался нашим Искупителем, очистив нас водой в таинстве крещения и Своей Кровью, которой напояет нас в таинстве Причащения. Вот почему тот же апостол Иоанн в своем Первом соборном Послании говорит: Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию… И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь (1 Ин. 5, 6, 8).

Ибо сие произошло, то есть не только прободение ребра, но и то, что у Господа не были перебиты голени, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится (Ин. 19, 36). Это было пред-указано в Книге Исход: пасхальный агнец, про-образовавший Господа Иисуса Христа, должен был быть снедаем без сокрушения костей, а все оставшееся должно было быть предано огню (см. Исх. 12, 46).

Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили (Ин. 19, 37). Это заимствовано из Книге пророка Захарии 12, 10. В этом месте Иегова в лице Мессии представляется как пронзенный народом Своим, и этот самый народ при взгляде на пронзенного представляется приносящим пред Ним покаяние с плачем и рыданием (см. Зах. 12, 10). Эти слова постепенно исполнялись на иудеях, которые предали смерти Господа, и будут исполняться до кончины мира, перед которой произойдет всеобщее обращение иудеев ко Христу, как предрекает это святой апостол Павел (см. Рим. 11, 25–26).

О погребении Господа повествуют совершенно согласно все четыре евангелиста, причем некоторые сообщают каждый свои подробности.

Погребение состоялось при наступлении вечера, но суббота еще не наступила, хотя и приближалась. То есть, надо полагать, это было за час или за два до захода солнца, с которого уже начиналась суббота. На это ясно указывают все четыре евангелиста (Мф. 27, 57; Мк. 15, 42; Лк. 23, 54; Ин. 19, 42), а особенно подчеркивают святые Марк и Лука.

Пришел Иосиф из Аримафеи, иудейского города вблизи Иерусалима, член синедриона, как свидетельствует святой Марк (см. Мк. 15, 43), человек благочестивый, потаенный ученик Христов, по свидетельству святого Иоанна (см. Ин. 19, 38), который не участвовал в осуждении Господа (см. Лк. 23, 51). Придя к Пилату, он испросил у него тело Иисусово для погребения.

По обычаю римлян, тела распятых оставались на крестах и делались добычей птиц, но можно было, испросив разрешения начальства, предавать их погребению. Пилат выразил удивление тому, что Иисус уже умер, так как распятые висели иногда по несколько дней, но, проверив через сотника, который удостоверил ему смерть Иисуса, повелел выдать тело Иосифу.

По повествованию святого Иоанна, пришел и Никодим, приходивший прежде к Иисусу ночью (Ин. 19, 39; см. Ин. 3), который принес около ста фунтов состава из смирны и алоя. Иосиф купил плащаницу – длинное и ценное полотно. Они сняли Тело, умастили его, по обычаю, благовониями, обвили плащаницей и положили в новой погребальной пещере в саду Иосифа, находившемся неподалеку от Голгофы. Так как солнце уже склонялось к западу, все делалось хотя и старательно, но очень поспешно. Привалив камень к дверям гроба, они удалились.

За всем этим наблюдали женщины, стоявшие прежде на Голгофе. Святитель Иоанн Златоуст, а за ним и блаженный Феофилакт считают, что упоминаемая евангелистами Мария, мать Иакова и Иосии (Мф. 27, 56; см. Мк. 15, 40; 16, 1; Лк. 24, 10) – это Пресвятая Богородица, «поскольку Иаков и Иосия были дети Иосифа от первой его жены. А как Богородица называлась женой Иосифа, то по праву называлась и матерью, то есть мачехой детей его». Однако другие того мнения, что это была Мария, жена Клеопы, сестра Богоматери.

Все они сидели против входа в пещеру, как свидетельствует о том святой Матфей (см. Мф. 27, 61), а затем, по свидетельству святого Луки, возвратившись, приготовили благовония и масти, чтобы по окончании дня субботнего покоя прийти и помазать Тело Господа по иудейскому обычаю (см. Мк. 23, 56). По сказанию святого Марка, эти женщины, именуемые мироносицами, купили ароматы не в самый день погребения Господа, а по прошествии субботы, то есть в субботу вечером (см. Мк. 16, 1). Тут нельзя видеть противоречия. В пятницу вечером оставалось, очевидно, очень мало времени до захода солнца. Отчасти, что успели, они приготовили еще в пятницу, а чего не успели, закончили в субботу вечером.

Святой Матфей сообщает еще об одном важном обстоятельстве, происшедшем на другой день после погребения. На другой день, который следует за пятницею, то есть в субботу, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату, не думая даже о нарушении субботнего покоя, и просили его дать распоряжение об охране гроба до третьего дня. Просьбу свою они мотивировали заявлением: Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого (Мф. 27, 62–64).

«Первым обманом» они называют здесь то, что Господь Иисус Христос учил о Себе как о Сыне Божием – Мессии, а «последним обманом» – проповедь о Нем как о восставшем из гроба Победителе ада и смерти. Этой проповеди они боятся больше, и в этом они были правы, что показала и вся дальнейшая история распространения христианства. На эту просьбу Пилат им сказал: Имеете стражу; пойдите, охраняйте, как знаете (Мф. 27, 65).

В распоряжении членов синедриона находилась на время праздников стража из римских воинов, которой они пользовались для охранения порядка и спокойствия ввиду громадного стечения народа из всех стран в Иерусалим. Пилат предлагает им, использовав эту стражу, сделать все так, как они сами хотят, дабы потом они никого не могли винить ни в чем.

Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать (Мф. 27, 66). Они пошли и приняли все меры для безопасности гроба, припечатав гроб, то есть, вернее, камень, которым он был закрыт, шнуром и печатью в присутствии стражи, которая потом осталась при гробе, чтобы его охранять. Таким образом злейшие враги Господа, сами того не думая, подготовили неоспоримые доказательства Его преславного Воскресения из мертвых.

Повествуя о величайшем событии Воскресения Христова, все четыре евангелиста ничего не говорят о таинственной и непостижимой для нас стороне этого события: не описывают, как именно оно произошло и как Воскресший Господь вышел из гроба, не нарушив его печатей. Они говорят только о землетрясении, случившемся вследствие того, что Ангел Господень отвалил камень от двери гроба уже после того, как Господь воскрес, что подчеркивается и в наших церковных песнопениях, а не так, как обыкновенно думают, будто Ангел отвалил камень для того, чтобы Господь мог выйти из гроба; о речи Ангела, обращенной к пришедшим ко гробу женам-мироносицам, и затем о целом ряде явлений Воскресшего Господа женам-мироносицам и ученикам Его.

Женщинам, присутствовавшим на Голгофе, а затем при погребении Господа, казалось, что бесценное Тело Его слишком поспешно было приготовлено к погребению, и им было прискорбно, что они не приняли участия в обычном у иудеев помазании миром. Поэтому они, проведя, по заповеди, всю субботу в покое, на первый день недели уже на рассвете поспешили ко гробу, чтобы исполнить свое благочестивое желание и отдать последний долг любви своему возлюбленному Учителю.

Во главе этих глубоко преданных Господу женщин, вошедших в историю с именем жен-мироносиц, как свидетельствуют об этом все четыре евангелиста, была Мария Магдалина (см. Мф. 27, 61; 28, 1; Мк. 16, 1; Лк. 24, 10; Ин. 20, 1); за ней следовала другая Мария (Мф. 28, 1), или Мария Иаковлева (Мк. 16, 1), Саломия (см. Мк. 16, 1) и другие женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи (Лк. 23, 55).

Это был целый сонм жен, из которых одни шли быстро, почти бежали, быть может, другие шли медленнее, не с такой большой поспешностью. Нет ничего удивительного поэтому, что и время их прихода ко гробу у евангелистов определяется различно, чем, на первый взгляд, и создается впечатление как бы некоторого противоречия между ними, которого в действительности нет.

Прежде всего, кто эта другая Мария, о которой дважды так выражается святой Матфей, повествуя о погребении Господа (см. Мф. 27, 61), а затем – о Воскресении (см. Мф. 28, 1)? По древнему преданию Церкви, изложенному в синаксарии на день Пасхи, это была сама Божия Матерь. Почему же этого не сказано с полной определенностью? Как объясняет синаксарий, «да не сомнилося бы (чтобы не показалось сомнительным) воскресение, за еже к матери присвоения (из-за того, что свидетельство о таковом величайшем событии присвоено матери), евангелисты глаголют: первее явися Магдалини Марии (см. Мк. 16, 9), она же и на камени Ангела виде… и просто рещи различно еже на гроб жен прихождение бысть, в них же бе и Богородица, та бо есть, Юже Иосиеву глаголет Марию Евангелие, Иосифов же бе сын сей Иосия».

Саломия была матерью сынов Зеведеевых – апостолов Иакова и Иоанна. Иоанна, упоминаемая святым Лукой (см. Лк. 24, 10), была жена Хузы, домоправителя царя Ирода. Остальные жены-мироносицы поименно не упоминаются, но святой Лука ясно говорит, что были и другие с ними (Лк. 24, 10). В числе этих «других» церковное предание указывает еще Марию и Марфу, сестер Лазаря, воскрешенного Господом, Марию Клеопову и Сусанну, а также и многих других, «якоже Лука божественный повествует: яже бяху, глаголет, служащыя Христу и учеником Его от имений своих» (синаксарий в Неделю жен-мироносиц).

Жены-мироносицы ожидали окончания субботнего покоя, причем некоторые из них купили ароматы еще в пятницу вечером, как говорит святой Лука (см. Лк. 23, 56), а другие – уже по прошествии субботы, то есть вечером в субботу (Мк. 16, 1).

В разных выражениях затем говорят евангелисты о времени прихода мироносиц ко гробу. Святой Матфей: По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели33 (Мф. 28, 1). Святой Марк: Весьма рано, в первый день недели… при восходе солнца (Мк. 16, 2). Святой Лука: В первый же день недели, очень рано (Лк. 24, 1). Святой Иоанн: В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно (Ин. 20, 1).

Прежде всего, надо знать, что выражение «во едину от суббот» по еврейской фразеологии означает «в первый день после субботы», или «в первый день недели», как и переведено у нас в русском Евангелии. Славянский перевод выражения святого Матфея «в вечер субботный» сделан неточно. Смысл греческого выражения здесь – «позже субботы», то есть «по прошествии субботы», как и переведено по-русски. Таким образом, все эти указания времени совпадают, говоря только о разных моментах наступления утра, из чего видно, что жены-мироносицы не все сразу пришли в одно и то же время.

Более всего отличается от других евангелистов описание святого Иоанна, что и понятно, ибо он, как и всегда, опускает рассказанное первыми тремя евангелистами и восполняет их повествования тем, что относится только к Марии Магдалине и двум ученикам. Из снесения повествования всех четырех евангелистов получается полная картина всего происшедшего.

Конечно, описанное только у святого Матфея землетрясение, которое произошло вследствие схождения Ангела Господня, отвалившего камень от дверей гроба, было еще до прихода жен-мироносиц. Значение его в том, чтобы обратить в бегство стражей и показать гроб пустым.

Господь воскрес до этого, как и поется об этом в наших церковных песнопениях: «Запечатану гробу, живот от гроба возсиял еси, Христе Боже» (тропарь в Неделю Фомину); «Господи, запечатану гробу от беззаконников, прошел еси из гроба, якоже родился еси от Богородицы: не уразумеша, како воплотился еси, безплотнии Твои Ангели – не чувствоваша, когда воскрес еси, стрегущии Тя воини» (стихира на хвалитех в неделю утра 5-го гласа).

Поэтому совсем не отвечает действительности изображение Воскресения Христова, распространившееся и у нас в последнее время под влиянием Запада: камень отвален, Христос выходит из гроба, а воины в страхе падают ниц. Ангел сошел с небес и отвалил камень уже после того, как Христос воскрес. Это привело в трепет и омертвение стражей, бежавших затем в Иерусалим.

Из сопоставления всех четырех евангельских повествований создается ясная картина последовательности событий. Первая пришла ко гробу, как это видно из повествования святого Иоанна, Мария Магдалина, рано, когда было еще темно (Ин. 20, 1). Но она шла не одна, а с целым сонмом мироносиц, о чем повествуют первые три евангелиста. Она только, по особенной любви к Господу и живости темперамента, опередила других жен и пришла, когда еще было темно, в то время как другие жены подошли ко гробу, когда уже начало светать.

То, что она шла не одна, видно и из сказания Иоаннова, ибо, возвратившись к апостолам Петру и Иоанну, она говорит не в единственном, а во множественном числе: Не знаем, где положили Его (Ин. 20, 2).

Так ясно видно в греческом тексте и так переведено на русский язык. Увидев, что камень отвален от гроба (Ангела, явившегося потом другим женам, она не видела), она подумала, что Тело Господа унесено, и немедленно бежит сообщить об этом апостолам Петру и Иоанну. На обратном пути она, конечно, встретилась с прочими женами, которых между тем занимала мысль, кто отвалит им камень от дверей гроба (см. Мк. 16, 3), и сообщила им свое опасение.

Пока она ходила к апостолам, остальные жены-мироносицы подходят ко гробу, видят Ангелов, слышат от них благую весть о Воскресении Христовом и поспешно идут к апостолам, чтобы поделиться с ними этой радостью. Обо всем этом подробно повествуют первые три евангелиста (см. Мф. 28, 5–8; Мк. 16, 4–8; Лк. 24, 3–8).

Между тем двое из апостолов, Петр и Иоанн, вследствие вести, принесенной им Марией Магдалиной, – а может быть, и другими мироносицами, которым они не поверили: И показались им слова их пустыми, и не поверили им (Лк. 24, 11), – еще ничего не зная о совершившемся, поспешно пошли или даже побежали на гроб.

Иоанн, будучи моложе Петра, бежал скорее, а потому ранее прибежал ко гробу, когда жен там уже не было, но не вошел во гроб. Можно полагать, что робость в уединении сада удержала его от этого. Наклонившись, однако, в отверстие, от которого отвален был камень, он увидел лежащие пелены. Вслед за ним приходит Симон Петр, который, как более смелый и мужественный, решается войти в гроб и видит там одни только одни пелены лежащие, и плат, которым была обвита голова Господа, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте (Ин. 20, 6–7). Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, то есть Иоанн, и увидел, и уверовал (Ин. 20, 8), то есть уверовал в истину Воскресения Христова, ибо при похищении тела незачем было бы развязывать и совлекать с него пелены и к тому же укладывать их здесь в таком порядке.

Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых (Ин. 20, 9). До того, как Господь отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24, 45), они многого ясно не понимали: не понимали и речей Господа о предстоящих Ему страданиях и Воскресении (как видно, например, из Лк. 18, 34 и Мк. 9, 10), а потому нуждались в доказательствах вещественных. Таким доказательством истины Воскресения Христова послужило для Иоанна то обстоятельство, что пелены и плат остались во гробе старательно сложенными.

Но это убедило в истине происшедшего только одного Иоанна. О Петре святой Лука говорит, что он пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему (Лк. 24, 12). Состояние духа его после троекратного отречения от Господа было, вероятно, очень тяжелым и не располагало к живой вере. И вот, вероятно, при возвращении его от гроба милосердный Господь явился ему в утешение и умиротворение сердца его, о чем лишь кратко упоминает святой Лука (см. Лк. 24, 34) и святой апостол Павел (см. 1 Кор. 15, 5). Как видно из этих мест, Господь явился Петру наедине и прежде других апостолов.

После того как апостолы Петр и Иоанн ушли от гроба, там осталась одна Мария Магдалина, может быть, пришедшая вместе с ними или сейчас же вслед за ними. Душа ее была в смятении, и она плакала, считая тело Господа похищенным. Плача, она наклонилась к отверстию гроба и увидела там двух Ангелов, сидящих на том одре, на котором в гробных пещерах полагали тела мертвых.

Скорбь о Господе была столь велика, что заглушала все прочие чувства, а потому Магдалина, видимо, даже не была особенно потрясена этим явлением Ангелов, и на их вопрос, конечно, с желанием ее утешить: Жена! что ты плачешь? – она запросто, как бы говоря с земными существами, трогательно выражает свою скорбь все в тех же словах, как раньше апостолам Петру и Иоанну: Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его (Ин. 20, 13).

Сказав это, она, может быть, случайно, в растерянности чувств, а может быть, движимая инстинктивным внутренним чувством, обратилась назад и увидела Иисуса, но не узнала Его. Не узнала, вероятно, потому, что Он явился в ином образе (Мк. 16, 12), как позже эммаусским путникам, в «смиренном и обыкновенном виде» (святитель Иоанн Златоуст), почему она и приняла Его за садовника. А может быть, не узнала и потому, что глаза ее были заплаканы, она была подавлена скорбью и отнюдь не ожидала видеть Господа живым.

Не узнала она Его вначале даже по голосу, когда Он спросил ее: Жена! что ты плачешь? кого ищешь? (Ин. 20, 15). Принимая Его за садовника (что вполне естественно, ибо кому же и быть так рано в саду, как не садовнику?), она говорит Ему: Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его (Ин. 20, 15), – не думая даже при этом, будет ли она, слабая женщина, в состоянии поднять Его.

Тогда Господь открылся ей, произнеся ее имя, очевидно, особой, хорошо и давно знакомой ей интонацией голоса: Мария! Она, обратившись (это показывает, что она после своих слов воображаемому садовнику снова обратила взоры свои к гробу), говорит ему: Раввуни! – что значит: Учитель! (Ин. 20, 16).

При этом, видимо, в неописуемой радости, она упала к ногам Господа, желая прильнуть к ним, осязать их, может быть, для того, чтобы убедиться в том, что видит настоящего живого Иисуса, а не призрак. Господь запретил ей это, сказав: Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20, 17). «Верь не своему осязанию, а Моему слову», – как бы так сказал Господь.

Смысл этого запрещения еще тот, что Господь хотел этим как бы сказать Марии: «Оставь Меня, ибо тебе нельзя быть со Мной неотлучно, не удерживай Меня и себя, а иди и проповедуй Мое Воскресение. Мне же надлежит теперь уже не оставаться больше с вами, а вознестись к Отцу Небесному». Хорошее разъяснение смысла этого запрещения прикасаться к Господу мы находим в утренней стихире 8-го гласа: «Еще земная мудрствует жена, тем-же и отсылается не прикасатися Христу».

Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей (Ин. 20, 18). Сличая эти слова с повествованием святого Матфея, мы должны предположить, что на пути Мария Магдалина встретилась с «другой Марией», и им обоим вместе снова явился Господь (второе явление) и сказал: радуйтесь! (Мф. 28, 9). Они же простерлись перед Ним ниц, припав к ногам Его, и Он вновь повторил им Свое повеление идти к ученикам, назвав их Своими братьями, и возвестить им о Своем Воскресении, повторив то же, что перед этим сказал Ангел: Чтобы шли в Галилею (Мф. 28, 10).

Трогательно это наименование братьями, которое дает воскресший Господь, уже прославленный Мессия, готовый идти ко Отцу, Своим ученикам. Он не стыдится называть их так, как подчеркнул это потом в своем Послании к Евреям святой апостол Павел (см. Евр. 2, 11–12).

Святой Марк говорит, что на жен-мироносиц напал такой трепет и ужас, конечно, благоговейный, что они никому ничего не сказали (Мк. 16, 8). Это надо понимать в том смысле, что они по дороге, когда бежали, никому ничего не сказали о виденном и слышанном. О том же, что, придя домой, они рассказали обо всем апостолам, повествует далее сам же евангелист Марк (Мк. 16, 10) и другие евангелисты (Лк. 24, 9; Ин. 20, 18).

По евангельским сказаниям, первое явление Господа по Воскресении было как будто бы Марии Магдалине (см. Мк. 16, 9–10). Но Святая Церковь издревле хранит предание о том, что прежде Марии Магдалины воскресший Господь явился Своей Пречистой Матери, что вполне естественно и понятно. В Иерусалиме, в храме Воскресения до сих пор указывают место явления воскресшего Спасителя Своей Пречистой Матери недалеко от кувуклии.

Предание, освященное веками, не может не быть основанным на действительном факте. А если в Евангелиях ничего об этом не говорится, то это потому, что в Евангелиях вообще многого не записано, как свидетельствует об этом святой Иоанн (Ин. 20, 30–31; 21, 25). Надо полагать, что Самой Пречистой Матери Божией было неугодно, по Ее смирению, чтобы разглашали заветные тайны Ее жизни, – вот почему о Ней вообще говорится в Евангелиях чрезвычайно мало, кроме самых необходимых фактов, связанных непосредственно с жизнью Самого Господа Иисуса Христа.

Пресвятую Богородицу евангелисты, видимо, вообще не хотели упоминать как свидетельницу истинности события Воскресения Христова потому, что свидетельство Матери не могло бы быть принято с доверием сомневающимися (см. синаксарь в Неделю Пасхи). Евангелисты говорят, что рассказы жен-мироносиц о виденном и слышанном ими у гроба и о явлении им Самого воскресшего Господа показались им… их пустыми, и не поверили им (Лк. 24, 11). Если даже апостолы не поверили женам-мироносицам, то могли ли бы поверить посторонние люди свидетельству Матери?

Некоторые из стражи (Мф. 28, 11), бежавшей от гроба Господня (вероятно, начальствующие, как ответственные за оставление охраняемого места), сообщили обо всем происшедшем первосвященникам. Именно им, а не Пилату, ибо они были поставлены их распоряжением, а не распоряжением самого прокуратора. Первосвященники собрали синедрион и решили подкупить воинов, чтобы они оклеветали истину Воскресения Христова. «Они купили кровь Его, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – когда Он был жив, а по Его распятии и Воскресении опять деньгами же стараются подорвать истину Воскресения».

Скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали (Мф. 28, 13) – так научили они сказать воинов. «Их слова совершенно невероятны и никакого правдоподобия не имели, – рассуждает святитель Иоанн Златоуст. – Каким образом украли Его ученики, эти бедные и простые люди, которые не смели даже показаться? Да и не была ли на гробе положена печать? Не окружали ли то место со всех сторон столько стражей и воинов и простых иудеев? Не подозревали ли и они сего же самого, не беспокоились ли, не бдели ли, не заботились ли? Да и для чего украсть им? Для того ли, чтобы выдумать что-нибудь подобное, – люди, которые любили жить в неизвестности? Да и как они отвалили камень запечатанный? Как укрылись от такого множества? Да и какая была бы им польза, если бы Иисус Христос не воскрес?»

Справедливо отмечают все толкователи Евангелия, что все предприятия синедриона – стеречь во гробе как можно крепче Пречистое Тело Господа – придуманы и выполнены как бы нарочно для того, чтобы со всей исторической ясностью утвердить достоверность события, которое члены синедриона хотели затмить и представить ложным. Ведь кража мертвых была совершенно неслыханным делом у иудеев, боявшихся осквернить себя через прикосновение к мертвому телу (см. Чис. 19, 11–22).

Как могло случиться, что воины заснули столь глубоким сном именно тогда, когда ожидалась кража – на третий день? А сон их должен был быть необыкновенно глубок, если они не слышали даже, как отваливался громадный камень от дверей гроба. Если бы они даже решились заснуть, что совершенно непохоже на римских воинов, то, конечно, легли бы перед самым входом так, что невозможно было бы отвалить камень, не задавив их.

Однако самое невероятное – это то, что напуганные и разбежавшиеся ученики могли бы решиться на такую бессмысленную кражу, от которой им не было бы ровно никакой пользы, а громадная опасность очевидна.

Удивительно и то, что воины могли распускать такую весть сами о себе, не вызывая недоумения у слушавших их, почему они не были наказаны за такую служебную провинность? Этот вымысел злобных иудеев, упорно, несмотря на очевидность, нежелавших веровать в истину Воскресения Христова, только подтверждает эту великую истину христианства.

Об этом подробно рассказывает один евангелист Лука, по преданию, бывший одним из этих двух учеников. Другим был Клеопа, вероятно, муж сестры Богоматери. Оба они были из числа семидесяти учеников Христовых. Кратко упоминает об этом явлении Господа и святой Марк (см. Мк. 16, 12). Даже сама необыкновенная живость описания этого события и полнота изображения его со всеми внутренними переживаниями показывает, что одним из двух участников его был, несомненно, сам Лука, по обычаю священных писателей не называющий себя по имени.

Ученики направлялись в селение Эммаус, находившееся на расстоянии шестидесяти стадий, то есть десять – двенадцать верст от Иерусалима к западу по дороге в Иоппию. При медленной ходьбе, как они шли туда, на покрытие этого пути могло потребоваться около трех часов, а при поспешном возвращении назад они могли затратить на это часа полтора – два.

Это было в тот же день (Лк. 24, 13), то есть в день самого Воскресения Христова. Они шли медленно, рассуждая между собой обо всех печальных событиях, связанных с последними днями земной жизни Господа, которые тяжестью легли на их души, а также, как это видно из дальнейшего (см. Лк. 24, 22–23), и о событиях этого дня, которые, видимо, не смогли утвердить в них веру в истину Воскресения Христова, ибо они шли печальными (см. Лк. 24, 17).

На пути Сам Господь присоединился к ним в виде спутника, направляющегося той же дорогой. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его (Лк. 24, 16). Святой Марк объясняет, что Господь явился им в ином образе (Мк. 16, 12), то есть в ином виде, а поэтому они Его не узнали. Сделал Господь это намеренно, ибо Ему неугодно было, чтобы они сразу узнали Его. Сделал Он это для того, чтобы преподать им необходимое в их душевном состоянии наставление.

Он хотел, «чтобы они открыли все свои недоумения, обнаружили свою рану и потом уже приняли лекарство; чтобы после долгого промежутка явиться им более приятным; чтобы научить их из Моисея и пророков и тогда уже быть узнанным; чтобы они лучше поверили, что Тело Его уже не таково, чтобы могло быть усматриваемо всеми вообще, но что хотя воскресло то же самое, которое и пострадало, однако же видимо бывает только для тех, кому Он благоволит», – так рассуждает об этом блаженный Феофилакт.

Всеведущий, Он хочет от них самих узнать, что составляет предмет их печали: О чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? (Лк. 24, 17). Этим вопросом Господь вызывает Своих учеников на то, чтобы они излили перед Ним свои чувства. Клеопа принимает тогда Господа за иудея, пришедшего в Иерусалим на праздник из какой-нибудь другой страны, ибо не может допустить мысли, чтобы житель Палестины не знал обо всем происшедшем в Иерусалиме в эти дни.

Тогда ученики исповедали Господу всю свою горесть. Характерно, однако, что они называют своего Учителя только пророком, высказывая при этом, что их надежды на Него как на Мессию не сбылись: А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля (Лк. 24, 21).

Впрочем, они сами еще не знают, что думать обо всем происшедшем, ибо жены некоторые, бывшие сегодня рано у гроба, рассказывали удивительные вещи: они не нашли Тела Его, но видели явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. Очевидно, Лука и Клеопа ушли из Иерусалима, еще не слыхав о том, что Господь явился Марии Магдалине и прочим мироносицам.

И пошли некоторые из наших ко гробу (Лк. 24, 24). Здесь, очевидно, идет речь об апостолах Петре и Иоанне, о чем повествуется в Евангелии последнего (см. Ин. 20, 1–10). Но Его не видели (Лк. 24, 24) – это и ставит их в затруднение, почему они и не знают, что обо всем этом думать.

Тогда Господь, не открываясь еще им, начинает Свою учительную речь, давая им понять, что причина их неопределенного духовного состояния в них самих – в их несмысленности и в медлительности их сердец. Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? (Лк. 24, 26). Он прямо называет их Учителя Христом и объясняет, что все произошло в полном согласии с ветхозаветными пророчествами о Христе: что именно через страдания Мессии и надлежало войти в славу Свою – славу Своего духовного, а не земного Царства.

С большим вниманием и внутренним горением сердец слушали ученики своего таинственного Спутника и так внутренне расположились к Нему сердцем, что стали уговаривать Его остаться с ними на ночлег в Эммаусе, ссылаясь на то, что день уже склоняется к вечеру, а по ночам ходить в одиночестве в Палестине было небезопасно. Господь остался и, когда пришло время вечерней трапезы, Он, как старейший, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им (Лк. 24, 30). Видимо, это характерное для их Учителя действие и послужило толчком к тому, что у них отверзлись очи, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них (Лк. 24, 31).

Как видно из евангельских повествований, прославленное Тело Господа было уже особенным, не таким, как прежнее обыкновенное смертное человеческое тело. Для него не существовало никаких преград, и оно могло вдруг являться и вдруг становиться невидимым.

Почему только теперь Господь дал узнать Себя? Цель явления Его была – объяснить ученикам, как сбылись на Нем все ветхозаветные пророческие писания. Порывистая радость, которая, несомненно, овладела бы ими, если бы они сразу узнали Его, могла бы только помешать спокойному размышлению об истине Его Воскресения и убеждению в действительности его. А так Господь постепенно довел их до глубокого убеждения в этой истине, заставив, по их собственному признанию, гореть сердца их (см. Лк. 24, 32), и напоследок открылся им, воспламенив их таким образом горячей верой, уже недоступной никаким сомнениям и искушениям.

Несмотря на то что наступала уже ночь, они тотчас же поспешили в Иерусалим, чтобы поделиться своей радостью с прочими учениками. Те в свою очередь поведали им, что Господь истинно воскрес и явился Симону (Лк. 24, 34). Но рассказу Луки и Клеопы, как свидетельствует святой Марк, прочие ученики не поверили (см. Мк. 16, 12–13). Надо полагать, что их смутили эти непонятные для них явления Господа то тут то там, невозможные для обыкновенного человека, а также и то, что Он явился эммаусским путникам в ином образе (Мк. 16, 12).

Вера их не была еще твердой, так как они не понимали еще нового бытия Господа по Воскресении, не знали свойств Его прославленного Тела. Вот почему, когда Он затем является всем им вместе, при закрытых дверях, они принимают Его за призрак.

Кратко упоминает об этом явлении святой Марк. Подробно рассказывают о нем святой Лука и святой Иоанн, взаимно дополняя друг друга. По словам святого Луки, Господь явился десяти ученикам, собранным вместе (отсутствовал Фома, по святому Иоанну), как раз в то время, когда пришедшие из Эммауса Лука и Клеопа еще продолжали свой рассказ, как бы для того, чтобы рассеять в своих учениках всякие сомнения и излечить их от остатков неверия.

По словам святого Иоанна, это было в тот же первый день недели вечером (Ин. 20, 19). Тут святой Иоанн отступает от обычного еврейского счисления, по которому вечер есть начало другого дня. Двери дома были заперты из опасения от Иудеев (Ин. 20, 19): до учеников, видимо, дошла молва, что Тело Христово было украдено ими, и поэтому они вполне естественно могли опасаться каких-нибудь насильственных мер со стороны враждебно настроенных к ним иудеев.

И вот, когда двери… были заперты… пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! (Ин. 20, 19). Здесь проявилось особенно свойство прославленного Тела Господа, по которому вещественные предметы не составляли для Него препятствия к прохождению сквозь них. Чудесность такого прохождения Господа сквозь закрытые двери вызвала смущение учеников, о котором говорит святой Лука: Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа (Лк. 24, 37).

Они подумали, что это только дух Господа, отрешенный от тела и пришедший к ним из шеола, то есть что явившийся к ним не живой, а мертвец. Для уверения, что это именно Он, Господь показывает им руки и ноги Свои, раны гвоздиные на которых свидетельствуют, что это то же самое Тело, которое распято было на кресте. Он предлагает даже осязать Себя, дабы убедиться, что это Он Сам, а не дух или призрак Его.

С целью искоренить в учениках последние остатки неверия Господь вкушает перед ними, вероятно, оставшуюся от их вечери часть печеной рыбы и сотового меда. Ученики обрадовались, увидев Господа (Ин. 20, 20), – сомнения их рассеялись, и их охватила та радость, о которой предсказывал им Господь на Тайной Вечере: Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас (Ин. 16, 22).

По словам святого Марка, Господь упрекал их за неверие и жестокосердие, что они не поверили тем, которые видели Его воскресшим, то есть женам-мироносицам, Луке и Клеопе (Мк. 16, 14).

Вот то, о чем Я вам говорил (Лк. 24, 44). «Все происшедшее – это исполнение того, о чем Я еще прежде неоднократно предрекал вам, говоря о предстоящих Мне страданиях и Воскресении. Обо всем этом было предсказано в ветхозаветных писаниях – в законе Моисеевом и в пророках и псалмах (Лк. 24, 44), а потому всему этому и надлежало исполниться».

Здесь Господь указывает на то трехчастное деление ветхозаветных Священных Книг, которое существовало у иудеев. Они разделяли свои Священные Книги на три отдела:

1. Закон, под которым понималось Пятикнижие Моисеево.

2. Пророки, под которыми разумелись почти все остальные исторические и пророческие книги.

3. Псалмы, или агиографы, к которым причислялись книги учительные и малые из исторических.

Таким образом, по указанию Самого Господа, весь Ветхий Завет, в целом его составе, исполнен пророчеств о Нем. Раньше апостолы не понимали правильно этих пророчеств – теперь через особенное благодатное озарение Господь отверз им ум к уразумению Писаний (Лк. 24, 45).

Святой Иоанн добавляет к этому, что Господь затем вторично сказал им: Мир вам! И вслед за тем через видимый знак – дуновение – преподал им прежде дня Пятидесятницы предварительную благодать Святого Духа, сказав: Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20, 21–23).

Полное излияние всех даров Святого Духа на апостолов совершилось в день Пятидесятницы. Но, очевидно, еще до этого дня апостолам были необходимы такие дары Святого Духа, которые укрепили бы их в несомненной и твердой вере в истину Воскресения Христова, помогли бы им правильно разуметь Писание, а в особенности для того, чтобы породить в одиннадцати апостолах веру в их Божественное посланничество – веру в то, что они не только бывшие спутники и слушатели Господа Иисуса Христа, но «апостолы» – посланники Его, поставленные Им на великое служение делу Евангельского благовестия во всем мире: Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас (Ин. 20, 21).

Это – начаток Духа, который был необходим для укрепления апостольского общества. Вместе с тем этим дуновением всем апостолам дана была власть отпускать грехи, ранее только обещанные Петру за его исповедание (см. Мф. 16, 19) и другим апостолам (см. Мф. 18, 18).

Евангелист Иоанн отмечает, что при первом явлении Господа всем Своим ученикам, собранным вместе, отсутствовал апостол Фома, называемый Близнец, или, по-гречески, Дидим.

Как видно из Евангелия, характер этого апостола отличался косностью, переходящей в упорство, которое свойственно людям простого, но твердо сложившегося воззрения. Еще когда Господь шел в Иудею для воскрешения Лазаря, Фома высказал уверенность, что из этого путешествия ничего не получится доброго: Пойдем и мы умрем с Ним (Ин. 11, 16). Когда Господь в Своей прощальной беседе сказал ученикам: Куда Я иду, вы знаете, и путь знаете, то Фома и тут стал противоречить: Не знаем, куда идешь; и как можем знать путь? (Ин. 14, 4–5).

Крестная смерть Учителя произвела поэтому на Фому особенно тяжкое, удручающее впечатление: он как бы закоснел в убеждении, что утрата Его невозвратна. Упадок духа его был столь велик, что он даже не был с прочими учениками в день Воскресения: он, видимо, решил, что уже незачем быть вместе, так как все кончено, все распалось и теперь каждый из учеников должен по-прежнему вести свою отдельную, самостоятельную жизнь.

И вот, встретив других учеников, он вдруг слышит от них: Мы видели Господа (Ин. 20, 25). В полном соответствии со своим характером, он резко и решительно отказывается верить их словам. Считая Воскресение Своего Учителя невозможным, он заявляет, что поверил бы этому только в том случае, если бы не только видел своими глазами, но и осязал своими руками язвы гвоздиные на руках и ногах Господа и прободенное копием ребро Его. Вложу руки моей в ребра Его (Ин. 20, 25) – из этих слов Фомы видно, что рана, нанесенная Господу воином, была очень глубока.

Спустя восемь дней после первого явления Господа десяти апостолам Господь снова является, когда двери были заперты (Ин. 20, 26), по-видимому, в том же доме. На этот раз и Фома был с ними. Может быть, под влиянием обращения с другими учениками упорное неверие начало оставлять его, и душа его мало-помалу становилась вновь способной к вере. Господь и явился для того, чтобы воспламенить в нем эту веру.

Став, как и в первый раз, совершенно неожиданно среди Своих учеников и преподав им мир, Господь обратился к Фоме: Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои (Ин. 20, 27). На сомнения Фомы Господь отвечает его же собственными словами, которыми он обуславливал свою веру в Его Воскресение. Понятно, что уже одно это знание Господом его сомнений должно было поразить Фому. Господь к тому же прибавил: И не будь неверующим, но верующим (Ин. 20, 27), то есть: «Ты находишься в положении решительном: перед тобой сейчас только две дороги – полной веры и решительного ожесточения духовного».

В Евангелии не сказано, осязал ли действительно Фома язвы Господа, – можно думать, что осязал, – но так или иначе, вера возгорелась в нем ярким пламенем, и он воскликнул: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20, 28). Этими словами Фома исповедал не только веру в Воскресение Христово, но и веру в Его Божество.

Однако эта вера все же основывалась на чувственном удостоверении, а потому Господь, в назидание Фоме, другим апостолам и всем людям на все будущие времена, открывает высший путь к вере, ублажая тех, которые достигают веры не таким чувственным путем, каким достиг ее Фома: Блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). И раньше Господь неоднократно давал преимущество той вере, которая основывается не на чуде, а на слове. Распространение веры Христовой на земле было бы невозможно, если бы каждый требовал такого же удостоверения для своей веры, как Фома, или вообще непрестающих чудес. Поэтому Господь и ублажает тех, которые достигают веры одним только доверием к свидетельству словом, доверием к учению Христову. Это – лучший путь веры.

Этим повествованием святой Иоанн заканчивает свое Евангелие. Следующая, 21-я глава написана им позже, спустя некоторое время, как думают, по поводу слуха о том, что ему определено жить до Второго пришествия Христова. Теперь же святой Иоанн заключает свое повествование свидетельством о том, что Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей (Ин. 20, 30).

Хотя святой Иоанн и поставил себе целью дополнить повествование первых трех евангелистов, но и он записал далеко не все. Он, однако, считает, как видно, что и написанного вполне достаточно, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его (Ин. 20, 31), – и того немногого, что записано, довольно для утверждения веры в Божество Христово и для спасения через эту веру.

Еще до Своих страданий Господь предупреждал Своих учеников, что по Воскресении Своем Он явится им в Галилее. Это же сказали и Ангелы, находившиеся у гроба Господня, женам-мироносицам (см. Мф. 26, 32; 28, 7). Пробыв полностью все восемь дней праздника Пасхи во Иерусалиме, апостолы отправились в Галилею, где вполне естественно занялись опять своим прежним ремеслом – ловлей рыбы на Геннисаретском озере, что давало им пропитание.

Здесь опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском (Ин. 21, 1). Это было, по счету святого Иоанна, третье явление Господа Своим ученикам, собранным вместе (см. Ин. 21, 14). На этот раз их было семеро: Симон Петр, Фома, Нафанаил, сыны Зеведеевы, то есть Иаков и Иоанн, и еще двое, которые не поименованы. По смирению, святой Иоанн ставит себя с братом при этом перечислении на последнем месте, не указывая и имени их, в то время как всюду в других Евангелиях они ставятся обычно после Андрея и Петра.

Целую ночь трудились апостолы, ловя рыбу, но ничего не поймали. Это, несомненно, должно было напомнить им ту ночь, которая, по сказанию святого Луки, три года тому назад предшествовала их избранию на апостольское служение (см. Лк. 5, 4–11). И в этот раз опять повторилось нечто подобное.

Когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус (Ин. 21, 4). Стоял на берегу – выражение внезапного явления. Ученики Его не узнали, быть может, потому, что и в этот раз Он явился, как и Луке с Клеопой, в ином образе (Мк. 16, 12), или же просто потому, что еще не рассеялся вполне мрак ночи или утренний туман.

Дети! есть ли у вас какая пища? (Ин. 21, 5) – обратился к ним Господь, разумея под «пищей», как видно из дальнейшего, рыбу. В ответ на их отрицание Господь предложил им закинуть сеть по правую сторону лодки (Ин. 21, 6), и вновь повторилось уже пережитое ими три года тому назад чудо: они не были в состоянии вытащить сеть из-за множества попавшейся рыбы. Это чудо, как и первое, несомненно, должно было прообразовать собой их будущую плодоносную апостольскую деятельность, в которой они, трудясь сами, должны были вместе с тем во всем руководиться указаниями Господа.

Ученик, которого любил Иисус, то есть Иоанн, как он не раз называет себя, пораженный этой чудесной ловитвой, сразу почувствовал своим сердцем, Кто этот таинственный Незнакомец, стоявший на берегу, и сообщил свою догадку Петру: Это Господь (Ин. 21, 7). Не дерзая предстать перед Господом обнаженным, Петр опоясался «епендитом», то есть верхней одеждой, чтобы надеть ее на себя при выходе из воды, и бросился в море, дабы выйти на берег к Господу.

Из этого мы видим особенности характеров этих двух апостолов. Иоанн – возвышен-нее, Петр – пламеннее; Иоанн более способен к созерцанию, Петр – решительнее в действии. «Иоанн проницательнее, – говорит блаженный Феофилакт, – Петр пламеннее; Иоанн первый узнал Господа, а Петр первый поспешил к Нему».

Другие ученики тем временем приплыли на лодке, таща сеть с рыбою (Ин. 21, 8). Рыбы было так много, что они не решались втащить сеть в лодку, чтобы она не опрокинулась под тяжестью пойманной рыбы, а потому тащили сеть к берегу, где удобнее было вытащить ее без всякого риска.

Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб (Ин. 21, 9). Господь опять чудесно приготовил им, голодным, пищу, но, желая, чтобы они вместе с тем вкусили и от плодов рук своих, сказал: Принесите рыбы, которую вы теперь поймали (Ин. 21, 10). Симон Петр возвратился к лодке и, вероятно с помощью других учеников, вытащил на берег сеть, в которой оказалось 153 рыбы. Видимо, чудесным было и то, что при таком количестве сеть не прорвалась. Во всяком случае, надо полагать, что эта чудесная ловитва произвела сильнейшее впечатление на Иоанна, если он даже запомнил на всю жизнь количество пойманной рыбы.

Должно быть, из особого благоговения, пораженные всем происшедшим, апостолы стояли в некотором почтительном отдалении от Господа, почему Он и пригласил их подойти ближе и начать трапезу словами: Придите, обедайте (Ин. 21, 12). Должно быть, и Сам Иисус находился в некотором отдалении, потому что дальше сказано: Иисус приходит (Ин. 21, 13). Как хозяин, Он стал угощать апостолов, давая им вкушать приготовленный хлеб и рыбу.

Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты? зная, что это Господь (Ин. 21, 12). Нечто необычное видели ученики в явившемся Господе: Он не был, очевидно, вполне похож на такого, каким они всегда привыкли Его видеть, так как Тело Его по Воскресении было особенным, прославленным, исполненным особого величия и Божественности. Но они знали, что это несомненно Он.

Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? (Ин. 21, 15). Симон больше всех обещал Господу перед Его страданиями свою верность: Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь (Мф. 26, 33); я душу мою положу за Тебя (Ин. 13, 37); хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя (Мк. 14, 31); с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти (Лк. 22, 33).

Несмотря на все эти горячие уверения, Петр трижды отрекся от Господа и этим, конечно, лишился своего апостольского звания и апостольских прав – перестал быть апостолом. Это отмечает, несомненно со слов самого Петра, и евангелист Марк, который повествует, что Ангел, явившийся женам-мироносицам, говорит: Идите, скажите ученикам Его и Петру (Мк. 16, 7) – выделяет Петра, как отпавшего через отречение от апостольского лика, ставя его на последнее место, после остальных апостолов.

За искреннее и глубокое покаяние Господь милостиво восстанавливает Петра в его апостольском достоинстве. Трижды Петр отрекся, трижды же Господь заставляет его на вопрос: Любишь ли ты Меня? – ответить: Ты знаешь, что я люблю Тебя (Ин. 21, 15–17) и после каждого уверения поручает ему, как апостолу, пасти агнцев Его, пасти овец Его. «Троекратным вопрошением, еже, Петре, любиши ли Мя, трикратное отвержение Христос исправил есть», – поется поэтому в службе 29 июня на день памяти святых первоверховных апостолов Петра и Павла (стихира на «Славу» на «Господи, воззвах»).

Совершенно напрасно и неосновательно хотят римокатолики видеть в этом дарование святому апостолу Петру каких-то особенных прав и преимуществ по сравнению с другими апостолами. «Агнцы», которых поручает пасти Господь Петру, – это самые молодые, новорожденные, так сказать, члены Церкви Христовой, нуждающиеся в особенной заботливости пастыря, а «овцы» – обыкновенные, уже духовно зрелые члены Церкви, не требующие уже такого особенно тщательного ухода и заботы.

Весьма характерно, что в первый раз Господь спрашивает Петра: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? (Ин. 21, 15), как бы намекая на то, что Петр обещал Господу бóльшую верность и преданность, чем другие ученики. Характерно и то, что Он называет Петра его прежним именем Симон, а не Петром, ибо, отрекшись, обнаружив неустойчивость, отсутствие твердости духа, он тем самым перестал быть «Петром», то есть «камнем».

Смиренно сознавая глубину своего падения, Петр уже не сравнивает свою любовь к Господу с любовью прочих учеников и даже вообще не смеет заверять Господа в своей любви к Нему, а только ссылается на Его всеведение: Ты знаешь, что я люблю Тебя (Ин. 21, 15–17). Мало того, по смирению вместо слова «агапан» («любить»), употребленного в вопросе Господа и означающего любовь полную и совершенную, Петр употребляет другое слово – «филин», означающее личную сердечную привязанность и преданность.

Спрашивая Петра в третий раз, Господь употребляет это же самое слово «филин». Это опечалило Петра, что Господь как бы подвергает сомнению его личную привязанность к Нему. И поэтому в третий раз он с особенной силой исповедует Ему свою любовь, ссылаясь на всеведение Господа (см. Ин. 21, 17). Как в третий раз он с особенной силой, с клятвой и божбой отрекся от Господа, так Господь заставляет его в третий раз с особенной силой исповедать свою любовь к Нему.

С восстановлением Петра в его апостольском звании Господь соединяет предречение о предстоящей ему к концу его апостольства мученической кончине, к которой приведет его эта засвидетельствованная им только что любовь к Господу. Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь (Ин. 21, 18). Насильственную мученическую смерть Господь символически представляет здесь под видом бессилия старца, с которым, против его воли, делают что хотят. Святой апостол Петр действительно был распят в Риме на кресте при императоре Нероне в 68 году.

Иди за Мною (Ин. 21, 19) – это последнее решительное слово восстановления падшего Петра в апостольском чине. После этих слов Иисус пошел, а ученики, видимо, последовали за Ним.

Видя возлюбленного ученика Господа – Иоанна, Петр возгорелся желанием знать, какова будет его участь, ожидает ли и его мученическая кончина за Христа. Но Господу не было угодно открыть образ кончины Своего возлюбленного ученика. Он ответил Петру, что знать это – не его дело: Что тебе до того? ты иди за Мною (Ин. 21, 22).

Здесь опять опровержение римо-католического лжеучения о том, что Петру были поручены Господом другие ученики, что он был поставлен «князем» их. Если бы Господь поручил Петру, как Своему наместнику, других учеников, то, конечно, Петр был бы вправе спрашивать об Иоанне, и Господь не дал бы ему такого ответа: Что тебе до того?

Об Иоанне же Господь произнес слова, которые дали повод думать, что он не умрет, а будет жить до самого Второго пришествия Христова: Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? (Ин. 21, 22). Сам евангелист, однако, такое мнение опровергает, подчеркивая, что речь Господа была условная: Если Я хочу, чтобы он пребыл (Ин. 21, 23).

Повествование свое об этом, а вместе с тем и все свое Евангелие святой Иоанн заканчивает уверением: Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его (Ин. 21, 24). Этим удостоверяется принадлежность Евангелия святому Иоанну Богослову и истинность всего им сообщаемого в Евангелии.

В заключение святой Иоанн опять повторяет, что в Евангелиях многое не записано из того, что сотворил Иисус, ибо, если бы писать обо всем подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин. 21, 25). Это может показаться преувеличением, гиперболическим выражением, но речь тут идет именно о необъятности дел Христовых, значения которых не в состоянии вместить этот ограниченный мир.

Некоторые полагают, что эти два последних стиха (24 и 25) приписаны к Евангелию от Иоанна впоследствии древнейшими читателями его, желавшими на вечные времена удостоверить подлинность этого Евангелия.

Одиннадцать же учеников пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились (Мф. 28, 16–17). Так как Ангелы сказали женам-мироносицам, что Господь предваряет их в Галилее, то, надо полагать, не одни апостолы устремились в Галилею, чтобы видеть там Господа, согласно Его обещанию. Многие считают, что это явление Господа на горе было именно тем, о котором говорит святой апостол Павел в 1 Кор. 15, 6, что Господь явился тогда более нежели пятистам братий в одно время (1 Кор. 15, 6).

Что это за гора, неизвестно, но очень вероятно, что это была гора Преображения – Фавор, на которой ученики сподобились видеть преображение того славного состояния Господа, в котором Он им явился теперь. Некоторые из собравшихся усомнились, что именно и показывает, что это не могло быть массовой галлюцинацией, как пытаются уверять неверующие.

И приблизившись Иисус, дабы рассеять всякие сомнения в том, что это действительно Он, сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18). Как Единородный Сын Божий, Он от начала мира имел всякую власть на небе и на земле – теперь же, как Победитель ада и смерти, Он приобрел такую же власть над всем и по человечеству, как Искупитель мира.

Явившись в мир, как человек, Сын Божий ограничил Себя в употреблении Своей Божественной власти, ибо не восхотел совершить дело спасения людей одним Своим всемогуществом. Через Воскресение Он восприял всю полноту Своей Божественной власти уже как Богочеловек, и от Него теперь зависело завершить все дело спасения людей ниспосланием Духа Святого, учреждением Церкви Своей и посольством апостолов на проповедь в весь мир.

Итак идите, научите все народы, как говорит святой Матфей (Мф. 28, 19). или: Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари, как передает святой Марк (Мк. 16, 15). Так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему – так передает это полномочие, данное Господом Своим апостолам, святой Лука (Лк. 24, 46–48).

Теперь Господь уже не ограничивает их проповедь одними иудеями, как прежде (см. Мф. 10, 5–6; 15, 24), но посылает их учить все народы, ибо весь мир искуплен страданиями Христовыми и должен быть призван в Царство Христово, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28, 19). Богочеловек дает Своим ученикам право и налагает обязанность крестить все народы во имя Святой Троицы. Это значит, что крещающие действуют не сами от себя, но по власти, даруемой им от Самого Триипостасного Бога, а крещаемые принимают на себя через это обязанность веровать во Святую Троицу и посвящать свою жизнь призвавшему их, искупившему и возродившему Три-ипостасному Божеству.

Крещение есть знамение омытия грехов человека невидимым действием Святаго Духа и знак его вступления в Церковь Христову для новой, возрожденной в Боге жизни. Крещение должно сопровождаться научением крещаемых всему тому, что заповедано Христом Спасителем: Уча их соблюдать все, что Я повелел вам (Мф. 28, 20).

Святой Марк добавляет к этому еще, какие чудесные знамения явятся последствием веры для тех, которые уверуют: Именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16, 17–18). От человеческого греха весь мир пришел в расстройство, и зло стало в нем господствовать. Уверовавшие во Христа-Искупителя получат власть и силу побеждать это зло и восстанавливать утраченную миром гармонию. Эти чудеса, как свидетельствует вся дальнейшая история Церкви, действительно творили апостолы и все истинные христиане.

И се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20). Возлагая на апостолов тяжкий труд распространения евангельского благовестия по всему миру, Господь ободряет их, обещая им Свое таинственное незримое сопребывание с ними до скончания века. Но так как апостолы не дожили до скончания века, то обетование это надо относить и ко всем апостольским преемникам.

Это не значит, что после скончания века Господь не будет с учениками Своими. «Нет, тогда-то особенно и будет» (блаженный Феофилакт), но значит лишь то, что до скончания века, несомненно, Он Сам будет находиться незримо среди истинно верующих во главе основанной Им Церкви и руководить ею ко спасению людей.

Последнее явление Воскресшего Христа Спасителя, заключившееся Вознесением Его на небо, подробнее всего описывается евангелистом Лукой. Вкратце говорит об этом также евангелист Марк.

Явление это имело место в Иерусалиме, куда, следовательно, апостолы вновь пришли из Галилеи по прошествии сорока дней, в течение которых Господь неоднократно являлся им, уча их о Царствии Божием, как сообщает об этом святой Лука в начале Книги Деяний святых апостолов (см. Деян. 1, 2–5).

Господь дал повеление апостолам оставаться в городе Иерусалиме, пока они не облекутся силою свыше, обещая им послать на них обетование Отца Своего (Лк. 24, 49), под чем надо понимать ниспослание Духа Святого для содействия делу их всемирной проповеди. Дух Святый должен был дать им необходимую силу для совершения этого великого дела – проповеди Евангелия всему миру.

Затем Господь вывел учеников Своих вон из Иерусалима до Вифании, лежавшей на восточном склоне горы Елеонской, и, подняв руки Свои, благословил их (Лк. 24, 50), произнося, очевидно, известные слова, как было принято в Ветхом Завете, но которые евангелистом здесь не приведены. Символическое действие поднятия рук при благословении известно было в Ветхом Завете, как, например, говорит Книга Левит (см. Лев. 9, 22).

И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо (Лк. 24, 51). «Какой чудный образ действия! – говорит об этом Московский митрополит Филарет. – Господь благословляет и еще не оканчивает благословения, а продолжает благословлять и между тем возносится на небо. Что это значит? То, что Он не хочет прекратить Своего благословения, но продолжает без конца благословлять Свою Церковь и всех верующих в Него. Помыслим, братие, что и ныне над нами простерты руце Его, и взор Его, и благословение Его. Какой стыд и страх для тех, которые в суете мирской забывают Его! Какая радость для любящих Его!»

Ученики поклонились Богочеловеку, возносящемуся к Отцу Своему, и возвратились в Иерусалим с великою радостью (Лк. 24, 52). Радость эта происходила оттого, что они теперь своими очами узрели славу своего Господа и Учителя и ожидали исполнения обетования Его о ниспослании Святого Духа. Они как будто переродились теперь в результате, несомненно, сорокадневного пребывания с ними Воскресшего Господа, Который учил их тайнам Царствия Божия.

В этом молитвенном состоянии высокого духовного подъема они пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога (Лк. 24, 53) за все, что им пришлось пережить, видеть и слышать и за предстоящую им высокую миссию проповеди евангельского учения.

Святой Марк добавляет к этому, что Господь, вознесшись на небо, воссел одесную Бога (Мк. 16, 19). Это – образное выражение, основывающееся на некоторых видениях (см. Деян. 7, 56). Оно означает то, что Господь и по человечеству восприял Божественную власть над всем миром вместе с Богом Отцом, так как сидение по правую руку на языке Библии означает разделение власти посаждаемого так с самим сидящим.

Заключает святой Марк свое Евангелие свидетельством о том, что они пошли (из Иерусалима, конечно) и проповедывали везде (по всему миру) при Господнем содействии (при помощи Божией) и подкреплении слова последующими знамениями (Мк. 16, 20), – доказывая истину своего слова сопровождавшими их проповедь чудесами, о чем подробно рассказывает нам Книга Деяний апостольских.

Все Евангелия заключаются словом Аминь, что значит «истинно так все было, как описано в Евангелии».