Телевидение заканчивало свои передачи показом исключительно глупого английского фильма. В нем шла речь о директоре: школы, который подкладывал арсениды в рагу своих воспитанников. Одновременно он желал жену полковника Барби. Хенсон смотрел на актрису в фильме десятилетней давности и удивлялся тому, как мог директор школы в нее влюбиться.

Вот если бы эту роль играла Джина Лолобриджида или Софи Лорен. Или хотя бы Ванда Галь, размышлял Хенсон, имея в виду свою секретаршу. Правда, орфография ее сильно хромала и почерк оставлял желать лучшего. Но, несмотря на черепаховые очки и гладко зачесанные черные волосы, Ванда обладала всеми женскими прелестями, способными соблазнить изрядно занятого шефа. Зная, что их отношения не продвинутся дальше стадии шеф — секретарша, Хенсон все-таки, глядя на нее, чувствовал себя моложе.

Молодость! Как она прошла?

Хенсон налил себе очередной стакан пива.

По мнению страховой. компании, он был еще молод. В сорок шесть лет можно рассчитывать прожить по крайней мере до семидесяти восьми. Он вздрогнул: если ему предстоят двадцать два года, йохожие на предыдущие сорок шесть лет, то его ожидает мало приятного в будущем.

Ему оставалось приблизительно восемнадцать лет активной жизни, после чего «Инженерный атлас» преподнесет ему золотые часы и даст солидную пенсию. И в последние четырнадцать лет он будет лишь прислушиваться к своим немощам.

Он жил в условиях, которые сам себе создал. С ним никогда не происходило ничего необыкновенного, ничто его не увлекало, приятных событий тоже не случалось. Трижды в день он принимал пищу. Иногда спал с Ольгой. Вставал, чистил зубы, брился и на машине отправлялся в свою контору. Пятнадцатого и тридцатого числа каждого месяца он получал жалованье, а на Рождество — наградные. Тогда он делал дорогие подарки и покупки. Он выглядел удачливым бизнесменом, жил в фешенебельном районе Чикаго с первой женщиной, с которой имел близкие отношения.

— Я беременна, — объявила ему Ольга. И все было решено.

Хенсон посмотрел на фотографию молодого человека, стоявшую на телевизоре. Нет, он не жалел о рождении Джима. Сын давал Хенсону ощущение небесполезности своего существования. Не всякому дано иметь парня двадцати двух лет, лейтенанта флота. На прошлой неделе Джим написал им из Сингапура.

Сингапур! Хенсон наслаждался этим словом. Он так мечтал поехать в Малайзию, в Китай, в Японию, на Цейлон, в Австралию, в Южную Африку, в Индию!.. Он так хотел повидать разные страны! Потому он и выбрал специальность инженера. Именно жажда путешествий поддерживала его, когда он работал, чтобы оплатить свое обучение в Колорадо.

И что же произошло? После .четырехмесячной работы в «Инженерном атласе» Хенсон попал на праздник, устроенный в честь служащих компании и там встретился с молоденькой работницей из архива. Шел снег. Она жила одна; оба были молодыми оба немного выпили. И вот. Двадцать четыре года спустя он по-прежнему торчал в Чикаго, прикованный к директорскому креслу, с двадцатью четырьмя тысячами долларов в год. Он стал большим овощем, чем-то вроде министра без портфеля, специалистом, который консультировал инженеров, отправляемых в разные страны. Он совмещал в своем лице функции экспертного совета, управляющего и казначея.

У них не было больше детей. Но самое печальное то, что исчезла прелесть новизны, интимные отношения между Хенсоном и Ольгой почти прекратились, за исключением редких случаев, столь же романтичных, как идиллия между директором школы и доской для разрезания хлеба в лице жены полковника из телевизионного фильма.

Взгляд Хенсона перепрыгнул на фотографию жены. Прошедшие годы наложили отпечаток на него самого, но совершенно не отразились на Ольге. В сорок четыре года она по-прежнему была очень красивой женщиной. В редкие минуты близости Хенсон улавливал в ней признаки внутреннего огня, который после первых лет их супружеской жизни никогда больше не вспыхивал. Он задавал себе вопрос, в чем же он просчитался. Вероятно, Ольга тоже скучала и винила мужа в их неудавшемся браке.

А сейчас ее мать болела в Перу, и Ольга была с ней. Конечно, не в стране Перу, а в городке под таким названием в штате Индиана.

Фильм благополучно закончился, и Хенсон выключил телевизор. Он не ошибся. Арсениды в рагу учеников действительно клал Тартемпион. Но поскольку полковник узнал и о связи Тартемпиона с его женой, он. заодно простил директора широким жестом, и фильм завершился показом счастливой пары у берега моря, которое должно было смыть грехи неверной в прошлом супруги.

— Гм! Гм! — проворчал Хенсон.— Она может мокнуть хоть целый год, но от этого ничего не изменится.

Не затрудняя себя надеванием обуви, Хенсон спустился на нижний этаж и вошел в ванную. Он вымыл руки, не переставая разглядывать себя в зеркале.

Оттуда на него смотрел светловолосый мужчина с тонкими усиками. Он тоже мало пострадал от времени и почти не обзавелся морщинами. Ста семидесяти восьми сантиметров ростом и восьмидесяти трех килограммов весом, он был мускулист и подтянут настолько, насколько это возможно на сидячей работе. Он. не выглядел на сорок шесть лет й не чувствовал своего возраста.

Хенсон горько усмехнулся. Он весь был в этом. А какое будущее его ожидает? Восемнадцать лет привычной службы, потом пенсия и золотые часы от преданных подчиненных.

Он пошел на кухню и заглянул в холодильник. Ольга уехала больше недели назад, и холодильник опустел. Он достал новую бутылку пива, сел за кухонный стол н без особого энтузиазма приложился к горлышку. Теперь, когда из Аргентины прогнали Перона, компания «Атлас» снова открыла свой филиал в Буэнос-Айресе. Логично рассуждая, благодаря его знанию дела пост директора  филиала обязаны были предоставить ему. Тогда бы он получал дополнительно еще пять тысяч долларов в год и неограниченные возможности заработков по представительству.

Ему бы очень хотелось познакомиться с Буэнос-Айресом. Хоть одна его мечта сбылась бы. Но ему не дадут этого места; безусловно, выберут молодого Комптона.

Комптон и его жена бойко разговаривали по-испански, а он слишком завяз здесь, в Чикаго. Он сделался неотъемлемой частью представительства компании. И даже если бы Джек Хелл предложил ему Буэнос-Айрес, Ольга все равно не согласилась бы поехать туда. Она любила Чикаго. Раз шесть Хелл отправлял его в разные места, и всегда Ольга была неумолима. Она отказывалась покинуть своих друзей, свой клуб и тысячу разных мелочей, которыми наполнила свою жизнь.

«И все из-за виски»,—подумал Хенсон. Ему казалось невозможным, чтобы одна ночь двадцать лет тому назад, короткий миг наслаждения настолько изменили существование мужчины и лишили его той жизни, о которой он мечтал.

Хенсон спросил себя о том, что бы сделал Джек Хелл в подобной ситуации, и немедленно ответил. Большой начальник был единственным владельцем «Инженерного атласа». Холостяк по образу мыслей, он не считался ни с чем. Тридцать шесть лет работы в компании прошли для него в проектировании мостов, плотин, железных дорог от Огненной Земли до Тонкина...

Хелл, инженер старой школы, начал свою деятельность рабочим. Жестокий весельчак, бессердечный и холодный, он во всех частях света приятно проводил время. Если бы Ольга пришла к Хеллу, .чтобы сообщить ему о своей беременности, он бы, без сомнения, спросил ее: «Ну и что же?»

Тот факт, что он был женат уже тридцать лет на девушке-дурнушке, отец которой дал ему возможность организовать дело, не мешал его частной жизни. Он видел восход солнца на берегах Бенгалии, дышал разреженным воздухом на вершинах Альп, был отлично знаком с красками тропиков. И в свои пятьдесят шесть лет Хелл утверждал, возможно, не без основания, что самая восхитительная панорама в мире — это вид прекрасной женщины.

В холле зазвонил телефон. Хенсон поемотред на часы. Четверть второго ночи. Это, конечно, Ольга звонит ему из Деру, чтобы сообщить о смерти своей матери. Он подумал, что может теперь распроститься с двумя тысячами долларов, которые хотел потратить за замену прошлогодней машины на более Современную.

Хенсон, со стаканом пива, в руке, направился к телефону, не сомневаясь в своей догадке. Ольга имела право на дорогие похороны матушки. В начале своего замужества она замечательно обходилась жалким заработком супруга. Двадцать четыре тысячи в год сперва казались целым состоянием, но, как только пошли траты, покупки, все переменилось. И вместе с тем благодаря экономности Ольги они владели домом стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, полностью выплаченных, и солидным счетом в банке. Они хорошо жили: состояли в элегантных клубах, а туалеты и меха Ольги могли соперничать с одеждой ее приятельниц, мужья которых имели больше денег, чем Хенсон.

Он резко снял трубку.

— Ларри Хенсон у телефона.

На другом конце провода всхлипывала женщина, и, не узнав ее голоса, Хенсон продолжил:

— Вы, вероятно, ошиблись номером.

Его собеседница сделала героическое усилие сдержать слезы и тихо произнесла:

— Это мистер Хенсон?

— Он самый.

— С вами говорит Ванда.

Сперва это имя ничего ему не сказало.

— Ванда, ваша секретарша,— повторила она.

— А, да! Естественно. Мисс Галь, чем обязан?

Ванда снова заплакала,

— Это ужасно! — Я не могу объяснить по телефону. Но вы должны помочь мне. Я вас умоляю. У меня никого больше нет.

Хенсон был польщен. Он сделал глоток пива и ответил:

— Я буду счастлив оказать вам услугу. Но нельзя ли подождать до завтра?

— Нет.

— Понимаю. У вас крупные неприятности?

— Крупнее не бывает...

— Откуда вы звоните?

— От себя. Селл-стрит 1221.

Хенсон записал адрес в тетрадь, лежавшую около телефона.

— Что же вы конкретно хотите? .

— Сейчас же приезжайте ко мне. Заклинаю вас.

— В такое время?

Ванда опять разрыдалась.

— Это... это не может ждать. И если вы не выручите меня, я пойду на все. Я уверена. На все.

«Пойду на все» может завести далеко. Хенсон .представил себе мисс Галь такой, какой видел ее вчера в конторе, и его ладони вспотели больше, чем стакан пива, который он сжимал в руке.

— Вы не скажете точнее, чего ждете от меня?

— Совета.

— Ну, а дальше?

— Не по телефону,— прошептала она немного нетерпеливо.— Я занимаю квартиру номер два. На первом этаже, дверь прямо.— Она помедлила.— Но, разумеется, если ваш визит приведет к неприятностям с миссис Хенсон...

Боясь услышать, как она скажет, что он, вероятно, не решится выйти из дому без позволения жены, Хенсон перебил ее:

— Хорошо. Я еду.

— Спасибо,— поблагодарила Ванда.— Вы не пожалеете о своем поступке, я обещаю.

Раздались короткие гудки: она повесила трубку. Хенсон тоже, хотя и с трудом, положил трубку на рычаг. Он знал, что у женщин, и особенно у молодых девушек, бывают странные причуды.

Без своих очков и гладко зачесанных назад черных волос Ванда Галь могла превратиться в пленительную особу. И из всех мужчин Чикаго она выбрала именно его, чтобы позвать на помощь. Как она сказала? «Если вы не выручите меня, я пойду на все. Я уверена. На все».

Хенсон еле-еле зашнуровал ботинок.

Было не холодно, а просто свежо. Хенсон ехал с открытым окном. В такой темноте он не видел деревьев, окружающих дорогу, зато чувствовал запах зелени и свежести.

Он ломал себе голову над вопросом, какие неприятности обрушились на Ванду, если она не смогла даже сообщить о них по телефону? В молодости не бывает больших неприятностей. Самая крупная— это потеря места или отсутствие денег для оплаты долгов. А Ванда, несмотря на ее неприступный вид, не старше двадцати, максимум двадцати двух лет. Хенсон переехал через мост и достиг центра города. За исключением редких пешеходов, улицы были совсем пустынными.

Он мчался гораздо быстрее, чем ездил в контору. Он пересек авеню Чикаго и Дивизион-стрит. Номер 1221 должен был находиться справа от .перекрестка. Он нашел свободное место в длинной цепочке машин, стоявших у тротуара, и припарковал там свой «бьюик».

Сжатый между двумя современными домами, номер 1221 казался здесь чуждым элементом. А еще недавно подобного рода строения встречались повсюду. Это был недорогой двухэтажный отель, разделенный на маленькие дешёвые квартирки.

На первом этаже находилось два окна, из них одно было освещено. Хенсон зажег спичку и поднял голову. Не ошибся ли он, согласившись на такую авантюру? Ведь Ванда плакала так сильно. что он не узнал по телефону ее голос.

Он отбросил окурок сигареты, поднялся по выщербленным ступеням и открыл дверь. В старом помещении пахло затхлостью. Они с Ольгой немало пожили в подобного рода местах, пока обстоятельства не позволили им занять лучшую квартиру.

Первый этаж еще больше, чем вестибюль, пропах сыростью. Хенсон остановился перед дверью, выкрашенной в серый цвет и носящей номер «2». Он тихонько постучал, и Ванда немедленно открыла ему.

Хенсон был немного разочарован. Принимая свои мечты за реальность, он не сомневался, что Ванда встретит его раздетой.

Но этого не случилось. Она была одета так же, как на работе,— в кофточке и юбке,— но ее облик тем не менее изменился. Очки отсутствовали, густые темные волосы волнами падали на плечи, и лицо не было накрашено. Без косметики она выглядела лет на семнадцать, а не на двадцать или двадцать два, как в действительности.

— Спасибо,— сказала она,— Войдите же, мистер Хенсон.

Хенсон переступил порог маленькой квартирки, и Ванда заперла за ним дверь на ключ.

То, что он увидел внутри, оказалось не лучше того, что снаружи. Ванда, наверное, приложила немало усилий, чтобы сделать помещение более приятным, но она не сумела поменять мебель, старую, изношенную и неудобную.

Она продолжала дрожащими губами:

— Не хотите ли присесть?

Хенсон устроился на жестком диване.

— Спасибо.

— А выпить не желаете?

— Охотно.

Ванда взяла бутылку дешевого виски, на три четверти опустошенную, и достала два стакана.

— Мне очень жаль,— посетовала она,— но у меня нет ни льда, ни содовой.

— Они и не требуются.

Хенсон рассматривал лицо молодой девушки, пока она наливала риски в стаканы для воды. Кто-то сильно огорчил ее: глаза распухли от слез, капелька крови засохла в уголке губ.

— Благодарю, — сказал он, принимая предложенный стакан. — А сейчас вы сообщите, что же произошло?

Она села напротив него в расшатанное кресло.

— Что вы теперь подумаете обо мне? Я, без сомнения, потеряю свое место.

— Позвольте мне самому во всем разобраться. Вас побили? ’

— Да.

— Кто?

Ванда задрала свою кофточку, чтобы посмотреть на ссадины, расположенные на верху живота. Ее жест не был провокационным. Она просто хотела убедиться, что следы ударов не исчезли. Немного помассировав кожу, она опустила кофточку на место.

— У меня повсюду такие синяки, — сообщила она. Потом покраснела и добавила: — То есть почти повсюду,

— Кто вас избил?

— Том. Том Коннорс.

Хенсон впервые слышал это имя. Он сделал глоток виски.

— А что, если мы начнем с самого начала? Кто он, этот Том Коннорс?

— Парень, с которым я гуляла в Де-Мойне. — Ванда поправилась: — Человек, с которым ходила гулять. Он только что вышел из тюрьмы, просидел там четыре года, не знаю за что. Сегодня около десяти часов вечера я услышала стук в дверь: Том заявился. Я не понимаю, как ему удалось найти меня, но факт тот, что он пришел.

— Вы. ему писали в тюрьму?

— Нет.

— И что же он хотел?

— Меня.

— Вы были его подружкой?

Банда опустила голову и принялась теребить юбку.

— В течение нескольких месяцев,— наконец созналась она. — Как раз перед его арестом. Конечно, я поступила скверно. Но мне исполнилось семнадцать лет, и я была служанкой в маленькой закусочной. У него оказалась куча денег, и он создал мне шикарную жизнь, насколько в Де-Мойне возможно ее создать.

— Продолжайте.

— Только после его ареста и осуждения поняла, как плохо вела себя. Вот почему я приехала в Чикаго и устроилась официанткой в ресторане, потом продавщицей в большом магазине. Мне требовалось заработать себе на жизнь и окончить курсы в коммерческой школе. Меня научили печатать на машинке, вести корреспонденцию и стенографировать.

Вспомнив об орфографии своей секретарши, Хенсон с трудом удержался от улыбки и произнес:

— Вернемся к сегодняшнему вечеру. Вы сказали, что он пришел сюда?

Слезы снова потекли по лицу Ванды.

— Это ужасно. Он был пьян. Видите, мы доканчиваем остатки его бутылки. Он принялся упрекать меня, что я подло его бросила и что ни одна девушка на свете никогда с ним так не поступала. Еще он сказал, что я должна снова вернуться к даму, иначе он сообщит моему начальнику, что я за штучка. Компания вышвырнет меня за дверь, и мне все равно придется уехать с ним.

Потом?

— Я его умоляла, старалась объяснить, что я пытаюсь жить по-новому, что с ним единственным я была близка и теперь, чтобы мужчины меня не преследовали, постоянно делаю из себя урода. Вы знаете, что с моими очками, в которых дат никакой надобности, с зализанными волосами, с моей манерой держаться...

— Дальше?

— Он обозвал меня Лгуньей и предательницей. Силой ворвался в квартиру, запер за собой дверь и заявил, что проведет со мной ночь.

— Как же вы поступали?

— Я не знала, что делать. Мне не хотелось терять место в «Атласе». Я разрешила ему поцеловать меня и выпила с ним. Я подумала, что, возможно, если я позволю ему переночевать здесь, он завтра утром уедет й оставит меня в покое. И я больше его не увижу, Я даже разделась и провела его в комнату. Но когда он начал... Я не смогла. Одна мысль об этом делает меня больной.

— Он разозлился?

— Да. Он обзывал меня всякими грязными словами и бил. — Она опустила глаза на то Место, где находились, ссадины.— Тогда он решил овладеть мною силой и я ударила его ночной лампой, Я попала ему цоколем по затылку, а лампа тяжелая...

— Он потерял сознание?

— Нет. Похоже, что я убила его.

Хенсон вздрогнул.

— Где он сейчас?

Ванда глубоко вздохнула.

— В комнате. Я схватила кофточку с юбкой и убежала оттуда, а обратно вернуться боюсь. Я просидела так несколько часов, не зная, что мне делать. Потом позвонила вам.

— Но почему мне?

Ванда посмотрела ему прямо в глаза.

— Потому что в течение тех месяцев, когда я была вашей секретаршей, вы ни разу не пытались заигрывать со мной. Ни единого. Вы очень хороший.— Она судорожно вздохнула. — Могу а добавить кое-что?

— Разумеется!

— Вы мне нравитесь. Даже больше чем нравитесь. Я не знаю. Вы никогда не трогали меня. Но если бы вы проникли сюда, вряд ли бы я вас ударила. Конечно, вы женаты и у вас своя жизнь, но в вас есть все, о чем может мечтать женщина.

Хенсон неожиданно заметил, ‘что он задыхается в маленькой комнате. Лоб его покрылся испариной, пот стекал за воротник. Вот уже двадцать четыре года молодые я красивые девушки не говорили ему подобных слов. Он произнес:

— Спасибо за комплимент. Но, по-моему, лучше все же позвонить в полицию и рассказать правду.

— Я потеряю место. Мистер Хелд выставит меня за двери».

— Вы найдете другую работу.

— А вы?

— Я пе скомпрометирован.

— А поверит ли вам полиция? Вдруг они подумают, что мы любовники и что именно вы убили его, когда он начал приставать ко мне?

— Послушайте, малютка, когда произошла эта история, я сидел за пятьдесят километров отсюда и смотрел телевизор.

— Вы сумеете это доказать?

Хенсон немного помолчал, йотом ответил:

— Нет. Не сумею.

Ванда снова принялась теребить свою юбку.

— Теперь я вижу, что, зря вам позвонила. Я скажу в полиции правду, но поверят ли там мне? А журналисты? Вам же известно, какое у них извращенное, воображение! Они считают, что, если секретарши недурны собой, они обязательно спят со своими патронами. Вы сами это знаете. Впрочем, так оно и случается. Девушки часто идут на это, чтобы не лишиться места.

Теперь Хенсону показалось, что стало гораздо прохладнее. Он обдумал слона Ванды. Все точно. Газеты по-своему представят дело. И Джек Хелл разъярится. Всем секретаршам в его учреждении полагалось держать себя очень строго. Хелл был редким бюрократом. Сам он спал и с замужними и с одинокими женщинами во всех частях света, но соблюдал при этом крайнюю осторожность. Ни малейшее подозрение, ни малейшая тень скандала не должны были коснуться репутации «Инженерного атласа»!

— Да, я все прекрасно понимаю,— кивнул Хенсон.

Он сожалел, что больше не осталось виски. С ним никогда ничего не случалось! Еще несколько часов назад он спокойно сидел со стаканом пива в руке и смотрел телевизор. Зазвонил телефон — и вот!

Хенсон подумал, не стоит ли ему взять свою шляпу со стула в прихожей, уйти отсюда и позабыть обо всей этой истории. Но он не мог бросить Ванду в такой беде. Из всех мужчин Чикаго она выбрала именно его, чтобы попросить совета. Он встал.

— Вы сказали, что Коннорс в комнате?

— На моей постели.

Хенсон раздвинул кретоновые занавески. Человек, лежавший на кровати, был совершенно голым. Хенсон дал бы ему лет двадцать пять-тридцать. При жизни он, вероятно, считался красивым. Хенсон осмотрел лицо, потом тело. Коннор имел приблизительно такое же сложение, как он, но более мускулистое. Хенсон все сильнее поражался тому, что Ванда выбрала его и даже предпочла мужчине, чей труп находился На кровати.

Хенсон нагнулся и поднес ладонь к губам Коннорса, слабо надеясь, что жизнь еще теплится в его теле. Он не почувствовал никакого дыхания, но от человека пахло алкоголем. Инстинктивно он приложил ухо к груди Коннорса. Его сердце билось: неровно и слабо, но билось. Когда Коннорс очнется, единственным воспоминанием об инциденте будет болячка на голове и одеревенелая глотка.

Хенсон закрыл человека до пояса простыней и позвал Ванду.

— Он не умер. Он просто мертвецки пьян.

Она просунула голову между портьерами;

— Благодарение богу! Но что же нам делать?

— Я одену его, выведу отсюда и куда-нибудь отвезу.

— А если вас увидят?

— Ну что ж! Я буду просто поддерживать пьяницу.

Ванда закусила губу.

— Но это ничего не изменит. Он вернется завтра вечером.

— И не найдет вас здесь.

— Куда же я денусь?

— Мы подыщем вам другую квартиру.

— Ноя заплатила до конца месяца!

— Я сам займусь поисками жилья!

— А если он явится в контору и устроит скандал?

— Мы решим этот вопрос в свободное время.—Хенсон подобрал одежду Коннорса, валявшуюся на полу.— В конце концов, я отвечаю за контору. Теперь уходите, его надо подготовить.

Ванда вернулась в гостиную. Впервые в жизни Хенсону пришлось одевать бесчувственного человека. Было крайне трудно натянуть на него носки и нижнее белье. Рубашка, брюки и пиджак пошли легче. Хенсон даже немного сочувствовал бедному малому. После четырех лет тюрьмы ему хотелось спокойно пожить. И что он получил? Добрый удар по черепу.

Хенсон осмотрел содержимое карманов Коннорса. Там находились купюра в один доллар и немного мелочи. Хенсон вынул из своего бумажника десятку и сложил ее вместе с долларом. После пробуждения он найдет, чем угостить девушку, и отвлечется от мысли о Ванде. Хотя бы на несколько часов. Он надел на него ботинки и, частично волоча, частично неся, оттащил бесчувственное тело в гостиную.

Ванда сидела на диване, сжавшись в комочек. У нее был жалкий вид.

— Спасибо,— просто проговорила она, — Я не знаю, что бы со мной сталось, если бы не вы, мистер Хенсон!

— Называйте меня Ларри!

Она повторила его имя, и ему понравилось, как оно прозвучало в ее исполнении.

— Вы вернетесь, правда? Я прошу вас.

— После того, как устрою его в каком-нибудь углу. Но это может занять добрых полчаса. Потом я собираюсь присмотреть для вас другое помещение.

— В такое-то время?

— Отели открыты круглосуточно.

— Но они очень дорого стоят!

— Это уж моя забота.

— Как скажете.

Хенсон вынес Коннорса на лестницу, заставил его пройти через вестибюль и вытащил на тротуар. Он с трудом поволок Коннорса по направлению к тому месту, где припарковал свой «бьюик». Они уже почти добрались, когда из ночной тьмы возник одетый в форму ночной сторож.

— Ваш приятель, видимо, здорово перебрал? — поинтересовался он.

Хенсон улыбнулся.

— Он мертвецки пьян. Я отвезу его к нему домой.

— А машину вы поведете?

— Я.

Сторож выплюнул жвачку и направил на Хенсона луч карманного фонарика.

— Там он, конечно, очухается. А вы? Вы в состоянии сидеть за рулем?

— Я выпил только стаканчик вина.

— У вас достаточно уверенный вид. Где вы оставили свою машину?

— Она, кажется, восьмая.

— Давайте я подсоблю.

Сторож схватил Коннорса за другую руку и помог Хенсону довести его и усадить в машину.

— Парням, которые так нажираются, нужен специальный прислужник. Либо им нельзя пить, либо надо придумать еще что-то, даже не знаю что...

— Вы тысячу раз правы.

Хенсону хотелось, поскорее избавиться от ночного сторожа. Он сложил пятидолларовую банкноту и сунул ему в руку.

— Возьмите, и спасибо за помощь!

Сторож осветил купюру на ладони.

— Это я должен благодарить вас, мистер!

Хенсон вырулил на дорогу и направился по Селл-стрит. Парк Линкольна находился совсем близко;

Там вполне можно было избавиться от Коннорса. Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Если Коннорс, очнувшись, обнаружит у себя в кармане полную бутылку виски, он снова напьется, а когда опять соберется отправиться к Ванде и будет в состоянии передвигать ноги, уже наступит день или даже вечер. К тому времени Ванда уже переменит жилище с помощью Хенсона.

Хенсон купил пол-литра «Бурбона» в одном из баров на Кларк-стрит, открытом всю ночь, и покатил к парку Линкольна. Остановившись около зоосада, он потащил Коннорса в кусты. После того количества виски, которое он уже проглотил, и с тем, что проглотит после пробуждения, ночной воздух не принесет ему вреда.

— Доброй ночи, бедный кретин!— бросил ему Хенсон.

Потом он влез в машину и поехал по Деборн-стрит.

На половине дороги к центру он нашел то, что искал. Отель был новым и нуждался в жильцах, поэтому его администрация не стала бы чересчур придираться.

Ночной портье читал результаты бегов. Он поднял голову:

— Да? Чем могу служить?

— Мне; нужно небольшое помещение для одной из моих Клиенток,— объяснил ему Хенсон. Он выдумал имя:— Ее зовут миссис Джонс Келси. У нее неприятности с мужем, и она хочет спрятаться от него.

Служащий начал перелистывать тетрадь.

— А при чем здесь вы?

— Я ее адвокат. Лестер Гуго,— соврал Хенсон.

Он был в восторге. Если эта авантюра удастся, он сможет навещать Ванду, когда пожелает.

Портье положил на стол карточку.

— У нас есть номер на четырнадцатом, 1456. Маленькая кухня, убирающаяся кровать, обстановка новая и современная. Сто пятьдесят долларов в месяц, если берете на год, и сто восемьдесят, если на месяц.

Цена оказалась выше той, на которую рассчитывал Хенсон, но он боялся, что Коннорс сумеет найти Ванду на Селл-стрит, и потому выложил сто восемьдесят долларов. .

— Отлично,— произнес он.— Пока моя клиентка возьмет его лишь на тридцать дней.

— Хотите осмотреть помещение?

— Незачем.

Портье протянул ему карточку.

— Как угодно. Теперь я попрошу вас заполнить визитку для мисс... как вы сказали ее зовут?

— Миссис Джонс Келси.

— И когда она появится?

— Утром.

Портье прихлопнул промокашкой написанное.

— Превосходно. Я велю горничной на четырнадцатом этаже приготовить номер к восьми утра.

— Благодарю.

Хенсон пересек холл и направился к двери. В большом зеркале, стоящем у стены, он заметил, что портье, посмеиваясь, провожал его глазами. Хенсон никого не обманул. Служащий не поверил, Что кто-то наймет жилье для молодой дамы без особой причины, но когда платили сто восемьдесят долларов в месяц, на Деборн-стрит не обращали внимания на детали.

Сидя за рулем своей машины, Хенсон неожиданно осознал, что дышит слишком учащенно. Он, возможно, строил себе иллюзии, но Ванда ведь сказала: «Пойду на все».

Он притормозил возле другого бара и купил виски «Канадский клуб», потом подъехал к номеру 1221 на Селл-стрит. Не успел он позвонить, как Ванда открыла ему дверь. Она по-прежнему была в юбке и кофте, зато смыла все следы слез и сделала очаровательную причёску в виде конского хвоста. Запирая дверь на ключ, она спросила:

— Что-нибудь получилось?

— Я сунул его в кусты в парке Линкольна с бутылкой дешевого виски для компании.

— Она займет его на все утро, — заметила Ванда.

— Я тоже так подумал.

Хенсон положил на стол ключ, полученный от портье, и рядом поставил «Канадский клуб».

— Я снял для вас жилье на Деборн-стрит,— продолжал он.— Номер 1456 в отеле. Вы записаны под именем миссис Джонс Келси. Можете переехать туда до начала работы или потратить утром два часа, на которые я вам придумаю поручение.

— Вы необычайно любезны. Но вы и сами это знаете.

— Давайте считать, что я просто помогаю очаровательной молодой девушке.

— Почему?

— Возможно, потому, что вы мне нравитесь. Возможно, я нахожу вас красивой, и, возможно, я не хотел бы ограничиться лишь заботой...

Не обращая внимания на бутылку виски, Ванда погасила свет в гостиной и, взяв Хенсона за руку, потянула его в крошечную спальню. За время его. отсутствия она сменила на постели простыни и наволочки и привела все в порядок. Не спуская с Хенсона глаз, она сняла кофточку, расстегнула юбку и дала своим одеждам соскользнуть на пол.

— В таком случае почему не сделать этого? — произнесла она.

В ее устах эта фраза не звучала пошло, но Хенсон хотел докопаться до сути.

— Из благодарности? Потому что я помог вам выбраться из скверного положения?

Ванда присела на край кровати, потом растянулась на . ней, закинув руки за голову.

— Нет,— сказала она.— Из-за того, что с первого дня в «Атласе» я испытываю к вам те же чувства. Я не ангел. Нет. Но именно благодаря вам я отказала Тому сегодня вечером. Отдав вам свое сердце, я не могла... словом, это было бы ужасно.

— Мне, старому человеку сорока шести лет?

— Сорок шесть лет еще не старость.

— И к тому же женатому!

— Это не моя ошибка!

— Короче, вы считаете, что влюблены в меня?

Ванда подумала над ответом и слегка покраснела.

— Я объясню вам завтра утром. Если...

— Если что?

— Если вы дадите мне возможность убедиться,:— честно призналась она.

— Я... я вижу.

Хенсон снял пиджак и развязал узел галстука. Двадцать три года супружеской жизни с Ольгой заставили его забыть, до какой степени может быть пленительно тело молодой женщины. Если и существовало на свете что-то более восхитительное, чем девушка, которая ждала его, то этого еще никто не описал, не изобразил. Её тонкое белое тело напоминало совершенную, уникальную конструкцию, каждый элемент которой соответствовал другому.

Он вспомнил о фильме, который смотрел по телевизору перед тем, как Ванда ему позвонила. В отношении секса она разительно отличалась от жены полковника.

— Хотите, чтобы я. погасил свет? — спросил он.

— Нет. Не надо. Я знаю, что делаю. Мне совсем не стыдно. 

Ветер, колыхающий штору, дул с востока, горячий как никогда.

Хенсон повернулся и огорчился, увидев, что он один. На соседней, немного измятой подушке осталось несколько черных волосков; они напоминали ему о том, что Ванда спала рядом с ним.

Потом он сообразил: служащим «Инженерного атласа» следовало приходить на работу к восьми часам, а он, как начальник, являлся не раньше десяти. Ванда не стала его будить. Он посмотрел на будильник на ночном столике: было девять часов двадцать две минуты, и звонок был заведен на половину десятого. Он отменил завод, приподнялся и закурил сигарету, чиркнув спичкой. Уже совсем рассвело, когда они наконец заснули, но он не чувствовал усталости. Физическое измождение соседствовало в нем с огромным моральным подъемом. Прошедшая ночь стала для него революцией. Он понял, что зря загубил лучшие годы своей жизни.

Стряхивая пепел с сигареты, он заметил маленькую записочку. Крупным, круглым детским почерком Ванда написала:

«Апельсиновый сок в холодильнике, кофе на плите. Вам только нужно зажечь спинку. Если получится, я приеду во время перерыва, в десять часов. Ванда».

Хенсон очень расстроился, что Ванда не прибавила ничего личного. Он осмотрелся вокруг: пока он спал, она уложила свои чемоданы. Ее переселение займет, теперь всего несколько минут.

Он натянул трусы, и, отправившись на кухню, заглянул в старомодный холодильник. На верхней полке стоял большой стакан апельсинового сока, а на. нем лежала другая крошечная записочка, содержащая всего одно слово: «Да».

Этого было достаточно. Хенсон улыбался, зажигая газовую горелку.

Он выдержал экзамен: Ванда любила его.

Когда кофе согрелся, он выпил чашку, щедро дополнив ее виски, в котором накануне они не нуждались, потом вернулся в спальню. Его костюм больше не валялся на стуле, куда он бросил его вчера, а болтался на вешалке в пустом шкафу.

Все эти небольшие знаки внимания его умиляли. Пока он спал, Ванда обо всем подумала! Хенсон неторопливо оделся, потом подошел к окну и откинул штору, чтобы посмотреть на улицу. Город проснулся уже несколько часов назад. По шоссе одна за другой мчались машины.

Он взял вторую сигарету и начал искать зажигалку, но не нашел.

Он решил, что забыл ее у себя дома.

Он опять воспользовался спичкой и с улыбкой подумал о Коннорсе. Вне всякого сомнения, молодой человек уже давно очнулся. Обнаружив в кармане бутылку виски, он, вероятно, принялся утешаться ею, пока Хенсон сжимал в объятиях Ванду.

«Да», написала она.

Что теперь делать? Он должен любым способом сохранить Ванду навсегда. Ольга может взять себе дом и деньги, которые лежат в банке. Она, конечно, с восторгом избавится от супружеских обязанностей. В течение долгих лет она считала Хенсона человеком, который лишь оплачивал ее расходы.

Освободившись от Хенсона, Ольга сможет всецело посвятить себя своему клубу и друзьям, не испытывая угрызений совести за то, что уделяет мужу мало внимания.

Хенсон старательно завязывал галстук.

Пускай психиатры и психоаналитики говорят о супружеской жизни что угодно. Единственно важно для мужа и жены то, чтобы они подходили друг другу как по моральным, так и по физическим качествам. Если гармонии нет, то после того, как половое влечение умирает, им остается лишь безрадостное существование.

Хенсон надел шляпу, взял пальто под мышку и спустился по выщербленным ступеням. Плохо выбритый субъект мыл пол в вестибюле. Он едва поднял голову, когда Хенсон проследовал мимо него к входной двери.

Хенсон влез в свою машину и, проехав центр города, припарковался на месте, которое занимал месяцами. Потом он вошел в здание на Уэкер-драйв: шестнадцатый и семнадцатый этажи занимал «Инженерный атлас». Служащая в проходной на шестнадцатом этаже встретила его, как обычно, очень вежливо:

— Добрый день, мистер Хенсон.

Он переступил порог своего кабинета. Как всегда, Ванда уже вскрыла и положила ему на стол почту. Хенсону хотелось позвонить ей, попросить зайти, чтобы только посмотреть на нее, но он удержался. Он позовет ее в десять тридцать и даст какое-нибудь поручение, чтобы она смогла переехать. А вечером они поговорят серьезно. Он придумает что-нибудь до возвращения Ольги. Благодарение богу, старая дама вовремя собралась умирать.

Хенсон просмотрел почту. Одно письмо заинтересовало его. Оно было отправлено из Порту-Амелии в Мозамбике, португальской колонии в Африке. Джонни Энглиш словно читал его мысли. Он еще раз повторял Хенсону, что считает его слишком крупным инженером, для того чтобы провести всю жизнь во вращающемся кресле. Джонни владел небольшой концессией в Мозамбике. Он предлагал Хенсону пост директора, как только он (Джонни) обзаведется необходимыми материалами для эксплуатации.

Хенсон сунул письмо под угол бювара. Он заработает там вдвое меньше, чем в «Атласе», но подобное предложение может все решить, если Ванда согласится жить в Африке.

Услышав, как дверь его кабинета отворилась от резкого толчка, он поднял голову. На пороге, размахивая огромным портфелем с документами, появился Джек Хелл. Владелец и начальник «Атласа» никогда не входил в помещение: он врывался, влетал, вламывался. В этом коренастом человеке с широкими плечами чувствовалась неисчерпаемая энергия. Выглядел он лет на пятнадцать моложе своего возраста.

— Ну, как дела? — резко бросил он.

Хенсон ответил, что все идет хорошо.

— Мамаша Ольги еще не умерла?— продолжал Хелл.

— Пока нет. По крайней мере, Ольга еще ничего не сообщила.

Хелл пожал плечами.

— Все мы туда отправимся в один прекрасный день,— заметил он, швыряя портфель на стол,— Будьте добры, суньте его в сейф.

Хенсон посмотрел на портфель,.

—Что там такое?

Хелл удовлетворенно улыбнулся.

— Надеюсь, что мост через Босфор. Я завтра лечу в Стамбул. И у меня такое впечатление, что некоторые личности в Турции потратят кучу денег.

—Словом, бизнес.

— Совершенно точно. Здесь, внутри — дел на двести тысяч долларов.

—Вам нужна расписка?

Как всегда, Хелл очень торопился.

— Если я потребую ее от вас, вы пожелаете все проверить и сосчитать,— ответил он.— Сколько сейчас в сейфе?

Хенсон быстро прикинул в уме. Сегодня четверг. «Атлас» производит выплаты в пятницу. Существовало шесть верфей в Чикаго и две на востоке Сент-Луиса.

—Около полумиллиона долларов, — сказал он.

Большой начальник хмыкнул:

— Лишние двести тысяч погоды не сделают. А потом, что же, ведь мы уверены...— Хелл нажал на одну из кнопок, расположенных на столе Хенсона, и продолжил: — Вы не окажете мне услугу? Пошлите вашу секретаршу взять мне билет до Стамбула. На завтра, на любой час!

Ванда открыла дверь из маленькой приемной, где она печатала на машинке.

— Вы звонили, сэр?

— Это я звонил,— объяснил Хелл, доставая из бумажника банкноты. — Поезжайте и купите мне билет до Стамбула на завтра. Можно на любой час, но лучше после двух.

— Хорошо, сэр.

Хенсону очень понравилось, что Ванда снова надела очки и зачесала волосы Назад, Поручение Хелла облегчало ей задачу с переездом.

— Вероятно, вы потратите много времени,— добавил Хелл.— Так что не беспокойтесь, если , не успеете вернуться в контору до обеда.

— Хорошо, сэр. Большое спасибо.

Ванда взяла деньги, лежащие на столе, и вернулась в свою комнатку.

Джек Хелл тихонько присвистнул.

— Послушайте, ведь я ее не замечал! Снимите с нее очки, переделайте прическу— и получится отличная курочка. Вы видели ее мордашку и все прочее?

Хенсон закурил сигарету.

— Мисс Галь— моя секретарша уже три месяца.

— И вы никогда не пытались?..

— Я женат.

— Ну и что?— рассмеялся Хелл.— Боже мой! Если бы моя жена имела столько жемчужин в своем ожерелье, сколько у меня было разных девушек, она могла бы повеситься на нем! Ответьте мне, Ларри,— проговорил он, усаживаясь на край стола,—работа в конторе для вас не слишком заманчива? А?

— По правде сказать — не слишком,— произнес Хенсон.

— И по-моему, тоже: мы просто губим хорошего инженера. Я вам объясню, что я собираюсь сделать. Как только Ольга вернется, вы побеседуете с ней. Если мне удастся заключить контракт на Босфор и Ольга согласится прожить три года в Турции, я назначу вас главным инженером и руководителем всех работ с содержанием... Сколько вы сейчас получаете?

— Двадцать четыре тысячи в год.

— Хорошо. Тогда, скажем, двадцать семь тысяч и еще навар. Вы — самый подходящий человек. И я уверен, что вы будете отличным начальником.

— Спасибо.

— Только поговорите с Ольгой.

— Понятно. Когда она вернется.

— А где ее мать собирается умирать?

— В Перу, штат Индиана.

— Там я еще не работал. Но я построил пятнадцать километров дорог в Вабаче, чуть не сдох там и совсем прогорел.

Если он не врал, то это был редкий случай, когда Хелл потерял деньги.

— Когда малышка вернется, пришлите билет мне,— сказал он, направляясь к двери.

— Непременно.

Когда Хелл ушел, Хенсон спрятал портфель в сейф. Действительно, с ним происходят странные вещи. Сперва Ванда, а теперь Хелл, признающий его инженерные таланты! Следовательно, предстоит еще один бесполезный разговор с Ольгой: она «любит» жизнь в Чикаго.

Неожиданно Хенсон почувствовал потребность выпить. Он прошел через приемную и предупредил диспетчера:

— Я исчезну на четверть часа. Если случится что-нибудь неотложное, я внизу. Вы знаете где.

— Хорошо, сэр.

Хенсон спустился на специальном лифте и уселся на табурет в баре.

— Двойной «Бурбон».

Бармен налил почти сто грамм виски в высокий стакан.

— Вы плохо спали, мистер Хенсон?

Он действительно мало спал, но по другой причине, чем думал бармен. Хенсон мечтал о том, чтобы подобные ночи продолжались постоянно. Ему бы очень хотелось увезти Ванду в Турцию.

Он принялся тянуть свое виски. Пускай Ольга возьмет дом и деньги в банке. Он даже назначит ей содержание в пятьсот или шестьсот долларов в месяц. Но Джек Хелл никогда не согласится на такую ситуацию. Сотрудники «Инженерного атласа» могли спать, если желали, хоть 6 последней шлюхой, но их официальная жизнь должна была выглядеть безупречной.

Хенсон прикончил «Бурбон» и заказал другой. Многие годы он не чувствовал себя таким решительным. Он еще не стар. И еще долго сможет интенсивно работать и занимать ведущие должности.

Его сосед по бару ушел, забыв на табуретке выпуск «Дейли ньюс». Эти экстренные выпуски становились прочего болезнью. Они выходили не только поздно вечером, но уже и рано утром!

На первой полосе не оказалось ничего сенсационного. Хенсон перевернул страницу, и ему в глаза бросилось имя Коннорса.

Незначительной заметки, помещенной в левом нижнем углу, вполне хватило, чтобы Хенсон почувствовал холод и желудке.

«Сегодня утром, около восьми часов, один из сторожей парка Линкольна, Джон Т. Чартере, обнаружил спящего в кустах возле зоосада бродягу. Когда старт подошел к нему поближе, оказалось, что человек мертв. По бумагам, найденным в кармане пиджака, надетого на труп, полиция установила, что умерший— некий Том Коннорс, недавно выпущенный из тюрьмы в штате Айова. По заключению врача, внутренности и кровь мертвеца содержали большое количество алкоголя. Отсюда возникло предположение, что Коннорс погиб во время пьяной драки сразу же после выхода из тюрьмы, Полиция разыскивает его собутыльников и надеется, что скоро схватит их благодаря зажигалке с инициалами „Л.Х.", найденной около трупа, и отпечаткам пальцев, оставленным на початой бутылке виски, которая находилась в его кармане...»

В газете больше ничего не говорилось. Но пути полиции, так же как и господни, неисповедимы, они обычно многое держат в тайне. И сейчас полиция уже занималась расследованием, проверяя отпечатки пальцев у всех, кто знал Коннорса. А если они ничего не отыщут, то пойдут дальше...

Хенсон осушил свой стакан. На бутылке остались отпечатки его и продавца. Возможно, в данную минуту полиция уже допрашивает последнего. Не исключено, что он вспомнит человека, которому продал виски. Но и одна зажигалка выдавала его с головой. И, что еще хуже, отпечатки его пальцев имелись в вашингтонском отделе ФБР. Хенсон почувствовал спазм в желудке. Он отлично знал, что не убивал Коннорса. В газете даже не упоминалось о ранении Коннорса перед смертью. Но рубец от удара лампой, нанесенного Вандой своему экс-любовнику, заставит полицию докопаться до сути. Они выяснят прошлое Коннорса и не замедлят обнаружить след Ванды, который приведет их в квартиру на Селл-стрит. А после Ванды полицейские невольно придут к мысли расспросить Хенсона.

Он не сумеет скрыть свое посещение той квартиры. Они проверят все телефонные разговоры. Сторож, которому Хенсон вручил пятерку, конечно, запомнил его машину, когда помогал сажать туда Коннорса. И едва его фотография появится на страницах газет, портье с Деборн-стрит, узнает в нем человека, снимавшего помещение для миссис Джонс Келси.

Последняя деталь могла иметь крайне неприятные последствия. Полиция и журналисты сделают свои заключения. Они подумают, что Хенсон был любовником Ванды и Коннорс застал их вместе.

Ситуацию обработают чисто. Хенсон даже рисковал быть обвиненным в убийстве, по крайней мере в невольном. Он станет тщетно доказывать им, что провел с Вандой лишь одну ночь, хотя девушка была его секретаршей уже три месяца, но не только полиция и газеты, но и судья с прокурором будут уверены в обратном; Как сказала ему накануне Ванда, если секретарша хороша собой, ей приходится спать с начальником, чтобы не потерять место.

Бармен притащил переносный телефон и протянул трубку Хенсону.

— Вас спрашивают, мистер Хенсон.

—Хенсон слушает. Кто говорит?

— Это ты, Ларри?

Он узнал недовольный голос Ольги.

— Да.

— Я приехала. Я подумала, что тебе доставит удовольствие узнать об этом.

Хенсон принудил себя задать вежливый вопрос:

— Как здоровье твоей матери?

— Гораздо лучше. Я зря истратила деньги на поездку.

— Писем утром не приносили?

— Только счета. Да, есть маленькое послание от Джима. Оно пришло из Брисбена в Австралии...

Понимая, что, рано или поздно Ольга узнает о вчерашнем случае, он решил, что отъезд в Стамбул поможет оттянуть скандал на несколько месяцев. Он перебил жену:

— Послушай, Ольга...

—Что?

— Ты согласилась бы поехать в Стамбул?

— В Турцию?

— Совершенно верно...

— Что еще за история?

— Мы надеемся заключить контракт на постройку моста через Босфор. Джек предлагает мне пост главного инженера и руководителя всех работ.

— Когда же ты с ним говорил? — обиженно произнесла она.

— Сегодня утром. Он обещал .мне прибавку к жалованью и оплату всех расходов.

Ольга разнервничалась.

— Ради всего святого, Ларри, ведь мы обсуждали этот вопрос уже много раз. Того, что ты получаешь сейчас, нам вполне хватает. Мне нравится здешняя жизнь. И тебе прекрасно известно, что я не переношу экзотическую кухню и их заграничную грязь. Так когда же ты беседовал с Джеком?

— Сегодня утром. Он летит завтра в Стамбул, чтобы заключить контракт и получить аванс. Но, если я попрошу его, он поручит переговоры мне. Мы могли бы выехать завтра утром. .

— Нет, благодарю,— ответила Ольга и повторила: — Я здесь очень счастлива. В котором часу ты придешь обедать?

Хенсон бросил взгляд на газету, лежащую около телефона. Ему требовалось поговорить с Вандой, но только в нерабочее время. Она могла испугаться и разнервничаться. Он должен встретиться с ней после работы.

— К обеду не жди. Сегодня четверг. Мне нужно проверить выплатные ведомости и еще проследить за отправкой пломбированных машин на восток Сент-Луиса.

Ольга отлично все понимала.

— Действительно, сегодня четверг. Ну что ж, увидимся, когда вернешься.

Она повесила трубку. А Хенсон долго держал свою в руке, прежде чем положил ее на рычаг. Он додумал, что, возможно, влипнет в грязную историю и, несмотря на двадцать с лишним лет совместной жизни с Ольгой, не мог довериться ей.

Он неожиданно обнаружил, что ничем не связан с женой, Только именем. А вот с Вандой он хотел посоветоваться. Ему необходимо поговорить с ней. Она, вероятно, сейчас в центре, берет билет на самолет.

Бармен отнес телефон обратно и занял прежнее место за прилавком. Хенсон подтолкнул свой стакан по полированной стойке бара.

— То же самое.

Виски не приносило ему облегчения — оно только притупляло ощущения. Кто знает, не убили ли Коннорса уже после того, как Хенсон уложил его в .кустах? Хенсон никогда не сможет доказать, что это не он преступник.

Не покидая конторы, Хенсон наскоро позавтракал. Пока он находился внизу, в баре, ему принесли смету строительства на реке Ред-Ривер„ и он должен был все проверить и подписать, прежде чем отправиться к инженеру-исполнителю.

Ему еще следовало просмотреть платежные ведомости. В половине второго он попросил принести кофе и, пока пил его, непрерывно ругал Ольгу. Это она во всем виновата. Множество раз Хелл предлагал ему работу за границей, и Ольга всегда отказывалась ехать.

Сперва от того, что Джим был еще маленький, потом ей не хотелось разлучать мальчика с товарищами по школе, а когда он стал моряком, она просто не желала идти навстречу мужу. Хенсон сетовал на .то, что он слитком стар для морской службы.

Но, с другой стороны, у него была. Ванда. Он тревожился, как она воспримет смерть Коннорса.

Она вернулась лишь в четверть третьего и положила перед начальником билет на самолет и сдачу для Джека Хелла.

— Вы потратили много времени!

— Я простояла за билетом около часа. Потом я переехала, убралась и позавтракала. Я не могла вернуться раньше.

— Помещение вам нравится?

— Невероятно!

Сначала Хенсон хотел сообщить ей о смерти Коннорса, но потом решил, что сейчас не время и не место. Бесполезно волноваться вдвоем. Он позвонил рассыльному и попросил отнести билет и деньги мистеру Хеллу.

— Я мечтаю встретиться с вами сегодня вечером,— прошептал он.

— Я тоже. В котором часу?

Хенсон немного подумал. Если он станет проверять ведомости, то домой вернется самое крайнее в одиннадцать, иначе Ольга начнет беспокоиться и трезвонить в контору. С другой стороны, отправившись домой обедать, он сможет сказать Ольге, что вынужден вернуться на работу и сидеть там допоздна, а потом переночевать в отеле, в городе. Таким образом у него появится возможность провести еще одну ночь с Вандой.

— Например, в десять, предложил он.

Прерывистое дыхание молодой девушки волновало Хенсона.

— Я буду вас ждать,— сказала она. Ванда встала на цыпочки и, обняв его за шею, поцеловала.

— За что? —спросил он.

— За вчерашний вечер. Я и не подозревала, что на свете существует что-то настолько замечательное. Большое спасибо.

— Выходит, «да» означало, что вы меня; любите?

— Вы же сами знаете.

Близость этого молодого и восхитительного тела заставила Хенсона сделать то, чего бы он никогда не позволил себе в конторе или другом общественном месте. Он обнял девушку и так крепко поцеловал, что съел с губ вею помаду.

— Кто-нибудь заметил ваши синяки?

Ванда покраснела.

— Конечно нет. Вы единственный, кто их видел. Том бил меня так, чтобы не осталось явных следов. Во всяком случае, на открытых местах.

Хенсон погладил ее по круглой, твердой ягодице и снова поцеловал.

— Сегодня, в десять часов, — повторил он.

— В десять,— прошептала Вацда, прижимая свои губы к его.

Они слишком увлеклись друг другом, чтобы заметить, как рассыльный, которому звонил Хенсон, появился в кабинете. Молодой человек деликатно кашлянул.

— Вы меня вызывали, сэр?

Хенсон выпустил Ванду.

— Ах да,— кивнул он, протягивая конверт с билетом и деньгами.— Отнеси это в кабинет мистера Хелла, Томми.

— Хорошо, сэр.

Юноша вышел не оборачиваясь. Небольшая черная прядка выскользнула из прически Ванды и упала ей на лоб. Она заколола ее шпилькой и заметила:

— Теперь все сотрудники будут в курсе наших отношений.

Хенсоном неожиданно овладело спокойствие. К черту. «Инженерный атлас»! К черту Ольгу! Он всегда сможет устроиться у Джонни Энглиша!

— Вы помните, о чем говорили вчера вечером? — спросил он.— Кроме всего прочего, примерно следующее: «Если я скажу правду полиции, поверит ли она мне? А журналисты? Вы же знаете, что у них извращенное воображение. По их мнению, если секретарша молода и красива, она обязана спать со своим патроном, чтобы сохранить работу».

Ванда старательно подкрашивала губы.

— Неужели я так сказала? — промолвила она, разглядывая себя в зеркальце.— Что ж, я действительно спала с вами и надеюсь, что это повторится много раз.

Хенсон смотрел ей вслед, когда она уходила. Он жалел, что плохо знает женщин, и ее в частности. Потом он открыл сейф со сложным кодовым замком, занимающий почти всю стену, кабинета. Деньги к оплате были проверены, сосчитаны и спрятаны в конверты, носящие имена и стаж работы каждого сотрудника. Хенсону требовалось лишь ознакомиться с выкладками главного бухгалтера, который выписывал платежи. Он потратит на проверку не больше двух часов. Если он заедет домой пообедать, то сможет вернуться в контору к половине восьмого и к Ванде попадет в десять или даже раньше.

Он испытывал острую зависть к Джеку Хеллу. Старик извлекал пользу из любого дела. Его технические познания были чисто практическими, но он умело использовал знания и таланты окружающих. Даже больше: он был абсолютно лишен чувства скромности и деликатности и беззастенчиво эксплуатировал зависящих от него инженеров, выплачивая им обычное жалованье, тогда как сам загребал деньги, лопатой.

В дверь кабинета Хенсона постучали.

— Войдите,— сказал он.

Пришел парень, который относил Хеллу билет.

— Мистер Хелл благодарит вас и интересуется именем куколки, которая ездила в авиакомпанию.

— Мэри Джонс,— ответил Хенсон.

Рассыльный улыбнулся.

— Да. Я все понимаю, мистер Хенсон. Я очень огорчен случившимся! Ведь я стучал в дверь, но вы меня не слышали.

— Ничего страшного. Но я предпочел бы, чтобы вы сохранили все в тайне.

— Слово скаута! — воскликнул юноша и вытаращил глаза, заглянув внутри сейфа. — Вот это да! Можно подумать, что находишься в государственном золотохранилище! Невероятно, здесь не меньше миллиона!

Хенсон закрыл тяжелую дверь и смешал цифры цифровой комбинации.

— Не совсем так. Но одному человеку хватило бы этих денег, чтобы неплохо прожить до конца своих дней.

Хенсон в очередной раз пожалел, что Хелл никогда не расплачивался с подчиненными чеками, как все остальные дельцы. Ой много раз спорил с ним по этому поводу, но старик был упрям.

— Нет, категорически возражаю,— отвечал он каждый раз, когда затрагивался вопрос оплаты. — Ничто не сравнится с деньгами в руке. Вы не понимаете человеческой психологии. Когда парень вкалывает целую неделю, а вы суете ему какую-то бумажку, он даже ничего не сообразит. А если вы вручите ему звонкую монету, он скажет: «Во всяком случае, у меня неплохое место. Конечно, я много работаю, но и платят хорошо». Потом он может отнести деньги жене, не заходя в банк, чтобы разменять чек, и таким образом сохранит половину получки, которую мог бы пропить в баре.

Хелл говорил убедительно. Да и подчиненные его никогда не жаловались.

Хенсон сел за свой письменный стол и попросил соединить его с домом. Ольга долго не отвечала. Когда она наконец подошла к телефону, голос ее прозвучал сонно:

— Да?

— Это Ларри.

— Что случилось на сей раз?

— Я переменил решение. Я вернусь к обеду, как обычно. Я получил кучу ведомостей из провинции, и мне необходимо просмотреть их днем. Платежами придется заняться вечером.

— Тебе понадобится много времени?

— Несколько часов. Освобожусь около двух ночи. Так что я заночую в отеле.

— Опять!

— Иначе не получится.

— Ты должен поговорить с мистером Хеллом.

— На какую тему?

— На тему о твоей зарплате.

— Я получаю двадцать четыре тысячи долларов в год.

— Да, но за работу трех человек,— возразила Ольга.— Ладно, спасибо, что предупредил. В доме съестного ничего нет, но я распоряжусь, чтобы доставили два бифштекса, а завтра куплю все необходимое.

Хенсон опустил трубку на рычаг и положил ноги на стол. Его обязанности на посторонний взгляд казались очень трудными, но он их таковыми не считал. Он так долго служил в «Инженерном атласе», проверил такое количество ведомостей и проследил из своего кресла за выполнением стольких работ, что ему требовалось лишь взять карандаш и, подумав несколько минут, написать исчерпывающие указания инженерам.

Он заметил, что закинул ногу на газету, которую подобрал в баре. Он взял ее и снова прочитал о Коннорсе. Странно, как он мог забыть свою зажигалку около трупа? Он не помнил, чтобы закуривал сигарету. Он протащил Коннорса к кустам и моментально вернулся к машине.

Зажигалка представляла ту самую маленькую деталь, которая может послать человека на электрический стул. Впрочем, если его и задержат, то, в крайнем случае, обвинят в насилии. Он не мог предугадать смерть Коннорса. Он никогда не встречался с ним до той минуты, когда увидел, раздетого, на кровати Ванды.

Если его схватят, он скажет правду... и к черту мнение Ольги! Он объяснит, что у Ванды совершенно нет знакомых в Чикаго и, естественно, она обратилась за помощью к нему, своему шефу, когда Коннорс ворвался в ее квартиру.

Хенсод признается, что покупал виски, но не надо будет сообщать о том, что Ванда стукнула Коннорса лампой. У пьяниц всегда полно синяков и ссадин..

Они расскажут о помещении на Деборн-стрит, нанятом под фальшивым именем. И если полицейских удивит, как секретарша, получающая шестьдесят долларов в неделю, умудряется снимать жилье за сто восемьдесят долларов в месяц, то пускай думают, что хотят. И Джек Хелл с Ольгой гоже.

Он положил в карман письмо Джонни Энглиша. К черту всех! За исключением Ванды. Хенсон собирался пожить наконец в оставшиеся годы.

«Да», написала ему Ванда.

Удивительно, как много может выразить простое словечко из двух букв!

Хенсон нажал на кнопку внутреннего телефона, соединенного с приемной, где сидела Ванда.

— Вам понравится мысль переехать в Мозамбик? — спросил он.

Ошеломленная Ванда ответила не сразу.

— Что это? — вымолвила она.

— Португальская колония в Африке.

— Вы хотите сказать, вместе с вами?

— Да.

Ванда больше не колебалась.

 — Да, понравится. И даже очень.

Хенсон повесил трубку и глубоко вздохнул. Потом взял карандаш и просмотрел проект строительства на Ред-Ривер, чтобы убедиться в его ценности. В пять часов он решил, что провел достаточно напряженный день. Он надел шляпу и пальто и спустился на лифте в бар, чтобы пропустить пару стаканчиков перед уходом.

Табурет, на котором он обычно сидел, был занят, и он подождал, пока человек не допьет свое вино и не исчезнет. Дневной бармен все еще дежурил у стойки.

— Все хорошо, мистер Хенсон?

— Просто отлично,— заявил тот.

— Еще двойное виски?

— Нет. Достаточно одинарного.

— Боюсь, вам не хватит!

— В самом деле?

— По-моему, люди, подобные вам, находятся под давлением и от этого столько зарабатывают. Но за все время, что я вас знаю, вы впервые попросили три двойных виски подряд.

— У нас большой проект в Турции.

Молодой человек с седыми висками, сидящий на соседнем табурете, обратился к нему:

— Я не ошибся, бармен действительно назвал вас мистером Хенсоном?

— Все верно.

— Ларри Хенсон, главный инженер «Атласа»?

— Точно.

— Я вас ждал. Мне сказали, что вы обычно заходите сюда перед тем, как ехать домой. Я не хотел мешать в конторе.

Он положил на стойку кожаный бумажник и раскрыл его. В одном отделении находился полицейский значок, в другом, под целлофаном, удостоверение личности на имя Джона Эгана из уголовной бригады. Хенсон почувствовал, как его желудок судорожно сжался.

— Чем могу быть полезен? — выдавил он.

Эган сделал глоток пива.

— Возникла довольно странная ситуация. Мне бы не хотелось никому причинять неприятности, по возможности. Поверьте, мистер Хенсон, полиция совсем не собирается кому-то докучать, особенно если интересующий ее человек прилагает все усилия, чтобы идти по прямой дороге.

— Я вам верю.

Лейтенант Эган вынул из кармана фотографию и показал ее Хенсону. Это был полицейский снимок четырехлетней давности. Он увековечил Ванду с большим картонным номером на груди.

— Вы знаете эту девушку?

— Естественно. Это. моя секретарша, мисс Ванда Галь.

Эган убрал фотографию обратно в карман.

— То же самое нам сказали у нее дома. Сколько времени она работает у вас?

— Приблизительно три месяца. Но в компании уже около года.

— И какого сорта она секретарша?

— Удовлетворительная, не лучше и не хуже других.

— А что вы знаете о ее частной жизни?

Хенсон почувствовал, как лоб его покрылся потом.

— Очень мало. Как правило, я вижу ее только между десятью часами утра и пятью вечера.

Эган кивнул.

— Верно, так нам и говорили. Вы женаты, да?

— Кажется, вы основательно ознакомились с моей биографией.

— Такова наша работа. Счастливы вы в супружеской жизни?

— Мы с Ольгой женаты скоро двадцать четыре года.

— И у вас есть сын по имени Джим, лейтенант флота?

— Совершенно верно.

— Вы хорошо ладите со своей женой?

— Насколько хорошо можно ладить в совместной жизни, которая продолжается так долго... Но к чему подобные вопросы; лейтенант?

— Простая формальность. Вы знали, что мисс Галь состояла под судом?

— Нет.

Лейтенант Эган доверительно объяснил:

— Тут нет ничего страшного. Просто в семнадцатилетнем возрасте она провела полгода в исправительном лагере. Потом, насколько нам известно, она шла прямым путем. Но в семнадцать лет она связалась с одним жуликом, которого потом осудили на четыре года. На процессе она утверждала, что не в курсе его махинаций. Он также ей вторил. И те шесть месяцев, которые она провела в колонии, стали скорее не наказанием, а наукой для ее дальнейшей жизни. После заключения она превратилась в порядочного человека.

— Ваши слова не объясняют мне, почему вы задаете свои вопросы,— повторил Хенсон.

— Том Коннорс, любовник мисс Галь, был найден сегодня утром мертвым. Он лежал в кустарнике парка Линкольна, около зоосада.

— Вот как? А какое отношение к случившемуся имеет мисс Г аль?

— Нам неизвестно, замешана ли она в преступлении. Но, вспомнив о ее старой связи с Коннорсом, мы, едва обнаружив труп, направились по последнему адресу мисс Галь, на Селл-стрит 1221. Привратница сообщила, что она переехала сегодня, между двенадцатью и часом дня, не оставив адреса.

Хенсону ужасно хотелось сказать правду Эгану, и только страх вляпаться в полицейское разбирательство удерживал его. Кроме того, он жаждал убедиться, что «да» Ванды было серьезным. Впоследствии он с удовольствием объяснит лейтенанту все, что произошло в действительности.

— Она не говорила вам о своем переезде? — спросил Эган.

— Нет,— солгал Хенсон.— Ни словом не обмолвилась.

— Возможно, будет лучше, если я поднимусь и побеседую с ней в конторе, но лично я считаю, что не всякая женщина весом в пятьдесят килограммов способна убить девяностокилограммового мужчину и перенести его за семь километров. То есть без посторонней помощи. По словам ее соседей, за те два года, что она прожила с ними бок о бок, никто никогда не видел, чтобы ее посетил мужчина.— Эган оплатил свое пиво и встал. — Ну что ж, Хенсон, спасибо вам за проявленную любезность. Я говорил капитану, что вряд ли малышка замешана в случившемся.

Хенсон остановил его:

— Одну минуту, лейтенант.

— Что?

— Судя по вашей карточке, вы работаете в уголовной бригаде. Но сегодня в «Ньюс» писали, что смерть Коннорса наступила вследствие пьяной драки.

Эган задумался.

— Да, он умер пьяным. Но не без посторонней помощи. Вообразите, что после того, как его швырнули в кустарник, он получил прямо в сердце три здоровенные сливы тридцать восьмого калибра.

Паркуя свой «бьюик» позади «мерседеса» Ольги, Хенсон по-прежнему обливался холодным потом.

Боб Гаррис, его сосед, приводил в порядок лужайку перед домом.

— Салют! — воскликнул Гаррис.

Хенсон вынул ключи зажигания и промолвил в ответ:

— Здравствуйте. Как поживаете?

— Так себе. Эта проклятая биржа так капризна, что порой я готов поменять свою деятельность. Иначе мне придется повесить дома и в конторе полотенце для утирания слез. Всякий раз, когда какой-нибудь клиент теряет деньги, он заявляет, будто это я виноват.

— Я не возражал бы зарабатывать столько, сколько вы.

— Пойдите скажите это Бесси, хорошо? Послушаете ее, так узнаете, что мы обязаны жить в самом лучшем квартале, в доме с дверными ручками из чистого золота.

Хенсон заставил себя засмеяться.

— Большие деньги совсем не выгодно получать,— заметил он. — Дядя Сэм все равно их заберет!

— Да, вы совершенно правы! — вскричал Гаррис, направляя ороситель на клумбу с крокусами. — Я вижу, Ольга уже вернулась. Приходите к нам сегодня вечером играть в бридж.

— Я бы с удовольствием, но мне надо опять ехать в контору. Мне предстоит просмотреть так много бумаг, что придется заночевать в отеле.

В кухонном окне появилась Ольга.

— Ларри, ты останешься там на всю ночь? Через две минуты бифштексы будут уже не съедобны.

Хенсон прошагал по аллее и вошел в дом через черный ход. Ольга накрывала стол на кухне. У нее хранилось вполне достаточно тонкого фарфора, дорогой посуды и серебра, чтобы устроить обед на двадцать четыре персоны, но она прятала свои сокровища до особого случая. Возможно, до судного дня.

Хенсон поцеловал свою жену.

— Я рад, что ты вернулась и что твоей матери, стало лучше.

Ольга пассивно приняла его ласку. Они не испытывали друг к другу никаких чувств, ни малейшей нежности.

— Надо быть готовым ко всему. Я говорю о маме. Все-таки ей уже шестьдесят девять лет,;— заметила она.

Хенсон снял пальто и пиджак и вымыл руки под краном на кухне.

— Все стареют, конечно, — согласился он.

Ольга сняла мясо с плиты.

— Как ты тут обходился без меня?

— Не так уж плохо.

Вытирая руки, Хенсон разглядывал жену. Ольге исполнилось сорок четыре года, но она выглядела не больше чем на тридцать семь. У нее были упругая, соблазнительная грудь, тонкая талия и длинные ноги. В те редкие минуты, когда она ложилась с ним в постель, он бы поклялся, что у нее есть все, чтобы нравиться мужчинам. Но в их совместной жизни чего-то. недоставало, кто-то из них вел себя неправильно. Обед был вкусным, и Хенсон ел с удовольствием.

— Значит, ты получила сегодня письмо от Джима? — спросил он.

В первый раз Ольга проявила к чему-то слабый интерес:

— Да. Его назначили в охрану консульства Соединенных Штатов в Брисбене.

Хенсон попытался изобразить радость, но у него ничего не получилось. Сын обошелся ему слишком дорого. Если бы он не родился и если бы Ольга не злоупотребляла своими материнскими чувствами, Хенсон мог бы стать таким инженером, каким мечтал.

Иногда у него создавалось впечатление, что Джим не его ребенок. С самого раннего детства он безраздельно принадлежал Ольге, так же как ее туалеты, заполнявшие шкафы, тонкий фарфор и серебро, которыми она никогда не пользовалась. Он заставил себя ответить:

— Просто потрясающе! Я напишу ему завтра.

Однако Ольга лишила его и этого маленького удовольствия.

— Конечно, если хочешь. Но я уже написала,— сообщила она.

Хенсон проглотил слюну. Она показалась ему такой же острой, как и бифштекс. Ольга оторвала его от размышлений:

— Но каков твой Джек Хелл! Собирается отправить тебя в Турцию и оторвать нас. от нашего замечательного дома. Тебе следовало потребовать от него прибавку к жалованью. Ты должен получать не меньше тридцати тысяч в год!

— Не многим столько платят!

— А самому Хеллу.

— Да, но потому его и зовут Джек Хелл! Все контракты заключает он, принося компаний барыши.

— Все равно ты вправе попросить его.

— Я подумаю.

— В конце концов, ведь он мультимиллионер!

— Он сам заработал свои деньги!

— Но у него некому их оставить.

— Он женат.

Пожав плечами, Ольга презрительно воскликнула:

— Эта старая лошадь! Держу пари, что они уже много лет не спят вместе. Она даже не сумела родить ему детей, не так ли?

— Так, насколько мне известно.

— Тогда она не имеет права ни на что, кроме своей вдовьей части.

— Да, на одну треть состояния, когда он умрет.

— В тот день будет жарко. Этот старый краб всех нас переживет.

Хенсон был человеком, привязанным к своему очагу. Если он и не любил свою жену, то не ненавидел ее. Для очистки совести он попытался сделать еще одну попытку:

— Послушай, дорогая!

— Что?

— Ты совершенно уверена, что не хотела бы пожить в Турции? Хелл оплатит все расходы. Мы сумеем заработать больше тридцати тысяч долларов.

— Собирать там всякую заразу?

— А что бы ты сказала о Восточной Африке?

— Джонни Энглиш еще ждет тебя?

— Да. Я сегодня получил от него письмо.

— Так нет же! — заявила Ольга. — Я отлично себя чувствую и в Чикаго. К тому же, если когда-нибудь Джим уволится из армии или приедет в отпуск, надо, чтобы он имел свой дом.

Джим! Хенсон почувствовал зависть к сыну. Как будто Джим нуждался в домашнем очаге! Дом для него был лишь временным убежищем. Он приходил сюда только для того, чтобы переменить костюм. И поступал он так с шестнадцати лет. Джим, подобно Джеку Хеллу, питал слабость к женщинам, а те сходили по нему с ума.

Хенсон, пережевывая очередной кусочек жаркого, смотрел на Ольгу. Он вспомнил, как его огорчало, что во время редких минут близости, когда у Хенсона возникало желание, Ольга никогда не отказывала ему, но сама желания не испытывала. Похоже, она предпочитала смотреть телевизор в гостиной. Но мужчина должен иметь гордость: он старался сдерживать свои чувства. Он с трудом проглотил последний кусок и отодвинулся от стола.

— Мне лучше поскорее вернуться в контору, если я собираюсь сегодня покончить с делами.

Уткнувшись носом в тарелку, Ольга заметила:

— Во всяком случае, если тебе придется заночевать в отеле, поставь его в счет.

— Непременно.— Он сухо чмокнул подставленную ему щеку. — Итак, до завтрашнего утра.

Хенсон порадовался, что приезжал обедать. Слабые угрызения совести за предыдущую ночь с Вандой теперь улетучились: Ольге было безразлично, существует он или нет. После десятидневного отсутствия она снисходительно позволила поцеловать себя в щеку. В сущности, он требовался ей только для представительства.

Он не торопясь доехал до центра. Возле стоянки, где он всегда парковал свою машину, Хенсон подумал, не подкатить ли ему прямо на Деборн-стрит, чтобы рассказать Ванде о своем разговоре с лейтенантом Эганом, но потом решил сперва просмотреть денежные ведомости. К чему волноваться вдвоем? Если потребуется, он скажет полиции правду и, возможно, потеряет свое место. Тогда у него останется в запасе Джонни Энглиш.

Холл в здании был почти пуст. Работал лишь один лифт. Хенсон нажал на кнопку. Сторож с любопытством посмотрел на него.

— Похоже, что вам уже приходится работать по ночам, мистер Хенсон?

— Увы.

На шестнадцатом этаже царило безмолвие. Последний служащий уже ушел, а уборщицы еще не приходили.

Очутившись в своем кабинете; Хенсон вынул из картотеки нужные бумаги, потом открыл гигантский сейф и невольно замер, любуясь сокровищами, хранящимися в нем. С половиной миллиона долларов какая-нибудь парочка могла отправиться на край света. Но куда? Что касается стран позади железного занавеса, то с ними Штаты заключили соглашение о выдаче преступников.

Он просмотрел бумаги с верфи Сент-Луиса. Все в порядке. Проверка платежных ведомостей стала бы лишь потерей времени. Их уже проверили и перепроверили непогрешимые машины. Хенсону требовалось только расписаться под ними.

Он уложил бумаги в картотеку, а деньги в сейф, закрыл тяжелую дверь и набрал нужную комбинацию.

Неприятность, в которую он влип, безусловно содержала в себе какую-то мораль. Какую? Он знал только то, что молодые инженеры никогда не должны после выпитых шести скотчей приглашать молодых девушек на праздники, устраиваемые для служащих конторы. Хенсон вспомнил свою первую ночь с Ольгой. Она сама бросилась к нему на шею. На его долю выпала почти пассивная роль.

Как может перемениться женщина!

Чтобы его работа выглядела правдоподобно, он посидел на месте до четверти десятого. Потом он спустился на лифте и отметил свой уход в регистрационной книге, лежащей в холле.

Стояла весенняя ночь. На улицах медленно, рука об руку, прогуливались парочки, направляясь в дешевые бары, закусочные и отели, нанятые с замирающим сердцем. Спешащий на свидание с Вандой, Хенсон отлично понимал их.

Дежурный на Деборн-стрит оказался другим, не тем, что принимал Хенсона накануне.

— Не назовете ли вы номер миссис Джонс Келси, которая переехала сегодня утром? — спросил Хенсон.

— 1456. Ей позвонить?

— Не имеет смысла. Она меня ждет.

Номер 1456 находился посредине чистого и опрятного коридора.

Ванда в белом сатиновом платье немедленно открыла; ему дверь. Она не надела очков и красиво причесалась, но в глазах ее затаился испуг.

— Входите, дорогой,— пригласила она.— Я... я боялась, что вы никогда не придете.

Хенсон запер за собой дверь на ключ, и Ванда бросилась в его объятия. Она была такой же нежной, теплой и ласковой, как накануне.

— Вам здесь нравится? — спросил Хенсон.

— Очень. Но что же нам делать?

— С чем?

— С Томом Коннорсом. Вы читали вечерние газеты?

— Нет, но я видел заметку в десятичасовом «Ньюс». И некий лейтенант Эган приходил побеседовать со мной сегодня днем.

— Но ведь это не вы, правда, Ларри?

— Что не я?

— Не вы убили Тома?

— Конечно нет! Я только донес его до кустарника. В то время он был совершенно живой. Я оставил ему пол-литра виски и десятидолларовую купюру, чтобы он не мешал нам.

— Я вам верю, — сказала Ванда.

— Тогда чего же вы боитесь?

— В вечерних газетах написано, что его застрелили из пистолета.

— Лейтенант Эган тоже это говорил.

— Но я была его подругой в Де-Мойне, и теперь полиция начнет искать меня.

— Она уже ищет.

Ванда отвела взгляд в сторону.

— Значит, вы уже в курсе...

— О том, что вы провели шесть месяцев в пансионе для девиц?

— Точнее, в исправительном лагере.

Хенсон прижал ее к себе.

— Лейтенант Эган объяснил, что вас поместили туда не для наказания, а для профилактики, чтобы впоследствии вы пошли по правильному пути.

— И он нашел мой адрес на Селл-стрит? Он знает, что я переехала?

— Да.

— Тогда почему же он не появился в конторе?

— Потому что, кажется, он довольно симпатичный малый. Он решил, что если вы не замешаны в убийстве Коннорса, то не стоит вас беспокоить понапрасну. Он уверял, что, кроме того правонарушения, за вами не числится ничего плохого..

— Ну, естественно, я же вчера сказала вам правду. Я никогда ничего не крала и вообще ничем подобным не занималась. И в моей жизни было только двое мужчин: Том Коннорс и вы. Забавно, да?

— О чем вы?

— Ну, вначале, когда я поступила в «Инженерный атлас», меня послали работать в архив. Мистер Хелл в один прекрасный день явился туда, чтобы овладеть мною...

Хенсон удивился: отчего Хелл сделал вид, будто не знает Ванды, если даже пытался завоевать ее?

— ...И я почти уже согласилась,— продолжала Ванда. — В конце концов, ведь он начальник. А вы даже не представляете, какой одинокой может чувствовать себя девушка в Чикаго..

Она положила голову на грудь Хенсона.

— Тогда почему вы оттолкнули его? — спросил он.

— Потому что я уже встретила вас. Но мистер Хелл — настоящий Дон-Жуан. Мои сослуживцы не слишком-то болтливы, но, судя по тому, как они смотрят на него, похоже, он рассчитывает на удачу со всеми ними.

— Когда они красивы,— добавил Хенсон, садясь и усаживая Ванду к себе на колени. — Но вы дрожите? Не нужно так бояться.

— Я боюсь не за себя. Нет, правда, клянусь. Я совсем за себя не волнуюсь.

— Тогда за кого же?

— За вас.

— Почему?

— Они могут обнаружить, что я звонила вам из дома?

— Да, наверное. Точно.

— Ну вот! Я связалась с вами в час ночи, и вы приехали. Вы одели Тома и положили там, где его нашли.

— Но я не убивал его.

— Вы можете это доказать? А я могу?

— Н-н-нет...

— Вот потому я и переживаю. Но, затащив, Тома в кусты, вы не подумали 6 том, что своим поступком даете полиции возможность легко обо всем догадаться. Она бы сразу все поняла. .

Желудок Хенсона, еще не совсем оправившийся после разговора с Эганом, снова сжался.

Сторож видел, как он тащил Коннорса к машине. Хенсон оставил свои отпечатки пальцев на бутылке виски, на зажигалке были его инициалы— «Л. X.», и ее обнаружили на месте преступления. Привратница наблюдала, как он выходил в половине десятого утра из дома на Селл-стрит. И именно он снял комнату для Ванды.

Людей сажали на. электрический стул и за более невинные вещи.

— Я вижу...— пробормотал он.

— И у вас есть все шансы схлопотать обвинение, — перебила его Ванда.— Так почему бы вам не предпринять кое-что? 

— Что, например?

— Какими деньгами вы располагаете?

Хенсону было стыдно признаться ей в этом, но, как многие мужчины, он предоставлял заниматься семейным бюджетом жене. Он имел счет в банке из жалких трех тысяч пятисот долларов — результата годовых премий «Атласа», которые он скрыл от жены.

— Немногими, — произнес он.— Будем считать, что четырьмя тысячами.

— И вы не сумеете доказать свою невиновность?

— Нет.

— Тогда почему бы нам не исчезнуть, прежде чем за нами явится полиция? Здесь, в Чикаго, я успела скопить две тысячи. Ваших и моих денег нам хватит. Мы начнем новую жизнь в другом месте.

— Мы оба?

Ванда посмотрела на него и сухо бросила:

— Судя по вчерашнему вечеру...

— О чем вы?

— Вы вели себя так, как вели, только потому, что я молода и не уродлива?

— Нет.

— Но ведь вы уже спали со своими секретаршами?

— Один или два раза, лет двадцать назад. Но это не в счет.

— А я?

Хенсон пожалел, что не умеет жонглировать словами, как умел цифрами. Как мужчина может объяснить женщине, что она вернула ему молодость, смысл жизни? Как ему убедить девушку, что он любит ее? Он честно ответил:

— Это разные вещи. Вчерашнего вечера я давно хотел. Чувство не родилось неожиданно. И не умрет сегодня или завтра. Физиология здесь ни при чем. Если бы я, вместо того чтобы жениться на Ольге, встретил такую девушку, как вы, я бы, возможно, был не тем, кем стал теперь,— начальником конторы с солидным окладом.

— А кем, например?

— Инженером, которым я мечтал стать.

— Взрывать горы, строить мосты в Мозамбике и прочее, о чём вы говорили мне сегодня днем?

— Вроде того..

— И чтобы я готовила вам завтрак и рожала маленьких детей?

— Я думаю, мне это понравилось бы!

— А ваш сын?

— Он достаточно взрослый, самостоятельный человек.

— А ваша жена?

— Ольге совершенно безразлично, существую я или нет. Все ее интересы ограничиваются домом, друзьями, клубом и Джимом. Я только живу рядом с ней.

— Вы в этом уверены? Может, вы говорите так, чтобы доставить мне удовольствие?

— Я говорю совершенно серьезно, а вы?

 Не спуская с него глаз, Ванда заявила:

 — Сперва я просто подозревала, что влюблена в вас. Но со вчерашнего вечера я в этом совершенно уверена. Зачем же нам оставаться тут, как птицам в клетке, почему не убежать вместе?

 — В конце концов нас поймают.

 — Может быть. Но все же это лучше, чем ожидать приближения катастрофы.— Ванду переполнял оптимизм юности.— В результате мы только выиграем.

Я очень много думала после того, как прочитала газеты.

 Она сходила в ванную и вернулась с двумя маленькими бутылочками.

 — Я перекрашу волосы. А вы сбреете усы и превратитесь в брюнета. Мы станем обычными пассажирами. Мы сможем поехать в Мексику даже без паспорта. Я собиралась отправиться туда в отпуск с одной из приятельниц по конторе. Требуется просто карточка туриста.

 — Да, а потом?

 — А потом посмотрим,— проговорила она, снова садясь ему на колени.— Но, конечно, если вы предпочитаете остаться здесь и пройти через суд по обвинению в убийстве Тома, я поддержу вас, рассказав правду. Но... поверит ли судья?

Хенсон сидел неподвижно, даже не лаская девушку, счастливый тем, что чувствует тепло ее тела. Возможно, это мысль. А с их средствами они сумеют удрать и подальше.,

Кроме того, у него в сейфе находились чужие удостоверение личности и паспорт, которыми Хенсон мог воспользоваться. Когда Джим Будрик умер в Никарагуа, никто не востребовал его документы, а у Джима была фигура, похожая на фигуру Хенсона, и возраст они имели одинаковый. Кроме того, Джим был брюнетом.

Благодаря бумагам Будрика, они смогли бы короткими перебежками добраться до Центральной Америки, а оттуда отправиться в Южную или Северную Африку.

Хенсон отлично разбирался в своем деле и, завязав за годы работы множество знакомств, не сомневался, что его с радостью примут на службу, не задавая нескромных вопросов.

— О чем вы думаете? — спросила Ванда.

Хенсон закурил сигарету и поделился с ней своими Мыслями.

— Возможно, у нас все получится,— заключил он. —. В каком банке ваш счет?

— В «Эксшанз». Давайте попробуем.

— Отлично. Я вас поймаю перед банком в десять минут десятого. А потом мы сядем в первый же самолет на Мексику под именем мистера и миссис Будрик.

— У вас есть такие документы?

— Да, лежат в сейфе.

Ванда поцеловала его.

— Я надеялась, что вы мне это предложите. По крайней мере, мы хотя бы проведем вместе несколько месяцев.

—И даже больше,— сказал Хенсон, поглядывая на бутылку с красителем для волос. — А как им пользуются?

— Вы просто расчешете волосы щеткой, смоченной в краске.— Ванда встала и продемонстрировала движение на себе.— Вот так. Будьте внимательны и, главное, смачивайте корни, только не переусердствуйте.

Хенсон взял краситель и поднялся.

— По-моему, все просто,— заметил он. — Я вернусь к себе, подкрашусь, соберу чемодан и уйду, пока Ольга спит.

Ванда, похоже, огорчилась.

— Ну, что же я такого сказал? — забеспокоился Хенсон.

— Ничего. Я думаю, что одна справлюсь с раскладной кроватью. Но мне кажется, что еще не поздно и...

— И что?

— Я бы очень хотела, чтобы вы мне помогли и составили компанию на пару часов.

Настоящей сенсацией стала для Хенсона приятная новость о том, что его желают. Он помог Ванде разобрать кровать, и последующие часы экстаза заставили их позабыть о том, что могло ожидать их в будущем.

Хенсон покинул Ванду около двух часов ночи. Усевшись за руль, он вновь почувствовал ту легкость, которую уже ощущал, проснувшись утром. Если существовало что-то лучше разделенной любви, то Хенсон не встречал такой вещи.

Сначала он подумал, нс отправиться ли ему прямо в контору, но потом переменил решение по двум причинам. Во-первых, Ольга спала крепче всего именно под утро. Во-вторых, он обратит на себя гораздо меньше внимания, если зайдет на работу за деньгами между шестью и семью часами. Сторож привык, что Хенсон всегда появляется спозаранок, когда начинается новый большой проект. Уборщицы к тому времени уже покидают здание. Мальчик у лифта сидит еще полусонный. Если Хенсон надвинет шляпу на лоб, никто не заметит, что он сбрил усы и перекрасился.

Он отъехал от тротуара. И следом за ним тронулась с места другая машина. Сперва он страшно испугался. Кто знает, может, лейтенант Эган рассказывал ему сказки? Вдруг полиция выяснила, что он провел часть ночи с Вандой? Если так, он пропал.

Он пересек центр и взял направление на восток. Преследующая его машина ехала на некотором расстоянии. Но, добравшись до автострады, она прибавила скорость, обогнала его и скрылась из виду.

Хенсон снял шляпу и провел рукой по вспотевшему лбу. Этот случай наглядно показал, какие шутки может сыграть воображение. Водитель той машины не служил в полиции. Просто человек возвращался от своей любовницы или от друзей-картежников. Хенсон ехал быстро, но старался не превышать дозволенной скорости. Если бы его задержали за нарушение правил дорожного движения в два часа ночи, лейтенант Эган получил бы ценные сведения. Для того чтобы замысел Хенсона й Ванды удался, требовалось до следующего утра сохранить в тайне их отсутствие на работе. Даже если Ванда или он промедлит с бегством, у них все равно останется часа три преимущества перед полицией, а это пятьдесят шансов из ста вылезти из неприятной истории.

Приехав в дом, отнявший у него столько лет жизни, Хенсон снял башмаки и прошел на первый этаж. Слабый свет пробивался сквозь закрытую дверь комнаты Ольги, но он не нашел в этом ничего удивительного. Ольга всегда оставляла зажженным свет в их общей ванной, полуоткрыв к себе дверь. Она говорила, что ненавидит просыпаться в темноте — ее очередная причуда.

Он на цыпочках прокрался в свою темную комнату и принялся шарить в шкафу, разыскивая саквояж, которым пользовался в редких командировках. Поставив его возле кровати, он уложил белье и костюм. Ванда потом приведет все в порядок, ведь ей нравится заботиться о нем. Сердце Хенсона забилось при мысли о ней. Чем бы ни кончилась эта история, игра стоила свеч.

Он прошел в общую с Ольгой ванную и сбрил усы.

Потом взял краситель и смочил им волосы. Он совершенно преобразился. Теперь он немного напоминал испанца, что вполне соответствовало фотографии с документов Будрика. Закончив свое занятие, он сунул в карман бутылку с краской и щетку и хорошенько вымыл раковину, чтобы уничтожить всякие следы своей деятельности.

Ему теперь оставалось лишь отправиться в контору, чтобы забрать оттуда деньги и бумаги Будрика, а потом как-то убить время до десяти минут десятого.

Хенсон уже шагнул к своей комнате, но потом решил бросить взгляд на Ольгу, дабы убедиться, что шум не разбудил ее.

Кровать жены находилась в другом конце комнаты, и он прекрасно мог видеть ее. Она лежала на спине, шелковая ночная рубашка задралась до пояса, полностью обнажив нижнюю половину туловища, ноги были раздвинуты.

Хенсон закрыл глаза и снова открыл их. Такая странная поза жены обеспокоила его. За исключением первых лет супружества, все их самые интимные встречи происходили в темноте и под простынями. Лежать таким образом было не в привычках Ольги. К тому же спала она всегда неспокойно: она ворочалась с боку на бок, но никогда не переворачивалась на спину.

Хенсон вгляделся ь нее внимательнее, и волосы зашевелились у него на голове. Он заметил, что грудь Ольги не приподнимается в ритмичном дыхании.

Он тихонько вошел в комнату и приблизился к кровати. Из распахнутой балконной двери дул ледяной ветер. Хенсон собрался было закрыть ее и остановился ошеломленный, увидев, что решетка на двери выломана так, что дает человеку возможность проникнуть внутрь. Его волосы, еще сырые от краски, теперь встали дыбом. Он резко повернулся к жене. Ольга не спала, она была мертва. Один из ее капроновых чулок сдавил ей шею до такой степени, что лицо ее приобрело ни на что не похожий цвет, а глаза вылезли из орбит.

Судя по беспорядку, в котором находилась ее одежда, случившееся можно было объяснить лишь таким образом: преступник проник в комнату и изнасиловал Ольгу.

И именно сегодня!

Хенсон с трудом заставил себя дотронуться до плеча жены. Мертвое тело еще сохранило тепло. Он опоздал только на несколько минут. Инстинктивно он протянул руку к телефону на ночном столике, но удержался.

Ольгу убили. Звонок в полицию ничего не изменит. Он приведет лишь к дополнительным вопросам: «Почему вы сбрили усы и перекрасили волосы? Зачем уложили чемодан? Где вы провели часть ночи, прежде чем вернулись домой?..»

Полиция даже может заподозрить, что он убил Ольгу и так расположил труп, чтобы следствие подумало об изнасиловании. Хенсон решил, что с него довольно неприятностей. Как заметила Ванда, он не сумеет доказать, что не убивал Коннорса.

У него больше не оставалось выбора: он мог сделать лишь одну вещь — забрать из сейфа деньги, встретиться с Вандой и как можно скорее покинуть Чикаго.

Хенсон никогда и не думал, что в Чикаго так много полицейских. Ожидая Ванду у дверей банка, он заметил, что по крайней мере каждый пятый прохожий одет в полицейскую форму. Кроме того, среди спешащих мимо людей существовали инспектора в штатском.

Он прислонился к стене. Несмотря на свежее утро, лоб его покрылся потом. Он повторял про себя слова, произнесенные Вандой: «Чтобы я готовила вам завтрак и рожала маленьких детей!»

Да, они будут вместе в Восточной или Южной Африке, в Центральной Америке, где угодно, за железным занавесом или за бамбуковым! Он хотел только одного — жить.

Он тщетно пытался оплакивать Ольгу. Но она слишком долго портила его существование. По иронии судьбы она стала жертвой бродяги, которому понравилось ее тело, так старательно оберегаемое ею. Если бы Ольга была хорошей женой, ничего бы не произошло, даже приключения с Вандой. Хенсон торчал бы дома и спал со своей супругой.

А теперь она лежала, распростертая, в доме, купленном за пятьдесят тысяч долларов, набитом произведениями искусства, тонким фарфором и серебром, которымиона никогда не пользовалась, обнажённая, с капроновым чулком на шее. Все ее богатства ничего ей не принесли. Джим, наследник, продаст ее добро первому спекулянту, который предложит хорошую цену.

Хенсон начал думать о сыне. Они с Джимом никогда не были такими добрыми друзьями, как большинство отцов и детей. Если его обвинят в убийстве Ольги, Джим пожалеет отца, но отвлеченно, как Джек Хелл, если у того проходил мимо носа какой-нибудь контракт. Джим очень напоминал Джека, особенно теперь, достигнув зрелого возраста. Сейчас он командовал охраной в Брисбене, в Австралии. Ему дадут специальное разрешение присутствовать на похоронах матери. Он продаст все, что посчитает лишним, и снова вернется к своей армейской жизни, к брюнетке, блондинке или . рыжей, с которой проводит свободное время.

Хенсон спрашивал себя, как все произойдет с домом? Ведь он тоже имел на него право. Если его пожелают продать, потребуется его подпись. А прежде чем заставить Хенсона подписать что-либо, полиции придется сцапать его.

Хенсон рассматривал мужчин и женщин, появляющихся из дверей банка. Часы показывали восемь минут десятого. Если Ванда не опоздала, она выйдет через две минуты.

Времени было в обрез. Единственное, на что Ольга тратилась, это миссис Матц, которая приходила делать уборку в девять утра. Двадцать минут она посвящала гостиной и, закончив с ней к половине десятого, поднималась на второй этаж. Там она обнаружит труп Ольги и первым делом оповестит полицию. А когда они установят, что Хенсон не явился в контору, то сразу же серьезно займутся его поисками.

У него было немного больше часа, чтобы покинуть Чикаго, а потом всем полицейским постам и машинам сообщат его приметы и начнут наблюдать за пассажирами.

В конце улицы находилась табачная лавочка. Следуя неясному импульсу, Хенсон отправился туда и, купив пачку сигарет и жетон, позвонил в муниципальный аэропорт.

— В котором часу отправляется первый самолет в Мексику? — спросил он у служащего.— Компания не имеет значения.

— В двадцать два часа сорок пять минут,— ответил женский голос.— Хотите, я соединю вас с кассой?

Хенсон был лишь инженером, но он достаточно хорошо знал методы полиции, чтобы сообразить, что, как только власти обнаружат труп Ольги и их с Вандой отсутствие в конторе, они первым делом перекроют , все пути сообщения. Подробное описание их обоих вручат всем постам. Несмотря на их перекрашенные волосы, опытный сыщик сразу узнает беглецов в толпе пассажиров.

— Нет, спасибо, — поблагодарил он дежурную. И повесил трубку.

В телефонной кабине было еще жарче, чем в лавке и на улице. Хенсон вытер лоб, открыл дверцу и вышел на воздух.

Ванда стояла на том месте, где недавно стоял он сам. Крашеные волосы придавали ей немного вульгарный вид, но она все же не потеряла своей прелести. Как тогда выразился Хелл? «Вы заметили, какая прелестная курочка?»

Полиция тоже не оставит ее без внимания.

Ванда стояла возле стены, нагруженная двумя чемоданами. Увидев Хенсона, она облегченно вздохнула и глаза ее радостно заблестели.

— Я боялась, что ты передумаешь,— сказала она.

Хенсон закурил сигарету.

— Маловероятная ситуация. Я жду с самого открытия банка. Только за сигаретами сходил.

Он предложил ей затянуться, но Ванда с улыбкой отказалась.

— Нет, спасибо. По-моему, нам лучше побыстрее уйти. Я боюсь.

— Я тоже, — признался он.

Хенсон подхватил ее багаж и неожиданно вспомнил, что, в смятении покидая дом, забыл на кровати приготовленный им чемодан. Для прокурора он станет дополнительной уликой в суде. Они решат, что Ольга застигла его за укладыванием вещей и что следствием происшедшей между ними ссоры стало убийство Ольги с помощью ее же капронового чулка. Потом он уложил тело на кровати так, чтобы создать видимость изнасилования и обмануть полицию. Ванда положила руку ему на плечо.

— Что-нибудь случилось, Ларри?

— Ольга умерла.

— Как?!

— Ее задушили.

— Кто?

— Понятия не имею. Покинув тебя и вернувшись домой, я нашел ее, голую, на кровати. Металлическая решетка на балконной двери была выломана, в отверстие мог пролезть мужчина.

— Бродяга? Садист?

 — Мне тоже так кажется.

 — Ты оповестил полицию?

 — Каким образом я бы ее оповестил?

Возможно, Ванда плохо печатала на машинке и была неважной секретаршей, но у нее имелся здравый смысл и она отлично поняла ситуацию.

— Естественно! Теперь Ольгу тоже повесят на тебя. Они решат, что она узнала о твоей связи со мной, вы поссорились и ты ее убил.

— Вполне возможно.

 Ванда глубоко вздохнула.

— Дело твое, Ларри. Если хочешь, ступай к фликам и расскажи им всю правду. Я подтвержу твои слова. Объясню им все подробно.

— Да...— протянул Хенсон.

— Ну и?..

Хенсон потянул Ванду к желтому такси, которое высаживало пассажира.

— Нет. Таким путем я могу оказаться на электрическом стуле. Обнаружив мою зажигалку возле трупа Коннорса и мои отпечатки пальцев на бутылке виски, которую я ему купил, следствие сочтет убийство Ольги лишним доказательством моей причастности к убийству Коннорса.

— Значит, мы все-таки собираемся в Мексику?

Хенсон помог Ванде влезть в такси.

— И как можно скорее, — произнес он.

— Самолетом?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что первый самолет отсюда вылетает только вечером, в десять сорок пять. Я спрашивал. А к тому времени полиция уже нападет на наш след.

— Как же мы сумеем скрыться?

— Конечно автобусом. Делая пересадки, чтобы затруднить им поиски, насколько это удастся.

Шофер такси установил счетчик и опустил разделяющее стекло.

— Куда поедем, папаша?

Хенсон назвал первый пришедший в голову город:

— Кэлум-сити.

— Ого; изрядная дорожка!

— Я знаю.

В это утро пассажиров почти не было, и шофер очень обрадовался возможности подзаработать. .

— Дело ваше, ведь вы платите. А куда в Кэлум-сити?

Немного подумав, Хенсон назвал одно известное ему кабаре:

— К «Фламин-Роз».

 — Отлично. Теперь все в порядке.

Он поднял разделяющее стекло, нажал на газ и влился в поток машин. Ванда прижалась к Хенсону.

— Почему в Кэлум-сити? — поинтересовалась она.

— Просто назвал первый попавшийся город. Там мы сядем на автобус.

— В каком направлении?

— До Индиаиаполиса, до Цинциннати или Эвансвилла. Все равно, мы же едем на юг. Удобнее всего пересечь границу в Ларедо или в Эль-Пасо. Лучше в Ларедо. Оттуда, прямо по национальной № 1, мы доберёмся до Мехико. А если мы сумеем по дешевке купить автомобиль, то от Ларедо поедем в своей машине, главное — попасть туда.

Ванда погладила Хенсона по голове.

— Попадем, я это чувствую. Ведь мы ничего плохого не делали.

Хенсона ободрила ее ласка.

— Да, — согласился он. — Я знаю. Самое неприятное то, что мы не сможем ничего доказать.

Неожиданно его охватил ужас при мысли о чудовищных обстоятельствах гибели Ольги и Коннорса и их с Вандой безрассудном бегстве. Ему пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы его не стошнило.

Теперь они ехали по широкой дороге. Внезапно Ванда выпрямилась.

— Ах! Я совсем забыла!

 — Что такое?

Ванда открыла сумочку и вытащила оттуда толстую пачку банкнотов.

— Мои деньги. Вместе с процентами оказалась тысяча девятьсот восемьдесят два доллар». Я попросила выдать мне десятки, двадцатки и полусотенные.

Хенсон взглянул на деньги в ее руке.

— Кажется, ты доверяешь мне?

Ванда посмотрела ему прямо в глаза.

— Я не сидела бы здесь, если бы не доверяла. Я надеюсь быть с тобой до конца своих дней, если, конечно, полиция нас не поймает.

Хенсон сложил в уме ее деньги и деньги, которые он взял из сейфа «Инженерного атласа» в шесть часов утра.

Исходя из существующих цен на жизнь, эти пять тысяч с небольшим долларов не были богатством, но их вполне хватало, чтобы доехать до Мехико, а потом уже Направиться в Центральную Америку, Южную Африку или на другой континент. Если их не задержат по дороге, они смогут добраться даже до Порту-Амелии в Африке, где Джонни Энглиш наверняка примет Хенсона на работу под другим именем. Безразлично, как его станут называть: Ларри Хенсон или Джим Будрик — только бы Джонни помог ему. В случае надобности Джонни Энглиш, не задумываясь, поклянется, что Хенсон действительно Джим Будрик и он, Джонни, присутствовал при его рождении и крещении!

Пачка банкнотов оказалась слишком толстой, чтобы влезть в карман, и Хенсон положил деньги Ванды к своим, в бумажник, радуясь тому, что не забыл его в машине.

— Ты права,— произнес он.— Я хочу сказать, права в том, что доверяешь мне. Я так же влюблен в тебя, как ты, наверное, влюблена в меня.

Ванда обиделась.

— Наверное?

— Наверняка, ладно.

Она положила голову Хенсону на плечо.

— Вот так... хорошо...— Она провела языком по губам, прежде чем продолжила: — Для... э-э... по различным причинам.

Хенсона больше не подташнивало. Он крепко обнял Ванду.

 — О чем ты?

— Хорошо, скажу. В конце концов, мы оба замешаны в случившемся. Мне нечего будет сообщить, если нас поймают и вернут в Чикаго, потому что, учитывая мое прошлое, меня сочтут соучастницей убийства Тома. Ведь именно я ударила его лампой и я позвонила тебе по телефону. 

— Точно.

— И смерть Ольги тоже ничего не прибавит. Здесь меня также сочтут виновной и, возможно, даже сообщницей.

— Не исключено.

— Потом, существует еще другая причина, самая значительная.

— Какая?

Ванда не успела ответить, потому что шофер снова опустил окно, отделяющее его от пассажиров.

— Послушайте, папаша.

— Что?

— Вы ничего не будете иметь против, если я поеду через Блу-Истланд и попаду в Кэлум-сити через Сибли-бульвар? Это немного дальше, чем по прямой, но там меньше транспорта и я скорее приеду на место.

— Поезжайте, где хотите.

— Я предпочитаю спросить. Некоторые устраивают шум за каждый лишний километр.

Шофер опустил стекло, и они снова остались в относительном уединении.

— Ну, так что? — начал Хенсон. — Ты сказала: «Существует еще другая причина»?

Ванда положила перекрашенную голову на грудь Хенсона! но ее пальцы нервно теребили юбку. Тихим голосом она ответила:

— Да, действительно, это так, но я еще не уверена.

— Не уверена в чем?

Она еще более понизила голос:

— Так вот, сегодня утром не случилось того, что должно было случиться.

— Что же это такое?

— То, что бывает у женщин каждый месяц.

Хенсон глубоко вздохнул, почти захлебнувшись воздухом. Он еле сумел прошептать:

— А-а-а!!! — Их глаза встретились, и он добавил: — Иными словами, тебе кажется, что ты беременна.

— Я буду знать точно через несколько дней. Ты не рассердишься, Ларри? Я ведь честно тебе говорила, что мечтаю иметь детей от тебя.

— Да.

Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.

— Но ты ничего не отведаешь. Если все подтвердится, ты разозлишься?

Хенсон внезапно сообразил, что обнимает Ванду так крепко, что она едва переводит дух. Он отпустил ее и, поцеловав в щеку, произнес с благодарностью:

— Нет, я не рассердился. Если такое возможно, то, по-моему, я полюбил тебя еще сильнее.

Город назывался Игл-Пасо. Судя по карте, которую он приметил на бензоколонке, они находились недалеко от Ларедо. Назвавшись Джимом Будриком, Хенсон купил в Сан-Антонио подержанный кабриолет «форд» 1952 года.

Они поселились в Старом деревянном отеле. Его вестибюль выглядел довольно современным, но комната, в которую проводил их дежурный, таковой не оказалась. Потребовалось подняться на два этажа и пройти по длинному коридору, чтобы попасть в нее.

Из мебели там присутствовали старая железная кровать, выкрашенная белой краской, старый туалет, стул и несколько плечиков для одежды. Впрочем, номер был чистеньким, и, возможно, в дальнейшем их ожидали гораздо худшие помещения. Ладно, во всяком случае, они уже проделали немалый путь от Чикаго.

Хенсон сбросил пиджак и ботинки, растянулся на кровати и принялся наблюдать, как раздевается Ванда.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Она сняла через голову платье и расстегнула лифчик.

— УСталой. Но со мной все в порядке. Сколько мы сегодня проехали?

— Немного. Мы же возвращались в Дилли, чтобы починить радиатор у того мексиканского горе-механика. В общей сложности не больше пятисот километров.

Ванда повесила лифчик на спинку стула.

— Уф! Какое облегчение! А сколько осталось до Ларедо?

Хенсон посмотрел на карту.

— Расстояния здесь не обозначены, но, судя по всему, где-то между двумястами пятьюдесятью и тремястами километрами.

Ванда сняла юбку и свои крошечные трусики.

— Ты должен знать точно, потому что ты инженер.

— Да, мне хотелось бы им быть.

Ванда наклонила голову, чтобы лучше рассмотреть корни волос в потемневшем от старости зеркале туалета.

— Черт! Мне опять надо краситься! Корни уже почернели.

Хенсон бросил карту на пол.

— До чего я буду счастлив, когда это кончится!

— Почему?

— Ты мне нравишься такой, какая ты есть, натуральной.

Ванда слегка повернулась, чтобы спросить:

— Ты говоришь я тебе нравлюсь?

— Я имел в виду, что люблю тебя.

Ванда вытащила из своего саквояжа бутылку с краской и перед тем как отправиться в ванную, присела на край кровати.

— Это приятно. Ты понимаешь, что я тебя тоже люблю?

Хенсон погладил шелковистую кожу молодой женщины.

— Уверяю, что это взаимно» — улыбнулся он.

— Я тебе еще не надоела?

— А разве похоже?

— Нет, — призналась Ванда и тоже растянулась на кровати, не выпуская из рук краску. — Я и не думала, что подобное счастье возможно. Обними меня, Ларри. Только на секундочку, прошу тебя!

Ты же знаешь, что случится.

— Это плохо?

— Нет.

Хенсон повернулся на бок и сжал ее В объятиях. Происходящее казалось ему совершенно естественным, так и должны вести себя друг с другом мужчина и женщина. Ванда любила заниматься любовью. Она делала это не по обязанности и не по прихоти. У нее все получалось естественно, как дыхание. И он до сих пор не обманул ее ожиданий. Она прижалась к нему и спросила:

— Как, по-твоему, нам удастся пересечь границу?

Хенсон поцеловал ее в кончик носа.

— Без проблем, если верить механику из Сан-Антонио. Вот потому я и подписался: «А. А. А.» («Американская автомобильная ассоциация»). Если я правильно запомнил, администрация находится на авеню Сан-Бернардо, мне только придется попросить у них туристскую карточку на имя мистера и миссис Будрик для проезда в Мексику. К тому же такой документ действителен в течение шести месяцев, а не тридцати дней, как нам заявили в Чикаго. А за шесть месяцев никакой черт не помещает мне упорхнуть очень далеко.

— А язык?

— Я говорю по-испански, как по-английски. Я изучал его в колледже и с тех пор постоянно практиковался, пользуясь любой оказией, например, беседовал с нашими инженерами, возвращавшимися из Латинской Америки. Кто знает? Возможно, я предчувствовал наше с тобой путешествие.

— Внимание! Мои губы находятся рядом с твоими.

Хенсон поцеловал Ванду в висок и принялся искать бумаги Джима Будрика в кармане пиджака, висевшего на спинке стула. Они были в полном порядке и содержали паспорт с темной фотографией и свидетельство о рождении. С перекрашенными волосами, побритый, Хенсон походил на него так, как только может оригинал походить на старый снимок. Он положил документы обратно в карман. Нет, у них не должно возникнуть неприятностей при переезде через границу. А как только они минуют Рио-Гранде, никто уже не станет интересоваться бумагами. У Будрика не было семьи. Единственная опасность заключалась в том, что им мог встретиться человек, знающий о смерти Будрика и знакомый с Хенсоном, который начал бы вопить на всех перекрестках, кто они на самом деле. Ванда облизнула пересохшие губы и промолвила:

— Может, тебе уже хватило меня? Ты предпочел бы, чтобы я занялась своими волосами?

— Нет,— ответил Хенсон и притянул ее к себе.

С блестящими от счастья глазами Ванда спустила босые ноги на пол и встала.

 — Вот теперь хорошо,— заметила она.

Хенсон смотрел на нее, пока она не исчезла в ванной комнате. Потом подобрал с пола брюки и трусы и положил их на стул рядом с пиджаком. Снова растянувшись на кровати, он опять и опять задавал себе вопрос: кто же мог убить Ольгу? В газете, купленной в Сент-Луисе, он прочел, что перед смертью Ольга была изнасилована. Какая горькая ирония для Ольги — умереть подобным образом.

В той же газете писали и о смерти Коннорса, но ни одно из преступлений не связывалось ни с Хенсоном, нй с Вандой, ни с их исчезновением из Чикаго. Это беспокоило его. Лейтенант Эган мог специально прикинуться простачком, беседуя с Хенсоном. Но Хенсон уже тогда понял, что лейтенант знает свое дело. Более того, бегство Хенсона в компании с Вандой представляло Эгану возможность обратиться в ФБР, а тамошние джимены были тонкими штучками. Напав на след, они не останавливались, пока не доводили дело до конца.

Не исключено, что полиция затеет с ними игру, как кошка с мышкой, пока не задерживая Хенсона и Ванду, а в действительности заманивая их в западню.

От подобной перспективы у Хенсона на лбу выступил холодный пот. Чтобы немного успокоиться, он закурил сигарету. Еще ему хотелось напиться. Как только Ванда закончит с волосами, они пойдут обедать, и как следует выпьют. Он надеялся, что алкоголь ему поможет. Впрочем, он не успокоился бы даже тогда, когда они достигли бы Мозамбика и устроились на работу. Даже там он не перестанет нервничать. Всю свою жизнь он будет бояться.

Тем временем Ванда с мокрыми волосами, пахнущими краской, появилась на пороге ванной.

— Вот, одно дело сделано, — сказала она, присела на край кровати и нагнулась, чтобы Хенсон мог проверить, хорошо ли выкрашены корни.— Ну как?

Хенсон старательно обследовал каждую прядь.

— По-моему, нормально, — сообщил он.

— Отлично,— кивнула она, растягиваясь рядом с ним.— Уф! До чего же жарко! За восемь долларов в сутки они могли бы хоть вентилятор поставить!

— Да, конечно! — Хенсон зажег сигарету и дал ей затянуться.— А теперь, если бы ты оделась, мы бы пошли пообедать и пропустить стаканчик.

Ванда выпустила идеальное колечко дыма.

— Сейчас, — сказала она и посмотрела на Хенсона. — Ты переживаешь, Ларри?

— Немножко.

Она повернулась и прижалась к нему.

— Не нужно. Вот увидишь, все устроится как нельзя лучше.

— Откуда ты знаешь?

— Инстинкт, конечно. Мне пришлось бросить школу, чтобы пойти работать, и только потом я смогла поступить в коммерческий колледж. И все то, чему меня учили, я почти позабыла. Скажи, Ларри, я не слишком хорошо печатаю на машинке?

— Я встречал лучших машинисток.

— И я нуль в орфографии?

— Да, есть люди более грамотные.

— Тогда почему же он так поступил?

— Кто он? Поступил как?

— Мистер Хелл. Он перевел меня из архива к тебе секретаршей, когда твоя секретарша вышла замуж.

— Понятия не имею.

— Да еще после того, как я ему отказала!

— Возможно, он увидел в тебе скрытые таланты, а, возможно, он просто филантроп.

— В каком смысле?

— В таком, что он решил устроить тебя на хорошее место.

— Он?!

Хенсон задумался. Ванда была права. Джек Хелл никогда никому не помогал. Он провел свою жизнь, занимаясь только собой и с безразличием относясь к остальному человечеству. Для него все мужчины и все женщины на свете существовали лишь для того, чтобы он мог использовать их в своих целях.

— Короче, я ничего не понимаю,— признался он.

Ванда подвинулась еще ближе и обняла его.

Сперва Хенсон решил, что Ванда опять кочет любви.

Близость ее тела, как всегда, возбуждала его, но он слишком переутомился,чтобы дать ей желаемое.

Ванда отодвинулась от него. Она ничего не хотела. Девушке просто нравилось обнимать его, ухаживать за ним и знать, что он принадлежит ей.

— Ты, наверное, устал,— нежно проговорила она.— Почему бы тебе не вздремнуть пару часиков? Потом мы пообедаем и, если пожелаешь, напьемся допьяна. А там посмотрим.

Руки и тело Ванды, как обычно, произвели магическое действие. Как бы он ни уставал, силы немедленно возвращались к нему. Вот так ему следовало жить с самого начала: Даже сделавшись столетним старцем, оп никуда не отпустит Ванду. Он возразил:

— Но ты, вероятно, ужасно голодная?

Тихим, едва слышным, но твердым голосом она прошептала:

— Что такое голод, дорогой? Главное — это ты. А ты принадлежишь мне. 

Двадцать шесть лет прошло с тех пор, когда Хенсон последний раз приезжал в Ларедо. Тогда он учился на третьем курсе университета и один из преподавателей нашел ему здесь работу на летнее время.

После таможни им останется ровно тысяча триста тринадцать километров пути до Мехико. Тринадцать и тринадцать! Может, это окажется для них счастливым числом?

— Ты уже бывал здесь? — спросила Ванда.

— С тех пор утекло немало воды. И мне было тогда приблизительно столько, сколько сейчас тебе. И я работал в основном за городом, на линии высокого напряжения.

Больше всего Хенсона удручало множество новых отелей и мотелей. Он не помнил, чтобы видел здесь мотели раньше. Тогда ему и в голову не приходило, что такое возможно. Сперва он ночевал в туземной хижине, потом на голой земле высохшего русла реки, прямо на песке, завернувшись в одеяло и глядя на звездный купол неба. Он улыбнулся при мысли о звездах, таких низких, что до них можно было дотянуться рукой...

Стать инженером. Вот о чем он мечтал тогда. А теперь у него остались лишь воспоминания, и контора, которая была мозговым центром сотен производств. Хенсон сразу же поправился— сейчас он не имел даже конторы. У него были только кое-какие знакомства и Ванда.

Но их вполне хватит. Они выйдут из положения.

Он без труда нашел правление автомобильного клуба. Дежурный служащий держался любезно и предупредительно, но он чем-то напоминал Джека Хелла.

Заполняя туристскую карточку и документы на машину, он пытался уговорить Хенсона застраховать автомобиль, уверяя его, что американские обязательства закончатся сразу, едва они пересекут пограничный мост.

Хенсон горько улыбнулся. Он не нуждался ни в какой страховке. Если полиция Чикаго обвинит его в убийстве Ольги и Коннорса, ему, скорее, понадобится позаботиться о собственной жизни, чтобы Воспитать ребенка Ванды, в существовании которого они уже не сомневались.

— Нет, благодарю,— сказал он служащему,.

Он тем не менее поменял пятьсот долларов на мексиканские песо, считая, что больше всего настораживает и привлекает внимание полиции обмен пятидесяти и сотенных купюр в Мексике.

Продолжая вежливую беседу, служащий спросил:

— Это ваш первый визит в Мексику, миссис Будрик?

— Первый, — ответила, улыбаясь, Ванда;

— Страна вам, безусловно, понравится. Мексиканцы очень отличаются от нас, но они удивительно гостеприимные. — Он посмотрел на соблазнительную фигуру молодой женщины и прибавил, понизив голос: — Могу я вам дать хороший совет, миссис?

— Конечно.

— На вашем месте в Мексике я бы воздержался от шорт и обтягивающих брюк,

— Почему?

— Вас могут оскорбить или задеть. Повторяю, мексиканцы гостеприимный народ и любезный, но кто-нибудь из них может распространить свою любезность немного дальше. Ведь молодая женщина в шортах рассматривается ими как... ну, скажем, как женщина легкого поведения.

— Я понимаю.

Хенсон положил в карман туристскую карточку и документы на машину, действующие в продолжение ста восьмидесяти дней, и сказал:

— Спасибо вам за хлопоты, или, как говорят наши братья по ту сторону границы, — «грациас».

— Вы знаете испанский, сеньор?

— В совершенстве.

— Тогда вам не угрожают никакие неприятности! Доброго пути и удачи!

— Благодарю.

Неоднократно сталкивающийся с нравами приграничных городов, Хенсон тщательно запер все окна и двери машины, чтобы не лишиться вещей, положенных на заднем сиденье. Господа, живущие близ границ, обычно не брезгуют подхватить барахлишко из проезжающих машин, чтобы потом за четверть цены продать его другим туристам.

К тому же. полуденный зной сделал невыносимым пребывание в кабине: металл просто обжигал. Хенсон огляделся по сторонам и сказал Ванде:

 — Нам придется немного подождать, пока не спадет жара. Что, если мы выпьем по стаканчику за удачу?

 — Я с удовольствием, — просто проговорила она.— Мы еще не переехали мост, а в моем желудке что-то постоянно сжимается.

 — Мой желудок ведет себя так с той минуты, когда я узнал о смерти Коннорса. Вот уже три недели он продолжает безобразничать, и я удивляюсь, как он еще не устал. Но факт налицо: он все время дает о себе знать.

 Ванда сжала его руку.

 — Все будет хорошо. Вот увидишь.

 — Я надеюсь. Если мы благополучно минуем мост, то потом все пойдет как по маслу.

 —:У нас все получится, не сомневайся.

 — Если бы так!

 Хенсон заметил, что их автомобиль стоит как раз возле бара. В окно они смогли бы наблюдать за машиной. Он перевел Ванду через улицу, и они вошли в бар, оснащенный кондиционером. Официантка подлетела к ним за заказом.

— Для меня «Том Коллинз»,— попросила Ванда, — очень холодный и много джина.

— А мистеру?

— Двойной белый «Ронрико» и бутылку «Карта-Бланка».

— Хорошо, мистер.

— Что такое «Карта-Бланка»? — не поняла Ванда.

— Это пиво. На мой вкус, самое лучшее. Я не знаю, сколько оно стоит здесь, но по ту сторону границы за него берут просто гроши.

Впервые после их бегства из Чикаго Ванда задала вопрос о деньгах:

— У нас хватит средств, чтобы добраться до нужного места?

— С лихвой, — уверил ее Хенсон, — если мы не будем делать глупостей.

— А паспорта?

— Я могу воспользоваться паспортом Будрика. А потом мы купим паспорт для тебя, он здесь стоит менее тысячи долларов. Я хочу, чтобы у тебя был паспорт, в точности отвечающий твоим приметам. Город кишит людьми, которым запрещен въезд в США. Визы выдают куда угодно, только не в Штаты.

— И ты допустил, чтобы я нервничала в течение трех недель?

— Эта деталь казалась мне несущественной. Когда мы доберемся до Мехико и добудем паспорта со всеми необходимыми визами, мы долетим до какого-нибудь порта Центральной Америки. Оттуда проследуем в Касабланку, Танжер или Порт-Саид. И наконец, сядем на другой самолет и отправимся в Порту-Амелию.

— Ты действительно так доверяешь Джонни Энглишу?

— Как самому себе.

— И он возьмет тебя на службу?

— Вот уже пятнадцать лет, как он непрерывно меня зовет.

— До чего замечательно!

— Да, действительно замечательно.

Хенсон обнаружил, что их стаканы опустели. Он знал, что уже пора ехать, но. заказал следующую порцию, прекрасно понимая, что оттягивает отправление.

— Мне больше не надо,— попросила Ванда.— С меня достаточно.

 — Как хочешь.

— Ты боишься, да, Ларри?

Хенсон честно признался:

— Будь мне на несколько лет меньше, я бы не нуждался в допинге. И я не успокоюсь, пока мы не доберемся до Мексики.

Ванда подняла свой стакан и чокнулась с Хенсоном, глядя ему прямо в глаза.

— За наш приезд в Мексику,— провозгласила она. — Ты был не слишком счастлив со своей женой, не так ли?

— Я никогда не отдавал себе в этом отчета, но я и вправду был несчастлив.

— А со мной?

— Ты сама знаешь.

Ванда прикоснулась рукой к своему животу, который в скором времени должен был округлиться.

— Да,— сказала она,— мне полагается знать. Но ты ни о чем не жалеешь?

— Нет,— серьезно ответил Хенсон.— Даже если нас задержат на границе. Я провел самые счастливые в моей жизни три недели.

Ванда накрыла ладонью ладонь Хенсона.

— Ты— моя любовь. Я тоже никогда не была так счастлива.

— Даже будучи беременной от мужчины, с которым не состоишь в браке?

— Какая разница, если ребенок от тебя?

Официантка принесла счет и положила его на стол.

Хенсон расплатился купюрой, которая покрыла сумму, оставив еще хорошие чаевые. Он встал и помог Ванде выйти из-за стола, приговаривая:

— Пошли! В дорогу. Следующий этап —. Монтеррей или даже Сьюдад-Виктория. До них лишь пятьсот километров.

— Как скажешь.

Хенсон и Ванда пересекли улицу и подошли к своей машине. Металл и пластиковые сиденья были еще горячими, но уже вполне сносными. Как только они тронутся, станет прохладнее. Развивая хорошую скорость, он сумеет к ночи достигнуть Сьюдад-Виктории.

Он проехал по Гваделупа-стрит и повернул налево, на авеню Кавент, к пограничному мосту.

Он говорил себе, что смешно так волноваться. Переезд через границу был лишь формальностью. Даже если его искали, считая виновным в убийстве, он до сих пор ничем не рисковал. Пересаживаясь из автобуса в поезд, потом в старую машину, он слишком запутал следы, чтобы полиция их поймала,

С американской стороны моста возвышался барьер, выкрашенный в черно-белую полоску. Военный в пограничной форме сделал ему знак остановиться в стороне. Хенсон подчинился.

— Ваши имена? — спросил пограничник.

— Мистер и миссис Будрик,— ответил Хенсон, вынимая из кармана документы.

Военный, перехватывая инициативу, приказал:

— Ваша туристская карточка и бумаги на машину.

Хенсон передал их. Пограничник нашел, что они в порядке, и через окно снова протянул их обратно Хенсону.

— Вы, конечно, отправляетесь лишь на некоторое время, для прогулки?

— Да.

— Вам известно, что карточка и документы на машину действительны в течение шести месяцев?

— Известно. Я регистрировался в конторе «А. А. А.».

— В вашем багажнике нет американских сигарет или огнестрельного оружия?

— Ничего похожего.

Было очень жарко. Пограничник оттянул пальцем воротничок и вытер пот.

— Вас не затруднит открыть багажник, мистер Будрик?

— Конечно нет. Я...

Он неожиданно замер на месте как вкопанный, увидев человека, одетого, несмотря на жару, в плащ. Молодой, но уже с седеющими висками, он направлялся к ним от двери конторы.

— Салют, Хенсон! — воскликнул Лейтенант Эган. — Как ваши дела?

Хенсон открыл было рот, но не сумел произнести ни слова. Ванда выскользнула из машины и подошла к Хенсону.

— Кто это? — спросила она.

— Лейтенант Эган,— лично представился ей тот,— из уголовной полиции Чикаго.

— А-а! — протянула она.— Я понимаю.— Она глубоко вздохнула. — Но как вам удалось нас обнаружить? Как вы догадались, что мы в Ларедо?

Лейтенант Эган отдал дань испепеляющей жаре, сняв шляпу и вытерев лоб платком, мокрым от пота. Правой руки из кармана плаща он так и не вынул.

— Стадо слонов не оставило бы следов больше, чем вы,— ответил он.— Вы забрали из одного из банков Чикаго свои сбережения, и мы без труда нашли таксиста, который доставил вас до «Фламин-Роз» в Кэлум-сити. Несмотря на вашу маскировку, он узнал вас по описанию.— Эган снова надел шляпу.— Там вы сели на автобус до Сент-Луиса. Из Сент-Луиса самолет доставил вас в Форт-Форч, а оттуда другой автобус, привез в Сан-Антонио, где вы купили серый кабриолет, «форд» 1952 года, заплатив на него пятьсот девяносто два. доллара. На имя Джима Будрика. Оно фигурировало среди исчезнувших из сейфа документов: паспорта и свидетельства о рождении. Об этом сообщил нам мистер Хелл. С такими сведениями ничего не стоило поймать вас. И я решил схватить вас здесь.

Со стесненным горлом, едва выговаривая слова, Хенсон спросил:

— А в чем меня обвиняют?

 Лейтенант Эган пошуршал правой рукой в кармане плаща. Можно было подумать, что там ее обычное место.

— В трех вещах. Но меня прежде всего интересует смерть Ольги Хенсон и Тома Коннорса. Эган говорил возмущенно.— Хотелось бы верить, что вы удрали, полюбив, чтобы быть с ней вместе, но для чего понадобилось убивать двоих людей — дружка вашей Ванды и собственную жену? Почему вы просто не сбежали, переменив имя, и не устроились на работу где-нибудь в Канзас-сити или Лос-Анджелесе, чтобы продолжить там вашу идиллию?

Хенсон с трудом произнес:

— Это не я. Я не виновен. Я не убивал ни Коннорса, ни Ольгу.

— Специалисты из наших лабораторий не разделяют вашего мнения. И прокурор решил, что у него достаточно улик для выдачи ордера на ваш арест и объявления о розыске по всей стране.

— Я не виновен,— повторил Хенсон.

— Пускай ваш адвокат постарается заставить суд проглотить подобное утверждение. А пока, — продолжал Эган, проводя левой ладонью по губам,— скажите, где находятся деньги, которые вы взяли из сейфа?

Хенсон без запинок ответил:

— У меня в кармане.

Лейтенант Эган безрадостно улыбнулся.

— Ну хорошо. Конечно, я мелкая сошка, но для чего так глупо врать? Я понимаю, почему вы решились на такой шаг,— добавил он, любуясь Вандой.— Если бы я мог рассчитывать на малейший успех у мисс Галь, я рискнул бы попробовать. Вы напали на королевский кусочек! Я завидую тому, что вы провели с ней три недели. Только не рассказывайте мне сказки, что вы носите в кармане семьсот тысяч долларов!

Хенсон даже подпрыгнул от удивления.

— Семьсот тысяч?

— Да, ровным счетом. — Эган потянул себя за воротничок.— Но удивительнее всего то, что старый Хелл больше жалеет о потере несчастных двухсот тысяч, которые лежали в папке, также находившейся в сейфе. По-моему, она связана с нарядом на строительство моста, который он собирался возводить в Турции...

Помещение для двух заключенных было невелико: два на два с половиной метра. Кроме двух коек, там находились умывальник и незакрывающаяся кабинка с унитазом.

Хенсон получил в товарищи молодого мексиканца лет двадцати с небольшим. В первые часы их совместной жизни он хранил скромное молчание. Сидя на верхней койке, он курил сигарету за сигаретой, стараясь, чтобы дым уходил через окно, по направлению к Рио-Гранде.

Но после вечерней трапезы его любопытство взяло верх над скромностью.

— Простите, сеньор, меня зовут Жозе Педро Гарсиа. Я арестован за убийство жены и ее любовника. Я убил их обоих одним выстрелом из пистолета в спину мужчины, что позволит вам догадаться, чем они занимались, когда я раньше времени вернулся домой.— Гарсиа пожал плечами.— Мы даже не успели оплатить кровать, которую купили в кредит, наМ еще оставалось восемь взносов. С кем имею честь говорить?

— Меня зовут Ларри Хенсон.

— А могу я поинтересоваться, какое преступление доставило мне удовольствие находиться в вашем обществе?

— Они вообразили, будто я убил свою жену и еще одного мужчину и будто я украл семьсот тысяч долларов из сейфа компании, в которой работаю.

— Вообразили?

— Именно. В сущности, я всего лишь убежал с женщиной, на которой не женат.

— А тот мужчина был любовником вашей жены?

— Нет. По-моему, ее задушил случайный бродяга, который забрался к нам в дом, да еще и изнасиловал. В тот вечер я как раз покидал Чикаго. Что касается мужчины, Коннорса, в убийстве которого меня обвиняют, он несколько месяцев был любовником моей любовницы четыре года назад.

— И вы совершенно неповинны в его смерти?

— Совершенно. Я только засунул его в кусты. Он узнал адрес моей подруги и пришел докучать ей. А потом свалился у нее на кровати мертвецки пьяный. Тогда она позвонила мне и попросила избавиться от него.

— А ваша жена?

— Я тут абсолютно ни при чем. Она уже была мертва, когда я вернулся домой, чтобы уложить чемодан.

— А эта огромная сумма денег, которую, как утверждают, вы украли из сейфа компании, в которой работали?

— Здесь я тоже ничего не понимаю. Я взял лишь несколько сотен долларов, принадлежащих мне лично, которые я утаил от жены.

 Гарсиа спустился на пол и, встав возле решетчатой двери, поднял голову к окну в коридоре, через которое нельзя было ничего увидеть.

— И вы сумеете доказать все то, что мне сообщили, сеньор?

— Нет.

— Но тем не менее это правда?

— Чистейшая!

Гарсиа раздавил окурок о железные прутья решетки и начал скручивать новую сигарету.

— Тогда, мой друг, у вас есть по крайней мере один шанс выпутаться из передряги. А мой случай не вызывает никаких сомнений. Я убил свою жену и ее любовника. Я не ослеп и не впал в состояние аффекта, когда нажимал на курок. Я отлично понимал, что делаю. И если бы все повторилось снова, я поступил бы точно так же.

Хенсон закурил последнюю сигарету из своей пачки.

— Вы всегда можете сослаться на поруганную честь, уязвленное самолюбие, растоптанную любовь...

Гарсиа повернулся к нему.

— Увы, нет, сеньор. Мой официальный адвокат уверяет, что даже здесь, в Техасе, поруганная честь не является смягчающим обстоятельством. Он считает, что мне следовало не убивать их, увидев, что делает с моей женой этот прохвост на моей же кровати, а повернуться и уйти, чтобы подать на развод. К несчастью, — добавил сокамерник Хенсона, пожав плечами,— я не имел ни малейшего желания разводиться с Рамоной. Я был с ней очень счастлив. И я пришел в страшную ярость от того, что тело, которое принадлежало мне, может так легко отдаваться другому.

— И что же думает ваш адвокат?

— Он рассчитывает, что, благодаря расположению трупов, сумеет добиться для меня пожизненного заключения. Совершенно ясно, что преступление не было преднамеренным. Мы без труда докажем, что я не допускал мысли, что она может интересоваться другим мужчиной, а тем более спать с ним.

Дым сигареты разъедал Хенсону горло. Как бы ему хотелось так же спокойно обсудить предъявленные ему обвинения. Он может ожесточенно спорить об убийстве Коннорса. Но все его потуги уничтожит то обстоятельство, что он убежал с Вандой и, кроме того, задушил свою жену. Они будут говорить о предумышленном убийстве, на которое указывают сломанная балконная решетка и насилие над Ольгой. Как ни крути, ему грозит электрический стул. Похоже, Хенсон действительно находился в конце своего пути.

Он не мог понять, каким. образом умудрились обвинить его в краже денег. Только Джек Хелл и он имели доступ к сейфу. Только им был известен шифр. Он хорошо помнил, что захлопнул тяжелую дверь и разрушил комбинацию, когда брал собственные деньги из ящика, в котором они хранились.

Вряд ли Хелл стал бы обкрадывать самого себя. Что касается Хенсона, то он знал, что не брал чужих денег. Внезапно ему в голову пришла гнусная мысль. Ванда! Ванда, которая сидела дома и красила волосы, пока он возвращался к себе за вещами. Ванда не только знала комбинацию, у нее имелись ключи от конторы. Кстати, что она сказала в тот вечер, когда он покидал ее? Она выглядела растерянной, и он спросил: «Что же я такого сказал?»

Да, он вспомнил. Ванда ответила ему: «Ничего. Я думаю, что одна справлюсь... Но... еще не поздно и...» «И что?» «Я бы очень хотела, чтобы вы мне помогли и составили компанию на пару часов».

Чудовищная идея обрела реальность. Он знал, что произошло тогда у Ванды. Но что происходило в конторе, пока он лежал в ее объятиях? Он пытался рассуждать. Забирая свои деньги, он не открывал основного отделения сейфа. Те семьсот тысяч долларов, вероятно, были уже похищены. Скорее всего, их украли, когда он задержался у Ванды.

Ранним утром кто-то, безразлично кто, отметившись в регистрационной книге и сочинив вескую причину для посещения конторы, мог воспользоваться единственным работающим в такое время лифтом. Кто-то имеющий ключ от «Инженерного атласа». И, если Он знал комбинацию, открывающую сейф, дело было сделано.

Хенсон подумал о прошедших трех неделях. Беременность Ванды могла оказаться такой же фальшивой, как билет в несуществующий театр. Если бы их план удался, она бы неплохо обеспечила себя в конечном счете. Даже если бы ее обман раскрылся, она могла заявить, что ошиблась. Такие вещи случаются со многими женщинами. Она ничем не. рисковала. У нее действительно была тюрьма за плечами, но она вполне могла побожиться, что впервые слышит о семистах тысячах. Она просто взяла собственные сбережения из банка, чтобы убежать с женатым человеком. Такое тоже случается со многими женщинами.

Воображение Хенсона разыгралось. Самое большее, что угрожало Ванде, это обвинение в том, что она не сообщила властям р двух убийствах и краже. Но она сможет заявить, и следствие убедится в правильности ее сообщения, что Хенсон увел от нее Коннорса еще живым. И если она не знала об исчезновении семисот тысяч, тоне могла и участвовать в воровстве. А ее очки и скромная прическа внушат всем полнейшее доверие. Любому судье, мужчине или женщине, она покажется бедной, но привлекательной девушкой, похищенной своим патроном, прожигателем жизни, зарабатывающим двадцать четыре тысячи долларов в год и живущим в роскошном доме.

Гарсиа отвлек Хенсона от его раздумий:

— Судя по всему, ваши мысли не доставляют вам радости...

— Верно,— признался Хенсон.— Нельзя ли попросить у вас табаку и листочек бумаги?

— Сколько угодно. Но позвольте! Видимо, сеньор уже давно не скручивал себе сигаретки.— Опытной рукой Гарсиа сделал все сам.— Пожалуйста, возьмите!

— Грациас! —: поблагодарил Хенсон, принимая сигарету и немедленно закуривая.

Итак, Ванда провела шесть месяцев в исправительном лагере. В подобных местах не встречаются девушки из хороших семей. Она вела честную жизнь в течение четырех лет. Но, возможно, она всего лишь ожидала удобного случая. И вот дождалась. И несмотря на то что соседи Ванды уверяли лейтенанта Эгана, что она никогда не принимала у себя мужчин, они могли и заблуждаться. В Чикаго существует множество отелей для таких встреч.

А если все же Ванда имела любовника и они оба ждали подходящего момента? Возможно, Том Коннорс послужил толчком?.. Совершенно естественно, что после выхода из тюрьмы он разыскал Ванду. Интересно, она одна оглушила его или с помощью любовника? А когда Ванда вызвала Хенсона, любовник мог проследить за ним до парка Линкольна и разрядить потом свой револьвер в грудь Коннорса. Хенсону же предназначалась роль виновного дурака!

Он рылся в своих воспоминаниях. Именно Ванда первая заговорила о бегстве. Она беспокоилась о нем. Что она сказала в тот вечер, когда позвонила ему, чтобы попросить избавиться от Коннорса?

«Теперь я вижу, что зря вам позвонила. Я скажу в полиции правду, но поверят ли там мне? А журналисты? Вам же известно, какое у них извращенное воображение! Они считают, что, если секретарши недурны собой, они обязательно спят со своими патронами. Вы Сами это знаете. Впрочем, так оно и случается. Девушки часто идут на это, чтобы не лишиться места».

Хенсон старательно затягивался сигаретой, которую дал ему Гарсиа.

И что же? С тех пор он вел себя, как баран, которого тащат на бойню, а Ванда и ее любовник дергали за веревочку. Они довели его до ситуации, из которой не было выхода. Для того чтобы не сомневаться, что Хенсон не причинит им неприятностей, они повесили на него смерть Коннорса. И чтобы совсем приручить Хенсона, Ванда стала расточать ему свои нежности, пока ее дружок хозяйничал в сейфе и убивал Ольгу. Причём он сумел создать такую обстановку, которая позволила свалить все опять на Хенсона. Совершенно обалдевший любовник побежал к банку, в который Ванда в назначенный час должна была прийти за своими сбережениями.

«Займись этим типом,— сказал он.— Забавляй его и заставь забыть про время. Для тебя это пара пустяков. Ведь у нас, вернее для нас, под замком лежат семьсот тысяч долларов!»

Хенсон ударил кулаком по каменной стене. Ведьма, распутная девка! И она уверяла, что беременна от него! Одному богу известно, как она при этом веселилась!

Гарсиа взял его за руку.

— Послушайте, сеньор, вам лучше сесть, не надо причинять себе боль!

Хенсон злобно посмотрел на него.

— Почему? Они все равно отвезут меня в Иллинойс и посадят на электрический стул!

— Вы еще никуда не сели!

— Ничего, ждать недолго.

Гарсиа был философом.

— Терпение! Кто знает? И даже со мной. Вдруг мне попадутся двое-трое присяжных, которых тоже обманывали жены? И тогда, несмотря на ожидания моего адвоката, меня могут даже оправдать. Мой адвокат очень старается, но он слишком молод. А ни один мужчина, который собственными глазами не видел измены своей жены, никогда не поймет, какое впечатление это производит.

— Мой случай даже отдаленно не похож на ваш.

— В вашей ситуации могут возникнуть другие обстоятельства. Если то, что вы рассказали мне, правда и прокуратура возбудила против вас дело, не отчаивайтесь: благодарение богу, мы живем в стране, в которой человек не считается виновным, пока вина его не доказана.

Хенсон в последний раз затянулся сигаретой мексиканца.

— Вы говорите не как простой рабочий! — заметил он.

Глаза мексиканца американского происхождения лукаво блеснули.

— Я и не рабочий, сеньор. Я преподаю английский язык в университете. Потому-то мое преступление еще больше усугубляется в глазах судей. Мне следовало поступить совершенно не так. Я должен был немедленно побежать в ближайшее отделение полиции и заявить: «Какой-то грязный тип решил заменить меня у моей жены. Я вас очень прощу, сходите и убедитесь сами». К несчастью, я выстрелил в этого подонка. Пуля, пущенная в спину негодяя, убила их обоих.

Разговаривая, Герсиа непрерывно скручивал сигареты. Наконец он протянул с дюжину Хенсону.

— Возьмите. Возьмите же! Вас скоро начнут допрашивать и наверняка вывезут из Техаса в Иллинойс, а поскольку полицейские получают так же мало, как преподаватели, вряд ли они предложат вам закурить.

Без ложного стыда Хенсон взял у него сигареты.

— Тысячу раз спасибо, Гарсиа!

Гарсиа пожал плечами и произнес, осеняя себя крестным знамением:

— Лучший человек, нежели я, уже сказал: «Я пройду по этому пути лишь один раз».

По цементному полу коридора застучали шаги.

— Не признавайтесь ни в чем, — посоветовал Гарсиа, — и не возражайте против выдачи под залог. Правда, с вашими обвинениями выдача на поруки невозможна.

Вооруженный сторож в красивой форме цвета хаки вошел в камеру.

— Хенсон,— сказал он,— вас вызывает капитан.

Хенсон проследовал за ним по коридору до маленькой комнаты, в которой собрались полицейские и журналисты. Лейтенант Эган тоже пришел, единственный посторонний в этой компании. Жара заставила его снять плащ, но кобура с пистолетом переменила место и теперь торчала из правого кармана его пиджака. Хенсон не сразу заметил Бандур С лицом, залитым слезами, она сидела возле письменного стола капитана, под вентилятором. Хенсон быстро шагнул к ней и влепил звонкую пощечину.

— Девка! Грязная девка! Небось теперь ты довольна!

— За что, Ларри?! Зачем ты ударил меня?

— А ты будто бы не знаешь!

Капитан, мужчина лет сорока, обмахивался своей фуражкой.

— Довольно, Хенсон. Сейчас слишком жарко для ссор влюбленных. Ладно. Поскольку вы сбежали с малышкой, значит, вы оба виновны. Мы с лейтенантом Эганом хотим знать, вы возражаете против выдачи вас властям Иллинойса?

— Нет, — ответил Хенсон.

— А вы, мисс Галь? — спросил капитан Ферри, поворачиваясь к Ванде.

«Конечно нет, девка!» — подумал Хенсон. Он мечтал остаться с ней наедине хоть на пять минут, чтобы задушить ее так, как ее любовник задушил Ольгу. Но он не стал бы ее насиловать, о нет! Одна мысль о возможном контакте с подобной тварью причиняла ему боль. И она еще говорила ему: «Я хотела бы иметь от тебя детей. Много детей!»

Конечно, она с самого начала приняла все меры, чтобы этого не произошло. Если бы ее освободили и она снова соединилась со своим любовником, ребенок стал бы им только помехой.

Лейтенант Эган положил на стол капитана пачку документов.

— Как вам известно, ваш губернатор штата удовлетворил запрос губернатора штата Иллинойс. Для транспортировки нам потребуются лишь подписи Хенсона и мисс Галь.

— Итак, мисс Г аль? Вы возражаете против вашей отправки или согласны предстать на суде в Иллинойсе?

— Я хочу, чтобы меня судили. Мы ничего плохого не сделали. Ларри и я всего лишь любили друг друга.

— Вы не желали смерти миссис Хенсон?

— Нет, сэр.

— Вы не виновны в гибели Тома Коннорса?

— Нет.

— И вы наверняка не знаете, где находятся исчезнувшие семьсот тысяч?

— Нет. Совсем не знаю.

Капитан Ферри взглянул на Эгана, прежде чем протянуть ручку Хенсону.

— Мое уважение к мисс Галь дает мне право порадоваться, что делом будете заниматься вы,— сказал он Эгану. — Здесь, в Техасе, ни один судья-мужчина не смог бы ни в чем обвинить такую красотку, даже если бы она взорвала отель!

— Да, но в данном случае речь идет не о взрыве, а о двух жизнях,— возразил Эган.

— Не считая семисот тысяч долларов! — Капитан протянул ручку Хенсону.— Ответьте только ради проформы. Я полагаю, что вы не убивали свою жену и не инсценировали такую обстановку, чтобы можно было подумать об убийстве каким-нибудь садистом?

— Нет, сэр, я здесь ни при чем.

— А Том Коннорс?

— Я только отволок его в кусты, где и обнаружили его тело. Но он находился тогда в полном здравии.

— Не забудьте сказать об этом своему адвокату. Еще один вопрос, пока вы не подписали эту бумагу.

— Какой?

Капитан Ферри поутюжил свой синий подбородок и произнес:

— Он меня очень интересует, Я послал четырех человек к «форду», который вы купили в Сан-Антонио. Они трудились над ним целых двенадцать часов и полностью разобрали с помощью полицейских, обыскивавших вашу комнату в отеле Игл-Пасо, в котором вы провели вчерашнюю ночь с вашей малышкой. Еще я просил служащую тюрьмы полностью осмотреть мисс Галь... Где вы умудрились спрятать семьсот тысяч долларов? Как собирались провезти их в Мексику? Что вы с ними сделали?

Хенсон сунул в рот одну из сигарет Гарсиа.

— Я полагаю, вы имеете в виду те семьсот тысяч, которые исчезли из сейфа «Инженерного атласа»?

Лейтенант Эган предложил ему огня и заметил:

— Вне всякого сомнения. Инспекторы, страховые агенты и полицейские прочесывают не только отели, которые вы посетили в Чикаго, но и все комнаты, где вы останавливались с мисс Галь во время трехнедельной поездки. Старый Хелл рвет на себе волосы: у него ничего не осталось, чтобы предложить дельцам из Босфора, он вынужден аннулировать свой договор со Стамбулом, мало того, он непрерывно ругает полицию, которая не может найти его деньги.

Хенсон проглотил порцию дыма.

— Я очень сожалею, но ничем не могу помочь вам,— сказал он, наклонившись, чтобы подписать бумаги.— Я понятия не имею, куда запропастилась такая сумма.

— Вы посещали свою контору в шесть часов утра в день отъезда?

— Совершенно точно. Чтобы взять три тысячи восемьсот долларов, принадлежавших мне. Я скрывал их в сейфе от жены.

— Больше вы ничего не брали?

— Абсолютно ничего.

Лейтенант Эган сложил бумаги и сунул их в карман пиджака.

— В конце концов, все решит суд. Разведите их по камерам, распорядитесь, Капитан,— попросил он Ферри. — Единственный самолет, на котором я сумел забронировать три места, отправляется лишь завтра, в час дня.

— С удовольствием,— сказал капитан и добавил, обращаясь к служащей:— Вы слышали, что велел лейтенант?

— Нет!!! — Вырвавшись из рук удерживающей ее тюремщицы, Ванда перебежала через комнату и остановилась перед Хенсоном. — Мне безразлично, что меня арестовали. Если тебя посадили в тюрьму, я хочу быть рядом. Но ты должен объяснить мне все! — закричала она отчаянным голосом.

Хенсон с отвращением отодвинулся от нее и пробормотал:

— Что я должен объяснить?

— Почему ты ударил меня по щеке? Почему обозвал меня девкой и говорил, что надеешься, что я теперь довольна?

— А ты не догадываешься?

— Нет!

— В таком случае, спроси об этом у своего любовника, когда мы вернемся в Чикаго.

— Какого любовника?

— Того, что убил Коннорса и Ольгу. Ему ты сообщила комбинацию сейфа.

Глаза Ванды наполнились слезами.

— Нет. Это неправда! Зачем ты так говоришь, Ларри! Ты не вправе даже думать о подобных вещах! Кроме тебя никого не существует. И не существовало. Только Том четыре года назад...

— Давай, давай, мели, помело!!!

Сторож подтолкнул Хенсона вперед.

— Ну, ну, хватит. Здесь полиция, а не бюро разводов.— Он скосил глаза в сторону.— Но меня бы не угнетало, если бы я был на ней женат!

Все полицейские рассмеялись.

Все, за исключением Эгана. Лейтенант имел задумчивый и недовольный вид человека, который откусил кусок яблока и обнаружил в нем червяка. 

Тюремная камера Хенсона находилась на Соучштат-стрит 1121. С койками, расположенными в два этажа, она была совсем новенькой. В ней царила прохлада, и с верхней койки, встав во весь рост, можно было увидеть небольшой пруд между двумя высокими зданиями. Вроде ничего особенного, но в его положении детали приобретали огромное значение.

Ничто, как этот крошечный прудик, не успокаивало так его нервы...

Он не имел никакой, даже самой маленькой надежды выкрутиться из сложившейся ситуации. Помощник прокурора штата, который часто допрашивал его, неоднократно напоминал ему об этом. Существовал телефонный звонок Ванды и свидетельство со стороны сторожа, который помогал Хенсону запихивать Коннорса в машину. Он, кстати, подтвердил под присягой, что Коннорс был жив, когда покидал Селл-стрит. Потом имелись зажигалка, найденная возле тела Коннорса, инициалы на ней — «Л. X.» — и отпечатки пальцев Хенсона на бутылке виски в кармане покойного. Ночной служащий бара и портье резиденции на Деборн-стрит официально опознали его. Кроме того, в распоряжении полиции находился предмет, о котором Хенсон совершенно забыл: револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Он купил его десять лет назад, чтобы Ольга не боялась, когда он допоздна задерживался с клиентами. И по мнению экспертов, именно из него трижды стреляли в Коннорса.

Хенсон совершенно не представлял себе, кто мог воспользоваться револьвером и каким образом его взяли у Ольги. Ольга никому ничего не давала и ничего не теряла. По ходу следствия Хенсона пять раз приводили к нему в дом и с каждым посещением он все больше убеждался в привычке жены все собирать и сохранять. Дом был забит ненужными и бесполезными вещами, которые обнаруживались в самых немыслимых местах. В инвентарной книге, написанный убористым почерком на двадцати трех страницах, хранился перечень серебра, посуды, мебели и различных безделушек, которые теперь унаследовал Джим.

Хенсон подумал о сыне. Джим попросил специальное разрешение приехать в Чикаго на похороны своей матери. Прочие сведения о нем Хенсон получил из газеты, переданной ему одним охранником из жалости, а возможно, и из подлости. Хенсон так и не понял, что подтолкнуло стражника на подобный поступок. В любом случае он выглядел вполне удовлетворенным, когда увидел, как Хенсон читает заявление своего сына.

Статью украшала фотография Джима в форме, заголовок гласил:

Жаркая ночь, казалось, не имела конца. Ветер стих, и в камере стало очень душно.

Растянувшись на верхней койке, Хенсон смотрел на лампочку в коридоре, которая никогда не гасла, и перебирал в памяти Все сплетни, услышанные им за двадцать четыре года работы в конторе, все подробности многолетней супружеской жизни без любви с Ольгой.

Он закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на прошлом, прогнав мысли о настоящем. Постепенно тень сомнения все больше сгущалась за его закрытыми глазами, проникая в мозг. В Ольге жили два человека. Иногда, очень редко, ему удавалось разбудить в ней темпераментную женщину, почти такую, какой она показала себя в их первую ночь. Но подобное случалось.. очень редко. Обычно она отдавала свое тело, а мысли ее витали где-то далеко: возле нового платья, мехового пальто или обожаемого сына, которого она, не скрывая, предпочитала мужу.

Несмотря на очевидность случившегося, он никак не мог довести свои подозрения до конца и вообразить Ольгу такой, какой видел в последний раз,— лежащей на кровати с нейлоновым чулком, глубоко врезавшимся в шею.

Хенсону было сорок шесть лет. Ольга говорила, что ей на два года меньше. Но очень редкие женщины сохраняют в сорок четыре года такое тело, такую крепкую и упругую грудь. Даже мертвая она выглядела молодой и красивой. У нее были нежная, шелковистая кожа, плоский живот, длинные, стройные ноги с тонкими щиколотками. Если бы никто не знал, что она мать двадцатидвухлетнего парня, ей бы не дали больше тридцати пяти лет.

Хенсон выбрал произвольную цифру.

— Предположим, тридцать пять, — сказал он себе. — Невозможно. Значит, она родила Джима в двенадцать лет!

Но даже рано развивающиеся деревенские девушки не в состоянии жить с мужчинами в таком возрасте. Однако от фактов никуда не денешься.

Хенсон выпрямился и, открыв глаза, позвал охранника.

— Не могли бы вы пригласить моего адвоката? Мне необходимо сделать заявление.

Сторож посмотрел на свои часы.

 —В три часа ночи? Так не пойдет, старина! Лучше постарайтесь уснуть. Для вас это самое главное!

«За исключением моей жизни», — подумал Хенсон.

— Вы увидитесь с ним днем, во время свидания.

Хенсон снова лег, но уснуть не сумел, а потому открыл пачку «Кэмела» и закурил сигарету.

Он думал о том, что надо сообщить о своих подозрениях лейтенанту Эгану. Полицейский был порядочным и умным человеком. Он бы смог во всем разобраться. Но район его действий ограничивался Чикаго. И если крестьяне не изменились за последние годы, то они всегда косо смотрели на незнакомых полицейских.

Хенсону придется действовать самому. Чтобы выяснить интересующие его, факты, ему придется покинуть тюрьму и отправиться в Перу, штат Индиана. Но как это сделать?

Существовала только одна возможность. Не в силах заснуть и прикуривая следующую сигарету от окурка предыдущей, Хенсон начал обдумывать свой план.

Самое лучшее время для старта — полдень. Большие шишки немедленно станут расспрашивать его. Затем он подпишет свое заявление. Процедура могла занять добрых четыре часа. День еще не кончится. Хенсон решил перенести время своего признания на три часа. Он ждал столько времени, подождет еще немного.

Но в назначенный срок он попросит о свидании с помощником прокурора и с полицейскими в лице уголовной бригады по кражам. В кабинете он сознается в убийстве Коннорса. Якобы тот, выйдя из тюрьмы, пытался разлучить Хенсона с Вандой, которая к тому времени уже была его любовницей.

Если полицейские ему не поверят, пускай обратятся за справкой к определенному врачу.

Потом он скажет, что, боясь обвинения в убийстве Коннорса, они с Вандой решили бежать из Чикаго..

Когда он укладывал дома чемодан, его настигла Ольга. Они поссорились, и он задушил ее. Для того чтобы ее убийство приписали какому-нибудь садисту-бродяге, он придумал специальную мизансцену, обчистил сейф и удрал с Вандой из города..

Потом он предложит полицейским проводить их туда, где зарыты деньги. Возможно, они клюнут на его удочку, хотя бы для того, чтобы заставить замолчать журналистов и избавиться от жалоб и надоеданий Джека Хелла!

Пока они достигнут места, которое он выбрал для несуществующего клада, настанет ночь. Хенсон знал, что он принял опасное решение. Если полицейские откажутся пойти с ним, они просто-напросто воспользуются его признанием и отправят на электрический стул.

А если согласятся, он будет все время под угрозой дюжины направленных на него пистолетов. И когда он постарается ускользнуть от них, то подвергнет опасности свою жизнь. Но там появится хотя бы шанс, тогда как, сидя в камере, он не имел ни малейшей надежды на спасение.

По мнению официального адвоката, Хенсона наверняка приговорят к смертной казни за убийство Ольги. А если апелляция отвергнет это обвинение, его немедленно начнут судить за убийство Тома Коннорса и отправят на каторжные работы. В любом случае он останется в руках полиции, ожидая наказания за убийство. Не говоря уже о краже.

Его план выглядел очень рискованным, почти безнадежным, но он был единственной возможностью попытаться бежать.

Хенсону очень хотелось увидеть Ванду, чтобы попросить у нее прощения. Он даже не думал о физической близости с ней. Он мечтал лишь обнять ее, поцеловать в закрытые глаза и рассказать, как она ему дорога. Воспоминание о проведенных с нею трех неделях останется самым счастливым воспоминанием в его жизни. 

Мизансцена напоминала Хенсону кабинет капитана Ферри в Ларедо. Здесь тоже толпилось множество полицейских в форме и в гражданской одежде, но комната все равно казалась просторнее. Она была хорошо проветрена, а пол покрывал толстый ковер. Кроме того, здесь отсутствовала Ванда. А он позволил себе надеяться, что ее приведут и она поймет его намерения.

Адвокат сделал для него очень мало. Вернее, не сделал ничего. Но теперь, когда его клиент собирался во всем сознаться, у «зеленого» адвоката наворачивались слезы на. глаза при мысли о том, что блестящая публикация его персональной защиты полетит прахом.

Официальный стенографист держался, как непререкаемый авторитет. Признание Хенсона в убийстве Коннорса он напечатал и перепечатал в мгновение ока. Когда Хенсон перечитал и подписал свое , заявление, они перешли к убийству Ольги.

— Вы делаете, свои признания добровольно, без всякого принуждения и не рассчитывая на снисхождение или помилование? — спросил стенографист.

— Совершенно добровольно,— ответил Хенсон.

Стенографист протянул ему ручку.

— Подпишите вот здесь, пожалуйста. Нет, пониже, как на первом листе.

Хенсон твердой рукой поставил на бумаге подпись, и полдюжины газетчиков сфотографировали его для прессы.

Начальник уголовной бригады, комиссар Деволт, взял документ и прочитал его. Он плохо скрывал свою радость, и удовлетворенная улыбка блуждала по его губам, пока он перекидывал из одного угла рта в другой толстую сигару за пятьдесят центов.

— Что это с вами стряслось, Хенсон? Что у вас с головой?

— О чем вы?

— Мы ухлопали кучу времени, допрашивая вас, мы все испробовали, даже разрешили передать вам курево, и ничего не достигли. И вот внезапно, одним махом вы признаетесь во всем!

Хенсон заранее приготовил ответ:

— Предположим, я убедился, что меня все равно осудят. И, поскольку я очень привязан к мисс Галь, мне не хочется, чтобы ее и дальше задерживали как возможную соучастницу преступлений.

— Она не знала, что вы собираетесь убить Коннорса?

— Совершенно не знала. Я сказал, что отвезу его в парк Линкольна.

— Почему вы его застрелили?

— Я уже объяснял, господин комиссар. Я не сомневался, что он очень опасный тип, и боялся, как бы он, вернувшись, не стал докучать ей.

— Итак, бросив его в кусты, вы трижды выстрелили ему в грудь?

— Да.

— А ваша жена? Мисс Галь знала, что вы намереваетесь ее прикончить?

Хенсон всплеснул руками.

— Откуда? Я сам не знал об этом, пока Ольга не застигла меня за укладкой чемодана и не стала упрекать, что я собираюсь бежать с другой женщиной. С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать, мне только и оставалось убить ее и организовать все так, чтобы подозрение пало на какого-нибудь садиста.

Комиссар Греди, который занимался кражами, вмешался в разговор:

— Когда вы. сказали: «С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать», вы имели в виду убийство Коннорса и похищение денег из сейфа «Инженерного атласа»?

— Совершенно верно.

— Мисс Галь знала о ваших намерениях относительно семисот тысяч?

— Нет. О краже я подумал гораздо позже. Тогда я дошел до такого состояния, что уже ничего ре боялся.

Греди согласно наклонил голову.

— Это звучит довольно логично. А где сейчас находятся деньги?

— Я их зарыл.

— Где именно?

— Сейчас расскажу.

— Почему вы не взяли их с собой?

Хенсон горько улыбнулся.

— Семьсот тысяч долларов в мелких купюрах занимают много места. Я опасался, что на таможне или в иммиграционном секторе их обнаружат. И я решил захватить только необходимую на первое время сумму. Я надеялся, что мы пробудем в Мексике до тех пор, пока все уляжется.

— А потом?

— Я думал нанять пилота, которому ничего не стоит пересечь границу туда и обратно, если ему хорошо заплатят.

Греди присоединил признание в краже к двум признаниям в убийствах и положил их на стол своего коллеги.

— Звучит убедительно,— произнес он.— Я не вижу в его словах никакой фальши. Я бы тоже так поступил на его месте. А как по-вашему, господин помощник прокурора?

Тот некоторое время размышлял, прежде чем сказать:

— Я, пожалуй, согласен с вами. В сущности, мистер Хенсон не похож на тех мелких жуликов, которых мы привыкли здесь видеть. У нега репутация без единого, пятнышка. Ни одного нарушения закона. По моему мнению,— добавил он, вынимая пачку сигарет из кармана,— это господь бог создал мужчину таким, каков он есть, таким, каковы мы все. Человек, подобный мистеру Хенсону, инженер и один из руководителей индустриального общества «Атлас», совершенно теряет голову и бросает псу под хвост целую безупречную жизнь только потому, что красивая маленькая куколка, не желая обидеть его, согласна лечь с ним в постель.

Хенсон почувствовал странное ощущение. Ему показалось, что он участвует в мелодраме, из тех, что в свое время заставляли плакать наших бабушек. Сейчас он должен возмутиться и подать театральную реплику:

— Выбирайте выражения, сэр. Вы говорите о той, которую я люблю.

Деволт разрядил обстановку, поинтересовавшись:

— А эта кукла, что с ней?

Помощник прокурора, перелистывая признания, произнес:

— Если его слова правдивы, то я думаю, что она невиновна. Мы подержим ее еще несколько дней. Но на вашем месте, Деволт...

— Что?

— Я бы избавился от женщин-журналисток, которые проливают над ней слезы, и, взяв обратно обвинение в соучастии, держал бы Ванду лишь как главного свидетеля.

Комиссар уголовной бригады что-то пометил в своем блокноте.

— Хорошая идея. Именно так я и собирался поступить.

Хенсон почувствовал лёгкое разочарование. Он думал, что полиция, едва получив его признания, немедленно освободит Ванду. Но поскольку она не имела ни денег, ни жилья, то, возможно, ей действительно лучше остаться там, где она сейчас.

Греди приступил к тому, что. интересовало его больше всего:

— Вы хорошо помните, где зарыли деньги, Хенсон?

— Да, господин комиссар.

— Так где же?

— В маленькой рощице на южном берегу озера Кэлум. Я велел шоферу такси, которого нанял около банка, отвезти нас прямо в Кэлум-сити. Там я оставил Ванду в одном из баров и вернулся по дороге назад, чтобы закопать деньги. А когда она спросила, что меня задержало,. я ответил, что потратил время на приобретение билетов на самолет.

Комиссар Греди отыскал среди толпы полицейских, наполнявших комнату, лейтенанта Эгана.

— Лейтенант Эган!

 — Да, господин комиссар?

— Это вы вели следствие и вы их обнаружили. Куда отправились мисс Галь и Хенсон, покинув Кэлум-сити?

Эган выглядел так, будто он сидит на раскаленных углях.

— В Сент-Луис.

— Да, звучит убедительно,— сказал Греди, повернувшись к Хенсону. — Но маленькая роща на берегу озера Кэлум — неточное указание. Так наверняка сотни таких рощ.

Хенсон произнес с деланной скромностью:

— Я очень огорчен, сэр. Я могу довести вас прямо до места, но совершенно не в состоянии описать его подробно.

Он, трепеща, ждал ответа Греди, едва осмеливаясь дышать. Последствия его аферы не имели значения. Он все равно не сумел бы выдержать еще одну ночь в тюрьме. Деволт посмотрел в окно своего кабинета. Сумерки предвещали скорое приближение ночи.

— На вашем месте, Гарри,—сказал он,—я бы подождал до утра. Кэлум-сити довольно далеко отсюда. Когда вы доберетесь,, уже совсем стемнеет.

Греди пожал плечами.

— Конечно! На моем месте! Вы имеете два трупа и два признания. У меня же — только заявление и еще страховые компании с Джеком Хеллом, которые терзают меня.— Он повернулся к Хенсону.— Вы считаете, что найдете место в темноте, если я возьму с собой фонари и прожектора?

— Вне всякого сомнения, — ответил он.

— Отлично. Тогда отправляемся!

Комиссар Греди воспользовался телефоном коллеги, чтобы соединиться со своей службой и вызвать на подмогу людей и технику. Держа трубку в руке, он наблюдал за Хенсоном и говорил:

— Только поймите меня правильно, Хенсон. Без дураков. Если вы попытаетесь бежать ил!и даже просто подумаете об этом, я застрелю вас собственной рукой, сэкономив тем самым оплату трех судебных процессов.

Греди не шутил. Хенсон почувствовал, как у него похолодели руки.

— Нет, обещаю, я не убегу, Я хочу лишь одного — как можно скорее покончить cо всем этим.

— Постарайтесь не забыть моего предупреждения. Я не привык к тому, чтобы меня выставляли болваном.

Чтобы еще больше подкрепить свои слова, он взял у одного из полицейских наручники и лично надел их на Хенсона.

— Спуститесь с ним в гараж, Билл,— велел он,— и соберите все необходимые вещи. Позаботьтесь о прожекторах, лопатах и землекопах. Зарыть предмет очень просто, а найти и вырыть— совсем другое дело. Мы, возможно, потратим на поиски всю ночь. Он, вероятно, сильно нервничал, когда прятал свой клад. А рощи эти похожи друг на друга.

— Я ведь инженер и знаю свое дело, — возразил Хенсон. — У меня есть привычка запоминать особые приметы, чтобы легко находить нужное место.

— Действительно, — согласился Греди,— я и не подумал об этом. Ну, Билл, отведите его в гараж. И приготовьте все. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

— Хорошо, сэр.

Полицейский в штатском подтолкнул Хенсона к дверям, сопровождаемый вспышками магния.

— Пойдемте. Вы слышали, что сказал инспектор? Двигайтесь, Хенсон.

Лейтенант Эган догнал Хенсона в коридоре и остановил его.

— Что означает сия история, Хенсон? — спросил он.

— Какая история?

— С тремя признаниями?

— Вы же рядом стояли, когда я говорил. Я хочу покончить с этим как можно быстрее.

— Ну-ну, валяйте,— проворчал Эган. Он сделал шаг назад, потом обернулся.— Да! Кстати...

— Что?

— Помните, я вчера не разрешил вам написать мисс Галь?

— Помню.

— Но ничто не запрещало мне самому сообщить ей все, что я считаю нужным. Я рассказал ей о результатах анализов и о том, что оповестил о них вас.

— И как она отреагировала?

— Она поинтересовалась вашей реакцией.

Хенсону показалось, что воротник душит его.

— И что же вы?

— Сказал правду, мол, вы выглядели очень счастливым и жалели о том, что ударили ее и назвали грязной девкой. Еще сказал, что вы не сомневались, что она говорила серьезно, когда предлагала убежать вместе с ней.

— И что же она?

— Ничего, она просто улыбнулась.

— Спасибо за то, что вы ей все передали!

— Я как раз находился тогда в том секторе. — Лейтенант на минуту задумался и добавил: — Еще одно...

— Что?

— Я разговаривал с шофером такси, которого вы наняли перед банком.

— Вот как?

— Делайте сами свои заключения. Предположим просто, что комиссар Греди допускает сегодня большую ошибку, увозя вас в экспедицию по перекапыванию земли. Но если у вас намечен какой-то план, вам лучше отказаться от него. Греди отличный стрелок, любой из его людей — тоже...

Хенсон, разглядывая свои скованные руки, молчал. Эган наблюдал на ним.

— Поверьте мне, когда человек мертв, то это надолго. — Эган посмотрел в окно и продолжил: К тому же среди миллиардов людей, существовавших на земле, только двое вернулись к жизни. Одного из них звали Христос. Вторым был Лазарь. А ваше имя, согласно официальным данным, которым я не могу не верить, Хенсон.

Хенсон много бы дал за то, чтобы понять, о чем говорил лейтенант Эган. Но, прежде чем он успел попросить у него объяснений, подчиненный Греди подтолкнул его к лифту.

— Пошли, пошли, папаша. Нечего терять время. Инспектор велел подождать его в гараже.

В лифте Хенсон внимательно осмотрел наручники. Греди не слишком сильно сжал их, и к тому же он не знал, что не так давно Хенсон, ради. развлечения, выучился делать некоторые фокусы — разрывать цепи, развязывать невероятные узлы на веревках и прочее. Их маленькая учебная группа показывала представления друзьям в течение нескольких месяцев, пока ему не надоело. Но Хенсон за это короткое время научился освобождаться от любых пут, в том числе и от наручников. Совершенно машинально, когда Греди надевал их, он сжал кулаки и теперь ему хватило бы небольшого усилия, чтобы сбросить свои оковы так, как женщины стряхивают браслет.

Сопровождающий полицейский перехватил его взгляд.

— Что с вами? Они сильно жмут?

— Нет, совсем нет. Но я чувствую себя немного стесненным. Ведь я только второй раз в жизни в наручниках. Впервые мне их надели в самолете,когда мы летели из Ларедо. Лейтенант Эган прикрепил один из браслетов к креслу, на котором я сидел.

— На трех предстоящих вам процессах, когда вас начнут таскать из камеры в зал судебного заседания и от судебного следователя к прокурору, вы вполне к ним привыкнете,— тяжело пошутил полицейский. Потом он обратился к лифтеру: — Спусти нас на подвальный этаж, Джо. Мы отправимся на небольшую загородную прогулку, чтобы вырыть из земли кругленькую сумму в семьсот тысяч долларов в мелких купюрах, нигде не отмеченных. Платежные деньги «Атласа», понимаешь? Черт возьми! У меня бы не украли такой куш!

— У меня тоже. Представляешь, мне бы пришлось расплачиваться за него сто пятьдесят лет подряд.

— Гм! Необыкновенную вещь сделал этот парень,— продолжал сопровождающий полицейский. — И ради трех недель, проведенных с задранными вверх ногами, он отправляется на электрический стул. Я бы на такое не пошел. Мое правило — жить как можно лучше, но не нарушая закона! В конце концов, это не так уж трудно.

— Да, ты прав,— согласился лифтер.— Но, хотя ночью все кошки серы, я бы не отказался когда-нибудь попробовать... Однако мне нельзя рисковать. С моим жалованьем я не могу себе позволить никаких фантазий, если хочу прокормить своих пятерых девочек.

Хенсону был очень неприятен этот разговор. Он думал о Ванде и о том, как он повлиял на ее судьбу. Если его план не осуществится, Ванда даже на свободе будет вынуждена одна воспитывать ребенка, без отца.

Потом он с горечью подумал о Джиме. Если его подозрения подтвердятся, то неудивительно, что Ольга всегда считала Джима персональным ребенком! Он, Хенсон, был лишь мужчиной, который содержал дом. Между ними никогда не существовало ни привязанности, ни дружбы. А теперь, если бы по какой-то чудесной случайности Хенсона оправдали, лейтенант флота обещал задушить его собственными руками. Но подобная ненависть лишь убеждала Хенсона в своей правоте.

В гараже полиции находились четыре грузовика, три тележки, наполненные кирками и лопатами, куча прожекторов и людей. Такого количества подручных хватило бы на...

Их окружила группа человек в тридцать.

Хенсон забыл свои неприятности и с трудом удержался от смеха. Такая оснащенная армия могла откопать любые катакомбы.

По его мнению, полиция действительно тратила на негр массу времени и средств. А он собирался причинить ей еще большие неприятности в один прекрасный момент.

Поскольку никаких денег он нигде не закапывал, Хенсон решил, что для работы подойдет любая роща.

Сидя на переднем сиденье головной машины, рядом с комиссаром Греди, Хенсон указал на первые попавшиеся деревья, едва они приехали на берег озера Кэлум.

— По-моему, это как раз здесь,— сообщил он.

На улице целые полчища комаров кинулись в атаку на людей. Набивались они и в машины через открытые окна. Греди время от времени взмахивал руками, шлепал себя по лицу и ругал полицейское управление за то, что оно не предоставило автомобили с кондиционерами.

— Мы же не собираемся искать копи царя Соломона, — ворчал он. — Нам нужны только денежки, зарытые вами. Кроме того,, вы сказали, что спрятали их где-то на южном берегу озера, а мы сейчас еще на восточном.

— Правильно,— согласился Хенсон.— Но вы сами понимаете, что в то утро я чувствовал себя не в своей тарелке.

— В этом я не сомневаюсь,— кивнул Греди.— Портье резиденции на Деборн-стрит сообщил, что вы приехали туда в десять и оставались до двух часов ночи. Наверное, потом вы уже ползали на четвереньках. Ведь вам еще пришлось продолжить свои занятия с законной супругой, прежде чем задушить ее!

Хенсон сделал вид, что не слышит слов Греди, и вылез из машины, сопровождаемый инспектором, который не отходил от него ни на шаг. Они направились осмотреть рощицу.

— Вы правы, — сказал Хенсон.—Это не здесь. Место очень похожее, но не то. Поедем дальше. Я мог видеть оттуда реку.

Они снова сели в машину, и шофер заметил:

— Ехать не меньше трех километров.— Он рассматривал карту при свете приборов на щитке.— Минуем Доти-роуд и свернем на проселочную дорогу.

Он включил мотор и тронулся с места, за ним цепочкой потянулись другие автомобили.

— Не так быстро!: —попросил Греди. — И освещайте берег фарами! Я сожалею, что не послушался Деволта и не дождался завтрашнего утра. Но всякий раз, когда звонит телефон, это оказываются либо Джек Хелл, либо парни из страховой компании, интересующиеся, как идет у меня дело. Мне бы ужасно хотелось ответить им, что я нашел их проклятые деньги и теперь знаю, как поступить.

Хенсон смотрел на деревья, освещаемые фарами. Он понимал, какое место ему нужно, если только удастся его найти. Оно должно быть достаточно уединенным, но расположенным не слишком далеко от дороги с интенсивным движением. Такой, на которой любопытные водители непременно начали бы останавливаться, привлеченные светом прожекторов и толпой землекопов.

Он занялся стальными браслетами, сжимающими запястья. Правый скользил легко, но левый застревал. Видимо, он недостаточно напряг руку или просто забыл магический фокус. Он загрустил. Требовалось действительно быть фокусником, чтобы вылезти из пучины, в которую он сам себя вверг. Подписывая фальшивое признание, он связал себя по г?укам и ногам, отдавшись во власть правосудия, которое теперь могло распорядиться им, как пожелает.

Неожиданно инспектор сказал:

— Хенсон, чем вы там манипулируете?

Хенсон быстро надел наручники обратно и вытер лицо ладонями.

— Да вот, проклятые комары одолели! Есть от чего прийти в бешенство!

 — Да! Вы правы, — проворчал Греди. A s еще надеялся, что у нас в конторе найдутся защитные средства.

Шофер свернул налево с Доти-роуд и покатил по небольшой проселочной дороге..

Оставалось совсем немного: судя по карте, река Кэлум впадала в озеро приблизительно в двух километрах отсюда.

Греди не спускал глаз с берега.

— Я начинаю узнавать окрестности. Мы проезжаем ориентиры, которые я заметил тогда.

Сидящий сзади полицейский, местный житель, произнес:

— Если он явился сюда из Кэлум-сити, чтобы зарыть деньги на южном берегу озера, то его рощица скоро покажется. Он наверняка добирался по авеню Торренс до Сто тридцать восьмой улицы. Она ведет к озеру. Видимо, оставив курочку в баре, вы украли машину?

— Нет,— быстро возразил Хенсон,— я нанял ее.

Греди закурил сигарету в надежде прогнать комаров.

— Тьфу, пропасть! На деньги «Атласа»?

— Вовсе нет! В сейфе лежали мои собственные три тысячи восемьсот двадцать долларов.

Греди ухмыльнулся:

— Рассказывайте!

Дорога все больше нравилась Хенсону. Не слишком отдаленная от берега, она имела интенсивное движение. Недовольные маленькой скоростью, с которой продвигался караван из семи машин, с дюжину водителей попытались обогнать их, но, увидев опознавательные знаки полиции, раздумали; Можно было не сомневаться, что по крайней мере половина из них остановится, когда остановятся полицейские. Если ему удастся бежать, обманув своих стражей, он попробует уговорить водителя машины, которая встанет в хвосте, взять его.

— Мы приближаемся, — сказал он.—По-моему, это здесь. Но ночью все выглядит совершенно по-другому,— добавил он, как бы извиняясь.

Шофер совсем сбросил газ и попросил:

— Дайте мне знак, где затормозить.

В двухстах метрах от них Хенсон заметил купу деревьев. Ему , не надо было притворяться взволнованным. Его горло пересохло и сжалось, сердце колотилось, руки вспотели. Он даже перестал чувствовать комариные уколы. Теперь он окончательно понял, что у него есть три варианта: либо обнаружится его ложь, либо он получит полдюжины пуль в тело, либо ему удастся убежать и, попав в Перу, добыть ключ ко многим подозрениям, который даст возможность освободиться, вместо того чтобы умереть на электрическом стуле или на каторжных работах.

Эта маленькая рощица была замечательной. Она находилась достаточно близко от берега озера, чтобы придать правдоподобность его истории, и меньше чем в семидесяти метрах от дороги. Остановка полицейских машин нарушит нормальное движение. Но по обочине вполне можно было объехать колонну любопытных и создать второй ряд автомобилей.

— Вот оно! — закричал Хенсон.— Мы добрались!

— Вы уверены? — спросил Греди.

— Совершенно уверен.

— Ладно,— проворчал Греди и обратился к шоферу: — Затормозите на обочине, возле тех деревьев. И дайте знать сиреной, что мы приехали.

Шофер включил сирену. Ее вопль прозвучал в ночной тишине, как женский зов о помощи или крик экстаза.

Цепочка полицейских машин остановилась, перекрыв дорогу и другому транспорту, следовавшему за ними. Греди открыл дверцу и вылез на улицу, приказав Хенсону:

— Будьте рядом с инспектором Тонели, пока мы не подготовим прожектора и прочее оборудование.

— Очень хорошо,— тихо пробормотал Хенсон.

— А вы,— продолжал Греди, обращаясь к двум другим полицейским. — Попробуйте восстановить движение. Уничтожьте пробку.

— Понятно! — ответил один из них.

Поскольку машина, набитая журналистами, затормозила рядом с первым полицейским автомобилем, фотограф из полиции возмущенно воскликнул:

— Они должны были получить разрешение на съемку! Эти проклятые газетчики ничуть не тревожатся о том, что мешают движению, им бы только получить информацию!

Но. Греди довольно произнес:

— Они ничего не нарушат, если напишут про мои действия. Оставьте их, пусть делают что хотят. Получится недурная статейка для газеты. Не каждый вечер выкапываешь семьсот тысяч долларов! Пускай только уберут машину с дороги. Загоните ее в рощу, если потребуется.

— Хорошо, сэр.

Хенсона буквально затрясло, и он почувствовал себя совсем маленьким, увидев, какие силы бросила полиция на проведение операции. С громким шумом достали лопаты, кирки и фонари. Электрики без липшей суеты начали устанавливать среди деревьев прожектора, их лучи скрещивались со светом автомобильных фар.

Темнота понемногу отступала и в конце концов исчезла совершенно, когда свет всех прожекторов, фар и фонарей сконцентрировался на участке площадью метров в шестьдесят.

На дороге происходило именно то, б чем мечтал Хенсон. Несмотря на усилия полицейских, подкрепленных несколькими рупорами и старающихся освободить проезд, он по-прежнему был блокирован с обеих сторон.

Инспектор Тонели провел Хенсона в центр рощицы.

— Ну, папаша,— сказал он, — где же надо копать?

К счастью, дождь, непрерывно ливший последние три дня, уплотнил глиняную почву и она стала твердой. Хенсон наугад показал направление.

— Вот здесь, по-моему!

— Что значит «по-моему»?

— А как же! Дождь смыл ориентиры, и я не могу сразу все вспомнить. Мне кажется, что деньги здесь. Но не исключено, что они отыщутся немного дальше.

— На какую глубину вы их зарыли?

— Приблизительно на метр.

Один из фотографов взял лопату у ближайшего полицейского и передал ее Греди.

— Вы позволите, господин комиссар, сфотографировать вас в начале работ, а потом с деньгами в руках. Ведь не каждый день находишь семьсот тысяч долларов!

— Вы совершенно правы!— бросил Греди с сияющим видом.

Он принял соответствующую позу, и вокруг него защелкали аппараты, усиливая освещение вспышками магния. Потом он вернул лопату полицейскому.

— Нате, начинайте! Все, у кого есть инструменты, приступайте к делу! А остальные сдерживайте толпу.

Инспектор Тонели и Хенсон отступили в сторону вместе с прочими, чтобы дать работающим больше простора.

Если по дороге из Чикаго их кусали комары, то это было лишь ничтожными уколами по сравнению с тем, что началось здесь, в свете ярких огней, привлекающем целые полчища мошкары. Тонели, держа одну руку на плече Хенсона, другой вытирал лицо и шею, облепленные комарами и кровоточащие от укусов.

— Почему, к дьяволу, вы не закопали свою добычу где-нибудь в другом месте, а избрали именно это? — ворчал он.

— Я очень огорчен,— пробормотал Хенсон, на самом деле очень довольный.— Может, за деревьями, в темноте, будет немного лучше? Говорят, что там, внизу, их гораздо меньше...

Тонели чуть отодвинулся и оглядел наручники своего пленника.

— Возможно. Но не вздумайте играть со Мной. Если вы схитрите, я вам всю морду разобью. И поверьте, что это доставит мне огромное удовольствие.

Хенсон не ошибся: в полутьме оказалось гораздо меньше насекомых. Он быстро огляделся вокруг. Никто на обращал на них никакого внимания. Толпа зевак не спускала глаз с копов.

Недавно появившаяся легкая тошнота превратилась в ноющую боль где-то в области желудка, но Хенсон, пересилив себя, выдернул правую руку из железного браслета и сжал кулак. Сейчас или никогда. Тонели не спускал взгляда с землекопов, вытягивая шею. Хенсон потверже поставил ноги, напружинился и что есть мочи ударил инспектора кулаком. Колени Тонели подогнулись, и он рухнул на песок. Хенсон объяснил окружающим его зевакам:

—Такая жара... Он потерял сознание. Сходите, пожалуйста, за полицейским или санитаром.

Некий человек из толпы любопытствующих предложил:

— Я закончил курсы Красного Креста и могу помочь ему, пока другие пойдут искать врача.

Люди по цепочке передавали сообщение:

— Скажите, чтобы уведомили какого-нибудь флика или санитара. Здесь человек потерял сознание.

— А пока,— продолжал первый зевака, — отодвиньтесь и дайте ему воздуха. Никто не помнит, что надо делать, когда человек лишился чувств? Его надо посадить и опустить ему голову между колен? Или положить на спину и поднять ноги?

Скрестилась дюжина мнений. Пока все спорили, Хенсон сунул левую руку в карман, чтобы никто не заметил наручников, и, притворяясь, будто хочет помочь Тонели, расстегнул его воротник. Потом, чтобы Тонели было легче дышать, Хенсон забрал у него револьвер и сунул оружие себе за пояс.

— Мне очень жаль,— сказал он, выпрямляясь,— но я совсем не знаю, что надо делать в таких случаях.— Он посмотрел на зеваку, который заговорил первым.— Может, вы займетесь им, пока не подоспеет помощь?..

Человек выглядел немного растерянным, но поскольку он заявил, что обучался в Красном Кресте, ему ничего не оставалось, как опуститься на колени возле лежащего полицейского.

— Я вспомнил,— пробормотал он. — Ему надо опустить руки в холодную воду и опрыскать лицо. Сбегайте кто-нибудь за водой. Если получится, то за ледяной.

— Давайте я схожу,— предложил Хенсон.— По ту сторону дороги я видел дом.

Он пробрался сквозь толпу зевак, которые охотно расступились, поскольку никто не. хотел покидать места происшествия, и быстро Зашагал вдоль длинной колонны автомобилей, выстроенных по краю дороги.

Тонели через несколько минут придет в себя, и тогда завоют сирены. Хенсон должен быть уже далеко к тому времени. Никто не обращал на него внимания. Водители, которые не бросали своих машин, открыли их дверцы и стояли на подножках, вытянув шеи, стараясь разглядеть поверх гудящей толпы, что происходит на освещенной площадке. Некоторые даже забрались на капоты автомобилей.

Хенсон торопливо шел вдоль колонны, пока не увидел такой же, как у него «бьюик» с ключами, оставленными в замке зажигания. Скользнув за руль, от завел мотор и уже собирался отъехать, когда к машине приблизился молодой полицейский в форме. Хенсон не знал его, а агент никогда не видел Хенсона.

— Это ваш автомобиль? — спросил коп.

Хенсон проглотил комок, застрявший в горле и ответил:

— Да.

— Тогда уезжайте! Все, что происходит там, вас не касается. Полиция сама разберется в своих проблемах.

— Хорошо.

Полицейский указал ему дорогу.

— Ну, отправляйтесь! Вы меня поняли? Иначе я вас арестую за неподчинение полиции и задержку движения.

Хенсон поспешно произнес:

— Все, все! Я уезжаю. Прошу прощения.

Он вырулил на обочину, а полицейский подошел к другой машине и закричал в рупор:

— Владелец красного «Понтиака-53» с номером Индианы! Немедленно подойдите и отгоните машину, чтобы мы могли восстановить движение на дороге.

Руки Хенсона вспотели до такой степени и так дрожали, что он с трудом удерживал руль. Левый наручник с цепью, свисающий вниз, при каждом его жесте ударялся о щиток приборов. Он проехал вперед до перекрестка, потом повернул направо, к Кэлум-сити.

Именно тогда он и услышал первый вздох сирены одной из полицейских машин. Звук стал нарастать, и его страшный вой разодрал тишину ночи.

Тонели, вероятно, пришел в себя. Охота на человека началась. Хенсон не чувствовал гордости за свой поступок и за то, что он собирался сделать. Он желал только одного: остановить машину на краю дороги и сблевать. Но у него не было времени поддаваться слабости.

Если он дорожил жизнью, если хотел снова увидеть Ванду, он должен был любым способом добраться до

Перу, прежде чем его поймает, полиция, и успеть поговорить с матерью Ольги.

Если его подозрения подтвердятся, старая дама осветит многие темные стороны его жизни, которые давно не давали ему покоя. Даже не думая о своих словах, она сможет прояснить массу вещей, например, кто убил Тома Коннорса и Ольгу и украл семьсот тысяч долларов из сейфа.

Он старался вспомнить девичью фамилию Ольги. От сильного потрясения ему в голову приходило только имя ее матери — Хельга. Он знал, что фамилия у них не скандинавская. Но когда он немного успокоится, он обязательно ее вспомнит, возможно, даже до того, как приедет в Перу. Если он туда приедет.

Расстояние от Кэлум-сити до маленького городка в Индиане, в котором родилась Ольга, было невелико. Хенсон надеялся достичь его до восхода солнца. Но он напрасно обольщался. В связи с необходимостью держаться вдали от больших дорог и объезжать оживленные пункты, он добрался до Брук-Дек в пять минут девятого утра. Судя по карте, которую ему дали на бензоколонке, до Перу оставалось еще добрых шестьдесят километров.

Задержавшись , в предместье города Брук-Дек, он начал прикидывать, разумно ли ему продолжать путь..

Ольгину мать звали Хельга Киблер. Он довольно быстро вспомнил ее фамилию. Он не думал, что чикагская полиция свяжется с Перу и станет наблюдать за ее домом; Полиция, конечно, не знала о существовании матери.

Он раньше никогда не размышлял об этом, но теперь сообразил, что, как ни странно, но за двадцать четыре года супружеской жизни он ни разу не видел мать Ольги. Никогда Ольга не предлагала ему познакомиться с тещей.

В прошлом, каждый раз, вспоминая о матери Ольги, он говорил себе, что его жена сноб и потому стыдится представить ему старую крестьянку, давшую ей жизнь. Правда, Хенсона устраивало то, что он не должен заботиться о теще. Едва начав прилично зарабатывать, он охотно ежемесячно подписывал чек на двадцать пять долларов, которые жена попросила для своей матери.

Хенсон судорожно рылся в своей памяти. Как странно, что миссис Киблер никогда не приезжала в Чикаго, даже после рождения Джима. Большинство бабушек стремятся увидеть своих внуков, но, вероятно, это не относилось к Матери Ольги. Время от времени Ольга сообщала мужу, что получила от нее письмо. Но Хенсон ни разу не видел никаких писем.

Он сосчитал свои деньги. Ему позволили держать при себе двадцать долларов на сигареты и прочие расходы: Но он почти все истратил. Теперь у него оставалось лишь, три купюры по доллару,, монета в пятьдесят центов и еще семь центов мелочью.

Хенсон подумал, что Ольга гораздо лучше распоряжалась деньгами, которые он ей давал. Его двадцать четыре тысячи в год обратились в солидное имущество. Но налоговые и страховые обязательства находились в полном порядке. Кроме того, менее чем за двадцать лет, то есть с тех пор, как он занял пост главного инженера и руководителя, Ольга умудрилась скопить пятьдесят тысяч на покупку дома.. Дом украшала самая дорогая и элегантная мебель. Ольга обзавелась кучей роскошных туалетов и двумя меховыми манто. Каждый имел по машине. О сервизах, фарфоре и серебре и говорить не стоит. Более того, у них лежало около тридцати тысяч долларов в банке, судя по записи в чековой книжке Ольги.

Ольга творила просто чудеса с деньгами, самые настоящие чудеса. Это следовало обдумать. Хенсон погрузился В размышления.

Солнце поднималось все выше, и Хенсон понял, что больше не может здесь оставаться. Он боялся ехать по большим дорогам днем, его могли обнаружить. Полиция Иллинойса и Индианы тесно сотрудничала между собой. Сейчас Греди уже отдал распоряжение. А если не Греди, то Эган. У Эгана в голове помещался радар. Хенсон не сомневался, что поиск объявлен в трех штатах и в настоящее время каждый полицейский располагает подробным описанием его самого и машины, которую он угнал.

Хенсон посмотрел в зеркальце, потом на заднее сиденье. Владелец машины был, без сомнения, большим любителем рыбной ловли. Там находились болотные сапоги, складная удочка и банка с наживкой.

Хенсон снял пиджак и галстук, потом открыл банку, достал оттуда несколько искусственных мушек и посадил их на ленту своей шляпы. Затем он начал ждать последствий.

Через пять минут возле машины появился маленький мальчик лет восьми, с ранцем на багажнике велосипеда. Он ехал, видимо, к школе, которую Хенсон заметил вдалеке.

— Погоди-ка, малыш! — крикнул он.

Ребенок остановился и недоверчиво посмотрел на него.

— Да?

— Ты не знаешь, здесь можно хорошенько порыбачить?

— А что вы собираетесь ловить? Форель или плотву?— спросил ребенок и, не дождавшись ответа Хенсона, продолжал сам: — Наверное, форель, судя по мушкам на вашей шляпе. — Его сомнения и подозрения исчезли, и он подошел поближе.— Послушайте, что я вам скажу, сэр...

— Что?

— Симону повезло недавно у Брукер-Крик. Но туда,, к сожалению, довольно трудно попасть.

— А где этот Брукер-Крик?

— Похоже, вы не здешний?

— Нет.

Не слезая с велосипеда, мальчуган нарисовал ему на земле сложную систему дорожек, ведущих мимо ферм и пашен.

— Вы проедете по этой дороге километра четыре до старой мельничной плотины. Только теперь это не плотина, все уже развалилось. Повернете там налево, к мельнице, и поедете до упора. Вот и все. На вашем месте я бы именно там и удил рыбу.

Хенсон опустил руку в карман пиджака, вынул пятидесятицентовую монету и протянул ее мальчугану. .

— Спасибо. Вот, возьми за услугу.

Ребенок отрицательно покачал головой.

— Скажете тоже! Я только объяснил вам, как найти рыбное место, это совершенно естественно.

Он крутанул педали и медленно покатил к школе.

Хенсрн посмотрел ему вслед и тоже пустился в путь по узенькой дорожке. Брукер-Крик был как раз нужным местом. Он испытывал чувство голода, но еда могла подождать.

«Любопытно,— подумал, он,— насколько перспектива электрического стула лишает аппетита».

Он обнаружил развалины старой мельницы и поехал по тропинке. Вероятно, сюда приходило мало народу. Тропа заросла травой, ветви деревьев, наклонившись, образовали своего рода туннель из зелени.

Добравшись до ручейка, закрытого тенистым кустарником, Херсон закинул удочки лишь для того, чтобы создать нужное впечатление, если кто-нибудь появится здесь.

Закрепив удочку на рогульке, Хенсон прислонился к стволу огромного дерева, растущего на берегу. Никогда он так не уставал. В сущности, он по-настоящему и не спал после ночи, проведенной в объятиях Ванды.

Свернув свой пиджак наподобие подушки, он растянулся в густой траве. Как только стемнеет, он отправится в Перу искать мать Ольги. Теперь все зависело от нее. Ему требовалось задать старой даме неотложные вопросы.

Он на секунду Прикрыл глаза, не желая спать, но сон мгновенно сразил его.

Было уже совсем темно, когда Хенсон проснулся. Он чувствовал себя разбитым, и члены его онемели, но зато он отлично отдохнул. Он развернулся и медленно покатил по еле заметной тропе, потом по проселочной дороге и, наконец, по единственному шоссе, ведущему через Брук-Дек.

В городе было полно ресторанов, но теперь он не ощущал голода. Он хотел найти миссис Киблер и выяснить, верна ли его гипотеза. Если он не ошибается, ему удастся доказать свою невиновность.

Недалеко от Брук-Дек Хенсон остановился и, справившись по карте, въехал в Перу по национальной автостраде № 31.

Тут ему повезло меньше. Город в действительности оказался гораздо большим, чем думал Хенсон, глядя на карту. И значит, ему будет труднее найти мать Ольги.

Хенсон остановился у первой станции обслуживания, чтобы посмотреть телефонный справочник. В нем не было никакой миссис Киблер.

Он спросил у служащего, не знает ли он случайно некую миссис Киблер, и тот ответил отрицательно. Хенсон попытался объяснить ему, что она живет, возможно, на ферме, но парень снова покачал головой:

— Очень сожалею. Мне такая неизвестна.

Хенсон уже почти влез в машину, когда один старик, пьющий за столиком кока-колу, окликнул его:

— Секундочку, мистер. Вы часом говорили не о той Киблер, дочь которой позволила увезти себя в Чикаго?

— Да, да, именно!

 Старик выплюнул желтую жвачку в корзинку для мусора.

— А я все думал, когда же газетчики начнут интересоваться Хельгой. Вы, небось, из Чикаго?

— Да.

— Журналист?

Хенсон не стал его огорчать И произнес:

— Я был бы вам очень благодарен, если бы вы мне сообщили адрес миссис Киблер.

— С удовольствием,— важно ответил старик.— Но Хельга переменила с полдюжины имен после того, как называлась Киблер. Она, как говорится, весьма привержена к замужеству. Но если вы собираетесь повидать ее, вам придется повернуть в обратном направлении. Нужно ехать по дороге вдоль реки, километров пять после моста. Вы не заблудитесь. Там будет магазин для рыболовов. Она еще арендует закусочную. На ней маленькая красная неоновая надпись: «У Хельги». И сдает комнаты в бунгало.

— Понимаю, она продает пиво и червяков.

— Так точно. Полиция тысячу раз пыталась прикрыть ее заведение, но она слишком часто сдавала комнаты всяким большим персонам, а те случайно оказывались там с ее друзьями-женщинами. Конечно, они постарались защитить ее.

— Интересная у нее жизнь, верно?

— Еще какая, — ответил старик, качаясь на стуле.— Гм! Я уже довольно давно не был у Хельги. В последнее мое посещение она была еще красивой женщиной, и, по-моему, она обрадуется, если о ней заговорят в газетах. — Он снова сплюнул жвачку. — И не потому, что она нуждается в деньгах. Я держу пари, что она не истратила даже те пятьдесят сотен, которые получила от своего первого клиента. Она всегда умела сэкономить на черный день. Она что называется...

— Скуповата?

— Вот, вот!

Хенсон последовал инструкциям старого человека. Дорога была пустынной, ночь темной, жаркой и влажной. Время от времени Хенсон замечал между деревьями блестящую воду реки.

Как и говорил старик, на заведении оказалась красная, неоновая вывеска. Основное здание с фасадом, покрытым щитами объявлений и рекламами пива и других напитков, находилось в пятидесяти метрах от дороги. Его окружало шесть бунгало, по обычаю выкрашенных в белый цвет. Мать Ольги начала строительство левого крыла из бетона, но, видимо, переменила решение или у нее це хватило денег. Стены, едва достигавшие полуметра, заросли травой и кустами. Здесь пахло рыбой, лягушками и горьким пивом.

Вылезая из краденой машины, Хенсон посмотрел на часы. Времени оказалось больше, чем он думал. Без четверти одиннадцать. Он открыл дверь под металлическим козырьком и вошел. В помещении находились две персоны: мертвецки пьяный рабочий, почти лежавший на краю прилавка, и средних лет женщина с натуральными светлыми волосами. Ошибиться было невозможно. Женщина представляла точную копию Ольги, только на пятнадцать лет старше и очень хорошо сохранившуюся. Ее голубые глаза весело блестели, а когда она двигалась, io напоминала птицу. Она стояла за стойкой бара, на ее пальцах блестели кольца.

— Мистер... Чем могу вам служить?

У нее был даже голос Ольги. Хенсон положил на прилавок полдоллара.

— Одно пиво, пожалуйста.

Миссис Киблер откупорила бутылку.

— Вам налить в стакан?

— Все равно.

— У каждого свой вкус,— пожала она плечами, поставив перед Хенсоном бутылочку, и подобрала деньги.— С вас тридцать центов. Вы нездешний, правда?

Она с сожалением отдала ему сдачу.

— Правда,— кивнул Хенсон, решивший воспользоваться идеей старика. — Я журналист из Чикаго. Вы миссис Хельга Киблер?

Блондинка помялась, потом ответила:

— Я была ею. Очень давно. Теперь меня зовут миссис Филиппе.

— Но вы действительно мать Ольги Киблер, вернее, Ольги Хенсон?

— Действительно.

— Мать той женщины, которая была убита каким-то бродягой в Чикаго?

Если она горевала о своей дочери, то скрывала это очень ловко.

— В газетах болтали, что ее убил собственный муж. Во всяком случае, его посадили в тюрьму, — сказала она.

— Совершенно точно. Но мне кажется, что имеются причины сомневаться в его виновности.

— У кого же они есть?

— У меня, например.

— Вы представились журналистом из Чикаго?

— Да.

— Вы приехали интервьюировать меня?

— Точно.

— И мою фотографию поместят в газете?

— Обязательно.

Мать Ольги старательно поправила прическу.

— Нельзя сказать, чтобы вы торопились со своим визитом ко мне! Вот именно! Я многое могу сообщить об Ольге.

— На это я и надеялся.

— А что вы, собственно, хотели бы услышать?

— Правдивую историю вашей дочери. Сколько ей исполнилось лет, когда она уехала от вас? Каким она была человеком?

Мать Ольги открыла для себя бутылку пива и сделала глоток.

— Вы шутите! То, что я вам расскажу, вы не сможете опубликовать. Она была грязной, распутной девкой, вот Кем.— Она невольно переступила, с ноги на ногу.— Если вы порядочный человек, я с удовольствием поговорю с вами. Давным-давно я мечтаю отплатить ей ее же монетой. Ей, Ольге! Но давайте сядем,— предложила она. — Мои ноги слишком устали.

Она обошла прилавок и села за один из столиков. Хенсон устроился напротив нее.

— Вы еще такая молодая женщина! —воскликнул он, чтобы ее задобрить.

Хельга быстро сбросила туфли и вытянула ноги.

— Со мной подобные штучки не пройдут,— заметила она.— Меня не трогают, такие вещи. Я даже не угощу вас стаканом пива за любезность. Я родила Ольгу в тринадцать лет, а в. прошлое воскресенье мне исполнилось пятьдесят.

Сердце Хенсона замерло от радости. Так, значит, он не ошибся. Ольга говорила, что ей сорок четыре года, но если тринадцать лет отнять от пятидесяти, получится тридцать семь, а если из тридцати семи вычесть двадцать, два, выйдет пятнадцать. Как ни крути, но Ольге едва исполнилось четырнадцать, когда он на ней женился! И пятнадцать, когда родился Джим!

Хельга снова глотнула пива и пояснила:

— Вы понимаете, в нашей семье девушки очень рано развиваются и выглядят старше своих лет. Ольга превратилась в женщину в двенадцать. Но вы, возможно, думаете, что она осталась помогать мне? Как бы не так! А теперь, что же конкретно вы хотите узнать, мистер... Простите, я не расслышала вашего имени.

— Келси,— ответил Хенсон. — Джон Келси.

— Так что же вам рассказать об Ольге?

Хенсон закурил сигару и предложил женщине. Блондинка уже сказала ему почти все, что он собирался выяснить. Но теперь он может прощупать некоторые детали. Он положил один из трех своих долларов на стол.

— Все подряд. Но прежде выпейте со мной пива.

Мать Ольги забыла о своих усталых ногах.

— Я никогда не откажусь от стаканчика за чужой счет.

Она бросилась к прилавку, не утруждая себя надеванием обуви, и вернулась с двумя откупоренными бутылками, забыв принести сдачу.

— Ну вот. С чего начать, мистер Келси? — спросила она.

— В каком возрасте дочь покинула вас?

В тринадцать: лет, почти в четырнадцать,

— Почему она уехала?

Мать Ольги начала проявлять Недовольство.

— Точно не знаю. Возможно, потому, что она всегда хотела подняться выше своего класса. Провести свою жизнь в кемпинге для рыболовов, продавать пиво и зарабатывать гроши — это было не для нее. Это для других! У нее была... как это?

— Мания величия?

— Вот именно. Парни с фермы ее не интересовали. Едва она немного подросла, сразу начала болтать о том, как бы ей уйти отсюда и подцепить кого-нибудь стоящего, чтобы сделаться светской дамой. Жить в богатом доме с красивой посудой, мехами и слугами. — К несчастью, Хельга перечисляла недостатки и так известные Хенсону.— Надо сказать, что она обладала всем для привлечения внимания мужчин. Я ее не видела много, лет, но тогда она была точной копией одной актрисы, вы ее, конечно, знаете, Гресс Келси. Той, которая подцепила принца. Вы, случайно, ей не родственник?

— К сожалению, нет. .

— Наверное, очень приятно быть богатым.

— Без сомнения. Похоже, ваша дочь добилась своего.

— Вам виднее.

— Вы знали ее мужа? — продолжал Хенсон.

— Нет. Скорее всего, он стыдился меня! Такой крупный инженер, так хорошо оплачиваемый! Нет. Я понятия не имею, как выглядит это животное. =— Хельга перегнулась через стол с заговорщическим видом.— Но как-то раз один из моих приятелей, торгующий скотом, решил, что выгоднее продать его в Чикаго, и взял меня с собой. Закончив с торговлей, мы совершили прогулку и обошли вокруг дома Ольги. Боже мой, вот это, замечу вам, штучка! На него ушла, наверное, куча денег! И еще того хлеще — во дворе стояли две машины!

— Почему же вы не зашли к ней?

 — А зачем?

— Ведь вы ее мать!

Хельга пожала плечами.

— Она не желала иметь дела со мной. Уезжая, она не скрывала своего отношения ко мне, а у меня тоже есть гордость. Кроме того, тип, с которым я ездила в Чикаго, был женат.

— Вы переписывались?

— Нет. Она считала меня ниже земли. О, время от времени она присылала мне рождественские открытки, а когда родился ребенок— его фотографию. Но она не приглашала меня посмотреть на него. Так что же? Плевать я хотела.

— Я вас понимаю..

— Напишите, об этом в газете. О том, что она мне сделала. Мне пятьдесят лет, а я по-прежнему продаю пиво и рыболовные снасти. А у нее были две машины, огромный дом, полный добра. И куча денег.— Хельга облизнула губы.— Знаете что? Я вам кое-что скажу...

— Что же?

— По-моему, Ольга после замужества должна была охладеть к супругу. Ее мало, интересовали такие вещи. Зато меховая шубка или бриллиант ее бы очень воодушевили.

Хенсона затошнило, и он процедил сквозь зубы:

— Ну и что?

— В газетах убийцей называют ее мужа, потому что он хотел удрать с одной куклой по имени Ванда, его секретаршей. Но я вижу все совсем по-другому.

— Как же?

— Я лично считаю, что пентюх-муж вернулся домой слишком рано й застал Ольгу в объятиях другого типа.

— Почему вы так думаете?

— Ну что ж! Прямо перед смертью, судя по газетам, она имела сношение с мужчиной.

— Так утверждает судебная экспертиза.

— Хорошо. Теперь прикиньте. Если муж не был совершенно сумасшедшим, а такое, пожалуй, исключается, разве мог он, получив удовольствие, задушить женщину, которая так ему приятна? Обыкновенный мужчина всегда стремится к повторению процесса. Вот потому я и утверждаю, что муж застал ее с другим.

— Возможно, вы правы.

— Конечно. Когда любовник выскочил в окно, Хенсон понял, что Ольга обманывала его с самого начала замужества, потерял голову, и вот! Потом ситуация сложилась так, что он побежал в свою контору, взял все деньги из сейфа и удрал вместе с секретаршей. Но этот дурак допустил одну ошибку.

— Какую?

— Он выломал балконную решетку изнутри, и, естественно, полиция сразу поняла, что преступление совершил не бродяга, который забрался бы снаружи.

Хенсон не мог удержаться, чтобы не заметить:

— Вы, кажется, не очень-то оплакиваете свою дочь?

— А зачем мне плакать? — ответила Хельга, пожимая плечами. — У нее была своя жизнь; у меня — своя. Ольга никогда пальцем о палец для меня не ударила.

— А те двадцать пять долларов, которые она посылала вам каждую неделю?

— О чем вы?

— Ведь она отправляла вам четвертной каждую неделю, не так ли?

Хельга расхохоталась.

— С чего вы взяли?

— Мне рассказал ее муж.— И Хенсон, кривя душой, изобразил на лице восхищение перед такой заботливостью дочери.

— Знаете, Ольга была очень хитра. Она никогда не давала мне ни цента. Просто она состряпала еще одну комбинацию, чтобы облегчить карманы бедного простачка, который так верил ей.

Хенсон почувствовал, как краска стыда заливает его щеки.

— А в последний месяц? Когда вы болели?

— Что-что?!

— Когда вы болели. Разве Ольга не приезжала сюда на десять дней, чтобы поухаживать за вами?

— Впервые слышу такое. Кто вам это сказал?

— Тоже ее муж.

Хельга покачала головой.

— Поверьте, мистер Келси, она просто водила его за нос. Если она отсутствовала десять дней, то наверняка развлекалась с тем парнем, с которым впоследствии застал ее муж:. Она здесь не появлялась. Ее ноги здесь не было с тех пор, как она девчонкой покинула меня.

— Я вам верю,— сказал Хенсон. Теперь он уже не сомневался. Он знал, кто убил Тома Коннорса, кто задушил Ольгу и украл деньги из сейфа. — Вы готовы подтвердить все, что сообщили мне, в суде?

— Иными словами, мне придется поехать в Чикаго, чтобы присутствовать на процессе?

— Да.

Хельга трезво смотрела на жизнь.

— А кто же оплатит мои расходы?— поинтересовалась она.

— В принципе, это дело властей. Но, если они откажутся, я все оплачу сам.

— При чем здесь вы?

— Я не совсем точно выразился. Вам заплатит моя газета. Ваши показания могут произвести сенсацию и, вероятно, даже спасти Хенсона.

— Да, не исключено.

Хенсон попытался затронуть ее корыстолюбие:

— Вашу фотографию напечатают на первых страницах всех чикагских газет. А провинциальная пресса подхватит новость. Вы станете чертовски популярной и заработаете кучу денег.

— Неплохо задумано. Просто здорово. Мое заведение начнет усиленно посещаться... А мне потребуется говорить лишь правду?

— Ничего, кроме правды.

— Когда я должна ехать?

— Как можно скорей. Сейчас. Нынешней ночью.

Хельга сделала отрицательный жест.

— Об этом нечего и думать. Сперва нужно найти кого-нибудь, кто замещал бы меня здесь. Я не могу отправиться раньше завтрашнего полудня.

Хенсону не приходилось спорить с ней.

— Значит, завтра.

— Мне бы только не хотелось упоминать об одной вещи.

— О какой?

— О поездке с тем типом. Иначе у него будут неприятности с женой. Он,— прибавила она с кокетливой миной,— хорошо ко мне относится.

Хенсон поспешил уверить ее:

— Естественно, вы же замечательная женщина... Итак, до завтра,—добавил он, вставая из-за стола и направляясь к двери.

Хельга проводила его до выхода и произнесла:

— Я буду вас ждать. Доброй ночи!

— Доброй ночи!

Хенсон в темноте дошел до машины. После получасового впитывания ароматов пива и дешевых духов Хельги запах рыбы показался ему не таким уж плохим. Он не отдавал себе отчета в том, до какой степени измучен. Горло его пересохло, голова разламывалась, но он все же продвинулся вперед. Разрешения требовала еще масса проблем. Ему предстояло спрятаться до завтра, найти возможность избежать преследования, возвращаясь с матерью Ольги в Чикаго. Если он сэкономит на еде, ему вполне хватит двух долларов и тридцати центов.

Хенсон пожалел, что вспомнил об этом: он чувствовал страшный голод.

Существовала и еще одна трудность. Его краденую машину могли заметить. А он не имел права попасться, пока мать Ольги не рассказала все полиций. Если его схватят, она не пожелает говорить. И даже если ему удастся довезти Хельгу до Чикаго, поверит ли ей полиция и оценит ли правильно ее сообщение?

Слова Хельги не доказывали, что Хенсон не убивал ни Ольгу, ни Коннорса. Они просто давали возможность перенести подозрение на другой объект. Хенсон имел дело с врагом сильным, бессовестным и безжалостным. С теми, уже совершенными преступлениями остановится ли негодяй перед новым убийством? Конечно нет! Ему уже нечего терять, а выиграть он может все.

В ту. секунду, когда Хенсон взялся за ручку дверцы машины, все тело его содрогнулось от страшной боли: кусок цинковой трубы, просвистев в воздухе, с силой обрушился на затылок, позади правого уха. Удар свалил Хенсона наземь.

— Нет! — машинально запротестовал он.

Он попытался крикнуть, позвать на помощь, но сумел лишь простонать. Слишком неожиданным было нападение. Потом цинковая дубинка опустилась еще раз, и Хенсон почувствовал, что теряет сознание.

Луна, как сумасшедшая, плясала в верхушках деревьев. Еле слышное бормотание реки казалось ему чудовищным ревом.

«Теперь никто никогда не узнает правду».

С этим последним проблеском мысли он попытался приподняться. Но внезапно луна исчезла из поля его зрения, и Хенсона охватила темнота. Он вытянулся на спине и затих.

Он лежал на животе, окунув лицо в воду. Пахло рыбой. В первое мгновение Хенсон решил, что находится в реке, но потом почувствовал, что лежит на досках, и услышал, как скрипит плохо смазанная уключина. Бурлила вода. Он понял, что плывет в лодке, управляемой невидимым гребцом.

Хенсон повернул голову и прижался к мокрым доскам щекой. Теперь стало еще темнее, чем когда он вышел от Хельги. Позади него во мраке сквозь зубы выругался мужчина: весло ударило. по воде, вместо того чтобы бесшумно войти в нее, и лодка завертелась на месте. Она никак не желала останавливаться и продолжала крутиться, пока гребец пытался выпрямить ее. Хенсон, обрызганный водой, хотел сплюнуть и вдруг понял, что он связан и рот у него заткнут. Его похититель лишил Хенсона возможности позвать на помощь, и он имел совершенно ясные намерения: как только лодка достигнет глубоких вод, он выбросит Хенсона за борт. С трудом вдыхая воздух, наполовину задушенный, Хенсон постарался встать на колени.

Его волосы прилипли к лицу, кляп не давал дышать. Он не мог вытащить его: руки были связаны за спиной. Он почувствовал бешенство, К связанным рукам был прицеплен еще какой-то тяжелый предмет. Хенсон ощупал его. Предмет по форме напоминал один из цементных блоков, которые он заметил возле дома Хельги.

По-прежнему стоя на коленях, он Нагнулся и положил голову на что-то вроде скамейки или ящика для рыболовных принадлежностей. Его сердце билось с невероятной силой. Стать утопленником — ужасная участь. Ему следовало позвонить от Хельги лейтенанту Эгану и подождать прибытия полиции.

Он хотел оглянуться, но раздумал. С кляпом во рту и связанными руками он был совершенно беспомощен. При любом движении он получит еще один удар трубой. С энергией отчаяния он начал освобождаться от пут. Если бы у него было время, все бы получилось. Но времени не было. Тем не менее он старался. Лодка уже достигла глубокого места. Человек за спиной Хенсона со стуком положил весла и выпрямился. Сильные руки схватили Хенсона за плечи, и он почувствовал, что его ставят на ноги.

Зная, что терять нечего, Хенсон что есть мочи откинулся назад. Его похититель упал на дно лодки, и Хенсон с удовольствием услышал треск ломающейся кости и рвущейся кожи. Человек завопил от боли и оттолкнул Хенсона прочь.

От их возни лодка накренилась, качнулась и зачерпнула бортом воду. Хенсон упал головой в реку, но половина туловища задержалась в лодке цементным блоком. Человек, не узнаваемый во тьме, что-то проворчал, приподнял груз и с проклятиями швырнул era в воду. Фосфорический блеск пробежал по поверхности, и река сомкнулась над Хенсоном, который тут же пошел на дно.

Ему казалось, что погружается он очень медленно. Груз ударился о дно с шумом, отдавшимся в голове Хенсона. Погружение закончилось, и его тело, более легкое, чем вода, начало сносить течением. Цементный блок тащился за ним, цепляясь за тину.

Хенсон вертелся как мог, стараясь шевелить руками, но веревка крепко связывала их. Ему казалось, что легкие вот-вот лопнут.

Хенсон чувствовал приближение смерти и странное облегчение при мысли, что. больше ему не нужно бороться. Но если его мозг примирился с неизбежной гибелью, то тело продолжало сражаться. Острые края цементного блока терлись о веревку, уже немного поврежденную в лодке, и наконец она оборвалась. Хенсон резко, как пробка, всплыл на поверхность.

Он попробовал вдохнуть через кляп и снова погрузился в воду, но не так глубоко, как раньше. С большим трудом он снова выплыл на поверхность и сумел удержаться на плаву на спине. Постепенно он пришел в себя, и его легкие немного перестали болеть.

Он удачно выкрутился!

Что-то прицепилось к его ногам. Сперва он подумал, что это водоросли или водяная змея, но это оказалась веревка, которой он по-прежнему был связан. Разозлившись, он изо всех сил дотянул за веревку и избавился от нее. Он тут же вытащил кляп изо рта и некоторое время почти не двигался, чтобы немного успокоиться. Потом он повернулся и поплыл во тьму.

Лодка, управляемая неизвестным злоумышленником, исчезла. Уверенный в том, что он убил Хенсона, преступник скрылся. Но куда он направился? Для чего? К кому?

Почти лишившись сил, готовый уже все бросить и отдаться во власть течения, Хенсон наконец достиг мелководья. Заметив сквозь деревья тонкий луч лупы, он перестал двигаться и выпрямился. Его ноги погрузились в ил, но вода здесь была лишь по пояс.

Он вылез на берег и там повалился на траву, слишком усталый, чтобы шевелиться, и счастливый тем, что может просто дышать.

«Он упустил незначительную деталь,— подумал Хенсон,— ему следовало связать мне ноги и не нужно было так спешить. Если бы он сделал побольше узлов на веревке, цементный блок не сумел бы так легко разорвать ее».

Немного отдохнув, он сел и снял веревку с левой руки. Она никак не хотела поддаваться: слишком сильно намокла. Хенсон скрутил ее в моток и сунул в карман. Счастье переменчиво. Теперь настал его черед.

Он вскарабкался по крутому берегу и выбрался на узенькую тропинку, ведущую через заросли сумахи и ивы. Тропинка вскоре соединилась е дорогой, тянущейся вдоль реки. Огромный фургон, наполненный ревущей скотиной, осветил шоссе единственной фарой. Фургон проехал, и снова наступила темнота, едва рассеиваемая тонкими серебряными лучами луны.

Хлюпая промокшими ботинками, Хенсон брел по обочине, чтобы вовремя спрятаться от проезжающего транспорта. Он постоянно озирался по сторонам. Ему нужно многое объяснить матери Ольги. И значит, поскорее увидеть ее. Он считал, что был сумасшедшим, когда думал, будто сумеет сделать все в одиночку. Добравшись до Хельги, Хенсон объяснит, кто он такой, и попросит разрешения позвонить лейтенанту Эгану.

Темная дорога казалась нескончаемой. Ему чудилось, будто он идет много часов.

Неоновая вывеска не горела. В баре было темно. Между тем угнанная им машина стояла на месте. В полном одиночестве.

Хенсон свернул с дороги, придерживаясь раскидистых сикоморов, окружающих со всех сторон лужайку, прошел мимо барок, лежащих на берегу, приблизился к решетчатой двери заведения Хельги и постучал.

— Миссис Киблер!

Ни звука. Невдалеке коротко прострекотала белка, потом все опять погрузилось в полное Молчание. Хенсон —толкнул дверь плечом, она оказалась незапертой. Он перешагнул через порог и позвал еще громче:

— Миссис Киблер!

Не получив ответа, он пошарил по стенам в поисках выключателя и не нашел его. Тогда он ощупью продвинулся вдоль прилавка и принялся искать спички. Обнаружив их в ящике для сигарет, он чиркнул одной, но она сразу потухла. Тогда он чиркнул следующей, при ее свете нашел выключатель и зажег электричество.

В конце прилавка по-прежнему, спал мертвецки пьяный крестьянин. Кроме него в зале никого не было.

— Хельга! — закричал Хенсон.— Где вы?

Крестьянин, не просыпаясь, повернул голову на сложенных руках.

Хельга была не такой женщиной, чтобы оставить пьяницу одного в закусочной. Он мог очнуться и хорошенько угоститься вином! А не сидит ли мать Ольги в бунгало с тем женатым человеком, который так хорошо относится к ней?

Он сделал круг по бару, направляясь к двери, и неожиданно остановился, схватившись за край прилавка, чтобы не упасть.

— Хельга! — тихонько прошептал он. Зала закружилась в его глазах. Нечеловеческий усилием он . заставил себя удержаться на ногах. Все его мысли перепутались. Последняя надежда рухнула. Теперь, если даже все человечество начнет взывать к матери Ольги, она ничего не сможет ему ответить.

Она больше Не будет продавать пиво и рыбацкие принадлежности. Не будет нанимать лодок и зарабатывать легкие деньги своими прелестями. Женатый друг ее больше не заинтересует.

Несмотря на пятидесятилетний возраст, Хельга казалась совсем молодой. Она лежала на спине, на полу, возле прилавка.

Хенсон никак не мог удержать дрожь., Он прошел мимо нее в темноте, не заметив... Он мог даже наступить на ее руку.

Хельга, видимо, не страдала. Она была мертва. Радом валялись осколки винной бутылки, разбившей ей лицо и голову. Ее глаза уже не излучали хитрость. Круглые и безжизненные, они устремились в потолок, покрытый плесневыми пятнами, которых они уже не замечали.

До сей поры убийца не трогал лишь Хельгу. А теперь именно он, Хенсон, привел его к ней.

— Простите меня!— пробормотал он.— Поверьте мне, Хельга, я очень огорчен!

Миновали один день и одна ночь. Начиналась новая ночь, и кошмар продолжался. С темными кругами под глазами, умирающий от усталости и бессонницы, Хенсон проник в их с Ольгой дом. Он поглаживал руками мебель, переставлял фарфоровые безделушки, рассматривал посуду и серебро, собранные Ольгой.

Ему казалось странным, что он до такой степени был слеп все это время. Он подошел к окну и, откинув шторы, начал высматривать на слабо освещенной улице мышеловку, расставленную полицией. Если она и существовала, то он ничего не увидел. Полицейские привыкли к таким занятиям. Они отлично знали свое дело.

Он снова опустил штору и набрал телефон Эгдеворт-Бич. На сей раз человек, которому он звонил, сам подошел к аппарату.

— Да?

— Говорит Ларри,— произнес Хенсон.

В голосе его прозвучало удовлетворение. Наступило долгое молчание. Потом его собеседник на другом конце провода глубоко вздохнул.

— Откуда вы звоните?

— Из дома.

— Из вашего дома?!

— Да, из моего.

— Дурак! Гнусный кретин! Я думал, что вы теперь в Мексике!

— Так вот, меня там нет! Мне нужно повидать вас.

— По какому поводу?

— Объясню при встрече.

Собеседник испустил хриплое проклятие.

— Вы окончательно сошли с ума! — прорычал он.— С какой стати я к вам поеду? Я немедленно сообщу полиции, где вы находитесь!

— Так поспешите же, — усмехнулся Хенсон и первым повесил трубку.

Потом он возобновил свою прогулку по дому. Пепельницы были полны окурков. На кухонном столе стояли две пустые бутылки из-под виски и два стакана, на одном из них сохранились следы губной помады. Следовательно, Джим неплохо провел отпущенный ему отпуск, прежде чем вернулся в свою часть.

Хенсон поднялся на второй этаж и вошел в комнату молодого человека, который стоил ему стольких лет жизни.

Ольга содержала комнату в том виде, в каком ее покинул Джим, уходя в армию. Его теннисные ракетки по-прежнему висели на стене, рядом с дипломом об окончании колледжа. В углу дремала под слоем пыли коллекция мячей для гольфа в кожаных футлярах. По мнению Хенсона, Джим ни за что не сумел бы пройти восемнадцать лунок. Джим предпочитал другие деревенские удовольствия. Он интересовался играми более интимными, проходящими преимущественно в кровати. Хенсон вспомнил о двух или трех грязных историях, в которые попадал парень, и о том, что они стоили ему и Ольге стольких денег, что они даже не говорили о них друг с другом.

Он пересек коридор и вошел в комнату Ольги. Он не чувствовал никакой печали, никакого сожаления. При ее жизни он был равнодушен к ней, а мертвую презирал за все, что она сделала. Однажды она ему заявила: «Я беременна». И он, болван этакий, женился на ней.

Он заглянул в шифоньер. Ее меховые манто хранились в холодильнике, но шкаф ломился от платьев, костюмов и воздушных пеньюаров. Он покраснел, поняв, что многие вещи видит впервые.

Потом он отправился изучать содержимое ящиков комода. Они были набиты нижним бельем и ночными одеяниями, созданными для того, чтобы выгодно подчеркнуть все интимные части тела. Ольга, скромная Ольга! Ольга, которая так стыдливо пряталась от... собственного мужа!

Хенсон задвинул ящики и, спустившись вниз, уселся в гостиной. Счастье могло повернуться к нему, а могло и отвернуться. Но в любом случае обратной дороги не было. Он оказался на отправном пункте, когда ему позвонила Ванда, Недоставало только снова включить телевизор, чтобы посмотреть фильм о любви директора школы и плоской, как доска, героини.

Полулежа в кресле, он закрыл глаза. Хенсон ждал, что человек, которому он звонил по телефону, постучит в парадную или служебную дверь. Он не сомневался, что тот придет. Взятый в тиски обстоятельствами, ошеломленный звуком голоса Хенсона, которого считал мертвым, преступник не имел Другого выбора.

Прошло полчаса, потом час. Хенсон уже начал думать, что переоценил себя. Убийца был умен и отважен. Он захватил более полумиллиона долларов и мог спокойно исчезнуть с горизонта. А если он решил остаться здесь, чтобы все отрицать? Что Хенсон сможет доказать в одиночку? Мать Ольги умерла.

В доме царили молчание и сумерки. Он с трудом принуждал себя не спать. Поднявшись с места, Хенсон отправился зажечь торшер около телевизора.

Когда он снова усаживался, послышался скрип половиц в холле. Волосы зашевелились у него на голове: кто-то вошел в дом. Хенсон оперся на подлокотники и произнес:

— Добрый вечер, Джек! Я жду вас!

Хелл опасливо переступил порог комнаты. Он был без шляпы и в смокинге с поднятыми шелковистыми отворотами, которые скрывали белый пластрон его рубашки. Его голубые глаза неестественно блестели. На носу у него был наклеен пластырь, а на лице виднелись ссадины.

— Что это вам вздумалось звонить мне? А, Ларри? — спросил он.

Хенсон даже не пошевельнулся в своем кресле.

— А вы сами не догадываетесь?

— Нет. И я не хочу иметь с вами ничего общего.

— Естественно.

— Вы совсем потеряли голову! — закричал большой начальник «Инженерного атласа», делая вид, что собирается уходить. — Я позвоню в полицию.

— Чем меня страшно удивите. Вы не из тех, кто не продумывает свои поступки. Знаете, теперь часто используют электрошок для лечения. Но, если я был сумасшедшим, то меня вылечило вынужденное купание. Вчера вечером, в Индиане,.. С двенадцатикилограммовым цементным блоком, привязанным к рукам.

Коренастое тело Хелла как-то съежилось. Несмотря на то что в комнате было прохладно, он еле дышал. Собравшись с силами, он наконец пробормотал:

— Я считал вас мертвым, грязная свинья!

— Я знаю,— кивнул Хенсон, закуривая сигарету.— А как вы объяснили своей жене сломанный нос? Вы, без сомнения, наткнулись на дверь? Или вас кто-то ударил головой? Я, например?

— Выходит, вы все пронюхали?

— Да.

— А что же конкретно?

— Немало вещей. Вы сами добавите недостающие детали.

Хелл достал из кармана револьвер с коротким дулом.

— Так как же вам удалось выбраться из реки? — спросил он.

— Стилем брасс. В будущем, когда вы пожелаете утопить кого-нибудь, если, конечно, вам представится удобный случай, не пользуйтесь цементными блоками, привязанными веревкой.

Хелл жестом показал, что его мало интересуют такие подробности, и продолжил:

— Верно. Я ошибся. Но каким образом вы оказались в Чикаго?

— Приехал на поезде.

— Вы снюхались с полицией?

— По-вашему, я сидел бы здесь, если бы обратился к властям?

Улыбка покрыла израненное лицо Хелла сетью морщин.

— Трудно сказать,— проговорил он наконец. — Возможно, здесь для меня устроили западню. Но у меня нет выбора. Я даже не смог отказать вам в просьбе приехать сюда.

— Я не сомневался, что вы приедете,— заметил Хенсон.

Хелл отошел от двери и сел на валик одного из диванов. Рука с револьвером упиралась в бедро.

— Давайте открывать карты, Ларри. Что, в сущности, вам известно?

— Я знаю, чтоДжим — ваш сын, а не мой. Знаю, почему вы кинули Ольгу в мои объятия. Тогда, двадцать три года назад, «Инженерный атлас» не был столь солидной организацией, как теперь...

Хелл слушал внимательно, без возражений, и Хенсон продолжал:

— Строго говоря, наряд на работы в Колумбии стал вашим первым контрактом. Вам потребовалось богатство, вашей жены, чтобы осуществить работы. И вы отлично понимали, что она немедленно потребует развода, как только услышит, что вы сделали ребенка одной из ваших хорошеньких служащих. Но вам приходилось считаться и с Ольгой, с ее амбициями. Она была дьявольски развита в свои тринадцать лет, и она крепко держала вас в руках: изнасилование малолетней, развращение ее... Вы, вероятно, точно свалились с облаков, когда она сообщила вам свой настоящий возраст.

— Я был совершенно ошеломлен.

— Тогда вы обсудили с ней ситуацию и посоветовали увлечь меня, устроив все так, чтобы ребенок считался моим и носил мое имя. Потому вы й организовали тот праздник для служащих, она же последовала вашим инструкциям и полностью выполнила их.

— Абсолютно точно.

— И в продолжение последующих лет она не отпускала вас ни на шаг. Вы были ее любовником, делали ей подарки, давали возможность роскошно одеваться и, наконец, доверили мне ответственный пост.

Свободной рукой Хелл вынул из кармана носовой платок и вытер лицо.

— Вы выглядели простачком,— заметил он.— Но в результате комбинация оказалась не такой уж плохой. Мне нравилось, как вы работаете. В молодости Ольга была восхитительной, очень темпераментной женщиной, без всякой ложной стыдливости. К тому же она дала мне сына, которого, правда, я не мог признать своим. Мне казалось, что я действительно люблю ее, насколько я вообще могу любить женщину.

—Тогда зачем вы ее убили?

— С чего вы взяли, что это сделал я?

— Просто я знаю. И еще вы убили Коннорса.

— Для чего?

Хенсон раздавил окурок в пепельнице и пожал плечами.

— Конечно, потребуется несколько экспертов высокого класса, чтобы объяснить ваше поведение. Но у меня было достаточно времени, чтобы подумать над ним. По-моему, вы чересчур поспешили. Вместо того, чтобы стать одним из королей механических конструкций, вы почти разорились. К тому же Ольга делалась слишком требовательной. Возможно, ей тоже надоело ждать. Она, без сомнения, настаивала, чтобы вы развелись и женились на ней. — Хенсон повторил: — Да. Именно так. Именпо потому она занималась собиранием тонкой посуды и серебра, покупала, столько туалетов, что мечтала вести свой дом на широкую ногу, когда превратится в жену единственного владельца «Инженерного атласа».

— А потом?

— Потом вы начали искать какой-нибудь возможности покончить с тягостной ситуацией. Когда Ванда Галь поступила в «Атлас», вы, как всегда, ознакомились с ее послужным списком. К сожалению, Ванда не скрыла правды от начальника отдела кадров. Она призналась в том, что полгода находилась в исправительной колонии и в течение нескольких месяцев, четыре года назад, была любовницей одного типа, которого посадили за грабеж. Эти небольшие детали послужили для вас как бы трамплином для дальнейших действий...

— Потрясающе!

— Я полагаю, что полиция придет к такому же выводу. Вы негодяй, но с тонкой психологией. Итак, во-первых, вы повысили ее в должности и дали мне в секретарши, в надежде, что натура довершит остальное. А пока вы попросили в письме Коннорса, чтобы тот, выйдя из тюрьмы, связался с вами. Он так и сделал. Мне неизвестно, какую невероятную историю вы для него придумали, и мы, разумеется, никогда о ней не узнаем. Но это неважно. Главное то, что вы направили его к Ванде с определенными намерениями, понимая,что девушка позовет меня на помощь. Так и случилось.

Хелл немного переменил положение руки, державшей револьвер и спросил:

— И вы убили Коннорса?

— Нет, его убили вы, осуществив, первый этап своей программы. Вы проследовали за нами до парка Линкольна и, когда я оставил парня в кустарнике, всадили ему в сердце три пули. Из моего револьвера тридцать восьмого калибра.

— Но для чего я это сделал?

— Для того, что вы хотели снова воспользоваться мной как своим эмиссаром. Для того, чтобы меня обвинили в убийстве. Таким образом, полиция начинала подозревать меня и в ограблении сейфа, и я непременно должен был убежать с Вандой.

— А убийство Ольги?

— Это следующий этап. Я уже сказал, что Ольга становилась все более нетерпеливой и навязчивой. Исполняя долгие годы роль вашей любовницы, теперь она пожелала сделаться вашей женой. Она требовала больше денег, чем вы могли ей дать. Тысячу раз вы пытались отвязаться от нее, предлагая мне работу в других странах. Но Ольга не хотела ни о чем слышать. Она держала вас на поводке и не собиралась отпускать. Ей было нужно постоянно находиться в курсе событий. Тогда вы устроили инсценировку с убийством Ольги и сами же обвинили меня. Именно ваша машина ехала за мной от Деборн-стрит, а потом перегнала меня. Когда вы появились здесь, Ольга, конечно, ужасно обрадовалась. Она подумала, что вы решили получить быстрое удовольствие. Это лишний раз показывает, как крепко она держала вас своими женскими прелестями. Но тем не менее она нашла смерть от ваших рук. Вы сломали балконную решетку изнутри и устроили так, чтобы я первым обнаружил ее труп.

— Докажите!

— К сожалению, не могу! Но уголовная бригада сможет.

Тихим голосом, точно убеждая самого себя, Хелл медленно проговорил:

— Послушайте, вы совсем рехнулись.. Зачем бы я стал творить все эти вещи?

— За семьсот тысяч долларов. Жалованье служащих «Атласа» и оплата комиссионных турецкой компании. Вы подумали, что, получив страховку, улучшите положение своей конторы. И снова разбогатеете с удвоенной суммой «потерянных» денег.

— Похоже, вы еще обвините меня в убийстве матери Ольги?

— Заметьте, я ни слова о ней не говорил. А о смерти Хельги знаем только вы и я, да еще полиция Индианы. Да. Вы убили ее сразу после того, как подумали, что утопили меня. Избавившись от всех нас, вы уже ничем не рисковали. Никто бы вас не заподозрил. Следовательно, требовалось, чтобы Хельга умерла, ведь она знала возраст Ольги. И вы разбили ей голову бутылкой.

В первый раз Хелл выказал признаки некоторого волнения.

— Довольно! — крикнул он.

Хенсон закурил новую сигарету.

— Я скажу все, что считаю нужным. Осталось уточнить некоторые детали. Когда вы опорожнили сейф, раньше или позже моего прихода в контору за деньгами и бумагами Будрика? Откуда вы узнали, что я сбегу в Перу, обманув полицию? Что вы сделали с машиной, которую я угнал из Кэлум-сити? Но, повторяю, это лишь второстепенные детали.

 Уже более спокойным голосом Хелл пробормотал:

 — Жаль!

 — О чем же вы жалеете?

 — О том, что вам никогда не придется рассказать свою историю полиции.

 — Вы напрасно огорчаетесь. Она уже в курсе.

 Хелл отшатнулся.

 — Каким образом?!

 — Вы помните свои первые слова при появлении здесь?

 — Какие?

 — Вы говорили о ловушке. Так вот, вы не ошиблись. Вчера вечером, обнаружив труп Хельги, я позвонил в городскую полицию Чикаго. Я сообщил все Деволту и лейтенанту Эгану и попросил приехать за мной. С той минуты и до тех пор, пока техники не установили здесь микрофоны, я находился в руках полиции. Они закончили сегодня после полудня. Потом лейтенант проводил меня сюда.

 — В доме есть микрофоны?

 — Вне всякого сомнения. Их так просто спрятать.

 — Я вам не верю.

 На тумбе для радиоаппаратуры кроме телевизора стояли радио и проигрыватель. Хенсон открыл его крышку.

 — Может, вы теперь поверите? Другой микрофон находится в кушетке, один в холле, два на кухне и четыре штуки на первом этаже. Просто мы не знали, в каком месте вы пожелаете откровенно поговорить...

 Хелл поднял подушки кушетки и сорвал маленький микрофон, от которого почти невидимые провода вели к окну.

 — Сволочь! — прохрипел он. — Вы хотите отправить меня на электрический стул!

Значит, это действительно вы убили Ольгу, Коннорса и Хельгу?

 — Конечно я! — Его палец лег на курок револьвера. — Но я заберу вас вместе с собой. Я...

 Внезапный вой сирены перед домом прервал его. Раздался голос комиссара Деволта, усиленный мегафоном:

 — Вам ничем не поможет убийство Хенсона, Хелл. Совсем наоборот. Бросьте ваше оружие и выходите!

Хелл скользнул за кушетку и отдернул занавески. Улица уже не пустовала. Ее переполняли полицейские машины и радиоустановки. Неожиданно яркий луч прожектора осветил окно. Пролетела секунда, другая, третья, четвертая, пятая — и полицейские, под прикрытием машин, выстроили и направили на Хелла дула своих крупнокалиберных винтовок.

Лейтенант Эган взял рупор из рук Девольта и крикнул:

— Вы окружены. Выходите с поднятыми руками!

Хелл разбил оконное стекло револьвером и зарычал:

— А если я откажусь?

— Мы сами придем за вами!

Хенсон привстал на цыпочки и, пытаясь спастись, бросился к двери. Услышав, что он убегает, Хелл резко повернулся. Одна пуля разбила лампу. Лейтенант Эган продолжал что-то кричать в мегафон. Снаружи начали стрелять, и остатки стекла разлетелись вдребезги..

Хенсон добежал до двери и, открыв ее, помчался через лужайку. Хелл выстрелил ему вдогонку, и пуля попала Хенсону в руку. Он упал и ударился плечом, потом повернулся и, пригибаясь, доплелся до места, защищенного полицейской машиной.

Он услышал, как Хелл стукнул дверью. Инспектор Деволт снова взял мегафон.

— Вы только ухудшаете свое положение, Хелл. Мы не остановимся перед тем, чтобы пустить газ. Я уверен, что он не принесет вам удовольствия.

Хенсон прислонился к борту автомобиля, подбежал лейтенант Эган.

— Вы ранены? — спросил Он.

Совершенно ошеломленный болью, Хенсон едва сумел прошептать:

— В руку. Но, по-моему, рана не серьезная.

Лейтенант быстро разрезал рукав рубашки и пиджака перочинным ножом.

— Все будет в порядке. Вы быстро поправитесь, — сказал он и сделал знак инспектору, стоящему рядом. — Чарли, проводите его в мою машину, а потом сходите за врачом, пусть посмотрит, в чем там дело.

— Хорошо, лейтенант.

— Кстати, Хенсон,— продолжал Эган,— вы отлично проделали работу. Мы все записали: его признание в убийстве Ольги, ее матери и Тома Коннорса.

— Спасибо,— просто сказал Хенсон.

В сопровождении инспектора он пошел вдоль ряда машин. Впечатление ночного кошмара исчезло. Ситуация была драматической, но реальной. Мегафон кричал без устали. Время от времени Хелл стрелял изнутри дома, полицейские тоже стреляли в ответ. Пули отбивали куски камней, раскалывали стекла, и пальба отражалась громкоголосым эхом.

Хенсон ничуть не переживал. К черту этот дом! Полиция может разбомбить его на кусочки! Он не хотел больше никогда видеть его, входить внутрь. Он никогда не принадлежал ему и теперь не принадлежит. Его оплатил Джек Хелл!

Инспектор открыл заднюю дверцу одной, машины.

— Подождите здесь, мистер Хенсон. Я схожу за хирургом.

— Понятно.

Хенсон залез в темную кабину. И внезапно почувствовал, что он не один.

— Кто тут?! — вскричал он в тревоге.

Послышался тоненький голосок:

— Это я, Ванда. И я умираю от страха, зная, что ты находишься в доме с мистером Хеллом. Но лейтенант Эган объяснил, что это единственная возможность получить доказательства твоей невиновности и вины Хелла.

После всего случившегося Хенсон уже не знал, как отнестись к ее словам.

— У них теперь есть все, что нужно, — произнес он.

Ванда прижалась к нему.

— Инспектор говорил о хирурге. Ты ранен?

— Пустяк. Простая царапина.

 — Значит, ранен?

— Совершенно верно. — Хенсон откашлялся. — Когда тебя освободили?

— Недавно, перед приездом сюда.

 — А тебя отправят обратно?

— Не знаю. А тебя?

— Я тоже не знаю, но, судя по тому, как Деволт беседовал со мной в участке...

Что-то изменилось. Хенсон прислушался. Стрельба прекратилась, и тишина нарушалась лишь мужским голосом. Лейтенант Эган считал:

— Семь... Восемь... Девять...

При слове «девять» внутри дома раздался одинокий выстрел. Потом наступило полное молчание, продолжавшееся до тех пор, пока лейтенант Эган не проговорил:

— Похоже, это конец. Вы двое, Том и Гарри, пойдете со мной.. Посмотрим, что там случилось: А остальные пускай держат дом под наблюдением. Он вполне мог схитрить.

Ванда смотрела на трех мужчин, в лучах прожекторов направляющихся через улицу и лужайку и спокойно входящих в дом» Никаких выстрелов не последовало. Ванда спрятала лицо на груди Хенсона.

Ощущая ее тепло и запах волос, Хенсон почувствовал себя воскресшим.

— Все теперь будет хорошо,— прошептал он.— Все будет хорошо. Лейтенант Эган передал тебе мои слова?

— Он сказал, что ты жалеешь о своей брани и рад тому, что должно произойти.

— Все правильно.

— Ты уверен?

За сорок шесть лет своей жизни он никогда еще не был так уверен в том, что говорил. Хенсону казалось, что он заново родился.

Он может поехать к Джонни Энглишу. Может наняться инженером на строительство на Ред-Ривер или в Сент-Луисе. Какая, в сущности, разница? Работа для него всегда найдется. Ничто не имело для него значения, кроме женщины, которую он держал в объятиях, и уверенности, что она навсегда останется с ним, на всю жизнь, куда бы он ни поехал...

Одно он твердо знал. В возрасте, который для многих мужчин становится началом конца, перед ним открылась новая перспектива. И перспектива очень заманчивая.

Ванда поцеловала его в губы.

— Я задала тебе вопрос.

— Да, я абсолютно уверен,— с нежностью ответил Хенсон.

Выдержка из газетного сообщения от девятого января:

Нам пришлось уйти на кухню, где Рубин Сноу сварил кофе. Мы с Алланом сидели в углу за столиком. Он молчал и старался не подавать виду, что нервничает.

Когда мы допивали кофе, внезапно появился полицейский. Он испытующе посмотрел на нас и сказал:

— Моя фамилия Хардин. Я сержант-детектив. Кто из вас Прентик?

— Я,— тихо промямлил Аллан, поднимаясь во весь рост;

— Это вы нам звонили?

— Да.

— И вы обнаружили труп?

— Нет, это мистер Камерон... он...

— Вы были вместе с ним?

— Да, но...

— Что?

— Ничего, все в порядке! — ответил Прентик и снова сел на табуретку. — Если вы желаете знать все до мелочей, то мы были вместе, когда нашли тело!

— Так-то лучше, — пробурчал Хардин — гигант с перебитым носом и блестящим шрамом над правым глазом. — А вы Камерон? У вас есть документы?

Хотя другие полицейские уже изучали их, я все же поставил свою чашку, вынул кожаное портмоне с бумагами и подал ему. Он неторопливо принялся разыскивать возможные подделки, просмотрел карточки и фотокопии, затем положил портмоне на столешницу.

— Вы что-нибудь здесь трогали?

— Только письменный стол и стеклянную дверь. Еще Фридмана.

— Вы обязаны знать, что ничего нельзя касаться до прибытия полиции...

— Фридман плавал лицом вниз в бассейне, — перебил я его. — Мы хотели убедиться, он ли это. Мы же при вас давали показания.

— Камерон,— прошипел он,— я не люблю частных детективов. Терпеть их не могу. Если вы не желаете меня разозлить, отвечайте только на мои вопросы. Избавитесь от лишних неприятностей.

Я взял свои документы и убрал их, затем допил кофе. Он уже потерял вкус.

— Что за письма вы видели? Расскажите мне подробно, — продолжал Хардин:.

Я рассказал.

— И больше Фридман ничего не говорил?

Я показал головой:

— Нет.

— И мы должны вам поверить?. Неужели он хотел, чтобы вы нашли автора этих писем, и не объяснил, где его искать? Повторите-ка все сначала.

— Охотно. Но я не могу сообщить ничего нового. Фридман поручил мне дело и не дал никакой информации. Я отказался. Сегодня утром мы должны были снова встретиться. Он хотел обдумать, сможет ли рассказать мне больше. Если бы он по-прежнему молчал, я бы вернулся обратно в Лос-Анджелес.

— Все правильно,— подтвердил Прентик.

Хардин что-то буркнул, потом сказал:

— Ладно, мошенник. Вставайте.

Я поднялся.

— Вытащите все из карманов. До последней нитки!

Если бы я стал возражать, дело кончилось бы скандалом, чего он и добивался. Поэтому я повиновался. Он покопался в моих вещах, пересчитал деньги в моем бумажнике и потряс пятью сотенными.

— Это Фридман вам дал?

— Он.

— Поскольку вы ничего не успели, деньги следует вернуть наследникам.

— Мистер Камерон получил их при мне от мистера Фридмана,— тихо произнес Аллан. — И я могу подтвердить, что мистер Камерон должен был оставить деньги себе независимо от того, примется он за работу или откажется от нее.

Хардин бросил банкноты на стол и со злостью сказал Аллану:

— Вы, похоже, успели подружиться, да?

— Послушайте, — вмешался я.— Он говорит правду.

Фараоны типа Хардина побаиваются сильных мира сего. Аллан Прентик представлял для сержанта неизвестную фигуру, человека, который мог оказаться более значительной персоной, чем подсказывало его жалкое воображение. Меня же он, напротив, считал не более чем приезжим мошенником, который готов продаться за несколько долларов. Прежде чем я уяснил себе основные черты его характера, он схватил меня своей ручищей за грудки. Его лицо находилось всего в нескольких сантиметрах от моего, и я ощущал горячее, пахнувшее чесноком дыхание.

— Разве ты не понял, что должен помалкивать? Если ты не заткнешься, я так тебя тресну...

— Прекратите, Рой!

Услышав позади голос, он медленно отпустил меня. Вошедшего полицейского звали Талбот, Высокий и мускулистый, он, вероятно, закончил колледж и много занимался спортом. Разговаривал он вежливо, имел хорошие манеры, но костюм, видимо, покупал на дешевой распродаже. Хардин отступил в сторону, когда Талбот приблизился к нам. Рубин Сноу стоял в отдалении и смотрел на нас отсутствующим взглядом.

Талбот расстегнул свой бежевый пиджак, сунул руки в карманы брюк и, полузакрыв глаза, начал медленно покачиваться на каблуках блестящих черных ботинок.

— Прощу извинить, что так долго заставил ждать джентльменов. Очень жаль, но проволочек избежать нельзя. Я рад, что вы уже дали показания и разрешили моим работникам снять ваши отпечатки пальцев.— Он вынул руку из кармана и пригладил коротко остриженные волосы.— К сожалению, последние -мало помогли нам. Персона, которая побывала здесь прошлой ночью, либо надела перчатки, либо постаралась ни к чему не прикасаться.

Он придвинул табуретку к нашему столу и добавил:

— Если вы соблаговолите уделить мне пару минут, то я задам, вам еще несколько вопросов и больше не стану вас задерживать.

Он сел, посмотрел на. меня и указал на табуретку. Хардин, стоявший позади, почесал живот.

Пара минут превратилась почти в полчаса. Лейтенант Талбот допрашивал нас спокойным, дружелюбным тоном и не применял никаких трюков. В результате он не выяснил ничего нового. Потом он попросил нас в течение дня зайти в управление полиции подписать наши показания и объявил, что мы свободны.

Уходя, я бросил взгляд на Рубина, который стоял, прислонившись к длинному кухонному столу. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, однако он смотрел на нас широко-открытыми глазами. Кажется, ему не хотелось, чтобы мы уходили.

Пока мы ехали в город, Аллан все время молчал. Лишь остановившись перед моим отелем, он спросил меня:

— Вы завтра вернетесь в Лос-Анджелес?

— Вероятно.

Я взглянул на часы. Было двадцать минут первого. Эти полдня тянулись долго, и я проголодался, потому что даже не завтракал.

— Боже мой,— пробормотал Алдан. — Я просто не могу поверить в случившееся. Это было так ужасно.

— Согласен,— кивнул я.— Но меня интересует, что станется с его фирмой.

— О фирме я даже думать не могу, мистер Камерон. Конечно, я должен немедленно известить Сан-Диего и адвокатское бюро, которое ведет наши правовые дела. Распоряжения на случай своей смерти он написал, но подробности мне неизвестны.

— У него есть родственники? — спросил я.

— Только Арлена Тревис — девушка, которая сегодня нам встретилась, когда мы...— Он запнулся, и его нижняя челюсть отвисла. — Камерон! А может, это она... Я хочу сказать, поскольку она там находилась...

— Фридмана убили ночью,— заметил я.

— Да, но я слышал, что убийцы иногда возвращаются на место преступления...

Я вынудит себя улыбнуться.

— Вы считаете, что она на такое способна?

Он немного подумал и произнес:

— Нет, глупости. Они не очень-то ладили, но я не могу себе представить,, что Арлена совершила подобное злодеяние.

Он покачал головой, и волосы упали ему на лоб.

 Из-за чего у них были натянутые отношения?

— Понятия не имею. И потом, я никогда не вникал в ситуацию. Они, видимо, просто не сходились в мнениях по определенным вопросам, больше ничего.

— Кто-нибудь из них жаловался вам на другого?

— Нет. Но я изредка слышал, как они спорили.

Следовательно, он должен был слышать и 6 чем велись споры, но я не. сказал ему об этом.

— Вы недолюбливаете ее?

Его лицо изменилось, и голос приобрел твердость:

— Я такого не говорил.

— Вам и не требовалось говорить,— заметил я.— Почему вы настроены против этой женщины?

— Женщины?— улыбнулся он.— Хорошенькая женщина!

— Вы сообщите ей, что Фридмана убили?

— Пожалуй, придется, — задумчиво ответил он.

Я открыл дверцу машины и вышел.

— Возможно, я еще захочу с вами побеседовать. В телефонной книге есть номер вашей конторы?

— Есть, так же, как и мой личный, — кивнул Аллан.— Контора находится в здании «Палермо» на Пасифик-стрит. Его нетрудно найти. Может, мне за вами заехать? Мы же вместе отправимся в полицию подписывать показания, да?

— Большое спасибо, но лучше не надо.

Я смотрел вслед его отъезжавшей машине и понимал, что снова его разочаровал.

В спертом воздухе комнаты пахло туалетной водой. Аллан тихо застонал, когда я подошел к нему, и его нога судорожно дернулась. Неожиданно он поднял руку и кулаком стукнул по фотографии в рамке, стоявшей на ночном столике. Потом он прикрыл глаза ладонью.

Я взял снимок. Большого формата, он запечатлел очаровательную темноволосую девушку в белом платье, четко выделявшемся на фоне темных кустов. Я поставил карточку на место и осторожно потряс лежащего.

— Прентик!

Он опять застонал.

— Проснитесь!

Я подергал его за плечо. Рука соскользнула с его лица и он взглянул на меня.

— Камерон? Что вы здесь делаете?

— Пришел навестить вас. Дверь была открыта. Что с вами случилось?

С огромным трудом он сел и свесил ноги с кровати. Коснувшись ботинками ковра, он снова заохал. Потом схватился за живот, вскочил и бросился, пошатываясь, в ванную. Я последовал за ним.

В воздухе стоял резкий запах, и на полу виднелись следы рвоты. Я пронаблюдал, как он нагнулся над унитазом, и его начало тошнить. Я вышел из ванной и осмотрелся в квартире.

В кухонном шкафу, за стаканами, я нашел початую бутылку виски. На другом конце квартиры зашумела вода в унитазе. Я спокойно налил два бокала и добавил холодной содовой. Когда я повернулся, Аллан стоял в дверях. Он умылся и теперь застегивал свежую белую рубашку.

Мы молча потягивали виски до тех пор, пока краска постепенно не вернулась на его лицо. Я предложил ему сигарету, но он отказался и принялся чесать шрам, тянущийся от щеки к шее.

— Боюсь, что я не совсем твердо держусь на ногах, — сообщил он и повел меня в комнату.

Я вынул из пачки сигарету.

— Вас наверняка ударила не распахнувшаяся дверь,— заметил я и сел.— Кто же вас так отделал?

Он молча раздернул занавески и открыл окно. В комнату потянулся свежий холодный воздух. На улице стояла кромешная тьма, лишь вдали сверкали световые точки.

— Было идиотством туда ездить,— вздохнул Аллан и опустился в кресло Около телевизора.

— Куда? — спросил я.

— К Каделлу домой.

— К Каделлу?

Его, похоже, удивило, что я не знаю этого имени, и он пояснил:

— Терри Каделл — муж миссис Данцер.

— Выходит, это он вас отдубасил?

Аллан кивнул и тихо сказал:

— Я сам виноват. Как я умудрился свалять такого дурака и отправиться к нему? Лучше бы я заявил обо всем в полицию.

— Аллан, я понятия не имею,, о. чем вы говорите.. Давайте по порядку.

Легкий бриз, подувший в окно, закачал занавески. Прентик повернулся ко мне. Его губы распухли.

— Я... наверное, мне надо закурить. Обычно я не курю, но...

Я дал ему сигарету, сам начал новую, откинулся назад и стал наблюдать, как он осторожно затягивается.

— Свой визит к Каделлу вы связали со смертью Фридмана?

— Да. Это был идиотский поступок.—Он снова затянулся, выпустил струю дыма и погасил сигарету в пепельнице на ручке своего кресла, — Побывав в полиции и подписав показания, я вернулся обратно в контору. Но я не мог ни на чем сосредоточиться. Я уже оповестил Сан-Диего и адвоката мистера Фридмана, но делать ничего не мог. Работа казалась мне лишенной всякого значения. Я невольно продолжал думать о нем... как он плавал в воде.

— И тогда внезапно вспомнили о Каделле?

— Да, — тихо подтвердил он. — Размышляя об этом сейчас, я понимаю, что действовал глупо, но в конторе мой план выглядел совершенно ясным!

— Вы решили, что Каделл убил вашего шефа?

— Нет, не совсем так. Я просто сообразил, что должен предпринять. Я знал, что Терри Каделл угрожал убить мистера Фридмана... Я считал, что он способен на такое. Но, с другой стороны, я не мог представить его в роли убийцы.

Я нашел его объяснения довольно путанными, но промолчал, надеясь, что дальше картина прояснится.

— Вам мои слова кажутся слегка туманными, да? Дело в том, что мне не хотелось снова идти в полицию и сообщать о Каделле. Прежде всего потому, что я не вспомнил о. нем, когда меня допрашивали. Кроме того, я не желал без надобности никому причинять неприятности. Однако, если он виноват... если он убил мистера Фридмана...

— Короче, вы поехали к Каделлу?

— Не сразу. Я закрыл контору и зашел в бар. Выпил там пива, снова подумал о Каделле и принял решение.

— Мне все еще не понятно, чего вы от него хотели, Аллан. Вы говорили, что он угрожал Фридману. Желательно услышать об этом поподробнее.

Я погасил свою сигарету.

— Это произошло за несколько недель перед несчастным случаем, — начал он.— Миссис Даяцер только что вышла из дома Фридмана, и через пару минут появился Каделл. Когда Рубин попытался его задержать, он ударил юношу и силой ворвался в студию. Я как раз сидел у мистера Фридмана, когда ввалился разозленный Каделл. Он обзывал мистера Фридмана всякими грязными словами и кричал, чтобы тот оставил его жену в покое. Мистер Фридман заявил ему, что жена его достаточно взрослая и может сама выбирать себе друзей и что он не желает разговаривать с пьяным.

Каделл совсем взбесился. Я даже Испугался, что он ударит мистера Фридмана, ао. Каделл овладел собой. Он кричал, что мистер Фридман. имеет связь с его женой.

— Это правда?

Аллан быстро поднял голову.

— Что правда?

— Я еще вчера вас спрашивал,— напомнил я.— Что между ними было?

— Конечно ничего.

— Почему вы так уверены?

Аллан немного подумал, потом ответил:

— Я точно не знаю, но, по-моему, они поддерживали чисто платонические отношения.

— Случалось ли, что она проводила с ним ночь?

— Камерон, — вздохнул он, — стоит ли об этом говорить? Ведь, в конце концов, они оба умерли.

— Как вам угодно,— сказал я.— Как реагировал Фридман на его обвинения?

— Удивительно спокойно. Он только предложил Ка-деллу покинуть его дом и предупредил, что. примет меры, чтобы Каделл не появлялся там снова в таком состоянии и не бросался необоснованными словами. Впрочем, Каделлу не следовало жаловаться, имея такую жену, как миссис Данцер, — он ее не заслуживал.

— Вы говорили что-то об угрозах,— напомнил я.

— Они тут же и посыпались. Едва мистер Фридман закончил свою речь, Каделл утихомирился и собрался уходить. А в дверях он обернулся и заявил мистеру Фридману, что убьет его, если тот не оставит Денизу в покое.

— Но мистер Фридман не принял его слов всерьез?

— Вы так подумали, .потому что он не запретил миссис Данцер продолжать посещать его?

Я пожал плечами и задал следующий вопрос:

— Они встречались только в его доме или куда-нибудь выезжали?

Лицо Прентика застыло, как маска.

— Я не в курсе.

— Но ведь она по-прежнему к нему приходила?

— Да.

— Каделл появлялся снова?

Аллан медленно покачал головой.

— Нет. По крайней мере, я его больше не видел.

— А после несчастного случая? После того, кая его жена погибла в машине Фридмана?

—Если и появлялся, то, наверное, поздно вечером. Я знаю только, что он звонил два раза на прошлой неделе.

— Смешной парень,— тихо заметил я.

— Я с ним близко не знаком, да и не имею желания знакомиться, должен сказать. Он свинья приятной наружности — противнейший тип, пьяница... и... он тоже актер.

— Итак, сегодня вечером вы решили его посетить. Я все еще не услышал, чего вы от него хотели, Аллан.

Он отвернулся.

— Я уже говорил, что поступил глупо и по-идиотски. Кроме того, я бы не смог выбрать более неподходящего момента. Чего я от него хотел? Сам не знаю. Я порядочно выпил и, естественно, перевозбудился. Я не представлял, что мне делать: рассказать обо всем полиции или просто выбросить все из головы. Наверное, я не совсем сознавал, что творю,— взял и подъехал на машине к его дому. Он открыл мне дверь и провел в комнату. Там я увидел женщину. Дешевую блондинку, потаскушку! Мужчина, женившийся на девушке, подобной Денизе, и недавно потерявший ее при таких трагических обстоятельствах, привел к себе грязную шлюху!

Аллан вздохнул.

— Я... видимо, я потерял над собой контроль. Вместо того, чтобы задавать ему допросы, я поинтересовался, как он себя чувствует в роли убийцы. Кажется, я наговорил ему массу гадостей. Когда я увидел его и эту маленькую полураздетую дрянь на софе, все во мне перевернулось. Внезапно я понял, что именно он убил мистера Фридмана.

Аллан снова вздохнул, встал и подошел к окну.

— Похоже, я переборщил. Он набросился на меня, а я даже не мог защищаться. Когда я в первый раз упал на пол, он ударил меня ногой в живот... Наверное, он бы прикончил меня, если бы не женщина. Она остановила его, а я как-то выбрался из дома и приехал сюда. Я даже не помню, каким образом попал в свою квартиру.

Я молча смотрел в темноту улицы. В окнах уже гасили свит. Я встал. Прентик обернулся.

— А вы подумали о том, из-за чего Каделл мог убить Фридмана? — спросил я.

— Да,— ответил Аллан.— Но теперь я считаю свои идеи глупыми. Когда я ехал к нему, голову мою занимала сумасшедшая мысль, будто он расправился с ним из-за Денизы.

— А теперь как вам кажется?

Улыбка скользнула по его лицу.

— Едва увидев в его доме другую женщину, я сразу исключил Каделла. А кроме того, существуют и другие люди, имевшие причины для убийства. Например, Вера Ралей. Она больше года преследовала мистера Фридмана, умоляя на ней жениться. Когда появилась миссис Данцер, она потеряла всякие шансы.

— А после смерти миссис Данцер?

— Камерон,— медленно произнес Аллан,— сегодня вечером я уже сделал ошибку, поспешна высказав свое мнение. Не принуждайте меня оглашать другие бредовые идеи.

— Я только хотел узнать, начала ли она снова домогаться Фридмана после смерти Денизы Данцер.

— Я полагаю, да.

— Вы уже заявили в полицию о том, что с вами произошло?

Он повернулся ко мне спиной и уставился на улицу. Наверное, так же смотрел Фридман из своего окна на плавательный бассейн, в котором вскоре очутился.

— Сперва я собирался,— ответил Аллан.— Но теперь передумал. Не вижу в этом большого смысла.

— Возможно, вы правы,— заметил я.— Полиция убеждена, что Фридман умер в результате несчастного случая.

— Что?! — воскликнул он, резко развернувшись. — Но... но это же абсурд!

— Скажите это полиции.

Он замолчал.

— Мог ли Фридман ходить без палки? — продолжал я тем временем.

Он нахмурился.

— Мог, но очень плохо. Нога еще сильно болела. А почему вы спросили?

— Потому что я пытаюсь опровергнуть их версию, — ответил я. — Но пока безрезультатно.

Когда я выходил на лестницу, он произнес:

— Вы так и не сказали, зачем навещали меня.

— Вероятно, чтобы вас разбудить.

Дом стоял на территории, поросшей нежно-зеленой травой. Участок с полгектара огораживал высокий кирпичный забор с металлическими. остриями наверху.

У массивных железных ворот с приклепанной монограммой одна створка была открыта. Я знал этот дом, хотя всего час назад выяснил имя его теперешнего владельца. В тридцатых годах здание принадлежало внезапно прославившейся кинозвезде, которая через год канула в безвестность, растратив состояние, нажитое на фильмах с ее участием. С восхищением и некоторой завистью я несколько минут разглядывал дом, затем свернул на асфальтированную подъездную дорогу.

Неподалеку от входа околачивался мужчина в поношенных джинсах и запачканной краской спортивной майке. Он смотрел на меня и, когда я приблизился, поднял руку, в которой держал кисть. Я затормозил и наконец узнал его.

— Камерон? — спросил он низким голосом.

Я выключил мотор и вылез из машины.

Он отошел от мольберта и подал мне руку. Ростом он оказался немного ниже, чем я думал, но после внимательного изучения я решил, что он ничем не отличается от себя на экране. Вероятно, ему было уже около пятидесяти, судя по лицу и фигуре. Его густые волосы по-прежнему вились. Джил Холидей по своей известности немногим уступал Богарту, Джеймсу Кагнею и Лэду. Он взял со стола другую кисть, лежавшую среди кучи выжатых тюбиков с красками.

— Ригби сообщил мне по телефону, что вы приедете. Вы не заставили себя ждать.

На балконе второго этажа появилась женщина, лицо которой трудно было разглядеть. Она помахала рукой. Очевидно, она приняла меня за своего знакомого. Холидей усмехнулся и тоже махнул кистью, затем указал на металлическую коробку на столе.

— Не хотите пива? Откройте, пожалуйста, две штуки.

Я подошел, вынул из охлажденной коробки две банки и открыл их лежавшим рядом ключом. Подав ему одну банку, я повернулся к картине, над которой он работал.

Девушка на полотне смотрела на темное, грозное море. Она стояла, немного наклонив голову, словно что-то выискивала там. Ее лицо показалось мне знакомым. Я вспомнил другую его картину.

— Интересно, кого вы рисуете?—произнес я. — Я видел одну вашу картину в доме Фридмана, но тоже не понял, кто на ней изображен.

— Как вы ее находите?

— Мне нравится, — ответил я. — Что вы. с ней сделаете, когда закончите?

Холидей тихо рассмеялся,

— Желаете приобрести?

Я покачал головой.

— Вряд ли я смогу себе это позволить.

— Вы ошибаетесь,— улыбнулся он.— Я хочу вам кое-что рассказать... Как ваша фамилия?

— Камерон.

— Поль,— кивнул он, хотя я не назвал своего имени.— Я хочу кое-что сказать вам, Поль. Стоит мне только расписаться на полотне, и картину схватят, как горячую булочку. Идиота, который ее купит, она совсем не интересует, ему важен мой автограф на ней. Однажды я послал на выставку несколько полотен и подписал их своим настоящим именем, а не псевдонимом. Знаете, что получилось? Никто из этих недоносков даже не взглянул на них.

Он посмотрел на свое творение и поднес к губам пиво.

— Ригби сообщил, о чем я собираюсь с вами говорить?

— Да,— ответил Холидей и сделал солидный глоток.— Во всяком случае, он объяснил, кто вы и о чем идет речь. О Фридмане, не так ли?

— Я надеюсь, вы сумеете о нем рассказать. Утверждают, что вы были друзьями.

— Да, я был его настоящим другом, а таких он имел немного,— ответил Джил и снова отхлебнул пива.— Почему он заинтересовал вас? Он ведь умер.

— Именно поэтому. Некоторые считают, что его смерть наступила в результате других причин, чем те, о которых говорит полиция.

— И вы должны это доказать? — Его загорелое лицо посерьезнело.— Как в детективном романе. Если не секрет, кто вас нанял?

Я промолчал, но показал ему письмо, напечатанное мною и подписанное Верой Ралей.

— Мне следовало самому догадаться. — Джил допил пиво и поставил банку на стол. — Это она надоумила вас побеседовать со мной?

— Она сказала, что вы были хорошо знакомы и часто встречались с ним еще в те времена, когда он жил в Сан-Диего.

— А какие у вас основания считать, что его смерть произошла не от несчастного случая?

— Оснований полно, — пожал я плечами. — Вы знаете мисс Ралей?

— Я видел ее несколько раз, — ответил он и снова повернулся к картине. — Большая часть моей информации о ней почерпнута от Симона. Он говорил, что она заинтересовалась им с той поры, как он поселился в Алма-Висте. Она хотела, чтобы он на ней женился.

Джил наклонился к картине, внимательно вгляделся в нее и несколькими мазками изменил цвет волос девушки.

— Она вдова,— задумчиво продолжал Холидей.— Когда ее муж протянул ноги, она унаследовала изрядное состояние. Таким образом, она испытывала к Симону настоящие чувства.

— Но Фридман- не отвечал ей взаимностью?

Холидей выпрямился и потер рукой грудь.

— Поль, этот город набит сплетнями и дрязгами. Меня просто тошнит, когда я вспоминаю о бессмыслицах, которые здесь обсуждаются. Сделайте мне одолжение, Поль, закройте эту тему.

— Поскольку я должен разобраться в обстоятельствах смерти Фридмана,— возразил я, — мне нужны сведения О людях, с которыми он контактировал. Вероятно, мисс Ралей играла важную роль в его жизни.

— Пожалуй, вы правы. Но разве она не ваша клиентка?

— Об этом я не забываю,— усмехнулся я. — И приехал я не сплетничать. Мне только необходимо выяснить, как относился к ней Фридман.

— Ах, черт возьми!— Джил прищелкнул языком.— Если не я, так кто-нибудь другой расскажет. Они были хорошими друзьями, не более. Она мечтала выйти замуж, а Симон не собирался жениться. Разведенному мужчине не хотелось снова вешать на шею хомут.

— А другие причины существовали?

— Симон слышал разные истории,— медленно проговорил Холидей. — Насколько они верны, я не знаю.

— Что за истории?

— Так, болтовня, которую каждый день услышишь в нашем городе. Якобы Вера путалась с целой кучей студентов до знакомства с Симоном.

Я отпил пива и немного помолчал, потом сказал:

— Предположим, Фридмана убили. Как, по-вашему, кто больше всех обрадовался бы этому?

— Наверное, только один человек — Терри Каделл,— нерешительно произнес Джил.— Он ненавидел Симона и даже грозился прикончить:

— Из-за отношений между Фридманом и его женой?

Холидей кивнул.

— Только вы не подумайте, что между ними что-то было. Я хорошо знал Денизу. Она не из тех, кто так поступает.

— Вы ведь снимались вместе с ней?— поинтересовался я.

— Да, в «Другой стороне неба», ее последнем фильме.

— Одного не могу понять,— сказал я очень тихо.— На чем основывалась их дружба?

— Все становится ясным, если знать их обоих. Фридман, исключительно образованный человек, изучал массу вещей, интересовавших Денизу. Кроме того, Симон помогал ей выгодно помещать заработанные деньги. Ничего большего между ними не было. Каждый, кто утверждает противное,— лжец. Но,— улыбнулся Холидей,— чтобы обо всем правильно судить, надо было знать Денизу. Вы ее видели?

— Нет.

— Ригби сказал, что на вас можно положиться и вы не передадите никому то, что услышите от меня. Надеюсь, он не ошибся.

— Я молчалив, как могила, — вставил я.

Он немного подумал, потом заговорил снова:

— Дениза являла собой две личности, Поль. Ее выдумали рекламные работники киностудии, и о ней часто сплетничали в печати. А настоящая Дениза происходила родом из бедной семьи, откуда-то со Среднего Запада. Ее мать и сейчас живет там. Еще совсем молоденькой девушкой Дениза приехала в Нью-Йорк попытать счастья в шоу-бизнесе. Ей пришлось несладко: она устроилась официанткой, занималась разной физической работой. Наконец ей немного повезло. Она получила несколько маленьких ролей на Бродвее, затем сыграла одну в телевизионном фильме. Эпизодические роли помогли ей пробиться. Джин Ферри, собиравшийся снимать фильм «Малышка», посмотрел на нее и решил, что она очень подходит на роль главной героини. После трудной борьбы с руководством студии он победил. С тех пор она пошла в гору, несмотря на все предсказания о том, что добьется успеха только в одной картине, а затем, как многие, канет в безвестность. Трудности начались для же с тех нор, как она познакомилась с Каделлом,:—сообщил Холидей и поддел ногой камешек. — Ей не следовало выходить замуж за этого ублюдка, Поль. Он принес ей только несчастья. После его женитьбы студия не пожелала возобновить с ним контракт. Другие студии тоже им не интересовались. Он всего-навсего красивый, но бесталанный парень. Чудо, что он сумел так долго продержаться. Но самым неприятным для Денизы было его пьянство. Руководство студии пыталось отговорить Денизу от такой партии, но очарование Каделла, видимо, оказалось сильнее. Жизнь с ним стала адом для нее. Этот подонок даже колотил ее. А когда мы снимали последний фильм, он непрерывно торчал в студии и вел себя, как десяток голых негров.— Холидей усмехнулся.— Один раз он набрался нахальства и зашел ко мне в уборную. Он угрожал избить меня, если я не оставлю в покое его жену. Я выгнал идиота. Этот случай принес мне массу нежелательных публикаций.

Похоже, мое лицо выдало Мои мысли, ибо он немедленно покачал головой.

— Конечно, они написали полнейшую бессмыслицу. Мы с Денизой просто дружили, но не более. Черт возьми, я был гораздо старше нее и я взял себе за правило не заводить здесь никаких шашней с женщинами, можете мне поверить. Она рассказывала, мне о своей жизни в Нью-Йорке. Кроме того, Дениза часто нуждалась в советах, а я охотно давал их ей. К сожалению, между нами ничего не происходило.

— Как она познакомилась с Фридманом?

— Смешно прозвучит, но через меня. Каделл уговорил ее построить дом в Алма-Висте, и они переехали. Впрочем, он элементарно смошенничал. Здесь он всегда был круглым нулем, а там мог хвастаться, там его каждый называл мистером Данцером. Когда Симон поселился в Алма-Висте, он устроил прием и попросил меня тоже пригласить кого-нибудь, чтобы собралось побольше народу. Среди прочих я позвал и Денизу.

— С Каделлом?

— Конечно. Тогда они еще не ссорились. Мне он не нравился, но, в конце концов, он был ее мужем.

— И тогда Дениза познакомилась с Фридманом?

— Я полагаю, что ее привлекла образованность Симона. Я вовсе не хочу сказать, что сама Дениза была неразвитой. Она окончила- школу, но ей смолоду пришлось заниматься тяжелой работой, и времени на литературу, музыку и живопись не оставалось. С тех пор она часто навещала Симона. Она прямо-таки глотала его рассуждения.

Холидей молча уставился на траву. Я заметил:

— Прептик говорил мне, что Каделл однажды ворвался к Фридману и начал обвинять его в связи с миссис Данцер. Существовало ли между ними что-то кроме интеллектуального общения?

— Не знаю. Но Каделл всегда был трусливым подонком. Если бы он решился прикончить Фридмана, то устроил бы все так, чтобы самому вылезти чистеньким. Вы спросили меня, кого можно подозревать в убийстве Фридмана,— считая, что его убили,—и я мог назвать только Каделла.

— Так же думает и Вера Ралей,— заметил я.— Но неужели больше никого нет?

— Понятия не имею. Симон обзавелся множеством друзей и почти не нажил врагов. Мне он никогда не говорил о них.

— А тот несчастный случай, при котором погибла Дениза?— сказал я.— Считаете ли вы возможным наличие связи между ним и убийством Фридмана?

— Воображения не хватает представить такое,— пожал плечами Джил.

— Вам известно, зачем он поехал в Лос-Анджелес?

Холидей взял из коробки следующую банку пива и спросил:

— Вы слышали о «храме Голдена»?

— Нет.

Он бросил взгляд на картину.

— Знаете, кто это?

— Она почему-то показалась мне знакомой,— ответил я, рассматривая еще незаконченное лицо девушки.

— Последние пятнадцать минут мы беседовали о ней, — сообщил Холидей. — Такой я ее вижу. Девушка, которая во времена шторма стоит на берегу и в отчаянии старается разглядеть кого-то или что-то, к чему она привязана.

— В таком случае у меня возникает следующий вопрос. Если Каделл настолько гадкий человек, то почему она не развелась с ним?

— Она была католичкой, — объяснил Джил.— Я хочу вам рассказать, Поль, о том, что знают немногие. По-моему, даже Терри Каделл. Я расскажу вам о храме и об одном мошеннике по имени отец Голден. Вы убедили меня в том, что Симон умер не в результате несчастного случая. Но вы должны обещать мне, что все останется между нами.

— Хорошо.

История, поведанная Джилом, почти не отличалась от других подобных историй, с какими мне приходилось сталкиваться по роду своей работы. Я слушал внимательно, и мне рассказ Джила совсем не понравился. Он напомнил мне о случае с девушкой, которую я хорошо знал.

Экономка оказалась толстой ирландкой с каштановыми волосами, завязанными сзади узлом. Лицо ее выражало глубочайшее неодобрение. Она быстро зашагала вперед, и мы, обойдя вокруг дома, нашли Веру Ралей. Она лежала на шезлонге, накрыв лицо большой соломенной шляпой.

Она даже не пошевельнулась при нашем появлении.

Но когда экономка доложила, что пришел посетитель, она не спеша села. Шляпа соскользнула с. лица и чуть не упала, но она успела ее подхватить. Ее белое бикини моль могла бы сожрать за два-три часа.

— Я ожидала вас раньше, Камерон.

— Я тоже планировал более ранний визит, — сказал я и принес себе стул от передвижного бара.— Но вчера я кое-что обнаружил и...

— Что-то имеющее отношение к убийству Симона?

— Не знаю. Возможно, косвенное.

Вера задумалась, нахмурив лоб. Я посмотрел на сверкающую воду плавательного бассейна и на двухместный гараж, где в тени стоял голубой «понтиак».

— Вы что-нибудь Выяснили? — спросила Вера.

Я покачал головой.

— Хорошо, — улыбнулась она.— Но вам, наверное, жарко. Снимите пиджак и выпейте что-нибудь.

Я разделся и приготовил себе смесь джина с кока-колой и льдом.

— Вы не очень увлекаетесь спиртным? — поинтересовалась Вера.

— Только временами.

Я сел и, потягивая коктейль, начал смотреть на Веру. Она потянулась за своим бокалом, но я поспешил подать его сам. Наши пальцы соприкоснулись, и она позволила этому прикосновению продолжаться дольше, чем нужно.

— Вы сообщили по телефону, что можете кое-что рассказать, — напомнил я.

— Господи, куда вы спешите!

— Время— деньги, мисс Ралей, вы же сами мое время оплачиваете,— ответил я и посмотрел на ее грудь, выскользнувшую из бюстгальтера.

— Я собираюсь открыть вам пару вещей, которые мне удалось выяснить. В основном они касаются Терри Каделла и могут служить для него превосходным мотивом.

Я сделал глоток коктейля и стал ждать продолжения.

—- Вам, вероятно, известно, что Дениза завещала почти все свое состояние матери и значительную сумму некоторым благотворительным организациям.

— Нет, этого я не знал. А сколько унаследовал ее муж?

— Всего десять тысяч долларов, — улыбнулась Вера.

— Да, немного,— заметил я.

— Верно. Дениза позаботилась обо всем. Она только забыла о собственной страховке. Впрочем, не удивительно. Женщина в ее возрасте не думает о смерти.

— Каделл один имеет право получить страховку?

— Да, он единственный. Могу я называть вас Полем?

— Если вам нравится, пожалуйста.

— Хорошо. И лучше, если бы вы звали меня Верой.

— Хорошо, Вера, — усмехнулся я. — Но что со страховкой? Ведь ее уже должны выплатить.

— В нормальной ситуации — да. Но в данном случае ситуация не нормальная. Полиция до сих пор не нашла водителя другой машины. И кроме того, Симон вставлял палки в колеса.,

— Я не совсем вас понял, Вера.

— Я сказала, что ситуация сложилась не обычная. А тут еще Симон попросил приостановить выплату. Хотя страховое общество, вероятно, выдаст деньги через некоторое время. Речь идет о значительной сумме, разве вы не в курсе?

— Нет. О какой?

— Пятьсот тысяч долларов.

Я свистнул сквозь зубы.

— Вполне достаточно, чтобы человек без средств решился на убийство, вы согласны? — спросила она.

— Возможно. Особенно, если он знал содержимое завещания жены.

— О, конечно,— быстро сказала Вера.— Во время одной из их бесконечных ссор Дениза все ему выложила, а на следующий день изменила завещание. Это было всего за несколько недель до... до несчастного случая.

— Вы разведали массу вещей, — заметил я.

— Я рада, что вы так считаете.

— Каким образом вы получили такие сведения? Подобную информацию нелегко добыть.

— Для меня это не проблема,— улыбнулась Вера. — У меня тот же адвокат, что был у Денизы, и, кроме того, большие связи в городе.

— Адвокат сообщил вам и о сумме страховки?

Вера покачала головой.

— О ней я узнала от Аллана Прентика. Он просмотрел бумаги Симона, наткнулся на корреспонденцию, касающуюся страховки, и вскоре зашел ко мне.

— Извините за нескромный вопрос, Вера, но почему именно к вам?

— А почему бы и нет? Ведь Симон не имеет близких родственников, а адвокаты попросили Адлана привести в порядок его личные дела. К тому же я была хорошим другом Симона.

— Я хотел спросить, почему он не отправился в полицию?

Вера пожала плечами.

— Думаю, что полиции все известно. Наверняка страховая компания связалась с властями после гибели Денизы.

— А что произойдет, если полиция не отыщет водителя другой машины? Страховая компания не может бесконечно задерживать выплату. Если Каделл обратился в суд, их определенно заставят выдать деньги.

— Думаю, что они просто тянут время, — сказала Вера.

— Каделл знал о стараниях Фридмана?

— Конечно.

Я откинулся на спинку кресла.

— Шансы на то, что полиция разыщет второго водителя, уменьшаются с каждым днем. Следовательно, Каделл скоро получит страховку.

— Вероятно, — согласилась Вера.

— Даже если полиция найдет водителя, он, вероятно, совсем не связан с Каделлом. Наверное, это и хотел выяснить Фридман.

— Конечно.

Вера отпила немного из бокала и нагнулась, чтобы поставить его на бар. Бюстгальтер опять немного спустился с груди, и я увидел белое тело, окруженное шоколадным загаром. Когда она снова откинулась назад, я перевел дыхание и спросил:

— Это все, что вы собирались сообщить?

Она кивнула и поинтересовалась:

— Вы полагаете, что для начала сведений достаточно?

— Пожалуй, да. Во всяком случае, я присмотрюсь к Каделлу поближе.

Вера иронически усмехнулась.

— Терри определенно вас очарует. Он прелестный мерзавец.

— Вы говорили, что Прентик ранен? — напомнил я.

— Да,— подтвердила Вера.— Ему попали ножом в руку. Но я уже сказала по телефону все, что знаю. К тому же о случившемся не написано в сегодняшних газетах. Очевидно, на него напала банда подростков.

— А когда это произошло?

— Кажется, через несколько часов после того, как навали труп Рубина Сноу. Аллан до позднего вечера работал в конторе, а когда садился в свою машину, на него набросились трое ребят. Так рассказывал Аллан. По-моему, он точно сам не знает. Он. стал защищаться, и его ударили в руку.

— Но ему удалось обратить их в бегство?

— Нет.— Она покачала головой, и длинные черные волосы упали на плечи, а одна прядь на правую грудь. — Они ранили его, а потом забрали все ценные вещи.

— Например, какие?

— Не имею понятия. Я не спрашивала.

Я поднялся.

— Вы уже собрались уходить?— произнесла она.

Я допил свой бокал и поставил его..

— Хочу заехать к Прентику, а потом .посетить Каделла.

Вера слезла с шезлонга, откинула назад волосы и встала рядом со мной.

— Но вы вернетесь?

— Чтобы сделать вам сообщение?

— Да, — рассмеялась она. — Это было бы очень любезно С вашей стороны.

Ее полные груди касались моей рубашки, и я вдыхал ее духи. Солнце пекло теперь гораздо жарче. Я взял свой пиджак со стула. Она положила мне руку на плечо.

— Большое спасибо за визит.

Когда я обходил вокруг дома, позади меня царила полная тишина.

Любая боль когда-нибудь проходит. Я неподвижно лежал на ковре и ждал, когда утихнет боль в затылке. Комната начинала раскачиваться, когда я пытался подняться. Я не решался дотронуться до головы, боясь обнаружить там дыру, из которой вываливались мои мозги. Наконец я собрался с силами и встал. Комната зашаталась, и я почувствовал горечь в пересохшем рту. Я дотащился до тех книжных полок, что на самом деле были дверцей, за которой Фридман прятал спиртное.

Выпив изрядную порцию виски, я вернулся к тому месту, где лежал. Там валялась тяжелая медная сковородка, какие обычно висят на кухонных стенах. А теперь от нее на моей голове вздулась шишка. Я подумал, что, возможно, кто-то еще находится в доме. Прошло минут двадцать с тех пор, когда я с излишней уверенностью и с пистолетом в руке вошел в эту комнату.

Я быстро огляделся и отправился к двери на улицу.

Вспомнив о машине; стоявшей неподалеку, я убедился, что ее там уже нет. Потом у меня возникло такое чувство, будто я чего-то лишился, и только минуты через две я понял, что утратил свой пистолет стоимостью в семьдесят четыре доллара.

Дом был маленький и старый. Газоны окаймляли потрескавшуюся бетонную дорожку к крыльцу, возле которого росли несколько чахлых цветов. Я постучал дверным молотком и посмотрел на старика, сидевшего на веранде соседнего дома. Старик сделал вид, будто не замечает меня.

Мне открыла миниатюрная старая негритянка. Ее черное морщинистое лицо казалось сшитым из дубленой кожи. Она посмотрела на меня усталыми глазами и молча поклонилась.

— Миссис Пайк?

Она кивнула. Я назвал ей свое имя и продолжил:

— Мне хотелось бы поговорить с вашей дочерью. Она дома?

— Вы друг Лауры?

— Я только побеседую с ней. Она дома?

Старые глаза взирали на меня с нескрываемым недоверием.

— Да, она здесь. Она плохо себя чувствует и не пошла на работу... — Старуха внезапно оборвала начатую фразу и спросила: — Вы тоже из полиции?

— Нет.

Она посторонилась.

— Тогда входите.

— Большое спасибо.

Я вошел, и она заперла дверь.

— Я не мать Лауры,— объяснила она.— Ее мать умерла, когда девочка была совсем маленькой. Мы с сыном вырастили ее. Он отец Лауры.

Она указала мне на изношенную софу.

— Садитесь, я позову Лауру.

Софа была реликвией давно прошедших времен. На стенах висели коричневые фотографии в блестящих овальных рамках, запечатлевшие смеющихся людей, для которых, наверное, было мучительно вечно смеяться в такой убогой обстановке.

Девушка оказалась ростом чуть выше старухи, но ее простое черное платье обтягивало упругую, полную фигуру. У нее были кожа цвета сепии, большие, покрасневшие глаза, но губы совсем не толстые, как ни странно. Я поднялся.

Старуха села в кресло возле двери, а девушка подошла ко мне.

— Я Лаура Пайк, — представилась она. — Вы хотели со мной поговорить?

Я подал ей руку и тоже назвался. Она устроилась на одном конце софы, я — на другом. Я объяснил ей, что меня интересует.

— Очень жаль, но я не могу вам помочь,— сказала она. — Я уже все сообщила полиции. — Голос ее звучал нежно и откровенно, Она добавила: — Не могу понять, почему убили Рубина?

— Перед смертью его что-нибудь тревожило? Его поведение выглядело обычным или нет?

— Нет, Рубина ничто не заботило. Он был счастлив и радостен, имел множество планов и...

— Да, юноша всегда строил планы,— вмешалась старуха.— Он с ума сводил Лауру своими нелепыми идеями.

— Успокойтесь, бабушка,— сказала девушка.

— Когда полиция нашла его,— заметил я,— у него в кармане обнаружили героин. Он не был наркоманом, Лаура?

Она отвернулась и ничего не ответила.

— Я знала!— воскликнула старуха.— Я знала, что с мальчиком что-то не в порядке!

— Он совсем недавно пристрастился,— проговорила девушка.— Его друзья подбили, но привыкания еще не было. Мне точно известно. Он только изредка кололся и обещал мне, что скоро совсем перестанет.

— Как вы заподозрили его, Лаура?

— Он сам сказал. Рубин вообще все мне рассказывал. Мы собирались пожениться и-уехать отсюда.

Старуха тихо засмеялась.

— Он не женился бы на тебе, девочка.

— Нет, он хотел, чтобы я стала его женой! — воскликнула Лаура.— Мы планировали заключить союз, как только...

— Как только что, Лаура?

— Как только он накопит достаточно денег,— ответила она. — Мы мечтали пожениться в Лос-Анджелесе. Рубин хотел купить дом и открыть маленькую лавку.

— Ему бы потребовалась- куча денег. Разве Рубин был богачом?

— Он задумал одно дело,— объяснила Лаура.

— Одно дело! — иронически хмыкнула старуха. — Он вечно затевал какие-нибудь дела!

— Когда он вам сообщил о нем? — спросил я.

— За обедом. Он подождал меня после моей работы, и мы вместе пошли обедать. Он был очень возбужден и не лгал. Я уверена. Он сказал, что еще до конца месяца мы отсюда уедем.

— Когда это случилось, Лаура?

— В день его убийства.

Она начала всхлипывать. Старуха подошла к ней. Я встал, Лаура вытерла слезы и тоже поднялась.

— Извините. Вы думаете, что полиция найдет преступника?

— Обязательно.

— Будем надеяться,— вздохнула Лаура. — Если бы только я могла чем-нибудь помочь!

— Не исключено, что вы и поможете.

— Каким образом? — удивилась она.

— Рубин объяснил, где собирается достать деньги на поездку в Лос-Анджелес?

— Он хотел провернуть одно дело...

— А именно?

— Он не сказал. Говорил, что преподнесет мне сюрприз. Я несколько раз спрашивала его, но он не выдал своих планов. Кроме того, нам не хватило времени на длинный разговор. Обеденный перерыв у меня всего час.

Где-то в доме зазвонил телефон. Старуха вышла из комнаты. Я обратился к Лауре:

— Вы ему действительно доверяли?

— Конечно,— возмущенно ответила она.— Рубин мне не лгал — тем более в таких вопросах.

Бабушка позвала Лауру к телефону. Я поблагодарил ее и ушел.

Уже почти два часа я сидел один в маленькой, душной комнате полицейского управления, курил одну сигарету за другой и коротал время, читая надписи, нацарапанные на длинной черной скамье. Она занимала почти всю стену унылого помещения.

Когда мы приехали, Кирк Мартин осчастливил меня личным посещением. Сияющий Хардин поведал ему о моем пистолете. Талбот внимательно выслушал мой рассказ о том, как я застал в доме Фридмана Арлену Тревис и как позже, очнувшись, обнаружил пропажу кольта. Его непроницаемое лицо не выдавало, верит он мне или нет. Интерес Талбота возрос, когда я заявил им, что знаю тех двух мужчин, которые удрали из дома Каделла на «кадиллаке». Я рассказал и о своем визите в «храм Голдена», и о том, как отнял у Голдинга фильм. О Денизе Данцер и Джиле Холидее я не упомянул.

Мои мысли перепрыгивали от неизвестной голубой машины к делу, которое затеял Рубин Сноу, и возвращались обратно. Передо мной проносились образы, которые я видел на фотоснимках. А потом, когда я внезапно вспомнил нечто почти уже забытое, дверь распахнулась и вошел Талбот. Он молча сел рядом со мной.

— Долго меня здесь еще продержат? — спросил я.

— Судя по настроению шефа, очень. Он попал в крайне затруднительное положение, Камерон, и то, что тех двоих пристрелили из вашего оружия, ему весьма кстати.

Я вымученно улыбнулся.

— Он считает, что виноват я?

— Он охотно это докажет.

— Прекрасная перспектива,— пробормотал я.— А в действительности он чувствует, что его трудности подошли к концу.

— Ну, ясно,— согласился Талбот и после небольшой паузы добавил: — Мы задержали Голдинга и его гориллу, но это нам не очень помогло. Дорожная полиция сцапала их на обратном пути в Лос-Анджелес. Голдинг утверждает, будто Он поддерживал с Каделлом деловые отношения. Когда он приехал к Каделлу, дверь была открыта. Он позвонил, но никто не отозвался, тогда они вошли в дом. Он не помнит, видел ли пистолет, но в спальне он нашел обоих убитых и решил смыться, чтобы не влипнуть в историю, которая могла только повредить ему.

— Он сказал, о чем договаривался с Каделлом?

Талбот покачал головой.

— Я могу лишь догадываться. Я только что обыскал его машину и в отделении для перчаток нашел вот это.

Он вынул из бокового кармана пиджака пакет из коричневой бумаги и развернул его. Я взял в руки катушку кинопленки.

— Какая приятная неожиданность! — воскликнул я. — А я-то думал, что забрал у него единственную.

— Не сообщите ли вы мне подробности?

«Если я не сообщу, он посмотрит пленку и все равно все узнает», — подумал я.

— Ну, рассказывайте,— поторопил меня Талбот. Он взял катушку и снова завернул ее в бумагу.

— Дениза Данцер работала в Нью-Йорке у Голдинга — начал я.— Голдинг уговорил ее сняться в стрип-фильме. После того как я побывал у него в «храме» в Лос-Анджелесе, он поехал домой, упаковал фильм и попытался бросить его в почтовый ящик. Я думал, что это единственный экземпляр, но, очевидно, отнял у него копию. Вероятно, он хотел обмануть меня. Потом он, скорее всего, связался с Каделлом и предложил тому купить у него пленку. Когда я беседовал с Каделлом, он уверял, что скоро снова станет знаменитым киноактером или другим методом нолучит деньги от киностудии, имевшей контракт с ним и его женой. Видимо, он собирался купить у Голдинга фильм и сунуть его под нос шефу студии. Студия, где снималась Дениза, наверняка воспользуется смертью актрисы и, показывая ее старые фильмы, заработает уйму денег. Каделл мог легко испортить им все дело.

— Но ведь она была его женой, — возразил Талбот.

— Ну и что? Разве вы не знаете, сколько причитается ему по завещанию?

Талбот, прищурившись, задумался, потом убрал пакет в карман и поднялся.

— Я к вам еще зайду, — пообещал он.

Снова я остался один. Я смотрел на картинки на стене и раздумывал над одной идеей, которая пришла мне в голову. Идея была хороша, но трудно доказуема. Вернулся Талбот.

— Наш приятель сознался, — сообщил он. — Нехотя, правда, но сознался. После того как вы ему пригрозили, он задумал грандиозную инсценировку. Он поехал домой и сделал вид, будто хочет опустить фильм в почтовый ящик, но взял с собой только копию. — Талбот усмехнулся.— Вам надо усовершенствовать технику слежки, дорогой мой. Его горилла выскользнул из дома через заднюю дверь, обошел кругом и, увидев вашу машину, позвонил из автомата шефу. Тот обманул вас, а затем приступил к сделке с Каделлом.

— И теперь общественность узнает о фильме?

— Трудпо сказать. Судя по поведению босса, нелегко будет его скрыть. Репортеры уже пронюхали об убийстве Каделла и его подруги и теперь начнут задавать неприятные вопросы и по поводу смерти Фридмана. Мартин предоставит им любые сведения, лишь бы только отвлечь от дела Фридмана.

— Он знает о фильме?

— Еще нет.

— Тогда не говорите ему о нем.

По улице прогрохотала машина с испорченным глушителем, затем в маленькой комнате наступила мертвая тишина.

— У меня нет ни малейшего желания ничего ему рассказывать, Камерон,— наконец произнес Талбот.— Я несколько раз видел миссис Данцер, и она мне очень понравилась. Она совсем не задирала нос, не воображала о себе. Не хотелось бы предоставлять возможности газетчикам обливать ее грязью и зарабатывать на этом. — Он тяжело опустил плечи. — Объясните только, как замять эту историю, и я все сделаю.

Я встал и подошел к черной скамье.

— Если Мартин поймает того, кто убил Фридмапа, Рубина Сноу, Каделла и девушку, он умолчит о фильме, верно?

— Вы так считаете?

— Конечно. Если хотите, давайте рискнем. Не сможете ли вы на некоторое время забыть, что задержали меня с пистолетом?

Талбот быстро шагнул ко мне.

— Что вы задумали?

— Ах, у меня пока есть только идея.

— Идеи приходят и ко мне.

— Моя определенно стоящая.

— Может, желаете послушать, какая идея у Хардина?

— Нет, спасибо,— ответил я.— Но кое-что другое мне бы хотелось услышать. Я уже давно собирался вас об этом спросить. В тот день, когда я приехал в Алма-Висту и поговорил с Фридманом, он и Прентик рассказали мне одну историю. Якобы какая-то машина вынудила «мерседес» Фридмана съехать с шоссе. Фридман, видимо, не сомневался, что водитель думал, будто за рулем сидел сам владелец.

— Да, это он и нам сообщил,— кивнул Талбот.— Машина Прентика была неисправна, поэтому он воспользовался «мерседесом» Фридмана. Предположение Фридмана кажется вполне обоснованным. Пре-нтику повезло.

— Вы что-нибудь выяснили насчет другого автомобиля?

— С теми скудными данными, какие предоставил Прентик? Он не сумел даже назвать его марку.

— Прентик говорил мне, что она большая и голубая.

Талбот поднял на меня глаза.

— Хотите знать, что я думаю? — спросил я.

— Выкладывайте.

Кушетка, на которой я сидел в комнате ожидания больницы, казалась с каждой минутой все тверже и тверже. Я перелистывал газету, а напротив, в неудобном кресле, бездельничал Рой Хардин с сигаретой в руке. Он, тоже всю ночь проторчал здесь. Он еще не снял повязку, наполовину закрывавшую его правый глаз. Я просмотрел еще пару страниц и решил нарушить молчание, наступившее час назад, когда Мартин и Талбот вышли из комнаты.

— Что с вашим глазом? — спросил я.

Хардин вытащил платок и высморкался.

— Ага,— пробормотал я и достал последнюю сигарету из пачки.

Окно с молочным стеклом в маленькой комнате осветило солнце. Через некоторое время вернулись Талбот и Мартин. Я встал, одернул пиджак и посмотрел на Мартина. Его светло-рыжие волосы взмокли от пота, глаза покрылись сеткой красных прожилок.,

— Что нового? — спросил я.

— Из него ничего не вытянешь,— ответил Талбот. — Он утверждает, будто решил встретиться с девушкой только для того, чтобы выяснить, чего она хочет. И якобы надеялся узнать от нее что-нибудь об убийце Фридмана.

— Самое худшее, — мрачно перебил его Мартин,— что у нас недостаточно улик для его ареста. — Он посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Я только надеюсь, Камерон, что вы своей идеей не все нам испортили.—Затем он обратился к Талботу, прислонившемуся к стене: — А вы, лейтенант... вам вообще не следовало идти на такое сумасбродное дело. Вы обязаны были проинформировать меня о своих намерениях. Прежде чем что-то предпринимать, надо собрать побольше фактов. Теперь мы...

— Вы же восхищались, когда я утром рассказал, как он попался на подсадную утку, —заметил я.

— То было утром, черт возьми! И что получилось? Ничего.

— Вы сцапали убийцу.

— Прекрасно! Но это только ваше утверждение. Почему он пошел на преступление? Его мотив?

Мартин был разгневан, ибо знал, что рано или поздно какой-нибудь репортер, разнюхает, что произошло в больнице. Что он тогда скажет прессе?

Я, улыбаясь, пожал плечами.

Лицо его стало багрово-красным. Он со злостью повернулся и зашагал к двери. Хардин вскочил на ноги и последовал за ним.

— Мы сели в хорошую лужу, — пробормотал Талбот, когда мы остались вдвоем.:— Я должен был спросить вас, почему он их убил, прежде чем устраивать ловушку. — Он оттолкнулся от стены и, посмотрев на меня из-под опущенных век, тихо спросил: — А может, вам кое-что известно?

Я подумал о том, что рассказал мне Джил Холидей.

— Я не уверен. Можно мне с ним побеседовать?

— Значит, известно?

— Я этого не говорил.

— Хорошо, я не возражаю. Он не так уж плох и выдержит непродолжительный разговор. Идемте.

Я покачал головой.

— Я хочу потолковать с ним наедине.

— Это невозможно, вы же понимаете.

Тогда отвезите меня в мотель, и я вообще уеду отсюда.

— Послушайте, Камерон. Если я оставлю вас наедине с ним...

— Что здесь страшного? — улыбнулся я.

— Мне несдобровать, если так дальше пойдет, — пробормотал он. — Ну, ступайте, если желаете.

— Что у Хардина с глазом? — обернулся я, уходя.

Талбот усмехнулся.

— Хардин нарвался на гориллу Голдинга. На сей раз все прошло не так гладко, как обычно. ,

Я злорадствовал.

Перед одноместной палатой сидел на стуле полицейский. Когда мы приблизились, он встал. Талбот приказал ему пропустить меня, и он снова уселся.

— Постарайтесь не задерживаться, — напутствовал , меня Талбот.

Аллан лежал на куче подушек и смотрел в открытое окно. Когда я вошел и закрыл дверь, он даже не шевельнулся. Голова его была забинтована, рука висела на перевязи, но вид его не внушал опасений.

Он не ответил на мое приветствие, и я заметил:

— Вам повезло, что вы находитесь в отдельной палате, а не под могильной плитой.

Аллан молчал, упорно не отрываясь от окна. Я тоже посмотрел вниз, на двор.

— Вам не удастся долго продержаться, Аллан. Рано или поздно вас заставят говорить. — Я словно обращался к стене.— Существует только один пункт, который мы еще не выяснили, — продолжал я. — Мы знаем, что именно видел Рубин Сноу в доме Фридмана в день его убийства и что он пытался вас этим шантажировать.

Прентик медленно повернул голову.

— Я уже объяснял вашим друзьям из полиции: это бессмыслица.

— Но вы поспешили встретиться с подружкой Сноу, когда она вам позвонила.

— Естественно. Такой телефонный разговор у каждого возбудил бы любопытство. Я думал, она расскажет что-то такое, что помогло бы расследованию.

— А почему же вы понадеялись только на свои силы и не обратились в полицию?

— Тогда.... тогда я об этом не подумал. Кроме того, было уже поздно, а я слишком нервничал.

Он погладил правой рукой красную полосу на шее.

— Неважное объяснение, Аллан. Между прочим, полиция знает достаточно много. Например, то, что вы пытались втянуть в дело племянницу Фридмана, наплетя ей всякую чепуху о дядином завещании. Она была так глупа, что поверила вам. — Теперь я поставил на карту все.— Нам известно также, что, когда Рубин Сноу начал вас шантажировать, вы позвали его на свидание в уединенное место, где могли заставить его замолчать, не опасаясь, что кто-нибудь вам помешает. Загвоздка оказалась только в том, что Рубин догадался о ваших замыслах. Он взял для защиты нож и ранил вас в руку, прежде чем вы его убили. История с подростками, напавшими на вас и отобравшими ключи, была только выдумкой. А выдумке насчет ключей полагалось лишь увеличить подозрения к Арлене Тревис.

Аллан закрыл глаза, и полоса на щеке еще больше покраснела. Однако он не проронил ни слова.

— Я знаю также,— продолжал я,— что именно вы утащили мой пистолет, после того как меня ударили по голове в доме Фридмана. Поскольку я у вас брал ключ, только вам было известно, что я собираюсь осмотреть дом. Когда я ушел от вас, вероятно, вы решили, что я мог что-то заметить в то утро, когда мы нашли труп Фридмана. Что-то заметить и отправиться проверить. Я застал там Арлену Тревис, обыскивавшую комнату Фридмана, но, прежде чем мне удалось что-то узнать от нее, ее спутник треснул меня сзади по голове— тот парень, который сопровождал ее в дом Фридмана. Вы подождали, пока они уйдут, и вошли сами. Я почувствовал, как кто-то наклонился ко мне, когда я валялся на полу, наполовину без сознания. Я протянул руку и нащупал гладкую ткань, которую принял тогда за женское платье. На самом деле это была перевязь, на которой висела ваша раненая рука. Вы взяли мой пистолет, а затем поехали к Каделлу и убили его вместе с подружкой.

— Какая чепуха! Сплошные выдумки!

— Нет, и вы знаете, что это правда. Я недавно сказал, что нам еще не ясен только один пункт, но я ошибся — их два. Я еще не совсем понимаю, по какой причине вы убили Каделла, во уже догадываюсь. Загадкой для меня остается лишь то, почему вы не прикончили Фридмана до того, как он вызвал меня в Алма-Висту.

Прентик перевернулся на другой бок.

— Камерон, я себя плохо чувствую и не могу больше выслушивать вашу чушь. Зачем же я все это сделал?

— Затем, что вы были влюблены в нее, — ответил я.

Его тело замерло под простыней. Тихим, хриплым голосом он спросил:

— Что вы сказали?

— Я сказал, что вы были в нее влюблены. Я видел ее фото в вашей спальне, разве вы не в курсе? В тот день, когда во время вшита к Каделлу вас избили. Я держал в руках ее портрет, но еще не знал, кто она. И, даже взглянув на картину Джила Холидея, я еще ничего не понял, Только вчера вечером, когда мне довелось просмотреть несколько фото совсем другого рода, меня озарило. Я сразу сообразил, что случившееся связано с письмами, которые получал Фридман. И с мнимым покушением на вас, когда вы ехали в его машине, и, возможно, с причиной, по которой вы убили Каделла и его блондинку.

Лицо Аллана стало белым, как повязка.

— А теперь я хочу поведать вам о моей важнейшей проблеме, Аллан, — продолжал я. — О ней я не говорил полиции, хотя обязан был сказать. Я не объяснил им, что нужно обыскать вашу квартиру, хотя почти не сомневаюсь, что там обнаружатся все улики.— Я встал и подошел к окну. — Догадываетесь, почему я умолчал об этом?

Он устало потряс головой и с жалким видом посмотрел, на меня.

— Потому что я узнал, что мать Денизы еще жива, — произнес я. — Потому что я могу себе представить, как ее потрясет сообщение о том, что смерть дочери повлекла за собой четыре убийства. А кроме того — газеты. Как переживет подобное мать?

Я повернулся и уставился в окно, ничего не видя. Я чувствовал себя старым и изможденным, подлым и гадким.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я услышал его голос:

— Но они в любом случае все разнюхают.

Я обернулся.

— Совсем не обязательно. Могло же случиться, что вы растратили деньги Фридмана и подделали его бумаги, а он остался в неведении. Вы вполне можете придумать приемлемый мотив. Ведь не исключено, что Фридман рассказал обо всем Каделлу, а тот грозился сообщить в полицию — так же, как Рубин Сноу. Вы не собирались убивать блондинку, которая сидела у Каделла. Она случайно оказалась там, когда вы вошли в пистолетом в руке.

— Но в такую историю никто не поверит, — возразил Аллан слабым голосом.

— Все будет зависеть от того, как вы ее передадите.

Опять воцарилось молчание. Наконец он кивнул:

— Думаю, что я сумею их убедить.

— Могу я позвать Талбота?

Аллан снова помолчал, потом спросил:

— Разве вам не интересно, что произошло в действительности? Возможно, вы поймете, почему я так поступил.

— Хорошо,— согласился я.— Но не просите меня быть вашим судьей.

Все началось очень давно, когда пятнадцатилетний Аллан, к своему несчастью, влюбился в девушку на год моложе него.

У Аллана было родимое пятно в виде красной полосы на щеке. Из-за такой отметины над мальчиком все издевались. Эта девушка, одна из немногих, не участвовала в издевательствах. Еще детьми они влюбились друг в друга, но девушка кроме него любила еще лошадей. Эта любовь стоила ей жизни. Однажды лошадь сбросила ее, и девушка повредила позвоночник. Одна операция следовала за другой, и после трехлетней борьбы с болезнью девушка умерла. Пока я слушал историю Аллана, мне, к моему ужасу, стало ясно, что он все еще любил ее, носившую имя Лорена.

— Когда я в первый раз увидел в фильме Денизу, — тихо продолжал он,— то у меня возникло чувство, что когда-нибудь я ее встречу. Я не сумею вам этого объяснить. Я влюбился в ее изображение на экране. Я собирал все ее фото, все заметки о ней в печати. Она стала единственным интересом в моей жизни. Конечно, я мог только мечтать о знакомстве с ней, но это была прекрасная мечта.

— Но однажды вы познакомились,— заметил я.

Аллан кивнул.

— Да. Фридман представил меня ей, и не в одном из тех снов, какие я видел на протяжении нескольких лет.

— Она догадывалась о ваших чувствах?

— Нет. Я же не мог ей ничего сказать. Но я ждал. Я знал, что мой час придет. Я верил, что она меня полюбит, и экономил каждый заработанный мною цент в надежде сколотить капитал, который пригодился бы, чтобы позаботиться о ней.

— А как насчет ее мужа? — спросил я. — Они ведь не собирались разводиться.

— Об этом я часто раздумывал. Но я не сомневался, что когда-нибудь они расстанутся.

Я осторожно поинтересовался:

— У вас было намерение его убить?

— Нет. Убивать я никого не собирался.

— Но Фридмана все-таки прикончили.

— Да, — признался он. — Но сначала я хотел убить самого себя. После смерти Денизы жизнь лишилась для меня всякого смысла,

— Вы пытались покончить жизнь самоубийством? — уточнил я.— Вы имеете в виду тот несчастный случай с вами в машине Фридмана?

Аллан утвердительно качнул головой.

— В то утро у меня было очень подавленное состояние. Я думал только о ней. И в машине меня внезапно охватило желание умереть. На дороге не было никакого другого транспорта, я просто прибавил газу и закрыл глаза. Я почувствовал, как машину начало мотать из стороны в сторону, и не сомневался, что через несколько секунд все закончится. Но она въехала в кустарник.

— А что случилось потом?

Аллан посмотрел на меня расширенными глазами.

— Застряв в кустах, я понял, что чудом остался жив. Я долго размышлял об этом. И еще о том, как Дениза посещала Фридмана и во всем ему доверяла. И тогда мне стало ясно, что все произошло бы иначе, если бы она не так часто встречалась с ним: она не погибла бы. Он принуждал ее наносить ему визиты, он был виновен в том, что она...

— Значит, историю о голубой машине, которая оттеснила вас с шоссе, вы придумали? — перебил его я.

— Но ведь я должен был как-то объяснить случившееся, а такая ситуация показалась мне правдоподобной. Кроме того, она увязывалась с моим планом о письмах для Фридмана.

— Вы уверены, что Фридман и Дениза были только добрыми друзьями? — спросил я.

Аллан закрыл глаза, но я успел заметить, как гневно они сверкнули.

— Я уже говорил однажды, что вы не имеете права подозревать ничего другого.

— Хорошо, хорошо, — успокоил я его.

— Именно Фридман решил захватить ее с собой в Лос-Анджелес, — продолжал Аллан. — Если бы не он, она осталась бы жива.

— И вы надумали убить его?

— Кажется, мне хотелось, чтобы человек, виновный в ее смерти, умер прежде меня.

— Я все еще не понимаю, для чего потребовались эти письма,— проговорил я.

— Я мечтал, чтобы он умирал мучительной смертью. Он должен был узнать, как сильно я страдал, должен был почувствовать, каково это. Он отнял у меня все, он погубил Денизу — только он.

— А почему вы так медлили, пока Фридман не нанял меня найти автора писем?

— Потому что я знал, что вам его не отыскать. Мне хотелось, чтобы вы провели расследование и не получили никаких результатов. А когда дело закрыли бы, я бы его прикончил. Я намеревался расправиться с ним, когда он •почувствует себя В безопасности. Я мечтал увидеть его лицо перед смертью, его страдания.

— Почему вы убили его именно в тот вечер?

Аллан немного подумал.

— Когда вы уехали, я вернулся и поговорил с ним. Он казался страшно возбужденным и подозрительным. Он не желал обсуждать письма, и внезапно я понял, что он мне не верит. Я поехал домой, хорошенько все снова обдумал и принял решение убить его тем же вечером. Я опасался, что он сообщит вам о своих подозрениях.

— А что стало с письмами? — спросил я.— Почему вы сначала писали их, а потом уничтожили и попытались инсценировать несчастный случай?

Аллан самодовольно засмеялся.

— Сперва я не хотел ничего инсценировать. Я собирался просто застрелить его, а письма оставить как улику. Подозрение должно было упасть на Каделла. Идея утопить Фридмана в плавательном бассейне пришла ко мне, когда я понял, что попал в переплет. Отправившись к нему тем вечером, я взял с собой мешок с влажным песком. Я позвонил и подождал, пока Рубин откроет дверь. Распахнув ее и никого не увидев, он вышел на крыльцо. Я ударил его по голове, затащил в кухню и связал там. Потом я собирался приняться за Фридмана. Он должен был находиться либо в студии, либо в спальне. Но с этого момента все мои расчеты провалились. Когда я подошел к кухонной двери, она открылась и передо мной возник Фридман. Я настолько удивился, что сразу стукнул его мешком по голове. Он упал, а я даже не получил возможности сказать ему, почему он должен умереть. Он обязан был услышать, кто его убивает и почему. Это было важно. Но, когда он лежал у моих ног, у меня возникла другая идея: все должно выглядеть, как несчастный случай. Я переставил несколько книг на полках в студии, будто там что-то искали, затем забрал свои письма из ящика стола. Его палку я отнес в студию, чтобы полиция ее нашла там. Потом я потащил его к бассейну. Там к водопроводной трубе был присоединен шланг для поливки сада. Я открыл вентиль и столкнул Фридмана в воду. Очутившись в воде, он сразу пришел в себя и начал барахтаться, пытаясь выбраться на берег. Но, поняв, что у него ничего не получается, стал звать на помощь. Тогда я направил струю из шланга прямо ему в лицо. К сожалению, — уныло проговорил Аллан, — это, недолго продолжалось.

 Я немного помолчал, стараясь как-то переварить услышанное, потом спросил:

— Зачем вы инсценировали несчастный случай, зная, что легко догадаться о фальсификации?

Аллан улыбнулся.

— Полиция должна была установить пропажу анонимных писем и начать поиски преступника, — я понимал, конечно, что вы им расскажете о письмах. Я бы оказался полным идиотом, если бы вообразил, что все происшедшее посчитают случайностью. Кого полиция заподозрила бы в первую очередь, услышав о содержании писем? Конечно Терри Каделла. Я хотел одним выстрелом убить двух зайцев. Каделл был виновен,в смерти Денизы в такой же мере, как Фридман, не правда ли? Он подтолкнул ее к Фридману, а затем к смерти...

— По если бы он хорошо жил с Денизой, у вас оказалось бы еще меньше шансов, — возразил я.

Аллан покачал головой.

— Я не согласен. Мои ожидания не могли кончиться ничем. Случившееся было неизбежно. Если бы не та автомобильная катастрофа, мы были бы теперь вместе. Неужели вы не понимаете? — Он опять улыбнулся. — Нам требовалось только выбрать подходящий момент, больше ничего.-

— А как обстояло дело с Рубином Сноу?

— Именно так, как вы говорили. — ответил Аллан. — Не успел я вынуть из кармана пистолет и выстрелить, как он пырнул меня ножом в руку. Чтобы объяснить свое ранение, я выдумал историю с подростками. Видимо, мне следовало сильнее стукнуть Рубина мешком по голове. Он сказал мне, что очнулся, когда Я тащил Фридмана из. кухни. 

— Возможно, — согласился я. — А потом вы собирались расправиться и с его подружкой. Но ведь ваше поведение еще хуже того, в. чем вы обвиняли Фридмана.

Лицо Аллана внезапно потеряло всякое выражение.

— Что вы сделали с пистолетом после того, как убили Сноу? — продолжал я.

— Я бросил его в море. Он принадлежал Фридману. Я стащил его, прежде чем начать писать письма. Фридман не заметил пропажи.— Он вымучил из себя улыбку.— У меня не было своего пистолета, и я считал хорошей идеей убить хозяина его же оружием.

— А что насчет Каделла? — спросил я.

— Когда полиция не выказала желания расследовать смерть Фридмана, — тихо проговорил Аллан, — я понял, что Каделл останется безнаказанным. Если бы они, как я полагал, начали следствие, Каделла обязательно арестовали бы. Но полиция замяла дело, а мне не хотелось больше ждать. Когда вы взяли у меня ключ и поехали к Фридману, я через несколько минут последовал за вами. Добравшись туда, я увидел, как Арлена с парнем вышли из дома. Я немного подождал,— вы не появлялись,— и проник внутрь. Вы лежали на полу, а ваш пистолет находился в кобуре. Внезапно я сообразил, что обязан убить Каделла и забрал ваше оружие,— Он вытер со лба капли пота.— Задняя дверь дома была открыта. Оба лежали в кровати, в спальне.

Я немного помолчал, потом произнес:

— Когда вы в первый раз посетили Каделла, он вас поколотил. Почему?

— Я заявил ему, что подозреваю его в убийстве. Конечно, я знал, что мои слова ему не понравятся, однако не думал, что он меня так изобьет.

— Мне по-прежнему ничего не ясно,— сказал я, когда он умолк.

— Я ожидал, что он на меня набросится, чтобы обвинить его в оскорблении действием. Тогда я бы объяснил полиции, почему считаю его убийцей Фридмана. Полиция обязательно заинтересовалась бы образом жизни мистера Каделла, а мой поступок выглядел бы вполне естественным.

Я встал и покачал головой.

— Вы много натворили бед и многим доставили неприятности, Аллан. В том числе и мне.

— Нет, — запротестовал он. — Я не хотел причинять вам несчастья. В доме Фридмана я понял, что вас ударила Арлена или ее дружок. Вы должны были заявить в полицию, что они украли ваш пистолет. А когда полиция нашла труп Каделла, рядом лежало ваше оружие.

— Значит, вы мечтали пришить дело Арлене?

— Да,— сухо подтвердил Аллан.

Не так легко было его раскусить, но все же я смог понять,-как у него возникла потребность играть роль мстителя.

— Как вы выбрались из дома Каделла, Аллан? — спросил я.

— Через дверь. Когда я смотрел на них, окровавленных, на кровати, мне хотелось только поскорее уйти.

— Вы вчера не заперли свою квартиру? — задал я следующий вопрос^

— Не помню. Возможно, и не запер.

— Где, ваша одежда?

— Понятия не имею. Я заглянул в шкаф, но он оказался пуст.

— У вас с собой был ключ? — продолжал я.

— Был. Но почему вы спрашиваете?

— Нужно забрать из вашей квартиры некоторые вещи, прежде чем полиция ее обыщет,— ответил я.— Впрочем, ключ — это не проблема.

Прентик уставился на меня округлившимися глазами.

— Вы принимаете меня за сумасшедшего? — прошептал он.

Я промолчал.

— Теперь можете позвать лейтенанта, Камерон,— вздохнул он. — О Денизе я ему ничего не скажу. Лучше вы.

— Спасибо, Аллан. Если я что-нибудь смогу для вас...— Я не закончил фразу, ведь я ничего не мог сделать.

— Да, Камерон, — произнес он, когда я взялся за ручку двери.— У меня немного друзей, да и те теперь не пожелают обо мне вспомнить. Не очень сердитесь на меня.

— Хорошо,— пообещал я и вышел, не задав ему других интересовавших меня вопросов.

Прошло полтора часа, прежде чем я смог покинуть больницу. Талбот вызвал своего шефа и стенографиста. Я снова сидел на кушетке в маленькой комнате ожидания, пока в палате снимали с Прентика показания. Наконец вернулся Талбот. Он сообщил мне, что Кирк Мартин уехал в управление полиции, чтобы провести там пресс-конференцию.

Мы спустились на лифте. Когда мы вышли на улицу, Талбот спросил:

— Как вам удалось убедить его сознаться?

— Это было нетрудно. Потребовалось только сказать, что ваши парни до тех пор будут обрабатывать его, пока он не заговорит. Он даже глаз закрыть не сумеет.

— Наверное, Мартин ужасно доволен,— усмехнулся Талбот.— Возможно, он даже упомянет ваше имя в беседе с репортерами.

— Это было бы неплохо.

Мы молча подошли к «форду» Талбота. Усевшись за руль, он с серьезным видом произнес:

— Не знаю, Камерон. Все, конечно, позади, но я задумываюсь кое над чем. Мне не верится, что он натворил столько бед только для того, чтобы избежать небольшого наказания за подделку документов.

Покачав головой, он включил мотор.

— Перестаньте ломать себе голову,— посоветовал я.— Дело закончено, и радуйтесь.

Он припарковался на стоянке мотеля и вынул из отделения для перчаток уже знакомый мне коричневый пакет.

— Вот, возьмите. Он больше не понадобится. Могу я быть уверенным, что вы это сожжете?

Я поблагодарил его и взял сверток с фильмом.

— Что теперь станется с Голдингом?— поинтересовался я.

— Ничего. Его отпустили. А его горилле придется отвечать за нападение на полицейского.

— Сочувствую этому полицейскому.

— Я тоже, — усмехнулся Талбот. — Но Хардин давно такое заслужил.

Талбот повернулся и протянул мне руку.

— Думаю, что сейчас самое время поблагодарить вас.

Мы обменялись рукопожатиями и распрощались. Потом я забрал из мотеля свои вещи и поехал на квартиру Прентика.

Мне недолго пришлось заниматься там поисками. Кроме фотографии в рамке возле его кровати, я обнаружил все остальное, заботливо уложенное в четыре картонные папки: записные книжки, проспекты фильмов, вырезки из газет и журналов и три магнитофонные ленты в пластмассовых коробочках.

Я отнес свои находки к двери, затем протер вещи, к которым прикасался, на случаи, если Талботу придет в голову мысль произвести обыск.

С папками в руках я в одиночестве спустился на лифте. В Лос-Анджелесе я смогу все спокойно уничтожить, включая фильм, который мне еще предстояло получить на почте в Санта-Анне.

Я заглянул в аптеку, выпил чашку кофе и купил пачку сигарет.

Выйдя на улицу, я неожиданно увидел Ардену Тревис.

Она появилась из магазина одежды с большой голубой коробкой под мышкой и.направилась к машине, стоявшей неподалеку. Открыв дверцу, Арлена положила коробку на сиденье. Женщина за рулем наклонилась и помогла ей. Эту женщину звали Хильда, больше ничего я о ней не знал.

Ночь. Миллионы спящих людей.

Пока они спят, люди в синей форме несут свою вахту.

Некоторые из них носят на мундирах медные пуговицы с буквами «П. Д.». Они охраняют пустынные улицы, проверяют подвалы заброшенных домов, выслеживая ночных грабителей. Они осматривают тусклые витрины магазинов и держат под наблюдением телефонные будки в темных подворотнях. На каждом шагу их подстерегает опасность.

Другие, чья форма украшена пуговицами с буквами «П, Ф.», гасят пожары на чердаках, пробираясь сквозь дым по проваливающимся полам. На резкий вопль пожарной сирены они отвечают быстрыми, точными действиями.

В одной из комнат высокого здания муниципалитета, расположенного недалеко от Бруклинского моста, сидит человек, который постоянно держит связь с этими людьми в синем. В его распоряжении отряды полиции и пожарных. Именно на нем лежит ответственность за спящих жителей города.

На его двери надпись: «Бюро пожарной инспекции. Главный инспектор».

На столе настойчиво звонил телефон, но мужчина не обращал на него никакого внимания. Короткими пальцами он поглаживал седеющие волосы. Судя по хмурому виду, он пребывал в глубокой задумчивости.

Внезапно дверь кабинета приоткрылась, но он не поднял головы, а принялся чертить в блокноте запутанный узор из треугольников и квадратов.

В дверь просунулась голова, лысая до блеска. Выцветшие голубые глаза как бы приносили извинение за непрошеное вторжение.

— В чем дело, Барни? — произнес хозяин кабинета.

— Шейнер появился, инспектор. Он все-таки сцапал Гарри Гуча.

Инспектор заштриховал рисунок поперечными полосками, похожими на тюремные решетки.

— Впусти их, Барни.

Лысая голова исчезла. И почти сразу коренастый мужчина со щеками, похожими на красные яблоки, втолкнул в комнату бледного костлявого человека.

— Вы оказались правы, командир,— заявил он.— Гарри занимался тем, что скармливал никели музыкальному автомату в притоне на Третьей авеню. Он не дал мне никаких объяснений.

Костлявый мужчина негодующе потер плечо и стряхнул с рукава воображаемую соринку. «Очень нужно мне объясняться с таким...»— словно говорили его глаза, необычайно темные и блестящие на бледном лице.

Пожарный инспектор отложил карандаш и смял бумагу.

— Бери стул, Гарри,

Гарри Гуч сел, поддернув брюки, и скрестил ноги. Его тонкие губы раздраженно скривились.

— Ну что, Педли, опять принимаетесь за старые штучки? — буркнул он.

Инспектор Бен Педли покачал головой.

— Нет, на сей раз, Гарри, попробуем кое-что новое.

Шейнер откашлялся.

— Если вам, командир, понадобится приласкать этого младенца...

— Я позову тебя.

Полицейский вышел, закрыв за собой дверь.

Педли изучал Гуча с вниманием хирурга, готовящегося сделать первый надрез.

— Где ты получил деньги, Гарри?— наконец спросил он.

Мужчина улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.

— Какие деньги?

— На кокаин.

— Педли, зачем вы корчите из себя сыщика?

— Ты же напичкан наркотиком, Гарри, по самые жабры.

Гарри Гуч, нахмурившись, поправил галстук.

— Мне прописал его врач как лекарство.

Инспектор покачал головой.

— В тебе, Гарри, «снега» (жаргонное название кокаина.— Прим, пер.) хватит на целое побережье. Можешь брать плату за то, чтобы там катались на лыжах.

Гуч улыбнулся одними губами.

— Я выиграл деньги на скачках.

— Да? На какую ставил лошадь? В каком заезде?

— Господи боже мой! Вы точно налоговый инспектор. Говорю вам, я выиграл на скачках. Попробуйте доказать обратное.

— Лучше не упрямься, Гарри.— Инспектор открыл ящик стола и достал оттуда искореженный и потемневший кусок меди. — Узнаешь?

— Нет.

— Это замок от твоего чемодана. Вернее, то, что от него осталось.

— Полицейская уловка!— Гуч оттянул пальцем воротник, стараясь расслабить затекшие мышцы.

Старый шрам от ожога на щеке Педли побелел, но голос его по-прежнему звучал ровно:

— Вспомни. Ты принес его утром на Западную Шестьдесят четвертую улицу, в дом номер шестьдесят один. И положил в чулане в пустой квартире на втором этаже.

Гуч фыркнул:

— В жизни не бывал на Шестьдесят четвертой улице.

— А мы можем доказать, что бывал. Никто из профессиональных поджигателей, кроме тебя, не пользуется упаковочной стружкой, пропитанной древесным спиртом, или бикфордовым шнуром. Так что нам точно известно, кого надо допрашивать.

Гуч откашлялся.

— Вам не удастся ничего мне пришить.

— Не валяй дурака, Гарри.— Инспектор говорил спокойным тоном.— Повар в кафе на Линкольн-сквер видел, как ты выходил с чемоданом из метро. Мойщик машин в гараже Кини видел, как ты забрался в дом номер шестьдесят один. Кассир в метро на Шестьдесят шестой улице опознал тебя по фотографии. Он сказал, что на обратном пути ты уже был без чемодана. Время совпадает.

Гуч облизнул губы.

— Идите вы знаете куда с такими доказательствами!

Педли постучал по столу искореженным куском металла.

— Хозяйка твоей квартиры засвидетельствовала, что эта штука похожа на замок твоего чемодана. Она сказала, что еще вчера видела его в твоем шкафу. А сегодня он уже исчез. Интересно, куда?

— Если вам столько известно, зачем же тратить время и ходить вокруг да около?

Педли откинулся в кресле и начал набивать трубку.

— Старик умер по дороге в больницу, — сообщил он.

— Подумаешь, еще один старый лодырь протянул ноги!— Гуч молитвенно сложил ладони.— И что же я должен делать? Послать ему лилии на могилу?

— Ты должен сказать, где ты находился в три часа, Гарри!

Гуч усмехнулся.

— А я думал, вы сами знаете.

Инспектор поднес зажженную спичку к трубке.

— Все, кроме очередного фальшивого алиби. Когда мы арестовали тебя в последний раз, ты поведал суду одну из твоих дурацких историй. Но теперь тебе не выпутаться.

Наркоман беззаботно махнул рукой.

— Свяжитесь с моим адвокатом, Мэнни Клиссом. Пусть он разговаривает с вами, а я не буду.

— Послушай, Гарри.— Педли положил трубку на стол. — Я объясню тебе, как обстоит дело. Я знаю, что ты грешен, как Иуда. Ты со своими кострами виноват по меньшей мере в пяти смертях. Для меня ты значишь не больше, чем бешеная собака, понял? Если выпустить, тебя сейчас, ты займешься прежними делишками и убьешь еще кого-нибудь. Я должен выяснить все. И по возможности спокойно. Но с тобой будет покончено, гарантирую.

Гуч снова облизнул пересохшие губы.

— Сперва, Педли, меня придется пропустить через мельницу. Иначе я не запою.

— Ничего, запоешь. Да еще как громко. Ты уже на полпути к этому. Но я чертовски хорошо знаю, что в последнем поджоге замешан не ты один. Я должен выяснить, кто заплатил тебе за этот фейерверк. И я выясню.

Гуч щелкнул по зубам ногтем большого пальца.

— Если ты,.сукин сын, хоть пальцем меня тронешь...

В ту же минуту Педли вскочил с кресла, схватил Гуча за галстук и, рванув со стула, поставил наркомана на цыпочки.

Гуч издал нечленораздельный звук, наклонился и в ярости укусил инспектора за руку. Педли вцепился ему в волосы и, вложив весь свой вес в удар, отшвырнул Гуча к стене. Тот завыл от боли по-волчьи и коленом двинул Педли в низ живота.

— Ах, так?!

Продолжая держать наркомана за волосы левой рукой, Педли развернулся и ударил его правой в подбородок. Голова Гуча звонко хлопнулась о стену. Прядь волос осталась у инспектора в пальцах. Он с удивлением посмотрел на нее, а Гуч бесформенной грудой рухнул на пол.

— Ну, будешь теперь говорить?— Педли поставил поджигателя на ноги.

Капли пота струились по костлявому серому лицу. Гуч открыл глаза и с остервенением плюнул.

Инспектор, прищурившись, вытер лицо рукавом. Потом опять запустил пальцы в песочную шевелюру Гуча и сильно дернул на себя.

Тот пронзительно закричал:

— О господи!

Еще одна прядь осталась у Педли. Гуч упал на колени и, зажав руками голову, застонал.

Инспектор подошел к умывальнику в углу комнаты и открыл воду. Намочив платок, он приложил его к укусу.

— Так и будем весь день заниматься глупостями, Гарри?

— Как я могу рассказать то, что мне самому неизвестно!

Педли ткнул его носком ботинка.

— Может, начнем с более легкого вопроса? Где ты был в три часа?

Гуч медленно раскачивался взад и вперед. Слезы текли по его впалым щекам.

— Поднимись на ноги, гниль!

Но Гуч продолжал качаться, стоя на коленях. Педли рывком поднял его и посадил на стул, потом похлопал ладонью по влажной щеке.

— Нет, вы не правы относительно пожара...— пробормотал Гуч.— Вы можете это проверить...

— Я рискну. Где ты был? — И Педли протянул руку к волосам Г уча.

— У Энни Сьютер. Оставался всю Ночь, — простонал Гуч.

— Продолжай.

Красный служебный седан затормозил перед желтым кирпичным домом, украшенным искусственными цветами в цементных вазах. Надпись на облупленной вывеске над подъездом гласила: «Отель „Гранада"».

Бен Педли вошел внутрь. Возле распределительного щита сидел негр, он разгадывал кроссворд.

— Где живет мисс Сьютер? — спросил у него инспектор, направляясь к лифту.

Негр неохотно отложил газету и поплелся следом.

— Номер 4-д,— ответил он, Искоса поглядывая на посетителя.

Педли отыскал нужную квартиру и нажал золоченую кнопку звонка. Ему пришлось долго ждать, прежде чем заспанная блондинка в розовом стеганом халате открыла дверь.

— Еще страшно рано, — раздраженно сказала она.

— Почти полдень,— усмехнулся Педли.— Можно войти?

Несмотря на недовольство, она впустила его.

— Прошу извинить меня за такой вид. — Она неторопливо потянулась, как кошка. — Не было времени привести себя в порядок.

— На мой взгляд, вы выглядите прекрасно.

Она прошла через холл и указала ему рукой на гостиную.

— Посидите там минутку.

Педли слышал, как она стучит кубиками льда на кухне. Он уселся в одно из кресел с лиловой обивкой и огляделся вокруг. Выцветший китайский ковер, несколько монографий Парриша, шеститомное издание Мопассана, притулившееся между двумя бронзовыми статуэтками купальщиц. На листе воскресной газеты, развернутой на разделе комиксов, стояли пустые бутылки из-под содовой, грязные стаканы и пепельница, полная сигарных и сигаретных окурков. На подлокотнике дивана болтался пурпурный атласный галстук.

Мисс Сьютер принесла на подносе бутылку и два стакана со льдом.

— Не нашла ничего, кроме ржавого виски. Все шотландское вылакали прошлой ночью.

— Охотно . прощаю,— сказал Педли к налил виски в стакан.

Энни Сьютер уселась на софу и скрестила ноги. Очень красивые, надо заметить. Педли дал ей понять, что восхищается ими.

— Большой шум получился вчера?

Она насторожилась.

— А .в чем дело? Хотите потащить меня в суд?

Педли поднял свой стакан.

— Если бы я собирался потащить тебя куда-нибудь, детка, то уж никак не в суд.

Энни Сьютер немного успокоилась. Она выпила виски до дна и передернулась.

— Как вы узнали мой адрес?

— От твоего приятеля Гарри Гуча.

Девушка зажгла сигарету непослушными пальцами, медленно вдохнула дым и выпустила его через ноздри.

— Ты виделась с Гучем в последнее время?— спросил Педли.

Энни сбросила сиреневую туфлю без задника на софу, натянула на ногу чулок и не спеша поправила подвязку.

— Вы сыщик, -— поняла она. — А стало быть, должны знать, что Гарри приходил сюда прошлой ночью.

— Мне он то же сказал.

— И я говорю то же.

Пока она наливала себе еще одно виски, полы ее халатика разошлись в стороны.

Педли отхлебнул из Своего стакана. Виски было неплохое.

— В какое время он ушел?

— Откуда мне знать? Я спала.

— Когда кончилась вечеринка?

— Около четырех. Это что-нибудь вам дает?

Педли наклонился и похлопал ее по обтянутому шелком колену.

— Боишься попасть впросак, детка. Ты действуешь, как настоящий разведчик.

— Старый прием! — огрызнулась она.— Пойте свои песенки, приятель.

— У Гарри неприятности, Энни. Он получит большой срок.

У нее сломалась сигарета, и пепел засыпал софу.

— Все это одна, болтовня, сыщик. Не надейтесь, плакать я не собираюсь.

— Ну что ж.— Он позвенел льдом в стакане.— Тут не над чем смеяться, детка. Он никого не убил, но наказание ему полагается, как за убийство.

Она наморщила лоб.

— Что за бред? Какие это преступления наказываются так же?

— Поджог первой степени. Твой приятель подпалил квартиру. Четверо детей попали в больницу, а старика пришлось отправить прямо в морг.

Девушка вцепилась ему в плечо.

— Врете! Гарри никогда не делал ничего подобного. Он сидел здесь всю ночь.

— Детка, ты ставишь себя в затруднительное положение. Подтверждая ложное алиби, ты сама впутываешься в эту историю. Становишься соучастницей.

— Это уж мое дело. И если вы думаете, что я собираюсь отказаться от своих слов, значит, вы глупее большинства легавых.— Она махнула рукой в сторону двери. — А теперь прощайте, красавчик. Можете больше не приходить.

Однако инспектор остался сидеть.

Она уперла руки в боки и, расставив ноги, приняла вызывающую позу.

— А ну, проваливайте отсюда ко всем чертям!

— Выпей еще виски, детка. Тебе это необходимо.

Блондинка наклонила голову и угрожающе проговорила:

— Где ваш ордер на арест? Если его нет, вам придется пересчитать все ступеньки по пути вниз!

Педли откинулся на спинку кресла.

— Пожарный инспектор не нуждается в ордере, сестричка. Мы, наверное, единственные люди в городе, которым он не требуется.

— Какое отношение ко мне может иметь пожарный инспектор?

— Вполне определенное. Я занимаюсь расследованием подозрительных пожаров. Как тот, что устроил Гарри. И если гы впутаешься сюда с ложным алиби, сама получишь от десяти до пятнадцати лет.

Девушка начала хныкать. Ее губы скривились, глаза наполнились слезами. Краска с ресниц потекла по нарумяненным щекам.

— Я ничего не знаю. Ни о каком пожаре.— Она разревелась. — Я не выходила из дому два или три дня. Только потому, что девушка старается сохранить верность...— Она отвернулась к стене, ее плечи вздрагивали.

Инспектор подлил себе еще виски.

— Закрой кран, детка. Розовые штанишки действовали лучше.

Она принялась ругаться на чем свет стоит. Он подождал, пока она выдохнется.

— Мне некогда валять дурака. Гуч попался, и попался крепко.

Она собралась что-то сказать, но он предостерегающе поднял руку.

— Я просто хочу вдолбить в твою головку, что Гарри предстоит основательная чистка. Неужели ты мечтаешь угодить в тюрьму из-за типа, который поджег дом со стариками и детьми? Конечно, ты можешь ответить, что это твое дело. Но я скажу, что дело это грязное.

Энни Сьютер пробормотала что-то невразумительное.

Педли вытащил из кармана пиджака и положил перед ней последний выпуск утренней газеты.

— Тут все написано. Прочти. Ты достаточно умна, чтобы не встать на сторону крысы, выкинувшей такой номер.

Она вытерла глаза полой халатика.

— Я не провокатор.

Он с треском поставил стакан на стол.

— Господи боже мой! Этот кокаинист совершает самое отвратительное преступление. Там, где обычный убийца мог отправить на тот свет одного-двух людей, Гуч переправляет их в морг и больницу оптом. Людей, которых он никогда не видел и которые не сделали ему ничего плохого. И когда он пытается втянуть в этот кошмар тебя, ты начинаешь визжать, что не хочешь быть доносчицей!

— Никто не может сказать, что я предала кого-то.

— Нет? Но, если мы нуждаемся в твоих свидетельских показаниях, тебе лучше дать их таким образом, как необходимо нам.

Девушка подошла к столу и трясущейся рукой налила себе виски.

— Что вы хотите знать?

— Гарри заплатили за последний поджог. Я должен знать, кто именно. Гуч был не единственным, кто работал на этого человек^. Мы установили, что у него на совести по крайней мере восемь смертей, а сам он держится в тени, чтобы не пачкаться лично.

— Предположим, что Гарри действительно виновен. Неужели, по-вашему, он такой дурак, что назовет мне своего хозяина?

— Как ты думаешь, где он получил деньги?

Девушка вытерла глаза платком.

— Он сказал, что выиграл их в Гарлеме.

Педли посмотрел на нее с негодованием.

— Завернись во что-нибудь. Мне придется арестовать тебя.

Он швырнул стакан на пол. Тот разбился вдребезги. Виски залило Педли брюки.

— Говорю вам, я ничего не знаю об этой проклятой истории!

Педли встал и надел шляпу.

— Тебе помочь одеться?

Мокрое от слез лицо исказил страх.

— Я не знаю много! — завыла она.— Не знаю! Клянусь, что не знаю!

Он снова сел.

— А мне много и не нужно, детка. Расскажи то, что известно.

Было уже около двух, когда Педли вернулся в здание муниципалитета и по пути в свой кабинет остановился у стола Барни.

— Сходи и принеси мне поесть — ростбиф на черном хлебе, побольше горчицы ц кофе.

— Слушаюсь, босс,— сказал Барни, сощурившись.— Звонил комиссар.

— Разъяренный?

— Конечно. Говорит, что непременно должен побеседовать с вами до половины третьего. Что-то по поводу заявления для прессы.

— Тут мы им помешаем.

— Я не понимаю, почему нас обвиняют всякий раз, когда какому-нибудь пиротехнику приходит в голову устроить пожар?

Инспектор повесил шляпу на крючок.

 — Комиссар не виноват. Его подталкивают газеты, а он сваливает ответственность на другого. На кого же еще ее можно свалить, как не на бюро пожарной инспекции?

Барни потер бедро, искалеченное на пожаре в одну из слякотных ночей.

— Тогда придется сменить табличку на вашей двери...

Педли достал из кармана кипу листков, исписанных аккуратным женским почерком.

— Надо сделать три фотокопии с этого, Барни. Оригинал— прокурору. Так какую табличку?

Пожарный усмехнулся.

— Ответственность...— так нужно написать— оставлять здесь.

Инспектор улыбнулся.

— Поторопись с сандвичем, Барни. И скажи Джонни Митчелу, что мне нужно увидеться с ним.

Джонни появился раньше сандвича и кофе. Он был высок и худощав. Очки в стальной оправе делали его похожим на бухгалтера или инженера, а не на помощника пожарного инспектора. Он держал под мышкой красную папку.

— Инспектор, один из детей в больнице «Флауэр» находится в критическом состоянии. Ожоги третьей степени на лице и шее.

Педли крутанулся на своем вращающемся кресле и устремил невидящий взгляд на Сйти-Холл-сквер.

— Который из них, Джонни?

— Девятилетний. Стефен Калински, кажется. Тот, что вытащил из кровати маленькую сестренку.

Инспектор знал, чем в основном кончаются ожоги третьей степени. Медики в наше время многого добиваются с помощью таниновой кислоты, прозванной новым химическим оружием. Но даже оно бессильно перед ожогами, разрушающими ткани и парализующими восстановительные возможности организма. В первые сорок восемь часов психический шок у мальчика был таким сильным, что он не чувствовал, боли. Затем ему пришлось давать наркотики, чтобы сделать мучения терпимыми. Существовала реальная угроза инфекции. Его организм отказывался принимать пищу. Через три-четыре дня неуклонное угасание жизненных сил перейдет в кому. И тогда еще одна жертва появится в графе против имени Гарри Гуча и того неизвестного человека, который — Педли не сомневался — стоял за поджигателем.

— Знаешь, Джонни, иногда я жалею, что мы в своей практике не пользуемся правилом «око за око».

— Законом мидийцев и персов?

— Да. Вообще-то, я стою за наиболее гуманный метод расправы даже с самым гнусным убийцей. Но возможно, если бы Гарри Гуч ясно представлял себе, что ему придется пройти через такие же мучения, как этому мальчику, тогда он дважды подумал бы, прежде чем поджигать квартиру на Шестьдесят четвертой улице. .

— Не знаю, не знаю,— пробормотал Митчел.— Должно быть, он понимал, что если его схватят, то посадят на электрический стул.

Педли устало провел рукой по лицу:

— Видимо, не понимал.

Помощник открыл папку.

— А почему бы и нет? Мы его почти поймали. Вот фотографии чулана.— Он вытащил блестящий снимок. — Видите эту обуглившуюся линию?

Инспектор взглянул на темную длинную полосу на задней стене.

— Точно подходит к чемодану,— Митчел постучал по фотографии. — Стружка, пропитанная спиртом, вспыхнула здесь, отсюда и начался пожар. В лаборатории утверждают, что на дереве отпечатались следы рисунка крокодиловой кожи и температура там соответствовала температуре горения древесного спирта.

— Бутылку нашли?

— Нет еще. Ею занимаются ребята из участка. Но бутылка не так важна. Нам необходим чемодан.

— Обнаружить его будет трудно. Хотя для обвинения он не нужен. Достаточно заявления хозяина, что чемодан исчез. Для суда у нас достаточно улик, указывающих на Гуча. Но, возможно, нам придется пойти на сделку с ним.

Митчел взглянул на инспектора поверх очков.

— Джонни, наша основная задача— схватить подстрекателя,— продолжал Педли.— И Гуч должен помочь нам в этом. Если он согласится, мы попросим департамент смягчить наказание.

— А если не согласится?

— Надо его покрепче прижать — и дело в шляпе. Вот чем мы должны заниматься теперь.

— И чего мы уже достигли в этом направлении?

Педли все ему рассказал. Согласно показаниям Энни Сьютер, Гуч покинул отель «Гранада» около половины третьего ночи. Пожар на Шестьдесят четвертой начался в три. Гуч ехал на метро. Значит, он пользовался выходом на Девяносто шестой улице. Митчел должен поговорить там с продавцом в газетном киоске, с кассиром, с контролером.

Барни появился в комнате, когда Митчел уже выходил. Он принес картонный стаканчик с кофе и сандвич, завернутый в бумажную салфетку.

— Соединить вас с комиссаром? — спросил он у Педли.

— Да, пожалуй, Барнабус.

Едва Педли принялся за сандвич, сразу же позвонил телефон. Он поднял трубку и, не прекращая жевать, спросил:

— Что нового, Тим?

Голос на другом конце провода ответил, что нового полно и все оно плохое. Газетчики встревожены происшедшим на Шестьдесят четвертой улице. Они требуют от мэрии самых решительных действий. Мэр вылил весь свой гнев на комиссара. Ему нужно немедленно что-то предпринять. Бюро пожарной инспекции должно тотчас подать признаки жизни, или будет хуже!

Педли слушал, жевал, прихлебывая кофе, и время от времени вставлял: «Да».

Когда комиссар иссяк, инспектор прекратил есть и сказал:

—- Хорошо. Но не говори, что мы ничего не сделали, Тим,

— Так сообщи об этом газетчикам!

— Пока не хочу.

— Он не хочет! Зато я хочу! И мэр тоже.

Педли проглотил остатки кофе.

— Придержи свои штаны, Тим. Мы можем хоть сейчас отправить поджигателя на тот свет. Но нам нужно время, чтобы напасть на след человека, нанявшего его.

— Ты дашь какое-нибудь заявление для утренних газет?

— Пока нет. Может быть, завтра.

— В Сити-Холле чувствуют себя прескверно, Бен,— заметил комиссар.

Педли швырнул стаканчик в корзину для бумаг.

— В больнице «Флауэр» находятся четверо детей, которые чувствуют себя намного хуже. И их будет там еще больше, если мы не найдем ублюдка, стоящего за всем этим.

Бен Педли подошел к тому зданию на Уайт-стрит, где находилась юридическая служба штата Нью-Йорк. Он миновал ряд кабинетов и переступил порог комнаты, на двери которой висела табличка: «Частное помещение. Не входить\»

За столом перед пишущей машинкой сидел рыжеволосый молодой человек в роговых очках, он читал «Уолл-стрит джорнэл». У него были мелкие черты лица и белая кожа.

— Входите, инспектор, — сказал он, — мистер Друри ждет вас.

В углу просторного кабинета мужчина разбирал бумаги на своем столе. Внешность у него была устрашающая: холодные глаза, высокий бледный лоб, тонкие синеватые губы. Увидев Педли, он встал и пожал ему руку.

— Есть что-нибудь для меня, Бен?

Инспектор удобно устроился в коричневом кожаном кресле.

— Возможно, скоро что-то появится, Джордж. Но сначала мне нужна некоторая свобода действий в истории с Гучем.

Прокурор открыл тиковую коробку с сигарами и подвинул ее к инспектору.

— А в чем дело? Разве у вас нет улик против Гуча?

Педли закурил сигару.

— У нас их столько, что мы можем держать мерзавца в тюрьме до тех пор, пока не вырастут его внуки.

— Я могу предъявить ему обвинение хоть сейчас, — заметил Джордж Друри.

— Не надо.

— Почему?

— Необходимо задержать судебный процесс, Джордж. А когда я все устрою, присяжным поднесут Гуча на тарелочке.

Окружной прокурор лениво изучал ногти на правой руке.

— А для чего задерживать процесс?

— Хотя Гуч исключительно опасный для общества человек, за ним стоит более крупная фигура— поджигатель номер один.

— О, это старая песня! Вы хотите, чтобы мы притормозили дело, пока какой-нибудь таинственный приятель не поможет Гучу состряпать алиби.

— Нет. Гуч уже пытался сделать это, но я его расколол. Теперь у него такое же алиби, как у ребенк'а, застигнутого возле банки с вареньем с липкими губами. Я послал вам показания, из которых явствует, что он находился во, время пожара на, улице.

— Ага. Значит, вы ожидаете, что неизвестный партнер станет для Гуча прикрытием и будет финансировать его защиту?

— Могло бы получиться и так. Но у нас есть нечто большее. Если мы начнем дело сейчас, то тому парню, который займется им от вашей конторы, придется сунуть под нос присяжным какой-то твердый мотив действий поджигателя, в противном случае защита выдвинет тезис о его умопомешательстве. Либо у Гуча была причина для устройства пожара в квартире, либо он сумасшедший.

— А он не сумасшедший?

— Нормален, как вы, Джордж. Ему заплатили за работу.

Друри удивился.

— Шайка поджигателей?

— По крайней мере тот, кто оплачивает поджоги, не ненормальный. Мы проверили, и оказалось, что в половине случаев страховка по имуществу еще не выдана. Нет смысла устраивать поджог, если вся сумма еще не накопилась.

— А как насчет той квартиры, которую подпалил Гуч?

— Там страховка закрыта. Банки согласны оплатить стоимость сгоревшего имущества.

Прокурор откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой.

— И как вы представляете себе это, Бен?

— Человек, занимающийся поджогами ради выгоды, не будет рисковать жизнью ради нескольких сотен. При обычных пожарах мало пострадавших. А,— он многозначительно поднял палец,— в каждом из случаев, ведущих к нашему ублюдку, обязательно бывают серьезные жертвы. В этом и заключается причина, по которой департамент порет горячку.

— Вы думаете, что сумеете выследить главаря?

— Иначе жители города не смогут спать спокойно, Джордж. Но. мне нужна ваша помощь.

— Какая именно?

— Вы должны придержать судебное разбирательство, а мы придержим прессу. Для всех окружающих Гуч превратится в кандидата для смирительной рубашки.

— А потом?

— Потом мы наколем главаря»

— А в это время моя контора будет сидеть раскрывши рот? Нет, спасибо, Бен. Любая небрежность со стороны прокурора подвергнется нападкам» Особенно постараются оппозиционные газеты.

Педли достал из кармана пиджака конверт, вынул оттуда маленький листок бумаги и протянул его через стол.

Окружной прокурор увидел каракули:

— Какие-то адреса, да? Что это?

— Описание домов,— ответил инспектор.— Один особняк, имеющий с соседним общую стену: номер 10 по Боулер-плейс. Загорелся десять дней назад. Пожар начался у черного хода. Дом с двумя террасами на севере Грили-парк. Он там только один. Вспыхнул неделю назад, с подвала. Хозяин отправлен в больницу «Сен-Винсент» с ожогами первой степени. Один из наших ребят сломал на пожаре ногу. Квартира в доме 61 по Западной Шестьдесят четвертой, где мы и напали сегодня утром на след Гуча. Он взломал замок в нижней пустующей квартире и оставил в чулане чемодан с упаковочной стружкой, пропитанной древесным спиртом..

Прокурор похлопал ладонью по. бумаге.

— А как насчет двенадцатиквартирного дома 907 на Западной Двенадцатой улице?

— По-моему, это следующий объект. Пожар начнется в прихожей, если поджигатель номер один следует намеченной программе.

Друри кивнул.

— И вы попытаетесь поймать его?

Инспектор задумчиво выпустил сигарный дым в потолок.

— Я немедленно займусь этим домом. Подготовлю гам все, кроме пожарных машин. Не хочется его вспугнуть.

— А вы ее боитесь, что его уже вспугнул арест Гуча?

--- Возможно. Нужно подождать развития событий.

Боссу поджигателей, вероятно, известно, что аресты часто кончаются ничем. Кроме того, Гуч действительно может не знать, на кого он работал. Во всяком случае, он не подозревает, что мы нашли эту записку. Он выронил ее вчера вечером в квартире шлюхи, которую пытался использовать для алиби. Она подобрала бумажку, думая, что та представляет какую-то ценность. Когда я расколол ее, она. отдала записку мне.

— Записка будет представлять ценность, если вы сможете установить, что она написана Гучем.— Прокурор повернулся в кресле и поглядел в окно. — Давайте посмотрим, что у нас получается. Вы хотите задержать расследование, чтобы не раскрывать мотивы, по которым совершались поджоги, а потом сцапать зазевавшегося главаря. Но какой же мотив мог иметь человек, стоящий за Гучем?

— Лично1 мне он неизвестен, Джордж, Но я знаком с его методом. Тут виден почерк убийцы. Пожары обычно возникают ночью. Почти всегда здание вспыхивает, как спичечный коробок. И как правило бывают пострадавшие.

— А если Гучу, удастся выдать себя за помешанного?

— Ни один нанятый психиатр не сумеет написать такое заключение. Конечно, Гарри— наркоман и развитие у него не выше, чем у крысы. Но он не шизофреник и не параноик.

Окружной прокурор нерешительно покачал головой и произнес:

— Хорошо. Это выглядит не слишком убедительно, но я попытаюсь. Присылайте ко мне ваше пугало, и я поджарю для вас его уши.

— Возможно,— мрачно изрек Педли, — он попадет в ваши руки уже без ушей.

Рыжеволосый юноша всунул голову в приоткрытую дверь и улыбнулся.

— Вам звонят, мистер Педли. Говорят, это срочно.

Инспектор поднял трубку.

— Да... Слушаю, Барни... Что?! Проверь адрес снова.— Он подождал еще минуту, затем положил трубку и потер лоб.—Черт возьми,— выругался он.— Сигнал из дома 9М по Западной Двенадцатой улице. Только что начался пожар.

— Обошли вас, а? Чертовски быстрая работа*

— Это предупреждение, Джордж. Кто-то знает, что» я завладел списком. Когда я выясню, кто его оповестил,, я сам буду действовать быстро.

— Смотрите себе под ноги, Педли. Эта компания, кажется, играет серьезно.

Инспектор повернулся к нему уже от двери.

— А я разве развлекаюсь?

Нижняя часть графитово-серых туч пылала угрюмым багрянцем, когда машина Педли пробивалась через заторы на Восьмой улице и Бродвее. Завывание сирен на севере и западе предупреждало, что на помощь пожарным спешат группы из других районов. Педли проехал по Вилледжу, припарковал машину на углу Тринадцатой и направился к полицейскому оцеплению, расталкивая толпу.

Шестеро полицейских сдерживали людей. Пожарные в шлемах и прорезиненной одежде пробивались в дом, растягивая длинный брезентовый шланг. Улица была заполнена блестящими красными машинами. Отовсюду капала, текла, брызгала и собиралась в лужи вода. В конусах света, бьющих из лампочек на касках пожарных, проплывали клубы дыма. Из-за стука топоров крики людей становились неразборчивыми. Один пожарный сидел на краю тротуара и выкашливал струйки дыма.

Инспектор перешагнул через шланг и подошел к мужчине в форменной фуражке с белым козырьком.

— Ничего себе костер, а, Мак?

Лейтенант Мак-Элрой крикнул:

— Привет, Бен. Да, горит как спичка. Это, наверное, по твоей части.

— Где Фуллер?

Мак-Элрой потер глаза.

— Где-то в задней части дома. Если там не удается взять пожар под контроль, придется ставить щит, чтобы спасти соседнее строение.

Лейтенант поспешил прочь, чтобы дать распоряжения человеку, высунувшему голову из окна второго этажа соседнего здания. Внезапно послышался хлопок. Звук был такой, точно взорвался бумажный пакет, наполненный воздухом. Потом раздался звон стекла, бьющегося о тротуар. Огромный, канареечно-желтый клуб дыма, похожий на цветную капусту, расцвел в окне третьего этажа. Вслед за дымом появился и лизнул стену похотливый язык пламени. Наиболее опасная вещь во время пожара и наиболее смертоносная.

— Все назад!

Педли выругался про себя. Хорошо, если отряду МакЭлроя удастся без потерь выбраться оттуда. В этот ад следовало бы засадить самого поджигателя. А может, он где-то поблизости?

Педли посторонился, пропустив прожектор, который должен был осветить фасад. Его мощный луч резче обозначил черты лица инспектора. Две глубокие складки пролегали от ноздрей к уголкам крупного рта. Тени под глазами придавали Педли странно изможденный вид. Но в его лице было больше гнева, чем усталости.

Он смотрел на стекла окон, закопченные от дыма и сажи. В низко нависших тучах багровый цвет потускнел до каштанового. Педли уловил быстрые вспышки фонариков на верхнем этаже: возле парапета появился мужчина и, перегнувшись через него, подавал сигналы.

Мак-Элрой вернулся.

— Заплата пока сдерживает напор.

— Где начался пожар?— спросил инспектор. Ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным.

— Под лестницей. На первом этаже. Дворник говорит, что там не было никакого хлама. Он убирается каждый день. Запах готовившегося обеда заглушал запах дыма до тех пор, пока пожар не разгорелся.

— А кто сообщил?

— Мальчик по имени Лири. Живет на первом этаже.

— Кто-нибудь пострадал?

Лейтенант взглянул на крышу.

— Там, наверху, один парень из спасательного отряда сигналил, «скорой помощи». Но я не понимаю, зачем... ведь мы приказали жильцам покинуть свои квартиры...

Педли взял топор из стойки для инструментов. Ему требовалась маска, если он хотел попасть внутрь дома. Он побежал к запасному входу.

  - Клубы дыма, теперь кремового цвета, струились из окон верхнего этажа и опускались на тротуар. Время от времени они освещались красными вспышками, словно внутри здания загорались неоновые рекламы. Когда Педли прокладывал себе путь к двери среди колец шланга, огонь исчез, а дым стал темнее и гуще.

Мужчина в резиновых сапогах и мокром черном плаще, осторожно пятясь задом, вытащил за ноги из дома пожилую женщину в ночной рубашке. Она была закутана в розовое бумажное одеяло, испачканное сажей. Ее голову и плечи поддерживал второй пожарный. Инспектор подошел ближе. Глаза женщины были закрыты, кожа цветом напоминала замазку.

Он взял в руку ее запястье. Пульс прощупывался, но очень слабо.

— Конец,— пробурчал пожарный, державший голову.— Никогда не проснется.

— Она, наверное, пьяная,— предположил тот, что держал ноги»

Резко прозвучала сирена. Подоспели санитары в белом. Они переложили на носилки тело женщины, наклонялись и подняли их за ручки. Люди в синем расчищали им путь в плотной толпе.

К группе на тротуаре присоединился еще один пожарный с электрическим фонарем и топором в руках. Его глаза были налиты кровью.

— Гас говорит, что нужно разрушить номер 41.— Он кашлял.— А то на третьем этаже скопилось слишком много воды. Пол начинает прогибаться.

Мак-Элрой побежал к людям, работающим с насосом, что-то выкрикивая на ходу. Пожарный с фонариком и топором опустился на тротуара снял каску и нагнул голову. Его начало рвать.

Педли надел маску и устремился на закопченную сажей лестничную клетку. Вода текла сверху по лестнице, брызгала с ее обгоревшего скелета, капала с потолка, лилась через оконные проемы.,

Резкий запах горящей одежды и тлеющего дерева сжигал гордо и легкие. Здесь» внутри здания, звуки ритмично работающих насосов и шум водяных струй из шлангов казались глуше. Тут раздавалось только шипение пара, поднимающегося от догорающих предметов, и плеск воды в лужах на полу.

В глубине коридора валялся электрический фонарь. В его свете Педли видел искореженные железные прутья лестницы, обуглившиеся остатки перил, потемневшие кирпичи. Больше внутри ничего не осталось. На задней стене лестничной клетки сгорела вся штукатурка. Под лестницей, в полу, была выжжена большая трехфутовая дыра.

Педли опустился возле нес на колени. Он надеялся, что Мак-Элрой или его начальник, командир отряда Фуллер,, блокируют насосы, забрасывающие сюда снаружи тонну воды в минуту. В противном случае даже газовая маска не поможет Педли.

Но ждать ему нельзя.; Если он хочет узнать, как начался пожар, следует собрать все улики, прежде чем здание рухнет.

Вдруг позади него кто-то произнес глубоким басом:

— Ну как, ястреб, летишь по горячему следу?

За ним стоял человек без маски. Воздух очистился, поток воды прекратился. Педли тоже снял свою.

— Привет, Фуллер, вот, решил все осмотреть.

— Вряд ли тебе удастся что-нибудь выяснить.

Командир отряда был широкоплечим мужчиной, слишком тяжеловесным для гражданской службы.

— Послушай, Фуллер, давай поговорим в другой раз, когда я не буду занят. Сейчас нет времени на остроты.

Командир многозначительно протянул:

— У-у-у, все понятно. Тебе нужно сперва придумать оправдание своей плохой работы. Ведь твой отдел так и не разобрался с этими поджогами.

Педли встал.

— Пытаешься меня уязвить?..

— Наоборот, помочь. Похоже, ты в этом очень нуждаешься.

Инспектор подошел к Фуллеру вплотную.

— Я нуждаюсь в любой помощи при расследовании пожара, случившегося в твоем районе, если уж так ставить вопрос.

— Ставь его, как хочешь. Но чего ты добьешься?

— Пока ничего. Но поскольку именно ты отвечаешь за действия департамента полиции в этой части города, я собираюсь с тобой основательно разобраться. В один прекрасный день я еще надену на тебя наручники. Ты не возражаешь?

Грузный Стэн Фуллер был фунтов на двадцать пять тяжелее упрямого инспектора, но он отступил.

— Смотри, как бы я не прищемил тебе пальцы в следующий раз... Ну ладно, некогда мне драть с тобой глотку, мистер Пинкертон. Нужно работать. Ребята уже заканчивают. Не забудь здесь свою лупу.

Шрам на щеке у Педли побелел. Он стоял не двигаясь до тех пор, пока Фуллер не скрылся за дверью.

Струйки воды стекали сверху на поля его шляпы. С обгоревшей перегородки упал на пол кусок промокшей штукатурки. Но инспектор не двигался с места. Лицо его казалось безжизненным.

Он и Стэн Фуллер вместе пришли в полицию, играли в одной бейсбольной команде, назначали свидания одним и тем же девушкам, попадали в одинаковые переделки. Вот почему было очень неприятно узнавать,, что командир отряда мошенничает. Педли не сомневался в этом, но доказать пока не мог. Обычно бюро пожарной инспекции не занималось должностными преступлениями офицеров департамента полиции. Но имелось множество примеров неопределенного толкования пожарных правил в здешнем районе. Кроме того, ходило немало слухов о давлении на некоторых владельцев домов со стороны пожарных. Пед-ли собирался как-нибудь разобраться в ситуации. Он, правда, надеялся, что махинации полицейских не угрожают ничьей жизни.

Педли направился на подвальный этаж. По какой-то причуде огня дверь, ведущая туда, осталась нетронутой, хотя ступеньки лестницы все еще тлели. От них поднимались тонкие струйки дыма.

Педли осторожно спустился вниз. В углу, под сквозной дырой в потолке, он нашел кучку углей, дерева, комочки мокрой штукатурки, куски спаленного линолеума. Включив карманный фонарик, он сел на корточки рядом с этим мусором и, вырезав часть сгоревшего пола, осмотрел его. На дереве ясно отпечатались следы рисунка крокодиловой кожи.

Затем Педли начал выбирать из щебня подозрительные предметы. Три комочка, похожие на сгоревшие грецкие орехи. Несколько мелких вещичек, напоминающих полураздробленные лакричные таблетки. Очень тонкий кусочек сгоревшей кожи, с которого осыпался черный пушистый пепел. Свои находки он положил в пустую картонную коробку, где обычно хранились мятные лепешки, и сунул ее в карман.

Наверху застучали тяжелые сапоги и снова завыли сирены. Педли понял, что часть машин готовится уехать с места происшествия.

Чья-то голова перевесилась через перила лестницы.

— Есть тут кто-нибудь?

Бен отозвался:

— А как вы думаете, если здесь горит фонарик? Из какой квартиры вынесли потерпевшую? '

— О! Это вы, инспектор! Из верхней части здания.

Педли, ругаясь вполголоса, поднялся на четвертый этаж. Осмотрев замок квартиры, он прошел в спальню, потом минут десять побродил по кухне. За плитой он обнаружил несколько сигаретных окурков. Они были свежими, табак еще сохранил запах...

В спальне стояла одинокая узенькая кровать. Значит, в этой квартире без горячей воды жил всего один человек— старая женщина? Курившая сигареты? Что-то здесь не сходилось!.

Педли снова изучил окурки: концы смяты, но следов помады нет.

На кухонном столе стояли закопченные тарелки, чайник, чашка с блюдцем, сахарница.

Он задумчиво их осмотрел. Затем положил окурки в один целлофановый пакетик, а немного сахару в другой и взял их с собой.

Основная часть машин уже уехала. В холодном свете уличных фонарей возбужденные лица людей выглядели более усталыми. Улица напоминала свалку. На ней чернели остатки сгоревшего дерева. Под ногами агентов из страхового патруля, бродивших по пожарищу, хрустели разбитые стекла. Но здесь нечего было спасать от огня. Никто даже не развернул брезент, лежавший в грузовике.

Командира отряда Фуллера уже и след простыл. Лейтенант Мак-Элрой разворачивал автомобиль, тоже собираясь уезжать.

Педли разыскал дежурного полицейского, окруженного испуганными жильцами. Он отозвал его в сторону и поинтересовался:

— Как фамилия той женщины, которую увезла «скорая помощь»?

— Миссис Герриш, сэр. Вдова.

— У нее есть какие-нибудь родственники в доме?

— Насколько я знаю, нет. Мне сообщили, что она занималась пошивом мелких вещей, когда получала заказы.

— Теперь она не скоро начнет шить. Дайте мне список жильцов.

Взгляд Педли в силу укоренившейся привычки блуждал по лицам многочисленных зевак. Пироманьяки обычно не слишком осторожны. Вдруг его внимание привлекло какое-то лицо в толпе.

— Кто эта леди в светлом пальто?

Девушка, на которую он указывал, стояла позади группы итальянок, но кремовое пальто и зеленая модная шапочка выделяли ее среди жителей квартала. ,

— Не похоже, что она обитает здесь,— заметил Педли.

Офицер присвистнул:

— Милашка, правда? Никогда не видел ее раньше. Но теперь уж я такого момента не упущу.— Он говорил с бывалым видом.

Инспектор пересек улицу. Быстро, но без явной спешки он направился к девушке. Заметив его, она повернулась и пошла прочь, потом оглянулась через плечо и ускорила шаг.

Педли стал догонять ее. Она пустилась бежать.

Он крикнул:

— Почему вы так спешите?

Но девушка даже не подала виду, что слышит его.

Наконец Педли настиг ее и легко хлопнул по плечу. Только тогда она остановилась. Ее серо-голубые глаза с каким-то необычным фиалковым оттенком были холодными и настороженными.

— Если вы не против, то я предпочла бы идти одна.

Стройной и загорелой, он дал бы ей лет двадцать. Ее овальное дерзкое лицо можно было назвать красивым.

— Живете где-нибудь поблизости, мисс?

Она отвернулась от него.

— Думаю, вам незачем знать, где я живу. — Ее голос звучал спокойно.

Она продолжила свой путь. Инспектор пошел рядом с ней.

— Вы даже не представляете себе, — произнес он,— как много разных вещей интересует пожарного инспектора.

Она опять остановилась и, с огромным трудом сохраняя спокойствие, сказала:

— Я проходила мимо и решила посмотреть, что случилось. Вас устраивает такой ответ?

— Возможно. Что вы делали в этой части города?

— Просто гуляла.

— Не слишком похоже на правду, не находите? — Педли взглянул на ее тонкие чулки и лакированные туфли на высоких каблуках.— Грязные улицы, подозрительные дворы. Не лучшее место для прогулок.

Она натянуто рассмеялась.

— Я пришла повидаться с подругой. 

— Как ее зовут?

— Элис Ван Дорн.

— Где она живет?

Он решил, что подруга ее — выдумка, поскольку девушка продолжала идти не отвечая. За пятнадцать лет работы в департаменте ему не встречались поджигатели такого типа. Порой женщины занимались поджогами, но только те, которые любят волнения. А этой девушке, подумал он, хочется чего угодно, только не волнений. Но здесь, конечно, что-то было... ' '

— Мы ведь можем проверить ваши слова.

Она пожала плечами.

— Не понимаю, какое вам до всего этого дело.

Он положил руку на ее плечо, девушка вздрогнула.

— Мое дело — найти того, кто устроил пожар и отправил пожилую женщину в больницу. Что касается вас, то вы можете не тревожиться. Вас я ни в чем не подозреваю. Но я должен быть уверен.

— Женщину? — прошептала она. -— Вы говорите, пожилую женщину?

— Да, по фамилии Герриш. Вы ее знаете?

Она задрожала и закусила губу.

— Я встречалась с ней. Дело, собственно, в том, что я пришла сюда повидаться с ней, увидела толпу и испугалась.

— Зачем вы к ней приходили?

Педли был удивлен. Мало кто боится смотреть на пожары. Совсем напротив. Что же она скрывает? Он повернулся и зашагал обратно, к сгоревшему дому.

Она последовала за ним.

— Я принесла ей немного денег.

— Теперь деньгами ей не поможешь. Она надышалась дыма. В ее возрасте это серьезно.

Девушка стиснула руки.

— Мне страшно жаль. Понимаете, я пообещала ей вернуться. Но приехала слишком поздно.

— Вы были у нее недавно?

— В полдень. Приносила кое-какую одежду.

— Благотворительность?

— Социология звучит лучше. Я Лоис Элдридж. Наверное, вы слышали о моем отце, основавшем фонд Элдриджа?

Педли, конечно, слышал о Чарльзе Элдене Элдридже. Мало кто в городе не знал о работе его гигантской клиники превентивной медицины, о ее службе здоровья, о визитах сестер на дом, о ее прогрессивной позиции в отношении общественного здравоохранения.

— Какую одежду вы принесли миссис Герриш?

Девушка подсунула под шапочку иссиня-черную прядь волос.

— Пальто, пару купальных халатов и кое-что из нижнего белья. А что?

— Пальто с меховым воротником? С большими коричневыми пуговицами и маленькими черными?

— Да. — Она удивилась.— Наверное, миссис Герриш была в нем, когда...

Педли достал картонную коробочку и позволил девушке заглянуть в нее.

— Они теперь стали такими, что я не могу сказать точно,— пожала плечами мисс Элдридж.— Но, по-моему, они с того самого пальто.

Педли снова убрал коробочку в карман.

— Этот пожар, — он указал рукой на разрушенные перегородки и потемневшие кирпичи, — начался с поджога свертка с вещами, пропитанного эфиром и помещенного под лестницей первого этажа.

— Вы обвиняете меня?! — возмущенно воскликнула девушка.

— Пока только собираю факты. Не надо нервничать. Тут дело рук очень искусного поджигателя, мисс Элдридж. И я собираюсь найти его. Кто-то поджег двенадцатиквартирный дом и отправил в больницу миссис Гарриш в тяжелом состоянии. У меня нет времени думать о вежливости.

В ее глазах читался вызов. Он сомневался, выражали ли они когда-нибудь что-то еще. Она вела себя надменно.

Педли подвел ее к своему седану и открыл дверцу.

— Я собираюсь отправиться в «Бельвью» повидать миссис Герриш. Может, хотите проехаться со мной?

Она заколебалась.

— Предположим, не хочу, что тогда?

Он включил зажигание.

— Это не имеет никакого значения.

Девушка сиДела рядом с ним. Педли ехал по Четырнадцатой улице.

— Во-первых, ответьте, как вы узнали, что миссис Герриш нуждается в Помощи? — спросил он.

Лоис смотрела прямо перед собой.

— Как люди вообще узнают о таких вещах? Она сама сообщила.

— Вы были хорошо с ней знакомы?

— Мы никогда не встречались до сегодняшнего дня. Она позвонила в отдел помощи фонда. А никого из наших обычных служащих не было. Поэтому я принесла ей только то, что нашла сама.

— Примерно в полдень?

— Да, кажется, в четверть первого.

Педли йе тормозя обогнал молочный фургон.

— А потом вы вернулись прямо в контору?

Она немного помялась, затем ответила:

— Да, конечно.

— И сидели там все время, пока не пошли опять к миссис Герриш?

— Да.

Всю остальную дорогу инспектор молчал. Наконец он остановил машину возле большого унылого здания больницы.

Предъявив какие-то документы дежурной, он поднялся вместе с девушкой на лифте и наверху вступил в переговоры со старшей сестрой. Спокойная седовласая женщина с сомнением покачала головой:

— Я побеседую с врачом. Но пациентка не в таком состоянии, чтобы видеться с кем-то.

— Попросите его прийти сюда.

Скоро в кабинете сестры появился коренастый, невысокий мужчина с каштановой бородкой и карими глазами.

— Невозможно! — воскликнул он. — Миссис Герриш нельзя тревожить. Ни при каких обстоятельствах.

— Улучшится ли ее самочувствие, доктор, если она будет немедленно арестована?

Доктор потеребил пальцами бородку.

— Конечно нет. Удушье частично миновало, но она еще в опасности. Ей нужен абсолютный покой.— Он потер нос.  — Насколько я понимаю, вы считаете ее преступницей?

— Нет, только важным свидетелем. Она может помочь нам предотвратить следующие пожары. Или я задам ей пару вопросов сейчас, или придется посадить рядом с ней полицейского, пока мы все не выясним.

— Но она на грани жизни и смерти! — возмутилась сестра.

Педли стиснул зубы.

— Так же, как и многие другие люди. Если она настолько плоха, что разговор со мной прикончит ее, то мне особенно важно побеседовать с ней, пока не поздно. Так что, вызывать женщину-полицейского?

Врач откашлялся.

— В общем, ваши вопросы навредят ей меньше. Вы станете спрашивать о чем-то неприятпом?

-— Придется.

Доктор провел их между рядами коек, занятых больными с изможденными лицами, мимо операционных каталок на резиновых колесиках. Смешанный запах анестетиков и. антисептиков вызвал у девушки тошноту. Педли увидел, как она побледнела.

Они вошли в дверь с надписью: «Критическое положение». Рядом с кроватью, отгороженной ширмой, стоял высокий серый эмалированный бак с никелированными ручками и красными резиновыми трубками. На столе за ширмой находился ингалятор.

Сестра в белой шапочке, с усталыми глазами подошла к доктору.

— Я только что дала ей гипосульфит.

— Эти люди должны поговорить с ней, — с неохотой пробормотал врач. Он повернулся к инспектору. — Прошу вас сократить беседу до минимума.

Бледная женщина на подушках едва цеплялась за жизнь — мышцы ослабли, черты лица сгладились. Сестра поднесла что-то к ноздрям больной. Тусклые глаза открылись.

Педли взял девушку за руку и поставил так, чтобы женщина могла видеть ее. Затем он склонился над кроватью.

— Миссис Герриш, вы в состоянии понять меня?

Серые губы беззвучно произнесли:

— Да.

Педли указал на девушку, и та шагнула вперед.

— Эта леди приходила к вам сегодня в поддень, помните?

На лбу женщины собрались морщинки, как от боли. Она перевела взгляд на сиделку, на доктора, потом опять посмотрела на Педли.

— Вы звонили и просили что-нибудь из одежды, миссис Герриш. Эта леди принесла ее. Припоминаете?

Губы беззвучно сказали:

— Нет.

Мисс Элдридж издала возмущенное восклицание и умоляюще вытянула руки.

— Миссис Герриш, вы должны вспомнить. Я принесла пальто... днем... из фонда помощи. Прошу вас, напрягитесь.

Уставшие глаза закрылись.

— Я работала все утро.— Шепот был слабым, но достаточно ясным. -— Не знаю, что вы имеете в виду. — Она говорила с трудом.— Придя домой в четыре часа, я легла спать. И что-то случилось....

Инспектор кивнул.

— Случился пожар, миссис Герриш. Попытайтесь вспомнить, приносила ли вам эта девушка -одежду.

Женщина обвела всех окружающих измученным взглядом и наконец посмотрела на Лоис.

— Я ничего не получала. — Она закрыла глаза, и шепот стал еле слышным. — Я никогда не видела ее прежде.

Девушка наклонилась ближе к неподвижному телу на кровати, но сиделка удержала ее. Педли схватил мисс Элдридж за руку и осторожно вывел из палаты.

Лоис дрожала.

— Может быть, мисс Герриш завтра меня узнает...

— Надеюсь, — сказал Педли. — Но в результате этого визита мы обзавелись двумя неясными вопросами: она не получала никакой одежды и никогда не видела вас. Вы сами-то узнали ее?

— Конечно, но сейчас она выглядит не так, как раньше. Мы провели вместе всего несколько минут, и ее квартира была плохо освещена. Но это наверняка та самая женщина. Ошибки быть не может.

Когда они вышли наружу, Лоис стало лучше. Педли ждал, пока она вдыхала свежий воздух.

— Не надо беспокоиться, мисс Элдридж. Ваши сослуживцы могут засвидетельствовать, что вы сидели в конторе с трех до половины шестого. Вы обязательно выпутаетесь.

Девушка полезла в сумочку, достала оттуда компактную пудру и стала недовольно изучать себя в зеркале.

— Когда вы спросили меня, где я находилась днем, я сказала, что это не ваше дело. И хотя мое мнение не изменилось, я должна заявить, что в конторе меня не было.

Педли сел за руль, повернул ключ зажигания и нажал на акселератор.

— Надеюсь, вам удастся доказать, что вы не прогуливались поблизости от Западной Двенадцатой улицы.

Она сунула пудру обратно в сумочку, так и не воспользовавшись ею.

— В том-то и дело, что прогуливалась. Я навещала одного человека.

Педли насмешливо поднял брови.

— А почему так таинственно?

— Я прибыла весь день в квартире Клива Фарлоу, — сердито сказала она. — Если это так уж вас интересует.

— Фарлоу... Парень из страхового общества?

— Он связан с «Интер глоб».

— Где он живет?

— На Абингдон-сквер. За несколько домов от того места, где произошел пожар.

— Не желаете проехаться туда?

— Нет. Кроме того, Клив сейчас отсутствует.

Они немного помолчали. Потом Педли сказал:

— Вам лучше отправиться домой.

— Спасибо. Западная Семьдесят девятая, 160.

— Фарлоу ваш жених?

— Просто друг.

— Ваш отец знаком с ним?

— Он друг нашей семьи. Отец любит его.

— И вы тоже?

— И я тоже.

Педли затормозил перед красным светофором.

— Вы не возражаете против того, что ваши показания сличат с показаниями Фарлоу?

Она устало вздохнула:

— Я все равно не смогу помешать вам.

— Еще кто-нибудь знает, где вы были?

— Ни единая душа.

Педли подвел машину к тротуару.

— Где я сумею найти вас завтра?

— Я не собираюсь удирать. Пойду на работу.

— Так же, как сегодня днем?

Она посмотрела на него с презрением.

— Неужели обязательно нужно вести себя мерзко?

Педли прикоснулся к шляпе.

— Иногда приходится.

Девушка повернулась и, взбежала по ступенькам крыльца.

Когда инспектор вернулся в муниципалитет, Барни, сидя за столом Педли, слушал по радио шестичасовые новости. Бывший пожарный встал и, хромая, пошел ему навстречу.

— Кто-нибудь пострадал, босс?

— Старая женщина. Состояние довольно тяжелое. Она не слышала предупреждения.

Барни скривился.

— Мне всегда бывает особенно тяжело— даже не знаю почему,— если достается старикам.

— Да. Это чувство трудно подавить. Больно видеть, как они страдают. Старики и дети, Барни.

— От сознания того, что они беспомощны, становится еще хуже.

— Да. И в сегодняшнем случае что-то нечисто, Барни. Пострадавшая вполне могла успеть выйти до появления дыма.

— Может, она напилась?

— Старуха, едва зарабатывающая себе на жизнь? Да все ее вещи, вместе взятые, не стоят и десяти долларов. Кроме того, она, по-видимому, любила чай. .

Та чайная чашка на столе заинтересовала инспектора. Трудно поверить, что ее не разбудили крики, рев моторов, сирены, — короче, обычная суматоха на пожаре. Или она настолько плохо себя чувствовала, что не могла двигаться? Но чашка с чаем доказывала обратное. Кроме того, она пришла с работы. Конечно, у нее могло схватить сердце. Такое иногда случается с людьми в возрасте миссис Герриш. Оставался еще вариант, что ей дали наркотик. Если в чай что-то подмешали, это бы все объяснило.

Он написал сопроводительные записки к двум целлофановым пакетикам— с сигаретными окурками и с сахаром.

— Отнеси это в лабораторию, Барни. Окурки на микроскопический анализ, сахар — на токсикологический. Потом позвони в тюрьму. Скажи им, что я готов поговорить с Гучем. Мне просто требовались кое-какие приготовления.

— Хорошо, босс.

— Да, и передай Шейнеру, чтобы он приволок сюда свои кости. И, черт возьми, двигайся поживее, вытряси свинец из брюк.

До прихода Шейнера Педли успел позвонить по тому телефону, который дал ему для вечерней связи окружной прокурор. Помощник появился в кабинете, продолжая что-то жевать.

— Командир, вы оторвали меня от сочного филе с жареной картошкой.

— Взамен возьми гамбургер с луком. Дело спешное.

— С кем придется работать?

— С дамой.

— Вы правильный человек, босс... Она красивая?

— Даже слишком для тебя. Не по твоим возможностям.

— Ах, так. А вы знаете, как меня называют? Казанова из Канарси. .

— Не болтай, Шейнер. Ты должен установить за ней наблюдение.

— Так, так. Кто она?

— Дочь Чарльза Элдена Элдриджа. Зовут Лоис. Адрес: дом 160, Западная Семьдесят девятая улица. Работает в благотворительной организации отца — фонде Элдриджа. Они называют ее клиникой превентивной медицины.

— Особые приметы?

— Двадцать один-двадцать два года. Вес средний. Одевается богато и со вкусом. Блестящие черные волосы. Лицо, пожалуй, овальное... А глаза.... черт меня побери, если я знаю, какого они цвета. Серо-голубые, наверное.— Педли невидящим взглядом уставился в пространство.

— Фотографию, очевидно, можно получить в справочном отделе какой-нибудь газеты, — заметил Шейнер.

— Конечно. Если ты застанешь ее дома, хорошо. Если нет, посети ее приятеля, Клива Фарлоу на Абингдон-сквер.

— Деятель из страхового общества?— Помощник присвистнул. — Командир, у этого типа репутация человека, который ни одной бабы не пропустит.

— Послушай, Шейнер, я же не требую, чтобы ты подсматривал в замочную скважину. Ты просто должен следить за девушкой.

— Кто будет моим напарником?

— Я сменю тебя завтра в восемь утра. Позвонишь мне и скажешь, где ты. Главное, не потеряй ее.

Шейнер направился к двери.

— Если хотите, я буду спать с ней в одной постели.

— Только попробуй, все зубы выбью.

Инспектор стоял у окна и угрюмо смотрел на людей, сновавших, как муравьи, по ярко освещенной площади Сити-Холл, до тех пор, пока Барни снова не вошел в кабинет.

— Они, наверно, думают, что Гуч — законный преемник Диллингера. Его ведут три здоровенных амбала, чтобы он по дороге не сбежал.

— По-твоему, это плохо? Давай сюда Гарри и не пускай ко мне никого.

— Думаете, он опять будет упираться?

Педли усмехнулся.

Теперь поджигатель выглядел гораздо хуже. Его глаза воспалились, губы распухли. Щегольский костюм выглядел так, будто с ним поиграл щенок.

— Садись! — указал инспектор на кресло, а сам устроился на краешке стола, покачивая ногой.

У Гуча задергались губы. Он остался стоять.

— Педли, вы почему не запретили вашей пустоголовой команде трогать меня?

— А почему я должен запрещать?

— Я ведь все рассказал вам утром.

— Чихать я хотел на твои рассказы. Я виделся с Энни Сьютер.

Попытка Гуча улыбнуться произвела на Педли страшное впечатление.

— Я виделся с Энни, — повторил инспектор,— и она все выложила. Всю механику. Так что ты захвачен со спущенными брюками.

Поджигатель начал хныкать, но Педли оборвал его:

— Ты пришел к Энни вчера вечером в половине двенадцатого. С тобой был чемодан. С ним же ты покинул Энни в четверть третьего. Пожар на Шестьдесят четвертой улице был обнаружен в три часа. Сорок пять минут ты использовал на то, чтобы проникнуть в пустую квартиру, просверлив замок, поджечь бикфордов шнур и скрыться.

— Подтасовка,— хрипло сказал Гуч.

— Да. Подтасовкой было то, что ты хотел заставить Энни работать на тебя.

— Она спутала время!

— Не трать зря порох, Гарри. Давай поговорим спокойно. Посмотрим, достаточно ли у тебя здравого смысла, чтобы все взвесить.

Гуч упал в кресло. Его лицо блестело от пота.

— Можно мне взять сигарету?

Инспектор достал пачку из верхнего ящика и зажег для Гуча спичку.

— Такие-то дела. Гарри, ты сядешь в тюрьму, это совершенно ясно. Располагая свидетельством Энни, мы запросто убедим присяжных. Ты слишком опасен, чтобы гулять на свободе. Ты неизлечим. Семь обвинительных актов, три приговора, три нарушенных обещания. Ребенок, играющий с бутылкой нитроглицерина, менее опасен, чем ты. Я бы сам расправился с тобой, если бы не надеялся на закон. Но на сей раз правосудие восторжествует. Судья выпишет ордер на твой арест. Ты совершил свой последний поджог, если только из тюрьмы не сбежишь.

Сигарета Гуча едва тлела.

— Но кое-что ты можешь себе облегчить, — продолжал Педли, покусывая чубук трубки.— Когда сядешь в кутузку, конечно. Ты знаешь, как это делается— маленькие привилегии тут и там. Возможно, более легкая работа, чем на джутовой фабрике. Если я выясню что нужно, я замолвлю за тебя словечко.

— Я слушаю.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

— А если я не знаю ответа?

— Тогда все для тебя сложится скверно. Я даю тебе последний шанс только для того, чтобы сберечь время. Так или иначе я получу необходимую информацию. Но неужели ты не спасешь дам несколько часов? Кто тебе платил?

Наркоман глубоко вздохнул, бросил окурок на пол и растоптал его каблуком.

— Пусть мой маятник тут же остановится, если я знаю кто!

— Черт возьми! Ты хладнокровен! Повторяю: кто тебе платил?

— Деньги приносил почтальон, Педли.

— Ага! Значит, этот умник действовал через Вебера и Филдса. Невидимка диктовал свои распоряжения, по телефону, а платежную ведомость посылал по почте, после того как работа была уже выполнена. Да это прямо смешно.

— Я говорю вам правду. Только он мне не звонил, а писал. Сообщал о том, что может случиться в принципе и что я получу, если это действительно произойдет. Он ничего не приказывал и не скрывался от уплаты денег. Но штуку с фонарем придумал он сам. Я бы до такого не додумался.

— Да. Фонарь.— Инспектор постарался, чтобы его голос звучал бесстрастно.— До фонаря бы ты наверняка не допер.

Выходит, Энни Сьютер кое-что утаила от, него? Она ничего не сказала о фонаре. Вероятно, просто не знала о нем.

Гуч потянулся за второй сигаретой.

— Жаль, что у меня не сохранилось его письмо. Тогда бы вы поняли, что я имею в виду. Он писал, что огонь должен загореться именно от фонаря, иначе я не получу денег за работу.

Педли жестом остановил наркомана, когда тот полез за спичками.

—- Не трогай спички, Гарри. Я бы не доверил тебе и светляка.

Он сам чиркнул спичкой о подошву и зажег его сигарету.

Гуч усмехнулся.

— Спасибо.

Инспектор тоже улыбнулся.

— Продолжай. Как ты получал фонарь?

Никогда не известно, что может выкинуть кокаинист. Сегодня он готов всадить тебе нож в спину, а завтра становится твоим приятелем. Вот, например, Гарри Гуч, который в ответ на доброе слово выдает все свои тайны.

— Он сообщал, где его взять, Педли. В нише на нижнем уровне Центрального вокзала.

Инспектор подумал, что это может быть правдой. Тысячи людей проходят там к поездам. Никто не заметил бы парня, задержавшегося на минуту. Здесь есть определенный смысл.

— К фонарю всегда прилагалась сотня. Премия, что ли.

Педли изобразил удивление.

— Сто долларов? А если бы какой-то прохожий случайно наткнулся на предмет и взял его? Или твой работодатель точно сообщал тебе время?

— Да, да. В последний раз он написал: «Ровно в десять пятьдесят вечера». Но никто бы фонарь не заметил, если бы не знал, где он. Его прятали под бидон из-под смазочного масла с вырезанным дном, так что фонарь целиком умещался под ним. Бидон был старый и не вызывал подозрений. Кроме того, на нем всегда лежал поношенный синий комбинезон и создавалось впечатление, что кто-то на минуту отошел.

Педли наморщил лоб, как бы размышляя над правдоподобностью сказанного.

— А что из себя представлял этот фонарь, Гарри?

— Такой небольшой, морской, круглый. С выпуклым стеклом. Только он закрашивал все стекло снаружи черным, чтобы через него не светило пламя. Предполагалось, что я устрою пожар от пламени фонаря, заберу его и, вернувшись на вокзал, поставлю на прежнее место. Бидон от масла тоже должен находиться в прежнем положении. Если бы что-то было не в порядке, я бы передвинул бидон.

Педли не перебивая слушал поджигателя. Только так и можно вести себя с наркоманами, если они разговорились. Требовалось лишь подталкивать их, когда они колебались.

— Итак, ты отнёс фонарь назад после работы?

— Как же, черт возьми, я мог это сделать, если ваш ублюдок Шейнер сцапал меня прямо за завтраком? Фонарь так и остался у Энни.

— Да? Но ведь ты не возвращался к Энни после поджога на Шестьдесят четвертой. — Теперь Педли ухватил суть.— Вот, значит, как ты все устроил. Дважды обжулил своего нанимателя? Не воспользовался фонарем?

— Господь всемогущий! А кто об этом знает? Он — нет. Согласитесь, насколько по-дурацки было бы таскаться с этим фонарем. Не хватало только, чтобы меня с моими судимостями с ним застукали. Один пожар я мог устроить и так. В конце концов, раз уж он непременно желал, чтобы все происходило по его плану...

Гуч ухмыльнулся.

— Ты не сумел честно сыграть даже со змеей, которая заплатила тебе грязные деньги. Ладно, давай вернемся к началу этой волшебной сказки.

Гуч бросил сигарету в угол, даже не потушив ее.

— Мне не стоило надеяться, что вы поверите.

— А почему я должен верить? Разве ты когда-нибудь говорил правду?

Глаза поджигателя злобно сверкнули.

— Так вы не собираетесь облегчить мне пребывание в тюрьме?

— Если я пойму, что ты не лжешь, Гарри.

— Вы легко отыщете фонарь у Энни.

Инспектор насмешливо махнул рукой.

— А как ты докажешь, что тебе, неизвестно, чей он?

— Значит, я не получу ничего?

— Ничего, если твой стряпчий не сумеет повлиять на персону, находящуюся за сценой. А та соберет достаточно денег, чтобы нанять пару ловких психиатров, которые объявят тебя слабоумным.

Гуч сердито нахмурился.

— Да я понятия не имею, как его найти.

Педли постучал по столу черенком трубки.

— Ты отлично знаешь, кто тебе платил, Гарри. У тебя наверняка хватило ума, чтобы выследить его возле ниши на Центральном вокзале, к которой ты приносил фонарь. Почему бы тебе было не встретиться с его владельцем прямо там. Тогда, возможно, ты бы получил действительно большую сумму. Но лучше сам расскажи. На этот вопрос легче ответить, тут ты в курсе.

Гуч вскочил с кресла и бросился к столу.

— Ты, сопляк! Все у меня выманил и теперь увиливаешь от расплаты!

Педли сделал угрожающее движение.

— Не смей говорить об увиливании. Я сделал тебе предложение. Когда ты выполнишь свою часть обязательств, мы двинемся дальше. И не морочь мне голову болтовней о том, что тебе неизвестно, кто он. Ты бы не взялся за последний поджог, если бы сомневался в своем хозяине. Ты бы подозревал ловушку.

— А почему бы я стал молчать, если бы. знал его?! — пронзительно крикнул Гуч.

— Потому что  ты пожелал бы иметь на свободе человека с деньгами, раз уж сам ты под арестом и без них. Ты нуждаешься в ком-то, кто протянул бы тебе руку помощи.

Лицо поджигателя сморщилось, и слезы ярости потекли по щекам.

— Ты раздавил меня, Педли! Будь ты проклят!

— У тебя был шанс выжить, крыса. Теперь убирайся обратно в пору.

— Я рассчитаюсь с тобой, если меня не поджарят!

— Наступит время, когда ты сам захочешь сесть на электрический стул. После работы на джутовой фабрике. Ой как тебе будет плохо! Тебя станут лупить лопатой по заднице, и на воле никто даже не вспомнит, что жила такая вонючка, как Гарри Гуч!

Педли открыл дверь.

— Барни! Возьми это отсюда и закопай.

Оставшись один, Педли заглянул в телефонную книгу и набрал номер: Шьюлер 2-43-71. Никто не ответил. Он решил, что Энни Сьютер пошла в кино. Девушке время от времени нужно развлекаться.

Он позвонил фотографу Сибу Хейзену и поговорил с ним о снимках на Западной Двенадцатой улице.

— Сделай для суда пару негативов того места под лестницей, Сиб.

Затем Педли попросил Барни прилечь на диванчик в соседней комнате, чтобы слышать телефонные звонки, и вьпнел на улицу. Там он купил вечерние газеты, сел в машину и поехал в город..

За телячьим эскалопом «У Таннеда» он просмотрел столбцы текста. Газеты напечатали несколько предварительных замечаний о серии поджогов. А редактор, настроенный оппозиционно по отношению к администрации, нанес запрещенный удар. Он говорил о необходимости пересмотра методов, которыми пользуется полиция при расследовании пожаров. Ни Гарри Гуч, ни Энни Сьютер, ни фонарь не упоминались. Не говорилось ничего о Лоис Элдридж и ее визите в больницу к миссис Герриш. Но Педли знал, что долго так не сможет продолжаться. Либо он выдаст прессе что-то похожее на новости, либо мальчики из газет ринутся шарить повсюду на свой страх и риск. Какую новость он в состоянии сообщить, чтобы не раскрыть основные пункты дела? Может быть, Энни Сьютер ответит на это.

Наверное, она уже дома. Сейчас почти полночь. Педли набрал номер ее телефона. Молчание.

Это выглядело чертовски подозрительно. Блондинка давно должна была сидеть дома хотя бы в связи со своим занятием, если другие причины отсутствовали. А что, если она решила пренебречь советом Педли и уехала из города? Ему необходимо отправиться туда. И он отправился.

Добравшись до отеля «Гранада», инспектор увидел, что на пост заступил другой цветной малый— сонный инвалид, не выказавший никакого удивления, когда Педли произнес:

— Четыре-д.

—-Слушаюсь, сэр.

— У мисс Сьютер сейчас есть кто-нибудь?

— Не знаю, сэр.

— Ты не очень-то наблюдательный, а?

— Да, сэр. Занимаюсь своими делами. А окружающие своими.

— Верно. Мисс Сьютер дома?

— Точно не скажу, сэр.

Лифт остановился.

Из-под двери квартиры 4-д тонкой полоской струился свет. Педли внимательно прислушался, но ничего не услышал и позвонил. К двери никто не подошел.

Тогда он направился к. лестнице в конце холла, поднялся на три марша, влез на крышу, нашел пожарную лестницу и спокойно спустился по ней. В квартире 4-д свет горел повсюду. Через маленькую кухню просматривался холл. Там, на полу, лежал открытый чемодан.

Педли отодвинул занавеску и спрыгнул на пол с кухонного подоконника. Здесь, на кухне, он огляделся. В раковине стояло несколько липких стаканов. На газовой плите лежала картонная коробка с яйцами. Дверца холодильника была открыта. Чемодан, лежащий на полу в холле, оказался набит женской одеждой.

В спальне царил полнейший разгром, Из выдвинутых ящиков свешивались чулки, рубашки, перчатки. Пос’гель-ное белье кучей валялось в углу. Повсюду лежали открытые шляпные коробки.

Педли отшвырнул ногой туфли и домашние шлепанцы и заглянул в шкаф. Там не было ничего, кроме нескольких смятых платьев на полу.

Гостиная выглядела еще хуже: мебель опрокинута, картины сорваны со стен, окно разбито. Напольный ковер кучей громоздился у стены. Из-под ковра торчали сиреневые туфли без задников. А в них ноги.

Педли сдернул ковер.

Энни Сьютер уже больше ничего не видела. Ее ночная рубашка и халат пропитались кровью из ножевых ран на спине и плечах. Лицо было искажено, в потускневших голубых глазах застыло выражение острой боли и ужаса.

Насколько он мог понять, Энни Сьютер умерла, часов пять назад. В комнате происходила борьба. Правая рука девушки сжимала оловянный подсвечник. Левая, окоченевшая в агонии, напоминала хищную лапу. .

Педли, постучав по столу трубкой, выбил мягкий пепел в старый конверт. Затем осторожно посыпал им дверную ручку. То же самое он проделал с ручкой кухонной двери. По-видимому,- ручки кто-то вытер. На них не просматривалось следов.

Педли прошелся по квартире. Убийца не спешил: все комнаты были тщательно, обысканы. Кушетка вспорота . ножом, радио перевернуто. Но ни один из мелких предметов в комнате не пострадал. Ваза, ящичек с сигаретами, шкатулка с драгоценностями — ничего не тронуто.

Инспектор потянул за канат кухонного лифта, поднимающего некоторые покупки. Канат пошел свободно. Педли подтащил лифт к окну. Тот оказался пустым.

Педли вернулся в спальню. Бюро было разгромлено, но туалетный столик уцелел. Он выдвинул ящик. Пудра, румяна, платки, испачканные губной помадой, пустой флакончик из-под духов, колода карт для Пинокля, пачки сигарет, красная записная книжка. Педли перелистал ее. Имена, номера, телефонов. И денежные суммы, проставь ленные напротив. Пять долларов, десять, двадцать. Никаких адресов.

Энни владела порядочным списком клиентов. Джоны, Биллы, Питы, Чарли, Эды, Сэмы и один Клив. Педли просмотрел телефонную книгу. Номер Клива в записной книжке Энни не совпадал с тем, что принадлежал Кливленду Н. Фарлоу, Абингдон-сквер, дом 88, или страховое общество «Интер глоб», Драйкер 24. Однако Кливов не так уж много в городе. Маленькая записная книжка перекочевала в карман Педли.

Он бегло осмотрел ванную комнату. Кто-то вытер окровавленные руки полотенцем и бросил его в бак для белья. В ванной комнате было негде что-то спрятать. На полу стояли женские ботинки, совершенно новые, только без шнурков. Педли немного поискал последние, но не нашел. Не было и красной бумажной ленты, которой новые шнурки обычно скрепляют при продаже. Может, они в спальне? Не обнаружились они и там.

Походив по кухне, инспектор попробовал потушить свет и подождать, не появится ли какое-нибудь тлеющее пламя. Ничего. Только с выключенным светом в квартире показалось душнее. Наверное, сыграло роль его воображение, говорящее о трупе, находящемся в гостиной. Все окна были распахнуты. Но все ли? Окно в ванной, конечно, осталось закрытым. Впрочем, теперь безразлично. Воздух очистится и через вентиляцию.

Он открыл окно, выходящее во внутреннюю вентиляционную шахту. Поток воздуха оттуда переполнял запах горящего масла.

Из окна он разглядел черный шнурок от ботинок, прикрепленный к гвоздю, вбитому в кирпичную стену шахты, и осторожно вытащил его. Чувствовалось, что за шнурок зацепилось что-то тяжелое.

Фонарь еще горел. Но он был так густо закрашен черным, что не давал света совсем. Педли отвязал шнурок.

На сей раз Гарри Гуч сказал правду. На шнуре висел корабельный фонарь устаревшей конструкции. Он был страшно горячим и слегка дымился. На металлическом основании виднелись зарубки. Двадцать одна.

Резервуар с маслом прикрывал кусок мягкой байки.

Педли исследовал его более внимательно. На нем были выдавлены знаки: серия цифр — 8-7-89.

Педли понял, что полоска бумаги, засунутая в одно из воздушных отверстий на верхней части фонаря, через несколько секунд после его воспламенения загоралась. Именно так Гуч и совершал подлоги.

Инспектор попытался задуть фонарь. Потом усмехнулся, вспомнив, на какую силу ветра тот рассчитан.

— И все-таки я погашу тебя, — пробормотал он, открыл кран, напустил полную раковину воды и сунул фонарь туда. Прибор зашипел, забулькал. Затем стекло лопнуло со звуком пистолетного выстрела.

Педли забрал фонарь в гостиную, поставил его на стол и взялся за телефон.

— Это дом Джорджа Друри?.. Да, в курсе, что сейчас глубокая ночь. И все-таки разбудите его.. Да... Передайте, что звонит Бен Педли...— Он подождал пару минут.— Джордж?.. Конечно, конечно, но речь идет об убийстве... То, что я говорил... Женщина по имени Энни Сьютер. Бедняжка вся распорота ножом... Откуда я узнал? Джордж, это та самая мышка, которая замешана в деле Гуча. Она полностью разрушила алиби Гуча. Но убийство— это уже по вашей части... Конечно, я подожду здесь. Мне нужно повидать вас, прежде чем мальчики из отдела убийств займутся ею... Хорошо... 860-й дом на Западной Девяносто' третьей, отель «Гранада», квартира 4-д. И не позволяйте лифтеру задерживать вас: он уверен, что у нее, как обычно, все в порядке.

Педли угрюмо слонялся по комнатам до тех пор, пока не приехал окружной прокурор.

— Дьявольски неудобное время для убийства, Бен.

— А вам хочется, чтобы преступления совершались в ваше рабочее время, с девяти до семнадцати?,

— Где она?

— Там, в углу.

Друри опустился на колени возле трупа.

— Совсем не старая, а? Неплохие ножки.

— Гарри Гуч тоже так думал. И еще многие б ним соглашались. Она, кажется, не худшего разряда.

— Что вы имеете в виду? Она же была уличной проституткой, верно?

— Нет, не уличной. Детка занималась своим ремеслом на дому. Впрочем, какая разница? Ведь вы не считаете, что именно оно привело ее к смерти? Некоторые милые женщины, которых вы встречаете на Парк-авеню, до сих пор живы.

Окружной прокурор покраснел.

— Расплата за грехи, Бен. Вот и все.

— Ерунда. Если бы каждый платил за свои грехи, то и вы, и я, и целая куча других респектабельных людей давным-давно стали бы мясом для червей.

Прокурор пожал плечами. Очевидно, эта тема показалась ему неприятной.

— Значит, это приятель Гуча ее успокоил?

— По-моему, да, его хозяин.

Друри встал, оглядывая квартиру.

— А как насчет погрома?

— Его устроил тот, на чьей совести лежат поджоги. Возможно, даже женщина. Кинжал— дамское оружие. Раны выглядят страшно, но они не очень глубокие. Энни умерла, наверное, от потери крови.

— Звучит правдоподобно. А что, по-вашему, искал убийца?

— Вот это. — Педли указал на фонарь.

Прокурор с интересом поднял его.

— А к чему здесь черная краска?

— Чтобы не пропускать свет, когда в нем разгорится пламя. Это мне Гуч объяснил. Я пришел сюда за фонарем и обнаружил мертвую Энни.

— Господи, Бен! Не заставляйте меня вытягивать из вас информацию по каплям. Откуда Гуч знал, что фонарь здесь?

— Он сам оставил его у Энни. Фонарь принадлежал тому, кто стоит за поджогами. Им пользовались, чтобы устраивать пожары. Я бы не удивился, если бы зарубки на его основании оказались свидетельствами о числе пожаров, начатых с его помощью.

Друри вернулся к телу.

— А приему мисс Сьютер затеяла из-за этой штуки такую драку? Ведь она для нее ничего не значила.

— Может быть, деньги...

Инспектор кратко изложил суть. Он еще не осознал до конца, что убийца зарезал Энни. Возможно, Педли следовало поставить охрану у ее дверей. Однако он узнал о фонаре только пару часов назад, а Энни в то время была уже мертва. И потом, он совершенно не сомневался, что дело здесь не в информации, которую Энни передала инспектору; убийца перевернул ее квартиру не в ярости, он просто устроил обыск. Педли объяснил все это окружному прокурору.

— Неизвестно, что Гарри рассказал Энни о фонаре или что она сама сумела узнать. Возможно, человек, заявившийся сюда, дал ей понять, насколько он ценен.

— Чтобы она уступила его за определенную плату? Но этого не случилось.

— Необязательно. Энни знала, что Гарри арестован за поджог. Я сам ей сказал. И она прекрасно понимала, что человек, замешанный в случившемся, находится в тяжелом положении. Энни могла счесть, что цена, предложенная ей за фонарь — улику преступления, — слишком низка.

— И тем не менее ей заплатили. — Друри с отвращением пожал плечами.

— Да. Она облапошила убийцу. Энни вообще не прятала фонарь в квартире.

— Нет?

— Нет. Она привязала его к шнурку от ботинка и повесила на гвоздь за окно ванной комнаты. Кому бы пришло в голову искать снаружи то, что должно быть спрятано внутри?

Окружной прокурор потер руки.

— Значит, нам не нужно беспокоиться о предъявлении главному злодею обвинения в поджоге. Мы получим достаточные улики для суда и без него.

Педли изучал цифры, выдавленные на куске байки.

— У нас нет убедительных доказательств связи этого убийства с Гучем. Нам лучше всего задержать уголовный процесс до тех пор, пока я не нащупаю ниточку, ведущую к главарю.

Друри фыркнул.

— Вы не получите вообще никакой ниточки, пока Гуч не признается.

— Я попытаюсь его расколоть, Джордж. Он уже немного приоткрылся. Но не до конца. Гарри надеется связаться со своим хозяином. И как только это свершится — хлоп! — я его сцапаю.

— Слишком изысканно, Бен. И слишком медленно. А я должен спешить с обвинительным актом-по убийству. Я могу включить и дело о поджоге в ту же сессию суда присяжных.

— Задержите его на пару дней, Джордж. Я пока нащупаю след.

— Какой?

Педли указал на фонарь.

—- Убийце он нужен. Нужен настолько, что он рискнул ради него жизнью. Это хорошая приманка.

— В первую очередь улика, оставшаяся после убийства, Бен. Вы должны отдать ее мне.

Инспектор покачал головой.

— С его помощью устраивали пожары, Джордж. Я первый его получил и оставлю себе. Если наш поджигатель не появится в течение десяти дней, вы заберете фонарь.

Друри выругался.

— Надеюсь, что он все-таки явится.

— И тогда он погорит.— Педли взял фонарь в руки, как бы взвешивая. — Я опустил его в воду, но он до сих пор горячий. 

В три часа ночи детективы и фотографы из отдела убийств, репортеры и агенты в штатском— все примчались на место преступления. Из инспектора им удалось извлечь еще меньше информации, чем из цветного лифтера. Было установлено, что смерть наступила в восемь часов вечера плюс-минус несколько минут. Окружной прокурор предложил газетчикам пару вариантов происшедшего, не упоминая о фонаре.

Педли, раздражительный от недосыпания, сообщил факты, связаные с Гарри Гучем, как можно более сжато. Он не. делал никаких выводов. Орудия убийства он не нашел.

Освободившись от капитана из отдела убийств, Педли спустился вниз и уселся в машину. Существовало нечто, тревожившее его больше, чем отсутствующий нож. Он раздумывал над этим по дороге в отель.

Если то, что рассказал о фонаре Гуч, было правдой, то почему им не пользовались при последнем поджоге на Двенадцатой улице? А им не пользовались. Ясно, что он так и провисел на гвозде в вентиляционной шахте. Спешил ли поджигатель настолько, что не успел применить фонарь? Но почему он торопился? Может, главарь просто отчаялся вновь завладеть фонарем? Или действовал еще один наемник в дополнение к Гарри Гучу? Если да, то бн, как. и Гуч в свое время, мог решить, что фонарь представляет собой лишний фактор риска, и чиркнуть на Двенадцатой улице спичкой. Но в таком случае зачем понадобилось после пожара убивать Энни Сьютер?

Добравшись до «Метрополя», Педли поднялся с фонарем в свою комнату и поставил его на бюро.

Что же это за штуковина? Его могли похитить из антикварного магазина или с какого-нибудь старого чердака. Фонарь казался Педли самым подозрительным приспособлением для поджогов из всех, что он когда-нибудь видел. А перевидал он их немало. Например, бритвенное лезвие старого Хейдлера, соединенное с вибратором звонка у телефона. Когда тот звонил, лезвие начинало двигаться взад-вперед и перерезало нитку, таким образом освобождая груз, который опрокидывал бидон с бензином на газовую горелку. Или выдумка Загерлейна, присоединившего электрический утюг к электрическим радиочасам, которые включались и выключались в определенное время. Сам он уехал из города и позволил раскаленному до красноты утюгу поджечь комнату, набитую газетами. Существовали и сотни других изобретений, начиная от свечи, вставленной в горлышко бутылки с керосином, до коробка спичек, лежащего на горячей металлической пластине. Но все они служили только для того, чтобы скрыть причину пожара и создать алиби поджигателям. Их больной разум придумывал эти вещи, не понимая иногда, что дело наверняка кончится расследованием и наказанием.

Но фонарь представлял собой нечто иное! Зарубки на его основании, сотня, которую платили за использование фонаря для поджога, — все эго противоречило обычному стремлению преступника скрыться. Помятый и потрескавшийся корабельный фонарь был, очевидно, фирменным знаком таинственного индивидуума, которому нравилось убивать людей в их постелях.

Инспектор с негодованием рассматривал в зеркале свое лицо, покрытое мыльной пеной. Два серьезных пожара за последние двадцать четыре часа. Как ему защитить людей в самом большом городе мира от повторения этой трагедии в следующие сутки? Он арестовал Гарри Гуча, он нашел фонарь, по-видимому, представляющий собой центральную деталь всех событий. Но поджигатель номер один, опаснейший человек, еще бродит на свободе.

Педли собирался позавтракать, когда позвонил Шейнер.

— Командир? Слушайте, дела обстоят так: ваша детка сейчас дома... Все в порядке... Ну и штучка она, доложу вам... Хорошо, хорошо... Здорово она меня вчера помотала. Вышла из дому около одиннадцати вечера. На Пятой авеню села в автобус, я — за ней. Покатили на

Тридцать четвертую. Она поднялась на Эмпайр-стейт-билдинг, прямо на смотровую площадку. Пришлось мне разыграть из себя провинциала и полюбоваться оттуда вечерними огнями города. У дамочки был такой вид, будто она по меньшей мере потеряла любимого. Через полчаса она спустилась вниз. За все это время ни с кем не разговаривала. Ну, что скажете? Потом она направилась по Сорок третьей к Бродвею и зашла в аптеку Грея. Там она пошепталась с продавцом, но ничего не купила. Вы слушаете?

— Да, продолжай.

— Так, затем она села в такси и помчалась, как сумасшедшая, через Бауэри. Я еле успел схватить машину. И как Вы думаете, куда она поехала? Прямо на Бруклинский мост, под стать туристам в «веселые девяностые» годы. Я настолько вжился в образ провинциала, пока за ней таскался, что начал вычесывать из волос сено, как настоящая деревенщина. Правда, шеф, мы с ней везде побывали, кроме памятника Гранту.

— Ничего, у тебя все впереди.

— Ладно. Итак, она немного подрейфовала по мосту. Пару раз я даже собирался подойти, потому что к ней начали приставать какие-то бездельники. Но она их сама отшила.

— Слышал, что она им говорила?

— Нет, она просто бросила несколько слов. Но сцена не походила на заранее задуманный спектакль. Ей действительно хотелось остаться одной. В конце концов она поймала другое такси и поехала к метро на Чемберс-стрит... Для чего? Откуда мне знать, разве я Эйнштейн? Там к ней тоже прилипла целая орава бездельников, но и они быстро отвязались.

— Чем она занималась там?

— Ходила взад и вперёд по платформе, пока не пропустила три поезда. А потом внезапно сделала сальто-мортале: выбежала на улицу, остановила попутную машину и поехала домой.

— Где ты сейчас? — спросил Педли.

— В кафетерии на углу Лексингтон-авеню. Он только что открылся. Я выпил первую чашку кофе.

— Можешь выпить еще одну. Я приеду через Десять минут. — С этими словами инспектор повесил трубку.

В чулане он нашел крепкую бечевку и, бормоча себе под нос: «Сработало один раз, сработает и второй», привязал к ней фонарь и спустил из окна ванной комнаты. Затем повесил эту конструкцию на крючок, вбитый в стену.

Ему страшно хотелось есть, но он проглотил только чашку кофе с пирожком.

При виде Шейнера, подчищающего тарелку с двойной порцией яичницы с бэконом, его настроение не улучшилось. Шайнер даже не притормозил, заметив инспектора.

— Привет, командир!— сказал он.— Как обстоят дела с мисс Элдридж?

— Я надеялся, что о ее делах ты мне сообщишь.

— Могу только сообщить, что она — стильная штучка. Кроме того, она или ее отец, похоже, имеют кучу денег, если судить по их маленькому уютному двадцатикомнатному замку. Только почему она, как полоумная, носится по городу среди ночи?

— Потому что отец прослышал о ее романе с чистильщиком обуви и отрекся от дочери. Теперь ее бедный ребенок остался сиротой и...

— Не разыгрывайте меня. Я и так уже готов поверить, что она голливудская звезда и готовится к какому-нибудь рекламному трюку.

— Ладно, Шейнер. Ты свою работу выполнил. Теперь можешь пойти отдохнуть. Ты мне понадобишься вечером.

— Еще один такой вечер, как вчера, и я стану кандидатом на смирительную рубашку.

— Ты слышал, что я сказал?

Помощник тяжело вздохнул.

— Значит, мне опять предстоит свидание с движущимися картинками.

— Да нет, наверное, еще забавнее. По дороге домой загляни в контору и передай Барни, что мне нужна информация о всех погибших или пострадавших во время пожаров в городе за последний год.

— Веселенькое дело! Чертовски трудное задание, командир. Какие сведения вам потребуются?

— Любые, вплоть до мелочей. Возраст, национальность, пол, цвет кожи, религия, характер работы, капиталы, с кем жили, одинокие или состоят в браке. Судимости, если они были. К каким клубам или обществам принадлежат. Как долго жили в доме, где произошел пожар. Короче — все. Подкинь Барни для помощи пару ребят из бюро идентификации.

Шейнер закончил с едой и встал.

— В какое время я вам понадоблюсь?

— Около восьми,—.ответил Педли,— Ну-ка, вернись и заплати по счету. Я не собираюсь заниматься благотворительностью.

Инспектор допивал третью чашку кофе, когда увидел, как Лоис вышла из дома и пересекла улицу.

Он расплатился и через несколько секунд тоже оказался на улице.

Лоис зашагала по направлению к Парк-авеню. Педли последовал за пей на небольшом расстоянии. И это оказалось ошибкой, потому что, не доходя до угла, она внезапно резко развернулась и двинулась в сторону Лексингтон-авеню.

Инспектор как раз находился на открытом месте. Он решил, что она заметила его.

Но, проходя мимо, она даже не взглянула в его сторону.

На сей раз девушка не взяла машины. Она шагала на север по Лексингтон-авеню. Педли следовал за ней на расстоянии полуквартала по другой стороне улицы.

Лоис остановилась возле газетного киоска рядом с входом в метро на Восемьдесят шестой улице. Но она ничего не купила, хотя уже приготовила деньги. Ее заинтересовали фотографии пожара на Двенадцатой улице, смотревшие с первых страниц газет.

Потом она сбежала по лестнице в метро, прошла через контроль и втиснулась в уже закрывающиеся двери поезда, направляющегося в центр. Инспектору тоже удалось проскочить в вагой, раздвинув в последнюю секунду дверцы.

Он поднял забытый кем-то «1'аймс», прислонился спиной к стенке и углубился в чтение. Полтора столбца было посвящено происшествию на Двенадцатой улице. Единственной новостью стало для него сообщение о смерти Элизабет Герриш, шестидесяти одного года, швеи. Интересно, знала ли об этом Лоис Элдридж?

Едва имя и фамилия девушки всплыли в его мозгу, ему бросился в глаза заголовок с одной из газетных страниц: «Можно ли удлинить жизнь человека?»

По крайней мере на пять лет с помощью превентивного контроля над болезнями, утверждал Ч. Э. Элдридж.

Педли начал внимательно читать статью. Она представляла собой изложение речи, произнесенной Элдриджем вчера вечером на собрании Американской ассоциации гражданских инженеров в вашингтонском отеле «Мейфлауэр». В ней говорилось, что ребенок, рождающийся сейчас в американской семье, может прожить в среднем на пять лет дольше, чем его родители. Лучшие санитарные условия... снабжение более чистой водой... обязательные прививки... сбалансированное питание...

Педли прочел все. Это была хорошая статья, с рациональным зерном. Во всяком случае, Чарльз Элден Элдридж стремился к той же цели, что и инспектор. Идею он выдвигал такую же, не правда ли? Удлинить человеческую жизнь. Только Элдриджу это удавалось, кажется, лучше.

Статью иллюстрировала фотография. На ней был запечатлен пожилой человек с резкими чертами лица и глазами крестоносца.

Поезд замедлил скорость, приближаясь к станции Гранд-Сентрал. Педли первым вышел из вагона. Он без труда мог следить за серым костюмом и задорной шапочкой с красными перьями, которые мелькали в толпе людей, спешивших на улицу.

Но у выхода на Лексингтон-авеню Педли потерял Лоис из виду и решил, что она воспользовалась выходом в вестибюль небоскреба. Он мог поинтересоваться расположением контор у лифтера, но предпочел просмотреть справочный указатель здания. Клиника превентивной медицины фонда Элдриджа помещалась на двадцать втором этаже.

Он поднялся наверх. Обстановка комнат напоминала обстановку преуспевающих агентств. Но знакомство с персоналом навело его на мысль об учреждении для престарелых. Принимавшему его старику, седовласому и полному достоинства, было лет семьдесят. Педли сообщил ему свою фамилию и сразу попал в руки пожилой женщины, похожей на персонаж романа «Через холмы к богадельне»: худая до истощения, волосы уложены сзади в плотный пучок. Строгое серое платье закрывало ее фигуру почти до высоких ботинок на пуговицах.

— Мне нужна мисс Элдридж,— заявил Педли.

— Вряд ли вы застанете ее сегодня.

— А мистер Элдридж?

— Мистера Элдриджа пока нет, сэр. На прошлой неделе его вызвали в Вашингтон, в комитет сената по строительству.

— Когда он вернется?

— Сейчас он как раз садится в самолет.— Она сверилась с круглыми золотыми часиками, лежавшими в кармане ее платья. А меня зовут мисс Брайс. Я решаю все вопросы в случае отсутствия мистера Элдриджа и Фрэнка Моррисона.

— Моррисон? Кто он?

— Его секретарь по делам фонда. А я личный секретарь мистера Элдриджа. Если я могу чем-то помочь...

Инспектор покачал головой.

—- Моя проблема не связана с фондом, мисс Брайс. Я здесь как частное лицо.

— О, понимаю. — Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на него.— Может, вы решитесь подождать?

Педли согласился. Его провели в квадратную комнату, напоминающую приемную зубного врача. Кожаная кушетка, несколько удобных кресел, большой стол, заваленный журналами. Педли встал у открытого окна, выходившего на улицу. Неужели он бесполезно тратит время? Неужели мисс Элдридж отправилась в другое место?

Дверь позади него стремительно распахнулась и так же быстро начала закрываться. Оглянувшись, Педли заметил, как в ее проеме мелькнули красные перья.

— Мисс Элдридж,— позвал он.

Девушка с неохотой вернулась.

— А, это вы?

— Да, я. Мне сказали, что вы вряд ли сегодня появитесь.

— Я бы и не появилась. Но мисс Брайс сообщила, что меня кто-то ждет. А я не знала вашей фамилии.

— Сейчас дело не в ней, а вот в нем. — Он подкинул на ладони золотой значок. — Я должен задать вам несколько вопросов., . .

— Сперва присядьте.— Она указала ему на кресло, стараясь выглядеть безразличной. — Вы хотите начать с моего возраста, имени, рода занятий — как на радио?

— Нет, начнем с вашего отца. Его нет в городе?

— Наверное, он в аэропорту Ла-Гардия. Он был в Вашингтоне;

—Значит, ему ничего не известно о вчерашнем?

— Совсем наоборот. Он позвонил вчера из отеля .«Мейфлауэр». Минут через десять после того, как вы привезли меня домой. Я ему все рассказала.

— Даже о миссис Герриш?

Лоис внезапно, опустилась на кушетку и закрыла глаза. Педли испугался, что она потеряет сознание. Но девушка начала шептать, точно говорила сама с собой:

— Я рассказала ему то, что знала тогда сама. Я еще не подозревала, что бедная женщина задыхается и умирает.

Педли заметил:

— Не слишком приятная смерть.

— Да,— шепот стал громче.— И ей не . хотелось умирать, она могла жить еще долго.

Девушка дрожала, как в приступе малярии. Педли оборвал ее:

— Это ваш последний шанс, мисс Элдридж...

Лоис отшатнулась.

— Мой последний шанс?

— ...Попытаться доказать, что вы непричастны к пожарам.— Педли говорил резко, девушке требовалась встряска.

Лоис прижала пальцы к вискам и нахмурилась.

— Вы считаете, что человек виновен до тех пор, пока он не докажет свою невиновность? Я думала, у вас все происходит иначе.

— В общем, да. Но вы сделали заявление. Оно не подтвердилось. Я хочу знать почему.

— По-вашему, я лгу?

По ее тону Педли понял, что ей безразлично его доверие.

Он погладил шрам на своей щеке.

— Понятия не имею. Во всяком случае, вы легко могли придумать более убедительное объяснение, чем то, которое дали вчера. А теперь я должен выяснять, кто позвонил в вашу контору от имени миссис Герриш? И почему кому-то понадобилось проникать в ее квартиру? Что вы об этом скажете?

Девушка рассматривала свои руки.

— Можно отталкиваться и от противного, — продолжал он.— Зачем кому-то потребовалось заставлять вас думать, будто миссис Герриш нуждается в помощи?

Девушка молчала.

— Дело здесь, мисс Элдридж, конечно, не в одежде стоимостью в несколько долларов.

Лоис вымученно улыбнулась:

— Я размышляла об этом всю ночь. Я понимаю, что рассказала вам вещи, не совсем соответствующие фактам.

— Да, не совсем.

— Но я не знаю, что вы теперь хотите услышать.

— Вы можете поведать о Кливе Фарлоу.

Она покраснела.

— Я уже говорила о нем вчера.

— Вы назвали его своим другом и сообщили, что провели часть дня у него. А это не то, что мне нужно.

— Почему бы вам не спросить его самого?

— Я спрошу. Й, возможно, получу другие ответы на свои вопросы.

— Что вы хотите знать конкретно?

— Во-первых, кому было известно о вашей дружбе с Фарлоу?

— Никому, кроме Лен Ята, его слуги. Мы старались держать все в тайне. Во всяком случае, до тех пор, пока он не получит развод.

— Фарлоу имел личный телефон?

— Да.

— Многие знали его номер?

Лоис, казалось, не обиделась на этот вопрос.

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Номер знала только я. Телефон установили специально для моих звонков.

Педли достал красную записную книжку Энни Сьютер.

— Телефон: Дрисколл 2-5-11?

Лоис выпрямилась и покраснела.

— Откуда он у вас?

— Из квартиры одной девушки.

В ее глазах появилась боль.

— Какой девушки?

— Мисс Энни Сьютер. Отель «Гранада». Слышали о ней?

Лоис отрицательно покачала головой.

— Проститутка. Приятельница Гарри Гуча. Он поджигатель. Мы взяли его в связи с предпоследним пожаром на Шестьдесят четвертой улице.

Прежде чем заговорить, Лоис облизала губы кончиком языка.

— А что, эти два пожара связаны?

Инспектор кивнул.

— Только пока не известно, как. Но, наверное, Энни Сьютер была в курсе. Возможно, поэтому ее и зарезали вчера вечером.

Лоис полезла в карман жакета и вытащила пачку - сигарет. Педли отметил, подавая ей спичку, что ее рука не дрожит. Она глубоко затянулась и, подняв голову, выдохнула дым.

— Я не понимаю, зачем понадобилось кого-то убивать.— Лоис не смотрела на Педли. Создавалось впечатление, что она внимательно изучает потолок.

Педли пожал плечами.

— Я и сам могу только предполагать. Не исключено, что она встала на дороге у одного из своих клиентов. Допустим, у кого-то, кто полюбил другую женщину.

Девушка слушала, неторопливо покуривая.

Он продолжал:

— Или, возможно, какой-то из прежних друзей пытался возобновить с пей отношения. А Энни ему не уступила.

Лоис встала и неуверенно направилась в другой конец комнаты за пепельницей. Как-то слишком неуверенно, подумал Педли.

— А еще ее могла прикончить ревнивая соперница, — заключил он.

Лоис осторожно положила в пепельницу непотушенную сигарету, прежде чем начать действовать. Позади нее находилось открытое окно, и в течение секунды она оказалась на подоконнике. Инспектор еле успел схватить ее.

— Пустите! Дайте мне умереть! Это наилучший выход! — кричала она. В ее мольбе не было ничего наигранного. Лицо выражало неподдельную боль.

— Прекратите! — Педли грубо втянул ее в комнату.— Ведите себя нормально, иначе мне придется вас ударить.

— Не смейте останавливать меня.— Она стала бороться с ним, вырываться, — Я все равно покончу с собой, как только вы уйдете.

Он посадил ее на кушетку. Она брыкалась, пока не расплакалась от ярости.

— Почему вы удержали меня? Я бы прекратила весь этот кошмар.

— Для себя, возможно. А для остальных начался бы гораздо худший ад. Вы так и не смогли сладить со своими нервами вчера вечером, верно?

Она внезапно притихла.

— Что вы хотите сказать?

Он закрыл окно.

— Вам не удалось меня обмануть. Вы поднялись вчера на Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы посмотреть, сумеете ли вы броситься вниз с башни. На Бруклинском мосту вы проверяли, хватит ли у вас сил прыгнуть в реку. В аптеке на Сорок третьей улице вы собирались купить яд. А потом вам пришла в голову идея кинуться под поезд в метро. Теперь же вы решили выпрыгнуть из окна, моя прекрасная леди? И я спрашивай), почему?

Лоис простерла перед собой руки, запрокинула голову и дико расхохоталась. 

Педли поднял девушку с кушетки. У нее начался истерический припадок. Поддерживая ее сзади, инспектор прижал большие пальцы к мочкам ее ушей, а другими пальцами зажал ноздри.

Мисс Брайс открыла дверь и всунула к ним голову.

— Все в порядке,— сообщил ей Педли.— Просто у миос Элдридж немного расшатались нервы.

— Вам чем-нибудь помочь, мисс?— спросила мисс Брайс.

Лоис резко прервала смех, словно очнувшись.

— Нет, благодарю вас.

Мисс Брайс исчезла. Лоис по-прежнему дрожала, когда дверь распахнулась и в комнату вошел пожилой мужчина.

— Папа!

— В чем дело, Лоис?— Он с негодованием посмотрел на Педли.

— Ни в чем. Только во мне.

— Но у тебя что-то не в порядке, девочка.— Он обнял рукой ее плечи,

Ему было около шестидесяти лет. Высокий, худой, с черными, пронзительными глазами: На лице резко выделялся ястребиный нос, нависающий над широким ртом.

— Кто заставил мою девочку плакать? — спросил он.

Педли ответил.

— Считайте, что я.

Лоис познакомила их.

— Папа, мистер Педли — тот самый пожарный инспектор, о котором я тебе рассказывала вчера вечером. Он совсем не виноват. Просто я вела себя глупо.

Она вытерла, глаза кончиком отцовского платка.

Не выпуская дочь из объятий, он обратился к Педли поверх ее плеча:

— Та женщина... миссис Геринг... как она?

— Герриш,— поправил Педли.— Она умерла.

— Неужели? Это ужасно.

— Да. Значит, против кого-то будет выдвинуто обвинение в убийстве.

— Моя дочь сказала, что вы впутываете сюда ее!

— По-моему, она так или иначе причастна к случившемуся.

Черные глаза сверлили инспектора, как буравчики.

— Сэр, я всегда поддерживал хорошие отношения с гражданскими властями. Но должен заметить, что ваша позиция мне не нравится. Пройдемте в мой кабинет.

Он провел их в большую, строго обставленную комнату со старомодным столом и креслами. Элдридж остался стоять, а инспектор и Лоис сели.

— Я понимаю, мистер Педли,— сказал филантроп,— что вы жаждете докопаться до сути дела. Так же, как и мы. Но я не могу позволить вам тревожить мою дочь.

— Давайте не будем начинать со споров,— сухо произнес Педли. — Речь не о том, что вам нравится. По вине этого пироманьяка на пожарах пострадали люди. До сих пор нашему департаменту удавалось контролировать серьезные возгорания. Но однажды приходит такой поджигатель и мы получаем сотни две пострадавших и убыток в несколько миллионов долларов. Мы должны реагировать на такие вещи быстро, а не тратить время на любезности. Вы можете высказать мне все, что хотите. Но не вмешивайтесь в расследование. Иначе мне придется принять соответствующие меры.

Элдридж слушал молча, а в конце проворчал: -

— Должен признаться, что я в вас ошибся. Я думал, что вы типичный некомпетентный чиновник. А теперь вижу, что нет. Рад этому. Я могу понять человека, выражающего свои мысли ясно.— Он сел и побарабанил по столу.— Но если вы обвиняете Лоис в причастности к преступлению, то я свяжусь со своими адвокатами.

— Это ничего не даст ни вам, ни вашей дочери, — пожал плечами Педли. — Я ее ни в чем пока не обвиняю, просто пытаюсь получить некоторую информацию.

— Запугивание — ваш обычный метод?

— Нет. Уликой, связывающей вашу дочь с пожаром на Двенадцатой улице, стал сверток с одеждой, которую она принесла вчера утром в квартиру миссис Герриш. С его помощью и устроили пожар.

— Насколько я понял Лоис, любой человек мог пропитать сверток бензином и поднести спичку,-

— Верно. Но здесь целый клубок событий. Мисс Элдридж утверждает, что передала одежду миссис Герриш. Однако вчера вечером, в больнице, умирающая женщина отказалась опознать вашу дочь. Миссис Герриш заявила, что не просила о помощи и никогда не видела мисс Элдридж.

Лоис попыталась улыбнуться.

— Вероятно, по телефону со мной говорил кто-то другой, папа. И я встретилась с другой женщиной в ее квартире.

Миллионер не сводил холодных глаз с Педли.

— Если отбросить в сторону тот факт, что моя дочь не лгунья, то какая причина могла заставить ее обмануть бедную женщину?

— Люди, устраивающие поджоги, не нуждаются в причинах. Отчасти благодаря желанию получить удовольствие за чужой счет.

— Но им, конечно, требуется удобный случай. Лоис может легко доказать, что находилась далеко от той трущобы, когда начался пожар.

Инспектор подождал ответа девушки. Она сделала глубокий вдох.

— Нет, я не могу этого доказать.

Густые брови Элдриджа сошлись в одну линию на переносице.

— Я не совсем тебя понимаю...

Лоис нырнула, как в омут:

— Я была у Клива. Весь день. Сразу после ленча я поехала в контору за вещами для миссис Герриш. Но она сказала, что до вечера ее дома не будет. Тогда я отправилась к Кливу и просидела у него до тех пор, пока не подошло время отнести одежду.

Худая фигура за столом медленно выпрямилась. Филантроп наклонил голову так, будто он плохо расслышал сказанное.

— У Фарлоу? В его офисе?

— Нет. В квартире.— Она облизала губы и торопливо продолжила: — Она находится на Абингдон-сквер, недалеко от Западной Двенадцатой. Я навещала его там .уже не раз.

Элдридж медленно, как лунатик, двинулся к ней в каком-то трансе. А когда он подошел к ней вплотную, Педли на мгновение показалось, что отец схватит дочь за горло, но Элдридж только похлопал ее по плечу — мягко, спокойно и произнес:

— Моя дорогая девочка.

Ее глаза наполнились слезами.

— Конечно, Клив может подтвердить мои слова, но...

Элдридж выпрямился и откинул голову назад.

— Фарлоу всегда казался мне человеком чести. Иначе я бы никогда не ввел его в правление. Он не колеблясь скажет правду, чтобы очистить тебя от подозрений. Надеюсь, здесь нет оснований для неприятной рекламы в газетах? — Последний вопрос он адресовал Педли.

Но инспектор сохранял на лице невозмутимое выражение игрока в покер.

Лоис шагнула вперед.

— Это уже сделано, папа.

Элдридж с трудом взял себя в руки.

— Да?

— Несколько часов назад зарезали девушку. Кажется, она была приятельницей Клива.

— Черт возьми! — пробормотал Элдридж. — И Фарлоу подозревают в убийстве? Я не вижу связи.

Педли встал.

— Возможно, ее и нет. Но тут множество вариантов. Умершая женщина была, по выражению прессы, «в близких отношениях» с поджигателем по имени Гарри Гуч. А вчера утром произошел очередной пожар на Манхэттене. Есть основание предполагать, что оба пожара подготовлены одним и тем же центром. Это может впутать в историю Фарлоу, понимаете?

Наступило молчание. Элдридж зашагал по комнате, сцепив руки за спиной.

— Но вы же не связываете Лоис с убийством девушки?

Педли вздохнул.

— Мисс Элдридж дружит с Фарлоу. А Фарлоу может быть замешан в деле с ножом. Но может, и нет. Во всяком случае, пока Фарлоу — единственное звено между людьми, вовлеченными, по нашим сведениям, в оба поджога. До сих пор мы никак не сложим два и два. Когда мы это сделаем, то... — Он пожал плечами.

Филантроп поднял телефонную трубку.

— В конце концов, вы ведь не запретите мне поговорить с адвокатами. Я не собираюсь спокойно стоять и смотреть, как вы втягиваете мою дочь в дело, набитое поджогами, убийствами и еще бог знает чем.

Педли поднял руку.

— Не кипятитесь. Я еще никого не арестовал. И не арестую, пока не поговорю с Фарлоу. А до тех пор...

Лоис посмотрела на него.

— Что я должна делать?

— Ничего. Сидите и вяжите, например. Но дома. И не выходите никуда. Никаких писем, телеграмм и телефонных звонков. Никаких посетителей и посыльных. Не исключено, что вам ничего важного о пожаре не известно. Однако, возможно, вам удастся опознать голос, который говорил с вами по телефону, выдавая себя за миссис Герриш. Возможно, вы узнаете того, кто ее изображал. Либо он, либо убийца Энни Сыотер— если это разные люди — наверняка попытается устранить вас, чтобы вы не смогли указать на него..

— Не беспокойтесь о Лоис,— произнес Элдридж.— Она сделает так, как вы скажете.

— И поступит совершенно правильно.— Педли прищурился.— Я собираюсь прислать человека, который будет следить за ней.

В вестибюле высотного здания Педли опустил монету в- щель телефонного автомата и, позвонив в «Бельвью», попросил завершить копию вскрытия миссис Геррищ. Затем он связался с ассоциацией агентов страхования и передал запрос на досье Фарлоу. Потом позвонил к себе на работу и поручил через Барни Джонни Митчелу установить слежку за миссис Элдридж. И напоследок он набрал номер страховой компании «Интер глоб».

Монотонный голос сообщил ему, что мистера Фарлоу сейчас нет. Ну что ж, руководитель вполне мог отсутствовать на работе в половине одиннадцатого утра. Ожидают ли его? Нет. Фарлоу что-нибудь передать? Педли ответил, что ничего, и повесил трубку.

Немного подумав, он зашел в бистро при станции метро, сел на табурет и заказал кофе. В киоске он купил газету. Ее, первая страница не содержала ничего, кроме заголовка, набранного огромными черными буквами:

Читайте об этом на седьмой странице! Педли чертовски хотелось бы так легко добраться до сути. Наверное, приятно сидеть за машинкой и выдумывать решение из головы. Хотя газету можно понять. Ее читатели беспокоятся за свои дома, и не без оснований. Лучший пожарный департамент в мире — а в том, что он лучший, Педли не сомневался— не в состоянии предотвратить поджоги, угрожающие жизни людей и их собственности. Бюро пожарной инспекции имеет картотеку на всех известных поджигателей. Педли всегда заводил банк на того, кто выходил из заключения. Педли информировали, где он может найти его в данный момент. Но он был не в силах остановить того, кто писал им письма и предлагал большие деньги за очередной поджог.

Педли расплатился, зашел в телефонную будку и позвонил в больницу «Флауэр». Обратно он вышел с окаменевшим лицом. Ему сообщили, что положение Стефана Калински безнадежно. Обычно Педли не реагировал на подобные известия так болезненно. Выслеживая поджигателей, он никогда не чувствовал к ним личной вражды. Конечно, они представляли собой худший тип преступников, но их можно было понять. Как и все мошенники, они работали ради денег. Поджигатели, как и все остальные правонарушители, избегают света и не лезут на рожон. Но смутная фигура, стоявшая за поджогами, виделась Педли иной, из более зловещей категории.

Инспектор уже начал это понимать. Таинственный противник знал, что Педли и его помощники попытаются найти его. И все-таки шел напролом. До сих пор инспектору не приходилось сталкиваться с таким поведением.

Педли добрался до «Метрополя», вывел из гаража красный седан и поехал на Седьмую улицу.

Дом на Абингдон-сквер, выстроенный в стиле «модерн», блестел стеклом и хромом. Но. малый, сидевший у распределительного щита, совсем не отвечал такому стилю. Он с трудом оторвался от раздела комиксов в газете.

— Мистера Фарлоу? А как ваша фамилия, сэр?

— Скажите, что его хочет видеть пожарный инспектор.

Малый соединился с квартирой Фарлоу и разрешил

Педли пройти.

Инспектор поднялся на лифте до верхнего этажа, а. потом взобрался по лестнице в надстройку на крыше, к нужной квартире. Дверь ему открыл слуга-китаец с бесстрастным лицом.

— Мистер инспектор? Прошу вас.

Педли очутился в огромной гостиной и устроился там в новомодном кресле из кожи и нержавеющей стали. Ощущение было такое, будто сидишь на пуховой подушке, снабженной пружинами.

— Вы желали меня видеть? — раздался позади него неприятный, пронзительный голос.

Инспектор повернулся— в комнате стоял взъерошенный мужчина, с бледно-голубыми глазами, облаченный в роскошный, вышитый золотом китайский халат. От него слегка попахивало виски.

— Мистер Фарлоу?

Тот пожал Педли руку судорожным движением неуверенного в себе человека.

— Чем обязан вашему визиту?

— Вопросу о девушке из отеля «Гранада».

— А какое отношение имеет ваш департамент к...

Педли прервал его.

— Вы знаете Энни Сыотер?

— Да. А в чем дело?

— Она умерла.

— О...— прошелестел Фарлоу так, что Педли с трудом расслышал его. -

— Да, зарезана ножом. Я подумал, что вам может быть что-нибудь известно о случившемся.

— Мне? — Его глаза сощурились, словно он собирался расплакаться. — А при чем здесь я?

— У нее нашли- ваш номер телефона.— Инспектор вспомнил о маленькой красной книжечке и сделал ложный выпад. Если Фарлоу встречался с ней, то предварительно наверняка звонил, дабы убедиться, что она дома. — Возможно, вы говорили с ней по телефону вчера вечером.

Удар попал в цель. Фарлоу не мог знать, какой информацией владеет Инспектор. С минуту он колебался, раздумывая, блефует ли его гость. Потом решил, что не блефует.

— Не исключено, что и говорили.— Он полез в карман халата, достал оттуда коробочку с аспирином и дрожащими руками налил себе стакан воды. — Я был пьян и не помню, с кем общался.

Педли усмехнулся:

— А свои поступки вы тоже не помните?

— Не дурите! Разве я похож на убийцу?

— Не больше других людей.

Фарлоу нервным движением потер горло и позвал:

— Лен Ят!

В дверях появился китаец.

— Да, хозяин?

— Принеси бренди. Вы выпьете, мистер?.. Не помню вашей фамилии.

— Педли. Не возражаю, выпить можно.

Фарлоу достал шелковый платок и вытер им рот.

— Я не хочу, чтобы у вас, мистер Педли, создалось ложное представление о моем участии в случившемся. Я не убивал Энни. Но я видел ее... уже мертвой.

— Все-таки кое-что припомнили, а?

Фарлоу болезненно улыбнулся.

— Это было ужасно. Я пошел к ней, чтобы встретиться... понимаете...

— Понимаю.

— И вдруг увидел ее всю в крови. Я сразу ушел оттуда.

— Почему вы не позвали копов?

— Не хотелось впутываться в преступление.

Педли понюхал бренди.

— И тем не менее вы в него впутались.

— Каким образом?

— Либо вы сами прирезали Энни Сьютер, либо хорошо знаете, кто это сделал.

— Следите за своим языком. Я могу подать на вас в суд за клевету.

— И сваляете дурака. Вы поддерживали близкие отношения с этим помидорчиком. И не хотели-, чтобы о них стало известно. Вот и очко против вас. Вы звонили ей вчера вечером и находились в ее квартире между моментом убийства и моим появлением там. Еще одно очко. Вы не позвали копов и вообще никому ничего не сказали. Вы просто убежали и спрятались в надежде, что вас никто не найдет. Попробуйте побить такие козыри!

Фарлоу прислонился к книжному шкафу.

— Я знаю, это выглядит подозрительно. Но я никого не убивал. Меня до сих пор тошнит при воспоминании о том, что я увидел.

Инспектор допил бренди.

— Умный прокурор без особого труда упрячет вас за решетку. Либо это дело ваших рук, либо вам известно, кто тут замешан.

— По правде говоря, если бы я знал...

— Не трудитесь пересказывать мне ту же ерунду, что и прежде. Какие инструкции дадите китайцу?

— Инструкции?

— Вам, приятель, придется очень надолго уехать. Лучше объясните ему, где во время вашего отсутствия покупать товары в кредит.

— Вы собираетесь, меня арестовать?

— Я собираюсь забрать вас туда, где у вас не будет других приятельниц, кроме проволочных .сеток. Уверен, что вам не понравится забавляться с ними.

Фарлоу закашлялся.

— А что, если я расскажу вам всю правду?

— Как я пойму, что это правда?

— Я и прежде не лгал. — Фарлоу отпил глоток бренди из своего стакана. — Но мне известно гораздо больше.

— Не сомневаюсь.

— Вот здесь,— Фарлоу указал на маленький столик рядом с диваном, — Энни шантажировала меня. Она знала, что я пытаюсь получить развод, и собрала кое-какие фотографии, которые намеревалась предъявить. Я пошел к ней, чтобы их выкупить. Я покажу вам эти снимки...— Он выдвинул маленький ящик и сунул туда руку, а вынул ее уже с никелированным револьвером...

Педли вскочил, вывернул ему руку вверх и крепко сжал запястье. Револьвер громыхнул, как артиллерийское орудие. Комната ответила эхом, с потолка посыпалась штукатурка. Инспектор ударил Фарлоу правым кулаком. Револьвер, а следом и Фарлоу упали на пол.

Педли поднял оружие, извлек из него пули и положил их в карман. Затем бросил револьвер на стол. В глубине квартиры хлопнула дверь, и послышались шаги.

— В чем дело, хозяин? — На пороге появился Лен Ят.

— Твой хозяин— вшивый снайпер!— ответил инспектор.’

— Здесь стреляли?

— Да, стреляли, но никто не пострадал. Все в порядке, Конфуций.

Китаец ушел.

Фарлоу застонал:

— Я совсем потерял голову.

— Возможно. У вас есть разрешение на оружие?

— Конечно.

— Но ведь разрешения на охоту у вас нет. Да и потом, сезон охоты на пожарных инспекторов еще не открыт.

— Я больше не буду.

— Лучше не надо,— согласился Педли.— Иначе здесь будет чертовски жарко.

Фарлоу тяжело вздохнул.

— Я не знаю, о чем говорить.

— Знаете, и очень хорошо. Можете вообще молчать, но вам же будет хуже. Не валяйте дурака, Фарлоу. Вы сказали, что Энни шантажировала вас. Чепуха. Она бы никогда не впуталась в такое опасное дело. Во-первых, даже под присягой ей бы никто не поверил. Во-вторых, вы в любую секунду могли отправить ее в исправительную колонию. В-третьих, я вчера ходил к ней домой. Она спокойно оставила меня одного в гостиной, пока готовила лед для виски. Вымогательницы так никогда не поступают. Они всегда соблюдают осторожность.

Фарлоу запустил длинные пальцы в свою шевелюру.

— Какого черта! Вы же отлично понимаете, зачем я приходил к ней. Для чего мужчина вообще посещает девушку такого сорта?

— Вы провели весь вчерашний день, играя здесь в кошки-мышки с мисс Элдридж. Так что версия о поиске нежных объятий Энни — просто чепуха.

Фарлоу вытянул перед собой руки, наблюдая, как они дрожат, словно у малярийного больного.

— А вы, конечно, собрали полно информации, да?

— Еще недостаточно.— Педли прошелся по огромной гостиной. На полках были навалены последние романы, стояло несколько технических книг и ряд томов с зелеными корешками и надписью: «Энциклопедия эротики».— Вы бы поступили умно, рассказав мне обо всем. Прежде чем сюда приедет компания из. отдела убийств и раздерет вас на части, вооружившись показаниями лифтера из дома Энни.

 Фарлоу массировал виски кончиками пальцев. Углы его полных губ обиженно опустились, на подбородке блестела слюна.

— Если говорить начистоту, Энни вызвала меня...

Педли остановился перед громоздким роялем. На его крышке, заключенная в маленькую серебряную рамку, стояла фотография Лоис. На снимке она выглядела более юной и естественной, чем запомнил ее Педли.

— Ответьте, Фарлоу, Энни пригласила вас для какой-нибудь сделки?

  Она заявила, что попала в трудное положение и нуждается в совете. Она ничего не могла сообщить по телефону, и я отправился к ней.

— Что еще за трудное положение?

Усевшись перед секретером красного дерева, с выдвижными ящиками, инспектор начал проглядывать бумаги и корешки чековых книжек.-

— Я так ничего и -не узнал. Она твердила что-то о своем приятеле, угодившем в лапы к полицейским и впутавшем ее в неприятную историю.

— Возможно, это был Гарри Гуч. Поджигатель, пытавшийся с ее помощью состряпать себе фальшивое алиби.

Внезапно Педли нахмурился, увидев толстый бювар с листками, отпечатанными на машинке и озаглавленными: «Раздел обложения налогами». Листки оказались списком оценки недвижимого имущества в районе Вилледжа.

Рядом с некоторыми названиями стояли какие-то неразборчивые заметки.

— Я говорил с Энни о Гуче, но тут вы не смогли бы ей помочь, — продолжал Педли.

— Я вообще не знал, что бы смог для нее сделать. Я так и сказал ей. Но она настаивала, мол, мне известны все ходы и я сумею что-то ей посоветовать.— Фарлоу тщетно пытался скрыть беспокойство по поводу того, что Педли рассматривает список.— Так или иначе, когда я пришел, она уже была мертва. Может, этот Гуч ее и прирезал.

— Угу. — Инспектор покрутил головой.

Во время убийства Энни Гарри находился за решеткой. Слова Фарлоу, конечно, могли оказаться и правдой. Не исключено, что Энни знала о связи Клива со страхованием. Если она хотела убедиться в важности фонаря, оставленного Гучем в ее квартире, то Фарлоу был как раз подходящим человеком для. совета. Он бы не выдал ее полиции, не раскрыв при этом факт своей близости с ней.

Но если это раболепствующее создание в желтом наряде именно та личность, которая наняла Г уча на работу, то, конечно, занавес для Энни Сьютер опустился быстро.

Педли сунул список с расценками в карман.

— Видите, Фарлоу, как складывается ситуация. Вам придется сделать определенные усилия, чтобы присяжные не сказали «виновен» по вашему адресу.

Фарлоу снрятал лицо в ладонях и заметался по комнате, как животное в клетке.

  — У меня бы не хватило мужества зарезать живое существо.

— Вы сказали, что были на взводе, братец крыса.

— Я не пил. Ни капли не пил перед уходом. Спросите Лен Ята. Вернувшись обратно, я действительно пропустил стаканчик.

Инспектор схватил Фарлоу за руку и потащил его через холл в спальню.

Одну стену, рядом с кроватью, целиком закрывало зеркало. На другой висели акварели в розовых и серых тонах, изображавшие обнаженных женщин. На полу лежал ковер, толстый и мягкий, как губка. Педли выдвинул ящики комода и понял, что ворошить груду рубашек и белья незачем. Лен Ят держал вещи своего хозяина в порядке.

Инспектор открыл двустворчатый стенной шкаф. Более двух десятков вешалок занимали костюмы, пальто, спортивные куртки, халаты. В самом углу притулился шелковый стеганый пеньюар, вряд ли принадлежавший мужчине. Рядом с ним болталась пара женских пижам. Педли даже не подал виду, что заметил их, и наклонился над шеренгой туфель и шлепанцев. За ними стояла белая картонная коробка с названием известного магазина. По размеру коробка подходила для кофеварки. Педли сбросил с нее крышку: пусто, только на дне валялась горстка упаковочных стружек.

— Для чего эта вещь, Фарлоу?

— В ней лежал электрический самовар. Мне прислал его друг.

— А что вы сделала с упаковкой?

— Кажется, Лен Ят ее сжег.

— Вы уверены?

В холле раздался звонок. Китаец зашаркал из кухни, чтобы открыть дверь, но Педли остановил его:

— Подожди, я сам.

Повернув ключ в замке, он случайно отошел в сторону. Поэтому бутылочка, брошенная в него с лестницы, ударилась о косяк. Капли зеленоватой жидкости брызнули ему на щеку и обожгли как огнем. Он инстинктивно выставил вперед руку и оттолкнул круглолицую женщину, пустившуюся, бежать вниз по лестнице.

Педли догнал ее внизу пролета, где она пыталась открыть стальную дверь лифта. Это была яркая рыжеволосая женщина лет сорока в плотно облегающей фигуру спортивной куртке. На ее лице застыл неподдельный ужас.

— Я не хотела... Я думала, что это Клив... О господи!

Педли вырвал у нее из рук сумочку.

— Какие пустяки, леди. Стоит ли беспокоиться обо мне, если вы считаете, что имеете право вылить кислоту на Фарлоу. Вам следует жалеть лишь о том, что вместо него к двери подошел я, верно?

Он смочил слюной носовой платок и протер им забрызганную щеку.

Плечо его пиджака дымилось.

— Да, верно. У меня есть все основания бросить в эту грязную тварь даже бомбу, — заявила она.

— Поднимитесь в квартиру.

Наверху, возле двери, вытаращив глаза, стоял Фарлоу.

— Ради бога, Олив!— забормотал он.— Что с тобой? Ты похожа на сумасшедшую.

Она злобно ощерилась, показав мелкие лисьи зубки.

— Я действительно сошла с ума, Кливленд! И потому выцарапаю твои бельма, как только доберусь до тебя.

— Прекратите! — прервал их Педли.— Так вы, значит, миссис Фарлоу?

— Жалею, что бог не лишил меня жизни раньше, чем я взяла себе эту фамилию.

Фарлоу изумленно смотрел на разбитую бутылочку и тонкий дымок, поднимавшийся от ковра, проеденного кислотой.

— Слушай, Олив, мы же договорились, что ты не будешь приходить сюда.

Она буквально зашипела от ярости:

— Я не договаривалась с тобой жить как нищая, пока ты станешь тратить деньги на грязных шлюх.

Педли силой усадил ее в кресло.

— Миссис Фарлоу, за ваши манипуляции с кислотой вы можете получить от трех до пяти лет. Лучше воздержитесь от болтовни. Иначе вам придется отправиться туда, где вы будете тратить алименты только на почтовые марки.

Она воинственно вздернула подбородок.

— Вы детектив, да? Ну так вы не заставите меня молчать о Лоис Элдридж и всех прочих!

Фарлоу крикнул:

— Заткни свою пасть, ты...

— Уж не думаешь ли ты, что я и вправду буду молчать! Я целую неделю наблюдала за тобой и этим эфирным созданием.

Педли подозвал Лен Ята.

— У тебя на кухне есть сода?

— Да, сэр.

— Принеси немного в чашке. И налей туда столовую ложку воды.— Лицо инспектора начало гореть так, будто его искусала туча шмелей. — А теперь, мистер и миссис, сядьте и помолчите,— обратился он к супругам.

Женщина заносчиво откинула голову.

— Не хочу. Вы можете арестовать меня, упрятать за решетку, но вы не имеете права...

Она подлетела к роялю, прежде чем Педли успел остановить ее, схватила фотографию в серебряной рамке и порвала. Инспектор вновь усадил ее.

— Остыньте, леди.

Она швырнула Фарлоу сломанную рамочку. Он поднял ее и попытался сложить клочки снимка.

Лен Ят принес соду с водой; Педли сделал из полученной кашицы компресс и продолжил допрос:

— Вы внимательно следили за мужем?

Она усмехнулась.

— Мне известно о нем столько, что его пора распинать.

— И где он был вчера днем?

Опять вмешался Фарлоу:

— Олив, хоть раз в жизни подумай о приличиях.

— Он сидел с этой шлюхой Элдридж.

— Весь день?

— Часов до пяти. Примерно в это время она вышла.

Если бы я захватила с собой кислоту, она бы получила хорошую порцию.

Инспектор отдал ложку и чашку Лен Яту. Ну что же, показания этой женщины, ненавидевший Лоис, будут для последней лучшим алиби. Правда, они еще не подтверждают невиновность Лоис...

— Вы добавите что-нибудь к сказанному, Фарлоу?

— Олив готова душу заложить дьяволу, лишь бы угробить, меня.

Педли посмотрел на него с отвращением. Ни малейшего беспокойства за репутацию, девушки. Только за свою. Боится попасть в неприятную историю? Да он уже увяз в ней по уши.

— А как насчет вашего мужа, миссис Фарлоу? Сколько времени вы его ждали?

— Я ждала только до шести, а потом отправилась покупать ту штуку, которую вылила на вас...— Она заискивающе улыбнулась.— Мне так неприятно...

— Да, да, здесь все в порядке. — Педли довернулся к Фарлоу. — Когда вы Вышли из дому?

Тот открыл и снова закрыл рот. Его лицо помрачнело.

— Ну... около восьми.

— А точнее?

— В восемь. Я приехал туда... примернр в полдевятого или без четверти девять.

— Кто может подтвердить время возвращения?

— Лен Ят.

Инспектор усмехнулся:

— Только не китаец. Показания слуг во внимание не принимаются.

— Но о моих перемещениях знал только он.

Внезапно появившийся Лен Ят начал вытирать пол.

Фарлоу возился с фотографией. На лице его жены застыло испуганное выражение: возбуждение первых минут спало.

Инспектор лениво раскачивал на руке ее сумочку.

— У вас больше нет грязного белья для стирки, леди?

Она поджала губы.

— Откуда я знаю, что вы не частный детектив, нанятый Кливом, чтобы помешать мне получить причитающиеся деньги? Вы не очень-то похожи на полицейского в штатском.

Педли достал и продемонстрировал ей свой значок.

— Детектив. Но не полицейский. В штатном расписании я числюсь пожарным инспектором. Расследую убийства, связанные с поджогами, о которых вашему мужу, вероятно, что-то известно.

— Поджоги? — На жирном лице женщины появилась улыбка.

— Да. Вы читали о них?

Женщина повернулась и злобно посмотрела на Фарлоу.

— По-моему, Кливу известно о них многое. Ему и его приятелю — шефу Фуллеру.

— Сука! — Фарлоу бросился к ней, бледный от ярости.

Педли подставил ему подножку, и он свалился на пол, к ногам жены, которая немедленно пнула его в лицо носком туфли. Педли встал между ними.

— Не понимаю, почему вы разошлись. У вас было бы так много совместных развлечений!

Фарлоу, приложив шелковый платок ко рту, невнятно пробормотал:

— Она выкачивала из меня деньги, а теперь хочет, чтобы я заплатил ей за молчание. Вот и все.

— За молчание ты не расплатишься, средств не хватит,— язвительно заметила жена.— Но кое-что у тебя осталось. И я не успокоюсь, пока не разорю тебя. Я достаточно долго жила с тобой, чтобы понимать, зачем ты и Фуллер так часто встречаетесь и так долго совещаетесь.

— Что же вы понимаете? — спросил Педли.

— Фуллер помогал Кливленду продавать страховые полисы и делил с ним премию.

— Олив! Ты меня губишь.

— Надеюсь.

Она улыбнулась Педли. Тот снова смочил горящее лицо.

— Они работали так,— продолжала миссис Фарлоу,— Клив приходил к хозяину какого-нибудь дома и назначал цену за полис. Если тот не соглашался, через пару дней его навещал Фуллер или один из его людей. Они находили в доме любое нарушение пожарных правил. Обычно такое, которое трудно устранить. Изменения стоили бы дороже, чем премия за полис, предложенный Кливом. И в конце концов проходимцы намекали, что, если полис приобретут, на это нарушение можно будет закрыть глаза.

— Я обсуждал со Стэном только оценку некоторых домов в его районе и устранение некоторых недочетов в зданиях, — заявил Фарлоу.

— Да? И этим вы занимались целый вечер раз в неделю? — презрительно рассмеялась жена.

Инспектор направился к телефону.

— Звучит довольно правдоподобно, миссис Фарлоу. Но ваше утверждение еще не доказательство.

— А чего вы ожидали? Конечно, в моем присутствии они не договаривались мошенничать. Но если собрать все факты вместе...

— Я этим не занимаюсь. — Лицо у Педли начало болеть.— Такие вещи находятся в компетенции окружного прокурора. Он возьмет у вас письменные показания.

Если вам удастся помочь правосудию, то, возможно, дело о кислоте мы аннулируем.

Женщина уже утратила свою воинственность.

— Я никому не причиняла вреда.

— Это вы так думаете. А закон говорит, что виновным не обязательно считается тот, кто сжег чье-то лицо. Достаточно просто попытки изувечить человека.

Инспектор набрал нужный номер и вызвал Барни.

— Вытащи из постели Шейнера и направь его на Абингдон-сквер, к Фарлоу.

— Хорошо. А вы видели вечерние газеты?

— Нет. Что-нибудь новенькое?

— Кое-что о мисс Элдридж.

Педлй с трудом удержался, чтобы не выругаться.

— Спасибо, Барни.

В ожидании помощника Педли разрешил Фарлоу пойти в спальню переодеться. Тот дал распоряжение Лен Яту, и перед Педли на подносе появились холодные отбивные с жареным картофелем. Инспектор ел, не спуская глаз с миссис Фарлоу, сидевшей с сердитым видом напротив него на диване.

Внезапно она попыталась заговорить:

— Если бы вы разрешили мне пойти домой за дневником, я смогла бы все доказать. Там записаны даты и фамилии.

— Не беспокоитесь о дневнике, леди. Он не убежит. А вот вы можете.

Наконец прибыл Шейнер, протирая заспанные глаза, и тут же уставился на пустые тарелки на подносе.

— Да тут у вас вечеринка! И уже все съели... Хорошенькое дело!

— Вечеринка, которая тебя интересует, Шейнер, сей-

час находится в спальне. Последи за ним до тех пор, пока я не дам других инструкций.

Шейнер сладко зевнул, похлопав себя по рту.

— Если на кухне еще что-нибудь осталось, то  я все выполню.— Он подмигнул миссис Фарлоу.— Можно даже будет поиграть в пинокль.

— Вряд ли, если только китаец играет. — Педли указал на женщину.— Миссис Фарлоу поедет со мной на Сентер-стрит.

Помощник не упал духом.

— А может, Фарлоу играет в рамми.

— Если ты не будешь следить за ним, выпустишь его из поля зрения, он так с тобой сыграет... — Педли кивнул на револьвер. — Пришлось отобрать у него пушку. — И зашагал вместе с женщиной к лифту.

По пути в центр города, в седане, женщина нарушила молчание только однажды:

— И поделом мне, раз вышла замуж за таракана.

— Вы что-то долго раздумывали, прежде чем уведомить власти о его делах, а? — отозвался Педли.

На Сентер-стрит у мальчишки-газетчика инспектор купил три свежих номера. В них много внимания уделялось убийству Сьютер. О Лоис почти ничего не говорилось. Текст был одинаковым во всех трех газетах, но заголовки звучали по-разному. Статья в «Инквайере» называлась: «Социолог подозревается в поджоге».

В ней рассказывалось, что мисс Лоис Элдридж, проживающая в, Манхэттене на Западной Семьдесят девятой улице, 160, дочь Чарльза Элдена Элдриджа, известного филантропа, была допрошена в связи со вчерашним пожаром в доме номер 907 на Западной Двенадцатой улице. Однако формального обвинения в связи с пожаром, стоившим жизни миссис Элизабет Герриш, еще никому не предъявили. Но ходят слухи, что причиной возгорания послужило воспламенение одежды, принесенной мисс Элдридж для миссис Герриш.

Сведений было немного, но они заставили Педли стиснуть зубы.

Кто навел газетчиков на след Лоис?

И почему?

Появление в газетах материалов о Лоис стало уже второй утечкой информации, мрачно думал Педли. Первой было предупреждение неизвестного поджигателя о готовящейся для него ловушке на Двенадцатой улице. Интересно, существовала ли между ними связь? Тот, кто устроил пожар на Двенадцатой раньше, чем Педли поставил там охрану, должен был точно знать о клочке бумаги с адресами. Гарри Гуч знал о нем, но он сидел за решеткой. Энни Сьютер тоже, но она мертва. Кто же еще? :

В приемной, перед кабинетом Друри, трудился молодой рыжеволосый клерк. Он безразлично поздоровался с Педли и его спутницей.

— У прокурора сейчас кто-то есть, инспектор. Я скажу ему, что вы ждете.

Педли поторопил его:

—- У меня неотложное дело.

Клерк вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Миссис Фарлоу попросила одну из газет. Педли дал ей «Инквайер».

— Сьютер...— задумчиво произнесла она.— То самое убийство, о котором вы говорили?

— Верно.

Миссис Фарлоу скорчила гримасу.

— Значит, Клив с ней тоже путался?

— Они были знакомы.— Педли подошел к двери, приложил к ней ухо, но не услышал никаких голосов. Тогда он мягко повернул ручку и перешагнул через порог.

Друри был один. Он сидел во вращающемся кресле, закинув ноги на стол.

Педли позвал миссис Фарлоу:

— Войдите.

При виде женщины прокурор поспешно убрал ноги под кресло.

— Здравствуйте, Бен, — выпалил он.

— Привет, Джордж. Это миссис Олив Фарлоу. И я имею основания отправить ее в участок. Она плеснула мне в лицо серной кислотой в доме своего мужа.

— Ага! — Прокурор многозначительно сжал губы.

— Это ошибка, — запротестовала женщина. — Я приняла его за Клива.

Педли проигнорировал ее замечание и продолжил:

— Я привел ее потому, что она сообщила о мошенничестве мужа со страховками. С помощью командира одного из наших отрядов — Стэна Фуллера — он заставлял домовладельцев подписывать страховые полисы. В случае отказа они угрожали штрафами за несоблюдение пожарных правил.

— Донимаю. — Друри монотонно сплетал и расплетал пальцы.

— Действия Фуллера можно классифицировать как нарушение дисциплины департамента,— продолжал Педли. — Но если игра была разыграна так, как описывает миссис Фарлоу, то ее мужа надо отдать под суд.

— Их махинации связаны с делом Г уча?

Педли кивнул.

— Вполне возможно, Джордж. Но, прежде чем мы пойдем дальше...— он взглянул на вторую дверь, ведущую из кабинета прокурора в библиотеку,— вызовите секретаря для записи заявления миссис Фарлоу.

Друри крикнул:

— Ред! -— Ответа не последовало. — Гляйхман!

Прокурор нахмурился.

— Вероятно, занят. Он в уборной.

Педли зажал кончик носа большим и указательным пальцами.

— Ставлю пять против одного, что он не появится.

— О чем вы? — удивился Друри.

— Едва мы пришли, он сообщил, что у вас посетитель.

— Он ошибся.

— Черта лысого! Он хотел удрать и удрал.

— Не понимаю, Бен.

— Гляйхман пообещал передать вам, что мы ждем в приемной, вошел в.кабинет и смылся через библиотеку.

— Он ни словом о вас не обмолвился.

— Конечно нет. Ему требовалось побыстрее смотаться.

— А для чего?

Педли зажал в зубах трубку.

— В основном для того, что ему уже удалось кое-что вытащить отсюда.

Прокурор грохнул кулаком по столу.

— Хватит ходить вокруг да около! Что с Гляйхманом?

— Он испугался, что мы заподозрим его в том, что он раскрыл наш план относительно Двенадцатой улицы.

— Его?

— А кто, кроме Гляйхмана, мог подслушать наше обсуждение ловушки для поджигателя?

-— И каким же образом он подслушивал?

— Через замочную скважину. Или приложив ухо к двери с той стороны. Он сидел там один, когда мы с вами пережевывали детали.

Друри пошел к двери. -

— Наверное, в одиночестве вы начинаете подозревать себя самого, Бен. Ред так же честен...— Он замолчал.

Ящики стола в приемной были открыты и пусты. Шляпа на вешалке отсутствовала.

Педли еще раз пошарил в столе клерка. Там не. оказалось никаких личных вещей.

— Он действительно смылся.

— Ничего не понимаю,—- буркнул Друри и сердито нажал кнопку звонка.

Из библиотеки в кабинет вошел коротенький человек в очках с толстыми стеклами.

Друри проинструктировал его:

— Возьмите у миссис Фарлоу заявление и короткое письменное показание.

— Да, сэр.

Служащий проследовал вместе с миссис Фарлоу через библиотеку.

Разозленный прокурор вернулся в свой кабинет и провел там некоторое время у телефона. Педли терпеливо ждал.

— Похоже, что вы правы, Педли, — сообщил Друри, опять появившийся в приемной. — Лифтер спросил Гляйхмана, отчего он уходит сегодня с работы так рано, а Ред ответил, что ему уже пора. Его машина тоже исчезла.

— Откуда он к вам пришел?

— Из городской конторы по трудоустройству.

— И сколько он здесь работает?

— Немногим больше года.

— Были раньше какие-нибудь основания подозревать его?

Никаких. Он умен, спокоен, сообразителен. Как-то я слышал, что он играл на бирже, но решил, что это случайность. — Прокурор в ярости забегал по ковру.

— Вам что-нибудь известно о жизни этого красавчика?

На лбу у прокурора вздулись синие вены.

— Только то, что он сам рассказывал. Рекомендовал его декан юридической школы. Белый, одинокий. Родителей нет. Немного женоподобный, но он всегда казался мне чертовски порядочным.

— Вероятно, он таким и был, пока не начал думать, что может управлять Уолл-стрит. Но вы и сами немного виноваты.

Друри сердито посмотрел на него.

— Не говорите, ради бога, таким похоронным тоном!

— Я и не собираюсь. Но ваша повтора производит на публику такое впечатление, будто она уже готова схватить преступника. Например, две недели назад, когда поджигатель начал терроризировать город.

— Но кто-то должен поддерживать у людей веру в силу закона и порядка!

— Конечно. И у вас это прекрасно получается. Только вполне возможно, что, когда вы сообщили жителям о готовности прихлопнуть поджигателя, главарь забеспокоился и решил выяснить, действительно ли вы напали на его след. Что могло помешать ему просмотреть список ваших помощников и остановить внимание на Реде?

— Подобный риск всегда присутствует.

— Да, и если Гляйхмана подкупили, то в скором времени он бы перекачал в банду все тайны вашего департамента.

Друри выругался.

— Не принимайте все так близко к сердцу, Джордж,— улыбнулся Педли.— Отсутствие Гляйхмана гораздо полезней нам, чем его присутствие.

Кресло прокурора неистово заскрипело.

— Ему и не требовалось много выносить отсюда. С полученной информацией он может завалить половину дел, находящихся в производстве.

Педли посочувствовал:

— Не вешайте нос. Гляйхман запросто выведет нас на человека, стоящего за поджогами. Вашему помощнику нужны деньги. Следовательно, он начнет устраивать пожары для своего хозяина либо займется вымогательством. Подождите немного.

— Ожидание никогда не приносило успеха. Я желаю действовать.

— Вам нужны доказательства? Вы их получите.

— Каким образом?

— Главаря очень беспокоит фонарь. Он потратил множество сил, чтобы найти его и получить обратно. Я устрою так, что каждый житель города будет знать, где он находится.

— Дадите примерно такое объявление: «Найден старый морской фонарь; запачканный кровью»?

— А что, отличная мысль. Я действительно собираюсь передать сведения в руки газетчиков.

Друри нахмурился.

— Валяйте. Только на фонарь претендует контора прокурора. Сей предмет будет фигурировать в деле Сьютер в качестве вещественного доказательства..

— Не волнуйтесь, Джордж. Фонарь находится в моем номере в отеле.

Лицо у Друри сморщилось.

— Тогда вы окажетесь лицом к лицу с убийцей.

— Да, — согласился Педли,— это малоприятное обстоятельство. 

Всю дорогу до муниципалитета Педли думал над этим обстоятельством. Хорошо было смеяться над ним с Друри, но нельзя закрывать глаза на то, что он по-настоящему рисковал. Раны на спине у Энни говорили о многом.

Совершенно ясно, что поджигатель номер один страшно опасен. Пока о нем ничего не известно: какого он пола, старый или молодой, белый или черный. ПеДли не сомневался только в одном: у него много денег. Иначе он пе платил бы своим марионеткам тысячные гонорары.

Впрочем, и другой пункт не вызывал у инспектора сомнений: существовал человек, знавший эту личность. Возможно, он был известен Гаррй Гучу. Энни Сьютер тоже могла познакомиться с ним перед смертью. Но Ред Гляйхман — если Педли не ошибался — наверняка контактировал с этим пауком в центре паутины. Иначе клерк прокурора не сумел бы так быстро предупредить главаря о плане Педли по охране дома на Двенадцатой улице.

Если предположения Педли были верными, требовалось найти Гляйхмана, объявить его розыск. Тогда в течение получаса все мосты, вокзалы, станции будут перекрыты. Десять тысяч полицейских придут в боевую готовность. Рано или поздно они его накопят. Но что делать пока? Ведь за это время могут пострадать десятки жизней.

На письменном столе Педли лежали рапорты из лабораторий и свидетельство о вскрытии тела миссис Герриш. Кроме, того, ему доставили несколько новых снимков места под лестницей на Двенадцатой улице, где начался пожар. В рапорте об окурках говорилось:

Над городскими кварталами поднимались густые клубы дыма. Нависшие тучи отражали пылающий внизу ад. За стеной удушливого дыма пряталась гигантская фигура с лицом Гарри Гуча. В ушах Педли звучала резкая сирена пожарной тревоги...

Постепенно она превратилась в телефонный звонок. Педли выпростал руку из-под одеяла и взял трубку.

— Доброе утро, мистер Педли. Семь часов. Вас недавно спрашивали, но я сказала, что вы вышли.

— Спасибо, детка. Кто это был? — Он зевнул, потянулся и скатился с кровати.— А, Барнабус... Наверное, позвонил просто, чтобы не спать... Он оставил номер телефона?.. Попробуй, красавица, набрать его для меня.

Спустя некоторое время она сообщила:

— Номер не отвечает.

— Спасибо. Я свяжусь с ним позже.

Через десять минут, прервав бритье, Педли подошел к окну ванной комнаты и вытащил из шахты фонарь. Немного подумав, он развернул его, поставил на шкаф и продолжал бриться, время от времени поглядывая на роковой предмет. В утреннем свете зловещая причина стольких пожаров выглядела, как старье из утиля. И все-таки фонарь должен иметь какое-то значение. Когда его зажгли? Много лет назад? Он повторил вслух: «Много лет назад». Может, ответ заключается в этих словах? Иначе какой смысл имело держать его постоянно горящим? Пламя, вероятно, не гасло в течение долгого времени.

Он присмотрелся к фонарю более внимательно, придирчиво изучил зарубки на основании, цифры, выдавленные на корпусе: 8-7-89. Они отпечатались неровно, словно штамп для формовки был сильно изношенным. Много лет назад, а?..

Он распорядился, чтобы принесли завтрак, и уже доедал омлет, когда в дверь позвонили. Перед тем как впустить гостей, Педли поставил фонарь в центр стола.

— Проходите, ребята! Подождите, уже заканчиваю завтрак.

Его посетили три фотографа. Тот, что из «Ньюс», привел репортера.

Мертаг из «Миррор» приготовил камеру.

— Перестаньте на секунду жевать, инспектор.— Он направил на Педли экспонометр. — Слушайте, что у вас со щекой?

— Немного обгорела, вот и все. Отложите-ка свои орудия, парни. Я позвал вас не за тем, чтобы снимать мою трапезу.— Педли указал на фонарь.-— Вот кое-что новое.

— Собираете древности, инспектор? — Фотограф из «Таймс» невозмутимо посмотрел на него.

— На предмете имеются странные следы. —- Педли показал зарубки на основании.

Газетчики посыпали вопросами:

— Каково их значение?

— Где вы взяли эту вещь?

— Для чего она использовалась?

— Для устройства поджогов. — Педли доедал поджаренный ломтик хлеба. — В числе других на Шестьдесят четвертой улице. По-моему, зарубки показывают, сколько пожаров начали с помощью этого фонаря. Чей он, я не знаю. Нашел я его в квартире Энни Сьютер.

— Той канарейки, что была зарезана в отеле «Гранада»?

— А почему у нее? Она — главный поджигатель?

— Копы ничего не сказали нам о фонаре.

Педли поднял руки.

— Минутку, парни. Энни прятала фонарь для типа по имени Гарри Гуч. Он сейчас в тюрьме. Но, прежде чем мы взяли его, он оставил это приспособление у Энни. Потом кто-то заявился к ней' за фонарем, ничего не нашел и зарезал Энни.

Фотографы засуетились.

— Встаньте, пожалуйста.

— Возьмите свой сувенир в левую руку, инспектор.

— Обнимите его.

— Продемонстрируйте как следует.

— Почему он замалеван черным?

Голос Мертага остановил щелканье затворов.

— Слушайте, но если девица расплатилась за то, что прятала у себя этот хлам, значит, держать его здесь тоже небезопасно.

Педли рассмеялся.

— Небезопасно для того человека, который за ним притащится.

— Можно нам процитировать ваши слова?

— Цитируйте.

Репортер/спросил, не заглядывая в свой блокнот:

— Инспектор, у вас уже есть предположения относительно владельца фонаря?

Педли покачал головой.

— Нет.— По его тону никто не заметил, что именно этого вопроса он ожидал.— Нет, у нас нет оснований связывать подозреваемого с фонарем.

— Подозреваемого? — воскликнули хором четыре голоса.

— Не знаю, имею ли я право выдавать информацию, касающуюся конторы окружного прокурора?..

— Э, не валяйте дурака! — Мертаг цинично усмехнулся.— Вам же требуется, чтобы материалы попали в газеты? Мы сыграем этот мяч.

Педли почесал в затылке.

— Честное слово, ребята, убийство относится к компетенции прокурора. Но нам известно, что подозреваемый посещал в тот вечер квартиру мисс Сьютер.

Фотограф из «Таймс» буркнул:

— Фактически вам ничего не известно.

— Ничего, подлежащего преследованию закона,— уточнил Педли.— Эта проститутка якшалась с кучей народа. И то, что некая «большая шишка» притащилась к Энни домой, еще не означает, что она прирезала ее. Или что фонарь принадлежал ей.

Репортер из «Ньюс» склонил голову набок.

— Вы сказали «большая шишка»?

— Не слишком большая. Ее зовут Кливленд Фарлоу.

Репортер даже прекратил писать.

— Фарлоу из страховой компании? Вот это да!

— Именно, из «Интер глоб».-— Педли ронял слова осторожно. Ему не хотелось говорить ничего такого, что впоследствии пришлось бы брат^ назад. Тогда Олив Фарлоу начала бы подавать через адвоката жалобы, предназначенные для первых страниц газет, и инспектор не смог бы уже рассчитывать на благодарность прессы.

— Имейте в виду, что мы не связываем Фарлоу с фонарем, — продолжал Педли. — Он посещал Энни Сьютер в вечер убийства. По его словам, девушку к тому времени уже зарезали. Квартира ее была перевернута вверх дном, вероятно, искали фонарь. Но не думайте, что мы все успели подытожить.

Мертаг осторожно положил на кровать камеру и вспышку.

— А вам и не нужно ничего подытоживать. Вы и так сообщили достаточно, инспектор: убийство, пожары, орудие для поджогов и парень из страховой компании, каково?

Шейнер открыл дверь жилища Фарлоу, расположенного в надстройке на крыше. Он не выказал ни малейшего удивления при виде Педли и группы газетчиков с камерами..

— Как дела? — спросил инспектор.

— С Фарлоу? Нагнал он на меня страху.— Шейнер явно нервничал. — Он не ложился до пяти утра, проверяя, сколько виски может поглотить человеческий организм. И за все это время не произнес ни одной связной фразы.

— Не похоже, что ты не спал всю ночь.

— Да, я сейчас объясню.— Помощник усмехнулся с извиняющимся видом.— Сразу после пяти пришел китаец Фарлоу и отволок его тело на кровать. Я решил, что вряд ли он Оживет до двенадцати и прилег на софу здесь, в гостиной. Около восьми я просунулся — и что же увидел?

— Фарлоу сбежал?

— Да, попытался.

— Я отправлю тебя драить сортиры, тупица.

— Подождите, командир, ничего страшного не случилось. Он вернулся полчаса назад. Если точно, то без четверти девять. Только не один.

— Ты позволил ему привести девицу?

— Нет, нет. По-моему, Фарлоу сыт по горло неприятностями с женщинами. Он пришел вместе с нашим старым знакомым Фуллером. Как вам это нравится?

— Как случай заболевания проказой. — Педли хмуро обратился к газетчикам: — Придется подождать, ребята. Вы сможете щелкнуть Фарлоу только после его разговора с командиром нашего отряда Фуллером. А нока располагайтесь, угощайтесь спиртным. У Фарлоу, кажется, есть неплохой пунш. Шейнер может найти слугу и посмотреть, осталось ли что-нибудь выпить.' Когда Фуллер закончит с Фарлоу, вам, возможно, удастся сделать снимки.

Педли прошел в гостиную. Фарлоу с удрученным видом стоял у французского окна. В кресле сидел Фуллер, по-прежнему в фуражке с белым козырьком. Из одного угла рта в другой он перекатывал толстую сигару.

Фарлоу быстро оглянулся. Глаза у него были тусклые, голос расстроенный:

— Ради бога, за что вы на меня накинулись?

Педли присел за стол.

— Не знал, что ты тоже попал в эту пьесу, Фуллер.

— Я угодил в нее только что.— Командир отряда лениво выпустил в потолок клуб дыма.

— С каких это пор? Кто наколол Фарлоу?

— Не ты, во всяком случае. Я занимался с ним устранением опасных в пожарном отношении объектов в здешнем районе задолго до того, как ты научился запирать дверь конюшни.

— Объясняешь мне мои обязанности?

— Кто-то должен тебя просветить, Педли.

Шрам на лице у инспектора побелел.

— Но только не такой чокнутый пожиратель дыма, как ты, который даж;е не соображает, что делают с соской на бутылке. В конце концов, случившееся тебя не касается. Какого черта ты влез сюда?

Фуллер побагровел.

— Я живу здесь. И знаю этот округ гораздо лучше, чем ты и твои люди.

— Ты знаешь его достаточно, чтобы заниматься вымогательством, но тебе не удастся помешать расследованию.

— В отсутствие старшего по званию офицера,— заявил Фуллер,— командир отряда может возглавить работу В округе, который попал в критическое положение. Слышал такое правило?

— Чертовски странно, что ты настолько заинтересован в происходящем. В твоем собственном районе полно неполадок. Как же ты очутился здесь? Фарлоу вызвал тебя на помощь?

— Нетрудно было понять, что пожар на Двенадцатой — дело рук поджигателя.

— Похоже, в твою родню когда-то затесались ищейки.

Фарлоу снял нараставшее напряжение:

— Мистер Педли, я не вызывал командира отряда. Просто вчера вечером я прочел в газетах о Лоис и утром отправился на Западную Двенадцатую поискать причины пожара. Фуллер случайно оказался там в то же время.

Педли зарычал:

— А зачем, по-вашему, я оставил здесь своего помощника? Чтобы вы играли с ним в прятки?

— Я беспокоился...

— Правильно! И я назову настоящую подоплеку вашей тревоги.

Фуллер зло рассмеялся.

— Ты собираешься выдать Клива за поджигателя? Старая песенка о злодее, возвращающемся на место преступления?

Педли стиснул челюсти.

— Слушай, Фуллер, подключи свой шланг к другому крану. Я говорю с Фарлоу. — Он грубо сжал руку Клива. — Вы понимали, что вам нечего делать на Двенадцатой улице?

— И тем не менее,—. перебил его Фуллер,— Клив подумал, что сумеет найти какую-нибудь улику, пропущенную сыщиками. Такую, например.— Фуллер подбросил на ладони перламутровую зажигалку. Для мужской она была слишком мала. Ее металлические части потускнели от жара.

Фарлоу удрученно провел ладонями по лицу.

— Предполагается, что Фарлоу обнаружил ее там? — Казалось, Педли, не особенно разволновался.

Фуллер засмеялся.

— О нет. Никто не собирался тебя ни в чем упрекать. Просто он нашел ее, вот и все.

— Я... я ничего не искал специально,— извиняющимся тоном пробормотал Фарлоу.— Просто случайно наткнулся...

Инспектор поднял брови.

— Забавно. Вчера я все там обшарил. Я бы не пропустил такую вещицу.

— О, в темноте ты не смог бы и вилкой в рот попасть,— хмыкнул Фуллер. — Ты проворонил зажигалку, я могу это доказать. Я присутствовал при том, как Клив подобрал ее под лестницей, где начался пожар.

Инспектор потянулся за зажигалкой, но Фуллер покачал головой:

— Я сдам ее в полицию. Их парни знают, что делать с полученными уликами.

Педли выбросил вперед левую руку. Фуллер спрятал зажигалку в кулаке. Но инспектор и не пытался разжимать его. Он просто сильно ударил кулак Фуллера о стальную ручку кресла. Раздался заглушенпый металлический звук.

Фуллер выругался и раскрыл ладонь, зажигалка упала на ковер, выпустив крошечное оранжевое пламя. Фуллер в ярости вскочил с кресла и наступил на огонек ногой.

— Что ты вытворяешь, полоумный? — Он посмотрел на обожженный палец.

— Ты бы не обжег руку, когда я ударил тебя, нажав тем самым на колесико зажигалки, если бы она прошла через пожар на Двенадцатой. Бензин из нее улетучился бы, фитиль обуглился, а сталь покоробилась. Ничего подобного, кажется, не случилось с этой безделушкой. Она горит как следует, верно? Значит, ею не пользовались для поджога. По крайней мере, она не лежала там во время пожара.

Фарлоу с облегчением вздохнул. Но командир отряда не принял своего поражения так легко. Он поднял зажигалку и потряс ею, подчеркивая свои слова.

— Возможно, в девяти случаях из десяти все происходит именно так. Но на сей раз случилось иначе. Этой зажигалкой пользовались для поджога. Она лежала в пепле. Я видел, как Клив Фарлоу поднял ее. Заметив меня, он попытался ее спрятать...

— Все верно.— Фарлоу с несчастным видом грыз ноготь. — Фуллер забрал ее у меня.

Педли сделал вид, что сочувствует ему.

— Плохо, очень плохо. А почему вы хотели ее спрятать? Она принадлежит кому-нибудь из ваших знакомых?

— Нет! — крикнул Фарлоу. — Я никогда не видел ее раньше!

— Какой смысл скрывать это, Клив?— вздохнул Фуллер. — Правда все равно выплывет на свет.

Фарлоу застонал.

Инспектор склонил голову набок.

— Вы, парни, так говорите, словно заранее отрепетировали сценку.

Фуллер прикурил от зажигалки сигару.

— Кливу хорошо известно, кому она принадлежит.

— Не надо, Стэн. — Фарлоу умоляюще вытянул руки.

— Зачем отрицать? Я должен засвидетельствовать, что вы купили ее для девушки год назад. Я находился рядом с вами.

Командир отряда приложил влажный конец сигары к обожженному пальцу.

— Кливу не хочется признаваться. Да и никому не захотелось бы— обстоятельства вынуждают. Он подарил зажигалку той самой мисс Элдридж, о которой писали газеты.

— Чертовски странная ситуация, Фуллер. Ты случайно оказываешься на том месте, где Фарлоу нашел зажигалку. И теперь ты случайно понимаешь, кому она принадлежит...

— Тем лучше для всех нью-йоркских жителей. — Фуллер воинственно выставил вперед подбородок. — Если бы я там не появился, поджигатели получили бы полную свободу действий.

Педли изобразил на лице насмешливое восхищение.

— Если ты приостановил поджоги, то я рад за тебя. Кстати, газетчики на кухне тоже с удовольствием тебя поздравят.

— Газетчики? — встревожился командир отряда.

— Именно. Со своими камерами, вспышками и всем прочим. «Внимание, сейчас отсюда вылетит птичка...»

— Хватит паясничать, Педли. Если ты действительно хочешь устроить общественное обсуждение, то помни — доказательство раздобыл я. И я опознал девушку. Когда они начнут делать снимки, я не буду их останавливать.

Вот это да! Командир отряда дает репортерам возможность сфотографировать его. Держит в руках зажигалку, использованную для поджога и найденную на пожарище выдающимся работником страхования.— Педли цедил слова сквозь зубы.

Фарлоу промямлил:

— Мне бы не хотелось в этом участвовать.

— Вы не желаете доставлять Фуллеру даже минутные неприятности. — Педли повысил голос: — Шейнер!

В гостиную ввалился сияющий помощник.

— Что вам угодно, командир? Ром? Двадцатилетний коньяк?

— Ты, похоже, основательно накачался.

— Ничего подобного.

— А остальные?

В эту минуту из кухни появился Мертаг. Ноги у него заплетались, шляпа съехала на нос.

— Никто не захмелел,— сообщил он, — кроме проклятого сводника из «Ньюс», который всегда лезет драться после пары глотков.

Глаза Мертага отчаянно расползались в разные сто- -роны, но, готовя камеру к работе, он действовал совершенно четко.

Репортер из «Таймс» вошел в гостиную на негнущихся ногах и уставился на присутствующих, как сова.

— В чем дело? Где сенсация? В каждом снимке для «Таймс» должна быть сенсация.

Педли подумал о коробке с упаковочной стружкой. Она стала бы достаточно сенсационной, но вряд ли послужила бы серьезным обвинением. В лучшем случае она бы подтвердила более важные факты.

Педли начал издалека:

— Слушайте, ребята, вот этот Гамлет с разбитой губой— Кливленд Фарлоу. А тяжеловесный дредноут рядом с ним — командир отряда Фуллер из девятого дивизиона. Предмет, зажатый в жирном кулаке Фуллера, представляет собой улику в деле о поджоге дома на Двенадцатой улице. Мистер Фарлоу заявляет, что он нашел эту зажигалку на месте пожара.

Репортер из «Ньюс» опустился на колени и направил свою миниатюрную камеру на Фарлоу.

Фуллер весело поинтересовался:

— А мне как встать, парни?

— Немного отступите, шеф. Мы не захватили панорамных линз.

Мертаг икнул.

— Держите зажигалку так, чтобы мистер Фарлоу мог указывать на нее.

— Сюда. Повернитесь, Клив. — Фуллер изобразил на лице застенчивую улыбку. — Предупредите, когда подготовитесь, братцы.

— Подпись сюда пойдет такая...— вмешался Педли,— «Кливленд Фарлоу сразу после его ареста по обвинению в поджоге и убийстве».

Сверкнули вспышки и щелкнули затворы камер, поймав выражение ужаса на лице Фарлоу.

Фуллер стоял неподвижно до тех пор, пока фотографы не выключили лампы. Потом он хмуро повернулся к Педли.

— И кто же произвел арест?

Педли подошел к нему вплотную и зашептал:

— Ты не можешь никого арестовать, Фуллер. Я выдвигаю обвинение против тебя: тайный сговор с целью запугивания и вымогательства денег у владельцев домов.

Командир отряда по-бычьи нагнул голову.

— Ты, грязный сопляк, мошенник...

Заступив Фуллеру дорогу, Шейнер взял его за плечи и закуковал:

— Сюрприз! Сюрприз!

Инспектор повернулся к фотографам.

— Это все, ребята.

Но им хотелось большего.

— Больше ничего не будет. Конец. Магазин закрыт.

Они разочарованно уложили аппаратуру и ушли.

Фуллер начал вырываться, но Шейнер повис на нем, как бульдог.

— Ты не можешь предъявить мне обвинение, Педли, — прохрипел Фуллер.—Такое право имеет только комиссар.

Лицо у Педли затвердело.

— Я не только могу, но и предъявляю, Фуллер. Я не собираюсь арестовывать тебя. Не нужно вытаскивать эту грязь на страницы газет. Она только повредит нашему департаменту. Но я немедленно сменю тебя с должности до обсуждения твоего дела.

— По чьему обвинению?— В голосе Фуллера поуменьшилось воинственности.

— Во-первых, по моему собственному. Во-вторых, по обвинению миссис Фарлоу. И, вероятно, Клива Фарлоу, если он не пожелает отвечать за все один.— Внезапно Педли почувствовал страшную усталость.— Отправляйся домой, Фуллер, сними форму. Я уведомлю шефа Донлана. А тебе придется познакомиться с судебным залом. Шейнер!

— Слушаю, командир.

— Сунь голову под душ и попробуй протрезветь, чтобы доставить Фарлоу в тюрьму.

Спустившись в вестибюль, Педли заметил там Мертага.

— Я хочу примкнуть к вам, инспектор. С вами я получу гораздо больше информации, чем у мэра.

— Ничего интересного уже не предвидится. Я собираюсь сесть за стол и разобрать накопившиеся рапорты.

Но, сев в машину, он не поехал в сторону муниципалитета.

Педли миновал Центральный парк и около десяти часов припарковался за квартал до 160-го дома на Западной Семьдесят девятой улице. Потом он отыскал Барни, наблюдавшего за зданием из-за угла букмекерской конторы. 

— Я пытался связаться с тобой, но телефон не отвечал, — сообщил Педли.

Барни объяснил:

— Это номер кондитерского магазина. Я ходил туда за кока-колой. Продавец, наверно, поднялся наверх позавтракать.

— Зачем я тебе понадобился?

— Странная история. Примерно без четверти пять утра, еще в темноте, по той стороне проходила старуха. Я не обратил на нее особого внимания. Она выглядела, как уборщица. Но зашла к Элдриджам. Причем с парадного хода, а не с черного.

— Может, ее посещение связано с благотворительностью? У Элдриджа полно подобных дел. Правда, для благотворительности время чертовски раннее.

— Все верно, я тоже так подумал. Короче, старуха пробыла внутри всего минут пять. Потом она вышла и унеслась в направлении Третьей улицы. Но больше всего меня заинтересовал свет в холле.

— О чем ты?

— Его вообще не было.

— Я что-то не улавливаю, Барни.

— С того места, где я стоял, хорошо просматривалась дверь в холл. Кто-то открыл ее и впустил старуху, но света не зажег. Хотя обычно в темноте люди включают электричество, если кого-то впускают.

— Ну что ж, возможно, мы все выясним, Барни,— сказал инспектор. — Я собираюсь отправиться туда и получить ответы еще на пару вопросов.

Педли пересек улицу и постучал в дверь медным молотком, висевшим на притолоке.

Дворецкий, открывший ему, посмотрел на Педли подозрительно. Инспектор попросил вызвать мистера Элдриджа и предъявил свои документы.

— Он неважно себя чувствует, сэр. Но, вероятно, примет вас.

— Подождите минуту, — остановил его Педли. — Работает ли у вас какая-нибудь пожилая женщина-— экономкой, горничной?

— Нет, сэр. Единственный человек, который живет здесь, не являясь членом семьи, это' мистер Моррисон. Сейчас он в отлучке, в Вашингтоне.

Английский акцент дворецкого показался инспектору поддельным.

— У мистера Элдриджа вообще нет слуг женщин?

— Нет, сэр.— Лицо дворецкого оставалось бесстрастным.

— Вы случайно не знаете, приходят ли сюда за помощью люди из фонда?

— Не знаю, сэр, я не в курсе. Лучше спросите у мистера Элдриджа.

— Это не так уж важно. Обычное любопытство.

— Благодарю вас, сэр. — Дворецкий важно удалился и через минуту вернулся. — Прошу вас, сэр, в библиотеку.

Он провел инспектора в длинную темноватую комнату с рядами книг на стеллажах вдоль стен. Филантроп сидел перед камином, ноги его были укрыты пледом.

— Добрый день, мистер Педли. Садитесь. Вы пришли, чтобы развеять наши опасения или, наоборот, укрепить их? — В его тоне полностью отсутствовала сердечность.

— Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Элдридж.

— Мне или моей дочери?

— Сначала вам.

Элдридж сложил руки на коленях.

— Я так долго помогал другим, что теперь не понимаю, как помочь собственному ребенку. Что вы хотите узнать?

— У вашей дочери есть перламутровая зажигалка?

Черные глаза внимательно смотрели на него.

— Не исключено. Точно не скажу. Я редко бываю дома.

— Тогда я поинтересуюсь у нее лично. Второй вопрос: помогала ли ваша организация кому-нибудь из жителей Западной Шестьдесят четвертой улицы?

Элдридж воздел руки вверх и сразу безвольно уронил их на колени.

— Не знаю, я не вхожу в детали подобной работы. Выясните у мисс Брайс или у Лоис.

-— Давайте попробуем.

Филантроп дернул за шнурок старомодного звонка. Тут же, как чертик из коробочки, появился дворецкий. Педли решил, что он, наверное, подслушивал в коридоре.

— Джессап, позовите сюда мисс Лоис.

— Хорошо, сэр.

После ухода Джессапа Педли завязал отвлеченную беседу:

— Прочел вашу речь, мистер Элдридж, произнесенную вчера в Вашингтоне. Там есть очень интересные мысли.

Элдриджу, казалось, польстили его слова.

— Рад, что она вам понравилась, сэр. Секретарь ассоциации просил у меня разрешения напечатать ее в ежегодном обозрении. Особенно отрадно слышать, что такие важные официальные лица, как вы, находят ее достойной внимания.

Инспектор улыбнулся.

— Мне кажется, что большинство людей не стремится к долголетию, потому что не считают жизнь достаточно ценной. Таково мое мнение.

— И потому они совершают самоубийства?

— Нет. Просто люди устают от борьбы, от страданий, от одиночества, прежде чем истекает срок их жизни. По-моему, так случается со многими. Если бы нам удалось сделать жизнь более интересной, люди не стремились бы к смерти.

— Да, согласен с вами. Это одна из основных целей нашей клиники...

Появился Джессап.

— Мисс Лоис нет, сэр!

—- Невозможно! — Элдридж вскочил с кресла.— Но как же она посмела уйти?

— Не знаю, сэр. Только ее нет.— Слуга был. поражен не меньше, чем его хозяин.

— Она должна сидеть дома, Джессап. Вы везде ее искали?

— Я осмотрел все комнаты, сэр. Исчезли также ее спортивная куртка и шапочка.

Элдридж быстро взглянул на инспектора. Педли заметил испуг в его глазах.

— Боюсь,— с трудом произнес филантроп,— вам придется отложить расследование.

Инспектор загнул поля своей шляпы.

— Скорее наоборот. Нам стоит форсировать его.

Выйдя из дома Элдриджа, инспектор зашагал прямо к своей машине, не оглянувшись на то место, где стоял Барни. Сев за руль, он дал длинный гудок.

Через минуту к нему, прихрамывая, подошел Барни. Педли открыл дверцу.

— Наш цыпленок смылся из клетки.

Пожарный сдвинул шляпу на затылок и поставил ногу на подножку автомобиля.

— Девушка? Она не могла сбежать!

— Она исчезла, Барни. Если ее отец и тот деревянный индеец, который служит у них дворецким, не лгут.

Пожарный забрался в машину и захлопнул дверь.

— Тут что-то неладно! Я готов поклясться, что она не выходила через парадную дверь. Может, вылезла из окна сзади?

— Если так, то это не в ее пользу.

Педли вел машину по Ист-Ривер-драйв.

— Зачем Лоис заметать следы, если она ни в чем не виновата?

— Может, она удрала в одежде той старухи? Я так и не разглядел ее лица.

— Почему бы нет, Барни? Только какая разница? Куда, в таком случае, подевалась старуха? Она не могла скрыться в доме, если Чарльз Элден или дворецкий не морочат мне голову.— Инспектор почувствовал, как у него портится настроение.

Была среда, значит, пожар, устроенный на Шестьдесят четвертой улице, посеял панику в Манхэттене три дня назад. Педли удалось схватить Гуча и упрятать его за решетку. Однако инспектор, кажется, не приблизился к человеку, стоявшему за поджогами. Педли не сомневался, что именно он убил Энни Сьютер. Никто, кроме него, не предпринял бы столь отчаянной попытки вернуть фонарь. Если не Ред Гляйхман находился в центре преступлений, то ни инспектор, ни полиция ни на шаг не продвинулись в расследовании. Ситуация была довольно печальной.

Плохо и то, что в департаменте был обнаружен и изобличен в преступлении офицер. К тому же, друг его юности. Однако самым неприятным для Педли оставалось то, что кольцо подозрений все тесней сжималось вокруг мисс Элдридж.

Ее посещение квартиры миссис Герриш. Зажигалка, которая вовсе не лежала под лестницей, но тем не менее могла быть использована для поджигания свертка с одеждой, пропитанного эфиром. Отказ старой женщины в больнице подтвердить заявление Лоис. Ее знакомство с Фарлоу, связанным с Фуллером. Джордж Друри в любую секунду мог получить ордер на ее арест.

Педли оставил машину на резервной стоянке, в мрачном настроении дошел до муниципалитета и поднялся на свой этаж.

Шейнер ждал его. Влияние спиртного уже закончилось.

— Привет, командир.

— Здорово, труженик.

— А вы как думаете? Видели бы, как я готовил гнездышко для сеньора Фарлоу!

— Он раскололся?

— Сказал, что хочет поговорить с вами. О чем-то важном.

— Да? Пожалуй, стоит дать ему время повариться в собственном соку.

— Мальчики из штаба Друри сообщили, что миссис Фарлоу продиктовала заявление, обвиняющее ее кормильца во всех смертных грехах, кроме изнасилования.

— Получи для меня его копию.

Инспектор начал чистить трубку с помощью куска проволоки, огрызка карандаша и казенного полотенца.

— Да,— вспомнил Шейнер,— вам прислали со специальным курьером конверт из страховой ассоциации. Он на вашем столе.

Инспектор распечатал его. Длинное досье Фарлоу в основном касалось его деловой карьеры. Один параграф привлек внимание Педли:

Внизу, в вестибюле, он сказал:

— Поезжай к Джорджу Друри, Барнабус. Пускай уведомит полицию. Нужно организовать круглосуточную слежку за квартирой. И еще потребуются два хороших агента для установления контактов и выяснений связей Гляйхмана в доме. Я пока останусь здесь.

Барни поспешил выполнять задание.

Инспектор перешел в глубину холла, чтобы его не видели с улицы. Эфир и вата, каково? Не вызывало сомнений то, что эфир применялся на Двенадцатой улице. Здесь просматривалась определенная связь. Но если эфир помогал установить личность человека, совершившего поджог, то он не доказывал, что Ред Гляйхман одновременно убил Энни Сьютер. Хотя время пожара на Двенадцатой .улице позволяло поджигателю успеть добраться до Энни и прикончить ее.

Имелся только один сомнительный факт. Гляйхман не мог платить поджигателю Гучу тысячедолларовые гонорары. Так или иначе, но если Гляйхман совершил поджог в одном месте, зачем ему понадобилось нанимать кого-то для другого? Спокойней и безопасней было устроить пожар самому.

К дому тихо подкатил черный седан. Из него вылезли и зашли в вестибюль двое мужчин. Машина плавно отъехала от подъезда.

Педли шагнул вперед.

— Это здесь, ребята. Квартира 4-е. Под фамилией Райхман.

— Вы видели его здесь?— спросил один из детективов.

— Нет. Управляющий домом тоже не видел. Но Ред оставил полно одежды. Возможно, он решил, что сумеет спокойно забрать ее.

Педли объяснил агентам, как с ним связаться, если Гляйхман появится, и вернулся к своей машине. Барни уже сидел за рулем.

— Вы не возражаете, босс, если поведу я? А то при скорости больше шестидесяти у меня делается несварение желудка.

— Ну-ка, подвинься. Мне надо кое-что обдумать, а когда я веду сам, у меня это получается лучше. Не волнуйся, я поеду тихо.

Пока они добирались до муниципалитета, наступили сумерки.

Заходящее солнце горело, отражаясь в верхних окнах небоскребов. С Бродвея казалось, что они охвачены пожаром. Не слишком приятная мысль, учитывая потоки людей, устремляющихся к метро. .

Щейнер по-прежнему сидел на работе.

— Как дела, командир?

— Гляйхман так и не появился! Но ты неплохо его вычислил, Шейнер. Его еще застукают.

— Надеюсь. Тогда, наверное, наступит конец нудной архивной работе, которую вы нам поручили.

— Что-нибудь уже готово?

— Большая часть. —- Шейнер кивнул на кипу длинных карточек на столе инспектора.— Здесь досье на всех людей, пострадавших при пожарах за последний год. В паре случаев, когда нам казалось, что поджигатель никому конкретно не навредил, мы взяли весь список жильцов квартир.

— Сколько всего получилось?

— Трудно сказать, командир. Там описание внешности, национальность, возраст, место рождения, одинокий человек или женат, последнее известное место жительства...

— У кого-йибудь из них есть судимость?

— У троих. У женщины, получившей срок за то, что она уехала с места несчастного случая... Вот.— Шейнер подал инспектору длинный бланк.— Потом парнишка с Западной Двенадцатой улицы. Он неоднократно привлекался за хулиганство. Два раза провел каникулы за государственный счет.— Он протянул второй листок.— А вот тут кое-что посерьезней. Помните пожар на Десятой Боулер-плейс год назад? Ну, тогда еще один старик задохнулся от дыма. Его тоже судили — как взломщика сейфов.

Педли ссутулился в своем кресле.

— Вроде бы никакой связи между взломщиками и поджигателем нет. Они кошки разной породы.

— Но старик оттрубил три срока в тюрьме штата Оклахома и мог познакомиться с пиробоссом там.

— Возможно. Дай мне посмотреть остальные бумаги.

— Это все несчастные молокососы, не имеющие между собой ничего общего.

Педли листал страницы.

— Если главарь не сумасшедший, то за поджогами должна крыться какая-то причина.

— По-моему, у него как раз не все дома,— сказал Шейнер.

— У психов порой прослеживается система в их маниях. А система может дать нам причину. -

— А вдруг этому типу просто нравится смотреть на пожары?

— Даже такое чудачество позволит найти ниточку к нему.— Инспектор вытащил из кипы бумаг один листок и положил его перед собой. Затем быстро перелистал другие.— И если ему по душе запах горящего мяса—- особенно его врагов,-— то мы сумеем выяснить, где он жил. Потому что некоторые из его жертв, вероятно, приехали из той же местности, что и он.

— Только документы ничего подобного не говорят, — произнес Шейнер.

— Нет? — Педли зажал один бланк пальцами левой руки, а другим помахал в воздухе. — А что ты скажешь об этих двух?

Шейнер поставил ногу па стул и наклонился, чтобы прочитать вслух:

— «Миссис Эми Чалмерс, вдова, рост — пять футов и пять дюймов, вес...»

— Опусти внешние данные, Барнабус.

— «Замужем за Лестером Чалмерсом с 1892 года, урожденная Дюран... Иллинойс... детей нет. Родилась в Секлтоне, штат Оклахома, в 1864 году. Член методистской епископальной церкви... местожительство... домашняя хозяйка...»

— Хватит. А теперь вот эту.

— Сэмюель Брэндедж... Тот самый малый, который пострадал во время пожара на Грили-парк. Я потом пытался найти его, но он удрал из города и никому не известно, куда.

— Читай, читай уже!

— «Родился в 1860 году... в городе Гендерсон-Форд на Индейской территории. Добровольцем вступил в армию в 1895 году. Был уволен из нее с отличием. Ветеран Испанской войны».

— Никакие колокола не звонят в башке?

— Нет.— Помощник утешился сигарой.— Я представляю собой случай запоздалого развития. Я ничего тут не понимаю. Если бы у меня был хрустальный волшебный шар...

— Как же! — фыркнул Педли. — Лучше скажи, если бы ты как следует учился в школе. Тогда бы ты сразу смекнул, что Индейская территория и Оклахома — одно и то же. Она была присоединена к Штатам только при Тедди Рузвельте.

Шейнер ударил кулаком по ладони.

— Я всегда вшиво знал географию. А взломщик сейфов, командир... Он ведь тоже из Оклахомы.

Педли перелистал другие страницы.

— Здесь есть еще один, человек, местом рождения которого назван Средний Запад. Вполне возможно, что Оклахома. И все они примерно ровесники.

— Очень тонкое замечание.

— Тонкое замечание лучше, чем глубокомысленный вид. Узнай, нет ли связи между Секлтоном и городом Гендерсон-Фордом на Индейской территории. Скажи Барни, чтобы он выяснил все возможное о прошлом Гарри Гуча. Ты сделаешь то же самое по отношению к Энни Сьютер. А я займусь Гляйхманом.

— Слушаюсь, командир.

— Потом свяжись с аэропортом Ла-Гардиа.

— Зачем?

— Самолеты экономят время. Улавливаешь?

Шейнер загрустил.

— Если мне придется отправляться в Оклахому, то лучше на поезде. Меня мутило, когда я летал в последний раз.

— Ах бедный, бедный, Не хочешь ли ты, чтобы с тобой поехала мамочка? Слушай, ты, здесь горят дома и люди, а ты требуешь сочувствия из-за того, что можешь наблевать где-то между Нью-Йорком и Гэри. Черт тебя подери! Получи двести долларов на расходы и лети в Секлтон. Проведи там расследование. Понял? Катись отсюда!

Инспектор все еще грыз погасшую трубку и изучал дела, оставленные ему Шейнером, когда зазвонил телефон.

— Говорят из полиции. Только что получено сообщение от семьдесят первой машины из тридцать восьмого участка.

— Из Бронкса? Давайте.

— Человек, находящийся под наблюдением, только что вошел в 162-й дом на Черримен.

— Ага!— Педли усмехнулся.— Скажите, чтобы его не брали до моего приезда.

— Хорошо, инспектор. Когда вас ждать?

— Я выезжаю.

Педли выбежал из кабинета. Барни спал на кожаном диванчике, накрыв лицо газетами.

— Поднимайся, Барни, мы спешим.

Педли гнал машину по улицам, как дьявол. Теперь он не хотел опоздать. Барни поджал ноги и только морщился всякий раз, когда они пролетали мимо светофора.

Из-за их собственной сирены они не слышали сигналов других машин, сворачивавших с Маунт-Иден на Черримен. Поэтому Барни увидел фары грузовика, с хриплым ревом устремившегося на них с боковой улицы, в последнюю секунду.

Седан перевалил через бордюр и встал на тротуаре, ударившись о фонарный столб и уперевшись передним бампером в стену.

— Пылает весь дом, инспектор,— промямлил Барни.— Похоже, у ребят будет с ним много хлопот.

— Да, горит 162, Барни. Черт побери все на свете!

Инспектор выпрыгнул из машины.

Ревущие моторы автомобилей наполняли воздух вибрирующим гулом. Рокот струй из пожарных насосов приобретал какой-то зловещий оттенок из-за сердитого шипения, которым сопровождалось соприкосновение холодной воды с горячим деревом и металлом.

Патрульные тщетно пытались сдержать натиск все увеличивавшейся толпы взволнованных, испуганных людей.

Лысый мужчина в мохнатом купальном костюме и домашних туфлях держал в дрожащих руках поводок для собак и звал:

— Тэвиш, сюда! Тэвиш!

Женщина в шубе под котик, без туфель и чулок стояла на коленях на какой-то доске.

— Мария, благословенная матерь божия, спаси моего Вилли! Господи, не дай моему Вилли сгореть!

Две девочки в школьных платьях, держась за- руки, успокаивали друг друга:

— Мама где-нибудь здесь. Она найдется.

Врач «скорой помощи» наклонился над корчившимся от боли человеком И сделал ему укол. Тот издавал резкие крики, которые кололи слух инспектора, как иголки.

Один из детективов в штатском, оставленных Педли следить за домом, подбежал встретить его.

— Мы ждали! — крикнул он. — Лучше бы мы этого не делали!

— Он наверху?— Инспектор поднял глаза. Верхний этаж застилали густые клубы дыма.

— Если не удрал по крышам. Одно можно сказать точно: там Чарли Ларсен, мой партнер. Дом загорелся, как вязанка хвороста. Чарли подумал, что сумеет схватить Гляйхмана на месте преступления. — Он пнул ногой шланг. — Я полагаю, что мерзавец не спустился бы вниз по доброй воле.

Педли попытался найти командира отряда.

— Он тянет линию на верхний этаж дома с крыши склада,— объяснил ему пожарный в прорезиненной одежде, протирающий глаза от гари.

— Барни!

— Да?

— Притащи мне маску и фонарик.

—-Не ходите туда, шеф? Гляйхмана уже нет внутри.— Барни показал рукой на кольца дыма, вылетающие с прожилками яркого желтого пламени из окон верхних этажей.— Если только он не решил поджариться там наподобие бифштекса.

— А вдруг он не может выйти? Чарли, кажется, не смог. Не спорь.

Внутри горящего здания раздался грохот. Искры разлетелись, как от фейерверка.

Педли снял пальто и шляпу и положил их в кузов грузовика. Потом развязал галстук и стал дышать чаще и глубже, чтобы насытить организм кислородом. Затем он взял топор, а Барни принес ему маску и фонарик.

— Босс, эта стена качается, ей-богу! Когда она упадет, там уже никто не уцелеет.

Голос Педли из-за маски звучал приглушенно:

— Вот почему я должен успеть туда, прежде чем это произойдет.

Он нырнул в волну дыма. Ступеньки он нашел ощупью. Поднимаясь по ним, он столкнулся с человеком, с трудом державшим шланг, из которого била вода. Педли отодвинулся к стене. Его фонарик светился в густом дыму, как пятнышко. Топором он проверял устойчивость каждой ступени.

Ощутив страшный жар, исходивший от кирпичей боковой стены, он понял, что пожар начался в вентиляционной шахте, поднялся оттуда и набросился на верхние этажи.

На лестничной площадке второго этажа он встретил пожарного в маске и с электрическим фонарем. Он тащил человека, перекинув его через плечо. Спасенным был Чарли, мертвый или близкий к тому. Инспектор махнул рукой, и пожарный скрылся за темной завесой дыма, как фигура, стертая с классной доски.

Ступеньки четвертого этажа дрожали у Педли под ногами. Внезапно раздался взрыв, качнувший лестницу и бросивший инспектора на колени. Шум воды сменился каким-то новым звуком. Из отверстия шахты, как из печи, полетела раскаленная зола. Кожа на тыльной стороне ладоней Педли начала ныть.

Пол дрожал как желе. Дверь нужной квартиры оказалась запертой. Педли отступил и поднял топор. Один удар, второй — и тонкая дверь подалась.

— Ред! Гляйхман!

Педли не надеялся на ответ. Он на ощупь нашел в спальне кровать. Она была пуста.

Все здание сотрясалось и грохотало, как умирающее чудовище в конвульсиях. Пора уходить! Время не ждет! Крепление боковой стены слабеет.

Но в эту минуту Педли послышался какой-то посторонний звук. Словно кого-то рвало. Хрипы доносились из-под кровати. -

Инспектор встал на колени. Пол, казалось, просел под ним.

Он нащупал чье-то тело. Пальцы лежавшего под кроватью человека в ответ сжали его руку.

Педли напрягся и вытащил пострадавшего.

Это был Гляйхман. В нижней рубашке и в брюках. Наверное, он переодевался, когда пламя, вырвавшись из шахты, заперло его в ловушке. Юноша не потерял сознание, но его тошнило и он не мог стоять на ногах.

Инспектор перекинул безвольное тело через правое плечо— привычная хватка пожарных, Педли не раз применял ее. Но теперь все могло кончиться гораздо хуже. Он переступил границу безопасности. Сюда не доносился грохот воды. Отряд со шлангами находился далеко.

Известковый раствор между кирпичами застонал, делая последнее страшное предупреждение о готовящемся разрушении.

Наверное, Педли двигался слишком медленно. Он спускался вниз осторожно, как кошка с котенком в зубах. Ступеньки медленно начали клониться влево. Он попытался удержаться за перила. Они рухнули.

И Педли упал, все еще цепляясь за свою ношу, сквозь языки бледного пламени, в кашу осыпающихся кирпичей и ломающихся, как спички, балок...

Какая-то неимоверная тяжесть навалилась ему на спину. Он попытался перевернуться на бок, чтобы избежать давления, но мышцы не слушались его. Он собрал все силы и слегка шевельнулся. Тяжесть исчезла, и он начал бороться за глоток воздуха. Ему удалось набрать в легкие кислорода, прежде чем тяжесть опять обрушилась на спину, давя и стискивая. Он заставил свои опухшие глаза открыться и снова попытался повернуться.

— Господи, я думал, что вы уже не очнетесь, босс.

Барни сидел верхом на ногах Цедли, упираясь руками в его лопатки и выгоняя таким образом весь кислород из его легких.

— Слезь.— Педли набрал полную грудь прохладного, чистого воздуха. — Я уже могу дышать.

— Вы дышали, как устрица, когда я вас вытащил.

— Я поскользнулся, Барни.— Инспектор наконец повернулся на спину и застонал. Он лежал на мостовой перед сгоревшим зданием. Толпа еще штурмовала оцепление. На улице осталось несколько красных машин, но команда с насосами уже уехала. Очевидно, пожар потушили.

— Да! Вы поскользнулись, как же! — Барни встал на колени рядом с ним.— Стена рухнула, и вы получили первоклассный удар по черепу. Я еще не знаю, в порядке ли ваша рука. — Он принялся ощупывать онемевшую руку Педли. — Сейчас подойдет доктор. Он пытается спасти того парня, которого вы вытащили. Это Гляйхман?

Педли с трудом повернул голову. Человек в белом, присев на корточки, обследовал юношу, распростертого на тротуаре. Спина юноши была изогнута, как у акробата. Шея располагалась под неестественно острым углом к позвоночнику.

— Да,— сказал Педли.— Он... какие у него повреждения?

— Лучше спросите, каких у него нет. Перелом черепа. Ожоги первой степени. Наверное, сломан позвоночник. Ту балку, которая его придавила, пришлось резать ацетиленовой сваркой.

Инспектор опять застонал. Если Гляйхман умрет, прежде чем они выяснят, что ему известно о пожарах...

Врач «скорой помощи» поднял голову.

— Ему осталось несколько минут,— заявил он.— Тут ничего нельзя сделать. Разве что гипосульфит... Вы его знаете, инспектор?

— Да, знаю. — Педли сел. Его охватила болезненная тошнота. — Дай мне руку, Барни.

Он подтащился к умирающему юноше и придвинул губы к его искаженному лицу.

— Ред.

Клерк открыл глаза.

— Я надеялся, что встречу вас здесь, Педли,— еле слышно прошелестел он. .

— Ты, парень, получил билет в один конец. Почему бы тебе не исповедаться?

 Голова Гляйхмана мотнулась из стороны в сторону, как у куклы.

 — Человек, нанявший тебя, дал тебе наркотик, прежде чем поджег дом, Ред. Неужели ты не хочешь поквитаться с ним?

 Юноша напрягся. Одна сторона его рта приподнялась, словно в усмешке.

 — Друри... Скажите ему...—-Голос замер.

 Крошечные красные пузырьки появились на искривившихся губах Гляйхмана. Его глаза задержались на Пед-ли: взгляд стал бессмысленным.

 — Конец.— Врач приложил к его груди стетоскоп, потом начал складывать инструменты в чемоданчик.— Придется оставить беднягу здесь, пока его не осмотрит медицинский эксперт. Вы не поможете мне написать рапорт?

 Педли сообщил имя юноши, его адрес и место работы. Барни обыскал карманы Гляйхмана, но ничего не нашел, кроме коробочки с мундштуком из слоновой кости. Педли взял его.

 Доктор посмотрел на инспектора, оторвавшись от написанного.

— Вы и сами выглядите отвратительно, Педли.

— По-моему, у меня сломана пара ребер.

Врач мягко нажал ему на диафрагму.

— Больно?

— Конечно.

— Вам нужно сделать рентген.

— Обязательно сделаю. Как только смогу. А пока прилепите на ребра какой-нибудь пластырь.

— Прилепить-то я прилеплю, но лучше все-таки отправиться в больницу.

Барни добавил:

— Док говорит верно, босс. Вам нужно подремонтироваться.

— Пока эта крыса сожжет весь город? — Педли сжимал и разжимал' кулак онемевшей руки. Кровь в ней снова начала циркулировать.— Вы что, думаете, я — Нерон?

Он подошел к телу, лежавшему на спине перед гаражом и покрытому брезентом. Педли приподнял угол. Это был Чарли. Глаза детектива остекленели, лицо казалось вылепленным из глины. Инспектор глубоко вздохнул и снова опустил брезент.

Когда он собрался вернуться к Гляйхману, ему в глаза бросилось что-то зеленое: фетровая шляпа над кремовым спортивным пальто. Девушка стояла спиной к нему на расстоянии пятидесяти-шестидесяти футов. Она уже проталкивалась сквозь толпу, намереваясь уйти.

— Барни! — крикнул он.

— Да, босс?

— Вон там дочь Элдриджа. Видишь? Догони ее и приведи сюда.

Помощник бросился выполнять приказ.

Педли прислонился к фонарному столбу. Хватит глупых мыслей о том, что она только жертва обстоятельств. По правилам у него следует забрать значок за то, что он оставил ее на свободе. Педли посмотрел на Гляйхмана, лежавшего в невероятной позе. Затем перевел взгляд на человека, чьи ноги торчали из-под брезента.

Стекло его наручных часов разбилось, но стрелки работали. Они показывали без пяти шесть.

Он подошел к ближайшему патрульному и поинтересовался:

— Кто-нибудь еще пострадал? Кроме этих двоих?

Офицер покачал головой.

— Сгорело только две собаки на втором этаже. За таким шумом никто не слышал их лая.

Педли молча вернулся к гаражу и вызвал по телефону контору прокурора.

— Джордж? Ваш прекрасный цветок прибило наконец к родному берегу.

— Хорошо. Тащите его ко мне. Я скажу ему пару слов, которые он до самой смерти не забудет.

— Не могу. С ним уже говорят на Западной Двадцать девятой.

—В городском морге?

— Да. Он подорвался на собственной петарде. Прямо здесь, на Маунт-Иден.

Наступила пауза. Потом Друри спросил:

— Сгорел?

— На него обрушилась стена. Сломала ему позвоночник. По-моему, он собирался покончить со старым. Начал просить что-то передать вам. Наверное, сведения о его ублюдке-хозяине. Но не успел договорить.

Прокурор пробормотал:

— И эта ниточка оборвалась, Бен. Теперь вам ничего не удастся установить.

— Я бы так не сказал, — возразил Педли. — У меня в запасе еще есть несколько зацепок, и надеюсь, что они сработают.

Он направился к седану, чтобы подождать там Барни. Когда он приведет Лоис, ее придется арестовать. Больше нельзя ей попустительствовать. Ощущая какую-то смутную тяжесть, он одновременно радовался принятию решения. Он, без сомнения, исполнит свой долг.

Толпа редела. Машины «скорой помощи» уехали, забрав трупы. Жильцы сгрудились у дверей сгоревшего дома. Теперь им помогали соседи. Дети легли спать в чужие постели. Мужчины беспомощно таскали взад и вперед груды спасенных вещей. Женщины стояли, сцепив в отчаянии руки. Улица начинала приобретать свой обычный вид.

До плеча инспектора дотронулся Барни.

— Я не смог догнать ее, босс. Она просто испарилась.

Педли минуту сидел молча, потом вздохнул:

— Ладно, пусть побродит по городу.

— Может, поедем в медицинский центр на рентген?

— Черт с ней, с медициной. Я сам вылечу себя в «Метрополе».

Барни повел машину, а Педли сидел неподвижно, стараясь успокоить боль в боку. Добравшись до своей комнаты в отеле, он лег на кровать и попросил:

— Посмотри в шкафу, Барни, на верхней полке. Там кварта кентуккийского виски. Налей мне и себе. Если хочешь разбавить, позвони обслуге.

Но Барни ничего разбавлять не стал. Они выпили по двойной порции.

Педли закурил трубку.

— Проклятый медик слишком туго перевязал меня,— заявил он.— Я еле дышу. Надо вызвать Шейфера, пусть перебинтует как следует.— Он набрал номер врача из департамента. — Док? Это Бен. У меня сломана пара ребер. Приезжайте, пожалуйста, склейте меня получше.

Виски сделало Барни более развязным.

— Возможно, совсем не перевязка мешает вам дышать, босс, — изрек он. — Вы должны на время перестать' курить. Ваша трубка отнюдь не сосуд для благовоний.

— Я брошу курить, как только мы найдем. поджигателя.

— Значит, еще не скоро.

— Вряд ли нам придется долго ждать. С минуты на минуту он должен проглотить приманку. Он, наверно, уже видел нашу рекламу.

Педли показал на кипу газет на письменном столе. В одной из них, по верху страницы, протянулась на четыре колонки подретушированная фотография: инспектор держал в руках фонарь. По центру расположились снимки, запечатлевшие арест Фарлоу и Фуллера, демонстрирующего зажигалку.

— Зачем поджигателю номер один нужен никчемный фонарь, если мы арестуем его, как только он вцепится в свой вожделенный предмет? — спросил Барни.

Педли понадобилось время, чтобы обдумать ответ.

— Понимаешь, Барни, тут есть какая-то связь с датой на фонаре,— наконец сказал он.— На основании нацарапаны цифры: 8-7-89. Они могут означать седьмое августа 1889 года. Подумай, придет ли тебе в голову что-нибудь другое?

— Потому вы и отправили Шейнера в Буффало?

— Нет. Это другая нить. Но они могут сойтись вместе. Налей еще виски, Барни.

Барни плеснул солидную дозу в стакан инспектора.

— Вы собираетесь объявить тревогу из-за той юбки?

Педли мрачно сделал глоток и пожал плечами.

— Я как раз думаю об этом.

— На вашем месте я вспомнил бы о старухе, которую я видел у дома Элдриджа.

— Я о ней тоже думаю, если тебе так спокойней.

— А я могу что-нибудь сделать?

— Да. Когда вернешься в контору...

— О-о-о.— Барни застонал так, будто его ударили в живот. — Неужели мне придется возвращаться? Я сплю меньше, чем глазной протез.

— Прекрати выть! Мне нужно знать, чем занимался Фуллер, пока я ездил в город. Подними свою задницу и собери для меня такие сведения.

— А потом я смогу лечь?

— Сколько угодно.

Раздался стук в дверь. Барни впустил Шейфера, а сам вышел.

Педли догнал его в коридоре.

— Еще кое-что, Барни. Попробуй разнюхать, где находился Фуллер во время пожара на Маунт-Иден.

Врач без лишних вопросов приступил к делу. Наложив гипсовую повязку, он дал Педли две пилюли.

— Они помогут организму справиться с шоком, Бен.

Пока Педли запивал таблетки «Бурбоном», зазвонил телефон.

Голос Чарльза Элдена Элдриджа в трубке звучал встревоженно:

— Лоис только что вернулась, сэр.

— Вот как? А где она была?

— Мне не хочется обсуждать это по телефону, сэр. Приходите и спросите ее.

— Я приду через полчаса. Пусть ваша дочь сидит на месте. Иначе я упрячу ее туда, откуда она не сумеет удрать.

Он повесил трубку. Шейфер усмехнулся.

— Я пытался остановить вас, пока вы не закончили разговор.

— А в чем дело?

— Вы сказали, что встретитесь с кем-то через полчаса.

— А разве это не так?

— Вам придется лечь в постель. Ведь вы хотите завтра стоять на ногах, не правда ли?

— Я встану на них и сегодня вечером, док. По городу гуляет на свободе какой-то маньяк. Он жжет дома и убивает людей. Кто-то должен его остановить.

Врач закрыл чемоданчик и направился к двери.

— Кто-то, но не вы. Я дал вам снотворное. Через пять минут вы уснете даже на крыше поезда метро и не заметите этого.

Едва врач ушел, инспектор бросился в ванную и сунул пальцы в рот. Довольно неприятная процедура. Ребра болезненно отреагировали на рвоту. Он взглянул на свое отражение в зеркале: на щеке блестели пятна, выжженные кислотой, волосы на правом виске обгорели, глаза опухли от жара, кожа на носу покрылась волдырями. Отражение расплывалось: снотворное начинало действовать.

Он сбросил туфли, снял брюки и встал под холодный душ. От воды голова прояснилась, но ноги еле волочились. Вылезая из ванны, он едва не упал.

Кофе! Вот что ему нужно! Он побрел, спотыкаясь, к телефону. Левая нога внезапно онемела. Она отказывалась держать его. Он попытался ухватиться за кровать, стащил с нее покрывало и все-таки упал на пол.

Он должен добраться до аппарата! Колени казались деревянными, но он умудрился ползти, отталкиваясь руками. Ему нужно дотянуть всего несколько футов. Не надо даже вставать, чтобы позвонить обслуге. Он сумеет стащить телефон с тумбочки.

Его подбородок опустился на грудь. Глаза закрывались вопреки титаническим усилиям держать их открытыми. Но говорить он пока мог вполне внятно. И он попробовал сказать вслух, успокаивая себя:

— Черный... кофе... черный...

Он повторял это снова и снова, боясь, что непреодолимое желание заснуть изгонит заветные слова из памяти. Наконец он схватился за телефонный шнур, дернул трубку и она свалилась со столика. Рука еле нащупала ее.

— Кофе... Черный кофе...

Голос телефонистки донесся, казалось, из другого мира:

— Вы соединены с комнатой обслуживания.

—- Кофе... Чер... кофе...

— Я поняла, сэр. В какую комнату?

— Девяносто... шестую...

Телефонный аппарат свалился и ударил его по лицу. Больше он ничего не помнил. Очнулся он, когда официант тряс его за плечо.

— Мистер Педли! Вам плохо?

Сделав огромное усилие, он покачал головой.

— Все с порядке. Просто помоги мне выпить кофе.

Официант приподнял его и прислонил к кровати. Горячая жидкость, налитая в чашку, коснулась его губ. Кофе лился на подбородок, обжигал горло, но он выпил почти весь.

— Может, вызвать доктора, сэр?

— Нет, будь он проклят. Доктор приходил. В том-то и беда.— Он качнулся и едва не упал, но официант поддержал его.

— Если вы не возражаете, сэр, я приглашу помощника управляющего. По-моему, вам все-таки нужен врач.

Официант взялся за телефон.

— Оператор, оператор...— Он нажал на рычаг.— Никто не отвечает.

— Аппарат упал... Разбился...— Вялость овладевала им все больше.

— Я схожу вниз и приведу кого-нибудь, сэр. Вы продержитесь тут один?

— Конечно. Хорошо...

Педли лег на кровать. Боль в боку исчезла. Он чувствовал себя прекрасно. Ему бы немного поспать.

Он слышал, как хлопнул дверью, уходя, официант. А через несколько минут в комнате снова кто-то появился. Но его это не интересовало. Какая разница? Все было неважно, кроме сна.

Сзади его обхватили чьи-то руки и прижали к носу мокрую ткань. Испарения немедленно передали в его мозг предостережение. Эфир! Опасность!

Он судорожно дернулся, но незнакомец крепко держал его. Ощущения постепенно покидали инспектора. Он понимал, что через несколько секунд потеряет сознание. Он поднял руку и сжал пальцы, прижимавшие к его носу вату, пропитанную эфиром. Они были гладкими, скользкими. И последняя мысль промелькнула в его мозгу: перчатки.

Потом зафиксировался еще один промежуток времени, когда люди ходили по его комнате, но он не желал думать о них. Первое его сознательное ощущение было связано с чем-то холодным и мокрым на лице.

Голос Барни прорезал туман в голове:

—‘Не надо двигаться.

Педли открыл глаза. Комнату заливал какой-то тусклый свет.

— Не напрягайтесь, босс.

На лбу инспектора лежало влажное полотенце. Он потряс головой и сбросил его.

— В чем дело? — пробормотал он.

— Сейчас, сейчас, потихоньку.

Педли оглядел комнату. На улице, за окном, было светло. Рядом находился только его помощник.

— Что случилось? — повторил Педли.

— Подождите, босс. — Барни исчез в ванной и оттуда сообщил:— Вас до самых жабр накачали снотворным. Да еще кто-то дал вам добрую порцию анестетика.

Инспектор сел, но, к сожалению, слишком резко. В боку закололо.

— Сколько сейчас времени, Барни?

— Пятнадцать минут восьмого. Четверг.— Он принес еще одно мокрое полотенце.

Педли отмахнулся от него.

— Господи, а я обещал Элдриджу приехать...

— Никто не станет винить вас за пропущенное свидание, босс, вы же были не в себе. Домашний врач сказал, что у вас железное здоровье, иначе вы бы не выдержали такой нагрузки.

— Интересно, когда он приходил?

— Примерно в полночь. Ему не удалось разбудить вас, так что вам дали выспаться. Я позвонил сюда утром, чтобы получить инструкции, и мне все рассказали. Приехал я полчаса назад.

Педли соскользнул с кровати. В висках стучали молотки, в запах звенело, глаза ныли от света. Но он мог соображать, а больше сейчас ничего не требовалось.

Мысленно он вернулся к вчерашнему вечеру, когда Шейфер так бодро пожелал ему доброй ночи. Потом он пытался доползти до телефона... кофе и официант... руки в перчатках и запах эфира!.. Он рванулся в ванную комнату.

— Док посоветовал, чтобы вы двигались осторожно, иначе будет хуже.

Инспектор добрался до окна в шахту и открыл его. Шнур исчез и фонарь тоже..

Он вернулся в комнату и сел на кровать.

— Слушай, Барнабус, для тебя есть работа.

— Да?

— Кто-то пришел сюда, когда я почти потерял сознание, схватил меня сзади и сунул под нос эфир.

— И это все?

— Нет, не все. Тот же человек украл фонарь!

Барни вытаращил глаза.

— Наша ловушка!.. И все насмарку!

— Утащил его у меня прямо из рук. И единственное, что мне известно точно, что тот человек был в перчатках.

— Не слишком много для начала.

— Чертовски мало. Он не оставил никаких отпечатков. Тебе придется заняться розыском. Найди лифтера, управляющего, официанта. Выясни у них, кто мог находиться на моем этаже, когда я звонил в комнату обслуживания. И действуй побыстрее. Джонни Митчела — на помощь.

— А- вы останетесь здесь?

— Господи, конечно нет. Я потерял семь часов, а это больше, чем мы можем себе позволить. Давай приступай к делу.

В первую очередь он позвонил комиссару. Они разговаривали десять минут.

— Разреши мне заняться Гляйхманом, Тим,— попросил Педли. — Мы дружили. Он был неплохим парнем. Просто попал в такую ситуацию. Я сообщу тебе все, что сумею выяснить... Спасибо, комиссар.

Еще до того, как он повесил трубку, в дверь позвонили. Он достал револьвер, висевший около зеркала в подмышечной кобуре, и спросил:

— Кто там?

Монотонный голос ответил:

— Вам посылка, сэр.

Педли открыл дверь. На пороге стоял бесстрастный Лен Ят в черной китайской одежде. Он держал в руках пакет, плотно упакованный в вощеную бумагу.

— Хозяин поручил передать вам сверток, — объяснил он.

— Что там? Скорпион?

Китаец печально улыбнулся.

— Нет, сэр. Откройте.

Педли развернул бумагу. Внутри лежал золотой перочинный нож. Открытый. С инкрустированными рисунками на лезвии.

— Этой штукой зарезали Энни Сьютер?

— Так сказал хозяин. — Китаец сунул руки в широкие рукава кимоно.

— Ну ладно. А что он еще сказал?

— Больше ничего, сэр.

— Где же он хранился, Лен Ят?

— В табакерке. Там, куда положил хозяин.

— А он не говорил тебе, откуда у него этот нож?

Лен Ят покачал головой.

— Хорошо, парень. Ты хочешь помочь мистеру Фа-рлоу?

— Да.

— Тогда будет лучше, если ты расскажешь мне все, что тебе известно. Понял? Нож принадлежит мистеру Фарлоу?

— Нет, сэр. — Глаза китайца смотрели кротко.

:— А кому же?

Китаец пожал плечами и направился к двери, опустив голову. Потом робко оглянулся через плечо.

— Мистер Фарлоу знает. Спросите его, сэр.

— Как от связался с тобой из тюрьмы?

— Позвонил его адвокат, сэр, и передал мне поручение. Больше мне ничего не известно.

Педли отпустил его. Фарлоу, вероятно, не особенно откровенничал со своим слугой. Но зачем ему понадобилось передавать орудие убийства в руки властей? Неужели он раскололся?

Поедая яичницу с ветчиной, Педли просматривал бумаги. Их было много. О Гарри Гуче, Энни Сьютер, миссис Герриш, Лоис Элдридж, Кливе Фарлоу, Стэне Фуллере и Реде Гляйхмане. Все они сливались в лавину фактов, слухов и заявлений. Однако ничего нового в них не было.

Инспектор разбирался в имеющемся сумбуре по дороге в город за рулем седана. А вдруг, подумал он, Фарлоу надеялся пришить убийство Сьютер своей жене? Раны на спине проститутки могла нанести женщина; возможно, на рукоятке ножа, покоившегося в кармане Педли, остались следы ее пальцев. Но ревность не объясняет обыска, перевернувшего вверх дном квартиру Сьютер.

Свежий воздух хорошо подействовал на Педли. Подъ-. езжая к Западной Семьдесят девятой, он был уже в полном порядке.

Дверь на его звонок открыл Джессап.

— Мисс Элдридж, сэр? Ее нет дома.

— А где она?

— Не имею ни малейшего представления. Она прочла утренние газеты и разнервничалась.

— Естественно. Она ничего не просила мне передать?

— Нет, сэр. Но, если вы извините меня за неточность...

Дворецкий смолк и искоса поглядел на Педли.

—- Смотрите мне прямо в лицо. Я привык к этому, Джессап.

— По-моему, она сказала что-то о длительной цо-ездке.

— Длительной поездке?

— Да, сэр.

— Мне хотелось бы увидеть мистера Элдриджа.

Дворецкий улыбнулся уголком рта.

— Его не бывает дома по утрам в четверг. Четверги он посвящает клинике. Вы найдете его там, сэр. Если сумеете пробиться через толпу людей, пытающихся вытянуть у него деньги.

— Хорошо. Возможно, я заеду попозже. Если увидите мисс Элдридж, передайте ей кое-что от меня.

— Да, сэр?

— Скажите, что все вокзалы, автобусные станции и пристани находятся под наблюдением. Так же, как паромы, мосты и метро. Короче, если ей хочется продолжить игру, она может попробовать выехать из города.

Педли провел в муниципалитете ровно час, отвечая на телефонные звонки и проверяя рапорта. От Шейнера не поступало никаких известий, ничего существенного не сообщил и Барни.

На столе лежало дополнительное досье из страховой ассоциации. Педли прочел его дважды, прежде чем отправился в тюрьму.

Когда охранник привел его в камеру 71, Фарлоу играл на своей койке в солитер.

— Вы когда-нибудь выигрывали в эту игру, Фарлоу?

— Здравствуйте, инспектор. Пару раз.

— Да, легче одержать победу в ней, чем получить обвинение в сговоре с целью запугивания. Или за вымогательство. Или за поджог. А уж об убийстве и говорить нечего.

Фарлоу собрал карты.

— Неужели вы опять начинаете? А я-то думал, вы поблагодарите меня, вместо того чтобы пугать.

— Разве вы оказали нам помощь?

— А разве Лен Ят не принес вам кое-что?

Педли похлопал по внутреннему карману.

— Оно здесь. Но больше вы ничего не сообщили.

— А вы снимете с меня обвинение, если я назову вам владельца ножа?

— Оказывается, вы любитель поторговаться. Мне не удастся ничего изменить, Фарлоу. Ваше дело теперь не в моих руках. Оно у прокурора.

Фарлоу отпил глоток из термоса, стоявшего у него в ногах.

— Не исключено, что я сумею добиться смягчения

приговора. Я решил рассказать о методах, которыми мы пользовались со Стэном Фуллером для выбивания страховых полисов.

— Иными словами, вы струсили и, наложив полные штаны, готовы продать своего лучшего друга, чтобы выбраться отсюда.

Фарлоу принял позу огрызающегося шакала.

— А вы мстительны, Педли. Единственное, о чем вы позаботились,— приложили все силы, чтобы выставить меня к позорному столбу и сбросить со своей шеи газетчиков и общественное мнение!

— Меня заботит только поимка поджигателя. Вы знаете, что меня интересует владелец ножа. Чем скорее вы его назовете, тем лучше.

Фарлоу заскулил:

— Никого я не назову, пока вы не снимете с меня обвинение в сговоре.

— Тогда я пришью вам соучастие в убийстве. Вы унесли оружие с места преступления и прятали его, не поставив в известность власти.

— Я не соучастник.

— Для судьи вы будете им.

Фарлоу застучал зубами от ужаса.

— А если я все скажу сейчас, вы меня не обвините?

— Нет. Если вы не присутствовали при убийстве. Вы поможете своим заявлением закону. Ну так как? Говори-те, пока не увязли глубже.

Мужчина за перегородкой тяжело вздохнул.

— Наверное, я перерезаю себе горло, соглашаясь дать показания.

— Мы позаботимся о вас. Так кому принадлежит нож?

Фарлоу сделал над собой страшное усилие, ухватился руками за перила, закрыл глаза и прошептал сквозь стиснутые зубы:

— Стэну Фуллеру.

Педли дернулся.

— Это точно?

— Да, я часто видел нож у него, когда он переодевался для игры в гандбол. Я не могу ошибаться.

— Вы во многом ошиблись, приятель. Заявление вашей жены выглядит убийственно.

Фарлоу как-то криво улыбнулся.

— Вы отлично знаете, что может женщина сказать о мужчине.

— Похоже, вас совсем не интересует Лоис Элдридж. Вы даже не спросили о ней.

— А что случилось?

— Ее собираются обвинить в поджигательстве.

Лицо Фарлоу блестело от пота.

— Если даже она и устраивала пожары,— пробормотал он, — я об этом ничего не знал.

— Неужели?

— Вы не можете связать меня с ее действиями только из-за того... ну...

Инспектор прищурился.

— А вам не приходила в голову такая странность, что вы, кажется, единственный подозреваемый, у которого есть явный мотив?

— Мотив?

— Не притворяйтесь, будто вы не понимаете значения этого слова. Впервые приступив к расследованию серий поджогов, я не сразу заметил одну общую деталь в них. Кроме вас, никто из подозреваемых не связан со страхованием.

— Я знаю.

— Знаете вы и то, что даже пожары, в результате которых не оплачиваются страховые полисы, выгодны работникам страховых компаний.

— Неправда.

— Чем больше пожаров, тем больше о них болтают в прессе и тем легче уговаривать людей страховаться. Какому-нибудь хитрецу могло прийти в голову, что если один вид давления не оказывает влияния на владельцев домов, то следует попробовать другой. И вы не станете отрицать, что многие ваши подписчики страховались из-под палки.

Сперва Фарлоу не мог произнести ни слова. Он только потирал горло.

— Вам не удастся доказать это в суде,— наконец прошелестел он.

— Ничего, дайте только время. Я просматривал ваши документы. Они чертовски подозрительны. Никому, похоже, не известно, откуда вы брали деньги и как тратили их. Но я повешу на вас еще одну статью расходов.

Губы Фарлоу задрожали.

— Какую?

— Расходы на адвоката. Причем вам потребуется на суде лучший.

И он вышел. 

Через полчаса Педли звонил в дверь дома на площади Св. Луки. Открыл ему десятилетний мальчик в шлеме и лётном костюме, приобретенном в детском отделе департаментского магазина.

— Папа! — крикнул он.— К тебе пришли.

Педли спросил:

— Эдди, а где твои защитные очки?

Мальчик улыбнулся.

— Они мне не нужны. Я не буду сегодня подниматься в воздух. Папа сказал, что мой пропеллер слишком громко жужжит. А он себя неважно чувствует.

— Плохо.

Без сомнения, Стэн Фуллер должен был чувствовать себя не блестяще.

В холле появился командир отряда.

— Иди отсюда, Эдди.— Нахмурившись, он проследил за мальчиком, побежавшим на кухню.— Ну, чем ты теперь кормишься, Бен?

— Твоим приятелем Фарлоу. Он раскололся и собирается дать показания.

— Я так и думал. Он трус.

— Это еще не все. Он хочет повесить на тебя убийство Сьютер.

Фуллер помрачнел.

— Пытается отвести подозрение от себя.

— Возможно. Но ты получишь еще пару ударов, когда за дело возьмется прокурор.

— Что же эта змея Фарлоу придумал на сей раз?

— Он переслал мне твой нож. А я передам его прокурору.

Фуллер еще сильнее сдвинул брови и ощупал карман.

— Какой нож?

— Золотой перочинный. Гравированный. С длинным лезвием и короткой ручкой. Предполагается, что ты использовал его против Энни Сьютер.

Фуллер покраснел и вытащил из кармана длинный складной нож в роговой оправе.

— Вот мой нож. Он не золотой. И я никого не убивал им, так что нечего болтать впустую.

— Я и не болтаю, Фуллер. Я повторяю слова Фарлоу.— Педли прошел в гостиную, просторную комнату с дорогой мебелью. — Может, ты скажешь, что нашел его, как и зажигалку?

Командир отряда шагнул вслед за ним.

— Забери свой вшивый золотой нож. Я его в глаза никогда не видел,

— А Фарлоу заявил, что не только видел. Наверно, он мечтает усадить тебя на горячий стул.

Фуллер сжал кулаки.

— Не болтай глупостей. Ты единственный, кто за мной охотится.

— Нет. Я предоставляю тебе возможность спастись. Расскажи всё, что знаешь. И тогда мы попробуем отправить на сковородку Фарлоу.

— Ты в своем уме, Педли?

— Сам прикинь. Только обычная трепотня о честности между ворами — сущая ерунда. — Инспектор посмотрел на дорогой проигрыватель, большой стол красного дерева, удобные кресла. — Откровенно говоря, если судить по тебе, с честностью в нашем департаменте дело обстоит не блестяще, а?

Только шумное дыхание командира отряда давало понять, что он расслышал замечание Педли.

Тот продолжал:

— И еще кое-что. Нельзя допускать, чтобы мошенники вроде тебя пачкали доброе имя департамента.

Фуллер быстро шагнул вперед и без предупреждения нанес инспектору удар. Тот парировал его и попытался уйти нырком, но помешала повязка на ребрах. Следующий удар обрушился ему на шею и заставил пошатнуться. Фуллер зажал в кулаке закрытый нож и действовал им, как кастетом. Педли нужно было шевелиться, иначе дело могло закончиться плохо.

Командир отряда опять приблизился. Инспектор так двинул его в крепкий подбородок, что Фуллер откинулся назад. В следующий короткий удар Педли вложил весь свой вес. Его противник пошатнулся. Кулак инспектора угодил прямо в переносицу. Раздался треск сломанной кости, похожий на хруст карандаша. Ручьем хлынула кровь, Фуллер опустился на колени и стукнулся головой о радио.

Неожиданно по ребрам Педли замолотили маленькие кулачки. Инспектор оторвал от себя мальчика за ворот.

— Я буду драться с тобой! Зачем ты бил папу? — вопил Эдди, размахивая руками и лягаясь.

— Погоди, сынок. Ты не понимаешь...— Фуллер достал платок и попытался унять кровь.— Уходи, Эдди. Выйди отсюда. 

Мальчик раздумывал.

— А с тобой все в порядке, папа?

— Да,— пробормотал через платок Фуллер, наблюдая за Педли. — Все будет хорошо.

Мальчик выбежал из комнаты.

Педли поднял командира с колен.

— Если бы у меня, Фуллер, был такой ребенок, я бы не хотел, чтобы он узнал, что его отец — подонок.

— Нос разбит... доктора.

— Ладно, я приведу тебе доктора. Hо мне известны многие отличные парни в департаменте, которые с уДовольствием отделают тебя куда сильнее, чем я. Когда они услышат, что ты зарабатывал деньги, рискуя их жизнями.

— По-твоему, я устраивал эти поджоги?

— Даже твой лучший друг подумал бы так. Если бы ты имел лучшего друга.

Рот Фуллера открылся и закрылся, как у трески, заглатывающей воздух.

— Может, я и срезал несколько углов, заработав пару долларов. Но бог мне свидетель: я никогда не имел ничего общего с поджогами. Скорее я бы дал себе отсечь руку.

— Хорошо, Фуллер. Дело о твоем разжаловании можно решить за неделю. Но остальное тебе не удастся так легко устроить. Я не знаю, чей это нож. Пусть окружной прокурор выясняет. Что же касается незаконных доходов, то тебе придется принять горькое лекарство. Сейчас у меня нет времени на составление обвинения. Но ты останешься дома до тех пор, пока тебя не вызовет комиссар. И держи рот на замке. Иначе я приду и собственными руками повешу тебя на водосточной трубе. 

Когда Педли вышел на площадь Св. Луки, с юго-запада ползли угрожающие тучи. Поднялся ветер. Он посвистывал в карнизах и подворотнях: «Кто-о-о?»

Инспектор усмехнулся. Именно это ему и хотелось знать. Кто сидел в квартире миссис Герриш, когда Лоис приносила пальто? Кто убил Энни Сьютер? Кто устроил пожар на Маунт-Иден, стоивший жизни Реду Гляйхману? Кто украл фонарь из «Метрополя»? Пока что ветер не отвечал ему.

Педли смотрел из окна такси на летящую пыль и мусор. Завтра будет неважный день, с какой стороны на него ни взгляни.

Было уже около трех, когда он добрался до офиса прокурора. На месте Гляйхмана сидел полный невысокий клерк.

— У прокурора Элдридж, инспектор. Вы подождете?

— Я бы предпочел присутствовать на совещании, если никто не возражает. Спросите Джорджа.

Педли услышал прокурора через полуоткрытую дверь:

— Здесь не частная беседа. Пусть войдет.

Филантроп и окружной прокурор разговаривали не одни. Рядом с Элдриджем сидел третий мужчина, коротенький и жилистый, лохматый, как терьер. Педли знал его.

— Давно не виделся с вами, судья,— произнес инспектор.

Бывший судья Том Эддис обладал громыхающим басом.

— Надеюсь, что сегодня не отниму у вас много времени, Педли.

Друри сделал небрежный жест в сторону Эддиса.

— Эддис, Фейнз и Холлингворт представляют интересы мисс Элдридж;, Бен.

Педли кивнул.

— Это хорошо. Значит, не нужно наблюдать за стряпчими.

Элдридж резко передвинулся вперед.

— Меня измучила история с Лоис, мистер Педли. Я ни секунды не сомневаюсь в дочери. Она не больше причастна к поджогам, чем, например, судья.

— Еще многие факты требуют объяснения,— уклончиво сказал Педли.

— Совершенно верно,— загудел Эдцис.— Именно потому мы здесь. Чтобы получить объяснения. Но не инсинуации, если вы не возражаете. Не нужно передавать информацию прессе, инспектор, если она у вас имеется.

Прокурор добавил:

— Мистер Элдридж готов внести залог за Фарлоу. В пределах разумной суммы.

— Судья, вы представляете также интересы Фарлоу? — спросил Педли.

Элдридж пожал плечами и сказал вместо Эддиса:

— Фарлоу мой друг и друг моей дочери. Я не собираюсь отвечать за его действия, но готов отдать последний пенни, чтобы вступиться за него самого.

Эддис одобрительно кивнул головой.

— Насколько я понимаю, — заметил он, — обвинения против' Фарлоу основываются на показаниях его жены. А вам хорошо известно, инспектор, что подобные вещи часто не имеют под собой почвы.

— Я сам могу исполнить роль почвы,— сказал Педли. — Но послушайте, Джордж, неужели вы выступите за поручительство, когда речь идет о безопасности общества. По крайней мере до выяснения всех деталей. Насколько мне известно, мисс Элдридж...

Судья Эдцис наклонился вперед и назидательно поднял палец.

— Не лезте на рожон, инспектор. Мы готовы в любое время привести мисс Лоис. Она даст показания перед присяжными в тот день, когда пожелает окружной прокурор. У вас нет ни малейших улик против нее.

— Ошибаетесь. — Педли вспомнил о коробочке с обгоревшими пуговицами от пальто. — У Джорджа, например, есть зажигалка мисс Элдридж. Я, конечно, не считаю это доказательство решающим...

Филантроп встал.

— Разумеется, его недостаточно, чтобы очернить репутацию девушки в газетах. Совершенно ясно, что все последние поджоги связаны между собой. Если Лоис замешана в одном, то она причастна и к остальным. А такое совершенно невероятно.

— Я согласен, что поджоги связаны, — кивнул Педли.

Основатель клиники превентивной медицины оказался неподатливым, как шомпол.

— Я не могу отвечать за ее поступки в тот день, когда пострадала миссис Герриш,— буркнул он.— Я читал тогда лекцию на обеде в Вашингтоне. Но я убежден, что она ничего не сотворила с одеждой, доставленной женщине.

— А как насчет пожара на Маунт-Иден?— продолжал Педли.

— Что вы имеете в виду? — спросил Элдридж, пристально глядя на инспектора,

— Ничего особенного. Я велел вашей дочери оставаться дома. Вы поручились, что она не ослушается. И сама Лоис тоже. И все-таки она слова не сдержала. Отсюда можно сделать единственный вывод: ее не очень беспокоит чужое мнение. Она делает то, что ей нравится.

Судья запротестовал:

— У вас уже сидит под замком один поджигатель, инспектор. По мнению окружного прокурора, мужчина, погибший при пожаре на Маунт-Иден, мог стать вторым. Как вы докажете, что мисс Лоис имеет с. ними что-то общее? Никак!

— Мне бы хотелось задать мистеру Элдриджу вопрос. Вы не возражаете, судья?— Педли грыз чубук своей трубки.

— Что за вопрос? — осведомился Эдцис.

— У мисс Элдридж есть свои деньги? Может ли она распоряжаться какими-то суммами, не обращаясь к вам?

Судья кивнул головой:

— Хорошо. Ответьте, Элден.

— Да, есть,— сказал Элдридж.— Доход от определенного капитала.

— Это все, что я пытался выяснить,— произнес инспектор.

Друри вежливо улыбнулся.

— Ну что же, мы, кажется, немного провентилировали обстановку, джентльмены. Естественно, без всякого предубеждения к кому бы то ни было.

Эддис внимательно посмотрел на него.

— Бремя доказательств, похоже, тяжеловато для вас, Джордж.

Прокурор самодовольно усмехнулся.

— Мы предпочитаем придержать пару карт в рукаве, Том.

Элдридж подошел к Педли.

— Вы кажетесь мне человеком чести, сэр. Я уверен, что вы не будете больше унижать мою дочь газетными заявлениями, учитывая нашу готовность устроить разговор с ней в любое время. Всего хорошего, сэр.

Присутствующие пожали друг другу руки.

Филантроп и его юрист вышли. Оставшись наедине с окружным прокурором, Педли вынул из кармана сверток в вощеной бумаге, развернул его и протянул Друри, будто давал бутерброд с икрой.

— Джордж получит большое красное яблоко, если угадает, что это такое.

— Господи, это тот самый нож, которым распороли Энни Сьютер! Где вы нашли его?

— Я ничего не находил. Мне принесли его от Фарлоу. Сегодня утром.

Прокурор отвел взгляд в сторону.

— С признанием вины?

— Фарлоу говорит, что он принадлежит Стэну Фуллеру.

— Матерь божья!

— Да. Теперь вся грязь поднимется со дна.

Друри нажал кнопку звонка.

— Надо привезти сюда Фуллера и допросить его,— заволновался он.

— Черта с два. Расследование пока .в руках департамента. Комиссар должен предъявить ему обвинение в вымогательстве. Когда мы получим доказательства того, что он убийца, вы сможете поработать над ним, но только после нас.

— Похоже, мы делаем работу друг за друга, Бен. Вы крутитесь вокруг убийцы, хотя это мое дело. А я получаю сведения о поджигателе номер один, за которым охотитесь вы.

— Тут есть некоторая неточность. По-моему, убийца и поджигатель — одно и то же лицо. Если я ошибаюсь, мы сумеем произвести обмен.

Друри потер ладонь о ладонь, как бойскаут, пытающийся добыть огонь трением.

— Если именно Фуллер зарезал Энни Сьютер,-— заявил он, — значит, ваш поджигатель не он!

— Почему вы так думаете?

— У меня есть признание. О способах поджогов.— Прокурор постучал по среднему ящику стола.— Неопровержимое.

— Чье?

— Гарри Гуча.

— Это не новость. Я сам передал его вам.

— Гарри сообщил мне нечто совсем другое.

— Как вы этого добились? Забрали у него кокаин?

Окружной прокурор язвительно рассмеялся.

— Его юрист Мэнни Клисс просветил Гуча, что его единственный шанс— сдаться на милость прокурора. Так Гарри и сделал.

— Вы же знаете, Джордж, что наркоманам нельзя верить. Если у Гуча кончился «снег», он выкинет что угодно, лишь бы еще раз «прокатиться на санях».

— Его заявление — не бред наркомана. Гарри не называл себя главным поджигателем. Но он знаком с ним.

Холодок предчувствия пробежал по спине Педли.

— У старого Элдриджа испортится настроение. Особенно теперь, когда он собирается поручиться за дочь и ее дружка, — продолжал Друри.

— Но вы ничего не сказали судье и Элдриджу о признании Гуча.

Прокурор засиял.

— Что я, дурак, по-вашему? Упомянуть об этом, когда еще не написан обвинительный акт. Эддис и не ждал ничего подобного: ему известны правила. Но по старику это ударит.

— Ну так в чем дело? — Педли не знал, выдает лицо его чувства или нет.

— Гуч выследил того человека, который оставлял фонарь на Центральном вокзале.

— Вполне вероятно.

— Это была девушка.

— Ого! Выходит, он ее не опознал?

— Он не разглядел ее лица под вуалью. Но о чем тут думать; в происходящем замешана только одна девушка. Завтра в десять утра я отправлюсь к присяжным и попрошу возбудить дело против Лоис Элдридж. Как вам понравится такой ход, Бен?

Педли не стал говорить, как ему это понравится. Он сказал Друри: «Пока», и ушел в свою контору.

Там его ждала телеграмма от Шейнера из Секлтона. Ее чтение отняло у инспектора две минуты, и еще час он посвятил размышлениям и рисованию каких-то фигур в блокноте. В конце концов он швырнул последний в корзину для бумаг, сунул телеграмму в карман и написал записку для Барни. Было около шести вечера.

На сей раз он поймал такси. Не следует показывать любопытным репортерам, что пожарный департамент интересуется домом номер 160 на Западной Семьдесят девятой улице.

Двое бездельников, стоящих на тротуаре, повернулись к нему спиной, когда он вылез из такси. Одетые в штатское детективы из восемнадцатого участка, понял он. Следят, чтобы Лоис не ускользнула от Друри. Значит, она уже вернулась.

Дверь открыл Джессап. Он держался высокомерно.

— Мистера Элдриджа нет дома, сэр. Он предупредил, что будет обедать с комиссией мэра по жилищному строительству.

— Чудесно. Но мне нужна мисс Элдридж. Передайте ей, пожалуйста, мою просьбу.

— Мне очень жаль....— начал дворецкий.

— ...Но ее нет дома,— закончил за него Педли.— Маленькая ошибка, Джессап. Детективы на улице считают, что она здесь.

Дворецкий был шокирован, но продолжал твердить свое:

— Уверяю вас, сэр...

Педли протиснулся внутрь между дворецким и косяком.

— Кажется, нам не удается достигнуть соглашения. Я пришел по очень важному делу.

Джессап уставил острый нос в потолок.

— Бесполезно, сэр. Мисс Лоис нет дома. Я не могу передать ей вашу просьбу. Я не увижу ее.

— Не будьте таким несговорчивым, Джессап. У вас неверное представление о долге.

— То есть, сэр?

— Вы не помогаете ей, а, наоборот, мешаете. Впрочем, у меня нет времени на объяснения.

Слуга стоял как монолит.

— Надеюсь, вы не ждете, что я начну помогать вам.

— Я жду, что вы меня проводите.— Педли помнил расположение комнат на первом этаже.— Вряд ли она прячется здесь. Давайте отправимся наверх. Вы первый.

Они поднялись по ступенькам. Инспектор открыл какую-то дверь и попал в спальню хозяина. В ней помещались кровать под балдахином на четырех ножках и громоздкая мебель в викторианском стиле.

Следующей комнатой оказался будуар, декорированный пастелями и, несомненно, принадлежавший Лоис. В ней даже сохранился аромат ее духов.

— Послушайте, Джессап, вам известно, зачем ребята в штатском околачиваются возле дома?

— Наблюдают за ним, сэр.

— Они собираются вручить ордер на арест, как только его подготовят. Возможно, даже сегодня вечером.

— Ордер на арест...

— Мисс Элдридж. А я хочу помочь ей избавиться от лишних хлопот. Вы не желаете присоединиться ко мне?

— Желаю, сэр.

— Тогда позовите ее.

— Мне чрезвычайно жаль, сэр,— Джессап явно боролся с собой, — но я уже объяснил, что Мисс Лоис нет дома.

— Для меня есть. Что там на верхнем этаже?

— Бильярдная, сэр. Потом комната для гостей и моя собственная спальня.

— Хорошо. Тогда все в порядке. Поскольку вы отказываетесь пригласить свою хозяйку, я сам выкурю ее из убежища.

Джессап ничего не сказал.

А Педли внезапно закричал:

— Назад, вы! Назад, или получите пулю!

Дворецкий остолбенел.

— Что вы делаете?

Вместо ответа Педли выхватил из кармана пистолет и трижды выстрелил в массивный карниз орехового дерева на верхнем этаже.

Джессап в ужасе отпрянул и заткнул уши.

— Это военная хитрость, -— прошептал ему Педли. — Не волнуйтесь.

Потом он опять крикнул:

— Попробуйте только дотронуться до меня! Я вам покажу! — И снова выстрелил.

Где-то наверху мягко открылась дверь. Послышалось легкое щелканье замка.

— Все в порядке,— произнес Педли нормальным голосом. — Игра в прятки окончена.

Он начал подниматься на третий этаж. Джессап вцепился инспектору в руку, но Педли приставил пистолет к его животу.

— Не трогайте меня своими граблями, хуже будет.

Лоис появилась на верхней площадке лестницы, бледная, с широко открытыми глазами.

— Не противьтесь, Джессап. Это бесполезно.

Педли убрал пистолет.

— Почему вы прячетесь?

— Я не знала, что это вы. Эддис запретил мне разговаривать без него с репортерами и детективами. Сегодня целая дюжина приходила. Они загнали меня в угол. Вот я и устроила себе убежище.— Она показала на просторный чулан.

Инспектор поднялся к ней.

— Возможно, через некоторое время сюда заявится еще несколько человек. Джессап должен будет впустить их. Они из конторы прокурора. С ордером.

— Вы собираетесь меня арестовать? Не ожидала, что именно вы за мной придете. Я думала, что вы мне верите.

Он постарался ответить небрежно:

— Ордера не по моей части. Я ими не занимаюсь. Их выписывает прокурор. Просто я решил, что, возможно, смогу кое-чем помочь вам.

Лоис провела его в бильярдную. В камине горел огонь. Сосновые панели на стенах делали комнату уютной. Она указала инспектору на глубокое кресло, а сама опустилась на пуфик и положила на колени кипу газет.

— Отец перечислил мне вопросы, на которые он не смог ответить. Я отвечу на них «да» и «нет» в том порядке, в каком вы их задали.

— На какой вы отвечаете «да»?

— О зажигалке. Она моя. Мне ее подарил Клив. Но я ее потеряла.

— Давно?

— Не очень. — Она вытянула ногу, и газеты шевельнулись.— Конечно, я не пользовалась ею так, как вы сказали газетчикам.

— Я их ни в чем не убеждал.

Она избегала его взгляда.

— Вам следовало дать мне возможность изложить мою версию, прежде чем выкладывать свою репортерам.

— Я ничего не выкладывал.

— Но никто, кроме вас, не знал, что я находилась поблизости от Двенадцатой улицы.

— Многие знали. Врач и сиделка в «Бельвью». Тот, кто выдавал себя за миссис Герриш в ее квартире. Фар-лоу, Лен Ят. Не исключено, что и миссис Фарлоу.

— Она — нет, если вы ей не сказали.

— Подождите. Она шпионила за мужем и его подружками. И могла проследить вас от Абингдон-сквер до Двенадцатой улицы. Наконец, приятель Фарлоу. Его фотография на десятой странице.

— Командир отряда?

— Бывший командир Фуллер. Он уходит в отставку по состоянию здоровья. Но навредить он уже успел. Я не знаю, подкладывал ли Фуллер зажигалку так, чтобы Фарлоу нашел ее. Но в одном я уверен — она не использовалась при поджоге.

Она подошла и взяла его за руку.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал.

Ее движение заставило его сморщиться от боли.

— Вы ранены?—испугалась она.

— М-м-м. Ничего серьезного. Сломаны ребра.

— Это случилось на последнем пожаре?

— Да.

— Мне очень жаль. — Она смотрела на него с сочувствием. — Могу я чем-нибудь помочь вам? Хотите выпить?

— Спасибо, нет. Но я не отказался бы получить еще кое-какую информацию от такой красивой особы.

Она улыбнулась ему впервые за время их разговора.

— Вы хотите услышать, почему меня не было дома в то утро, когда вы велели мне остаться?

— В том числе.

— Я ждала вас вчера вечером, когда вы пообещали отцу прийти. Но вы так и не появились.

— Я не мог.

-— Ну а я не могла остаться в то утро. — Лове сжала руки и заметалась по комнате, наклонив голову так, словно изучала узоры на ковре.— Я решила, что вы собираетесь задержать меня. И поэтому приняла меры предосторожности.

Он усмехнулся.

— Неужели?

— Да. Я взяла с собой мисс Брайс, секретаршу отца.

— Я встречался с ней. Она не из тех женщин, которыми восхищаются всадники в Центральном парке.

— Да. Мы поехали с ней в офис.

Он искоса посмотрел на нее и поинтересовался:

— Когда?

— Рано. Часов в пять утра. Было очень спокойно, в здании почти никого, и мы осторожно залезли в стол ночного диспетчера.

Педли встревожился. В ее словах таилось нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Но что? Зачем Лоис проводить утренние часы в фонде с мисс Брайс или без нее? Он спросил:

— А почему такой ранний уход?

Она пожала плечами.

— Я страшно беспокоилась. Не могла заснуть. Поворочалась, потом позвонила мисс Брайс и разбудила ее.

— Вы все отлично затвердили, не правда ли?

— Да, знаю роль назубок.

— Тогда постойте. Меня интересует, каким образом вы вышли из дома? Я поставил на улице агента. Он не спускал глаз с подъезда, но вас не заметил.

Вопрос, очевидно, застал ее врасплох.

— Ну? — поторопил Педли.

Лоис умоляюще простерла к нему руки.

— Это единственная вещь, о которой я не могу сказать.

— Ну что ж, зато не ее единственную я хочу от вас услышать. Попробуем дальше. Где вы были вчера в четыре часа дня?

Она метнула на него короткий взгляд и пробормотала:

— Не помню.

— Вот первая ложь, в которой я сам могу вас уличить, — сказал он, и девушка затаила дыхание. — Я видел вас. На Маунт-Иден.

Лоис опустилась на пуфик и устремила отсутствующий взор на стену.

— Я послал за вами своего помощника, — продолжал Педли,— но ему не удалось вас догнать. Этот пункт тоже нуждается в объяснении.

— А если я ничего не объясню?

Он встал и положил руку ей на плечо.

— Ну, тогда я скажу что-нибудь подобное: все звезды сейчас говорят о том, что вы попали в полосу невезения. Возможно, потом я и возьму свои слова назад, но пока я считаю вас хорошей девочкой.

Она вздохнула.

— Я рада, что кто-то считает меня таковой...

Слушайте дальше. Вы под арестом. Ваше присутствие на месте одного пожара не имеет значения. Но поскольку вы побывали на двух, ситуация меняется.

— Вы бы спасли множество людей, если бы арестовали меня сорок восемь часов назад.— В ее голосе не было презрения.

— Возможно, я бы и сохранил несколько жизней. Но я медленно работаю. — Он шагнул в ее сторону.

Лоис протянула руки ему навстречу.

— Вы собираетесь надеть на меня браслеты? Так, кажется, их называют?

Педли сохранил абсолютное спокойствие.

— Вряд ли они понадобятся, — заметил он. — Вы не причините много хлопот.

— Да,— проговорила она каким-то странным тоном.— Больше ничего не случится. Все тревоги позади. И я рада этому. Мне хочется забыть о них. 

Сидя так, со стиснутыми руками, она напоминала жрицу перед жертвенным алтарем. Позади нее по сучко-ва±ым панелям метались тени. Массивная громада бильярдного стола высилась в полумраке, как страж храма.

— Я всегда боялась огня,— говорила девушка.— С тех пор, как себя помню. Мама научила его опасаться. И еще бабушка.— Блики пламени отражались медью от ее волос. — Понимаете, все началось очень давно. То, что заставило меня так поступить.

Он ждал.

— Мое первое воспоминание в жизни — рассказ бабушки об ужасной ночи пожара в Оклахоме.

— Он случился в 1889 году?— уточнил Педли.

— Да. Седьмого августа. Вы специально собирали сведения?

— Так, некоторые мелочи, — признался он,

— Тогда вам известно, что во мне течет индейская кровь. Но вы, наверное, не знаете, что я горжусь этим. Родители моей матери были чистокровными чокто. А у чокто длинная память.

Искры фонтаном разлетелись от горящей березы.

— Даже когда бабушке стукнуло шестьдесят лет,— продолжала девушка,— она каждую неделю рассказывала мне, как прятала в ту ночь мою мать в дровяном сарае за их хижиной. Маме было только четыре года — слишком мало для того, чтобы понять, какие сердитые люди охотились за ее отцом.

— А что там случилось?— спросил Педли, желая помочь ей высказаться.

— Надсмотрщик с соседнего ранчо обнаружил утопленника в колодце. Позже выяснилось, что он случайно свалился туда в пьяном виде. Но у дедушки были враги. Он не раболепствовал перед захватчиками земель, которые считали, что индеец ни на что не имеет права. И хотя он отрицал свое участие в убийстве и у людей, собравшихся к его дому, не было доказательств, они все-таки пытали его.

— И заставили сознаться?

— Да. Он сознался. Почему, как, по-вашему?

— Тут я не в курсе...

— Они выволокли мою мать из сарая, намотали ей на шею веревку и предупредили дедушку, что если он не возьмет на себя вину, они повесят ее над входом в хижину.

Языки пламени в камине внезапно уменьшились, бросив глубокую тень на лицо Лоис.

— Они разломали все вещи в доме и свалили их в кучу около столба, к которому привязали дедушку. Перед тем как разжечь костер, они облили дрова маслом.

Лоис замолчала, сжав губы. Потрескивание поленьев в камине начало раздражать Педли. Ему показалось, что в комнате стало слишком жарко.

— Бабушка не смогла предотвратить убийства. Она умоляла людей подождать и обратиться в обычный суд.

Но они смеялись над ней. Один мужчина избил ее кнутовищем, и она лежала без сил в нескольких шагах от огня, в котором горел ее муж. Он умер как настоящий чокто — с вызывающей улыбкой на губах. Когда бабушка очнулась, толпа уже рассеялась. В костре остались только обгоревшие кости, но огонь еще не потух.

В камине резко треснуло полено. Лоис отпрянула.

— Огонь еще не потух,— повторила она, как заученный урок. — И не потухал потом в течение пятидесяти лет.

— До той секунды, пока я не поставил фонарь под кран у Энни Сьютер, — догадался Педли.

— Да.— Лоис встала на цыпочки и дотронулась до гравюры на охотничий сюжет, висевшей над камином. Она повернула ее на шарнирах, и позади обнаружился шкафчик, выходящий в дымоход. Шкафчик был облицован металлом, так, чтобы языки пламени из фонаря не повредили стен. Фонарь стоял там, по-прежнему черный и снова горящий. Комната наполнилась запахом масла.

— Когда последний из линчевателей убрался, бабушка подползла к костру. Руки и ноги ей перебили, и с тех пор она уже не могла ходить без палки.

Педли стер испарину со лба, атмосфера в бильярдной все больше угнетала его.

— Бабушка никогда не рассказывала, что случилось дальше. Остальному научила мама. Бабушка поклялась перед костром не успокаиваться до тех пор, пока последний из убийц не погибнет от пламени, на котором сгорел ее муж.— Голос девушки дрожал от напряжения.— Голыми руками она собрала горящие угли из тлеющего костра и зажгла от них керосиновую лампу в хижине. И огонь этот хранился в нашей семье с заботой большей, чем забота о жизни.

Инспектор откашлялся. Он с трудом представлял себе, что это пламя разгорелось за двенадцать лет до его рождения.

— Огонь передавался год за годом, от одной лампы к другой, пока наконец не вспыхнул в этом фонаре, где мог гореть без риска погаснуть. Бабушка прожила еще сорок лет после той ночи и отлично успела научить мою мать молиться о том, чтобы выполнить свою клятву. Успела она и мне рассказать о случившемся в надежде, что я тоже стану мстителем, если мама не закончит начатое. Некоторые из линчевателей умерли естественной смертью, их не настигло пламя возмездия. Другим удалось скрыться. Но немногим.— Лоис указала на зарубки, сделанные на оснований резервуара для масла.— Каждая из них означает какого-то члена той толпы, погибшего от огня, зажженного им самим.

Педли почувствовал, что задыхается. Он встал и открыл окно.

— Некоторые из них сделала мама до того, как вышла замуж, — говорила девушка.— Приняв фамилию Элдридж, она уже не отваживалась мстить, потому что могла навредить отцу. Но когда я подросла, она научила всему меня. А после ее смерти я решила выполнить клятву, данную бабушкой.— Голос ее звучал устало.

Педли отодвинулся от горящего камина. Он готов был поверить в историю с линчеванием, даже в ту ее часть, где говорилось о лампе смерти. Но некоторые вещи он никак не мог переварить.

— Еще до того, как бабушка умерла,—- продолжала Лоис,— известие о находке нефти облетело, как лесной пожар, всю Индейскую территорию. И та земля, с которой нас согнали линчеватели, стала залогом их разорения. На участке бабушки тоже обнаружили нефть, и из той скважины потекли деньги, которые позволили нам поддерживать пламя.

— Неужели ваш отец ничего не знал о случившемся? — спросил Педли.

— Он, конечно, слышал историю Секлтона, но верил, что матушка покончила с мыслью о возмездии. Он понятия не имел о той решимости, которую она внушила мне, и хотел своей клиникой искупить то, что натворила мама.

Инспектор задумчиво потер подбородок.

— И все-таки мне не совсем ясно, зачем вы нанимали профессиональных поджигателей выполнять вашу работу, после того как устанавливали место нахождения жертвы? Разве приносит удовлетворение месть, осуществленная кем-то другим?

Лоис посмотрела на огонь.

— Я не могла устраивать поджоги.

— А вас не беспокоило, что, множество людей, не имевших отношения к Секлтону, погибли в результате кампании частного правосудия? — поинтересовался Педли.

Она безвольно опустила руки.

— К сожалению, невинных жертв не всегда удавалось избежать.

Он скептически поднял брови.

— Но для чего понадобилось убийство Энни Сьютер?

Над верхней губой у девушки выступили бусинки лота.

— Сьютер,— сказала она безнадежно,— собиралась выдать меня полиции.

— Как же Энни узнала о вас?

Лоис спрятала лицо в ладонях.

— Я шла за Гарри Гучем до ее квартиры накануне пожара. И, не получив от него известий на следующий день, отправилась к ней, чтобы найти его.

Педли скосил на нее глаза.

— Значит, удивление по поводу знакомства Фарлоу с Энни и ее гибели было вами разыграно?

Она кивнула.

— Да, да. Я притворялась.

Педли придвинулся ближе и положил руку ей на плечо.

— Послушайте, Лоис, вы же не рассчитываете, что я попадусь на удочку и поверю в ваши байки.

Она отвела глаза.

—- Я сказала правду.

— Вот как? В таком случае почему вы нервничали, когда миссис Герриш вас не узнала? Почему зажили, что посещали ее квартиру до пожара? Было бы намного безопасней говорить, что вы не в курсе дела!

Лоис повернула голову, точно спасалась от яркого света.

Он крепче стиснул ее плечо,

—- И почему вы готовились совершить самоубийство в тот вечер, когда за вами следил Шейнер? А на следующее утро пытались выброситься из окна вашего офиса?— Он сердито встряхнул ее.

Она прошептала:

— Меня тошнило от всего происходящего. Я хотела покончить со всем разом. Вы не верите мне?

Педли проворчал:

— Нет, черт возьми, я верю только фактам. По поводу фонаря, например. А в остальном ваша аргументация обвиняет кого-то другого.

— Нет, нет. — Она рванулась из его рук и выскользнула.— Я одна во всем замешана.

От неожиданности инспектор качнулся к стене и, протянув к ней руку, чтобы удержаться на ногах, коснулся на секунду сосновой панели. Обжигающе горячие, доски заставили его тут же отдернуть ладонь.

Педли бросился к двери в холл и стремительно распахнул ее. В комнату влетел вихрь дыма, как от взрыва бомбы. Внизу лестничного колодца инспектор увидел языки пламени, жадно пожирающие полированное дерево.

Он захлопнул дверь и крикнул:

— Где выход на крышу?

— На другом конце холла. — Лоис завороженно смотрела на ленивые струйки дыма, стелющиеся через порог.

— Нам не пройти через холл.

Педли пытался сообразить, с какой быстротой продвигается пламя.

Лоис вернулась от двери, двигаясь как лунатик.

— Господь свидетель: я не хотела, чтобы вы попали в ловушку.

Педли уже выбивал рукояткой пистолета окно.

— Что с вами? — спросил он через плечо.

Вдали выла сирену, ее неистовый вопль поднялся до крещендо.

— Какая разница?— Она заслонила лицо ладонью.— Со мной покончено. Так или иначе.

— Нет. Мы выберемся отсюда. Так или иначе.— Он очистил раму от осколков стекла.— Влезайте на подоконник.

На улице начали собираться красные машины. Педли понял, что тревогу объявили несколько минут назад. Вероятно, кто-то из соседей увидел дым. Но почему Джессап не предупредил Лоис?

Люди в черных шлемах копошились внизу, как блестящие жуки.

Внезапно подул ветер, угрожающий перенести языки пламени на соседний Йорк-вилл.

Лоис попыталась что-то сказать, но спазмы в горле помешали ей.

— Делайте неглубокие вдохи,— посоветовал ей инспектор. — Набирайте воздух верхушками легких, маленькими порциями. Тогда дым не будет казаться таким удушливым.

Она сжала его пальцы, желая продемонстрировать, что все поняла. Она отлично держалась. Однако быстрота, с которой распространялся огонь по лестничному колодцу, привела бы в ужас любого пожарного.

Разрушительная сила пожара была огромной. Извивающиеся ленты дыма попеременно то черного, то лимонного цвета говорили об использовании при поджоге упаковочной стружки. Особое голубоватое свечение пламени, пожирающего мебель в холле, убеждало в применении эфира.

Лоис прислонилась к раме.

— Спасайтесь. Уходите. Прошу вас, не думайте обо мне.

Он обнял ее за плечи.

— Я остаюсь. Мы спасемся вместе.

Тонкий оранжевый язык огня лизнул порог, выбравшись из-под двери.

Педли больше не мог смотреть в комнату. Жар становился невыносимым. Он почувствовал запах паленых волос, снял пиджак и накинул его на голову Лоис.

Она приблизила губы к его уху и шепнула:

— Мы погибнем.

Первая струя воды из шланга, выброшенная под большим давлением, попала в среднее окно, в пяти футах от них. Затем ударилась о противоположную стену комнаты вторая. Начало капать с потолка.

Педли намочил пиджак в луже, скопившейся на полу, и снова обмотал его вокруг головы Лоис.

— Пригнитесь к полу под окном, — посоветовал он. С пола с угрожающим шипением начал подниматься пар. — А то струя может ударить вас.

— Мне страшно жаль...— она уцепилась за его руку,— что вы оказались здесь. Мне бы хотелось одной...

Он грубо встряхнул ее.

— Прекратите.

Сверкающий конус пламени оторвался от задней стены и пролетел через комнату. Их отбросило от подоконника так, что они едва не упали.

— Я мечтаю умереть. — Она уткнулась лицом в его рукав.— Но я не желаю, чтобы умирали вы.

Внизу, на улице, грузовик выдвинул приставную лестницу. Педли прошептал:

— Скорее, ребята.

Им нужно работать побыстрее, чтобы успеть: пол уже начал шататься.

— Я думал, что вы беспокоились о Фарлоу в то утро,— пробормотал инспектор.

Воздушная лестница находилась слишком далеко, ее не хватало.

— Меня тревожил совсем не Клив. — Ее голос звучал приглушенно: она по-прежнему не поднимала головы.— Но все уже позади.

Дверь в холл развалилась со страшным грохотом. Внезапный порыв ветра выслал вперед, точно для разведки, длинные языки пламени. Девушка отступила от окна, споткнулась и упала.

Педли поднял ее и поставил на подоконник, придерживая за ноги.

Позади них рухнул с потолка кусок штукатурки, размокший от воды. Пол вздрогнул от толчка.

Под ними, на улице, уже разворачивали брезент. Но Педли понимал, что теперь слишком поздно. Через несколько секунд пол под ними провалится, а тогда и стена...

Он чувствовал себя очень спокойным и волновался только за девушку.

Раскаленная щепка, охваченная пламенем, отлетела от какой-то доски и задела его лицо. Инспектора пронизала такая боль, что он почти забыл поддерживать Лоис.

Время, казалось, остановилось. Секунды тянулись в борьбе с невыносимым жаром.

Педли подумал, что толпа людей с поднятыми вверх лицами напоминает театральную публику, на которую он смотрел через глазок в занавесе.

Позади них с грохотом, похожим на рев локомотива, провалился пол. Почти оцепенев от боли, Педли влез на подоконник и загородил Лоис от огня своим телом. Из комнаты пылающим каскадом летели искры. На том месте, где совсем недавно он велел Лоис пригнуться, появился бушующий кратер. Стена с окнами, поддерживавшая их, колебалась, как картонная.

Внизу, под ними, лейтенант поднял руку с растопыренными пальцами.

— У них все готово, Лоис.

Она вцепилась в него, как утопающий в пловца.

— Я не могу! Не могу прыгать!

— Это не страшно. Просто оттолкнитесь. А в воздухе подтяните ноги.

— Нет, нет! Я не сумею!

Она схватилась за его руку и в ужасе зажмурилась.

Он притянул ее к себе и крепко поцеловал. На какую-то долю секунды она расслабилась и в изумлении открыла глаза. Прежде чем она снова уцепилась за него, он освободил руки, поднял ее в воздух и бросил вниз.

Она вылетела из окна, как вихрь из розового шелка, и упала в кольцо блестящих шлемов, окружавших брезент.

Пожарные вытащили ее и подали знак Педли. Он оттолкнулся ногами от подоконника и выпрыгнул. В полете он поджал ноги и упал прямо в центр натянутого брезента. Падение причинило страшную боль в ребрах.

Толпа загудела, когда Лоис благополучно приземлилась. Шумом она встретила и его прыжок. Но инспектора удивило то, что затем возгласы стали еще громче.

Лоис пронзительно вскрикнула и подбежала к нему, указывая куда-то вверх пальцем. Педли поднял голову.

На краю парапета быстро промелькнула в черном дыму чья-то голова. Сквозь бледный ореол пламени инспектор различил высокую худощавую фигуру.

Нельзя было не узнать этот прямой рот, этот нос, нависающий клювом. Наверное, когда начался пожар, Элдридж поднялся наверх. Возможно, он забыл какие-нибудь бумаги или хотел забрать фонарь из тайника. Скорость, с которой распространялся огонь, поймала его в ловушку.

Из толпы послышались крики:

— Прыгайте! Прыгайте!

Пожарный около брезента сказал:

— Вероятно, он ранен и не может перебраться через парапет.

Гриб маслянистого черного дыма с белым пламенем внизу взвился в воздух. Когда видимость восстановилась, голова возле парапета исчезла.

Лоис закрыла руками глаза и пошатнулась. Педли обнял ее.

— Не надо смотреть, — произнес он.

Она вздрогнула.

— Он...

— Погиб, Лоис.

Через толпу к ним протиснулся Джессап.

— Мисс Лоис! Он поднялся в свою комнату. Я не слышал его криков. Он не смог спуститься вниз. Я пытался пробиться к нему, но не сумел. Наверное, он задохнулся от дыма.

— Понимаю, Джессап.— Лоис повернулась спиной к горящему зданию.— Конечно, вы старались.

Когда доктор Шейфер накладывал повязки на лицо Педли, в толпе снова заорали. На секунду он решил, что смятение вызвано распространением пожара на юг: уже горело пять зданий. Если их не удастся быстро взять под контроль, то диспетчеру в Центральном парке придется объявить общую тревогу.

Потом Педли услышал удивленный голос Джессапа:

— Господи, мисс Лоис, посмотрите! Какой-то пожарный собирается лезть за вашим отцом!

Лоис вздохнула:

— Кто же теперь туда проникнет?

Педли повернул голову так, чтобы видеть происходящее одним глазом, не закрытым повязкой. Недалеко от двери дома 160 широкоплечий человек в штатском натягивал на себя газовую маску. Инспектору показалось, что он узнает его мускулистую фигуру и бычью шею. Что делал здесь Стэн Фуллер? Сюда не распространялась зона, контролируемая командиром отряда, даже если бы он по-прежнему занимал свою должность. Кроме того, инспектор поставил бы тысячу против одного, что Фуллер не выберется из этого ада.

Фуллер взглянул на карниз, чтобы определить место вероятного падения Элдриджа, и нырнул в дверь.

— Храбрый человек, — сказал Джессап.

Педли кивнул.

— Человек, знающий свое дело. Что более важно. — Он коснулся руки Лоис.— Я пойду туда. Посмотрю, нельзя ли чем-нибудь помочь. Стойте смирно.

Она посмотрела на него.

— Ответьте сперва на один вопрос.

— На какой?

— Когда вы сделали это... на подоконнике... вы только отвлекали мое внимание?

Он сумел улыбнуться ей половиной лица.

— В ту секунду это показалось мне неплохой идеей.— Он отошел от нее.

Подобное поведение было характерно для старины Стэна — такого, каким знал и любил его Педли: не считаясь с риском, стараться спасти человеческую жизнь. Но повезет ли ему теперь?

Крик одобрения вырвался у толпы и почти сразу сменился испуганным воплем. В дверном проеме появился пожарный. Он стоял, пошатываясь. На плече он держал что-то, казавшееся на первый взгляд связкой тлеющей одежды.

Человек, державший в руках брандспойт, из которого била мощная струя воды, внезапно покачнулся: пламя попало ему в глаза. Он уронил шланг, и кусок меди длиной в фут заколотил по земле, как гигантский кнут.

Фуллер заколебался. Позади него предупреждал об опасности ливень из кирпичей. Впереди угрожал наконечник брандспойта.

Инспектор подбежал к грузовику, где на боковой подставке лежала приставная короткая лестница. Схватив ее, Педли начал пробиваться через толпу, как таран.

Добравшись до брандспойта, инспектор бросил лестницу на шланг и налег на нее всем телом, как будто собирался кататься на санях. Перекладины лестницы прижали извивающийся шланг к земле. ПеДли вцепился в рукоятку вентиля и, повернув ее к себе, перекрыл воду.

Обессилевший Фуллер рухнул прямо на Педли вместе со своей ношей и больше не пытался подняться.

Толпа опять загудела. Раздались гудки санитарных машин. Но командир отряда Фуллер ничего уже не услышал. К тому времени, когда врачи «скорой помощи» добрались до него и спасенного им человека, оба уже умерли.

В конце следующего дня Лоис пришла за Педли в больницу. Повязки на его лице пахли мазью. Пластырь на лбу делал инспектора похожим на жертву несчастного случая. Глаза у него болели, будто к ним прикладывали раскаленные печные заслонки. Но сейчас он забыл о всех неприятностях.

Сиделка оставила их одних на несколько минут. Вернувшись, она передала Педли бумажный сверток.

Он осторожно оделся, они спустились вниз, забрались в такси и поехали в сторону Риверсайд.

— У меня есть последний номер газеты. Хочешь взглянуть? — спросила Лоис.

— Я не желаю смотреть ни на что, кроме тебя.

К тому же, утром он успел прочитать двадцать колонок текста, посвященного величайшей сенсации в области поджогов. Кое-какую информацию он сам продиктовал Мертагу по телефону. Возможности прессы они использовали до предела. В частности, по отношению к женственному мужчине. Если начистоту, то инспектор не заявил определенно, что Гляйхман переодевался девушкой, когда оставлял фонарь на Центральном вокзале, и старухой, когда принимал Лоис в квартире миссис Герриш на Двенадцатой улице. Но мундштука из слоновой кости, найденного в кармане Реда, оказалось для Педли достаточно, чтобы связать Гляйхмана с окурками, обнаруженными за плитой в квартире миссис Герриш. И особой под вуалью, которую Гарри Гуч выследил на вокзале, тоже мог быть переодетый Ред.

На перекрестке Сотой улицы с площадью Педли попросил шофера остановиться. Они вылезли из машины и подошли к департаментскому памятнику погибшим. Педли развернул сверток.

— Ты не возражаешь, Лоис? Возможно, сын Стэна Фуллера обрадуется, что и мои цветы сюда попали.

Она крепче сжала его руку.

— Теперь комиссар не сделает ничего, что повредило бы репутации командира отряда? После того, как он пытался спасти моего отца.

— Думаю, что нет.

Инспектор посмотрел через реку.

— Уверен, что дальнейшее расследование исключено. Но в любом случае ему повезло. Да и Фарлоу теперь вне опасности. Его трудно будет обвинить без показаний Фуллера.

Она вздохнула.

— Надеюсь, что с Кливом ничего не произойдет.

— Он только потеряет свою репутацию и положение в деловом мире. Скверно, конечно. По-моему, он заслуживает некоторого снисхождения. Он пытался защитить тебя, заявляя, что второй нож, найденный им у Энни, принадлежит Фуллеру.

Лоис помогла ему опять забраться в такси.

— Клив знал, что нож принадлежал мне. Он мог подозревать, что я из ревности зарезала им мисс Сьютер.

Когда машина направилась к большому мосту, перекинутому через Гудзон, она спросила:

— А ты никогда не верил моему признанию?

— Слишком много в нем прозвучало неясностей. Например, ты бы никогда не навела газетчиков на свой след, если бы исполняла роль главаря.

— Но история о фонаре — чистая правда. До последнего слова.

А я и не сомневался в этом. Но она относилась к Элдриджу не меньше, чем к тебе. Даже больше в ряде случаев. У него, кажется, был тот мрачный характер, который позволяет таить ненависть долгие годы. У тебя другой склад. Внешне он походил на индейца, а не ты. Требовалось просто перенести рассказ о той ночи на Индейской территории с твоей матери на Элдриджа. И все встало на свой места.

— А сначала ты считал, что я замешана в происходящем?

— Многие вещи меня удивляли. Цочему ты удрала с Двенадцатой улицы? Зачем, ведь ты была невиновна?

— Я знала, что в историю замешан отец.— Она вздохнула.— Я видела, как ты отошел от дома миссис Герриш, когда, я вернулась туда от Клива. И, кроме того, он должен был находиться тогда в Вашингтоне. Я боялась, что его обнаружат, и решила сделать вид, что сама виновна.

— Подскажи мне кое-что, Лоис. Ты говорила с Моррисоном?

— Да. Все было именно так, как ты представлял. Моррисон читал речь отца на банкете в Вашингтоне. Но пресса заранее получила папину фотографию. И, естественно, не появилось никакого упоминания о том, что отец на обеде отсутствовал.

— Наверное,— предположил Педли, — он нанял самолет, чтобы прилететь в Нью-Йорк и проследить Гуча от Центрального вокзала до квартиры Энни Сыотер. Обнаружив, что Гуч при поджоге не воспользовался фонарем, Элдридж попытался вернуть его. Видимо, попробовал выкупить свою вещь у Энни. Тут два варианта: либо она не отдала фонарь, считая, что он принадлежит Гарри, либо запросила слишком дорого. Так или иначе, он убил ее, обыскал квартиру, но фонаря не нашел.

— Значит, по-твоему, отец регулярно прилетал в Нью-Йорк из Вашингтона, просто чтобы смотреть на поджоги, и той же ночью возвращался в столицу?

— А почему бы и нет? Правда, меня сбивал с толку его телефонный звонок тебе из вашингтонского «Мейфлауэра». Ведь он позвонил через десять минут после того, как я отвез тебя домой вечером, когда погибла Энни.

— Как же у него это получилась, Бен?

— Он говорил из Нью-Йорка, а тебе сказал, что из Вашингтона. Ты так часто беседовала с ним по междугородной связи, что тебе и в голову не могло прийти, что он лжет. Ты заявила, что звонок поступил без четверти восемь, поскольку я привез тебя домой в семь тридцать. Энни была убита около восьми. Я выбросил его из списка подозреваемых, полагая, что примерно в то же время он читал речь на обеде в ассоциации гражданских инженеров.

— Ты вообще не подозревал его?—спросила девушка.

Он заколебался.

— Трудно сказать точно, Лоис. Я обратил внимание на то, как подозрительно он исковеркал фамилию Герриш, произнеся: «Геринг». А ведь в то время от его показаний зависело благополучие дочери. Затем, вспоминая о пожаре на Двенадцатой улице, он говорил, что пальто могли облить бензином. Но я объяснял тебе, что пользовались эфиром. Если ты все ему рассказывала, то он выглядел либо чертовски беззаботным, либо нарочно пытался ввести меня в заблуждение.

— Я сообщила ему об эфире, Бен.

— Потом получилась еще одна вещь. Когда сведения о тебе попали на страницы газет, он не показался мне особенно огорченным. Хотя обязан был огорчиться. Ты же расстроилась. Причина его состояния заключалась в том, что он сам передал им информацию. .

— Он навредил себе своим поступком, Бен, больше чем ты думаешь.

— Я знаю. И еще он совершил страшную оплошность.

— Какую?

— Когда я сообщил, что убита приятельница Фарлоу, Элдридж даже не спросил, кто она. Согласись, неестественное поведение.

Такси резко свернуло поблизости от моста, и Лоис качнуло к Педли. Когда, машина выровнялась, девушка не стала отодвигаться.

У ворот, где платили пошлину, скопилась длинная вереница машин. Дюйм за дюймом они ползли в сторону Джерси. Лоис сказала:

— Но для меня до сих пор неясен Гляйхман.

— Здесь нет ничего особенного. Он был мужчиной с женственной внешностью. Мог переодеваться в женское платье и разгуливать в таком виде. Он принес Элдриджу больше пользы, чем, например, Гарри Гуч. Ред Поднялся в квартиру миссис Герриш, отпер дверь и подождал там, пока ты не появишься после его телефонного звонка. Он подложил кодеин в сахар, выкурил несколько сигарет и примерно в то время, когда ты должна была прийти вторично, спустился вниз и поджег принесенную тобой одежду.

— Но зачем, Бен? Ради чего?

— Они инсценировали все так, чтобы улики указывали на тебя и у полиции не возникло сомнения в том, кто устроил пожар. Возможно, Элдридж хотел отвести подозрения от себя. Не знаю.

— Наверное,— вставила она,— именно Гляйхман под видом старухи приходил к нам домой в пять часов утра.

— Конечно. За инструкциями, как он полагал. А на самом деле он, по-видимому, получил бутылку со спиртным, куда был подмешан кокаин. Парень совершенно одурел от наркотика, когда валялся под кроватью в своей квартире.

— Но я не понимаю, почему отец не зажег свет в холле.

— Он не хотел, чтобы ты, случайно проснувшись, что-то заметила.— Потом Педли сам задал вопрос: — А каким образом ты оказалась на Маунт-Иден? Выслеживала отца?

— Да. Ты бы никогда не обнаружил меня, если бы я не увидела, что ты вошел в дом. Я очень испугалась, что ты можешь пострадать.

На ее слова Бен отреагировал именно так, как от него и ожидали.

— Поэтому я подождала, пока рухнула стена,— продолжала она. — И волновалась до тех пор, пока маленький хромой человечек не вытащил тебя и Гляйхмана из сгоревшего дома. Бен?

— Да.

— А почему отец хотел убить Гляйхмана?

— О, ответ самый обычный: он слишком много знал. Или по-другому: вероятно, он жаждал слишком много за то, что знал. Потому Ред и звонил мне. Он искал в последнюю секунду удобную для себя возможность откупиться от заключения, передав в наши руки поджигателя номер один. Я бы, наверное, заключил с ним такую сделку.

Педли прижал к себе Лоис так крепко, как позволяли его больные ребра.

— Единственное, чего я так и не объяснил репортерам,— продолжал он,— почему ты убежала из дому в пять часов утра. Скажи, по какой причине? И почему ты так боялась, что станет известно, каким путем ты удрала?

— Я ускользнула через чердачное окно. Джессап помог мне. Он тоже боялся моего отца. Нам не хотелось доставлять ему- неприятности. Вот и все.

— А что ты делала в фонде?

— Разбирала бумаги отца. Искала фамилии, чтобы сравнить их с именами людей, погибших при поджогах. Я обнаружила множество улик. Я подозревала отца еще до пожара на Двенадцатой улице, а потом уже почти не сомневалась. И тогда я решила умереть, Бен. Пыталась покончить с собой весь вечер, когда твой помощник следовал за мной.

— И, чтобы сочинить признание, ты воспользовалась информацией, которую почерпнула из бумаг своего отца?

— Там был еще дневник. Она закрыла глаза и вдохнула прохладный речной воздух, — Я сожгла его. Я не могла допустить, чтобы кто-то узнал, каким безумным был мой отец и что я тоже, возможно...

— Ты права, он был безумен. Но он не твой отец.

— Бен! — Она широко раскрыла глаза и повернулась к нему.

— Я руководствуюсь информацией, присланной Шейнером из Оклахомы. Как, по-твоему, почему Элдридж пытался приписать тебе пожар в доме миссис Герриш? Почему подбросил твою зажигалку на Двенадцатую улицу? Почему оставил твой нож у Энни Сьютер? И почему, наконец, он пытался убить тебя и меня?

— Я никогда не решалась задумываться над подобными вопросами. Это слишком страшно.

— Ты — его последняя запланированная жертва. Вот ответ.

Она начала истерически смеяться.

— Слушай, — продолжал Педли. — Один мужчина из его списка умер раньше, чем Элдридж до него добрался. У мужчины, остался двухлетний ребенок. Ты. Элдриджу, наверное, не доставило бы особого удовлетворения сжигание маленькой девочки. Поэтому он удочерил тебя и воспитал как своего ребенка. Он сделал твою жизнь приятной и удобной, чтобы тебе особенно не хотелось умирать, когда придет время расплатиться за Секлтон,

Лоис перестала смеяться. Слезы потекли по ее щекам.

— Он всегда казался таким хорошим. Не очень ласковым, правда; Но он никогда не проявлял жестокости по отношению ко мне.

Педли неловко погладил ее по руке.

— Значит, наряду с желанием отомстить в нем уживались и нормальные инстинкты. Однако человек, так долго хранивший в себе надежду на возмездие, конечно, не мог быть совершенно здоровым.

Минуту девушка сидела неподвижно.

— Бен, ты даже не представляешь, какой кошмар виновности упал с моей души.

— Догадываюсь, Лоис. Насколько Шейнеру удалось установить, Элдридж вообще не был женат. И в твоих жилах нет никакой индейской крови.

Они ехали по мосту на запад, туда, где пылал медный закат.

— Бен!

— Да?

— Но если я не Лоис Элдридж, то как же моя фамилия?

— Подожди. Разве настолько существенно, как звали тебя в младенчестве? Или я ошибаюсь?

Подумав, она ответила, что прежнее имя не такая уж важная вещь.