Когда Тавке исполнилось шесть лет, отец повез её смотреть на Край Мира. Тавка была против. Четыре месяца назад ее мама заболела и умерла.

— Я не хочу, — сказала Тавка, когда отец объявил о своих планах за ужином. — Мне и здесь хорошо.

Хорошо ей не было, но значения это не имело. Лучше сидеть в четырех стенах и грызть ногти, чем папины попытки её развеселить.

— Ничего подобного, — возразил отец. — Там очень интересно. Когда я был ребенком, мы ездили на Край Мира. Та поездка произвела на меня впечатление.

Он нахмурился — пытался вспомнить, какое именно впечатление произвело на него давнее путешествие.

— В общем, это вроде семейной традиции: обеспечивает преемственность поколений и что-то такое. В каждой семье должны быть традиции.

— Семье, — вздохнула Тавка и поморщилась.

От звучания этого слова зуб, который вторую неделю шатался в лунке, разболелся так, будто в него ткнули раскаленной иголкой.

— Ну да, — вздохнул отец. — Мы же с тобой семья, правда?

Он не смотрел на Тавку. Он смотрел на пустой стул справа от Тавки. Тавка тоже посмотрела на пустой стул. На вопрос она не ответила.

Так или иначе, но спустя три дня после того ужина Тавка сидела на крыльце перед домом и смотрела на последние приготовления перед отъездом. Отец что-то говорил, но Тавка его не слушала. Больной зуб напоминал о себе со странной периодичностью — на счет двадцать семь.

Ступенька крыльца, на которой сидела Тавка, была ярко-розовой, как клубничный леденец. Была еще небесно-синяя ступенька и зеленая. Когда мама заболела, она стала красить дом. Она ходила из комнаты в комнату: в одной руке банка с краской, в другой — влажная кисть или малярный валик, пока не находила подходящую стену или другую ровную поверхность неправильного цвета. Тогда она перекрашивала ее. Иногда она делала это по нескольку раз. В конце концов дом стал выглядеть так, будто внутри него, да и снаружи тоже, взорвалась радуга. Едкий химический запах краски чувствовался до сих пор. Может, поэтому отец и решил уехать? Хотя бы на время?

Тавка помнила. Мама ходила по дому в джинсовом комбинезоне с закатанными штанинами. Погода стояла жаркая. Мамино лицо раскраснелось и блестело, в ложбинке на шее набухала крупная капля пота. Иногда мама надевала противогаз, чаще — нет. Тогда в уголке рта дымилась сигарета, и длинный столбик пепла то и дело обламывался и падал.

— Этот цвет называется «клубничный восторг», — говорила мама, проводя кистью по стене. В другой раз это могла быть «мятная свежесть», или «морской бриз», или «влюбленный баклажан», или «лягушка в обмороке», или еще какое-нибудь безумное название. — Чудесный цвет. Тебе нравится?

Тавка всегда соглашалась, а мама смотрела на нее и улыбалась. При этом у нее был такой взгляд… Словно она что-то очень хочет сказать или сделать, но никак не может вспомнить, что именно. Потом другой доктор, не отец, сказал, что мама так себя вела потому, что в голове у нее был мячик для гольфа.

— Ну что? Готова?

Отец стоял рядом с открытым багажником, куда только что поставил большую сумку, аккурат между запаской и канистрой с водой. Поездка должна была занять не более трех дней, но отец собирался так, будто вообще не планировал возвращаться домой. С другой стороны, он редко куда выбирался и плохо представлял, что может на самом деле понадобиться в дороге.

— Готова, — отозвалась Тавка.

— Не куксись, — сказал отец. — Есть вещи, которые каждый человек обязан увидеть хотя бы раз в жизни — океан, слона, праздник Большой Рыбы, Край Мира…

Он захлопнул багажник и навалился всем весом, чтобы защелкнулся замок. Машина качнулась на рессорах и жалобно скрипнула — видать, ей тоже не хотелось куда-то ехать. Отец стукнул ногой по колесу, то ли проверяя, хорошо ли накачаны камеры, то ли чтобы скрыть раздражение.

— Я видела океан, — сказала Тавка. — И слона тоже — на картинке.

— Вот и замечательно, — сказал отец так, будто совсем ее не слушал. Он открыл заднюю дверь машины. — Тогда забирайся, стрекоза, чего тянуть?

Тавка подумала, что хорошо бы вот прям сейчас обзавестись корнями и врасти в землю рядом с домом. Она могла бы закатить скандал — когда ей было нужно, она умела это делать. Но Тавка понимала, что уже поздно что-то менять.

Закинув рюкзачок на плечо, она поплелась к машине.

— Тебе точно понравится, — сказал отец, когда Тавка устроилась на заднем сиденье. Сказал так, будто сам же себя пытался уговорить.

Машина тронулась, съезжая с подъездной дорожки. Под колесами заскрипел гравий. Отец пару раз погудел на прощание. Кому? Соседям? Вороне на дереве? Или просто по привычке, от которой не мог избавиться?

Тавка прижалась носом к стеклу и не отлипала от окна, пока разноцветный дом не скрылся за поворотом.

Поездка к Краю Мира оказалась до безобразия скучной. Когда они выехали из города, началось бесконечное шоссе, протянувшееся вдоль побережья. С одной стороны к дороге вплотную подступал лес: раскидистые сосны с рыжей корой — цвет «ирландская мечта», высоченные темные ели и другие деревья, названий которых Тавка не знала. Вдоль обочины валялись огромные шишки, вперемешку с жестяными банками, окурками и прочим мусором. Иногда за деревьями блестело море, как солнечный зайчик от далекого зеркальца — сверкнет и исчезнет. С другой стороны шоссе возвышалась отвесная скала, искрящая прожилками кварца. Там, где дорога поворачивала, у обочины стояли выпуклые круглые зеркала — отражение машины в них сперва было совсем крошечным, а потом вдруг раздувалось, того и гляди лопнет.

Все это быстро примелькалось и надоело. Они проехали через три туннеля, темных, но слишком коротких, чтобы успеть испугаться. В итоге за несколько часов поездки единственным, на чем задержался взгляд Тавки, был дорожный знак «Осторожно, гиены!». Некоторое время она размышляла на тем, кому стоит быть осторожным — водителям или самим гиенам, но затем мысли уплыли в сторону, а Тавка так и не пришла к определенному ответу.

Это все из-за жары. Несмотря на открытые окна, или благодаря им, в машине царило настоящее пекло. Тавка чувствовала, как плавится мозг в черепной коробке. Платье на спине промокло от пота, а голые ноги прилипали к сиденью. От жары или от тряски зуб разболелся сильнее — теперь он напоминал о себе на счет семнадцать. Тавка уже жалела, что не рассказала о нем отцу. Понадеялась, что все решится само собой — зуб выпадет, как это бывало раньше, и никаких проблем. А теперь приходится мучиться. Отец хоть и врач, но не стоматолог и не сможет ей помочь. Только распереживается и решит повернуть назад; потом будет дуться из-за того, что поездка сорвалась. Лучше потерпеть.

Отец включил радио, покрутил ручку настройки. Из динамика слышался лишь громкий шорох и треск. На мгновение сквозь эфирный шум пробился женский голос:

— …держится аномальная жара… пшш… сентября… устойчивый антициклон… пшш… пшш…

Отец ударил ладонью по приборному щитку, выключая приемник.

— Ну его. Может, споем дорожную песню? — предложил он.

Тавка ответила ему тоскливым взглядом, но отец истолковал его по-своему — решил, что обязан её подбодрить:

— Ну давай. Мы едем, едем, едем…

— И едем, и едем, — сказала Тавка. — А когда приедем?

— Да ладно тебе, — отец насупился. — Ты же знаешь: на ночь остановимся в мотеле, и если не проспим, то к полудню будем на Краю Мира. А ближайшая остановка через полтора часа. Заедем на заправочную станцию. У них там есть кафе, где подают потрясающие куриные крылышки по секретному рецепту. Настоящая еда дальнобойщиков и искателей приключений.

Может, Тавке и хотелось попробовать «настоящей еды искателей приключений», но мысль о том, что придется что-то грызть, заставила её скривиться от боли.

— А вот ещё дорожная песня: «Десять бутылок…»

Снова ожило радио. И другой женский голос пропел:

— Ветер нездешний тебя… шшш…

— Да чтоб его, — взорвался отец и опять хлопнул по выключателю. Десять воображаемых бутылок остались на воображаемой стене. — Как думаешь, это был знак?

— Знак чего? — спросила Тавка. Отец промолчал.

Дорога тянулась и тянулась, и, казалось, вообще никогда не закончится. В мотель они приехали далеко затемно. К тому времени Тавка уже спала, устроившись на заднем сидении и положив рюкзачок под голову. Поездка выжала её, как лимон. Она не проснулась, даже когда отец на руках отнес её в номер и уложил в кровать. Ей снилась дорога, сосны и радуга. На радуге сидела мама и говорила, указывая на тот или иной цвет:

— Это — малиновая ярость, это — старое кружево, а это — космические сливки, по ним очень сложно бегать…

Глупый был сон, дурацкий.

Наутро, едва поднялось солнце, они снова были в пути. В мотеле из крана текла рыжая вода — Тавка взяла её в рот, чтобы почистить зубы, и тут же выплюнула, такой сильный был привкус ржавчины. Она до сих пор его ощущала. Будто мало ей было больного зуба, так ещё и это.

У папы был такой вид, будто ночью он совсем не ложился, а чтобы не уснуть, пил крепкий кофе, чашку за чашкой. Теперь же он выглядел помятым и уставшим, с кругами под глазами. Волосы на макушке стояли дыбом.

Шоссе плавно загибалось вправо, уводя прочь от океана. Машина нырнула в новый туннель — самый длинный за время пути. Тавка успела сосчитать до ста двадцати, прежде чем они выбрались на свет. Пока они ехали по туннелю, у нее заложило уши и ей все казалось, что сверху на нее что-то давит — что-то большое и очень тяжелое. Гадкое ощущение, настолько неприятное, что Тавка чуть не захлопала в ладоши, когда они оказались снаружи. Затем они проехали мимо большого щита-указателя, на котором аршинными буквами значилось: «КРАЙ МИРА! УНИКАЛЬНОЕ ЧУДО СВЕТА! 50 КМ». А буквами поменьше: «Памятник природы. Охраняется Обществом охраны памятников».

— Смотри! — сказала Тавка, указывая на щит. — Осталось всего пятьдесят километров!

На самом деле она не представляла, много это или мало, как долго им еще ехать — полная неопределенность. Да и дорожный указатель не внушал оптимизма. Он был помятый, в пятнах птичьего помета и с дырками, словно по нему стреляли из ружья. А еще, под словом «Край» кто-то написал плохое слово, которое Тавка знала, хотя знать ей не полагалось.

Лес закончился по ту сторону туннеля, и теперь они ехали мимо холмистых полей, заросших пожухлой травой и крошечными ярко-желтыми цветами. Из-за этих цветов холмы были в желтую крапинку — маме бы понравилось.

— Удивительно, — сказал отец. — Когда я был здесь в прошлый раз… Сколько же лет прошло? Когда я был здесь в прошлый раз, всё было точно таким же. Ничего не изменилось — те же холмы, желтые цветочки… Будто вернулся в прошлое.

— Это цвет называется «шафрановый вздох», — сказала Тавка. — Не желтый.

— Хм, — сказал отец.

Тавка потрогала языком зуб. Сегодня он болел чуть меньше, зато шатался сильнее. Если продолжать его раскачивать, глядишь и выпадет.

— На что похож Край Мира? — спросила она. — Я знаю, что земля круглая, как апельсин. А у апельсина не может быть края, правильно?

— Именно так, — сказал отец; он вытянул шею, высматривая что-то впереди. — Край Мира — необъяснимая пространственная аномалия. Её не может существовать, она нарушает законы физики, геометрии, ещё что-то там, но она существует. В общем, скоро сама увидишь…

— А откуда он взялся?

Отец пожал плечами.

— Никто не знает. Лично мне нравится теория «японской шкатулки». Знаешь, японские краснодеревщики были большие мастера по изготовлению резных шкатулок … Так вот, даже самый лучший мастер на каждой своей работе оставлял на видном месте щербинку, зарубку или что-нибудь в этом роде. Чтобы обуздать тщеславие. Мне кажется, Край Мира и есть такая вот трещинка… Ты знаешь, что у Края Мира есть только одна сторона?

Тавка покачала головой.

— Как это?

— С какой бы стороны мы к нему ни ехали — с севера, с юга, не важно — мы всё равно подъезжаем к нему изнутри. Представляешь? Мы можем двигаться навстречу друг другу, но на Краю Мира окажется, что мы идем в одну сторону!

Тавка не поняла ни слова. Иногда, а последнее время чаще и чаще, ей казалось, что отец забывает, что ей всего шесть лет. И она просто задала другой вопрос:

— А что находится за краем?

— Бесконечность, — вздохнул отец и, чуть помедлив, добавил: — И драконы.

У Тавки упала челюсть.

— ДРАКОНЫ?!

— Потерпи немного, — сказал отец.

Вдалеке показалось темное пятнышко и вскоре превратилось в длинный школьный автобус, тащившийся вдоль обочины. Одно колесо у него было приспущено, отчего казалось, будто автобус хромает. Доктор Суонк прибавил скорость, обгоняя его справа. Тавка увидела в окне толстую рыжую девочку лет десяти, которая прижималась к стеклу так, что нос её походил на поросячий пятачок.

Заметив Тавку, девочка отстранилась и показала ей средний палец. Тавка опешила лишь на долю секунды, а затем ответила тем же жестом. Лицо девочки вспыхнуло от ярости. К счастью, отец не заметил — влететь бы не влетело, а вот выслушать нотацию бы пришлось.

На Край Мира они приехали около полудня. На большой парковке стояло всего три автомобиля. Тавка вышла из машины и потянулась, разминая затекшие мышцы. Икры кололись, словно их кусали крошечные муравьи. Подошвы сандалий прилипали к земле — асфальт на парковке плавился от жары, дрожал раскаленный воздух. И в то же время Тавке показалось, что она чувствует ветер, хотя никакого ветра не было и в помине. Странное чувство или предчувствие, как перед грозой, хотя на небе не ни облачка.

— Надень шляпу, — сказал отец, выходя из машины. — Твоя мать убьет меня, если у тебя будет солнечный удар.

— Мама умерла, пап, — сказала Тавка.

Отец замешкался. Через плечо у него висела большая сумка.

— Да. Прости… Знаешь…

Больше он ничего не сказал, а просто протянул ей белую шляпу с отвисшими полями. Тавка терпеть её не могла. В этой шляпе она была похожа гриб. Но на этот раз Тавка спорить не стала.

Отец купил билеты в деревянной будке кассы. Пока он расплачивался, на стоянку вырулил школьный автобус. Двери открылись, и на парковку гурьбой высыпали дети — все девочки, старше Тавки, в одинаковой форме песочного цвета. И первой выступала та толстая девица, которая показала Тавке палец. Вид у нее был очень сердитый, будто она мучилась от запора.

Послышался свисток. Девочки построились в шеренгу, торопливо подтягивая гольфы, замерли, руки по швам. У каждой на груди блестели круглые значки, а у толстой их оказалось больше чем у остальных. Из автобуса вышла высокая женщина с лошадиной физиономией. Она прошла вдоль шеренги, останавливаясь, чтобы поправить кому-нибудь воротник или одернуть юбку. Девочки изо всех сил тянули шеи, выпячивали грудь — то ли чтобы казаться выше, то ли хвастаясь своими значками.

Не удержавшись, Тавка показала толстой девочке язык. Неважно, что она не смотрела — это было не для неё, а для себя. Но именно в этот момент толстая обернулась. Она сразу узнала Тавку, шляпа-гриб — плохая маскировка. Поросячьи глазки стали совсем крошечными, девочка сжала кулаки… Тавка попятилась, прячась за спиной отца.

Тот опять ничего не заметил, но всё равно взял Тавку за руку. Так они прошли через воротца — скрипучие и ржавые — и оказались на Краю Мира.

Ветер, которого не было, здесь чувствовался ещё сильнее. Странное ощущение. Как можно чувствовать то, чего нет? Но Тавка чувствовала. Это было сродни ускользающему воспоминанию, хотя она и не могла сказать, в чем именно. Ни с того ни с сего у Тавки засосало под ложечкой.

Вдоль Края Мира тянулась оградка из металлических труб, высотой по пояс взрослому человеку. Через равные промежутки стояли тяжелые стационарные бинокли, в которые нужно опустить монетку, чтобы посмотреть. А чуть подальше Тавка увидела ржавую конструкцию, похожую на портовый кран, со скособоченной стрелой. Но все это было с одной стороны, а с другой…

Когда Тавка представляла себе Край Мира, то думала, что это будет как смотреть с утеса на море. Впереди — бескрайние воды и небо, сливающиеся в туманной дымке. Но ничего подобного. Не было обрыва, не было скалы, уходящей вниз. Земля просто заканчивалась.

Тавка отчетливо видела границу, прямую и ровную, как по линейке, но при этом не могла сказать, что находится по другую сторону. Ничего? Просто отсутствие чего бы то ни было: неба, горизонта, темноты, света?

Или же что-то? Бесконечность. Она была синяя.

Тавка знала множество оттенков синего цвета: «морозное небо», «аквамариновая магия», «голубой опал» и другие. Но сейчас она не могла сказать, какой именно оттенок она видит и видит ли вообще. Там, за Краем, среди прочего отсутствовало и понятие о цвете. Только подобная неопределенность не укладывалась в голове, а глазам нужно было видеть хоть что-то. Пусть даже это будет бескрайний синий цвет.

Они подошли к оградке.

— Когда я был маленький, — сказал отец, двумя руками опершись о перила, — на этом самом месте папа отвесил мне такой подзатыльник, что меня искры из глаз посыпались. Не потому, что я сделал что-то плохое, а чтобы я запомнил. Будто это можно забыть!

— Ты же не будешь давать мне подзатыльник? — поинтересовалась Тавка.

— Что? О… Нет. Нет, конечно… Не думаю, что подобные методы благоприятно влияют на память.

— А где драконы?

— Там, — отец указал за Край. — Сразу их не увидишь, надо смотреть…

Минуту или две Тавка всматривалась в синюю бесконечность. Но без толку. Никаких драконов. В итоге у нее только виски разболелись.

— Наверное, надо смотреть в бинокль? — Тавка указала на ближайшую тумбу.

Отец пожал плечами.

— Можно. Но прежде попробуй их увидеть без бинокля. Иначе как ты узнаешь, куда тебе смотреть? Не спеши, сейчас я их тоже не вижу. Но это не значит, что их нет. Просто особенность человеческой психики. Сначала их не замечаешь, но потом, когда мозг адаптируется…

— Что значит «адаптируется»?

— Прости… В общем, надо немножко подождать.

— Немножко это сколько?

Отец не ответил на её вопрос. Опираясь о перила, он вытянулся вперед и перегнулся через Край.

— Интересно, — сказал он. — Какого оно там? Абсолютная свобода…

— Эй! — всполошилась Тавка. — Не надо…

Она схватила его за рукав, прекрасно понимая, что в случае чего удержать отца она не сможет. На секунду ей стало страшно. Отец улыбнулся и подался назад.

— Не бойся, стрекоза, — он потрепал дочь по волосам. — Я не собираюсь ни падать, ни прыгать.

Тем временем через ворота прошли девочки из автобуса. К ограде они подойти не решались; столпились у входа да глазели по сторонам. У всех был такой вид, будто они готовы отдать все карманные деньги, лишь бы оказаться в любом другом месте. И только толстая девочка глядела не на чудо света, а на Тавку. Широкое лицо было совсем красным, словно ошпаренное. Цвет — «томатное безумие».

Появилась женщина с лошадиной физиономией, рядом с ней вышагивал сухопарый мужчина в очках. Руки он прятал глубоко в карманах. Женщина указала на своих подопечных, на что мужчина поморщился, будто раскусил горошину перца. Не вынимая рук из карманов, он зашагал к похожей на кран конструкции. Девочки толпой двинулись следом. Женщина суетилась вокруг; видать, следила за тем, чтобы отара не разбежалась.

— О! — обрадовался отец. — Экскурсия! Предлагаю присоединиться. Узнаешь много нового.

Желания присоединяться у Тавки не было. Но отец уже шагал за девицами, и ей ничего не оставалось, как поспешить за ним.

Когда они подошли, экскурсовод вещал усталым голосом:

— …На сегодняшний день не существует единой теории о том, что же представляет собой Край Мира. По одной из версий, это дыра в мироздании, сквозь которую мы можем наблюдать первичный хаос — материю без формы, какой она была ещё до творения. Однако другие исследователи возражают и говорят…

Тавка почти не слушала, что он говорит, а то что слышала — с трудом понимала. Пока он ни словом не упомянул драконов. Но ей было любопытно следить за лицом экскурсовода — костлявым и подвижным. Мужчина был сильно старше отца, и рисунок морщин вокруг глаз походил на запутанный лабиринт. Когда он говорил, с седых усов падали табачные крошки.

Экскурсовода звали Каспар — это имя значилось на бейдже у него на груди.

— …Проблема усугубляется тем, что исследований того, что находится за Краем, практически не проводилось. Причин тому множество: недостаточное финансирование, бюрократия, и не в последнюю очередь — неудачный исход последней экспедиции. Современные исследователи предпочитают заниматься изучением границы, закрывая глаза на то, что находится по ту сторону…

Судя по горьким ноткам в голосе, Каспар был обижен на этих современных исследователей. Экскурсовод то и дело прижимал локти к бокам, словно ежась от холода, и через слово оглядывался за Край. Интересно, подумала Тавка, а он видит драконов? Наверняка видит, иначе с чего ему так коситься? Тавка тоже глянула в ту сторону, но увидела только бескрайнюю синеву.

— Скажи ему, — Тавка дернула отца за рукав.

— Что?

— Скажи! Про японскую шкатулку… — ей хотелось, чтобы не один экскурсовод выглядел здесь самым умным. Отец мотнул головой.

— Дай послушать.

Из всех присутствующих отец был единственным, кто действительно слушал экскурсовода. Прочие откровенно скучали. Женщина с лошадиной физиономией зевала, прикрывая рот ладонью. Её подопечные шушукались между собой, хихикали и пихали друг дружку локтями. Каспар изображал, что ничего этого не замечает, но по тому, как кривились его губы, было ясно, что всё он видит.

Тавка глянула на толстую девочку. Та стояла чуть в стороне, скрестив руки на груди, и пыталась испепелить Каспара взглядом, но тот не поддавался. Тавка присмотрелась к её значками: на одном было написано «Дружба», на другом — «Выпечка», а ещё на одном нарисован улыбающийся дикобраз. Остальные значки — не меньше дюжины — не разглядеть.

Девочка заметила или почувствовала взгляд и тут же повернулась к Тавке. На мгновение в её глазах вспыхнуло пламя. Тавка сделала вид, что сейчас её больше всего на свете интересуют собственные сандалии. Но на всякий случай прижалась поближе к отцу.

Экскурсовод Каспар меж тем продолжал вещать:

— Как известно, протяженность Края Мира составляет четыреста пятьдесят четыре метра. Но с другой стороны это число стремится к бесконечности. Вы спросите: как такое возможно?

Он подождал, никто не спросил.

— Чтобы понять это, мы проведем один любопытный эксперимент. Мы называем его «опыт с веревкой».

Из ящика у основания «портового крана» он вытащил толстую катушку с намотанной на нее бечевкой.

— Мадам, — обратился экскурсовод к женщине, — окажите любезность…

Он протянул ей конец веревки. Женщина взяла её с таким видом, будто Каспар предлагал ей змею.

— Что я должна делать?

— Ничего, — сказал экскурсовод. — Просто держите веревку и стойте на месте. А мы с вашими воспитанницами немного прогуляемся вдоль Края Мира.

— А это безопасно?

— Держать веревку? — опешил Каспар.

— Нет. Но я отвечаю за этих девочек. Перед их родителями и…

— А! Конечно. Абсолютно безопасно.

Экскурсовод обернулся в сторону Края.

— Не волнуйтесь. За пятнадцать лет у нас не было ни одного инцидента.

— Ну ладно… — женщина глубоко вдохнула и вдруг рявкнула командирским голосом, Тавка аж подскочила на месте: — Отряд «Дикобраз», строй-ся!

В одно мгновение девочки встали в линию. Экскурсовод Каспар даже испугался: глаза за толстыми стеклами очков стали вдвое больше.

— Старшая по отряду!

— Да, мам! — толстая девочка шагнула вперед.

— Да, мадам, — поправила её женщина. — Назначаешься ответственной за порядок. Не бегать, не шалить, слушаться экскурсовода… Ведите себя достойно.

— Есть, мадам! — ответили девочки хором.

Толстуха глянула на своих товарищей так, что сразу стало ясно — всякого, кто поведет себя недостойно, ждет неминуемая кара.

Экскурсовод прочистил горло.

— Можем идти?

Не дожидаясь ответа, он зашагал вдоль Края Мира, на ходу разматывая веревку. Девочки гуськом потянулись следом. Отец, держа Тавку за руку, пристроился в конце процессии. Они шли по желтой пожухлой траве; из-под ног выпрыгивали крошечные, не больше ногтя, кузнечики. Как заметила Тавка, все они прыгали исключительно в сторону от Края. Надо же — такие маленькие и такие сообразительные.

— А когда появятся драконы? — спросила Тавка.

— Какая ты нетерпеливая! — не выдержал отец. — Погоди. Всему свое время.

— Не хочу годить, — обиделась Тавка. Утешало лишь то, что девочки тоже ничего не видели. Ни одна не смотрела за Край, вытаращив глаза от ужаса. А вот экскурсовод — тот оборачивался через шаг.

Минут через пять Тавка увидела впереди двух человек, стоящих у самого Края. Однако когда экскурсия приблизилась, оказалось, что это памятник. На бетонном постаменте возвышались отлитые из бронзы фигуры — двое мужчин в нелепых штанах до подмышек и тяжелых ботинках. Один из мужчин держал круглый водолазный шлем, в руках у другого был карандаш и большой блокнот. Смотрели они за Край, и вид у обоих был очень героический.

— Здесь мы сделаем небольшую остановку, — объявил Каспар. — Чтобы ознакомиться с одной из самых доблестных и одной из самых трагических страниц в истории изучения Края Мира…

Не успел он договорить, как толстая девочка рявкнула:

— Отряд «Дикобраз»! Стоять!

Голос у нее не уступал голосу матери. С таким голосом только львов дрессировать. Тавка, хоть и не имела никакого отношения к отряду «Дикобраз», застыла как вкопанная.

— Кхм… Спасибо, — Каспар прочесал в ухе. Взгляд, который он метнул в сторону толстухи, отнюдь не светился благодарностью.

— Как я уже вам рассказывал, — начал экскурсовод, — исследований за Краем Мира практически не проводилось. Тем не менее, в истории этих мест есть свои славные страницы…

Он постучал ладонью по колену одного из бронзовых мужчин, там, где оно блестело и лоснилось от потертостей.

— Вы уже догадались, кто это?

Девочки зашушукались, но никто не рискнул выдвинуть предположение. Физиономия экскурсовода скисла.

Тавка высоко подняла руку и даже подпрыгнула, чтобы её заметили.

— Я знаю!

Каспар приподнял брови.

— Да, малышка?

— Это Отис Пип и доктор Бартон, — громко сказала Тавка. Экскурсовод расплылся в улыбке.

— Откуда ты знаешь? — изумился отец. Похоже, он был удивлен и горд одновременно.

— Так на табличке написано, — ответила Тавка. Табличка наполовину спряталась за пожухлой травой. — Отис Пип и доктор Бартон, смотрящие вдаль…

— Все верно, — сказал Каспар. — Молодец, малышка!

От гордости у Тавки покраснели уши. Но не тут-то было.

— Эй! — возмутилась толстая девочка. — Она не с нами! Её ответ не считается!

Экскурсовод смерил её взглядом.

— Не с вами? Хм… Тем хуже для вас…

Но толстая девочка не унималась.

— Давай, девочка, иди отсюда. Это оплаченная экскурсия! Тебе нельзя её слушать.

Каспар откашлялся.

— Спокойно, — осадил он толстушку. — В первую очередь, это моя экскурсия. И я решаю, кому её можно слушать, а кому нет.

— Но, но… — толстая девочка так разозлилась, что её красное лицо пошло темными пятнами. — Я всё расскажу маме!

— Как хочешь, — не стал спорить экскурсовод. — А теперь продолжим? Кто-нибудь из вас знает, чем прославились Отис Пип и доктор Бартон?

— Я читал об этом, — сказал отец. — Пип и Бартон, первая экспедиция за Край Мира? Они спустились туда на батисфере, так?

— Все верно, — кивнул экскурсовод. — Первая и единственная. Уникальное погружение на два с половиной километра в бездну. Целью той экспедиции являлось установить, существует ли предел у бесконечности, по крайней мере, наблюдаемый предел. А так же провести ряд научных экспериментов, в частности, связанных с гравитацией…

У большинства девочек был такой вид, будто слово «гравитация» они услышали впервые в жизни.

— Ох… — с тоской сказал Каспар. — Вы же знаете, что если подбросить яблоко, то рано или поздно оно упадет на землю? Потому что на него действует сила притяжения. Задачей Пипа и Бартона было выяснить, куда направлена сила притяжения за Краем…

Он оглядел экскурсантов с видом «кому и зачем я все это рассказываю?», затем быстро глянул за Край и поежился. Тавка проследила за его взглядом — драконы? Но увидела лишь синюю бесконечность, в которую когда-то давно погрузились два исследователя в тесном металлическом шаре.

— И что же им удалось узнать? — спросил отец.

— Много чего и ничего конкретного, — ответил экскурсовод. — На батисфере стояли приборы, гироскопы и тому подобное, но все они показывали различные, порой диаметрально противоположные результаты. Зачастую результат зависел от так называемого «эффекта наблюдателя»… В общем, если вы интересуетесь данным вопросом, могу порекомендовать книгу доктора Бартона «Путешествие за Край Мира». Вы можете приобрести её в сувенирной лавке на выходе. Есть экземпляры с автографом.

— Обязательно ознакомлюсь, — пообещал отец.

Тавка уже не могла больше терпеть:

— А они видели там драконов?

Толстая девочка рассмеялась в голос. Однако этого ей показалось мало, и она пихнула соседку. Та тоже засмеялась. Тавка захлопала ресницами — она не понимала, что здесь смешного, и ей стало обидно.

— Хороший вопрос, — сказал экскурсовод. — Драконы Края Мира… Я уж боялся, что никто не спросит.

Толстая девочка подавилась смехом, а Тавка не сдержала торжествующей усмешки. Всё-таки она поставила эту мымру на место!

— Драконы… Один из них видел, — сказал Каспар. — А другой… Другой увидел их слишком поздно. Пока ещё никто не знает, реальны ли драконы. Многие ученые отрицают возможность существования за Краем какой-либо жизни. Их доводы строятся на том факте, что драконов невозможно запечатлеть на фотопленке. Ха! Будто оттого, можно ли кого-то сфотографировать, зависит, существует он или нет. Типичная путаница с неопределённостью…

Каспар пару раз кашлянул.

— Известно, что драконов способен видеть только каждый третий. Впрочем, не исключено, что причина в особенностях психики. Одни видят их сразу, другим требуется несколько часов, а у третьих на это уходит несколько лет…

У Тавки внутри всё упало. Несколько лет? Так значит, она может вообще не увидеть ни одного дракона? И эта дурацкая поездка не имеет смысла?

— Очевидно, это связано с открытостью и восприимчивостью, желанием и готовностью видеть. Первое, что стоит уяснить, драконы Края Мира не имеют ничего общего с теми сказочными чудовищами, про которых вы читали в книжках. Они не похищают принцесс на завтрак, можете не волноваться. До сих пор не отмечено ни одного случая, чтобы драконы пересекли границу Края. Они живут там и полностью принадлежат той стороне. Кто-нибудь из вас уже их заметил?

Девочки зашептались, наконец, одна подняла руку.

— Я не знаю, — сказала она, косясь то на экскурсовода, то на старшую по отряду. — Мне всё время кажется… Ну мне мерещится…

— Что? Смелее, — поддержал её Каспар.

— Мне мерещатся какие-то черные точки, — выпалила девочка. — Там, вдалеке…

Она махнула рукой. Все разом обернулись. Тавка всматривалась, как могла, изо всех сил напрягала глаза. Однако никаких черных точек она не увидела. Ей даже стало обидно и в этом она была не одинока — толстая девочка, казалось, сейчас лопнет от зависти.

— Да тебе просто соринка в глаз попала! — грубо сказала она.

— Вовсе нет! — обиделась девочка. — Когда соринка, то глаз чешется, а у меня не чешется.

— Не старайтесь, — усмехнулся экскурсовод. — Будете их высматривать, точно ничего не увидите. Но если вы их уже заметили — случайно, краем глаза, то уже не сможете их не видеть. Сначала как неприметные точки в отдалении, но потом они будут подступать ближе и ближе… Впрочем, тот кто не хочет ждать, может воспользоваться одним из стационарных биноклей.

— А вот скажите, — подал голос отец, — Бартон и Пип спустились за Край лет пятнадцать назад. И с тех пор никто не рискнул повторить попытку? Не припоминаю, чтобы об этом писали в газетах.

Экскурсовод скривился. Тавка узнала выражение, промелькнувшее у него на лице, — она точно так же морщилась, когда трогала языком больной зуб.

— Было ещё одно… При повторном погружении, Отис Пип совершал его в одиночку, произошла трагедия. На глубине около километра лопнул основной трос. Когда же батисферу стали вытягивать, оборвались и страховочные. Вероятность такого исхода была менее одного процента… Не исключено, что имел место саботаж, а может там, за Краем, Отис столкнулся с чем-то нам неведомым…

— Он умер? — воскликнула Тавка и прикрыла рот ладошкой.

— Не знаю, малышка, — вздохнул Каспар. — И да, и в то же время — нет. Там, за Краем, понятие времени не определено. Но, так или иначе, все исследования за Краем Мира были приостановлены во избежание других трагедий.

Что-то в его голосе, странная печаль, заставило Тавку насторожиться. Она посмотрела на статую, затем на экскурсовода… Человек с блокнотом! Перехватив её взгляд, Каспар Бартон на секунду прижал палец к губам и подмигнул.

— Что ж, пойдем дальше, — экскурсовод поднял катушку. — Пора взглянуть на результаты нашего маленького эксперимента.

Они шли не так долго, когда впереди показалась фигура — женщина с лошадиной физиономией. Она топталась на месте и качала веревку, пуская по ней волны, будто игралась в скакалочку.

— Мам! — завопила толстая девочка.

— Ох! — женщина посмотрела на нее, затем на веревку у себя в руке. — Но вы же…

Они подошли ближе. Экскурсовод забрал у женщины веревку и соединил два конца.

— Итак, мадам, — объявил он, точно фокусник перед тем, как вытащить кролика из шляпы. — Вы подтверждаете, что не сходили с места?

— Ну да…

— А все остальные, могут подтвердить, что мы шли только прямо, никуда не сворачивая?

Все закивали. Тавка была впечатлена, да и другие девочки тоже.

— И что это означает?

— Что мы прошли по кругу? — предположила Тавка.

— Эй! — крикнула толстая девочка. — Я первая хотела это сказать!

Тавка показала ей язык.

— Молодец, малышка, — похвалил её Каспар, пока толстая девочка кипела от злости. — Однако это не совсем так. Край Мира представляет собой не кольцо, а прямую, но при этом замкнутую на саму себя.

— Простите, — нахмурился отец. — Если я правильно понял, получается, если взять бинокль и посмотреть вдоль Края Мира, то можно увидеть собственный затылок?

Экскурсовод покачал головой.

— Казалось бы, — сказал он. — Очевидное предположение. Но если посмотреть в бинокль, можете сами провести этот эксперимент, то увидите только Край Мира, продолжающийся в бесконечность… Так же и луч света — стандартный опыт с зеркальцем — здесь двигается по прямой, не замыкаясь. К сожалению, мы не знаем, почему так происходит — мы только стоим на пороге тех великих открытий, которые хранит это удивительное место — Край Мира.

Каспар принялся наматывать веревку на катушку.

— Опыт с веревкой все любят, — пробормотал он и ещё тише добавил: — Дешевый фокус…

— Ну как тебе? — спросил отец. — Понравилось?

— Не знаю, — призналась Тавка. — Все так странно, непонятно… И неуютно.

Она посмотрела в синюю бесконечность и поджала губы. Неуютно… Может, и не совсем верное слово. Но похожее чувство она испытывала дома, когда глядела на пустой стул, на котором должна была сидеть её мама. Тягучая неопределённость от того, что нет того, что обязано быть.

— И драконов я не вижу… Я хочу домой.

— Подожди, — сказал отец. — Помнишь, что сказал экскурсовод? Если будешь их высматривать, точно не увидишь.

— А как их не высматривать?

— Не знаю. Попробуй смотреть краем глаза или искоса…

— Но тогда я буду высматривать их краем глаза!

На это отец не нашел, что сказать.

— На этом наша экскурсия заканчивается, — объявил Каспар. — Если вас что-то заинтересовало, в лавке на выходе вы можете приобрести познавательную литературу. Также там продаются сувениры: футболки, кружки и магниты, любезно предоставленные Обществом охраны памятников. Киоск с закусками и прохладительными напитками стоит вон там… Большое спасибо за внимание.

Стоило ему только упомянуть закуски и прохладительные напитки, как девочки тут же оживились. Киоск вызвал куда больший энтузиазм, чем все чудеса Края Мира. Что такое бесконечность в сравнении с сосиской в тесте и стаканом шипучки? Но прежде чем уйти:

— Девочки, давайте поблагодарим нашего гида за познавательную экскурсию!

— Спа-си-бо! — хором грохнули девочки. Каспар отпрянул.

— Пожалуйста… Мы всегда будем рады снова увидеть вас на Краю Мира…

Но девочки уже наперегонки неслись к киоску.

— Ты не голодна? — спросил отец. Тавка пожала плечами.

— Вот что, — отец отсчитал ей несколько монет. — Посмотри пока в бинокль, вдруг чего увидишь, а я куплю нам перекусить.

Он хлопнул её по плечу и зашагал к киоску с закусками. Тавка же направилась к биноклям. Она опустила монетку в прорезь и прижалась к окулярам. Ей пришлось встать на цыпочки. Резиновые накладки потрескались от жары и были шершавыми на ощупь.

Тихо зажужжал таймер, отсчитывая отведенные ей две минуты. Впрочем, уже через десять секунд Тавке стало понятно, что она зря потратила деньги. Смотреть было не на что. С тем же успехом можно было закрасить стекла бинокля синей краской. Жаль, никому не хватило фантазии нарисовать на них драконов — тогда бы она их точно увидела…

— Ага! Попалась! — прозвучал над ухом визгливый голос.

Тавка отпрянула от бинокля и нос к носу столкнулась с толстой девочкой. От неожиданности она лишилась дара речи. Тавка была уверена, что девица первой побежала за закусками. Она и подумать не могла, что та будет её караулить.

Тавка испуганно огляделась в поисках хоть кого-нибудь, кто смог бы ей помочь. Но девица очень удачно выбрала момент, не иначе как всю экскурсию только и ждала, когда они с Тавкой останутся один на один. Папа топтался в очереди, рядом с ним стояла мамаша толстухи, и они о чем-то разговаривали. Экскурсовод Каспар тоже отошел слишком далеко… Конечно, Тавка могла закричать, позвать на помощь, но что-то не дало ей этого сделать. Может, испуг, может, и гордость, а скорее всего — всё вместе.

Протянув руку, девица схватила Тавку за плечо.

— Слышь, малявка, — она сжала пальцы. Тавка вскрикнула. — Ты меня довела.

— Пусти, — Тавка дернулась, однако девица держала крепко, и сил ей было не занимать. — Что я тебе сделала?

Тавка хотела, чтобы в голосе прозвучал вызов, но слова прозвучали плаксиво.

— А ты мне не нравишься. Рожа у тебя, как у лисы, — сказала девица. В её вселенной это была достаточная причина для ненависти. — Чего ты лезешь, куда не звали? Короче, деньги есть?

— Что?

— Ты мне должна, ясно? За экскурсию — мама за нее деньги платила, а мы на эту, благотворительность, не подписывались.

Тавка сжала кулаки. Денег у нее было всего ничего, не хватит и на стакан газировки. Но отдавать их рыжей разбойнице она не собиралась. Это было делом принципа. Беда в том, что и для толстухи делом принципа было хоть как-то проучить Тавку — чтобы поддержать свой авторитет. Какая из нее старшая по отряду, если она не способна поставить на место сопливую малолетку? Её чувство собственной важности требовало отмщения. А деньги имели значение исключительно как символ — очередной значок за победу.

— Гони монету, в общем.

Девица сплюнула сквозь щель между передними зубами. Тавка зажала мелочь в кулаке.

— Я… Я все расскажу папе! — выпалила она.

— Да ну? — протянула девица. — А что скажет твой папочка, если с его доченькой произойдет несчастный случай?

— Несчастный случай? — Тавка растерялась.

— Если его доченька — бамс! — и упадет за Край Мира? — девица дернула её за руку. — Это ведь будет несчастный случай, так?

За Край Мира? У Тавки задрожали коленки. Умом она понимала, что это угроза на пустом месте. Ничего подобного девица в жизни не сделает — ей не хватит ни сил, не смелости. Она просто пугает её и ничего больше… Не сделает? А вдруг? Вдруг она совсем ненормальная или настолько тупая и злая, что решит попытаться? Тавка обернулась, посмотрела за Край…

…И увидела дракона.

Он был тут, совсем рядом. Медленно, со скоростью улитки, он скользил вдоль Края. Тавка замерла, не смея вдохнуть, не веря в то, что видит собственными глазами.

Как и говорил Каспар, дракон ни капельки не походил на картинки из книжек со сказками. У него не было ни кожистых крыльев, ни лап с длинными когтями. По бокам извивающегося тела колыхалось что-то похожее на обтрепанные плавники или пучки водорослей. И он не летел, а скорее плыл сквозь синюю бесконечность.

Извивающееся тело было толщиной с большую бочку, а длиной… Сорок метров? Пятьдесят? Тавка не могла сказать даже навскидку. Голова дракона была размером с автомобиль и напоминала морду огромной лисы — если бы лиса оказалась рыбой. Хотя, конечно, это существо не было ни рыбой, ни зверем. Из приоткрытой пасти свешивался молочно-белый язык — время от времени дракон хлестал им себя по щекам и глазам, точно плеткой.

Но самым поразительным был не внешний вид чудовища и не его размеры, а его цвет. В сказках драконы часто носят панцири из драгоценных камней. Но никакие самоцветы не могли сравниться с переливами красок на шкуре настоящего дракона. Так сверкает масляная пленка на луже под лучами весеннего солнца — только в стократ ярче. Длинное тело пульсировало, будто под полупрозрачной шкурой перекатывались светящиеся цветные шары. Алый, темно-синий, нежно-зеленый, лиловый и фиолетовый — каждый цвет, каждый оттенок завораживали чистотой и глубиной. Меняющимся узором драконьей шкуры можно было любоваться бесконечно.

Тавка подумала: вот бы это увидела мама. Все эти волшебные цвета, которым даже названий не подобрать. Малиновый вихрь, Жемчужный полет, Изумрудный рассвет…

Дракон извернулся. Сейчас его тело походило на многократно повторяющуюся букву «S». Он летел-плыл совсем рядом, но при этом даже краем плавника не пересекал границу Края. Тавка уставилась в огромный миндалевидный глаз. Глаз, в котором ничего не отражалось.

Хоть Тавка и стояла на твердой земле, чувство было такое, будто она падает. Интересно, видит ли её дракон? А если видит, кем она предстает в его глазах? Мелкой букашкой? Соринкой, не стоящей даже крупицы внимания?

— На что ты вылупилась?! — толстая девочка развернулась.

И сильная хватка тут же ослабла. Девица издала булькающий звук, словно хотела что-то сказать, да подавилась словами. Пунцово-красное лицо вмиг побелело.

— Дракон… — прошептала Тавка.

Наверное, это было странно, что они увидели его одновременно. Но в тот момент Тавка не думала об этом. В мире не существовало ничего, кроме невозможного, невероятного, сказочного, волшебного создания, парящего перед её глазами.

А вот на девицу дракон произвел иное впечатление. От грозной разбойницы не осталось и следа. Видимо, значок за «Храбрость» ей достался по ошибке. Она попятилась от Края, запуталась в ногах и грузно села на попу.

— Ма-ама… Мама… МАМА!

И она завизжала, что есть силы.

Дракон, которому не было абсолютно никакого дела до девицы и до её воплей, извернулся, скользя куда-то вниз. Тавка метнулась к ограде, но когда она посмотрела вслед дракону, то разглядела лишь плавно затухающее мерцание.

Толстушка выла как пожарная сирена. Все, кто был на Краю, её услышали. И все бросились на помощь. Первой, конечно же, бежала мать, причитая на ходу:

— Алевтина! Алевтина! Что?! Что случилось?!

Вслед за женщиной, точно цыплята за наседкой, неслись остальные девочки, а вместе с ними и отец Тавки. С другой стороны спешил экскурсовод Каспар. Только что рядом с ними никого не было, и тут в одно мгновение собралась целая толпа. Женщина приобняла дочь за плечи.

— Что? Что случилось, пирожочек мой?

За её спиной девочки молча переглянулись. Авторитет Алевтины, некогда старшей по отряду, окончательно и бесповоротно рухнул в пропасть. Но девица этого пока не осознала. Она подняла руку, указывая за Край.

— Там… Там чудовище! Оно хотело меня сожрать!

— Не говори ерунды! — перебил её экскурсовод. — Драконам нет до тебя никакого дела. Ты для них вообще не существуешь.

Но видимо, ему не часто доводилось сталкиваться с перепуганными матерями. Женщина вскинула голову и глаза её метали молнии.

— Да как вы смеете! — процедила она. — Моя дочь чудом спаслась от жуткой твари!

— Мадам…

Но женщину уже понесло.

— Сюда приезжают дети! А у вас нет даже элементарных представлений о технике безопасности! В любой момент… Мы немедленно покидаем это место. Я напишу жалобу в соответствующие инстанции. Я это так не оставлю, у меня большие связи!

— Валяйте, — махнул рукой экскурсовод. Он отвернулся от нее и уставился за Край, дергая себя за ус.

Женщина помогла Алевтине подняться, придерживая её под мышками. Девицу слегка шатало, но она уже начала приходить в себя, судя по взгляду, брошенному в сторону Тавки. В ответ та довольно ухмыльнулась — и все-таки она вышла из этой схватки победителем.

— Отряд «Дикобраз»! На выход. Через пять минут всем быть в автобусе!

— Но… — подала голос одна из девочек. — А как же сувениры?

— Пять минут! — женщина подтолкнула дочь. — Давай, пирожочек мой, осторожно, я тебе помогу.

«Пирожочек» одними губами прошептала Тавка. Алевтина пусть и не услышала ее, но все поняла. Только ничего не могла поделать. Её отряд бежал с поля боя.

— До чего нервная и ограниченная особа, — сказал Каспар, провожая женщину взглядом. — Вот из-за таких нам и урезают финансирование…

Он сплюнул в сердцах. Тавка схватила отца за руку.

— Папа! Я… Я видела дракона! Настоящего!

И не просто видела, но и не испугалась! Разве что самую капельку. Не то, что эта рыжая мымра. Тавку распирало от гордости.

Отец стоял с растерянным видом, сбитый с толку разыгравшейся сценой. В руке он держал карамельное яблоко на палочке, такое красное, что оно казалось черным. Цвет — «пурпурная бездна».

— Дракона?

— Да!!! — Тавка запрыгала на месте, не в силах сдержать нахлынувший поток эмоций. — Он был такой… Большой! И такой красивый… Цвета, как… А эта девочка… Но я не испугалась! У него были вот такенные зубы!

Она руками показала, какие именно зубы были у чудовища и даже не преувеличила. Отец был впечатлен.

— Ну поздравляю! Значит, не зря мы сюда ехали. Вот тебе приз за наблюдательность, — он протянул ей карамельное яблоко. — Местный деликатес.

— У нас тоже продают карамельные яблоки, — напомнила ему Тавка.

— Да, — не стал спорить отец. — Но здесь у них особенный вкус. Когда я был маленький… В общем, именно на Краю Мира я попробовал карамельные яблоки впервые в жизни. Тогда здесь не было никакого киоска, а только лоток…

Тавка взяла «приз» с некоторой опаской. Честно говоря, она бы предпочла сосиску в тесте. Но она догадалась, что для отца это яблоко больше чем просто яблоко. Что он делился с ней чем-то сокровенным. Глядя на улыбающегося отца, она куснула яблоко.

И взвыла от боли.

Первое, что следует помнить, когда ешь карамельные яблоки: не стоит этого делать, если у тебя болит зуб. Никакие кусачки и клещи не сравнятся с тягучей, липкой, теплой карамелью. Бесконечно долгое мгновение Тавке казалось, будто десну режут ножом. Она завертелась на месте; слезы хлынули в три ручья.

— Эй! Стрекоза! Октавия? Что случилось?

Лишь ценой нечеловеческих усилий Тавке удалось разжать челюсти. Проще было умереть. Но когда она это смогла, боль отхлынула, как волна от берега. Зуб остался торчать в яблоке, увязнув в карамели.

— Ты чего? — отец схватил её за плечи.

Тавка подняла на него заплаканное лицо.

— Жуб! — она показала яблоко.

Отец отпрянул, но тут же взял себя в руки.

— Так молочный же! Давно пора. Ну, не реви, все хорошо… Зато обошлись без подзатыльников. Теперь ты точно не забудешь…

Он приобнял дочь. Тавка потрогала языком лунку и почувствовала металлический вкус крови. Зуб, вернее его отсутствие, ещё чувствовался, однако тупая, ноющая боль, изводившая её всю поездку, ушла. И это было до того здорово, что Тавка едва не рассмеялась, несмотря на текущие по щекам слезы.

— Ну? Уже лучше?

Тавка выдавила какое-то подобие улыбки. Одно Тавка знала наверняка: ни за какие коврижки она не будет больше есть карамельные яблоки! Она разжала пальцы, и яблоко упало на сухую траву. На него тут же налипли пылинки, мелкие камушки, прочий мусор — и среди всего этого красно-белой кляксой торчал выпавший зуб. Тавка отпихнула яблоко носком сандалии. Оно покатилось и свалилось за Край Мира.

— Как думаешь, это был знак? — спросила Тавка.

Отец пожал плечами и поправил ремень сумки.

— А ты уже увидел дракона? — сказала Тавка.

— Не в эту поездку, — вздохнул отец. — Видимо, слишком старательно я их высматриваю.

Он повернулся лицом к синей бесконечности. Уголки его губ опустились — он старался не подавать вида, но было заметно, что ему немножко обидно. Тавка тоже повернулась. На этот раз никаких драконов за Краем она не увидела — с той стороны вновь была лишь бесконечная, безбрежная, долгая синева. Но теперь-то Тавка знала, что драконы там есть! Что это не выдумка, как птичка из фотоаппарата.

Мимо быстрым шагом прошел экскурсовод. Он был настолько погружен в свои мысли, что едва не сбил отца с ног. А потом уставился на него, будто никак не мог понять, откуда тот взялся?

— Сигаретки не найдется? — наконец спросил экскурсовод, он же знаменитый исследователь Каспар Бартон. Отец покачал головой.

— Простите. Не курю. И вам, как врач, не советую.

— Жаль, — вздохнул экскурсовод. Он вытащил из кармана мятую пачку и зубами вытянул сигарету. Прикурил от спички.

— Ваша девчушка?

— Моя, — отец потрепал Тавку по волосам.

— Сообразительная, — хмыкнул Каспар. — Далеко пойдет…

Он глубоко затянулся и выдохнул в небо густое облако вонючего дыма. И вдруг спросил ни с того ни с сего:

— Вы это чувствуете?

— Что именно? — растерялся отец.

— Ветер, — сказал Каспар и помахал перед лицом рукой, разгоняя дым. — Ветер которого нет.

— Я чувствую, — сказала Тавка.

Экскурсовод улыбнулся ей одними губами.

— Дыхание бесконечности, — сказал он. — Всё-таки, нам, простым смертным, не дано постичь того, что там, за краем. Неопределенность наш удел…

Он уставился за Край и передернул плечами. Выкурив сигарету лишь наполовину, экскурсовод отшвырнул её в сторону и тут же достал из пачки следующую. Отец укоризненно поджал губы, но Каспар будто и не заметил, весь во власти своих печалей.

— Дяденька, — подала голос Тавка. — А драконов за Краем очень много?

Экскурсовод дернул себя за ус.

— Дети… Ровно столько, сколько ты способна вообразить.

Отец приподнял брови. Видимо только сейчас он догадался, кто этот экскурсовод на самом деле. Порой взрослые такие ненаблюдательные!

— Маме бы там понравилось, — сказала Тавка. — Там столько цветов. Мама любила разные цвета.

— Если тебя интересуют драконы, — сказал Каспар, — в сувенирной лавке продаются книжки-раскраски и красочные сувенирные альбомы. Скажи продавщице, что доктор Бартон велел, чтобы вам сделали скидку.

Махнув рукой, он зашагал дальше вдоль Края. Следом за ним плыло табачное облако, распадаясь на завитки и петли.

— Добрый человек, — сказал отец, провожая экскурсовода взглядом. — Жаль, что так вышло с ним и с его другом. Ушел один, а в итоге они оба потерялись в неопределённости и безвременье.

— А мы разве нет? — спросила Тавка. Она немного помолчала. — Я знаю, что ты не мог её спасти, пап. Это не твоя вина.

Отец некоторое время молчал, но затем кивнул.

— Да. Хочешь, сделаем это вместе?

— Хочу, — сказала Тавка. — И так надо.

Отец поставил сумку на землю, расстегнул молнию и вытащил керамическую урну. Втроём они подошли к Краю Мира.

— А потом ты купишь мне раскраски?