Игорек сидел за письменным столом. Уроки, тетрадки и учебники были лениво отброшены в сторону.

Внимание Игорька приковала к себе ползающая по стеклу окна муха. Муха была огромная и переливалась всеми цветами радуги, как бензиновая лужица. Игорек неотрывно следил за насекомым. Хорошо бы изловить эту муху и посадить в коробок от спичек. Да, именно в спичечный коробок, а потом, когда покажет всем ребятам во дворе, тогда можно будет привязать к мухе нитку и таскать ее, как воздушного змея. А еще можно оторвать ей крылья…

Игорек поднялся со стула, пристально и как-то плотоядно поглядел на муху, медленно, взвешивая каждый шаг пошел к окну. Муху спас телефонный звонок. Игорек вздрогнул, муха оторвалась от стекла и вылетела в форточку. Телефон надрывался изо всех сил, и Игорек, наконец, поднял трубку.

— Алле-здрасте-а-Игоря-будте-добры? — на одном дыхании, с огромной скоростью раздалось из трубки.

— Это я.

— Игореус, ты гулять пойдешь?

Игорек посмотрел на часы, мама приходит с работы через час. К этому времени он должен быть дома со сделанными уроками. Уроки у него сделаны, значит можно часок и погулять.

— Я сейчас, — сообщил он в трубку.

— Мы тебя во дворе ждем, — ответила трубка и запищала короткими гудками.

Игорек повесил трубку, пронесся через комнату, быстро оделся и побежал на улицу.

Они целый час играли в войну, бегая вокруг дома. То есть, конечно для них, дом не был домом.

Для них не существовало ни дома, ни прохожих, ни чего, что было вокруг них в реальном мире. Они сидели в кустах в засаде, следили из-за угла за врагом, стреляли, но никогда не попадали, а если и попадали, то только ранили друг друга. Конечно, кому интересно будет играть, если всех поубивают?

Час пролетел, как одна минута. Как раз теперь Игорек вытаскивал на плечах своего раненого друга из окружения.

— Три-три, нет игры! — проорал Игорек догоняющим его врагам, когда увидел, что времени на прогулку у него больше нет. Враги потеряли свои очертания и снова стали его одноклассниками.

— Игореус, ты чего?

— Мне домой пора.

— Да ладно, давай еще пол часика.

— Нет.

— Ты чего, маленький?

Конечно он не был маленьким, ему было уже восемь лет. И больше всего на свете ему сейчас хотелось доиграть, победить всех врагов, заставить их трепетать, бежать с поля боя побросав оружие, а потом радостно кричать «Ура!» и праздновать победу… Но мама-то уже наверное дома, и ему пора домой. Мама уже не отпустит, скажет, что поздно, что завтра будет день. Какой день завтра? Врага надо разгромить сегодня, за ночь он накопит силы и будет сопротивляться, а сейчас они так близки к победе. Что делать? С одной стороны мама, с другой — победа. Его начали раздирать противоречия. Что делать?

Ответ пришел сам собой. Он посмотрел на часы, повернул стрелки на пол часа назад, а маме скажет, что часы отстают. Игорек вскинул автомат на изготовку и радостно, забыв про противоречия сообщил:

— Еще полчаса!

— Два-два, есть игра, — завопил кто-то.

Друзья-одноклассники опять стали превращаться во врагов с дикими оскалами. Игорек откатился в сторону, выстрелил, побежал, проломился сквозь кусты, обернулся и снова выстрелил. Война продолжалась.

Так Игорек первый раз в жизни обманул маму.

Игорь шел домой, настроение его было пасмурным. Пребывая в таком настроении он и зашел в свой двор. Двор был не просто своим, потому что он здесь жил, двор был полностью своим, потому что его здесь все знали и все уважали, а кто не уважал, тот побаивался. Именно эти, которые побаивались, и говорили за его спиной, когда он проходил мимо: «вон местная шпана идет».

Он подошел уже к подъезду, когда услышал из глубины двора сдавленный вскрик. Игорь пошел на звуки и уткнулся в детскую беседку. В беседке четверо довольно крупных парней зажали в угол девушку. Девушка пыталась что-то говорить, но язык уже заплетался от страха. Парни ржали и зажимали ее, обступая еще плотнее. Девушку Игорь узнал — это была Иринка из второго подъезда, парни были чужие.

— Эй, жлобы, оставьте девочку, — тихо сказал Игорь.

Жлобы не услышали, или сделали вид, что не услышали, а может просто не обратили внимания.

— Чуваки, у вас с ушами плохо?

Один из парней повернулся, оценивающе поглядел на Игоря.

— Тебе чего?

— Я говорю, что не хера издеваться над девочкой.

— А кто над ней издевается?

— Вы. Ты в частности.

— Я над ней не издеваюсь, я ее хочу.

— А она тебя — нет.

— Да ладно, ты посмотри ей в глаза. Она тоже хочет, только сопротивляется для виду, как порядочная.

— Отпусти ее, — повторил Игорь с угрозой в голосе и достал из кармана ножичек. Ножичек был самоделкой, но самоделкой мощной, хорошо сбалансированной и вполне тянул на холодное оружие.

Иринка потихоньку стала протискиваться через окруживших ее парней. Парни не обратили на это внимания. Теперь уже все четверо смотрели на Игоря.

— Чувак, ты чего?

— Отвалите от девочки.

— Да она сама.

— Отвалите от девочки!

Четверо расступились и Иринка быстро побежала к подъезду.

— А теперь, высерки собачьи, валите отсюда. И чтоб больше я вас здесь не видел.

— Хорошо, извини.

Игорь посмотрел на то, как парни вылезают из беседки, понурые идут в сторону, повернулся и пошел домой. Что-то ударило его в спину. Игорь почувствовал, что падает, выставил руки перед собой, чтобы не грохнуться на живот, выронил нож.

Упал на руки, тут же попытался подняться, но не успел. Сильный удар ботинком в живот перевернул Игоря на спину.

— А, к-казел вонючий, валить отсюда? Сам вали, урод.

Удары посыпались один за другим. Били ногами, подняться не давали. Били сильно. Сначала Игорь пытался отвечать, потом закрываться, потом перевернулся на бок и, прикрыв рукой свое мужское достоинство, крючился от ударов.

Они били методично, зло, жестоко. Они мстили за свое поражение. Они били с пьяным наслаждением, били даже тогда, когда он перестал сопротивляться и прекрываться. Били, когда у него были переломаны уже все ребра и левая рука впридачу. Били тогда, когда он потерял сознание. Били тогда, когда он уже ничего не чувствовал. Били тогда, когда он умер.

Игорь перестал ощущать боль, провалился в темноту. Потом, когда глаза к темноте привыкли, он понял, что несется по коридору или трубе. Несется не по своей воле, а под действием какой-то силы сродни силе земного притяжения. Труба (или все-таки коридор?) изгибалась, поворачивала, уходила вниз. Игорю казалось, что на очередном повороте его размажет по стене, но он поворачивал вместе с коридором.

Еще один поворот и еще. Коридор кончился, невыносимый яркий свет ударил в глаза Игорю. Игорь зажмурился, что впрочем не очень помогло, уже с закрытыми глазами почувствовал, что падает, упал. Глаза долго привыкали к ослепительному свету. Наконец Игорь приоткрыл один глаз, затем второй, потом щурясь огляделся. Вокруг него раскинулся лес. Мощные вековые деревья с необыкновенными бирюзовыми листьями переплетались между собой, уходили ветвями в небо, закрывали его от посторонних глаз. Яркому свету не откуда было просочиться, но он шел, казалось, отовсюду.

Кто-то тронул его за плечо. Игорь обернулся, перед ним, там где минуту назад никого не было, стояли две девушки. Они были примерно одного роста и прекрасно сложены, на этом сходство их заканчивалось.

Одна, с копной ярко-рыжих волос, соблазнительно улыбалась. На милом личике не было ни одной правильной черты, но все в целом поражало красотой и женственностью. В глазах ее скакали черти, а губы раздвинулись в ослепительной улыбке, обнажая ровные, крепкие, белые зубы. Ее ладную фигурку обтягивало шикарное красное платье с глубоким вырезом. Прекрасная фигура была как на ладони, но в голове Игоря вертелась совершенно идиотская мысль. «Не очень-то удобно в таком платье по лесу шастать, — он обратил внимание на блестящие красные туфли на высоком каблуке. — а на таких каблуках и подавно!» Вторая девушка выглядела, как античная скульптура. Совершенные черты лица, прелестно очерченные губы, огромные глаза цвета неба, золотистые густые волосы. Она тоже улыбалась, но не нагло сверкая зубами, а как-то грустно, тоскливо. На ней был костюмчик: белая короткая юбка, выставляющая на показ красивые длинные ноги, белый пиджак, не скрывающий, а подчеркивающий линии идеальной фигуры, под пиджаком белая блузка.

Игорь не успел спросить ни кто они такие, ни где он оказался, знание пришло само. Упало на него стеной.

Знание это не допускало ни шуток, ни насмешек, ни сомнений. Оно пришло вдруг и навсегда, как откровение, как осознание. Игоря удивляло теперь только одно:

— Если Бог, то почему женщина? — спросил он. — Ведь все мифы, легенды, религии говорят, что Бог — отец, то есть мужчина. Да и Сатана — тоже он. И чего вы так вырядились?

— Как хотим, так и наряжаемся, — вспыхнула девушка. — У вас своя мода, у нас — своя. А легенды ваши безбожно врут. Нет большей хулы Богу, чем то, что в них написано.

Почитать ваши легенды, так я получаюсь мерзкой диктаторшей, которая говорит как НАДО делать и тут же поступает наоборот. Да еще и член мне под юбку засунули. Тьфу!

— Какой член? — не понял Игорь.

— Ну я же мужик.

— Чего?

— Фу-уф, — тяжело вздохнула девушка. — По вашим легендам я мужик, а у мужика должен быть член, если я правильно помню анатомию. Хотя с чего бы мне ее забывать, когда я сама ее и придумала.

— Ага, а у тебя нет?

— Чего нет?

— Члена.

— А откуда ему взяться?

Игорь долго собирался с мыслями, наконец сообразил:

— Значит Бог — женщина?

— Бывают и мужчины, только здесь их нет.

— Угу. А души?

— А души, между прочим, тоже женского рода.

Игорь вздрогнул. Девушка, хотя какая она девушка, когда она Бог, засмеялась:

— Да ладно, ладно, шучу я. Души бесполые.

Игорь дернулся еще резче и опустил глаза туда, где его ноги плавно переходили в живот. Девушка рассмеялась еще звонче:

— Да я не в том смысле. Не дергайся, там все на месте.

Игорь все же пощупал рукой, убедился в ее правоте, несколько успокоился.

— Ладно, — сказал он. — Мифы — бред.

— Почему бред? Очень милые сказки, только не про нас.

— Хорошо, не про вас. А, что тогда на самом деле? Что про вас? Что теперь со мной будет?

— Есть варианты, хотя тут как раз все стандартно. Сейчас мы, не судим конечно, а взвешиваем твои поступки, а там, что весы покажут, то и будет. Если хорошее в тебе перевесит, то дальнейшая твоя жизнь пойдет так, как ты представляешь для себя счастье, а если перевесит плохое, то с тобой будет происходить то, что мучило тебя еще в земной жизни, то что ты считаешь для себя адом.

Ну конечно ни райских садов, ни котла со смолой не будет, мы же не звери.

— Кончай говорить, дорогая, — подала голос рыжая. Ее голос в отличие от грустного, но мягкого и насыщенного голоса блондинки, которая назвала себя Богом, звучал мелодично, но насмешливо, с сарказмом. — Заканчивай эти разговоры.

Пора начинать, а то так и до вечера не освободимся.

Она шагнула в сторону, и между девушками из воздуха возникли золотые весы. Чаши весов поколыхались и замерли, поймав шаткое равновесие.

— Ну вот, дорогая, теперь давай вспоминать. В четыре года он подрался с мальчиком из соседнего дома, — она говорила, а перед глазами Игоря встала та сцена. Хотя нет, не перед глазами, а он еще раз пережил те минуты своей жизни.

Впечатление осталось двоякое: с одной стороны было приятно вспомнить детство, с другой — драться было не очень приятно. Потом он снова очутился в лесу с двумя девушками, что-то звякнуло. Игорь посмотрел на весы. На одной чаше еще качающихся весов теперь лежал черный шарик, перевешивающий весы, нарушивший равновесие. При ближайшем рассмотрении шарик оказался крупной черной жемчужиной, но не это тронуло Игоря.

— Стойте! Но ведь наказывать или не наказывать надо не за действие, а за причину этого действия. Я ведь тогда подрался с ним, потому что он девочку обижал.

— Ну как наказывать это другой разговор.

За причину, за следствие — у каждого свое мнение на этот счет, сообщила рыжая, потом обратилась к блондинке. — Как мы поступим, дорогая.

— Я думаю, он прав, но права и ты, — она на секунду задумалась. Хорошо, будем оценивать и непосредственное действие, так как оно влияет на события, и причину этих действий, так как цель может быть благая, хоть и не оправдывает средства. Итак он хотел защитить девочку, это хорошо.

Снова звякнуло, весы выровнялись. На правой чаше теперь лежал такой же шарик, как и на левой, только перламутровый. «Сразу видно, что бабы подумал Игорь — жемчуг, золото…» — Это не твое дело, — сообщила ему та, что назвала себя Богом.

— Вы еще и мысли читаете? — содрогнулся Игорь.

— А как же, конечно. И мы знаем о тебе больше, чем ты сам. Но давайте перейдем к делу.

Обе посмотрели на весы. Игорь невольно посмотрел туда же.

— Да, так будет верно, — обронила рыжая.

— А теперь, дорогая, вспомни, как он врал матери, — Игорь пережил, прочувствовал, прожил эти моменты своей жизни еще раз. — вспомни, как он таскал у нее из кошелька мелочь, вспомни…

Черные шарики забарабанили по левой чаше весов. Потом заговорила блондинка, и на весы посыпались перламутровые шарики. Вся жизнь была прожита Игорем еще раз. Сначала хронология более менее соблюдалась. С того раза, когда впервые обманул маму он, почувствовав, что ложь его принята на веру и остается безнаказанной, начал обманывать чаще все больше по пустякам. Потом однажды упер у матери из кошелька несколько манеток. Мама не заметила этого и кража повторилась. В школе он все же продолжал хорошо учиться, потом однажды переругался с классной руководительницей, обозвал ее п…дой при всем классе и, хлопнув дверью, удалился. Мать была вызвана в школу, но так об этом и не узнала. А Игорь продолжал посещать стены храма знаний, но заходил он туда все реже и реже, а оценки его становились все хуже и хуже. Потом вспомнилось, как он со своим приятелем обчистил соседскую квартиру, вспомнились все его «шалости», которые он позволял себе будучи «уважаемым» человеком в своем дворе.

Последнее событие, которое он пережил заново в хронологическом порядке, было изъятие им того самого ножичка у одного лоха. Лох был соплив и самоуверен. Игорь нагрел его в карты, а потом, когда оказалось, что долг отдавать лоху нечем, пришел к нему домой и взял себе первое, что понравилось — ножичек лохова отца. Лох умолял взять что-нибудь другое, но Игорь был непреклонен. Этот поступок долго рассматривался с разных точек зрения и был оценен целой горстью шариков, распределившихся по обеим чашам весов.

Дальше подробности жизни Игоря заскакали уже без соблюдения хронологии. Он прожил всю свою жизнь еще раз.

Иногда поступки его переоценивались им и тогда он стыдливо опускал глаза. Иногда он воспринимал реакцию на свои действия в штыки, даже если и был не прав, то не признавал этого. Однако вспоминались не только плохие поступки, но и двоякие, и откровенно хорошие. Весы двигались не находя покоя, изменяли свое положение то в одну, то в другую сторону, иногда находя равновесие. Но не успев замереть, тут же снова приходили в движение.

Наконец весы замерли. Игорь посмотрел на результат, вздохнул с облегчением. Весы хоть и чуть заметно, но все же перевешивали в правую сторону. Девушки: златокудрая Бог и рыжая Сатана — задумались, морщили лобики пытались припомнить еще что-то.

— Да! — вспомнила рыжая. — А тот самый первый раз, когда он солгал матери. Помнишь, дорогая?

— Помню, — отозвалась та, что была Богом. Весы вздрогнули, Игорь тоже. Горку шариков на левой чаше весов увенчала еще одна черная жемчужинка, весы выровнялись и замерли.

Девушки снова призадумались, но так ничего и не вспомнили. Игорь тоже ничего не вспомнил и не мог вспомнить при всем желании, потому что вся его жизнь от и до уже была прожита им еще раз. Не осталось ни одного поступка, ни одной тайной мысли, которая не была бы раскрыта и положена шариком на одну из чаш весов.

— По моему все, дорогая, — задумчиво протянула рыжая.

— Да, теперь все, — согласилась та, что была Богом.

Девушки посмотрели на весы, Игорь смотрел туда же. Весы замерли, количество перламутровых и черных шариков уровнялось.

— И что теперь? — не выдержал Игорь.

— Есть варианты, — задумчиво, как бы разговаривая сама с собой произнесла блондинка.

— Какие? — поинтересовался Игорь.

— Тебе-то что?

— Как это? Ведь это моя судьба.

— Хорошо, мы даем тебе испытание.

— Какое?

— Их много, я пока еще не придумала, что подсунуть тебе.

— А дальше?

— Дальше, если ты с честью выдерживаешь испытание, то на правой чаше весов появится еще один шарик и ты…

— Попаду в рай?

— Нет, это грубо и приземленно. Нет никакого рая, мы просто замыкаем тебя. Ты уйдешь сам в себя и будешь вечно испытывать эмоции, переживать события, которые ты сам считаешь счастьем. Если твои представления о счастье изменятся, то ты сам себя перезамкнешь на то, что ты будешь считать счастьем в тот момент. Если ты не выдержишь испытания, то шарик добавится к тем, что лежат на левой чаше весов. В этом случае мы замкнем тебя в другую сторону.

Твоя психика сама будет подбрасывать тебе все самое страшное и мерзостное, что ты можешь для себя представить. И опять же, если твои представления о самом страшном для тебя изменятся, то ты сам себя перезамкнешь и снова будешь мучаться от своих фобий.

— Какое испытание?

— Сейчас решим, — и они исчезли, просто растворились в воздухе.

Игорь потер глаза, но девушки не появились. Может их и не было? Нет были, весы вон до сих пор стоят, где и стояли. У Игоря зачесались руки. А что если переложить шарик с одной чаши весов на другую пока никого нет? Соблазн был велик, но тут же в голове родился другой вопрос. А если в этом и есть испытание?

Тогда он переложит шарик, обманет этих девушек и будет вечно мучаться. Это еще если обманет, а то может ему и не поверят. Игорь обошел весы кругом. Переложить, или не перекладывать? Вот это вопрос, посложнее чем гамлетовский.

Он сделал еще один круг вокруг весов и уперся в материализовавшихся из ничего девушек.

— Мы придумали.

— Значит испытания еще не было? — Игорь посмотрел на девушек, на весы, но шарика так и не появилось.

— Мы отправим тебя назад, — как бы не слыша его продолжила блондинка. и дадим тебе возможность исправить один из твоих грехов или грешков.

— Какой?

— Увидишь, — улыбнулась рыжая.

Улыбнулась как-то хищно, наверное именно она придумала, какой грешок должен будет исправить Игорь.

— У тебя будет возможность исправить ситуацию, — продолжала блондинка. — кроме того, у тебя будет знание — память обо всем, что случилось с тобой до сегодняшнего дня и здесь сегодня. А теперь прощай, больше мы с тобой не увидимся. Сразу после того, как ты совершишь самый главный поступок в своей жизни, в зависимости от результата, мы замкнем тебя в ту или в другую сторону.

Если у тебя есть какие-нибудь вопросы или пожелания, говори сейчас.

— Здесь, что, какой-то подвох?

— С чего ты взял?

— Ну я не знаю, слишком много всего вы мне разрешаете и оставляете. Так что?

— Да, конечно, подвох есть.

— Какой?

— Увидишь. Ты все увидишь сам. И скоро.

Прощай.

Игорек сидел в кустах с автоматом. Враги были где-то рядом. Игорь пригнул голову, огляделся.

Ну конечно, именно это он должен исправить. С этого проступка все началось. Но какой пустяк! Он взрослый человек, хоть и выглядит сейчас восьмилетним мальчиком, он знает то, что не известно ни одному человеку на земле. Он знает все, что будет с ним дальше, знает зачем он здесь, знает, что ему надо сделать и чего делать не надо. Он выдержит испытание, конечно выдержит.

Враги показались неожиданно, в это время к нему подполз его друг.

— Игореус, пора бежать, а то они нас засекут, они сюда идут.

Игорь взял автомат и пополз в сторону, враги приближались. Его друг, который полз сзади, вдруг вскочил на ноги и щелкая по врагам из пистолета закричал:

— Нате, гады, получайте. Кх! Кх!

«Гады» быстро сообразили в чем дело и стали стрелять по кустам, в которых прятались Игорек с другом. Друг упал, выронив пистолет. Враги подбирались к кустам.

— Ты умер? — спросил Игорек.

— Нет, — сообщил друг. — меня ранили.

Беги.

— Нет, они возьмут тебя в плен и будут пытать.

— Это не важно.

— Важно. Мы убежим вместе.

Игорек поднял пистолет друга, поднял самого друга, и они похромали в сторону. Время от времени Игорек поворачивался назад, вскидывал автомат и кричал: «Тра-та-та-та-та!» Тогда враги падали, и Игорек снова бежал. А враги вставали и догоняли его. Тут в глаза Игорю бросились часы. Он остановился, закричал:

— Три-три, нет игры!

— Игореус, ты чего?

— Мне домой пора.

— Да ладно, давай еще пол часика.

— Нет.

— Ты чего, маленький?

Конечно он не был маленьким, он был взрослым человеком и он прекрасно знал, что ему сейчас надо делать.

Но он был маленьким мальчиком, как не парадоксально это звучало. Он был маленьким мальчиком, хотя и знал все то, чего не знает ни один человек на планете. Все эти знания были сейчас, как в тумане. Он был маленьким мальчиком и чувствовал, ощущал этот мир, как маленький мальчик. И больше всего на свете ему сейчас хотелось доиграть, победить всех врагов, заставить их трепетать, бежать с поля боя побросав оружие, а потом радостно кричать «Ура!» и праздновать победу… Но мама-то уже наверное дома, и ему пора домой. Мама уже не отпустит, скажет, что поздно, что завтра будет день. Правильно! Нет, не правильно. Какой день завтра? Врага надо разгромить сегодня, за ночь он накопит силы и будет сопротивляться, а сейчас они так близки к победе. Что делать? С одной стороны мама, с другой — победа. Его начали раздирать противоречия. Что делать?

Что делать?

Что?!

Есть один единственно правильный ответ, такой простой и понятный ему взрослому человеку, который был сейчас маленьким мальчиком.

Он посмотрел на часы, повернул стрелки на пол часа назад, а маме скажет, что часы отстают. Игорек вскинул автомат на изготовку и радостно, забыв про противоречия, про все на свете, том и этом, противоречия сообщил:

— Еще полчаса!

— Два-два, есть игра, — завопил кто-то.

Друзья-одноклассники опять стали превращаться во врагов с дикими оскалами. Игорек откатился в сторону, выстрелил, побежал, проломился сквозь кусты, обернулся и снова выстрелил. Война продолжалась, но только для Игорька. Для Игоря вся борьба закончилась, а может быть только начиналась?