Здравствуй, дорогой друг, не удивляйся, но я целитель, да-да, самый настоящий. Тот, кто лечит людей от хворей и других напастей, не связанных с этим миром, и почти потомственный. Эти истории из моей жизни: забавные и жуткие, поучительные и ничего не значащие. В них кто-то сможет приоткрыть секреты мироздания, а кто-то просто весело проведёт время, итак, как говорил отважный Юрий: Поехали! Первая История: «Белый Карлик» Небесное Зеркало - великий артефакт прошлого ныне разрушен на бесчисленное количество осколков и забыт. Современная жизнь, наполненная высокими технологиями, стёрла из памяти людей знания предков, однако не все подвержены этой амнезии. На службе одной крупной строительной компании в Москва-Сити трудится целитель Роман Ярцев. По наводке своего призрачного предка он находит один из осколков Небесного Зеркала в фонарном столбе Филёвского парка. Ярцев ещё не знает, что, взяв могущественный артефакт в руки, он навсегда изменил свою судьбу и запустил цепь событий, не способную привести ни к чему хорошему. Ведь Белый Осколок не хочет, чтобы его тревожили по пустякам. Он будет защищать свой покой любой ценой...

Фандом: Ориджиналы

Категория: Джен

Рейтинг: PG-13

Жанр: Фэнтези, Приключения, Юмор, Ужасы

Размер: Макси

Статус: Закончен

Комментарий автора: Пилотная история из цикла ЯРВ: Хроники Корпоративного Целителя

Благодарности: Выражаю огромную благодарность Катерине Sagara J Lio! Редактура и ценные советы, спасибо Катюш!)

— Пойдём, я покажу тебе, как с ними нужно общаться, заодно новый стул проверим...

Отдаленные голоса и приближающиеся звуки шагов заставили меня приоткрыть глаза. Голова ещё кружилась, в горле стоял ком после пережитого нападения. По стальной решетке «обезьянника», в котором меня так бережно разместила сегодня ночью судьба, ударили дубинкой.

— Ярцев, на выход!

В замке двери провернулся ключ. Я с трудом приподнялся со шконки. Взял в охапку пальто, которое использовал как одеяло. Не надеялся, что за мной приехал кто-то из своих: на улице стояла глубокая ночь.

— Давай, шевелись!

В лицо ударил луч фонарика, меня грубо схватили за плечо, рывком подняли на ноги. В коридоре царил мрак, я едва не налетел на пухлого мужчину в полицейской форме.

— Смотри, куда прёшь!

В темноте блестели его маленькие глазки. Всё ещё шатаясь от усталости, я брёл с конвоирами в комнату для допросов. Они молчали всю дорогу, не было желания беседовать и у меня. В «обезьяннике» поспать не удалось, сосед по камере всё время кашлял, и я надеялся, что не подхвачу от него какую-нибудь гадость. В неспешном темпе мы дошли до неприметной двери без надписи. Пришлось подождать, прежде чем толстяк с погонами сержанта открыл её. Я невольно поморщился. Эти посиделки не предвещали ничего хорошего. Доблестные стражи порядка обмолвились про какой-то стул, когда подходили к КПЗ. Новые гуманные методы дознания?

— Давай, по-братски, как дома, — толстяк хлопнул меня по плечу, пропуская вперёд.

Я не успел сообразить, что он имел в виду. Ловко скрутив мне одну руку, а потом вторую, защелкнул на запястьях наручники. Вот тебе и братский дом... Я удрученно вздохнул, выронил пальто. Толчок в спину направил к одиноко стоящему столу в центре крохотной комнаты. Я не представлял, о чём доблестные стражи правопорядка собираются со мной говорить. Очередной пинок заставил больно удариться об острый угол стола. В комнате также царил мрак.

— Не гони, тут сам черт ногу сломит, — огрызнулся я вяло, чуть повернув голову, не успел разглядеть лиц.

— Давай садись уже! — тут же получил удар в плечо.

Они обращались со мной, как с опасным преступником, хотя в парке я даже не распивал спиртное. Отряду ППС просто не понравился мой помятый вид. Я пробирался к стулу на ощупь, пальцы коснулись холодного метала, грубого и ничем не обработанного. Напарник толстяка усадил меня на это чудо мазохисткой мысли. Он расстегнул наручники, но я рано обрадовался. Он сделал это лишь для того, чтобы завести мои руки за хитрую спинку и тут же намертво сомкнуть их обратно. Нормальный ход. Попытавшись усесться поудобней, я обнаружил, что вместо сидения к стулу просто приварено две не слишком толстых арматуры. Уже через пару минут острые витки начали болезненно впиваться в «пятую точку». Мне повезло, что я был достаточно худым и мог просидеть здесь пару часов. Полицейские закрыли дверь, мы все втроем оказались в кромешной темноте.

— Так, ну и кто у нас здесь?

Свет ударил по глазам так, что закружилась голова. У меня не было сил злиться или как-то сопротивляться этим унижениям. Грела только одна мысль: через час, после того, как не появлюсь на работе, Борисыч начнёт шерстить город. Я тяжело вздохнул, опустил голову. Разговаривать с ними нет никакого желания.

— Имя и фамилия? — громко возвестил толстяк. Судя по тому, как протяжно и, словно с мольбой о помощи, заскрипел бедный столик, понял, что страж порядка присел на его край.

— Лампу уберите, — губы пересохли, во рту кровь. Я сумел только приподнять голову, морщась от боли.

— Еремеев, ты слышал? Лампа ему наша не нравится! — наигранно возмутился сержант.

— Угу, — отстранённо ответил кто-то, судя по голосу, ещё юнец.

— А он тебе, кстати, никого не напоминает? Не похож ли он на нашего злодея? — спросил сержант с хитрым прищуром.

— Не. Тот, говорят, ростом выше, — ответили толстяку.

В наступившей тишине я слышал, как заскрежетали чьи-то зубы.

— Да ты издеваешься?! Я тут для кого всё это показываю?! — тихий шлепок подзатыльника заставил меня закатить глаза. Только этой самодеятельности мне не хватало. Что-то звонко ударилось о стол и упало на пол.

— Товарищ сержант! — обиженный голос Еремеева упал к ногам. — Телефон же новый!

— Достали вы своими телефонами уже! — процедил сквозь зубы сержант. Он устало вздохнул. — Ладно, наш клиент действительно не вышел ростом...

Не вышел ростом? Ну, при моих-то метр восемьдесят это звучало как прямое оскорбление. Лампа потухла, щелкнул выключатель на стене. Мне удалось разлепить глаза и сквозь слёзы благодарности разглядеть своих «спасителей».

— Ярцев Роман Валерьевич? — тот крупный, что изнасиловал стол, спросил издевательским, душещипательным тоном.

— Он самый, — пришлось откашляться. Хотел вытереть грязь с подбородка, но снова звякнула цепь наручников.

— Что же вы, миленький, так далеко от дома гуляете, да еще так поздно?

— На работе задержался, — недовольно буркнул я себе под нос. Лучше не вспоминать, что я делал в Филевском парке в два часа ночи. — На метро опоздал и решил пешком дойти.

— Ага! — уровень издевки в голосе полицейского достиг апогея. — И решили, значит, срезать? Пойти, так сказать, в другую сторону от дома?

Я усмехнулся, но тут же как-то погрустнел. Точно! У этих гавриков всё содержимое моих карманов, в том числе и паспорт с пропиской. Меня ещё в «бобике» прощупали, даже родовой перстень сняли. Лежит сейчас, небось, в пакете для вещдоков на столе, смотрит на меня грустно и проклинает. Ну я же не виноват, что их было пятеро. С такой оравой сразу и не справиться.

— Да нет. В темноте заблудился, не на ту улицу свернул, — устало ответил на издёвку, уже начиная ненавидеть все эти вопросы. Глаза, привыкшие к свету, разглядели с другого края стола второго полицейского, высокого и худощавого, из-под фуражки отчетливо топырились уши. Он что-то крутил в руках, маленькое и блестящее. Внутри меня всё обомлело. Моё кольцо! Вот тебе и пакет с вещдоками! Прямо у меня на глазах разбойник сунул семейный перстень в карман. Он смотрел на меня сурово и не моргнул глазом. Прямо как, мать его, закон! Действительно, все мои вещи оказались разбросаны по столу как попало, сбоку приютилось и пальто, хорошо, что не оставили у двери в качестве коврика для ног. Толстяк теребил в руках паспорт, смотрел на меня с холодом.

— Слышь, Еремеев, ростом он до нашего маньяка не дорос, а вот «висяк» на Полосухина, ну, помнишь тот труп в запертой квартире, вполне его тщедушная душонка выдержит. Как думаешь?

Холод в глазах перерос в подозрение. Сержант явно хотел стать лейтенантом. Хотя звездочек ему за меня не дадут, а вот если завтра не попаду на работу, Борисыч сначала поднимет на уши весь город, а потом поднимет на вилы этого пухляка. Я бы посмотрел, как он смешно болтал бы в воздухе толстыми ручками и ножками, но задерживаться в КПЗ мне явно сегодня не с руки.

— Товарищ капитан, нельзя на меня висяк, — я решил, что грубить им будет самой плохой идеей. Глупо улыбнулся: скошу под дурачка, авось прокатит, но тут самое главное — вернуть перстень, мне без него никак.

— Это почему? — наигранно удивился толстяк, скосился на напарника. Дать бы ему в опухшую харю. Закон он представляет, мать его... Снова недобро звякнула цепь наручников, я понурился.

— Завтра на работу не попаду вовремя, будет из меня висяк.

— Что, начальник у тебя злой? — пухлый оскалил ряд неровных зубов, размеренно бил моим паспортом по краю стола.

— Аки пёс! — подхватил я с надеждой, но тут же напрягся. Пространство сзади меня зашевелилось, повеяло знакомым холодком. Это не предвещало ничего хорошего.

— И как же на работу пойдете в таком виде, Роман Валерьевич? Весь в ранах, ссадинах,— полицейские снова переглянулись, но Еремеев, так по-братски свистнувший мой перстень, в эту игру играл с неохотой. Все его внимание в телефоне, да и зачем напрягаться, когда карманы уже набиты. Он лениво теребил в руках дорогую игрушку. Хотя толстяку навряд ли досталось что-то ценное, в кошельке, кроме банковских карточек, уже не имелось наличных. Те деньги, что были у меня, когда приняли патрульные, так и остались в их машине.

— Мазь у меня есть дома волшебная... — почувствовав озноб, я невольно обернулся. Вслед за мной в белую стену с интересом уперлись и новые знакомые. Они не увидели ничего подозрительного, но меня поджимало время. Твердь пространства стремительно разрушалась. Не успев разделаться со мной в парке, Инферналы шли по следу проступившей крови.

— Мазь, говоришь? — толстый усмехнулся, наконец слез со стола, небрежно кинул мой паспорт в кучу личных вещей. — Ну а теперь без шуток. С кем дрались, Роман Валерьевич? Патрульные доложили, что кроме вас, никого больше не видели.

— С кем дрался? — я нервно сглотнул. Нет, вопрос не застал врасплох, чувство самосохранения подталкивало снова обернуться, но шевеление за спиной переросло в возню. Кто-то усердно корябал когтями с другой стороны, открывая портал в комнату дознания. Как жаль, что никто из доблестных полицейских этого не слышал и даже не ощущал ледяного вихря, что начинал обжигать кожу и закладывать уши.

— Да-да, с кем дрались? — лениво повторил сержант, усердно рассматривая ногти на руке. — Да и как-то странно дрались. На кулаках синяков нет, а вот на лице полно.

Он забыл упомянуть, что я трезв, как стеклышко, да еще и сижу пусть и в грязном и порванном, но все же деловом костюме. Официальная работа обязывала. В любом случае я не успел ответить этому Шерлоку Холмсу. Пространство за спиной щёлкнуло, и всё стихло. Мне бы порадоваться, да нечему. Необузданный животный страх сковал тело. На руках поднялись волоски, а по спине забегали мурашки. Существо приближалось справа, и в этот раз я ничего не мог с ним сделать. Руки, как назло, заведены за спину, а навыкам Гудини я не обучен. Полицейские отреагировали на легкий звон цепи наручников. Как ни старался унять дрожь в руках, не получалось. Тяжелый шаг у самого уха. Я рефлекторно прикрыл глаз, приготовился к удару.

— Эй, ты чего дрожишь-то, припадочный? — толстяк брезгливо поморщился.

Они не видели чудища, что встало рядом со мной. Почти под три метра ростом; ему пришлось согнуться, чтобы поместиться в крохотной полуподвальной комнатке. Пупырчатая кожа цвета запекшейся крови омерзительно блестела слизью, а исходящий запах вызывал стойкий рвотный позыв. Так пахла не смерть, а её жалкое подобие, возомнившее себя выше закона. Инфернал покинул свою территорию в полном одиночестве. Я с трудом заставил себя повернуть в его сторону голову. Глубоко посаженные глаза тускло мерцали багрянцем. Маленькая голова и непропорционально длинные конечности колыхались в воздухе, как занавески на сквозняке.

— Здрасти, — я нервно усмехнулся, неуверенно кивнув пришельцу из потустороннего мира.

— Так! — тут же отреагировал сержант. — Мы уже поздоровались. Давайте, Роман Валерьевич, от темы не уходите. С кем у вас была разборка в парке?

Я не мог общаться сразу с двумя недочеловеками. Сосредоточился на чудовище, ведь большую опасность сейчас представлял именно он. Напрягался всем телом, чтобы поднять природный барьер, выстроить хотя бы двухуровневую защиту. Я ждал, что тварь начнёт атаковать, но гигант медлил. Возможно, мне удалось поставить барьер, хотя уставшее тело уже не ощущало таких изменений. Или чувствовал, что на руке нет перстня и, по сути, я не представляю для него серьезную опасность. Единственное, что я знал наверняка, — убить меня просто так ублюдок не может.

— Ну и что дальше? — мы словно попали в патовую ситуацию. Близость инфернала заставляла сердце болезненно сжиматься, появилось легкое головокружение. Поколыхавшись около меня несколько секунд, он вдруг зашипел:

— Исключенец, ты зашёл слишком далеко...

Так шипит вода, выплеснутая на раскаленную сковородку. Ещё одна старая песня, которую эти твари пели мне наперебой чуть ли не с самого первого контакта. Я давно перестал бояться угроз. По доброму совету Яра посылал таких доброжелателей на три буквы, но в этот раз перевес был не на моей стороне. Оставалось тянуть время до прихода помощи, но зная нерасторопность своего предка, ждать её можно было несколько часов.

— Эй, Ярцев! Я к тебе обращаюсь, в глаза мне смотри! — толстяк топнул ногой, но привлёк не моё внимание. Тварь повернула в сторону полицейского голову.

— Нельзя нарушить уговор, — задумчиво прошипел Инфернал.

— Да уж, желательно, — охотно согласился я, зная, что уговор этот на мою жизнь.

— Но его можно обойти.

Чудовище направилось к стражам порядка решительным размашистым шагом. Гигант задел ногой край стола, пройдя его насквозь. Столешница лишь незаметно задрожала.

— Эй, эй, эй! — я с возмущением проговорил ему вслед. Не до конца понимая, что Инферналу взбрело в голову, и не хотел этого знать. — Ты что удумал?!

— Я удумал?! — сержант поймал мой взволнованный взгляд, встрепенулся, правдоподобно изображая глубокое возмущение. Я старался не обращать на полицейских внимания, сверля Инфернала грозным взглядом. Чудовище замерло рядом с толстяком, медленно нагнулось к его уху.

— Эй! Стой! — страшная догадка о том, что произойдёт дальше, заставила меня подпрыгнуть на месте. — Фу! Брысь! Плохая собака!

— Это ты мне, что ли?! — грозно завопил сержант, задыхаясь от негодования, выпячивая грудь, отчего всё больше походил на воздушный шарик черно-василькового цвета. — Ты оскорбление при исполнении захотел, Ярцев?!

Стоящий по левую руку от него рядовой Еремеев оторвался от телефона, почувствовав, что дело начинает пахнуть жареным, вытянул и без того продолговатое лицо, уши налились краской. Прибрав к рукам моё сокровище, он не вмешивался в разговор, но от задыхающегося сержанта так разило злобой, что рядовой уже не мог остаться в стороне. Мне невозможно объяснить им, как неправы они в своих суждениях. Руки за спиной сомкнули воздух. Магическая печать уже готова, но чтобы активировать её, нужна твердая поверхность. И стула, к которому я мог прикоснуться, увы, не хватало. Чтобы отогнать непрошеного гостя, нужна стена или пол. Попробовать раскачать стул и упасть? На поясах стражей порядка висело по пистолетной кобуре. Боюсь, любое резкое движение будет расценено ими как попытка к попытке. Будут ли они стрелять? Да черт знает, что на уме этих гавриков, рисковать не хотелось.Чтобы не накалять ситуацию, я решил замолчать. Стиснув зубы, наблюдал за Инферналом. Он что-то прошептал на ухо толстяку и неожиданно растворился в воздухе.

— Еремеев, глянь в вещах, может, у него где белый билет завалялся? Походу, он шизик, — сержант приподнял фуражку, вытер жирный лоб. Еремеев, кивнув, успел сделать шаг. Начальник вдруг остановил его, коснувшись плеча.

— Ладно, не надо, я сам проверю, — толстяк больше не нервничал, еле заметно изменился тон его голоса. Смерив сержанта безразличным взглядом, Еремеев опять кивнул, вернувшись на место, углубился в телефон. В намечающемся разговоре он оказался лишним свидетелем.

— Ты это, сгоняй к дежурному, пробей по базам, случаем, он не «чалый». Сделаешь? —

сержант покосился на дверь за спиной, почесал мочку уха, нехорошо откашлялся. Под глазами проступали тёмные пятна. — А я с ним минут десять еще поговорю наедине.

Он вывел подчиненного за дверь, запер её на ключ. Тяжело дыша, повис на ручке. Сержант сжался в комок, едва не упав на колени.

— У-у! — многозначительно протянул я, судорожно дернув руками. Проверял цепь наручников на прочность. Теперь мне не отвертеться так просто, надо срочно искать пути к спасению. — Ну и натворил ты дел... Хреново, да? — поинтересовался я без тени заботы и на всякий случай без насмешки.

Толстяк давился кашлем, не обращая на меня внимания. Придя в себя, воровато огляделся по сторонам. Его сгорбленная фигура добралась до стола.

— Отис. Меня зовут Отис, Исключенец. У всех есть имена, даже у нас.

Полицейский замер, выпрямился в полный рост. Он смотрел на меня глазами болезненной решительности, рука потянулась к пистолетной кобуре на поясе. Вот те раз! Я нервно сглотнул. Так вот что он имел в виду, когда говорил, что правила можно обойти.

— Мило, — я откашлялся, внутри всё похолодело. Ситуация выходила из-под контроля, мне грозила реальная расправа. — Ты не имеешь права меня убивать, надеюсь, не забыл?

— Я нет, но это тело человека. Человек может убить человека, это не возбраняется.

Инфернал оскалился, открыл кобуру, жадно сунул внутрь пальцы. Улыбка сошла с лица. Вот тебе два! Личного оружия не оказалось на месте, я облегченно выдохнул. Хоть иногда разгильдяйство стражей порядка спасало чью-то жизнь. Сержант стрелял глазами в поисках оружия, но в крохотной комнатке свободным оставался только стол.

— Неудача, — засопел толстяк, дрожащими руками начал шарить в моих вещах. — Где он?

— Перстень забрал тот сморчок, — невозмутимо хмыкнул я. Видеть Инфернала, вселившегося в тело человека, мне приходилось не впервой, но вот вести с ним задушевные разговоры больше десяти секунд — в первый раз.

— К черту твой перстень! Где осколок? — полицейского скорчило в очередной раз. Находиться в чужом теле инферналам вообще-то нельзя, но это правило они соблюдали так же, как и я, когда втихаря подпитывал свои силы энергией их мира. Может, они не любят меня именно за это? Интересная мысль, но в любом случае не буду же я играть по правилам, когда мои оппоненты творят форменный беспредел!

— Какой осколок? — я наивно хлопнул ресницами. Впрочем, актерский талант никогда не был моей сильной стороной. Не тратя времени на разговоры, сержант разом смахнул мои скромные манатки на пол.

— Где ты его прячешь, отвечай?! — инфернал впился глазами в мою одежду, произнося на выдохе и шумно засопев, готовясь к решительным действиям. Он с трудом обошел стол, помогая себе руками, хватаясь за его края.

— Иди к черту! Нет у меня ничего, не дам себя лапать! — мне удалось отпрыгнуть вместе со стулом на несколько сантиметров. Самодельная часть интерьера имела хитрую узкую у основания спинку, которая сильно расширялась к лопаткам. С заведёнными за неё руками, скованными наручниками, почти нереально выбраться самостоятельно.

— Мои дети сказали, что ты взял её! Эта вещь не должна принадлежать смертным. Верни!

Кинувшись на меня с кулаками, толстяк оступился и упал на колени. Мне удалось извернуться и подставить ногу. Я упёр её сержанту в грудь и, превозмогая тяжесть его туши, опрокинул полицейского на спину.

— Не смей, Исключенец! Эта вещь не должна принадлежать смертным! — он брызгал слюной, дрыгал пухлыми конечностями, как черепаха, оказавшаяся на панцире. Поднять сержанта на ноги Инферналу не удалось.

— Молчи, тварюга! Только дай мне освободиться, получишь смачный пинок под зад! — к сожалению, громкие слова оставались только словами. На самом деле, чтобы закончить всё это, мне бы хватило одного касания, но я не знал, как освободиться от наручников. Попробовал встать, но руки упёрлись в спинку стула, развести их также не удалось.

— Отдай её! — скрежетал зубами инфернал. Безумный взгляд сержанта сверлил меня насквозь. Кожа вокруг глаз окончательно почернела, тело носителя неизбежно умирало от такого соседства.

— Да нет у меня ничего, задолбал уже! — выпалил я, отшатнувшись, но в этот раз не удержал равновесия и гулко завалился на бок. Спинка болезненно впилась в левую руку, а из нагрудного кармана пиджака выпрыгнул сверкающий кругляш. Осколок, который побрезговали брать в машине «пепсов», отскочил от пола и, сделав в воздухе несколько оборотов, приземлился у стены.

— Лжец, лжец! — на вдохе радости завопил инфернал, он извивался, как гусеница. Ну да, кто бы ещё уличил меня во лжи?! Рука сержанта ухватилась за ножку стула, толстяк рывком подтянул меня к себе. От хозяина носителю передавалась внушительная сила, но это совсем не плюс, когда взамен забиралась жизнь.

— Ты не получишь его! — зарычал полицейский и тут же получил от меня ногой в живот. Чертов стул, сваренный из прутьев арматуры, оказался невероятно прочным. К осколку зеркала мне пришлось пробираться неуклюжими рывками. Я надеялся, что шум из комнаты дознания привлечёт хоть чье-то внимание. Под потолком висела камера наблюдения, но по старой доброй традиции на время допроса она отключалась.

— Не смей, Исключенец, оно не твоё! — полицейский сумел перевернуться на бок, схватил меня за ногу и уверенно полз вперёд. Инфернал загоготал, прижимая меня к полу. Брыкаться под такой тяжестью бесполезно. Туша сержанта втрое больше моей.

— Это мой осколок, я его честно добыл! — слегка приукрасил я обстоятельства инцидента в Филевском парке. Но это уже не имело значения, толстяк упорно тянул руки к зеркальцу. Я не мог понять, что он собирался делать с ним дальше. Утащит с собой? Вряд ли. Осколок, несмотря на явно магические свойства, оставался физическим предметом нашего бренного мира и покинуть его просто так не мог. Сержант сделал рывок, ударив меня коленом. Радостно взвизгнул, когда пухлые пальцы почти коснулись заветного кусочка. Чтобы хоть как-то помешать ему, мне пришлось укусить толстяка за открывшееся пузо. Не самый благородный жест оказался самым эффективным. Зарычав от боли и сжавшись в комок, полицейский с размаху ударил меня ногой. Тяжелый стул отъехал к стене. Я взвыл от боли. Он замахнулся, чтобы приложить меня кулаком, но в этот момент повернулась ручка двери. Еремеев честно выполнил указание начальника и вернулся с отчётом. Он прождал несколько секунд, прежде чем осторожно постучаться. Мы замерли, как по команде подняли головы.

— Молчи! — цыкнул Инфернал, так и оставшись с занесенной для удара рукой.

— Пошёл в жопу! — я сплюнул на пол, заорал что было мочи: — Помогите! Убивают!

Мне едва удалось увернуться от удара. Кулак толстяка просвистел над ухом и впечатался в стену. Он оставил в ней заметный след.

— Что у вас там? Михаил Андреевич, держите себя в руках! — жалобно проблеял Еремеев. Побоявшись привлекать внимание других дежурных, остервенело крутил дверную ручку. — Откройте, пожалуйста.

— Слышал, отморозок? Держи себя в руках! Убьешь меня, и тебе жопа! — я входил в нехороший азарт, глядя на то, как инфернал теряет над собой контроль. Каждая лишняя секунда, проведенная им в человеческом теле, отзывалась непрошеному гостю мучительной болью. Я ждал, когда он совершит ошибку, и не обманулся в своих надеждах. Прижав меня к стене, этот идиот лишь дал точку опоры для рук. Ладони, что уже чесались от заготовленной печати, плотно прижались к шершавой поверхности. Импульс вошёл в стену. Зажмурившись, я мысленно нарисовал на ней печать запрещения. В моём арсенале не было атакующих приёмов, лишь защитные и нейтральные. Печать запрещения входила в нейтральную среду. Она закрывала портал, через который пришёл инфернал, хоть я и не чувствовал дыры, но она стала тонкой нитью, связывающей чудовище с его темным миром.

— Не думай, что это поможет тебе, — криво усмехнулся сержант. Его голос хрипел, полностью изменившись. Чутьё подсказывало, что после того, как инфернал покинет человеческое тело, спасать полицейского опять же придётся мне. Однако что-то не понравилось мне в словах чудовища. Последним рывком толстяк дотянулся до осколка. Не имея возможности помешать ему физически, я наполнил печать запрещения дополнительной энергией, влил в неё максимум. Не понял, почему инфернал до сих пор не спасался бегством.

— Михаил Андреевич, что у вас происходит? — Еремеев жался с другой стороны двери, не решаясь на радикальные действия.

— Ты можешь отрезать меня от энергетического потока, но даже без него я смогу прожить достаточно долго, — сержант дополз до стены, прижался к ней спиной, сверкающий кусочек играл в его пальцах, и не сразу я заметил, что он оставлял на коже полицейского горелый след.

— Что за черт?! — воскликнул я на эмоциях от увиденного. Поведение инфернала не поддавалось объяснению и выходило из всех логических рамок. Ему удалось заглушить инстинкт самосохранения, взять магический осколок в руки, хотя это причиняло чудовищу боль. Я наблюдал за происходящим, не в силах пошевелиться. Полицейский перевёл на меня насмешливый взгляд.

— Ты всё равно не поймешь, смертный, хоть и Исключенец. Эта вещь не должна принадлежать людям. Сержант оцепенел. Крепко сжал зеркальце в руке и отстранённо открыл рот.

— Быстрее, он убьёт себя! — я выкрикнул быстрее, чем инфернал успел проглотить осколок, поняв задумку чудовища слишком поздно, но хотя бы догадался, как заставить рядового наконец выломать эту чертову дверь. — Еремеев, быстрее, мы его теряем!

Сержант взвыл от боли. В горле зеркало обжигало ещё сильнее. Он заставил себя сомкнуть зубы. Массивное тело задрожало, как желе.

— Плюнь, сволочь! — застонал я от беспомощности, дергаясь в последней попытке освободить руки, но потратив силы на заклятье, теперь лишь удрученно смотрел на происходящее, не в силах на что-то повлиять. Слабый удар сотряс дверь. Такими темпами он будет выбивать её до самого рассвета. Да и что ещё можно было ожидать от тщедушного паренька, который и дубинку толком не держал в руках, я сомневался, что ему выдавали табельное оружие.

— Давай, Еремеев! Плечом её! — еще десять минут назад я и представить себе не мог, что буду помогать полицейским. Сержант продолжал хрипеть в углу, к моей удаче он не смог проглотить осколок с первого раза, но помогал себе руками. Сквозь плотно сжатые губы проступила кровь.

— Сплюнь его, дурак, помрёшь же! — я пристально смотрел в глаза толстяку, надеясь, что от боли Инфернал хоть на мгновение потеряет контроль над человеческим телом и мне удастся достучаться до разума полицейского. Еремеев достиг успеха в преодолении своего препятствия. Ещё один удар, и язычок замка вырвался из косяка, выдернув пару щеп. Дверь распахнулась, звонко приложившись о стену. Еремеев ворвался в комнату с огнетушителем наперевес, глаза бешено вращались. Хоть в чём-то этот не расстающийся с телефоном сморчок проявил сообразительность, и то, наверное, подсказал «Гугл». Влетев в помещение ураганом, рядовой в недоумении остановился, одним мгновением растеряв весь свой запал. Взгляд прилип к начальнику, что уже был готов отправиться на тот свет.

— Не стой, Еремеев! Освободи меня, он сейчас сдохнет! — заорал я как резаный. Нормальный полицейский никогда бы не сделал этого, но желторотый юнец был напуган, и я честно рассчитывал на то, что впопыхах он нарушит устав. Губы рядового дрожали, огнетушитель выпал из ослабевших рук.

— Давай же! — этот парень окончательно вывел меня из себя.

Я не знал, где мой перстень, всё ещё в его кармане или уже надежно спрятан, зарычал от злости:

— Яр, на помощь! Где ты?!

Вакуумная тишина надавила на уши, в лицо ударило приятным ветерком. Яр появился из пустоты инфернального пространства, удивленно посмотрел на меня несколько секунд. Я предстал не в слишком привычной позе, кивнул в сторону умирающего сержанта:

— Он проглотил осколок! Сейчас сдохнет!

— Я вижу, — задумчиво ответил призрак, сквозь его полупрозрачную фигуру бледнел Еремеев. Рядовой не видел в комнате никого лишнего, окончательно запутался в происходящем. Общение с Яром научило меня не обращать внимания на недоумевающие взгляды окружающих. Уж пусть лучше думают, что я сумасшедший, но не лезут с расспросами.

— С тобой-то что случилось? Ты как здесь оказался? — Яр окинул комнату недоверчивым взглядом. Задержался на стене, к которой я приложил руки. Печать запрещения видна ему тоже. Она беззвучно пульсировала, переливаясь холодными цветами. Яр присвистнул:

— Ты что здесь сотворил?!

— Нет времени! Освободи меня! — я уже не знал, к кому обращаться за помощью. Злился на них обоих. Еремеев бросился вперёд, прошёл Яра насквозь, от чего призрак поморщился.

— Так вот почему я не почувствовал тебя после парка. Ты профукал кольцо!

Я тихо сопел, усмиряя гнев. Не время выяснять отношения, когда на кону человеческая жизнь. Рядовой попал крохотным ключом в замок наручников лишь с третьего раза, провернул его дрожащей рукой.

— Ну наконец-то! — облегченно выдохнул я, стряхивая с себя ненавистные браслеты. Рывком поднялся на ноги, оттолкнул Еремеева. Упал на колени рядом с сержантом, зарычав от ненависти за нерасторопность его коллеги. Приложил руки к груди. Импульс прошёл в тело, нет времени рисовать печать, моей злости вполне хватило. Сержант захрипел, выгнул брюхо.

— Лови его! — крикнул я, Яр все еще стоял за спиной. У призрака не было рук, и помощи в физическом мире ждать от него не приходилось, но вот когда дело касалось Инферналов, Яр начинал творить чудеса. Если бы не его помощь в Филевском парке, не сидеть мне сейчас в этой комнатке. Мерзкая тень выскочила из человеческого тела, импульс отбросил Инфернала в угол. Он заметно потерял в размерах и теперь лежал без движения.

— Кого ловить? — Еремеев с ужасом в глазах смотрел на начальника из-за моего плеча.

— Скорую, мать твою! Скорую вызывай! — взревел я, чувствуя, как тело сержанта бьётся в предсмертных конвульсиях у меня под руками. Еремеев судорожно кивнул, похлопав себя по карманам.

— Телефон... у дежурного... — спотыкаясь, он выбежал из комнаты для допросов. — Я сейчас...

— Что там, Яр?! — я воспользовался тем, что мы остались наедине. Булькающий кровью сержант терял сознание. Энергия жизни, что мне удалось передать в его тело, ушла в пустоту, оставленную Инферналом. Отрезав чудовище от подпитки собственного мира, я невольно заставил его питаться человеческой жизнью. Мысленно материл себя за такой проступок. — Не молчи, Яр!

Я бросил на призрака короткий взгляд. Он склонился над Инферналом, что-то рассматривая в образовавшейся куче. Она медленно закипала и сворачивалась в комок.

— Он почти сдох, — задумчиво хмыкнул Яр. — Эта хрень что-то успела сказать после того, как ты закрыл проход?

— Да к черту его! Человек умирает! — мне не было никаких дел до пафосных речей Инферналов, но в этот раз запомнил суть. — Говорил, что осколок не должен попасть к людям.

— Осколок! — спохватился призрак, приблизился к телу толстяка. — Вытащи его!

— Легко сказать! — я с отвращением смотрел на окровавленный рот сержанта, меня передернуло от мысли сунуть туда пальцы. Я почувствовал, как жар ударил в лицо. Энергия стремительно уходила, но я боялся обрывать сеанс. — Я не могу прерваться, иначе ему конец. Помоги!

— Чем?! — Яр эмоционально всплеснул руками. Он отвлёкся на стон, вернулся к Инферналу.

— Жалкие и презренные, — прохрипел комок. — Вам не собрать осколки, мы будем преследовать вас повсюду.

— Ух, какой страшный! — Яр раздраженно дернул губой. — У нас уговор, и никто из вашего племени не может его нарушить!

— Твой потомок сам нарушит его, — рассмеялся комок. Он уменьшался в размерах, превращаясь в лужицу, — это мое последнее слово. Мой последний зов.

Странное низкочастотное гудение наполнило округу на несколько мгновений. Я поднял голову, но Яр не смотрел в мою сторону, полностью сосредоточившись на Инфернале. Чудовище окончательно растеклось по полу, и вскоре темная лужица высохла.

— Зов? — я нервно сглотнул. — Какой такой зов? Он что, реально помер? Такое бывает?

— Бывает, — призрак вернулся ко мне в глубокой задумчивости.

Он осмотрел комнату ещё раз, задержался на стене с запрещающей печатью.

— Он пришёл отсюда?

— Да, — в глазах темнело, я с трудом перевёл дыхание.

К ужасу, всех моих усилий было недостаточно, чтобы вернуть в сержанта жизнь.

— Он умирает, черт возьми! Что делать?!

— Брось его, — холодно отозвался Яр.

Он остался у стены, упёр руки в бока. Печать, оставленная мной, вдруг потускнела.

— Что происходит? — я мотнул головой, стряхивая с волос капли пота.

— Брось его на хрен, сейчас здесь будут гости! — взревел Яр, стрельнул в меня пронзительным испуганным взглядом. — Надо сохранить печать!

— Какого черта происходит?! — я так и не заставил себя оторвать руки от толстяка, он затих и уже не подавал признаков жизни.

— Уже нет времени, — Яр не успел ответить. Гулкий удар в стену заставил его отшатнуться. Что-то рвалось в комнату дознания с другой стороны. — Брось его, ты ему уже ничем не поможешь.

Я отдернул руки, когда понял, что проиграл этот бой. Полицейский обмяк и завалился на бок.

— Это совсем плохо! — я нервно провёл рукой по лицу, встал на ноги, но едва не рухнул обратно. Перед глазами всё поплыло, чтобы сохранить равновесие, мне пришлось ухватиться за край стола.

— Не это плохо. Они сломают печать и прикончат тебя, — Яр удрученно качал головой.

Я начинал осознавать, что в этот раз мы действительно перегнули палку.

— Что делать? — я поравнялся с призраком, так же, как и он, вздрогнул от очередного удара. С другой стороны словно ударили кувалдой, нарастал гул из тысячи голосов. Они рвались сюда, чтобы отомстить за своего сородича.

— Твоя печать не идеальна, я усилю её, — вздохнул Яр. Он приник к стене, его руки слились с узором запрещающей печати.

— Подожди, но я же не убивал его. Я не нарушил уговор! — эта мысль пронзила меня последней надеждой на спасение.

— Они идут не за тобой, — призрак взглянул на меня в последний раз. — Они идут за осколком, и мы должны помешать им.

— Да черт с этим осколком! — я метнул взор в сторону открытой двери. — Успеем сбежать!

— Ага, и когда тебя найдут, повесят как минимум одно убийство. Ты хочешь оказаться за решеткой? — недобро усмехнулся Яр, кивнул в сторону сержанта. — За этого кабана тебе дадут лет десять. В этот раз нет выбора. Помоги мне!

Призрак напрягся, наливая печать энергией. Она ожила, словно почувствовав это, с другой стороны заскреблись когтями, очередной удар заставил содрогнуться стены. На голову посыпалась побелка. Картина, которую обрисовал Яр, мне совсем не понравилась, но он был прав. Всё действительно свалят на меня. Я встал рядом, кожа на ладонях напряглась и загудела от вложенного импульса. Я знал, меня не хватит надолго, заломило в позвоночнике, по нервному столбу прошло жжение. Организм яростно сопротивлялся отдавать последние силы.

— Давай, последний рывок, — Яр вошёл в печать полностью, заставил её ярко замерцать. Мне оставалось только жалобно заскулить. Давление с другой стороны увеличилось, я почувствовал, как изогнулось пространство. Они уже здесь и готовы перейти пограничье. Пришлось прижаться к стене, чтобы не завалиться в обморок, я отдал набранный импульс. Едва увернулся от чьей-то пасти, сомкнувшей острые зубы прямо перед лицом. Из стены вылезали уродливые конечности, облезлые лапы с острыми когтями водили по воздуху в поисках жертвы. Их становилось всё больше, пришлось медленно опуститься на колени. Я не знал, что задумал Яр, как собирался остановить этот сонм. Мысль о побеге не давала покоя. Жуткое рычание над самым ухом заставило зажмуриться и опустить голову. Разрезая печать, в наш мир усердно прорывалась чья-то морда. Я не мог смотреть им в глаза, молил Яра разобраться со всем этим как можно скорее, но уже не ощущал его присутствие рядом. Неужели он кинул меня? Холодок пробежал по спине, но в этот момент голос далекого предка зазвенел в ушах маленьким колокольчиком:

— Абсолютный щит, прямо сейчас, давай!

— Щит, — бесшумно задвигались мои пересохшие губы. Я поднял лицо к потолку, невидимые иголки забегали по макушке, перешли на лоб. Сила наполнила руки и выстрелила в стену, строя новую печать поверх старой. Они слились в причудливый непонятный узор. Я не помню, что произошло дальше, пелена упала на обессилевшее сознание. Проваливаясь в небытие, слышал отдаленные нечеловеческие крики боли и злорадный смех Яра. Я надеялся, что нам удалось остановить их.

Что вы представляете, когда слышите о целителях нетрадиционной медицины? Кто это должен быть? Человек в белом халате, создающий на столе с пробирками очередной эликсир вечной молодости? Или дряхлый старик с легким безумием в глазах и в лохмотьях вместо одежды, живущий отшельником в далекой глубинке? Или может, оккультный маг в балахоне, украшенном позолотой, хрустальные шары, черные свечи и острые клинки, обещающие вам панацею от всех болезней? Вы думаете, что целительство — это особенный, не поддающийся объяснению феномен? А может, считаете, что люди, обладающие сверхспособностями, — это высшая каста или новый виток в развитии человека как существа? Я был бы счастлив, если хоть половина из этого оказалось правдой, но правда всегда скучна и жестока. В прошлый раз я начал повествование не с начала своего пути и прошу за это прощения. С этого момента я буду рассказывать о том, как всё это начиналось, и о том, как закончилось. По порядку, ну или почти...

Двадцать пять лет назад.

— Ромка! Подъём! — как всегда чуть раздраженный голос бабушки заставил меня недовольно заворчать и перевернуться на другой бок, с головой укрыться одеялом. Это раннее утро в деревне я помню как сейчас. Мне десять, жизнь только началась, и запах её — это смесь аромата свежескошенной травы, догорающих в русской печке дров и тайн, скрытых внутри пыльных чуланов и бабушкиных сундуков. Мало кому удалось избежать таких летних приключений в советскую эпоху. Дорогие курорты заменялись деревенскими сеновалами, а ужин в дорогом ресторане — бабушкиными блинами. И ведь тогда нам хватало этого с лихвой.

— Ромка, лешак тебя понеси! — бабушка позвала меня в последний раз. Она теряла терпение и после этой излюбленной фразы переходила к более решительным действиям. Вторым этапом побудки обычно являлся удар самодельной мухобойкой по лбу. Я уже слышал, как бабушка несколько раз приложилась ей об стену.

— Мухи проснулись раньше тебя! — бабушкин голос приблизился, грузные ноги пошаркали по половицам. Я почувствовал на себе её взгляд и услышал ещё несколько ударов мухобойкой. От греха подальше открыл глаза и сладко потянулся.

— А-а, проснулся? — довольно протянула бабушка, усердно сопя, дошла до окон зала. В самой большой комнате избы я спал один, утопая в скрипучей кровати на мягких пружинах. — Давай, вставай, с утра много дел! Белянка собирается телиться, а у нас ещё ничего не готово.

Бабушка раскрыла шторы, впуская в комнату свет. Я видел, как в полосках лучей парила мелкая пыль.

— Ёшкин кот! — обомлела она, увидев эту безобразную пляску грязи. — Ромка! Вставай, ешь и иди гуляй! Тут надо навести чистоту! Чтоб не видела тебя до обеда!

Удрученно вздыхая, бабушка ушла обратно на кухню. Утро в деревне начиналось каждый раз с одного и того же. Я вылез из-под одеяла, свесил с кровати ноги. Потягиваясь и вспоминая, куда кинул одежду вчера вечером.

— Ну что, проснулся? — шепнул мне дедушка с печки, слегка отодвинув плотную занавеску телесного цвета. Он высунул улыбающееся небритое лицо, в зубах тлела самокрутка. Я сонно кивнул, потянулся к штанам. Бабушка запрещала курить в доме, поэтому уже после второй затяжки грозилась выкинуть старика на улицу. Дед самозабвенно крутил папиросу в зубах, не обращая внимания на крики. Почти всегда их беспечная ругань вызывала у меня улыбку. Быстро одевшись, я примерялся, как бы незаметнее проскочить к дверям в сени.

— Белянка на сносях, не вздумай сегодня на ней кататься! — строго предупредила меня бабушка. Она скрылась в предбаннике, где располагалась кухня.

Белянка, любимая корова, подменяла мне лошадь всё лето, но в последний месяц распёртый живот мешал бедному животному даже выйти из хлева.

— Собрался уже? Экий ты шустрый, — дед озорно подмигнул с печки, выпустив из носа клубы пряного дыма. Я кивнул, немного смутившись. Бабушка предупреждала, что корова скоро отелится, и с одной стороны, мне было безумно интересно это действо жизни, а с другой — понимал, что после родов покататься на Белянке уже не получится.

— Что загрустил? — дед выждал паузу, глаза, подёрнувшиеся сизой пеленой старости, смеялись. — Остался без лошади?

Я медленно натягивал штаны, грустно вздохнул.

— Ничего, я её сейчас выведу, покатаешься по огороду.

Дед сделал затяжку, украдкой выпустил дым.

— Так! — бабушка прикрикнула из-за двери. — Ты опять куришь в доме, лешак тебя побери! Я же предупреждала...

Дед скрылся за занавеской. Я услышал, как он надевает телогрейку.

— Только одевайся теплее, с утра уже холодно.

Я азартно кивнул, закончив со штанами, принялся за футболку. Мысль о том, что еще разочек удастся покататься на Белянке, согревала душу.

— Дед, кому говорю, не кури в избе! — бабушка причитала с кухни, по разделочной доске без устали стучал нож. Дедушка ничего не ответил, тяжело кряхтя, слез с печи, обул галоши. Он добрёл до двери, кинул на меня заговорщический взгляд, не торопясь вышел в сени. Мне оставалось накинуть ветровку и как можно тише последовать за ним.

— Лешак тебя понеси! В доме же Ромка, а ты дымишь как паровоз с самого утра! — бабушка крикнула вслед хлопнувшей двери.

Наступила моя очередь. Добежав до порога, я запрыгнул в кроссовки. Притаился, слушая, как скворчит разогретая сковородка и топчется у плиты бабушка. Дождался, когда шаги отдалятся, потянул ручку двери на себя и на цыпочках просочился в сени. Бабушка копалась в холодильнике, стоя ко мне спиной. Грея надежду остаться незамеченным, сделал несколько шагов в полумраке. Уверенно обходя скрипучие половицы, протянул руку к засову двери в огород.

— Не забудь помыть руки! — бабушка повернула голову, грозно сверкнула глазами. — И Белянку не троньте, ей уже тяжки ваши забавы.

— Так точно! — шутливо отрапортовал я, выпятив худую грудь. Воспользовавшись паузой, поспешил выйти на улицу. Солнце едва поднялось над горизонтом, придавая проснувшейся земле красноватый оттенок. Где-то на соседней улице заголосил петух. Я замер, осматривая огород за домом, из приоткрытой двери хлева тянуло тёплым перегноем, но дедушки нигде не было, наверное, он уже надевал на корову самодельное седло. Как назло, первым на утреннюю прохладу отозвался мочевой пузырь. Пролетев мимо хлева, я старался заглянуть внутрь, но ничего не разобрал. Намочив росой штаны и ёжась от холода, добрался до туалета. Силился побыстрее закончить тут дела. Навряд ли удастся выйти на Белянке в поле. Бабушка строга и не одобряла даже обычного использования коровы не по назначению, а сейчас и подавно устроит скандал, если я оседлаю её снова. Выдавив последние капли, которые, как обычно, упали в трусы, заспешил в хлев. Уже на подходе услышал напряженное завывание Белянки. Она иногда противилась нашим катаниям, особенно когда у неё не было настроения. В этот раз голос любимой коровы казался слишком встревоженным. Затаив дыхание, я протиснул голову в оставленную дедом щель дверного проёма. Он стоял посреди хлева, уперев руки в бока, и сурово смотрел на Белянку. Корова разлеглась у стены, тревожно мычала, я сделал шаг внутрь, но дедушка, увидев мой интерес, обречённо махнул рукой:

— Эх, Ромка, сегодня не получится покататься, зови бабку, скажи, что не смогла она разродиться!

Десятилетнему мне, тогда ещё не совсем хорошо понимающему тонкости деторождения, было тяжело понять весь смысл сказанных слов, но сообразив, что произошло что-то, не входящее ни в чьи планы, я кинулся к дому. Почти на пальцах объяснил бабушке, что произошло.

— Лешак всех понеси! — она топнула ногой, снимая фартук, заковыляла на задний двор. — Говорила я, надо заранее ветеринара звать! Не сможет она сама!

Мне не оставалось ничего другого, как последовать за бабушкой. Она ворчала всю дорогу до сарая, а в хлеву между ней и дедушкой, под душещипательные стоны коровы, развернулась настоящая буря. Неуклюже обходя коровьи лепешки, дед выскочил из пристройки, даже не заметив моего присутствия, он распахнул дверь, и теперь я смог разглядеть, что на самом деле произошло с Белянкой. От удивления и омерзения у меня приоткрылся рот. Прямо из задницы коровы, как мне тогда показалось, торчала пара тонких ножек. Спустя несколько лет я видел нечто подобное у своей кошки, которая рожала мёртвых котят. Тогда вперёд у них лезли хвосты, и мне казалось, что, как в фильме ужасов, из бедного животного вылезала какая-то иная форма жизни.

— Ромка, иди в дом! — бабушка закричала так, что я вздрогнул. В хлеву происходило что-то жуткое, и мне действительно не стоило на это смотреть.

— Еще чаю будешь? — дедушка заботливо подлил кипяток в полупустую чашку. У меня совершенно не было аппетита, перед глазами стояла увиденная картина. Я отвлеченно помотал головой.

— Это ты виноват, рано ему ещё такие вещи видеть! Ветеринара вызвал? — проворчала из сеней бабушка, я поднял голову, когда в очередной раз услышал жалобный голос любимой коровы.

— А что с ней? — тихо шепнул, так, чтобы услышал только дедушка.

— Заболела она, — так же в ответ шепнул он, добавив уже громче: — Да позвонил я, позвонил, но нет его ещё на участке, и когда будет — не знают.

Старик вздохнул, взгляд остекленел:

— Потеряем мы Белянку, ох, чую, потеряем...

— Не надо! — на глаза навернулись слёзы, корова стала для меня настоящим другом, и страх потерять её ужалил душу.

— Ну, не слушай старика, это уж совсем плохой вариант, — дедушка погладил меня по голове, стараясь смягчить слова, сказанные в задумчивости.

— Неужели ей никак нельзя помочь? — я не представлял, что можно сделать, но знал: дедушка — кладезь смекалки и правильных мыслей, уж он-то точно что-нибудь придумает.

— Обычными средствами это только ветеринар может, надо его ждать.

— А необычными? — вопрос напросился сам собой.

— А необычными... — дед покосился на дверь в сени, бабушка ещё там заканчивала с завтраком. Она зашла в дом, так и не дав ему закончить мысль, ураганом прошлась к комоду, повязала платок на седые волосы.

— Я к Костиковым, надо опять ветеринару звонить, корова так долго не протянет.

— Так нет его... — дед не нашёл понимания, махнул рукой, вдруг с хитрецой взглянул на меня и подмигнул: — Слышь, бабка, а Ромка-то у нас ЯРВ!

Он усмехнулся, ударив ладонью по столу.

— Чаво? — она недобро изогнула бровь, с подозрением покосилась на нас.

— Ну, ЯРВ он, понимаешь? Может, того, пусть попробует?

— Ишь чего ты удумал, старый! Глупости всё это, и ребёнку голову не забивай сказками! — грозно сверкнув глазами, бабушка вышла из избы.

— Ну да, ну да... — дед покачал головой, встал, растерянно ощупывая карманы. — Ты давай чай допивай и на улице погуляй, нечего в доме сидеть.

— А ЯРВ — это кто? — я нервно сглотнул, чувствуя, как в воздухе запахло какой-то жутко важной тайной. Дед не ответил, поколебавшись, прежде чем вывести меня в сени, дал чистые галоши и начал свой рассказ, пристально глядя мне в глаза, словно думая, можно мне доверять или нет.

— Есть на роду нашем предание, — он заговорил, когда мы уже вышли на задний двор. Старик шёл медленно, оттягивая момент и четко проговаривая каждое слово. — Когда-то очень давно один наш пра-пра-прапрадед обладал особым даром.

— Каким таким даром?

— Мало кто об этом помнил в нашей семье, знали только, что жил он в соседнем селе и слыл там сильным магом, которого люди боялись, уважали и величали Яром.

— И что с ним случилось?

Мы подходили к хлеву, где продолжала жалобно мычать Белянка, ей становилось всё хуже.

— Да ничего, жил-жил и умер, никого не обучил он своему ремеслу, но ходила легенда, что перед смертью завещал он, будто дар свой передаст только тому из своего рода, кого при жизни Яром назовут.

— И кого назвали?

— Да никого ещё, — дед осунулся, пожал плечами, открывая дверь в сарай, пропустил меня внутрь. — Суеверный люд боялся, что колдун наложил на свой род проклятие, никто не решался называть заветным именем своих детей, да только вот ты у нас ЯРВом уродился, — он нервно хихикнул. — Да и то случайно...

Будучи десятилетним мальчиком, я едва понимал эти логические хитросплетения. Осторожно подошел к корове, распластавшейся на полу. Увидев меня, Белянка попыталась встать, но не смогла, тихо замычала. Взгляд, как магнитом, приковывали тонкие ножки телёнка, вылезшие из лона коровы лишь наполовину.

— Видишь, Ромка, помощь ей нужна. Тот наш предок, как говорили, всякие болячки лечить мог, помогал как людям, так и животным.

— И как он это делал?

— Да кто же знает?! Говорили, руки прикладывал к больному месту, и уходила хворь, — дед осторожно толкнул меня вперёд. Обходя навозные кучи, я приблизился к Белянке, но даже не мог представить, как ей можно помочь.

— Руки, — шепнул дедушка, жестом подсказал опуститься на колени. Мне не оставалось ничего другого, пришлось встать в грязь и запачкать домашние штаны.

— Не бойся, отстирается.

Внутреннее напряжение неожиданно ударило пульсацией в виски. Я не мог понять, что я делаю, не смог бы даже описать своего состояния. Словно в каком-то навязчивом бреду вытянул руки, приложил их к коровьему боку. Разряд, похожий на электрический импульс, прошёлся по телу, сосредоточился на кончиках пальцев. Я не успел сообразить, что делать дальше, энергия сама нашла выход из моего тела, словно ждала этого момента много лет, выплеснулась обжигающим теплом, исходящим из рук. Белянка ожила, задрожала, тягучее мычание закончилось схваткой, и через несколько мгновений тушка мертвого телёнка упала на сено. От неожиданности я вскрикнул, подался назад под радостный смех дедушки. Он стянул с себя телогрейку, быстро накрыл мертвый плод, помог мне подняться.

— Ну вот, я же говорил, что ты ЯРВ!

Это откровение стало для меня переломным моментом в судьбе; тяжело дыша и с трудом переваривая произошедшее, я смотрел на свои руки. Еще не подозревал, сколько счастья, сколько добра и сколько боли принесёт мне открывшийся дар.

— И как же ей удалось разродиться без ветеринара? — бабушка грозно смотрела на нас. К её приходу дедушка уже успел убрать телёнка и даже выложить в хлеву новое сено. Белянка чувствовала себя лучше, уже не отказывалась от воды. С трудом сдерживая внутреннее возбуждение, я уплетал завтрак, впервые почувствовал на себе один из побочных эффектов от акта исцеления — навязчивую усталость.

— Сама смогла! — дедушка соврал, не моргнув глазом, я молчал, ребенку всегда приятно быть частью большого секрета. — Зря мы её недооценили.

— Ну да, конечно! — бабушка прищурилась, заметив характерную грязь на коленях моих штанов: она подсохла, но всё ещё заметно выделялась. Бабушка так и не решилась озвучить мучившую её догадку, махнув рукой, ушла в сени.

— Пойдём, — дедушка привлёк моё внимание, почти насильно увлёк к печке. Покопавшись в подложке, достал почерневший от времени ларчик, совсем крохотную шкатулку, на дне которой могла уместиться разве что монета.

— Смотри.

Он открыл её, одновременно с этим следя за входом в избу. Перстень. Моё лицо вытянулось от удивления, рука сама потянулась к сокровищу, я осёкся на полпути, недоверчиво насупился.

— Бери-бери, он теперь твой! — дедушка светился от радости, словно скидывал с себя ношу, от которой давно не мог избавиться. — Это перстень Яра, того самого колдуна, и он теперь твой!

На накладке лицевой поверхности печатки древняя гравировка, эмаль давно выцвела, но узор ещё хорошо проглядывался — щит с головой сокола в центре. Перстень упал в ладонь приятной тяжестью, но он был ещё слишком велик для меня.

— Завтра сделаем тебе цепочку, будешь пока носить на шее, — дедушка подмигнул мне, растрепав волосы. Я уже не слушал его, всё моё внимание было приковано к печатке и гравировке. Она показалась мне знакомой...

* * *

Настоящее.

Почему мне редко снятся хорошие, радужные сны? Всё чаще в этих снах мне приходится от кого-то убегать или прятаться. Но самое страшное, что я никак не могу победить своих преследователей. Осознание того, что твой враг априори сильнее тебя, не даёт ровно дышать, гонит от безысходности. Такие сны — частые гости в моей голове. Вот и сейчас мне снилась та комната дознания, я, сидящий прикованным к стулу для изощрённых методов допроса, и два мента, что так отчаянно старались нести свою службу честно. Ну, может, и не слишком старались, а может, и не старались вообще, но несли, как могли. Их довольные, бодрые физиономии застыли на лицах восковой маской. Я опять в безвыходной ситуации и снова терзаем совестью, что не смог спасти пухляка. Тоже мне целитель! Пришлось опустить глаза, чтобы не видеть их.

— Ну что, Роман Валерьевич, нарушаем? — сержант ожил, постучал моим паспортом о ладонь.

— Да нет, что вы? Я просто... я же трезвый. Ну да, помят немного, в ссадинах, но ведь трезв!

Голос откуда-то сбоку, не мой. Да и не стал бы я так лепетать перед обычными людьми, иной раз Инферналам грублю так, что едва понимаю, как ещё жив. Уговор Яра в вечной силе. Кстати, где он сам? Вяло вожу головой в поисках своего неугомонного предка, но не вижу его, да и воздух словно кисель, быстро устаю и тяжело вздыхаю:

— Может, отпустите на первый раз?

Эх, Валерыч, зря я себя так не уважаю! Слова не мои, чувства не мои, полицейские и те картонные, но всё это в моей голове. Как же настроить себя так, чтобы каждый раз выходить доблестным орлом из подобных ситуаций? Порвать железо наручников, как бумагу, надавать всем по морде и спокойно удалиться. Мечты, мечты, мечты, как пел Кипелов в далёком восемьдесят пятом. Неожиданно потянуло знакомой прохладой. На сей раз не со спины, портал открылся позади доблестных полицейских, пронизывающий холодом ветер прошёлся по их волосам. Инфернал появился из ниоткуда. Длинный, болезненно худой, с пупырчатой багровой кожей, отдающей глянцем, похожим на хитиновые крылья майских жуков. Таак! А вот этот персонаж здесь был явно лишним. Я бы, конечно, ещё мог поверить, что это тот вежливый суицидник, назвавший своё имя, но уж больно они не похожи друг на друга. Поймал себя на унылой мысли, что уже начинаю разбираться в подвидах этих тварей. Инфернал просочился между полицейскими, забрался на стол. Это на реальный им нельзя, на придуманный можно. Монстр сел на корточки, растопырил худые колени, как лягушка. Точно, а ведь чем-то они и похожи. Почему-то это сходство я увидел только сейчас. Тварь с любопытством склонила голову. Я помнил, что случилось в участке, наверняка лежу сейчас в больничке под капельницей. Энергии нет, сил нет, даже нет возможности сопротивляться незваному гостю. Именно поэтому Инферналу удалось так нагло и просто взломать мой сон, обойдя защиту.

— Чё скалишься? — я нашёл в себе силы для одного вопроса.

— Отис не хотел причинять никому вреда. Он был честным, — заскворчало чудовище. Это откровение заставило меня рассмеяться, но вместо этого я опять жалобно обратился к застывшим полицейским:

— Может, отпустите на первый раз, а?

Я закатил глаза, со стороны выглядел как полное ничтожество. Тяжело контролировать сон, в который кто-то вмешался извне.

— Да в жопу твоего Отиса! Выберусь отсюда и тебе дам пинка под зад! Твой Отис убил человека, хотел убить и меня!

Я с обидой припомнил момент, когда толстяк потянулся к табельному оружию.

— Он защищал осколок. Ты исключенец, но даже ты не имеешь права прикасаться к нему!

Осколок, осколок, осколок! За последние сутки мне прожужжали все уши этим чертовым осколком. Сначала Яр, потом эти пропащие. Кстати, предок так и не смог объяснить, для чего тот ему нужен, но сдавалось мне, не для того, чтобы повесить на стену. Меня неожиданно осенила интересная мысль.

— Стой, но вот именно, что я исключенец! Есть уговор, так? А значит, могу трогать всё, что захочу, так? — довод показался смешным, но Инфернал слегка смутился, уселся на столе поудобнее, вытянул в мою сторону и без того длинную шею.

— Это исключение, — ответил он после паузы.

— Подожди-подожди. Исключение здесь только я! Не надо мне тут тень на плетень наводить! — я взорвался праведным гневом, а ведь и действительно, ишь, бюрократы хреновы. — Так, не знаю, как тебя зовут, но передай вашим: уговор есть, мелкого шрифта не было, а значит, могу! Я осколок взял, мне он теперь и принадлежит, — добавил я, чётко проговаривая каждое слово.

— Не смей, смертный! — взбесилось чудище, задергавшись в конвульсиях. — И меня зовут Тертус, запомни это!

— Пошёл к черту Тетрис, осколок мой! — я чувствовал, как силы возвращались ко мне; подпрыгнув на стуле, ухитрился плюнуть на инфернала. Он истошно завопил, оттолкнулся от стола в лягушачьем скоке, вцепился мне в горло холодными длинными пальцами.

— Не смей, не смей! Осколок наш! — тварь упёрлась коленом в грудь. Перед глазами потемнело, полицейские у стола потеряли свои цвета, превратившись в безликие тени. Я хрипел, не мог пошевелиться, собирая силу воли в кулак и извиваясь под невидимой тяжестью, сконцентрировался на ответном ударе. Мысленно послал спасительный импульс в воздух. Мне удалось проснуться в больничной постели и жалобно застонать. Тело ломило от пережитой атаки, руки и ноги онемели. Из горла вырвалось единственное слово:

— Яр!

— Рома, ты жив, ответь?! — Борисыч осторожно трепал меня за плечи, старался успокоить судороги. Я открыл глаза, наши взгляды пересеклись. Странные, давно забытые ощущения заставили меня замереть. Уже несколько лет я не подпускал Инферналов для атаки так близко.

— Нет, Рома, это не рай, мы всё ещё на грешной земле, — переводя дыхание, Борисыч улыбался. На моё счастье, не до конца расслышал того, что я выкрикнул в кошмарном бреду, хотя его версия мне понравилась больше.

— Где я? — в горле стоял ком. — Воды!

— Да-да, — Борисыч засуетился у тумбочки, зашипела и забулькала минералка. Последний год он заменил мне и отца, и мать, похоже, будет проявлять благодарность за спасение жизни до конца своих или моих дней. Я отпил из поднесенного ко рту стакана, обречённо откинулся на подушку, незаметно огляделся. Палата не для бедных. Всего две койки, но вторая пуста, телевизор на стене, отдельный холодильник. Заботясь о моём комфорте, Борисыч не жалел денег. Он отложил стакан, заговорщически зашептал на ухо:

— К тебе приставили ФСБешника, вроде из отдела внутренних расследований. Он сейчас в коридоре. Ты очнулся, я должен его позвать. Они обещали, что ты будешь проходить как свидетель, смотри, лишнего не сболтни. Я вызвал нашего корпоративного адвоката, но он сейчас в командировке, приедет через два дня, если что: ты ничего не помнишь, тебя били! Сделай из себя жертву!

Я слушал всё это молча, лишь моргал в такт словам. Хотел рассмеяться и похлопать начальника по плечу, как хорошего приятеля, успокоить его пыл. А ведь Борисыч даже не знал, что произошло в участке, была там моя вина или нет, но он уже стоял за меня горой. Этого мужика я уважал, и надо будет отблагодарить его, настоять на более частых восстановительных сеансах. Нашу беседу прервал осторожный стук по дверному косяку. Кто-то тактично кашлянул.

— Он только что проснулся, я уже хотел идти за вами! — Борисыч выпрямился как по струнке, обернулся к важной персоне лицом, но перед этим успел незаметно подмигнуть. Я подумал, что ему явно не хватало в жизни острых ощущений, возможно, именно поэтому Борисыч всегда охотно принимал участие в любых моих авантюрах и помогал, как мог.

— Проснулись? — мужчина лет пятидесяти пяти в сером строгом костюме хорошего покроя посмотрел на меня поверх очков, робко улыбнулся.

— Да, но я бы ещё поспал с вашего позволения, что-то утомился.

Я устало и без интереса посмотрел на федерала, его доброжелательный внешний вид — это обманка, чтобы подозреваемый вроде меня потерял бдительность. Да-да, именно подозреваемый. Борисыч сказал, что я свидетель, да хрен там! Мужик пожирал меня взглядом, едва ли не раздевал. Я не знал, что он хотел там увидеть, но по телу прошла волна навязчивого жара.

— Юмор — это хорошо, значит, скоро поправитесь, — тактично заключил федерал, прошёл в палату, достал удостоверение. — Майор Спесивцев. Вы, конечно, сможете отдохнуть, но сначала мне придётся задать вам пару вопросов.

— Ну конечно, — обречённо вздохнул я. Интересно, сколько я был в отключке? Они уже успели вскрыть толстяка и достать осколок? А если нет? Перспектива поработать лопатой после того, как всё уляжется, заставила нехорошо откашляться. Я знал Яра: если ему потребовался осколок, он заставит эксгумировать сержанта и провести вскрытие прямо на кладбище. Однако тут вставал другой вопрос: упоминать его в показаниях или нет? С другой стороны: да, конечно, они уже резали мента! Полицейский умер без видимых насильственных действий, и скрывать тут совершенно нечего.

— Да, но в интересах следствия я хотел бы поговорить с вами тет-а-тет, — Спесивцев улыбнулся, переведя взгляд на Борисыча, замолчал. Очень культурно выгнав его отсюда нафиг.

— Да-да, — мой начальник ожил, задумчиво шарил в карманах накинутого халата. Я видел, как он мучительно не хотел оставлять меня на растерзание грозному правосудию, но выбора не оставалось, и Борисыч, насупившись, вышел в коридор. Дверь за ним прикрылась.

— Ну, хорошо, теперь приступим, — Спесивцев проводил моего единственного защитника краем глаза, встал у кровати, потер маленькую бородку с проседью, взглянул с хищническим интересом. Тут же захотелось упасть в обморок и притвориться мёртвым. Вообще, мало того, что этот мужик мне не нравился уже с порога, так и выглядел он совсем не как федерал. Строгий костюм, небрежная небритость... У меня, конечно, не так много опыта в общении с ФСБешниками, но если честно, представлял я их себе как-то по-другому, может быть, другой дресс-код.

— Что произошло в участке? — продолжил он, вежливо улыбаясь.

Я ответил не сразу, судорожно вспоминая, кто был свидетелем разыгравшейся драмы. Таак! Рядовой с телефоном ушёл. Мало того, он ушёл с моим кольцом, но всё же минус один. Кто следующий? Камера под потолком. Ну, этот свидетель, как и статуя Фемиды, в ответственный момент всегда с повязкой на глазах. Беглый подсчёт шепнул: врать можно нагло и безбожно. Предвидя все албанские и сумасбродные вопросы, я начал с основ, которые на фиг никому не были нужны:

— После офисной работы мне захотелось подышать свежим воздухом. Ближайший к Москва-Сити парк — это Филёвский. Время было уже позднее, и меня, сидевшего на скамейке в трезвом состоянии, приняли ППСники, — я сделал паузу, с интересом наблюдая за реакцией Спесивцева. Словно раскусив мою издёвку, он сосредоточенно кивнул головой, ни один мускул не дрогнул на лице. Жаль, надо было начинать давать показания с раннего детства, занятная бы вышла история.

— Ну, в общем, привезли меня в участок, оформили и через пару часов повели на допрос, — усиленно расписывать дальнейшее нет смысла. — В комнате для допросов сержанту стало плохо...

— Он представился? — Спесивцев перебил мой рассказ, нахмурившись, деловито скрестил руки на груди.

— Кто? — удивился я, не сразу поняв суть вопроса.

— Тот сержант, он представился? — Спесивцев пояснил вопрос с таким суровым выражением лица, словно ответ на него пролил бы свет на раскрытие преступления.

— Ну... нет, — я пожал плечами. Что за бред?! Это вообще не шутка? Кто этот человек?! Я побоялся играть с ним дальше, спросил прямо: — А что, это так важно?

— Для следствия важна любая информация, — ФСБешник профессионально нагнал тумана. Пришлось продолжить рассказ без издёвок. Я хотел потроллить Спесивцева, но получилось всё как-то с точностью до наоборот.

— Сначала их было двое. Сержант отослал напарника пробить информацию по мне к дежурному. Кажется, того звали Еремеев.

— Да, мы уже допросили рядового, но он не смог рассказать что-то вразумительное.

Я неуверенно кивнул. Интересно, они действительно не добились от Еремеева полезной информации или это очередная ложь, чтобы усыпить мою бдительность? Помнится, именно стажёр выбивал в комнату дознания дверь, освобождая меня от наручников, и самое поганое, видел, как я прикладывал к сержанту руки. Мда... и как же он описал всё это?

— Что было дальше?

Я тяжело вздохнул. Мысль рассказать Спесивцеву чистую правду издевательски мелькнула в голове. Интересно, ФСБешник отправит меня на освидетельствование в психушку после упоминания про инфернала, вселившегося в тело человека, или на моменте, когда мне пришлось с помощью Яра закрывать портал в лимб. Не удивляйтесь, что я так скептически общаюсь с представителями власти. Мне слишком часто приходилось иметь дело с более могущественными существами.

— Если честно, я и сам не понял, что произошло. Когда рядовой ушёл, сержант закрыл дверь, стал кричать на меня, угрожать.

— Это он нанёс вам раны? — Спесивцев ожил, пригляделся к ссадинам на лице. Хитрый ход, скажу: «Да», — и он тут же поймает меня на лжи. Хоть раны и были получены тем же вечером, но наряд ППС составлял акт сдачи меня в участок, и все дефекты моей внешности на тот момент были бережно зафиксированы в протоколе.

— Нет, — уверенно ответил я, закатив глаза, морщил лоб, создавая видимость тяжелой мозговой работы. — В Филёвском парке что-то произошло...

Я совершенно растерялся, не знал, о чём врать.

— Что произошло? — Спесивцев хитро прищурился, оживился. Ну да, так я и сказал правду! Придумывать и расписывать нудную легенду не хотелось, а мой внешний вид говорил недвусмысленно.

— В парке на меня напали, я помню, что сидел на скамейке, кто-то ударил меня сзади, повалил на землю. Я не успел заметить, кто это был, но, по-моему, их было двое.

Первое, что пришло на ум. Ничего не знаю, ничего не видел, а даже если я там и был, то я спал. Старая сицилийская присказка пришлась как нельзя кстати. Я, конечно, мог бы то же самое рассказать и об инциденте в комнате дознания, но, как ни крути, там были свидетели.

— Значит, не сможете описать нападавших? — грустно осунулся ФСБешник, я помотал головой. — Ну, хорошо, что было в участке потом?

— Если честно, я так и не понял, что от меня хотел тот сержант, кричал всё про какого-то душегуба из парка, может, хотел выбить чистосердечное, но я же обычный законопослушный гражданин, просто оказался не в то время не в том месте.

Я не давил на жалость, но от слишком неприятной аналогии с прошедшим сном невольно передёрнуло. Если бы сейчас из какой-нибудь стены вылез очередной Инфернал, я бы точно наложил в штаны, конечно же, от удивления. Спесивцев понимающе закивал, нахмурился:

— Что было потом?

— А потом он что-то сунул себе в рот и стал задыхаться, — я глупо пожал плечами. Ну, действительно, не рассказывать же ему всю правду.

— И? — федерал ожидал услышать продолжение, важные детали, но мне нечего было добавить. Осколок наверняка уже в какой-нибудь лаборатории, под надёжной охраной. Его обязательно приобщат к делу, и про блестяшку можно будет забыть навсегда. С трудом, но я смог отнять его у инферналов, но тягаться с людьми, особенно когда у них столько огнестрельного оружия, мне уже не по зубам.

— И всё. Я не успел разглядеть, что он проглотил, позвал на помощь, прибежал рядовой и выломал дверь, — решил добавить после паузы, выдавил невнятную улыбку. — Сознание потерял, наверное, от истощения. Слишком много произошло за один вечер...

— Да уж, это точно, — раздраженно хмыкнул Спесивцев, он услышал далеко не то, что хотел. — Еремеев дал показания, что как только он ворвался в комнату дознания, вы потребовали, чтобы он освободил вас от наручников, когда он сделал это, вы зачем-то приложили к сержанту Николаеву руки. Зачем?

— Я попытался ему помочь, — ответил, не думая, здесь врать не было нужды, да и алиби железное, именно я отправил рядового вызывать скорую. — Я надеялся, что сумею выдавить эту вещь из его трахеи и спасти сержанту жизнь.

— Эту вещь? — ФСБешник не преминул уцепиться за слова. — Какую вещь?

— Я не знаю, ту, которую он проглотил, — я издевательски улыбнулся. Отвлёкся на приближающиеся шаги, донесшийся из коридора голос Борисыча. Он назвал номер моей палаты.

— Ну ладно, мой помощник уже здесь, повторите ему всё, что рассказали мне. Завтра утром вам придётся снова посетить полицейский участок, будем проводить следственные действия.

ФСБешник сверился с часами и, вежливо улыбнувшись, вышел в коридор. Вот уже действительно чего не хватало, так это пресловутых следственных действий, а я ведь ещё не придумал, как мастерски соврать куче прожженных следаков. Надеюсь, хоть Еремеева приведут, перстень Яра всё ещё должен быть у этого засранца. Яр. Сейчас мне действительно не хватало его совета. В палату вошёл уставший мужчина в потёртых джинсах, с черной кожаной папкой в руках. Замерев у порога, смерил меня скептическим, не предвещающем ничего хорошего взглядом.

— Доброе утро, — буркнул он, достал удостоверение, заговорил, скучающе смотря в пространство перед собой. — Я капитан Хмельницкий, мне поручено расследовать инцидент, произошедший сегодня ночью в полицейском участке на Сафроновской улице. Вы в курсе, что один из полицейских, что допрашивал вас, умер?

— Да, — мой голос неожиданно сел. — Он чем-то поперхнулся...

— Поперхнулся? — капитан изогнул бровь, открыл папку с делом. — Смерть наступила в результате асфиксии, верно. Вы знаете, что это было?

— В каком смысле? — в голову пришла только одна мысль, от неё похолодело в жилах кровь. Я напрягся, вспоминая Яра, как же не хотелось выкапывать труп сержанта.

— Вскрытие не нашло никаких посторонних предметов в трахее погибшего, — Хмельницкий с шумом закрыл папку, облокотился ею о поручень кровати, его взгляд навис надо мной тенью неприятной беседы. — Вы должны рассказать мне, что произошло в ту ночь в участке, всё до мельчайших подробностей.

— Я уже рассказал всё вашему напарнику, — я пожал плечами, кивнул в сторону коридора. Ну, нет, я тут что, птица-говорун, что ли? Хотя умом и сообразительностью отличался. Хмельницкий проследил мой взгляд, за приоткрытой дверью действительно было какое-то движение, люди в штатском незаметно обступали мою палату. Вот тебе и просто свидетель...

— К сожалению, придется повторить и мне, — капитан достал диктофон, поставил на тумбочку рядом с кроватью. Я тяжело вздохнул: как же меня угораздило вляпаться в эту историю? Яр, твою мать, куролесим оба, а отвечаю на неудобные вопросы потом только я!

Первый пациент.

Наверное, каждый целитель может в подробностях рассказать о своём первом удачном опыте излечения, чудесного избавления от приставучего недуга. О том незабываемом чувстве эйфории, которая способна надолго захватить разум. Ведь любая битва с болезнью — это дуэль, и когда ты наконец выходишь из неё победителем, навсегда меняется жизнь. Моим первым пациентом была обычная крыса с жесткой коричневой шкуркой и любопытным влажным носом. Я любил крыс, у меня их было много. Только настоящий крысовод может рассказать о том, насколько умны и преданны эти создания, но у них есть один минус — срок их жизни. На моих глазах умерло порядка трёх или четырёх этих зверьков, начиная с десяти лет моей жизни, и каждый раз это было мучительное осознание неизбежной смерти всего живого. Последняя крыса изменила мою жизнь, она поставила под сомнение всю необратимость жизненных процессов. Хотя когда однажды утром, кормя любимое животное с рук, я почувствовал до ужаса знакомые шишки на его брюхе, мысленно приготовился к тому, что происходило до этого со всеми его предшественниками. Стал уделять крысе больше внимания, кормить всегда до отвала и только самым вкусным, что мог найти в холодильнике. Прошло совсем немного времени, и эти шишки, напоминающие зашитую под кожу скорлупу от фисташек, раздулись до величины грецких орехов (лишь много позже я узнал, что так проявляется рак у животных). Я не мог остановить этот процесс, не мог повлиять на приближающийся конец, в один ужасный момент самая большая шишка прорвалась, образовав сквозной свищ в маленьком тельце бедной крысы. И когда счёт пошёл на часы, внутри меня что-то сломалось, я не могу объяснить, чем именно руководствовался мой разум, но он внезапно напрочь отказался смириться с тем, что моего друга скоро не станет. Я провёл первый целительский сеанс на полу, сидя у клетки моего друга, осознанно стараясь остановить распространение болезни. Впервые в жизни я доверился странному знанию, что сидело глубоко внутри. Ни разу не медитируя в своей жизни и не имея ни малейшего понятия, что это такое, во время сеансов мне удавалось на доли секунды погружать свой разум в необычное состояние, оно очень похоже на то чувство, когда дно уходит из-под ног и ты оказываешься на плаву. Ощущая совершенно другую плотность окружающей среды, тело балансирует на тонкой грани, где с одной стороны, вода стремится поглотить тебя, а с другой — выплюнуть на поверхность. Так человеческий разум работает с Лимбом, но тогда я и понятия не имел обо всём этом, единственное, что я твёрдо знал и чувствовал — это странные покалывания, которые фокусировались на кончиках пальцев. Прикасаясь к любимой крысе, я чувствовал, как хрупкому тельцу умирающего животного передавался импульс. Мне не были знакомы сложные биологические принципы работы организма, не знал я и нюансов лечения различных сбоев в этой работе. Самое первое, чему я научился — это передавать жизненную энергию. Крысе не требовалось многого, при наступлении странных приступов, при которых зверёк начинал задыхаться, он бежал ко мне из любой точки квартиры, прижимался к рукам, словно хотел слиться с моим телом. И каждый раз, передавая энергию, мне удавалось погасить агонию, раздуть угли угасающей жизни.

Так продолжалось долгих четыре месяца. То, что происходило с ещё живой крысой, начинало пугать не только меня, но и родителей. Свищ в её животе не затягивался, становился только больше, вскоре из дырки начали вываливаться кишки, а животное с моей помощью никак не умирало. Страшная мысль закралась мне в голову: я продлевал жизнь тому, кто обречен на смерть, я делаю ошибку. Ребёнку, воспитанному на примитивных религиозных воззрениях о добре и зле, не ведающему о глубокой морали, было тяжело осознать и принять свою новую роль. Испугавшись всех этих странностей, разрывающих мозг, я принял решение: больше не помогать бедному животному. И когда у крысы начался очередной приступ, я подло запер её в клетке и отнёс на кухню. Закрывшись в комнате, я смотрел телевизор и надеялся, что всё это закончится. Оно закончилось через несколько часов, в один момент я почувствовал, как сущность зверька коснулась моей ноги, понял, что крыса умерла, я заплакал. Я больше ничего не мог изменить, и это было самое большое предательство в моей жизни. Вернувшись к клетке, я вытащил бездыханное тельце зверька, нашёл ненужную тряпку и завернул его как в саван.

Мне было четырнадцать; закапывая своего друга в снегу на поле за домом поздно ночью, я понял одно — за жизнь надо бороться, даже если она не твоя. Но мне пришлось взять передышку, целых двадцать лет у меня не было возможности снова применить свой дар, пока однажды моя жизнь не повисла на волоске...

* * *

В «больничке» мне нравилось только одно: утром, в обед и вечером не надо было заботиться о том, что приготовить поесть холостяку. Несмотря на ужасное качество предлагаемого провианта, этот плюс весьма актуален. Утренний обход врача завершился быстро и без особых расспросов. Мой лечащий врач, забавный мужичок ростом со старый холодильник «ДНЕПР», в дорогих, начищенных до блеска черных ботинках, всегда чуть улыбался, заходя в палату, и всегда учтиво стучался. Конечно, ведь моё содержание приносило местной казне солидную сумму, и в глазах врача я уже видел целый список болезней, которые они так и норовили у меня найти. К их сожалению, за прошедшие сутки я полностью восстановил силы, и теперь находиться в унылой палате мне становилось совсем тошно. С надеждой и страхом я ждал появления Хмельницкого. Федерал не назвал точное время своего визита, а утро — понятие растяжимое.

— Как ваше самочувствие, Роман Валерьевич? — врач осторожно приблизился, сцепив пальцы в замок на уровне груди. Этакий старик Хоттабыч, только без бороды.

— Сегодня намного лучше, — щелкнув пультом, я выключил телевизор. Смотреть его оказалось сплошным расстройством. Как я втайне ни надеялся, но об инциденте в участке все упорно замалчивали, то ли Хмельницкий со товарищи постарались, то ли смерть рядового полицейского уже не представляла никакого интереса у зрителей. И правда, где кровища, где куски мяса? Поперхнулся и умер — не самая героическая смерть при исполнении, что ли? Мне становилось обидно: а где же толпы «журналюг», выпытывающих у меня подробности драмы, разыгравшейся в комнате дознания, где приглашения на ток-шоу? Я бы мог рассказать много интересного, но слегка сник, вспомнив, что, кроме меня, свидетелей у той драмы не было и быть не могло... И дело даже не в ФСБ, закрутившем все краны утечки информации, инферналов не видел никто, кроме меня, а значит, для окружающих со своими россказнями про пришельцев из иного измерения я обычный псих. Назойливый голос лечащего врача вернул мне чувство реальности:

— Хорошо, что уже идёте на поправку, но если хотите, можем провести вам дополнительные обследования, они, правда, не входят в стоимость общего нахождения в стационаре...

Он затянул до боли знакомую песню. Ну точно Хоттабыч, только желания строго по прейскуранту.

— Ой, нет, спасибо, — я погладил урчащий живот, покосился на дверь. — Что-то по утрам здесь сквозит и невероятно голодно. Скоро там завтрак?

Врач проследил за моим взглядом, не сразу поняв сарказм.

— Ах, да, еду начнут разносить через пятнадцать минут.

— Хорошо, — я вежливо улыбнулся. Разнести бы вас всех за ту баланду, которой приходилось давиться. Как и во все времена, деятельность кухни в «больничках» пользовалась успехом только у бездомных собак, и это даже несмотря на мой особый статус. Нет, я, конечно, не привередничал, задрав нос, но расходы фирмы отчасти и мои расходы.

— Ну, если вам от меня больше ничего не нужно, тогда я вас оставлю, — врач уныло вздохнул, в коридоре послышались цоканье каблуков и шелест колёс походной кухни. Разносить завтрак начали даже раньше графика, я с любопытством заглянул в открывшийся вслед за уходящим доктором проём. Увидел одетого в штатское мужчину, он сидел на стуле недалеко от двери. ФСБ оставило смотрящего, ох, чую, вынесут они мне мозг за того толстячка. Так мне и надо, не смог спасти... Хотя вот спас бы я его, что бы тот сержант наговорил, в чём бы обвинил меня? Мертвые и спокойнее, и тише, как говорил Яр. Вспомнив о Яре и пропавшем осколке, тихо завыл. За окном солнечный денёк, главное, чтобы не пошёл дождь, мокрую землю тяжелее копать, а копать придется. Осколок не исчез, он по-прежнему в теле, замаскировался, так же, как и в том уличном фонаре в центре Филёвского парка. Он холодный, ему всё равно, кто будет носителем: бездушный предмет или человеческое тело. Ход моих мыслей прервала вкатившаяся в палату тележка с фуражом. Запах больше отпугивал, чем манил, но деваться было некуда. Голод — не тётка, человека зверем делает ловко.

— У вас первый стол, — женщина лет пятидесяти сверилась со списком и разложила на поднос тарелки, заполняя их первым и вторым блюдами. Я, как заворожённый, смотрел на её фигуру. Уставшее лицо не выражало ничего, кроме отстранённой безразличности, движения заучены и исполняются на автомате. Я видел, что с ней случилось, видел пробитую защиту, тонкие красные нити исходили из тела. Лимб пил её, настолько остервенело, словно хотел иссушить до дна. Такое я видел впервые, нервно сглотнул. Когда медсестра поставила поднос на тумбочку и повернулась ко мне спиной, я вздрогнул от омерзения. А вот и виновник её проблем. Инфернал, свернувшийся калачиком, удобно устроился на теле и стал похож на буро-серый рюкзак. Он вонзил невидимые когти в плечи бедной женщины. Это было не моё дело, она не работник компании, и мои услуги на такие случаи не распространялись, но я окликнул её в последний момент.

— Простите, вы плохо выглядите, вам бы к врачу...

Медсестра замерла, сгорбилась. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, инфернал ожил, с сухими щелчками худых конечностей растягивался в полный рост. Он повернул в мою сторону голову, глазки-щелочки неприятно блестели. Тварь оскалилась, предупредительно зашипела.

— Да нет, всё в порядке, вам показалось. Приятного аппетита, — ответила она, не оборачиваясь, выдавила улыбку и вышла в коридор. Я видел, как смотрящий от ФСБ оторвался от телефона, проводил её доброжелательным взглядом. Инфернал снова свернулся клубком, красные нити полезли из жертвы с новой силой.

— Это не моё дело, — я повторял как заклинание. — Это не моё дело...

Хмельницкий пришёл именно тогда, когда я уже перестал его ждать. Несколько раз от скуки хотел выйти в коридор, но каждый раз сидящий на стрёме агент предельно вежливо загонял меня обратно в больничный застенок, а стоило попроситься в туалет, так этот гаврик шёл за мной по пятам, словно я главный подозреваемый, а не свидетель в этом деле. Хотя так они ко мне и относились, пора бы уже и прекратить этому удивляться. Жаль, что он не зашёл вместе со мной в тесную кабинку, с его-то учтивостью можно было бы и помочь подержать. Хмельницкий оказался менее вежливым «гебешником», вошёл без стука, сходу перешёл к делу, так, словно был тут всё время и отлучился всего на пару минут. В руках всё та же черная папка, меня почему-то коробило от её вида. Наверное, потому, что там собрана вся моя биография вплоть до детских фотографий.

— Собирайтесь, мы опаздываем! — бросил он раздраженно, стоя над душой. Отлично! Я еще не в курсе, но мы уже опаздываем. Начал лениво собирать шмотки, обнаружив, что Борисыч оставил «на выход» один из однотипных строгих костюмов. Молодец. Корпоративный «дресс-код» надо соблюдать в любой ситуации. Хмельницкий отвернулся, подошёл к окну, вяло проводя инструктаж:

— Сегодня нам придётся навестить как минимум два места. Сначала поедем в морг на опознание сержанта.

Так! Тело в морге! Уже хорошо, может, и не придётся ничего копать. Хотя где ему еще быть, пока идёт расследование? И почему я раньше об этом не подумал, озвучил другую мысль:

— Зачем опознавать-то? Разве всё и так не ясно?

— Ясно, не ясно! Есть протокол, и его надо исполнять, — нахмурившись, буркнул Хмельницкий, продолжил спокойнее: — Потом поедем в участок, расскажете и покажете, как всё было...

— Тот рядовой там будет? — я нахально перебил его, поймал на себе подозрительный взгляд ФСБешника.

— Конечно, Еремеев тоже свидетель.

— Отлично, — я прыгал на одной ноге, борясь с узким голенищем носка. Этот упырёнок мне нужен, главное, чтобы кольцо ещё было при нём. Федерал озадаченно хмыкнул, не ожидал, что я обрадуюсь грядущему перекрестному допросу. Он повернулся ко мне, зажав папку под мышкой, увидев мой представительский вид, тяжко вздохнул:

— Вы что, на работу собрались?

Ну, во-первых, я ещё не видел ордер на свой арест, а во-вторых:

— Я в каком-то роде лицо компании и её представитель и должен выглядеть безупречно.

Я широко улыбнулся, почувствовав свою неотразимость. Да, люблю строгие костюмы, черные галстуки, пышный официоз, не то что этот Хмельницкий со своими потёртыми джинсами. ФСБешник криво усмехнулся:

— У вас в компании у всех такой представительский вид? — он кивнул, намекая на мои синяки, не дав возможности ответить на остроту. — Пойдёмте уже, нет времени!

Мы вышли из палаты по очереди, Хмельницкий впереди. Он остановился возле агента:

— В палату никого не впускать.

Я изумленно обернулся на дверь своего временного пристанища. Повышенное внимание льстило моей скромной персоне, но с другой стороны — по коже бегали мурашки: а я точно свидетель? Соглядатай охотно кивнул, проводив нас до лифта. Они о чём-то втихаря перешептывались, и мне, оставшемуся в стороне от всего этого, стало смертельно скучно. В лифте ФСБешник также предпочёл молчать, кто-то позвонил ему на «мобилу». Закатив глаза, Хмельницкий сбросил вызов. Интересно, кто это мог быть, навязчивая поклонница? По внешнему виду федерала и не скажешь, что у него много таковых, но всё может быть. В вестибюле больницы я снова увидел ту женщину с инферналом на спине, она пила чай у регистратуры, медленно размешивала ложкой сахар, всё с таким же отстраненным взглядом. Бегло оценил, что процесс шел не так уж долго. Я бы, наверное, мог ей помочь, но не мог так просто подойти и навязать свои услуги. Нет, я так не привык!

Хмельницкий вышел на солнце, поморщился, опустив лицо и дёрнув из нагрудного кармана очки, нацепил на нос. Он повернул налево к стоянке автомобилей, и я облегченно выдохнул, что не придётся добираться по такой жаре на общественном транспорте.

— Вы на машине? Как хорошо... — оставалось надеяться, что до морга не придётся пилить на другой конец Москвы.

— Да-да... — федерал странно изменился, осунулся и воровато оглядывался по сторонам, словно от кого-то скрываясь. Больше не проронив ни слова, мы ступили на парковку. В руках ФСБешника блеснули ключи с дорогим брелком, на нажатую кнопку центрального замка отозвался и замигал бортовыми огнями возвышающийся над пузотёрками новенький хромированный «Гелентваген». Я присвистнул от удивления. Ни в жизнь не поверю, что этот шустрик купил его на свои кровно заработанные. Ого! Да у нас тут явно коррумпированный элемент, и не удивительно, что шёл он до своего сокровища на полусогнутых. Начальство, наверное, и не знает, на чём рассекает по Москве их скромный подчинённый.

— Это подарок, — на всякий случай пояснил Хмельницкий, увидев издёвку в моих глазах. Ну да! А те девять миллиардов в квартире — это всё моей мамы...

— Отличник службы? — сдержанно поинтересовался я.

— Можно и так сказать.

Федерал окончательно замкнулся в себе и, когда мы сели в машину, всем видом показал, как рад возить меня на личном транспорте. Я решил дать заднюю, дабы не усугублять и без того щекотливую ситуацию, расположение Хмельницкого мне надо сохранить любой ценой.

— Да, вы правы, это совсем не моё дело.

— Дело, дело... — он тронулся, выезжая с парковки. — Вот всё это — точно не моё дело...

Странное откровение, которое Хмельницкий так и не удосужился пояснить, осталось витать в воздухе немым вопросом.

— И где этот ваш морг? — я азартно выгнул шею, внимательно запоминая дорогу до этого чудного места, благо высокая посадка «Гелика» позволяла просматривать улицу далеко вперёд.

— Он тут недалеко, скоро приедем, — Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле. Уже привык к авто, значит, владел им давно. Интересно, кто мог подарить скромному служителю закона столь нескромную машину?

— Поговорим о деле. Вы сказали, что сержант поперхнулся, попытайтесь вспомнить, что именно он положил себе в рот? — ФСБешник включил диктофон, положил его на панель. Опять завёл старую шарманку...

— Я так и не понял, что это было, когда рядовой ушёл по распоряжению того сержанта, он начал вести себя как-то странно, всё говорил о каком-то душегубе из парка, потом достал что-то из кармана. Оно сверкнуло пару раз в его руках, но освещение в комнате никудышное, может, стекло какое-то...

Я устало пожал плечами, но сосредоточенно повторил всё слово в слово, как уже рассказал ранее в палате. Вчера Хмельницкий пытал меня этим вопросом минут тридцать, главное — не сбиться в показаниях, задавая один и тот же вопрос много раз подряд, федерал лишь выжидал, когда я начну путаться. Так и норовил поймать меня на лжи, сволочь.

— Вы точно уверены, что он положил в рот именно стекло? Может, это было что-то другое?

Хмельницкий не унимался, в попытке докопаться до правды перестал её воспринимать, ведь я ни на мгновение не врал, опустил лишь некоторые детали.

— Не знаю, что еще может так блестеть, может, ключ? А вы точно ничего не нашли в глотке сержанта? — игра в одни ворота порядком поднадоела, Хмельницкий бросил на меня недоверчивый взгляд. Каменное, непроницаемое лицо говорило о том, что я не имею права задавать вопросы по следствию, но вчера ФСБешник уже обмолвился, что они ничего не нашли в теле погибшего, а значит, отпираться нет смысла.

— Нет, вскрытие показало, что сержант Николаев умер от удушья, но причины удушья не были установлены, — сухо ответил он, выждав паузу, перестраиваясь на кольце, уводя машину с «трёхи» на Шмитовский проезд. Дальше дорогу можно и не запоминать, мы уверенно ехали к Филёвскому парку.

— Труп в парке? — я насторожился, как-то слишком много совпадений. За последние дни они уже натёрли глаза.

— В парке? — отвлёкся Хмельницкий. — Нет, почему? Мы едем в пятьдесят первую больницу на Алябьева, тело Николаева там.

Обычная больница, обычный морг. Я задумчиво потеребил подбородок: интересно, если я прикинусь родственником этого сержанта, мне выдадут труп, ну хотя бы на пару минут? Из размышлений меня вывел Хмельницкий:

— Ну, так вы уверены, что он проглотил именно это ваше стекло? Или может, Николаев скончался от чего-то другого?

Федерал сбавил скорость, парк раскинулся справа, я упёрся взглядом в зелёный массив, устало вздохнул. Вспоминать подробности той ночи становилось тяжко. Авантюра с осколком вышла боком не столько для меня, сколько для людей, которые не имели к ней никакого отношения. Так всегда и бывало, снова вспомнил добрым словом Яра. Но деваться уже некуда, и начатое дело придется доводить до конца, я надеялся, что Яр знал, что делает, и в конце мы получим хоть какой-то положительный результат от всего этого.

— Я знаю, что я не убивал его, — сурово ответил я, предвосхищая очередную попытку ФСБешника вывести меня на чистую воду. Хмельницкий притормозил перед пропускным пунктом больничного корпуса, показал вышедшему из будки охраннику удостоверение и беспрепятственно въехал на территорию пятьдесят первой больницы.

— Вас никто ни в чём не обвиняет, я должен разобраться в том, что произошло, и прошу вас только об одном — помогите следствию. Чем раньше мы разберёмся в этом деле, тем быстрее вас оставят в покое! — Хмельницкий терял терпение, паркуя автомобиль у главного входа в больницу, заехав на газон и заглушив двигатель. Я смотрел на федерала несколько мгновений, при всём желании не мог рассказать ему правду, отчасти не хотел расшатывать нервную систему стражу правопорядка, отчасти берёг и свою.

— Я рассказал всё, что видел, — вырвавшись из плена ремня безопасности, я открыл дверь и вышел на солнце. Хотелось только одного: побыстрее закончить всё это и вернуться в палату. Там скучно, но хотя бы нет этого дотошного следователя, от которого у меня уже начинала болеть голова.

— Артур Павлович, мы ждали вас гораздо раньше! — главврач больницы по фамилии Большаков семенил за Хмельницким, усердно игнорируя моё присутствие. — С утра приходили родственники умершего, они настаивают на похоронах уже завтра.

— Это исключено, — ФСБешник насупился, уверенно направляясь к лифту в конце длинного коридора первого этажа. — Пока идёт расследование, тело будет находиться в морге. С родственниками мы поговорим, докучать вам они не будут.

— Хорошо, но что делать с трупом, вскрытие проведено, все формальности мы выполнили, что дальше?

Мы вошли в лифт втроём, главврач встал между мной и Хмельницким, федерал долго не отвечал на вопрос, открыв папку, что-то увлеченно читал в отчётах. Под вопросительный взгляд эскулапа, решившего, что я смогу ответить на вопрос, мне оставалось только поднять глаза к потолку и стоять, молча вытянувшись по струнке. Уж я-то тут вообще ни при чём. Кабина лифта остановилась, проехав один этаж, открылись двери в широкий пустой коридор, из которого в лицо ударило нехорошей прохладой. Мы замерли, когда один из немногочисленных плафонов заморгал и потух. Декорации из фильма ужаса не внушали уверенности в необходимости грядущего опознания. Палец так и тянулся к кнопке закрытия дверей. Главврач вышел из лифта первым, мы с Хмельницким замешкались, он не проронил ни слова, но я словно наяву почувствовал страх федерала, странный осознанный страх. Меня впервые коснулась догадка, что всё не так просто с этим человеком, и возможно, не такой он уж и скептик, как это могло показаться на первый взгляд. Врач продолжал жаловаться на жизнь, не сразу заметив, что остался в одиночестве, обернулся на нас с неподдельным изумлением.

— Что же вы стоите?

— А зомби у вас тихие? — я решил взять инициативу в свои руки, вышел в коридор первым. У меня всё-таки фора, в отличие от любого другого человека я мог увидеть реальную опасность, а здесь только мертвая тишина. Инферналы любят живую энергию, и в таких местах им ловить, как правило, нечего.

— Какие зомби? — главврач озадаченно хлопал глазами.

— Никакие! — нахмурившись, Хмельницкий обошёл меня, захлопнул папку на ходу. — Ярцев, не отходите далеко, а то ещё заблудитесь.

— Очень правильное замечание, — врач охотно закивал, вторя словам ФСБешника, мы продвигались вглубь морга, коридор впереди расширялся, переходя в большой зал. — Больница буквально построена на катакомбах, говорят, что семнадцатого века. Тут было очень много узких проходов, каких-то ниш, очень легко потеряться. Для своих нужд больница отреставрировала только маленькую часть, какие-то проходы мы замуровали, но какие-то нам запретили. Как-никак исторический памятник, и археологи у нас тут частые гости, даже какие-то захоронения иногда находят, кости да черепа.

Главврач нервно хихикнул. По его поведению стало ясно, что и ему находиться здесь не доставляло большого удовольствия. Он остановился в центре зала, обернулся на нас с Хмельницким, ухмыляясь, шепнул:

— Ну, вообще-то зомби у нас нет, но что-то похожее найдётся. Яков Петрович!

Он крикнул в полумрак. Страшное эхо заставило меня вздрогнуть. Оно пронеслось по стенам подвального лабиринта, заглянуло в каждый проход и каждую щёлочку, прошлось по ветхим костям давно умерших людей. Да уж, Яру бы тут понравилось, но меня в очередной раз передёрнуло.

— Холодно у вас тут, — Хмельницкий застегнул пуговицы рубашки у воротника, поежился от очередного порыва сквозняка.

— Да, извините, издержки работы, — врач развёл руками, набрал в легкие воздуха, чтобы снова позвать своего подчинённого, но все замерли, услышав приближающиеся шаркающие шаги.

— Кто это? — Хмельницкий шепнул врачу на ухо. — Патологоанатом?

— Да. Очень хороший специалист, но странный, прошу к этому отнестись с пониманием.

Хмельницкий успел кивнуть, поднял взгляд на появившегося в проходе хозяина негостеприимных казематов. При его виде у меня невольно дёрнулась рука, по телу прошёл импульс, сфокусировался на кончиках пальцев. Печать запрещения уже нарисовалась в уме. Невероятно высокий и худой мужчина неспешно вывернул из-за поворота, остановился, окинув гостей странным взглядом. Ей богу, чуть меньше освещения, и я мог бы поклясться, что это инфернал, зачем-то напяливший на себя белый халат.

— Яков Петрович? — долговязый расплылся в довольной улыбке, заспешил к нам.

— На самом деле мы не тёзки, но не обращайте внимания, это у нас такая игра. Молчанов совершенно безобиден, — Большаков помахал рукой, проговорил вполголоса, обратился к патологоанатому, остановив его на подходе к залу.— Яков Петрович, не утруждайте себя, я на секундочку, вот привёл вам следователя из особого отдела, он хочет взглянуть на труп сержанта Николаева.

— Того, что доставили вчера ночью?

— Да-да, проводите гостей. Если я буду нужен, то я у себя, а теперь извините, дела...

Главврач развернулся, затрусил обратно к лифту, прощаясь с нами как-то слишком поспешно, а ведь уверял, что патологоанатом безобиден...

Хмельницкий ничего не ответил, нахмурившись, окинул представшего стручка тяжёлым деловым взглядом. Я смог предположить, что ФСБешнику не впервой общаться с таким контингентом, спокойно ждал его первого шага.

— Ярцев, идите первым, — он в последний момент подтолкнул меня кончиком папки. Я изумился такой мере предосторожности, не думаю, что Хмельницкий испугался моего побега.

— Эй, а как же служить и защищать? — я бросил ему через плечо, послушно направляясь к верзиле, что не переставал неестественно широко улыбаться. — У вас табельное при себе? Дайте хоть запасной на всякий случай.

— Идите, не ерничайте, — Хмельницкий устало закатил глаза. Патологоанатом потер огромные ручищи в предвкушении рукопожатий. Ну да, персонал из здания наверху заходит сюда не часто, а с покойниками особо не потискаешься.

— Молчанов Яков Петрович. Мы с главврачом тёзки, — мужчина гоготнул, вытер руку о грязный халат, по очереди пожал наши кисти. Вблизи этот Молчанов производил не меньший ужас, чем издалека. Ему лет сорок, широкие скулы и большая обритая голова на тщедушном теле выглядели чужеродно. Довольный взгляд огромных глаз сожрал сначала ФСБешника, потом меня.

— Пойдёмте за мной, тело Николаева в южном крыле.

— И как вы ориентируетесь в этих катакомбах? — Хмельницкий опасливо оглядывался по сторонам, я даже не пытался запомнить обратный маршрут. Молчанов вёл нас по лабиринту известными только ему проходами, что-то без устали рассказывал и смеялся от своих же сомнительных острот. Мы с федералом многозначительно переглядывались. Мужик даже не думал что-то спрашивать, не давал вставить ни слова. Молчанов не оправдывал своей фамилии и всё больше напоминал мне Голлума из «Властелина Колец», только его сокровище — это не магическое кольцо, а груда мёртвых тел. Не удивительно, что патологоанатом вёл себя странно, в такой компании легко свихнуться и за пару месяцев.

— О, я уже привык, десять лет в этой больнице, знаю тут все закутки.

— А раньше где работали?

— Подрабатывал на кладбище, мог провести к любой могиле с закрытыми глазами. Люди сами ставят ориентиры на могилах своих родственников. Лица на фотографиях иногда злые, иногда добрые, они иногда даже смеялись, я всегда запоминаю весёлых.

— Ну да...

Разрядить обстановку диалогом Хмельницкий решился самостоятельно, но думаю, быстро пожалел об этом. Лично мне было не до разговоров. В одном из залов, в углу которого уютно расположилась печь крематория, я почувствовал, как по спине ударило до боли знакомым холодком. Два силуэта стояли у закрытой печи, как по команде повернули в нашу сторону головы. Спеша за Молчановым, мы быстро покинули зал, и мне не удалось разглядеть, были это люди или кто-то иной. Ни патологоанатом, ни федерал не обратили на присутствующих никакого внимания; нагнав Молчанова, я поинтересовался как бы между делом:

— А разве утром сжигают усопших?

— Конечно же, нет, мы проводим кремацию строго после шести вечера. Так предписано правилами. У нас здесь четыре зала, четыре камеры, половина Москвы отправляет у нас своих родственников в последний путь.

Ага! Место всё-таки не осталось без внимания инферналов, самое главное — знали ли они о том, что сейчас лежало в южном крыле у них под самым носом? Не знаю, а вот то, что я намерен это забрать, знать им необязательно. Хмельницкий отреагировал на странный вопрос подозрительным взглядом, но я шёл рядом с ним спокойно и невозмутимо.

Последний поворот привёл нас в искомое хранилище. Молчанов заметно вырвался вперёд, он довольно кряхтел, подготавливаясь к показу своего анатомического театра. Вокруг были каталки с человеческими телами, почти все заботливо выпотрошены и прикрыты простынками. Мне стало плохо от этого зрелища, а ударивший в нос запах подкосил не только ноги, но и живот. Это не праздник смерти, это праздник мяса, сомнительный и дурно пахнущий праздник. Никогда не представлял себя лежащим на одном из этих холодных столов, уж лучше сгинуть, утонуть, став кормом для рыб, чем удовлетворять больной интерес какого-нибудь Молчанова, и хорошо, если этот интерес будет не сексуального характера.

— Что с вами, Ярцев? — Хмельницкий заметил бледность моего лица, я вяло улыбнулся, показал большой палец. У ФСБешника опыт и выдержка, ему можно только позавидовать.

— Наверное, запах, я уже привык, но если хотите, вон там, на столе лежат респираторы. Если надумаете блевать, блюйте в пакеты под столом, там всё равно тухлое мясо.

Патологоанатом кивнул куда-то в сторону двери, через которую мы пришли, схватился за поручень одного из столов, выкатил его в проход. Хмельницкий проигнорировал предложение, я думал недолго, грех не воспользоваться столь ценной услугой, но, приблизившись к ржавому столу, потерял дар речи. Этот Молчанов издевался! То, что он гордо назвал респираторами, представляли собой самодельные марлевые повязки, и почти все — в ужасном состоянии. Я молча хмыкнул, мысленно поблагодарил верзилу за заботу. Улыбаясь кривыми зубами и больше меня не замечая, он распинался перед федералом:

— Я знал, что приедете посмотреть, не стал убирать в холодильник.

— Спасибо, — откашлялся Хмельницкий; здесь было совсем холодно, о грядущей простуде подумал и я.

— Я всё приготовил, — услужливо кривлялся у покойника Молчанов, его сходство с Голлумом стало просто потрясающим, он откинул простыню, оголяя Николаева по пояс и с интересом наблюдая за нашей реакцией. Впрочем, я остался чуть поодаль, а вот ФСБешнику повезло меньше, прикрывая папкой живот, он склонился над трупом, заглянул ему в лицо.

— Это он, Ярцев?

Я нарочно повернул голову в другую сторону, ответил без запинки:

— Да, это тот сержант.

— Ярцев! — Хмельницкий озлобленно цыкнул. — Подойдите и посмотрите, мне что, вас за руку водить?!

Мне пришлось приблизиться к покойнику и нехотя оглядеть тело. Несмотря на особенности нашего знакомства и не слишком порядочный допрос в той комнате дознания, чисто по-человечески мне стало жаль служителя закона, у которого, наверное, осталась семья. Кстати, на столе этот Николаев выглядел не таким уж и толстым. Инфернал, вселившись в тело, начинает высасывать энергию азартней глиста. Ну что, кто там хотел минус десять килограмм за десять минут? Знаю я одно зачётное средство для похудения... Хреновый смех, но какой есть. Я грустно подумал, что сейчас стою совсем рядом с заветным осколком, могу протянуть руку и заставить его проявить себя, но что потом? Как и в парке, осколок даст зов, и инферналы опять повылезают из всех щелей, а я один, без Яра, да и с двумя свидетелями в придачу. Я прикусил губу, пальцы сжали воздух. Что касается трахеи, то тут всё в порядке, плоть давно разрезана и освежёвана. Красная полоска кожи стянута небрежно, редкими стежками на скорую руку.

— Ну, что скажете? — Хмельницкий терпеливо выждал пару минут.

— Шов неровный, а так да, это тот бедолага из участка.

— Наконец-то, — облегченно выдохнул ФСБешник, открыв папку, сделал какие-то записи в протоколе.

— За шов не волнуйтесь, к похоронам будет всё в лучшем виде! — Молчанов засуетился у стола с инструментом, отчаянно защищая свою работу.

— Да не имеет значения, — федерал оглянулся на стол с весами, там, где патологоанатомы взвешивают внутренние органы, в целлофане куски бесформенного мяса. Хмельницкий указал туда пальцем: — Надеюсь, вы не выбросили содержимое, кхм... сержанта?

— Обижаете! — Молчанов подскочил к столу, увлекая федерала за собой. Они склонились над останками, Хмельницкий рассматривал то, что удалось извлечь из желудка и трахеи усопшего. Я остался у тела в одиночестве, хищнически облизнул губы. ФСБешник отвлекся, и я мог бы прикоснуться к сержанту, нагло решить одну из проблем. Соблазн слишком велик, чтобы так просто ему противостоять. Я незаметно приподнял руку, массируя подушечки пальцев и разгоняя кровь в замёрзшей коже, сосредоточил импульс. Главное, успеть схватить осколок до того, как он издаст зов. В проходе, через который мы пришли, мелькнула огромная тень. Гигант прошёл, не торопясь и не задерживаясь, мило прогуливаясь по своим делам. Я успел заметить его краем глаза, нервно сглотнул, так и не решившись прикасаться к мертвому телу. Непосредственная близость опасных тварей и здравый смысл отговорили меня от необдуманных действий. Я незаметно дошёл до открытой двери, захлопнул её с неожиданным шумом, на звук отреагировал Хмельницкий, грозно спросил:

— Что вы там делаете, Ярцев?!

— Дует, я просто закрыл дверь! — ответил не менее раздражённо, вернувшись к каталке с покойником. Это не отпугнёт инферналов, но мне будет намного спокойнее, если они перестанут попадать в поле моего зрения.

— Да не стойте без дела, подойдите сюда, нужна ваша помощь! — ФСБешник подозвал меня, махнув рукой. Идти и смотреть на чей-то непереваренный обед жуть как не хотелось, но видимо, без этого священного действа картина опознания будет неполной. Пришлось поставить и эту галочку в бюрократических препонах следственного комитета. На развёрнутом пакете — горстка непонятного биологического мусора, который мне не хотелось бы тут описывать. Как назло, мне не за что зацепиться и, указав пальцем, завопить: «Вот эта хрень удушила сержанта, лови её!» Ничего железного, острого или хотя бы твёрдого.

— Это только из желудка? — мой голос сел.

— Да, в трахее не было ничего постороннего, но есть странные повреждения тканей, — Молчанов рванул к каталке, мы переместились вслед за ним. — Вот посмотрите!

В руках патологоанатома невесть откуда взялся скальпель. Он ловко размахнулся им, разрезал стежки у горла Николаева. Я невольно отпрянул, в очередной раз позавидовал выдержке и невозмутимости Хмельницкого. Молчанов развёл кожу, оголил трахею. На это живодёрство я уже не мог смотреть. Патологоанатом увлеченно показывал ФСБешнику, что именно его удивило в тканях погибшего, слушая их разговор, я понял только одно: раны, полученные сержантом, имели характер внутреннего воздействия, а не внешнего. Не слишком свежая новость для меня, но, сохраняя легенду, на всякий случай сделал удивленное лицо. Покосился на дверь в коридор, мне казалось, я слышу, как кто-то скребётся у стены. Считал минуты до того момента, когда все формальности будут соблюдены и мы наконец покинем это жуткое место. Впрочем, Хмельницкий был настроен так же, заполнив последние листы протокола и получив наши росписи, дал всем отбой, он быстрее меня заторопился к лифту.

— Что делать с трупом? Убрать в холодильник?

Молчанов стоял позади всех и в приподнятом настроении провожал нас у дверей лифта.

— Пока не надо, — Хмельницкий нажал на кнопку вызова, но тут же отвлёкся на телефонный звонок. Удивительно, что в этих катакомбах ловила связь. В этот раз не рискнул сбрасывать вызов, ответил, отойдя в сторону. Мы с патологоанатомом остались наедине, он странно улыбнулся:

— Не обижайтесь на сквозняк, гости у меня редкие, я держу все двери открытыми, мне так комфортнее.

— А гостей тут много, — я бросил задумчивый взгляд через плечо, зал за спиной в таинственном полумраке, но теней в нём не видно. Идя обратно, я старался вообще не смотреть по сторонам. Хорошо, если труп сержанта пролежит тут ещё пару дней, но плохо, если придётся прорываться к нему с боем...

— К этим гостям я уже привык, — не совсем правильно понял мою мысль Молчанов, его улыбка стала шире. Я многозначительно отмолчался, вздрогнул, когда створки лифта открылись. Хмельницкий поспешно загнал меня в кабину, бросив в трубку, что скоро перезвонит, закончил свой телефонный разговор. Он поблагодарил патологоанатома, с нескрываемым облегчением нажал на кнопку первого этажа. Фигура Молчанова продолжала маячить перед глазами, в закрывающихся дверях я вдруг на долю секунды заметил, как странно задвигался его халат в районе плеч, словно приподнимаясь под порывом ветра, хотя, может, так оно и было. Я слишком устал, чтобы заострять на этом внимание.

— Ну вот, теперь в участок! — Хмельницкий задумчиво стучал костяшками пальцев по папке, смотрел куда-то в пространство перед собой. Я же был рад только одному — скоро эти мытарства закончатся. А ведь ещё не знал, что всё только начинается...

— Вы сказали, что являетесь лицом фирмы, — Хмельницкий нарушил молчание на полпути до участка. Несмотря на жёсткую подвеску автомобиля, мягкий стиль вождения федерала и московский асфальт, которого не встретишь в провинции, сделали своё дело: после холода больничных катакомб я пригрелся в кресле и уже успел задремать. Вопрос ФСБешника оказался как нельзя кстати, я покосился на папку, что он бросил на заднее сиденье.

— У вас есть моё досье, там должно быть написано, — расплылся в самодовольной улыбке, появилась возможность проверить, насколько сильно они в меня вцепились.

— Из вашей характеристики с места работы это непонятно, — Хмельницкий устало вздохнул. — Там написано, что вы поддерживаете физическое и моральное здоровье офисного коллектива. Я не совсем понял, вы врач, психолог?

Я невольно улыбнулся. Борисыч держал слово, завуалировал мою должность в организации, но сделал это в свойственной ему манере. Глядя на Хмельницкого, я не мог понять: то ли он притворялся, что возня со мной ему поперёк горла, то ли это действительно было так. Передо мной встала дилемма: можно немного открыться и рассказать федералу кусочек правды или продолжать отпираться до победного конца следствия. Навряд ли кто-то из них узнает правду другими путями, у офисного персонала подписка о неразглашении. На мгновение я задумался, и все же я обычный человек, и всё человеческое мне не чуждо:

— Скажем так: я врач, но лечу немного другими методами, — любопытство и возможность немного похвастаться взяли верх, однако не перегнуть бы палку и не сболтнуть чего лишнего.

— Что это значит? Какая-то нетрадиционная медицина? Только пробок нам и не хватало... — Хмельницкий печально осунулся, мы съезжали с Рублевского шоссе на Можайку. До полицейского околотка, что находился на Сафроновской улице, ехать не больше километра, но почти сразу же угодили в длиннющий затор. Впереди авария, а значит, есть время пообщаться.

— Не совсем так, но очень близко. Решаю некоторые проблемы, которые обычные врачи решить не в состоянии, но это корпоративная тайна, — я тоже не хуже ФСБ могу нагнать тумана, чем и охотно пользуюсь. Хмельницкий совсем растерялся, в глазах появилось недоверие, граничащее с паранойей. Весь пафос пришлось смазать нелепым оправданием: — Но всё в рамках закона!

— Что-то не пойму, ты маг, что ли? Потомственный? — озарение прошлось по федералу противным смешком, я поморщился. Фу, маг... обозвать меня магом это всё равно, что ФСБешника назвать «пепсом» и отправить патрулировать улицы, но обзываться вслух я не рискнул, вежливо откашлялся:

— Маг — это совсем не то понятие, которое ко мне можно отнести, скорее, я против магии и всех её проявлений.

— Значит, не потомственный... Святая инквизиция? — на издевательском выдохе поинтересовался Хмельницкий. Я, конечно, рад, что сумел поднять ему настроение, но этот мужик начинал меня доставать. В предвкушении шоу откуда-то из потаённых ниш автомобиля он извлёк пакетик с семечками, закидывал их в рот, словно попкорн. Я был вынужден не оправдать его ожиданий:

— Об этом нет смысла полемизировать; если у вас есть проблемы, которые не в состоянии решить обычный человек, то можете попробовать договориться с моим начальником, он запишет вас на прием, а я попробую вам помочь. Как я работаю, увидите своими глазами.

— Ну да, поможете, как сержанту Николаеву? — Хмельницкий окинул меня холодным взглядом. Он не такой уж и честный, не стоило открывать перед федералом карты, пришлось снова вернуться к глухой обороне:

— Я не знаю, что произошло в участке, и к этому не имею никакого отношения.

— Вы хотите сказать, что взрослый трезвый мужчина, оставшись с вами наедине, умер, просто чем-то подавившись?

— Я рассказал вам всё, что видел своими глазами, я пытался ему помочь, — главное не сорваться, он этого ждал.

Хмельницкий закатил глаза:

— Я вот что думаю: это из-за вас на меня повесили это дело! Маг вы там, шмаг или инквизитор, лично я не верю во всё это, и была бы моя воля, вы все давно сидели бы за шарлатанство! Этот ваш руководитель зря покрывает вашу деятельность, я считаю, что вы, Ярцев, и вам подобные для общества просто вредители!

Грубо и честно. Я обомлел, услышав такое откровение в свой адрес, старался всё это время уходить от провокаций, сдерживать негодование, Хмельницкий о таком даже не задумывался. Значит, это дело действительно не приносило ему интереса? В любом случае аргумент ФСБешника оказался веским, и мне попросту нечего ответить. Незаметно мы добрались до нужного съезда, сурово смотря в пространство перед собой, Хмельницкий нажал на газ. Сафроновская, Багрицкого, улицы и номера домов мелькали перед глазами бесконечной чередой, за которой в конце пути открылось до боли знакомое место. Полицейский участок находился в жилом доме, я видел его угол, и сердце начинало стучать быстрее. Волнение мой главный враг, положив руки на колени, я сконцентрировал импульс. Подкорректировал выработку гормонов и нейромедиаторов.

— А знаете, Ярцев, мы с вами почти коллеги, — федерал заговорил снова, уже въезжая на огороженную территорию. — Я тоже вроде как инквизитор, только сужу ваше племя по человеческому закону, а не по божьему.

Меня осенила догадка, продолжая молчать, пристально взглянул на ФСБешника, парковавшего машину. И как же теперь его называть: Малдер или Скалли?

— Особый отдел по расследованию мистических преступлений? — попытался сострить я.

Хмельницкий лишь многозначительно улыбнулся в ответ, перед тем как выйти из машины, надел солнцезащитные очки, потянулся к папке на заднем сиденье.

— Всё, Ярцев, приехали.

Решил, что буду звать его нейтрально: Скалдер. Я вышел из машины, первым вошёл в здание участка. Слегка обшарпанное снаружи, в дневном свете оно выглядело не менее удручающе, чем ночью. Итак, теперь самое главное — как можно тише вырвать перстень Яра из рук этого Еремеева.

Внутри участок выглядел уже не так спокойно, как снаружи. В дверях меня сразу встретили двое полицейских, остановили без церемоний, посоветовали уходить подобру-поздорову. Отличная идея, я бы с удовольствием. Сзади навис тенью неминуемого наказания Хмельницкий, толкнув меня в спину, пошёл вперёд с раскрытым удостоверением. Бравые служители закона от МВД виновато потупили глазки, оно и понятно — «старший брат» в лице капитана ФСБ уже не по зубам.

— Держитесь рядом, Ярцев, — самодовольно хмыкнул федерал, мы вошли внутрь околотка. Он гудел как муравейник, снующие туда-сюда люди в черных комбинезонах и белых перчатках на руках напоминали мне фокусников, только из шляп они доставали не кроликов, а скудные вещдоки. Встретился с несколькими криминалистами взглядом, суровый и не слишком добродушный люд. Я мог их понять, это не рядовая смерть, при загадочных обстоятельствах погиб человек из особого полицейского круга. Дело чести — разобраться с этим как можно скорее. Я чувствовал себя здесь лишним звеном, но лишним только как свидетель. Тяжелое присутствие Хмельницкого за спиной не давало покоя. Кто послал сюда агента из спецотдела, да и ещё такого специфического? На мгновение у меня в голове возникла дурацкая картинка, прямо сюжет забавного детектива: экстрасенс и полицейский-скептик расследуют загадочные преступления по всей Москве. Идея заставила меня улыбнуться, но я совершенно не видел себя в роли ищущего пришельцев Малдера, да и сама концепция настолько избита, что от такого тандема начинало подташнивать.

— Помните дорогу? — Хмельницкий толкнул меня в бок, я остановился перед развилкой, вспоминая, куда меня тащили в прошлый раз.

— Ну а сами как думаете? — я тяжело вздохнул, мне так не хотелось играть в экстрасенса, отчасти потому, что я и не был таковым.

— Тогда я пойду первым, — ФСБешник прижал меня к стене, прошёл вперёд, обернулся, подозрительно сверкнув глазами: — Только смотрите не потеряйтесь!

Да, черт возьми! Когда я терялся в присутствии этого Скалдера?! Навязчивая язвительность федерала начинала выводить меня из себя. Мысленно ответил ему:

«Сам не потеряйся, спецагент хренов!»

Оставаясь невозмутимым внешне, молча кивнул. Впрочем, потеряться мне было суждено, мы не прошли и четырёх метров, как впереди открылась дверь одного из многочисленных кабинетов. Вышедший в коридор оперативник, увидев Хмельницкого, сбавил шаг.

— Артур Павлович, хорошо, что уже здесь, майор Меркулов хочет видеть, — он заботливо придержал дверь.

Майор? Наверное, хозяин этого околотка, после ночной оказии у него много вопросов от начальства, можно только посочувствовать.

— Хотел зайти позже, — Хмельницкий нерешительно покосился в мою сторону, но подчинённый настоял на своём:

— Майор просил зайти как можно быстрее.

— Ну, хорошо, — федерал закатил глаза, бросил мне с недоверием: — Побудете в коридоре, далеко не отходить, я вернусь через пару минут!

— Так точно! — я показательно выпятил грудь. — А справить нужду можно только вон в том углу?

Указал на поворот, который делал коридор в пяти метрах впереди. Хмельницкий тупо уставился в него и завис на несколько секунд, тяжело вздохнув, обратился к оперативнику:

— Покажите свидетелю, где тут туалет. Только не задерживайтесь там.

Сотрудник кивнул, хоть Хмельницкий и забыл упомянуть, что я не просто свидетель, а очень важный свидетель, но догадался об этом сам и отправил меня в обратную сторону с особой учтивостью и вежливостью.

Ну, хоть туалет оказался не в камере, как в прошлый раз. Узкая кабинка позволяла ненадолго уединиться, особых позывов я не ощущал, но мне нужно время подумать, как вести себя дальше. Скалдер обещал, что Еремеев будет здесь, но в череде лиц я не видел своего воришку. Обманул или приготовил самое интересное на потом? Главное, на очной ставке не потерять самообладание, отвечать спокойно, с расстановками и паузами, думать, прежде чем открывать рот. Закончив процедуры и настроив себя на нужный лад, я склонился над крохотным умывальником, очищая голову от ненужных мыслей, услышал, как у двери переминался с ноги на ногу приставленный оперативник.

— Ну вот, а я думал, действительно придётся испражняться в том углу, злой этот ваш Хмельницкий... — я довольно хмыкнул, выйдя в коридор, но слова не произвели на соглядатая должного эффекта, его просто не оказалось на посту. От такой халатности я замер в дверях, не зная, что делать дальше. Нет, это не халатность, это наглость! И как он посмел лишить меня надзора? Обязательно пожалуюсь Скалдеру. Грустно озираясь по сторонам, вспомнил обратную дорогу. Пожалуюсь, как только найду его...

— Артур не злой, просто сейчас у него некоторые сложности в жизни, Роман Валерьевич, — знакомый, сдержанно вежливый голос заставил остановиться. Я обернулся, у окна в конце коридора стоял Спесивцев, он дружелюбно махнул рукой. Это единственный человек, что радовал меня во всей этой истории и из всех этих персонажей. Деловой строгий костюм с иголочки смотрелся на нём как влитой и выгодно выделялся на фоне разношерстной одежды остальной гвардии агентов ФСБ, а-ля кто во что горазд.

— Ну да, он добрый и пушистый, просто сейчас болеет, — на ум пришёл древний мем; я подошел к федералу, и мы пожали друг другу руки. — Я вас помню, вы приходили ко мне в больницу. Спесивцев, если не ошибаюсь? Здравия желаю.

Спесивцев улыбнулся в ответ:

— Да, меня зовут Вячеслав Игоревич. И вам не хворать, впрочем, я вижу, вы себя чувствуете намного лучше? Не обижайтесь на Артура, он хороший человек.

Я махнул рукой:

— Да на мне, как на собаке.

— Рад слышать. Вы долго добирались, Артур повёз вас сначала в морг?

— Не очень гостеприимное место, — меня снова передёрнуло от воспоминаний.

— И что думаете? От чего погиб сержант Николаев?

Я пожал плечами. Странный вопрос, он задал его так, как будто я какой-то эксперт.

— Мне кажется, об этом лучше расскажут ваши специалисты. Кстати, не видел вас в морге, на следственных мероприятиях вы присутствовать не будете? — я неосознанно, но с удовольствием держал приторно вежливый стиль, этот человек располагал к себе внутренней энергетикой. Казалось, разговаривать с ним ни о чём можно до бесконечности.

— Нет, не вижу в этом большой необходимости, позже прочитаю отчёт Артура, может, даже удастся его дополнить. Вы так и не вспомнили, что произошло до того, как попали в участок? Что произошло в парке?

Я насторожился, покачал головой, повторил заученную фразу:

— Они напали сзади, я не разглядел лиц.

— Плохо, но мы как раз шерстим парк, возможно, удастся вычислить нападавших, правда, как назло, место, указанное в протоколе ППС, где вас нашли, находится в слепой зоне видеокамер.

Я облегченно выдохнул, хорошо, что это так, представляю, как выглядела бы видеозапись моей драки с пустотой, ведь инферналы не отобразятся на записи. Вслух произнёс другое:

— Ну, может, хоть одно преступление удастся раскрыть...

— Да, конечно, мы делаем всё возможное для этого, не беспокойтесь, впрочем, Артур, наверное, уже ищет вас, не будем задерживать друг друга.

— Да, вы правы, — прощаясь, мы снова пожали руки, по коже прошёл озноб, ладонь Спесивцева крепка и холодна, как у настоящего чекиста, у которого холодным и расчётливым должно быть всё тело.

— Вы где были?! — лицо Хмельницкого, перекошенное странной смесью раздражения, злости и удивления, было первым, что встретило меня на подходе к комнате дознания. ФСБешник выглядел запыхавшимся и подозрительно смотрел мне за спину.

— В туалете, — растерянно уставился на него, можно подумать, я сидел там слишком долго. — А что случилось?

— Мой подчинённый вас потерял! — все эмоции на лице Хмельницкого исчезли, осталось только неприкрытое раздражение. — Куда вы отходили от туалета?

— Вообще-то это должен был рассказать ваш подчинённый, которого вы ко мне приставили, как же он ухитрился меня упустить? — язвительно отреагировал я, но тут же сменил тон: — Я разговаривал со Спесивцевым.

— Где? Тут, в участке? — Хмельницкий удивленно изогнул бровь, огляделся по сторонам.

— Да, но он сказал, что не будет принимать участие в следственных экспериментах, потом ознакомится с отчётом, — я скрестил руки на груди. И что это за агентство, сотрудники которого не могут даже согласовать своих действий? Ещё один аспект, который я не переносил на дух: бардак и безалаберность. В государственных структурах этого всегда навалом.

— Странно, что он тут забыл? — Хмельницкий пробубнил себе под нос, потупил взгляд. — Ладно, это всё неважно, идёмте в комнату дознания.

В предвкушении грядущей пытки правдой внутри меня заклокотало пламя страха. Не то чтобы я боялся быть раскрытым или наговорить лишнего, мне от природы претила ложь, а лгать придётся много и обильно.

— Мы постарались оставить всё, как лежало с самого начала, некоторые ваши вещи мы пока придержим до конца расследования.

Я не понял, извинялся Хмельницкий или нет, но говорил он это с таким выражением, словно это были просто мысли вслух.

— Мне бы бумажник вернуть, хотя бы к зарплате.

До неё еще две недели, но зная расторопность следствия, хотелось обойтись без неприятных проволочек.

— Не переживайте, надеемся, так долго вещдоки нам не пригодятся. И не надо делать таких намёков, — Хмельницкий почти обиделся, фигура сгорбилась, он снова надолго замолчал. Мы спустились по лестнице. Это место мне уже знакомо, впереди замаячила выбитая дверь комнаты, в которой меня едва не убили. Я боролся с частым дыханием, пытался унять сердечный ритм и мелкую дрожь в пальцах. Плотность полицейских на квадратный метр зашкаливала, но даже здесь я не увидел Еремеева. Последняя надежда, что он в самой комнате, но как только мы поравнялись с порогом, эта надежда улетучилась.

— Проходите, — Хмельницкий вежливо пропустил меня вперёд.

— Добро пожаловать в братский дом? — я вдруг вспомнил фразу погибшего сержанта, бросил это с легкой надменностью в глаза федералу. Не рассчитывая на какую-то адекватную реакцию, но ведь я попал под раздачу без особой вины и считал, что тот же Хмельницкий мог бы и извиниться за то, что произошло в этой комнате.

— Что? — Скалдер тупо уставился на меня, как и ожидал, в глазах ФСБешника была пустота. Я снисходительно улыбнулся, молча вошёл в комнату и тут же остановился. В меня уперлись десятки любопытствующих глаз. И это была не та толпа разношерстных специалистов, что собирала волоски по углам. Стена, из которой на зов осколка вылезали инферналы, как бы потеряла свою плоскость. Единственное, что пришло на ум, это аллегория с советским фильмом «Вий», когда в последнюю ночь, убив Хому Брута, нечисть не успела скрыться в стенах церкви и встречала рассвет, застряв в досках в самых причудливых позах. Здесь творилось что-то похожее, только вместо задниц инферналов я видел их лица, вернее, просто фрагменты тел и физиономий, перекошенных от боли и обиды. У кого-то из стены беспомощно свисали руки, а кто-то застыл с раскрытым ртом. Я уставился на эту картину, встав в проходе как вкопанный. Так вот почему смеялся Яр! Согласен, получилось весьма забавно. Печать защиты ещё пульсировала, в ней достаточно энергии, чтобы держать инферналов тут пару дней.

— Ну и что вы встали? — Хмельницкий недовольно толкнул меня в спину.

— Да что-то воспоминания накатили... — ответил я пересохшим горлом и окончательно обомлел. Ранее кажущееся пустым пространство в центре стены зашевелилось, поднявшееся веко оголило гигантский глаз около полуметра в диаметре. Я растерялся, даже побоялся представить, какого роста сам инфернал. Однако, несмотря на рост, он также оказался зажат между измерениями и смотрел на меня с мольбой о помощи. Я самодовольно хмыкнул; и вправду говорят, что чем выше шкаф, тем громче падает.

— Да что с вами, Ярцев?! — Хмельницкий протиснулся вперёд, так и не дождавшись, пока я сойду с места, встал у стола, на котором все ещё лежал мой пиджак и то, что вывернули из карманов при приёмке в участок, кольца там, конечно же, не было.

— Итак, расскажите, как всё произошло.

Мне с трудом удалось сфокусировать на ФСБешнике взгляд, заметив, что криминалисты, выстроившиеся у стены по струнке и с любопытством ожидающие моего рассказа, невольно встали вблизи опасных тварей. Полупрозрачные части тел инферналов колыхали воздух, касались ареола защиты ничего не подозревающих людей, старались пробить её. Чудовища искали любой возможности подпитаться халявной энергией. Мне нужно как-то отогнать людей от стены, но пока не представлял, как это сделать. Я поравнялся с Хмельницким, даже не знал, с чего начать, шевелящаяся стена постоянно приковывала к себе внимание, это чертовски трудно игнорировать.

— Как это было... — выдержал театральную паузу. На полу справа выведенный мелом человеческий силуэт, единственное упоминание о сержанте. Я пристально рассматривал зловещее место, встал к оперативникам спиной. Молодая девушка справа от меня негромко кашлянула, я бросил на нее короткий взгляд. Одна из мерзких щупалец впилась в её защиту, ареол у головы тревожно мерцал. Нахмурившись, я подобрался к девушке как можно ближе, склонился над стулом, к которому был когда-то пристёгнут. Инфернал окончательно пробил её защиту, высасывая энергию, восстанавливал свои силы. Он подался вперёд, судорожно вздрогнув, начал выходить из стены.

— Итак, я сидел на стуле, этот ваш сержант стоял здесь, — я обернулся к Хмельницкому, кивнул на место, где он стоял. Инфернал освободил из плена одно плечо, что-то неразборчиво прошипел, сверля меня яростным взглядом. Я вальяжно облокотился о стену рукой, старался двигаться как можно естественней. Никто не увидел, что я положил руку на морду гнусной твари и, послав импульс, вогнал его обратно в стену. Чудовище жалобно заскулило, замерло без движения. Сделав вид, что отгоняю муху, ударил по отростку, которым он присосался к девушке.

— Это мы знаем, дальше что было? — Хмельницкий смотрел на странности моего поведения, изогнув бровь, не знал, как их интерпретировать.

— Как только рядовой вышел, сержант начал ругаться и оскорблять меня, — в последний момент мне удалось извернуться и уйти от удара в голову, я присел на корточки, схватился за стальную арматуру экстравагантного стула, прервав повествование. Тварь с большим глазом, как оказалось, имела и большую руку, которую я сначала не заметил. Она лежала на полу и взламывала защиту сразу у двух человек слева. Инферналу удалось поднять её и на бреющем полёте провести на уровне головы. Оперативники невольно расступились от резкого движения с моей стороны, тянуть больше нельзя, надо отогнать людей от стены, иначе весь этот кагал, восстановив силы, кинется в атаку. Я попытался поднять стул, оглядев стоящих рядом криминалистов, поморщился.

— Можно мне тут больше места освободить?

Хмельницкий нехотя кивнул, дал команду подчинённым. К моей радости, вскоре вся толпа расступилась по боковым стенам. Они смотрели на меня с ещё большим интересом, наверное, ожидали чуть ли не театрального действа, совсем забыв, что сестра таланта — это краткость. Получив своё и отправив Инферналов в энергетическую голодовку, я заметно охладел, отчеканил на одном дыхании:

— В общем, требовал какого-то чистосердечного признания, повалил меня, достал что-то из кармана и проглотил. Я позвал на помощь, прибежал рядовой Еремеев — кстати, где он? — и выломал дверь. Всё.

Хмельницкий расстроенно вздохнул:

— Посмотрите на ваши вещи, может, что-то пропало?

— Ну, если вы ничего не взяли, всё должно быть на месте, — отгородив собравшихся от опасности инфернальных атак, я позволил себе их немного потроллить, взгляд ФСБешника стал выжигать во мне дыры.

— Да нет же, может, что-то пропало, пока вы находились в камере!

Я задумался: да, чёрт возьми! У меня спёрли кольцо, и я хотел видеть Еремеева очень сильно, но никто из собравшихся даже не обратил внимания, что я справился о его местонахождении в своём лаконичном рассказе.

Вслух ответил другое:

— Да нет, вроде всё на месте, — в голову закралась мысль упомянуть кольцо, но очень уж хотелось решить эту проблему как можно тише. Мало ли, вдруг семейная реликвия приглянется тут ещё кому, тем более Скалдеру, потом её ищи свищи по ФСБешным архивам.

— Ладно, понятно, — Хмельницкий прошёл к перевернутому стулу для изощренного дознания, с усилием поднял на ножки, внимательно изучил. — Вы сказали, что сидели на этом стуле, но были в наручниках?

Пришлось кивнуть, сержанту за эту шалость уже ничего не будет, а вот рядовому достанется.

— Вас пытали? — Скалдер показывал фантастические умения в дедукции, мне очень не хотелось кляузничать на полицейских, но они подставили сами себя.

— Ну, меня не били, — я пожал плечами. — Наверное, не успели.

— Хотите написать заявление на неправомерные действия? — та серьезность, с которой Хмельницкий всё это говорил, едва не заставила меня рассмеяться, я заговорщически ему подмигнул:

— Да, на сержанта, — кивнул на выведенный мелом человеческий силуэт. Хмельницкий откашлялся, украдкой взглянул на обступивших коллег, прикрикнул кому-то за дверью:

— Введите его! — нервно барабаня кончиками пальцев по заветной папке, отошёл обратно к столу. Я облегченно выдохнул, инфернал с огромным глазом и загребущей рукой жадно смотрел на потенциальную жертву, силился повторить свой трюк, от которого мне удалось увернуться. Оттащить от стены Хмельницкого грубой силой будет проблематично, я попятился, завёл руки за спину, незаметно прикоснулся к гладкой поверхности. Со злорадством послал в печать дополнительный импульс, усилив её, твари замерли, как восковые фигуры. Я мог бы выкинуть чудовищ всего одним щелчком, но их мучения доставляли мне хоть небольшое, но удовлетворение за инцидент в Филевском парке.

— Разрешите? — Еремеев слегка заикался, появившись на пороге, не решился переступить его сразу, встретился со мной мимолётным взглядом, нервно сглотнул и опустил глаза в пол.

— Да, рядовой, мы вас ждём, — Хмельницкий холодно смотрел на бедолагу, оказавшегося в неприятной жизненной ситуации, с пренебрежением кивнул себе за спину: — Можете присесть.

— Нет, спасибо, я постою, — при виде стула Еремеев лишился лица, словно только сейчас осознал нависшую над ним ответственность за эту весьма не детскую шалость. Я деловито хмыкнул, скрестил руки на груди: а как ты думал, дружок, за шалости надо платить. На ватных ногах рядовой кое-как добрался до Хмельницкого, посмотрев на него с испугом, начал свой рассказ:

— Я не видел, что произошло. Подозреваемый оставался в наручниках, когда сержант Николаев отправил меня к дежурному.

Подозреваемый? Да как у этого сморчка язык повернулся после произошедшего меня так назвать?! Негодование и обида проявились на лице, я грозно сверкнул глазами, нет, надо было точно сдать его с потрохами, но самое интересное, что Скалдер, слушая всё это, охотно кивал головой.

— Объясните, почему камера в комнате допросов оказалась отключена на момент произошедшего инцидента? — Хмельницкий прошёл вдоль стола, тяжело чеканя шаг. Не знаю, зачем мне всё это выслушивать, всё и так понятно. Я деловито завёл руки за спину, как и ожидал, рядовой слишком напуган, чтобы придумать внятную ложь.

— Сергей Максимович сам лично отключил камеру перед допросом.

Он заикался почти на каждом слове, взгляд прилип к выведенному на полу и стене рисунку, добавив на выдохе:

— Он сказал, что это будет показательное дознание...

— В самом деле? — Скалдер неправдоподобно изумился, кивнул на пыточный стул. — Это тоже была часть дознания?

Еремеев побелел как полотно, зашатался:

— Это была идея Сергея Максимовича, я не хотел...

Ну да, самое плёвое дело скинуть всю вину на труп.

— Ладно, об этом поговорим потом. Расскажите, что произошло на дознании. Кто приковал потерпевшего к стулу?

— Сергей Максимович, он надел их на потерпевшего, как только завёл в комнату, потом приковал к стулу, — рядовой коснулся рукой лица, покрывшегося нервной сыпью. Да, мерзавец понимал, чем всё это грозило его карьере, я же оставался беспристрастным, в глазах читался только один вопрос: где кольцо, козёл?!

— Ага. Что было потом? Потерпевший сказал, что из него выбивали чистосердечное. По какому делу? — Хмельницкий продолжал расхаживать от одной стены к другой, невероятно действуя этим на нервы окружающих. Краем глаза я следил за Инферналами в стене, ещё один фактор, которым нельзя пренебрегать.

— Мы не хотели никому причинять зла. Сергей Максимович просто хотел припугнуть подозреваемого.

— Потерпевшего, — я тактично кашлянул, поправляя неуклюжего рассказчика. Тут же поймал недовольный взгляд Хмельницкого.

— Ярцев, это уже не так важно. И потерпите влезать, к вам еще дойдём по ходу пьесы.

Ну да, конечно! Я молча закивал, изобразил, как закрываю рот на замок воображаемой молнии.

— Когда вы покинули комнату? — Скалдер снова обратился к рядовому.

— Вскоре после начала допроса, Сергей Максимович отправил меня к дежурному, пробить потерпевшего по базам.

— Сколько вы отсутствовали?

— Минут десять, не больше.

О да... Они пролетели для меня весьма «весело».

— Когда вы покидали комнату, потерпевший все ещё был пристёгнут к стулу?

— Да, он был в наручниках, когда я выломал дверь.

— Не торопитесь, — Скалдер поспешно оборвал воодушевившегося полицейского. — Что в этот момент происходило в комнате, вы не знаете, так?

— Так точно, но когда через десять минут пришёл обратно, дверь в дознавательскую оказалась запертой изнутри.

— Вы слышали звуки борьбы?

— Да, я слышал, как потерпевший кричал.

— Он звал на помощь? — Хмельницкий бросил на меня косой взгляд.

— Да, я попросил Сергея Максимовича держать себя в руках, но, кажется, он меня не услышал, — Еремеев грустно вздохнул, опустив голову. Ни разу не соврал, но упорно игнорировал мой немой вопрос о фамильном кольце. Я не знал, как заставить воришку передать его мне, не знал наверняка, с собой оно у него или нет. Яр появлялся от мысленного зова, если кольцо на мне, или от крика, если рядом. Я еле сдерживался, чтобы во весь голос не проорать его имя. Наверное, со стороны это будет смотреться ужасно дико, доблестная полиция может взяться за оружие. Пока лучше просто выжидать подходящий момент. Начиная потеть от возникших сложностей, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Это не осталось не замеченным, Хмельницкий хитро прищурился:

— Что с вами, Ярцев?

— Здесь душно, — я скучающе зевнул. Ага, так и признался, что нервничаю! Федерал бы всё равно не понял, из-за чего.

— Дальше что? — Скалдер сосредоточился на рядовом.

— Крики продолжались, и я решил выбить дверь огнетушителем.

— Что вы увидели, когда вошли в помещение? — предчувствуя скорое несоответствие в рассказах двух очевидцев, Хмельницкий облокотился о стол.

— Сергей Максимович сидел на полу, вон у той стены, — Еремеев ткнул тощим пальцем на обведенный силуэт рядом со мной. — А подозре... терпевший лежал на полу рядом. Он опрокинул стул, но всё ещё был пристёгнут к нему наручниками.

Терпевший. Вот это слово как нельзя лучше подходило к ситуации, я действительно, чувствовал себя этаким терпилой, человеком, которого сначала ограбили в машине ППС, потом пытали в полицейском застенке, а теперь заставляли раз за разом пережёвывать эти события. Нет, я не жаловался на судьбу, бывало и хуже, вспоминая напутственные слова Борисыча, так и хотелось скорчить болезненную гримасу и разжалобить следствие своим унизительным положением, но всё это, по моему глубокому убеждению, не выглядело по-мужски красиво. Да и чего мне бояться, помогая федералам распутывать этот клубок. Вся моя вина только в том, что рядом с парком в тот вечер дежурил этот треклятый наряд ППС.

— Ранее вы сказали, что потерпевший попросил вас освободить его, так?

— Да, он крикнул, что сержант умирает, и попросил снять наручники.

— Зачем? — Хмельницкий медленно повернул голову в мою сторону, и я не сразу сообразил, что этот вопрос он адресовал мне.

— Я хотел помочь, — мне нечего скрывать, ведь всё так и было.

— Вытащить то, чем он якобы поперхнулся? Или наоборот, спрятать орудие убийства?

Легкость, с которой ФСБешник брал меня на пушку, поражала. Нет, наверное, этому их и учили, но после откровений в машине слышать такие предположения просто дико, в который раз убедился, что этот Хмельницкий скользкий тип и откровенничать с ним не стоит.

— Орудие убийства? — задумчиво повторил я, робко улыбнувшись: — Так всё бы и ничего, вот только наручники были на мне, а не на сержанте.

— Вот эти? — Хмельницкий достал из кармана знакомые железки, положил на стол, кивнул Еремееву. — Посмотрите, это те самые наручники?

— Да, наверное... — неуверенно кивнул рядовой. — Сергей Максимович взял у меня, наверное, это они.

— Как вы думаете, потерпевший мог во время вашего отсутствия незаметно освободиться от наручников, убить сержанта, инсценировав несчастный случай, и до вашего возвращения снова оказаться в наручниках?

Легкость, с которой это проговорил Хмельницкий, заставила мою нижнюю челюсть отпасть: тоже мне нашли Гарри Гудини! Нет, предположение, конечно, интересное, и даже мне в голову не пришло, что можно так извратиться над ситуацией, но федерал спрашивал так, будто меня не было в комнате, совершенно не заботясь о моей реакции. Впрочем, что-либо возражать нет смысла. Я впервые подумал, что помощь или хотя бы присутствие адвоката мне бы не помешала, но отпираться уже поздно, да и корпоративный юрист ещё не вернулся из командировки.

— Потерпевший был прикован к стулу, а он... особенный, — Еремеев озадачился, рассуждая вслух.

— Да, мы это видим, — кашлянул Хмельницкий. — И всё же.

— Мне кажется, он бы не смог самостоятельно, да и в присутствии Сергея Максимовича проделать всё это… — неуверенно закончил рядовой, опасливо покосившись на меня. Идеальный момент, чтобы напомнить про кольцо. Не делая резких движений, я коснулся среднего пальца правой руки, постучал по голой фаланге. Еремеев понял жест верно, нервно сглотнул.

— Сержант не позволил бы ему выбраться из наручников...

Хмельницкий проследил его взгляд, но к этому моменту я уже стоял как ни в чем не бывало.

— Хорошо, вернёмся к тому, что происходило дальше. В вашем дознании есть несколько непонятных моментов. Вы утверждаете, что после того, как освободили потерпевшего, стало происходить что-то странное. Поясните, что именно вам таковым показалось?

— Он говорил сам с собой, — Еремеев изо всех сил старался не глядеть в мою сторону, то ли боялся, что я на самом деле псих, то ли уже сбагрил моё кольцо. Второе меня пугало куда больше.

— Ярцев, с кем вы говорили? — Хмельницкий изогнул бровь в мою сторону.

— Ни с кем, это у меня на нервной почве, дурная привычка такая, слишком эмоционален. Я и во сне часто разговариваю, — я недолго думал, что ответить, почти не соврал. Федерал проглотил услышанное, но остался недоволен.

— Допустим, но зачем вы трогали стену перед тем, как потерять сознание? — он нахмурился, кивнув мне за спину, я невольно обернулся, прикусил губу. Вот черт! Я же отправил Еремеева вызывать для сержанта скорую, неужели этот стручок вернулся так быстро и увидел, как я активировал печать запрещения, усиленную Яром?

— Я этого не помню, — почесав макушку и не придумав ничего лучше, я глупо улыбнулся собравшимся.

— Что значит: не помню? — Хмельницкий не стал мириться с еще одним подобным ответом. — Вы для чего-то прикладывали руки к стене! Для чего?

В напряжённой тишине я слышал, как начинает учащенно биться сердце. И вправду, зачем обычному человеку в подобной ситуации трогать стену? Я повернулся к ней лицом, с грустью посмотрел на застывшие фигуры Инферналов, они начинали жалобно выть, не в силах вырваться из плена. А я ведь говорил Яру: надо было бежать...

— Не помню я, был в состоянии аффекта, — тяжко вздохнул и был таков.

— Что-то много состояний у вас случилось за пару минут, — Хмельницкий скептически отнёсся к моему признанию, не мудрено, я бы и сам в такое не поверил.

— Ну, у меня за один вечер случилось слишком много приключений, я в этом не виноват.

Действительно, что это я должен отвечать за каждый свой неверный вздох, тем более рядовой подтвердил, что из наручников я выбраться не мог, убить сержанта не мог. Пришлось напомнить им про амнезию. Хмельницкий смотрел на меня несколько секунд так пристально, что становилось не по себе, наконец, он сдался:

— Ладно, показания приобщим к делу, на этом пока всё.

Я облегченно вздохнул: это была самая сложная из всех поездок, перевёл смурной взгляд на Еремеева. Во, теперь можно заняться этим гавриком плотнее. Скалдер собирал в охапку вещдоки, убрал диктофон. Пользуясь занятостью Хмельницкого, я незаметно подкрался к рядовому, встал рядом.

— Кольцо верни, оно все равно не золотое, — шепнул воришке на ухо. Еремеев вздрогнул, покосившись на меня, но, сунув руку в карман, поспешно достал заветный перстень, незаметно вложил в мою ладонь. ФСБешник копался с документами, заполняя очередные протоколы, и, кажется, ничего не заметил, остальные следователи также продолжили свою работу, и им уже было не до нас. Как только кольцо Яра оказалось в моем кармане, я тихо рассмеялся, федерал тут же отреагировал на звук:

— Ярцев, что опять?

— Да я вспомнил, зачем клал руки на стену! — под напряженным взглядом Хмельницкого и продолжая улыбаться, я приблизился к Инферналам. Скоро придётся покинуть участок, оставлять незваных гостей в таком виде нельзя. Выбрав свободное место, приложил к стене руки:

— Я хотел показать, что не сопротивляюсь.

Сосредоточив импульс на кончиках пальцев, послал его в печать, она налилась багрянцем и окончательно захлопнула проход между мирами. Чудовищ выдавило в Лимб, их злобные рыки отдалялись. Теперь после такой показательной порки хоть ненадолго, но отстанут от меня.

— Тьфу ты! — расстроенный такой развязкой Хмельницкий углубился в опись моих вещей, подозвал расписаться в бумагах. Прохладный ветерок обдал затылок.

— Вот тебе раз! — знакомый голос зашептал на самое ухо. — Вернул кольцо, молодец!

Яр появился слева, оглядел меня с головы до ног, опытным глазом произвёл рекогносцировку на местности:

— Так... Тебя уже приняли и дело шьют?

Я молча мотнул головой, говорить с призраком на глазах у следаков — опасное дело, обратился к Скалдеру:

— Я свободен?

Он задумался на несколько секунд:

— Вы не задержаны, но мне хотелось бы посетить с вами еще одно место.

У меня нет причин отказывать ФСБешнику, только надеялся, что он больше не будет валить меня албанскими вопросами.

— Да, конечно, я подожду на улице у машины.

Хмельницкий нехотя кивнул, закопался в бумагах, а меня ждала теплая улица и свежий воздух.

— Ага, всё-таки вывернулся, чертяка? — Яр радостно подмигнул, провожая меня довольным взглядом. — Узнаю, моя школа...

— Ну, где осколок? — Яр снова дал о себе знать, когда я оказался на улице и укрылся за машиной Хмельницкого. Здесь нет свидетелей, мы могли поговорить.

— Есть две новости: одна хорошая, другая плохая.

— Давай с хорошей.

— Хорошая она, правда, скорее для меня — мне не придётся разрывать чужую могилу.

— Так, тело сержанта ещё не похоронили, — догадался призрак. — А плохая?

— А плохая в том, что его скоро похоронят, там родственники наседают, не думаю, что они с этим будут долго тянуть, — как ни хотелось это признавать, но такой исход неизбежен, и времени у нас в обрез.

— Где он сейчас?

— В морге одной больницы, я уже побывал там, место жуткое, инферналов навалом, — я наблюдал за выходом из участка, Скалдер заставлял себя ждать и, наверное, гордился этим.

— Инферналы — это пустяк, — Яр раззадорился, потирая кулаки. Ему хорошо, вот только кулаками махать придется мне. — Нам надо туда.

— Конечно! Это же просто, взять вломиться в закрытый больничный комплекс, вынести покойника и спокойно удалиться, нас ни разу не остановят.

— Зачем выносить покойника? — Яр не понял мою иронию. — Просто приложишь руки к нему и всё.

— Ну да, приложу руки, как в парке, и толпа инферналов тут же сожрёт нас, думаю, второй раз такой наглости они точно не потерпят. Я тебе говорю: их там много!

— Много? В морге? Что им там делать, там же одни мертвецы!

— Да мне почём знать? Охраняют этот осколок, может, ждут, пока тело похоронят... Может, и нам всё это ни к чему?

— Ну, уж нет! Его надо забрать, Рома, и сделать это как можно раньше.

Как и думал, Яр непреклонен в этом вопросе, и я ещё легко отделался, хотя что проще: раскапывать ночью могилу или вламываться в больницу, оставалось тяжелым вопросом. Хмельницкий вышел из черноты полицейского околотка, бодро сбежал по ступенькам, на ходу надевая очки. Он похож на вурдалака, с той лишь разницей, что не спал в гробу.

— Ладно, поговорим потом, — пробурчал я себе под нос, стараясь не открывать рта, чтобы снова не озадачивать Скалдера.

— Давай, кричи, если что...

Яр растворился в воздухе, а я сосредоточил внимание на ФСБешнике.

— Куда на этот раз?

— Туда, где всё это началось, — сухо ответил Хмельницкий, открыл заднюю дверь, бросил папку на сиденье. — Садитесь, у нас мало времени, ещё везти вас обратно в больницу.

Я молча занял пассажирское сиденье, не трудно догадаться, куда хотел везти меня ФСБешник: в парк. Он прав, именно там всё это и началось. Машина с визгом колёс покинула парковку, я вцепился в ручку двери, покосившись на Хмельницкого. ФСБешника не трудно понять, прошедший допрос не получился таким, как он хотел, и теперь дело, которому припишут несчастный случай, станет очередным «висяком» в карьере Скалдера, и, судя по тому, какие дела ему подкидывает начальство, далеко не первым. Я невольно улыбнулся.

— Думаете, вышли сухим из воды? — Хмельницкий заговорил первым.

— Зачем вы так говорите, вы же знаете, что я не виноват, — после успеха в участке мне не хотелось уже ни с кем ссориться или что-то кому-то доказывать.

— Как раз этого я и не знаю, меня же там не было в тот момент, когда умирал сержант, — хмыкнул Скалдер, железная логика, ничего не скажешь. — Может, вы и не виноваты, а, может, как раз наоборот. Так, между прочим, считает и мой начальник.

— Спесивцев? — я, не удержавшись, гоготнул. — Да ну, я с ним общался лично, очень культурный человек! Вам бы у него поучиться.

— Он? Культурный? — федерал недобро усмехнулся. — Тот ещё жлоб, гнобит уже полгода. Ничего вы про него не знаете...

Хмельницкий покачал головой, я не рискнул продолжать беседу в том же русле, а новых тем уже не находил. Остаток пути мы проехали молча, каждый думая о своём. Обратная дорога обошлась нам быстрее, пробка на Можайке рассосалась, и, подъезжая к парку, Скалдер коротко ввёл меня в курс предстоящих следственных действий:

— Попробуем восстановить события, произошедшие в парке, может, вам удастся что-то вспомнить.

Странно, Спесивцев говорил, что уже взял это место в оборот, но видимо, ещё одна внутренняя накладка, я решил не умничать и не рассказывать Хмельницкому подробности разговора с его начальником, сами потом разберутся. Воспользовавшись своим положением, федерал въехал на территорию парка, игнорируя все запрещающие знаки. Уютное и хорошее место, особенно днём. Найти скамейку, у которой я получил осколок, не составило труда. Встав рядом с декоративным столбом освещения, украдкой взглянул на плафон. Он так и остался разбитым.

— Это именно то место? — Хмельницкий наступил на осколки, вгляделся в россыпь, потом на фонарь. — Он уже был разбит? Или это случилось в момент нападения?

Я молча пожал плечами, нет смысла ни врать, ни говорить правду. Устало сел на край скамейки. Не мог приложить ума, как забраться в больницу. Попасть в морг тем более будет почти невыполнимая задача. Яр хочет ушатать меня...

— Попробуйте что-нибудь вспомнить, — Хмельницкий топтался вокруг скамейки, осматривая землю, я отвлеченно кивнул, тут же забыв его слова. Может, мне и удастся пройти мимо охраны на территорию больницы, например, перелезть через забор, но как же попасть внутрь? Притвориться курьером? Да, из меня тот ещё притворщик...

— Они пришли со стороны лесопарка? — ФСБешник отошёл к кустам, за которыми мерно раскачивались московские берёзки. Я снова кивнул, даже не обернулся. Яр загонял меня в тупик своими просьбами и желаниями, интересно, он хоть представлял, как мне всё это тяжело? Навряд ли, всё время твердит одно и то же: ты должен, это твоя судьба... Я в сердцах сплюнул, задумчиво встал.

— Что-то вспомнили? — Хмельницкий тут как тут, прилип как банный лист, навязчиво рекламируя самого себя. Федерал не нашёл ничего похожего на улики, теперь крутился возле меня.

— Нет, я что-то устал сегодня, я, пожалуй, пойду, — общаться со Скалдером больше не было ни сил, ни желания. За эти три часа он напрочь высосал из меня энергию, хуже всякого Инфернала. Сунув руки в карманы брюк, я не спеша поплёлся в сторону метро.

— Стойте, машина в другой стороне, — подозрение в голосе Хмельницкого уже действовало на меня раздражающе, я, не глядя, махнул рукой:

— Я своим ходом доберусь, до свидания.

Больше не хотелось ни с кем разговаривать, уходя от злосчастного места прочь, все ещё чувствовал на себе тяжелый взгляд ФСБешника, он не отступится, будет продолжать слепо подозревать меня. Да и черт с ним, черт с ними всеми! Покрутив кольцо в руках, передумал его надевать. Мне надо побыть одному, надо подумать обо всё этом в более спокойной обстановке...

Может, для кого-то московское метро — не самое удачное место, чтобы уединиться от мира, его пропускная способность измеряется миллионом человек, но, как ни странно, именно здесь в моей душе наступала умиротворённость, а не в грязных переходах или монотонных эскалаторах и не на струнах туннельных скрипачей и гитаристов.

«Осторожно! Двери закрываются, следующая станция: Парк культуры»

Я успел заскочить в закрывающиеся двери отходящего состава, невольно толкнул плечом какого-то парнишку, что сгорбился у поручней на выходе из вагона, закопавшись в телефоне, он даже не заметил моего наскока. И таких тут было много. Говорят, лет двадцать назад, проехавшись в метро, можно было узнать все книжные новинки и бестселлеры на текущий месяц. Сейчас, с трудом продвигаясь в этом человеческом великолепии, я невольно подумал, что изобилие смартфонов больше похоже на яблоневый сад. И не беда, что все яблоки надкусаны и куплены в кредит, иногда среди них попадались и коварные эдемские змеи, выполненные в форме аляповатых китайских иероглифов. Я не сведущий в трендах человек, но даже мне становилось понятно, кто именно надкусил эти яблочки. Сесть, да и вообще принять удобную позу с ходу не получилось, как-никак полдень, люди с голодными глазами спешили на перерыв. Мне удалось просочиться к концу вагона, занять стоячее место у маленького диванчика, жадно выискивая пассажиров, ерзающих на своих местах. На кольцевой я мог выжидать очень долго.

Бесконечно несущийся поток отнёс мои мысли от свалившихся проблем, именно постоянное движение позволяло мне хоть ненадолго, но получить некоторую защиту от Лимба и его жителей. Да, они не терпели суеты и быстрого движения, чтобы находиться в одном пространстве вместе с жертвой, чудовищам надо хорошо напрячься, а если жертва притом в постоянном движении, задача для ленивых тварей становится почти невыполнимой. Я навис над молодой девушкой в белом платье и странными розовыми завитушками в волосах, на оголенном предплечье красовалась татуировка в виде трёх лепестков розы, сделанная совсем недавно, судя по выпирающим краям рисунка. Интуиция подсказывала, что ей скоро выходить. Стараясь освободить голову от мыслей, прикрыл глаза, постоянно сбивался, вспоминая Яра. Прихоти моего призрачного тирана с каждым разом становились всё сложнее и сложнее. Нет, поначалу выполнять их было весьма забавно, чего стоило обучение печати запрещения на руинах Ховринки. Собственно, единственной печати, которую я мог самостоятельно поставить, но сейчас Яр требовал от меня кражи со взломом, а это уже совершенно другая статья уголовного кодекса. И проблема заключалась не в том, что я попал в очередную передрягу, они случались со мной с завидным постоянством, самое паршивое — новая передряга длилась уже неприлично долго. Повинуясь каким-то странным рефлексам, одновременно с праведным возмущением на покойного предка, я судорожно пытался придумать, как всё это провернуть. Лифт в морг не так далеко от входа, если удачно миновать охрану, пробраться к нему не сложно. Яр прав, выносить тело не обязательно, достаточно приложить руку. В голове тут же нарисовались лабиринты помещений злосчастного морга, силуэт их хранителя в полумраке моргающих ламп, разъяренного, но не слишком упитанного минотавра... Меня передернуло от воспоминаний, место десять из десяти по жуткости. Шевеля губами, я подсчитывал в уме свои шансы на успешный исход операции, где-то процентов сорок, не больше, осталось в них вписаться.

Человек слева от меня двинулся к выходу, я увидел его краем глаза, стоя на пути, ещё сильнее прижался к девушке в белом платье, лишний раз подстегнув её быстрее покинуть вагон. Хоть я и в деловом костюме, но лицо едва ли выдавало во мне удачливого бизнесмена. Мужик не оценил моей любезности, сделал ещё шаг, идя на меня, как таран. Тут некуда деваться, покидать выгодную позицию и идти вместе с ним к дверям до ужаса не хотелось — упущу нагретое место.

— Полегче, приятель, — я лениво поморщился, повернул в сторону незнакомца голову и обомлел. Инфернал шёл мучительно медленно, невозмутимо смотря вперёд, куда-то поверх наших голов. Он едва помещался в вагоне, худое тело неприятно блестело в ярком освещении. Тварь не услышала моих слов или подумала, что они предназначались кому-то другому. Я выгнул спину, затаил дыхание, инфернал задел рукой моё плечо, но я не почувствовал ничего, кроме колющего холодка, его конечность прошла сквозь меня.

— Что за хрень? — я выдохнул ему в спину, впился непонимающим взглядом. Не знаю, чему удивился сильнее: неожиданной встрече или тому, что моя защита, бережно выстроенная и идеально отработанная годами, сейчас упорно молчала. Я положил ладонь на бедро, послал импульс, активирующий защитные резервы организма, с удивлением обнаружил, что моё биополе в полной боевой готовности, от ультразвука слегка заложило уши. Я уже перестал понимать, что происходит, судорожно вспоминал, когда в последний раз замечал жителей Лимба в метро, нет, они, конечно, тут были в полном объёме, и наверняка больше, чем где-либо, но из-за постоянно движущегося потока просто не успевали намозолить мне глаза. Сейчас здесь творилась какая-то чертовщина.

Я невольно подался вперёд, пристально смотрел инферналу в узкий затылок, облизнув губы, решил по-тихому проследить за ним. Гигант шёл в центр вагона, с виду казалось, что он прогуливается просто так. Сбавляя скорость, состав подъезжал к очередной станции, краем глаза я заметил, как зашевелилась девушка, рядом с которой я стоял. Чёрт с ней, тут кино интереснее; воспользовавшись всеобщим оживлением, я последовал за пришельцем из иного мира. Инфернал проделывал огромную работу, чтобы оставаться в вагоне, его не укачивало на неровностях железнодорожного полотна, но образ мерцал, некоторые части тела переливались, то исчезали, то появлялись вновь.

Состав подкатил к платформе, остановился, открыв двери. Перебираясь по вагону крохотными перебежками, мне удалось обойти толпу у дверей, они высыпали на станцию, тут же уступив свои места такой же обезличенной массе. Меня едва не прижали в середине вагона. Выгибая шею, я старался не потерять инфернала из вида. Чудовище двигалось дальше, я поджал губу: лишь бы он не ушёл в другой вагон, проходя состав насквозь, последовать за ним мне уже не удастся. Удалось вырваться из плена облепивших меня тел, но двигаться дальше почти невозможно, мешали пассажиры, и они уже начинали раздражённо шипеть мне в спину. Гигант остановился где-то у последних дверей, я видел его голову, он водил ею по сторонам, нюхая воздух, словно потеряв свою цель.

— Простите, мне надо пройти, — наступая на чьи-то ноги и получая тяжелой сумкой по спине, я сделал рывок, протиснулся к чудовищу почти вплотную, остановился. Тварь совершенно не обращала на меня внимания, но невольно дала время для передышки.

Состав разогнался на прямой, вагон шатало из стороны в сторону. Гигант снова переливался и мерцал, как некачественная голограмма из фантастического фильма. Я наконец сумел увидеть, что он искал: тонкая красная нить, подобна крови, выпущенной в чистой воде, проявилась на уровне его головы. Кто-то в вагоне стремительно терял энергию, тварь пришла сюда, как акула на запах. Жертва… Кто же жертва? Теперь головой по сторонам водил я, никак не мог понять, откуда исходила нить жизни. Поезд снова сбавлял скорость, люди засуетились у дверей, на мгновение открылся коридор, сквозь который я увидел женщину в годах. Она сидела, забившись в уголке вагона, держала старую несуразную сумку на коленях, словно прикрываясь ею от внешнего мира, в испуганном взгляде читался не только страх, но и злость затравленного зверя. На вид женщине лет шестьдесят, спутанные каштановые волосы с проседью, из одежды старый свитер, несмотря на теплую погоду, и потёртые брюки. В волосах странное украшение: выцветший пластмассовый бутон, срезанный с ненастоящего цветка. Обычно такие букеты приносят усопшим родственникам на кладбище. Красные нити выходили из её плеч. Не знаю, кто пробил её защиту, вокруг никого подозрительного, не считая самой жертвы. Инфернал также заметил её, неспешно раскачиваясь в воздухе, заставил непослушное тело двинуться вперёд. Я остался в стороне, но подошёл к ним настолько близко, насколько мог. Женщина заметно напряглась, когда тварь из потустороннего мира нависла над ней, своеобразное кровотечение усилилось, но она не могла увидеть это действие. Порождение Лимба вытянуло длинную руку, я затаил дыхание. Не зная, что произойдёт дальше, всепоглощающее любопытство сковало движения, мне бы кинуться на помощь, нейтрализовать атаку, но в голове только одна мысль: это не моё дело, это не моё дело. Женщина сжала зубы от боли, глаза расширились, этот холод проникал в душу ледяным жалом. Я прекрасно понимал, что она чувствует, но продолжал безучастно наблюдать за происходящим.

— Будьте прокляты... — безымянная женщина схватилась за живот, процедила сквозь зубы, брызнув слюной. Я едва расслышал слова, наши взгляды пересеклись. Она не видела своего мучителя, но не оставила без внимания мою скромную персону. Тяжело не заметить, когда кто-то в упор смотрит на тебя несколько минут кряду, я нисколько не беспокоился, что выдал свою заинтересованность. Женщина вдруг глубоко вздохнула, в глазах читалось удивление от посетившей догадки. Она вскочила на ноги, размахнулась сумкой, расталкивая пассажиров, очертила вокруг себя полукруг. Хорошая попытка отбить невидимое нападение, но материальный предмет прошёл сквозь инфернала, не причинив ему ни малейшего вреда, мало того, подобный жест не произвёл никакого впечатления даже на собравшихся пассажиров. Могу дать руку на отсечение, что, если бы она упала в обморок или закатилась в припадке, никто так бы и не оторвался от своего телефона, а через двадцать минут на «YouTube» уже лежал бы ролик с хэштегом «идиотыВметро».

Состав подходил к очередной станции; грозно сверкнув на меня глазами, женщина кинулась к дверям. Она прошла инфернала насквозь, прервав его странный ритуал. Я заметил, как беглянка что-то крепко сжимала в руке, пальцы обмотаны бечевкой. Не успел разглядеть подробностей, как двери вагона открылись, толпа стремительно выплеснулась на платформу «Таганки». Чудовище медленно повернулось к своей жертве лицом, снова подняло руку. Ему не мешали такие мелочи: пока женщина находилась в вагоне, гигант продолжал своё чёрное дело. Чтобы расколоть природную защиту и подпитаться энергией, им не нужно смотреть жертве в глаза. Беглянку снова перекосило от болевого спазма, я понимал, что через пару секунд они выйдут и, быть может, навсегда затеряются в переходах метрополитена. Я сжал кулаки. Что же делать? Идти следом? Но зачем, если я не хочу ей помочь, а если помочь, то как это потом скажется на моём здоровье и имидже корпоративного целителя, ведь она не являлась работником компании, а значит... Я не успел закончить мысль, жертва и её мучитель оказались на платформе. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция Курская», — прозвучало над головой набатом, времени на размышления не осталось. Неведомая сила из смеси героизма, великодушия и жуткого страха заставили меня кинуться вперёд. Я почти не осознавал, зачем делаю всё это, едва не застрял в дверях. С негодованием вырвал из закрытых створок край пиджака, огляделся по сторонам, выискивая эту парочку. Ориентироваться будет проще всего по инферналу, они выше обычных людей на голову, а то и две. Поправляя костюм и тихо матеря себя за излишнее человеколюбие, прошёл через низкую арку, похожую на один из сводов в казематах средневекового замка. Быстро огляделся: инфернал уходил в сторону перехода на Марксистскую, поразив меня своей проворностью. Тварь увеличивала скорость, размах шагов становился больше. Зря эта бабулька сошла с поезда, на твёрдой земле у порождений Лимба ловкость плюс сто. Делать уже нечего и отступать поздно, тяжко вздохнув, кинулся в погоню. Главное, успеть вовремя и не отхватить слишком сильно за своё благородство. Внимание привлекло красивое панно с приятными синими вставками. Оно расположено в стене, разделяющей ступеньки двух переходов. Собирательное изображение профиля мужественного советского человека. Надпись под портретом гласила: «Слава Героям-кавалеристам». Я опасливо смотрел на удаляющуюся фигуру инфернала, темно-багровая кожа усыпана вроде как блёстками с мелкими шипами. Перед тем, как начать подъём, словно на удачу, прикоснулся к керамогранитному профилю:

— И какого чёрта мне всё это нужно, тоже мне, герой-кавалерист!

* * *

Десять лет назад.

Конец девяностых захватил меня уже почти в сознательном возрасте. В провинции, в которой я вырос и окончил школу, больше ловить уже было нечего. После выпускного родители сразу отправили меня к родственникам в столицу нашего весёлого государства. К слову, приняли меня там тепло, выделили койко-место и даже помогли поступить в один из московских ВУЗов. Первый и второй год учебы прошёл спокойно, летом удавалось вырываться к своим, в остальное свободное время помогал тётке и её мужу с хозяйством по квартире. Пришлось освоить кулинарию до уровня: неплохой суп и обалденные пельмени. К сожалению, эта идиллия не просуществовала долго. На третий год учебы моё присутствие в чужом, по сути, доме изрядно поднадоело его хозяевам. Под предлогом ремонта комнаты меня переселили в студенческое общежитие, а через полгода стало понятно, что обратно меня никто не ждёт. Родителей сразу попросил больше не надоедать родственникам, я и так прожил у них неприлично долго. К жизни в общаге пришлось привыкать заново, и первое, с чем мне пришлось столкнуться, это катастрофическая нехватка денег, хотя было бы странно ожидать чего-то другого. И если в гостях у родственников доступ к холодильнику у меня был почти безграничный, то на кухне общежития каждый был, как говорится, за себя, да, таких горемык, как я, там хватало. Родители, безусловно, помогали стабильными денежными переводами, но на четвёртом курсе ближе к лету дома серьёзно заболел отец. Я сказал матери, чтоб они не экономили на лечении, а сам покрепче затянул пояс. Мой автономный режим длился не больше полугода, но за это время я, привыкший к тому, что в кармане всегда звенят монеты, оказался не в самом выгодном положении. И вот, сидя на одной из учебных пар, тревожно коснулся кольца, что лежало в потайном кармашке джинсов. Последнее время носил его с собой постоянно, думал, перстень принесёт мне удачу. Я с ужасом понял, что, если срочно не найду деньги на этот месяц, просто сдохну с голода. Взывать к помощи умерших предков я не умел, поэтому мне оставалось только одно...

— Ну, молодой человек, и сколько же вы хотите за это кольцо? — жизнь застала меня стыдливо склонившимся над крохотным окошком одного из многочисленных ломбардов, затерявшимся в трущобах, на окраине Москвы.

— Не знаю. Может, тысяч пять?

На улице ранняя зима, вечер, на мне легкие старые потёртые джинсы, осенняя куртка на синтепоне. В моём скудном наборе нет даже перчаток, пришлось убрать замершие руки в карманы. Стою и дрожу, как осиновый лист, не столько от холода, сколько от осознания того факта, что жизнь окончательно приперла меня к стенке и теперь любимое родовое кольцо в руках старого скрюченного артритом барыги.

— Пять тысяч? — он неприятно рассмеялся, запрокинув голову. — Молодой человек, вы-таки невменяемы, оно даже не золотое! Да и не комплект, — он добавил более тихим голосом, — могу предположить, что ещё и краденое.

Этот мужик в дорогих очках, за толстыми линзами которых хитро прищурились глубоко посаженые глаза, брал меня на пушку, но смелое предположение было ошибочно, оно лишь заставило меня разозлиться.

— Что вы несёте? Это фамильное кольцо, дед в деревне передал! — хорошо, что на улице зима, моё лицо и так красное от холода, на нём не видно стыда. Я вздрогнул, вспоминая родных. Деда уже нет в живых, ровно как и бабушки, а я тут с праведным гневом торгую семейными реликвиями.

— Ну да, конечно, конечно... — он ехидно покачал головой, продолжая рассматривать перстень через монокуляр. — И хоть на нём нет вашей фамилии, однако вещица действительно старая, тут нет слов, но куда же вы дели камень?

— Какой камень? — неожиданная подробность о кольце заставила меня невольно податься вперёд, я просунул в окошко голову, запустив снег в каморку ростовщика. Стряхивая его капли с важных бумаг, мужчина поспешно убрал свою отчётность в стол и откашлялся:

— Ну, уж если вы... вошли, я, конечно, объясню.

Он повернул ко мне перстень лицевой стороной, взял пинцет, по очереди ткнул в углы печатки, на которой разместился родовой герб:

— Вот, видите здесь из накладки перстня выпирают маленькие «сучки», их почти не видно, но можно ощутить пальцем, это остатки каста.

— Что такое каст? — стыдно спрашивать такое про свою родовую реликвию, хотя откуда мне разбираться в ювелирном деле.

— Каст — это специальный крепёж в железной основе кольца, у вас оно, кстати, бронзовое. Каст нужен для крепления к перстню или дигеля, или драгоценного камня. Но конкретно в вашем случае — это наверняка должен был быть камень и, судя по косвенным признакам, очень прозрачный.

Я жадно облизнулся:

— Бриллиант?

Черт, но почему же дед не рассказал, что перстень в таком плачевном состоянии, не знал или отдал камень кому-то до меня? В коробочке, где он хранил кольцо, больше ничего не было, я это помню отчетливо. Ситуация заставила меня глубоко задуматься. С одной стороны, очень интересный факт, о котором никто не рассказывал, а с другой — кто-то постарался, чтобы обломать меня на этом моменте. Был бы комплект, цена перстня подскочила в разы.

— Ох, бриллиант или горный хрусталь, уже не имеет значения! — ростовщик приторно заулыбался, махнул ладонью, выгоняя меня обратно на улицу. — У перстня в первозданном виде не сохранился даже каст, тем более нет смысла рассуждать о камне. Но он точно должен был быть прозрачным и, возможно, особого строения, чтобы при взгляде на орнамент создавался какой-нибудь красивый эффект.

Ростовщик выпятил губу, крутя кольцо, щурился, представляя, как это могло выглядеть. Пришлось разрывать затянувшуюся паузу самому:

— И сколько за него дадите?

— За этот ветхий памятник старины? — он положил перстень на красивую деревянную тарелочку перед окошком, вальяжно откинулся в кресле: — Ну, учитывая, что перстень не драгоценный, не комплектен и в плохой сохранности... Пятьсот рублей.

— Что? — от такой наглости у меня полезли глаза на лоб. Протянул руку к перстню, чтобы забрать его обратно. Даже не помышлял расстаться с ним за такую мелочную сумму. — Да вы с ума сошли, он почти бесценен! С самого бронзового века!

Ростовщик подался вперёд, укрыл перстень ладонью:

— Вы сильно преувеличиваете его ценность, и он не с бронзового века тем более.

Мужик снова покрутил кольцо в руке, пристально вглядываясь в гербовый рисунок. Что-то бормотал себе под нос, но я не смог расслышать слов, пританцовывал от холода.

— Восьмой или девятый век нашей эры. Ну, хорошо, восемьсот, но не больше.

— Нет! — я протянул руку, дабы закончить этот ненужный разговор. Ростовщик снова вернул перстень на тарелочку, подвинувшись к окошку, снял очки.

— Молодой человек, кольцо, конечно, может и являться для вас некой семейной, бесценной реликвией, но здесь и сейчас любой оценщик даст за него не больше семисот рублей. Я же вам предлагаю чуть больше, — он вежливо проговорил всё это, улыбнулся, блеснув золотыми зубами. Жмот и скряга, я даже не думал над словами, сгрёб перстень в охапку и быстренько убрал обратно в карман:

— Простите, но меня это не устраивает, до свидания.

Сгорбившись, побрёл в сторону метро. Идти отсюда прилично, шмыгая носом и пиная снежные комья, нанесенные с дороги, жалел, что вообще затеял всё это, ничего, кроме оскорблений в адрес своей семьи, я не получил. Настроение упало, как температура на улице, я отходил от ломбарда все дальше и дальше.

— Ну как хотите, — ростовщик проговорил это, когда я уже скрылся из виду, холодно блеснув глазами, откинулся на спинку роскошного кресла. Как оказалось, я знал далеко не всё о работе оценщиков старины. Кое-какие их услуги не были прописаны в прейскуранте, и прямо за моей спиной этот индивид сдавал подельникам молодого и незадачливого лоха, коим я предстал перед его взором. Я сказал, что тот вечер не удался? Наверное, нет, но лишь потому, что я не лежу в снегу с разбитым носом. Вернее, пока ещё не лежу, ведь вечер еще не кончился, а значит, самое интересное впереди.

Дорога упиралась в парк и делала поворот. У меня был выбор: идти по освещенному участку улицы и не успеть к закрытию общежития или срезать путь через сквер. Я недолго думал, ступил на занесенную снегом тропинку. Двинулся в темноту по еле различимой тропе почти на ощупь. Мне удалось отойти от входа на пятьдесят метров, обернулся на звук подъехавшей к парку машины, кто-то хлопнул дверьми. Сердце болезненно замерло: старый пройдоха, а говорил, что кольцо — ветхая старина и ничего не стоит. Козёл!

— Эй, парень, постой! — голоса за спиной подстегнули меня броситься наутёк. Проклятые сугробы, в них так предательски вязнут ноги...

* * *

Крадясь за Инферналом, что продолжал свою безумную игру в догонялки, я судорожно искал веские причины участвовать во всём этом. Интуиция подсказывала, что чудовище лишь выполняет волю Лимба, этакий сборщик налогов, но с другой стороны — эта была уже откровенная наглость. Метро являлось для меня чуть ли не единственным спасительным островком в бешеном круговороте жизненных событий, и последние несколько лет подземка спасала мою голову от напора чужих мыслей. Даже Яр не любил появляться здесь лишний раз. К сожалению, всё это было до сегодняшнего момента. Озлобленно сверкая глазами, я невольно прибавлял шаг: чёртовы Инферналы, они плодятся, как тараканы, и скоро от них уже нигде не будет покоя! Миновав переход на Марксистскую станцию и спустившись на платформу, я сумел разглядеть незнакомку. Надеюсь, ей хватит ума запрыгнуть в подошедший поезд. Беглянка обернулась несколько раз, я рассчитывал на её благоразумие, но, крутанувшись волчком, женщина резко сменила курс. Она побежала в сторону выхода в город, окончательно разочаровав меня. В который раз я убеждался в том, что люди пользуются услугами Лимба, даже не понимая, во что ввязываются и по каким законам им теперь жить.

Накручивая и подогревая свою злость праведным возмущением, я последовал за Инферналом. Женщина вскочила на эскалатор, обернувшись, посмотрела на плотный пассажирский поток. Шестое чувство уверенно подсказывало ей, что опасность совсем рядом, но глаза не видели ничего подозрительного. Узнавал в ней себя образца десятилетней давности, ностальгически вздохнув, спокойно ступил на ступеньку подъемного механизма. Незачем надрываться перед боем, да и правильно говорят по этому поводу: вдруг война, а я уставший! Внимательно следя за порождением Лимба. Подниматься под углом в тридцать градусов ему не слишком удобно, но тварь буквально пересиливала себя. Части его тела то появлялись, то проваливались в двигающихся частях окружающего пространства. Судя по всему, её Долг уже превысил все мыслимые и немыслимые значения. Беглянка добралась до фойе станции, я видел, как её силуэт промелькнул в одной из стеклянных дверей. Очищая сознание от лишних мыслей, прошёл через турникеты. Главное, всё сделать чётко и быстро. Женщина направлялась к выходу между Марксисткой и Воронцовской улицей. Размашисто помогая себе сумкой, поднялась по переходу, кинулась сквозь толпу. Слева располагались невысокие офисные здания старой постройки, чтобы не потерять её из вида, пришлось прибавить скорость. Инфернал также упорно следовал за жертвой и преуспевал в этом больше, чем я. Лишь бы не опоздать в разгар праздника крови. Растолкал спокойно идущих пассажиров, выскочил на улицу под палящие солнечные лучи. Здравый смысл подсказывал надеть кольцо и вызвать Яра. Это не очень хорошая идея, учитывая, как мой предок относился к подобным затеям. На самом деле, так или иначе, мне чуть ли не каждый день приходилось иметь дело с порождениями Лимба, пресекать их интересы, обламывать аппетит.

Беглянка едва не упала, перелезая под служебным шлагбаумом одного из домов, толкая сумку вперёд, раскорячилась не в самой удобной позе. Надеюсь, у неё хватит ума пройти чуть дальше в подворотню. На углу дома и двух фонарных столбах перед его фасадом дружелюбно висели камеры службы безопасности, разворачивать поединок перед таким обилием свидетелей — не самая хорошая идея, если только мы не намеревались повеселить местную охранку. Я начал закатывать рукава, нагнав Инфернала, планировал незаметно нанести ему энергетический удар в спину, возможно, он даже не поймёт, что произошло и кто виновник. Но чтобы подойти к нему близко и остаться незамеченным, пришлось отключить защиту. У этих тварей уже нюх на все мои фишки, и стоит только сосредоточится на ком-нибудь из них с изменённым биополем, опять услышу недовольное шкворчание про «наглого исключенца». Приложив раскрытую ладонь к бедру, снял все ограничения на входящие энергетические потоки, встряхнул рукой. В кончиках пальцев сосредоточился импульс, я преодолел последние метры до цели легкой трусцой, замахнулся для удара, в азарте прикусил губу, но тут же осёкся. С двух сторон наперерез беглянке пробирались ещё две пупырчатые твари, нервно сглотнул: так, трапеза обещает быть веселой и шумной, однако в этот раз данный факт меня не повеселил. Я думал, успею ликвидировать одну угрозу, но как только применю силу, оставшиеся Инферналы не заставят себя ждать. Чудовище, в спину которого жадно впился мой взгляд, равнулось вперёд. Пришлось отступить, снова занять выжидательную позицию. Замедляя шаг, я подходил к территории офисного здания, воровато огляделся по сторонам, стараясь действовать быстро и плавно, перегнулся через шлагбаум, устремился в узкий проулок между зданиями. Потерял женщину и её преследователей из вида всего на несколько мгновений, опасливо косясь на камеры наблюдения, вдруг обнаружил, что в проходе, заканчивающимся тупиком, уже никого нет. Невольно остановился у мусорного контейнера, заваленного черными пакетами, озадаченно покрутил головой. Женщина воспользовалась моим замешательством, выскочила из-за укрытия подобно змее, зашипев, вскинула руку, разжала пальцы. Наконец я сумел разглядеть, что она так бережно прятала от посторонних глаз, но как-то не обрадовался и так мучившей меня догадке. Миниатюрная кукла из склеенных спичек на верёвке рассекла воздух тёмной стрелой. Беглянка целилась в голову, не думаю, что планировала убить, но магическая вещица за доли секунд из безобидного рукоделия превратилась в зубастого монстра, почти карманного размера. Моя защита сработала почти безупречно, если бы в этот момент была включена. После преследования Инфернала я совсем забыл активировать её и тут же поплатился за свою халатность. В лицо ударило обжигающим холодом, я невольно вскрикнул от энергетического удара, почти забытые ощущения обрушились на тело нехорошей волной, по коже побежали мурашки, а желудок сжался в комок. Я упал на асфальт, потеряв пространственные ориентиры, зарычал, сквозь зубы:

— Вот дрянь...

— Что тебе надо? Оставь меня в покое! — женщина победно оскалилась, сматывала своё оружие обратно в ладонь. — И не корчься тут, получил по заслугам, милок!

Ну да, кто-то сейчас точно получит по заслугам. Я перевернулся на бок, увидел краем глаза, как Инферналы вышли из стен, теперь они точно поймают её, в этом не приходилось сомневаться. Беглянка подняла голову, улыбка сошла с лица. Она не видела тварей, обступивших её, но определенно чувствовала их влияние. Красные нити снова потекли из плеч. Задыхаясь и падая на колени, женщина упёрлась в кованую решётчатую дверь. Плющ превратил её в элемент живой изгороди, а навесной замок и острые пики на верхушке в непреодолимое препятствие. Беглянка завертелась волчком, бешеный взгляд кидался из стороны в сторону. Отсюда уже не было выхода. Я тяжело выдохнул, почувствовав, как кольцо в кармане налилось теплом. Провернуть геройство по-тихому не получилось...

— Ты что делаешь? — Яр появился передо мной как всегда вовремя, невольно преградив путь до беглянки. Жалобно скуля, она съехала на асфальт в десяти метрах впереди, забилась в темный угол, подвывая от боли. Инферналы окружили её со всех сторон, но почему-то медлили добивать.

— Ей надо помочь! — я сжал кулаки, хоть и сумел встать на корячки, но еще не пришёл в себя после магической атаки. Дурацкая спичечная кукла! Звездочки перед глазами вспыхивали разноцветной гирляндой, голова раскалывалась от обрушившейся тяжести на затылок.

— Да ты в своём уме? — Яр брезгливо обернулся. — Она должна им, она должна Лимбу. Ты что удумал, хочешь взять на себя чужой Долг?

— Мы можем отогнать тварей, — я не знал, зачем пытался помочь человеку, который сам загнал себя в эту ловушку, но продолжал упорно вставать на ноги, рваться на помощь.

— Уймись, — Яр негодовал, ходил из стороны в сторону, не в силах помешать мне физически. — Она сама во всём виновата и должна понести наказание.

— Не хочешь помогать, просто не мешай! — я раздраженно кинулся вперёд, прошёл Яра насквозь, на ходу расстегивал пуговицы на рубашке и ослаблял галстук. У меня не было большого размаха для действий, единственная печать, которой я владел, нарисовалась перед глазами, в пальцах сфокусировался импульс.

— А ну стоять, лягушки! — я ворвался в толпу, привлёк к себе долгожданное внимание. Женщина, лежавшая на земле, не переставала стонать. Вздрогнула от громогласного крика, закрыла руками голову и свернулась калачиком, уже не в силах разбираться в сложившейся ситуации. Её магический атрибут валялся рядом. Инферналы остановились, сплотив вокруг жертвы круг, как по команде повернули в мою сторону головы. Я замер, впервые подумав о последствиях своих действий. Их трое, поставленная печать не отпугнет тварей, скорее, разозлит.

— Исключенец, — зашкворчал ближайший ко мне Инфернал, ожив, как робот, получивший сигнал для дальнейших действий, он начал поднимать руку. Деваться некуда, я затеял эту несуразную погоню и сейчас должен был её закончить. Рывком опустился на корточки, приложив руки к асфальту. Печать запрещения вспыхнула огнём, узоры прошли под ногами чудищ, очертили круг диаметром в несколько метров. Я налил её энергией настолько, насколько хватило сил, активировав всплеском. Двое Инферналов отшатнулись и вынужденно покинули наш мир, я видел это собственными глазами, но третья тварь ускользнула из поля моего зрения. Чудище не стало дожидаться особого приглашения, ловко покинуло пределы печати, поблекло красками и словно растворилось в воздухе. Хитрый план обойти меня со спины и подло атаковать прервал Яр. Я обернулся на его строгий голос:

— Сударь, вам тоже уже пора, — предок ухватил порождение Лимба за занесенную для удара руку. Они замерли в этой позе, пристально смотря друг другу в глаза. Мне не впервые довелось видеть прямое взаимодействие Яра с Инферналами, но он очень не любил этого делать. Место, где призрак ухватил чудовище, вспыхнуло синим пламенем, словно кто-то невидимый орудовал сваркой. Инфернал недовольно зашкворчал:

— Исключенец не имеет право вмешиваться...

— Иди к лешему! — Яр не дал ему договорить, отшвырнул обратно в Лимб, ударив в торс чудовища раскрытой ладонью. Сурово нахмурившись, встал рядом: — Ты как?

— Бывало и хуже, — я откашлялся, приходя в себя, встал на ноги. — Спасибо за помощь, надеюсь, у тебя не будет проблем?

— Отбрешусь, тоже не впервой, — Яр приблизился к виновнице нашего незапланированного геройства, брезгливо дёрнул губой: — Похоже, и ей досталось. Правильно, нечего играть с силами, которые не можешь контролировать.

Женщина, так же, как и Инферналы, оказалась под влиянием печати запрещения. Она больше не дрожала и не стонала от боли. Широко раскрытые глаза смотрели в пространство перед собой. Беглянка жива, но испытывает совершенно новые ощущения, этакую смесь облегчения и глубокой душевной пустоты. Я не стал читать ей нотаций, обвинять в колдовстве и рассказывать о рисках использования ресурсов Лимба, она и так всё это понимала, по крайней мере я хотел в это верить. Спичечная кукла все ещё была примотана к руке длинной верёвкой. Я приблизился к женщине, осторожно наступив на магический атрибут, тщательно растерев его об асфальт. Вспомнил, как утром Хмельницкий обозвал меня магом. Ненавижу этих доморощенных колдунов и экстрасенсов и не думал, что в азарте погони подорвусь на столь примитивном оружии.

— Что с твоей защитой? — Яр бросил на меня беглый взгляд. Я устало махнул рукой: неужели надо так быстро производить разбор полётов, решил отшутиться:

— По-моему, ты рассказывал, что мне полезно получать по зубам от этих тварей.

— Да, но я имел в виду Инферналов, а не всякий... сброд с улицы.

— Да ладно, сброд тоже кое-что умеет. Иммунитет пригодится от любой мелочи, — стараясь не испачкать костюм, раскатал рукава и отряхнулся от грязи.

— Это точно... — Яр задумчиво смотрел мне на спину, тёмное пятно разрасталось на плече безобразной кляксой. — Проклятие они наложить могут...

Я развернулся, хромая, зашагал обратно на улицу, не придавая словам призрака особого значения. Здесь больше нечего ловить, через пару минут женщина придёт в себя и тоже покинет этот гостеприимный дворик, если раньше её не попросят об этом работники службы безопасности. Я надеялся, что наши пути больше не пересекутся. И единственное, что мучило меня в этой истории: мы, конечно, спасли ей жизнь, но вот надолго ли?

* * *

Десять лет назад.

— А ну стой, пацан! — голоса преследователей нагоняли, ужас захватывал мой разум всё сильнее и сильнее. В парке безлюдно, нет ни свидетелей, ни милицейских патрулей. Идеальное место для разбоя.

— Не подходите, у меня чёрный дан, десятый пояс! — крикнул в темноту, но перейти на бег всё не удавалось. Чувство юмора радовало своим присутствием, но я улыбался, нервно перекосив рот, и это последний этап перед слезами горькой безысходности. Владение каким-нибудь боевым искусством вместо едкой болтовни пригодилось бы мне больше, но когда тебе чуть больше двадцати, а в голове и в жизни, кроме раздолбайства с легким налётом безрассудства, ничего не имеется. Судя по тяжелому пыхтению и хрусту снежной корки, я убегал как минимум от троих человек. Сквозь редкие деревья уже видел пробивающийся с противоположного входа свет. Одинокий фонарь манил меня вялой надеждой, что грабители постесняются применять грубую силу, будучи освещенными со всех сторон, но как оказалось, бравые охотники за чужим добром не из числа застенчивых. Я был настигнут аккурат под фонарём, не добежав до ворот всего десяток метров. Кто-то ухватил меня за ворот пуховика, резкий рывок, треск раздираемой материи, и вот я уже лежу в снегу. Единственное, что успел: закрыл голову руками и перевернулся на бок. Они били меня ногами, куда попадётся, потрёпанный пуховик стоически брал на себя значительную часть ударов, спасая почки и рёбра. Я был ему за это бесконечно благодарен. К моему удивлению, преследователи не произнесли ни слова во время экзекуции, на мгновение показалось, что о кольце они ничего и не знали, оно по-прежнему у меня в кармане, а били исключительно забавы ради. Когда ребята выдохлись, старший из них перевёл дух:

— Всё, хорошо, не прибейте! Ищите кольцо!

Ну, блин... Мою последнюю надежду унесло очередным порывом ветра. Наглые руки стали ощупывать карманы, первая мысль: закричать, но навряд ли кто-то с улицы осмелиться зайти в плохо освещенный парк в темное время суток, да ещё и на крики о помощи. И кто сказал, что мне дадут издать более двух звуков, опять начнут бить. Выбор дальнейших действий не велик, я прикинулся мёртвым: может, грабители побрезгают снимать с покойника «последние сапоги».

— А если он его в трусы спрятал?

Кто-то из разбойников выдвинул не слишком приятную для меня теорию. Будет не очень удобно лежать тут со спущенными штанами.

— Маловероятно, господа, ищите в карманах!

Ого! Как интересно у нас сейчас интеллигенция зарабатывает на хлеб, а я всё на свою судьбу жалуюсь...

— Да в куртке не ищите, ценные вещи там не хранят!

Ну а где ещё применять мудрый житейский опыт, как не на морозе, обыскивая «бездыханное» тело? Я по-прежнему лежал без движения, закрыв глаза, с тоской почувствовал, как по лицу из разбитого носа текут тёплые ручейки. Наконец кто-то из них ткнулся в заветный маленький кармашек на джинсах, тут же бесцеремонно сунул внутрь пальцы.

— Нашёл! — судя по голосу, сорвал куш интеллигент. Свезло, так свезло...

— А ну дай сюда! — старший не церемонился, тут же мой перстень перекочевал в его карман. Я приоткрыл один глаз, глупая мысль попытаться запомнить их лица, а потом долго и с умным видом в милицейском участке составлять фотороботы, осенила дурную голову. Как-то не подумал, что бьющий по глазам свет от фонаря не даст разглядеть даже примерные силуэты грабителей. Уходя, кто-то из них напоследок ударил меня по бедру, недовольно забурчал:

— Вот сволочь проворная, теперь обратно топать!

Я дождался, пока хруст снега отдалится, раскачиваясь, словно медведь после долгой спячки, поднялся на четвереньки, дополз до столба. Сел в снег. Пожалел, что купил пуховик без капюшона, всё-таки пропустил пару ударов по голове. Ну и поделом, горько улыбнувшись, набрал в ладонь снега, приложил к распухающему и бешено пульсирующему носу. Это была дурацкая затея с самого начала, теперь ни денег, ни кольца. Я грубо растёр снежок по своей физиономии, надеялся, боль прогонит остатки детской наивности и впредь она не появится в моей жизни.

Так я потерял перстень... в первый раз... в первый раз не специально...

— Ну, теперь рассказывай, где она? — Яр настиг меня со спины, вынырнул из пространства, как чертик из табакерки. Он часто пугал меня этим, но не сегодня: я слишком устал, все ещё старался смазать с ладоней уличную грязь.

— Кто «она»? — отвлеченно буркнул я себе под нос. Не получалось включить «дурачка», чтобы не отвечать за свои действия.

— Та муха, которая тебя укусила! Или ты хочешь сказать: не заметил, в каком состоянии была цель твоего геройства?

— Ей была нужна помощь, — я откашлялся, украдкой взглянул по сторонам. Мы всё ещё в переходах подземки, и здесь по-прежнему много людей, им нет до меня дела, но то и дело ловлю на себе подозрительные взгляды. Даже в метро в глаза бросаются люди, которые разговаривают сами с собой.

— Да-да, тебе лучше надеть эту твою ушную ракушку, — Яр словно прочитал мысли. Ещё одно не слишком приятное ощущение, иногда я боялся, что это действительно было так, но принципиально игнорировать его предложение не решился, похлопал себя по карманам.

— Это не ракушка, а USB-гарнитура, — поправил я своего предка, нащупав коробочку с гаджетом во внутреннем кармане пиджака. Чудо, что она не выпала во время драки. Борисыч никогда не спрашивал, зачем они мне, но по устному договору всегда клал в новый костюм новую гарнитуру. Я аккуратно вставил её себе в ухо и... вуаля! Теперь я не странный мужик, который громко разговаривает сам собой, а бизнесмен, ведущий важные переговоры по телефону. Даже человеку с такими особенностями, как у меня, легко замаскироваться в современном мире, учитывая, как охотно этот мир сам предлагал людям предметы, чтобы скрыть их сумасшествия. Ещё несколько лет назад человека, идущего по улице и радостно крутящего в руках подшипник, назвали бы идиотом, теперь это модно. Впрочем, мода — капризная и гулящая особа.

— Вот так лучше, сразу чувствуешь себя нормальным? — Яр жужжал над ухом, как оса, жалил он не хуже.

— Да, так гораздо лучше.

— Ну а теперь рассказывай, что случилось, давно не наблюдал у тебя раньше столько прыти к подобным сомнительным авантюрам.

Интересное замечание. Все мои сомнительные авантюры начались именно с момента нашего знакомства, но язвить не хотелось.

— Один из тех Инферналов появился прямо в вагоне метро, — пришлось подумать прежде, чем найти ответ на все совершенные действия. Я упорядочил воспоминания о произошедшем и наконец смог понять свои мотивы.

— О, ты испугался? — Яр издевательски протянул. — И ты решил прямо там бороться со своим страхом?

— Нет, — я насупился. Хотя что ещё можно ожидать от тысячелетнего призрака, который ко всему прочему и твой экстравагантный предок: сочувствия и поддержки?

— Ах, ну да, точно! Ты же вывел его на улицу и дождался друзей, так же веселее.

Яр продолжал издеваться, и в этот момент я окончательно понял, что метро для меня потеряло весь свой сакральный смысл. Взорвался, переходя на сдержанный крик:

— Нет, они уже появляются здесь! Даже в долбаном вагоне метро, который мчит на бешеной скорости! Их всегда целая толпа на улице, а здесь под землёй... Чёрт, это было как спасение, спасение для меня!

— Ох, я сейчас расплачусь, — Яр зевнул, терпеливо выждав, когда моё очередное разочарование миром выйдет наружу. — Они всегда были здесь, и то, что ты их не замечал, говорит лишь... о твоей невнимательности, — он закончил, грустно усмехнувшись. — И даже всё это полбеды. Самое паршивое другое...

Не дав Яру продолжить, махнул рукой:

— Да знаю я, знаю. Эта женщина сама виновата, но она не видела их, она обычный заблудившийся человек. Я верю, она всё правильно поймёт и завяжет со всеми этими колдунствами.

Я не пытался защитить себя, но ведь даже врачи, дежурящие в тюрьмах, нужны там, чтобы спасать жизнь заключенных, а не любоваться их мучениями.

— А-а, я понял. В тебе проснулась совесть или жажда приключений? Очнись, Рома, или ты забыл о главной дилемме?

— Да-да, невозможно спасти всех, я помню, но эти твари пришли за ней перед самым моим носом. Чёрт, ты не поверишь, насколько это... возмутительно!

Я не мог подобрать более подходящего слова, с изумлением посмотрел на Яра.

— Так, значит, ты помчался за ними, чтобы просто надрать наглецам задницу? — призрак хитро улыбнулся, словно подсказывал правильный ответ на свой же вопрос. Я глубоко задумался, вспоминая весь многообразный поток ощущений и впечатлений, полученных за последний час, и пришёл к выводу, что он, наверное, прав.

— Я же дрался с ними, а не с той тёткой, — неуверенно кивнул. Предок рассмеялся:

— Ну вот, а я уже испугался! Рома, тебе надо научиться называть вещи своими именами, а то: я тут геройствовать собрался, не хочешь помогать — не мешай... И кстати, когда я пришёл, ты ни с кем не дрался. Я видел, как ты обнимал землю.

— Ну, я это, того... — я виновато потирал макушку.

— Чего того? — Яр снова кривлялся, но делал это без злой иронии.

— Я перегруппировывался, искал слабые места в обороне противника, — и сам гоготнул от слов, услышанных когда-то на уроках военного факультета. Яр поддержал мой смех, и я облегченно выдохнул: никак не хотел портить с ним отношения.

— Да, и из положения лёжа очень хорошо видна география асфальта, — его взгляд снова скользнул на моё плечо, я пока не понимал, что именно его там заинтересовало, но уже чувствовал, как со мной происходит что-то неладное. За разговором мы незаметно вернулись на Таганскую станцию. И что дальше? Яр не стремился исчезать и откладывать важный разговор на потом. Сесть в поезд я не мог: призраку это причинит определённые неудобства. Делать нечего, присел на одну из лавочек в центре зала. Балансировать на свободном углу не очень удобно, прибавив голоса и не стесняясь в выражениях в беседе с Яром, вскоре остался совершенно один. Призрак не стал откладывать умную мысль в долгий ящик, отсмеявшись, сменил тон:

— Я это всё к чему. Весело, конечно, но ты можешь облепить Инферналов запрещающими печатями с ног до головы, но только это не остановит их надолго.

— В полицейском участке получилось, — вставил свои пять копеек и наконец сумел расслабиться. Усталость тут же дала о себе знать, тело заломило в области груди, к лицу пробирался жар нарастающей температуры.

— Да, тот барельеф получился на славу, но ты опять забываешь кое-что важное: чтобы получить эффект, мне пришлось усилить твою печать. Смекаешь? — Яр доверительно заглянул в глаза, он уже пристроился рядом, создавалось полное ощущение, что призрак сидит на скамейке как обычный человек.

— Да, я понял. Прости, что вызвал так поздно, — я тяжело вздохнул и в этом уже не искал себе оправдания. Я должен был позвать предка на помощь сразу же при выходе из вагона.

— Поздно позвал? — Яр изогнул бровь, гладя себя по коленям. — Учитывая, что ты не надел кольцо, а я пришёл сам, то да: ты поздно меня пригласил на свою сечь.

— Ох, да не было это сечью. Так, мелкая стычка, — я вяло отмахнулся, что-то кольнуло под лопаткой, пришлось массировать место рукой.

— Болит, да? — Яр сочувственно кивал, смотря на мои мучения.

— Да, как-то не очень хорошо себя чувствую, что там, не видишь? — подставил предку плечо, но тот лишь украдкой взглянул на него, произнёс, почти зевая:

— Да ничего особенного, обычное проклятие...

— Какое проклятие? — я встрепенулся от слов, быстро пришёл в себя, вспоминая, при каких обстоятельствах мог подхватить это недомогание, крепко сжал плечо. — Да ладно, от куклы, что ли?

— Ну не от асфальта же прилипло! — Яр беззаботно рассмеялся. Позавидовал его веселью, мне было уже не до шуток, состояние заметно ухудшалось, от боли заломило в висках.

— Та-ак! Без паники! — я утешал себя как мог, глубоко вздохнул, собирая рассыпавшиеся, как карточный домик, мысли. Все ещё сжимал плечо, как будто там открытая рана. — Надо от него избавиться!

Глаза блеснули от «гениальной» догадки.

— Ну, не прошло и полгода, — Яр кивнул головой, но как-то отстранёно смотрел себе под ноги. — И как же будешь его снимать?

Наверное, призрак вкладывал в свой вопрос несколько вариантов ответа, но на ум мне пришёл только один.

— Поставлю защиту на максимум, она сожрёт эту хрень, — я неуверенно хмыкнул, занёс руку над бедром. Мне достаточно одного касания, прикусив губу, с волнением смотрел на Яра. Наши взгляды пересеклись, он хитро улыбнулся, закинув ногу на ногу:

— Ну и чего ждём?

— А если не получится?

— А как узнаем, если не попробуем?

— Точно!

Я положил руку на бедро, послал импульс, активирующий защиту от Инферналов. С облегчением почувствовал, как поле поднимается от ног и идёт к голове приятной тепловой волной. Тело налилось силой, недомогание прошло. Я с облегчением смахнул со лба капли пота.

— Фух, получилось!

— Не совсем... — Яр кивнул на стену за моей спиной. Черная клякса размером с хоккейную шайбу с рваными краями растеклась по граниту. Я несколько мгновений всматривался в развод, сначала даже подумал, что он был тут до меня, но как только клякса задвигалась, приняв полупрозрачные очертания раздавленной мною куклы, понял: проклятие отказалось принимать героическую смерть.

— И что теперь? — глупый вопрос, но это единственное, что пришло в голову, Яр не успел ответить, на край скамейки присела молодая девушка лет двадцати пяти. В ушах наушники, сознание в смартфоне.

— Вот сейчас будет весело, — Яр нервно хихикнул, с таким же любопытством, как и я, смотрел на происходящее. Клякса раздумывала секунду, перепрыгнула на спину случайной прохожей, как гигантская блоха. Мы с Яром многозначительно переглянулись. Проклятие доползло до плеча девушки, устроившись поудобнее, запустила в неё маленькие щупальца. Я растерялся, не зная, что делать дальше, но оставлять всё как есть мне не велела совесть.

— Ну, эта дрянь теперь хотя бы при деле, — одобряюще хмыкнул Яр, показал мне большой палец. Ну конечно, шутник ещё тот. Я же продолжал смотреть на то, как маленький полупрозрачный развод портил девушке жизнь, и не знал, как прервать это действо.

— Ну и что ты смотришь, сделай что-нибудь! — Яр уже не мог сдержать смех, но по своей привычке и помогать не спешил. Пришлось вежливо постучать девушке по плечу. Иного способа привлечь её внимание у меня не было. Выражение лица, которым меня одарили за сей дерзкий поступок, заставило усомниться в целесообразности своего рождения. Деваха лениво вытащила один наушник, посмотрела на меня, как на бомжа, протянувшего руку за милостыней. Я заметил, как раскраснелся её нос, но все ещё не знал, с чего начать разговор.

— Ну, чего тебе? — девушка поморщилась и едва успела отвести от меня лицо. Она чихнула с такой силой, что мобильный телефон выскочил из рук. Деваха взвизгнула от ужаса, когда, приземлившись на гранит, дорогой гаджет оказался под ногой случайного прохожего. Она кинулась телефону на помощь, упала на колени, забыв об опасностях метрополитена и совсем не оглядываясь по сторонам.

— У-у-у, вот это будет удар! — Яр шутливо отвернул лицо, а мне не удалось издать ни звука, идущий наперерез мужчина с тяжелым баулом обернулся на звук приближающегося поезда и со всего размаха протаранил девушку сумкой. Удар пришёлся точно в голову, едва успев подхватить телефон, деваха вскрикнула, распласталась на полу. Обхватив ушибленное место руками, на несколько мгновений потеряла пространственные ориентиры. Идеальная возможность согнать с неё приставучую кляксу.

— Куда прёшь? Чуть человека не убил! — я оттолкнул мужчину с сумкой, деловито присел рядом с потерпевшей на одно колено, положил руки ей на плечи. Со стороны это не будет казаться чем-то необычным, но наложить защиту и прихлопнуть мелкого пакостника по-другому не получится. Я успел применить печать, но до того, как её узоры сомкнулись, хитрая клякса сбежала по спине, ловко спрыгнула на пол.

— Идиот! Чего тебе вообще нужно? — девушка пришла в себя, резко оттолкнула мои руки.

— Простите, ничего... — пролепетал я, вставая и пристально смотря, как, оставляя теневой отпечаток, проклятие поползло к скоплению людей, заходящих в поезд.

— Лови её, а то уйдёт! — крик Яра за спиной подстегнул броситься в погоню, не сразу сообразил, что мой предок проговорил всё это, дико хохоча. Ещё один мелкий проказник на мою голову.

— Поймал! — удалось изловчиться и схватить кляксу рукой, сжал в кулаке, победно оскалившись. Но улыбка сошла на нет, проклятие просочилось сквозь пальцы. Пятно оттолкнулось от моей защиты и словно по маслу сползло обратно на пол. Смех Яра стал звонче:

— Печать! Ты так её никогда не поймаешь!

— Так помоги! — на мои крики и беготню уже собралась толпа. Ничего не понимая, люди подходили к девушке, смотрели на происходящее с нескрываемым подозрением. Для них я очередной городской сумасшедший, крутящийся волчком и хватающий с пола воздух. Процесс усложнялся тем, что вокруг непрерывное движение. Человеческие ноги мелькали перед глазами, на мгновение потерял кляксу из вида, и место, где она только что была, уже пусто. Остервенело крутил головой по сторонам, но увидеть чертовку на чьей-нибудь штанине с моего роста невозможно.

— Яр, я её потерял! Где она?

Вырываясь из образовавшегося круга любопытных, помчался к переходу. Яр пропал, он также ищет проклятие, нельзя, чтобы оно наломало дров. Оказавшись в центре зала, выискиваю своего предка. Теперь он единственный, кто может найти эту вредину. Обернувшись назад, увидел руку Яра, он отчаянно привлекал моё внимание, давая ориентир. Я бросился в толпу, старался никого не задевать, но как обычно получал недовольные реплики в лицо и удары сумками по спине. Надеюсь, в приходящем на станцию людском потоке не увижу ту бабульку. В этот раз не сдержусь, чтобы не отвесить ей смачного пенделя.

— Где она? — обошёл Яра справа, он показывал на толпу, уходящую в переход на Марксистскую. Ох, блин, опять всё по кругу! Это действительно какое-то заколдованное место, и чую, буду блуждать здесь до самого вечера.

— Мужик в белой рубашке с черным воротником, — Яр крикнул, перемещаясь ближе к цели, снова появился впереди. — Она спряталась в кармане, будь внимателен и сними защиту!

— Да-да! — пробубнил я себе под нос. Увидев цель, уверенно приближался к мужику полной комплекции, с короткой стрижкой на затылке, закатывал рукава. Дебильное пятно! И зачем я только ввязался во всё это?

Десять лет назад.

— Ну, и что с тобой случилось? — Димон Хворостов напряженно смотрел на меня сверху вниз. Из-под одеяла торчал только нос, синий от расплывшейся гематомы. Я молча укрылся с головой, перевернулся на другой бок к стене. Нет желания с кем-то говорить. Вчера всё-таки опоздал к комендантскому часу и с огромным трудом, выслушав получасовую нотацию, пробрался в общежитие. Хворостов, мой сосед, хоть и учились мы в разных группах, на разных факультетах. Чувствовал, как его подозрительный взгляд продолжает сверлить сквозь одеяло.

— На кого нарвался хоть? На кого-то из наших? — в голосе соседа почти детская обида, все-таки моя выдержка оказалась сильнее. Ему пришлось отступить, слышал, как загремели тарелки на столе в противоположной части комнаты.

— Можно было бы собрать ребят... — затянул до боли знакомую песню. Я тяжело вздохнул. Никак не хотел говорить ему ни о родовом кольце, которое так бездарно потерял, ни о подручных ростовщика. Эти ребята нам точно не по зубам.

— Ну, нет, значит, нет, — я рано подумал, что он сдался, Хворостов вдруг заговорил быстро и раздраженно, повысив голос: — Ладно, давай вылезай, я картошки купил!

Он шутливо громыхнул крышкой сковородки над моей головой, рассмеялся. Шутник и задира. Помнится, его синяки сошли совсем недавно. Сковорода зашкворчала на электрической плитке, и через пару мгновений комната наполнилась терпким ароматом. Димон знал, как заставить меня покинуть укрытие. Я сбросил одеяло с головы, кинул через плечо:

— Картошку буду, но говорить про синяки — нет!

— Ой, да и не надо! — сосед безразлично махнул рукой, но взгляд — как у старого лиса. Мне пришлось вылезти из кровати, бегло оценил ситуацию. В комнате мы с Хворостовым одни, остальные соседи на занятиях, Димон заблаговременно почистил и порезал картошку соломкой, вывалил на разогретую сковороду и теперь доводил наш скромный завтрак до кондиции. Ежась от холода, я добрёл до стола.

— Ну ты и горазд спать. Считай, прогул сегодня заработал, — он подмигнул, указав на часы. Я нехотя повернулся к циферблату. Время уже три дня, обомлел. Действительно я что-то погорячился, называя всё это завтраком. И да, пропустил учёбу, по голове за это не погладят.

— Во дела... всё пошло кувырком, — я сел за стол, закрыл лицо руками. Голова раскалывалась, нос ныл, спасибо, что уже не кровоточил.

— Да уж, выглядишь не очень, — Димон поставил сковородку, посыпал картошку приправой из пакетика, прикрыл крышкой.

— Ну, а ты чего не на учёбе? — я поднял на него подозрительный взгляд. Только сейчас до меня дошёл этот интересный факт. Хворостов забегал глазами, сел напротив, почесав макушку.

— Если честно, я тоже прогулял сегодня. Вчера вечером удалось найти калым, — он кивнул на свою кровать. — Пришёл под утро и проснулся за час до тебя.

А-а, так вот откуда этот праздник живота, я с тоской смотрел на сковородку, пышущую ароматным жаром. Живот звонко скрутило. Мда... пора уже тоже начинать искать временные заработки, а не рыскать в поисках легких денег. Вспомнил о потерянном кольце, настроение окончательно упало, я встал, болезненно морщась.

— Приятного аппетита. Что-то и есть перехотелось, спасибо...

— Да ладно тебе, — Хворостов закопался в спортивной сумке у ног, достал две банки баклажанной икры: — Я вот и деликатесов купил к гарниру, угощайся.

Устоять против вкусняшек такого уровня не представлялось возможным. Дошёл до кровати лишь для того, чтобы накинуть майку и влезть в штаны. Димон победно улыбался. Прохвост. Мы иногда его так и звали. Задабривая мой аппетит, сосед обязательно выведает, что случилось и почему я выгляжу как герой Сталлоне не в самых удачных кадрах. Хворостов открыл икру, вывалил содержимое на тарелку.

— Ещё пять минут потомится, и можно будет начинать, — он поводил носом над сковородой, потёр руки. — Только ребятам надо оставить! Смотри, не съешь все.

Я согласно кивнул, терпеливо ждал, когда Димон даст отмашку и можно будет заполнять тарелки. Повар от бога. Мы иногда шутили, что он зря выбрал строительный факультет, белый колпак и фартук ему пошли бы больше. Я взял себе скромную порцию, всё-таки подарок и наглеть не надо, хотя с икрой не устоял. Наложил добрые две четверти тарелки. Хворостов рассмеялся:

— У всех картошка с икрой, только у Ярцева икра со вкусом жареной картошки.

— Люблю я её, куда деваться, — хитро улыбнулся на провокацию. Обмен любезностями прошёл с вежливыми кивками, к этому времени наши рты уже набиты до отказа. Впрочем, с едой я не церемонился, в отличие от Димона, кажется, смакующего каждый кусочек, или может, я просто был очень голодным. Через пару минут отодвинул от себя уже пустую тарелку.

— Что за калым нашёл? Много платят?

— На стройке, на севере Москвы, у меня там брат двоюродный работает бригадиром, он меня и пристроил на пару ночей.

— Понятно, а меня не сможет? — я прошёл к кровати. Делать нечего, уж если встал, надо её заправлять, попутно обдумывал, что скажу в деканате по поводу своего прогула.

— Ну я, конечно, поговорю с ним, но обещать ничего не могу, сам понимаешь, время сейчас такое...

— Да уж, точно... — я тяжело вздохнул, потирая ушибленные бока. Время сейчас... такое! — А за прогул что будешь говорить?

В голову не лезло ничего путного. Надеялся, Хворостов даст подсказку и по этому поводу, тот ещё выдумщик. Димон молча пожал плечами, задумчиво посмотрел в окно. По большому счёту беспокоиться за это на четвёртом курсе нет смысла. За один-два дня точно не отчислят.

— Я вот думаю, надо мне тоже работу искать... — я расправил одеяло, складывая его пополам, встряхнул. Что-то маленькое звонко ударилось о стену и упало на линолеум с глухим щелчком. Я замер, по коже прошёл холодок. Димон с интересом смотрел мне в спину.

— Что там? Монета? — он с трудом проглотил картошку, чуть не поперхнулся. Я не проронил ни слова, опустился на колени, уставился на родовой перстень с самым глупым выражением лица, на которое только был способен. Кольцо лежало на боку, гербовой печатью к стене, бронза приняла зеленоватый оттенок в блеклом освещении комнаты, но это точно был мой перстень. Я потёр глаза, на мгновение подумал, что от сытости начинаю видеть галлюцинации.

— Что с тобой? — Хворостов привстал, тщетно вглядывался в пол, куда устремился мой взгляд. Я поднял кольцо дрожащими пальцами, не веря в происходящее, спрятал в кулаке.

— Ты что там нашёл? Что вообще происходит, а ну рассказывай!

Я обернулся к соседу. На моём лице безумная смесь испуга, шока и безграничной радости. Наверное, именно на радости я вернулся к столу, триумфально возложил перстень в его центр. Димон несколько секунд изучал диковинную вещь, вытерев об себя руки, аккуратно взял.

— И что это такое? — окинул меня скептическим взглядом. Как это ни странно, но живя в общаге, мне удавалось сохранить присутствие перстня в тайне, по крайней мере до сегодняшнего дня. Наверное, пришло время поведать о нём хоть кому-то. И я ещё не знал, какую роль сыграет в моей жизни Хворостов и как на нашу дружбу повлияет этот эпизод. Димон хотел узнать, что случилось со мной вечером, и я решил начать именно с этого момента:

— Ты не поверишь, его вчера у меня украли!

* * *

— Вот тебе урок! — Яр появился в толпе, победно улыбаясь. — Инициатива проклинает инициатора.

Я бросил на него раздраженный взгляд. Цель на расстоянии вытянутой руки, доморощенной кляксы не видно, но не доверять Яру нет смысла. Облизнув пересохшие губы и, стараясь сделать всё как можно быстрее, коснулся плеча незнакомца. Он даже не обернулся, прибавляя шаг, вдруг задёргался. Я не успел поставить печать, клякса выпрыгнула из нагрудного кармана, издав пронзительный писк. Похоже, кроме меня его никто не услышал. Она смерила меня уничтожающим взглядом, криво усмехнулась невесть откуда взявшимся непропорционально огромным ртом. Да вот уж ничего смешного, ответил ей, яростно сверкнув глазами. Наша беззвучная перебранка закончилась, когда клякса перепрыгнула на плечо рядом идущего человека.

— Стой, чертовка! — стиснув зубы, я пробирался к следующей жертве неугомонной куклы. Проклятие играло со мной в догонялки, и я с ужасом наблюдал, как оно странным образом эволюционировало, действия становились всё обдуманнее и точнее. Прыгая по людским головам, клякса очутилась на спине бодрой старушки лет семидесяти, та уверенно шла в центре перехода, катила за собой старую сумку на колёсиках. Поклажа подпрыгивала на неровностях пола с сухими щелчками.

— Ах ты, тварь! — эта беготня окончательно вывела меня из себя, я протянул руку, чтобы ухватить кляксу, но окно в человеческой массе, через которое я видел старушку, сомкнулось. Пальцы схватили воздух, меня оттеснили к стене. Она вырвалась вперёд и, набирая скорость, быстро уходила. Черная клякса развевалась, как флаг, в волосах своей жертвы. Проклятие обернуло на меня некое подобие головы, одарило улыбкой Чеширского кота. Ну, нет! Я просто так не сдамся.

— Поторопись, а то уйдёт! — Яр тут как тут, проговорил почти на ухо.

— Помоги мне! — я заскулил от безысходности.

— Хитрый какой. Это твой косяк, ты должен его исправить.

Зарычал от злости на самого себя, кинулся вперёд. Лавируя в потоке, быстро нагнал старушку. На сей раз действовал чётко, думал, удастся подобраться к проклятию незаметно, но клякса уже ждала меня. Подпрыгнув на плече старушки и развернувшись ко мне, зашипела. На очередной кочке одно из колёсиков отскочило от сумки, прыгая, покатилось прямо мне под ноги. Вот засранка! Я успел перескочить хитрую ловушку, перешёл на лёгкую трусцу, не оборачиваясь, надеялся, что те, кто идёт за спиной, также увидят опасность. Увидев, что избавиться от преследования не удалось, проклятие насупилось, недовольно хмыкнув. Я высунул язык, украдкой показал ей средний палец. Справлялся и с более существенными проблемами, приструнить какой-то грязный развод с пола вообще не составит труда! Вот только догнать бы его сначала... И как же я всё-таки не привык гоняться за порождениями Лимба, обычно они сами идут ко мне.

Клякса нервно бегала по спине старушки, придумывая новую пакость, забралась на голову, задрожала. Я на мгновение замер, взгляд скользнул на тележку. Остальные колёсики одно за другим отскакивали от креплений. Мне пришлось неуклюже перепрыгивать их, идущие за спиной люди матерились, кто-то с грохотом упал. Старушка шла напролом, как танк, она совсем не обращала внимания на маленький хаос, который оставляла после себя. Её поклажа лишилась ходовой части и теперь тащилась следом, шаркая по граниту. Клякса полностью захватила контроль над бедной женщиной, я досадно прикусил губу: надо срочно решать эту проблему. Мне не хотелось снимать защиту и принимать эту гадость как родную, но делать нечего, Яр прав: я заварил кашу, мне её и расхлебывать. Коснулся бедра, узор защитной печати вспыхнул и исчез.

— А ну иди сюда! — в последнем рывке, перед самым выходом из перехода, я успел настигнуть старушку и, хватая кляксу, едва не цапнул её за волосы. Сжав вредину в кулаке, прижал к груди. Старушка остановилась, пройдя по инерции несколько метров, неуверенно обернулась. Я смотрел на её качающуюся фигуру, нервно дергая глазом, молился про себя: лишь бы не грохнулась, лишь бы не грохнулась! Она пришла в себя, смотрела на меня широко открытыми удивленными глазами.

— Идиот! — взвизгнула, но тут же замолчала, тупо уставившись на свою поклажу. Дно сумки изорвано, из недр высыпалась гречка.

— Простите, — единственное, что сумел произнести, глупо улыбнулся. Чувствуя знакомое недомогание, отошёл к стене, медленно разжал пальцы. Проклятия уже не было в руках, украдкой оглядел ноги и живот. На одежде нет следов, но я чувствовал, что эта тварь на мне. Не успел обернуться, кто-то толкнул в бок и наступил на ногу. Пришлось героически молчать. Нужно дождаться Яра, только он мог остепенить эту гадость. Но что легко сказать, обычно трудно сделать. Проклятие притягивало неприятности магнитом, меня ещё раз ударили в спину, человеческий поток усилился в обои стороны, и стоять на одном месте уже не получалось. Я нехотя вышел из перехода, прислонился к ограждению, старался избегать физического контакта с другими людьми. Где носит этого несносного призрака? Кольцо в кармане, но я боялся даже пошевелиться. Кто-то похлопал меня по плечу:

— Ваши документы, — тёмная форма и непроницаемое выражение круглого, чуть оплывшего лица. Ну только их мне сейчас не хватало, на заезженный вопрос так и подмывало ответить: мои! Дежурный полицейский навис надо мной с одной мыслью: выполнить план по нетрезвым пассажирам, а я хоть и был как стёклышко, но без документов. Выразительно моргая глазами, смотрел на служителя закона несколько секунд. Жаль это не простуда, само по себе не уйдёт...

— Оглох, что ли? Где документы? — он недовольно причмокивал губами. Где, где... в ФСБ! Я закатил глаза, придумывая, как объяснить это максимально вежливо, но не успел открыть рта. Полицейский неожиданно отдал честь:

— Извините за беспокойство, удачного вам дня.

Я проводил тёмный силуэт напряженным, непонимающим взглядом, вздрогнул от голоса Яра. Всё это время призрак стоял за спиной полицейского, хитро улыбался:

— Ну что? Поймал?

— Да, напугал, блин! Это ты его отвадил?

— Я. Где она?

— Да фиг знает, где-то на мне, я её не вижу, но чувствую себя хреново.

— Молодец, сейчас локализуем, — Яр довольно потер руки, приблизился ко мне вплотную. — Закатывай рукав.

— Какой? — меня бросило в жар, я уже почти ничего не соображал.

— Ну хочешь, оба, а так любой, — призрак усмехнулся, но тут же нахмурился, увидев моё состояние. — И побыстрей, пока она не отправила тебя на больничную койку.

— Да, убери её уже, — недолго думая, закатал правый рукав, не мог пожертвовать левой рукой, она моя рабочая. Протянул предку.

— Эх, жаль, пила тупая, но ты потерпи, — он подмигнул, но острота не произвела на меня впечатления. Мне не до подколов, становилось тяжело дышать, я расслабил узел галстука:

— Пили уже!

Яр занёс руку, стоял, не двигаясь, несколько мгновений. Предплечье обдало теплом, жжение вычертило на коже узор очередной печати. Клякса проявилась в её центре, выплыла из руки, трепыхаясь, словно на ветру. Мне стало лучше, ещё несколько замысловатых движений пальцами со стороны Яра, и кожу кольнуло невидимыми иголками. Призрак зафиксировал проклятие, растянув по диагонали, приковал к руке как бабочку. Края печати сжались, но не уничтожили кляксу, оставив ей место для жизни. Моя победная улыбка испарилась.

— Не понял. Ты же говорил, что мы её прикончим.

— Это проклятие, своего рода Инфернал, его так просто не уничтожить, — закончив сеанс, Яр отошёл в сторону, его постоянно пересекали люди, я видел их плечи сквозь полупрозрачный силуэт своего предка.

— Это что, шутка? — я рассматривал руку, не веря, что эта тварь ещё на мне. Неуверенно расправил рукав рубашки.

— Да какие уж тут шутки? Если честно, я не знаю, как убрать её. Пока походишь так. Я поставил сдерживающую печать, она не доставит неудобств, но время от времени тебе придётся подпитывать печать энергией. А я узнаю, как снять эту порчу, придётся потерпеть.

— А как же... — я раскрыл рот от шока, но не сумел договорить, призрак исчез, растворившись в воздухе. Нормально! И как же теперь мне ходить с этой бомбой замедленного действия? А людей как лечить? Все эти вопросы без ответов обрушились на голову тяжелой, извечной дилеммой: что же делать дальше? Сгорбившись и прижимая руку к животу, словно там жуткая рана, я побрёл обратно на Таганку. Не знал, как обезопасить себя от настигающих неудач. Завидовал тем, у кого на них шестое чувство, у меня на беды всегда реагировала только пятая точка, и то, только по свершившемуся факту. В таком подавленном состоянии я мог найти приют только в одном месте, в том, которое по праву считал своим вторым домом...

Десять лет назад:

— ...И вот теперь я снова его нашёл! — я закончил своё длинное повествование, подбросив перстень в руке. Он странным образом нагрелся.

— Ага! — Димон задумчиво собирал со стола посуду, терпеливо выслушав мою историю с начала и до конца. — Значит, теперь подведём итог: перстень тебе достался по наследству, ему больше тысячи лет, а вчера ты хотел загнать его в ломбард, но не сошёлся в цене и в парке огрёб от мужиков, которые украли у тебя вот этот перстень?

— Ну да...

Хворостов залился смехом.

— В жизни не слышал истории дебильней! Как же они его у тебя украли, если перстень: вот он!

— А вот этого я не знаю! — я обиженно хмыкнул. — Думаешь, я вру? Но синяки же на мне!

— Согласен, но я же не знаю, откуда они у тебя.

— Я уже рассказал! — начинал выходить из себя от упёртости соседа, Димон это почувствовал:

— Ладно-ладно, допустим. А если они украли не перстень тогда? Если это была мелочёвка из кармана?

Он отложил сковороду, и теперь на плитке закипал чайник. Я запыхтел от негодования, кинулся к джинсам, вытряс содержимое карманов.

— Их главный сам сказал: ищите перстень! Я хорошо это помню, смотри, всё остальное на месте.

Хворостов скрупулёзно изучил выпавшую мелочёвку, студенческий билет и полпачки жевательной резинки.

— И как же кольцо вернулось обратно? — не моргнув глазом, достал жвачку, кинул себе в рот.

— Вот и я тебе про это говорю: мистика какая-то! — я озадаченно сел на край кровати, крутил перстень в руках, вдруг выдвинул странную и почти невероятную теорию:

— Может, это кольцо, которое всегда возвращается к хозяину?

Димон смерил меня скептическим взглядом:

— Как в фильмах, что ли? — дико расхохотался. — А может, это вообще кольцо всевластия? Ты его надевать пробовал?

— Да ну тебя! — я замкнулся в себе, начинал жалеть, что излил Хворостову душу, рассказал правду о перстне и вообще показал его. Димон чем-то напомнил мне того проныру ростовщика. Я собрал свой скарб, распихал обратно по карманам, спрятал и кольцо.

— И что ты решил? — Димон выждал паузу, пока я успокоюсь. Чайник вскипел, и теперь сосед разливал кипяток по чашкам. Пришлось вернуться к столу.

— Надерусь пивом! Ну как только деньги заработаю... — ответ пришёл незамедлительно и сам собой. Действительно, как ещё можно отметить эту неожиданную удачу.

— Нет, серьезно. Ты что, не понимаешь? — Хворостов уже не шутил, отхлебывая чай, говорил вполне серьезно. — А вдруг это твоё кольцо и впрямь какое-то особенное?

— И что? — я не понимал, куда клонит сосед, но знал, что любую его идею надо воспринимать с максимальной осторожностью.

— Как что? Вот ты чудак-человек! Давай его проверим!

Димон произнёс это почти шёпотом. Я уставился на лежащие у кровати джинсы, силился понять, что же здесь произошло на самом деле, но не находил рационального ответа.

— И как же ты хочешь его проверить? — мне не нравились тучи, сходившиеся над головой, но любопытство сильнее.

— Повторим то, что произошло вчера, и посмотрим, что произойдёт, — Хворостов доверительно подмигнул, по-барски откинулся на стуле.

Рука рефлекторно коснулась разбитого носа.

— Да что-то повторять «как вчера» не очень хочется.

Димон снова рассмеялся, его глаза алчно блеснули:

— Да я не про избиение. Давай поступим так: ты опять отнесёшь кольцо в ломбард, а мы посмотрим: вернётся оно к тебе или нет...

Десять лет назад.

— Ну, что ты стоишь, давай, иди! — Хворостов ткнул меня в бок. Мы почти в центре Москвы, мнёмся у края проезжей части. Через дорогу длинное здание старой архитектуры, подсвеченное современными прожекторами и украшенное неоном. Одна из вывесок на углу гласила: «Ломбард».

— Я не уверен, что смогу... — боязливо покосился на друга, но уже слишком поздно. Димон вошёл в азарт, не на шутку загорелся своей же идеей повторно продать кольцо и посмотреть, что с ним случится.

— Пф-ф! Делов-то! Отдаем кольцо, берем деньги, ждём! — он толкнул меня в плечо, задавая вектор движения. Пришлось вцепиться в фонарный столб. Вокруг уже стемнело, прохожих на улице прилично, но они пока старались нас не замечать.

— Я что-то сомневаюсь...

Хворостову легко рассуждать, перстень же не его. И не ему потом рыдать в подушку о потерянной реликвии, да и вообще затеять повторную игру с судьбой — самая бредовая идея, которую только мог выдать человеческий разум. А если перстень не вернётся, а если очередной барыга захочет меня прикончить? В гробу кольцо мне уже будет без надобности. Хотелось себя ущипнуть, убедиться, что всё это не дурной сон, от которого раскалывалась голова, но Димка и тут опередил:

— Что тут думать, план — верняк!

— Мне вообще-то это кольцо дед передал... — я насупился, здравый смысл требовал немедленно прекратить издевательство над кольцом и вернуться в общагу.

— Во! Отличная легенда, кстати! Барыги на это купятся, — Хворостов не унимался, ловко превращая любой факт из моей биографии в денежную выгоду.

— Никакая это не легенда!

Стоп! Легенда. Это слово почему-то врезалось в моё сознание. Повторилось эхом, словно значило что-то большее, чем могло показаться на первый взгляд. Я задумался, вспоминая подробности своего почти забытого разговора с дедом.

— Подожди, — пришлось откашляться, чтобы продолжить, покрепче натянул шапку на уши. Мне показалось всё это очень важным. — Дедушка говорил, что это кольцо принадлежало какому-то колдуну из нашего рода. Может, там сила, которой не понравится то, что мы пытаемся сделать? Снаряд два раза в одну воронку не падает!

— Нравится, не нравится, снаряд, не снаряд... Ромка! Не узнаем, пока не сделаем! — Димон подхватил меня под руку, потащил через дорогу. Сопротивляться бесполезно, сосед худой, как тростинка, но мощи в нём столько же, сколько и нездорового энтузиазма. Пропуская нас, недовольные водители сигналили, едва успевая тормозить на гололёде.

— Вот видишь, нас не сбили, это хорошая примета! — он подмигнул мне, когда очутились на другой стороне, подвёл к открытым дверям ломбарда, хлопнул по плечу. — Ну, всё, теперь твой выход.

— Стой! — я судорожно упёрся руками в дверной косяк, соображая, какой веский аргумент спасёт меня от грядущей экзекуции. — А если кольцо не вернётся? Я не хочу его опять потерять!

— Не потеряешь, — Димон скрежетал зубами мне на ухо, пытался оторвать от косяка и пропихнуть внутрь. — Тут сдаешь вещь с возможностью выкупа, если что: вернём деньги!

Моя последняя надежда на счастливый исход операции оборвалась сильным тычком в спину. Я буквально влетел в узкий тамбур, едва не выбил головой красивую стеклянную дверь в приёмный зал ломбарда. Узором на ней выгравировано название сей чудной организации: «Урицкий и сыновья». Стоящий с другой стороны охранник высунул голову, недовольно хмыкнул:

— Тебе чего, пацан?

— Поскользнулся, извините, — я обернулся, но Хворостова и след простыл. Мерзавец притаился на улице, ждал, пока я продам перстень.

— Здесь ломбард: или выходи, или покупай!

Хороший получился бы слоган, хотя судя по реакции охранника, заходили сюда всё чаще погреться, а не что-то купить.

— У меня на продажу... — я робко опустил глаза. Тяжелый взгляд Димона чувствовал как наяву, кажется, он давил сквозь стены.

— Что там?

Сунув руку в карман, достал многострадальный перстень. Мне уже жаль его чисто по-человечески. Охранник бегло оглядел кольцо, раздумывая секунду, открыл дверь, подозрительно осматривая улицу, наконец, впустил меня внутрь.

— Ладно, заходи.

Внутри ломбарда царила по-настоящему домашняя обстановка, десяток старинных часов на стене отстукивали время, с потолка свисало и светилось столько же люстр, а приличное по метражу помещение напрочь заставлено разнообразной мебелью и стойками с товаром на продажу.

— Оценщик там, — охранник любезно толкнул меня в сторону стола, затерявшегося на другом конце комнаты. Мне с трудом удалось разглядеть сидящего за ним человека в сером пиджаке. Он что-то увлеченно рассматривал в лупу. — И смотри, не лапай тут ничего!

Под грозный взгляд охранника я двинулся в указанном направлении. Шёл как по минному полю, считая шаги и стараясь не задеть неудобно расставленную в зале утварь, тихо материл Димона.

— Простите, мне, наверное, к вам, — сбивчиво протараторил, когда добрался до ростовщика, ломая пальцы и краснея от неудобства, встал напротив него. Человек с тонкими чертами лица и густыми бакенбардами поднял на меня чуть улыбающийся взгляд:

— Наверное, молодой человек. Чем могу быть полезен? — скепсис понятен, верно оценив мой покупательский потенциал, мужик деликатно не подал вида, впрочем, так и не оторвался от работы. Держал в руках массивные карманные часы с крышкой из серебра и внимательно изучал каждый скол на корпусе.

— У меня вот это... — неприятно снова отдавать кольцо первому встречному, в голове помутилось от осознания того факта, что я наступаю на те же грабли. Родовой перстень лёг на мягкое сукно стола.

— Любопытно... — ростовщик аккуратно взял его худыми пальцами. С такими данными и пинцет ни к чему. Да и вообще, в отличие от предыдущего барыги, этот ценитель старины выглядел именно как ценитель. Он ушёл в себя, изучая неожиданную находку. Я жадно смотрел на него сверху, нервно сглотнул:

— Девятый век, родовой перстень. Там ещё камень должен был быть, но не сохранился...

Хоть чем-то пригодился первый опыт общения с подобным контингентом людей.

— Да, молодой человек, я вижу. Но это скорее десятый век.

Ростовщик деловито хмыкнул. «Скручивал» возраст кольца, чтобы меньше заплатить. С какой бы правдивой информацией ты к ним ни пришёл, всегда окажешься в дураках. Это казино, и оно всегда право.

— Вы говорите, это ваш родовой перстень?

— Да, дедушка передал... перед смертью...

Я вконец раскраснелся, советы Прохвоста невольно оставили на мне свой отпечаток. У Димона талант залезать в душу и навязывать своё мнение. Мужик окинул меня любопытным взглядом, многозначительно ухмыльнулся, но грубить не стал. Он сразу перешёл к делу, и я облегченно выдохнул. Мой внешний вид красноречивей любых слов и спорить с этим бесполезно.

— Я дам за перстень девятьсот. Ни больше, но и не меньше. По рукам?

— Да, хорошо... — я отвёл глаза. В этот раз предчувствовал, что потерял кольцо навсегда, и когда сумма легла в руки противной бумагой, побрёл к выходу, еле сдерживая слёзы. В памяти крутилось утро того дня, когда я получил перстень. Незабываемое и чистое детство. Я ненавидел себя за предательство. Ведь даже если кольцо и вернулось ко мне по воле высших сил, сделали они это исключительно потому, что родовой артефакт у меня отобрали силой. Слишком поздно я это понял.

Я вышел на улицу, устало сгорбившись. Хворостов стоял впереди, выглянув из подворотни, следил за мной пристальным взглядом, молча подзывал. Я шёл к нему на ватных ногах, не оборачиваясь, не думая о погоне или преследовании, даже забыл убрать деньги. Димон подскочил ко мне, положив руку на плечо, незаметно взял купюры из ослабевших рук, спрятал в карман:

— Ты чего?

Он отвёл меня в закоулок, подозрительно щурился по сторонам.

— Оно не вернётся, — я шмыгнул носом. — У меня же его силой отняли в первый раз, я его не сам отдал...

— Вот и посмотрим! — он улыбнулся, хлопнув меня по спине. — Не раскисай, Ромка, вернём твоё кольцо, если что!

Я хотел его ненавидеть, но не мог...

* * *

— «СтройТрестСервис», — я вытянулся по струнке, в надежде пробраться на работу как можно незаметнее, едва не отдал охраннику на ресепшен честь. Коротко стриженый мужик с бычьей шеей и наушником в ухе поднял на меня взгляд. Зрачки сверкнули, уничтожая всё живое в округе и сканируя меня с ног до головы. Дорогой костюм в грязных пятнах, ослабленный галстук болтался на шее, как виселичная петля, один рукав засучен, другой спущен и не застёгнут. Я больше похож на бомжа, обувшего по дороге сюда преуспевающего бизнесмена. Хорошо, на одежде нет капель крови, «бычок» и так едва не потянулся к дубинке. Как вишенка на торте, несуразности моему виду придавала глупая улыбка.

— Ты кто такой? — он всё же привстал, достал дубинку. На звук из подсобки выглянул второй охранник, вальяжная походка и стаканчик кофе в руках.

— Ребят, спокойно, я тут работаю, — пришлось отступить, показать раскрытые ладони как символ честности своих намерений. Зря надеялся, «бычков» это не остановило.

— Да ты на себя посмотри, ЧМО! — усмехнулся второй верзила, неспешно размешивая сахар. — Сюда в таком виде нельзя.

— Подождите, я сотрудник компании, мой внешний вид — это вынужденная мера. Ярцев Роман меня зовут, сейчас пропуск покажу!

Я тщетно ударил себя по карманам, за всей этой беготнёй в подземке совсем забыл, что мой паспорт, как и рабочий пропуск в нём, стал важной уликой в расследовании ФСБ.

— Ну? Где? — охранники нетерпеливо переглянулись. Натужно шаря во внутреннем кармане, я тянул время. Судорожно соображая, что сейчас могло спасти меня: гром, молния, куриная слепота у этих двоих или прогрессирующий рак мозга. Стоп, я осёкся: рак не живёт в вакууме...

— Роман Валерьевич? — удивленный и чуть испуганный тоненький голосок за спиной заставил резко обернуться. Не гром и не молния: это был настоящий ураган. Дарья Мохова, личный секретарь Борисыча, шла к лифтам, груженная коробками из-под съестного. Еда прямиком с японской кухни, как и любил начальник. Она в нерешительности остановилась, молча хмуря лоб в моём направлении. Я замялся: пробраться на работу незамеченным не получится... А и чёрт с ним!

— Да, Даша, меня не пускают, — старался по-мужски твёрдо сообщить о своей проблеме. Однако я не стукач, но форму доклада знаю, кивнул на верзил: — Вот, не верят, что я важный сотрудник нашей компании.

«Бычки» переглянулись снова, теперь без былой бравады. Общение с секретарём директора строительной корпорации, занимающей в Москва-Сити два этажа, это вам не бомжа пинать по закоулочкам.

— А где же ваш пропуск, Роман? Ладно, не важно, пропустите его под мою ответственность! — Даша наступала на охранников с холодным расчётом, верзилы поникли головами.

— Нужно заполнить бланк разового пропуска, — пробубнил тот, что игрался с дубинкой. Различать их как-то по-другому невозможно. Однотипные горы мышц без выразительных черт лица или одежды. Иногда мне казалось, что их не набирали с улицы, а клонировали прямо в подвале.

— Роман Валерьевич, подержите коробки.

Я едва успел сложить руки, Мохова переложила ношу не глядя, вывела аккуратную подпись на белом листе бумаги.

— Я буду ждать у лифта, — радостно зашагал по коридору. Ну и пусть, что разобрался с охраной не сам, получить помощь от Даши намного приятнее. Она догнала меня у раскрытых створок, изящно заскочила в кабину.

— Что вы тут делаете? — в меня врезался строгий пронизывающий взгляд секретарши из-под аккуратных маленьких очков, она была в деловом костюме нежно-розового цвета. Я тащился от Моховой каждый раз, когда видел.

— Да ещё и в таком виде... — она добавила, чуть поморщив маленький носик. — Юрий Борисович сказал, что вас продержат в больнице ещё пару дней. За неё, между прочим, заплачено.

Я не знал, что сказать, все эти претензии обоснованы, по сути, но не подразумевали каких-то конкретных ответов. Я расплылся в заигрывающей улыбке:

— Мой внешний вид — это вынужденная мера.

— Ох, какой ужас! — она закатила глаза, тяжело вздохнула. — Ну хорошо, но я передам Юрию Борисовичу, что вы на рабочем месте, и сделаю вам новый пропуск, старый конфисковали?

В который раз изумился проницательности этой молодой особы, которой ещё нет и тридцати.

— Да, почти все мои вещи в плену у федералов. Новый пропуск — это хорошо, но вот говорить Борисычу о моём приходе совсем не обязательно...

— Да вы с ума сошли! Он из-за вашей проблемы всю Москву уже на уши поставил, юрист в пути.

— Да не надо юриста... — я устало прислонился к стене, руки начали уставать. — Зачем адвокат тому, кто невиновен?

— Вот вы это Юрию Борисовичу расскажете! — зажужжала Даша в своей привычной для этого манере. — Он из-за вас, между прочим, две важные встречи отменил! Компании грозят убытки. Сейчас директор работает в авральном режиме, без перерывов, а у него здоровье и так подорвано!

Я по-детски отвернулся к стене, встал в угол. Жаль, коробки мешают в полном объёме насладиться этим моментом. Здоровье подрывает? Да не беда, подправим. Убытки грозят? Так ведь еще не наступили. Впрочем, оставил эти мысли при себе, вопрос о моих взаимоотношениях с директором всегда оставался конфиденциальным по просьбе самого Борисыча.

— Роман Валерьевич, я же с вами серьезно говорю, а вы ребячитесь! — Мохова стреляла мне в спину негодующим взглядом. Я тяжело вздохнул, отсчитал последние этажи, и как только лифт остановился, воспользовался замешательством Даши, первым ловко юркнул к открывшимся дверям.

— С вами вообще можно серьёзно разговаривать?

Мы вышли на этаж компании. Красивая вывеска, массивная керамогранитная плитка под ногами, черная со светлыми прожилками. Под высоким потолком скромные, но изящные люстры.

— Конечно, я серьёзен. Как, кстати, ваша мигрень? — я бодро чеканил шаг, проходя ряды однотипных дверей, старался говорить вполголоса. Хорошо, что попал на работу в обед, все мышки по норкам и тихо хомячат, кто во что горазд. Впереди показался широкий приёмный зал, рабочее место Моховой.

— До встречи с вами всё было нормально, но сейчас опять заломило в висках.

Даша осунулась, потёрла лоб. Головная боль мучила её уже несколько лет кряду. Мне удавалось прекратить приступы, но мы так и не добрались до сути её проблемы. Каждый раз, когда боль возвращалась и Даша приходила на приём, приходилось успокаивать её одними и теми же словами:

— Забегите, как будет время. Я тут недавно вычитал про исследования основных причин мигреней у женщин, будем пробовать новую методику.

Врал, но как по-другому дать человеку надежду? Ложь во спасение. Как это ни странно, но зачастую обман действительно помогал.

— Вы точно уверены, что это не рак? — голос её сел, мы дошли до стойки, за которой Мохова несла рабочую вахту. Она проходила томографию головного мозга несколько лет назад, когда я только перевёлся в центральный офис с периферии. Ничего аномального у неё тогда не нашли, учитывая, что до моего вмешательства боли достигали такого размаха, что Даше приходилось брать больничные, я мог с уверенностью девяносто девяти процентов говорить, что ничего опасного в её голове, кроме фанатичной самоотдачи на работе, не было.

— Да нет, конечно! — я оставил коробки с едой. — В мозгу нет болевых нервных окончаний, если болит, значит, где-то нарушено кровообращение. Хотя по последним исследованиям это может быть, и гормональный сбой, заходите, прежде всего будем смотреть нервный столб позвоночника. Я думаю, у вас все-таки кровообращение.

— Там есть вены? — она провожала меня удивленным взглядом. Я уходил от рецепции к пожарным лестницам. Мой кабинет на втором этаже из арендованных компанией. Рядом с кабинетом Борисыча и залом для важных переговоров.

— Конечно, есть! — я подмигнул коллеге. — Будет время, обязательно заходите.

— Хорошо, — Мохова улыбнулась, и моё сердце дрогнуло, тая, заливало легкие горячим воском почти юношеской влюбленности. — У Юрия Борисовича сейчас переговоры, я сообщу о вашем приходе по их окончании. Простите, Роман, но я вынуждена.

— Ничего страшного, работа превыше всего, — прощаясь, я махнул ей рукой.

— О! У мисс «эротическая фантазия» начались эти дни? Опять? — Яр появился сбоку, двигаясь не отставая, хитро прищурился.

— Да уж... — я обреченно вздохнул, открыл дверь аварийного выхода. До кабинета мог бы доехать и на лифте, но ужасно не любил пользоваться ими лишний раз на пятидесятиметровой высоте. — Она, к сожалению, миссис...

* * *

Десять лет назад.

— Ну давай, тряси! — Димон насел на меня со спины, пристально смотрел за тем, как я беру в руки одеяло и расправляю его. Ничего не произошло. Кольцо не вылетело из наволочки, не ударилось о стену и не оказалось на линолеуме, как это было в прошлый раз. Пришлось встряхнуть одеяло ещё и ещё. Я обреченно присел на край кровати, закрыл лицо рукой. Наступило утро следующего дня. По расчётам Хворостова, мы выполнили почти все условия, и, по идее, перстень уже должен был вернуться. Димон схватил подушку, потряс ею в воздухе, провёл рукой по простыне. Пусто.

— Я же говорил... — мне не хотелось никого обвинять в настигшей нас неудаче, но теперь надо думать, как вернуть кольцо обратно.

— Может, действительно надо было начистить тебе физиономию, чтобы всё как в первый раз? — он нервно хихикнул, встав, прошёлся вдоль кровати. — Слушай, а может, у кольца не было возможности вернуться?

— Как это? — совсем потеряв логическую цепочку, я поднял на друга скептический взгляд. — Оно что, живое?

— Ну, ты сам сказал, перстень принадлежал колдуну, может, там заклинание какое? Может, нужны другие условия, чтобы оно подействовало, луна там, в фазе рака, например?

Ох, не знаю, как луна, а я себя в позе рака сейчас ощущал вполне отчётливо.

— Точно! А может, это заклинание проклинает тех, кто пытается продать кольцо? — мне жутко не хотелось верить в Димкины россказни. Все это вообще наталкивало на мысли, что Хворостов уже и не хотел возвращать перстень обратно. Давай подождём, давай подумаем... одним словом — прохвост!

— Вы чё там, соображаете на двоих? — Максим Арташьев, ещё один сосед по комнате, подал голос, заинтересованно смотря на наши топтания у кровати. Он уселся за стол, наливая в кружку кипяток. Через полчаса начнутся занятия, хотя бы сегодня на них надо не опоздать. Димон отмахнулся:

— Да Ромка, разиня, кольцо потерял, маленькое такое, круглое. Если увидишь, приберёшь?

— Ну, приберу. А что за кольцо? Золотое?

— Да нет, бронза обычная... Прибрать в том смысле, чтобы потом отдать, а не чтобы прибрать... — на всякий случай пояснил Хворостов. Арташьев загоготал:

— Да понял я, понял. А потерял ночью, что ли? Спать лёг с ним?

Этот верзила смотрел на меня, но как адвокат дьявола и затейщик всех этих манипуляций, Димон держал ответ сам:

— Да что-то вроде... и ничего смешного, у человека беда! — он прошёл к столу, также заваривая себе чай. Мне не оставалось ничего другого, как закончить заправлять постель и присоединиться к соседям.

— Что за перстень-то? Раньше я у тебя его не видел! — Максим не унимался в попытках докопаться до правды, попутно уничтожая бутерброд с домашним вареньем. Я не знал, что ответить этому громиле с добродушным лицом и глубоко посаженными свинячьими глазами. Арташьев не отличался ни умом, ни сообразительностью, рассказывать ему подлинную историю — это долгое и неблагодарное дело. Прохвост ласково называл его «очередным строителем коммунизма», причем в глаза, и причём Максиму не хватало ума обижаться даже на такое. Я тяжело вздохнул, подбирая слова:

— Родовое кольцо было, куда-то пропало... — бросил на Хворостова многозначительный взгляд.

— Найдём, не переживай! — Димон также делал себе бутерброд, достал из сумки палку свежекупленной колбасы и на наших изумленных глазах принялся её нарезать. Я понял, что про деньги, вырученные с кольца, можно не вспоминать. У меня не было аппетита, чтобы присоединиться к трапезе, желая покинуть комнату как можно быстрее, я начал одеваться, накинул футболку, напялил джинсы, шагнул к двери и тут же остановился. Странная выпуклость в правом переднем кармане неудобно впилась в ногу. По спине побежали мурашки, я обернулся к Хворостову, раскрыл от удивления рот. Он смотрел на меня с таким же выражением лица, подаваясь вперёд, медленно встал с места.

Словно во сне, я сунул руку в карман, пошатнулся, когда пальцы нащупали холодную сталь круглой формы. Извлёк свой родовой перстень на белый свет и едва не упал в обморок. Это точно не поддавалось никакому логическому объяснению, хотелось одновременно радоваться и побыстрее избавиться от кольца, как от сосредоточия какой-то неведомой и жуткой силы.

— Ну вот, молодец! Сам потерял, сам и нашёл! — Арташьев развёл руками.

— Это что за фигня? — я простонал на ухо подскочившего ко мне другу, продолжая сжимать кольцо в руке и не веря в происходящее.

— Да дай уже поглядеть! — Димон бесцеремонно разжал пальцы, убедился, что это именно тот самый перстень, подмигнув, вернул обратно.

— Не вернётся, не вернётся... Да оно к тебе приклеено, походу!

— Жуть какая! Как оно вернулось второй-то раз? Такого же быть не может! — панический страх перед неизвестным захватывал мой разум всё сильнее. Я не разделял радости Хворостова. Более не реагируя на слова, Димон с размаху ударил меня в плечо. Он смеялся, как ребёнок, вдруг тихо процедил сквозь зубы:

— Да неважно! Ромка, мы же богаты!

* * *

Дом, милый дом. Я перешагнул через порог своего родного кабинета и только сейчас, спрятавшись от посторонних глаз, позволил накопившейся усталости взять над собой верх. Вместе с пиджаком на вешалку при входе захотелось повесить и свою беспечную улыбку. Иногда её так тяжело надевать, что, казалось, проще ходить целый день в ботинках на два размера меньше, чем строить из себя счастливого и довольного жизнью человека. В крохотном помещении офиса всего один стол, кушетка для пациентов и что-то вроде секретера, где хранились чайные принадлежности. Мимо кабинета Борисыча и зала для переговоров пришлось идти на цыпочках. Мохова не обманула, у него действительно делегация, наверное, и те коробки с пропитанием предназначались гостям. Надеялся, моя сгорбленная тень отца Гамлета не попалась на глаза начальнику через щель приоткрытой двери, и звук проворачивающегося замка также отвело провидение.

Оставшись в одиночестве, снял ботинки, не носил носки принципиально, ведь нет ничего приятнее, чем пройтись босиком по ковру с длинным мягким ворсом. Это просто блаженство... Я не добрался до стола, не дошёл до секретера, хотя ужасно хотелось выпить чего-нибудь бодрящего, добредя до кушетки, упал на её ортопедическое ложе. Сцепив пальцы в замок на уровне живота, закрыл глаза. Тишина, такая приятная и долгожданная. Она, к сожалению, продолжалась недолго.

— Ну и на что жалуемся? — Яр стоял, заведя руки за спину, смотрел мне в лицо, чуть наклоняясь.

— Доктор, вы не поверите, меня постоянно преследуют...

— Инфернальные личности?

— Нет, один назойливый призрак родственного происхождения.

— Ха-ха, как смешно, — без тени юмора ответил Яр, он прошёлся вдоль кушетки, теребя подбородок. — Надо думать, как вернуть осколок.

Ну конечно, о чем ещё думать человеку, который с самого утра ничего не ел, тесно общался с дознавателями из ФСБ, да и ещё в придачу ко всему получил маленькое уличное проклятие.

— Надо думать, как выйти сухим из всей этой беготни, — я не разделял настырности предка, прислушиваясь к своему телу. Вспомнив о проклятии, поднял рукав правой руки. Тщетно всмотрелся в рисунок печати на коже: центр орнамента пуст. Перевёл взгляд на Яра, помнится, он обещал узнать, как побороть эту мерзость:

— Ну? И как мне снять с себя проклятие?

— Как снять, ты знаешь и сам. Тебе было мало метро? Хочешь теперь бегать и ловить её по двум этажам в этом небоскрёбе?

— Может, скинуть кляксу на каком-нибудь пустыре? Она вообще долго живёт без носителя? Может, сама сдохнет?

— Ага! — недобро кивнул Яр. — Сдохнет от скуки. Это не просто проклятие. Ты высвободил Инфернала. Пусть и не полноценного, но убить его просто так не получится. У меня для тебя не очень хорошие новости по этому поводу...

Он не успел договорить, наш милый диалог прервал стук в дверь. Я нехотя поднял голову и тут же обессиленно уронил обратно.

— Свечка есть?

— Нет. Зачем тебе? — Яр также смотрел в сторону двери, кто-то робко попросил разрешения войти.

— Вставлю между пальцами, может, мёртвого меня не будут беспокоить хоть пару минут.

Разминая шею, я сел на край кушетки, свесил ноги:

— Да-да, заходите.

Дверь открылась. С придыханием и сакральным трепетом в глазах в кабинет вошла заместитель управляющего нашего планового отдела, Виктория Павловна Мирошкина. Женщина с приличным стажем, который у слабого пола обычно наступает после восемнадцати лет. На ней была длинная тёмная юбка с коротким вырезом, не достающим до колена, и пиджак с выпирающими плечами. Серебряная брошь на груди в виде змейки подмигнула мне единственным глазом из красного фианита.

— Здравствуйте, Роман, к вам можно? — томный голос отдавал полпачкой сигарет, несмотря на мой запрет, выкуриваемых ежедневно. Ко мне Мирошкина приходила, чтобы побороть астматический синдром, который сводил с ума кашлем не только её, но и окружающих. Ограничить количество потребляемого Викторией Павловной табака мне удалось только условно. В местной курилке Мирошкина прилюдно и с наигранным отвращением утоляла никотиновую жажду сигаретой, максимум двумя. Всё остальное потреблялось за закрытыми кабинками женского туалета. На дым мне часто жаловались коллеги, которым за год лечения уже надоели бзики этой с виду благочестивой дамы.

— Да, конечно, заходите, Виктория Павловна, — я сполз с кушетки на пол, натянул на лицо фирменную улыбку. Хорошо, что так и не оставил её на вешалке вместе с пиджаком. Никогда не знаешь, когда пригодится жизненный задор и безудержное веселье.

— Ого! Твоя тайная поклонница уже тут как тут, и откуда она узнала? Чуйка, что ли? Или проклятие так действует? — Яр сдержанно хихикнул.

— Прошу вас, Роман, называйте меня Викой, ни к чему все эти формальности, — она шла на меня уверенно и резко, втянув дряхлый живот и выпятив огромную грудь. Я слышал, что иногда женщины используют это своеобразное оружие против мужчин не совсем обычным способом — ломают им челюсти. В моём случае надо быть предельно осторожным: от удара можно получить перелом шейных позвонков. Я опасливо отошел к столу, вытянув руку, настойчиво призывал Мирошкину остановиться у кушетки и принять горизонтальное положение. Она заигрывающе подмигнула:

— Вы босиком. Это так... эротично.

Я невольно опустил взгляд на голые ноги. Действительно, совсем забыл, что оставил ботинки у порога. Виктория забралась на кушетку, натужно пыхтя, легла в привычную позу, вытянув руки вдоль тела.

— Сегодня с утра был особо сильный приступ. Хорошо, что вы пришли на работу, а то я заходила уже несколько раз, и вчера у вас было закрыто. Что-то случилось?

— Да нет, все в обычном режиме, мне нужно было несколько дней, чтобы навестить родственников.

Я лгал через силу. В компании о моих проблемах, видимо, знали всего два человека: Борисыч и Мохова. Они держали происходящее в секрете, в который раз мысленно поблагодарил директора за терпимость и понимание. Откашлявшись, навис над Викторией Павловной, по привычке засучивал спущенный рукав. Остановился, когда увидел противную кляксу, она снова проявилась на коже ниже локтя, пульсируя, как медуза на океанских волнах, в ушах прозвучал злорадный смешок. Тварь словно ждала, когда я приложу руки к телу пациентки, подгоняя этот момент, кольнула несколько раз. Поймал на себе недоумевающий взгляд Яра. Он вопросительно кивнул.

— «Эта хрень щипается!» — я беззвучно шевелил губами, прикоснулся к руке, давая дополнительную подпитку сдерживающей печати. Только сейчас начинал понимать, в насколько затруднительное положение попал. Яр изогнул бровь:

— Усиль печать!

— «Усилил, не помогает!» — я раздраженно смахнул капли пота, откашлялся. Не уверен, что смогу контролировать энергию, передаваемую в тело Мирошкиной. Клякса затеяла неладное, и я не мог рисковать здоровьем персонала компании, Борисыч меня убьёт... Я поджал губу. Всё это время Виктория Павловна лежала с закрытыми глазами и не видела моих кривляний. Лишь спустя пару минут бездействия она решилась приоткрыть один глаз:

— Роман, у вас всё нормально?

— Да... Давайте пока повременим с этим, — я незаметно спустил рукав рубашки, отступил к столу, ища предлог не проводить сеанс именно сейчас. Хотя прятать руку нет смысла, всё время забывал, что печати и всех этих инфернальных тварей видел я один. — Лучше расскажите, как произошёл приступ сегодня утром?

Я улыбался, как ни в чём не бывало, уже сидел в кресле, сцепив пальцы в замок.

— Ну как, как... — Мирошкина от неожиданности села на кушетку, смотрела на меня с глупым выражением лица. Временить явно не входило в её планы. — Под утро я проснулась от того, что тяжело дышать, задыхалась, понимаете?

— Да-да, продолжайте, — я важно кивал головой. Спустил правую руку под стол. Клякса, расстроенная сорвавшимся побегом, начинала бунт: в ушах стоял её визг, по телу ощутимо проходили разряды тока. Я старался не морщиться от боли и не подавать вида получаемых неудобств, Мирошкина продолжала свой рассказ:

— Я помню, я подалась вперёд, чтобы встать, и тут оказалось, что на груди у меня лежала кошка! — Виктория Павловна слезла с кушетки, переживая утренние неприятности, глядела на меня, не моргая, словно этот детективный клубок невозможно распутать.

— Маркиза! — я нервно усмехнулся, судорожно вспомнил имя одной из домашних любимец Мирошкиной, но, как всегда, не угадал.

— Нет, это была Виола, — моя ошибка вызвала праведное возмущение Виктории Павловны. И действительно, как я мог ошибиться с кошкой, их всего-то четыре. — Только она имеет привычку спать у меня на груди!

— Точно, Виола! — я не знал, как закончить всё это, клякса на руке не успокаивалась, мельком обернулся на Яра. Предок стоял у меня за спиной, задумчиво смотрел в окно. Помощи от него ждать не приходилось. Я с досадой подумал: неужели какой-то осколок зеркала важнее моих мучений? Обратился к Мирошкиной:

— Ну, вот видите, это же была просто кошка, я думаю, вам пока не о чем беспокоиться. Вы же знаете, проводить сеансы слишком часто нет смысла, да и организм ваш от меня отдохнёт.

— Но я не была у вас уже почти неделю, а вы, Роман, говорили, что перерывы между сеансами должны быть не более трёх-четырёх дней...

Да, конечно, вот только как объяснить, что цикличность полностью зависит от состояния пациента. Иногда люди, получая положительный результат, брали штурмом мой кабинет чуть ли не по два раза на дню. Человек — это сложный биохимический механизм, в котором все процессы должны проходить исключительно естественным путём. Зачастую после первого сеанса ощутимые изменения проявлялись лишь на второй, а то и третий день. Я встал, чтобы успокоить Викторию Павловну, заодно провожал её к двери:

— Виктория, ваш случай особенный, но то, что было в начале пути, сейчас уже в прошлом. Я уверен, что ваш организм может бороться с недугом самостоятельно, и ему максимально не нужно в этом мешать. Давайте сделаем так: мы подождем ещё пару дней, а если приступы будут повторяться, обязательно повторим лечение.

— Хорошо, Роман, я буду держать вас в курсе, — Мирошкина засветилась от счастья, когда я позволил ей взять себя под руку. Мы дошли до двери, я вежливо приоткрыл её:

— Только в этот раз нужно обойтись без кошек. Когда будете ложиться спать, можете закрыть их в другой комнате? — занимаясь проблемой Виктории Павловны, я постепенно приходил к выводу, что причиной её астматических приступов являлся не табак. Сейчас самый лучший момент проверить свою догадку.

— Запирать кошек в другой комнате? — Мирошкина произнесла это почти с настоящим испугом. — Я даже не знаю...

— Нужно постараться, Вика, так надо для чистоты эксперимента.

Я не дал ей возможности для сопротивления. Не сомневался, что если последнее слово останется за мной, Мирошкина обязательно выполнит поставленное условие. Я закрыл за ней дверь, одарив коллегу самой теплой улыбкой, на которую был способен. Как только остался один, схватился за руку, согнулся, открыв рот в беззвучном крике. Мерзкая клякса выплясывала кренделя, ломала стенки поставленной Яром печати. Я налил её силой до предела, шатаясь, возвратился к кушетке:

— Яр! Это какое-то безумие. Мне надо срочно снять с себя эту тварь... она сводит меня с ума!

Яр проигнорировал мою жалобу. Я добрался до стола, упал в кресло. Обновление печати помогло, клякса перестала дергаться и тем самым причинять мне боль, но вот надолго ли? Я позволил себе расслабиться:

— Вот тебе всё равно, а я думаю, у этой Мирошкиной какая-то своеобразная аллергия на кошек, я правда, не знаю, как сказать ей об этом, у неё будет удар...

— Нам надо вернуться в больницу! — Яр появился прямо передо мной с неприступно суровым выражением лица и скрещенными на груди руками. От неожиданности я вжался в кресло, никак не мог привыкнуть к подобным выкрутасам:

— Да ты издеваешься! Я не хочу... там федералы и плохо кормят!

— Нет выбора. Находясь здесь, мы тем более не достанем осколок!

— Да и ну его! Если честно, вообще не понимаю, зачем нам эта стекляшка! Лучше помоги мне снять проклятие...

Яр не успел ответить, дверь моего кабинета вынесло ворвавшимся с коридора ураганом. Борисыч стоял в проходе, тяжело дыша, сжимал кулаки и смотрел на меня, как бык на красное полотно. От этого взгляда мне сразу поплохело, захотелось сползти на пол и в виде неприметной лужицы просочиться между перекрытиями этажа. Не знаю, как этим ветром ко мне обратно не задуло Мирошкину. Ей удалось проскочить мимо начальника благодаря какому-то чуду. Борисыч перешагнул порог.

— Ты что здесь делаешь? — у него сел голос.

— Я? — я тщетно крутил головой по сторонам, искать поддержки неоткуда. Яр отошёл в сторону, отстранённо думая о своём. Ну вот, опять на орехи мне получать в гордом одиночестве. Робко вытянул шею:

— Я на рабочем месте, Юрий Борисович...

Борисыч покраснел:

— Да я вижу! Только у меня последние два часа телефон расплавляется от звонков службы безопасности! Они ждут тебя в больнице, и если не дождутся, будут подавать в федеральный розыск! У тебя отпуск, твою мать, руки в ноги и в больницу!

Он почти прокричал последние слова, конечно, не со злости. О том, что меня тут не ждали, я понял еще от Дашки, а сейчас самое время собирать вещи и уходить подобру-поздорову. Развернувшись, Борисыч зашагал обратно в комнату переговоров, крикнув через плечо:

— Вернусь через пять минут, если будешь ещё здесь, вызову скорую и тебя отвезут насильно!

— Я буду ждать внизу, — Яр исчез вслед за начальником. Я снова остался один. Поднявшись из кресла, поморщился от кольнувшей в руку невидимой иголки. Ну да, совсем забыл: я как бы не совсем один... Срываясь с места и забирая с вешалки пиджак, с досады ударил кулаком по стене: эта идиотская ситуация слишком затянулась!

— Ну что там? Сильно досталось? — Мохова встретила меня, робко выйдя навстречу. Виновато опустила глаза, она думала, я держу обиду, но на лице моём застыла беспечная улыбка.

— Да нет, всё нормально, ну покричал немного, но Борисыч любя, я знаю...

— Ещё раз простите, Роман Валерьевич, — Даша, ломая пальцы, возвратилась на рабочее место. — Надеюсь, это никак не отразится на наших сеансах?

— Конечно нет, что вы! — я отмахнулся, приник к стойке. — Ну что там?

— Вот новый пропуск, не потеряйте. Сейчас я активирую его, — Мохова выложила электронную карточку. Изящно щёлкала кнопками клавиатуры. Я смотрел на нее, расплываясь в довольной улыбке, и таял, как восковая фигура. Получал поистине эстетическое удовольствие от вида этой боевой девчонки.

— Кстати, Юрий Борисович распорядился выдать вам новую корпоративную кредитку. Максимальная сумма пятьдесят тысяч. Я надеюсь, вам хватит на пару дней? — она оторвалась от монитора, надула губки.

— Конечно! Я разве похож на транжиру? — заигрывающая улыбка поселилась на лице без моего ведома, и снять её не получалось.

— Ну ладно, тогда держите, Роман Валерьевич, — она положила её на пропуск. — Вы в больницу?

— Да, — я быстро распихал карточки по карманам, отходил к лифтам. Если Борисыч говорил, что вызовет скорую помощь, значит, можно не сомневаться — вызовет. — Надо долечиться, а то я самовыписался, да и вообще, как-то нехорошо получилось...

— Постойте, — Даша остановила меня в последний момент, вспомнив о важном. — Возьмите новый телефон, Николай Борисович не смог дозвониться до вас утром.

Я забрал свой поводок от начальника с благодарной улыбкой.

— Еще раз извините... — Даша проводила меня беспокойным взглядом.

Лифт подъезжал на этаж невероятно долго, на руках не было часов, чтобы сверить время, но я чувствовал: обеденный перерыв подходит к концу, и скоро коридор наполнится сотрудниками. Надо было уходить незамеченным. Нервно стуча по кафелю мыском ботинка, я опасливо косился на дверь аварийного выхода. С её положения коридор простреливался насквозь, а Борисыч обязательно проверит, исполнил я его указание или нет. Еще раз ударил по кнопке вызова. Когда двери элеватора открылись, просочился внутрь, но слишком рано вздохнул с облегчением. Створкам, как в фильмах ужасов, помешала закрыться ворвавшаяся в кабину человеческая рука. Только в этот раз незнакомец не растащил их с силой, не ворвался внутрь, сверкая глазами. Он тихо взвыл, оказавшись зажатым не в очень удобной позе. В щели появился глаз, в котором отобразилась вся скорбь человечества.

— Ромка, пусти...

Я не хотел попутчиков, надеялся, что, если не получилось тихо войти, получится хотя бы тихо выйти. Стиснув зубы, Хворостов терпеливо ждал, пока я открою двери. Сам лифт не захотел этого делать, хорошо хоть не поехал вниз. Димка и так страдалец, ещё травмы руки ему не хватало. Я ударил по кнопке аварийного открытия дверей. Хворостов влетел в кабину, виновато улыбнулся. И даже через десять лет и кучи пережитых ужасов он всё такой же двадцатипятилетний мальчишка по прозвищу "Прохвост". Двери закрылись за его спиной, лифт неспешно опускал нас на первый этаж.

— Что стряслось, давай рассказывай! — Димон хищно облизнулся.

— Да ничего особенного, я под колпаком ФСБ сейчас, — устало откинул голову, стоял, облокотившись о стену и заведя за спину руки. Холод железа успокаивал разгоряченную плоть. Так не хотелось лишний раз напоминать себе, в какой ситуации оказался. Димон напрягся, переминаясь с ноги на ногу, тёр подбородок:

— Это опять из-за кольца?

— Да нет...

Я прошёлся к дверям, чувствуя, как беспокоит его сложившаяся проблема, но не хотел врать, чтобы успокоить.

— В полицейском участке, где меня держали, на допросе умер полицейский. Сержант. Знаешь, такой классический...

Попытался выжать улыбку, но перед глазами возник труп Николаева, лежащий на патологоанатомическом столе. Здесь нечему веселиться.

— Они думают, ты убил его? — Димон приблизился, хотел изобразить удивление, но поморщился от боли.

— Нет, не думают, — я опустил взгляд на его правую ногу. — Как старые раны?

— Болят, — он недобро усмехнулся. — Всё как обычно, не хуже и не лучше. Ты шустрый, чтоб тебя догнать, пришлось пробежать пару метров.

Держась за поручень, Димон растирал ляжку.

— Свело, блин...

— Так и бегать незачем, я скоро вернусь в строй компании, могли бы спокойно поговорить потом, когда всё уляжется, — я присел на одно колено, положил на ногу ладонь, но вовремя вспомнил о проклятии. В этот раз целительный сеанс пришлось имитировать.

— Да уж, потом из тебя и клещами правды не вытянешь, знаю я твои потом... А как ты в том участке вообще оказался?

— Патруль принял в Филях.

— В парке, что ли? Помню, ты туда всё порывался... а там что забыл?

— Воздухом дышал, и за пьяного приняли, — я встал, устало махнул рукой. Что-что, а этих подробностей Димону знать точно не обязательно. В глазах Хворостова уже горел нездоровый азарт, теперь я не на шутку пугался этого явления. По старой дружбе он все еще пытался быть в курсе моих приключений, но я старался держать дистанцию ради его же блага.

— Тебя, пьяного? — Димон перевёл дух, гоготнул. — Да тебя за пьяного только сослепу можно принять.

— Да неважно всё это, — лифт сбавил ход, мы подъехали к вестибюлю. — Главное, что в участке человек умер, а я теперь что-то вроде важного свидетеля.

— Да ну... как в прошлый раз? — Димон напрягся, мы вместе вышли на первом этаже.

— Нет, не как в тот раз. Ладно, пойду я, а то меня уже ищут, — не хотелось больше тут задерживаться. Где-то вдалеке уже мерещился звук сирены подъезжающей скорой помощи. Хворостов остановил меня, ухватив за плечо, развернул к себе.

— Извини, Ром, тут такое дело... но ты должен знать.

Он опустил голову, шепча вполголоса. Чтоб нормально поговорить, пришлось отойти к дверям технических помещений.

— Что случилось? — я почему-то подумал, что разговор пойдёт о больной ноге, но откашлявшись и беспокойно оглядевшись по сторонам, Димон заговорил о другом персонаже из нашего общего прошлого:

— До меня дошёл слух, что ЕГО выпустили из тюрьмы...

— Кого его? — спросил на автомате, хотя не припомню, чтобы у нас было много общих знакомых, коротающих век за решёткой. А вернее, всего один человек. При упоминании его имени Хворостов бледнел и содрогался.

— Ну его... Аркашу... — он нервно сглотнул, покрываясь пятнами. — Я боюсь, Ромка...

— Кого? Этого утырка? Да ладно тебе! — криво усмехнулся, но на душе заскребли кошки. Воспоминания о тех событиях не накатывали приятной волной, обдавали холодом подвальных сквозняков и лезли в нос сырой затхлостью.

— А вдруг он решит отомстить? Ведь его тогда посадили по нашим показаниям!

— Да с чего ты решил? Ему теперь уже за полтинник, будет он о мести мечтать! После тюремных нар остаток жизни поправляют здоровье и заботятся только об этом. А по поводу показаний... Его судили по нескольким статьям, и наши свидетельства были каплей в море...

Хлопнул друга по плечу:

— Не переживай, он к нам не сунется, а сунется, натравим на него федералов. У меня тут уже новые знакомые нарисовались из этой среды.

— Но ты все же будь осторожен. У тебя остались контакты оперативника, что вёл наше дело тогда? — Хворостов возвращался к лифту, я уходил к дверям "Империи", обернулся в последний момент.

— Догматова, что ли? — странно, что Димон вспомнил о такой подробности. Николай Федорович действительно оставлял визитку на случай непредвиденного, но прошло десять лет, он наверняка уже на пенсии.

— Да, того с усами.

— Дома где-то, не переживай!

В этот раз пришлось соврать, чтобы успокоить друга. Я честно не помнил, куда её положил, да и толку теперь-то? Вырвавшись на улицу, прошел пост охраны и отметил на ресепшен новенький пропуск. Переваривая полученную от Димона информацию, отгонял воспоминания тех дней. Уж слишком много боли принесло наше безрассудство. Знакомый голос окликнул меня со стороны парковки:

— Роман Валерьевич, куда же вы?

Да неужели? Что называется: давно не виделись... Я нехотя остановился, нехотя обернулся. Хмельницкий стоял у своего джипа с противной ухмылкой на лице, глаза за солнцезащитными очками, руки в передних карманах джинсов.

— Вы решили сэкономить мне деньги на метро? — пришлось идти к нему почти с повинной. Уж лучше бы дождаться кареты скорой помощи, поездка на ней была бы более приятной, чем с этим занудой.

— А я смотрю, вы трудоголик, едва с больничной койки слезли и сразу на работу? — Хмельницкий за словом в карман не полез, но чувствуя своё превосходство в ситуации, я позволил себе поиздеваться над ним чуть больше обычного:

— Да нет, просто вы отняли у меня все средства к существованию, а жить на что-то надо, — достал так вовремя пригодившуюся кредитку, потряс перед носом федерала. — И я так понимаю, вы в меня вцепились крепко?

— Что вы? Я вас не держу, на вас же нет наручников, — Скалдер довольно улыбался, похоже, он любил подобные словесные дуэли, а-ля кто кому первым вынесет мозг. Поняв, что Хмельницкого не пронять острым словом, я сдался. В любом случае мне ехать в больницу, а этот дознаватель, будь он неладен, там все равно не останется.

— Ну, хорошо, везите...

— Сочту за честь, — Скалдер заботливо открыл мне дверь, снимая очки, сел за руль. — У меня, кстати, к вам будет ещё один разговор...

Что, опять? Ох, блин, неужели он ещё не наговорился? И где же Спесивцев, когда он нужен? Но я понял, почему не вижу их вместе: такого зануду тяжело выносить долго...

Десять лет назад.

Димкино выражение о грядущем богатстве заставило меня прожить следующие несколько дней в состоянии тихого ужаса. Я понимал, что задумал прохвост, но наотрез отказался принимать его предложение. Впрочем, пока молчал и сам Хворостов, когда мы мельком встречались в общаге или в корпусе института, он лишь подмигивал мне и загадочно улыбался. Мысль барыжить родовым кольцом, тем более таким экстравагантным методом, внушала мне суеверный страх. Странная способность кольца возвращаться к хозяину не могла не оставить отпечаток на моей душе. Невольно я изменил своё отношение к перстню, стал смотреть на него более почтительно. Иногда мне казалось, я слышу монотонное ворчание старого колдуна, которому он некогда принадлежал, но гнал все дурные мысли. В таком непонятном состоянии прошла неделя. Димон не подходил ко мне с вопросами и предложениями, со временем острота ситуации притупилась. Наверное, он ждал именно этого момента, выбрал один из вечеров, когда в комнате, кроме нас двоих, больше никого не будет.

— Попался, отлично! — дверь комнаты приоткрылась, я вздрогнул от Димкиного смешка. Хворостов тихо закрыл её за собой, плотно прижав к косяку. Раскрасневшееся после мороза лицо светилось странным счастьем.

— Да я и не прятался, — я насупился, готовясь к словесной обороне, встал с кровати. Не люблю ходить вокруг да около, спросил друга прямо в лоб: — Ну и что ты ходишь лыбишься неделю? Что задумал?

— Ты наивный, неужели сам не догадался? — Димон снял куртку, стряхнув с неё снег прямо на коврик у входа. — Ну ты прям божья роса!

— Да всё я понял, но нельзя так с кольцом! Чую, выйдет нам это обогащение боком, — я старался, чтобы голос не дрожал, показательно скрестил руки на груди. Громкое заявление остановило Хворостова лишь на мгновение, он скинул шарф и снял свитер. Усмехнувшись, махнул рукой:

— От такой удачи никто не отказывается.

Димон жестом подозвал меня к столу, ещё раз покосился на дверь. Надеялся, никто не побеспокоит нас хотя бы пару минут. Он вытащил из-за пояса газетный свёрток, положил на стол.

— Короче, смотри: я всё продумал!

Кто бы мог сомневаться? Слыша эти слова от Прохвоста, хотелось спасаться бегством. Возможно, даже через окно. Перстень на пальце нехорошо нагрелся.

— В Москве много ломбардов, но всё-таки их число ограничено, — он продолжал несмотря ни на что. — Продавать перстень два раза в одном месте не получится. Сам понимаешь...

Я приблизился к другу, но как и прежде взирал на него строго, без тени заинтересованности. Хворостов развернул бумагу, внутри лежал красный тюбик непонятно с чем и баночка с вазелиновым маслом. Вазелин узнал сразу, с горечью подумал, что на следующую аферу он нам точно понадобится.

— Зачем это всё? — горло пересохло, я играл скулами, все ещё надеялся перебодать друга и охладить его пыл.

— Вот о чём и говорю! Кольцо надо продавать каждый раз как можно дороже! А что для этого надо сделать? — Димон расплылся в самодовольной улыбке. Я не мог ему сопротивляться.

— Что? — склонился над столом, нервно играя костяшками пальцев по его гладкой поверхности.

— Вот! — Хворостов потряс красным тюбиком перед моим лицом. — Это притирочная паста для клапанов у машин.

— Зачем она? Вот зачем вазелин, я, в принципе, уже понимаю, а притирать что ты собрался? Слишком большие неприятности на наши задницы?

— Ха-ха! — Димон хлопнул меня по плечу. — Мне нравится твой настрой, Ромка! Но если сделаем всё правильно, скоро покинем это злачное место!

Он окинул комнату презрительным взглядом. Не разделял его мнения, за полтора года общага стала мне почти вторым домом, но может, лишь потому, что я слишком сентиментальный человек.

— Что сделаем-то? Объясни по человечески!

— Дай кольцо, — он открыл тюбик с притиркой, аккуратно разложил на столе куски грубой ткани, салфетки. Доставал добро из карманов заученными и точными движениями, как будто делал это каждый день. Внутри меня всё похолодело, но я снял перстень и передал другу. С тревогой и опаской смотрел, как он выдавливает на шинку кольца немного пасты. Деловито хмыкнув, начал втирать её грубой тканью.

— В таком состоянии за перстень много не выручишь. Ему нужно придать товарный вид.

Я задумчиво смотрел на кольцо. Откровенно не понимал, в чём именно трагедия его состояния. Ну, подумаешь, он почти полностью затёрт, в рисках орнамента зеленый налёт, а обломки канта заросли грязью.

— И вот скажи: как ты его продаешь? — Димон отвлёкся на мгновение, бросил на меня негодующий взгляд. — Улыбаться надо! Обманывать людей надо с улыбкой, понимаешь?

— Нет, не понимаю! Я не хочу барыжить кольцом! Не хочу никого обманывать.

Я вернулся к кровати, устало сел на край, демонстративно отвернулся к стене. Кольцо все ещё у Димона, но не надо прикладывать большого ума, как забрать его. Достаточно подождать до утра.

— Конечно, не будешь! — Хворостов рассмеялся, принялся оттирать перстень с удвоенной силой. — Я тебя к такому важному делу больше не подпущу. Я сам буду его продавать, не волнуйся. Всё будет выглядеть так, как будто я у тебя его украл.

— А если на нём действительно проклятие? — я изумленно уставился на друга. Иногда его способность находить простые выходы из самых сложных психологических ситуаций меня поражали до глубины души. Ведомый разгорающимся любопытством, я вернулся к столу.

— Ну, ничего страшного. Пусть проклятие перекинется на меня, если ты его боишься. Я в это всё не верю, — в голосе прозвучали нотки неуверенности, я тут же ухватился за них:

— Не веришь в магию? А как кольцо ко мне возвращается тогда? Почтой?

Хворостов отложил перстень, почесал затылок. Пораздумав недолго, ответил в свойственной ему манере:

— А это и не важно, главное, что возвращается, а уж из этого мы сможем выгадать и свою пользу, — он уверенно кивнул своему же аргументу. Такая позиция могла устроить Димона, но не меня. Я остро предчувствовал, что от кольца не будет счастья, и деньги, заработанные таким методом, кроме неприятностей, ничего не принесут. Хворостов закончил натирать перстень, теперь аккуратно убрал остатки пасты салфетками.

— Тут самое главное, не перестараться. Оттереть кольцо равномерно, без перепадов, — он периодически осматривал результат своей работы.

— И откуда ты всё это знаешь?

— Не поверишь, дома со старшим братом занимались нумизматикой. Частенько перепродавали монетки. Покупаешь в убитом состоянии, наводишь марафет и перепродаешь дороже.

Теперь хотя бы понятно, откуда в глазах Хворостова такой алчный азарт при виде моего перстня.

— А вазелин зачем? — я задумчиво крутил баночку в руках, пока Димон не забрал её.

— Вазелин, чтобы создать патину, — он обильно смазал им одну из салфеток, плотно завернул в неё кольцо. — Ну вот, оставить бы на солнце на пару дней, но жаль, зима. Положим за батарею.

Он недолго искал подходящее место рядом со своей кроватью. Спрятал салфетку между секциями чугунного калорифера.

— А если украдут? — я в беспокойстве навис над другом.

— Ты дурак? — он изогнул бровь. Я растерянно кивнул. И действительно, вот о чем, а об этом точно можно не беспокоиться. Как только Хворостов закончил с тайником, встал, отряхивая руки от паутины, вернулся к столу.

— Помоги убраться. Нельзя, чтобы кто-то ещё узнал о наших шалостях. Если кольцо вернётся с батареи, положи обратно, ты видел, куда именно. Надо дать ему отлежаться хоть пару дней.

— Ох, у меня плохое предчувствие, Димон! — помогая другу, я не мог не предупредить его о своих опасениях. Над нами словно нависла тень чего-то ужасного, но я пока не мог объяснить это более доступным языком.

— Смотри, не описайся от страха! — он подмигнул мне в весёлом задоре. — Готовься стать богатым.

* * *

— Ну, давайте, выкладывайте, о чём хотели поговорить? — мне пришлось поторопить Хмельницкого с расспросами. Он молчал от самой Москвы-Сити, загадочно улыбаясь сам себе.

— Я думал, я вам уже надоел.

— Не вы, а ваша работа, — я смягчил удар — Ну, что там за тема? Я ещё раз повторяю, я не знаю, что произошло с сержантом, я хотел...

— Да не об этом, — Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле, расплылся в своей самой противной улыбке Чеширского кота, кидая многозначительные игривые взгляды, будто знает обо мне что-то неприличное. В этот момент он напомнил мне кляксу, которую вынужденно пришлось приютить на руке.

— Я не гей, — ответил на всякий случай и с наигранной обидой.

— Да? А так сразу и не скажешь, — Скалдер хихикнул. — А если серьёзно, то почему вы не сказали, что уже проходили свидетелем в уголовном деле?

Я замялся. Ну, рано или поздно он докопался бы и до этой особенности моей биографии. Да, ничего приятного, но и скрывать тут особо нечего. В своё время Догматов позаботился, чтобы кольцо Яра не засветилось ни в каких следственных документах. Я, как и Хворостов, проходили по ним лишь потерпевшими.

— Долго, наверное, копали? Это было десять лет назад, может, больше...

— И что случилось тогда? — Хмельницкий опять спрашивал с подвохом. На этот раз идти на его поводу мне не хотелось:

— Знаете, давно это было, да и давал я подписку о неразглашении. Если хотите знать подробности, найдите Догматова. Это следователь, который вёл наше дело. Он вам всё расскажет.

— Догматов? Не слышал о таком, — Скалдер равнодушно пожал плечами, я со злости сжал кулаки. Не знает он! Так разыщи, кто тут сыскарь, я или ты? Вслух ответил другое:

— По тому делу я проходил не как свидетель, мы были потерпевшими, — я тяжело вздохнул, потеряв бдительность, сболтнул лишнего. Скалдер не заставил себя долго ждать:

— Мы? И кто еще был в вашей компании?

Да пошёл ты! Я чуть не ругнулся.

— Догматов вам всё расскажет. Догматов Николай Федорович, как найдёте его, дайте мне знать. Мне надо с ним поговорить.

— И о чём же?

— Вот это уже никого не касается, кроме меня и его!

Я насупился. Ещё один провокационный вопрос, и я на ходу выйду из машины. Благо в плотном потоке наша скорость позволяла не спеша сходить за чашкой кофе и сделать пару селфи. Словно почувствовав, что моё терпение на пределе, остаток пути Хмельницкий молчал. Он даже не улыбался. Серьезный вид ФСБешника, кажется, бесил ещё больше. Мы подъезжали к больнице.

— Завтра вас вызовут в центральный офис. Надо будет расписаться под протоколами показаний, под тем, что наговорили сегодня, и на этом думаю, будет всё. Из Москвы в ближайший месяц старайтесь не уезжать. Вы можете нам снова понадобиться.

Хмельницкий говорил как робот, слова отскакивали без интонации и выражения. Взгляд отстранён и не выражает ничего кроме скуки.

— Спасибо за сотрудничество, Роман Валерьевич. Насколько знаю, больница оплачена вам до конца недели. Я бы настоятельно рекомендовал вам поправить здоровье.

Он вдруг протянул руку:

— До свидания.

Я не на шутку напрягся, стараясь найти подвох в каждом жесте Скалдера, думал, он возьмёт меня за руку, чтобы сомкнуть на ней наручники, но мы пожали друг другу кисти, и кажется, на этом наша беседа закончилась. Хмельницкий остановил машину у шлагбаума, там, где подобрал меня сегодня утром. Я открыл дверь, судорожно соображая, о чём съязвить напоследок, но то ли слишком устал, то ли вся желчь выдохлась к концу пути.

— До свидания, — ответил не глядя, прошёл несколько метров, услышал, как джип, взвизгнув резиной, развернулся на маленьком пятачке и помчался, набирая скорость. Неужели действительно всё? Если честно, на душе осталась пустота. И дело не в том, что мы как-то извращенно сдружились с федералом, скорее наоборот. Просто Скалдеру не требовалась моя помощь как целителя, и уже за одно это хотелось пожать ему руку.

Я устало поднялся по ступенькам главного больничного корпуса. Правое предплечье свело спазмом, проклятие вовремя напомнило о себе. Я накрыл его ладонью, обновил сдерживающую печать. Вошёл в дверной проём и вздрогнул от неожиданности. Яр появился из ниоткуда, шёл на меня тараном:

— Ты где был? Всё нормально? — он был взволнован и нервно оглядывался по сторонам.

— Да. Меня Хмельницкий довёз, всё нормально, в принципе...

Я перевёл дух, сказанные в пустоту слова привлекли внимание медсестры у регистратуры. Чтобы не давать повода назначить мне новые обследования, сразу направился к лифту.

— Я почему-то перестал тебя чувствовать, словно возникли какие-то помехи...

Я не знал, что ответить на это, молча развёл руками.

— Ладно, что он хотел? — Яр не отставал с расспросами, я невольно сравнил его со Скалдером. Они могли многому друг у друга научиться...

— Да ничего, — я нахмурился, вспоминая разговор. — Он докопался до того дела, когда мы барыжили кольцом.

— А-а-а! — Яр довольно потирал руки. — Помню-помню, хороший урок ты получил.

— Ничего смешного, мы тогда чуть не погибли! — я стоял у лифта, ждал кабинку, отвернувшись к информационным стендам. Главное, чтобы не нарисовались попутчики.

— Ну, зато ты сумел прочувствовать на своей шкуре, каково это, когда тебя продают за бесценок, как дешёвую бижутерию.

— Не начинай, — я процедил сквозь зубы. Некого винить в той ситуации, и Яр прав, мы получили по заслугам. Двери лифта открылись, я протиснулся внутрь, как можно скорее нажал кнопку третьего этажа. Человек в штатском негаданно появился в закрывающемся проёме. В отличие от Хворостова, он не церемонился со створками, рывком развёл их в стороны.

— Пожалуйста, не торопитесь, — мужик заскочил внутрь кабины, грозно сопя. Пришлось отступить к стене. И что это за новая мания вламываться в лифты следом за мной? Пожалейте слесарей, им же потом эти двери ремонтировать.

— Вообще-то можно было бы и следующего дождаться. Так-то лифт не последний, — я осёкся на полуслове. Это был тот самый человек из охранки, что дежурил у моей палаты, помощник Хмельницкого. — А, это вы? Не узнал, богатым будете.

— И не должны узнавать, — он задрал нос, отвернулся к дверям. — Если вы меня будете узнавать, значит, я плохо работаю.

— Ух, какой грозный молодой чемодан! — Яр брезгливо окинул попутчика с ног до головы. Да не такой уж он и молодой, хотя уже без ручки. Я тяжко вздохнул:

— Как хоть к вам можно обращаться?

Раздутое самомнение этого "топтуна" больше похоже на мыльный пузырь, не столько впечатляет, сколько боишься испачкаться, когда лопнет.

— Вы не узнаете моё настоящее имя, но можете называть меня, например, Аркадий.

О, боги... Я запрокинул к потолку голову, закатил глаза: они все сговорились, что ли?

— Тень прошлого... — Яр злорадно хихикал на ухо. Лифт остановился, распахнувшиеся двери приглашали нас продолжить этот конструктивный диалог в коридоре.

Десять лет назад.

На время нашей вынужденной разлуки и вопреки опасениям Димона кольцо не возвращалось ко мне. Наверное, оно не слишком далеко, или эффект срабатывал, когда перстень оказывался в чужих руках. Возможно, именно поэтому не замечал за кольцом сверхспособностей раньше, живя с родителями. Оно всегда лежало дома в тайнике из старой обувной коробки. День «икс» наступил в условленное Хворостовым время. Он бесшумно вошёл в комнату, навис надо мной тенью, как любил выражаться, грядущего обогащения. Кивнул, призывая одеваться, уже не обращая внимания на соседей. Я не понимал, для чего ему нужно моё присутствие. Не спуская с Димона испуганного взгляда, облачался в теплую одежду. Арташьев смотрел на наш театр пантомимы с легкой усмешкой:

— Куда собрались на ночь глядя? Там холодно!

За окном действительно начиналась пурга. Мне стало неуютно покидать общежитие в такую погоду.

— Может, отложим до завтра? — прошептал Димону на ухо. Он не ответил, почти силком вытащил меня в коридор.

— Сначала на завтра, потом на послезавтра... Решили заняться, значит занимаемся!

— Я ничего не решал! — попытка к бунту провалилась.

— Ну да, а кто кольцо мне отдал на добровольной основе? Кстати, где оно?

— Как где? Ты же его на батарею положил!

Мы сбегали по крутым ступенькам.

— Я вчера вечером забрал перстень, носил с собой, а сейчас он пропал. Хорошо, кстати, получилось. Вид товарный, полторашку за него выручим влёгкую.

— Я не знаю... у меня нет кольца! — я невольно сбавил шаг. — И куда мы идём с пустыми руками?

— Глянь по карманам, — отмахнулся Хворостов, натянуто улыбнувшись коменданту: — Мы скоро, тетя Оля.

Он стоял, открыв дверь на улицу, ежился от холода и терял терпение. Я, не торопясь, проверял карманы, поднял на друга по-детски озадаченный взгляд.

— Слушай... а кольца и нет. Может, заряд возврата закончился?

Наивно полагать, что Димона это могло остановить. Он закатил глаза:

— Ну что с тобой будешь делать, а? — проверил карманы моей куртки, шустро похлопав по ним, не церемонясь, засунул пальцы во внутренний карман. Достав перстень, с иронической торжественностью вложил мне в ладонь:

— На! Смотри не потеряй!

Я растерянно крутил его в руках.

— Блин... как он это делает?

— Не знаю, да нам и не обязательно знать!

Выходя в метель, Хворостов натянул шапку поглубже:

— Начнём трясти ломбарды на окраине. Я бы и один справился, но сам понимаешь, нужна поддержка.

Да уж, какая из меня поддержка? Практика показала, что в драке я идеально подхожу только в качестве боксерской груши. При всем при этом хулиганы нападают, как правило, по трое, навряд ли сможем даже убежать. План Димона это чистое самоубийство!

Добравшись до метро, Хворостов ткнул пальцем в нарисованную карту в вестибюле станции.

— Наша цель: юго-восток!

Довольно потирая руки, он купил билеты. На это пошли деньги, вырученные за кольцо ранее. Хоть один плюс от всей этой затеи: у нас есть средства, чтобы выкупить перстень обратно, если он даст сбой.

— Кончился заряд, говоришь? Надеюсь, батарейки хватит, чтобы покружиться по Москве хотя бы год, — Прохвост смеялся, но я не разделял его оптимизма. Эскалатор увозил нас под землю. Ад бывает инфернальным, бывает Дантовским. Мой ад — это хруст легких денег под аккомпанемент Димкиного смеха. И он ещё долго мучил меня в кошмарах после той истории.

У входа в ломбард мы разделились. Место сбыта не пришлось искать долго, в начале двухтысячных основу криминального бизнеса в России поддерживали три кита востребованных услуг нетрадиционного типа: игровые автоматы, ломбарды и салонная магия.

— Будь начеку, — Хворостов вошёл в здание на углу улицы. Снял шапку, поправил прическу и с фирменной улыбкой подошёл к заветной прорези в стене. Весь ломбард — это маленькая каморка, похожая на ту, в которой меня основательно нагрели в первый раз. Я смотрел на происходящее через окно. Тут же рядом находилось помещение с игровыми автоматами. Нетрезвые люди совали туда-сюда, чем откровенно нервировали Димона. Неудобно договариваться о сделке, когда в спину постоянно толкали. На улице разыгралась метель. Кто говорил, что когда идёт снег, всегда тепло? Нос сводило от холода, а ноги сами пускались в пляс. В ожидании друга я дошёл до угла здания. С интересом заглянул в проулок. Освещения здесь мало, улица узкая и ветвистая, с обеих сторон возвышались жилые дома. На первых этажах разместились частные лавочки, их фасады горели и переливались всеми цветами радуги под гнётом рекламных вывесок. На улочке нет прохожих, ветер качал лампы столбов освещения, стараясь их сорвать. Мне показалось, что дверь магазинчика в конце улицы открылась, но резкий хлопок по спине заставил вздрогнуть и забыть обо всём. Димон сунул руку мне в карман, зашептал на ухо:

— Твоя доля. Уходим по отдельности, по-любому будет хвост! Беги!

Он толкнул меня в проулок, а сам рванул через дорогу в сторону метро. Чёрт его дери! Выбрал самую простую дорогу, а мне теперь придётся делать крюк. Я услышал, как открылись двери злачного заведения, из него вышло двое верзил.

— Эй, пацан, стой! — эти слова теперь для меня как однозначный сигнал к бегству. Сорвавшись с места резвой ланью — и это несмотря на сугробы по колено, — я кинулся в темноту, надеясь, что преследователи хотя бы разделятся. Оторваться от одного хулигана будет не проблема. В этот раз я даже не успел проклясть Димона за авантюру, все происходило слишком быстро.

* * *

Новоиспеченный Аркадий оказался настолько любезным, что проводил меня до палаты и открыл дверь. Помогая себе рукой, втолкнул меня внутрь больничной камеры. Хотелось сообщить ему, что я не обвиняемый в следственных действиях, но не думаю, что ему хватит ума послушать. Хмельницкий дал недвусмысленный приказ, который надо исполнить. А как известно, долг превыше всего, особенно здравого смысла.

— М-да... — я стоял посередине комнаты, уперев руки в бока. — Ума не приложу, что делать дальше...

— Надо вернуть осколок, надо вернуть осколок, — Яр навязчиво подсказывал, куда копать дальше. Расхаживая вдоль комнаты и заведя руки за спину и словно считая шаги, он напомнил мне известного кукольного попугая. Вдруг остановился у кровати:

— Смотри, здесь какая-то бумажка.

На постели действительно лежало письмо:

"Роман Валерьевич, вы оказали следствию неоценимую услугу, спасибо. На этом наша служба больше Вас не побеспокоит. Дело закрыто, тело сержанта будет кремировано следующим утром. Еще раз спасибо за содействие. Спесивцев".

Почерк аккуратен и выведен от руки. Спесивцев заботлив, но на дворе двадцать первый век, можно было и позвонить, на худой конец, послать смс. Я вздрогнул от входящего сигнала сотового. Покопался в кармане. Корпоративные телефоны одинаковы и однообразны, как и их функционал: позвонить, послать сообщение и повеситься с тоски. Даша заботливо указала основные важные номера. На этот раз меня хотел директор:

— Да, Юрий Борисович, — ответил на выдохе.

— Ну, ты где там? Только не говори, что ещё не в больнице!

— Я уже в палате, меня упаковали и довезли, все нормально.

— Ромыч, смотри у меня! — зарычал, как голодный лев, но тут же рассмеялся. — Ладно, всё, мне некогда. Береги себя!

Борисыч повесил трубку, я пересекся взглядом с Яром, тут же поёжился.

— Они сожгут тело утром, — его голос звучал, как набат.

— Да, и это лучше, чем кормить червей в земле, — я медленно опустился на край кровати, не сводя с предка умоляющего взгляда. Я не хотел брать морг штурмом.

— Мы должны прийти туда первыми. Сегодня ночью.

Яр как скала. И как тут можно себя сберечь, когда мой призрачный тиран, будь он неладен, так и норовит кинуть своего бедного потомка в самое пекло? С досады подумал: зря не приковал себя к креслу в офисе, целее бы был.

— Но как? — я обреченно обхватил голову руками. — Отсюда нет выхода. На стрёме за дверью соглядатай. Он меня дальше туалета не выпустит. Я же не могу сквозь стену пройти, как ты! Или ты предлагаешь выпрыгнуть из окна?

— Нет, — Яр склонился над моим больничным костюмом, расплылся в хитрой улыбке. — Есть другой метод, но только тебе надо будет переодеться в этот костюм.

— Выйти в люди без пиджака и галстука? — эта мысль показалась мне ещё ужаснее, чем штурм морга. Мало того что надо идти на преступление, так еще и буду выглядеть при этом, как бомж!

— Не переживай, покойникам все равно, во что ты одет. Сейчас лучше поспи, нас ожидает трудная ночь...

Сквозь беспокойный сон, в обрывках которого я бился с полчищем оживших мертвецов, слышал, как кто-то ходил у двери. Соглядатай проверял моё присутствие каждые два часа. Я даже не подозревал, что задумал Яр, но уже был благодарен ему за то, что дал возможность набрать сил.

— Рома, время! — призрак вырвал меня из сна, проведя рукой над плечом. Я вздрогнул, вскакивая с постели. Ненавидел, когда он так делал, ощущения не из приятных. Адреналин бил в висках, я схватил штаны, лихорадочно натягивая их на ноги, не понимал, что происходит.

— Уже опаздываем?

— Да, давай быстрее! — Яр подозвал меня к двери. Она была приоткрыта со стороны коридора, в палату просачивался какой-то туман. Продрав глаза и встав на ноги, я обомлел. Только сейчас увидел огромную печать, пульсирующую на потолке. В непонятной дымке её узор то показывался, то исчезал.

— А это что такое? — я застегнул ветровку, проверил телефон и наличие кредитки. Залог успеха — это соблюдение полной боеготовности, правда, пятидесяти тысяч явно не хватит на подкуп властей, но хватит, чтобы расплатиться с таксистом и устроить маленький пир, если сумасбродная идея моего призрачного тирана выгорит.

— Не время объяснять, тебе надо как можно быстрее добраться до лифта, — Яр караулил у двери, выглядывая за её предел, контролировал происходящее. Я поравнялся с предком, был готов рвануть наружу. Он остановил меня в последний момент, нахмурился:

— Хочешь сказать, ничего не забыл?

— Ага! Забыл! Здравый смысл, если пошёл у тебя на поводу.

Яр осуждающе покачал головой, поднял вверх указательный палец.

— И как ты хочешь, чтобы я достал до потолка, в прыжке? Я что, похож на баскетболиста? — теряя терпение, сорвался на сдавленный хрип.

— Весь этаж в печати. Просто прикоснись к полу, — Яр смотрел холодно, мне, как и ему, не понравилось начало нашей вылазки. Присев на корточки, я провёл рукой по линолеуму. Печать вспыхнула причудливым узором, я внимательно осмотрел её кусочек.

— Нет времени любоваться, потом посмотришь! — Яр зудел над ухом.

— Ну да, знаю я твои «потом»... — я вдруг вспомнил, как то же самое говорил мне Димка. Так вот от кого я набрался этой неприятной скрытности. — Ты обещал обучить меня новым печатям. Уже давно обещал!

Я замер, положив руку на пол, но всё ещё медля с импульсом. Кончики пальцев покалывало от разрядов биотока.

— Нашёл время! Стреляй!

Заряд прошёлся по руке от самого плеча. Активация круга забрала неожиданно много энергии. Прервать процесс невозможно. Чтобы не упасть от усталости, пришлось опереться второй рукой. Клякса, запертая на предплечье, ожила, задергалась из стороны в сторону, что-то довольно прочавкала. Близость тёплого энергетического потока заставляет Инферналов терять голову. Исток Лимба груб и холоден, как горная река. Даже в самый жаркий день купаться в ней не доставит много удовольствия. Он никогда не сравнится с чистой человеческой энергией. Это ключевой элемент сосуществования Инферналов с нашим миром: форма питания, как элементарная пищевая цепочка.

— Что, тварь, жрать захотелось? — отдышавшись, я приложил руку к предплечью, обновил сдерживающую печать, почувствовал, как вспыхнули её грани, и почти сумел нарисовать в уме. Инферналы — это особый вид паразита, только живут они не внутри человеческого тела, а присасываются, как пиявки, к биополю и не видны обычному глазу. Это не демоны и не ангелы, хотя иногда люди и наделяют их сакральными, почти божественными способностями. Они такая же составляющая экосистемы, как и обычный человек.

Я прижал кляксу на месте. Её недовольное бульканье, как сладостная песнь для моего уха. Я не садист, и это лишь скромная плата за те неудобства, которые проклятие причинило мне в метро. Не всё коту масленица: за незаконное питание в мире людей можно понести наказание.

— Ну, ты закончил? — Яр смотрел на мои потуги с тоской. — Не забыл, у нас еще важное дело?

— Нет, не забыл, — восстановив силы и отомстив за обиду, я выпрямился в полный рост. — Как мне пройти мимо охранника?

— Красиво. Если хочешь, можно вульгарно, я не против, — без тени юмора ответил Яр, он сошёл с места, исчез за дверью, пройдя её насквозь. Я любил своего предка за дерзкую прямолинейность, ещё одна привычка, которую благополучно перенял от него. Коснувшись ручки, легонько толкнул дверь. В коридоре тумана еще больше, горел свет, но его лучи странно преломлялись, становились ярко-желтого цвета и неприятно резали глаз. Аркадий сидел на стуле в двух метрах от палаты. Его голова упала на грудь. "Топтун" нагло нарушал приказ Хмельницкого.

— Твой гениальный план — это усыпить федерала?

— Тихо! — Яр двигался по коридору, не оборачиваясь. Узоры печатей вспыхивали на новых участках стен, стоило ему поравняться с ними.

— У лифта стоит каталка, на ней халат и повязка на лицо. Надо будет замаскироваться, прежде чем спустишься на первый этаж.

— Да ладно? Ты хочешь, чтобы я стал похожим на сорок седьмого? Убивать, надеюсь, никого не придется, а то я струну не захватил!

— Струну? Что за сорок седьмой? — Яр поморщился, вынужденно отвлекаясь на пустую болтовню. Я махнул рукой, поравнялся с Аркадием. Края печати захватывали его тело, пульсировали, накатывая и отступая, как полоса прибоя. Мужик благополучно храпел, не замечая моего побега. Телефон выпал из ослабевших пальцев, гаджет лежал на коленке. Везунчик! Я бы тоже с удовольствием поспал...

— Давай, не задерживайся, — Яр был сосредоточен на пределе. Он не соврал: печатью действительно охвачен целый этаж. На нём почти мертвая тишина, я мог уловить краем уха лишь легкое гудение энергетического поля. Не представляю, сколько сил на это израсходовал мой предок.

— Ты усыпил здесь всех, что ли?

— Одевайся, — Яр торопил меня, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Надо убрать печать как можно быстрее, пока Инферналы не набежали.

Халат оказался мне впору, но как-то не слишком хорошо гармонировал с тренировочными штанами. Я с укоризной посмотрел на призрака: с брюками выглядел бы по-представительски, эффектнее. Обычная повязка на лицо — самая полезная вещь — скрывала на лице стыд и особые приметы. Яр оглядывал меня несколько мгновений, удовлетворённо кивнул:

— Думаю, прокатит. На один раз точно. Бери каталку, лифт уже на этаже.

— Повезу пустую каталку? — я нажал на кнопку вызова, двери элеватора тут же открылись. — Привлеку много внимания...

— А ты хочешь покатать этого Аркашу? — Яр изогнул бровь. Мы оценивающе посмотрели на жертву. Нет, ему, конечно, устроят приятную мне выволочку, когда обнаружат спящим где-то на окраине больницы, но как я понимал, будет намного лучше, если удастся незаметно покинуть место своего заключения и так же незаметно вернуться обратно.

— Пусть спит. Эффекта хватит надолго?

Я закатил пустую каталку в кабину лифта, нажал на кнопку первого этажа.

— Я сейчас уберу печать, но он проспит ещё какое-то время, может, даже хватит до нашего возвращения. Если не успею: запасной выход в конце коридора слева от лифта. Постарайся не выдать себя, люди внизу держат ухо востро. И вообще сегодня в Лимбе творилось какое-то нездоровое оживление. Они к чему-то готовятся, будем надеяться, что не по нашу душу. Я пошёл!

Яр поднял голову и растворился в воздухе.

— Хорошо, — ответил я в пустоту, весело кивнув. На самом деле внутри меня уже разгоралось пламя тихого ужаса. Это Яру хорошо: гуляй, где хочешь, твори, что пожелаешь. Меня, в отличие от него, люди видели и могли задать неудобный вопрос, поймав на месте преступления. Я сделал несколько успокаивающих вздохов, очистил разум от всего лишнего. Как обычно, это не очень-то и помогло. Нехорошее предчувствие никак не хотело меня покидать. Перед тем, как лифт сбавил ход и остановился, напялил повязку под самые глаза. Я шагнул в проём, толкая массивную поклажу перед собой, надеюсь, моя конспирация поможет добраться до выхода без приключений. Несмотря на поздний час, в фойе больницы не безлюдно. Как и предупреждал Яр, в приемном покое оживление. Медсестры, дежурившие у регистратуры, о чем-то тревожно переговаривались. Я окинул это действо коротким недоверчивым взглядом.

— Готовьте операционную, их скоро привезут!

Невесть откуда появился врач. Я не видел его раньше, возможно, из хирургического отделения. Поняв, что Яр выбрал для бегства весьма специфическое время, без раздумий взял влево. Скоро здесь будет не протолкнуться, и нужно как можно скорее покинуть комплекс. Бросать каталку рано, услышав нагоняющие шаги за спиной, опустил голову. В коридоре светло, а кое-кто из персонала знал меня в лицо.

— Давай, поторопись, они уже на подъезде! — меня хлопнули по спине. От неожиданности и обрушившейся на голову информации похолодела в жилах кровь, а по виску скатилась капля пота. Как и хотел Яр, моя маскировка сработала идеально, я бы даже сказал, чересчур! Не рискнул оборачиваться, чтобы посмотреть, кто так заботливо навешивал меня работой. Мужик отстал, наверное, вернулся в приёмный покой. Я серьезно задумался: странно, что он не направил меня к парадному входу. Обычно даже экстренных пациентов проводят через бюрократическую волокиту, дабы и тут сохранился закон природы: выживает сильнейший, а не кого первого прооперировали.

Дверь аварийного выхода маячила впереди. Я прибавил ходу, ухватился за край душной маски, думал, сорву её, как только окажусь на улице, но моим планам не суждено было сбыться. Я, конечно, предчувствовал, что побег не будет легким, как расписал Яр, но и ожидать такого подвоха не приходилось. Выскочил на улицу, широко распахнув двери. Яркий свет, ударивший по глазам, заставил остановиться и замереть на месте. На парковку у входа подъехало три кареты скорой помощи. Отблески сирен упали на моё лицо вместе с испугом. Фары осветили сжавшееся в комок тельце, не давая возможности даже в мыслях куда-то сбежать. Вот тебе и мастера побега! Тут же подскочили люди, кто-то указывал на машину по правую руку:

— Быстрее, там человек в критическом состоянии, в операционную!

Меня толкнули к пандусу, по которому я сбежал с каталкой и, бледнея от ужаса, направился к машине. Интересно, мою маскировку раскроют сейчас или во время операции? Как назло, Яр куда-то запропастился, может, у него возникли проблемы с печатью? Перстень в кармане, но надевать его нет времени, а блеять о помощи вслух — желания.

— Давай быстрее!

Я уже не контролировал ситуацию, помогал перетаскивать тело из реанимобиля на каталку с каменным выражением лица. Вокруг чужие люди, в любой момент способные разглядеть подвох и поднять панику. Спустя пару секунд уже бежал обратно к пандусу в сопровождении врача и медсестры. Из их сбивчивого разговора понял, что где-то на МКАДе произошла авария, в неё попал автобус. Машина, из которой принял пострадавшего, не осталась у входа, уехала с мигалкой и сиреной. Судя по всему, жертв хватало на пару больниц в округе. Лично мне достался молодой парень лет восемнадцати. На нём была белая майка, заботливо разрезанная в области грудной клетки. Там зияла жуткая рана. Медсестра держала капельницу и еле поспевала за нами.

— Что ему вкололи? — врач деловито осматривал фронт грядущей работы. Сверяясь с прикрепленной к телу бумажкой, женщина рассыпала медицинскими терминами и названиями препаратов, трудно перевариваемых обычным человеческим ухом. Бедняга… Парень без сознания, на лице кислородная маска. Определить его состояние я не решился даже приблизительно. Мы шли по коридору, подумал, если попадусь на глаза предка в новом амплуа, он меня проклянёт. Как назло о Яре стоило только вспомнить, призрак появился на полдороге к лифту, мы пересеклись взглядом.

— Ну, ты что тут застрял? Я тебя уже на улице ищу...

Он осёкся на полуслове. От удивления приоткрыл рот и развёл руками:

— Серьезно?

Стиснув зубы, я катил пациента. Не мог ничего ответить, вокруг суетились люди, хирург шёл впереди и невольно подсказывал дорогу. Я пугающе легко влился в чужой коллектив, виновато притупил взгляд, проходя рядом с Яром.

— Я, значит, тут план разрабатываю, полдня готовлюсь, печать рисую хренометровую, чтобы ему играючи сбежать, а стоило отлучиться на пару минут, и он уже устроился здесь на работу! И сколько они обещали? Или ты на полставки?

Яр кривлялся перед самым носом, мстил, как мог. В этот раз я всё-таки сумел вывести его из себя. Но что могу поделать, человек, которого я вёз в операционный блок, был при смерти. Хирург перешёл на легкий бег. Чтобы не отстать, пришлось двигаться с ним в такт. Лифт для крупногабаритных грузов уже ждал нас с открытыми дверями.

— Чёрт! Мы теряем время! — Яр взвыл от безысходности, оставшись за спиной, быстро исчез. Перейдя порог гуманизма, я уже не мог всё бросить и сбежать. Я успокаивал себя только одной мыслью: за вторым потерпевшим я точно не поеду.

Элеватор открыл двери на втором этаже. Благо во время подъёма я стоял у стены, позади всех, и на меня не обратили внимания. Пришлось незаметно застегнуть верхние пуговицы халата: ветровка бросалась в глаза. Всем скопом мы вышли в коридор. Хирург повёл через пост дежурной сестры. Я невольно взглянул на женщину, сидящую за толстым стеклом в пластиковом аквариуме два на два метра. Это та самая медсестра, что разносила еду утром, и на чьей спине я увидел Инфернала. Вспомнив о завтраке, желудок свело спазмом. Пришлось пропустить ужин, и это начинало сказываться на моём состоянии. Женщина проводила нас пытливым взглядом, но даже не удосужилась встать с места.

Я ворвался в операционную, помог перекинуть тело на стол. Нас уже ждал анестезиолог, к операции всё почти готово. Парень болезненно отреагировал на перемещение, застонал и тут же забрызгал кровью кислородную маску. Хирургическое вмешательство требовалось немедленно. Я навис над бедолагой, не решаясь применять способности. Он не был сотрудником компании, вокруг слишком много свидетелей, да и привлекать к себе внимание в моём положении — самоубийство. У парня начались судороги.

— Быстрее, анестезию, внутреннее кровотечение! — хирург отдавал приказы, облачаясь в костюм для операции. Медсестра срезала остатки одежды, подготавливая тело, подключила парня к приборам жизнеобеспечения. Я чувствовал себя лишним звеном в этом механизме. Тихо развернуться и уйти? Яр ждал у входа, он и так недоволен ситуацией, прожужжит теперь все уши... Я незаметно положил руки на плечи пострадавшего, изображая, будто придерживаю его от судорог, осторожно послал в тело импульс, настроился на обратную волну. Забавно. Обычно моими пациентами становились вполне здоровые люди, ну, по крайней мере все они были в сознании, могли рассказать о своих проблемах. Всё, что я знал о критических ситуациях человеческого организма, это как набрать номер скорой помощи. Быть целителем — не значит уметь воскрешать мертвых или отращивать отрезанные органы и конечности. Я не умел грамотно вставлять переломы, но мог заставить кость сращиваться быстрее, ускорив процесс обмена веществ. Чтобы остановить кровотечение, достаточно повысить уровень тромбоцитов в крови, это сделает её гуще, но не знаю, как новое состояние повлияет на анестезию. Да и нет уверенности, что у парня не повреждены органы, для которых такой финт будет смертелен. Не рискуя изменять химический состав крови, я судорожно перебрал варианты дальнейших действий, тревожно запищал электронный манометр. Давление стремительно падало, человек умирал на руках. Перед глазами нарисовалась печать исцеления. В моём арсенале это как хлеб с маслом: не имеет противопоказаний и применяется во всех случаях от обычного насморка до рака последней степени. Хотя со вторым отделаться так просто ещё ни разу не получалось. Импульс пошёл по рукам, сфокусировался на кончиках пальцев. Вливаясь в тело умирающего, наполнял его жизненной энергией. Я закрыл глаза в глубокой концентрации, погружение в Лимб не занимало много времени, но достигнуть "дна" и остаться там надолго у меня никогда не получалось. Пришёл в себя, почувствовав помощь извне. Яр стоял с противоположной стороны, держал руку над ногами бедолаги. На его лице читалась мольба. Я знал, что срывал гениальный план, но чисто по-человечески не мог бросить умирающего и тут уже не до корпоративной этики. Печать налилась силой, я с облегчением смотрел, как росло давление пациента, прекращались судороги.

— Проклятие! — Яр кивнул мне на руку, и я в последний момент успел схватить притаившуюся кляксу. Она покинула потускневший предел сдерживающей печати, норовила сбежать.

— Ты новенький? Тебе плохо? — на плечо легла рука анестезиолога. Яр кивнул в сторону двери.

— Да, я интерн... — пробубнил, держась за правую руку и прижимая проклятие пальцами. Оно трепыхалось, не желая возвращаться в свою миниатюрную тюрьму. — Я подышу воздухом пару минут...

Мне удалось выйти в коридор, вытереть проступивший на лбу пот. Чертова повязка, в ней невероятно жарко.

— Быстрее в туалет! — Яр не дал отдышаться, указал в один из тупиков коридора и снова исчез. Переходя на легкий бег, я добрался до клозета, расстегнул халат, стянул с лица маску. Внутри темно, стоящие в ряд кабинки пусты. Потеряв много энергии, я склонился над умывальником, набрал в дрожащие ладони холодной воды. Перед глазами все ещё стояла картина разодранного человеческого тела.

— Снимай тряпки, через черный ход не получится выйти, не успели... — Яр стоял над душой, следя за каждым движением.

— Как парень, выживет?

— Не о том думаешь! — предок едва сдерживал злость. — Из-за твоей нерасторопности мы потеряли полчаса. Через три часа начнёт светать. Не успеем до рассвета, осколок уйдёт!

Он тяжело вздохнул, отошёл к окну:

— Парень выживет, не переживай.

— Отлично, хоть одна хорошая новость. Как теперь покинуть больницу? — я расправился с неудобным врачебным гардеробом, сложив в кучу, определил его в мусор. Яр подозвал к окну:

— Смотри, здесь козырёк первого этажа. Откроешь окно и вылезешь на улицу, потом по трубе вниз. Смотри, не попадись охране!

Прямо под окном действительно парадный вход в больницу. От окна до крыши чуть больше метра, спрыгнуть можно без особых проблем, но вот спускаться на асфальт придётся по сточной трубе, а её вид не внушал уверенности.

— Она меня не выдержит...

— Выдержит! Пошёл уже, нет времени! — Яр терял терпение, и я не решился влезать с ним в спор, открыл окно, запрыгнул на подоконник.

— Надеюсь, не сломаю ногу.

— Да только попробуй!

Я спрыгнул на козырёк подъезда, не заметив застывшей за спиной фигуры. Дежурная медсестра смотрела на меня, молча стиснув зубы. Впавшие глаза, очерченные тёмными кругами, нехорошо блестели. Инфернал на её спине зашевелился, выпрямился в полный рост. Он грозно зашкворчал, спрыгивая с жертвы и исчезая в пространстве. Женщина пошатнулась, придя в себя, глаза расширились от ужаса, из ослабевших пальцев выпал скальпель. Она облокотилась о косяк и медленно съехала на пол, потеряв почти всю жизненную энергию.

Десять лет назад.

Броситься наутёк по заметаемой снегом улице, решение, если честно, было так себе. Я не боялся быть пойманным, страшнее наступить в какой-нибудь припорошенный коллектор и неожиданно "скрыться из вида". Мужик за спиной кричал и матерился, с его комплекцией бегать по таким препятствиям — не самое хорошее решение, чтобы скоротать вечерок. Димке куда проще. И метро под боком, и там все же худо-бедно, но были зеваки, можно затеряться в толпе, запрыгнуть в поезд и умчать восвояси. Подумал: если вернусь в общагу позже него, обязательно устрою взбучку.

— Стой! Стой, я сказал! — мужик за спиной нагонял. Улица упиралась в пустые ряды стихийного рынка. Здесь оторваться от преследования проще всего. Павильоны поставлены как попало, в темноте это настоящий лабиринт. Я взял влево, надеялся скосить путь и укрыться между стендами. Упав на колени, приник к холодному металлу и задержал дыхание. Верзила вошёл следом, потеряв меня из виду, также сбавил шаг. Он не произнёс ни слова, старался притаиться и поиграть в кошки-мышки, но хруст снега выдавал его с потрохами. Не выдержав психологического противостояния, мужчина покрутился на месте, и вскоре звук его шагов отдалился. Я смог спокойно выдохнуть и приподнять голову. Ноги, утонувшие в снегу, сводило от холода, ещё чуть-чуть и коленки уже будет не разогнуть. Хватаясь за ржавый каркас торгового ряда голыми руками, я встал. Огляделся по сторонам: идти, собственно, можно в любую сторону, а вот до метро могла вывести только одна дорога. Еще бы вспомнить, как на неё выйти! Я запетлял среди ларьков и павильонов. Везде темно и нет даже намека на жизнь. Блеклый свет от жилых домов из-за метели почти не различим. Я вышел в очередной проход, глаз тут же уцепился за одиноко стоящую торговую лавочку, она выделялась тем, что находилась в отдалении от основного ряда. Я прибавил шаг. В ней хотя бы целы окна, внутри кто-то есть, а значит, можно постучаться и попросить помощи. Я не успел дойти до двери. Она медленно приоткрылась, в проёме показалась плотная женская фигура в длинном платье.

— Давай сюда, парень, а то они скоро вернутся!

Первое, что пришло в голову: броситься наутёк. Кто это был и почему так много знал о моей жизни, я так и не понял, но такая осведомленность, мягко говоря, настораживала. Испуганно посмотрел на силуэт, еще не видя лица.

— Не бойся, быстрее сюда! — голос со странным акцентом. Женщина протянула руку, я ухватился за неё в последний момент. С неожиданной силой меня затащили внутрь.

— Простите, я... — на меня тут же грозно цыкнули, погас свет, и щёлкнул дверной засов. Я стоял молча, прижавшись к стене. Глаза закрылись от страха сами собой, я слышал, как тревожно билось сердце. Мои преследователи появились спустя минуту. Топтали снег и крутились совсем рядом. Странно, но их действительно было двое.

— Где второй?

— Ушёл, мразь, на метро ушёл...

Голоса отчётливы, но многое было не разобрать.

— А этот где-то тут! Смотри в оба!

Они начали проверять павильоны, пытаться открыть двери.

— Не бойся, они скоро уйдут, — женщина положила руку мне на плечо, стараясь успокоить. Вот ни черта это не работало. Оказавшись в компании неизвестно с кем, когда совсем рядом погоня, а выход из ситуации перестает маячить перед глазами, хочется только одного: отмотать назад время и все-таки успеть вырубить прохвоста до того момента, когда он втянул меня в свою авантюру. Но время умеет не только лечить, оно так же умеет расставлять все точки над «ё». Странным образом мои преследователи прошли дверь, за которой мы прятались, уходя все дальше, их голоса поглощала метель.

— И этот ушёл, зараза...

Я облегченно выдохнул, женщина, укрывшая меня, включила свет, склонилась, грозно уперев в бока руки. Вблизи я сумел разглядеть платок на её голове и черные вьющиеся волосы. На вид спасительнице лет пятьдесят, морщины на лице и карие глаза навыкате. Впрочем, устрашающий вид не скрывал её поистине цыганской загадочности.

— Меня зовут Бахт.

— Рома, — голос дрожал от страха.

— Я знаю, как тебя зовут, не бойся меня, Роман, я не причиню тебе вреда, но твоей жизни угрожает опасность.

Цыганка прошла за ширму из пестрых тряпок, сшитых вручную. Она позвала меня за собой, великодушным взмахом руки указала на круглый стол в центре крохотной комнатки. Из-за навалившихся событий в голове была каша, не знал, с чего начать, с благодарности или удивления.

— Спасибо за помощь, — я сел на стул с высокой резной спинкой, постепенно приходя в себя. Цыганка скрылась за непроницаемой ширмой слева от стола. Негромко звякнула посуда. Наверное, там некое подобие жилой части. Я с опаской оглядывал местный около магический антураж. Карты Таро лежали между двух новеньких свечей рубашками вверх. Расклад уже прошёл, наверное, он остался после очередного клиента. Везде начерчены странные магические знаки, а на веревочках вдоль стены справа висели сушеные трупики летучих мышей. Меня передернуло от этой картины, внутреннее беспокойство доросло до уровня тихой паники. И, кажется, я рано порадовался: не избили громилы из ломбарда? Здесь точно принесут в жертву неведомому Цыганскому богу! Голос Бахт заставил вздрогнуть:

— Мы не делаем человеческих жертвоприношений, не переживай, — она вышла, странно ковыляя ногами, вынесла две большие, на удивление чистые кружки с чаем, поставила на стол. От услышанного я начал вставать:

— Откуда вы узнали, о чём я подумал?

Цыганка остановила меня, махнув рукой, небрежно бухнулась в кресло напротив.

— Две ложки сахара. И я разбавила холодной водой, как ты любишь.

Я нервно сглотнул, садясь на место. Сказать честно, на меня произвели впечатление, но левый глаз скосился в сторону выхода. Думал, как бы незаметнее удрать отсюда подобру-поздорову...

— Ты знаешь, что такое "Цыганский Оракул", что такое карты Таро? — Бахт продолжала, не желая замечать моё замешательство. Я медленно кивнул. Да кто ж их не знает? Впрочем, сидел за подобным столом для гаданий я впервые.

— Я ждала тебя несколько дней, — у Бахт сорвался голос, она подалась вперёд: — Всё это время мне выпадают одни и те же карты, Роман. Посмотри на них...

Цыганка провела рукой над разложенной колодой. Пять карт, мне наконец удалось подробнее разглядеть их. Карты лежали в виде латинской буквы U. Я невольно втянулся в эту игру, хоть внутренний голос всё ещё настоятельно требовал покинуть жуткое место, но на какое-то время любопытство взяло верх над здравым смыслом. Бахт открыла мне первую карту. На ней молодой цыган с котомкой за плечом, тянущийся за птицей в небесах и стоящий на краю обрыва. Не слишком оптимистичная карта на мой взгляд.

— Эту карту называют "Ищущий". Ты уже не в начале своего пути, Роман, но ты все ещё ищешь нужную дорогу, — Бахт тактично пояснила суть Аркана. Я понимающе кивнул, но на самом деле ничего не понимал. Цыганка открыла вторую карту. На ней старая женщина с курительной трубкой в одной руке и новорожденным ребенком в другой. На мой взгляд, это забавный символ преемственности, но курить при детях не очень-то и хорошо. Бахт пояснила карту с неожиданным мистицизмом:

— Аркан даёт совет: истину надо искать в одиночестве, не стоит делиться ею с людьми, которым она не предназначена...

С "Ищущим" было хоть как-то понятно. В этот раз я воздержался кивнуть даже из вежливости. Следующая карта изображала мужика в приличном костюме, сидящем на стуле и закинувшем ногу на ногу.

— Перевернутый "Барон", это символ тирании, кто-то извне пытается взять над тобой власть и контроль. Будь осторожен.

Похоже, я начинал понимать, к какой жизненной ситуации относится этот расклад. Жаль, что Димка уже продал кольцо, я бы с удовольствием послушал рассказ о том, каким образом оно каждый раз возвращается ко мне обратно. Но вот про тирана прямо в точку. Прохвост даже внешне чуть похож на нарисованного мужика с карты. Я неожиданно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. За ширмой в жилой части павильона кто-то стоял. Не смог разглядеть силуэта, но отчетливо ощущал чужое присутствие. Бахт открыла четвёртый Аркан. Снова мужик и снова костюм, и снова нога на ноге. Мне показалось, что у того, кто рисовал эти картинки, явно были проблемы с мочевым пузырём. На этот раз цыганский барон держал в руке кинжал, указывая его остриём куда-то в потолок.

— Правосудие! То, что происходит с тобой сейчас и произойдёт в дальнейшем, ты заслуживаешь от начала и до конца.

Я нервно сглотнул. Вспомнил о деньгах в кармане. Почти наяву услышал стук судейского молотка. Нас точно отправят на каторгу за наши "детские" шалости. Занавеска снова привлекла моё внимание, она еле заметно колыхнулась.

— Пятая карта! — глаза Бахт расширились. Сходство с жабой поражало. — Шуши!

Цыганка положила Аркан рубашкой вниз. Под забавным названием весьма не забавная картинка: подвешенный за задние ноги заяц. Скорее всего, уже мертвый.

— Шуши предупреждает тебя о грядущей боли, тупике и безвыходной ситуации!

Со стороны занавески послышался еле различимый шёпот. Детский голосок проникал в самый глубокий уголок разума, заставлял его шевелиться. Бахт ударила по столу ладонями, крикнула что-то на цыганском языке, но не угрожала, судя по интонации, скорее, оправдывалась. Словно в каком-то жутком сне, я встал, медленно подошёл к ширме.

— Это Мирела, моя дочь, она... она больна...

Я не обернулся на голос старой цыганки. За полотном ширмы обозначился силуэт девочки лет восьми, на ней было грязное серое платье и белая ленточка в длинных волосах. Протянув руку, медленно отвёл занавеску в сторону. Меня обезоружил почти ангельский взгляд, один глаз был карим, другой голубым. Это так не похоже на цыганскую кровь. У неё не было рта. Вместо губ плотная полоска кожи, на шее моток пластыря, из которой торчал зонд, видимо, для принятия пищи. Мирела несколько раз моргнула, развернулась на месте и ушла к миниатюрной постели, сделанной из уложенных промышленных паллет и накинутых сверху тёплых вещей. Девочка присела на край, обхватив руками коленки.

— Тебе надо уйти, — Бахт подкралась неожиданно тихо, положила руку на плечо. — Ты услышал то, что должен был. Снаружи больше нет погони, уходи.

Я перевёл на неё ошарашенный взгляд, сознание мутилось. Странное давление не покидало меня до тех пор, пока я не оказался на улице. Дверь за спиной захлопнулась, лязгнул засов и потух свет. В жутком впечатлении о прошедшем разговоре и необычайном уродстве странной девочки я побрёл обратно. Думая о своём, совершенно не заботился о безопасности. Метель усиливалась, вывеска в виде значка метрополитена над подземным переходом впереди давала единственный ориентир в этой холодной мгле.

* * *

Поймать такси после побега из больницы не составило труда, правда, пришлось отойти от главного здания на целый квартал и ловить машину прямо с улицы. Яр предостерёг использовать телефон, исходящий сигнал при желании можно будет проверить. Мне не понравилась формулировка того, при каких обстоятельствах и кто будет проверять, но на резонный вопрос Яр ответил, что это сработает, если все пойдёт по плану, а если нет, то все наши доморощенные потуги и так не будут иметь значения. Я постеснялся спросить, что именно может пойти не так, а когда дозрел до вопроса, было уже поздно.

Такси остановилось у тротуара, человек за рулём вопрошающе кивнул.

— В пятьдесят первую больницу на Алябьева! — с трудом вспомнил адрес морга. Яра уже не было рядом, он прикрывал незримые тылы. Мужик открыл пассажирскую дверь, я быстро занял сиденье:

— Желательно, побыстрее. И я буду расплачиваться картой, — показал кредитку.

— Долго стоишь? Тебе повезло, я вообще должен был поехать другим маршрутом, поворот свой проехал.

Я отстранённо кивнул: так вот куда исчез Яр, наставлял таксиста на путь истинный. И хорошо направил, до самого конца водитель не проронил ни слова. Мы добрались до Филевского парка за сорок минут. Таксист предъявил счёт и, получив оплату, довольно хмыкнул:

— Тебе в больницу, что ли? Дешевле было бы скорую вызвать.

— Не, я в парк, — нет ничего хуже случайных свидетелей и их неслучайных расспросов.

— Точно, глубокой ночью самое время...

Мужик умчался восвояси, оставив меня на безлюдной улице одного. Справа горел огнями парк, где я раздобыл осколок, слева возвышалось здание больничного комплекса. Я поёжился, сунув руки в карманы ветровки. Слишком много совпадений, неужели всё должно закончиться там, где и началось? Окинул пятиэтажное здание страдальческим взглядом. Его вид устрашал. Тёмные окна, как глаза мёртвой стрекозы. Так же лишена освещения парковка, одинокий фонарь на её отшибе болезненно мерцал. Здесь что-то не так... Я шагнул в темноту, целясь в двери парадного входа, но появившийся откуда-то сбоку Яр заставил вздрогнуть от неожиданности:

— Стой! Пойдём в обход! — он шептал и размахивал рукой, привлекая моё внимание. Мне надо было сразу заподозрить неладное. Яр никогда не переходил на шёпот, для призрака в этом нет необходимости, но почему-то он нашёл причину сейчас. Я не придал этому значение. Послушно шёл к кустам у забора.

— Здесь есть лаз, — он указал на землю под ногами. — Ты как раз пролезешь.

— Хорошо, — я послушно нагнулся, влез в живую изгородь боком, нащупал проход в натянутой проволоке. Предок не обманул. — Слушай, что-то странное у них тут творится, свет нигде не горит.

— Может, отключили? — Яр встретил меня с другой стороны.

— Не знаю... да нет! Тут же медикаментов куча, холодильники, морг, в конце концов. Наверняка больницу питает своя подстанция или генераторная, на свет и холодильники её бы точно хватило...

Яр незаметно подвёл меня к окну на первом этаже. Пластиковая створка приоткрыта, внутри непроглядная тьма.

— Опять в окно? — я окинул предка скептическим взглядом. — По-моему, мы начинаем повторяться.

— Слишком много слов, Рома, — Яр все ещё шептал. — Я жду тебя внутри.

Он исчез, а мне не оставалось ничего другого, как проявить чудеса эквилибристики и, перемахнув через раму, очутиться с другой стороны. Это какой-то кабинет; спрыгивая на пол, едва не задел цветочную вазу. Перед окном стоял стол, всё аккуратно разложено и прибрано. В углу стоят кушетка и шкаф для одежды. Наверное, кабинет врача.

— Яр?

В ответ тишина. Пришлось красться к двери на цыпочках. Призрак обманул меня, внутри он не ждал. Прежде, чем выйти в коридор, накинул на голову капюшон ветровки. Малое утешение остаться не узнанным при взломе. Оставалось надеяться, что в этом комплексе охрана не ходит с проверками очень часто и не вооружена огнестрелом. Я сделал первые шаги в неизвестности, чертыхнулся, когда нога встретилась с ножкой стула, не решаясь идти дальше наугад. Внутри непроглядная тьма, еще хлеще, чем на прилегающей территории, словно что-то сгущало её. Пришлось достать телефон, включить фонарик. Его света хватало всего на несколько шагов. В подсознании зазвенел тревожный колокольчик, но я снова не придал этому значения.

— Яр? — произнёс вслух. Тишина уже начинала болезненно давить на уши. От неё по коже бежали мурашки, я с облегчением услышал звук собственного голоса. Значит, это не кошмар, и я не сплю. Приблизился к стене со стендами, пытаясь найти хоть какие-нибудь ориентиры. Мне главное — добраться до лифта, но, как назло, ни планов эвакуации, ни информационных табличек. С аллегоричных и местами пугающих плакатов средств индивидуальной защиты на меня смотрели люди с нарисованными, оцепеневшими глазами.

— Яр, где ты? — я добрался до поворота. Вернее, здесь коридор расходился на три стороны, и открывшиеся взору пути выглядели одинаково небезопасно. Я не дождался подсказки от предка, шагнул наугад, стараясь держать лишь условное направление. Луч фонаря выхватил из темноты человеческий силуэт. Вздрогнув, я остановился, перехватило дыхание, первая мысль: без оглядки броситься наутёк, но по истечении нескольких секунд никто не ухватил меня с поличным и не поднял тревогу. Мужчина в белом халате стоял спиной к стене, опустив голову. Я не смог разглядеть лицо.

— Я это... заблудился... — проблеял почти неразборчиво, отвёл лицо в сторону, уже искал пути для отхода. Бежать не пришлось бы далеко, рядом с работником больницы стоял ещё один человек. Черная роба охранника, растрёпанные, седые волосы, подбородок также лежит на груди. Потеряв страх, я шагнул вперёд:

— Так... а вот и тот, кто должен был помочь мне найти выход! — я нарочно произнёс это в полный голос. Никто не отреагировал на звук. За охранником стояла женщина средних лет, руки опущены вдоль тела, на голове шапочка медсестры. Я задумался: а ведь это не похоже на корпоратив после работы, уж слишком здесь весело. Да и где тамада? Где аниматор? Поднял телефон над головой, осветил коридор, насколько хватило возможности. Ещё как минимум пять человек впереди. Ох, как же мне все это не нравилось... Люди словно под гипнозом, стоят без движения, подобны восковым фигурам. Если Яр и тут использовал магическую печать, то в этот раз превзошёл самого себя. Убедившись, что врачебный персонал не представляет опасности, я позволил себе расслабиться. Пошёл вдоль строя, вальяжно размахивая фонариком и откровенно светя им на людей. Фамилии на бейджиках не запоминал и особо не разглядывал. Встретил что-то знакомое на груди врача невысокого роста. Остановился, чтобы разглядеть его лучше. На носу очки, редкие волосы аккуратно уложены назад. Точно, это же тот самый главврач, что отводил нас с Хмельницким в морг.

— Яков Петрович? — мужик не отреагировал. Я усмехнулся: — Ну, Яр, ну молодец!

Моё внимание привлекло тусклое свечение слева. Я поравнялся с брешью в импровизированной шеренге. Люди стояли плечом к плечу, но в этом месте в стене красовался... Инфернал.

— Люди, Инферналы, всё смешалось... — единственное, что сумел вымолвить от неожиданной встречи. Расплылся в довольной улыбке. Печать прижала тварь к стене без шанса на побег. В отличие от стоящих в коматозе людей, порождение Лимба находилось в сознании. Застыв в неудобной позе, гигант открыл глаза и заметно оживился при моём появлении. Его шкворчание приглушено. Их речь и в нормальной обстановке тяжело понять, сейчас я не мог разобрать ни одного слова, но неожиданно узнал пришельца из иного мира.

— А-а! Знакомые всё лица! Так ты тот ублюдок, что приходил ко мне во сне в больнице? — гоготнул, победно топнув ногой. — Ну что, добулькался? Попался, как муха на липкую ленту! А всё мне угрожал! Да мы с Яром вас... всех... тут... нах...

Я сбавлял пыл, присматриваясь к печати, которой сковали Инфернала. Она чернее ночи, с острыми краями-шпилями и резким узором. Из темноты её выделяло только тёмно-фиолетовое свечение. Нет, Яр не делал таких печатей. Я нервно сглотнул. Увидев моё замешательство, Инфернал замер, злобно зашкворчал:

— Умри, Исключенец...

— Рома, беги! — крик Яра справа, я не успел среагировать. Из темноты вынырнул человек, увидев меня, сбавил шаг и остановился. На его голове капюшон, тело скрывала мантия черного цвета. Не произнося ни слова, он вынес вперёд ногу, словно принимая боевую стойку. Я успел осветить незнакомца фонариком, в испуге попятился назад, произнёс на автомате:

— Блин, а ведь точно корпоратив! Вот и тамада...

Мужчина раскрыл левую ладонь, поднял руку на уровень живота. В воздухе, словно рисуясь на стекле, появилась фиолетовая пентаграмма и сделала один оборот вокруг своей оси. Он подбросил её в воздух, плавно, как теннисный мячик. Резко ударил по печати кулаком. Она лопнула с хрустом и бледной вспышкой, разлетелась на осколки, которые понеслись в мою сторону. Я открыл рот от стремительно развивающихся событий, произнёс на выдохе:

— Не, не тамада, аниматор, мать его!

В последний момент удалось взять себя в руки, кинуться к противоположной стене. Осколки пронеслись за спиной, шипя как змеи. Недовольное рычание оппонента подсказало, что сейчас будет второй заход, я наблюдал за ним из-за макушки главврача. Мужик размял шею, рисуя в воздухе очередную печать. Нельзя оставаться здесь и прятаться за людьми. Я не знал, чем так палил этот теннисист, но явно не воскресными пирожками...

— Не стой столбом, беги! — Яр где-то в темноте, я чувствовал близость предка, но не видел его. Мне нечего противопоставить оппоненту, я целитель, а не боевой заклинатель. Моё орудие — это защита. Как нельзя вовремя вспомнил эту особенность организма, приложил руку к бедру. Активация и переход защитной печати в боевой режим не заняли много времени. Незнакомец подкинул пентаграмму в воздух, целясь в мою сторону. Я рванул обратно в проход, уводя людей от удара. Печать треснула под взмахом руки, осколки блеснули во мраке. Я не решился испытывать судьбу и встречать их грудью, в последний момент упал на колени. Руки коснулись пола. Ха, посмотрим, как этот Аниматор переносит печать запрещения. Она нарисовалась перед глазами, импульсом пошла по рукам. Узор выводился на полу, но я заметил, что он получался не таким, каким хотел. Тьма, пульсирующая под ногами, ожила, в последний момент изменила печать против моей воли. Я не успел убрать руки, они прилипли к тёмной материи магнитом, её сгустки обволокли пальцы и окончательно прижали меня к полу.

— Ну, блин... — оказавшись в ловушке, я поднял на незнакомца досадливый испуганный взгляд. Он неспешно сокращал расстояние между нами. В ладони крутилась зловещая пентаграмма, но почему-то мужик медлил её применять.

— Я же сказал: беги!

Яр обреченно стонал. Из положения сидя, наконец, сумел его разглядеть. Призрак заперт в магическом кубе, в центре развилки, через которую я сюда пришёл. Темно-фиолетовый узор незнаком, но некоторые его элементы отдалённо напоминали фрагменты сдерживающей печати, такой же, которой сковали Инфернала. Я вспомнил о пленнике, что висел над полом в считанных шагах. Невольно взглянул на него. Заклятые враги оказались друзьями по несчастью, но ждать помощи с той стороны не приходилось. Гигант в сладостном томлении считал минуты до моей казни. Молящий взгляд Яра словно говорил: сделай хоть что-нибудь!

— Вот! А я говорил: обучи меня боевым печатям! — самое время напомнить предку о его лени. Если честно, я не представлял, как выбраться из ситуации. Попробовал оторвать руки от пола еще раз, но пульсирующая жизнью тьма не собиралась отпускать меня так просто, да и еще норовила проникнуть в тело. Её пробирающий до мозга костей холод вдруг показался мне знакомым. Такое же ощущение я испытывал, когда работал с биополем некоторых пациентов. Болезни бывают разными, но все они непременно имеют один симптом: исходящий жгучий холод. Незнакомец решился подойти ещё ближе. Его любопытство, граничащее с неуверенностью, раздражало. Но еще сильнее раздражало молчание, с которым аниматор собирался прикончить меня. Я опустил голову и закрыл глаза, приготовившись к самому страшному. У меня не осталось времени, чтобы найти выход...

Адепты черного бога — это жрецы смерти, которым чужда энергия созидания. Испокон веков Тьма отбирала среди людей тех, кто был способен вынести её мертвенный холод, и наделяла способностями, недоступными обычному человеку. Самые искусные заклинатели научились обходить законы Лимба, и Лимб не остался в долгу. Насылая на изгоев полчища Инферналов, он отрезал храбрецов от Истока жизненной энергии, навсегда предопределяя судьбу тех, кто встал на скользкий путь разрушения. Адепты, сумевшие выжить, стали отщепенцами и ушли в тень. Они объединились в культ, который независимо от Лимба и воли Богов сотворил собственного Кумира. Знание и сила заклинателей передавались по крови от отцов детям, но с каждым поколением их становилось всё меньше и меньше. Никто не знает, сколько семей поддерживает Кумира сейчас, но вечная междоусобная борьба не улучшает их и без того шаткое положение. Однако, этому можно только порадоваться. Чернобожцы не переносят солнечного света и для прохода в Лимб используют зеркала.

— Ромка, нет! — истошный крик Яра граничил со скулящей безысходностью. С ужасом в глазах призрак сполз на колени. Я поднял голову, в последний раз посмотрел на врага, усмехнулся грустной улыбкой побежденного:

— А как же суперэпическая речь главного злодея в конце?

Аниматор навис тенью расправы. Пентаграмма в руках сделала еще несколько кругов. До ужаса странный тип, хоть сказал бы напоследок пару тёплых слов. Он продолжал упорно молчать. Да и смотрел на меня так, будто оценивал. Интересно, мужик присматривался к моему скальпу или определял уникальность строения черепа с позвоночником, как это делал Хищник. Я кивнул:

— А-а-а, я понял, её не будет. Тогда дай я скажу... — я на секунду задумался: забавно, что в последнее время все события так или иначе напоминали мне имя одного из самых злейших врагов, с которым меня когда-либо сталкивала жизнь. — Один человек, не слишком хороший, однажды сказал мне: даже самая густая тьма в душе — это всего лишь болезнь, и её можно вылечить...

Оппонент не до конца понял смысл сказанных слов. Мне же лучше, я успел сфокусировать в пальцах максимум энергии, на которую только был способен. Печать исцеления вспыхнула перед глазами лучистым огнём. Я не уверен, что она подействует или подействует правильно, не уверен, что удастся победить Аниматора так просто, но я и не целился в него. На линии моего огня тюрьма Яра. Посланный импульс с неожиданной силой пробурил темную печать изнутри, вскрывая ее, как старый асфальт. Я удивленно воскликнул, почувствовав, как тьма отступает, освобождая пальцы. Переломный момент битвы прошёлся по моему лицу триумфальной улыбкой. Как и подозревал, теннисист был тёртый калач, он вовремя отпрыгнул, избежав прямого удара, но уже не смог помешать мне. Стрела помчалась к клетке Яра, разрастаясь широкой полосой и неся с собой свет. Темная печать вздрогнула и треснула под натиском. Она распалась на три части, давая призраку свободу.

— Молодец, Ромка! — Яр снова на коне, сжал кулаки и развёл руки. Он восстанавливал силы. Я прикусил губу: блин, вот интересно, обязательно орать моё имя на всю больницу? Я, конечно, не сомневался, что обычные люди его не услышат, но этот Аниматор явно не подходил под описание нормального человека. Да и был ли он человеком? Мужик обернулся на крик. Пентаграмма, которую приготовил для меня, полетела в сторону предка. Тот заблаговременно исчез, злорадно усмехнувшись. Отряхивая руки от холодной золы, в которую превратилась тёмная субстанция под ногами, медленно встал и я. Теперь, когда соотношение сил в нашу пользу, дальнейшая битва предрешена и будет похожа на избиение.

— Сдавайся, — произнёс я тихо, еле перевёл дыхание. Я потерял слишком много энергии. Голова кружилась, взгляд никак не хотел фокусироваться на оппоненте. Да еще и этот дурацкий тренировочный костюм! Выгляжу в нём, как гопник с района, и говорить пафосные речи не поворачивается язык. Теннисист ничего не ответил, вытянув руку, снова стал рисовать пентаграмму. Я закатил глаза: чертов упрямец, а ведь у меня почти нет сил для сражения, и он об этом прекрасно знает. Возможно, я и погорячился, когда возомнил, что исход битвы предрешён. Одна надежда на Яра, но что-то мой призрачный тиран слишком долго перегруппировывался. Я услышал его крик, когда незнакомец подкинул печать в воздух, уже перед самым ударом.

— Беги, дурак! — яркая вспышка ослепила глаза. Печать Яра вспорола снова сгустившуюся тьму на стене, проросла сквозь неё светлыми жилами, из краёв которых вылезли шипы. Мужик был слишком сосредоточен, чтобы отреагировать на опасность. Они ударили сбоку, резким выпадом пронзили тело теннисиста и подбросили в воздух, приковав его к противоположной стене под самым потолком. Упёртое молчание, с которым всё это происходило, пугало и выводило меня из себя одновременно. Кинулся вперёд, чтобы усилить печать предка, но Яр грозно сверкнул глазами, появившись перед самым носом:

— Беги, твою мать!

— Да почему? Сейчас добьём мерзавца! — я потянулся к узору на стене, но заметил, как Аниматор изловчился вывернуть руку и с необычайной лёгкостью сломал один из шипов. Распадаясь на пыль, осколки исчезали в чёрном месиве.

— Это заклятия черного бога! Мы не справимся с этим отребьем сейчас! — Яр прокричал, теряя самообладание, обернулся. Мужик продолжал освобождаться, и я с ужасом смотрел на это действо. Лоскуты одежды, отрезанные от его мантии, ожили, поднимаясь вверх и стараясь прирасти на место. Я неуверенно развернулся, понимал: у нас немного времени, пока этот бессмертный Терминатор придёт в себя. Кинулся по коридору в указанную Яром сторону. Неприятное жжение прорезало руку. Только этого не хватало! Я задрал рукав: сдерживающая печать стёрта наполовину, проклятие ушло в тело, воспользовавшись моей слабостью.

— Яр, клякса!

Предок понял меня с полуслова, он уже двигался рядом, вытянув руку.

— Ты потерял много сил, держись, это ещё не конец. И... молодец, что догадался, как бороться с тьмой, — он напряженно улыбнулся.

— Да хрен с ней! Кто этот стрелок? Как он это делает? И какого хрена он не сдох?

— Их называют Чернобожцами, и похоже, он тут из-за осколка! Они используют боевые печати. Черная, древняя магия! Нам его не победить вот так, с наскока.

— Моя защита выдержит попадание такой печати?

— Боюсь, что нет...

— Охренеть! Но я тоже так хочу, палить "блинчиками" налево и направо! Обязательно сделай из меня "пулемётчика Ганса"! — я хрипло рассмеялся, сплюнув на пол. Ноги вязли в рыхлой золе, но мы уверенно продвигались к лифту. Оставалось надеяться, что каким-то чудесным образом он будет работать.

Десять лет назад.

После моего случайного визита к странной цыганке и её ужасного пророчества, которое, к слову сказать, не сбылось, наша с Димкой жизнь пошла в гору. Не сказать, что на кольце удавалось зарабатывать на роскошь, но на съём однокомнатной квартиры нам хватало и оставалось даже накрыть на скромный стол. Он не ломился от деликатесов, но голодными мы не оставались. Бросать учёбу также никто не собирался, поэтому все махинации с перстнем делались исключительно в вечернее время суток. Ответственным за наживу Хворостов назначил себя самостоятельно и меня к такому важному делу не подпускал. Моё предназначение в его не замысловатой схеме, как говорил сам Прохвост, заключалось в прикрытии тылов и обеспечении продовольствием наш скромный партизанский отряд. С этой задачей мне справиться было особенно легко. Вот и пригодились кулинарные навыки, что добывал, живя на иждивении родственников. В этот раз Димка завалился домой навеселе. Взял дурную привычку ходить по квартире в обуви, скидывая куртку, шарф и шапку на пол прямо в прихожей. Мне, как человеку, следящему за порядком, это, конечно, не нравилось.

— Ты охренел! Опять грязь разносишь! — встретил его на пороге кухни, одарил суровым взглядом. В одной руке держал половник, в другой — прихватку. Грудь и пузо прикрывал разноцветный передник из запасов хозяина квартиры. Димон открыл рот, чтобы как обычно отшутиться, но увидев меня, залился истеричным смехом. Так и прошёл на кухню в ботинках.

— Что ты ржёшь, как конь? — мне пришлось отвлечься на плиту, делать огонь тише под большой кастрюлей, в которой кипели щи. Хворостов упал на стул у двери, распластался по столу и смеялся, как сумасшедший. Не сразу я почувствовал, что он пьян.

— Ты знаешь, я всегда представлял свою семейную жизнь в таком вот виде, — Димон с трудом отсмеялся, перехватил несколько виноградинок с фруктовой вазы.

— Да пошёл ты! Я не кухарка и уж тем более не твоя жена! — слова Прохвоста неожиданно задели меня. Мы съехали из общежития месяц назад, и все это время я только и делал, что обслуживал друга, вечно пропадающего бог весть где.

— Я всегда представлял, что моя жёнушка будет ходить по квартире в нижнем белье, под вот таким вот передником. На голове у нее будет целый ворох бигуди, а лицо измазано сметаной! Я согласен на бигуди и сметану, но не смей тут шастать в трусах! — Димон ушёл в очередную истерику. Я оставил его колкости без комментариев. Заговорил, когда он успокоился.

— Ты сегодня поздно, где был? Всё нормально?

Я всегда задавал этот вопрос, когда в воздухе начинало висеть тревога, сегодня я чувствовал её особенно отчётливо. То, чем мы занимались, не попадало под какую-то конкретную статью Уголовного кодекса, но и законным от этого не становилось.

— Ох, ты точно похож на мою будущую жену... — он погрустнел, видимо, алкоголь в крови сбавлял обороты. — Я был у дядьки, кстати, моя племянница уже большая, хочешь, познакомлю? А то сидишь тут один, как сыч.

— А я и смотрю, что тебе весело! Где уже успел нажраться? Неужто дядька налил? — я заканчивал с супом. Обычно варил самую большую кастрюлю, чтобы хватило на три-четыре дня.

— У дядьки, но догнался до кондиции, пока ехал обратно. И кстати, это ещё не все разъезды на сегодня. Кольцо вернулось? — его взгляд окаменел.

— Да ты с ума сошёл! В таком состоянии ехать к чёрту на кулички, да ещё и торговаться с этими упырями? Да они только почуют, что ты пьян, обуют прямо в ломбарде!

— Не писайся! — хладнокровию Хворостова, как и его пофигизму, можно только позавидовать. Он встал, поправил свитер и ударил себя по щекам. — Я быстро, туда и обратно, пока доеду, протрезвею. Так, кольцо у тебя?

— Я не знаю, ещё не проверял. Надо посмотреть в одежде, в комнате.

— Ну да, конечно! — Хворост расстегнул ворот свитера, недобро заулыбался, сделал наигранно томный взгляд, шагнул в мою сторону. — Когда моя жена будет вот так стоять, я знаешь что буду с ней делать?

Он не дал ответить, наскочил на меня неожиданно резко, крепко обнял, прижав к плите. От ужаса я выронил из рук прихватку. Ударить его в пах, под дых или лбом в лоб?

— Не бузи мне тут! Кольцо возвращается тебе в руки! — он дышал перегаром мне на ухо, нагло щупал карманы штанов, ухватился за задницу. Вот этого я стерпеть уже не смог, замахнувшись, оттолкнул пьяного приятеля. Димон с размаха наскочил бедром на стол, смеясь и корчась от боли одновременно.

— Ты не представляешь, у меня почти на тебя встал!

— Эй, я тебя предупреждаю! Ещё раз, и больше ни разу! — я угрожал Хворостову вытянутым половником. Без промедления пущу его в ход.

— Да не переживай ты, всё будет хоккей! — разжав кулак, Прохвост играл вытащенным из кармана перстнем. Я надеялся, что смогу удержать его дома. Провожая Димку в прихожую, смотрел на него с укором, лицо пылало жаром негодования:

— Хам!

— Сударыня, не гневайся, я скоро вернусь! — он неуклюже поднял с пола брошенные вещи, напялил шапку на глаза. — И, кстати, я не шутил насчёт своей племяшки, она симпотная, позже фотку притащу, может, у вас выгорит, и мы ещё родственниками станем! Хотя я буду ревновать...

Хворостов подмигнул мне и едва увернулся от просвистевшего над ухом половника. Выскочил в коридор, дико хохоча:

— Буду через час! Я принесу тебе пива, сегодня нажрёмся от души!

Закрывая за приятелем дверь, закатил глаза: с такими замашками с ним только пить... Но голова моя забита совсем другим. Прохвост совсем потерял страх, и это не может закончиться хорошо. В памяти снова всплыл разговор с цыганкой. Подвешенный за ноги заяц совсем не внушал уверенность в завтрашнем дне.

Настоящее.

— Вот я растяпа! — я легонько ударил себя в лоб. Яр двигался впереди, вытянув руку и нарисовав в ладони печать света, озарял путь. Он украдкой взглянул на меня.

— Что случилось?

— Я телефон там оставил, — еле поспевал за призраком. Шарахаясь от каждого шороха в темноте, я уже не разбирал дороги и не запоминал её. Хорошо, что этот Чернобожец догадался собрать людей в одном месте, и они теперь не путаются под ногами. Оборачиваться назад, чтобы оценить происходящее, было страшно.

— Этот хмырь вообще человек или кто? Он не сможет им воспользоваться? Позвонить Борисычу, например?

— Ага, чтоб взять за тебя выходной! — Яр недобро хмыкнул. — Навряд ли. Если адепт чёрного бога решил заполучить осколок, то он будет действовать здесь и сейчас!

— Что он сделал с людьми, а тот Инфернал в стене? Я думал, это ты балуешься...

— Чернобожцы не служат Инферналам. Они вообще не видят разницы между ними и людьми. Всё живое для них — лишь инструмент для достижения цели. Мы попали в сложную ситуацию, Рома. Осколок, который сейчас в морге, — белый!

Он произнёс последнее слово с паузой и нагнав таинственности. Взглянул на меня так, будто это могло сказать мне о чём-то важном и наконец пролить свет на причины наших безрассудств последних дней.

— О, отлично! Белый! — я иронизировал. — Тогда всё понятно, ну если он белый! Жаль, непонятно, что вообще такое этот твой осколок!

Мы добрались до парадного входа в больницу. Двери заперты и перечёркнуты странным узором изнутри. Печати этого Чернобожца отличались изощрённой фантазией. Но теперь я хотя бы мог сориентироваться в пространстве и самостоятельно найти лифт. Яр шёл рядом:

— Осколки — это часть Небесного Зеркала.

Предок как всегда краток и лаконичен. Захотелось снова острить, но я бы повторился, тем более мы пришли к искомому объекту, озадаченно переглянулись. На дверях лифта красовался целый набор из тёмно-фиолетовых печатей, казалось, они выпирают на несколько сантиметров, и для полного ажура не хватало лишь жёлтой полицейской ленточки с повторяющейся надписью: "не пересекать!"

— Небесное Зеркало, говоришь? — я нервно усмехнулся — А то мне Инферналов мало...

— Инферналы для мира живых, это только полбеды, Рома, — задумчиво ответил Яр, он деловито хмыкнул, переместившись поближе к элеватору. — Их здесь много, но всё однотипное, я думаю, ты сможешь исцелить всё это, так же, как и в первый раз.

— Ты хочешь, чтобы я кинул на эту хрень ещё одну печать? — я нервно сглотнул, вспоминая, сколько сил потратил, высвобождая призрака из плена. — Хочешь, чтобы я тут сдох?

По коридору слева прошёлся сквозняк, почувствовав приближение врага, внутри меня заклокотало пламя страха. Я в ужасе подскочил к дверям, пройдя Яра насквозь.

— А ну, разойдись!

Руки коснулись вязкой поверхности, как и в прошлый раз, она притянула меня, пальцы опутывали тонкие отростки. В голове мелькнула мысль: это похоже на хищную материю, она не поглощала энергию махом, не за один присест, питалась аккуратно, словно осторожничая, но делала это неумолимо и уверенно. Печать исцеления вспыхнула перед глазами, прошла импульсом, который при соприкосновении с тьмой прожег в ней дыру. Услышал приглушённый звон сбоку, я стоял с закрытыми глазами, уйдя в концентрацию, насколько позволяла усидчивость, но крик Яра понемногу доходил до разума:

— Рома, вниз!

В последний момент упал на колени и опустил голову. Осколки пентаграммы вонзились в стену, туда, где только что маячила моя физиономия. Я не мог прервать сеанс, края печатей выгорали под натиском света, исходившего из моих ладоней. Процесс долгий и выматывающий. Яр встал на мою защиту, он отбил несколько осколков, принял боевую позу, развёл в стороны руки, в которых тлело пламя грядущего противостояния, победно оскалился:

— Сегодня не ночь Чернобожцев! Белый Осколок будет нашим!

Мужик, в чей чёрный монастырь мы влезли без приглашения и вообще без устава, с любопытством склонил голову набок. Он был похож на собаку, большую, блин, злобную собаку! Сделал несколько шагов в нашу сторону. Да его молчание ничем не пробить! Впрочем, как и физическую оболочку. Яр сказал нам, его не победить так просто, что ж, оптимизму моего предка можно только позавидовать. Нет, ну на самом деле, лучше бы рассказал, как убить этого горца из клана Маклаудов, а не то, как этот горец убьёт нас! В воздух взметнулась очередная пентаграмма. Я улавливал движения краем прикрытого глаза, больше ориентировался на слух и вспышки света. Яр — не резервуар безграничной силы, я видел, как он измотан, а самое страшное, наверное, мог умереть. Теннисист продолжал атаковать на расстоянии, рисуя пентаграммы все быстрее и быстрее. Их битва не могла кончиться с нашим успехом и без моей помощи. Как только сопротивление тёмных печатей сошло на нет, резко развернулся, упал на карачки. Я собрал остатки силы, приперчил её ненавистью к этому не убиваемому Аниматору, с яростным криком ударил ладонями в пол. Печать исцеления превратилась в острый нож, молнией понеслась к незнакомцу. Он успел отпрыгнуть в сторону, повиснуть на стене. Не успел ударить по последней пентаграмме, подброшенной в воздух. От мощи посланного импульса меня отбросило назад. Я приземлился на пятую точку и замер. Здание задрожало, что-то трескалось в темноте, проходило рябью по стенам и потолку. Через секунду в коридоре вспыхнул свет. Я застонал, закрыв лицо. Сами собой распахнулись двери лифта, заиграла приятная музыка.

— Яр! — я крикнул в отчаянии. Шатаясь, поднялся на ноги, разлепил глаза. На стенах уже не было чёрных печатей, куда-то пропал и Чернобожец.

— Быстрее к лифту, пока печать надорвана! — призрак уже стоял в кабинке, подзывал меня рукой.

— Куда он делся?

— Они не выносят света! Быстрее, нельзя терять времени! — я кинулся к Яру, но освещение пропало так же неожиданно, как и появилось. Музыка из динамиков исказилась до устрашающего скрежета и затихла. Чернобожец совсем рядом, он ухватил меня за руку. Стоял так несколько секунд, но не применил печать, не сделал ничего, чтобы хоть как-то навредить. В эти мгновения я лучше разглядел лицо неприятеля. Ну, как лицо... Ни глаз, ни рта, ни выразительных черт или особых примет. С завистью подумал: вот так и надо идти на проникновение со взломом, а не как я, в трениках на голый энтузиазм. Тьма обволокла голову теннисиста тонким шёлковым платком. Я разглядел впадины глаз, выпирающий нос и даже очертания губ. Несмотря на кажущуюся непроницаемость, почувствовал взгляд незнакомца и к ужасу понял: я знаю этого человека. Что-то знакомое промелькнуло в образе. Я нервно сглотнул: Хмельницкий?

— Ну же, давай! — процедил сквозь зубы, сам не заметил, как занёс вторую руку. Печать исцеления наготове. — Даже если ты полностью соткан из тьмы, не переживай, это лечится!

Незнакомец не оценил шутки, в свободной руке рисовалась ещё одна пентаграмма. Яр за спиной смотрел на это действо, продолжая упорно молчать. Двери лифта открыты, но чтобы добраться до них в одном прыжке, надо постараться. Я не искал пути к отступлению и не мог представить, что будет, когда безграничная тьма Аниматора схлестнётся с моим светом. Но даже не помышлял атаковать первым, каждая секунда промедления давала мне дополнительный запас энергии. И только сейчас я понял, что то же самое делал и мой оппонент. Его силы не безграничны, ещё раз убедился, что передо мной обычный человек, такой же, как и я. Когда общее напряжение достигло своего пика, а узор печати незнакомца замкнулся, я сжал губы. Наверное, даже был готов умереть, но не в эту ночь. Отстранённый гул неожиданно усилился. Знаю, на что это было похоже. Зов порождений Лимба. Яр говорил, что Чернобожцы воюют с Инферналами? На губах заиграла невольная улыбка, которая тут же сошла на нет. Худой гигант появился сбоку, нёсся на наши сцепившиеся фигуры, вытягивая вперёд руку. Он звонко зашкворчал:

— Не смей, изгой! Кровь Исключенца моя по праву!

Да не может того быть! Как говорится: пришло, откуда не ждали. Видимо, в тот момент, когда я надорвал печать тьмы, что обволокла больницу, из своей тюрьмы вырвался и мой старый знакомый. Аниматор зарычал от злости. Ему пришлось отпустить меня. Так и не успел применить сделанную печать, отбиваясь от неожиданной атаки. Красная вспышка ослепила глаза, я вскинул руку, но печать исцеления не подействовала на порождение Лимба, а Чернобожец, увернувшись от его атаки, успел отпрыгнуть на безопасное расстояние. Мы встали втроём друг против друга. Заметил изумленное лицо Яра, от ситуации, развивающейся в непредсказуемом ключе, открылся рот даже у меня:

— Хей! Да у нас тут праздник крови какой-то! Встреча выпускников Лимба? — острил, чтобы унять внутренний страх и напряжение. Не представлял, как биться с двумя противниками одновременно при том, что на них требовались разные печати.

— Готовься, я разберусь с тобой позже, Исключенец! — зашкворчал ставший мне уже родным Инфернал. Он первым пошёл в атаку на Аниматора. Ударив худой рукой по полу, послал в сторону Чернобожца алые стрелы. Они больше похожи на иглы и, скорее всего, ощутимо ранили. Вообще впервые видел, как Инферналы пользуются магическими печатями. Едва успел разглядеть её в чёрной золе. Плавные и смазанные очертания, словно кто-то небрежно растёр пальцем кровавое пятно. Теннисист успел нарисовать пентаграмму, но снова не успел ей воспользоваться. Он отпрыгнул к стене, взбежал по ней, как мастерский ниндзя.

— Рома, уходим! — Яру пришлось побороть хрипоту, чтобы докричаться до меня. Но увидев, как победно разворачиваются события, я отмахнулся, сделал шаг в сторону загнанного под потолок врага.

— Ха! Думаешь, увернёшься? — было изумительно и необычно действовать заодно с порождением Лимба. Мы стояли плечом к плечу и уже пару минут не стремились прикончить друг друга. Правду говорят, что общий враг объединяет. Я сфокусировал в пальцах печать исцеления, планируя повторить свой трюк, но как только руки коснулись пола и по нему побежали искры, тёмная печать разомкнулась. Освещение вернулось в норму, снова выжигая мои глаза. Яр стоял в лифте, опасливо поглядывая на потолок, снова приятная мелодия доносилась из открытых створок. Я поднял голову и замер. Вокруг ни души, стена, на которой только что висел Аниматор, — пуста.

— Блин! Они остались там! Яр, мне надо обратно! — я обернулся на предка, но он в страхе попятился, тыкал пальцем куда-то за мою спину. Не предчувствуя ничего хорошего, я медленно обернулся. Их был целый сонм. Худые гиганты стояли в плотном, беспорядочном ряду, смотрели на меня, не шевелясь и не издавая ни звука. Инфернал в авангарде поднял руку. Перед ударом я вспомнил слова призрака. В Лимбе действительно творилось оживление и действительно по нашу душу. Я упал навзничь, проехавшись по кафельному полу. Волна от взорванной печати обдала неприятным жаром. Этот узор мне удалось разглядеть намного лучше предыдущего, он кровавым "зайчиком" стоял перед глазами. Я даже не попытался встать, озлобленно фыркнул:

— Ах так? — в уме нарисовалась печать запрещения, не теряя времени, резко ударил ладонями об пол. Драка с "другой стороны" не должна пройти без моего участия.

— Осколок не должен принадлежать...

Да-да, старая песня! Я не стал слушать продолжение. Ходячие скворчащие сковородки не отличались ни умом, ни сообразительностью. Печать налилась энергией, но я чувствовал, что больше не смогу их ставить. Позвоночник горел огнём, а пальцы подрагивали от напряжения. Я снова оказался в темноте, отдышался. Попытался встать, но тьма в очередной раз приковала меня к себе. Похоже, я тут единственный, от кого ей получалось питаться энергией. Печать исцеления поправила бы моё положение, но все потуги сконцентрироваться на её применении не увенчались успехом. В этот раз я оказался в плену по самые помидорки. Смотрел на черный потолок с лёгким унынием и скулящей тоской, ведь над головой разворачивалась эпичная битва, а я мало того что остался не у дел, да и наблюдаю за происходящим не с самого удобного ракурса. Инфернал уступал Чернобожцу в проворности, но не в живучести. Они разили друг друга заклятиями, и если Аниматору удавалось уворачиваться от прилетающих к нему "ништяков", то худосочный принимал все удары судьбы грудью и даже не думал о защите. Его медлительность заставила меня не на шутку озаботиться исходом дуэли. Хотя теперь-то какая разница, кто добьёт меня в конце?

— Яр!

Терпеть не слишком удобное положение окончательно надоело. С ума сойти! Я только осознал, что всё это время пока мы доблестно бились с врагом, мой предок упорно отказывался покидать кабину лифта. Он появился возле меня с видимой неохотой, осмотрел с ног до головы.

— Ну, я же просил... — он простонал, присаживаясь на корточки и занося руку, действуя стремительно и чётко. Я уже не осуждал его за излишнюю осторожность, окончательно растеряв силы и сам теперь не прочь был укрыться в лифте до лучших времён. Яр помог освободиться от пут, я вскочил на карачки, набирая скорость с низкого старта, помчался к дверям лифта. Инфернал отбросил меня от створок не слишком далеко, но всё равно пришлось стать кабанчиком для охоты. Осколки пентаграммы просвистели над головой, я надеялся, что попал под обстрел в последний раз. Яр вступился за меня, выстроив щит. Надеюсь, моё излишнее геройство не принесёт нам много неприятностей. Проехав последние метры на коленях, я наконец заскочил в кабину, ударил по кнопке подвального помещения. В закрывающихся дверях все ещё мерцали вспышки битвы. Яр появился слева, грозно сверкая глазами и напирая на меня, как танк:

— Если ты не будешь делать, что я говорю: мы долго тут не протянем!

— Прости, я думал, мы прикончим упыря вместе с тем стройнягой...

От усталости я сел на пол. Перед глазами звёздочки, тело пробивала дрожь:

— Блин... что-то жизнь меня к такому не готовила. Почему они враждуют?

— Долго рассказывать. Считай, что Чернобожцы могут ходить в Лимб, как к себе домой. Инферналам это, конечно, не нравится.

— Ходить в Лимб, конечно, хорошо, а я вот думаю: окажусь я в морге, а дальше как? Ты сквозь стены уйдёшь, а я? Обратно-то как я буду возвращаться? И, кстати, как ты умудрился попасть в ловушку? Не мог увидеть её издалека? Мне кажется, тяжело не увидеть всю эту живую хрень на стенах!

Яр опустил голову, отвёл глаза.

— Я думал, мы проскочим незамеченными...

— В каком это смысле? — я начинал приходить в себя, но не от того, что восполнил потраченную энергию. Откровения предка заставили даже привстать.

— Это же белый осколок, надо понимать, что как только он появился в мире и дал зов, то это не осталось незамеченным, не могло остаться...

— Ты хочешь сказать, ты видел ловушку и все равно потащил меня в это пекло? — я сделал угрожающий шаг в сторону призрака.

— Прости...

— Нет, серьезно! Ты видел этого не убиваемого Терминатора! Этого Титаника, потопившего айсберг, и не сказал мне? Даже не намекнул? — озарение пришло ко мне слишком поздно: — А-а, так вот, почему ты шептал у больницы...

— Он мог меня заметить, да. Прости, иначе бы ты не согласился сюда идти...

— Ох, какая бы была трагедия! Вдруг ненароком я остался бы в живых! — я сжал кулаки от переполнившей меня злости. — Как я выберусь потом из подвала? Ты хоть это предусмотрел?

— Да, конечно! Там есть запасной выход! — улыбкой Яр попытался снять напряжение, но я одарил предка суровым неприступным взглядом. Заботливый какой! Тоже мне, Мать Тереза! Уж что-то, а добровольно лезть в капкан я точно бы не захотел. Впервые получал от Яра такие сюрпризы и очень об этом сожалел. Лифт остановился на нулевом этаже, открыл двери. Я осторожно выглянул в коридор. В прошлый раз он встречал куда приветливее. Освещения опять нет. Печать охватила не только наземные этажи больницы, но и местные катакомбы. Могуществу Чернобожца можно только позавидовать.

— Освещай путь, — я бросил призраку через плечо, все ещё злясь на него, чтобы смотреть в глаза.

— Да, конечно! — Яр послушно вытянул руку, пошёл первым. Стены, как и на первом этаже, обволокла пульсирующая жизнью тьма, но кажется, здесь её несколько меньше. Я не знал, что это за субстанция, а спрашивать об этом Яра не позволяла обида. Надеялся, как только получим этот треклятый осколок, он удосужится пояснить всё, что здесь сейчас происходит.

— Ты помнишь, куда идти дальше? — Яр сбавил шаг, обернулся. Мы в первом зале, помню его хорошо, но дальше отсюда отходило три коридора. Куда именно мы сворачивали, я уже подзабыл, хотя если честно, и не запоминал особо. Уж очень сильно не хотелось сюда возвращаться. Остановился в центре зала. Потолок подпирало четыре колонны, оставалось вспомнить, какие из них я должен был пометить в тот раз. В голову не лезло ничего, кроме того момента, когда мы стояли с врагом лицом к лицу.

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, что этот твой Чернобожец мне знаком, — я прошёл к ближайшему проходу справа. Задумчиво посмотрел в его удаляющееся лоно. Внутри непроглядная тьма.

— В каком смысле? — Яр напрягся. Он остался в центре зала, стоял, неудобно задрав руку. Хотя почему вдруг бестелесному призраку может быть неудобно?

— В таком. Ты же можешь заглянуть за покров его тьмы? Узнать, кто скрывается под маской? — я не решился идти в первый проход. Оттуда потянуло затхлым смрадом.

— Нет. Это же печать тьмы. Только Чернобожец может преодолеть её завесу, — Яр озадаченно крутил головой по сторонам. В поисках от него мало проку, когда я посещал морг в прошлый раз, кольца со мной не было.

— Ты чувствуешь? — я перешёл на сдавленный шёпот. Темнота вокруг неожиданно сгустилась, стала как кисель. Черная капля приличных размеров бесшумно свисла с потолка за нашими спинами. Я увидел её украдкой, прижался к стене. В предчувствии очередной драки живот болезненно скрутило. Как хорошо, что не успел поужинать в больнице...

— Смотри! Натяжной потолок протёк! — истерично хихикнул, указав на зависший над полом кокон. Идиотская аллегория, но единственное, что пришло в голову.

— Беги! — призрак стоял к нему спиной, опустив руку, сходу ударил боевым заклятием. Он не успел лишь на долю секунды, капля оторвалась от потолка и, соприкоснувшись с полом, приняла образ человека. Чернобожец поднялся с колена. Он один, Инфернал или погиб, или ушёл ни с чем. В этот раз бежать в неизвестность вообще опасно. Вокруг лабиринт, из которого я знал только один выход. Так и не решился срываться в темноту, сжал кулаки, приготовившись к бою. Аниматор увернулся от атаки Яра, сделал несколько ловких шагов и уже стоял возле предка. Он размахнулся, бросил руку вперёд, словно преодолевая незримый щит, неожиданно схватил его за шею. Мои глаза расширились от ужаса, мурашки побежали по телу. Не может быть! Это не было похоже на магический удар, Чернобожец контактировал с призраком, как с телесным объектом. Я присел на корточки, прицелился. Знал, как воевать с ублюдком не от мира сего, печать исцеления вспыхнула кровавым огнём. Мой отчаянный крик не отразился эхом от вязких стен, яркая вспышка прочертила узор. Тяжело застать Аниматора врасплох, но, ожив, Яр вдруг перехватил его руку, в этот раз не дал отпрыгнуть. Я вложил в удар всю энергию, которую успел накопить за эти минуты, упал на колени, обессиленно откинулся назад. Тёмная печать снова оказалась надорвана, освещение моргнуло и зажглось. Находясь на грани потери сознания, я не смог сфокусировать взгляд. Вокруг всё расплывчато, Яр исчез, видел лишь силуэт мужчины. Не в чёрной маске и мантии, вполне живого человека. Руки и ноги отнялись, я не мог бежать, не мог драться, сердце билось через раз. Мужчина смотрел на меня несколько мгновений, решился подойти ближе. Это был Чернобожец, в этом не приходилось сомневаться, но мой удар сорвал покров тьмы. Я слишком слаб, чтобы разглядеть лицо врага. Оправившись от удара, пульсирующая темнота неуверенно сходилась над головой. Захватывала серый потолок, срастаясь, как рана на коже.

— Ты способный, но тебя постоянно что-то сдерживает, — я впервые услышал голос оппонента, но он все ещё изменён и не похож на человеческий. — Прими тьму, она поможет открыть все грани твоего таланта.

Мне стало тяжело дышать, незнакомец протянул руку, в ладони крутилась пентаграмма. Я смотрел на неё, не в силах сопротивляться, тьма окутывала силуэт Аниматора. Резкое жжение прошибло ногу. Перстень Яра, лежащий в кармане, нагревался, как от пламени горелки. Боль вернула мне чувство реальности, я сфокусировал взгляд, но слишком поздно, лицо Чернобожца снова скрылось за печатью тьмы. Принять её, чтобы раскрыть таланты, а потом до конца своих дней прятаться от солнечного света, как крыса? Он что, серьёзно?

— Принять тьму? — я с трудом открыл рот, в горле пересохло. — Лучше прими успокоительное, придурок!

Я подался вперёд, взмахнул рукой. Резко ударил по его ладони, заставил Аниматора отпрянуть назад. Пентаграмма растворилась в воздухе.

— Беги!!! — крик Яра прогремел в ушах, он снова общался со мной через перстень. Я вскочил на ноги, кинулся в ближайший проход. Освещение морга ещё не потухло, но тьма как плесень обволакивала плафоны, свисала с них неприятной жижей.

— Ты жив, Яр? — я сунул руку в карман, надел перстень.

— Да, но этот урод потрепал меня, я пока наберу силы, найди осколок!

— Этот хрен сказал, что я способный и могу принять тьму! — я почти не разбирал дороги. Коридор петлял и уменьшался в размерах, после очередного поворота на стенах закончилась больничная плитка. Тьма все ещё пыталась захватить катакомбы, сомкнуться над головой смертельной ловушкой, но что-то мешало ей.

— Не слушай его и не подпускай близко. Продержись пару минут, я уже на подходе!

Я медленно сбавлял шаг. Определённо шёл не в сторону морга, но исправить это сейчас как-то не представлялось возможным. Тьма капала на пол, как воск горящей свечи, и я, кажется, начинал понимать, почему ей ещё не удалось вернуть контроль над подвальным этажом. Белый шум ударил в уши, пробрал до мозга костей. Инферналы, которых я встретил перед лифтом, рвались внутрь. Один из них появился передо мной, спрыгнув с потолка. Узкие глазки-щелочки смотрели, обдавая холодом.

— Ну, только вас мне не хватало! — я устало ударил себя по ляжкам. Недолго соображая, Инфернал вытянул вперёд руку, размашистым шагом сокращая дистанцию между нами. У меня недостаточно сил для контратаки, к тому же Яр в отключке, а значит, оставалось только одно — бежать. Я развернулся на месте и замер, судорожно выдохнув. Чернобожец стоял у меня за спиной в полном одеянии, молча выводил пентаграмму на ладони.

— Да мать вас всех за ногу! — я обречённо заскулил, оказавшись между молотом и наковальней. Бежать особо некуда, коридор хоть и длинный, но без переходов.

— Не, ребят, давайте ещё хоть немного побегаем, а то это будет слишком быстрый бой, а впереди ещё полночи... — я нервно улыбался, переводя дух. Действительно, прикончат они меня махом, как пить дать, пропущу всё самое интересное. Враги сокращали дистанцию, напирая одновременно, в жутко раздражающем молчании. Я метался из стороны в сторону, теряя контроль над ситуацией и чувствуя, как паника захватывает разум.

— Яр! — мой крик ушёл в пустоту. Кольцо молчало.

— Исключенец, осколок не должен принадлежать людям... — Инфернал скворчал, как заезженная пластинка. От этого утверждения уже в трубочку заворачивались уши. Уж лучше бы он молчал. В очередной судорожной попытке найти выход мои пальцы наткнулись на шатающуюся кладку кирпичей. В памяти всплыли слова главврача больницы: "...некоторые проходы мы заложили..." Я развернулся к стене, где обозначилось слабое место, впился в неё глазами. Кладка здесь действительно отличалась и выглядела свежо. А что надо знать о муниципальном ремонте? Только то, что на нём безбожно экономят! То кирпич недожжённый, то раствор с ослиной мочой. Я оттолкнулся от противоположной стены, пошёл на таран плечом, закрыв руками голову. Чернобожец подкинул пентаграмму в воздух, но её осколки уже не настигли меня. Я ликующе прошёл преграду насквозь, однако радость спасения оказалась недолгой. Земля резко ушла из-под ног. В замурованном проходе ступеньки, ведущие куда-то вниз, в темноту. Освещения здесь уже не было предусмотрено конструктивно. Сверху на голову посыпался мусор, куски некачественного цемента. За спиной полыхали вспышки применяемых заклятий. Не знаю, может, зря сбежал, может, эти два бравых парня и не по мою душу там собрались? Мне уже не хотелось это проверять, вытянув вперёд руки, пытался нащупать опору и сбавить скорость. Лишь чудом нигде не оступился и не покатился кубарем. Ступеньки кончились в нише с водой. Она ледяная и доходила до щиколотки. По бокам в стене странные выемки. Пробираясь на ощупь и стуча зубами от холода, я хватался за уступы, боялся провалиться в какой-нибудь колодец. Не так далеко Москва-река, вдруг здесь всё связано? Глупая мысль, но оступившись на груде мусора, рефлекторно ухватился за что-то круглое в одном из этих углублений. От страха потащил этот предмет с собой. Благо идти недалеко, впереди подъем. Очередные ступеньки окончились дверью, из-под порога которой пробивался мутный свет. У самого финиша я стукнулся лбом об старинную кирпичную арку, взвыл от боли. В ушах стоял злорадный смех проклятия. В ужасе остановился. Вот только этого для полного счастья мне и не хватало! Нащупав ручку двери, дёрнул на себя. Не поддалась! Навалился на неё всем телом, но дверь железная, а замок с другой стороны, видимо, ещё советский. Место для разгона нет, протаранить дверь плечом не получится. Наконец догадался разглядеть предмет, что утащил из ниши. Это ветхий человеческий череп. От неожиданности выронил его. В темноте слышу, как череп считает ступеньки и падает в воду.

— Прости, Йорик! — я обреченно повис на ручке. — Яр! Ну, где ты, когда так нужен?

Я сполз на пол, оцепенел, услышав неторопливые всплески воды за спиной. Вскочил на ноги, резко обернувшись. Чернобожец смотрел на меня снизу вверх, он был один. Глупо спрашивать, где Инфернал. Прислушался к своему телу. Энергии набралось лишь на четверть от максимума. Я мог применить печать исцеления, но боюсь, ещё одна полная потеря силы сведёт меня в одну из тех выемок, где нашёл череп.

— Вот ты настырный... — я принял боевую стойку, скрючившись от боли. Так и не научился драться. Жизнь подталкивала, но не особо настаивала. Грустно усмехнулся: — Подходи по одному, у меня чёрный дан, десятый пояс...

Чернобожец подбросил пентаграмму в воздух, я сжал зубы, вспоминая, что забыл активировать печать защиты, и одновременно с этим слыша стальной лязг за спиной. В этот раз Аниматор промахнулся, ударив мимо печати. Распахнувшаяся дверь впустила в переход свет, который ударил его по глазам. Чья-то рука ухватила меня за плечо и втянула в комнату, заваленную больничным мусором.

— Кто вы? Сюда нельзя! — грозный голос показался знакомым. Меня грубо развернули и припёрли к стенке. Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть своему спасителю в глаза. Молчанов на мгновение оторопел и отпрянул. На его лицо упала странная тень. Негодование и раздраженность куда-то улетучились. Слишком быстро для реакции нормального человека.

— Это вы? — патологоанатом улыбался сам себе. Удивление на его лице граничило с диким восторгом.

— Это я... — ответил неуверенно, не зная, в какую сторону бежать. Дверь в подвал ещё открыта. В любой момент оттуда мог выскочить враг.

— Что вы тут делаете? — Молчанов не переставал улыбаться, от этого становилось совсем жутко. Я не знал, что ответить, но логическое суждение пришло на помощь как нельзя вовремя.

— А вы? Вы что-то не похожи на ночного сторожа, — бегло оглядел патологоанатома. Он в рабочем халате, на котором красовались следы свежей крови. Наконец голова начала выдавать рациональные мысли: и то правда, он-то что тут делает? Вот кого-кого, а Молчанова я увидеть здесь не собирался.

— Да неважно всё это! Но вы вовремя, пойдёмте быстрее, я вам кое-что покажу! — он снова светился от счастья. Патологоанатом с силой захлопнул дверь и сковал её замком, даже не посмотрев внутрь прохода. Ухватил меня за руку с такой силой, что не повиноваться ему равносильно стать калекой. Ситуация продолжала ухудшаться. Я чувствовал безумие, исходящее от каждого движения Молчанова, но уже не мог не повиноваться его воле. Белый Осколок совсем рядом...

— Вы можете отпустить меня, я не сбегу, — моя жалкая попытка воззвать к разуму Молчанова потерпела неудачу. Мы шли по длинному коридору, набирая скорость. Всё это время патологоанатом усердно рассказывал мне о великом чуде, которое увидел прошедшим вечером, в результате чего так и не попал домой. Я тщетно высматривал рядом с ним Инферналов. Сознание Молчанова в состоянии маниакальной эйфории. Он или под наркотой, или под влиянием сил, которые я не в состоянии разглядеть. Яр говорил, что белый осколок особенный, значит, мощный, но прислушиваясь к своему организму, не ощущал давления чего-то, не поддающегося рациональному восприятию. Может, Яр ошибся, и осколок в морге не белый, а какой-нибудь серо-буро-малиновый?

Я утешал себя как мог. Изредка оглядываясь, с интересом отметил, что Чернобожец отстал. Испугался Молчанова? Вряд ли, хотя глядя на свежие кровавые разводы его халата, так же бы осёкся беспокоить такого занятого человека лишний раз.

— Нет, вы точно должны это увидеть! Ни в коем случае нельзя пропустить, он появляется в мире всего раз в сто лет! Как зацветает папоротник, как расцветает кактус!

Патологоанатом улыбался кривыми зубами. Я насторожился, услышав откровение.

— Кто он? — поинтересовался осторожно, перейдя на лёгкий бег, поравнявшись со своим терзателем. Он наотрез отказался выпускать руку. Кольцо Яра врезалось в пальцы, предок так же странно молчал, хотя кого-кого, а его заткнуть очень тяжело. Возможно, так действовала сила осколка?

— Как кто? Белый Карлик! — Молчанов изумился по-детски откровенно. — Вы же сами видели его! Он сказал, что даже держали в руках!

Я молчал, по телу бегали мурашки. Стесняюсь спросить: с кем так по-дружески общался этот чудак, но боюсь, что в ответ опять получу детское изумление. Осколок в морге же белый и этим всё сказано! А вот, похоже, и не всё! Яр явно умолчал, что это прелестное зеркальце безбожно берёт людей под контроль.

Мы вышли в зал, где я видел процессию у крематория. В этот раз печь светилась от пламени. Оно горело не один час. В красных отблесках багровые тела Инферналов напомнили мне варёных раков. Живот снова скрутило спазмом. Нет, всё же жаль, что не поужинал в больнице. Под суровые и надменные взгляды порождений Лимба Молчанов завёл меня в свою обитель, закрыл дверь.

— Я помню, вы не любите сквозняк.

Он не заботился обо мне, как могло показаться. Достал откуда-то заготовленный кожаный ремень, стянул руки и привязал к батарее у стены. После прикосновений к тьме Чернобожца ужасно холодно, и я бы с удовольствием погрелся, но отопительный сезон ещё не начался. Впрочем, от работающих печей в округе тянуло поистине успокаивающим теплом.

— Нельзя идти к нему в таком виде, вас нужно подготовить! — Молчанов прошёл в другой конец помещения. Я смог спокойно оглядеться: ну с последнего визита патологоанатом успел тут прибраться, разложить покойников по каталкам и аккуратно выстроить вдоль стен. Хотя один труп все же выбился из этой композиции. Я видел его лишь по пояс: дорогие, начищенные ботинки, чёрные брюки и белый халат. Молчанов склонился над бедолагой, ловко орудовал скальпелем в его кровавом нутре. Я удрученно отвёл глаза, качая головой. Вот и ответ, откуда свежая кровь на халате. С полумороженых покойников такой не выцедишь. Видимо, кто-то из местных врачей стал неосторожным свидетелем того, как расцвёл кактус мироздания. Так было всегда: чем красивее цветок, тем больнее его шипы.

— Подождите, сейчас я сделаю для вас специальное украшение! — Молчанов схватился за пилу, что-то увлеченно отрезал от покойника. Я нервно сглотнул: а этот Карлик, походу, эстет ещё тот. Нет, отсюда надо выбираться и чем быстрее, тем лучше. Огляделся в поисках предметов для побега — ничего в радиусе вытянутой ноги. Кожаный ремень почти невозможно порвать голыми руками. Выпутаться из передряги невозможно, наконец, оставив эту попытку, поднял голову. Только сейчас заметил, что хищной темноты почти нет на потолке. Редкие капли шипели на полу, словно упавшее на раскалённую сковородку масло. Я не сразу сообразил, что всё помещение окутано полупрозрачным узором. У белого осколка была своя печать! Странно, что оказавшись в ней, я всё ещё оставался собой, а не примкнул к патологоанатому в радостном глумлении над трупами врачей. Я, конечно, скептически относился к работе медицинских работников, но не настолько же!

— Ну наконец-то! Вот, готово! — Молчанов подскочил ко мне, нервно дёргая плечами, протянул на ладони куски отрезанных от тела костей. От неожиданности я отпрянул, насколько позволял узел, прижался к стене. Забавные украшения, даже если опустить все подробности того, откуда они взялись, оставался логичный вопрос: как их надеть? Я молчал, стиснув зубы и опустив глаза. Патологоанатом поднёс к моему лицу скальпель:

— Несколько надрезов. Нужно вложить под кожу, потерпите несколько секунд!

Его слова ввели меня в ужас, отвернув голову, спрятал лицо за предплечьями.

— А можно пойду не накрашенным? — тело пробила дрожь. Ситуация не просто вышла из-под контроля, она как водоворот затягивала в неизвестность стремительно и неуклонно. Едва удерживал себя, чтобы не пустить в ход ноги. Тут самое главное не проявить агрессию первым, не дать повода этому психопату укатать меня одним ударом. Чистая психология. Маньяк будет ждать ваших криков, его возбуждает чувство внушённого страха. Нечто подобное я испытал, когда в первый раз столкнулся с порождением Лимба. Они наглеют, чувствуя свою безнаказанность, пьют энергию жертвы с особым остервенением.

— Яр, мать твою! — прошипел так, чтобы Молчанов не услышал. Он подался вперёд, неожиданно остановился. Мы замерли в неудобных позах, но через секунду уже смотрели на входную дверь. Отдалённое шкворчание усилилось. Я невольно открыл рот, когда услышал до боли знакомый звон ломающихся пентаграмм, их осколки врезались в стены. Яростно взглянул на патологоанатома:

— Чернобожец здесь, освободите меня!

Молчанов зарычал, уставившись на дверь, отошёл от меня.

— Мои дети остановят этого человека, не беспокойтесь, — патологоанатом улыбнулся, белый халат на его спине приподнялся, из-за ворота показались цепкие лапы Инфернала.

— Дети? — до меня с ужасом дошла суть происходящего. Я обомлел, упав на колени. — Не может быть, ты же умер в участке!

Я тщетно силился вспомнить имя Инфернала, что хотел убить меня, вселившись в тело сержанта Николаева:

— Отис?

— Да, меня уже нет, но Осколок даровал мне жизнь, её последний вздох. Совсем ненадолго, лишь для того, чтобы я смог исполнить своё предназначение, — Молчанов размял шею, тварь спряталась обратно под одежду. Патологоанатом развёл руки в стороны, с размаху ударил ладонями о стену. Белая печать налилась краской. Осколок дал порождению Лимба не только жизнь, но и наделил частью своих сил. Яр говорил: достань осколок? Да пошёл он нафиг со своей идеей! Я бледнел от осознания ситуации, в которой оказался, и самое страшное, не видел из неё выхода. За дверью разворачивалась бойня, и, судя по звонким ударам Аниматора, дела Инферналов не так уж и хороши. Тьма над головой усиливала своё влияние, теперь дотягивалась до плафонов освещения. Патологоанатом зашипел на непонятном мне языке, то ли призывая новых Инферналов, то ли поддерживая своих мрущих товарищей морально. Самое время подумать о своём будущем.

— Эй! Чертовка, где ты? — засуетился, встряхивая плечами. Клякса внутри тела, я чувствовал, как она притаилась, понимая, происходит что-то нехорошее. Старался не привлекать к себе лишнее внимание, но дергание и кривляния не остались незамеченными. Молчанов одарил меня подозрительным взглядом:

— Вы же с ним не заодно? Ты же не из этого мерзкого отродья? — он подскочил, держа скальпель наготове, приставил к горлу.

— Ну, я же здесь, а он там, — единственное, что сумел я вымолвить. В голову пришла интересная мысль, которая могла сохранить мне жизнь, хотя бы до прихода Яра: — Он также пытался и меня убить! Нам надо держать оборону вместе, освободите! Надо защитить осколок!

В моих словах почти не было хитрости или злого умысла. По большому счёту уже согласен с тем, что этот Белый Карлик действительно должен быть уничтожен. От неожиданного предложения патологоанатом изменился в лице, выпрямившись в полный рост, отошёл от меня, поглаживая подбородок:

— Защитить осколок? А ты сможешь, человек? Ведь это ты впустил его в мир смертных! — Молчанов посмотрел на меня, грозно сверкнув глазами. А ведь и не поспоришь, жаль, что у этого Отиса даже после смерти такая хорошая память. Он медленно покачал головой из стороны в сторону. — Нет, осколок не должен попасть в руки обычных людей, никто из вас не сможет справиться с его силой! Вы разрушите мир, наш общий мир!

Патологоанатом отошёл к пустой каталке. На ней были тюки с одеждой, срезанной с привезенных трупов, и грязные простыни. Легким движением руки он смахнул их на пол, толкнул тележку в мою сторону. Я едва увернулся от удара.

— Ритуал сожжения ещё не окончен, нужно протянуть время, — Молчанов преодолел разделяющие нас метры двумя размашистыми шагами. Ухватил ремень, которым стянул мне руки, злобно оскалился:

— Не должно остаться свидетелей!

Выдубленная кожа плавилась в его кулаке, запах гари ударял в нос.

— Яр! — я не удержался, крикнул в голос. Молчанов усмехнулся, оборвав ремень, ухватил меня за плечо, приподнял над полом и, перемахнув через себя, с силой обрушил на каталку. Инфернал давал ему невероятную силу, но используя её, организм патологоанатома работал на износ. И как это было с сержантом, вокруг глаз Молчанова появились черные круги. Моё падение смягчила лишь тонкая простынка, которую забыли убрать чисто случайно. Я застонал, изогнув спину, пытаясь перевернуться на бок. Свободной рукой патологоанатом надавил на грудь, привязывая меня к каталке и разрывая простыню на лоскуты.

— Призрак твоего прародителя не сможет прорваться сквозь защиту осколка! Даже не пытайся, смертный!

Я больше не мог терять времени, если уже нет возможности рассчитывать на помощь Яра, должен действовать самостоятельно. Дождавшись, когда энергия наполнит тело хотя бы наполовину, разжал пальцы, сфокусировался на печати запрещения. Инферналы больше всего боятся быть отрезанными от подпитки Лимба. Поэтому, как только наступает такая угроза, быстро ретируются. Правда, в тело Молчанова вселился не обычный Инфернал, и это меня озадачило, но попытка не пытка. Я ударил по койке, послал в пальцы импульс. Печать засветилась на задубевшем дерматине, поползла к колёсикам каталки, но, едва коснувшись пола и наткнувшись на полупрозрачный узор, застопорилась.

— Бесполезно. Только тьма, только сила Чернобожцев может соревноваться с могуществом Белого Карлика! — патологоанатом поспешно вёз меня в другой конец помещения, подальше от двери, за которой всё отчетливее слышалось человеческое дыхание.

— Зачем я тебе? — я с трудом произнёс это. Активация печати лишила части сил. В следующий раз буду осторожен, но вот будет ли ещё одна возможность проявить себя? Молчанов открыл неприметную дверь между стеллажами, с трудом протиснул в неё каталку.

— ОН сказал, твоя душа станет хорошим отблеском ЕГО семицветия!

— Чего? — я мало что понял из сказанного, а от того, что понял, не сильно воодушевился. Приподнял голову, чтобы лучше разглядеть своего мучителя. Несколько осколков пентаграммы просвистели в воздухе. Они врезались в стену, шипя, растворились под светом ламп. Патологоанатом остановился, выпрямился в полный рост. Вообще невероятно, как этот Чернобожец одолел всю ту гвардию, что защищала подступы к моргу. Дверь задрожала под натиском очередного удара. Кажется, Аниматор там совсем один. Я наблюдал за происходящим через порог.

— Этот чёрт уже здесь, ну же! Развяжи! Я помогу тебе одолеть его!

Тяжелая стальная дверь треснула пополам, словно сделанная из яичной скорлупы. Не закреплённая на петлях часть с грохотом упала на пол. В открывшемся проёме зияла чернота. Мы не смели произнести ни звука.

— Белый... мой... — змеиное шипение сопровождалось протяжным скрипом петель. Кто-то невидимый легонько толкнул остатки двери вовнутрь. Тьма пульсировала на откосах дверного проёма, ринувшись вперёд, растекалась по стенам.

— Ты найдёшь здесь лишь свою смерть, отродье... — патологоанатом распростёр руки. Его халат снова шевелился, разрывая ткань, четыре уродливые инфернальные лапы вылезли на свет. Новоявленный Шива принял боевую стойку, сделал шаг навстречу противнику. От этой картины у меня приподнялись волосы на голове. Подпрыгивая и изгибаясь как червяк, я пытался заставить каталку сдвинуться с места. Проклиная Яра, заскулил от безысходности:

— А можно я домой пойду, ну пожалуйста?

Десять лет назад.

Димка пропал!

Нет, я, конечно, не особо переживал, когда он не вернулся домой, как обещал. Иной раз верить словам Прохвоста не приходилось вовсе, но в тот вечер моё предчувствие не обмануло меня. Я проснулся следующим утром в полном одиночестве, несколько минут прислушиваясь к звукам внутри квартиры. В тишине часы на кухне мерно отсчитывали время, вытянув шею, я убедился, что Хворостов не приходил ночевать. Его кровать, небрежно заправленная с вечера, так и осталась неразложенной. Да в общем-то и ладно, такое бывало не впервой. Полчаса у меня ушло на готовку завтрака и его неспешное потребление. Я не сомневался, что увижу Димку в институте, но на занятиях не приметил помятую физиономию друга в лабиринтах коридоров. Не выясняя подробностей, поспешил домой. Шуши. Такое странное название у этого Аркана цыганских карт Таро. Но картинка недвусмысленно намекала на, мягко говоря, безвыходную ситуацию. У Хворостова был второй ключ, но открыв квартиру вечером, обнаружил, что её никто не посещал во время моего отсутствия. Озадаченно крутя брелоком вокруг пальца, я прошёл на кухню. Все вещи остались на тех местах, где лежали утром. Я похлопал себя по карманам. Нащупал перстень, вытащил его на свет. Никаких следов пребывания в чужих руках на нём не было. Несколько минут тупо смотрел на блестящую поверхность:

— И куда ты дел Прохвоста?

Вопрос остался без ответа, и было бы странно, если случилось по-другому. Подкинув кольцо в руке, я решил подождать ещё один вечер. Плохо, что совершенно не знал, как связаться с его родственниками, живущими в Москве, ведь сам Хворостов, как и я, был не местным. С этими мыслями я просидел в четырёх стенах до восьми вечера, никак не мог найти себе покоя. Конец февраля и темнота на улице не способствовали лёгким прогулкам, но я все же решился выйти на улицу. Последнюю неделю Димка отрабатывал ломбарды на "Отрадной". Логика подсказывала, что и вчера он поехал туда. Неспешно добрёл до метро, спустился по эскалатору. Сотовые телефоны в то время были большой роскошью, хотя Хворостов имел легендарный С60, я телефон так и не купил, соответственно, не знал и номер друга. Отругал себя за излишнюю беспечность.

Несколько переходов между станциями, гремучие вагоны подземки. Я вышел на поверхность искомой станции и в нерешительности остановился перед проезжей частью. Снегопад усиливался, обметая силуэты случайных прохожих белым ворохом, приставал к одежде. Кутаясь в теплый шарф, побрёл наугад на свет неоновых вывесок. Димон не любил распространяться о том, куда именно он поедет, но ломбардов здесь не так уж и много. Я проходил здание за зданием задумчиво вглядывался в обстановку, пытался представить и воссоздать маршрут пропавшего друга. Знакомое название на стеклянной двери привлекло внимание: "Урицкий и сыновья". Я приблизился к зданию, не успел зайти внутрь, неожиданно почувствовал на себе чужой взгляд. Напряженно поднял глаза, столкнулся с маленьким объективом уличной видеокамеры. Их пока совсем мало, мода на видеоконтроль только начинала проникать в быт людей и ещё не стала повседневностью. Я в нерешительности попятился, страшная догадка кольнула под кожей. Напяливая на уши шапку, развернулся и быстро уходил в сторону метро. Кажется, в сверххитром плане Хворостова им было предусмотрено не всё. Мне срочно надо вернуться домой, интуиция подсказывала, что надо собирать вещи и возвращаться в общагу. Но как же Димка? Что с ним? Я не знал, что делать, оказавшись в подъезде дома, взбежал по ступенькам, лихорадочно продумывал план дальнейших действий. Сунул ключ в замочную скважину, но не успел провернуть, дверь легко отворилась внутрь от легкого нажатия. Димка вернулся? Мысль пробежала по телу легкой эйфорией. Ворвался в прихожую, не снимая одежды, заглянул на кухню — никого.

— Ты дома? — крикнул, влетая в комнату, и, едва сохранив равновесие, вжался в стену. Мужик лет сорока с короткой стрижкой и в кожаной куртке сидел на краю дивана. В руках учебник из института, на крик он не обернулся, спокойно отложив книгу, откинулся на спинку. Продолжал странно игнорировать моё присутствие и смотреть в пустоту перед собой.

— А вы кто? — я с трудом взял себя в руки, сделал шаг на ватных ногах. Внутренний голос орал: беги, дурак! Мужик не ответил, посмотрев на меня, натянуто улыбнулся. Быстрые шаги справа, я не успел среагировать. Тёмный силуэт ещё одного незнакомца, вошедшего в квартиру с лестничной площадки, угрожающе приблизился. Он взмахнул рукой. Прежде чем потерять сознание, я запомнил удар в голову и остановившийся поток мыслей, он замер, словно стрелка на колесе удачи. Радостный голос кокаинозависимого ведущего возвестил: "И вам выпало окошко с надписью: доигрались..."

Настоящее.

Я не знал, с кем будет бороться Молчанов, тьма медленно захватила помещение, обвила и расколола одну из ламп на потолке, но Чернобожца не было видно. Он шёл как тень, появлялся на стенах мутным разводом, готов к бою как никогда, ведь цель совсем близко. Даже я замешкался, ощутив, как из прохода, в котором оказались мои ноги, потянуло странной прохладой. Не похожей ни на что. Незнакомая энергия обдала меня волной, позволила подпитаться от своего Истока. Внутри разгоралось пламя благоговейного ужаса. Яр не обманул, белый осколок — действительно особая вещица. Вот только почему я не почувствовал этого там, в парке, когда получил его в свои руки?

— Не мешай, раб, твой долг уже исчерпан...

Казалось, тьма шептала на самое ухо. Я не мог повлиять на развивающиеся события, чувствовал себя абсолютно бесполезной мебелью на сцене.

— Ритуал завершится, несмотря ни на что. Осколок уйдёт из мира... — Молчанов сжался в комок, не намереваясь продолжать дискуссию. Инфернальные руки выстрелили из тела, как канаты, впились в стены тонкими пальцами. Белая печать ещё пульсировала жизнью, борьба с наступающей тьмой усилилась. Они столкнулись на середине комнаты, как две стихии. В воздухе запахло грядущей бойней, очерчивались печати боевых заклинаний. Я с ужасом и интересом запоминал их узоры. Не каждый день увидишь битву между не убиваемым Терминатором и воскрешённым Инферналом. Во всей этой композиции я явно был лишним. Патологоанатом бросил на меня короткий взгляд через плечо. Он ничего не сказал, но не двусмысленно дал понять, что мне уже пора. Каталка рывком влетела в проход, дверь за мной закрылась. Белый узор растекался по матовой поверхности, преграждая путь назад. Я ещё слышал голоса, приглушенные хлопки и легкую дрожь по стенам.

Мой страх отступил, давая возможность мозгу трезво оценить обстановку и принять правильное решение. Напряг руки. Ветхие лоскуты старой тряпки Молчанов скрутил в крепкий жгут. Слишком мало сил, чтобы порвать их. Я трепыхался как бабочка на иголке, сбил дыхание и только после этого успокоился. Кольцо Яра на пальце, но оно холодное и безжизненное. Инфернал не обманул, предок не слышит меня и не может пройти сквозь барьер, поставленный осколком. Что же делать? От безысходности закрыл глаза, успокаивая бешено бьющееся сердце. Клякса незаметно влезла из груди, опасливо огляделась по сторонам. Точно, проклятие! Я встрепенулся, спугнув его.

— Стой, стой, не прячься, пожалуйста! — взвыл от досады, когда уголёк спрятался в тело. Лицо обдало жаром: у меня повышалась температура, но это самое маленькое из бед. — Нет, пожалуйста, я не хочу больше воевать с тобой!

Тонкий вопросительный возглас оповестил о налаживании контакта. Клякса больше не причиняла неудобства, но в напряжении готова на любое развитие ситуации. Любопытство спасло столько же жизней, сколько и погубило.

— Выгляни, пожалуйста, нам надо поговорить, — на глазах выступили слёзы облегчения. Невероятно, как нагнула меня жизнь: готов просить о помощи у того, кого несколько часов назад открыто презирал и издевался. Главное, чтобы проклятие успело об этом позабыть. Уголёк выглянул одним глазом, убедившись, что опасности нет, уставился на меня с подозрительным прищуром. Повторил своё вопросительное беканье, на этот раз более уверенней.

— Слушай, малыш, у нас проблемы, — я взял себя в руки, трагически вздохнул. Самое главное, подобрать нужные слова. — Нам с тобой угрожает опасность. Здесь творятся ужасы, в которых я могу погибнуть. Не станет меня, не станет и тебя!

Конечно, я лукавил, заявляя подобное. Клякса косилась на магический узор, растекающийся по потолку и стенам как отражение воды. Не слишком прониклась моему рассказу, смотрела грозно, наверное, вспоминала, как я обходился с ней всё это время. Что-то затараторила на своём языке, я ничего не понимал. Проклятие прыгало у меня на груди, указывая на руку.

— Да-да, прости за сдерживающую печать, но ты первая начала враждовать, я лишь обезопасил себя, — по виску скатилась капля пота. Надеюсь, клякса не вспомнит, что именно я сломал куклу, в которой та жила. — Я уберу печать, обещаю! Помоги мне, уголёчек...

Проклятие осталось равнодушным к моим мольбам, продолжало прыгать на месте. Это и понятно, печать Белого Карлика, может, и была для неё обычной, и, в отличие от меня, опасности от узора порождение Лимба не ощущало. Очередной удар из запертой комнаты морга и чей-то сдавленный хрип заставил задрать голову. Узор на двери поблек, сталь чернела, впитывая тьму как губка. Неужели воскрешённый Инфернал проиграл в дуэли?

— Это жопа... — произнёс на выдохе. Если сейчас же не смогу высвободиться из плена. Чернобожец добьет меня играючи, просто проходя мимо. — Это жопа, ты понимаешь? — не удержался, прикрикнул на кляксу, сжавшуюся в комок. Надо заставить её действовать. — Послушай! Там злой мужик, и он очень не любит ни людей, ни Инферналов! Он убьёт сначала меня, потом тебя! Ты знаешь, что такое полная жопа? Мы будем в полной жопе, если сейчас же меня не освободишь!

Крик подействовал, уголёк закивал, забегал по груди, ища способ освободить меня от оков.

— Попробуй перерубить или перерезать жгут, надо освободить хотя бы одну руку! — я изо всех сил пытался сориентировать кляксу на месте. Она прыгнула на лоскут, обвила его своим тельцем.

— Молодец, дворняга! — я ликовал, чувствуя, как жгут нагревается. В дверь ударили кулаками, я услышал человеческий крик о помощи. Это голос Молчанова. Тело прошиб холодный пот.

— Спасите меня, спасите!

Инфернал бросил носителя? Я бледнел от мысли, что ждало патологоанатома без поддержки порождения Лимба. В ту же секунду его крик оборвался с хлюпающим треском. Процедил проклятию сквозь зубы:

— Давай быстрее...

Натягивая руку, чувствовал, как медленно рвётся ткань ненавистных оков. Клякса что-то натужно бубнила, нагревая жгут, когда он с треском оборвался, повисла на свободном конце.

— Умница! — без промедления принялся освобождать вторую руку. Жуткий шёпот за спиной подгонял:

— Прими тьму, Исключенец...

Ох ты ж, и эти заладили песню про Исключенца! Теперь точно не уверен, кто хуже: Инферналы или Чернобожцы. Освободить торс оказалось несложным, но до ног неудобно дотягиваться, узлы связаны на совесть, и с ними пришлось повозиться. Скидывая последние лоскуты и спрыгивая на пол, схватил подпрыгивающий уголёк в кулак. Он неожиданно вырвался, недовольно заверещал.

— Печать! Прости, забыл!

Задрав рукав и смазывая остатки сдерживающего узора, я с ужасом видел, как изгибается дверь. Словно кто-то нагрел её до огромной температуры и теперь сжимал податливый метал как пластилин. Клякса сама запрыгнула на руку, исчезла в теле. Ей, как и мне, не нравилось происходящее. Я бросился вдоль коридора сломя голову. За спиной страшное рычание и уже знакомый приглушённый треск. Сообразив, что это, успел сделать кувырок, едва увернулся от шипящих осколков разбитой пентаграммы.

— Да ты задрал уже! — на ходу развернулся, упал на одно колено, приложил руки к полу. Я замер, прикусив губу до крови, но так и не решился применять печать исцеления. Тьма, переступив порог маленького коридора, остановилась. Умная тварь, знает, что будет больно. Чернобожец вынырнул из черноты легкой походкой, на лице всё та же маска, но я чувствовал усмешку в глазах. Он встал у каталки, провёл пальцами по её ложу. Мужчина склонил голову в любопытствующем знаке, словно спрашивал: и что будешь делать дальше? А вот ума не приложу что! У меня только одна дорога, и вела она в тупик, где под всеми парами стояла огромная печь крематория. Там не было зала для пышных проводов, в тени, закрывая беснующееся пламя, на странном троне сидел человек плотного телосложения. Я не видел его лица, но уже знал, кто будет ждать меня в конце. Может, погибнуть от печатей Аниматора и не самая страшная смерть, но инстинкт самосохранения погнал меня дальше, в руки Белого Карлика.

— Да вот и хрен тебе! — я развернулся на месте, поднялся как спринтер, помчался на тусклое свечение в конце коридора. Чернобожец взмахнул рукой, тьма собралась волной, похожей на кулак, ударила по пустой каталке. Та подскочила в воздух, ринулась мне вдогонку. Оборачиваться страшно, за спиной грохот. Во время полёта больничная утварь несколько раз ударилась о стены, сделала кувырок. Я чувствовал, что в этот раз не увернусь, падая на живот, вскрикнул, закрыл голову руками. Каталка зависла в воздухе в нескольких сантиметрах от меня. Не сразу набрался смелости посмотреть на это чудо. Человек, сидящий в тени, вытянул руку, он остановил падение тяжелой больничной мебели на мою хрупкую голову. В гробовой тишине прозвучал голос:

— Не будет крови того, на чьих руках её нет.

Я не смог понять, кому принадлежала реплика, от слов нет эха, а от интонации, начисто лишённой каких-то чувств, пробирала дрожь. Чернобожца не испугала вероятность расправы, он шагнул навстречу белому осколку, попал под конус света, вздрогнул, словно от удара. Я видел, как испарялась мантия Аниматора. Неужели увижу лицо врага? В ладони нарисовалась пентаграмма, он подкинул её, но не ударил, отступил в тень, позволив печати упасть на пол. Закипая в луче света, символ растёкся чёрной лужицей и зашипел. Самое время бежать. Судорожно перебирая ногами, удалось подняться. Каталка все ещё висела в воздухе, в полуметре от пола. Жаль, нет возможности насладиться этим моментом. Ориентируясь на силуэт, надеялся, что найду там помощь. Но стоило перешагнуть порог маленькой комнаты, как неведомая сила остановила меня, ударив в грудь и ухватив за шею.

— Твоя кровь не прольётся, но это не значит, что ты выйдешь отсюда живым.

Мужчина тактично пояснил свои действия. Меня отбросило вправо на сетку ограждения. За ней были электрические щиты и узлы управления больничным комплексом. Я тихо взвыл от боли, перевернувшись на спину, обессиленно распластался на полу. Вот уж действительно — приплыли! Выходит, воскрешённый Инфернал в лице Молчанова не шутил, говоря, что из моей души хотят сделать цветик-семицветик? Как это мило!

— Чернобожец! — мужчина встал. Его трон перед раскрытой ретортой крематория — это Инферналы, сложившие свои тела в крайне неудобных позах. Я обомлел. И за какие такие заслуги порождения Лимба так осатанело лизали этому Карлику задницу? Отблеск пламени озарил голые плечи, а потом и голый торс покойника, восставшего из мёртвых. Сержант Николаев вышел на свет. Это лишь его оболочка, ставшая временным пристанищем для осколка. На застывшем мёртвом лице ни единой эмоции. Глаза подёрнулись белой плёнкой, шрам от вскрытия рассекал тело жирной красной полосой, от горла до паха. Сержант остановился, высокомерно смотря на меня сверху.

— Ты тот, кто потревожил мой сон. За свою дерзость ты будешь наказан. Твоя душа станет интересным экспонатом моей коллекции.

— Вот уж спасибо, но я бы ещё пожил... — ответил ему вслух, даже не думал: кривляться или иронизировать. И не то чтобы я слёзно молил о пощаде, скорее просто жаловался на судьбу. Вид ожившего покойника вселял отвращение и ужас. В голову сразу закралась профессиональная мысль: что я почувствую, прикоснувшись к нему? Осколок — это магическая форма жизни, но даже она должна испускать конкретные импульсы. А смогу ли я расшифровать их, смогу ли научиться преобразовывать?

Сержант повернул голову в сторону Чернобожца, совсем вовремя. Звон разбившейся печати был приглушённым и едва уловимым. Я замер, увидев, как осколки вонзились в толстое тело. Николаев по инерции отшатнулся, но не издал ни звука. Поднёс к лицу руку, ухватился за кусок пентаграммы, попавшей в щёку. Я поморщился: это, наверное, больно...

— Культист? Нет. Сам Пращур заявился ко мне! Какая честь...

Сержант выдернул один осколок из тела, потом второй. Совершенно не испытывая от этого неудобств, или делал вид? Пентаграмма разрубила больничную койку пополам, обломки загородили путь, но не являлись непреодолимой преградой. Я попытался отползти от прохода как можно дальше, уцепился за решётку, подтянулся на руке. В щёку ударило холодной волной, появившись из пустоты Инфернал грозно зашипел на самое ухо, отговаривая от резких движений.

— Я вижу, дела твоего рода идут из рук вон плохо. Заявиться сюда — отчаянный шаг!

Николаев вытащил все части пентаграммы из тела, бросив испаряющиеся осколки на пол. Он так и не дождался ответа от Аниматора. Чернобожец подкинул ещё одну пентаграмму, но снова не ударил по ней. У него под ногами, наверное, уже целая лужа из этой мерзкой жижи. Я не понимал, что он делает и что будет потом. Вообще странная ситуация. Сил у Белого Карлика намного больше, это очевидно. Как по мне, так прикончил бы ублюдка в одно касание, и все дела. Но сержант не торопился расправляться с врагом, да и, видимо, тысячи лет спячки в старом пыльном плафоне Филевского парка распирали осколок на поговорить. К его огорчению, Чернобожец продолжал хранить молчание. И почему Николаев назвал его пращуром? Что вообще это означает? Эх, поговорил бы он лучше со мной! Я благодарный слушатель...

— Что же ты молчишь, раб Кумира? Или он не наблюдает за тобой? Хочешь использовать мою силу, чтобы задобрить Великое Зеркало? А может, даже свергнуть Кумира? Кто сейчас у власти? Дом Чернозёрских, как и сотню лет назад?

Так и хотелось вскрикнуть: помедленнее, блин, я записываю! От лавины новой информации приоткрылся рот и закружилась голова. От Яра таких историй не услышишь. Чернобожец кинул на пол очередную пентаграмму. Сержант поманил его рукой:

— Не стой в проходе, гость. Если хочешь получить меня, тебе все равно придётся подойти ближе.

Невозможно понять настроение, с которым это говорил Николаев. Осколок лишён чувств или ситуация не располагала? Хотелось получше разглядеть их обоих, но приставленный Инфернал ни на мгновение не сводил с меня враждебного взгляда.

— Ну, если ты боишься, я подойду сам.

Сержант сделал показательный шаг вперёд, но явно не собирался атаковать. Из стен и потолка, как тараканы, повылезали Инферналы, устроив ему засаду, они притаились, оставшись вне поля зрения Аниматора. Странное всевластие у этого осколка. Или не такой уж он всевластный? В любом случае провокация сработала: опустив на пол последнюю пентаграмму, Чернобожец сделал встречный шаг. Он наступил в кипящую лужу, что тут же обволокла его ноги, устремилась вверх по телу, как живой организм. Я слишком поздно понял, что он собирал себе щит. Чёрная масса плотно сомкнулась на теле хозяина. Аниматор рванул на свет без всякого страха.

— Хорошо! — одобряюще кивнул Карлик. Незнакомец ловко запрыгнул на обломки каталки, на ходу рисовал в руке пентаграмму.

— Отлично! — сержант сделал незаметный жест, подпустив врага ближе и давая команду Инферналам. Они ринулись в атаку, заполняя коридор, вылезая из стен и вытягивая руки с потолка. Звон печати и острые осколки рассекли воздух. Я видел отчаяние, с которым Аниматор шёл на верную смерть, и невольно восхитился им. Наверное, у него действительно серьёзный повод находиться здесь, чтобы получить этот проклятый осколок. Вопрос на тему: зачем такой мощный артефакт Яру, заиграл новыми красками. Правда, в отличие от Чернобожца полез на рожон я не сам, а с лёгкой руки моего незабвенного предка. Сержант стоял, не шелохнувшись, белые глаза широко раскрыты. Осколки прорезали Инферналов насквозь, врывались в помещение вместе с их конечностями. Хорошо, в тварях нет крови, мы бы просто утонули в ней.

— Прекрасно, пращур! — Николаев развёл руки в стороны, словно хотел принять прорывающегося к нему врага в объятия. Вместо этого ловил острые части пентаграмм. Для Белого Карлика это семечки, выдержка у него, как у столетнего бренди, и я ей мог лишь позавидовать. Инферналы напирали на Аниматора всё быстрее и быстрее, цепляя и одёргивая, замедляя его бег. Отчаянный шаг Чернобожца закончился в проёме крохотного помещения. Стоило Аниматору переступить его, порождения Лимба, что сидели в засаде, посыпались сверху как град. Они просто задавили его числом. Гася последние очаги сопротивления, чудовища придавили врага к полу, завалили его с ног до головы.

— Достаточно, расступитесь, — сержант навис над кучей багровых тел, направив на неё раскрытую ладонь. Инферналы отскакивали в стороны до тех пор, пока из полсотни их не осталось всего шестеро. Двое держали руки Чернобожца, остальные — ноги и торс. Белый Карлик взял его под контроль, поднял в воздух силой воли, развернул к себе лицом.

— Жалкая попытка, глупец! Твой Дом умрёт без пращура, и скоро такая судьба ждёт всех отщепенцев. Кумир падет, и вся власть над миром вернётся Лимбу и Богам.

Я слушал, затаив дыхание, расклад, в общем-то, мне нравился, вот только что-то погано становилось на душе. Радость за спасение человечества омрачалась мыслью, что этот Карлик хотел сделать со мной. Аниматор не шевелился и, кажется, был без сознания. Голова беспомощно лежала на груди, и даже стало немного грустно, если они действительно ушатали Терминатора, но он ожил, неожиданно взмахнул рукой. Пентаграмма с замысловатым рисунком нарисовалась быстро и так же неожиданно полетела в мою сторону. У Аниматора не было возможности сломать её, но Николаев рефлекторно сделал это сам. Печать разломилась в воздухе, я вскрикнул от страха, сжался в комок. Инфернал, следящий за мной, быстро ретировался, не желая подставляться под удар. Вот мерзавец! Но это не ФСБешник из больницы, про "служить и защищать" не было и речи. Впрочем, Чернобожец промазал, или об этом позаботился сержант, сейчас не имело значения. Я поднял голову, с обидой отплевался:

— Промазал, гад!

Мне пришлось подавиться собственным смешком, острое жжение прорезало бедро. Осколок пентаграммы зашипел, вгрызаясь в плоть и исчезая внутри тела. Тьма ударила по глазам, защемило в сердце. Успел приложить руку к ране и послать импульс на защиту. Слишком поздно.

— Тварь! — грозный голос сержанта, как громовой раскат. Он ухватил Аниматора за руку и без промедления сломал её. Я не слышал крика, которого, может, и не было. Тьма проникала в меня всё глубже, куда-то утаскивала сознание. Холодный водоворот дикими воплями разносил в клочья моё естество. Разрозненные кусочки, как частички пазла, собирались с другой стороны бытия, куда обычным людям заказана дорога...

Нигде:.

— Как ты сюда попал?

Голос в голове помог собраться с мыслями и прийти в себя. Я в центре огромного зала, его своды уходили в никуда, стен не видно. Где-то вдалеке вертикальная стена воды. И мне даже показалось, что это гигантский водопад.

— А хрен его знает...

Я опустил руки, не понимая, что здесь делаю и где это "здесь" находится. Лишь жжение в ноге отдавало фантомной болью и напоминало подробности моего незапланированного путешествия.

— Это обитель ночи. Закулисье обычного мира. И ты как-то сюда попал. Как?

Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть собеседника. Мужчина с невероятно худым, болезненным лицом поднял голову. Он висел как на распятии, метрах в десяти над полом. Я с трудом разглядел его силуэт на фоне странно переливающегося зеркала, которое вначале принял за водопад. Оно занимало всё пространство напротив, к его основанию вели шесть каменных ступеней.

— Как ты попал сюда?

Незнакомец повторил вопрос настойчивее. В его голосе не было угрозы, но что-то подсказывало мне: отвечать лучше быстро и честно.

— Чернобожец попал мне в ногу осколком пентаграммы.

Я пожал плечами. Услышал бы что-то подобное сам, не уверен, что адекватно воспринял слова.

— Чернобожец отправил тебя сюда? Как его зовут, из какого он Дома?

— Панельного, пятиэтажного, тип: "Хрущевка", — я тут же опустил голову. Лишь бы не прилетело за дерзость. — Я не понимаю, о чём ты спрашиваешь, что такое Дома?

— Я пока не вижу, кто ты: друг или враг. Не буду рассказывать тебе обо всех наших делах, но я знаю, что кто бы ни послал тебя сюда и как бы он это ни сделал, тебя отправили на испытание. Я надеюсь, ты готов к нему?

— Стой, стой! Какое испытание? Я просто случайно попал под раздачу! Не хочу ничего проходить! Может, отправите меня домой?

— Здесь шесть ступеней, шесть шагов, чтобы встать рядом со мной и сразиться за власть над зеркалом.

Мужик соизволил открыть глаза. В них мирно тлела пустота.

— Я не хочу ни с кем воевать. Поверьте, я оказался здесь случайно!

— Здесь случайно не оказываются.

— Мда уж, я ещё в больнице это понял...

— Какой больнице?

Я тяжело вздохнул, устало взглянул на собеседника:

— Ну, понимаешь, я пока не знаю, враг ты или друг, поэтому...

Шутка не удалась, неведомая сила подбросила меня в воздух, направила в сторону ступеней. Сопротивляться было бесполезно. Мужчина оказался раздетым по пояс и буквально вросшим в пресловутое зеркало нижней частью тела. Я успел разглядеть его подробнее, прежде чем сила, пустившая меня во все тяжкие, начала снижение. Мы обменялись многозначительными взглядами, словно запоминая друг друга.

— Твои секреты не имеют значения, — он говорил резко и быстро, словно не терпелось разделаться с моей проблемой. — Я все равно узнаю правду чуть позже. Зеркало, которое ты видишь, — это свод мироздания. Оно отображает все события, происходящие в мире людей, Богов и Лимба. Сквозь его поверхность я могу наблюдать за ходом истории и иногда даже менять его.

— Ты Кумир? — внутри всё похолодело. Я, кажется, начинал понимать, что происходит. Этот Аниматор все же впарил мне свою Тьму. Он не Аниматор, а долбаный коммивояжёр!

— Да. А ты не такой уж и безобидный, целитель Роман Ярцев, — он хитро блеснул эрудицией. Приземляясь на первую ступеньку шириной в два метра, я нервно сглотнул. Старался не подавать вида, что паникую, но сдерживать себя всё труднее. Все явки и пароли провалены. Срочно нужна помощь Яра, но как дозваться до него, если я нахожусь в нигде?

— И чем же ты так силён? — холодно взглянул на собеседника. Мда уж, немного ошибся, рассчитав, что нас разделял десяток метров. Гладь зеркала уходила в бесконечность с такой же скоростью, как и становилась бесконечно близкой. — Не бог, не Инфернал, уже не человек... Только умеешь, что подглядывать за другими?

Я странно осмелел, оказавшись на территории врага, но меня пронзило странное чувство дежавю, словно уже стоял здесь и первый шаг давно совершил. Кумир рассмеялся над словами:

— В чём моя сила? Для начала начнём с того, что мне удалось подняться по всем шести ступеням. А ты сможешь преодолеть хоть одну?

Руки налились странным теплом. Из трещин и стыков векового камня потянулись чёрные нити. Это та самая тьма, что я видел в больнице. Именно ею прикрывался Чернобожец от света. Прими Тьму, говорил он? Я поднял растерянный, испуганный взгляд за мгновение до того, как нити вонзились в тело.

— Я знаю Тьму...

Мне не было больно настолько, чтобы пожелать смерти. Не было возможности двинуться или закричать. Тьма обвивала, проникала в каждую клеточку организма, но, к её разочарованию, не находила там чего-то нового. Разум постепенно загасил спазм, я сумел выпрямиться. Кумир изменился в лице, ликование и злорадство сменилось раздражением и злостью.

— Ты обманул меня Роман Ярцев, ты был здесь! Ты уже прошёл первую ступень! Иммунитет в твоей крови. Стоп! Ты не был здесь сам, здесь был кто-то из твоих предков. Кольцо на руке! Что это за герб? Он мне знаком... Откуда ты взялся? Кто тебя послал? Отвечай!!!

Кумир судорожно дергался, заточенный в зеркальной поверхности. У него истерика, и наблюдать за её прогрессом было бы забавно, если не учитывать всех обстоятельств и ужаса неожиданно открытых фактов. Я разорвал пелену кошмара, Тьма отпустила тело, возвращалась обратно в камень. Бегло оглянулся по сторонам: некуда бежать, а бежать нужно. Во-первых, здесь намечалась буря, а во-вторых, испытание Тьмой, к своему ужасу, но я все-таки прошёл.

— Яр... — я прошептал вполголоса, неуверенно попятился. Только он мог пролить свет на произошедшее, и у меня к нему много вопросов. Разъяренные крики Кумира отдалились. Я отошёл к краю первой ступени. Под ногами нет пола, а прыгать в темноту наугад опрометчиво. Содрогнулся от грохота, пришедшего со стороны зеркала. Его гладь подёрнулась рябью и словно приподнялась. Тёмные фигуры Чернобожцев появлялись на площадке, выныривая из тёмного водоворота.

— Схватите его, схватите! Не дайте уйти! — Кумир заливался истерическим криком, от которого заложило в ушах. Люди в мантиях и масках сходили по ступеням, переходили на бег. На их груди отливал фиолетом знак: два стоящих параллельно друг другу меча в круглом обрамлении. Ни надписей, ни каких-либо других символов разглядеть не удалось. Я судорожно вытер рукавом воображаемую грязь с подбородка. Преследователи настигали, и оставаться на месте нельзя. Я прыгнул в темноту, сжав зубы и зарычав от безысходности. Закрыл глаза, готовясь к самому худшему.

— Хранитель, ты не исполнил своё предназначение, что мне теперь делать с тобой?

— О, Великий, я отдал жизнь, защищая вас, и уйду, когда вас не станет.

— Это правда, раб.

— Что делать с пленниками? Вы должны распорядиться по этому поводу.

— Пращур погибнет с рассветом, его часы сочтены. Меня больше волнует тот смертный. Семицветие его души было особенным!

— Вы правы, хозяин, это особый человек, мы зовём его Исключенец.

— Особый человек сможет преодолеть тьму...

— О, не переживайте, он умрёт от испытания.

— А если сможет преодолеть его и вернуться назад? Боюсь, тогда по его следу придут другие культисты.

— Не думайте об этом, он без сознания, он скоро умрёт. Я слышал, как Исключенец стонал в бреду.

— Слуга, мне нужно готовиться к обряду, рассвет скоро. Моя сила почти иссякла...

— Не переживайте, хозяин, я приготовил свежую плоть, чтобы разжечь огонь.

— Да, пламя гаснет, здесь уже прохладно...

Я слышал разговор Белого Карлика и воскрешенного им Инфернала сквозь пелену сна. С мироощущением возвращалась и боль. В затылок стрельнуло. Они небрежно кинули меня к стене, голова неудобно задралась. Шея успела затечь и теперь от малейшего движения посылала в мозг аварийные сигналы. Интересно, сколько я был без сознания? С трудом приоткрыл глаза. Ноги раскинуты, один ботинок слетел, оголив ступню. Прямо перед носом мельтешило что-то чёрное. Сначала подумал, что это последствия от долгого лежания в неудобной позе, но присмотревшись, разглядел кляксу. Проклятие в панике металось у меня на груди, в ловушке оказался я не один. Оно недовольно тараторило что-то себе под нос.

— Привет, не знаю, как ты, а я всё-таки попал в полную жопу... — выдавил болезненный смешок, попробовал поднять руки. Тело ужасно ломило, мышцы сводило холодом. Невероятно, что мне пришлось испытать перед тем зеркалом, но осознание того факта, что я ещё жив, добавило оптимизма. Так что там этот воскрешённый говорил о моей скорой смерти? Ход мыслей прервал звук входящего сообщения на сотовый телефон. На мой, блин, телефон! Внутри всё похолодело. Мелодия пропищала совсем близко со стороны Чернобожца. Этот Аниматор ко всему прочему ещё и клептоман! Знакомый, хриплый голос прорезал наступившую тишину:

— Рома, будь осторожен! Я видела больницу. Странную больницу, врачи в ней носили черные халаты. Не попади в ловушку, готовится что-то нехорошее против тебя!

Мира... Спасибо, прорицательница, ты как никогда вовремя... Унимая боль в голове, удалось бесшумно принять сидячее положение. Выслушав голосовое сообщение, Карлик и Инфернал продолжили диалог:

— У Исключенца есть пособники. И этот голос мне знаком...

— Не переживайте, хозяин, мы найдём и убьём их!

— Может, позже, сейчас это не имеет значения...

Я негромко откашлялся. Чернобожец не отреагировал на звук, но несомненно находился в сознании. И с наглостью у него всё в порядке, вот так, не моргнув глазом, прибрал к рукам чужую вещь. Он у стены напротив, руки связаны, голова на груди. Я привстал на одно колено, огляделся: Инферналы закрыли меня в технической зоне, огороженной стальной сеткой до самого потолка. Над головой шипели, гудели и мирно перемигивались энергетические и электрические системы различного назначения. Можно сказать, сердце больницы. Я в полумраке нащупал какую-то трубу, решил с помощью неё подняться. Чуть не вскрикнул от боли, отдёрнув руку. Так! Магистраль с горячей водой я уже нашёл, осталась самая малость: найти выход.

— Яр? — старался говорить вполголоса. Дрожащей рукой дотянулся до ботинка. Здесь, конечно, не холодно, но оголённая ступня уже покрылась грязью, да и чувствовал себя так менее защищенным. Чернобожец дёрнулся, не решился предпринимать каких-то действий. Из тени за его спиной вышло два охранника. Порождения Лимба грозно зашипели на пленника. Шаркая, в помещение кто-то зашёл со стороны морга. Я наблюдал за происходящим в тени распределительного узла. Молчанов, шатаясь, появился в проёме комнаты кремации.

— Кто вы все? — его бледное, испуганное лицо прошлось по всем собравшимся, включая Чернобожца. Боль мешала патологоанатому сфокусировать взгляд.

— Живая плоть пришла сама, хозяин, — Инфернал отступил, давая Карлику осмотреть жертву. Белый халат врача сплошь измазан кровью, левый рукав превращён в лохмотья и заметно укорочен. Среди лоскутов не видно руки. Пришлось отвести глаза: похоже, Аниматор отрезал её осколком пентаграммы. Да уж, про мою защиту можно и не вспоминать. Физический урон магическим барьером не смягчить.

— Хорошая душа, у неё своеобразный отблеск, но я люблю всё необычное, — сержант довольно кивнул головой.

— Что здесь происходит? Мы проводим кремации строго по утрам, — Молчанов неуклюже пробирался к печи крематория, Карлик ждал его, выпрямившись в полный рост и все ещё не удосужившись одеться. Хотя зачем ему это, и так понятно, как Осколок собрался покинуть наш мир. В фонаре Филёвского парка он выглядел менее агрессивно. С горечью подумал: а ведь всё это произошло из-за нашего с Яром невежества! Нельзя лезть грязными руками в магические артефакты, тем более с дрянным характером.

— Пожалуйста, мне нужна помощь... — патологоанатом застонал, взглянув на оторванный рукав. Он оступился и завалился на сетку ограждения. Неожиданно разглядел мой силуэт, прищурился, вспоминая имя.

— И вы здесь? — невероятно, как он всё ещё находился в сознании. Из рукава халата текла кровь. Рана ужасная, мне становилось дурно, представляя себе эти ужасные ощущения.

— Пожалуйста, вызовите врачей, я пытался, но телефоны не работают... — Молчанов обращался ко мне, как к единственному человеку, которого узнал в этой компании, как к единственной надежде спастись. Я испугался отвечать ему, прижался к стене, надеясь, что враги не будут проверять мой заветный уголок. От осознания собственной трусости в лицо ударило жаром, но инстинкт самосохранения сильнее, и не верьте в другое. Воскрешенный Инфернал появился рядом с врачом, пронзил меня пристальным взглядом и тут же в страхе отступил:

— Хозяин, Исключенец прошёл испытание, вы были правы!

— Надо торопиться, раб, скоро сюда прибудут другие культисты, — сержант вытянул руку, направил на патологоанатома раскрытую ладонь. Молчанов крепко встал на ноги, в глазах — дикий ужас. Повинуясь чужой воле, повернулся к Карлику лицом.

— Хозяин, может, лучше взять для обряда Исключенца? — Инфернал сделал угрожающий шаг.

— Он тот, кто потревожил мой сон, несомненно, он заслуживает смерти, но Тьма проникла в его душу, и её Семицветие поблекло. К тому же именно этот смертный убил тебя, он твой. Забери его жизнь, как мщение.

Какой добрый и справедливый! Я нервно сглотнул. В этих словах меня больше напрягло упоминание Тьмы и блеклость моей души. Не ощущал особого дискомфорта, но хотелось бы услышать про Семицветие более подробно.

— Я не убивал этого козла, он сам выбрал смерть! Я лишь закрыл проход в Лимб, подох он по своей воле! — крикнул севшим голосом, слова справедливости затерялись в блеске алчных глаз самозваных вершителей судеб. Задавать вопросы не решился, ситуация не на моей стороне.

— Спасибо, хозяин, его кровь станет моим последним пиршеством перед уходом, воистину торжественным!

Инфернал довольно зашкворчал, вытянул руку. Красные нити жизненной энергии полезли из моего тела. Самое время защититься! Приложил руки к бёдрам. Печать защиты вспыхнула обволакивающей дымкой, но, к моему ужасу, не помогла. Энергия продолжала уходить, сила порождения Лимба, подпитанная возможностями Карлика, с лёгкостью преодолела щит. А вот это совсем плохо!

— Яр! — я в панике крикнул в пустоту. Печать Белого Осколка все ещё отсекала присутствие моего предка. На что я ещё мог надеяться? Взгляд приковал к себе Чернобожец, он в удручающем состоянии, да и навряд ли захочет помогать. За его спиной охрана, они готовы разорвать Пращура в клочья, стоит ему дёрнуться.

— Нет, пожалуйста, я не хочу, — Молчанов как зомби продвигался к печи крематория. Я видел краем глаза, он поравнялся с Николаевым. Инферналы за спиной хозяина накинули на голого толстяка золотистый халат с замысловатым узором. Проводы намечались пышные, жаль, что вместе с собой Карлик хотел забрать слишком много народа. Легким взмахом руки сержант указал на открытую реторту печи.

— Спасите меня... — по щеке патологоанатома пробежала слеза. Ноги уже не слушались, понесли Молчанова к огню. Инферналы вытягивали руки, пуская "фанатскую волну", своеобразно поддерживали мужчину в этой попытке окончить свою жизнь. Кто-то касался тонкими пальцами лица несчастного, оставляя тёмные ожоги, они превращались в причудливый ломаный рисунок. Перед ретортой врач заорал и, переходя на бег, прыгнул в пекло. Я отвернул лицо, зажмурился. Слышал его душераздирающий крик ещё несколько секунд, пока запекалась плоть и кровь сворачивалась в венах. Пламя взвилось до самого потолка, изменив свой окрас на тёмно-багровый. Ритуал сожжения начался. Инферналы опустились на колени, открыв рты, издавали монотонный стрекот, что начинал пробирать меня до дрожи. Отис по странному праву отлынивал от всеобщей эйфории, прошёл разделяющую нас сетку насквозь.

— Лучше не дёргайся, Исключенец, будет только больнее, — он злорадно оскалился. Я разжал кулак, в котором почувствовал биение. Клякса с ужасом в единственном глазу смотрела на мои мучения, чувствуя, как стремительно уходила энергия из тела. Вопрошающе приоткрыла зубастый рот. Что я мог сделать? Кинуть её в Инфернала? Такое себе оружие... Перед глазами встало лицо Кумира, жестокое и озлобленное. С трудом понимал мотивацию его последователей, ведь они — изгои, чья жизнь посвящена служению тьме. Но в каком из царств по-настоящему светило солнце? Внутри меня, откуда-то из глубины, вспыхивая холодным огнем, вырастала ярость. Чёрным обелиском поднималась из пепла моего гуманизма. Я злобно посмотрел на Отиса, на присутствующих здесь порождений Лимба. Они нарушили закон, закон, который я считал неприкасаемым. Руки сами потянулись к стене. Я чувствовал, Тьма где-то рядом. Она ждала своего часа. Мне не потребовалось больших усилий, чтобы вызволить её. Белый Карлик сказал, что его сила уходит, а значит и власть печати становится меньше. Импульс наполнил пальцы, я послал его без особого труда, не почувствовав ни малейшего сопротивления. Подумал, что всплеск ушёл в молоко, но неожиданный отклик с другой стороны и болезненный укол в ладони заставили рефлекторно отдёрнуть руки. Острые жала пульсирующей темноты выскочили из стены. Белая печать треснула и померкла. Чернота вырвалась на свободу, похожая на корни огромного дерева. С бешеной скоростью помчалась вперёд, разрывая на своём пути преграды. Острые концы пролетели ограждение, вонзились в стоящих у Чернобожца Инферналов, пригвоздили их к стене. Отис в страхе отпрянул, прервал свой смертельный ритуал.

— Не смей, Исключенец! — он дернулся, но оказался зажат между двумя шипами, попятился.

— Не сметь? Думаешь, только ты можешь прикрываться печатью Белого Осколка, чтобы безнаказанно убивать? Я уничтожил тебя один раз, уничтожу и второй!

Я смотрел на врага исподлобья, дрожал от напряжения. Тьма забрала много энергии, но это стоило того. Если враги перешагнули через все дозволенные рамки, что ж, и мне это не грех. Инфернал просочился сквозь решётку, увернувшись от моей атаки. Он скривился в усмешке:

— Ты все равно взаперти...

Не успел закончить фразу. Я видел, как край острого осколка прорезал его тело наискосок, блеснул в полумраке и исчез. Инфернал захрипел, взгляд остекленел и потух. Даже не успел понять, кто его убил. Аниматор за спиной оплывшего гиганта, в боевом выпаде выпрямился в полный рост, когда всё было кончено и тело Отиса растеклось лужицей у ног. Застывшие шипы медленно рассыпались в прах. Левая рука Чернобожца все ещё была сломана. Пращур одарил меня многозначительным взглядом. Забавная ситуация: в зоне досягаемости у него две цели, а времени лишь на одну. Незнакомец вытянул сломанную руку, демонстративно окутывал её Тьмой. Я смотрел на все это, затаив дыхание. На моих глазах Чернобожец зарастил перелом. Неужели Тьма способна не только на разрушение? Новые подробности заставили пересмотреть своё отношение к происходящему.

— Власть Кумира не способна помешать мне.

Мы как по команде повернули головы на голос Карлика. Он поспешно лёг на руки Инферналов. Они понесли его в сторону открытой реторты крематория, из которой, все ещё беснуясь, выходило пламя. Оставшиеся твари кинулись в атаку. Аниматор отшвырнул одного нападающего, увернулся от атаки второго. Он помчался вперёд, и я лишь облегчённо выдохнул, потеряв оппонента из виду. Пусть они дерутся между собой, а мне нужно как можно скорее убираться отсюда. Кинулся на решётку, но порвать её сходу не получилось. Кольцо Яра на пальце неожиданно обожгло руку.

— Рома, Рома! — призрак появился сбоку, закричал почти в ухо.

— Не ори! Жив я, жив... — я в панике искал дверь, через которую меня сюда втащили.

— Что ты делаешь? — призрак встал над душой, боязливо оглядываясь, увидел разгорающуюся борьбу у печи крематория. Аниматор входил в раж, удары становились быстрее и чётче. На него напирало все больше Инферналов, они выпрыгивали из стен и потолка.

— Отсюда надо бежать! — я закричал во всё горло. Надеялся, услышат враги и отпустят подобру-поздорову. Яр отошёл к краю, смотрел на происходящее с широко раскрытыми остекленевшими глазами.

— Осколок уходит, — он неожиданно появился сбоку. — Надо срочно что-то делать! Надо остановить их!

— Ну да, конечно! Я попытался, и я больше не хочу! — предок встретил мой нервный смешок с суровым выражением лица.

— Рома! Белый Осколок! Ты не представляешь, что это такое! Это огромная власть! — призрак повысил голос.

— О, представляю! Он уже показал себя, блин, во всей красе! И я не хочу снова встречаться с ним! Пусть уходит!

— Нет, ты не понимаешь! Его надо остановить! Чернобожец не должен взять его первым!

Яр не дождался моей помощи, заметался в узком огороженном пространстве.

— Да пусть забирает! Пусть хоть прах сожрёт! — я отчаялся найти выход, ударил по ограждению ногой и едва увернулся от Инфернала, пролетевшего рядом с клеткой. Аниматор дрался как лев. Треск пентаграммы — как команда "ложись!" Я успел лишь пригнуться. В этот раз Пращур использовал один из длинных осколков по новому назначению. Перехватив его в руке, взмахнул как мечом. С лёгким изяществом разрубил выскочившее из стены порождение Лимба. Развернувшись, отсёк по локоть руку ещё одному Инферналу. Я с ужасом наблюдал за этим танцем смерти. А самое интересное, что, несмотря на прущий сонм скворчащих тварей, Чернобожец медленно подбирался к цели. Я вдруг подумал: совсем не хочу находиться тут, когда он настигнет Карлика и возьмёт свое.

— Где выход?! Отсюда надо бежать, Яр! — я развернулся к предку. Помнится, он говорил, что из катакомб есть чёрный ход. Самое время им воспользоваться. Мне с трудом удалось отвлечь призрака от бойни.

— Нет другого выхода! — он выкрикнул это с испугом и злостью одновременно. Ну конечно, самая лучшая защита — это нападение. — У нас только одна возможность спастись: взять осколок первыми!

— Что? — я побелел. Стало невыносимо обидно за то, что Яр обманул меня. Обида тут же поблекла на фоне ненависти: — Ты что, сознательно отправил меня на смерть? Что значит, нет выхода?

— Вот так — нет! Или пан, или пропал!

— Я на такое не подписывался! И с каких это пор ты решаешь, где мне умереть?

— В бой, рабы, надо больше Инферналов! — рёв Карлика на мгновение заглушил мой крик. Он прошёлся по стенам дрожью, на головы посыпалась штукатурка. Я слышал, как твари корябают и скребутся над потолком. Как и в парке, Осколок дал зов. Стоя у края сетки, смотрел, насколько завершён ритуал сожжения. Но к моему разочарованию, Инферналы едва успели всунуть ненасытного толстяка в реторту крематория. Пламя охватило тело, но до полного сжигания ещё далеко. Помещение заполнил запах шашлыка, снова скрутило живот. И всё же жаль, что не позавтракал в больнице.

— Надо уходить! Сейчас здесь будет целая Армия Инферналов, эти уже не будут разбираться, кто тут Чернобожец, а кто мимо проходил! — я вернулся к Яру. Призрак задумчиво смотрел на газораспределительный узел. Жёлтые трубы извивались между собой, как змеи, стрелки манометров еле заметно дрожали под давлением синего топлива. Яр неожиданно исчез, оказался рядом с предохранительно-запорным клапаном. Мои глаза от ужаса полезли на лоб.

— Нет! — я успел лишь вытянуть руку, сделать шаг.

— Прости, Рома, но осколок надо добыть любой ценой!

Мой призрачный тиран скрестил руки, резко развёл их в стороны, словно направив на клапан невидимую волну. Я не знаю, что он сделал, а самое главное — как! Но я впервые увидел Яра, взаимодействующего с физическими объектами. Маятник крана сорвался с пружины, полетел по дуге. Стрелки манометров ринулись к нулю следом за ним, я с ужасом вцепился в сетку. Пламя печи стремительно тухло.

— Что? Нет! Огонь! Обряд не закончен, остановите их, убейте их! — приказ Карлика заставил меня вздрогнуть. Какой хороший был план уйти отсюда по-тихому, но к этому параду подвезли оркестр.

— Что ты наделал? Я же сдохну здесь!

— Нет! — Яр пронёсся по стене, коснулся потолка. Он ставил защитную печать, огораживая наше своеобразное убежище. Узор растекался по сетке, оказался на полу и сомкнулся.

— Давай! — призрак наотмашь ударил первого упавшего с потолка Инфернала, выбив его из контура печати. Я рухнул на колени. Тьма, что мне удалось выдернуть из стены, давно осыпалась, превратившись в ледяную золу. Яр даже не удосужился заметить это. Ни на секунду не задался вопросом, что здесь произошло. Правда, пока не знал, сколько вопросов у меня будет к нему. Я приложил руки к печати, послал импульс усиления. Узор вспыхнул телесным цветом. Так бывало всегда, когда символы загробного мира украшались живым теплом. Что-что, а работая с Яром, можно по-настоящему свернуть горы. Мы оказались под надёжным защитным куполом, хлынувший поток Инфернальных тварей обрушился на Чернобожца, заставив его отступить к стене. Я на мгновение потерял врага из вида, поморщился, чувствуя резь в груди. Проклятие присосалось к моей ауре, лихорадочно забирая энергию. Мы отрубили уголёк от подпитки Лимба. Клякса смотрела на меня, молча извиняясь. Я не стал мешать ей; без поддержки проклятие умрёт, а я все еще обязан малышу жизнью.

— На тебе та тварь! — Яр подскочил, занёс руку, но я успел отпрянуть, прикрыл малыша ладонью.

— Не трогай! Он спас мне жизнь! — смерил призрака уничтожающим взглядом. Я получил помощи, откуда не ожидал, и теперь просто обязан вытащить кляксу живой из этого пекла. — Дальше что? Как мы выберемся, как возьмём этот чёртов осколок?

— Рабы! Нужно восстановить пламя! Уничтожьте сдерживающую печать! — Карлик опередил Яра с ответом. Инфернальный сонм разделился пополам. Новоприбывшие порождения атаковали Аниматора уже не так активно, их становилось всё больше у сетки. Пришлось отступить к стене. Гиганты наваливались худыми телами на узор печати, получали ожоги, но боль подстёгивала их на штурм с удвоенной силой.

— Чёрт, мы, похоже, заперли себя сами! — Яр, наконец, трезво оценил ситуацию.

— Да неужели? Как забавно, что ты тоже это заметил! — я перешёл на сдавленный крик. — Твою мать! За каким ты отключил подачу газа?

— Осколок! Нельзя упустить его! — призрак оставался непреклонен, и я возненавидел его за это.

— Мне можно! Мне он не нужен! — сжал кулаки. Наш разговор прервал громкий утробный рёв со стороны морга. Морда гигантского Инфернала с единственным глазом появилась в крохотном проёме но, уткнувшись в узор печати, тварь не смогла пройти внутрь.

— Они что, позвали Вия?! — я с ужасом вжался в дальний угол. Отметил про себя ужасающее сходство одноглазого с моей кляксой. Неужели и она сможет вырасти до такого размера?

— Нет... — Яр качал головой. — Хуже. Это тот самый, из участка. И он ещё злой с того раза...

Тварь разинула рот, усеянный острыми зубами, клацнула защитный купол. Печать выдержала. Не делая второй попытки, Инфернал убрался восвояси с таким же протяжным воем. Я облегченно выдохнул:

— Хорошо, что он так отожрался, одним меньше!

— Не думаю, что он хотел сюда пройти, он здесь для другого... — догадку Яра тут же подтвердил Карлик.

— Используй трупы, чтобы пройти печать! — его голос подобен громовому раскату.

— Трупы? — я поморщился. — Какие трупы?

— Действительно! Какие трупы в морге? — Яр грустно пожал плечами. Моё лицо перекосило от страха. Инферналы отступили от убежища, сосредоточили силы на Чернобожце. Аниматор оказался окончательно прижатым к стене, отбивался из последних сил. Мы напряженно замерли, когда из проема, ведущего в морг, повеяло нехорошим сквозняком. В тёмном помещении подозрительное движение, едва уловимое.

— Не может быть... — прошептал я пересохшими губами. Яр оставался показательно невозмутимым, и от этого хотелось дать ему по лбу. Первые трупы показались в коридоре, в нос тут же ударил противный запах.

— А вот этот сон я уже видел! — моё сердце упало в груди. Как жаль, что вещие сны — редкие гости в моей жизни.

— Они не пройдут? — я повернулся к предку, но и сам не понял, был это вопрос или утверждение. Пропитанные формалином, выпотрошенные и небрежно зашитые тела различной степени сохранности и разложения подходили всё ближе. Яр молчал, с не меньшим ужасом наблюдая за происходящим.

— Твою мать! Ответь! — подскочил к призраку, рефлекторно схватил его за грудки, но пальцы сжали воздух. — Если я умру здесь, клянусь: я убью тебя на том свете!

Мертвецы приникли к решётке. Я не понимал, почему печать не причиняла им неудобств. Они падали, напирая на ограждение, поднимались и снова, клацая ртами, рвались внутрь. Наблюдая за этим действом, замерли все причастные и даже Чернобожец. По крайней мере, я перестал слышать звуки борьбы со стороны Аниматора. Воспользовавшись общим замешательством, незнакомец сумел вырваться из окружения. Он сделал оборот, раскидав Инферналов в стороны, и на несколько мгновений очистил пространство вокруг себя. Незнакомец топнул ногой, по полу прошёл узор, разрубивший комнату пополам. Чёрная непроницаемая стена выросла до потолка. Аниматор схитрил, оставив нас наедине со своими проблемами и одновременно с этим отрезав от осколка.

— Нет! — Яр едва не выпрыгнул за пределы печати. — Рома, ему надо помешать!

— Ну уж нет! Пусть забирает, мне не жалко! — я изловчился, ударил ногой по сетке. Она уже заметно просела внутрь. От толчка особо настырный покойник с грязными длинными волосами и стёсанным носом и нижней губой отлетел назад. Хорошо, что подвал не рядом с кладбищем. По приказу Карлика Инферналы умудрились бы поднять целую армию нежити, а так мы ограничились всего двумя десятками мертвецов, и несколько из них лишены возможности ходить на ногах. Как говорится: не споткнитесь и не обдерите коленку.

— Почему на них не действует печать запрещения? — крепления сетки над моей головой опасно затрещали. Трупы трупами, а своё мерзкое дело они делали с такой ответственностью, которую я не всегда видел у живых. Через дырку в решётке, оставленной тёмной веткой, мне удалось прикоснуться к одному холодному телу. Попробовал послать внутрь хоть какой-то сигнал. Импульс ушёл в пустоту мёртвой плоти и не вернулся. Я сплюнул: да уж, оживить их явно не получится, но как выгнать Инферналов?

— Им помогает белый осколок, — простонал Яр. Он так и не решился переступить порог печати. Старался высмотреть Чернобожца, но со стороны тёмной преграды доносились лишь приглушенные звуки борьбы и невнятный голос Карлика. Я же лихорадочно соображал, как выйти из подвала больницы живым. Глаз зацепился за торчащий из стены короб воздуховода. Лаз среднего размера уходил в стену и, скорее всего, вёл куда-то на улицу. Ещё раз оценил ситуацию, в которую угодил по воле Яра. О том, чтобы прорываться к осколку, уже не было и речи. Попробовать открыть запорный клапан, чтобы заполнить систему газом? Я махнул рукой на эту идею. Чернобожцы, Белые Карлики, великие артефакты... Да к чёрту их всех, пусть разбираются между собой, как хотят.

Сетка прогнулась ещё сильнее, вот-вот, и покойники оборвут её. Чтобы выжить, надо действовать на опережение. Скорчив злобную гримасу, зарычал на женщину средних лет с ярко-рыжими волосами и всего одной рукой. Прежде чем сделать рывок к вентиляции, хлопнул себя по карманам.

— Ты где, уголёк?

Ответа не услышал, но я почувствовал довольное урчание кляксы. Она внутри, и это единственное существо, которое мне хотелось вытащить отсюда живым.

— Что ты задумал? — Яр заметил мою готовность к действиям. Я слишком сосредоточен, чтобы отвечать ему и расписывать план.

— Рома, вернись, мне нужна твоя помощь! — он не просил, а, повысив голос, приказывал. Я не отреагировал на такой тон. Слишком устал от бесконечного помыкания. Сетка держалась на одном крючке. Я сосредоточил в пальцах импульс. Печать запрещения, на покойников она не подействует, а вот на стоящих за их спинами Инферналов — вполне. Порождения Лимба хищно облизывались, ожидая своей очереди. Пролёт ограждения сломался с сухим щелчком. Мертвецы ввалились внутрь технической зоны, заваливая собой проход. Я уцепился за оставшуюся часть сетки, подпрыгнув, вскочил кому-то на спину. Оттолкнул двоих, ловко увернулся от рук настырного байкера без губы. Кувырок через плечо, и вот я уже один на один с Инфернальными гвардейцами Белого Карлика. Замер, припав на одно колено.

— А ну, разойдись, суки! — у меня не было настроения рассусоливать с ними, руки коснулись пола. Печать осколка давно потухла и больше не подавала признаков жизни. Мне оставалась самая малость: убрать помеху из десятка тварей и, заскочив по тянувшимся вдоль стены трубам, добраться до воздуховода. Узор печати вспыхнул на полу, я кинулся в атаку. Едва увернулся от чёрного острия, прилетевшего сверху. Оно прорезало выскочившего навстречу Инфернала, разрубив тварь пополам, и невольно освободило дорогу. Краем глаза заметил, как на потолке появляются чёрные круги.

— Культисты здесь! Быстрее, рабы! — стена, разделившая комнату на две части, разломилась. Аниматор обернулся, добивая последнего Инфернала. У него действительно появились конкуренты. Я заскулил от безысходности, прыгнув на трубы, в одном рывке вскарабкался наверх. Откинул решётку вентиляции, судорожно втащил внутрь тело. Поместился идеально, но шевелился с трудом. Любимый цвет, блин, любимый размер...

Тёмные фигуры в масках обозначились по углам, выплывали из темноты, принимая человеческий образ. Холодно и безжалостно добивали оставшихся Инферналов, обезглавливали ожившие трупы. Я боялся глубоко вздохнуть: заметили меня или нет?

— Стой, Пращур! Чей дом ты представляешь? — грозный женский голос заставил меня вздрогнуть и приподнять голову. В строгих рядах Чернобожцев есть девушки? Интересно, балахон бой-бабы тоже свободный или обтягивал все прелести? Почти ничего не видел, лёжа на спине, лишь край печи и отступающего к ней Аниматора. Он разобрался с Инферналами в одиночку, держал в руке осколок пентаграммы. Подоспевший отряд культистов явно сильнее, интересно, что они теперь будут делать? Огонь крематория потух, обугленное тело сержанта трепыхалось в жаровне, как кукла на ниточках. Он вдруг закричал:

— Нет, проклятое отродье! Не смейте приближаться ко мне!

— О! Белый Осколок! — женский голос заметно приободрился. — Какая удача! Кумир будет доволен. А где тот наглец, что прошёл первое испытание? Он должен или понести наказание, или встать в наши ряды.

Аниматор вжался в угол. Он упорно молчал даже среди своих. Впрочем, кто тут свой, а кто чужой оставалось открытым вопросом.

— А что касается тебя, Пращур, твой Дом сгинет к следующему обряду через шестнадцать лун. Взять его! — она отдала приказ, перейдя на крик. Помогая себе руками, я проталкивал тело вглубь воздуховода. М-да уж, вставать под чёрные знамёна, а уж тем более умирать, мне не с руки, поэтому ловить здесь нечего. Вспомнил о Яре: надеюсь, ему хватило ума свалить с места преступления. Тонкие листы предательски проминались под моим тщедушным тельцем. Я остановился, когда Чернобожцы окружили Аниматора. Хоть одним глазом посмотреть на то, как ему отольются мои слёзки. Незнакомец бросил импровизированный кинжал, протянул руки, словно готовясь надеть наручники. Я просчитался, думая, что на этом всё закончится. Стоило культистам подойти ближе, Пращур крутанулся волчком, ударил кулаком в пол. Тьма вырвалась наружу вязким фонтаном. Она обволокла Чернобожца с ног до головы, выстроив щит, откинула преследователей. Незнакомец кинулся к топке крематория, вытянув руки, прыгнул внутрь. Последнее, что я услышал, стал крик Белого Карлика. Вырвавшееся из реторты сине-зелёное пламя поглотило силуэты Аниматора и сержанта. Кажется, они слились воедино. Глупая смерть. Всё, мне надо бежать! Я оттолкнулся от мягких стенок короба и с ужасом почувствовал, как макушка упёрлась во что-то твёрдое. Стальная решетка преградила путь. Вот чёрт! С досады прикусил губу. Я оказался в ловушке, теперь окончательно и бесповоротно. А ведь какая была идея улизнуть по-тихому и незамеченным. Скрючившись в неудобной позе, тихо матерился. Крики предводительницы отряда перемежались со стонами раненых культистов.

— Быстрее, призывайте Тьму, он не должен уйти!

Помещение заполнялось едким дымом, а стоило оставшимся Чернобожцам приблизиться к крематорию, прогремел страшный взрыв. Меня подбросило вместе с воздуховодом, затрещали крепления. Я затаил дыхание, чувствуя, как та часть, в которой нашёл укрытие, медленно накреняется. Она обломилась чуть выше моей головы, выплюнув незадачливого игрока в прятки на пол, прямо в руки недоброжелателей.

— Это ты? — женщина в чёрном костюме и непроницаемой маске смотрела на меня сверху. Я упал к её ногам, выдавил невнятную улыбку:

— Здрасьте...

Не стоило думать, что мне ответят взаимностью. Чернобожцы приходили в себя.

— Взять его! — крик, как команда к действию. Я видел проём, ведущий к моргу. Клубы ядовитого дыма заполняли проход, и если я хочу выбраться отсюда живым, надо торопиться. Моргнуло аварийное освещение, звук пожарной сирены доносился словно из другого измерения. Они окружили меня, кто-то схватил за руку. А вот это плохая идея. Бравые ребята ещё не знают, кто я и как отношусь к их карнавалу. Ловко перехватив руку неприятеля, сфокусировал в пальцах печать исцеления. Узор отразился на рукаве культиста, взорвался ярким светом, оставив ожог и заставив Чернобожца вскрикнуть от боли. Он оттолкнул меня, припав на одно колено, я хищно оглядел собравшихся. Едва нащупал пол, заваленный сверху частями человеческих тел и обломками взрыва.

— В тень! — скомандовала предводительница культистов. Она отскочила в угол и растворилась в дыму. Я вложил в импульс всю энергию, которая была в теле. Это единственный шанс спастись. Печать исцеления расползлась по всей площади маленького зала. Я взорвал её без промедления, от напряжения высунул язык:

— Кто не спрятался, я не виноват!

В яркой вспышке исчезло всё. Люди, помещение, разгорающийся пожар. Я не помню, как, шатаясь, добрался до лифта, не помнил, как выбирал кнопку первого этажа. Надышавшись дымом и лишившись сил, стоял перед зеркалом в фойе больницы. Грязь на лице и руках. Моё отражение выглядело еще хуже, чем я себя чувствовал. Трещина на поверхности зеркала заросла. Никого не встретил, выходя на улицу. Меня почти не волновала судьба людей, оставшихся в коридоре: за ними прибудут спасатели. Я пришёл в себя, перейдя дорогу и вступив на территорию Филёвского парка. Свежий воздух закономерно опьянил. Я шёл вперёд, глупо улыбаясь самому себе.

— Рома! — Яр появился впереди, но я прошёл мимо:

— Пошёл к чёрту, предатель!

— Ром, я... — призрак остался на месте, смотрел на меня с болезненным пониманием. Какой прок от его сочувствия, когда я чуть не лишился жизни? Меня как кролика кинули в клетку с удавом. Обидно и горько получать такие подставы от человека, которому доверял. Тихо повторил:

— Пошёл к чёрту...

Я добрёл до скамейки. Она укрыта среди густых кустов и стоит вдалеке от дорожек. Ноги подкосились, сел на край, сунул руки в карман ветровки и согнулся, уткнувшись в колени. Яр появился рядом, я чувствовал его присутствие, но не мог заставить себя поглядеть предку в глаза. Я не мог простить его прямо сейчас. Только не сейчас... Он исчез, так и не проронив ни слова. Тело ломило от пережитых ударов, я откинулся на спинку, застонал от боли. На востоке рождалась заря, скоро рассвет. И я безумно рад увидеть солнце. Вот только жаль, что не всем это суждено этим утром. Я по-своему скорбел по тем людям, что погибли в том страшном ритуале сожжения трупов. Со стороны больничного комплекса потянуло гарью. Можно не оборачиваться, пожар разгорался в подвале. Звук приближающихся сирен оповестил, что времени на передышку не осталось. А ведь мне ещё надо добраться до больницы и как-то пройти мимо соглядатая. Ударил себя по карманам обожжёнными руками. Надеюсь, не потерял кредитку. Встрепенувшись, вспомнил о проклятии:

— Уголёк, ты где?

Клякса что-то устало пробубнила на ухо. Ей пришлось не сладко, но дворняга жива! Что ж, отлично, теперь можно и в обратную дорогу! Кстати, я уже слышу, как первая пожарная машина остановилась у въезда в больницу, и за ней подоспела ещё одна. Надо убираться отсюда, пока я ещё остаюсь незамеченным. Эта история подходит к концу...

Я учтиво постучался в дверь кабинета.

— Ярцев? Входите! — голос принадлежал Хмельницкому. Я откашлялся, собрался с мыслями. Последний штрих в этом деле нужно поставить быстро и без запинок. Интересно посмотреть в лицо этому капитану. Конечно, не уверен на сто процентов, что именно федерал и был тем самым Аниматором, но странное чувство не покидало меня до сих пор. Утром родилась идея, как проверить свою догадку, поэтому перед нашей последней встречей заехал на работу.

Я вошёл в кабинет. Здесь пара столов, каждый завален кипами бумаг, тоннами уголовных дел. Хмельницкий сидел в дальнем углу. Не самое выгодное положение, капитан не в почёте? Он поднял улыбающийся взгляд:

— Вы опоздали.

— Всего-то на полчаса. Скажите спасибо вашему подопечному. Он не спал всю ночь, а утром безбожно тупил, вспоминая, где на этаже туалет, — я почти не соврал. Как оказалось, печать, поставленная Яром, имела для соглядатая ряд побочных эффектов, и это заметно подняло мне настроение.

— Понятно. Ну, после этой формальности мы снимем охрану с больницы, вас никто не потревожит. Присаживайтесь.

Федерал указал на стул с потёртыми перекладинами на спинке. Смотрю, свидетели любили тут засиживаться, главное, чтобы не Свидетели Иеговы. Честно говоря, я представлял себе рабочее место капитана из отдела "Хрен знает, как это произошло" несколько иначе. А где же плакат с фотографией НЛО и надписью: "Хочу верить?" А где рыжеволосая напарница? Ладно, нет плаката, но на "Гелик" ФСБешника обязательно должны приклеиться парочка рыжеволосых...

— Я рад, что всё это наконец закончится! — раздражённо буркнул себе под нос. Хмельницкий положил на край стола десяток листов.

— Здесь протоколы о наших выездах, осмотрах и перекрестном допросе. В полицейском участке, в парке... ознакомьтесь и поставьте подпись под каждым листом, — он хитро улыбался, что-то приготовил, зараза!

— А в морге? — я улыбнулся не менее хитро. Не знаю, как капитан, а зараза напротив него точно кое-что приготовила.

— Конечно! Кстати, странно, что вы вспомнили про морг. Знаете, сегодня ночью там был пожар, — Хмельницкий наигранно качал головой. Даже тот факт, что погибли люди, нисколько не стёр эту противную ухмылку.

— Серьезно? — я нахмурился, но не стал заострять внимание, демонстративно изучал бумаги. — Кто-то пострадал?

— Да, есть жертвы. Помните того патологоанатома, чудака огромного роста?

— Молчанов, кажется, — я невольно вздрогнул. Из резни в морге запомнилось много моментов, но самый страшный — это предсмертный испуг на лице врача. Он появлялся перед глазами каждый раз, когда я их закрывал.

— Да-да, Молчанов! Как символично, что вы его запомнили.

— Что же здесь символичного? — мой голос нехорошо сел.

— Он погиб этой ночью.

Интересная символика у Хмельницкого, и, похоже, мои подозрения не так уж и безосновательны. Неужели он и есть тот Аниматор? По телу побежал холодок. С трудом изобразил изумление:

— Как погиб?

— Сгорел, представляете! В собственном крематории. В больнице случился пожар, много людей пострадало.

— Ужас какой... — я вернулся к бумагам. На них стенографии вопросов и ответов, по сути, ничего интересного, но перед подписью надо обязательно всё изучить, а то приплетут какие-нибудь слова из Шекспира, будет конфуз.

— Да, представляете какое совпадение!

— В чём же здесь совпадение?

— Да всё это дело одно большое совпадение, — Скалдер подался вперёд и посмотрел на меня так, словно ожидал услышать чистосердечное признание. Я пожал плечами:

— Я ничего не знаю о вашем пожаре, всю ночь спал как убитый, можете своего соглядатая спросить.

— Конечно, спросим, — Хмельницкий рассмеялся, — вы читайте внимательнее, вдруг где ошибку найдёте.

— А мне надо её найти? — я поднял раздражительный взгляд. Наш разговор опять выходил за пределы вежливости. Самое время проверить мою гипотезу, но я не буду действовать методами федерала, пытаясь сковырнуть его едкими намёками.

— Ну, всякое бывает, мы же не роботы, можем и ошибиться... — кажется, в этот раз я переоценил завуалированный посыл Хмельницкого, и, по-моему, он даже немного обиделся. Что-то задумчиво набирал на клавиатуре компьютера, потеряв ко мне всякий интерес. Я незаметно сунул руку в карман, нащупал новенький телефон, что взял у Дашки в офисе. Мой предыдущий номер уже занесён в контакты, осталось нажать на несколько кнопок и начнётся дозвон, если Хмельницкий и есть Чернобожец, то мой сотовый у него, а значит, запищит. Я, конечно, не уверен, что Скалдер попросту не отключил мобилу, но шанс оставался. Именно поэтому не стал звонить по дороге, хотел в этот момент взглянуть ему в глаза. Попытка не пытка... Я углубился в изучение бумаг, чувствовал, как из динамика идут длинные гудки. К моему разочарованию тишину в кабинете не разорвало тонкое пищание входящего вызова. В лицо ударило жаром: может, оно и к лучшему. Не представлял, что было бы потом. Эпичная речь, эпичный бой и кто бы вышел победителем? Я дочитывал протоколы, переведя дыхание. Хмельницкий не заметил моего волнения, молча работал с компьютером. Я, наконец, поставил под каждым листом подпись.

— Да, всё верно, — устало вздохнул. Нет, всё же жаль, что федерал не Чернобожец, мой гениальный план ушёл в молоко. Хотя Аниматор и показался мне знакомым, но, как сказал Хмельницкий, мы все можем ошибиться...

— Ну что? Всё, поздравляю, вы теперь свободны, — ФСБешник с грустью смотрел на мою сгорбившуюся фигуру. После бойни в больнице я все ещё чувствовал себя неважно. Хорошо хоть на лице не осталось никаких следов. Грязный спортивный костюм я спрятал, не думаю, что федералы додумаются его искать. Яр был прав, заставив взять на вылазку эти тряпки. Не видел предка со вчерашнего вечера, но на самом деле и не хотел видеть. В этот раз он действительно перегнул палку. Пусть подумает о своём поведении.

— Ну, если всё, значит поеду домой, — я хлопнул себя по коленкам, встал.

— Хорошо, но если вдруг вспомните что-то важное по этому делу, позвоните.

Хмельницкий всунул мне в руки визитку. Всучил почти насильно. Я озадаченно крутил карточку в руке:

— Так вы же завершили расследование...

— Кто вам такое сказал?

— Спесивцев написал мне записку... — я притупил взгляд. Чуял, что сболтнул лишнего, но отступать поздно. Хмельницкий привстал:

— Какую записку? Она у вас?

— Нет, я её выбросил. Но там не было подписи, я не знаю, почему подумал, что она от Спесивцева, — пришлось переобуваться на ходу, потёр лоб. Главное, чтобы Скалдер не увидел краску на лице.

— И что же там было написано?

— Благодарность за помощь в расследовании, — пожал плечами. Мне удалось извернуться, чтобы отойти от этой темы. — Сначала подумал, от вас, но стиль письма был уж очень вежливым, все-таки сошёлся на мысли, что это Спесивцев.

Я неуместно гоготнул. Хмельницкий молчал, глупо моргая глазами.

— Ну не знаю, может, кто-то просто пошутил! — махнул рукой, поспешно отступая к двери. Лишь бы Скалдер не успел прийти в себя и не начал процедуру дознания по новому кругу. Я физически не вынесу ещё одного дня под наблюдением этого капитана.

— До свидания, я обязательно позвоню! — выкрикнул в уже закрывшуюся дверь. Плотно прижал её и облегченно выдохнул. Кажется, и в этот раз мне удалось выкарабкаться. Интересно, долго ли удача будет на моей стороне...

На улице солнечный и приятный день, несмотря, что август в разгаре, в этом году лето выдалось на редкость дождливым. Я бы, наверное, с радостью наслаждался теплом, но ситуация в последние дни не располагала к хорошему настроению. Даже долгожданная свобода ничуть не улучшила мой пессимизм. Личность Аниматора продолжала оставаться загадкой...

Чуть ослабив галстук и сунув руки в карманы, побрёл в сторону метро. Сзади к тротуару подъехала машина. Лёгкий гудок под боком заставил подпрыгнуть на месте и схватиться за сердце. Неужели приставучий Хмельницкий расчехлил свой джип? На моё удивление, за рулём "легковушки" был Спесивцев. Он добро улыбался, кивнул на свободное пассажирское место. Вот этому человеку я был всегда рад! Взмахнув рукой в приветственном жесте, лёгкой трусцой обогнул автомобиль, заскочил внутрь.

— Вы уже на коне? — бегло оценил салон: машина недорогая, но удобная, всё на своих местах и ничего лишнего. Вот это я понимаю, человек живёт по средствам.

— Да, у нас ЧП. Вы от Артура? Он, наверное, уже рассказал? — Спесивцев аккуратно вклинился в поток на Лубянке.

— Вы про пожар в морге? Да, рассказал. Вообще, странно всё это, вы тоже думаете, что это связанно со смертью Николаева?

— Я только оттуда, опознали ещё несколько человек. Кроме патологоанатома, погибли врач и сотрудник вневедомственной охраны. Ума не приложу, связано это или нет!

— Я всю ночь провёл в палате. У меня есть свидетель, — не думаю, что Спесивцев такой же параноик, как Скалдер, и подозревает меня в причастности к трагедии, но сказал на всякий случай. Он рассмеялся:

— Не сомневаюсь! Кому-кому, а устраивать пожар в морге перед кремацией трупа сержанта точно вам не с руки.

— Ох, вы бы об этом Хмельницкому сказали, я думал, он опять начнёт меня допрашивать! — от сердца отлегло, позволил себе раскинуться в кресле.

— Артур очень мнительный. С одной стороны, это хорошо для работы. А с другой — на него все жалуются и, конечно же, мне. А я как тень хожу за своим подчинённым и подтираю там, где он наследил. Кому-то нагрубит — я выслушаю. Кого-то обидит — я задобрю.

Я рассмеялся:

— Действительно, как будто у вас своих дел нет!

Спесивцев довольно закивал. Мировой мужик, будет жаль, если судьба больше нас не сведёт.

— Ну, хорошо, а вы как после всего этого? — он заговорил, когда мы отсмеялись.

— Да ничего вроде, необычно, конечно, быть в роли подозреваемого свидетеля, но я даже уже привык.

— Кстати, Артур рассказал, что вы когда-то давно уже проходили свидетелем по одному делу. Вы лукавите, вы просто успели забыть, каково это, — Спесивцев, шутя, потряс пальцем.

— О, это было очень давно, десять лет назад. Мы тогда, по сути, ещё детьми были...

— Конечно, молодость... Вот только странно, где же то загадочное кольцо? Уже не носите?

Он стрельнул глазами по моим рукам. Я растопырил пальцы, не переставая мечтательно улыбаться.

— Какое кольцо?

— Которое проходило по делу, оно же ваше родовое?

— А, вы про то кольцо с гербом?

Я не надевал его после вылазки, но неизменно держал в кармане. Если приглядеться, то перстень и сейчас можно увидеть выпирающим из штанины. После трагических событий, чуть не унесших мою жизнь, он уже не возвращался, как раньше, и потеря артефакта была равносильна потере связи с Яром.

— Ну да, кажется, так его описывали в уголовном деле.

Моя улыбка поблекла:

— Так ведь не описывали!

— В смысле?

— В прямом... подождите, — я нервно рассмеялся, достав телефон, нажатием двух заветных кнопок набрал свой потерянный номер.

— Что это? — Спесивцев отвлёкся от дороги. — Кому-то забыли позвонить?

До боли знакомая, почти приторная мелодия в приглушённом исполнении донеслась с водительской стороны. Спесивцев, как ни в чём не бывало, достал мой мобильник из внутреннего кармана, посмотрел на дисплей, потом на меня.

— Нет... — сердце упало в груди, я застонал от осознания того факта, что снова ошибся в человеке. Я хоть и целитель, но дара прорицателя или хотя бы дознавателя, как у Хмельницкого, у меня как не было, так и нет.

— Да-да... — Спесивцев кивал, невозмутимо улыбался.

— Это был ты, сука... — я едва не выронил телефон, убирая его в карман. Надо действовать первым, молниеносно. Маленькая заминка, и я труп. Сфокусировал в пальцах печать исцеления. Не сомневался, чем будет бить Аниматор. Зеркало заднего вида, треснуло с сухим щелчком. Тьма сгустилась в салоне, обволокла голову Спесивцева наполовину, правый глаз лже-майора с усмешкой смотрел на меня. В руке появился осколок пентаграммы. Я успел разрушить его импульсом, целился в голову, но продолжая лавировать в стремительном потоке, Чернобожец ловко увернулся.

— И это всё, на что ты способен? Мальчишка! — Аниматор хрипло смеялся. Машина мчалась по шоссе, набирая скорость.

— Это кто тут мальчишка? Грязный убийца! Ты вообще должен был сгореть к чертям! — я едва проговорил это, натруженно пыхтел, пытаясь прикоснуться к телу врага и одновременно с этим не потерять концентрацию.

— Совсем сопливый мальчишка! Я не могу сгореть! Я Пращур! — захохотал Чернобожец, извернувшись, достал очередной кусок пентаграммы, как фокусник, из рукава, перехватил его, орудуя словно ножом, рассёк воздух перед моим носом. Вот собака! Для него это игра! Силы не равны, тьма сгущалась, отрезая нас от света и словно поглощая автомобиль в другую реальность. Мне не победить Аниматора, я пошёл на отчаянный шаг, оттолкнул его локтём.

— Думаешь, самый умный? — едва отдышался, нащупал кнопку ремня безопасности.

— Вопрос в другом: хочешь ли ты стать таким же умным, как я? — азартно зашипел Чернобожец. Он не хотел меня убивать, и от этого становилось ещё страшнее. — Твой предок только мешает тебе, тормозит твоё развитие. Отрекись от него, и я стану твоим учителем.

— Да ты что? — я изобразил изумление, отстегнув ремень, повернулся к врагу: — А "учитель" у тебя отрос для моих амбиций?

Не стал тратить силы на пустую борьбу, в этот раз приложил руки к лобовому стеклу автомобиля. Узор печати прорезал тёмную плёнку, впустив в салон свет Московских улиц. Расчёт оказался верен. Аниматор закрыл лицо рукой, выронил оружие. Он болезненно вскрикнул, бросив руль, ударил по тормозам.

— Я так и знал! Приходи, когда отрастёт! — нащупал ручку замка на двери. Открыв ее, выпрыгнул из машины наугад, почти не думая о возможных последствиях. Удар пришёлся на ноги и многострадальную спину. Я очутился на асфальте, по инерции покатился кубарем под колёса едущих в одном потоке машин. Лишь чудом никто меня не зацепил. Автомобили неслись подобно метеорам, мелькали перед глазами бесконечным потоком. Я сжался в комок, ободранными в кровь руками обхватил голову. Вскрикивая от каждого тревожного гудка, готовился к смерти. Это только в фильмах герои могут бежать в несущемся потоке стальных машин, не моргнув и глазом. В жизни пресловутый инстинкт самосохранения заставляет организм выбрасывать в кровь нейромедиатор норадреналин. Несколько мгновений, и вот твой бравый герой вытирает брюхом грязный асфальт. Не в силах сдвинуться с места, дрожит, как листок на ветру.

— Рома, вправо! — грозный крик Яра заставил поднять голову. Призрак закрыл меня полупрозрачным телом от смертельного потока, выставил вперёд руки. Импульсы печатей расходились в стороны, отблеском попадали на машины, заставляли водителей заранее увидеть препятствие в виде незадачливого пешехода на проезжей части. Я поднялся на четвереньки, ужасно болело колено. Яр указал на спасительный островок разметки между встречным потоками машин. Но чтобы добраться до него, надо преодолеть две полосы оживленного шоссе. Чёртовы пробки, где вы, когда так нужны?

— Беги, когда скажу! — Яр кричал, не оборачиваясь и не смотря в мою сторону. Вот интересно, как мне бежать с такими ранами? Я едва в сознании, на критическую ситуацию отреагировала даже Клякса. Выскочив на плече, боязливо оглядывалась по сторонам.

— Двигай, Рома! Быстрее! — Яр сдерживал автомобили из последних сил, раскидывая их по сторонам. У меня не получился спасительный рывок, проскочил последние метры на четвереньках как раненый пёс, подвернув руку, завалился на бок, сжал зубы от боли. Я буквально вкатился в островок безопасности, прижался к грязному отбойнику. В последний момент Яру пришлось столкнуть две машины, сведя руки. Одна из них царапнула отбойник, одарив меня снопом искр, но все же не причинив вреда.

— Спокойно, Ромка, не дёргайся, все остальные проедут мимо! — Яр успокаивал меня как мог. Но я дрожал не от страха, от злости на самого себя, на свою беспечность. Спесивцев обвёл меня вокруг пальца, притворившись другом, и я, как дурак, поверил ему. Поток машин замедлялся. Кто-то выскочил из остановившегося автомобиля, попытался поднять на ноги. Без устали спрашивал, как я себя чувствую. Как-как... Как полный идиот!