Дворянка видит чужого раба и, подчиняясь минутному капризу, покупает его. Строгая служащая Имперского штаба и юноша, умеющий лишь доставлять удовольствие хозяевам. Что у них может быть общего? Но вскоре раб и госпожа и госпожа понимают, что они всего лишь люди, способные на чувства. Только вместе они смогут разоблачить серийного убийцу и раскрыть заговор против Империи.

Прием был скучен. Люди скользили мимо, слова скользили мимо — скучные, лишние. Трупы слов. Ийя стояла, опершись локтями о перила балюстрады и, прихлебывая из бокала, смотрела вниз. Внизу гости сходились и расходились, улыбались, их губы шевелились, бледные, холодно мерцающие драгоценными камнями руки касались затянутых в парчу и бархат плеч — и Ийя думала, что от них должны оставаться следы, как от слизней. Она старалась не оглядываться — чтобы не видеть улыбок, пустых, как глаза мертвеца. Просто смотрела, как вращается в такт невесомой, прозрачной мелодии флейты вязкое варево из атласных платьев, парчовых камзолов, золоченых мундиров.

— Вы скучаете? Разрешите Вас развлечь?

Ийя обернулась, досадливо дернув плечом. Он стоял рядом — но не слишком, не давил, нависая, просто обозначил имитацию симпатии. Конечно, имитацию — переливающийся драгоценными камнями ошейник не позволял сомневаться в статусе неожиданного собеседника. Раб. Развлечение, живая игрушка. Ийя отодвинулась, окинула медленным оценивающим взглядом широкие плечи, тонкую талию, узкие бедра. А потом посмотрела в лицо. Глаза. Темные с поволокой в обрамлении коротких пушистых ресниц — глаза цвета бархатного августовского неба. Казалось, если посмотреть в них подольше — можно увидеть тяжелые низкие летние звезды. Раб улыбнулся, откидывая со лба завитки темных волос. Улыбка вспыхнула, зажгла искры в темной глубине глаз, вспышкой осветила смуглое лицо. Ийя почувствовала, как дрогнули в ответ уголки ее губ.

— Простите, если помешал, госпожа. Мне показалось, что вам не весело. Если разрешите — сейчас будет играть прекрасный вальс. Я был бы счастлив танцевать с вами.

— Нет, благодарю тебя. Мне не скучно. Но все равно — спасибо за предложение.

Раб кивнул, улыбнувшись еще раз — и ей захотелось дотронуться до этой улыбки, ощутить под пальцами теплые мягкие губы.

— Прошу прощения. Если вы передумаете — я был бы рад составить вам компанию, госпожа.

Он отошел, бросив на прощание длинный, полный любопытства взгляд — и исчез в горячей, пахнущей потом и благовониями толпе.

Ийя видела его — рядом с полным лысоватым господином в мундире адмиралтейства, поглаживающим уверенными хозяйскими движениями смуглую щеку. Рядом с хихикающими барышнями в платьях, выглядящих так, будто их создали не портные, а кондитеры. Барышни краснели и шаловливо шлепали веерами по обтянутой черной кожей заднице. Потом была матрона со шляпкой в виде корзины с фруктами, танцующая с ним — липнущая к гибкой легкой фигуре, медленная, неуклюжая, как каракатица. Он шел от гостя к гостю, улыбаясь своей солнечной улыбкой — и Ийя поражалось, как можно ее не видеть. Как можно хватать потными горячими ладонями это сияющее летнее чудо, смотреть равнодушными глазами на солнечный свет — и не улыбаться в ответ.

Потом к ней подошел кто-то, заговорил, обдавая дыханием, смешанным с винными парами. Она отвечала, не слушая, просто хмуро кивала в редкие паузы между словами. Собеседник был неутомим, и Ийя, извинившись, отошла в сторону, скрывшись за широкой колонной, покрытой тонкой вязью резьбы. Когда она вновь подошла к перилам — раба уже не было.

— Госпожа де Виалан. Госпожа де Виалан. Лорд Маар де Куот ждет Вас в зале для совещаний. Адмирал и лорд Зиотан уже прибыли.

Кивнув, Ийя поставил недопитый бокал на поднос предупредительно согнувшегося в поклоне слуги, и пошла к выходу из зала. На пороге она оглянулась — но уже знакомая гибкая фигура не мелькнула в толпе и, пожав плечами, Ийя вышла в длинный, драпированный темным замбинским шелком коридор.

Айре затравленно огляделся.

— Но это же не я покупал вино. Вы же сами купили. И приказали мне забрать ящик.

— Ты хочешь сказать, что это я купил эту дрянь? — управляющий пнул сапогом стоящий на полу ящик. — Ты хочешь это сказать?

Айре торопливо замотал головой.

— Нет? А кто тогда? Кто виноват, что гостям предложили пить эту заплесневелую кислятину? Почему ты не проверил бутылки, когда забирал? Ты вообще на что-нибудь способен, кроме как подставлять задницу старым педерастам и трахать этих тупых похотливых кур? Ты, жалкая шлюха. Почему ты не посмотрел?

— Да вы сказали, что надо забрать. Просто забрать. Взять ящик и принести. Это вы всегда проверяете вино, я в этом ничего не понимаю. Вы же здесь распоряжаетесь.

— Значит, виноват все-таки я. Я, а не смазливая тупая шлюха. Просто чудесно. Очень любопытно узнать твое мнение на этот счет. И ты прав — распоряжаюсь здесь я. И я не думаю, что такой идиот, как ты, нужен господину. В этом городе полно рабов покрасивее тебя. И наверняка многие из них — намного сообразительнее. Так что не думаю, что ты тут нужен. Да, не думаю, — управляющий стоял, задумчиво покачиваясь с пятки на носок, выпятив пухлую нижнюю губу.

Айре, сжав кулаки, замер, глядя в пол, чувствуя, как сердце колотится где-то в глотке, а в желудке медленно поворачивается холодный твердый ком. Он знал эти признаки приближающейся грозы, предвестники быстрых и жестоких решений, на которые был скор управляющий. Черт, он должен был забрать это вино. Просто забрать.

— Значит, так. Вино выставите к мусорным контейнерам. Пусть выпьют бродяги. Этого, — управляющий кивнул на втянувшего голову в плечи Айре, — раздеть, связать и туда же. Вместе с вином. И подготовьте завтра экипаж — нужно будет купить нового раба.

Развернувшись на пятках, управляющий быстрым шагом пошел к двери. Айре бросился следом, хватая ртом внезапно ставший горячим и вязким воздух. Чьи-то руки перехватили его, швыряя на пол, колено уперлось в спину, Айре рванулся, закричав, чувствуя, как в запястья врезается кожаный ремень.

— Господин управляющий. Не надо. Простите, господин управляющий, — Айре захлебнулся криком, когда второй ремень перехватил ему рот, загоняя крик в легкие. Он замычал, мотая головой, тонкие струйки крови из разорванной губы были густыми и солеными. Холодный металл коснулся спины — нож распорол тонкую батистовую рубашку, перерезал пояс на штанах. С него стянули одежду, швырнули в угол сапоги. Айре хрипло дышал, глядя, как обутые в тяжелые башмаки ноги останавливаются рядом с его лицом.

— Прости, парень. Приказ есть приказ. — Его подхватили, потащили к выходу. Скрипнула обитая железом тяжелая дверь, тело ожег, как плетью, холодный мокрый зимний ветер. Липкая ледяная грязь под ногами у Айре разъезжалась, заставляя оскальзываться, но его держали крепко, не давая упасть. Швырнули на колени у мусорных баков, защелкивая карабин на ошейнике. Поводок узлом затянули на лапе кованого орла, глядящего одним глазом на Айре из чугунного кружева ограды. Рядом грузно чавкнул в грязи ящик вина.

— Ладно, парень. Не держи зла. — Шаги прошлепали к дому, скрипнула дверь, вспыхнула и погасла полоса золотого света.

Айре дернул поводок и попытался сглотнуть слюну. Замычав, вывернул голову, вытирая подбородок о плечо. Под коленями хлюпала склизкая грязь, рядом, в круге света, валялась арбузная корка. На спину капнула ледяная вода — еще и еще, мерзко и щекотно стекая вдоль позвоночника. В тишине, полной гулкой мерной капели и далекого лая собак, раздались шаги. Айре попытался оглянуться, но потерял равновесие и упал. Он ерзал в воняющий гнилью жиже, пытаясь упереться плечом и встать, когда кто-то схватил его за щиколотку, рванув на себя. Айре рухнул лицом вниз, перекатился на спину, широко распахнутыми глазами глядя на возвышающихся над ним мужчин. Мятые, испитые лица, заскорузлые от грязи обноски.

— Эй, гляди, что тут есть. Как думаешь, это выкинули?

— Не знаю. Ну, похоже на то, — говорящий задумчиво поколупал покрытую коркой засохшего гноя язву на щеке. — Гляди, там еще и бухло стоит.

— Ну что, угостимся? — высокий, одетый в рваный женский плащ необъятного размера бродяга вытащил из ящика бутылку и, зубами вырвав пробку, шумно отпил из горла. — Неплохо, неплохо. Сладкое.

— Дай мне. Эй, все не вылакай. Дай мне, говорю, — второй нищий вырвал бутылку и жадно отхлебнул. — А с этим что делать будем? — Кивнул он на Айре.

— Что делать, что делать? Вино — пить, этого — ебать, что не ясно? — высокий хохотнул и шагнул поближе, облизывая шелушащиеся губы. Айре попытался отползти, скользя спиной по грязи, бродяга пошел за ним, ухмыляясь, окидывая обнаженное тело жадным взглядом.

— Да ты глянь, какой — чистенький, гладенький, хорошенький. И чего этим богачам неймется — такое добро выбрасывают… — Он присел на корточки, и Айре судорожно поджал ноги. — Да ты не бойся, мы не обидим.

Нищий протянул покрытую коркой грязи руку и погладил его по щеке. Айре дернул головой, стряхивая ладонь, и бродяга, засмеявшись, ухватил его за челюсть, поворачивая, разглядывая смуглое чеканное лицо.

— Красотка, просто красотка. Ну, будь с нами поласковее — тебе понравится, вот увидишь.

Айре брыкнул ногами, попав бродяге в плечо, и тот с возмущенным криком рухнул в грязь.

— Ах, ты ж сука. Ты лягаться, — размахнувшись, он ударил жестким, подкованным гвоздями ботинком Айре в живот. Тот согнулся, хватая ртом воздух — и бродяга, схватив его за ноги, рванул на себя, натягивая поводок. Ошейник перехватил горло. Айре захрипел, забился, выгибаясь, отчаянно вырываясь из хватки.

— Тихо, рыбка, тихо. Не дрыгайся. — Бродяга держал крепко, и Айре обмяк, в глазах у него заплясали черные точки. — Вот так. Умница. — Нищий оскалился и навалился на судорожно вздрагивающее тело. Он широко развел рабу ноги и, развязав узел на заменяющей пояс веревке, спустил штаны. Взвыв, Айре дернулся, попытавшись ударить пяткой в голову — но второй бродяга поймал его за ногу, заставляя открыться.

— Давай, Мели, выдери его. Выеби куколку.

Мели плюнул на член и, ухватив Айре за бедра, приставил головку к дырке — и вогнал, утробно хрюкнув, на всю длину. Вышел — и вновь рывком вошел, постанывая от наслаждения. Айре глухо вскрикивал от каждого рывка, его голова билась о камни мостовой, свет фонаря прыгал на раскрасневшейся лысине Мели.

— Ох, ты ж блядь. Тесный какой. Вот так, сучка, вот так, — нищий трахал Айре быстро и жестко, впившись пальцами в нежную кожу бедер. Дернувшись еще несколько раз, он кончил. Горячее семя поползло по ледяным, испачканным грязью ногам. Айре смотрел в мутное, как бельмо, небо, впившись зубами в кляп. Мели, ухватив его за волосы, развернул к себе.

— Ну как, понравилось? Так тебя еще, небось, не ебли, да, шлюшка? Да ты не зыркай, не зыркай исподлобья. Гордый какой. Гордых на мусорник не вышвыривают, понял? — он завозился, натягивая штаны. — Вот я, например, свободный человек. Ясно? И не кривись, не надо. Я свободный человек. А ты — вещь. Дешевка. Вот выкинули тебя, а мы подобрали. Значит, мы твои хозяева, правильно? И делаем, что хотим. А ты слушаться должен, так?

Он рассуждал, завязывая пеньковую веревку на сложный узел и заправляя обтрепанные концы в карман. Айре смотрел на него злыми затравленными глазами, шумно дыша, жилка на виске у него билась мелко и часто.

— Ладно, Кайте, давай ты теперь — а я пойду, ребят позову.

Мели приглашающе махнул рукой и, повернувшись, шагнул в пропитанную сыростью тьму. Кайте, глупо хихикнув, наклонился на Айре — и вдруг быстро и сильно укусил его в шею. Айре вскрикнул, дернулся — но Кайте, ухватив его за волосы, приложил затылком об мостовую. Айре оглушено моргал, когда нищий, перевернув его на живот, потянул исчерченные кровавыми струйками бедра вверх. Айре проехал лицом по грязи, вонючая жижа потекла в приоткрытый рот.

— Давай, шлюшка, порадуй меня.

Член у Кайте был короткий и толстый, Айре замычал, мотая головой, дергая набухшие от влаги ремни на запястьях. Кайте ухватил его за волосы, потянул, заставляя прогнуться, выпятить задницу. Трахал он долго и мерно, Айре чувствовал себя так, словно в него долбит рукоять молотка. Кайте молчал, он пыхтел сзади, звучно шлепаясь бедрами о мокрую от грязи и крови кожу. Когда он кончил, затекшие, дрожащие от напряжения ноги Айре подломились, и он рухнул лицом вниз. Нос хрустнул, от острой боли на глаза навернулись слезы. Кровь потекла на верхнюю губу, Айре попытался вдохнуть, кровавые пузыри вздувались и лопались. Айре приподнял голову, ленивые, черные в свете фонаря капли падали в масляно блестевшую грязь.

Сзади раздались шаги. Сколько их? Пятеро? Больше?

— Ну, ребята, кто хочет первый?

Потом Айре не помнил. Его швыряли, переворачивали, вертели, чужие лица всплывали над ним в белесой зловонной пустоте. Он слабо дергался, пытаясь освободиться — и вскрикивал от новой боли. Ухмыляющиеся рты, черные, гнилые зубы, липкое, вонючее дыхание. Айре чувствовал, как сознание мерцает, проваливаясь в звенящую равнодушную тьму. Он как будто был где-то снаружи, вне себя, со странной отстраненностью глядя, как зло трахают впечатанное в помоечную грязь тело.

— Эй, красотка, не спи. Больше страсти, детка, — Мели хлестнул его по щеке. Нос отозвался ослепительной вспышкой боли. Бродяга наклонился, вглядываясь в черные, широко распахнутые глаза. — Эй, ты слышишь?

Айре усмехнулся разорванным ртом, кивнул — и врезал лбом в мясистую переносицу.

— Сука. Ах, ты ж сука, — Мели завопил, держась руками за разбитое лицо, кровь текла на канареечно-желтое пальто, расцвечивая его причудливым багровым плетением. Он встал, пошатываясь, ругаясь высоким ломким голосом.

— Тварь. Ты пожалеешь. Ты не смеешь.

Он нашарил в грязи пустую бутылку, ухватил за скользкое донце.

— Держите его ребята. Раздвиньте ему ноги.

Чьи-то руки впились Айре в плечи, вминая в камни мостовой, ноги рванули в стороны, так, что хрустнули связки. Айре рвался, хрипя, не сводя глаз с высокой фигуры в нелепом женском пальто, склонившейся над ним с бутылкой.

— Тебе не нравится, как мы тебя трахаем? Слишком хорош для нас? А как тебе вот это?

Ледяное горлышко протиснулось в пульсирующий от боли зад. Мели надавил, вращая бутылку, проталкивая глубже. Айре впился зубами в кляп, прокусывая его, боль была оглушительной, ноги судорожно дергались, теплая струйка мочи потекла по бедру. Мели, сопя от натуги, толкал бутылку, раскачивая ее, давил, протискивал.

— Есть. Отпускайте.

Айре почувствовал, как державшие его руки разжались. Он завозился, скребя пятками по булыжникам, каждое движение заставляло огонь внутри вгрызаться все глубже, лицо было мокрым от слез.

— Вот так. Надеюсь, тебе нравится.

Мели потрепал его по щеке, встал и, подобрав последнюю нераспечатанную бутылку вина, пошел прочь, шаркая растоптанными ботинками. Остальные двинулись за ним, негромко переругиваясь и отряхивая комья грязи с коленей. Айре остался один, глядя в начинающее сереть равнодушное небо.

Ийя спустилась по лестнице, набросила на плечи мундир. Эполеты тускло блеснули в темном провале зеркал.

— Послушайте, лорд де Куот. Я видела у вас сегодня раба — смуглый, высокий. Он развлекал гостей. Вы не хотели бы его продать?

— Госпожа де Виалан. Не знал, что вас интересуют рабы, — лорд усмехнулся, пригладил пышные седые усы. — Впрочем, в вашем возрасте подобные увлечения естественны. Эх, молодость, молодость… Ну конечно, я вам охотно его уступлю. Ревойто. Поди сюда. Тут госпожа спрашивает о рабе.

Управляющий, стоявший в стороне, церемонно держа в руках шпагу, шагнул вперед, с поклоном подал ее Ийе.

— К вашим услугам, госпожа. О каком рабе идет речь?

— Высокий, смуглый, волосы вьются. Много смеется.

Рот управляющего дернулся.

— Простите, госпожа, но это не лучший выбор. Разрешите вам предложить…

— Оставьте свои замечания при себе, Ревойто. Я сама решу, что для меня лучше.

— Да, Ревойто, приведи этого раба. Если дама хочет — нельзя отказывать. Тем более наследнице герба Головы Вепря.

— Простите господин. Этого раба нет.

— Как это нет? — вскинула тонкие брови Ийя. — Я его видела сегодня ночью.

— Простите, госпожа. Он был наказан. Я буду счастлив вам предложить…

— Не будешь. Меня абсолютно не интересует твое счастье. Меня интересует раб. Я жду.

— Мы ждем, Ревойто. Не думаю, что ты хочешь заставлять нас ждать дольше необходимого, — лорд насупился, рыхлое лицо начало медленно багроветь.

— Простите, господин. Я не мог предположить. Этот раб был наказан, он теперь… — управляющий говорил быстро, пухлые губы дергались, — он не может подойти. Не сможет.

— Ну что ж. В таком случае я могу подойти к нему, — Ийя пристегнула перевязь и поправила шпагу, защелкивая пряжку. — Веди.

— Вам не стоит, госпожа…

— Что? — Ийя оглянулась на управляющего, склонив голову к плечу.

— Нет, госпожа. Ничего, простите. Рад вас проводить, госпожа.

Управляющий распахнул дверь и нервной подпрыгивающей походкой зашагал вокруг дома. Ийя шла следом, осторожно выбирая на мостовой, куда поставить ногу. Лужи темными пустыми глазами глядели на нее, вспыхивая серебряной редкой рябью. Управляющий остановился у черного входа. Густой запах гнили висел в сыром воздухе. Ийя поморщилась и прижала к носу надушенный платок.

— Вот, госпожа. Простите, госпожа.

Ийя прищурилась. Что-то шевельнулось в грязи. Человек. Он грузно, тяжело пополз в строну, скользя пятками по жидкой грязи. Она подошла ближе. Раб лежал на спине, глядя сквозь нее мутными глазами. Широко разведенные ноги, выпачканные грязью и кровью, подрагивали. Что-то было… что-то странное. Тускло блеснуло зеленое бутылочное стекло, покрытое бурым склизким налетом. Ийя медленно выдохнула через зубы. Она присела на корточки, отвела липкие завитки волос со лба. Раб моргнул, темные глаза остановились на склонившемся над ним лице.

— Подожди. Я не сделаю ничего плохого. — Ийя поддела кинжалом кожаный ремень, освобождая истерзанный рот. — Вот так. Так лучше.

Раб сглотнул, облизал покрытые кровавой коркой губы.

— Повернись. Я освобожу тебе руки. А потом займемся бутылкой. Потерпишь?

Он хрипло вздохнул, кивнул и, перевалившись на бок, скорчился, прикусив нижнюю губу.

— Ревойто, подготовь счет. Пришлешь мне завтра, — нахмурившись, Ийя поддела лезвием полосу черной жесткой кожи и надавила, гладя, как расползается под ножом ремень.

— Все будет хорошо. Слышишь, все будет хорошо.

Вокруг было тихо. Далекие, приглушенные голоса только подчеркивали эту тишину. Боли не было. Тело, легкое, невесомое, словно парило в теплой, нежной пустоте, чуть покачиваясь. Айре сглотнул, в горле было сухо. Рот пересох, шершавый язык лип к покрытому мерзкой горькой пленкой небу. Уголки рта было странно занемели. Айре осторожно притронулся кончиком языка к чему-то жесткому, впившемуся в щеки. Он подумал, но ничего в голову не пришло. Потом Айре попытался поднять веки. Глаза не хотели открываться, он подождал, потом попробовал еще раз. Белый холодный свет заливал пустую казенную комнату. Стены были выкрашены в грязно-зеленый цвет, который так любят в больницах. Айре опустил взгляд. Он лежал на кровати, накрытый белым одеялом, под него тянулась трубка, в которой медленно текла желтоватая жидкость. Да, больница. Айре попытался повернуть голову. Комната накренилась, закачавшись, как на волнах, накатила тошнота. Айре сосредоточился; вспоминания ускользали, и он напряженно искал в памяти зацепку. Бал. Да, бал. Ревойто. Мусорник. Тупая боль в связанных руках, ошейник, поводок. Бродяги. Женщина. Хотя в женщине он не был уверен. Бред мешался с реальностью, Айре сортировал воспоминания, вертя их так и сяк, пытаясь разобраться. Бродяги, насилующие его, ткнув лицом в гниющие объедки — это было. Наверняка было. Или не было? Бутылка. Он помнил ужас, когда над ним склонилось оскаленное лицо, острую обжигающую боль, бессилие. Мысль о том, что он сдохнет на помойке с винной бутылкой в разорванной заднице. Это было реально. А вот женщина? Что было делать там женщине? И почему он в больнице? Воспоминания заканчивались на склонившемся над ним узком лице. Она сказала… что сказала?

Голоса за дверью заставили его вздрогнуть. Кто-то пришел. Айре слишком хорошо знал, чем может закончиться любой сюрприз. Он вжался в матрас, стараясь стать меньше, остро чувствуя собственную уязвимость в этой пустой комнате, борясь с детским желанием спрятаться под одеяло. Дверь отворилась. Он прикрыл глаза, делая вид, что еще спит. Шаги прошелестели к кровати и затихли. Айре лежал, стараясь не дышать, дожидаясь пока посетитель уйдет.

— Не притворяйся. Ты моргаешь, а значит — в сознании.

Он открыл глаза, настороженно глядя на стоящую над ним невысокую фигуру. Женщина. Та самая. Узкое лицо. Светлые волосы заплетены в косу.

— Как ты?

Он открыл рот, пересохший чужой язык царапал липкие губы, и вместо ответа получился хрип. Айре приподнялся, потянулся к стоящему на тумбочке стакану. Женщина уставилась на его покрытую шрамами руку, изумленно вскинув брови. Айре коснулся негнущимися пальцами стакана, но скользкое стекло вывернулось, проехав по тумбочке. Он оперся о локти, преодолевая головокружение, стакан колыхался, шел мелкой рябью. Потянулся еще раз, рука ползла по тумбочке, как неуклюжий паук.

— Ложись, сейчас налью, — женщина легонько толкнула его в грудь, опрокидывая на подушки. Он лег, торопливо спрятав руку под одеяло. Женщина налила в стакан воды из запотевшего кувшина, вставила соломинку и поднесла к его лицу. Айре приподнял голову, ловя губами верткую розовенькую трубочку. Женщина села на край кровати, поддерживая его под затылок, зажала ерзающую трубочку пальцем. Вода, текущая тонкой струйкой в иссушенный рот, была до невозможности сладкой. Айре жадно глотал, задыхаясь, чувствуя, как прохладная влага вливается в него, впитываясь, как в раскаленный песок — это было чудесно. Он пил и пил, пока трубочка не забулькала, обдавая рот тонкой холодной струей воздуха. Айре поднял глаза на женщину. Та поставила стакан на тумбочку, покачала головой.

— Пока хватит. Слишком много нельзя. Сильно рот пересох?

Айре кивнул.

— Ладно, сейчас. — Она встала, взяла стоящую в ногах вместительную парусиновую сумку и, пошарив в ней, достала большой апельсин, неестественно яркий в этой бесцветной комнате. Вытащила из ножен узкий длинный кинжал с гербом на рукояти и надрезала кожуру крестом. Сняла остро пахнущие оранжевые лепестки, облизала пальцы, поморщившись от масляной горечи. Айре смотрел на нее, пытаясь понять, чего она от него ждет. Она отделила дольку и, отрезав кусочек, повернулась к Айре.

— Бери. Только осторожно, если попадет на швы — будет щипать.

— Какие швы?

Женщина протянула руку, коснулась уголков его рта.

— Вот эти. Ремнем разорвало. Там всего по одному стежку, мелочь. Давай, возьми апельсин — рот не так сохнуть будет.

Айре послушно принял губами растрепанный, истекающий соком треугольник. Прижал языком, во рту стало кисло, сладко и терпко. Он сглотнул.

— Лучше? Еще будешь?

— Да. Спасибо, госпожа, вы очень добры.

— Ну, должна же я заботиться о своей собственности.

Айре моргнул, осмысливая.

— Вы… купили меня, госпожа?

— Увы. Правда, когда я тебя покупала, то еще не знала, во что это выльется. Твое лечение обошлось дороже, чем ты, — она улыбнулась, отрезала еще кусочек, пачкая рыжим соком пальцы. — Бери.

Айре ел апельсин, открывая, как голодный птенец, рот, и думал. Она его купила. Оплатила лечение. А сейчас у него швы. На лице. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать, насколько зависит от собственной внешности. И чем может закончить изуродованая шлюха, тоже знал достаточно хорошо.

— Госпожа, простите. У вас есть зеркало?

Пожав плечами, она достала из бокового кармана сумки пудреницу в нефритовой оправе, щелкнула замочком.

— Держи.

Он взял ее, поднес к лицу. Из зеркала на него глянули глаза-щелочки в багровых отеках. Белая марлевая повязка на носу, бинты уходят куда-то на затылок. Распухший бесформенный рот, заскорузлые от крови обрезки ниток торчат из стянутых ран. На лбу — глубокая ссадина, залитая угрожающе фиолетового цвета лекарством. Айре опустил зеркало — ошейника не было, от него остался только подсохший синий след, кожа кое-где была надорвана. Он растерянно посмотрел на женщину, опять на отражение.

— Все, насмотрелся? — она забрала пудреницу, закрыла и сунула в сумку. — У тебя сломаны два ребра, сотрясение мозга, растяжение связок в паху. Ну, и швы. После бутылки.

Айре испуганно молчал, глядя, как лекарство стекает по трубке к его руке. Мысли вертелись в голове, путаясь, сердце билось где-то в горле, мешая дышать. Вчера, еще вчера он был на балу, молодой, красивый раб, и лорд — неплохой хозяин, лучше многих. А сейчас, не прошло и суток — он урод, сломанная, никому не нужная кукла, которую купили непонятно зачем. Лицо, улыбка были его единственной защитой, а сейчас их нет.

Кровать скрипнула под весом тела. Женщина села с краю, он видел шитье на обшлаге рукава, когда она оперлась о матрас. Рука у нее была бледная и узкая, ни маникюра, ни украшений.

— Что случилось? Чего ты? Не переживай, все заживет.

— А если нет? Зачем вам такой раб?

— Ну, вот когда не заживет, тогда и думать будем.

Айре дернулся, метнул в нее короткий взгляд.

— Извини, я просто пошутила. Тебе неприятно, черт. Я не хотела тебя расстраивать. Все заживет, правда. Не случилось ничего непоправимого. А если и останутся следы — они будут совсем незаметными. Нос просто разбит, не сломан.

Было странно слышать извинения. Он осторожно, из-под ресниц посмотрел на нее. Узкое бледное лицо, тонкий нос, строго очерченный рот. Айре попытался понять, сколько ей лет, и не смог. Двадцать пять? Тридцать? Строгое аристократическое лицо, существующее вне возраста и эмоций, невозмутимость, возведенная в абсолют. Тогда, на мусорнике, отупевший от боли и отчаяния, он просто смутно радовался чьи-то рукам, освобождавшим его от ремней, прикосновениям, не несшим боли, ровному, спокойному голосу. Сейчас — он не понимал. Молодая, интересная женщина, подобравшая полудохлую шлюху — будем называть вещи своими именами. Что ей нужно? Игрушка для секса? Красивый самец для сопровождения? Деталь интерьера? Почему именно он? Зачем было вытаскивать его из помоечной грязи и везти в больницу? Предположения разбивались о невозмутимую маску, заменявшую женщине лицо.

Она встала, взяла сумку.

— Ладно, мне пора. Зайду завтра. Тебе что-то нужно?

— Госпожа, разрешите спросить?

— Конечно. Что?

— Как мне называть вас?

— Вот черт. Правда, я даже не представилась. Ийя де Виалан.

Айре открыл рот и вытаращился на нее. Де Виалан. Меняющие образ. Одна из двух десятков Древних Семей, осколок прошлого, почитаемый и бесполезный. Живая легенда. Он помнил, что о них рассказывали в школе — когда он еще ходил в школу. Несколько десятков семей дворян, в годы Тысячедневной войны давшие согласие на магическую трансформацию. Война была выиграна — то ли благодаря им, то ли нет. Он вспомнил картинку из учебника истории, "Бой при Зоане" — поле, усыпанное разорванными телами в яркой красно-зеленой форме, и гигантские неясные фигуры на заднем плане, покрытые алыми пятнами. Никогда больше не понадобилось использовать Меняющих образ для войны. Слишком хорошо помнили, как выглядит бой с их участием. Их почитали. Уважали. Боялись. Избегали. Шли годы, Древние Семьи перестали быть живым оружием Империи. Богатейшие древние семейства, элита, выпускники лучших школ, лучших академий, занимающие ведущие посты в Имперском штабе, в жандармерии, в Совете Восьми. Но способность к трансформации, жуткий, нечеловеческий Образ, живущий в каждом представителе рода Древней Семьи — остались навсегда. Каждый из блестящих офицеров, усыпанных бриллиантами дам, благородных лордов во фраках, застигнутый опасностью, мог ощериться, меняясь, выворачиваясь во что-то невообразимое — и убить так же легко, как обычный человек прихлопывает муравья. Айре глядел на женщину, искал в лице тень Образа, прячущегося где-то внутри.

— Как зовут тебя?

— А? — Айре все еще видел "Бой при Зоане", снившийся ему, когда он был ребенком. После этих снов он всегда спал с зажженным светильником.

— Как тебя зовут? Еще одна вещь, о которой я не подумала.

— Как прикажете, госпожа.

— Но есть же у тебя имя.

— Рабов зовут так, как угодно хозяевам, госпожа.

— Послушай. Просто скажи мне свое имя. Поверь, если бы я не хотела знать — я бы не спрашивала.

— Айре, госпожа.

— Хорошо, Айре. Ты на меня так смотришь — это даже забавно. Да не отворачивайся, я привыкла. Чтобы ты не тратил время на догадки — это глаза. Можешь посмотреть, — она наклонилась. Айре поднял взгляд — лицо было совсем рядом. Он видел маленький шрамик на подбородке, родинку над верхней губой. И глаза — большие, ядовито-зеленые, с мерцающими в них желтыми точками. Нечеловеческие глаза.

— Все? Теперь твое любопытство удовлетворено?

— Простите, госпожа, я бы не осмелился…

— Да ладно. Я знаю, всем любопытно. Не поверишь, как за годы привыкаешь к тому, что на тебя все пялятся.

— Я не хотел быть неучтивым, госпожа.

— Черт с ней, с учтивостью, Айре. Любезность — на любезность. Что у тебя с рукой? На балу я не видела этих шрамов.

— Ожоги, госпожа. Обычно я ношу перчатки.

— Другая рука такая же?

— Да, госпожа.

— Несчастный случай?

— Нет, госпожа. Простите, я знаю, что это уродливо. Но перчатки сняли, когда… Когда меня…

— Я поняла. Извини, что спросила. Можешь не рассказывать. Если хочешь, когда выйдешь из больницы, купим перчатки. Кстати, какой у тебя размер? Мне надо купить одежду.

— Рубашки — пятый, штаны — четвертый. Обувь — АС.

— Что купить?

— Я надену все, что вы захотите, госпожа.

— Ладно. Тогда — до завтра.

— До завтра, госпожа.

Она вышла, прикрыв за собой с тихим щелчком дверь. Айре откинулся на подушку, закрыл глаза. Во рту все еще был свежий привкус апельсина. Он поднял руку, посмотрел на покрытую шрамами мерзкого розового цвета ладонь. Взял истекающий золотым соком кусочек апельсина, лизнул повисшую на пальцах каплю, прикусил мякоть. Было вкусно.

Ийя швырнула сумку на заднее сидение приземистой, с округлыми низкими обводами коляски, села за руль и задумалась. Все шло совсем не так. Ийя теперь сама не знала, о чем думала, когда настояла на покупке этого раба. Он ей понравился, это правда. Но нельзя же покупать все, что тебе нравится. Мысль приходить домой и видеть его казалась хорошей — во всяком случае, тогда. Теперь раб принадлежит ей. И что ей с ним делать? Ийя жила одна, домашнее хозяйство вела приходящая служанка. В квартире не было даже еще одной кровати. И теперь Ийя уже не была так уверена, что присутствие в доме постороннего человека ей нужно. Она много работала и, возвращаясь уже поздно вечером, если не ночью, хотела просто отдохнуть. А теперь ее там будет ждать раб. Не собака, не кошка, хотя Ийя не рисковала заводить даже аквариумных рыбок — просто потому что было скучно с ними возиться. Если бы была возможность, она охотно отказалась бы от этой покупки. Но теперь было поздно.

Ийя повернула рычаг. Движитель ожил, замерцал бледно-голубым прозрачным светом, механизм внутри корпуса пришел в движение, зашипел, лязгнул. Коляска качнулась, набирая ход. Ийя включила фары, выезжая на пустынную улицу. Сидящая у столба кошка прижала уши, оскалилась и бросилась прочь, распушившаяся, как ершик для мытья бутылок. Ийя нашарила в ящике у сидения сигареты, щелкнула зажигалкой и закурила. Сиреневая лента дыма вплеталась в холодный ночной воздух, растворяясь в нем.

Остановившись у дома, Ийя подняла голову, взглянула на темные окна своей квартиры. Последние дни, когда ее дом принадлежит только ей. Что ж, надо насладиться этим сполна. Ийя поднялась на второй этаж, отперла дверь, медный ключ с головкой в форме земляничного листа чуть заедал. Она подумала, что надо его обточить, а заодно сделать еще один. Да, еще пункт к списку дел на завтра. Ийя потянула за шнур, потолок мигнул раз, другой, разгораясь теплым желтоватым светом. Разулась, бросила сапоги в угол, и босая пошла по ковру в комнату, швыряя по пути мундир, потную блузку, брюки. Достала бутылку коньяка, плюхнулась на диван и, задрав ноги на спинку, отхлебнула. В голове шумело, стопы пульсировали тупой болью. После коньяка в животе забурчало. Ийя поморщилась, встала и проковыляла к кладовке. Кусок сморщенного сыра, что-то, что неделю назад было, наверное, ветчиной. Бутылка прокисшего молока. Налив его в стакан, Ийя отломила кусок булки и вернулась на диван. Тесто было черствым, но пахло ванилью, так что в целом получалось неплохо.

Ийя закрыла глаза, пытаясь разобраться в произошедшем. У нее есть раб. Ладно. У многих есть рабы — и это их вполне устраивает. Ийя вспомнила его — лежащего на застиранном больничном белье. Слипшиеся волосы, обметанные коркой губы, рубец от ошейника на смуглой коже. Он него пахло помойкой, кровью и лекарствами. И он был испуган. Черт, он боялся ее так, что руки тряслись. Хотя, собственно, почему нет? Почему она решила, что он будет счастлив видеть ее своей хозяйкой? Айре спокойно жил, выполнял свои обязанности — одной из которых, кстати, было нравиться гостям. Вот он и улыбался, безо всякой личной заинтересованности. Не могла же она рассчитывать, что улыбка действительно означала, что он рад ее видеть? Да не более, чем остальных присутствующих. Ей захотелось видеть эту улыбку чаще? Пользоваться его обаянием, как кремом для век — каждый вечер, перед сном? Ну, будем считать, что улыбка вышла из строя. Сломалась. Не выглядел Айре человеком, которому хотелось улыбаться. Когда она волокла его из мусорника в коляску, то не могла этого не понимать. Следовательно, если ей был нужен обаятельный довольный жизнью домашний питомец, надо было оставлять Айре там, где он лежал. Либо терпеть молчаливого раба с разбитым носом и швами на лице и в заднице. А поскольку бросить парня умирать в ледяной жиже было абсолютно, категорически невозможно — что ж, надо доводить дела до конца.

Ийя начала засыпать. Тело стало чужим и невесомым, руки и ноги были где-то далеко-далеко, и сама она была не здесь, погружаясь в теплую негу, лениво смыкающуюся над головой. Лица завертелись вокруг — дама в горжетке, глядящей печальными стеклянными глазами, лорд де Куот, похожий на старого бульдога, слуга с подносом, на котором пляшут радужные искры хрусталя. И Айре. Сведенный мукой окровавленный рот, страх и боль в глазах. Руки, цепляющиеся за нее. Ледяные, посиневшие, распухшие руки. Ийя уснула, свесив босую ногу с дивана и спрятав голову под плюшевую вышитую подушку.

Когда она утром открыла глаза, у дивана на полу валялись недоеденная булка и опрокинутый стакан с засохшим на стенках молоком. Свет еще горел. Ийя ступила на пол, сделала шаг, другой, стряхивая с ног колючие крошки. Да, может, раб действительно не помешает. На часах уже было начало восьмого. Ийя встала под душ, растирая щеку, на которой отпечатались вышитые на подушке ирисы.

Затрещал вызов. Ийя подошла к шару, передвинула рычажок в положение "прием". Прозрачный хрусталь побелел, в тумане постепенно проступили угол золоченой рамы и обои в кремовый цветочек. Последним в шаре появилось лицо.

— Здравствуй, папа.

— Здравствуй. Как у тебя дела?

— Да, я его правда купила.

— Ийя, я не собирался…

— Да ладно тебе, пап. Если ты звонишь мне с утра, да еще и не в выходной — вряд ли ты просто соскучился. Следовательно, тебя подвигли какие-то иные соображения. Ничего с нашего последнего разговора примечательного не произошло, не считая моего последнего приобретения. Так что считай, я ответила на твой незаданный вопрос.

Худой мужчина с глубокими залысинами в седых волосах помолчал, пожал плечами.

— Ну, честно говоря, ты права. Я действительно хотел поговорить об этом, как ты выражаешься, приобретении. Ийя, это же просто неприлично. Послушай, давай я оплачу любого раба, которого ты выберешь. Я уверен, можно найти кого-то не менее привлекательного.

— А чем тебя не устраивает этот? Поверь, он очень привлекателен.

— Да тем, что его каждый… Прости, Ийя, ты сама понимаешь.

— Понимаю. И именно поэтому живу здесь, а не в особняке. Папа, я купила раба. И пока я сама не захочу его продать — он останется здесь. Извини, мне надо бежать, уже поздно.

— Ийя, Ийя, подожди… — она повернула тумблер, шар икнул и погас. Отлично. Вечером надо ждать рекомендаций от мамы. Просто замечательно.

С работы Ийя ушла пораньше. Купила каких-то плодов наподобие апельсинов, только маленьких и красных, по заверениям продавца — исключительно сладких. Подумав, добавила фруктовое пюре со сливками и паштет. Заехала в обувной магазин, где выбрала мужские мягкие туфли из коричневой замши и теплые высокие ботинки на шнуровке. Следующей остановкой был магазин готовой одежды. Оттуда она вытащила пакет с парой мягких теплых штанов, не слишком узких, учитывая характер травмы, двумя шерстяными свитерами, упаковкой футболок и кожаной курткой. О нижнем белье Ийя вспомнила уже перед поворотом к больнице. Вывернув руль, она проехала полквартала, всматриваясь в вывески. Наконец полуобнаженные манекены мелькнули в ярко освещенном окне. Коллекция барахла пополнилась стопкой носков и пакетом с трусами и майками.

Когда она, наконец, подъехала к больнице, было уже темно. Дежурный врач курил на крыльце, стряхивая пепел на лапу каменного льва.

— Госпожа де Виалан?

Ийя выглянула из-за пакетов.

— Да?

— Я хотел с вами поговорить.

— Здесь? — она тряхнула шуршащими кульками.

Врач с сожалением посмотрел на недокуренную сигарету, выбросил ее куда-то на газон и приглашающе распахнул дверь.

В кабинете у врача пахло с детства знакомым, мерзким запахом, который Ийя никак не могла идентифицировать. Фальшивая приторная сладость, заставляющая поминутно сгладывать, настырно лезла в нос.

— Госпожа де Вилан. Ваш раб — вы действительно хотите оставить его у себя?

Да что же это такое? Ийя поджала губы, выстукивая пальцами на подлокотнике кресла нервный ритм.

— Вы считаете, я должна обсуждать с вами свои намерения?

— Не поймите меня неправильно. Просто вы должны знать, с чем вам придется столкнуться. Состояние его здоровья…

— Он выживет?

— Несомненно.

— Ходить без посторонней помощи будет?

— Да.

— Ловить радужных фей в моей кладовке не начнет?

— Ну что вы.

— Тогда все остальное не так уж и важно. Передавайте привет лорду де Виалан, когда увидите его еще раз.

Врач покраснел.

— Тогда еще один момент. В нашей больнице сейчас дефицит мест. Ваш раб не нуждается в постоянном врачебном уходе, так что смысла держать его здесь, оплачивая услуги больницы, нет никакого. И на этой кровати может лежать кто-то, кто действительно нуждается в срочном лечении. Так что я попросил бы забрать вашего раба, если вы не возражаете. Нужные лекарства я уже приготовил, вот письменная инструкция.

Врач поставил на стол бумажный пакет, рядом положил сложенный вчетверо листок бумаги. Вздохнув, Ийя взяла пакет, звякнувший флакончиками, затолкала его в сумку, листок сунула в карман.

— Доктор, скажите правду. Его действительно нужно забрать? Или вы с моим отцом еще что-то придумали?

— Нет. Ничего. Помочь вашему рабу мы больше не можем. Ему нужны покой, антибиотики и время. Все это он может получить и в другом месте. А сейчас в Нижнем Городе вспышка пятнистой лихорадки, нам понадобятся все имеющиеся в наличии койки.

— Ладно, — вздохнула Ийя, — хорошо. Он хоть встать сможет?

Врач пожал плечами.

— Санитары ему помогут.

Ийя встала, подхватила пакеты.

— Что ж, я пошла. Вы меня не проводите?

Врач потянул за шнурок, раздался резкий металлический звонок. В комнату заглянула пухленькая смуглая женщина в голубой больничной униформе.

— Проводите даму к шестнадцатой палате.

Женщина присела в неглубоком поклоне.

— Следуйте за мной, госпожа.

В длинном безликом коридоре пахло хлоркой и безнадежностью. Сиделка открыла третью справа дверь, пропуская Ийю вперед, поклонилась еще раз и ушла. Ийя посмотрела на Айре. Он спал, запрокинув голову, между черными крыльями бровей залегла горькая складка. Ийя поставила свои раздувшиеся до безобразия пакеты на пол, распотрошила содержимое, выкладывая его прямо на пол. Выбрала трусы, носки, свитер, брюки, подумав, добавила к ним туфли и куртку, остальное скомкала и запихала обратно. Подошла к кровати. Айре забормотал во сне, слабо махнул покрытой шрамами рукой, всхлипнул. Ийя легко коснулась горячего твердого плеча.

— Эй, Айре. Айре, проснись.

Он шарахнулся прочь, ударившись затылком о спинку кровати и замер, втянув голову в плечи и затравленно озираясь.

— Айре, это я. Все нормально. — Ийя подняла руки, показывая пустые ладони, отошла на шаг. Айре несколько секунд смотрел на нее, не узнавая, комкая одеяло. Потом потупил глаза, спрятал их за черными пушистыми ресницами, сунул изуродованные кисти под подушку.

— Здравствуйте, госпожа. Простите, я уснул.

Ийя помолчала. Эта его манера смотреть в сторону, не встречаясь взглядом, заставляла ее нервничать. Она поправила пояс, провела рукой по волосам.

— Доктор сказал, что тебе можно уходить. Одевайся, поедем домой.

Она взяла одежду, положила ее на кровать. Айре, не задавая вопросов, привстал, опираясь на локоть, сполз к краю, свесил ноги, Передохул, потом медленно сел, сжав губы в тонкую линию, вцепившись побелевшими пальцами в металлическую перекладину. Ийя смотрела на застывшее лицо со слепыми от боли глазами, на дергающуюся жилку на виске.

— Так. Ложись.

Айре повернул к ней голову, шевельнул черными рваными губами. Ийя подошла, мягко толкнула его в плечо, заставляя лечь на подушку. Он послушно откинулся, не сводя с нее взгляда, на простыне остались неровные кровавые пятна, похожие на раздавленных насекомых. Ийя полезла в сумку, достала из кармашка гигиеническую прокладку, отпихнула подальше одеяло.

— Лежи спокойно. Я тебе помогу.

Он лежал перед ней — смуглый, гибкий, с легкими рельефными мускулами танцовщика. Темная поросль на груди, поджарый плоский живот, узкие бедра, вялый член в обрамлении черных жестких завитков. Ребра у него были туго перебинтованы, нитки обтрепались и топорщились белой неряшливой бахромой. Отвратительные красно-синие кровоподтеки на животе и в паху, левое бедро распухло. И шрамы. Ровные маленькие круги, белесые, как глаза снулой рыбы — в паху, на внутренней поверхности бедер. Айре не пытался закрываться, просто смотрел на нее, раскинув руки, позволяя разглядывать себя. Это обреченное равнодушие заставило Ийю смутиться. Она отвела взгляд, протянула ему распакованную прокладку.

— Подложи. Я сейчас помогу тебе надеть трусы.

Он завозился, разведя ноги, пристраивая сложенный вдвое ватный прямоугольник. Ийя встряхнула трусы, распрямляя, подошла ближе.

— Давай ногу. Так, теперь вторую. — Она потащила эластичную мягкую ткань вверх по худым жилистым ногам. — А теперь бедра.

Айре уперся локтями, приподнялся, позволяя натянуть на него трусы. Поерзал, поправляя прокладку, одернул складки. Ийя достала носки, быстро натянула их на узкие холодные ступни. Набив руку на трусах, со штанами она справилась легко, мысленно похвалив себя за решение отдать предпочтение завязкам, а не пуговицам. Она свободно затянула шнурок на талии, одернула вниз задравшиеся штанины. Подумав, надела еще и туфли. Белье было казенным, и Ийе было совсем его не жаль.

— Подожди. Сейчас найду санитаров.

Ийя вышла и прошла по коридору. Спустилась по лестнице, толкнула дверь в приемный покой. Там царил хаос. Кричали люди, метались врачи в заляпанных кровью халатах, кто-то истошно визжал, останавливаясь, чтобы со всхлипом набрать воздуха в грудь. Развернувшись, Ийя вернулась в палату.

— Санитары отменяются. Вставать придется самим, так что готовься. Ну, что скажешь?

Айре выдохнул, облизнул губы.

— Готов. Сейчас.

— Погоди. Я тебе помогу. Давай, пробуй. Только не садись. Сдвинься к краю кровати, ляг набок и цепляйся за меня. Попробуем тебя поднять.

Айре перевернулся, подтянулся, поморщившись от боли в груди, к жесткому металлическому бортику. Ийя подхватила его под руку, уперлась плечом.

— Ну, давай.

Он сбросил ноги с кровати, напрягся, опираясь одной рукой на Ийю, другой — на перекладину, и с коротким стоном выпрямился. Ийя охнула от внезапной тяжести, перехватила Айре за талию, с трудом сдержавшись, чтобы не поморщиться от запаха.

— Стоишь?

— Да, госпожа.

Ийя отпустила его, развернула свитер и, привстав на цыпочки, накинула ему на шею. Айре, шатаясь, как пьяный, нашарил один рукав, потом, перехватив руку на перекладине, второй. Ийя одернула болтающуюся на нем кофту крупной домашней вязки, набросила на плечи куртку.

— Все. Теперь — пошли.

Она подставила плечо, и Айре повис на ней, обхватив рукой за шею. Он был на полторы головы выше и оказался неожиданно тяжелым. Айре шумно дышал ртом, переставляя ноги медленно и неуверенно. Ийя, сцепив зубы, тянула его, чувствуя, как трясутся от напряжения коленки. Айре потянул ее вбок, чуть не повалив, уперся второй рукой в стену. Легче не стало, но хотя бы перестало так шатать.

Айре шел по коридору, стены качались, пол шел волнами. Каждый вдох отдавался ножевой болью в груди, левая нога подламывалась, в задницу, казалось, вбили раскаленный штырь. Во рту было кисло и мерзко, накатывали волны тошноты. Айре боялся, что его вырвет прямо здесь, на начищенные сапоги хозяйки. Он скосил глаза влево. Она тащила его, сжав губы в узкую злую полоску, на виске блестела капелька пота. Черт, она была слишком маленькая и худенькая для такого дела. Айре взял ближе к стене, оперся о нее рукой, стараясь перенести вес на правую ногу. Хозяйка поглядела на него снизу вверх, кивнула одобрительно. Айре показалось, что проклятый коридор был длиной с проспект Ан-Тиат. Но, увидев круто уходящую вниз лестницу, парень понял, что коридор был не так уж и плох. Они остановились, глядя вниз, на выкрашенные в бурый цвет ступени, тяжело дыша.

— Госпожа, станьте справа. Я обопрусь о перила.

— Угу. Держись за стену. — Она перехватила его за талию, встала под правое плечо. Айре сжал пальцы на толстых каменных перилах и шагнул со ступени. Несколько раз они чуть не упали — левая нога у Айре подламывалась, и только упрямо сжавшая губы де Виалан, вцепившись в него мертвой хваткой, удерживала от падения. Сначала Айре боялся, что она его отпустит, чтобы не упасть самой, задерживал дыхание, готовясь к удару об острые углы степеней. Но руки не разжимались, маленькое твердое плечо было рядом, и лестница постепенно ползла вниз, а он так и не упал.

Когда они вышли за двери больницы, Айре жадно вдохнул холодный сырой воздух, в котором висели искрящиеся в свете газового фонаря капли влаги. Запрокинул голову, глядя в мутное, грязно-черное небо, чувствуя, как прохлада нежно касается горящих щек.

— К вон той коляске, — хозяйка махнула свободной рукой в сторону. Айре повернул голову. Коляска, похожая на толстого черного жука, поблескивала влажными боками за крыльцом. Они проковыляли метров тридцать. Айре остановился, опершись о скругленный борт, хватая воздух ртом. Хозяйка распахнула заднюю дверь, смахнула с дивана на пол какие-то пакеты.

— Давай, влезай, — она протянула руку. Айре ухватился за нее, вполз на сиденье, поджал длинные ноги. — Подожди, сейчас я вернусь — надо вещи из палаты забрать.

Ийя села на подножку, отдуваясь, смахнула рукавом пот со лба.

— Правду говорят, что рабы — очень полезная штука. Как бы я еще заставила себя заняться физическими упражнениями?

Она улыбнулась, и Айре слабо улыбнулся в ответ.

Через полчаса они остановились у двухэтажного дома в районе Золотых озер. Айре бывал несколько раз в этой части города, маленьком оазисе роскоши в самом сердце делового квартала. Здесь обитали те состоятельные чиновников, чьи поместья находились слишком далеко от города. Квартиры в таком доме — с огромными окнами, газоном, на котором летом наверняка цвели розы, системой центрального отопления, а, может, даже и с горячей водой, идущей из крана, должны были стоить целое состояние.

Хозяйка распахнула дверцу, оперлась коленом о скрипнувший кожаный диван и обхватила парня за плечи. Айре завозился, выбираясь из коляски, почувствовал, как в трусах стало липко и горячо. Выпрямился, хозяйка обхватила его за талию, поддерживая, и Айре с облегчением оперся о тонкие плечи, выдохнув в светлую макушку.

— Больно?

Он кивнул, скользнув щекой по гладко зачесанным волосам.

— Скажешь, когда можно идти.

Никогда еще ни один хозяин не счел нужным рассказать, куда его ведут, и что там будут делать. Айре привык казаться равнодушным, выполнял команды, вежливо улыбаясь. Или не улыбаясь — как хотел господин. Однажды, еще мальчишкой, он спросил у хозяина, куда его собираются вести. Потом, скорчившись в углу и закрывая голову руками, он навсегда усвоил, что раб молча, следует туда, куда скажут, и не задает вопросов.

— Идем, госпожа.

— Нам на второй этаж, перила слева, стена справа. Куда мне встать?

Айре взглянул на нее удивленно. Хозяйка смотрела на него, чуть нахмурившись, вскинув узкий подбородок.

— Давайте справа. Я буду держаться за перила.

Она обошла его, уперлась отработанным уже движением, принимая вес. Айре отпустил крышу коляски и двинулся вперед, волоча ногу. Они долго карабкались по лестнице, отдыхая на каждом пролете, обхватив друг друга. Наконец ступени кончились. Перед Айре была кожаная, оббитая медными чеканными листьями, сплетающимися в прихотливую сетку, дверь. Хозяйка пошарила в кармане, достала ключ и отперла скрипнувший замок.

Айре заглянул в темный проем двери, оглянулся. Хозяйка вопросительно вскинула брови, чуть улыбаясь. Айре заколебался, но это казалось важным, действительно важным. Он неуверенно посмотрел на нее, потом решился.

— Госпожа, разрешите сказать… Спасибо, госпожа.

Она пожала плечами:

— Ну, должна же я была как-то доставить свое имущество до дома.

Айре промолчал. Спасибо, что дала прокладку, спасая от мучительного стыда. Что не побрезговала дотронуться до немытого исковерканного тела. Что держала на лестнице, рискуя полететь по мраморным ступеням вниз. Что объяснила, куда ведет. Что сейчас не хмыкнула презрительно, не сказала, что никого не интересуют благодарности шлюх. Он мог сказать все это, но стоял, глядя во тьму за порогом, упершись спиной в дверной косяк.

Хозяйка вошла в комнату; что-то зашипело, потолок вспыхнул, осветив валяющиеся на полу скомканную блузку и кружевные белые трусики. Она стянула грязные сапоги и устало повернулась к Айре.

— Ну что ж, входи.

Айре на пороге попытался подцепить туфлю за пятку и стянуть ее. Хозяйка едва успела упереться в стену, удерживая их обоих от падения.

— Ты что делаешь?

— Хотел разуться…

— К черту. В гостиной разуешься.

Он прошаркал по нежно-сиреневому ибирскому ковру, оставляя за собой мокрые черные следы. Хозяйка подтащила его к дивану на гнутых резных ножках, обтянутому серебристо-серым бархатом, и осторожно уложила набок. Стянула грязные туфли, отшвырнув их пинком в сторону коридора, и рухнула в кресло, отдуваясь.

— Пришли. Сейчас найду постельное белье. Посижу — и найду.

Айре прикрыл глаза, откинувшись на маленькую подушку, расшитую цветами и бабочками, слушая, как колотится пульс. Хозяйка сидела в кресле, положив ноги на низкий шахматный столик, коса у нее растрепалась, блузка выбилась из форменных брюк. Наконец, тяжело вздохнув, она встала и полезла в шкаф, вороша аккуратно сложенные на полках стопки. Вытащила лиловую простыню, плед, принесла из спальни подушку.

— Есть хочешь?

Айре покачал головой, потом опомнился.

— Благодарю, госпожа, я не голоден.

— Все равно надо. Тут у трех лекарств написано — после еды. Я купила фруктовый мусс и паштет, их жевать не нужно.

— Госпожа…

— Да?

— Я не могу лежать на этой кровати, я слишком грязный.

— Ну и что? Постираем потом.

— Пожалуйста. Мне нужно помыться. Я грязный.

— Ты же ходить не можешь. Как ты собираешься лезть в ванну?

Айре не знал, как будет мыться. Но его мутило от мысли, что он грязный. Кровь, гнилая жижа, сперма — он чувствовал корку, облепившую тело — отвратительную, зловонную, он был готов ногтями сдирать ее. Айре с омерзением потер руки и шею, продрал пальцами слипшиеся пряди волос.

Хозяйка подняла глаза к потолку.

— Ладно. Я поняла. Тебе нужно помыться. Ладно.

Раздеваться было легче, чем одеваться. Вскоре одежда кучей валялась на полу, а Айре в одних трусах, скользя босыми ногами по паркету и цепляясь за хозяйку и стены, проковылял в ванную.

— Только имей в виду, в кровать ляжешь раздетым. А то я завтра не разогнусь.

Айре торопливо кивнул.

Ванна была огромная, на бронзовых ножках в виде расправивших крылья грифонов, полочки были уставлены сверкающими гранеными бутылочками, баночками и флакончиками. На крючке висел шелковый голубой халат с чайными розами на рукавах. Айре неуверенно оглянулся на хозяйку, взялся за трусы.

— Устоишь?

— Да, госпожа.

Она вышла, неплотно затворив дверь. Айре с облегчением выдохнул. Он боялся, что хозяйка захочет остаться и будет смотреть, как он скребет себя, сдирая невидимые следы, пачкая кровью кремовую эмаль ванны. Он стянул трусы с бедер и, держась за батарею, шагнул из упавшего на пол комка ткани. Нога поехала по кафелю и он, вскрикнув, упал на бок. Грохнула, распахиваясь, дверь, мелькнули ноги в белых носках. Хозяйка бросилась к нему, Айре услышал, как звонко ударились коленки о твердый пол.

— Все? Доволен? Ты хоть цел?

— Вы ударились.

Она осеклась, посмотрела озадаченно.

— Что?

— Вы ударились. Коленями.

— И что?

— Из-за меня.

— И что ты хочешь сказать? "Извините" или "спасибо"?

Уголки губ Айре слабо дернулись.

— И то, и другое.

— Вот и чудесно. А теперь — цепляйся за ванну, будем заползать внутрь.

Прокладка выпала, и кровь размазалась по кафелю бледно-красными штрихами. Айре покраснел, сжимая ноги, стараясь не смотреть в спокойное усталое лицо за плечом. Хозяйка ничего не сказала, просто подхватила Айре под руку, помогая опереться на бортик. Она поддерживала Айре, пока он не влез в ванну, открутила кран и набросила ему на пах полотенце. Айре благодарно кивнул, вытянулся и откинул голову. Хозяйка уселась на бортик, покачивая ногой. Теплая вода с шипением наполняла ванну, крошечные серебристые пузырьки собирались в черных волосках на ногах и руках. Айре провел ладонью по бедру — облачко пузырьков, кружась, взмыло вверх и растаяло.

— Не горячо?

Он покачал головой, щурясь от удовольствия.

— Смотри, тебе нельзя в горячей воде сидеть — кровотечение усилится.

Айре посмотрел на незнакомые надписи на флаконах.

— Чем можно помыться, госпожа?

Хозяйка сняла с вентиля мочалку, вылила на нее густую, медового цвета жидкость, вспенила, опустив в воду.

— Вот. Держи.

— Но это же ваша мочалка, госпожа?

— И что? Она у меня одна.

— Я не могу мыться вашей, простите.

— Это еще почему?

— Потому что я… я в… на мне…

— На тебе грязь, кровь и сперма. А это — мочалка, которой я уже смывала и грязь, и кровь, и, честно говоря, сперму. Так что ничего шокирующего не произойдет. Перестань переживать и просто мойся.

Она ткнула ему мочалку, покрытую густой шапкой пены. Айре взял жесткий комок, сжал в руке, глядя, как белые хлопья медленно ползут сквозь пальцы. Посмотрел на хозяйку. Она сидела с равнодушным скучающим лицом — так, словно не раба мыла, а оперу слушала.

— Что-то не так?

Айре медленно провел мочалкой по руке, потом сильнее, глядя, как краснеет кожа. Он тер жестко, до боли, сдирая с себя ту ночь, лил на мочалку мыло и скреб себя, судорожно всхлипывая — руки, плечи, грудь, живот. Мокрая повязка давила на ребра, не давая вздохнуть. Он потянулся к ногам и вскрикнул от боли. Встал на колени, по ногам поползли розовые струйки. Он мыл пах, ногтями царапая кожу, тер ягодицы, хлопья кровавой пены падали в ванну. Остановился, облизывая ставшие солеными губы, скорчился, упершись лбом в холодный кафель стены.

Хозяйка молча вытащила мочалку из дрожащей руки, прополоскала, намылила и осторожно вымыла ему спину. Развязала бинты на затылке, аккуратно сняла повязку с лица. Айре потрогал распухший нос, отозвавшийся на прикосновение глухой болью.

— Зажмурься, помоем голову, — хозяйка взяла стоявший на полу серебряный кувшин.

Айре, стоя на коленях, закрыл глаза. Он услышал плеск, потом поток воды хлынул ему на голову, еще и еще. Айре фыркнул, сплевывая, капли повисли на ресницах. Руки легли ему на виски, перебирая пряди, ощупывая. Потом по коже поползла вязкая медленная струя шампуня, руки вернулись, массируя, осторожно стирая присохшую кровь и грязь. Айре стоял, зажмурившись, просто плыл по течению без единой мысли в голове, весь во власти мягких прикосновений. Хозяйка смыла шампунь, намылила волосы еще раз, снова смыла. Убрала мокрые пряди с лица, повернула к себе, обхватив ладонями щеки. На секунду Айре показалась, что она его поцелует. Он распахнул глаза, глядя в тревожно-яркую зелень, и подумал, что, наверное, не против. Но хозяйка просто оттерла кровь с носа и, отодвинувшись, подала огромное полотенце. Блузка у нее намокла, облепив тело, из-под ставшей полупрозрачной ткани проглядывал кружевной лифчик. Поморщившись, хозяйка стянула рубашку, бросила в корзину для грязного белья, но промахнулась, угодив прямиком в лужу. Туда же отправились и брюки.

Вскоре Айре лежал на диване, зажав между ног свежую прокладку, укутанный в меховой плед. Хозяйка ушла на кухню и вернулась с двумя баночками и ложкой.

— Мусс или паштет?

Он посмотрел на еду и почувствовал, что его мутит.

— Простите, госпожа, я не голоден.

— Айре, знаешь, я думаю, что раз уж я видела тебя без штанов, а ты видел меня в нижнем белье, то имеет смысл несколько понизить уровень официальности.

— Что? — хлопнул глазами Айре.

— Меня зовут Ийя. Согласись, это намного короче.

— Да, госпожа. Госпожа Ийя.

— Вот. Уже прогресс. Еще чуть-чуть — и у тебя получится. Так мусс или паштет?

Айре вздохнул.

— Госпожа… Ийя. Я не смогу есть.

— Тогда мусс. Хотя бы несколько ложек. Потому что потом надо пить лекарство.

Он затолкал в себя мусс, оказавшийся, впрочем, вовсе не таким уж и плохим. Даже вкусным, наверное. Ложка, которую ему дала хозяйка, была дорогущей, серебряной, с черенком в виде стебля лилии, начищенным до блеска.

Потом Айре послушно проглотил несколько таблеток, поморщившись от боли в горле, подождал, запрокинув голову, пока хозяйка смажет ему нос чем-то искрящимся из баночки. Лицо тут же стало пощипывать от магии. Хозяйка перебинтовала ребра заново, обернула вокруг упругий корсет и начала отматывать повязку для лица.

— Простите, госп… Ийя. Можно попросить у Вас расческу?

— Может, завтра?

— Если я сейчас не расчешу волосы, то завтра буду похож на пуделя. Вам не понравится.

— А в остальном у нас, значит, все отлично… — пробормотала она, но расческу принесла. Потом наложила повязку на нос и протянула Айре салфетки и коробочку с восковыми на вид капсулами.

— Все. Я иду спать. Это — свечи. Для… ты понял. Свет выключишь, потянув за этот шнурок. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Ийя… — он почти не запнулся.

Утро обрушилось на Ийю грохочущим горным потоком. Она впрыгнула под душ, ткнула Айре банку с паштетом и стакан абрикосового сока, сварила кофе, залив плиту черной пеной, дотащила Айре до уборной, пролила кофе на стол и, сунув Айре в руки горсть таблеток, вылетела за дверь в одних носках. Вернулась с первого этажа, натянула сапоги и опять ушла. Всю дорогу до Штаба она пыталась вспомнить, заперла дверь или нет. Швейцар у двери блеснул золотыми галунами, пропуская Ийю внутрь, в привычный гам и толкотню. Сновали посыльные, стрекотали печатные машинки, кто-то громко звал лейтенанта Ард-Гие, перегнувшись с лестницы. Ийя прорвалось через мешанину холла в коридор, поднялась на третий этаж и с наслаждение захлопнула за собой массивную дубовую дверь, отсекая галдеж. Раздернула парчовые шторы, и мутный солнечный свет залил кабинет. Ийя села за стол, включила лампу и взяла лежащую сбоку папку. Уже через полчаса она поняла, что просто смотрит на разложенные на столе документы. В голове было пусто и тихо, ни одной мысли. Ийя потерла глаза и легла на скрещенные руки.

— Леди Де Виалан?

Ийя вскинулась, чуть не уронив папку.

— У вас все хорошо? — генерал де Эст, высокий, еще не потерявший былой привлекательности мужчина, смотрел на нее насмешливо и понимающе.

— Все хорошо, благодарю вас, генерал.

— Вам нездоровится?

— Нет. Хотя да, наверное, простудилась. Сейчас очень сыро.

— Да, наверняка. Вы выглядите усталой сегодня. Может, вы отдохнете пару дней? Можете взять материалы с собой, просмотрите их дома.

Ийя изумленно уставилась на него.

— Вы полагаете? Благодарю, это было бы просто чудесно.

— Надеюсь, это действительно будет чудесно. — Подмигнув, де Эст вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. Некоторое время Ийя пыталась понять, что он имел в виду, а поняв, выругалась. Никогда раньше она не чувствовала себя так глупо. Хотя, в конечном, итоге, какая разница, почему генерал разрешил работать дома? Главное, что разрешил. Ийя собрала папки в сумку, отперла сейф, выбрала несколько личных дел и присоединила их к уже немаленькой стопке. Закрыла тяжелую металлическую дверцу, провернув замок-бабочку, и взвалив сумку на плечо, пошла к коляске. Тело после вчерашнего отозвалось на вес глухой тягучей болью. Ийя поморщилась, передвинула ремень повыше и, игнорируя любопытные взгляды, распахнула дверь. На улице моросила мерзость — то ли дождь, то ли снег. Втянув голову в плечи, Ийя быстрым шагом направилась к коляске. Нужно было купить еще продуктов и заехать в Академию Целительства, найти бывшую школьную подругу. Кто-то, помнится, говорил, что Лиен — практикующий маг-целитель, причем неплохой.

Дома, стряхивая капли с волос, Ийя заглянула на кухню. Служанка оттирала с плиты присохший кофе. Поздоровавшись и не обращая внимания на быстрые, бросаемые вскользь взгляды, Ийя прошла в гостиную. Айре лежал на боку, глядя в огромное окно. Услышав шаги, он обернулся, приподнялся, отбрасывая взъерошенные волосы с глаз.

— Ну, как ты? — она опустилась рядом на колени, повернула его к свету, рассматривая засохшие за ночь струпья. Айре лежал тихо, не шевелясь, только горячее несвежее дыхание касалось ее лица. Кстати, подумала Ийя, надо купить ополаскиватель для рта — пока не заживут швы. Она сняла с лица бинты. Опухоль начала потихоньку спадать, нос уже не выглядел картошкой, на которую наступила лошадь. Синяки вокруг глаз расцветились желто-фиолетовым, лопнувшие капилляры залили белки краснотой. Ийя вытащила из сумки баночку, в которой вспыхивала тусклыми искрами бледно-зеленая масса.

— Вот. Ускоряет заживление ран, снимает отеки, уменьшает боль. Судя по цене, гарантирует прижизненное причисление к лику святых. Попробуем?

Она свернула из бинта два тампона, смочила их вязкой зеленой дрянью, чувствуя, как немеют пальцы, и осторожно засунула Айре в нос. Зачерпнув мазь, она смазала разбитый лоб, веки и переносицу. Подумав, повела жирными пальцами по приоткрытым губам, шлепнула побольше на швы. Отмотала еще бинт, смочила мазью и протянула Айре.

— Я выйду, а ты сделай сам. Или лучше мне?

Айре замотал головой, краснея, и взял тампон. Ийя вышла в спальню, вытряхнула на кровать документы из сумки. Работать не хотелось. Зевнув, она отхлебнула холодный кофе из стоящей на тумбочке чашки, забытой с самого утра. Потом вернулась в зал. Айре лежал, раздвинув укрытые пледом ноги, на лице вспыхивали мелкие зеленые искорки.

— Ну как? Не больно? Все в порядке?

Он сначала покачал головой, потом кивнул, не шевеля губами.

— Вот, я купила. Такие подойдут? — Ийя бросила на подушку черные кожаные перчатки без пальцев. Айре взял их, надел, сжал руки в кулаки, повернул ладони, разглядывая серебряные заклепки. Попытался сказать что-то, но Ийя покачала головой и прижала палец к губам.

— Не вздумай. В два часа будем есть, тогда и смоем.

Вернувшись в спальню, она упала на кровать и уснула, укрывшись плюшевым покрывалом.

Проснувшись, Ийя нашарила на тумбочке часы и поднесла их к самому носу, сонно моргая. Час дня. Господи, кажется, она начинает жить по графику, как мать грудного младенца. Ийя накинула шаль и, зябко поежившись, выглянула в окно. Выпал снег. Деревья сверкали покрытыми ледяной глазурью ветками, мостовая сияла, как начищенный паркет, и дворник уныло долбил по ней лопатой, вышибая из камней искры. Ийя заглянула к Айре.

— В туалет хочешь?

В ванной Айре умылся, провел мокрыми руками по волосам, зачесывая их назад, обтер шею. Ийя ждала, сидя на бортике ванны и покачивая ногой.

Обед она притащила в гостиную. Купленный в кафе на углу большой бутерброд — для себя, и протертые овощи из детского питания и тефтели — для Айре. Придвинула шахматный столик к дивану, постелила на инкрустированную перламутром поверхность полотенце и расставила тарелки. Айре недоуменно посмотрел на нее.

— Вы будете есть со мной?

— Ну, я очень не люблю убирать со стола. Точнее, я вообще не люблю убирать. Так что лучше делать один раз, чем два, правильно? А что? Ты никогда не ел за общим столом?

— С рабами — да. А с хозяевами — не знаю, можно ли назвать это едой. Если я вылизывал сливки на…

— Достаточно, я поняла. Это не считается. Как раны?

— Спасибо, лучше. Скажите, Ийя, эта мазь — она очень дорогая?

— Ну, смотря с чем сравнивать. Если с теми лекарствами, что мне в больнице доктор дал — то очень. А если с кремом от морщин моей мамы — то ерунда.

Айре начал чертить ложкой на пюре зигзаги, аккуратно укладывая в их пики тефтельки.

— Ийя, зачем вы это делаете?

— А что? Ты не хочешь выздороветь?

— Хочу. Очень хочу. С таким лицом меня только на рудники перепродать можно будет. Но зачем я вам? Что мне делать? Я не понимаю.

— Сказать честно? — Ийя лизнула испачканный в соусе палец. — Я сама не знаю. Но обещаю — на рудники я тебя продавать не буду.

— Вы не знаете, зачем меня купили?

— Нет. Просто захотелось. Спонтанная покупка. Ты был красивым, обаятельным, вот и… — она развела руками.

— Спонтанная. Как в магазине. Понравилась упаковка. — Айре вдавил ложкой тефтельку в пюре и насыпал над ней холмик. — А теперь — вот. Ни красоты, ни обаяния.

— А ты подожди. Эта мазь стоит мою месячную зарплату, так что она просто обязана помочь. Причем исключительно в интересах продавца. Или на его надгробии будет написано — "нет, все-таки не помогает". И ешь это чертово пюре — я его уже видеть не могу. Если съешь все — дам кофе с рулетом.

Айре слабо улыбнулся и отправил ложку в рот.

После обеда Ийя ушла в спальню и разложила по кровати материалы. В гостиной было тихо, ровная полоса света освещала угол коридора. Ийя посидела, глядя на мелкие черные буквы, расползшиеся по листам белой бумаги, как жуки-чернушки. Потом встала и подошла к двери.

— Эй, Айре. Тебе очень скучно?

— Все хорошо, Ийя. Благодарю за заботу.

— Айре. Пожалуйста, у меня и так в жизни хватает вещей, над которыми я должна думать. Я не хочу еще и догадываться, врешь ты мне или нет. Тебе скучно?

— Да, госпожа. Но я не врал, просто не хотел вас беспокоить.

— Одно и то же. И ты опять назвал меня госпожой.

Ийя собрала листы, перенесла в зал и разложила веером на ковре. Она сидела, внимательно читая их один за другим, потом начала сортировать по стопкам. Айре лежал, глядя на нее, подложив руку под щеку.

— Айре, ты читать умеешь?

— Да.

— Поможешь?

— Приказывайте.

— Вот тебе бумаги. Вверху, в углу — адреса. Диктуй мне их.

Ийя разложила на полу карту, взяла разноцветные карандаши и приготовилась.

Айре сосредоточенно диктовал, ведя пальцем по строчкам. Ийя на четвереньках ползала по ковру, расставляя на карте точки. Когда одна стопка закончилась, Ийя выдала Айре другую, потом — третью. Наконец, она удовлетворенно цокнула языком.

— Ну, кажется, все. Устал?

— Нет. А что это?

— Адреса, по которым были обнаружены трупы. Мы сейчас наметили их на карте, красными — типовые, синими — не укладывающиеся в группу. Потом я составлю сводную таблицу дат, на другой карте отметим еще и их.

Айре оглянулся на стопки листов, разложенные на столе.

— Но их же так много?

— Было бы мало — занималась бы жандармерия. Я — аналитик в Имперском штабе. Правда, работаю недолго, так что серьезных дел мне пока не поручают. Так, ерунда гражданская.

— Это — ерунда? — Айре пробежал большим пальцем по листам в стопке, заставив их с шелестом развернуться в веер.

— Это — Имперский штаб, Айре. Там занимаются вопросами государственной безопасности. А это — недоработки Жандармерии. Они уже полгода ищут убийцу, так что император вынужден был вмешаться. Дело передали Штабу, а у затем — мне.

— И вы ищете убийцу.

— Я не ищу. Я читаю и думаю. Потом я напишу доклад, на его основании у жандармерии запросят дополнительные данные. И я опять буду думать.

— Вы уже ловили убийц.

— Нет, я никогда никого не ловила. Но вычислять — вычисляла. Это было.

Ийя оглянулась на Айре. Он свесился с дивана, с любопытством разглядывая карту. Привычное уже загнанное выражение лица сменилось искренним интересом. Да, никогда не знаешь, что сработает. Еще утром она ломала голову над тем, как заставить Айре хотя бы на время забыть о том проклятом мусорнике — а вот поди ж ты. Надо было просто принести домой дело о серийных убийствах.

Айре ткнул пальцем в карту.

— Там два круга получается, на севере.

— Вот именно. Поэтому я хочу сделать такую же схему с датами и посмотреть, что изменится.

Айре смотрел, как Ийя ползает по полу с карандашами. Мягкие домашние брюки обтянули маленькую аккуратную попу, рукава блузки закатаны, обнажая тонкие запястья. Он называл адреса, перекладывая бумаги с одеяла на стол, а Ийя вела пальцем по карте, находила нужное место и рисовала там точку. Когда листы закончились, Айре даже расстроился — диктовать было интересно. Мысль о том, что одни делают что-то вдвоем, и это — не секс, была неожиданной. Айре посмотрел на карту, на которой синие точки были разбросаны по городу, а красные сбились в два почти ровных круга. Это был результат их работы, и он что-то значил. Что-то важное. Он, Айре, только что помогал аналитику Штаба в раскрытии преступления.

Ийя выпрямилась и отряхнула колени.

— Выпьем чаю?

Она скоро вернулась с подносом, на котором стояли две чашки, и лежал в хрустальной плоской вазочке крем. Айре уже не спрашивал, почему вазочка одна, просто зачерпнул немного с краю, запил терпким чаем. Крем был персиковым, с кусочками фруктов, нежно-сладкий. Айре как раз сунул в рот еще порцию, когда в коридоре что-то затрещало. Он звонко стукнул ложкой по зубам, Ийя плеснула чаем на брюки. Выругавшись шепотом так, как не подобает ругаться леди, она поставила чашку и вышла в коридор. Там вспыхнул слабый мерцающий свет, раздались голоса. Айре настороженно прислушивался. Ийя, женщина и мужчина — не молодые, но и не старые. Они спорили, с каждой минутой все громче, и Айре уже разбирал отдельные слова. Раб. Непозволительно. Наконец женский голос выкрикнул пронзительно "Эту подстилку". Айре мертвыми пальцами положил ложку. На крем было мерзко смотреть, во рту горчило. Свет в коридоре погас, скандал оборвался, так толком и не разгоревшись. Ийя вошла в зал, подошла к окну — Айре видел напряженную узкую спину, сцепленные побелевшие пальцы рук. Он молчал, стараясь дышать беззвучно и жалея, что не может стать невидимым. Вот так. Это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Ийя повернулась. Айре разглядывал прихотливое сплетение стеблей на ковре, бледные томные лепестки цветов. Кое-где еще виднелись не до конца отертые следы его ботинок.

— Это были мои родители.

— Да. Госпожа.

— Поскольку прийти к общему мнению по поводу тебя мы не можем, с завтрашнего дня перечисление месячного содержания на мой счет будет прекращено.

Айре почувствовал, как диван под ним начинает крениться, реальность качнулась…

— Эй, Айре. Айре.

Он качнул головой, стряхивая дурноту, глубоко вдохнул.

— Что, хуже стало? Все, к черту эту мазь. Вернемся к больничным лекарствам. Хорошо, что я не выбросила пакет.

— Вы меня не продадите?

— С чего вдруг? Мне придется отказаться от служанки и найти дополнительную работу. Когда ты выздоровеешь, то продукты надо будет оптом закупать.

— Я могу есть только кашу. И убирать дом. И… вы можете сдавать меня.

— Как сдавать?

— Почасово.

Наконец Айре удалось сказать что-то, что пробило ледяную невозмутимость наследницы герба Древней Семьи. Она вытаращилась на него, приоткрыв рот.

— Ты спятил?

Айре фыркнул. После всех этих часов тупого гнетущего страха, после грязи, которую он не мог стереть ни со своей кожи, ни из своей памяти, он давился смехом, стирая слезы, текущие из глаз, и подвывая. Ийя сидела рядом, дожидаясь, когда он успокоится. Наконец Айре затих, все еще вздрагивая от смеха.

— Ийя, я шлюха. Правда. И ничего страшного не будет, если я обслужу кого-нибудь. Я делаю много лет. Я профессионал. И, кстати, недешевый. Когда лицо придет в норму — вы же говорили, что придет, — я вполне могу зарабатывать.

— Айре, тебе дали по голове. Я, правда, не знала, что последствия могут сказаться так поздно, но то, что ты говоришь — полная чушь. Я — дворянка, а не бордельмаман. И у тебя, хочу напомнить, швов — как на моей бальной юбке. Не думаю, чтобы ты физически мог делать то, о чем говоришь.

— Ну, во-первых, есть еще и женщины. Вы же сами говорили, что я обаятельный. Пара улыбок — и она заплатит. А во-вторых, есть другие способы.

— Не могу поверить. Я просто не могу поверить, что сейчас обсуждаю с тобой технику платного секса. Ты соображаешь, что говоришь? Ты, вообще, понимаешь, что это — оскорбление?

— Простите. Я десять лет занимаюсь этим потому, что не могу не заниматься. Потому что или я сам встану на четвереньки — или из меня сначала дурь вышибут, а потом поставят. Я привык. Научился. Это просто жизнь. Десять лет я ложусь под любого, в кого мне ткнут пальцем. И я никому не нужен. Меня просто вышвырнули на мусорник, как ненужную вещь. Да, меня отодрали бродяги — и это было мерзко. Но гаже всего было то, что всем было напевать. Любой из этих дам — тех, кто улыбался мне на балу. Любому из джентльменов, которые рассказывали, какой у меня красивый рот. Никто из них даже не оглянулся, когда меня там на части рвали. Сделали бы вид, что не слышат и заговорили о погоде. Вы купили меня, хотя я выглядел, как кусок мяса. Я до сих пор не понимаю, зачем. Вы таскали меня на себе, мыли, кормили. Лечили. Вы думали о том, что мне нужно. Я же заметил — вы купили только мягкую одежду. Удобную. Вы думаете, что если десять лет меня тычут лицом в грязь, то я ничего, кроме грязи и не вижу? Я сделаю все, что нужно. И если я буду подставляться сейчас под кого-то — то хотя бы буду знать, для чего я это делаю. Не потому что этого хочет какой-то ублюдок. А потому что сам так решил.

Ийя осторожно коснулась его руки.

— Айре, у меня никогда не было рабов. В нашей семье это было как-то не принято. Дурной тон. Только слуги. Мне не стоило это затевать. Я завтра оформлю у стряпчего твою вольную.

Айре сгорбился, растрепавшиеся волосы бросили косую тень на бледное лицо.

— Вы все-таки меня прогоните. Я вам не нужен.

— С чего ты взял? Просто будешь слугой.

— Не надо. Пожалуйста. Я буду убирать, стирать, делать все, что скажете. Я научусь готовить. У меня нога почти не болит. Прошу вас.

— Айре, ты останешься здесь. Пока сам не захочешь уйти. Хочешь — убирать — убирай. Хочешь соблазнить домовладельца — пожалуйста. Просто ты будешь свободным.

Айре покачал головой, губы у него дрожали, пальцы тряслись. Это все-таки произошло. То, чего он так боялся. Он знал, что это должно было случиться — и вот оно случилось.

— Я вам не нужен. Вы не хотите меня. Я знал, после того, что вы видели, вы не захотите меня. Чтобы я ни сделал — вы все равно никогда не забудете.

Ийя растерянно смотрела на него.

— Эй. Я думала, ты обрадуешься. Если не хочешь — не надо. Никакой вольной, хорошо. И не сжимай так губы — у тебя там швы. Все. Ты — мой раб. Убираешь, готовишь. Помогаешь с документами. Насчет секса — хочешь, хоть в групповушке участвуй. Не хочешь — просто скажи, что хозяйка — Меняющая Облик, и она не любит, когда трогают ее собственность. А насчет того, что я видела — то это ерунда, поверь мне. Меня это абсолютно не волнует. Я не настолько глупа, чтобы делать вещи, которых не хочу делать. Если бы я не хотела тебя купить — не покупала бы.

Он поднял голову. Ийя был совсем близко. И почему он решил, что у нее жуткие глаза? Огромные, цвета яркой весенней травы под солнцем. Он улыбнулся, чувствуя, как щеки стягивает тубой болью.

— Я не умею готовить.

— Ты умеешь читать. У меня есть поваренная книга.

Позже, когда Ийя ушла, Айре лежал в темноте, глядя в окно. Черные ветви деревьев, похожие на скрюченные старческие руки, скреблись в стекло. Луны не было, низкое рыхлое небо было так близко, что, казалось, распахни створки, протяни руку — и дотронешься до влажных клочковатых облаков, похожих на очески собачьей шерсти. Айре перевернулся на спину, подтянул повыше плед. Лицо покалывало от мази, ныли ребра, немело бедро. Швы между ног зудели так, что хотелось разодрать их в кровь. В спальне скрипнула кровать, Ийя что-то быстро пробормотала во сне, и квартира опять погрузилась в тишину. Айре тихо улыбнулся и закрыл глаза.

Сон пришел нескоро. Мысли мельтешили в голове, обрываясь, отказываясь додумываться до конца. Беспорядочные обрывки, они возникали, пугая своей абсурдной разумностью, и исчезали, оставляя недоумение — как вообще можно было додуматься до такой ерунды. Айре пытался отвлечься, думал о карте, о том, почему точки собирались в круги. Представлял, как будет здорово, если он вдруг до чего-нибудь додумается. И завтра скажет об этом Ийе.

Голоса в коридоре, принадлежащие людям, что находятся за много лиг отсюда. Но даже оттуда они легко дотянулись до него, сломав ту маленькую пристань, куда его случайно занесло. Айре перевернулся на бок. Если бы он только нравился Ийе. Тогда все было бы проще. Понятнее. Но она не хочет его — это Айре видел так же ясно, как синяки на своем лице. И, наверное, дело не в швах и повязках. Он знал, кому нужен раб для постели: или тем, кто не может найти себе пару, или тем, кто хочет чего-то, что нельзя делать с партнером. А Ийя — Ийя нормальна. Абсолютно нормальна. И мужчины у нее будут — но нормальные. Единственное, что Айре умел делать по-настоящему хорошо, ей не требовалось. Мысли все топтались и топтались на месте, но их голоса становились все тише, все дальше. Айре перевернул подушку, лег щекой на прохладную ткань.

А потом пришел сон. Айре уже видел его, и не раз. Он приходил, когда Айре был болен или измучен, когда тело предавало его, и впивался в память, как клеймо. Если Айре просыпался и вспоминал, что видел этот сон — значит, все было очень плохо.

Айре стоял на какой-то площади, голый. Вокруг была ярмарка, приторно пахло жженым сахаром из будки торговца сладкой ватой, жонглировал яблоками клоун. Айре стоял, не решаясь прикрыться, соображая, где хозяин. А потом толпа расступалась, и приходил Он. Айре не смог бы объяснить, кто такой Он. Существо. Он глядел на Айре, и у него не было лица — была плоская какая-то маска, сквозь которую проглядывали образы — однин за другим, равнодушные, ухмыляющиеся, возбужденные. Они тенями скользили по белой ровной поверхности, чтобы смениться новыми и новыми. Иногда там были лица хозяев, иногда — тех, кого доводилось обслуживать. Он был огромным. Его тень ложилась на Айре, прижимала к земле. Ноги подкашивались, Айре оседал на землю, не в силах выдавить из себя ни звука. Люди вокруг ели, смеялись — словно ничего не происходило, словно огромное чудовище на площади — самое обычное дело. Айре отползал от Него, задыхаясь от ужаса, а Он смотрел. Он всегда смотрел. А потом его щупальца захлестывали лодыжки Айре, тянули его к себе. Айре колотил по ним кулаками — но жесткие плети перехватывали руки, распиная его на горячем, пахнущем звериной мочой песке. И Айре видел, что Он возбужден. Член у него был огромный, мерно пульсирующий, и когда Айре понимал, что сейчас произойдет, то начинал кричать. Монстр подтаскивал его к себе, переворачивая, сгибая. Айре царапал пальцами песок, орал, захлебываясь, но все просто не видели его. Люди хохотали над клоуном, громко говорили, танцевали, бьющийся в судорогах раб был для них призраком. Потом что-то горячее и скользкое касалось обнаженной задницы, и Айре понимал — все. Сейчас. Монстр вламывался в Айре, разрывая, наваливался грузной мягкой тушей. Айре хрипел, задыхаясь, он видел, как выпирает головка под гладкой кожей живота, мерно двигаясь вверх-вниз. Рядом девочка ела розовое мороженое, слизывая фруктовый сок с пальцев, и улыбалась бессмысленно-счастливо.

Ийя подскочила, слепо шаря руками перед собой. Рассудок, еще отупевший со сна, отказывался понимать, что происходит. Но крик прозвучал снова — отчаянный, полный муки крик, и Ийя, скатившись с кровати, подхватила халат и бросилась в гостиную. Айре кричал, метался по дивану, царапая пальцами обивку. Ийя захлопала ладонью по стене, никак не попадая по выключателю. Наконец свет медленно разлился по потолку — сперва тусклый, красно-желтый, он, наконец, вспыхнул, выхватывая из темноты валяющуюся на полу подушку, отброшенный в сторону столик, перевернутую вазочку, из которой лениво вытекала персиковая лужица. Ийя схватила Айре за плечо:

— Айре. Проснись. Проснись ты, ради бога.

— Пожалуйста. Кто-нибудь. Пожалуйста, — щеки у Айре были мокрыми от слез, он задыхался, хватая душный прогретый воздух.

— Айре. Да проснись же.

Айре рванулся, ударил слепо — и Ийя отлетела спиной в столик, резная ножка, врезавшаяся в поясницу, вышибла дыхание. На губы из разбитого носа закапала кровь. Ийя размазала ее рукой, встала, цепляясь за кресло.

— Айре. Айре. Это сон.

Айре с криком распахнул глаза, не видя ее, глядя куда-то в себя полным ужаса взглядом.

— Нет. Пусти. Помогите.

— Это сон. Просто сон, — Ийя склонилась над ним, сжала ладонями пылающее лицо, встряхнула. Айре моргнул, он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать — и Ийя обняла его, прижимая к себе, гладя трясущиеся плечи. Айре зарылся лицом ей в живот, бормоча невнятным стремительным шепотом, срывающимся в рыдания. Ийя гладила слипшиеся от пота волосы, горячую, липкую спину. Айре обхватил ее, сжимая до боли, рвано и влажно выдыхая в бедро.

— Все. Все хорошо. Это сон, все прошло. Все будет хорошо. — Ийя несла какую-то успокаивающую чушь, ее саму начало трясти, как от холода. Она пошевелилась, потянулась к сбившемуся в узел пледу — и Айре вскрикнул, цепляясь, обвиваясь вокруг мускулистым длинным телом. Ийя обреченно вздохнула, откинулась на мокрую от пота и слез подушку и закрыла глаза. Айре, горячий, как батарея, почти влез сверху — и она подсунула под него босые ноги, пристроила поудобнее руку. Скоро он уснул, провалился в зыбкий, тревожный сон, всхлипывая и сжимая ее ладонь. Ийя задремала под утро, когда небо за окном начало выцветать, а горизонт налился тускло-розовым, цвета застиранных кровавых бинтов, светом.

Ее разбудил Айре. Он зашевелился, чуть не столкнув Ийю с дивана, недоуменно протер глаза.

— Ну что? Выспался? — она села, растирая затекшую руку. Пальцы начало колоть острыми горячими иглами и Ийя зашипела, сжимая и разжимая кулак.

— Что? Что случилось? — Айре со сна щурился, переводя взгляд с Ийи на столик, со столика — на липкое пятно на ковре.

— Тебе приснился кошмар.

Айре протянул руку, коснулся запекшейся у нее под носом крови.

— Ерунда. Видишь, как мы удачно купили мазь. Кстати, о мази, — Ийя расправила халат, покрытый масляными пятнами, — как ты думаешь, отстирается?

Айре пожал плечами, глядя выжидательно.

— Ладно, ерунда. Но если мне присниться какая-нибудь дрянь — то ты мне должен.

Ийя не стала спрашивать, о чем был сон — она подумала, что у Айре все сны должны быть об одном и том же, так или иначе.

— Пойдем, помоешься? Станет легче.

— Не надо, я сам.

— Сам?

— Да. Я хочу попробовать.

Айре осторожно сполз с дивана и, пошатываясь, поплелся в ванную. Ийя рухнула обратно на подушку и зевнула. Вот и приятный момент — он сам пошел, и даже не сильно опирался на стену. Ногу, правда, волочил — но не выглядел как человек, который вообще забыл, как ходить. Неплохо. Ийя прислушалась. В ванной рыкнул бачок унитаза, потом зашумел открытый кран. Никто не падал, не грохотала опрокидываемая мебель.

Она задумалась о предстоящем дне. Надо было поменять постельное белье, придумать какой-нибудь завтрак, купить продукты. А потом найти занятие, за которое бы платили, и которое не требовало бы ее постоянного присутствия. Она встала, перевернула столик, оттащила его в угол. Задрала халат и, выгнувшись, посмотрела на два ярко-красных пятна чуть ниже поясницы. Просто роскошно. И почему она не завела рыбок?

Айре сквозь сон почувствовал рядом чье-то тело. Он лежал, вжимаясь лицом в теплое, живое и дышащее. Айре дернулся в сторону, попытался незаметно скатиться с кровати, пока хозяин не проснулся и не обнаружил уснувшего рядом раба. Из-за подушки высунулась взъерошенная светловолосая голова. Ийя хмуро посмотрела на него, зевнула в кулак. Утренний свет очертил заострившиеся скулы, темные круги под ввалившимися глазами. Впервые Айре заметил, как она устала. Ийя сидела, моргая, как сова, хмурая и несчастная, халат, заляпанный мазью, прилип к груди, обрисовав соски.

Сон. Опять этот проклятый сон. Он ночью кричал — и Ийя сидела с ним, а потом уснула. Айре увидел запекшуюся под носом бурую корку. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, почему так бывает. Если у тебя нос в крови, значит, кто-то ударил тебя в лицо. Например, спятивший раб. Айре сжался, ожидая неминуемой и справедливой кары. Ударь его сейчас хозяйка, Айре первый бы сказал, что это правильно. Черт, он сам треснул бы себя по разбитому носу, если бы Ийя захотела. Но ничего не проиошло. Ийя лишь зарылась в одеяло, свернувшись в клубок, и растерянный Айре переполз к краю дивана, встал, поджимая пальцы на холодном полу. Было больно, но терпимо. Сделал шаг, не отпуская спинку дивана, потом еще один. Голова кружилась, грудь болела, по тазу будто проехала повозка. Но это ничего. Это — просто мелочь. Больно и невозможно — вещи разные, это Айре знал давно. И хотя бы от необходимости таскать его в сортир был намерен Ийю избавить.

Когда он вернулся в комнату, Ийя уже ушла. Айре лег на смятую простыню и попытался вспомнить хоть что-нибудь. Нет. Ничего. Черт, последний раз с ним сидели после ночного кошмара, когда ему было лет десять. Все остальное время он справлялся сам. Часы, проведенные в созерцании темного потолка над кроватью, пустые, бесконечные часы. И страх уснуть. Страх, что кошмар вернется. А вот теперь, впервые за много лет, проснуться с кем-то, кто берег твой сон — и ничего не помнить… Айре закрыл глаза. Теплое тело под щекой, рука на спине. Он лежит на боку, закинув на Ийю ногу, вплотную, дышит ей в живот, и халат у нее влажный.

Ийя вышла из спальни, застегивая блузку. Кофе, таблетки, завтрак. Айре глотал фруктовое пюре, с завистью глядя, как Ийя ест бутерброд. Вздохнув, она отломила половину и протянула ему.

— Но пюре — доешь. А вечером я принесу овощи. Слушай, если сможешь — разбери справки по датам происшествий. Чтобы мы вечером их протопографировали — и все. Справишься?

Айре взял пачку листов, положил на пол рядом с диваном. Ийя ушла, бросив Айре на диван мазь и прикрыв бесшумно дверь.

Айре поднял листки и начал внимательно читать, несколько раз пробегая по тексту глазами. Он знал, что не слишком умен, но обычно внешность компенсировала этот недостаток с лихвой. Еще в школе он просто улыбался учительнице — и получал отметку на балл выше заслуженной. Нет, дураком Айре не был. Просто решал задачки чуть медленнее, чем все, думал чуть дольше. Он был тем, кому надо было объяснить еще раз. Его обычно не вызывали к доске — жалели. Оказавшись в прицеле глаз класса, Айре замолкал, лихорадочно пытаясь вспомнить заданное — и забывал даже то, что знал еще десять минут назад. Он садился за парту, красный от стыда, и к концу урока нужные ответы всплывали в его памяти, но толку от них уже не было никакого. Потом, после аукциона, это оказалось абсолютно не важным. Мозги ему теперь не требовались совершенно. И сейчас, раскладывая бумаги, Айре нервничал. Он знал, что не годится для такой работы, и не справиться с первым же поручением Ийи было страшно. Но вместе с тем он испытывал какой-то детский восторг, ощущая себя почти детективом и ассистентом офицера штаба.

Айре разложил все по порядку, проверил. Потом проверил еще раз. Взял верхний лист и начал читать полностью. Округ Ар-Герад, район расселения эмигрантов из Мерны. Страна, в прошлом вечный противник Империи, сейчас уже давно погрязла в религиозных дрязгах. Айре помнил, что там официальная власть принадлежит церкви, и что церковь эта не очень-то и свята. Во всяком случае, то, что он слышал об особенностях культа Мерны, не вызвало у него симпатии. Страна нищала, эмигрантов становилось все больше. Они селились поближе друг к другу, на нищих улочках Северного округа. Постепенно местные жители подыскали себе жилье в районах поспокойнее, а Северный округ стал маленькой копией Мерны. Густо застроенные, упирающиеся друг в друга дома с низкими каменными заборами, смуглые лица, гортанный говор. Храмы Безликого, отблескивающие на солнце синей эмалью сводчатых крыш. Мернцев не любили. Шумные, странно одетые, они никак не могли вписаться в привычный уклад жизни Империи. И вот сейчас их кто-то убивал. Трупы находили на улицах Ар-Герада с ножевыми ранами и обезображенными лицами. В рапортах было много терминов, который Айре не понял, но смысл он вполне уловил. Мернцев, молодых мужчин, убивали ножом. Ран было много и всегда было изрезано до полной неузнаваемости лицо.

Ийя вернулась после обеда, держа в руках свертки с едой из кафе и пакет с двумя бутылками пива. Она вытряхнула провизию на тарелки, поддела кинжалом пивные крышки.

— Ну, за меня, — она торжествующе шлепнула на стол пачку кредиток.

Айре поднял руку с бутылкой, салютуя, подцепил кусок хлеба с колбасой. Зоркая Ийя тут же сунула ему порцию салата и погрозила куриной ножкой.

— А почему ты не спрашиваешь, какая это работа?

— Какая это работа? — послушно повторил Айре.

— Планируют прокладывать железнодорожную ветвь до порта на севере. Будут делать туннель в Воробьиной Горе, и магикам срочно нужен специалист, который может рассчитать коэффициенты и амплитуды для формул заклинаний. Платят две тысячи сейчас и пять после.

— Ого, — Айре присвистнул и лизнул рубцующиеся швы. Что надо делать, он не понял, но звучало чертовски серьезно. А уж сумма и вовсе исключала шутки.

— Вы будете работать на железной дороге?

— Почему? Я буду считать, а это удобнее делать здесь, тем более что завтра мне уже надо на работу.

— Жаль. — Айре разочарованно вздохнул.

— Чего жаль? Что мне не придется после работы бежать на вокзал?

— Нет. Но там же поезда… — лицо у Айре стало мечтательным, как у ребенка, говорящего об именинном торте.

— Ты любишь поезда?

— Не знаю. Я никогда не ездил. Но, наверное, это здорово…

Ийя задумалась.

— Давай так. Когда начнешь ходить, съездим на выходных к Южному причалу. Это всего пара часов. Погуляем, посмотрим — а потом обратно.

— На поезде? — вытаращил глаза Айре.

— Ну не на собачьей же упряжке. Ты доедай быстрее, нам еще с картой возиться.

С работой они разобрались относительно быстро. Айре диктовал, Ийя отмечала. Закончив, она села, уперев подбородок в колени, и мрачно посмотрела на результат.

— Что-то случилось? Я неправильно что-то сделал?

Ийя покачала головой и забарабанила пальцами по полу.

— Нет. Смотри. Вчера у нас получилось два круга. Я подумала, что убийце сначала было проще убивать в одном месте, а потом — в другом. Например, он переехал, или сменил место работы. И сейчас я хотела узнать, когда это произошло.

— И что?

— Да ничего. Не получается. Убийства хаотичны. Сначала там, потом здесь, потом опять там. Никакой системы. Но если системы нет — то почему они держатся в этих проклятых границах?

— А другая стопка? Та, которую Вы отложили?

— Там не те убийства. Либо не нож, либо не мужчины, либо не мернцы. Не попадают в серию.

Айре посмотрел на нее восхищено. Вот так запросто придумать объяснение тому, над чем он ломал голову весь день. И действительно, теперь все казалось очевидным. И как он мог сам до этого не додуматься?

— Поговорю завтра с генералом. Пусть поручит жандармам собрать материалы о Едином Фронте. Может, это их группировки в этих районах инициативу проявляют?

Ийя встала, потянулась и зевнула.

— Ты как хочешь, а я — мыться и спать. Мне завтра с утра уже на работу. Справишься сам?

— Справлюсь. Я сегодня уже ходил, и когда вас не было — тоже.

— Ты не перестарайся. Очень больно?

Айре пожал плечами.

— Могу терпеть. Ничего, это уже не страшно. Я справлюсь. Правда.

Ийя подошла, поглядела на него внимательно.

— Айре, может, сегодня со мной поспишь? Хочешь?

Айре сглотнул.

— С вами, госпожа?

— Да нет. Ты не понял. Из-за кошмаров. Или, если хочешь, я здесь посижу, пока ты не уснешь.

— Нет, благодарю. Я усну. Мне редко снятся кошмары, только когда болею.

— Уверен?

— Да. Выспитесь сегодня хорошо.

Ийя ушла, а Айре лег, закинув руки за голову. Он не знал, что чувствовал, облегчение или разочарование. В первый момент, когда Ийя позвала его в свою постель, Айре испугался. Испугался, что у него не встанет, что он не сможет сделать то, для чего покупают таких рабов. И пряталась глубоко какая-то глупая обида — словно Ийя обещала ему что-то, а потом не сдержала слово. Хотя чего стоит обещание рабу? А потом, когда он понял — то окончательно убедился, что в постели он ей не нужен. Слишком искренним было изумление, слишком легко она предлагала побыть рядом. Никто не будет лежать в постели с привлекательным мужчиной просто так, если можно просто протянуть руку — и все. Так можно лежать только с тем, кто не вызывает желания. Айре думал, что почувствует облегчение, но на самом деле это пугало. И почему-то тоже обижало — что было совсем уж нелепо.

Потом, засыпая уже, Айре представлял, что Ийя рядом. Просто лежит, посапывая — мягкая, теплая. Что ее можно обнять, прижаться, повторяя линии тонкого тела, зарыться носом в волосы. Наслаждаться чувством, что с ним лежат рядом просто так. Просто потому что заботятся о нем. Но Ийе надо было на работу. И Айре помнил серые тени под усталыми зелеными глазами, морщинку между бровей. Он все сделал правильно. Ничего. У него было достаточно ночей, когда он мечтал остаться один. Глупо теперь хотеть чего-то другого.

На работе усталую Ийю встретили понимающими ухмылками. Шепоток за спиной, едва слышный, быстрые взгляды, приглушенное хихиканье. Ийя мрачно пнула дверь кабинета, швырнула сумку на стол и села в кресло, уперев ноги в ребро столешницы.

— Ийя? — корнет Буа-Торни был молод, элегантен и смущен. Он относился к тому типу легко краснеющих блондинов, которые Ийе напоминали жизнерадостных поросят. Но сейчас поросенок был робок и озадачен. Он вошел в кабинет, пунцовый и трепещущий, как лепестки мака на ветру.

— Что? — Ийя постаралась вежливо улыбнуться. Получилось не очень.

— Ты… Мы… Я подумал, может, мы поспешили расстаться? Ты не хотела бы сходить со мной завтра в оперу? Дают Весеннюю Сказку, уже неделю аншлаг, но я достал билеты.

— Нет, Денни. Я не люблю оперу, спасибо. И я не думаю, что мы поспешили расстаться. По-моему, это было как раз вовремя.

Ийя вообще не считала, что они расстались. Просто потому что не считала, что встречались. Они виделись пару раз, сходили в пару мест и один раз занялись сексом. Маловато для отношений, но вполне достаточно для твердого убеждения ни в коем случае их не допустить.

Корнет не уходил.

— Что еще, Денни?

Он глубоко вздохнул и решился.

— Ийя. Ты купила этого раба после того, как мы расстались. Я подумал, что у тебя как у женщины есть потребности. Это естественно, этого не надо стесняться. И если бы ты мне сказала… предложила… Я был бы счастлив. Тебе не надо было покупать для этого раба. Боже, как мило. Какая жертвенная готовность помочь. Ийя почувствовала нарастающую ярость.

— Ну, что скажешь? Если ты не хочешь оперу, может, мы снимем номер в Гранд-Палас?

— Нет, Денни, спасибо. Я действительно предпочитаю раба. Эти два дня — ты не представляешь себе, как я устала.

— Ты хочешь сказать, что раб сравнится с дворянином? Тебе не понравилось? Этот раб может что-то, чего не могу я? У него, несомненно, много опыта.

Ийя вспомнила шрамы на руках Айре, разорванный рот. Опыт, значит?

— Ну что ты, Денни. Эти три минуты были незабываемы. А сейчас извини, мне надо работать.

Буа-Торни щелкнул челюстью, краснота приобрела какой-то пурпурный оттенок. Он вылетел в дверь, с грохотом захлопнув ее.

Ну вот, теперь можно и делами заняться. Ийя набросала рапорт и пошла к генералу. Де Эст приглашающее махнул рукой в сторону стоявшего напротив его стола кресла. Ийя села, провалившись в мягкое сиденье, с трудом выкарабкалась, уцепившись за подлокотники. Положила на стол рапорт и стала ждать. Генерал прочитал, задумался, поднял на Ийю светлые, цвета начищенного серебра глаза. Глаза Древнего.

— Ну что ж. Неплохо, очень неплохо. Похоже, с направлением мы определились. Единственное — будьте крайне внимательны. Это дело лично контролирует император. Мерна уже прислала ноту протеста, и мы должны приложить все усилия. Жандармерия проведет расследование и предоставит запрошенные вами факты. Что-нибудь еще?

— Да. Тела вскрывали?

— Но в протоколах осмотра места происшествия уже указан характер повреждений и причины смерти.

— Генерал, я хотела прочитать заключения медиков и, если есть, то и магиков. Хотя бы кого-нибудь магики осматривали?

— Не знаю. Зачем это вам?

Генерал был военным, получил должность после двадцати лет службы на границе с Халифатом, и в подобных ситуациях просто терялся. Он был в чем-то похож на отца Ийи, полковника де Виалан, человека прямого и решительного, способного либо драться, либо не драться.

— Генерал, это — просто описания места происшествия. Жертвы могли быть усыплены, отравлены, подвергнуты магическому воздействию. А ножевые раны — просто единственное, что жандармы могли отметить при осмотре тел. Жертвы могли быть умерщвлены другим способом, а раны нанесены после смерти.

— Хм. Возможно, возможно. Завтра вам предоставят материалы. Благодарю вас за приложенные усилия, офицер.

Ийя щелкнула каблуками и вышла.

Домой она вернулась, когда солнце уже скрылось за домами, а воздух стал густым и синим. Бледный серп луны завис над домом, зацепившись за узловатые черные ветви. Она распахнула дверь. Блуза, которая валялась на полу еще вчера, исчезла. Ийя разулась, запихнув сапоги в угол, и прошла на кухню. Мусор с пола пропал, крошек на столе не было. Плиту вытерли.

— Айре?

Айре лежал на диване, глядя в окно.

— Айре, что это было?

Он поднялся, откидывая с лица черные пружины локонов.

— Здравствуйте. Хотите кофе?

— Ты что, вставал? Это ты убрал?

— Я. Раз уж я могу ходить, то подумал, что надо помочь.

— Айре, тебе еще неделю лежать надо. А если опять кровотечение начнется?

— Возьму прокладку. Мне уже не очень больно. Я просто не наклоняюсь.

— А блузку ты как поднял?

— Ну, только один раз.

— Айре. Тебе еще рано столько двигаться. Не делай так больше.

— Ийя, я не хочу просто лежать. Мне лучше. Голова не кружится, бедро почти не болит, если на ногу становится осторожно. А швы ноют, лежу я или стою, одинаково. Я хочу помочь. Хоть что-нибудь делать. И мне скучно весь день лежать. Не сердитесь, пожалуйста.

Ийя села на диван. Синяки у Айре стали желто-зелеными, опухоль спала. Швы затягивались, стала видна твердая линия губ. А глаза были мягкими, девичьими — томные, с поволокой, под черными бровями вразлет. Ийя поняла, что бессовестно пялится на Айре, и торопливо отвернулась. Ну что ж, наверное, можно считать, что ему лучше.

— Айре, а почему ты просто не взял книгу?

— Вы мне не разрешали.

— Айре, это всего лишь книги. Их можно брать, не спрашивая. Как и все остальное, честно говоря. Если тебе что-то нужно — просто бери, хорошо?

Он кивнул, одернул задравшуюся рубашку, полоска смуглой кожи на талии исчезла.

— Вы будете кофе? Я сварю.

— Я сама сварю. Лежи.

Ийя потянулась, встала и пошла в спальню. Переоделась, подумала и спрятала вещи в шкаф, вместо того чтобы свалить кучей на стуле. Когда она, застегивая пуговицу на домашних брюках, вышла из комнаты, в квартире уже пахло кофе. Ийя встала на пороге кухни. Айре, в широкой для него рубашке и висящих на бедрах штанах, мурлыча что-то под нос, разливал кофе по большим фаянсовым чашкам. На тарелке лежали принесенные Ийей продукты: ломти белого хлеб и запеченное в горчице мясо, вымытые овощи отсвечивали тугими глянцевыми боками. Ийя вздохнула. Взяла нож и начала резать помидоры на дольки.

— Вы сердитесь? Я просто хочу помочь.

— Ты — упрямая бестолочь. И когда ты свалишься, я буду на работе и не смогу тебе помочь.

Айре бросил на нее взгляд из-под полуопущенных ресниц.

— Можно у вас спросить? То дело с мернцами. Что-нибудь новое уже известно?

— Пока нет. Мне должны дать результаты вскрытия тел, тогда и подумаем.

— А мне можно будет прочитать?

Ийя пожала плечами.

— Почему нет? Хотя там сплошные термины, поймешь ты немного. Тебе действительно интересно?

Айре смущенно улыбнулся уголками губ.

— Да. Я никогда не принимал участие в расследовании. Мне хочется чем-нибудь помочь.

— Писать ты тоже умеешь?

— Да.

— Айре. Ты же не родился рабом, правильно?

Айре поставил сахарницу, взял дольку помидора, переложил ее на тарелке, потом зачем-то вернул как было.

— Нет.

— Расскажешь?

Он прикусил губу, оперся ладонями о стол.

— Я был старшим ребенком. И единственным от первого брака. Мама и отец разошлись. Потом она опять вышла замуж, у отчима была лавка. У них было еще четыре ребенка, кроме меня. А потом отчим разорился. И денег не осталось. Я был самый старший, он был мне не отец. Ну и лицо. Вы же видите. Меня бы точно купили. Так что… Вот так и получилось. За меня на аукционе сто три тысячи дали. Рекордная сумма. К тому же я был девственником. Теперь у отчима своя мельница, он мукой торгует. И крупами. Сестра замуж вышла…

— Ты с ними встречался?

Айре покачал головой.

— Я раб и шлюха. Мне не надо портить им репутацию.

Ийя молчала. Айре смотрел в сторону, ероша волосы рукой в перчатке. Она коснулась смуглого плеча.

— Кофе остынет. Идем?

Айре кивнул, подхватил тарелки и, волоча ногу, двинулся в гостиную. Ийя взяла кофе и направилась следом. Есть не хотелось.

Ужин прошел в молчании. Арйе выпил таблетки и лег на диван, поджав ноги и укрывшись пледом. Ийя взяла исходные данные по железной дороге, карандаш и, усевшись с ногами в кресле, начала чертить схему. Она уже дошла до формулы согласования ауры, когда Айре шевельнулся.

— Как вы думаете, если бы я не выглядел как шлюха, меня бы все равно продали?

Ийя отложила карандаш.

— Айре, ты не выглядишь, как шлюха. Ты — красивый парень, тут не поспоришь. Милый, обаятельный. У тебя самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела. Но я абсолютно не понимаю, почему это должно делать тебя шлюхой.

Айре оперся о локоть, подался вперед.

— А почему тогда все так происходит? Что я не так делал?

— Ничего. Просто все остальные делали все не так. Но теперь ты можешь сделать все правильно. Так, как захочешь. Согласен?

Айре посмотрел на нее. Улыбка медленно, неуверенно проступила у него на лице, сначала робкая, как первые рассветные лучи на стылом зимнем небе, потом вспыхнула, зажгла искры в темных глазах.

— Как скажете, госпожа. Согласен.

Вскоре Айре понял, что привык. Нет, привыкать он тоже привык, но это было другое. Просыпаться с утра у него не получалось и, когда он вставал, Ийи уже не было. Он делал обход квартиры, выуживая брошенные Ийей вещи из самых странных мест. Недоеденный бутерброд в ванной, носки под столом, рубашка под кроватью. Самое забавное было то, что Ийя старалась исправиться. Айре видел, как, стянув сапоги и отпихнув их в угол, она все-таки возвращалась и ставила их на полку, а брошенный в гостиной мундир несла потом в шкаф. Но привычка была сильнее — вещи расползались по квартире и прятались в абсолютно невообразимых местах. Самое забавное было в том, что Айре ловил себя на мысли, что его эта небрежность, вместо того, чтобы раздражать, умиляет. Невозмутимая Ийя казалась ему трогательно беспомощной, нуждающейся в заботе.

Айре складывал в стопку собранное грязное белье, имевшее тенденцию скапливаться в угрожающем количестве, запихивал его в холщовую сумку и ставил к двери, чтобы Ийя завезла его в прачечную. Умывался, брился, старательно обходя лезвием швы. Потом завтракал, заметал, лежал какое-то время с книгой — приключения, дуэли и бесконечные скачки. Ийя, когда увидела, что он читает, недоуменно пожала плечами, но Айре нравилось. Он, правда, попытался прочитать книгу, лежащую на тумбочке у Ийи, но осилил только три страницы. Биография была мало того, что скучной, так еще и главный герой был, по мнению Айре, редкой скотиной. Видел он таких — самодовольных ублюдков, не замечающих никого вокруг, кроме себя. Нет, понятно — великий завоеватель, раздвигал границы Империи. Но — ублюдок. Айре закрыл тихонько книжку и положил на место. Завоевания его не интересовали, а ублюдков и так в жизни было более чем достаточно.

Ийя последнее время была хмурая и усталая. Началось все с того, что она принесла документы, касающиеся вскрытия зарезанных мернцев. Айре пролистал справки, исписанные бисерным врачебным почерком, и действительно ничего не понял. А Ийя поскучнела, достала коньяк и отхлебнула прямо из горлышка. Протянула бутылку Айре, и он тоже осторожно сделал глоток. Коньяка он на самом деле не хотел, но мысль пить с Ийей из одной бутылки, передавая ее друг другу, была слишком привлекательна. Он бы выпил, наверное, и уксуса. Ийя закурила, протянула ему сигарету. Айре сел рядом на пол, затянулся, выдохнул дым.

— Что случилось? Там что-то не то написано?

— Ну, как сказать. Просто там написано, что я ошиблась и потеряла три дня. Это — не Единый фронт. Борцы за расовую чистоту ни при чем.

— Почему?

— Там описаны нанесенные жертвам раны. И ни у кого — ни у кого. нет ран на руках. Только грудная клетка, шея и лицо.

— И что?

Ийя сползла с кресла, села рядом на пол.

— Ну смотри. К тебе подходит незнакомый мужик, замахивается ножом. — Она изобразила движение. — И что ты делаешь?

Айре вскинул руки, закрываясь.

— Вот именно. Ладно, кто-то не успел. Но хотя бы часть должна была попробовать защититься. А там — никого. Никогошеньки.

— И? Что это значит?

— Вот представь — к тебе подхожу я. Близко. Я вооружена — у меня постоянно на поясе кинжал. Ты будешь ожидать, что я тебя им пырну?

Айре покачал головой, восторженно глядя на Ийю.

— Вот именно. Значит, жертвы доверяли убийце. Не ожидали от него нападения. Кому может доверять человек? Настолько, чтобы подпустить близко? Врачу? Жандарму? Общий знакомый у всех жертв?

— Женщина? — рискнул предположить Айре.

— Нет. Там, судя по углу проникновения, удары наносил довольно высокий мужчина. Женщина такого роста — исключение. Хотя, конечно, тоже есть шанс. Молодец. Хорошая идея.

Айре польщенно улыбнулся. Его поражало, как Ийя может взять лежащие перед носом очевидные факты и так их повернуть, что потом остается только удивляться — как же ты сам это не сообразил. Ведь все так очевидно.

— И что теперь?

— Запрошу подробные досье на жертв, буду искать точки соприкосновения. Кем может быть общий для всех этих людей знакомый? Учителем? Продавцом? Ну должен же быть кто-то, кому доверяла толпа абсолютно разных мужиков. Теперь придется разгребать чертову кучу документов. А я уже надеялась, что смогу быстренько расчеты железнодорожные закончить.

Айре задумался. От кого он точно не стал бы прикрываться, так это от хозяина. Отучили. Но вряд ли его опыт тут мог помочь. Он, кряхтя, поднялся и пошел на кухню варить кофе. Когда он вернулся, Ийя уже разложила вокруг себя листики с формулами и считала. Если расследование убийства Айре восхищало, то расчеты — ужасали. Испещренные многоэтажными формулами бумажки просто приводили его в священный трепет. Ийя писала что-то, глядя перед собой немигающим взглядом, и лицо у нее было вдохновенное, как у музыканта за партитурой. Она шевелила губами, отмечая карандашом что-то невидимое в воздухе, то спорила вполголоса сама с собой, то одобрительно кивала. Айре замер на диване, стараясь даже не дышать. Он не знал, насколько Ийя умна на самом деле, но в его воображении она давно переплюнула всю Пятерку Мудрецов скопом. И если до этого он не понимал, зачем ей изуродованный раб, то теперь периодически задумывался, зачем ей красивый тупица.

Айре решил попытаться научиться готовить. Он, правда, никогда этого не делал, зато спал с несколькими кухарками, которые подкармливали его всякими деликатесами на хозяйской кухне. Поэтому кое-что все-таки запомнил. Начал он с отварной картошки, и когда, вопреки опасениям, эксперимент удался, поджарил колбасу, почти не спалив ее при этом. Разложил на тарелки, себе забрав самые обугленные куски и, когда Ийя пришла домой, гордо выставил шедевр на стол. Он с тревогой смотрел, как Ийя подцепляет вилкой политый маслом кусок картошки, жует, глотает, берет еще один…

— Что?

— Что что?

— Чего ты на меня так смотришь?

Айре смутился, отвел взгляд.

— Хочу понять, нравится вам или нет. Я никогда раньше не готовил.

— Нравится. Вкусно. Намного лучше, чем получается у меня. Ешь, а то подумаю, что ты меня отравить хочешь. И бери эти чертовы овощи.

Айре осмелел. Ийя вечером составляла список покупок, и он начал экспериментировать. Он последовательно попытался стушить мясо, поджарить мясо и приготовить из мяса рагу. Тушеное получилось вкусным, жареным можно было пришибить коня, а рагу выглядело как пюре, хотя все равно оказалось съедобным.

Днем Айре было скучно. На улицу он пока не выходил, два этажа по лестнице все-таки казались пока слишком рискованным предприятием. Когда приходила Ийя, становилось веселее. Разговаривали они, правда, мало. Айре читал на диване, Ийя сидела за привезенными с работы жуткими стопками дел, изучая биографии жертв, делала отметки, чертила таблицы, просила Айре заполнять схемы. Злилась, курила, пила коньяк.

Айре заметил, как она морщится, поводя плечами, и предложил сделать массаж. В конце концов, уж это-то он умел. Ийя сначала посмотрела на него стеклянными глазами сквозь россыпи документов, потом улыбнулась, встала с кресла и подошла к дивану. Расстегнула блузку, приспустив с плеч, села перед Айре на пол. Он осторожно сдвинул тяжелую косу, погладил тонкую шею кончиками пальцев. Кожа была мягкая и прохладная, покрытая золотистым пушком. Айре начал растирать шею и плечи круговыми движениями все сильнее. Кожа быстро согревалась, розовея под руками. Айре разминал сведенные мышцы, стараясь случайно не сделать больно. Ийя расслабилась, прикрыла глаза, опустив голову. Айре мял, гладил, большими пальцами растирал мышцы вдоль позвоночника, заставляя ее хихикать и передергивать плечами. На секунду ему захотелось наклониться — и поцеловать розовую склоненную шею, коснуться губами светленького щекотного пушка на загривке. Он опустил голову, ощущая запах духов, горьковатый, терпкий, и пробивающийся сквозь него запах молодого тела. Ийя обернулась, и Айре отпрянул, смущенно ухмыльнувшись.

— Что?

— Все. Закончил. Теперь лучше?

Ийя подозрительно поглядела на него, повела плечами.

— Лучше. Спасибо. Как ты хорошо массаж делаешь.

— Ну так. Профессионал. — Айре развел руками и отполз к стенке дивана, спрятавшись за плед.

Следующим вечером Айре попытался сделать курицу в подливке. Сковорода скворчала, мясо пахло, Айре стоял у окна, глядя на улицу. Голубоватый свет фар упал на угол дома в конце улицы. Пополз вбок, выхватывая вывеску зеленщика, клумбу, ощетинившуюся черными коротко обрезанными кустами роз, закрытое на зиму сиротливое летнее кафе. Айре прижался лицом к стеклу, прикрылся от комнатного света ладонями. Коляска медленно прокатила по присыпанной мелким колючим снегом улице и, мигнув фарами, свернула к дому. Две фигуры отделились от оградки кафе, скрытой в тени, и медленно зашагали в сторону дома. Айре насторожился. Может, он и не слишком хорошо разбирался в литературе, но угрозу чувствовал сразу. Было что-то неуловимо-целеустремленное в походке двух неряшливо одетых мужчин в грубых рабочих башмаках. Он дернул раму, распахивая окно, высунулся наружу. Ийя вылезала из коляски, выволакивая за собой надбитую доверху сумку, мужчины шли к ней. Лица. Айре знал такие лица — за мгновение до удара, напряженно-предвкушающие, азартные. Он метнулся к двери, рванул замок и вылетел на лестницу, скатился вниз, не чувствуя боли, поскользнулся босыми ногами на снежном колком крошеве. Один из мужчин дернул Ийю за руку, она выпустила сумку, и яблоки покатились по вспыхивающему искрами снегу. Айре увидел, как что-то мелькнуло в руках у второго, отразив на секунду желтый колышущийся свет, и бросился на него, выворачивая руку с ножом. Они покатились по мостовой, колотя друг другом о камни. Боли Айре не чувствовал, просто мир вертелся перед ним — оскаленное потное лицо, брусчатка, фонарь. Он извернулся и ударил коленом в пах, а потом молотил кулаком по лицу, держа противника за глотку, пока тот не осел кулем на окровавленный снег. Айре обернулся к Ийе. Она стояла, держа в руках окровавленный кинжал, и растерянно оглядывалась. Темная фигура, держась за левый бок, торопливо ковыляла прочь.

Ийя подошла, протянула Айре руку, помогая встать. Губы у нее дрожали. Айре обнял ее, поднял, не обращая внимания на боль в груди, уткнулся носом в пахнущие морозом волосы. Ийя обхватила его за шею, зарылась лицом в заляпанную кровью футболку. Они стояли на продуваемой злым восточным ветром темной улице, трясущиеся, вцепившись друг в друга.

Наконец Ийя разжала руки, отступила на шаг.

— Боже, ты же босиком. Ты с ума сошел?

— Не до обуваний было. Ты их что, не видела?

— Видела. Я и внимания не обратила. Просто шли люди по улице.

— Не по улице шли. А стояли вон там, — Айре ткнул пальцем в сторону кафе, — и ждали. А когда ты вылезла из машины, пошли к тебе. Они что-нибудь говорили?

— Нет, просто дернули сумку. Пошли в дом, у тебя на ногах уже снег не тает.

Она дернула его за руку, потащила к освещенной парадной. Айре подхватил валяющуюся на земле сумку и даже успел сунуть в нее два яблока, пока буксир "Ийя" не втащил его в дом. По лестнице Айре поднимался медленно, приставными шагами, тяжело опираясь на перила.

В квартире воняло горелым. Чертыхнувшись, Айре бросил сумку и прошлепал в кухню. Курица не просто подгорела. Она кремировалась. Айре выключил огонь и тяжело оперся о печку. Его колотило, сердце бухало где-то в глотке, руки тряслись. Накатившее осознание произошедшего морозцем растеклось в крови, волоски на предплечьях стояли дыбом.

Ийя не поняла, что произошло. Двое прохожих подошли к ней, она недоуменно обернулась — они не выглядели бродягами, обычные рабочие, каких сотни на улицах города. И тут реальность вдруг рванула в галоп. Один дернул в сторону сумку, которую она прижимала к животу, второй схватил за руку. Невесть откуда взявшийся Айре налетел на того, что справа, сбил его с ног. Ийя увидел, как по брусчатке, звеня и подпрыгивая, скользит нож. Второй нападающий растерялся, оторопело уставился на дерущихся. Ийя просто свободной рукой дернула из ножен кинжал и вогнала мужчине под ребро. Он посмотрел обиженно, скривив полные губы. Ийя потянула клинок, стеганая парусиновая куртка нападавшего немедленно начала пропитываться кровью. Он шагнул назад, прижав руку к боку, потом еще раз — и, развернувшись, побежал прочь, качаясь и задевая плечами стены домов.

Ийя оглянулась. Айре сидел на земле, рядом с ним без сознания лежал мужчина с разбитым в кровавое месиво лицом. Ийя протерла клинок снегом и помогла Айре встать. До нее только сейчас начал доходить смысл произошедшего. Ее хотели убить. Ограбить и убить. Просто так, на улице, прямо перед домом. И если бы не Айре, она бы сейчас лежала перед машиной с перерезанной глоткой из-за сотни монет.

Айре глядел на нее широко распахнутыми глазами. Потом его лицо дрогнуло, он некрасиво сморщился, словно собираясь заплакать, и подхватил ее на руки, стискивая до боли. Ийя сквозь одежду чувствовала, как колотится его сердце. Она обняла Айре, его плечи под тонкой рубашкой дрожали. Ийя гладила жесткие завитки волос, худую шею, широкие прямые плечи.

Когда они вернулись в дом, Ийя набрала в таз горячей воды, аставила Айре сунуть туда ноги и включила огонь под чайником. Ужин сгорел, но есть все равно не хотелось. Айре трясло, он лязгал зубами, сжимая и разжимая разбитые в кровь кулаки. Ийя села рядом, протянула бутылку с ликером. К ситуации, правда, подходило плохо, но коньяк кончился. Они молчали, отхлебывая по очереди из бутылки приторную ядовито-желтую жидкость со вкусом абрикоса и ванили. Ийя не помнила, откуда у нее эта дрянь взялась, наверное, подарил кто-то из несостоявшихся ухажеров. В том, что ухажер был несостоявшимся, Ийя не сомневалась — уж больно мерзким был у ликера вкус. Приличные джентльмены на первом свидании не дарят дамам всякую дрянь.

Ийя искоса поглядывала на Айре. Синяки у него уже сошли, нос опять стал прямым и тонким. Айре сидел, нахмурившись, сжав губы, вертел в руках бутылку, ликер плескался внутри, стекая по стенкам медленными липкими струйками.

— Айре, а как ты понял, что мне понадобится помощь?

Рот Айре дернулся.

— По выражению лиц. Такие бывают у людей, которые хотят сделать что-то жестокое. У меня большой опыт в этой области, знаешь ли.

— А. Ясно. — Ийя подумала, что когда Айре видел такие лица, никто ему на помощь не приходил.

— Слушай, если ты, оказывается, можешь спускаться с лестницы — может, купишь себе что-нибудь поприличнее? — Она дернула его за мягкие мешковатые штаны.

— А вы не хотите купить то, что вы хотели бы на мне видеть? То, что вам нравится?

— Я понятия не имею, что мне нравится. И мне интересно посмотреть, что ты выберешь.

— Ладно. Куплю, — он криво улыбнулся. — Вы меня хотите отвлечь?

— Ну, да. Хочу. Что, плохо получается?

Он кивнул, вздохнул и вытащил ноги из остывшей воды.

— Но все равно спасибо. Курица сгорела, остались только макароны. Но они разварились и уже остыли. Подогреть?

Ийя свернулась клубочком в кресле, пока Айре возился на кухне. Она смотрела, как он ходит от плиты к столу — высокий, гибкий, красивый. Чертовски неуместный здесь со сковородкой в руках. Там, на балу, он казался просто эффектной деталью интерьера, а здесь стал пугающе реальным. Смуглый парень с подвижным улыбчивым лицом, облизывающий испачканные томатным соусом пальцы, досадливо отряхивающий ложку, был настоящим. И она отвечала за него. Отвечала за человека, готового броситься на ее защиту босиком по снегу, с голыми руками на нож. Ийя поежилась. Это пугало. Было слишком реальным, слишком далеким от той игры, которую она начала, спросив, сколько стоит смуглый раб.

После ужина Ийя взяла документацию по тоннелю и занялась делом. Считать она любила с детства. Была в математике строгая, сверкающая красота, ослепительное совершенство отточенной до пронзительного блеска логики. Поиск решения, единственно правильного, пути, ведущие к нему, сложные, переплетающиеся. Когда Айре похлопал ее по плечу, было уже начало двенадцатого. Ийя встала, потянулась, разминая затекшие мышцы, посмотрела на зевающего Айре. Да, пора уже ложиться.

В спальне было темно и тихо. Ийя свернулась клубочком в постели, подтолкнула повыше подушку, зарылась в одеяло. Фонарь за задернутыми шторами раскачивался на ветру, и бледный призрак света колыхался в тяжелых складках. Она уже засыпала, когда в дверь постучали. Ийя высунулась из любовно свитого гнезда. Высокая темная фигура в дверном проеме качнулась, переступила с ноги на ногу.

— Ийя? Вы спите? — Айре говорил шепотом, мягкий баритон шелком скользил по коже.

— Пока нет. Что случилось.

— Ничего. Я хотел попросить… Можно, я у вас посижу? Я тихонько, вы даже не услышите.

Ийя села в постели.

— Что, приснилось что-то?

— Нет. Просто не могу уснуть. Закрываю глаза, а в голову гадость всякая лезет. Жутко.

Ийя откинула край одеяла с другой стороны широкой кровати.

— Залазь. Только не брыкайся, ладно?

Айре скользнул под одеяло, оказался совсем рядом — темный чеканный профиль на белой подушке. От него пахло ликером и сигаретами. Ийя подумала, что он, наверное, слегка пьян, а то не решился бы прийти. Так и лежал бы на своем диване, слушая вой ветра за окном.

Айре поерзал, придвигаясь чуть ближе, кровать скрипнула под его весом. Ийя подумала, что это подозрительно напоминает пижамную вечеринку. Хотя, честно говоря, на Айре не было пижамы. На нем были трусы, и Ийя прямо физически ощущала это сильное тело рядом, упругие мышцы, перекатывающиеся под бархатной кожей цвета гречишного меда. Она решительно развернулась спиной, зло пнула сбившееся одеяло, закрыла глаза. Айре неподвижно лежал на своей стороне кровати, на расстоянии вытянутой руки. Его шумное дыхание становилось медленнее, ровнее. Вскоре он перевернулся на спину, закинув руку за голову, черные волосы рассыпались по подушке, смутно виднелся тонкий, птичий какой-то профиль. Айре спал. Вскоре уснула и Ийя.

Она проснулась утром, отпихнула пяткой одеяло. Было жарко. Айре лежал рядом, обхватив ее за талию — коленки к коленкам, бедра к бедрам. Он горячо дышал ей в макушку, а пятками Ийя ощущала жесткие волоски у него на ногах. Рука у Арйе была тяжелой, она давила, прижимая, пальцы зарылись в шелк пижамы. Ийя осторожно подняла безвольную руку, соскользнула с кровати на ковер. Айре пошевелился, пробормотал что-то недовольно, на подушке темнело пятнышко слюны.

Ийя нашарила тапочки и пошла в ванну, поправляя помятую пижаму. Умываясь, она подумала, что не хочет на работу. Ну вот абсолютно не хочет. Она хочет обратно, в теплую, мягкую кровать, где ее обнимают и ничего от нее не требуют.

Айре проснулся поздно. Полежал, ловя последние мгновения тающей сладости сна, и открыл глаза. Ийя ушла. Каждое утро он собирался встать пораньше и сварить кофе, и каждое утро просыпался в пустой квартире. Айре потянулся, потерся носом о подушку. Подушка пахла Ийей. Ромашковый шампунь, горьковатые духи и крем для лица. Он встал, раздернул плотные расшитые колючими золотыми лилиями шторы и выглянул в окно. Сосульки сверкали на солнце, переливались колючей морозной радугой. Вчерашний день отдалился, стал ненастоящим, как страшная детская сказка. Тогда, вечером, он даже не испугался — просто реальность качнулось, переворачиваясь, вывернулась наизнанку, оскалившись бредом. Потом, глядя на окровавленный кинжал в руках Ийи, Айре понял, что вот сейчас, прямо сейчас ее могло не быть. Было бы тело на жесткой снежной корке, которое было бы уже не Ийя. Не было бы Ийи, которая матерится шепотом, когда не может быстро зашнуровать сапоги. Не было бы Ийи, которая считает с лицом музыканта, пишущего симфонию. Ийи, которая чихает тихо, как кошка, прикрывая узкими ладонями лицо. Просто не было бы. Весь вечер он был оглушен этой мыслью. Она что-то сдвинула в нем, разбудила странное, вязкое беспокойство, не находящее выхода. Айре бродил за Ийей по дому, стараясь не выпускать из виду — так ему было легче. Он сидел, держа книгу в руках, переворачивал страницы, не понимая ни слова из прочитанного, пока Ийя возилась с расчетами. Потом, когда она ушла в спальню и погасила свет, Айре попытался уснуть. Сна не было. Были мысли, обрывочные, как случайные фразы, услышанные в толпе, они мельтешили, свербели, заставляли вертеться в постели и переворачивать до бесконечности подушку. Потом Айре задремал.

Ему приснился его первый хозяин, господин Хошни. Именно он купил Айре на аукционе через десять дней после его совершеннолетия. Да, отчим пришлось поспешить, времени у него было в обрез. Но он успел. Все усилия окупились. Сто три тысячи. Просто состояние. Айре помнил аукцион. Жесткий свет мощных газовых фонарей, бьющий в лицо, дощатый холодный пол. Голоса покупателей, невидимых за кругом света. Тогда Айре впервые раздели догола. Сейчас ему было даже смешно. Господи, какие мелочи — постоять на сцене, отсвечивая голой задницей перед веселой компанией. Но тогда — тогда он думал, что сгорит от стыда. Он пытался прикрываться, и аукционер постоянно бил его стеком по рукам. Суммы росли, крики становились все громче и азартнее. Потом все стихло. Кто-то смеялся, громко и истерично, пахло сигаретным дымом, потом и перегаром. Айре стащили со сцены, толкнули в чьи-то руки. Повозка, насмешливые, жадные взгляды прохожих, смущенно отворачивающиеся дамы. Душ, хлещущий горячими струями по коже. Эпиляция, болезненная и унизительная. Душистое масло, подкрашенные глаза. И кровать. Его положили лицом вниз, приковав руки к изголовью, подняли бедра подушками. Он ждал. Потом скрипнула дверь, прошлепали шаги. Кто-то грузный опустился на матрас, пружины скрипнули под весом. Айре вдохнул, зажмурившись — и закричал, рванувшись вперед, оглушенный болью. Хозяин вломился в него сразу, навалился, вбивая в скрипучую кровать. Айре кричал, дергая наручники, слезы позли у него по лицу. Темп нарастал, хозяин дышал шумно, хрипло, впивался ногтями в кожу. Потом он дернул бердами несколько раз, швыряя Айре головой о спинку кровати и, хрюкнув, кончил. Не спеша встал, повозился сзади, подошел к Айре — уже в шелковом леопардовом халате. Невысокий, краснолицый толстяк с бородавкой на подбородке. Он взял ключик, лежащий на ковре у кровати, отомкнул наручники и махнул рукой на дверь. Айре поднялся, размазывая по лицу слезы трясущимися руками, по ногам текло розоватое семя. Он попятился, запнувшись о порог, вывалился в темный коридор. Остановился, растерянно озираясь, прикрывая пах руками. Ноги были скользкими и липкими. Он забился в темный угол у лестницы, слизывая соль с губ, хлюпая носом. Хошни продал его через два месяца — когда Айре привык и перестал рваться, терпеливо пережидая короткие приступы страсти хозяина. Потом его купила благообразная старая дева и год он жил довольно неплохо, пока она каким-то чудом не вышла замуж.

Потом, сравнивая, он понял, что Хошни не был по-настоящему злым. Скорее просто самовлюбленным. К тому времени Айре уже познакомился с действительно плохими хозяевами. С теми, кто любил боль.

Громкие голоса на лестничной клетке заставили Айре подпрыгнуть на диване. Он обвел комнату глазами, напоминая себе, что между прошлое — это прошлое. Призрак крохотной каморки на чердаке, пахнущей кошачьей мочой и мышами, все еще был слишком реальным, рваное пыхтение звучало в ушах. Айре откинул плед и встал, прошел расчерченную квадратами лунного света комнату. В спальне у Ийи было темно, узкие лучи из-за штор выхватывали резной столбик кровати, край украшенных цветочным орнаментом настольных часов. Айре постучал в дверной косяк. Он не давал себе времени задуматься. Память грызла его, выедая внутри сочащуюся болью дыру, и Ийя, лежащая в луже крови, была реальнее темного силуэта в кровати. Поэтому он не думал, чтобы не испугаться, чтобы здравый смысл не погнал его обратно в пустую, залитую луной гостиную, в чулан, в прошлое.

Под одеялом было тепло. Ийя была рядом, сонно сопящая, мягкая и жаркая со сна. Айре замер на своей стороне кровати, закрыл глаза, вслушиваясь в звуки. Тихий шелест ткани, дыхание, смутная ночная жизнь дома — скрип половиц, шум в трубах, призраки далеких голосов. Хошни был далеко, затерялся среди этих шорохов и скрипов, все были далеко, не в силах пересечь порог дома, бесплотные голодные призраки, бродящие в его памяти. Здесь были только они — Айре и Ийя, было только здесь и сейчас.

Айре оделся, сварил кофе и сунулся в кладовку. Вчерашняя кремированная курица требовала компенсации. Айре задумался, созерцая подрагивающие от консервирующего заклятия полки. Раскрыл книжку и медленно пополз пальцем по оглавлению. По-королевски? Нет, вряд ли. Императорский? Не стоит. Бешамель? В другой раз. Может быть.

Мысль была простой и гениальной. Суп. Все любят суп. Суп надо есть каждый день — этим начинались и заканчивались представления Айре о здоровой пище. А еще его очень просто готовить. Только Айре пока не знал, как именно. Он попробовал представить себе суп. Картофель. Рис. Кубики морковки. Вареные. На этом его сведения о технологии приготовления заканчивались. Айре открыл книгу. Суп-пюре из лесных грибов. Сырный с чесночными гренками. Овощной с копченой свиной рулькой.

Айре захлопнул книгу и задумался. Потом натянул свитер, куртку, взял лежащие на записке "Купи одежду, если захочешь погулять" деньги. Рядом блестел новенький, медный ключ. Айре запер дверь, приставными шагами спустился по лестнице и вышел из дома. Низкое яркое солнце ударило в глаза, и Аре прищурился. Улица была пустой, только перед булочной дворник в яркой сине-зеленой форме скреб мостовую облезлой метлой. Айре сунул руки в карманы и огляделся. Направо был поворот, налево — ровный ряд домов, уходящий вдаль. Айре заколебался, потом пошел к направо. Дома были чистые, лужайки, присыпанные снегом, зеленели остриженными самшитовыми кустами. У некоторых дверей скучали швейцары, эполеты которых были эффектнее, чем у генералов Штаба. Открылась дверь, из дома вышла невысокая пухленькая женщина в отороченной собольим мехом шляпке и с белой муфтой в руках. Подобрав край юбки, она направилась к коляске и замешкалась, глядя на Айре. Он улыбнулся, подмигнув, и женщина вспыхнула, хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Довольно ухмыляясь, Айре пошел дальше.

Магазин готового платья он нашел минут через двадцать. То, что попадалось ему до этого, щеголяло таким количеством нулей на ценниках, что Айре боялся, что он сам стоит дешевле выставленных в витрине рубашек. Найденный им магазинчик располагался в цокольном этаже огромного серого дома, ощерившегося горгульями на все четыре стороны света. Он толкнул дверь, звякнув колокольчиком. Продавщица, женщина лет сорока с усталым обиженным лицом, лениво посмотрела на него. Он улыбнулся, ответил долгим внимательным взглядом. Женщина ожила, раскраснелась, поправляя тонкие тускло-коричневые прядки волос. Айре подошел к перекладинам, передвигая плечики с товаром.

— Чем я могу вам помочь?

Айре оглянулся. Женщина стояла у него за спиной, одергивая толстую стеганую кофточку из пестрой, как весенний луг, ткани. Айре широко улыбнулся.

Через сорок минут он вышел из магазина, держа в руках пакет с одеждой, купон на тридцатипроцентную скидку и подробный рецепт грибного супа. На обратной стороне листа с рецептом был нацарапан адрес и часы, когда мужа не бывает дома.

Айре зашел к зеленщику, купил чего-то красивого и оранжевого. Продавец уверял, что это — лисички, и что они в супе идеальны. Айре подумал, что даже если еда и не будет вкусной, то хотя бы будет красивой.

Ийя отложила очередной доклад жандармерии и прикрыла покрасневшие глаза. Ничего. Абсолютно ничего. Некоторые учились в одной школе, некоторые были прихожанами одной церкви. Были те, кто работал на одном заводе и те, кто жили на одной улице. Но ничего, что могло бы объединить всех, не было. Может, преступников несколько? Тогда почему локации убийств так ярко выражены?

Ийя зашла к де Эсту. Генерал курил, приоткрыв окно, сладковатый густой дым тянулся сонным шлейфом. Де Эст присел на угол стола, отставив руку с шоколадной толстой сигарой подальше, взглянул вопросительно. Ийя мысленно поморщилась. Она не любила такие сигары — приторно-густого вкуса, сладковатые, вяжущие.

— Офицер? Как продвигается расследование?

— Никак. Единственное, что я сделала — это исключила версию убийств на почве национальной розни. Психопат-одиночка тоже под вопросом, все эти люди явно знали преступника, но я не могу понять, кем этот человек может быть.

— Знали убийцу? Вы уверены?

— Генерал, убито двадцать два человека. И никто толком не защищался. Как еще это можно объяснить?

Де Эст хмыкнул, затянулся, выпустив в сторону окна струйку дыма.

— Раз уж все равно пока дело не движется с мертвой точки — у меня есть для вас поручение. В Гаале состоится дипломатическая встреча с представителями Мерны. Поезжайте, отдохните.

Ийя молча собрала документы в стопочку, складывая их уголок к уголку. Своеобразно, надо заметить, генерал представляет себе отдых. И что ей, офицеру Штаба, делать на дипломатической встрече?

— Но, генерал. Я не думаю, что прерывать расследование разумно. Могут появиться новые данные…

Де Эст вскинул руки.

— Нет. И слышать ничего не хочу. Вы уже больше года не были в отпуске. Так нельзя. Вы просто обязаны поехать в Гаалу. Я завтра же подпишу приказ. Тем более что уже больше месяца нет новых убийств. А вдруг они прекратились? Вы же не будете ждать до бесконечности. Вы устали. Гаала — прелестный город. Я был там лет тридцать назад. Чудесные виды, великолепный климат. Там сейчас тепло, морем пахнет. Поезжайте, непременно поезжайте.

— Но что мне там делать? Я не дипломат.

— Да ничего. Просто если у работников дипкорпуса будут возникать вопросы по деталям расследования — просветите их в разумных пределах.

— Я могу сейчас составить подробный рапорт и передать по назначению.

— Нет. Это не обсуждается. Завтра можете быть свободны, собирайте вещи, готовьтесь. Билет вам занесут сегодня вечером в кабинет.

Ийя вышла, все еще недоуменно хмурясь. Она не очень-то поняла, чего хотел генерал. Чтобы она могла консультировать дипломатов по части деталей расследования? Чтобы она подробно рассказала потом о деталях встречи? Или действительно хотел, чтобы она отдохнула?

Вечером по пути домой она заехала к нотариусу. Господин Фиоши, высокий, желчный брюнет, встретил ее поклоном и предложил чаю. Выслушал, помешивая сахар в фарфоровой чашке с нежно-голубыми мелкими цветочками на боку, аккуратно положил ложечку на блюдце.

— То есть вы хотите написать вольную, но не обнародовать ее, а положить на хранение в банковскую ячейку? Правильно?

Ийя кивнула.

— Потом, в случае вашей смерти, я публикую вольную в Красном списке и довожу до сведения Айре Вардена, что он свободен и является полноправным гражданином Империи. Все ваши сбережения наследует также господин Варден.

— Все верно.

— Я не понимаю. Почему вы не хотите сообщить Вардену о том, что вы подписали вольную?

— А вам обязательно нужно понимать? Или для заполнения документов полученной информации достаточно?

— Извините. Касательно вопросов наследования. У вас есть родственники, госпожа де Виалан. Не возникнет ли потом проблем? Это достаточно… гхм… экзотическое желание.

— Люблю, знаете ли, экзотику. И у меня не так много сбережений, чтобы они заинтересовали моих родственников. Господин Фиоши, у меня мало времени.

— Ну что ж. Распишитесь вот здесь и здесь. Благодарю вас. Я все подготовлю.

Ийя вышла, спиной чувствуя долгий любопытный взгляд. Закурила, прикрыв ладонью спичку от ветра, затянулась и медленно выдохнула дым. Вчерашнее приключение заставило ее задуматься о том, что будет с Айре, если вдруг однажды она не вернется домой. Произойти может все, что угодно — несчастный случай, дорожная авария, бродяга, которому не хватает денег на бутылку дешевого вина. Что тогда ждет Айре? Ее родители, единственные наследники, не держат рабов. И что потом? Судебный пристав, описывающий имущество, приемник-распределитель, еще один аукцион, еще один хозяин. Ийя решила, что она — последний человек, которому Айре будет принадлежать, как вещь. Ее денег, если что-то случится, ему хватит — на первое время. А потом Айре что-нибудь придумает. Это Ийя знала точно.

Она свернула в Нижний Город, нашла высокое здание, ощетинившиеся острыми шпилями ажурных башенок. Объединенное управление путей сообщения никогда не жаловалось на отсутствие средств. Йия передала папку с расчетами, получила деньги и сунула их в бумажник.

По пути домой она заехала в магазин игрушек и купила большой пазл — горное озеро с замком на берегу. Замок выглядел так, словно из него сейчас выйдет принцесса, на озере цвели лилии. Ийя любила пазлы. Ей нравилось перебирать разрозненные кусочки, медленно, кропотливо собирая из них единую картину. Смотреть, как проявляется скрытый в пестрой мешанине смысл, как упорядочивается хаос.

В окнах дома горел свет. Ийя вскинула голову. Айре стоял у плиты, черная прядь волос заправлена за ухо, лицо сосредоточенное, в руках — ложка с длинным черенком. Он повернулся, подошел к окну, улыбнулся ей, помахав рукой в черной перчатке. Ийя взбежала по лестнице, отперла дверь, прижимая сумку бедром к стене. В коридоре пахло грибами и чем-то сливочным.

Ийя вошла на кухню. Айре в белой майке и черных брюках, облепивших узкие бедра, раскинул руки и повернулся, позволяя рассмотреть обновку. Ийя рассмотрела. Айре снял повязку с груди, и Ийя видела каждую мышцу поджарого легкого тела. Айре поддернул брюки за шлевки, поправляя на бедрах, улыбнулся с каким-то детским смущенным кокетством.

— Ну? Вам нравится?

Ийя обошла Айре по кругу, цокнула языком.

— Здорово. Когда мы пойдем на вокзал, мне придется отгонять от тебя барышень палкой.

— На вокзал? — глаза у Айре вспыхнули.

— Да. На вокзал. Съездим на причал, пообедаем где-нибудь, раз уж ты теперь парень на выданье.

Айре крутнулся на здоровой ноге, восхищенно чертыхнувшись, осекся, искоса поглядывая на Ийю и глупо улыбаясь.

— А работа? У вас завтра выходной?

— Да. Поэтому завтра — поезд, а послезавтра я на неделю уезжаю.

Улыбка сбежала у Айре с лица.

— Как уезжаете? А я?

— А ты останешься здесь. Я оставлю денег, так что отдохнешь, поживешь в свое удовольствие.

Айре помотал головой, насупился, прикусив губу.

— Я не хочу отдыхать. Можно мне с вами? Я не буду мешать.

— Я не могу. Это служебная поездка, мне нельзя взять тебя с собой. Ну подумай, целую неделю один, делаешь что хочешь, никто не мешает. У тебя была когда-нибудь неделя, которую ты провел так, как хочешь только ты? Тебе понравится.

Айре с сомнением посмотрел на нее, но замолчал. Поставил на стол тарелки с супом, достал ложки и стаканы для воды. Ийя, глядя на притихшего, замкнувшегося Айре, чувствовала себя виноватой. Но, черт побери, он большой мальчик, как-никак, и прожить самостоятельно одну неделю сможет. Самой Ийе очень нравилось быть одной. Еще в детстве случайные одинокие вечера становились для нее маленьким праздником, окошком в свой собственный, ни от кого не зависящий и не терпящий чужого вмешательства мир. Поэтому сейчас, глядя на Айре, гоняющего ложкой маленькие рыжие грибы, заставляя их лавировать между кубиками картошки, Ийя была уверена, что он просто еще не понимает, как ему повезло.

Айре заварил чай. Они в молчании съели принесенные Ийей малиновые пирожные, и Айре взял из вазочки большое желтое яблоко.

Ийя ушла в гостиную, открыла коробку с пазлом и вытряхнула содержимое пакета на пол. Вошел Айре, встал сзади на колени, глядя, как Ийя переворачивает детали, раскладывая их на ковре.

— Хочешь?

— Что это?

— Игра. Надо собрать из деталей картинку. Мне нравится.

Айре подсел поближе, повертел в руках кусочек пазла — темно-голубое пятно, то ли кусочек озера, что ли часть стены замка. Ийя выбрала светлые фрагменты, почти белые — это был замок. Она положила перед собой два ярко-красных кусочка, соединила их — получился флажок на шпиле замка. Коричневатые кусочки — черепица. Она вертела их приспосабливая друг к другу. Когда одна часть крыши была почти готова, Айре положил фрагмент ветки рядом, соединяя пазы, вскинул вопросительно бровь. Ийя кивнула, и Айре сосредоточенно начал передвигать пальцем кусочки с зеленью, подбирая следующие.

Когда они опомнились, было начало первого. Наполовину собранный пазл лежал перед ними — замок, часть леса и половина озера. Ийя с трудом поднялась, разогнулась, растирая кулаками затекшую спину. Айре, кривясь, вытянулся на ковре и выпрямил ноги.

— Что, колет?

Он кивнул, потер босые стопы друг о друга.

— Давай спать. Завтра можно встать поздно, поезд на десять. Ты сегодня нормально? Здесь ляжешь?

— Да. Нормально. Спасибо.

Айре проснулся рано. Ийя еще спала, розовая пятка торчала из-под сбившегося одеяла. Айре поправил одеяло, подобрал валяющиеся под окном носки и отнес их в ванную. Приготовил завтрак, оделся и сел в кресло у окна, раскрыв книжку. Внизу проехал с тележкой молочник, прошествовала одетая в отделанное соболями пальто старушка с клочком рыжего меха на поводке. Мех мнил себя собакой и тянул старушку от столба к столбу. На улице светило солнце, с крыш капало, влажно лоснились булыжники мостовой. Айре отложил книгу и потянулся, щурясь от яркого света. Мысль остаться одному, так напугавшая его вчера, сейчас, в лучах весеннего солнца, сейчас казалась уже вполне привлекательной. Он будет один, вся квартира — в полном его распоряжении. Можно идти, куда хочется, делать, что хочется. Гулять по городу, покупать готовую еду, бездельничать. Никакой стирки, никакой уборки, никакой грязной посуды.

В спальне заскрипели пружины, прошлепали к ванной босые ноги. Вскоре в гостиную вошла Ийя, зевая и приглаживая взлохмаченные волосы. Айре встал, одернул новый тонкий свитер, облегающий тело. Ийя улыбнулась, хмыкнула и пошла на кухню.

— Ты уже готов, я смотрю.

Айре оглядел себя. Узкие брюки, ремень с заклепками, кирпичный свитер. Получилось вроде бы неплохо. Не слишком развязно и подчеркивает фигуру. Он не мог решить, как ему лучше одеваться. Дома он уже не обращал внимания на то, в чем он ходит — Ийя действительно была абсолютно безразлична к его внешнему виду. Но сейчас он впервые собирался сопровождать Ийю в город, поэтому старался. Ему не хотелось, чтобы люди задумывались, зачем де Виалан купила обтрепанного замухрышку. Но идея выглядеть секс-игрушкой, окончательно подрывая репутацию хозяйки, тоже не казалась удачной. Он не спрашивал, говорят ли ей что-нибудь по поводу покупки, подшучивают ли. И так все было понятно. Сначала он даже боялся, что Ийя его продаст, устав слышать шепот за спиной. Теперь это прошло. Но подливать масла в огонь Айре не собирался. Поэтому вещи купили такие, в которых выглядел бы привлекательным, но не слишком доступным. Он знал, что худоват для своего роста, но у него были широкие прямые плечи и узкие бедра. Это имело смысл подчеркнуть. Сегодня утром, глядя в зеркало, он остался вполне доволен результатом.

После завтрака Ийя пошла одеваться. Вышла она в платье из плотной темно-зеленой ткани с черным гипюровым корсажем. Длинная юбка была расшита черными и серебряными цветами. Сдвинутый набок маленький черный ток с густой вуалью был расшит черными жемчужинами. Наряд довершала короткая меховая курточка до пояса. Ийя улыбалась, губы под черной вуалью казались вырезанными из розового мрамора, бледные и твердые. Айре подумал, что впервые видит ее в платье. Ийя прошла, шурша накрахмаленными юбками, шлейф горьких духов тянулся за ней, как память о первой измене. Айре накинул куртку и вышел за хозяйкой на улицу.

Они шли по тротуару, Ийя — впереди, Айре — отставая на полшага. Ийя обернулась, кивнула, приглашая его догонять. Айре чуть ускорил шаг, пошел рядом, непроизвольно стараясь шагать в ногу. Показался кеб, и Ийя махнула рукой. Возница остановился, Айре распахнул дверь и подал хозяйке руку, помогая подняться на подножку. Мелькнули кружевные нижние юбки, начищенный носок башмачка. Ийя села на потертое сидение. Айре устроился напротив, почти упираясь в нее коленями, складки платья легли ему на ботинки.

На вокзале было шумно, пахло железом и копотью. Айре озирался вокруг, разглядывая высокие стрельчатые окна, огромный, полный людей зал, бледно-бежевые стены из полированного камня, отражающие солнечный свет, разбрызгивая его вокруг. Под потолком метался заблудившийся голубь.

Они прошли на перрон. Айре старался держаться солидно, искоса посматривал на медленно, величественно шествовавших людей в красно-синей форме с маленьким дымящим медным паровозом на фуражках. Громко тикали круглые часы на столбе, сквозь пыльное стекло стрелки виднелись смутно, и Айре только догадывался, сколько сейчас времени. Вдалеке раздался громкий рев, похожий на вопль попавшего в западню огромного животного. Мигом растеряв остатки самообладания, Айре высунулся с перрона. Он появился. Огромный. Черный, масляно блестящий поезд двигался к ним, оставляя за собой шлейф густого дыма. Ийя потянула Айре за рукав, оттаскивая от края перрона. Поезд подъехал, лязгая, грохоча, он замедлял ход, поршни все медленнее двигались, колеса замедляли вращение, пока состав не встал, дернувшись назад, и застыл.

Они прошли ко второму вагону. Он был ярко-красный, с длинной ровной синей полосой вдоль стены. Человек с медным жезлом на поясе распахнул дверь и с грохотом опустил подножку, развернувшуюся, как металлическая гусеница. Ийя протянула билеты Айре, и он вложил их в руку кондуктора. Тот бегло просмотрел цифры на лиловых картонках, приглашающее взмахнул рукой и поклонился. Айре поднялся по лесенке, вопросительно оглянулся на Ийю.

— Третье купе. — Бледные губы под черной вуалью улыбнулись, и Айре пожалел, что не видит ее лица. Словно прочитав его мысли, Ийя откинула вуаль, в ядовито-зеленых глазах плясали смешинки. Они пошли по вагону, шаги тонул в густом синем ковре. Айре увидел дверь со стилизованной цифрой 3, повернул ручку. Перед ним была маленькая комната со шкафчиком, двумя диванами и столиком. Но столике стояла тарелка с зефиром, в металлической вазочке белели подснежники. Ийя сняла шляпку, села на диван. Айре выглянул в окно, погладил обшитые атласной светлой тканью стены, посмотрел в шкаф. Потом плюхнулся напротив Ийи, подперев щеку кулаком.

Зашел проводник, вкатил тележку с пирожными, маленькими бутербродами, чайником и кофейником. Ийя взглянула на Айре вопросительно, и он широко махнул рукой. Проводник, любезный, как управляющий в дорогом борделе, сгрузил содержимое тележки на столик и вышел, открыв оттопыренным задом дверь.

Поезд взревел, дернулся медленно, натужно, вздрогнули стены, прошла гулкая дрожь по полу, и Айре поджал ноги. Вагон качнулся — раз, другой, лязгнули колеса, потом еще раз и еще. Мир вздрогнул и рывками пошел назад, исчезая в полированной раме окна. Айре, приоткрыв рот и широко распахнув глаза, смотрел. Вагон колыхался и вздрагивал, лязгали мерно колеса, гигантский механизм жил, бился металлическим сердцем под паркетным полом.

Ийя залезла с ногами на диван, откинувшись на подушки. Айре подал ей чашку с чаем и пирожное, запихнул целиком в рот бутерброд с семгой. Город медленно плыл мимо, сменяясь пустыми полями, седыми от рыхлого талого снега, с черными проплешинами проталин. Ийя вскоре задремала, подложив локоть под щеку. Айре заворожено таращился в окно, чувствуя, как подрагивают стены, а пол мерно бьется в подошвы ботинок.

Через два часа в дверь заглянул проводник, поклонился и доложил о прибытии. Айре сел рядом с Ийей, провел пальцами, почти касаясь бледной щеки, дотронулся до плеча. Ийя распахнула глаза, села, поправляя прическу. Поезд, замедляя ход, въезжал на вокзал.

В городе было неинтересно. Они погуляли по пристани, глядя на свинцовое, плотное на вид море, бьющее волнами в серые скалы. По камням медленно сползала грязная пена. Потом прогулялись по улицам, сквозь запах жареных каштанов и свежеиспеченных булочек. Повсюду продавали подснежники. Ийя подошла к торговке, вытащила из корзины пучок цветов, отдала монетку, тускло блеснувшую в весеннем солнце. На секунду Айре стало до боли жаль, что у него нет денег. Ему так хотелось протянуть Ийе этот тяжелый от воды букетик и посмотреть, как она улыбнется, чуть кривя вправо строгий рот.

Они зашли в кафе, заказали вино и камбалу под соусом. Айре ее не любил, но было любопытно съесть рыбу, выловленную в мерно дышащем рядом море. Ийя сидела напротив, положив букет на стол. Скатерть под ним потемнела от воды. Айре улыбнулся, потупился, сцепив пальцы. А потом, когда поднял глаза, увидел его. На секунду Айре забыл, как дышать, застыл, не сводя взгляда с плотной высокой фигуры в дорогом светло-коричневом костюме. Ийя нахмурилась, положила ладонь ему на руки.

— Что случилось? Айре? Что ты увидел?

Как Айре мог объяснить, что увидел? Как рассказать, каково это — бояться кого-то до дрожи в ногах, не дышать, не жить в его присутствии. Беспомощность — бесконечная, заставляющая трястись от животного страха, боль, вгрызающаяся в тело. Шаги в коридоре — медленные, тяжелые, и ты застываешь, надеясь, что они не затихнут перед дверью. Ты не можешь защититься, не смеешь, все, что тебе осталось — только скулить, чувствуя, как страх сжирает тебя.

— Айре?

Он повернулся, увидел Айре. Улыбнулся — широко, радостно, как старому другу. Встал и пошел к ним, кивнув официанту.

— Ты? Какого черта?

Айре сглотнул и молча оттянул перчатку, показывая круглые глубокие шрамы на руках. Ийя посмотрела на них, проследила его взгляд, уставившись на высокого господина в роскошном костюме, подошедшего к столику. Айре увидел, как отвердело, застывая алебастровой равнодушной маской, ее лицо, губы дернулись, складываясь в холодную злую улыбку.

— Разрешите присесть, госпожа? — мужчина слегка поклонился, улыбаясь им, как старым знакомым.

Тратить целый день на прогулку на поезде Ийе не хотелось. Но Айре приплясывал от возбуждения и сиял, как праздничная гирлянда, и Ийя пошла одеваться. Просто удивительно, как лицо взрослого человека может выражать столько эмоций сразу. Айре был прозрачен, как стекло. Любая мысль, любое настроение тут же становились очевидными, как вывешенное на стене Биржи объявление. Так что Ийя утешила себя мыслью, что даже если не выспится, то хотя бы увидит незабываемое шоу "Айре — тысяча невероятных эмоций за час".

И он не обманул ожиданий. Весь день Ийя чувствовала себя Духом Праздничной Ночи, пролетающим над городом и рассыпающим подарки. Ощущение, надо заметить, было исключительно приятное.

Был и еще один момент, и его Ийя не предусмотрела. Она не знала, прилагал ли Айре к этому усилия или получалось непроизвольно — но всю дорогу до вокзала на них смотрели. Женщины — с вожделением, мужчины — со странной смесью зависти и ненависти. Хотя вожделение тоже встречалось, не без этого. Когда они вошли в здание вокзала, Айре немедленно стал точкой, в которой сходились взгляды — и Ийя почувствовала, что у нее скоро задымится спина. Женщины роняли платки и сумочки, натыкались на них, толкая Айре плечами, бедрами и грудью. Айре не замечал. Он шел по залу, восхищенно таращился вокруг и прижимался к Ийе, явно считая всю эту толкотню просто вокзальной сутолокой.

А вот в кафе Айре устроил уже вполне сознательную провокацию. Он бросал по сторонам длинные томные взгляды, улыбался, прикусывая губы, и просто ел Ийю глазами.

— Ты что творишь?

— Когда мы вошли, тут половина посетителей носы сморщила. Вот та барышня в углу, видите? Скривилась, будто лимон раскусила. А сейчас уже не кривится.

Ийя недоуменно пожала плечами.

— Но на тебе же нет ошейника.

— Все равно я не выгляжу как человек, который должен сидеть в этом кафе. Если не раб, то жиголо. Здесь же все думают, что мне тут не место. Уверены, что вам должно быть стыдно появляться со мной на людях. Зато сейчас они уже жалеют, что я сижу с вами, а не с ними.

Ийя улыбнулась. Задетый за живое Айре, кусающий яркие губы и теребящий льняную салфетку, выглядел одновременно трогательно и забавно. Хотя эффект, несомненно, был. Посетительницы краснели, бледнели и томно вздыхали. Айре довольно ухмылялся. Он явно гордился результатом.

А потом, подняв глаза от тарелки, на которой она пыталась отогнать вилкой особо липучую рыбную кость, Ийя увидела.

Айре застыл, уставившись ей за спину. Лицо у него побелело, приобретя жуткий, какой-то сероватый цвет, губы беззвучно шевелились. Он стиснул руки так, что ногти впились в перчатки, оставляя лунки на блестящей коже. Ийя проследила его взгляд. Высокий крупный мужчина, холеный, тщательно постриженная бородка клинышком.

— Что случилось? Айре?

Мужчина уже шел к ним, улыбаясь широко и радушно, и Айре просто молча стянул перчатку, показывая ей шрамы на руке.

— Это — он?

Айре кивнул, уставился в тарелку с остывающей камбалой, губы у него были плотно сжаты.

Господин отодвинул стул, присел, поправив пиджак.

— Здравствуйте. Простите, что помешал. Мы с этим молодым человеком были знакомы лет пять назад. Он вам не рассказывал?

Ийя покачала головой. Она молчала, разглядывая круглое лицо с мясистым носом, пухлые масляные губы. Он, когда говорил, как-то странно ими пришлепывал, словно у него между зубами что-то застряло и мешало говорить.

— Ну что ж. Хочу сказать, у вас великолепный вкус. Отличный экземпляр, просто отличный. Впрочем, воздержусь от обсуждения деталей с дамой.

— Воздержитесь. Вы меня этим очень обяжете. Что вам угодно?

— Я хотел сделать вам предложение. Я хотел бы попросить вас об одолжении. Позвольте мне воспользоваться вашим рабом на несколько дней. Уверяю вас, я буду вам крайне признателен. Я человек небедный, и думаю, вы не будете разочарованы. Любой причиненный ущерб я возмещу в приемлемом для вас размере.

— Я не делюсь личными вещами. Вне зависимости от суммы компенсации, — Ийя аккуратно положила вилку рядом с тарелкой. — Долным образом воспитанные люди не имеют привычки мерить все полученной выгодой. Поверьте, деньги меня не интересуют.

Она чувствовала, как чистое, кристально-прозрачное бешенство накатывает на нее. Тело стало горячим и легким, податливым, как воск, мир приобрел пронзительную четкость гравюры.

— Моя госпожа, позвольте заметить. Деньги нужны всем и всегда. Просто вы еще очень молоды. И поверьте, вы сейчас совершаете ошибку.

Ийя подалась к нему, позволяя разглядеть себя получше. Увидеть, как плывет, деформируясь, радужка, заливая глаза ядовито-яркой зеленью, как подрагивают, колеблются черты лица. Мужчина замер, так и не закрыв рот, моргая испуганно и удивленно.

— Я. Не делюсь. Личными вещами. Если я увижу вас еще хотя бы раз. Если вы останетесь здесь еще хотя бы на секунду — даже для того, чтобы забрать пальто — я вас вызову. И поверьте мне, я не из тех, перед кем можно просто извиниться. Я вас вызову и выпотрошу. Вы меня поняли?

Он кивнул.

— Тогда — пошел вон.

Мужчина поднялся, деревянными шагами двинулся к двери, толкнул ее и вышел, не оглядываясь, в весеннюю слякоть.

Ийя медленно выдохнула. Сердце колотилось, во рту было кисло. Она трясущимися руками швырнула деньги на стол.

— Идем.

Они вышли на улицу. Айре молчал, шел рядом, ссутулившись, сунув руки в карманы. Ийя взяла его под руку, стиснула пальцы на жестком кожаном рукаве. Они прошли к смотровой площадке, поднялись по витой лестнице и встали у перил. Внизу волны хлестали о скалы, закручиваясь в пенные водовороты. Айре оперся локтями о перила, ветер бросил ему волосы в лицо, и он отбросил их назад, заправил, досадливо кривясь, за ухо.

— Вы действительно можете его убить? — голос Айре стал тусклым и тихим от ненависти.

Ийя растерялась. Она не то чтобы серьезно предполагала такое развитие ситуации. Там, в кафе — может быть, но не сейчас, когда она уже успокоилась.

— Ты правда этого хочешь?

Айре задумался, море отражалось в чуть раскосых глазах.

— А может получиться так, что на дуэли он вас убьет?

— Честно говоря, вряд ли. Хотя — гарантию тебе дадут только Боги. В образе — точно нет. А если он успеет до трансформации… Все-таки вряд ли.

— А если вы его убьете, это будет считаться убийством? Вас могут арестовать?

— Ну, убийство не может не считаться убийством. Просто потому, что оно им является. А насчет ареста — я не знаю, за что кого-нибудь из Древней Семьи можно арестовать. За попытку переворота. За измену. В общем, за преступления против Короны и Империи. Но за такое — нет. Вот на службе могут быть проблемы. Дуэли у нас не поощряются. Но это дело поправимое. Найду новую работу. Так что, посылать вызов?

Айре покачал головой, криво улыбнулся.

— Нет. Но спасибо, что согласились.

— А почему нет?

— У вас и так достаточно неприятностей. Я не настолько глуп, чтобы не видеть.

Айре поднял с площадки камешек и, размахнувшись, швырнул в море. Темная точка по пологой дуге прочертила серое небо и беззвучно исчезла в волнах. Ийя тоже бросила камешек, но недалеко, и пожала плечами, улыбнувшись неудачному броску.

— Его возбуждала боль. Знаете, он даже не занимался со мной… Ну, вы поняли. Нет, иногда было, но редко. Он женат, у него четверо детей. И проблемы с эрекцией. А боль его возбуждает. И когда он шел в спальню к жене, то заходил ко мне. Это от сигар. Шрамы. Он курит толстые такие сигары. Короткие и толстые. Он просто заходил, брал мою руку и прижигал. Потом еще. Еще. Пока не встанет. Руки выдергивать было нельзя. Защищаться — нельзя. Кричать — можно. Просить — можно. Я никогда никого так не боялся, как его. До сих пор вижу, как он стоит передо мной — потный, разгоряченный, рот приоткрыт. Тычет кончиком сигары и слушает, как шипит плоть. Вдыхает запах горелого и облизывается. Я кричу и вижу, что это ему нравится. Действительно нравится. А еще у него была манера таращится. В такие моменты он всегда разглядывал меня. Даже не мигал. Я плакал, а он жег мне руки и вылизывал лицо. Говорил, что ему нравится вкус слез. Ты можешь себе представить, что боишься кого-то настолько, что позволяешь мучить себя и даже не смеешь дернуться, не смеешь закрыться? Ты ведь никогда никого толком и не боялась, да? Знаешь, в такие моменты ты — ребенок, маленький испуганный ребенок. И из шкафа вылезло чудовище, а родители не придут. Никто не придет. Знаю, глупо звучит. Я давно не ребенок и на полголовы выше всех свох монстров из шкафа. И мне было стыдно. Потому что я чувствовал себя таким ничтожным — просто несуществующим.

Ийя почувствовала, что ее подташнивает. Айре говорил тихо, не поворачивая головы, он уже не обращал внимания, что говорит ей "ты", просто медленно выталкивал из себя слова, чуть запинаясь. Она взяла его за руку, потянула к себе, обняла, как тогда, когда ему снился кошмар. Сквозь одежду она чувствовала, как подрагивают напряженные мышцы. Потом его руки медленно, неловко легли ей на талию. Айре наклонился, выдохнул жарко ей в шею, притянул к себе. На площадке, продуваемой сырым холодным ветром, было пусто, но Ийя подумала, что даже если бы тут было полное собрание Ассамблеи, она бы не разжала рук.

Айре сам не понял, зачем он заговорил о Леенгарде. Он всегда думал, что именно об этом он не будет рассказывать никогда. Никому. Потому что это было слишком унизительно. Потому что он подчинялся Леенгарду не потому, что был рабом и за сопротивление хозяину мог просто отправиться на рудники. Нет. Потому что он боялся. Когда на него смотрели горящие, счастливые глаза, все, что чувствовал Айре — тупой, примитивный, животный страх. И все, что он мог — выть от боли и просить перестать. Потому что кричать можно. Просить можно. Больше — ничего. И есть места, намного более чувствительные, чем руки. Потому что иногда Леенгарду рук было мало. Иногда он увлекался.

Айре говорил, не решаясь посмотреть на Ийю. И думал, что совершает самую большую ошибку в своей жизни. Потому что он не хотел, чтобы Ийя видела его таким. Чтобы знала о нем — таком. Мусорник — это было не самое страшное. На мусорнике он был связан, беспомощен — но он защищался, как мог. Он был человеком. А что не благородный рыцарь, а шлюха… Ну так Ийя, когда платила де Куоту, знала это. А здесь было совсем другое. Только с Леенгардом он превращался в скулящее от ужаса животное, готовое на все, лишь бы его не трогали больше. Он переставал быть собой. Айре ненавидел Леенгарда так, как никого и никогда не ненавидел. Но даже сейчас Айре не был уверен, что смог бы его если не ударить, то хотя бы оттолкнуть.

Айре замолчал, ожидая вопросов, которые бы означали, что Ийя пытается понять. Вопросов, на которые он не сможет ответить, потому что нет слов, которые могут объяснить. Но Ийя молчала. Она сжала его руку, и было даже больно — но Айре был благодарен ей за молчание. Потом она обняла его, и Айре обнял ее в ответ. Он стоял, сжимая мягкое, тонкое тело, и чувствовал, как кошмар, живший где-то глубоко, въевшийся в память так же, как огонь навсегда въелся в его руки, отступает. Он тает, расползается, как сугроб под солнцем. Все оказалось просто, слишком просто. Он сказал — и ничего не произошло. Совсем ничего. Ийя стояла рядом, ее ладони лежали у него на спине. Порыв ветра швырнул волосы Айре в лицо и Ийя, привстав на цыпочки, убрала их, провела прохладной перчаткой по лбу. Погладила его по щеке, еще раз поправила волосы. Айре подумал, что стоит с человеком, который знает о нем почти все. Самые мерзкие вещи. Вещи, о которых сам Айре стыдится вспоминать. И этот человек гладит его по лицу.

С лестницы донеслись голоса, женский кокетливый смешок. Айре тут же отступил на шаг, обозначая дистанцию, но Ийя поймала его за рукав и дернула к себе, взяла под руку. Они спустились по лестнице вместе, прошли мимо не обратившей на них никакого внимания компании и зашагали к вокзалу.

В поезде они говорили о всякой ерунде. Выбирали, что купят на ужин, сплетничали. Уж что-то, а сплетничать Айре умел. Рабы много чего знают о хозяевах, особенно личные рабы. Ийя слушала его, чуть улыбаясь, откинувшись на маленькую подушку. По пути домой они зашли в ресторанчик, купили запеченную курицу и свежего белого хлеба. На улице Ийя тут же оторвала кусок золотистой корочки и сунула в рот. Второй отломила и протянула Айре. Было вкусно.

Вечером Ийя в халатике заглянула в гостиную и махнула укрывшемуся пледом Айре рукой.

— Что?

— Пошли. Не будем терять время зря. Залезай ко мне сразу, все равно же не уснешь.

— Спасибо. Я смогу уснуть, все хорошо.

— Точно?

— Точно.

Айре сам не понял, почему отказался. Наверное, потому что не хотел опять выглядеть слабым. Ийя вышла, хлопнула дверь спальни. Айре повернулся к окну, уставился на привычное уже сплетение веток за окном, находя знакомые контуры. Птица слева, а справа — кошка лежит, это — голова лошади. Какого черта? Он лежит и таращится в окно, зная, что Ийя права, и что он все равно не уснет. И зачем? Чтобы она не считала его слабаком? Ну, если она до сих пор еще так не думает, то, наверное, можно уже не волноваться. А если думает — хуже все равно не будет. Тогда зачем? Ему же нравится спать с Ийей, нравится, когда она рядом.

Айре решительно отбросил плед, одернул трусы и пошел в спальню. Ийя сидела, укрыв ноги одеялом, и кончиками пальцев втирала крем в лицо. Айре сел на край кровати, чувствуя себя достаточно глупо. Ийя поставила темно-синюю баночку на тумбочку, похлопала ладонью по второй подушке. Айре лег, повернувшись к Ийе лицом. Она вытащила шпильки, тряхнула головой, распуская волосы и выключила свет. Скрипнули пружины, дернулось, натягиваясь, одеяло. Айре перевернулся на спину, положил руки под голову и глубоко вдохнул. Ийя лежала тихо, он слышал сонное медленное дыхание. Потом она шевельнулась, отпихнула одеяло, пробормотала что-то невнятно. Айре прислушался. Ийя спала, тихо похрапывая. Наверное, простудилась. На площадке был ветер, не стоило туда идти. Зря он об этом не подумал.

Утром Айре проснулся, посмотрел в белый высокий потолок, зевнул в кулак. Реальность проступила сквозь остатки сна, обретая четкость — и Айре, выругавшись, вывалился из кровати. Ийя была еще дома, укладывала вещи в кожаный темно-синий саквояж. Айре облегченно вздохнул, привалившись плечом к косяку. Еще не уехала. Он сварил кофе, намазал подсохший уже хлеб маслом, положил сверху сыр. Ийя села у окна, подперла щеку кулаком. Айре налил кофе, поставил на стол сахарницу. Ийя быстро проглотила бутерброд, прихлебывая из чашки. По улице процокали копыта, экипаж, запряженный парой гнедых, остановился под окнами. Ийя встала, оставив недопитый кофе, подхватила саквояж. Когда Айре вышел в коридор, она уже шнуровала сапоги. Ийя улыбнулась, махнула рукой и вышла за порог. Щелкнул ключ в замке, протопали по лестнице шаги. И все. Айре быстро прошел в кухню, выглянул в окно. Ийя уже сидела в экипаже, кучер хлестнул лошадей. Она обернулась, махнула рукой. Айре помахал в ответ. Коляска уже исчезла за углом, а он еще стоял, глядя в окно. Айре повернулся, оперся о подоконник.

Недоеденный бутерброд, недопитое кофе. Скомканная пижама висит на спинке стула. И тишина. Гулкая тишина пустоты. Днем, когда Ийя просто уходила на работу, в квартире не было так тихо. Айре прошелся по комнатам, привыкая. Лег в незастеленную кровать, потянулся. Снял футболку, швырнул на пол, сбросил штаны. Закрыл глаза, слушая, как звенит в ушах тишина. Кровать пахла Ийей — духами, кремом, шампунем. Айре переполз на другую сторону, лег на подушку Ийи, зевнул и закрыл глаза. Когда он проснулся, был уже полдень. Айре поел, свалил тарелки в мойку и плюхнулся в кресло с книжкой.

Вечером он решил погулять. Сам. Без сопровождения, без цели. Как свободный человек. Айре бродил по сумеречным весенним улицам, заходил в кафе, садился за столики. Познакомился с парой официанток, выпил пива. Было довольно неплохо, лучше, чем он думал. Домой Айре вернулся поздно и уснул одетым, раскинувшись поперек кровати. Ему снилась Ийя. Она танцевала с каким-то мужиком, увешанным медалями, как призовая гончая, и смеялась, глядя ему в глаза. Наутро Айре сна не помнил, но настроение было отвратительное.

Вскоре стало скучно. Кафе были одинаковые, официантки походили друг на друга, как яйца в корзине. Айре познакомился с одной певичкой и проводил ее до дома. Она предложила выпить кофе, и Айре почти согласился. Девочка была милая — вздернутый носик, пухлый рот, рыжие завитки волос. Айре смотрел на нее и представлял, как раздевает, нашептывая на ушко всякие ласковые глупости, как целует, как… и понял, что не хочет. Слишком много в его жизни было женщин, которые были безразличны ему и которым был безразличен он. Ему была не нужна еще одна. Айре поцеловал растерянной девушке руку и ушел, чувствуя себя полным идиотом.

Дома было не лучше. Айре бродил по пустым, разом потускневшим комнатам, не зная, куда себя деть. Варил кофе — и выливал остывший в раковину. Валялся в ванне, пока вода не остывала окончательно, и забывал спустить ее.

Спал Айре в спальне у Ийи. Он принес туда коробку с пазлом и полусобранную картинку, выложенную на картонке из-под вишневого пирога. Айре возился с головоломкой каждую ночь, периодически испытывая желание взвыть и швырнуть ее в стену. С Ийей это казалось интересным.

Время тянулось, как резиновое, тоскливое и пустое. Дни не хотели уходить, они цеплялись за Айре, не отпускали, волочились за ним мертвым грузом. Теперь Айре думал, что лучше бы он все же зашел к той певичке, было бы не так тоскливо. Потом — вспоминал, сколько в его жизни уже было секса, которого он не хотел. А потом думал, что другого вообще может и не быть. И он шел складывать пазл.

Айре сходил на вокзал, посмотрел, во сколько прибывает поезд из Гаалы. Дорога оказалась длинной, на прогулку ушло почти полтора часа. Айре записал время на календаре, напротив даты, когда должна была вернуться Ийя. Осталось двое суток.

Айре вылизал квартиру, отчистил покрытую мыльными серыми полосами ванну, сменил постельное белье. Приготовил жаркое, сверяясь поминутно с рецептом, и купил медовый пирог. В среду, в половине десятого, чтобы не опоздать, он пошел на вокзал. Айре стоял в зале у колонны, выдыхая горький сигаретный дым, и ждал. Наконец раздался звон колокола, возвещающего прибытие. Люди заволновались, встречающие пошли к перрону, носильщики, толкая перед собой тележки, выстроились у двери. Лязг металла, запах дыма, голоса — громкие, взволнованные. Айре стоял, не двигаясь, и смотрел на высокие двери. Наконец они распахнулись, толпа хлынула в них, растекаясь по залу. Люди шли и шли, Айре щурился, пытаясь разглядеть светлые волосы в толпе. Наконец он увидел Ийю. Она шла с высоким брюнетом, который нес ее саквояж, кивала головой чему-то, чуть улыбаясь.

Айре захотелось спрятаться за колонну. С чего вдруг он решил, что ее надо встречать? Почему он вообще думает, что она поедет сейчас домой? Она неделю общалась с людьми, возможно, с кем-то познакомилась. Вот с этим хлыщом, например. И вполне может иметь свои планы на сегодняшний день. И в них запросто может не быть Айре. Но тут Ийя обернулась, замерла, глядя на него, а потом радостно замахала рукой. Айре пошел к ней, сдерживаясь, чтобы не бежать, улыбаясь глупо и счастливо.

В Гаале Ийе было скучно. Она так и не поняла, зачем была там нужна. Дипломатический корпус жил своей собственной, весьма насыщенной, жизнью, и в услугах офицера де Виалан абсолютно не нуждался. Ийя гуляла по городу, который раз знакомясь с одними и теми же достопримечательностями. Надо заметить, ничего действительно примечательного в них не было. Правда, в Гаале была собранная муниципалитетом коллекция картин — и, говорят, неплохая. Но Ийя абсолютно не разбиралась в живописи. Она купила пазл, но складывать его оказалось почему-то не так интересно, как было раньше.

Спустя два чудовищно скучных дня ситуация вроде бы изменилась в лучшую сторону. За обедом за столик к Ийе присел довольно эффектный брюнет, представился помощником атташе господином Корди. Молодой человек оказался исключительно инициативным, наверное, был гордостью и надеждой всего дипломатического корпуса Империи. Он пригласил Ийю в театр, отвел поужинать в ресторан, славящийся чем-то, что выглядело, как вареные слизни. От деликатеса Ийя отказалась, несмотря на все попытки юного дипломата сломить ее недоверие.

Они побывали на бегах, поднялись на местную пологую, как шатер кочевника, гору, и гуляли по парку. Дипломат был весел, непринужден, эрудирован. И, увы, скучен. К концу недели Ийя уже с трудом сдерживалась, убеждая себя, что осталось совсем чуть-чуть. Почему-то с Айре скучно не было. Ийя вечерами, оставшись в гостиничном номере одна, пыталась понять, в чем тут дело. Корди был умнее, эрудированнее. Они читали одни и те же книги, у них был общий круг знакомых. Но с Айре говорить было проще. Не надо было подбирать слова и придумывать что-нибудь небрежно-изысканное. Можно было просто болтать. Смеяться. С Корди не получалось смеяться. Многозначительно улыбаться тонким намекам и изящным каламбурам — сколько угодно. А смеяться — нет.

В поезде, когда они ехали домой, Корди зашел к ней в купе и протянул перевязанную розовой лентой бутылку вина из личной коллекции. Ийя поблагодарила, сунула подарок в сумку и еще пять часов дискутировала о чем-то интеллектуальном. Когда поезд прибыл, Корди взял ее саквояж и подал руку. Ийя любезно улыбнулась. На этот раз улыбка была вполне искренней. Как и испытываемое Ийей облегчение.

Когда они вошли в здание вокзала. Корди еще говорил. Помощник атташе был настроен решительно и собирался проводить даму до самого дома. Ийя огляделась, ища пути отступления, и заметила стоящего у колонны высокого худого парня, сосредоточенно всматривающегося в толпу. Какое-то время она отстраненно смотрела на него, не узнавая, просто любуясь чеканным смуглым профилем. Потом парень поправил волосы знакомым движением отбросив их назад, взглянул на Ийю. Только тогда она с изумлением поняла, что таращится на Айре. Он хмурился растерянно, вертел в пальцах сигарету. Ийя замахала рукой, рассмеявшись, она почему-то до нелепости обрадовалась, увидев его здесь. Ийя пошла навстречу, наплевав на Корди и сумку, все быстрее, срываясь уже на бег. Айре пробивался к ней сквозь толпу, широко улыбаясь, и это было просто здорово. Всего неделя, а она уже забыла, что когда Айре улыбается, на щеках у него ямочки. Она подбежала к нему, обняла, ткнувшись с размаху носом в рубашку, почувствовала, как Айре подхватывает ее, пол уходит из-под ног, как в детстве, когда отец кружил ее на руках.

Айре первым разжал объятия, смущенно отступил, воровато оглянувшись. Ийя сначала не поняла, потом, порозовев, оправила мундир. Сзади раздалось смущенное покашливание. Ну да. Конечно. Сумка. К сумке прилагался Корди, досадливо поджавший губы. Ийя почувствовала даже некоторую неловкость, она вовсе не хотела ставить парня в такое положение. Корди протянул саквояж Айре, коротко кивнул на прощание и пошел, не оглядываясь, прочь.

— Ой, — сказал Айре и фыркнул.

— Вот именно, — Ийя прыснула, прикрыв рот ладонью. — Пошли отсюда. Кстати, Айре, что ты думаешь о политике разумного сдерживания в отношении перспектив роста количества трудовых мигрантов из Халифата?

— Что? — Айре поднял бровь, растерянно улыбаясь.

— Вот и умница. Пошли домой, я есть хочу.

Она направилась к стоявшим у вокзала экипажам, помахивая ридикюлем. Айре пожал плечами и зашагал следом, насвистывая под нос.

Дома было чудесно. Просто отлично было дома. Ийя свалилась в кресло и, прикрыв глаза, наслаждалась молчанием. Айре звенел посудой на кухне, тянуло сытным мясным духом, журчала вода.

— Идем есть, я накрыл. — Айре заглянул в гостиную, волосы у него были стянуты в кривой обвисший хвостик. Ийя встала, потянулась и пошла на кухню. На столе стояли две тарелки с чем-то жидким и красным. Она поворошила содержимое ложкой, выловив кусок мяса, потом перец и картошку.

— Это что? Суп?

Айре тоже ковырнул похлебку, ему попались помидор и морковка.

— Не совсем. Это жаркое. В томатном соусе.

— А. Ясно.

— В рецепте воды было еще больше. Но оно вкусное, честно. Я пробовал. А суп — это полезно, — выдвинул последний аргумент, оправдывающий существование похлебки, Айре.

Ийя перестала придираться и попробовала.

— И правда, вкусно.

— Еще пирог есть. Медовый, с вишнями, — Айре отломил кусок хлеба и сунул в жидкую подливку. Ийя подумала и тоже окунула корочку в тарелку.

— Что нового?

— Да ничего, — Айре разломил ложкой кусок картошки. — Пазл складывал.

— Извини. Молодой парень, оставшись один на неделю, складывает пазл?

— Ну, это кому чего не хватает. Кому-то — женщин, кому-то — пазлов. А у вас? Что нового?

— Тоже ничего. Было скучно.

— А этот брюнет? Который нес вашу сумку?

— Основная причина скуки, как ни странно.

— Было еще одно убийство, вы в курсе?

Ийя подавилась морковкой.

— Ты откуда знаешь? Генерал мне ничего не говорил.

Айре пожал плечами.

— В газете писали. Я думал, вам говорили. Убили священника из храма Безликого, на следующий день после того как вы уехали.

— Зарезали? — Ийя подалась вперед, забыв о томатной похлебке.

Айре хитро прищурисл, облизал ложку.

— Если доедите жаркое, покажу газету.

Ийя возмущенно уставилась на него. Айре улыбнулся, склонил голову к плечу.

— Ну? Что скажете? И пирог.

— Ты издеваешься.

— Нет. Просто я старался. И если вы сейчас уйдете, я буду жалеть, что заговорил про это проклятое убийство.

Ийя вздохнула и взяла ложку. Относительно пирога был достигнут компромисс. Его ели в гостиной, усевшись над разложенной на шахматном столике газетой.

— Ну да. Точно. Это тоже серия. Айре, ты не помнишь, куда я дела карты?

— Помню. Вы их бросили на ковре. А я сложил их в шкаф. — Айре встал и достал с полки ворох рулонов.

— Вот. Выбирайте нужную.

Ийя развернула карту и уставилась на график.

— Так. Вот здесь. И что нам с этого?

— Не знаю. Еще одна точка. — Айре провел пальцем от одной точки к другой, потом дальше. — И все-таки, почему он только тут бродит? Медом ему там намазано, что ли?

Ийя смотрела на него, приоткрыв рот. Айре спрятал руку за спину.

— Что? Что я не так сказал?

— Айре. Ты — гений. — Ийя вскочила, метнулась в спальню и вернулась с кипой мятых листиков. Айре приосанился и бросил взгляд на отражение в стеклянной дверце шкафа — видимо, хотел полюбоваться на гения. На подбородке у него белели крошки. Айре смахнул их, откусил еще кусок пирога и начал меланхолично жевать.

— Вот. Смотри. Так мы еще не пробовали. Давай, сортируй эпизоды по датам, попробуем твой метод.

— Мой метод? Давайте. — Айре безропотно отложил недоеденный пирог и начал перебирать листки. — А какой у меня метод?

Через десять минут все было готово. Ийя ткнула стопку Айре.

— Диктуй.

Айре с тоской посмотрел на пирог.

— Улица Благоденствия, 3. Улица Святого гласа, 18. Зеленая улица, 10.

Ийя ползала на четвереньках, соединяя точки тонкими прямыми линиями. Получалось. Теперь — получалось. Рисунок проступал медленно, как в детской головоломке. Она такие разгадывала, когда была совсем маленькой. Нужно соединить пронумерованные точки, и тогда из мешанины цифр проглядывал сначала нос, потом ухо — и, наконец, появлялась собака. Сейчас получалась не собака. Рисунок топорщился углами, линии перекрещивались, петляли, сплетаясь в сложный узор. Когда Айре назвал последний адрес и навис над ней, заглядывая через плечо в карту, Ийя уже знала, с чем они имеют дело.

— Что это? — спросил Айре громким шепотом.

— Пентаграмма. Это — Вызов.

Айре сел рядом, разглядывая рисунок, провел пальцем по линиям.

— Вызов?

— Да. Смотри. Видишь, здесь — петля. Она пока не закрыта. Должны быть точки еще здесь, здесь и, наверное, здесь. — Ийя ткнула три раза пальцем. — Я не магик, точно не знаю, но по рисунку получается так. Когда пентаграмму закроют, кто-то должен прийти, если все нарисовано правильно.

— Демон?

— Не знаю. У меня книг по магии мало, а по Вызовам точно ничего нет. Сейчас уже поздно. Завтра пойду в библиотеку, поищу в справочниках.

— То есть вы раскрыли убийства?

— Нет. Но хотя бы понимаю, что происходит. А значит, можно найти того, кому это нужно.

Ийя торжествующе улыбнулась — и Айре ответил ей такой же, полной самодовольства и предвкушения, улыбкой.

Утром Ийя побежала в библиотеку. Айре, как ни странно, на завтраке не настаивал, просто сунул ей в сумку завернутый в бумагу кусок вчерашнего пирога. В библиотеке было пусто, пыль медленно кружилась в косых столбах утреннего розового света. Библиотекарь, хромой старик с пыльными на вид седыми бакенбардами, сложил на стол шаткую пирамиду из старых, пропахших плесенью, книг. Часть из них была еще рукописными. Ийя листала жесткие ломкие страницы, на которых были заботливо прорисованы красным заглавные буквы, стилизованные под грифонов, и номера глав, тонущие в кружевном причудливо изломанном орнаменте. Империя, Халифат, Реана. Мерна. Вот. Здесь. Пентаграммы магиков Мерны выглядели как родные сестры той, что красовалась на карте, лежащей в сумке у Ийи. Те же ступленные углы, непропорциональность петли захвата. Ийя внимательно листала страницы, вглядываясь в схемы. Вызов саламандры. Вызов сильфиды. Вызов кобольда. Ийя достала карту, тщательно сравнила рисунки. Да, это был он. Не хватало еще пяти точек, чтобы закрыть пентаграмму. Кобольд.

Сложив карту, Ийя вышла из библиотеки и поехала в Штаб.

Де Эст сидел в кабинете, выглядывая из развалов папок, как из бруствера. Ийя постучала по дверному косяку и вошла. Де Эст устало вздохнул и отодвинул бумаги. Несколько листков упало и закружилось в воздухе, скользнуло по ковру. Ийя подняла их, положила на стол.

— Что у вас, офицер? Что-то выяснили?

Ийя положила на стол карту. Де Эст посмотрел на рисунок, вопросительно поднял бровь.

— Это — пентаграмма вызова. В данном случае — кобольда, элементаля земли. Типично мернское исполнение рисунка, вот, смотрите. Убийства молодых мужчин в узловых локациях силы должны связать элементаля, подчинить его воле вызывающего.

— Погодите, погодите. Вы о чем говорите, де Виалан? — генерал переводил непонимающий взгляд с карты на Ийю.

— Я говорю о террористическом акте. Всего в паре кварталов от пентаграммы — дамба, а кобольд, связанный такой площадью локации, вполне способен разнести район раза в три больший. И когда дамба рухнет, поток сметет полгорода. На этой половине, будет, кстати, и императорский дворец. — Ийя постучала карандашом по карте.

Де Эст съежился за столом, сжав руки на висках.

— Генерал?

— Можете быть свободны. Благодарю вас. Я все понял, — де Эст смотрел на карту остановившимся взглядом, ероша короткие седые волосы.

Ийя вышла в некотором недоумении. Она ожидала несколько другой реакции, но, так или иначе, теперь это было уже проблемой генерала. По пути домой Ийя заехала в Палату Регистрации и Разрешений и просмотрела дело Леенгарда. Зарегистрирован как плательщик налогов тридцать один год назад. В настоящее время владеет двумя заводами по производству тары и упаковок и одним стекольным заводом, на котором производят бутылки. Имеет два государственных контракта на поставку упаковок для нужд армии и ряд международных, большей частью с Мерной. Владеет домами… Годовой доход… Уплаченные в казну суммы налогов… Ийя захлопнула дело. Ничего полезного. Жаль.

Айре мыл пол. Как ни странно, это ему нравилось. Веселое занятие, если подойти с фантазией. Обычно Айре закатывал рукава, подворачивал штанины, разувался и приступал к делу. Набирал полное ведро теплой воды, щедро мочил тряпку и елозил ею по полу, оставляя длинную скользкую дорожку, сливающуюся в сплошное глянцево отсвечивающее мокрое пятно. А после этого разгонялся и проезжал от шкафа до двери. Было глупо, но весело.

Айре как раз насухо вытирал разлитую по полу воду, мерно водя тряпкой туда-сюда, когда свист, раздавшийся сзади, заставил его подпрыгнуть. Айре всполошенно дернулся, поскользнулся и чуть не перевернул ведро. Сзади стояла Ийя, и лицо у нее было виноватое.

— Извини. Я просто хотела тебя напугать.

Айре потер ушибленный палец.

— Ну, значит, получилось. Что-нибудь нашли?

Ийя села, взяла лежащее на столе яблоко. Золотистые бока уже привяли, покрылись тонкой сетью морщинок, но ее это не смутило. Айре был готов поспорить, что пирог так и остался лежать там, куда он его положил.

— Все нашла. Ты обедал? Я голодная.

— Доел вчерашнее жаркое. Но могу поджарить вам яичницу с помидорами и ветчиной. Так что вы нашли? Что это за пентаграмма?

Ийя дожевала откушенный кусок.

— Ты в магии что-нибудь понимаешь?

— Ну, мне говорили, что есть вещи, который я делаю просто волшебно. Пожалуй, все.

Он поставил сковородку на плиту, шлепнул туда полоски бекона.

— Ладно. Тогда по порядку. Магия вызова позволяет призывать нематериальные сущности и использовать их. Это первое. Нематериальные сущности могут быть разумными и неразумными. Это второе. Демоны, например, разумны, порой намного более разумны, чем того хотелось бы нашим магам. И просто так ничего не делают, необходим обмен, скрепленный Договором. Зато вызвать их просто, бывает даже, что являются без приглашения. Но, увы, возможности демонов ограниченны. Вызывая демона, маг может получить могущественного союзника, а может — кого-то абсолютно никчемного. Как повезет. В общем, вызвать демона легко — а вот использовать потом, возможно, и не удастся. Пока понятно?

Айре кивнул, взбивая яйца.

— Понятно. С демонами, как с людьми — не знаешь, чего ждать.

— Точно. Еще бывают неразумные сущности — элементали. Это — духи стихий. Их возможности практически не ограниченны, просто потому что они — часть стихии, как волна — часть океана. Но заставить их работать непросто. Они подчиняются только после проведения долгого и сложного ритуала. Чем могущественнее элементаль, тем сложнее нужен ритуал. Для их вызова необходимы жертвы, принесенные в ключевых точках пентаграммы. Они связывают духа, подчиняя его воле мага. Чем больше убийств, чем больше площадь пентаграммы, тем сильнее элементаль. Линейная связь. К сожалению, элементалю подвластна только его стихия, причем на самом примитивном уровне. Зато в неограниченных объемах. Поэтому — только дожди или наводнения, землетрясения или возведение гор на ровном месте.

Айре поставил перед Ийей тарелку с яичницей и хлеб, сам сел напротив.

— И кого вызывали у нас?

— Кобольда. Элементаля земли. Но не успели, нужно еще несколько жертв, чтобы закрыть пентаграмму.

— А зачем, вы знаете?

— Думаю, чтобы разрушить дамбу. Больше там ничего важного нет. Мернцев убивали потому, что на них никто не обращает внимания. Убивай они граждан Империи, шумиха поднялась бы намного раньше.

— А кто это делал?

— Честно говоря, подозреваю, что убитый священник. Подходит по всем статьям: ему все доверяют, он хорошо знает магию, не вызывает подозрений. Просто в конце концов он встретил того, кто смог защититься.

— Значит, убийств больше не будет? Все решилось само собой?

— Не знаю. Вполне возможно. Но это уже дело жандармерии — пускай допрашивают, ищут.

— Но зачем? Зачем разрушать дамбу? Ведь в первую очередь смоет Ар-Герад.

— Может, узнаем, когда найдут преступника. Но я считаю, что это террористический акт. Во всяком случае, это самое разумное в такой ситуации объяснение. Религия мернцев не предполагает человеколюбия, но предполагает фанатизм. К тому же наверняка организаторы успеют убраться из Ар-Герада до начала наводнения. Знаешь, что я тебе скажу, Айре?

— Что?

— Я думаю, что мы отлично поработали, и это просто необходимо отметить. Я сейчас съезжу и куплю коньяка. И фруктов. Чего взять — апельсинов или персиков?

— Апельсинов. Где вы сейчас персики найдете?

— У Лучиани. Там все есть.

— Лучиани — на другом конце города. И там — дорого.

— У меня есть коляска. И у нас — событие. Ты хочешь персиков или нет?

Айре неуверенно улыбнулся.

— Наверное. Вы же, кажется, хотите.

— Я хочу, чтобы ты сказал, чего хочешь ты. Ну?

— Хочу. Я хочу персиков.

Айре на самом деле было все равно, но если Ийе были нужны персики — то почему нет. Ийя вскочила, подхватила сумку и выскочила за дверь. Айре доел последний кусок яичницы, вытер стекший жир и помидорный сок хлебом. Помыл тарелку и пошел домывать пол. Потом возиться с тряпкой уже вряд ли получится. Либо мыть пол, либо пить коньяк. Совместить тут не выйдет.

В дверь постучали. Айре отодвинул ведро в угол, вытер руки о штаны и отпер дверь. На лестничной клетке стояли двое мужчин. Еще кто-то был на лестнице, чуть ниже.

— Госпожа де Виалан дома?

Айре оглядел визитеров. Одеты недешево, тщательно выбриты, туфли начищены до блеска. Выглядят вроде бы любезно, но как-то неправильно. Настораживающее. И эти люди внизу — они что здесь делают? Ждут? А зачем надо было всем подниматься?

— Нет. Госпожи сейчас нет, — он растянул губы в вежливой улыбке.

— А когда она вернется? Скоро?

— Нет. Она будет поздно вечером. — Айре был уверен, что сегодня Ийе не захочется встречаться с этими людьми. Если он ошибся — ладно, пусть Ийя его отругает. А визитеры пусть придут завтра. Но сегодня они с Ией собираются отпраздновать победу, и не надо этому мешать.

Айре начал закрывать дверь, когда мужчина потянул ее на себя. Айре дернул, дерево ударило о подставленный ботинок. Мужчина уперся плечом, второй тоже навалился на дверь — и Айре, не удержав ручку, чуть не вывалился на площадку. Его толкнули в квартиру, Айре ударил, чувствуя, как зубы царапнули костяшки пальцев. В коридоре стало тесно, Айре прикрыл голову руками, защищаясь от сыплющихся на него с разных сторон ударов, сполз на пол, свернувшись клубком.

— Так. Готово. Запри дверь. Ты и ты — осмотрите тут все.

Щелкнул замок, протопали вглубь квартиры шаги. Айре вздернули на ноги, завернули руки за спину. Он поднял голову, сплевывая кровь.

— Какого хрена? Что вам надо? Денег?

Мужчина посмотрел на него с какой-то отстраненной жалостью.

— Да зачем мне ваши деньги? Лезть не надо, куда не просят, понял? Трахал бы свою хозяйку, чтобы глупостями голову не забывала — и все нормально бы было.

— Моя хозяйка не спит с рабами, так что извини — разочарую. Это вы убивали? — Во рту стало сухо и кисло, а страха почему-то не было. Было странное чувство сожаления — что все закончится вот так, только начавшись. И персиков уже не будет.

— Я? Нет. Но тебя — придется мне, тут уж ничего не поделаешь. Извини, парень, ничего личного. Заткните ему рот и тащите в комнату. Давайте разберемся с этим, у нас еще много времени до прихода де Виалан. — Мужчина развернулся и, оставляя на ковре грязные следы, прошел в гостиную. И тут Айре понял. Понял, что когда его убьют, ничего не закончится. Они будут ждать Ийю. Она войдет в дом, совсем скоро — не зная, что произошло, не ожидая нападения. Он рванулся, выворачивая суставы, пнул одного из нападающих в голень. Тот разжал руки, и Айре бросился к двери. Кто-то сделал подножку, Айре упал, врезавшись головой в стойку для обуви, на зубах заскрипела пыль от сапог, ботинки полетели на пол. На него навалились, скрутили, кто-то перетянул рот шарфом, глуша крик. Айре лягался, крутился, как уж, пытаясь сбросить держащих его мужчин, глухо выл сквозь плотную ткань. Его втащили в гостиную. На стене, поперек картины с пейзажем, уже была надпись черной краской — "Рабы должны знать свое место".

Мужчина, рассматривающий корешки книг в шкафу, повернулся к Айре, покачал укоризненно головой.

— Зря ты так. Только хуже будет. Хотя, честно говоря, все равно будет плохо. Да ты и сам понимаешь, правда? — Айре смотрел на него бешеными отчаянными глазами и тяжело дышал. — Просто нужно, чтобы все выглядело так, будто тебя и твою хозяйку убили возмущенные поборники жесткого контроля за рабами. Среди них много молодых идиотов, способных на такие глупости. Ты ведь знаешь.

Мужчина потрепал Айре по щеке. Айре попытался пнуть его в пах, но не попал. Мужчина улыбнулся.

— Понимаю. Вполне понимаю. Поскольку твоя хозяйка — Древняя, ее убить нужно сразу. В спину, из-за угла, когда она войдет в квартиру. А вот тебе — не повезло. Ты — забывший свое место раб, который осмеливается вести себя неподобающим образом. Шлюха, появляющаяся на людях без ошейника. Нет, мне лично — плевать. Но выглядеть должно именно так. Поэтому тебе будет больно. Извини, но это — необходимо. Ренни, давай, готовься. Эри, раздень.

Айре почувствовал, как с него стягивают штаны, по горячей коже побежали мурашки. Он задергался, бессильно сжимая ноги.

— А почему я? У меня на мужиков вообще не стоит. Пусто его кто-то другой ебет.

— Потому что я сказал. Не стоит — подрочи. Давайте, перегните его через что-нибудь. Хоть на диван пристройте.

За окном послышался шум — подъехала коляска. Айре застыл, даже дышать перестал. Едва слышный металлический стук — захлопнулась дверца. Ийя. Сейчас она идет к дому. Две, три минуты — и она будет на пороге. Она должна знать, что здесь. Должна услышать. Айре расслабился, затих в руках державших его мужчин, попытался сползти на колени. Ужас изображать было не надо — он его и так чувствовал в полной мере. Руки, державшие его, чуть расслабились — и Айре всем весом дернул вниз, вырываясь, вскочил — и бросился на того, кто стоял справа, красивого белокурого парня, впиваясь пальцами ему в глаза. Блондин заорал, Айре вбил его в шкаф, сталкивая стоящие на полочке декоративные вазочки. Зазвенело стекло, посыпались с грохотом тяжелые книги. Айре оттащили, оскаленного, окровавленного, блондин вопил, держась за лицо. Айре поднял глаза — и увидел стоящую на пороге Ийю. Ее лицо дрожало, плыло, как талый воск, удлинялось, истончаясь, тело. То, что было секунду назад Ийей, шагнуло в комнату.

Ийя вышла из коляски, вытащила сумку и захлопнула дверь. Персиками она не ограничилась, прихватила сыр, чесночный хлеб и копченую свиную грудинку. Тратить Теперь можно было не возиться с ужином. Ийя поднялась по лестнице, вытащила из кармана ключ и застыла. В квартире раздался жуткий вопль, грохот, что-то со звоном разбилось. Ийя распахнула дверь. Ковер был затоптан грязными ботинками, полка накренилась, и обувь рассыпалась по полу. Ийя уронила сумку и шагнула в коридор. Кто-то пронзительно кричал, зажимая руками лицо, между пальцами текла кровь. Трое висели на отчаянно вырывающемся Айре. Ийя увидела, что штаны у него спущены, он путался в них, как стреноженный конь. Ярость вспыхнула, холодная, сжирающая рассудок ярость. Тело стало горячим, оно менялось — под кожей, перетекая, принимая новую форму, мягкое, податливое. Мир замедлился, услужливо застыл, дожидаясь ее движения, налился цветами и звуками. Ийя видела, как расширились от ужаса зрачки у стоящего чуть в стороне высокого полноватого мужчины, слышала, как бьется его пульс. Остатки меркнущего сознания уцепились почему-то за надпись на стене — она пыталась ее прочитать, но уже не могла. Черные штрихи потеряли смысл. Люди двигались — медленно, словно сквозь толщу воды, глупые, нелепые, беспомощные. Потом все пропало.

Ийя пришла в себя на полу. Она сидела, привалившись к стене, под ногами было тепло и склизко. Ийя моргнула. Ковер был в крови. Она хлюпала под ногами, собираясь между босыми пальцами в лужицы. Ийя подняла руку и посмотрела на нее. Обычная женская рука, голая, покрытая кровью. К пальцам прилипло что-то полупрозрачное, липкое, похожее на пленку. Ийя попыталась вытереть руку о бедро, обернулась, оглядываясь. Комната была залита кровью. Потеки на стенах, брызги на потолке. Части тел, странно бесформенные, вывернутые, валялись на полу. С того места, где она сидела, ей был виден широко распахнутый глаз закатившейся в угол головы, глядящий на нее ровно и бессмысленно. Скрученное, как выстиранное белье, тело, уперлось в шкаф, из разорванного живота сползали бело-лиловые петли кишечника. Ийя прислушалась к себе. Ничего. Совсем ничего. Как будто ее нет. Потом она вспомнила. Айре. Они держали Айре. Они хотели…

Айре неподвижно сидел у дивана, глядя на нее широко распахнутыми глазами. На лице у него были красные капли. Ийя пошевелилась, обхватила себя руками за плечи. Она была голой, стало холодно. Кровь застывала на ней, стягивая тело вязкой коркой. Айре медленно встал, опираясь о стену, натянул штаны. Расстегнул рубашку, путаясь трясущимися пальцами в пуговицах, не попадая ими в петельки и двинулся к Ийе. Обходя промокший, воняющий свежиной ковер, Айре накинул ей рубашку на плечи. Ийя вцепилась в мягкую, пахнущую знакомо и тепло ткань.

— Идем. Все хорошо. Идем, — Айре потянул ее вверх, и она послушно поднялась. Колени у Ийи дрожали, и Айре подхватил ее на руки, осторожно обогнул кровь на полу и направился в ванную. Толкнул дверь ногой, Айре зажег свет и посадил Ийю в ванну. Кран захрипел, чихнул и Айре подставил под струю руку, дожидаясь, когда пойдет теплая вода. Взял ковшик, и начал осторожно поливать трясущуюся Ийю, смывая кровь. Ийя сидела в ванне, глядя, как красные струи текут в сток. Теплые руки гладили ее, терли. Айре вылил ей на волосы шампунь, вспенл. Ийя зажмурилась, дожидаясь, когда сверху перестанет литься вода. Айре склонился к ней, вглядываясь в лицо.

— Ийя? Посмотри на меня. Слышишь? Посмотри на меня. Пожалуйста. Ийя. — Он повернул ее к себе, осторожно провел ладонями по щекам, стирая кровавые разводы. Заткнул ванну, позволяя воде набираться, встал рядом на колени, обнимая дрожащую Ийю за плечи.

Ийя оглушено молчала, слизывая капли, текущие с мокрых волос. Ей хотелось обнять Айре, спрятаться, не думать. Зарыться лицом в жесткие темные волосы, закрыть глаза. Она убила их. Просто разделала, прямо на глазах у Айре. Он видел чудовище, в двух шагах от него рвущее людей на части. Чудовище, с которым он жил. Монстра, который был всегда, присутствовал незримо, прячась за знакомым лицом. Сегодня Айре его увидел. Увидел, как монстр убивает. Как убивает Древний.

Айре поднял ее, завернул в полотенце, подхватил на руки. В спальне он опустился на кровать, посадил Ийю на колени, прижимая к себе. Айре был горячий, Ийя чувствовала, как колотится у него в груди сердце. Выпутала из полотенца руку, положила ему на грудь, слушая мерные частые удары. Жив. Он жив. Они ничего не сделали. Она ничего не сделала.

— Ийя? Слава богу, ты очнулась. Я не знал, что делать. Как ты? Что-нибудь нужно? — Айре чуть запинался, глотая слова.

Ийя покачала головой, отодвинулась, всматриваясь в него. Айре удержал ее, губы у него задрожали, он шмыгнул носом.

— Скажи что-нибудь. Пожалуйста. Мне надо знать, что это — ты.

— Это — я.

— Ты себе не представляешь, как я за тебя испугался.

— Представляю. Отлично представляю. Айре, ты меня боишься? Теперь?

Он удивленно вскинул брови.

— Я? А похоже?

Ийя смотрела на его, прикусив губу. Ресницы у Айре были мокрые, глаза влажно блестели.

— Ты не должен был этого видеть. Я не хотела, чтобы ты видел.

— Ты все сделала правильно. Они бы убили тебя.

— Они бы убили тебя. Я не могла позволить. Даже если бы ты потом боялся даже думать обо мне.

— Я никогда не буду тебя бояться.

В дверь постучали. Айре вздрогнул, стиснул Ийю, словно пытаясь спрятать. Она грустно улыбнулась. Даже забавно в сложившихся обстоятельствах, если вдуматься.

— Это жандармы. Думаю, тут было шумно. Ведь было же?

— Да. Было. И что нам делать?

— Открыть дверь. Пошли.

Они сидели на кухне. Жандарм заполнял протокол, положив рядом с собой фуражку с нечищеной кокардой. Руки у него были большие, покрытые светлыми волосками, и карандаш в них казался нелепо тонким. Ийя смотрела в окно, вращая пальцем стоящее рядом маленькое кофейное блюдце.

— Вы говорите, госпожа, что они на вас напали?

— Да. Ворвались в дом. Мой раб пытался им помешать, но их было слишком много. Они напали на меня, я вынуждена была защищаться.

— Вы хотите сказать, что они не понимали, кто вы?

— Боже, ну откуда я знаю. Мы не были представлены. Видимо, не понимали. Иначе вряд ли сделали бы такую глупость.

— Вы их когда-нибудь видели?

— Нет. Кажется, нет. Во всяком случае, я не помню. Мне они показались вполне обычными молодыми людьми.

— Я могу поговорить с вашим рабом?

— Конечно. Айре, ответь господину жандарму на вопросы.

Айре, стоявший, опираясь на разделочный стол, подошел и коротко поклонился.

— Слушаю вас, господин.

— Ты видел раньше этих людей?

— Никогда, господин.

— Они что-нибудь говорили?

— Не помню, господин. Я растерялся, господин.

Жандарм вздохнул, отер лоб мятым платком и протянул Ийе протокол.

— Ознакомьтесь, будьте любезны.

Ийя прочитала, подписалась в углу.

— Все?

— Да. Позже, если возникнут вопросы, с вами свяжутся.

— Вы сообщите мне о результате расследования?

— Конечно, госпожа. Если вас не затруднит, сообщите в 15-й округ жандармерии ваш новый адрес, если захотите сменить место жительства.

— Хорошо. У вас все? Я хотела бы одеться.

— Да. Благодарю вас. Всего хорошего.

Жандарм сложил бумаги в папку, взял со стола фуражку. Он зашел в гостиную, махнул рукой остальным и направился к выходу. Айре отпер замок, придержал дверь, пропуская следователей, и поклонился на прощание.

Когда Айре вернулся на кухню, Ийя сидела, положив подбородок на коленки, обхватив себя руками.

— Почему ты… вы соврали?

Ийя махнула рукой.

— Ты, ты. Думаю, мы достаточно близко знакомы. Я не врала. Сам подумай. Они действительно хотели напасть на меня. А то, что я этого в тот момент не знала — так зачем путать господина жандарма. И я их действительно никогда раньше не видела. Просто если я защищалась — все законно. А убить пятерых, защищая раба — это уже непорядок.

Айре подошел, встал рядом, поглядывая нерешительно. Ийя подняла на него глаза.

— Ты меня действительно не боишься?

Он покачал головой, и Ийя, поймав его за штанину, потянула к себе, обняла, прижавшись щекой к животу. Айре погладил ее по влажным волосам.

— На что он был похож?

— Кто?

— Образ. На что он похож?

— На насекомое. Богомола. И на ящерицу, наверное. А в… ты не знаешь? Ийя, может, не надо на "ты"? Я привыкну, а потом в людном месте неловко получится. На вас оглядываться будут.

— Пусть оглядываются. Я хочу на "ты". Разве ты не должен делать то, что я хочу?

— Как прикажете, госпожа, — Айре улыбнулся, но получилось как-то тоскливо.

— Знаешь, он даже красивый. Образ. По-своему. А на картине — про Зоан — они огромные.

— Зависит от ситуации. Образ соответствует ситуации. Там было много противников — и монстры были огромными. Здесь — маленькая квартирка, гиганту не развернуться. Поэтому Образ достаточно компактный. Знаешь, он существует практически сам по себе. После трансформации сознание меняется. Последнее, что я помню — это надпись, и то, что я уже не умею читать. Все, что говорят о трансформации в школах — неправда. Образ практически нельзя контролировать. Можно принять Образ сознательно, волевым усилием — и все. Потом ты заканчиваешься, и начинается зверь. Образ все решает сам. Там, на Зоане, боя, как такового не было. Там вообще не было наших частей, ни одного человека, все отошли за реку. Были только Древние. Потом, когда подошли войска противника, они трансформировались. А дальше был вовсе не бой. Была бойня. Древние просто рвали всех, кто был не в Образе. Вот и все. У монстра нет сознания, только желание убивать. Образ не должен был стать наследственным. Это просто ошибка магиков, недоработка. Требовался срочный результат, и они сделали, что смогли. Поэтому первое, чему учат ребенка — контролировать себя. Не позволять телу трансформироваться, не выпускать Образ. Исключение — аффект. Тогда контроль невозможен. — Ийя вскинула голову, глядя на Айре снизу вверх. — У тебя майка промокла от моих волос.

— Ерунда. Но они же не нападали на тебя. Ты могла уйти. Я хотел, чтобы ты услышала, что происходит. И не входила.

— Ты поэтому такой грохот устроил?

— Ну, рот мне заткнули, правильно?

— А я не могла уйти и бросить тебя, правильно?

— Ийя, я знаю, так нельзя разговаривать с хозяевами и, если хочешь, можешь потом меня хоть выпороть. Но ты — сумасшедшая.

— Можно подумать, ты нормальный. — Она улыбнулась, потерлась о него носом.

— Айре, если ты сейчас захочешь уйти, то я не буду возражать. У нас еще остались деньги, можешь снять квартиру.

— Почему? Я мешаю? Что я сделал?

— Я не думаю, что жить с кем-то, кто на твоих глазах убивает несколько человек и даже не помнит этого — хорошая идея. Понимаешь, теперь ты всегда будешь смотреть на меня и вспоминать, как богомол отрывает кому-то голову.

Айре присел на корточки, заглянул ей в глаза.

— А почему ты меня не спрашиваешь, хочу ли я уйти? Знаешь, я тоже думаю, что ты смотришь на меня — и вспоминаешь тот мусорник. И бутылку. Я долго считал, что ты поэтому меня не хочешь. Потому что нельзя хотеть того, у кого из… из кого доставал бутылку, в крови и… Что ты не хочешь меня, потому что видела, какой я грязный.

— Я никогда так не думала.

— Я знаю. Теперь — знаю. И поверь, я не буду ничего вспоминать. Не хочу. Я хочу помнить, что ты могла уйти, но не ушла. Ты не бросила меня. И если ты позволишь мне остаться — я буду с тобой.

Айре сидел, подавшись вперед, и Ийя подумала, что это слишком близко. Так близко, что становится жарко. Ийя подумала, что губы, у него, наверное, твердые и горячие. Что если она сейчас наклонится, то может коснуться их пальцами, провести, обрисовывая контур, а если наклониться еще ниже… Ийя тряхнула головой.

— Я хочу, чтобы ты остался. Но если когда-нибудь будешь сомневаться — просто скажи.

— Хорошо. А если ты вдруг решишь, что стыдно выходить в город в обществе шлюхи — то тоже скажи.

Ийя задумалась.

— Извини. Я поняла. Мы просто не будем об этом думать, ладно?

— Конечно. Не будем. — Айре улыбнулся — и это была та самая улыбка, теплая и мягкая, как дыхание июльского полдня, улыбка, ради которой Ийя шагнула тем далеким слякотным утром в грязный проулок.

— Давай к делу. Они что-нибудь говорили? Что-нибудь важное?

— А ты думаешь, что намерение всех поубивать — это не особо важно? Ладно, ладно, я понял. Рассказываю. Они сказали, что не надо было лезть не в свое дело. Что убийство должно выглядеть, как совершенное борцами против смешения классов. Все должны были подумать, что тебя убили, потому что ты ходила со мной по городу, как с равным. А меня должны были, — Айре запнулся, — меня должны были не просто убить. Когда они пришли, я сказал, что ты вернешься не скоро, поэтому они думали, что времени много, и не спешили. Наверное, если бы я сказал правду, меня бы прижали где-нибудь в спальне, с заткнутым ртом. А может, оглушили. И подождали тебя. За дверью. А потом уже занялись мной.

Айре честно старался вспомнить, что они говорили. Проблема была в том, что ничего толком не вспоминалось. Разве что страх, скрутивший внутренности холодной рукой — но этого он рассказывать Ийе не собирался. Айре встал, нашел сумку, вытащил коньяк и абсолютно не пострадавшие персики. Даже странно было — казалось, прошло столько времени, а оказывается, всего около часа. Один несчастный час — а жизнь летит ко всем чертям, и ты только стоишь и растерянно моргаешь, пытаясь осознать произошедшее. Айре открыл бутылку, плеснул в чайную чашку, протянул Ийе. Вот за нее он действительно боялся. Бледная, молчаливая, она пугала его сейчас до чертиков, он просто не знал, что надо делать.

Там, в гостиной, когда Айре увидел, как тело сминается, как мягкая глина, как Ийя исчезает, а тускло блестящее зеленовато-серым панцирем существо, похожее на гигантского богомола, обводит гостиную немигающим взглядом зеленых фасеточных глаз, то почувствовал облегчение. Теперь Ийе ничего не грозило. Айре забился в угол, зачарованно глядя, как существо скользило между людьми, гибкое и стремительное, кажущееся хрупким и невесомым. Прекрасное в своей жуткой функциональности. Легкие, почти ласковые касания жестких лап, покрытых острыми неровными шипами, отрывали конечности, кровь фонтанами хлестала на ковер. Кто-то полоснул существо ножом, сталь взвизгнула, ударившись о панцирь. Богомол обернулось — просто вывернул голову за спину, ухватил нападающего и одним движением челюстей вырвало ему глотку, отбросив конвульсивно дергающееся тело прочь. Потом, когда никого не осталось, существо повернулось к Айре. Было странно, но он не боялся. Он как будто уснул, и видел сон, в котором точно знал, что с ним ничего не может произойти. Существо смотрело на него, склоняя голову то в одну сторону, то в другую, солнце отблескивало в зеленых огромных глазах. Потом по его телу прошла дрожь, панцирь покрылся рябью, начал стремительно светлеть — и Ийя осела на пол, отползла, упершись спиной в стену. Белая, как молоко, трясущаяся, она осматривала комнату широко распахнутыми глазами. Айре поднялся, запнувшись о спущенные штаны, натянул их, чертыхнувшись, и подошел к Ийе. Она была вся в крови, и он не мог понять, ранена она или нет. Айре снял рубашку, набросив ей на плечи — смотреть на нее сейчас казалось нечестным. Она бы не хотела этого. Он отнес ее в ванную, отмыл, проверяя, все ли цело. Лицо у Ийи было растерянное, как у человека, разбуженного глубокой ночью, ее морозило — а Айре не знал, что нужно делать в таких ситуациях. Он держал ее на руках, бормотал что-то глупое и ласковое, и боялся. Потом, когда Ийя заговорила — Айре чуть не уронил ее, дернувшись. От облегчения руки стали слабыми-слабыми, и он откинулся на кровати, испугавшись, что Ийя сейчас просто упадет на пол.

Потом пришла жандармерия, и Ийя врала с каменным надменным лицом. Айре не очень понял, зачем, но подыгрывал, как мог. Искусство выглядеть смазливым идиотом он отрабатывал годами. Когда жандармы ушли, Ийя заговорила. И тогда Айре испугался снова. Потому что слишком хорошо понимал то, о чем она говорит. Потому что знал, что это такое — стыдиться себя. Ийя говорила, и он не знал, как объяснить ей, что это — ерунда. Что он никогда ничего такого не будет думать. Что Ийя — это Ийя, всегда — а все остальное не важно. И он просто сказал правду. Потому что ничего другого придумать не мог. А потом смотрел в сосредоточенное, хмурое лицо, и думал, что губы у нее — бледные и холодные. Думал, каково это — прижаться к ним, согреть, почувствовать, какие они на вкус. Он вдруг вспомнил, как выглядела Ийя в ванной. Вспомнил упругую грудь с розовыми маленькими сосками. Но Ийя отодвинулась, и Айре сухо сглотнул, мысленно пнув себя за эти фантазии, сосредоточился на деле. Он рассказал все, что помнил о нападении, рискнул даже поделиться собственными соображениями. Айре не думал, что это действительно важно — но ему хотелось быть с Ийей честным. Настоящим. Он боялся говорить, боялся показаться глупым — и именно поэтому сказал. О том, что она наверняка говорила с кем-то о своем расследовании — с подругой, с мужчиной. Должны же у нее быть мужчины. Но Ийя, нахмурившись, покачала головой. Она не с кем не разговаривала.

— Хотя ты прав. С одним человеком я все-таки говорила. С генералом де Эстом. Я докладывала ему результаты. Но я не понимаю — зачем ему это?

— Может, это не он?

— Он. Смотри, помнишь тот случай перед домом? Когда мы думали, что это грабители. Это произошло сразу после того, как я сказала, что не буду работать с версией национальной розни. И начала собирать данные по фигурантам. Священник, убитый, когда меня так глупо отправили в мерт. Сейчас — это. Получается, все дело в генерале.

Айре задумался. Он знал массу людей — правда, несколько однобоко, но знал.

— А как выглядит этот де Эст?

— Зачем тебе?

— Может, я его видел. Я о многих знаю вещи, которые они хотели бы скрыть. Просто ходячая коллекция маленьких грязных тайн. Может, и о нем что-то помню.

— И что нам это даст? Хотя, пожалуй, шантаж как вариант очень даже не плохо. Подожди.

Ийя вывалила из чулана на пол газеты.

— Вот он. Смотри.

Айре взял пожелтевший, пахнущий затхлой пылью лист.

— Знаю. Лично, правда, не сталкивались — то есть мальчиков он не… кхм… любит. Но на паре вечеров у него был. У него квартира в Ар-Гераде, в парковой зоне. Специально для личных встреч, подальше от жены. Я там был пару раз, с хозяином, обслуживал вечеринку.

— И что? Что-нибудь интересное?

— По-моему, у него сын — игрок. Если не путаю. Но могу поспрашивать.

— Ты? Поспрашивать?

— А почему нет? У рабов, у слуг. Погуляю по Ар-Гераду, — взгляд у Айре стал нежным и томным, он склонил голову к плечу, облизнул губы. — Пообщаюсь с соседками, дамы лет пятидесяти обычно довольно наблюдательны.

— Никуда ты не пойдешь. Чтобы тебя прирезали? Ты соображаешь, что говоришь?

— Кому я нужен? Раб, и все. А про генерала мы больше никак ничего не узнаем.

— А почему ты думаешь, что с тобой станут разговаривать?

Айре промолчал, но взгляд у него стал абсолютно блядским, он улыбнулся шкодливой быстрой улыбкой, прикусил губу.

— Ладно. Убедил. Будут. Но своими ногами ты от этих дам лет пятидесяти не уйдешь, это я тебе гарантирую. Приползешь через неделю, на четвереньках. В помаде и засосах.

— Я — профессионал, между прочим. Результат гарантирую. Наговорю комплиментов, поцелую ручку, возьму адрес. И не приду.

— Сволочь ты. Не жалко дам?

— Не жалко. — Айре зло прищурился. — Какого черта я должен жалеть тех, кто во мне кроме подстилки ничего не видит? Знаете, сколько таких я уже встречал?

— Ладно. Прости. Я поняла. Ты действительно хочешь пойти?

Айре чувствовал непривычный охотничий азарт. Он, наконец, перестал быть наблюдателем, он мог делать что-то, что-то важное, что-то, чего не может Ийя. Он — человек, делающий серьезная задача, с которой никто, кроме него, не справится. Это было здорово.

— Хочу. И еще. Я подумал: может, мне снять номер в гостинице? Ты же хочешь здесь остаться?

— Да. Надо, наверное. Я об этом как-то не подумала. Сними что-нибудь не очень дорогое. А потом будем искать новую квартиру — вряд ли владелец захочет продлевать со мной контракт. Наверное, кишки, развешанные на люстре, — достаточно весомый повод для его расторжения.

— Какой номер снять? И где?

— Где-нибудь недалеко, в приличном отеле. "Гранд" или "Золотой дворец". Там служба охраны приличная, посторонних не пропускают. Только не бери люкс, денег немного.

— Могу взять тебе одноместный, а сам жить в комнатах для слуг. Будет дешевле.

Ийя посмотрела на него удивленно.

— Что за ерунда? Бери двойной или просто двухместный. Нам вроде бы не привыкать рядом спать, так что уж на двух кроватях в одной комнате точно устроимся.

— Хорошо. Я все сделаю.

Айре переоделся, накинул куртку и вышел на улицу. До Ар-Герада он добрался на извозчике, ехать самому, без хозяина, было непривычно. Айре волновался, словно проходил какую-то проверку. Сегодня он сам занимается расследованием, а Ийя ждет его дома. Айре одернул нервно рубашку, расстегнул верхнюю пуговицу. Квартиру генерала он нашел быстро. Здание в лучшей части района, граничащей с императорскими Золотыми прудами. Зелено, чисто тихо.

У крыльца соседнего дома служанка протирала окошки в двери. Айре подошел, улыбнулся. Женщина, увидев отражение в стекле, быстро обернулась, поправила чепчик.

— Здравствуйте, госпожа.

Женщина хихикнула и спрятала покрасневшие от холодной воды руки за спину.

— Здравствуйте.

— Я ищу одного человека. Вы мне не поможете?

Дальше было легко. Вообще, все оказалось намного проще, чем Айре ожидал. Он умел расспрашивать и умел слушать. Смуглые, пугливые женщины Ар-Герада, не привычные к мужскому вниманию, млели и таяли, забрасывали галантного брюнета охапками разнообразных сведений. Айре просто поражался, какое количество разнообразной ерунды можно выслушать и запомнить. За три часа, проведенные в Северном округе, Айре побывал обманутым влюбленным, детективом, следящим за генералом по поручению супруги, слугой любовницы генерала и еще целой кучей людей. Но зато сплетен он насобирал предостаточно.

На обратом пути Айре зашел в "Золотой дворец". Швейцар глянул на него свысока, скептически хмыкнул, но ничего не сказал. Портье, лысеющий пухлый мужчина лет тридцати, понимающе ухмыльнулся. Айре представил, что он так же ухмыльнется и Ийе, и спрятал руки в карманы, чтобы не двинуть в физиономию.

— Твоя хозяйка желает номер с большой кроватью?

— Нет. Моя хозяйка желает двухкомнатный номер. Или однокомнатный, но с двумя кроватями.

— Сожалею, двухкомнатных сейчас нет. Но есть чудесный однокомнатный на втором этаже, окна выходят на сквер. Будешь смотреть?

Айре покачал головой, положил на стойку деньги и взял ключ. Однокомнатный. Здорово. Настроение улучшилось, бить портье расхотелось.

Ийя встретила его уже одетой в строгий брючный костюм. На плечи она набросила мундир, на столе лежала шпага в ножнах. Две большие сумки стояли у двери, одна — у порога гостиной.

— Ну? Ты в порядке? Узнал что-нибудь?

Айре снял куртку и повесил ее на спинку стула. Помолчал, наслаждаясь собственной непривычной значимостью.

— Узнал. Все, что надо. Генерал снимает квартиру в Ар-Гераде, служанка у него из местных, живет недалеко. Вдова, детей нет. Рассказала, что сын у генерала — игрок, причем неудачливый. Полгода назад проигрался в пух и прах, подчистую. До порток. Скандал замяли, деньги нашли. Священник, которого убили, оказывается, из храма Безликого Молчащего — одного из самых радикальных культов Безликого. И он постоянно заходил к генералу. Я спросил, помнит ли она дни, и записал. — Айре протянул Ийе исписанный мелким угловатым почерком листик. — Номер я снял. Что-нибудь еще?

Ийя восхищенно цокнула языком.

— Да ты просто сокровище. Провел расследование, опросил свидетелей, еще и номер организовал. Да на тебя в жандармерии просто молились бы, ты знаешь?

Айре польщено потупился, потом быстро глянул на Ийю и подмигнул.

— Я хотел произвести впечатление.

— Получилось. Ничего не скажешь. Может, хоть чаю с бутербродами перед переездом попьем?

Айре включил огонь, закипятил воду, нарезал хлеб. Достал чашки из шкафчика, поставил их на стол, погладил голубые цветочки на стенках.

— Может, заберем их?

— Зачем? Там ресторан должен быть.

— Ты будешь смеяться, — Айре положил намазанный маслом хлеб. — Мне жалко их бросать. Они такие домашние. Я к ним привык. Сразу вспоминаю, как мы сидели здесь, чай пили, разговаривали. Знаешь, сколько лет у меня ничего такого не было? Мне не хочется отсюда уходить. Вообще не хочется. Я уже почти поверил, что дома. Черт. Глупо, да?

— Не глупо. Хочешь — заберем. Айре. Я тут подумала. Давай купим квартиру. В каком-нибудь районе попроще. Возьмем ссуду, я найду приработки. А?

Айре повернулся к Ийе.

— Ты серьезно? Купим? Нашу? Черт, я работу найду — ну хоть продавцом, официантом. Что-нибудь. Я… Мы…

Он сбился, шмыгнул носом. Собственная квартира. Их квартира. Дом, где они будут жить. Выберут вещи. Посуду. Собственные вещи, такие, какие хочется. Не такие, как здесь, не роскошные — обычные. Но собственные. Они будут ходить по магазинам, смотреть, выбирать. Вместе. Решать, куда поставить шкаф. Спорить, какие шторы повесить. Айре стоял, мечтательно улыбаясь, когда Ийя дернула его легонько за темный завиток.

— Эй. Есть кто-нибудь? Пора идти.

— Да. Конечно. Извини. Идем.

Айре подхватил сумки и вышел из квартиры. На пороге он оглянулся, вздохнул. Все-таки было жаль бросать ее. Он даже не заметил, как эта квартира стала домом. Айре понимал, что ненастоящим — но другого у него не было. Ему здесь было хорошо. Ийя захлопнула дверь, повернула ключ. Айре отбросил сползшие на глаза волосы и пошел за ней вниз по лестнице.

Солнце уже сползало за крыши домов, пахло дымом и весной. Дворник выгребал прелую траву с клумбы, насвистывая что-то меланхоличное. Айре поставил сумки в коляску, сел на переднее сидение. Второй раз он едет в коляске. Первого он почти не помнил. Только боль, тряску и плывущие над головой перевернутые дома. Сейчас Айре с любопытством огляделся, погладил резную деревянную головку какого-то переключателя, чуть толкнул металлический рычаг. Ийя села на место водителя, включила движитель. Механизм завибрировал, коляска дернулась, трогаясь с места. Айре перегнулся через борт, посмотрел на вращающиеся колеса, поблескивающие металлическими спицами, на проплывающую внизу брусчатку.

— Хочешь, научу?

— Чему?

— Управлять коляской.

— Да эта штука дороже, чем я, стоит. А если я ее поломаю? Нет, не надо.

— А если я ее поломаю? Это не аргумент. Ты хочешь или не хочешь?

— Хочу. Думаешь, у меня получится?

— Уверена. У тебя вообще все отлично получается. Будешь меня на работу возить.

Айре подпрыгнул на сидении, раскинул руки, подставив лицо весеннему ветру.

— Здорово. Черт, как она быстро едет. Даже не верится. Правда, научишь?. Буду возить, куда скажешь. Госпожа, ваша коляска подана. Здорово.

В номере они поужинали. Ийя есть не хотела, но Айре положил ей тушеное мясо и салат, и не отстал, пока тарелка не опустела. Ийя кривилась, фыркала, но ела. Потом они развалились на широких кроватях. Газовые лампы бросали на стены гигантские колеблющиеся тени. Айре сложил пальцы, вывернул руку — и по стене прошел заяц, потом слон. Волк, птица, страус. Ийя улыбалась, замотавшись в шерстяное одеяло, лицо у нее было бледным и осунувшимся.

— И что мы будем делать? Может, это все-таки не он? — Айре подложил подушку под спину и откинулся на стену.

— Он. Я уже все обдумала. Смотри. Его сын влез в долги. Раз. Потом долги вдруг пропали. Два. Потом, через две недели, первое убийство. Три. Потом дело передают мне — а я далеко не самый опытный специалист. Да еще и женщина, причем молодая. Несерьезнее кандидатуры профессиональный военный просто придумать не мог. Четыре. Потом, когда я начала копать — первая попытка убийства. Пять. Потом — поездка эта дурацкая, чтобы убрать меня из горда на неделю. Шесть. Но кто-то себя прикончить не дал, а сам прирезал убийцу. То есть, убийство произошло по графику, но следующее совершать уже было некому, нужно было искать замену священнику. Семь. И, наконец, я раскопала информацию об элементале. И нас должны были убрать. Единственный, кто об этом знал — де Эст. Все сходится.

— Ты не ответила — что мы будем делать?

— Поговорю с начальником Штаба. Прямых доказательств у меня нет, но это уже не важно. Если мне поверят, де Эст уже ничего не сможет сделать. Если не поверят — тогда, конечно, плохо. Но даже в этом случае меня трогать невыгодно, моя смерть подтверждает вину генерала, а информацию я все равно уже передала всем, кому надо. Так что, думаю, все будет в порядке.

Ийя уснула почти сразу, замотавшись в одеяло, как в кокон. Потом ей стало жарко, она спихнула его в сторону, лунный свет лежал на голом белом плече. Айре долго крутился, переворачивал подушку, то укрывался, то отбрасывал в сторону одеяло. Гулко тикали часы, кто-то в соседнем номере бормотал монотонно — то ли молился, то ли читал вслух. Айре разглядывал рисунок на затертых чужими прикосновениями бумажных обоях, маленькие розовые цветочки в обрамлении круглых листьев и стрекоз, расправивших тонкие прозрачные крылья…

…он был в гостиной. Не сопротивлялся, стоял, опустив руки, его даже не держали. Пятеро курили у стены, переговаривались лениво. Слабость разлилась по телу, шевельнуться было невозможно, немыслимо. Руки, невыносимо тяжелые, свинцовые, бессильно повисли, ноги вросли в пол. Айре слышал, как хлопнула дверь, как упали на пол ботинки. Ийя сказала что-то из коридора, прошелестели по полу босые ноги. Она вошла в гостиную — и стоящий справа мужчина выбросил вперед руку с ножом. Ийя качнулась, прижала ладони к животу. Струйки крови побежали по узким белым пальцам на брюки, закапали на пол. Ийя взглянула на Айре удивленно и обиженно и осела, сжимаясь в комок. Тогда он закричал, оцепенение разлетелось вдребезги, разбитое воплем, и он бросился вперед. Его перехватили, выворачивая руки за спину, швырнули на колени. Айре лягался, рвался, скользя по полу. Ийя была рядом, в двух шагах, лужа крови медленно расползалась, уже касаясь края ковра. Айре задыхался, бессилие и ужас впились в него, вгрызаясь в нутро, заставляя выть и корчиться от отчаяния. Его ухватили за волосы, заставляя запрокинуть голову, сдернули штаны — и член, горячий, твердый, вжался в задницу, потерся жестко и настойчиво. Ийя смотрела на него, ее губы шевелились — но Айре не слышал. Он захрипел, рванулся — и не смог. Ничего не смог. Его трахали в двух шагах от Ийи, драли, как последнюю шлюху — и он ничего не мог сделать. Ийя тянулась к нему, окровавленные пальцы были рядом, и Айре умолял, плакал и умолял отпустить — на минуту, пожалуйста, он все сделает сам, только позвольте взять ее за руку. Он все сделает. Пожалуйста…

Айре рывком сел, отшвырнув одеяло, хватая ртом воздух. Потер руками лицо, мокрое от слез, оглянулся, стряхивая остатки кошмара. Ийя лежала на соседней кровати, скомканное одеяло бесформенной грудой чернело в ногах. Айре смотрел на нее, слизывая слезы с губ, боль в груди была реальной, реальнее, чем эта комната, реальнее, чем ночь. Кровь на тонкой теплой руке, отчаяние, сводящее с ума — Айре затряс головой, подошел к Ийе. Наклонился, вслушиваясь в мерное сонное дыхание. Сел рядом с кроватью, на жесткий колючий ковер, осторожно прикоснулся к лежащей на подушке руке. Прижался щекой, задержав дыхание, закрыл глаза. Ийя пошевелилась, пробормотала что-то невнятно, положила ему вторую руку на лицо. Айре затих, вжался губами в ладонь. Ийя спала, рот у нее был приоткрыт, лицо во сне — усталое и мягкое, на лбу, между бровями — едва заметная морщинка. Айре вздохнул и закрыл глаза.

Проснулся он, когда за окном уже плескалась серая предрассветная муть, с трудом выпрямился, растирая затекшие ноги. На бедре отпечатался неровный ворс ковра. Айре вернулся в свою кровать, повернулся лицом к Ийе, натянул одеяло до подбородка, поджал замерзшие ноги. Потом, когда он проснулся, в окна лился розовый утренний свет, галдели на улице прохожие. Ийи уже не было.

Ийя вошла в кабинет к генералу, прикрыла за собой дверь. Де Эст, осунувшийся, усталый, поднял на нее глаза. Ийя поразилась, как он внезапно постарел. А может, он и раньше был таким — просто это не бросалось в глаза. Лицо пожелтело, обозначились горькие морщины в углах рта, мундир сидел криво и мешковато на худых плечах.

— Де Виалан? Не думал вас увидеть. Что вы хотите?

— Поговорить. Я могу сесть? Надеюсь, вам не придет в голову меня убивать.

— Нет. Уже не придет. Присаживайтесь. Я сделал огромную ошибку, поручив это дело вам.

— Ну, это как посмотреть. Зато жертв на вашей совести намного меньше, чем могло бы быть. Знаете, у меня только один вопрос.

— У вас? Вопрос? Какой же? Я думал, у вас — только ответы.

— Вас шантажировали?

— Генерал горько усмехнулся.

— Нет. Меня даже шантажировать не пришлось. Это мой единственный сын, де Виалан. Понимаете? Единственный. У меня никого нет, кроме него. И когда мне предложили — я согласился, не раздумывая. У вас есть кто-нибудь, для кого вы готовы на все? Если есть — вы меня поймете.

— Не думаю. Бог с ним, с императором. Но это — жизни тысячи людей. Вы ведь понимали, что это — переворот. А что дальше? Гражданская война? Война с Мерной? Сколько людей должно было погибнуть ради вашего сына?

— Вы пришли мне выговаривать? Я знаю. Я все знаю. Это — мой выбор. Вы сделали другой. Но меня это не интересует. И вы не ответили на мой вопрос. Зачем Вы пришли?

— Чтобы оказать вам услугу. Я пойду к командующему через час. Свяжитесь с вашим сыном, пусть возьмет, что ему нужно, и уезжает. Вы, естественно, уехать не сможете. И не думаю, что вы этого хотите. Не так ли? Вы — дворянин и офицер. Вы знаете, что делать в подобных случаях. Не думаю, чтобы честь вашего рода можно было сохранить — но можете попытаться.

Генерал помолчал, вертя в пальцах золотое тонкое перо, черные мелкие кляксы веером легли на бумажный лист.

— Зачем? Вас едва не убили. Пусть не лично я — но при моем непосредственном участии. Почему вы это делаете?

Ийя погладила подлокотник кресла, провела пальцами по резным завиткам.

— Я попрошу вас об услуге.

— Меня? Вы шутите?

— Вовсе нет. Напишите предсмертную записку. Все, что угодно. Все, что сочтете нужным. Просто уточните, что финансирование поступало от Леенгарда. Вольфрама Леенгарда.

— Вы думаете, этому поверят?

— Прочитав это в вашей записке? Конечно. У него контракты с Мерной, масса связей, прямой финансовый интерес. Опровергнуть овинение он не сможет.

— Почему вы так думаете?

Ийя пожала плечами.

— Можно доказать, что ты что-то знаешь. Но никак нельзя доказать обратного. Отсутствие факта намного труднее подтвердить, чем его наличие. Леенгард просто не сможет.

— Почему вы этого так хотите? Что он вам сделал?

— Я его ненавижу. Он — ублюдок и садист. Он делал больно человеку, к которому я привязана. И я хочу, чтобы он больше никогда не смог никому сделать больно.

— Вызовите его.

— Не думаю, что он примет вызов. А убивать его и рисковать я не могу. У меня есть тот, за кого я отвечаю.

— Вот видите. А вы говорите, что не понимаете меня. Вы же делаете то же самое.

— Неправда.

— Правда, де Виалан, правда. Просто вы убиваете одного человека, а я — многих. Но это вопрос количества, а не сути. С этого все и начинается. С того, что вы готовы убить ради кого-то. И по этому пути далеко можно зайти. Я напишу записку. Благодарю вас за услугу.

Ийя встала, одернула мундир.

— Генерал, предупреждаю на всякий случай. Подробный рапорт — в банковской ячейке. Если со мной что-то случится, он ляжет на стол командующему, а копия будет направлена в три крупнейшие газеты страны.

— Вы предусмотрительная девушка, де Виалан. Знаете, я даже рад, что так получилось. Я ведь не хотел вас убивать.

— Я знаю. Поэтому вы отправили меня в эту дурацкую командировку. Надеялись успеть.

— Надеялся. Если бы этот идиот не полез на нож — все бы получилось. Никогда не доверял церковникам. Нужно было заплатить наемнику. Нельзя экономить на профессионалах. Всего хорошего, де Виалан.

— Жаль, не могу пожелать вам того же. Прощайте, генерал.

Ийя заехала в ресторанчик, где, усевшись за угловой столик, заказала кофе и горячий бутерброд. Цветы в вазочке привяли, несколько белых лепестков лежало на клетчатой скатерти. Ийя задумалась. Она только что сломала жизнь абсолютно постороннему человеку. Человеку, который лично ей ничего не сделал. Который уже не угрожал Айре. Для того чтобы уничтожить его, она позволила уйти от заслуженного наказания убийце и предателю. Сколько людей погибло? И что сделала она? Просто использовала их смерти в своих целях. Ийя вспомнила Леенгарда. Его блестящие, красные губы, быстрые, неожиданно ловкие толстые пальцы. Представила, как он, улыбаясь сытой счастливой улыбкой, вжимает сигару Айре между пальцев. Там у него шрам, глубокий и неровный. Ийя видела, как Леенгард раскачивает сигару, вжимая ее сильнее в нежную токую кожу. Глаза Айре — там, в кафе. Она не могла их забыть. Нет, она ни о чем не жалела. Если для того чтобы этот ублюдок отправился на эшафот, надо было помочь убийце — что ж, значит, она поможет. Но генерал был прав. Все-таки прав. Не настолько уж она и отличается.

Через час она зашла к командующему, положила на стол папку с докладом. Отвечала на вопросы, показывала материалы. Ийя думала, что будет волноваться. Оказалось, что ей все равно. Радости победы не было. Только мутная усталость, чувство вины и разочарование. Командующий довольным не выглядел. Он казался растерянным и раздраженным, поглядывал на Ийю опасливо, как на ядовитое насекомое, от которого не знаешь, чего ожидать. Потом вбежал посыльный, протянул командующему жесткий коричневый конверт. Ийя уже знала, что там. Сообщение о смерти де Эста. Она отдала честь, развернулась четко, щелкнув каблуками, и пошла прочь. Дожидаться конца представления не хотелось.

После доклада Ийя купила бутылку вина и сырный пирог. Сначала она хотела выбрать коньяк, но подумала, что количество крепкого спиртного в ее жизни превысило все допустимые пределы. Когда Ийя подъехала к гостинице, Айре сидел на широких мраморных перилах террасы и курил. Бело-сизый дым висел над ним тусклым нимбом. Увидев знакомую коляску, Айре спрыгнул на землю, пошел навстречу, торопливо докуривая — гибкий, высокий. Ийя достала пирог и бутылку, пинком захлопнула дверцу. Айре остановился почти вплотную, она слышала, как от его рубашки пахнет дымом и земляничным мылом. Улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, протянул руку в черной перчатке. Ийя отдала ему сверток с пирогом, и пошла вперед, помахивая бутылкой.

В номере Айре сбросил куртку, повесил ее на спинку стула.

— Ты как? Нормально себя чувствуешь? Куда ездила?

— Нормально. Для человека, совершившего массовое убийство — просто отлично чувствую. Чем занимался?

— Тебя ждал. Нервничал. Так где ты была?

На секунду Ийе захотелось сказать, что она просто ездила за завтраком. Но это был Айре. Он ей не врал.

— Ездила к де Эсту.

Айре, разворачивающий упаковку, обернулся, пирог покатился по полу.

— Где? Зачем? Ты с ума сошла?

— Да все нормально прошло. Я же здесь, живая, здоровая.

Айре сел на стул, схватился за голову.

— Ты сумасшедшая. Ты просто сумасшедшая. Зачем ты туда ездила? А если бы что-то случилось? Если бы тебя убили? Ты подумала об этом? О чем ты вообще думала?

Ийя спрятала руки за спину, как провинившаяся первоклассница.

— Так нужно было. По-другому все равно бы не получилось. И я точно знала, что генерал ничего не сделает. Ну как меня могли убить — в Штабе? Это же просто невозможно.

— А почему ты мне не сказала?

— И чтобы ты сделал?

Айре пожал плечами.

— Стал бы на пороге и не пустил. К стулу привязал.

— Вот. Поэтому и не говорила. Чтобы ты не волновался. Не хотелось с тобой спорить.

— Но зачем?

— Потому что хотела достать Леенгарда.

Айре открыл рот, шевельнул губами. Закрыл рот. Сжал руками виски, вцепившись пальцами в волосы.

— Господи. Опять. Опять Леенгард. Ну почему всегда он? Почему я не могу жить нормально? Что я делаю не так? За что мне это? Ийя, зачем? А если бы с тобой что-то случилось? Чтобы я делал? Чтобы я делал без тебя?

— Я подписала твою вольную. Если со мной что-то случится, ты будешь свободен. И получишь все мои сбережения — мало, конечно, но хоть что-то.

Айре устало посмотрел на нее.

— Начерта мне деньги? Ты знаешь, что мне снится, что тебя убили? Что я ночами не сплю? Я боюсь за тебя. Не надо вольную. Не надо мне никаких денег. Просто не делай так. Пожалуйста. Никогда. Хочешь — хоть продай меня. Только не делай так.

Он ссутулился, оперся локтями о стол, черная прядь волос закрыла лицо. Ийя подошла, встала сзади, положила Айре руки на плечи.

— Прости. Я не подумала. Я не буду тебе больше врать. Но я не хочу думать, что этот ублюдок просто спокойно живет дальше. Я не могу так. Не могу. Когда я вижу эти шрамы — мне хочется Леенгарду глотку вырвать. Как они так могли? Как они все могли так поступать с тобой? Зачем? Меня скручивает от ненависти при одной мысли об этом. Как можно было делать тебе больно? Тебе? Черт, Айре. Ты… Ты говоришь, ты что-то делаешь не так. Я не знаю. Я не знаю, что ты можешь делать не так. Мне никогда не было ни с кем так легко. Ты — лучший человек, которого я знаю. Ты — добрый. Храбрый. Честный. Надежный. Открытый. Черт, после всего, что с тобой делали люди — ты им еще улыбаешься. Я так не могу. Я хочу их убить. У тебя шрам на бедре. Узкий, длинный, от плети. Зачем? Что ты сделал такого, за что тебя надо было ударить? Я не знаю, кто это сделал — но я его ненавижу. Я не такая, как ты. Я злая. И если я могу прикончить хотя бы одного — я сделаю это.

Она обняла его, прижалась щекой к затылку.

— Это была не плеть. Стек. — Айре сжал ее руки, уперся в них лбом. — Я тебя понимаю. Правда. Когда на тебя напали — я думал, что убью того человека. Я хотел его убить. Но я прошу тебя — не делай так больше. Мне будет плохо без тебя. Пожалуйста.

— Хорошо. — Ийя кивнула, скользнув лицом по черным завиткам. Она подняла пирог, сдула с корки пыль. — Черт. Хотела привезти теплый. Обидно. Есть будешь?

Всю неделю они смотрели квартиры. И дома. И даже одну маленькую виллу за городом, у которой текла крыша и сыпалась штукатурка с потолка. Айре вилла понравилась. Ему вообще нравилось жилье на отшибе. Ийя подозревала, что в его представлении идеальный дом — где-то на полярной льдине или в глубине непролазной чащи. Как это сочетается со способность за десять минут передружиться со всеми, включая маниакально настроенных старушек и детей в песочницах, Ийя не знала. Самой ей идея переться за хлебом или вином полчаса по глинистой дороге привлекательной не казалась. И размеры. Большой дом надо убирать. Уборку Ийя терпеть не могла. В итоге у них осталось три варианта: маленький домик в парковой зоне, недалеко от реки и два квартиры. Одна довольно большая, с общедомовой котельной, расположенная в в пригороде, другая — в неплохом квартале, но требующая ремонта. Айре нравился домик. Ийя, узнав сколько он стоит, и прикинув собственную платежеспособность, сказала, что денег не хватит. Либо надо будет искать еще приработки. Она исписала листик расчетами и показала Айре, который посмотрел на него, отодвинул в сторону и просто спросил, как часто Ийя будет в этом случае дома. Услышав ответ, Айре сказал, что ему не нужен дом, в котором Ийя все равно почти не будет показываться. Больше этот вариант они не обсуждали. Большая квартира Айре не нравилась. Ийе она не нравилась тоже, но цена была просто отличной. И отопление — это было важно. А вот вторая квартира была вариантом спорным. Все зависело от того, что понимать под ремонтом. С точки зрения Ийи, на что-то приличное у них тоже денег не хватало. Айре пожимал плечами и говорил, что ему трудно об этом судить — просто потому, что у никакого дома пока не было, ни с ремонтом, ни без.

Пока они жили в гостинице. Айре скучал, сидел в номере, шлялся по городу. Он попытался поискать работу. Зашел в несколько лавок, где требовался продавец, к женщине, которой был нужен слуга. Плохо было то, что у него не было ни опыта, ни рекомендаций. Женщина, правда, была готова его нанять — но Айре хорошо знал этот томный масленый взгляд, так что сделка не состоялась. Пару раз он пришел к Штабу, дожидаясь, когда Ийя выйдет из дверей вечером. Айре стоял у фонарного столба, игнорируя любопытные и презрительные взгляды, курил, щурясь на солнце. Потом выходила Ийя, они ехали куда-то ужинать, один раз зашли в театр. Айре там было неуютно, он чувствовал себя котом, залезшим на хозяйский стол, и сидел с деревянной спиной, почти не глядя на сцену. Ийя в темноте нашла его руку, стиснула пальцы, привалилась плечом. Айре подвинулся к ней, коснулся коленом колена. Так было лучше, хотя проблемы расхаживающих по сцене и бурно жестикулирующих людей по-прежнему мало его интересовали.

В четверг вечером Ийя зашла в номер и торжественно шлепнула на стол конверт. Айре вопросительно вскинул бровь.

— Родина оценила наши усилия. Мне дали премию — и довольно неплохую, должна заметить. И мы приглашены на прием в субботу у лорда де Гуора, командующего Штабом.

Айре вскинул руки.

— Ийя, не мы. Ты. Ты приглашена.

— Я. Но со спутником. Получается, что мы, правильно?

— Не думаю, чтобы лорд командующий это имел в виду.

— Лорд командующий в приглашении не делал никаких оговорок относительно спутников. Следовательно, я могу прийти, с кем захочу. А значит, могу прийти с тобой.

— Ийя. Ну ты же не собираешься приходить с собачкой, правильно? Вот и со мной не надо.

Ийя посмотрела на него, прикусив губу.

— Ты не хочешь?

Айре покачал головой.

— Мне там не место. Правда. Тебе лучше пойти одной или с кем-то более подходящим.

Ийя села на стул, вытянула ноги.

— Хорошо. Черт с ним тогда, с этим приемом. Не пойдем.

— Не говори ерунды. Ты должна там быть. Просто не надо туда тащить меня.

— А я не хочу без тебя. Мы это дело раскрыли вдвоем, и я не знаю никого более подходящего. Уж извини. Или мы идем вдвоем, или не идем вообще.

— Ийя, не порть себе карьеру. На тебя и так косо смотрят.

— Я не окулист, меня проблема чужого косоглазия не волнует. И никуда я без тебя не пойду.

Айре вздохнул, сел на кровать, откинулся на подушку.

— Господи, ну как можно быть такой упрямой? Ты сама себе вредишь. Ты же разумная девушка, Ийя.

Она молчала, покачивая ногой, и сосредоточенно отколупывала ногтем краску на столе.

— Ладно. Не надо на меня так смотреть. И не порть мебель. Пойдем. Но на прием мне одеть нечего.

Ийя вскинулась, улыбнулась торжествующе.

— А премия зачем? Купим.

В четверг вечером Айре натянул черный камзол, зачесал назад волосы, выпрямляя кудряшки. Ийя в тускло-зеленом с золотом платье, открывающем плечи, застегивала на шее колье с изумрудами. Айре подумал, что она похожа на сильфиду — вся зелень и золото, и мягкое мерцание волны. Ийя сколола волосы в прическу, локоны спускались на виски, провела по шее толстой стеклянной пробкой от духов.

— Ну, как? Нормально? — она изогнулась, пытаясь заглянуть себе за спину.

— Просто отлично. — Айре поправил складки на перетянутой в талии пышным бантом юбке. — У тебя глаза такие же — зеленые, с золотыми точками.

Ийя нахмурилась, глянула на него мрачно.

— Знаешь, я не очень люблю, когда говорят о моих глазах. Я и так знаю, что не похожа на нормального человека.

Айре растерялся.

— Вообще-то это был комплимент. Мне очень нравятся твои глаза. Сначала было действительно непривычно, но теперь я считаю, у тебя очень красивые глаза. Зря ты так.

— Ну уж как думаю, так думаю. Ладно, пошли.

Перед домом командующего было не протолкнуться от экипажей и колясок. Слуги в золоченых ливреях топтались у карет, шоферы сидели на капотах колясок, громко переговариваясь. Айре выскочил из снятого на вечер экипажа, подал Ийе руку. Они прошли по освещенной дрожащим светом газовых фонарей аллее и поднялись на крыльцо. Слуга распахнул дверь, поклонился, пропуская их в дом. Айре оглянулся на Ийю.

— Точно? Не передумала? Я могу подождать здесь.

Ийя улыбнулась, получилось нервно и зло. Она ухватила его под руку, сжала пальцы на запястье.

— Черта с два я передумаю. Идем.

Прием обрушился на них светом, музыкой, гулом голосов. Пары кружились по залу, черные фраки мелькали среди ярких всплесков платьев. Айре шагал, выпрямив спину, глядя перед собой с вежливой равнодушной улыбкой. Если Ийя хотела, чтобы он сопровождал ее на балу — значит, будет сопровождать. В конце концов, на балах он бывал часто, пусть и не в качестве гостя. И сложного в этом ничего не было. Ийя шла рядом, кивая в ответ на приветствия, и шипела под нос:

— Эта корова в парче — жена канцлера. Редкая сука. А это — сам канцлер. Кобель. Что логично, если жена сука, правда? А эта тощая жердь в кисейном платье, которая пялится на тебя — дочь виконта. Лицемерная святоша. Возмущалась, как можно пользоваться услугами рабов, а сейчас слюной на пол капает.

— Не злись. Пусть пялится. Не растаю.

На самом деле Айре терпеть не мог такие взгляды — долгие, липкие, настойчивые. Он чувствовал себя животным на выставке, чем-то неодушевленным. Тем, что можно долго рассматривать — а потом просто подойти и взять. Ийя никогда на него так не смотрела. Ни разу. Может, именно поэтому он и верил ей.

К ним подошел лорд де Гуор — высокий, грузный мужчина с тронутыми сединой висками, поздоровался с Ийей, приветливо похлопал ее по руке. На Айре он не смотрел, словно того и не существовало. Айре тоже отвернулся, разглядывая картину на стене, изображающую деву в какой-то намотанной на пухлые бедра тряпке. Она держала на руках овцу. Хотя, если допустить, что на руках она держит агнца, получалось не так глупо. Лорд отошел к другой группе гостей, и Айре повернулся к Ийе. Она виновато улыбнулась.

— Если хочешь — уйдем.

Айре покачал головой.

— Можно пригласить вас на танец?

Ийя подала ему руку в тонкой кружевной перчатке, золото легло на черную, тускло поблескивающую кожу. Айре подхватил Ийю, легко качнулся, ловя ритм, и закружил ее по залу, глядя в смеющиеся зеленые глаза. Комната кружилась вокруг них, вспыхивал радужными бликами свет в хрустальных люстрах. Айре обнимал Ийю за талию и вел сквозь колышущуюся в такт музыке толпу, не отрывая взгляда от бледного строгого лица. Когда музыка кончилась, он остановился, все еще обнимая ее, все еще держа за руку.

Они отошли к стене, Ийя взяла два бокала с вином, протянула один Айре.

— А почему не коньяк?

— Не хочу шокировать общество.

Айре фыркнул.

— Ну да. Главное — вовремя об этом вспомнить.

— Ну, есть вещи, с которыми всем просто придется смириться. Так что пусть начинают привыкать. — Ийя посмотрела куда-то в сторону и поджала губы. Айре проследил ее взгляд — высокий блондин в форме корнета шептал что-то на ушко девушке в нежно-сиреневом платье, поглядывая на них искоса. Он склонился к ней, поцеловал легонько кончики пальцев в белой перчатке. Ийя хлопнула себя веером по руке.

— Айре, только не обижайся, пожалуйста. Если не хочешь — все нормально.

— Что не хочу?

— Ты не мог бы поцеловать меня?

Айре поднял бровь.

— Ты хочешь, чтобы он ревновал?

— Я хочу, чтобы они видели, что мне плевать на эти взгляды исподтишка. Ну? Согласен?

Айре смотрел на нее в упор, чуть прищурившись. Не то чтобы он ей полностью поверил. Скорее всего, ревновала. Быть на балу с рабом, когда на тебя смотрит молодой интересный мужчина… Наверняка у них что-то было. Слишком уж пристально смотрел корнет, слишком злилась Ийя. Но она попросила — и Айре подумал, что это — единственный шанс. Пусть все не так, пусть неправильно — но по-другому уже не будет. Он провел рукой по ее щеке, отводя в сторону выбившийся локон, наклонился и прикоснулся губами к блестящему от розовой помады рту, задыхаясь от болезненной, неловкой нежности. Айре забыл о гостях, о блондине-корнете, сверлящем взглядом его спину. Остались только эти губы, мягкие, чуть сладковатые от помады, и горький, терпкий запах духов.

Ийя видела, как улыбается насмешливо Буа-Торни, и бесило ее это до невозможности. Этот насмешливый, снисходительный взгляд, заставлял ее вскидывать подбородок и улыбаться мертвой яростной улыбкой. Буа-Торни выглядел как человек, уверенный в том, что выиграл состязание. И самое паршивое: он был уверен, что она тоже так думает. Необходимость тут же, сейчас, немедленно доказать обратное сводила с ума. Мысль была простой и естественной, Ийя удивилась, как ей это раньше в голову не пришло. Она посмотрела на Айре, сглотнула — и решилась.

— Ты не мог бы поцеловать меня?

Айре бросил на Буа-Торни понимающий взгляд.

— Хочешь, чтобы он ревновал?

Нет, Ийя хотела не этого. Она хотела, чтобы и корнет, и каждый в этом зале понял: она ни о чем не жалеет и ничего не желает менять. Она с Айре не потому, что не нашла другого кавалера, а потому что хочет этого. Потому что ни секунды не сомневается и не стыдится. У нее не получилось бы это объяснить, да Айре наверняка бы и не поверил.

— Я хочу, чтобы они видели, что мне плевать на эти взгляды исподтишка. Ну? Согласен?

И Айре наклонился к ней. Ийя увидела, как меняется у него лицо, когда сползает с него вежливая, чуть насмешливая улыбка. Как пронзительная, больная нежность проступает сквозь привычное ровное дружелюбие — неприкрытая, бесстыдная в своей откровенности. Он погладил ее по щеке, вглядываясь, словно видел впервые — пристально, не мигая. А потом поцеловал. Айре целовал ее медленно, осторожно, все еще не подходя вплотную. Губы у него были нежные, с привкусом табачной пряной терпкости. Ийя выдохнула — и сделала последние полшага, закинула руки ему на шею. Приоткрыла рот, приглашая — и его язык скользнул внутрь, изучая, исследуя. Айре обнял ее, его рука гладила ее щеку, легко касалась волос. Они целовались, забыв обо всем вокруг, плыли в теплых ласковых волнах, ничего не видя и не слыша. Ийя почувствовала, как у нее подгибаются колени — и отстранилась, опираясь Айре на грудь. Он стоял, тяжело дыша, глядя на нее черными, пьяными глазами. Ийя поднялась на цыпочки, почти прижалась губами к его лицу.

— Поехали домой?

Айре облизал губы, сдул со лба выбившуюся прядь.

— Да. Поехали, — голос у него был низкий, бархатный. Ийя никогда раньше не замечала, что у него такой голос. Айре быстро пошел к дери, держа ее за руку, расталкивая танцующих плечами. Ийя семенила за ним, подхватив путающуюся в ногах юбку, мысленно проклиная себя за то, что не надела брюки. На них оглядывались, Ийя слышала шокированные вскрики дам и насмешливо-понимающий шепоток джентльменов.

В экипаже они сидели плечо к плечу, сцепив руки до боли, не глядя друг на друга. Улицы невыносимо медленно плыли мимо, словно сквозь густой кисель, и Ийе казалось, что они никогда не доедут. Но вот серое приземистое здание гостиницы вынырнуло из тумана, подсвеченного золотым светом фонарей, экипаж остановился — и Айре, выпрыгнув на тротуар, подхватил Ийю, и поставил на землю. На лестнице Ийя запнулась о юбку, чуть не упав, и Айре просто взял ее на руки. Он шел по лестнице, и Ийя слышала, как глухо колотится сердце в его груди. Она нашарила ключ, извернувшись, отперла замок. Айре толкнул дверь плечом, шагнул вперед и пинком ее захлопнул. Щелкнул язычок автоматического замка. Они остались в темноте.

Айре остановился, тяжело дыша Ийе в шею, зарылся лицом в волосы. Он шептал что-то — быстро, неразборчиво, прерывающимся хриплым голосом, и Ийя обняла его, целуя вслепую: виски, веки, лоб, приоткрытые горячие губы. Она зарылась пальцами в жесткие непослушные волосы, гладила лицо, шею, широкие напряженные плечи. Айре тряхнул головой, шумно выдохнул.

— Подожди. Пожалуйста, Ийя.

Она остановилась, всмотрелась в смутную тень, которая был его лицом.

— Что случилось? Ты не хочешь?

— Хочу. Я никогда ничего так не хотел. Только… пожалуйста, давай по другому.

— Давай. Как?

— Вот так.

Он поцеловал ее — нежно, почти невесомо, провел губами по щеке, легко скользнул по шее. Айре гладил ее, как бутон цветка, кончиками пальцев, и целовал, целовал, целовал.

— Вот так. Вот так, Ийя. Я никогда не был таким. Я не хочу — как с ними. Не так. По-другому. Нежно.

И она обмякла в его руках, откинулась на стену, отвечая на поцелуи, сердце колотилось в висках, в горле, в кончиках пальцев. Айре обнимал ее, гладил — его руки бродили по ее телу, ласкали, осторожно развязывая бантики, расцепляя застежки. Айре потянул платье вниз, отбросил в сторону, тяжелое, мертвое. Коснулся смутно белеющей кожи — пальцами, губами. Ийя взяла его за руку, потянула перчатку, потом другую. Айре замер — и она поцеловала ладони, ощупывая губами, пересчитывая шрамы и целуя каждый. Айре отнес ее к кровати, осторожно опустил, склонился, опершись на колено. Свет уличных фонарей блестел на обнаженной коже.

— Зажги свет.

Айре повернул газовые винтили, задернул штору. Ийя лежала в золотистом трепещущем свете, глядя на него снизу вверх. Айре сначала спрятал руки за спину, смутившись, потом неуверенно расстегнул рубашку. Ийя смотрела, как он раздевается, и вот он был перед ней — смуглое поджарое тело, темные жаркие глаза, чуть испуганная улыбка.

— Ийя, ты точно хочешь? Если нет — скажи сейчас.

Она протянула к нему руки — и Айре шагнул к ней, растворился в белизне и золоте, в теплой женственности. Ийя обняла его, прижимаясь всем телом, чувствуя твердость мышц под бархатной бронзовой кожей, коснулась губами шрама от зубов на плече, спустилась ниже. Грудь, заросшая темными жесткими волосками — и вновь шрамы от зубов, вокруг соска. Она скользнула по ним языком — и Айре охнул, выгнулся, по его телу пробежала дрожь. Она целовала шрамы и рубцы — каждый, не пропуская ни одного. Ожоги, укусы, плеть. Как же их много. Как он может быть таким — после всего этого. Айре стонал, вздрагивая от прикосновений, цеплялся руками за металлическую спинку кровати. Ийя представила его прикованным к кровати, вот в этой же позе, и кого-то, впаивающегося зубами в это податливое, отзывчивое тело. Как он мог верить хоть кому-нибудь? Как он мог верить ей? Ийя наклонилась над пахом, вдохнула мускусный пряный запах. Шрамы. Здесь тоже — шрамы. Она положила ладони на мускулистые худые бедра, погладила большими пальцами выступающие косточки. Провела языком по голубой венке под тонкой кожей. Айре вскрикнул, и тут же хихикнул.

— Щекотно.

Ийя еще раз лизнула, и он пнул ногой одеяло, вскинул голову, тяжело дыша приоткрытым ртом. Тогда Ийя лизнула напряженный член, ощущая нежную бархатную твердость, кончиком языка провела по головке. Айре изумленно смотрел на нее — и Ийя, быстро улыбнувшись, нырнула головой, забирая член в рот. Она двигалась вверх-вниз, лаская головку языком, и Айре цеплялся за металлические прутья, вскрикивая неожиданно жалобно, метался по белой подушке. Он поймал ее за руки, потянул вверх, прижался губами ко рту. Ийя обхватила его ногами, и Айре толкался в нее бедрами, влажный от слюны член терся о живот. Ийя поймала ритм, выгнулась, приподнимаясь — и просто одела себя на него, сцепив ноги на ягодицах. Айре замер — а потом, обхватив ее, перевернулся, наваливаясь. Ийя чувствовала вес его тела, ощущала, как ходят под горячей кожей мышцы, толкая тело вперед-назад. Они катались по кровати, сплетясь в единое целое, так близко, как только возможно. Айре двигался все быстрее — и Ийя вскрикивала от каждого толчка, подаваясь навстречу, вскидывая бедра в одном на двоих ритме. Пружина свивалась в ней, толкая ее вперед, все сильнее заставляя насаживаться на возбужденный член — и Ийя закричала, выгибаясь, вбивая пятки Айре в ягодицы. Айре притормозил, жадно глядя на нее, потом впился губами в губы, набирая темп, глухо вскрикивая ей в рот. Он подхватил ее под бедра, встал на колени. Член двигался, как поршень отлаженного механизма, и Ийя вновь поймала темп, цепляясь за смуглые сильные руки. Она застонала, прикусив губу, запрокинула голову, открывая белую беззащитную шею — и, когда Айре, хрипло вскрикнув, упал, хватая воздух и задыхаясь, обняла его, целуя мокрое от пота лицо, торопливо, неловко приглаживая влажные черные кудряшки.

Они уснули рядом, сплетясь воедино, дыша одним воздухом на двоих, смуглые руки на белой коже, белые руки, запутавшиеся в темных густых локонах. Айре обнимал Ийю, уткнувшись носом в шею, закинул ногу ей на бедро.

Ийя проснулась рано утром. Пошевелилась, осторожно выбралась из-под тяжелого расслабленного тела, пошла в ванную. Когда через пятнадцать минут она вернулась, выжимая полотенцем волосы, Айре лежал, тревожно глядя на нее темными заспанными глазами.

— Что? — она тряхнула головой, отбрасывая волосы за спину.

Айре протянул к ней руки, улыбнулся — и Ийя скользнула в его объятия, прижалась щекой к груди, слушая гулкий стук сердца.

— Я подумал, что мне все приснилось, — Айре поцеловал ее в висок. — Мне постоянно снится всякая ерунда.

— Ах, значит, это — ерунда? — Ийя куснула его в плечо. Айре фыркнул, поцеловал ее в кончик носа.

— Нет. Просто слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Тогда у меня предложение. Если уж ты сомневаешься — у нас есть еще два часа. Можем повторить.

— До чего два часа?

— Поедем, купим дом.

— Дом? Какой дом?

— Как это — какой? Тот, у парка. Который мы смотрели.

— Никакого дома. Я не хочу видеть тебя час в неделю. Мы же договорились, что не будем покупать дом.

— Но он же тебе понравился. Я хочу, чтобы у тебя было что-то, что ты выбрал сам. А мне, в общем, все равно, где жить.

— У меня уже есть то, что я выбрал. Ты. И я не хочу смотреть на стены и не видеть тебя.

— Ты — балда. Премия. Мне дали премию. И просто кредита нам вполне хватит. Ну что, ты собираешься приступать к делу, или мы будем два часа болтать?

Айре улыбнулся, наклонился к ней и поцеловал. Если вдуматься, два часа — это совсем не долго.