Пол автовокзала напоминал пепельницу – повсюду валялись окурки. Вероятно, миллион лет назад здание выглядело потрясно – например, как Центральный вокзал или другие громадные сооружения, которые в кино показывают. Однако в наши дни оно превратилось в невзрачный серый ангар. Одни пьяницы да скомканные листовки.

Дело близилось к полуночи, но в вестибюле по-прежнему толпился народ. Стена до самого конца зала была заставлена шкафчиками. Из-за одной из дверец что-то капало на пол, как будто внутри пролилась жидкость – липкая, судя по моим подошвам.

На противоположной стороне вестибюля стояли автоматы, а в углу разместился бар, где кучка тощих, небритых мужчин стряхивали пепел в пепельницы, сгорбившись над пивом, словно гоблины. Из-за дыма воздух казался туманным, потусторонним.

Опустив подбородок, я поспешила вдоль шкафчиков, стараясь не привлекать к себе внимание. Дома казалось, что слиться с толпой труда не составит, но на деле все было гораздо сложнее. Я рассчитывала, что скроюсь за суетой и масштабами здания – это же автовокзал! – но не додумалась, что окажусь самой маленькой среди всех людей.

На улице, где я живу, или в школе меня легко не заметить – средний рост, среднее телосложение, обычное лицо и одежда. Все абсолютно непримечательное, кроме одной детали – длинных рыжих волос. Ловко завязав хвост, я постаралась выглядеть так, будто знаю, куда держу путь. Хотя шапку надеть все-таки стоило…

Возле кассы две взрослые девушки с зелеными тенями и в кожаных мини-юбках спорили с парнем за стеклом. У них были высоко зачесанные волосы, похожие на сладкую вату.

– Приятель, – умоляла одна из них, вытряхивая кошелек на стойку, – не будь занудой! У меня всего доллар пятьдесят.

Парень в потрепанной гавайской рубашке смотрел на них с усмешкой и тоской.

– Благотворительностью не занимаемся. Нет денег – нет билета.

Я пошарила в кармане ветровки и нашла свой билет: эконом-класс от Сан-Диего до Лос-Анджелеса. Я заплатила двадцать баксов, которые нашла в шкатулке матери, и парень едва на меня взглянул.

Зажав скейтборд под мышкой, я шла все быстрее, стараясь держаться поближе к стене. Было бы круто поставить скейт на пол и погонять между скамейками. Но нет, я не буду этого делать – одно неверное движение, и даже кучка недоумков с пивом заметят, что мне на вокзале не место.

Я уже почти добралась до конца вестибюля, как вдруг за спиной послышался взволнованный гул. Я обернулась. У автоматов стояли двое парней в желто-коричневой форме и вглядывались в море лиц. Даже с противоположного конца вестибюля я уловила блеск значков. Копы.

Высокий парень с длинными, тощими, словно у паука, руками быстро стрелял глазами, расхаживая между скамейками. Копы всегда так делают. Эта их медленная официальная походка как бы заявляет: «Да, я дрищ, зато у меня есть значок и пушка». На ум сразу пришел отчим.

Добраться бы до конца зала, и тогда я смогу проскользнуть к автобусам. А там смешаюсь с толпой и исчезну.

Потрепанные парни в баре еще сильнее сгорбились над пивом. Один из них затушил сигарету, бросил на полицейских ненавистный взгляд и сплюнул на пол. Девушки у кассы перестали спорить с кассиром – накладные ногти им явно дороже. Хотя «офицер Дрищ» заставил их понервничать. Может быть, у них тоже такие отчимы?

Полицейские дошли до середины вестибюля, щурясь по сторонам, будто кого-то искали. Может, ребенка-потеряшку? Или кучку хулиганов, затевающих что-то недоброе?

Или беглянку.

Я пригнула голову, готовясь слиться с толпой. Но только я собиралась выйти на вокзал, как вдруг кто-то кашлянул и тяжелая рука опустилась мне на плечо. Обернувшись, я увидела над собой лицо полицейского.

Он улыбнулся усталой, легкой улыбкой.

– Максин Мейфилд? Вам придется пройти со мной. – У него было суровое морщинистое лицо, и выглядел он так, будто раз сто говорил разным детям одно и то же. – Дома за вас очень переживают.

Небо опустилось низко, буквально нависло над центром Хоукинса. Я катилась на скейте по тротуару, а мимо меня проносился мир. Набирая скорость, я наслаждалась шорохом и стуком колес. День стоял промозглый, и от холода щипало уши. Мы переехали три дня назад, но тепло в город не приходило.

Я поглядывала наверх, ожидая увидеть ярко-голубое небо Сан-Диего. Все в этом городе казалось бледным и серым, и даже в ясные дни над головой не было красок.

Хоукинс, штат Индиана – дом низких серых облаков, стеганых курток и зимы.

Дом… Мой дом.

Главная улица Хоукинса пестрила декорациями к Хеллоуину: с витрин магазинов поглядывали ухмыляющиеся тыквы; окна супермаркетов нарядились в паутину и бумажные скелеты, а на фонарных столбах развевались черные и оранжевые ленточки.

Я весь день просидела в развлекательном центре за игрой в «Диг-Даг», пока не закончились четвертаки. Поскольку маме не нравилось, что я трачу деньги на видеоигры, до приезда сюда я играла только с отцом. Он брал меня в боулинг или в прачечную, где стояли «Пэкмен» и «Галага». Иногда я тусовалась в торговом центре, хотя там очень дорого и полным-полно металлистов в потертых джинсах и кожаных куртках. Зато у них была крутая «Формула-1» и реалистичный руль.

Игровые автоматы в Хоукинсе расположились в большом здании с низкой крышей, неоновыми вывесками на окнах и ярко-желтым навесом. А под всеми цветными огоньками и краской проглядывала алюминиевая облицовка. Из игр они предлагали «Логово Дракона», «Донки Конг» и мой любимый «Диг-Даг».

Целый день я провела за играми, но, попав в строчку победителей и потратив все четвертаки, захотела размяться. Тогда я покатила на скейте в центр города, чтобы осмотреть Хоукинс.

Я отталкивалась все сильнее, пролетая мимо закусочной и хозяйственного магазина, магазина электроники и кинотеатра. Кинотеатр оказался маленьким и, судя по всему, вмещал один-единственный зал. Зато над блестящим старомодным фасадом красовался большой навес с названием, напоминающий линкор в огнях.

Только в кинотеатре я могла сидеть спокойно и получать от этого удовольствие. Новая афиша предлагала «Терминатора», но его я уже смотрела. Сюжет, кстати, довольно интересный: робот-убийца, похожий на Арнольда Шварценеггера, появляется из будущего, чтобы убить официантку по имени Сара Коннор. Сначала она показалась мне неприметной, но потом превзошла все ожидания! Мне понравилось, пусть это и не фильм о чудовищах. Хотя кое-что меня в нем разочаровало: ни одна из знакомых мне женщин не похожа на Сару Коннор.

Я проезжала мимо ломбарда, мимо мебельного магазина и пиццерии с навесом в красно-зеленых полосах, как вдруг под колеса метнулось что-то маленькое и темное. В мрачном дневном свете мне показалось, что это кошка. Пока ноги не соскользнули с доски, я даже успела подумать о том, что в центре Сан-Диего кошку не встретить.

Падение – дело привычное, однако секундная потеря равновесия всегда выбивает из колеи. Мир, казалось, перевернулся и выскользнул из-под ног. Я с такой силой грохнулась на землю, что аж зубы клацнули.

Я катаюсь на скейте с незапамятных времен – с тех пор, как мой лучший друг Нейт Уокер и его брат Сайлас отправились с родителями в путешествие на Венис-Бич. Мы тогда учились в третьем классе. По возвращении они без конца болтали о «Зефире»[1] и скейт-магазинах в Догтауне. Я влюбилась в скейт в тот самый момент, как познакомилась с гриптейпом[2] и лонгбордами. Тогда я впервые прокатилась по Сансет-Хилл и поняла, что значит скорость, от которой сжимается сердце и слезятся глаза.

Тротуар был ледяным. Я лежала на животе, в груди стоял глухой стук; боль сковала руки. Голый локоть торчал сквозь разорванный рукав свитера, а ладони горели. Кошка уже давно исчезла.

Я перевернулась на спину и попыталась сесть, как вдруг из магазина выбежала худенькая темноволосая женщина. Меня это удивило почти так же сильно, как и кошка в деловом районе города. В Калифорнии никто бы не бросился на помощь, а в Индиане все наоборот. Мама говорила, что люди здесь добрее.

Женщина с большими испуганными глазами опустилась рядом со мной на колени. Разбитый локоть немного кровоточил; в ушах стоял звон.

С беспокойным видом она наклонилась ближе.

– Бедняжка! Тебе, должно быть, больно. – Она подняла голову и заглянула мне в глаза. – Не боишься?

Я уставилась на незнакомку. Первой моей мыслью было: «нет». И это во всех отношениях правда: я не боялась ни пауков, ни собак; я гуляла одна в темноте или каталась на скейте по мокрой дороге в сезон дождей; не переживала, что на меня набросится маньяк или что меня накроет цунами. А когда мама и отчим сообщили мне, что мы переезжаем в Индиану, я собрала в рюкзак несколько пар носков, нижнее белье и джинсы и смело направилась к автовокзалу. Вот уж действительно странно спрашивать незнакомца, не испугался ли он. Чего мне бояться?

Долю секунды я просто сидела посреди тротуара и щурилась, глядя на женщину.

– Чего?

Та потянулась стряхнуть грязь с моих ладоней. У нее были худые загорелые руки с сухими потрескавшимися ладонями, и, очевидно, она имела привычку грызть ногти. На фоне ее рук моя кожа выглядела бледной и веснушчатой.

Женщина смотрела на меня с тревогой: взгляд метался из стороны в сторону, как будто это я вела себя странно, а не она.

– Я спрашиваю, шрамов не боишься? Мне просто интересно, насколько сильно твоя кожа подвержена порезам. Так бывает со светлокожими. Нанеси «Бактин»[3], чтобы инфекция не попала.

– О… – Я покачала головой. Ладони до сих пор горели. – Нет, не замечала.

Женщина наклонилась, собираясь ответить, но вдруг замерла, и ее круглые глаза стали еще больше. В следующую секунду воздух взорвался ревом двигателя, и мы обе подняли головы.

Ярко-голубой «Камаро» промчался на красный сигнал светофора на Оук-стрит и с ревом остановился у обочины. Женщина обернулась, не понимая, что произошло. Мне же объяснения не нужны – я и так знала.

Мой сводный брат Билли откинулся на водительском сиденье, лениво придерживая рукой руль. Из салона через закрытые окна доносился гул музыки.

Даже с тротуара я заметила у него в ухе сияющую серьгу. Билли, как всегда, смотрел на меня равнодушным тяжелым взглядом, будто я наводила на него смертную тоску. Тем не менее в омуте его глаз читалась опасность. Когда он так смотрел, мое лицо так и норовило залиться краской. Я привыкла к его пренебрежению, но как же становилось стыдно, если это происходило перед кем-то еще, как, например, перед этой милой взволнованной женщиной. Она выглядела как напуганная мать.

Я вытерла горящие руки о джинсы, а затем наклонилась, чтобы поднять скейт.

Билли отбросил голову, открыл рот и через секунду наклонился, чтобы опустить стекло.

Стерео заиграло громче; холодный воздух наполнился музыкой «Quiet Riot»[4].

– Залезай.

Недели две назад, еще в апреле, я думала, что «Камаро» – самая крутая тачка, которую мне довелось увидеть. Длинная и голодная, как акула, она обладала глянцевым кузовом и заостренными формами. С такой машиной и банк ограбить не стыдно.

Билли Харгроув соответствовал автомобилю – такой же быстрый и жесткий. Он носил потертую джинсовку и «маску» кинозвезды.

Сначала, еще до того, как Билли превратился из идеи о лучшей жизни в моего брата, я не представляла, чем все обернется. Его отец Нил изъявил желание жениться на моей маме, и мы съехались. Я радовалась, что у меня вновь появится семья.

После развода мой биологический отец удрал в Лос-Анджелес, поэтому виделись мы редко: по праздникам или когда он приезжал в Сан-Диего по работе и мама не могла придумать оправдание, чтобы меня не пускать.

Мама, конечно, всегда присутствовала в моей жизни, но общаться с ней было крайне трудно. Она и так отличалась своенравием, но стоило отцу исчезнуть с горизонта, как дела усугубились – она стала растворяться в каждом парне, с которым встречалась. Печальное зрелище.

Сначала появился Донни. Из-за больной спины он не мог наклониться, даже чтобы взять ведро и вынести мусор. В выходные он жарил замороженные блины и рассказывал отвратительные шутки. А в один прекрасный день он сбежал с официанткой из блинного ресторанчика.

На смену Донни пришли Вик из Сент-Луиса и Газ с разноцветными глазами (один синий, другой зеленый). Еще был Иван, который ковырялся в зубах складным ножом.

Нил отличался от всех ухажеров. Он водил желто-коричневый пикап «Форд», носил глаженые рубашки, а еще у него были усы, которые придавали ему образ армейского сержанта или смотрителя парка. И он хотел жениться на маме.

Бывшие парни хоть и были полными лузерами, но они были явлением временным, поэтому возражений к ним не имелось. Некоторые из них казались веселыми, дружелюбными или смешными, но вскоре обязательно всплывали их недостатки: они задерживали плату по счетам, разбивали машины или напивались и попадали за решетку.

Они всегда уходили, а если нет, то их выставляла мама. Лично я горем не убивалась. Даже с лучшими из них мне становилось неловко. Никто из них не был настолько крут, как папа, но в основном они были нормальными парнями, а некоторые даже милыми.

Как я уже говорила, Нил оказался полной противоположностью.

Они познакомились в банке. Мама работала кассиром: сидела за грязным стеклом, выдавала депозиты взрослым и леденцы – детям. Нил работал охранником и стоял весь день у двойных дверей. Он признался, что мама напоминала ему Спящую красавицу за стеклом или старинную картину в раме. Нил явно имел в виду некий романтичный образ, вот только мне его слова виделись иначе: Спящая красавица лежала в коме, а в картинах и вовсе нет ничего занимательного – они просто обречены на пожизненное пребывание в рамках.

В первый раз, когда мама пригласила Нила на ужин, он принес цветы. Ни один из парней никогда не приходил с букетом. Он похвалил мясной рулет, а мама в ответ застенчиво улыбнулась, одарив его теплым взглядом. Я была рада, что она перестала плакать из-за последнего ухажера – продавца ковров с лысиной и женой, о которой он забыл упомянуть.

За несколько недель до начала моей учебы Нил предложил маме выйти замуж. Он подарил ей кольцо, а мама вручила ему ключ от дома. Он стал приходить по своему усмотрению, приносил цветы или избавлялся от декоративных подушек и картин, которые ему не нравились. Тем не менее, как настоящий джентльмен, Нил никогда не заходил после десяти и не оставался на ночь. Сам себя он называл старомодным. Ему нравились чистая кухня и семейные ужины. Маленькое золотое обручальное кольцо сделало маму безумно счастливой, и я старалась за нее радоваться.

Нил упоминал о сыне-старшекласснике, но на этом все рассказы заканчивались. Я почему-то представляла футболиста, внешне похожего на молодого Нила. Но уж никак не Билли.

В тот вечер, когда мы впервые встретились, Нил отвез нас на картинг возле дома, куда приходили серфингисты с подружками, чтобы полакомиться «муравейником» и поиграть в воздушный хоккей и «скибол»[5]. Обычно таких парней, как Нил, в подобные места и мертвыми не затащишь. Позже я поняла, что он просто выделывался.

Билли опаздывал. Нил ничего не говорил, но я видела, как он бесился. Он делал вид, что все в порядке, но вмятины от его пальцев на пенопластовом стаканчике с колой говорили об обратном. Пока мы ждали, мама возилась с бумажной салфеткой, сворачивала ее, а потом и вовсе принялась рвать на мелкие кусочки.

Мне представилось, что, может быть, Нил просто дурит нам головы и на самом деле у него не было никакого сына. В ужастиках такое часто случается: парень придумывает целую жизнь и рассказывает о своем идеальном доме и идеальной семье, но в действительности живет в подвале и ест кошек.

Нет, конечно, я так не думала, но уж лучше фантазировать, чем наблюдать, как он каждые две минуты таращится на парковку, а затем улыбается маме.

Мы втроем играли в мини-гольф, когда наконец появился Билли. Мы стояли на десятой лунке перед раскрашенной ветряной мельницей размером с садовый сарай и пытались загнать мячик в отверстие между лопастями.

«Камаро» заехал на парковку с таким ревом, что все обернулись. Билли вылез из машины, громко захлопнув за собой дверь. Он был в джинсовке и «инженерах»[6], а что самое удивительное – носил серьгу. Некоторые старшеклассники ходили в сапогах и джинсовых куртках, но точно не с сережками. С «маллетом»[7] и в расстегнутой рубашке он выглядел как металлист в торговом центре. Или Бон Джови. Или другая знаменитость.

Билли направился в нашу сторону прямо по полю для мини-гольфа.

Перешагнув через большую пластиковую черепаху, он встал на искусственный зеленый газон.

У Нила был кислый напряженный вид – как обычно, когда что-то не соответствовало его стандартам.

– Ты опоздал.

Не глядя на отца, Билли пожал плечами.

– Поздоровайся с Максин.

Я ненавидела, когда меня называли полным именем, поэтому хотела возразить, но все же воздержалась. А какой толк? Нил всегда называл меня Максин, независимо от того, сколько раз я просила этого не делать.

Билли медленно и равнодушно кивнул, будто мы знакомы. В ответ я улыбнулась, держа влажную от пота резиновую ручку клюшки. Я уже мечтала, какой крутой стану и как обзавидуются Нейт и Сайлас. У меня есть брат, теперь моя жизнь изменится!

Позже мы вдвоем зависали у «скибола», пока Нил и мама гуляли по набережной. Меня уже начало раздражать, что они постоянно липли друг к другу, но я опустила четвертак в слот, стараясь не обращать на них внимание. Мама казалась по-настоящему счастливой.

«Скибол» стоял на бетонной площадке над гоночной трассой, поэтому сверху можно было наблюдать за пролетавшими мимо машинами.

Билли оперся локтями на перила, зажав между пальцами сигарету.

– Сьюзен занудная.

Я пожала плечами. Да, она суетливая, нервная, иногда не умеет веселиться, но все же она – моя мама.

Билли посмотрел вниз на карты. Тогда я впервые заметила его тяжелый взгляд под длинными девчачьими ресницами. Он никогда не выглядел бодро, за исключением… редких случаев. Случалось, лицо его обретало бдительность, и было трудно сказать, что он намеревается сделать.

– Значит, Максин?

Билли произнес мое имя так, словно для него это была какая-то шутка. Как будто на самом деле меня зовут по-другому.

Я заправила волосы за уши и запустила шарик в угловую стоочковую лунку. Машина загудела, выплюнув бумажную цепочку билетов.

– Не называй меня так. Либо Макс, либо никак.

Билли перевел на меня взгляд. На вялом лице появилась сонная улыбка.

– Кажется, у тебя слишком длинный язык.

Я пожала плечами. Мне не раз об этом говорили.

– Только если меня довести.

Билли рассмеялся низким басом.

– Безумная Макс[8]. Ладно, договорились.

«Камаро» ждал на парковке, словно какое-то инопланетное существо или монстр в голубом свете фонаря. Как же мне хотелось к нему прикоснуться!

Билли снова отвернулся. Он опирался на перила с сигаретой в руке и наблюдал за проносящимися гоночными машинами.

Я забросила последний мячик в стоочковую лунку и забрала билеты.

– Хочешь погонять?

Билли фыркнул и затянулся.

– Зачем мне детский картинг, когда я вожу тачку?

– Ну и что, я тоже водить умею.

На самом деле я чуть преувеличила. Я умею пользоваться сцеплением – отец научил меня на парковке у бургерной.

Билли даже не моргнул. Он откинул голову и выпустил струйку дыма.

– Ну конечно, – усмехнулся он.

Под неоновыми огнями он выглядел скучающим и равнодушным, но голос его звучал почти дружелюбно.

– Конечно. Как только мне исполнится шестнадцать, я сяду за руль «Барракуды» и прокачусь по всему побережью.

– Да ну? Она слишком мощная для ребенка.

– И что? Как-нибудь справлюсь. Я бы и с твоей справилась.

Подойдя ближе, Билли наклонился и заглянул мне прямо в глаза. От него резко пахло табаком, и он все еще улыбался.

– Макс, – пропел он хитрым голосом. – Если думаешь, что я подпущу тебя к своей машине, ты сильно заблуждаешься. – Билли улыбнулся.

Он снова засмеялся, потушил сигарету и выбросил окурок в сторону. Глаза его горели.

Я решила, что он дурачится. Парни всегда так делают. Вот взять, например, знакомых отца. Эти бездельники, которые зависали в «Черной двери» на его улице в Восточном Голливуде, отпускали шуточки или дразнили меня насчет мальчишек. Они ведь просто дурачились.

Билли нависал надо мной, разглядывая лицо.

– Ты еще ребенок, – заявил он. – Но и дети не откажутся прокатиться на такой тачке, а?

– Еще бы, – согласилась я.

Какой же наивной я оказалась! Я решила, что теперь все будет хорошо. Что Харгроувы изменят нашу жизнь к лучшему – ну или хотя бы сделают ее нормальной. Я ведь думала, что обрела семью.

Мой первый день в средней школе Хоукинса выдался на вторник. Мама не стала выгонять нас учиться в понедельник: школе все равно не хватало кое-каких документов. Но во вторник она заглянула ко мне в комнату и велела вставать.

Я все еще не распаковала коробки с вещами и сперва решила, что она попросит этим заняться. Но мама лишь улыбнулась и заявила, что пришла пора идти в школу. Видимо, постоянное присутствие Билли начало сводить ее с ума. А может, она наконец-то заметила, что я три дня только и делала, что в автоматы играла? Я бы и четвертый день просидела, но нельзя же вечно прогуливать. Да и где взять столько денег?

После завтрака я схватила рюкзак и скейт и последовала на улицу вслед за Билли.

В «Камаро» привычно пахло лаком для волос и сигаретами. Билли скользнул на водительское сиденье и завел двигатель. Машина взревела, и мы отправились по двухколейной фермерской дороге в город мимо лесов, полей и множества коров.

Билли сидел за рулем и смотрел прямо перед собой.

– Боже, эта дыра – полный отстой. Могу поспорить, ты уже планируешь следующий побег.

Я смотрела в окно, подперев подбородок рукой.

– Ошибаешься.

Маму чуть инфаркт не хватил, когда полицейские вернули меня домой с автобусной станции. Она не могла уняться – все твердила, как я их напугала и как опасно убегать неизвестно куда. Она вообще не поняла смысла побега. Но я-то знала, куда направлялась, – я собиралась в Лос-Анджелес, чтобы повидаться с отцом. Хотя для мамы это одно и то же.

С момента развода отец жил в дрянной маленькой квартире в Восточном Голливуде со свалявшимся ковром и грязными, как в нечищеном аквариуме, окнами.

Он загорал еще быстрее меня – «черный ирландец»[9] с темными волосами и прозрачной кожей. Папа разбирался в науке и знал все ответы на воскресный кроссворд. Он мог запросто открыть навесной замок с помощью скрепки и банки от кока-колы.

Мама ненавидела, когда я с ним оставалась. Она беспокоилась обо всем подряд: грабителях, дорожно-транспортных происшествиях и наличии времени на сон. Даже когда они еще ладили, ее раздражало, что он разрешал мне все то, что она запрещала. Маму напугать несложно, но иногда она и правда перебарщивала. Я понимаю еще, если бы он брал меня на собачьи бои… Нет, здесь все гораздо хуже: она не позволяла нам играть в стрелялки или учить меня пользоваться дрелью, чтобы сделать гоночную машину из роликов и ящиков из-под апельсинов.

После развода мамины нервы сдавали все больше, в то время как папино безразличие росло не по дням, а по часам. Когда я возвращалась домой с порванной курткой или царапиной на колене, доходило чуть ли не до истерик. Неудивительно, что я умолчала о том, что папа учил меня водить старую грязную «Импалу» на парковке возле бургерной.

Рассказывая о выходных у отца, я опускала те части, которые мама наверняка не хотела слышать: как он опаздывал, когда встречал меня с автобуса; как иногда отрубался перед телевизором. По выходным папа любил ездить на ипподром, а я сидела на виниловом табурете, ела арахис и наблюдала за лошадьми.

Я была не против к нему переехать. В Лос-Анджелесе круто: панк-клубы, «Оки-дог»[10] и девчачьи скейтерские тусовки. Конечно, мне бы не хватало друзей, но тем летом отношения у нас не заладились, поэтому я вряд ли тосковала бы.

В мою голову никогда не закрадывались мысли о Сан-Диего, пока я не узнала, что мы туда переезжаем. Нил и мама усадили нас в гостиной и сообщили, что решили ехать в Индиану. Ложь чистой воды – решение принял Нил, а мама кивнула, улыбнулась и смирилась с идеей.

Билли с катушек слетел: врубил музыку, крушил дом, а потом и вовсе перестал появляться к ужину.

Я же психовать не стала – просто решила, что никуда не поеду.

Побег оказался недолгим. Полиция вернула меня домой, я собрала вещи в десять картонных коробок из винного магазина и долго смотрела, как грузчики складывают их в арендованный грузовик. Так мы попали в Хоукинс.

Город оказался меньше, чем я представляла, но достаточно милым. Может, все не так уж и плохо. Центр был маленьким и обшарпанным, зато украшен к Хеллоуину. А еще там был игровой центр. Разве можно считать город плохим, если там есть где поиграть в автоматы?

Билли обиженно смотрел на дорогу.

Средняя школа Хоукинса представляла собой длинное кирпичное здание напротив парковки. Простое и прочное строение больше походило на окружную тюрьму, чем на школу. Мама попросила Билли довезти меня, зайти внутрь и убедиться, что они получили документы. Вместо этого он остановился у главного входа и собрался ехать дальше на стоянку.

– Эй! – Я уставилась на него и ударила рукой по приборной панели. – Ты должен меня проводить!

Билли повернул голову в мою сторону:

– А я не хочу, Макс. Мне не платят за услуги няньки. Если тебя что-то не устраивает, завтра пойдешь пешком.

Ничего не говоря, я схватила скейт и рюкзак и без оглядки выскочила из машины.

Найти администрацию труда не составило: пройдя по небольшому коридору, я попала прямо к нужной двери.

Когда я сообщила цель прихода, женщина в блестящей старомодной блузке посмотрела на меня так, словно я прилетела с другой планеты.

Наконец она повернулась и позвала другую женщину, которая копалась в шкафу с документами.

– Дорис, у нас есть расписание занятий для Мейфилд?

Леди отложила папки и подошла к стойке.

– Зачем тебе расписание в середине учебного года? – Такое ощущение, будто я ее чем-то ошарашила.

Без лишних слов я вздохнула и нетерпеливо уставилась на женщину, широко раскрыв глаза. Мама не выносила этот взгляд. Она говорила, что я только хуже делаю, но на деле просто смущалась и извинялась за меня. Да, любезной меня не назвать.

Я почти не сомневалась, что офисные дамы попросят убрать скейтборд. В прежней школе доску разрешали держать только в шкафчике, но здесь замечаний никто не сделал. Может, у них и вовсе нет правил? Или они никогда не видели скейты?

Первым уроком было естествознание, и я зашла в кабинет после звонка.

Хотя все уже сидели, в классе оставалось много пустых парт – очевидно, учеников должно быть больше. Я так решила, потому что класс был большим, а Хоукинс маленьким. Однако пустые места выглядели так, будто их хозяева ушли сражаться с чудовищами и до сих пор не вернулись.

Учитель велел встать перед классом, чтобы меня представить. Как же раздражает, когда взрослые называют тебя полным именем, словно ты в чем-то провинился. Когда я поправила его, некоторые девочки захихикали и начали шептаться, а мальчишки просто глазели.

Дальше было еще хуже. Наверное, школа пыталась доказать мне, что здесь не место таким, как я. На уроке истории учитель, мистер Роган, велел мне выполнить ксерокопию рабочего листа, пока все остальные ребята по трое-четверо работали над проектом. В конце урока он даже не вспомнил, что о чем-то меня просил.

Друзей я не умела заводить с детства.

Я никогда не понимала, как разговаривать с девочками. Они всегда удивлялись, почему я не интересуюсь накладными ногтями и химической завивкой и смотрю ужастики не ради того, чтобы повизжать. Летом они каждый день лежали возле бассейна, мазали друг другу плечи детским молочком и болтали о парнях. Меня не прельщала перспектива самосожжения в попытке загореть. Да и парней я знала: никто из них не стоил того, чтобы терять голову.

Мама все выходные распаковывала и гладила вещи. Когда ее одежда закончилась, она принялась за мою – я застукала ее в своей комнате. Утром вторника она вытащила из коробки купленную в прошлом году кофту «Esprit». Полосатый и свободный кардиган с большими пластиковыми пуговицами лежал у меня на кровати. Что мама хотела этим сказать? Я ведь уже оделась в джинсы и пуловер, который носила каждый день.

– Зачем ты его вытащила? – поинтересовалась я.

Я понимала, что надо ее порадовать, но не хотела приходить в свой первый день в школу, одетая как кто-то другой.

Мама мимолетно улыбнулась.

– Сегодня твой первый день. Думала, ты захочешь надеть что-нибудь особенное.

– Зачем?

Улыбка исчезла, и она отвела взгляд, вертя в пальцах рукава кардигана.

– Не знаю. Деньги на ветер. Ты ведь такая красивая, а даже не пытаешься хорошо выглядеть.

Вырядиться для Хоукинса? Я чуть не рассмеялась. Я не считаю себя красоткой и уж тем более не отличаюсь хорошими манерами.

Во время обеда я сидела в одиночестве на треснутой ступеньке возле спортзала и ела вяленую говядину и брецели из пакетика. Мы до сих пор не распаковали кухню, поэтому приходилось закупаться в бакалее. Впервые после отъезда из Сан-Диего я почувствовала в сердце пустоту. Целую минуту я думала, что это, и наконец поняла: я столкнулась с настоящим одиночеством.

Раньше со мной всегда были Бен Восс, Эдди Харрис и Нейт. Все лето напролет и вечерами после школы мы катались на скейтах или строили крепости в высохшей речке за моим домом. И у меня все еще оставался отец, несмотря на то что он переехал в Лос-Анджелес. Папа – настоящий генератор идей, и он умел сделать так, чтобы я чувствовала его присутствие даже в отсутствие.

Папа обожал головоломки – шпионов, секретные коды, тайники. Ему нравилось решать задачки. Когда я была маленькой, еще до того, как он переехал в Лос-Анджелес, отец прятал в учебники записки. Потом, работая над докладом по истории или листая литературу, я то и дело находила между страницами маленькие клочки бумаги с закодированным сообщением или головоломкой, которую он сделал с помощью кругов, треугольников или омонимов.

Я обожала эти штучки, но маму они сводили с ума. Ее раздражало, что такой умный, умелый мужчина работал в ночной шарашке или не работал вообще.

Папа никогда не стремился стать офисным работником, загнанным в рамки графика – он предпочитал свободу. После развода отец перестал заморачиваться: он спал допоздна, а по ночам тусовался в бильярде или делал поддельные удостоверения личности. Маму смущала его работа, зато я видела в ней определенный смысл: я понимала, каково следовать правилам, когда не хочется и ты вот-вот взорвешься от внутреннего противоречия. Сидишь и покорно ждешь, пока не зазвенит звонок, чтобы вырваться из-за двери на свежий воздух.

Рядом на размеченной на четыре части площадке несколько девочек лениво играли в «квадрат» каучуковым мячом. Мама мечтала, чтобы я была одной из них: носила вельветовые джемпера, клетчатые юбки до голени. Они не красили ногти и не закручивали челки. На двоих из них были кардиганы, и я сразу представила довольное лицо мамы, если бы она увидела меня в таком же.

На секунду я даже захотела к ним подойти… но что бы я сказала? Я не представляю, о чем нужно болтать с девчонкой во фланелевой юбке, чтобы та стала твоей подругой. Какая жалость.

Остаток обеденной перемены я провела за школой, гуляя вдоль покатого тротуара. Я спускалась вниз в третий раз, когда вдруг почувствовала, что кто-то на меня смотрит.

У ворот на футбольном поле стояла группа мальчиков. Они собрались возле решетки и не сводили с меня глаз.

Кажется, я видела их на первой перемене. Это ведь они прятались за забором? В ту же секунду я поняла, что они за мной шпионили – правда, довольно банально. Один из них что-то прошептал, и все наклонились ближе с таким видом, будто я слепая и ничего не вижу.

Я весь день чувствовала себя некомфортно. Время тянулось страшно медленно. Душа требовала доказать что-то миру – ну или хотя бы как-то компенсировать тот факт, что, кроме учителей и дам в канцелярии, со мной никто не разговаривает.

Вытащив скомканное задание по истории, я написала на обороте сообщение – обычное сообщение без загадок и кодов. На простом английском языке я велела им держаться от меня подальше. Я писала бездумно и предвзято, даже не понимая, хочу ли этого. Ведь, пожелай я остаться одной, я бы вообще не стала ничего писать.

Тогда я бросила записку в мусорное ведро, зашла в школу и захлопнула за собой дверь.

Мама пробыла замужем за Нилом всего три недели, когда я наконец поняла, что он собой представляет.

По средам мама обычно готовила ригатони и фрикадельки. Мы сидели на диване и смотрели «Сто к одному». Но, как только они поженились, Нил стал настаивать, чтобы мы проводили время вместе. Школьный год только закончился, и он решил, что мы все поужинаем у «Капитана Сполдинга». Как настоящая семья.

Это один из тех шумных, людных ресторанов, где посетители сидят за столом часок-другой, едят луковые кольца и ведут себя так, будто хорошо проводят время.

Билли даже притворяться не удосужился. Весь ужин он просидел, глядя в потолок.

Какое-то время мама ковырялась в салате, потом протянула руку и положила ее поверх моей.

– Знаешь, я тут подумала: может быть, летом запишемся в волейбольный лагерь?

– А что, ты тоже будешь ходить?

Мама расплылась в широкой тревожной улыбке, и я заметила у нее на зубах помаду.

– Это отличный шанс пообщаться с девчонками. Разве ты не хочешь завести друзей?

Из-за красного пятна на зубах она напоминала кровожадного хищника. Я нахмурилась и отвела глаза.

Нил ел чизбургер при помощи вилки и ножа. Заметив мое молчание, он перестал жевать и наклонился, заглядывая мне в лицо:

– Мать задала тебе вопрос.

Я извернулась:

– А зачем мне отвечать? Разве так важно, чего я хочу?

Изо рта Нила пахло солеными огурцами.

– Максин, – пригрозил он. – Я предупредил.

– Меня зовут Макс, – резко поправила я, чувствуя, как к щекам приливает кровь.

Нил выдохнул через нос, сдерживая эмоции. Он положил вилку и потянулся к моей руке.

– Следи за языком, юная леди, иначе пожалеешь.

Я знала, что должна извиниться и вести себя хорошо, как того желали мама и Нил, однако внутри разгорался пожар. Как будто я весь день просидела в классе, желая поскорее выбраться на улицу и бежать прочь, и вдруг услышала заветный звонок. Папа всегда говорил: мозг у меня быстрый, но рот – быстрее.

– Уж лучше жалеть, чем оказаться в волейбольном лагере.

Нил посмотрел на меня тяжелым взглядом, пронизывающим до самых костей.

– Пора бы уже научиться разговаривать с отцом.

– Ты мне не отец, – буркнула я под нос.

Но, как оказалось, недостаточно тихо.

Нил крепче сжал руку и вытащил меня из кресла.

– Считай, что ты поела. Иди в машину.

Я опустила глаза на тарелку, все еще полную фруктового салата и картофеля фри. Гамбургер я успела съесть только наполовину… И мы еще мороженое не заказали…

– Я даже картошку не доела!

Нил пронзил меня долгим холодным взглядом, как будто замерзая изнутри.

– Жди. В машине.

Я смотрела на него, пока его тяжелый взгляд не вынудил меня отвернуться.

Нет, я не плакала. Я просто сказала себе, что он – очередная помеха в моей жизни, которая скоро закончится. Нужно просто подождать. Вот только на этот раз я не очень-то в этот верила. Все менялись слишком быстро. Мама никогда не выгоняла меня из-за стола. Нет, я не плакала. Но еще чуть-чуть – и разревелась бы.

Я неуверенно направилась к выходу из ресторана, проходя мимо официанток и администратора. Мне казалось, будто они знали, что меня отругали, и теперь жалели. Это было унизительно. Мне уже тринадцать, а в ресторане со мной обращались как с какой-то малышкой, которую выгнали охладить пыл.

Выйдя на парковку, я села на заднее сиденье маминого «Скайларка» и, не закрывая дверь, стала думать о том, как сильно ненавижу Нила.

В кармане шорт нашлось полпакета семечек. Я принялась есть, бросая шелуху на землю, и вдруг поняла, что надо мной кто-то стоит.

На улицу вышел Билли и встал в бледно-желтом круге уличного света.

Спустя некоторое время он вздохнул и закурил. Он всегда курил как какой-то панк-рокер, зажав сигарету между зубами.

– На этот раз ты точно объявила Нилу войну.

Я чувствовала себя глупо из-за того, что наорала на его отца и вылетела из-за стола, и не хотела, чтобы он видел меня в таком состоянии. С хмурым видом я опустила взгляд на зеленые замшевые кеды. На носках цвет потерся, но резина еще была в хорошем состоянии.

– Не хочу, чтобы он строил из себя моего отца, и не собираюсь притворяться его дочерью.

– Не переживай, – успокоил меня Билли, глядя на неоновую вывеску «КАПИТАН СПОЛДИНГ». Сияющий клоун весело размахивал рукой. – Даже я его отцом не считаю.

Я посмотрела на Билли. Может, я неправильно расслышала?

– Что? – переспросила я.

Билли повернулся, и мне показалось, он меня поддержит или даже обнимет.

Но взгляд его оставался равнодушным и тяжелым, как и всегда.

– Он подонок, Макс. Неужели ты не поняла? Ты серьезно думаешь, что такой мужик может стать кому-то отцом? Ни для меня, ни для тебя… ни для кого другого.

– А как же костюм? – спросила мама, когда я зашла на кухню, чтобы позавтракать. Она тем временем доставала посуду из коробки с газетами и ставила в буфет.

Нил сидел за столом, ел яичницу и читал спортивную колонку. Затолкав последний кусок тоста в рот, он решил ответить сам, хотя мама разговаривала со мной:

– Не надо ей потакать. Она уже взрослая для костюма.

Мама посмотрела на меня застенчивым, извиняющимся взглядом, но спорить не стала. Я закатила глаза и потянулась за хлопьями. Плевать.

В любом случае готовиться к Хеллоуину в одиночку – неправильно. Раньше я весь октябрь проводила в гараже с Нейтом, примеряя костюмы и думая над идеями по сбору конфет. Теперь же я оказалась за три тысячи километров от дома, и мне казалось, что огромная часть меня пропала без вести.

С раннего детства я фанатею от Хеллоуина. Может, это не самый любимый мой праздник – я все-таки обожаю Рождество, как бы слащаво это ни звучало, – но в ночь Хеллоуина я всегда чувствовала себя особенной.

В прошлом году я нарядилась в Носферату[11], а Нейт – в доктора Ван Хельсинга. Нейт взял с собой брезентовый мешок с деревянными колышками от палатки и посыпал волосы детской присыпкой, чтобы изобразить седину. Вот только никто так и не понял, кого он изображал, даже когда он вытащил один из кольев и сделал вид, что ударил меня. Его костюм был страшный, а мой – еще страшнее: резиновая шапочка для лысины и пластиковые острые зубы. Мама чуть в обморок не упала, когда увидела меня.

Я всегда любила монстров. Не пропустила ни одного эпизода «Темной комнаты»[12], а еще папа иногда брал меня в театр «Синяя птица», где показывали старые черно-белые фильмы с мумиями, оборотнями и Франкенштейном.

В последнее время я больше интересовалась такими фильмами, как «Техасская резня бензопилой: кожаное лицо», «Джейсон» или то кино про парня из трейлера в грязном полосатом свитере и с лицом, похожим на «Неряху Джо»[13]. Мне нравились всевозможные монстры со сверхспособностями, но кровавые ужастики казались страшнее – они выглядели реалистичней. Безусловно, вампир тоже жутковат, но встретить в жизни психа-убийцу шансов гораздо больше – уж я-то знаю, я ведь смотрю новости. Все эти жуткие парни в темных переулках или белые фургоны, преследующие девушек.

После завтрака я стояла в коридоре перед спальней и пыталась решить, что делать. Я не планировала надевать костюм, но после слов Нила мне захотелось его разозлить. И я даже знала, где лежит маска.

Коробки с аккуратными мамиными надписями так и стояли в углу. В одной из них под названием «Сокровища Макс» я нашла маску, лежавшую поверх комиксов.

Я выбрала Майкла Майерса из «Хеллоуина»[14], потому что у него не было слабых мест. Он никогда не спешил, но все равно догонял жертву. Он был невероятно силен – его нельзя одолеть и опередить. И остановить тоже невозможно.

Нейт планировал надеть костюм Шегги из «Скуби-Ду», потому что мама никогда не позволяла ему смотреть взрослые фильмы. Моя бы тоже возражала, но мне беспокоиться не о чем – слово всегда оставалось за папой. Во всяком случае, раньше было так.

Монстров вроде Майкла Майерса я боялась больше всего, потому что они были настоящими. Нет, в реальной жизни их не существует, но вы бы точно в них поверили. Он никогда не разговаривал и не снимал маску, но под ней прятался мужчина – а мужчина мог скрываться где угодно. Мир кишит опасностями – может быть, не в точности, как Майкл Майерс, но похожими. И от них нельзя спастись, с ними можно лишь научиться жить.

На белой резиновой маске имелись лишь формованные пластиковые брови и парик из густых черных волос. Я долго смотрела на нее, пытаясь решить, надевать или нет.

– М-а-а-а-а-кс! – раздался из коридора голос Билли.

Я знала, что он не в настроении. В таких случаях он всегда говорил нараспев. Сладко снаружи, опасно внутри.

– Черт, Макс, где ты?

Бросив маску на кровать, я начала рыться в коробке в поисках остальной части костюма – пусть не комбинезона, но хотя бы мачете. Я отбросила антологию «Дома тайн», но оружие оказалось где-то на дне, а времени на поиски совсем не оставалось.

Из коридора снова раздался голос Билли, на этот раз издалека:

– Если ты не сядешь в машину через десять секунд, я уезжаю без тебя!

С маской в руках я поспешила в гостиную. Увидев ее, Билли поднял брови, но промолчал.

– Сегодня же Хеллоуин. – Я пожала плечами и помахала маской.

Он так и не ответил, а лишь бросил на меня пронзительный, тяжелый взгляд.

– Что? Мне теперь и костюм нельзя надеть?

– Валяй. Только потом не удивляйся, что оказалась в дерьме. Никто в средней школе не наряжается к Хеллоуину. Только всякие лузеры.

Я пожала плечами, но когда поняла, что сказать мне нечего, отправилась в спальню и сунула маску в комод. Еще одна вещь, которой я лишилась.

Даже несмотря на то, что я послушала Билли насчет костюма, я все еще боялась оказаться единственной, кто пришел в повседневной одежде, среди ведьм и мумий. Однако страхи оказались напрасны – в костюмах, слава богу, никто не пришел. Я и так новенькая, хорошо хоть не вырядилась.

Я начала привыкать к школе, но по сравнению с тем местом, куда я ходила раньше, здание выглядело излишне простым. Из-за отсутствия верхнего света и окон казалось, что время остановилось и я застряла в альтернативной реальности среди флуоресцентных ламп и линолеума.

Когда навязчивое чувство стало невыносимым, я бросила скейт на пол и покатилась прямо по коридорам. Уверена, что кататься в школе запрещено, но мне пришлось это сделать, чтобы поскорее выбраться из зыбучих песков скуки.

Я стояла у шкафчика, когда за спиной кто-то кашлянул. Обернувшись, я увидела двух шпионов, которые вчера во время обеда следили за мной на футбольном поле. Один из них, парень с густыми кудрявыми волосами и круглым жизнерадостным лицом, сиял, будто лучшего дня прежде не видел. Его худощавый и темнокожий друг с коротким афро тоже улыбался, но менее лучезарно.

Они были одеты как Рэй Стентс и Питер Венкман из «Охотников за привидениями». Утром, когда они пришли на естествознание, все хихикали и шептались, хотя костюмы выглядели вполне прилично. В тот момент я вспомнила о спрятанной в комод маске. Даже если бы мама не разрешила ее надеть, я бы ни за что не выбрала костюм охотников за привидениями. Фильм-то хороший, но ведь суть Хеллоуина – выглядеть страшно.

Не успела я опомниться, как кудрявый парень заговорил:

– Привет, Макс! Я Дастин, а это…

– Лукас, – представился второй. Он казался менее безумным. Я его вчера заметила, когда он смотрел на меня из-за забора. Он бросился мне в глаза, потому что в Хоукинсе не было темнокожих детей.

Я одарила их презрительным взглядом:

– Знаю. Вы за мной следите.

Оба принялись что-то бормотать. Дастин пустился в судорожный монолог, а я ничего не могла разобрать – он то ли нервничал, то ли пытался в чем-то меня убедить. Как будто желал ввязать в какую-то аферу, подобно спекулянтам, что продают с рук билеты на концерт в Лос-Анджелесе.

Они говорили одновременно, бессвязно перебивая друг друга, и мне потребовалась целая минута, чтобы понять суть разговора. Наконец Дастин посмотрел на меня круглыми глазами:

– Ты новенькая, и у тебя, наверное, нет друзей, с которыми можно пойти за конфетами на Хеллоуин.

Может, с его стороны это и грубо, но зато чистая правда.

Дастин улыбнулся, демонстрируя белые зубы.

– Мы встречаемся в тупике на Мейпл-стрит ровно в семь.

Я не собиралась становиться популярной или заводить друзей в Хоукинсе, но в тот момент было трудно придерживаться плана. Ребята расплылись в улыбке, а я смотрела на них, пытаясь понять, не уловка ли это. Неужели они и правда хотят, чтобы я пришла? Я столько времени провела с Билли, что уже не могла отличить правду от шутки.

Мне всегда нравилось быть одной. Я не боялась ездить в центр на автобусе или пролезать под ограждение на штрафстоянке, чтобы поглазеть на машины.

Тем не менее меня всегда окружали друзья. Мы строили совместные проекты и планы. После школы и во время летних каникул мы довольно много времени проводили за сооружением крепостей или катанием на скейтах в парке.

Нейт Уокер был моим лучшим другом. Он был ниже и худее меня, с острыми локтями и каштановыми волосами. На него никогда не пялились и не отвешивали огненных шуточек по поводу цвета волос.

Мы дружили с шести лет. Всегда вместе ездили на экскурсии, всегда были партнерами на лабораторных работах, играли в уличный хоккей и даже разбили лагерь на заднем дворе моего дома. То, что я девочка, никогда не был помехой нашей дружбе.

Я заметила этого тощего мальчика в красной футболке с человеком-пауком в самый первый день школы, во время обеденного перерыва. Ребята гонялись за ним с дохлым червяком на палке, пока Нейт не заплакал и не спрятался под горку. Даже в шесть лет я не понимала, почему он плачет, но мне понравилась футболка, поэтому я залезла к нему и села рядом.

– Ты чего плачешь? – спросила я.

Под горкой было жарко. До сих пор помню неприятные ощущения от раскаленного песка.

Нейт опустил голову и ничего не ответил.

– Хочешь взглянуть на «Лешего»?[15] – предложила я.

Нейт кивнул и вытер нос рукой.

Комиксу было лет сто, и обложка едва держалась – неудивительно, ведь я повсюду таскала его с собой. В нем рассказывалось о лешем, который сражался со злой байкерской бандой и заказчиком, жаждущим его смерти. Заказчик нанял ученого, чтобы изобрести ловушку – «Скотобойню» – и уничтожить лешего. Но в конце концов леший убежал и прикончил главаря байкерской банды, после чего мирно вернулся в свое болото.

Мы читали комикс, прижавшись друг к другу плечами, пока учитель не склонился над нами, сообщив, что пора в класс.

Так мы и стали друзьями. Играя в вышибалы, я всегда выбирала его в свою команду, хотя он был слабым и вылетал почти сразу. Он знал, как починить велосипед или скейт, и ему было плевать, что мы играли в баскетбол друг против друга. Ему было все равно, если я задавала вопросы с ноткой раздражения в голосе.

В те времена отец еще жил с нами. К моим друзьям он относился равнодушно – ко всем, кроме Нейта. К нему он проникся симпатией. Бен казался ему слишком энергичным, а Эдди – амебным. Но Нейт, по его мнению, стоил внимания. Папа считал его ярким.

Отца не волновали хорошие оценки, брендовая одежда, машины или элитный район проживания. Он считал, что в человеке главное – ум.

Нейт точно не лишен ума. Да, он был спокойнее и застенчивее других мальчишек в нашей компании, но при этом он был смышленый, интересный и всегда находил лучший вариант сооружения крепости или катапульты. Мне, как слишком активному человеку, иногда было приятно побыть в тихом обществе.

Мне нравилось, что Нейт понимал, о чем говорил папа, рассказывая о граде или карбюраторах. Он не считал странным, что, в отличие от других родителей, которые обожали Нила Даймонда[16], мой отец предпочитал пиратские кассеты, где на скотче маркером были написаны названия групп: «Dead Kennedys», «Agent Orange», «Bags»[17]. Когда он включал эту злую кричащую музыку, маме оставалось только вздыхать, доставать пылесос или миксер и делать вид, что она ничего не слышит.

У меня его кассеты восторга не вызывали. Я предпочитала танцевальную музыку и серф-рок. Ну, например, «Beach Boys» или «Sandals», которые исполнили саундтрек к фильму «Бесконечное лето»[18]. Но стоило папе включить панк-рок, Нейт начинал светиться. Он будто слышал то, что мне услышать не дано. Я не понимала, что такого замечательного в этой музыке, но было приятно приводить домой друзей, зная, что там им рады. Воспоминания об отце казались далекими и теплыми.

Теперь я жила с Билли и Нилом, и у меня больше не было уютного дома… Как и друзей, которых можно туда привести.

К концу уроков я уже из кожи вон лезла. День казался бесконечным.

Взяв домашнее задание, я сложила книги и покатилась на скейте по треснутому асфальту на парковку. Обратно к «Камаро».

Билли уже ждал. Он прислонился к заднему бамперу и курил сигарету, глядя на бледное осеннее небо. Интересно, с каким настроением мне придется столкнуться сегодня?

Билли непредсказуем, и это его худшая черта. Да, иногда мы с ним ладили – особенно в начале знакомства, когда я не знала, каков он на самом деле. Тогда мне нравилось с ним тусоваться. Бывало, он забирал меня из школы или разрешал пойти вместе с ним за запчастями. Он умел быть веселым.

Со мной он вел себя иначе, нежели с девчонками из школы. Может, это из-за возраста, но я решила, что дело в чем-то другом.

Он приглашал их на вечеринки или тусовался на стоянке бургерной с другими бездельниками. Разве это свидание? Конечно, девчонки вели себя так, будто они слишком круты для серьезных отношений, но при этом пытались познакомить его с родителями или любезничали со мной в надежде его впечатлить. Они думали, что это любовь, но через неделю он приезжал на парковку с кем-то другим.

Казалось, Билли их ненавидел, но при этом приглашал на побережье, чтобы пообжиматься. Меня бесили парни – они считали, что девчонки лишены ума или человечности и хороши только для того, чтобы стягивать с них футболки.

Ко мне Билли относился иначе. Сначала я думала, что это из-за моего возраста или нашего с ним родства, пусть и не прямого. Однако через некоторое время я поняла: я просто на них не похожа. Я не охотилась на парней, не красилась, а иногда забывала причесаться. А главное – я этого не хотела. Вот только теперь все изменилось… Теперь я не только не хотела, но и не могла.

Билли разговаривал со мной каким-то лукавым тоном, как будто хотел сказать что-то важное. Как будто ненавидел меня, но изо всех сил старался сделать из меня свое подобие. Любой намек на мягкость – и он не даст мне об этом забыть.

По дороге домой я сидела на пассажирском сиденье, слушая нытье о том, какая же дыра этот Хоукинс со своими провинциальными вечеринками, ограничением скорости, дерьмовой баскетбольной командой и такими же девочками.

Я смотрела в окно, за которым мелькала сельская местность, леса и поля. Сколько же здесь деревьев! Я знала – Билли хотел, чтобы я согласилась и выразила свое негодование, но я не видела в этом смысла. Раз мы здесь застряли, значит, придется с этим смириться. Так я ему и сказала.

Билли тотчас набросился на меня:

– И кто же в этом виноват?

На долю секунды я подумала, что мы будем обсуждать мой побег в Сан-Диего. У меня не было желания, и я замолчала, надеясь, что не придется ворошить прошлое.

Однако лицо Билли ожесточилось и похолодело. Он ждал, что я признаю свою вину.

– Ну же, ответь.

Я снова промолчала, и тогда он повернулся и взревел грубым, страшным голосом:

– Отвечай!

Он ударил по газам, и мы полетели по двухполосной дороге, разбрасывая по сторонам оранжевые листья. Я смотрела прямо перед собой, ничего не отвечая.

Дорога лениво извивалась по лесистой местности. Поднявшись на вершину небольшого холма, мы увидели группу велосипедистов: три мальчика в коричневых комбинезонах с большими протонными рюкзаками. «Охотники за привидениями». Они ехали по правой полосе.

– Билли, сбавь скорость.

– О, твои деревенские друзья? – Билли газанул. – Я заработаю бонусы, если грохну всех за раз?

Стрелка на спидометре поднималась все выше. «Охотники за привидениями» не съезжали с дороги: они нас не видели.

– Билли, прекрати! Сбавь скорость! Это не смешно!

Он повернулся в мою сторону, больше не глядя на дорогу. Музыка продолжала греметь, и Билли качал головой в такт.

Ребята преграждали нам путь, и мы приближались к ним с невероятной скоростью. И тогда они наконец оглянулись. Я увидела их замешательство и подумала, что, наверное, у меня на лице написано то же самое. Это что-то немыслимое. Зачем их убивать? Это же полное безумие! Да, иногда люди отпускают шутки на эту тему, но ведь они не воплощают в жизнь свои глупые идеи!

Я пыталась себя убедить, но не могла поверить. В нормальном мире такого не бывает. Тем не менее правда оказалась прямо перед носом: я не знала, на что способен Билли.

Велосипеды опасно маячили впереди.

Я знала, что, если сидеть сложа руки, плохого не избежать. Страх схватил меня за горло. Протянув руку через центральную консоль, я резко крутанула руль, и машина свернула на встречную полосу.

Нас тряхануло, раздался визг шин. Мы объехали ребят и улетели прочь в сторону дома.

Оглянувшись, я увидела, что они лежат на боку на дороге, а велосипеды валяются в сугробах из листьев.

Опасность миновала, но ужас все равно меня не покидал. Я даже думать не могла, поэтому просто моргнула и уставилась в грязное ветровое стекло. На дорогу.

В тот момент, когда рука коснулась руля, я поняла, что делаю нечто опасное. Мне пришлось пересечь ту невидимую черту, где ребятам сулило нечто непоправимое. Теперь я ждала расправы. Я решила, что Билли наорет, выгонит из машины. Может быть, даже ударит.

Но, похоже, ему было все равно. Он откинул голову и пронзительно засмеялся, будто все это было какой-то странной игрой:

– Почти их сделали!

Он улыбался, барабанил по рулю и кивал под музыку. Весь оставшийся путь я не убирала руку с дверной ручки.

Слова отца никак не выходили из головы: «Чтобы находиться в гармонии с миром, нужно всего лишь иметь ум. Если у тебя есть инструмент, ты сама можешь починить раковину, найти работу и решить любую другую проблему». Именно поэтому он так заботился о знаниях. Вот почему я старалась извлечь пользу из его опыта.

Если уметь снять петлю или взломать замок, то всегда можно выбраться наружу.

Когда мы подъехали, я тотчас выбралась из машины и зашла в дом.

Сердце в груди колотилось, словно поршень. Я отправилась прямиком в спальню и начала копаться в коробках в поисках остальной части костюма. Он оказался на дне под стопкой журналов о серфинге.

Пара девчонок на уроке истории обсуждали лучшие места добычи конфет, и мне стало легче: значит, дети в Хоукинсе все же выходили на охоту за сладостями.

Основную часть моего костюма составлял старый рабочий комбинезон отца, оставшийся с тех времен, когда он чинил стиральные машины. Мне он оказался слишком велик, а молния плохо застегивалась. Я трудилась над костюмом со второй недели сентября. И хотя мама не разделяла мой восторг относительно Майкла Майерса, она все же вытащила швейную машину и подшила штаны мне по росту. На этом помощь закончилась. Она велела выбросить из головы мысль об оружии, но тогда на подмогу пришел отец: он нашел на барахолке гигантский кулинарный нож и сточил лезвие в форме мачете из фильма.

Костюм получился отменный, и мне вдруг стало плевать на детей в школе, Билли и Нила. Я пойду на охоту за конфетами!

Я пошарила в коробке и положила нож с комбинезоном на кровать рядом с маской. И тут меня осенило. В этом году я буду проводить Хеллоуин в одиночестве. Я закрыла глаза и напомнила себе, что, даже останься мы в Сан-Диего, как раньше уже бы не было. Все изменилось еще до того, как мы переехали.

По крайней мере, «охотники за привидениями» пригласили меня с собой. Так что все не так плохо: мне есть что надеть и куда пойти.

Я надела комбинезон и маску. Интересно, какие у них здесь конфеты? Лучше уж думать о сладостях, чем о сегодняшней дороге домой. Я даже представлять не хотела, что бы случилось, не схватись я за руль. Ладно, что уж теперь думать? Они живы и здоровы.

Но руки все равно дрожали.

Есть с Билли одна проблема – никогда не угадаешь, что произойдет, если он разозлится.

Через неделю после окончания учебного года его поймали за незаконное проникновение на закрытую территорию, и Нил его выругал. Напротив школы находилась строительная площадка – какие-то квартиры или офисы. Билли с друзьями любили тусоваться там, пить пиво и бездельничать на строительных лесах. Кто-то из бригады заметил пустые банки и окурки и вызвал копов.

Одним субботним вечером мы сидели дома в гостиной. Я должна была ехать к отцу, но в последнюю минуту Нил передумал, заявив, что я слишком часто с ним вижусь и должна проводить с мамой больше выходных. Так что я осталась в Сан-Диего, испекла с мамой печенье и вырезала булавкой на фанере за диваном «Я ненавижу Нила».

Я сидела на полу в пижаме, смотрела фильм по Эн-би-си и ела шоколадные хлопья, когда полицейские привезли Билли домой. Он был весь грязный, мятый, злой. Ботинки в земле, на руке кровоточил порез. Полицейские сказали, что они с друзьями проникли на строительные леса и ходили по металлическим балкам.

Я никогда не отличалась умением осторожничать или вести светские беседы, зато я прекрасно угадывала чужое настроение. Даже в детстве мне хватало взгляда, чтобы определить, кто представлял опасность, а кто вешал лапшу на уши. Маме оставалось лишь смотреть на меня круглыми глазами. Однажды я предупредила ее, что у парня, с которым она встречалась, проблемы с азартными играми. Она крайне удивилась. Однако не нужно обладать волшебными силами, чтобы увидеть набитые лотерейными билетами и ставочными корешками карманы. Единственная причина, по которой я знала, а она – нет, заключалась лишь в том, что мама никогда не верила знакам, пока не оказывалось слишком поздно.

Я не рассказала о Билли. Наверное, зря. Я все ждала, пока мама сама прозреет. Хотя, вероятнее всего, ничего бы не поменялось. Нет, я в этом абсолютно уверена.

Нил подождал, пока ушли копы, и тогда повернулся к Билли с грозным лицом. Он велел сыну записаться на военную подготовку, иначе не видать ему машины ближайшие два месяца. Билли решил попрощаться с машиной.

Неделю спустя я стояла на холме позади дома, на вершине которого простирался ручей. Весной он наполнялся быстрым и грязным потоком воды, а летом высыхал и оставался таким до следующей весны.

Я проводила большую часть лета, тусуясь на ручье с Нейтом, Беном и Эдди. Мы даже оборудовали местечко со столиком из деревянного ящика и грязного дивана, который Бен и Эдди нашли у обочины в день вывоза мусора. Конечно, это вам не гольф-клуб, но мы приходили туда пострелять по бутылкам или поесть мороженого на диване, болтая о монстр-траках и посасывая фруктовый лед, пока зубы не становились синего цвета.

Обычно Нейт приходил в девять или десять часов. Утро мы проводили за чтением комиксов, а затем ехали на велосипеде и скейтборде в парк или в бассейн с Беном и Эдди. Но в те выходные Эдди уехал в Сакраменто, а Бена родители заставили косить двор. Нейт уехал к своему отцу, поэтому я осталась одна.

Я трудилась над нашим последним проектом – настоящей рабочей катапультой. С ее помощью мы собирались бросать на дорогу водяные шарики. Я все утро пыталась сделать кран, но днем стало жарко, и я просто сидела на спинке дивана и смотрела на дорогу под холмом.

Билли остался дома с друзьями. Нил забрал ключи, и теперь «Камаро» томилась в гараже, как собака в питомнике, ожидая, когда владелец выпустит ее на свободу. Билли должен был покрасить гараж, но он работал только тогда, когда на горизонте маячил отец.

Уэйн и Сид жили на другой стороне холма. Они ходили в одну школу с Билли и выглядели неряшливо и опасно. Хотя, возможно, они просто таскались следом за моим братцем и выполняли его поручения.

Больше всего мне нравился Сид. Он был высокий и довольно пухлый, с большими крепкими руками и зелеными шнурками на армейских ботинках. Обычно он казался милым и забавным, вот только не слишком разговорчивым.

Уэйн был громче и худее, с жирными волосами до плеч и лицом, как у хорька. С тех пор как Нил забрал ключи от машины, они ошивались в комнате Билли, слушая «Metallica» и «Ratt»[19]. Наверное, сегодня им стало скучно, и все они отправились на холм.

Я не хотела, чтобы они тусовались возле моего укрытия. Мне и так пришлось учиться сосуществовать с Билли в одном доме, но теперь он вторгался в мою личную жизнь. С той ночи, когда полицейские привезли его домой, он пребывал в ужасном настроении: всем гремел, запирался в комнате и громко включал музыку. А в тот день они втроем пришли к руслу реки и сели рядом со мной на диван.

Билли откинулся на спинку, закурил сигарету и уставился на распростертые под нами окрестности. Какое-то время мы молча сидели и наблюдали за машинами у подножия холма.

Сид листал каталог, рассматривая гитары, но Уэйн выглядел обеспокоенно: постоянно вставал, расхаживал среди сорняков над ручьем, а затем снова садился.

Наконец он развел руками и развернулся:

– Отстой, чувак. Не могу поверить, что твой отец загнал машину в гараж.

Билли сидел на краю дивана, не сводя глаз с дороги. День казался тяжелым и ленивым, но Билли выглядел напряженно, словно ожидал какого-то происшествия. Он устало взглянул на Уэйна, выпустил струю дыма и достал серебристую зажигалку с наклейкой в виде пылающего черепа. Я всегда завидовала этой крутой вещице. Билли пристально смотрел на траву и высохшие кустарники. Блестящая на солнце зажигалка слепила глаза, и я старалась на нее не смотреть.

Под кустами душистого горошка лежал дохлый грязный рыжий кот с одной белой лапой. Он был не из соседских котов – я бы узнала. Пусть он и бездомный, мне было его жалко. Должно быть, его сбила машина, и он поднялся на холм, чтобы встретить свою смерть.

Мне сначала было любопытно, но потом смотреть расхотелось. Меня тошнило от вида мух и жуков на его шерсти. От того, каким худым и страшным становилось его тело изо дня в день, меня охватывал ужас.

– Гадость! – Уэйн наклонился, скрестив руки на коленях, и заглянул под куст. – Гляньте-ка! У него уши обглоданы! Могу поспорить, он был тем еще драчуном. Как думаете, можно ли плоскогубцами вытащить его зубы и сделать ожерелье?

– Фу-у, нет! – воскликнула я.

Билли одарил меня кислым взглядом, а затем встал и побрел к Уэйну. Солнце поблескивало на серьге серебристым светом.

– Или можно выразить почтение и устроить похороны викингов. Что думаешь, Сид?

Он сказал это твердо и громко, не меняя выражения лица, но мне вдруг почему-то показалось, что воздух сейчас заискрится от напряжения.

Сид молчал. Я сидела над ним на спинке дивана. Он повернулся ко мне и указал на глянцевую кремовую гитару в каталоге.

– Электрогитара «Крамер Баретта». У нее хамбакер с наклоном, как у «Франкенстрат», на которой играет Эдди Ван Хален[20] в «Hot for teacher». Видишь эту маленькую штуковину под струнами?

Я кивнула и послушно уставилась на гитару, хотя не разбиралась в музыкальных инструментах и понятия не имела, что такое хам– бакер.

Уэйн рассмеялся, сидя рядом с телом кота:

– Ты же хотел посмотреть. Вот у Билли кишка не тонка!

Сид снова уставился в каталог. Не поднимая глаз, он загнул уголок страницы с «Крамер Бареттой».

– У него не кишка тонка, а голова тупа.

Я оглянулась, не понимая, о чем они говорят.

– Что такое похороны викингов?

Билли улыбнулся и покачал головой.

– Хочешь узнать? – Он щелкнул зажигалкой и посмотрел на меня сквозь пламя. – Спроси у Сида.

Сид покачал головой, не отрываясь от каталога:

– Серьезно, хватит.

Я ждала объяснений, но вместо Сида ответил Уэйн, широко раскрыв глаза:

– Они сжигали мертвецов. Сиду об этом хорошо известно – он на итоговой по истории получил сотню баллов. Правда, Сид?

Да, я видела отметки. Билли заработал неуд, чем жутко разгневал Нила. Сид снова промолчал.

Животное почти разложилось, но ведь когда-то оно было живым, дышащим существом.

– Нет, – возразила я. – Это гадко!

Кот пролежал под кустом почти две недели и уже начал мумифицироваться. Он и так уже высох, но Билли решил действовать наверняка: он сунул руку в карман и достал маленькую банку бутана, которым заправлял зажигалку.

Не сводя с меня глаз, он распылил бутан прямо на животное.

Жидкость брызгала на впалое тело кота.

Они с Уэйном наклонились поближе, и Билли поднес зажигалку к кусту. Я хотела вскочить и выбить ее из руки; я хотела кричать, чтобы он остановился, но какое это имело значение?

Наступила долгая пауза, будто все вокруг затаили дыхание. А затем он щелкнул колесиком зажигалки.

С резким треском шерсть запылала. Уэйн внезапно отпрянул назад, крича и хлопая по куртке – пламя перекинулось на подол. Билли наблюдал за другом таким странным взглядом, как будто получал удовольствие от зрелища.

Запахло помоями и жжеными волосами, и я заткнула нос рукой. Я глядела на горящее существо и повторяла себе, что ему не больно. У бедняги, вероятно, и так жизнь была не сахар, и это очередное нападение уже ничего не значило. Он и так мертв.

Хотя на дворе стоял июнь, трава была сухой и желтой, поэтому земля возле кота вспыхнула сразу. Огонь помчался низкой полосой по краю рва. Он выглядел почти жидким, будто проливался по покрову холма.

– Проклятье! Какого черта, чувак?! – Уэйн все еще ругался и хлопал по куртке. – Вот ублюдок!

Несмотря на крик, он разразился громким глупым смехом, взвизгивая и сжимая руку.

Огонь цвета апельсинового мороженого выскочил из тела кошки и устремился вниз по склону прямо к дороге.

Сид тотчас отбросил журнал и вскочил на ноги. За три неуклюжих шага он пересек поляну и начал быстро топтать горящую траву армейскими ботинками. Буквально секунду я колебалась и просто смотрела, но потом сорвалась с места, чтобы помочь потушить пожар.

Через некоторое время мы справились с огнем. Уэйн все еще прыгал и извивался, как щенок, смеясь маниакальным смехом. А Билли просто наблюдал, стоя над горящим котом и улыбаясь легкой, напряженной улыбкой, которую он всегда натягивал, когда что-то казалось ему смешным.

Наконец мы все погасили, и Сид поднялся на вершину холма, тяжело дыша. Огонь потух, однако на метра три простиралась полоса обуглившейся травы. Позже я села на кровать и сосчитала все места, где расплавились мои подошвы.

Все оставшееся лето при виде сгоревшего места я вспоминала лицо Билли за секунду до щелчка зажигалки. Я вновь ощущала запах огня. Запах дыма и смерти, который застрял в носу, словно предупреждение. Кота больше не было – вместо него осталось лишь черное пятно. Куст, где все это произошло, почти выгорел, остались только черные ветки и пепел.

И тогда я поняла.

Нет, дело не в том, что Билли сошел с ума или потерял контроль. Дело даже не в кошке. Дело в том, что он был способен сотворить нечто подобное, и это кое-что да значило.

Когда Билли гневался, от него надо было держаться подальше. Но ведь я не могла предсказать его настроение. А если я не могла предсказать настроение, как тогда понять, что он сделает?

Билли привез меня на угол Оук-стрит и Мейпл– стрит, и я вышла на обочину. Мама сказала, что он должен пойти со мной и показать окрестности, но мы оба знали, что подобных почестей можно не ждать. Он собирался на школьную вечеринку и оделся в кожаную куртку и перчатки без пальцев – на костюм совсем не тянет, но я решила держать язык за зубами.

– Жди здесь в десять, – Билли выглянул из водительского окна. – Если тебя не будет, когда я вернусь, пеняй на себя.

Я кивнула и натянула маску.

Билли выбросил из окна окурок и завел машину, глядя в сторону чего-то, чего я не замечала. Я стояла и смотрела, как задние фары моргнули внизу улицы, свернули за угол и исчезли из поля зрения.

Охотники за сладостями заполонили весь район. Потерев руки, я осознала, что до сих пор не привыкла к столь холодным вечерам. Маленькие дети бегали взад и вперед через дорогу от одного дома к другому, размахивая сумками, ведрами и наволочками. Невзирая на свежий морозный воздух, никто не носил куртки.

Я стояла в конце тупика на Мейпл-стрит в ожидании «охотников за привидениями», переживая, что после случившегося с Билли они не захотят меня видеть. Тем не менее я решила рискнуть и прийти. Все уж лучше, чем сидеть в комнате в одиночестве, не зная, куда себя деть и чем занять. Они ведь меня пригласили. И вообще, это ведь не я пыталась их сбить.

Я просто наблюдала с пассажирского сиденья. Отлично. Может, они винили меня и решили не появляться.

Но я прождала всего несколько минут, когда вдруг заметила знакомые силуэты мальчиков с протонными рюкзаками. Их было четверо – Лукас, Дастин и двое других. Они вчера наблюдали за мной вместе с «охотниками» из-за забора. Они ходили со мной на естествознание – и сидели на первых партах.

Они выглядели такими счастливыми и рассеянными. Шагали, не обращая внимания на происходящее вокруг. И тогда мне в голову пришла идея их напугать. Я хотела подурачиться. Слегка повеселиться.

Когда я выпрыгнула из темноты с мачете, все оказалось даже лучше, чем я себе представляла. Ребята подпрыгнули и закричали высокими испуганными голосами. С тех пор как мы переехали в Хоукинс, я впервые засмеялась от всей души. Обычно я не терплю воплей и быстро раздражаюсь, но в этот раз все оказалось иначе. Лукас кричал громче всех, и это казалось даже милым.

Мы направились к району Лох-Нора, который находился недалеко от центральной улицы. В Калифорнии мы бы оказались прямо посреди пивнушек и многоквартирных домов без лифта, однако в Хоукинсе это самый красивый район. Широкая улица была застроена огромными двухэтажными домами с панорамными окнами и газонами с избирательскими табличками.

Мама не интересовалась выборами, но в этом году она уделила этому вопросу чуть больше внимания. Еще до свадьбы с Нилом она иногда говорила о Уолтере Мондейле. По большей части она просто качала головой и называла его сумасшедшим, потому что выбрал эту женщину, Ферраро[21], своим вице-президентом. Ни один мужчина не стал бы голосовать за женщину – даже если у нее было юридическое образование. Но мне казалось, что это круто. Однажды, уже после свадьбы, я хотела узнать, за кого мама будет голосовать, но Нил велел прекратить этот политический треп за обеденным столом. А затем добавил, что Рейган – это лучшее, что случилось с нашей страной со времен Эйзенхауэра[22] и ни за что в жизни в его доме не станут голосовать за Мондейла и эту стерву.

Большинство избирательских табличек в Лох-Норе поддерживали Рейгана. Мы мчались по окрестностям, стучали в двери и протягивали сумки за «Сникерсами» и «Кит-Катами».

Двух других мальчиков звали Уилл и Майк, и они не смотрели на меня и даже не разговаривали. Майк выглядел серьезным, и у него были густые темные волосы и бледное угрюмое лицо. Уилл был меньше и тише остальных. Он немного напоминал моего друга Нейта. Таких мальчишек обычно не замечают.

А еще он весь вечер таскал огромную и тяжелую камеру. Уилл казался застенчивым и легко смущался. Обычно такие люди не любят сниматься. Может, он предпочитает смотреть из-за объектива?

Бегая от дома к дому, я поняла, что рада приглашению. Пусть ребята неуклюжи и придурковаты, зато крайне ко мне добры.

Все, кроме Майка. Он плелся позади с кислым лицом, и каждый раз, когда я оглядывалась, он отворачивался, как будто надеялся, что я исчезну.

Конечно, подобная реакция не вызывала восторга, но я и не собиралась выяснять с ним отношения. Мы должны веселиться, поэтому я решила, что нужно получать от прогулки максимум позитива. В компании Лукаса и Дастина ночь казалась теплее, и я почти забыла, что находилась за миллион километров от друзей, отца и всей моей жизни.

Лох-Нора оказался самым чистым и красивым местом из всех, где я когда-либо бывала. Мы прошлись по обеим сторонам улицы, и сумка настолько потяжелела, что дно провисло под весом сладостей. Пусть этот город и размером с почтовую марку, зато конфеты здесь давали отменные.

Мы стояли на краю чьей-то лужайки и сравнивали добычу, когда вдруг заметили пропажу Уилла. По обе стороны от нас тянулась темная пустая улица, и я понятия не имела, где искать мальчика, а вот Майк уже мчался вокруг большого кирпичного дома.

Он бросился вниз по ступенькам на задний двор, и мы последовали за ним.

Уилл оказался там – сидел один в полной темноте. Разглядеть его было трудно, но выглядел он подавленным и странным, как будто застыл на месте.

Майк сел перед ним на корточки и взял друга за плечи:

– Я отведу тебя домой.

Лукас и Дастин попытались было помочь им подняться, но Майк отмахнулся и обнял Уилла за плечи.

– Оставайтесь. Мне все равно здесь скучно.

Возможно, он и волновался за Уилла, но в голосе звучала злость. Майк обращался ко всем, однако у меня возникло ощущение, что скучно ему стало из-за меня. Наверное, потому что я слишком пристально и долго на него смотрела или потому что я вообще сюда пришла.

Я зашла домой около одиннадцати с натянутой на лоб маской и мешком конфет за плечом. Ноги гудели, а руки настолько замерзли, что я едва их чувствовала. Вот вам и аномально теплая ночь. Я прождала Билли почти полчаса на углу Оук-стрит, но, когда огни на крыльцах начали гаснуть, а последние охотники за сладостями разошлись по домам, поняла, что он не приедет. В общем-то, что и следовало ожидать.

Когда я вернулась домой, мама вышла из гостиной в ночной рубашке и с кремом на лице.

– Ты видела, который час? Где твой брат?

Нил выпрямился в кресле.

– Мне вот тоже интересно.

На мгновение я просто застыла посреди гостиной, не зная, что ответить. Мне очень хотелось заявить, что Билли мне не брат… но разве от этого что-либо изменится?

Я пожала плечами и отвернулась.

– Нигде. Повез домой одноклассника. Скоро вернется.

Ложь казалась настолько нелепой, что лицо залилось краской. Так или иначе, правды лучше избегать, если я хочу спасти Нила от инфаркта. Или если хочу еще когда-нибудь выбраться на улицу.

Мама мне явно не поверила, но все же кивнула. В глазах горела надежда. Она хотела мне доверять. Обычно таких людей, как она, все вокруг обманывают, они слепо верят любому вранью.

Мы стояли в гостиной, когда тишину прервал рев «Камаро». Все повернулись к двери.

Билли ворвался в дом. От него жутко пахло – как будто вместе с собой он принес облако дыма и алкоголя из кабака. Или грозовое облако. Билли слегка шатался, а его покрасневшие глаза еще никогда не выглядели настолько тяжелыми. Как и вечером, он был в кожаной куртке, но рубашка куда-то пропала. В свете витражной лампы Билли напоминал безумца.

Нил вдохнул через нос и поднялся со стула.

– И где, черт возьми, ты был?

– Нигде, – буркнул Билли и попытался пройти мимо, но Нил преградил ему путь, положив на грудь руку.

– Что ты сказал?

Билли опустил голову и что-то промямлил о спущенном колесе. Я не могла знать, насколько правдивы его слова, но, судя по рассказу, лжецом оказалась я. Что бы он ни делал, приятеля до дома он точно не подвозил.

Мама ахнула и повернулась ко мне с круглыми обиженными глазами:

– Почему ты не сказала, что он тебя бросил?

Мама казалась настолько озадаченной, будто действительно хотела знать ответ. А мне хотелось встряхнуть ее, сказать, что она заблуждается. Неужели она считает, что с Билли мне безопаснее, чем одной?

– Не знаю, – были мои единственные слова.

Мама поджала губы и прижала руки к лицу.

– Как не знаешь? Он нес за тебя ответственность, и он тебя бросил! Ты могла потеряться! Тебя могли похитить!

– Мама… – Я встряхнула мачете и пакет с конфетами. – Все в порядке. Я в порядке. Ты наш город видела? Здесь даже велосипеды не пристегивают!

Она так и смотрела на меня в замешательстве, ничего не понимая.

Мама казалась такой робкой и хрупкой, что мне захотелось бросить маску и конфеты и изо всех сил ее толкнуть, и в то же время хотелось сделать все от меня зависящее, чтобы она оказалась в безопасности и больше ни минуты не провела в реальном мире.

До этого момента Нил оставался зловеще тихим, но теперь он выпрямился и сделал шаг вперед, прижимая Билли к стене.

– Любопытно узнать, где ты научился непослушанию.

Билли снова взглянул на отца. Он стоял с опущенным подбородком и расстегнутой курткой, как настоящий бунтарь. От него пахло пивом; а еще от него веяло тем же, чем и от брата Нейта, Сайласа, и всех остальных восьмиклассников, которых били за баскетбольным полем в прежней школе. Это был запах безразличия.

– Отвали, Нил. Я не в настроении.

Мы с мамой настороженно приблизились друг к другу. Дома Билли всегда держал язык за зубами. Вне дома он мог вести себя как полный придурок, но он никогда не грубил Нилу.

Какое-то время они молча глядели друг на друга.

А затем Нил заговорил низким опасным голосом. В воздухе витало напряжение, словно собиралась гроза.

– Не знаю, где ты пропадал и чем занимался, но прошу проявить уважение!

На последнем слове он сорвался на крик. В нашей маленькой гостиной его голос прозвучал как гром, и я неожиданно для себя поморщилась.

Мама прижала руки к ключицам и сжала шнурок на ночной рубашке. Выражение лица стало рассеянным, а взгляд отрешенным, будто она выскользнула из собственного тела. Я знала, что случится дальше: она вздрогнет, ахнет, отведет глаза и не сделает ничего, чтобы прекратить скандал.

Я взяла мачете, нацепила маску и направилась по коридору в свою комнату.

Чтобы заглушить крики, мне пришлось затолкать фланелевое одеяло под зазор в двери.

Я высыпала конфеты на пол и села спиной к подножке кровати. Я сосчитала разные виды сладостей и разложила их на кучки: «Сникерс» к «Сникерсу», «Свит-тартс» к «Свит-тартсу». Мальчики оказались правы: добыча в Лох-Норе оправдала все ожидания. В маске было жарко и мокро от моего дыхания.

Нил в гостиной заводился все сильнее. Какое– то время был слышен гул голосов – то тихий, то громкий. И вдруг раздался короткий вскрик и резкий мясистый звук, похожий на удар о бейсбольную перчатку.

Я притворилась, что не слышала. Притворилась, что меня нет. Мысленно я сидела на полу в квартире отца… может быть, даже смотрела «Команду «А»[23]. Через минуту раздастся звонок в дверь, и на пороге появится парень из пиццерии. Он передаст пиццу с перцем, грибами и тремя видами мяса, и квартира в одночасье пропитается ее запахом. Отец отложит свой пазл, и мы усядемся на пол с пиццей – будем есть ее прямо из коробки. Я съем весь перец, а он – грибы. Мы будем пить «Доктор Пеппер» и смотреть телик, пока не закончится последний фильм, после которого начнется профилактика. Я зажмурила глаза, притворяясь, что все это правда.

С другой стороны стены послышался глухой удар, но что это – мебель или человек – я определить не могла.

Под маской я переставала быть собой. Билли казался расплывчатым и далеким, кем-то, кого я даже не знала.

Я повторяла себе это раз за разом. Он – редкостный болван. Он – незнакомец, и мне не стоит беспокоиться о нем, его дурацкой жизни и гнусном, дерьмовом отце.

Но правда оказалась хуже и сложнее. Я его знала, и я ничего не могла с этим поделать. Я слишком внимательно и долго за ним наблюдала, чтобы не знать.

Тем не менее я все равно убеждала себя во лжи – может быть, если я много раз повторю одно и то же, то поверю и перестану за него беспокоиться.

В четверг, когда я вылезла из «Камаро» и покатилась на скейте в сторону школы, я чувствовала себя более оптимистично, чем в первый день в Хоукинсе. Вчерашняя ночь оказалась тяжелой, но наступило утро, и я была готова к школе – в моем арсенале появились конфеты и мысль, что мне, вероятно, здесь понравится. Отправив в рот горсть «M&M’s», я прошла через двойные двери, протиснувшись мимо двух девочек в теплых вязаных свитерах.

Я убирала скейт в шкафчик, когда на горизонте вдруг появился Лукас – теперь уже в обычной одежде. На этот раз он подошел один. Выглядел он крайне неловко.

Я подняла брови.

– Привет, охотник.

Он бросил на меня нетерпеливый и слегка смущенный взгляд, но спорить не стал. Казалось, он был чем-то обеспокоен. Прозвенел звонок, я закрыла шкафчик, и мы вместе направились на урок естествознания.

Было странно идти по коридору с мальчиком – с хорошим, улыбчивым мальчишкой с чистыми руками. Хотя чего мне удивляться? В предыдущей школе я всегда ходила вместе с Нейтом, Беном и Эдди.

Тем не менее с Лукасом все выглядело иначе. Он не сводил с меня глаз и целую минуту собирался с силами, чтобы заговорить. Я думала, он расскажет, чем я так не угодила Майку, но он решил узнать мое мнение о нервном срыве Уилла. Лукас будто боялся, что я запаникую и начну трепаться. Но я не из тех, кто распускает слухи. Конечно, иногда я сплетничала с другими, но я и не думала дразнить Уилла или рассказывать всем подряд о случившемся. Я же знаю, что есть ситуации, в которых нельзя вести себя как полный придурок.

Но кое-какие слухи до меня все же доходили. За те два дня, что я провела в новой школе, стало очевидно, что если в классе и был свой чудак, то это Уилл. Черт, я была новенькой, но все же не стала самым интересным событием в средней школе Хоукинса.

Люди говорили о нем странные и нелепые вещи. Девочка из класса по истории, Дженнифер Мак, рассказала, что прошлой осенью мама заявила о его пропаже. Уилл потерялся в лесу, и ему потребовалась целая вечность, чтобы найти дорогу назад. На уроке физкультуры меня уверяли, что его похитил отец. Мальчишки на уроке английского толкали друг друга локтями и рисовали карикатуры с крестиками вместо глаз. Они говорили, что Уилл воскрес из мертвых… Но разве это объясняло их гадкое поведение? Если они верили в то, что парень воскрес, им следовало бы проявить больше уважения. Издеваться над восставшим – плохая идея. А вдруг у него есть какие-нибудь суперспособности?

Лукас смотрел на меня суровым несчастным взглядом, словно хотел что-то объяснить, но не мог произнести вслух. От него пахло конфетками «Skittles».

Версия Лукаса мало отличалась от истории Дженнифер Мак, за исключением некоторых деталей. Он объяснил, что Уилла неспроста называют зомби: ему устроили настоящие похороны. Меня тем не менее его объяснение не убедило. По-моему, недельного отсутствия слишком мало для похорон. Если бы вы кого-то искали, разве стали бы с ходу предполагать, что он уже мертв?

На естествознании я сидела за партой и смотрела на затылок Уилла, пытаясь увидеть его глазами Лукаса. Я знала таких ребят. Именно над ними всегда все смеются. В этом они с Нейтом очень похожи.

Мысль о том, что Уилл – восставший из мертвых монстр, казалась настолько нелепой, что даже пугала. Я смотрела «Психо»[24] и знала, что иногда за обычной внешностью скрываются опасные личности. Но как бы старательно я ни смотрела на Уилла, он выглядел всего лишь уставшим, застенчивым и немного взволнованным мальчиком.

Дастина на своем месте не оказалось. Наверное, он решил проспать первый урок или прогулять целый день, чтобы посмотреть телик и поесть хеллоуинских деликатесов.

Однако я ошиблась – он просто опоздал. Дастин ввалился в класс растерянный и запыхавшийся. Когда я в первый свой день зашла после звонка, меня напрягло, как весь класс поднял на меня глаза. Дастин же на такую ерунду внимания не обращал. Он плюхнулся за парту, совершенно равнодушный к происходящему. Игнорируя мистера Кларка, Дастин наклонился в проход и шумно поприветствовал остальных мальчишек, будто вокруг них было какое-то силовое поле, скрывающее их от окружающих. Даже когда мистер Кларк наконец разозлился и велел парню угомониться, он не удосужился прислушаться.

Я наблюдала с другого конца класса и старалась не чувствовать себя обделенной. Дастин взволнованно шептался с Лукасом, Майком и Уиллом, но вдруг повернулся ко мне и одними губами произнес: «Обед. Видеоклуб».

Я отчаянно хотела знать, что происходит, но после вчерашней сцены с Уиллом сомневалась, станут ли они со мной общаться. Еще утром я думала, что очередной обеденный перерыв проведу за катанием на скейтборде и наблюдением за игрой в «квадрат». Я смирилась, что приходится обедать наедине с бутербродами и горсткой жевательных конфет, ведь я не думала, что смогу найти друзей в Хоукинсе.

Но Дастин с такой простотой повернулся и позвал меня, что я была готова провести обед где угодно, лишь бы не на ступеньках спортзала в гордом одиночестве.

Тусклый захламленный видеозал без окон напоминал скорее шкаф, нежели зал. В центре располагался большой письменный стол, загроможденный компьютером, радиоприемником и тонной бумажек, а на стенах висели шкафчики, полные проводов и микрофонов. Здесь было душно и страшно, отчего казалось, что вход сюда однозначно запрещен. Но судя по тому, как вальяжно мальчики открыли дверь, они проводили в этом помещении немало времени.

Дастин стоял за столом, склонившись над ловушкой за привидениями, которую сделал для костюма на Хеллоуин. Пара механических дверец на петлях, обмотанных изолентой. Я так поняла, он хотел показать нам какое-то странное животное, которое нашел в мусорном ведре на Хеллоуин, и принес он его в школу в ловушке. Все мы столпились вокруг Дастина.

Ловушка для призраков – обычная игрушка. С ее помощью точно ничего не поймаешь, но к ней прилагался маленький пульт, чтобы открывать и закрывать дверцы. Дастин нажал на кнопку.

Внутри сидело жирное и удивительное создание. Оно извивалось на дне ловушки, как толстый слепой слизистый головастик размером с хомяка. Я слышала истории о спасении котят из мусорных баков, но это уже что-то из области фантастики.

Какое-то время мы просто молча стояли, не сводя с существа глаз. Впечатление было не из приятных. Нет, я не боялась животных – в том числе и ползучих гадов. Я даже охотилась на змей в траве позади дома. Но змеи были сухими, чешуйчатыми и грациозными, а это создание в ловушке Дастина выглядело склизким и комковатым, как сопли. Оно напоминало каплю с заостренным хвостом и двумя маленькими короткими передними лапками. Дастин вытащил его из ловушки, и я присмотрелась к выпуклой голове, пытаясь отыскать глаза, которых, похоже, вовсе не было. Я никогда не видела ничего подобного.

Дастин склонился над столом. Он глядел на слизняка так, будто ничего милее в жизни не видел, и, судя по всему, считал его самцом. Интересно, как он определил?

Заметив мой любопытный взгляд, Дастин сразу предложил взять головастика в руки. Я покачала головой, но он все равно вложил его мне в ладони.

Слизняк оказался прохладным и мягким, тяжелее, чем выглядел, и я быстро сунула его Лукасу. Лукас передал Уиллу. В итоге создание обошло всех нас по кругу. Я даже обрадовалась, что не единственная отпрянула. Уилл смотрел на него, как на заразного больного. Даже Майк не испытал восторга от прикосновения, хотя и оказался самым храбрым: он поднял существо, чтобы рассмотреть поближе.

Дастин был чрезмерно воодушевлен своей находкой. Он говорил, что это земной головастик, и называл его Д’Артаньяном. Ему нравились батончики «Три мушкетера», но он ненавидел свет. Все это было максимально странно. Я как будто попала в большую сложную игру и не была уверена, принимала ли я в ней участие.

Тем не менее забавно было наблюдать, как Дастин пролистывал стопку библиотечных книг об амфибиях. Все-таки приятно вновь окунуться во что-то веселое и захватывающее. Уже несколько месяцев мне не предоставлялось шанса стать частью чего-то важного.

Уилл как-то странно смотрел на головастика – напряженно и настороженно. Да, у меня тоже не возникло желания потискать существо, но он и не казался мне таким уж страшным. Это всего лишь толстый слизистый маленький чудик, который умещался на ладони. Уилл замер на месте, не сводя со слизняка глаз, и я снова подумала, что это игра. Только Уилл, похоже, не притворялся.

После обеденной перемены мы отправились в класс. Дастин без конца трещал о том, что он открыл новый вид, что назовет его в честь себя, и гадал, что будет делать, когда станет знаменитым. Я слушала, но меня не отпускало ощущение игры. Игры, за которой я наблюдала извне.

Но я все равно подыгрывала – Дастин так мило переживал за головастика. Может, это и глупо, но раньше я в подобном не участвовала.

Каждый день после школы и на протяжении лета мы тусовались на холмах за домом. Еще до того, как я научилась ездить на скейтборде, я обожала кататься на BMX[25] Нейта. Я стояла на пегах, вцепившись в плечи Нейта, пока мы мчались вниз по Уэйкленд-роуд, с закрытыми глазами, и ветер хлестал по лицу. Мы убирали ноги с педалей, отпускали руль и никогда не волновались о том, сколько раз грохнемся.

Когда я думала о жизни, которую оставила в Калифорнии, мне она казалась яркой и далекой, как сон. Я продолжала ловить себя на ностальгии по городу, вспоминала самые лучшие места: вечера на картинге или пляже; летние ночи в поисках жаб в теплой сумеречной тишине сада мамы Эдди.

Дом Харрисов представлял собой довольно маленькое бунгало с вьюнками над воротами, где по извилистым каменным дорожкам неуклюже прыгали жабы. Мы лазали среди кустов роз и ловили их в старый дуршлаг. Нам всегда хотелось держать их в качестве домашних питомцев, как-нибудь назвать. Пусть даже они пахли как рыбные кишки и иногда мочились на руки. Мы прятали их в коробку из-под хлопьев и кормили сверчками, пока нам не надоедало, а жабы не начинали сходить с ума. И тогда мы снова выпускали их под кусты.

Их сад по размеру был не меньше олимпийского бассейна – и гораздо больше моего двора. Как бы то ни было, мы не слишком часто туда приходили, потому что мама Эдди всегда ходила за нами по пятам, предлагала сельдерей с арахисовым маслом и раздавала салфетки. Было досадно и даже немного странно, когда взрослая женщина уделяла нам столько внимания.

Родители остальных моих друзей предпочитали не замечать наше существование. Мама Нейта полдня торчала перед телевизором. Папа Бена иногда возил нас в развлекательный центр или на роллердром, но обычно был по уши занят кровельными работами или ремонтом сафари-багги на подъездной дорожке. Моя мама была более участлива, чем мама Нейта, но она никогда не приходила к канаве за домом.

Мы проводили дни там, где никто не совал нос в наши дела, но по вечерам, когда на город опускался туман, а луна поднималась высоко, все приходили к Эдди. Мы сидели, скрестив ноги, под розами или лежали на маленькой полоске газона между цветниками и домом и глядели на ночное небо, вдыхая теплый головокружительный запах цветов.

Мы не притворялись, потому что нам это было не нужно. Наши игры и изобретения были реальны. Мы строили машины, и они работали. А когда нам хотелось волшебства, оставалось лишь лечь в саду Харрисов и смотреть на небо.

Когда прозвенел звонок с последнего урока, меня переполнила радость. Я надеялась провести день с новыми друзьями. Даже подумалось: а не пойти ли на парковку к Билли и сказать ему, что я не еду домой?

Однако жизнь всегда вносит свои коррективы. Не стоит преждевременно надеяться, что вас позовут в компанию или что вы куда-нибудь пойдете после уроков. Нет смысла волноваться о том, что пока не является реальностью.

Я остановилась у шкафчика, чтобы убрать учебник по математике и взять скейтборд с рюкзаком. Пришлось снова напомнить себе, что не стоит полагаться на доброе отношение Лукаса и Дастина. Мне ли не знать. Моя прежняя дружба строилась на семилетних схемах, проектах и приключениях, но в конечном счете друзья, на которых я вроде как могла положиться, меня предали.

– Эй, Макс!

Я взяла скейтборд под мышку и обернулась. Это был Лукас.

На секунду я услышала, как в темном уголке моего разума Билли нашептывает, что Лукасу станет со мной скучно. Он забудет обо мне точно так же, как мои прежние друзья, когда дружба со мной стала обузой. Глупо было полагать, что, пригласив меня на охоту за сладостями, они захотят видеться в свободное от уроков время. Я ведь странная и неприглядная. Кто захочет с такой тусоваться? В голове стоял именно голос Билли, потому что мой собственный звучал бы фальшиво. Да, Билли мог слететь с катушек или стать занозой в заднице, но обычно он оказывался прав.

Лукас встал передо мной, как будто чего-то ждал. Он улыбнулся, и тогда голос Билли перебило собственное «я»:

«Прекрати, Макс».

Лукас не станет из вежливости демонстрировать дружелюбие. Я видела по его лицу, что он действительно меня искал. И если он звал меня, значит, он этого хотел. Лукас не проверял меня и не беспокоился о том, что я расскажу одноклассникам. Во-первых, не такие уж у них и интересные секреты. А во-вторых, я больше ни с кем и не разговаривала.

Лукас перестал улыбаться, но взгляд его остался легким и прямым. Он махнул рукой.

– Пойдем, мы хотим показать Дарта мистеру Кларку.

Когда со мной говорил Дастин, он словно пытался произвести впечатление интересного человека и складывалось ощущение, что он вообще мало о чем думал.

Лукас же казался менее заискивающим и более нетерпеливым. Его голос звучал низко, резко, хрипло. Мне это нравилось. Вот мама прислушивалась к тону людей, как будто это имеет какое– то значение. Если кто-нибудь будет говорить ей ужасные вещи сладким голоском, она непременно от них растает. Но мне и раздраженные нотки в голосе Лукаса не претили. Он ведь ни к чему меня не принуждал.

Я собрала домашнее задание в рюкзак и захлопнула дверцу шкафчика.

– А зачем он мистеру Кларку? Он эксперт по головастикам?

Лукас пожал плечами. Казалось, его не беспокоила моя резкость. Он смотрел на меня темными глазами, словно пытаясь лучше меня понять.

Кое в чем мы с ним похожи. Мама вечно просила не смотреть на нее круглыми глазами. Утверждала, что я как будто хотела разорвать ее на куски.

Лукас тоже глядел на людей, но делал это тихо, пристально, как будто пытался что-то увидеть. Он выглядел задумчиво, а не враждебно, и улыбался широкой застенчивой улыбкой. Как же давно во мне не пытались разглядеть личность.

– Пойдем, – снова позвал Лукас, и я тотчас последовала за ним.

В классе мистера Кларка мы встали в маленький кружок вокруг стола, и Дастин приготовился вытащить Дарта из ловушки.

Было бы любопытно посмотреть, что решит мистер Кларк. Может быть, он эксперт по гигантским слизистым головастикам? Дастин не торопился показывать Дарта, ломая из этого какой-то спектакль.

Мы уже чуть ли не подпрыгивали от ожидания, когда в класс вдруг ворвался запыхавшийся Майк. В его глазах горело изумление. Без какого-либо предупреждения или объяснения он выхватил ловушку из рук Дастина и крикнул мистеру Кларку, что все это глупая шутка. Вместе с Дартом и ловушкой для призраков он выбежал из класса, оставив мистера Кларка в полном недоумении.

Лукас и Дастин замешкались, но спустя секунду бросились за ним. А вслед за мальчишками выбежала и я, предварительно пожав плечами.

Ребята забились внутрь видеоклуба, но Майк остановился в дверях, преграждая путь.

– Тебе нельзя. – И он закрыл дверь у меня перед носом.

Раздался щелчок замка, и я осталась одна в холле.

Какое-то мгновение я стояла, глупо глядя на закрытую дверь. Я привыкла к выходкам Майка, но это уже чересчур. По-видимому, мне нельзя вмешиваться в их планы и тайны – только ходить сзади, как покорная овечка. Я бросила рюкзак на пол. В голове все еще звучал голос Майка. Тебе нельзя.

Целую минуту я стучала в дверь, но потом бросила это дело и уселась на скейт. Я хотела взяться за домашнее задание, но острое чувство несправедливости мешало сконцентрироваться. Дастин и Лукас были со мной так дружелюбны за обедом и на переменах, но не сказали ни слова против того, что Майк решил меня не пускать.

Мне позволено меняться шоколадками и прогуливаться до кабинета с Лукасом или Дастином. Однако, как только они собирались вместе, я оставалась вне игры.

Возможно, зря я надеялась, что они так просто примут меня в свою компанию. Но зачем тогда приглашать, а потом выгонять, когда в голову взбредет? Это несправедливо. Разве я обязана завоевывать их доверие? Я могла пойти домой или отправиться в центр города и поиграть в «Диг-Даг». Меня в школе ничего не держало.

Но я все равно ждала. По правде говоря, я еще не потеряла маленькую глупую надежду, что после того, как они там нашушукаются, мы все-таки погуляем. К тому же я хотела знать, что происходит в видеозале. Когда этот слепой головастик умудрился превратиться в столь огромную тайну?

В холле было пусто. Все ученики разошлись по домам, а учителя либо проверяли тетради в своих кабинетах, либо снимали копии в приемной. Место казалось заброшенным.

Спустя несколько минут у меня вдруг возникло какое-то тревожное предчувствие. Дверь в видеозал не была звуконепроницаемой, и мне даже не пришлось прислоняться ухом, чтобы расслышать шум.

Сначала доносились мальчишеские споры (наверняка из-за комиксов или бейсбольных карточек), но потом раздался раздраженный голос Лукаса и какой-то стук.

Я скорее полезла в рюкзак за скрепкой. Папа всегда учил, что выходить из дома без инструментов – дурной тон. Я распрямила скрепку, все еще не уверенная в серьезности происходящего.

Однако шум с другой стороны двери заставил меня понервничать. Я втиснула скрепку в дверную ручку и нащупала тумблер. Из комнаты доносились какой-то щебет и крики, кто-то закричал:

– Черт!

Кажется, что это был Лукас.

Раздался стук и щелчок. Я крепко зажала скрепку и повернула ручку.

Как только дверь распахнулась, что-то выскочило наружу, и мальчики бросились следом. Лукас споткнулся и растянулся рядом, а Дастин врезался прямо в меня, и мы оба приземлились на пол коридора.

Я быстро огляделась.

– Что это было?

Майк стоял над нами с широко раскрытыми глазами то ли от раздражения, то ли от беспокойства.

– Дарт! Ты его выпустила!

Я уставилась на него. Мне хватило времени, чтобы разглядеть существо: приземистые лягушачьи ноги и огромный открытый рот. Он едва ли напоминал слепого головастика, которого Дастин показывал нам утром. Слизняк бросился мимо меня по коридору, судорожно прыгая по полу. А затем пропал из виду.

Коридор был пуст. Дарта нигде не было видно.

Ребята решили обыскать школу, и стоило нам разойтись в разные стороны, как у меня появилось нехорошее подозрение, что я лишилась всех шансов на их дружбу.

Я прошла через спортзал, проверила классные комнаты и кладовки с инвентарем. Мне не хотелось брать на себя вину за Дарта. Зачем вообще было запираться от меня в видеоклубе? Не сделай они этого, ничего бы и не случилось. Конечно, теперь уже поздно искать виноватых, но я все равно переживала. Дверь-то открыла я, поэтому придется все исправлять.

Я как раз прочесывала раздевалки спортзала, просматривала пустые шкафчики и мусорные баки, когда вдруг раздался вопль, и из-за за моей спины кто-то выскочил.

Это был Майк. Он держал швабру, словно какое-то оружие, и глядел так, будто я оскорбляла его одним лишь своим присутствием. Раз мы остались наедине, я решила, что самое время поговорить о его предвзятом отношении ко мне. Но он развернулся и ушел в спортзал.

Я не собиралась сдаваться, поэтому решительно последовала за ним.

– Почему ты меня ненавидишь? – спросила я сухим, серьезным тоном.

Подобные вопросы обычно не задают, но меня научили, что откровенность – это лучший способ получить прямой ответ. Что касается меня, я всегда говорила правду. Однако некоторые люди предпочитают молчать, дабы не злить собеседника. И вот как раз с такими людьми проще всего говорить открыто. Иногда это единственный способ добиться прямого ответа даже от мамы.

Майк оглянулся, но на меня старался не смотреть.

– Это не так, – резко возразил он.

По-моему, не очень-то убедительно. Ведь даже если он говорил правду, он все равно относился ко мне, как к дерьму.

Я не особо ладила с людьми, и это никак не связано с застенчивостью или беспокойством. Меня не волновало мнение других, как и их отношение ко мне. Станут игнорировать или обижать – плевать. Идея стать популярной и вовсе казалась абсурдной. Я ведь даже не знала, как расположить к себе окружающих.

Казалось, в этом нет ничего сложного. Папа, например, дружил со всеми подряд. Он вообще не считал, что дружбы нужно добиваться. В его понимании она похожа на природную стихию, которая сама тебя найдет.

Куда бы мы ни шли, отец везде собирал толпу, будто обладал суперспособностью притягивать к себе окружающих. Вот только эти «окружающие» обычно хотели меня придушить.

Как-то раз, уже после развода, я приехала к папе на выходные. Тогда мы встречались дважды в месяц. Два дня мы просто не вылезали из квартиры. Он открыл маленькую букмекерскую компанию и весь воскресный день провел за столом, подсчитывая прибыль. Я же снова и снова переключала четыре канала по телику и маялась со скейтбордом. Но потом на улице стемнело, и я проголодалась.

– Есть нечего, – заметила я, открыв холодильник.

Даже в самые тяжелые дни у папы всегда имелось несколько кусочков колбасы или коробочка с остатками китайской еды, но сейчас полки опустели. Вздохнув, я закрыла дверцу. Нет ничего печальнее, чем освещенный желтой лампочкой холодильник с банкой плесневелого соуса.

Папа отвел меня в «Черную дверь» и купил мне горячий сэндвич с ветчиной и сыром. Пока я ужинала, он разговаривал с парнями в дальней части бара, играл в бильярд и принимал ставки на «Доджерс»[26].

В «Черной двери» отца любили. Как только мы входили, все поворачивались на стульях и требовали его внимания. Так было везде – толпа людей обступала его со словами: «Привет, Сэм! Как дела?» – и хлопала по спине. У папы было отличное чувство юмора – он превосходно подшучивал над друзьями. Мои же шутки обычно звучали резко и грубо.

Тем вечером папа пребывал в прекрасном разговорчивом настроении. Он пробивался к дальнему концу бара, улыбаясь и здороваясь, а я следовала за ним и пыталась выглядеть невидимкой. Мне совсем не хотелось, чтобы его друзья начали расспрашивать, когда я уже научусь бросать дротики, сколько мне лет и есть ли у меня парень.

Папа всегда брал меня с собой и гордо всем представлял, но я не обладала той же открытостью и дружелюбностью и даже понятия не имела, как их подделать. То, как он притягивал к себе людей, казалось настоящим волшебством. Я так не умела. Мама утверждала, что папа способен очаровать любого. А я… Я даже не могла заказать картошку фри или спросить дорогу, чтобы никто не подумал, будто я собираюсь захватить заложников.

Горячий сэндвич с ветчиной и сыром оказался жирным и не очень горячим. Я сидела в конце бара с ведерком картошки фри и стаканом кока-колы на бумажной салфетке и тренировалась вскрывать маленький замок на дневнике из розовой лакированной кожи. Дневник подарила мне мама. Сделали его явно какие-то жулики – замок запросто открывался шариковой ручкой, а ремешок висел на соплях.

Я в третий раз взламывала замок, когда рядом со мной вдруг села загорелая женщина в блестящем топе.

– Какой дневничок миленький. – Она наклонилась так низко, что жесткое гнездо ее волос коснулось моей руки. От нее пахло пивом и жареным в меду арахисом.

– Много секретиков внутри?

Я сгорбилась над дневником и покачала головой. Повернула скрепку, и замочек открылся с легким щелчком.

Женщина достала из сумочки зажигалку и закурила, глядя на меня с неясным любопытством. Она опиралась локтями на барную стойку и держала в руках стакан с темно-коричневым напитком и вишенками на пластиковой шпажке. А можно ли взломать замок коктейльной палочкой? Нет, скорее всего, сломается. Да и просить ее отдать мне шпажку как-то не хотелось.

Женщина не отрывала от меня пристального взгляда, и я старалась не встречаться с ней глазами. Я хотела возмутиться, но спорить с пьяными людьми – дело опасное. За все то время, что я провела в барах, я успела это понять. Обычно такие споры ничем хорошим не заканчивались.

Она залпом выпила остатки напитка и потянулась, чтобы выхватить у меня дневник. Поначалу я пыталась сопротивляться, но не драться же мне с ней? И я отпустила.

– Давай-ка посмотрим, что тут у нас, – она говорила радостно и очень четко – так обычно разговаривают пьяные, когда хотят казаться трезвыми.

На женщине было так много косметики, что она скомкалась вокруг глаз.

Она откинулась на спинку барного стула, держа дневник над головой.

– Почитать вам? – оглядела она посетителей бара.

Не дожидаясь ответа, она неуклюже соскользнула со стула и повернулась к залу.

Завсегдатаи посмотрели на нее со скучающим видом. Раздались смешки, но большинство мужчин были заняты бильярдом и не интересовались девчачьими разборками.

Я сидела на стуле, сжав зубы. На языке так и вертелись грубые слова. Женщина пыталась выставить меня идиоткой, а мне пришлось напомнить себе, что все это не имеет значения. Она открыла дневник и подняла перед собой, будто собиралась произнести речь, как в какой-нибудь школьной пьесе. А затем застыла с открытым ртом и тлеющей в руке сигаретой.

В дневнике не было записей.

Папа стоял за дальним бильярдным столом и улыбался. Он не откладывал кий и ничего не говорил, но я злорадно улыбнулась ему в ответ. Я – дочь Сэма Мейфилда, и, пусть нам и нравились словесные игры, головоломки и ребусы, отец успел научить меня простым правилам: не раскрывай карты, не растрачивай время и умения и никогда не записывай секреты.

Женщина повесила голову и протянула мне дневник. С тяжелым хриплым вздохом она погрузилась на свой стул. Казалось, ей стало неловко перед кучкой пьяниц.

Как же бесит, что девушек постоянно дразнят и стыдят за их чувства. Разве есть что-то смешное в чужих переживаниях? Эти люди надеялись, что я окажусь мямлей, над которой можно посмеяться.

Женщина затушила сигарету о дно пустого стакана. Фильтр был вымазан красной помадой, как будто рот у нее был полон крови.

Она долго и злобно на меня смотрела. Лицо ее выглядело дряблым, уставшим.

– Думаешь, ты хорошо поступила?

Я пожала плечами, стараясь выглядеть равнодушно, хотя на деле внутри кипел гнев. Меня бесило, что она хотела выставить меня посмешищем.

– Нет. Я поступила умно.

Майк несся вперед, словно куда-то торопился, но я-то знала, что он просто не хочет смотреть мне в глаза. Я последовала за ним. Я отдавала себе отчет в том, что не сумею его очаровать, все-таки я – не отец. Папа всегда умел разрядить обстановку. И ему никогда не приходилось спрашивать у людей, почему его ненавидят.

Чем я так насолила Майку, чтобы он так решительно от меня убегал? Может, он меня и не ненавидел, но вел себя так, будто я разрушила его жизнь. Я не могла позволить ему уйти без объяснений.

– Да, но ты не берешь меня в команду.

Он повернулся ко мне:

– Верно!

– Но почему?

– Потому что ты – надоеда!

Он сказал это жестким раздраженным голосом – по-видимому, думал, что это ранит мои чувства и заставит отступить. Но я же не неженка, для которой подобное оскорбление – страшное несчастье. Он просто не знает, каково жить с Билли.

Но я все равно не ожидала такого поворота. Его слова выбили воздух у меня из легких, но я взглянула на парня, стараясь совладать с эмоциями. По крайней мере, мы уже к чему-то пришли.

Теперь он был в ударе: перечислял, почему я им не нужна; говорил, что у каждого из них своя задача в команде, а у меня таковой нет. Нес какую-то фантастическую ерунду: паладины, клерики, вот эти все ролевые термины… А затем он и вовсе бредить начал:

– А Оди была нашим Магом!

Он изменился в лице. А я подумала: их же четверо в команде, а он перечислил пятерых. Секунда – и до меня дошло, что он говорил о ком-то, кого среди них уже нет.

Он продолжал говорить, стараясь выглядеть как можно равнодушней, но я-то понимала, о чем он. Меня не пускали из-за воспоминаний о другом человеке – о девочке, которая была среди них и знала все неизвестные мне секреты. О девочке, которую нельзя было назвать занудой; о девочке, которая не мешалась под ногами и не болтала лишнего. Ее больше не было с ними, и Майк просто пытался сказать, что мне не занять ее место. Место девчонки, которая была лучше меня.

Он смотрел в пол, словно хотел что-то рассказать, но не мог подобрать слов или произнести их вслух. Очевидно, эта история многое для него значила, но все, что он пытался сказать, не имело для меня никакого смысла.

Когда люди озвучивают свои сокровенные мысли, они как будто перед вами оголяются. Меня временами это так злило. Внутри зрел гнев, и хотелось поступить так же, как та женщина из «Черной двери», что пыталась высмеять мои чувства. Я не хотела причинять ему боль. Билли бы точно воспользовался шансом, но я не такая. Однако как же трудно оставаться добрым, когда знаешь чужие слабости.

Я кинула скейт на пол и поехала следом. Пока мы спорили, я начала кружить вокруг с расставленными руками, и он внезапно подарил мне улыбку, пусть и напряженную. Пол был отполирован до маслянистого блеска, и колеса плавно скользили. Признаюсь, я пыталась произвести на него впечатление. Иногда приходится хвастаться, чтобы мальчишки разглядели во мне личность, а не очередную обычную девчонку. Я хотела сделать все возможное, чтобы он перестал видеть во мне конкурента на место той девочки, с которой я даже никогда не встречалась.

Он наблюдал за мной и смеялся, старательно пытаясь сдержаться, когда случилось нечто странное.

Я ощутила в груди тяжесть, и скейт вылетел из-под ног, как будто кто-то схватился за доску и выдернул ее.

С глухими грохотом я приземлилась на баскетбольную площадку. В ушах стоял звон, а ребра стонали.

Майк подбежал ко мне с озадаченным видом и протянул руку, чтобы помочь подняться.

– Ты в порядке?

Я кивнула, держась за бок, и бросила взгляд в сторону дверей. Однако за стеклом никого не оказалось. Я направилась за скейтом, стараясь избавиться от жуткого чувства, будто меня кто-то коснулся.

В зале, однако, никого не было. Только я и Майк.

На следующее утро я проснулась с синяком на боку и странным, зыбким ощущением грядущих изменений. Вот только каких?

Вчерашний день был каким-то сумасшедшим. Сначала этот разговор с Майком, потом нам пришлось смириться с пропажей Дарта. Ко всему прочему поиски прервались очередным приступом Уилла. Когда за ним пришла его мама, он стоял позади школы – бледный, оцепеневший.

Я узнала маленькую темноволосую женщину со взволнованным лицом. Это она выбежала ко мне, когда я упала со скейта в центре города.

Она сразу поняла, что происходит, и, как только Уилл пришел в себя, забрала его домой.

Остальные вели себя очень странно – испугались, но не удивились. Ребята словно ожидали этого. Меня поразило, что Уиллу разрешали приходить в школу в столь тяжелом состоянии. Хотя, конечно, у меня была такая же одноклассница в прежней школе, Джейми Уинслоу. Она болела редким онкологическим заболеванием, и ей приходилось носить парик. Когда Джейми хорошо себя чувствовала, она приходила в школу. Наверное, им тоже иногда хотелось казаться нормальными здоровыми людьми.

После того как мы прекратили поиски Дарта, все разошлись в разных направлениях.

Билли, конечно же, на парковке не оказалось. Он и утром без меня уехал – хотел прийти пораньше из-за какой-то баскетбольной ерунды. Но я-то знала, что он все еще пытался наказать меня за то, что заставила его ждать. Мне было все равно, сколько идти до дома. Все лучше, чем оказаться в ловушке в его машине.

Неподалеку я заметила Майка и Лукаса. Я думала, ребята захотят вернуться в видеоклуб, но они ждали Дастина – хотели все-таки продолжить поиски Дарта. Мы начали без него – копались в мусорном баке за ступенями на тот случай, если Дарт волшебным образом решил вернуться в свою среду обитания. Я сомневалась, что мы его найдем, но мы все равно вываливали мусорные пакеты и рылись в них палками от швабр.

Я до сих пор не понимала, что такого в этом Дарте, но они его искали, а мне, как виноватой в побеге существа, ничего не оставалось, кроме как помогать.

Понятно, можно расстроиться из-за утери важного открытия или, например, питомца. Но столько переживаний из-за лягушки-мутанта? Мальчишки приходили в школу пораньше, шарились в мусорных контейнерах. Я до сих пор задавалась вопросом, о чем они говорили в видеоклубе. Мне так ничего и не рассказали. Однако вот что меня поразило: когда я видела Дарта в последний раз, у него выросла пара ног, которой не было всего за несколько часов до этого. Менее чем за день он отрастил совершенно новые части тела… Это определенно ненормально.

Мальчишек беспокоило отсутствие Уилла. Тем не менее до обеда все шло своим чередом.

Мы сидели на ступеньках, ели бутерброды и говорили о том, как в «Охотниках за привидениями» создали эффект эктоплазмы. Майк ушел к таксофону, чтобы позвонить Уиллу, и вдруг побежал назад, крича, что нужно срочно собраться в видеоклубе.

Лукас и Дастин подскочили с места, и все трое направились внутрь. Когда я попыталась последовать за ними, Майк повернулся и одарил меня сердитым взглядом.

– Только наша команда!

Нет, я не надеялась, что глупая откровенность сделает нас лучшими друзьями или что Майк встретит меня с распростертыми объятиями. Но, может быть, мы смогли бы найти компромисс.

Лукас и Дастин смутились, однако заступаться за меня не стали. И то, что они извинились, никак не изменит этот факт.

Я всегда оставалась верна им, хотя и не понимала, что происходит. Я никому не рассказывала о приступе Уилла и о глупой лягушке и даже не спрашивала о пропавшем маге. Я просто копалась в мусоре вместе с ними.

День казался долгим и унылым. На уроке истории мы готовились к контрольной, где нужно назвать всех президентов по порядку, но я особо не вслушивалась – я выучила их еще в прошлом году.

Когда я попросила у соседки ластик, она посмотрела сквозь меня, будто на моем месте находилась дыра в форме человека.

Я старалась не думать о том, что меня не замечали в классе, и не вспоминать, что мама с папой разошлись и перекидывались мной, как запасным садовым шлангом или гаечным ключом. Но с появлением Нила даже это изменилось. Изначально родители договаривались, что я буду видеться с отцом каждые две недели, однако теперь мама вдруг решила держать меня подальше от единственного человека, который меня понимал.

Конечно, проблемы тоже случались. Папа хорошо выполнял обязательства и следил за графиком… когда пытался. Поначалу он радовался моим приездам из Сан-Диего, и мы меняли колеса на скейте или ездили в «Ягодную Ферму Нотта»[27]. Но потом он настолько отвлекался на пиво и подработки, что начинал терять счет времени и мы каждые выходные просто сидели в квартире.

Потом его, конечно, мучила совесть. Но если он считает, что дать мне выбрать лошадь на скачках – это своего рода извинение, то он ошибается. Я все еще чувствовала себя ненужной.

После уроков, уже убирая учебники в шкафчик, я услышала, как меня окликнули по имени. Это был Лукас. Я взяла скейт, закрыла шкафчик и вышла из школы, не глядя на него.

Он последовал на улицу за мной. Только вот мне надоело, что он притворялся другом, а включить в команду или хоть что-нибудь объяснить не удосуживался.

Он догнал меня на парковке, и я набросилась на него с обвинениями. Пришел, видите ли, и ведет себя так, будто это я необоснованно злюсь. Ну уж нет, я не буду стоять, кивать и улыбаться.

Лукас развел руками и выдал мне целый парад оправданий: утверждал, что все не так, что они хотели со мной дружить, но есть секреты, о которых нельзя говорить, потому что они хотят оградить меня от опасностей.

Последний аргумент казался настолько нелепым, что я скептически скривилась.

– Оградить? – в полном недоумении переспросила я.

То, что он говорил, не имело никакого отношения к реальной жизни.

– Потому что я девочка?

Он смотрел на меня, качая головой, и не мог найти разумный ответ. Неужели Лукас надеялся, что я поверю в эту странную чепуху и перестану задавать вопросы? Глупо полагать, что он способен меня от чего-то оградить. Это лишь доказывало, что он совершенно ничего не знал о моей жизни и том, что на самом деле мне нужно. Меня бесило, что кто-то пытался оградить меня от вещей, от которых не нужно спасаться.

Билли ждал на парковке. В моей жизни была масса проблем, от которых никто не мог меня защитить.

Когда дело касалось защиты или демонстрации силы, мама была бесполезна. Я читала, что волчицы, медведицы и львицы разорвут в клочья любого, кто осмелится приблизиться к их детенышам. У мамы подобный инстинкт отсутствовал. Она либо носилась вокруг, либо извинялась, будто не знала, что происходит в доме.

Однако иногда она замечала то, чего не видела я, и умела застать врасплох.

В Сан-Диего гараж соседствовал с домом. Там было достаточно места для двух машин, хотя обычно стояла только одна. В гараж можно было попасть через дверь в прачечной.

Билли часто приводил туда друзей или сидел один. В углу стоял жим, а на верстаке – транзисторное радио. По выходным и во второй половине будней он тусовался в тени открытой двери гаража: слушал музыку, поднимал штангу или ковырялся в машине.

Я меняла колеса на скейте и, когда пришла за гаечным ключом, нашла в гараже Билли. С сигаретой в зубах он лежал под капотом «Камаро». Нил наконец-то выдал ему ключи.

До того как они заехали, в гараже хранились только рождественские игрушки. Мама парковала машину на подъездной дорожке, а я заходила в гараж только за гаечным ключом. И уж тем более никто никогда там не курил. Теперь же на верстаке всегда стояла банка из-под кофе, полная пепла и окурков. Раньше мне дела до гаража не было, но сейчас появилось странное чувство обиды, как будто он стал очередной завоеванной территорией.

Сев на бетонную ступеньку перед прачечной, я некоторое время просто наблюдала. Острый капот «Камаро» казался агрессивным; из выхлопной трубы поднимался дым.

Я облокотилась на колени и уперлась в подбородок ладонями.

– На медицинском собрании говорили, что курить нельзя.

Билли выпрямился, закрыл капот и вытер руки тряпкой.

– Ты всегда делаешь то, что говорят учителя?

Как он мог такое предположить? Даже смешно. С оценками у меня порядок… в отличие от поведения. Меня всегда ругали за пререкание с учителями или рисование машин на парте. Я засмеялась и покачала головой.

Билли, кажется, это понравилось. Он лениво улыбнулся, вытащил из кармана пачку «Парламента» и протянул мне сигарету, внимательно наблюдая за выражением моего лица.

Я никогда не курила, и сигарета в руке выглядела странно, но в самом процессе я не видела ничего сложного – я много раз наблюдала за Билли. Засунув фильтр в рот, я сидела, не шевелясь, пока он не наклонился и не зажег сигарету.

Я сделала вдох, ощутила во рту сухой горячий дым – по вкусу он напоминал батарейку и горящую газету. Я так сильно закашлялась, что на глаза навернулись слезы.

С поднятой бровью Билли прислонился к «Камаро» и рассмеялся, пока я неловко зажимала сигарету между пальцами, стараясь не задохнуться. В этот момент дверь прачечной распахнулась, и раздался удивленный вдох:

– Максин!

Мама называла меня полным именем только в тех случаях, когда меня поджидали серьезные проблемы. Она спустилась по ступенькам и выхватила сигарету у меня изо рта. Я сделала только две или три затяжки, но так сильно кашляла, что глаза слезились.

Билли все еще смеялся, и у меня тоже возникло желание рассмеяться. Лишь бы он не подумал, что я переживала из-за сожженной слизистой носа. Лишь бы он не видел мое красное виноватое лицо.

Мама с ужасом смотрела на меня. Я думала, она меня отругает, но большая часть гнева обрушилась на Билли.

Она повернулась к нему и с явным возмущением воскликнула:

– Думаешь, это смешно?

– Да ладно, Сьюзен. Это всего лишь одна сигарета. Расслабься.

Мама уставилась на него.

– Расслабься? – выпалила она высоким яростным голосом. – Слушай меня, мистер, можешь травить свои легкие этой грязью и становиться заложником смерти, но не смей втягивать мою дочь!

Впервые за долгое время я увидела на ее лице ярость и внезапно почувствовала себя виноватой. Я взяла сигарету только потому, что это выглядело круто. Я даже не задумывалась о чувствах мамы и ее отношении к курению.

Мама так сильно сжала рот, что казалось, будто она прикусила внутреннюю часть губы. Я надеялась, что она не заплачет, как иногда случалось с ней во время приступов злости. Она выглядела обиженной, изумленной, а щеки были ярко-красными.

Билли закурил, нагло ухмыляясь, – он всегда так делал, когда хотел вывести ее из себя. Казалось, щелчок зажигалки сломал что-то в ее душе, и гнев мгновенно превратился в беспомощность. Это всегда случалось так легко, словно по щелчку пальцев.

Мы втроем стояли в гараже, когда вернулся Нил. Он припарковал пикап на подъездной дорожке, подошел к дому и остановился.

В солнечном свете, лившемся из-за открытой двери гаража, он казался высоким и безликим.

– Что происходит?

Все мы застыли в тени гаража, не зная, что будет дальше. Я приготовилась к худшему, а мама отошла к задней части «Камаро», обхватив себя руками. Мне казалось, она расскажет Нилу, что Билли дал мне сигарету и нахамил ей за выговор. Но она лишь нервозно улыбнулась и отвернулась.

Билли стоял перед «Камаро» – прямо в центре внимания – с вызывающе злым видом.

В воздухе, как перед грозой, витало напряжение. Я сжала губы, чтобы не закашлять, и попыталась сделать вид, будто ничего не случилось.

Мама бросила сигарету в кофейную банку и покачала головой:

– Ничего не происходит.

Тогда в гараже до меня не дошло. Я решила, что мама слишком боялась Билли, чтобы рассказать Нилу о его проступке. Но позже, как только радость от появления отчима испарилась и Нил предстал передо мной в своей истинной красе, я поняла то, что мама уже знала. Да, она бывала нервной, сверхчувствительной и слишком много извинялась, но она никогда не была глупой. Она боялась не Билли. Она боялась за него.

Конечно, меня есть от чего ограждать, но Лукас не может ничем помочь. От мысли, что он не пускал меня в круг друзей, чтобы помочь, мне становилось только хуже.

Хотя я пробыла в Индиане меньше недели, я уже успела подумать, что ситуация налаживается. Я решила, что наконец-то нашла свое место, и сделала все, чтобы стать частью команды. Но увы, этого оказалось недостаточно.

Даже Лукас, который испытывал ко мне симпатию, не стал рассказывать правду. Ребята не могли просто поговорить, им обязательно надо было шушукаться, устраивать какие-то тайные встречи, на которые меня не пускали. По-видимому, со мной можно было только охотиться за сладостями и ходить на обед.

Всю неделю я из кожи вон лезла, пытаясь влиться в команду, но теперь поняла, что это бессмысленно. Хоукинс не решит моих проблем и не даст ответов на вопросы, а широкие улицы и декорации к Хеллоуину не сделают его домом. Для меня не нашлось места в этом крошечном сонном городке, полном коровьих пастбищ и мастерских по ремонту швейных машин.

Оставался только «Камаро» и мое место на пассажирском сиденье.

Когда мы с Лукасом разошлись, Билли ждал меня, прислонившись к крылу «Камаро».

– Пацан, с которым ты говорила. Кто он?

– Никто.

Я забралась в машину и захлопнула дверь.

Билли сел на водительское сиденье, закурил, но машину не заводил. Он не сводил глаз с парковки.

– О чем он с тобой говорил? – спросил Билли ровным опасным тоном.

Меня охватил ужас. Я знала, что будет дальше.

– Он тебя обижает?

– Тебе-то что?

– А то, Макс, что ты засранка, но мы теперь семья.

Я вскинула руки и закатила глаза:

– Что бы я делала без…

Билли резко схватил меня за запястье.

– В этом мире есть люди, от которых нужно держаться подальше.

Он наклонился ближе, глядя мне прямо в глаза, и голос его звучал серьезно и страшно. Он изображал из себя заботливого братца, но я-то знала, о чем он говорит. Речь вовсе не о дружбе с мальчиками. Мне бы не знать… Нил много всего думал о тех, кто не был белым, лютеранином или мужчиной. Он утверждал, что разные люди принадлежат к разным мирам. Это касалось и их достатка, и преступности, и множества других вещей, и ему не было нужды проговаривать это вслух. Просто они были такими людьми.

Я сжала челюсти и уставилась на Билли, но когда попыталась вырваться из хватки, он не отпускал – пальцы больно впились в запястье. Через секунду он разжал мою руку и завел машину.

Меня бесило, что он позволял себе судить о человеке по внешнему виду. Глядя на Билли, я начала бояться за Лукаса. Хотя чего переживать. Мне не придется держаться подальше, потому что нашей дружбе конец. Они не хотели со мной общаться. Я для них ничего не значила, так что зачем переживать? Я смотрела в окно и старалась не плакать.

Я все еще боялась, когда Билли злился и выливал на меня ушат дерьма, но я к этому привыкла. Да, меня раздражало, что он высмеивал мои увлечения и друзей или называл по имени, однако я старалась не принимать это на свой счет. Это не важно. Все просто, как дважды два. Конечно, меня и раньше обижало, с какой жалостью на меня смотрели Нейт, Бен и Эдди, но какой оставался выбор? Мне приходилось быть сильной и справляться самой.

Иногда, правда, Билли вел себя так, будто мы с ним связаны одной большой тайной. Как будто мы понимали друг друга и он за меня переживал. И это самое худшее – он считал меня своей собственностью. И причина ясна как день – он просто хотел, чтобы я соглашалась со всеми ужасными вещами, которые он говорил.

Я знала, что его ничего не волнует, в том числе и я. Он просто нашел очередной способ манипулировать мной. С другой стороны, он говорил серьезно. Билли накажет Лукаса за одну лишь дружбу со мной. Но сейчас я старалась убедить себя, что мне больше нечего беспокоиться о Лукасе.

С Хеллоуина прошло два дня – два дня с тех пор, как я стояла в одной гостиной с Нилом и Билом, напряженными, словно линия электропередачи. В Сан-Диего они злились друг на друга, но не переходили к рукоприкладству. Теперь я начинала понимать: это потому, что Билли почти никогда не было дома. Здесь, в Хоукинсе, свободного времени было предостаточно. С тех пор как мы переехали на Черри-роуд, Билли пытался восполнить пробелы вечеринками, девчонками и баскетбольной командой, но у всех девушек был комендантский час. Да и вечеринки в Хоукинсе – редкое событие.

Нил пребывал в похожем настроении. Или, может быть, для взрослых это нормальное состояние? По утрам он уходил на работу и возвращался после пяти. Хотя он трепал мне волосы или приносил маме цветы, он все равно напоминал ящик динамита. Я жила в ожидании взрыва.

Приходилось не расслабляться, потому что в случае разногласий между Нилом и Билли братец срывался на мне. А если динамит каким-то чудом не взрывался, Билли все равно вымещал на мне свое недовольство.

Однажды за завтраком у них возник странный бессловесный спор. Они с Билли одновременно схватились за коробку апельсинового сока, стоявшую посередине стола. Билли не отпускал. Оба молчали, вцепившись в вощеный картон. Нил вырвал сок из руки Билли, резко дернул локтем и повалил на пол мамину красную сахарницу. Теперь на ней был скол.

Я семь месяцев собирала признаки опасности, и этот крошечный скол оказался самым ярким из них. Он был совсем крошечным, с ноготь мизинца, но при этом все объяснял.

Я никогда не боялась крови, и это не преувеличение и не хвастовство.

Я каталась на рампах на велосипеде Нейта, играла в уличный хоккей и столько раз падала со скейта, что мама начала покупать по три экземпляра школьной формы.

Мы с отцом всегда смотрели бокс и реслинг; я видела, как футболисты разбивают колени в воскресных матчах, становилась свидетелем школьных драк с разбитыми носами. Хулиганы или рокерши избивали друг друга, пока заместитель директора или учитель физкультуры не прорывались в толпу, чтобы разнять драчунов и велеть им отправляться в класс. Я без конца смотрела фильмы ужасов и никогда не уставала от кровавых сцен.

Папа понимал меня лучше, чем большинство людей, но даже он не понимал, что такого я нашла в чудовищах. Сам он любил фильмы о шпионах, но всегда радовался, если меня интересовало то, о чем он не рассказывал.

Его друг Рон некоторое время работал в сфере киноиндустрии и знал все секреты. Он рассказывал, что кровь делают из окрашенного кукурузного сиропа, поэтому на экране она выглядела фальшиво. Я кивнула, но на самом деле мне даже футбольные травмы и школьные драки не казались настоящими.

Когда Нил впервые при мне избил Билли, кровь выглядела совсем иначе.

Когда мы с Билли познакомились, братец уже был неуправляемым, а после переезда дела только усугубились. Или, может быть, он всегда был таким, а теперь я просто могла это разглядеть.

Билли задержали за превышение скорости. Когда Нил узнал, он стал необычно тихим; глаза его превратились в лед. Я всегда начинала переживать, завидя этот взгляд.

Я сидела за кухонным столом: чистила подшипники на скейте с помощью выпрямленной скрепки и жидкости для снятия лака. Мама стояла у столешницы, листая журнал по декору.

Билли стоял у открытого холодильника и пил молоко из коробки, чтобы позлить маму. В кухню вошел Нил. В руках он держал штраф, словно флаг, и все мы подняли глаза.

– Значит, так ты проводишь свободное время? – Он скомкал штраф и бросил его в Билли.

Билли повернулся к отцу. Дверца холодильника захлопнулась.

Я не сводила глаз с этикетки на жидкости.

С того дня, когда мама застукала нас в гараже с сигаретой, атмосфера в доме сильно накалилась. Билли всегда грубил маме, но с переездом Харгроувов стало только хуже. Он пререкался с ней, потому что знал, что ему все сойдет с рук. Отцу он никогда не хамил. И в этот раз тоже промолчал.

В тот момент, когда Нил его ударил, я даже не поняла, что случилось. Они двигались, как в замедленной съемке.

На секунду все замерли, словно не представляя, чего ожидать.

Я бросила взгляд на маму. Мне казалось, она испугается и постарается их разнять. Сцена казалась поистине устрашающей, но все закончится хорошо, потому что мама подойдет к Нилу и спокойно попросит его прекратить.

Однако она не стала вмешиваться. Она стояла у столешницы, опустив взгляд в журнал. Волосы падали на глаза, как кирпично-красный занавес, и скрывали ее лицо. На кухне была разруха, но мама выглядела так, будто в этом нет ничего неожиданного.

Когда Нил нанес удар, Билли споткнулся, но устоял. Тогда Нил сжал кулак, чтобы снова ударить. Мама по-прежнему ничего не говорила и даже не пыталась его остановить. На этот раз Билли упал на маленькую настенную полку, где мама хранила коробку с рецептами и разноцветные чашки. Голубая кружка разбилась о пол, но мама даже не подняла взгляда.

И вдруг до меня дошло – для нее это не стало сюрпризом. И нет ничего неожиданного в том, что она осталась в стороне. Как можно выйти замуж за человека, который избивает сына?

Мой отец – чудной забывчивый бездельник, но по крайней мере он никогда не вел себя как псих. Он никогда никого не бил. И все же мама бросила его и променяла на злого ненормального Нила. Она выбрала нам такую судьбу.

Билли попытался подняться, медленно и неуверенно. Он согнулся, положив руку на пол, словно пытался удержать равновесие. На нижней губе выступила кровь; вокруг глаза расцвел пухлый полумесяц.

– Я научу тебя уважать старших, – рявкнул Нил, приближаясь. – Уважать и нести ответственность.

Мама встала и так непринужденно вышла, будто только что вспомнила, что пора выключать духовку, чтобы печенье не сгорело.

Одной рукой Нил расстегнул пряжку на поясе, и сначала я не поняла этот жест. Он стоял над Билли, глядя на согнутую спину сына, и выдергивал ремень из петель. Казалось, он перестал его видеть – взгляд у него был совершенно потерянным.

Я могла бы даже простить маму за то, что она ушла. Хотя я никогда не испытывала отвращения к крови, мне хотелось отвести взгляд. Я чувствовала, что меня здесь быть не должно. Я не хотела на это смотреть. В душе оставалась маленькая надежда, что Нил в любую секунду оглянется, вспомнит о моем присутствии и прекратит зверствовать.

Но Нил на меня не взглянул. Он так и стоял над Билли, складывая ремень пополам. Я затаила дыхание. Мне оставалось только ждать.

Звук оказался громким и ужасным. Его боль эхом отразилась в моем теле.

Билли сгорбил плечи, но не кричал и не пытался уклоняться. Я понимала, что это неправильно, но не знала, как его остановить. Для меня не новость, что мама отчасти мямля, но я не могла поверить, что она допустила подобный кошмар. Я никогда не думала, что она настолько слабая.

Неужели взрослым не все по плечу? Нежная добрая мама всегда жаловалась, что я черствая, слишком похожа на отца. Но это ничто по сравнению с ней. Нил держал ее в настоящем страхе.

Нил лениво покачивал ремнем. Я сжала зубы и сморщилась, представив звук удара.

Билли смиренно смотрел на пряжку, как собака, которую мне однажды довелось видеть в кузове фургона. Она глядела на мир через проволочную сетку с беспомощной смесью страха и ярости.

Нил замахнулся.

– Ты готов понести наказание?

– Хватит! – вырвался у меня нервный крик.

Нил обернулся. Его глаза ослепляли своим равнодушием. Он улыбнулся жесткой улыбкой и вновь повернулся к Билли.

– Значит, такого сына я воспитал? Бесполезную тряпку, за которую вступается маленькая девчонка?

Он произнес это с таким удивлением и отвращением, что у меня запылало лицо, а глаза наполнились слезами.

Я на секунду поверила, что он прав… я – никто. Маленькая девочка, которая ничего не может изменить. Нет ни единого способа, чтобы остановить его… взрослого.

Нил стиснул зубы и снова замахнулся. Он не спешил – куда ему торопиться? Так миссис Хаскелл выбивала пыль из ковров: медленно, основательно. Когда Нил закончил, он не взглянул ни на кого из нас и не сказал ни слова. Он просто повернулся и вышел из кухни.

Я сидела, сложив руки на коленях, как будто мы собирались читать молитвы.

Билли стоял на четвереньках под полкой, где мама хранила свои чашки. Осколки голубой кружки валялись вокруг, словно разбитое пасхальное яйцо.

Молчание затянулось. Я удостоверилась, что Нил ушел, и только тогда отодвинула стул и села на колени возле Билли. Смахнула осколки – они прилипли к рукам, и пришлось отряхнуться о штаны.

– Ты в порядке?

Что за глупый вопрос… Билли стоял коленями на линолеуме, низко опустив голову. Конечно, он не в порядке. Я думала, он проигнорирует меня или, может быть, назовет идиоткой. Но он только смотрел в пол.

– Отвали, Макс.

Место вокруг глаза опухло, и я наклонилась, чтобы рассмотреть поближе. Кожа скоро из свекольно-красной станет пурпурной. Если приложить холод, опухоль должна спасть.

Я стояла на коленях, вспоминая, что он сказал мне на стоянке у «Капитана Сполдинга». Тогда я загорелась надеждой, что мы с ним – одна команда.

– Принести лед?

Он поднял голову – и в тот момент я увидела, как сильно он меня ненавидел. Рот его скривился, и он повернулся ко мне, скалясь, как собака:

– Я сказал тебе отвалить, маленькое бесполезное дерьмо!

Это был голос животного – дикий, ужасный. И на этот раз я подчинилась.

Мне не хватало места в Хоукинсе. Он казался маленьким, как аквариум. Каждый день перед глазами маячили одни и те же лица, те же классы в школе. Я ждала звонка, выходила и шла мимо тех же самых людей, что перемещались стаями по три-четыре человека. Они всегда слишком долго на меня смотрели, а затем отворачивались.

Я изо всех сил старалась не думать о ребятах из видеоклуба. Признаюсь, было весело, но они ясно дали понять, что мне с ними не место. Не важно, насколько сильно я хотела быть в их компании и как старательно пыталась в нее влиться, они не хотели меня принимать. И как бы дерьмово я себя ни чувствовала – все-таки со мной не хотели водиться единственные ребята, которые по-человечески ко мне отнеслись. Приходилось напоминать себе, что все это к лучшему. Уж лучше ходить одной, чем столкнуться с гневом Билли в отношении новых друзей.

Как правило, суббота была моим любимым днем недели, но какой в ней смысл, если нет друзей? Я пыталась придумать себе занятие, но все идеи казались одним сплошным разочарованием. Можно снова покататься на скейте или час-два проторчать в игровом центре. Пусть и скучно, зато за видеоиграми день пройдет быстро. Пожалуй, проеду несколько кварталов и на время забуду о своей реальной жизни.

В развлекательном центре «Пэлис Аркад» было полным-полно шумных потных школьников, а ковер под ногами хрустел и пах мексиканской едой. Тем не менее за убийством монстров день пролетит быстрее. Подойдя к автомату «Диг-Даг», я так и замерла на месте. На экране висела табличка: «Не работает».

Я застыла в проходе, глядя на автомат. Вот так всегда: все замечательно, а потом хорошим вещам приходит конец.

Я уже собралась было отправиться на поиски «Галаги» и «Пэкмена» или, может быть, просто развернуться и уйти, когда ко мне подошел высокий белокожий парнишка с кассы. Такое ощущение, что он каждый день здесь работал. Как ни зайду – он тут как тут. И пусть он не выглядел особо дружелюбным, парень, очевидно, заметил мое огорчение из-за игры. Как и всегда, он с загадочным видом поглощал «Читос».

– Ты уж прости, Воин дороги[28].

Должно быть, вид у меня был довольно отчаявшийся, потому что, затолкав в рот еще одну палочку «Читос», он продолжил:

– Не волнуйся. В подсобке есть другой автомат.

Подсобка здесь служила обычной кладовой. Я стояла и ждала, пока менеджер откроет дверь, но, как только она распахнулась, поняла, что меня подставили. Никакого «Диг-Дага» там не оказалось. Вместо «Диг-Дага» меня ждал Лукас – сидел возле сломанного автомата «Астероиды Делюкс».

Менеджер позвал меня внутрь и кивнул Лукасу:

– И чтобы все было прилично.

Он подмигнул и закрыл за собой дверь подсобки. Как же глупо я себя чувствовала!

Почему я не догадалась? Я ведь навидалась стольких ненадежных парней, придумавших тысячу и один способ обмануть мою маму. Как-то необычно попасться на крючок…

Лукас выглядел взволнованным, но при этом совершенно искренним. Интересно, что такого важного он хотел сказать, что решил смухлевать с автоматом?

Я прошла внутрь подсобки и села. Лукас сидел на пачке коробок с таким серьезным видом, что я даже испугалась.

Его рассказ оказался полным бредом.

По словам Лукаса, когда Уилл исчез, на самом деле он никуда не терялся. Вернее, он не пропал в лесу, как это обычно происходит. С ним все было в порядке, он просто очутился совершенно в другом месте. Сначала я не поняла, что Лукас имел в виду, но потом начала осознавать: Уилл оказался не в городе или аэропорту, а… где-то в ином месте, о котором никто не слышал и не знал, как туда добраться.

Я просто смотрела на Лукаса и качала головой. Я не исключала тот факт, что человек мог пропасть. Но как можно исчезнуть в неизведанном мире? Я начинала злиться. Лицо покраснело.

История становилась все более бредовой. Место, где пропал Уилл, оказалось не просто иным миром, а миром, полным чудовищ, и Дарт был одним из них.

Да, Дастин нашел новорожденного монстра, принес его в школу в самодельной ловушке для призраков и ждал, пока что-нибудь произойдет. Монстр рос в размерах, а я почему-то оказалась виновата в его побеге.

Все это звучало настолько глупо, что мне хотелось смеяться. Я даже думала спихнуть его с коробок за то, что вешает мне лапшу на уши.

Но даже на этом все не закончилось! История и так казалась нелепой, но Лукас умудрился приукрасить ее еще больше. Они не пускали меня в команду, потому что существовал какой-то тайный правительственный заговор, специальная программа, и люди из секретной лаборатории приходят за теми, кто знает эту тайну. Если бы они узнали, что я в курсе происходящего, я бы оказалась в полном дерьме. Лукас рассказал о существе, Демогоргоне, и о девочке с волшебными силами, которая победила чудовище и спасла город, а может, и целый мир, а затем исчезла – и с тех пор ее никто не видел.

На этой части рассказа до меня дошло. Девочка из этой истории – это та самая, о которой Майк говорил в спортзале. Оди, Маг.

Как же фальшиво все это звучало. Как игра или комикс.

Одно дело – не пускать меня в команду, проводить тайные встречи в видеоклубе и пускаться во всякие фэнтезийные приключения. Но совсем другое – пытаться обмануть, чтобы посмеяться. Раз они так полны решимости выставить меня идиоткой, им стоило бы выбрать историю получше, а не эту дикость, в которую никто никогда не поверит.

Мне папа не врал, но другим людям – запросто. А еще он при этом всегда улыбался. Я научилась различать лжецов. Но Лукас даже не пытался хитрить. У него был такой жалобный взгляд, будто он умолял меня поверить.

Когда он наконец закончил рассказ, я откинулась на спинку стула с равнодушным видом. Я решила не обращать внимания на весь этот бред. Очевидно, это какая-то шутка, и будет лучше, если я сразу покажу, что не приняла его историю за чистую монету. Я же не какая-то легковерная идиотка, которой он меня, видимо, считает.

Но, как только я вышла из подсобки, он последовал за мной, все еще пытаясь что-то мне доказать. Вот только я уже не слушала.

Я остановилась и посмотрела на него:

– Ты хорошо постарался. Можешь сказать другим, что я поверила в твою ложь.

Когда я повернулась, чтобы уйти, он схватил меня за руку.

– У нас много правил, и самое важное из них – друзья не лгут. Никогда. Что бы ни случилось.

– Да неужели? – Я сняла записку с автомата и вручила ему.

Какими бы благородными правилами они ни жили в своем маленьком клубе, меня это никоим боком не касалось. Я не являлась частью их команды. И они прекрасно дали мне это понять.

Лукас вздохнул:

– Мне пришлось. Чтобы защитить тебя.

Мое терпение лопнуло. Я больше не могла сдерживаться и начала громко перечислять всю ерунду, которую он рассказывал о правительстве, монстре и девочке.

Лукас бросился вперед и закрыл мне рот рукой.

– Заткнись. Нас из-за тебя убьют.

Он выглядел настолько серьезным и несчастным, что я на секунду усомнилась в том, что он смеется надо мной. По-видимому, он сам в это верил.

– Докажи.

– Не могу.

– И я должна тебе поверить?

– Да.

Внезапно я замерла. На парковке взревел «Камаро».

Я уже привыкла к этому звуку. Это означало одно – веселье закончилось. В прежней школе после уроков я занималась хоккеем на траве или каталась на роликах, но когда «Камаро» начинал набирать обороты, я понимала, что пора бежать.

Я потянулась к Лукасу и сжала его ладонь.

– Не ходи за мной.

У него были теплые руки, но я могла думать только о том, что скажет и сделает Билли, если увидит со мной Лукаса.

Как только я отпустила руку Лукаса, он открыл рот, но я не стала дожидаться ответа. «Камаро» стоял на парковке. Я забралась на пассажирское сиденье, словно ничего не случилось. Двигатель работал вхолостую, и обогреватель дул прямо в лицо. Пахло сигаретным дымом.

Билли смотрел мимо меня.

– Я что тебе говорил?

Сначала я не поняла, о чем он, но затем взглянула на дверь и увидела Лукаса. Он уходил в игровой зал. Я обернулась к Билли и поняла: дела плохи. Должно быть, он увидел Лукаса в дверях.

Я ведь просила его не выходить на улицу! Невероятно. Все это время парень практически умолял меня выслушать его историю, но не доверился мне, когда я попросила его остаться там, где Билли не увидит.

Хотя… Чего лицемерить? Я ведь не объяснила причину.

Я попыталась быстро убедить Билли, что ничего не происходит. Ведь так оно на самом деле и было.

– Ты знаешь, что бывает, когда ты лжешь, – он говорил легко и непринужденно, но в голосе его затаилась нотка грубости, которая отозвалась волной страха у меня в груди.

Мне бы не знать.

Мы ехали в тишине. Билли барабанил по рулю под «Металлику».

Я все еще думала о Лукасе. Его история казалась невероятной. Не просто нелепой, а нереальной. Какие монстры? Монстров не бывает. По крайней мере тех, о которых он твердил.

Если уж монстры и существовали, то Билли был одним из них. И если Лукас не будет осторожен, ему достанется от Билли и я ничего не смогу с этим поделать.

Я убеждала себя, что в этом нет моей вины. Вот что значит жить с чудовищем за спиной. Пусть он и ваш, он все равно стоит за вами, а вы – в его тени. Он нанесет удар любому, кто подойдет слишком близко.

В «Хеллоуине» это описано лучше всего. На протяжении всего фильма Майкл Майерс бродит по Хеддонфилду, чтобы найти и убить свою младшую сестру. Вот и весь план. Он одержим. Он настолько жаждет ее смерти, что вламывается в лечебницу, надеясь закончить начатое. Он просто беспощадный убийца. Может, у него даже есть какая-то цель, но он не понимает, как ее достичь. И что в итоге? Умирают невинные.

В тот день, когда все изменилось, мы с Нейтом тусовались в русле высохшего ручья у меня за домом.

Целую неделю мы трудились над велосипедной рампой, собирали ее из фанеры и металлолома. Рампа должна была стать самым грандиозным нашим проектом. Бен принес остатки краски, а Эдди – ручной бур из садового сарая мамы. С его помощью мы закопали опоры глубоко в рассыпчатую грязь, чтобы рампа не качалась.

Земля на вершине рва, где раньше лежал кот, все еще чернела, но на кустах уже зеленела новая листва, а трава начала отрастать.

С полудня было пасмурно, но день выдался жаркий. Холм гудел от стрекотни кузнечиков и цикад.

Нейт сидел наверху канавы со своей тетрадью, рисуя схемы и вычисляя углы для распорок. У нас было несколько гвоздей, набор инструментов отца Нейта и куча металлолома, который мы купили за семь долларов в хозяйственном магазине.

Я вся вспотела от жары. Ладони стали влажными от резиновых ручек бура, но я все равно продолжала заталкивать опоры и закапывать их землей. Для строительства рампы мы выбрали самую широкую и глубокую часть канавы. Такую можно в космос запускать!

– Где молоток? – спросила я.

Удерживая одной рукой пару досок, я шарила свободными пальцами другой в куче инструментов.

Нейт сделал заметку в блокноте, но глаз так и не поднял.

– Наверное, под фанерой.

Я нашла молоток и вытащила его из кучи свободных досок, лежащих в грязи вокруг сумки с инструментами.

На дне канавы было тихо и безветренно. Ни единого комарика. Я была рада, что сегодня нас только двое, но это казалось немного странным.

– А где Бен и Эдди?

Бен и Эдди по утрам выдергивали сорняки у миссис Харрис, но к двум-трем часам обычно приходили ко мне. Мы почти каждый день проводили вместе, и за последние три года они проторчали на дне высохшей канавы не меньше нас с Нейтом. Но последнюю неделю они появлялись все реже и реже. Нет, они меня не избегали – мы ведь все еще дружили. Еще в пятницу мы вместе ходили в бассейн и прыгали в воду с трамплина. Однако в канаву они почти не приходили. Может быть, их больше не интересует строительство рампы и катапульты для шариков с водой?

– Они теперь слишком крутые, чтобы дружить со мной? Или что?

Нейт перестал черкать в блокноте и поднял глаза. Нахмурив лоб, он ответил:

– Нет, это не так. Думаю, у них просто другие дела.

– Интереснее строительства рампы?

Нейт пожал плечами, но ничего не ответил.

Я пристально на него посмотрела:

– В чем дело?

Он просто склонил голову, не глядя на меня.

– В чем дело? – повторила я.

– Они не злятся на тебя. Просто не хотят тусоваться рядом с твоим братом.

Я прищурилась и промолчала. Пусть от Билли мне никуда не деться, но он мне все-таки не брат. Да, вначале он стал моим кумиром, но почти так же быстро я стала считать его новой проблемой. И за все те месяцы после свадьбы он превратился в настоящую занозу в заднице.

Нейт склонил голову, словно хотел извиниться.

– Не сердись на них. Они знают, что это не твоя вина.

– Я не сержусь. Пусть строят свою рампу. И удачи им в поиске места с таким же хорошим склоном.

Но почему-то я все равно чувствовала себя виноватой.

Оставшуюся часть дня мы работали над рампой, копали отверстия для распорок и приколачивали крест-накрест доски для опор. Мы не говорили ни о Билли, ни о странном поведении Бена и Эдди. Если бы мы все обсудили, день, вероятно, сложился бы иначе.

Мы только закончили закреплять опоры, когда появились Билли и Уэйн.

Они спустились к руслу ручья. Мотоциклетные ботинки хрустели по сухой траве. Вид у них был возбужденный. Глаза казались воспаленными. Волосы Билли были искусно взъерошены – я знала, что он специально их так укладывает. Уэйн был одет в красную фланелевую рубашку с обрезанными рукавами. Они выглядели каким-то косыми, как машина без одного колеса. Не только мои друзья пропали без вести. Со дня кошачьих похорон Сида я больше не видела.

Билли и Уэйн неторопливо подошли к дивану и сели наблюдать. Обычно диван стоял наверху канавы, но все лето он простоял внизу, поэтому обивка стала довольно грязной.

Нейт сидел на земле, опустив голову и скрестив ноги, и изо всех сил пытался притвориться, что парней там нет. Я выпрямилась и взглянула на них:

– Уходите. Это не ваша канава, так что идите гулять в другое место.

Уэйн посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и так сильно засмеялся, что по коже поползли неприятные мурашки.

– Макс играет в доктора со своим парнем и не хочет, чтобы мы смотрели.

Я молча показала ему средний палец. Мы с Нейтом никогда не делали ничего подобного, но я все равно покраснела.

Еще до летних каникул все вокруг вдруг начали разделяться по парочкам. Казалось, все только и обсуждали, кто с кем встречается, кто кому залез под футболку и до какой базы добирался. Я не обращала на подобные вещи внимания, но другие перестали верить, что девушка может общаться с парнем просто потому, что они дружат. Нет, они обязательно должны были встретиться.

Билли смотрел на меня странно, задумчиво. Он откинулся на спинку дивана и положил ботинки на ящик из-под молока, холодно глядя мне в глаза.

– Это правда, Макс?

Нейт все еще сидел за кучей досок в грязи и смотрел в блокнот, но я знала, что он слушает. Меня разозлило, что даже здесь, в канаве, Билли мог запросто вторгнуться в мою жизнь. Он все разрушал.

Не сводя с меня глаз, он начал постукивать сигаретами и барабанить пачкой по колену.

– Я спросил: это правда?

Я взяла другой гвоздь и крепче сжала молоток.

– Нет.

– Тогда тебе нужно осторожней подбирать компанию. Если, конечно, не хочешь, чтобы люди считали тебя шлюхой.

Я подняла молоток и собиралась забить гвоздь, но бурлящая ярость помешала прицелиться, и я стукнула себя по кончикам пальцев. Выругавшись, я скакала по кругу, пока Билли безудержно смеялся.

Как же в тот момент хотелось разукрасить ему лицо этим молотком! Мало того что он переехал и портит мне жизнь. Менее чем за шесть недель он избавился от Бена и Эдди, занял мое место за домом и теперь надумал забрать и Нейта. Он портил все, что я любила!

Я хотела вести себя спокойно, но лицо горело.

– Ты так считаешь, потому что тусуешься только с девушками легкого поведения?

Я сразу же пожалела о своих словах. Он недобро на меня посмотрел, и я поняла, что сейчас будет больно. Билли поднялся на ноги. Перед грязным диваном на вершине ручья он выглядел очень высоким. Он так быстро спустился, что я вздрогнула. Его дыхание касалось моего лба, а ботинки чуть ли не уткнулись в носки моих кед.

– Тебе стоит больше беспокоиться о том, что о тебе подумают люди.

Стиснув зубы, я крепче сжала молоток.

Взгляд Билли переместился на мою руку. Я думала, он будет в ярости, но вместо этого он засмеялся:

– И чем тебе молоток поможет, а, Макс?

Я не ответила.

Наверху, в тени куста гороха, Уэйн все еще сидел на диване. Билли стоял надо мной и улыбался, не сводя глаз с молотка. Я думала, он выхватит его у меня из рук, но Билли только наклонился и произнес лукавым хриплым голосом:

– И что ты собираешься делать, Макс? Хочешь меня ударить?

Я выставила подбородок и пожала плечами:

– Я еще не решила.

Нейт отложил в сторону блокнот и поднялся на ноги.

– Ладно, Макс. Пойдем уже в парк. В другой раз над рампой поработаем.

Я покачала головой:

– Это мое место и моя рампа, и я не собираюсь скучать под навесом для пикника лишь потому, что Билли – конченый мудак. Это изначально мое место.

Я разговаривала с Нейтом, но по-прежнему смотрела на Билли, поэтому заметила перемену в его лице. За секунду из насмешливого зануды он превратился в опасного типа.

Билли грустно покачал головой и лживо улыбнулся. Взгляд оставался прежним.

– Ма-а-акс, не будь эгоисткой. Пора научиться делиться. Мы же семья.

Слово было тяжелым, сладким и болезненным, как яд.

Вместо ответа я расправила плечи и уставилась на него, все еще держа молоток. Стиснув зубы, я горела от злости, но не понимала, что делать дальше. Мне очень хотелось ухмыльнуться или заткнуть его одним словом – словно оружием.

Билли смотрел на меня сверху вниз, беспечно улыбаясь, а я смотрела в ответ.

Нейт подошел к нам по утрамбованной грязи. Сердито крикнул:

– Оставь ее в покое!

Нейта разозлить было трудно. Обычно он держал рот на замке и опускал голову, пока ситуация не стабилизировалась. Но если он все-таки злился, значит, был справедливый повод для этого.

Его стремление к праведности напоминало Лешего из комиксов. Да, Нейт был низким, застенчивым и худым, а сухое русло ручья не похоже на темное болото, но то, как он смотрел на Билли, напоминало свирепую ярость того персонажа. Впервые за долгое время я вспомнила о том, как Леший победил байкерскую группировку, заказчика и «Скотобойню». Меня радовало, что кто-то встал на мою защиту, хотя в глубине души я знала, что Нейт бессилен.

Уэйн все еще сидел на диване, смеясь своим безумным смехом. Обстановка накалялась.

Билли не смеялся. Он схватил Нейта за локоть и скрутил ему руку. Сначала Нейт не боролся и не издавал ни звука, но потом терпению пришел конец. На глаза навернулись слезы, а лицо покраснело, и тогда он издал короткий резкий вопль.

Билли нажал сильнее, и Нейт сжал губы, закрыв глаза. Уэйн перестал смеяться и поднялся на ноги. Теперь он выглядел больным и беспомощным.

– Прекрати, Билли! – велела я твердым ровным голосом. Так дежурный разговаривает с учениками седьмого класса во время обеденного перерыва.

Билли ухмыльнулся, подняв руку Нейта, буквально зажимая ее между лопатками.

– Прекратить? Что прекратить, Макс? Это?

Я еще долго вспоминала, как весело в тот момент звучал его голос. Смех, который никак не соответствовал выражению лица. Его глаза поглотила ужасающая пустота – холодная и глубокая.

Раздался громкий звук.

Я не знала, что сломанная кость может так громко хрустнуть. Звук напоминал пролитую на лед воду или трещину, когда камень прилетает в лобовое стекло. Нейт вскрикнул и рухнул на колени на дне ручья, неловко держа себя за руку. Билли отступил, и сначала я даже не поняла, что случилось. Я думала, что это конец – неприятный и безобразный, но все же конец. А потом увидела, почему Нейт не смог устоять на ногах – локоть был вывернут, а лицо побелело так, будто вся кровь хлынула прочь из тела. Под кожей выступала белая кость.

Долгое время никто не шевелился. Затем Уэйн отвернулся и полез прочь из канавы. Дождь грязи и гравия из-под его ботинок осыпался к моим ногам. Он направился в сторону дороги, опустив голову и не оглядываясь.

Билли по-прежнему не сводил с меня странного взгляда – такого пристального, что казалось, мне делают рентген. Его лицо оставалось бесстрастным, но глаза горели, как у Отто, немецкой овчарки миссис Хаскелл, когда пес смотрел на кошку.

Вдохнув через нос, Билли наклонился ближе.

– Что ты собираешься делать, Макс?

Я промолчала. Нейт упал и мог теперь только тихо хрипло дышать. Но я к нему не подошла. Я понимала, что проявление нежности только усугубит ситуацию. Я уже как-то стала свидетельницей поведения Билли, когда пыталась ему помочь. Да, Нил насмехался надо мной, и это плохо, но Билли меня ненавидел. Я хотела быть хорошим другом, но не могла поступить правильно или храбро… Я не могла даже помочь Нейту.

Билли стоял надо мной, преграждая путь.

– Будь хорошей девочкой и держи рот на замке. Поняла?

Нейт тихо плакал, всхлипывая и прижимая руку к груди.

Билли наклонился и на ухо повторил слова:

– Ты поняла, Макс?

Билли выдал все за несчастный случай. Так он сказал отцу, моей маме и медикам на подъездной дорожке после приезда машины «Скорой помощи».

Он показывал Нейту прием Халка Хогана[29], и рука соскользнула.

Он так странно улыбался – неужели ему кто-то поверит? Увы, я не учла, как сильно взрослые хотели верить в то, что он не псих. Я мучилась от желания все рассказать, но изменит ли правда положение дел? Рука Нейта не заживет по волшебству. Так что я просто поддакивала.

Нейт не стал спорить. С каменным лицом он сидел на носилках и ничего не говорил, даже когда ему наложили шины, обмотали руку бинтами и погрузили в машину «Скорой помощи».

Я позвонила ему, как только он вернулся домой из больницы. Я хотела извиниться, но слова почему-то звучали небрежно, безразлично.

– Я с ума сходила, когда ты уехал, – призналась я. – Но сейчас все успокоилось. Нейт, я никак не думала, что он это сделает.

Я ждала, что Нейт закричит или хотя бы попросит перестать вести себя так, будто все нормально. Но вместо этого он ответил:

– Знаю.

Нейт больше не приходил работать над рампой. Каркас так и стоял наполовину собранный, с выцветшими на солнце досками. Через некоторое время, когда я наконец поняла, что никто из них не вернется, я закончила рампу самостоятельно. Папа научил меня резать углы, и у меня хорошо получалось орудовать пилой и уровнем, но я была одна, а фанера казалась неподъемной. Целых четыре дня я трудилась не покладая рук.

Уроки в школе начались через две недели, и я вернулась, не зная, есть ли у меня еще друзья. В первый день Нейт сидел за общим столом с другой стороны класса. За обедом все обступили его, чтобы подписать гипс – даже миссис Маллард, учитель французского, которая меня презирала, и те ученики, кто раньше обходил нас стороной. Однако мне было неловко оставлять свою подпись. Да он и не просил.

Так будет лучше. По крайней мере я сама начала в это верить. Мне казалось, что моя подпись станет не дружеским жестом, а признанием своей вины.

Иногда Нейт все еще выбирал меня в свою команду в вышибалах и не запрещал подсаживаться к нему на обеде, но при этом он всегда смотрел сквозь меня.

Я знала, что содеянное не было случайностью. Ярость Билли походила на осенние бури. Они всегда начинались внезапно, хотя дни перед этим стояли тихие и спокойные. Казалось, можно обвинить в этом Нила, сказать, что это его школа. Вот только Нил всегда старался, чтобы его действия выглядели разумно. Ему нравилось все вокруг контролировать. Билли же предпочитал хаос.

Билли представлял опасность для общества. Он не успокоится, пока кто-нибудь не пострадает. Я старалась не огорчать его, но так не могло продолжаться вечно. Было время, когда я действительно верила, что знаю, как с ним обращаться. Такую ошибку больше допускать нельзя. Смысл фильмов в чем? В том, что монстров можно победить. А смысл сиквелов? Правильно, они всегда возвращаются.

Я знала, что содеянное не было случайностью, но не представляла, как это остановить. Лукасу достанется еще больше. Нельзя этого допустить.

Какая же я идиотка, что верила в семью и безопасность. Теперь я знала правду. Мир – огромное хаотичное место, где я осталась сама по себе. Лучше всегда держать монстров на коротком поводке – так они никогда не застанут врасплох.

После истории с Нейтом я подумала, что Билли оказался в полном дерьме. Думала, его отправят в военную школу, в тюрьму или что-то в этом роде. Я решила, что все наконец-то увидят, что он слетел с катушек.

Однако после того, как «Скорая помощь» уехала и вокруг загорелись уличные фонари, все утихло. Нил и мама даже ничего не сказали. Они вели себя так, будто вообще ничего не поняли. Даже позже, когда они решили переехать в Индиану, они никогда не говорили об истинной причине. Когда я попыталась вытащить из них правду, они начали что-то выдумывать. Говорили:

– Там будет лучше для всех нас. Билли сможет начать новую жизнь, вдали от неуправляемых друзей и дурного влияния. Вы сможете бегать, прыгать, играть на свежем воздухе и широких улицах, а не дышать выхлопными газами бесконечного транспорта.

Такое чувство, что они делали нам одолжение. Как будто это не Билли – зачинщик неприятностей в бандитской шайке, а мне шесть, а не тринадцать. Они не хотели признавать правду. Они боялись сказать вслух, что Билли вышел из-под контроля и мы бежим из города, дабы не ухудшить ситуацию.

В тот вечер, когда все пошло к чертям, я только вернулась домой после похода в развлекательный центр, где играла в «Пэкмена». В прежние дни я бы встретилась с Нейтом, Беном и Эдди, но они больше не приходили.

Нил стоял на стуле в гостиной: снимал рамки с туристическими открытками, которые мама развесила над диваном.

Сначала я просто стояла и смотрела, как он снимает каждую рамку с крючка и укладывает в растущую стопку на кофейном столике. Я не думала, что это имело какое-то значение. Конечно, он их снимал, ведь Нилу не нравились ни лампы, ни часы, которые выбрал не он. Он уже обновил подставку для ног и избавился от коврика в холле, а теперь просто разрушал очередную часть моей старой привычной жизни. Да что уж мелочиться – он и так уже все испортил.

– Зачем ты их снимаешь? – Я старалась говорить как можно равнодушнее. Вдруг он подумает, что я не особо заинтересована в рамках, и позволит их оставить?

Нил глянул на меня, но вместо ответа повернулся и крикнул:

– Билли, иди сюда! Сьюзен, и ты подойди.

Мама вышла из кухни и встала в дверях. Мы все молча ждали, пока не пришел удрученный Билли. Он упал рядом со мной на диван, и тогда Нил слез со стула.

Он потянулся и вытер руки о штаны, хотя рамки не были грязными.

– Сьюзен, – обернулся он к ней, все еще глядя на Билли. – Не хочешь им рассказать?

Мама легонько улыбнулась.

– У нас грандиозные новости, ребята.

Она пыталась казаться веселой, но в конце голос дрогнул, и фраза прозвучала так, словно она задавала вопрос. Первое что пришло в голову – у них будет ребенок. Я сразу начала беспокоиться о новом заложнике. Еще один хрупкий нежный человечек, которого придется спасать от Билли.

Еще секунда – и я поняла, что дело не в ребенке. Мама выглядела нервной, но не счастливой или возбужденной. Я ждала.

– Мы переезжаем, – сообщила она. – Банк предложил Нилу перевод. В Индиане есть филиал и…

Стены будто сжимались; становилось тесно, душно, невыносимо. Она все говорила и говорила своим высоким взволнованным голосом, словно мы отправляемся в великое приключение. Вот только после Индианы я уже ничего не слышала.

Билли встал. Лицо налилось яростью.

– Что за чушь?

Я положила руку на подлокотник дивана – обшарпанный, изношенный.

Нил повернулся к Билли и сказал ледяным голосом:

– Пожалуй, тебе пора пойти в свою комнату и остыть.

По его тону стало ясно, что, несмотря на спокойную маску разумности, он жаждал драки. Я думала, сейчас они оба взорвутся, но Билли лишь отвернулся от Нила и зашагал по коридору. По дороге он ругнулся и ударил кулаком в стену, отчего со стены упала моя школьная фотография с пятого класса. Конечно, этот жест не сопоставим с ударом в лицо, однако достаточно близок. Я думала, Нил отреагирует как обычно: опустит болтовню и приступит к дисциплине. К ремню. Вместо этого он с грустным пустым видом наблюдал, как Билли уходит прочь.

– В гараже есть шпатель, – сказал он, повернувшись ко мне. – Сбегай, принеси, я вытащу крючки из стены.

Меньше всего на свете хотелось быть на побегушках… но я все равно выполнила просьбу. Сердце, казалось, вылетит из груди от злости.

Я уже почти добралась до прачечной, как вдруг из темного дверного проема комнаты навстречу мне вышел Билли и попытался меня схватить.

Я хотела ускользнуть, но он оказался быстрее и схватил меня за руку. Это далеко не первый раз, когда он ко мне прикасался, но обычно все обходилось толчком или щелчком по носу. На этот раз его пальцы крепко сжали мой локоть. Я ахнула.

Он наклонился и прижался ртом к моему уху.

– Это ты постаралась?

Я стояла неподвижно, пристально глядя на пятно на стене позади него.

Голос Билли был таким тихим, что казалось, я чувствую его нутром, а не слышу ушами. Большой палец с такой силой сдавливал руку, что та начала неметь.

– Посмотри на меня.

Я продолжала сверлить взглядом пятно, и он слегка встряхнул меня. Сжав зубы, он говорил низким и грубым голосом:

– Посмотри на меня, Макс.

На этот раз я подчинилась.

Наши лица оказались слишком близко друг к другу, настолько близко, что я ощущала его горячее дыхание и запах табака.

– За это я тебя уничтожу.

Никогда я еще не видела таких страшных блеклых глаз. Казалось, я смотрю в черную дыру. Во рту пересохло.

Может быть, когда мы стояли перед «скиболом», я еще могла подумать, что он шутит. Даже после того, как он сжег мертвую кошку и дал мне сигарету, чтобы позлить маму. Даже после того, как он совершал безумные, безрассудные поступки, и, когда Нил наказывал его за это, я убеждала себя, что в этом весь Билли. Я могла подумать, что это – игра. Но теперь перед глазами стоял лишь сломанный локоть Нейта.

– Я ничего не делала.

Билли наклонился так низко, что его лоб почти коснулся моего.

– Ты слишком много говоришь, Макс.

Его грубый голос сквозил злобой. Я быстро покачала головой, почти не дыша. В тот момент я решила, что все точно обернется вызовом «Скорой помощи». Теперь он не сможет свалить вину на меня, как на Нейта, и просто уйти домой, пока никто его не заметил.

– И что я, по-твоему, сделала?

Билли пристально посмотрел на меня, а затем поднял подбородок и отпустил мою руку.

– Что ты за кусок дерьма, Макс? Тебе повезло, что я рядом и могу присматривать за тобой. Не забывай об этом.

Он оставил меня в дверях в прачечную. Рука все еще горела в том месте, где он ее сжимал, пульсировала в такт с сердцебиением – красная отметина размером с большой палец.

– Максин, – крикнул Нил. – Ты заблудилась?

– Нет, сэр, – отозвалась я.

После того как я принесла Нилу шпатель, он встал на стул и вытащил крючки из гипсокартонной стены. Я отправилась в свою комнату и открыла комод. После свадьбы Нил и мама препятствовали моим встречам с отцом, а теперь и вовсе собрались забрать его насовсем, увезти меня на другой конец страны вместе с Билли. Я сложила в рюкзак несколько носков, нижнее белье и две пары джинсов. На следующую ночь я вынула двадцатку из маминой шкатулки и сделала единственное, что могла сделать.

Сбежала.

Когда мы приехали домой, Билли отправился в гараж, чтобы поменять свечи. Из-за поднятой двери грохотала музыка. Я остановилась на подъездной дорожке со скейтом в руках.

Я как раз отрабатывала кикфлипы[30], когда мама позвала меня:

– Макс, помоги повесить картину!

Я вздохнула.

– А нельзя подождать? Я занята!

Нил поднимался по ступенькам с ящиком инструментов в руках.

– Положи скейтборд и делай то, что велела мама, Максин.

Я хотела закатить глаза, но все-таки бросила доску и отправилась помогать маме.

Мы проверяли, ровно ли висит картина, как вдруг музыка выключилась и «Камаро» взревел. Секунду спустя раздался сильный треск, и я уже знала, что произошло.

Билли переехал мой скейт.

Я спрыгнула вниз и бросилась к гаражу, надеясь, что ошиблась. Но, увы, я оказалась права. Он раздавил доску задней шиной, и нос полностью раскололся.

Я стояла над разбитым скейтбордом и смотрела на трещины. Вот оно, мое наказание. Цена за то, что встретилась с Лукасом.

– Придурок, – сказала я тихим, гневным голосом. Щеки предательски залились краской, как будто я хотела расплакаться, и я сильно прикусила губу. Взгляд Билли оставался таким же тяжелым и равнодушным.

– Что я должен сказать, Макс? Не бросай ты повсюду свое дерьмо, оно бы и не сломалось.

– Придурок! – на этот раз завопила я, тяжело ступая по бетону.

Мы стояли лицом к лицу на дороге и орали друг на друга, пока не вышел Нил. Он остановился на ступеньках, поочередно глядя на нас обоих.

– Что за крики?

– Он сломал мой скейт!

Билли вскинул руки.

– Она бросила его на дороге!

Нил пристально посмотрел на нас, а затем он повернулся к Билли:

– Похоже, ты теперь возишь сестру.

Как будто мы и так целую неделю не ездили вместе. Я не хотела садиться в одну машину с Билли. Я никогда не хотела видеть его снова, но Нил очень недобро на нас посмотрел, и я решила промолчать. Я подняла обломки доски и отправилась в дом.

Теперь я была по-настоящему напугана. Билли постоянно находился в плохом настроении, и мне совсем не нравилось, как он смотрел на Лукаса. Он сломал доску специально, чтобы показать мне, на что он способен. Он показывал, что может сломать не только скейт. И я понимала, что сама я не справлюсь.

Мне нужен взрослый, который мог бы вмешаться и остановить его. Но мама не могла бы сдержать Билли, даже если бы попыталась, а Нил только все усугубит. И я поняла, куда надо держать путь – куда-то очень далеко, где все легко и непринужденно. Туда, где больше не придется думать о Билли.

К отцу.

Проблема заключалась в том, что мама и Нил ни при каких условиях не дадут мне вернуться в Калифорнию. Единственный способ добраться туда – уехать самостоятельно. Но попадись я им на глаза – и не миновать беды. Они волновались из-за того, что я сбежала в Сан-Диего, а теперь все раз в десять хуже будет. Я пыталась понять, смогу ли сбежать без их ведома. Хватит ли мне храбрости, чтобы сесть в автобус и доехать в Лос-Анджелес из Индианы?

Я не сомневалась, что смогу, но отсюда до Лос-Анджелеса дальше, чем от Сан-Диего, и нужно уехать из города до того, как мама заметит мою пропажу. Ну а самая большая проблема – стоимость билета.

Жаль, что я не взрослая. Любая проблема была бы намного проще, будь у меня работа и банковский счет. Но если бы я была взрослой, у меня бы не было таких проблем. Взрослым не приходилось иметь дело с друзьями, которые тебя бросили, или с опасными сводными братьями. Когда все выходило из-под контроля, они могли просто уйти.

Однако решение всех моих проблем пришло раньше, чем я ожидала.

После ужина в пятницу у мамы было прекрасное настроение. Она склонилась над газетой с ручкой.

– Родная, – обратилась она ко мне, глядя на раздел посуды. – Завтра мы с Нилом поедем в «Терру Хот», чтобы присмотреть кое-что для дома.

Билли скривился в отвращении.

– Смех, да и только. В этой дыре даже «Сирса» нет.

Мама смотрела в газету и говорила мечтательным голосом, словно не слышала Билли:

– В городе скоро откроется торговый центр. Как его – «Старленд»? «Старкорт»? Но до этого еще несколько месяцев, а нам нужны новые простыни и полотенца. И лопата для снега, пока погода не испортилась.

Список покупок был настолько фантастически скучным, что я не могла понять, кому она все это говорила. Я обдумывала варианты, пытаясь избавиться от ноющего чувства о безумности своей идеи. Я представляла себе побег и чувствовала нечто схожее со страхом перед прыжком с трамплина. Скоро выпадет снег. Я никогда не видела снега, кроме как по телику. Я убеждала себя, что в этом нет ничего интересного – просто замерзшая вода. Фруктовый лед без аромата. Я старалась не думать о том, как я пропущу это зрелище.

Мама оторвалась от газеты, словно прочла мои мысли. Я уж подумала, она спросит меня, не хочу ли я что-то рассказать. Но она только улыбнулась привычной нервной улыбкой.

– Я знаю, сейчас середина учебного года, но я тут подумала: может быть, ты хочешь прикупить новой одежды? Бьюсь об заклад, девушки здесь одеваются иначе.

Да, так и есть. Вот только одевались они как зануды, а я не собиралась появляться в школе в бежевых водолазках и клетчатых юбках. В голове уже зрел план: «Терра Хот» находится как минимум в часе езды; за покупками они поедут на весь день, и я останусь дома одна.

За исключением Билли.

Я знала, что отказ от поездки ранит ее чувства, но это единственный шанс. Все равно через день или два ей будет еще больнее.

– Нет, спасибо, – отказалась я, пытаясь выглядеть непринужденно.

Да я бы лучше померла, чем ходила в такой же одежде, как все остальные. Но ей этого показывать не стоит. Она и так уже выглядела немного расстроенной.

– Что ж, тогда в другой раз?

Даже теперь, когда я знала об этой возможности сбежать, оставалась главная проблема. Билеты на автобус стоили денег, а у меня их не было. Или по крайней мере той суммы, которая позволит сыграть больше одного раза в «Пэкмена» и съесть кусок пиццы. Мама почти никогда не позволяла покупать что-либо без разрешения Нила, но придется попробовать. Другого пути нет.

Я нашла ее в подсобном помещении. Она сортировала белье из корзины, стоящей на крышке стиральной машины. Я взяла носок и начала ковыряться в корзине в поисках пары.

Она рассеянно улыбнулась:

– Спасибо, что помогаешь.

Я внезапно почувствовала себя виноватой. Я никогда не помогала ей со стиркой. Но мне нужно поговорить с ней, пока Нила не было рядом. В прачечную он не ходил.

Мы стояли лицом к лицу перед стиральной машиной. Пахло порошком и сладким, как духи, кондиционером для белья, и на секунду мне стало очень плохо от того, что я собиралась сделать.

– Я должна кое-что спросить, но это личное. Не хочу, чтобы ты рассказывала Нилу.

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и я поняла, что пугаю ее.

– Что случилось, дорогая?

Я глубоко вздохнула и постаралась не выглядеть виноватой.

– Ты предлагала пойти за покупками. На самом деле я бы хотела пойти…

От ее искренних широко раскрытых глаз все сжалось внутри. Ее взгляд горел надеждой.

– В самом деле?

Я кивнула.

– Я просто хочу пойти одна. Восьмиклассницы сходят с ума от резиновых браслетов и кружевных топов. Я видела несколько классных на витрине «Кози Клозет». Я бы хотела пойти туда и выбрать один. С друзьями.

Я старалась быть осторожнее и не завираться. Надеюсь, она поверит, что меня интересуют резиновые браслеты. И что у меня есть друзья.

– А еще я хочу мусс для волос, который придает объем. Он продается в аптеке?

Казалось бы, она уже должна была заподозрить неладное, но она так прониклась моей речью и своей надеждой на то, что я наконец стану хорошей, милой и доброй девочкой – нормальной девочкой.

Ее сияющая улыбка сбила меня с толку. Я хотела сделать ее счастливой, но ничто из того, что принесло бы ей радость, не могло обойтись без лжи. Когда мама смотрела на меня, она видела проблему, которую нужно решить. Она видела перед собой грубую колючку, которой сложно поладить с другими. Она видела перед собой отца, которому трудно что-то объяснять.

Только когда я вернулась в свою комнату с банкнотами в руке, я поняла, что у меня еще осталось время на самобичевание. Это были немалые деньги, даже если бы я говорила правду. Но вранье о кружевном топе выбило меня из колеи. Однако какой у меня оставался выбор?

Кто-то должен сказать ей, что я слишком похожа на отца. Такому человеку, как я, доверять нельзя. Но я понимала, что, если останусь здесь, все станет намного хуже. У меня не было других вариантов.

В субботу, взяв пачку крекеров, две банки содовой и зубную щетку, я заперлась в комнате, где сложила все в рюкзак вместе с носками, нижним бельем и запасной кофтой. Безусловно, вещей маловато, и я бы не отказалась от кремового бисквита, но придется перебиться.

Утром мама и Нил уехали в магазин, и теперь осталось дождаться, когда уйдет Билли.

Он зависал в гостиной, поднимал штангу. Скамья для жима была все та же, только теперь он хранил ее в гостиной, потому что нынешний гараж был слишком холодным, захламленным, да к тому же кишел пауками.

С сигаретой в зубах Билли качал бицепсы, пил пиво Нила и слушал музыку. Он никогда не пропускал тренировки. Хотя в последнее время, кроме штанги, он больше ничем и не занимался.

Я сидела на краю кровати и ждала, когда Билли наконец уже устанет, а пока, чтобы не терять время даром, пыталась хоть как-то починить скейт. Упакованный рюкзак лежал на кровати. У меня будет часа три, чтобы добраться до города и найти дорогу до автобусной станции. Там я узнаю расписание и сяду на следующий автобус до Калифорнии.

Я знала одно – поездка будет долгой, нудной и непонятной. Главное – добраться до Лос-Анджелеса, а там все станет проще: я найду таксофон и позвоню отцу. Сначала он удивится, может быть, даже разозлится, но все равно поймет. Конечно, он не сможет круглосуточно за мной следить, но это и не важно. Он ко всему относится проще. Если я объясню ситуацию, он приедет и заберет меня.

Я уже вообразила новую жизнь в его квартире: как я буду спать на раскладном диване и есть на завтрак холодную еду; как он будет работать допоздна над турнирными таблицами или странными изобретениями; как будет проводить ночи и выходные в баре. Но мне все равно. С этим я справлюсь – мне не привыкать.

Я не сводила глаз с рюкзака. Уехать отсюда – значит все бросить. Но я проживу и без этого барахла. Мне не нужны комиксы и большая часть одежды. Все, что меня действительно волнует – мой скейт, который теперь в непригодном состоянии. Может быть, папа его починит, когда я доберусь до него.

Папа хорош в том, чему в школе не учат. Мама называла его мастером на все руки, но на самом деле он разбирался только в трех-четырех областях. Когда родители были женаты, он иногда добывал деньги путем жульничества – играл в бильярд, изображая неумеху, а в итоге выигрывал поставленные на его поражение деньги. А однажды он продал на черном рынке магнитолу из гаража. После развода он стал более небрежным в отношении вещей. На любой работе (обычно он занимался ремонтом техники или краткосрочными займами) он не задерживался больше двух месяцев. Его всегда увольняли, или ему становилось скучно, и он уходил сам. Но его настоящая работа заключалась в том, чтобы доставать людям то, что им нужно.

Ему удавалось найти старые концертные записи или новые номерные знаки, если того желали клиенты, и он заправлял всеми видами ставок, даже нелегальными.

Квартира у него была обшарпанной и мрачной – папа не умел толком вести хозяйство или украшать дом. Однако окна маленькой кухоньки выходили на восток, и каждое утро, когда он сидел за стойкой и пил кофе, первые солнечные лучи проникали сквозь стекло и озаряли светом его спину. Если я поднималась первая, то садилась на кухне и представляла, как выгляжу со стороны в свете солнца, струящегося сквозь огненные волосы.

Я обожала смотреть, как папа делал поддельные удостоверения: он целыми вечерами сидел за кухонным столом, отслаивая заднюю часть водительских прав и разглядывая имена и даты рождения через увеличительное стекло. Было что-то волшебное в его действиях – в том, как он сопоставлял старые фотографии с новыми именами. Люди становились кем-то другим прямо у меня перед глазами.

Папа сидел, склонив голову, и собирал по кусочкам новые образы людей, занимающихся такими вещами, о которых он не говорил даже мне. Он много о чем не мог мне рассказывать – такая у него была работа.

Он не часто подделывал удостоверения, но всегда разрешал мне смотреть.

Мне не подобрать слов для описания рода его занятий, но я всегда знала, что маме об этом лучше не говорить. Отец никогда не раскрывал личности клиентов, но уверял, что они точно не школьники. Я пересмотрела достаточно фильмов о шпионах, чтобы понимать: поддельное удостоверение помогало людям исчезнуть.

В последнюю нашу встречу я стояла у стойки с банкой кока-колы в руках и смотрела, как с помощью пинцета и клея папа приклеивал к углу удостоверения цветную фотографию размером с марку. Человек на фотографии был темноглазым, с длинными усами. Я видела его в «Черной двери». По выходным он всегда приходил смотреть бокс, а когда я была младше, он отдавал мне вишенки из коктейлей. Его звали Уолтер Росс, и он болтался в баре с остальными сумасшедшими друзьями отца. Удостоверение было на человека по имени Кларенс Мастерсон.

– Это Уолли из бара. Почему здесь написано, что его зовут Кларенс?

Папа улыбнулся, но не поднял глаза.

– Потому что его новой личности нужно необычное имя. Никто не поверит в Джона Смита. Отойди на два шага, горошинка. Ты загораживаешь свет.

Я отошла в сторону, наблюдая, как он аккуратно выравнивает фотографию и крепче прижимает ее к карточке. Интересно, куда собирался Уолли? Чем таким он занимался, что ему понадобилось стать кем-то другим?

Конечно, папа поймет, зачем я приехала. Он из тех людей, кто на собственной шкуре прочувствовал, каково это – оставаться на месте по чужой воле и мечтать о побеге.

Я сидела на краю кровати, обматывая изолентой сломанную доску, когда в дверь позвонили.

Билли находился в гостиной в трех метрах от двери, но открыть не удосужился. Когда раздался очередной звонок, более нетерпеливый, он опустил штангу и крикнул мне открыть дверь. Со вздохом я поднялась с кровати. Я ожидала увидеть на пороге бойкую женщину средних лет, которая ходила по домам в надежде продать косметику «Эйвон».

Но, конечно же, ее там не будет. Дамы из «Эйвон» казались чопорными и суетливыми даже в Хоукинсе и никогда не приходили на Черри-роуд.

За дверью оказался Лукас. Он стоял на ступеньках, одетый в брезентовую куртку с искусственной подкладкой из овчины. Вид у него был серьезный. Мое лицо охватил жуткий холод.

На обочине дороги, поставленный на подножку, стоял его велосипед.

– Я докажу, – заявил он.

Я даже сначала не поняла, о чем он. На лбу у него, как у Рэмбо, была повязана камуфляжная бандана. Такой головной убор точно ничего не доказывал, зато выглядел весьма странно.

Я перепугалась, что он пришел ко мне домой. В другое время я была бы рада узнать, что после тех грубостей, которые я ему наговорила, он все еще хочет со мной дружить. Но в тот момент я думала лишь о Билли. Я не знала, сколько у нас времени, но понимала, что от гостя нужно поскорее избавиться.

Я вышла на улицу и закрыла за собой дверь, пока Билли не обернулся.

– Как докажешь?

Он покачал головой.

– Тебе придется пойти со мной.

Меня начинало раздражать, что он никогда не отвечал на мои вопросы.

– Куда?

Лукас сжал губы.

– Доверься мне.

Долю секунду я просто не сводила с него глаз. Чем дольше мы там стоим, тем скорее выйдет Билли. Если он откроет дверь, ситуация однозначно накалится.

– Тебе лучше уйти.

Лукас смотрел на меня так открыто и сердито, и все его внимание было приковано ко мне. Это был нетерпеливый взгляд, но на сто процентов честный.

– Подъезжай к моему окну, – наконец ответила я. – С другой стороны дома увидишь деревянную стойку. Встречаемся через тридцать секунд.

Я зашла в дом и закрыла за собой дверь, пока Билли не вышел наружу.

Он все еще был в гостиной, но больше не поднимал штангу. Он потянулся за пивом и спросил, кто приходил. Я старалась ничем себя не выдавать. Билли смотрел на меня проницательным взглядом, как будто что-то подозревая.

Лукас рассказывал о монстрах, как будто действительно верил в их существование. И я тоже в них верила, правда, немного в другом ключе.

В конце концов, в моем доме проживал один из них.

Стараясь не выдать себя выражением лица, я прошла по коридору в комнату и закрыла за собой дверь. Рюкзак стоял на том же месте, где я его оставила, – ждал, пока я возьму доску и куртку и сбегу отсюда.

Да, я хотела бежать, но почему-то поездка к отцу больше не казалась решением проблем.

Пока Лукас объезжал дом на велосипеде, я ждала у подоконника. С одной стороны, мне казалось, что я совершала ошибку – ведь иначе я упущу возможность уехать в Калифорнию и буду потом всю жизнь об этом жалеть. Но, с другой стороны, Лукас пришел ради чего-то важного. Если я не встречусь с ним, то другого шанса может не быть.

Я оставила рюкзак возле сломанного скейта.

Лукас проделал весь этот путь до Черри-роуд, потому что хотел показать что-то стоящее, и что бы то ни было, он в это верил. Я сомневалась, что его доказательство окажется убедительным. Может быть, доказательств вообще не будет. Но мне внезапно захотелось посмотреть.

Я распахнула окно и вылезла на улицу.

Лукас подкатил к дому, я спрыгнула с деревянного ящика под окном и села к нему на сиденье.

Он ехал по травянисто-гравийным проездам и дворам, избегая дороги. Я сидела позади, держась за его плечи. День стоял тихий, но холодный и пасмурный, и все соседи сидели по домам. Меня не волновало, куда мы держали путь и какие доказательства хотел предъявить Лукас. Вместо этого я напрягала слух, боясь услышать рев «Камаро».

Я в любую секунду ожидала увидеть его позади нас. Я знала, что, если Билли возьмет перерыв на две секунды и заметит, что я ушла, он в одно мгновение нас поймает. Он остановился бы рядом, посмотрел на меня жестким взглядом, и у меня не осталось бы выбора, кроме как сесть в машину. Перед глазами так и стояла зияющая пустота пассажирского сиденья.

Я даже не могла вообразить, что он со мной сделает. Точнее, могла, но не хотела представлять, насколько плачевно все закончится. И это пугало больше всего. Это чувство было совсем не похоже на переживания за поездку в автобусе, страх за мамины чувства или грусть об отсутствии друзей. Нет, это был леденящий, бездонный, всеобъемлющий страх.

Даже не зная о ситуации в моей семье, Лукас старался не приближаться к дороге. Мы ехали по тихим улочкам, и я так и держалась за его плечи. Брезентовая куртка была грубой на ощупь, а форма плеч отличалась от костлявых, но таких знакомых плеч Нейта. Я ощущала, как двигаются его мышцы, пока он крутил педали, и видела, как жарко ему в куртке.

Мы ехали быстро, не разговаривая. Я убеждала себя, что поехала с Лукасом лишь для того, чтобы держаться подальше от Билли, но это не совсем так. Страх постепенно уходил, оставляя в груди место для чего-то теплого и сияющего. Он приехал за мной. И я была рада.

Когда Лукас отъехал от дома на достаточно большое расстояние, я перестала беспокоиться о Билли и начала все больше интересоваться тем, куда мы направлялись. Мы ехали не в город. Вместо этого мы устремились по извилистой дороге вверх мимо вереницы деревьев и остановились на вершине холма. Когда мы слезли с велосипеда, Лукас взялся за руль и довез его до противоположной стороны склона.

Внизу была свалка.

Лукас стоял с довольным видом, и я приготовилась услышать объяснения.

– Что происходит? Что мы здесь делаем?

Под нами простиралось море из ржавых автомобилей с разбитыми фарами и оторванными дверьми вперемешку с древними холодильниками и ржавыми листами гофрированного металла. Настоящий джекпот из стройматериалов.

Но потом я заметила, что мы не одни.

На другом конце свалки возле шаткого старого автобуса стоял Дастин со взрослым парнем, вероятно, возраста Билли. Он выглядел стильно, и у него был огромный начес, как у певцов из модных групп. В руках они держали канистру, бейсбольную биту с вбитыми в нее гвоздями и странное ведро с мясом. Они бросали мясо на землю.

Я повернулась к Лукасу:

– Что они делают?

Он дернул головой в сторону Дастина и пожал плечами, как будто все очевидно.

– Ищут Дарта.

– На свалке? Это не…

Он поднял руку, прерывая меня:

– Я знаю, все это кажется странным. Но просто доверься мне.

Все это казалось настолько необычно, что мне захотелось остаться и посмотреть. Я действительно не верила ему, но мной овладело любопытство.

Лукас спрятал велосипед, и мы направились к свалке.

Срезав путь по траве, мы добрались до автобуса. Все это напоминало сцену из фильма ужасов. Очевидно, свалка заброшена уже лет пять-десять, и Лукас с Дастином бывали здесь раньше.

– Стив, – Дастин говорил с парнем в центре поляны. – Стив, послушай меня. Дарт разборчив в еде, поэтому важно, куда мы положим приманку. Это идеальное место.

Парень глянул на него без интереса и бросил мясо в одну кучу.

Солнце уже садилось, и я думала: что я вообще тут забыла? Скоро же должны вернуться мама и Нил. На мне была только куртка, но я знала, что ледяные мурашки на шее появились не от холода. Меня охватила жуткая уверенность в том, что что-то обязательно произойдет.

Лукас и Дастин шептались о чем-то – возможно, обо мне – за одной из убитых машин, пока я неловко стояла на поляне наедине со Стивом. Я думала, он посмеется над моими волосами или одеждой, как всегда делали старшеклассники. Или, например, выгонит.

Но он просто подошел к груде мусора и начал вытаскивать оттуда листы металлолома и потертой фанеры, раскладывая их по поляне, а потом приставляя их к дверям и окнам автобуса. Он его укреплял.

Спустя минуту он повернулся и посмотрел на меня, приподняв бровь:

– Поможешь или так и будешь стоять?

Я засеменила вслед за Стивом, и мы вместе начали покрывать выбитые окна автобуса разными по ширине листами фанеры и металлолома.

Он придерживал квадратный алюминиевый сайдинг и оглядывался через плечо.

– Так, значит, ты недавно в город приехала?

Я кивнула. Обычно такие вопросы задают пожилые соседи или кухарки, поэтому я даже не знала, что на это сказать. Стив кивнул в ответ и начал вытаскивать помятые листы алюминия из сугробов мусора и бросать их в одну кучу.

Этот день был таким необычным и сюрреалистическим, и все в нем казалось странным.

Лукас и Дастин все еще сидели за разбитой машиной, без умолку обсуждая какой-то вопрос, снова предназначенный не для моих ушей. Как же меня это бесило. Что бы я ни делала, они все равно продолжали играть без меня.

Стив позвал их на помощь, и мы работали в тишине, перетаскивая металлолом в автобус и наслаивая его на окна.

Внутри автобус был в полнейшей разрухе: виниловые сиденья прогнили и накренились на ржавых ножках.

Стив огляделся, словно проводя инвентаризацию.

– Нужно как-то заколотить окна, чтобы при этом можно было наблюдать изнутри.

Я посмотрела наверх. В потолке находился квадратный люк.

– Если подняться на крышу, оттуда откроется хороший обзор.

Стив посмотрел на меня с поднятой бровью. Я думала, он отмахнется или скажет, что такие глупые идеи приходят в голову только маленьким детям, но вместо этого он кивнул и похлопал меня по руке.

– Отличная идея.

Я рылась в грудах ржавых ведер и деформированных досок, пока не нашла в траве алюминиевую лестницу. Она оказалась шаткой, покрытой паутиной и травой, но при этом достаточно крепкой. Я затащила ее в автобус и наклонила так, чтобы она выступала через отверстие в потолке.

Поднявшись на крышу, я увидела дорогу до большого комплекса лаборатории Хоукинса – почти до самого города. В другой раз я была бы довольна, что мы построили симпатичный форт. Однако чем больше я наблюдала за остальными, тем больше замечала, как они серьезны. Никто из них не выглядел так, будто они играли.

Крыша автобуса выцвела от солнца и покрылась пятнами ржавчины. Оттуда можно было следить за территорией вокруг, но место выглядело слишком открытым. На углу свалки я заметила кучу шин. Мы обыскали их, выбрали самые крепкие, а затем перекатили в автобус. Резина была настолько старая, что потрескалась и оставляла на руках черные пятна. Мы затащили их на крышу и уложили друг на друга, чтобы создать своего рода бункер.

Стив стоял в центре поляны и заливал бензином круг вокруг кучи мяса. Странное действие, но было понятно: он собирался выманить того, на кого они охотились, и поджечь бензин.

Автобус был шатким и ржавым, но, когда мы закончили, он приобрел более серьезный вид – как будто машина из «Безумного Макса». Лукас поправил бандану и забрался наверх с биноклем, чтобы следить. Здорово, что он принес бинокль, но я все равно не могла понять, что он высматривал.

Стив и Дастин проследовали за Лукасом в автобус, и хотя ни один из них не удосужился ничего объяснить, я поняла, что пришло время прятаться.

Мы сидели и ждали. Внутри автобуса пахло листьями и плесенью, и я до сих пор не понимала, чего мы ждем. Силы, которые мы вложили в подготовку, казались потраченными напрасно. Последний раз, когда я видела Дарта, он был размером с морскую свинку.

Я изо всех сил старалась сидеть тихо, но мной овладело беспокойство. Воздух стал холоднее, солнце полностью скрылось за горизонтом. Стив сел на пол, прислонился спиной к корпусу автобуса и принялся щелкать колесиком зажигалки.

Дастин не унывал. Он суетился в тесном небольшом пространстве за водительским сиденьем, переминаясь с ноги на ногу и рассказывая о чудовище, которое изводило их в прошлом году, и о том, как Стив с ним боролся. Как же смешно это звучало. Стив выглядел не героем, а просто парнем, который целыми днями рыскает на свалке с расстегнутым воротником и закатанными рукавами.

– И ты абсолютно уверен, что это был не медведь?

Я знаю, что могла все испортить, но я по-прежнему не верила в эту ерунду. Ну кто приходит на заброшенную свалку, чтобы сжечь монстра с помощью зажигалки с откидной крышкой и канистры с бензином? Это все детские фантазии.

Стив только кивнул, все еще играясь с зажигалкой, но Дастин повернулся ко мне с сердитым взглядом:

– Если ты нам не веришь, зачем пришла? Иди домой!

Я понимала, что он просто хотел наказать меня за недоверие к ним и их вопиющим историям. Но он не знал, что мой настоящий дом слишком далеко и я не могла туда отправиться. Впервые я задумалась о том, что дома, вероятно, у меня больше нет. Если он вообще когда-либо существовал…

Сквозь люк в крыше виднелся сине-фиолетовый квадрат неба, усеянный крошечными звездами. Я поднялась по лестнице и вылезла на крышу к Лукасу. Мы сидели в темноте в ожидании странных кошмаров, а я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Тихий голосок в моей голове подло шептал, что меня обманули, но я понятия не имела, каким образом.

Самое очевидное объяснение – они действительно верят в свои фантазии.

Я все еще не знала, верю ли я. Смогла бы я поверить. Мое отношение к происходящему сложно было даже назвать верой, и тем не менее я предпочла эту свалку двухдневной поездке на автобусе. Я предпочла это место всему остальному. Неужели я вправду решила томиться на замерзшей свалке в ожидании чудовища, вместо того чтобы сидеть в безопасности в гостиной с тарелкой печенья и стаканом какао за просмотром сериала «Ти Джей Хукер»?[31] Пусть и нелепая, но правда.

Даже сквозь джинсы я чувствовала холод крыши. Лукас сидел за стеной шин с биноклем, осматривая свалку.

Землю застилал слой густого тумана. Я сразу вспомнила тех парней на автобусной станции, окутанных сигаретной дымкой. Как в какой-то жуткой истории. С самого утра я все больше и больше думала о ночи на автовокзале. Мне так понравилось бегать, пряча лицо, что я была готова на второй побег.

Но, когда я представила себе это, меня немного напугало стремление отказаться от обычной повседневной жизни.

Например, я представила, как в автобусе я села возле какого-нибудь грязного наркомана. Пыталась вообразить, как ищу дорогу от автовокзала до квартиры отца в Восточном Голливуде.

Даже папа просто играл, рассказывая о всяких замках и закодированных сообщениях, ведь это было интереснее реальной жизни, в которой он – разведенный букмекер с дочерью-груби– янкой.

Вот к чему я стремилась: к раскладному дивану в тесной спальне с грязными окнами и липким полом; к мрачной, скучной жизни в квартире, где едва помещался отец. И это если бы он не испугался и не отправил меня обратно в Хоукинс.

Я упрямо верила, что он не выгонит, но ведь на деле все могло оказаться иначе. Я хотела остаться с ним, но, если честно, не была уверена, что у него найдется для меня место. Точно не такое, какое мне нужно. Точно не на каждый день. В те моменты, когда я была по-настоящему честна с собой, я все это понимала.

Интересно, сколько людей обманывают себя, даже не подозревая об этом? В течение нескольких недель я убеждала себя, что хотела только одного – вернуться к отцу. Однако при первой же возможности я выбрала неизвестность. Я предпочла большую странную загадку, нежели скучную несчастную жизнь.

Туман больше не струился сигаретным дымом – он превратился в океан.

Как же хорошо сидеть на свежем холодном воздухе со звездами над головой. Я знала: что бы ни случилось, никто из людей в моей жизни не вломится сюда.

Мама всегда хотела, чтобы я была кем-то другим, а Билли и так все устраивало. Он хотел, чтобы я жила в быстром ярком мире, большом и честном, но жестоком и хаотичном. Ему нравились во мне только худшие стороны.

Лукас смотрел на меня добрым выжидательным взглядом. Я хотела, чтобы он меня понял, но, когда попыталась объяснить, ничего внятного не получилось. Внезапно глаза затуманила завеса слез, и меня это взбесило. Я рассказывала Лукасу о своей жизни, и он внимательно слушал. Мне хотелось, чтобы он видел во мне кого-то другого, а не случайную девушку, которая плачет из-за глупостей.

Но он не обвинял меня в слабости.

Он ни слова об этом не сказал.

– Ты клевая, Безумная Макс. С тобой приятно разговаривать.

Лес был полон шумов – щебетания, скрипов и дребезжания. Но это были явно не крики птиц, даже тех незнакомых и странных, что обитали в Индиане. Мы сидели в импровизированном гнезде из шин и смотрели друг на друга, когда внизу раздался странный шум. Мы оба замерли. У края поляны что-то двигалось.

Сначала я не поверила своим глазам. На фоне бледного тумана маячил темный силуэт – мускулистое тело и странная остроконечная голова. Это точно не Дарт. Это, должно быть, игра света, и я просто видела собаку или койота. Или пуму. Но точно не голодное угловатое существо, которое скользило по сухой земле.

Я знала много чудовищ, но все они были людьми: Майкл Майерс, Джейсон[32], Кожаное лицо[33]. Они выглядели огромными и неуклюжими и скрывали лица под масками, но они все еще были из плоти и крови.

То, что появилось на свалке, скользило между сломанными стиральными машинами и разбитыми автомобилями, совсем не походило на киношных чудовищ. Все известные мне монстры на самом деле были обычными людьми. Даже мумии и вампиры – это всего лишь актеры в гриме.

Мясо по-прежнему лежало на поляне, окруженное бензином. Существо к нему не подошло. Тогда Стив открыл автобусную дверь и вышел на свалку. Я сначала не поняла, что он намерен делать, но потом до меня дошло. Он использовал себя в качестве приманки.

Стив стоял над грудой мяса, держал в руках бейсбольную биту с гвоздями и ждал, когда существо бросится к нему. Но то не нападало – просто припало к земле, как будто следило за парнем.

И тогда мы заметили остальных: они вылезали со всех сторон. Один забрался на ржавую машину. Дарт привел друзей.

На свалке эхом разносились щелчки и трели, призывающие друг друга, как в каком-то ужастике. Мы кричали Стиву, пытаясь привлечь его внимание. Кричали, чтобы он оглянулся. Чтобы бежал.

Стив услышал крики и повернулся как раз вовремя. Одно из темных существ бросилось на него, и он с трудом увернулся, сделав кувырок через капот разбитой машины. Вскочив на ноги, он замахнулся битой и нанес удар. Значит, их все же можно победить?

Стив устремился к автобусу, но существа следовали по пятам. С ужасом я поняла, что это создание не принадлежит нашему миру. Стив забежал в автобус, и Дастин быстро захлопнул за ним дверь.

Звери набросились на корпус автобуса, и мы вздрогнули. Я забралась между сиденьями, стараясь почувствовать, что между мной и ними остался хоть какой-то барьер. Я видела их, слышала, как они громко ревели, и по-прежнему старалась не верить.

Внезапно над головой раздался резкий грохот. Что-то взобралось на крышу и медленно перемещалось к открытому люку. На одну долгую страшную секунду все застыли, глядя на потолок.

Я стояла у подножия лестницы в темном, пахнущем плесенью автобусе. Эта штуковина заглянула в дыру на крыше, а затем ее голова, казалось, раскрылась, как лепестки странного ядовитого цветка, обнажив огромный голодный рот, заполненный сотнями зубов. И я закричала, как какая-то испуганная девица из фильма ужасов. А ведь я видела столько ужастиков и никогда не понимала девушек, что визжат от ужаса.

Стив оттолкнул меня и встал передо мной. Он попытался подняться с битой, метя существу прямо в голову, пока тот до нас не добрался. Лукас схватил меня за руку, а я, сама того не понимая, ответила на его жест.

Чудовище на крыше нагнуло свою страшную, инопланетную голову. По телу тут же поползли мурашки, как будто весь мир оказался в резком фокусе кошмара, а все это время я щурилась на него сквозь грязное стекло. Существо откинуло голову и издало длинный леденящий рев, и откуда-то издалека ему ответили тем же. Внезапно монстр отвернулся, соскочил с автобуса и пустился в лес.

Все застыли под тяжестью тишины. Лукас по-прежнему стоял рядом. Его теплая ладонь все еще грела мою. Я сжала его руку, но он меня не отпустил.

Лукас посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, и я поспешно разжала пальцы. Он наверняка коснулся меня по ошибке, но как же мне стало приятно. Казалось смешным, что три часа назад я беспокоилась о расстоянии между Индианой и Калифорнией, когда Вселенная была настолько большой.

На темном небесном покрывале рассыпалось множество звезд. В Сан-Диего мне никогда не доводилось наблюдать подобную красоту. Млечный Путь протянулся над головами, изящный и чуждый. Мы шли по лесу, и деревья с раскинутыми ветвями то выглядывали, то снова исчезали в темноте.

Я следовала за остальными через густой подлесок, а затем по железнодорожным путям, как будто во сне. Мы шли на рев существ, разносившийся среди деревьев зловещим ветром.

Меня всегда прельщали большие приключения, даже с отцом и его махинациями. Но, чтобы за ним поспевать, приходилось изрядно торопиться. Зато какую физическую подготовку я получила! Рассказанные Лукасом тайны в игровом центре бумерангом вернулись назад. Загадочный мир, чудовища, секретная лаборатория, Уилл, затерянный в опасном, нереальном месте. Маг. Теперь эта история происходила со мной, и я не знала, куда она приведет и чем закончится. Мне оставалось шагать навстречу грядущим переменам.

Вновь раздался какой-то звук, и ребята поспешили в лес. Спустя мгновение я последовала за ними.

Лаборатория представляла собой огромное бетонное здание, похожее на больницу. Оно было обнесено высоким забором с колючей проволокой и располагало сторожкой. Мы стояли на лесистом холме и глядели на дорогу. У ворот стояла старенькая машина с зажженными фарами. Странно видеть ее у дверей закрытой лаборатории в кромешной тьме. Из машины вышли стройная девушка и растрепанный парень и уставились на забор. Старшеклассники.

Когда мы показались из-за деревьев, они настороженно оглянулись и одарили нас удивленными взглядами.

– Стив?

Как только мы спустились к сторожке, стало очевидно, что все друг друга знали, но встречи никто не ожидал. Взъерошенный парень оказался братом Уилла, Джонатаном, и они пришли в лабораторию, чтобы проведать его. Ворота были заперты, и попасть внутрь не представлялось возможным. Вероятно, днем в сторожке сидел какой-нибудь парень в инвалидном кресле, но сейчас здесь никого не было. Вокруг стояла тишина.

Мы остановились посреди дороги, пока Дастин и брат Уилла осматривали сторожку, пытаясь открыть ворота – похоже, безуспешно.

Внезапно огни зажглись, и ворота открылись сами по себе. Джонатан и девушка сели в машину и поехали на территорию комплекса в поисках Уилла. Мы остались ждать.

Тем временем Лукас рассказал мне про Уилла и лабораторию и про то, как врачи следили за мальчиком после его исчезновения в потустороннем мире. Мы не говорили о свалке, но ужасный зияющий рот, усеянный зубами, никак не выходил из головы. В голове вертелось, каково было держать Лукаса за руку…

Мы все еще находились посреди дороги, пытаясь понять, что делать дальше, когда вспышка фар вернулась, разогнав всех нас по сторонам. Огни приблизились, и машина Джонатана с ревом промчалась мимо в сопровождении огромного «Блейзера» с полицейским значком на корпусе. «Блейзер» остановился перед нами, и водитель, здоровенный мужчина со щетиной, наклонился к окну:

– Поехали!

Меня всю жизнь предупреждали не садиться в машины к незнакомым людям, но я решила, что полицейская машина не считается. Да и какой у меня выбор?

Поездка из лаборатории была очень тихой. Никто из нас не разговаривал, но по мрачному взгляду копа я поняла – произошло нечто ужасное. Я до сих пор ощущала прогорклый запах монстров со свалки. Или, может быть, это пахло от мужчины?

Мы ехали по узкой двухполосной дороге, которая вилась между деревьями. Дом Уилла прятался глубоко в лесу, еще дальше за пределами города, чем наш. Маленький, обшарпанный, с просевшим крыльцом, он мало чем отличался от любого одноэтажного бунгало – как, например, того, в котором мы с мамой жили в Калифорнии.

Около дома нас уже ждала другая машина, и я наконец-то разглядела остальных. Майк и Уилл находились в лаборатории вместе с мамой Уилла. Крупного мрачного человека звали Хоппер, и он был начальником полиции. Девушку, которую мы встретили в сторожке, звали Нэнси Уилер, а она – сестра Майка.

В голове вертелась тысяча вопросов, но я решила помолчать. Я думала, что противостояние на свалке – это самое необычное, что могло произойти за ночь, а может быть, и за всю мою жизнь, но вместо этого я столкнулась с еще более странными делами. Здесь не рассказывалось о событиях в предыдущей серии и не раздавался голос за кадром. Эта история началась задолго до меня. Все они оказались частью игры – не только Стив или мальчики, но все. Брат и мама Уилла, сестра Майка, Хоппер. Лукас и Дастин даже не удивились, увидев их там.

Мы вышли из машины и зашли в дом. Я ожидала уютной, немного захламленной атмосферы, возможно, обветшалой, но при этом без странностей. Однако обстановку дома сложно было назвать нормальной. Стены и пол были заклеены рисунками – и все они сливались в единую систему, как вены под кожей.

Уилла положили на диван, но он оставался в полной отключке. Они толком не объяснили, что с ним не так – лишь сказали, что пришлось бежать из заброшенной, кишащей монстрами лаборатории. Они держали Уилла на снотворных, и это как-то было связано с Дартом и голодными скользкими чудовищами, которых мы видели на свалке.

Я сидела за кухонным столом и попыталась выстроить историю из известных мне фактов, но картина получалась абсурдной. Они продолжали называть тех животных на свалке чем-то вроде демопсов. Уилл потерялся в мире этих чудовищ, и хотя он вернулся, что-то успело попасть ему в голову. Или в тело. Разницу понять трудно. Майк и Дастин назвали его Свежевателем Разума, но суть в том, что он использовал Уилла как марионетку, чтобы всегда оставаться на связи. И найти его. А если он мог найти Уилла, то запросто найдет и нас.

Вот почему его держали на лекарствах. Чтобы у монстров не появлялось шанса заглянуть в его глаза и увидеть нас.

Как же больно было наблюдать за мамой Уилла. Она всеми силами пыталась защитить сына, и, хотя Уилл никогда не казался мне таким уж страшным, существо внутри превратило его в нечто ужасное. Теперь он стал частью монстра, а Джойс готова была сделать все, чтобы спасти его.

Мы ждали в темном доме. Уилла отнесли в сарай, и теперь его семья пыталась выяснить, как остановить этого Свежевателя Разума.

Когда Хоппер вошел внутрь и приказал собираться, чудовища были уже близко. Как же хотелось надеяться, что взрослые защитят нас от всего, что случится дальше. Все так быстро подготовились – мне оставалось только диву даваться. Сестра Майка, Нэнси, еще училась в старшей школе, но она сильно отличалась от одноклассниц Билли. Она была стройной, с большими осторожными глазами и темным каре. Она выглядела как девушка, которая обожает часы «Swatch» и блеск для губ «Bonne Bell», но, когда Хоппер раздавал оружие, она взяла винтовку и держала ее умеючи, несмотря на видимый испуг.

Я сидела в темной гостиной и боялась, что все закончится плохо. Мы умрем в маленьком коричневом доме, окруженные монстрами. Рядом стоял Лукас с рогаткой наготове. Все оружие казалось маленьким и слишком обычным, чтобы принести хоть какую-то пользу.

Нэнси ждала спереди со Стивом и Хоппером, и она была напугана не меньше тех девушек, которые всегда пронзительно кричали в фильмах. Однако в ее силе не приходилось сомневаться.

Я всегда верила, что быть сильной не сложно, а люди вроде моей мамы не очень-то старались. Я знала, что девочки могут быть такими же крутыми, как и мальчики, но полагала, что единственный способ это сделать – стать как они. Нэнси не была похожа на Стива или Хоппера. Она была изящной, опасной, смелой и одновременно испуганной. Она подняла подбородок и поднесла винтовку к плечу. Весь ее вид четко давал понять: она знает свое дело.

Я стояла в тесной маленькой гостиной и ждала. Монстры пришли за нами, и наконец-то я столкнулась с ними не в одиночку. Большую часть жизни я была как воздушный шар, привязанный к перилам. Меня никто никогда не защищал. И я настолько к этому привыкла, что никак не могла осознать: вокруг меня собрались люди. Люди, с которыми мы едва были знакомы, все же поставили меня в центр своего круга. Они не собирались сдаваться и пускать все на самотек, как это делала мама.

Лес снаружи ожил. Послышались шумы и шорохи; кусты за окном задрожали. Они пришли за нами. Интересно, каково это: быть разорванной на части рядами маленьких зубов? Такой огромный, свирепый рот существовал с единственной целью – поглощать все, к чему он прикоснется.

Карта из рисунков змеилась на полу, как путеводитель в ужасный и невероятный мир. Мы уже почти докопались до разгадки, но Свежеватель Разума нашел нас быстрее.

Надежды на победу почти не оставалось, но теперь я поняла, почему они не сдавались. Что бы ни случилось, они – одна команда и могли положиться друг на друга. У мамы, например, большую часть времени не было никого. Даже меня.

Безумная стая собак-демонов бежала по лесу. Я почти ощущала их приближение – вот-вот нападут. Раздался сильнейший стук, и темная фигура влетела в гостиную, разбив окно.

Когда дверь распахнулась, перед нами стояла не армия, не государственный патруль и не люди из лаборатории. Это была девушка. Она вошла внутрь, и я четко осознала: это и есть та девушка, о которой рассказывал Лукас. Оди, маг. Она вернулась.

Она стояла перед нами – полностью в черном, с зачесанными назад волосами. Как только Майк увидел ее, все страдания и озлобленность, наполнявшие его душу, казалось, исчезли. Он выглядел потерянным и очень юным. Майк подошел к ней и крепко обнял, словно знал, что она без раздумий обнимет в ответ, и плевать, что мы на них смотрим.

То, как он потянулся к ней, наполнило меня странной радостью, настолько неожиданной, что даже стало больно. Мне никогда не доводилось испытывать к кому-то столь сильное доверие.

Когда я только приехала в Хоукинс, он показался мне маленьким. Я думала, это дыра, где никогда ничего не происходит. Даже широкие тихие улицы – и те вели прочь из города. И вот, совсем скоро мы уже пытаемся выяснить, что делать с существом из другого измерения, которое норовит найти лазейку в наш мир.

Все это казалось невероятным, но Оди уверила, что сможет закрыть врата. Она с такой решительностью нас убеждала, что Хоппер согласился отвезти ее в лабораторию. Мы остались в обветшалом доме.

Майк выглядел бледным и почти не разговаривал, но я уже научилась угадывать его настроение. Я научилась различать грусть за завесой колкостей и не принимать их на свой счет.

Все взрослые и старшеклассники ушли, кроме Стива. Он помогал Дастину убрать тело существа, которое Оди бросила в окно. «Демопсы». Так их назвал Дастин. Конечно, мертвое существо с пола надо убрать, но мне казалось, у нас есть дела поважнее. Я всегда была сорванцом, смельчаком и даже немного оторвой. Я старалась вести себя смело, но это ничто по сравнению с тем, что планировала Оди – закрыть врата в мир, кишащий монстрами. Такая смелость выглядела нереально. Они едва унесли ноги из лаборатории, а теперь держали путь обратно…

Чем дольше мы бездействовали, тем неправильнее это казалось. Мы как будто взвалили весь груз на плечи Оди. Хотя… Когда я представилась, она проигнорировала меня, словно я сделала что-то не так. Может, это не так уж и важно? Зачем лишний раз расстраиваться?

Стив нас не отпускал. Мы спорили о том, что делать дальше, когда снаружи вдруг раздался громкий рев.

Я узнаю этот звук где угодно, как собственный голос. Я бросилась к окну. «Камаро» влетел через деревья на подъездную дорожку. Он нас нашел… Он нашел меня.

Уже давно стемнело. Наверняка Нил и мама вернулись домой, испугались, что меня нет, и послали за мной Билли.

Лукас стоял рядом, опираясь на спинку дивана и выглядывая в окно. Его рука грела мою руку, но это не избавляло от ползущих по шее ледяных мурашек.

Когда Стив подошел к нам и увидел, куда мы смотрим, он положил руку мне на плечо:

– Не переживай, я все улажу.

Я не пыталась остановить его, но очень волновалась. Стив улыбнулся и вышел на гравийную дорожку к Билли.

Как и обычно, мой братец вылез из машины с сигаретой в зубах. Даже через стекло маленький рыжий огонек выглядел зловеще. Стив беседовал с ним со скучающим видом, не обращая внимания на явную угрозу. Билли улыбался, но, судя по манере его поведения, хотел пройти мимо Стива и добраться до меня.

Я заметила, как странно они друг на друга смотрели. Может, дело вовсе не во мне? Судя по пристальным взглядам, это было что-то личное. Внезапно Билли с такой силой толкнул Стива в грудь, что тот отлетел назад и растянулся прямо в грязи. Билли недолго думая поднял ногу, ударил противника в ребра, перешагнул через него и поднялся на крыльцо.

Билли вломился в дом и принялся разглядывать гостиную.

– Так-так-так.

Взгляд его остановился на Лукасе. Я уже знала, что будет дальше.

– Знаешь, что бывает, когда меня не слушаются? – Лицо Билли исказилось злобой. – Сломанные кости и сломанные вещи.

Я вздрогнула и почти услышала треск скейта и хруст руки Нейта. Из обычного человека Билли превратился в какого-то рычащего ухмыляющегося монстра. Он направился прямиком к Лукасу, и я поняла, что в следующую секунду он сделает что-то страшное.

Билли прошел через тусклую загроможденную гостиную и прижал Лукаса к книжному шкафу в углу. Я замерла в ожидании отвратительного звука.

Но вместо этого Лукас ударил Билли в пах.

Я даже не знала: ужасаться мне или восхищаться. Сердце провалилось в пятки, но я так давно мечтала об этом! Билли повернулся к Лукасу, в глазах горела неистовая ярость. Все казалось нереальным, словно какой-то сон.

И тогда в дом ворвался Стив. Раздался глухой удар, Билли откинул голову… и рассмеялся. Меня поразил его смех. Что за жуткое зрелище: тебя бьют, а ты смеешься, будто всегда об этом мечтал.

Стив все еще пытался поговорить, но Билли не нужна была болтовня – он пришел сюда драться. Они дрались на кухне, толкали друг друга, врезались в мебель. Билли протянул руку и, нащупав тарелку, одним быстрым движением ударил Стива по голове. Стив пошатнулся, и Билли в мгновение ока оказался сверху, прижав его к полу и заведя за голову кулак. Он бил его, как мясо для гамбургера.

Ребята кричали, чтобы он прекратил, но я-то понимала, что ему нет дела до их просьб. Чувство нереальности происходящего постепенно исчезало. Каждый смятый рисунок и кровь становились все яснее и реалистичнее.

Я всегда знала, что в гневе Билли неуправляем. Однако, если оставаться начеку, его выходки можно пережить, как бурю. Но сейчас я с ужасом осознавала, что, если бездействовать, Билли его убьет.

Он прижал Стива к полу. Среди всех изумленных лиц я единственная знала, на что он способен. Не прошло ни дня, чтобы я не вспоминала Нейта. Я видела, что случалось, когда Билли терял контроль и не мог с собой совладать. Он способен на убийство.

Когда пришли демопсы, Оди в последнюю секунду спасла всех нас. Но на этот раз помощи ждать неоткуда. И хотя знакомство с чудовищами было для них не в новинку, с Билли они еще не встречались.

Я вспомнила, как в первый раз наблюдала за Харгроувами: Нил, стоя над Билли с ремнем в руке, назвал меня глупой маленькой девочкой, потому что у меня хватило смелости попытаться его остановить. Он решил, что я слабая и никчемная. Но ненависть Билли оказалась в разы хуже, чем мнение Нила обо мне. Возможно, он был просто сломлен. Но даже если бы до него можно было достучаться, это бы все равно ни к чему не привело. Теперь до меня дошло – они оба опасны. А что еще хуже, Нил – пусть он и жестокий, страшный человек – всеми силами старался казаться нормальным и разумным.

Билли же сошел с ума.

Под грохотом кулаков Стив обмяк. Голова откинулась; глаза смотрели в пустоту.

Все остальные замерли в ужасе, не в силах отвернуться. В гостиной не хватало света и пространства, и казалось, будто мы очутились в картонной коробке. Но стало ясно одно: пора принимать меры.

На углу маленького стола лежал шприц из лаборатории, полный бесцветной жидкости. Что бы то ни было, этого достаточно, чтобы усмирить Билли. Я тотчас воспользовалась шансом и схватила шприц.

Когда-то я считала Билли крутым, даже забавным, но теперь все далеко не так. Я открыла шприц, уже едва держась на ногах от страха.

Казалось, всю свою жизнь я только и думала о том, как работает мир. Я училась подбирать коды к замкам и людям, запоминала пути к отступлению. Но проблему с Билли невозможно было решить; приходилось только с ним уживаться. Но на сегодня чудовищ с меня хватит.

Шприц в руке казался маленьким и невесомым, но он был опаснее, чем выглядел. Острая игла так и ждала своей цели.

Держа шприц как нож, я за два быстрых шага приблизилась к парням и воткнула шприц прямо в шею Билли.

В тот момент, когда игла скользнула в кожу, я ощутила гладкое бездонное чувство. Стиснув челюсти, я нажала на поршень и с ужасом подумала, что содержимого шприца окажется недостаточно. Билли слишком зол и свиреп. Он точно развернется, схватит меня за горло и будет изо всех сил сжимать, пока я не умру.

Билли замер с помутневшим взглядом, поднялся на ноги и повернулся ко мне. Он хотел вытащить торчащий из шеи шприц, но было слишком поздно.

– Твою мать! Что это? – Лицо его стало озадаченным и вялым. – Ты, маленький кусок дерьма…

Билли пошатнулся и упал навзничь. Он смеялся, как пьяный, хотел взглянуть на меня, но глаза продолжали закрываться. Он пытался бороться, но лекарство уже попало в кровь.

Бита Стива, усеянная остроконечными гвоздями, стояла у стены, как оружие из «Техасской резни» – идеально для убийства монстров. Я схватила биту. Она оказалась тяжелее, чем я думала.

Я стояла над Билли с битой и наблюдала, как его мутный взгляд медленно становится осознанным.

Он пристально посмотрел на меня, изо всех сил стараясь сосредоточиться. На секунду я даже усомнилась, что он вообще меня видел.

Уилл превратился в нечто ужасное и пугающее, и хотя Свежеватель Разума действовал через него, он все равно боролся. Мама Уилла пребывала в ужасе, но тем не менее была готова сражаться, несмотря на все сложности и опасности. Уилл чуть нас не убил… Но разве можно его винить? Он ведь не хотел этого, старался это предотвратить.

Билли лежал на полу у моих ног, пытаясь пошевелить руками, но, по-видимому, они слишком отяжелели.

Я жестом указала на биту:

– С этого момента ты оставишь меня и моих друзей в покое. Понял?

Билли попытался было сесть, глядя на меня изумленно и негодующе.

– Да пошла ты!

Я изо всех своих сил ударила битой в сантиметре от его промежности.

– Скажи, что понял!

Мне пришло в голову, что больше мы никогда не окажемся в этой комнате, в этом страшном, но невероятном моменте. Это ведь настоящее чудо! Чертов подарок, который никак нельзя упускать.

– Говори! – закричала я, отведя биту за плечо, как какой-нибудь бейсболист.

Я не могла защитить тех девушек, что тусовались с ним. Это был их выбор. Может быть, они этого хотели или же просто так думали. Меня тянуло к нему по иной причине – мне казалось, я это заслужила. Или я просто в это верила?

В тот момент я ощущала себя героем комиксов. Я делала это ради девушек, которыми он воспользовался и над которыми потом грязно шутил со своими друзьями, ради мамы и ее веры в людей; ради себя… ради человека, который не верил в существование иного выхода.

Бита была тяжелая, но она была в правильных руках. Какая же наша Вселенная большая! Черт, здесь даже есть двери в иные реальности.

Мальчики прижались к стене за моей спиной, а я наклонилась и вытащила ключи из кармана Билли. Теперь я наконец нашла выход.

Еще месяц назад я бы и не подумала готовиться к зимнему балу. В Калифорнии я даже на танцы не ходила, за исключением единственного случая в пятом классе, когда я посещала городской лагерь. Нас тогда заставили танцевать кадриль.

А сегодня, стоя в теплом свитере и лососевых штанах перед раковиной в ванной, я готовилась к зимним танцам в средней школе Хоукинса.

Я старалась не двигаться, пока мама меня причесывала. Ее прикосновения казались такими непривычными. Она нежно расчесывала мои волосы, а я смотрела в зеркало и даже немного нервничала – настолько эта близость казалась странной.

– Ай-ай! – воскликнула я, хотя мне не было больно.

Мама заколола прядь, сложила руки и отступила назад, чтобы осмотреть мой свитер.

– Ты уверена, что не хочешь надеть платье?

– Нет, мне и так нравится.

Она слегка нахмурилась.

– Но разве остальные девочки будут не в платьях?

– Не знаю. Наверное.

Мама немного удивилась, но все равно улыбнулась.

– Мой маленький бунтарь, как обычно, марширует под собственный барабан?

Я улыбнулась, хотя на самом деле хотелось закатить глаза. Она ведь только что назвала меня маленькой!

– Ага.

Мама бегло меня осмотрела, обняла за плечи и встала рядом, глядя в зеркало. Как же похожи наши отражения: обе веснушчатые и рыжеволосые. Правда, ее волосы темнее моих на пару оттенков. Я всегда считала, что похожа на отца, но на самом деле большая часть досталась мне от мамы. Она выглядела задумчивой, немного взволнованной, но гордой. И счастливой.

С легким вздохом мама повернулась ко мне и коснулась большим пальцем губ.

– Как насчет помады? Давай немножечко?

Я одарила ее тяжелым взглядом.

– Не дави, – ответила я, не в силах сдержать улыбку.

Я не собиралась волшебным образом превращаться в идеальную дочь, но и маму огорчать не хотела. Было странно наряжаться для танцев, но тем не менее я все еще оставалась собой. Я всегда буду собой, даже с причудливой прической, свитером и мамиными пальцами в волосах.

А она в любом случае моя мама, пусть даже большую часть внимания уделяет парням вроде Нила. Она все равно выберет его, будет готовить ему ужин и находить ему оправдания. И я ничего не могла с этим поделать. Я не могла изменить мужчин, которых она выбрала, и те обстоятельства, с которыми она мирилась, но я могла по-прежнему любить ее и делать собственные выводы.

Избавиться от чудовища, что стояло за моей спиной, оказалось легче – ведь я знала, что в Хоукинсе я больше не одна. Здесь живут люди, готовые сражаться друг за друга. Если я доверюсь им и впущу в свою жизнь, они, наверное, встанут и на мою защиту.

Когда я оглянулась через плечо, Билли стоял в дверях, наблюдая за мной и мамой. С той ночи он старался держаться от меня подальше. Иногда в его глазах вспыхивала темная ярость, но он не приставал ни ко мне, ни к моим друзьям. Однако я понимала, что не смогу вечно находиться в безопасности. Он все тот же Билли, он ничуть не изменился, и эта пустая, горящая ярость не давала о себе забыть. Мне казалось, я видела ее в самом центре зрачков, что стали чернее и страшнее, чем раньше. Нельзя терять бдительность.

Мы глядели друг на друга какое-то время, но никто не обронил ни слова. Спустя секунду он развернулся и ушел по коридору прочь.

Было время, когда Билли казался самым крутым и ярким событием в моей жизни, и были времена куда хуже. Теперь, однако, я убеждала себя, что смогу с ним уживаться, пока мы не разъедемся. С тех пор как я приехала в Хоукинс, я видела настолько сумасшедшие и фантастические вещи, что Билли стал казаться меньшим злом. Менее реальным.

После того как я воткнула шприц ему в шею, он больше нам не мешал. Он уснул на полу, пока мы думали, чем помочь Оди и Хопперу. Теперь, когда Стив вышел из строя, никто не мог нас остановить.

Я отвезла всех на тыквенное поле в «Камаро», а затем мы все вместе спустились в извилистую сеть туннелей под землей. Не в то место, где исчез Уилл, а в темное гнездо, которое монстры создали в нашем мире.

Мы нашли демопсов и отвлекали их, пока Оди не закрыла врата. Мы сделали это, потому что это было нужно. Оди была для нас кем-то наподобие королевы магов, а может быть, даже мутантом или супергероем. С помощью своих сил она могла спасти нас от монстров. Однако ей не пришлось все делать в одиночку, потому что у нее есть верные друзья, которые всегда готовы прийти на помощь.

Коридоры в школе были украшены синими и серебряными плакатами. Спортивный зал претерпел большие изменения: появились мишура, растяжки, диско-шар и чаша для пунша. Нэнси Уилер стояла за откидным столом и раздавала напитки, а брат Уилла, Джонатан, фотографировал всех на белом фоне. Зал был полон мальчиков в костюмах и девочек в платьях и с уложенными челками.

Лукас и Майк были одеты в рубашки и спортивные пиджаки, и это смотрелось странно. Большинство парней оделись примерно одинаково, но Дастин пришел в галстуке-бабочке и начесал волосы в кудрявый помпадур. Он выглядел смешно, но мило и привычно. Его высокие кроссовки с брюками сгладили мой дискомфорт. Я больше не чувствовала себя по-идиотски. Это как примерить новую версию себя – если не подойдет, можно быстренько все снять.

Кстати, эта версия меня, которая носила блестящую заколку в волосах и позволяла маме прикасаться к лицу, не была такой уж ужасной. Может быть, я бы даже ее оставила.

Заиграла медленная лиричная песня. Лукас не сводил с меня добрых глаз. Обычно он был крайне прямолинеен, но тут не мог связать и двух слов. В конце концов мне надоело смотреть, как он заикается и ерзает, и я схватила его за руку и потащила на танцпол.

Теперь я понимала, почему у них были от меня тайны, и оценила его старания все объяснить. Когда я вспоминала ту ночь, все казалось сном, даже самые ясные части: как мы прятались на свалке от демопсов; как искали способ закрыть врата от Свежевателя Разума; как я воткнула шприц в шею Билли, взяла ключи от машины и села за руль; как все мы спустились в подземелье, чтобы сдерживать орду демопсов подальше от Оди, пока она спасала мир.

Некоторые события так сильно запали в голову, что стоило мне закрыть глаза – и я видела все как наяву. Я сомневалась, что смогу когда-либо открыть эту тайну кому-то еще.

Но сейчас я стояла перед Лукасом, обвив его плечи руками. Он держал меня за талию, и мы оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Я потянулась вперед и поцеловала его. Поцелуй оказался быстрым и неловким, но я ощутила тепло его губ и невероятное счастье. Я прижалась к нему и положила голову на плечо.

Когда появилась Оди, никто, казалось, ее не заметил. Она нерешительно стояла на краю танц– пола, и мне пришлось повернуться и вытянуть шею, чтобы взглянуть на нее еще раз.

В том лесном домике она предстала перед нами как дикарка или крутая рокерша, как Джоан Джетт[34] или Сьюзи Сью[35], но сейчас она выглядела нежной, юной и застенчивой – простой девочкой с блеском для губ и легкими кудряшками. Платье было ей велико, как будто принадлежало кому-то другому.

Майк подошел к Оди. Плечи его были напряжены, но он подарил ей самый искренний и нежный взгляд. Конечно, до сих пор он много капризничал, но в последнее время стал относиться ко мне снисходительнее. Я не знала, кто она такая, чего хотела или почему он ей нравился. Вероятно, их симпатия – это единственное, что имело значение.

Пока мы танцевали, Лукас наклонился и поцеловал меня снова. На этот раз поцелуй оказался нежнее и увереннее, и я почувствовала, как запылали щеки. Только мне было все равно. Я находилась в Хоукинсе и обнимала Лукаса посреди танцпола. Меня больше не терзали сомнения. Теперь я знала – здесь мое место.