Лавина псов в одну секунду накрыла Мопса. Захар успел заметить мелькнувшее среди рыже-черных шкур искаженное от боли плоское, как у монгола, лицо парня. В голове пронеслась дурацкая мысль, что Мопса загрызли песики посерьезнее. Ах, чтоб тебя! Сталкер по кличке Лягушатник палил из калаша в клубок из тел, облепивших товарища. Хотя самое лучшее, что можно было сейчас сделать, чтобы выжить самим, – это уносить ноги. Только вот бежать было особо некуда. Узкая балка, в которую они угодили, спасаясь от мутантов, обернулась капканом. На склонах холмов затаились электрические аномалии – не пройти. Неширокое дно оврага тоже не внушало доверия, хрустело серой безжизненной глиняной коркой под подошвами ботинок. А дальше путь и вовсе упирался в ощетинившийся голыми ветвями непролазный осинник.

– Заха, что там?! – крикнул Лягушатник.

Захар бросил последнюю гайку вперед. Патроны у него давно уже кончились, а теперь и запас «маркеров» иссяк. Тускло блеснув на солнце, проглянувшем сквозь серую хмарь, гайка полетела широкой дугой и расплавилась. Стальные капли сдуло куда-то в сторону, вниз, и они крошечными раскаленными метеоритами впечатались в растрескавшееся, просевшее воронкой дно пересохшего ручья. В лицо Захара ударило жаром, дыхание сбилось. Сразу две аномалии на пути – «жаровня» и «комариная плешь»! Сообщить об этом Лягушатнику он не успел. Выстрелы внезапно оборвались. Его напарник с криком «Заха, бежим!» промчался мимо него. Захар запоздало дернулся, чтобы задержать товарища, но рука схватила только раскалившийся воздух. А Лягушатник со вспыхнувшими одеждой и волосами полетел в «гравиконцентрат». Через миг от сталкера осталось только темно-багровое с чернотой пятно – словно сухая кровавая корка легла на землю.

Захар, стиснув зубы, оглянулся на воюющий, рычащий и скулящий ком, сквозь эту какофонию прорывались страшные звуки разрываемой плоти и хруст размалываемых зубами костей. На какое-то мгновение у сталкера возникла уверенность, что и он останется здесь, в этом проклятом логу – или в виде обглоданного скелета, или в виде расплющенного подгорелого блина. Однако ноги уже сами собой несли его прочь. Обострившиеся чувства уводили сталкера в сторону от аномалий, от загрызших товарища собак. Пот заливал глаза, силы были на исходе. Захар бросил рюкзак и бесполезный пистолет, оставив при себе лишь охотничий нож. Сталкер каким-то чудом проскользнул мимо «жаровни», достиг зарослей. Обходить их и лезть на склоны было опасно – до Захара доносилось едва слышное электрическое потрескивание. И он побежал напропалую через гущу. Тонкие ветки мертвого осинового леска больно хлестали по лицу. В других обстоятельствах сталкер бы никогда не сунулся в эти заросли. Но в данный момент это казалось единственным выходом. Хотя выходом ли?

Захар в тысячный раз проклял момент, когда он согласился идти к Гиблому озеру. В любое другое место Зоны – всегда пожалуйста. За почти четверть века сталкерства он изучил Рузскую Зону вдоль и поперек. Но только не этот участок, который все местные искатели обходили стороной. Сюда мог сунуться только самонадеянный новичок. Или дурак. Вот и они сваляли дурака, подписав с Институтом контракт, суливший настолько щедрое вознаграждение, что от него нельзя было отказаться. Раньше Захар всегда осторожничал. Слишком высокая цена – это всегда гарантированный риск. Лучше на что попроще соглашаться – и себе спокойнее, и жена вдовой не останется. Но в этот раз его как черт дернул.

Захар наконец продрался через осины, утыкавшие лог голыми стволами будто трехметровыми иглами, стал забираться на пригорок, на верху которого стояла одинокая высохшая сосна. Поднявшись, оглянулся. Хоть осины и были низки, за ними все равно не получалось разглядеть место, где сталкеров нагнали собаки. Зато дальше, за болотистой низиной, чернела груда ящиков с брошенным искателями институтским оборудованием. А еще дальше, километрах в трех, за еще одним мертвым леском, висела серая непроницаемая дымка, застилавшая небо и землю и скрывавшая цель их экспедиции. Захару стало не по себе при взгляде на эту хмарь. Где-то за ней находилось Гиблое озеро, место, вечно затянутое густым серым туманом. Опасное место. Захар ощущал это даже отсюда. Ему чудилось, что где-то в глубине дымчатой пелены глухо ворчит гром. Однако ни одной вспышки молнии он так и не увидел.

Где-то завыла собака. Это заставило Захара очнуться. Он отвернулся от хмари, поглядел с пригорка на юго-восток, туда, куда ему предстояло идти, чтобы выбраться из самого опасного района Зоны. От взгорка шло русло еще одного пересохшего ручья, пропадающего в болоте среди высоких, выше человеческого роста, камышей. Стебли стояли неестественно прямо, и ни один из сухих листьев не шевелился под дуновением ветра, будто все болото было накрыто невидимым стеклянным колпаком. Левее, немного в стороне от нужного сталкеру направления, шла цепь небольших увалов с редкими торчащими деревцами. А дальше, примерно в пятистах метрах, темнела заброшенная деревня. И зловещим черным шпилем торчала над домами колокольня сгоревшей давным-давно церкви. До зеленой полосы, где начиналась живая, не выжженная до конца Зоной земля, оставалось километров пять.

– Это если по прямой, – сказал тихо, сквозь зубы сталкер. – А у тебя, Захар, ни единой гайки, чтобы выбраться отсюда. Одна лишь голая интуиция.

Он похлопал себя по многочисленным карманам на брюках и куртке. Нашел, к своему удивлению, несколько десятирублевых монет.

– Тоже сгодится. – Сталкер, почувствовав некоторое облегчение, зашагал вниз с пригорка.

Под ногами вдруг захрустели старые сосновые иголки, точно он шел по раскиданному по земле после ураганного ветра хворосту. Захар запоздало попытался притормозить, но нога уже запнулась о торчавший корень сосны. Сталкер полетел вперед, покатился с пригорка, упал на ладони. Выпущенные из рук десятирублевые монетки запрыгали по земле, как резиновые, и их затянуло в очередную гравитационную воронку. А сзади вновь завыли собаки.

Захара придавило к земле, невидимое нечто поволокло его вперед, словно вцепившись в каждую клеточку тела. В лицо снова дохнуло жаром. Под ладонями камни и песок превратились в раскаленные уголья, а пересохшие камыши в одну секунду вспыхнули. Пламя вздыбилось над болотом десятиметровым перевернутым конусом, зашумело, как гигантская газовая горелка.

Район Гиблого озера все-таки не зря так назывался. Такого количества аномалий – затаившихся, неявных – сталкер нигде еще не встречал. «И не встречу, видимо, уже», – обреченно подумал он и закрыл глаза, смирившись с неизбежным. И все же прошептал:

– Отпусти! Отпусти, родная. Не заслужил я такого…

Растрескавшиеся губы мазнули по земле, собрав на себя серую пыль. От раскаленного, потяжелевшего воздуха стало невозможно дышать, словно в легкие налили расплавленного свинца. На покрасневшие веки легли тени.

«Дядя Захар? Как же тебя сюда занесло? Зачем?»

«Сашка?! – изумился мысленно сталкер. – Ты? Живой? Да нет же… Вот и свиделись, Сашка…»

Захар подумал, что, наверное, это логично – на пороге смерти разговаривать с мальчишкой, погибшим четверть века назад неподалеку отсюда. «Что ж, будет с кем пообщаться на том свете. Даже хорошо, что с этим пацаном», – устало подумал сталкер. Где-то в памяти грустным эхом прозвучал голос жены. Она в чем-то упрекала его. Может быть, даже в том, что за столько лет совместной жизни они так и не завели детей, побоявшись последствий влияния Зоны.

– Отпусти. Отпусти! – Захар снова услышал Сашкин голос и потерял сознание.

По зданию Рузского филиала Института разносился вой тревоги. Сотрудники лабораторий спешно забрасывали ящики с образцами в тележки, бегом катили их по коридорам Института, спускались на лифте в подвальный этаж, где располагался гараж. Там военные принимали груз, перекладывали в грузовики. На учениях процедура была идеально отработана. Сейчас, когда в Институте объявили настоящую тревогу, дело продвигалось еще быстрее, когда все осознали реально наступившую опасность.

Директор уходил одним из последних, точно он был капитаном тонущего судна. Шел торопливо по коридору, заглядывая в лабораторные комнаты и подгоняя запоздавших сотрудников. Он прошел мимо секретарской, но тут же вернулся. Около стола стоял его помощник и, приложив к уху трубку, нервно набирал номер на аппарате. У его ног валялись папки с разлетевшимися во все стороны бумагами и печатная машинка.

– Дмитрий! Ну что же вы?! – крикнул своему помощнику директор. – Уходить надо! Бросьте трубку! Живее!

– Я дозвониться до жены должен, – задеревеневшими губами проговорил старший научный сотрудник.

– Связи нет! И, видимо, не будет уже! Да придите же в себя! Эвакуируют всех, не переживайте.

– Так Маша в роддоме уже, как ее повезут-то?

Ноги у Дмитрия подкосились, и он рухнул в секретарское кресло. По спине тек холодный пот, а к горлу подступала тошнота.

– Так, так, голубчик, только не расклеивайтесь. – Директор торопливо подошел к нему, взял под локоть, поднял и повлек за собой. – Все хорошо с женой вашей будет. Она ведь в Одинцове, верно? Там все в порядке.

– В Рузе она, – выдавил из себя Дмитрий, едва поспевая за начальником – ноги от стресса сделались совсем ватные.

– Как?! – всплеснул руками директор. – Я же вам рекомендовал знакомого акушера, денег готов был одолжить, если вам дорого окажется. Как же так?!

У Дмитрия пол стал уходить из-под ног. Ему в какой-то момент захотелось накричать на своего начальника, сказать, что тот не понимал, что никому и никогда Дмитрий не хотел быть должен. Но в следующий миг молодой ученый упрекал себя за малодушие.

– Профессор, Николай Петрович, что же делать? – спросил он беспомощно. – Зона уже там. Запоздали там с эвакуацией.

– Сейчас что-нибудь придумаем, Дмитрий. Знакомого старшину спрошу, только давайте спускаться вниз, в гараж.

Где-то что-то протяжно взвыло, по зданию пошел странный гул, как будто разом ударили во все бетонные стены. Пол мелко завибрировал. В коридоре повисла мелкая взвесь от отвалившейся местами штукатурки. Ученые, закашлявшись, зашли в лифт.

– Ох, только бы не аномалия какая-нибудь, – прошептал директор, когда за ними закрылись створки кабины.

– По лестнице бы лучше, – пугливо заметил Дмитрий. – Застрять можем.

– Не с моим коленом. Приходится нарушать иногда правила безопасности. Ну а коли застрянем, нас кто-нибудь да вытащит.

В гараже царила суматоха. В углу полыхал пламенем один из грузовиков. Его пытались залить пеной из огнетушителей, пока кто-то из сотрудников лаборатории не крикнул, что это аномалия и все бесполезно. Остальные грузовики с оглушительным ворчанием уже вырывались из бетонной клетки гаража. Помещение наполнилось выхлопными газами. Дмитрий закрыл нос платком, когда от отсутствия свежего воздуха к горлу вновь подкатила тошнота. Директор между тем о чем-то говорил со знакомым военным.

– Дмитрий, тут старшина нашел добровольцев! Поедут в Рузу. Сержант Захар Зарубин и его отделение.

Ученый глянул на группу военных. Семеро молодых пацанов, наверное, и двадцати никому из них еще не стукнуло.

– Да нет, вы что! Это ж мальчишки совсем! – вырвалось у Дмитрия.

– Мы готовы помочь, зря вы так! – оскорбился сержант.

– Тут сталкеры нужны. Они знают Зону, как в ней ходить, – возразил молодой ученый. – Посылать солдат одних – верная смерть.

– Эвакуация гражданского населения – дело военных. Но сталкер у меня один имеется в запасе. – Старшина махнул кому-то рукой. – Бродяга, иди сюда!

К ним подошел человек в военном камуфляже, седой, хотя не старый еще совсем. Может, лет сорока пяти – пятидесяти. Дмитрий его несколько раз видел. Тот приносил в Институт какие-то артефакты из Зоны. Старшина коротко объяснил ситуацию. Бродяга обвел помрачневшим взглядом молодых солдат, поглядел не менее безнадежно на Дмитрия.

– На твоей совести это будет, старшина, не на моей, – негромко сказал он.

– Ну уж я со своей совестью как-нибудь разберусь. Проведешь?

– Проведу. Пошли.

Сержант Зарубин, глянув на старшину, двинулся со своим отделением вслед за сталкером.

– Дмитрий! – Директор вцепился в рукав лабораторного халата своего помощника. – Вы не должны туда идти. Ребята справятся.

– Нет, я сам пойду, Николай Петрович! – Молодой ученый рассердился, разобрав не то что бы обман в голосе директора, но что-то такое, с чем соглашаться было нельзя. – Никогда себе не прощу, что другие будут рисковать из-за меня, когда я сам останусь в стороне. Пустите!

Он вырвался и поспешил за отрядом.

По шоссе за их спинами проносились грузовики. Справа высилось шестиэтажное здание Института, построенного не так давно под Рузой, всего в семнадцати километрах от границы Зоны. Со стороны Зоны наползала какая-то хмарь, воздух то тут, то там передергивался от марева. Земля гудела. От этого непонятного, пугающего гула хотелось бежать прочь. Но Бродяга уверенно вел отряд в сторону Рузы по краю молодого леса. Солдаты испуганно озирались, но потом, глянув на своего сержанта, поджавшего губы и идущего почти след в след за проводником, взяли с него пример. Дмитрий замыкал.

Сталкер вел группу вперед одним ему известным способом. Иногда сворачивал с нужного направления в сторону, хотя вроде бы можно было идти напрямик и никакой угрозы не наблюдалось. В такие моменты Дмитрию очень хотелось поторопить проводника, чтобы тот срезал путь и шли они быстрее. Но сдерживал себя, понимая, что Бродяга делает все возможное, чтобы не рисковать зря жизнями людей. Пару раз они останавливались. Сталкер, оставив их одних, уходил в сторону, изучая путь, потом возвращался, и они шли дальше.

Где-то в воздухе потрескивало электричество. Зеленые молнии били прямо из земли. Почва в этом месте высыхала, растрескивалась, трава сгорала и осыпалась мелким серым пеплом. Солдаты глядели на это явление, как на диковинку, до тех пор пока в молнии не угодила шарахнувшаяся от них птица. На землю посыпался такой же серый пепел.

– Это же какое-то тут напряжение, товарищ сержант? – спросил кто-то.

– В Институте замеров в подобных аномалиях сделать не смогли, – ответил за Захара Бродяга. – Только несколько человек угробили. Так что от молний надо держаться подальше. А еще они имеют обыкновение менять свое местонахождение. Сегодня тут, завтра там. Хорошо хоть быстро не перемещаются. Но еще хуже вон то. Я даже рассказывать не буду, что с вами произойдет, если вы в него вляпаетесь.

Бродяга указал куда-то в сторону. По руслу неширокого ручья вместо воды текла какая-то зеленая субстанция, словно кто-то разлил тонну тархунового желе. Масса перла по руслу, пучилась, смахивая в себя с берегов камни и растительность, оставляя за собой бледно-зеленый след. Словно полз огромный слизняк.

– Хотя, – поправился Бродяга, – самые худшие аномалии – те, которых не видно. Тут нужно особое чутье иметь. И сноровку.

– У вас их в достаточном количестве имеется, Бродяга, – заметил Лазарев, чтобы хоть немного приободрить растерявшихся от количества неизвестных опасностей солдат. – Вы ведь один из лучших сталкеров Института.

– Какое там, док, – отмахнулся проводник, но тут же подхватил мысль ученого: – Но точно самый осторожный. В пекло не лезу, себя берегу. Ну и вас, ребята, тоже сберегу. Главное, идите точно за мной. Выберемся.

Профессор вставил ключ в замочную скважину. Замок поддался не сразу, но потом все же щелкнул, открылся. Дмитрий Владимирович пошарил на стене, нашел выключатель. Вспыхнул электрический свет. Комната оказалась достаточно просторной, со скромной, но всей необходимой обстановкой, и больше напоминала номер трехзвездочной гостиницы. А ведь когда-то здесь находилось то самое общежитие, в котором он жил с семьей много лет назад. Теперь его полностью переоборудовали, и здание внутри было не узнать.

В центре комнаты стоял чемодан, пузатый большой саквояж и сумка для ноутбука. Профессор достал из чемодана вещи, разбросал по полкам шкафчика. Затем, приняв душ и завернувшись в халат, достал из саквояжа бумаги, уселся в кресле. Принялся снова изучать присланный ему из Рузского филиала Института отчет. Хмурился, проверяя цифры, сдвигал очки на лоб и задумчиво тер переносицу.

Вот как в воду глядел когда-то давно его начальник Николай Петрович, говоря, что Боровой карьерист. Дмитрий Владимирович пять лет, с тех пор как уехал Абхазию, не возвращался в Герцена. За это время Боровой все-таки стал полноценным заместителем директора, а потом, когда Николай Петрович уехал на повышение в Москву, сам стал директором Рузского филиала. И даже неплохо себя проявлял. До какого-то времени.

Профессор задумался. Сколько лет он не видел Борового? Пять-семь? Хотя по телефону они все же иногда по работе общались.

Наутро Дмитрий Владимирович, позавтракав, сделал несколько звонков и направился к Боровому. Секретарь при появлении профессора подскочила, собралась по переговорному устройству сообщить о приходе важного гостя. Но Лазарев сделал ей знак этого не делать, стукнул пару раз в дверь кабинета и зашел к директору.

– Доброе утро, Максим Денисович, – поздоровался профессор.

– Профессор Лазарев? – изумился Боровой. – Дмитрий Владимирович! Какими судьбами? Что ж не предупредили?

– Отчет ваш последний заинтересовал, не терпелось лично побеседовать, – сказал профессор и уселся в кресло напротив.

– Отчет большой. Полугодовой. Что именно в нем вас заставило приехать?

– Сами не догадываетесь?

– «Слезы Рузы»? – усмехнулся Боровой.

Он поднялся, достал из шкафа бутылку коньяка и пару стаканов.

– Не откажетесь с утра? Если мои исследования верны, это могло бы потянуть на Нобелевку. Хотя какая, к черту, Нобелевка? Тут и премии не надо – без нее озолотился бы.

– Так это ваши исследования? – притворно удивился Дмитрий Владимирович, принимая стакан с коньяком.

Боровой на мгновение напрягся.

– А вы шутник, Дмитрий Владимирович! Конечно мои. Проводились, разумеется, лаборантами, но под моим чутким руководством и присмотром.

– Позвольте спросить, как вы выяснили про свойства камня?

– Случайность. Чистейшая, как те алмазы, случайность. Порезался об острый край. Так на мне чуть ли не мгновенно зажило все. Сами знаете, многие великие открытия сделаны благодаря случайностям.

– Есть такое, – согласился профессор. – И да, открытие свойств этих артефактов – очень важный шаг в медицине. Если ваши опыты подтвердятся, человечество будет вас боготворить за лекарство от всех недугов.

– А правда, что вы на пенсию собираетесь? – поинтересовался внезапно Боровой. – Место ваше освобождается. Я ведь всегда ваше доверие оправдывал. Может быть, замолвите перед начальством за меня словечко? Я в долгу не останусь.

Он извлек из кармана маленький, размером с ноготь большого пальца, прозрачный камень, внутри которого будто пересыпался радужный песок. Дмитрий Владимирович удивленно поправил очки на переносице.

– Что это? Все артефакты – по особому распоряжению – собственность Института.

– Бросьте, Дмитрий Владимирович. У вас в ближайшей перспективе – одинокая старость, а где одинокая старость, там болезни. По-моему, вы заслужили прожить остаток дней в добром здравии.

– Заманчивое предложение. У меня к вам встречное. И, к сожалению, вряд ли вы сможете от него отказаться.

– Это какое же?

Лазарев выложил из папки лист бумаги.

– Увольнение по собственному желанию? – Лицо Борового исказилось. – Вы шутите?

– Не подпишете, на вашем столе появится бумага худшего для вас содержания.

– На каком основании? – Голос директора заледенел. – Только что вы говорили о моих заслугах…

– Вы талантливый ученый. Однако есть многочисленные жалобы сотрудников на вас о превышении должностных полномочий. Злоупотребление служебным положением для достижения собственной выгоды. Продолжать?

– Продолжайте, хочу послушать, – с издевкой произнес Боровой.

– А далее – совсем уже уголовщина. Связь с бандитской группировкой. Организация похищения человека. И все это, как ни прискорбно, перечеркивает все ваши прежние достижения в области науки.

– Что? Вы несете полнейшую чушь, профессор Лазарев. – Боровой неприятно, зло улыбнулся. – По вам точно уже давно пенсия плачет. Где доказательства? Да и кого это мне, интересно, понадобилось похищать?

– Сталкера по кличке Немой. Это ведь он принес в Институт первую «Слезу Рузы». Точнее, только он их из Зоны и приносил.

– Он приносил, да. Но это ничего не доказывает. И не докажет уже. Мне сообщили, что парень связался с мутными типами, уехал с ними на машине совершенно добровольно. Согласно показаниям свидетелей. А машину эту другие сталкеры нашли в Зоне, в «гравиконцентрате».

Дмитрий Владимирович нахмурился. А Боровой подкинул маленький камушек на руке, поймал и испытующе посмотрел на профессора.

– Может быть, передумаете, Дмитрий Владимирович? Больше уже никто таких подарков судьбы с Зоны не притащит. Многие пытались, но получалось только у одного человека. Теперь его нет. А количество уже принесенных артефактов – ограничено.

– Подозреваю, что вы еще несколько оставили себе. Иначе, в подобных обстоятельствах, это сверхдорогая взятка. – Профессор кивнул на камень в руке Борового. – Значит, не подпишете заявление по собственному желанию?

– И не подумаю. Зря, Дмитрий Владимирович, зря. Это был ваш последний шанс.

– Не мой. Ваш. Иван!

Дверь в кабинет внезапно распахнулась, внутрь ворвались офицеры внутренней безопасности, скрутили руки директору. Он сдавленно охнул. По столу покатился маленький радужный камушек.

– Ну и взятка, напоминаю, это тоже преступление, Максим Денисович.

– Вы ничего не докажете, – прошипел Боровой и хотел что-то еще добавить, но его уже выводили вон.

Оставшиеся офицеры взялись за обыск кабинета. Артефакт Дмитрий Владимирович взял переданным ему пинцетом. Оглядел внимательно, а потом, запечатав в прозрачный пакетик, отправил в коробку с остальными доказательствами вины Борового. В кабинет заглянул Иван Абрамов. На этот раз на нем не оказалось привычного белого халата. Одеяние хирурга сменила форма офицера безопасности.

– Доброе утро, Ваня, извини, что сразу не встретился с тобой, – поприветствовал доктора профессор, пожав руку Абрамову и невольно улыбнулся. – Все? Перестал шифроваться?

– Какое-то там. – Иван отмахнулся. – Был хирургом, им и остаюсь, хотя совмещать порой сложно. Особенно работая «под прикрытием». И когда есть еще один, официальный, начальник безопасности, подчиняющийся Боровому. Рад, что вы наконец приехали и мы закрыли вопрос с директором. Теперь будет полегче.

– Как сказать, как сказать… – задумчиво обронил Дмитрий Владимирович, достал камень из коробки и повертел в руках.

Иван помрачнел.

– Мое упущение.

– Так Боровой правду сказал? Сталкер погиб? Почему не сообщил мне об этом сразу?

– Про машину не соврал, – сказал Иван. – Он туда совершенно добровольно сел. Не знаю, что уж ему посулить могли – с одного такого камня Немой мог бы миллионером стать.

– Может, угрожали. Это же бандиты, Ваня, – задумчиво произнес Дмитрий Владимирович. – А насчет цены за камень – сталкер мог быть и не в курсе, сколько в реальности стоит такое сокровище. Наверняка Боровой ему мало заплатил, раз столько артефактов попало в Институт.

– Насколько мне известно, шантажировать искателя было нечем. Ни семьи, ни близких, ни друзей. Стопроцентный одиночка. Хоть и появился тут давно. Так что если и угрожали, то разве что лично ему.

– Ты на всех здешних сталкеров досье завел? – поинтересовался профессор.

– Разумеется. Так порядка больше. Знаем, чего от кого ждать. Беспредельщиков и буйных мы отправляем отсюда куда подальше. К этому долго присматривались – не болтал же, не разберешься в человеке так просто. А заварил он такую кашу, что долго теперь расхлебывать, раз тут бандиты подключились.

– Ну, не думаешь же ты, что именно камни из Рузы сбили с пути истинного нашего Максима Денисовича?

– С ними он совсем страх потерял, – буркнул Иван. – Но именно из-за них я и взялся за него крепко. Максим Денисович всегда ко мне обращался со своей «хроникой», а потом что-то перестал. Я заинтересовался – почему. Выяснил про некоторые эксперименты в лаборатории. С помощью техники, конечно. Так-то необходимо документ о неразглашении подписывать. А подписывать такое под начальством Борового – все равно что заключать сделку с дьяволом.

– Тебя купить не пытался? Раз ты являлся его лечащим врачом.

– Пытался, но я нашел что сказать: мол, мне и так хорошо – сталкеры всякое приносят, и чтобы он меня не трогал и не препятствовал моей работе. Поверить ему в это оказалось легко. На том и разошлись с ним тогда.

– Ох, Ваня, голова! – Профессор похлопал врача по плечу.

– Да бросьте, Дмитрий Владимирович. Как вспомню, так противно становится. – Иван поморщился. – Да и мой прокол покоя не дает.

– Ваш сталкер, конечно, не виноват, но понимать должен же был, что за такие камни и головой поплатиться можно. Стерегли его, стерегли. И упустили. Как все-таки так получилось, полковник Абрамов? Это не в упрек, Ваня. Для информации.

– На хвосте сидели «Лендровера», в котором он с теми молодчиками укатил, а потом джип пропал, как в воду канул. И ехал-то в сторону Кубинки. А на следующий день машину нашли в совершенно противоположной стороне – в Зоне, недалеко от Старой Рузы. По номерам отвалившимся опознали.

Профессор, сдвинув очки на лоб, скептически посмотрел на Абрамова.

– Если бы я сам лично не сидел в машине на хвосте – не поверил бы, – сказал Иван.

– Хотелось бы надеяться, что это не новые проявления Зоны, – нахмурился профессор. – Верю тебе, Ваня. И прости старика, становлюсь слишком требовательным и подозрительным. Старость, знаешь ли, как правильно сказал наш «распрекрасный» Максим Денисович. И никуда от нее не деться. Даже с удивительными артефактами.

– А вы бы попробовали. Эксперименты повторили бы те, которые Боровой с камнями проводил. Я бы вам компанию составил. Проверили бы, разумеется, на пациентах. Вдруг Боровой прав?

– В чем? Что камень излечивает? В его отчетах, которые он нам отсылал, написано, что применение артефакта увеличивает в разы регенерационные функции организма. С Зоны уже давно приносят артефакты подобного свойства, правда, ни один из них при этом не являлся чистейшим алмазом.

– Однако Боровой именно «Слезы Рузы» чуть ли не эликсиром вечной жизни называл. А уж он-то в курсе про остальные излечивающие артефакты.

– Откуда ты это знаешь? – удивился профессор. – Про то, что он их так называл? Он об этом на экспериментах говорил?

– Да нет. Привычка у него имелась – разговаривал сам с собой. – Полковник полез куда-то под стол, выудил из крошечного отверстия в ножке микрофон.

– Ну дела, – развел руками профессор. – И много таких показаний дал против себя Максим Денисович?

– Много. Иначе бы я вас не стал беспокоить. В экспериментах ничего криминального не оказалось. А вот в разговорах самого с собой и в телефонных беседах в стенах этого кабинета – материала было предостаточно. Особенно в последние дни до и после похищения Немого.

– Что ж, это отлично. А вот плохо то, что парня упустили.

– Снова вы? Я уже неделю себя корю. Хотя не скажу, что в общении этот тип был приятен. И все же жалко его, – возразил Абрамов. – Но, в конце концов, нам известно место, откуда он приносил артефакты.

– Да, только он уже не расскажет, как их оттуда извлекал, – заметил профессор. – Что ж, чему быть, того не миновать. Работы нам это, конечно, сильно прибавит. Но ведь если кто-то один сделал открытие, то и мы сможем повторить, не так ли, Ваня?

– Разумеется, экспериментальным путем, Дмитрий Владимирович, – сказал начальник безопасности.

– Досье можешь мне принести на этого вашего Немого? Может быть, я все-таки найду какую-нибудь информацию.

– Я-то принесу, Дмитрий Владимирович. – Абрамов покачал головой. – Но вряд ли. Тоненькое у него дело. А мое общение с ним было весьма… хм… немногословным.

– Значит, будем опрашивать всех, с кем он контактировал.

– Это без проблем.

В Подмосковье стояла глубокая промозглая осень. После нее жизнь в Абхазии обернулась волшебным возвращением в лето. Семью Лазаревых поселили в общежитии для персонала санатория, выделив им три комнаты. Дмитрий на следующий же день после прибытия вышел на работу. Нашлась работа и для Маши. Трехлетнего Сашку отдали в детский сад. Потекла спокойная, без стрессов, сигналов тревоги и экстренных ситуаций жизнь. Дмитрий понял, что отдохнуть от жизни в Подмосковье требовалось в первую очередь ему самому, и в очередной раз поблагодарил своего директора Николая Петровича за оказанную помощь.

Влажный климат субтропиков действовал расслабляюще. Дмитрий следил за женой и отмечал, что она, обычно напряженная, становится все спокойней. Отсутствующее выражение, которое часто не сходило с ее лица, появлялось все реже и реже. В глазах проснулся настоящий, не механический, интерес к окружающему. Маша с любопытством разглядывала местные растения, иногда подходила к ним, гладила листья, то мягкие бархатистые, то гладкие, жесткие восковые. А потом вдруг начала собирать гербарий, изучать флору, рассказывать о своих изысканиях Дмитрию. Лазарев не знал, радоваться ли внезапному увлечению жены или нет. Но он замечал, что, когда Маша занималась своим хобби, на ее лице проскальзывала легкая, почти счастливая улыбка, которую он уже очень давно не видел. Вот только сына Маша по-прежнему игнорировала.

Дмитрий, освоившись на новом месте, познакомившись с коллегами, осторожно поинтересовался насчет решения их семейных проблем. В итоге ему порекомендовали по знакомству психолога. Маша сначала отпиралась и не хотела идти. Но потом все же согласилась. Полгода почти ничего не происходило, а потом Дмитрий заметил, что супруга стала терпимее относиться к сыну. Они даже вместе стали гулять. Сашка собирал для гербария матери листья, проворно в свои уже четыре года лез на деревья, чтобы сорвать листики покрасивее. Приносил ей цветы, стебельки трав и кусочки коры. Вечерами и в выходные дни они гуляли по берегу моря. Дмитрий и Маша сидели, обнявшись, на берегу, а Сашка носился у самых волн, рискуя замочить сандалии, собирал камушки и ракушки, кидал «блинчики», когда на море лежал штиль. Маша улыбалась, и Дмитрию показалось, что все ужасы, пережитые ими, теперь позади.

Несколько раз звонил Николай Петрович, спрашивал, как у Дмитрия дела, звал обратно на работу, в шутку говоря, что вот не дождется своего помощника и сделает карьериста Борового своим замом. Лазарев отшучивался. Пару раз закрадывались мысли вернуться, продолжить научную деятельность, но Дмитрий тут же выкидывал их из головы. Он больше не хотел рисковать счастьем своей семьи.

А потом, спустя два года, случилась катастрофа. Маша забеременела. Когда Лазарев узнал, то едва не поседел. Перед глазами яркими страшными картинками замелькали старые воспоминания. Он-то думал, что они забылись, пропали, как страшный сон, но они поперли из подсознания, точно убийственный коллоидный газ из подвалов. Эти переживания довели его до такого отчаяния, что он стал уговаривать Машку сделать аборт. Жена смотрела на него с непониманием.

– Я люблю этих детей, – ответила она. – Зачем ты так, Дима?

– Детей? – поразился Дмитрий.

– Да, их двое будет, мальчик и девочка. – Маша счастливо улыбнулась. – Все хорошо, поверь.

Лазарев озадаченно смолк, переваривая информацию: «Срок-то маленький совсем, внешне даже еще не видно, что Маша беременна, – думал он. – Откуда она узнала про двойню? – Ответ, приходящий ему на ум, пугал. – Нет, Машка не излечилась на самом деле. Ее тихое безумие временно ушло куда-то в глубину души. И вот теперь опять проявилось». Лазарев и сам снова погрузился в непонятное, какое-то потерянное состояние. Он не знал, что делать. Оставалось только ждать. Несмотря на панику, где-то внутри него все равно жила надежда, что ничего страшного не случится, что у Сашки появятся брат с сестрой и они останутся той же счастливой семьей, какой были до новостей о беременности Маши.

Проходило время. Врачи, ведущие Машу, подтвердили, что будет двойня. Она ходила последние недели, сияя от счастья. А Дмитрия по десять раз на дню кидало в холодный пот. И он лишь выдавливал из себя улыбку, чтобы показать жене, что радуется предстоящему событию.

В приемной родильного отделения было пусто. Громко тикали настенные часы. Дмитрий бросил на них уже, наверное, сотый взгляд, когда из операционной послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась. В боковой кабинет пробежали две медсестры, прижимая к лицам платки. Дмитрий уловил запах нашатыря.

«Вот оно», – подумал он почему-то совершенно равнодушно.

В коридоре вновь послышались шаги. Перед ним остановился акушер. Южный загар будто исчез с его смуглых щек. В руке у врача Дмитрий так же увидел судорожно сжатый пальцами флакончик нашатыря.

– Дмитрий Владимирович… – дрожащим голосом начал акушер и не нашел слов.

– Мы побывали в Зоне, – устало объяснил Лазарев. – Порой у людей, которые там побывали, рождаются мутанты. Вы слышали о таком?

Дмитрий самому себе подивился – насколько он спокойно и холодно произнес все это.

– Вы знали? – с ужасом и почему-то шепотом произнес акушер. – Но что же теперь делать-то?

– Маша хотела этих детей. Она без них совсем сойдет с ума, – произнес Лазарев. – Они… живы?

– Живы, – выдавил из себя доктор. – Но это же не люди. Щенки какие-то! – И тут же поправился: – Простите, простите меня, ради бога!

– Покажите.

– Пойдемте. – Акушер, уже не скрываясь, нюхнул из флакончика. – Я, честно говоря, не знаю, что делать. Наши все разбежались…

Они зашли в родильное отделение. Перед ними открылась странная картина. Машка в наброшенном на нее больничном одеянии стояла у раковины и обмывала водой новорожденных. Два лохматых комка с темной шерстью, лапами и острыми ушами.

– И правда щенки. Нет, котята какие-то, – прошептал Лазарев отрешенно.

Акушер покосился на него, сунул под нос нашатырь. Маша между тем обернулась к ним.

– Дима, все прошло отлично, – сказала она, улыбаясь. – А ты боялся. Только врачи что-то все куда-то делись.

Доктор, справившись с шоком, взвесил новорожденных, помог Маше запеленать их. Хотя глаза его все это время были круглыми от изумления.

– Хотите, я вас домой отвезу на служебной машине? – шепнул акушер. – Чтобы никто не видел.

– Боюсь, что нам, скорее, в аэропорт надо, чем домой, – произнес Лазарев. – Лучше вернуться туда, где к такому люди привычны.

– Я довезу. У меня дежурство закончилось, есть свободное время. И не благодарите.

– Все равно спасибо.

Поздним вечером они приехали с Машей в квартиру. Сашка уже давно спал. Дмитрий растолкал сына, стал собирать вещи.

– Дима, почему мы уезжаем? – спросила Маша.

– Меня на старую работу вызвали, родная, не могут без меня в Институте.

– Ну, надо так надо.

Она принялась помогать запаковывать вещи. Сашка, сонный, со всклокоченными волосами, с изумлением уставился на два свертка.

– Что это? – спросил он.

– Твои брат и сестра, разве не видишь? – сказала Маша чуть раздраженно. – Вот они мне совсем не доставили хлопот.

Мальчик посмотрел на мать в полнейшем изумлении, перевел непонимающий взгляд на отца, а потом, зарыдав, убежал в ванную и закрылся там. Никакие уговоры не помогали заставить его выйти оттуда. Дмитрию в итоге пришлось выломать дверь. Он выволок Сашку на улицу, где в машине уже лежали сложенные чемоданы и сидела Маша с «детьми», и, крепко обняв плачущего сына, уселся спереди рядом с акушером.

В аэропорту они проторчали три часа, прежде чем Лазареву наконец удалось купить билеты на ближайший рейс до Москвы. В Шереметьево он взял такси, проигнорировав заломленную шофером сумму. Ученому хотелось добраться побыстрее до Герцена. Любой ценой. Туда, где никто никаких вопросов задавать не будет.

Весь девятый этаж госпиталя выделили под эксперимент. Лазарев распорядился оборудовать семь палат, где планировалось проводить исследования. Абрамов составлял списки людей, которым предстояло принять участие в опытах. Через неделю в палаты поступили первые добровольцы. И тут Лазарев столкнулся с проблемой, которую ученые совершенно упустили из виду. Артефакты не действовали. От них не заживала даже легкая царапина.

Иван взял отчеты об экспериментах над крысами, удалился с ассистентами в лабораторию, где они, действуя точно по описанию, провели опыты над двумя зверьками. Оба провалились.

Исследования приостановили, а через три дня один из пациентов умер от скоротечной болезни. Абрамов после этого ходил сам не свой. Лазарев наблюдал за ним, а потом позвал к себе в кабинет. Налил хирургу в кружку крепкого чая, потом себе.

– Давай-ка, Ваня, посидим, подумаем, что мы упустили.

– Я не знаю.

– Это не ответ.

– В отчетах четко указано – поместить артефакты рядом с испытуемыми, так, чтобы образцы соприкасались с кожей, – нервно сказал Иван. – Других указаний нет. Что мы делали не так?

– А в эксперименте с крысами… сейчас… вы сбривали им шерсть? – спросил Лазарев.

– Да, специальным триммером для стрижки кошек! – Ваня раздосадованно махнул рукой. – Да ладно крысы – у людей-то с этим проблем нет. Они могут артефакты в ладонях держать. Но не действует же, Дмитрий Владимирович!

Лазарев привычным жестом передвинул очки на хмурый лоб, потер оставленный ими на переносице красный след. Вернув очки на место, продолжая хмуриться, отхлебнул горячего чая из кружки.

– Знаешь, что я думаю, Ваня? – наконец сказал он. – Боровой нам не все рассказал. Точнее, он умолчал о том, как активировать артефакты, в своих отчетах. Чтобы его славу никто не украл. Может быть, он способ даже патентовать собирался. Такое от него можно ожидать после тех разговоров о Нобелевской премии и об озолочении из-за открытия. И ни с кем он этим секретом делиться не собирался.

– Пойдемте к нему. Спросим, – сказал Ваня, с грохотом поставив свою кружку на стол.

– Ты думаешь, расскажет?

– Может быть, захочет смягчить свою вину и будет содействовать.

– Хорошо ты о нем думаешь. Нет, он торговаться будет. А торговаться с ним нельзя. Но… пойдем спросим. Чем черт не шутит.

Профессор допил чай. Они вышли из администрации, дошли до небольшого здания, занимаемого службой безопасности Института. Дежурный проводил их в камеру, где содержался Боровой.

Бывший директор Института встретил гостей неприязненно.

– Почему меня до сих пор держат здесь, в ужасных условиях, и не переводят отсюда?! – с возмущением сказал Боровой, буравя Лазарева взглядом. – Я вам не вор-рецидивист!

– Но и далеко не святой, Максим Денисович. А куда вы собрались отсюда? – поинтересовался профессор. – Надеетесь без нашего надзора найти адвокатов и друзей в научной среде, которые бы за вас похлопотали? Против вас выдвинуты очень серьезные обвинения.

Боровой чуть остыл, но продолжал злобно таращиться на профессора. Бывший директор моментально понял, в чем дело.

– Так-так-так. Что-то подсказывает, что вы хотите меня о чем-то спросить. Или даже договориться. Неужели вы готовы сотрудничать со мной? – Он неприятно усмехнулся. – Со «слезами», видимо, ничего не получается? А вы поплачьте тут, вдруг заработают!

Иван многозначительно посмотрел на профессора.

– Мы хотели вас спросить, зачем вы Одноногого убрали? – зашел издалека Абрамов. – У вас была уникальная возможность продемонстрировать миру первый в истории случай регенерации конечности.

– Одноногий умер? Вот как? Так ты еще докажи, что я имею к этому какое-то отношение, Ванечка.

– У нас есть аудиозаписи ваших разговоров и с Одноногим, и с бандитами, которым вы отдали прямое распоряжение, – обрубил сарказм обвиняемого Иван. – Не отпирайтесь, бессмысленно.

Боровой надул губы, едва сдерживая ярость.

– В разговоре перед вашим арестом вы упомянули, что открыли свойства артефакта случайно, порезавшись об острый край, – заговорил профессор. – Но попадание крови на кристалл процесс регенерации не запускает, мы проверили. Никаких упоминаний о проведенных в лаборатории исследованиях, кроме обеспечения контакта артефакта с кожей, нет. Хотя все ваши подопытные зверьки выздоровели. Мы повторили ваш эксперимент. И у нас по итогам – две дохлые крысы.

– Так как вы узнали о свойствах артефакта и как запустили процесс? – надавил Абрамов.

Боровой молчал. Иван прокручивал варианты в голове, думая, как выбить из бывшего директора Института признания. Тот явно не собирался делиться информацией.

– С меня спишут обвинения в убийстве, – внезапно сказал Боровой. – Только на таких условиях я готов говорить.

Профессор заметил, как дрогнули желваки на лице Абрамова и как полковник сжал кулаки. Ивану, несомненно, захотелось врезать Боровому за все, что тот сделал и продолжал делать, и плевать, что этот гад – его бывший пациент.

– Это невозможно. Чтобы скрыть такое, надо уничтожить улики, а это должностное преступление. Мы на подобное не пойдем, – твердо произнес Дмитрий Владимирович, а сам подумал: «Как-то слишком быстро сдался Боровой. Может быть, на нем есть что-то еще, о чем мы не знаем?»

– Дело ваше, – Боровой нарочито равнодушно пожал плечами.

Иван поднялся из-за стола и отошел к окну. Ему стало вдруг невыносимо находиться в одной комнате с этим типом. Чтобы успокоиться, доктор стал смотреть на улицу, на золотившиеся под осенним солнцем листья берез. Деревья тихо шумели от ветра, этот шелест успокаивал. Но взгляд Абрамова скользнул дальше, туда, где солнце не пробивалось через хмарь Зоны, и внутри у Ивана будто что-то оборвалось. Решение вдруг пришло мгновенно. Он развернулся, резко подошел к столу и склонился к Боровому.

– Жизнь такого гада, как вы, Максим Денисович, не стоит тысяч других жизней. Я готов пойти на подлог улик, но только лишь при условии, что наш эксперимент окажется удачным. Если он провалится, сделка не состоится.

– Ваня! – всплеснул руками Дмитрий Владимирович. – Ну нельзя же так! Если он не согласился добровольно, без каких-либо торгов, сотрудничать, мы сами продолжим искать способы. И найдем!

– Мы потеряем время! А оно может стоить кому-то жизни. Всего три дня неудач, и уже один человек, которого мы отобрали для исследования и которому мы подарили надежду, скончался из-за лейкемии.

Профессору на это возразить было нечего, и все же он, не соглашаясь, покачал головой. Но Иван продолжил:

– До окончания исследований вы, Максим Денисович, останетесь тут. Ваше присутствие будет обосновано вашим содействием следствию и экспериментам, это вам наверняка тоже зачтется на суде.

– Дайте слово!

– Даю слово. Дмитрий Владимирович, вы свидетель.

– Ох, Ваня, Ваня, – с укором произнес Лазарев, но кивнул.

– И еще вы мне улучшите условия содержания…

– Зачем это вам? Вы же теперь абсолютно здоровый человек. – Абрамов не смог удержаться от сарказма, но потом все же согласился. – В пределах разумного.

На лице Борового промелькнуло некоторое облегчение. А Лазарев вдруг подумал, что все-таки не совсем пропал человек, если не хочет публичного позора. Нет, не наказания за тяжкие преступления боялся Боровой – за свою репутацию он переживал. А ведь когда-то же был честным человеком и увлеченным ученым. Как так случилось, что он пошел по кривой дорожке?

Боровой между тем пригубил воды из стакана, собираясь с духом и взвешивая последние за и против своего признания, и, наконец, заговорил:

– В темной комнате через артефакты надо пропустить пучок прямого ультрафиолетового света. Чтобы отблески падали на кожу в том месте, где находится пораженный орган. После этого артефакты держать так, как говорилось ранее, до полного излечения. Лучше всего держать в руках, процесс идет быстрее.

– До такого бы даже физики не додумались, – пробурчал Дмитрий Петрович. – Вы откуда узнали?

– Мне Немой рассказал.

– Хотите сказать, что он был в курсе действия артефакта? – поразился Абрамов.

– Да. Обидно, что с вами, лучшим местным врачом, не поделился? Наверное, не хотел упрощать вам работу, – желчно произнес Боровой.

Иван нахмурился. Закружил по комнате, меряя ее шагами. Потом, выругавшись, вышел, хлопнув дверью. Профессор посмотрел на Борового.

– Ведите себя благоразумно, Максим Денисович, – предупредил он. – Если вы вдруг захотите утянуть Ваню на дно вместе с собой – то не выйдет.

– Мне это не нужно, – с презрением бросил бывший директор. – А вы тешьте ваше тщеславие предстоящими открытиями. Но не забывайте, благодаря чему и кому они произойдут.

– Вот уж тут точно не забудешь. – Профессор прикусил губу и вышел вон.

В актовом зале было шумно. Все обсуждали произошедшие накануне нападение на Институт и взрыв в операционной. Появился Лазарев, и гомон поутих.

– Друзья, коллеги, мы сегодня собрались, чтобы решить дальнейшую судьбу эксперимента.

– Разве не из-за вчерашнего? Если вдруг нападения повторятся? Причастен ли к этому Боровой? – посыпались из зала вопросы.

Дмитрий Владимирович поискал глазами Абрамова, но начальник службы безопасности не обнаружился.

– Насколько мне известно, Боровой непричастен. Вчера Максим Денисович погиб во время экстренной операции, когда у него внезапно отказали печень и другие жизненно важные органы.

И тут в зале наступила мертвая тишина. Видимо, те, кто был в курсе неудачной операции Абрамова, новость до остальных не донесли.

– Помнится, на первом собрании вы упоминали, что Боровой, воспользовавшись служебным положением, проверял действие «Слез Рузы» на себе, что он полностью излечился. Теперь выясняется, что эффект был мало того что не пролонгированным, так еще и привел к нарушению функционирования организма? – спросил один из сотрудников.

– Что будет с остальными нашими пациентами, которых мы уже излечили? – присоединился кто-то с тревогой в голосе.

– Тише, коллеги. – Профессор поднял вверх руку, чтобы успокоить взволнованную публику. – Эффект от излечения никуда не денется. Разрушительное действие артефактов начинается, когда они полностью разряжаются. То есть, по сути, «не повезло» последним пациентам. Например, одному из бандитов, который совершенно спонтанно попал под эксперимент по восстановлению здоровья с несовместимыми с жизнью ранениями. Излечение, надо заметить, состоялось. После этого полностью разряженная «Слеза Рузы» взорвалась.

– А как же случай с Боровым?

– Этот случай неординарный. Максим Денисович проглотил один из образцов, и в течение многих дней камень оставался в его желудке. Могу предположить, что начался какой-то процесс омоложения, потому что по всем параметрам показатели состояния организма Борового приблизились к показателям полностью здорового двадцатилетнего молодого человека. На это артефакт отдал всю свою энергию.

– Однако это не объясняет, почему начался откат. Если бы камень взорвался внутри Борового, это было бы понятно. Почему у него произошли необратимые изменения в организме?

Лазарев помолчал, понимая, что на этот вопрос у него нет уверенного ответа.

– У Ивана Алексеевича, к сожалению, сейчас отсутствующего, имелась одна гипотеза. Не знаю, имею ли я право ее озвучивать… Наверное, пусть все-таки он сам расскажет, когда появится. Сам я сейчас могу только предположить, что, возможно, на низком заряде проявилось отравляющее воздействие артефакта на организм. А может быть, артефакт начал забирать свою энергию обратно, разрушая тем самым организм. Тут можно что угодно предположить. Не уверен, что мы в нынешней ситуации сможем провести эксперименты, чтобы докопаться до истины. Даже используя в качестве подопытных – крыс. Тут возникает огромный риск для научного персонала.

Лазарев сделал паузу. В зале вновь зашумели. Кто-то возмущенно. Кто-то разочарованно.

– Друзья. – Профессор, подняв руки, опять призвал всех к тишине. – Как бы там ни было, я по-прежнему считаю свойства «Слез Рузы» уникальным явлением. У нас есть артефакты, которые оздоравливают организм, но такого эффекта, мощного и быстродействующего, даже и близко нет ни у одного из них. Будущий вклад «Слез Рузы» в выздоровление человечества бесценен. Нам нужно только довести наш эксперимент до логического конца. Выявить все свойства артефактов. Научиться просчитывать размер «заряда». Это все возможно сделать статистически, проведя более масштабное исследование, не с сотней больных, как сейчас, а как минимум с тысячей. Мы получим более точные данные, которые помогут максимально обезопасить использование «Слез Рузы».

Ученые с интересом слушали профессора. Разочарование от того, что их эксперимент, как они посчитали, провалился, исчезло.

– Но как мы продолжим исследования? У нас нет больше образцов!

– Я собираюсь организовать новую экспедицию, – сказал Лазарев. – Экспедиция эта будет сложной. Придется идти в самое опасное место Зоны. Я уже послал запрос в главное отделение Института с просьбой прислать новое оборудование и самое последнее обмундирование для сталкеров и военных. Ответ придет через дня два-три, но уже есть предварительное одобрение.

Профессору зааплодировали. Он улыбнулся и наконец увидел Абрамова. Тот, в военной форме, стоял в самом конце зала у выхода, скептически скрестив руки на груди.

– Вам придется также выписать сюда этих самых сталкеров и военных, – громко сказал полковник, увидев, что профессор смотрит на него. – Из местных я никого в этот рейд не отпущу. По крайней мере, военных точно.

Зал смолк.

– Почему, Иван Алексеевич? – спросил кто-то с передних рядов.

– У меня на это имеется очень много причин. Прошу прощения, что разрушаю сейчас ваши радужные настроения. Итак, во-первых, вчера на Институт было совершено нападение участниками можайской группировки. Профессор упомянул, что связи этого акта с Боровым нет, но она, увы, имеется. Находящийся при смерти Максим Денисович успел обмолвиться, что пообещал их главарю «Слезы Рузы». Подробности сделки мне, к сожалению, неизвестны. Что он рассказал об артефактах бандитам – тоже. Но вчера они решили прийти и забрать обещанное. И эти попытки могут повториться. Поэтому весь военный контингент остается на месте. Во-вторых, как я уже говорил вчера профессору, я считаю дальнейшее использование «Слез Рузы» крайне опасным. Взрыв послужил тому самым красноречивым доказательством. Артефакт также продемонстрировал и еще одно «удивительное» свойство – при взрыве он вызвал краткосрочную гравитационную аномалию, в результате действия которой все живые объекты и предметы в радиусе семи метров втянулись в артефакт. Как в черную дыру. Черный «блинчик», в который превратился образец, мы вытащили при помощи подъемного крана. Вес «блинчика» – 2400 килограммов. В него попало все – медицинское оборудование, кирпичи из разрушенных стен, крыша, трое людей. А вот его примерные размеры. – Он продемонстрировал залу кружок, вырезанный из черного картона, шириной в ладонь. – Именно поэтому все имеющиеся экземпляры «Слез Рузы» немедленно помещены в защитные контейнеры и убраны в подземное хранилище. От греха подальше. И это был один из самых мелких камней. Что нам тогда ждать от экземпляров покрупнее? Ну и последнее, я по-прежнему считаю крайне неудачной идеей собирать новую экспедицию. Существовал только один человек, который мог добывать «Слезы Рузы». Не побоюсь предположить, что он был уникальным и только он обладал способностью выносить эти артефакты из аномалии.

Иван закончил, и в зале разлилась тишина. Профессор выдержал паузу.

– Никто не отрицает, что поход в Зону, к Гиблому озеру, – рискованное мероприятие. Однако проигнорировать существование таких артефактов, как «Слезы Рузы», мы просто не имеем права, Иван Алексеевич, – твердо сказал Лазарев. – Но я благодарен вам, что вы проявляете беспокойство. Хотя вы также прекрасно знаете, что в запасниках Института имеется множество других опасных артефактов. Некоторые из них мы продолжаем изучать, другие – ждут своего времени. А вот насчет военных я с вами соглашусь. Я попрошу сюда прислать отряд с опытом хождения в Зоне. Но местные сталкеры все же понадобятся – Зону они знают прекрасно. Уговорить их пойти к Гиблому озеру, конечно, будет исключительно моей проблемой. Но я не считаю ее непреодолимой. Если от вас, конечно, не будет для них прямого запрета.

Иван хмуро выслушал ответ профессора, чуть дернул плечами. В зале между тем ученые оживились и принялись обсуждать контрвыступление Лазарева. Абрамов подумал, что он все же проиграл эту словесную битву. Да и разве можно кого-то переубедить, когда на кону стоит «лекарство от всех болезней»?

– Запрета не будет.

Он вышел в приоткрытую дверь в фойе, столкнулся там с Зарубиным.

– Что, Захар Викторович, пойдешь с профессором? – нарочито бодро спросил Абрамов, поняв, что сталкер тут стоит давно и все, похоже, слышал.

– Пойду.

Полковник неодобрительно покачал головой.

– С нами не хотите? – предложил вдруг Захар.

– Нет, спасибо, я последствий Зоны отсюда насмотрелся. Да ее и из окна верхних этажей госпиталя видно, далеко ходить не надо.

– Как думаете, бандиты еще сюда сунутся?

– Надеюсь, что нет, мы хорошо их в прошлый раз приложили. К тому же… – Абрамов миг помолчал, но потом все же продолжил: – Есть у меня один человек, слухи нужные распространяет. Вот сейчас он в баре Одноногого рассказал, что «Слезы Рузы», на которые ученые молились, разряжены и ни на что больше не годятся. А разряженные могут внезапно взорваться и убить. Так что я надеюсь, что информация эта дойдет до можайской группировки.

– Думаете, поверят?

– Поверят. У нас половину крыши госпиталя снесло. Как тут не поверить? Но как бы там ни было, территория санатория и поселка будет сейчас находиться под усиленной охраной.

Собрание в зале между тем закончилось. Ученые начали расходиться. К Ивану и Захару подошел профессор.

– Что ж ты, Ваня? – упрекнул Дмитрий Владимирович.

– Я всего лишь выполняю свой долг, предупреждаю о потенциальной опасности.

– И в Институт написал об этом?

– Зачем же? Я не собираюсь вам ставить палки в колеса. В конце концов, там взрослые люди сидят, ученые. Должны сами понимать и оценивать все риски.

– То есть ты считаешь, что риск не оправдан? Однако совсем недавно тебе самому не терпелось провести исследования. И та экспериментальная сотня обрела здоровье в том числе и благодаря твоему рвению помочь.

– Тогда я не знал, впрочем, как и вы, об одном из свойств артефакта.

– Тогда поступил бы иначе?

– Думаю, мы прекрасно понимаем, что тогда эксперимент строился бы другим образом. Вы уж простите, Дмитрий Владимирович, но сейчас это совершенно бесполезный спор. Я своего мнения не изменю. Но если вам экспедицию сверху одобрят, позовите меня на обсуждение, чтобы я был в курсе, кто и когда будет выходить из Герцена в Зону.

– Позову, Ваня, обязательно.

Абрамов кивнул и ушел. А у профессора остался неприятный осадок в душе. Вроде бы они заодно были все это время и не ругались, и вдруг какое-то странное недопонимание возникло. Он вздохнул и посмотрел на Зарубина.

– Что ж, Захар, надо нам с тобой список сталкеров составить. Людей надежных, отважных, кто хорошо знает Зону. Человека три-четыре, думаю. А уж мое дело будет потом их уговорить.

Иван посмотрел вслед уехавшим грузовикам экспедиции, потом еще долго стоял у окна, задумчиво глядя на опустевшую дорогу. Он и сам не мог разобраться, что сейчас чувствует. С одной стороны, он понимал, что если в рейде профессору удастся заполучить заветные артефакты, то человечество, без сомнения, ждут большие изменения в жизни. Конечно, при условии, что «Слезы Рузы» будут добываться в нужном количестве. С другой стороны, опять непробиваемой стеной вставали моральные сомнения.

«Кто именно получит исцеление от всего? – размышлял Абрамов. – Все без разбора или только заслужившие это люди? И если второе, кто и по какому принципу будет отбирать кандидатов? А если все подряд, то смертность снизится в разы, не будет естественной убыли населения. И при условии, что с демографической прибылью, иначе – деторождением, ничего не случится, то взамен болезням вырисовывается другая проблема – перенаселение».

На ум Ивану почему-то сразу пришли толпы китайцев, которые заполонили всю Поднебесную, пересекли границу и замаршировали в сторону Москвы. Понятно, что Москвы уже как таковой не было, но, в общем, хлынули в центральную часть, покорять территории…

Абрамов нахмурился. «Нет, как-то совсем невесело разыгралось воображение, – подумал он. – Что неудивительно после бессонной ночи, проведенной на дежурстве в госпитале. Да и после всего остального. Профессора, вон, не удержал, не убедил, что ввязался тот в опасное предприятие. И даже то, что Захар и отборная группа военных с Лазаревым пошли, это тоже нисколько не успокаивает».

Продолжая размышлять, Иван сбросил халат, вышел из кабинета и направился домой отсыпаться.

– А может быть, и стоило вставить палки в колеса, – пробормотал Абрамов.

Но тут же отмел эти мысли. Нет, если бы он помешал, профессор бы такое ему никогда не простил. Даже если бы Иван завалил того выводами об опасностях и последствиях в случае успеха экспедиции. С другой стороны, полковник боялся, что экспедиция может и вовсе не вернуться из Зоны.

Занимаясь самоедством, Абрамов в совсем испортившемся настроении покинул госпиталь. На улице, отвлекшись на шум, задрал голову. Рабочие, вызванные в Герцена на прошлой неделе, уже с утра пораньше монтировали в стену, развороченную гравитационной аномалией, новый оконный переплет, закладывали кирпичами прорехи. Последний штрих в восстановление здания.

В четыре часа дня Иван, уже выспавшийся, находился в своем кабинете слежения, который переехал из крошечной подсобки в госпитале обратно в просторную комнату в здании отдела службы безопасности. Камеры и микрофоны с директорского кабинета были давно демонтированы. Зато несколько из них оказалось в баре, хотя установить их там оказалось не так просто. К слежке начальник службы безопасности подключил Васнецова.

– Ну что там? – спросил Абрамов.

– Ничего нового, товарищ полковник. Все наши сталкеры на месте или в Зоне. Отслеживали на КПП Старой Рузы. Приезжих новых и прочих незнакомых нет.

Абрамов нервно забарабанил пальцами по столу, нахмурился.

– Думаете, «крот» решил не передавать сообщение бандитам? Телефоны мы слушали, по ним тоже тишина.

– Не знаю. Может быть, «крота» в перестрелке тогда уделали, а может, есть другой канал связи. Возможно, мы что-то упустили.

– Да что мы могли упустить-то? – отмахнулся Васнецов, но тут же напрягся. – Или вы думаете, что кто-то из своих мог?

Иван покачал головой.

– Нет, в наших ребятах я уверен. Ученые… Есть несколько недовольных жизнью, но не думаю, что они пошли бы по стопам Максима Денисовича.

– Ждем дальше? – спросил Васнецов. – Или, может, сделаете запрос, нам пришлют подкрепление, и загасим можайских? Пока они совсем не распоясались, а, товарищ полковник?

Иван задумчиво смотрел на монитор, транслирующий живую картинку в баре. Потом потянулся к полке, на которой стояли папки с досье на сталкеров.

– Выбить разрешение на операцию непросто будет. Эти ублюдки засели в Зоне, хоть на самой ее границе, в безопасном месте, но… Значит, будет уже считаться как операция в аномальных условиях. Это уже другой уровень. Еще неделю понаблюдаем. Я пока заново биографии просмотрю. Может быть, там что-то проворонил.

Абрамов уселся в соседнее кресло, принялся перебирать папки.

– Товарищ полковник, – отвлек его через полчаса Васнецов. – Посмотрите-ка. Вон того мы вроде пропавшим считали, а он объявился.

Абрамов посмотрел в монитор, на сталкера, на которого указал помощник. Глаза полковника разве что на лоб не полезли, когда он разглядел его лицо.

– Счастливчик! – Абрамов вскочил со своего места, смахнув нечаянно часть папок на пол. – Задержать надо!

– Товарищ полковник, светиться нельзя же! И вам самому не стоит!

– Ничего, у меня одежда кое-какая имеется, за сталкера в ней сойду. К тому же Счастливчик меня знает, так будет проще. Но на всякий случай парней к ДК направь, так, чтобы не высовывались, пока не понадобятся.

Абрамов прошел в свой кабинет, спешно переоделся в штаны и куртку с капюшоном защитной окраски, специально запачканные, как будто он только что из Зоны вернулся. До ДК надо было еще полкилометра пройти через лесопарк. Там полковник припустил трусцой, чтобы добраться быстрее.

– Васнецов? – шепнул он, входя в здание ДК и натягивая капюшон куртки так, чтобы половины лица видно не было.

– На связи, – отозвался военный в крошечном, незаметном у самого уха микрофоне. – Счастливчик на месте. Сидит за столиком. Один. Может, ждет кого-то?

– Иду туда. Если что еще увидишь – дай знать.

Иван прошел через небольшой сталкерский рыночек. Купил спешно что-то из экипировки, чтобы совсем сойти за своего, осторожно сунулся в бар. Народу тут сегодня хватало, почти все из имевшихся тридцати столиков были заняты. Да и около стойки, вокруг невысокого сталкера, образовалась толкучка. Гном опять что-то заливал, и народ громко хохотал от его баек. Иван незаметно прошел внутрь. В помещении было темновато, да еще и в дымном воздухе можно было топор подвесить. Абрамов остановился у дальней стены, огляделся.

– На три столика правее, – сообщил ему в ухо голос Васнецова.

Но тот и сам уже нашел. Счастливчик был сталкером весьма мрачного вида вопреки своему прозвищу. Через пол-лица у него тянулся старый шрам. Иван когда-то сам эту рану зашивал. А еще – живот и оторванный большой палец, который теперь был малоподвижен и торчал так, как будто его обладатель показывать степень высшего одобрения. Вот за это Счастливчик и получил свою кличку. Появление этого угрюмого типа заметили не только Васнецов и Абрамов. К нему подходили несколько сталкеров, но тот не особо был настроен на беседу: здоровался и разговор не поддерживал. Только с барменом по кличке Хруст, который подошел принять заказ, он перекинулся парой слов. Иван незаметно приблизился и смог расслышать часть диалога.

– Давно тебя не было видно, Счастливчик, – сказал Хруст.

– Давно. Не думал, что тут кроме Одноногого кто-то еще будет заправлять, – отозвался мрачный сталкер.

– А ты не слышал, у Одноногого нога вторая отросла? Правда, она ему не помогла, далеко он на своих уже двоих не ускакал. – Бармен зло усмехнулся. – Нечего было ему связываться с можайскими.

Счастливчик фыркнул.

– Можно подумать, ты сам с ними не связывался.

– Сам – ни за что, – ощетинился Хруст и понизил голос. – Это из-за Одноногого. Как его можно было не послушать, когда он начальник? А сейчас мне проблем не нужно. Тем более говорят, что все мы тут под колпаком из-за Борового. Ты заказ делать будешь или ждешь кого? Хабара нет на продажу? Что-нибудь особенное?

– Буду. Особенного нет. Обычный хабар я уже сдал, такое тебя не заинтересовало бы.

Он сделал заказ. Хруст отошел. Иван подумывал незаметно подойти к Счастливчику после того, как ему принесут заказ. Но тут его отвлек голос Васнецова:

– Товарищ полковник, через КПП проехал неизвестный. Его обыскали как положено, оружия нет, чист, да и паспорт вроде в порядке. Но рожа, как у наших недавних гостей. В сторону ДК направился. Скоро у вас будет.

– Понял, – тихо отозвался Иван.

Неизвестный через какое-то время вошел в бар. Лицо у него действительно было специфическое. С таким только в банде быть, не иначе. Он прошел за стойку. Бармен налил ему и отошел. А потом через какое-то время как бы между делом оказался неподалеку от посетителя. Иван уже аккуратно максимально близко подошел к стойке, почти слился с толпой сталкеров, по-прежнему увлеченно слушающих байки Гнома. А сам навострил уши в сторону можайского гостя.

– Чего не звонил-то, Хруст? – спросил бандит.

– А чего звонить? – тихо оправдывался бармен, делая вид, что занят протиранием стакана. – Я новости передал с тобой в прошлый раз. Камни из-за опасности взрыва убрали в подземное хранилище. Ну и черт с ними.

– А это не тебе решать.

– Твой босс совсем… не соображает? Хочет взорваться, как Боровой? Говорят, его со стенок госпиталя неделю соскребали.

– Твой ученый – лох, а мы уж разберемся, как камушки использовать.

Хруст беззвучно выругался.

– Военные что?

– А то сам не видел, – буркнул бармен. – Выписали дополнительные наряды. Стерегут тут все, всех шмонают.

– И хранилище стерегут?

– К хранилищу ни один здравомыслящий не сунется. И даже за деньги туда никто не пойдет. Если жить хочет. Если ты сейчас ведешь к тому, чтобы я тебе желающих нашел туда заглянуть.

– Нет так нет. А кто сегодня уехал в Зону? Военные какие-то?

– В экспедицию отправились. За этими чертовыми камнями.

– Маршрут знаешь?

– Нет. Откуда?

– Что-то ты совсем обленился, Хруст. Толку от тебя никакого…

– А ты попробуй поработать, когда тут вояк стало больше, чем сталкеров, – огрызнулся бармен. – Скажи спасибо, что вообще что-то узнал.

– Вот, – бандит положил на стол небольшой сложенный пополам конверт, – тебе босс передал. Но если так мало узнавать будешь, ничего тебе в следующий раз не обломится. Через неделю еще заверну.

Хруст ловко подхватил конверт и быстро спрятал в карман.

– Что делать будем, товарищ полковник? Берем? – спросил Васнецов.

– Нет. Если возьмем, они будут в курсе, что мы что-то знаем. Пусть уходит. Не следить.

– Хорошо. Со Счастливчиком что?

– С ним я переговорю. Если вдруг что – его задержать.

– Понял, товарищ полковник.

Бандитский посланник ушел. Хруст занялся своими делами. К этому времени Счастливчик уже доел свой винегрет и приступил к горячему. Иван еще раз огляделся, оценил обстановку. Решил, что самым лучшим вариантом будет задержать сталкера после ужина, когда тот выйдет из бара. Полковник еще немного потерся среди сталкеров, прислушиваясь к слухам и сплетням, но ничего стоящего не услышал. Увидев, что Счастливчик расплачивается, Абрамов вышел из ДК, стал поджидать у входа.

– Добрый вечер, Счастливчик, – сказал Иван, когда мрачный сталкер вышел наконец на улицу. – Как палец? Рекомендациям следуешь, разрабатываешь? А то совсем задеревенеет.

Мужчина, вздрогнув, уставился на полковника, потом узнал.

– Иван Алексеевич? Вы тоже в сталкеры подались? – удивился он.

– Почти. Пойдем, поговорить надо.

– О чем?

– О ком. О Немом тебя хочу спросить.

Едва успел Иван произнести эту фразу, как рука сталкера, словно распрямившаяся пружина, полетела ему в челюсть. Будь Абрамов обычным хирургом, он бы уже лежал в нокауте. Но Иван, хотя и не ожидал такой реакции, успел уйти от удара, перехватил руку нападающего и, заломив ее, опрокинул Счастливчика на асфальт.

– Вот дурак! Я для чего тебя лечил? Чтобы опять уродовать?! – выругался Абрамов. – Лежи, лежи, а то палец твой знаменитый сломаю, сволочь неблагодарная.

Через пару секунд рядом, словно из ниоткуда, возникли двое военных, они рывком подняли сталкера с земли и потащили в отдел безопасности.

– Спасибо, Васнецов! – похвалил Абрамов. – Четко сработали.

– Никогда он мне не нравился. Подозрительный тип.

Захар постепенно приходил в себя. Темнота в глазах рассеивалась, посверкивая золотистыми искрами. Защитный шлем на голове отсутствовал. Ломило правый висок, и от него по скуле к подбородку бежал теплый ручеек. Сталкер глубоко вдохнул, закашлялся. В запястья впились веревки. Он все еще был связан. Слева обнаружился Дмитрий Владимирович, сидевший на земле и привалившийся спиной, как и Зарубин, к кирпичной стене какого-то строения. На профессоре также не было защитного шлема, а сам он был без сознания, лишь слабо постанывал.

– Захар… – тихо позвал кто-то.

– Товарищ майор. – Губы сталкера едва разлепились, он повернулся, увидел с другой стороны от себя Богданова. – Вы как?

– Жить буду, – отозвался майор. – Наверное. Если эти не доконают. Так – в плечо ранен.

– Кто «эти»? – спросил Зарубин, оглядываясь.

Они сидели внутри старого хоздвора, огороженного по периметру бетонным забором. Слева в углу стоял старый трактор со щетками для уборки улиц, высилась большая куча мусора. Перед пленниками находилось еще одно здание – одноэтажное, кирпичное, с зарешеченными окнами. Стекла в окнах были целы, и в каких-то за занавесками даже теплился желтый электрический свет. Справа гигантским кирпично-рыжим грибом торчала над двором водонапорная башня. Верхушку ее освещало солнце, погружающееся в знакомые до боли облака. Призрачная надежда, что они очутились вне Зоны, испарилась. Облачный вихрь над невидимым отсюда Гиблым озером никуда не делся, ни на метр не отдалился, а, кажется, еще и приблизился. По спине Захара неприятно пробежал холодок, и сталкер в один миг очнулся, пришел в себя, даже боль в виске отпустила. А ведь по ощущениям у него возникло сейчас совсем странное чувство, будто нет никакой Зоны вокруг. Следующей пугающей мыслью было: его, похоже, так хорошо приложило по голове, что все сталкерские таланты мигом пропали, и не почувствует он теперь ни Зоны, ни самой что ни на есть простенькой аномалии. Судя по всему, провалялись пленники без сознания почти весь день.

Майор между тем пихнул его плечом, чуть заметно кивнул головой, куда-то указывая.

Зарубин посмотрел в том направлении, увидел вышедшего за ворота человека. На вид – обычного сталкера.

– Какие-то сектанты, – шепнул Богданов.

– Сектанты?

– Наверное, адвентисты седьмого дня, мать их, Зоны… Или какие там появились тридцать лет назад? Когда все началось.

– Не помню уже. Но те же совсем сдвинутые были… Почему вы решили, что это сектанты?

– Про хозяина своего говорили. Разве у нормальных сталкеров есть хозяин? Вы же все дорожите своей независимостью.

– Пока не начинаем работать на Институт, – невесело усмехнулся Зарубин. – А с нами что делать будут, говорили?

– Нет, только обмолвились, что хозяин вернется и решит.

Майор смолк на миг и вздохнул.

– Как все скверно вышло, сталкер… – с горечью продолжил он. – Парни…

– Жаль твоих ребят, майор. – Захар взглянул на исказившееся лицо Богданова. – Но нам самим бы еще выбраться.

Но он тут проследил за взглядом военного, направленным на кучу около трактора. А ведь Захар сразу не понял, что это было. Что никакой это не мусор. Две тележки с роботами, ящики с оборудованием и… экзоскелеты, снятые с убитых – как военных, так и бандитов. Сектанты сектантами, а попахивало все это банальным мародерством.

Между тем вышедший за ворота сталкер вернулся. Поглядел в сторону пленников и направился к ним. Остановился напротив.

– Егор?! – изумился Зарубин, узнав молодого сталкера из Герцена, пропавшего полгода назад. – Живой?!

– Здравствуйте, Захар Викторович, – чуть смутившись, отозвался тот.

– Вот дела… – протянул майор. – Так вы его знаете?

– Что здесь происходит, Егор? Почему мы связаны?

– Не могу сейчас рассказывать. Хозяин придет, сам с вами поговорит…

– Хозяин?

Егор, кажется, еще больше смутился.

– Не спрашивайте больше ничего, Захар Викторович. Простите.

И ушел. Зарубин проводил его округлившимися от изумления глазами. Посмотрел потом на Богданова.

– Хороший был парень, я его в Зону несколько раз водил, обучал, года два назад. Как он влип в такое, ума не приложу.

– А вон еще.

Из дома вышли около двадцати сталкеров, а пятеро вошли в ворота. Захар с удивлением понял, что большинство из них ему знакомы. Кого-то он лишь мельком успел увидеть в Герцена в баре у Одноногого, прежде чем те пополнили список пропавших без вести. Рядом зашевелился профессор, его веки дрогнули, и он раскрыл глаза.

– Добрый вечер, Дмитрий Владимирович, как себя чувствуете?

– Что произошло, Захар? Где мы?

– В аномалию попали, но легко отделались. Только оглушила нас. А где сейчас – черт его знает, но больше всего это место смахивает на Гидроузел, судя по водонапорной башне.

Профессор стал озираться, поводя плечами, поморщился, попытался размять связанные затекшие руки. Уставился на сталкеров, собравшихся у костра метрах в двадцати от пленников.

– Когда мы угодили в аномалию, бандитов перестреляли другие бандиты? – спросил Лазарев. – Или мне померещилось?

– Перестреляли, – подтвердил майор.

– Что они от нас хотят?

– Пока неизвестно.

Вечерело. По бетонным плитам хоздвора поползли длинные тени. И от солнца остался сверху только рыжий ломтик. Пришли в себя оставшиеся двое военных и Шустрый с Тягачом. Пленники сидели, тихо переговариваясь, смотря, как на костре варят походную кашу с тушенкой да травят обычные для сталкеров байки. Будто и не происходило недавно ничего неординарного.

У Зарубина защемило сердце. Он с печалью подумал: «Да это же свои ребята! Только почему мы сидим тут связанные, а не находимся рядом с ними?»

Где-то недалеко вдруг громыхнуло. По небу прокатился бархатистой волной гром, в лицо задул резкий пронизывающий ветер. Сталкеры у костра смолкли, насторожившись. Тихо скрипнули незапертые ворота, чуть приоткрылись, видимо, от ветра, но в них так никто и не зашел.

У Захара вдруг снова сдавило виски, а потом что-то заставило его отвести взгляд от пламени костра. В сгустившейся тени соседнего здания Зарубин увидел еще одного сталкера, встретился с его пробирающим до костей взглядом. У Захара аж язык занемел. Он хотел вскрикнуть и не смог. Сталкер, похоже, давно за ними наблюдавший, отлепился от стенки, сунув руки в карманы брюк, подошел к пленникам, загородив своей фигурой костер. Лицо этого человека тонуло в полутьме.

– Немой! – наконец удалось произнести Зарубину.

Сталкер то ли оскалился, то ли усмехнулся – в темноте белым сверкнули его зубы. Потом перевел взгляд с Захара на профессора.

– Лазарев, Дмитрий Владимирович, верно? – спросил он.

Голос у Немого оказался тихий, с хрипотцой. Зарубин узнал его. Это был тот самый голос, который остановил стрельбу в логу и приказал: «Живых забираем с собой».

– А вы, оказывается, умеете разговаривать, молодой человек? – поинтересовался Лазарев, уже вполне пришедший в себя и взявший сразу же несколько менторский тон.

Сталкер фыркнул.

– Разумеется, я могу разговаривать. Хотя немым быть удобнее, так как у большинства людей проблемы со слухом и объяснения на бумаге всегда лучше доходят. Повторять не приходится. Вы ведь это сейчас хотели узнать?

– Любопытная теория, – заметил Лазарев. – Но еще больше нам хотелось бы узнать, что тут, собственно, происходит. Так что весьма кстати, что вы на самом деле весьма разговорчивы. Остальные молчат и ждут возвращения здешнего хозяина.

– Неужели?

Немой обернулся к костру. Взгляды всех сталкеров были обращены к ним.

– Действительно ждут, – констатировал он и махнул рукой. – Ужинайте без меня, позже подойду.

И снова повернулся к пленникам. Захар мысленно закрыл «отвалившуюся» от удивления челюсть. Вот тебе и хозяин. В глазах Немого вместе с отсветами костра, как ему показалось, сверкнула насмешка.

– Вот это поворот, – буркнул майор.

– Что тут происходит, спрашиваете? Долгая история, Дмитрий Владимирович. И услышите вы ее или нет, зависит от вашего ответа на вопрос: зачем вы сюда пришли?

– Что-то мне подсказывает, что вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос, – заметил Лазарев. – Знаете, какая суета началась из-за вас, молодой человек, и принесенных вами артефактов, получивших название «Слезы Рузы»?

– Знаю лучше, чем кто-либо другой. Но это не дает ответа на вопрос, что делаете тут вы, – голос сталкера стал жестче.

– Отчего же? Вы же наверняка в курсе, какими свойствами обладают артефакты. Их использование для человечества может означать переворот всей прежней жизни. Сбудется мечта многих поколений врачей и ученых – найти лекарство от всех болезней! Наша экспедиция пришла сюда именно с этой целью – найти артефакты.

Немой стоял и хмуро смотрел на профессора. Взгляд сталкера потяжелел.

– Если я скажу, что вы заблуждаетесь, вы сильно огорчитесь? – спросил он. – «Слезы Рузы» – вовсе не панацея.

– Это исключено. Мы провели медицинские исследования, артефакты полностью излечили людей! – с неистовой страстью в глазах произнес ученый.

От изменившегося взгляда Немого Лазареву стало не по себе. Где-то в глубине его разума тревожно кричал внутренний голос, предупреждающий о том, что этот странный сталкер может быть прав и на самом деле эксперимент провалился, что никто в действительности не излечен. В памяти профессора всплыло лицо умирающего Борового.

Немой брезгливо поморщился, будто увидел картинку вместе с Дмитрием Владимировичем.

– У «Слез Рузы» много свойств, – сказал сталкер. – Излечение – одно из, скажем так, побочных. Да и не всех они способны вылечить. Скорее наоборот, точно так же, как это произошло с Боровым.

– Вы и про Борового в курсе?

– Кое-кто из моих людей ходит в Герцена, так что я в курсе новостей, – просто ответил Немой.

– Но даже если у камней это всего лишь побочное свойство… Для медицины оно выходит на первое место.

Немой сверлил профессора взглядом. Лазарев вдруг смолк и как-то съежился.

– Не думал, что такой уважаемый профессор способен пойти на обман своих коллег. Которые, надо заметить, ему полностью доверяли, – сказал с хриплым смешком сталкер. – Вы ведь не рассказали об убийственном эффекте свойств «Слез Рузы», выбивая разрешение на эту экспедицию? Так чем вы лучше Борового, которого клеймили?

Захар с изумлением посмотрел на Немого, потом на Дмитрия Владимировича.

– Я никого не обманывал, – тихо возразил профессор. – Случай оказался единичным, нужны были дополнительные исследования, чтобы подтвердить все опытным путем.

– Опытным путем? Интересно как?

Дмитрий Владимирович молчал. Немой смотрел на профессора, потом на миг отвернулся к костру, глянул на занятых ужином сталкеров.

– Завтра вы вернетесь в Герцена, – негромко сказал Немой. – И забудете дорогу к Гиблому озеру. Забудете о «Слезах Рузы».

– Вы просите о невозможном, – едва слышно сказал Дмитрий Владимирович. – Я соберу новую экспедицию и возвращусь. Вы не сможете мне помешать!

– Помешать? – Немой расхохотался так, словно услышал дикую нелепицу.

От его негромкого хриплого смеха стало жутко. Захар подумал, что скрип по стеклу и то звучал бы приятнее. Дмитрий Владимирович, нахмурившись, ждал продолжения. Но Немой, не удостоив профессора больше никакими объяснениями, развернулся и направился к своим людям.

– Егор! – на ходу приказывал он. – Развяжи нашей гостей, накорми, а потом устрой на ночлег. Завтра отправишь их в Герцена. Все свои вещи и железки они могут забрать.

– Оружие и экзоскелеты?

– Пусть хоть сейчас забирают. – Немой принял из рук кашевара миску, исходящую паром. – Мы им не враги.

Пока Егор перерезал веревки на их руках, Зарубин лихорадочно соображал. И поглядывал с недоумением на погрузившегося в свои мысли Лазарева. «Откуда про детали экспедиции узнал Немой? – думал Захар. – И знал ли о них Иван Абрамов?» Егор, освободив пленников, вернулся к костру, сделав знак присоединяться. Они медленно топтались на месте, разминая затекшие ноги, руки и спины. Пока Захар думал, вопрос ученому задал майор:

– О чем это он толковал, профессор? – спросил Богданов. – Вы действительно умолчали о каких-то опасных свойствах артефакта?

– Мы не проводили исследования, – ответил Лазарев, чувствуя свою вину. – Друзья, поверьте, я никого не хотел обманывать, просто… опасное свойство проявилось единожды и при определенных обстоятельствах. Здесь этих обстоятельств не будет. Это я гарантирую. Захар?

– Вам виднее, профессор, – отозвался Богданов, но в голосе его прозвучало недовольство. – Хотя я бы предпочел быть в курсе всех деталей экспедиции. И что вы намереваетесь делать дальше? Я имею в виду, собираетесь ли вы у парня добывать информацию об артефактах? А то напустил он туману, не хуже лешего.

– Попробую поговорить с ним еще раз. А если откажется помогать, сам докопаюсь до истины. – Лазарев смолк, крепко задумавшись.

Они подошли к костру. Им дали миски с кашей и ложки. Передали следом кружки с горячим чаем. Зарубин решил пока не мучить вопросами профессора, стал присматриваться к сталкерам. Те с появлением Немого стихли, ели молча, а от самого «хозяина» держались чуть на расстоянии, точно опасаясь. «Ну этим-то особо не удивишь, его и в Герцена побаивались», – подумал про себя Захар. – Только почему все-таки они называют его «хозяином»? – Он прошелся взглядом по знакомым лицам и понял, что ни у кого из них не вытянет и слова. – Значит, придется поговорить с самим Немым. И ведь повод имеется». Зарубин поискал того глазами, но Немой незаметно ушел. Остальные спустя минуту заметили его отсутствие, чуть оживились, заговорили. Но бывших пленников Егор уже звал устраиваться спать.

– Оружие мы только заберем, раз разрешили, – заметил майор.

– Оно все там, – парень махнул рукой на кучу около старого трактора. – Я вам фонарем посвечу.

– Вот спасибо, – буркнул Богданов.

На часах было далеко за полночь, когда они наконец устроились на ночлег. Бывших пленников разместили в одной комнате. Майор сразу примостился у самой двери, держа автомат рядом. На всякий случай. Профессору и Зарубину достались кровати, остальным бросили на пол матрасы. Было тесно, но терпимо. Захар упал головой в жесткую подушку и тут же отключился. Лазарев еще несколько минут что-то бормотал под нос, ворочаясь и пытаясь устроиться поудобнее на узкой скрипучей кровати. Остальные быстро заснули.