«Кто не рискует, тот не пьет шампанское», – спорное утверждение того, что в конце всего – если все правильно, конечно, сделаешь – получишь вознаграждение. Увы, чаще бывает наоборот – сначала авансом шампанское, а потом уже счет. И счет тебе выставит не кто-нибудь, а сама жизнь. А в жизни все может случиться.

Меня зовут Виктория Викторовна. Имя громкое. Победа! Причем двойная – в квадрате! Казалось бы, с таким именем мне должна сопутствовать удача – ничего подобного! Более невезучего человека вы не найдете. Наверное, дело в фамилии. Я Зайцева. Не иначе как Зайцем меня не называют. А заяц, что это за зверь? Маленький, беззащитный, на которого охотятся все кому не лень. А уж о заячьем везении и вспоминать не надо.

Не жизнь, а сплошное страдание – это про меня. Вечно со мной что-то случается: три раза я отставала от поезда, один раз тонула в море, меня из-за болезни выгнали с первого курса юридического факультета, пришлось поступать во второй раз, на этот раз на экономический факультет. И один раз меня угораздило влюбиться в брачного афериста со всеми вытекающими из этого последствиями. Это, если хотите, еще один штрих к моему портрету: доверяю первому встречному.

Я тогда заканчивала пятый курс университета. Тихий весенний вечер, мелкий дождик – и я одинокая под зонтом. А потом как в кино появился он – красивый, как Аполлон, высокий и стройный блондин с голубыми глазами, – нахально влез под мой зонт и попросил проводить его до гостиницы.

Уже через минуту я знала, что парня зовут Артур, он дипломат, в наш город приехал хоронить бабушку – единственного близкого ему человека. Бабушку он похоронил, о продаже квартиры договорился, теперь жил в гостинице в ожидании того, когда покупатели с ним расплатятся.

На полпути Артур передумал идти в гостиницу и предложил проводить меня до дома. Я, дуреха, согласилась и по дороге поведала, что так же, как и он, одинока. Родители мои живут в другом городе. Квартира принадлежит мне. Кстати, она тоже досталась мне от бабушки. Я почему-то сразу решила, что это знак свыше. Слишком много у нас было общего. Он и я – два одиночества, которые судьба столкнула лбами в многолюдном городе. Мы просто должны быть вместе!

Он дарил мне цветы, милые безделушки, возил на романтичные пикники на берег реки. Я чувствовала себя на седьмом небе, не ходила – парила на легких крыльях любви! Мои глаза сверкали от счастья, когда я смотрела на своего любимого, а на щеках алел лихорадочный румянец, когда тот шептал мне на ушко нежные слова. А в голове вместо мозгов болталась сладкая-пресладкая вата!

Уже через неделю Артур сделал мне предложение и позвал в столицу, предупредив, что с жилплощадью напряженка – квартирка маленькая. Ему-то одному достаточно квадратных метров, но нас теперь двое! Я пробовала возражать, мол, в тесноте да не в обиде. Даже озвучила: «С милым и рай в шалаше, если милый атташе». Но Артур слишком серьезно относился к созданию семьи. Он сразу мне заявил, что хочет иметь много детей. Денег, которые он выручит с продажи бабушкиной квартиры, хватит на двухкомнатную, но этого мало – у детей должна быть большая и просторная детская комната. Иначе полноценных личностей не воспитать!

На следующее утро, пребывая в любовном угаре, я побежала в риелторскую контору, продавать свою квартиру. Слава Богу, такие дела быстро не делаются. Спас меня случай. Я решила постирать рубашки Артура. В поисках грязного белья полезла в его сумку, на дне которой наткнулась на паспорт Артура. Моего возлюбленного звали Аркадием! И прописан он был не в столице, а в соседнем областном центре. Еще имел жену и двоих детей.

Проведя расследование, я узнала, что таких, как я, у Артура-Аркадия еще, по меньшей мере, две. Одной даме он представился пластическим хирургом, который намеревается открыть у нас клинику красоты. Другой наплел, что он бизнесмен, приехал выбивать свои миллионы у нечестных компаньонов. Те вроде бы согласились, собирают деньги. Как только он получит нужную сумму, тут же покупает для своей избранницы дом. Дамы его поили, кормили, одевали, оплачивали расходы, наивно полагая, что через время им все вернется сторицей.

Мы расстались. Я молча выставил его чемоданы на лестничную площадку. Три дня я просидела дома, не реагируя на его телефонные звонки и серенады под балконом.

Как я защитила диплом, не помню. Полгода пребывала в глубокой депрессии. За это время мои университетские друзья очень хорошо устроились в жизни. Кто-то сейчас работает в банке, кто-то нашел место в крупной компании с иностранными инвестициями, кто-то организовал свое дело. Я экономистом так и не стала – после долгих месяцев скитаний по отделам кадров мне удалось устроиться бухгалтером в ресторан восточной кухни «Кабуки». Название чисто японское, но здесь готовят не только роллы и суши.

Как правило, мой рабочий день заканчивается в шесть, и мое присутствие в заведении после этого часа совсем необязательно. Сегодня же я осталась исключительно из любопытства. Да и куда торопиться, к кому? Дома меня никто не ждет. После того как я прогнала Артура, на личной жизни был поставлен жирный крест. Как только на горизонте кто-то появлялся, мое подсознание искало в нем сходство с Артуром. С некоторых пор мне не нравятся голубоглазые блондины ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Кстати, к кареглазым брюнетам я тоже весьма придирчива. Наверное, вместе с Артуром ушло и мое доверие к мужчинам. Вот и выходит, что мой распорядок дня укладывается в схему «дом – работа» с перевесом в сторону работы. В свою малогабаритную двушку прихожу лишь затем, чтобы переночевать и переодеться.

Еще с утра у нас ощущалось неестественное оживление и толкотня. Повар и поварята бегали, нервничали. Подсобные рабочие разгружали продукты в немыслимых количествах, таскали ящиками импортное спиртное. Был бы Новый год или Восьмое марта, тогда понятно, но за окном преддверие мая. А на майские праздники принято устраивать пикники. Город пустеет, и наш ресторан на время остается без клиентов. Напрашивается вопрос: зачем «Кабуки» столько скоропортящихся продуктов?

– А что, собственно, у нас происходит? – поинтересовалась я, поймав в коридоре Дмитрия Полянского.

Парень мчался к выходу словно угорелый. Мне и это показалось странным. Обычно он передвигается неторопливо, по-хозяйски.

Дима в нашем заведении личность не последняя. В некотором роде он мой начальник, а еще заместитель директора и сын владельца сети ресторанов восточной кухни. Ко мне он не клеился, поэтому у меня с ним сложились вполне дружеские отношения. Дмитрий совсем не похож на «мальчика-мажора», хотя разгильдяйства в нем хоть отбавляй.

– Вечером в «Кабуки» состоится конкретная пьянка, – поделился секретом мой приятель. – Господин Емельянов свой день рождения празднует! Хочешь посмотреть? Такое зрелище пропустить нельзя!

– Кто такой Емельянов? Чем он знаменит? И зачем мне на него смотреть? – фыркнула я, поскольку никогда не признавала местных авторитетов.

– Вика, ты не знаешь Емельянова?!! – наигранно возмутился Дима.

– Не знаю и не особенно сожалею по этому поводу, – равнодушно ответила я.

– Мне папа рассказывал, – Димка склонился к моему уху, как будто хотел доверить военную тайну. – Егор Кондратьевич сто лет назад работал первым секретарем горкома комсомола. Метил в секретари горкома партии, да только партию вскоре прикрыли. Лихие девяностые встретил во всеоружии. Сама посуди. Связи на всех уровнях. Молодой, пробивной. Хваткий! По миру поездил. Не понаслышке знал о преимуществах загнивающего капитализма перед развитым социализмом. Представлял, к чему надо стремиться и какими путями этого добиваться. Начал с того, что собрал вокруг себя команду мозговитых ребят. Спортсменов не обидел, – заметил Дмитрий. – Понимаешь, для чего? А как приватизация началась, ох уж он развернулся! Скупал все, что можно скупить! Что не нужно потом перепродавал, но задорого. Сколотил капитал – и зажил спокойно.

– Что-то я не слышала о таком бизнесмене Емельянове, – призналась я. – Сбежал, что ли, за бугор?

– Ну сказала! Егор Кондратьевич бизнесом своим руководит умело – через подставных лиц. Что-то на жену записано, что-то на тестя, что-то на тещу, что-то на доверенных лиц. Вроде бы у каждого из его команды имущества по нынешним меркам не так уж и много, а в сумме получается – ого-го!

– Что ж, скромность украшает человека, – вздохнула я. – Ну хорошо, а почему твой скромный Емельянов свой день рождения решил у нас отпраздновать? Мог бы найти заведение и посолиднее. Все-таки наше заведение для среднестатистического клиента.

Кажется, мои слова больно задели Димку. Как это я забыла, что он сын владельца ресторана?

Сердито на меня посмотрев, Полянский-младший произнес:

– Егор Кондратьевич – фанат японской кухни. Будучи секретарем горкома комсомола, он несколько раз был с делегацией в Японии. Там и подсел на японскую диету. Считает ее самой здоровой и изысканной. Поговаривают, что во всех странах, где бывает, всегда заходит в ресторан японской кухни. На мякине его не проведешь – толк в суши знает, потому и выбрал наше заведение, поскольку оно лучшее в городе! – подчеркнул Дима. Выдержав паузу, он продолжил: – Это я говорю не потому, что мой папа – хозяин, а потому, что оно лучшее – и все!

Я не стала спорить. «Кабуки» пользуется успехом у горожан. Причем наше кафе специализируется не только на японской кухне. У нас можно попробовать и китайские блюда, и тайские, и корейские. Я, например, к японским суши и роллам равнодушна, зато китайские пельмени и лапшу обожаю. А еще рыбу в кисло-сладком соусе и ананасы в карамели. А рис с начинкой из сырой рыбы, извините, это не для меня.

«Интересно, все ли гости Емельянова так же трепетно относятся к японской кухне, как он сам? – подумала я. – Или в меню будет что-то менее экзотичное, чем икра летучей рыбы?»

– Дима, а что именинник заказал к столу? – полюбопытствовала я.

– О! Вопрос очень интересный! Гвоздем программы станет фугу! Знаешь такую рыбку?

– Да ладно! Врешь! Фугу можно попробовать, если, конечно, не боязно, только в Японии.

– А деньги на что? Сегодня утром доставили в бидоне несколько экземпляров.

– Дима, не верю!

– Твое дело, – пожал плечами Дмитрий. – А что тебя собственно смущает?

– Все! – вырвалось у меня.

Я в Японии не была, но из книжек знаю, что рыба фугу – самое знаменитое, дорогое и опасное блюдо японской кухни. Эта симпатичная рыбка, в минуту опасности превращающаяся в шар, отличается двумя свойствами. С одной стороны рыба смертельно ядовитая, а с другой – содержит очень полезные лекарственные элементы. Все зависит от дозы. Стоит чуть-чуть перебрать – и ты покойник. Число жертв рыбы фугу перевалило далеко за десяток тысяч.

Еще мне вспомнилось, что эту рыбу умеют готовить только в Японии. Там абы кого к ее приготовлению не подпускают. Повар, прежде чем приступить к ее разделке, должен обязательно получить лицензию. Если клиент умирал от яда рыбы, то повар обязан был сделать себе харакири – такова традиция.

– Кто эту рыбу будет готовить? Кто на себя возьмет такую ответственность?

Естественно, у нас есть шеф-повар. А две недели назад пришла Катя Романова. Девушка недавно окончила технологический факультет института пищевой промышленности. Кстати, специализировалась она как раз на восточной кухне, потому ее к нам и взяли. Уж она-то должна знать, что за эту рыбку несведущему человеку лучше не браться?!

– Вместе с рыбой из Японии прислали повара-консультанта, – поделился новостью Димка. – Сколько это Емельянову стоило, затрудняюсь сказать, но, как говорится, богатые люди – особые люди.

– У нас на кухне японец? – удивилась я. Странно, но сегодня я видела только наших работников.

– Господин Якимото уже прилетел, но он сейчас в гостинице отсыпается. К вечеру будет. Так что, если останешься, увидишь настоящего японца.

Дмитрий меня заинтриговал. Хотелось хоть одним глазком взглянуть на человека, который заказал из Японии рыбу, а к ней в качестве приложения повара. Однако, чтобы не показаться излишне любопытной, я вяло протянула:

– Ну не знаю. Вообще-то я хотела уйти домой пораньше, но, пожалуй, не получится: квартальный отчет на носу, – соврала я. – Придется задержаться, поработать часок-другой. Кстати, а на который час банкет назначен?

– На шесть. Народа приглашено – уйма! Катя с ног сбилась. Нервничает, что могут не успеть. Злится, что не те продукты привезли. Я ее успокаивал, но она меня словно не слышит, – пожаловался Дима, – вся в работе.

Стоило Кате Романовой появиться в «Кабуки», как наш ветреный Димочка потерял покой. Из шалопая и дамского угодника за две недели он превратился в Катину тень.

Катя же пока не говорит ни да ни нет – выражает нейтралитет, опасаясь заводить роман с начальником.

– Она, Василий Иванович и Ванька уже кучу роллов и суши накрутили, – продолжил Дима. – Но этого все равно мало.

– А что еще на столе будет? Рыба фугу не в счет. Надеюсь, гости не настолько много выпьют, чтобы на «слабо» пробовать ядовитую рыбку.

– Вика, по-моему, ты переоцениваешь опасность этой рыбы. Если бы она была настолько ядовита, вряд ли бы была в Японии деликатесом номер «один». Я слышал, что ее там тоннами поедают.

– Там все через одного камикадзе. А что касается того, насколько она ядовита, то ее яд в двадцать пять раз ядовитее яда кураре, – вспомнилось мне. – Кстати, основной компонент «порошка зомби» – высушенная и перемолотая в порошок рыба фугу.

– Ты такая умная. – В Димкиных словах было не столько похвалы, сколько насмешливого недоверия. – Откуда ты все это знаешь?

Мне стало обидно. Всегда считала себя интеллектуалкой: много читаю, смотрю научно-популярные передачи, если что-то не знаю, не ленюсь и заглядываю в энциклопедию. А что еще делать одинокой девушке долгими зимними вечерами? Естественно, я надеялась, что и окружающие меня воспринимают отнюдь не дурочкой. Видно, зря я на это рассчитывала – Дмитрий даже не догадывался о моем багаже знаний.

– Я думала, что о рыбе фугу знают все, – пожала я плечами.

– Нет, я как бы тоже о ней слышал, – счел нужным сказать Дима, – но всегда считал, что то, что рассказывают об этой рыбе, больше выдумки, чем правда

С кухни донесся раздраженный крик.

– Ну и куда нам девать этих монстров? Я постоянно натыкаюсь на эти чертовы бидоны! – орал наш шеф-повар Василий Иванович.

Утром Василий Иванович ненадолго отлучился, но и этого короткого отсутствия хватило, чтобы его подчиненные сбились с темпа. Отсюда эта злость и раздражение.

– Ой, – спохватился Дмитрий, – это по мою душу. Я должен был привезти аквариум.

Гости, прежде чем попробовать рыбу, должны ее увидеть – таково требование именинника.

Димка с озабоченным видом умчался за аквариумом, а я направилась на кухню, чтобы одним глазком взглянуть на рыбу, о которой ходят легенды.

Приготовлением пищи у нас занимается пять человек: два повара, один из них шеф-повар, и три помощника-поваренка. Есть еще Катя Романова. Я уже о ней упоминала. Взяли ее к нам, чтобы она составляла меню, следила за технологией приготовления пищи, а также изыскивала новые рецепты. Василий Иванович готовит отлично, но без фантазии. Его конек – домашняя кухня. Второй повар хорош, как исполнитель. А две недели назад резюме прислала выпускница технологического факультета Романова. Директор решил, что свежая кровь нашему заведению не повредит.

Хотя в Катины служебные обязанности готовка не входит, но сегодня она тоже у рабочего стола. Неделю назад второй повар, Алексей Лобов, попал с аппендицитом в больницу, поэтому Кате пришлось его заменить. Ей и Василию Ивановичу помогают поварята Ванька и Сашка. Третьего помощника повара, Федора, отпустили на свадьбу сестры.

– Ребята, как вы? – робко спросила я, выглядывая из-за двери.

– Как белки в колесе! – не оглядываясь на меня, раздраженно ответила Романова.

– Вы не будете возражать, если я на рыбу посмотрю?

– Было бы на что смотреть! Смотри, только руками не трогай – может за палец тяпнуть, – предупредил меня Василий Иванович. – Вот ведь какая дурь пришла человеку в голову! Рыбу из Японии заказал! Как везли ее, не спрашивай. Я сам ничего не понял.

Рядом с дверью стоял большой молочный бидон с открытой крышкой. Я заглянула, но ничего не увидела. Может, рыбы спали на дне, а может, не захотели показываться мне на глаза.

– Не вижу.

– Да там они. Я их хлебной крошкой кормил, – откликнулся Ванька, первый помощник Василия Ивановича.

Я на цыпочках, чтобы не раздражать Катю и Василия Ивановича, прошла до хлеборезки, взяла горбушку, отщипнула мякиш и кинула в бидон. Со дня стали подниматься пузырьки, и через секунду на поверхности появились четыре рыбьи головы. Может, рыб было и больше, но в узком горлышке бидона больше голов не поместилось бы.

– Симпатичные, – улыбнулась я рыбкам.

Рыбки фугу мне, правда, понравились. Размером с ладонь, с выпуклыми белыми брюшками, с серыми в крапинку спинками и полосатыми хвостиками – они вызывали умиление.

– Их всего шесть, – за меня подсчитал рыб Василий Иванович, – а банкет на двадцать пять человек. Как рыбу будут готовить, а потом делить, не представляю. По-любому на всех не хватит.

– Да лучше бы этих рыб вообще не привозили! – воскликнула Катя, отвлекаясь от нарезки продуктов. – Одной рыбы хватит, чтобы отравить всех гостей! Не соблюдешь технологию приготовления – можешь считать трупы!

– Не ты же рыбу будешь готовить, – огрызнулся ей Василий Иванович.

Катя обижено поджала губы. Чувствовалось, что атмосфера на кухне довольно накаленная. Шеф-повар нервничал из-за того, что он и его подчиненные могут не успеть всё приготовить. Катя переживала за здоровье гостей. А тут еще поваренок Сашка по неосторожности порезал палец – теперь все медленно делает.

– А повара кто-нибудь уже видел? – спросила я, чтобы разрядить атмосферу.

– Екатерина его из гостиницы забирала. Вопросы к ней, – с раздражением бросил Василий Иванович.

– Катя, какой он? – спросила я.

Катя обернулась и недовольно на меня посмотрела, как бы говоря: «Видишь, я занята. Зачем отвлекаешь?»

– Какой-какой… – вместо нее ответил Ванька. – Японческий! На китайца похож. Якимото зовут. Темненький такой, с узенькими глазками. Балаболит на своем языке.

– Ваня, ты же его не видел! – напомнила я.

– Катя видела!

– Катя, а ты с ним на японском языке общалась?

– Общалась? Поздоровалась! На более содержательную беседу у меня словарного запаса не хватило. А что ты здесь делаешь? – неожиданно набросилась на меня Катя. – Дел что ли своих нет?

Понимая, что она оторвалась на мне не со зла, я, ничего не отвечая, вышла за дверь. До своего кабинета я дойти не успела: нос к носу столкнулась с Андреем Михайловичем, директором нашего ресторана.

– Виктория Викторовна, я понимаю, что в круг ваших обязанностей это не входит, но не в службу, а в дружбу помогите украсить зал. – Просьба прозвучала как приказ. – В четыре часа мы попросим наших клиентов освободить зал. Думаю, за два часа успеем выставить столы, сменить скатерти и повесить шарики.

– Именинник заказал шарики? – удивилась я. Судя по всему, Емельянов давно не ребенок, тогда зачем шарики?

– Это я так, к слову. К пяти должны подвезти цветочные композиции. А вы, Виктория Викторовна, поможете их расставить по столам и в зале. Официантам я эту деликатную работу доверить не могу.

– Разумеется, помогу, – пообещала я.

Емельянов появился в «Кабуки» незадолго до шести. Я как раз в это время находилась в зале, расставляла по периметру высокие напольные вазы с цветочными композициями, привезенными из магазина «Флора».

На вид виновнику торжества было лет пятьдесят. Выглядел он превосходно: ухоженное лицо, хорошо скроенный костюм, дорогая обувь. Мужчина, несомненно, следил за собой и, по всей вероятности, являлся завсегдатаем фитнес-клуба или тренажерного зала, потому что такая фигура редко кому дается от природы.

Хозяйским взглядом Егор Кондратьевич окинул интерьер, прошелся вдоль длинного стола, заставленного закусками, задержался у аквариума.

К пяти часам Дима успел съездить в зоомагазин и приобрести там огромный плоский аквариум. Емкость заполнили водой, бросили на дно камушки, аквариумной зелени и выпустили в него рыб, но не всех, а только половину. Две рыбы лениво плавали, обживая территорию. Одной рыбке, похоже, новое жилище пришлось не по вкусу – она обижено надула живот и уткнулась головой в дальний угол аквариума.

– Вам нравится? – поинтересовалась я у Емельянова, имея в виду оформление зала.

– Что? – спросил он, удивленно изогнув одну бровь и всем своим видом показывая, насколько мое присутствие здесь некстати.

Увы, испариться я не могла и, поскольку он переспросил, решила уточнить свой вопрос:

– Наш ресторан вам нравится?

– А… Не знаю… – нехотя протянул он.

Губы его брезгливо скривились, как будто в рот прыснули чем-то горьким. Лицо превратилось в гримасу. Симпатия, возникшая в первые минуты, исчезла в одно мгновение.

«Надо же, заведение ему наше не нравится! Как будто, когда он был секретарем горкома комсомола, рестораны были лучше! – мысленно фыркнула я. – Днем столовка – вечером ресторан. Меню на одной странице помещалось. Из горячих блюд были только котлета по-киевски и резиновая отбивная, на гарнир подавали рис или жареную картошку – всё! Хотите – ешьте, хотите – нет».

Я поправила цветок в вазе и молча зашла за барную стойку, чтобы через служебную дверь выйти из зала. В принципе, поручение Андрея Михайловича я выполнила, то есть букеты расставила. Можно было идти домой, но очень уж хотелось посмотреть на японского повара. До того, как в «Кабуки» привезли цветы, у меня была возможность заглянуть в Интернет и почерпнуть информацию о рыбе фугу.

Если верить суровой статистике, с 1886 по 1976 год в Японии пострадали двенадцать с половиной тысяч человек, семь тысяч из которых умерли. Я также узнала, что яд, находящийся в рыбке, нервно-паралитического действия, в 275 раз токсичнее цианидов, название ему – тетродотоксин. Одной рыбки хватит, чтобы убить тридцать-сорок человек. Яд находится в мышцах, печени, икре, молоках, кишечнике, глазах и в коже рыбы. Менее всего его в спинке. Чем ближе к брюшине, тем больше яда. Самая ядовитая часть рыбы – печень. Кстати, эффективного противоядия от отравления фугу до сих пор не существует.

Однако в микроскопических пропорциях яд фугу считается отличным средством профилактики возрастных болезней и даже, по слухам, лекарством от заболеваний предстательной железы. Поэтому ядовитые плавники фугу (поджаренные на решетке до обугливания) на одну-две минуты опускают в саке. Этот целебный напиток в индивидуально дозированном виде подается перед трапезой клиентам, желающим отведать фугу. Здесь, главное, не переборщить, поскольку долечиваться придется на том свете.

Не смотря на эти пугающие факты, в Японии ежегодно съедается свыше полутора тысяч тонн фугу. И цена ее доходит до 700 долларов за килограмм – недешевая рыбка! Блюдо в ресторане может стоить 1000 долларов. Рыбу фугу едят сырую, из нее готовят суп, или слегка обжаривают. Но это не означает, что после термической обработки она становится менее ядовитой.

Многие спросят, зачем японцу «русская рулетка»? А вот зачем – тетродотоксин в минимальных дозах вызывает наркотическое опьянение: все чувства обостряются, появляется способность видеть, слышать и осязать гораздо больше, чем обычно. Высший пилотаж при приготовлении рыбы фугу – оставить ровно столько яда, сколько необходимо для того, чтобы вызвать у едоков чувство легкой наркотической эйфории. Гурманы, пробовавшие рыбу фугу, утверждают, что по мере употребления этого блюда на едока накатывает парализующая волна: сначала отнимаются ноги, потом руки, после – челюсти. Способность двигаться сохраняют только глаза. Однако через мгновение все оживает в обратном порядке: возвращается дар речи, начинают двигаться руки и ноги. Говорят, что именно ради этого момента «воскрешения» люди идут на смертельный риск. Ну да бог им судья. Я, например, своей жизнью – какая бы она ни была плохая – рисковать не собираюсь.

Надо отметить, если вы решились попробовать фугу, то вправе потребовать у повара лицензию, поскольку тот по японскому законодательству отвечает за вашу жизнь. При этом он не только разделывает рыбу, но и присутствует при ее поглощении, выступая в этот момент в качестве анестезиолога. Проще говоря, он оценивает комплекцию и бдительно следит за состоянием здоровья гостей, не позволяя им съесть больше безопасной для них дозы.

Существует традиция подачи на стол этой рыбки. Кусочки фугу подаются поваром в строго определенном порядке, начиная со спинки – наиболее вкусной и наименее ядовитой. Чем ближе к брюшине, тем яд сильнее.

Мне очень хотелось посмотреть, как японский повар будет разделывать рыбу – хоть одним глазком, – но тот, появившись к пяти часам в ресторане, бесцеремонно выдворил всех с кухни. Василий Иванович попробовал возмутиться, но Андрей Михайлович, чтобы замять конфликт, вслух предположил, что разделка фугу – своего рода японское ноу-хау. Пришлось всем согласиться и выйти. Обидно, что за таинством разделки рыбы мы даже в замочную скважину не могли подсмотреть, потому что наша кухня устроена так, что в центре установлена огромная жарочная плита, а столы для разделки продуктов стоят вдоль стены, и в маленькую щелку их не увидишь. Оставалось ждать второю часть шоу, когда рыбу вынесут гостям.

Я, Катя и Дима заранее облюбовали себе место за барной стойкой. Там находится дверной проем, завешенный низками бамбуковых бус. Гости как на ладони, а нас не видно. Вот туда-то я и направилась после неудачного разговора с Емельяновым.

Я уже зашла за барную стойку, когда за спиной раздался женский голос, громкий и визгливый:

– Егор! Ты здесь?!

У двери стояла женщина – стройная брюнетка с собранными в длинный хвост волосами. Лет ей было, думаю, около сорока. Заметив Емельянова, рассматривающего через аквариумное стекло рыб, она направилась к нему.

– А где Платон? – разговаривала она очень громко. – Сказал, что в половине шестого будет на месте. Сейчас гости придут, а его нет. За что мы ему деньги платим? Я, что ли, буду проверять, все ли в порядке?

Егор Кузьмич поморщился.

«Жена», – догадалась я. Дамочка явно обладала вздорным характером и с мужем не церемонилась.

– Не нервничай, Сима, – скрывая раздражение, отмахнулся от нее Егор Кондратьевич. – Смотри на рыб. Говорят, они успокаивают.

– Да ладно! Вот где вазы для цветов? – Видимо, речь шла о пустых вазах, в которые предполагалось ставить цветы, принесенные гостями. – Где стол для подарков? Почему я не вижу ни одного официанта?

– Ну почему? Ходила тут одна, – лениво доложил жене Емельянов.

– А где сейчас она ходит?

Меня от этих слов передернуло. Это же они обо мне! Емельянов мне не нравился – его жена еще больше.

«Но официанта найти им все же надо, иначе поиском ваз для цветов они напрягут меня, – решила я и шмыгнула за бамбуковую занавеску, чтобы выловить одного из наших парней. – Как пить дать, все наши официанты сейчас находятся на заднем дворе: курят, болтают, набираются сил перед долгим вечером».

Далеко я уйти не успела. По коридору шел Кирилл, один из наших официантов. Его я и направила в зал.

– Ага! Явился! – воскликнула Сима.

Однако слова предназначались не Кириллу. В зале появился полный мужчина в годах, однако жена Емельянова обращалась к нему так, будто тот был мальчишкой:

– Где ты ходишь, Платон?

– Простите, задержался в типографии. Серафима Львовна, вы мне поможете разложить на столе карточки с фамилиями?

– Я? Еще чего! Чем ты вчера слушал? Степанов не должен сидеть рядом с Ермолаевым. У них давняя ссора. Коршуновых отсади подальше от Петровых. Они теперь в разных политических партиях. Аркадий Яковлевич терпеть не может Ларису Дмитриевну, первую сплетницу. Посади их по одну сторону, но на разных концах стола, чтобы они друг друга не видели.

Слушая Серафиму Львовну, у меня промелькнула мысль, что здесь соберутся не друзья виновника торжества, а его враги, злопыхатели и завистники.

– Тетю Егора Кондратьевича посади рядом с Лавровым – он ей не даст скучать. Да не рядом с нами, а в конце стола. У меня от этого Лаврова уши болят, – продолжала напутствовать Платона Сима. Вдруг тон ее резко изменился. Голос стал медово-сладким и бархатно-нежным. – Здравствуйте, Олег Григорьевич! Безумно рады вас видеть, – заворковала она.

К Емельянову слоновьей походкой направлялся толстяк – первый гость. Казалось, Симу он даже не заметил.

– Здорово, дружище. Еще годик накапало? Ну поздравляю. Молодцом выглядишь. Так держать. – Толстяк полез в карман широченного пиджака, достал продолговатый футляр и вручил его Егору Кондратьевичу.

– Спасибо, Олег Григорьевич, – растроганно поблагодарил Емельянов, передавая коробочку жене.

Симочка тут же вскрыла футляр и завизжала от восторга:

– Какая прелесть!

Далее мужчины крепко обнялись, а Сима с кислым выражением лица положила футляр в свою сумочку. Полагаю, в футляре находилась ручка с золотым пером, сотая в арсенале Емельянова.

Гости стали прибывать один за другим. В основном это были солидные мужчины и дамы пенсионного возраста, обвешенные с ног до головы золотом и брильянтами. Я опять поймала себя на мысли, что Емельянову следовало бы заказать банкет в другом ресторане. У нас специфическое заведение. К нам приходят поесть экзотику, а люди старшего поколения, как правило, предпочитает традиционную европейскую кухню. Трудно предположить, что все гости разделяют увлечение Емельянова японскими деликатесами. Мои родители, например, ни за что не станут есть сырую рыбу, даже если им скажут, что ее пять минут назад выловили в море. Любая рыба или мясо, по мнению моей мамы, должна пройти хорошую термическую обработку – только так можно уберечь свой организм от паразитов.

Егору Кондратьевичу дарили громадные букеты цветов, фарфоровые вазы, сервизы, судя по коробкам, и бытовую технику. Думаю, все это у Емельяновых было, однако никто из гостей при мне не сунул имениннику конверт с деньгами. Уж чего-чего, а денег у Егора Кузьмича было с избытком.

В коридоре промелькнул Катин силуэт. Я позвала ее к себе. Мы так увлеклись рассматриванием гостей, что не заметили, как к нам присоединился Дима.

– Ну, как вам гости? – поинтересовался он.

– Солидные тетечки и дядечки, – отметила я. – Соратники по партии?

– В прошлом? Скорей всего, да. Вон тот толстяк владеет швейным комбинатом. Говорит, что костюмы в Германии продает. А та дама – хозяйка птицефабрики. Мужчина, который стоит слева от Емельянова, директор концертного зала. У всех этих людей стартовый капитал – связи.

– Дима, откуда ты всех этих людей знаешь? – удивилась я осведомленности Полянского.

– Ну, вообще-то, мой папа тоже, – замялся Димка, – из этих, из «бывших». В свое время был начальником управления торговли.

– Круто!

– Еще как! Фирменные джинсы, кроссовки «Адидас»… Я из «Артека» годами не вылезал, – с ностальгией в голосе сообщил Дмитрий. При этом он не хвастался, а констатировал факт – с детством ему повезло.

Катя хмыкнула и с затаенной завистью посмотрела на Диму. Мне почему-то стало неловко за Катю. Дима – нормальный парень, и он не виноват, что его родители могли послать сына в «Артек», а у Катиных родителей не было такой возможности.

– А твоего папу Емельянов тоже пригласил на свой день рождения? – спросила я.

– Приглашал, но папа на отдыхе в Карловых Варах.

Я, конечно же, знала, что Димкин отец – владелец сети ресторанов восточной кухни, но видеть его пока мне не доводилось. Петр Максимович настолько хорошо организовал работу своей ресторанной сети и так подобрал кадры, что машина крутилась без его участия. Димку он сунул заместителем директора «Кабуки» потому, что это лучший ресторан в его империи, а еще у нашего Андрея Михайловича не забалуешь. Сын хозяина, не сын хозяина – Андрею Михайловичу все равно, отлынивать от работы он никому не даст. На это и рассчитывал Петр Максимович, зная о том, что его сын – разгильдяй, да еще какой!

Прошло полтора часа. Ничего особенного в зале не происходило. Гости ели, пили и из-за стола не поднимались. Для проведения праздника был приглашен тамада. Тосты сыпались один за другим: за былые заслуги, за нынешние успехи, за здоровье, за семейное счастье и благополучие. Все чинно, достойно и немного скучно. Пили много, а закусывали слабо, наверное, потому что все блюда были исключительно японскими – таково было желание именинника. Суши и роллы особого интереса у приглашенных не вызывали. Собравшийся народ был воспитан на других деликатесах. Увы, на столе не было ни салата оливье, ни селедки под шубой, ни заливного. Соленая семга – только в суши. Кто-то откровенно скучал, ждал, что принесут что-то еще. Кто-то ковырял рис, пытаясь достать начинку из роллов. Была еще одна проблема: многие гости не умели пользоваться палочками, но вилки ножи им никто не предложил. Попросить же приборы они стеснялись. Именинника это забавляло. Похоже, ему даже нравилось, что гости сидят голодные, в то время когда столы ломятся от еды.

– Происходящее напоминает басню «Лиса и журавель». Твой Емельянов издевается над присутствующими, – сказала Катя, повернув к Диме лицо.

– Почему мой? – обиделся Дима, не понимая, чем вызвано Катино раздражение.

Зато я Катю очень даже понимала. Она отпахала целый рабочий день, а уйти, в отличие от меня, не могла. Даже уединиться в своем кабинете ей дали. Чтобы в него попасть, Кате надо было пройти через кухню, а там заперся японец. Единственно, что ей разрешили, так это зайти туда на секундочку, чтобы сменить обувь на более удобную.

– Твой же папочка с ним знаком. Все партийные работники знали друг друга, – пояснила Катя.

– И что с того?! – удивился Катиной агрессивности Дима. – Мой папа со всеми поддерживает хорошие отношения.

Катя поняла нелепость своей придирки, но просить извинения не спешила.

– Все равно, отвратительный тип! Эгоист! Не нравятся старикам суши. Пускай! У нас в меню много традиционных салатов! Они только называются на японский лад. Почему не заказать японское оливье с семгой? Или салат из пекинской капусты с копченой курицей? Уверена, что все бы оценили салат из плавленого сыра, отварной цветной капусты и малосольной семги. Лосось еще можно было бы пожарить или окуня. Нет, на столе только роллы, сашими и маки суши! Замахалась их крутить. Ели бы их – одно, но их же не едят! Обидно за свой невостребованный труд.

– Ничего-ничего, сейчас японец рыбкой гостей побалует, – обнадежил Катю Дима.

И, правда, все к этому шло. Официанты стали менять тарелки, тамада объявил о грядущем кулинарном шоу.

В зал вышел японский повар. Наконец-то удалось его рассмотреть. Это был довольно высокий парень, а я почему-то думала, что все японцы низкорослые. Естественно, он был брюнет с узкими раскосыми глазами. Еще от него исходил стойкий запах рыбы.

Повар нес в руках поднос с множеством маленьких рюмочек, в которых плескалась некая жидкость. Возможно, это был тот самый целебный напиток, в который окунали на несколько секунд плавники рыбы фугу. Как правило, с этого напитка и начинают дегустацию фугу в Японии.

Повар без предисловия вручил каждому из гостей рюмку. Тамада провозгласил тост за здравие именинника – попробуй не выпить! Ничего неподозревающие гости выпили. Видимо, напиток действительно обладал наркотическим действием. Лица гостей просветлели, в один миг пропало напряжение. В первый раз за прошедшие два часа я услышала робкий смех, который скоро перешел в дружный хохот. С какой шутки смеялись гости, я не расслышала. Скорей всего, что многие не понимали, с чего они вообще смеются. Бывает же такое, когда смех одного человека заражает другого.

– Что с ними? – спросил Дима, наблюдая за явной переменой в настроении гостей.

– Саке подействовало, – вздохнула Катя.

– До этого не действовало, а теперь вдруг подействовало?

– Так ведь оно не простое, а с добавочкой, – догадалась Катюша.

– Травку им, что ли, подсыпали? Да ну! – охнул Дима.

– Рыбку в саке окунули, – сказала я.

Напиток гостям понравился, но больше одной рюмки им никто выпить не дал. Да им и этого было достаточно.

Пока гости веселились, повар сходил на кухню за основным блюдом. Сырая рыба была нарезана тонкими пластинками и выложена в форме бабочки – красиво получилось.

– Интересно, кто-нибудь гостям скажет, чем чревата дегустация фугу? – спросила Катя.

– Обязаны сказать, – ответила я. – Вы только представьте, что вам придет в голову, когда неожиданно отнимутся ноги, а потом и руки. А если учесть, что гости в летах, то несколько инфарктов гарантировано. Я бы на месте Емельянова на всякий случай вызвала пару бригад «скорой помощи».

– А еще гробовщика и ритуальных дел мастера? – насмешливо спросил Дима. Похоже, он не разделял моих и Катиных опасений и до сих пор думал, что мы шутим. – Кстати, вы что-то там говорили, если кто-то умрет, то повар обязан сделать себе харакири. Хотелось бы посмотреть.

– Типун тебе на язык, – одернула Диму Катя.

«Если кто-то умрет», – мысленно повторила я за Дмитрием. Странно, но у меня возникло мерзкое предчувствие, что добром этот день рождения не кончится.

Емельянов встал и, привлекая к себе внимание, осторожно постучал ножом по стенке бокала. Гости вмиг замолчали, устремив свои взоры на виновника торжества.

– Господа, хочу поблагодарить вас за то, что почтили меня своим присутствием. Спасибо за пожелания и подарки. Тронут. Пришел мой черед преподнести вам ответный подарок. То, что я хочу вам предложить, вы вряд ли когда-либо пробовали и вряд ли когда-нибудь попробуете. Специально к этому дню был привезен деликатес из Страны Восходящего Солнца. Это то, из-за чего гурманы летят в Японию. Непревзойденная по вкусовым качествам рыба фугу! – выкрикнул Егор Кондратьевич. Кое-кто из присутствующих зааплодировал. Емельянов, благодарно кивнув, продолжил: – Ее еще называют рыбой-собакой, диодонтом и иглобрюхом. Поверьте, вкус этой рыбы вы не забудете никогда. Что скрывать, у нас есть все. Мы плодотворно трудились, нажили капиталы и теперь могли бы почивать на лаврах, радуясь каждому новому дню. Увы, многими это чувство позабыто. Смертельная усталость – вот что заполняет наши души. А еще страх того, что всё, к чему мы стремились и чего достигли, можно потерять. Не бойтесь, друзья. Расправьте плечи! Станьте снова детьми. Радуйтесь сегодняшнему, настоящему. Фугу вернет вам ощущение молодости, поможет родиться заново. Ваша душа воспарит над телом. Вы забудете о своих болезнях, скинете с себя груз житейских проблем. Ваш мозг станет ясным, мысли глубокими, помыслы чистыми. Я предлагаю вам взять по кусочку рыбы с блюда и вкусить поистине ее божественный вкус.

Думаю, что среди гостей было мало людей, которые бы не знали, насколько ядовита рыбка фугу. Но, видно, эйфория от выпитого саке затуманила им головы. Емельянов же словом не обмолвился об опасности таящейся в тонких перламутровых кусочках. В итоге гости приняли предложение вкусить рыбку на «ура» и принялись подзывать к себе официанта.

– Не торопитесь! – остановил их Емельянов. – Возьмите по одному кусочку с блюда, чтобы всем хватило, и мы вместе попробуем рыбу.

Каждый взял по тоненькой пластинке и по команде положил ее в рот.

– А теперь запоминайте свои ощущения, – попросил Емельянов.

Кто-то включил запись, возможно, сам именинник тиснул на проведенную к столу кнопку. В зале зазвучала завораживающая музыка, и тихий голос нараспев произнес:

– Вы окунаетесь в прохладную родниковую воду. У вас немеют ноги, руки. Вы не можете ими пошевелить, сдвинуться с места, встать, уйти, позвать на помощь. Теперь ваша жизнь – это мозг, которому не подчиняется тело. Вы можете вознестись над собой, над своими ошибками и грехами. Вспомните обиды, нанесенные ближним, покайтесь – и вы будете прощены. Только очистившись от грязных помыслов, можно стать счастливым, свободным и заново обрести радость движения.

Смотреть на то, как люди превращаются в каменные изваяния, как в их глазах плещется неподдельный ужас, было интересно и одновременно жутко. Происходящее напоминало игру «Море волнуется – раз, море волнуется – два, море волнуется – три, морская фигура замри». Вот только фигуры были словно под копирку. Люди сидели вплотную друг к другу – только поэтому они не попадали на пол, – их руки висели плетьми, а головы лежали на высоких спинках стульев. Меня не покидала мысль: «А вдруг они не отомрут?»

Прошло несколько минут. Все продолжали сидеть с отрешенными лицами при полной недвижимости. Я не на шутку заволновалась.

– Да что это такое?!

Мне никто не ответил. Катя сама заметно нервничала. Дима, казалось, и вовсе оторопел от происшедшего. С его языка непроизвольно слетело:

– Япона мать!

Я уже хотела выбежать в зал, чтобы удостовериться, все ли живы, но в зале вновь зазвучал голос.

– Пора возвращаться. Ваше тело набирается теплом. Вы можете говорить и двигаться.

Один из гостей тряхнул головой и застонал. Через секунду его поддержал сосед. Очнулась женщина и в буквальном смысле завопила:

– Жива! Я прощена! Я жива! – Сколько же радости было в этом крике!

Постепенно зал наполнился шумом и гамом. Японский повар внимательным взглядом окинул гостей и вышел. Слава богу, харакири ему делать не пришлось. Я облегченно вздохнула – обошлось.

Емельянов с довольным видом наблюдал за происходящим. Мне пришло в голову, что сам он не был в параличе, а только делал вид. Наверное, он ощущал себя вершителем чужих судеб, когда видел в глазах гостей первобытный страх перед смертью, и это доставляло ему определенное удовольствие.

– Все пришли в себя? – спросил он через время, когда гости вдоволь поделились своими ощущениями.

– Все! – недружно и не все ответили гости.

Дольше всех «возвращалась» к жизни Симочка, жена Емельянова. Она продолжала сидеть в той же позе, изредка подергивая плечами. На лице сохранялось растерянное выражение. Возможно, ей достался больший кусок или более ядовитый, или же она притворялась, играя на публику. Во всяком случае, Емельянова почему-то мало волновало состояние жены. Он лишь косо взглянул на нее и тут же отвернулся – куда интересней было вокруг.

Как того и обещал именинник, радость вернулась к гостям. Лица светились от счастья. Некоторые плакали от умиления. Мужчины пожимали друг другу руки. Женщины, все как одна, принялись поправлять макияж.

– Здорово! – воскликнул Дима. – Были моменты, когда я думал, что пора вызывать труповозку. А этот голос? Он как будто с небес доносился. Я сам едва не окаменел.

– Знаешь, Димочка, японцы уверяют, что «тот, кто ест фугу – глупец, но тот, кто не ест – тоже». Умереть от яда фугу – достойная по японским меркам смерть, – поделилась я почерпнутыми из Интернета знаниями, а потом добавила: – но, по-моему, глупо рисковать своей жизнью, а чужой – преступно.

– Не знаю, не знаю, – передернул плечами Дима. – Девчонки, может, по пять капель коньячку, чтобы стресс снять?

– Я на работе, – сухо отреагировала Катя.

– Вика, а ты?

– Нет, Дима, я домой. Впечатлений на сегодняшний день предостаточно. – Для себя я четко решила – рыбу фугу ни на зуб, ни на ползуба. Подобный экстрим не для меня.

Димка убежал к себе, а мы с Катей задержались у двери.

– Жуткое зрелище, правда? По сути, гости Емельянова были подопытными кроликами. Могу представить, какие мысли бродили в их головах. Очень жестокий розыгрыш, если, конечно, выходку Емельянова можно так назвать.

Катя, соглашаясь со мной, кивнула головой.

– Да, смертельный номер.

– Катя, ты специализировалась на восточной кухне. Вам что-нибудь рассказывали о фугу? – поинтересовалась я.

– Рассказывали. Нечто подобное я ожидала увидеть, но лучше бы я не смотрела на этот театр восковых фигур. Я до сих пор под впечатлением, – призналась она.

– Да, я тоже. Кому хорошо сейчас, так это Василию Ивановичу. Он всего этого ужаса не видел. Кстати, я его приглашала присоединиться к нашей компании, но он предпочел игру в домино со своими помощниками.

– И правильно сделал – спать спокойнее будет. Ну что там? Открыли кухню? – поинтересовалась у меня Катя.

– Пошли посмотрим. Вряд ли здесь что-нибудь интересное еще произойдет.

Мы вышли в служебный коридор. Дверь в кухонный блок была уже открыта

– А вот и Василий Иванович! – воскликнула я, увидев в дверном проеме кухни нашего повара.

Василий Иванович сидел за одним столом с японцем и пытался с ним общаться посредством жестов и нескольких английских фраз, которые, думаю, помнил со школы.

Господин Якимото грустно на него смотрел, не понимая, что от него вообще нужно.

– Иванович, отпусти гостя с миром, не мучай, – посоветовала я шеф-повару.

– Вика, я только хотел у него спросить, всю рыбу съели? Молчит как партизан. Я к нему и так и сяк – молчит.

– Лучше чаю предложи гостю, – со смехом предложила я.

Василий Иванович хлопнул себя ладонью по лбу – как это ему самому в голову не пришло, – а потом щелкнул по горлу:

– Может, чаю?

Японец испугано отпрянул от Василия Ивановича. Кажется, он опять не понял собеседника.

Дожидаться развязки я не стала, помахала рукой Василию Ивановичу и пошла к себе за сумкой.

Перед тем как уйти, я решила проститься с Димой и, проходя мимо его кабинета, постучала в дверь. Мне никто не ответил, хотя дверь была не заперта. На то указывала тонкая щель, сквозь которую пробивался луч света.

– Дима, – позвала я. – Дима, ты здесь?

Я набралась наглости и потянула ручку на себя.

На первый взгляд в кабинете никого не было. На столе стояла рюмка и бутылка, на этикетке которой красовались причудливые иероглифы.

«Интересно, а где же Дима?» – спросила я себя.

Наверное, нехорошо заходить в чужой кабинет без спроса, но я все-таки зашла, чтобы рассмотреть этикетку на бутылке – уж больно она была красочная и очень похожая на ту, из которой угощали гостей Емельянова.

До изучения этикетки дело не дошло. Когда я приблизилась к столу, то увидела сначала перевернутый стул, а потом Дмитрия, лежащего с открытыми глазами. Меня испугало то, что он не проявлял никаких признаков жизни. Взгляд мой метнулся к бутылке – она была пуста.

Почему-то на цыпочках я обошла стол. Ступала осторожно, но едва не сбила корзину для бумаг, в которой из-под горы мусора торчало горлышко коньячной бутылки. И эта бутылка была пуста. Когда же он успел? Или коньяк он раньше допил?

Дрожащей рукой я коснулась Димкиной шеи – пульса не было. Глаза смотрели в одну точку. На лице никаких эмоций. Он был еще теплый, но жизни в его теле уже не было.

– Сюда, все ко мне! – завизжала я, осознав происшедшее.

Первой откликнулась Катя. Она появилась в проеме двери и недовольно спросила:

– Что у вас произошло? Зачем орать?

– Дима, он… он… – язык не слушался меня.

– Что он? – переспросила Катя, теряя терпение.

– Лежит…

Из-за Катиной спины вынырнула голова Василия Ивановича. Заметив на столе бутылку с рюмкой, он решил, что Димка напился:

– Маленько выпил мужичок? Так это ничего – бывает. Проспится и будет как новенький.

– Не маленько! Он выпил две бутылки и, кажется, умер, – удалось мне выдавить из себя.

Не поверив, Катя зашла в кабинет. Не дойдя до стола, она наткнулась взглядом на бутылку.

– Откуда это у него? Это же то саке, которым угощали гостей! Это же яд! – ужаснулась она.

– Его можно пить микроскопическими дозами, – вспомнила я. – А он сколько выпил? Сколько было в бутылке?

Никто не знал.

– Может, она и не была полная, – предположил Василий Иванович.

– Да какая разница! Даже две рюмки для человека смертельны. О, боже, – застонала Катя, прислоняясь к стене.

– Может, он еще отойдет? – с надеждой спросила я, вспоминая, как гости Емельянова через некоторое время приходили в себя.

«Мне только показалось! Димка жив! Все гости Емельянова очнулись – очнется и он!» – крутилось у меня в голове. Смущало одно: гостям Емельянова наливали наперстками. Сколько оставалось в бутылке, мы не знали.

Катя так и не решилась приблизиться к безжизненному телу. Она стояла так, будто сама хлебнула саке из этой злосчастной бутылки.

Зато Василий Иванович проявлял бурную деятельность. Он хлопал Дмитрия по щекам, тряс его за плечи, заглядывал в глаза, пытаясь заметить хоть малую искорку жизни. Кажется, он использовал все способы вернуть Дмитрия к жизни – все было без толку.

– Что вы стоите? «Скорую» скорей вызывайте! – услышала я над собой гневный оклик Андрея Михайловича. Прибежав на шум, он мигом оценил ситуацию. – И пусть они подъезжают к служебному входу: банкет еще не закончился, может начаться паника. Нам только этого не хватало.

«Скорую» пришлось вызывать мне со своего мобильного телефона. Катя продолжала находиться в ступоре. Только теперь я поняла, насколько Дмитрий Полянский был ей небезразличен.

Андрей Михайлович немного постоял с нами и, тяжело вздохнув, ушел в свой кабинет – ему предстояло сообщить старшему Полянскому о смерти сына.

И если мы с Катей стояли как вкопанные, то Василий Иванович, напротив, не мог найти себе места. Он ходил по маленькому Димкиному кабинету и, заламывая руки, причитал:

– Такой молодой! Единственный сын, умница, красавец. – Как-то сразу забылось, что Димка был шалопаем из шалопаев. – Опора и надежда отца, радость матери. Как теперь жить?! – спрашивал у нас Василий Иванович и тут же сам отвечал: – Это горе не выплачешь до конца жизни.

Болтливость Василия Ивановича и его мельтешение перед глазами действовали на нервы. Я понимала, что всё это у него на нервной почве, но и остальные не железные. Надо держать себя в руках. Я не сдержалась и прикрикнула на него:

– Не мечитесь! И без вас, Василий Иванович, тошно.

– А что я? Я ему эту бутылку подсунул? – с вызовом спросил он, дыхнув на меня алкогольным запашком. Наверное, ему удалось- таки уговорить японца под чаек выпить рюмочку спиртного.

Вскоре приехали врачи. Диагноз был неутешительный.

– Смерть, вероятнее всего, наступила полчаса назад, – констатировал доктор, поискав на запястье пульс и заглянув в Димкины глаза. – Похоже на сердечный приступ, но полицию вызвать надо. Положено.

– Доктор, он не мог так умереть, – залепетала я. – Вы понимаете, он отравился той штукой, – я жестом указала на бутылку. – Все гости ее пили. У нас сегодня была дегустация рыбы фугу. Существует определенный ритуал подачи этой рыбы: сначала дают хлебнуть саке, в которое окунали плавники рыбы, а потом несут саму рыбу, – пустилась я в объяснения.

– Есть еще жертвы? – перебил меня доктор.

– Нет, все живы. А Дима, он, наверное, выпил больше, чем другие. Может, ему желудок промыть или поставить капельницу?

– Поздно пить боржом, коли почки отказали. Алло, полиция? – доктор решил вызвать сам полицию, не дожидаясь, когда же до нас дойдет, что произошло непоправимое. – Тут ваш клиент остывает. Вы уж поторопитесь. Ресторан «Кабуки». Что с ним? Говорят, водкой отравился.

– Тетродотоксином, – клацая от волнения зубами, по слогам произнесла я.

– Патологоанатом разберется, – смерил меня настороженным взглядом доктор.

Больше я до приезда полиции рта не раскрывала: «Мало ли, подумают: если я так хорошо разбираюсь в ядах, то запросто могла сама отравить Димку».

Вместе со мной замолчали все. Томительная тишина воцарилась в Димкином кабинете. Доктор нетерпеливо поглядывал на часы. Он решил дождаться приезда опергруппы. Катя стояла белее мела, находясь на грани обморока. Еще до приезда скорой я хотела ее вывести в коридор, но она наотрез отказалась. Василий Иванович, может, и хотел что-то сказать, но после того, как я его одернула, замолчал и надолго. Странно, но из зала тоже не доносилось ни звука. У меня было два предположения: или банкет уже закончился, или Андрей Михайлович сообщил Емельянову и его гостям, что в ресторане произошел несчастный случай, и с минуты на минуту сюда прибудет опергруппа. Так или иначе, но шила в мешке не утаишь.

Полиция прибыла довольно скоро.

– Ну и кто покойник? – услышала я за спиной мягкий баритон. Голос был беспечный, я бы даже сказала – веселый.

«Для кого-то это трагедия, а для кого-то работа, может даже, любимая», – с грустью подумала я, оборачиваясь.

За моей спиной стоял блондин приблизительно одного с Димой возраста, худенький, высокий, с презрительным выражением лица.

– Капитан Лукин, – представился присутствующим вошедший.

Мое отношение к блондинам с голубыми глазами известно – ничего кроме антипатии я к нему не почувствовала. Еще меня удивило, что на вид парню не больше двадцати пяти лет, а он уже капитан.

Блондин бесцеремонно меня подвинул, проходя вперед и освобождая дорогу пожилому мужчине и парню в джинсах и в рубашке навыпуск.

– Привет, Денис Александрович, – поздоровался с ним доктор. Очевидно, они давно были знакомы и неоднократно сталкивались при схожих обстоятельствах. – Там! – взглядом он показал за стол. – Я ничего здесь не трогал, кроме покойника, разумеется.

– И на том спасибо. А это кто? – Денис Александрович обвел нас любопытным взглядом.

– Они труп нашли. Утверждают, что парень отравился водкой.

– Она нашла! – Василий Иванович вытолкнул меня вперед.

– Да, – я не стала этого отрицать.

– Хорошо. Все отошли к двери, а еще лучше вышли в коридор. Борис Карлович, – обратился блондин к пожилому мужчине, – вы тут с Вовой поработайте, а мы с девушкой побеседуем. Вы кто?

– Я? Виктория Викторовна Зайцева.

– Виктория Викторовна, где можно поговорить? Кстати, никому не расходиться – я побеседую со всеми. Вова, перепиши всех присутствующих в заведении.

– Давайте пройдем в мой кабинет, – предложила я. – Вот сюда, пожалуйста.

Денис Александрович вел себя бесцеремонно. Он по-хозяйски занял мое место. Мне достался стул, втиснутый в угол между стеной и шкафом.

– Ну, слушаю вас, – сказал он, упершись в меня бесстрастным взглядом, от которого мне стало весьма неуютно. – Рассказывайте.

Рассказ о том, как я нашла Димку, Дениса Александровича не устроил. Что там было рассказывать? Зашла, увидела, заорала.

– Что вы там про водку говорили? – вспомнил он слова доктора. – Какой водкой ваш приятель отравился?

– Саке. Понимаете… – и я выложила ему все, что знаю о саке, которое обычно подают к рыбе фугу, и о самой фугу.

– Если рыба японская, как она к вам попала?

– У нас сегодня банкет в японском стиле. Повар из Японии приглашен. Он рыбу разделывал, он же ее подавал. Мы – я, Дима и Катя – стояли за шторкой, все видели.

– Что видели?

И я рассказала: как люди каменели на глазах, как постепенно выходили из этого состояния, как страшно на все это было смотреть.

– На Диму происходящее произвело такое впечатление, что он пошел снять стресс. Я вот только не понимаю, он хотел выпить коньяка, а напился саке.

– Где он взял бутылку?

– Не знаю, наверное, на кухне.

– Где вы были в этот момент?

– Где? У входа в зал стояла с Катей, мы из-за занавески наблюдали за тем, что творится в зале.

– Где были остальные?

– Этого я не знаю. Андрей Михайлович, директор «Кабуки», скорей всего, находился в своем кабинете. Василий Иванович, это наш шеф-повар, и его помощники, наверное, были в раздевалке для служащих или курили перед черным входом. Не могу точно сказать.

– А почему не на кухне? – удивился Денис Александрович.

– Как только приехал японский повар, нас всех попросили удалиться. Разделка фугу – это своего рода таинство. Чтобы ее разделывать, нужно учиться, получить лицензию, которая больших денег стоит. Кто же будет своими знаниями бесплатно делиться?

– А этот японский повар сейчас здесь, в ресторане?

– Полчаса назад, я его видела с Василием Ивановичем на кухне. Наверное, он до сих пор там.

– Что ж, побеседуем и с ним. Гости могли попасть из зала в служебный блок?

– Нет, мимо нас никто не проходил. Можно, конечно, обойти здание вокруг и зайти со двора. Но кому это нужно?

– Разберемся. А сейчас пригласите-ка этого японца. Сможете?

– Я-то его приглашу, но как вы с ним будете разговаривать? Вы знаете японский? – удивленно спросила я.

Денис Александрович посмотрел на меня так, будто глупее создания, чем я, в жизни не встречал.

– Вы пригласите, а я найду с ним общий язык.

В ответ я пожала плечами, мол, мое дело маленькое, и вышла из кабинета.

К этому времени осмотр Димкиного кабинета был завершен. Тело увезли. Вова, помощник Лукина, заканчивал писать протокол. Борис Карлович, патологоанатом, ждал, когда освободится Денис Александрович, чтобы поделиться с ним своими предположениями относительно смерти Дмитрия.

Якимото я нашла на заднем дворе. Мои соотечественники стояли кружком, обсуждая случившееся. Японец в одиночестве сидел на корточках, подпирая стенку, и наблюдал за двумя жирными котами, затеявшими потасовку рядом с мусорными баками.

– Господин Якимото, – громко позвала я, – вас просят зайти.

Японец повернул ко мне голову и удивленно приподнял брови. Вряд ли он меня понял, поэтому я знаком пригласила его следовать за мной. Кажется, он догадался, что от него хотят, поднялся и поплелся за мной.

Я подвела его к своему кабинету. Уже занесла руку, чтобы постучать, но на секунду замедлила: из-за двери слышались голоса. Разговаривали Денис Александрович и Борис Карлович.

– Говорите, похоже на внезапную остановку сердца? Молодой парень… Как-то не вяжется.

– Вот и я думаю, что покойника отравили. Подождем результаты вскрытия.

– А вот девушка говорила о саке, настоянном на рыбе фугу. – Речь зашла обо мне, и я затаила дыхание. – Борис Карлович, вы что-то слышали об этой рыбе? Жуткие вещи рассказывают. Я верю и не верю.

– Слышал об этой рыбке, читал. Насколько я помню, там отравление в несколько иной форме проявляется.

– Если хотите, можете пообщаться с людьми, испытавшими на себе действие яда рыбы фугу, если это, конечно, не розыгрыш. Они там, в зале.

– А знаете, мне интересно будет с ними побеседовать.

Скрипнул стул. Стоять под дверью не имело смысла. Я приоткрыла дверь и нос к носу столкнулась с Борисом Карловичем.

– Денис Александрович, вы просили привести, – пропуская вперед себя японца, сказала я. – Это господин Якимото.

– Спасибо. Проходите, гражданин Якимото, – тщательно выговаривая каждую букву, пригласил Денис Александрович. – А вы можете идти, – это уже было сказано мне.

– Совсем идти?

– Да, вы свободны. Если понадобитесь, мы вас вызовем в полицию.

Пришлось выйти за дверь, хотя жутко хотелось остаться. Капитан своей самоуверенностью вызывал у меня раздражение и вместе с тем интерес.

«Как он будет разговаривать с Якимото? Неужели японский язык знает? – подумала я. – На английском или немецком каждый из школьной программы пару фраз вспомнит. Но на японском… В нашем городе точно нет школ, в которых бы изучали японский язык».

Ноги не слушались меня, дальше метра от двери я отойти не смогла.

«Я свободна! Он занял мой кабинет и командует! Какая наглость! Я не могу уйти, пока кабинет не освободится. Я должна запереть его, там вся документация», – мысленно оправдывала я свое любопытство.

Я подперла спиной стену и стала прислушиваться к тому, что происходит за дверью в моем кабинете.

– Документы ваши можно посмотреть, гражданин Якимото, – попросил капитан. – Паспорт.

– Паспорт? – впервые услышала я голос японца. Странно, но это слово он произнес практически без акцента.

– Паспорт-паспорт, – повторил Денис Александрович. Пауза длилась с полминуты. Потом я вновь услышала голос капитана: – Ну надо же! Артем Петрович Якимото – уроженец города Владивосток, а выдаете себя за японца. Нехорошо!

– У меня дед японец! – возмутился Якимото. – Правда! В сорок пятом попал в плен. Отсидел лагеря, а потом женился на русской якутке, да так в России и остался. Осел во Владивостоке. Сначала мой отец там родился, потом я. Что вас удивляет? – с вызовом спросил Якимото.

– Но здесь вас представили как японского повара.

– А я и есть японец! Я и есть повар! Пятнадцать лет в ресторане японской кухни работаю.

– Я не о том! Налицо подлог! Вы не гражданин Японии!

– Только в этом? Я мастер высокого класса. Лицом пошел в отца и деда. Да и фамилия у меня не Иванов или Сидоров, а Якимото. А то, что я гражданин России, а не Японии, так это моему работодателю известно. Знаете, сколько будет стоить, если нанять повара моего класса в Японии? Бешеные деньги! А Емельянов не дурак, чтобы такими деньжищами разбрасываться.

– А вот гости думают, что вас сюда прямиком из Страны Восходящего Солнца доставили.

– Пусть думают. Это не вредит здоровью! – зло огрызнулся повар.

– Да вы не волнуйтесь так, – миролюбиво сказал Денис Александрович. – Попейте минеральной водички. Вот стаканчик!

«Он специально предложил, чтобы отпечатки пальцев взять», – промелькнуло у меня в голове. Я, кстати, детективами тоже увлекаюсь и годик на юридическом отучилась.

Видно, Якимото воспользовался предложением – некоторое время в кабинете было тихо. Потом капитан вновь заговорил:

– Кстати, о здоровье. Чем вы гостей потчевали?

– Рыбой.

– Ядовитой?

– Я вас умоляю! Чтобы вы знали, фугу не производит яда в собственном организме: она становится токсичной, поедая ядовитых морских звезд и моллюсков. Если с рождения посадить фугу на неядовитую диету, содержание тетродотоксина в рыбе будет нулевым.

– И вы утверждаете, что именно такой рыбой кормили гостей?

– Да, я сам посоветовал Емельянову заказать неядовитую фугу. Я даже адресок фермы, на которой таких рыб выращивают, дал.

– Ферма в Японии?

– Да нет же, рыбу везли с Дальнего Востока, а не из Японии!

– Тогда чем вызван тот наркотический эффект, который испытали на себе гости гражданина Емельянова?

– Гмм, – поперхнулся Артем. – Саке, которое пили перед рыбой, немного заряжено дурью, но доза минимальная. Плюс звуковое сопровождение, действующее на психику. По всей видимости, очень мощного гипнотизера записали.

Сведения о гипнозе Денис Александрович пропустил мимо ушей. Гипнозом отравить нельзя.

– Значит, все-таки саке? – пробормотал он. – Вот в таких бутылках?

– Бутылка действительно похожая, – не стал отпираться Артем. – Но это как анестезия, не более того!

– Хорошая анестезия, от которой можно и не проснуться, – хмыкнул Денис Александрович.

– Глупости! Даже если стакан выпьешь, ничего не будет. В крайнем случае, голова полдня поболит, – возразил Артем.

– Вот как?! Вы в курсе того, что один человек умер?

– Не зря же вы сюда приехали… – пробормотал Якимото. – Гость?

– Нет, не гость. Заместитель директора ресторана попробовал этот саке и отправился к праотцам.

– Этого не может быть! – категорично воскликнул Артем. – Сам пью, друзей угощаю. Все живы и здоровы! А вашего заместителя директора я не травил – клянусь. Я даже с ним не разговаривал, если хотите знать!

– Хорошо, как тогда к нему попала в руки бутылка саке?

– Понятия не имею! Я ему ее не давал! Он и сам мог взять! Кто ему слово скажет, если он директор ресторана.

– Заместитель директора, – поправил капитан. – Гражданин Якимото, кажется, вы не понимаете, насколько серьезно ваше положение. Спиртное, которое было предназначено для гостей, находилось в кухне?

– Откуда мне знать?! Возможно.

– Вот видите. Этого вы отрицать не можете? А кто входил в кухню во время банкета?

– Не знаю.

– А у меня есть сведения, что на кухне хозяйничали только вы, выставив всех за дверь.

– Ну правильно, я должен был соблюсти таинство приготовления рыбы фугу. Как только я ее разделал, разложил на блюде и вынес в зал, больше дверь уже не закрывал. Зачем? Мне скрывать нечего. С этого момента зайти мог любой.

– Допустим. А что делали вы после того, как вернулись из зала?

– Я вынес во двор внутренности рыб, скормил их кошкам. Ко мне подошел местный повар. Нес какую-то чушь. К сожалению, я не мог ему ответить. – В голосе Артема я услышала нотки смущения.

– Поскольку были в образе? – догадался капитан.

– В общем-то, да. У нас была договоренность с Емельяновым.

– Хорошо. Судя по прописке, вы неместный. К сожалению, я вынужден вас задержать.

– За что?!! – воскликнул Артем.

– Вы подозреваетесь в убийстве гражданина Полянского Дмитрия Петровича. Отпечатки пальцев найдут на бутылке из-под саке – я в этом не сомневаюсь. А это улика – и еще какая!

– Я никого не убивал!!! Повторяю, этим саке невозможно отравиться. Вы не там ищите!

– Разберемся, – раздраженно прикрикнул на Артема Денис Александрович, ему не понравилось, что тот так активно ему возражает.

«На парня хотят повесить убийство, – догадалась я. – Если он говорит правду, его можно обвинить лишь в том, что он оставил бутылку без присмотра. Он же не знал, что Димка зайдет на кухню и возьмет бутылку. По большому счету Димка сам виноват: пьет что ни попадя».

– Вот вы говорите, что это саке вызывает легкое наркотическое опьянение. Какая именно доза вызывает легкое опьянение? – поинтересовался капитан.

– Послушайте. Я вспомнил: у меня на кухне была только одна бутылка саке. Та, что с дурью. Остальное спиртное унесли к бармену. Из своей бутылки я разлил гостям по пятнадцать миллилитров – так положено. Использовал я саке всё – до последней капли. Где ваш Полянский взял вашу бутылку, не знаю. Спросите у бармена и официантов.

«Дима ушел от нас с пустыми руками, – вспомнилось мне. – Значит, ту злосчастную бутылку он мог взять только на кухне».

– Что вы сделали с той бутылкой, из которой наливали гостям?

– Выбросил в мусорный бак.

– Проверим. Как бы то ни было, но результаты следственной комиссии вы подождете в камере.

Скрипнул стул. Я услышала шаги, приближающие к двери, и отпрянула от нее. Спрятаться можно было лишь в кладовой, где у нас хранятся старые кастрюли, сковородки, веники и разный хлам, который и не используют, и выбросить жалко. Дверь в кладовку обычно открыта. Если погода плохая, персонал использует это помещение в качестве курилки.

– Володя, – выкрикнул в коридор Денис Александрович. – Забираем этого и везем в следственный изолятор.

«Попал парень в переделку, – подумала я об Якимото. – Если он утверждает, что этим саке отравиться нельзя, тогда от чего умер Дима? Что там патологоанатом говорил о внезапной остановке сердца? А если в саке была отрава? Не легкая дурь, которой одурманили гостей, а настоящий яд? Если экспертиза покажет, что Дима был отравлен, и на бутылке не найдут отпечатки пальцев японского повара, то убийцу начнут искать среди нас. Якимото – человек приезжий. Диму он не знал и, естественно, претензий к нему не имел. А кто тогда имел? Кому было нужно избавиться от Димы?»

Повара Якимото увезли в следственный изолятор. Я решила пока не выходить из кладовки: тонкая перегородка позволяла расслышать всё без помех, о чем говорили в моем кабинете.

Первым делом капитан распорядился принести все выброшенные в мусорный бак бутылки. Одну действительно нашли в баке. Возможно, это ее выбросил Якимото. Ее тут же отправили на экспертизу. Бутылки из-под саке, которое разливали в зале, официанты не успели отнести на помойку. Посуда так и стояли на полу, за барной стойкой.

После того как выяснили, сколько пустых бутылок выбросили и сколько осталось, на беседу вызвали Василия Ивановича. Долго он у капитана не задержался. Денис Александрович, уверенный в том, что убийца уже найден, лишь вскользь спросил, чем наш повар занимался в указанный промежуток времени. Получалось, что с момента выноса рыбы в зал и до того момента, когда я нашла мертвого Дмитрия, Василий Иванович был у всех на виду. Сначала он курил со своими помощниками, потом резался с ними в домино на ящиках рядом с черным входом – это подтвердить могли многие. Вернулся на кухню он вместе с японцем уже после того, как тот вынес мусор.

– Покойник имел привычку злоупотреблять спиртными напитками? – как бы между прочим спросил Денис Александрович.

– Димка? Мог, конечно, выпить, но самую малость. Предпочтение отдавал дорогим винам. Из крепких напитков мог выпить коньяк. Лично я считаю, что лучше водки ничего нет.

«Да, Василий Иванович на слабоалкогольные напитки не разменивается. И на счет одной водки лукавит. Может и ром, и виски, и текилу хлебнуть, причисляя их к разряду водок», – вспомнилось мне.

– Ладно, идите, – отпустил его с миром Денис Александрович.

Для беседы пригласили Катю. Лица я ее видеть не могла, но по тому, как она говорила, было понятно, что девушка все еще не может в себя прийти. Голос дрожал, временами переходил во всхлипывание, наверное, она часто прикладывала к глазам платок. Я это определила по паузам, которые сопутствовали всхлипам.

– Где вы были в тот момент, когда ваша подруга нашла мертвого Полянского? – спросил Денис Александрович.

– Вика? Я была в своем кабинете. Мне наконец-то дали туда пройти.

– Не понял.

– Видите ли, чтобы попасть в мой кабинет, нужно пройти через кухню, в которой заперся японец.

– Понятно. Что вы делали до этого?

– Мы – я, Дима и Вика – наблюдали за гостями, стояли за занавеской у служебного входа. Димка ушел чуть раньше. Я и Вика еще немного постояли. Потом я пошла в свой кабинет, Вика – в свой. Ее кабинет находится рядом с Диминым кабинетом. Наверное, дверь была открыта. Вика подумала, что Диме плохо и стала звать на помощь. Я прибежала одновременно с Василием Ивановичем, увидела бутылку и все поняла.

– Уточните, что вы поняли?

– Что? Мы же видели, что в зале творилось. Гостям дали выпить совсем чуть-чуть. Наверное, Дима тоже захотел попробовать из любопытства, – высказала свою версию Катя. Немного помолчав, она добавила: – Не рассчитал, плеснул больше – и вот вам результат.

– Странно, – задумчиво произнес Денис Александрович.

– Что странно?

– Вы говорили, что Дмитрий видел, что творилось с гостями. Зачем тогда проводить столь опасный эксперимент?

«Странно, что мне этого в голову не пришло, – вдогонку подумала я. – Может, у Димки были причины свести счеты с жизнью? Господи, ну какие такие причины? – тут же отогнала я от себя эту мысль. – Преуспевающий молодой человек. Единственный сын более чем обеспеченных родителей. Неразделенная любовь к Кате? Чепуха! По тому, как она сейчас убивается, можно предположить, что Дима ей был небезразличен, и очень скоро она сказала бы ему «да». Дима должен был это понимать!»

– Дима вообще был рисковым парнем, – услышала я неуверенный голос Кати. – Я, к сожалению, знала его не так долго – чуть больше двух недель, – но, с его слов, он и в горы ходил, и в море с аквалангом нырял. Но сегодняшняя его выходка – это просто глупость. Я не могу ее объяснить.

«Как раз глупостью и можно все объяснить, – мысленно не согласилась я с ней. – Диме увиденного оказалось мало. Решил на своей шкуре проверить, как оно быть парализованным. Что тогда получается? Если в бутылке и в Димкиной крови обнаружат тетродотоксин, то виноват, безусловно, Якимото, пусть даже косвенно. Убийство по неосторожности – есть такая статья в уголовном кодексе. Однако не все так однозначно. Что если японец говорит правду? Бутылка с добавкой была одна. Да и патологоанатом подозревает, что Диму отравили не тетродотоксином. Что тогда получается? Хотели убить именно Диму? Но кому, кому он мог перейти дорогу? – пробормотала я. – Ни на чье место он не претендовал. На директора явно не тянул. Его папа, Петр Максимович, это прекрасно понимал, да и Андрея Михайловича он никогда бы не уволил. Более того, Андрей Михайлович хоть изредка и бурчал на Димку, но относился к нему по-отечески. Может, конкуренты решили таким образом за что-то отомстить Петру Максимовичу? Нет, сейчас не девяностый год – все разногласия решаются мирным путем».

Пока я размышляла, Денис Александрович вызвал к себе Андрея Михайловича. Вопросы были те же, что и к Кате, и к Василию Ивановичу.

Но вопрос, где он был в указанном промежутке времени, Андрей Михайлович ответил, что находился в своем кабинете. Я и Катя, если бы у нас об этом спросили, могли бы подтвердить – кабинет директора расположен в трех метрах от того места, где стояли мы. Я не видела, чтобы наш директор куда-либо выходил.

Потом капитан стал спрашивать о том, насколько хорошо идет бизнес у Димкиного отца, нет ли вражды между конкурентами, и не переходил ли Петр Максимович кому-то дорогу. Очевидно, версию относительно мести со стороны конкурентов Полянского Денис Александрович, в отличие от меня, решил со счетов не сбрасывать.

«Может, он и прав. Если проверять, то всё и всех», – мысленно согласилась я с Лукиным.

– Вы думаете, что смерть сына – месть отцу? Ну что вы! Петр Максимович – человек жесткий, но справедливый. И всегда мог пойти на компромисс. К тому же сейчас не время девяностых – договариваться научились, – напомнил Андрей Михайлович.

Замечание Андрея Михайловича Денис Александрович пропустил мимо ушей.

– Вы уже сообщили отцу о смерти сына?

– Да, Петр Максимович с женой вылетит домой первым рейсом.

– Еще один вопрос. У вас сегодня спецобслуживание. Вы знаете юбиляра?

– Лично я с ним не знаком, но мой шеф его хорошо знает. В былые времена они часто пересекались по долгу службы.

– Что вы имеете в виду?

– Емельянов, сегодняшний именинник, и Петр Максимович были при власти. Петр Максимович работал начальником управления торговли, а Емельянов – комсомольским вожаком. Возможно, поэтому день рождение справляли именно здесь. Многие бывшие соратники Петра Максимовича выбирают заведения нашей сети. У нас изысканная кухня на любой вкус, демократичные цены, обслуживание на высшем уровне, – стал хвалиться Андрей Михайлович.

Денис Александрович его одернул:

– Давайте сейчас об этом не будем. По части бизнеса Емельянов с отцом Дмитрия Полянского пересекались?

– Я не знаю, – замялся Андрей Михайлович, – может, когда-то… Но сейчас вряд ли. Емельянов – не ресторатор.

«Глупо Емельянову праздновать свой день рождения у конкурентов, – проанализировала я слова Андрея Михайловича. – Это раз! Два – если бы между Емельянов и Полянским был конфликт, то стал бы Егор Кондратьевич так подставляться? Итак, что мы имеем? Посторонних в служебных помещениях не было. Одно из двух: или Димка сам принял яд, или его отравил кто-то из своих».

От последнего предположения у меня пробежал мороз по коже. Димка ладил со всеми. Кому понадобилось его убивать и, главное, зачем – представить было трудно.

Некоторое время за стенкой молчали. Потом я вновь услышала голос капитана:

– Идите. Понадобитесь, мы вас вызовем.

У Дениса Александровича что-то не складывалось – раздражение слышалось в каждом его слове.

Минут пять в кабинете было тихо. Я уже подумывала выйти из своего укрытия, но из-за стены раздалась телефонная трель. Лукин ответил:

– Да, Вова. – Некоторое время он слушал, потом вновь заговорил: – Так веди его сюда!

Коридор наполнился криками.

– Это безобразие! – по голосу я узнала Емельянова. – Вы мне праздник сорвали! Вы знаете, кто там в зале сидит?!

– Такие уважаемые люди, а вы нас перед ними опозорили, – вторила мужу Симочка. – Мы этого так не оставим!

– Я вам в который раз объясняю, граждане, в ресторане убит человек, – сдерживая эмоции, ответил Владимир, помощник Лукина.

– Какое нам дело до этого человека?! – выкрикнула Сима. – Я хочу домой! Гости тоже хотят уйти! Вы не имеете права нас задерживать!

– Все находящиеся в ресторане не могут просто так уйти. У вас возьмут анкетные данные, следователь задаст вам несколько вопросов и отпустит.

Троица протиснулась в мой кабинет.

– Вы ответственный за все это безобразие? – рявкнул на Лукина Емельянов. – Ваша фамилия?

– Лукин Денис Александрович, – ничуть не испугавшись, представился капитан. – Гражданка, присядьте. А вам придется постоять. На всех стульев нет.

Бесцеремонное поведение капитана еще больше разозлило Емельянова.

– Да что вы себе позволяете?! Я сейчас же звоню генералу Кузьмину!

Лукин никак не отреагировал на это заявление.

– Алло, Виктор Иванович? – демонстративно громко спросил Егор Кондратьевич. – Это Емельянов Егор Кондратьевич. Как дела? Здоровье не подводит? Супруга, дети? Все в порядке? Я вот почему звоню – недоразумение вышло. Нахожусь сейчас в ресторане «Кабуки». Что-то там случилось с их работником: то ли умер, то ли его убили. Нам не говорят. Хотел уйти, а меня не выпускают. Что за произвол?! Вы меня знаете много лет – меня можно заподозрить в убийстве? И я о том же! – Судя по всему, генерал спросил, кто осмелился задержать такую важную персону. Емельянов тут же ответил: – Капитан Лукин в вашем подчинении? Не помните? Хорошо, передаю ему трубку. Спасибо, всего вам доброго, – радостным голосом попрощался Егор Кондратьевич с генералом.

Много бы я отдала, чтобы посмотреть с каким лицом Емельянов передавал трубку Лукину. Он был весьма доволен тем, что нажаловался генералу на капитана, посмевшего испортить ему праздник.

– Капитан Лукин слушает, – отрапортовал Денис Александрович. – Нет, дело не пустяшное, товарищ генерал. Убит Дмитрий Полянский, сын владельца ресторанной сети.

– Кто убит? – растерянно переспросил Емельянов, прислушиваясь к телефонному разговору.

– Налицо отравление ядом экзотической рыбы, которую свидетель Емельянов заказывал к столу.

– Не была она ядовитой! – поспешил заверить следователя Егор Кондратьевич. – Это был розыгрыш! Розыгрыш! А, правда, что сына Петра Максимовича убили? Это меняет дело. Ну если бы я знал… Нам ведь ничего не сказали: кто, что, за что… – интонация, с какой он сейчас говорил, резко изменилась. В голосе не было ни прежнего возмущения, ни заносчивости, присущей сильным мира сего. Я слышала нотки растерянности и боязни того, что в гибели Димы могут обвинить его, Егора Кондратьевича.

– Разрешите побеседовать со свидетелями? – продолжал разговаривать с генералом Лукин. – Слушаюсь, товарищ генерал. Успокойтесь, граждане, – сменив гнев на милость, обратился он к Емельяновым. – Долго я вас не задержу. Понимаю, время позднее, все устали.

– Да черт с ней, усталостью, когда здесь такое творится, – искренне расстроился Егор Кондратьевич. – Вы не пошутили на счет сына Полянского?

– Какие уж тут шутки?

– Горе какое!

– Егор Кондратьевич, расскажите, как вам пришла в голову идея устроить вечеринку в японском стиле? И как вы вышли на повара Якимото?

– Вы знаете, у меня с юности проблемы с желудком, – издалека начал Егор Кондратьевич. – То нельзя, этого нельзя, а японская кухня натуральная. Если не приправлять ее васаби и другими острыми соусами, то я бы даже сказал, что диетическая. Когда по партийной линии был в командировке в Японии, понял, что суши – это мое. Ни желудок от них не болит, ни печенка, ни селезенка. Я и семью свою на суши подсадил, и близких друзей. Где бы ни был, всегда захожу в японский ресторанчик. А тут месяц назад был по делам на Дальнем Востоке, зашел в ресторан, смотрю в меню – а там рыба фугу. В Японии я ее попробовать не рискнул, поскольку знал, чем дегустация может закончиться. Думаю: «Что это? Подвох или повар – дурак?» Заказал блюдо – цена, надо сказать, кусалась, – а потом вызвал повара. Предложил ему самому попробовать. Он один кусок съел, затем второй, на третий смотрит. «Ага, брат, никакая это не фугу! От настоящей фугу ты бы давно скопытился. Деньги за блюдо вы мне вернете. А теперь признавайся, какую рыбу за фугу выдаешь?» Он ничуть не смутился: «Фугу настоящая, только выращенная в неволе. Почему она становится ядовитой? Потому что ест ядовитых моллюсков. А эту рыбу кормят всем, чем обычно кормят карпов. Смело кушайте – не отравитесь. Вкус отменный, а последствий никаких». «Хорошо, тогда почему она такая дорогая?» – спросил я. «Да потому, что вы не знаете, что она неядовитая. Ваш организм вырабатывает адреналин. Руки и ноги немеют, язык присыхает к небу. Разве не к этому вы стремитесь?» Я вынужден был согласиться: за впечатления надо платить. Тогда-то мне и пришла в голову идея разыграть гостей. Каждый год у меня на дне рождения собирается толпа народа. Кто-то искренне меня любит и уважает – большая часть завидует и ждет не дождется, когда я уйду в мир иной.

– Зачем тогда врагов приглашаете на свой день рождения? Поздравления, тосты – все неискреннее. Зачем? – удивился капитан.

– Так принято. Мир бизнеса – это волчья стая. Вожак должен быть сильным и богатым, иначе стая его загрызет. Вот я и решил немного проучить соплеменников. Кажется, мне это удалось. Про рыбу фугу знают все. Знают, насколько она опасна. И в то же время никто из собравшихся гостей не посмел бы мне отказать ее отведать.

– Это несправедливо, хотя бы по отношению к вашим близким и тем немногим друзьям, которые вас искренне любят.

– Те немногие, как вы правильно выразились, были предупреждены. Они мне подыгрывали. В целом же все выглядело натурально. Повар-японец, рыба-фугу, саке с дурью – шоу точь-в-точь как в дорогом японском ресторане. Ну немного подстраховался и заранее записал на пленку голос гипнотизера. Как говорится, кашу маслом не испортишь. Кстати, Дмитрий знал, что это всего лишь шоу.

– Он знал, что саке с дурью? – уточнил Лукин.

– Нет, саке – ноу-хау повара. Но я сам это пойло накануне попробовал. Ведет сильнее, чем от водки, но пить можно. Прикольно – так бы моя дочь выразилась.

– Понятно. Значит, до поездки на Дальний Восток с Якимото вы знакомы не были? – уточнил Лукин.

– Клянусь!

– А рыбу, где брали?

– Якимото с собой прихватил – в бидоне. У него там какие-то связи на ферме, где растят эту рыбу. Доставили в целости и сохранности. Правда, пришлось самолет за ним послать. Ну да ладно, все равно дешевле, чем из Японии рыбу везти. Нет, если вы сомневаетесь, можете сдать рыбу на экспертизу. В аквариуме еще три штуки плавает. Рыбки красивые. Хотел их другу, Петру Максимовичу, подарить. Только ему сейчас будет совсем не до рыбок.

– Это точно, – согласился с ним Лукин. – Кстати, Якимото мы пока задержали. Как бы то ни было, а труп после шоу есть.

– Я, конечно, ручаться за парня не могу, но мне кажется, он ни при чем. Тогда уж меня во всем вините.

Лукин промолчал. Не было бы дня рождения Емельянова, кто знает, может, и Дмитрий Полянский был бы жив.

– Вы свободны, – после короткой паузы сказал Лукин. – Поздно уже.

– А остальные? – робко спросила жена Емельянова.

– Их тоже отпустят, как только перепишут фамилии.

– Тогда мы пойдем. Если понадобимся, обращайтесь.

– Обязательно.

Проводив Емельяновых, и Лукин не стал задерживаться в моем кабинете. Хлопнула входная дверь, капитан гулко протопал мимо меня, сидевшей в кладовке. По мере удаления его шаги становились все тише и тише. Когда они и вовсе стихли, я вышла из своего укрытия.

Естественно, мой кабинет никто на ключ не запер. Я взяла вещи и, решив лишний раз не мозолить глаза полиции, направилась к служебному выходу. Проходя мимо кухни, прислушалась к голосам – там обсуждали Димкину смерть.

– Как парню не повезло, – сетовал на несправедливость Василий Иванович. – Нужна была ему эта бутылка?

– И правда! – поддержала его наша посудомойка Клавдия Петровна. – Чего его на этот японский самогон потянуло?

– Не скажи, Петровна. Саке не самогон.

– А что?

– Водка из риса, считай, натуральный продукт. Как текила из кактуса, а чача из винограда.

– А коньяк?

– Коньяк это для Димки. Я пью напитки попроще. Нет, попробовать, конечно, могу, но исключительно из интереса.

– Вот и я говорю, чего он за бутылку схватился, если у него в шкафу всегда коньяк стоит?

– А ты откуда знаешь? – насторожился Василий Иванович.

– Я? – смутилась Клавдия Петровна. – Месяц назад, когда Надя заболела, меня Андрей Михайлович попросил вместо нее в кабинетах убраться. Я убираюсь очень тщательно: каждый уголочек выметаю, каждую полочку вытираю… – оправдывала она свое любопытство. – Так вот, у него в шкафчике стояла бутылка коньяка – дорогущего. В нашем баре рюмку такого коньяка по баснословной цене продают.

– И мне помнится, что Димка чаще всего коньяк пил, причем на дешевый не разменивался, – задумчиво протянул Василий Иванович. – Пять капель мог выпить, но, непременно, чтобы хороший был.

«А если у него коньяк закончился? – вспомнила я о бутылке, валявшейся в мусорной корзине. – Димка пошел на кухню, которая к тому времени была уже открыта. На полке со специями всегда есть коньячок среднего качества, используемый для приготовления некоторых блюд. На глаза попалась бутылка саке, вот он и стянул ее под шумок. Хотел словить кайф – чисто из любопытства. Он ведь знал, что ничего ядовитого гостям не подавали. Но ему могли и предложить выпить? Вопрос: «Кто?»

– А Катя как переживает, – никак не могла успокоиться Клавдия Петровна. – Лица на девчонке нет.

– Нет, – отрешенно подтвердил Василий Иванович, как будто в этот момент думал о чем-то своем.

– Я же видела, как он вокруг нее гоголем крутился. Она марку держала, близко к себе не подпускала. И чего теперь? Поди, жалеет? Эх, Катя, Катя… И Диму жалко, и ее.

– Ну не знаю… А Димку, конечно, жалко, – вздохнул Василий Иванович.

Я вышла из тени.

– Вы говорите о Кате? Кстати, где она? – спросила я.

– У себя, – тихо сказала Клавдия Петровна, глазами показывая вглубь кухни. – Как вышла от следователя, так плачет, никак не может успокоиться.

– Пойду ее проведаю, – сказала я, не останавливаясь рядом с Василием Ивановичем и Клавдией Петровной.

Я дернула ручку на себя. Дверь в Катину каморку – только так можно назвать малюсенькую комнатку без окна – была заперта изнутри.

– Катя, ты здесь? Это я, Вика.

Тишина прерывалась тихими всхлипами и тяжелыми вздохами.

– Я же знаю, что ты здесь. Открой, пожалуйста.

От Катиного стола до двери – два шага, но открыла она дверь только через две минуты, которые мне показались нескончаемыми.

– Заходи.

В ее глазах было столько боли и неподдельного ужаса, что я испугалась за подругу.

– Катя, ну нельзя так! В конце концов, Димка не был тебе ни мужем, ни женихом. Еще неизвестно, как бы сложились ваши отношения.

– Вика, все так, но мне очень плохо. Не понимаю, зачем он выпил это чертово саке. Зачем? Он же стоял рядом с нами, все видел. Зачем потянулся к бутылке? Где взял? Хотел проверить себя на везучесть?

Я могла бы ей сказать, что Дима ничем не рисковал – и Якимото, и Емельянов утверждали, что ни рыбой, ни саке отравиться нельзя, – но это как-то не вязалось с его смертью.

– Катя, может, он и не от саке умер? – осторожно спросила я.

Катя испугано на меня посмотрела, потом шепотом спросила:

– А от чего?

– Будет экспертиза. Она и определит, что стало причиной смерти. Может, с Димой случился элементарный сердечный приступ?

– Приступ? – переспросила она.

– А что? Внезапная остановка сердца, тромб оторвался. Что еще может быть? Да мало ли что?

– Ты, правда, так думаешь? – спросила Катя.

«Нет, я так не думаю. Отравление здесь налицо. Дима – молодой и здоровый мужчина. Много в его возрасте умирают от оторвавшихся тромбов или внезапной остановки сердца?» – перед собой я не лукавила, а вот Катю надо было успокоить. Поэтому я кивала и смотрела на нее правдивыми глазами.

– А они тоже так думают?

– Кто?

– Из полиции.

Мне хотелось ей ответить утвердительно, но я поостереглась делать поспешные выводы.

– Пошли по домам? – уйдя от прямого ответа, предложила я.

– Ты иди, а я еще здесь побуду. Приду в себя. Потом я хочу поговорить с Андреем Михайловичем. Предстоят похороны. Наверное, уже сейчас надо готовиться.

– А я пойду.

Нервное возбуждение сменилось усталостью и апатией. Хотелось одного – добраться до постели, упасть и заснуть до утра. А утром проснуться и пойти на работу, поболтать с Димкой за чашечкой кофе, обсудить последние новости. Увы, кажется, утро будет не столь радужным, как бы того хотелось, и уже без Димы.

Я оставила Катю наедине со своим горем, молча вышла из кабинета.

– Как она там? – поинтересовалась Клавдия Петровна, отвлекаясь от мойки посуды. – Плачет?

– Да, – кивнула я, не сбавляя темпа и торопясь проскочить мимо.

Клавдия Петровна – женщина у нас говорливая. Василий Иванович, по всей видимости, от нее сбежал, а просто так мыть посуду ей скучно. Остановись я с ней рядом – не освободилась бы к утру, поскольку грязных тарелок после банкета всегда много.

Я направилась к служебному выходу, но на полпути развернулась на сто восемьдесят градусов, решив выйти через центральный вход, потому что ночью ходить через дворы опасно.

Гости к этому времени уже покинули «Кабуки». В зале находились Лукин со своим напарником Владимиром, официанты, охранники и помощники Василия Ивановича, Ванька и Сашка, которых Денис Александрович решил опросить в последнюю очередь.

Не привлекая к себе внимания, я вышла из кафе и едва не задела дверью Василия Ивановича. Он стоял спиной к входу и нервно курил.

– Василий Иванович, вы еще здесь? – спросила я из вежливости, совсем не удивившись его присутствию.

– Пока здесь Андрей Михайлович, я не уйду. Надо поговорить. А ты уже уходишь? Иди, конечно. Не знаешь, мы завтра откроемся? Впрочем, прийти все равно придется. Завтра прилетает Димкин отец. Скорей всего, он захочет поговорить со всеми, кто обслуживал сегодняшний банкет.

– Конечно. Я бы на месте Петра Максимовича наняла еще частного детектива. Полиция полицией, а частное расследование не помешает.

Думая о чем-то своем, Василий Иванович мне не ответил.

– Я говорю, что заказные убийства нечасто раскрываются. Статистика такая. Хорошо бы к полиции еще кого-то подключить. Сейчас много частных профессиональных контор. Там работают бывшие менты, но не за зарплату, а за очень приличные деньги. Ну а денег, думаю, Полянскому хватит, чтобы оплатить частное расследование.

– Что? – отвлекся от своих мыслей Василий Иванович. – Какое расследование? Откуда мне знать? Я говорю, что рабочий день никто не отменял.

«С кем я разговаривала? – спросила я себя, вглядываясь в ничего непонимающие глаза Василия Ивановича. – Он меня даже не слышал».

– В девять я буду, – вздохнула я, понимая бессмысленность дальнейшего разговора. – Даже раньше приду.

– Да-да, приходи. Понадобишься. Слушай, Вика, а ты… – он хотел о чем-то меня спросить, но не успел.

На крыльцо вышел Андрей Михайлович – замученный и озабоченный свалившимися на всех нас проблемами

– Иванович, хорошо, что ты здесь. Зайди ко мне. Вика, ты еще не ушла? – он как будто не сразу меня заметил. – Иди домой.

– Завтра мы работаем? – робко спросила я, понимая, что своим вопросом могу вызвать у шефа раздражение.

– Приходи, а там разберемся, – недовольно ответил Андрей Михайлович, держа Василия Ивановича под локоть и ведя его к входу.

Поправив на груди шарф, я уже хотела шагнуть в освещенное фонарями уличное пространство, но звон колокольчика, который висит над входом в «Кабуки», заставил меня оглянуться. Я отступила в сторону, пропуская мимо себя помощника повара Ваню и грузчика Семеныча, и сделала вид, что кого-то жду.

Семеныч закурил, а Ванька вытер платком выступивший на лбу пот.

– Ух, – выдохнул парнишка. – Первый раз меня мент допрашивает.

– Серьезно? – не поверил Семеныч. – Хотя, сколько тебе лет? Восемнадцать?

– Почти девятнадцать, – обиделся Ванька. – А вам случалось общаться с полицией?

Иван попал к нам из кулинарного училища, осенью ему в армию. Парень хороший, всерьез увлеченный кулинарией, после армии собирается продолжить свое обучение. За Василием Ивановичем ходит хвостом: все подмечает, запоминает, пытается сам приготовить блюда, более того, придумывает свои рецепты.

Сашка и Федор – неплохие ребята, но делают лишь то, что прикажут, инициативу не проявляют. Кстати, роллы делает исключительно Ваня.

Семеныч – личность неоднозначная, романтик, весельчак и балагур. Ходил с геологами в тайгу, искал в Сибири нефть, строил железную дорогу, некоторое время жил в монастыре, но потом разуверился в религии и вернулся в мир. Ни от чего не отказывается, в том числе и от выпивки. Попал в «Кабуки» случайно: помог разгрузить продукты, да и напросился в грузчики. Вроде бы неженат. Наша посудомойка Клавдия Петровна хотела «прибрать» его к рукам, но ей это не удалось. Возможно, Семеныч скрывает, что женат. Он, вообще, о своей личной жизни распространяется мало.

– А то! – с гордостью ответил Ваньке Семеныч. – По молодости, знаешь, как мы шухарили. Мне за пятьдесят, повидал на своем веку всякого. – На самом деле, сколько лет Семенычу, кроме Андрея Михайловича, не знает никто. Только наш директор заглядывал в паспорт грузчика. – Бывало, дрался до крови. Бывало… Да что говорить? Поимел я дел с их братом. Главное, не нахальничать, но держаться уверено, иначе на тебя всех собак повесят.

– Кажется, всех собак на японского повара уже повесили, – вздохнул Ванька.

– Ну, не знаю, им виднее, – пожал плечами Семеныч. Судьба японца его мало волновала.

– Семеныч, а вас о чем следователь спрашивал? – поинтересовалась я.

– Наверное, о том же, что и всех. Где был, что видел, что слышал?

– Ну и что вы ему сказали?

Семеныч решил удовлетворить моё любопытство:

– А что я мог сказать? Я с Клавдией и Надеждой весь вечер на заднем дворе проторчал. Бабы все уши мне прожужжали, – пожаловался Семеныч. – Начали за здравие – такие детки у них хорошие. А кончили за упокой – лодыри и лоботрясы, учиться не хотят, работать тоже. Я пытался их не слушать, да уши же не заткнешь? К тому же я понимаю: им податься некуда. На кухне японец заперся. Надежде пока убирать нечего: в зале гости вовсю гуляют. Что было потом? Потом Марченко на своем фургоне подъехал, клубнику свежую к десерту привез. Повар-японец вышел. Жестом показал, что кухня свободна. Василий Иванович поднялся с ящиков. Все пошли внутрь. Мне торопиться некуда. Не брошу же я сигарету недокуренную? А через несколько минут началось: крики, скорая, полиция. Тогда-то я и узнал, что Дмитрий Петрович к праотцам отправился. Так что ментам со мной ловить нечего. Клавка и Надька подтвердят, что весь вечер я был с ними.

Стоит внести ясность. Надежда Ивановна – уборщица в «Кабуки». Обычно она приходит поздно вечером, а сегодня ее Андрей Михайлович пригласил прийти раньше.

Николай Марченко – водитель, который занимается закупками и развозит заказы. Он напрямую подчинялся Диме. Работает у нас недавно. Говорят, раньше Василий Иванович делал все закупки сам, но как только наш ресторан стал приносить приличную выручку, взяли нового человека – Николая. Попал он к нам по рекомендации. Кто рекомендовал, не знаю.

– Значит, Семеныч, вы не видели, как японец рыбу разделывал? – уточнила я.

– Я в обычные дни на кухню не захожу, а уж когда банкеты, мне вообще там делать нечего. Что-то не так пойдет – на меня ведь спишут. Не дай бог, попадусь под горячую руку – вылечу из «Кабуки» как пробка из шампанского. А вы видели, как он эту рыбу готовил? Говорят, там особый ритуал? Я когда на рыболовецком траулере крабов ловил, мне один рыбак рассказывал. Он часто в Японии бывал, иглобрюха этого кушал. Ох, и щекочет нервы! Он потом, когда понял, что жить будет, на радостях ведро водки выпил. Едва откачали. Два дня под капельницей лежал. Я и сам эту рыбку ловил, но попробовать так и не рискнул. Разное рассказывают. Зачем мне это надо?

– Вы в Японском море рыбачили?

– А то! – хвастливо подтвердил Семеныч. – Иглобрюха мне в брюхо!

– Везет. Не знаете, всех уже опросили?

– Они сейчас Павла Носова допрашивают, нашего охранника. Правда, он на центральном входе стоял, а ментов же больше интересует, что в служебных помещениях творилось. Сашку уже допросили. Надежда осталась. Зачем она следователю нужна, тоже не понимаю. Она вообще не при делах. Дмитрия Петровича от силы пару раз видела. Когда на работу приходит, его уже нет. Когда уходит, его еще нет. А вы чего тут так долго? Вас вроде бы давно уже опросили.

Я стушевалась под настороженным взглядом Семеныча.

– Я? Так это… – трудно было признаться постороннему человеку, что потаенная моя мечта была и остается – стать детективом. Пришлось придумывать на ходу: – Катю жду, но, видимо, ее Андрей Михайлович задержал. Ладно, пойду я, – вздохнула я и, не прощаясь, направилась к остановке маршрутного такси.

Обычно я не страдаю от одиночества. У меня есть несколько институтских подруг, большая библиотека, составленная по большей части из детективов – некоторые из них я постоянно перечитываю, используя в качестве пособия по криминалистике, – и большое количество комедий на DVD-дисках. Мелодрамы в моей фильмотеке отсутствуют. После расставания с Артуром диски с фильмами про любовь дружно полетели в мусоропровод.

В этот вечер мне было не до подруг и не до книг – строчки плыли перед глазами. Я очень пожалела, что до сих пор не завела кота или хотя бы хомячка, который разделил бы мое унылое настроение.

Я попыталась отвлечься от грустных мыслей о предстоящих Димкиных похоронах, включила телевизор, но это не исправило положения. Что мелькает на экране, я не различала – перед глазами стоял Димка, живой и здоровый, с неизменной улыбкой на губах. Я даже заговорила в слух:

– Ну и зачем тебе понадобилось лакать из этой чертовой бутылки?

Мое подсознание ответило за Диму:

– Кто же знал, что так получится? Я и вас хотел угостить саке. Не успел.

По коже пробежал мороз от неожиданной догадки: «Убийца знал, что Дима в курсе того, что саке без каких-либо ядовитых примесей! Этот кто-то специально сыпанул в бутылку яд, пребывая в уверенности, что Димка выпьет саке без опаски».

– Кто мог знать, что саке не отравлено? – забормотала я вслух. – Якимото, Емельянов, Дима, возможно, Андрей Михайлович. Он по долгу службы должен знать, что будет происходить на вверенной ему территории. Андрей Михайлович? Глупость! Чушь! Наш директор предан Полянскому-старшему до мозга костей. И к Димке относился по-отечески. Как-то в разговоре он обмолвился, что всегда хотел сына, а жена родила ему трех дочерей.

«Может, кто-то еще знал? Допустим, этот некто подслушал разговор Димы и Андрея Михайловича и решил свести с ним счеты. Но кто это мог быть? Кому перешел Дима дорогу?» – в который раз спросила я себя.

Заснуть я смогла только под утро. Толку? Снился Димка – опять же живой и невредимый. Мой мозг не принимал информацию о том, что его уже с нами нет. В итоге проснулась я исключительно благодаря душераздирающему трезвону будильника, при этом чувствовала себя совершенно разбитой. Идти на работу не хотелось, но появиться в «Кабуки» следовало обязательно.

От остановки троллейбуса до «Кабуки» – сто метров. Обычно эту стометровку я пробегаю минуты за три – сегодня же тащилась минут двадцать. Ноги не несли меня. Несколько раз я останавливалась около киосков с печатными изданиями. Заскочила в аптеку за валерианой и валидолом – делала все, чтобы оттянуть момент, когда мне придется переступить порог нашего заведения. Очень не хотелось погружаться в гнетущую атмосферу предстоящих Димкиных похорон.

Но, так или иначе, я дошла до кафе и сразу отметила, что перед входом нет машины Андрея Михайловича. Значит, он еще не приезжал. Хорошо это или плохо – трудно сказать, ведь все равно придется заниматься похоронами.

Я вздохнула и вяло постучала в служебную дверь. Странно, но дверь мне открыл не охранник, а Владимир, помощник капитана Лукина.

«Неужели они не уходили домой? – мелькнуло в голове. Я даже успела их пожалеть – когда же они отдыхают?»

Наверное, удивление читалось на моем лице.

– Идите в зал, там капитан Лукин, – направил меня Владимир.

Из наших работников в зале находились охранник Валентин (утром он должен был сменить Павла Носова), уборщица Надежда и Ваня.

Валентин и Надежда сидели порознь в глубине зала. Лукин разговаривал с Ваней. Ванька явно был не в своей тарелке. Юношеское лицо покрывали багровые пятна, плечи то и дело нервно подрагивали. И если судить по опухшему носу и красным глазам, то он совсем недавно перестал плакать.

«Что же они с парнем делают? – мысленно возмутилась я. – Вчера допрашивали – сегодня по второму кругу?»

Лукин меня заметил и жестом пригласил подойти.

– Здравствуйте!

На мое приветствие он ответил кивком, как будто с меня и этого достаточно.

– Идите, пока идите, – отпустил он Ивана.

Ванька поднялся и, проходя мимо, жалобно посмотрел на меня. «Я отмучился, теперь твоя очередь», – читалось в его глазах.

– Виктория… – нахмурив лоб, Денис Александрович начал листать свой блокнот в поисках отметок обо мне.

– Виктория Викторовна Зайцева, – упростила я ему задачу.

– Да-да, я вас вчера опрашивал первой. Вы сразу ушли после нашего разговора? – почему-то спросил он.

– Я? Нет. Как тут сразу уйдешь? Пока с работниками кафе поговорила, пока дождалась Андрея Михайловича: нужно было определиться по сегодняшнему дню.

– Скажите, конкретно, когда вы ушли?

Меня смутила придирчивость капитана. Разве это важно, если Димка на тот момент уже был мертв?

– Сейчас вспомню… – задумалась я, – наверное, в пять минут двенадцатого.

– Вы одна уходили из кафе?

– Нет, то есть, да.

– Как вас понять? – строго посмотрел на меня капитан.

– Я немного поразговаривала с помощником повара Иваном Кукушкиным и грузчиком… – имя Семеныча, как назло, не приходило на ум. – Николаем Семеновичем, во! – вспомнила я. – А потом я пошла домой, а они остались. А что, мне не надо было уходить?

Лукин, казалось, не собирался отвечать на мой вопрос.

– Дома вы были в котором часу?

– Без четверти двенадцать.

– И до утра из квартиры не выходили?

Я отрицательно покачала головой.

– Кто-то это может подтвердить?

– Никто, – ответила я, не понимая к чему такие вопросы. – Я не замужем. Живу одна.

Скоро стало понятно, к чему клонит капитан.

– Кудряшова Василия Ивановича вчера вечером видели?

– Конечно, я с ним разговаривала.

– О чем?

– Да все о том же – о смерти Дмитрия Полянского. Все наши просто в шоке. Совершенно необъяснимая смерть. Нелепая и жестокая.

– Вы хотите сказать, что Дмитрия Полянского не за что было убивать?

– Абсолютно, – решительно мотнула я головой.

– А Кудряшова?

Если честно, я вообще не поняла, о чем меня спросили.

– А при чем здесь Кудряшов? – спросила я.

– Отвечайте на вопрос, – потребовал капитан.

– Что отвечать? Он очень хороший повар. Наши клиенты в восторге от его стряпни. Особенно ему удавались рыбные блюда. – Я поймала себя на мысли, что говорю о Василии Ивановиче в прошедшем времени. – А с ним, с Василием Ивановичем, все в порядке? – забеспокоилась я.

– Нет, не всё.

– Как вас понять?

– Он мертв, – обыденным голосом, как будто речь шла о чем-то несущественном, ответил Лукин.

– Как так мертв? – Меня прошиб холодный пот.

– Вот так, – пожал плечами Денис Александрович. – Утром Иван Кукушкин нашел его на заднем дворе в луже крови.

– Поскользнулся, упал, ударился? – спросила я, отгоняя от себя мысли о преднамеренном убийстве. Рядом с мусорным баком часто валяются овощные обрезки, на которые можно стать и поскользнуться.

– Нет, ему перерезали сонную артерию. Он истек кровью в считанные секунды.

– Что? – Перед глазами поплыл туман.

Капитан с интересом наблюдал за моей реакцией, а я из последних сил держалась, чтобы не разреветься в голос.

«Да что же это такое происходит?! На сотрудников «Кабуки» охотится маньяк? Но маньяки выбирают схожие в чем-то жертвы. Что общего у Димы с Василием Ивановичем? Да ничего! Один молодой – другому за пятьдесят. Один с рождения как сыр в масле катался – другой с детства зарабатывал себе на жизнь. Знакомые, среда обитания, интересы – всё разное. Где они пересекались? Только здесь, в «Кабуки». Что их могло еще связывать? На первый взгляд – ничего. Трагическое совпадение? В отдельно взятом заведении, практически в одно время? Не верю я в такие совпадения. Значит, что-то общее у них было. Что? – крутилось в голове. Неожиданно я вспомнила: – А ведь Василий Иванович мне что-то хотел сказать! Потом вышел на крыльцо Андрей Михайлович и Василий Иванович замолчал. Опять Андрей Михайлович… Господи, да что же это такое? Как можно не верить такому человеку?»

От напряжения заболела голова, от сухости запершило в горле – я одновременно закашляла и схватилась за голову.

– Вам нехорошо? – участливо спросил Лукин.

– Лучше, чем Диме и Василию Ивановичу, – огрызнулась я. Потом решила, что не стоит грубить Лукину, и попросила прощения: – Простите. Нервы.

– Понимаю.

– Я потрясена случившимся. А Андрей Михайлович уже здесь?

– Андрей Михайлович? Ваш директор? Он еще не приходил. Но его уже вызвали. Пока его нет, давайте продолжим беседу, – с напускной вежливостью предложил Лукин. – Вы давно знаете Кудряшова?

– Не очень, я относительно недавно работаю в «Кабуки», – покачала я головой. – Знаю, что он женат, кажется, есть дети. Основательный, обязательный, профессионал своего дела. Веселый, – добавила я. – У начальства на хорошем счету. Со всеми поддерживал ровные, дружеские отношения.

Я действительно не видела, чтобы Василий Иванович с кем-то ссорился, кричал на подчиненных, за глаза кого-то осуждал или обсуждал. Прикрикивал, конечно, иногда, но только по делу и без злости.

«Может, я его мало знала?» – промелькнуло в голове.

– Вчера вы общались с Кудряшовым?

– Да, я уже уходила домой, мы столкнулись с ним на крыльце, недолго постояли. Потом его позвал Андрей Михайлович, а из «Кабуки» вышли Семеныч и Ваня Кукушкин, – детально вспоминала я.

– О чем вы говорили с Кудряшовым?

– Все о том же: зачем Дима пил саке? Скажите, а вы уже подозреваете кого-нибудь? – спросила я после недолгой паузы, во время которой Денис Александрович задумчиво грыз карандаш.

– Что? – очнулся он от своих мыслей.

– Я видела, как вы вчера отправили повара-японца в СИЗО. Если он даже виноват в том, что Дима отравился саке, то Василия Ивановича он убить никак не мог.

– А почему это вы его защищаете? – насторожился Денис Александрович.

– Я абсолютно его не защищаю. Просто, не может человек быть одновременно в двух местах.

Лукин подпер ладонью щеку и сквозь прищуренные веки внимательно на меня посмотрел. Я поняла, что сморозила глупость. Кто сказал, что оба преступления совершил один человек?

– Я ведь не должен перед вами отчитываться, правда? – ехидно улыбнулся мне Денис Александрович.

– Да, конечно, – смущенно ответила я. – Скажите, а нож, которым убили Василия Ивановича, нашли?

– Гражданка Зайцева, вы задаете лишние вопросы.

– Ну как же…

– Вы можете идти, – оборвал он меня, заметив в дверях Андрея Михайловича.

Нельзя сказать, что я обиделась на капитана – в конце концов, тайну следствия никто не отменял, – но неприятный осадок от разговора все-таки остался. Он считает себя крутым сыщиком? Но и мы не лыком шиты! Год я все-таки отучилась на юридическом факультете. Если дать нам равные возможности, то еще неизвестно, кто первым на убийцу выйдет.

Лукин мог в законном порядке допрашивать свидетелей – я же могла добыть информацию только окольными путями. К его услугам была криминалистическая лаборатория – мне и рассчитывать на нее не приходилось. Но ведь не это главное! Главное – можешь ты логически мыслить или нет. Для того чтобы найти преступника, важно понять его действия, определить мотивы преступления и вычислить его дальнейшие шаги.

Мое место занял Андрей Михайлович. Я пожалела, что не могу спрятаться под столом и хоть таким образом подслушать их разговор. Но что мне мешало отойти к барной стойке, стать вполоборота к Лукину, взять в руки меню и сделать вид, будто я крайне интересуюсь прейскурантом на спиртные напитки?

– Это правда, что Василия Ивановича убили? – вытирая пот со лба, спросил Андрей Михайлович.

– Да. Мне сказали, что вы с ним вечером разговаривали. И это было незадолго до его гибели, – сообщил Денис Александрович. – Что скажете?

Такая постановка вопроса могла сбить с толку кого угодно.

Андрей Михайлович покраснел, лицо его напряглось. Даже руки задрожали, когда он вновь потянулся вытирать платком лоб.

– Да, я действительно с ним разговаривал. Минуты три-четыре, но не больше.

– О чем говорили?

– О сегодняшнем дне, вернее о предстоящих похоронах и поминках. Что надо в меню включить, а без чего можно и обойтись.

– Кудряшов выглядел как обычно?

«Странный вопрос, – отметила я раздраженно. – Может, для полиции перешагивать через чьи-то трупы – обычное дело, но в моей практике это впервые, как впрочем, наверное, и для остальных».

– Какой там обычно! Разве обычно такое случается? – озвучил мои мысли Андрей Михайлович. – Мы все были расстроены и подавлены смертью Дмитрия. Я даже с Василием Ивановичем долго говорить не стал. Он словно вполуха меня слушал и, как мне показалось, торопился.

– Куда?

– Домой, наверное. Я его отпустил. Потом сам ушел. Ну да вы видели, как я уходил! – вспомнил Андрей Михайлович. Лицо его просветлело. Денис Александрович напротив, по-моему, расстроился. – Я еще у вас спросил, можно ли мне идти. Вы к тому времени всех опросили.

– Н-да, – нехотя подтвердил Лукин. – Идите.

Мне тоже не имело смысла оставаться в зале. Мои служебные обязанности никто не отменял: мне, как бухгалтеру, всегда есть чем заняться.

В кабинете до сих пор стоял запах табачного дыма. Вчера Лукин, бесцеремонно заняв мое рабочее место, даже не спросил, можно ли здесь курить. Вместо пепельницы он приспособил пустой цветочный горшок, который успел заполнить окурками почти наполовину.

Не люблю кавардак на рабочем месте, поэтому, прежде чем положить на стол бухгалтерские счета, я достала тряпку и начала наводить в кабинете порядок: вытерла стол, взяла в руки корзину для мусора, чтобы отнести ее содержимое на помойку.

Прекрасно помню, что вчера моя корзина была пуста: перед концом рабочего дня я всегда освобождаю ее. Моим кабинетом пользовался только Лукин, значит, это он оставил такой ворох скомканных бумаг.

Мне стало интересно, как можно за два часа испортить пачку писчей бумаги, между прочим, моей личной бумаги, аккуратно лежавшей в пластиковой коробочке.

– В конце концов, он ведь не спрашивал у меня разрешения взять бумагу? – пробурчала я себе под нос, разворачивая скомканный листок. – Значит, и претензий ко мне не должно быть никаких.

Как оказалось, Лукин неплохо рисовал. Опрашивая свидетелей, он делал наброски – шаржи. Я нашла свой портрет, портреты повара-японца, Вани и Василия Ивановича. Денис Александрович подмечал наиболее запоминающуюся деталь и делал на ней акцент. Себя я узнала по выдающимся скулам и вздернутому носу, Ваньку – по ушам. Нос с горбинкой был отличительной чертой Василия Ивановича. Японец – и в Африке японец!

– Ни дать ни взять – Пушкин! – сорвалось с языка. – А это что? Ну и скомкал! Так сразу и не развернешь.

Мне удалось разложить на столе помятый листок. Написав всего одно слово «тетродотоксин», дважды подчеркнув его, поставив сверху жирный знак вопроса, а потом зачеркнув, Денис Александрович плотно смял бумагу и выбросил в корзину.

Вспомнился подслушанный разговор Лукина с судмедэкспертом Борисом Карловичем. Тот почему-то был уверен, что Димка отравился не тетродотоксином, а чем-то другим.

«Как бы поточнее узнать причину Димкиной смерти? – задумалась я. – Рано или поздно мы, конечно, все узнаем, а сейчас, пока идет следствие, придется приложить усилия, чтобы хоть что-то выяснить».

Чтобы понять ход мыслей Лукина, я перевернула корзину на стол и стала скрупулезно осматривать каждую бумажку. Увы, ничего интересного больше я не нашла. Пришлось все сгребать обратно в корзину.

Путь к мусорнику лежал мимо груды ящиков, на которых наши мужчины любят сидеть в минуты перерыва. Еще вчера здесь сидел и курил Василий Иванович – сегодня только Ванька по-детски хлюпал носом, полагая, что его никто не видит.

– Ваня, – позвала я парня.

Иван меня услышал, но отвернул лицо, чтобы вытереть слезы, вернее размазать их по щекам.

– А… Это ты, Вика?

– Я. Мне сказали, что это ты нашел Василия Ивановича? – спросила я, присаживаясь на соседний ящик.

– Я, – сдавлено протянул он. Слезы душили его, но он изо всех сил боролся с проявлением своей слабости.

– Ты долго здесь вчера был?

– Нет. Я практически сразу за тобой ушел. Сначала хотел подождать Василия Ивановича, но его увел Андрей Михайлович договариваться по сегодняшнему дню. Я постоял немножко, но так его и не дождался. Вышел Сашка, мы и пошли. Сегодня пришел пораньше, еще не было восьми. Надежда Ивановна меня у двери догнала. Валентин подъехал на своем жигуленке. Вместе мы постучали в дверь. Открыл заспанный Павел, наш охранник. Ему тоже вчера досталось. Полиция ушла из «Кабуки» только в первом часу. Надежда даже убирать не стала: понадеялась на сегодняшнее утро. Делать мне было нечего, я стал ей помогать таскать мусор на помойку. Там я Василия Ивановича и нашел. Смотрю: он лежит, холодный такой, и кровь такая густая, темная, почти черная.

– А ножа не видел?

– Не было никакого ножа. Вся одежда была забрызгана кровью, а ножа не было.

– Может, ты не заметил?

– Нет, полиция тоже нож искала, но не нашла.

– А следов драки не было? Может, лицо у Василия Ивановича было в ссадинах или синяках.

– Вроде бы не было никаких ссадин. Я на него секунды три смотрел, не больше Мне сразу плохо стало – стошнило. Как вернулся в кафе, не помню. Только и смог, что рукой махнуть туда, откуда пришел. Полицию Валентин вызвал. Меня Надежда откачивала. Узнать бы, кто этот гад, который Василия Ивановича ножом полоснул, – Ванька подозрительно шмыгнул носом, отворачивая от меня лицо.

– Ну-ну, – похлопала я его по плечу. – Не плачь. Убийцу обязательно найдут и накажут.

– А я и не плачу, – опять шмыгнул носом Ванька. – Опер подозревает, что его местная шпана могла порезать, а я не верю. Во-первых, Василия Ивановича все в округе знали. Он бомжей подкармливал. Собачники к нему ходили за объедками. Алкаши закуску просили. Василий Иванович всем давал. А во-вторых, он ведь неконфликтный был совершенно. Со всеми мог найти общий язык. А уж когда выпьет, то последнюю рубаху с себя снимет.

– Но вчера же он не был пьян. Может, только после моего ухода употребил?

– Нервишки поправить? – переспросил Ванька. – Да, собственно, какая разница? Говорю же, Василий Иванович был неконфликтный.

– И все-таки его убили, – задумчиво протянула я. – Вань, ты дольше и больше с Василием Ивановичем общался, он тебе о себе что-нибудь рассказывал?

– А то! Про детство рассказывал, про юность, как поваром стал. Он ведь родился в очень бедной семье. Основная еда – каша. Мясо только по праздникам. Мечта детства – отъесться до отвала. Потому и в повара пошел. В армии он тоже служил на кухне. Вернулся – устроился в столовую младшим поваром. Потом его старший повар с собой в ресторан забрал. Скоро сам шеф-поваром стал. Господи, горе горькое! – по-бабьи запричитал Ванька.

– Ваня, а Василий Иванович имел общие дела с Димой Полянским?

– Конечно же! Дима его начальником был! – удивленно взглянул на меня Иван.

– Я не об этом, – покачала я головой. – Может, у них была тайна. Они знали то, что не знали другие?

– Если честно, то я не понимаю, о чем ты, Вика. Таких, как Дмитрий, называют «мажорами». За него все папа с мамой решали. Василий Иванович строил свою жизнь сам.

Я могла бы поспорить с Ванькой. Дима мне нравился. И никаким «мажором» он не был – нормальный парень. Окончил институт, устроился на работу в ресторан. Это ничего, что папа его самый главный здесь босс, главное, что Дмитрий беспрекословно слушался непосредственное свое начальство – Андрея Михайловича. От работы не отлынивал, со всеми выстраивал ровные отношение. Короче, никакого налета звездности на парне не наблюдалось.

– Ладно, если не понимаешь, то, наверное, ничего общего у них и не было, – ответила я.

– Вика! – услышала я свое имя и выглянула из-за ящиков.

На порожке служебного входа стояла Катя – вся в черном, с заплаканным лицом. Вряд ли она сегодня спала. Катя пыталась скрыть под слоем пудры темные круги под глазами, но они все равно просвечивались, делая ее старше лет этак на десять.

– Держись, Ваня. Извини, меня зовут. – Я поднялась и направилась к Кате, которая не меньше Вани нуждалась в моей поддержке. – Как ты? Новость уже знаешь? – вздохнула я.

– Знаю, с порога меня подвели к следователю. Я не верю. Это неправильно, этого не должно было случиться. Смерть бродит по пятам, – взволнованно говорила Катя. В ее глазах плескалось безумство. Она была очень напугана и говорила с придыханием, как будто невидимый камень давил ей на грудь.

– Не придумывай! Какая еще смерть бродит?!

– Бродит… я знаю…мы все прокляты, – бормотала она

– Катя, прекрати! – одернула я ее. – Кто проклял? Конкуренты? Конкуренты убивают владельцев, а не персонал.

– Так ведь Дима и есть, то есть был владельцем, – резонно заметила она.

– А Василий Иванович? – Мне не верилось, что в смерти обоих мужчин виноваты конкуренты. Глупость какая! – Он-то здесь причем?

Ответа у Кати не было, да и не могло быть. Она пришла в «Кабуки» две недели назад. А с Василием Ивановичем вообще проработала без малого неделю. Наш повар пять дней назад вернулся из отпуска.

– Катя, а ты вчера долго здесь была? Может, ты что-то видела?

– Что? Как убивали Василия Ивановича? – истерично спросила Катя. – Меня уже допросили, и вторично отвечать на одни и те же вопросы я не намерена. Я ночь не спала! Я в себя прийти не могу после вчерашнего. Я… – Она заплакала. Слезы катились градом, смывая на своем пути слой пудры и оставляя после себя темные полосы.

– Ну-ну, не надо плакать. Извини, Катя. Тебе действительно трудно.

Катя вздохнула, достала платок и вытерла им лицо так, как вытирают его после умывания. Естественно, весь макияж размазался по щекам.

– Идем в туалет. Тебя надо привести в порядок.

Катя не стала возражать и дала себя увести. В маленьком санузле мы едва поместились вдвоем. В какой-то момент она опять попробовала расплакаться, но я пригнула ее голову к раковине и омыла её лицо холодной водой. Только после водной процедуры она стала приходить в себя. Дыхание стало ровным, лицо порозовело.

Катя взглянула на свое отражение в зеркале и спросила:

– У тебя косметички с собой нет.

«Ну, если она беспокоится о красоте своего лица, то не все потеряно», – удовлетворенно подумала я и сунула в ее руку тюбик губной помады.

– Только вот это. Тушь в сумке, а та в кабинете. Если хочешь, принесу.

– Да ладно. У меня ведь тоже все есть, но тоже в кабинете. – Через секунду она попросила у меня прощения: – Ты меня извини, что хлопот доставила. Наверное, со стороны я ужасно выгляжу?

– Ничего, видимо, у меня нервная система крепче.

– Дело не в нервной системе, – вздохнула она. – Мне ведь Дима очень нравился. Очень. Но я не хотела, чтобы он думал, будто бы я начала с ним встречаться только потому, что он сын моего хозяина.

– А что, сына хозяина полюбить нельзя?

– Можно, но было бы лучше, если бы он был таким, как все мы.

– А он и был такой: простой, открытый, дружелюбный. И к тебе он очень серьезно относился.

– Да, – кивнула Катя. – Но знаешь, мы разного поля ягоды. И мне не хотелось, чтобы за нашей спиной шли пересуды. И потом, еще неизвестно, как бы Димин отец отреагировал на наши отношения.

– Думаю, он бы не стал препятствовать счастью своего сына.

– Сейчас бы не стал. Сейчас бы он своего сына женил на любой: на старой, молодой, богатой, бедной – без разницы, лишь бы тот был жив.

Возможно, Катя была права: как правило, сыновья богатых родителей выбирают невест из своего круга. Однако вслух развивать эту тему я не стала – промолчала.

Катя еще раз умылась холодной водой, промокнула лицо бумажной салфеткой и, напоследок взглянув в зеркало, сказала:

– Будем жить. Пошли.

Когда я шла выносить мусорную корзину, то думала, что меня не будет от силы пару минут. Воров у нас нет, и потому дверь в кабинет закрывать не стала. Каково же было мое удивление, когда за своим рабочим столом, я застала Лукина. Он, опять воспользовавшись без спроса моей бумагой, что-то чиркал на листках. Для порядка я покашляла. Он поднял на меня удивленные глаза.

– Я же с вами уже разговаривал. Вы…

– Виктория Зайцева, – подсказала я, про себя подумав: «В моем кабинете он уже чувствует себя как дома. Наглый тип!»

– Вспомнили что-то, Виктория Зайцева?

– Нет, просто это мой кабинет, и мне надо работать, – напомнила я.

– Да? – еще больше удивился он. – Ну потерпите немного.

«Немного – это сколько? Судя по его хозяйскому тону, он решил здесь прописаться», – пришло на ум.

– Ладно, – пожала я плечами, взяла сумку и вышла, прикрыв за собой дверь.

Пройдя два шага, я остановилась, чтобы определиться куда идти – в зал или к Кате? В итоге решила разыскать сначала Андрея Михайловича, чтобы получить дальнейшие инструкции и заодно сказать, что мой кабинет опять занят.

Я уже собралась двинуться на поиски шефа, но писк мобильного телефона, доносящийся из моего кабинета, заставил меня замереть.

– Да, Борис Карлович, – долетело до моих ушей. Лукин разговаривал с судмедэкспертом! Вот так удача – для меня, естественно. – Заключение уже готово? И что там? Надо же, предчувствие вас не обмануло. Никакого тетродотоксина в бутылках! Ни в одной, ни в другой бутылке. Что в бутылке, из которой пил Полянский? А что это? Является составляющим некоторых лекарств? Ладно, разберемся. Что с отпечатками пальцев? То есть, прежде чем она попала в руки Полянского, отпечатки с нее стерли? Понял. Что ж, работа наша усложнилась. Ладно, спасибо за оперативность, Борис Карлович.

«Подслушивать нехорошо, – укорила я себя, но тут же оправдала свое любопытство, – но в интересах дела можно».

Видимо, Лукин вновь взял мобильный телефон – послышался писк, которым обычно сопровождается нажатие кнопок:

– Володя, зайди. Я здесь. Ну здесь, в кабинете бухгалтера.

Я бросилась к двери в кладовку, но та оказалась закрытой.

– Черт, – сорвалось у меня с языка.

Времени, чтобы спрятаться, уже не было – в конце коридора появился напарник Лукина. Пришлось сделать вид, будто я ищу Андрея Михайловича. Рядом с кладовкой у нас находится комната, в которой хранятся новые сервизы, скатерти, столовые приборы. В принципе, Андрею Михайловичу здесь делать нечего, но Володя этого не знает.

– Андрей Михайлович, вы здесь? – спросила я через дверь, когда Володя поравнялся со мной. – Вы случайно нашего директора не видели?

– Директора? Он в зале, – ответил Володя, даже не обратив внимания на то, что я стучала в дверь, на которой висел замок.

– Спасибо, – ответила я и сделала пару шагов в сторону зала.

Владимир юркнул в мой кабинет. Я опять вернулась к двери, моля бога, чтобы никто меня не застал за этим неприличным занятием.

– Вова, ты всех свидетелей опросил? Тогда сделаем так. Я займусь новым трупом, а ты поезжай, возьми у телефонного оператора распечатку звонков Полянского и выясни, кому чаще всего звонил покойный. Отсортируешь: кто друзья, кто родственники, кто деловые партнеры. Со всеми надо поговорить. Пообщаешься – доложишь. На ровном месте ядами не травят.

– Все-таки яд?

– Да, Карлович звонил. На стенках бутылки нашли химическое соединение, которое в маленьких дозах используют в фармакологической промышленности.

– Ясно, – вздохнул Владимир. – Там, кстати, отец Полянского приехал. В зале сидит. Его коньяком и валерьянкой отпаивают. По всему видно, что плохо мужику.

– Ну это понятно. Я сейчас немного разберусь с бумагами и выйду. Все, беги.

Понимая, что меня могут обнаружить за дверью, я срочно ретировалась. Скорости моей позавидовал бы олимпийский чемпион: когда Владимир вышел из моего кабинета, я уже была у входа в зал.

Весь наш персонал в скорбном молчании стоял у стены. Чем-то это напоминало траурный караул. В центре зала сидел пожилой мужчина, на котором были сконцентрированы взгляды всех присутствующих.

«Димкин отец!» – догадаться было нетрудно.

До сегодняшнего дня самого главного босса мне видеть не приходилось, и я почему-то представляла Петра Максимовича иначе: высоким, массивным, со строгим выражением лица, полным сил и энергии, непременно в костюме и в галстуке.

Сейчас в кресле сидел сгорбленный старик с растрепанными седыми волосами и потухшим взглядом. Рядом с ним стоял Андрей Михайлович. В одной руке он держал коньячный бокал, в другой – рюмку с прозрачной жидкостью.

– Выпейте, Петр Максимович, ну выпейте, – повторял Андрей Михайлович, протягивая обе руки на выбор.

– Не могу – не помогает, – мотнул головой Петр Максимович. – Ты лучше мне объясни, Михалыч, почему? Почему мой сын? Что произошло? Как такое вообще могло случиться? – спрашивал он как в бреду. Казалось, он и не ждал ответов, понимая, что правду ему сейчас никто не скажет. Она есть, но до нее еще надо докопаться.

До слез было жалко Петра Максимовича. Многие не сдерживали свои эмоции: кто-то украдкой шмыгал носом, кто-то, не стесняясь, тихо плакал. У меня тоже подозрительно защипало в глазах. Я достала платок и, отвернув лицо, смахнула слезинку.

– Это Димин отец? – спросила Катя, каким-то образом возникшая за моей спиной.

Я даже не заметила, как она вышла из коридора.

– Да.

– Я подойду к нему.

Катя подалась вперед. Я схватила ее за локоть, чтобы остановить.

– Не надо, Катя. Ты разревешься – еще больше его расстроишь, сама расстроишься.

– Это да, – согласилась со мной она. – Да и вряд ли Дима обо мне отцу рассказывал. Придется объяснять, а объяснять нечего. Эх, Дима, Дима… Никогда себе не прощу, – застонала Катя.

Рядом стоящие сотрудники повернули к нам головы. В их взглядах читалось сострадание к Кате. Все знали, что Димка был неравнодушен к девушке. И теперь ее жалели практически так же, как и Петра Максимовича.

Я поймала себя на мысли, что сейчас все оплакивают Диму, но почему-то никто не вспоминает о Василии Ивановиче. А ведь он ни один год проработал в «Кабуки», и о нем тоже надо бы вспомнить. Несправедливо как-то получалось.

– Пройти можно? – услышала я за спиной голос Лукина.

Я молча посторонилась.

– И вообще, что вы все здесь стоите? – Лукин явно был чем-то недоволен и не скрывал этого. На пути попалась я – вот он и оторвался на мне.

– Вы заняли мой кабинет, – пожала я плечами, придав лицу равнодушие. Скандалить я опасалась.

– Теперь он свободен – идите, – бросил он, направляясь к Полянскому и Андрею Михайловичу.

Заметив приближающегося следователя, Андрей Михайлович отошел в сторону и знаком показал нам всем выйти из зала. Кто-то вышел на улицу через парадный вход. Большая часть направилась к служебному. Я и Катя задержались у двери, чтобы подождать Андрея Михайловича.

– Андрей Михайлович, ну как он? – я бросила взгляд в сторону стола, за которым сидели Петр Максимович и Лукин.

– Как? Да никак… – отмахнулся он от моего вопроса. – Идемте. Дел много.

– Мы сегодня откроемся для посетителей? – спросила Катя.

– Не до них, – вздохнул Андрей Михайлович. – Не думаю, что при связях Петра Максимовича Диму долго будут держать в морге. Крайний срок – послезавтра отдадут. Значит, уже сегодня надо готовиться к поминкам, а до этого надо повара найти. Иван и Александр одни не справятся. Эх, как не вовремя Лобов заболел.

Меня больно кольнули слова нашего директора. Он говорил так, будто бы Василий Иванович не умер, а уволился – ни скорби, ни сожаления в его голосе не было.

– Вика, позвоните в бюро по трудоустройству, может у них есть кто-то на примете. Катя, ты прикинь меню и составь список продуктов.

– На сколько человек ориентироваться?

– Человек на семьдесят, не меньше. Родственникам и своим знакомым Петр Максимович сам скажет. Остаются Димины друзья. Петр Максимович просил всех оповестить.

– Может, я этим займусь? – предложила я Андрею Михайловичу свою помощь.

– Да, Вика, займись, – обрадовался он.

– Вы мне только номера телефонов дайте, а я всех обзвоню.

– Где я тебе их возьму? – округлил глаза Андрей Михайлович.

– Записная книжка, ежедневник, на худой конец, мобильный телефон?

– Полиция забрала телефон. Наверное, телефонные книжки тоже.

– Ладно, разберемся. – Я уже знала, в каком направлении буду действовать. Решение проблемы подсказал мне Лукин. Надо попробовать заполучить распечатку телефонных разговоров Димы.

Без телефонной трубки у уха я Диму не представляла: он звонил, к нему звонили. Скорей всего, список абонентов в его телефонной книге будет весьма длинный.

– Можно еще в институт съездить, – подсказал мне Андрей Михайлович. – Дима три года назад защитился. Да ты, может, кого-то из его институтской компании видела. Леша, Артем часто к нему забегали… – принялся перечислять Андрей Михайлович. – Был еще парень, которого Дима «доцентом» называл. Кажется, его Никитой зовут. Его после окончания учебы оставили работать на кафедре.

– Никита? А на какой кафедре его оставили?

– Не знаю. Найдешь, Зайцева. Дима в институте экономики и бизнеса учился.

– Поняла.

– Но сначала позвони, а еще лучше поезжай в кадровое агентство за поваром.

– Андрей Михайлович, а как же Василий Иванович? – осмелилась я спросить. – Жене уже сообщили о его смерти?

– Ой, надо бы, – Андрей Михайлович дал понять, что ему было не до того. – Как некстати его убили, – сорвалось с его языка. Осознав, что оговорился, он поторопился сказать: – В том смысле, что плохо все это. Сначала Дима, потом Василий Иванович под нож попал. Сколько раз я ему говорил: «Ходи улицей, а не дворами». Он же: «Мне тут короче». Сейчас, Ваньку пошлю. Пусть сбегает скажет. Родные волнуются, наверное.

– Василий Иванович недалеко жил?

– Если дворами, минут пять, не больше. Улица Пролетарская, дом с колонами. Там еще фотоателье есть. Номер квартиры надо посмотреть в личном деле. Кажется, он говорил, что номер счастливый. Может, семь?

– Можно, я схожу? – предложила я. – Ванька до сих пор прийти в себя не может.

– Зайцева, я тебя куда послал? В кадровое агентство! В конце концов, к вдове Катя с Ваней могут сходить.

– Я? – побледнела Катя. – Я не могу. Боюсь. Не умею. Что я ей скажу? Нет-нет, я не пойду.

Андрей Михайлович посмотрел на бледную как смерть Катю, понял, что толку от нее мало, наверное, от Вани еще меньше, и согласился:

– Ладно, иди, Вика. Сначала к жене Василия Ивановича, но потом сразу в агентство.

Идти через дворы я не рискнула – боялась, что заблужусь и потеряю время, – пошла по улице. Нашла дом с колонами, на первом этаже которого с незапамятных времен располагалось фотоателье, повернула во двор и остановилась перед подъездом.

– Счастливое число, счастливое число… – пробурчала я. – У каждого оно разное. Почему именно «семь»? Ладно, попытка не пытка.

Решив, что за спрос денег не берут, я поднялась на третий этаж и позвонила в седьмую квартиру. Дверь неожиданно быстро открылась, как будто там только и ждали, когда позвонят. Ждали, но только не меня.

На пороге стояла женщина. Запахнув поглубже расходящийся на ее округлых формах халатик, она спросила:

– Девушка, вам кого?

«Плохо, что я не знаю, как зовут жену Василия Ивановича», – пожалела я.

Толстушка весьма подходила на роль жены повара. И была она практически одного возраста с Василием Ивановичем. Они чем-то даже были похожи: оба круглолицые, кареглазые.

– Мне? Василий Иванович здесь живет?

– Да, только он на работе.

Женщина смотрела на меня выжидающе. Мне надо было что-то сказать, но, как назло, нужные слова в голову не приходили. Я замялась и отвела взгляд в сторону.

– А вы кто? – насторожилась она.

– Я работаю в «Кабуки». Случилось несчастье…

– Я знаю. Вася мне звонил, сказал, что задержится. Кто-то там у них умер прямо на рабочем месте.

– Да. Дмитрий Полянский, заместитель директора ресторана. И не он один, – вздохнула я.

– Господи, кто ж еще?

Ее недогадливость ставила меня в тупик. Я молча подняла на нее глаза и от бессилия заревела навзрыд.

Но даже сейчас ей не пришло в голову, что второй жертвой был ее муж.

– Девушка, ну не плачьте. Родственник, что ли, ваш умер? – По идее, я должна была ее успокаивать, но никак не она.

– Не родственник, – мотнула я головой. – Василий Иванович умер. Убили его. К вам из полиции придут и все расскажут. А меня директор послал подготовить, – сквозь слезы доложила я.

Женщина прислонилась к дверному косяку и медленно начала сползать вниз. Я подхватила ее и крикнула вглубь квартиры:

– Есть кто-нибудь? Помогите!

– Не кричите, там никого нет, – прохрипела она. – Одни мы с Васей живем.

– А вы идти можете? Давайте, я вам помогу? – спросила я, понимая, что оставить ее в таком состоянии не имею права.

– Да, – она выпрямила ноги и, держась за стенку и за меня, пошла.

Путешествовать по квартире не пришлось – гостиная находилась напротив входной двери.

– Я вас на диван посажу, – окинув взглядом комнату, решила я. – Вам плохо? Воды?

– Там, – она махнула рукой, указывая, в каком направлении находится кухня. – Таблетки.

Когда я вернулась, женщина отчаянно пыталась набрать чей-то номер на мобильном телефоне. Длинные гудки резали слух. Она сбрасывала и опять набирала номер.

– Простите, как вас зовут? – спросила я, протягивая ей кружку с водой и коробочку с лекарством.

– Мария Павловна. Что же Вася не отвечает? – Ее сознание отказывалось верить в его смерть.

– Мария Павловна, вам никто не ответит. Василия Ивановича больше нет. Телефон… Я не знаю, у кого он, – выдохнула я.

– Как больше нет? Так не бывает! Васе только пятьдесят три.

– Увы, из жизни уходят в разном возрасте и по-разному, – сказала я, отводя глаза в сторону.

На тумбочке рядом с телевизором я заметила фотографию. Красивый парень обнимал березовый ствол. Нос с горбинкой, темные волосы и улыбка Василия Ивановича – это был сын, сомневаться не приходилось.

– Мария Павловна, очень тяжело терять близкого человека, но надо продолжать жить. Жить ради детей. Это ваш сын?

Лицо исказила гримаса скорби, в глазах блеснули слезы.

– Да, это Слава, наш единственный сын, – прошептала она. – Он погиб несколько лет назад.

– О, Господи! Я не знала.

– Возвращался домой. Какие-то бандиты встретили его в подворотне… и зарезали.

– Что? – вырвалось у меня. Получалось, отец и сын умерли одной смертью. Разве так бывает? – Простите, я хотела спросить, убийц нашли?

– Нет. Никого не нашли.

– И что, никто ничего не видел, не слышал? Свидетели есть?

– Какие свидетели в два часа ночи?

– Ваш сын всегда так поздно возвращался домой?

– Вы ничего не подумайте такого, – попросила Мария Павловна. – Слава был очень хорошим мальчиком. Не курил, не пил, хорошо учился. Мечтал стать программистом. Незадолго до своей смерти он познакомился с девушкой. Хорошенькая такая. Слава мне ее фотографию показывал. Вроде бы тоже студентка, на вечернем училась. Слава ее встречал. Бывало, что у нее оставался, но всегда звонил, говорил, что не придет. А в ту ночь, не знаю, что у них произошло, если он решил в два ночи домой вернуться. По пути на него напали, убили, деньги забрали, с груди медальон сняли с ее фотографией. Убийц не нашли. Я к экстрасенсу ходила, хотела во всем разобраться. Мне сказали, что у моего Славы проблемы были из-за девушки.

– Какие проблемы?

– Откуда мне знать? Я же ее не видела. Слава только хотел нас с ней познакомить, но потом почему-то передумал. Может, поссорились. Она даже на похороны не пришла, не знаю почему. А потом мы переехали в другой район: слишком все напоминало о нашем сыночке. Вася сменил работу.

– Да, тяжело вам, – протянула я.

– Очень. Как дальше жить, не знаю. Вася мой – единственный кормилец. У меня после смерти сына ноги отказали, только через год опять стала ходить. Пенсия по инвалидности маленькая. Хорошо, что Вася работал. Как мне теперь без него? Вы мне скажите, что с Васей-то случилось? – набравшись духом, спросила Мария Павловна.

Я не успела ей ничего ответить – в этот момент в дверь позвонили. Мельком взглянув в окно, перед подъездом я увидела полицейскую машину и, честно говоря, даже обрадовалась тому, что не придется рассказывать, как и при каких обстоятельствах нашли тело Василия Ивановича.

– Кажется, к вам из полиции приехали, – доложила я. – Мария Павловна, вам предстоит процедура опознания. Крепитесь. К сожалению, я не могу с вами остаться. Но вы, если вам что-то понадобится, звоните. Вот мой номер телефона. Родственники у вас здесь есть? – на всякий случай спросила я.

– Да, Васин брат. Он поможет с похоронами. – В дверь позвонили вторично, настойчиво и нетерпеливо. – Если вам несложно, откройте, пожалуйста. У меня что-то с ногами. Не могу ими пошевелить.

На пороге стоял Владимир, помощник Лукина. Увидев меня, он удивленно изогнул брови.

– Гм, мы уже сегодня встречались?

– Да, меня послал Андрей Михайлович, сообщить Марии Павловне о смерти мужа. Я пойду, да?

Мы стояли напротив друг друга в узком проходе, и кто-то должен был освободить дорогу.

– Идите, – разрешил Владимир, выпуская меня из квартиры.

Я вышла на площадку – он зашел внутрь.

– Вы, пожалуйста, побережней с Марией Павловной, – попросила я, но ответа не получила. Владимир даже не обернулся.

«Менты разве могут быть деликатными?» – с раздражением подумала я, захлопывая за собой дверь.

Одно из трех поручений, данных мне Андреем Михайловичем, я выполнила. Оставалось еще два: найти повара и обзвонить друзей Дмитрия. Третье задание требовало времени, да и Андрей Михайлович просил начать с замены Василию Ивановичу.

В агентстве по подбору персонала я пробыла недолго. Мне предложили на выбор сразу три кандидатуры: две женщины и одного мужчину. Женщины отпали сразу. Андрей Михайлович считает, что шеф-поваром престижного ресторана должен быть исключительно представитель сильной половины человечества. Якобы только мужчины могут творить на кулинарном поприще от души. Я не повар и спорить с ним не берусь.

У парня – а ему было всего тридцать два года – был короткий послужной список, что характеризовало его с хорошей стороны. Работал он в ресторане при гостинице. Имелись рекомендации – хорошие. Оставалось узнать, по какой причине он ушел с прежнего места работы. И здесь меня успокоили. Кандидат переехал в наш город, чтобы жениться на любимой девушке. Почему нет? Я тут же его набрала.

– Вы могли бы подъехать в ресторан «Кабуки»? Сегодня. Если можно, то прямо сейчас.

Отказа не последовало. Мой собеседник был лаконичен, не задавал лишних вопросов и в целом мне понравился. Я, конечно, его не видела, но отметила приятный тембр голоса и уверенность в себе.

Третье задание было самое сложное. Следовало решить, с чего начать. Ехать в институт к Диминому другу, который якобы был доцентом, или попробовать вытянуть информацию у оператора мобильной связи?

Желая сэкономить время, я зашла в сервисный пункт мобильной связи.

– Девушка, у меня проблема, – начала я. – Украли телефон. А там все мои друзья, родственники, партнеры. Как быть?

– Купите новый телефон и забейте в телефонную книгу всех своих друзей, родственников, партнеров, – равнодушным голосом отреагировала блондинка, сидящая по другую от меня сторону стола.

– А я по памяти не помню, а обычной телефонной книги у меня нет.

– Я-то чем могу вам помочь? Я ваших друзей в глаза не видела, – нахамила мне белокурая красавица.

– А вы мне дайте распечатку моих телефонных звонков, – жалостливо улыбнулась я.

Кажется, подействовало. Девица утомленно вздохнула – как никак лишняя работа – и спросила:

– У вас sim-карта или вы на контракте?

Хороший вопрос, если учесть, что телефон не мой. С Димой мы никогда не обсуждали преимущества того или иного мобильного оператора. Откуда мне было знать, на контракте его телефон или он пользовался, как и я, sim-кой. Однако шансы угадать были достаточно высокие: пятьдесят на пятьдесят. Я рискнула:

– На контракте.

– Ваша фамилия?

– Видите ли, телефон мне подарил мой парень. Он его и оплачивает. Контракт должен быть на фамилию Полянский. Дмитрий Петрович, – добавила я.

Блондинка постучала длинными коготками по клавиатуре компьютера и уже через пару секунд подняла на меня торжествующее лицо:

– А у нас нет такого абонента на контракте.

– Да? Выходит, у меня sim-ка? – наивно спросила я, придав лицу выражение легкой тупости. – Но это же не страшно? Вы мне дадите распечатку звонков?

Возможно, я переиграла. Блондинка нахмурилась, настороженно взглянула на меня, а потом вынесла неутешительный вердикт:

– Мы не можем вам дать распечатку телефонных звонков. Эта информация конфиденциальная.

«Конфиденциальная, – мысленно повторила я за ней. – Надо же, какое слово выучила. Скорее всего, отказала из вредности. Позавидовала, что у меня есть парень, который дарит мобильные телефоны и еще оплачивает мои разговоры».

– Но почему? Как я теперь без телефонов? – я попробовала еще раз надавить на жалость.

Девушка осталась непреклонной:

– Идите в полицию, пишите заявление.

Я фыркнула и с гордо поднятой головой вышла из конторы. Надо признать, что здесь мне не повезло. Видит бог, я старалась, но мне так и не удалось выудить из блондинки хоть какую-нибудь информацию. Оставалась одна дорога – ехать в Димкин институт и искать друга – доцента.

К счастью, институт экономики и бизнеса, в котором учился Дима, не самый большой по количеству факультетов и, соответственно, кафедр. Два учебных корпуса стоят рядышком и не так далеко от того места, где в данный момент находилась я.

Найти Димкиного друга особого труда не составило.

– Ребята, где у вас тут кафедра экономики? – спросила я, вклиниваясь в группу студентов, стоящих перед входом.

– Какой именно? У нас тут она не одна. Экономики и права. Международной экономики.

– А той, на которой мой приятель работает, – кокетливо улыбнулась я парням, которые были ненамного младше меня. – Его Никитой зовут. Молодой… – я хотела добавить «красивый», но воздержалась, заметив, как кисло скривились лица ребят. Определенно, они знали того, о ком я спрашивала.

– Никита Ильич Ильин, что ли? – спросил один из парней.

Лицо другого неожиданно озарилось:

– Девушка, а вы кем ему приходитесь? Жена, невеста или просто знакомая?

– Подруга, – представилась я.

– Близкая? – уточнил студент.

– Может быть… – загадочно протянула я, предоставив парню возможность домыслить самому.

– Ты ведь не преподаватель, – догадался он и сразу перешел на «ты». – Нет?

– Нет.

– Слушай, по глазам вижу, ты нормальная. У нас к тебе дело. Маленькое, – уточнил он. – Замолви словечко, а? Мы отблагодарим. Шампанское любишь? Конфеты? Билеты на концерт можем достать.

– Проблемы? К сессии не допускает?

– Ага, – хором ответили парни, увидев во мне союзника. – Мало того, он и экзамен у нас будет принимать.

– Ладно, ведите, а я замолвлю за вас словечко, – пообещала я.

Меня не только довели до кафедры, но и по ходу рассказали о своем экзаменаторе. Я узнала, что Никита Ильин один из самых жестоких преподавателей. Собственно, ничего особенного от студентов он не требовал – только знаний, а вот со знаниями у моих новых приятелей, похоже, была проблема.

– Пришли. Вот, – один из них протянул мне список, состоящий из пяти фамилий. – Это мы. – Он украдкой заглянул в помещение, в котором сидели преподаватели кафедры. – Здесь он. Не забудь о нас.

– Постараюсь, – я положила бумажку в карман брюк и шагнула в комнату.

Перепутать Ильина с кем-то другим я не могла. Из пяти присутствующих здесь мужчин только один был моложе тридцати лет. Остальным было далеко за пятьдесят.

Со слов ребят я представляла Никиту этаким «ботаником» в немодных очках и мятом пиджаке, жутко вредным и далеко несимпатичным. Ничего подобного! Ильин выглядел так, как будто над его внешностью поработали стилисты передачи «Модный приговор». Все в нем было на пять с плюсом: и одежда, и прическа. Аккуратная бородка не старила его, а придавала солидности. Синий свитер, облегающий натренированное тело, оттенял цвет серых глаз. Я мельком взглянула под стол – стрелочки на брюках, до блеска начищенные туфли.

«Не блондин, что уже хорошо, – отметила я. – Интересно, он сам за собой ухаживает? Мама, жена? Думаю, не одна студенткам тайно влюблена в этого молодого доцента».

– Никита Ильич? – спросила я, подойдя к его столу.

– Разве вы у нас учитесь? – спросил он, глядя на меня поверх элегантных очков.

Вынуждена была его разочаровать:

– Нет. Я не ваша студентка. Я работаю бухгалтером в ресторане «Кабуки». Меня зовут Виктория.

– Вы работаете с Димой? – на его лице заиграла доброжелательная улыбка. – Странно, что я вас раньше не видел.

– Я недавно работаю в «Кабуки». Кстати, вас я тоже у нас не видела.

– Все не соберусь зайти к Диме. Месяц до сессии – горячая пора. У половины потока хвосты длиннее, чем у удава. Вот и приходится оставаться допоздна и принимать зачеты, курсовые, лабораторные. Спрашивается, почему не учиться в течение семестра?

Он шутил. Я бы и рада была ответить шуткой на шутку, но не при нынешних обстоятельствах. Я принесла ему печальное известие, следовательно, должна была соответствовать отведенной мне роли.

– Вы у меня спрашиваете?

– Понимаю, вопрос риторический. А вы пришли… Вас Дима ко мне прислал?

– Никита Ильич, Дима погиб, – сообщила я.

В первую минуту на его лице царило полное недоумение. В какой-то момент он подумал, что ослышался и потому переспросил:

– Не понял, что с Димой?

– Он умер. Вчера вечером.

– Глупость! Бред! Что вы говорите?! Это шутка?

– К сожалению, но это правда. Я пришла к вам, чтобы взять номера телефонов Диминых знакомых. Вы ведь знаете, с кем он общался? Надо обзвонить всех. Это просьба Петра Максимовича, Диминого отца.

– О, господи! Дайте прийти в себя, – попросил он, зажав голову в ладонях. – Нет, это непостижимо. Неужели он взялся за старое?

– За что взялся? – переспросила я.

– А разве он умер не от передозировки? – вырвалось у него. Спохватившись, что сболтнул лишнее, Никита опасливо оглянулся.

– Может, поговорим не здесь? – предложила я, заметив, что преподаватели кафедры с интересом прислушиваются к нашему разговору.

– Да, идемте. У меня консультация только через час. Здесь недалеко есть тихое кафе. Выпьем кофе, хотя я бы сейчас пропустил что-нибудь покрепче. – Никита передернул плечами и резко поднялся.

Толкнув вперед дверь, Никита едва не задел ею моих новых знакомых. Хорошо, что они вовремя отскочили от двери и стали по стойке «смирно» под стенкой.

– Ко мне? – смерил их взглядом Никита. – Я буду через час.

Парни, подумав, что я за них уже замолвила словечко, благодарно мне улыбнулись.

Напротив институтского корпуса, в тенистом сквере виднелись зонтики летнего кафе. Туда и повел меня Никита.

– Нет, я все-таки закажу коньяк, – сказал он, усаживаясь за столик и подзывая жестом официантку. – Вы будете?

– Нет, я на работе.

– Пятьдесят грамм коньяку и два кофе. Я, кстати, тоже на работе, – напомнил мне Ильин, когда официантка отошла от нашего стола. – Ничего не подумайте такого – я не любитель выпить вообще, – но у меня до сих пор в висках стучит. Дима умер! Что случилось, вы можете сказать?

Никита внушал доверие, и я рассказала ему все: о банкете в японском стиле, о рыбе фугу, о саке, заправленном легкой дурью, и голосе гипнотизера, который сопровождал шоу. В конце своего рассказа я спросила:

– Никита, а что вы имели в виду, когда обмолвились о передозировке?

– Дело давнее. Мы дружили с Димой, мне не хотелось, чтобы вы о нем думали плохо.

– Я не буду о нем думать плохо уже потому, что знала его как хорошего человека. В конечном счете каждый имеет право на ошибку. Насколько я поняла, Дима в студенческие годы употреблял наркотики?

– Был такой короткий период, – вздохнул Никита. – На третьем курсе его подсадили на наркоту. Хорошо, что мы все это просекли и сразу отреагировали. Родители его привозили в институт и забирали. На лекциях и переменах я и Леша, наш общий товарищ, не спускали с него глаз. Некоторое время пришлось ему и в клинике частной полежать. В итоге вытянули мы Димку, не дали ему пропасть.

– Странно, Дима не похож на дурака, который употребляет наркотики.

– Нет, не похож, – согласился со мной Никита, – но он слишком лакомый кусочек для тех, кто распространяет наркоту. Мальчик из состоятельной семьи. В карманах всегда куча денег. Он не только свою дозу мог оплатить – мог угостить пол-института. На таких, как он, охотятся, добиваются их расположения, набиваются в друзья, а потом сами понимаете, что происходит. Как-то в один момент у него все изменилось: круг общения, интересы. Сначала мы с Лешей обижались на Димку – он отошел от нас, отделился, – а когда все раскрылось, ох, как мы разозлились. Поговорили с Димой, помирились. Слава богу, он был еще вменяем, все понял и начал за себя бороться.

– Человека, который сбывал Диме наркотики, вычислили?

– Да, мерзавец был студентом нашего вуза, но он избежал наказания.

– Почему?

– Петр Максимович не хотел огласки – это раз. А два – через несколько месяцев торговца нашли мертвым. Его убийцу так и не нашли.

– А если его убили за то, что он другим жизнь наркотиками поломал, не только Диме? – пришло мне в голову.

– Возможно, – недовольно скривился Никита. – Плохо только, что распространитель один за всех ответил, остальные продолжают продавать наркоту и травить ею людей. Жаль, что мы с Димой давно не виделись. Но он точно не вернулся к старому? Вот вы сказали, что саке было заряжено дурью.

– Никита, его отравили не наркотиком, а ядовитым химическим препаратом, который был растворен в саке.

– Н-да, на несчастный случай никак не смахивает. Был бы в бутылке технический спирт – куда ни шло, но яд… Его еще достать нужно.

– Да. А это значит, что на Диму кто-то имел зуб.

– Кто? Димку все любили! Я не помню случая, чтобы он с кем-то поссорился. Светлый мальчик. Он никому не отказывал. Многие его использовали. Он знал, но все равно помогал.

– Вы мне все-таки скажите фамилию парня, распространителя наркотиков. Вот вы сказали, он погиб. Может, кто-то из близких решил отомстить за его смерть?

– А Димка здесь при чем? Не он же убил торговца? – не понял меня Никита. – Он в то время в клинике наркологической лежал.

– У Димы очень влиятельный папа. Он не стал доводить дело до суда, но ничто не мешало ему дать негласное указание – стереть парня с лица земли, – мыслила я вслух. – Как вы считаете?

– Вообще-то, Петр Максимович – человек суровый. Мог или не мог – не берусь судить, – ушел от ответа Никита. – Да и давно это было. Мне одно непонятно: как яд попал в бутылку? Кухня «Кабуки» не проходной двор. У Петра Максимовича все на высшем уровне: и обслуживание, и кухня, и охрана.

– Да, всё так. Я тоже думала над этим. А сейчас вы навели меня на мысль. Хоть какая-то зацепка. Страшно подумать, но кто-то из родственников убитого парня может у нас работать.

– Месть, что ли? Ну не знаю. Вам нужно имя того парня? Пожалуйста, студента звали Ярослав Сидоренко. Есть у вас сотрудники с такой фамилией?

– Нет, но родство может быть непрямое. Этот Ярослав – чей-то двоюродный брат или небрачный сын, жених, племянник, да просто чей-то друг.

– Думаете, вся эта родня стала бы мстить? Одному Диме? Клиентов, таких как Димка, у Сидоренко было человек двадцать только в нашем институте.

– Но не у всех есть такой влиятельный папа, – тихо произнесла я.

Никита услышал.

– Я знаю Петра Максимовича много лет. Честный и справедливый человек, он не стал бы опускаться до поножовщины в духе криминальных разборок. Да и вендетта для наших краев что-то уж экзотическое.

«Не знаю. Сын-то один, – не стала я сбрасывать со счетов Петра Максимовича, хоть и верила в его причастность к убийству наркодилера с трудом. – Зацепиться за что-то же надо? А что касается вендетты, то случаи кровной мести везде случаются».

– А много у вас людей работает? – поинтересовался Никита.

– Восемнадцать человек. Это с охранниками, – не замедлила я с ответом.

– Немало.

– Немало, но список можно уже сейчас сократить.

– Постой, ты, что же, сама собираешься искать убийцу? – Никита как-то по-особенному на меня посмотрел и перешел на «ты».

– Нет, – стушевалась я под его пристальным взглядом.

Димкин друг мне нравился, и мне не хотелось, чтобы он поднял меня на смех. А он смотрел так, что я не могла взять в толк: он восхищается мной или иронизирует. Его взгляд смущал и одновременно злил – я не знала, как себя вести.

– Так, просто логически рассуждаю, – чувствуя, как пылают мои щеки, ответила я. – Человек пять можно вычеркнуть уже сейчас.

– И кто это? – с интересом спросил он.

– Ну, во-первых, я.

– Трудно представить тебя в роли убийцы, – улыбнулся Никита. У меня отлегло от сердца. Улыбка была открытая и доброжелательная. – Кто еще?

– Катя Романова. Димка был в нее влюблен. Сейчас она так переживает, что только сумасшедшему придет в голову ее подозревать.

– Да? Дима был влюблен? Ничего не слышал об этой девушке. У них был бурный роман?

– Нет. Катя недавно пришла в «Кабуки». Дима только начал за ней ухаживать, у нее не было времени ответить на его чувства.

– Что так? Дима у нас ловелас. Как правило, дамы ему не отказывали при первой встрече.

– Катя не такая. Она не прыгнет в объятия к парню в первый же день знакомства. Правда, сейчас она сожалеет, что этого не сделала.

– Да, наверное, встречаются и такие девушки, – вздохнул Никита. – Кто еще?

– Несколько человек в этот день не работали. И еще наш шеф-повар, Василий Иванович, вне подозрений. Сегодня утром его нашли убитым.

– Тоже отравили?

– Нет, зарезали. Он вышел через служебный вход, чтобы идти домой, и там его встретили.

– Кто встретили?

– Убийца. Полоснул ножом и испарился.

– А почему ты считаешь, что Диму и вашего повара убил один и тот же человек? Повара могли убить хулиганы.

– Нет, ты не знаешь Василия Ивановича, – мотнула я головой.

– Пару раз видел. По-моему, придирчивый мужик. То ему не так, это не так. Как-то в поисках Димы я зашел на кухню. Так он меня чуть поварешкой не огрел. Хорошо, что Дима вовремя появился и спас.

– Это он не со зла. Василий Иванович – профессионал. Знаешь, как он гонял нашу уборщицу за чистоту? И хулиганы его убить не могли. Он жил через несколько домов от «Кабуки». Всех знал: и местных хулиганов, и алкашей, и бомжей. Последних часто подкармливал остатками со столов. Нет, свои хулиганы Василия Ивановича убить не могли, а чужие по нашим дворам не ходят. В них как в лесу заблудится можно.

– Ну, тебе виднее, – Никита мельком взглянул на часы. – К сожалению, мне пора. Может, вечером встретимся? – предложил он. – Ты мне еще о своих сотрудниках расскажешь.

«Интересно, он меня приглашает на свидание? Или тоже хочет во всем разобраться?» – подумала я, пытаясь разглядеть в Никитиных глазах ответ. А он так некстати от меня отвернулся.

– Девушка, счет, пожалуйста.

– Я не знаю, когда освобожусь, – пожала я плечами. – Ты мне не дал телефоны Диминых друзей, – вспомнила я.

– Я им сам позвоню, – сказал Никита, потом вдруг протянул руку и взял со стола мой телефон. Набрав ряд цифр, он подождал, когда в его кармане раздастся мелодия. – Теперь у тебя есть мой номер телефона, а у меня – твой, – довольно улыбнулся он.

Меня насторожило такое бесцеремонное обращение с моей вещью. Он получил мой номер, даже не спрашивая на то моего разрешения. Но главное, я опять не знала, как реагировать на подобную наглость. В моей жизни уже встречались наглецы, и я не хотела наступить на те же грабли.

– И все-таки дай мне номер телефона хотя бы этого Леши, – выражая свое недовольство, потребовала я. Никита в удивлении приподнял брови. Пришлось найти объяснение: – Андрей Михайлович спросит, выполнила ли я поручение Петра Максимовича. Что я ему скажу?

– Лешка сейчас в Египте. Все равно не дозвонишься. Но, если ты так настаиваешь, пиши. Сергей, – он продиктовал мне номер, потом пояснил: – Это его школьный друг. Изредка я с ним тоже пересекаюсь. Артем. Антон… Запиши Кирилла… Пожалуй, все. Теперь не убьет тебя Андрей Михайлович? Кстати, это кто?

– Наш директор.

– А, знаю, – вспомнил Никита. – И чего? Нормальный дядька. Меня студенты больше боятся.

– Чуть не забыла, – я достала из кармана список фамилий. – Когда тебя искала, мне пришлось соврать, что я твоя знакомая. Твои студенты мне помощь предложили, но не задаром: попросили замолвить за них словечко.

– Басурмане, – беззлобно хмыкнул Никита. – Ладно, посмотрим: допускать их к сессии или нет.

Простившись с Никитой и пообещав непременно созвониться с ним вечером, я помчалась обратно в «Кабуки». Мое отсутствие длилось три часа – Андрей Михайлович мог меня хватиться.

Однако зря я переживала, никто обо мне и не вспомнил. В ресторане по-прежнему царила неопределенность. На входной двери висела табличка с надписью «закрыто». Охранник Валентин стоял рядом, нервно попыхивая сигаретой.

– Что говорят? Сегодня мы будем работать?

– А кто тебе скажет? Полиция только что уехала. Петр Максимович тоже. Андрей Михайлович валерьянку стаканами пьет. Кажется, у него сердце прихватило. Кто будет работать?

Я вошла в ресторан и сразу увидела Андрея Михайловича. Видимо, ему действительно было плохо, если его усадили за столик у раскрытого настежь окна. В нос ударил запах сердечных капель, которые Катя капала в стакан, наполовину наполненный водой.

– Может, «Скорую помощь» вызвать? – спросила я, глядя на бледное лицо шефа.

– Обойдется. Ты повара нашла? – прохрипел он.

– Да, Андрей Михайлович. Мужчина, тридцать два года. Опыт работы в ресторанном деле имеется. Я ему сказала, чтобы срочно ехал сюда.

– Это хорошо. Петру Максимовичу обещали отдать Диму завтра. Это значит, что к поминкам надо готовиться уже сегодня. Катя, ты меню прикинула?

– Какое меню? – словно в первый раз об этом слышит, переспросила она.

– Господи, поминальное! Какое еще?! На семьдесят человек!

– Андрей Михайлович, я не могу. Может, вы поручите это кому-то другому? – сквозь душащие ее слезы попросила Катя. – Отпустите меня домой. Мне нехорошо, – сказав это, она залпом выпила содержимое стакана, приготовленное для Андрея Михайловича.

– Иди, – вздохнул он и перевел взгляд, полный жалости и сострадания, с Кати на меня. – Вика, а ты когда-нибудь составляла меню для поминок?

Проводив взглядом Катю, я ответила:

– Вообще-то нет, но я несколько раз была на поминках. Все очень просто: закуска, первое горячее блюдо, второе и компот с пирожками.

– Справишься?

Отказаться я не успела. К Андрею Михайловичу подошел охранник. Оглядываясь на дверь, он доложил:

– Там мужчина. Говорит, что его пригласили на работу. Что делать?

– Это новый повар, – обрадовалась я. – Вот он меню и составит.

– Веди.

Он был плотной комплекции, рост средний, туловище длинное, ноги короткие – мужчина очень напоминал спортсмена, который занимается поднятием штанги. Лицо приятное: умные глаза, волевой подбородок, плотно прижатые к голове уши. Я почему-то сразу подумала, что он у нас приживется.

– Олег Комисаров, – представился мужчина. – Мне сегодня звонили из агентства по трудоустройству. Вам нужен повар?

– Нужен-нужен, – воскликнула я. – Это я вам звонила.

Инициативу перехватил Андрей Михайлович:

– Олег, вы работали в больших ресторанах? – в лоб спросил он.

Олег ничуть не смутился под пристальным взглядом Андрея Михайловича.

– Да, я работал в ресторане на турбазе, – ответил он, не отводя глаз. – Там всегда много людей.

– Обед на семьдесят персон сможете приготовить? Ничего особенного: борщ или бульон с лапшой, бифштекс или бефстроганов, можно котлеты по-киевски. Пирожки обязательно и компот. Все должно быть вкусно и солидно. Два помощника в вашем распоряжении.

– Поминки, что ли? – сходу угадал Олег. – Смогу. Двух помощников, если они толковые ребята, вполне достаточно. Меню с вами согласовать?

Андрей Михайлович, удовлетворенный ответом, кивнул. Кажется, новый повар ему понравился – деловой и немногословный.

– Ивана позовите, – крикнул он Клавдии Петровне, нашей посудомойке, которая на пару с барменом натирала полотенцем фужеры и явно прислушивалась к разговору. – Ваш помощник введет вас в курс дела. Если чего-то не будет хватать, заявку отдадите нашему бухгалтеру.

Наклоном головы я дала понять, что бухгалтер это я:

– Виктория Викторовна.

Олег ответил мне соответствующим образом.

Клавдия метнулась к двери. Через несколько минут в дверях появился Ваня. Он уже немного отошел от шока. На щеках играл естественный румянец. Лицо не казалось заплаканным и унылым.

– Иван, – представился он.

– Олег Иванович.

– Ваня, покажи своему новому начальнику все: где холодильник, где продуктовый склад, где что лежит. Вика, ты тоже помоги человеку скорее во всем разобраться.

– Обязательно. Андрей Михайлович… – начала я и сделала паузу. Олег и Иван, без слов поняли, что дальнейший разговор их касаться не будет, и потому направились к служебному входу. – Я ездила в Димин институт, – продолжила я, перейдя на шепот. – Нашла Никиту Ильина. Взяла номера телефонов Диминых друзей.

Я говорила медленно, про себя сомневаясь, можно ли доверять Андрею Михайловичу. Если убийца Димы один из наших сотрудников, то и наш директор тоже входит в круг подозреваемых.

«Хотя это и маловероятно. Кто-то говорил, что Андрей Михайлович очень давно работает у Полянского, – вспомнилось мне. – Петр Максимович ему доверяет как самому себе, потому и сына определил в ресторан «Кабуки», а не в какое-то другое заведение. Андрей Михайлович поступал по отношению к Диме очень мудро. Не сказать, что он все свалил на Диму, но и без дела тот не сидел. В меру было всего: и доверия, и ответственности. При таком раскладе Димке было не до глупостей. Нет, Андрей Михайлович не мог отравить сына своего шефа».

– Так звони, сообщай, – поторопил меня Андрей Михайлович. – Когда конкретно состоятся похороны, будет известно завтра. Пусть звонят в «Кабуки».

– Да-да, сейчас начну всех обзванивать. Андрей Михайлович, я не об этом хотела спросить. Никита обмолвился, что Дима употреблял наркотики, – я все-таки решилась завести разговор на эту тему.

– Вика, твой Никита слишком много болтает, – резко перебил меня шеф. – Это было очень давно. Все уже забыли. А тебе об этом вообще знать ни к чему!

После такого отпора бессмысленно было продолжать разговор. Я так и не узнала, возвращался ли Дмитрий за годы работы в «Кабуки» к пагубной привычке или нет

– Я еще заходила к жене Василия Ивановича. Жалко ее. Совсем одна осталась.

– А дети? – удивился Андрей Михайлович. – Должны быть уже взрослые. Уехали?

«Наверное, Василий Иванович не любил распространяться о своем горе», – догадалась я.

– У них был сын, но несколько лет назад он погиб, – вздохнула я и добавила: – причем так же, как и Василий Иванович. Хулиганы во дворе зарезали, – сказав это, я осеклась.

Мысли лавиной обрушились на меня. Несколько лет назад при странных обстоятельствах погиб сын Василия Ивановича. Василий Иванович носил фамилию Кудряшов. Интересно, какая фамилия у Марии Павловны? Вдруг она Сидоренко, и сын записан на ее фамилию? Мария Павловна называла сына Славой. Никита Ильин сказал, что того парня, распространителя наркотиков, звали Ярослав. Ярик, Славик – так могут звать Ярославов. У меня самой племянник Ярослав, и его ласково называют не Яриком, а Славиком – так родителям больше нравится.

«Нет-нет, этого не может быть! Я слишком мало знаю, чтобы делать какие-либо выводы. Ну почему Слава непременно должен быть распространителем наркотиков? Только потому, что его убили? И только потому, что его отец работает в «Кабуки»? Это, если исходить из того, что убийца Димы кто-то из своих. Василий Иванович не один год проработал в «Кабуки». Если Петр Максимович действительно причастен к гибели того Ярослава, и тот Ярослав и Слава – одно лицо, то Василий Иванович не стал бы ждать так долго, чтобы отомстить. Узнал недавно? Все равно не сходится. Если допустить, что это он отравил Димку, то кто его самого убил? Петр Максимович только сегодня прилетел в город. Нанял киллера по телефону? Маловероятно. Да и Василий Иванович не похож на мстителя. Нормальный мужик, правильный. Любит выпить? Кто не грешен?! Зато какой профессионал! В том, что наше заведение пользуется популярностью, его прямая заслуга. И сын его не мог распространять наркотики!» – мысленно запротестовала я, вспомнив добрый взгляд и открытое лицо парня с фотографии.

Мои размышления прервал Андрей Михайлович.

– Не знал, что у него сын погиб. Надо бы какие-то деньги собрать, передать их вдове.

«И на том спасибо, а то можно подумать, что у нас один покойник», – едва не слетело с моего языка.

Безусловно, Дима мне был ближе, чем Василий Иванович, с ним я даже успела подружиться. Однако было обидно, что все искренне скорбят о сыне хозяина, готовятся к его похоронам и поминкам, а о Василии Ивановиче даже не вспоминают, как будто и не было в «Кабуки» шеф-повара.

– Да, Марии Павловне деньги сейчас очень нужны, – сдерживая эмоции, сказала я. – Василий Иванович был ее единственным кормильцем.

– Плохо. Как же она жить будет? – расчувствовался Андрей Михайлович. – Может, работу ей предложить? Будет у нас посуду мыть или овощи чистить?

– Не знаю. Она вроде бы говорила, что инвалид. Справится ли?

– Ну ты к ней сходи. Пригласи. А то подумает, что мы ее бросили на произвол судьбы. С похоронами поможем. Продуктами для поминок. Думаю, с поминок Дмитрия что-то останется – все отдадим.

Лучше бы он этого не говорил. С его слов получалось, что Василий Иванович был человеком второго сорта, с которого вполне достаточно объедок с барского стола.

– Я пойду. Надо всех обзвонить, – сослалась я на занятость. Возразить, стать на защиту Василия Ивановича у меня не хватило смелости.

– Иди, – разрешил Андрей Михайлович.

«Кто богаче, тот и лучше? – возмущалась я про себя. – Что за разделение по кастам?! Интересно, в какой касте я? В низшей, как Василий Иванович?».

Прежде чем уединиться в своем кабинете, я решила заскочить к Кате, чтобы пожаловаться на Андрея Михайловича. Я не знала, поймет ли она меня, но душу излить хотелось. Катя была тем единственным человеком, в котором я была уверена: она не пойдет доносить на меня шефу.

«Не с Ванькой же мне разговаривать? И не с Клавдией Петровной! Тьфу, ты! – я поймала себя на мысли, что не считаю помощника повара и посудомойку ровней и тут же попыталась оправдаться: – Нет-нет, совсем не потому. Просто Клавдия Петровна перескажет наш разговор всем. Она же первая сплетница в ресторане! Она и ее подруга Надежда Ивановна. А Ванька может обидеться за наставника и наломать дров: пойти и высказать Андрею Михайловичу все, что он о нем думает. Остается Катя».

Чтобы попасть в Катин кабинет, мне нужно было пройти через всю кухню. Ваня, исполняя возложенное на него поручение, водил нового шеф-повара по пищеблоку.

– Здесь, Олег Иванович, у нас сковороды, поддоны для выпечки, утятницы, кокотницы, тефлоновые формочки. Здесь мы держим специи. Перец, лавровый лист, сушеные травы, орехи, – рассказывал Ваня.

Клавдия Петровна стояла у посудомоечной машины и исподтишка наблюдала за новым начальником.

– Клавдия Петровна, Катя у себя? – привлекла я ее внимание.

– Ты, Вика? – вздрогнула она от неожиданности. – Нет Кати, ее же отпустили. Плохо девчонке. За сердца хваталась. Я ее своей таблеткой угостила.

– Какой таблеткой?

– Той, что мне доктор от давления и боли в груди выписал. Помогает.

– Ну вы, Клавдия Петровна, даете!

– А что такого? Сердце у всех одинаково скроено.

– Только болит по-разному.

Клавдия Петровна пропустила мое замечание мимо ушей.

– Слышь, Вика, может, у нее с Димой что-то было? – перейдя на шепот, спросила она. – Это при нас она его от себя гнала, а без нас… Ну уж больно переживает. Не спроста ведь.

– Клавдия Петровна, я за ними не подглядывала. У меня рабочий день начинается в девять и заканчивается в шесть. Это вы тут днюете и ночуете. Если кому-то знать, так только вам.

– А что я такого сказала? – обиделась на мой резкий тон Клавдия. – Дело молодое! Тем более что Димка – жених завидный. А чтоб не сглазили, можно какое-то время и пошифроваться. Ты лучше скажи, к Василию Ивановичу ходила?

– Вы и это знаете?

– Так ведь тебя при мне посылали, – выкрутилась она.

– Ходила, – вздохнула я, не собираясь делиться с ней информацией.

– Бедная женщина, – посочувствовала Марии Павловне Клавдия. – Не знаешь, наши ей деньгами помогут? С меня спрос какой? Я меньше всех получаю, но Андрей Михайлович мог бы что-то подбросить бедной вдове.

– Продуктами для поминок поможет.

– И все? Хотя ей сейчас и продукты пригодятся.

– Клавдия Петровна, я хотела спросить… – . Клавдия застыла в стойке. Я оказала ей внимание, и ей это льстило. – Вы были ближе других к Василию Ивановичу…

– Ага, любимица! Скажешь тоже! – фыркнула она. – Он меня так за чистую посуду гонял, что я, прежде чем сложить тарелки в посудомоечную машину, мочалкой их драила! Где ж такое видано?!

– Василий Иванович порядок любил и чистоту. А он вам о себе что-нибудь рассказывал?

– Кое-что рассказывал, – кивнула Клавдия. – Любил детство вспоминать, юношеские годы, как с Марусей своей познакомился. Любил он ее очень.

– А про сына своего вспоминал? – Мне не давал покоя тот факт, что отец погиб при тех же обстоятельствах, что и сын. Совпадение?

– Один раз обмолвился, что был у него сын, – с напускной грустью ответила Клавдия. – Погиб парень трагически. Как и почему, не знаю: не все слышала.

– ??? Василий Иванович не с вами разговаривал?

– Нет-нет, я не подслушивала, – спохватилась Клавдия. – Просто они громко разговаривали… Достаточно громко. А дело было так. До тебя у нас бухгалтером работала женщина, сорокалетняя, незамужняя. Валентиной Григорьевной звали. Клинья под Ивановича подбивала. Прохода ему не давала. Ей как-то все равно было: женат он или неженат. Он покурить – она за ним. Он продукты принять – и ей надо. Как-то она задержалась после работы. Было уже достаточно поздно. Практически все клиенты разошлись. Василий Иванович хлебнул рюмочку, чтобы после рабочего дня расслабиться, и вышел на крыльцо покурить. Валентина тут же вышла за ним. Ну и мне приспичило затянуться. Они стояли в метрах трех от входа, меня не замечали. Валентина спросила Василия Ивановича: «Вася, а ты жене изменял?» – «А тебе зачем это знать?» – «Ну как же, беспокоюсь. Поди, уже внуки есть, а любовницы нет. Или не мужик ты? Или считаешь, что кроме твоей Маруси и баб других нет?» – «Почему? Есть другие женщины, только мне они по барабану. Один раз я преступил черту, теперь до конца жизни буду каяться. Наказал меня бог, да так, что врагу не пожелаешь». «Что так?» – «Прервался мой род. Нет у меня сына, не будет и внуков». Валентина стала его расспрашивать. Василий Иванович не хотел рассказывать, да она не отпускала его. «Да черт меня попутал. Согрешил я по молодости. Славке моему года еще не было. Маруся вся в заботах о ребенке, а я вроде не у дел. Вот меня и потянуло налево». «И что? Всех тянет, – засмеяла Василия Валентина. – Каяться зачем? Долго встречались? Жил двойной жизнью? Вторая семья? А по тебе не скажешь, Василий. Ух, ты какой! Ну прямо Казанова!» – «Скажешь тоже! Встречались мы с этой девахой всего ничего. Так, мимолетное увлечение. Я уже забыл о ней, да жизнь напомнила. Сына моего убили». «Любовница убила?» – «Да нет, что ты! Убийц не нашли. Но то, что это отголоски прошлого, я уверен». «Божья кара и все такое?» – хмыкнула Валентина. «Нет, я провел свое расследование и кое-что выяснил», – Клавдия замолчала, прервав свой рассказ на полуслове.

– И что он выяснил? – спросила я, чувствуя, что сейчас лопну от любопытства.

– Не знаю. На крыльцо вышел Андрей Михайлович и потребовал, чтобы я вернулась на свое рабочее место.

– Только вы?

– Он не заметил Василия Ивановича и Валентину. А если бы и заметил, ничего бы им не сказал. Валентине он побаивался делать замечания. Она и ответить могла. Василия он тоже трогать не стал бы. Время позднее – клиенты уже только чай и кофе заказывают. Короче, к мойке я пошла одна – Василий Иванович с Валентиной остались. О чем они говорили, ни он, ни она мне не докладывали. Конечно, интересно было знать, но мы с Валентиной подругами не были, а Василий больше никогда не заговаривал о сыне. Он и тогда сболтнул лишь потому, что был под хмельком.

– А почему из ресторана ушла Валентина Григорьевна?

– По глупости поцапалась с Андреем Михайловичем – хлопнула дверью и ушла. Но никто за нее не переживал. Такие без работы не остаются – умная баба. Она сейчас работает в ресторане «Золотой якорь».

«Если эта Валентина – единственный человек, которому Василий Иванович раскрыл свою душу, то с ней обязательно надо встретиться, – решила я. – Тем более что «Золотой якорь» находится в двух кварталах от «Кабуки». Что мне мешает зайти к коллеге и сообщить о смерти ее знакомого, к которому она очень хорошо когда-то относилась? Если разобраться, то это мой долг».

Правда, уйти прямо сейчас я не могла. Мне еще надо было обзвонить Димкиных друзей и выдать деньги новому повару на закупку продуктов.

– Олег, вы уже можете сказать, что нужно докупить? – спросила я новенького.

– Да, через пять минут я положу вам список на стол. – Деловые качества Олега вызывали восхищение. – Кстати, кто у нас занимается закупками?

– Олег, закупками займетесь вы. Машина и водитель в вашем распоряжении. Я подпишу смету и выдам вам деньги. Дальше вы садитесь в фургон и едете на рынок или в супермаркет для оптовых покупателей. Водителя зовут Николай Марченко. Вопросы есть?

– Вопросов больше нет, – кивнул Олег и вместе с Иваном перешел к стеллажу, на котором была выставлена батарея кастрюль и сотейников всех размеров, от мала до велика.

Список Димкиных друзей был невелик. Полчаса мне понадобилось, чтобы поговорить с Артемом, Антоном и Кириллом. Все три разговора разыгрывались по одному сценарию. Наверное, Дима был большой любитель розыгрышей. Сначала парни думали, что я с ними шучу по Димкиной же просьбе. Даже когда я клялась, что в моих словах нет и доли шутки, они отказывались верить в то, что Димы больше нет.

– Не верите мне, позвоните Никите, – в сердцах советовала я.

Я поняла: Никита был для всех непререкаемым авторитетом. Лишь после упоминания его имени ребята начинали серьезно спрашивать: что все-таки случилось.

Один Сергей не усомнился в том, что Димкина смерть не шутка. Он жил в одном доме с родителями Дмитрия и был уже в курсе произошедшего.

– Сергей? С вашим другом, Дмитрием Полянским, случилось несчастие.

– Я знаю. Утром встретил Елену Николаевну, Димкину маму, от нее все узнал. Мы с Димой с самого детства знакомы, – вздохнул он. – В один детский сад ходили, в один класс. В институты разные, правда, поступили, но это не помешало нашей дружбе. Нет, я до сих пор не могу поверить в то, что его больше нет. Дима, он был таким жизнерадостным, активным. Еще позавчера мы болтали, стоя перед его подъездом. Он строил планы, хвастался, что наконец-то встретил ту единственную девушку, которую так долго искал. Собирался на ней жениться. И вот такое случилось. Кому нужна была его смерть? Кому он мешал?

– Мне бы тоже хотелось это знать, – призналась я.

Сказала я это без умысла, но Сергей мои слова оценил по-своему:

– Вы из полиции? – спросил он.

Когда он снял трубку, я только назвала свое имя и отчество, не став докладывать, где работаю. После случайно оброненной мной фразы Сергей почему-то подумал, что я из полиции.

«Что ж, пусть так дальше и думает», – решила я и, откашлявшись, соврала:

– Да, я веду расследование.

– Знаете, у меня есть, что вам рассказать, – неожиданно заинтриговал меня Сергей. – Мы могли бы с вами встретиться?

– Конечно, но я сейчас на выезде. Мне удобнее к вам подъехать.

– Севастопольская улица, квартира пять. Впрочем, давайте лучше не дома. Я живу с мамой, а она хорошо знает тетю Лену. Может, я вас буду ждать в «Золотом якоре». Устроит? Это недалеко от моего дома.

Предложение меня более чем устраивало: я все равно собиралась ехать в «Золотой якорь» к Валентине Григорьевне. Оставалось договориться о времени. Я взглянула на часы, они показывали без четверти пять. Бухгалтеры долго на работе не сидят. Если я потороплюсь, то смогу еще застать Валентину Григорьевну на рабочем месте. Ну а потом уже поговорю с Сергеем.

– Давайте встретимся в половине седьмого, – предложила я.

– Я буду сидеть в глубине зала за столиком на двоих, рядом с аквариумом.

Не успела я спрятать телефон в сумку, как в дверь кабинета постучали.

«Только бы не Андрей Михайлович», – пожелала я, опасаясь новых поручений шефа.

– Виктория Викторовна, можно? – в кабинет заглянул Олег. – Я принес меню и список необходимых продуктов. Кое-что из списка здесь есть, но пополнить продукты не мешает в любом случае.

– Давайте, – я протянула руку к списку. – Мясо, куры, овощи… Хорошо.

– Овощи можно приобрести и завтра. А что касается мяса и кур, то лучше съездить за ними в оптовый магазин сегодня.

– Поезжайте. Вот деньги. – Я открыла сейф и взяла с полки кредитную карточку, которой мы обычно расплачиваемся в супермаркетах. – Чек принесете мне.

Олег кивнул, взял карточку и молча вышел. Я схватила сумку и бросилась к служебному входу, чтобы удрать по-тихому. Не тут-то было!

– Вика, ты куда? – окликнул меня Андрей Михайлович. Встреча с ним не входила в мои планы. Надо же было ему выйти из своего кабинета в тот момент, когда я уже подходила к двери.

Пришлось обернуться.

– Андрей Михайлович, я обзвонила всех Диминых друзей. Теперь бегу к Марии Павловне, жене Василия Ивановича. Вы же сами меня просили, – напомнила я. – А то неловко как-то… Мне возвращаться в кафе?

– Нет, не надо, но завтра приходи пораньше, – отпустил меня шеф.

Интерьер ресторана «Золотой якорь» полностью оправдывал морскую тематику, заявленную в названии. Сети, штурвалы, рынды, свисающие с потолка на канатах – всего этого здесь было предостаточно. Стены, не мудрствуя лукаво, дизайнеры покрасили в белый свет. На полу – синяя плитка. Пестроты добавляли разноцветные флажки, вывешенные на веревках по периметру помещения. В целом «Золотой якорь» мне понравился.

И обслуживание здесь было на уровне. Пока я оглядывалась по сторонам, ко мне приблизился официант, одетый в матросскую форму.

– Вы заказывали столик? – поинтересовался он. – Или вас ожидают?

– Ожидают, – ухватилась я за подсказку. – Я пришла к вашему бухгалтеру, Валентине Григорьевне.

– Идемте, она в своем кабинете.

Мне удивительно везло. Он не стал спрашивать, кто я и откуда, а сразу подвел меня к служебной двери, не забыв указать дорогу:

– Третья дверь по правой стороне.

– Можно? – спросила я, заглянув в кабинет бухгалтера.

В глубине кабинета у окна стояла женщина, надо отметить, симпатична и моложавая. Возможно, она выглядела моложе своих лет. У нее было гладкое лицо, аккуратная прическа и едва заметный макияж. Но при этом она была очень броско одета. Ярко малиновая блуза с воланами, на мой взгляд, плохо сочеталась с пышной коричневой юбкой до колен. В таком наряде она напоминала девчонку. Я подумала, что Валентина Григорьевна много сил прилагает, чтобы молодо выглядеть, но с одеждой у нее явный перебор. Как бы то ни было, а молодежную моду она переросла. Еще меня смутил жесткий взгляд женщины.

Заметив меня в проеме двери, она затушила сигарету и недовольно на меня посмотрела, потом в лоб спросила:

– Вы кто?

– Я ваша коллега из ресторана «Кабуки».

Валентина Григорьевна удивленно приподняла брови. Судя по всему, с «Кабуки» она давно распрощалась и связь с коллегами оборвала.

– И что? – спросила она. – Заведение разорилось? Вы ищите работу? – в ее голосе я уловила едва различимое злорадство.

– Нет, Валентина Григорьевна. Заведение не разорилось, хотя времена там, похоже, предстоят трудные. Вполне возможно, что нас закроют.

– Что так? Господин Полянский перестал платить налоги?

– Нет. Чтобы вы не гадали, скажу сразу. Вчера умер Дима, сын Полянского и… – прежде чем сказать, кто еще, я выдержала паузу, – Василий Иванович, наш шеф-повар.

– Умер? – переспросила Валентина Григорьевна. – Как такое возможно? Месяц назад я его видела. Он ни на что не жаловался.

– Смерть не спрашивает, когда и за кем ей приходить.

– Неужели сердце? – охнула она, хватаясь за левый бок.

– Нет. Его зарезали.

– Не могу поверить, – мотнула она головой. – Вот вы говорите, что его зарезали. Кто? С мальчишкой на кухне подрался, с папенькиным сынком? – По той интонации, с какой она спросила, я поняла, что Диму Валентина Григорьевна недолюбливала, скорее всего, только потому, что он был сыном хозяина.

– С Димой?

– Ну да, вы же сказали, что два трупа. Дима и… Хотя, – задумалась она, – Вася не стал бы ни с кем драться…

– Верно. К тому же я не сказала, что Василий Иванович и Дима погибли в драке, – покачала я головой.

– Что тогда случилось?

Перед тем как ответить, я предложила:

– Может, таблеточку выпьет?

У Валентины Григорьевны, по всей видимости, подскочило давление. Лицо ее покраснело и отекло в считанные секунды.

– Нет, я лучше выпью коньячку, – прошелестела она губами, доставая из ящика стола маленькую бутылку коньяка. – Вы будете?

– Нет.

– А я выпью. Мы с Васей иногда после работы позволяли себе по рюмочке. Я коньяк пью, а он больше как-то водку предпочитал. А что? – дерзко спросила она, почему-то решив, что я ее осуждаю. – У меня работа нервная. Сами знаете, как сложно дебит с кредитом свести. Да чтоб хозяин был доволен, да чтоб еще налоговая ни к чему не придралась! И Вася с кастрюлями уматывался так, что ему тоже нужно было в конце рабочего дня расслабиться. – Валентина прильнула губами к горлышку бутылки и сделала два крупных глотка. Немного захмелев, она стала допытываться: – Что же произошло? Почему в «Кабуки» два трупа? В один день, что ли?

– У нас был банкет в японском стиле, после которого осталась бутылка саке. Дима из нее выпил и умер.

– Выпил и умер? Вот так взял и умер? Такого не бывает. Как пить дать – отравили! – Она успела отхлебнуть из бутылки еще и теперь говорила, растягивая гласные.

– Да. А ночью, когда милиция ушла из ресторана, Василия Ивановича зарезали. Он шел домой дворами, возле мусорных баков его встретили. Странно, но не похоже, чтобы он сопротивлялся.

– Он такой – святой! Огрызнуться мог, но сдачи дать – никогда! Клушу свою любил без памяти.

– Это вы о Марии Павловне?

– О ней. Видела я ее как-то раз. Курица. Бледная, невыразительная, – без уважения отозвалась о Марии Павловне Валентина.

Мне даже в какой-то мере стало обидно за жену Василия Ивановича.

– Если он столько лет с ней прожил, наверное, она не такая уж и плохая, – стала я на защиту вдовы.

– А я и не говорю, что она плохая. Может, в чем-то и хорошая, если мужику пятьдесят, а он от ее юбки ни на шаг, – недовольно пробурчала Валентина.

– А я слышала, что в молодости у него был бурный роман, за который он всю жизнь потом расплачивался.

– Было дело, как-то разоткровенничался Вася. Загулял он, уже будучи женатым. С кем не бывает? У меня было море любовников, и половина из них были женаты. Но Василий не такой. Говорил, что затмение на него нашло. Роман был недолгий, но плодотворный.

– Что значит «плодотворный»? – уточнила я.

Валентина посмотрела на меня как на умственно отсталую.

– А ты не понимаешь? Ребенок у той девахи родился. Правда, о его существовании папаша узнал довольно поздно.

– А кто родился, мальчик или девочка?

– Мальчик. Василий о нем узнал, когда парню девятнадцать стукнуло. Очень он переживал по этому поводу.

– Боялся, что Мария Павловна его не простит?

– Нет, она не знала ничего ни о романе своего мужа, ни о том, что у него есть внебрачный сын. Говорю же – клуша! Обычно женщины нутром чуют соперницу. А эта… Да что о ней говорить, – отмахнулась Валентина. – И Васька ей под стать. Он, видите ли, терзался, переживал, что его внебрачный ребенок ступил на скользкую дорожку. Мол, принимал бы участие в его воспитании – ничего бы не случилось.

– А что случилось?

Для меня это было принципиально. Не давал покоя Ярослав Сидоренко, подсадивший Диму на наркотики.

– Не скажу, не знаю, – разочаровала меня Валентина. – Василий говорил тогда намеками да загадками, видимо, стыдно ему было. А я женщина прямая и намеков не понимаю. Я его в лоб спросила: «Вася, сын твой – вор, что ли?» – «Ну что ты! Один раз оступился – уже вор? И вообще, не суди – не судим будешь». Я так и не поняла, что пацан такого совершил. Может, и не совершил ничего.

– Из-за чего тогда отец переживал?

– Что сын обалдуем вырос. Слава, законный Васин сын, был нормальным парнем. Но это со слов Василия. Я со Славой не встречалась.

«Ага! Старший умный и воспитанный, а младший – преступник. В девятнадцать лет личность полностью сформирована. Ремень не поможет, и нотациями к разуму не пробиться. Может, я зря плохо о Славе думала? Как оказалось, есть еще один сын. Понятно, почему Василий Иванович хранил в тайне существование младшего сына, – про себя размышляла я. – Сыновьями хочется гордиться, а этот… А если Василий Иванович переживал не только потому, что сын разгильдяй? А если парень стал наркодилером? Возможно, это имел в виду Василий Иванович, когда говорил, что его младший сын стал на скользкую дорожку. В этом случае его молчание оправдано вдвойне. Только заикнись Василий Иванович о том, что его сын торгует наркотиками, тотчас бы лишился работы. У Петра Максимовича Полянского особое отношение к наркоторговцам. Человек с большими деньгами может запросто решить проблему, физически устранив того, кто ее создал. – Тут я вспомнила, что погиб старший сын нашего шеф-повара, а про второго я ничего не знаю. – Господи, что ж мне не дает покоя этот Ярослав Сидоренко. Надо еще доказать, что он имеет хоть какое-то отношение к Василию Ивановичу. И хорошо бы узнать, где теперь внебрачный сын?»

– А как парня звали, Василий Иванович говорил?

– Нет, не говорил, а я не спрашивала. Знаете, я никогда не зацикливалась на чужих детях. Вы мне лучше скажите: похороны когда? Вы ведь пришли затем, чтобы меня пригласить проводить Василия Ивановича в последний путь?

– Я не знаю, когда состоятся похороны, – вздохнула я. – Дату назначит Мария Павловна.

– Зачем тогда ко мне пришли?

– Валентина Григорьевна, я слышала, что у вас с Василием Ивановичем были теплые дружеские отношения. Шла мимо, дай, думаю, зайду.

– Ну ладно, – недоверчиво протянула Валентина. – Хорошо, что зашла.

– А знаете что, дайте мне номер вашего телефона. Когда станет известна дата похорон, я вам позвоню.

– Да-да, а то мне как-то не хочется звонить к Васиной жене. Вот мой номер телефона.

Не могу передать, с каким ощущением я вышла от Валентины Григорьевны. Возможно, что-то вырисовывалось – мутное, неясное. Скорей всего, это были только домыслы, но я решила двигаться именно в этом направлении. Других зацепок у меня все равно не было.

«Как узнать имя младшего сына Кудряшова? – мучилась я вопросом. – У Василия Ивановича уже не спросишь. Мария Павловна, по стойкому убеждению Валентины Григорьевны, даже не догадывалась о существовании соперницы. А может, и догадывалась, но, чтобы не портить отношений с мужем, делала вид, будто ни сном ни духом не знает об измене супруга. Мудрые женщины чаще всего так и поступают. Надо искать концы на бывшей работе Василия Ивановича. Если у него был служебный роман, то сослуживцы определенно в курсе. Но как узнать, где он работал? Надо заглянуть в трудовую книжку Василия Ивановича», – последняя мысль не казалась мне столь гениальной, как предыдущие.

Дело в том, что все трудовые книжки сотрудников «Кабуки» хранятся в сейфе Андрея Михайловича. Однако я не только не смогу достать ключ от сейфа – в кабинет шефа не попаду! Ключи от кабинета Андрей Михайлович доверяет только уборщице и то, когда находится на территории ресторана, а с ключами от сейфа он вообще не расстается. Кто-то даже пошутил на эту тему: «Андрей Михайлович хранит в своем шкафу скелеты уволенных сотрудников, чтобы те не выболтали кулинарные секреты «Кабуки». Что ж, каждый имеет право на свои чудачества.

«Но я ведь могу попросить Андрея Михайловича трудовую книжку Василия Ивановича, чтобы отнести ее Марии Павловне, – осенило меня. – Андрей Михайлович не Чичиков, мертвые души ему ни к чему. А Марии Павловне может пригодиться трудовая книжка мужа для перерасчета пенсии по потере кормильца. Вот и повод!»

Выйдя из служебного коридора, я сразу попала в зал. Часы показывали половину седьмого – именно на это время я договаривалась о встрече с Сергеем, Димкиным другом детства. В глубине зала, рядом с аквариумом сидел какой-то парень, белобрысый увалень с потным и красным лицом – возможно, это и был друг Полянского

– Вы Сергей? – спросила я.

Судя по всему, сидел он давно. Один бокал из-под пива был пуст, во втором – жидкости на дне.

– Да, – ответил он. – Я пришел заранее. Жарко, – объяснил он тот факт, что уже не совсем трезв для разговора с полицией.

Почему ему пришло на ум, что я из полиции? Как бы то ни было, а мне это было на руку. Пусть так думает.

– Виктория Викторовна, – представилась я и тут же перешла к делу: – Вы говорили, что у вас есть для меня информация.

– Да-да, я Димку знал как самого себя. На моих глазах прошла вся его жизнь. Детский сад, школа. Пионерские лагеря. Дядя Петя всегда две путевки заказывал: для Димы и для меня. Там в пионерском лагере мы попробовали первую сигарету, первую рюмку…

Меня как-то сразу насторожила разговорчивость Сергея. Он откинулся на спинку и, полузакрыв глаза, говорил, говорил…

– Вот только не надо таких подробностей, – остановила я поток детских воспоминаний. – Оставим в покое школьные годы.

– Да-да, закончилось детство, а вместе с ним лагеря… Диму родители в институт пристроили. Я в техникум подался. Компании разные, интересы другие…

– Вы в курсе, что произошло с вашим другом?

– Умер он. Тетя Лена сказала, что его отравили.

– У нее есть предположения, кто бы это мог сделать?

Возможно, мать была в курсе, кто мог ненавидеть Дмитрия или мстить семье Полянских.

– Ей сказали, что Димку отравил повар, который приготовил блюдо из ядовитой рыбы.

«Устаревшая информация, – про себя отметила я. – Должно быть, это Андрей Михайлович высказал такое предположение Полянским. Он ведь не знает, что Диму отравили чем-то другим».

– Но я думаю, что это не так, – продолжил Сергей.

– У вас есть по этому поводу какие-то соображения?

– Ну да! Несколько дней назад мы встретились во дворе. Дима возвращался домой – я выходил. Это было в районе семи часов. Я предложил ему где-нибудь посидеть. Он отказался, хотя раньше посидеть в хорошей компании никогда не отказывался. Естественно, я спросил, почему он меня обижает. Он сослался на плохое настроение, усталость, короче, на всякую ерунду. С трудом мне удалось из него выпытать, что дело в несчастной любви. Наш Дима влюбился! Представляете?

– А что в этом удивительного?

– Да то, что Димочка никогда не был обделен женским вниманием. Стоило ему посмотреть в сторону какой-нибудь девушки, как та сама бежала к нему, – с завистью в голосе сообщил Сергей. – А с этой вышел явный облом! Эта гордая куколка – тоже, кстати, в «Кабуки» работает – на Диму даже не смотрела. А его от любви к ней просто распирало. Вот он и решил ее напугать, чтобы проверить чувства.

– Каким образом?

– Димка все узнал об этой ядовитой рыбе. Девушка тоже о ней знала: она вроде бы грамотная по этой части. Короче, он задумал прикинуться отравленным, чтобы посмотреть, как она отреагирует.

Я едва не засмеялась в лицо Сергею. Может, все так и задумывалось первоначально, но потом некто перекроил Димкин план и в бутылку с саке накапал настоящего яда.

– Вы хотите сказать, что Дмитрий Полянский так хорошо вошел в роль, что действительно умер? – спросила я, не сумев спрятать язвительную улыбку.

Сергей в силу своего нетрезвого состояния решил, что я сказала это всерьез.

– Нет, он просто с рыбой перебрал. Надо было немножко съесть, а он… Вот вам и итог.

– А враги у Дмитрия были?

– Да ну что вы говорите! Какие враги? Нет, Димка был хорошим.

– А еще богатым и удачливым, – задумчиво добавила я.

– Завидовали – другое дело, – ухватился за мою мысль Сергей.

– Кто конкретно?

Был бы Сергей честным, он в первую очередь назвал бы себя.

– Откуда я знаю. У всех, что ли, денег мешок? Кто-то на Мерседесах ездит, а кто-то в родную контору на трамвае трясется.

– К примеру, как вы?

– Да вы что! – вознегодовал Сергей. – Димка для меня… для меня… как брат был! Если надо всегда выручал.

– Деньгами?

– И деньгами тоже.

Сергей определенно завидовал своему другу детства, но убивать не стал бы, потому что тот являлся в некотором роде его спонсором.

– Вы были на работе у Димы?

– В «Кабуки»? Один раз как-то зашел, но Димке некогда было. Посидел в зале, пивка попил и ушел. Больше не заходил. Он работает, зачем я мешать буду?

Я решила, что дело было не в Димкиной занятости. Скорей всего, Дима стеснялся своего друга детства, явного любителя выпить. Пока мы с ним сидели, он два раза приглашал официантку, чтобы заказать себе еще пива.

«Ну и друзья у Димы. Впрочем, Никита Ильин совсем не такой!» Я вспомнила, что обещала с ним созвониться. К этому времени Сергея окончательно развезло. Вот вам и уважение к правоохранительным органам! В полной мере осознав, что передо мной алкоголик, я стала прощаться.

– Если вам больше нечего сказать, то я пойду.

– Иди-иди, милая, – заплетающимся языком разрешил мне Сергей. – А я еще здесь посижу. Клава, еще кружечку! – Это уже относилось не ко мне, а к официантке, принимающей заказ у сидящих за соседним столом гостей.

Думаю, ее звали как-то иначе. Девушка взглянула на изрядно подвыпившего Сергея и, мотнув раздраженно головой, тихо сказала:

– Какая я тебе Клава?

– Зина, Валя… Какая разница?

– Ваш постоянный клиент? – спросила я у девушки.

– Серега? Наш клиент! Когда деньги есть, пьет беспробудно. Нет – дома сидит.

– Не буянит, когда напьется?

– Не-а, – протянула она. – Безобидный. Я в соседнем с ним доме живу. Когда Серега начинает отключаться, я его брату звоню – тот приходит и забирает.

– Понятно.

– А вы кто? – заинтересовалась мной официантка.

– Я? А да вот, в брачном агентстве предложили кандидатуру Сергея в качестве жениха, – соврала я.

– Серегу? – не поверила официантка. – Нет, правда? – она едва сдерживала смех. – Так он же того, и не мужик вроде.

– Откуда такая информация?

– А он женат был на моей сестре. Она сбежала от него уже через полгода. А что с ним ловить? Через день – фантик, а в промежутках – больной. Тут не до любви.

– А лечить мужа ваша сестра не пробовала?

– У них это семейное – все пьяницы. Что отец, что дядька, что Серега – все пьют. Брат в меньшей степени – и только по праздникам. Вот за кого надо замуж выходить, но у него уже есть жена.

– Значит, Серегу не советуешь?

– Нет, замучаешься мужа из пивных вытаскивать.

– Вообще-то, если он по-тихому пьет – это нестрашно.

– Скажешь тоже! – округлила она глаза.

– Мне, главное, чтобы ненервный, неагрессивный и незлопамятный был.

– Тогда выходи. Серега всю свою память уже давно пропил.

– Неужели каждый день пьет? А где деньги берет?

– Что-то зарабатывает. Что-то у друзей клянчит. Недавиче ему сосед деньжат подбросил. На радостях два дня пил: позавчера и вчера до двенадцати у нас сидел. Заказывает Сергей только пиво. К каждой второй кружке у нас идет бесплатная пивная закуска. Экономия! Видишь, даже на сегодня денег хватило.

– Такой щедрый сосед?

– А то! Серега так просить умеет, что отказать ему трудно. А папа у Сережиного соседа – наш конкурент. Слыхали про сеть ресторанов восточной кухни?

Я вздохнула: речь шла о Дмитрии Полянском.

– Чего ж его друг в папины рестораны не приглашает? Конкурентов подкармливает?

– Так ведь он здесь выпьет ровно столько, на сколько денег хватит, а там бы он пил сколько влезет. А в Серегу влезть может много, – резонно возразила мне девушка.

Я вышла из «Золотого якоря». Мне немного было жаль потраченного на Сергея времени, но зато я узнала, что этот друг детства точно не травил Димку. Кто ж будет убивать своего кормильца? К тому же весь вчерашний вечер он просидел в «Золотом якоре».

Я остановилась на крыльце, чтобы позвонить Никите, но он, как будто догадавшись о моих намерениях, позвонил сам.

– Вика?

– Да, – охрипшим от волнения голосом отозвалась я.

– Кажется, мы собирались встретиться.

Я хотела его поправить, сказать, что мы собирались созвониться, но парень настолько мне понравился, что я помимо своей воли произнесла:

– Да, я уже освободилась, – в уме прикидывая, где бы назначить свидание. Ответ пришел очень быстро. – Я сейчас прохожу мимо оперного театра.

– Здорово, там есть кафе «Лира». Подожди меня там, пожалуйста.

«Хорошо, что он не назвал «Золотой якорь», который находится на двадцать метров дальше «Лиры», – мысленно усмехнулась я.

«Золотой якорь» находился в подвале соседнего с театром дома, тогда как кафе «Лира» арендовало помещение в самом театре. Когда-то храмы Мельпомены строили с многочисленными пожарными выходами. Потом, очевидно, решили, что пожары не так часто случаются, а помещение под лестницей можно выгодно сдать в аренду. Так в здании театра появилось кафе – тихое и уютное.

Я заняла столик недалеко от входа и приготовилась ждать, но уже через пять минут в кафе вошел Никита. Вероятно, он звонил, когда уже был в пути, и двигался в направлении центра города.

– Привет, это тебе, – с этими словами он вытащил из-за спины букет тюльпанов.

– Спасибо, – растерянно улыбаясь, приняла я букет.

– Позволишь сделать мне заказ? – спросил он и подозвал официантку. – Здесь варят прекрасный кофе. А торт «Опера» вне всяких похвал – сказка! Девушка, два больших куска торта и две чашки кофе.

– Никита, – я хотела сказать, что не ем сладкого. – Может, не надо?

Ильин принял мое замешательство на свой счет.

– Понимаю, на фоне последних событий мои ухаживания выглядят глупо.

– Может, ограничимся одним кофе?

Кажется, я его обидела. Никита недовольно поджал губы и отвел взгляд в сторону. Мне пришлось оправдываться.

– Дело в том, что я недавно перекусила, – еще более смущаясь, произнесла я.

– Девушка, только два кофе, торт не надо, – отменил свой заказ Никита. Повернувшись ко мне, он будто в упрек бросил: – Я ведь не шампанское заказал.

– Никита, я, правда, не хочу есть.

– Не хочешь – как хочешь, – пожал он плечами. – После твоего ухода ко мне начали звонить друзья, просили подтвердить, правда ли, что Димы больше нет.

– Да, я позвонила по всем номерам, которые ты мне дал. Мне никто не верил.

– Да, в это трудно поверить. Я много думал, что могло произойти. Это нелепое отравление, потом смерть повара. Неужели это отголоски той давней истории?

– Какой истории?

– Я имел в виду историю с наркотиками.

– И парня, который их распространял, и которого потом убили, – продолжила я его мысль. – Кстати, мне кое-что удалось выяснить. У покойного Василия Ивановича было два сына: старший от жены, а младший от женщины, с которой у него был непродолжительный роман. Василий Иванович переживал, что его незаконнорожденный сын стал на скользкую дорожку. К сожалению, мы не знаем ни имени этого парня, ни фамилии, ни что с ним случилось потом. Но если предположить, что… – я не успела закончить фразу.

Никита снисходительно улыбнулся и, накрыв своей ладонью мою руку, сказал:

– А не подгоняешь ли ты факты под этого незаконнорожденного сыночка? Чем он тебе не угодил?

– Мне? Да ничем. Но Василий Иванович считал, что смерть его законного сына не что иное, как возмездие за измену жене. Вот я и думаю, может, и младшего убили?

– А старшего тоже убили?

– Представь – зарезали!

– А ну-ка, расскажи, – попросил Никита.

– Нечего рассказывать. Слава, старший сын Василия Ивановича, со слов матери, рос правильным парнем. Учился в институте, встречался с хорошей девушкой. Жить да радоваться, но однажды он не вернулся домой. Труп обнаружили утром в одном из дворов. Слава умер от ножевого ранения. Убийц не нашли. Вроде бы Василий Иванович проводил свое расследование. Нашел ли убийц, я не знаю, но он почему-то связывал смерть Славы со своим младшим сыном. То ли его мучили угрызения совести из-за того, что тот без отца рос, и судьба так решила его, Василия Ивановича, наказать, забрав любимого сына. То ли младший сын действительно был замешан в смерти брата. Ой, нет! Никто ничего такого мне не говорил.

– Вот! С трудом верится, что смерть сына Василия Ивановича может иметь какое-то отношение к вчерашней трагедии, но узнать имя второго сына, наверное, надо, – согласился со мной Никита. – Вдруг Димкина смерть каким-то образом связана со смертью распространителя наркотиков. С какой женщиной у Василия Ивановича был роман, знаешь?

– Нет.

– Так спроси! Есть же в «Кабуки» женщины, которые всегда в курсе всего.

– Никита, после смерти сына Василий Иванович поменял все: местожительство, работу – слишком тяжела была утрата. Перед новыми сотрудниками он особо душу не раскрывал. Я, например, случайно узнала, что его сын погиб, а о том, что у него есть еще внебрачный сын, до сегодняшнего дня даже не догадывалась. Хотя, знаешь, есть у меня одна идея, – загадочно улыбнулась я.

– Какая?

– Потом узнаешь.

– Вот как?! Ну что ж, у меня тоже есть одна идея, – заинтриговал меня Никита. Я хотела спросить, какая идея, но он сменил тему разговора. – Может, все-таки по тортику? Я голодный как волк, а тут кроме десертов ничего не подают.

Он так жалобно на меня посмотрел, что я сразу поняла, какую оплошность совершила: «Он же с работы! Голодный! Естественно, ему неловко есть в одиночку».

– Что ж, давай по тортику, – согласилась я.

Довольно улыбаясь, Никита махнул рукой официантке:

– Несите «Оперу». Два куска. И повторите еще кофе.

Торт оказался божественно вкусным. Тонкий слой бисквита был пропитан кофейным ликером. В качестве прослойки кондитеры использовали белковое суфле. Сверху торт был украшен пышной пеной взбитых сливок и шоколадными фигурками

Когда была съедена последняя крошка, Никита вернулся к разговору:

– Расскажи мне, пожалуйста, о Димкиной девушке, – попросил он, отхлебывая из чашки остывший кофе.

– О Кате?

– Наверное. Ее так зовут? Дело в том, что после твоего ухода, примерно часа через два ко мне позвонил Сергей, школьный друг Димы. Мне показалось, что он был пьян. Городил какую-то ерунду, вроде того, что это девица свела его в могилу. Если честно, я мало что понял.

– Я с ним тоже разговаривала. На почве пьянства у Сергея большие проблемы с головой.

– Я это знаю. Ты хочешь сказать, что все это был пьяный бред?

– Может, не совсем, но Катя тут совершенно ни при чем! Со слов Сергея, Дима хотел разыграть нас и, прежде всего, Катю. – Недолго думая, я рассказала о том, как за день или два до своей гибели Дима встретил Сергея и поделился с ним планом, как завоевать Катино сердце, притворившись умирающим. – Сергей думает, что Дима отравился фугу, съев лишку. Но он не ел рыбу – он пил, пил саке, в котором кто-то растворил яд. А бутылка была точь-в-точь такая же, как и та, из какой угощали гостей на банкете. Вопрос: где Дима взял эту бутылку?

– Да, – задумчиво протянул Никита. – Уж что-что, а с настоящим ядом Дима шутить не стал бы.

– Теперь ты понимаешь, что Катя здесь ни при чем? Поверь, она хорошая, правильная девушка, – стала я на ее защиту. – К тому же она не знала, какой сюрприз готовил ей Дима. Ох, как глупо все получилось.

– Допустим, она не знала, – стал рассуждать Никита. – Но кто-то же знал о розыгрыше? Хотя бы Сергей.

– Кто? Сергей?

– Понимаю твою иронию. На роль внука Екатерины Медичи он вряд ли подходит. Это я так сказал, к примеру. Надо искать еще кого-то. С кем в «Кабуки» у Димы были доверительные отношения? Ты не в счет. Ты подруга Кати и чисто из женской солидарности сдала бы его.

– То есть?

– Рассказала бы подруге о его намерениях. С кем еще общался Дима?

– А знаешь, кроме меня и Кати, он ни с кем особенно и не дружил. Мог спросить: «Как дела? Как дети?» Но это ни к чему не обязывающие вопросы, проявление вежливости, не более того. Не помню, чтобы он на кого-то кричал, даже по делу. Не помню, чтобы он обниматься лез. Разве что с Андреем Михайловичем у него были почти родственные отношения. Наш директор относился к Диме как к сыну. Тот, в свою очередь, уважал нашего директора, считался с ним как с отцом.

– Андрей Михайлович?

«Мы – я, Катя и Дима – стояли вместе у входа в зал, за занавеской. А Андрей Михайлович находился в своем кабинете, – вспомнилось мне. – Дверь в кабинет расположена очень близко от того места, где находились мы, но мы так были увлечены тем, что происходило в зале, что могли не заметить, как он вышел и вернулся».

– Да ну что ты! – я тут же отправила эту мысль восвояси. – Андрей Михайлович на жилетку явно не тянет. Стал бы Димка делиться с шефом своими планами, как завоевать Катю! Ты лучше вспомни, может, Дима делился с тобой своими проблемами?

– Какими проблемами? У него их не было. Он жил легко, не заморачиваясь на мелких неурядицах. Уверен, что, если бы у него ничего с Катей не получилось, то долго бы он не горевал – нашел бы другую. Или вернулся бы к прежней. Дай вспомнить, с какой девушкой он меня недавно знакомил… Кажется, с Лизой. Точно, с Лизой.

– А давно он с ней расстался?

– В последний раз мы с ним виделись приблизительно месяц назад. Тогда он меня с Лизой и познакомил. Он вообще подружек менял как перчатки.

– А Катя пришла в «Кабуки» две недели назад – и он сразу в нее влюбился. Промежуток небольшой. Возможно, Лиза и была его последней девушкой – Катя не в счет. Телефончик Лизы дай.

– Если бы я заносил в память телефона номера всех Димкиных девушек, то мой телефон бы взорвался от избытка информации. Нет у меня ее номера. А ты серьезно думаешь, что можно отравить человека только потому, что он нашел тебе замену?

– Никита, ты, очевидно, не представляешь, насколько могут быть коварны женщины, – хмыкнула я, поражаясь наивности Никиты. – И вообще, что тебя смущает? Чем не версия? Кстати, эта Лиза у нас кто?

– А, чья-то дочка, – пренебрежительно скривился Никита. – Папенька – мешок с деньгами, владелец газет и пароходов. Дочку заграницей учили. Выучили – теперь надо замуж пристроить. Дима наш тоже вроде холостой. Вот их и свели вместе. Сразу отказать девушке Дима не мог – джентльмен. Он мне ее хотел сбросить, но я сразу дал понять – не моё!

– Что ж так? – ревниво спросила я. – Приданое за девушкой, поди, немалое. Родственники влиятельные. Связи на всех уровнях. Или уродина? – с вызовом спросила я.

– Ну почему? Мордашка кукольная, ноги длинные, блондинка с волосами до пояса, – описал внешность девушки Никита. – Пожалуй, на этом ее достоинства заканчиваются. Говорить с ней не о чем.

– А Дима был большой любитель поговорить? – сменив гнев на милость, спросила я. Мне понравилось, что для Никиты красота не главное. – Сам же сказал, что он был бабник еще тот.

– Да, ему девушки нравились, но я бы не сказал, что ему нравились дурочки.

– А эта была дурочкой?

– По большому счету – да. Вспомнил! Она племянница Емельянова! Знаешь такого?

– Егора Кондратьевича? Так ведь это он в «Кабуки» свой юбилей справлял! Я еще удивлялась, почему Дима не захотел выйти в зал. Вроде бы отец знаком с Емельяновым, мог подойти поздравить, привет передать. А он, оказывается, боялся столкнуться с бывшей девушкой. Но что-то не помню я на банкете никакой кукольной блондинки, – призналась я.

Перед глазами проплыла череда лиц: мужчины, женщины – все в возрасте. Ну да, гостей было много. Наверное, не заметила девицу.

Никита смотрел на меня с восхищением.

– Тебе надо в полиции работать, – сказал он и через секунду добавил: – а еще лучше книги писать.

Так он пошутил. Я обиженно поджала губы. Увидев, что его слова меня больно задели, Никита попросил прощения:

– Извини, но я с Лизой общался. Она не способна задумать преступление. У нее ума не хватит сообразить, где взять яд и как правильно им воспользоваться. Это раз. А два – для Лизы Димкин уход не такая уж трагедия. Ей найти жениха – только свиснуть. Многим мужчинам нравятся глупенькие красотки, к тому же богатые.

– Очевидно, ты не знаешь поговорку: «Какой умной надо быть, чтобы выглядеть полной дурой». Ладно, мне пора домой. Завтра рано вставать, надо готовиться к похоронам и поминкам.

– Я тебя подвезу, – вызвался Никита.

Подвезти себя к дому я позволила, но приглашать Никиту на чашечку чая или кофе не стала – на сегодняшний вечер у меня еще были кое-какие планы.

Меня совершенно не убедил Никитин аргумент относительно того, что дурочки не способны организовать убийство. Как правило, недалекие люди мстительны и коварны. Допустим, Лизу я могла и не заметить. Не помню, чтобы в зале были молоденькие блондинки, но девушка могла перекрасить волосы, а темный цвет, как известно, некоторых особ старит. Да и зрение у меня, надо признаться, не сто процентов.

Я надеялась на Катину память: она тоже наблюдала за гостями и могла заметить красотку, ищущую глазами бывшего возлюбленного.

Торопясь все выяснить, я, не доходя до своей квартиры, набрала номер Катиного мобильного телефона. Длинные гудки насторожили. Я перебрала номер еще раз и еще раз. Результат был тот же.

В душу закралась тревога. Не слышит?

«Запросто, если телефон лежит в сумке, а сумка брошена в прихожей», – успокаивала я себя.

Дома я еще раз попыталась связаться с подругой.

– А что мне мешает нанести Кате визит? По-моему, повод есть, – вслух подумала я. – Справлюсь о ее самочувствии. Димку можно помянуть.

Где она живет, я знала. Как-то мы вместе возвращались из «Кабуки», и она показала мне окна квартиры, которую снимает. Не переодеваясь, я схватила из бара бутылку коньяка и выскользнула за порог.

К дому Кати я подошла, когда на улице уже смеркалось. В ее окнах горел свет – дома. Я поднялась на третий этаж и позвонила. Катя почему-то не торопилась мне открыть. Еще раз нажала на звонок – реакции никакой.

В сердцах я крикнула:

– Катя, открой сейчас же! Это я, Вика!

Из соседней квартиры высунула голову женщина. Трезвон на лестничной площадке и мой крик всполошил бдительную соседку.

– Девушка, что вы буяните! А ну-ка прекратите.

– Понимаете, я пришла к подруге. У нее горит свет, значит, она дома, но почему-то не открывает.

– Да как же не открывает?! Дверь открыта!

Теперь и я увидела щель в полсантиметра. Действительно, дверь отчего-то была не заперта. Я взялась за ручку.

– Катя, ты дома? – крикнула я вглубь.

В ответ – тишина, подозрительно гнетущая. Ни телевизор не работал, ни радио.

– Давайте зайдем и посмотрим, – предложила я соседке. – Понимаете, у нас сегодня был такой тяжелый день. А Катя девушка впечатлительная, все близко к сердцу принимает…

– Отчего ж не зайти, – согласилась соседка. – Квартира принадлежит моей подруге, Светлане Архиповне. Она сейчас к сыну переехала, эту квартиру сдает, а меня попросила приглядывать за жиличкой. Идемте, заодно посмотрю, все ли в квартире в порядке.

Дурные предчувствия меня не обманули. Катю мы нашли в спальне. Девушка лежала на кровати, вытянувшись в струнку. Соседка, увидев бледное Катино лицо и неестественное для живого человека положение тела – в гробу так лежат, но никак не спят, – остановилась на пороге спальни как вкопанная:

– Чего это она так?

Я бросилась к подруге. Мой нос уловил легкий коньячный запах. Катя спала. Ее ладони были прохладными, но не мертвенно холодными. Губы бледные, но не синие. Пульс хоть и редкий, но прощупывался.

«Чтобы забыться и заснуть, она немного выпила», – догадалась я.

– Жива! – радостно вскрикнула я, оборачиваясь к соседке.

– Разбуди. Скажи, чтобы дверь за собой закрывала, а то вынесут все с потрохами.

– Катя! – позвала я и, схватив за плечи, затрясла.

Катя поморщилась, но глаз не открыла.

– Слушай, а твоя подруга часом не наркоманка? Похоже, она в отрубе.

– Ну что вы! Она спит! Катя, проснись сейчас же, – приказала я, продолжая ее трясти. – Побудьте с ней, пожалуйста, я принесу воды, – попросила я соседку.

На кухонном столе стояла початая бутылка коньяка и коньячная рюмка. Я не помнила случая, чтобы при мне Катя пила. Впрочем, мы не так долго знали друг друга. Возможно, она хотела снять стресс. Если бутылка изначально была полная, то Катя выпила грамм пятьдесят, но не больше. И это не так много, чтобы свалиться замертво. Может, это уже вторая бутылка?

Я заглянула под стол, потом в мусорное ведро. Бутылку не нашла, зато вытащила из ведра две пустые облатки из-под лекарства с незнакомым мне названием. Если это снотворное, то, чтобы быстро заснуть, достаточно выпить одну или две таблетки – Катя проглотила жменю, а запила коньяком, чтобы скорее подействовало.

– Она хотела отравиться, – догадалась я и бросилась обратно в комнату. – В квартире есть телефон?

– Нет, Света, чтобы жильцы много не наговаривали, его отключила, – пожала плечами соседка. – До Кати здесь жила одна семейка. Они столько звонили по телефону! А потом съехали, не заплатив. Представляешь?

Кажется, она хотела еще что-то рассказать из жизни прежних постояльцев, но я ее перебила, причем достаточно грубо. До жильцов, которые не заплатили за телефон, мне не было никакого дела – у меня умирала подруга!

– А у вас телефон есть? Бегите, вызывайте «Скорую». Скорее. Она отравилась!

– Только этого не хватало! – взвизгнула соседка и бросилась вызывать неотложку.

До приезда врачей я боролась за Катину жизнь в основном тем, что хлопала ее по щекам и, не переставая, с ней разговаривала:

– Катя, ты понимаешь, что не имеешь права уходить из жизни? Ты молодая, красивая. У тебя все сложится. Будет семья, дети. Ну что ты такое надумала? Как тебе вообще такое в голову пришло? Отравиться хотела! Стыдно!

«А вдруг это не попытка самоубийства, а попытка убийства? – перемкнуло в голове. – Кто-то специально обставил все так, будто Катя запила таблетки коньяком».

Развить эту мысль я не успела. Из прихожей послышались голоса:

– Где больной? Куда идти?

– Сюда. Она здесь! – откликнулась я.

В комнату на мой зов вошел пожилой доктор, а через секунду в маленькую спаленку втиснулись два медбрата – и вся бригада тут же начала реанимировать Катю.

– Таз есть?

– Таз? – не поняла я.

– Да, сейчас желудок будем промывать. Несите таз и воду.

– Кипяченую? – уточнила я.

Доктор пренебрежительно посмотрел на меня.

– Из-под крана и побольше.

Ну откуда мне знать, сколько нужно воды для промывания желудка? Я принесла кружку. Этого оказалось мало.

– Есть трехлитровая банка? – спросил врач, раздраженный моей несообразительностью.

Я метнулась на кухню, выхватила из шкафа попавшийся на глаза молочный бидон, наполнила его водой и принесла в спальню – на все про все у меня ушла минута.

– Промывание желудка – зрелище еще то, – предупредил меня доктор.

Поняв намек, я вышла из комнаты и прямиком отправилась на кухню.

Теперь у меня было время осмотреться. Странной показалась дешевая бутылка коньяка. Не скажу, что Катя шиковала, но думаю, она бы не выбрала коньяк местного розлива. Брать в руки бутылку я побоялась. Если Катю не откачают, сюда придет полиция. Кто знает, может, на бутылке не только Катины отпечатки пальцев, но и следы убийцы.

Я все больше утверждалась в мысли, что Катя – девушка впечатлительная, однако не настолько, чтобы из-за малознакомого парня – с Димой она была знакома две недели! – уходить из жизни.

Я поискала глазами следы визитера. Но ничто не указывало на то, что Катя была не одна: не было ни второго бокала, ни блюдца с угощением.

«И все равно это ни о чем не говорит. Увидев, что Катя отключилась, отравитель мог помыть за собой посуду, оставив на столе только один бокал», – заупрямилась я принять очевидное.

– Мы ее забираем, – услышала я голос врача.

– Куда? – уняв биение сердце, спросила я.

– В больницу. Ей вроде бы лучше, но состояние её достаточно серьезное. Ну и учудила девка! Хорошо, хоть вы вовремя спохватились.

Мысленно я поблагодарила бога – кажется, обошлось.

Катю переложили с кровати на носилки и пронесли мимо меня. На секунду она открыла глаза и приподняла голову.

– Вика, ты? Зачем ты здесь? – прошептала она и вновь отключилась, уронив голову на носилки.

– Доктор, скажите, она выживет? – испугалась я. – С ней все будет в порядке?

– Не волнуйтесь, полежит, поспит недельку под капельницей и будет как новенькая, – в один голос заверили меня доктор и один из медбратьев.

– А в какую больницу вы ее увозите?

– В третью, в психиатрическую, – с явным злорадством доложил доктор. – С диагнозом суицид! Мы всех туда самоубийц свозим.

По его раздраженному тону, я поняла, что клиентов с подобным диагнозом у него было предостаточно – подустал!

– А почему вы думаете, что она сама наглоталась таблеток? Может, ее заставили? – возмутилась я такому однобокому подходу к конкретному случаю.

– Девушка, я на своем веку всякого повидал. Могу со стопроцентной вероятностью сказать, кто сам таблетки глотал, а кому их в рот заталкивали, – бросил на прощание доктор.

– Что он имел в виду? – задумавшись, пробормотала я. – Катя не похожа на психически неуравновешенного человека. У нее были определенные цели в жизни. Она хотела набраться опыта, заработать денег, а потом открыть свой ресторан. Она вообще очень целеустремленная. Такие люди спотыкаются, падают, а потом поднимаются и идут. И если кончают жизнь самоубийством, то не таким банальным способом.

Катю унесли, а мне предстояло вынести таз и вымыть полы: спасая Катю, врачи не особенно задумывались над тем, кто будет за ними убирать.

Я успела сделать самую неприятную часть работы, когда в квартиру заглянула соседка.

– Сижу в квартире и боюсь выйти. Увезли? В морг или в больницу?

– Типун вам на язык. В больницу увезли.

– Слава богу! Меня Раисой Антоновной зовут.

– Вика, – в ответ представилась я.

– Просто по-свински твоя подруга поступила. А если бы она окочурилась, сколько бы здесь одна лежала? Вот! Представляешь последствия? И как после этого в этой квартире жить?

– У меня к вам просьба, Раиса Антоновна. Вы пока хозяйке квартиры не говорите о том, что ее квартирантка в больнице. Если надо за квартиру заплатить, то я заплачу.

Я подумала, что Светлана Архиповна, узнав, что Катя хотела здесь отравиться, может выставить ее на улицу.

– Ладно, не скажу, – пообещала Раиса Антоновна. – Ты, что ли, здесь убирала? – спросила она, заметив в моей руке тряпку. – Молодец.

Почувствовав ее расположение, я спросила:

– Раиса Антоновна, у вас ключи от этой квартиры есть?

– Есть, мне Светлана Архиповна оставила, – кивнула она.

– Вы сейчас закройте квартиру, а я на неделе зайду, если Кате какие-то вещи понадобятся.

– Ладно, приходи. – Вздохнув, она призналась: – Все не могу успокоиться. Хорошо, что твоя подруга догадалась дверь открытой оставить. И если бы не ты – кранты ей! Ну, дура! А так по виду и не скажешь, что могла такое отчубучить, – продолжала сокрушаться соседка. – Вежливая, воспитанная. Всегда здоровалась. Мужиков не водила. Хотя один раз к ней ломился парень. Мне даже пришлось выйти на площадку и приструнить его. Так он на меня начал орать, представляешь?

Последнее сообщение меня заинтересовало.

– Это был высокий брюнет? – дала я Димкино описание.

– Да нет. Рыжий такой. Среднего росточка. Коренастый. Не красавец. Я бы даже сказала, страшненький такой. Я еще подумала, что общего у него может быть с Катей? Катя видная такая, утонченная.

– И что дальше? – перебила я ее.

– Ничего. Катя услышала мой голос и дверь открыла. Парень зашел, но долго не пробыл, через десять минут вышел. Я потом спросила Катю, кто к ней такой нервный приходил?

– И что она ответила?

– Друг, вроде бы. Что за друг? Откуда? Не знаю, – пожала плечами Раиса Антоновна – А вы не знаете?

– Не знаю, – протянула я, понимая, что совершенно не знала свою подругу. – А давно этот тип приходил?

– Нет, пару дней назад.

«А если он и вчера приходил? И переживала Катя не потому, что Димка умер, а потому, что у нее самой были проблемы? Господи, все комом, – расстроилась я. – За что же ухватиться? Дима, Василий Иванович, Катя… У каждого своя история? От части, наверное, да. Они такие разные. Казалось бы, их объединяло только место работы – и больше ничего. Но такого ведь не бывает, чтобы в одном месте были все счастливы, а в другом вымирали как мухи, если речь, конечно, идет не об эпидемии? Ну да ладно, разберемся».

– А сегодня этот тип не приходил?

– Не могу сказать, – пожала плечами Раиса Антоновна. – Не слышала, хотя слух у меня хороший. – Секунду поразмыслив, она добавила: – Может, конечно, и приходил, но я сама за полчаса до твоего появления с дачи вернулась. Сразу в душ пошла, потом с приятельницей по телефону разговаривала.

«Знать бы наверняка! И где искать этого друга?» – с досадой подумала я.

– Ну ладно, я пойду?

– Да, поздно уже, – согласилась со мной соседка. – Ты тут постой, я за ключами сбегаю, чтобы дверь закрыть.

Она вышла из квартиры. Я взглядом обвела маленькую прихожую. Наткнувшись глазами на Катину сумку, я схватила ее и заглянула внутрь. На дне сумки лежал мобильный телефон. Там же я нашла ключи. Переложив телефон в свою сумку, я положила ключи на тумбочку.

Держа в руках связку ключей, вернулась Раиса Антоновна.

– А я тоже какие-то ключи нашла, – доложила я. – Посмотрите, эти?

В принципе, я не сомневалась в том, что ключи из Катиной сумки были ключами от этой квартиры.

– Вроде бы. Давай сюда. Я их Свете отдам.

Выйдя из подъезда, я тут же достала Катин телефон, чтобы позвонить ее родителям. Увы, телефон был выключен. Попробовала подобрать PIN-код – с двух попыток не получилось. Набрать новую комбинацию цифр я не решилась. Четыре неправильные цифры – и Катин телефон заблокируется. Вряд ли Катя обрадуется моей инициативе.

День сложился тяжелым, но, не смотря на физическую усталость, сон не приходил. Я и прошлую ночь плохо спала, но вчера мне снились кошмары – сегодня я вообще не могла сомкнуть глаз. Голова пухла от избытка информации. Пытаясь выстроить логическую цепочку, я окончательно запуталась.

Дима, Василий Иванович, Катя… Три человека… Не разорваться же мне!

Я пожалела, что не являюсь хозяйкой детективного агентства. Мне бы пару человек в помощь. Вместе мы собрали бы полную информацию о каждом. Потом ее сопоставили и нашли бы точки соприкосновения. В том, что они должны быть, я не сомневалась.

Можно было допустить, что Димкина смерть как-то связана со смертью Василия Ивановича. Не выходил из головы Ярослав Сидоренко, подсадивший Диму на наркотики и погибший неизвестно от чьей руки. А тут еще информация о сыновьях Василия Ивановича: один из них был убит, а другой ступил на скользкую дорожку. Была еще девушка Лиза, с которой Дима встречался до Кати. Избалованная девица могла в запале бросить: «Так не доставайся же ты никому!» Сделав такое заявление, она вышла на кого-то из нашего персонала, кто случайно знал о Димкиной затее разыграть Катю. Возможно, этот кто-то и подсыпал яд в бутылку с саке.

«Кто эта сволочь? – заскрипела я извилинами. – Завтра же найду Лизу».

Едва дождавшись утра, я позвонила в больницу. Состояние Кати было стабильно тяжелым. На мой вопрос, что можно ей принести, медсестра ответила, что не стоит даже приезжать: пациентка под капельницей и к ней пока никого не пускают.

– Но она ведь не умрет? – взволновано спросила я. – Ей не хуже?

– Не хуже, – заверили меня. – Если к нам успели довезти, все будет хорошо.

Немного успокоившись, я позвонила Никите. Мой звонок слегка его удивил и определенно обрадовал.

– Вика? А я хотел днем тебя набрать.

– А я тебя опередила. Никита, помнишь, мы вчера говорили о Лизе, бывшей девушке Димы? – сразу перешла я к делу. – Племяннице Емельянова.

– Да, – вздохнул в трубку Никита, осознав, что я больше интересуюсь Лизой, чем его персоной.

– Ее фамилия тоже Емельянова?

– Не знаю. Наверное. Она же племянница, – напомнил Никита.

– Не факт. Она может быть дочкой родственника Емельянова, который носит другую фамилию. Допустим, она дочь сестры Егора Кондратьевича или его двоюродного брата по линии матери.

– Я об этом не думал.

«Это хорошо, что он не думал о Лизе», – отметила я про себя и задала очередной вопрос:

– Не знаешь, случайно, где она живет?

– Случайно? Знаю, – хмыкнул Никита.

Ответ меня порадовал и одновременно огорчил. Если он знает, где живет эта Барби, значит, он у нее был. А если был, то Дима все-таки ему ее «сбросил». Все мужчины такие! Если мы, девушки, меняемся с подружками кофточками, то они, мужчины, меняются девушками. И Никита не исключение!

По моему сопению в трубке Никита сообразил, что ляпнул что-то не то.

– Ты не подумай ничего такого. Мы с Димой просто заезжали за ней. Я ждал в машине.

– Да? И где же она живет?

– Новый высотный дом на Набережной.

– Их там много.

– Вокруг этого дома еще скандал был. Когда его заселяли, выяснилось, что некоторые квартиры были два раза проданы. Все местные газеты об этом писали. Обманутые покупатели штурмовали мэрию. Правда, не помнишь?

– Кажется, знаю, о каком доме идет речь. Но там же полторы сотни квартир!

– Лиза живет на шестом. Когда мы подъехали, Дима посигналил, и она вышла на лоджию. Я еще подумал: «Такая молодая девчонка, а уже своя квартира в центре города, да еще в престижном доме».

– Ну ладно, пока, – бросила я в трубку.

– Я еще позвоню? Может, вечером встретимся? – поторопился спросить Никита.

– Звони, но я не знаю, как сложится день. Все, пока, мне некогда, – я положила трубку и побежала одеваться.

На часах – четверть восьмого. В «Кабуки» я должна быть в девять. Значит, как минимум полтора часа у меня в запасе. Я выскочила из квартиры и прямиком побежала к остановке маршрутки. От моего дома до Набережной пять минут езды, маршрутки в это время хотят через каждые три-четыре минуты, значит, у Лизы я буду максимум через десять минут.

Меня совершенно не смущал тот факт, что я могу поднять девицу с постели.

– Ничего, разочек проснется пораньше, как и все нормальные люди, – бормотала я себе под нос, входя в роскошную парадную.

– Девушка, вы к кому? – остановил меня визгливый голос, доносящийся из маленькой будки, стоящей у входа.

Не сбавляя темпа, я повернула голову. Меня пыталась остановить сухонькая дамочка небольшого росточка и неопределенного возраста.

– Сейчас вызову охрану, – пригрозила она.

В страх она меня не вогнала, напротив вызвала сочувствие:

– Да вы не волнуйтесь. Я на шестой этаж. К подруге, к Лизе. Знаете такую?

– К Кузнецовой, что ли, из двадцать первой квартиры?

– Да, к Лизе Кузнецовой, – подтвердила я, обрадовавшись, что теперь мне не надо трезвонить во все квартиры шестого этажа.

– Подождите, я сейчас к ней позвоню.

– Не надо, я и так обещала ее разбудить.

Под моим напором консьержка сдалась и больше вопросов не задавала. Я спокойно дошла до лифта и нажала кнопку вызова.

Под дверью двадцать первой квартиры мне пришлось немного постоять, прежде чем изнутри послышался хриплый со сна голос:

– Кто?

– Лиза, откройте. Я из ресторана «Кабуки». Мне надо с вами поговорить.

Дверь распахнулась и перед моими глазами предстала худенькая блондинка с заспанным лицом. Без макияжа она совсем не походила на куклу Барби, какой мне описал ее Никита. Скорее она была похожа на серую мышку: бледное личико, белесые ресницы и невыразительный рот.

– А что случилось? – зевая, спросила она. – Я из «Кабуки» ничего не заказывала.

– А я разве сказала, что привезла вам роллы и сашими?

– Тогда зачем приехали? – нахмурилась она.

– Поговорить. Вы в курсе, что погиб Дмитрий Полянский?

– В курсе, только какое отношение это имеет ко мне? – с вызовом отреагировала она, хотела захлопнуть передо мной дверь, но я уже поставила ногу на порог.

Лиза была меня мельче и, по всей видимости, слабее. Вытолкнуть меня за дверь она смогла бы только хитростью.

– Может, пригласите в дом? Нам надо поговорить.

– Ладно, заходите, – выразив на лице всю гамму недовольства, сказала Лиза.

Ей-богу, думала, что такие дома состоят исключительно из «царских» хором, крупногабаритных квартир с высокими потолками и гигантскими прихожими. Лиза занимала довольно скромную однокомнатную квартирку. Потолок, правда, был достаточно высоким, но прихожая и комнатка могли быть и больше. Обстановка состояла из недорогого велюрового мягкого уголка и набора корпусной мебели. Вот тебе и дочка владельца газет и пароходов.

Резким движением Лиза сдернула с дивана простынь вместе с подушкой и одеялом и кулем запихнула все в шкаф.

– Садитесь.

– Спасибо. Лиза, вы встречались с Димой, – констатировала я.

– Когда это было?! – фыркнула она. – Пару раз в кафе сходила. И что с того? Если вы пришли пригласить меня на похороны, могли бы не бить ноги, а просто позвонить. – Она явно была обижена на Диму и не скрывала этого. Даже не сделала скорбящего лица, когда я напомнила ей о смерти бывшего возлюбленного. – Кстати, когда похороны? – все-таки поинтересовалась она.

– Не знаю, – пожала я плечами.

Мой ответ ее насторожил:

– Зачем тогда пришли? Вы не из «Кабуки». Вы из полиции!

Я вздохнула и скромно опустила вниз глаза, как будто хотела этим сказать: «Ты удивительно догадлива, девочка».

– Да, я с ним встречалась, но очень короткое время. Очень. Дима избалованный юноша. У меня даже мыслей не было относительно того, что у нас с ним что-то сложится. Мы очень разные.

Честно сказать, меня насторожили ее слова.

– Что значит «избалованный» юноша? Вы имеете в виду то, что Дмитрий Полянский из обеспеченной семьи? А вы разве не из обеспеченной семьи? – подавив в себе улыбку, спросила я.

– Представьте себе, из самой обыкновенной.

– Ого! А как же учеба в заграничном вузе? Папа владелец… – я запнулась, потому что конкретно не знала, чем владеет Лизин папа.

– И кто вам все это наплел? – вздохнула она. – Училась я за рубежом – это правда. Только не в Лондоне или Париже, а в Белоруссии, в минском политехе. У меня там бабушка жила. Она была старенькая, а к нам переезжать не хотела. Вот меня родители и отправили учиться и за ней ухаживать. А что касается папы… Не знаю, можно ли вам говорить…

– Нужно, – доверительным тоном посоветовала я. – Обещаю, вашему папе это ни в коей мере не навредит.

– Ну ладно, – рискнула Лиза. – Мой папа – двоюродный брат Егора Кондратьевича Емельянова. Вот тот по-настоящему богатый человек. Из каких-то своих соображений дядя записал на моего отца часть имущества. То есть фактический владелец цементного завода – дядя Егор, а юридический – мой папа. Так же на моего папу записана типография и два магазина. Папа по образованию инженер-технолог. На заводе он руководит технологическим процессом, а всей прибылью от завода распоряжается дядя Егор. В магазинах и в типографии папа даже не появляется.

– Но я думаю, что Емельянов родственников не обижает и за услуги платит хорошо? Вам вот родители квартиру в новом престижном доме купили.

– Квартира не моя, а папина, к тому же служебная. Сам он с мамой живет в поселке, рядом с заводом. У нас хороший дом, но с особняком Емельяновых его не сравнить. В этой квартире мне разрешили пожить, потому что из поселка на работу далеко добираться.

– А где вы работаете?

– В банке. Дядя помог устроиться. Я окончила факультет международной экономики. Теперь работаю в отделе инвестиций.

«При наличии дяди можно и в отдел инвестиций устроиться, – позавидовала я. – У меня такого дяди нет, потому и досталось место бухгалтера в ресторане».

– Лиза, перейдем к вашим отношениям с Дмитрием.

– Меня с ним дядя познакомил. Егор Кондратьевич зашел по своим делам в банк, меня вызвал, чтобы поинтересоваться, как я тут работаю. В зале обслуживания клиентов случайно оказался Дмитрий Полянский. Нас представили друг другу. Дима сразу за мной начал ухлестывать. Дяде это понравилось. Он даже стал относительно меня и Димы планы строить. Мой дядя такой: любит за всех все решать. Только мне замужество с папенькиным сынком ни к чему – у меня Рома есть.

– Рома? Кто такой Рома? – заинтересовалась я еще одним действующим лицом.

– Мой парень. Он тоже в банке работает. Мы уже три месяца встречаемся.

– Не поняла? А как же Дима? Ты, что ли, с двумя парнями одновременно встречалась?

– Видимость такая была. Меня отец попросил не перечить дяде: слишком он от него завит. «Ну что тебе трудно с Дмитрием в театр сходить?» – «В театр не трудно». «Вы такая пара! А знаешь, кто у него отец?» – спросил как-то у меня дядя. Он, видите ли, хотел нас поженить. Не вышло – мне плевать на Диминого папу!

В ходе беседы вырисовывалось настоящее лицо девушки. «Никакая она не дурочка. А такой выглядела, чтобы Димку от себя отшить», – догадалась я.

– Рома вас не ревновал?

– А с чего ему ревновать? Ну пару раз я сходила с Димой в модное кафе. Что с того? Рома знал. Была в театре. В ресторан его потащила дорогущий. Из себя не бог весть кого строила. Помните фильм «Как отвадить парня за десять дней». Поведение главной героини я взяла за основу. Получилось! Дима устал от меня, стал звонить реже, а потом и вовсе на какую-то другую девушку переключился. Я перекрестилась. Расстались тихо и мирно. А вообще-то он нечего, – после короткой паузы неожиданно призналась Лиза. – Но я боюсь таких.

– Каких?

– С крутыми папами и мамами. Мажоры не по мне. У каждого из них не по одному скелету в шкафу. Что-то мне подсказывало, что у парня прошлое еще то! Он не такой, как мой Ромка. С Ромкой все просто. И потом, не люблю, когда мне кого-то навязывают, даже из лучших соображений.

– Понятно. Недавно у твоего дяди был юбилей в ресторане Полянских. Ты была там?

– Нет, хотя и приглашали, – покачала она головой. – Мы с Ромкой в тот день на шашлыки в лес ездили.

– Одни?

– Почему одни? С компанией!

«С компанией, – мысленно повторила я за ней. – Если с компанией, значит, у нее есть алиби. У Ромы тоже».

– Лиза, а что вы имели в виду, когда обмолвились о скелетах в шкафу? – поинтересовалась я.

– Ничего особенного. Просто я знаю такой тип мальчиков. Им всегда хочется новых ощущений. Многие из них потом или спиваются, или становятся наркоманами.

Я вздохнула: Лиза была права, но только отчасти. Дима начал с наркотиков, но сумел бросить пагубную привычку.

– Дима вам говорил, что употреблял наркотики?

– Нет, – качнула головой Лиза и с удивлением посмотрела на меня. – Оказывается, мои опасения не были безосновательными?

– Это был короткий период, – потрудилась я объяснить. Не хотелось, чтобы о Диме кто-то плохо думал. – Его спасли родители, друзья и… он сам. Согласитесь, бросить наркотики – это своего рода подвиг.

– Теперь уже все равно, – пожала плечами моя собеседница. – Наверное, у него так на роду было написано.

– На роду? А кто знает, кому и что на роду написано?

– Мне, правда, искренне жаль Диму. Я бы рада вам помочь, но мы слишком мало встречались, чтобы я могла вам рассказать что-то существенное.

Ее лицо стало грустным. Мне показалось, она понимала, что, если бы не отвергла Димкиных ухаживаний, возможно, он остался бы жив. На день рождения дяди она бы пришла с ним. Он сидел бы в зале, а не искал бы повод, чтобы произвести впечатление на другую девушку.

Снизу просигналили. Лиза бросилась к окну. Повернув ко мне счастливое лицо, она радостно сообщила:

– Это Рома. Простите, мне надо собираться на работу.

– Мне тоже, – буркнула я, взглянув на часы. – Я с вами еще свяжусь.

На разговор с Лизой ушло полчаса. Я не стала ни ловить такси, ни лезть в переполненную маршрутку, а пошла пешком и без пяти девять была под дверью в «Кабуки».

– Девушка, вы здесь работаете? – окликнули меня сзади.

Голос показался мне знакомым. Я обернулась. За моей спиной стояла Мария Павловна, жена Василия Ивановича.

– Это вы? Здравствуйте, – узнала она меня.

– Здравствуйте, Мария Павловна. Хотела к вам вчера зайти, да не успела, – повинилась я.

– Ничего. Я все понимаю. Вот пришла за Васиными вещами. К директору хочу зайти. Как вы думаете, помогут с похоронами? – с надеждой спросила она.

– Помогут, – утвердительно кивнула я головой. – Я вчера разговаривала с Андреем Михайловичем. Он пообещал помочь… продуктами.

– Ой, спасибо вам, – растрогалась вдова.

– Не стоит благодарности. А знаете, вы ведь можете оформить пенсию по потере кормильца? Вам только надо справки с последних мест работы собрать. Сказать, где Василий Иванович до «Кабуки» работал, можете?

– Озадачили, – растерянно произнесла Мария Павловна. – Так сразу и не соображу.

– Надо взять у Андрея Михайловича трудовую книжку и посмотреть.

– Может, вы возьмете? – попросила она. – Не умею я с начальниками разговаривать, боюсь их.

– Идемте, – я распахнула перед ней дверь. – Вы тут посидите, а я посмотрю на месте ли Андрей Михайлович.

Я слукавила. То, что директор был на месте, не было секретом. Машина Андрея Михайловича стояла на своем обычном месте, как раз перед входом в «Кабуки».

– Андрей Михайлович, к вам можно? – просунула я голову в кабинет шефа.

– Заходи, – разрешил он.

– Андрей Михайлович, я вчера еще раз заходила к жене Василия Ивановича, – соврала я. – Передала ваши соболезнование, еще сказала, что мы ей поможем. – Шеф поднял на меня удивленные глаза. – Ну вы же говорили, что мы поможем ей продуктами для поминок, – напомнила я.

– Ах, ты об этом.

– Да. Она просит, чтобы ей вернули вещи мужа – какая-то у него здесь сменная одежда осталась – и трудовую книжку. Она хочет оформить пенсию по потере кормильца

– Книжку я сейчас дам, – он открыл ключом сейф и взял с полки серую книжицу. – Вот она.

Я тут же схватила трудовую книжку в руки, опасаясь, как бы шеф не передумал передавать документ через посредника. Теперь, прежде чем вручить книжку Марии Антоновне, я обязательно в нее загляну.

– Что касается одежды, – продолжил Андрей Михайлович, – надо спросить у Ивана, где вещи Василия Ивановича. Пусть все соберет и отдаст вдове.

– По поводу продуктов, – напомнила я.

– Вика, ну это уже после поминок Дмитрия. Кстати, хоронить его будут завтра. Завтра вечером пусть и приходит.

– Андрей Михайлович, – разочарованно протянула я.

«Вот жлоб! Ну как мне такое передать женщине, муж которой верой и правдой служил «Кабуки»? Надо хотя бы между собой какие-то деньги собрать. Родителям Дмитрия они ни к чему – своих полно, а для Марии Павловны и малая сумма – существенное подспорье».

– Ладно, скажи ей, что завтра вечером мы продукты сами на дом принесем.

О деньгах он даже не заикнулся.

– Андрей Михайлович, – я тяжело вздохнула.

– Что еще не так?

– Катя… Ее сегодня не будет, – пришло время сообщить и об этом.

– Но это уже никуда не годится! И так работать некому! Что с ней? Глубокая депрессия? Дурь это, а не депрессия! Тоже мне – Джульетта! Откуда такие кисейные барышни берутся? Я думал, что они еще в прошлом веке вымерли.

Мне не понравилось, как Андрей Михайлович говорит о Кате. Никакая она не кисейная барышня, и надо еще разобраться, сама она наглоталась таблеток или ее хитростью заставили их выпить.

– Ее забрали в больницу – в тяжелом состоянии, – сердито пробурчала я.

Андрей Михайлович побледнел, он явно пожалел, что в пренебрежительном тоне отозвался о своей подчиненной.

– Что с ней?

– Ее пытались отравить, – взяла я на себя смелость так сказать.

– Пытались? Кто? Зачем?

– Андрей Михайлович, а зачем убили Василия Ивановича? Диму? – с вызовом спросила я, да так громко, что можно было подумать, будто во всех преступлениях я обвиняю его, Андрея Михайловича.

– Откуда мне знать? – оправдываясь, отпрянул от меня шеф. – Василия Ивановича хулиганы зарезали, Дима сам отравился. Что с Катей, я вообще не в курсе!

– А надо бы уважительнее относиться к своим сотрудникам.

Я чуть было не ляпнула о том, что Дима не мог сам отравиться, так как был в курсе того, что в саке нет яда рыбы фугу. И Василия Ивановича местные хулиганы обидеть не могли, поскольку знали, какой он хороший человек. Слава богу, у меня хватило ума опомниться и прикусить язык, иначе как бы я объяснила, откуда мне все известно. Скажи я правду – шефу не понравилось бы, что я часто стою под чужими дверьми. Излишнее любопытство нигде не приветствуется.

– И вообще, Зайцева, иди работай, – пресек мою дерзость Андрей Михайлович. – Проверь новенького. Узнай, справляется ли.

– Извините, – я попятилась. – Проверю, узнаю, – с этими словами я выскользнула за дверь, жутко радуюсь тому, что моя наглость сошла мне с рук.

Оказавшись в коридоре, я тут же открыла трудовую книжку Василия Ивановича. Прежде чем прийти в «Кабуки», Василий Иванович год проработал в ресторане «Адмирал».

«Адмирал», «Адмирал», – название мне определенно было знакомо. – Вспомнила! Неплохое заведение, но пять лет назад оно прогорело. Кажется, хозяин продал ресторан компаньону, а тот не смог удержать заведение наплаву. Нет, «Адмирал» не подходит. Искать там нечего. Небрачному сыну Василия Ивановича должно быть лет двадцать пять или около того. А в этот период он, если верить записи, работал в ресторане при гостинице «Дружба». И проработал он там довольно долго.

Из кухни вышел Олег, новый повар.

– Виктория Викторовна, – обратился он ко мне. – Тут я списочек набросал, что нужно купить из овощей. Я могу взять машину?

– Да, я с вами поеду, покажу вам торговые точки, в которых мы обычно покупаем фрукты и овощи, – обрадовалась я возможности удрать из ресторана.

«Но прежде мне нужно поговорить с Марией Павловной», – отметила я для себя.

– Олег, подождите меня у парадного входа, минут через двадцать я освобожусь. И скажите Ивану, чтобы он вынес в зал вещи вашего предшественника.

– Скажу. Виктория Викторовна, если вы выйдите через двадцать минут, то я успею разделать мясо, – доложил Олег, повысив при этом свой рейтинг еще на несколько пунктов. Парень не терял ни минуты.

Мария Павловна терпеливо ждала меня в зале. Официант, зная о том, что за столиком сидит вдова Василия Ивановича, заварил для нее чай и угостил пирожным. Однако ни к чаю, ни к пирожному она так и не притронулась. Она сидела с выпрямленной спиной, в задумчивости теребя ручки дешевой сумочки и глядя перед собой.

– Мария Павловна, вот трудовая книжка Василия Ивановича. Продукты для поминок и деньги я принесу завтра вечером. Вы ведь завтра еще не будете хоронить Василия Ивановича?

– Нет, не успею. Как назло, Васин брат уехал в командировку, вернется только завтра. Он единственный наш родственник. Как я могу без него хоронить?

– Мария Павловна, а сотрудникам мужа вы звонить будете?

– Зачем? Вы же и так все в курсе?

– Нет, я тут заглянула в трудовую книжку. До «Кабуки» Василий Иванович работал и в «Адмирале», и в «Дружбе», и в столовой номер пять.

– Нет, никому я звонить не буду, – насупившись, отрезала Мария Павловна. – Денег нет устраивать пышные поминки.

– Неужели на старых работах не осталось друзей?

– Теперь это не имеет никакого значения. Нам никто не нужен. И мы никому не нужны.

– Почему вы так считаете?

Резкий ответ Марии Павловны меня насторожил. Мне показалось, что она намеренно не хочет встречаться с сослуживцами мужа. Неужели она знала, что у Василия Ивановича была любовница? Не так проста Мария Павловна, какой ее считала Валентина Григорьевна. Боится, что и соперница придет проститься с Василием Ивановичем?

В то время, когда я подыскивала наиболее мягкую форму, чтобы спросить о любовнице, Мария Павловна сама решила объяснить, почему ей не хочется никого видеть:

– Я не думаю – я знаю. Если и были у Васи друзья на прежних работах, то они остались в прошлом. Я вам рассказывала, что после смерти нашего Славика, мы сменили и обстановку, и окружение. Не хотелось, чтобы что-нибудь или кто-нибудь напоминал нам о трагедии.

– Как хотите, – пожала я плечами. Понимая, что больше ничего от Марии Павловны не добьюсь, я стала прощаться. Мимо как раз прошел Олег, бросив в мою сторону вопросительный взгляд, мол, я уже освободился, а вы? – Простите, мне нужно идти работать. Вы еще здесь немного посидите, чайку попейте. Иван вынесет вам вещи Василия Ивановича, а я к вам завтра вечером забегу.

Олега я догнала на выходе из «Кабуки».

– Пойдемте, я вас познакомлю с Николаем, нашим водителем.

Мы двинулись к белому фургону с надписью «Кабуки» на боку.

– Николай, познакомься. Это Олег, наш новый шеф-повар, – представила я мужчин друг другу. – Теперь будешь его возить на рынок и в оптовые магазины. Еще сведи его с нашими поставщиками.

– А вы разве с нами не поедете? – удивился Олег.

– Поеду, но только не на рынок, а в оптовый посудный магазин. Надо бы тарелки обновить, – придумала я на ходу. – Вы меня до магазина подбросьте, а дальше уж я сама.

Чтобы меня отвезти в посудный магазин, Николай должен был сделать приличный крюк. Зато от посудного магазина до гостиницы «Дружба» было метров сто, не больше. Я очень надеялась на то, что в ресторане при гостинице найду человека, который двадцать пять лет назад работал с Василием Ивановичем. И лучше бы было, если бы этим человеком оказалась женщина, потому что любая представительница слабого пола помнит чужие служебные романы так же хорошо, как и свои.

Гостиница встретила меня тишиной. Некогда она считалась интуристской, а потому жизнь здесь била ключом. Группы иностранцев, фарцовщики-спекулянты, «ночные бабочки» заполняли вечерами этот тесный по нынешним меркам холл.

Теперь, когда понастроили больших комфортабельных отелей, «Дружба» перестала пользоваться тем успехом, который имела когда-то. Большую часть номеров снимали мелкие фирмы и частные предприниматели. Остальные номера сдавали командировочным, чье руководство не особенно было щедро на командировочные расходы.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, заглянув за стойку администратора.

Девушка, откровенно дремавшая на стуле, дернулась, открыла глаза и недобро на меня посмотрела.

– А где у вас можно перекусить?

– Вы у нас живете? – спросила она и, оглянувшись на часы, висящие у нее за спиной, сказала: – Завтрак входит в стоимость проживания, но он уже закончился. Вам надо было спуститься до девяти тридцати.

– А можно покушать за свой счет? – жалобным голосом поинтересовалась я.

– Можно, идите прямо. За теми рекламными стендами вход в ресторан, – махнула она рукой.

Обогнув стенды, я нашла вход в ресторан. Лет шесть назад моя подруга праздновала здесь свой день рождения. Больше я ни разу сюда не заходила, но, похоже, ничто так и не изменилось с тех пор: те же тяжелые бархатные портьеры на окнах, те же стулья, обтянутые в тон портьер, тот же выщербленный местами паркет. Меня словно откинуло назад во времени. Я села за столик и в ожидании официантки предалась воспоминаниям.

Воспоминания о детстве и юности самые яркие. Конечно, девяностые годы, когда в магазинах ничего не было, когда творился такой криминальный беспредел, что страшно было выйти вечером на улицу, я помнила не очень хорошо, но и тогда были светлые моменты: походы в театр, кино, музеи. И стоили тогда билеты сущие копейки!

– На завтрак? – грубый женский голос вернул меня в настоящее. – Раньше надо было приходить. Все до вас съели. Девушка, идите. Чего вы ждете?

Тетка лет пятидесяти в белом кокошнике и фартуке, приколотом булавками к цветастому платью, смотрела на меня с явным удивлением.

– Я? – меня несколько смутил столь «радушный» прием. – Я…

Ответить я не успела. В зал влетел разъяренный мужчина. Меня он, видимо, не заметил, и потому сходу начал кричать на официантку:

– Зинаида, я тебя предупреждал? Предупреждал! Все, терпение мое закончилось. Ты не в столовке работаешь, а в ресторане! – последнее слово он произнес с гордостью. – Третья жалоба за неделю! Додумалась вытирать перед клиентами стол грязной тряпкой.

– А шо такое?! Тряпка может и старая, но чистая.

– А почему ты носишь столовые приборы в фартуке? Вместе со своим носовым платком.

– А где мне все носить? У меня один карман!

– Ну это уже слишком!

– Знаете, тридцать лет вас во мне все устраивало, а теперь не устраивает?

– Да. Уматывай!

– Давно собиралась это сделать! Прощайте, Владимир Петрович! – она со злостью сорвала с себя фартук, кокошник и всем этим запустила в мужчину. – Найдите такую дуру, которая бы за гроши здесь вкалывала.

«Зинаида здесь работает тридцать лет? Похоже, именно она мне и нужна», – подумала я.

Зинаида, гордо вскинув голову, быстро направилась к выходу. Я бросилась ее догонять. Только сейчас Владимир Петрович заметил, что в зале находится посетитель.

– Девушка. Куда же вы? – обратился он ко мне. – Вы хотели позавтракать? У нас все есть. Яичница… сыр… масло…

– Спасибо, перехотелось, – крикнула я, ловко уворачиваясь от Владимира Петровича и выбегая из зала. Где уверенность в том, что меня не станет обслуживать вторая Зинаида, которая носит столовый приборы в одном кармане со своим сопливым носовым платком? – Зинаида! – окликнула я тетку, когда та была уже у выхода из гостиницы.

Женщина обернулась.

– Что вам? Я здесь уже не работаю.

– Я не в ресторан шла, а к вам, – запыхавшись, сообщила я.

– Ко мне? А вам что-то от меня надо? Я вас когда-то обслуживала? Обсчитала? Что?

– Нет, вы меня не обслуживали, – я хотела добавить «слава богу», но сдержалась. – Мне надо с вами поговорить об одном человеке, с которым вы когда-то работали. Давайте где-нибудь присядем. Смотрите, напротив уютное кафе. Не будете возражать, если я вас угощу кофе?

– А что?! Пошли! Не все ж мне подносы таскать! Пусть и меня кто-то обслужит, – с радостью согласилась Зинаида, одобрив мой выбор. – Хорошее кафе. Мы там для нашего ресторана выпечку покупаем. Особенно мне нравятся эклеры с заварным кремом.

Мы перешли на противоположную сторону улицы. В кафе «Гурме» Зинаиду встретили весьма тепло.

– Тетя Зина, что сегодня будешь брать? Буше, суфле, эклеры? Эклеры сегодня сказочные, – расхваливала свой товар девушка-официантка. – С утра из «Туриста» приезжали, взяли два с половиной лотка. Вторую половину лотка возьмешь?

– Нет, – мотнула Зинаида головой. – Две штуки возьму. И пару чашечек кофе. Я сегодня ваш клиент. Обслужишь, Олечка?

Олечка удивленно вскинула брови.

– С удовольствием. Может, коньячку налить?

Зинаида вопросительно посмотрела на меня. Пришлось сказать:

– Да, два по пятьдесят.

– Другой разговор! – расплылась в улыбке Зинаида. – Так что там у тебя ко мне?

– Вы Василия Ивановича Кондрашова помните?

– Ваську! Помню, конечно.

– Умер он.

– Кто? Васька? – охнула она. – Вроде же здоровый мужик был, ни на что не жаловался. Сколько мы не виделись? Лет шесть, наверное? Рак?

– Нет, Василия Ивановича убили. Возвращался домой. Зарезали по дороге.

Зинаида удивленно приподняла брови. К столику с подносом подошла Олечка.

– Коньячок заказывали?

– Ставь, – в грубом тоне велела Зинаида. Ольга пожала плечами, фыркнула и отошла в сторону. – Зарезали, говоришь?

– Да. Кто, не знаю, – опередила я ее вопрос.

– Ну надо же! Парнишку его тоже того…

– Вы о сыне Василия Ивановича?

– Да, кажись, Васька наступил на те же грабли. Помянуть надо, – Зинаида одним движением вылила в рот содержимое бокала.

– Царство небесное, – пробормотала я, сделав маленький глоток.

– Слушай, закажи мне еще коньячку, – попросила Зинаида. – Вот судьба у человека…

– Оля, принесите, пожалуйста, еще коньяк, – обернувшись к стойке, попросила я. – Давайте сто грамм в одну посуду, – добавила я, решив, что Зинаиде пятидесяти грамм будет мало. Моя собеседница удовлетворенно кивнула. – Зинаида, вот вы сказали, что судьба у Василия Ивановича нехорошая. Что вы имели в виду?

– А ты вообще кто?

– Я Виктория, работник ресторана «Кабуки», в котором до вчерашнего дня работал Василий Иванович. Зинаида, расскажите мне, пожалуйста, о Василии Ивановиче. Меня шеф некролог попросил написать, а я, если разобраться, ничего о нем не знаю.

– То, что я могу рассказать, в некролог ты не вставишь, – вздохнула Зинаида.

К столу вновь подошла Ольга. На этот раз она принесла две чашки кофе, пирожные и большой коньячный бокал.

– Еще мне надо его друзей и знакомых найти, чтобы на похороны пригласить, – сказала я, подождав, когда Зинаида сделает глоток. – Плохо, если никто не придет проводить хорошего человека в последний путь.

– Говоришь, и проводить некому? Вроде бы Василий общительный был, даже очень.

– Нет, в последние годы он вел очень замкнутый образ жизни. Дом-работа-дом.

– Жене «спасибо» пусть скажет, – хмыкнула Зинаида.

– А что жена? Василий Иванович ее очень любил и уважал.

– Ага, рыбкой называл. Машуня моя, рыбка моя. Но это уже после того, как она в ресторане скандал устроила.

– А что за скандал? Давно это было?

– Очень. Васька к нам из столовки пришел. Его взяли помощником повара. Молодой был, резвый, – улыбнулась Зинаида, вспоминая. – Глаз горящий. За любую работу хватался. Ох, орел! Разве можно на такого мужика внимания не обратить?

– Наверное, нельзя, – поддакнула я. – Признайтесь, были влюблены в Василия?

– Я? Нет! По мне женатый мужик – ломоть отрезанный. У меня и так грехов полно. Зачем мне еще один? А вот Любка на Василия запала.

– Любка?

– Да. Она к нам из кулинарного училища на практику пришла. Девка молодая, наглая и… глупая, – вздохнула Зинаида, – если думала, что такой мужик ради нее из семьи уйдет. У Васьки тогда только-только сын родился. Из родственников рядом никого: ни тебе бабушки, ни тебе дедушки. Мария с детём – Васька на работе. А как же еще? Деньги надо зарабатывать? Надо. Так вот, он при сковородках и кастрюлях, а Любка рядом задом крутит. А зад у нее был будь здоров! Девка видная, пышная, как сдобная булка. Короче, случилось то, что должно было случиться – положил на нее Васька глаз. Его роман на наших глазах разгорался. Он пытался шифроваться, да только у нас тоже мозги имелись. Суди сама, то Любка вокруг него как пчела порхала, то вдруг вроде и не смотрела никогда в его сторону. Дураку понятно, что добилась того, чего хотела. Если раньше Васька домой торопился, то теперь позже всех стал уходить. Да только не сразу домой шел, а в номер, благо, что работал при гостинице. А в номере его уже Любка ждала.

– Не думала, что Василий Иванович такой ловелас.

– Кто? – переспросила Зинаида.

– Бабник, можно и так сказать.

– Не бабник, – возразила Зинаида. – Он был с одной Любкой и только потому, что она его окрутила.

– И надолго она его окрутила? Как долго этот роман продолжался?

– Пока Мария не узнала.

– А она узнала?

– А ты бы не узнала, если бы твой муж через день не приходил ночевать?

– Не знаю, я не замужем. И что сделала Мария?

– Дождалась, когда у Василия был выходной, пришла в ресторан и прямиком к директору.

– К Владимиру Петровичу?

– Да нет, у нас тогда всем заведовал Мошкин Алексей Иванович. Хороший мужик, не чета нынешнему. Помер он, – с сожалением сообщила мне Зинаида. – Что тогда ему Мария сказала, никто не знает, только на следующее утро Любку уволили.

– За что?

– А я знаю? Практику ей подписали и показали на порог.

– И вам не объяснили, почему уволили практикантку?

– А зачем нам что-то объяснять? Хозяин – барин. Ходили слухи, будто ее за воровство уволили. Но если из этого исходить, то всех нас надо было увольнять, – призналась Зинаида. – А чего? В ресторане много продуктов остается! Чего ж им пропадать?

– Зинаида, а больше Любу вы не встречали? – Меня интересовало, знает ли она, что любовница Василия Ивановича родила ребенка.

– Видела пару раз, один раз очень давно, – вздохнула она. – Мы тогда с ней долго разговаривали. Жаловалась, что жизнь у нее не сложилась, сама растит сына. Работает в столовке. Денег ни на что не хватает, а у мальчишки запросы ого-го! К тому же он у нее без царя в голове.

– Это как?

– А это проблема на проблеме: учится плохо, хулиганит, Любку в школу через день вызывают.

От возбуждения у меня защекотало в носу. Из двоечника и хулигана вырос преступник. Мои мысли бродили исключительно вокруг распространителя наркотиков. Смущало одно: как двоечник мог поступить в институт. Ведь Никита говорил, что Ярослав Сидоренко был студентом престижного вуза.

«Повезло! Экзамены – та же рулетка. Где-то шпору достал, у кого-то списал – вот и поступил», – пришла я к такому выводу.

– А как Любиного сына зовут?

– Понятие не имею, – пожала плечами Зинаида. – Нужен он мне?

– Ее фамилия Сидоренко?

– Нет, насколько я помню, она была Нечипорук.

«Люба могла выйти замуж. Муж усыновил чужого ребенка», – тут же выдал мой мозг новое объяснение.

– Скажите, Зинаида, а не ходили ли слухи о том, что Люба была беременна от Василия Ивановича?

– Сама Любка не говорила, но всё может быть.

– А в какой столовой Люба работает?

– На кой черт она тебе сдалась? – удивилась Зинаида. – Неужели на похороны хочешь пригласить? Не вздумай, если скандала не хочешь. Напьется и начнет выяснять с вдовой отношения.

– Она пьет?

– Похоже на то. Год назад я столкнулась с ней на вокзале. Плохо выглядела. Мешки под глазами. Запашок после вчерашнего. С такой и стоять рядом противно. Христом богом прошу, выкинь из головы мысль звать ее на похороны.

– Ну сказать-то все равно надо.

– Ох, ты и настырная!

– Ответственная, – поправила я ее.

– Ладно, как хочешь. Любка работает в вареничной на вокзальной площади. Но я тебе не советую туда ехать. Во-первых, не факт, что ее оттуда не выгнали, а во-вторых, я тебя предупредила, чем могут закончиться поминки, если она на них припрется.

В сумке вовремя – всё, что мне нужно, я узнала – зазвонил телефон.

– Виктория Викторовна, мы уже скупились, – доложил наш водитель. – Вас забрать или вы сами доберетесь?

– Сможешь забрать через пять минут у посудного магазина? – попросила я, прикинув, что этого времени мне вполне хватит, чтобы расплатиться и добежать до магазина. – Простите, мне пора. Вы еще посидите? – положив телефонную трубку обратно в сумку, обратилась я к Зинаиде.

– Ну да, – несколько разочарованно протянула она. Но когда я положила на стол достаточное количество денег, чтобы оплатить заказ, настроение ее приподнялось: – Надо так надо. Иди, а я с подругой поболтаю. Олечка, иди ко мне, солнышко.

Оставив подруг вместе, я выбежала на улицу. К посудному магазину успела вовремя – за минуту до того, как к нему подъехал фургон с надписью «Кабуки».

Мне очень хотелось сразу поехать на вокзал, но я все же решила показаться в «Кабуки». Дел сейчас в ресторане по горло, и мое отсутствие могло вызвать негативную реакцию у шефа. Я, конечно, не стану к плите, не буду лепить пирожки и шинковать капусту, но вдруг срочно понадобится куда-то съездить или что-то докупить.

Так и получилось. Как только я переступила порог, на меня набросился Андрей Михайлович:

– Зайцева, где ты ходишь?

– Я знакомила нового повара с торговыми точками, в которых мы покупаем продукты. Заезжала в посудный магазин: на юбилее Емельянова много всего побилось.

– Не ко времени твоя посуда!

– Да как же не ко времени, если завтра поминки?

– Мы забыли про Димин портрет. Сейчас же поезжай в фотоателье. Пусть увеличат и отпечатают эту карточку, – он протянул мне маленький снимок из личного дела Дмитрия Полянского. – Еще венки надо заказать. Звонила мать Дмитрия. Она хочет, чтобы в зале висели черные драпировки из тафты, а на столах было много бордовых роз. Бери Николая и езжай.

– Андрей Михайлович, пусть Николай портрет закажет, остальное я все сделаю сама, – отказалась я от водителя. Зачем мне он? Я и без него успею и тафту купить, и венки заказать, и к Любане на вокзал съездить. – Сколько времени потребуется на исполнение заказа, я не знаю. Когда все будет готово, я позвоню Николаю.

– Ладно, давай. Периодически звони, – велел Андрей Михайлович.

Выскочив из «Кабуки», я стала лихорадочно вспоминать, есть ли поблизости с вокзалом магазин тканей. Цветочные палатки и контора по оказанию ритуальных услуг в районе вокзальной площади имелись – и не в единственном числе. А вот ткани…

– Там же рядом универмаг, – хлопнула я себя по лбу. – И вещевой рынок. Там точно торгуют тканями!

Прыгнув в маршрутку, я уже через пятнадцать минут была на вокзале и после недолгих сомнений направилась в похоронную контору, чтобы купить венки. Там же, кстати, увидела черную тафту, которую заказывала Димина мать.

– Супер! – воскликнула я. – А сколько метров в рулоне?

– Двадцать, – ответил мрачного вида продавец.

Его выражение лица весьма соответствовало направленности торговой точки: вдоль одной стены стояли гробы, вдоль другой – венки. Наверное, иное выражение лица здесь вообще не приветствовалось.

– Мне пять рулонов, – потребовала я, умножив в уме количество окон на высоту потолка и поделив все на двадцать.

– У нас только три рулона. Подождете? Мы со склада привезем.

– Долго ждать?

– Минут сорок. Все равно вам ждать, пока венки подпишут.

– Я согласна, – срок меня вполне устраивал. Если Люба работает в вареничной, этого времени мне хватит, чтобы с ней встретиться.

Несмотря на надпись «Домашние вареники», пахло в заведении отнюдь не домашней кухней, а почему-то подвалом, кислой капустой и прогорклым растительным маслом, на котором здесь жарили беляши и котлеты в тесте. Их продавали тут же, что называется, с пылу с жару. Чад валил прямо в зал, который был отделен от кухни лишь рядом витрин со скудным ассортиментом закусок.

Часть зала была выгорожена рядом металлических труб, один конец которых крепился к полу, другой – к потолку. Трубы были раскрашены под кору березы. За ними виднелась барная стойка, за стойкой – полки с дешевым спиртным.

Убогонький интерьер – высокие столы и полное отсутствие стульев – указывал на то, что это самая настоящая забегаловка. Моя догадка подтверждалась большим количеством сомнительных личностей.

Я поежилась, ощутив на себе любопытные взгляды мужиков, которые открыто распивали здесь водку.

– Девушка, не хотите составить компанию? – прошамкал беззубым ртом один из выпивох.

Я не сочла нужным ответить на приглашение – молча пошла к кассе.

Кассирша, мощная баба, до известного момента с неприязнью косившаяся на алкашей, переключила свое внимание на меня. Она буквально сканировала меня, пока я приближалась к кассе.

– Девушка, мне нужна Любовь, – сообщила я, улыбнувшись.

Я хотела произвести хорошее впечатление, однако моя доброжелательность пошла мне не на пользу. Кассирша, уловив в моем голосе слабину, схамила:

– А мне деньги.

– Не поняла? – нахмурилась я.

– А что тут непонятного? Что брать будешь? Вареники, пельмени. Беляши только пожарили, еще теплые. Бери.

– Простите, но я сыта. Мне нужна Любовь, – повторила я.

По возрасту Любе должно было быть чуть больше сорока лет. Отчества ее я не знала, оттого и вышло недоразумение: кассирша подумала, что я говорю о чувстве.

– Не в том месте прЫнца ищешь. Я тут уже пятнадцать лет за кассой сижу, и хотя бы один нормальный мужик зашел. Одни алкаши забегают, чтобы в тепле выпить и пирожком закусить.

– Я не за женихом сюда пришла. Мне Люба нужна. Она здесь поваром работала.

– Любка? Работала! – кивнула кассирша, наконец-то смекнув, кто мне нужен. – Только она уже давно не повар.

– Но здесь работает?

– Работает, – подтвердила она. – Посудомойкой.

– Посудомойкой? – приподняла я бровь.

Кассирша приняла мою реакцию за удивление. Однако это было не так – после разговора с Зинаидой я была готова именно к такому повороту в судьбе Любы.

– Извини, но на большее она уже не способна. Из жалости держим, – просветила меня кассирша.

– А она сейчас здесь?

– Так нужна? Тогда ты вовремя пришла. Уже через час не с кем было бы разговаривать. В час дня у нее первая рюмка.

– А можно ее вызвать? Мне нужно с ней поговорить, – я сделала жалобное лицо.

– А тарелки кто будет мыть? – пробурчала кассирша. – Да ладно, вижу, что ты приличная. Вызову ее сейчас. Разговаривай здесь, и смотри, чтобы никто ей не наливал.

Взяв с меня обещание, она закрыла на ключ кассу и пошла на территорию кухни. Я могла видеть огромную плиту, высокие алюминиевые кастрюли с кипящей в них водой, разделочный стол – мойка не попадала в поле моего зрения.

Кассирши не было минуты три. За это время я обозрела зал в поисках места, где можно было бы поговорить с Любой. Свободный столик нашелся. Он находился в дальнем углу зала и был заставлен грязной посудой. Видимо, уборщица в этом общепите была такой же редкостью, как и чистый стол.

Вид Любы превзошел все мои ожидания. Из-за довольно мощной спины кассирши вынырнула невысокого росточка женщина, неопределенного возраста, худая, с отекшим серым лицом и стеклянным взглядом. От былой Любиной красоты, о которой рассказывала Зинаида, не осталось и следа.

Странно, но ни удивления, ни интереса на Любином лице я не заметила. Кто ее вызвал, зачем – похоже, ее мало волновало.

– Вот, привела, – отчиталась кассирша. – Люба, смотри, из вареничной ни ногой. Поняла?

– Иди уже, – отмахнулась от нее Люба. – Вы, что ли, меня спрашивали? Что надо?

– Поговорить, – достаточно жестко сказала я. Люба относилась к тем особам, которым нельзя делать поблажки – сядут на голову. – Отойдемте в сторонку.

– А угостите? – ее взгляд метнулся к компании алкашей, приканчивающих вторую бутылку водки.

– Нет, – категорично ответила я.

– Ну ладно, только хочу заметить, что вы отрываете меня от дела.

– Если вы чистосердечно обо всем расскажете, вернетесь к своим тарелкам, – вырвалось у меня.

Лицо Любы вытянулось. Извилины закопошились в черепной коробке, их напряженная работа выразилась в глубоких складках на лбу.

– Так… я…чо… Я ничо…

– Если бы чо, – хмыкнула я, – мы бы сейчас разговаривали в другом месте.

Люба испуганным взглядом попросила поддержки у кассирши. Та лишь злорадно улыбнулась:

– Допрыгалась?

Мы ушли в глубь зала. К столу, заставленному грязной посудой, я подойти побрезговала – расположилась на низком подоконнике. Села сама и предложила Любе занять место рядом.

– Люба, я вам не враг, – с этих слов начала я разговор. – Как вы дошли до такой жизни?

– Нормальная жизнь. Не хуже и не лучше, чем у других, – она отвела взгляд в сторону.

Как ни старалась Любовь не дышать в мою сторону, а стойкий запах перегара назойливо лез мне в ноздри.

– Вы же молодая женщина. Сколько вам? Сорок? Сорок пять? А выглядите на шестьдесят, и то с большой натяжкой. Вам никто не говорил, что водка губит женскую красоту?

– Вот только оскорблять меня не надо! Я не алкоголичка! Пью, когда хочу. Когда не хочу, не пью.

– А хочется часто? – с издевкой спросила я.

– От такой жизни в петлю хочется прыгнуть.

– Но ведь не всегда было так? Вы были красивы, молоды, дерзки… У вас была любовь. Большая любовь. Я знаю. Что с вами стало?

– А то и стало, кончилась любовь – и все пошло наперекосяк. – Люба стянула с головы несвежую косынку и вытерла ею выступивший на лбу пот. – Каждый день спрашиваю себя, для чего я родилась? Для мойки с грязными тарелками? – Она вздохнула и стала вспоминать: – Сама я деревенская. Отец – механик, мать – доярка. В деревне только летом хорошо. Осенью грязь. Зимой скука. А весна начнется – всех в поле. Уже с двенадцати лет меня ставили на прополку. Коров доила, коз пасла. После восьмого класса стал вопрос: что со мной делать? Мать настаивала, чтобы я в доярки пошла. Отец хотел, чтобы я стала фельдшером. Но я бы ни за что не поступила в медучилище. Там конкурс, а у меня знания были ниже среднего. Но в город я все равно поехала. Думала подать документы в строительное ПТУ. А что? Выучилась бы на маляра, в городе осталась, ремонты делала, деньги гребла бы лопатой. И чего я до строительного ПТУ не дошла? Остановилась, дуреха, перед ПТУ общественного питания. Поесть я с детства любила. Бабушка, знаете, какие пироги пекла? С капустой, с грибами, с вишней. Ноги сами привели меня в приемную комиссию. Брали всех. Общежитие давали. Стипендию платили. На работу устраивали. Что было еще нужно? Я тут же решила – остаюсь. Два года меня учили, как варить борщи и каши, крутить котлеты и месить тесто. Я уже в полной мере чувствовала себя горожанкой. С такой профессией я не пропаду и голодной не останусь. Хлеб, масло – за этим в магазин бежать не надо. Значит, и на продукты расходов нет. Деньги можно на одежду тратить или на квартиру копить. Но зачем копить, если можно замуж выйти? И вообще, жилье – проблема мужа. Дерево посадить, дом построить, сына родить, – протяжно вздохнула Люба. – Только из кого выбирать, если в группе одни девчонки учатся? Было у нас еще два парня, но они были такие молодые, незрелые… Когда я на практике увидела Василия, повара, у меня от счастья голова закружилась – он! Он и дерево посадит, и дом построит, и сына родит. Одна проблема: Василий был женат, ребенку полгода. Ну да разве меня это могло остановить? Я тоже хочу счастья, тоже семью мечтаю обрести. Той, жене Василия, уже по жизни повезло: она в городе родилась. Ей не приходилось с малолетства по грядкам ползать и навоз носить.

– И вы решили, что она не заслуживает семейного счастья? – удивилась я логике Любы.

Есть же такие экземпляры, которые наивно полагают, что им все должны! Счастье нужно заслужить, заработать и, как видно, не одним поколением. Судьба мстит нам за грехи наших родителей и прародителей. А наши провинности, судя по всему, придется оплачивать не столько нам, сколько нашим детям. Увы, Люба этого не понимала.

– А что? Почему кто-то должен иметь то, чего нет у меня? Все должно быть по справедливости, поровну.

– Но мужчину ведь нельзя распилить пополам?

– Нет, но пожил он с одной, пусть теперь поживет со мной. А там посмотрим, с кем ему лучше.

Смешно было смотреть, как Люба, растерявшая в нескончаемых пьянках красоту и молодость, изрекала подобную точку зрения. Трудно себе представить, кому бы она сейчас могла составить счастье, кто мог бы ею увлечься.

Я не смогла скрыть ироничную улыбку. Она ее заметила и как-то сразу сникла:

– Вы правы, на чужом несчастие – свое счастье не построишь. Затащила я Василия в постель. Встречались мы месяца два, которые пролетели будто в пьяном угаре, а потом меня вызвал к себе директор и сказал: «Так и так, Люба. Практика твоя закончилась. Завтра можешь к нам не приходить. Все нужные бумаги я подписал. Деньги получишь в кассе». Я заикнулась о том, что мечтала остаться в ресторане, и не мог ли он мне подписать распределение сюда. Директор посмотрел на меня как на идиотку. «Ты что не понимаешь, за что тебя увольняют? Василий – женатый мужик. Я в своем ресторане разврата не потерплю. И вообще, работница из тебя аховая, о деле ты думаешь в последнюю очередь», – заявил он. Уже потом мне сказали, что, прежде чем меня выгнать, он пообщался с женой Василия. Она приходила в ресторан, когда у мужа был выходной. Что она шефу обо мне наговорила, никто не слышал, но, видно, грязи много вылила. Вот ведь стерва! Как Василий мог на такой жениться?

Вопрос был адресован мне. Я посчитала нужным ответить:

– В любви все средства хороши. Разве не это вы проповедовали? Вы ведь первой вышли на тропу войну. Вы действовали нахрапом – она хитростью. Вы квиты. А как Василий отреагировал на ваше увольнение?

– Как? Он оказался тряпкой! «Люба, нам с тобой было хорошо, но, прости, наше увлечение было ошибкой. Нам надо расстаться», – приблизительно так он сказал. Думаю, шеф и с ним работу провел. Естественно, его никто выгонять не собирался: Василия на место шеф-повара метили. Могла еще жена дома скандал устроить.

– Могла, конечно, вразумить, – согласилась я с Любой. – А потом посчитала, что каждый имеет право на ошибку, выяснила отношения и простила мужа. Или сделала вид, будто ничего не знает об интрижке мужа. У Василия проснулась совесть, и он прекратил с вами встречаться.

Люба надула губы: она поняла, что я всецело на стороне жены Василия.

– А что же вы? – мне очень интересно было знать продолжение истории.

– Я? Обижена жутко была. Страдала. Хотела подкараулить и кипятком облить, потом собиралась пойти к колдунье и приворожить его, но потом передумала.

– Что так? – удивилась я. От Любы можно было ожидать всего. С ее темпераментом она могла и порчу на Василия наслать. – Разлюбили?

– Что-то вроде того. С классным парнем познакомилась, но… его через неделю посадили, а я поняла, что беременна.

– От этого парня? – уточнила я.

– Да нет, от Василия! – оскорбилась Люба. – У меня уже срок был три месяца – на аборт не успевала. Решила рожать. Думала, когда рожу, подъеду с коляской к «Дружбе», – презрительно сузив глаза в щелочки, выдала она. Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться: взрослая тетка вела себя так, будто ей всё еще пятнадцать. – А потом все так закрутилось. Я с трудом нашла работу: нигде с животом не брали. Потом получила крохотные декретные, родила и уехала в деревню.

– В деревню?

– Ну да, из общежития меня к тому времени выперли. Куда бы я ребенка принесла? Не в Васькину же квартиру! Но долго в деревне я не высидела. Оставила сына и рванула обратно в город. Повезло: устроилась на хлебокомбинат. С Ленькой сошлась. Сына к себе забрала. Малыш к Леньке привязался. Тот его словно родного баловал. Велосипед, ролики, скейты… Семь лет мы жили душа в душу, а потом беда пришла. Ленчика посадили. Срок вкатали – десять лет! Это же жуть какая-то! – возмутилась Люба. А я поймала себя на мысли, что просто так, ни за что десять лет не дают. – С конфискацией! Все вынесли! Телевизоры, магнитофоны, ковер со стены отодрали. Сволочи!

– А за какие грехи мужа за решетку отправили?

– Он в больнице санитаром работал, а там какие-то ампулы пропали. Нет, ну придрались к человеку, волки позорные.

«Ампулы? Судя по всему, Ленька воровал наркотические препараты. Скорей всего, не один, а на пару с врачом, имеющим доступ к наркотикам. Но факт остается фактом: за кражу и распространение наркотиков дают приличный срок, – мысленно отметила я. – Что ж, пока все сходится. Приемный отец привил мальчишке вкус к легким деньгам. Очевидно, парень пошел по его стопам, начал распространять наркотики. Странно, что Люба, после того как посадили ее мужа, не легла костьми и не наставила сына на путь истины. Хотя, что с нее взять? Она женщина недалекая, искренне радовалась грязным деньгам, даже не задумываясь, откуда они берутся. Скажите, пожалуйста, много ли получает санитар? Минимум, который можно представить. А семья Ленчика, с Любиных слов, жила на широкую ногу. Другая бы задумалась, а эта…»

– Когда Леньку посадили, трудно нам пришлось, – продолжила Люба. – В доме всегда деньги были, а теперь пришлось на всем экономить. Мальчик мой сильно переживал. Проблемы в школе начались. Один раз он украл у соседа по парте бутерброд – его избили. Пришлось в другую школу перевести, а там он вообще учиться отказался. С горем пополам окончил школу и поступил в кулинарное училище.

– Кулинарное? – удивилась я. Кулинарное училище не вписывалось в мою схему. Дима учился в экономическом институте. Там же обучался Ярослав Сидоренко. – Вы ничего не путаете, мамаша?

– Я? А что я должна путать, если мой сынок получил распределение в ресторан при гостинице «Дружба». Вот ведь какой финт судьба выкинула! Я ведь тоже практику в «Дружбе» проходила. Там встретилась с Василием. И теперь мой сынок попал прямо к родному папаше под крыло.

– А как сына вашего звали? – наверное, с этого вопроса и надо было начинать разговор.

– Почему звали? До сих пор зовут Валерием. Валерий Нечипорук.

Вся моя изящно вылепленная версия полетела в тартарары. Валерий Нечипорук! Он никогда не учился в экономическом институте, а Диму даже в глаза не видел. Сколько же я времени потеряла, отрабатывая эту версию?!

От досады у меня на глазах выступили слезы. Люба решила, что я настолько тронута ее историей, что расплакалась.

– И вот представьте, какое выражение лица было у Василия, когда он познакомился с родным сыном.

– А прежде он не был с ним знаком?

– Он даже не знал о его рождении. Я ведь, когда вернулась из деревни, сразу сошлась с Ленькой. Василию о ребенке ни слова не сказала.

– Почему? Вы же хотели с коляской к «Дружбе» подъехать.

– Передумала. А если бы Василию пришло в голову нас найти? Ленчик – человек горячий, мог так отметелить, что Васька запросто калекой стал бы. Мне это надо? Тем более что с Ленькой мы очень даже ладили. Я нашими отношениями крайне дорожила. Так вот, я не досказала. Валерка пришел в ресторан. Узнав его фамилию, естественно, Василий поинтересовался, кто его родители. Валера рассказал обо мне. А вечером Васька позвонил. Просил встретиться. Я отказалась. Он просил у меня прощения: якобы не знал, что у него сын есть. Жаловался, что жена его не понимает. Оказывается, все эти годы он помнил обо мне и всегда жалел о том, что не ушел за мной.

«Врет», – почему-то решила я, глядя на блаженную улыбку посудомойки.

– Врал, – повторила она мою мысль, только уже по отношению к Василию Ивановичу. – Не прошло и месяца, как он выгнал Валеру из ресторана.

– За что?

– А ни за что! Мальчик хотел кушать и взял кое-что из продуктов. Ну и что?! Все тащат! Вы думаете, в нашей вареничной в тесто яйца кладут? Как же! – без зазрения совести призналась Люба. – А фарш из чего делаем? Вам лучше не знать, – поберегла она мою психику. – А Валеру за руку схватили. Вором обозвали. И это при свидетелях, при девушке!

– Девушка тоже в ресторане работала? – спросила я.

Люба поморщилась.

– Да нет, эта девушка не работала в ресторане. И вообще, не понимаю, почему Валерик не мог показать кому-то свое рабочее место. Что в этом такого? Тем более что ресторан к тому времени уже закрылся.

Я не спросила, откуда у Валеры были ключи от кухни и от ресторана, по-моему, это и так понятно: парень их стянул или сделал дубликат.

– Было уже за полночь. Охранник спал в зале. Валера и взял-то ничего: бутылку коньяка, кусок семги и грамм сто икры. Откуда взялся Василий, одному богу известно. Валере он залепил пощечину, назвал вором, а девушку обозвал шлюхой, которую он, видите ли, частенько видел с разными кавалерами. У меня тоже много поклонников, и что? Обзывать почем зря?

– Не знаю, – ушла я от ответа.

– На следующий день Васька пошел к директору и попросил Валерку уволить. Ему, дескать, помощники не нужны, парень только под ногами путается, и будет лучше, если он найдет себе другое место для практики. Вот вам и любящий отец! Но через две недели справедливость восторжествовала, – Люба торжествующе указала пальцем на потолок. – Бог наказал Василия. Его старший сын поздно вечером возвращался домой и напоролся на нож.

Я ужаснулась тому, сколько радости было в ее голосе!

– На чей нож напоролся? – только и смогла я вымолвить.

– Вы как Василий! Откуда мне знать, чей нож был?

– А что Василий?

– Он пришел и сказал, что знает, кто убил его сына. Это Валерий. Мой Валерочка. Представляете, какая наглость?

– Вашего сына осудили?

– С какой стати?! Это все Васькины домыслы. Да и не стал он говорить вслух о своих подозрениях. Хватило ума не топить родного сына.

– И где сейчас ваш Валерочка?

Мне пришло в голову, что через много лет сынок все-таки решил поквитаться с отцом за то, что тот когда-то бросил его с матерью, залепил пощечину, обозвал вором и подозревал в убийстве сводного брата.

– Годик остался, – вздохнула Люба.

– Годик до чего?

– До освобождения. Замели его через год за ограбление супермаркета.

– Опять оговор? – хмыкнула я.

– Не, на этот раз за дело. Ленька из тюрьмы вышел. Здоровье подорвано, нервы ни к черту, на работу не берут. Как тут не запить горькую? Вот они с Валеркой и скорешились пойти на дело. Взяли их сразу, они даже из магазина выйти не успели. Леньке по второму разу дали семь лет, а сыночка моего посадили на пять. Много. Но ничего, скоро выйдет. Вот тогда и на нашей улице будет праздник.

– А Василия давно видели?

– Давно. Говорили, что он ушел из «Дружбы». Куда, не знаю. Вроде бы даже уехал куда-то. Во всяком случае, я его не встречала.

– И уже не встретите, – вздохнула я.

– Так далеко уехал?

– Убили его. Он допоздна работал в ресторане «Кабуки», ночью возвращался домой и… Короче, его зарезали.

Реакция Любы меня уже не удивляла – она даже из приличия не вздохнула по бывшему любовнику.

– Туда ему и дорога. Скупердяй хренов. Как пить дать, кто-то из своих пришил.

Эти слова меня насторожили.

– Почему вы так думаете?

– А знаете, сколько человек в «Дружбе» на него зуб точили? Он ведь, когда стал шеф-поваром, куска масла не взял и другим не дал. Объедки – пожалуйста! Но люди не свиньи! Им обидно. В других ресторанах можно, а в нашем нельзя?

– В «Кабуки» тоже нельзя, – сказала я. У нас люди хорошо зарабатывают, им и в голову не придет стянуть что-то из холодильника.

– Не повезло, – скривилась Люба.

Я молчала, пытаясь определиться с мыслями. А те словно полудохлые мухи плавали в вязком киселе – ни одной жизнеспособной версии не приходило в голову.

Валерий Нечипорук убить Василия Ивановича не мог. Люба? Бред. Она скорей напьется, чем спустя двадцать пять лет пойдет с ножом на бывшего любовника.

– Мне еще долго с вами сидеть? – напомнила о себе Люба. – Меня уже на кухню зовут.

Кассирша грозно возвышалась над кассой, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена.

– Идите. Я тоже пойду.

Я заскочила в похоронную контору. Черную ткань уже успели доставить, венки тоже подписали. «Дмитрию Петровичу от коллег по работе», «Дмитрию Петровичу от администрации ресторана «Кабуки». На свой страх и риск я заказала венок и для Василия Ивановича – «Василию Ивановичу от сотрудников ресторана «Кабуки».

Я попросила вынести венки и рулоны черной органзы ближе к выходу, вызвала по телефону Николая и побежала в цветочный магазин, который находился в десяти метрах от похоронной конторы.

– Бордовые розы есть?

– Есть. Сколько вам? – спросила цветочница.

– Все!

Оба поручения Андрея Михайловича я выполнила и тут же получила очередное:

– Значит так, Вика. Диму хоронить будут завтра. Прощание в ритуальном зале с одиннадцати до двенадцати. Дорога на кладбище. Погребение. Думаю, к двум часам все уже будут здесь. Олег уже начал готовить на завтра еду. Ты украсишь зал.

– Я? Андрей Михайлович, – недовольно протянула я. – Я никогда не занималась подобными вещами. Я не дизайнер. Я бухгалтер.

– Зайцева, я знаю, у тебя получится. Приступай. Ленточки, цветочки… Чтобы все было траурно и торжественно.

– Цветочки сегодня нельзя – завянут.

– Значит, сегодня только ленточки. А цветочки завтра. Пока все будут на похоронах, ты цветы разложишь.

– Я не пойду на похороны?!

– Вика, ну кому-то же нужно заняться поминками? Напоминаю, что ты работник ресторана, а не член семьи Полянских. Кстати, цветы потом можно будет собрать и вдове Василия Ивановича отнести.

– От вдовы спасибо, – буркнула я.

Работа действительно предстояла большая, а если учесть, что я даже не представляла, как должно выглядеть помещение для vip-поминок, то, считай, реально сложная.

Но я все-таки справилась – к шести вечера наш прежде уютный зал выглядел так же безрадостно, как родовой замок семейки Адамс. Все, что можно было завесить черной органзой, я завесила. У нас нет на потолке люстр, а то бы я и их обмотала прозрачной черной тканью.

Получилось довольно мрачно, но я надеялась, что когда завтра разложу в вазы бордовые розы, чернота перестанет так давить на психику.

– Вика, – услышала я в тот момент, когда в очередной раз пыталась повесить на стену Димин портрет.

Шнурок, прикрепленный к раме, упорно не хотел цепляться за гвоздь, вбитый в стену. Я отчаянно махала портретом, но у меня ничего не получалось. Я даже злиться начала… на Диму.

– Что ты делаешь? Давай помогу.

– Ты? – удивилась я, обернувшись. – Помнится, мы договаривались только созвониться.

– Ты трубку не берешь. Я подумал, что что-то еще случилось, – объяснил свое появление Никита.

– Извини, я даже не знаю, где мой телефон. Видишь? – я обвела взглядом зал, демонстрируя свою работу.

– Впечатляет. Хотя не думаю, что Диме это бы понравилось, – не отводя глаз от портрета, сказал Никита. – Димка был жизнелюбом.

– Но таков заказ его родителей, – вздохнула я. Мне и самой не нравилось творение моих рук. – Прости, Дима, но спорить с твоей мамой я не могу, – обратилась я к портрету, потом изловчилась и, наконец-то, повесила его на стену. – Ровно?

– Ровно. Слезай, – Никита протянул мне руку. – Вика, ты обещала держать меня в курсе.

– Пошли в мой кабинет. Я угощу тебя кофе.

Проскользнув на цыпочках мимо двери Андрея Михайловича, мы втиснулись в мой кабинет.

Я усадила Никиту рядом со столом, сама пробралась на свое рабочее место, нажала кнопку на кофеварке и выставила перед собой и Никитой чашки.

– Это и есть твое рабочее место? – Никите явно было не по себе в замкнутом пространстве. Еще бы! Площадь моего кабинета – пять квадратных метров. Я, даже если нахожусь одна, открываю настежь дверь или окно, чтобы не задохнуться. – Тесновато.

Помещение наполнилось кофейными парами – дышать и вовсе стало нечем.

– Тесновато, – согласилась я, протягивая руку к створке окна.

– Ты что-то узнала? – подтолкнул меня к разговору Никита, отхлебнув из чашки ароматный напиток.

– Узнала. А что толку? Я отталкивалась от того, что Диму не мог убить человек с улицы. Убийца, определенно, входит в число сотрудников «Кабуки» или был приглашен на банкет Емельянова. Бывшая девушка Никиты? Была я у Лизы, с которой тебя Димка знакомил, – наблюдая за реакцией Никиты, доложила я. Он и глазом не моргнул. Я продолжила: – Она не могла убить ни Диму, ни Василия Ивановича. Во-первых, Дима ей был по барабану, о ревности здесь и речи не могло быть – у нее есть парень. А во-вторых, позавчера она с этим парнем ездила на шашлыки.

– У нее был парень? – удивился Никита.

– Да, это отдельная история. Теперь о Василии Ивановиче, – я снизила голос до шепота. – У Василия Ивановича, оказывается, было два сына. Одного родила жена, другого – любовница. Законный сын погиб пять лет назад, а второй, который незаконный, стал на скользкую дорожку – это со слов самого Василия Ивановича. В общем, вначале я подозревала сразу обоих сыновей. Первый вроде бы такой гладенький и правильный, но сам знаешь, в тихом омуте черти водятся. И главное – парня звали Славой. Славами могут звать и Вячеславов, и Станиславов, и Ярославов. Правда, я так и не узнала фамилию жены Василия Ивановича.

– Вот тут я что-то не понял, – перебив меня, признался Никита. – Как ты могла подозревать старшего сына в убийстве Димы, если пять лет назад он погиб? Из гроба встал?

– Нет, конечно же. Если допустить, что Ярослава Сидоренко устранили по заказу Петра Максимовича Полянского, то Диму мог убить в отместку Василий Иванович.

– Ага, а ты думаешь, что фамилия старшего сына Василия Ивановича по матери была Сидоренко? – Никита как-то странно на меня посмотрел. Да я и сама понимала, насколько моя версия была бредовой.

– В общем, я так сначала думала, а потом узнала о втором сыне Василия Ивановича.

– А в чем ты второго сына подозреваешь? Его тоже зовут Слава? – спросил Никита с подозрительно серьезным лицом.

– Нет, он Валерий Нечипорук. У него были все предпосылки стать вором и убийцей – его воспитал уголовник. Короче, Славу мог убить и сводный брат, Валерий Нечипорук. Парень познакомился с родным отцом, когда уже был взрослым. Окончил кулинарное училище и попал к папеньке на практику. Если ты был знаком с Василием Ивановичем, то должен знать о его патологической честности: из ресторана горбушку хлеба не вынесет. А к рукам сыночка прилипла и семга, и коньячок, и икорка. Оказывается, он, желая произвести на девушку впечатление, привел ее ночью в ресторан, как к себе домой. Перед открытым холодильником Василий Иванович и застукал сына. Посыпались обвинения. Василий Иванович обозвал отпрыска вором, а его спутницу – шлюхой. Утром Валерия уволили. Скандала вроде бы и не было, но парень затаил обиду. Скорей всего, что убийство Славы – дело его рук. Убийц так и не нашли, но Василий Иванович был на сто процентов уверен в вине младшего сына.

– Может, этот младшенький и до отца добрался?

– Нет. Сейчас Валерий Нечипорук находится в местах лишения свободы. Не мог он физически.

– Да, – протянул Никита. – А я на Ярослава Сидоренко в архиве документы поднял.

А почему мне не пришло в голову это сделать или попросить Никиту?

– И что? – спросила я, немного обидевшись. Получалось, слушая мои измышления, Никита в душе подсмеивался надо мной.

– Парень поступил в институт как льготник: сирота и к тому же чернобылец. Отец был ликвидатором, умер, когда Ярославу было три года. А мать погибла в автомобильной аварии. В семилетнем возрасте его отправили в приют. Учился хорошо. При поступлении к нам недобрал полбала, но его все равно взяли. Таким студентам мы предоставляем бесплатно общежитие, они получают стипендию, не смотря на то, как сдают сессию. Конечно, на стипендию не проживешь, но у нас всегда можно подработать на кафедрах – было бы желание. Деньги, конечно, небольшие, но, если сложить со стипендией, то жить можно. Ярослава эти крохи не устраивали. И работать он, судя по всему, не хотел – его привлекали легкие деньги.

– Он был наркоманом?

– Зачем? Он понимал, что наркотики неминуемо ведут к смерти. Я разговаривал с куратором группы, в которой учился Сидоренко. Так вот, со слов сокурсников, Ярослав был заносчив и мстителен. Он обвинял товарищей в легком хлебе, в том, что они за папиными спинами не знают жизни, не умеют зарабатывать деньги. Грозился, что еще покажет кто есть кто.

– Что он имел в виду?

– Что непременно разбогатеет. И не важно, каким путем зарабатывать деньги. Главное – сколько.

– Странно, но я сегодня уже столкнулась с подобной жизненной позицией. Любовница Василия Ивановича точно так же рассуждала в молодости. Впрочем, она и сейчас так рассуждает. Она считает, что тащат все, кто работает в общепите. И нечего было Василию Ивановичу поднимать в бурю в стакане, когда тот поймал сына на воровстве. Прости, что перебила. Так что там с Сидоренко?

– Когда его убили, люди из полиции приходили в институт, разговаривали с деканом, с куратором, со старостой группы. Вышло так, что Сидоренко и хоронить было некому. Как плохо он к однокурсникам не относился, а пришлось именно им собирать деньги на похороны и провожать его в последний путь. Вот так жизнь расставила точки над i.

– То есть, мстить за Ярослава было некому?

– Нет. Выкинь эту версию из головы. Какие-нибудь другие предположения относительно убийства Димы имеются?

Я покачала головой.

– Это даже хорошо, – неожиданно сказал Никита.

– Почему?

– Да потому, что раскрытием преступлений должны заниматься компетентные органы, а не бухгалтеры.

Сам того не желая, Никита обидел меня до глубины души. Но разве он знал, что, прежде чем поступить на экономический факультет, я была отчислена с первого курса юридического? Я очень хотела учиться, но подхватила пневмонию в тяжелой форме и надолго попала в больницу. Сессию сдать не успела и вылетела за академическую неуспеваемость – таковы были правила. С первого курса гнали всех, не разбираясь. Несправедливо, но если вспомнить, то судьба никогда меня не баловала.

Никита, почувствовав перемену в моем настроении, стал оправдываться:

– Я имел в виду, что не надо принижать роль правоохранительных органов. Я уверен, Димкиного убийцу найдут и очень скоро.

– Хотелось бы, – уныло выдавила я из себя.

– Послушай, я потерял друга, близкого друга. Мне очень больно, но я не могу смотреть, как ты переживаешь. Жизнь, Вика, продолжается.

– Знаю, только без Димы, Василия Ивановича и… Черт, надо позвонить в больницу, – я полезла в сумку за телефоном, чтобы справиться о состоянии Кати.

– Плохо себя чувствуешь? – напрягся Никита.

– Я хорошо, а вот девушка Димы не очень. Представляешь, она вчера напилась таблеток. Вроде бы хотела отравиться.

– Вы тут все такие ненормальные? – неожиданно разозлился Никита. – Мужей теряют, с малыми детьми на руках остаются, но продолжают жить. Это аморально кончать жизнь самоубийством! Грешно, хотя лично я в бога не верю. Грешно перед обществом, родителями. У твоей Кати все в порядке с головой?

Никита так разошелся, что я на всякий случай убрала со стола чашку, опасаясь, что в запале он треснет по столу кулаком и столкнет ее.

– Вроде бы, – испуганно ответила я. – Она девушка впечатлительная, тонкой душевной организации.

– Небось до такой степени начитанная, что пыталась изобразить из себя Джульетту? – начал ерничать Никита. – А таблеточками заранее запаслась?

«Ну конечно же! Катя – молодая здоровая девушка. В ее аптечке могут храниться только таблетки от головной боли и температуры. Кстати, лекарство, которое я нашла в мусорном ведре мне незнакомо. Такие таблетки в аптеке от нервов не предлагают. Захвати я пустую облатку, знала бы точно, чем Катя отравилась… или чем ее отравили», – с сожалением подумала я.

– Никита, а ты, наверное, прав. Нет, я даже уверена, Катю отравили!

– Ничего такого я не говорил! – пошел на попятную Никита. – Отравилась и отравилась, – равнодушно констатировал он и тут же, чтобы не казаться излишне черствым, спросил: – Ее ведь откачали?

– Подожди, сейчас узнаю. – Я набрала номер приемного покоя. – Скажите, пожалуйста, как себя чувствует Екатерина Романова? Ее к вам вчера доставили в тяжелом состоянии.

Девушка на другом конце провода медлила с ответом. За те несколько секунд, пока она листала список больных, мой лоб успел покрыться холодной испариной: слишком уж томительной была пауза, после которой я могла услышать самое худшее.

– Ага, вот она, – наконец-то откликнулась девушка. Я затаила дыхание. – Состояние тяжелое. К Романовой пока никого не пускают.

– Ее проведать можно?

– Девушка, вы понимаете русский язык? К ней никого не пускают. Она под капельницей.

– Хорошо, я приду, когда ей станет лучше.

– Звоните, – разрешила девица и повесила трубку.

– Как дела? – осторожно спросил Никита.

– Пятьдесят на пятьдесят. Лежит под капельницей. Никита, а давай сходим к ней домой?

– Зачем?

– Там в мусорном ведре, – начала я. Лицо Никиты исказилось в брезгливой гримасе, как будто ему под нос сунули нечто зловонное, – валялись облатки из-под лекарства, – продолжила я фразу, стиснув зубы. – У меня есть знакомый доктор – хочу спросить у него, что это за таблетки.

– Но зачем?

– Как ты не понимаешь?! Если это какое-то редкое лекарство, специфическое, то ее сто пудов отравили.

– Странная у тебя логика, – пожал он плечами. – Ты же не все лекарства знаешь? Твоей подруге это лекарство могли выписать. Слушай, у меня сестра невропатолог, можно ей показать твои таблетки.

– Правда? – обрадовалась я. – У тебя есть время съездить со мной на Катину квартиру?

– Да, до следующей пятницы я совершенно свободен, – процитировал мультяшного героя Никита. – Сейчас едем?

Я мельком взглянула на часы – без пятнадцати шесть. Через пятнадцать минут мой рабочий день закончится, но сегодня не просто рабочий день, а день накануне Димкиных похорон. Без разрешения шефа уйти ни через пятнадцать минут, ни через час я не могла.

– Никита, можешь меня подождать в машине? Я зайду к Андрею Михайловичу, боюсь, что утром я его не увижу, а надо договориться относительно завтрашнего дня. Все поедут на похороны – я остаюсь в ресторане. Возможно, у него для меня будут особые поручения.

Проводив Никиту, я постучала к Андрею Михайловичу.

– Входите, – недовольным голосом отозвался он. – Ты, Зайцева? Что у тебя?

Он стоял практически у двери, держа наготове ключи от кабинета. Видимо, тоже собирался уходить.

– Ничего, – пожала я плечами. – Просто хотела спросить, есть ли еще поручения. Зал я практически подготовила. Завтра разложу цветы…

– Иди, отдыхай, – велел Андрей Михайлович, выпроваживая меня из своего кабинета.

Никита остался ждать меня в машине, а я поднялась к Катиной соседке за ключами.

– Как там Катя? – поинтересовалась женщина.

– Не берусь загадывать. Сейчас она под капельницей. Кровь чистят. Обещают, что скоро ее можно будет проведать, – соврала я. – Вы мне ключик дайте. Я халат ее возьму и кое-что из белья.

– Да-да, пойдем, – она сняла с гвоздика ключи и пошла со мной, не доверив мне хозяйничать в пустой квартире.

Я не возражала. Мне только и надо было, что на секунду заскочить на кухню и вытащить из ведра пустую облатку из-под лекарства.

Под присмотром Раисы Антоновны я открыла шкаф. Катя была большой аккуратисткой: белье лежало в стопочках на полочках, чистый халатик висел на плечиках. Все, что могло понадобиться Катюше, я положила в полиэтиленовый пакет.

– Надо еще взять мыло и зубную щетку, – сказала я соседке.

В ванную она за мной не поплелась. Пользуясь моментом, я заскочила на кухню и выхватила из ведра две пустые облатки.

– Все, можно закрывать, – сказала я, окидывая взглядом прихожую. – Ничего я не забыла?

– Тапочки возьми, – велела Раиса Антоновна.

– Точно. Кстати, никто Катей не интересовался? – спросила я, уже стоя на лестничной площадке.

– Из полиции парень приходил, – доложила соседка.

– Зачем?

– Хотел поговорить. Я ему сказала, что Катю увезли в больницу с отравлением.

– Правильно, – одобрила я действия Раисы Антоновны. – Пусть тоже занимаются этим делом.

– Тоже? – переспросила она.

– Вы меня неправильно поняли. Хорошо, что сказали правду полиции, – выкрутилась я.

– Привет Кате передавай.

– Обязательно. Всего доброго, – сказала я на прощание и бросилась вниз по лестнице.

Никиту я застала за чтением реферата. Пользуясь моментом, он проверял работы своих студентов.

– Уже? – поднял он на меня глаза.

– Да. Вот, – усевшись на сидение, я протянула ему одну из двух облаток. – Слышал что-нибудь о таком лекарстве?

– Я, кроме аспирина и зеленки, никаких других лекарств не знаю, – признался он. – Поехали к сестре.

– Поехали, – согласилась я. – Только у меня к тебе просьба: зайдем к ней на одну минуту, не больше. Я так сегодня устала. А завтра… Как бы этот день пережить?

– Как скажешь.

Дверь нам открыла молодая женщина, лет на пять-шесть старше Никиты. В том, что передо мной его сестра, не было никаких сомнений: тот же взгляд серых глаз, брови вразлет, мягкая форма губ, пышная копна темных волос. Даже улыбались они одинаково – одними уголками губ.

– Знакомься, это моя сестра Ольга. Это Вика.

– Очень приятно, – сказала я.

– Прости, что мы без приглашения, но у нас к тебе дело, – предупредил Никита.

– На пороге я о делах не разговариваю. Пошли чай пить, – по-свойски предложила Ольга.

Пока я мыла руки, на столе появились фрукты, печенье, джем и сыр.

– Может, вы есть хотите, но у меня ничего существенного нет. Вовка повез Петьку и Митьку к бабушке, а я решила поголодать.

Я удивилась: «Если это «ничего нет», что тогда в понятии Ольги полноценный обед?»

– Спасибо, я есть вообще не хочу, а чай выпью с удовольствием, – смущенно пробормотала я.

Ольга сидела напротив и с нескрываемым интересом меня рассматривала. Чувствуя себя невестой на смотринах, я еще больше смутилась.

– Вовка – это Олин муж. Петя и Митя – мои племянники, – ввел меня в курс дела Никита. – Про диеты Оля тебе может рассказать всё.

Может, Ольга и была женщиной крупной, но никак не толстой. На мой взгляд, худеть ей было ни к чему.

– Балабол, – шикнула на Никиту сестра. – Раз в неделю всем надо устраивать разгрузочные дни. Ну, говорите, с чем пришли?

– Ты что-нибудь слышала вот об этом лекарстве, – с этими словами Никита положил перед Ольгой пустую облатку.

– Тю, – разочаровано протянула Ольга. – Я думала, ты в мой дом невесту привел, а ты про какое-то лекарство спрашиваешь. Кто болеет? Вы?

– Нет, что вы, – отчаянно замотала я головой. – Просто моя подруга по совету врача купила в аптеке это лекарство, а ей после него стало плохо.

Ольга нехотя взяла со стола облатку. Повертев в руках, она прочитала название. Беспечное выражение тут же слетело с ее лица.

– Просто так она не могла это лекарство купить в аптеке. Нужен рецепт, – поймала меня на лжи Ольга. – Да и с рецептом его купить сложно. Этот препарат распространяют по специализированным клиникам. И принимать его надо только под наблюдением врачей.

– А по каким клиникам распространяется это лекарство? – уточнила я.

– По психиатрическим. У вашей подруги были проблемы с психикой?

Никита перевел взгляд с Ольги на меня.

– Я не знаю, – замялась я.

– Не было ли попыток суицида? – поинтересовалась Ольга.

Я пожала плечами. Вспомнилось, что Катя всегда ходила в блузке с длинным рукавом, не смотря на то, что в ее кабинете всегда жарко из-за соседства с кухней.

– Как и от чего принимают это лекарство? – спросил Никита.

– Вы курсе, что людей решивших покончить с жизнью отвозят в психиатрическую больницу? – спросила Ольга. Я кивнула. – Это ненормально, когда человек перестает хотеть жить. Есть, конечно, обстоятельства, когда хочется умереть, но здоровый человек справляется с обстоятельствами, перестает смотреть на них трагично, борется, что-то меняет. Человек с больной психикой не находит иного выхода, как наложить на себя руки. Это лекарство притупляет чувства, дает легкое ощущение эйфории, видимость того, что все в порядке. Этот препарат сродни наркотику, собственно, таковым он и является.

– Если это наркотический препарат, то почему он оказался в руках моей подруги?

– Если случай не такой тяжелый, и пациент идет на поправку, то это лекарство могут доверить принимать самостоятельно, естественно, если речь идет не о наркоманах.

– Катя не наркоманка, – с уверенностью заявила я.

– А наркоманам его и не пропишут. За пациентом наблюдают, дозу снижают, а потом и вовсе лекарство отменяют.

– А если это лекарство принять в большом количестве? – спросила я. – Отравление возможно?

– Конечно. Вообще-то любым лекарством можно отравиться. Это замедляет сердцебиение. Падает давление. Больной может впасть в кому и умереть, если ему не будет оказана экстренная помощь.

«Вероятно, с Катей это и произошло. Заснула, чтобы умереть. Если бы не я, уже сегодня мы бы готовились к еще одним похоронам. Но откуда у нее эти таблетки?» – спросила я себя.

– Оля, а ты можешь сказать, в каких клиниках лечат таким лекарством? – поинтересовался Никита.

– Могу. В нашей больнице таким лекарством точно не лечат. У нас нет его в списке. Ищите специализированные лечебницы. Например, третья психиатрическая, седьмая… Но из седьмой редко выписывают. Это клиника для буйных и для тех, кто уже давно не дружит с головой. Извините, издержки лечения. Там используют куда более сильные психотропные препараты. Год-два такого лечения, а то и раньше, и человек превращается в растение.

– Спасибо, Оля. Наше любопытство ты удовлетворила в полной мере. Мы пойдем, – поднялся Никита из-за стола. Мою просьбу заскочить к сестре на минуту он понял буквально.

Пришлось и мне подняться, отодвинув от себя нетронутую чашку с чаем.

– Как? Даже чая не выпили, – возмутилась Ольга.

– Пора нам. Честно.

– Честно? Вот ты честно и скажи, когда женишься? – накинулась на Никиту сестра. – Сколько можно ходить холостым?

– Обещаю, женюсь, – сказал Никита, скосив глаза в мою сторону.

– Вика, возьмите над ним шефство, иначе он так и останется бобылем, лет через десять станет вредным занудливым старикашкой, который своими придирками изведет всю нашу семью.

– Я не знаю, понравится ли ему мое шефство, – пробормотала я, краснея.

– Понравится. Я же вижу, как он на вас смотрит.

Никита скорчил сестре рожицу. Я так и не поняла, в шутку Ольга сказала относительно шефства или, правда, я ему нравлюсь.

– Пока, – бросил на прощание сестре Никита, выталкивая меня за порог.

– Хорошая у тебя сестра, – отметила я, садясь в машину.

– Хорошая, только жутко болтливая, – согласился со мной Никита. – Как это она не притащила альбом с моими детскими фото? Удивляюсь.

– Детские фото? Посмотрела бы с удовольствием.

– Еще представится возможность. У мамы моей посмотришь.

– Ты хочешь познакомить меня с мамой?

Никита ушел от ответа:

– Ну что, едем в третью больницу? Я вашу Катю не видел, не знаю, но сестренка навела меня на мысль, что девушка и раньше имела проблемы с психикой. В ее медицинской карточке должно быть это отмечено.

– Катя – нормальная! – заступилась я за подругу.

– А я и не говорю, что она умственно отсталая. Просто психика – штука тонкая. Бывает такие пограничные состояния, когда не различишь нормальный человек или псих. Мне Олька рассказывала. Например, маньяки. В нормальной жизни они ласковые и пушистые, потом что-то в них перемыкает, и они превращаются в зверей. – Заметив, что от возмущения у меня заиграли на щеках желваки, он поторопился сказать: – К Кате это не относится. Это я так, к примеру.

– Неудачный пример, – сквозь зубы процедила я.

– Неудачный. Прости. Но проверить надо. Катю же в третью больницу поместили?

– Да.

– Поехали! – скомандовал он, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Никита, уже почти семь, – напомнила я. – Кто там с нами будет разговаривать? И к Кате нас никто не пустит. Я же сегодня звонила. Мне сказали, что ее пока рано навещать. Может, завтра с утра?

– Завтра тебе и мне будет некогда. Есть у меня план. Обычно на вечерние и ночные дежурства ставят молодых докторов – интернов. А со вчерашними студентами я разговаривать умею. Поехали.

Машина мягко тронулась с места, выехала со двора и влилась в плотный поток автомобилей.

– Ты хоть знаешь, куда ехать?

– Знаю, навещал кое-кого. Нам где-то еще полчаса пилить, но это даже хорошо. Заведующие отделениями, профессора, доценты, главврачи – все эти ответственные товарищи уедут, а те, кто нам нужен, останутся.

– Дежурные врачи?

– Медсестры тоже подойдут. Нам нужна медицинская карта, а это по их части.

– Ладно, вези. Надеюсь, мы делаем все правильно.

Ехать пришлось довольно долго. Третья психиатрическая больница находилась на другом конце города. Хоть и грозился Никита, что на дорогу уйдет полчаса, а попали мы туда только в девятом часу. Уже достаточно стемнело, но фонари на территории больницы отчего-то включать не торопились.

– И как мы внутрь попадем? – спросила я, когда машина остановилась перед внушительными коваными воротами.

На воротах висел замок, а сама больница с прилегающим к ней сквером была огорожена высоченным забором.

– Через калитку, – сказал Никита, не понимая, что меня смущает.

Он вышел из машины, подошел к калитке, которая находилась рядом с воротами, взялся за ручку – и дверь открылась.

– Здесь даже замка нет.

– А как же психи? – спросила я, похолодев от мысли, что психически неуравновешенные люди могут вот так спокойно выйти из лечебницы.

– Какие психи? Ольга же тебе сказала, что буйных лечат в седьмой больнице, а здесь тихие суицидники и те, у кого нервишки шалят. Но могу тебя успокоить, здание на ночь закрывают, а днем у ворот стоит охрана. В пижамах и халатах не выпустят.

– Откуда тебе так хорошо известны порядки лечебницы?

– Скажу. Когда у Димки были проблемы с наркотиками, его привезли сюда, а не в наркологический диспансер. Петр Максимович не хотел огласки. И условия для Димы создали по высшему разряду. В его распоряжении была одноместная палата со всеми удобствами и отдельным выходом на территорию. Смотри, это там, – Никита показал рукой на пристройку к зданию. – Ни больные Диму не видели, ни он их. Перед входом в палату сидел охранник. К Диме могли пройти только врач, родители, я и наш с Димой общий друг. Я и был-то раза два всего, но, как видишь, запомнил.

Главный вход в больницу был уже заперт на ключ. Никиту это не смутило. Он пошел по дорожке вдоль здания и остановился перед дверью, рядом с которой висела табличка «Санпропускник». Эта дверь была открыта.

– Можно я пройду первым? – спросил у меня Никита. – Боюсь, что с таким лицом, как у тебя, у нас ничего не выйдет.

Я действительно чувствовала себя не в своей тарелке. На моем лице, по всей видимости, отражалось в полной мере смятение, а также недоверие к Никите. С кем он собирается разговаривать? Доктора ушли, заперев карточки своих пациентов в ординаторской или даже в сейфе. Нет, все-таки надо было приехать с утра и начистоту поговорить с лечащим врачом.

Тем временем Никита прошел внутрь. Я последовала за ним. После маленького коридорчика мы попали в освещенную комнату. Письменный стол, кушетка, стеклянный аптекарский шкафчик – и ни одной живой души.

Никита громко хлопнул дверью, добавив громогласное:

– Почему никого нет на посту? Безобразие!

Из смежной комнаты высунулось перепуганное лицо дежурной медсестры.

– Я на посту. А вы кто?

– Виктория Викторовна, как вам это нравится? Кто мы? Милочка, начальство надо знать в лицо. Облздравотдел. Вам это говорит о чем-нибудь?

– Н-да, – смогла вымолвить девица. – Только нас не предупреждали.

– А зачем? Чтобы нам красные дорожки постелили? Обойдемся. Учреждение государственное, вот мы и прибыли, чтобы проверить, куда уходят государственные деньги. Как вас зовут? Представьтесь.

– Варя. То есть Варвара Ивановна Матвеева.

– Варвара Матвеева, сколько на сегодняшний день больных в стационаре?

– Сейчас посмотрю, – девушка вытащила из ящика стола несколько скрепленных между собой листочков. – В первом отделении на лечении находится тридцать человек и во втором – сорок.

– Дайте сюда, – Никита буквально вырвал из ее рук листочки. – Так, посмотрим, кто тут у нас, – несколько секунд он с умным видом таращился на листки, потом передал их мне: – Посмотрите коллега, как они ведут документацию.

– Это не документация, – стала оправдываться дежурная медсестра. – Это список больных, кто в какой палате лежит.

Я быстро нашла в списке Катину фамилию. Она находилась в первом отделении, в первой палате.

– Допустим, Романова из первого отделения. Почему она лежит в палате одна, когда есть палаты на пять и на шесть человек? Палата платная?

– Нет, это палата интенсивной терапии.

– Вот мы и посмотрим, как ее интенсивно лечат. В отделении есть дежурный врач?

– У нас один дежурный врач на два отделения.

– Что?! Один на два отделения? – делано возмутился Никита. – Здесь еще хуже, чем я представлял. Ведите, Варвара, нас в первое отделение.

Перепуганная Варя начала пятиться. Дойдя до двери, она предупредила:

– Первое отделение у нас на втором этаже. Придется подняться.

– Поднимемся, – успокоил ее Никита.

Варвара ступала на цыпочках, будто боялась еще больше разозлить Никиту. Его же реакция Вари забавляла. Он вовсю изображал строгого проверяющего, да так натурально, что мне не пришлось ему подыгрывать.

Первое отделение, не смотря на то, что в нем было прописано тридцать человек, встретило нас пугающей тишиной. Я взглянула на часы – без пяти девять. Время детское, вот только отделение для взрослых.

– Что происходит? Вымерли все? – спросила я у Вари.

– Нет, почему? Спят, – ответила та.

– Все и так рано?

– А что делать? Телевизора в отделении нет. Поужинали, поглотали таблеточки – и баиньки.

– А таблеточки снотворные? – догадался Никита.

– Так ведь отделение у нас какое? Чем больше пациенты будут спать и меньше думать, тем скорее выздоровеют.

– Вот, значит, у вас какие методы лечения! Что ж, давайте посмотрим, какие препараты вы выписываете больным. Где вы храните истории болезни?

– Назначения выписывают врачи, – поторопилась Варвара переложить ответственность на чужие плечи. – А истории болезни все лежат в ординаторской.

– Дежурный врач в этом отделении находится?

– Нет, Лена, тьфу, Елена Николаевна сейчас во втором отделении должна быть, – с долей сомнения ответила Варя. – Позвать?

– Не надо. Ключи от ординаторской у вас?

– Запасной, – кивнула она.

– Что же мы стоим?

Варвара вздрогнула и беспрекословно пошла открывать ординаторскую.

– Вот истории болезней, – сказала она, подводя нас к стеллажам. – Мне можно идти?

– Еще чего, – Никита строго посмотрел на нее. Девушка могла донести о неплановой проверке облздравотдела дежурному врачу, позвонить заведующему отделением, главврачу, кому угодно. В этом случае нас непременно вывели бы на чистую воду и с позором выгнали из лечебницы или, что вероятнее всего, вызвали полицию. – Останьтесь. Вдруг вы нам понадобитесь. Посидите на стульчике в сторонке, пока мы будем разбираться с историями болезней.

Варвара покорно села у входа. Я стала перебирать папки и скоро нашла Катину, хотела тут же ее раскрыть, но Никита меня остановил:

– Садитесь, Виктория Викторовна, вот сюда, – показал он на стулья, стоящие в ряд под стенкой. – Что вы одну историю болезней взяли? Возьмите еще несколько.

Я взяла со стеллажа еще несколько папок и села рядом с Никитой.

– Кто у нас тут? Попов… – пролистнув несколько страничек, он закрыл папку и отложил ее в сторону. – Евдокимова… Ага… Вроде бы все правильно. Нарушений нет. Романова Екатерина…

Я и Никита уткнулись глазами в лист, исписанный мелким неразборчивым почерком. Некоторые медицинские термины я не понимала, некоторые слова и вовсе не удалось прочитать, но суть я в целом уловила.

Никита оказался прав: у Кати были проблемы и раньше. Пять лет назад она уже пыталась покончить с собой. Правда, она не травилась, а резала себе вены. Ее спасли, доставили сначала в хирургическое отделение, а потом перевели сюда. Было проведено комплексное лечение. Девушка выздоровела, и ее выписали. Возможно, поторопились, потому что спустя пять лет произошел очередной рецидив. Что его спровоцировало? Димина смерть? Теперь мне слабо в это верилось. Жалко, что в медицинской истории не была описана причина, из-за которой она пыталась покончить с собой в первый раз. И почему, если решила во второй раз проститься с жизнью, предпочла таблетки, а не лезвие?

– Что скажешь? – тихо спросил Никита.

– Она выглядела вполне нормальной, – зашептала я ему в ухо, упрямо отказываясь верить в то, что у Кати была больная психика.

– Против фактов не пойдешь.

– Понимаешь, мы были знакомы две недели, я ее практически не знала.

– Что-то не так? – испуганно спросила Варя, прислушиваясь к нашему разговору. – Нашли что-то?

– Нашли, – ответил Никита. – Вот, например, Романова. Вторая попытка самоубийства. И при этом она находится в одноместной палате. Да за такими пациентами нужен глаз да глаз.

– Она не одна, – мотнула головой Варя. – С ней сейчас Ксения Алексеевна, наша ночная нянечка. А днем в палате дверь вообще нараспашку: то один обход, то второй, то назначения, то процедуры. Вы не переживайте, у нас все пациенты на виду.

– Мне переживать незачем. Главное, чтобы вашему начальству переживать не пришлось. Так, хочу посмотреть на эту Романову, – сообщил Никита. – Эти карточки мы пока поставим на место, а карточку Романовой возьмем с собой.

Палата номер один совсем не была похожа на палату интенсивной терапии – самая обычная палата. Одна кровать, одна тумбочка, стул для сиделки и раковина в углу комнаты – вот и вся обстановка. Из медицинского оборудования – штатив для капельницы, судно под кроватью и эмалированный тазик, о назначении которого я могла догадываться.

Катя спала под капельницей. Рядом с ней на стуле дремала старушка в белом накрахмаленном халате.

– Ксения Алексеевна, – тихо позвала Варя, – тут проверяющие.

Старушка вздрогнула. Очки заскользили по носу. Не удержавшись на кончике, они слетели прямо в морщинистые ладони нянечки.

– А? Что? Кто здесь? – спросила она, сощурившись на свет, который ярким лучом падал из хорошо освещенного коридора в полумрак палаты.

– Это я, Варя.

Старушка, нацепив на нос очки, уперлась в нас жестким взглядом.

– То, что ты Варя, я вижу. Кто с тобой?

– Проверяющие из облздравотдела.

– Проверяющие по ночам не ходят, – заявила она.

– А мы особые проверяющие, – отрекомендовался Никита. – Варенька, подождите нас за дверью, только далеко не отходите, а мы с Ксенией Алексеевной побеседуем.

Варвара с радостью выскользнула в коридор. Как только она вышла, Никита сменил тон. Его голос зазвучал мягче и дружелюбнее.

– Ксения Алексеевна, вы давно в больнице работаете?

– Без малого двадцать лет, – сообщила нянечка. – Как на пенсию вышла, сюда устроилась. Без подработки мне на мою пенсию не прожить.

– Смотрю, вы хорошо относитесь к пациентам, – отметила я.

Пока мы здесь находились, Ксения Алексеевна успела поправить под Катиной головой подушку и вытереть с ее лба испарину.

– Как положено, так и отношусь, – пробурчала нянечка, все еще настороженно косясь на Никиту.

– Да вы нас не бойтесь, – вздохнул он, понимая, что если с Варварой можно перегнуть палку, то к старушке нужен особый подход.

– Мне вас бояться нечего. Я хоть человек и маленький, но начальство за меня держится обеими руками. Это их могут уволить, а меня – никогда! Кто тогда работать здесь будет? Молодежь? Толку от нее! Сегодня пришли – завтра ушли. Все хлебного места ищут. У нас здесь держатся одни старожилы.

– Похоже, это касается не только медицинского персонала, но и пациентов. Романова, например, во второй раз здесь.

– Да, – кивнула головой Ксения Алексеевна. – Катюшу я давно знаю. Она мне как родная. И что же ей, бедолаге, на этом свете не живется? Мало того, что сама хотела из жизни уйти, так и парня такого подвела.

– Какого парня? – насторожилась я.

– Да доктора нашего, Юрия Александровича Комова. Он ее в прошлый раз вытянул, вылечил, к жизни вернул, а она так по-свински с ним поступила. Да, о тебе, Катя, говорю, о тебе. Давно бы уже забыла все то, что когда-то было! Жила бы себе, замуж вышла. Да хотя бы за нашего Юрку! – незлобно ругала спящую Катю Ксения Алексеевна. У той же на лице не дрогнул ни один мускул. – Спит, не слышит моя красавица, – вздохнула няня.

– И что с ней случилось? Что она должна была забыть, вы знаете? – тихо спросила я. Катя хоть и лежала недвижимо, но ведь могла и претворяться? – Кстати, мы ее не разбудим?

– Не, – махнула рукой няня. – Нашим пациентам на ночь такое колют, что они только к обеду просыпаются.

Ни я, ни Никита не стали комментировать действия врачей, опасаясь, как бы нянечка после нашей критики не повесила на рот замок.

– Так что там случилось с Катей? – спросила я, присаживаясь на краешек кровати. Никита продолжал стоять. Ему сесть было некуда. – Мне это, как специалисту, очень интересно. Я диссертацию пишу на тему: «Мотивы и анализ синдрома хронического суицида». А этот случай, похоже, как раз по моей теме. Вы не переживайте, в диссертации не называют настоящих имен больных.

Может, то, что я придумала, с медицинской точки зрения являлось абракадаброй, но да простит меня Катя: что выдал мой мозг, то я и озвучила.

– Что было? Наверное, всё. Ее судьбе не позавидуешь. Я ведь Катюшу с рождения знаю. Жили по соседству. Дома рядом, двор один. Ребятня с двух домов вся у меня на глазах выросла. Катя росла в благополучной семье. Ее родители были людьми степенными, им обоим было за сорок, когда они с двухмесячной дочкой в наш двор переехали. Ох, и любили они дочурку. На прогулку во двор наряжали, как куколку: бантики, оборочки, туфельки лаковые. Игрушками ее задаривали. Кстати, и про соседских детей они не забывали. То во двор мяч новый купят, то скакалки вынесут. Для состоятельного человека это копейки, а детворе – радость.

А потом в семью Романовых горе пришло. Кате лет почти пятнадцать было, когда ее отец скоропостижно умер. Тогда-то мы и узнали, что Катя им не родная, а приемная. Родители ее удочерили, когда ей было отроду неделя. Катина мать акушеркой в роддоме работала, а там девчонка деревенская рожала. С каким-то женатым гуляла и нагуляла себе ребеночка, да только родила не одного, а двух. Мальчика решила забрать, а девочку в роддоме оставила. Галина – женщина сердечная, прикипела душой к малышке, взяла и записала девочку на себя. Документы все оформили, место жительства сменили. И, наверное, Катя никогда бы не узнала, что она приемная, если бы родная мать спустя тринадцать лет не объявилась.

– Как же она узнала, где ее дочь живет?

– Как? Очень просто. Романовы переехали в другой район, чтобы злые языки не нашептали дочке, что она из отказных детей. А перед сотрудниками Галине скрывать было нечего, она, как и прежде, продолжала работать акушеркой в том же роддоме. Там ее эта мамаша и нашла.

– И что она от нее хотела?

– Денег! Когда эта тварь от дочки отказывалась, говорила, что в деревню возвращается, а там нравы суровые. Ребенок нагулянный – позор на всю семью. Ладно еще мальчишка – в деревне мужские руки ценятся, – а за девчонку отец ее точно убьет. Галина пыталась усовестить ее, мол, не всем бог детей дает. Сама столько лет в браке, а детей нет. «Возьми моего», – предложила мать-кукушка. Галина, недолго думая, помогла написать роженице отказ от ребенка, а потом пошла к главврачу просить, чтобы ребенка отдали ей. Муж был только рад такому подарку судьбы.

И вот спустя пятнадцать лет эта кукушка вдруг поняла, что продешевила: надо было не отдавать девочку, а продавать! Сейчас такие деньги на продаже детей делают! Она разыскала Галину и потребовала денег. Ей дали. Она пришла еще, потом еще. Уже соседки во дворе стали замечать, что к Романовым зачастила какая-то баба. Раз в месяц точно приходит. Наверное, Романовым надо было обратиться в милицию или начистоту поговорить с Катюшей, но они боялись ее реакции и продолжали платить шантажистке.

А потом квартиру Романовых, когда те были на даче, обчистили воры-домушники. Вынесли деньги, ценности. Совпало так, что и у шантажистки в это время деньги закончились. Пришла она к Романовым под хмельком и стала требовать. Ей пытались объяснить, что сейчас нет никакой возможности дать хоть сколько-нибудь. Но та не поверила, стала кричать, что ее обманывают, специально говорят, что их ограбили, и вообще, настало время рассказать все Кате.

Она спустилась во двор, подкараулила Катю и выложила ей невероятную историю о том, что, дескать, ее у нее украли злые люди, то есть Романовы. Ладно бы соврала с глазу на глаз, но все происходило при детях, при многочисленной толпе соседей. С Катей случился припадок, она билась в истерике, плакала, ее долго не могли успокоить. Кончилось это тем, что врачи констатировали у нее нервный срыв и забрали в больницу. А вскоре умер Павел Андреевич, Катин отец. Сердце Павла Андреевича остановилось в карете «скорой помощи». Его даже до больницы довезти не успели. Галина очень переживала. Она осунулась, похудела, за месяц превратилась в старуху.

– А что Катя? – спросила я, глядя на подругу.

– Катя очень изменилась, – вздохнула Ксения Алексеевна. – Правда, которую от нее скрывали родители долгие годы, оказалась для нее непосильным грузом. Галина пыталась рассказать о том, как все было на самом деле, приводила подруг из роддома, но Катя ставила их слова под сомнение, обвиняла в сговоре. Мол, если все так, то почему ей не рассказали о маме раньше?

– Переходный возраст. Ломка характера. В этот период подросткам кажется, что их водят за нос, что взрослые им говорят одно, а делают другое. А тут еще эта новоявленная мамаша. Все наслоилось одно на другое. При таких обстоятельствах дети совершают неблаговидные поступки, идут наперекор обществу, которое потом обвинят во всех своих неудачах.

– Наверное, – согласилась со мной Ксения Алексеевна. – Мы не могли узнать Катю. Некогда радостный и здоровый ребенок превратился в угрюмую тень. Отличница съехала на тройки, стала прогуливать школу. Галина потеряла над дочкой контроль. А в десятом Катя и вовсе ушла из дома. Где она живет, с кем, на какие деньги, соседи боялись спрашивать у матери, чтобы лишний раз ее не травмировать. Ходили слухи, что Катя связалась с плохой компанией, потом ее видели в обществе взрослого мужчины. Кто-то поговаривал, будто Катя стала шлюхой, воровкой. Естественно, все это долетало до Галиных ушей. Она сильно сдала, начала сторониться людей. Ушла из роддома, жила на пенсию, даже в магазин редко выходила. На нервной почве у нее парализовало руку. Незадолго до смерти к ней приставили социального работника. Приятная такая женщина. Кажется, Полиной звали… Она и по хозяйству Галине помогала, и за продуктами ходила.

– Значит, Галина умерла? А Катя? Неужели она так и не появилась дома? – Мне с трудом в это верилось.

– Появилась, когда Галина в гробу уже лежала. Катю нашла все та же Полина. Как ей это удалось, даже не представляю. Помнится, Катя плакала на похоронах, на коленях прощения просила – а потом опять исчезла. Правда, скоро появилась, чтобы покупателям квартиру показать. А еще через полгода ее привезли в нашу больницу с порезанными венами. Сначала ее в хирургии спасали, а потом к нам направили, психику лечить.

– А из-за чего Катя себе вены резала?

– История покруче, чем в мексиканском сериале. Натворила наша Катя делов по глупости. Когда ушла из дома, ей надо было на что-то жизнь. Первое время она ночевала у разных людей: друзей, подруг, таких же, как она, двоечников и прогульщиков. А потом решила найти родную мать.

– Зачем? Разве она не понимала, что та женщина не мать, а кукушка.

– Это вы понимаете, я понимаю, а детям свойственно идеализировать своих кровных родительниц. У нас во дворе одна непутевая мамаша жила. Выпивка и мужики – только это ей по жизни и нужно было. Дошло до того, что ее лишили родительских прав. Деток в детский дом забрали, а они при малейшей возможности домой сбегали. Как это объяснить, если не зовом крови?

– Нашла Катя мать?

– А чего ее искать? Ее наши бабы еще раньше вычислили. Эта штучка на рынке, в столовке работала. А Катя, должно быть, на нее случайно наткнулась или неслучайно. Я ведь всех подробностей не знаю.

– А что знаете?

– То, что эта дрянь девчонке жизнь сломала! Знаете, чем она ей предложила заниматься?

– Чем?

– Проституцией! Вместо того чтобы вразумить девчонку, на учебу определить или на работу устроить, она вдолбила ей в голову, что можно найти покровителя и на его денежки жить припеваючи, да еще семью содержать. Разве ж это не проституция?! В общем, не обознались наши бабы, увидев Катю с солидным дядечкой, потом с другим, с третьим. Девка, видишь, какая красивая, – вздохнула Ксения Алексеевна, глядя на спящую Катю. – Нравилась она мужикам. А потом ее стали видеть с ровесником. Дружили они или встречались – этого я не знаю. Само собой разумеется, про жизнь ему свою не рассказала – стыдно про такое рассказывать, – да он все равно узнал. Его отец Катю увидел и, вероятно, сыну на нее глаза приоткрыл.

– А отец парня был Катиным любовником? – спросил Никита, вникая в суть истории. – Как он мог знать, чем Катя занимается?

– Нет, он шеф-поваром в ресторане работал. Говорят, профессионал высшей квалификации. Его часто в зал приглашали, чтобы поблагодарить. Наверное, тогда он Катю и заприметил. А когда с сыном своим увидел на своей кухне, бесспорно, смолчать не смог, хотел уберечь сына от роковой ошибки. пКатю видели с солидным дядечкой. иу, на учебу определить или

– Надо полагать, парень Катю бросил, а та на нервной почве порезала себе вены, – задумчиво произнесла я. В голове крутилась мысль: что-то похожее я уже сегодня слышала. Только ситуация была несколько иная. Отец поймал на воровстве своего сына. Там была девушка. Сына он обозвал вором, а девушку – шлюхой.

– А как звали Катину мать, вы помните? – сорвалось у меня с языка.

– Помню, Любка. А фамилия то ли Нечипайло, то ли… Не могу вспомнить. Старая стала, – пожаловалась на память Ксения Алексеевна. Но и того, что она вспомнила, хватило, чтобы повергнуть меня в шок.

– Нечипорук?

– Точно! Нечипорук.

«Люба родила двойню?! Что же получается? Катя – ее дочь и Василия Ивановича? Интересно, а он знал об этом? А Катя? И с ней ли Василий Иванович застал сына Валерия ночью в ресторане? Может, Валерий представил сестру в качестве своей девушки? Да, Санта-Барбара отдыхает. Надо срочно ехать к Любе. Выяснить все по-горячему», – думала я, вполуха слушая Ксению Алексеевну:

– Я же вам уже говорила, что наши бабы целое расследование провели, – продолжала рассказывать Ксения Алексеевна. – Оказалось, на этой Любке клейма ставить негде. Пьяница и непутевая! Почему о дочке не вспоминала? Сожитель у нее был, он ее с сынком поил и кормил, а когда его в тюрьму посадили, Любка на мели осталась. Вот и пришло ей в голову, что можно деньги с Романовых тянуть. А когда те померли, она дочку под мужиков стала подкладывать. Вот, оказывается, для чего ей нужна была родная кровинка.

– Можно было бы сказать: «Не повезло девушке», но я так не скажу. У нее была своя голова на плечах, – не стал оправдывать Катю Никита.

На ее защиту стала Ксения Алексеевна:

– В семнадцать лет голова для прически.

– Да-да, – поддержала я Ксению Алексеевну. – Психика тонкая, несформированная. Ее детские иллюзии рассыпались как карточный домик. Папа и мама оказались не родными, а приемными.

– Ну и что?! Она должна была быть благодарной за то, что они спасли ее от жизни с этой алкоголичкой Любкой.

Никита рассуждал правильно, но не как доктор, проверяющий психиатрическое отделение. Я испугалась, что няня поймет, что мы самозванцы, и потому, чтобы перевести разговор в иное русло, спросила:

– Как лечили Романову, если случился новый рецидив? Кто ее лечащий врач?

– Юра. Я хотела сказать, Юрий Александрович Комов. Вы его не ругайте. Он хорошо Катю лечил. Он душу в Катю вложил, мозги ей вправил. Она с матерью порвала, в институт поступила на технолога. С институтом Юрка помог: по предметам подтянул. Плохо только, что Катя квартиру Романовых успела продать. А деньги Любка протрынькала: сожителю посылки на зону слала, сама ездила, ну и, само собой разумеется, с собутыльниками кутила на полную катушку. Вот и прокутила Катькину квартиру.

– У вас ко всем пациентам так относятся? – поинтересовался Никита. – С учебой помогают, квартиры подыскивают?

– Да не ко всем, конечно. Влюбился наш Юра, – вздохнув, раскрыла чужой секрет Ксения Алексеевна. – Сначала пожалел, а потом влюбился. Катька девка хорошая, добрая. Ну был у нее такой период, так что ж теперь, не жить?

– Почему тогда ваш Юра на Кате не женился?

– Предлагал, да только Катя не захотела. Говорила, если уж начинать жизнь, то с чистого листа, а Юра о ней знал всё.

– Больше, чем вы? – удивилась я.

– Сто пудов! Только он знает, что с Катей тогда произошло, когда она в первый раз хотела уйти на тот свет.

– А где сейчас Юрий Комов?

– Дома. Где ж ему быть? Он ведь сутки от нее не отходил. Укол сделал, меня попросил глаз с больной не спускать, а сам пошел спать. Человеку ведь надо отдыхать? Если хотите с ним поговорить, приходите завтра к восьми, а то и раньше: он обычно спозаранку приходит.

Я взглянула на Никиту, он откровенно уже зевал, переминаясь с ноги на ногу.

«Не знаю, как Никита, а я точно приеду», – мысленно пообещала я себе.

– Спасибо, мы пойдем, – сказала я, поднимаясь с кровати.

– А мне что делать? – вдруг спросила Ксения Алексеевна. – Тут сидеть? Или к другим пойти? Еще подумаете, что Юрий Александрович, пользуясь своим служебным положением, личную сиделку к Романовой приставил.

– Романова – единственная пациентка, которая нуждается в интенсивной терапии?

Няня кивнула.

– Вот и сидите здесь, – велел Никита.

Варвара словно постовой продолжала стоять у двери в палату. Я вручила ей папки с историями болезней:

– Отнесите, пожалуйста, на место в ординаторскую.

Пока девушка отсутствовала, мы спокойно спустились на первый этаж и знакомой дорогой покинули здание.

– Никита, нам срочно нужно найти Любу Нечипорук, – взволновано потребовала я.

– На какой предмет она тебе понадобилась?

– Мне надо кое-что выяснить. Помнишь, я рассказывала о любовнице Василия Ивановича?

– Допустим.

– Фамилия Нечипорук не так часто встречается. К тому же имя совпадает. Чует мое сердце, что мать Кати и есть любовница Василия Ивановича.

– Хорошо, как мы ее найдем? Ты знаешь, где она живет?

– Нет, я знаю, где она работает – в вареничной.

– Но сейчас почти десять.

– Вареничная на вокзале. Там есть буфет. Он работает круглосуточно. Поехали, чем черт не шутит?

– Как скажешь, – вяло согласился Никита.

Вокзал жил своей ночной жизнью, которая, по большому счету, мало отличалась от дневной: тот же поток пассажиров, спешащих куда-то уехать; те же грузчики с дребезжащими на неровном асфальте тележками; те же бабушки, торгующие ширпотребом вперемежку с продуктами в дорогу.

– Там сможешь припарковаться? – спросила я, указывая на левое крыло вокзального здания, к которому и было прилеплено заведение под названием «Домашние вареники».

– Вообще-то там знак, но будем надеяться, что у гаишников рабочий день уже закончился.

Едва Никита остановился, я тут же выскочила из машины и помчалась к буфету. Пробравшись через толпу дурно пахнувших мужиков, я остановилась перед барной стойкой. Как правило, барменами работают юноши или девушки – здесь стояла мощная тетка в кофточке с глубоким декольте и в белом кокошнике, наполовину торчащим из всклокоченной прически. Эта тетка была точной копией кассирши, с которой я общалась днем. У меня даже закралась мысль, что они сестры.

– Добрый вечер, – прерывисто дыша, поздоровалась я. – А Люба Нечипорук еще здесь?

– Любка? Здесь… – с интересом разглядывая меня, протянула барменша. Очевидно, такие, как я, редко сюда заходят.

– Извините, а вы не могли бы мне ее позвать?

– Я?

– Я понимаю, что отвлекаю вас от работы, ее отвлекаю… Честное слово, я на минуточку.

– Меня ты точно не отвлекаешь, – неожиданно отреагировала барменша. – Больше развлекаешь. А вот Любку точно отвлечешь. Ну да попробуй – рискни, – подзадорила она меня.

– Простите, я бы сама пошла, но я не знаю, где у вас посудомоечная.

– А тебе она не нужна. Любка хорошо устроилась. Все под одной крышей. В первой половине дня она зарабатывает деньги, а во второй – их пропивает. Она даже на работу нанималась с оговоркой, что платить ей будут поденно в конце рабочего дня. За спиной она у тебя. Узнаешь?

Я повернула голову. За одним из столов гуляла компания, состоящая из моей знакомой, то есть Любы, и двух сомнительных типов. Впрочем, клиенты этого заведения сплошь и рядом были сомнительными – ни одного приличного лица.

Та, к которой я пришла, уже пребывала в состоянии сильного опьянения. Повалившись грудью на высокий стол, Любка упиралась взглядом в тарелку, на которой сиротливо лежала половинка соленого огурца. На магический огурец смотрели и остальные члены пьяной компании. В бутылке еще была водка, а вот закуски явно на всех не хватало.

– Люба, вы меня помните? – спросила я, хватая ее за рукав и разворачивая к себе лицом.

– А? – вздрогнула она. – Конечно, помню. А ты кто?

– Несколько часов назад я с вами разговаривала, – напомнила я.

– Ты, что ль, сказала, что Васька помер?

– Я.

– Вот видишь, хорошую новость обмываем.

– Люба, скажите, только честно. Сколько детей вы родили от Василия?

– Сын у меня! Ва-ле-рочка! – протяжно взвыла она.

– А девочка? Вы же родили и девочку!

– Не дочка она мне! Не дочка! – Люба широким жестом отбросила руку в сторону, хлестнув при этом собутыльника.

– Ты чо дерешься? – возмутился тот, насупившись.

Опасаясь, как бы тип не полез с Любой драться, я поторопилась сказать:

– Она не хотела. Люба, почему она тебе не дочка? Я сейчас говорю о Кате, которую вы передали на воспитание Романовым.

– Плохо они воспитывали! Хамку воспитали! Знаете, что она родной матери сказала? Что она меня и Валерочку ненавидит, мол, мы ее специально подставили.

– Как подставили?

– А я знаю?! Да и давно это было, не помню.

– Может, Валера знает?

– Вот и спроси его! Через год, когда выйдет, – криво ухмыльнулась Любка. – Вообще-то отношения у них сразу не сложились. Когда она к нам приперлась, Валерка и пускать ее не хотел. Лишний рот, квартира тесная… Я думала, ревновал мальчик, а он наперед все видел. Но я же не могла дочку выгнать? Я мать! Вот Валеру и уговорила. Он у меня мальчик добрый, даже с ней подружился. А она, бесстыжая, вот так отплатила за нашу доброту. Я к ней со всей душой, а она… Короче, как она, так и я! Не дочь она мне! Скатертью дорога! Дрянь! Сволочь! Вон! – захлебывалась от злости Любка. – Что вы ко мне пристали? Сказала же, что у меня один сын!

– Люба, а Василию вы говорили, что у него и дочь есть?

– Ему и сын не нужен был! И вообще, что ты ко мне привязалась с Катькой, Васькой. Надоели все! Ребята, давайте еще по одной, чтоб забыть их всех!

Один из мужиков плеснул в ее стакан водки. Любка залпом выпила. Речь ее стала еще более неразборчивой и вялой. Я так и не поняла, знал Василий о дочери или нет. Однако переспрашивать уже не имело смысла – Люба подалась вперед и упала на стол. Не прощаясь, я развернулась и пошла к выходу.

– Ну что? – встретил меня вопросом Никита. – Нашла мать Романовой?

Я кивнула:

– Да. Катя Романова – дочь Василия Ивановича.

– И что теперь?

– Пока не знаю. Слишком много вопросов. Знала ли Катя, кто ее отец? Хоть убей меня, но я не заметила, чтобы они общались между собой. Скрывали? Не похоже. И это странно. Хотя… Василий был в курсе того, что Валерий его сын. Когда он его поймал на воровстве, с ним была девушка. Этой девушкой могла быть Катя. Допустим, Валерий не сказал, что она его сестра. Но не это странно. Странно, почему Катя и Василий Иванович не узнали друг друга, когда встретились в «Кабуки»?

– Во-первых, первая встреча их состоялась давно. Это значит, что и Катя, и Василий Иванович изменились. Во-вторых, они могли узнать друг друга, но при этом сделать вид, будто их пути никогда не пересекались.

– Могли, конечно, – вздохнула я, – но это при условии, что тогда с Валерием в ресторане была Катя. Никита, а ты не мог бы завтра меня свозить в третью психиатрическую больницу? Хочу поговорить с Катиным лечащим врачом.

– Отвезти я тебя, конечно, отвезу, но подождать не смогу: завтра в половине девятого я принимаю у студентов зачет. Мне надо успеть всех принять до Димкиных похорон. Так что, извини.

– Да, день завтра будет насыщенным. Мне тоже, надо быть в «Кабуки» не позже девяти, но, думаю, я успею. Обратно возьму такси или на маршрутке доеду.

– Во сколько мне быть у тебя?

– В семь сможешь?

– Я жаворонок – встаю в шесть.

Никита подвез меня к дому. На кофе напрашиваться не стал: завтра действительно предстоял тяжелый день.

– Пока?

– Спокойной ночи, – сказала я, потянулась к нему и чмокнула в щеку. – Спасибо тебе.

– Да ладно, – улыбнулся в ответ Никита.

Добравшись до постели, я тут же уснула, словно провалилась в темноту. Сказалась усталость, накопленная за два дня. Мне не снились ни живые, ни мертвые. Слава богу!

Впервые за прошедшие дни я имела полноценный отдых. Даже в голове просветлело. На ум пришла одна мысль, но, чтобы ее подтвердить, необходимо было поговорить с некоторыми людьми.

Полчаса мне хватило, чтобы принять душ, одеться и выпить чашечку кофе. Ровно в семь к дому подъехал Никита.

– Ты пунктуален, как член королевской семьи, – отметила я.

– Приходится. Опоздаешь на пять минут – половина студентов разбежится.

Никита довез меня до больницы. По пути мы почти не разговаривали.

– Удачи, – пожелал мне он.

На этот раз я вошла в здание не через санпропускник – зачем мне встречаться с Варварой? – а через главный вход и сразу поднялась на второй этаж. Я предусмотрительно захватила с собой пакет с Катиными вещами, надеясь, что мне разрешат с ней поговорить. Но первым делом я хотела встретиться с Комовым, тем самым доктором, который когда-то лечил Катю и который знал истинную причину ее первой попытки суицида.

Было время завтрака – в коридоре царило оживление. Наконец-то я увидела больных, которые довольно дружно передвигались в сторону столовой. Тем, кто не мог выйти к кормушке, еду разносили медсестры.

Вламываться в ординаторскую я не стала – лишь на пару сантиметров приоткрыла дверь.

За столом тесным кругом сидели две женщины среднего возраста и молодой мужчина. Крепкий аромат только что сваренного кофе ударил в нос – коллеги пили кофе и, судя по всему, обсуждали какую-то новость. В моей голове мелькнула мысль, что они озабоченны ночным приходом «проверяющих» из облздравотдела.

Интуиция меня не подвела – именно это они и обсуждали.

– Работнички! Охранник спал, а эта дуреха даже фамилии не спросила, – сетовала одна из женщин на нерадивость Варвары.

– Между прочим, Юра, они твоей интересовались, – заметила вторая дама.

«Юра! Значит, это и есть Комов», – отметила я, разглядывая в щелочку мужчину.

Невысокого роста, коренастый, рыжий, конопатый и с носом картошкой – он не выглядел героем любовного романа. Возможно, как человек он был хороший, но девушки в таких с первого взгляда не влюбляются, со второго, пожалуй, тоже.

– И что? – недовольно ответил Юрий. – Она одна у нас лежит в отдельной палате. Может, кто-то хочет к нам своего родственника положить, вот и интересуется условиями проживания.

– Ночью?

– Ночью. Не все хотят светиться в психушке.

– Возможно.

Я приоткрыла дверь шире и тут же услышала:

– Девушка, что вам нужно?

– Мне? Поговорить с Юрием Александровичем.

Комов повернул ко мне свое лицо. В первую минуту я удивилась: разве такое возможно? Пустые глазницы? Радужная оболочка была такой светло-серой, что практически не выделялась на фоне белков. Присмотревшись, я увидела на белом фоне две черные точки – зрачки. Комов производил жуткое впечатление – было в нем нечто потустороннее. От его взгляда у меня по коже пробежал мороз.

– По какому вопросу вы хотели со мной поговорить?

– Я бы хотела поговорить с вами наедине, – предупредила я. Разговаривать с Юрием в присутствии коллег не входило в мои планы.

Женщины пили кофе, а потому освобождать кабинет не собирались. Комов отставил свою чашку, поднялся и вышел ко мне за дверь.

– Я вас слушаю.

– Погода хорошая, может, выйдем на свежий воздух? – предложила я, отводя глаза в сторону.

Мое предложение Комов принял в штыки.

– Девушка, вы меня на свидание приглашаете? Я на работе! У меня без вас…

Мне показалось, что он хотел закончить фразу словами «сумасшедших полно».

– Вы, пожалуйста, не нервничайте, – в моем голосе зазвучали решительные нотки, – и от разговора со мной не отказывайтесь. Я тоже выполняю свою работу. Кстати, приехав сюда, сделала вам одолжение. Речь пойдет о Екатерине Романовой. Девушка якобы отравилась, однако у следствия имеются некоторые сомнения.

– Вы из полиции?

Я кивнула, продолжая смотреть в сторону. Мне казалось, стоит мне взглянуть в его глаза, он сразу меня раскусит.

– Что ж, давайте подышим, – не дождавшись ответа, согласился Комов.

Мы вышли на крыльцо. Юрий тут же достал из кармана сигареты и нервно закурил.

– Почему вы решили, что Романову отравили? – спросил он, сделав глубокую затяжку.

– Юрий Александрович, давайте задавать вопросы буду я. А потом… Потом будет видно.

Он пожал плечами.

– Екатерина Романова не в первый раз попадает в вашу больницу, ведь так? Пять лет назад уже была попытка суицида.

– Была попытка, – не стал отрицать Юрий. – У Романовой была тяжелая депрессия. Она попала в сеть таких жизненных обстоятельств, из которых не всякий может выпутаться.

– А подробнее можете описать эти обстоятельства?

– Понимаете, есть такое понятие, как «врачебная тайна».

– Юрий Александрович, я ведь не с улицы к вам пришла, – с умным видом напомнила я. – Эти обстоятельства и нам хорошо известны. Хотелось, чтобы вы дали научное обоснование ее реакции на эти обстоятельства. Поэтому еще раз повторяю вопрос: «О каких обстоятельствах идет речь?»

– Идемте присядем, – попросил он. – Я не могу так говорить, когда мимо нас постоянно снуют люди.

Мы переместились в сквер. Совершенно некстати забрызгал мелкий дождик. Я поймала себя на мысли, что Комов может испугаться дождя и повернуть обратно к зданию больницы, а там не располагающая к беседе обстановка: больные, врачи, санитары. Но Комов лишь ускорил шаг, направляясь к широченному дубу, под плотной кроной которого можно было переждать не только мелкий дождь, но и ливень!

– Катя поступила к нам из хирургического отделения, – прислонившись спиной к стволу дерева, начал вспоминать Комов. – Швы на руке уже зажили, физически она чувствовала себя более или менее, но психическое состояние… Мы боялись оставлять ее одну. Казалось, и лекарства не помогают. Молодая, красивая девчонка не хотела жить, отказывалась принимать пищу, таблетки. Несколько раз ее даже пришлось кормить и поить насильно.

– Как же вы нашли с ней общий язык?

– Терпение и труд все перетрут.

– А еще любовь, – тихо добавила я.

– Вы вчера были в отделении. Разговаривали с персоналом, – догадался Комов. – Да, Катя мне нравилась. Она казалась такой беззащитной. Ей нужно было заново научиться доверять людям, забыть плохое и настроиться на позитив.

– Но прежде чем забыть, ситуацию надо проанализировать, чтобы впредь она не повторилась. Так?

– Правильно рассуждаете. Когда мы начали с Катей разбираться, у меня волосы дыбом встали. Вот кого надо судить!

– Юрий Александрович, давайте уточним, кого надо судить и за что?

– Можно, я по порядку?

– Нужно.

– Катя была со мной откровенна. Наверное, уже тогда она знала, что первая попытка суицида не последняя. Ей надо было выговориться, объяснить, почему она так поступила, а мне – выслушать ее и понять. Так вот, Катя выросла в очень приличной семье. Мать – медицинский работник. Отец работал в химической лаборатории института сельского хозяйства. Родители в дочери души не чаяли, баловали и одновременно пытались привить строгие правила морали. Катя не могла дружить абы с кем, ее редко отпускали на увеселительные мероприятия. Родители пытались уберечь Катю от всего плохого, безнравственного. Увы, они совершили грубейшую ошибку. Нельзя показывать ребенку одну лишь сторону медали. Так или иначе, но взрослая жизнь раскроет все теневые стороны. Ребенок с рождения должен отличать хорошее от плохого. Детство для Кати закончилось с визитом родной матери. В один момент всплыло то, что от нее скрывали долгие годы – она приемная дочь. Был скандал, выяснение отношений. Почему-то родная мать оказалась героиней, у которой обманом забрали ребенка, увезли и скрыли. Та строгость, с которой ее воспитывали, стала казаться Кате верхом деспотизма. Родители из любящих и заботливых людей превратились в злых тиранов. Разумеется, это было не так, но мозг Кати в пятнадцать лет не мог правильно принять и осмыслить ситуацию. Она стала выражать свой протест тем способом, который был ей доступен: перестала учиться, грубила родителям, связалась с дурной компанией. Раньше многое было нельзя – теперь все можно. Девочка нуждалась в помощи хорошего психолога. Родителям следовало найти специалиста в этой области, увы, они этого не сделали. Обстановка в семье стала невыносимой. Сердце отца не выдержало – он умер. Катина приемная мать попала в больницу. Но Катю это не остановило – она ушла к биологической матери и еще стремительнее покатилась в бездну.

Впрочем, некоторые мысли относительно того «кто есть кто» у нее стали появляться сразу же после переезда к родной мамаше. Нельзя сказать, что ее там приняли с распростертыми объятиями. Особенно злился родной братец. Вот и верь в родственную привязанность близнецов. Парень ненавидел сестру всеми фибрами своей души. Хоть Катя и перестала учить уроки еще в девятом классе, но по уровню развития она намного превосходила брата: была начитанной и эрудированной. Вскоре и мать стало тяготить присутствие дочки. С ее точки зрения, Катя была крайне избалованной: не могла спать в грязном белье, донашивать чьи-то вещи и есть объедки, принесенные из столовой. Нет, правда, не покупать же еду в магазине, когда бесплатной полно? К тому же дочка явно не приветствовала пьяные компании, часто бывающие в их доме. Она даже пыталась делать матери замечания, но каждый раз с руганью ее ставили на место. А потом в жизни Кати появился дядя Миша. Эта дрянь-мамаша нашла для своей несовершеннолетней дочери любовника. Как она ее уговорила, не знаю: угрозами, кулаками или уговорами. Но надо отметить, этот любовник, хоть и был отъявленным подонком, а о Кате заботился лучше, чем родная мать. Он ее нормально кормил, одевал, еще мамаше деньги отстегивал. Потом Миша пропал. Полагаю, его посадили. Он был другом сожителя Катиной матери, который на тот момент находился в местах заключения. Мамаша тут же нашла дочке другого покровителя.

– А Катя понимала, что ею откровенно торгуют? – удивилась я.

– А куда ей было деваться? Приемная мать умерла. Катя по глупости продала квартиру. Деньги забрала родная мамаша. При таком раскладе, действительно, лучше быть содержанкой, чем жить с родной матерью. А потом Кате повезло, если так можно сказать. Ее последний любовник был женат. Жена выследила мужа, закатила скандал. В итоге любовник отказался от Кати, но дал ей хорошие отступные и квартиру, оплаченную на полгода вперед. Катя начала новую жизнь: сдала выпускные школьные экзамены, на работу устроилась, пошла на подготовительные курсы в институт и поступила. У нее появился иной круг общения, любимый человек. Катя рассказывала, будто они даже собирались пожениться. Мамашу и брата такое положение дел не устраивало – они лишились хорошего заработка, – но для Кати обратной дороги уже не было. Мать махнула рукой, а брат начал мелко мстить. Однажды он откровенно Катю подставил. Парень работал на практике в ресторане при гостинице. Тогда этот ресторан был достаточно популярен в городе. Танцевальная площадка, зал игровых автоматов – все под одной крышей. Здесь собирались люди разного возраста и с разными интересами. Встречались иностранцы. И кухня, надо отметить, была отличная. Так вот, однажды после работы брат пригласил Катю в ресторан, вроде как помириться. Он так упрашивал, что она не смогла ему отказать – все-таки брат! Они посидели, поужинали. Было уже поздно – брат вызвался ее проводить, повел мимо гостиницы и ресторана, в котором проходил практику. Пригласил посмотреть на его рабочее место. Катя отказывалась. Этот ресторан напоминал ей о прошлом: прежние любовники часто ее сюда водили. «Ну что ты переживаешь? Ресторан уже закрыт. На кухне никого нет. Я только покажу тебе свой поварской колпак, и мы пойдем», – уговаривал брат. Она опять согласилась. На кухне никого уже не было. Брат достал бутылку коньяка, деликатесы. Предложил выпить за мечту. В этот самый момент появился шеф-повар. Увидев на кухне своего стажера и то, как и чем он накрыл стол для своей спутницы, он раскричался: «Я считал тебя своим сыном, наследником, а ты самый настоящий вор! Это она тебя учит? Шлюха! Тебе мало других мужиков? Этот тебе много денег не отвалит, поищи другого». Катя некоторое время стояла, остолбенев от горьких слов, а потом в слезах выскочила из ресторана. Брат догнал ее на улице. «Ну что, познакомилась с папиком?» – добил он ее своим вопросом. «Это и есть наш отец?» – сгорая от стыда, спросила она. «Да, он бросил нашу мать, когда мы еще не родились. Ни разу не поинтересовался, как мы живем, где спим, что едим. Сволочь редкостная – наш папаша», – вздохнул братец. Мне почему-то кажется, он наверняка знал о том, что отец вот-вот должен появиться. Возможно, он кого-то попросил позвонить отцу или сбросил смс-ку. Катя рассказывала, что брат часто смотрел на часы, как будто ждал кого-то.

– А зачем ему было подставляться?

– А чтобы сестрицу поставить на место, указать на недавнее прошлое, о котором, если она забудет, напомнят другие.

– Мерзавец!

– Я, кстати, потом встретился с ним. Он даже не скрывал, что хотел насолить сестренке. Но это еще не конец, – предупредил Комов. – Я уже говорил, что Катя начала встречаться с нормальным парнем: не бандитом, не вором, не сутенером. Все хорошо, да только судьба еще одну горькую пилюлю ей приготовила. Буквально на следующей неделе, когда обида на отца немного позабылась, ее парень заговорил о свадьбе и пригласил в гости, чтобы познакомить со своими родителями. Но не с пустыми же руками идти к будущим родственникам? Катя попросила зайти в магазин, чтобы купить торт или конфеты. Надо же было такому случиться – жених увидел в очереди к кассе своего отца, которым оказался шеф-повар того самого ресторана, где несколько дней назад произошел скандал.

– Отец жениха и… – обомлела я.

– Да. Повар тоже заметил сына с Катей. Он смотрел на нее выпученными от удивления глазами. Катя не могла сдвинуться с места. Жених схватил ее за руку и потащил к отцу: «Идем, познакомлю тебя с отцом». «Нет-нет, мне нехорошо, мне плохо», – она вырвалась и убежала. Дома она заперлась и отключила телефон. Парень хотел с ней объясниться, но она не в состоянии была говорить. Катя испытала настоящий шок. Только начало все налаживаться, перед ней открывалась дорога в новую жизнь – и неожиданно все рухнуло. Оказалось, что человек, которого она любила и за которого хотела выйти замуж, – ее родной брат. Три дня Катя не выходила из дома, практически все это время ее молодой человек стоял под окнами. Видя, как он переживает, она не могла решиться на разговор. На третий день она набралась мужества, чтобы позвонить и все рассказать. Трубку сняла мать, отрешенным голосом она сообщила, что ее сын убит, похороны состоятся завтра. На следующий день, когда все были на похоронах, Катя перерезала себе вены. Вот такие жизненные обстоятельства. Какое научное обоснование, я должен дать Катиной реакции? Похоже ее желание уйти из жизни на блажь?

– Да, не всякая психика с таким справится. Наверное, Кате трудно было поверить, что у нее еще может быть что-то хорошее в жизни.

– Да, – согласился со мной Юрий. – Но я убедил ее, что жизнь состоит из черных и белых полос. Рано или поздно черная полоса закончится – и все будет хорошо. Для начала Катя должна была всех простить, поскольку без прощения душа не обретет покоя. Мы вместе пошли в церковь, поставили свечи. И знаете, Катя стала оживать – понемножечку, постепенно. Я предложил сменить внешность. Катя поменяла цвет волос, прическу. Мы купили много новых вещей. Она едва дождалась осени, чтобы вновь пойти на учебу в свой институт пищевой промышленности.

– Почему именно туда она поступила? – спросил я.

– Она объяснила свой выбор так: когда жила с приемными родителями, то не успела научиться готовить еду и вести домашнее хозяйство; когда жила с родной матерью, то там вообще нечему было учиться. Я счел ее ответ логичным.

– Понятно.

– На протяжении пяти лет у меня не было сомнений в том, что Катя выздоровела, – продолжил Юрий. – Она была адекватна, научилась радоваться жизни и строила планы на будущее.

– Какие планы?

– Открыть свой собственный ресторан. Но недавно, приблизительно неделю назад, я заметил некоторые отклонения в ее поведении. Она стала вновь замкнутой, необщительной. Когда я с ней разговаривал, она могла внезапно замолчать, как будто параллельно думала о чем-то своем. Я хотел вывести ее на откровенность, пришел к ней, но она отказалась мне открыть. Я уже подумал черт знает что, начал колотить в дверь, перепугал соседку. Катя мне открыла, но разговора не получилось. Тогда я взял с нее обещание, что она будет вести себя благоразумно, и оставил ей таблетки, которые попросил принимать по одной на ночь. А она взяла и приняла их все сразу. Так что, если хотите, можете арестовать меня прямо сейчас за профессиональную ошибку, приведшую к несчастному случаю. Моя пациентка должна была принимать таблетки под наблюдением врача.

– Она знала, что это за таблетки?

– Да, она их уже принимала пять лет назад. Тогда они ей помогли. Действие их проявляется в том, что наступает состояние легкой апатии, не хочется ни о чем думать, появляется сонливость. Пациент спит – и лечится.

– А Катя знала, что этими таблетками можно отравиться?

– Знаете, любым лекарством можно отравиться. Выпейте пачку аспирина и у вас будут большие неприятности. Есть еще такое понятие – совместимость препаратов. У Кати было здоровое сердце, нормальное давление, и я никогда не прописывал ей лекарства ни от того, ни от другого, но, если бы она вместе с моими таблетками выпила препараты, понижающими давление, то остановка сердца настала бы неминуемо.

«Клавдия Петровна давала Кате какие-то таблетки от сердца! Или они были от давления? – вспомнила я. – Катю спасло то, что она выпила сначала таблетки Клавдии, а потом, через какое-то время, когда пришла домой, проглотила свои. Практически сразу пришла я. Получается, ее никто не травил? А тот парень, который к ней ломился, не кто иной, как Комов Юрий Александрович?»

Комов посмотрел на часы: он опаздывал на утренний обход.

– Юрий Александрович, еще один вопрос. Две недели назад Катя поступила на работу в ресторан «Кабуки». Что она вам рассказывала о своих сотрудниках?

Мой вопрос не застал доктора врасплох.

– Ничего, – слишком быстро ответил он. – Мы с ней не общались.

– Вы же к ней приходили, – напомнила я.

– Да, но она не стала со мной разговаривать. Я оставил таблетки и ушел. Мы несколько дней не виделись. А вчера ее к нам привезли, – тяжело вздохнул он.

– Я могу поговорить с Романовой?

– Нет! – взволновано замотал он головой.

«Переживает за Катю. Не хочет, чтобы я бередила ей душу», – угадала я, исподтишка поглядывая на торопящегося вернуться в отделение доктора. Он то и дело поглядывал на часы и нервно постукивал ногой по асфальту.

– Хорошо, мне тоже пора. Вот передайте ей, пожалуйста, – попросила я, протягивая пакет с Катиными вещами.

Юрий Александрович взял пакет:

– Передам обязательно. Вы уж простите меня. Сегодня должен вести обход профессор, а он не любит, когда кто-то опаздывает.

К девяти в «Кабуки» я не успела, ну да ругать меня все равно было некому. Андрей Михайлович решил не заезжать с утра в ресторан, предупредив меня на всякий случай по телефону.

Телефонный звонок раздался в то время, когда я уже подходила к ресторану.

– Вика, я еду к Полянским. За старшую остаешься ты!

«Очень хорошо! Мог бы и раньше позвонить, я бы не торопилась», – мысленно сказала я, однако вслух произнесла:

– Не волнуйтесь, Андрей Михайлович. Справимся. А вы за меня с Дмитрием проститесь.

Не смотря на отсутствие начальства, в «Кабуки» царила деловая атмосфера. Еще вчера каждый сотрудник знал, чем будет заниматься сегодня. В зале охранники расставляли стулья. Официанты раскладывали приборы. На кухне командовал своей поварской гвардией новый повар. Мы не прогадали, взяв на работу этого парня.

– Олег, как помощники? – окликнула я повара.

– Шустрые ребята. Сработаемся, – не отвлекаясь от нарезки продуктов, ответил он.

– Можно я на десять минут Ивана у вас украду? – спросила я.

Ванька мне нужен был для того, чтобы из прохладной кладовой перенести в зал ведра с розами, которые я купила накануне.

– Иван, помоги Виктории Викторовне! – крикнул Олег, без лишних вопросов уступая мне своего помощника.

– Сегодня жена Василия Ивановича приходила, – сообщил Ванька, пропуская меня в кладовую.

Приход жены Василия Ивановича меня удивил. Я отчетливо помнила, что договорилась с ней о том, что сама приду вечером.

– Что она хотела?

– Откуда мне знать? Андрея Михайловича нет, тебя тоже. Она, наверное, до сих пор сидит на заднем дворе. Ты бы сходила к ней.

– Хорошо, неси розы в зал, а я пойду поговорю с вдовой, – вздохнула я. – Может, ей срочно что-то нужно?

– Вика, мы тут денег собрали, – немного смущаясь, Ванька протянул мне почтовый конверт. – Это от ребят-официантов и от поваров. Передашь?

Я взяла конверт, молча достала из кошелька купюру и положила ее к остальным деньгам.

– Думали, что Андрей Михайлович еще денег подбросит…

– Он обещал продуктами, – злясь на Андрея Михайловича, ответила я. – Ваня, может, ты со мной выйдешь к Марии Павловне?

– Нет, мне как-то неловко. Надо что-то сказать, а я не смогу… – у Ваньки подозрительно заблестели глаза. – У меня до сих пор ком в горле стоит.

– Ладно, я сама.

Мария Павловна стояла у самой двери, опершись спиной о стену. Выглядела она очень плохо. Лицо землистого оттенка, отечные веки, синюшные губы – явные признаки болезни сердца и внутренних переживаний.

– Мария Павловна, ну почему вы здесь? Прошли бы в зал.

– Нет, мне на свежем воздухе лучше. Я вот зачем пришла, – перешла она сразу к делу. – Вы там мне обещали денег передать.

Я протянула ей конверт, который держала наготове.

– Не надо денег, – отстранила она мою руку.

– Почему? – меня удивил ее отказ. Еще вчера она жаловалась на полное отсутствие денег, а теперь ей деньги не нужны?

– Сегодня пришло письмо. С деньгами. У меня была заначка. Денег немного, но на похороны их хватит. Еще Васин брат обещал помочь.

– А от кого деньги пришли?

– От Валентины, которая когда-то работала с Василием.

Я округлила глаза. Речь шла о Валентине Григорьевне? Надо же, как Василий Иванович запал в душу женщине, если она решила помочь бывшей своей сопернице. Впрочем, для Марии Павловны она не была соперницей. Кто хорошо знал Василия Ивановича, это понимали.

Заметив на моем лице удивление, Мария Павловна решила кое-что объяснить.

– Я знала, что мой Вася пользовался успехом у женщин. Сначала ревновала, изводила себя гнусными подозрениями, однажды даже ходила жаловаться Васиному начальству – не на мужа, а на его пассию. Но после смерти нашего сына все изменилось. Вася настолько замкнулся в себе, что даже мне трудно было до него достучаться. Представляете, в смерти сына он винил себя. Да-да, себя. Выпивать даже стал.

– Он винил себя?

– Да простит меня Васенька, что я выношу сор из избы, но это было очень давно, а за давностью лет, как говорят, не судят. Давно, очень давно он мне изменил. Нашему Славику не было и года, когда его папа загулял с практиканткой. Девчонка наглая, бесстыжая. Я делала вид, что не догадываюсь об их связи. Думала, он сам разберется, кто ему важнее и нужнее: семья или эта «прости господи». Я, наверное, и дальше бы молчала, если бы однажды она мне не позвонила. Вы бы слышали, что она кричала в трубку! Что я дура, уродина, что я давлю на жалость и спекулирую ребенком.

– Да уж, – хмыкнула я, успев с Любой познакомиться лично. Думаю, она не стеснялась в выражениях, и Марии Павловне пришлось выслушать много нелицеприятных слов. – И чего она добивалась?

– Чтобы я уступила ей место. Мол, попользовалась мужиком – передай другим. Я, по ее мнению, должна была забрать ребенка и переселиться к маме или, в крайнем случае, разменять квартиру. Ох, и зло меня взяло. Я Васе ничего не сказала, а пошла прямо к директору. Наговорила много чего – правду и неправду. Я хотела унизить соперницу, сравнять ее с землей. Не осуждайте меня. С волками жить – по-волчьи выть. Я думала тогда, что поступаю правильно. Кто же знал, что та девчонка была беременной. Срок был очень маленький. Она даже Василию ничего не сказала, а может, и сама тогда не догадывалась о своем положении. Директор ресторана стал на мою сторону. Видимо, эта девица и самому ему не нравилась. Он без зазрения совести выставил ее за порог, поговорил по-отечески с Василием и дурь из его головы начисто выбил, да так, что тот об этой девчонке не вспоминал долгие годы. – Мария Павловна замолчала, чтобы перевести дух.

Я, чтобы пауза не затянулась надолго, спросила:

– И все-таки Василий Иванович узнал, что стал отцом во второй раз?

– Да, Вася узнал, что у него сын родился только спустя много лет, когда тот к нему на практику попал. А потом Славу нашего убили. Тогда-то мне Вася во всем и признался.

– В чем признался? – уточнила я.

– Что сын у него внебрачный есть. Только общего языка он с ним никогда не найдет.

– Почему не найдет? – наиграно удивилась я. Историю о сложных отношениях отца и сына я слышала не один раз и от разных лиц. – Ведь к тому времени ваш общий сын погиб. Этот сын мог бы скрасить жизнь Василия Ивановича и вашу, наверное, тоже.

– Может, глупо звучит, но меня признание мужа в том, что общение с этим парнем невозможно, даже обрадовало. Как бы я своему Васе в глаза смотрела? Ведь это по моей вине парень остался без отца.

– А так без отца остался бы ваш сын. Вы же сами сказали, что та девчонка ни перед чем не остановилась бы.

– Это да, но останься я с ребенком одна, может, тогда мы избежали бы трагедии, – вздохнула Мария Павловна. – Мы бы уехали куда подальше, жили бы в тихом городе, где нет хулиганов.

Я хотела сказать, что хулиганы есть везде, но промолчала. А Мария Павловна неожиданно сменила тему разговора:

– А от ваших сотрудников я деньги брать не хочу.

– Почему? Мы ведь от чистого сердца. – Я все еще держала в руке конверт с деньгами. – Вы можете мне объяснить, почему не хотите брать деньги?

– Ладно. Последние дни Вася ходил сам не свой. Я его спрашивала, что случилось. Что беспокоит? Сердце болит? Не болит. С начальством поссорился? Нет, все хорошо. Но я же видела, что его что-то гложет, тяжелым грузом на душе лежит. Вместе идем, а он о своем думает, оглядывается по сторонам, как будто чужой нехороший взгляд на себе чувствует. А за день до смерти и я увидела, – Мария Павловна резко замолчала, поджав губы, и с недоверием посмотрела на меня.

– Мария Павловна, что вы увидели? Кого? Доверьтесь мне, я так же, как и вы, хочу, чтобы убийца Василия Ивановича был наказан, – своими искренними словами я подтолкнула ее к откровенности.

– Хорошо, только вы мне честно скажите. У вас рыжие в ресторане работают?

Вопрос застал меня врасплох. Я перебрала в уме всех сотрудников и, переспросив, ответила:

– Рыжие? Нет…

– Тогда я рыжего парня видела, – выдохнула Мария Павловна. – Среднего росточка. Лицо конопатое такое. Короче, невзрачный такой.

Кровь прилила к моей голове, бешено заколотилось сердце.

– А почему вы мне позавчера не сказали о том, что вашего мужа преследовал рыжий? – спросила я, стараясь не выдать своего волнения.

– Не сказала, потому что хотела сама удостовериться, работают у вас рыжие или нет. Да и не преследовал он его. В тот день мы договорились с Васей в обед встретиться. Он же допоздна работает, а мне нужно было с ним костюм выбрать. Он пообещал на часок вырваться с работы. Условились, что я буду ждать чуть в стороне от «Кабуки», рядом с газетным киоском. Вася вышел из ресторана. В это время к входу подъехали старые «Жигули» красного цвета. Из машины вышел этот рыжий. Я видела, он хотел окликнуть Васю, но тот уже махал мне рукой и шел в мою сторону. Вот я и подумала, что этот парень работает в «Кабуки». Мысль у меня была, что он Васин начальник. Лицо уж больно злое, неприветливое. Я еще спросила у Василия, не будут ли его ругать за то, что он в рабочее время ушел. «Нет, я же по делу», – улыбнулся мне тогда Вася. А костюм мы так и не выбрали: нужного размера не оказалось. Вася торопился. Мы простились, и больше я своего мужа не видела. Вчера к вам приходила, сегодня… Действительно, нет у вас рыжих.

– Не там ищите, – подумала я вслух.

– А где надо искать? – ухватилась Мария Павловна за мои слова.

– Мария Павловна, и все-таки возьмите, пожалуйста, деньги, – я протянула конверт. Долю секунды она сомневалась, а потом взяла. – Идите домой, я к вам зайду.

Что творилось у меня в голове! Я не знала радоваться мне или горевать. Кажется, я нашла убийцу. Да нет, я просто была уверена, что и Диму, и Василия Ивановича убил Юрий Комов.

И мотив налицо! Как же я раньше не догадалась?! Я же видела, как горели глаза у Комова, когда он говорил о своей пациентке. Он же одержим любовью к ней. Он, как Пигмалион оживил свою Галатею, так и Катю вернул к жизни, а потом влюбился в нее. Увы, у древнегреческой легенды был более удачный финал: Галатея вышла замуж за своего создателя. Они жили долго и счастливо и умерли в один день – кажется, так.

Возможно, Комов и уговорил бы Катю стать его женой, но судьба явно была настроена против нее. Прошлое никак не отпускало свою жертву. Девушка, которая только-только начала жить новой жизнью, пришла на работу в «Кабуки», а там – Василий Иванович. Трагичные воспоминания накрывают ее волной.

Сколько же несчастий принесла ей родная мать. Лучше бы она и не встречалась на ее пути. Но разве она одна виновата во всех Катиных бедах? Есть и отец, который бросил на произвол судьбы беременную женщину и который ни разу не вспомнил о ней и своих детях. Полагаю, Люба и ее сын Валерий приложили немало усилий, чтобы в глазах Кати Василий Иванович выглядел законченным мерзавцем. А та сцена на кухне ресторана, где ее с грязью смешали?! Разве такое забудешь? Отчасти Василий Иванович был прав – прошлое у Кати не монашеское, – но разве только её в этом вина? Может, и жизнь у нее иначе сложилась бы, будь у нее другой родной отец – наверное, в таком направлении думала Катя.

Узнал ли Катю Василий Иванович? Видимо, узнал, но только не как дочь, а как девушку покойного сына. Возможно даже, он пригрозил рассказать о ее прошлом Дмитрию или Андрею Михайловичу.

Я постаралась поставить себя на Катино место. К кому она в этой ситуации пойдет? Кому доверится? Комову! Кому еще поплакаться в жилетку? Только ему! А тот нашел радикальное решение выхода из сложившейся ситуации. Как говорится, нет человека – нет проблемы. Должно быть, у Юрия тоже помутился рассудок, если он решился на такое.

«Допустим, Василию Ивановичу воздалось за ошибку молодости. А Диму за что отравили? – И на этот вопрос у меня был ответ: – Ну скажите, зачем Юрию соперник? «Сто бед – один ответ», – очевидно, так решил Комов».

Однако, если с Василием Ивановичем все, на мой взгляд, было ясно: Комов подкараулил его у служебного входа. С чего начался у них разговор, не знаю, но закончился он плохо. А вот вопрос о том, каким образом яд попал в бутылку с саке, из которой пил Дима, ставил меня в тупик. Юрий никак не мог пройти на кухню, не говоря уже о том, откуда ему знать, что Дима захочет выпить именно саке. На этот вопрос ответа у меня не было, но на него мог ответить сам убийца.

Сложность заключалась в том, что я даже не представляла, как заставить Комова во всем признаться. Увы, арестовать и предъявить ему обвинение я не могла – это не в моей компетенции. Продолжать изображать из себя крутую милиционершу? – делать это я откровенно побаивалась. Судя по всему, Юрий Александрович был способен на всё. Оставалось, разве что, сдать его полиции.

Ведра с цветами уже стояли в зале. Кирилл, наш официант, возвышаясь над стойкой, полотенцем натирал вазочки, которые предполагалось заполнить темно-пурпурными розами. Зачем он это делал, я не понимала. В вазы нальют воду, поставят в них цветы – и хрустальный блеск сникнет.

– Кирилл, следователь, который к нам вчера и позавчера приходил, оставлял свой номер телефона?

– А что, еще что-то случилось? – испугано спросил парень, выпуская из рук вазу и полотенце. Ваза, с грохотом шлепнувшись на плитку, разбилась вдребезги. Полотенце он успел ухватить за край – лучше бы наоборот. – Черт! – выругался официант. – Руки дырявые!

– Ничего не случилось, Кирилл, – успокоила я его. – Вспомнила тут кое-что. Ты не ответил: есть телефон или нет?

– Вспомнили они… Так бы сказали, – пробурчал Кирилл. – Вот телефон, – с этими словами он выложил на поверхность барной стойки визитную карточку Дениса Александровича Лукина.

– Здорово, – обрадовалась я визитке.

– Я тут вам вазы приготовил, – Кирилл взглядом показал на батарею разнокалиберных сосудов. – Такие подойдут? Шеф сказал, что букеты будете компоновать вы.

– Ага, – кивнула я головой. – Только ты мне подбери вазочки пониже, чтобы цветы не закрывали присутствующим лица. Гости должны видеть друг друга.

Кирилл скривил недовольное лицо, но что-либо ответить не решился, потому что за старшую Андрей Михайлович оставил меня, а возражать начальству, всем известно, себе дороже. Поэтому он молча вышел из-за стойки и пошел в кладовую искать другие вазы.

Я отошла в дальний угол зала, подальше от охранников и официантов, и набрала номер телефона Лукина.

– Денис Александрович, вас Зайцева беспокоит, Виктория Викторовна. Я работаю в ресторане «Кабуки». Вы еще мой кабинет занимали, – отчего-то напомнила я. – Я, кажется, знаю, кто вам нужен.

– Вот как. Слушаю вас, Виктория Викторовна, – тщательно выговаривая мое имя, ответил Лукин.

– Тут такое дело. Наш технолог, Екатерина Романова, попала в больницу. Как оказалось, у нее проблемы с психикой, – трудно мне далась эта фраза. Появилась мысль, что я поступаю неправильно, нечестно. Катя считала меня своей подругой, а ее психом обозвала.

«Ну назвала и назвала, – включилось в дискуссию мое второе «Я». – Никому и в голову не придет винить Катю в смерти Дмитрия и Василия Ивановича. Она такая же жертва, как и они. Не могла же Катя заказать парня, который ей нравился? Я только намекну Лукину на Комова, а дальше пусть он сам ищет доказательства, улики, опрашивает свидетелей и находит подозреваемых».

Наверное, пауза затянулась, если Денис Александрович меня поторопил:

– И что там Романова?

– Отравиться она хотела. Едва успели спасти. Она сейчас в третьей психиатрической больнице. Второй суицид за последние пять лет.

– Да? – удивился Лукин. – Очень интересно.

Странно, но я отчетливо услышала фальшь в голосе. Неужели он не воспринимает меня всерьез? Или не поймет, каким боком здесь замешана Катя? Конечно, ему надо объяснить.

– Понимаете, Катя была приемной дочерью… – стала я рассказывать Катюшкину историю. Говорила быстро, сумбурно, боясь, что Лукин меня оборвет, так и не выслушав до конца. – А доктор Комов ее любит, да так, что всех ее обидчиков на тот свет отправил бы. Я думаю, у него с головой тоже не все в порядке. Хотя и говорят, что сумасшествие незаразно, но… И, кстати, это он ей дал лекарство, которым она отравилась.

– Что же получается, ради нее он был готов всех убить – и ее заодно? – с ехидцей спросил Денис Александрович.

– Нет, Катя отравилась сама. Наверное, переборщила с дозой. А Комова вы проверьте! – в приказном тоне посоветовала я и с чувством выполненного долга положила трубку.

После разговора с Лукиным мне заметно полегчало, словно камень с души свалился. Будучи уверенной, что теперь полиция на верном пути, я занялась цветами. Кирилл притащил со склада с десяток низких ваз, больше похожих на салатницы, чем на емкости для цветов, и я приступила к делу.

Продавщица цветочного магазина, выслушав мои пожелания, предложила купить зеленую губку, своего рода основу для компоновки цветочных корзин. Всегда удивлялась, почему цветы в корзинах так долго остаются свежими. Оказывается, стебли цветов втыкают в зеленые кирпичики, которые потом увлажняют водой – вот и весь секрет.

Первым делом я затолкала губку в вазы. Потом без сожаления стала чекрыжить длинные стебли роз. Листья и стебли бросила в мусорный пакет, а бутоны очень тесно втолкнула в губку. Сама не ожидала, что у меня так красиво получится.

Удовлетворенная своей работой, я выставила вазы на столы. Цветочные композиции, как я того и ожидала, скрасили и освежили зал. До этого он выглядел уж слишком мрачно. Понятно, что люди сюда придут на поминки, а не на свадьбу, но мне хотелось, чтобы воспоминания о Диме были легкими и светлыми, и чтобы гости горевали, но не бились в истерике.

К двум часам к «Кабуки» стали съезжаться машины. Первым в зал вошел Андрей Михайлович. Окинув зал придирчивым взглядом, он удовлетворенно кивнул – кажется, моя работа ему понравилась.

Я стала в стороне, ожидая дальнейших указаний. Пока все шло по плану. Официанты к приходу шефа успели выставить на стол закуски и напитки. Горячие блюда тоже были готовы, но их должны были вынести, когда гости займут свои места.

Люди подходили и подходили, но рассаживаться за столы не торопились – ждали появления четы Полянских.

Вскоре появились и они. Петр Максимович вел под руку убитую горем жену. Заметно было, что и сам он держится изо всех сил. Дмитрий был их единственным сыном.

Странно, но среди гостей я не нашла Никиту. Может, после похорон он поехал на кафедру? Рука потянулась в карман за телефоном.

– Никита, ты где? На поминки приедешь?

– Да, я уже здесь, – ответил он. Я взглядом поискала его, но так и не увидела. – В смысле, подъезжаю. Выйти можешь? – попросил он. Голос был взволнованный и напряженный.

«Не думаю, что в ближайшие полчаса меня хватятся», – с мыслью, что я не официантка и мое присутствие в зале совсем необязательно, я проскользнула мимо Андрея Михайловича. Он даже не взглянул на меня.

Автостоянка перед «Кабуки» была забита до отказа. Иномарки парковались везде: вдоль проезжей части, на противоположной стороне улицы, на тротуаре перед самым входом в ресторан. Почтить память единственного сына Полянских приехало очень много людей.

– Трудно будет Никите пристроить свой автомобиль, – пробормотала я, вглядываясь в ту сторону, откуда, по моему мнению, должен был показаться его автомобиль.

Никита появился совершенно с противоположной стороны. Я даже вздрогнула от неожиданности, когда за спиной услышала его голос:

– Извини, опоздал. Пришлось искать место во дворах.

– Почему так долго? Я думала, что последними с кладбища ушли Полянские.

– Я не был на кладбище, – покачав головой, признался он. – Да простит меня Дима. Завтра обязательно к нему поеду, может даже, сегодня.

– Ты не ездил на кладбище? – Не знаю, чего больше было в моем вопросе: возмущения или удивления.

– Нет. Зато я узнал, кто убил Диму, – интригующим шепотом сообщил он.

Наверное, он предполагал, что я тут же стану просить раскрыть имя убийцы. Как же он ошибался!

Жаль было его разочаровывать, но и разыгрывать из себя дурочку не в моих правилах.

– Я тоже знаю – вот уже два часа. И если бы меня не обязали украшать зал цветами, я бы непременно поехала на похороны, – с упреком сказала я.

– И кто, по-твоему, убийца?

– Комов! Он убил Василия Ивановича, – выдала я и через секунду добавила, правда, не так уверенно, как начала: – и Диму…

– Комов, – повторил вслед за мной Никита. – Врач, который лечил Катину депрессию?

– Да, он влюблен в Катю и готов расправиться с ее обидчиками самым радикальным способом, а заодно и со своими соперниками. В какой-то момент у него самого крыша поехала. Может, твоя сестра объяснит, почему врач, который лечит психические расстройства, сам сходит с ума?

Никита грустно улыбнулся и наклонился ко мне, сдувая с моего плеча пушинку. Глаз его в этот момент я не видела, но почувствовала: он хочет скрыть от меня свою реакцию на мое сообщение.

«Ну да, мужчины не любят, когда их обходят женщины», – нашла я тому объяснение.

– Должен тебя огорчить, – отпрянув от меня и скроив на лице искреннее сожаление, ответил Никита. – Комов не убивал Дмитрия, хотя был готов убить кого угодно, ради того, чтобы спасти Катю. Знаешь, он даже на меня набросился.

– Как бросился? – оторопела я.

– Как? Корягу в голову запустил. Совсем нервы у парня сдали. Ну да это и понятно.

– А вот я пока ничего не понимаю.

– Сейчас объясню. Я высадил тебя у больницы, поехал в институт и был уже практически там, когда пошел дождь. Не мог я допустить, чтобы ты под дождем промокла. Позвонил на кафедру, сказал, что задержусь. Кто меня дождется – получит зачет автоматом.

– Тронута твоей заботой.

– Я тебе звонил на трубку, но ты не отвечала.

– Прости, судя по всему, на тот момент я уже поговорила с Комовым и ехала в маршрутке, а там так громко орало радио.

– Я-то этого не знал. Не увидев тебя на остановке, я медленно поехал вдоль больничного забора к больнице, чтобы перехватить тебя по пути. Вдруг на дороге – как будто из кустов вынырнула – появилась девушка в больничном халате. Наверное, нашла какую-то лазейку в заборе, потому что через ворота ее бы точно не выпустили. Она пыталась передвигаться быстро, но у нее это плохо получалось. Я узнал ее, остановился, хотел выйти, предложить свою помощь, но тут появился парень в белом халате. Весьма запоминающийся тип! У него волосы цвета ржавчины!

– Это Комов. Никита, пожалуйста, не отвлекайся.

– Да-да, продолжаю. «Катя!», – окликнул он ее, потом схватил за руку и привлек к себе. Катя стала вырываться. «Отпусти, мне надо!» – кричала она. «Куда тебе надо? Тебя же арестуют!» – «Мне все равно. По моей вине погиб человек. Я должна ответить». «Не будешь ты ни за кого отвечать! Забудь!» – «Не могу. Юра, я должна тебе признаться. Как ты не понимаешь?» – «Тот, кого ты хотела убить, мертв. Разве не этого ты добивалась?» – «Нет, я не хотела убивать Диму! Я не понимаю, как это все произошло. Он не должен был пить из той проклятой бутылки!»

– Катя хотела отравить Василия Ивановича?! Она так и не простила его. Насыпала яд в саке, а из этой бутылки выпил Дима, – догадалась я.

– Да, похоже на то, что саке было предназначено не для Димы.

– Что было дальше?

– Комов был агрессивен. Когда Катя попыталась вырваться, он ударил ее по лицу. Удар был такой силы, что из ее носа брызнула кровь. Я не выдержал, выскочил из машины и подбежал к Кате. «Мужик, что тебе надо?! Вали!» – выкрикнул Комов. Я попросил оставить девушку в покое. Он еще больше озлобился, схватил с земли корягу и запустил её в меня. Я увернулся, подхватил этот дрын и кинул в него. Попал! – с гордостью констатировал Никита.

– Ты его убил? – ужаснулась я.

– Нет. Комов потерял равновесие и упал. Я кинулся к нему, связал ремнем руки и бросил в машину, – в ожидании похвалы с моей стороны Никита замолчал.

Что ж, он поступил как герой и заслуживал восхищения.

– Никита, ты рисковал! Комов мог тебя убить! – воскликнула я, искренне испугавшись за жизнь друга.

– Ну что ты! Он против меня хлюпик! У меня, между прочим, коричневый пояс по карате. Ох, как же он меня разозлил! Видеть не могу, когда на женщину поднимают руку. Так вот, уложил я Комова на заднее сиденье, для надежности рот пластырем заклеил. Смотрю на Катю. «Я друг Дмитрия Полянского. Ничего сказать не хочешь?» – «Хочу. Поехали в полицию, по дороге расскажу». Ну я ее и отвез.

И после этого вы скажите, что мне везет? Я провела такую кропотливую работу, каблуки сбила в поисках убийцы – нашла! А выслушать чистосердечное признание досталось не мне, а Никите, который до вчерашнего дня даже слыхом не слыхивал о Кате! Это справедливо?

– И что она тебе рассказала? – скрепя зубами от досады, спросила я.

– Про жизнь свою непутевую, про родителей, которые ее вырастили, про мать-алкоголичку, брата-негодяя. Об этом мерзавце отдельный разговор. Василий Иванович не афишировал, что у него есть еще один сын. Во всяком случае, на кухне, куда Катиного брата определили на практику, никто не знал, что практикант – внебрачный сын шеф-повара. Старший сын Слава иногда заходил к отцу на работу. Там Валерий с ним и познакомился. Для Славы встреча с братом выглядела случайной, а младший, как я понимаю, все подгадал. Парни познакомились, стали общаться. Чем заинтересовал Валерий Славу, не представляю. Но, по-моему, это тот случай, когда коварство превосходит интеллект. В жизни частенько случается так, что отсутствие желания чему-то научиться и чего-то достичь компенсируется хитростью и подлостью. А эти начитанные домашние мальчики и девочки, как правило, наивны как дети. Вот Слава и попался в расставленную ловушку. И Катя попалась. Думаю, Валерий ненавидел их за то, что им досталось счастливое детство. У них было все: любящие родители, игрушки, поездки на море, походы в кино и цирк. А у Валерия что? Мать-алкоголичка и боулинг из пустых бутылок?

– Никита, ты не отвлекайся, – попросила я.

– Да. Фишка этого знакомства состояла в том в том, что Слава не знал, с кем дружит, а Валерий намеренно скрывал свое с ним родство. Потом Валерий познакомил своего старшего брата с Катей. И сейчас он не признался, что у них общий отец. Просто знакомая – так он отрекомендовал Катю. А Катя тогда вообще не знала, что Валерий проходит практику у родного отца. В то время она жила отдельно и с матерью связь не поддерживала.

– Но почему? Почему сама не сказала, что Валерий ее брат?

– Почему? Ей самой хотелось скрыть это родство. Если тебе нравится парень, ты станешь ему рассказывать о матери-алкоголичке? Но главное не в этом, а в том, что Валерий даже тогда, когда Катя призналась ему, что влюбилась в Славу и в скором времени собирается выйти за него замуж, не рассказал, кем Слава ей приходится.

– Подло.

– Не то слово. Потом была жуткая сцена в ресторане, когда Василий Иванович обозвал Валерия вором, а Катю шлюхой. Вот при таких обстоятельствах Катя познакомилась со своим отцом. Но это еще как-то можно было пережить, если бы судьба не нанесла ей такой удар, от которого у любого психика сломается. Слава пригласил ее к своим родителям. Тут-то все и раскрылось: у нее и Славы один отец, они брат и сестра. Можешь представить, что у нее творилось на душе? Но это еще не все. Катя подозревает, что это Валерий и его дружки убили Славу.

– Так же думал Василий Иванович. А доказательства есть?

– У Кати нет доказательств – только подозрения. У Василия Ивановича уже не спросишь.

– Но как Катя решилась убить Василия Ивановича? И где взяла яд?

– Во всем, что с ней произошло, Катя винила всех. Такова человеческая психология – искать причину своих бед в чужих проступках. Василий Иванович не принимал участия в ее жизни, он даже не догадывался о том, что у него есть дочь. И в этом состояла, по ее мнению, его вина. Был бы он рядом с Любой, знал бы, что у него родилась двойня. Может, и мать тогда бы от нее не отказалась, а потом и не спилась. Ну а Василий Иванович смерть старшего сына связывал с ней, с Катей. Эта девушка представлялась ему исчадием ада. Она младшего его сына и на воровство толкнула, и бандитскую финку в руку вложила, чтобы он старшего брата зарезал.

– Он ей об этом сказал?

– Вряд ли. Катя вообще боялась показаться на глаза Василию Ивановичу. Ее Любка просветила.

– Та могла и соврать. Кате надо было идти к Василию Ивановичу. Она же ни в чем не виновата!

– Нет, но кто бы в этом разбирался? Кате казалось, что Василий Иванович обвинит ее во всех грехах. И некоторые обвинения, кстати, были вполне обоснованными. Вспомни хотя бы историю о том, как Катина мать искала дочке богатых покровителей. Василий Иванович частенько видел ее в ресторане с богатенькими дяденьками. И после этого признаться в том, что она его дочь? Так что, не все обвинения Катя могла парировать. К тому же она не тот человек, который словом будет доказывать свою правоту – характер не бойцовский, склонность к депрессиям… И потому лучшим выходом из сложившейся ситуации ей показалась смерть. Спасли. Комов спас. Не знаю почему, но запала ему девчонка в душу.

– А я знаю! Комов не красавец. Я бы даже сказала… Нет, ты видел его глаза? Это же ужас какой-то! Одни зрачки! Он явно не пользовался успехом у женщин. Отсюда все его проблемы! Он выбрал Катю, внушил ей зависимость к себе. А она…

– Она даже из чувства благодарности не захотела жить с ним, – продолжил мою мысль Никита. – Может, ты права. А может, вообще не хотела связываться с мужчинами. Бывает же такое?

Я не могла возразить Никите. У меня самой был такой период в жизни.

– А потом она нашла работу в «Кабуки» и радовалась возможности применить свои знания и способности на практике, – продолжил Никита. – Однако радоваться ей долго не пришлось – из отпуска вернулся Василий Иванович. Она узнала его сразу – что не говори, родная кровь! Он некоторое время к ней присматривался: кого-то она ему напоминала. И вспомнил-таки! А тут еще так некстати Дима потерял голову от Кати. Накануне банкета Емельянова Василий Иванович завел с Катей разговор и окончательно убедился в том, что она та самая девушка, которая загубила жизни его сыновей. Признайся Катя в том, что она его дочь, как того просил Комов, может быть, все и обошлось. Но она смолчала. Было стыдно за порочную юность. Василий Иванович грозил, что, если она не уйдет из ресторана, он обо всем расскажет директору и Дмитрию. Катя уже неделю находилась в подавленном состоянии, а тут и вовсе запаниковала. Комов обещал поговорить с Василием Ивановичем, но к тому времени обиженная Катя уже решила покончить со своими проблемами сама – раз и навсегда.

– Отравить Василия Ивановича? Слушай, может, она и впрямь сумасшедшая?

– Сестра говорила, что люди, которые пренебрегают своей жизнью и к чужой относятся пренебрежительно. За неделю работы с Василием Ивановичем она подглядела, что, уходя с работы, тот пропускает рюмку спиртного – грамм пятьдесят не больше – и очень любит пробовать экзотические крепкие напитки. Хранит он свое спиртное в навесном шкафу для специй – это его личная территория. Она предусмотрительно убрала все бутылки с водкой и коньяком вглубь, оставив бутылку с саке на видном месте. И налила в бутылку совсем ничего – на одну дозу, чтобы Василий Иванович не мог ни с кем поделиться.

– Да, откуда ей было знать, что Димка полезет в шкаф Василия Ивановича за выпивкой? – вздохнул я. – А яд, где она взяла яд?

– На даче. Квартиру приемных родителей она продала, а дачу оставила – шесть соток с маленьким домиком. Напомню, что приемный отец Кати работал в лаборатории сельскохозяйственного института. Он был истинным ученым, одержимым наукой. Там, в маленьком сарайчике у него была настоящая химическая лаборатория, где хранились препараты для борьбы с грызунами. Кате с детства внушали, что к бутылочкам, стоящим в сарае, ни в коем случае нельзя прикасаться. Отец экспериментировал на крысах, которые, кстати сказать, весьма невосприимчивы к ядам и очень осторожны. Романов создал отраву практически мгновенного действия. Препарат действовал на сердечную мышцу, вызывая ее паралич. Яды, к сожалению, не имеют срока годности – Дима умер от остановки сердца.

– Когда же Катя подсыпала в бутылку яд? Вроде бы она все время стояла со мной.

– Бутылку она заготовила заранее. Ведь спиртное начали завозить накануне?

– Да, – кивнула я головой.

– Катя знала, что по традиции повар, готовящий рыбу фугу, несет ответственность за жизнь людей. Чтобы ничто его не отвлекало, он запирается в кухне. Всех попросили выйти. Все и вышли, а Катя на минутку задержалась. Воспользовавшись тем, что японец переодевается в сторонке и не обращает на нее внимания, она сунула бутылку в шкаф. Всё!

– Нет, не всё. Насколько я понимаю, Дима стал жертвой своего любопытства или своего же розыгрыша. Видите ли, хотел напугать Катю, прикинувшись отравленным ядом фуг. А яд на самом деле оказался крысиным. Но кто убил самого Василия Ивановича? Тоже Катя? Ножом? Нож не женское оружие.

– Ты тут недавно озвучила одну мысль, – Никита с хитрым прищуром посмотрел на меня.

– Какую именно мысль? – спросила я, поскольку за день регенерирую множество мыслей.

– Что Комов был готов расправиться со всеми обидчиками Кати.

– Это все-таки был Комов! Что же ты мне голову морочишь?! – разозлилась я на Никиту. Вел в заблуждение девушку, а теперь говоришь, что она все-таки права. Конечно, права! И не имеет значения – в целом или наполовину.

– Подожди! Не кричи. Комов хотел поговорить с Василием Ивановичем, рассказать ему, что у него есть дочь и что она ни в чем не виновата. Помирить их, в конце концов! Он днем приходил, но разминулся с Василием Ивановичем. А вечером Комову позвонила Катя и сообщила о том, что произошло в ресторане. Она была в панике, хотела наложить на себя руки. Оказывается, Василий Иванович видел, как она выходила из кухни после всех. Он так подозрительно на нее смотрел! И если он сегодня ничего не сказал следователю, то завтра все обязательно расскажет. «Я с ним поговорю, – пообещал Кате Комов. – Он ничего не скажет следователю». Разговора, очевидно, не получилось. Василий Иванович отказался разговаривать с Комовым. В сердцах тот выхватил перочинный нож и… Комов – врач, и ему хорошо известно, какие ранения бывают смертельны. Если перерезать сонную артерию, то смерть неминуема.

– Комов признался в убийстве?

– Да, практически сразу. Он ведь не матерый рецидивист, вести себя со следователями не умеет. Его быстро раскололи.

– А что будет с Катей?

– Ее ожидает экспертиза. Если ее признают вменяемой, отправят за решетку. Нет – будут лечить. Слушай, не хочешь съездить к Димке на кладбище? – неожиданно предложил Никита. – Я должен попросить прощения за то, что опоздал на похороны. Думаю, он меня простит. И поблагодарить за то, что встретил тебя.

Эти слова он произнес так проникновенно, что у меня перехватило дыхание.

– Сейчас? – стушевалась я. – Я же на работе!

– И я собираюсь ехать на кафедру, пока мои студенты не разбежались. Давай вечером, когда ты освободишься.

.

.