Черная полоса, белая полоса и опять черная – так я ступаю по пешеходной дорожке. В моей жизни радости сменяются горестями, счастливые деньки чередуются унылыми, а за неудачей непременно следует успех. Я не особенно на этом зацикливаюсь, потому что не встречала людей, которых бы судьба одаривала исключительно сладкими конфетами, позабыв подмешать к ним парочку горьких пилюль. Всего должно быть в меру. Главное, ко всему относиться по-философски: черное, белое, черное и опять белое…

Этот день можно было бы отнести к светлым дням. Каждый в «Кабуки» был занят своим делом. Олег освоил новое блюдо – с кухни доносился невероятно вкусный аромат. Пахло одновременно чем-то печеным и мясным. Может, пирог с мясом? Или расстегаи? Впрочем, расстегаи не по нашей части. Расстегай – это исконно русское блюдо, а у нас ресторан японской кухни. Должно быть, этот пирожок с мясом называется как-то иначе. Мандзю?

«Нет, мандзю – пирожки с красной фасолью, – вспомнила я. – Как тогда эти называются? Надо бы заглянуть в меню или поинтересоваться у шеф-повара».

Я практически свела дебит с кредитом, и настроение у меня по этому поводу было превосходное. Завтра или послезавтра я положу отчет на стол главбуху сети ресторанов, и можно будет пару дней побездельничать. А вечером у меня свидание с Никитой – вот от чего приятно щемило сердце, а губы самопроизвольно расползались в улыбке.

Я едва дождалась шести часов, заперла свой кабинет и устремилась к выходу.

– Вика, подожди, – окликнули меня почти шепотом.

Странно, но я даже не сразу сообразила, кто меня зовет. Голос звучал прерывисто и глухо, как будто кто-то опасался, что нас могут подслушать.

– Клавдия Петровна? Вы? Тьфу! Вы меня чуть до инфаркта не довели!

За моей спиной стояла наша мойщица посуды Клавдия Петровна. Обычно бойкая и чрезмерно говорливая, сегодня она явно была не в себе: нервно комкала край фартука и с опаской оглядывалась назад.

– Что с вами, Клавдия Петровна? – удивилась я ее поведению.

– Вика, ты в приведения веришь?

Мне стоило труда, чтобы подавить улыбку. Чего греха таить, Клавдия Петровна любит в течение рабочего дня пропустить рюмку-другую спиртного. Как правило, из ресторана она уходит последней. В каком состоянии, не знает никто. Вряд ли она напивается в лабузы – наш охранник непременно бы донес об этом начальству, – но ведь алкоголь разрушает мозг человека постепенно, и именно тихим пьяницам мерещатся черти и «зеленые» человечки.

– И кого вы увидели, Клавдия Петровна?

– Диму! – с придыханием выдала она.

Это, конечно же, был бред, но после ее слов на меня словно дыхнуло могильным холодом. Перед глазами ускоренной перемоткой пронеслась череда грустных событий. Не прошло и полгода, как мы похоронили Дмитрия Полянского, заместителя директора ресторана «Кабуки» и сына владельца сети ресторанов восточной кухни. Он был моим другом и хорошим парнем, жизнь которого трагически оборвалась в тот момент, когда, казалось, у него было все: деньги, перспективы, любимая девушка.

Я до сих пор помню, как нашла Димкино тело, буквально спотыкнувшись об него. В тот день у нас был банкет в японском стиле. Юбиляр заказал чрезвычайно дорогую и жутко ядовитую рыбу-фугу. Следователь сразу назначил убийцей повара, которого виновник торжества привез вместе с рыбой. Дело в том, что рыбу-фугу может готовить только человек, окончивший курсы и получивший лицензию. Никто другой к ней не допускается.

Но зачем повару, который прежде никогда не видел Диму, убивать его? Вот и я о том же: Диму на тот свет отправил кто-то из «своих». А кто лучше знает о сотрудниках «Кабуки»? Я или работники полиции? Чувство долга не позволило мне остаться в стороне, и я, ввязавшись в расследование, нашла истинного убийцу.

Димин отец, убитый горем, продал ресторан своему компаньону, но с одним единственным условием: нас не уволят. Новый хозяин пошел навстречу и даже вывеску не стал менять. Ресторан как назывался «Кабуки», так и называется по сей день. И так же, как и при Диме, пользуется популярностью среди широких слоев населения. У нас много постоянных клиентов, которые не изменили нам после всего случившегося здесь.

– Диму? – переспросила я, принюхиваясь к Клавдии Петровне.

– Да не пила я! – отпрянула она от меня, догадавшись, почему я к ней потянулась. Но мой нос все же успел уловить спиртовые ароматы. Я скривилась, а она сделала оговорку: – Чуть-чуть, саму малость. Ты лучше послушай! Вчера допоздна гуляла компания. Я не могу уйти, пока моечная машина не выключится! Потом посуду надо расставить, поддоны вымыть, кастрюли натереть, – она как будто пыталась разжалобить меня большим объемом переделанной работы.

– Клавдия Петровна…

– Ну да, ближе к делу. Олег ушел, Ванька еще раньше сбежал. Осталась я одна.

– А охранник?

– Он в холле перед телевизором улегся. Так вот, шел уже второй час ночи, когда я решила идти домой, – перешла она на зловещий шепот. – Сняла фартук, халат, выключила машину. Села дух перевести и задремала, потому что устала жутко. Вдруг меня словно в бок толкнули. Открываю глаза и слышу: кто-то стучит. Тихо так, легонько и совсем близко.

– Может, сверху стучали?

Ресторан «Кабуки» занимает первый этаж жилого дома. Раньше здесь была маленькая кондитерская и кафетерий с тремя столиками для посетителей. В конце девяностых годов это помещение приватизировали, выкупили оставшиеся квартиры первого этажа и сделали большой ресторан.

– Да нет же! Стучали у нас! – обижено возразила Клавдия Петровна.

– Допустим, – кивнула я. – Кто стучал?

– Я вышла из кухни. Смотрю: в конце коридора тень маячит, ну практически рядом с твоим кабинетом. Вроде мужик. Высокий, худой – вылитый Димка Полянский. Царство ему небесное! – Клавдия Петровна возвела глаза к потолку и чинно перекрестилась.

– Клавдия Петровна, да почудилось вам! – отмахнулась я от нее. К этому моменту я уже явственно вдыхала стойкий алкогольный запашок, исходящий от посудомойки. – В коридоре полумрак – вот вам и померещилось.

– Ничего не померещилось! – упрямо мотнула она головой. – Тень была! Она стояла с поднятой рукой и махала мне!

– Вам махала?

– Мне! Приведение это было. – В ответ на мою презрительную гримасу, Клавдия Петровна принялась объяснять: – Ты сама посуди, Димка не своей смертью умер. Жизнь его внезапно оборвалась. Значит, что-то он сделать не успел, что-то не закончил. Душа его мучается, не может вот так уйти. Покаяться ей нужно, с кем-то напоследок пообщаться, проститься.

– Например, с вами? – хмыкнула я.

Если с кем-то и дружил здесь Димка, то только со мной. А мне он лишь в первые два дня после смерти снился, а потом как отрезало. Хотя, наверное, мог бы и явиться мне во сне, поблагодарить за то, что я его убийцу вычислила.

– А хоть бы и со мной, – Клавдия Петровна обиженно поджала губы. – Кто, кроме меня, так поздно на работе задерживается? Никто!

– А охранник? Петровна, может, это охранник был? – спросила я, теряя терпение.

Она рушила мои планы. Через час я должна была встретиться с Никитой, а до этого хотела заскочить домой, чтобы переодеться перед свиданием.

– Я ж тебе говорю: спал он!

Упорно не желая принимать ее сообщение всерьез, я не охала, не ахала и даже не просила рассказать, как выглядело приведение. А она, не обращая внимания на мое скучающее лицо, продолжала:

– Я, когда тень увидела, со всех ног в холл бросилась. В это время Колька мирно спал на диване. Не мог он!

– Надо было его разбудить и послать проверить, кто ночью по ресторану шастает, – раздраженно сказала я, поглядывая на часы.

– Он и пошел, но не сразу, а минут через десять. Пока я его растолкала, пока объяснила, кого видела, к этому времени приведение испарилось.

– Испарилось и испарилось. Бог с ним, – буркнула я, попытавшись поставить в разговоре точку.

Я уже хотела повернуться и идти к выходу, но Клавдия Петровна схватила меня за рукав. Через тонкую ткань блузки я почувствовала, какие холодные у нее пальцы.

– Вот ты мне, Вика, не веришь, а это не к добру.

– Что не к добру?

– Когда приведения по ночам шастают.

– О, Господи! В Англии экскурсии проводят в замках с приведениями, деньги на этом зарабатывают, а вы чьей-то тени испугались, – отшутилась я.

– Не чьей-то, а Диминой.

– А Дима при жизни монстром был? – хмыкнула я.

Смешно было предположить, что Полянский мог кому-то причинить при жизни зло, а уж после смерти и говорить нечего Я вообще не помню случая, чтобы он на кого-то повысил голос или, боже упаси, оскорбил. Очень воспитанный был юноша.

– Нет, но все равно страшно. Вдруг он мстить задумал.

– Те, кому он мог мстить, здесь уже не работают. Всё, Клавдия Петровна, некогда мне с вами стоять, я и так уже опаздываю, – сказала я, отстраняя ее руку и давая этим понять, что разговор закончен.

Посудомойка скривила недовольное лицо. Не прощаясь, она развернулась и шаткой походкой направилась в сторону кухни.

«Кажется, она обиделась, – подумала я, глядя вслед удаляющейся Клавдии Петровне. – Ну и ладно. Почему я должна верить чьему-то больному воображению? Мало ли что ей привиделось! Надо бы намекнуть Олегу, что его подчиненная употребляет спиртное на рабочем месте».

К слову, Олег – шеф-повар ресторана «Кабуки». Он появился у нас на второй день после Димкиной смерти. Нормальный мужик, строгий, но справедливый. Бывает, что на кого-то прикрикнет, но не со зла, а по делу: иногда на подчиненных надо повысить голос. Видимо, Олег не знает, что происходит с посудомойкой после его ухода, а работает он до последнего клиента. Как только уйдут все гости, сразу же уходит и он. Получается, что после его ухода Клавдию Петровну никто не контролирует. Не хотелось бы, конечно, доносить на Клавдию Петровну, но пьянство надо пресекать. А если у нее уже галлюцинации появились, то разговор откладывать никак нельзя.

«Надо бы с ним поговорить, но завтра», – решила я не отказываться от намеченных на сегодня планов.

Романтические отношения с Никитой у нас завязались не так давно, а если быть точной, то на следующий день после Диминой смерти. Никита – Димкин друг, институтский товарищ. Собственно, это он помог мне раскрыть преступление.

Мой путь лежал мимо кабинета Андрея Михайловича, директора ресторана. За дверью слышались голоса. Я бы не остановилась, если бы не узнала голос Олега.

– Я не понимаю, для чего она это делает, – жаловался он на кого-то. – Миллион раз просил ее расставлять кастрюли на стеллажах не по размеру, а по назначению. Для мяса – одни кастрюли. Для рыбы – другие. Вечером попрошу ее выставить правильно, а утром прихожу – все кастрюли вразнобой. Меня это бесит. Но главное – не признается! Отводит лицо в сторону, чтобы перегаром на меня не дышать, и твердит: «Не я это! Я, как вы сказали, так и ставила. Не первый год в ресторане работаю». Если не она, то кто тогда? Дошло до того, что она какого-то мужика, который ночью по кухне бродит, придумала.

«Значит, Олег в курсе, что у нашей Клавдии Петровны галлюцинации», – поняла я из разговора.

– Так что же, увольнять ее? – обреченно вздохнув, спросил Андрей Михайлович.

– Жалко. Работник она хороший. Если бы не эти ее завихрения на почве пьянства, то цены бы ей не было. Может, вы ее, Андрей Михайлович, напугаете увольнением? – предложил повар.

– Чего ж не напугать? Напугать можно. А если она возьмет и уйдет? Где я посудомойку на такую зарплату найду? – как будто рассуждая сам с собой, пробурчал наш шеф. – Слушай, Олег, может, не будешь обращать на такие мелочи внимания?

– Да как вы не поймете, Андрей Михайлович, у меня каждая секунда на счету, а я вынужден по десять минут искать сотейник для соуса!

– Странно, прежний повар не жаловался на Клавдию Петровну.

– Так и я ею был доволен. Это недавно с ней началось. Ухожу – все в порядке, а утром – опять на полках кавардак. Что интересно, каждый раз она выбирает новую полку, как будто испытывает мое терпение.

– Ладно, Олег, иди. Я с ней поговорю.

«Вот и хорошо», – обрадовалась я тому, что мне уже не нужно доносить на Клавдию Петровну. Все и так знают о ее чудачествах.

С легким сердцем я выскочила из ресторана. Олег, сам того не зная, убедил меня в том, что никакого призрака не существует. Все дело в больном воображении Клавдии Петровны!

Если я и опоздала на свидание, то совсем ненамного. Никита даже ни разу не позвонил мне, чтобы поинтересоваться, как скоро я появлюсь. Мы немного погуляли по скверу, а потом зашли в наше любимое кафе «Лира». Никита по обыкновению заказал себе торт «Опера» и кофе с взбитыми сливками – я ограничилась зеленым чаем.

– Представляешь, наша мойщица посуды Клавдия Петровна общалась с Димой Полянским, – с иронией в голосе доложила я Никите, после того как все новости дня были обсуждены.

Он склонил голову на бок и заинтересованно посмотрел на меня. Димка для него посторонним не был. Они вместе учились в институте, а после получения диплома поддерживали тесную связь.

– То есть?

– Расслабься. Наша посудомойка имеет обыкновение выпить в конце рабочего дня. Одна рюмочка, другая… После энной рюмочки начинаются галлюцинации. Ночью, когда она уходила и, соответственно, немало набралась, ей померещился в конце коридора силуэт. Вроде бы мужской. Вроде бы высокий и худой. После недолгих размышлений она пришла к выводу, что этот силуэт мог принадлежать только Диме, вернее – его духу.

– Фу ты! – облегченно выдохнул Никита.

Он реалист и в приведения поверит в последнюю очередь.

– А ты думал, что и впрямь по нашему ресторану гуляет призрак?

– Нет, конечно, – фыркнул Никита. – Я в приведения не верю. Я скептик и атеист. Пока своими глазами не увижу… Нет, мне бы, конечно, хотелось, чтобы после смерти начинался новый жизненный этап, но только без хождений туда и обратно, иначе возникнет путаница и общая истерия. Знаешь, есть много поговорок. Уходя, уходи. Назад брода нет… – он запнулся, ища в закромах своей памяти близкие по смыслу пословицы и афоризмы.

– Да? А мне бы хотелось поговорить кем-то оттуда, – призналась я. – Сколько бы тайн тогда открылось!

– Все тайны раскрывать нельзя, иначе скучно станет, – возразил мне Никита.

– Может, и скучно, зато никто историю не переврет.

– Пожалуй, здесь с тобой соглашусь. Кстати, а не хочешь на выходные куда-нибудь поехать? – сменил тему разговора Никита.

– Почему бы и нет. Только надо подумать куда.

«Кабуки» открывается для посетителей в одиннадцать часов. Кстати, директор тоже появляется ближе к этому часу – я прихожу в девять. За два часа без суеты и суматохи успеваю сделать столько, сколько мне не всегда удается в оставшееся время до конца рабочего дня.

Как только я включила компьютер и вошла в нужную программу, в коридоре, в который выходят все служебные помещения, включая пищеблок, раздался раскатистый бас нашего шеф-повара.

– Всё, не могу! Это уже слишком! – кричал разъяренный Олег. – Где она?!! Я ее убью!

Я не смогла усидеть на месте – ноги сами вынесли меня в коридор.

– А что случилось? – поинтересовалась я, догадываясь, что речь пойдет о кастрюлях, которые Клавдия Петровна опять поставила не на ту полку.

– Вика, зайди, посмотри, – привлекая меня в союзники, позвал в кухню Олег.

То, что я увидела, не поддавалось объяснению. На полу – вперемежку с кастрюлями и сотейниками – валялись начищенные с вечера корнеплоды: картофель, морковь, сельдерей. Но самое страшное, что стена, противоположная той, у которой стоят холодильники с продуктами, была изрядно испачкана подтеками от сырых яиц. У меня создалось впечатление, что некто открыл дверцу холодильника и с какого-то перепугу начал кидать яйцами в противоположную стену.

– Что скажешь?

– А что тут говорить? Есть предположения, кто это мог сделать?

– К гадалке не ходи – Клавдия! Я вчера ей разгон устроил, выдал по первое число. Может, и перегнул палку: меня просто достала ее безалаберность. Клавдия могла бы ответить, огрызнуться. А что она сделала?! Кошка, когда ей на хвост наступишь, гадит. И эта так же поступила! Смотри, какой погром устроила!

Олег был взбешен. На лбу ритмично пульсировала венка. Челюсти скрежетали от ярости. От напряжения у него даже глаза налились кровью. Пальцы правой руки сжались в кулак, который тотчас столкнулся с раскрытой ладонью левой руки, – в этот момент мне стало страшно за Клавдию Петровну. Если она попадется ему под горячую руку, он ее прибьет. Я почему-то в этом даже не сомневалась.

Повар нам достался требовательный и временами горячий, зато на его территории идеальная чистота.

«Приготовил блюдо – вытри рабочий стол, вымой доску и нож, убери очистки», – главное правило на кухне. Что касается посуды, то кастрюли должны быть выдраены до зеркального блеска, а на тарелках не должно быть ни одного отпечатка пальца или подтека.

Помощники повара быстро усекли, что с таким начальником лучше не спорить. Им уже не надо напоминать, что рабочее место должно быть в чистоте, а мусор – на помойке.

Увы, с Клавдией Олег не смог найти общий язык. Она очень хорошо ладила с Василием Ивановичем, прежним поваром, и теперь весьма ревностно относилась к тому, что кто-то занял его место.

– Да, – только и смогла вымолвить я. – Но все равно, Олег, ты успокойся, приди в себя, а потом уже поговори с Клавдией. Может, это не она?

– А кто? Тень отца Гамлета?

– Не знаю, – протянула я, вспомнив вчерашний разговор с посудомойкой. Неужели у нее и впрямь крыша поехала? Но это уже не легкое помешательство, а самое настоящее буйство.

В дверях появился Иван, помощник Олега. Взглянув на беспорядок, парень некоторое время пребывал в состоянии шока. Его белесые ресницы плотно прилипли к верхним векам, открыв настежь глаза чайного цвета. По-детски пухлые губы сложились в трубочку, из которой вырвался протяжный свист:

– Ни фига себе! У нас был погром?

Олег ничего не стал ему объяснять, лишь косо на него посмотрел и вновь повернулся ко мне:

– Хорошо бы все это показать Андрею Михайловичу, но если его ждать, то раньше двенадцати не откроемся.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась я с ним. Не стоило из-за выходки нерадивой мойщицы посуды ломать рабочий график заведения. – Шеф появится не раньше чем через час, а через полтора часа мы должны принять первых посетителей.

– Может, полицию вызвать? – встрял в разговор Ванька.

– С собакой? – ехидно переспросил Олег. – Вот что, Ваня, избавь меня от глупых советов. Лучше позови Риту и вместе с ней начинай приводить кухню в порядок.

– Так сразу и глупых, – едва слышно пробурчал Ванька, бочком обходя начальника.

– Впрочем, не надо никого звать. Сам справишься, – не слыша своего помощника, сказал Олег. – Рита еще больше намусорит, – с раздражением отозвался он о нашей молоденькой уборщице. – Начинай убирать, а я пойду перекурю.

Парнишка остановился в центре кухни, вздохнул и принялся подбирать разбросанные по полу морковь и картошку. Мы с Олегом вышли в коридор.

– Вика, – заговорил со мной Олег. Сбросив пар, он заметно успокоился. Краснота сошла с лица, и в голосе уже не слышались истеричные нотки. – Увидишь Клавдию, ничего ей пока не говори. Я ей в глаза хочу взглянуть. Что она на этот раз скажет?

Клавдия Петровна уходит позже всех, но и рабочий день у нее начинается не в девять-десять, как у наших поваров, а в одиннадцать. Это объясняется тем, что посуда с вечера чистая, и мыть ей пока нечего.

– Боишься, что сбежит со страху?

– Боюсь, – кивнул Олег и, передумав курить, отправился помогать Ваньке наводить порядок.

Я тоже вернулась к своей работе и даже успела кое-что сделать, прежде чем меня вновь отвлекли.

Кабинет у меня маленький, перегородки тонкие, акустика хорошая. Мне прекрасно было слышно, как пришел Андрей Михайлович, как к нему вышел Олег и, не стесняясь в выражениях, принялся жаловаться на Клавдию Петровну, требуя сегодня же дать ей расчет.

– Я понимаю, у вас я работаю без году неделя, – превышая допустимые децибелы, рокотал Олег. – Клавдия здесь не первый год.

– Почти со дня основания, – подтвердил Андрей Михайлович. – Не понимаю, что с ней. Вчера был серьезный разговор. Она обещала мне не употреблять на рабочем месте.

– Значит, разговор не пошел впрок. Надо применять более строгие меры, вплоть до увольнения. Извините, что я вам советую, но сегодня она кастрюли раскидала, а завтра здесь все сожжет.

– Да, ты прав. Появится – направь ее ко мне.

На этом разговор закончился, через секунду я услышала, как хлопнула дверь. Минут двадцать было тихо, а потом по коридору забегали официанты: ресторан открылся для посетителей.

Я взглянула на часы – стрелки показывали половину двенадцатого. Странно, что Клавдии Петровны до сих пор еще нет. Опоздание было не в ее пользу: оно могло служить подтверждением того, что погром устроила именно она. Натворила дел, а теперь боится показаться начальству на глаза.

«Не миновать Клавдии Петровне увольнения. Вот глупая баба! Аж зло берет! Хочется пить – пей дома. Неужели нельзя не употреблять на работе?» – думала я, время от времени прислушиваясь к тому, что творится за стенами моего кабинета.

Чтобы быть в курсе событий и ничего не упустить, я даже немного приоткрыла дверь. Странно, но мне отчего-то было жалко Клавдию Петровну. По сути, она очень несчастная женщина. Растила сына одна, день и ночь пропадала в ресторане, чтобы у того все было, а в итоге вырастила оболтуса и разгильдяя. Парень давно окончил школу, а себя в жизни так и не нашел. Учиться не захотел, работать тоже. Клавдия Петровна упросила Андрея Михайловича взять сына в наш ресторан грузчиком. Поработал неделю – выгнали. Теперь дома сидит, пропивает матушкину зарплату. Трудно будет Клавдии Петровне, если ее уволят.

Кухню успели привести в порядок еще до открытия ресторана. Сейчас там царила вполне обычная рабочая атмосфера. В двенадцать к служебному входу подъехал фургон с продуктами. Сначала мимо моего кабинета в сторону кухни прошел водитель Николай. Через минуту он вновь появился у моей двери, но на этот раз шел к выходу вместе с Олегом. Еще через секунду я услышала, как Олег с одобрением сказал:

– Да, это то, что надо. Я пришлю Ивана, он поможет все занести.

Николай остался выгружать ящики. Олег, схватив коробку с рисовой лапшой, вошел внутрь. По пути на кухню он остановился перед дверью в кладовую, в которой у нас хранятся сухие и сыпучие продуты, бутылки с соусами и соками.

– Странно, что с замком?

Мне хорошо были слышны удар ногой по двери и щелчок выключателя. Далее была минутная пауза, и опять раздался голос Олега:

– Вот вы где, Клавдия Петровна! В прятки решили поиграть?! Клавдия Петровна! Клавдия Петровна!

Ответа от Клавдии Петровны я не дождалась, зато через минуту с перекошенным от ужаса лицом в мой кабинет вбежал Олег. Дрожащей от волнения рукой он вытер пот со лба и, глядя куда-то мимо меня, с трудом выговорил:

– Вика, посмотри, что там с Клавдией Петровной. Клянусь, я к ней не подходил. Честное слово. Ты же слышала…

Мигом куда-то делись его заносчивость и командирский тон. Передо мной стоял перепуганный мужчина, отчаянно пытавшийся спрятаться за чужую спину, в данном случае за мою спину.

Я молча бросилась в кладовую. Среди развала коробок я не сразу заметила Клавдию Петровну. Женщина лежала на боку, как будто скорчившись от боли. Никаких признаков жизни она не подавала.

Я на цыпочках приблизилась к ней, заглянула в остекленевшие глаза и тотчас отпрянула.

– Только не это! – вырвалось у меня.

Я даже предположить не могла, что смерть так может исказить лицо человека.

Мертвую Клавдию Петровну трудно было узнать, а то, что она мертва, не вызывало никаких сомнений. Ее лицо напоминало маску, которую покрыли белой краской, а разрисовать забыли. Выделялись одни глаза. Ужас застыл в них!

Я коснулась кончиками пальцев шеи Клавдии Петровны и поняла, что умерла она несколько часов назад: тело уже было практически холодным.

– Наверное, надо вызвать скорую помощь? – растерянно спросил у меня Олег.

«Когда же это кончится?» – с досадой подумала я.

Еще не успели забыться недавние трагические события, а тут новая напасть. Что за черная полоса? Разве так бывает, когда два снаряда падают в одну воронку?

– Полицию тоже, – сказала я, по опыту зная, что без ментов тут не обойтись. – Но прежде надо сообщить Андрею Михайловичу. Давайте не будем действовать через голову начальника.

Я вышла в коридор и прислонилась к стене. Созерцание покойника – удовольствие еще то. Труп словно соки из тебя вытягивает. Возможно, это и есть подтверждение того, что жизнь после смерти все-таки есть, но только в ином энергетическом поле.

– Олег, что же вы стоите? Идите к Андрею Михайловичу, – поторопила я шеф-повара.

– Я?

Пришлось резко ответить:

– Ну не я же!

Хватит с меня того, что я в прошлый раз труп нашла! Не хочу быть главным свидетелем и, соответственно, главным подозреваемым. Похоже, Олег думал в том же направлении. Не зря же он так перепугался? У ментов ведь как: если ты нашел труп, то не они, а ты должен доказать, что никакого отношения к убийству не имеешь.

– Вика…

– Вы первый ее увидели. Идите, а я постою, посмотрю, чтобы никто сюда не входил.

Олег на ватных ногах побрел к кабинету директора. Перед дверью он остановился, потом оглянулся на меня, точно просил взглядом, если понадобится, подтвердить его невиновность.

Как часто в порыве гнева мы грозимся кого-нибудь убить. Слова с языка слетают с легкостью осенних листьев, которые осыпаются под дуновением малейшего ветерка. Разумеется, в глубине души мы никому не желаем зла. Никто из нас всерьез не думает, что наши мысли могут материализоваться, что кто-то возьмет и сделает то, о чем мы сболтнули в пылу эмоций. О том, что слово не воробей, мы вспоминаем лишь тогда, когда события невозможно повернуть вспять. И мы кусаем локти, клянем свой язык и каемся, ну да к тому времени уже поздно что-либо изменить.

Так и Олегу было чего опасаться: практически все, кто работает на кухне «Кабуки», слышали, как он грозил Клавдии Петровне расправой. Вполне возможно, что найдется человек, который без утайки расскажет следователю о сложных взаимоотношениях Олега с Клавдией Петровной.

«Нет, не он убийца, – подумала я, разглядывая растерянное лицо Олега. – Поорать, покомандовать, наказать за плохо сделанную работу он может, но убить – это маловероятно».

Олег скрылся за дверью кабинета начальника. Я, пользуясь моментом, заглянула в кладовую. В моем распоряжении было всего несколько минут, чтобы осмотреть место преступления и хотя бы на глазок определить причину смерти Клавдии Петровны.

Разбросанные коробки и придвинутые к двери ящики наводили на мысль, что Клавдия Петровна хотела от кого-то забаррикадироваться, но так и не успела.

– Крови нет, следов удушения не видно, – отметила я, рассматривая труп. – Что тогда? С таким выражением лица просто так не умирают.

Кладовая у нас маленькая. Клавдия Петровна лежала в полутора метрах от входа, поэтому мне даже не надо было переступать порог, чтобы что-то увидеть. Да и зрение у меня, слава богу, хорошее.

Из кабинета в коридор с мобильным телефоном в руках вылетел Андрей Михайлович. Олег старался не отставать от него. К кладовой они подошли одновременно.

– Вот, – взглядом показал Олег на Клавдию Петровну. – Я, когда ее увидел, сразу Вику позвал, – переложил он часть ответственности на меня.

Мне это не понравилось, однако пришлось подтвердить. Я молча кивнула.

– А ты что-нибудь слышала? – спросил у меня шеф.

Что я могла ему сказать, если, судя по всему, Клавдия Петровна лежала здесь с ночи.

– Андрей Михайлович, она умерла несколько часов назад, до моего прихода, – выдохнула я.

– Откуда знаешь? – удивился шеф.

Пришлось признаться:

– Я год отучилась на юридическом факультете. У нас были практические занятия по криминалистике, в морг водили. Смерть наступила не менее шести часов назад – это вам и судмедэксперт подтвердит.

У Андрея Михайловича не было времени усомниться в моей компетенции, потому что надо было что-то решать с трупом.

– Скорую и полицию уже вызвали?

– Нет. Я подумала: вдруг у вас есть знакомые в органах. Не стоит поднимать шумиху. Это может отпугнуть клиентов.

– Ты права, – согласился со мной Андрей Михайлович. – Паника нам ни к чему. За полгода второй такой случай. Того гляди, крест на нас поставят. А у тебя, кстати, никого нет на примете?

– Только тот следователь, который вел дело Дмитрия Полянского. Кажется, его звали Денис Александрович.

– Точно. Слушай, может, она сама по себе умерла?

– Может, но полицию вызвать все равно придется. Другое дело, возбудят уголовное дело или нет. Это зависит от того, какая причина будет стоять в свидетельстве о смерти.

– Понятно, – кивнул Андрей Михайлович, нажимая на кнопки своего мобильного телефона.

Денис Александрович оказался в отпуске. Вместо него приехал старший следователь Черпак Иван Антонович, мужчина весьма приметный. Зайдя в кладовую, он как-то сразу занял все пространство. Может, он и не был таким уж высоким, но явно имел излишек веса. Китель едва сходился на животе, массивная голова, побритая наголо, прочно сидела на мощной шее, словно на постаменте. Он то и дело вытирал платком лоб и брезгливо морщил нос, как будто в помещении пахло чем-то неприятным.

В кладовой ничем плохим не пахло. С кухни доносился аромат бульона и обжаренных во фритюре овощей – вполне аппетитные запахи. Когда приехала скорая помощь и коллективу стало известно, что Клавдия Петровна мертва, коридор заполнился людьми. Прибежали все: повара, подсобные рабочие, официанты. В зале остались лишь бармен и охранник. Не сдержавшись, Андрей Михайлович в грубой форме отослал всех на рабочие места. Тому, кто будет без надобности выходить в коридор, он пригрозил увольнением. Зная, что Андрей Михайлович никогда не бросает слов на ветер, люди вернулись к исполнению своих обязанностей. А заняться им было чем, поскольку шел второй час, а в это время у нас всегда много людей.

Перед дверью в кладовую остались только я, Олег и Андрей Михайлович. Прошло десять минут. Мы продолжали стоять в коридоре: в кладовой хозяйничала полицейская бригада.

– Кто нашел труп? – наконец-то спросил следователь, поочередно оглядев нас троих.

– Вот он, – ответил Андрей Михайлович, подталкивая Олега вперед.

– Нам продукты привезли. Я подошел к кладовой – дверь почему-то была открыта – и увидел… – Олег вздохнул, взглядом показывая на Клавдию Петровну, рядом с которой возился пожилой судмедэксперт. – Смотрю, что-то не то. Пару раз окликнул Клавдию Петровну, потом вот Вику позвал, – он скосил глаза в мою сторону.

– Да, так все и было, – подтвердила я.

– Иван Антонович, мы закончили. Можно забирать? – поинтересовался эксперт. – Колотых, режущих ран не обнаружено. Стойкий запах алкоголя имеет место быть. Скорей всего, что сердце отказало. Других версий пока нет, но, как говорится, вскрытие покажет.

Андрей Михайлович перехватил ртом воздух.

– А если сердце, то уголовное дело возбуждать не будете? – спросил он, надеясь, что скандала можно избежать.

Иван Антонович ушел от ответа, в свою очередь спросив у Олега:

– Вот вы сказали, что дверь в хранилище была открыта. А разве ваша Клавдия Петровна была материально ответственным лицом? У нее был ключ от кладовой?

От волнения Олег закашлял. Справившись с приступом, он ответил:

– Нет, материально ответственным лицом являюсь я. Но замок здесь такой хлипкий, что сорвать его мог и ребенок. Дело даже не в замке, а в накладных деталях, через которые продет замок. Дерево старое, трухлявое. Постоянно шурупы вылетают.

– Да? – удивился следователь. – Почему тогда не поставите нормальную дверь?

Олег мельком взглянул на Андрея Михайловича, тот, гордо вздернув подбородок, пояснил:

– Видите ли, в нашем ресторане работают люди честные. Ручаюсь, никто из моих подчиненных не вынесет из ресторана даже горбушки хлеба.

– Так уж не вынесет? – хмыкнул Черпак.

По роду своей деятельности ему мало приходилось общаться с кристально честными людьми. Как и большинство своих коллег, он считал, что любой человек хоть раз в жизни совершил правонарушение.

– По крайней мере, до сегодняшнего дня недостач в ресторане не выявлено, – обиженно пробурчал Андрей Михайлович.

– Тогда как вы объясните, что понадобилось покойной в кладовой, да еще ночью?

– А знаете, – Олег решил признаться, понимая, что Черпак все равно будет опрашивать работников ресторана, и кто-то да скажет, что он, Олег, в последние дни сильно конфликтовал с Клавдией Петровной, – покойная злоупотребляла спиртными напитками. У нее даже видения были. Мало ли что ей в голову пришло, – пожал он плечами. – Хлебнула лишку, привиделось что-то, решила спрятаться в кладовой, дернула за ручку, сорвала замок, заскочила… Тут ее сердце и прихватило.

– Возможно, – кивнул Иван Антонович, внимательно вглядываясь в лицо Олега.

Взгляд следователя настолько был тяжелым, что наш шеф-повар почувствовал себя в роли нашалившего школьника. Хочешь не хочешь, а что-то говорить в свое оправдание надо.

Олег нервно сглотнул слюну и вновь заговорил:

– Да, Клавдия Петровна в последнее время часто выпивала – это вам все подтвердят. Я неоднократно с ней разговаривал на эту тему, но она мало кого слушалась. Стала неаккуратной в работе, забывала о своих служебных обязанностях, хотя раньше этого за ней не водилось. Вика, скажи, – осмелев, потребовал от меня Олег.

Иван Антонович перевел взгляд на меня.

– Да, в последнее время Клавдия Петровна выпивала, а еще жаловалась на самочувствие, – сказала я и замолчала, про себя соображая, можно ли причислить галлюцинации к плохому самочувствию. Лично ко мне с того света покуда никто не являлся! Болит при этом голова или сердце, я понятие не имею. – Вчера она ко мне подходила, – я решила все же рассказать о вчерашнем разговоре. – Вела себя очень странно. Я даже подумала, что она уже набралась, хотя не могу сказать, что от нее так уж сильно разило спиртным. И разговаривала она вполне нормально.

– В чем же заключалась странность?

– Она говорила, будто видела ночью в ресторане постороннего. Даже не постороннего, а человека, который здесь не так давно работал, а теперь нет, – нескладно выразилась я. – Дмитрия Полянского она видела.

– Кого? – переспросил Андрей Михайлович. – Диму она видела?

– Кто такой Полянский? – потребовал объяснений следователь.

– Дмитрий Полянский – мой заместитель. Он умер несколько месяцев назад, – с прискорбием сообщил шеф, – прямо на рабочем месте. Отравили его. Потом буквально на следующий день зарезали шеф-повара. Коллектив только недавно в себя пришел после тех событий.

– Ах, вот оно как, – с ухмылкой протянул Иван Антонович. – Похоже, ваша Клавдия Петровна особенно трепетно относилась к покойнику, если он для нее специально из гроба встал.

– Не понял, – мотнул головой Андрей Михайлович. – Дмитрия у нас все любили и уважали.

– Вот только не все поминать закончили, – хмыкнул судмедэксперт, накрывая Клавдию Петровну простыней. – Если дама увлекалась алкоголем, то острая сердечная недостаточность на фоне продолжительного запоя вполне естественна.

– Да, Боря, если нас по таким пустякам дергать будут, то до настоящих преступников руки никогда не дойдут, – с досадой проговорил Иван Антонович.

В глубине души и я была уверена в том, что Клавдии Петровне Димка привиделся по пьяни. Значит, умерла она от страха или разрыва сердца. Однако мне очень не понравилось, как эти двое слишком быстро повесили ярлык на покойную Клавдию Петровну, даже не пытаясь что-либо перепроверить.

– По-вашему, нам и полицию не надо было вызывать? – с вызовом спросила я. – Откуда нам знать, сама она умерла или нет. Да и вы вряд ли уверены на все сто процентов в том, что ее не отравили или не сделали смертельную инъекцию.

Мой недовольный тон следователь принял на свой счет. Еще бы, я ведь упрекнула его в непрофессионализме.

– А вы, девушка, не дерзите. Считайте, что вам всем крупно повезет, если окажется, что покойница умерла сама, а не с чьей-то руки. В противном случае мы вас по допросам затаскаем, а заведение прикроем, – пригрозил он.

– Да уж, повод для радости налицо, – чуть слышно буркнула я.

– Зайцева! – одернул меня Андрей Михайлович.

Он свел брови на переносице и плотно сжал губы, как бы желая этим сказать: «Держи язык за зубами».

Следователь одобрительно кивнул Андрею Михайловичу, потом обратился к коллеге:

– У вас все?

– Да, тело можно уносить.

Я и Андрей Михайлович посторонились, пропуская парней с носилками. Олег хотел под шумок уйти, но Черпак его затормозил:

– Постойте, хочу задать вам еще один вопрос: пропало что-нибудь?

– Из продуктов вроде бы нет, – без уверенности ответил Олег. – Трудно сказать. Тут все разбросано. Содержимое ящиков на полу валяется. Лапша рассыпана – ее придется выбросить.

– А не из продуктов? – Иван Антонович заметил, что шеф-повар разделил ответ на две части.

– Не знаю, стоит ли вам говорить. Наверное, это не по существу, – замялся Олег. – Мелочь, безделица…

– Да говорите уже, – не выдержал длинного предисловия следователь. – Что пропало?

– У меня сегодня тетрадь пропала.

– Какая тетрадь? Вы ее в кладовой держали?

– Нет, конечно! Она лежала в кухне, на полке, общая такая тетрадь в серой обложке из кожзаменителя.

– И что в ней было? – заинтересовался следователь.

– Ничего такого, в основном рецепты. Есть такие блюда, в которых особенно важно точно выдержать рецептуру. Возьмешь какой-то ингредиент больше нормы – и получится не то, что заказывали. Обидно, что там были рецепты, которые я привез из Франции. Некоторые блюда я даже ни разу не успел приготовить – вот что жалко. – Перехватив недовольный взгляд шефа, Олег счел нужным объяснить: – Андрей Михайлович, я для себя рецептуру записывал. В нашем ресторане главным образом готовят блюда азиатской кухни, но мне интересны национальные традиции и других народов: европейцев, арабов, евреев. И вообще, я эту тетрадь завел, когда еще в кулинарном техникуме учился. Она своего рода мой талисман.

– И кому могла понадобиться ваша тетрадь? – осведомился Иван Антонович.

– А я знаю? Никто не признался. Сначала подозревал Клавдию Петровну. Думал, она со зла стащила – я ведь ее вчера отругал, – но теперь…

– Теперь так не думаете? – подсказал следователь.

– Я вообще ничего не думаю, – насупился Олег. – О покойниках надо говорить или хорошо, или никак. Найдется тетрадь. Должно быть, завалилась куда-то.

«Олег педантичен до чертиков, – отметила я про себя, – вещи свои не разбрасывает – это значит, что просто так потерять тетрадь он не мог. Если Клавдия Петровна ее не спалила, то она найдется».

– Ну ладно, идите, – разрешил Олегу Иван Антонович. – Вряд ли ваша тетрадь имеет хоть какое-то отношение к делу. Собственно, и дела никакого нет. – Он предусмотрительно постучал костяшками пальцев по дверному косяку, видимо, ему совсем не хотелось начинать новое расследование.

Клавдию Петровну вынесли из ресторана через служебный выход. Следом за ней прошествовала к выходу вся следственная группа. Кладовую опечатывать не стали. Похоже, никто в том, что здесь случилось, криминала не увидел.

Замыкал процессию Иван Антонович. Попрощаться он не удосужился. Я на него не обиделась, просто посмотрела ему вслед, не особенно сожалея о том, что, вполне возможно, мы больше не встретимся. Да хотя бы так и случилось. Клавдию Петровну, конечно же, жалко, но она сама дошла до такого состояния, когда по углам ей стали мерещиться покойники.

– И чего мы тут стоим? – вздрогнула я от голоса Андрея Михайловича. – Вика, напоминаю: сейчас конец месяца. Хотелось бы увидеть ваш отчет. И вам, Олег, неплохо было бы занять свое рабочее место.

Олег молча пошел на кухню. Я тоже хотела нырнуть свой кабинет, но Андрей Михайлович меня остановил:

– Вика. Вам придется выполнить несколько поручений. Позвоните Лебедевой, нашей второй мойщице посуды. Пусть сегодня выйдет и поработает несколько дней, пока мы не найдем для нее напарницу. Еще позвоните домой Клавдии Петровне, скажите, что так и так… Ну да сообразите, что сказать. Если нужна помощь – окажем. Сколько сможем, – добавил он. Следовало понимать, что родным Клавдии Петровне большие деньги не святят.

Впрочем, кроме сына, беспутного и пьющего, у Клавдии Петровны никого не было. А такому сколько денег не дай – все пропьет. Лучше бы Андрей Михайлович распорядился организовать похороны Клавдии Ивановны и выделить продукты для поминок. Но он не догадался, а я советовать не стала, опасаясь, как бы все не повесили на меня.

С одним поручением Андрея Михайловича я справилась очень быстро. Лариса Лебедева, узнав о смерти Клавдии Петровны, сама изъявила желание тотчас выйти на работу. Думаю, женщину интересовали подробности, о которых я не стала распространяться, рассудив так: то, что ей нужно знать, она узнает от Олега или Андрея Михайловича.

Нужно было еще позвонить Виктору, сыну Клавдии Петровны. После минутной задержки парень снял трубку.

– Виктор, я должна вам передать страшную весть, – трагическим голосом начала я. – Ваша мать сегодня ночью умерла.

– Какая-какая мать? – хриплым после вчерашнего возлияния голосом переспросил Виктор.

– Ваша мать, Виктор, Клавдия Петровна. Примите наши соболезнования.

Какое-то время Виктор молчал, видимо, переваривая новость, потом я вновь услышала в трубке его голос:

– А когда на похороны приходить?

Вопрос застал меня врасплох. В нем не было ни сожаления, ни горечи утраты, как будто речь шла не о самом близком человеке, а о дальнем родственнике, которого он прежде никогда не видел. Я даже подумала, что ослышалась.

– Повторите вопрос, связь плохая – растерянно попросила я.

– Я спрашиваю: где поминки будут?

– Что?!! – Ох, и зло же меня взяло и на Виктора, и на Клавдию Петровну. Не щадя сыновних чувств, я гаркнула в трубку: – Виктор, мать хоронить будете вы! Какую-то сумму мы вам передадим, но сначала вы поедете в полицию, а потом заберете тело Клавдии Петровны из морга. Она на вас жизнь положила. Единственное, чем вы можете отплатить ей за любовь и заботу, – это похоронить по-людски.

– Это как? – не понимая, почему я на него кричу, спросил Виктор.

Судя по всему, парень не отличался ни умом, ни сообразительностью. Я даже поймала себя на мысли, что разговаривать с инопланетянином было бы намного легче.

– Это когда сначала тело предают земле и только потом поминают усопшего, – скрепя от раздражения зубами, пояснила я.

– Понятно, соседке позвоню. Думаю, она знает, что делать в таких случаях.

– Надеюсь, – буркнула я и положила трубку.

«Надо бы проконтролировать. Напьется или с горя, или с радости и про мать забудет», – подумала я.

После разговора с Виктором на душе остался неприятный осадок и ощущение того, что в истории со смертью Клавдии Петровны ставить точку пока рано. Хотя, возможно, остальные думали иначе. Клавдия Петровна в нашем ресторане была человеком маленьким. Должность посудомойки в служебном списке стоит одной из последних. Вот и смерть ее вызвала мало пересудов. Поговорили немного и сошлись во мнении: как жила она непутево, так и умерла. И виной тому стала пагубная страсть к спиртным напиткам.

Кстати, к вечеру из полиции пришло известие, что никаких следов насильственной смерти на теле Клавдии Петровны не обнаружено. Женщина умерла вследствие обширного инфаркта.

– Слава Богу! Значит, полиция сюда больше не придет, – с облегчением вздохнул Андрей Михайлович. – Инфаркт – это не криминал. Вика, ты домой к ней звонила?

– Звонила, с сыночком разговаривала. По-моему, он не особенно расстроился или до конца не понял, что произошло.

– Бывает, но не наша в том вина, – развел руками Андрей Михайлович.

Из кухни вышла Лариса Лебедева, вторая или, вернее, теперь единственная наша посудомойка.

– Андрей Михайлович, меня Олег Николаевич послал прибраться в кладовой. Туда уже можно?

– Можно. Приберись и хорошо проветри помещение, – отдав указание, шеф скрылся в своем кабинете.

– Виктория Викторовна, – несмотря на то, что я намного младше ее, Лариса всегда обращается ко мне по имени и отчеству. Наверное, и мне следовало называть ее по отчеству, но она сама попросила звать ее просто Ларисой, а не Ларисой Арутюновной. Отчества она отчего-то стеснялась. – А вы Клаву видели?

– Видела, Лариса.

– Не понимаю, почему она в кладовую пошла, – пожала плечами Лариса. – Если с сердцем плохо стало – беги к охраннику. Он бы скорую помощь вызвал. Или останься в коридоре – скорее найдут. А что она сделала?! Забилась в темное помещение. Перепуганные животные так прячутся.

– Она и была перепугана, – вспомнила я выражение лица покойницы.

– А чего ей пугаться? Приступы с ней часто случались. Сначала запойные – на следующий день сердечные, – сдала подругу Лариса. – Виктория Викторовна, а вы сейчас в свой кабинет?

– Да, – кивнула я. До шести часов, когда мой рабочий день заканчивается, еще оставалось время, которое я собиралась уделить отчету.

– А не могли бы вы дверь в свой кабинет не закрывать? – попросила меня Лариса.

Мне не нужно было объяснять, почему Лариса боится находиться в кладовой: менее пяти часов назад отсюда вынесли труп. Если верить теории о бессмертии души, то дух Клавдии Петровны до сих пор должен витать где-то рядом.

– Ладно, не буду закрывать дверь. Найдешь что-то интересное – скажешь, – сорвалось у меня с языка. Сама не знаю, почему я так сказала.

До того как стала известна причина смерти Клавдии Петровны, я для себя решила, что не буду впутываться ни в какое расследование. Причина тому простая: мистикой я не увлекаюсь, в параллельные миры и в души усопших, являющиеся с того света, не верю и становиться охотницей за приведением не собираюсь.

Куда понятней, когда за преступлением стоит вполне конкретный человек: он оставляет улики, у него есть мотив. С бухты-барахты убивают только маньяки, и то, если разобраться, можно найти причину, почему они стали убийцами.

В случае с Клавдией Петровной винить было некого: сама допилась до помутнения рассудка.

«А лицо у нее было такое, потому что в глаза смерти посмотрела и поняла, что сейчас умрет», – подумала я, вспомнив взгляд покойной.

– Эх, Клава, – слышались из-за стенки причитания Ларисы. – Кто бы мне объяснил, для чего ты этот ящик с верхней полки стянула? Ух, тяжеленный. Сердце у нее больное!

Последняя фраза зацепила меня. Как может человек, испытывающий адскую сердечную боль, ворочать ящики?

Усидеть на месте я не смогла.

– Что ты тут про ящик говорила? – спросила я с порога.

– Смотрите. Я точно помню, что этот ящик стоял на самой верхней полке. Там у нас сода для посудомоечной машины хранится. Сейчас он на полу.

– Да, странно. Может, Клавдия хотела достать средство, подняла ящик, и ей стало плохо?

– Зачем ей ящик доставать, если я два дня назад новую пачку из него вытащила и рядом с машиной поставила?

– Не увидела?

– Позавчера загружала машину и видела, а вчера – нет?

– Лариса, я не знаю. У Клавдии Петровны последние дни были проблемы с головой.

– Это точно. Вчера она ко мне по мобильному телефону звонила. Я так и не поняла, что она хотела сказать. Диму вспоминала, вроде он ей явился. Нашел к кому являться! – фыркнула Лариса. – В общем, я посоветовала ей бросить пить и в церковь сходить, свечку Дмитрию Петровичу поставить.

– Ты тоже знаешь, что Клавдия пила?

– Знаете, такое в мешке не утаишь. Кстати, я ее тайник нашла.

– Какой тайник? – заинтересовалась я.

Лариса поняла, что сболтнула лишнее. Не хотелось ей выдавать подругу, да пришлось. Я решительно потребовала:

– Лариса, не молчи. Если начала – говори. Что она прятала в тайнике? Где он находится?

– Господи, да бутылка это! Клавдия, если в графинах водка или коньяк оставались, сливала в бутылку из-под минералки. Остатками в рюмках не брезговала. Хранила эту бутылку в кладовой, а не на кухне, чтобы Олег Николаевич не нашел и не выкинул ее.

– Значит, у нее был ключ от кладовой?

– Был. При Василии Ивановиче, нашем прежнем шеф-поваре, ключ от кладовой никто не прятал. Один висел у него на связке ключей, а другой – на гвоздике. После смерти Василия Ивановича Клавдия этот ключик прибрала к рукам.

Теперь понятно, зачем Клавдия Петровна оказалась в кладовой. Не от приведения она здесь пряталась – за водкой пришла. Здесь ее сердечко и прихватило.

– С Клавдией Петровной все ясно. Лариса, ты тут общую тетрадку не находила? – спросила я, чтобы уже разобраться во всем.

– Ту, что Олег Николаевич на кухне искал?

– Видимо, да.

– Так он уже ее нашел, – доложила Лариса. – Она под стол завалилась. Может, упала, а потом ее случайно кто-то ногой задвинул. Ох уж этот Олег Николаевич. Сам, небось, это сделал. Мог и Ванька: он под ноги не смотрит. И незачем было грешить на Клавдию? Креста на человеке нет. Даже если бы она эту тетрадь под стол швырнула, неужели простить нельзя? Ей и так в жизни досталось по самое не хочу.

– Ты сейчас о сыне Клавдии Петровны? – спросила я, собираясь попросить Ларису проконтролировать похороны подруги.

– О ком же еще?! Горе горькое, а не сынок. Лодырь и пьяница! Да это и Клавдия понимала. Этот на старости и стакана воды не подаст. Жутко она боялась стать немощной. Мне кажется, она и выпивать с горя начала.

– А не наоборот? Может, мальчишка, глядя на мать, стал заглядывать в рюмку?

– Нет, не думаю, – покачала головой Лариса. – Она ведь не всегда пила. Ну, может, на праздники выпьет, да и то самую малость. Крепко попивать стала несколько месяцев назад, когда с последним кавалером рассталась. Я ей тогда уже говорила: «Доведет тебя, Клава, эта любовь до могилы».

У Клавдии был поклонник? Вот это новость. Всегда удивлялась, откуда у Клавдии Петровны силы берутся. Работала она по двенадцать-четырнадцать часов, уставала очень, поэтому и выглядела соответствующим образом. Другой бы на ее месте ноги уже протянул, а она старалась быть оптимисткой. Утром подойдет к зеркалу, увидит в нем синяки под глазами на пол-лица, кожу цвета пергамента и губы, которые синевой отдают, – улыбнется своему отражению и скажет: «Красота – страшная сила».

Да и не интересовалась Клавдия, как мне казалась, мужчинами. С прежним шеф-поваром она дружила, могла постоять с ним на улице, покурить, рюмочку спиртного выпить перед уходом, но он был женат, а отбивать мужа у законной жены Клавдия не собиралась.

Кто же мог ею увлечься? И кому она могла ответить взаимностью?

«Но ведь был такой период, когда Клавдия расцвела прямо на глазах: начала следить за собой, губы красить, несколько новых кофточек купила», – вспомнила я.

Только уж больно коротким был этот период: вскоре она вновь махнула на себя рукой. Несколько раз я видела ее с заплаканными глазами. Зная, что у нее проблемный сын, я решила, что все дело в нем.

– Клавдия с кем-то встречалась?

– Да, не удивляйтесь так, Виктория Викторовна. Считаете, что если мы мойщицы посуды, то кроме тарелок ничего и никого вокруг себя не видим? Женщине в любом возрасте хочется быть любимой и желанной, даже тогда, когда она заведомо знает, что ее избранник – мерзавец.

– Мужчина, который ухаживал за Клавдией, плохо с ней поступил?

– А то! Налетел вихрем, закружил Клавке голову – и помер. А позже она узнала, что этот тип уголовник. На тот свет его отправили дружки: выпили, как водится, и ну махать ножами. После его смерти Клавдия сломалась, пить начала. Дура! – в сердцах бросила Лариса. – Прости, Господи. Царство небесное тебе, Клавдия. Не баловала тебя судьба. За всю жизнь ни одного стоящегося мужика тебе не встретилось.

– Н-да, – вздохнула я и повторила вслед за Ларисой: – Царство небесное. Андрей Михайлович обещал денег на похороны выделить. Вы уж, Лариса, отнесите их ее сыну, только проконтролируйте, чтобы они на выпивку не ушли.

– Не переживайте, – успокоила меня Лариса.

Никита сидел в машине и нервно постукивал пальцами по рулю. Заметив, какая у него растерянная и вместе с тем недовольная физиономия, мне стало за себя стыдно: я опоздала на полчаса и даже не удосужилась ему позвонить. В суматохе произошедших событий я совершенно забыла о том, что вечером меня пригласили в гости.

– Привет, – смущенно улыбаясь, я села в машину и потянулась к Никите, чтобы поцеловать, но он даже не повернул ко мне лицо. – Давно ждешь? – спросила я, смущенно вздыхая.

– Не очень, – старясь выглядеть невозмутимым, ответил он.

Я взглянула на часы. Так и есть, половина седьмого, а мы договаривались, что Никита заедет за мной в шесть, то есть к концу рабочего дня. При этом он предупредил, чтобы я не опаздывала, поскольку мы приглашены на ужин к Ольге, его старшей сестре, а она не любит разогревать блюда по второму разу.

С первой встречи у меня с Ольгой сложились очень хорошие отношения. Не знаю, чем я ей приглянулась, но она спит и видит меня женой Никиты. Однако ее братец пока не торопится делать мне предложение. Впрочем, и я не тороплюсь: меня вполне устраивает конфетно-букетный роман. Был в моей жизни эпизод, когда парень предложил пожениться на второй день после знакомства, обещал небо в алмазах и золотые горы, а на деле оказался брачным аферистом. Теперь, после того как обожглась на молоке, я дую на воду. Кстати, Никите я о его предшественнике рассказывала, возможно, поэтому он не бежит впереди паровоза.

– Прости, у нас тут такое случилось, – оправдываясь, сказала я.

– Что? – механически спросил Никита, все еще злясь на меня.

– Помнишь, я тебе вчера рассказывала о женщине, которой Димка привиделся?

– И что с того? Продолжение следует? Дима опять пришел?

– Ее сегодня нашли мертвой! – с придыханием сообщила я.

«Теперь-то уж Никита не будет на меня обижаться, наоборот, станет меня успокаивать», – предположила я.

Так и оказалось.

– Представляю, какой стресс ты пережила! Что ж это за невезение?! Может, тебе из ресторана уйти? Я могу спросить у друзей: хорошие бухгалтеры всем нужны.

– Я не хочу уходить из ресторана. Когда-то же эти напасти закончатся.

– Да, а вдруг в «Кабуки» оставаться опасно?!

– Никита, женщина умерла своей смертью. Обширный инфаркт. Полицейские приезжали, но возбуждать дело не стали из-за отсутствия состава преступления. Клавдия Петровна была физически измотана, морально подавлена, еще и пила. Какое сердце это выдержит? Но все равно ее жалко.

– Не повезло.

– Кому?

– Прежде всего, вам, если вспомнить, что это не первая смерть в «Кабуки» за последние полгода.

Я пожала плечами. Почему нам не повезло? Мы живы и здоровы. Это Клавдии Петровне не повезло!

Открыв дверь, Ольга сразу высказала брату все, что она о нем думает:

– Наконец-то! Здравствуйте, гости дорогие! Хоть раз можно забыть о своих студентах, двоечниках и прогульщиках? – Сестра уперлась руками в бока и гневно посмотрела на брата.

Никита работает преподавателем в институте. Он самый молодой доцент на кафедре экономики. Студенты его уважают и боятся, поскольку спуску он не дает никому.

– Мы его ждем, а он зачеты принимает! – не успокаивалась Ольга. – А нечего, что я целый день у плиты крутилась, готовила, старалась?

Из кухни, правда, доносился аромат утки, запеченной в духовке. Наш шеф-повар Олег хорошо готовит утку по-пекински – с блинчиками и с карамельно-апельсиновым соусом, – но сейчас пахло всеми любимой уткой с яблоками. Запах был до того умопомрачительно аппетитным, что мне пришлось сглотнуть слюну, чтобы случайно ею не захлебнуться.

Заметив мою реакцию, Ольга переключила свое внимание на меня:

– Бедная моя девочка. С кем ты связалась? Ты бы, Викуся, не ждала этого обалдуя, а села в такси и приехала. Хоть бы раз его наказала.

Я почувствовала, как мое лицо заливается красной краской. Никита, злорадно улыбаясь, посмотрел на меня: «Что же ты медлишь? Твой выход!»

– Оля, вы его не ругайте. Это я задержалась по работе, – призналась я. – Никита ждал меня в машине. Я, честное слово, не могла раньше уйти.

– Мог бы позвонить! – В мой адрес Ольга даже слова не сказала. Вот что значит «женская солидарность»!

Надо отметить, Никитина сестра – великолепная хозяйка и кулинарка. Блюдо, которое она приготовила к званому ужину, предвосхитило все наши ожидания. Уж насколько я избалована гастрономическими изысками, но ее утка мне показалась совершенством.

– Оля, скажи, а почему у твоей утки шкурка такого ровного коричневого цвета? Если я готовлю курицу, у меня обычно сгорают ножки и грудка, а все остальное остается незагорелым.

– Есть секрет. Во-первых, утка готовится дольше курицы. Если курицу лучше готовить в открытой посуде, время от времени поливая ее выделившемся соком, то утку сначала надо протомить под крышкой или в фольге, чтобы стек лишний жир. Можно даже потом его слить. Потом ты обмазываешь утку медом и оставляешь открытой, не забывая поливать ее соком.

– Понятно, – взяла я на заметку Ольгин секрет.

Когда от утки остался один остов, дети пошли играть в свою комнату, а муж Ольги с Никитой переместились на диван, я решилась спросить у хозяйки:

– Оля, ты видела, как люди умирают от обширного инфаркта.

– Почему ты этим интересуешься? Кто-то из близких на сердце жалуется? Любой инфаркт можно предупредить. Сейчас диагностика, знаешь, какая?!

– Нет, с родными и близкими все в порядке. У нас сегодня ночью в ресторане женщина умерла. Посудомойка. Ее утром мертвой нашли. Врач-патологоанатом дал заключение: обширный инфаркт. Но у нее лицо было такое, как будто она дьявола увидела. Неужели умирать так страшно?

– В большинстве случаев – нет. Природа устроена так, что перед смертью человеку открывается нечто такое, что успокаивает его. Чувства паники перед неизвестностью нет. Он как будто видит то, что не дано видеть живым и здоровым людям.

– Да? А вообще люди могут умереть от страха?

– Кстати, да. Страх может спровоцировать инфаркт и инсульт, – заметила Ольга.

Я еще больше утвердилась в мысли, что Клавдия Петровна допилась до чертиков, вернее, до той стадии, когда ей стали мерещиться покойники.

– А если человек с неустойчивой психикой или, скажем, алкоголик, допившийся до белой горячки, он может умереть от страха, который был вызван его собственными галлюцинациями? – вопрос был задан профессионалу. Никитина сестра работает врачом в одной из психиатрических больниц города.

Ольга задумалась.

– Не знаю, что тебе сказать. Больной человек, у которого случаются видения, не воспринимает их как нечто необычное. А раз так, то и бояться ему вроде бы нечего.

– А нормальным людям могут мерещиться призраки?

– Вика, паранормальные явления не мой профиль, – напомнила мне Ольга, глядя прямо в глаза. – Странный у нас разговор, не находишь?

Взгляд был преисполнен доброты и участия. Наверное, так Ольга смотрит на своих пациентов, когда те рассказывают ей о своих проблемах. Я поймала себя на мысли, что и ко мне она сейчас относится как к человеку, у которого не все в порядке с головой. Я смутилась и отвела глаза в сторону.

– Девочки, а мы чай пить будем? – Никита появился как нельзя кстати. Догадавшись по моему лицу о предмете разговора, он спросил: – Ну что, Ольга помогла тебе составить психологический портрет Клавдии Петровны? Или как там зовут вашу пьянчужку? Оль, представляешь, тетка допилась до чертиков. Накануне своей смерти она подошла к Вике и призналась, что, дескать, видела ночью в ресторане Диму Полянского. Да-да! А Вика теперь не может успокоиться. Ну и настырная ты, Вика. Все тебе нужно разложить по полочкам, – с упреком сказал он, потом вновь повернулся к сестре. – А ты, Оля, знаешь, что наша Викуся училась на юридическом? Какого сыщика органы потеряли! – Никита шутил, но в его голосе слышалось раздражение.

«Ему не хочется, чтобы я вникала в эту историю, – догадалась я. – Наверное, он прав. Клавдию Петровну не убили – она сама умерла. Если так реагировать на каждую смерть, то и самой недолго сойти с ума».

– Вика училась на юридическом? Теперь понятно, почему она задает мне такие вопросы, – усмехнулась Ольга и тут же сменила тему: – Я совсем забыла! У меня пирог к чаю есть!

Больше мы о Клавдии Петровне не вспоминали. Пили чай, ели пирог, смеялись, шутили. В общем, вечер удался на славу.

Утром я шла на работу с четкой установкой: в жизни началась белая полоса! Не надо искать черную кошку в темной комнате. Может, ее там вообще нет! Живи и радуйся! Слава богу, есть чему: я работаю, у меня хорошая зарплата, меня уважает начальство. И главное – в меня влюблен самый лучший парень на свете!

– Привет! – поздоровалась я с охранником Валентином.

– Вы сегодня раньше всех, – отметил он.

Обычно я прихожу к девяти. В то же время приходит Олег или второй наш повар. Потом подтягиваются все остальные. Позже всех появляется Андрей Михайлович, но ему сам бог велел, поскольку начальство не опаздывает, а задерживается.

Валентин выглядел заспанным, да это и понятно: район, в котором расположен «Кабуки», респектабельный и спокойный, на окнах и дверях заведения установлена сигнализация, а посему работа у наших ночных сторожей не бей лежачего. Большую часть своего дежурства Валентин спит, остальную – смотрит телевизор. Единственное, чего он не может сделать, – это уйти ночью из ресторана.

– Все в порядке? – чтобы поддержать беседу, спросила я.

– Да, духи не беспокоили. Тишина и покой на вверенном мне объекте.

Не трудно было догадаться, что еще вчера Лариса растрезвонила всем о встрече Клавдии Петровны с приведением. Валентин, судя по ухмылке на его лице, в приведения не верил:

– Попалось бы оно мне, это приведение. Я бы его в бараний рог скрутил!

В ответ я только вздохнула. Как бы то ни было, а у нас еще одни похороны. Слава богу, не я ими должна заниматься.

Бездумно брошенная Валентином фраза подпортила мне настроение. Мысли опять закрутились вокруг смерти Клавдии Петровны. Досадуя и на себя, и на Валентина, я пошла к себе.

– Не поняла, – пробормотала я, глядя на приоткрытую дверь в мой кабинет.

Рука нащупала в сумке ключ от кабинета – на месте. Неужели я вчера забыла закрыть дверь?!

Вообще-то, замок на моей двери исключительно для очистки совести, то есть самый простой, который можно открыть пилочкой для ногтей. Сама однажды пробовала, когда забыла ключ дома.

Я не переживала, что в мой кабинет могли проникнуть воры. Ценностей особых тут нет. Я хоть и являюсь главным бухгалтером ресторана, но в моем сейфе лежит лишь малая часть денег, выделенная на текущие расходы. Все остальное хранится в сейфе Андрея Михайловича. Самый ценный предмет в моем кабинете – это компьютер. Меня больше злила моя забывчивость. Как я могла не закрыть дверь?

Минуту я стояла на пороге, стараясь понять, что не так. Вроде бы все на месте, и вместе с тем подсознательно чувствовалось недавнее чужое присутствие.

Я села за стол, выдвинула ящик. Косметичка, губная помада, деньги, которые мне вчера выделил Андрей Михайлович на венок для Клавдии Петровны, – все, как лежало, так и лежит.

Мой взгляд привлекла полка, на которой у меня стоят папки с бухгалтерскими счетами, подшивка журналов «Бухгалтерское дело» и с десяток книг по бухучету.

«Вот! Книги лежат не в том порядке, – заметила я. – Причем их переставляли блоками, как будто не одну или две снимали с полки, а целой стопкой. Потом так же и ставили, только последовательность нарушили. Спрашивается: кому могли понадобиться институтские учебники по бухучету?»

Я развернулась и пошла к охраннику.

– Валентин, ты в мой кабинет заходил?

– Я? Что я в нем забыл? – отшутился он.

Мне было не до шуток.

– Был или нет? – требуя немедленного ответа, спросила я.

– Нет, – удивленно протянул он. – А что случилось?

– Что ты делал на дежурстве? – продолжила я допрос.

У него едва не сорвалось с языка: «Спал», но в последний момент он захлопнул рот, покраснел, а потом, часто моргая глазами, начал вешать мне лапшу на уши:

– Что делал? Дежурил. В холле сидел, по коридорам ходил раза три-четыре. Все тихо, спокойно было.

– В ресторан впускал кого-нибудь?

– Как я могу кого-то впустить, если в час ночи ставлю помещение на сигнализацию. В восемь утра снимаю с сигнализации.

– Спрошу иначе: кто-нибудь в ресторане оставался на ночь?

– Нет. Бывало, что Клавдия Петровна иногда ночевала в ресторане, но ведь ее уже нет. Что случилось, можете сказать?

– Ничего, все в порядке, – буркнула я и пошла к себе.

Что я могла сказать Валентину, если ничего не украли, все цело и практически на своих местах? К тому же совсем необязательно, что кто-то посторонний заходил в мой кабинет ночью. Когда я уходила домой, в ресторане оставался Андрей Михайлович. Он мог зайти, скажем, за отчетом. Кстати, у него и ключи есть от всех кабинетов. Другое дело, он в курсе, что новый отчет будет только через неделю. Если бы ему понадобился черновик, он бы искал его не на полке, а в компьютере.

«Кто еще мог зайти в кабинет при условии, что дверь я сама оставила открытой? – спросила я и сама же себе ответила: – Мог Олег зайти. Я ведь не простилась с ним. Лариса, Ванька… Да все могли зайти! Новая девочка Рита, которую взяли на должность уборщицы, тоже могла попасть в мой кабинет по недоразумению».

Надежда, старая уборщица, в последнее время часто болеет. Андрей Михайлович сначала освободил ее от ежедневной уборки в кабинетах. Речь шла о моем кабинете, который и кабинетом назвать трудно, и кабинете Дмитрия Полянского. Свою территорию я вызвалась убирать сама: четыре квадратных метра мне не трудно подмести. А кабинет Дмитрия вот уже несколько месяцев вообще на замке. А недавно наш шеф решил взять еще одну уборщицу. Рита учится в институте, денег не хватает, поэтому решила подработать у нас официанткой, но официантов в «Кабуки» хватает, а пол мыть некому. Андрей Михайлович предложил ей поработать уборщицей. Рита с радостью согласилась. Вот она-то и могла заинтересоваться моими учебниками.

«Ну, конечно же, это Рита! И чего это я так перепугалась?» – удивилась я своей мнительности, переставила книги так, как надо, и села за стол, чтобы заняться отчетом.

После вчерашнего инцидента жизнь, казалось, вошла в привычное русло. Звон посуды, жужжание миксера и ровный гул механической вытяжки – привычные звуки, которые совсем не отвлекают от работы. Меня больше настораживает, когда бытовая техника смолкает.

Приблизительно в половине двенадцатого на кухне стало тихо, а потом вдруг словно прорвало. Одновременно заговорили все, кто находился в данный момент на кухне. Странно, что Олег ни на кого не цыкал и никому не закрывал рот. А ведь он так не любит, когда болтают на рабочем месте.

«Смерть Клавдии Петровны успели обсудить еще вчера. Что тогда еще?» – задумалась я и вышла из-за компьютера.

Ноги сами понесли меня в пищеблок.

Там никто не занимался делом: все сгрудились вокруг Ларисы, которая, судя по всему, только появилась и до сих пор стояла в плаще и уличной обуви.

Едва я показалась в дверях, она воскликнула:

– Виктория Викторовна, как хорошо, что вы зашли!

Я пожала плечами, пока еще не понимая, что хорошего в том, что зашла.

– Помните, вы мне вчера поручили проконтролировать похороны Клавдии Петровны?

– Попросила, – уточнила я.

– Ну да, попросили, – согласилась со мной Лариса. – Вчера к Витьке, сыну Клавдии Петровны, зайти я не смогла – пошла с утра и опоздала… – для пущего эффекта она стала тянуть паузу.

Никто не торопил ее с ответом, ведь только я еще не знала, что случилось, – все остальные были уже в курсе.

– Что значит «опоздала»? – спросила я, не выдержав томительного Ларискиного молчания.

– А то, что помер Витька вслед за матерью, – с явным наслаждением выдала Лариса, оказавшись в центре всеобщего внимания.

– Как помер?

– Клавдию Петровну загодя стал поминать, вот и отравился паленой водкой.

– А вы откуда знаете?

– Рассказываю: утром прихожу, а там народу – не протолкнуться. Скорую помощь уже вызвали, все ждут, что доктор скажет: жилец или нет? Нежилец!

– А кто нашел Витьку?

– Витька с другом договорился ехать с утра в морг за матерью. Тот пришел, а Витька не открывает. Колотил-колотил по двери, а хозяин не слышит. И из-под двери газом подозрительно тянет. Посмотрел: дверь хлипенькая. Он ее в один момент плечом вышиб, только Витька уже не дышал. А дальше – скорая, полиция…

– Лариса, я что-то не поняла, – выслушав женщину, вздохнула я. – От чего умер Виктор? Газом надышался или водки паленой выпил?

– Сначала водки выпил, а потом надышался. Доктор, который в полицейской машине приехал, сказал, что водка точно нехорошая была, она даже пахла не тем спиртом. У Витьки с деньгами всегда напряженка, вот и покупал он всякую дрянь: где придется и у кого попало.

– А газ?

– Чайник на плиту поставил, вода закипела и горелку залила. Что тут непонятного?

– Значит, Клавдию хоронить некому?

– Да вы не переживайте, Виктория Викторовна, соседи обещали похоронить и Витьку, и Клавку. Какие-то деньги им же на похороны положены?

– Вроде бы, только кто им даст? Они же не родственники, – резонно заметил Олег, потом подошел к шкафу, где хранилась его уличная одежда, достал из кармана пиджака деньги и положил на стол. – На Клавдию Петровну! Присоединяйтесь.

Кто дал много, кто мало, Андрей Михайлович накануне выделил материальную помощь. В итоге сумма набралась приличная.

– К сожалению, нам похоронами заниматься некогда, – напомнил о вчерашнем распоряжении шефа Олег. – Вы, Лариса, отнесите эти деньги соседям, раз уж они взялись хоронить. Надо бы сегодня это сделать.

– Мне сейчас идти? – с энтузиазмом откликнулась Лариса.

– После работы, – осадил ее пыл Олег Николаевич.

Лариса приуныла.

– Я ведь поздно заканчиваю, сами знаете.

Олег окинул взглядом подчиненных и остановился на Рите, которая ему подчиняется лишь отчасти. В ее служебных обязанностях уборка зала, а на кухне у Олега всегда царит чистота: там полы моют или помощники повара, или посудомойка. Рите Олег почему-то не доверяет.

– Может, вы, Рита, сходите? Мы недавно открылись, в зале чисто.

– Я? Если больше некому, могу, конечно, – нехотя согласилась она.

– Куда идти, тебе Лариса расскажет.

– Да-да. Пролетарская улица, дом восемь, квартира шесть, – скороговоркой произнесла Лариса. – Это адрес Клавдии Петровны. Тут недалеко. Можешь на троллейбусе доехать, а можешь и так добежать. Деньги отдай соседке из квартиры номер четыре. Это она меня успокаивала, что найдется кому похоронить.

Рита послушно кивала головой, запоминая адрес. Ей вручили деньги и отправили к соседке Клавдии Петровны. Я так и не успела у нее спросить, заходила она в мой кабинет или нет. Впрочем, девчонка вполне могла соврать, поскольку ее дело – полы мыть, а не книжки на полке перебирать.

Я вернулась в свой кабинет и продолжила заниматься отчетом.

– Вика, хорошо, что ты еще здесь, – смущенно улыбаясь, в кабинет заглянул Андрей Михайлович.

– Да.

Мельком взглянув на часы, я отметила, что слишком увлеклась отчетом. Часы показывали половину седьмого – обычно в это время я уже на полпути к дому. Хорошо, что сегодня я не договорилась встретиться с Никитой. Он еще вчера предупредил меня, что до конца недели будет очень занят: у студентов-вечерников началась сессия.

– Вика, у нас неприятности.

– !!!

– Нет-нет, не смотри на меня так. Никто больше не умер, все живы и здоровы. Завтра или послезавтра к нам нагрянет комиссия. Будут проверять бухгалтерию. Вика, я понимаю, что у тебя все в ажуре, но комиссия может проверить всю нашу отчетность и за прошлый год, и за позапрошлый год. А им только дай за что-то зацепиться. Будут придираться к каждой цифре, к каждой запятой.

– Но я ведь не работала в прошлом году!

– И все-таки я тебя прошу, пересмотри все наши документы. Проверь, если надо подправь.

«Легко сказать: «Пересмотри все наши документы»! Мною составлено отчетов на отдельную папку. Папка за прошлый год! Папка за позапрошлый год! Как я могу успеть к завтрашнему дню? Это мне надо в каждую цифру вникать и все просчитывать!» – мысленно возмутилась я.

– Андрей Михайлович…

– Понимаю, трудно, но нужно. Выручи. Я же не прошу тебя всю бухгалтерию перелопатить – только за последний год, ну за два года. А с меня премия и отгул. Два отгула!

«Кстати, об отгулах. Два у меня уже есть. Отпуск только через три месяца. А сейчас бархатный сезон. Было бы здорово куда-нибудь с Никитой хоть на пару дней уехать», – размечталась я.

– Вот и хорошо, – как будто прочитал мои мысли Андрей Михайлович. – Я вот тебе папочки, которые от твоей предшественницы остались, принес. – Он положил на мой письменный стол два увесистых тома. – Если в чем-то сомневаешься – спрашивай. Часов до восьми я тут точно буду. Потом звони на мобильный телефон. В любое время звони.

– Тут работы, – взглянув на кипу документов, протянула я. – Не знаю даже, сколько времени уйдет на проверку.

– Завтра крайний срок, – строго напомнил шеф.

Минуту назад он меня уговаривал, чуть ли ни на коленях стоял, а сейчас, почувствовав мою слабину, вернее, заинтересованность в отгулах, стал требовать.

– Мне тут ночевать? – состроила я кислое лицо и обиженно надула губы.

– Вика, глаза боятся – руки делают. Ты сейчас поди в зал, закажи себе за наш счет чего-нибудь вкусненького, хорошо покушай, кофейку попей и приступай.

– Ладно, – сказала я и подтянула папки к себе.

– Тогда я пошел.

Кивнув мне на прощание, Андрей Михайлович, весьма довольный тем, что так легко меня уговорил, скрылся за дверью.

Я выключила компьютер и открыла первую папку. Как сложно вникать в чей-то труд! Проверять приходилось каждую цифру. Отчеты были выполнены из рук вон плохо, к тому же с арифметическими ошибками. Возможно, моя предшественница хотела таким образом свести дебит с кредитом.

«Если бы знать, к чему прицепятся проверяющие, было бы легче», – подумала я, понимая, что каждую цифру, как ни старайся, к утру проверить невозможно.

Уже через полчаса от начала работы нестерпимо заболела голова. Я со злостью захлопнула папку.

– Так нельзя! – заговорила я вслух. – Целый день я горбатилась над своим отчетом, а теперь вынуждена проверять чужие? Что там предлагал Андрей Михайлович? Ужин за счет заведения? Прекрасно! – я решительно отодвинула от себя бумаги, поднялась и направилась в зал, не забыв запереть кабинет на ключ.

В семь часов вечера у нас яблоку упасть негде – это надо было учесть. Я растерянно стояла у входа и обозревала зал в поисках свободного столика.

– Вика, вы кого-то ищите? – окликнул меня бармен Костя.

– Да, свободный столик. Предстоит задержаться на работе – хочу поужинать.

– Трудно будет найти свободный стол. А вас устроит вон тот столик на двоих за колонной?

Костя предложил мне место в конце зала. Рядом не было ни окна, ни аквариума, даже телевизор не был виден. Наверное, по этой причине стол до сих пор пустовал.

– Вполне, – кивнула я Константину. – Кто сегодня обслуживает этот стол? Кирилл? Скажи ему, что есть VIP-клиент.

Не успела я сесть за столик, как ко мне подскочил официант. Театрально повесив полотенце на руку, Кирилл склонился надо мной. Заискивающе улыбаясь, он спросил:

– Вика-сан, чего желаете искушать?

Обычно наши официанты принимают заказ более сдержано, но я своя, значит, и подурачиться немного можно.

– А принеси мне, дружочек, – я открыла меню и стала бродить взглядом по строчкам. – Что бы такое заказать для души? Кстати, мой ужин за счет заведения! – предупредила я Кирилла.

– Тогда скупиться не надо, – скроив хитрую рожицу, зашептал он. – Могу посоветовать. Сегодня у Олега Николаевича утка по-пекински – высший пилотаж.

Я вспомнила вчерашнюю Ольгину утку. Рискнуть и сравнить?

– Неси, – махнула я рукой.

– Что пить будете? Рекомендую итальянское сухое вино.

– Кирилл, я на работе, – с досадой сказала я.

– Тогда десерт. Хит этой осени – жареное мороженое. Не пожалеете.

Меня подкупило название. Слышала, что вкусно, но никогда не пробовала. Сглатывая слюну, я кивнула.

Утка на моем столе появилась довольно быстро. Видимо, Кирилл шепнул на кухне, что заказ для меня. На большой тарелке лежала горстка утиной мякоти, каждый кусочек которой имел полоску золотистой кожицы. На гарнир были поданы тонкие брусочки цукини и моркови, припущенные на пару, и нарезанный соломкой лук-порей. На отдельном блюдце принесли блинчики. Кстати, во многих ресторанах в качестве блинчиков используют лоскуты армянского лаваша – это не то! Олег не ленится и печет без масла маленькие тонкие блины, которые можно есть и без начинки. А уж когда в них завернешь кусочки утки вперемежку с овощами, польешь этот микс сладко-соленым соусом, притрусишь перцем и зеленью, то вряд ли остановишься на одном блинчике и съешь все до единого!

Я с удовлетворением отодвинула от себя пустую тарелку.

– Десерт нести? – поинтересовался Кирилл.

– И кофе, пожалуйста! – попросила я.

Мороженое мне тоже понравилось. Я даже догадалась, как был приготовлен этот десерт. Олег взял крепко замороженный шарик мороженого, опустил его в кляр, потом переложил в раскаленное масло. Кляр почти мгновенно зарумянился, тогда как мороженое внутри хрустящей корочки не успело растаять.

Ужин поднял мне настроение. Сытая и довольная я вернулась к работе, не забыв зайти на кухню и поблагодарить Олега лично.

– Олег, когда бы я попробовала твою утку, если бы не внеурочная работа? Это нечто! Вкуснотища! В Китае не была, думаю, мне теперь и ехать незачем. Ты меня спас! Теперь до самого утра могу корпеть над цифрами.

– Да чего уж там, – смутившись, ответил Олег. Судя по всему, он был тронут моими комплементами.

Когда настроение хорошее, то и работа продвигается быстро. К двенадцати часам я одолела первую папку. С чувством удовлетворения отложила ее в сторону и взялась за вторую.

Решив сделать небольшой перерыв, я заварила себе кофе. В коридоре стихли голоса. Это и понятно: наше заведение работает до двенадцати. Если клиенты еще сидят, им могут предложить чай или кофе и вежливо намекнуть, что уже поздно. За горячими напитками официанты на кухню не бегут: чай и кофе делает бармен.

– Виктория Викторовна, вы еще здесь? – спросил охранник, бесцеремонно заглянув в мой кабинет. – Смотрю: свет из-под двери пробивается. Думал, что воры, а это вы! Виктория Викторовна, все уже ушли. А вы когда? Я сейчас сигнализацию включаю.

– Включай, Валентин. Я до утра буду работать.

– Как хотите, – пробурчал охранник.

Его явно не порадовало мое ночное присутствие в «Кабуки». Так бы он завалился спать – теперь же надо изображать активную охранную деятельность.

Валентин протопал в холл, а я вновь вернулась к работе.

Усталость взяла свое – в половине третьего мои глаза стали слипаться. Я даже не заметила, как задремала. Проснулась от постороннего шума в коридоре. Даже не шум это был – я почувствовала чье-то присутствие. Не Валентина, нет. Кто-то крался по коридору, довольно быстро, осторожно и, главное, где-то в непосредственной близости от моего кабинета.

Скрипнули половицы, этого следовало ожидать: дом старый, хотя и крепкий. Когда решили здесь устроить ресторан, в зале и на кухне положили хорошую плитку, а в служебных помещениях сэкономили: на старые полы бросили линолеум, а где-то и этого не сделали.

Днем скрип не слышен, потому что полно других звуков, а ночью любой шорох может вывести из равновесия. Если еще вспомнить о недавних трагедиях, то уж совсем не по себе становится.

«Да ладно, приведения не шумят. Они ведь бестелесные. Как они могут скрипеть половицами, если не ходят, а скользят по воздуху?» – попыталась я себя успокоить, однако сердце продолжало стучать и гнать кровь в таком диком темпе, что у меня от ее переизбытка в голове потемнело в глазах.

Хотела позвать Валентина, но вместо крика из горла вырвалось шипение. Встать я тоже не смогла: ноги налились свинцом. Я словно приросла к стулу.

Через какое-то время я услышала тихое постукивание. Сразу вспомнилась Клавдия Петровна. Та тоже говорила, будто видела приведение, которое стучало по стене.

– Нет, я же не Клавдия Петровна! – запротестовало мое сознание. – Мне видеть зеленых человечков не с чего! Я пила только кофе – ни грамма спиртного. Да и кто сказал, что стучат у нас? Ночью акустика такая, что на третьем этаже чихнут, а на первом скажут «Будьте здоровы!» Вот сейчас встану и выйду в коридор. Мне бояться некого! – подзадоривала я себя. – Ресторан на сигнализации. Снаружи никто не зайдет и в окно не влезет. Валентин в холле. Если бы он слышал посторонние звуки, то непременно бы вышел. Значит, стук доносится через перекрытие второго этажа!

Аутотренинг сработал – я поднялась и на ватных ногах добралась до двери. Постояла немного, восстанавливая дыхание, потом медленно начала открывать дверь.

Дежурное освещение у нас горит тускло, но не до такой степени, чтобы не разобрать, есть кто-то в коридоре или нет. Никого не увидев, я совсем осмелела – вышла, постояла, прислушалась. Вроде бы тихо, слава богу.

Я вновь вернулась в кабинет и на всякий случай закрылась на ключ изнутри. Спать уже не хотелось, но и работать я не могла. Из головы не выходил странный звук. Можно было сходить к Валентину, спросить у него, слышал ли он что-нибудь, но для этого надо было пройти до конца коридора, свернуть за угол, пересечь зал, и только тогда я попала бы в холл. Днем я эту дистанцию пробежала бы за десять секунд, но сейчас… Что там кроется за поворотом или за одной из многочисленных дверей, мне даже думать было страшно.

Так я просидела час, прислушиваясь к каждому шороху извне, и вышла лишь тогда, когда за окном рассвело.

Валентин спал, растянувшись на диване. Его храп слегка заглушал работающий телевизор. На журнальном столике стояла тарелка с остатком бутерброда и пустая бутылка пива – отнюдь не безалкогольного.

– Охранничек! – скривилась я в ухмылке.

В общем-то, я предполагала, что он не утруждает себя ночными бдениями – спит без зазрения совести, – но то, что он пьет на рабочем месте, не влезало ни в какие рамки.

«Естественно, что при таком раскладе он ничего не видел и не слышал. У него и спрашивать не стоит», – подумала я, но все же решила провести маленький эксперимент.

Я шумно потопталась на месте, поохала, повздыхала, потом увеличила громкость телевизора, а Валентин, как храпел, так и продолжал храпеть.

Молча развернувшись, я отправилась назад, в кабинет. Когда моей безопасности уже ничто не угрожало, мне удалось закончить проверку отчета.

Андрей Михайлович пришел раньше обычного и сразу заглянул ко мне.

– Вика, ну что? Как отчеты? Успела?

– Забирайте, – протянула я ему проверенные папки. – Мне можно пойти домой? Устала.

– Знаю, но… – Андрей Михайлович склонил голову набок и жалобными глазами посмотрел на меня. – Кто с комиссией будет общаться? Я? Нет. Солнышко, ты у нас бухгалтер, тебе и карты в руки. Можешь сегодня не работать, но посидеть в ресторане придется. Если хочешь, вздремни. Как только они уйдут, обещаю, уйдешь и ты.

В этот день я впервые пожалела, что мой кабинет настолько мал, что там даже стулья нельзя выставить в ряд, чтобы на них прилечь, не говоря уже о том, чтобы затащить сюда диван. А спать хотелось неимоверно.

Я все же умудрилась втиснуть между стеной и письменным столом второй стул, поджала ноги и попыталась хоть на час заснуть. Наверное, мне бы это удалось, если бы не Олег. Его громкий голос был способен поднять мертвого из гроба.

– Вы издеваетесь надо мной?! Не одно, так другое! Сколько можно?

– Интересно, что там происходит? – пробормотала я, не имея ни малейшего желания вникнуть в происходящее за дверью.

Я опять закрыла глаза, но так и не заснула: в кабинет влетел Олег.

– Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя, Вика! – выкрикнул он с порога.

На его лице застыли злость и недоумение.

«Что это с ним?» – я не могла взять в толк, что сделала не так.

– Олег, а в чем, собственно, дело?

– А ты не знаешь?

– Нет, – спокойно ответила я, стараясь не заводиться.

– Ты знала о том, что я не люблю беспорядок на кухне? Ты знала, что я по этому поводу отчитывал покойную Клавдию Петровну? Решила пошутить? На приведение все списать?

– Что я должна была списать?! – повысила я голос, чтобы поставить Олега на место.

– Зачем ты рылась на полке с приправами? Перцы у меня всегда лежат справа. Базилик, карри, прованские травы – слева. Зачем ты переставила банки?

– Я? Ты издеваешься? Зачем мне твои приправы?! Я вообще не выходила из кабинета!

– Неправда! Ты оставалась здесь? Оставалась! Значит, кроме тебя, некому! Извини, но в приведения и прочий бред я не верю.

– Я тоже… – сказала я. Меня подвел голос. После пережитого ночью страха в нем не было уверенности. Сейчас я была готова поверить и в черта. Кто-то же ночью ходил в коридоре? И это был не Валентин, и уж, точно, не я. Но, кроме нас двоих, в ресторане никого не было. – А можно посмотреть, что я якобы натворила?

Олег сделал широкий жест рукой:

– Разумеется.

На секунду он замедлил шаг перед кладовой, потом буркнув себе под нос:

– Потом, – потащил меня в кухню.

Не знаю, что так могло разозлить Олега. Чистый пол, на полках кастрюли, в высоких плетеных корзинах овощи, уже отмытые от грязи, – так же было вчера, позавчера и, вообще, всегда было. О каком беспорядке идет речь?

Я повернула удивленное лицо к Олегу.

– Где тут беспорядок?

Он подошел к полке со стеклянными банками, в которых хранились пахучие приправы, и, демонстративно тыча пальцем в одну из банок, сказал:

– Я сам лично вчера расставлял баночки. Эти приправы для рыбы, эти для овощей, эти для соусов. Смотри, тут даже подписано.

– Ну и… – Банки стояли в ряд, к каждой была приклеена бумажка с названием. Что смущает нашего шеф-повара? – Олег Николаевич, ты мне лучше скажи, что не так на кухне?

– В который раз тебе повторяю: приправы переставлены местами! Здесь у меня стоят приправы для мяса. Здесь для рыбы! А тут – для десертов. По твоей милости Ваня взял банку с шафраном, чтобы положить его в соус для сладких блинчиков (он-то уверен, что шафран всегда стоит в ряду последний), а в банке оказался карри. Соус теперь можно вылить в унитаз.

– Олег, очень сожалею, но я к банкам не притрагивалась!

– Выходит, я сошел с ума?!

Честно говоря, и у меня была такая мысль. Слишком нервным за последний месяц стал Олег: кричит без дела, срывается на подчиненных, жалуется на их нерасторопность, курит без конца. Пить, правда, не пьет.

Сказать, что он не справляется со своими обязанностями, нельзя. Повар он от бога, хотя и молодой, но уже достаточно опытный. С его приходом в «Кабуки» клиентов у нас прибавилось.

Олег приезжий. До появления в нашем ресторане он жил в соседнем областном центре, работал там шеф-поваром в туристической гостинице. Потом встретил девушку, бросил все, поехал за ней и вскоре женился.

Может, семейные неурядицы стали причиной его нервных срывов? Олег переживает, мучается – отсюда и раздражительность.

– Допустим я, старый пень, сам поменял местами эти чертовы банки! Но что ты на это скажешь? – он взял меня под локоть и потащил в коридор. Не дойдя двух метров до моего кабинета, он остановился перед кладовой, в которой вчера обнаружили мертвой Клавдию Петровну.

– Здесь вчера висел замок.

– Он и висит, – пожала я плечами.

– Да, только дужка, через которую продет замок, опять сломана.

Точно, шуруп, которым крепилась дужка к дверному косяку, был вырван или выкручен. Дверь была закрыта, но не заперта.

– При тебе и мне вчера вкручивали шуруп, – напомнил Олег. – Что скажешь? Полтергейст?

У меня ответа не было. Сейчас и полтергейст, и приведение, и зеленые человечки казались мне вполне реальными. Кто-то же переставил эти чертовы специи?

– Ты всю ночь работала и не выходила из кабинета? – спросил Олег с такой интонацией, будто он следователь, а я подозреваемая.

– Да. Я ненадолго задремала…

– Может, Валентин? – спросил Олег, сменив гнев на милость.

«Валентин здесь ни при чем. Сказать Олегу о странном шуме? Но он мне не поверит, как не поверил Клавдии Петровне, – размышляла я, медля с ответом. – И я ей не поверила, а надо было. Но кто-то же стучал? Приведение и полтергейст? Я, кажется, схожу с ума. Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но если не я и не Валентин, то, значит, кто-то еще остался в ресторане. Кто? И зачем?»

– Что ты молчишь?

– Олег, я не знаю, кто сломал дверь, – глядя ему в глаза, сказала я, а про себя добавила: «Но обязательно узнаю, кто так мрачно шутит».

Не знаю, поверил мне Олег или нет. Скорей всего, что нет. Он равнодушно пожал плечами и без лишних слов ушел на кухню.

«Остыл, успокоился, – отметила я. – Чего не скажешь обо мне».

После разговора с Олегом меня буквально трясло от обиды. Он разрядился на мне, выплеснул весь свой негатив, а я как губка впитала в себя всю его злость и негодование.

Обидно, когда тебя обвиняют незаслуженно. Я села за стол и попыталась понять, что же случилось.

Значит, Клавдии Петровне не померещилось. Она кого-то видела и слышала. Как жалко, что служебные помещения «Кабуки» не оборудованы внутренними камерами слежения, тогда бы мы в два счета вывели шутника на чистую воду.

«Постойте, когда я вышла в холл, Валентин спал. Но это уже было утро, а стук и шаги я слышала двумя часами раньше. Я как мышь сидела в своей норе, боясь высунуть нос наружу. Вполне возможно, Валентин, желая в моих глазах выглядеть в меру ответственным, пошел взглянуть, все ли спокойно на вверенной ему территории. А стук мог доноситься сверху или снизу. Над нами живут люди, которым, возможно, не спится по ночам. Под нами подвал. Те же самые жильцы могли туда спуститься за какой-нибудь надобностью. Очень часто подвальные помещения обустраивают под кладовки», – найдя достойное объяснение всему тому, что ночью меня так напугало, я пошла искать Валентина, чтобы уж окончательно успокоиться.

Не успела я выйти в зал, как тут же нос к носу столкнулась с Андреем Михайловичем. Рядом с ним шли проверяющие, мужчина и женщина, весьма, кстати, серьезные на вид. Дама смерила меня строгим взглядом, мужчина косо взглянул и отвел глаза в сторону.

– А вот и наш бухгалтер! – Увидев меня, шеф просиял. – Знакомьтесь, это Виктория Викторовна Зайцева. Она предоставит вам всю отчетность по нашему заведению.

– Да, только она у вас, – напомнила я.

– Верно, – воскликнул Андрей Михайлович. – Сейчас принесу. Где желаете ознакомиться с документацией? Виктория Викторовна с радостью уступит вам свой кабинет.

Я посмотрела на шефа широко открытыми глазами.

«Вот как?! Оказывается, вы все за меня решили! Могли бы предоставить и свой кабинет! Он у вас и просторнее, и светлее» – мысленно отреагировала я на беспредел начальника.

– И, разумеется, Виктория Викторовна ответит на все вопросы, если, конечно, они у вас возникнут. У нас заведение честное, документация в полном порядке. А сейчас я предлагаю перекусить, – с напускной веселостью предложил Андрей Михайлович. – Прошу в банкетный зал!

Комнату площадью двадцать пять квадратных метров трудно считать залом, но там тихо и уютно. Стены украшены расписными веерами, на специальной подставке выставлены два самурайских меча, которые новый хозяин привез из Японии, по крайней мере, он так говорит. Вместо жестких лавок здесь мягкие диванчики, немного не вписывающиеся в японскую тематику, зато располагающие к душевной беседе.

Услышав предложение Андрея Михайловича отобедать, мужчина оживился, да и у дамы лицо просветлело.

Я перехватила взгляд шефа, чтобы спросить: мне с вами идти?

– Подготовь кабинет, – шепнул он мне. – Водичку там, фрукты…

– Как скажите, – вздохнула я, понимая, что разговор с Валентином откладывается на неопределенное время.

Андрей Михайлович меня уже не слышал. Все его внимание было приковано к гостям:

– Прошу вас, Людмила Николаевна. Александр Петрович, пожалуйста, сюда.

Не так страшен черт, как его малюют. Андрей Михайлович смог произвести на проверяющих самое благоприятное впечатление. К концу обеда он практически стал лучшим другом Александра Петровича. Да и Людмила Николаевна, сменив гнев на милость, звонким смехом реагировала на шутки нашего директора. Проверяющим так хорошо было в банкетном зале, что они отказались куда-то переходить и попросили вместе с кофе и десертом принести документы. Так что зря я наводила марафет в своем кабинете.

К этому времени охранник Валентин уже ушел домой, а я вернулась в свою каморку, умостилась на составленных стульях и закрыла глаза.

Зазвонил мобильный телефон. Никита!

– Ты как? Вовремя уйдешь с работы? – поинтересовался он. – Я заеду.

– Ой, не знаю, – на вдохе протянула я. – Всю ночь сегодня проверяла отчеты за последний год. Спать хочу. Андрей Михайлович обещал отпустить пораньше, как только комиссия уйдет.

– Ну ладно, – Никита не стал настаивать, но взял с меня обещание встретиться с ним завтра.

Я положила трубку, укуталась в широкий шарф и…

– Вика, – в кабинет заглянул Олег.

Я с трудом подняла на него осоловевшие глаза. Кажется, я опять задремала.

– А если это Рита? – спросил он.

– Рита? Какая Рита?

– Рита, уборщица.

– И что Рита? – мой уставший мозг отказывался включиться.

– Рита переставила кастрюли, банки и сорвала замок.

– А ей-то это зачем? Кстати, ее ночью сегодня не было.

– Да? – пробормотал Олег и закрыл за собой дверь.

– Стоило приходить? – пробурчала я, зевая.

В четвертом часу зашел Андрей Михайлович. Проверяющие только-только уехали.

– Им так понравилось у нас, что они уходить не хотели. Ну всё, теперь нас надолго оставят в покое, – похвастался шеф. От него заметно пахло коньяком. – Я уж и так, и этак. Волчком перед ними крутился.

– Отчет они смотрели?

– Отчет? Какой там отчет! – отмахнулся он. – Официанты не успевали тарелки менять.

– Главное, чтобы вы не перестарались, Андрей Михайлович. Повадятся к нам ходить, не выгоним, – предупредила я.

– Ничего-ничего. Вроде люди порядочные, надоедать не будут. Видишь, Зайцева, к любой комиссии можно найти подход. Учись, пока я живой.

– Типун вам на язык! – испугалась я за шефа.

Андрей Михайлович заулыбался на всю ширину рта.

– Шучу, конечно. А ты иди, милая, иди. Выспись хорошо. Можешь завтра позже прийти. Я разрешаю.

Не став перечить шефу, я быстро собралась и выскочила через служебный вход за порог. Пока Андрей Михайлович хмельной и под впечатлением своих подвигов, добрее человека нет, а когда протрезвеет, то может и забрать свои слова обратно. Вспомнит про отчет в этом месяце или найдет мне другую работу.

В ресторане, кроме бухгалтерии, я занимаюсь закупкой посуды, столовых приборов и предметов интерьера. Конечно, каждый день я по магазинам не езжу, но вдруг ему приспичит сменить все скатерти?

Мне казалось, что как только я доберусь домой, то сразу же повалюсь на диван и засну до утра, но я вышла на свежий воздух, и легкий ветерок взбодрил мою голову. Усталость чувствовалась, но спать уже расхотелось. Я постояла минутку на крыльце, потом направилась к беседке, в которой сидели Марфа Егоровна и Елена Тихоновна.

Этих двух пенсионерок у нас знают все. Матрена и Цветочек – так за глаза величают у нас подружек. Матрена – это Марфа Егоровна, боевая и настырная бабка. Елена Тихоновна – Цветочек, интеллигентная старушенция с сумкой-ридикюлем и в блузке с ажурным воротничком.

Эти бабушки – активистки пристально наблюдают за деятельностью «Кабуки». Они контролируют, чтобы поварята не выбрасывали мусор в общий контейнер; чтобы фургоны, привозящие нам продукты, не простаивали перед входом, а разгружались сразу. Еще они гоняют клиентов, которые оставляют свои машины не на стоянке перед рестораном, а во дворе. Следят, чтобы у нас вовремя травили тараканов и истребляли мышей. Если их что-то не устраивает, они пишут в санстанцию, в горисполком и в защиту прав потребителей.

– Добрый день, – поздоровалась я.

Старушки мне обрадовались. Кстати, они знают по именам практически всех, кто у нас работает. Откуда? – для меня секрет.

– Здравствуй, Вика, – на мое приветствие ответила Марфа Егоровна. – Слышала, у вас несчастие произошло.

Позавчерашнее событие не могло пройти мимо них. Машина полиции и машина скорой помощи стояли во дворе – не было смысла утаивать от них смерть Клавдии Петровны.

– Да, мойщица посуды умерла. Такая внезапная и нелепая смерть. Сердце прихватило. И позвать на помощь она не могла: дело ночью было, все по домам разошлись. Так и скончалась одна-одинешенька. Только утром ее нашли.

– Да-да, все мы под Богом ходим, – запричитала Елена Тихоновна. – Клавдию мы знали. Частенько она нам на свою непутевую жизнь жаловалась, на сына-алкоголика. Как он без нее будет? – покачала она головой.

– Никак! Вчера на радостях суррогатом отравился, – доложила я.

– Да ты что?! – не сдержалась Марфа Егоровна. – Ну надо же! Мать и сын в один день?! Не иначе как божья кара!

– Да, – поддакнула ей Елена Тихоновна. – Странная смерть…

– Да уж…

Старушки обменялись взглядами.

– Скажите! В чем странность? – возразила я. – Клавдия в последнее время много пила. Ей на этой почве даже покойники стали мерещиться. Кстати, бабушки, не знаете, у кого в подвале мастерская оборудована?

– Мастерская? – бабульки опять переглянулись.

– Ну да, кто-то поздно спускается в подвал и там постукивает. Этот стук и довел Клавдию Петровну до сердечного приступа.

– Даже не знаю, что сказать, – пожала плечами Марфа Егоровна. – Сейчас в подвале, кроме электрощитовой, ничего нет, но раньше там были кладовки жильцов. Лет десять назад пожарная инспекция нагрянула и в ультимативном порядке велела все перегородки разобрать. Теперь всю консервацию приходится хранить на балконе. Очень неудобно: балкон есть, а выйти на него нельзя.

– Может, кто-то на втором этаже занимается чеканкой или чем-то таким.

– Ой, да нет у нас таких, – на этот раз ответила Елена Тихоновна. – Сейчас в доме в основном молодежь живет. А эти поделками не увлекаются, у них интересы другие. Из старых жильцов только я и Марфа остались. Кто-то переехал, кто-то умер, кто-то квартиру продал, как Вера Федоровна и Яков Семенович. Может, ты не знаешь, но ваш ресторан расширился за счет их квартир. Яков Семенович Кауфман в конце девяностых годов в Израиль выехал. Богатый еврей был, ломбард на соседней улице держал. А Веру Федоровну продать квартиру вынудили обстоятельства. Мужа ее, Павла Ивановича, в тюрьму посадили. Он большим начальником на заводе был, какие-то махинации прокручивал. Взяли его за незаконный бартер. Деньги понадобились на адвоката – вот она квартиру и продала.

– Как это ей удалось? Разве муж не был здесь прописан?

– А так и удалось! Павел Иванович за год до судебных разбирательств фиктивно развелся с Верой Федоровной. Эту квартиру он ей оставил – себе купил однокомнатную, там и прописался. Еще теще подфартило: он и ей жилплощадь приобрел. Так что Вера Федоровна эту квартиру без морок продала, а сама к маме переехала.

– Жалко, наверное, ей было продавать эту квартиру? – спросила я. Квартиры в этом доме хорошие: просторные, с высокими потолками. Да и первый этаж сейчас в цене. – Если ее муж большими деньжищами ворочал, отчего на адвоката денег не припас?

– Неожиданно все произошло, – будто жалея ворюгу, сказала Елена Тихоновна.

– И что, удалось вашей соседке мужа от тюрьмы отмазать?

– Нет, адвокат непутевый оказался, – поведала Марфа Егоровна. – Засудили Павла Ивановича. В прошлом году должен был выйти, но так и не вышел, – тяжко вздохнула она – Помер от какой-то болезни. В общем, намудрил он с Верой Федоровной. Она эту квартиру продала, деньги на адвоката спустила, а ту квартиру, что он на свое имя записал, хрен теперь получит. А были бы женаты, может, и не забрали бы в пользу государства.

– А дети есть? – автоматически спросила я. По большому счету история Веры Федоровны меня мало интересовала.

– Дети? Вроде бы, нет. Не слышала, не видела. Когда они у нас в доме поселились, им тогда уже за сорок было. В принципе, дети могли жить отдельно, но врать не стану: ничего о них не знаю. А вообще, необщительные эти Крыжовы были. Дружбы ни с кем не водили. Сами о себе не распространялись, а спрашивать мы боялись. Вера Федоровна – дамочка гордая – нос задерет, мимо пройдет, даже не поздоровается. Да и он такой же, муж ее, Павел Иванович Крыжов. Может, слышали?

– Нет, не слышала. А кто на втором этаже живет? Кто-то же стучит!

– Не знаю, кто у тебя стучит, а на втором этаже я живу, – призналась Елена Тихоновна. – Напротив меня квартира Галкиных. Приличная семья. Леля в театре поет, а ее муж автосалон держит, но работу на дом не берет. Ни разу не видела, чтобы он в дом что-то громоздкое тащил. Во втором подъезде живут Кузьмины. У тех вообще дом в Крыму. Они его купили, чтобы комнаты курортникам сдавать, и сами там же с мая по октябрь приезжих обслуживают. Еще на втором этаже снимает квартиру парень. Он на радио работает, дома редко появляется. Бывает, часов в десять утра вернется, а в семь вечера опять на работу. Когда ему стучать?

– В ушах у твоей Клавдии Петровны стучало, – фыркнула Марфа Егоровна. Похоже, ей надоела моя настырность. – Сама же говорила, что Клавдия в последнее время не в себе была.

«А я тоже не в себе была?» – мысленно парировала я пенсионерке.

– Знаешь, Вика, ты на наших жильцов не наговаривай. Дом у нас спокойный. Это в вашем ресторане что-то постоянно случается, – намекнула Елена Тихоновна на череду смертей. – У себя поищите.

– Поищем.

– Может, то холодильник у вас тарахтит? – предположила Марфа Егоровна. – А что? Ночью можно и писка мыши испугаться.

Я не стала спорить, вежливо попрощалась и поплелась на остановку троллейбуса. Со слов Марфы Егоровны и Елены Тихоновны, никому из жильцов дома не могло прийти в голову стучать по ночам. Но я ведь слышала стук!

На следующий день на работу я не торопилась (опоздать мне разрешил Андрей Михайлович, причем сам, я его об этом не просила), хорошо выспалась, неспешно оделась, позавтракала, сделала макияж. Я даже отказалась воспользоваться городским транспортом – пошла пешком. К сожалению, на свежем воздухе я бываю редко. Свидания с Никитой проходят или в кафе, или в кино. Бывает, что в воскресение мы выезжаем на природу, но это происходит редко – чаще я провожу время в четырех стенах: то ли на работе, то ли дома.

Я шла по улице и наслаждалась последними теплыми деньками. Скоро ноябрь, а с ним придут дожди и слякоть. В такую погоду не до прогулок. Сегодня же выдался чудо какой денек – зачем же торопиться, если тебе разрешили опоздать?

В «Кабуки» я пришла только в двенадцать. Зашла как гость с парадного входа – и сразу с порога меня огорошили.

– Вика, ищи уборщицу! – Андрей Михайлович одной-единственной фразой испортил мне настроение. – Где ее черти носят?

– Уборщицу? Риту? – Я не поняла, что такого могла сделать Рита и почему кричат на меня? – Вы меня спрашиваете? – в моем вопросе прозвучал вызов.

– Да-да, я спрашиваю, куда делась эта девчонка?!!

В зале находился только один посетитель, он сидел в дальнем углу и сосредоточенно поедал суши, вероятно, поэтому Андрей Михайлович не постеснялся повысить на меня голос.

– Откуда мне знать, – фыркнула я, пожимая плечами. – Я уборщицами не командую!

Меня крайне разозлило поведение шефа. У всех нервы, но зачем срываться на подчиненных?

– Она пошла к соседям Клавдии Петровны, и больше мы ее не видели, – шепотом внесла ясность Лариса.

Она стояла за спиной Андрея Михайловича и подавала мне знаки, как будто хотела сказать: шеф злой дальше некуда – не груби.

– Мы же ее еще позавчера отправили, – вспомнила я. – А вы ей звонили?

– Звонили. Эта маленькая дрянь дала неправильный номер. И адрес, похоже, тоже липовый. Вот так доверься человеку, а он тебя под монастырь подведет, – продолжал кричать шеф.

– А разве вы в ее паспорт не смотрели? – удивилась я.

Известно, что Андрей Михайлович людей с улицы не берет. Без паспорта и трудовой книжки путь в наш ресторан заказан. Рита – особый случай. В то время, когда наша уборщица в очередной раз заболела, Рита зашла в «Кабуки», чтобы спросить: есть ли у нас какие-нибудь вакансии. Она хотела работать официанткой, но официантов у нас и так достаточно, а убирать некому. Андрей Михайлович уговорил ее остаться уборщицей. Девушка согласилась, вот только паспорта у нее с собой не оказалось, трудовой книжки, кстати, тоже, поскольку до нас она нигде не работала. С ее слов записали анкетные данные, а трудовую книжку выписали уже здесь.

– Не до того было, – пробурчал шеф. – Нет, это какой надо быть безалаберной, чтобы уйти и с концами. Ни вчера не убирала, ни сегодня. Это еще хорошо, что погода сухая. А если бы дождь шел? Вот что, Зайцева, звони в агентство. Пусть срочно пришлют нам уборщицу. Срочно! – истерично завизжал он.

Видимо, в этот момент у него защемило сердце. Он достал из кармана облатку с валидолом, дрожащими пальцами выковырял одну таблетку и положил под язык.

– Меня не беспокоить! В гроб вы меня вгоните! – бросил он, прежде чем отправиться в свой кабинет.

Я посмотрела на Ларису:

– Давно он рвет и мечет?

– Нет, полчаса назад пришел. Вот тогда все и началось.

– Лариса, я ничего не поняла. Что с Ритой случилось?

– А этого никто не знает. Позавчера мы послали Риту отнести соседям Клавдии Петровны деньги, помните? В ресторан она так и не вернулась. Ну ладно. Все подумали, что она позже придет, вечером или рано утром. На следующий день нагрянула комиссия. Все боялись к Андрею Михайловичу подойти. Впрочем, ему все равно было не до Риты. Комиссия ушла – ушел и он. О Рите ему так и не успели сказать. Сегодня утром прихожу, а тут словно пчелиный рой гудит. Вместо того чтобы взять в руки тряпки и хотя бы столы протереть, все возмущаются, что в зале и в холле никто не убирал. Везде пыль и грязь! Так и открылись. Пришел Андрей Михайлович. Олег Николаевич из лучших убеждений возьми и скажи, что Рита свои служебные обязанности не выполняет. Что тут началось! Всем досталось! – с явным наслаждением поведала Лариса. – А мне Рита сразу не понравилась! Вся такая из себя. Она и полы мыть не умеет! Где вы видели уборщицу, которая бы мыла полы шваброй с автоматическим отжимом? Воды после ее мытья по щиколотку. Ручками надо тряпку отжимать, ручками! А у нее маникюр!

«А как должна выглядеть молодая девушка? Как пенсионерка в сером линялом халате? И это хорошо, что у нее маникюр. И хорошо, что она в меру своих возможностей следит за собой», – подумала я и встала на защиту Риты:

– Вот вы, Лариса, не разобрались и сразу обвинили человека, а вдруг с девушкой несчастье случилось? А если она до квартиры Клавдии Петровны не дошла?

– Вот! Деньги украла и сбежала! – не дала мне закончить мысль Лариса.

– Ее могла сбить машина. Кто-нибудь интересовался, что с ней?

– Андрей Михайлович звонил! Телефон не отвечает! И адрес липовый.

– Может, он сам неправильно номер телефона записал и с номером дома напутал.

– Может, и записал, только она все равно мутная девка! Ни с кем здесь не общалась, Тряпочку возьмет в руки, пыль вытрет – и была такова!

– А если работы стесняется?

– А чего ее стесняться? Работу надо делать, а не стесняться! В нашей стране любая работа почетна, – словно читая с коммунистического плаката, выдала Лариса.

Я не удивилась ее словам: Лариса родилась в СССР, кодекс строителя коммунизма ей вдалбливали все десять лет учебы в школе. Высшего образования она не получила, карьерного роста не сделала, и потому ей приятнее считать, что все у нас до сих пор равны.

– Мутная! Что бы вы не говорили! Ни с кем не общалась, про себя не рассказывала! – повторила Лариса.

– Ну почему? Рита со мной общалась, рассказывала, что в институте учится, – возразила я…

– А кто проверял?

– Людям верить надо.

– Вот ей и доверили деньги. И что?! Теперь мне за нее полы драить? – со злостью спросила она.

«Понятно, Андрей Михайлович, пока уборщица не найдется, велел ей уборкой заниматься», – сообразила я, откуда у Ларисы такая безудержная злость к Рите.

– Ладно, Лариса, мне надо работать, – отмахнулась я от нее.

Лариса, по всей видимости, на меня обиделась. Да и ладно! Поскольку мне у нее прощения просить было не за что, я молча отправилась в свой кабинет.

Рабочий день я решила начать с поручения шефа: взяла в руки телефон и набрала номер кадрового агентства. Однако после двух гудков я сбросила вызов.

«Может, и впрямь с девчонкой что-то случилось? – от этой мысли защемило сердце. – Надо бы узнать, дошла она до соседей Клавдии Петровны или нет».

Услышав доносящееся из коридора громкое бурчание: «Где она тряпку спрятала, эта лентяйка?», я выглянула из кабинета:

– Лариса, ты номер телефона соседей Клавдии Петровны взяла?

– Зачем он мне?! – огрызнулась она. – Делать мне больше нечего, как звонить им! Всё на мне! Всё! Третий день в ресторане безвылазно сижу, от посудомоечной машины не отхожу! Так еще и полы мой?! Я крайняя?!

Ларису понять можно. Замену ей пока не нашли. Три дня подряд по восемнадцать часов у посудомоечной машины, никто не спорит, мало кто выдержит. Но все свои претензии Лариса должна была высказать Андрею Петровичу. Я здесь при чем? А вот что случилось с Ритой, надо бы разобраться.

Я опять взяла телефонную трубку и опять отложила ее в сторону.

«Какой смысл звонить в агентство? Уборщицу надо найти срочно, значит надо туда идти самой. В очереди безработных наверняка найдутся женщины, претендующие на такую работу».

Разумеется, я лукавила: мне нужно было выйти из ресторана, чтобы по пути в агентство заскочить к соседям Клавдии Петровны и выяснить, заносила им Рита деньги или нет. Наверное, не одна Лариса подозревала девушку в присвоении той суммы, которую мы собрали на похороны Клавдии Петровны. Нехорошо, если окажется, что девушка попала в беду, а все ее считают воровкой.

– Андрей Михайлович, можно? – заглянула я в кабинет шефа.

Он сидел, подперев ладонью голову, и мечтательно рассматривал картину, висящую на противоположной стене. Эту картину с морской тематикой ему подарили сотрудники. Море было спокойное, тихое и, по всей видимости, теплое. Легкие розоватые облака, парусники вдали и блики лучей восходящего солнца на воде хорошо успокаивали нервную систему Андрея Михайловича. Он уже не выглядел таким взвинченным, как это было двадцать минут назад: краснота с лица спала, взгляд потеплел.

Вообще-то, наш шеф – человек не злобный. Кто виноват, что все пошло комом? Тут любой бы сорвался.

– Заходи, Вика, – откликнулся он. – Нашла уборщицу?

– Как раз по этому вопросу. Я звонила в агентство, – соврала я. – Обещали подыскать. Когда подыщут неизвестно. Надо самой туда ехать, копаться в базе данных, искать достойную кандидатуру. Так быстрее будет.

– Что же ты стоишь? – удивленно уставился на меня шеф. – Чтоб к вечеру уборщица у нас была. Если нужно, возьми служебную машину.

– Не надо. Две остановки на троллейбусе, – отказалась я от сопровождения и поторопилась выскользнуть из кабинета, опасаясь, как бы шеф о чем-нибудь не вспомнил и не дал мне еще пару поручений вдогонку.

Не откладывая дело на потом, я тут же поехала в агентство. Мне повезло. В очереди перед кабинетом сидела женщина лет пятидесяти. С простым лицом, одета была скромно, больной не выглядела, с крепкими руками, способными до последней капли выжать влагу из тряпки, – это как раз то, что нам было нужно.

Я затормозила рядом с ней.

– Вы сюда? – спросила я, взглядом показывая на дверь, за которой сидела моя подруга Вера, агент по трудоустройству.

Женщина кивнула.

– Вы ищите работу?

Женщина опять склонила голову.

– Я набираю сотрудников в ресторан «Кабуки». На какую работу вы претендуете?

– Я на заводе штамповщицей работала. Два года до пенсии осталось, а тут наш завод закрыли и всех уволили. Мне бы хоть какую-то работу.

– А в ночное время сможете работать? Уборщицей в ресторан пойдете?

– Если возьмете, то да, – обрадовалась она. – Мне работа край как нужна! Уже вторую неделю сюда хожу, а все никак. Нет, говорят, вакансий.

– Очень хорошо. Паспорт, трудовая книжка, характеристика – всё в порядке?

Женщина открыла сумку и вытащила из нее две книжицы.

– Паспорт есть, трудовая тоже – характеристики нет, – разочарованно протянула она, потом вспомнила: – Грамоты есть! Только они дома.

Она мне нравилась: немногословная и ответственная.

– Как вас зовут?

– Светлана Яковлевна Дорожкина.

– Очень хорошо. Светлана Яковлевна, сегодня приступить к работе можете?

– Да, конечно! – радостно воскликнула она.

– Мы сейчас зайдем к агенту, все оформим, и вы сразу же поедете в ресторан «Кабуки». Тогда и сегодняшний день вам зачтется. Договорились?

– Я не подведу. Оправдаю, – затараторила Дорожкина. – Богу за вас буду молиться. Вот спасибо.

Верещащую от радости Светлану Яковлевну я втолкнула в Верин кабинет, из которого только что вышел один из соискателей на рабочее место.

– Верочка, привет! Вот эту женщину к нам отправь, – попросила я с порога. Встретившись с ее удивленным взглядом, добавила: – Позже позвоню – поболтаем.

«Какое-то время у меня есть. Пока Вера соблюдет все формальности, пока Светлана Яковлевна доберется до «Кабуки», я успею пообщаться с соседями Клавдии Петровны, тем более что Пролетарская улица находится в двух шагах отсюда. Надеюсь, тот, кто мне нужен, будет в это время дома», – загадала я.

Пользуясь подсказками Ларисы, найти соседку Клавдии Петровны труда не составило. Я знала и номер дома, и номер квартиры, в которую мне нужно было позвонить. Жаль только, Лариса не предупредила меня, кто за этой дверью живет.

– Здравствуйте! Вы соседка Клавдии Петровны?

Минуты три меня бесцеремонно сканировали. Вероятно, бабушка в свое время работала на таможне. В ее глазах я не заметила даже намека на доброжелательность, и взгляд у нее был до того пристальным, что мне стало не по себе. В завершении осмотра она еще принюхалась: длинный острый нос втянул в себя воздух, как бы желая знать, не пила ли я с утра. Лишь после всего этого я услышала вопрос:

– Допустим, я соседка. А ты кто такая? И зачем тебе Клава понадобилась?

– Меня зовут Виктория, работаю в ресторане «Кабуки». Пришла я, чтобы предложить помощь в организации похорон Клавдии Петровны, – ответила я на все ее вопросы.

– Зинаида Васильевна, – представилась соседка. – Это хорошо, что вы о своих сотрудниках помните. Только больно поздно спохватились. Мы Клавдию уже похоронили. Только что с кладбища вернулись.

– Значит, вы уже распорядились деньгами, которые мы вам передали? – осторожно спросила я.

Мой вопрос не застал Зинаиду Васильевну врасплох.

– А что ими распоряжаться? На гробы, слава богу, хватило. Вы ведь деньги только на одну Клавдию собрали, а нам хоронить пришлось двоих.

«Судя по ее реакции, деньги Рита отдала, – отметила я. – Уже хорошо, что люди перестанут подозревать девчонку в воровстве».

– Кое-что жильцы дома собрали, – решила все же отчитаться передо мной соседка. – Клава с Виктором скромно жили, так же скромно мы их и похоронили. Поминки не заказывали. Кто хотел, тот сам сообразил на бутылку. Пусть и за это Клавдия с того света скажет «спасибо».

Я не знала, как реагировать на подобные реплики. Зинаида Васильевна была из тех людей, которые наивно полагают, будто бы без их участия этот мир загнется. Вроде бы и делают они благое дело, а от их помощи почему-то плакать хочется.

– А ты точно из «Кабуки»? – она опять пристально на меня взглянула. – А у вас там все такие?

– Не поняла. Какие такие?

– А что тут непонятного? Клава со странностями была, придумывала всякое разное. Девчонка, которую вы с деньгами прислали, та вообще… Баптистка, что ли? – В недоумении Зинаида Васильевна пожала плечами. – Деньги мне протягивает и улыбается. С чего бы?! Точно, баптистка! Тут недавно в соседнем дворе бабушку-баптистку хоронили. Так ее единоверцы за гробом шли, приплясывая и в бубны ударяя. Зрелище еще то! А все дело в религии. Они считают, что жизнь после смерти только начинается, потому и радуются.

Вообще-то, я за Ритой странностей не наблюдала. Самая обычная девчонка. Вряд ли она радовалась смерти Клавдии Петровны. Скорей всего, о чем-то своем думала. Или улыбнулась из вежливости, чтобы расположить к себе соседку, а той все не так. Вредная бабка!

– Вы, наверное, неправильно поняли. Рита – очень хороша я девушка, в смысле нормальная, – добавила я.

– Я в людях не разбираюсь?! – обижено напыжилась Зинаида Васильевна. – Да я двадцать лет отработала в отделе кадров завода. А когда вышла на пенсию, еще пять лет на проходной отстояла. Воров-несунов насквозь вижу! Мимо меня что-либо пронести невозможно. Все люди одним миром мазаны: что плохо лежит, стянут. И Клавка такая же была! Может, вы не знаете, а у нее дома тарелки из вашего ресторана!

Я не стала объяснять, что три месяца назад хозяин заведения велел закупить новые тарелки, а старые разрешил сотрудникам разобрать по домам. Мне тарелки с надписью «Кабуки» ни к чему, зато Клавдия, Лариса и Надежда, наша старая уборщица, набрали посуды на десять лет вперед. Ну да разве Зинаида Васильевна поверит в то, что можно с работы что-то вынести с одобрения начальства? Вряд ли, обязательно заподозрит подвох или подумает: «Весьма непредусмотрительно. Одному разреши – все потянут».

– Я, пожалуй, пойду, – поторопилась я проститься, пока меня ни в чем не обвинили.

– Идите. Кстати, похоронили Клавдию и Виктора на Покровском кладбище. Если захотите их проведать на девять дней или сороковины, то в дирекции вам скажут, как найти могилки. Может, надгробия какие-то сообразите. Вам-то Клавдия не чужая.

– Хорошо, я передам начальству. Не сомневайтесь, поможем, – бормотала я, спеша покинуть подъезд.

Выскочив на улицу, я остановилась, чтобы вздохнуть полной грудью. При Зинаиде Васильевне мне и дышать было страшно: она запросто могла поставить мне в вину то, что я краду кислород из их подъезда.

– Девушка, на вас лица нет. Вам нехорошо?

Рядом со мной стоял сухонький старичок и участливо меня разглядывал.

– Спасибо, со мной все в порядке.

– Наверное, к Зинаиде Васильевне приходили? – догадался он.

– Да. Я из ресторана «Кабуки», в котором работала покойная Клавдия Петровна. Хотела спросить, денег на похороны хватило?

– Если бы не хватило, Зинаида непременно бы сказала. Тяжелый человек. Десять лет назад ее выдвинули на пост председателя домового комитета – до сих пор задвинуть не можем, – хихикнул дедуля. – Уже и домового комитета нет, а она продолжает всеми командовать. Всех соседей затерроризировала. Жить спокойно не дает. Все жильцы должны быть при деле. Не поверите, я отвечаю за то, чтобы по двору бродячие кошки и собаки не шастали! Вы это себе можете представить? Я этих собак до смерти боюсь, а Зинаиду еще больше, – старичок передернул плечами. – Приходится выходить с палкой и изображать хромого. Клавдия у нас была ответственная за сбор пищевых отходов в специально отведенные под это дело баки. Зинка в какой-то газете прочитала, что немцы мусор не выбрасывают в один контейнер, а сортируют: объедки в одну емкость, бумагу в другую, пластик в третью. Ну так они же немцы, фашисты! А наш народ разве заставишь отходы сортировать? Клавдия должна была следить и, если что не так, докладывать Зинаиде.

– А что значит «следить»? У бака, что ли, сидеть? – усмехнулась я.

– Нет, до этого Зинаида не додумалась. Клава из окна должна была наблюдать, кто и куда сбрасывает мусор.

– Подождите, но Клавдия большую часть суток проводила в ресторане.

– Когда она работала, Виктор должен был ее подменять, поскольку сам практически никуда не выходил. Кстати, Зинаида за хорошо выполненное поручение деньги давала, небольшие, но на бутылку хватало. Вот Виктор и старался: как сядет с утра у окошка, так до вечера и просидит. Дружки к нему частенько наведывались. У них подоконник вместо стола был, – пояснил дед. – Посмотри, там до сих пор бутылки стоят.

Я подняла глаза на окна Клавдии Петровны. Батарея пустых бутылок впечатляла. При таком потреблении спиртного немудрено было загнуться.

Наверное, это я сказала вслух, или дед прочитал мои мысли:

– Рядом с подоконником его и нашли – с бутылкой в руке.

– Мне сказали, что он то ли угорел, то ли отравился поддельной водкой. Это правда?

– Отравился. Мог бы, конечно, и угореть, если бы окно было закрыто, но он сидел под форточкой. Сквозняком газ относило к двери, получается, он дышал свежим воздухом.

– А кто ж ему эту поддельную водку подсунул? Друзья-алкаши? – вслух подумала я.

– Не, те в тот вечер не заходили. У Витьки все друзья в нашем ЖЭКе работают: кто слесарем, кто сантехником. В тот день в соседнем дворе водопровод прорвало – все мы без воды до ночи сидели. Сначала экскаватор ждали, потом трубу меняли. Сварщик приезжал. Нет, те ребята не могли водку принести. Тогда бы и они отравились.

– Логично. Дедушка, а вы здесь целый день во дворе крутитесь?

– Да мне все равно делать нечего, – на этот раз он не стал говорить, что боится Зинаиды пуще диких собак.

– Может, кто-то посторонний во двор в тот день приходил, или вы видели, как Витька за водкой бегал?

– Нет, не видел. Я на аварию ходил смотреть. Если бы я знал, что Клавдия умерла, что Витька за водкой побежит или кто-то к нему придет, я бы с поста не ушел.

– А позавчера девушка сюда приходила. Она деньги Зинаиде Васильевне на похороны принесла. Худенькая, темненькая… Видели? Пропала она.

– А знаете, помню я эту девушку. Точно, позавчера дело было. Я как раз со своего этажа спускался, а она в Зинкину дверь звонила. Я из подъезда вышел, а через три минуты и она появилась. Вон туда пошла, – для наглядности дед махнул рукой в противоположную от «Кабуки» сторону.

– Туда? – переспросила я.

– Да.

«Значит, Рита и не собиралась возвращаться на работу. Впрочем, мне ли ее судить? Сама из агентства пошла в другую сторону. Мне же все надо!» – на секунду я устыдилась своего любопытства, но лишь на секунду.

– А как она выглядела? – продолжила я свои расспросы. – Может, ей нехорошо было? Общение с вашей Зинаидой Васильевной здоровья не прибавляет.

– Что верно, то верно, – согласился со мной старик. – Она точно вампир, кровь из людей сосет. Я, например, без головки чеснока в кармане к ней даже не подхожу. Но девушка ваша от нее веселая вышла, – отметил он.

– Веселая?

– Ну да, улыбалась загадочно. Мимо меня прошла, словно на крыльях пролетела.

«Может, Лариса права? Рита – девушка со странностями? Или ее Клавдия чем-то обидела? А что? Могло и такое быть. Клавдия не дерзила начальству, но остальным могла и нагрубить. Надежде, нашей уборщице, пару раз доставалось, когда Клавдия находила на кухонном полу грязные разводы. Надежда близко к сердцу не принимала слова подруги, порой даже давала отпор, но Рита – другое дело. Она по молодости могла и не понять, что Клавдия ругается не со зла, а для порядка, вот и обрадовалась смерти сварливой бабы. Грешно, конечно, но не суди, да не судим будешь».

– А почему ты говоришь, что она пропала? – заинтересовался старик.

– Мы ее на полчаса отпустили, а она не пришла до сих пор. Переживаем: вдруг с девчонкой что-то плохое случилось?

– Не переживайте. То, что Зинаида ее не съела, – это факт. Кстати, если не секрет, сколько вы с девушкой передали денег? Зинаида мне жаловалась, что уж больно мало денег коллеги собрали для Клавдии. Может, ваша дивчина чего-то не донесла, по пути присвоила? Хотя, зачем тогда она на похороны приходила? Ей бы стыдно было у покойницы воровать.

– А она на похоронах была?! – удивилась я.

– Да, была, только в стороне стояла и к гробу не подходила.

Заметив в моих глазах недоумение, старик засомневался:

– Что-то не так? Может, я обознался? Зрение у меня слабое. Смотрю: она или не она. Парень с ней был, высокий такой, плечистый. Вот я и подумал, что вы их на похороны от коллектива делегировали.

– Нет, никто никого не делегировал. Мы Риту уже два дня не видели.

Мне было странно слышать, что Рита по собственной инициативе пошла на похороны к практически чужой для нее Клавдии. Я ни разу не видела, чтобы они между собой общались. К Виктору, когда тот у нас работал, Рита присматривалась, даже пыталась ему понравиться. Тогда она еще не знала, что он законченный алкаш. Бог миловал, Виктор ушел из ресторана, а Рита, судя по всему, познакомилась с другим парнем.

– А много людей на похоронах было? – поинтересовалась я.

– Человек двадцать, в основном соседи и Витькины дружки.

– А скажите, всегда Виктор был таким непутевым, лодырем и пьяницей? Прости, господи, что я так о покойном.

– Так ведь слова из песни не выкинешь. Нет, в школе Виктор не пил, класса до девятого точно. Потом в училище поступил – и понеслось. В восемнадцать лет он в аварию попал. Мотоцикл, на котором ехал он с приятелем, не вписался в поворот и вылетел в кювет, – мой собеседник тяжело вздохнул. – Витька головой крепко ударился, но, на мой взгляд, не так он и травмировался, чтобы руками не работать. К тому же голова никогда его сильным местом не была. Клавка его жалела, а я считаю, что Витька мог бы найти кучу мест, где и такие нужны. Было бы желание!

– А девушка у Виктора была?

– Какая девушка?! Бутылка – его девушка! Вчера многие его жалели: мол, ничего парень в жизни не успел. А я считаю, что от Витьки и ждать было нечего. Он, как Емеля на печи, сидел и ждал, когда на него наследство свалится.

– А было от кого ждать? – усмехнулась я.

Клавдия Петровна все лето проходила в одной кофте и в стоптанных босоножках. Денег лишних у нее никогда не было. На краске для волос экономила! О маникюре и не вспоминала. Мне не верилось, что она с зарплаты хоть что-то откладывала.

– Где там, – отмахнулся от меня старик. – Голь перекатная. Клавка, конечно, любила прихвастнуть, что, дескать, у нее богатые родственники, но кто ж ей верил? Вы были у нее дома?

– Нет.

– И хорошо. В смысле, ничего хорошего у нее не было. Все старое-престарое: шифоньер, стол, диван, на котором Витька спал. Для себя она раскладушку ставила. Вот вам и все наследство. Но и этими вещами Витьке не довелось попользоваться.

– Кстати, а полиция будет искать того, кто Виктору паленую водку всучил?

Старик посмотрел на меня с сожалением.

– Кого искать? Не факт, что эту бутылку Витьке кто-то принес. Может, он сам по случаю купил и про запас поставил. Милая, ты сама подумай, в стране каждый день алкашня сотнями травится. И со всеми случаями разбираться?

– Кто же тогда газ открыл? Мне думается, чтобы следствие запутать.

– Витька сам и открыл. Даже если и не он, – едва слышно сказал старик, – все равно никто никого искать не будет. Не те люди умерли, чтобы из-за них колотиться. А ты иди, милая, – посоветовал мне дед, заприметив на границе двора беспризорную шавку. – А ну, проклятая! Вон отсюда!

Я вернулась в «Кабуки» и сразу была приятно поражена: первым человеком, на кого наткнулись мои глаза, была Светлана Яковлевна. Женщина успела не только прийти, оформиться, получить рабочую форму, но и с остервенением приступить к работе!

Светлана Яковлевна драила входную дверь, которую, надо признаться, наши прежние уборщицы мыли в последнюю очередь.

«Молодец! Театр начинается с вешалки, а ресторан с двери», – отметила я.

Глядя на то, как Светлана Яковлевна трет тряпкой медную ручку, я опять почувствовала угрызения совести. Сколько же я болтала с соседями Клавдии Петровны? Час? Или больше? А ведь меня ждет мой бухгалтерский отчет.

«Смотри, как люди работают! А ты? Где тебя носит? Так ли уж нужна тебе Рита? Или покойная Клавдия Петровна с сыном?» – укоряло меня мое второе «Я».

– Все в порядке? – поинтересовалась я у Светланы.

Она разогнулась и широко улыбнулась:

– Ой, это вы? Вы не представляете, насколько я вам так благодарна. Меня так приняли! Директор – просто душка. Он меня расцеловать хотел!

Еще бы! Завтра он бы и замуж позвал, если бы она пообещала убрать весь ресторан за два часа.

– Да, шеф у нас человек душевный, – проглотив ком в горле, сказала я.

– Спасибо вам.

– Не стоит благодарности. Светлана, а вам шеф говорил, что у нас ненормированный рабочий день и первое время придется приходить каждый день?

«Она так радуется. Возможно, ее не предупредили, что надо работать в две смены?» – подумала я, опасаясь, что новая уборщица не выдержит такой темп работы.

– Мне это только на руку: больше денег получу. У меня такие долги! Дочке свадьбу справляла – всем задолжала.

Сочувственно улыбнувшись Светлане, я молча прошла в ресторан. Кажется, нам повезло с такой уборщицей.

К концу рабочего дня, когда работа над отчетом была в самом разгаре, в мой кабинет заглянул Андрей Михайлович.

– Молодец, Вика! Зверь, а не тетка!

– Это вы о ком? – спросила я, отводя взгляд от таблицы на мониторе.

– О новой уборщице. В середине дня вывесили на двери табличку «технический перерыв», так она за час привела зал в порядок, туалеты помыла, барную стойку до блеска надраила, пыль с подоконников стерла. Молодец, Вика!

– Я-то здесь при чем? Я подоконники не мыла.

– Ты Светлану нам привела. Много претенденток было?

– Не очень, – ушла я от прямого ответа. Знал бы он, зачем я вообще из ресторана выходила!

– Пришла в себя после вчерашней бессонной ночи? – заботливо поинтересовался шеф.

– Да, – ответила я, неуверенно пожимая плечами.

– Чем ты занимаешься? Отчетом? На сегодня хватит, – обрадовал меня Андрей Михайлович, но тут же огорошил: – Нам бы еще одну мойщицу посуды найти. Ларисе тяжело каждый день выходить. Боюсь, скоро она взбунтуется.

– Мне в агентство идти? – растеряно спросила я. Как это я не вспомнила о Ларисе, когда там была? – Сейчас? В половине шестого?

Агентство не входило в мои планы. Вечером Никита пригласил меня в театр. Хотелось забежать домой переодеться и освежить макияж. Времени не было даже на телефонный звонок Верочке. Обычно в это время она уже уходит домой. Остается ее напарница, ленивая девка, которая в базе данных будет копаться до второго пришествия. Легче самой войти в Верочкин компьютер и поискать ту, которая нам нужна, но на это нужно время, которого у меня сегодня нет.

– Нет-нет, завтра, – успокоил меня Андрей Михайлович. Кажется, он сам испугался, что я тут же побегу исполнять его приказ.

– А могу я сегодня на пятнадцать минут раньше уйти? – спросила я, прочувствовав хорошее настроение шефа.

– Иди, – не стал возражать Андрей Михайлович.

Сразу же, как только за ним закрылась дверь, я бросилась собираться. Коль мне разрешили уйти, не стоило тратить ни минуты.

Из «Кабуки» можно выйти двумя путями: через зал для посетителей и через служебный вход, который ведет во двор. Я выбрала второй путь: он ближе к моему кабинету.

– Слава богу, уборщицу новую взяли, – услышала я, проходя мимо кухни.

Лариса стояла, опершись о посудомоечную машину. Ее слова были обращены Ваньке, который в двух шагах от нее мыл овощи.

В эту минуту я остановилась, чтобы проверить, не забыла ли в кабинете свой мобильный телефон, и невольно подслушала чужой разговор.

Оба стояли ко мне спиной, и вряд ли подозревали, что их кто-то слышит.

– Знаешь, что Андрей Михайлович мне утром предложил?

Парень, не отвлекаясь от мойки овощей, мотнул головой.

– Поработать уборщицей! – возмущенно поведала ему Лариса. – Это и посуда на мне, и уборка? Нет, хоть застрели меня, а туалеты я мыть не буду! Хоть миллион плати!

– За миллион, наверное, согласились бы, – усмехнулся Иван.

– Еще он мне в ночную смену предлагал работать! Днем я посуду мою, а ночью всё драю! Нет, лучше я за одну зарплату буду работать и вместе со всеми уходить.

– А вы здесь ночью боитесь оставаться? Клавдия Петровна не боялась.

– Кто? Клава? Это она раньше не боялась. А потом? Где сейчас твоя Клавдия? – фыркнула Лариса. – Не хотела вам говорить, да скажу. Хоть я Клавдию и успокаивала, что все это ерунда, но я тоже слышала!

Я перестала копаться в сумке, ушла в тень и превратилась в одно большое ухо.

– И что же вы слышали? – насмешливо спросил Ваня.

– А то! Когда была моя смена, я слышала тихий скрежет. Доносился он из подвала!

– И что?!

– Ты, видимо, не знаешь, что задолго до твоего прихода в «Кабуки» в подвале мертвого бомжа нашли!

– И какое отношение этот бомж имеет к нашему ресторану? Я понимаю, покойный Дмитрий Петрович по нам всем соскучился, – сдерживая смех, вспомнил Диму Ваня. – А каким боком этот бомж?

– Ты бы помолчал, юноша, да меня послушал. Не Диму Клавдия видела, а дух этого бомжа. Я точно знаю!

«Слава богу, что хоть Диму оставили в покое», – хмыкнула я про себя, прислушиваясь к разговору.

Между тем Лариса продолжала стращать Ваньку.

– Я давно тут работаю. Клавдия, конечно, раньше меня пришла, но и я здесь достаточно долго Мой дом недалеко, на транспорт тратиться не надо, муж после работы встречает, если я задерживаюсь, – со всех сторон одни плюсы. Так вот, не всегда ресторан занимало весь этаж, были и жилые квартиры. Одну квартиру на первом этаже занимала еврейская семья. Много лет назад эта семья продала свою квартиру Петру Максимовичу, первому хозяину «Кабуки», и выехала на историческую родину. А через неделю, после того как здесь ремонт начался, в подвале труп бомжа нашли. Жильцы дома поговаривали, будто покойник приходился хозяину квартиры родственником.

– Да ладно! Как же так получается? – Ванька заинтересованно уставился на Ларису. – Эти люди с чемоданами денег в Израиль укатили, а своего родственника в подвале подыхать оставили? Вроде бы одна семья, а каждый сам за себя?

– В точку! Этот мужик, в смысле покойничек, не всегда был бомжем. Его разорил хозяин квартиры! В отместку ему бедолага повесился в подвале.

– Родственник разорил родственника?

– Да! Хозяин квартиры деньги ссужал под залог. На соседней улице у него ломбард был. А бомж этот (тогда он, конечно, бомжем не был) хотел открыть свое дело, в банк за кредитом не пошел, а обратился к родственнику, думал, что тот ему без процентов денег даст. Тот дал, но под залог квартиры. Мужчина этот прогорел, ну а родственник прибрал к рукам его квартиру. Не помогли ни слезы, ни просьбы, ни проклятья. Потом эти люди продали ломбард, две квартиры (свою и бомжа), деньги перевели на счет в банке и, не мучась угрызениями совести, выехали за рубеж.

– А как стало известно, что этот бомж – тот самый родственник хозяина квартиры на первом этаже? Мало ли бомжей по подвалам лазит, – усомнился Ваня в правдивости рассказанной истории.

– А то, что у него в кармане письмо нашли, вернее, заявление в полицию. Так, мол, и так, в моей смерти прошу винить гражданина такого-то, который обманом отнял у меня квартиру. Но к тому времени эти люди уже далеко были.

– Лариса, прекратите городить ерунду, – вмешался в разговор Олег. Я его видеть не могла, но прекрасно слышала. – Это сумасшествие какое-то! Сначала Клавдия, теперь вы! Слушаю я ваши бредни и диву даюсь. Какой бомж? Какие духи? Взрослая женщина, а морочите парню голову.

– И вовсе не морочу! Диме незачем приходить. Он отомщен, его убийца получил по заслугам. А вот бомжу этому…

Относительно вменяемости Ларисы я не стала делать никаких умозаключений, поскольку сама слышала и шаги, и стук. Другое дело – я, как и Олег, мало верила в приведения.

– Допустим, это бомж, допустим, – вроде бы согласился с Ларисой Олег. – Но почему он явился вам и Клавдии? Вы-то ему, надеюсь, ничего плохого не сделали? Ему бы лучше полететь в Израиль и там пугать родственников.

– Да не может он полететь в Израиль, потому что неприкаянная душа бродит вокруг места своей гибели, вот! – выдала Лариса.

Олег не смог ей возразить, поэтому он не нашел ничего лучшего, как прикрикнуть:

– Занимайтесь делом, Лариса. Иван, ты почистил овощи? Тогда иди сюда, мешай соус.

Иван с обиженным видом поплелся к плите, а Лариса шумно стала доставать из машины чистые тарелки. Я продолжила свой путь к выходу.

Дожидаясь меня, Никите пришлось изрядно поволноваться: я катастрофически опаздывала. Его фигуру у ступеней театра видно было издалека. Он словно хищник, загнанный в клетку, нервно мерил шагами тротуар вдоль фасада театра. Хвост ему заменял букет цветов, который он держал в сцепленных за спиной руках.

«Все нормальные люди уже сидят на своих местах в зрительном зале, а ее где-то черти носят», – полагаю, в таком направлении думал Никита.

– Прости, каюсь, – пробормотала я, пытаясь дотянуться до его щеки, чтобы поцеловать. Никита, не желая так скоро меня прощать, увернулся. – Ну ты же знаешь, что я работаю до шести. А тут еще Андрей Михайлович, – свалила я свое опоздание на шефа, уверенная в том, что Никита не станет проверять, в котором часу я ушла с работы.

– Ладно, идем в зал, если, конечно, нас туда пустят, – пробурчал он и вытянул из-за спины букет. – Кстати, это тебе.

– Какие прелестные цветы. Как ты догадался, что я люблю именно такие? – восторженно спросила я, уткнувшись лицом в пахнущие осенью белые хризантемы.

Никита сдержано улыбнулся: он все еще сердился на меня за опоздание.

В зрительный зал нас не пустили: спектакль уже начался. Вредная старушенция с пачкой театральных программок загородила дверь своим тщедушным телом.

– Молодые люди, вы куда?

– Странный вопрос! – с вызовом ответил Никита. – На свои места! Вот билеты!

Зря он так сказал. Надо было помягче, подобрее со старушкой.

– Вы опоздали, а в театр не опаздывают! После третьего звонка в зрительный зал мы не впускаем никого! – делая ударение на последнее слово, произнесла служительница Мельпомены. Она приняла боевую стойку, нагнула голову вперед и, тряся стянутым в узел жиденьким пучком волос, злобно повторила: – Не пущу!

Надо было менять тактику.

– Но, может, сделаете исключение? – с мольбой в голосе попросила я. – Мы очень торопились, правда.

Никита решил мне подыграть. С его лица сошло агрессивное выражение, брови соединились на лбу домиком, нос нервно задергался, а глаза стали жалобными, как у обиженного спаниеля, – все говорило о том, что он всю жизнь мечтал попасть на спектакль, а теперь его мечте не суждено сбыться.

Увы, старушенцию и слезы не смогли разжалобить. Тогда Никита сделал шаг вперед. Старушка не испугалась.

– Нет! Даже если вы скажете, что являетесь депутатом, все равно не пущу! – она еще шире развела руки, выпятив при этом костлявую грудную клетку, обтянутую черным трикотажным платьем. – Театр – это храм! Святилище искусства! Его нельзя брать штурмом, – завизжала она, подозревая, что Никита хочет применить к ней силу.

В принципе, ее можно было легко сдвинуть с места, поднять и отнести в сторонку, но ни я, ни Никита не хотели скандалить.

Чувствуя себя виноватой – мы ведь из-за меня опоздали, – я вздохнула и взяла Никиту под руку.

– Пошли.

– В антракте я вас впущу, – вдогонку крикнула старушка. – Вы пока в буфет сходите.

Никита пожал плечами. Можно и в буфет сходить.

На удивление, в буфете практически все столики были заняты. Мужчины баловались коньячком, женщины употребляли шампанское. Настроение у всех было превосходное, как будто спектакль, от которого они получили массу удовольствия, уже закончился.

– Вот это да! – не сдержала я своих эмоций. – Я думала, что в театр ходят на спектакли.

– Не только. Как видишь, буфет тоже не пустует.

– Неужели все опоздали? Кажется, я поняла: та старушенция получает процент от того, сколько человек отправит в буфет!

Никита посадил меня за столик, а сам пошел за кофе. Только сейчас я вспомнила, что так и не спросила, на какой спектакль мы пришли. Подходя к театру, на афишу я даже не взглянула. От мысли, что я могу подняться и громко спросить: «Ребята, а что сегодня дают в театре?», мне стало смешно.

С двумя чашками кофе вернулся Никита.

– Никита, а на какой спектакль ты меня привел? – сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, спросила я.

– Нормально, – прыснул он от смеха. – Пьеса называется «Гамлет». Может, слышала? Сюжет первого акта рассказать?

– Да знаю я сюжет, – отмахнулась я от Никиты.

Его настолько развеселил мой вопрос, что он стал дурачиться:

– На фоне крепостной стены появляется тень отца Гамлета, – зловеще произнес он.

– Как я устала от этих приведений, – призналась я.

– Ты сейчас о том приведении, которое видела ваша посудомойка? – уточнил Никита.

– Да, оказывается, не одна Клавдия Петровна слышала ночью странные звуки, но и ее сменщица Лариса, и… – я прикусила язык.

Никиту насторожило мое замешательство.

– Ты, кажется, что-то хотела сказать?

Чего-чего, а врать в глаза я еще не научилась. У меня становится деревянным язык, лицо покрывается красными пятнами, а еще почему-то опухают уши. У всех краснеют, а у меня опухают.

– Я вчера осталась на ночь в ресторане.

– Это я в курсе.

– И тоже слышала шаги и легкое постукивание, – призналась я. – Странно все это. В ресторане, кроме меня и охранника, никого не было. У меня возникло предположение, что звук доносится или из подвала, или со второго этажа, но соседи уверяют, что ни там, ни там стучать некому. А Лариса склонна думать, что это дух умершего в подвале бомжа, которого… – в общем, я выложила всю информацию, собранную за два дня.

В глазах Никиты не было даже намека на веселье. Когда я замолчала, он сказал:

– В кого-кого, а в бомжей я верю.

– В мертвых бомжей? – уточнила я.

– Нет, конечно! Мой совет: пусть ваши мужчины спустятся в подвал и посмотрят, что там. Может, там бомжи лежбище устроили. Замок на двери в подвал есть?

– Не знаю, вход в подвал с торца здания. Я там не хожу.

– И не ходи, – спохватился Никита, зная о том, насколько я любопытна. – Вызовите полицию, сбросьтесь на новый замок для подвала. Делайте что-нибудь, только не дрожите как трусливые зайцы.

– Собственно, кроме наших мойщиц посуды, никто и не дрожал, – сказала я, сделав беспечное лицо.

Никита ничего не ответил, только недоверчиво ухмыльнулся.

– Еще у нас пропала уборщица. Пошла относить деньги, отнесла, а в ресторан не вернулась. Ни вчера ее не было, ни сегодня.

– И где она? – из вежливости спросил Никита.

– Да кто ж знает? Девчонка молодая, ответственности никакой. Может, работать надоело, или друзья позвонили – рванула на природу.

– Вполне возможно, – согласился он.

В буфете народу прибавилось. К стойке мгновенно выстроилась очередь. Те, кто пришли с нами или до нас, поторопились подняться со своих мест.

– Антракт начался, – догадалась я, почему так много людей. – Никита, пойдем в зал. Надеюсь, наши места никто не занял.

Утром следующего дня я по обыкновению включила компьютер и одновременно с ним кофеварку и, пока загружалась программа и настаивался кофе, повернула голову к окну.

Осень в этом году выпала теплая и сухая. Резких холодов еще не было – деревья стояли при полном убранстве, хотя кое-где уже пробивалась желтизна.

«Никита предлагал на выходные махнуть за город. Почему бы не поехать? – подумала я, разглядывая пейзаж за окном. – Погулять по лесу, подышать свежим воздухом. Наверное, уже грибы пошли. Надо ехать! Сейчас ему позвоню и сообщу о своем решении».

Сделать звонок я не успела: дикий ор и брань привлекли мое внимание. Крики доносились из коридора.

– А я говорю, что я здесь работаю! Пошла вон, самозванка! – неистово вопила Рита.

«Ты погляди, нашлась, – отметила я про себя, – и, судя по крику, живая и здоровая».

Не могу сказать, что меня обрадовало ее появление. Камень с души свалился, правда, но теперь хотелось бы знать, где она столько времени гуляла и почему не отпросилась у Андрея Михайловича.

– Какая самозванка? Меня на работу взяли, – на повышенных тонах ответила ей Светлана. – Со вчерашнего дня здесь работаю. Полный рабочий день тут отпахала! За тобой углы мыла, неряха!

– Помыла? А теперь уматывай!

– Я? Это ты уматывай! Тебя уволили! – выкрикнула Светлана.

Следует уточнить, что Риту никто пока не увольнял. Я даже не знала, взял ли ее Андрей Михайлович официально на работу.

– Меня уволить нельзя! Прав таких у дирекции нет! Всех уволят, а я уйду в последнюю очередь.

«Что она себе позволяет? – мысленно возмутилась я. – Хочу – прихожу на работу, хочу – нет? А теперь права качает?! Странно, что до сих пор ее никто не поставил на место».

Женщины чинили разборки рядом с кухней. Почему же молчал Олег, этот борец за чистоту и порядок?

Я не могла вспомнить случая, чтобы он критиковал Ритину работу. Хотя, надо признаться, уборщица из нее никудышная. Он молча смотрел на грязные углы и скрипел зубами, зато покойную Клавдию Петровну гонял как сидорову козу: мог отчитать за любую мелочь. На Риту голос никогда не повышал, да и вообще старался ее не замечать.

Светлана всем здесь понравилась: неболтливая, незаносчивая, аккуратная и трудолюбивая. Ее не надо тыкать лицом в грязный угол: сама все видит. Почему же за нее никто не заступается?

Переполненная чувством несправедливости, я выскочила в коридор.

Рита и Светлана стояли как раз напротив входа в кухню. Казалось, еще секунда – и они вцепятся друг другу в волосы. Ванька косо поглядывал на женщин, но подойти не решался, потому что рядом стоял Олег, его непосредственный начальник, а ему, похоже, не было дела до бранящихся уборщиц.

Шеф-повар вполоборота стоял к двери и нарезал тонкой соломкой морковь, и был так увлечен своей работой, что не замечал того, что происходит вокруг. Понятно, что он притворялся. Непонятно только зачем?

Я пожалела, что на данный момент в ресторане нет Андрея Михайловича. Ну да ладно, поскольку после директора в должностном списке иду я, бухгалтер, то и разбираться с разбушевавшимися дамочками придется мне.

– Что здесь происходит? – повысила я голос.

– Она заняла мое место, – с ненавистью выпалила Рита.

– Да, – спокойно подтвердила я.

– Меня взяли официально! Скажите ей, – попросила меня Светлана Яковлевна.

– Да, это так.

– Это нечестно! – заявила Рита.

– Почему? Ты отсутствовала на рабочем месте два с половиной дня, никого не предупредила.

– Вы должны поставить мне на вид, сделать выговор, но уволить не имеете права! У меня уважительная причина!

– Какая причина, позволь узнать?

Рита молчала, отводя глаза в сторону.

– Ладно, пошли в мой кабинет, поговорим.

Я развернулась и пошла по коридору. За спиной услышала Ритин голос, обращенный к Светлане:

– Мой пока, да чисто мой. Я приду и проверю.

Мой кабинет такой маленький, что в нем помещается только рабочий стол и два стула. Я протиснулась на свое рабочее место и указала Рите на второй стул.

– Садись, только дверь закрой.

Рита скроила недовольное лицо, но возражать не стала – села.

– Рассказывай, что у тебя стряслось? Почему ты бросила свое рабочее место?

– А ее, – Рита кивнула на дверь, имея в виду Светлану, – действительно взяли на мое место?

– Это будет решать Андрей Михайлович. В любом случае вторая уборщица нам не помешает. Мне почему-то думается, что ты надолго у нас не задержишься.

Рита понуро опустила голову и шмыгнула носом. В то, что она раскаивается, верилось с трудом.

– Ты пойми, мы не знали, что и думать. Ушла деньги отнести и не вернулась.

– Я их отнесла, ни копейки не присвоила. Честное слово! – она подняла голову.

Глаза сухие, злые. Нет, плакать она не собиралась.

– Знаю, мы тебя искали, заходили к соседке, – сказала я.

Риту мое сообщение удивило.

– Значит, проверяли? Зачем? – вскинув брови, спросила она.

– Тебе, наверное, в голову не приходит, что можно за кого-то волноваться? Молодая и одинокая девушка в большом городе… Ладно, когда-то ты это поймешь. Деньги ты отнесла, а что потом? Куда ты пропала? Ты сказала, что у тебя была уважительная причина, – напомнила я, пристально глядя Рите в глаза.

Девушка заерзала на стуле. Лицо мучительно задергалось. Она то кусала губы, то вытягивала их в трубочку. Про уважительную причину она, скорей всего, попросту сболтнула. Теперь ей приходилось выкручиваться, срочно искать правдоподобное объяснение своему проступку, а это не так просто, когда времени в обрез.

– Я должна была срочно уехать. У меня мама заболела. Сразу от соседки я поехала к ней.

Рита была плохой актрисой. В ее глазах я не увидела ни капли грусти. Так и хотелось сказать: «Не верю!»

– И чем же она заболела? – полюбопытствовала я.

– У нее больное сердце. Она мне позвонила и попросила срочно приехать. Я даже не успела никому сообщить.

– Трудно было позвонить?

– А я не знаю номера телефона «Кабуки», – прикидываясь дурочкой, ответила Рита.

Странный у нас складывался разговор. Я не верила Рите. Мне казалось, она чувствовала это и все равно врала.

– Есть справочная служба. В интернете могла посмотреть.

– Я не сообразила.

– Хватит врать! – хлопнула я ладонью по столу. – Все ты врешь! И то, что мать твоя болеет, и то, что ты к ней ездила. Кстати, соседка, которой ты передала от нас деньги, сказала, что ты вся светилась от счастья. И это при больной матери?! Не верю! Я бы поняла, если бы ты призналась, что эти два дня провела с любимым человеком.

– Да! – ухватилась за мою подсказку Рита. – Мне действительно позвонил мой парень и предложил съездить на два дня в лес, в дом отдыха. Номер был уже оплачен. Сюрприз вроде как. Кто от такого откажется? У меня не было времени даже на сборы. В чем была, в том и поехала. Купальник для бассейна по дороге купили!

– А как же ты на похоронах Клавдии Петровны оказалась?

– Я?

– Да, тебя соседи узнали.

– Случайно туда попала. Мой парень в соседнем доме снимает квартиру. Из леса мы сразу к нему приехали. Смотрю: во дворе похороны. Я Клавдию Петровну знала, вот и постояла немного во дворе. Виктория Викторовна, вы мне верите?

«Как все же хорошо рвануть в лес, на природу», – промелькнуло в голове. Усовестившись собственных мыслей, я строго спросила:

– Но позвонить-то можно было?

– Так ведь не отпустили бы, – ответила Рита, позабыв, как минуту назад утверждала, что не знает ни одного телефона «Кабуки».

– Рита, ты понимаешь, что Андрей Михайлович тебя уволит?

– Виктория Викторовна, заступитесь. Мне нужна работа, – взмолилась она.

– Именно эта работа? – усомнилась я. – Ты молодая, красивая, практически с высшим образованием. Зачем тебе полы мыть? Эта работа для пенсионерок, а не для тебя!

– Да, но меня она устраивает. Сейчас устраивает. В перерывах между работой, я могу заниматься. Могу отлучиться на час-другой. Ведь в моей работе главное, чтобы зал был чист к открытию.

Это действительно так. Рабочий день у наших уборщиц ненормированный. Они могут остаться на ночь, чтобы после клиентов вымыть зал, а могут прийти утром перед открытием. Днем их присутствие желательно, но Андрей Михайлович не особенно сердится, если наши женщины отлучаются на час или два. Официанты у нас опытные, посуда бьется редко, значит, и необходимости мыть полы в присутствии клиентов нет.

Здесь Рита права: главное – чистота. А в какое время она наводится – вопрос второй.

– Ладно, я тебе не судья. Придет Андрей Михайлович и решит, что с тобой делать. Но предупреждаю, вчера он был готов разорвать тебя на мелкие кусочки.

– Виктория Викторовна, я у вас посижу? Можно?

– Зачем?

– Не хочу с этой выскочкой встречаться.

– С кем? – не поняла я.

– Светланой, новой уборщицей.

– Рита, я здесь работаю.

– Я не буду вам мешать. Ну, пожалуйста.

– Ладно, сиди, – разрешила я и отгородилась от нее компьютером. Терпеть не могу, когда на меня смотрят в то время, когда я работаю.

Рита, и правда, сидела тихо-тихо, но само ее присутствие отвлекало меня от цифр. Я уже начала жалеть, что разрешила ей остаться, и хотела ее выдворить из кабинета, но тут в служебном коридоре появился Андрей Михайлович.

Я услышала, как он поздоровался с Олегом, спросил о делах. Что ему тот ответил, я не расслышала: мешали стены и рабочий шум.

Рита напряглась: возможно, Олег пересказывал шефу утреннюю сцену.

– Иди, – велела я, выглянув из-за компьютера. – Все в твоих руках. Только про парня своего не рассказывай, лучше ссылайся на больную маму. Сумеешь разжалобить – останешься. Андрей Михайлович не зверь, своих сотрудников любит и в ситуации вникает.

Рита поднялась. Проходя мимо зеркала, она остановилась, достала из кармана тюбик ярко-алой губной помады и уже занесла руку, чтобы освежить губы, но я ее одернула:

– Другого цвета у тебя нет? Рита, напоминаю, ты приехала от больной мамы, а не вернулась с ночной дискотеки. Так иди. Кстати, подумай над тем, что ты ответишь, когда тебя спросят, почему ты дала неправильный адрес и телефон.

– Я ведь квартиру снимаю, – не задумываясь, ответила Рита. – Когда сюда устраивалась, жила по одному адресу, потом переехала.

– И забыла сообщить?

– Я же не знала, – с наивным выражением лица ответила она.

«Сколько ей лет? – задумалась я. На вид Рите можно была дать и восемнадцать, и все двадцать пять. – Да какая разница?! В любом случае могла бы усвоить одно-единственное правило: коль пришла на работу, будь добра вписываться в рабочий график. Здесь нельзя самовольно уйти или не прийти вовсе».

Рита вышла, и практически сразу в мой кабинет заглянул Олег. Он как будто ждал, когда девушка пройдет мимо кухни.

– Эта девица пошла к директору? Как ты думаешь, ее уволят?

– Смотря какое настроение у Андрея Михайловича, – пожала я плечами.

– Боюсь, что оставит, – вздохнул Олег.

– Слушай, а за что ты ее не любишь? Молодая девчонка, красивая. Немного по молодости неорганизованная, но с возрастом это проходит. Сейчас ей Андрей Михайлович разгон устроит – она сразу же научится дорожить рабочим местом.

Олег не стал мне ничего отвечать, молча развернулся и вышел. Риту он невзлюбил с первого дня. Этот день я прекрасно запомнила. Никто не утверждал меня в должности заместителя директора, но после смерти Дмитрия Полянского часть его работы оказалась на моих хрупких плечах. Я занимаюсь подбором кадров, я же представляю нового работника коллективу. Когда я привела Риту на кухню, реакция была неоднозначная. Ванька радостно заулыбался: молоденькая Рита могла стать ему подругой. Клавдия Петровна смерила девушку говорящим за себя взглядом: «Что она вообще умеет?!»

Олег мельком взглянул на новенькую и тут же отвернулся. Мне показалось, что он жутко недоволен тем, что на работу взяли именно ее, Риту. Несколько дней он ходил раздраженный, по поводу и без повода отрывался на своих подчиненных. Особенно от него доставалось Клавдии Петровне. Потом вроде бы он успокоился, но до последнего дня старался не замечать Риту.

Та, кстати, тоже недолюбливала шеф-повара. Приходя на работу, она сначала елозила тряпкой в кухне, пока его там не было, и лишь потом шла в зал. Убирала она плохо, но Олег почему-то никогда на нее не жаловался. И теперь, выскажи он Андрею Михайловичу свои претензии к уборщице, та вылетела бы из «Кабуки» как пробка из шампанского. Но этого, очевидно, не произошло. Минут через пятнадцать в кабинет опять заглянула Рита.

– Оставили, – сообщила она. – Андрей Михайлович пожурил меня, а я пообещала никогда так не поступать.

– Поздравляю. А что со Светланой Яковлевной? – спросила я.

– Она тоже здесь остается, – успокоила меня Рита. – С сегодняшнего дня она работает по нечетным дням, а я по четным. Мне так даже лучше. Короче, до свидания, Виктория Викторовна.

Рита помахала мне ручкой и скрылась в коридоре.

Скоро у меня возникли вопросы к Андрею Михайловичу. Я распечатала отчет и пошла с ним к шефу.

– Андрей Михайлович, можно?

– Вика? Заходи, – сказал он, отодвигая от себя стакан с остатками кефира.

– Приятного аппетита.

После отпуска наш шеф появился посвежевшим и изрядно похудевшим. Чтобы не набрать с трудом сброшенные килограммы, два раза в неделю он сидел исключительно на обезжиренном кефире – вот такая у него была диета.

– Скажешь тоже! Я на этот кефир смотреть не могу! Что там у тебя?

Мы поговорили по делу, потом я спросила о Рите.

– Решили дать Рите еще один шанс?

– Да, жалко девчонку. Мать больная, живет в другом городе. Деньги нужны на лекарства и на дорогу, чтобы к ней ездить.

– Может, ей следовало бы поискать другую работу, например, более денежную?

Я знала, что шеф своего решения относительно Риты не отменит, и потому спросила без злого умысла.

– Вика, трудно совмещать работу с учебой, а здесь у нее есть такая возможность, – возразил мне он.

– Хотите знать мое мнение? Светлане Яковлевне деньги нужнее. И работник она, как вы могли заметить, ответственный.

– Да, – кивнул он, соглашаясь. – Пусть пока поработает через день, а с нового года выйдет на полную ставку, плюс премиальные.

– А что должно случиться в новом году?

– Рита в следующем году диплом пишет. У нее будет практика по специальности, а потом защита дипломной работы.

– Вот как? Это она вам сказала?

– Не сам же я придумал!

Не став злоупотреблять терпением Андрея Михайловича, я вышла. В коридоре столкнулась со Светланой Яковлевной. Женщина мыла служебный туалет и, увидев меня, окликнула:

– Виктория Викторовна, постойте!

– Да, Светлана Яковлевна. Вы уж простите, что так получилось. Вы к нам на полторы ставки устраивались, а теперь придется делиться с Ритой. Но это не мое решение, а директора ресторана.

– Я не в обиде. Честно говоря, я и рада, что меня разгрузили. Вчера до помутнения в голове здесь все мыла. Хотела показать себя с лучшей стороны. Думала, раз пришла к вам во второй половине дня, умру, но полный рабочий день отработаю. Хлоркой и полиролью надышалась до такой степени, что всякая ерунда стала мерещиться.

– А что именно? – насторожилась я.

– Ой, знать бы! Я так напахалась, что села в коморке на тюк с грязным бельем, думала отдохнуть малость, да и задремала. Проснулась – никого из наших уже нет.

– Такого не бывает. На главном ходе охранник дежурит, он же ночной сторож.

– Кто ж знал! Я думала, что одна одинешенька в ресторане. Ой, не по себе мне стало. То в одном месте скрипнуло, то в другом. А то и вовсе кто-то застучал. Смотрю на часы, а стрелки два ночи показывают. Ну кому в это время пришло в голову заниматься строительными работами?

– Вы из коморки выходили?

– Нет, я так устала, что сон снова меня сморил.

«Знала бы она об умершем в подвале бомже, вряд ли бы заснула», – подумала я.

– И стук не помешал заснуть?

– Он-то как раз меня и успокоил. Стучать могут только люди. А вот если хруст или писк, то это мыши, а я их до потери сознания боюсь.

Светлана Яковлевна не производила впечатления боязливой женщины и о своих ночных «кошмарах» рассказывала шутя. Это хорошо, что она даже не заикнулась о приведениях. Нормальных людей нам здесь как раз и не хватает.

– Светлана Яковлевна, а не могли бы вы отвлечься от своей работы на пару минут? Хочу вас попросить об одном одолжении.

– Что надо, говорите! Для вас все сделаю.

– Пойдемте со мной.

Вспомнив вчерашний разговор с Никитой, я решила раз и навсегда развеять миф о том, что кто-то с того света приходит в наш ресторан и своим стуком пугает всех, кто здесь остается на ночь. Для этого всего-то и надо было спуститься в подвал и поискать свежие следы пребывания человека – заметьте, живого!

Узнав, что придется выйти на улицу, Светлана взяла полупустой пакет с мусором.

– Я все равно собиралась выбросить.

Я в который раз отметила, насколько аккуратна Светлана Яковлевна. Надежда, наша прежняя уборщица, могла полдня складировать мусорные мешки перед служебным входом и отнести их к мусорным бакам лишь после замечания, сделанного Олегом или Андреем Михайловичем.

Как и предполагал Никита, замок на двери подвала был сломан. Дверь без скрипа отворилась. На нас дыхнуло застоявшимся воздухом. Светлана принюхалась, потом сморщила нос.

– Мышиный запах, – констатировала она. – Давно санстанцию вызывали?

– Жильцы регулярно крыс и мышей травят, и мы пару раз вызывали, – обманула я ее, опасаясь, как бы она не передумала идти со мной.

Светлана клацнула выключателем, который находился рядом с дверью, и смело шагнула на ступени, ведущие вниз.

На весь подвал была одна лишь лампочка, да и то у входа. Она освещала лестницу, а дальше начиналась темнота. Я включила предусмотрительно взятый фонарь и направила луч света вглубь.

После того как пожарная инспекция велела жильцам разломать кладовки, осталась гора мусора. Часть своих вещей жильцы скрепя сердце вернули в квартиры, другую часть выбросили в мусорный контейнер. Мелкий мусор, тряпки и старые газеты никто, естественно, подмести и вынести не удосужился.

– А что тут у вас? – спросила меня Светлана, вглядываясь в освещенное пространство.

– Подвал.

– Это понятно. Зачем мы сюда пришли?

– Как зачем? – наигранно удивилась я. – Чтобы развеять ваши страхи!

– Ой, ну что вы! – смутилась Светлана. – Даже не знаю, что и сказать. Вы столько для меня делаете.

– Ничего не говорите, лучше посветите сюда, – я передала Светлане фонарь и пошла вперед.

Из полумрака вырисовывалась гора картонных ящиков. В ней бомж мог сделать свое логово.

Ящиков было много, но ничто не указывало на то, что они служили кому-то кроватью, столом или стулом. Это была просто гора ящиков и не более того!

В сердцах я пнула картонную пирамиду. Легкая коробка отлетела в сторону. Если бы тряпка была серая, коричневая или черная, я бы, вероятнее всего, не увидела ее, не обратила внимания, но сверток был завернут в клетчатую ткань. Ткань была относительно новая, не успевшая еще запачкаться или выцвести.

– Что это? – спросила я, нагнувшись к свертку, потом потянула за край тряпки и вытянула его из-под картонного завала.

Луч фонаря осветил находку: два молотка, долото, ножовка, плоскогубцы и несколько отверток.

– Чьи-то инструменты, – удивилась Светлана. – Хорошие. А почему они здесь? Кто-то их забыл?

– Скорее всего, спрятал. Оставил до поры до времени, чтобы с собой не таскать.

– Вы думаете, вчера этим шумели?

– Уверена!

– Но что тут можно делать?

– Сейчас узнаем, – пообещала я Светлане, взяла из ее рук фонарь и пошла по периметру подвала.

Поиски не увенчались успехом. Все было так, будто сюда годами никто не заходил: пыль, плесень, паутина. Я все обшарила, за исключением выгороженной комнатки, в которой, надо полагать, был расположен элеваторный узел системы отопления и электрические щиты.

Мой взгляд привлек замок, висевший на двери щитовой, массивный и тяжелый.

– А ведь его недавно открывали, – внимательно осмотрев замок, подметила я.

– С чего вы взяли?

– Светлана Яковлевна, это врезной замок можно открыть, не прикасаясь к замку и двери, а навесной нужно хотя бы двумя пальцами поддерживать. Смотрите, пыль стерта. Его открывали, если не сегодня, то вчера.

– Да? Может, электрики возились?

– Ночью? – с ухмылкой спросила я.

Сейчас я была уверена, что звуки доносились из щитовой. И это были не электрики!

Во-первых, кто бы их заставил работать ночью?

Во-вторых, у электриков отвертки и плоскогубцы, но никак не молотки.

В-третьих, зачем им свои инструменты прятать в подвале? Рабочий люд носит все необходимое для работы с собой, потому что отвертки и плоскогубцы денег стоят!

– Вдруг свет вчера отключали? – высказала свое предположение Светлана.

– А его отключали?

– Вроде бы нет, – неуверенно протянула она. – Чьи же это тогда инструменты?

– Не знаю, но хотелось бы знать. Вот что, давайте их положим так, как они лежали. – Я завернула инструменты в тряпку, накрыла коробкой и попыталась восстановить пирамиду из коробок, которую сама же несколько минут назад разрушила. – Идемте, Светлана Яковлевна. В любом случае вам нечего бояться. Стучат в подвале, а не у нас, – успокаивала я главным образом себя, а не ее.

Это я боялась – не она! Светлана пока не знала, что до нее тоже слышали стук, а некоторые даже видели тени, которые разгуливали по нашему ресторану. Не знала она, что за полгода мы уже успели похоронить троих сотрудников, а несколько лет назад здесь, в подвале, нашли мертвого бомжа.

Одно хорошо, что речь не шла о приведениях. Подвал обитаем – это факт. Бомжи здесь не живут, но кто-то бывает здесь регулярно. Кто?

Мы вышли на свежий воздух. Думать стало легче. Я посмотрела на дверь в подвал, и в голову пришла замечательная идея.

– Светлана Яковлевна, у вас еще жевательная резинка есть? – спросила я, заметив, что челюсти женщины находятся в постоянном движении.

– Вот, – она протянула мне пластинку. – Бросаю курить. Помогает.

– Спасибо. Идите, Светлана Яковлевна, а я немного постою, подышу.

Как только она скрылась за углом, я мгновенно положила жевательную резинку в рот, разжевала ее, потом сняла с себя волос и прилепила его к двери так, что при открытии он неминуемо бы порвался.

«Теперь посмотрим, как часто сюда заходят. В идеале хорошо было бы остаться на ночь в ресторане, – забрела в мою голову шальная мысль. На тот момент я позабыла о своих недавних ночных страхах. – Если опять услышу стук, а волос будет порван, то можно будет расслабиться: стучат не у нас. Думаю, одного письма в ЖЭК будет достаточно, чтобы на входе в подвал поставили надежный замок. Можно даже подкинуть нашему руководству мысль о возможном террористическом акте – сейчас это сплошь и рядом. Очень может быть, когда все жильцы спят, в подвале возятся террористы. Или вдруг кому-то приглянулось наше здание в центре города? Вместо жилого дома можно построить торговый центр или гостиницу. Один взрыв – и проблема решена, никого расселять не надо».

Раздумывая над тем, как остаться на ночь в ресторане (мне не хотелось, чтобы наши работники заметили мой повышенный интерес к здесь происходящему), я еще немного постояла перед входом в подвал, а когда поняла, что начинаю замерзать на ветру, направилась к служебному входу.

Олег стоял в сторонке, курил и как будто ждал меня.

– Вика, можно тебя на минутку?

– Да, Олег, – замерла я на месте.

Он явно был чем-то расстроен.

– Андрей Михайлович оставил Риту, – то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес он.

– Ты же знаешь Михалыча. Он сначала наорет на всех, а потом простит. Рита сказала, что ей нужна работа, вот он и вошел в ее положение.

– Ага! Не работа ей здесь нужна, а я, – ошеломил он меня своим заявлением.

– Да ладно! Она же от тебя как черт от ладана шарахается! – воскликнула я.

Мне казалось, что Олег в упор не видит Риту, а та и вовсе старалась обойти нашего шеф-повара стороной. Может, я чего-то недосмотрела?

– Так не всегда было, – признался Олег. – Ты же знаешь, что я переехал сюда вслед за любимой девушкой. Катя хорошая, спокойная. У меня душа с ней отдыхает. – Он сделал короткую паузу, потом признался: – А до нее была Рита.

– Кто? Рита?! – от удивления у меня глаза полезли на лоб.

– Да, у меня с ней был бурный роман. До того как переехать сюда, я работал в туристической гостинице. Городок наш скуп на достопримечательности, потому и туристов к нам приезжает мало. Часть пустующих номеров дирекция сдавала разным фирмам под офисы. В одном из таких офисов Рита работала секретарем. Солидный, надо отметить, офис: с евроремонтом, с крутыми компьютерами, с кожаными диванами. Однажды ей нужно было заказать для начальника и его гостей ужин. Она спустилась в ресторан и вызвала меня, чтобы обговорить меню. Когда я ее увидел, то почувствовал, как земля уходит из-под ног. Понравилась она мне – очень.

– Рита понравилась? – уточнила я.

Девушка не была красавицей, косметикой пользовалась мало, одевалась скромно, хотя фигурка у нее была хорошая, волосы ухоженные, да и полы она мыла всегда в перчатках, скрывая под ними свой маникюр. Но все равно этого мало, чтобы потерять в один момент голову. Наверное, в таких влюбляются, но далеко не с первого взгляда!

«Может, я не видела ее при полном параде?» – мелькнуло в голове.

– Да, она может быть эффектной, – как будто прочитал мои мысли Олег. – У нее хороший вкус. А как она говорит! – закатив глаза, вздохнул он. – Я слушал ее низкий голос, и у меня по спине бежали мурашки.

«У Риты действительно низкий голос, – отметила я про себя, – но не грубый и не хриплый, а грудной, как будто идущий из глубины души. Мужчины от таких голосов сходят с ума. Что ж, я готова поверить Олегу».

– Мы начали встречаться. Я видел, что она крутит мною, но ничего поделать с собой не мог – отдавал ей всего себя без остатка. А потом она исчезла так же внезапно, как и появилась. Не отвечала на телефонные звонки, съехала с квартиры. Я поднялся в офис, в котором она работала, но никого там не нашел: фирма переехала в другое место. Никто не знал, ни куда переехал офис, ни чем эта фирма занималась вообще. Якобы оказывала посреднические услуги! В какой области, никто толком сказать не мог. Я очень переживал, не находил себе места. Меня чуть было не уволили с работы: все валилось из рук. Но говорят ведь: «Все проходит. Пройдет и это». Спустя некоторое время я встретил Катю. Она приехала к нам в командировку. С ней все просто и легко. Мы понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда. Другой жены мне не надо. Кому переезжать, вопрос не стоял. Я один, а у нее здесь родня. Да и работу мне найти легче, чем ей: повара везде нужны, а специалистом ландшафтного дизайна попробуй устройся. Я уже забыл Риту, но, видно, она меня не забыла. Вот скажи, Вика, зачем она разыскала меня? Зачем пришла в «Кабуки»?

– Да уж, странно, – покачала я головой. – Из секретарш в уборщицы? А как она объяснила свое появление здесь?

– Никак не объяснила! Словом не обмолвилась! Она вообще делает вид, будто меня не знает. Я ничего не понимаю!

– Олег, а ты не мог обознаться? Хотя, что я такое говорю? Слушай, может, она не знала, что ты здесь работаешь?

– Почему тогда, когда меня увидела, не развернулась и не ушла?

– А вы разве с ней ссорились?

– Нет, она просто пропала, испарилась из моей жизни, ничего не объяснив. Не объяснила и теперь. Меня всего лихорадит, а ей хоть бы хны! Я стал нервным, раздражительным.

«Это заметно», – мысленно отметила я.

– А она…. Она издевается надо мной!

– Как?

– Изводит всей этой неопределенностью. К себе не зовет и не отпускает. А вчера я понял, что зря грешил на Клавдию Петровну. Я словно прозрел! Это все она – Рита!

– Кастрюли местами меняла? – спросила я, стараясь сдержать улыбку.

– Тетрадку под стол закинула! Рита знала, какую ценность представляет для меня эта тетрадь. Это своего рода мой кулинарный дневник. Я даже Рите торт посвятил. «Маргаритой» назвал. Вот, – он достал из кармана фартука тетрадку в серой обложке из кожзаменителя, полистал страницы и, остановившись на одной из них, начал читать: – Испечь в форме для бисквита тонкий корж. Переложить его на блюдо, заключив его в стенки от формы, пропитать крепким кофе с коньяком. Взбить желтки от трех яиц с сахаром. Отдельно взбить в крепкую пену белки. Смешать желтки с сыром маскарпоне, добавить взбитые белки. Крем выложить на бисквит. Аккуратно выровнять поверхность. Поставить на час-два в холодильник. Достать. Украсить поверхность крема тонко порезанными пластинками киви, банана или клубники. Поверх фруктов торт обязательно надо залить желе для торта.

– Должно быть вкусно, – предположила я. – Чем-то напоминает тирамису. Сливочный сыр, белки.

– Только от части. Поверь, это вкуснее.

– Ты думаешь, это Рита тетрадь спрятала?

– Ну! Специально под стол шваброй задвинула. Просто так она завалиться не могла.

– А кастрюли?

– Не исключено.

– Олег, а сам ты не пытался с Ритой поговорить?

– Зачем? И так все ясно, чего она добивается. Чтобы я от Кати ушел. Боюсь, что скоро ей это удастся. Катя уже заметила, что со мной что-то происходит. Естественно, она подозревает, что у меня появилась другая, что я ей изменяю. Начались ссоры, недомолвки. Ходит обиженная, часто вижу в ее глазах слезы.

– Олег, я не понимаю. Ты только что сказал, что Рита даже не подходит к тебе. О какой измене может идти речь?

– Я допускаю, что Рита сама позвонит моей жене, а потом сделает вид, будто она ни при чем. Я ее знаю.

– А нечто подобное уже было?

– Оговорить человека ей раз плюнуть. Однажды мы сидели в ресторане, не в нашем. Ей не понравилось, что нас слишком долго обслуживали. Зал был полон, и официанты не успевали принимать и разносить заказы. У Риты в тот день было плохое настроение. В конце вечера она позвала администратора и наговорила кучу гадостей в адрес официантки, хотя та ей слова грубого не сказала. Мне было очень неприятно. Когда мы вышли, я высказался по этому поводу. Рита лишь засмеялась: «Переживет! Это ей пойдет на пользу – будет быстрее бегать и повара торопить. Или ты на стороне официантки? Смотри, я ведь могу и заревновать до смерти». Вот такая Рита. – Он замолчал, потом уныло спросил: – Вика, что мне делать? Я больше так не могу.

– Олег, – вздохнула я. – Не знаю, обрадует тебя это или разочарует, но у Риты есть парень.

– Ты их видела? – глаза Олега зажглись ревностью.

– Нет, но свое отсутствие Рита объяснила тем, что ездила со своим молодым человеком в загородный дом отдыха. Наверное, ты можешь не беспокоиться: ей не до тебя. У нее другой.

– В дом отдыха, говоришь, ездила? – удивился мой собеседник. – Но сейчас же осень!

– И что? В реке, конечно, не искупаешься, но по лесу погулять при любой погоде хорошо.

– Не знаю, – засомневался Олег. – Вот так взяла и на два дня уехала? А она не врет?

– Если я тебя не успокоила, поговори сам с Ритой, расставь все точки над i, – посоветовала я. Передо мной стоял не мужик, а слюнтяй, в глазах которого мелькал ужас. Я сжалилась: – Могу и я, конечно, поговорить, хотя вряд ли стоит в ваши отношения вмешиваться кому-то третьему.

На крыльцо с озабоченным лицом выглянул Ванька.

– Шеф, там…

– Да знаю, – вздохнул Олег. – Уже иду.

Пришло время бизнес-ланча. Заказов прибавилось, и Ванька один не справлялся. Олег бросил в урну сигарету и поплелся на свое рабочее место.

Разговор с шеф-поваром долгое время не выходил у меня из головы. Речь как будто шла о двух разных людях. Со слов Олега, Рита представляла собой черта в юбке: коварная, беспринципная, способная на подлость. Я же видела в ней обычную девчонку, малообщительную и неразговорчивую, с которой до сегодняшнего дня мне довелось переброситься всего лишь парой фраз, не больше. Здороваться мы здоровались, но чтобы в душу друг другу лезть – никогда.

Прикинув так и этак, я пришла к выводу, что Олег дует на воду. Рите он вряд ли до сих пор интересен, если она, конечно, мне не наврала.

«Однако с девушкой поговорить еще раз следует, – для себя решила я. – И если Олег боится начать с ней разговор, то пусть она первая с ним заговорит и успокоит. Не дело, когда лихорадит коллектив. В конце концов, шеф-повар ресторана – фигура значимая, и от его настроения напрямую зависит рентабельность заведения».

Позвонил Никита.

– Да, Никита, – поторопилась я ответить.

– Привет! Я тебе уже несколько раз звонил, – сообщил он. – Почему трубку не берешь?

«Ну вот, теперь я еще и отчитываться должна», – естественно, этого я вслух не сказала, а только подумала. Подумала без раздражения: мне было приятно, когда Никита обо мне беспокоился.

– Я вышла из кабинета, а взять с собой телефон забыла.

– Я уже час звоню, – обижено пробурчал он в трубку. – Отчет сдавала?

Видимо, напрямую спросить, где меня носило, Никита постеснялся.

– Я в подвал спускалась, – снизив голос до шепота, сообщила я.

– Куда? В подвал?

– Ты же сам мне вчера посоветовал сходить в подвал, – напомнила я.

В ответ послышалось одно лишь сопенье. Я представила, как Никита изгибает удивленно бровь и дергает себя за нос. Он всегда так делает, когда о чем-нибудь думает.

– Ты это серьезно?

Неужели он вчера шутил, а я приняла все за чистую монету?

– Ну да, – растерянно протянула я. – А что тебя смущает?

– Всё! Не пойму, тебе больше всех надо?! – он повысил на меня голос, кажется, в первый раз за все время нашего знакомства.

«Прежде такого не случалось. Интересно, как мне расценить этот всплеск эмоций?» – задумалась я.

Не дождавшись моего ответа, Никита продолжил меня отчитывать:

– Ты хоть понимала, как рисковала?

– Я рисковала? – делано удивилась я.

– Ты! А если бы ты на бомжей наткнулась?!

– Но как-то же нужно было проверить, что здесь происходит! Кстати, никого я там не встретила. Даже мыши не пробегали.

– Даже если так, тебе надо было рассказать обо всем вашему Андрею Михайловичу!

– А он бы экспедицию в подвал собрал, да? – ехидно спросила я. – Кстати, о том, что ночью в нашем ресторане слышатся разные звуки, он в курсе. Ему уже доложили. Только преподнесено это было так: Клавдия Петровна допилась до слуховых галлюцинаций, вот ей и чудилось черте что! Хочешь, чтобы и меня к сумасшедшим причислили?

Чувствуя, что перегнул палку, Никита отшутился:

– Не причислят! Не забывай, что моя сестра – психиатр. Она тебе любую справку выдаст.

На шутку я не обиделась. Напряжение спало, однако я продолжала молчать, про себя размышляя, простить мне Никиту или немного помучить. Наверное, не следует позволять ему кричать на меня, даже любя.

– Сходим сегодня куда-нибудь? – виновато предложил он. – Погода хорошая. Могли бы по набережной погулять.

– Нет, у меня сегодня вечер занят, – отчеканила я в ответ.

– Давай встретимся позже, – настаивал он.

– Нет, Никита. Я остаюсь на ночь в ресторане, – я все же решила поставить его в известность. – Мне надо знать, действительно обитаемый подвал или нет.

– А ты там что-то нашла?

– Да, но пока не знаю, как отнестись к этой находке. Я наткнулась на сверток с инструментами. Молотки, отвертки и всякое другое – все это было спрятано под ящиками. Возможно…

– Вика, – перебил меня Никита, – ну мало ли чьи это инструменты, и как долго они там лежат? Плохая это затея.

– Никита, я одна не останусь. В ресторане до двух часов ночи полно народу, а потом охранник включает наружную сигнализацию. Посторонний сюда проникнуть никак не может!

Никита не стал меня больше отговаривать. Простились мы очень сухо.

– Как знаешь. Пока, – буркнул он.

– Пока, – ответила я.

Подходящего повода остаться я так и не нашла и потому решила вообще ничего не говорить Андрею Михайловичу. В конце концов, я не всегда с ним прощаюсь, перед тем как уйти домой. Посмотрит на часы и сам догадается, что мой рабочий день уже закончился. Или же дойдет до моей двери, подергает за ручку, подумает, что меня уже нет, и сам отправится отдыхать.

Кстати, Андрей Михайлович никогда здесь долго не задерживается. Он очень трепетно относится к своей жене, а та не любит, когда муж поздно возвращается. И то, что он работает в ресторанном бизнесе, для нее не аргумент, а скорее предостережение. До сих многие люди считают, что ресторан – злачное место, где вино льется рекой, а одинокие женщины выходят на охоту.

До конца дня я еще пару раз заходила к шефу, намериваясь до такой степени намозолить ему глаза, чтобы вечером он обо мне и не вспомнил.

– Андрей Михайлович, кстати, комиссия не придралась к нашему отчету? – спросила я, заскочив к нему в третий раз.

– Нет, кажется, они остались довольны нашим рестораном.

– Еще бы, вы так их встретили! По-моему, у них даже не было времени на отчет, – пошутила я.

– Старался! – с гордостью вскинул голову Андрей Михайлович. – Но и ты молодец. На тебя можно положиться. А почему ты до сих пор еще здесь? Иди уже домой.

– Спасибо, Андрей Михайлович. Да и вам не мешало бы отдохнуть.

– Мне надо еще поработать. А ты иди-иди. Через пять минут проверю. Не уйдешь – выгоню, – пошутил он.

Я поняла, что перестаралась. Хотела как лучше, а получилось совсем наоборот. Не хватало, чтобы шеф вызвал такси и насильно отправил меня домой.

Пришлось схитрить. Я вернулась в свой кабинет. Оделась и вышла в коридор.

– До свидания, – сказала я, заглянув в кабинет Андрея Михайловича.

– До свидания.

Я прикрыла дверь и, громко цокая каблуками, дошла до служебной двери, скрипнула ею, хлопнула, а потом тихо на цыпочках вернулась к себе, не забыв запереться изнутри.

Уже через десять минут мне стало скучно. Свет я включить не могла: из-под двери он был бы заметен. Компьютер, кстати, тоже. Еще через полчаса мне жутко захотелось есть. Пообедать-то я пообедала, а вот про ужин забыла.

Если бы не Андрей Михайлович, я бы вышла из своего кабинета и прямиком отправилась на кухню – там бы мне не дали умереть с голоду. Но пока шеф находился в «Кабуки», этого я сделать не могла. Столкнувшись с ним нос к носу, как бы я объяснила, почему вернулась?

Вскоре до моих ушей долетели голоса.

– Завтра возьмешь деньги у Зайцевой и купишь все, что нужно, – велел Андрей Михайлович.

– А сейчас нельзя? – спросил Олег. – Я живу у рынка, мог бы все купить, не заезжая в ресторан.

– Сейчас нельзя. Вика уже ушла. Не смотри на меня так. У меня лишних денег нет. Все через кассу, то есть через Вику, завтра.

Разговаривали они в коридоре. Наверное, Андрей Михайлович уже уходил, а Олег задержал его на пороге.

«Ну вот, теперь мне нельзя вообще выйти. Все знают, что я ушла. Придется объяснять, зачем осталась. Поймут ли? Вряд ли. Скажут, что мне заняться нечем. Как же есть хочется! Надо было хотя бы печеньем запастись», – подумала я, сглотнув слюну.

Из-за двери доносились не только голоса, но и просачивались вкусные запахи.

Стоит ли говорить, с каким нетерпением я ждала, когда все уйдут. Одна надежда была на то, что сегодня среда, а не пятница или суббота. В выходные дни у нас особенно много посетителей. Официально мы работаем до двенадцати, но в эти дни ресторан может закрыться и в час ночи, и в два. Это значит, что и Олег не уходит раньше этого времени. Лариса отправится домой еще позже, Светлана Яковлевна вместе с ней, потому что, как оказалось, женщины живут практически рядом.

В первом часу ночи, громко простившись со всеми, ушел Олег. Следом за ним, бросив на прощание «пока», удрал Ванька. Вскоре я услышала, как за дверью елозит шваброй Светлана. По характерному звуку, доносящемуся из кухни, я поняла, что Лариса загружает тарелки в посудомоечную машину. Чистые тарелки она, скорей всего, вытащит уже завтра.

Минут через сорок я услышала:

– Света, ты как? – крикнула Лариса. – Прибрала? Идем! Всю работу не переделаешь.

– Да. Успела. Сегодня мало людей. Еще не было двенадцати, как я зал вымыла, – громко ответила ей Светлана.

Прошло еще несколько минут. Лариса и Светлана, тихо переговариваясь, ушли. Мне предстояло подождать совсем немного: должен был появиться охранник, чтобы проверить, закрыта ли служебная дверь.

Тяжелые мужские шаги прогрохотали по коридору. Охранник прошел до служебного выхода и вернулся обратно, не забыв выключить в служебных помещениях свет. Стало совсем темно.

Я еще подождала минут десять. Ничто не нарушало тишину.

«Наверное, уже можно выходить», – решила я.

Гонимая чувством голода, я вышла из укрытия и благополучно, подсвечивая себе мобильным телефоном, добралась до холодильника. Как хорошо, что он у нас не на сигнализации. И как хорошо, что кое-какие блюда Олег готовит впрок.

Я отрезала кусок куриного рулета, схватила листик салата, соленый огурец и пошла со всем этим к хлеборезке, которая стоит в глубине кухни. В коробке с хлебными обрезками я нашла горбушку побольше, положила на нее салат, кружочки огурца, рулет и уже хотела отправить этот шедевр кулинарного искусства в рот, как что-то заставило меня повернуть голову к двери.

Еще секунда и я услышала, как кто-то крадется по коридору. И это был не охранник!

Во-первых, шаги доносились со стороны моего кабинета.

Во-вторых, наш охранник так не ходит. У него размер обуви – сорок шестой растоптанный. Когда он идет, слышится «шлеп-шлеп», как будто вместо ботинок у него на ногах ласты.

Мне стало очень страшно. Сердце забилось в груди так громко, что я испугалась, как бы оно не выдало меня. Я отступила к стене, потом и вовсе сползла по ней вниз, уткнувшись взглядом в дверь.

Мучилась я в неведении недолго. Несколько секунд – и проем перегородила чья-то тень. Я перестала дышать, вжалась в стенку и плотно прижала телефон светящейся стороной к груди.

Луч фонаря разрезал пространство. Кто светил, я не смогла разглядеть, но, судя по силуэту, человек был высокий и худощавый, такой, каким его описывала Клавдия Петровна. Незнакомец, правда, чем-то был похож на покойного Дмитрия Полянского.

«Дима?!» – промелькнуло в сознании.

Человек прислушался. Фонарный луч заметался по стенам. Чудо, что он меня не зацепил. Я сидела очень низко, почти лежала, но все равно предпочла заползти под стол, который, к счастью, стоял рядом.

Кровь пульсировала в голове, казалось, что от ее переизбытка у меня лопнут сосуды. Сердце сжалось в комок и переместилось куда-то вниз. Я поняла, что такое первобытный страх.

«Господи, а ведь я так же, как и Клавдия Петровна, могу умереть от страха, – мелькнуло в голове. – Нет-нет, этого не случится, – тут же уверила я себя. – Если это призрак, то он ничего плохого мне не сделает. Призрак – сущность бестелесная, значит, физическое воздействие совершить не может. Бояться его глупо. Но если это человек … Нет, как бы он сюда попал?! Даже, если охранник спит, ресторан под сигнализацией! У нас на всех наружных дверях и окнах стоят датчики на открытие. Здесь нет никого и быть не может! Это плод моего воображения. Я сплю!»

Однако попытка убедить себя в том, что передо мной призрак, провалилась. Луч света реально скользил по стене, ввергал меня в ужас и что-то искал. Что можно искать на кухне, я не представляла. Разве что меня?

От этой мысли мне стало совсем плохо. Челюсти судорожно сомкнулись – я прикусила губу. Вкус выступившей крови ассоциировался с опасностью. Я вспомнила, что хищников притягивает запах жертвы, и испугалась еще больше. Мне показалось, что все вокруг пропахло моей кровью, и этот запах непременно меня выдаст.

Я принюхалась, чтобы понять пахнет кровью или нет. Вместо этого в нос заполз чрезвычайно знакомый и вместе с тем забытый аромат мужского парфюма. Пахнуть могло только от незнакомца.

В этот момент луч света упал в тот угол, вблизи которого я сидела. Нервы мои сдали. Я выскочила из-под стола и бросилась к двери. Луч шарахнулся в сторону, уперся в потолок, на секунду осветив лицо мужчины. У меня были доли секунды, чтобы рассмотреть его: вытянутое лицо, густые брови и круглые от ужаса глаза. Он испугался не меньше меня!

Я мчалась к служебному выходу на одном дыхании. Почему я побежала именно в эту сторону, трудно сказать. Может, потому что служебную дверь легче открыть? В нее врезан обычный английский замок, плюс она укреплена засовом. И засов, и замок открываются одним движением руки. Естественно, эта дверь стоит на сигнализации, но о ней, о сигнализации, в это мгновение я как-то не подумала.

Я выскочила из ресторана и, ни на секунду не останавливаясь, бросилась со двора на освещенную улицу. В два часа ночи, конечно, прохожих здесь маловато, и вряд ли бы они за меня заступились, но была еще проезжая часть дороги, которая и в ночное время достаточно загружена, поскольку улица центральная. Если выбежать на центр дороги, то кто-то да остановится.

До угла здания и до освещенного пространства мне оставалось несколько метров. Как назло, именно этот участок пути был перегорожен легковушкой. Пришлось изменить траекторию и вильнуть в сторону, чтобы обогнуть машину.

Дверь автомобиля неожиданно открылась, и я своим телом едва не снесла ее. Тормозила очень резко, пришлось даже схватиться за дверь.

– Черт, – сорвалось с моего языка.

Моя скорость упала. Осознав это и понимая, что так быстро, как бежала, уже не побегу, я испугалась еще больше. Ноги стали ватными, в глазах потемнело.

– Вика, ты? – услышала я со стороны водителя.

За рулем сидел Никита. Странно, что я не узнала машину. Впрочем, времени, чтобы вглядеться в номерные знаки, у меня не было. С того момента, как я, выпучив глаза, выскочила из-под стола, прошло секунд десять, а ведь я еще за этот промежуток времени успела пробежать метров двадцать и едва не сорвать дверь с петель.

– Я… я… – смогла выговорить я.

Сердце продолжало выпрыгивать из груди, в ушах шумело. Я находилась на грани обморока.

Никита вышел из машины, открыл дверь и посадил меня на заднее сидение.

– Воды?

Я кивнула. Он сунул мне в руку бутылку минеральной воды. Несколько глотков привели меня в чувство. Я оглянулась на дверь, из которой минуту назад выбежала.

Никита перехватил мой взгляд.

– Ты выскочила так, будто за тобой черти гнались. Что случилось? – встревожено спросил он.

– А… Ты не видел, за мной кто-нибудь выбежал?

– Нет, не видел. А кто-то должен был выбежать?

– Не знаю. А что ты здесь делаешь? – наконец-то поинтересовалась я.

– Я? За тобой приехал.

– В два часа ночи?

– Да. Я задержался на кафедре. Потом заехал к Ольге, поужинал, футбол с племянниками посмотрел. Взглянул на часы и подумал, что нечего тебе здесь делать.

Я с благодарностью посмотрела на Никиту. Он оказался в нужное время и в нужном месте – это дорогого стоило.

– Ты правильно подумал. Наверное, это было неверное решение: остаться на ночь в ресторане.

Никита улыбнулся:

– Мне нравится, что ты признаешь свои ошибки. Поехали?

– Сейчас поедем. Только, если ты не возражаешь, я кое-что проверю.

Рядом с Никитой я успокоилась, страх прошел, и меня словно магнитом потянуло к входу в подвал.

– Никита, у тебя фонарь есть? – спросила я.

– Есть, где-то в багажнике. Достать?

– Ладно, не надо, я телефоном подсвечу. Подожди минутку, – бросила я Никите, направляясь к двери.

Я присела на корточки, включила телефон и поднесла его к двери. Света от экрана хватило, чтобы разглядеть сорванную «пломбу». Как только я сообразила, что кто-то спускался в подвал, дверь распахнулась. Удар был такой силы, что меня откинуло в сторону.

Кто-то перепрыгнул через меня и бросился бежать вглубь дворов. Ни испугаться, ни толком рассмотреть его я не успела. На какую-то долю секунды перед глазами вспыхнул яркий свет, потом все погрузилось в темноту.

– Никита! – тихо позвала я.

Он подскочил ко мне и помог подняться. Я тронула ладонью лоб и вскрикнула я от боли:

– Ой! – Мои пальцы нащупали шишку, которая росла с каждой секундой. – Кажется, меня ранили.

– Н-да, – протянул Никита, рассматривая мое лицо. – Посмотри на меня. Голова не кружится?

– Вроде бы нет. Только в глазах двоится. Никита, ты видел его, человека, который выбежал из подвала?

– Ну выскочил кто-то, – пожал он плечами. – Тень какая-то в капюшоне. Одно могу сказать, что это мужчина, и он высокий и худой.

– Длинный и худой?! Получается, их двое?!

Никита не стал переспрашивать. Он все списал на мою травму. Я же сама призналась, что после удара у меня в глазах двоится.

– Вика, тебе надо прилечь и лед ко лбу приложить, если, конечно, не хочешь щеголять с синяком, – посоветовал он. – Давай зайдем в ресторан и попросим охранника принести лед.

– Нет, – качнула я головой. – Отвези меня домой.

– Наверное, так будет лучше, – согласился со мной Никита и, обхватив меня за талию, повел к машине.

В машине я почувствовала себя в безопасности. Никита повернул ключ в замке зажигания, мотор завелся, однако выехать со двора нам не удалось: дорогу перегородила полицейская машина с включенной мигалкой на крыше. Через секунду из нее выскочили трое, как потом оказалось, капитан и два лейтенанта.

– Всем выйти из машины. Руки на капот! – грозно потребовал капитан.

Трудно было не подчиниться, если учесть, что остальные полицейские стояли, направив на нас оружие.

– Ты сиди, а я выйду и все объясню, – велел мне Никита, открывая свою дверь. – В чем дело, командир? – миролюбиво спросил он.

– Я сказал, всем выйти из машины, – повторил свой приказ капитан.

– Там девушка, у нее травма головы. Можно, она посидит, – попросил Никита, ставя руки на капот.

Я открыла дверь, чтобы показать свой синяк. Наверное, в свете фар мой лоб представлял жуткое зрелище, если капитан скривился и заговорил мягче:

– Где это вас так?

– Меня сшиб мужчина, который выбежал из подвала, – призналась я. – Жуткий такой тип в капюшоне.

– Вы уверены, что он из подвала выбежал? Может, из ресторана?

– Нет, этот точно из подвала выбежал, – пролепетала я, оглядываясь на Никиту.

– Куда он побежал?

– Туда! – Никита махнул рукой в сторону гаражей. – Все произошло минуты три назад.

– Догонять поздно. Убежал, – скрипнул зубами полицейский. – Вам придется проехать с нами.

– Нам? Зачем? – я не очень понимала, что происходит.

– Составим протокол, – пояснил служитель закона.

– Но я не собираюсь подавать заявление в полицию. Вы все равно не найдете того, кто мне лоб разбил.

– А лоб здесь при чем?! Сработала сигнализация. В ресторан «Кабуки» кто-то проник.

– Давно?

– Минут пять назад, – он посмотрел на часы.

Никита свел брови на переносице и пристально на меня посмотрел. Прочтя в его глазах вопрос, я ответила:

– Это я пять минут назад вышла из ресторана через служебный выход. У меня не было времени, чтобы отключить сигнализацию, – потупила я глаза. – Да я и не знаю, как это делать.

– Ага, вот оно что, – сказал капитан, лейтенанты опять направили оружие на меня. – Вышла из машины!

– Я бухгалтер «Кабуки». Скопилось много счетов, вот я и задержалась. Я, конечно же, знала, что ресторан ночью ставят на сигнализацию, но забыла. Надо было сказать охраннику, чтобы он отключил сигнализацию и выпустил меня. Заработалась. Извините меня, пожалуйста.

– Еще чего! Вышла из машины! Зря, что ли, мы сюда приехали? То, что вызов ложный, еще надо проверить.

– Проверяйте, – пробурчала я, вылезая из машины.

Несложно было спрогнозировать, что произойдет потом: охранник, естественно, меня узнает и завтра непременно доложит Андрею Михайловичу о моей несанкционированной ночевке. А дальше мне придется объяснять, почему я всех обманула. История о приведении вряд ли прокатит. В свое время я не поверила Клавдии Петровне – никто не поверит и мне, во всяком случае, вслух не скажет: «А что, если она не врет?» И что тогда? Какие предположения будут высказаны? Могу только представить.

Меня и Никиту вывели на освещенную улицу. Перед центральным входом ресторана стояла еще одна полицейская машина. Таким образом были блокированы оба выхода из «Кабуки».

В холле находились еще двое полицейских, один из которых допрашивал нашего ночного охранника.

– Сам не понимаю, что произошло. Я закрыл обе двери. Включил сигнализацию. Несколько раз обошел все помещения, – оправдываясь, охранник солгал.

Я слышала его шаги всего единожды, сразу же после ухода Ларисы и Светланы Яковлевны. Может, в другие дежурства он и обходил ресторан по нескольку раз, но не сегодня.

Заметив меня в проеме дверей, охранник приободрился:

– Виктория Викторовна, вы уже приехали? А у нас ЧП. Кто-то служебный вход вскрыл.

Я попыталась перехватить инициативу:

– Я в курсе, Валентин. Убедились, что я не вру? – перевела я взгляд на капитана и заговорила тише: – Охранник прекрасно меня знает. Что вам еще надо? Ничего ведь не похищено!

– Как знать, – ухмыльнулся полицейский, который допрашивал Валентина.

– Что это значит?

– В кухонном блоке разбросаны продукты. Еще преступник обронил молоток.

– Это не я! – воскликнула я, вспомнив, как отбросила бутерброд в сторону, вылезая из-под стола. Конечно же, салатные листья, кусочки огурца и куриный рулет разлетелись по всему помещению. – То есть продукты, возможно, и я разбросала, – призналась я, сгорая со стыда. – Я зашла на кухню, чтобы перекусить, и увидела мышь. Но молоток точно не мой. Зачем он мне? Я в мышь бутербродом запустила, а потом убежала.

«Мне не привиделось, нет», – меня опять бросило в холодный пот. Душа откатилась в пятки. Похоже, я очень рисковала: один удар молотком по моей голове, и мне уже не надо было бы никому ничего объяснять.

– Не ваш молоток? – переспросил капитан.

– Нет. Я не имею привычки ходить с молотком. Может, кто-то из наших сотрудников его еще вечером оставил?

– Проверим. А сейчас проедем в отделение. Отпечатки пальцев снимем, – капитан и не думал говорить тихо.

Взгляд Валентина стал подозрительным. Он-то не знал, что, кроме него, в ресторане находилась и я.

– Да вы что, ребята! – возмутился Никита. – Вам же все объяснили. Какое отделение?

– С ваших пальчиков мы тоже отпечатки возьмем. Молоток – это улика! Что вы им хотели сделать? Может, охранника убить?

От перспективы быть убиенным Валентин передернул плечами.

– Я? – Разве можно было поверить в то, что слова капитана адресованы мне? – Охранника молотком? Да вы что!

– А потом бы вынесли всё подчистую, – продолжил капитан излагать свои мысли.

– Если вы мне не верите, если вы считаете, что это мой молоток, почему же тогда я его не убила? – спросила я, бросив косой взгляд на Валентина.

Поведение нашего охранника меня злило. Он стоял как истукан, а мог бы и сказать пару слов в мой адрес, разумеется, хороших.

– Выясним, – словно издеваясь надо мной, хмыкнул полицейский.

– Бред, форменный бред! – вскипел Никита, – Вместо того чтобы делать нелепые заявления, проверили бы подвал! Мужчина выскочил из подвала! Вот тому свидетельство! – он указал на мой лоб, на котором зрела шишка с размером в грецкий орех. – Что он там ночью делал? Может, скажете?

– Мы не подписывались охранять подвалы! – возразил капитан. – Туда может заходить любой, кто захочет! Что-нибудь пропало? – он повернул голову к Валентину.

– Откуда мне знать? – стушевался охранник. – Двери в кабинеты я подергал – закрыто. В зале тоже все в порядке. Вот только на кухне маленький беспорядок. Директор и шеф-повар придут и скажут: пропало что-то или нет.

– Камеры наблюдения в ресторане есть?

– Только в зале. Еще наружные: на главном входе и на служебном, – ответил Валентин.

– Очень хорошо. Давайте посмотрим записи. Отмотайте пленку минут на тридцать назад, – наконец-то поступило единственно разумное предложение.

Валентин выставил запись и включил ускоренную перемотку. Что касается главного входа в ресторан, то, кроме полицейских, приехавших десять минут назад, к нему никто не приближался.

А вот на второй записи все увидели меня, выбегающую с перекошенным от ужаса лицом (в этот момент и сработала сигнализация), больше никто в ресторан не заходил и из него не входил. Камера, расположенная в зале, зафиксировала только хождения Валентина. Кстати, он проходил в служебные помещения два раза, а не три-четыре, как утверждал.

– Что и требовалось доказать, – отводя глаза от экрана, довольно протянул капитан.

– Подождите, – воскликнула я. – А в помещениях вы искали? Может, тот, кто потерял молоток, до сих пор здесь?

Полицейский, который до нашего появления допрашивал Валентина, покачал головой:

– Чисто. Все обшарили.

– Итак, девушка, вы едете с нами в отделение. Вам, молодой человек, думаю, тоже стоит проехаться.

Со мной разговаривали как с преступницей, зато Никита получил особое приглашение. Впрочем, потом его все равно посадили вместе со мной в «обезьянник», предварительно «откатав пальчики».

Нам повезло: в эту ночь в «обезьяннике», кроме нас, никого не было. Никто не храпел, растянувшись на лавке, никто не буянил. Мы с Никитой, прижавшись друг к другу, просидели там до утра. Слава богу, до рассвета оставалось каких-то три с половиной часа.

В восемь часов нас разлучили – меня привели в кабинет дежурного майора.

– Виктория Викторовна Зайцева? – прочитал протокол майор. – Как к нам попали?

– Наверное, там все написано, – вздохнула я.

– А вы своими словами расскажите, – предложил майор.

Я открыла рот, чтобы выдать свою версию задержания, но в этот момент дверь отворилась. Я повернула голову и увидела на пороге следователя Черпака и Андрея Михайловича, который был почему-то в спортивном костюме.

«Наверное, охранник, едва дождавшись семи утра, позвонил шефу. Андрей Михайлович сначала помчался в ресторан, а потом в полицию, догадавшись при этом позвонить Черпаку Ивану Антоновичу», – сообразила я.

– Вика, что случилось? – спросил Андрей Михайлович. В его голосе не было неприязни ко мне, а только удивление и сочувствие, – Валентин толком ничего мне не объяснил. Как ты оказалась ночью в ресторане? Ты же ушла!

«Мог бы промолчать, – с досадой подумала я, ощутив на себе заинтересованный взгляд майора. – И что мне теперь делать? Продолжать врать или сказать правду? Были бы мы с шефом с глазу на глаз, можно было бы рискнуть. Но как сказать при Черпаке, что я решила подкараулить того, кто до смерти перепугал Клавдию Петровну?»

– Андрей Михайлович, я все объясню, – заявила я, решив солгать, но только наполовину. – Я действительно вчера ушла из ресторана. У меня было свидание с молодым человеком. Мы встретились, а потом поссорились из-за чепухи, полной безделицы. Я ушла, а он остался. Домой не поехала. Не хотела, чтобы он увязался за мной, стоял под окном и раздражал меня своим присутствием. Я решила вернуться в ресторан и переночевать в своем кабинете. Видеть мне никого не хотелось, не хотелось показывать свое заплаканное лицо и что-либо объяснять. Я тихо пробралась в свой кабинет и закрылась изнутри. Через какое-то время я заснула. Проснулась, когда в ресторане уже никого не было. Мне захотелось есть – я вышла на кухню, чтобы чего-нибудь перехватить. Андрей Михайлович, я всего-то взяла из холодильника кусочек куриного мяса.

– Ладно-ладно, – успокоил меня шеф. – Никто тебя за кусок мяса не осудит.

– А потом я услышала шорох, испугалась, что это может быть … мышь, бросила бутерброд и выскочила на улицу через служебную дверь.

В этот момент мне надо было признаться, что я видела в ресторане постороннего, но мой язык решил иначе. Глупость, конечно, только мне показалось, что расскажи я про незнакомца с фонарем, все бы решили, что я вру. Ведь если верить камерам, кроме меня и Валентина, в ресторане никого не было.

– Андрей Михайлович, а в ресторане ничего не пропало? – поинтересовалась я в конце своего рассказа.

– Олег сказал: все продукты на месте, вино и крепкие напитки тоже. Будем считать, что вышло недоразумение? – спросил он, обращаясь к майору.

– Ваше право. Виктория Викторовна, вы свободны. Можете идти.

– Не могу! – я вспомнила о Никите. – Там у вас в «обезьяннике» мой молодой человек. Его вместе со мной забрали. Отпустите его, пожалуйста. Он вообще ни при чем.

Маленькая ложь рождает большие подозрения. Черпак вскинул бровь и, заискивая, спросил:

– Молодой человек? Тот, с которым вы поссорились?

– Да.

– А вы говорили, что не хотели его видеть. Как же вы с ним тогда встретились? Судя по всему, у вас с ним было бурное выяснение отношений.

– Что вы! Это не он! – возмутилась я, касаясь пальцами шишки над глазом.

– И как он оказался в «Кабуки»? – спросил майор.

На этот раз я не соврала.

– Не в «Кабуки», а рядом, – поправила я его. – Он догадался, где я могу быть, и приехал. Андрей Михайлович, да вы знаете его. Это Никита Ильин! Друг Дмитрия Полянского!

– Никита? – удивился мой шеф. – А я и не знал, что вы встречаетесь. Очень достойный молодой человек. Научный сотрудник. Доцент! Молодец, Вика, – похвалил меня Андрей Михайлович и тут же, переключившись на лоб, спросил: – Действительно, откуда у тебя на лбу синяк? Вчера его не было.

– Не было! Я, когда из «Кабуки» выбежала, увидела машину Никиты. Она стояла рядом с входом в подвал. Мне показалось, что около двери что-то лежит, я нагнулась… – Я не стала рассказывать про свои подозрения и оставленный мной волос, приклеенный к двери жевательной резинкой. – И в этот момент из подвала выскочил мужчина, огрев меня дверью. Вот, собственно, и все.

– Можете идти, – разрешил Черпак. – А с вашим другом мы поговорим.

– А зачем? – спросила я, испугавшись, что Никита ляпнет что-то не то. Три с половиной часа мы просидели в «обезьяннике» и не сообразили договориться между собой, как и зачем я ночью оказалась в «Кабуки». – Ой, как некстати, – всплеснула я руками. – Он сегодня зачет принимает. Отпустите его, пожалуйста, а то мы опять поссоримся. Это ведь по моей милости он к вам попал.

– Правда, товарищ майор, Никита – хороший парень, – заступился за Никиту Андрей Михайлович. – Зачем ему у вас сидеть? Будем считать, что вышло недоразумение.

– Ладно, не съедим вашего Ильина. Напишет бумажку, что претензий к нам не имеет и пойдет с миром. Вы, кстати, Виктория Викторовна, – обратился ко мне майор, – тут тоже распишитесь. Еще хочу вам посоветовать: ночуйте дома.

Никита вышел из отделения полиции минут через пятнадцать. Все это время Андрей Михайлович у меня выпытывал, давно ли мы с Никитой встречаемся и как я к нему отношусь. Я ответила, что Никита мне очень нравится, но события я не тороплю. Мой ответ успокоил шефа.

– И правильно, торопиться не надо. Успеешь и замуж выйти, и детей родить.

– Не поняла. Вы что-то имеете против Никиты? – насторожилась я.

– Нет, из Диминых друзей Никита мне больше всех нравился. Серьезный, спокойный, целеустремленный. Тридцати лет нет, а уже доцент!

– Тогда в чем дело?

– Я к тому, что пока ты молодая, подумай о карьере. Слышал, наш хозяин хочет еще несколько ресторанов открыть. Понадобится главный бухгалтер сети. Ты девушка умная, и лучшей кандидатуры на эту должность не сыскать. Обидно будет, если тебе муж не разрешит работать, – вздохнул Андрей Михайлович, наблюдая за моей реакцией.

Догадавшись, что он не хочет терять ценного работника, я мысленно огрызнулась: «Ага, так я вам и положила личную жизнь на алтарь ресторанного бизнеса», а вслух целомудренно произнесла:

– Никита мне пока еще не делал предложение, а сделает – буду думать. А вот и Никита!

Андрей Михайлович вышел из машины, обменялся с Никитой рукопожатием, а потом любезно предложил подвезти нас.

– Куда вам, молодые люди? – спросил он.

– Если можно, то к «Кабуки», – попросил Никита. – Я там машину оставил.

– Как скажешь. А тебя, Вика? Понимаю, ночь провести в полиции – удовольствие не из приятных. Могу отгул дать, – предложил шеф.

– Не надо, – отказалась я. – Я выйду с Никитой, а там решу. Скорей всего, съезжу домой, переоденусь, а потом вернусь на работу.

А переодеться мне следовало: тяжелый запах «обезьянника», впитавшийся в одежду, весьма раздражал меня. Но прежде чем отправиться домой, я хотела кое-что проверить.

Андрей Михайлович затормозил рядом с рестораном. Ничего с Никитиной машиной не случилось – зря он переживал. Она стояла на том же месте, где мы ее оставили.

– Еще увидимся, – пообещал Андрей Михайлович, отъезжая от «Кабуки».

– Тебя домой? – спросил Никита.

– Да, только… – Я не могла оторвать глаз от двери в подвал. Меня словно магнитом тянуло спуститься вниз и посмотреть на месте ли сверток с инструментами. – Никита, давай туда сходим?

– Зачем? – спросил он, удивленно изогнув бровь.

– Как зачем? Я же тебе говорила, что вчера нашла там инструменты. И этот мужик, который мне лоб расшиб, выбежал оттуда.

– Пошли, – согласился Никита, понимая, что я все равно спущусь в подвал. Уж лучше я сделаю это с ним, чем одна. – Подожди, фонарь только возьму.

На этот раз я не блуждала по подвалу, а сразу направилась к картонным коробкам. Пирамида с той стороны, где лежал сверток, была разрушена, да и самого свертка на месте не оказалось.

– Инструментов нет! Значит, здесь кто-то был! – воскликнула я.

– Разумеется, и доказательством этого является твоя шишка! – хмыкнул Никита.

– Да, конечно. А ты не помнишь, Никита, у того мужика, который на меня налетел, что-то было в руках?

– Я не обратил внимания. Меня больше интересовало, жива ли ты! Тебя же дверью на два метра в сторону отбросило, – приврал он. – А мужчина этот был на свету секунду или две, а потом попал в тень и в ней растворился. Как я мог разглядеть, что у него в руках?

Некоторое время я смотрела на разбросанные коробки, потом вслух подумала:

– И все-таки, сколько мужчин было? Два или один?

– Вика, о каком втором мужчине ты говоришь? – влез в мои мысли Никита.

– Второй – это тот, который меня дверью по лбу треснул. А первого я видела в ресторане. Я зашла на кухню за бутербродом, а через минуту туда с фонарем вошел жуткий тип.

– Так уж и жуткий?

– Таким он мне показался. Я успела спрятаться под стол. Мне было так страшно, что долго я там не усидела: еще бы минута и у меня случился бы разрыв сердца. Я пулей вылетела из ресторана, попутно что-то задев и потеряв бутерброд.

– Мужик, говоришь, тебя напугал? Но после тебя из ресторана никто не выходил – это показала камера наружного наблюдения. Тебе не могло померещиться?

– Нет! Я не страдаю галлюцинациями. Фонарный луч едва не зацепил меня. Там действительно кто-то был!

– И куда этот кто-то делся? – в Никитином вопросе сквозило недоверие.

– А через подвал он выйти не мог?

Никита направил фонарь вверх и стал изучать потолок. Он обошел по периметру подвал, но так ничего интересного и не увидел.

– А это что? – спросил Никита, уткнувшись в стену электрощитовой.

– Тут же написано. Электрощитовая. Посторонним вход запрещен, – прочитала я на двери.

– Да? Для электрощитовой достаточно большое помещение.

– Там еще тепловой узел.

– Все равно много.

– Никита, как мне рассказали жильцы этого дома, раньше подвал был поделен на сарайчики, в которых держали консервацию и разный хлам. Потом на ЖЭК наехала пожарная инспекция. Сарайчики разломали. На их месте сделали выгородку для электрощитовой и теплового узла. Выгородку могли сделать и больше: подвал ведь пустой.

Никита подергал замок.

– Вход запрещен? По-моему, входи, кто хочет, – он демонстративно отодвинул дужку замка. – Зайдем?

– Страшно. Вдруг током ударит?

Я не знаю ни одной женщины, которая могла бы починить розетку. Мне страшно прикоснуться даже к обесточенному проводу. А вот мужчины – прирожденные электротехники. Им и оборванный провод нипочем.

Никита снисходительно мне улыбнулся, распахнул дверь и, став на пороге, посветил внутрь. Помещение было разделено перегородкой на части. С одной стороны – электрические щиты, с другой – тепловой узел с задвижками.

Кстати, сам узел занимал не так уж много места. Большая часть пространства была захламлена старыми радиаторами, обрезками труб, ржавыми вентилями, ящиками и коробками, сваленными в кучу.

– Сдали бы на металлом, – сказала я, разглядывая груду ржавеющего металла.

– Ждут повышения цен, – предположил Никита. – А это что?

Луч света прошелся по потолку и уперся в металлический люк, который изначально был заварен, а потом, судя по всему, вскрыт ножовкой.

– Люк ведет к вам.

– Это понятно, но куда? Нет у нас никаких люков! – покачала я головой.

– А что находится над нами? – поинтересовался Никита.

– Дай сориентироваться. Или мой кабинет, или кладовка, или помещение для хранения овощей…

– Вика, поищи, на что можно стать, – Никита слушал меня вполуха, выискивая глазами, на что можно было бы забраться.

– Ты хочешь дотянуться до люка? – догадалась я.

– А почему нет, если мы уже здесь? Ящичек какой-нибудь или…

На глаза попался перевернутый малярный «козел». Никита приладил его к стене, подпер одну из его ножек, чтобы не шатался, и влез на него. До люка было рукой подать.

– Здесь замок! – сказал он сверху. – Довольно крепкий и дорогой.

– А кто его мог повесить?

– Вряд ли это слесари из ЖЭКа. Может, ваш директор?

– А зачем ему люк в подвал? У нас полно подсобных помещений.

– От старых жильцов люк не мог остаться?

– Почему его тогда не заложили?

– Потолок трудно залатать – легче полы забетонировать. Кстати, какие у вас полы в служебных помещениях?

– На кухне – керамическая плитка. У меня и в коридоре – линолеум. Что на полу в других помещениях, не помню, – пожала я плечами. – Никогда к ним не присматривалась, но люка нигде не видела.

– Или не замечала.

– В моем кабинете его точно нет.

– Люк может быть скрыт под линолеумом.

– Да, но в этом случае, его не открывали. Как можно попасть к нам из подвала, не повредив полотно линолеума?

– Если края люка совпадают со стыками линолеума, его можно и не заметить. А если место не на виду, да освещение плохое…

Договорить Никите я не дала:

– Кладовка! – выпалила я. – Да-да, кладовка, в которой был найден труп Клавдии Петровны.

Я вспомнила, что освещение там действительно тусклое, а полы выстелены не линолеумом, а пластиковой плиткой. Был такой вариант настилки полов, когда еще не было хорошего рулонного линолеума, то есть очень давно.

Никите непременно нужно было знать, сообщается наш ресторан с подвалом или нет, поэтому он решил не останавливаться на достигнутом и потащил меня к выходу.

– Пошли посмотрим, что там наверху.

– Никита, там «Кабуки».

– Удивила. Пошли!

Мне страсть как не хотелось показываться перед сотрудниками в таком виде: грязной, нечесаной, с потекшим макияжем.

– А разве ты не опаздываешь? – спросила я в надежде на то, что он вспомнит о своей работе.

– Это минутное дело.

– Нет, Никита, ты посторонний человек. С какой стати ты будешь ходить по задворкам ресторана? Никто тебе это не позволит. Лучше отвези меня домой: мне надо переодеться. А в течение дня я посмотрю и тебе сообщу: есть люк или нет.

Никита посмотрел на часы и с досадой скривился:

– Ты права. Опаздываю, причем дико. Давай отвезу тебя домой, но предупреждаю: ждать не буду!

– Не надо, я возьму такси.

– И, пожалуйста, без самодеятельности. Найдешь люк – шума не поднимай. Вечером встретимся.

– Давай созвонимся? Боюсь, к вечеру я свалюсь от усталости.

– Ладно, только телефон не отключай.

Уже через полтора часа я – чистая и благоухающая духами – подъехала на такси к «Кабуки». Встретили меня там настороженно. Видимо, охранник успел растрепать всем о ночном происшествии. Андрея Михайловича на месте еще не было, то есть никто не знал, как правильно отнестись к моей выходке, и потому первые полчаса все делали вид, будто ничего не случилось.

В кабинет заглянула Рита.

– У вас полы мыть? – поинтересовалась она.

– Да, и корзину с мусором вытряхни, – велела я и хотела выйти, чтобы не мешать ей, но потом передумала.

Рита мыла полы шваброй с механическим отжимом. Эту швабру она принесла с собой на второй день работы. До этого все наши уборщицы мыли полы старым бабушкиным способом: мочили в ведре старые тряпки, отжимали их вручную и вешали на деревянную конструкцию в форме буквы «т». Естественно, новой шваброй мыть удобнее и легче, но она и денег стоит. Не всякая уборщица пойдет на такие траты.

Мне показалось, что Рита хочет меня спросить о вчерашнем происшествии, но не знает, с чего начать. Я не стала дожидаться, когда она соберется духом, и спросила сама:

– Рита, Валентин, наверное, бог весть что наговорил обо мне.

– Нет, только то, что вы как-то оказались ночью в ресторане.

– Я забыла в кабинете ключи от дома – пришлось вернуться. Присела на стул и задремала. Мне какой-то кошмар приснился – я проснулась, испугалась еще больше и пулей вылетела из ресторана, даже не взглянув на часы. У меня и мысли не возникло о том, что в ресторане уже включена сигнализация.

– Бывает, – уклонилась от дальнейших расспросов Рита.

Я воспользовалась ситуацией:

– Рита, а ты давно знаешь Олега Николаевича?

Она изобразила на лице недоумение, но с некоторой задержкой. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять: вопрос застал ее врасплох.

– С чего вы взяли? Мы познакомились здесь.

– А вот он утверждает, что вы были знакомы и раньше.

– Я? Мы? Он обознался!

– Ну как же! Ты работала секретарем в одной фирме, которая снимала офис в туристической гостинице города… – я назвала город, из которого был родом Олег.

– Глупости! Я там никогда не была! И никогда нигде не работала, – отрезала она. – У меня даже трудовой книжки до «Кабуки» не было.

– Значит, он ошибся? – спросила я, упершись в Риту взглядом.

Лицо ее не дрогнуло:

– Значит, ошибся, – с вызовом подтвердила она. – Обознался.

«Ну это вряд ли», – подумала я. Речь ведь шла о близком человеке. Как можно не узнать любимую женщину? Глаза не увидят – сердце подскажет.

– Ты местная? – поинтересовалась я.

– Я? – переспросила она. – Из областного городка приехала поступать в институт. А что?

– Ничего. Наверное, ты просто похожа на ту девушку, которую знал Олег. Но та была такая эффектная, смелая, образованная, в крутой фирме работала. Деньги у нее водились.

Рита тут же открестилась:

– Это не про меня. У меня родители очень простые. Отец вечно на заработках. Мать не работает. Еле концы с концами сводим. Я решила выучиться во что бы то ни стало. В институт-то я поступила, а жить не на что. Приходится у вас полы мыть, – сквозь зубы проговорила она. – А Олега я вашего в глаза не видела.

– Пускай так. Не знаешь и не надо. Но на всякий случай держись от него подальше, чтобы недоразумений не возникало, – угрожающим тоном посоветовала я.

Рита кивнула, не став выяснять, что я имела в виду, торопливо сделала пару движений шваброй, взяла корзину с мусором и вышла за дверь.

Не надо было быть провидицей, чтобы понять: девушка не так проста, какой хочет казаться.

Через минуту пустая корзина стояла рядом с моим столом. Рита зашла и вышла, не сказав ни слова.

– Ладно, пора себя реабилитировать, – произнесла я вслух.

Первым делом я отправилась на кухню. Лариса вытаскивала из машины посуду. Иван на том самом столе, под которым я пряталась, нарезал мясо на тонкие полоски. Олег колдовал над плитой.

– Привет. Чем занимаешься? – спросила я, заглядывая в сковородку.

Шеф-повар обернулся и испугано от меня отпрянул.

– Вика, ты? – спросил он, не зная, какое выражение придать своему лицу.

– Не узнал? Что так? – изобразила я полное недоумение.

– Выглядишь уставшей, – деликатно констатировал он. – Хорошо спала?

– Смеешься? Полночи я провела в отделении полиции.

– Говорили, – невнятно пробормотал он.

– Все в порядке, Олег, расслабься. Андрей Михайлович меня не увольняет. Более того, хочет предложить мою кандидатуру на должность главного бухгалтера сети ресторанов восточной кухни.

Из груди Олега вырвался вздох облегчения.

Я могла представить, что тут наплел всем охранник, если теперь у окружающих вызывала такую неоднозначную реакцию.

– Значит, все нормально? Это хорошо, – улыбка Олега была доброй и искренней.

– Олег, я поговорила с Ритой, – доложила я, стараясь, чтобы нас не услышала Лариса, еще та сплетница. – Она, конечно, упирается, говорит, что с тобой не знакома.

– Как же! – фыркнул Олег.

– Тем не менее, она приняла к сведению мою просьбу: к тебе не приближаться.

– Спасибо, Вика. Как ты думаешь, она тебя послушается?

– Думаю, да. Олег, а ключи от кладовки у тебя? – спросила я. – У меня кое-что в накладной не сходится, – соврала я.

Вообще-то я нечасто занимаюсь тем, что пересчитаю банки-склянки. Отношения в «Кабуки» всегда строились на доверии. Одной банкой горошка больше, одной меньше – никто этого не считает. То же самое касается посуды и столовых приборов. По мере необходимости мы докупаем и то, и другое.

– Ключ? Да, у меня, конечно, – Олег открыл дверцу навесного шкафа и взял с полки ключ.

– Пойдешь со мной? – предложила я.

Я понимала, что вряд ли встречусь там нос к носу с ночным незнакомцем, но в глубине души все же опасалась этого.

– Если подождешь пять минут, – кивнул Олег. – Надо свинину под апельсиновым соусом довести до ума.

– Свинину в апельсиновом соусе? – спросила я, принюхиваясь к пряному аромату, витающему над плитой. На сковороде, в кипящем густом карамельном соусе томились продолговатые кусочки мяса. – А как ты ее делаешь?

– Приготовление занимает от силы тридцать минут. Режешь тонкими кусочками мясо. Лучше, если это будет шейная часть или вырезка. Маринуешь в смеси соевого соуса и виноградного уксуса – пятнадцати минут для тонких кусочков вполне достаточно. Обмакиваешь кусочки в крахмал и жаришь их в раскаленном масле. Румяная корочка появляется практически мгновенно. Достаешь мясо – и на салфетку, чтобы лишний жир убрать. Теперь готовишь соус. Несколько минут, до золотистого цвета, обжариваешь в масле разрезанный на пластинки чеснок (пять крупных зубчиков) и столько же порезанного имбиря. Выливаешь в сковороду сок одного апельсина, треть стакана соевого соуса, мед по вкусу. Добавляешь немного цедры для аромата, мякоть апельсина, очищенную от пленок и, разумеется, мясо. Если мало остроты, добавь перец. Тушишь пять минут – и на стол. Хочешь попробовать?

Сглатывая слюну, я кивнула. Олег подцепил деревянной лопаточкой кусочек мяса и протянул его мне.

Я привыкла к тому, что азиатская кухня по вкусовой палитре несколько отличается от европейской кухни – здесь соленое сочетается со сладким, а сладкое с острым, – поэтому меня ничуть не удивил своеобразный вкус свинины в апельсиновом соусе. Главное, что она была нежная и сочная.

– По-моему, супер! – похвалила я блюдо.

Олег улыбнулся.

– Я рад, что тебе понравилось. Пошли?

Он снял с себя фартук и направился к выходу, при этом не забыл дать Ивану указания:

– Ваня, закончишь с мясом – приступай к кляру. Только не сделай его чересчур жидким.

– Нет-нет, сделаю как надо, – пообещал Ванька.

Мы подошли к двери. Олег взглянул сначала на замок, потом на меня:

– И зачем тебе ключ понадобился? – с упреком спросил он.

Только приглядевшись к замку, я поняла, почему Олег говорит с такой недовольной интонацией. Новый замок был продет через две дужки, вот только одна из них была прибита к двери, а другая висела на замке. Шуруп, которым дужка крепилась к дверной раме, валялся рядом с дверью. Дверь была открыта!

– Опять двадцать пять! Я бы этому Семенычу руки оторвал, – в сердцах признался Олег. – Говорил же ему: перебей дужки. Облицовка двери старая, трухлявая. От времени шурупы разболтались. Неужели трудно было прикрутить их на новое место?

Семеныч – это наш грузчик, личность неоднозначная, романтик, весельчак и балагур. Ходил с геологами в тайгу, искал нефть, строил железную дорогу, некоторое время жил в монастыре, но потом разуверился в религии и вернулся к обычной жизни. Ни от чего он не отказывается, в том числе и от выпивки. Попал в «Кабуки» случайно: помог разгрузить продукты, да и напросился в грузчики. Поговаривают, что Андрей Михайлович взял его из жалости. Мужик потерял во время переезда все документы. Куда бы он ни просился на работу, нигде его не брали, а жить на что-то надо. Уже хорошо, что он не пошел воровать или попрошайничать. Где и с кем живет, Семеныч особо не распространяется. Вроде бы когда-то был женат, возможно, есть дети. Но где его близкие сейчас, никто из наших не знает. Клавдия Петровна и Надежда, прежняя уборщица, пробовали прибрать Семеныча к рукам, но у них ничего не вышло. Они пришли к выводу, что он таки женат, и отступились от него.

– Спрашивается: зачем мы новый замок покупали, если дверь без ключа открыть можно? Дернул сильнее – она и открылась, – не успокаивался Олег. – Заходите, люди добрые! Ну, Семеныч, я тебе все выскажу. Заходи, Вика. Что ты там хотела посмотреть?

Я переступила порог. Все, что стояло на полках, меня мало интересовало. Мой взгляд упал на пол.

Наверное, первые хозяева ресторана изрядно экономили, если решили во время ремонта в служебных помещениях обойтись малой кровью.

Там, где сейчас находится наша кладовка, была когда-то кухня жильцов, продавших квартиру «Кабуки». После того как разобрали стены и комнаты объединили с рестораном, кухню строители ломать не стали. Они заложили окно кирпичом, газовые и водопроводные трубы обрезали, канализационное колено заглушили, но полы перестилать не стали. Здесь до сих пор лежала плитка, только не керамическая, а поливинилхлоридная. Такую плитку выпускали в семидесятых годах прошлого века. Клеили ее прямо на пол. Плитка часто отклеивалась, стиралась, но на пол клеем. инолиумавине прошлого века. рамическая, а поливинил смотреть. спростроняется. вернуть ее на место или заменить на новую не составляло большого труда. Такая плитка была и у нас когда-то дома, кстати, тоже на кухне!

Черно-белые квадраты были выложены в шахматном порядке. Я присмотрелась к швам. Немного рябило в глазах, но все же можно было определить, что несколько швов отличались от остальных шириной. Что интересно, в кладовке было довольно грязно: на полу валялись клочки бумаги от упаковки, опилки, можно было даже найти отдельные макаронные изделия. Но в нескольких квадратах было чисто, как будто кто-то подмел весь мусор.

«Вот он, люк! – догадалась я. – Люк подняли – весь мусор скатился в сторону. И замок на двери не помеха. С таким замком и ребенок справился бы».

– Что ты хотела подсчитать? – своим вопросом Олег отвлек меня от осмотра. Наверное, ему показалось странным, что я так пристально рассматриваю пол.

– А где сгущенка? – спросила я, поднимая голову.

– Сгущенка? – дивился Олег. – Здесь ее нет. Много мы не закупаем. Те несколько банок, что у нас есть, хранятся в кухонном шкафу.

– А что здесь? – провела я взглядом по полкам.

– Соль, уксус, сода… Губки, тряпки, перчатки одноразовые… Что тебя интересует?

– А… – замялась я. – Это меня и интересует.

– Перчатки? Они же копейки стоят!

– Ты, Олег, иди, а я еще тут побуду, – отослала я его, решив не отвечать на его вопросы. Если копейки стоят, то их и считать не надо? Копейка, как известно, рубль бережет.

– Ладно. Пойду кликну Семеныча.

Шеф-повар вышел, а я присела на корточки и стала осматривать пол. Мне легко удалось найти неплотно прилегающий край плитки и приподнять его. Я уже была готова к тому, что за плиткой увижу люк. Открывался он вверх, при этом был настолько хорошо подогнан, что если бы я не знала о его существовании, то вряд ли бы его заметила. В одном месте имелось углубление, по всей вероятности, для того, чтобы можно было вставить крюк или рычаг.

Я знала, что раньше подвал был поделен между жильцами. Видимо, предприимчивые хозяева этой квартиры соорудили лаз в подвал, чтобы попадать в принадлежащую им каморку не с улицы, а прямо из кухни. Удобно, ничего не скажешь. Потом строения в подвале по требованию пожарной инспекции были разобраны, жильцы этой квартиры продали свою жилплощадь, а рассказать новым хозяевам о существовании люка не посчитали нужным.

Получалось, что наша кладовая служила не только для хранения всякой всячины, но и входом в ресторан для того, кто знал о люке. Попасть в «Кабуки» ночью через люк было проще простого. Вот вам и сигнализация, вот вам и ночной сторож!

Кто мог знать о люке? Наверное, знали работники ЖЭКа: сантехники, электрики. Только они, скорей всего, были уверены, что он заварен. И уж точно они не стали бы прятать инструменты в завале картонных коробок.

Может, к нам повадился прежний жилец квартиры? Надо бы у соседок спросить, кому принадлежала квартира в этой части дома. Ну узнаю, и что? Со слов Марфы Егоровны и Елены Тихоновны, хозяин одной из проданных ресторану квартир уехал в Израиль, а второй умер в тюрьме. Получается, что ни тот, ни другой не могли воспользоваться люком. Но кто-то же ночью посещал наш ресторан через этот люк?! И не единожды!

Вспомнилась Клавдия Петровна. Конечно же, бедная женщина не знала о люке, иначе зачем, увидев после полуночи в ресторане незнакомца, спряталась в кладовой? А у того, чтобы незаметно ретироваться, не было другого выхода, кроме как воспользоваться люком. Скорей всего, в его планы не входило пугать бедную посудомойку. Кто же знал, что она окажется в ненужном месте, в ненужное время. Возможно, он даже не подозревает о ее смерти, если еще пару раз сюда приходил.

А действительно, зачем он сюда ходит? Если бы что-то было украдено, Олег бы заметил пропажу. Значит, незнакомца не интересуют ни продукты, ни утварь.

«Что же ему нужно?» – задумалась я.

Ничего умного в голову не приходило. Я скорее была готова поверить в приведение, жаждущее возмездия, чем найти достойную причину, по которой этот тип влезает сюда с той регулярностью, с какой люди ходят на работу.

– Что опять не так? – надо мной раздался недовольный голос Семеныча. Он явно изображал из себя обиженного. – Что он себе позволяет?!

– Кто? – решила я уточнить, хотя и так было понятно, о ком идет речь.

– Кто-кто, да Олег ваш. Налетел как коршун, обозвал всеми неприличными словами. А я ему не мальчик! Ваньке пусть указывает! Он еще под стол пешком ходил, а я уже полстраны объездил. Настроение плохое? Лечись! Валерьянку пей или что-то покрепче.

– Семеныч, ты дужки под замок проверял? – перебила я его.

– Проверял! Обе были прикручены. Хотите крепче? Оббивайте дверь железом и к ней приваривайте дужки! А если так оставить, то, в каком месте не прикрути, выдрать их раз плюнуть. Так я ему и сказал, да разве меня кто-то слушает, – сквозь зубы прошипел Семеныч. – Вот пропало бы что-то, ей богу, был бы рад.

– Что пропало? – ухватилась я за последнюю фразу.

– Да откуда же я знаю?! Что-то бы. Повезло руководству, что у нас воров нет. В других заведениях работники сумками тащат, а у нас ни на одной из дверей замка нет. Тяни – не хочу.

Семеныч продолжал бурчать. Должно быть, Олег действительно грубо с ним разговаривал, только я здесь при чем?

– Семеныч, ты работать сюда пришел? Или начальство критиковать? Тебе сказали перевесить замок – вот и перевешивай.

Пока Семеныч разглагольствовал, я успела осмотреть полки – вроде бы все на месте. Напомню, в этой кладовой ничего ценного и не хранилось: пустые банки, тряпки, губки. Когда коробки с рисовой лапшой не помещались в другой кладовке, их ставили сюда. Но лапша не тот продукт, из-за которой пойдут на преступление. Нужно быть идиотом, чтобы пренебречь икрой и копченой семгой, хранящейся в холодильной камере, и вынести из ресторана ящик с макаронами, пусть даже рисовыми.

В половине шестого позвонил Никита.

– Ты как? – поинтересовался он.

– Да так, – вяло ответила я. – Кстати, я люк нашла.

Никита не удивился:

– Этого следовало ожидать. Каково твое мнение?

– Думаю, нет, я уверена в том, что люк был сделан жильцами квартиры, которую потом они продали ресторану. Раньше в этом помещении была кухня. Газ и водопровод обрезали, окно заложили, а пол перестилать не стали.

– Что собираешься делать?

– Ничего. Домой – и спать, – вздохнула я. – Голова совершенно не варит.

К концу рабочего дня на меня навалилась такая усталость, что хотелось только одного – добраться до своего любимого дивана и, не раздеваясь, упасть на него.

Даже есть не хотелось: в обед я зашла на кухню и попросила у Олега тарелку супа. В стадии готовности оказался только суп мисо. Это такая соевая юшка с добавления сыра тофу, кстати, тоже соевого. От горячего я отказалась, хотя мне и предлагали отведать японские пельмени с креветками, которые носят странное название «гедза», чем-то сходное со словом «годзилла». Ванька так пельмени и называет: «годзилла с креветками», «годзилла со свининой».

– А я хотел тебя кое-куда пригласить.

Я подумала, что речь идет о его любимом кафе «Опера» и о торте, который он там непременно заказывает. Но торт я уже сегодня ела. Буквально час назад Олег угостил меня ванильным суфле с кусочками клубники. Десерт был одновременно легким и сытным. Так что ужинать я сегодня вообще не собиралась.

– Не сегодня, – протянула я и для порядка зевнула, чтобы он понял, насколько я устала, и не обиделся на мой отказ.

– Ну ладно, отсыпайся, – не стал настаивать на встрече Никита. – Может, тебя до дома подбросить? Только я минут через сорок освобожусь, не раньше.

«Если Никита сейчас занят со студентами, то не факт, что он освободится через сорок минут. Пока у последнего лодыря не примет зачет, он не уйдет, значит, рассчитывать на то, что меня быстро доставят домой, пожалуй, не стоит», – подумала я и отказалась:

– Спасибо, Никита, но я лучше на маршрутке доберусь.

– Тогда до завтра.

Он отключился, а я встала и направилась к двери. Рабочий день у меня ненормированный – могу задержаться на работе, а могу и раньше уйти. Кстати, Андрей Михайлович порывался еще в четыре часа отправить меня домой: такой уставшей я выглядела.

Вышла я через служебный вход. На ступеньках, попыхивая папиросой, сидел Семеныч. Вдохнув едкий дым, я закашляла.

– Семеныч, что за термоядерные сигареты вы курите?

– «Приму». Только она, родимая, меня успокаивает, – затягиваясь в очередной раз, ответил грузчик.

Кроме табачного дыма, мой нос унюхал запах дешевого алкоголя. Рабочий день близился к концу, и наш Семеныч решил, что уже можно расслабиться. Обычно продукты привозят в первой половине дня, с этого момента его уже никто не контролируют. До четырех он терпит, а потом по глотку начинает прикладываться к бутылке, как говорится, для настроения.

– Ну что, Олег Николаевич моей работой доволен?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Небось, и не посмотрел, – хмыкнул Семеныч. – Шеф! Работает в поте лица! Некогда в коридор выйти. А как человека обидеть, то всегда пожалуйста. Ладно бы с глазу на глаз, так нет, при свидетелях надо! Николай рыбу привез. При нем зачем меня унижать? И главное, в каких выражениях! А что он вообще обо мне знает?! Мне всего в жизни довелось попробовать: и воли, и неволи.

– Вы сидели, Семеныч?

– Кто сказал? – он как будто обиделся. – Хотя, туда, где я жил, только зэков и ссылали. Тайга на многие сотни километров. Дорог нет, телевидения нет, газеты два раза в год привозят и сразу за полгода. Зимой мороз под минус сорок, летом комары да мошка одолевают, но люди живут и вкалывают по мере своих сил, чтобы выжить. И замков там нет, потому что не нужны они. А этим, – очевидно, Семеныч имел в виду не только Олега, но Андрея Михайловича, – и денег на приличный замок жалко, и требуют чего-то. У нас что, воры есть? Что в этой кладовке хранят? Ведра? Тряпки? Они мне даром не нужны! Никому они не нужны! И замок там не нужен! – Семеныч не сдерживал своей злости на Олега. Он даже не боялся, что кто-то может его услышать. Достав из кармана спецовки чекушку, он пару раз отхлебнул из нее и выдал новую порцию воспоминаний: – Или, скажем, когда я на рыболовецком траулере ходил. Ветер, шторм шесть балов, качает так, что кишки выворачивает наружу, а надо трал тянуть. Рыба холодная, скользкая. Без рукавиц работать нельзя: вмиг руки можно поранить. А сколько раз мне чешуя в глаз попадала! Один раз чуть не ослеп!

Я поняла: сколько буду стоять, столько мне придется выслушивать его воспоминания о том, с какими жизненными трудностями ему довелось столкнуться.

– Вы простите меня, Семеныч, но я пойду. Нехорошо мне.

– Так ты выпей – сразу легче станет, – предложил он мне свой способ поправки здоровья.

– Нет, я лучше пораньше спать лягу.

– Тоже дело. Вика, я спросить хотел. А правда, что ты кого-то ночью видела у нас в ресторане?

– Видела, но не в ресторане, а на улице. Поздно уходила через служебный выход и встретилась лоб в лоб с каким-то мужиком. – Для достоверности я приподняла челку, под которой скрывался синяк.

– Поздно? Ты вроде бы рано ушла.

«Странно, а я думала, что никто не видел, как я уходила», – отметила я.

– Да, но потом вернулась. С парнем поссорилась. Домой идти не хотелось – пришла в ресторан, а потом передумала оставаться. В своей постели лучше спать, чем на стульях.

– Ну да, ну да. Глупые вы, молодые. Себе проблемы создаете, другим… А мужик этот, он к тебе приставал?

– Нет, не приставал, – усмехнулась я, массируя шишку. Хорошее приставание!

– Ты его разглядела? – продолжал расспрашивать Семеныч.

– Нет, темно было. И все произошло очень быстро. Он выскочил из подвала, я не успела уступить ему дорогу. В результате – шишка на лбу.

– Ты видела, как он выскочил из подвала? – удивился Семеныч. – А что он там делал в три часа ночи?

Валентин не только рассказал, что произошло в «Кабуки», но даже указал точное время, когда сработала сигнализация.

– Семеныч, ты меня об этом спрашиваешь? Откуда мне знать? – я сделала вид, будто раздражена его вопросами. Ну, правда, не стану же я делиться с грузчиком всей информацией?

– Вот куда надо было замок повесить! На дверь в подвал! Еще не хватало, чтобы под нашим рестораном бомжи пристанище устроили.

«На бомжа тот тип никак не похож», – промелькнуло в сознании.

Бомжей отличают сгорбленные фигуры, неуверенные походки и мерзкий запах грязи и пота. От мужчины, с которым я столкнулась, ничем плохим не пахло. Может, на ветру мой нос ничего не уловил? Он слишком быстро мимо меня проскочил, к тому же после удара дверью мне было не до посторонних запахов. А вот на кухне у меня было несколько минут, чтобы принюхаться. Я старалась не дышать, но в нос все же проник легкий запах знакомого парфюма. И это был не новый запах, а некогда очень модный, но теперь почти забытый аромат.

«Фаренгейт! – выдала моя память. – Точно! Мой сосед по школьной парте буквально обливался этим одеколоном!»

Теперь я была на сто процентов уверена в том, что мужчина, который так меня напугал, никакой не бомж.

– Да-да, – пробормотала я.

– Что «да-да»? – уточнил Семеныч.

– А? Я говорю, наверное, так и надо поступить: повесить на двери в подвал замок. Ладно, пойду я, – простилась я с Семенычем.

Очевидно, до вечернего сериала оставалось еще время, если Елена Тихоновна и Марфа Егоровна сидели на лавочке в глубине двора.

– Вика, – зычным голосом окликнула меня Марфа Егоровна.

«Вот здорово! Они-то мне и нужны», – к бабушкам у меня имелось несколько вопросов, поэтому я весьма обрадовалась тому, что не надо искать повод, чтобы с ними заговорить.

– Что у вас ночью произошло? – бесцеремонно спросила Марфа Егоровна. – В три часа просыпаюсь, смотрю: полицейская машина с мигалкой стоит. Ты с ней рядом.

– А, – отмахнулась я, придав лицу беспечное выражение, – мелочи. Сигнализация сработала. Она на пульт районного отделения выведена. Вот полиция и приехала.

– Поймали? – полюбопытствовала Елена Тихоновна.

– Некого было ловить. Это я шороху навела. Заработалась допоздна и забыла, что охранник сигнализацию включил. Полиция по мою душу приезжала, – вздохнув, призналась я и тут же повинилась: – Простите, если я доставила вам неудобства.

– А откуда синяк на лбу? – углядела Марфа Егоровна. – Неужто менты побили?

– Что вы! С бомжем нос к носу столкнулась. Кстати, из вашего подвала выскочил. Почему вы, жильцы, не сброситесь на замок и не закроете дверь в подвал? – укорила я бабулек. – А вдруг подвал бродяги оккупируют или, что еще хуже, террористы?

– Так ведь замок весит, – пожала плечами Елена Тихоновна.

– Какой замок? Тот замок можно ногтем открыть, – Марфа Егоровна с пренебрежением посмотрела на подругу. – По-моему, он даже не закрывается. Сантехники в свое время повесили, чтобы дверь нараспашку не была. Одна видимость, а не замок.

– То есть в подвал может зайти любой? – спросила я.

– Я не видела, чтобы туда кто-то без нужды лазил. Сантехники заходят, когда надо трубы проверить, а так… – Елена Тихоновна замолчала, потом перекрестилась и продолжила: – Несколько лет назад там труп нашли. Поговаривают, что этого мужчину в свое время обидели Кауфманы. Яков Семенович деньги ему ссудил под залог квартиры. Тот вовремя долг не выплатил – Яков Семеныч квартиру забрал, продал и выручил от продажи намного больше денег, чем давал. Вот так мужик остался без квартиры. А вскоре Кауфманы собрались в Израиль. Наверное, этому бедолаге совсем тяжко стало, если он решил из жизни уйти. А чтобы Якова Семеновича совесть мучила, он покончил с собой в подвале, аккурат под его квартирой. В том месте много труб вдоль стены проложено. К одной трубе петлю привязал, а на другую стал. Труп его не сразу нашли, а лишь тогда, когда по подвалу вонь пошла.

– А Кауфман?

– А что Кауфман? Он с семьей в Израиль уехал. Ему хоть бы хны, а мы этого мужика часто потом вспоминали. Первое время страшно было в подвал спускаться. А после того как наши кладовки разобрали, жильцам и вовсе там делать нечего. И сантехники наш подвал стараются обходить стороной: вроде проклятый он. Все в округе об этой истории знают. Взрослые детей ею стращают, чтобы по подвалам не лазили. А бомжей в нашем районе вообще мало. В центре города полиция их всегда гоняет.

«Повесился в том месте, где много труб, – анализировала я про себя слова Елены Тихоновны. – Так это же тепловой узел! И люк там же. Следовательно, это Кауфманы поставили люк в подвал».

– История… – протянула я. – Одного не понимаю, если Яков Семенович уехал, зачем мужчине вешаться? Может, Кауфман и не знает, что случилось под его квартирой, и спит спокойно?

– Я же сказала: труп не сразу нашли. Мужчина покончил с собой, когда Кауфманы еще здесь были, а останки его обнаружили уже после их отъезда.

– Теперь понятно, – задумчиво произнесла я.

«Кауфманы уехали. Кому они могли сказать о люке? Да никому! Люди собираются в другую страну на ПМЖ. Туда с пустыми карманами не едут. Будут они рассказывать направо и налево о том, что в их квартиру можно попасть из подвала? Конечно же, нет! Кто захочет, чтобы его ограбили?

– Значит, ваш Яков Семенович уехал с легким сердцем и чистой совестью?

– Да, уезжал довольный как слон, – фыркнула Марфа Егоровна. – Нам, соседям, торт, конфеты выставил, шампанское открыл. Знала бы, что из-за него человек помер, ни к конфетам, ни к торту не притронулась бы.

– И деньги все свои Яков Семенович вывез? – осторожно спросила я. – Я к тому, что многих перед выездом на ПМЖ грабят.

– Ничего про ограбление не слышала, – покачала головой Марфа Егоровна, – и в кошелек к ним не заглядывала, но, судя по всему, они там очень хорошо устроились. Мне Роза Ильинична из соседнего дома рассказывала – она с женой Якова какое-то время переписывалась, – что квартиру они там хорошую купили, машину приобрели, сын их в университет поступил, должно быть уже закончил. А на все это деньги нужны.

– Вы правы, за пятак все это не купишь.

Елена Тихоновна заерзала на лавке.

– Замерзла, что ли? – участливо поинтересовалась Марфа Егоровна.

– Нет, через десять минут сериал начинается, – смущаясь, ответила она.

– «Богатые тоже плачут»? – насмешливо спросила Марфа Егоровна. – Или «Кармелита».

– «Богатые тоже плачут» давно уже не показывают, «Кармелиту» тоже, – обижено ответила Елена Тихоновна. – А жаль, хорошие сериалы.

– Ладно, что с тебя взять, пошли. Может, вместе у меня посмотрим? Что ты там смотришь? Конфетки хорошие есть к чаю.

Елена Тихоновна сменила гнев на милость.

– Пошли к тебе, – приняла она приглашение Марфы Егоровны. – Сегодня ведь футбол. Боюсь, что зять ни за что не переключит на сериал.

– Я же говорю, тебе одна дорога – ко мне, – обрадовалась Марфа. – До свидания, Вика.

– До свидания.

Марфа Егоровна и Елена Тихоновна, поддерживая друг дружку, направились к подъезду, а я в темпе пошла к остановке маршрутного такси.

Когда позвонил Никита, я уже лежала в постели и дремала под телевизор. Пришлось тянуть руку из-под одеяла, чтобы телефонный звонок окончательно не разбудил меня.

– Ты еще не спишь? – услышала я в трубке.

– Пока нет, – зевая, ответила я.

– Извини, но я не мог вытерпеть до утра: у меня новости. Я только что от следователя Черпака.

– Как ты у него оказался? У нас проблемы? Неужели он продолжает думать, что погром устроила я? – от этой мысли спать мне расхотелось.

– Никаких проблем! Теперь никаких, – хвастливо сообщил Никита. – Не поверишь, Иван Антонович – отец моего студента. Парень учится из рук вон плохо. С весны у меня не может сдать экзамен. Пора отчислять. Вот папочка и пришел попросить меня не ставить сыну в третий раз неуд. Представь его лицо, когда он увидел меня на кафедре. Парня своего отослал подальше, потом стал извиняться за то, что нас забрали в отделение и нам пришлось провести ночь в «обезьяннике». Хотя не он же нас забирал! Короче, я поставил его сыну без опроса «удовлетворительно», но в обмен вытянул из него кое-какую информацию.

– Ты поступился своими принципами? – удивилась я.

Никита довольно требовательный преподаватель, со студентами не заигрывает и на уступки не идет. Знаешь предмет – получи хорошую оценку. Нет – иди и учи. Естественно, и подкупить его невозможно. Во всяком случае, я так считала до сегодняшнего дня.

– Пришлось. Твое спокойствие мне дороже, – порадовал он меня своим ответом. – Да ты не переживай, парень все равно выучит мой предмет.

Трудно было не оценить его поступок. Наверное, надо было сказать Никите что-то приятное, но я настолько была заинтригована его сообщением, что про «спасибо» забыла.

– Какую информацию тебе удалось из него вытянуть? – спросила я, приподнимаясь в постели.

– Помнишь, тебе пытались навязать молоток?

– Да, его нашли где-то в коридоре или на кухне.

– Так вот, этот инструмент не принадлежит ни одному из работников ресторана.

– Мне так точно, – хмыкнула я. – Я этот молоток в глаза не видела.

– Верно, твоих отпечатков пальцев на нем нет. А вот пальчики некого Булкина Дмитрия Алексеевича имеются.

– Кто такой Булкин?

– Булкин – вор. Кличка – Калач. Банки не брал и инкассаторов не грабил – чистил жилища честных граждан. Отслеживал квартиры, хозяева которых в отпуске, и спокойно выносил все, что приглянулось. Три раза сидел, один раз попал под амнистию. Год последнего заключения за хорошее поведение и прилежную работу ему заменили поселением. Скорей всего, с ним ты и столкнулась.

А Клавдия Петровна? Получается, она видела Булкина? Надо же, как она с именем попала в точку. Дмитрий! Не Полянский, но тоже Дмитрий!

– И что он в нашем ресторане забыл? – размышляя, спросила я.

– Сам удивляюсь. Если учесть специфику работы Калача, его больше интересовали квартиры. Не знать, что первый этаж полностью занят рестораном, он не мог. Возможно, его интересовал сейф, но он не специалист по сейфам. Открыть дверной замок – это куда ни шло, но сейф – другое дело, здесь квалификация нужна. Кстати, кому официанты сдают выручку?

– Администратору. Он сначала деньги проводит через кассу, а в конце рабочего дня всю сумму закрывает в сейфе.

– В том, что стоит в твоем кабинете? Или Андрею Михайловичу относит?

– Нет, я не храню выручку, и Андрей Михайлович не досиживает до закрытия ресторана. Ночью деньги хранятся в сейфе, который расположен за барной стойкой и вмонтирован в капитальную стену. Сейф очень хороший, имеет много степеней защиты. Еще на него направлена камера наблюдения. Вернее, она охватывает практически весь зал, и сейф тоже попадает в поле видимости. Но этой ночью, после закрытия ресторана никто в зал, кроме Валентина, не входил. Мы же вместе просматривали запись с этой камеры! – напомнила я.

– Похоже, сейф не очень интересовал Булкина. Тогда что его интересовало?

– Есть у меня кое-какие соображения по этому поводу, – сказала я и замолчала.

Мысли были сырые и незрелые. Чтобы их сформулировать, нужно было время.

– Не молчи. Говори, что там у тебя? – поторопил с ответом Никита.

– Я нашла люк в кладовой.

– Ты уже говорила.

– И узнала, кто его проложил.

– И кто?

– Помнишь ли ты или нет, но раньше в доме, где сейчас находится «Кабуки», была маленькая кондитерская. В ней можно было и тортик купить, и кофе попить. Заведение занимало центральную часть здания, а с торцов были расположены обычные квартиры. Так вот, энное количество лет назад эти квартиры выкупили и сделали один большой ресторан на весь этаж.

– Ты хочешь сказать, что люк принадлежал хозяину одной из присоединенных к ресторану квартир? – догадался Никита, к чему я клоню.

– Точно! А именно Якову Семеновичу Кауфману. Он продал свою квартиру и с семьей переехал жить в Израиль.

– А кем он у нас был? – заинтересовался переселенцем Никита.

– Судя по всему, весьма состоятельным товарищем. Яков Семенович ломбард на соседней улице держал.

– Вот как?! Может, Булкин и Кауфман были знакомы?

– Ты читаешь мои мысли.

– А если предположить, что Кауфман не все свое добро вывез? В те годы на таможне граждан «трусили» так же тщательно, как яблони на сборе урожая. Яков Семенович мог что-то спрятать в квартире, чтобы потом самому за этим вернуться или кого-то послать.

Никита сморозил глупость. Я не замедлила ему об этом намекнуть.

– Например, вора-рецидивиста?

Никита обижено засопел в трубку.

– Есть еще одна нестыковка. Якову Семеновичу некуда было возвращаться: он продал квартиру ресторану. После продажи, естественно, предполагалась перепланировка. Кто же знал, что хозяин «Кабуки» не захочет перестилать полы в служебных помещениях.

– Ты права, – согласился Никита. – И все же я бы поискал точки соприкосновения Кауфмана и Булкина.

И тут меня осенило.

– Никита, а если Кауфман обманул Булкина? Сейчас я объясню. Яков Семенович не слишком был чист на руку. Мне соседки нашептали на ухо, что практически сразу после отъезда Кауфманов на историческую родину в подвале нашли труп. Мужчина когда-то брал у Кауфмана деньги под залог своей квартиры, долг не вернул и квартиру потерял. Кауфман квартиру эту продал, деньги перевел в зарубежный банк, ну а этот мужчина повесился с горя в подвале, как раз под квартирой своего кредитора.

– Допустим, но ты ведь не с покойником столкнулась.

– Я пример привела. Возвращаемся к Булкину. Что принимают в ломбард? Ценные вещи, в основном ювелирные изделия. А что делают с этими изделиями, когда человек не возвращает взятую в ломбарде ссуду?

– Продают. Если золотое изделие трудно продать, его отдают на переплавку.

– Правильно, – похвалила я Никиту. – Булкин – вор. В ломбард он сдавал краденное. Кауфман прекрасно знал, как добыто золотишко, следовательно, был в сговоре с преступником. Возможно, собираясь в скором времени покинуть страну, он решил на подельнике нагреть руки. Но могло статься, что Яков Семенович просто не успел расплатиться с Булкиным: того в очередной раз посадили. Отсидев положенное, Булкин вышел на свободу, через знакомых узнал, где Кауфман, позвонил и спросил про должок. Столько воды с тех пор утекло, делать больше нечего Якову Семеновичу, как делиться с Булкиным! Но рисковать он не стал. Наверное, Булкин мог приехать и в Израиль. Понимая это, Яков Семенович наплел Булкину о его доле, спрятанной в квартире, и о люке не забыл упомянуть, но он не сказал, в каком конкретно месте спрятаны деньги. Расчет был прост: Булкин или люк не найдет, или его поймают на горячем и опять посадят. Кстати, в поддержку этой версии свидетельствует тот факт, что Булкин не единожды был в «Кабуки», он ходил по служебным помещениям, простукивал стены и ничего не нашел.

– Логично. Только я все думаю: как могли работники «Кабуки» не заметить люк? – спросил Никита.

– В этой части ресторана ремонт делали косметический, полы не меняли, люк был замаскирован под плиткой, поэтому его и не заметили. Или решили заварить его со стороны подвала, а сверху оставить все как есть. Он же вид не портил?

– Хорошо, допустим, Калач нашел в подвале люк, подпилил наплавленный металл, но он же не знал, что там наверху: на виду люк или нет. Он мог только предполагать, что люк находится где-то в служебных помещениях, но где конкретно? Также он не знал, кто остается в ресторане на ночь, есть ли охранник.

– В большинстве случаев охранники есть везде, и все они спят на рабочих местах, – по ходу заметила я, однако мимо меня не прошла суть сказанного Никитой. – Слушай, а ведь ты прав: Калач был в курсе всего того, что у нас происходит. Допускаю, что он мог просто зайти в ресторан, но в служебные помещения его бы никто не впустил. Не зная внутреннего плана ресторана, он мог бы вылезти из подвала в комнату охранника. У него был подельник!

– Думаю, да. Кто-то должен был найти этот люк изнутри и сообщить Калачу, опасно через него лезть или нет, и когда это лучше сделать.

– Тогда под подозрением все. Все могли найти люк. Все знают, что после трех ночи у нас тихо, как на кладбище. И все догадываются, что охранники спят на рабочем месте. И все в курсе, где стоят камеры видео наблюдения.

– Абсолютно всех подозревать нельзя. Надо выбросить из списка тех, в ком ты уверена на сто процентов.

– В себе я уверена.

– Еще!

– В Андрее Михайловиче. Трудно представить, что он в сговоре с вором-рецидивистом.

– Допустим. Олег?

– Пожалуй, его тоже можно вычеркнуть. Он недавно приехал в наш город.

– А вот это, напротив, должно насторожить.

Ну это уже слишком! Сейчас Никита настроит меня против всех – я буду держаться настороже, ко всем присматриваться и подозревать во всех смертных грехах. Короче, чувствовать себя разведчиком, засланным в тыл врага. Хорошая перспектива!

– Никита, я не могу сейчас думать: спать хочу, – прервала я разговор.

– Да-да, конечно. Отдыхай. Спокойной ночи, – пожелал мне Никита, прежде чем положить трубку.

Сон словно рукой сняло. Никита прав: у Булкина должен быть сообщник и этот сообщник кто-то из наших сотрудников. Кто беспрепятственно может ходить по служебным помещениям? Практически все: повара, поварята, уборщицы, посудомойки…

Я стала вспоминать, кого вижу за «кулисами» «Кабуки» постоянно, а кто забредает сюда достаточно редко.

Водитель Николай в основном в своей машине сидит. У него больная спина, поэтому продукты он никогда не разгружает. Может помочь выставить их из машины, но внутрь уже не заносит, поскольку для этого есть Семеныч и помощники повара.

И метрдотеля Степана Ивановича нечасто можно увидеть в служебных помещениях: его пост на входе.

Официанты по кладовкам не лазят, им там делать нечего.

Вот, пожалуй, и все, кого можно вычеркнуть из списка подозреваемых лиц. Впрочем, еще меня, Андрея Михайловича и покойную Клавдию Петровну. Не могла же она испугаться своего подельника?

Олега я бы тоже вычеркнула из этого списка. Не он пришел в «Кабуки» нанимался, а я нашла его в бюро по трудоустройству и не прогадала. Он отличный повар. С ним наш ресторан вышел на новый, более высокий уровень.

В ресторане я появилась раньше обычного. Села в своем кабинете, дверь, чтобы все слышать и по возможности видеть, закрывать не стала. До десяти было тихо и спокойно, а в двенадцать на кухню зачастили официанты. Потом привезли продукты. Ванька с Федором, вторым помощником повара, затащили все вовнутрь. Светлана Яковлевна – сегодня она работала – протерла полы в коридоре. Слышно было, как Лариса разгружает посудомоечную машину.

Сегодняшний день, словно под копирку, был похож на предыдущий. Наверное, я зря рассчитывала на то, что подельник чем-то себя выдаст. Все, что от него требовалось, он уже сделал: узнал, где находится люк и когда лучше им воспользоваться. Выполнив поставленную перед ним задачу, он мог уволиться. Но никто из «Кабуки» в последнее время не увольнялся.

«Если подельник до сих пор здесь, значит, преступник ничего не нашел и ему до сих пор нужен помощник, – пустилась я в рассуждения. – Вряд ли, конечно, этот тип что-то найдет. Наверное, он все еще верит в порядочность Якова Семеновича, а потому надеется и ищет. Однако позавчерашние события определенно должны были его отпугнуть. Не уверена, что он вновь воспользуется люком, но мало ли что у него на уме? А что, если его спровоцировать? – В голову пришла совершенно дикая идея. – Подтолкнуть к действиям?»

Не откладывая дело в дальний ящик, я вышла из кабинета и прямиком отправилась на кухню. Часы показывали два – время, когда у наших сотрудников маленькая передышка. С двух до трех в «Кабуки» недолгое затишье: обеденный перерыв в близлежащих учреждениях закончился, а студентов еще не отпустили с занятий. В это время наши сотрудники обычно пьют чай с бутербродами за счет заведения – неплохая, согласитесь, традиция.

Стол для сотрудников стоит рядом с входом в пищеблок. Электрический чайник, чайник с заваркой, чашки, вчерашняя выпечка и тарелка с кусочками сыра и колбасы – вот и все угощение. Для ресторана такой набор не обременителен, а людям приятно, что о них заботятся.

Когда я вошла, все, кроме шеф-повара и двух официантов, пили чай. Олег в чаепитии не участвовал. Он стоял у плиты и помешивал очередное свое творение. Обогнув толпу наших сотрудников, я направилась к нему.

– Привет, что готовишь? – поинтересовалась я.

Олег не прочь был отвлечься и, отставляя кастрюльку в сторону, охотно поддержал разговор:

– Что? Экспериментирую. – На дне сотейника булькала густая жидкость, похожая на кисель, но почему-то зеленого цвета. – Японская кухня складывается из морепродуктов, смеси соевого соуса и васаби. Немного скучно, согласись.

Я пожала плечами. На вкус и цвет товарищей нет. Какой бы вкусной ни была азиатская кухня, Олег поклонник европейской. Его трудно убедить в том, что японская кухня еще и полезная.

– Что поделать, такой акцент был изначально заложен. Но ведь наш ресторан не только японские блюда предлагает своим посетителям, но и китайские, малайские?

– Да, конечно, – не мог не согласиться со мной Олег. – Но к такой кухне надо привыкнуть. Смесь соленого, сладкого и острого…

По-моему, к суши наши соотечественники привыкли так же быстро, как к мобильным телефонам, а на китайскую кухню подсели еще быстрее.

– А это что у тебя? – спросила я, заглядывая в сотейник.

– Это шпинатный соус! Попробуй! – он окунул в соус деревянную лопаточку и дал мне с нее слизнуть.

Я ощутила во рту приятный сливочный вкус. Соус был необычайно нежным по консистенции, в меру соленым и слегка острым.

– Вкусно. А к каким блюдам его нужно подавать?

– Я этот соус готовлю для блинов с креветками. Ты их пробовала, – напомнил мне Олег.

Еще бы! Эти блины в нашем ресторане надо попробовать обязательно. Внутри связанного мешочком блинчика находятся очищенные креветки, сдобренные маслом, лимонным соком и приправленные небольшим количеством пряных трав. Наверное, этот сливочно-шпинатный соус идеально к ним подойдет.

– А почему соус такой зеленый?

– Он же шпинатный! А шпинат не меняет цвет при термической обработке.

– И как же готовится твой соус? – поинтересовалась я, уже решив, что когда-нибудь блесну приготовлением этого соуса перед Ольгой, завидной кулинаркой.

– Шпинат измельчаешь в блендере. Разводишь эту смесь двадцати процентными сливками. Если сливки меньшей жирности, добавь чуть-чуть муки, чтобы сгустить соус. А дальше ставь на маленький огонь, чтобы довести до кипения. Соль, перец – по вкусу. Когда снимешь с огня, для остроты можно добавить лимонный сок. Ты же почувствовала кислинку?

– Олег, а у меня получится?

Олег снисходительно на меня посмотрел.

– У тебя заниженная самооценка.

«С самооценкой у меня все в порядке, – мысленно парировала я. – Другое дело, кто на кого учился. Пирожки я печь не могу, врать не стану, но у меня есть другие достоинства».

– Ну ладно, вари свой соус, – сказала я, ставя точку в разговоре.

Я отошла от плиты, но направилась не к выходу, а к навесным полкам. Некоторое время я изучала стену, на которой висели эти полки, потом протянула руку между кастрюль и постучала по стене кулачком. Прислушалась к звуку: глухой он или звонкий. Отошла в сторону и вновь постучала. Так я прошла вдоль всей стены.

Я не могла не обратить на себя внимания. Все здесь присутствующие с удивлением уставились на меня. Семеныч даже замер с открытым ртом. Забыв, что перед этим откусил бутерброд, он поперхнулся и закашлял. Светлана Яковлевна бросилась его спасать и со всей дури хрястнула по спине.

– Хватит, – завизжал он, избавившись от кашля.

Тем временем я перешла к другой стене и стала стучать там.

– Вика, что с тобой? – спросил Олег.

Громко, чтобы услышали все, я ответила:

– Да так. Я вчера тут с жильцами дома разговаривала. Жил тут один товарищ… – сказала я и замолчала, резко оборвав фразу на полуслове, как будто спохватилась, что сболтнула лишнее.

– Ну и что с того? – заинтригованно спросил Ванька.

– Да ничего, – отмахнулась я, уходя от ответа. – Пойду работать. Приятного всем аппетита.

Стоит ли говорить, каким взглядом меня проводили присутствующие? Отойдя от двери на несколько метров, я остановилась и прислушалась.

Первым заговорил Ванька:

– Что с Викой, не знаете?

– Вроде как не в себе, – деликатно заметила Светлана Яковлевна.

– Точно, умом тронулась, – поддакнул ей Семеныч.

– Одна она? Мы здесь все скоро с ума сойдем, – фыркнула Лариса. – Ты, Света, видимо, еще не знаешь, что здесь, в «Кабуки», в последнее время творятся непонятные вещи. У нас недавно женщина умерла от разрыва сердца.

– Господи! Здесь работала?

– Моя напарница. Клавдия Петровна. Царство ей небесное! С приведением повстречалась – от испуга и померла.

– Да ну?

– А до этого, полгода назад, трагически погиб сын хозяина заведения, – продолжала стращать Светлану Лариса. – Следом шеф-повара зарезали. Практически во дворе ресторана.

– Какой ужас! Спаси и сохрани, – запричитала Светлана.

– Так вот, перед самой смертью Клава мне позвонила и сказала, что видела здесь Дмитрия, ну сына нашего хозяина, а он уже несколько месяцев как в могиле. Но она могла и ошибиться: еще до Димки и Василия Ивановича в подвале мертвого бомжа нашли. В общем, этот дом напичкан призраками. Имей это в виду и на работе не спи!

– Успокойтесь, Светлана. Клава пила, – услышала я голос Семеныча. – Мало ли что ей могло привидеться?!

– А если нет? Если не спьяну?

– Лариса, ну не пугай народ.

– Тебе, Семеныч, хорошо, ты до ночи здесь не засиживаешься, а я тут парюсь до последнего клиента.

– И что? Привиделось пьяной бабе, а вы все в панику ударились. Приведение! Надо же такое придумать! Нет приведений! Не бывает! Глюки у Клавдии были! Прости, Господи.

– Приведение это или нет, в любом случае Светлане надо поостеречься, – упрямо заявила Лариса.

– Только ей? – спросил Ваня. – Кажется, мы все здесь допоздна задерживаемся.

– Все, да не все, – возразила ему Лариса. – Позже всех уходят мойщицы посуды и уборщицы.

– А про какого мужика говорила Вика? – сменил тему разговора Федор, второй помощник повара.

– Видимо, про того, который в подвале повесился, – пожала плечами Лариса.

– Повесился? – опять спросил Федор.

Думаю, взгляды присутствующих сошлись на Ларисе, а та, побоявшись выглядеть в глазах сослуживцев сплетницей, перевела стрелки на покойную Клавдию Петровну.

– Я всех подробностей этой истории не знаю, а вот Клавдия знала. Во-первых, она здесь работала со дня основания ресторана, то есть до меня еще. Во-вторых, вроде бы у нее в этом доме родственники жили.

– Да? Жаль, теперь у нее уже не спросишь, – огорченно заметил Федор.

– А спросил бы, и что? – насмешливо хмыкнул Семеныч. – Вы как дети малые! Одна покойников видит, другая ходит по кухне и стены простукивает. Духов, что ли, вызывает?

– Или что-то ищет, – предположил Иван.

– Клад? – отозвалось несколько голосов.

– Какой клад? – застонал Олег. – Умру от смеха! Кстати, вы попили чай? Расходитесь по своим местам, – командирским тоном велел он. – Работать пора, кладоискатели!

Я поторопилась спрятаться в своем кабинете. Села за стол и с умным видом уткнулась в монитор компьютера.

Буквально через пару минут в кабинет заглянул Семеныч.

– Виктория Викторовна, – официальным тоном обратился он ко мне. – Вы больше так не делайте.

– Как? – удивленно изогнула я брови.

– Да так, по стеночке, – он несколько раз постучал кулаком по стене. – Народ у нас шуток не понимает. Незачем наших баб приведениями пугать.

– Но я никого приведением не пугала.

– Тогда зачем мужика-соседа вспомнили?

– А кого я вспомнила?

– Того бомжа, которого в подвале мертвым нашли.

– А разве он в этом доме жил? Нет, я имела в виду другого соседа, живого.

– Живого? – не поверил мне Семеныч.

– Разумеется, живого. Во всяком случае, несколько лет назад он уехал в Израиль, живой и невредимый.

– В Израиль? – удивился грузчик, как будто сегодня уехать в Израиль так же сложно, как, скажем, пятьдесят лет назад.

– Кстати, человек был, по слухам, очень богатым, – продолжила я, сделав при этом многозначительное лицо.

Семеныч некоторое время на меня смотрел, переваривая мною сказанное.

– Вы думаете, что он что-то оставил? – осторожно спросил он, потом вдруг засмеялся: – В наше время чтобы кто-то кому-то что-то оставил? Выкиньте это из головы. Нет здесь ничего!

– Вы сейчас о чем? – уточнила я.

– Вы же клад ищете?

– Я? Ну что вы, Семеныч!

– А, ну-ну… – с этими словами грузчик вышел из кабинета.

Долго сидеть в одиночестве мне не пришлось. В кабинет бесцеремонно протиснулась Лариса.

– Вика, Виктория Викторовна, а что вы там говорили про соседа?

– Я? Да я уже не помню, – наигранно соврала я. – Не бери в голову.

– Да? – замялась она. – А не о том ли вы соседе, который родственника уморил?

– Ничего про родственника не знаю, – опять соврала я. – Расскажите.

– Я тоже мало что знаю, – засопела Лариса, переминаясь с ноги на ногу.

Мне показалось, что у нее просто язык чешется чем-то со мною поделиться.

– И все-таки вы что-то знаете? Вы ведь, если мне не изменяет память, где-то недалеко живете?

– Не-а, – протянула она. – Я хоть и недалеко живу, но этого мерзавца в глаза не видела. А вот покойная Клавдия Петровна его знала и даже люто ненавидела.

– Интересно, чем же он ее обидел?

– Не знаю, она не рассказывала, но, кажись, у нее с ним были личные счеты.

– Так уж и не рассказывала? – засомневалась я в правдивости Ларисиных слов. – Вы ведь подругами были.

– Если вспомнить, мы не так часто встречались. Мы-то ведь обе посменно работали: день – она, день – я. Правда, перезванивались, но по телефону многого не расскажешь.

– Тогда откуда вы знаете, что она его ненавидела?

– Разговор у нас как-то зашел о людях, выезжающих на ПМЖ. Я позавидовала их смелости и решительности. Легко ли порвать со старым и начать строить новую жизнь? Она зло засмеялась, а потом сказала: «Были бы деньги – и ты бы смогла. Но у тебя их нет и не будет». Я обиделась. Почему это не будет? Я еще женщина молодая – могу на Север завербоваться или развестись, а потом выйти замуж за иностранца. Наши бабы везде в цене. Петровна рассмеялась: «Нет, подруга моя, пока не научишься людям на глотки наступать и по трупам ходить, не будет у тебя больших денег. И на ПМЖ уезжают не с пустым карманом. Всё свое увозят, но могут еще и чужое прихватить». «Ты говоришь о том хозяине квартиры, который свою жилплощадь «Кабуки» продал? И который квартиру у родственника оттяпал?» – спросила я, вспомнив историю о мертвом бомже. «Мужик сам виноват. Договор есть договор. Но на Яшке грех пострашнее висит. За него он на том свете будет отвечать, мерзавец», – с ненавистью сказала Клавдия, как будто этот Яков лично ее обидел. Я хотела ее расспросить, что такого Яков натворил, но она бросила трубку, даже не попрощавшись.

– И больше вы к этому разговору не возвращались?

– Нет. Разговор как-то сам собой забылся, а вот теперь вы напомнили.

– Лариса! – раздался недовольный оклик Олега.

Лариса встрепенулась.

– По мою душу. Я же не вытащила из посудомоечной машины тарелки. Побегу.

– Беги, – я не стала ее задерживать.

После разговора с Ларисой мне в голову пришла очередная гениальная мысль: «А ведь подельником, вернее подельницей, могла быть и Клавдия Петровна!»

Не факт, что она умерла от испуга! Клавдия Петровна могла сделать для преступника всю работу, а тот убрал ее с дороги.

Какой диагноз поставили патологоанатомы? Смерть от обширного инфаркта. Мы решили, что посудомойка умерла, испугавшись чего-то. Следователь не стал возражать, потому что такое действительно возможно. Вот только сердечный приступ можно вызвать и смертельной инъекцией. Но эту версию никто не рассматривал. Естественная причина смерти (если, конечно, можно считать естественным встречу с приведением) вполне устраивала следствие, и дело возбуждать не стали.

«Клавдия Петровна за что-то ненавидела Якова Семеновича, – из головы не выходили слова Ларисы. – Надо бы узнать, чем он ее обидел».

Чтобы раздобыть эту информацию далеко идти не понадобилось. Я встала из-за стола и отправилась через служебный вход во двор.

Марфа Егоровна и Елена Тихоновна, как я того и ожидала, находились на «боевом посту», то есть сидели в своей беседке.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, приблизившись к пенсионеркам.

– Здравствуй, Вика. Уже домой?

– Что вы! Голова разболелась. Решила подышать.

– Подыши-подыши, – закивала головой Марфа Егоровна. – На свежем воздухе мало бываешь?

– Дом – работа – дом – работа, – устало протянула я.

Бабушки, сочувствуя, синхронно покачали головами.

– Да и атмосфера в ресторане гнетущая, – пожаловалась я. – Трудно находиться в четырех стенах.

– Что так?

– Помните, вы мне про бомжа рассказывали. Теперь все наши думают, что Клавдия Петровна его перед смертью видела. Глупости, наверное. А вы как думаете? Она, поди, и соседа вашего, который в Израиль укатил, не знала.

– Почему ж не знала? – с вздохом ответила Елена Тихоновна. – Очень даже хорошо знала. Она в доме Якова Семеновича одно время домработницей работала: убирала, готовила, всю семью их обстирывала.

– Долго?

– Года полтора, наверное.

– А ушла почему? Потому что уехали?

– Нет, она ушла лет за семь-восемь до их отъезда.

– Все десять будет, – уточнила Марфа Егоровна.

– А почему ушла? Платили мало?

– В декрет она собралась. Причем ушла загодя до родов. Никто даже не знал, что она беременная.

– Наверное, хотела устроиться на официальную работу, чтобы пособие получать? – предположила я.

– Возможно, только у нас на этот счет другая догадка имеется, – с ухмылкой сказала Марфа Егоровна, подмигивая своей подруге.

Елена Тихоновна деликатно покашляла в кулачок.

– Какая догадка? – спросила я и услышала то, что и ожидала услышать.

– Ребеночка ей сделал наш Яков Семенович. А чтобы жена не узнала о его шашнях с домработницей, быстренько ее уволил.

– А разве Клавдия замужем не была? Может, она родила в законном браке? – продолжала я допытываться.

– Муж ее тогда с шабашниками по стране мотался. Приехал с заработков, а через семь месяцев у них ребенок родился. Бывает, конечно, и такое, только через некоторое время муж опять уехал и уже не вернулся. Да и пацан уж больно на нашего соседа был похож: чернявый, кудрявый. Вот мы и решили, что Клавкин муж не дурак, чтобы чужого ребенка воспитывать.

– Значит, Клавдия осталась одна?

– Потом были у нее гражданские мужья, только не те, что нужно. В результате – сын вырос обалдуем. Прости, Господи, что я так о покойнике.

– А вот скажите, могла Клавдия Петровна затаить на Якова Семеновича обиду?

– Обиду? – удивилась Марфа Егоровна. – А чего ей на него обижаться? Он ей что-то обещал? Даже если бы и обещал, могла бы скумекать, что он от жены никогда не уйдет и на ней, Клавке, никогда не женится. Это только прекрасная нянька умудрилась своего хозяина на себе женить. Жизнь далеко не мыльная опера. Нет на моей памяти случая, чтобы хозяин на своей домработнице женился. Может, молодые деревенские девчонки и тешат себя мыслью: «Я молодая и красивая, отобью у хозяйки мужа», но Клавдия не девочка уже была и могла бы сообразить, что здесь ей не обломится.

– А она поздно своего сына родила?

– Тридцать уже исполнилось. Не знаю почему, но до этого у нее с мужем детей не было. Возможно, не хотели или не получалось.

– А с вами Клавдия разговаривала? Жаловалась на Якова Семеновича? – спросила я Елену Тихоновну, поскольку Марфа Егоровна свою точку зрения уже высказала.

– Нет, при мне она Якова никогда не ругала. Да и как бы она после этого выглядела, если раньше всем доказывала, что ребенка родила от мужа?

– А она это доказывала?

– Было дело, – вспомнила Марфа Егоровна. – Как-то встретила ее на рынке. Она мальчонку за руку вела. Я возьми да и скажи: «Клава, как твой мальчик на соседа моего похож. Уж не согрешила ли ты с ним?», а она мне: «Вам бы, Марфа Егоровна, только человека обидеть. Витин папа – Николай Петрович, мой муж».

– То же и мне она говорила, и Тамаре Григорьевне из первого подъезда, и Ангелине Николаевне, домработнице Солдатовых, – добавила Елена Тихоновна.

Очевидно, что тема отцовства ребенка Клавдии Петровны в свое время широко обсуждалась жильцами этого дома.

– Только Клавдии никто не верил, потому как мальчик – точная копия Якова Семеновича, – продолжила Марфа Егоровича. – Мы тогда решили, что Яков хорошо откупился от Клавдии и на протяжении всех лет, вплоть до самого отъезда, деньги ей на пацана давал.

– Почему вы так решили?

– Так ведь Клавка нигде в то время не работала. Значит, ей было на что жить. А когда Яков Семенович уехал, почти сразу посудомойкой в ваш ресторан устроилась. А куда ей еще податься, если нет ни образования, ни опыта работы? То, что она посудомойкой попросилась, можно объяснить только тем, что деньги закончились.

– Да, после долгих лет лжи трудно сказать правду, – выслушав Марфу Егоровну и Елену Тихоновну, сказала я.

– Это точно. Признайся она, что все эти годы жила на алименты Якова Семеновича, ей бы поставили в вину: зачем голову всем морочила, приписывая отцовство своего сына мужу. Продолжила бы ваньку валять – опять упрекнули бы во лжи. С какого боку не подойди – врунья! Прости, Господи, – чинно перекрестилась Марфа Егоровна.

Бабушки рассказали все, что знали о Клавдии. Я с ними простилась и пошла обратно в «Кабуки». Сев за свой стол, я положила перед собой чистый лист бумаги и стала вычерчивать схему. Вверху начертила прямоугольник, внутри которого написала «Яков Семенович». Чуть ниже, слева и справа – прямоугольники «Клавдия Петровна» и «Булкин». Все три прямоугольника соединила между собой.

Яков Семенович – Клавдия Петровна – Булкин.

«Надо полагать, до отъезда Якова Семеновича Клавдии не за что было на него обижаться. Он на ней не женился, но обеспечивал и ее, и ребенка. А вот когда денежный поток прекратился, у Клавдии появился повод возненавидеть Кауфмана. Даже если это не так, то все равно лучшего помощника, чем Клавдия Петровна, Булкин найти не мог. Клавдия хорошо ориентировалась в квартире Якова Семеновича. Она, конечно же, знала, где расположен люк, и могла догадываться, где мог быть тайник», – рассуждала я.

Однако было одно «но», которое не вписывалось в мою схему. Клавдии Петровны уже не было в живых, а Булкин продолжал наведываться в ресторан. Обычно от подельников избавляются, когда дело уже сделано. Неужели у Булкина что-то вышло из-под контроля? Или он все, что нужно, узнал и решил загодя избавиться от помощницы?

А если Клавдию Петровну он использовал вслепую, чтобы потом с ней не делиться, а она об этом догадалась? В этом случае она не подельница, а жертва. В пользу этой версии могло говорить то, что в последнее время она выглядела весьма испуганной. Всего лишь игра для отвода глаз? Тогда Клавдия Петровна – величайшая актриса всех времен и народов. Я поверила, но не в приведение, а в то, что она сошла с ума. Ее безумные глаза, перекошенный от страха рот и дрожащие руки выглядели вполне натурально.

И еще одно не давало мне покоя: внезапная смерть Виктора, сына Клавдии Петровны. Можно ли считать ее случайной? Алкоголики часто травятся фальсификатом, но кто-то же этот фальсификат Виктору принес. Он, конечно, и сам мог купить водку по дешевке. Случай? Не люблю случайности, поскольку они только запутывают расследование.

Я, похоже, уже запуталась. «Кто Клавдия Петровна? Жертва или подельница Булкина?» – этот вопрос загнал меня в тупик. В какой-то момент я почувствовала, что мои мозги закипают. Еще минута и моя голова разорвалась бы изнутри. Хорошо, что позвонил Никита и избавил меня от самоуничтожения.

– Что делаешь? – беспечным голосом спросил он.

«Мне бы его проблемы», – мысленно ответила я, потом вздохнула и произнесла:

– Как что? Работаю.

– Уже половина шестого, – напомнил мне Никита. – Могу встретить.

Меня так уморили мои размышления, что я с радостью согласилась на предложение Никиты:

– Да, конечно. Я по тебе соскучилась.

– Буду у тебя через пятнадцать минут.

Уходила я из ресторана с легким сердцем. Никого ловить не надо. Булкин вряд ли сегодня ночью сунется в «Кабуки». И подельник ничем себя не выдаст, потому что Клавдия Петровна и есть тот самый подельник. В принципе, если не брать в расчет кое-какие неясности, то в истории со смертью посудомойки можно было поставить точку.

Преследовать вора-рецидивиста по кличке Кулич я не стану: на то есть полиция, которая в курсе того, кто ночью разгуливал по служебным помещениям нашего ресторана. Можно даже через Никиту намекнуть следователю Черпаку, что смерть Клавдии Петровны на совести Булкина, – это ускорит следствие.

Никита ожидал в машине. Увидев меня, он вышел, обошел автомобиль и распахнул передо мной дверцу – на переднем пассажирском сидении лежал букет цветов.

– Это мне? – растрогавшись, спросила я.

– А кому еще? Конечно, тебе. Кстати, сегодня ровно шесть месяцев, как мы знакомы.

– Неужели?! – удивленно воскликнула я.

Всего полгода? Мне казалось, что с Никитой я знакома целую вечность. Он всегда был рядом со мной, только я почему-то его не замечала. Может, так и было на самом деле? Что примечательно, он меня понимает, даже тогда, когда я молчу. Несколько раз я ловила себя на мысли: «Может, он и есть моя вторая половинка?»

– И куда мы едем? – спросила я, приподнимая букет, чтобы сесть. Из букета, обвернутого белой органзой, вывалилась красная бархатная коробочка. – Что это?

– Открой, только сначала сядь в машину.

Я села. Никита нажал кнопку блокировки дверей.

– Так будет лучше. Открывай коробку, – велел он, заметно нервничая.

В коробочке лежало колечко с тремя сверкающими камушками, соединенными вместе в форме сердечка.

– Какое красивое! – охнула я. – А…

Я хотела спросить, что означает этот подарок, но боялась разочароваться, услышав, что Никита мне купил колечко просто так.

– А ты не догадываешься? Приложением к этому кольцу идет моя рука и сердце. Короче, Вика, ты выйдешь за меня замуж?

У меня перехватило дыхание. Я ждала предложения от Никиты, но оно свалилось на меня слишком внезапно, настолько, что я не могла сообразить, что говорят в подобных случаях: просто «да» или что-то еще.

– Да или нет? Не выйдешь из машины, пока не скажешь! – пригрозил он.

– Ты даже не дашь мне время подумать?

– Не юли! Да или нет? – спросил он, глядя почему-то не на меня, а на лобовое стекло.

– Тогда «да», – скромно потупив глаза, сказала я.

Никита вздохнул:

– Вот и хорошо. Сегодня мы отметим это событие вдвоем, а завтра мы поедем на ужин к моим родственникам.

Я давно знакома с Ольгой, а вот с остальными членами Никитиной семьи мне только предстояло познакомиться.

– Будет узкий круг: родители, Ольга с мужем и детьми, тетя Валя с дядей Мишей, моя двоюродная сестра Оксана. Еще обещали прийти Леокадия Германовна, тетка моей мамы, и ее четвертый муж Адольф Карлович. Замечательная парочка, надо заметить. Бабушка в прошлом пела в оперном театре, а ее муж – хореограф, кстати, он на пятнадцать лет ее моложе. Бабушке восемьдесят лет, ему, стало быть, шестьдесят пять, а смотрятся оба на пятьдесят. Бабушка даже выглядит моложе и не любит, когда ее называют бабушка. Для всех она Лека. Не удивляйся, если она попросит тебя напеть любимую оперную арию. Если не уверена, не пой – лучше сразу откажись, сославшись на простуженное горла. Фальши она не терпит.

– Меня хотят заставить петь? – испугано спросила я.

– А как ты хотела? – с напускной строгостью заговорил Никита. – Должны же они знать, в чьи руки я попаду. Ты должна быть идеальной женой.

– Но я не умею петь! И плохо танцую, – сказала я на тот случай, если Адольф Карлович захочет увидеть мою пластику. – И совсем не умею рисовать. У меня нет никаких талантов, – застонала я.

– И не надо. Вика, я пошутил. Соберутся милые люди, которым есть, что отпраздновать. У моих родителей годовщина свадьбы. Я подумал, что это хороший повод тебя со всеми познакомить.

Я немного успокоилась. Надо завтра с обеда отпроситься у Андрея Михайловича. Нельзя знакомиться с будущими родственниками, не приведя голову в порядок и не сделав маникюр. На парикмахерскую уйдет часа три. Еще по такому случаю неплохо бы сходить в магазин и прикупить какую-нибудь обновку. Ну и, конечно, следует приобрести подарок. Чтобы им подарить? Вазу? Чайный сервиз?

Мы приехали в ресторан. Разговор не клеился.

– Тебя что-то беспокоит? Ты передумала выходить за меня замуж? – спросил Никита, заметив, как я напряжена.

Мне было совестно признаться в том, что я жутко боюсь не понравиться его дядям и тетям, в особенности Леокадии Германовне и Адольфу Карловичу.

– Нет, конечно. Устала. Кстати! – воскликнула я, вспомнив, что еще не рассказала Никите об информации, которую сегодня удалось заполучить. – Клавдия Петровна была любовницей Кауфмана!

– Клавдия Петровна? Кауфман? Какая Клавдия Петровна? Какой Кауфман? – удивленно переспросил Никита.

Я с досадой и одновременно со стыдом отметила, что в данную минуту мы думали о разном. Он думал о предстоящей со мной свадьбе, а я – о покойной мойщице посуды и воре-рецидивисте Булкине.

– Клавдия Петровна – наша работница, которую нашли мертвой. А Кауфман – сосед, у которого бывший хозяин «Кабуки» выкупил квартиру. Ну, вспомнил? Ломбард у него был на соседней улице.

– А… – разочаровано протянул Никита.

Наверное, он хотел сменить тему разговора, но я продолжила, напомнив:

– Ты же мне сам вчера рассказывал о воре по кличке Калач. Его отпечатки пальцев нашли на молотке.

– Да. И что с того?

– Мы с тобой пришли к выводу, что Калач сбывал Кауфману ворованное золото, а тот его обманул, кинул на деньги. Конечно, странно, что у Булкина не одна ходка за плечами, а он так наследил. Но и на старуху бывает проруха.

– Пожалуйста, завтра не употребляй при моих родственниках таких выражений, как «кинуть на деньги», «первая ходка», «последняя», – попросил Никита.

– Хорошо. Я с ними буду говорить только об искусстве, скажем, о литературе, – пообещала я. – Или вообще буду молчать, – добавила я, подумав, что Леокадия Германовна, в отличие от меня, вряд ли является поклонницей детективного жанра.

– Перегибать палку тоже не надо. Тетя Лека не любит фальши.

– Я же не собираюсь ей петь, – обиженно хмыкнула я.

– Зачем ты так? Ты же поняла, о чем я, – в свою очередь обиделся Никита. Выдержав минутную паузу, он попросил напомнить: – Так что там с Клавдией Петровной?

Можно было ответить: «Чем ты слушал? Кому я рассказывала?», но в такой день ссориться с Никитой мне совсем не хотелось, тем более что я сама завела разговор на эту тему.

– А то, что Клавдия какое-то время работала у Кауфманов домработницей. Потом она забеременела, надо полагать, от хозяина, и ее рассчитали.

– И что?

– А то, что лучшего подельника, чем Клавдия Петровна, Калачу нельзя было сыскать. Как он ее нашел, как перетянул на свою сторону, не знаю, но факт налицо: Клавдия Петровна нашла люк и сообщила о нем преступнику.

– Зачем он тогда напугал ее до смерти?

– Не факт, что она умерла от испуга! Обширный инфаркт можно вызвать медикаментозно. Заключение о смерти ошибочное. Патологоанатомы написали его от фонаря, потому что бедная посудомойка никому не нужна. Будучи на месте ее родственников, я бы настояла на эксгумации и возбуждении уголовного дела. Увы, у Клавдии Петровны не осталось родственников.

– Ты хочешь сказать, что Калач убил Клавдию Петровну?

– Именно!

– Зачем?

Ответ лежал на поверхности.

– Она слишком много знала, – озвучила я древнюю истину. – Калачу не нужны были свидетели.

– А разве он что-то нашел?

– Нет, но, видимо, надеется скоро найти. Зачем ему с кем-то делиться? Я вот о чем подумала. Раз ты, Никита, подружился со следователем Черпаком, может, ты ему расскажешь о Клавдии Петровне и Кауфмане? А вдруг возбудят уголовное дело? Есть труп, есть проникновение в ресторан, есть отпечатки пальцев вора-рецидивиста. Что еще надо?

В глубине души я понимала, что если бы в заключении патологоанатома речь шла о насильственной смерти, то дело бы обязательно возбудили, а так и рассчитывать не на что. И все же я надеялась, что в прокуратуре и полиции найдутся люди, которые заинтересуются происходящим в ресторане «Кабуки».

– Позвонить Черпаку? Запросто! – с вызовом ответил Никита. – Сыну Ивана Антоновича мой предмет еще в следующем семестре сдавать. А чтобы беседа завязалась, могу отца нашего студента на чашку кофе пригласить.

– Завтра? – обрадовалась я.

– Нет, Вика, завтра я не могу. Завтра у нас вечер занят.

– А ты днем, – подсказала я.

– Днем у меня студенты, – мотнул он головой. – Но я обязательно позвоню.

– Можешь даже на меня сослаться, – предложила я. – Я готова помочь следствию. Быть глазами и ушами правоохранительных органов.

Никита в ответ засмеялся, но это он зря, потому что я говорила вполне серьезно. Никто лучше меня не ввел бы следователя в курс дела и не подсказал, где можно расставить камеры видионаблюдения, которые в нашем случае совсем бы не помешали.

– Если хочешь, я прямо сейчас его наберу, – предложил Никита, глядя в мои горящие от нетерпения глаза. Я кивнула. Он достал из кармана мобильный телефон и стал набирать Черпака. – Иван Антонович? Это Ильин. Добрый вечер. Я не слишком поздно? – спросил Никита. Видимо, Черпак любезно ответил, что нет. – У меня для вас есть кое-какая информация относительно ресторана «Кабуки».

Я не уверена, что мой жених сумел заинтересовать следователя историей любви Якова Семеновича к своей домработнице. Никита рассказывал минуты три, а Черпак его ни разу ни о чем не переспросил. Связь Кауфмана и Булкина и вовсе была лишь нашим предположением, но и ее Иван Антонович выслушал, не задав ни единого вопроса.

– Про меня скажи, – зашептала я Никите.

– Моя невеста работает в «Кабуки», вы с ней знакомы, – напомнил Никита Черпаку обо мне. – Она может оказать вам существенную помощь: расскажет и о покойной Клавдии, и обо всех, кто там работает.

– Ну, что он сказал? – спросила я, когда Никита положил мобильный телефон на стол.

– Сказал, что примет к сведению, – сообщил Никита.

По его тону можно было понять, что он несколько разочарован разговором со следователем. Скорей всего, Черпак оставит все как есть, то есть никто не станет возвращаться к смерти Клавдии Петровны. Даже появление Булкина не сдвинуло дело с мертвой точки. Мало ли почему на молотке оказались его «пальчики»? Камеры наружного наблюдения никого, кроме меня, не запечатлели. В ресторане ничего не украдено, а потому и Булкину нечего поставить в вину.

Никита заметно загрустил. Наверное, это была не очень хорошая идея позвонить следователю.

– Ты расстроился?

– Понимаешь…

Что тут было понимать? Я поставила Никиту в неловкое положение.

– Да черт с ним, с этим Черпаком, – улыбнулась я. – Мы, как законопослушные граждане, сообщили следствию все, что знали. Дальше пусть сам думает, как ему быть. Он сам себя наказывает, потому что под лежачий камень вода не течет.

– Под лежачего мента портвейн не течет, – поправил меня Никита.

– Можно и так. Не видать ему премии и новых звездочек на погонах. Лучше скажи, что мне подарить твоим родителям? – сменила я тему разговора.

– Я уже купил подарок. Он будет от нас двоих, – упростил задачу Никиту. – Завтра в пять я за тобой заеду.

Следующий день предстоял быть насыщенным. Мне хотелось все успеть.

В половине девятого появился Ванька. В девять пришел Олег. В десять мимо моей двери на высоких каблучках прошествовала Рита. Мысленно я отметила, что девчонка вконец обленилась. Вчера в это время ее напарница Светлана Яковлевна убрала и коридор, и санузлы, а эта, похоже, и не собирается приступать к работе.

Ближе к одиннадцати я услышала, как Андрей Михайлович здоровается с Олегом.

«Шеф на месте – можно идти отпрашиваться», – подумала я, поднимаясь из-за стола.

Однако Рита меня опередила. В тот момент, когда я вышла из своего кабинета, девушка уже входила к Андрею Михайловичу. Я подметила, что она слишком празднично одета: кашемировое красное пальто, сапоги на шпильках. Трудно допустить, что в таком виде она идет убирать кабинет директора ресторана.

Остановившись под дверью шефа, я прислушалась. Разговор шел на повышенных тонах:

– Я ничего не понял! Что значит «последний день»? А положенные две недели? Я должен найти тебе замену, – почти кричал Андрей Михайлович.

– У вас есть вторая уборщица! Андрей Михайлович, миленький, вы губите мою карьеру. Я вас очень прошу. Отпустите меня с миром. Я ведь могла уйти не простившись.

– Да? Допустим, я тебя отпущу, – сдался Андрей Михайлович, – но нельзя быть такой несерьезной, Рита! Сегодня хочу работать, а завтра не хочу! Еще вчера ты мне тут слезы лила: «Жить не на что. Нужна работа», а сегодня?

– Мне предложили работу по специальности, – виновато ответила Рита.

«Она уходит! – догадалась я. – Надо же! Еще вчера хотела вырвать Светлане Яковлевне волосы, потому что та заняла ее место, а сегодня ей предложили работу по специальности?! Собственно, чему я удивляюсь? Этого следовало ожидать. Какая из нее уборщица?»

– И какую работу тебе предложили, если не секрет? – поинтересовался Андрей Михайлович.

– Секретаря-референта, – не задумываясь, ответила Рита. Это достаточно сложное слово у нее словно от зубов отскочило.

– А в какой фирме?

– Не скажу, боюсь сглазить.

«А ведь она мне врала относительно того, что никогда прежде не работала, – поймала я себя на мысли. – И Олег не ошибся: Рита раньше работала секретарем. Вот уж странная особа: неизвестно откуда пришла, теперь вот так же неожиданно увольняется».

– Ну-ну, удачи тебе, – пожелал Рите Андрей Михайлович.

Я вдруг поняла, что Рита сейчас уйдет и с концами. План действий родился мгновенно. Я дернула на себя дверь и со счастливым лицом влетела в кабинет шефа.

– Андрей Михайлович, можете меня поздравить, – выдохнула я с порога. – Я выхожу замуж за Никиту Ильина.

Шеф округлил глаза и широко улыбнулся. Рита завистливо сверкнула глазами.

– Поздравляю. Когда свадьба? – поинтересовался Андрей Михайлович.

– Скоро. Умоляю, дайте мне отгул: столько всего надо успеть, – для пущей убедительности я подкатила к потолку глаза и стала перечислять: – Заявление надо подать, платье купить, кольца…

– Да, конечно, иди. На свадьбу пригласишь?

– Вас в первую очередь! Я всех приглашу. Тебя, Рита, тоже приглашаю.

– Я вас поздравляю, только вряд ли смогу прийти, – натянуто улыбнулась она. – Уезжаю.

Я удивленно приподняла брови.

– Прямо сейчас, – добавила она, пряча в сумочку новенькую трудовую книжку. – До свидания, Андрей Михайлович.

Рита вышла из кабинета.

– Я тоже побегу, ладно?

– Я же тебе разрешил. Завтра можешь не приходить. Хорошо тебя понимаю, поскольку сам недавно дочку замуж выдал.

Я вылетела из кабинета шефа. Рита шла к выходу. Не став ее окликать, я заскочила в свой кабинет, схватила сумку, накинула на себя плащ и вышла вслед за ней.

Рита успела отойти от ресторана метров на пятьдесят, но ее красное пальто слишком было заметным, чтобы потеряться в толпе. Я не стала к ней приближаться – просто пошла за ней.

В тот момент я следовала интуиции. Рита вела себя странно – это настораживало и давало повод для размышлений. Что могло измениться за один день? Еще вчера она не собиралась менять место работы, а сегодня пришла за расчетом. Только ли дело в предложенной работе?

«Проверим, – пообещала я себе. – Если она спешит на новую работу, я ее провожу. Идет домой – узнаю, где девушка живет. Андрей Михайлович опрометчиво принял ее без документов. Вся информация с ее слов. А девчонка, похоже, большая мастерица врать».

Рита свернула на соседнюю улицу, остановилась у витрины магазина, достала мобильный телефон и кому-то позвонила. Разговаривала она пару минут, не больше, все это время рассматривала свое отражение в стекле. Меня она видеть не могла: я предусмотрительно стала на остановке троллейбуса и подглядывала за ней из-за плеча высокого мужчины.

Закончив разговор, Рита бросила телефон в сумку и отправилась дальше. Пару раз она заскакивала в магазины. Я не светилась – поджидала ее в стороне от входа.

Через час мы оказались рядом с довольно дорогим рестораном кавказкой кухни «Арарат». Не стану наговаривать на конкурентов: кормят здесь очень вкусно, но дорого. Здесь я была один единственный раз на дне рождении подруги, муж которой весьма преуспевающий бизнесмен.

Рита посмотрела на часы и вошла внутрь.

«У нее здесь встреча, – догадалась я. – Что же делать? Торчать у входа? Неизвестно, сколько мне придется ждать. Надо идти вовнутрь».

Я открыла сумку и заглянула в кошелек. Собираясь в парикмахерскую, я умудрилась забыть дома наличные. Оставшихся со вчерашнего дня денег хватит разве что на чашку кофе. Но какими глазами на меня будут смотреть официанты, если я закажу один только кофе. Впрочем, а почему я не могу выпить кофе? У меня здесь тоже может быть назначена встреча!

«В крайнем случае, позвоню Никите, пусть приезжает – с деньгами, разумеется. Потом я ему все объясню», – решила я и подошла к входу.

Через стеклянную дверь хорошо был виден холл. Рита успела снять пальто и пройти в зал.

«Смелость города берет», – подбодрила я себя и, поправив на шее шарф, шагнула в ресторан.

Ко мне тут же подошел метрдотель.

– Добрый день. Вы заказывали столик? – поинтересовался он.

Я даже предположить не могла, что в такой дорогой ресторан может быть очередь, тем более что в гардеробе, кроме Ритиного пальто и двух мужских плащей, другой одежды не было.

– Нет, а разве свободных мест нет? – растерянно спросила я.

– Сейчас есть, но на вечер все столы забронированы.

– Не волнуйтесь, до вечера я уйду. Меня пригласил в ресторан мой друг, но, кажется, он опаздывает. Я его подожду в зале, если вы не возражаете.

– Проходите, пожалуйста.

Он помог мне снять плащ, передал его гардеробщику и, обогнав перед самым входом в зал, распахнул передо мной дверь.

– Занимайте любой столик, – предложил он. – Официант к вам сейчас подойдет.

Я опасалась, что Рита может сидеть лицом к двери. В этом случае мне лучше вообще не заходить: вряд ли она обрадуется моему появлению.

Мне повезло. Все столики были огорожены плетеными заборчиками. За каким столом сидит Рита, я догадалась по ее макушке, торчащей из-за ограждения.

Как я и предполагала, она была не одна. Ее спутник сидел лицом к входу. Боясь, что меня могут заметить, я быстро прошмыгнула к соседнему столу и села спиной к Рите и ее спутнику. Я успела отметить, что мужчина явно не славянских корней. У него были темные волосы и смуглый оттенок кожи.

На секунду я расслабилась: на меня не обратили внимания. Мне даже не пришлось напрягать слух: разговор за соседним столиком шел на повышенных тонах. Рита ссорилась со своим спутником.

– Какое ты имеешь право указывать мне? Надоело! Не на ту нарвался! Или ты хотел, чтобы я навечно там осталась полы мыть? Ха-ха!

– Рита, как ты могла так подумать?

– Могла! Потому что ты намылился обратно, ни слова мне не сказав, – негодовала Рита. – Если бы я случайно не узнала, ты бы уже послезавтра улетел. Да что там говорить, мне просто повезло, что не было билета, иначе бы ты тю-тю позавчера, даже не простившись со мной.

Мужчина пытался выглядеть обиженным.

– Ритуля, ну зачем ты так? Ты же знаешь, что для меня значишь.

– Не знаю! Короче, я лечу с тобой!

– Риточка, ты обязательно прилетишь. Я тебе пришлю вызов.

– Какой вызов?! Давно уже безвизовый режим.

– Да, конечно, зачем тебе виза? Сядешь в самолет и прилетишь.

– Прилечу. Надеюсь, и примут меня должным образом, если ты, конечно, не против моего знакомства с твоими родственниками. А нет… – кажется, она ему угрожала.

– Хорошо-хорошо, но согласись, сейчас не время для знакомства.

– Вот как? А я думала, ты отнюдь не в печали, особенно после того, что я для тебя сделала.

– Рита, для нас, – поправил он ее. – Для нас. Я ведь не отказываюсь. Ты для меня – все!

«Интересно, о чем они?» – подумала я.

За моей спиной замолчали. Рите и ее спутнику принесли заказ.

– Спасибо, – поблагодарил мужчина.

И тотчас я услышала над собой:

– Что будете заказывать?

От неожиданности я вздрогнула. Надо мной навис официант, высокий детина с шикарными пушистыми усами. Говорил он с легким акцентом. Был ли акцент кавказским или официант намеренно так говорил, я не поняла. Вернее, у меня не было желания в этом разбираться: мои уши были развернуты на сто восемьдесят градусов.

– Чашку кофе, пожалуйста. Эспрессо, – ответила я.

– Все? – удивился официант, пошевелив усами.

– Пока, да. Я жду друга. Он подойдет, и мы сделаем заказ.

– Хорошо, я оставлю вам меню.

Я открыла кожаную папку, уткнулась взглядом в первую страницу и вновь превратилась в одно большое ухо.

– Кофе – дерьмо, – констатировал Ритин спутник, – зато дорогущий. Зря мы сюда пришли.

– Не скупись, тебе теперь по карману пить кофе даже в «Президент отеле», – зло хмыкнула Рита.

– Ну зачем ты так? Может, к тебе поедем? Я за тобой соскучился.

Рита недолго думала.

– Поехали, но предупреждаю: в четыре придет квартирная хозяйка. Она обещала вернуть залог за квартиру.

– Успеем, – промурчал парень.

Парочка подозвала официанта. Пока тот шел к их столику, я лихорадочно листала меню, понимая, что выпить заказанный кофе уже вряд ли успею. Мне его даже не принесли, а заплатить придется. Официанты здесь не слишком шустрые, буду ждать счет – упущу Риту. Значит, надо положить деньги на стол, чтобы меня на улице не догнали и не обвинили в том, что я не заплатила за кофе, который уже успели сварить и вот-вот собирались вынести.

Рита и ее спутник поднялись из-за стола. Я поднесла меню к лицу, сделав вид, будто его изучаю. Парочка прошла мимо. Я выждала минуту и положила деньги на стол.

У входа меня остановил официант.

– А кофе?

– Я передумала. Деньги на столе. Молодой человек, могу я вас попросить об одном одолжении?

– Да.

– Я помощник частного детектива. Только что из зала вышли парень с девушкой. Девушка – жена моего клиента. Посмотрите, они уже на улице? Не хочу лишний раз попадаться им на глаза.

Официант с интересом взглянул на меня и без лишних вопросов приоткрыл дверь.

– Выходят из ресторана, – шепотом сообщил он.

– Спасибо, – бросила я на ходу.

Через пятнадцать секунд я уже была на улице. Рита и ее спутник ловили такси. Теперь я могла рассмотреть мужчину. Лет ему было двадцать пять или чуть больше. Высокий, немного рыхлый, с большими чуть навыкате глазами и крупным носом, который он постоянно морщил, – ну совсем не красавец! Что в нем нашла Рита, затрудняюсь сказать.

Рядом с парочкой остановилась легковушка со светящимся «гребешком» на крыше. Как только машина отъехала от тротуара, я выскочила на проезжую часть дороги и подняла руку. Старенькие «жигули» едва не сбили меня.

– Жить надоело, дура?! – из салона высунула голову женщина средних лет в нелепом вязаном берете.

– Умоляю, подвезите меня, – бросилась я к окну. – Вопрос жизни и смерти!

Я так жалобно посмотрела на женщину, что ей ничего не оставалось, как сказать:

– Садись! А то и, правда, на тот свет отправишься. Тебе повезло, что я быстро не езжу.

На самом деле женщина вела машину на скорости девяносто километров в час при положенных восьмидесяти.

Я прыгнула на сидение.

– Куда тебе?

– За тем такси, – выдохнула я.

Женщина резко тронула машину с места и внимательно на меня посмотрела.

– Следишь за кем-то? Не за мужем ли?

– За ним, мерзавцем!

– Изменяет?

– Ага, – не стала я ничего придумывать. Хочется хозяйке «жигулей» так думать, пусть думает.

– Все они кобели. Мой муж тоже мне изменял, пока я его не выгнала. Собрала чемодан и выставила за порог, но сначала пошла к той лахудре и клок волос выдрала. Правда-правда. Да еще пару фингалов ей поставила.

Глядя на нее, я почему-то даже не усомнилась: такая может. Дамочка вызывала у меня одновременно и боязнь, и уважение. Собрать чемодан и выставить за порог, пожалуй, и я смогу. А вот с кем-то подраться – это вряд ли.

– И что ты думаешь? – продолжила она, приободренная моим восхищенным взглядом. – Через месяц обратно прибежал, прощения просил, в ногах валялся. Теперь налево даже не смотрит. Вот так надо с ними обращаться! Ты тоже своему спуску не давай. Детки есть?

– Двое. Мальчик и девочка, – соврала я.

– Борись! – поддержала меня хозяйка «жигулей». – Детям нужен отец.

Такси свернуло во дворы.

– Я чуть отстану, чтобы не бросаться в глаза. Лучше, если ты их на квартире застукаешь, иначе наврет с три короба. Придумает такую сказку, что Андерсену и не снилось! И сразу в квартиру не лезь – подожди немного, – советовала мне женщина.

– Да я так и хотела, – кивнула я головой.

Рита со спутником вышли перед подъездом пятиэтажки.

– Номер квартиры знаешь? – спросила хозяйка «жигулей».

– Нет.

– Тогда, когда они в подъезд зайдут, беги и слушай, на какой этаж они поднимутся. Сможешь?

Я пожала плечами. Выслеживать чужих мужей мне до этого не приходилось.

– Сиди, – велела она.

Доверив мне машину, женщина направилась следом за Ритой в подъезд. Через минуту она вышла.

– Третий этаж, квартира шестнадцать, – доложила она. – Все элементарно просто. Когда они остановились, чтобы открыть дверь, я поднялась этажом выше. Кстати, твой эту девку еще на лестнице начал тискать, так что долго во дворе не засиживайся. Уже через пятнадцать-двадцать минут можешь подниматься.

– Сколько я вам должна?

– Нисколько! Все люди на земле братья, а некоторые даже сестры, – засмеялась она. – Подругам по несчастью надо помогать. Смотрю, девчонка ты молодая, неопытная – жалко стало. Если его кобелиные игры сейчас не пресечь, всю жизнь будешь с ним маяться.

– Спасибо за все, – поблагодарила я, прежде чем выйти из машины. Тетка мне действительно помогла и денег не взяла. Только сейчас я вспомнила, что все свои деньги оставила в ресторане.

Разумеется, ни через пятнадцать минут, ни через двадцать я подниматься не стала, но и в беседке перед домом долго сидеть не собиралась. Рита говорила, что в четыре придет квартирная хозяйка. Что-то мне подсказывало, что до этого времени мужчина уйдет. Вот тогда я к Рите и поднимусь, чтобы все выяснить.

А пока мужчина находился там, у меня было время подумать о странностях Ритиного поведения. Из разговора я поняла, что она и он состоят в близких отношениях. Он не ограничен в средствах, но при этом почему-то был против того, чтобы она уходила из ресторана, в котором работает уборщицей.

«А если я зря подозревала Клавдию Петровну? – осенило меня. – Никакая она не сообщница Булкина! Сообщница – Рита! Она пришла к нам совсем недавно. По роду своей деятельности могла ходить по служебным помещениям, с тряпкой залезать во все щели и углы. Тогда получается, что ее любовник – Булкин? – Я попыталась вспомнить мужчину, которого видела той ночью. Высокий! Этот тоже не низкий. Стройный. Этот с большой натяжкой. Но ночью мужчина был одет в ветровку, а свободная одежда всех делает стройнее. Волос я не рассмотрела: их скрывал капюшон. – Да Булкин это! Больше некому».

У меня как-то сразу поднялось настроение. Захотелось поделиться этой мыслью с Никитой.

– Никита, привет! Можешь мне продиктовать номер телефона Черпака?

– Что-то случилось? – насторожился Никита.

– Все в порядке! Хочу сделать следователю подарок к празднику. Вот только не знаю, оценит ли.

– Не понимаю, какой подарок?

– Я, кажется, нашла Булкина. Или как там его братки зовут? Калач? Точно, Калач. А знаешь, кличка ему идет.

– Булкин? Вика, ты где? – не на шутку испугался за меня Никита.

– Я? Во дворе дома Риты, нашей молоденькой уборщицы. Она сегодня уволилась. Мне показалось это странным. Я проследила за ней и вышла на Калача. Правда, я умница?

– Вика, я тебя умоляю, – закричал Никита в трубку. Мне даже пришлось отнять телефон от уха, чтобы не оглохнуть. – Оставь Булкина в покое. Им займется полиция. Я сейчас позвоню Черпаку. Диктуй адрес и уходи.

– Никита, я на улице Шекспира. Какой номер дома, не знаю. Черт, и спросить не у кого. Никита, пока. Булкин на горизонте!

Мужчина вышел из подъезда, поднял воротник, натянул на лоб бейсболку и широкими шагами пошел со двора прочь.

– Вика, не вздумай за ним идти! – предостерег меня Никита, перед тем как я отключилась.

А я и не собиралась лезть на рожон. Никуда Булкин от нас не денется. Есть Рита, которая, судя по всему, так зла на него, что выдаст с потрохами. И есть билет на самолет. Булкин надеется послезавтра улететь. Я, конечно, не знаю куда, но по фамилии и дню вылета можно узнать номер рейса. Как раз это не проблема. Далее дело техники: его арестуют прямо в аэропорту, если к тому времени будет что поставить ему в вину. А доказательства вины добуду я. Надо только правильно повести себя с Ритой.

Мысли относительно того, как с ней разговаривать, на тот момент у меня уже были. Ее надо запугать! Например, сказать, что после ее ухода дирекция обнаружила большую недостачу. Сейф был взломан! И поскольку она не та, за кого себя выдавала, то подозрение пало именно на нее. Андрей Михайлович уже вызвал полицию. Оперативники будут с минуты на минуту. Но Рита может сама себе помочь. Она вернет деньги, а мы не станем доводить дело до суда. Для того меня и послали, чтобы я уговорила ее, Риту, рассказать все как есть.

После такого заявления с моей стороны Рита должна была начать оправдываться и топить своего подельника. Всё! Дело, считай, раскрыто!

Я поднялась на третий этаж. Три квартиры выходили на площадку. Квартира номер шестнадцать была посередине. Я несколько раз настойчиво позвонила в дверь, но Рита как будто не слышала звонка.

«На кухне, что ли, возится?» – подумала я, принюхиваясь к запаху чего-то пригорелого, и еще раз нажала на звонок.

Скоро мне надоело тренькать, и я в сердцах треснула по двери кулаком. Дверь распахнулась. Из квартиры вывалилось облако дыма, окутав меня с головы до ног. Задыхаясь, я стала звонить в соседние квартиры, не забывая при этом кричать:

– Пожар! Пожар! Вызывайте пожарную! – Понимая, что дело не в пригоревшем пироге, и вряд ли Рита решила устроить самосожжение, я добавила: – Полицию и скорую помощь!

Вспомнился поднятый воротник куртки Калача, надвинутая на глаза кепка, его вороватая и торопливая походка. В голове зародились самые страшные подозрения.

– Там есть кто-нибудь? – спросил у меня мужчина, выбежавший из соседней квартиры.

– Да! Там Рита, моя сослуживица. Я не знаю, что с ней, но она там.

Мужчина немедля выхватил из квартиры стеганый ватник, накинул его на голову и вбежал в клубы дыма. Минут через пять он вышел, закопченный с головы до ног. Дым к этому времени перестал валить.

– Не надо пожарную. Наверное, и скорую помощь поздно вызывать, а вот без полиции тут вряд ли обойтись.

– Коля, что там? – мужчину обступили любопытные соседки. – Тебе удалось потушить пожар?

– Да. Повезло, что ковер был искусственный, пропитанный чем-то огнестойким. Чтобы потушить пожар, хватило вазы с водой.

– Огнестойкий? А дым откуда?

– Когда горит химия, дыма больше, чем огня, – пояснил Николай. – Ковер только оплавился.

Ковер меня меньше всего интересовал.

– А с Ритой что? – спросила я.

– Мертвая она. Не дышит.

– Угорела? – охнула соседка в байковом халате.

– Да нет, не похоже, – покачал головой Николай. – Голова в крови. Удар пришелся по затылку. На лице побоев не видно. На столе пустая бутылка коньяка. Наверное, выпила лишку, не рассчитала. Приняв такую дозу, она запросто могла потерять равновесие и упасть на угол стола.

«Это вряд ли. Определенно, Калач помог», – в том, что это не несчастный случай я даже не сомневалась.

Меня совсем не тянуло посмотреть на Риту. Жалко было девушку, но она должна была понимать, с кем связалась.

– Вы, пожалуйста, не уходите, – попросил меня Николай. – Девушка недавно здесь живет. Она снимает квартиру у Анны Семеновны. По большому счету мы ничего о ней не знаем. Кто она? Откуда? И вряд ли мы скоро найдем Анну Семеновну, чтобы узнать, кому она сдала квартиру. Дело в том, что Анна Семеновна круглый год гостит то у одного сына, то у другого. Соседям звонит, но редко. Так что, вы для полиции большая удача.

– Я никуда не ухожу, – ответила я.

Разумеется, я не собиралась делать одолжение полиции – мне хотелось поговорить с квартирной хозяйкой. Рита говорила, что женщина обещала прийти в четыре. Значит, подождем четырех часов.

– Может, ко мне зайдете? – предложил Николай.

– Нет, я здесь подожду. Извините, мне нужно сделать один звонок, – с этими словами я отошла в сторону, чтобы позвонить Никите.

На экране телефона светилось сообщение, что Никита звонил пять раз. Мелодия на телефоне у меня очень тихая. В суматохе я не слышала звонков, поэтому приготовилась оправдываться.

Никита ответил мгновенно:

– Вика, почему ты не отвечаешь? Где ты? Разве так можно? Я уже в машине, еду к тебе. Ты номер дома узнала?

– Нет. Я перед дверью Ритиной квартиры. Никита, случилось несчастье. Калач убил Риту, – прошептала я в трубку, отвернувшись от толпы. – Звони Черпаку.

– Я уже позвонил, позвоню еще раз, только ты назови точный адрес.

– Граждане, скажите, какой это номер дома? – обратилась я к соседям.

– Восемь.

– Никита, пиши: улица Шекспира, дом восемь, квартира шестнадцать. Жду.

Оперативники прибыли через двадцать минут – Иван Антонович Черпак появился позже. Полицейским я соврала, что пришла к Рите за тем, чтобы узнать, не конкуренты ли переманили ее к себе. Только потом я поняла, какую глупость сморозила: Рита всего лишь уборщица. Другое дело – была бы она бухгалтером или шеф-поваром. Странно, конечно, но мне поверили, выслушали и отпустили с миром, переписав паспортные данные.

С Иваном Антоновичем я столкнулась на лестничной площадке.

– Виктория Зайцева?

– Да, разве вы меня забыли? – я попыталась улыбнуться.

Черпак строго взглянул на меня. Я поняла, что не время и не место для шуток.

– Подождите меня, я сейчас, – велел он, прежде чем войти в Ритину квартиру.

Пробыл он там недолго: поздоровался с коллегами, взглянул на труп и вышел.

– Как здесь оказались? – спросил он, глядя мне в глаза. – Звонил ваш жених. Просил разобраться.

– Я сейчас вам все объясню. Видите ли, Рита у нас проработала совсем мало. Только она пришла, и сразу начало твориться черте что. Ночью наши мойщицы посуды не единожды слышали стук. Как будто кто ходил по служебным помещениям и тихо постукивал по стенам. А потом Клавдия Петровна умерла, кстати, тоже ночью. А сегодня Рита положила на стол шефу заявление на расчет.

– Вам показалось это странным?

– Да. В общем, я решила за ней проследить, – вздохнула я и рассказала о том, как зашла за ней в ресторан, как подслушала ее разговор с Булкиным. – Они еще ругались в ресторане. Вроде бы сначала Булкин за что-то отчитывал Риту, а потом она накинулась на него, да так, что он стал оправдываться. Рита обижалась на Булкина: он якобы послезавтра собирался улететь, но без нее. Куда, не знаю, но выяснить это, думаю, весьма просто. А потом они решили поехать к Рите домой и взяли такси. Я поймала частника, узнала, в какой квартире живет Рита, и стала ждать. Через некоторое время Булкин вышел из дома. Всё.

– А почему вы решили, что с Ритой был именно Булкин? Откуда вы вообще про него знаете?

– А… Вы простите Никиту, но это он мне рассказал, что на молотке, оставленном в ресторане, нашли отпечатки пальцев вора-рецидивиста Булкина.

– Так… Что ж, оставим разглашение секретной информации на совести вашего жениха. Значит, вы связали Булкина с Ритой?

– Да.

– И видели, как Булкин выходил из подъезда? – уточнил Черпак.

– Да, – кивнула я.

– Очень интересно, – протянул следователь. – Большую работу вы проделали. А вы часом ничего не придумали?

– Я?! – возмутилась я.

Оказывается, все это время Иван Антонович меня слушал и думал, что я вру!

– Иван Антонович, а что вас, собственно, смущает? – с вызовом спросила я.

– Булкин.

– Булкин?

– Вернее то, что ваш Булкин и мой Булкин – одно лицо.

– А какие могут быть сомнения? Он и Рита вместе зашли в квартиру. У меня и свидетель есть: женщина, которая меня сюда подвезла. Через час Булкин вышел. Заметьте, один. Выглядел он очень подозрительно: торопился, скрывал лицо, не привлекал к себе внимания. Он убийца! Он!

– Вот как? Но Булкин сидел за воровство, а не за убийство.

– И что?! Лиха беда начало! Когда-то же надо начинать! – сорвалось с моего языка.

Черпак шутку не оценил.

– Знаете, уважаемая Виктория Викторовна, вынужден вас огорчить. У Булкина есть алиби, а у вас, судя по всему, его нет.

– Алиби? У меня нет, а у Булкина есть? Вы меня подозреваете в убийстве Риты? – наконец-то до меня дошло. – Вы издеваетесь?

– Отнюдь нет, – пожал плечами Иван Антонович.

Что же такое происходит? С каких пор следователь стал выгораживать матерого преступника? И какой резон ему садить в тюрьму меня? Чем я не угодила? Своим желанием во всем разобраться? Но это же не праздное любопытство! Я хочу жить и работать спокойно.

Меня затрясло от вопиющей несправедливости.

Я сделала несколько глубоких вздохов, десять раз про себя сказала: «Я спокойна. Я очень спокойна», немного помолчала, а потом спросила:

– Какое у Булкина алиби? Я могу знать, если уж вы меня во всем обвиняете?

– Я пока вас ни в чем не обвиняю. А что касается Булкина, то я могу сказать, что сейчас он находится в СИЗО.

– Где? – скривившись в презрительной ухмылке, переспросила я.

– В следственном изоляторе.

– Ага! За сколько успел добежать? За пять минут?

– Нет, он там находится с ночи. Поймали его на горячем, когда он в ларек влез. Совсем мужик потерял квалификацию. Только вышел и вот опять попался. И главное, взял бутылку водки и чипсы. Смешно, право.

– Этого не может быть! – воскликнула я. – Вы не того взяли!

– Может, это вы не того видели? – с ухмылкой спросил Черпак.

– Я? – опешила я.

Черпак разговаривал со мной, будучи на сто процентов уверенным в том, что я ошиблась. Разумеется, Ритин спутник мне паспорт не предъявлял, но если он не Булкин, то кто? И почему Рита так неожиданно ушла из ресторана? И за что ее убили? Ладно, этот тип не Булкин, но он убийца! Значит, его все равно надо найти и арестовать.

– Я вообще не понимаю, почему вы к Булкину прицепились?

– Ну как же… Иван Антонович, а вы меня можете отвезти в СИЗО? – спросила я, решив лично убедиться, тот ли Булкин сидит в СИЗО.

– В первый раз меня о таком просят.

– Вы меня неправильно поняли. Устройте очную ставку.

– Хотите увидеть настоящего Булкина? Пожалуйста, мне как раз в половине пятого надо быть в СИЗО. Могу вас взять.

Я посмотрела на часы. Без двадцати четыре. В принципе, я еще успевала. Вряд ли опознание затянется по времени: мне ведь только взглянуть на Булкина и сказать, этот человек был с Ритой или нет. Позвоню Никите и попрошу его подъехать не к дому, а к следственному изолятору.

– Ну что, поедем? – спросил Иван Антонович.

– А вы не хотите, побеседовать с хозяйкой квартиры? – поинтересовалась я. – Она сейчас должна подойти.

– И это вам известно? – удивился Черпак.

– Я уже говорила, что подслушала разговор в ресторане. Когда Булкин предложил Рите поехать к ней домой, она сказала, что в четыре часа должна прийти хозяйка.

Словно в подтверждение к моим словам снизу послышались торопливые шаги. По ступеням поднималась пожилая женщина. Интуиция мне подсказывала, что эта дама и есть та самая Анна Семеновна, хозяйка шестнадцатой квартиры. Видимо, соседки, которых оперативники отправили обсуждать происшествие на улицу, уже успели ей доложить о случившейся здесь трагедии. Лицо у Анны Семеновны выражало озабоченность и испуг: мало ли как обернется для нее смерть квартирантки.

Она остановилась рядом с шестнадцатой квартирой и обреченно вздохнула.

– Вы, Анна Семеновна? – догадалась я.

– Да, а вы из полиции? Меня ждете? – сообразила она.

Иван Антонович открыл свое удостоверение.

– Иван Антонович Черпак. Вы хозяйка квартиры?

– Да.

– Как давно взяли на квартиру жиличку?

– Три недели назад. Девушка заплатила за два месяца. У меня такое правило: плату брать вперед. Вчера позвонила и сказала, что съезжает. Просила отдать деньги, которые дала мне за следующий месяц. Мне чужого не надо. Квартира хорошая. Квартирантов найти не проблема, – Анна Семеновна как будто оправдывалась перед нами.

– А как девушка к вам попала?

– Ей в квартирном бюро дали мой адрес. Я налоги плачу – можете проверить.

– В паспорт заглядывали?

– А как же! У меня и договор с ней подписан. Да вот он! – Анна Семеновна открыла сумочку и вытащила два скрепленных между собой листочка.

– Маргарита Алексеевна Потемкина, – прочитал Черпак. – И как вам она?

– Вроде бы нормальная. Соседи на нее не жаловались. Сказала, что приехала учиться. В общежитии шумно, в комнате четыре человека. Родители ей деньги посылают – так почему же не снять квартиру? Аккуратная девочка. Ничего плохого не могу про нее сказать.

Иван Антонович вернул Анне Семеновне договор.

– Вы, дамочка, идите в свою квартиру. Там с вами побеседуют, – сказал он и перевел взгляд на меня.

– Да, это она, – подтвердила я. – В ведомости по зарплате она тоже шла под фамилией Потемкина. А вообще, вы поговорите с Олегом Комисаровым, нашим шеф-поваром. Он с ней раньше был знаком, вот только она этот факт отрицала. Странно, правда?

– Разберемся. Не передумали, Виктория Викторовна, ехать со мной?

– На опознание Булкина? Нет, конечно.

В первый раз я была в следственном изоляторе. Чтобы меня провести вовнутрь, Ивану Антоновичу пришлось просить на то разрешение у начальства. Пока он составил прошение и его подписали, прошло достаточно много времени. Понимая, что Булкина тоже приведут не в сию минуту, я позвонила Никите.

– Никита, со мной все в порядке. Я в СИЗО, – ляпнула я, не подумав.

Никита тут же заорал в трубку:

– Вика, ничего не говори и ничего не подписывай. Я постараюсь быстро найти адвоката.

– Никита, ты меня не понял. Я с Иваном Антоновичем на опознании Булкина. Я к тому, что могу опоздать на юбилей твоих родителей. Приезжай за мной в СИЗО. Это… – я назвала адрес, куда Никите надо было подъехать.

– Буду, – зло ответил Никита. Кажется, ему не очень понравилось, что я здесь.

В камере, куда меня привел Черпак, было всего два стула, между ними стол. Вся мебель была прикручена к полу. Окно зарешечено.

– Садитесь, – усадил меня Черпак на дальний стул.

Скоро в комнату заглянул охранник.

– Иван Антонович, вводить? – по-свойски спросил он у Черпака.

В дверь вошел мужчина, высокий и худой, с редкими волосами и отросшей щетиной на щеках. На Ритиного любовника он не был похож совсем. Тот был холеный и упитанный, а этот – потертый и поникший.

– Знакомьтесь, Виктория Викторовна. Дмитрий Булкин, собственной персоной.

– Нет, это не он, – шепнула я Ивану Антоновичу. – Я хотела сказать, что с Ритой был другой.

– Точно? – переспросил он.

Я промолчала. Что-то мне подсказывало, что с этим типом я все же встречалась.

– Можно я подойду к нему?

– Подойдите, – разрешил мне Черпак, – но не близко.

Я встала, приблизилась к задержанному, взглянула на него снизу вверх – и мой нос уловил едва заметный аромат забытого «Фаренгейта».

– Это он! – воскликнула я.

– Как он? – нахмурился Черпак. – Этот был с Ритой Потемкиной? Вы же только что сказали, что не он. Вы ничего не путаете? Виктория, посмотрите на него внимательно.

– Нет, с Ритой был другой! – успокоила я следователя. – А этот был в «Кабуки» той ночью, когда сработала сигнализация. Но сигнализация сработала по моей вине, а этот зашел и вышел через люк, который соединяет кладовку с подвалом. Когда он выходил из подвала, мы с ним и встретились. Он меня треснул дверью по лбу, – я подняла челку и показала Ивану Антоновичу скрытый под ней синяк.

– Ого! Н-да, такие синяки не скоро сходят. Что же ты, Булкин, девушку так разукрасил?

– Я? Наговариваете, начальник, – Булкин отвернулся к стене, выставив на показ свой достопримечательный профиль: длинный, как у Гоголя, нос.

– Недели две уйдет на то, чтоб синяк сошел, не меньше, – подлил масла в огонь Черпак.

– Две недели?! Я, между прочим, сегодня иду знакомиться с родственниками жениха. Что они обо мне подумают? Господи! – спохватилась я.

На часах было без четверти пять, а я и в парикмахерскую не успевала забежать, чтобы голову привести в порядок, и домой заехать, чтобы переодеться в праздничное платье.

– Что такое? – испугался за меня Черпак.

– Опаздываю я. Иван Антонович, я побегу, а вы допросите, пожалуйста, этого типа. Обязательно спросите, что он делал в нашем ресторане? И откуда он знает про люк? – Я наклонилась над Черпаком и шепнула ему в ухо: – Намекните, что вам хорошо известно о его общих делишках с Кауфманом Яковом Семеновичем. А так же о подельниках спросите. Похоже, их у него было не меньше двух.

Иван Антонович смерил меня недовольным взглядом, который следовало понимать так: «Не надо меня учить вести допрос!»

– Идите, Виктория Викторовна! А то еще на собственную свадьбу опоздаете, – Иван Антонович деликатно указал мне на дверь.

Никита ждал меня у выхода. Я быстро влезла в машину. На заднем сидении лежал букет цветов и упакованный в цветную бумагу подарок.

– Никита, прости меня. Я знаю, мы уже опаздываем, но давай заедем ко мне, я надену праздничное платье. Вряд ли Леокадии Германовне понравится, если я приду в джинсах.

– Ты так боишься Леку? Зря, но, если хочешь, можем заехать. Мы пока никуда не опаздываем. Я ведь сказал, что заеду за тобой в пять, а ужин назначен на шесть. Время есть.

Как же я обрадовалась! Пока мы мчались ко мне домой, я мысленно повторяла, что мне нужно сделать. Принять душ и смыть с лица утренний макияж – это пять минут. Нанести новый макияж – еще пять минут. Расчесать волосы и собрать их в хвост – на более сложную прическу времени не хватит – еще три минуты. Платье поглажено с утра – мне только надеть его. На все про все – пятнадцать минут от силы. Успеваем!

Никита не отвлекал меня: молча сидел на диване, наблюдая за моими молниеносными перемещениями по квартире. Когда к исходу пятнадцатой минуты я предстала пред ним во всей красе, он восхищенно воскликнул:

– Моя невеста самая красивая в мире! – потом вздохнул и потупил глаза: – Должен тебе признаться: нас пригласили на семь вечера.

– Как на семь? Ты же сказал на шесть!

– Я думал, все женщины опаздывают. Хотел тебя поторопить.

Выглядел Никита очень виноватым. Разумеется, он заставил меня поволноваться, но я на него не сердилась.

– А вот сравнивать меня с другими женщинами не стоит, – не преминула я заметить.

– А я и не сравниваю. Сравнивать не с кем! Все женщины делятся на две категории: умных и красивых. Ты одна и умная, и красивая.

Вечер прошел замечательно. Всем я очень понравилась, особенно Леокадии Германовне. Кстати, театральная старушка пришла на торжество в брючном костюме молодежного кроя. Я не верила своим глазам. Наверное, вся гамма удивления отпечаталась на моем лице, если она, перехватив мой взгляд, спросила:

– Вас что-то смущает? Кажется, понимаю что. Я, милочка, на работу хожу в парадном платье. Могу я отдохнуть в кругу семьи в том, в чем мне удобно?

– Разумеется. Этот наряд вам весьма к лицу. Вы очень молодо в нем выглядите, – смутилась я.

– Да? И сколько лет вы мне дадите? Ну, смелее!

– Думаю, вам нет шестидесяти, – тихо прошептала я, косясь на Никиту.

Леокадия Германовна в ответ засмеялась звонко и весело.

– Никита, ты безобразник! Ни за что не поверю, что ты не сказал ей, сколько мне лет на самом деле.

– Лека, как я мог?! Это семейная тайна! – воскликнул Никита, широко распахнув глаза.

– Хорошо, и впредь ее храни, – разрешила своему внучатому племяннику Леокадия Германовна, а потом, тихо вздохнув, сказала: – С вами хорошо, но надо пойти поздороваться со стариками.

Леокадия направилась к Никитиным родителям. Именно их она в шутку назвала стариками.

– Она прелесть, правда?

– Да, – согласилась я с Никитой. Леокадия мне понравилась. – Ты говорил, что она в прошлом оперная певица?

– Да, но оперные арии уже давно не поет. С возрастом голос теряет свою силу. Зато теперь Лека переключилась на романсы. А вот и Адольф Карлович, ее супруг, Лека зовет его Адик.

К нам подошел стройный мужчина. Может, он и выглядел моложе своей супруги, но ненамного, на пару лет, не более.

– Никитос, привет. Ты привел с собой подружку? – спросил он, подмигивая моему жениху.

Никита демонстративно сдвинул меня в сторону, подальше от Адольфа Карловича.

– Даже не думайте отбить, – в шутку ответил Никита. – Вика – моя невеста.

– Как ты можешь, Никитушка? Хорошо, что твоя бабушка не слышит.

– Почему же не слышит? – из-за спины Адольфа выплыла Леокадия. – Скучно мне там стало. Все разговоры у них или о политике, или о болезнях. Меняются люди после сорока, – томно вздохнула она, – а жаль.

– Конечно, Лека, тебе ведь только тридцать девять, – нежно шепнул на ушко своей жене Адольф Карлович.

Хотя Андрей Михайлович и разрешил мне сегодня не приходить на работу, я решила сберечь отгул и ограничиться опозданием. Тихо опоздаю – никто мне слова не скажет. Раз в полгода имею право! Тем более что я ничем не рискую. Андрей Михайлович обычно приходит после десяти, ближе к одиннадцати, а я приду в десять.

В девять пятьдесят я переступила порог «Кабуки». Каково же было мое удивление, когда первым, кого я увидела, был Андрей Михайлович.

«Он же никогда раньше десяти не приходил!»

– Ничего не понимаю, Вика. Может, ты объяснишь? – даже не поздоровавшись, спросил он.

– А что случилось, Андрей Михайлович? Вы мне сами разрешили сегодня не приходить. Я решила прийти. Ну, немножко опоздала.

– Я не о том! В девять утра меня вызвали в ресторан. Охранник наш позвонил, а того попросил Иван Антонович Черпак. Он здесь с самого утра. Почти все углы облазил и почти всех уже опросил. Только тебя нет и Семеныча. Тот как под землю провалился. А ведь был с утра. Так Лариса сказала.

– А по какому поводу всех опрашивают? – Я как-то не сразу сообразила, что могло привести Ивана Антоновича в ресторан в такую рань.

А всё вчерашний вечер, который затмил собой события предшествовавших ему дней.

– Риту вчера убили! Чувствовал, что ничем хорошим ее уход не закончится. Не хотел отпускать.

– Вы как чувствовали, – пробормотала я, про себя подумав: «Интересно, а Андрей Михайлович знает, что это я обнаружила мертвую Риту? Вряд ли, тогда бы он начал бы с расспросов, что да как. Нет, Иван Антонович меня не сдал».

– Странно, мне казалось, что ее у нас недолюбливали, а теперь все рыдают, – продолжал Андрей Михайлович. – На Олега больно смотреть. Он, когда узнал, что Риты больше нет, побледнел, губы затряслись. Мне показалось, он даже заплакал.

Меня реакция Олега ничуть не удивила: что бы он там не говорил, а Рита оставила в его жизни яркий след.

– А где сейчас Иван Антонович? – поинтересовалась я.

Мне очень хотелось побеседовать со следователем, спросить, чем закончился вчерашний допрос Булкина.

– Жильцов дома опрашивает.

«Это хорошо. Кажется, он принял мои слова к сведению», – порадовалась я.

– Наверное, он и со мной захочет поговорить, – сказала я Андрею Михайловичу и, не дожидаясь разрешения, отправилась искать Черпака.

– Иди, Вика. С остальными он уже поговорил, – крикнул вдогонку Андрей Михайлович.

Я почему-то была уверена, что сейчас Иван Антонович беседует с Марфой Егоровной и Еленой Тихоновной, моими любимыми бабушками. Обычно в это время – с десяти до двенадцати – у них утренняя прогулка. А где им еще быть, как не во дворе?

Так и оказалось. Черпак сидел в беседке с нашими пенсионерками, а тем только бы поговорить! Марфа Егоровна воодушевленно о чем-то рассказывала, надо думать, о жильцах дома. Елена Тихоновна иногда ее поправляла.

Приблизившись к беседке, я услышала, о чем идет речь.

– Марфа, а разве не в конце девяностых Крыжова посадили? Дефолт уже был, когда он сел.

– Разве? А я думала в начале девяностых, – засомневалась Марфа Егоровна.

– Да нет же! В конце девяностых, если не в начале двухтысячных. Его взяли под стражу, вот тогда Вера Федоровна квартиру и продала.

– Значит, эта квартира была в том подъезде? – уточнил Иван Антонович, показав рукой на ту часть здания, в которой находился мой кабинет.

– Да. А во втором подъезде жили Кауфманы.

«А разве не наоборот?» – удивилась я.

– Они тоже квартиру продали, – довела до сведения Черпака Елена Тихоновна.

«И почему я подумала, что люк в квартире Кауфмана? – недоумевала я. – Ведь номер квартиры назван не был. Мне надо было уточнить у Марфы Егоровны и Елены Тихоновны. Но они сказали, что бомж повесился на толстой трубе, в том месте, где этих труб много. Я решила, что это тепловой узел. Там действительно много труб, но только ли там?»

В подвале я была, трубы видела. Мысленно я представила темное вытянутое помещение. В противоположной стороне подвала тоже много труб, но я о них почему-то тогда не подумала. А там и канализационная труба, и водопровод, и отопление.

«Что же получается? А получается то, что люк находился не в квартире Кауфманов, а в квартире Крыжовых», – эту информацию следовало осмыслить, заодно связать Булкина с Крыжовым.

Это оказалось не так сложно: «Крыжова в конце девяностых или в начале двухтысячных посадили – Булкин сидел регулярно. Почему бы им не сидеть на одной зоне?»

Долго стоять за спиной у Ивана Антоновича мне не пришлось. Марфа Егоровна меня заметила и окликнула:

– Вика, ты?

– Доброе утро, – поздоровалась я, подойдя к беседке. – Иван Антонович, вы меня искали?

– Да. Интересная картина вырисовывается.

– Какая картина?

Прежде чем мне ответить, Иван Антонович поклонился старушкам:

– Спасибо, гражданочки. Вы мне очень помогли. Идемте, Виктория Викторовна, теперь будем разбираться с вами.

– Со мной?

– Нет, с Булкиным, – успокоил он меня. – Я буду мыслить вслух, а вы, если надо, где-то меня поправите. Вы ведь уже хорошо разобрались, кто есть кто?

– Мой кабинет для беседы подойдет? – предложила я.

– Пожалуй. Неплохо будет, если меня там угостят чаем.

– Конечно. У меня есть хороший зеленый чай. Или вы предпочитаете черный?

– Я предпочитаю чай сладкий и с лимоном. А что касается цвета, то мне все равно, зеленый или черный.

Я привела Ивана Антоновича в свой кабинет, включила электрочайник. Пока вода закипала, сбегала на кухню за второй чашкой, заодно попросила Олега сделать для Черпака и меня по паре бутербродов с сыром или с колбасой – без разницы.

Бутерброды на тарелке весьма порадовали Ивана Антоновича. Сглотнув слюну, он похвалил меня:

– Хорошая жена из вас, Виктория Викторовна, получится. Как вы догадались, что я позавтракать не успел?

Я улыбнулась: сама проспала до девяти часов, собиралась в спешке, на завтрак времени уже не оставалось. В итоге в «Кабуки» я добралась голодной.

– И что у нас с Булкиным? – спросила я, как только Иван Антонович подмел с тарелки последние крошки.

– С Булкиным? Да ничего. В отказ ушел. В ресторане он ночью не был. Откуда на молотке его пальчики понятия не имеет. Может, когда-то и брался за молоточек, но где и когда не помнит.

– А я? Мои показания не в счет? Это откуда у меня? – я обнажила свой лоб.

– Проходит, – констатировал Иван Антонович, имея в виду синяк. – Увы, ваши показания не могут служить доказательством вины Булкина. Даже если мы докажем, что шишку поставил вам он, что мы ему можем предъявить? Мелкое хулиганство? Забрался в чужой подвал?

Я потерла шишку: «Где ж оно мелкое? Если бы сильнее ударил, череп бы расколол».

– Если его и посадят, то только за ограбленный ларек. Сколько дадут? Мало дадут, да и то с учетом того, что кража у него не первая, – продолжил свои рассуждения Черпак.

– Подождите, Иван Антонович. А смерть Клавдии Петровны?

– Женщина умерла от обширного инфаркта.

– Который стал следствием испуга!

– Бабушка надвое сказала! – парировал он.

– Да? А знаете, как я испугалась, когда этого типа ночью увидела?

– Сами виноваты. Нечего ночевать на рабочем месте.

– Так я ведь как лучше хотела! И вообще, Иван Антонович, не уводите разговор в сторону! По-моему, тут все ясно. Если Кауфман ни при чем, надо искать связь Булкина с Крыжовым. Вы выяснили, в какой колонии сидели Булкин и Крыжов? Вполне возможно, что они сидели вместе!

– Да погодите вы! Я сам о Крыжове узнал десять минут назад.

– Достаточно, чтобы позвонить и дать задание своим коллегам. Я, например, именно так и поступила бы.

Черпак был поражен моей наглостью, но все-таки достал телефон и дал команду разузнать все о Крыжове: где сидел и с кем.

– Иван Антонович, а что там с убийством Риты?

– Не скажу, пока ничего не скажу. Даже не спрашивайте.

– Но я бы могла вам помочь, – заикнулась я.

Иван Антонович не успел мне ответить: ему весьма не вовремя позвонили. Разговор был коротким.

– Прошу прощения, но я должен уехать. Начальство вызывает. Всего доброго. Еще увидимся.

– Подождите. Куда же вы? Вы видели люк? Могу показать…

– Не надо, я его уже видел. Сегодня его заварят – можете спать спокойно. Даже на рабочем месте, – добавил он.

– Я на рабочем месте не сплю, – обиделась я.

Черпак со мной попрощался – я ему не ответила, уткнулась глазами в компьютер и даже не проводила взглядом.

«Интересно, если бы я окончила юридический факультет, работала бы в полиции или в прокуратуре, то тоже была бы такая? И в моем кабинете висел бы плакат «Не болтай!» времен Жеглова и Шарапова? И я бы так надменно разговаривала со свидетелями? – задумалась я. – Неужели он не видит, что мною движет не праздное любопытство? Я чувствую, что могу помочь. Так почему он мою помощь отвергает? Наверное, не от большого ума».

Успокоив себя таким выводом, я решила пройтись по ресторану и сразу же столкнулась с Ларисой.

– О, Виктория Викторовна, здравствуйте. Вы сегодня поздно, – отметила она. – Ну и денек выдался! Все не так. Следователь по ресторану шарит, во все углы заглядывает, на нервы действует. Олег Николаевич рвет и мечет!

– Интересно из-за чего?

– Сначала он из-за Риты расстроился, потом вспомнил, что кое-какие продукты следовало прикупить, а деньги у вас. Обычно вы рано приходите, а сегодня задержались. Но ему разве объяснишь, что у вас скоро свадьба? Кстати, поздравляю, – Лариса улыбнулась на всю ширину рта.

Я кивнула, принимая поздравления. «Оказывается, все наши уже в курсе того, что я выхожу замуж. Оперативно работает разведка, хотя, скорей всего, это Андрей Михайлович проболтался».

– Олег Николаевич на базу за рыбой собрался, а денег нет. Хорошо, что у бармена осталась вечерняя выручка. Он ее под расписку Олегу Николаевичу отдал, – поведала Лариса.

Я хотела оборвать разговор (то, что мне надо знать по работе, я и так узнаю, но не от Ларисы), однако следующее сообщение меня заинтересовало.

– Семеныч так некстати заболел.

– А что с ним?

– Он от меня недалеко живет (у одной бабки угол снимает), поэтому мы частенько вместе ходим на работу. Вот и сегодня…

– Угол снимает? – перебила я Ларису. – Вроде бы говорили, что он женат. С женой поссорился?

– Ой, мне кажется, что жену он придумал для того, чтобы я от него отстала. Я ведь всерьез хотела Клаву за него сосватать. А что? Вроде мужик неплохой. Хоть и пьет, но не алкоголик. Рассказывает интересно, везде был, много видел.

«Это точно. По его рассказам можно географию изучать. Вот только зачем он жену придумал?» – задумалась я.

– И чем же он заболел? – меня правда заинтересовала внезапная болезнь Семеныча.

– Да я толком и не поняла. Скорчился весь, побледнел. Вроде бы живот у него скрутило.

– На отравление похоже. Не исключено, что у него почечные колики или аппендицит, или… Да все, что угодно, может быть. Как все случилось?

– Я спешила через дворы на работу, – издалека начала Лариса. – Смотрю, Семеныч выходит из подъезда. Выглядел абсолютно нормально, ни на что не жаловался. Мы поболтали о погоде, о предстоящих выходных. Подошли к служебному входу, а там следователь стоит, папироской дымит. Буквально перед нами он в ресторан юркнул. Тут Ванька с мусорным ведром выбежал. Мы, естественно, к нему с расспросами, а он нам и рассказал, что следователь этот здесь с самого утра, везде свой нос сует, обо всех расспрашивает. Андрей Михайлович тоже уже здесь: его срочно из дома вызвали. Вот тут Семенычу плохо и стало: побелел, задрожал, за живот схватился.

– Понятно. Лариса, а вы мне можете показать дом, в котором Семеныч угол снимает?

– Зачем?

– Подозреваю, что у него аппендицит. Как бы мужик не загнулся, – покачала я головой.

– Думаете? – нахмурилась Лариса.

– Уверена. Проблема, знаешь, в чем? Мужчины очень трусливы, врачей на дух не переносят. Я почему-то уверена, что Семеныч будет лежать в своем углу и страдать. В крайнем случае таблеток наглотается, а дорога каждая минута: перитонит может начаться.

– Да, конечно. Только я Олегу Николаевичу скажу.

– Потом, Лариса. Я сама ему скажу. Сколько идти до дома Семеныча?

– Минут пять.

– Можем опоздать.

Но речь шла не об этих пяти минутах, а о часе, который прошел с того момента, когда Семеныч увидел Ивана Антоновича на задворках ресторана.

«За пять минут, может, и не скроешься, а вот за час удрать можно далеко», – думала я, ожидая Ларису, которая побежала в ресторан за курткой.

Ларисы не было минуту – мне же показалось, что прошла вечность. За это время я вспомнила, как Семеныч однажды обмолвился о том, что жил в маленьком поселке, расположенном в глухой тайге. А Булкин последний год отсидки коротал в колонии-поселении. Этой информацией Черпак поделился с Никитой.

А еще Семеныч появился у нас относительно недавно. И эта внезапная болезнь, настигшая его в тот момент, когда он увидел Ивана Антоновича, – разве все это не подозрительно?

В кармане зазвонил телефон. На экране высветилось фото Никиты.

– Как хорошо, что ты позвонил! – вместо приветствия прошептала я в трубку.

– Хорошо? А почему тогда так тихо? – его голос звенел от счастья.

– Громче не могу. Никита, ты сейчас занят?

– Свободен. Не хочешь со мной позавтракать или пообедать?

– Никита, я есть не хочу, но ты все равно подъезжай ко мне. Ты мне нужен!

– Ты мне тоже очень-очень нужна, – нежно пропел он в трубку.

Я про себя отметила, что мы опять думаем о разном. Наверное, надо было объяснить, что он мне нужен для подстраховки, но из ресторана вышла Лариса, и я только успела быстро произнести:

– Никита, выезжай в сторону «Кабуки», через пару минут я тебе скажу адрес, куда надо подъехать.

Лариса не обманула. Семеныч действительно жил в двух шагах от «Кабуки».

– Вот из этого подъезда он вышел, – доложила она. – В какой квартире он живет, не знаю. Виктория Викторовна, можно я побегу? Олег Николаевич сегодня лютует. Боюсь, меня хватится. Будет тогда мне и премия, и отпуск за свой счет.

– Беги, – отпустила я Ларису. – Если меня спросят, скажи… Ничего не говори. Я скоро.

Как только Лариса повернулась ко мне спиной и стала стремительно удаляться, я набрала Никиту.

– Никита, ты далеко?

– В трех минутах от «Кабуки».

– Тогда подъезжай, – я назвала ему улицу и номер дома.

– А что у нас там? Ресторан? Кафе? Ювелирный салон?

Я должна была его разочаровать.

– В этом доме живет наш грузчик Семеныч. В какой квартире, я пока не знаю, но сейчас выясню. Пожалуйста, подъезжай.

– Семеныч? Какой Семеныч? – недоумевая, спросил Никита.

Мне показалось, что он расстроился, но что-либо объяснять времени уже не было.

– Перезвоню, – бросила я в трубку, заметив на детской площадке молодую женщину с ребенком приблизительно двух-трех лет.

– Девушка, простите, вы в этом доме живете?

– Да.

– А не знаете, у вас тут комнаты сдаются?

– Комнаты? Не знаю. – Кажется, мой вопрос ее удивил, хотя ничего странного в нем не было.

– Ну как же, мне дали адрес одной пенсионерки, которая сдает комнату. К сожалению, я его потеряла. Улицу и номер дома запомнила, а вот номер квартиры нет.

– Вроде бы никто у нас комнаты не сдает, – пожала плечами женщина.

– А квартиры?

– Двухкомнатную квартиру не так давно сдали.

– Двухкомнатную?

– Да. Тринадцатую. Это на втором этаже.

– А кому сдали? Может, я попрошусь во вторую комнату?

– Вряд ли, – усмехнулась молодая мама. – Там два типа живут. Один очень странный, на алкаша похож. Вообще не понимаю, откуда у него деньги на съемную квартиру. Квартира-то неплохая, после ремонта.

– Наверное, второй мужчина за квартиру платит. Если они друзья, почему нет?

– Да, только тот второй тоже на богатенького Буратино не похож.

– Я все же попробую с ними поговорить, вдруг они уступят мне вторую комнату. Не знаете, они сейчас дома?

– Примерно час назад тот, что на алкаша похож, заходил в подъезд. Может, после этого он и выходил, но я не видела. Знаете, с маленьким ребенком некогда по сторонам смотреть.

– У меня к вам большая просьба. Сейчас к дому подъедет молодой человек на белом «Фольксвагене» – вы его отправьте, пожалуйста, в тринадцатую квартиру.

– Хорошо, скажу, – пообещала женщина.

Поднимаясь на второй этаж, я очень волновалась. Возможно, стоило подождать Никиту?

Нет, посторонний человек мог насторожить Семеныча. Уж лучше я сама войду в квартиру (если меня туда, конечно, впустят), оценю обстановку и попытаюсь убедить Семеныча в том, что единственно правильное решение – это рассказать все как есть. Помнится, Семеныч дружил с Клавдией Петровной. Вряд ли он желал ей зла.

Я нажала на звонок, минуты три стояла в полной тишине, потом за дверью послышались крадущиеся шаги.

– Семеныч, открывайте! Это я, Вика. Я знаю, что вы дома.

– Вика, ты одна?

– Да, я от Андрея Михайловича.

– Я приболел, – крикнул он из-за двери. – Я не одет. И вообще, вам лучше уйти.

– Семеныч, мне есть, что вам сказать. Лучше откройте. Это в ваших же интересах. У меня для вас информация, касающаяся вашего друга.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась – в образовавшейся щели я разглядела пол-лица Семеныча, стоящего в темной прихожей. Удостоверившись в том, что я одна, Семеныч протянул руку, ухватил меня за лацкан плаща и втянул в квартиру.

– Что вы должны мне передать?

– Вы меня на пороге держать будете? Пройти можно?

– Проходи, – он пропустил меня в комнату, к слову, вполне приличную.

Мебель не очень дорогая, но новая: обитый велюром диван, плазменный телевизор, сервант с полным набором посуды. Такую квартиру за копейки не сдают.

Семеныч меня обманул. Он не выглядел больным и полностью был одет: джинсы, свитер, сверху куртка. У меня сложилось такое впечатление, что если бы я пришла пятью минутами позже, то уже бы не застала.

Мой взгляд упал на дорожную сумку, лежащую рядом с диваном.

– Уезжать собрались?

– С чего ты взяла?

– Вот и я думаю: не нужно вам бежать. Это Булкину может светить новое тюремное заключение, а вам, Семеныч, опасаться нечего. Ведь так?

– Не понимаю, о чем ты.

– Да бросьте, все вы прекрасно понимаете. Не делайте глупостей. Вы только навредите себе, если сейчас убежите. Булкин сейчас под стражей. Броситесь в бега – он взвалит все на вас и выйдет сухим из воды.

Немного подумав, Семеныч сказал:

– Вика, ну ты же мне веришь? Я Петровну не убивал!

– Верю, – кивнула я.

– Я очень хорошо к ней относился. Правда! Я вообще не знаю, как так случилось, что она ночью оказалась в ресторане и нос к носу столкнулась с Калачом. Сердце у нее больное было. Испугалась и дуба дала, – по-простому выразился он.

– Семеныч, расскажите, как вы вообще с Булкиным познакомились, – попросила я.

– Ой, да что там рассказывать? Купился я, – вздохнул Семеныч, – купился. Я ведь несколько лет в тайге у старателей работал. Бывало, что заходили в один поселок-поселение. Поселенцев не боялись. А чего их бояться? Отпетые бандюганы на зоне сидят. Это тоже вроде как зона, но решеток нет, и с автоматами никто вокруг поселка не ходит. Да и бежать особо некуда: вокруг тайга на многие сотни километров. Хоть летом, хоть зимой беги – все равно поймают. Только посадят уже от и до, да еще сверху первоначального срока накинут. В этом поселке мы останавливались у одной вдовушки. Ох, и видная баба! Влюбился я и решил с ней остаться. А почему нет? На большой земле меня никто не ждет, а возраст такой, что пора уже где-то корнями прорастать. Так вот, по соседству с нами жил мужик-поселенец. Все его звали Калачом. Короче, мы с ним очень скоро скорешились. Днем его на заготовку леса увозили, а вечером мы могли на рыбалку сходить, в картишки перекинуться или рюмочку-другую пропустить. Однажды Калач поведал мне о своей жизни и о своих планах. Как-то на зоне он заступился за одного инженера. Тот попал за решетку из-за своей жадности: государство обокрал. А с государством шутки плохи. Ему бы вовремя свалить за бугор, но он продолжал вымучивать разные схемы, чтобы еще больше обогатиться. В итоге взяли его, отобрали квартиру, счета арестовали, но кое-что на черный день у него все-таки осталось. Тайник он сделал в квартире и тайный ход на случай отступления заложил, только воспользоваться им не успел. Деньги в иностранной валюте так и остались лежать в тайнике. Вот их-то и обещал этот мужик Калачу, когда надумал умирать.

– И много денег было в тайнике? – поинтересовалась я.

– Да уж не мало, наверное.

– То есть деньги вы не нашли?

– Нет.

– А вы не допускаете мысли, что деньги могла взять жена?

– Вряд ли. Калач рассказывал, будто баба эта не в курсе была мужниной заначки: в последнее время у них отношения плохо складывались. Квартиру с тайником она продала, чтобы адвоката нанять. Где она его только нашла? Адвокат таким безмозглым оказался – все дело завалил. Правда, потратила она на него сущие копейки, а с остальными денежками за границу удрала.

– Откуда всё люди знают? – хмыкнула я.

– Людская молва надежней телеграфа. Как-то дошли слухи до этого мужика. Наверное, этот факт и скосил его. Вскоре он умер, а Калачу разрешили поселиться в поселке. Он долго думал, надо ли ему соваться за этими деньгами. Трудно такое дело одному провернуть – вот и пригласил он меня, когда до конца срока оставалось три месяца. Я должен был приехать сюда, присмотреться, узнать, кто в этой квартире живет, и ждать его, Калача. Естественно, где тайник, Калач мне не сказал: опасался, что я могу деньги присвоить. Зря, я ведь не из воровской братии. Что на земле лежит, то подниму, но в чужой карман не полезу.

– Зачем же тогда согласились помогать Калачу?

– Так ведь денежки уже ничьи! А еще Любе, бабе моей, хотел мир показать. Путешествия – дорогое удовольствие. Без денег никуда не поедешь.

– Понятно. И что было дальше?

– Приехал я сюда. Смотрю: на месте квартиры теперь ресторан. Я устроился грузчиком и стал ждать, когда Калача выпустят. А его задержали: что-то в канцелярии перепутали, и ему разрешили выехать не через три месяца, а только через пять. Пришлось мне грузчиком на вас столько времени пахать. Зато я люк нашел, выяснил, где сигнализация установлена, во сколько персонал приходит и уходит. В общем, я узнал все, что должен был узнать. Еще с охранниками подружился. Стал им пиво оставлять, чтобы хорошо на посту спалось. А тут и Калач освободился. Мы квартиру сняли, чтобы недалеко от ресторана жить.

– И Калач зачастил по ночам в ресторан?

– Да, но поиски продвигались медленно. Или хозяин квартиры указал не то место, где тайник сделал, или Калач что-то напутал.

– И время ночное ограничено, и шуметь особенно нельзя, – продолжила я.

– Возможно, Калач скорей бы нашел тайник, если бы мог быть смелее. Тут еще Клавдия Петровна так некстати. Когда она в первый раз увидела Калача, то подумала, что ей почудилось. Со мной своими страхами поделилась. Я сразу смекнул, что это она Калача засекла, ну и наплел ей про приведение. Димка недавно умер, к тому же не своей смертью. Чем не персонаж? Я ведь как думал? Она испугается и станет уходить из ресторана со всеми. Я, честное слово, не знал, что у нее сердце больное. Нет, я видел, как она настойку боярышника пьет, но ведь та на спирту! – оправдываясь, припомнил Семеныч. – Все знали, что Клавдия выпить любит. В ту ночь она, как обычно, перебрала и уснула рядом с посудомоечной машиной. Проснулась, а тут Калач по стеночке молоточком тюкает. Клавдия Петровна сначала бросилась к холодильнику и стала яйцами в Калача метать, а потом побежала прятаться в кладовку, из которой люк ведет прямо в подвал. Калач даже не знал, что она там схоронилась. Поверьте, он не хотел ее смерти, думал, что она в обморок упала.

– Мог бы оказать ей помощь или скорую вызвать.

Семеныч посмотрел на меня с удивлением.

– Скорую? А еще полицию – для себя.

– Допустим, он не хотел смерти Клавдии Петровны и уходил из ресторана, не зная, что она умерла там, в кладовке. Но после вы же ему сказали, что женщина скончалась?

– Сказал, – кивнул Семеныч.

– И все равно не оставили затею найти тайник.

– Нет.

Я поняла, что когда на кону большие деньги, таким людям, как Калач, плевать на человеческие жизни.

– Что было дальше?

– Что было дальше? Калач опять пошел в ресторан. Оставалось исследовать пару стен. Мы думали, что Клавдии нет, значит, и оставаться допоздна в ресторане некому, кроме охранников, конечно, но те ночью спят.

– Не тут-то было, – усмехнулась я, – Сначала Андрей Михайлович попросил меня остаться поработать с документацией, а потом я сама проявила инициативу. Не повезло вам.

– Да. Нам не везло. Потом и вовсе деньги у нас закончились. Позавчера Калач ушел и не вернулся. Я очень переживал, а сегодня увидел на ступеньках следователя и не на шутку струхнул: подумал, что гражданин начальник пришел по мою душу.

Не став его разубеждать в этом, я задала следующий вопрос:

– С Булкиным все понятно, а почему вы, Семеныч, ничего не рассказываете о Рите и о третьем подельнике Калача?

– О каком еще подельнике?! И при чем здесь Рита? – Семеныч очень натурально удивился.

– Ну как же… – меня смутила его реакция. – Зачем она тогда уволилась? Позавчера убеждала Андрея Михайловича в том, что работа ей просто необходима, а вчера положила на стол заявление об уходе.

– Мало ли, – пожал плечами Семеныч. – Разве вас, женщин, поймешь?

«Мало ли, – мысленно повторила я за ним. – Если бы дело ограничилось только уходом Риты из ресторана, то на это можно было бы наплевать. Но как объяснить её смерть? Клавдия Петровна, Виктор, Рита – все трое работали в ресторане «Кабуки». Случайность? Совпадение? Мало в это верится».

В дверь позвонили.

– Это полиция? – испугано спросил Семеныч, хватая дорожную сумку и не зная, что делать.

Понятно, что я для него не преграда. Меня можно было оттолкнуть и убежать, но вход в квартиру был блокирован, а прыгать со второго этажа высоко. Взгляд Семеныча отчаянно метался по комнате: он ведь не знал, кто так упорно звонит в дверь.

– Нет, это мой жених Никита, – успокоила я Семеныча.

– Жених? Какой жених? – с перепугу он туго соображал.

– Мой. Я замуж выхожу. Кстати, мы можем вас отвезти к следователю Черпаку. Вам лучше обо всем ему рассказать.

– Что рассказывать? Мы же не нашли тайник. Клавдия Петровна сама умерла. В чем нас обвиняют? За что арестовали Калача?

– За то, что он ограбил ларек.

– Я к ларьку никакого отношения не имею!

Никита продолжал трезвонить в дверь. Следовало скорее впустить его, пока он не снес дверь с петель.

– Расслабьтесь, Семеныч. Никто за чужие грехи вас сажать не будет. Простите, но я открою.

Я щелкнула замком, и в ту же секунду в прихожую ворвался перепуганный Никита.

– Вика! С тобой все в порядке? – спросил он, схватив меня за плечи. – Тебя никто не обидел?

– Нет, что ты! Извини, что я заставила тебя волноваться.

– Ты же ничего толком не объяснила!

– Никита, я все тебе расскажу. Только давай сначала отвезем Семеныча к Ивану Антоновичу.

– Он преступник? – тихо зашептал Никита.

– Нет, – так же тихо ответила я. – Скорее… – я запнулась, потому что трудно было подобрать определение к человеку, который вроде бы и помогал вору, но ограбления как такового и не было. Можно ли в такой ситуации считать его преступником? Наверное, нет. – Он свидетель, который может разъяснить, что происходило в нашем ресторане в последние дни.

Все попытки связаться с Черпаком по телефону не увенчались успехом: он или где-то забыл телефон, или просто не хотел отвечать на мои звонки. Я склонялась к последнему утверждению. Кажется, моя оперативно-розыскная работа изрядно надоела Антону Ивановичу, но мы все равно поехали к нему и не ошиблись: нам удалось перехватить его на стоянке перед управлением полиции.

– А мы к вам, – приветливо улыбаясь, сообщила я.

Ни мне, ни Никите он не обрадовался, более того, нахмурился и скривился так, будто ему предстояло разжевать горькую пилюлю.

– Мне сейчас некогда, – отмахнулся он, намереваясь сесть в служебную машину.

Я схватила его за рукав. Он развернулся и недовольно спросил:

– Что еще, Виктория Викторовна?

– Иван Антонович, мы привезли вам грузчика из «Кабуки». Это он помогал Булкину.

– Брать ларек?

– Нет, искать тайник Крыжова.

– Какого Крыжова?

«Как такое возможно? Час назад мы говорили о хозяине квартиры, который сделал люк в подвал! Неужели забыл? – недоумевала я. – Может, у него есть дела поважнее наших?»

Я уже хотела напомнить, кто такой Крыжов, но, видно, Ивану Антоновичу действительно было некогда. Мельком взглянув на заблокированного в машине Семеныча, он бросил:

– Грузчика опросить и отпустить, предварительно взяв с него подписку о невыезде.

Сказал и был таков, сел в машину и уехал.

Я посмотрела на Никиту:

– И что нам теперь делать? Опросить я уже успела. Теперь что?

– Тебе же сказали: отпустить свидетеля.

– А подписка о невыезде?

– Вика, ты не работник правоохранительных органов. Как ты можешь делать то, на что не имеешь полномочий?

– И все-таки я не понимаю, что нам нужно сделать? – растеряно спросила я.

Черпак своим безразличием выбил меня из колеи. Я везла ему ценного свидетеля, а он даже не взглянул на него.

На помощь пришел Никита. Вернувшись в машину, он повернулся к Семенычу:

– Вот что, беседа со следователем откладывается. Вы можете ехать в «Кабуки» или домой. Но предупреждаю, если попытаетесь скрыться или поменять место жительства, вас объявят в розыск. А это для вас плохо, очень плохо.

– А кто сказал, что я собирался уезжать? Понимаете, квартира, в которой я сейчас живу, мне не по карману. Мне бы съехать туда, где подешевле.

– Я вас предупредил, – строго напомнил Никита. – Вы свободны. Нет, лучше я вас к дому подвезу. Считайте, что вы под домашним арестом. Выходить можете только за хлебом.

Во дворе своего дома Семеныч выкарабкался из машины и понуро побрел к подъезду.

– Будем надеяться, что мы его еще увидим, – проводив Семеныча взглядом, сказала я. – Никита, а можно меня отвезти в «Кабуки»? Я могла бы и пешком, тут недалеко, но что-то мне тревожно. Слабость в ногах.

– Это у тебя от голода, – сказал Никита и предложил перекусить. – Может, рванем в «Лиру»?

– Я бы рада, но рабочий день никто не отменял. Давай лучше вечером? Я ушла из «Кабуки», никого не предупредив. Меня, наверное, уже хватились.

– Хорошо, встретимся вечером. Кстати, я приготовил тебе сюрприз.

– Какой?

– Вот вечером и узнаешь.

Никита остановил автомобиль на стоянке перед «Кабуки». Какого же было мое удивление, когда рядом с рестораном я увидела служебную машину Черпака. Еще более странным мне показалось то, что на двери главного входа висела табличка «Закрыто». Спецобслуживание сегодня у нас никто не заказывал, и ревизоров мы не ждали. Меня не было час с небольшим. Что на этот раз стряслось? И почему Иван Антонович не сказал, что едет в «Кабуки»?

Я постучала в дверь – открыл метрдотель.

– Что у нас происходит? Закрытая вечеринка? – пошутила я. – Я не опоздала?

– Нет, пять минут назад начали. Только эта так называемая вечеринка больше на ремонт похожа.

Со стороны служебных помещений доносились методичные удары. Я пошла на шум. В коридоре, задыхаясь в облаке пыли, ползущем почему-то от моего кабинета, стояли все наши сотрудники во главе с Андреем Михайловичем.

– Вика, хорошо, что ты появилась, – обрадовался мне шеф, даже не спросив, куда я отлучалась. – Ты извини, но в твоем кабинете хозяйничает полиция. Не волнуйся, к тебе это никакого отношения не имеет.

– Давно они тут?

– Минуты три.

– А что они там ищут?

– Кто же мне скажет, – с обидой ответил шеф. – Черпак зашел, походил по коридору, заглянул в кладовку, сверился с планом, а потом потребовал, чтобы открыли твой кабинет.

– Даже так? Хорошо, раз это мой кабинет, пойду узнаю, что им там нужно.

Прикрыв нос и рот платком, я смело шагнула в облако. В маленьком кабинете, где с трудом помещается два человека, находились трое, причем один из них орудовал кувалдой, разбивая стену. Иван Антонович стоял у входа. Еще один полицейский пытался открыть окно, чтобы было чем дышать.

– Иван Антонович, значит, сюда вы торопились. Могли бы и меня с собой взять, – с упреком сказала я.

– Уже приехали? – повернул он ко мне голову.

– Как видите. А что вы тут делаете? Расширяете мой кабинет?

– Вроде того. Все ищут тайник Крыжова. Я подумал, почему бы и мне его не поискать.

Я заметила в его руках свернутый в трубочку строительный план.

– Позвольте, – попросила я, указывая взглядом на документ.

– Смотрите, – протянул он мне рулончик. – Это план квартир дома, – пояснил он.

Я и сама об этом догадалась. Судя по плану, мой кабинет находился на месте ванной комнаты, потому и был такой маленький. Хозяева ресторана при перепланировке не стали экономить на складских помещениях, но сэкономили на кабинете бухгалтера. Спасибо, что он вообще есть. Где бы я тогда работала? Кстати, в нашем доме все ванные комнаты с окнами, отличающимися шириной от остальных окон. В жилых комнатах окна трехстворчатые, в кухнях – двухстворчатые, а в ванных – всего одна створка. Наличие окна и позволило из ванной сделать этот кабинет, одна стена которого граничила с кухней, то есть кладовкой, а вторая являлась вентиляционным каналом. Вот этот канал и крушил полицейский.

Расчет Черпака был верен. Через минуту полицейский с кувалдой обрадовано выкрикнул:

– Есть!

На мой стол, покрытый слоем строительной пыли, лег сверток размером с кирпич.

– Понятые, пожалуйста, – позвал Иван Антонович.

– Я понятая! – сделала я шаг вперед.

– Позовите еще кого-нибудь.

– Андрей Михайлович, – не сходя с места, выкрикнула я. – Подойдите, пожалуйста, сюда.

Не дожидаясь, когда пыль осядет, Иван Антонович развернул сверток. Пачки стодолларовых купюр были перетянуты аптечными резинками. В каждой пачке по сто бумажек. Всего пачек – десять. Стало быть, на черный день Крыжов отложил сто тысяч долларов. Для меня такая сумма – целое состояние.

– Ого, – охнула я. – И куда это теперь?

– Как куда? Государству отойдет, – не замедлил ответить Иван Антонович. – Не забывайте, что тот, кто здесь это оставил, вор. Деньги эти украдены у государства, значит, государству и должны быть возвращены.

– И это правильно! – вмешался в разговор Андрей Михайлович. – Вот только я не пойму, кто ремонт здесь делать будет? И за чей счет?

– Ремонт? Не знаю, – пожал плечами Иван Антонович. – Полиция и прокуратура ремонтами не занимается.

– Я почему-то так и подумал, – кивнул шеф, обреченно вздыхая.

Деньги увезли. Когда пыль осела, я, отвергнув помощь Светланы Яковлевны, принялась наводить в кабинете порядок. В целом полицейские очень аккуратно разбили стену. После них осталась дыра размером тридцать на тридцать сантиметров, и она совсем не портила интерьер, поскольку вдоль этой стены всегда стоял шкаф с документацией. Я вытерла пыль, вымыла полы и попросила Ивана с Федором заколотить дыру картонкой, а потом поставить шкаф на место.

Никита приехал, как мы и договаривались, в шесть. Вот только освободиться я смогла лишь в восьмом часу: хотелось завтра прийти в чистый кабинет, в котором каждая мелочь стоит на своем месте, не говоря уже о папках с документами. Прежде чем мы тронулись с места, я рассказала Никите о том, что произошло в «Кабуки» за последние семь часов.

– Теперь ты спокойна? – спросил он, выслушав до конца мой рассказ.

– Не совсем. Деньги нашли – это так. Надеюсь, больше никому не придет в голову влезать по ночам в наш ресторан. Весть о том, что клад изъяла полиция и брать больше нечего, очень скоро разнесется по округе. Кстати, Марфа Егоровна и Елена Тихоновна уже в курсе того, что Крыжов спрятал деньги в вентиляционном канале. Проболталась, думаю, Лариса. Впрочем, может, и не она проговорилась. У нас все любят поговорить. Меня не это волнует – мне непонятна смерть Риты.

– А что в ней непонятного? Из твоего рассказа следует, что Риту хотел бросить любовник, к которому она прицепилась как банный лист. Наверное, они поссорились. Парень поднял на нее руку, не рассчитал силы и убил. Бытовуха!

– Думаешь?

– Уверен!

– Нет, что-то здесь не так, – покачала я головой, припоминая разговор Риты с ее спутником.

Парень явно был чем-то обязан Рите. По его настоянию она устроилась в «Кабуки», хотя могла бы найти работу и получше. Трудно представить, чтобы холеный мужик был заинтересован в зарплате подруги-уборщицы. Значит, дело не в тех крохах, которые получала у нас Рита.

Наверное, я слишком долго молчала, если Никита решил обратить на себя внимание:

– Алё, ты где?

– Извини, я задумалась.

– Вижу. Ты в облаках витаешь. А почему ты не спрашиваешь о сюрпризе, который я тебе приготовил?

– Да, ты же обещал сюрприз, – вспомнила я.

– Сегодня уже поздно, – разочаровал меня Никита. – Сюрприз перенесем на завтра. Потерпи до девяти утра.

До последнего момента Никита не говорил, куда мы едем. Когда мы выехали на загородное шоссе, я заволновалась.

– Никита, я в десять должна быть на работе, – напомнила я ему. – Куда ты меня везешь?

– В турагентство, – сдался Никита, наконец-то заметив в моих глазах неподдельную тревогу.

– Какие могут быть турагентства за городом?

– В аэропорту.

– А мы куда-то собираемся лететь?

– А как же! Должно же у нас быть свадебное путешествие? Как ты смотришь на то, чтобы слетать в Израиль?

– А почему туда?

– Зимой там тепло. Погуляем по Иерусалиму, искупаемся в Мертвом море. Можно махнуть и на Красное море. К слову, в офисе филиала израильских авиалиний работает моя студентка-заочница. Обещала продать авиабилеты по льготной цене и забронировать номер в отеле со скидкой.

– Какой ты практичный! Ну что ж, я не возражаю.

В аэропорту всегда шумно: одни люди прилетают, другие улетают. Чтобы попасть в офис Никитиной студентки понадобилось протискиваться через завалы чемоданов. Об один из них я споткнулась и едва не упала. Пришлось остановиться, чтобы сообразить, как лучше пройти, не перепрыгивая через чужие баулы. Вот тогда-то мой взгляд и выделил из толпы типа с надвинутой на лицо бейсболкой.

– Никита, – зашептала я, со всей силы сжимая его запястье. – Это он!

– Кто он?

– Тот, кто был с Ритой. Как же я забыла! Он же сегодня должен улететь! Я и Черпаку говорила, но он, видимо, забыл или не принял к сведению. Что же делать? Что же делать? – запаниковала я. – Он же сейчас улетит.

– Куда?

– Откуда мне знать?! Какие ближайшие рейсы? – Я посмотрела на светящееся табло. – Мюнхен, Ереван и Тель-Авив. Ни на один из этих рейсов регистрация не началась, но, судя по всему, скоро ее объявят.

На табло почти одновременно загорелись Мюнхен и Тель-Авив.

Парень подхватил дорожную сумку и отправился к стойке регистрации, над которой светилось «Тель-Авив».

– Ты уверена, что этот тот парень?

Тип задрал голову, чтобы посмотреть на табло. Как я могла не узнать этот профиль?

– Никита, это он. Я уверена на сто процентов.

– Тогда стой здесь и ничего не предпринимай! Я знаю, что делать.

Он оставил меня у книжного киоска, а сам растворился в толпе. Я даже не поняла, в какую сторону он пошел, потому что не сводила глаз с Ритиного любовника.

Парень стал в очередь на регистрацию. Впереди было человек тридцать. Очередь двигалась медленно – меня это устраивало.

Однако время летело вперед, очередь сокращалась, а я скрипела зубами от досады. Уйдет! Улетит!

– Где же Никита? – прошептала я.

– Ищите кого-то? – услышала я над ухом знакомый голос.

– Иван Антонович?

– Ну я-то здесь по работе. А вы что забыли в аэропорту?

– Вообще-то мы с Никитой приехали покупать билеты, но не это главное. Иван Антонович, посмотрите туда! – почти скороговоркой сказала я. – Это тот тип, который был с Ритой! Он сейчас зарегистрирует билет, сдаст багаж, пройдет таможенный и паспортный контроль – и все! Никита сказал, что знает, как его задержать, но прошло уже десять минут, а его до сих пор нет. Я не знаю, что и думать. Сделайте что-нибудь!

– Зря ваш Никита оставил вас в одиночестве. Господина Кауфмана мы и без него возьмем.

– Кого? Кауфмана? – переспросила я. – Фамилия этого парня Кауфман? Позвольте, но ему должно быть не менее пятидесяти лет. А этому лет двадцать пять или чуть больше.

– Правильно, Якову Семеновичу в этом году исполнилось бы шестьдесят девять, а Михаилу Семеновичу, его сыну двадцать пять. Вы угадали.

– Значит, тот Кауфман умер? В Израиле?

– Да, в Израиле, три месяца назад.

– А зачем этот Кауфман сюда приехал? – спросила я, переводя взгляд с Черпака на Михаила Кауфмана.

Моя беседа с Иваном Антоновичем длилась минуту. За это время Кауфман успел подойти к стойке регистрации и поставить на весы сумку. В этот момент к Кауфману подошли двое в форме работников аэропорта. Слов я слышать не могла, но и так было понятно, что они попросили его взять сумку и проследовать с ними в служебное помещение.

– Вот и все, – констатировал Иван Антонович. – Вынужден откланяться, всего доброго.

– Иван Антонович, куда вы? – воскликнула я.

Мой вопрос – зачем сюда приехал сын Якова Кауфмана? – остался без ответа.

– Дела, знаете ли, – вздохнул Иван Антонович и исчез так же неожиданно, как и появился.

Через три минуты подошел Никита.

– Представляешь, я зашел к Ирине, к моей студентке, хотел показать ей парня через стекло, объяснить, что он преступник, и попросить, чтобы его задержали на паспортном контроле. Пока ей это втолковывал, его без моего участия задержали люди в форме.

– Да, это с подачи Черпака его задержали. Я только что разговаривала с Иваном Антоновичем. Этого парня зовут Кауфман Михаил Яковлевич. Он сын Якова Семеновича Кауфмана, владельца второй квартиры, присоединенной к «Кабуки». Никита, я понимаю, шантаж не наш метод, но только ты сможешь узнать у Черпака все, что касается молодого Кауфмана. Пригрози не поставить его отпрыску зачет или же пообещай пятерку на госэкзамене, – посоветовала я по своей доброте душевной. – Если что-то узнаешь, считай, что это твой подарок ко дню нашей свадьбы.

Возможно, Никита был шокирован моим предложением, но виду не подал. Он не стал экономить на свадебном путешествии и в тот же день купил билеты в Израиль. Через неделю он встретился с Иваном Антоновичем, а потом с видом триумфатора явился ко мне и выложил все подробности их беседы.

Никита долго набивал себе цену, уверяя, что Черпак до последнего не хотел ничего рассказывать, и только любовь к сыну, успешная учеба которого зависит от Никиты, толкнула его на должностное преступление.

Подозреваю, что все было не так. У следователя против Кауфмана-младшего были такие неопровержимые доказательства вины, что тянуть с судом не имело смысла. И какие бы ни были у Михаила Яковлевича адвокаты, а от тюрьмы вряд ли им удастся его отмазать. Так что, Иван Антонович ничем не рисковал, разглашая тайну следствия.

– А дело все в наследстве, – после долгого предисловия раскрыл карты Никита. До этого момента я терпеливо слушала его дифирамбы в свой же адрес. – Михаил никогда не радовал своего отца. Учился он плохо, из университета его выгнали, работать не хотел, вел праздный образ жизни и постоянно попадал в неприятные истории. В конечном итоге папеньке это надоело. Он решил отказать сыну в наследстве в надежде на то, что тот возьмется за голову. Завещание было составлено таким образом, что Михаил лишался всего.

– Суровый папочка. И кому он отписал наследство? Жене?

– Нет. Деньги, движимое и недвижимое имущество – все переходило незаконнорожденному сыну Виктору. А еще в нашем местном банке остался денежный вклад, с учетом набежавших процентов достаточно приличная сумма, которую Кауфман почему-то не смог перевести за рубеж. Возможно, Яков Семеныч хотел испугать Михаила и в дальнейшем переписать завещание, но не успел, потому что скоропостижно умер от инсульта. Когда было оглашено завещание, Михаил схватился за голову: денежки уплывали из рук. Надо было действовать, но как? Он в Израиле – Виктор здесь. Можно, конечно, воспользоваться услугами киллера, но нанимать его в Израиле дорого, очень дорого. Можно поискать кого-то по месту, но проблема в том, что Михаил давно не был на родине. К кому обратиться со столь деликатным делом? Как выйти на нужных людей? На помощь пришла девушка, с которой он недавно познакомился на курорте Эйлат. Как ты понимаешь, речь идет о Рите. Вроде бы она приехала туда со своим другом, а тот ее бросил – одну и без денег. Недолго думая, Рита стала искать богатого израильтянина – курорт самое место – и познакомилась с респектабельным с виду Михаилом. Кауфман утверждает, что именно Рита предложила ему убрать наследника, даже вызвалась ехать вместе с ним, Михаилом.

Парочка прилетела сюда и начала собирать информацию о Викторе. Парень, что называется, из непутевых, работает в ресторане грузчиком, изрядно выпивает. Клавдия Петровна, его мать, в том же ресторане моет посуду и, как и сын, любит приложиться к бутылке. План Риты и Михаила был прост: споить Виктора до смерти. Для его осуществления Рита устроилась в «Кабуки» уборщицей, но Виктора буквально через день выгнали. Надо было искать другой способ, чтобы сблизиться с Виктором, ведь через Клавдию Петровну бутылку не передашь. Тут в вашем ресторане начинает твориться черте что. Рита сама недоумевает, что происходит. Потом неожиданно от обширного инфаркта умирает Клавдия Петровна.

– А Рита к ее смерти не имеет никакого отношения? Я к тому, что она могла Клавдию Петровну подпаивать какой-нибудь отравой, от которой случился обширный инфаркт.

– А какой смысл ей убивать Клавдию Петровну? Если бы Виктор вступил в права наследника, тогда – да, Клавдия Петровна получила бы все, что Виктору завещал Яков Семенович.

– Логично.

– Однако, как бы то ни было, смерть Клавдии Петровны развязала руки Михаилу и Рите.

– Неужели это Рита вручила «наследнику» отравленную водку? Но ведь мы посылали ее к соседям Клавдии Петровны уже после смерти Виктора!

– Да, конечно, позвонить Виктору и высказать свои соболезнования в день смерти Клавдии Петровны чрезвычайно трудно, – с сарказмом заметил Никита.

Я не обиделась.

– Все правильно. Кто может поддержать Виктора в трудную минуту, как не сослуживцы матери? Очевидно, она явилась к нему поздно вечером, уже после моего звонка, сначала предложила свою помощь в организации похорон, а потом поставила на стол бутылку, чтобы помянуть.

– Михаил утверждает, что все так и было, – Никита одобрил ход моих мыслей с маленькой оговоркой: – Жаль только, что Рита уже не может ни подтвердить, ни опровергнуть его слова.

– А почему Михаил убил Риту?

– Ты же сама слышала, как Рита ссорилась с Михаилом. Он хотел дать ей деньги, но предложенная сумма ее не устроила. Рита хотела большего. Она читала завещание, знала, сколько папенька оставил незаконнорожденному сыну, и требовала половину того, что должен был получить Михаил, вступив в наследство. Удрать по-тихому Михаилу не удалось. Как он ни уговаривал Риту поработать еще немного в «Кабуки», чтобы не навлечь на себя подозрения, а на самом деле дать ему спокойно вылететь в Израиль, но она его раскусила и стала требовать свою долю.

– Ты так говоришь, будто оправдываешь его, – хмыкнула я.

– Конечно же, нет. Просто глупо все получилось. Папенькины денежки не достались никому! Михаил был единственным после Виктора наследником, поскольку жена Якова Семеновича умерла намного раньше мужа.

– А Михаил сознался в убийстве Риты?

– Считай, что да. Нашли орудие преступления, а именно бронзовую статуэтку. Кстати, готовься к тому, что тебя вызовут в суд как свидетеля. Надеюсь, он состоится до Нового года, или же после того, как мы вернемся из свадебного путешествия. Я тебе говорил, что выкупил билеты на второе января? – спросил Никита, дав тем самым понять, что вопрос со свадьбой уже решен. Во всяком случае, дату он наметил.

– Как ты думаешь, рассказать Олегу о том, зачем алчная аферистка Рита устроилась в «Кабуки»? Может, страдать зря перестанет?

– Он ведь женат? – спросил Никита. Я кивнула. – Наверное, надо сказать. Я вообще не вижу смысла что-либо утаивать. Хотя, как знаешь, – задумался он. – Я понимаю, ты дружишь с Олегом, тебе не хочется причинить ему боль. Горькая правда на то и горькая. Но он все равно все узнает. Кого-то из ваших точно пригласят в суд в качестве свидетеля. Так что, и без тебя будет кому рассказать о том, кем была Рита. Мой совет: если спросит, расскажешь.

– Думаю, Лариса меня опередит. Да это и к лучшему: отношения с Олегом не испорчу.