Жаркий июль изматывал. Вторую неделю температура воздуха в тени достигала тридцати пяти градусов. Полное безветрие и вязкая духота убивали все живое. Кислорода не хватало. Плавился асфальт. Трескалась земля. На деревьях появились первые засохшие листья. Сидя под кондиционером, казалось, что на дворе не середина лета, а вторая половина сентября.

С улиц исчезли старики и маленькие дети, впрочем, представители остальных возрастных категорий тоже не стремились без надобности оказаться в раскаленном аду. Летняя площадка «Трех самураев» оживала лишь после девяти вечера. Днем немногочисленные посетители старались укрыться в прохладном зале. Я поймала себя на мысли, что если кондиционеры, которые уже вторую неделю работают без перерыва даже на ночь, сломаются, то мы тут же спечемся, как те яблоки, которые наш шеф-повар Олег так любит запекать в духовке с корицей, медом и орехами.

Кстати, с приходом лета доход нашего заведения заметно снизился. Жара сказалась на аппетите клиентов. Люди перестали употреблять тяжелую пищу: мясо, птицу. Рыбу заказывал лишь каждый пятый гость. Посетители отдавали предпочтение овощным салатам, суши и роллам. Самым востребованным десертом стало мороженое, которое у нас не такое уж и дорогое. Если бы не возросший спрос на пиво, руководству ресторана пришлось бы или отправить в неоплачиваемый отпуск сотрудников, или урезать им зарплату.

Такая же ситуация была и в других заведениях ресторанной сети восточной кухни, в бухгалтерии которой я работаю.

Как-то само собой вышло, что до пяти вечера наши посетители в основном подростки и мамы с детьми, а вот вечером контингент преимущественно складывается из молодежных компаний, решивших скоротать вечер за бокалом холодного пива или сухого вина.

Наверное, поэтому этих двух мужчин трудно было не выделить из общей массы посетителей. И одному, и второму было около шестидесяти лет, но я бы не стала записывать их в пенсионеры, поскольку оба выглядели полными сил и энергии, физически крепкими и подтянутыми. Возраст мужчин выдавали седые волосы и исчерченные глубокими морщинами лица, а еще глаза, усталые и какие-то уж грустные – такие бывают у людей, повидавших многое на своем веку.

Появились они у нас несколько недель назад и с того самого дня ровно в четырнадцать часов занимали столик у окна, заказывали два чайника зеленого чая, недорогие бисквитные пирожные, доставали из сумки коробку с нардами и два часа азартно играли. Уходили по-разному: когда в четыре часа, когда в пять, иногда задерживались дольше. И так из дня в день: приходили с разницей в минуту и вместе уходили, не забывая оставить чаевые официанту.

Одного из мужчин звали Аркадием Петровичем. Появлялся он, как правило, первым, был худее и выше своего приятеля, носил прическу «ежик», щеки брил до блеска, от него всегда пахло мужским одеколоном, отдаленно напоминающим «Русский лес». Был когда-то такой одеколон. Я его запомнила, потому что очень давно таким ароматом благоухал мой сосед, который носил этот одеколон домой авоськами и использовал его не только по назначению.

Буквально через минуту-другую после Аркадия Петровича в зал входил второй – Владимир Алексеевич. Оба называли друг друга на «вы» и по имени-отчеству, разговаривали тихо. Впрочем, Владимир Алексеевич в азарте мог вскрикнуть. У него был громкий и хорошо поставленный голос.

Аркадия Петровича и Владимира Алексеевича я заметила через неделю после их появления в «Трех самураях». Обычно в четыре часа я пью кофе за стойкой бара, иногда потом захожу на кухню к своему приятелю шеф-повару Олегу, с которым мы одновременно перешли работать в «Три самурая» из другого заведения ресторанной сети.

В тот день наш бармен Николай был не в настроении, разговор со мной поддерживал неохотно. Догадавшись, что парень чем-то встревожен, и ему не до разговоров со мной, я взяла чашечку кофе и пошла в зал, чтобы присесть за свободный столик.

Очень люблю рассматривать нашу публику, поэтому всегда сажусь лицом к залу. На этих мужчин трудно было не обратить внимания. Хоть ресторан у нас и восточной кухни, но у нас не принято, как это делают на Востоке, коротать время за нардами, шахматами или игрой в «кости». Это не запрещено – просто не играют и все. Аркадий Петрович и Владимир Алексеевич были чем-то новым для нашего заведения. Разумеется, превращать наш ресторан в клуб любителей нард никто не собирался, но и отказать в обслуживании никому бы в голову не пришло.

Понаблюдав за игроками и допив кофе, я ушла. Каково же было мое удивление, когда я увидела их на следующий день – и тоже за игрой в нарды.

Я не удержалась и, косясь на играющих мужчин, спросила у Николая:

– Интересная парочка, правда? И вчера они играли…

– Это ты, Вика, об Аркадии Петровиче и Владимире Алексеевиче? – удивленно спросил Николай.

Я поняла, что что-то пропустила.

– Ты даже знаешь, как их зовут? Неужели они наши постоянные клиенты? Почему тогда я их раньше не видела?

– Хмм… Назвать их постоянными клиентами, наверное, еще рано. Они появились у нас недели две назад. Сидят по большей части тихо, заказывают мало, но в глаза бросаются – это верно. Как их зовут, подслушала официантка Аня. Ты же знаешь, она имеет обыкновение прислушиваться к чужим разговорам. Вот уж любопытная Варвара! Когда-нибудь нарвется на неприятности. Того, который поплотнее, зовут Владимиром Алексеевичем. Он более разговорчивый. Зато второй, Аркадий Петрович, оставляет чаевые. Но не всем. Мне кажется, что Аню он терпеть не может, а вот Артему оставляет на чай. Интересный тип. Странно, что ты не сразу заметила этих стариков. Я давно за ними наблюдаю. Днем, сама знаешь, народа у нас мало. Впрочем, тебя же самой недели две не было, – вспомнил Николай.

– Да, я брала отпуск за свой счет, – ответила я, про себя решив не рассказывать, как с мужем две недели клеила обои в квартире.

Чтобы ни в чем себе не отказывать в отпуске, который у нас намечен на сентябрь, мы приняли решение сэкономить на профессиональных мастерах и сделать косметический ремонт своими силами.

– Везет! – с завистью вздохнул Николай, не подозревая, что завидовать тут нечему. – Сам бы куда-нибудь уехал, скажем, за полярный круг, чтобы от этой жары спрятаться.

Я кисло улыбнулась в ответ. Знал бы он, как меня вымотал этот ремонт. А если учесть, что, чтобы соблюсти технологию оклейки стен обоями, мы не включали кондиционер, и жарко было так же, как и на улице, то завидовать мне по меньшей мере глупо. Временами мне даже казалось, что я превращаюсь в сухофрукт, сморщенный и притрушенный пылью, которой при ремонте всегда в избытке. А еще за время ремонта я и Никита успели поссориться раз двадцать. Один раз даже хотели развестись, не сойдясь во мнении: прокалывать или не прокалывать пузыри, возникающие при оклейке. К счастью, обои закончились, и мы одумались.

– Пойду я, – вздохнула я, уходя от разговора об отпуске. Вдруг бы он спросил, куда мы ездили.

«Комментарии излишни. Пусть думает, что я в восторге от отпуска», – решила я, сбегая от расспросов.

С этого дня, заходя каждый раз в зал, я бросала взгляд на столик у окна. Мужчины неизменно были на месте. Аркадий Петрович всегда сидел лицом к входу, Владимир Алексеевич – спиной. Я настолько привыкла к их присутствию, что очень расстроилась, не увидев сегодня Аркадия Петровича.

Владимир Алексеевич сидел за столом в одиночестве и тревожно посматривал на дверь. Чтобы видеть входящих в ресторан гостей, он изменил правилам и пересел на место Аркадия Петровича.

Что-то подтолкнуло меня пройти вглубь зала и остановиться рядом с мужчиной.

– Вы сегодня без приятеля? – спросила я, приветливо улыбаясь.

Владимир Алексеевич от неожиданности встрепенулся и поднял на меня глаза. По выражению лица несложно было понять, насколько он встревожен.

– А? Да, что-то опаздывает мой друг. А вы тут, девушка, часто бываете, если нас, стариков, запомнили, – отметил он, не без усилия улыбнувшись.

– Я здесь работаю. И никакие вы с вашим другом не старики. Вы очень хорошо выглядите, правда. Заметила, как на вас засматриваются женщины. Так что рано вам себя списывать со счетов.

– Да? – из приличия засмеялся Владимир Алексеевич. – Это же какие женщины на нас засматриваются? Бабушки, которые приводят внуков, чтобы покормить мороженым?

– Но я ведь не бабушка, а вот вас заметила, – возразила я, игриво качнув головой.

– Что приятно. Спасибо вам, девушка. Как вас зовут?

– Виктория Викторовна Зайцева, но можно просто Вика, – представилась я.

– Присаживайтесь, Вика. А я Владимир Алексеевич.

– А я знаю. Знаю так же, что вашего приятеля зовут Аркадием Петровичем.

Владимир Алексеевич удивленно изогнул брови.

– Ого! Кем же вы здесь работаете, Вика? Служба охраны? Надеюсь, нас не занесли в «черный» список.

– Ну что вы! И с профессией моей вы не угадали. Я бухгалтер. Всегда в это время спускаюсь пить кофе. В этот час у нас не так много посетителей.

– Понятно, наши лица вам примелькались, – разочаровано вздохнул он.

– Ну, я бы так не сказала, – пожала я плечами. – Просто у нас не так часто встретишь играющих в нарды. Я говорю о нашем ресторане. И во дворах всё больше играют в шашки или шахматы.

– Ошибаетесь. Чаще у нас играют в домино и в карты. А к нардам я пристрастился, когда жил на Кавказе, в Сухуми. Там все играют в нарды. Можете представить, как я обрадовался, когда встретил здесь человека, который так же трепетно любит эту игру.

– Это вы сейчас об Аркадии Петровиче?

– Ну да, о нем. Мы с ним познакомились в санатории. Я после инфаркта реабилитацию проходил, а Аркадий там нервы лечил. Во всяком случае, так он мне сказал. Хотя, знаете, всегда удивлялся, что ему их лечить? Не мужик, а кремень! При мне никогда ни на что не жаловался. Даже правительство наше не ругал, – усмехнулся Владимир Алексеевич. – И такой обязательный, пунктуальный, такой правильный, что ли. За здоровый образ жизни. Утром зарядка, прогулка в любую погоду, потом плаванье в бассейне. Сколько раз его подбивал взять пивка или чего-то покрепче – нет! Ну, иногда мог сигаретку на пороге вашего ресторана выкурить – но одну, и не каждый день!

Нельзя было не отметить, с какой тревогой мужчина рассказывал о друге.

– Что-то не так?

– Да вот что-то нет моего соперника. Волнуюсь.

– Это вы зря. Что могло с таким здоровяком случиться? Может, он просто задерживается? Только и всего?

– На час? Это не в его стиле. Он очень пунктуальный, – повторился Владимир Алексеевич. – Беспокойно мне что-то. Боюсь я за него. Такие люди, как он, все в себе держат, а это до добра не доводит. Иногда и психануть надо, пар спустить, по столу стукнуть! Плохое у меня предчувствие. А вдруг у него сердце прихватило? Мы ведь уже не мальчики. Кстати, у таких здоровяков, как вы выразились, чаще инфаркт и случается, потому что эмоции сдерживают, все копят-копят в себе.

Ему и самому не помешала бы разрядка – так не на шутку он разволновался.

– Как бы у вас, Владимир Алексеевич, у самого сердце не прихватило, – вздохнула я и предложила: – Вы бы не мучились, а сходили к вашему Аркадию Петровичу домой или бы позвонили.

– В том-то и дело, дочка, что я не знаю, где он живет. А мобильного телефона у Аркадия нет. Говорит, что не привык к этим новым штучкам.

– Как же так? Друзья – не разлей вода, и не знаете, где он живет? – удивилась я.

– Представьте. Мы всего-то знакомы больше месяца. Игра нас свела. Все свободное время в санатории проводили за нардами. Уезжать не хотели – я во всяком случае. А когда узнали, что живем в одном городе, очень обрадовались. Аркадий сказал, что недавно переехал и телефон не успел провести. Тогда я ему номер своего телефона дал. На второй день после приезда Аркадий мне позвонил и спросил: не желаю ли я сыграть с ним пару партий. К себе пригласить я не мог. У меня в доме полно народу: сын, невестка, внуки. И Аркадий в гости не звал, какие-то у него там проблемы. Он вообще мало о себе рассказывал. Предложил встретиться в этом ресторане. А что? Персонал у вас хороший, приветливый. Посетителей немного.

– Это в это время, зато вечером у нас не протолкнуться.

– Да-да, днем мы всегда свободный столик находим. Сидим, играем, и никто нас не прогоняет.

– Еще чего! – хмыкнула я. – Почему вас должны прогонять?

– Мы ведь мало заказываем, а столик занимаем, – смутившись, ответил Владимир Алексеевич. – Пенсионеры немногое могут себе позволить.

– Наше заведение для всех: и для богатых, и для бедных, – сделала я рекламу «Трем самураям». – Мы дорожим каждым посетителем. Более того, наш основной контингент – молодежь, а у нее с деньгами тоже всегда проблема. Но давайте вернемся к Аркадию Петровичу. Вы не знаете, где он живет – это я поняла, но фамилия-то вам известна? Можно, найти его адрес по справочнику.

– Да-да, фамилию я знаю – Пискунов Аркадий Петрович.

– У вас есть время? Вы тут посидите, а я поднимусь в свой кабинет и попробую узнать адрес вашего друга через интернет. Подождете?

– А такое возможно? Конечно же, я подожду, – кивнул Владимир Алексеевич.

Он был такой трогательный в своей тревоге к малознакомому, по сути, человеку, что мне захотелось ему помочь.

Кабинет у меня не отдельный. В одной комнате со мной трудятся два парня: Слава Куприянов и Юра Егоров. Более непохожих людей трудно представить.

Слава – лощеный красавец-брюнет, но при этом он жуткий карьерист. У меня с ним сложные отношения. Мне кажется, он всегда что-то недоговаривает или говорит не то, что думает. Впрочем, когда он молчит, еще хуже. Рядом с ним я всегда чувствую себя в напряжении – поди знай, что у него на уме. У меня даже зародилась мысль, что он метит на мое место. А я в сети ресторанов восточной кухни проработала не один год и дослужилась до заместителя главного бухгалтера. Вера Ивановна, моя начальница, много раз говорила, что именно во мне видит свою преемницу. Возможно, Слава тоже хочет стать главным бухгалтером сети, причем очень скоро, поскольку Вера Ивановна давно собирается уйти, чтобы открыть свое кафе.

Юра – другое дело. Субтильный, с отросшей шевелюрой кудрявых русых волос, с тонкими чертами лица, с чистым и немного наивным взглядом – с такой внешностью солидным его никак не назовешь. К тому же он весьма несерьезный и даже непутевый парень: нареканий от начальства у него больше, чем похвал и поощрений. Ему часто достается от Веры Ивановны. Не то чтобы она его недолюбливает, просто на работе нужно заниматься работой, а не обзвоном своих многочисленных друзей и подружек, ну и отчетность желательно сдавать вовремя. Думаю, если бы Юру не взяли по протекции друга хозяина нашей сети, то его давно бы уже выгнали. Мальчишество из него лезет из всех щелей. С виду он как подросток: потертые джинсы, рубашка навыпуск и неизменная бейсболка, облепленная со всех сторон значками. Разговаривать с ним серьезно невозможно, но именно это мне в нем и нравится. Он без двойного дна. Когда ему весело, он хохочет. Когда грустно – грустит. Но чаще шутит, даже тогда, когда на это нет причины.

– Юра, ты в интернете? – с порога спросила я.

– Ну, – протянул он, не отводя глаз от экрана и беспрестанно щелкая мышью.

Перегнувшись через монитор компьютера, я бы наверняка увидела на экране «косынку», любимую Юркину карточную игру.

Слава брезгливо скривился и тихо фыркнул, но не настолько, чтобы не обратить на себя внимание. Юра никак не отреагировал. Он тоже со Славой плохо контачит.

– Можешь помочь? – продолжила я разговор с Юрой, бросив на Славу колкий взгляд, говорящий: «Тебе-то что? Не к тебе обращаюсь».

– Что надо? – без злобы на то, что его отвлекают от любимого занятия, спросил Юра.

– Узнать телефон, ну и адрес одного человечка. Он живет в нашем городе.

– Уже хорошо. А как зовут, знаешь?

– Пискунов Аркадий Петрович. Лет ему шестьдесят, наверное. Точно не знаю.

– Шестьдесят? Зачем тебе старик? – хмыкнул Юрка, наконец-то оторвав взгляд от монитора.

– Ты ищи, я потом тебе расскажу.

– Ладно, – кивнул Юра и склонился над клавиатурой. – А знаешь, что-то ни одного Пискунова Аркадия Петровича здесь нет, – через минуту сообщил он.

– Нет? – расстроилась я. – А просто Пискуновых много?

– Много. Человек сорок. Не думал, что такая популярная фамилия. Пискунов, – нараспев протянул он. – Шутовская какая-то фамилия.

– Фамилия как фамилия. А среди этих Пискуновых есть Аркадиевичи? – я подумала, что Аркадий Петрович может жить в квартире своих детей.

– Нет Аркадиевичей, – разочаровал меня Юра.

– Нет – так нет, – вздохнула я. – Тогда скачай мне, пожалуйста, всех Пискуновых.

Про себя я уже решила, что не буду сама звонить, а отдам список Владимиру Алексеевичу. Его друг потерялся – пусть он и тратит свое время на звонки. Возможно, в разговоре Пискунов упоминал имена своих родственников, значит, Владимир Алексеевич сообразит, к кому нужно позвонить в первую очередь.

С отпечатанным списком я спустилась в зал. Каково же было мое удивление, когда рядом с Владимиром Алексеевичем я увидела Аркадия Петровича.

«Надо же, сам нашелся!» – подумала я, механически складывая пополам распечатанный список.

Я хотела развернуться и уйти – проблема и без меня решилась, – но меня заметил Владимир Алексеевич и помахал рукой, подзывая к столику.

– Вот, Аркадий, знакомься. Это Вика. Мы с Викой тебя через Интерпол хотели разыскивать.

Аркадий Петрович натянуто улыбнулся. Мне показалось, что шутка друга ему не понравилась.

– Скажешь тоже! Интерпол! Какой Интерпол? Просто непредвиденные обстоятельства помешали быть вовремя. Уже и опоздать нельзя? У соседа труба прорвала. Чтобы мебель не пострадала, пришлось тазы подставлять. Только и всего! – фыркнул он.

Мне следовало что-то сказать, иначе зачем я подходила. Чтобы постоять и уйти?

– Да, конечно, но Владимир Алексеевич так волновался, что я предложила найти ваш номер телефона через интернет.

– Зачем? – весьма недружелюбно спросил Аркадий Петрович.

– Чтобы он позвонил вам домой и успокоился, – стушевалась я под его тяжелым взглядом.

– Нашли?

– Номер? Нет, – пожала я плечами, протягивая листки в качестве отчета о проделанной работе. – Вот списки абонентов телефонной сети. Вас там нет, – словно оправдываясь, сообщила я.

Аркадий Петрович смотрел на меня пристально, как будто хотел разглядеть, что у меня там внутри, под кожей. По моему телу пробежала дрожь, точно в один миг температура воздуха в зале понизилась градусов на десять.

– Все верно, – после непродолжительной паузы сказал Пискунов. – У меня вообще нет городского телефона. Я живу в новострое. Нас еще не успели подключить к телефонной сети. Вопросы еще будут? – с вызовом спросил он. – Адрес? С кем живу?

Боясь показаться излишне любопытной, я отрицательно покачала головой. Нужен он мне!

– Аркадий, ну зачем ты так? – отреагировал Владимир Алексеевич. Ему совсем не нравилось, как тот со мной разговаривает.

– Ладно, проехали. Ну что, будем сегодня играть? – поинтересовался Аркадий Петрович, полностью переключив свое внимание на приятеля, тем самым давая понять, что разговор со мной окончен.

Я улыбнулась Владимиру Алексеевичу и ушла, но направилась не к выходу, а к стойке бара.

Общение с Аркадием Петровичем вывело меня из себя. А вдруг бы с ним и впрямь что-то случилось? Разве плохо, когда люди беспокоятся друг о друге?

– Сделай мне чаю, – попросила я бармена, – успокаивающего нервы. С мятой или ромашкой.

– Может, коньячку плеснуть?

– Да ты что! Я же на работе! – возмутилась я.

– А я выпью! – раздался из-за спины звонкий Юркин голос.

– Юра, даже не думай. Рабочий день еще не кончился! – напомнила я.

К сожалению, Юрий может пропустить на работе одну или две рюмки спиртного.

– Пятница, час до окончания рабочего дня, начальство уже на дачу укатило – грех не выпить! Коля, наливай по двадцать капель!

– Юра! Ладно, я промолчу, что ты пьешь на рабочем месте, но Куприянов точно унюхает твои двадцать капель и доложит начальству, – попыталась я достучаться до его разума.

Славу у нас никто не любит, поэтому я ничуть не стеснялась бармена Николая. Тот не единожды мне жаловался на то, что второй мой коллега произносит «здравствуйте», «пожалуйста», «спасибо» исключительно сквозь зубы. Для Славы в порядке вещей подозвать официанта «юноша». А у этого юноши и имя есть. И встречаешься ты с ним изо дня в день – можно и запомнить, как зовут, если в одном заведении работаешь.

– Не унюхает, потому что я сказал, что уехал по делам. Сегодня мы с ним уже не увидимся.

Я вздохнула. Разумеется, ни по каким делам Юрка ехать не собирается. Скорей всего, он торопится удрать на природу с друзьями или с очередной любимой девушкой. Сколько у него любимых девушек, я со счету сбилась.

– Все равно, будь осмотрительным со Славой.

– Я тебя умоляю! Не побежит же он сначала за мной, а потом к Вере Ивановне?!

– И правда, Виктория Викторовна, – ввязался в разговор официант Артем, который стоял у стойки, дожидаясь, когда Николай сварит кофе для его клиента, – сколько осталось до конца рабочего дня? Бог не выдаст, свинья не съест!

– Правильно, Тема! Коля, наливай! – потребовал Юра. – «Двадцать капель» не надо понимать буквально. Лей! Еще!

Не обращая внимания на мое недовольное лицо, Николай плеснул Юре в бокал две порции коньяка. Юра тут же его осушил, крякнул и похлопал Артема по плечу:

– Благодарю за понимание, друг. Ну все. Пока! До понедельника!

Он улыбнулся на прощание и вприпрыжку выбежал из зала.

– Мальчишка! Он доиграется, – глядя Юре вслед, сказала я Николаю.

– Согласен, по части выпивки парень слаб. Одно спасает, что у него очень влиятельные заступники.

– Да? Кто бы там за него не заступался, а вылетит за милую душу, когда узнают, что он пьет на рабочем месте. Вот зачем ты ему налил? Да еще столько! – с укором спросила я. – Зла не хватает!

Артем от греха подальше, чтобы и ему не досталось, отошел от стойки бара.

– Да он же дрожал, так хотел выпить, – стал оправдываться Николай. – Не налил бы – скандал бы устроил. Уже такое было. И вообще, что за день сегодня? Всё не так. Смотри, и те двое, похоже, ссорятся. Интеллигенты! Ей богу, как петухи! Забыли, сколько им лет? В таком возрасте о душе пора думать.

Я обернулась. Аркадий Петрович стоял с коробкой нард подмышкой, собираясь уйти. Владимир Алексеевич смотрел на него снизу вверх обижено, но отнюдь не агрессивно. Скорее это Аркадий Петрович был раздражен, во всяком случае, мне так показалось. Иначе с чего бы это он подскочил как ужаленный?

– Не понимаю, за что я должен извиниться. Это твое больное воображение выдало черт знает что! Кипеж поднял, а я должен оправдываться? Лечиться тебе надо, Володя. Ладно, пошел я, завтра позвоню, – сказав это, Аркадий Петрович заторопился к выходу.

Мне стало жаль Владимира Алексеевича: он волновался за друга, переживал, а тот обозвал его больным на голову.

– Кажется, вам попало? – спросила я, присев за столик Владимира Алексеевича.

– Знать его не хочу! – раздраженно отреагировал он. – Вот уж мутный! Я беспокоюсь за него, переживаю, а он… Да в нашем возрасте все что угодно может случиться! Я записочку в кармане ношу: кто такой и где живу. А тут… Представляешь, Вика, я ему помощь предлагаю. Его же затопило! А у меня зять в строительной фирме работает. Ребят своих пришлет – те за день поправят все, что нужно. Нет. Гордый! Я сам, своими силами, не хочу быть тебе обязанным. Попросил адрес, на всякий случай. Не дал! Он только, видите ли, переехал, мебели нет, ничего нет. Ему даже некуда гостя посадить! Вроде как стыдно ему, – пожал плечами Владимир Алексеевич. – Чушь какая-то! Как будто я к нему чаи гонять набивался! Это не у меня голова больная, а у него. Будет звонить, отошлю его куда подальше. Да ладно, что это мы все о нем? В следующий раз, Вика, приду к вам с внуками. А об Аркашке и слышать не хочу! – со злостью прошипел он.

– Это вы сгоряча, Владимир Алексеевич, еще помиритесь. Пройдет время, обида уляжется, и вы помиритесь.

– Не знаю, не знаю, не уверен, – капризно покачал головой Владимир Алексеевич. – Ну я пойду. За чай я уже расплатился с официантом. До свидания, Виктория. Спасибо вам за все. Хорошая вы, добрая.

Он поднялся из-за стола.

– До свидания, – кивнул он Артему и, не оглядываясь, вышел из зала.

«Больше я его не увижу», – почему-то подумала я и ошиблась.

Понедельник, как известно, день тяжелый. Как бы вы не отдыхали в субботу и воскресенье – провели два дня на диване перед телевизором или дышали кислородом на природе, – а все равно в первое утро недели нет никакого желания хвататься за работу.

Я вошла в кабинет, бросила вялое «привет» Славе и, утомленно вздохнув, опустилась в рабочее кресло, раздумывая над тем, что лучше выпить: крепкого кофе или зеленого чаю. Перед работой мне пришлось по делам забежать в ресторан «Кабуки», который входит в сеть ресторанов восточной кухни. Я почему-то отвергла такси и пошла пешком. Зря я не подумала наперед. Если учесть, что в девять утра на улице уже пекло, то в «Три самурая» я приползла взмыленная как лошадь и разбитая как башмак паломника, который отправился в Мекку на своих двоих.

– А Юра еще не пришел? – спросила я у Славы.

– Юра? А когда он так рано приходил? Белая кость. Аристократ крови… – пробурчал Куприянов в адрес Егорова. – Кстати, не думаю, что он появится здесь раньше двенадцати. Я даже уверен в этом.

– Это еще почему?

– Забыла, что Вера Ивановна с утра собиралась ехать в налоговую инспекцию, а потом в банк?

– Точно, – вспомнила я, – говорила, когда заходила к нам в пятницу, чтобы проститься.

Однако жара поменяла планы строгой начальницы. В десять часов она уже была на работе и по сложившейся традиции заглянула к нам. Увидев, что Юрин компьютер до сих пор не включен, она спросила:

– А где ваш товарищ?

Сама не зная почему, я соврала:

– Да вроде бы к стоматологу собирался. На зубы в пятницу жаловался, – а про себя подумала: «Вот что он творит?! Совсем на работу наплевал?»

Не появился он и в двенадцать, и в час, и в два. Не сказать, что я волновалась за Юру – у него случается прогулять работу, – скорее злилась из-за того, что мне пришлось обмануть Веру Ивановну.

А в три часа Вера Ивановна позвонила и пригласила меня к себе.

– Вика, Егоров не у стоматолога, – сообщила она, пристально глядя мне в глаза.

Под ее взглядом я почувствовала себя соучастником Юркиных проделок. Ну почему я должна держать за него ответ?

– Вера Ивановна, он на самом деле собирался к стоматологу, но пошел или нет… – замялась я, – я не знаю. Он не звонил.

– Юра дома, – вздохнула она. – Полчаса назад он позвонил мне и попросил отпуск за свой счет. Что-то буровил, я так ничего и не поняла. Подозреваю, он был пьян. А потом пришел человек из полиции. Расспрашивал о Юре. Что да как, хороший ли человек? Старательный ли работник? Что я должна была ему ответить? Лодырь? Разгильдяй? Бездельник и лоботряс? – спрашивала она, и с каждым словом ее голос становился все громче и громче.

– Ну зачем вы так, Вера Ивановна? Юра – нормальный парень. Может, чуть-чуть несерьезный, но это ведь он по молодости такой, – нехотя стала я на защиту Юры. У меня тоже к нему были претензии.

– По молодости? А тебе сколько? Ты почему-то серьезная и ответственная. И Куприянов тоже серьезный и ответственный. А Юра… Он из категории вечных мальчиков. Как же я не хотела брать этого мажора! Уговорили! Уломали! Всучили! И ведь теперь не выгонишь! А, собственно, почему? Почему я не могу его выгнать?

Испугавшись, что Юрку действительно могут вытурить, я поторопилась сказать:

– Извините, Вера Ивановна, но я не заметила на Юре никакого налета звездности. Абсолютно нормальный. Родственниками не хвастается. Ездит на «Рено». По нынешним временам не самый дорогой и престижный автомобиль. Я даже не знаю, где он живет и кто его родители.

– Вообще-то он сирота, – опять вздохнула Вера Ивановна. – Его родители погибли несколько лет назад в аварии. К нам его попросил взять Лапиков Федор Ильич, близкий друг нашего хозяина. У мальчика, дескать, депрессия, жить не хочет и все такое… То-то я гляжу, как он жить не хочет. Жизнь у него ключом бьет! Его подруги порог нам сбили. Друзья всё пиво вылакали. Для заведения это, конечно, неплохо, но сколько раз я замечала, что и он под хмельком, так сказать, за компанию. И зря вы его покрывали. Думали, я не знаю, когда он приходит и когда уходит?

«Неужели Куприянов сдал Юру? – подумала я с неприязнью о сослуживце. – Однако что случилось с Егоровым, если о нем расспрашивала полиция?»

– А зачем полиция приходила? – озвучила я свою мысль. – С Юрой что-то случилось?

– С Юрой? Случилось? С ним ничего не случилось! Но по его милости невинный человек попал в больницу.

– Какой человек?

– Которого он сбил! И этого следовало ожидать! Он же пьяным за рулем ездит! Мало того, случилось это в пятницу и в рабочее время, как зафиксировано в протоколе!

– Может, все-таки уже после работы? После работы хлебнул бокал пива. Жарко ведь… Зазевался… А жизнь человека, на которого Юра наехал, вне опасности?

– Да вроде бы, – успокаиваясь, сказала Вера Ивановна. Вообще-то она у нас человек отходчивый.

– Значит, ничего страшного не случилось? – приободрилась я.

– Как сказать! Если бы все нормально было, полиция бы не пришла. Пострадавший сказал, что Егоров специально пытался на него наехать.

– Да как такое могло быть?! Не верю!

– Не нравится мне твоя позиция, Зайцева! Плохо ты, Вика, в людях разбираешься, а потому в адвокаты не записывайся, – без злости посоветовала начальница.

С начальством не поспоришь – я потупила глаза.

– Естественно, перед полицией я стала Егорова выгораживать, – продолжила Вера Ивановна. – И такой он хороший, и этакий. Исполнительный, эрудированный. Чтобы выпить на рабочем месте? Ну что вы! Сама не знаю, что произошло. Может, лекарство какое выпил? Терпеть не могу врать! – поджала губы Вера Ивановна. – А пришлось. Взяла грех на душу, так не хотелось бросать тень на заведение. Выйдет на работу – убью! – в сердцах пригрозила она.

– Может, этот человек не в себе был? – осторожно спросила я.

– Может, и был. Попробуй теперь докажи, если Юрка был пьян.

– Он трезвый уходил с работы. Зубы у него болели, вот он коньяком их и пополоскал, – вспомнила я опять про зубы.

– Запах был? Считай, что пьян. Вика, я тебе вот что хотела сказать. Звонил наш шеф, просил во всем разобраться. Может, ты съездишь в больницу к пострадавшему? Узнаешь, что надо: лекарства, продукты питания. Скажешь, что мы готовы компенсировать материальные издержки. Все-таки Юра наш сотрудник.

Долго меня упрашивать не пришлось:

– Разумеется, я съезжу. Вы только мне скажите, в какую больницу ехать и к кому.

– Спасибо, Вика. Больница номер пять, а зовут этого товарища, – она опустила глаза и прочитала с листочка: – Пискунов Аркадий Петрович.

– Кто? – не поверила я своим ушам. Получается, не зря волновался за своего друга Владимир Алексеевич.

– Пискунов Аркадий Петрович, – повторила Вера Ивановна. – И пусть на кухне что-нибудь из продуктов соберут пострадавшему. Не с пустыми же руками идти в больницу?! Может, к нему и ходить некому или положение материальное не ахти.

– Ага, – бросила я на прощание и побежала исполнять просьбу Веры Ивановны.

В двух словах объяснив нашему повару Олегу, что мне нужно и зачем, уже через пять минут я держала в руках увесистый пакет с провизией для Аркадия Петровича. Олег велел упаковать кусок диетического торта, куриную грудку с овощами под соусом терияки и пару апельсинов.

– Сытый человек – добрый человек. Авось пострадавший простит нашего Юрика, – понадеялся Олег.

Юре на кухне симпатизировали многие, особенно женщины, у которых при одном его виде просыпался материнский инстинкт. Мальчик-подросток, что вы хотите?

– Можешь подождать совсем немного? Мы заканчиваем комплектовать один заказ, и тебя подбросят к больнице.

Олег имел в виду машину, на которой осуществляется доставка суши и роллов по городу. Отказываться я не стала, предупредив:

– Я подожду в зале – там не так жарко.

В этот час в ресторане посетителей было мало. Бармен Николай занимался привычным для себя делом: он натирал и без того сверкающие бокалы, одним глазом поглядывая в висящий рядом телевизор.

– Привет, – грустно протянула я, вскарабкиваясь на высокий стул.

– Случилось что-то? – поинтересовался Николай.

– То, что и должно было случиться, – вздохнула я. – Как в воду глядела. Говорила, да кто ж меня слушал? Кстати, тебя тоже предупреждала: не наливай Юре, не наливай, – не удержалась я от упреков.

– И что с ним случилось? В запой ушел? – пошутил Николай.

– Юра на человека наехал. Слава богу, мужчина жив. Вот, – я приподняла над стойкой увесистый пакет с провизией, – еду ублажать пострадавшего. Как думаешь, простит Юру?

– Виктория Викторовна, надо бы бутылочку прихватить. Не для пострадавшего, а для врачей, – посоветовал подошедший к стойке Артем.

– Зачем? – не поняла я.

– А чтобы написали, что увечья незначительные. Тогда можно будет суда избежать. Мужика-то сильно переехали?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Может, и сильно, если в больницу привезли.

– Тогда бутылку не несите. Еще разозлите. Денег дайте. Много.

– Артем, что ты мне предлагаешь?! Кому я деньги должна дать?

– Пострадавшему, чтобы он отказался от претензий к Юре.

– Я никому взяток не давала! И давать не собираюсь, – неожиданно разозлилась я на Артема. Он не только встрял в наш с Николаем разговор, но еще подталкивал меня к взяточничеству. – Если Юра нашкодил, пусть сам с пострадавшим и расплачивается. Или же по закону отвечает за свои поступки.

– Это правильно, – поспешил согласиться со мною Артем.

Но это «одобрение» еще больше вывело меня из себя. Прежде немногословный парень, который у нас работает без году неделя, неожиданно разговорился и вздумал давать мне советы.

– Артем, тебя ждут клиенты. Занимайся своими прямыми обязанностями, – огрызнулась я.

Я была не права. Злилась на Юрку, а раздражение выплеснула на официанта. Понимая, что нельзя обижать человека, который ни в чем перед тобой не провинился, я хотела попросить прощения, но не успела. В проеме двери показался Олег и громко позвал:

– Вика, машина ждет!

Как хорошо, что меня подвезли прямо к воротам больничного сквера, иначе на такой жаре диетический торт превратился бы в несъедобное месиво.

«Как же Пискунова угораздило под Юркину машину попасть?» – гадала я, идя по тенистой аллее и всматриваясь в лица гуляющих по ней пациентов, которых, несмотря на мучительную духоту, здесь было предостаточно. Видимо, в палатах температура была еще выше. Да это и понятно, не всякий стационар обладает достаточным количеством кондиционеров.

Я представляла Пискунова в бинтах, под капельницей и непременно обмотанного проводами, соединенными с прибором, который следит за работой сердца. В действительности он очень легко отделался. И, судя по всему, ему было не так уж и плохо. Он лежал на кровати и читал журнал, причем с интересом, если не сразу меня заметил. Одна рука была в гипсе, второй рукой он перелистывал страницы. Было несколько царапин на лице и шишка на лбу – не такие уж страшные последствия после аварии. Все могло бы быть значительно хуже.

Палата была одноместная – и с этим Аркадию Петровичу повезло. Мне это тоже было на руку: можно поговорить спокойно и без свидетелей.

– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете, Аркадий Петрович? – спросила я, проходя в палату. – Вы меня узнаете?

Секунд тридцать Аркадий Петрович насторожено меня рассматривал, сведя брови на переносице. Потом его лицо на мгновение прояснилось, и брови сложились домиком. Думаю, он вспомнил и меня, и место, где мы познакомились.

– Позвольте, а не вы ли… – начал он и вновь нахмурился.

– Да, это я, – подтвердила я его догадку. – Я по просьбе Владимира Алексеевича пыталась вас разыскать. Помните? Меня зовут Виктория Зайцева.

Мне показалось, что он ничуть мне не обрадовался. Как смотрел на меня из-под насупленных бровей, так и продолжал сверлить глазами.

– Ну да, вспомнил я вас, – с безразличием изрек он.

– А это вам. Наш повар очень хорошо готовит. Попробуйте, вам понравится.

Я поставила на тумбочку пакет с едой.

– С чего вы взяли, что мне понравится ваша еда?! – сердито фыркнул Пискунов. – Я вообще не пойму, с какого перепуга вы сюда пришли. Кто вас прислал? Володька? А как он узнал, что я тут валяюсь? Опять разыскивал меня по моргам и больницам? Вот чудак!

– Нет, Владимир Алексеевич не знает о том, что вы здесь.

– Тогда не понял. Вы волонтер? Хобби ходить по больницам? – Аркадий Петрович воззрился на меня тяжелым взглядом.

Я вздохнула и отвела глаза.

– Видите ли, тот человек, который вас сбил, работает у нас в «Трех самураях».

– Ага, и ты пришла просить за него? А кем он тебе приходится, красавица? – перешел на «ты» Пискунов. И это «ты» было не дружеское, а издевательское. – Муж? Или жених?

– Нет, мы просто сослуживцы.

– Плохие сослуживцы у тебя, девушка. Мерзавцы и хамы! Наехал на человека, – неожиданно завелся он, – едва в лепешку не превратил. Еще уехать хотел. И уехал бы, если бы не затор на дороге. Теперь по его милости я должен тут лежать.

Аркадий Петрович был очень враждебно настроен. Слова выговаривал зло, с ненавистью, резко. Он не производил впечатления ослабленного болезнью человека. Более того, мне показалось, что именно злость придает ему силы.

– Сядет он у меня, точно сядет, – пригрозил он.

«Трудно будет Юре снискать у Аркадия Петровича прощение», – поймала я себя на мысли.

Что дело дойдет до суда, я как-то не сомневалась, тем не менее от себя сказала:

– Вы знаете, Юрий очень переживает и сожалеет о случившемся, готов компенсировать все ваши материальные и моральные издержки.

– Копейки не возьму! Пусть посидит, подумает!

– Но разве за такое сажают? Вы ведь живы, – робко напомнила я.

– По чистой случайности! После того как я скатился с капота, он сдал назад и вновь хотел меня переехать. Это намеренный наезд! Я и доказать могу. У меня есть свидетели!

– Ну какие свидетели? Он сдал назад, чтобы вам удобнее было оказать помощь. Может, не станете портить парню жизнь? Судимость, пускай даже условная, все равно скажется на его репутации.

– Условная судимость? – деланно удивился Аркадий Петрович. Он словно издевался надо мной. На его лице заиграла подленькая улыбка, глаза сузились в щелочки, и говорил он таким тоном, будто ничего глупее ранее не слышал. – Кто сказал «условная»? Парень хотел меня убить. Мне в больнице лежать месяца два, не меньше. У меня все внутренности отбиты, сотрясение мозга, рука сломана, между прочим, правая. Я себя обслуживать не могу! И он хочет отделаться условным сроком?! – с возмущением спросил он.

«Надо Юре самому идти к нему. Становиться на колени и бить поклоны, просить. Мало ли какой судья попадется?» – забеспокоилась я.

– Он даже не удосужился сам прийти, тебя попросил, – сказал он, читая мои мысли.

– Никто меня не просил, – мотнула я головой. Теперь он смотрел на меня с упреком, как будто и я виновата в аварии. – То есть руководство просило, но никак не Юра. Он заперся у себя дома и в одиночестве переживает. Правда! Он просто не знает, как вам на глаза показаться.

– Да ты не защищай его! Уверен, что у тебя еще будет повод усомниться в его порядочности. Знаю я такой тип людей, – устало сказал Аркадий Петрович. Видимо, актерство утомило его.

– Зачем вы так?! Вы же не знаете Юру.

– И не хочу знать! Девушка, зря ты пришла. Меня на ваши пирожки не купишь. И забери все, что принесла.

Душевного разговора не получилось. Что бы я сейчас не сказала, Аркадий Петрович принял бы в штыки. Понимая, что мое присутствие только злит его, я стала прощаться.

– Пойду я.

– Иди, – сказал он и отвернулся к окну.

– Если я увижу Владимира Алексеевича, сказать ему, что вы здесь?

– Еще чего! Не вздумай! Только этого полоумного здесь не хватало.

– Как хотите, – пожала я плечами и вышла за дверь. Разумеется, продукты забирать я не стала. Сам не съест – медсестрам отдаст или больным, которых навещать некому.

Визит к Аркадию Петровичу оставил неприятный осадок. Получалось, что поручение Веры Ивановны я выполнила лишь наполовину: отнесла передачу, а вот уговорить пострадавшего смилостивиться над Юрой мне так и не удалось.

Я поняла, что этот человек не любил прощать. Возможно, надо было предложить Пискунову денег, конкретную сумму, но я не могла распоряжаться чужими средствами.

Возвращаться на работу уже не имело смысла, а дома меня никто не ждал. Мой муж преподает в вузе. Сейчас у его студентов-заочников зачетная неделя, и мой благоверный пропадает на кафедре допоздна. Решение навестить Юру возникло само собой. Вопреки логике, хотелось выразить сочувствие не пострадавшему, а виновнику происшествия.

Я набрала номер мобильного телефона Егорова:

– Юра, ты дома? – спросила я. – Можно, я к тебе зайду?

– Заходи, – без особого энтузиазма ответил Егоров. – Адрес напомнить?

– Будь добр, напомни, – я знала лишь приблизительно, где он живет.

Говорили, что у Юры очень хорошая квартира в центре города, доставшаяся ему от родителей, но меня в нее до сегодняшнего дня как-то не приглашали. Знаю, что у него в гостях был Куприянов и кто-то из отдела снабжения – чисто мужской компанией смотрели футбол. Я не футбольный фанат, к тому же замужней даме, наверное, неприлично с сослуживцами-мужчинами распивать после работы пиво, опоясавшись клубными шарфиками.

Мы сидели в просторной кухне, обставленной добротной мебелью, и я не знала с чего начать разговор. Юра заварил чай, поставил на стол вазочку с конфетами и чашки из дорогого фарфорового сервиза. Делал он все молча. Смотреть на него было больно. За три дня, что я его не видела, он похудел и осунулся. В глазах застыла такая тоска, что самой хотелось разреветься.

Кстати, он тоже пострадал от аварии: на лице я заметила несколько ссадин, которые за три дня успели затянуться коричневыми корочками.

– Как же тебя угораздило наехать на этого Пискунова? – спросила я, рассматривая Юркино лицо.

– Сам не понимаю, – начал он вспоминать. – Я выруливал со стоянки, а тут он – и уже на капоте. Он начал сползать под колеса – я по тормозам. Остановился и не знаю, жив он или нет. Сижу и не могу заставить себя выйти из машины. Страшно! – он передернул плечами и зажмурился, вновь представив, как все было.

– Да? А Пискунов сказал, что ты хотел еще раз его переехать, а потом удрать с места происшествия.

– Ты что! Я пошевелиться не мог. Меня из автомобиля прохожие вытащили. Чего я только не наслушался! Понимаю, что виноват, но меня же хотели разорвать на части, в асфальт закатать! Самого под колеса бросить! А когда кто-то из уличных зевак унюхал алкоголь, меня начали бить. Вика, это не люди – звери! Они даже о пострадавшем забыли! Как тебе фингал? – он откинул прядь волос, показывая мне внушительных размеров синяк. – Это один бугай взял меня за шею и стукнул лицом о капот автомобиля. Хорошо, что гаишники быстро подъехали, иначе бы меня до смерти забили.

– Юра, а я ведь тебя предупреждала, – вздохнула я. – Не пей на рабочем месте. Не пей!

– Да сколько я выпил? Грамм сто, не больше. Что уж теперь? Все равно назад ничего не отмотаешь, – качнул он головой. – Короче, теперь у меня наезд при отягощающих обстоятельствах. Мало того что я сбил человека на пешеходном переходе – еще и выпивший был. И как назло пятница! Все, кто мог мне помочь, или в отпуске на морях, или на даче, а есть такие, что специально телефон не берут с вечера пятницы. Черт, черт, черт! – Юра сжал руки в кулаки и несколько раз стукнул ими о стол. – Был бы жив мой отец, он бы всех построил! – Юра в первый раз упомянул при мне отца. Неизвестно откуда, с каких-то нижних слоев его души всплыло показное превосходство над другими, то, чего я так не люблю в людях, и чем так грешат мальчики-мажоры. Правда, Юра тут же обмяк. Передо мной опять сидел потерянный и раздавленный обстоятельствами юноша, за которого и заступиться некому. Тяжело выдохнув, он обреченно произнес: – Теперь все будет зависеть от пострадавшего, от его желания пойти мне навстречу и от того, насколько серьезны его травмы.

– Юра, а почему ты до сих пор у него не был?

– Как не был?! – опешил он. – Я пошел на следующий день, но меня к нему не впустили! Не знаю почему. Я же видел: когда его увозили на «скорой», он был в сознании. Да и врачи мне сказали, что его жизни ничто не угрожает – все могло быть и хуже.

– Да? Странно, – я уже не знала, верить Юре или не верить. Одной заносчивой фразой, которая в сердцах сорвалась с его языка, он весьма подпортил наши отношения. – Пискунов лежит в травме, но не в реанимации, куда не пускают. Меня к нему в палату пропустили беспрепятственно.

«Впрочем, я ни у кого разрешения не спрашивала», – мысленно отметила я.

В какой палате лежит Пискунов, я узнала из списка, вывешенного перед входом в отделение. Потом, воспользовавшись отсутствием на посту дежурной медсестры, я свободно прошла туда, куда мне надо.

– Да? – затаив дыхание, спросил Юра. – Ты была у него? И как он?

– Рука сломана. Пара ссадин на лице. Говорит, что внутренности все отбиты, еще сотрясение мозга. А вообще он зол на тебя, – не стала я обнадеживать Юру. – Очень зол. Пыталась замолвить за тебя словечко, но как-то безрезультатно. Он очень враждебно настроен. Юра, может, ты ему денег дашь? А?

Речь шла не о взятке. Безусловно, если состоится суд, то Юре придется выплатить все материальные затраты потерпевшего. Но когда это будет? Через месяц? Два? Три? И хотя Пискунов кричал, что не возьмет ни копейки, деньги нужны на лекарства, на продукты. А, судя по всему, Аркадий Петрович одинок. В палате на тумбочке я не увидела ни домашней чашки, ни каких-либо продуктов, принесенных из дома. Даже пижама на нем была больничная. Может, поэтому он такой злой?

– Я и хотел, но меня не пустили! – напомнил мне Юра.

– Сходи еще раз. Кстати, он лежит в палате один. Поговоришь с ним без свидетелей, попросишь хорошо. Может, он пойдет на уступки и не будет настаивать, чтобы дело дошло до суда.

Я ничего такого не сказала, но при слове «суд» Юркино лицо лишилось последней кровинки. На лбу выступила крупными каплями испарина. Он потянулся к чашке с чаем, сделал большой глоток и, конечно же, обжегся.

– Черт!

– Осторожней! – воскликнула я. – Запей холодной водой.

– К черту воду! В пору напиться. Это что же, мне могут срок впаять?!

– Юра, если человек останется инвалидом… – я не стала развивать эту мысль. Юрка и так дрожал как осиновый лист. Мне показалось, он уже представил себя на нарах в зэковской бесформенной робе. – Короче, иди, проси, дави на жалость, деньги предлагай. Что хочешь делай!

– Да-да, конечно, – проглотил он ком в горле. – Сегодня уже, наверное, поздно?

– Не думаю. Самое время. Сейчас в отделении только дежурный врач и медсестра. Тебя пропустят, или как-нибудь сам проскочишь.

– Мне еще деньги собрать надо. Сколько ему предложить?

– Не знаю. Решай сам. И не затягивай с визитом. Пискунов уже себя накрутил против тебя. Нелегко тебе придется. И парламентеров он не жалует. Подумай, как его расположить к себе. Ну ладно, мне пора.

Я демонстративно отставила чашку, чтобы выйти из-за стола, но Юра меня остановил:

– Вика, посиди еще немного. Если бы ты знала, как мне одиноко, – простонал он, обхватывая руками голову. – Я один!

– Не хнычь, у тебя есть друзья. У тебя есть девушка, – вспомнила я особу кукольной внешности, которая на прошлой неделе ждала Юру у входа в «Три самурая». – Где она?

– Кто? Я не знаю, о ком ты. У меня много подружек, но подружки не есть девушки. То есть они, конечно, девушки, но не для души, а для времяпровождения. У меня нет планов вести кого-то в загс. Значит, и оплакивать меня некому, и довериться тоже некому.

– Странно, я думала, что на личном фронте у тебя все в порядке.

Откровенно говоря, я была удивлена сказанным. Юра отличался приятной внешностью. Его обаятельная улыбка заставляла девичьи сердца биться в ускоренном темпе. Все наши официантки тайно по нему вздыхали, но романов на работе он не заводил – что было весьма мудро с его стороны. Зато за пределами «Трех самураев» его частенько видели то с одной, то с другой барышней. Неужели среди них не было ни одной, которая бы сейчас его поддержала и утешила?

– В порядке, только поплакаться некому. Мои подружки любят смеяться, хорошо проводить время, но сострадать – это не по их части. Они просто не умеют этого делать. Они даже не представляют, что тебе может быть плохо только лишь потому, что плохо твоему другу.

– Выбирай других, – посоветовала я.

По Юркиному лицу пробежала тень. Глаза затянулись поволокой. Он как будто вспомнил что-то сокровенное и особенно грустное, что обычно хранят в глубине души, куда нет доступа посторонним.

– А я и выбирал. Катя, Лена, Ника, Даша … Вика, Ира, – отшутился он. – Много их было. Возможно, и была среди них та единственная, но я ее не разглядел. Или не захотел разглядеть. Так что теперь я один. И зачем ты, Вика, так рано вышла замуж? – спросил он, вновь вернувшись к амплуа местного Казановы.

У меня есть правило: не обсуждать свою личную жизнь ни с кем. Я никак не отреагировала на шутку, а перевела разговор в иное русло:

– Юра, неужели у тебя нет родственников? Кстати, как ты потерял родителей? Извини, что спрашиваю. Можешь не отвечать.

– Ничего. Они погибли. Поздно вечером ехали на дачу. Их автомобиль подрезал один урод. Водитель вывернул руль вправо, автомобиль отца снесло со скользкой обочины в кювет. Шофер погиб еще до приезда «скорой», а отец и мать умерли в больнице. Им сделали операцию, но они все равно не выжили. Вторую машину так и не нашли. Водитель промчался, даже не притормозив. Свидетели толком не смогли описать эту машину. Вроде отечественная, вроде белая. Ни номера, ни марки автомобиля никто запомнить не смог: темно было. С тех пор жизнь моя разделилась на «до» и «после», – с грустью выдохнул он. – Пытался забыться водкой. Случайные друзья, многочисленные подружки…

– Я слышала, что твой папа был достаточно влиятельным человеком.

– Да, я с рождения относился к так называемой «золотой молодежи». Нет, мой родитель не олигарх, не магнат и не депутат, но связи у него были такие, что любой вопрос решался в два счета. Такой он был человек: компанейский, пробивной. Торговал недвижимостью. Еще у него была строительная фирма, которая занималась ремонтами. Денег хватало. Я очень легко учился в школе, без труда поступил в престижный вуз. Родители не отказывали мне ни в чем. Нормальные предки были. Они меня понимали. А после смерти отца фирму разворовали компаньоны. Квартира и машина – это все, что у меня осталось.

– Тяжело терять родителей, – оглядываясь вокруг себя, посочувствовала я.

– Пойдем, покажу их фотографию, – предложил Юра.

Ремонт был не первой свежести, но качественный и дорогой. В эту четырехкомнатную квартиру было вложено много денег. Юркины родители жили на широкую ногу и окружили себя дорогими и красивыми вещами.

На стенах гостиной висели картины в золоченых рамах, скорей всего, это были копии, но весьма неплохие. Когда мой взгляд наткнулся на хрустальную люстру, я улыбнулась. Еще не так давно такая люстра считалась непременным атрибутом роскошной обстановки. Тяжелые портьеры, резная под старину мебель, громоздкие диваны – подобный интерьер, как правило, выбирает старшее поколение. Вряд ли идея таким образом обставить квартиру принадлежала Юре. Думаю, он выбрал бы другой стиль, более современный и легкий, но в память о родителях оставил все как есть.

Юра протянул мне фотографию в простой рамке. Снимок был сделан на каком-то торжестве. Солидный мужчина в костюме и в галстуке, женщина в вечернем платье до щиколоток и юный Юра с лентой выпускника через плечо – все трое стояли в обнимку, улыбающиеся и счастливые.

– Это с моего выпускного вечера, – пояснил Юра.

– Да, – протянула я, рассматривая фотографию. – Хорошее фото.

– Они меня понимали! Даже тогда, когда я ошибался, – вполголоса сказал он, скорее для себя, чем для меня.

Чтобы лишний раз его не расстраивать, я не стала уточнять, про какие такие случаи идет речь.

– Юра, я пойду. Муж скоро домой придет, а у меня к ужину ничего нет.

– А ты уже с нашей кухни не таскаешь? – спросил он, игриво приподняв брови. Подобие улыбки заскользило на его губах. Наверное, моя психотерапия все-таки сработала – передо мной стоял тот Юра, которого я знала, забавный и ироничный.

Я вздохнула. Сложно, работая в ресторане, удержаться от искушения воспользоваться услугами кухни. Тем более что мы, сотрудники ресторанной сети, имеем право покупать блюда из меню со скидкой. Первое время после свадьбы я готовила дома только по выходным – в будни мой муж изучал ресторанное меню по принесенным мной деликатесам. Но потом я отказалась от этой практики по простой причине: и я, и он начали быстро набирать в весе. На семейном совете было принято: питаться попроще, без изысков, предпочтение отдавать низкокалорийные блюда. И такое решение далось очень легко, поскольку мой муж совсем неприхотлив. Он вполне может поужинать картошкой с селедкой или омлетом с овощами.

– Нет, Юра, с кухни я уже не таскаю. У человека не должно быть праздника желудка каждый день.

Я слукавила, поскольку продолжаю таскать, но уже не каждый день, а только тогда, когда понимаю, что нет времени или настроения на приготовление еды.

– Наверное, ты права. Мне самому порядком надоели суши и роллы. Иногда мне до чертиков хочется жареной картошки с лучком, как готовила моя мама. Но ее нет. А значит, жареной картошки тоже нет.

– Некому пожарить? Если твои подруги не могут сострадать, пусть хоть картошку пожарят.

– И этого не умеют, – усмехнулся он. – Только одна девушка мне могла пожарить картошку.

– Попроси ее.

– Не могу, – нахмурился Юра. После короткой паузы он добавил: – Мы с ней расстались. Давно и навсегда.

– Я бы тебе пожарила, но, честное слово, уже некогда. Как-нибудь в другой раз. Юра, ты все-таки сходи к Пискунову.

– Пойду, пойду, – пообещал он.

Судя по всему, делать это ему совсем не хотелось. Да и я бы во второй раз не пошла к Аркадию Петровичу. Разговор с ним дался мне нелегко и оставил неприятный садок. Скорей всего, Юра действительно зазевался, следовательно, виноват. Меня смущало одно: слишком уж пострадавший был агрессивно настроен по отношению к виновнику. Я даже поймала себя на мысли, что Аркадий Петрович был рад тому, что так получилось. Хотя чему тут радоваться? Рука сломана, многочисленные ушибы, ссадины. Тут не радоваться надо, а зализывать раны.

Начинало смеркаться. Я торопилась домой и решила, срезав угол, пройти через сквер. Надо сказать, что за этим сквером у нас закрепилась весьма дурная слава. Днем по его дорожкам можно ходить, не опасаясь, а вот поздно вечером или ночью сюда лучше не соваться – это территория трудных подростков. Если бы на улице было совсем темно, я бы, конечно, пошла по освещенной фонарями улице, но поскольку в это время люди еще возвращаются с работы, и много было прогуливающихся пенсионеров, я рискнула.

Седовласый мужчина шел впереди меня, крепко держа за руку хрупкую малышку. Девочке было годика три, не больше, она капризничала и упиралась.

– А я хочу гулять! – верещала юная барышня, вырывая руку. – Деда, пошли обратно!

– Сонечка, а как же мама? – спросил он, не разжимая пальцев, плотно обхвативших ручонку ребенка. – Она скучает. Как же Мурзик? Он тебя заждался. Ты обещала с ним поиграть.

По всей видимости, Сонечка была ответственным ребенком. Повинуясь чувству долга, девочка вздохнула и согласилась:

– Хорошо, пошли. Но кушать я не буду! – предупредила она.

– Чуть-чуть, за Мурзика, – давил дедушка на чувства внучки к коту. – Кашка вкусная. Все котики любят кашку.

Здесь дедушка допустил тактическую ошибку.

– Не буду! Пусть Мурзик сам ест мою кашу, – сообразила Сонечка, каким образом ей отделаться от ненавистной каши.

Голос дедушки показался знакомым. Обгоняя, я повернула голову.

– Владимир Алексеевич, вы ли это? Надо же, а я только о вас подумала!

Я действительно шла и думала о том, как можно помочь Юре. Если бы я знала, как найти Владимира Алексеевича, я бы наверняка ослушалась Аркадия Петровича и позвонила ему. Исходила я из того, что любую болезнь можно побороть, если тебя поддерживают близкие люди. А я почти была уверена, что у Пискунова нет родственников, или же они есть, но очень далеко.

– Вика? Вика Зайцева? – Владимир Алексеевич без труда вспомнил мое имя. – Неужели вы обо мне думали! Вот уж не поверю. Зачем такой юной и красивой девушке понадобился старик?

– Вы так и не помирились с Аркадием Петровичем? – вопросом на вопрос ответила я.

– А чего я с ним должен мириться? – отгораживаясь от приятеля, спросил Владимир Алексеевич. – Я его чем-то оскорбил? – в его голосе явственно слышалась обида. – По-моему, это он на меня набросился! Ну да вы все слышали и видели.

– Да, некрасиво тогда получилось. Может, он и попросит у вас прощения, но только это случится не так скоро, как бы нам того хотелось.

– Это еще почему? – хмыкнул Владимир Алексеевич, не обращая внимания на то, с какой грустью я это сказала. – Гордость не позволяет? Так ведь он не девица. Взрослый мужик. Надо уметь признавать свои ошибки.

– Дело не в том, – вздохнула я. – В больнице он. Его машина сбила.

– Что? Что вы сказали?! Его сбила машина? Он жив? – разволновался Владимир Алексеевич. – Господи, да не молчите!

– Жив-жив. Он сейчас в больнице, в травматологическом отделении. Его жизни ничто не угрожает, – успокоила я его. – А сбили его в пятницу, практически рядом с «Тремя самураями».

– В пятницу? – переспросил он. – Но ведь и я тогда сразу ушел, ну, может быть, с разницей в пять-десять минут. Простите за интимную подробность, в туалет зашел. Я не видел перед входом никакого столпотворения, как это обычно бывает при авариях.

Мне этот факт не показался странным. Ведь и мы не сразу узнали об аварии. Перед входом, правда, не было толпы. Но дело в том, что Юра никогда не оставляет машину на стоянке перед рестораном, а паркуется на другой стороне улицы, поскольку наше начальство запрещает сотрудникам оставлять машины на стоянке для посетителей. Наверное, это и правильно: больше места для автомобилей клиентов.

– Авария случилась в ста метрах от ресторана, – пояснила я Владимиру Алексеевичу. – Рядом с универмагом. Там всегда полно и машин, и пешеходов. Мне трудно сказать, кто виноват в аварии. Может, водитель зазевался, или же Аркадий Петрович задумался.

– Вот чувствовало мое сердце! Его жизни точно ничто не угрожает? – он забыл об обиде и искренне переживал за приятеля.

– Нет, он даже не в реанимации, и его можно навестить.

– Да-да, я обязательно его навещу. В какой он больнице?

Я назвала адрес больницы, а потом обменялась с Владимиром Алексеевичем номерами телефонов.

– Если не возражаете, я к вам позвоню, узнаю, как там Аркадий Петрович. Или вы позвоните. Если нужны медикаменты или диетическое питание…

Владимира Алексеевича удивило мое заботливое отношение к его приятелю. Усмотрев в этом подвох, он нахмурил брови и пристально на меня посмотрел.

– Вика, а вы имеете какое-то отношение к аварии?

– Я? Нет! Хотя… Вашего друга сбил наш сотрудник. Естественно, нечаянно. Очень раскаивается и хочет искупить свою вину. Вот только…

– Вот только Аркашка не хочет прощать? – догадался Владимир Алексеевич. – Упертый баран. А что, парень хороший?

– Хороший. Добрый, веселый… сирота. У него самого родители в автомобильной аварии погибли. Так что, заступиться за него некому. К чему ему судимость? Тем более что обошлось ведь все, – сказала я, надеясь, что это действительно так. Не мог же человек, одной ногой стоящий в могиле, так орать на меня? – Нет, вы не сомневайтесь, он и лечение готов оплатить.

– Ну надо же, – покачал головой Владимир Алексеевич. – Сирота? Родители в аварии погибли. Что ж он так невнимательно за рулем ездит?

– Да он сам не понял, как все произошло. В машине был один. По телефону не болтал. Может, Аркадий Петрович сам зазевался? Разнервничался из-за потопа, потом с вами поссорился – в общем, из колеи выбился, задумался и не заметил, как на проезжей части дороги оказался.

– Возможно. В последнее время он вообще какой-то рассеянный ходил. Часто мне проигрывал и совсем не расстраивался по этому поводу, тогда как в санатории он показал себя крайне азартным игроком. Чемпион – одним словом. Так злился, когда мне удавалось у него выиграть. Кстати! Теперь я понял, что было не так. Взгляд! Взгляд отстраненный. Как будто с тобой разговаривает, в глаза смотрит, а сам наблюдает, что вокруг творится.

– Это как?

– Когда боковое зрение преобладает над основным. Неприятное ощущение, я вам скажу. Я даже спросил, не нарочно ли он мне проигрывает? Он только рассмеялся в ответ. Сказал, что это я стал лучше играть. Все нормально. Более чем! Расслабься! Вот вам и все нормально! Только не я расслабился, а он! А я ведь чувствовал, уже тогда чувствовал, что с ним что-то не так. Я даже не раз ловил себя на мысли, что он меня… – Владимир Алексеевич замолчал, подыскивая нужное слово.

– Что вас?

– Не знаю, правильное ли сравнение. Использует, что ли.

– Как же он мог вас использовать? – удивилась я.

– Не знаю, – пожал плечами Владимир Алексеевич и грустно улыбнулся: – Брать с меня нечего. Связей, блата тоже нет. В прошлом я школьный учитель. Что с меня можно взять? Да и не просил у меня Аркадий ничего. Но ощущение было, что он не совсем со мной искренний. Каждый учитель немножко психолог. В свое время мне не надо было даже спрашивать, учил ученик или нет. Одного взгляда было достаточно, чтобы это понять. Аркадий, конечно, не мальчишка, свои проблемы скрывать научился, но что-то камнем у него на душе лежало – факт.

– Может, наберетесь смелости и спросите? – предложила я.

– Да ну, – отмахнулся он. – Зачем? Захотел бы – сам рассказал. А в больницу я к нему схожу. Сегодня, наверное, уже поздно, а завтра обязательно схожу, – пообещал он.

– Да-да, только должна вас предупредить. Он может вам не обрадоваться. Болезнь еще больше испортила его характер.

– Еще бы! Когда все болит, свет не мил.

Сонечка, заскучав, затеребила деда за рукав.

– Деда, есть хочу! – заскулила она. – Может, пойдем? А то Мурзик всю мою кашу съест.

– Деточка, ты проголодалась? – обрадовался дед. – Идем-идем. Простите, Вика, но сами видите… Голод не тетка.

– Мне тоже пора, – кивнула я. – Я вам позвоню, можно?

– Позвоните мне завтра, ближе к одиннадцати. Я с утра Сонечку в садик отведу, а потом к Аркадию поеду.

Я прибежала домой одновременно с Никитой. Вернее, когда я только поднималась по лестнице на наш этаж, он уже стоял под дверью и трезвонил в дверь, пребывая в полной уверенности, что дома его ждет не только жена, но и вкусный сытный ужин. А ужина как раз и не было. Всю дорогу я корила себя, что не запаслась провизией, хотя бы в форме китайских пельменей, которые у нас в «Трех самураях» лепят со всевозможными начинками: и со свининой, и с грибами, и с овощами в разных сочетаниях.

«Что стоило положить в морозилку десятка два пельменей на всякий случай?» – вздохнула я и виновато посмотрела на мужа.

– Никита, а ужина еще нет. Потерпишь? Мне надо совсем немного времени.

Я намеривалась предложить ему омлет или спагетти с сыром, но он меня опередил:

– Не напрягайся, – улыбнулся Никита, дыхнув на меня винным ароматом. – Я поужинал.

– Вот как?! – неожиданно обиделась я и гневно посмотрела на супруга.

«Я переживаю, что он голодный. Упрекаю себя в нерадивости, в том, что должным образом не ухаживаю за ним, а он в это время ужинает неизвестно с кем, еще и пьяным приходит».

Никита далеко не был пьян, но в эту минуту его отказ от еды в моем сознании расценивался не иначе как измена. Я отодвинула плечом ошарашенного моей реакцией мужа, открыла ключом дверь и вошла в квартиру, демонстративно не зовя за собой.

Никита тихо протиснулся в прихожую. Я сбросила туфли и прошлепала к дивану.

– Вика, можешь объяснить, что случилось? – спросил он, не понимая, что со мной происходит.

Да я и сама не понимала этого. За полгода совместной жизни крупно ссорились мы дважды. В первый раз, когда не сошлись во мнении, где провести Новый год: дома, у родственников или у друзей. Он хотел встретить праздник дома вдвоем – я намеревалась поехать с друзьями на дачу. В итоге к нам пришла его сестра с семьей: с мужем и двумя сыновьями. Я ничего против золовки не имею. С уверенностью могу сказать, что мы подруги, но играть в новогоднюю ночь в прятки с малолетними племянниками в мои планы не входило. Второй раз мы поссорились совсем недавно, когда делали пресловутый ремонт. Даже не хочу вспоминать, как мы обвиняли друг друга в безвкусии и криворукости.

Неужели семейные скандалы входят в привычку? Нет, скорей всего, дело в проклятой жаре, которая изматывает людей не только физически, но и морально. Мозги плавятся! Что тогда говорить о тонкой нервной системе?

Мне бы вовремя осознать это и остановиться. Куда там…

– Ты мне врешь! – отчеканила я.

– Я? Тебе? В чем же я солгал?! – пришло время и ему возмутиться.

– В том, что у тебя зачетная неделя, что ты работаешь со студентами, а сам… – от обиды у меня даже голос задрожал. На глаза навернулись слезы. – Это они тебя так накачали? Или ты стал брать взятки бутылками? Господи, мой муж – алкоголик! Какое будущее меня ждет?! Сначала ты будешь пропивать зарплату, потом начнешь выносить из квартиры вещи.

– Вика, замолчи, пожалуйста! Мы выпили по бокалу шампанского! У Зинаиды, нашей лаборантки, день рождения. Девушка старалась, пирогов напекла. Не обижать же ее?

В принципе, на этом наша ссора могла бы и закончиться, но, видимо, меня укусила та самая муха, которую так часто вспоминают, когда приходится иметь дело с разъяренным человеком. А может, все проще? К изматывающей жаре прибавился весь негатив, который накопился за день. Он переполнил чашу терпения и вылился наружу, то есть на Никиту.

– Ты боялся обидеть Зину. А меня, значит, можно? Можно не ужинать дома, можно вовремя не приходить, можно ублажать Зиночку, можно наплевать на жену. Все можно! Она, видите ли, пирогов напекла. Да ей на голодной диете год нужно сидеть, а не о пирогах думать! Сама толстая, как шкаф, хочет и других такими сделать? Думает, что как только ты растолстеешь, то никому, кроме нее, не будешь нужен?

Зря я так сказала. Зиночка, конечно, полненькая девушка, может даже, сверх меры, но она из тех людей, про которых говорят: «Хорошего человека должно быть много». Её открытый и добродушный характер притягивает людей. У нее достаточно много неженатых поклонников, и у меня в мыслях не было ревновать к ней Никиту. Тем не менее Никита почему-то именно так и подумал, а потому решил успокоить:

– Не ел я Зининых пирогов! И вообще, я есть хочу! Что у нас сегодня на ужин? Всё съем. Скорей накрывай на стол.

Такого поворота я не ожидала.

– Никита, а ты точно хочешь есть?

– Говорю же, слона съем.

Он уходил от скандала, а я на него нарывалась.

– А у нас ничего нет. Я не успела приготовить. Но, если ты подождешь немного, я собью омлет или пожарю яичницу, – растерянно протянула я, понимая, что мой омлет никак не может соперничать с Зиночкиными пирогами. И зачем я начала скандалить?

Никита вздохнул:

– Могу обойтись и чаем.

– Прости меня, не знаю, что на меня нашло, – покаялась я. – День тяжелый выдался.

– Я так и понял, – кивнул Никита, не вдаваясь в подробности. – Пойду поставлю чайник. Зина передала тебе пирожков с вишней.

Когда-то я приходила на работу раньше всех. Как только у нас появился Слава, мне ни разу не удалось его опередить. Он приходит раньше меня, а когда я ухожу домой, еще остается. Иногда мне кажется, что он здесь ночует. Я никак не пойму: он зарабатывает себе репутацию или ему некуда податься после работы. Может, Куприянов – трудоголик?

Впрочем, я как-то не замечала, что Слава делает больше, чем я или Юра. Работы у всех поровну. Другое дело, когда Слава за компьютером, с него можно писать картину. Он серьезен, сосредоточен, вдумчив. Короче, всем своим видом показывает, какое наслаждение получает от составления отчетов. Хлебом меня не корми, а дай лишний часик задержаться в кабинете или прийти раньше других! И игры за компьютером он не практикует. Вот такой он со всех сторон положительный. А еще красавец. Сначала наши официантки вздохнули «ах», но вскоре выдохнули и успокоились. Слава ведет себя весьма холодно по отношению к нашим девушкам. Я не слышала, чтобы он кому-то сделал комплемент, не видела, чтобы проводил хоть одну девицу взглядом – да и вообще скучно с ним.

Вот и сегодня, чувствуя вину за испорченный вечер, я удрала из дома раньше обычного, даже к завтраку не притронулась. Вчера Никита, видя, насколько я была взвинчена, не стал выяснять со мной отношений. «Утро вечера мудренее», – очевидно, так рассудил он. Мой муж совсем незлопамятный, но, скорей всего, утром он стал бы допытываться, что со мной вчера стряслось. О том, что случилось с Юрой, я рассказывать не собиралась. Дело в том, что Егоров когда-то был студентом Никиты, причем отнюдь не лучшим. Во всяком случае, мой муж весьма пренебрежительно о нем однажды высказался. Наверное, он был прав: если Юра сейчас такой работник, могу представить, каким он был студентом. Вот я и сбежала, не дождавшись, когда Никита проснется. Хотела привести мысли в порядок, найти нужные слова для примирения и достойное оправдание тому, что так вывело меня из себя накануне. Увы, побыть наедине с собой мне не удалось – в кабинете уже сидел Слава. Когда же он приходит?

– Слава? Ты уже здесь? – не скрывая разочарования, спросила я.

– Решил таблицу сбить, а то ведь рабочий день начнется, придется за двоих вкалывать.

– Что значит «за двоих»? – с вызовом спросила я. Одно только его присутствие бесило меня.

Парень сидел за компьютером и размеренно клацал по клавиатуре.

«Слава ведет бухгалтерию двух ресторанов. Столько же у Юры и у меня. За кого он собирается работать? Точно, меня подсиживает!»

– За друга твоего! Юрия Егорова! – огрызнулся Слава, не отводя глаз от экрана компьютера и не прекращая вбивать цифры в таблицу.

– Это ты сам решился взвалить на себя чужую работу? Или тебе поручили? – с издевкой поинтересовалась я.

– Никто мне пока ничего не поручал, но поручат. В этом я даже не сомневаюсь. – Кажется, Слава действительно был уверен в том, что Юрину работу передадут ему как более ответственному товарищу. – Поэтому надо свой отчет подогнать.

«Какая самоуверенность! Ему поручат! Он не сомневается! Труженик! Он даже меня в расчет не берет. Уж если кому поручать чужую работу, то только мне! Я тут самый опытный работник! Вера Ивановна об этом знает. Я ее ни разу не подвела!» – едва сдержалась я, чтобы все это не высказать вслух. И не то чтобы я мечтала взвалить на себя чужую работу, просто хотелось поставить Куприянова на место.

– Слава, а почему ты решил, что Егоров не справляется с работой? Юры не было только вчера.

– И сегодня не будет. И завтра. Разве забыла, что он под следствием?

– Да что ты говоришь?! Но его никто не задерживал, – напомнила я коллеге. – Он взял пару дней за свой счет. Может, ты не в курсе? Придет в себя и появится. Я вчера с ним виделась. Виделась и с пострадавшим. Положение его дел отнюдь не катастрофическое. Он нормально выглядит. Если что-то и грозит Юре, то только материальная компенсация, которую, я не сомневаюсь, он в скором времени выплатит пострадавшему.

– Так дела обстояли вчера. А сегодня всё по-другому может сложиться, – мерзко улыбаясь, доложил Слава.

«Он знает что-то такое, о чем я даже не догадываюсь?» – поймала я себя на мысли.

– А что сегодня? – равнодушно спросила я.

– Сегодня пострадавший уже в реанимации, – с определенной долей злорадства поведал мне Слава. – Пока жив. Кстати, и попал он туда после визита нашего Юрика. Не дай бог, помрет. Тогда у нашего сослуживца будут ну очень большие проблемы, – протянул он.

– Пискунов в реанимации? Откуда ты знаешь? – удивилась я осведомленности Куприянова.

Наконец-то он выглянул из-за компьютера и, выждав время, переспросил:

– Откуда знаю? Девушка у меня в этой больнице работает, как раз в реанимации. Должна была в восемь освободиться, но заведующий попросил ее задержаться на часок, потому что ночная медсестра опаздывала. Еще бы немного и Маша ушла, а тут Юркиного пострадавшего к ним привезли. Короче, у меня свидание сорвалось по милости твоего Егорова.

В другой момент меня бы очень удивило то, что у Славы есть девушка, но в данную минуту меня интересовал только Егоров.

– Погоди, Слава. Как Пискунов из травмы мог попасть в реанимацию? Может, ты что-то путаешь? Я ведь сама видела: у него только рука сломана. Он был в сознании, – я еще хотела добавить «в полном здравии», но воздержалась.

– Я? Ничего я не путаю! Отравление у него – медикаментозное! В капельницу добавили… Черт, забыл, как это лекарство называется. Короче, какое-то сердечное, передозировка которого приводит к летальному исходу. Хорошо, что медсестричка вовремя заглянула в палату. Еще бы полчаса – и все!

– Ну, а Юра здесь при чем? Он, что ли, капельницу Пискунову ставил?

– Так ведь в тот момент, когда Юра пришел к пострадавшему прощения просить, того к капельнице готовили. Все уже было готово. Пискунов попросил с капельницей подождать и выставил медсестру из палаты. Говорили они с Юрой совсем недолго и, судя по всему, ни о чем не договорились. Когда Юра ушел, Пискунов вызвал медсестру и попросил наконец-то поставить ему капельницу. Он был очень взвинчен. Медсестра ему вколола иглу, а через полчаса зашла проверить, как он себя чувствует. Смотрит, а Пискунов уже наполовину готовый. Ну ты понимаешь, в каком смысле?

– Я все равно не возьму в толк, а Юра здесь каким боком замешан? – мотнула я головой.

– Вика, во флаконе была смесь лекарств, а Пискунову прописывали только одно! Второе лекарство вообще ему не подходит: у него на него противопоказания имеются. В медицинской карте это отмечено.

– И как это второе лекарство попало во флакон?

– Его ввели шприцом через пробку.

– Медсестра перепутала?

– Клянется, что нет. Да и зачем ей?

– А зачем Юре травить Пискунова? Глупость какая-то! Ему наоборот выгодно, чтобы потерпевший выжил!

– Объясняю, – сказал Слава, всем своим видом показывая, что дурачкам все надо разжевывать. – Юре выгодно было, чтобы Пискунов остался жив после наезда. А вот если бы он умер в больнице от сердечного приступа – на руку. Пострадавшего нет, значит, и платить никому ничего не надо, – чеканя слова, произнес Куприянов. – От сердца Пискунов мог умереть и без аварии, прямой связи как бы нет. И если бы не нашли во флаконе смертельную добавку, то все сошло бы Юре с рук.

– Не верю! И не понимаю, почему все ополчились против Юры. Может, сестра и не смешивала лекарства, а взяла флакон, предназначенный для другого больного. Ошибка! Такое бывает.

Славка лишь противно хмыкнул и снисходительно на меня посмотрел. Наивная!

– Хорошо, а что сам Пискунов говорит? – продолжила я. – Так, как ты рассказываешь, получается, что Юра при нем смешивал лекарства. Почему же тогда, когда Юра ушел, Пискунов не отказался от капельницы?

– Когда придет в себя, если придет, конечно, – добавил Слава, – то скажет. А вообще… – вздохнул он. – Ты так заступаешься за Егорова, что мне откровенно жаль тебя. Против него всё. Во-первых, Егоров мог отвлечь Пискунова и незаметно шприцом ввести лекарство во флакон. А во-вторых, – Слава выдержал паузу. – Пискунов оставил записку. Содержание приблизительно такое: «Раздавить меня на дороге не получилось, но рано или поздно он меня добьет».

– Откуда о записке знаешь?

– Маша, девушка моя, рассказала. Пискунов записку в руке сжимал. Сначала ее не заметили, а когда в реанимации укол в вену ставили, тогда ее и нашли.

– И, разумеется, все решили, что речь идет о Юре, – рассуждая, произнесла я. – Ну правильно, что можно еще подумать.

– Вот! Слава богу, ты начинаешь вникать, в какую историю влип твой приятель.

– Похоже, ты прав. Братство белых халатов до последнего будет выгораживать медсестру. А записка в какой-то мере отводит от нее подозрения. Но почему тогда в ней не указана Юркина фамилия? Может, записку написала сама медсестра?

– Вика, – разочаровано протянул Слава. – А тебе не приходит в голову, что этот Пискунов сам не знал фамилию Юры?

– Как так?! Он же подписывал протокол.

– Хорошо, запамятовал. Не забывай, что у него сотрясение мозга. Фамилия человека, совершившего наезд, просто-напросто выпала из его памяти.

– Может, конечно, и так, но я все равно не верю, что Юра мог покушаться на жизнь этого человека. Что-то тут не то. А кто сказал, что именно Юра приходил к Пискунову? Этот человек паспорт предъявил?

– Вот ведь Фома неверующий! Нет, паспорт он не предъявил. Но медсестра очень хорошо описала парня, который приходил к Пискунову. Молоденький, худенький, светленький, с родинкой над верхней губой и сережкой в ухе.

– Родинка у Юры действительно есть. И сережка…

– Слава богу! Всё, не мешай мне работать, – разозлился Куприянов и опять скрылся за экраном компьютера.

Он что-то еще бурчал то ли в мой адрес, то ли в адрес Юры – я не прислушивалась. Его позиция мне была ясна – Егоров виноват на все сто процентов. А вот у меня на этот счет были сомнения, причем большие. Я разговаривала вчера с Юрой. Он сам не понимал, как все произошло, переживал, себя винил в том, что отвлекся, недоглядел, вовремя не отреагировал. При таком раскладе не мог он пойти на убийство, да еще такое изощренное: заранее купил ампулу, подгадал время, когда Пискунову должны были ставить капельницу. И с лекарством ничего непонятно. Откуда Юра мог знать, что у Пискунова имеются противопоказания именно на этот медикамент? Он ведь в палате до вчерашнего дня не был, в карточку медицинскую не заглядывал. В этом случае без сообщника ему не обойтись. Кто ему мог помочь? Кто сообщил о противопоказаниях? Кто сказал, в какое время будут ставить капельницу? Напрашивается одно – всё та же медсестра! Сговор?

– Глупость! Зачем же она тогда подняла тревогу? Подождала бы, когда пациент умрет окончательно. Может, совесть проснулась? – вслух подумала я.

– Что? – отреагировал на меня Слава.

– Ничего! – отмахнулась я от него и вновь перешла на беззвучный режим.

«Нескладно и нелогично. Бред какой-то. Наезд – это случайность. А отравление – самое настоящее уголовное преступление Юра не маньяк, чтобы пойти на убийство. Но даже если это допустить, то маньяки, как правило, работают в одиночку. А тут медсестра. Что-то здесь не так. Надо бы во всем разобраться», – пришла я к такому выводу.

– Как ты думаешь, Вера Ивановна уже пришла? – поинтересовалась я у Славы.

Пока я с ним разговаривала, пока сидела и обмозговывала сложившуюся ситуацию с Юрой, маленькая стрелка часов перешла на цифру десять. Я протянула руку к телефону.

– Вряд ли, – остановил меня Слава. – Первое, что она делает, приходя на работу, так это проверяет, на месте ли мы.

– Я все равно позвоню.

– Если надо, звони, – равнодушно пожал плечами Куприянов.

Назло Славе звонить я не стала – вышла из кабинета, чтобы пойти к начальнице и без свидетелей поговорить с ней.

– Вера Ивановна, к вам можно? Простите, я к вам позже зайду, – осеклась я, увидев, что та не одна.

Спиной к двери сидел худощавый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. В правой руке он держал тонкую папку, которой обмахивался словно веером. Видимо, Вера Ивановна пришла совсем недавно, если еще не успела включить кондиционер.

Я уже готова была закрыть за собой дверь, но Вера Ивановна меня остановила:

– Вика, подожди, – сказала она, потом перевела взгляд на посетителя: – Можно?

Мужчина обернулся и пристально на меня посмотрел. На вид ему было не больше тридцати. Взгляд цепкий и немного нагловатый. На щеках двухдневная щетина. Зато стрижка практически под ноль.

– Да-да, конечно, – кивнул он.

– Вика, тут к нам из полиции пришли, – вздохнула Вера Ивановна.

Ей даже не надо было его представлять. Я сама догадалась, откуда этот мужчина. Так может смотреть либо вышестоящее начальство, либо люди из правоохранительных органов. Вышестоящее начальство я знаю в лицо – остается второе.

– Хотят поговорить.

– Со мной? – напряглась я.

– Не с тобой конкретно. Антон Леонидович пришел поговорить о Юре с его коллегами. Раз ты зашла… В конце концов, вы в одном кабинете сидите, – мямлила Вера Ивановна. Она явно хотела, чтобы характеристику Юре дала я. – Познакомьтесь. Виктория Викторовна Зайцева. Наш бухгалтер.

– Присаживайтесь, Виктория Викторовна, – Антон Леонидович указал мне взглядом на стул.

– Спасибо. А… – протянула я, изобразив на лице недоумение, – что-нибудь еще случилось?

Он проигнорировал мой вопрос, зато задал ряд своих. Как долго я знаю Егорова? Какие у меня с ним сложились отношения? Есть ли общие друзья и знакомые? Еще поинтересовался, замужем ли я. К чему такой вопрос, я не поняла.

И в завершении он спросил:

– Ничего странного в поведении Юрия Егорова не замечали?

– Я? А что вы имеете в виду?

– Ну там излишняя агрессивность или нервозность.

– Вы по поводу наезда на пешехода? Вы не подумайте, он не нарочно на него наехал. Он очень раскаивается. Я вчера была у него, – доложила я, мельком взглянув на Веру Ивановну. – И знаете, он не в себе был: переживал, корил себя, места не находил.

Брови Антона Леонидовича поползли вверх.

– Вот как? Значит, вы вчера были у него, – ухватился он за мои слова. – Переживал, говорите? А когда это было?

Я никак не могла понять, как себя вести со следователем, чтобы не сболтнуть лишнего и не навредить Юре, а заодно и себе. Мне было чего опасаться: Антон Леонидович мог подумать, будто после разговора со мной Юра пошел разбираться с пострадавшим. Я-то знаю, чем закончилась эта встреча. Доказывай потом, что я Юру против Пискунова не настраивала.

В этот момент я вспомнила, что легкая степень придурковатости делает человека практически неуязвимым.

– В котором часу переживал? – переспросила я, наивно захлопав ресницами.

– Были у него! – повысил на меня голос Антон Леонидович, раздраженный моею несообразительностью. А вот это он зря!

– После работы зашла, – пожала я плечами. – Шесть было точно. Посидели мы недолго, чаю попили, я его успокоила и пошла домой.

– Интересно, как это вы его успокоили? – ехидно улыбаясь, спросил он.

– Посочувствовала. Призвала надеяться на лучшее. Авось обойдется всё: кости пострадавшего срастутся, сотрясение мозга не даст последствий. Юра со мной согласился.

– А Егоров навестить пострадавшего не собирался?

– Собирался, но исключительно с благими намерениями, – подчеркнула я. – Прощения попросить и денег на лечение предложить.

– Н-да, благими намерениями выложена дорога в ад, – заметил Антон Леонидович.

– Почему в ад? Простите, я не понимаю. По-моему, это хорошо, когда человек раскаивается и попросит прощения.

– Ну, это смотря как просить, – хмыкнул он и выжидающе на меня посмотрел.

Ему давно пора было прояснить ситуацию, но он отчего-то медлил. А я не решалась признаться в том, что некоторые наши сотрудники уже в курсе того, что вчера произошло в больнице.

– И как, по-вашему, Юра мог просить прощения? – с вызовом спросила я.

– Он пытался убить пострадавшего, – без эмоций доложил Антон Леонидович.

Очевидно, Вера Ивановна была уже в курсе, потому как с ее стороны никакой реакции не последовало.

Зато я, не сдержавшись, воскликнула:

– Не верю! Кстати, я по просьбе руководства была у пострадавшего, и знаю, какой он вредный. Но Юра никак не мог наброситься на него с кулаками. Егоров – воспитанный молодой человек, немного безалаберный, но добрый и безобидный.

– Безобидный… Кстати, кто сказал, что ваш Егоров учинил драку?

– Я только предположила. Вы же не говорите, как Юра, по-вашему, собирался отправить потерпевшего на тот свет.

– Он хотел его отравить, – раскрывая тайну следствия, сказал Антон Леонидович. По всей видимости, он считал, что следствие уже закончено. – Причем так торопился, что даже не стер пальчики с капельницы. Какая беспечность! Как вы там его охарактеризовали? Безалаберный? А если точнее – самонадеянный урод! Вот кто ваш Егоров! Один из тех, кто думает, что ему все сойдет с рук.

«Боже мой, – я вдруг все поняла. – А этот Антон Леонидович, похоже, из тех, кто хватает первого встречного, а потом бежит к начальству с докладом о раскрытии преступления».

Не услышав от меня того, чего хотел, Антон Леонидович свернул беседу. Обвинителем Юры я стать не захотела, а адвокаты следователю, как видно, не были нужны.

– Ладно, идите, – с легкостью отпустил он меня. – Кто там еще с вами работает?

– Куприянов Вячеслав, – растеряно протянула Вера Ивановна. – Пригласить?

– Зачем? Девушка меня проводит. Вы ведь в одной комнате сидите? – чтобы подтвердить свою догадку, спросил он.

Я кивнула.

Десять шагов, которые отделяли кабинет Веры Ивановны от нашего кабинета, мы прошли молча. Антон Леонидович пропустил меня вперед. Слава все так же сидел перед компьютером, барабаня пальцами по клавиатуре.

«Пианист», – пришло на ум.

– Это и есть Вячеслав Куприянов, мой коллега. А это Антон Леонидович. Он занимается делом Юрия Егорова, – сдерживая в себе неприязнь и к одному, и к другому, представила я мужчин.

– Кравченко Антон Леонидович.

– Очень приятно, – Слава поднялся и с протянутой рукой пошел навстречу следователю. Тот ответил ему крепким рукопожатием.

– Может, выйдем покурим? – сразу перешел на «ты» следователь.

Слава кивнул и, взяв пачку сигарет, вышел из кабинета. Они как-то сразу нашли общий язык. Понятное дело, Антон Леонидович предложил перекурить, чтобы меня не выставлять за дверь, а заодно придать беседе неформальный характер.

«Эти споются, – подумала я. – Славка выложит следователю все: и то, как Юрка с работы часто сбегал; и то, как выпивал на работе. В итоге то негативное, что не дорисовал себе Антон Леонидович в образе Юры, дорисует Славка. И получится, что наш коллега – безответственный алкоголик и маньяк-убийца в одном лице».

Я пожалела, что не курю. Мне нестерпимо захотелось подслушать, как Славка будет топить Юру. Подслушивать, конечно, нехорошо, но как иначе узнать, что у следователя на уме, и чего ожидать бедному Юре?

К сожалению, незаметно я никак не могла к ним подобраться. Наши сотрудники курят в строго отведенном месте, на плоской крыше, где в скором времени будет располагаться еще одна летняя площадка с фонтаном, искусственным газоном и зонтиками, расписанными в японском стиле. Гости на крышу будут подниматься на лифте, который вот-вот введут в эксплуатацию. Сейчас наши сотрудники поднимаются на крышу по внутренней лестнице. У входа стоит урна, рядом с которой и расположено место для курения. Делать мне там без сигареты нечего, к тому же Слава прекрасно знает, что я даже табачный дым с трудом переношу. Сразу всем станет понятно, зачем я поднялась наверх. Разумеется, не дышать раскаленным воздухом и строительной пылью!

Совершенно некстати на столе заверещал мобильный телефон. На экране высветилось – Владимир Алексеевич. Я на секунду задумалась: отвечать ему или нет. Сто пудов, он звонит из больницы, а значит, уже знает, что Юра якобы пытался убить Аркадия Петровича. Могу представить, как он зол на Юру и как его клянет. Слушать необоснованные обвинения, тем более выдвинутые не ко мне лично, не хотелось. Поэтому, прежде чем ответить Владимиру Алексеевичу, я решила сначала дозвониться Юре, выслушать его или хотя бы узнать, где он сейчас находится. Пока разрывалась мобильная трубка, я с городского телефона набрала номер Юриного домашнего телефона.

Домашний телефон был занят. Я посчитала это хорошим знаком. Значит, Юра дома, а не в следственном изоляторе. Но почему его не арестовали? Антон Леонидович уверен в том, что Юра пытался отравить Пискунова, а это, на мой взгляд, очень серьезное обвинение. Может, потому что пострадавший выжил? Или в прокуратуре не считают отравление таким уж большим преступлением, чтобы до суда сажать подозреваемого?

Времени на раздумье не было. Владимир Алексеевич продолжал звонить. Я не выдержала и сняла трубку.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич, Простите, что долго не отвечала. Меня не было в кабинете, а телефон лежал на столе, – соврала я. – Ну да ладно. Вы были у Аркадия Петровича?

– Да. Знаете, ему стало хуже, – растеряно доложил он. – Его даже в реанимацию перевели. Мне с трудом удалось уговорить персонал пропустить к нему.

Удивительно, но в его голосе я не услышала злости – только растерянность. Может, он не знает, что в ухудшении состояния его друга подозревают Егорова?

– Вас впустили реанимацию? И вы поговорили с Аркадием Петровичем? – удивилась я.

– Да. Получилось так, что я воспользовался замешательством и дошел до палаты. Аркадий меня увидел и попросил пропустить, дескать, проститься надо.

– Неужели всё так плохо?

– Ну что вы! Он, конечно, слабенький, но умирать не собирается. Ничего так… держится. О вас, Вика, спрашивал. Просил зайти.

– Меня? – удивилась я, припомнив, как вчера мы расстались. Он меня чуть ли не выгнал!

– А что вас удивляет? Мне кажется, вы можете поднять ему настроение.

– Неужели? – я была ошеломлена. – Хорошо, я зайду к Аркадию Петровичу, – пообещала я, про себя перебирая варианты, что же ему от меня надо. Самым правдоподобным было то, что ему нужно кому-то испортить настроение, и для этой цели лучше всех подхожу я. А что? Есть такая категория людей, которые подпитывают свои силы тем, что портят жизнь окружающим.

– Его вроде бы к обеду должны в обычную палату перевести, – предупредил меня Владимир Алексеевич.

Мелькнула мысль: «Быстро же наш пострадавший вычухался, если не прошло и суток, а его из реанимации переводят в обычную палату».

– Вика, вы там узнайте, что ему можно принести. А то меня за дверь медсестра вытолкала, и мы толком не поговорили. Узнаете и мне, пожалуйста, перезвоните.

– Хорошо, узнаю и перезвоню, – с тяжелым сердцем согласилась я, поймав себя на мысли, что если бы Аркадий Петрович отправился к праотцам, то я бы не очень огорчилась, разве что это могло бы усугубить и без того незавидное положение Егорова.

В кабинет вернулся Слава – без Антона Леонидовича. Кстати сказать, выглядел он весьма довольным. Посмотрев на меня свысока и удовлетворенно улыбнувшись, он сел на свое место, чтобы опять начать клацать по клавиатуре компьютера.

Вот ведь гад! Радуется, что у Юрки проблемы.

– Что нового? – спросила я, стараясь выглядеть дружелюбной. Сейчас не в моих интересах с ним ссориться. Мне нужно разузнать, к чему должен готовиться Юра, поскольку Антон Леонидович, наверняка, приоткрыл Славе карты.

– Ничего нового, – равнодушно пожал плечами Куприянов и подтвердил мои опасения: – Нашел наш друг приключения на одно место. А ведь я предупреждал его, говорил, чтобы вел себя скромнее. Но таким, как он, все нипочем, – вздохнул Славка и театрально развел руками. – Я даже не знаю, что для Егорова лучше: живой Пискунов или мертвый. Если пострадавший придет в себя, он даст показания: травил его Егоров или нет. Если же умрет, то Юру, конечно, могут отмазать, списав смерть потерпевшего на сердечную недостаточность: все-таки тот в возрасте, сердечко, давление и все такое. Впрочем, есть еще записка. Эх, Юра, Юра. Всё против него. Тут и покровители не помогут.

Я была не согласна! Наш рьяный следователь не стал дожидаться, когда пострадавший придет в себя, а сразу предъявил Егорову обвинение, даже не собрав достаточных доказательств вины – такое ведение следствия недопустимо. Кто знает, может, в записке речь шла совсем не о Юре.

– Видимо, твой Антон Леонидович еще не в курсе того, что Пискунов пришел в себя и ни слова не сказал о записке, как будто и не писал ее. Может, Юра не виноват в отравлении? – ухмыляясь, спросила я.

– Да ладно, – отмахнулся от меня Слава, не обращая внимания на мою ехидную улыбку. – Скорее, Пискунов по-старчески призабыл, что было вчера, – предположил он.

– Не такой уж Пискунов и старик, – заметила я. – Друга ведь он своего вспомнил, когда тот к нему утром пришел.

– Друга? Какого друга? Это он тебе сказал, что Пискунов в себя пришел?

– Он, не он. Какая разница? Ладно, Слава, работай, – сказала я и вышла из кабинета, оставив Куприянова в неведении.

Пусть посидит и подумает. Может, сомневаться начнет: правильно ли сделал, что оболгал Егорова. Я почему-то была уверена, что для «красного» словца Славка наплел следователю таких небылиц о Юре, коих и в помине не было.

За дверью кабинета Веры Ивановны не доносилось ни звука. Я постучала и заглянула внутрь.

Вера Ивановна сидела за столом, подперев руками голову. Ее лицо выражало запредельную степень мучений, как будто от обилия тяжелых мыслей голова трещала по швам.

– Заходи, Вика, – не глядя на дверь, сказала она. Что интересно, Вера Ивановна узнает меня даже тогда, когда я стою за дверью. У нее такой острый слух, что запросто может по шагам определить, кто идет по коридору. – Ушел этот полицейский, не знаешь?

– Вроде бы, – пожала я плечами. – Они с Куприяновым пошли на крышу разговаривать. Больше я его на этаже не видела. Возможно, он сейчас в ресторане, возможно, уже ушел.

– Не понимаю, зачем? – простонала Вера Ивановна.

– Вы про что? – переспросила я, не уловив ход ее мыслей.

– Такое впечатление складывается, что других преступлений в городе нет. Так истово набросился этот мент на Юру. Прямо зубами вцепился. Я понимаю, Егоров – парень заводной, где-то даже непутевый. Мог он наехать на этого мужика, мог, но чтобы человека отравить… Как-то мало мне во все это верится.

– Вот! И мне, – с готовностью кивнула я, – не верится.

– Ну зачем ему все это? Глупость какая-то.

– Вот именно, глупость, – поддакнула я. – Может, это и не отравление вовсе, а врачебная ошибка! Кстати, мне звонили из больницы. Пискунов пришел в себя.

– Да? Ну слава богу, – обрадовалась Вера Ивановна за абсолютно чужого ей человека. Хотя, скорей всего, радовалась она за Юру – все ж меньше обвинений будет в его адрес.

– Пискунов меня спрашивал, – растеряно доложила я. – Вы не будете против, если я к нему схожу? После обеда. – Я посмотрела на часы. Уже было без четверти двенадцать.

– Иди, конечно. Заодно все и узнаешь, – вздохнула она и запричитала: – Вот Юрке не повезло.

Я с благодарностью посмотрела на Веру Ивановну.

– Слушай, а передача пострадавшему понравилась? – спросила Вера Ивановна, остановив меня у порога.

Я обернулась. Что сказать? Я только пожала плечами.

– Роллы, наверное, ему принесла? Нашла, что нести! Он человек старой формации, к экзотике не привык. Вика, ты попроси Олега налить в контейнер супа на кокосовом молоке с креветками. Или бульон с пельменями пусть упакует. Уверена, горячий супчик ему понравится.

Мне, кстати, тоже наши супчики нравятся, в особенности Эби Тай Сиро, о котором упоминала Вера Ивановна. Кокосовое молоко в качестве основы для супа напоминает бульон, заправленный сливками. В этом супе очень хорошо сочетаются кусочки баклажанов и креветки. Бульон с пельменями – гедза мисо – тоже хорош. Вопрос в другом – не будет ли Аркадий Петрович опять крутить носом? А если ограничиться рулетом с яблоками и корицей? В этом случае я ничего не разолью по дороге и не буду переживать, что суп уже остыл.

Вернувшись в кабинет, я пятнадцать минут работала в поте лица – на большее меня не хватило, – потом собрала свои вещички и, не отчитываясь перед Куприяновым, выскользнула за дверь.

Пред тем как ехать в больницу к Пискунову, я решила навестить Егорова: надо было предупредить, насколько серьезно против него настроен следователь. А во-вторых, хотелось узнать, чем в действительности закончился вчерашний разговор с пострадавшим.

Прежде чем Юра удосужился мне открыть, мне пришлось простоять под дверью минут десять. Я звонила, стучала и не уходила, надеясь на то, что если не он, то хоть соседи выглянут на шум и расскажут, приходили за ним из полиции или нет.

Наконец-то щелкнул замок.

– Спал, что ли? – спросила я, разглядывая помятое Юркино лицо.

Он стоял передо мной в одних трусах и отводил взгляд в сторону. Его явно штормило. Принюхавшись, я уловила запах крепкого перегара. Что это? Вчерашнее не выветрилось? Или уже сегодня успел опохмелиться? Юра, Юра, что же ты делаешь?

– Да, что-то неважно себя чувствую. В сон клонит, страшное дело, – сказал он, одной рукой прикрывая рот ладонью, а второй опираясь о стену.

– Ты пил? Идиот, – не сдержалась я. Юра потупил взгляд. – Ну ты даешь! Ты вчера к Пискунову ходил?

– А? Ну да. Вика, может, по кофейку? Плохо мне что-то.

Мы переместились на кухню. На этот раз сервировкой занялась я: включила электрочайник, поставила на стол чашки и банку с растворимым кофе.

Юра сидел на стуле как изваяние, как будто спал с открытыми глазами. Он даже не удосужился по пути на кухню надеть шорты или накинуть на себя халат. Ну да ладно, вполне возможно, ему действительно было плохо.

– Пей, – велела я, подвигая к нему чашку с крепким и горячим кофе.

– Спасибо.

– Ты вчера у Пискунова был? – повторила я вопрос, когда содержимое чашки сократилось вдвое, а Юркин взгляд стал более осмысленным.

– Был, – без энтузиазма молвил он.

– Поговорил?

– Да.

– И что? – из него все приходилось тянуть клещами. – Давай, рассказывай.

– А что рассказывать? – вяло спросил он, беся своей пассивностью. Его будущее весело на волоске, а он нюни распустил и, что еще хуже, нашел утешение в бутылке!

– Всё! Абсолютно всё! Как пришел, как тебя Пискунов встретил, как вы расстались? Юра, пойми, твое будущее под большим вопросом.

Юрка попробовал пошутить:

– Меня расстреляют?

– К смертной казни тебя не приговорят, но срок могут вкатать приличный. Ты в курсе, что Пискунов провел ночь в реанимации?

– Да ладно, – не поверил он. – С чего ему попадать в реанимацию? Когда я уходил, он хорошо себя чувствовал. Правда!

– Возможно, – пожала я плечами. – А потом он потерял сознание, и его едва откачали. Юра, ты понимаешь, что тебя обвиняют в попытке отравить Пискунова? – Я была к нему безжалостна. Шоковая терапия должна была воздействовать отрезвляюще.

– Вика, но ты же не веришь в это? Как я мог его отравить? Чем и зачем?

– Верю, не верю… Давай выкладывай, что вчера произошло. Во всех подробностях.

– Ничего особенного, – опять сник Юра.

– Юра! – укоризненно покачала я головой. – Я же просила, соберись.

– Когда я пришел, в палате Пискунова была медсестра. Такая пухленькая, курносенькая, в кудряшках – простушка, одним словом. Она хотела поставить ему капельницу, но никак не могла попасть в вену. Пискунов злился и прикрикивал на нее, потом и вовсе выгнал, когда меня в дверях увидел. Как будто даже обрадовался. Блеск мелькнул в глазах. Губы напряглись, вроде бы он улыбку хотел сдержать. Но дальше… – Юра воспроизвел на лице удивление. – Спросил, зачем я пришел. Я даже ничего не успел ответить, как он начал на меня орать. Будто я специально на него наехал, убить хотел, а сейчас пришел, чтобы его доконать. Псих! Орал так, что, наверное, в соседних палатах было слышно. Потом он неожиданно успокоился и попросил, чтобы я помог ему подняться. Он сходил в туалет, вернулся и занялся перестановкой мебели. Солнце, дескать, по утрам ему глаза слепит.

– Сам двигал мебель? – округлила я глаза. – С поломанной рукой?

– Не сам, конечно. Я ему помог: кровать сдвинул, тумбочку. Он говорил – я переставлял. Буквально на двадцать сантиметров. Больше ему и не нужно было. Издевался, короче!

– Капельницу трогал?

– Ну да. Еще посуду ему помыл: кружку и миску. Благо санузел при палате. Сказал бы, я и полы бы ему отдраил. Честно, Вика. Бисер готов был метать перед этим упырем!

– А он что?

– Он вроде бы подобрел. Сказал, что подумает и, возможно, простит, но лечение я ему должен оплатить, только тогда он не будет настаивать на наказании.

– Уже хорошо. А что было дальше?

– Ничего. Я предложил сразу деньги, но он сказал, что чужого ему не надо. Когда выздоровеет, скажет, сколько денег пошло на лекарства. Потом он стал меня выпроваживать: «Иди, устал я, а мне еще капельницу должны ставить». Да, передачу, что ты принесла, он велел забрать, – вспомнил Юра. – Извини, но я ее съел. Вкусно.

– Понятно. А пил зачем?

– Я совсем чуть-чуть, чтобы расслабиться. Вика, мои нервы на пределе. Поверь, сегодня первая ночь, когда я смог уснуть по-человечески, тринадцать часов проспал – только недавно проснулся. Кажется, кто-то приходил. Сквозь сон слышал звонок в дверь. Сил не было проснуться.

– Еще бы! Судя по запаху, выпил ты не одну рюмку. Юра, ты сейчас не о выпивке должен думать, а адвоката хорошего искать! Есть у тебя такой на примете? Может, у родителей был?

– Я посмотрю в записной книжке отца, – неопределенно ответил Юра.

Соображал он в эту минуту плохо. Я не стала его мучить и просить, чтобы он при мне поискал номер телефона адвоката.

– Ладно, не сейчас, но обещай, что ты найдешь себе адвоката. И чем скорее, тем лучше. Кстати, когда ты уходил от Пискунова, ты медсестру видел?

– Да, даже разговаривал.

– Интересно, о чем?

– Так. Спросил, много ли хлопот доставляет ей Пискунов. Уж больно он вредный.

– И что она ответила?

– Сказала, что хлопот он доставляет не так уж много, но временами на него что-то находит, как будто бес вселяется. Все ему не так! Нервы у него ни к черту. Я мог только посочувствовать ей. Девчонка простая и жутко стеснительная. Такая и ответить за себя не может.

«Словами – да. А тихо отравить – запросто», – подумала я.

– А как эту девушку зовут, не знаешь?

– Ой, – напряг память Юра. – У нее еще на груди табличка была. Светлана. Светлана Пырьева или Перьева, точно не помню. Слушай, а что с Пискуновым случилось? – наконец-то поинтересовался Юра.

– Сердце прихватило. Да только не от нервов и не от жары. В капельнице нашли лекарство, которое Пискунову категорически противопоказано. Его чудом удалось спасти. Извини, Юра, но следователь полагает, что именно ты хотел отравить Пискунова. И, скорей всего, к тебе в дверь звонили из люди полиции.

– Я отравил Пискунова? Но я в лекарствах не разбираюсь! – воскликнул Юра и отвел взгляд в сторону, к окну.

Непроизвольно и я посмотрела туда же. В поле зрения попал толстый медицинский справочник, лежащий на подоконнике.

– Что там лежит?

Юра перехватил мой взгляд и засуетился.

– Ты мне не веришь! Эх, ты! А я думал, что ты мне друг, – упрекнул он меня, хотя я и слова не произнесла. – Вика, у меня мама была врачом! – оправдываясь, продолжил он. – Я ничего после смерти родителей не стал трогать. Все лежит на своих местах. Рука не поднимается убрать. Уборщица приходит, только пыль вокруг вытирает.

К слову, я и в прошлый раз заметила, что у Юры чисто: ни соринки, ни пылинки, все на своих местах. А ведь особой аккуратностью он не отличается, если вспомнить, что творится на его рабочем столе. Горы уже ненужных отчетов, бумажки от сникерсов, пустые пачки от сигарет – всего в изобилии.

– Уборщица?

– Да, Клавдия Петровна. Она при родителях еще работала. Два раза в неделю приходит и убирает. Столько, сколько раньше ей платили, я платить не могу, но она и этому рада. Старенькая она, никуда больше не берут. Да ты ее, наверное, вчера видела. Она перед тобой ушла.

Точно, когда я поднималась к Егорову, мне на встречу шла старушка с мусорным пакетом. Я еще подумала, что она Юрина соседка. В выцветшем халате, в шлепках на босу ногу – в таком виде даже в магазин не ходят.

– Да-да, вчера я встретила какую-то пенсионерку. Седая, с пучком на затылке.

– Она! Клавдия Петровна! В соседнем подъезде живет. Она, к слову, большая любительница полистать справочник. Все думает, что ее врачи неправильно лечат.

– От чего? – машинально спросила я.

– Да от всего. Мама ее в свое время от гипертонии лечила: давление мерила, таблетки покупала. К ней теперь никто так в больнице не относится. Придет к врачу – та ей в лучшем случае рецепт выпишет, – вздохнул Юра. – Получается, она тоже осиротела.

Страдания домработницы меня мало волновали – я больше переживала за Юру.

– Юра, извини. Мне пора. И свяжись с адвокатом! Вечером созвонимся.

По пути в больницу я расщедрилась и для Аркадия Петровича купила в магазине апельсины. Мне показалось, что идти в больницу с одним рулетом как-то неловко. Заодно прихватила шоколадку для медсестры Светланы, с которой мне очень хотелось поговорить. Такая уж ли она простая, какой показалась Юре? Или у нее свои счеты к Аркадию Петровичу? Он ведь любого мог достать – в этом я смогла убедиться.

Открывая дверь в палату, я не без оснований опасалась, что опять нарвусь на скандал.

– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? – робко спросила я.

– Да так. Средненько.

Передо мной лежал совершенно другой человек. Вчерашний Пискунов орал на меня и испепелял полным ненависти взглядом – сегодня он был ниже травы и тише воды.

Неужели, правда, побывал на том свете? По всей вероятности, ему там показали ад – на ангела он точно вчера похож не был.

– А это от нашего заведения, – сказала я, положив на тумбочку яблочный рулет и пакет с апельсинами. – Кушайте на здоровье.

– Спасибо, – поблагодарил он и замолчал.

Неловкая пауза длилась несколько минут. Он меня пристально разглядывал, а я ерзала на стуле, не понимая, зачем он меня позвал.

– Владимир Алексеевич передал мне, что вы хотели меня видеть. Я здесь.

– Да-да. Я вот о чем хотел вас попросить, – медленно начал Аркадий Петрович. – Мне нужны деньги.

– А разве… – запнулась я, вспоминая разговор с Юрой. Он говорил, что предлагал Пискунову деньги. Гордость не позволила взять?

– Понимаю ваше недоумение. Этот ваш коллега предлагал деньги, но очень мало и при условии, что я скажу, будто бы сам шагнул под колеса его машины. И знаете, таким тоном! Бери, старик, пока дают, а то вообще ничего не получишь. А я человек гордый, к подачкам не привык. Очень вызывающе вел себя ваш коллега.

– Юра? – удивилась я.

– Кто же еще?! Не верите?

Не верила, но вслух об этом не сказала, чтобы лишний раз не провоцировать Аркадия Петровича. В интересах Юры было замять дело, откупиться от Пискунова. Хамить он бы не стал ни при каких обстоятельствах. Я же видела, как он искренне переживал и раскаивался. Зачем ему меня разыгрывать?

– Простите, Аркадий Петрович, а сколько вам нужно денег? Я поговорю с коллегами, мы соберем нужную сумму.

– Что вы, что вы! Вы меня не так поняли! Мне не нужно, чтобы вы собирали деньги. Ни вы, ни ваши коллеги к аварии не имеете никакого отношения! Но есть виновник – пусть он и платит! В общем, я подумал: «Рано мне еще в могилу, да и пожить еще хочется» и наступил на свою гордость. Потом посоветовался с врачами. Двадцать тысяч долларов на восстановление должно хватить, – не моргнув глазом, заявил он.

«Двадцать тысяч, скромный ты наш? Это за закрытый перелом руки и легкое сотрясение мозга? Пожалуй, проще тебя убить», – подумала я и прикусила язык. Мне показалось, что я произнесла это вслух.

– Да, – он как будто прочитал мои мысли. – Я боюсь озвучить эту сумму вашему коллеге. Вы ведь в курсе, что со мной было после его ухода? Я чуть концы не отдал! Следователь считает, что меня намеренно хотели отравить. В капельнице был яд.

– Яд?

– Яд, если учесть, что то лекарство, которое было в капельнице, могло отправить меня на тот свет.

– И вы думаете, что именно Юра впрыснул это лекарство в капельницу?

– А кто же еще? У него была возможность. Да и кому я еще мог перейти дорогу, как не ему?

– Не знаю, – задумчиво произнесла я.

– Да ладно, тут и так все понятно. Он и только он! Пусть благодарит меня, что я отговорил следователя, и тот не арестовал его уже сегодня. Мне нужны деньги, а деньги ваш коллега сможет принести только, если останется на свободе… до поры до времени, – тихо добавил Аркадий Петрович.

– А если это медсестра перепутала флаконы? Случайно. Ваша капельница предназначалась кому-то другому.

На мгновение глаза Аркадия Петровича стали узкими от злости, но уже через секунду его лицо вновь стало бесстрастным. Раздражение выдавал лишь голос: он стал громче, появились резкие нотки.

– Глупость! Все лекарства, которые мне прописаны, хранятся у меня в тумбочке. При мне девушка достала флакон и поставила его на штатив. Практически сразу пришел ваш Егоров, я попросил ее выйти. После его ухода, она вернулась и тотчас поставила мне капельницу.

– Вы это хорошо помните?

– Странно, почему вы мне не верите, – заметил Пискунов и произнес это так жалобно, что мне стало стыдно.

На моих щеках предательски выступили красные пятна. Получалось, что я изо всех сил выгораживала преступника. В какой то момент я даже стала на сторону Аркадия Петровича. Определенно, Юра виноват. Не садился бы выпившим за руль – Аркадий Петрович не лежал бы на больничной койке.

Взглянув на мое смущенное лицо, Пискунов продолжил:

– Ну ладно, следствие разберется, кто виноват. Но вы передайте мои слова вашему Егорову. Почему я не хочу с ним разговаривать, так сказать, без свидетелей? – спросил он. – Боюсь. Один раз он уже хотел меня добить – может еще раз попытаться. Я бы, конечно, мог настоять на том, чтобы его отправили уже сейчас за решетку, но тогда я вообще не получу никаких денег.

«Хорошо, что он это понимает», – отметила я.

– Вы, Вика, хоть его и защищаете, но по глазам вижу, что вы девушка честная. Вы мне поможете?

– Что мне сделать? Сказать Юре, что он должен вам двадцать тысяч?

– Да. Хорошо бы прямо сейчас. Телефон у вас есть? Звоните.

Он смотрел на меня так, как будто брал на «слабо». Пришлось доставать телефон и звонить.

– Юра, это я, Вика. Звоню тебе из больницы, из палаты…

Голос у меня зазвучал глухо, напряженно. Юра сразу разволновался.

– Только не говори, что этот тип умер. Тогда мне кранты.

– Нет. Аркадий Петрович пошел на поправку, – косясь на Пискунова, доложила я. – Но нужны средства.

– Я же предлагал ему деньги, – удивленно протянул Юра.

– Все изменилось. Аркадий Петрович настаивает на … двадцати тысячах долларов, – выдохнула я.

– Он головой поехал?! – не сдержался Юра. – Сотрясение мозга перешло в маразм? Где я ему достану такие деньги?!

Я не отвечала. Егоров бушевал:

– Вика, ему наркотик вкололи? Он глюк словил? Или забыл, что у нас зарплата в деревянных? Что ты молчишь, Вика? Этот старый хрыч рядом с тобой?

– Да, Юра, я звоню из палаты Аркадия Петровича. Врачи сказали, что именно столько нужно на его восстановление.

– У меня нет таких денег! И не будет! Квартиру я не продам!

– Но, может быть, ты отдашь частями?

Аркадий Петрович замотал головой.

– Я не согласен. Нашли дурака. Я заберу заявление, дело закроют, и он перестанет платить. Хитроумный какой! Только сразу и всю сумму.

Я тут же передала это Юре:

– Он так не хочет.

– А как он хочет, этот старый пень? По миру пустить? Может, мне еще штаны снять?

Я посмотрела на Пискунова, чтобы передать Юрины слова, разумеется, не дословно:

– У него нет таких денег, – заикнулась я.

– Достанет! Ублюдок малолетний! Машину продаст, пешочком походит.

Сказано это было громко – Юра услышал.

– Вот ведь гнида! Он еще и издевается.

Мне порядком надоело быть передаточным звеном.

– Договаривайтесь сами, – сказала я, всучив трубку Аркадию Петровичу.

Поубавив обороты, он произнес в телефон:

– Я готов сегодня встретиться и обсудить условия передачи денег. Жду вас вечером. Часиков в девять-десять. Когда подойдете к больнице, позвоните дежурной медсестре. Если я буду спать, встретимся завтра, но не позже семи утра.

Видимо, Юра согласился, потому что Пискунов тут же отключился и передал трубку мне.

«И стоило мне портить нервы? – с раздражением подумала я. – Договорились же!»

– Я пойду?

– Идите, милочка, – отпустил меня Аркадий Петрович. – Я еще дежурной медсестре скажу, чтобы этого мерзавца пропустили.

Я вышла из палаты и перекрестилась. Общение с Пискуновым вымотало меня. Я словно не выучившая урок школьница оправдывалась перед ним и за Юру, и за себя.

– Что за человек?! Вампир! – передернула я плечами.

В больничном коридоре прохаживались пациенты. Некоторые из них, заметив, что я разговариваю сама с собой, повернули в мою сторону головы.

– Простите, – обратилась я к мужчине, который находился ближе остальных, – мне нужна медсестра Светлана. Не видели ее?

– Светочка? – оживился мужичок. – Такая светленькая, с косой? Нет, не видел. Вчера была, а сегодня у нее выходной. А, может, в ночную смену она? Помнится, она говорила, что днем где-то учится. А вам именно она нужна? У вас тут родственник лежит? Смело подходите к любой медсестре. Тут все такие лапочки. Денежку дадите или шоколадку – вам и постель поменяют, и еду в палату принесут. Но лучше деньги. Зарплаты у девчонок маленькие. Они с радостью возьмутся присматривать за вашим родственником.

Я вынуждена была разочаровать говорливого больного.

– Родственников у меня, слава богу, здесь нет. Мне просто нужна Света. А у кого можно узнать, когда она выйдет на работу?

– У старшей медсестры, разумеется. Ее зовут Любовь Михайловна. Знойная женщина, – втянул воздух ноздрями мужичок. – В сестринской она. Это там, в конце коридора.

Когда я заглянула в сестринскую, знойная женщина Любовь Михайловна пила чай, смачно хрустя кусочком рафинада. Наверное, была бы я мужчиной, то разделила бы восторг пациента, с которым только что разговаривала. Пышущая здоровьем медсестра имела формы довольно внушительных размеров. Рослая, пышногрудая – она словно сошла с картины художника Венецианова, запечатлевшего русскую женщину-крестьянку, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, ну и так далее.

– Любовь Михайловна? – уточнила я.

– Н-да, – причмокнув язычком, ответила та. – Кто у вас? Бабушка? Дедушка?

– ???

– Я спрашиваю, в какой палате родственник лежит? Лежачий? Или сам передвигаться может?

– Вы меня не поняли. У меня нет родственников в вашем отделении.

– Если хотите положить, то только через заведующего, а еще лучше через главного врача, – предупредила Любовь Михайловна. – Отделение хорошее, чистое. Обслуживающий персонал опытный, заботливый. Удивляюсь, как люди за такую зарплату могут честно работать. Хорошо, что многие это понимают, благодарят, – Любовь Михайловна подводила меня к мысли о взятке.

– Кстати, о персонале. Лежит в вашем отделении один мой знакомый – Пискунов Аркадий Петрович.

– Ага, – кивнула она. – Проблемный больной. Капризный.

– Да, что есть то есть. Я хотела поблагодарить Светлану. Наверное, достается девушке от него? Она сейчас в отделении? Я могу ее увидеть?

Любовь Михайловна заискивающе улыбнулась:

– Нет, ее сейчас нет. Даже у медсестер есть выходные.

– А когда она будет? Очень хочется ее увидеть.

– Только ее? Вашего Аркадия Петровича не одна она выхаживает. Я вот тоже частенько к нему захожу: подушку поправить, укольчик поставить. Ох, и навел он шороху!

– Спасибо вам за заботу. И все-таки, как мне встретиться со Светланой? – спросила я, сделав вид, будто не понимаю, к чему клонит Любовь Михайловна.

– Как хотите, – как будто обидевшись, отвела она взгляд. – Сегодня в ночную придет. Только вы не балуйте ее, а то вообще работать перестанет.

– Света плохо работает?

– Я этого не говорила. Нормально работает, не напрягается, всё больше свои книжки читает.

– Я слышала, что она днем учится.

– Учится. Поэтому карьера медсестры ее не интересует. Хотите, хорошую медсестру предложу? – опять оживилась она. – Нюра наша – золото, а не работник. У нее опыт, терпение. Она у нас вообще нарасхват.

– Хорошо, я подумаю, – вздохнула я.

– Думайте скорее. Это сегодня у нее подшефных нет, а завтра привезут в отделение тяжелобольного. Кому его поручить? Только Нюре, поскольку она у нас самая опытная, – подчеркнула Любовь Михайловна.

– Разумеется, кому же еще, – сказала я и вышла из кабинета.

Любовь Михайловна так и не поняла, почему я отказалась от Нюры.

На этот раз мне не надо было беспокоиться об ужине. Не мудрствуя лукаво, я попросила шеф-повара упаковать мне две порции риса с курицей. В принципе, я тоже умею готовить это блюдо – в «Трех самураях» оно называется «тори тяхан». Олег так хорошо меня проинструктировал, что теперь я рис с курицей готовлю так же хорошо, как и он, мой учитель. Главное, чтобы было время и настроение. А у меня сегодня времени на готовку не было, настроения и подавно, поэтому я решила выдать казенное блюдо за свое. Если вовремя избавиться от наших фирменных контейнеров, то Никита вряд ли догадается, что рис готовила не я.

Он и не догадался. Хотя, может, и догадался, но не подал виду. Он у меня очень тактичный. О вчерашней ссоре даже не заикнулся, как будто ее и не было. В душе я ему была очень благодарна, но чтобы лишний раз не вспоминать о конфликте, говорить «спасибо» не стала.

Наверное, вечер так бы и прошел тихо и мирно, если бы не поздний звонок в дверь. На часах было пятнадцать минут одиннадцатого. В это время, как правило, гости уже не приходят.

– Мила? – вопросительно посмотрел на меня Никита.

Наша соседка Мила – весьма беспардонная девица. Работает стриптизершей в ночном клубе и зачастую путает день с ночью. Один раз в двенадцать ночи она попросила соли. В другой раз, возвращаясь с работы в пять утра, позвонила, чтобы узнать номер телефона водопроводчика. Другого варианта, кто может стоять за дверью, у меня и Никиты не было – только Мила.

– Пойду открою, а то всех соседей перебудит.

– Сначала в глазок посмотри, – на всякий случай предупредил Никита.

Юра едва держался на ногах, но пьян при этом не был. Он стоял, опершись плечом о дверной косяк, и тяжело дышал, как будто долго-долго бежал. Пот градом катился со лба, однако лицо не было красным, как это бывает при физической нагрузке. На бледном фоне губы казались испачканными чернилами. В голову пришло сравнение с приведением.

– Юра? Ты? Что с тобой?

– Зайти можно? – глухо спросил он.

– Заходи, – я сделала шаг в сторону, пропуская в квартиру позднего гостя.

– Вика, кто там? – отозвался из комнаты Никита.

– Это Юра Егоров.

– Юра, проходи! – крикнул мой муж, не желая расставаться с диваном.

– Вика, – тихо прошептал Юра, – а можно поговорить с тобой наедине? Я понимаю, что поздно, но мне не к кому пойти.

– Да, конечно, иди по коридору, там кухня. Я сейчас, – кивнула я и пошла к мужу. – Никита, там Юра. У него что-то случилось. Мы поговорим на кухне?

– Разве я возражаю? Говорите на здоровье.

В его голосе не было обиды. По-моему, он даже был рад тому, что его оставили в покое.

– Они все подумают, будто я его убил, – обреченно выдохнул Юра, как только я вошла в кухню.

– Что?! Кто кого убил? Ты опять пил? – Грешным делом я даже подумала, что Юра вообще чего-то нанюхался или наглотался.

– Пил? Нет. Только утром.

– Тогда кто умер?

– Пискунов.

– Да ладно, – отмахнулась я от него. – Шесть часов назад я его видела. Умирать он не собирался.

– А сейчас мертв. Из окна выпал.

– Как выпал? – У меня не укладывалось в голове, почему выпал. Зачем?

– Не знаю, но получается так, что это я его вытолкал.

– Не поняла… Ты его вытолкал?

– Не выталкивал я его! – У Юры прорезался голос. Он обиженно вскрикнул, понимая, что сейчас весь мир ополчился против него. Если я не верю, что тогда говорить об остальных?

– Да ты успокойся. – Я достала из аптечки флакон валокордина и щедро накапала в рюмку. – Вот, выпей.

– Вика, ну поверь мне, когда я вошел, его в палате не было. Уже не было.

– Подожди. Ты пошел к Пискунову, чтобы отдать деньги?

– Ну да, то есть, нет. Денег у меня с собой не было. Я пошел к нему, чтобы поговорить. Коньяк хороший купил. Думал посидим, по рюмочке выпьем, – вздохнул он. – Не захотел бы пить – не пили бы. Перед тем как войти в больницу, я позвонил. Предупредил, что иду. Он вроде бы даже обрадовался, сказал, что ждет.

– Ну правильно, он же просил… – вспомнила я слова Аркадия Петровича.

– Я зашел в отделение, в палату, – продолжил Юра, – а там темно. Сначала подумал, что он спит. Потом увидел свет в туалете. Думал, что он там. Свет в палате включил. На кровати никого. Окно открыто, шторки на ветру колышутся. Сел я на стульчик и жду. А тут крики с улицы… Я выглянул из окна, а он там … Я сразу узнал его по больничной пижаме. Он лежал в крови, а рядом истошно орала какая-то тетка с ведром – это она его нашла. Начали сбегаться люди: больные, санитарки. Кто-то звал врача, кто-то кричал, что надо вызвать полицию, без полиции тут не обойтись. Я испугался и сбежал.

– Но почему?

– А ты не понимаешь? – зло спросил Юра. – Пискунов вывалился из окна палаты, в которой в данный момент находился я.

– Но ведь, когда он вываливался, тебя в палате не было.

– А кто это может подтвердить? С момента, когда я ему позвонил, прошло пять минут не больше.

– А ты звонил ему на трубку?

– Какую трубку?! На пост дежурной медсестры звонил! Спросил: сможет ли он подойти к телефону. Вежливо так попросил.

– Представился?

– Да. Имя сказал, фамилию.

– Когда заходил в отделение, тебя кто-нибудь видел?

– Дежурная медсестра. Я ей сказал, что к Пискунову иду, и он меня ждет.

– Плохи твои дела, Юра, – вздохнула я. – Получается, что ты последний, кто видел Пискунова живым.

Юра так задрожал, что стол, о который он опирался локтями, заходил ходуном.

– Но я не видел его! Не видел! Честно!

Хотелось Юру утешить, но я не могла подобрать нужных слов, хорошо осознавая, что сейчас все против него. Следователь Кравченко на слово верить не станет – ему подавай свидетелей.

– А какая медсестра сидела на посту? – спросила я.

– Да та же. Света Перьева или Пырьева.

– Она видела, как ты убегал?

– Наверное. Я не смотрел по сторонам.

– Плохо. Очень плохо. Тебе надо было остаться.

– Чтобы меня тут же повязали?

– Юра, пойми, ты сбежал как преступник.

– Я и так в их глазах преступник. Вика, я не хочу в тюрьму, спрячь меня, – он схватил меня за руку и сильно ее сжал. – Меня, наверное, уже ищут.

– Ты с ума сошел, – выдернула я руку. – Где я тебя спрячу? Здесь? Я и так засветилась в больнице в качестве твоего адвоката. Сначала тебя будут искать по месту прописки, а потом придут ко мне. Нет, это глупо, – закачала я головой.

– Ну, Вика, мне, правда, не к кому обратиться.

– Если только… – задумалась я.

А что, если спрятать Юру на даче Завальских? Мои приятели уехали на стажировку в Америку, а меня попросили время от времени к ним заглядывать и создавать видимость присутствия хозяев. Это на тот случай, если дачные воришки возьмут пустующий дом на заметку. Почему Юре там не отсидеться недельку или две? Ведь если его арестуют, то разбираться не станут, все на него спишут. А пока полиция будет искать Егорова, того гляди может появиться еще один подозреваемый. Что-то мне подсказывало, что с таким неуживчивым характером Аркадий Петрович мог нажить кучу врагов.

– Что «если»? – затормошил меня Юра. – Что ты хотела сказать?

– На дачу поедешь?

– Сейчас?

– А когда еще? В доме я тебя оставлять не хочу. Запомни: тебя здесь вообще не было. Черт… – я посмотрела в сторону комнаты, в которой находился муж. – Никиту я беру на себя. Запоминай, как добраться… – я подробно объяснила, в каком направлении находится дачный поселок «Сосенки» и как найти дом Завальских.

– Если вдруг тебя вычислят соседи, ври, что ты дальний родственник Саши. Приехал из Казахстана.

– Почему именно из Казахстана?

– Потому что у него там точно есть родственники. Кстати, Саше тридцать, а его жене Римме двадцать восемь. Оба плотного телосложения, темноволосые. Короче, рассмотришь их на фото. Сашка увлекается фотографией – все стены в доме увешаны их портретами. Запомнил, как добраться?

– Может, такси мне вызовешь?

– С ума сошел?! – возмутилась я. – Выйдешь на улицу, поймаешь машину. Вот ключи. Всё, иди с богом. С мобильного телефона мне не звони. В дачном поселке есть магазин, рядом с ним – автомат. Кстати, у Риммы в погребе есть соления, макароны я оставляла на кухне. Еще есть консервы и тушенка – от голода не умрешь. В субботу я приеду и привезу продукты.

Юра ушел. Никита уже дремал в спальне под телевизором. Я приглушила звук, и это его разбудило.

– Что там у твоего Егорова стряслось? – сквозь сон спросил Никита.

– А? Да так. Я разве не говорила, что он человека сбил? У пострадавшего перелом руки и сотрясение мозга. Травмы не смертельные, но Юра себе места не находит, переживает, – ответила я, утаив, что пострадавшего уже нет в живых.

Не знаю, услышал меня Никита или нет, но больше вопросов он не задавал. Дыхание его было спокойным и ровным. Скорей всего, он уже спал.

«Вот и хорошо», – обрадовалась я, что не пришлось ничего утаивать.

Мой муж знаком со многими моими коллегами и в курсе всех событий происходящих в «Трех самураях». Ему можно было бы довериться, но, во-первых, не хотелось его будить. Во-вторых, я не до конца была уверена, что поступила правильно, вручив Егорову ключи от чужой дачи. Не давало покоя ощущение того, что Юра в своем рассказе упустил нечто важное. Что? Во всей этой истории ему хронически не везло: он постоянно оказывался в ненужное время и в ненужном месте. У меня сложилось такое впечатление, что кто-то серьезно решил его подставить.

Интересно, кому это понадобилось? Или, может, дело не в Юре, а в Пискунове? Этого его хотели убить и специально толкнули под машину? А дальше пошло-поехало. Жертва есть, и виновный, судя по всему, нашелся. Юра как нельзя лучше подходит на эту роль: непутевый, из бывших «мажоров», за которого сейчас и заступиться-то некому.

Я выключила телевизор, но сразу заснуть не удалось. В голове крутилась одна единственная мысль: как помочь Юре? И вправе ли я ему помогать, преступая при этом закон? Могу ли я скрывать его от следствия? Наверное, нет. Но по-дружески я не могла его бросить в беде. Юра сам сказал, кроме меня, у него никого нет.

На всякий случай я придумала себе отговорку: не знала о том, что случилось в больнице. Юра просто попросил у меня ключи от дачи, чтобы прийти в себя и отдохнуть на свежем воздухе.

«Только бы не забыть ему сказать, когда он будет звонить, что я как бы была не в курсе случившегося. Наверное, и Никиту не надо впутывать, – подумала я, наконец-то засыпая. – Кстати, можно даже с утра съездить в больницу к Пискунову, принести ему передачу, как будто я ничего не знаю об его смерти. Заодно и поговорить со Светланой то ли Перьевой, то ли Пырьевой».

Утром Никита даже не вспомнил о ночном госте, а я порадовалась тому, что не надо что-либо объяснять, поскольку и так времени нет. К семи часам я успела напечь блинов. Часть оставила на столе, а часть положила в контейнер, чтобы отвезти в больницу.

– Убегаю, прости, – сообщила я, торопливо чмокнув мужа в щеку.

– А что так рано? – удивился Никита.

– Обещала Юре отнести в больницу передачу.

– Больницу? А… Ты, кажется, говорила, что Юра по неосторожности на кого-то наехал, – вспомнил Никита.

– Ну да. Юра и сам понимает, что старика ублажать надо, но как не знает, даже не подозревает, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Он думает, что килограмм апельсинов принес – и всё, тот заявление из полиции заберет. Нет, так вряд ли у него получится.

– Слушай, мне этих блинов мало, – Никита бросил взгляд на низенькую стопку блинов на столе, а потом перевел глаза на контейнер, в котором лежало куда больше блинчиков.

– Никита, не могу же я принести в больницу два блина?

– Почему ты вообще должна таскать блины пострадавшему? Юре твоему некому напечь блинов?

– Представь себе, что некому. Он сирота, жены нет, девушки тоже.

– Никогда бы не подумал, – удивился Никита. – Я как-то его видел с расфуфыренной особой.

– И ты думаешь, что такая умеет печь блины?

– Вряд ли, – обреченно вздохнул он.

– И я о том же. Но ты не ревнуй, я свой выбор уже сделала. А блинчиков тебе вечером испеку, – сгоряча пообещала я. – Прости, но мне уже некогда – убегаю.

– Ну ладно, беги, – пришлось согласиться Никите.

Ночные медсестры, как правило, сдают смену в восемь, но я могла и ошибаться. Чтобы застать Светлану, мне следовало поторопиться. Я ускорила шаг и буквально влетела в отделение без пятнадцати восемь. Заметив за столом дежурной медсестры краснощекую девушку, я с облегчением вздохнула. Судя по Юриному описанию, это и была Светлана: пышечка, с простыми чертами лица и толстой русой косой, которая не помещалась под белой шапочкой и горделиво лежала на округлом плече.

Никакая она была не Пырьева и не Перьева. «Светлана Перова», – прочитала я на карточке, приколотой к кармашку ее халата. Странности в том, что Юра не запомнил такую простую фамилию, я не усмотрела. Слишком уж простенькая девушка была не в его вкусе. Юра всегда выбирал ярких и модных девиц.

Светлана подняла на меня уставшие и, как мне показалось, заплаканные глаза. Впрочем, мне это не показалось: рядом лежал влажный носовой платок, запачканный черными подтеками. Лицо девушки при этом было чистым. Видимо, достаточно отревев, она умылась, но новый макияж наносить не стала. Да он ей и не нужен был. У нее была прекрасная кожа и от природы длинные темные ресницы.

– Девушка, я передачу принесла Пискунову. Могу я к нему пройти?

Светлана вскочила из-за стола и испугано посмотрела по сторонам, как будто рассчитывала на чью-то помощь.

– К Пискунову? – дрожащим голосом переспросила она. – А вы ему кто?

– Я? Родственница, – ответила я, не очень хорошо подумав.

– Пойдемте со мной.

– В палату?

– Нет, к заведующему отделением.

Это совсем не входило в мои планы. Я пришла сюда поговорить с ней, со Светой, а не с заведующим отделением. Зачем мне заведующий? Вряд ли он был в отделении в десять вечера, когда Пискунов вывалился из окна. Да и мне легче втереться в доверие к молоденькой девушке, практически моей ровеснице, чем к мужчине, занимающему такой ответственный пост. Он точно не будет со мной сплетничать о Пискунове.

– А зачем мне к нему идти? – заартачилась я. – Неужели Аркадию Петровичу хуже?

Света не отвечала. Она почти бежала по коридору, и мне приходилось догонять ее. Остановившись перед дверью, на которой висела табличка «Коновалов Олег Дмитриевич, заведующий травматологическим отделением», она перевела дух, потом открыла дверь и со словами:

– Олег Дмитриевич, это родственница Пискунова, – в буквальном смысле слова затолкала меня в кабинет, не забыв захлопнуть за мной дверь.

– Здравствуйте, я…

Передо мной сидел молодой розовощекий мужчина. Лет ему было около тридцати пяти. В отличие от Светланы он не выглядел уставшим, а был полон сил и энергии. Скорей всего, что у него не было бессонной ночи, спал он дома и о смерти Пискунова узнал утром, когда пришел в свое отделение.

– Ага, хорошо, что вы нашлись, – обрадовался он мне.

Я поймала себя на мысли, что сейчас он с такой же радостью доложит, что Аркадий Петрович этой ночью умер.

– Нашлась? Я вообще-то шла к Аркадию Петровичу, – продолжая играть свою роль, протянула я.

– А вы кем ему приходитесь? – спросил он, наконец-то сообразив сделать грустное лицо.

– Я? – вот тут-то я и задумалась. Врать, что я родственница, не имело смысла. Еще обяжут забрать тело. – Да вообще-то, никем не прихожусь, – призналась я.

– А как же… – он покосился на дверь, за которой только что скрылась Светлана.

– Девушка меня не поняла. Я действительно иду к Аркадию Петровичу, но я ему не родственница. Меня попросили отнести ему передачу, только и всего.

– Жаль, – разочаровано вздохнул Олег Дмитриевич.

– Не поняла.

– Но вы хоть знаете, где он живет, с кем? Кто вас попросил передачу отнести?

– Моя начальница, главный бухгалтер сети ресторанов восточной кухни. Дело в том, что он постоянный наш клиент. А почему вы спрашиваете?

Узнав о том, что меня с Пискуновым не связывают родственные узы, Коновалов решил особо со мной не церемониться и не изображать на своем лице сочувствие и скорбь.

– Он умер, – обыденным тоном сообщил он.

Я успела охнуть:

– О боже! Умер? Какой ужас!

– Да. Проблема в том, что мы не можем сообщить родственникам о его смерти. Он поступил к нам с улицы, без паспорта. Анкету заполнили с его слов. Поверили. А теперь звоним – никто не отвечает. Домой к нему посылали, а там даже не слышали о таком Пискунове Аркадии Петровиче. А ваша начальница хорошо знает, простите, знала Пискунова?

– Нет, Вера Ивановна с ним не знакома, – покачала я головой. Олег Дмитриевич с удивлением изогнул брови. Пришлось внести ясность: – Пискунов часто у нас обедал. А потом его сбил наш сотрудник. Руководство не хотело, чтобы дело дошло до суда. Да и по-человечески было жаль Аркадия Петровича. Что для ресторана несколько порций пельменей или яблочный рулет? Копейки в обороте – это с одной стороны. А с другой – человека в беде не оставили. Мы все переживали и за Юру Егорова, ну того самого, который сбил Аркадия Петровича, и за самого Аркадия Петровича переживали. А почему он умер? У него вроде дела шли на поправку.

– Гмм, – замялся Олег Дмитриевич, – так вроде ваш Егоров его из окна и выкинул.

– Кто? Юра? Не может быть! Кто сказал?

– Все говорят. Перова видела, как он в палату к Пискунову входил, больные видели. Похоже, и у следователя другой версии нет. Наверное, ваш Егоров уже арестован.

Я не стала его в этом разубеждать. Пусть думает, что так и есть.

– Арестован? А у нас никто об этом ничего не знает. Ужасно, пойду расскажу нашим.

– Не смею вас задерживать, – пожал плечами Олег Дмитриевич.

Я заметила, что он как-то не очень волновался из-за того, что в его отделении случилось такая страшная трагедия. А ведь случай из ряда вон выходящий! В больнице умирают от ран или болезни, иногда от неправильного лечения. Но чтобы вот так запросто выбрасывали пациентов из окна… И это при том, что на дворе давно двадцать первый век, а не лихие девяностые, когда бандитские разборки чинились где угодно. В больницах, кстати, тоже убивали или добивали неугодных криминальных авторитетов.

Почему-то перед глазами нарисовалась киношная картинка: Юрка в спортивных штанах и в короткой кожаной куртке. Волосы сострижены, на губах мерзкая ухмылка. Бедный Аркадий Петрович молит о пощаде, а Юра поднимает его как пушинку с кровати и тащит к окну. Нет, глупость какая-то! Юра на голову ниже Аркадия Петровича и весит намного меньше. Ему не под силу поднять Пискунова. Неужели это так трудно понять?

К тому же Юра на бандита никак не похож. И почему я вспомнила о лихих девяностых? В девяностых годах Егоров в детский сад ходил. Другое дело – Аркадий Петрович. Он жил в этих самых девяностых! А вдруг и убийцу надо искать в этом же временном отрезке? Что мы о Пискунове знаем? Да ничего! Может, он в прошлом бандит? А что? Вполне вероятно. Взгляд у него тяжелый, волчий. На голове «ежик» – типичная бандитская стрижка. И адрес назвал не свой. Видимо, есть что скрывать. Может, и фамилия, и имя не его? Кому-то давно перешел дорогу, долго скрывался, прятался. Но, как говорится, сколько веревочке не виться, а конец будет. Нашли его и выбросили из окна. Надо бы обязательно спросить у Светланы, кто, кроме Егорова, заходил в отделение.

– С вами все в порядке? Вы еще хотели что-то спросить? – услышала я голос Олега Дмитриевича.

– А? Да, – ответила я и тут же спросила: – Кто будет хоронить Пискунова, если родственники не найдутся?

– Понятия не имею. Если вам это действительно интересно, спросите у следователя.

– Ага, – кивнула я и вышла из кабинета.

Я надеялась, что Светлана еще не ушла со своего поста. Увы, ее смена закончилась. Вместо нее за столом сидела блондинка с жирно нарисованными бровями и ярко подведенными глазами. Казалось, что слухи о гибели пациента обошли ее стороной. Девушка неторопливо перелистывала страницы глянцевого журнала, время от времени запуская руку в ящик стола, чтобы достать оттуда очередную мармеладную конфетку.

– Мне нужна Светлана Перова.

– Она уже ушла, – сообщила девица, не отводя глаз от страницы.

– Давно?

– Да, только что. Если поторопитесь, то догоните.

Любопытство уже давно не считается пороком, особенно когда такое происходит. Не успела Светлана выйти из отделения, как ее обступили работницы больницы, которые пришли только утром и, естественно, упустили много чего интересного.

Я остановилась вполоборота к Светлане и стала изучать стенную газету, посвященную проблемам больных СПИДом, одновременно прислушиваясь к разговору.

– Сразу умер? – спросила тетка в белом халате, перекладывая из одной руки в другую тяжелое эмалированное ведро с надписью «каша».

Тут же стояла вторая женщина, но с бидоном. Что там было, я могла только догадываться. Близилось время завтрака, и скорей всего, там был кофе или чай. Ни одна женщина, ни другая не торопились накормить больных – все их внимание было обращено к Светлане.

– Сразу. С такой высоты вниз летел, – поделилась информацией Перова. – Там на асфальте кровищи было! Голова всмятку. Лицо полностью изуродовано.

– Наверное, головой вниз летел? Тогда точно скинули, – с уверенностью сказала женщина с бидоном. – Год назад моя соседка покончила с собой. С девятого этажа сиганула. Так она «солдатиком» спрыгнула, шагнула – и все. Перелом на переломе, внутри все отбито, а лицо более-менее.

– А кто ж этого мужика скинул? – поинтересовалась та, которая держала ведро. – Повздорил, что ли, с кем-то из больных? Так вроде у вас все травмированные – им человека не поднять. Многие вообще не ходят.

– Подозревают тут одного парня, но он не из наших больных. Очень я переживаю. Это ведь я его в отделение пропустила, – призналась Светлана.

– Да ты что, Светка! Как же тебя угораздило? Теперь тебя по допросам затаскают, – посочувствовали ей женщины.

– Уже допрашивали, – вздохнула Света.

– А этого парня сразу арестовали?

– Нет, он какое-то время пробыл в палате, а потом пулей вылетел. Я сначала не поняла, что случилось. Только потом сообразила, когда наши больные из палат начали выбегать с криками: «Человек разбился, человек разбился». Кто мог, вниз побежал. Ну и я вместе с ними. Страшное зрелище. Этому Пискунову уже ничем нельзя было помочь.

– Теперь его родственники на нашу больницу жалобу накатают, – сокрушенно покачала головой женщина с ведром.

– Если найдутся. Взяли карточку покойного, а там и адрес неправильный, и телефон чужой. Впрочем, одна сегодня приходила, – вспомнила обо мне Светлана. Она стояла спиной к выходу из отделения и не могла меня видеть. – Родственница, не родственница…

Дверь отделения открылась и на пороге появилась блондинка, напарница Светланы. Девушка уперла руки в боки и визгливым голосом прикрикнула на санитарок:

– Петровна, Анна Никитична, вас только за смертью посылать! Больные уже с голоду пухнут, а вы тут лясы точите. Сколько можно завтрак ждать? А через тридцать минут обход начнется. Профессор опять будет ругаться.

Тетки недобро зыркнули на блондинку и потащили завтрак в отделение. Светлана заторопилась вниз по ступенькам. Как только она вышла из больницы, я ее окликнула:

– Светлана, подождите. Мне нужно с вами поговорить.

Девушка обернулась и остановилась.

– Вы? Вам же Олег Дмитриевич все рассказал, – на ее лице одновременно читалось и недоумение, и испуг. Вот уж не думала, что могу вызывать у людей страх. Может, она подумала, что я стану ее обвинять в том, что это она не уберегла Аркадия Петровича? Или не задержала убийцу?

– Всё, да не всё, – вздохнула я. – Да вы успокойтесь. Вообще-то я не родственница Аркадия Петровича – просто случайная знакомая. Мы были знакомы совсем чуть-чуть. Но и для меня его смерть в определенном смысле – шок. Не понимаю, ничего не понимаю.

– Мы тоже в шоке, скорбим и сожалеем о случившемся, – с готовностью поддержала меня Света.

– Вот и хотелось бы разобраться, – закончила я свою мысль.

– В чем разобраться? Я ни при чем. Меня Аркадий Петрович сам просил этого парня пропустить.

– Света, я вас нисколько не виню. Знаете, у меня идея. Вы уже смену закончили, у меня еще есть время до работы. Я приглашаю вас на чашку кофе. Тут недалеко есть кафе быстрого питания. Оно рано открывается. Пойдемте?

Светлана вздохнула и приняла мое приглашение. Мы зашли в маленькое кафе-кондитерскую и сели за столик. Официантов в кафе не было, поэтому к стойке пришлось идти мне. На свой риск я купила пару бисквитных пирожных, от которых Светлана пришла в восторг.

– Ух, ты! Страсть как люблю пирожные! Особенно в шоколадной глазури, – одобрила она мой выбор. – Я ведь в деревне выросла. Какие у нас сладости? Варенье, да пироги с повидлом. Нет, в магазин и печенье, и конфеты привозят, но пирожные для нашего продмага редкость. Я, когда в медучилище поступила, только пирожными и питалась. Сразу восемь кило набрала. А до этого худая была, как щепка.

Я не поверила Светлане. Восемь кило? У девушки был явный перебор с весом – килограмм пятнадцать. Однако вслух об этом не сказала, наоборот похвалила ее пышные формы:

– Вам идет полнота. Вы такая вся сдобная, сладкая, – улыбнулась я.

Она действительно была симпатичная и даже хорошенькая. Девушка словно светилась изнутри искренним и чистым светом. Заглянув в ее ясные глаза, я постыдилась своих мыслей о том, что она каким-то образом могла быть причастна к недавнему отравлению Пискунова. Вот так бывает: обвиняешь человека заочно, а потом посмотришь ему в глаза и сразу понимаешь, насколько ты был не прав.

– Наверное, в поклонниках отбоя нет?

– Как же! У вас в городе только худые в почете, – фыркнула она, а потом с вздохом добавила: – Вот у Ляльки, действительно, ухажеров тьма.

– Лялька? Это кто же?

– Медсестра наша. На Барби похожа. Высокая, стройная, – доедая свое пирожное и косясь на мое, с завистью протянула Светлана.

«А еще дерзкая и наглая», – вспомнила я, как девица прикрикнула на женщин, которые по возрасту вдвое старше ее.

Заметив голодный взгляд Светланы, я подвинула к ней свое пирожное.

– Вы ешьте. Я уже позавтракала. Ляля – это та девушка, которая сегодня вас сменила?

– Да.

– Она вам не соперница!

– Скажите!

– Да-да, просто у вас поклонники должны быть разные. У нее – мальчишки, а у вас – люди солидные, основательные, понимающие толк в женской красоте. Я знаю, что взрослые мужчины просто с ума сходят от таких форм.

По лицу девушки разлился яркий румянец:

– Будет вам! Мне, что ли, со стариками любовь крутить? Да и когда? Я в институт год назад поступила. Только не в медицинский, а в университет, на биологический. Биохимиком хочу стать, – призналась она. – Пока все хорошо. Утром учусь, ночью работаю: мне деньги нужны. Помогать мне некому. Я у мамы одна. Отец умер.

Светлана начала грузить меня рассказами о том, как плохо сейчас жить в деревне: работы нет, скучно, бытовые условия плохие. Мама работает на ферме. Платят ей мало, потому что хозяйство убыточное. Спасает свой огород. Выращенной картошки и капусты на год хватает. А еще Света мечтает, что когда-нибудь купит квартиру и перевезет мать в город.

Наверное, Свете хотелось выговориться, но я торопилась на работу и бесцеремонно прервала ее откровения.

– Зачем так долго копить? Тем более с вашей зарплатой. Надо удачно выйти замуж и перевезти маму в дом мужа. Кстати, в травматологическом отделении тоже можно свою судьбу встретить. Люди лежат не с хроническими болячками, а с травмами. Подумаешь, сломанная нога или рука? До свадьбы заживет.

– А, – отмахнулась она. – Какие там мужчины? Не на кого глаз положить.

– Еще встретите. Света, а как вам Пискунов?

– В смысле? – ее брови удивленно поползли вверх.

– Не женат, одинок.

– За кого вы меня принимаете?! – возмутилась Света. – Он же мне в дедушки годился.

– Я пошутила. Но знаете, Светочка, разные браки случаются. Разница в возрасте тридцать-сорок лет не предел. Другое дело, что у Аркадия Петровича характер был тяжелый. Наверное, как пациент он был не приведи господи?

– Ну почему? Нервный немного, а так ничего, не капризный.

– А мне говорили, что накричать мог ни за что, нагрубить. На вас кричал?

– Пару раз было, но я же с пониманием к больным отношусь. После травм у них все болит. К тому же Пискунов каждый раз извинялся, на шоколадку деньги давал, – призналась она, потупив глаза.

– А по душам вы с ним разговаривали?

– Он был не из любителей поговорить. А может, я не очень хороший собеседник. Что я видела? – У Светы явно была заниженная самооценка. В какой-то момент мне стало ее жалко: любой мерзавец, сделавший пару комплиментов, мог показаться ей принцем. На таких простушек часто клюют брачные аферисты. Впрочем, наверное, Свете такой поклонник не грозит. Эту категорию мужчин бесприданницы мало интересуют.

– А с другими больными Пискунов дружбу водил?

– Нет.

Я уже было решила, что ничего интересного от Светы не услышу. Пискунов в отделении пролежал четыре дня. Можно ли за это время понять человека? А ведь Света его знала и того меньше. Ночная медсестра приходит в восемь, а в десять вечера больные уже спят.

– Чем же он занимался вечерами? – на удачу поинтересовалась я. – Телевизора в палате нет.

– Ничем не занимался. После ужина ляжет в палате и лежит, радио слушает.

– У него был приемник?

– Нет. У него был хороший мобильный телефон, один из последних, а в нем радио.

Наличие мобильного телефона у Пискунова меня весьма удивило. Не он ли говорил, что против новомодных штучек?

– Надо же. А телефон полиция забрала? – провокационно спросила я. Телефончик Пискунова мне бы сейчас совсем не помешал. Из телефона всегда много информации можно выудить.

– Нет. Когда все случилось, я телефон в карман положила и утром отнесла Олегу Дмитриевичу. Думала, что по этому телефону можно родственников Пискунова разыскать. Вот только…

– Что-то не так с телефоном? – догадалась я.

– Он не работал. Сим-карты в нем не оказалось.

– Как же Пискунов по нему звонил? – опешила я. – Или он не звонил? В качестве плеера им пользовался?

– Нет, точно по нему звонил, – покачала головой Света. – Я слышала, как он с кем-то по телефону разговаривал.

– С кем?

– Да откуда мне знать? Я вечером таблетки разносила. Пискунов меня в дверях увидел и сделал сброс.

– Куда же тогда сим-карта делась? – вслух задумалась я.

«Убийца с собой забрал! – сама же ответила я на свой вопрос. – Или же на месте уничтожил. Например, спустил в унитаз. Но зачем? Может, ему было выгодно скрыть круг общения Пискунова? Да уж, темная лошадка – этот Пискунов. Имея мобильный телефон, он звонил с поста дежурной медсестры или пользовался чужим телефоном. Ведь это я по его просьбе звонила Егорову. Но только ли дело в экономии денег? Или были другие причины скрыть наличие своего телефона?»

– Света, опишите мне ваше сегодняшнее дежурство, – попросила я.

– А что его описывать? Обычное дежурство. Пришла в половине восьмого, получила распоряжения от врача. В половине девятого пошла разносить таблетки и ставить уколы. Это все время занимает. Освободилась только к десяти часам. Позвонил этот парень, ну которого подозревают в убийстве, назвался Егоровым, попросил пригласить к телефону Пискунова Аркадия Петровича. Я пошла в палату за Пискуновым.

– С Аркадием Петровичем все было в порядке?

– Да, он как раз бриться заканчивал. Вытерся полотенцем, подошел к телефону, спросил Егорова, когда тот будет, а потом пошел к себе. Буквально через пять-семь минут этот парень появился. Если честно, сердце у меня екнуло. Это ведь после разговора с ним Пискунова забрали в реанимацию.

– Почему же тогда пропустили, если почувствовали неладное?

– Так ведь Пискунов сам просил его пропустить – я и пропустила.

– Света, а позавчера вы не могли с капельницей ничего напутать? Ведь после нее Пискунову стало плохо.

– Ну что вы! Ничего я не могла напутать! Я же фармацевтом мечтаю работать или в лаборатории анализы делать. Я лекарства хорошо знаю.

– А какие у вас на это счет мысли? Как второе лекарство могло попасть в капельницу?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Может, на фармакологическом заводе неправильно этикетки наклеили?

– Может. Но следователь почему-то думает, что это Егоров пытался отравить Пискунова.

– Да, знаю. Когда следователь вчера в отделение пришел, я уже сменилась. Но вечером девчонки мне сказали, что вроде бы Пискунов записку какую-то оставил, в которой он намекает на Егорова. А вообще, повезло этому Пискунову.

– В чем? – не сдержала я ухмылки. Вот ведь везение – кончить жизнь на асфальте.

– Ну как же, успели откачать. Я никогда не оставляю больного надолго под капельницей, – как будто оправдываясь, сообщила Света. – И на этот раз зашла через пятнадцать минут, а он уже на голос не реагирует. Я иголку вытащила и реаниматологов позвала. Они его быстро в чувства привели, потом кровь очистили.

– А почему его так рано из реанимации выписали?

– Так ведь все же обошлось и без последствий. Уже через два часа Пискунов себя чувствовал достаточно хорошо. Он сам попросился обратно в травматологию. У него здесь отдельная палата с туалетом, а там пришлось бы с кем-то делить комнату.

– Света, вы знали о записке. Что же вы Егорова к Пискунову пустили? Ничего не опасались?

– Я ведь записку сама не читала. Да и, если честно, не похож этот Егоров на убийцу. Потерянный, испуганный. Жалко мне его было.

– Жалко?

– Жалко, – утвердительно кивнула Светлана. – Совсем молодой парень. Моего отца тоже засудили ни за что. Из тюрьмы он так и не вышел.

– Сожалею, – буркнула я, не став вдаваться в подробности. – Все равно, зная о том, что Егоров подозревается в покушении на убийство, вы не должны были пропускать его в палату.

– Но Пискунов сам просил пропустить парня, – напомнила мне Света. – Я еще подумала: раз он на свободе, значит, обвинения с него сняты.

– И до палаты вы его не провожали?

– Нет. Зачем? Он же знал, где Пискунов лежит.

– Если мне не изменяет память, то с того места, где сидит дежурная медсестра, дверь в палату не просматривается.

– Нет, – покачала девушка головой, – стол сестры стоит в нише. Обзору мешает угол.

– Вот именно. Скажите, Светлана, а можно как-то пройти к палате Пискунова, минуя вас?

– Можно, но только на лифте. Но лифт просто так не работает. Его включают, когда надо лежачего больного доставить в отделение. Ключи от лифта находятся у дежурного врача.

– А пожарная лестница есть? Или какая-то другая?

– Лестница? Есть. Она находится в конце коридора, только посетители по ней не ходят: на первом этаже дверь на лестницу всегда на замок закрыта. В дневное время на лестнице врачи курят, а ночью больные попыхивают. Мы, конечно, их гоняем, но лучше, если они курят там, а не в палате или в туалете.

– А с одного этажа на другой по этой лестнице можно пройти?

– Конечно, только на первом этаже выйти нельзя – замок. А ключ у охранника.

– Что и требовалось доказать, – пробормотала я.

– Что? – не поняла Света.

– А то, что Пискунова мог скинуть любой. Вы же не видели, кто к нему в палату входил.

– Нет… Ой, не путайте меня! Сначала мимо меня прошел этот парень, а потом, минуты через три, стали доноситься с улицы крики.

– А свидетели падения Пискунова есть?

– Нет, как он падал, никто не видел. Его нашла санитарка из хирургического отделения. Она к мусорным бакам шла вдоль здания и на труп наткнулась. Если бы не она, Пискунова нашли бы только утром.

«Когда Юра вошел в палату, свет был выключен, – вспомнила я его сумбурную исповедь – Если все было так, как он рассказывает, и Пискунова выкинули в темноте, то свидетелей его падения можно и не искать, поскольку в темном окне никого не разглядишь. Вопрос: кто выключил свет в палате? Пискунов? Нет, он ждал Егорова. А вот убийца, тот мог выключить свет, чтобы никто не мог его опознать в окне. Почему тогда Пискунов не закричал, не выбежал в коридор? Отвлекся и не увидел, кто вошел в палату, и потому не понял что к чему? Подумал, что перегорела лампочка? А дальше – в одно мгновение чьи-то сильные руки потащили его к открытому окну. Сильные руки… Юру силачом не назовешь».

– Понятно, – вздохнула я.

Мои слова относились лишь к рассказу Светланы. На самом деле мне ничего не было понятно. Вернее, картину убийства я приблизительно себе нарисовала. Но кто и за что убил Пискунова, я даже предположить не могла.

Светлана деликатно закашляла. Я уже несколько минут сидела молча над пустой чашкой, пытаясь что-то рассмотреть в кофейной гуще. Наверное, и вид у меня был весьма странный, если она, набравшись смелости, спросила:

– С вами все в порядке?

– А? – встрепенулась я. – Что? Ну да, все в порядке. Простите, Светлана, мне пора на работу. Да и вам, видимо, после бессонной ночи хочется отдохнуть.

В «Три самурая» я пришла в прескверном настроении. Мучило то, что помочь Юре мне пока было нечем. Изначально подозревая Светлану в отравлении Пискунова, я представляла ее обидчивой особой, скрывающей за кажущейся простотой злой и неуживчивый характер.

Света оказалась совсем другой – простой и добродушной. Я не могла ошибиться. Можно улыбаться, говорить хорошие слова и держать при этом камень за пазухой, но открытый и несколько наивный взгляд подделать весьма трудно – даже маститым артистам это редко удается. Что тогда говорить об обычных людях, не имеющих к театру никакого отношения? Нет, Светлана, по моему мнению, не могла быть злодейкой.

Опоздав на полчаса, я тихо прошла к своему столу. Куприянов взглянул на меня не столько с осуждением, сколько с нескрываемым презрением.

– Ну-ну, работничек, – промычал он себе под нос.

Сегодня Слава бурчал на меня, еще не ведая о том, что накануне произошло в больнице, иначе бы он не упустил случая лишний раз обвинить Егорова во всех смертных грехах.

– Совести у людей нет. На всё им наплевать. Когда хочет, тогда приходит. А я, как папа Карло, за всех вкалываю.

Я слышала, что он бормочет, однако не сочла нужным даже слово сказать в свою защиту – много чести. Пусть думает обо мне все, что хочет. Я включила компьютер и подвинула монитор таким образом, чтобы хоть частично отгородиться от сварливого коллеги.

Пока в кабинете сидел Юра Егоров, я относилась к Куприянову вполне нормально: любви не испытывала, но и особой неприязни у меня он не вызывал. Юра своими шутками и прибаутками привлекал всё внимание к себе. Теперь же Славкино сопение и шмыганье носом за компьютером злило меня настолько, что хотелось встать и завалить его стол бумажными салфетками и каплями для носа. Его аллергический насморк действовал на меня, как красная тряпка на быка. Естественно, дело было отнюдь не в насморке. Сейчас Куприянов бесил меня во всех своих проявлениях: больной ли, здоровый, молчащий в тряпочку или разглагольствующий на темы высокой морали.

Дождавшись десяти часов, я позвонила начальнице.

– Вера Ивановна, я могу к вам зайти?

Рассказывать о Юркином ночном визите и о том, что предложила ему пожить на даче своих знакомых, я, разумеется, не собиралась, но подумала, что о смерти Пискунова она знать должна: так или иначе, а в больнице меня видели. Возможно, скоро сюда нагрянет следователь. Уж слишком подозрительно я буду выглядеть, если выяснится, что знала о происшедшей трагедии и никому о ней ничего не рассказала.

– Вера Ивановна, я вчера была у Пискунова… – в двух словах я поведала о нашей с ним беседе, а так же о том, что он позвонил с моего телефона Егорову. – Сегодня решила опять его навестить, прямо с утра. Юре я постеснялась звонить. Ему и так не сладко, а тут еще я с расспросами. Решила у Пискунова узнать, о чем они договорились. Блинов напекла, поехала… А там такое…

– Вика, что еще? Не тяни, – кажется, Вера Ивановна была готова ко всему.

– Пискунов из окна вывалился.

– Что?!! – не поверила она.

– Да. Но самое плохое, что в это время к нему шел Юра. Палата у Пискунова одноместная. Подтвердить, что Пискунов выбросился при Юре или без него, никто не может.

– О, господи! А Юра? Он что говорит?

– Не знаю, – вздохнула я. – Не знаю. Все думают, что это он выбросил Пискунова из окна. Я только не думаю, – после короткой паузы добавила я. – Никто не видел, как это произошло. Видели только, что наш Юра идет в палату, а что было потом, никто не знает, – повторилась я.

– Юру арестовали?

– Нет, вроде бы. – Не хотелось мне, но приходилось разыгрывать перед Верой Ивановной свою неосведомленность. – Со слов медперсонала, он убежал. Скрылся.

– Скрылся? – переспросила Вера Ивановна.

– Да. Я думаю, он понимает, насколько плохи его дела.

Вера Ивановна взяла со стола мобильный телефон. Сделав один звонок и не дозвонившись, она посмотрела на меня с сожалением.

– Вика, может, мы зря его выгораживаем и оправдываем?

– Вера Ивановна… – протянула я. – Вы о чем?

– О том, – вздохнула она. – Против фактов не попрешь.

– Какие факты?! – возмутилась я. – Нет фактов, нет свидетелей. Одни лишь домыслы, предположения.

– Но ведь человека он сбил.

– Досадная случайность.

– А потом? Стоит ему появиться в больнице, так что-то с Пискуновым случается. Что это? Случайность или закономерность?

– Юру упорно кто-то подставляет.

– Да кому он нужен?! – отмахнулась от меня Вера Ивановна. – Кто он, чтоб его подставлять? Сын президента? Или он метит в кресло мэра? Думаю, что скоро к нам опять нагрянут гости из казенного дома. Ты язычок немного попридержи. Не надо так рьяно защищать Егорова. Вдруг он, правда, виноват? Я уже жалею, что тебя в больницу послала. Ладно, иди работай. А чтобы в голове лишних мыслей не было, возьми Юрины объекты на себя, – сказала она и уткнулась глазами в какую-то бумажку.

Наверное, в глубине души она чувствовала себя предательницей, если не захотела встретиться со мной взглядом. Не возражая и не доказывая что-либо, я молча развернулась и вышла из кабинета.

«Ничего, разберемся, – пообещала я себе, злясь на Веру Ивановну. – Посмотрим, кто из нас прав. Нашли козла отпущения. А как же презумпция невиновности?»

Страшно захотелось на ком-то оторваться. Собственно, почему на ком-то? Я представила, как зайду в кабинет и брошу Куприянову в лицо: «Ну что, карьерист, радуешься, что твоего коллегу обвиняют в убийстве? Считай, одним соперником на место главного бухгалтера стало меньше. Кстати, Юрину работу поручили мне. Можешь, расслабиться».

Ради справедливости надо признать, что Вера Ивановна никогда не называла Юру своим приемником, но с работой он справлялся, хотя и выглядел в глазах окружающих безалаберным разгильдяем. Наверное, поэтому Куприянов его и не любил. Юра успевал к сроку отчеты подбить и на час-другой пораньше улизнуть с работы к друзьям или на свидание к очередной своей девушке. Куприянов же корпел, пыхтел и носом рыл, чтобы показать насколько ценный он работник. А работы у нас у всех всегда было поровну – уж я-то об этом знала не понаслышке, поскольку не один раз оставалась за старшую в отсутствие Веры Ивановны. Теперь работы у меня стало вдвое больше, но за нее я не переживала – справлюсь.

Сразу разрядить нервную систему на Куприянове мне не удалось. Я открыла дверь в кабинет – и наткнулась на следователя Кравченко. В принципе, я ожидала, что он здесь появится, но не думала, что так скоро.

Этот нахал сидел за моим столом и бесцеремонно разглядывал фотографии, выставленные в рамках. По всей видимости, Антон Леонидович ждал именно меня.

– Это ваш муж? – спросил он, даже не поздоровавшись со мной.

– Да, – ответила я, сверля его недовольным взглядом. – А вы наш новый бухгалтер?

– Нет, конечно. Простите, что занял ваше место, – ответил он, поднимаясь из-за стола.

Он сделал шаг в сторону, а я тут же плюхнулась в рабочее кресло, не забыв буркнуть «спасибо» и надеясь, что он все же оставит меня в покое.

Но Антон Леонидович далеко отходить от моего стола и не собирался.

– Вы ко мне? – вздохнула я, понимая, что хочется или нет, а разговаривать с ним мне придется.

– Догадайтесь с первого раза, – ухмыльнулся он.

От меня не ускользнуло то, как Куприянов просиял от произнесенной шутки.

– И о чем вы хотели поговорить? О Юрии Егорове мы уже вроде бы говорили.

– Да, но мне надо задать вам еще пару вопросов.

Вообще-то, этот разговор нужен был и мне: следовало узнать, ищут Юру или нет, и подозревают ли меня в его укрывательстве. Но разговаривать при Куприянове я опасалась. Он мог поймать меня на лжи и невзначай «поправить».

– Хорошо, я как раз собиралась выпить кофе. Может, составите мне компанию? – предложила я Антону Леонидовичу. – Угощаю.

– Я сам за себя заплачу, – предупредил он.

Я сочла его отказ нехорошим знаком, даже обиделась. Я ведь не взятку ему предлагала, можно сказать, по дружбе пригласила.

– Но кофе выпью с удовольствием, – улыбнувшись, добавил он.

Слава обижено поджал губы: выпить кофе ему никто не предложил. Кстати, он никогда не спускается в ресторан, а пользуется электрическим чайником, который купил на свои деньги. На мой взгляд, это глупо, поскольку кофе у нас варят отличный.

Мы переместились в ресторан и заняли самый крайний столик у стены, чтобы никто нам не мешал.

К нам тотчас подбежал официант.

– Чего желаете? – спросил он, обменявшись со мной тревожным взглядом.

Антон Леонидович уже имел возможность пообщаться с обсуживающим персоналом «Трех самураев». И официант знал, с кем я пришла. «Не к добру следователь к нам зачастил», – читалось на лице официанта.

– Два кофе, Артем, – сделала я заказ. Парень хотел всучить нам меню, но я покачала головой: – Это всё.

Через минуту чашки уже стояли на столе.

– Как я понял, вы в очень хороших отношениях с Юрием Егоровым, – начал разговор Антон Леонидович.

– В дружеских отношениях, – уточнила я. – Юра мой друг, но я не могу сказать, что очень близкий. Вне работы мы мало общаемся.

– Понятно, – кивнул он, делая глоток из чашки и не отводя глаз от моего лица.

Я постаралась сохранить на лице спокойствие, хотя сердце выпрыгивало из груди, и чувствовала я себя весьма неуютно под его тяжелым ментовским взглядом.

– Еще вопросы будут? – спросила я после затянувшейся паузы.

– Виктория, мне бы хотелось, чтобы мы нашли общий язык. Вы что-то недоговариваете.

– Я??? – Мои брови поползли вверх. По-моему, я и так много сказала.

– Я не враг Юрию Егорову. И мне важно, чтобы именно виновный понес наказание, а не случайный человек.

– А виновным вы считаете Егорова?

– Он пока лишь подозреваемый.

– Значит, все-таки считаете, – покачала я головой.

– Видите ли… – он запнулся, чтобы подобрать нужные слова.

Меня словно какая-то муха укусила. Не разрядившись на Куприянове, я вдруг стала кричать на Антона Леонидовича:

– Вижу! Вы подбираете только то, что лежит на поверхности! Может быть, вам стоит присмотреться к личности самого покойного?

С моей стороны так себя вести было крайне неразумно, но мое поведение отнюдь не оскорбило Антона Леонидовича. Более того, он дал мне возможность выговориться.

– Что вы имеете в виду? – тихо спросил он.

– А то, что он сам кот в мешке! Адрес дал неправильный. Родственников у него нет. Во всяком случае, они к нему не приходили. Если его кто-то навещал, так это я, Егоров и Владимир Алексеевич, – без злого умысла «сдала» я приятеля Пискунова.

– Это кто же такой?

– Соперник Пискунова по нардам. Только и он об Аркадии Петровиче толком ничего не знает. Познакомились они в санатории, решили продолжить знакомство. Играть на улице жарко, дома неудобно, вот они и приходили к нам. Играли вон за тем столиком.

– Фамилию этого Владимира Алексеевича знаете?

– Нет. А вот номер мобильного телефона скажу. Записывайте… Только, пожалуйста, о смерти Пискунова сообщите ему деликатно: мужчина уже в возрасте. Кстати, о мобильном телефоне покойного. У Пискунова был телефон, но он почему-то, когда звонил Егорову, воспользовался моим. Вчера нашли его телефон, но он оказался без сим-карты.

– Не было «симки»? Может, потому он и воспользовался вашим телефоном?

– Нет, этот телефон накануне был в рабочем состоянии. Тому есть свидетели.

– Вот как. И где же тогда «симка»?

– Вы меня спрашиваете?

– Ну вы же в курсе, что телефон оказался недоукомплектованным. Кстати, откуда вы все знаете?

– Я приходила сегодня в больницу. Принесла Аркадию Петровичу блины. А там… Все носятся, не знают, что делать. И главное, адрес в медицинской карточке указан неправильный. Родственников найти не могут. Я поговорила с дежурной медсестрой. Это она нашла телефон и отнесла его заведующему отделением. Посмотрели, а в телефоне все номера стерты, ни одного имени в контактах. И сама «симка» отсутствует. Скажите, такое бывает?

Не отвечая на мой вопрос, он задал встречный:

– И какие мысли у вас по этому поводу?

– Какие?! Убийца вынул «симку» или уничтожил. Допустим, в унитаз спустил.

– А Егоров это сделать не мог? – провокационно спросил Антон Леонидович. Я уловила в его голосе легкую иронию.

– А ему это зачем? Вчера я была у Пискунова. Это он попросил меня позвонить Юре, чтобы тот к нему пришел. О предстоящем визите было известно многим: мне, дежурной медсестре, может, еще кому-то. Да что там известно – его видели в отделении за две минуты, как нашли мертвым Пискунова! Неужели вы считаете, что мой друг такой дурак, чтобы при таком раскладе пойти на убийство? Как вы не поймете?! Подставляют его!

– Кто?

– Вот вы и разберитесь!

– Разберемся, обязательно разберемся. А где он сейчас, ваш Егоров, не знаете?

– Я? Нет. В последний раз я разговаривала с ним вчера днем. Звонила ему из больницы. Всё. Больше мы не виделись и не разговаривали.

– Ну, а предположить можете, где он сейчас?

– А разве он не дома? – сделав наивные глаза, спросила я.

– Нет. Сбежав, он очень осложнил себе жизнь.

– Возможно, он у одной из своих девушек.

– У вас есть кто-нибудь на примете?

– Нет, я не отслеживаю его подружек.

– Жаль, – протянул Антон Леонидович.

Мне показалось, что он не поверил мне, но дальнейшие расспросы прекратил. Допив свой кофе, Антон Леонидович открыл портмоне, чтобы расплатиться. Со стороны казалось, он полностью потерял ко мне интерес. Это меня и насторожило. Возможно, он хотел усыпить мою бдительность, чтобы я выдала себя.

«Не хватало, чтобы за мной начали следить или прослушивать телефон. А ведь могут, если у них не появится другой подозреваемый», – подумала я.

– У вас только одна версия, кто убил Пискунова? Это сделал Юра?

Антон Леонидович молчал, но и без слов было понятно, что никакой другой версии у него нет. А это значит, что если найдут Егорова, то ничего хорошего ему не светит – с миром точно не отпустят.

– Я вот о чем подумала. Если вы выясните, кто такой Пискунов, покопаетесь в его прошлом, то, определенно, найдете тех, кому выгодна его смерть.

«Кстати, если отталкиваться от того, что Юру хотели подставить, нужно и в его прошлом покопаться», – осенило меня.

Однако эту мысль я решила попридержать, дабы Антон Леонидович с еще большим усердием не стал разыскивать Егорова.

– Да-да, обязательно покопаемся, – пообещал следователь, но таким тоном, будто для себя уже все решил: кроме Юры, убить Пискунова не мог никто. – Всего доброго, – попрощался он и ушел.

К столу подбежали Артем и Николай. Оба исподтишка наблюдали за мной и Антоном Леонидовичем. И оба явно прислушивались к нашему разговору. Впрочем, временами я так орала, что слышно было всем.

– Что-то следователь к нам зачастил. Что ему от тебя надо? – спросил Николай.

– Юркин пострадавший из окна выпал.

– Да ладно! – Артем округлил глаза до размера пяти копеек. – Сам?

– Почему сам? Следователь думает, что это Юра его выкинул.

– Да ладно, – повторился Артем с еще большим недоумением. Иногда он так непосредственно выражал свои чувства, что со стороны казалось, будто перед тобой не взрослый парень, а семилетний ребенок.

– Может, старик достал? – предположил Николай и, скосив глаза на Артема, пояснил: – Темка рассказывал: покойник был очень придирчивым клиентом. Все ему не то: чай холодный, бисквит непропеченный, салфетки грязные. Ко всему цеплялся.

– Получается, это у Артема был повод с ним рассчитаться, а не у Юры, – зло ответила я, поднимаясь из-за стола.

– Да ладно, – на этот раз обиженно буркнул Артем. – Я-то здесь при чем?

Артем опять включил маленького мальчика: надул губы и насупил брови. Пришлось извиниться:

– Да ты-то ни при чем. Прости. Следователь меня достал.

– Понимаю, но зачем срываться на других? Мне самому Егорова жалко.

– Еще раз прости.

Куприянов встретил меня заискивающим взглядом. Будь у меня хорошие с ним отношения, он бы обязательно спросил, о чем со мной беседовал следователь. Спросил бы просто, что называется, без предисловия. При нынешних обстоятельствах ему пришлось поломать голову над тем, с чего начать со мной разговор.

Начал он издалека:

– Вика, ты кофе будешь?

Я подняла на него удивленные глаза. Это что-то новенькое. Куприянов никогда ни мне, ни Юре не предлагал выпить кофе. Во-первых, мы предпочитаем пить в баре. А во-вторых, Слава – жмот. Не было случая, чтобы он угостил меня конфетой, хотя сам регулярно жует карамельки.

Человек менялся на глазах. В моих глазах застыло удивление. Не дождавшись ответа, он разочаровано вздохнул:

– Чего это я? Разумеется, нет. Ты же только из бара. Слушай, тебе это будет интересно. Пока тебя не было, моя девушка звонила. У них в больнице ЧП: больной погиб, ну тот, которого наш Юра сбил. Вот невезуха!

– Для кого невезуха?

– Ну как для кого? Для всех.

Странно, но он не стал сразу обвинять в смерти Пискунова Юру.

– Я знаю о случившемся, – без лишних комментариев ответила я.

– Правда? От следователя узнала? А мне он словом не обмолвился, – с обидой сказал Куприянов. – Собственно, он и пришел за две минуты до тебя. Вика, ты не думай, мне тоже жалко Юру. В принципе, наверное, он неплохой парень.

– Без «принципов» и «наверное». Просто хороший, – резко оборвала я его.

– Да, просто хороший, – согласился он, – только немного взбалмошный и безалаберный.

– Слава, все люди разные. Извини, но мне надо работать. Вера Ивановна отдала Юрины объекты мне. Так что верни мне папки, которые ты взял с его стола.

– Да? – вяло удивился он. – Ну ладно, если так решила Вера Ивановна. Вот, возьми, – Слава взял со стола две тонкие папочки и передал их мне. – Извини, я свою работу подгонял и к Юриным отчетам не прикасался. Да и исходного материала тут мало. У Юры на столе такой беспорядок: акты и накладные днем с огнем не найти. Может, домой забрал? А мог и потерять. Хорошо, что он успел данные загнать в компьютер.

– Значит, я цифры возьму из его компьютера. А когда он появится, сравню их с исходными данными. Надеюсь, он знает, где они лежат.

– Да, только у Юры стоит пароль, – предупредил меня Слава.

Вообще-то нам запрещено ставить на персональные компьютеры свои личные пароли. Юра на многое плевал. Как оказалось, на этот запрет тоже.

– Черт, этого не хватало, – не сдержалась я.

Совершенно некстати возникла существенная проблема – пароль. В компьютерах я не особо разбираюсь, и поговорить с Юрой не могла.

– Да, все нормально, – успокоил меня Куприянов. – Я взломал пароль.

– Ты?

Вот уж не думала, что Куприянов у нас хакер.

– А что здесь такого? Я, когда в университете учился, параллельно компьютерную академию посещал. Кстати, пароль очень простенький – Даша.

– Даша? Почему Даша?

– Даша, Маша – какая разница? У Юры одни девчонки на уме. Смело вводи пароль «Даша», заходи и работай.

– Ладно. Спасибо.

Куприянов смущенно кивнул и потопал на свое место. Я пересела за Юркин стол и стала разбираться с его компьютером. Помимо материалов, касающихся непосредственно работы, я наткнулась на папки с фотографиями. Для интереса заглянула в одну из них, созданную совсем недавно. На майские праздники Юра с друзьями летал в Турцию. Цветущие магнолии, девушки в довольно откровенных нарядах, ребята, рискнувшие залезть в еще холодное море, – эти фотографии мне Юра показывал. Насколько я помнила из его комментариев, девушек звали Вика и Юля. Даши среди них точно не было. С Денисом и Кириллом Юра меня познакомил в начале лета. Парни иногда наведываются в «Три самурая» выпить пива. Я даже знала, что Кирилл работает в отделении банка, с которым сотрудничает наша сеть ресторанов восточной кухни.

– Слава, а ты не знаешь, кто такая Даша?

– Нет, Юра не знакомил меня со своими подругами. Да и вообще, Юрины девушки не в моем вкусе.

– Почему? По-моему, яркие девицы.

– Я бы сказал, что вызывающе яркие. Трудно не обратить на таких внимание: декольте до пупа, юбка короче не бывает, на лице боевой раскрас индейца. Ничего природного – все искусственное, наигранное. Мне кажется, у них в головах розовая вата. И мысли только о том, с кем и куда пойти провести вечер. Моя мама таких девушек называет «прости, господи». Нет, возможно, кому-то такие девицы и нравятся, но я не из их числа. И девушка у меня уже есть.

– А что скажешь об этой? – спросила я у Славы, подзывая к компьютеру. Пока он разглагольствовал на темы высокой морали, я открыла самую раннюю папку. Снимки были сделаны несколько лет назад. На одном из них Юра был с девушкой. Он совсем еще мальчишка. Она в шифоновом сарафане, подолом которого играет порывистый ветер. Юра серьезен, а девушка смеется, пытаясь двумя руками опустить взлетевшую вверх юбку.

– Симпатичная барышня, – дал свою оценку Слава. – Совсем другое дело. Глаза умные. Ничего напускного.

– Может быть, это и есть Даша?

– Может. Я не знаю.

А кто знает? Кирилл? Юра говорил, что они с самого детства вместе. Кажется, жили по соседству. Или в одну школу ходили. Институты точно разные заканчивали, но это не столь важно. Если Кирилл так долго дружит с Егоровым, то должен знать и девушку, и какие отношения у Юры с ней были. Хотя это и так ясно: достаточно посмотреть на их сверкающие от счастья лица. Как долго они встречались – неизвестно, но то, что они расстались – факт. В более поздних папках я не нашла снимков этой девушки, но было много других девушек, очень похожих на Юлю и Вику. Ничего удивительного я в этом не усмотрела: Юре свойственно менять подружек.

Я посмотрела на часы. У меня нефиксированный обеденный перерыв: нам разрешено уходить на час с двенадцати до двух. А вот банк закрывается в час и открывается в два. Чтобы перехватить Кирилла, мне стоило поторопиться.

Увидев, что я беру сумку, Слава поинтересовался:

– Ты далеко?

– А? На перерыв. Надо по магазинам пробежаться. Если Вера Ивановна будет спрашивать, скажи… – запнулась я. Вряд ли стоило просить Славу врать начальнице. Да и станет ли он меня прикрывать?

– Что ты вышла в аптеку, – подсказал мне Куприянов.

– Да-да, туда мне тоже надо зайти. Голова просто раскалывается. Погода, наверное, меняется.

Я уже была на полпути к банку, когда позвонил Владимир Алексеевич.

– Вика, случилось несчастье.

– Вы об Аркадии Петровиче? Я уже в курсе.

– А мне только что позвонил следователь. Хочет со мной встретиться. Аркадий Петрович выбросился из окна. Как такое могло случиться?

– Я не знаю, Владимир Алексеевич. Нелепая и непонятная смерть, – задыхаясь, ответила я. До часу оставалось десять минут, поэтому приходилось буквально бежать.

– Да-да. Ну с чего ему прыгать в окно? А с другой стороны, кому нужно мое мнение? Что конкретное я могу сказать следователю?

– Что? Владимир Алексеевич, постарайтесь вспомнить любые мелочи, которые могут пролить свет на жизнь Аркадия Петровича, на его биографию, – посоветовала я. – Что-то же он вам рассказывал.

– Даже не знаю… Не проще ли о биографии Аркадия Петровича спросить у его близких?

– Не проще. Когда Аркадий Петрович попал в больницу, паспорта при нем не оказалось. Адрес он назвал неправильный.

– Да? Ну надо же! А зачем?

– Может, ошибся. Могла медсестра неправильно записать номер дома. Или у Аркадия Петровича были свои причины скрыть прописку. В любом случае плохо, что родственникам не могут сообщить о его смерти.

– Так вроде он говорил, что у него нет никого.

– А знакомые? Может, у вас с ним были общие знакомые?

– Нет. Я же говорил, что Аркадий Петрович очень замкнутый человек. Впрочем, он общался, иногда даже с удовольствием, но о своей жизни никогда ничего не рассказывал. Очень ловко мог обыграть вопрос, увести разговор в сторону или перевести все в шутку, но о себе – ни слова.

– А в каком санатории вы с ним познакомились?

– В санатории «Полесье».

– В санаторий без паспорта не принимают.

– Конечно, – поддержал мою мысль Владимир Алексеевич и высказал то, что мне почему-то в голову раньше не приходило: – Получается, что если паспорт не найдется, то и свидетельство о смерти не выпишут. А без свидетельства не похоронят. Неужели теперь бедному Аркадию Петровичу в морге лежать до скончания века? Или в братскую могилу с бомжами кинут? Не хотел бы я так. Хотите, Вика, я в санаторий съезжу? Узнаю, какой адрес он записал в графе прописка?

– Не надо, Владимир Алексеевич. Туда можно позвонить.

– Верно. Я до сих пор живу в двадцатом веке. Видимо, техническая революция прошла мимо меня.

– А когда вы со следователем встречаетесь? – спросила я, остановившись перед дверью в банк.

– Через полчаса, он ко мне подъедет.

– А если я вам позже позвоню?

– Звоните, Вика, – разрешил мне Владимир Алексеевич и отключился.

Я рванула дверь на себя, влетела в помещение, но через пару шагов наткнулась на охранника и, что называется, впечаталась в его широкую грудь.

– Девушка, куда вы? Банк закрыт на перерыв.

Действительно, клиентов в зале уже не было.

– Еще пять минут до закрытия! Пропустите меня!

Я попыталась обойти его, но он вытянул огромную ручищу и схватил меня за локоть.

– Я же сказал, что нельзя. Вас все равно не успеют обслужить.

Без «извините» и «пожалуйста» он начал теснить меня к выходу. Моя нервная система не выдержала подобного обращения, и я заорала во все горло:

– Говорю, пропустите. Я не собираюсь осуществлять никаких операций. И банк грабить не собираюсь, – зачем я так сказала, одному богу известно. – Мне нужно увидеть знакомого. Он здесь работает!

Охранник остановился. Очевидно, будучи от природы тугодумом, он не мог так сразу принять решение, пропускать меня или нет. Мучительно сдвинув брови на переносице, он некоторое время молчал, потом спросил:

– Кто ваш знакомый?

– Кирилл, – выпалила я и с ужасом осознала, что, кроме имени, ничего не знаю о Юркином друге. А если Кириллов здесь много? Имя на сегодняшний день отнюдь не редкое.

– А фамилия?

– Какая разница? Позовите мне Кирилла, – истошно заверещала я, догадываясь о том, что сейчас меня выгонят из помещения, и я уйду ни с чем.

Помог случай. Прозвенел звонок. Сотрудники стали выходить из-за стойки, отделяющей персонал банка от клиентов, и направляться к выходу. Кирилла я узнала сразу: не так много парней имеют огненно-рыжий цвет волос и рост под два метра.

– Да вот же он! – обрадовалась я. – Кирилл!

Он взглянул на меня сквозь стекла затемненных очков – и не узнал, если не улыбнулся и не помахал рукой, как это принято у знакомых. Его реакция нисколько меня не смутила. Наше знакомство шапочное. Один раз я столкнулась с компанией Егорова в одном из ресторанов нашей сети. Юра представил меня своим друзьям, среди которых был Кирилл. Парня с почти красным цветом волос забыть сложно, а у меня внешность рядовая. К тому же компания была изрядно навеселе – где уж кого-то запомнить. Потом мы виделись еще несколько раз в «Трех самураях», и каждый раз он здоровался со мной лишь после того, как здоровалась с ним я. Однажды я спросила у Юры, почему Кирилл такой невежливый. Оказалось, у Кирилла очень слабое зрение. Хотя он и носит очки, но хорошо видит только вблизи.

– А я тебя жду, – сообщила я Кириллу.

– Да? – спросил он, присматриваясь ко мне. Он даже очки поправил на носу, чтобы лучше меня разглядеть.

– Надо поговорить. Ты на перерыв?

– Ну да.

– Пошли перекусим? Где ты обычно обедаешь?

– Пошли, – протянул он, пасуя перед моим напором. – Обедаю я в бистро, тут недалеко.

– Идет. Порадуем конкурентов «Трех самураев».

Услышав знакомое название, Кирилл пристально на меня взглянул и все равно не узнал.

«Ладно, представимся еще раз», – подумала я, хватая Кирилла за рукав и вливаясь вместе с ним в поток спешащих на перерыв работников банка.

Мы вышли на улицу. Служащие банка направились к маленькому кафе под названием «Минутка», в миниатюре похожему на «Макдоналдс». Видимо, именно это кафе имел в виду Кирилл.

– Нам туда?

– Да. А…

– Я работаю с Юрой Егоровым, – опередила я его вопрос. – Меня зовут Вика. Вика Зайцева.

– А… вот откуда я тебя… вас знаю, – с облегчением вздохнул он. – А я гадаю, кто ты. А… – начал он и опять запнулся.

Наверное, чтобы прекратить эти нескончаемые и протяжные «а», надо было уже сказать, зачем я к нему пришла, но начинать разговор на улице не хотелось, поскольку тема была слишком серьезная.

– Я вам все объясню, только давайте присядем.

Кирилл не возражал. Мы зашли в кафе, я выбрала самый дальний столик.

– Что вам, Вика, принести?

– Только кофе.

Через три минуты Кирилл вернулся с подносом, на котором лежала куча бутербродов, завернутых в шуршащую упаковку, литровая бутылка фанты и стаканчик с кофе.

– Угощайтесь. Я и на вашу долю взял.

Судя по нездоровому цвету лица, Кирилл был постоянным клиентом фаст-фуда.

– Спасибо, но я буду только кофе.

– Как хотите, – с этими словами он подвинул гору бутербродов к себе.

Я пожалела, что отказалась от угощения. Надо было хоть немного разгрузить его поднос. Ведь если Кирилл намеревается все это съесть, то когда он будет со мной разговаривать? Через сорок минут мне нужно быть в «Трех самураях».

– Кирилл, вы в курсе, что с Юрой случилась беда? – спросила я, настраивая его на серьезный лад.

– С Юрой? А что с ним? – проглотив кусок бутерброда, поинтересовался Кирилл. – Я только вчера из отпуска вернулся. Позвонить не успел.

– Он человека сбил. Нелепая случайность, которая может поломать ему жизнь.

– Господи! – ужаснулся он, отодвигая от себя еду. – Насмерть сбил?

– Нет, но пострадавший все равно умер.

– От травм?

Глупо было рассчитывать на откровенность Кирилла и при этом что-либо от него скрывать.

– Да там вообще странная история. Послушай…

– Да, история, – протянул Кирилл. – А как же Юрка?

– Никак. На него хотят повесить и покушение на убийство, и убийство. Ну и наезд, само собой. А когда узнали, что Юра пропал… – я не успела договорить.

Кирилл меня перебил:

– Юра пропал?

– Дома его нет, на звонки он не отвечает. Я могу это объяснить. Наверное, он хочет выждать время, надеется, что полиция выйдет на след настоящего убийцы.

– Да? Не знаю, правильно ли это. Все против него складывается.

– Я вот что думаю: твоего друга намеренно хотят подставить.

– Намеренно? Юрку? Ну что ты! – непроизвольно он перешел на «ты». – Но ты права, Юру хотят сделать козлом отпущения. Скорей всего, что кто-то из недоброжелателей Пискунова воспользовался несчастным случаем и добил его, а потом решил замести следы.

– Эту версию я уже подкинула следователю, – не без гордости доложила я.

– Значит, не все потеряно? А кто такой этот Пискунов?

– Интересный вопрос. Никто. Человек-загадка. Очень может быть, что даже имя у него выдуманное.

– Даже так? Бомж, что ли?

– Нет, на вид весьма респектабельный мужчина: ухоженный, подтянутый, в возрасте. Он с другом часто заходил к нам в «Самураи» поиграть в нарды. Юра сбил его как раз возле нашего ресторана. На «скорой» его доставили в больницу – там все началось и закончилось. Бросились родственников искать, а их нет. И адрес в карточке неправильный указан. Напрашивается вопрос: почему Пискунов указал не свой адрес? И вообще, Пискунов ли он?

– Темная лошадка.

– Темная, – согласилась я. – Но этой темной лошадкой займется полиция. Я хочу знать, не мог ли кто-то мстить Юре?

– Юра не без греха, но чтобы так ему мстить… – задумался Кирилл. – Нет, не знаю, я такого человека.

– А Юра мог кому-то мстить? Допустим, за смерть родителей.

– Пискунову? Или как его там? Юра? Да бог с тобой! Его жизнь полна гулек, в ней нет времени на месть. А что касается родителей, то они ведь в аварии погибли. Виновного так и не нашли. Кому Юра должен был мстить?

– То есть ты считаешь, что Юра не может убить человека, в принципе?

– Если только по неосторожности, – помрачнел Кирилл, потом добавил: – Он же не специально сбил этого Пискунова?

– Нет, конечно. Слушай, а ты ведь давно дружишь с Юрой? Мы хоть и работаем вместе, но я о нем совсем мало знаю.

– Мы очень давно дружим. Жили когда-то по соседству, потом Юркины родители переехали в новый дом, но мы продолжали общаться. Даже в театральный кружок вместе ходили. Правда, ни я, ни Юра артистами так и не стали. И в вузы разные поступили. Собственно, и все. Что тебя еще интересует?

– Кирилл, меня ведь не биография твоего друга интересует. Ну были же какие-то у Юры потрясения, ссоры, инциденты? Со смертью родителей мы уже разобрались.

Кирилл наморщил лоб.

– Ну что сказать? В школе вроде бы все гладко было. Юрка звезд с неба не хватал, но его все любили, учителя в том числе. Спокойный, отзывчивый, вежливый. Уроки прогуливал, но не больше других. Всего у него было в меру. А вот в институте одна проблемка была. Он даже учебу хотел бросить.

– Почему? Сессию провалил и не захотел пересдавать? Или понял, что ошибся с вузом?

– Нет, кажется, Юре все равно было, где учиться, только бы не в мединституте. У него мама врачом была, а он с детства крови боялся. Можешь это себе представить?

– Наверное, могу. Моя золовка – медик, а ее муж падает в обморок от одного вида шприца. Для него кровь сдать на анализ – проблема.

– Вот и Юрка так!

– Понятно. Ты начал рассказывать, что Юра хотел уйти из института, – напомнила я. Меня интересовало все, что могло оставить в Юркиной жизни мало-мальски значимый след.

– Да. Была у него девушка, училась на одном с ним факультете. Отношения у них складывались очень серьезно. Они даже пожениться хотели, но Юркины родители посчитали, что их сыну рано еще ставить штамп в паспорте. Чем им эта девушка не подошла, не знаю. Хорошенькая, умненькая. Моя мать мечтает о такой невестке.

– А как девушку звали? Не Даша, случайно?

– Ты знаешь эту историю?

– Нет. Просто у Юры пароль на компьютере – «Даша».

– Серьезно? Значит, не забыл ее, – вздохнул Кирилл. – Расстались они. Да странно как-то расстались. Как будто черная кошка между ними пробежала. Из-за чего ссора вышла, он мне не рассказывал. Может, родители его подсуетились. Но только почти сразу же Даша исчезла.

– Как так исчезла?

– Уехала на каникулы и не вернулась.

– А он ее искал?

– Не знаю. Он избегал этой темы в разговоре. Кажется, он подумал, что Даша из-за него не захотела возвращаться. Она была иногородняя. Жила в общежитии.

– Да ладно, из-за него не захотела возвращаться? – не поверила я. – А как же институт? Учеба?

– В том-то и странность. Даша не приехала, чтобы забрать из института документы. И вещи свои в общежитии оставила.

– Не хотела с Юрой встречаться? Перевелась бы тогда на другой факультет или вообще в другой институт ушла. Может, вообще не захотела дальше учиться?

– Не похоже на нее. Серьезная девушка, училась на повышенную стипендию.

– И никто не знает, что с ней произошло? Неужели деканат не интересовался ее судьбой?

– А что деканат? Деканат отчислил ее за прогулы. Документы, наверное, по почте выслал.

– Нормально! Заочно? Не разобравшись?

– Вика, суди сама, если бы она совсем пропала, то ее бы хватились родственники.

– Допустим. Дочь вернулась в лоно семьи – родители вздохнули с облегчением. Может, они вообще люди простые, им это высшее образование ни к чему. Но Юра… Если у них такие были серьезные отношения… Не понимаю.

– Он переживал, ходил мрачнее тучи, даже из института хотел уйти, а потом родители ему на день рождения выкатили машину. Юрка изменился. Девушки косяком пошли. Его закрутило в бесконечных праздниках, вечеринках. По-моему, он хотел заполнить в душе пустоту, которая осталась после расставания с Дашей.

– Думаешь? А мне казалось, что Юра всегда был такой компанейский, что ли.

– Не всегда. Он очень изменился. Мне кажется, его родители многократно пожалели о том, что не разрешили ему жениться. В его жизни появилось слишком много случайных людей, в том числе женщин.

– Почему тогда не поговорили с ним, не отправили за невестой?

– Почему? Они хотели его женить, но только своих невест предлагали: дочерей друзей и знакомых, короче, ровню.

– А Даша не была ровней?

– Видимо, нет. По правде сказать, я не знаю, кто ее родители. Даже не знаю, откуда она родом. Помню только, что городишко маленький, провинциальный.

– И что же Юра? Как он реагировал на попытки родителей женить его?

– От каждой новой претендентки Юра бросался во все тяжкие: уходил в запой, неделями дома не появлялся. Вскоре родители оставили эту затею. Юра как будто успокоился, но прежним все равно не стал. Разгульная жизнь засосала его. После трагической гибели родителей, Юра вконец распоясался. Вокруг стали крутиться сомнительные личности, девицы легкого поведения.

– Кирилл, ты так говоришь, будто никогда не входил в круг его знакомых, – усмехнулась я. – По-моему, вы частенько проводите время вместе.

– Да, у нас компания: Юра, я и Денис. Раз в неделю мы встречаемся пивка попить. Два часа – и по домам. Денис женат. У меня мама болеет – я стараюсь ее не волновать. Ну а Юра, как правило, после наших посиделок вливается в другую компанию, – вздохнул Кирилл. – А ведь все могло быть по-другому. Ну женился бы он на втором курсе, и что? Денис тоже в конце второго курса женился, и сразу же его жена ребенка родила. Сейчас второго ждут. И все счастливы: и он, и его жена Светка, и бабушки с дедушками. Кстати, Светка вообще с села! Так вы сейчас на нее посмотрите! Леди! Одевается стильно, как парижанка. Вот у кого надо жизни учиться. Характер! Даша не такая. Мягкая, спокойная, интеллигентная. Если бы не Инна, трудно бы ей в общежитии жилось.

– Инна?

– Инна Дорошина – Дашина подруга и соседка по общежитию. Юра нас познакомил. Хотел, чтобы я с ней встречался. Два друга, две подруги – очень удобно. Хорошая девушка, милая, тихая, она бы тоже понравилась моей маме, но у нас с ней не сложилось.

Передо мной сидел типичный маменькин сынок. Такой, прежде чем подойти к девушке, трижды подумает, понравится ли та маме.

– Почему не сложилось? – механически спросила я.

– Она парня из армии ждала и со мной даже в кино отказывалась ходить. Но, скорей всего, я был не в ее вкусе. Парня она дождалась, но замуж за него так и не вышла, – смущенно улыбнулся Кирилл.

– А Инна могла быть в курсе того, что же все-таки произошло с Дашей, почему она не вернулась в институт? – спросила я просто так, из интереса. У меня уже сформировалось мнение об этой Даше.

На мой взгляд, история была самая рядовая, даже банальная. Люди встречаются, влюбляются. Одна половина из них женится, а другая расходится. Вот только Даша повела себя, откровенно говоря, легкомысленно. Неужели можно бросить институт только лишь потому, что кто-то передумал на тебе жениться? Обиделась? Закисла в депрессии? Чушь! Ну какая обида, если на кону стоит образование? Странная она или сумасшедшая.

– Даже не знаю. Я перестал общаться с Инной еще до того, как Юра расстался с Дашей. Но где ее найти, знаю. Она работает в магазине электроники. Это недалеко от отделения нашего банка.

– А еще что-то интересное в жизни Юры было?

– Слушай, может, это враги Николая Ивановича так мстят?

– Кто такой Николай Иванович? – насторожилась я.

– Как кто?! Юрин отец. У крутого бизнесмена всегда полно завистников.

– Ну да, отчество Юры Николаевич. Нет, Кирилл, это вряд ли. Отец Юры уже несколько лет как в могиле. Был бы жив, тогда куда ни шло, а так… Отец всё равно не видит, в какую передрягу попал его сын. Какой смысл ему мстить?

– А я о чем? Получается, что искать убийцу в кругу Юркиных знакомых глупо. Кто-то сделал его козлом отпущения, потому что он оказался в ненужном месте и в ненужное время.

– Возможно, ты прав.

– Плохо только, что Юра скрылся. Исчезновение косвенно подтверждает его вину.

– Я так не думаю, – покачала я головой.

– Ой, – спохватился Кирилл. – У меня перерыв закончился. А с этим, что делать? – с тоской глядя на бутерброды, спросил он.

– А ты возьми бутерброды с собой, – посоветовала я, тоже поднимаясь из-за стола.

Кирилл последовал моему совету и быстро собрал нетронутые бутерброды со стола, благо они все были упакованы в фирменные бумажные пакетики.

Не сказать, что я ушла от Кирилла, полностью удовлетворив свое любопытство. Я, конечно, узнала, кто такая Даша, но связи между ней и последними событиями не увидела.

«Когда с Юрой встречусь, даже не буду о ней спрашивать. Сто лет прошло с момента их расставания. К чему бередить старые раны? – решила я. – Ему сейчас не о девушках нужно думать, а о том, как доказать свою невиновность. А как это сделать? Да еще находясь за пределами города! Придется мне самой крутиться, а Юрке сидеть и не высовываться, иначе посадят. Кто потом будет докапываться, за дело его посадили или по недоразумению? Знаем, как у нас любят признавать следственные ошибки и за них извинятся. Если бы этот следователь Кравченко не был так враждебно настроен против Егорова, можно было бы рассчитывать на справедливое решение суда, но у него одна версия: Егоров виновен. А виновный где должен сидеть? Правильно, в тюрьме».

На перерыв у меня ушло времени больше положенного. Чтобы не нарваться на начальство и не получить взыскание, я схитрила и зашла в «Три самурая» не с главного входа, а через кухню, то есть через «черный» вход.

Не успела я пройти и двух шагов, как столкнулась с шеф-поваром.

– А что ты тут ходишь? – спросил Олег.

– Да так. Выбегала на минутку.

– Ага, – кивнул он, – и на цыпочках пробираешься обратно. От кого прячешься? От Веры Ивановны? Можешь не прятаться. Она уехала.

– Давно?

– С полчаса, наверное. Когда она выходила, я как раз машину с продуктами принимал.

У меня отлегло от сердца: «Полчаса назад был мой законный перерыв. Надеюсь, Вера Ивановна не искала меня на месте, и Куприянов не заложил меня. Нет, не должен. Сегодня он сама любезность. Странное преображение. Хотя… Ему делить со мной нечего, тем более после того, как Вера Ивановна перекинула Юрину работу на меня».

– Это хорошо, – подумала я вслух.

– Раз ты никуда не торопишься, могу угостить тебя десертом, – предложил Олег.

Он меня балует. Все новые десерты пробует на мне. Возможно, из благодарности. Полгода назад я составила ему протекцию в «Три самурая». Здесь и зарплата повыше, и ресторан ближе к его дому.

– Десертом? А что у тебя? – спросила я, вспомнив кучу громоздких бутербродов, которые заказал себе Кирилл. Потом представила легкие воздушные десерты Олега и согласилась, кивнув головой.

– Творожный чизкейк.

Чизкейки Олег готовит сказочные. В «Трех самураях» они маленькие, порционные, в форме корзиночки из тонкого песочного теста, внутри которой творожная масса с хорошо взбитыми белками. Белки не дают творогу осесть, и потому пирожное получается нежным и легким. Когда выпечка остынет, Олег обязательно покрывает ее глазурью из белого шоколада, украшает мятой и половинками клубники.

– Да! – взвизгнула я. – Только я с собой возьму, можно?

– Можно, – кивнул Олег.

– Два! – Я подумала, что мне пора пересмотреть свое отношение к Куприянову. Может, он не такой уж плохой парень? Ну карьерист, но разве в современной жизни это плохо?

– Конечно, два. Тебе на тарелку или в контейнер?

– На тарелку.

Я вошла в кабинет, гордо неся перед собой тарелку с двумя пирожными. Слава поднял на меня глаза и тут же вновь перевел взгляд на монитор компьютера.

– Кажется, кто-то собирался угостить меня кофе? Поделим по-братски? Одно пирожное твое.

– О! – восторженно протянул Слава. – Откуда такая красота?

– Олег угостил.

– Правда? Меня? – удивился Слава. – Не откажусь. Кофе? – засуетился он, включил кофеварку, достал пачку кофе, сахар. Даже салфетки вытащил из ящика стола. – Знаешь, Вика, я ни разу не пробовал нашу выпечку. Даже роллы в нашем ресторане не покупал.

– Почему? Не любишь японскую кухню?

– Да нет, почему, – пожал он плечами. – Мне кажется, что меня тут не любят.

– Где? В «Трех самураях»?

– Ну да, в частности на кухне.

– И потому могут отравить? – прыснула я со смеху. – Слава, спустись на землю. Тебя на кухне вообще никто не знает. Ты ведь туда не ходишь. Как повара могут тебя не любить, если тебя ни разу на кухне не видели?

– Почему? Видели. Я даже успел поссориться с Марией Ивановной.

– Мариванной? Да ладно!

Мария Ивановна из тех женщин, которые за словом в карман не лезут. Даже Олег иногда побаивается эту грозную тетку. Но вся ее суровость лишь кажущаяся, на самом деле более отзывчивого и доброго человека найти трудно. Мариванна у нас главная по части хлебцев и булочек. А еще она опекает наших поварят и стажеров – для них она как мать родная или, скорее, бабушка. Мария Ивановна по возрасту уже давно должна быть на пенсии, но ее руководство не отпускает, даже зарплату недавно повысило.

– Когда ты была в отпуске, я как-то заглянул на кухню, искал нашего курьера доставки, ну и нарвался на Марию Ивановну. Я, видите ли, слишком громко крикнул, а у нее тесто осело. Вика, разве такое может быть?

– Кажется, да. Но я не большой специалист по части теста.

Кстати, на меня Мариванна орет регулярно, когда я захожу к Олегу на кухню. А если еще громко позову или зайду в пищеблок в верхней одежде, то в выражениях она не стесняется. Любимое ее словечко – «колбаса». «Ты где учился, колбаса деловая?» – обычно с этой фразы начинает она разборки со стажерами и практикантами. Или: «Бедняга, у тебя же в голове не мозги, а фарш колбасный. Тебе не в приличном заведении работать, а на мясокомбинате колбасу на крюк вешать. Да и с этим не справишься». Откуда у нее такая любовь к колбасным изделиям, мы узнали совсем недавно. Мариванна призналась, что до «Трех самураев» работала в столовой при мясокомбинате. Так вот, в той столовой тоже делали колбасу, но исключительно из натурального мяса, без добавления сои и прочих добавок.

– Да ты не переживай, она уже забыла про тебя. Манера поведения у нее такая. Что ты хочешь? Тетка деревенская, колоритная. Но что касается теста, то здесь ей нет равных. А пирожные эти от Олега. Чизкейки только он делает, никому не доверяет.

– Попробую с удовольствием, – с этими словами он поставил передо мной чашку с горячим кофе.

Осмотрев со всех сторон пирожное, Слава аккуратно откусил кусочек. Я наблюдала, как он гоняет этот кусочек по рту, будто дегустирует не чизкейк, а вино, выдержанное и дорогое.

– Вкусно, – причмокивая, сказал он.

Дождавшись этой реакции, я спросила:

– Меня никто не искал? Вера Ивановна, в частности.

– Нет, она не искала. А вот следователь звонил, тебя спрашивал.

– Он же сегодня уже был здесь?

– Значит, что-то забыл спросить.

– Может быть. Ладно, перезвонит еще.

Только я так сказала, тут же затрезвонил телефон, но не городской, а мобильный. И звонил не следователь, а Владимир Алексеевич.

– Да, Владимир Алексеевич, – ответила я, поглядывая на Славу.

Куприянов проявил деликатность, повернув голову к окну и сосредоточившись на поедании пирожного. Кстати, когда я в первый раз попробовала десерт Олега, то за раз съела три таких корзиночки. Но потом, чтобы не было перебора калорий, до вечера ничего не ела, да мне и не хотелось.

– Вика, я только что говорил со следователем. Он меня всё расспрашивал об Аркадии Петровиче: где и как мы познакомились. Да странно как-то спрашивал, совсем с толку сбил. Я ему всё как на духу рассказал, а когда он ушел, кое-что еще вспомнил. Это касается личности Аркадия.

– И что вы вспомнили?

– Это случилось в санатории. Мы тогда еще не были знакомы. Я уже два дня отдыхал, а он только приехал. Я сидел в коридоре, перед кабинетом своего врача. С моего места очень хорошо просматривался холл, где после процедур отдыхали пациенты. Я отчетливо видел, как Аркадий Петрович шел через холл, вдруг ему наперерез бросился мужчина. Он как будто узнал Аркадия Петровича и очень обрадовался, но только почему-то называл его не Аркадием, а Арсением. Аркадий Петрович наоборот отшатнулся от мужчины, сказал, что тот его с кем-то путает. Мужчина пожал плечами и отстал. А на следующий день у этого мужчины срок путевки истек, и он уехал.

– К сожалению, это мало что дает, – вздохнула я. – Вы ведь не знаете этого мужчину?

– Ну почему? Его фамилия Иванов. Сергей Кузьмич. Я познакомился с ним в первый день своего пребывания в санатории. Он живет в пригороде, пчел разводит. Мы даже виделись с ним недели три назад. Я у него мед купил.

– А Аркадия Петровича не вспоминали?

– Нет. Если честно, я забыл об этой истории. Сергей Кузьмич мог ведь и ошибиться.

– Да? Не знаю. Вы следователю рассказывали о Сергее Кузьмиче?

– Нет, я же говорил, что эту историю только сейчас вспомнил. Вика, надо позвонить следователю? Он мне номер телефона оставил.

– Наверное, это будет правильно. А адрес пчеловода вы помните?

– Конечно. Кстати, мед у него отменный. Честный мужик и берет недорого. Пиши. Село Куйбышевское, улица Партизанская. А дом или восемь, или семь – сейчас не вспомню. Но узнать дом легко по желтой пчеле на воротах. И вот еще что, я все-таки позвонил в санаторий. Пришлось соврать, что мой друг сейчас в больнице с травмой головы. Нужен паспорт, а он не может вспомнить, куда его положил. Не сохранилась ли в регистратуре санатория ксерокопия его паспорта? Девушка поискала в папках и нашла копию паспорта Аркадия Петровича. Как вы думаете, Вика, свидетельство о смерти могут выдать по копии паспорта?

– Не знаю. Вам лучше об этом у следователя спросить.

Я положила трубку и загрустила. Удрать с работы, чтобы поехать в Куйбышевское, я не могла. Во-первых, работы много. Во-вторых, я сомневалась, а нужен ли мне этот Иванов Сергей Кузьмич? А если он, действительно, обознался?

«Разве что мед у этого мужика купить? Что ж я за неугомонная такая?» – спросила я себя и поняла, что меня словно магнитом тянет к ниточке, которую подкинул мне Владимир Алексеевич.

– Слава, ты мед любишь?

– Нет, – мотнул головой Куприянов. – В детстве переел. – Помолчав секунду, он спросил: – Вика, ты упоминала Аркадия Петровича. Есть какие-то новости? Юра нашелся?

– Даже не знаю, что сказать. Юра не нашелся. Следователь опросил единственного друга Аркадия Петровича. Пока картина мало прояснилась. Извини, Слава, мне надо сделать один звонок. – Я вновь взяла в руки телефонную трубку. – Никита, ты сегодня вовремя освободишься?

– Хотелось бы, – ответил мой муж. – А что такое? Есть планы на вечер?

– Да. Мне дали адрес одного пчеловода. Говорят, божественный у него мед. И продает дешево. Ты ведь любишь мед? Может, съездим к нему? Это недалеко, за два часа обернемся.

– Хорошо-хорошо, – расслышав в моем голосе мольбу, сразу же согласился Никита. – В половине шестого я буду у тебя. А сейчас, извини, у меня через две минуты заседание кафедры.

Никита повесил трубку, а я включила компьютер, намереваясь с головой окунуться в Юркин отчет.

Но как только я включила мозги и настроилась на работу, в кабинет заглянула Вера Ивановна.

– Вика, зайди ко мне. Впрочем, можно поговорить и здесь: вы оба мне нужны.

Она зашла в кабинет и села за стол Егорова.

– Я только что от Петра Андреевича, – доложила она с придыханием. – Вызывал на ковер.

Петр Андреевич Лоскутков – фигура весьма значимая в нашей системе. Он правая рука управляющего сети ресторанов восточной кухни, в прошлом человек военный, дисциплинированный и крайне требовательный к подчиненным. Его боятся куда больше, чем хозяина сети ресторанов. Воочию главного босса видел не каждый сотрудник, зато Петра Андреевича знают в лицо все. Он регулярно объезжает наши заведения, чтобы лично почитать книгу отзывов, и горе тому, кто проштрафился.

– И что Петр Андреевич? – робко спросила я.

– Что? До него дошли слухи, что у Егорова очень большие неприятности. Он даже знает, что Егоров в бегах. Так и сказал: «Неприятности вашего мальчишки – ваши неприятности. Как пить дать у кого-то из ваших прячется! Тот, кто укрывает убийцу, сам становится соучастником преступления. Помните об этом».

У меня прилила кровь к вискам. Испугавшись, как бы румянец не выдал меня, я подперла ладонями щеки.

– Интересно, какой дурак станет его прятать? – подала я голос, понимая, что Вера Ивановна обращается главным образом ко мне.

– Приблизительно так я ему и сказала, – продолжила Вера Ивановна. – Он выразил надежду, что всё так и есть, иначе все вылетят с работы. Потом начал кричать на меня, почему я так долго держала у себя такого работника. Пришлось сказать, что Юра протеже Лапикова, лучшего друга нашего хозяина. А уж в каких отношениях Егоров и Лапиков, в дружеских или в родственных, мне неизвестно, – Вера Ивановна замолчала, недовольно поджав губы.

– А он?

– Лоскутков? Сказал, чтобы я вообще забыла о Лапикове. Он заступаться за Юру не станет, поскольку сам недавно имел неприятности с полицией. Не хочу выглядеть сплетницей, но говорили, будто его сынок подрался в ресторане, да не с кем-нибудь, а с майором полиции. Еле отмазали парня. Но этого я вам не говорила. Короче, Вика, если знаешь друзей Егорова, предупреди их.

– О чем?

– Что Юре лучше сдаться.

– Вера Ивановна…

– Что, Вика?!

– Я знаю только одного друга Егорова. Это Кирилл.

– Вот и звони ему. И всем работать! Третий день охаем и вздыхаем, а работа стоит. Слава, ты свои хвосты подогнал? Помоги Вике!

Не дожидаясь ответа, Вера Ивановна вышла за дверь.

– Плохо. Все плохо, – покачал головой Куприянов. – А ты, правда, не знаешь, где Юра?

– Я? Я же не враг себе! – скрестив пальцы под столом, ответила я. И, чтобы совсем усыпить его бдительность, тут же позвонила Кириллу: – Алло, Кирилл, это Виктория Зайцева, коллега Юры Егорова. Тут такое дело, Юру разыскивает полиция. Ты, наверное, уже знаешь, что с ним случилось. У меня к тебе большая просьба: если у тебя есть возможность, то передай, чтобы он не дурил и дал о себе знать. Это в его же интересах.

Меня мало беспокоило, что Кирилл подумает, будто я сошла с ума. Не прошло и часа, как мы виделись и говорили не о ком-нибудь, а о Юре. Я сейчас говорила в трубку, прежде всего, для Славы.

Кирилл оказался весьма смышленым:

– Ты не одна, да?

– Да, и передай всем вашим общим знакомым, что у него могут быть очень большие проблемы. До свидания, – я отключила трубку. Всё, что нужно, уже было сказано.

До конца рабочего дня я не поднималась из-за стола. Рядом корпел над своим отчетом Слава. За составлением таблицы я отвлеклась от мыслей о Юре. Кстати, мне это пошло на пользу: отступила головная боль, которая преследовала меня на протяжении последних двух дней. Я бы, наверное, еще поработала, но позвонил Никита:

– Я здесь. Можем ехать, – отрапортовал он. – Прости, что задержался.

Я мельком взглянула на часы. Шесть часов уже есть. Ну и хорошо. Никто не упрекнет меня в том, что я пришла поздно, а ухожу рано.

– Слава, я убежала, – бросила я на прощание коллеге.

Дом Сергея Кузьмича мы нашли очень легко. Пчела, нарисованная на воротах, послужила нам ориентиром. Миленькая такая пчелка с коромыслом на плечах. На концах коромысла – два бочонка с медом.

– Кажется, этот дом.

Никита собрался выйти из машины, но я его остановила:

– Посиди здесь, отдохни. Меня предупредили, что пчеловод жутко боится налоговых инспекторов, – придумала я на ходу.

Вообще-то у меня нет тайн от мужа, но если я скажу об истинной причине этой поездки, то придется признаться и в том, что я укрываю Юру на даче наших общих знакомых.

– А я похож на налогового инспектора? – удивился Никита, разглядывая себя в зеркале и заодно поправляя непослушную прядь, которая по мере отрастания всегда торчит в сторону, как бы он ее не укладывал феном.

Мой муж следит за собой. Не было дня, когда бы он вышел из дома, не вымыв голову и не уложив волосы феном. Костюмов у него пять. Раз в неделю я их глажу, чтобы не напрягаться каждый день. Муж обожает стрелочки на брюках – я научилась их отпаривать. Свитера, сорочки – все должно быть безукоризненно выстирано и выглажено. Не приведи господи, мне одну сорочку повесить на другую – помнется! Иногда я ловлю себя на мысли: не слишком ли я много времени уделяю его одежде, ведь вокруг столько молоденьких студенток, которые не прочь заполучить молодого доцента.

– В костюме и галстуке – да! Извини, но деревенского человека ты можешь испугать.

– Правда? Нет, если считаешь, что я могу ввергнуть кого-то в дикий ужас, – с обидой произнес Никита, – то иди одна. Я тебя подожду в машине.

Я поискала на воротах звонок. Не найдя кнопки, постучала. Тут же из-за забора раздался грозный лай. Судя по всему, собачка у хозяев была не маленькая и отнюдь не ласковая.

– Ашер, фу! – через какое-то время услышала я мужской голос. – Кто там?

– Мед продадите?

– А чего ж не продать, если человек хороший?

Скрипнула калитка, и предо мной предстал сухонький и низкорослый мужичок. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Соломенная шляпа с широкими полями делала мужчину похожим на старичка-боровичка. Холщовые широкие штаны и ситцевая рубаха навыпуск как нельзя лучше дополняли деревенский образ.

– Ну заходи, красна девица, – окинул меня взглядом хозяин.

– Вы Сергей Кузьмич? Мне о вас рассказывали. Мед хвалили.

– Не соврали: мед у нас вкусный. Честный. Ни грамма сахар, ни грамма крахмала. Можете проверить. Только я не Сергей Кузьмич, – помрачнел он, очевидно, боясь, что я откажусь у него покупать.

– Как не Сергей Кузьмич? – опешила я.

Неужели я ошиблась воротами, и теперь придется купить мед здесь, а потом еще искать дом Иванова и покупать мед у него?

– Я Николай Кузьмич, а брат мой, Серега, в больнице. Вот не повезло ему!

– А что так?

– Поехал к младшей дочке в Белоруссию и там ногу сломал.

– Да уж не повезло, – пробормотала я.

– Да-да, – закивал Николай Кузьмич. – Да вы проходите. Мед брать будете? Майский, цветочный, липовый уже есть.

– Буду.

Он завел меня на веранду и стал выставлять из буфета на стол трехлитровые банки с разным по цвету медом.

– Пробуйте. Это майский мед, – с этими словами он сорвал с горлышка пластиковую крышку. – Пробуйте, пробуйте. Не стесняйтесь. Это цветочный. Это разнотравье.

Я перепробовал все банки. Когда поняла, что не могу выбрать какой-то один, попросила отлить мне каждого вида.

– У вас, действительно, чудесный мед, – искренне похвалила я продукт. – Как хорошо, что мне подсказали ваш адрес. А знаете, как я о вас узнала? У меня дядя отдыхал в одном санатории с вашим братом. Он очень расстроится, когда узнает, что Сергей Кузьмич ногу сломал. А он вам, случайно, не рассказывал, что знакомого в санатории встретил, а тот его не признал? – спросила я, особо не рассчитывая на удачу.

– Арсения? – нахмурился Николай Кузьмич.

Я обрадовалась. Спросила просто так, а попала в точку.

– Да! Арсения. Мой дядя оказался свидетелем их встречи. Ваш брат потом уехал, а мой дядя остался. У него была возможность понаблюдать за этим мужчиной. Странный какой-то… Как будто у него не все дома, ей-богу. А вы, получается, его тоже знаете?

– Знаю, если только Сергей не ошибся, – засомневался Николай Кузьмич. – Сергей говорил, что встретил в санатории нашего батюшку Арсения.

– Батюшку? – переспросила я. – Сельского?

Аркадий Петрович совсем не был похож на священника. Я могла предположить, что он, как и Владимир Алексеевич, учитель или инженер, бывший партработник, на худой конец, но никак не священник!

– Только он не сельский батюшка, а городской. Брат совсем недавно перебрался в Куйбышевское, а до этого жил в Красногоровке, – Николай Кузьмич назвал небольшой городок на территории области. – И я там живу. Но вот с братом беда случилась, и я сюда перебрался. Хозяйство здесь, пчелы. Клавдия, жена Сергея, два года назад умерла, а у сына своих дел до черта.

– И что же этот батюшка? – спросила я, возвращая разговор в прежнее русло.

– Арсений? Он, в самом деле, с большими странностями. Мы с братом люди верующие: такими нас родители воспитали. В Красногоровке, рядом с нашим домом есть храм Пресвятой Богородицы. Храм – это громко сказано, так, церквушка. Когда в девяностых годах начали православие возрождать, эту церковь на месте поселковой библиотеки построили. Да и не построили, а достроили. Купол с крестом поставили – вот тебе и церковь. Сначала там батюшка Михаил проповеди читал, а когда он умер, отец Арсений появился, но ненадолго. С год у нас он пробыл, а потом ушел. Говорили, расстригся. Теперь у нас новый батюшка.

– А старый куда делся?

– А он перед нами не отчитывался. Я же сказал, что странный он был. Поговаривали, будто он и не из попов, – доверительно произнес Николай Кузьмич.

– Может, аферист?

– Нет, не аферист. Денег не просил, продукты от прихожан брал с неохотой.

– Что ж это за батюшка такой?

– Кто-то говорил, будто он из бывших военных. Вроде бы воевал где-то. Не в Отечественную, конечно! Он по возрасту моложе меня будет. Может, в Чечне был или на границе служил. Где еще горячие точки были?

Я только пожала плечами.

– Что-то на душе у него тяжелым камнем лежало, раз он в церковь пришел служить, – продолжил Николай Кузьмич, – но что, могу только догадываться. Если, к примеру, в Чечне служил, да еще офицером, то там много народу мог положить. Грех хотел с себя снять, вот и пошел в попы. Только не получилось у него. Народ сначала походил в церковь, а потом перестал, потому что скучно и непонятно. Одни старушки не изменяли Арсению. Но однажды они пришли, а церковь закрыта. Сначала особо не переживали: при нем часто такое бывало. Когда же церковь на замке месяц простояла, все поняли, что батюшка к нам не вернется.

– А иконы все на месте? – поинтересовалась я, подозревая, что причиной бегства батюшки стало банальное воровство.

– Все на месте. У наших и мысли не было, что он вор, – мой собеседник как будто даже обиделся. – Сначала подумали, что в больницу слег. Но ни в больницах, ни в морге его не нашли. Стали ждать. А потом нам нового батюшку прислали – Николая, моего тезку. Молодой, красивый. Брюнет, рост под два метра. К нему и молодежь пошла.

«Человек с улицы возглавить церковный приход не может, – задумалась я над словами Николая Кузьмича. – Церковь такое же учреждение, как, скажем, школа или детский сад. Настоятеля церкви назначает вышестоящее начальство, архимандрит или митрополит – я не знаю, кто главный в церковной иерархии. К митрополиту на прием я вряд ли попаду, а вот нужную информацию в архиве кафедрального собора – главного собора в нашей области – выудить, наверное, можно. Да хотя бы через Женьку Амосову».

Евгения Амосова, в прошлом моя одноклассница, закончила факультет журналистики. Будучи студенткой, она сотрудничала с местной религиозной газетой. Попала туда не просто так. Она из семьи священников. Ее папенька – настоятель Святониколаевской церкви. О том, где будет работать после окончания университета, она даже не задумывалась – ее сразу взяли в штат этой газеты.

«Получается, что и в среде священников без протекции никуда, – в данный момент это умозаключение меня только порадовало. – Редакция газеты расположена на территории кафедрального собора, значит, Женька легко может зайти в архив и раздобыть для меня информацию об отце Арсении. Близкими подругами мы никогда не были, но всегда ладили. Думаю, она не откажется мне помочь».

– Девчонки молодые в церковь зачастили, наряжаются как на Пасху. Это хорошо, конечно, но у батюшки есть матушка и двое деток, – с сожалением вздохнул Николай Кузьмич, как будто сам имел виды на красавца в рясе.

– А как выглядел отец Арсений? – спросила я. – Может, не такой красивый, как Николай? Потому к нему и не ходили?

– Нет, он тоже ничего был. Высокий, худощавый, пожалуй, даже слишком – ряса на нем немного болталась. И скулы выпирали. Лицо такое строгое, взгляд пронзительный. Под таким взглядом на исповеди, даже если захочешь, ничего не утаишь.

– А волосы? Борода у него была?

Аркадий Петрович был гладко выбрит. Стрижка очень короткая. Волосы практически седые.

– Как же попу без бороды? Была, конечно, но короткая и подстриженная, щегольская, что ли… Волосы собирал в хвост, хотя длинными они не были. И лицо очень смуглое, как будто он только что с пляжа. У батюшки не должно быть загара. В общем, не поповский он был, наш отец Арсений.

Описанный Николаем Кузьмичом отец Арсений был удивительно похож на Аркадия Петровича. Различия, конечно, были: усы, борода, волосы, собранные в хвост. Но долго ли взять в руки бритву? А что касается имени, то у священников так положено: в миру они имеют одно имя, а в церкви их нарекают другим именем. И все-таки я сомневалась: брат Николая Кузьмича мог и ошибиться.

«Что гадать? Все равно у меня нет никаких других вариантов. Буду считать, что отец Арсений и Аркадий Петрович – одно лицо, – решила я. – И сегодня же позвоню Евгении».

Заморачиваться с ужином я не стала, а устроила масленицу в разгар лета: нажарила оладий и выставила на стол пиалы со свежим медом и деревенским творогом, который мы купили по дороге домой. Никита против такого ужина не возражал. Он любит и блинчики, и мед.

Как только последний оладушек исчез в чреве моего мужа, я сразу же позвонила Женьке.

– Прости, дорогой, но мне надо сделать звонок однокласснице, – сказала я, положив на стол старую записную книжку, сохранившуюся с пятого класса.

Мой деликатный муж взял чашку с чаем и переместился в комнату, поближе к телевизору.

С Женькой мы не разговаривали года три, поэтому, набирая номер ее домашнего телефона, я слегка волновалась. А если она давно там не живет? Могла ведь и переехать? Номера ее мобильного телефона у меня нет – придется через старых друзей и подруг узнавать, а это время.

– Добрый вечер, а Евгению можно пригласить к телефону? – спросила я, услышав в трубке тихий размеренный женский голос. Я подумала, что трубку взяла Женькина мама, матушка Надежда, и потому представилась: – Это ее одноклассница Виктория Зайцева.

– Вика, ты? – грудной голос трансформировался в радостный визг. – Сто лет тебя не видела и не слышала. Куда ты пропала? Говорят, ты замуж вышла? Ну ты даешь! Поздравляю!

В Женькиной семье считалось, что дети должны вести себя тихо, быть вежливыми, послушными и ненадоедливыми – то есть быть ангелами. Вот Женька и была дома тихой и послушной, зато в школе расслаблялась на полную катушку. Разумеется, она не хулиганила и не срывала уроки, но то количество слов, кое её естество предписывало ей сказать за день, она выплескивала в школе. Рот у Женьки закрывался только на уроках литературы и только тогда, когда писали сочинение. Писать для нее было все равно что говорить. Наверное, поэтому она подалась в журналистки.

– Да, вышла. Спасибо. Ты как?

– Я? Лучше всех! Прости, Господи, за хвастовство. С другой стороны, уныние такой же грех, как злость, зависть, лень, обжорство… – затараторила Женька. – Ну да ты знаешь. В общем, все нормально. Пишу статьи для газеты, беру интервью у священнослужителей и верующих. Собираюсь в следующем году с паломниками побывать в Иерусалиме. А еще веду передачу для детей на православном канале. Ты, грешница, наверное, и не знаешь, что такой канал существует? – засмеялась она в трубку.

– Ну почему? Знаю, – соврала я и почувствовала, как к моим ушам прилила кровь. И ложь – грех, но врать иногда приходится, чтобы расположить к себе собеседника.

– Да ладно. Тебе, поди, и телевизор смотреть некогда? – в один момент раскусила меня Женька.

– Так и есть. Жень, а где твой офис находится? Я могла бы подъехать, мы бы встретились, поболтали.

– Офис? Ну ты даешь! Редакция! Две комнаты – вот и весь офис. Рядом с кафедральным собором стоит красивое трехэтажное здание, видела? Только тебя не впустят. Мирских туда вообще не пускают.

– А как же ты? Или ты монашка? – испугалась я.

– Не дождетесь! У меня и жених есть!

– Ого, поздравляю. Но я не поняла, где же ты все-таки работаешь, если мирских туда не пускают.

– Говорю же, в редакции. У меня пропуск есть. Я же в православной газете работаю, а это приравнивается к служению Богу.

– Надо же! Кстати, всегда хотела знать, что находится в том красивом здании, если ты говоришь, редакция занимает только две комнаты.

– Верно, редакция занимает две комнаты. В одной комнате сидит главный редактор, а в другой я и мой коллега Максим Корзун, ну очень талантливый журналист. Ходят слухи, что наш митрополит хочет его забрать к себе пресс-секретарем. Проблема в том, что Максим не монах и постригаться не собирается. Он на мне женится, – радостно захихикала Женя. – Я вас познакомлю. Ты ведь уже замужем, тебя можно знакомить, – она опять залилась счастливым смехом.

– Жень, а что еще в вашем здании?

– Как что? На третьем этаже у нас размещается небольшая гостиница для почетных гостей, а внизу – бухгалтерия и церковная канцелярия.

– Это что-то вроде отдела кадров?

– Что-то вроде.

– Женя, можешь мне помочь? Мне одного батюшку найти надо.

– Какого такого батюшку?

– Отца Арсения. Он служил настоятелем церкви Пресвятой Богородицы. Это в Красногоровке.

– И зачем он тебе понадобился? – Женька всегда отличалась не только болтливостью, но и любопытством. – Тем более из Красногоровки. Насколько я знаю, там и церквей приличных нет. В Красногоровке никто служить не хочет. Приход маленький, не перспективный. Город с угасающей экономикой. С каждым годом прихожан все меньше и меньше. Уезжают люди. Молодежи практически нет. Я там была недавно.

– По делам газеты?

– Нет, тетка у меня там живет, папина родная сестра. Болезненная она и одинокая. Мы ее с сестрой навещаем, чтобы прибраться, продукты купить, что-то приготовить.

– Мне сам Бог тебя послал! – воскликнула я.

У меня тут же родился план: «Женькина тетка, несомненно, верующая старушка, если из семьи священнослужителей. Значит, и в церковь ходит, и все о настоятеле знает. Можно попросить Евгению дать теткин адресок, да съездить к ней, прихватив гостинцы».

– Не поминай Бога всуе, – напомнила мне Женя. – Ты так и не сказала, зачем тебе красногоровский батюшка.

– Встретимся – расскажу. Завтра можешь? Ты, кстати, тете не хочешь посылочку передать? Я в Красногоровку собираюсь съездить.

Естественно, любопытная Женька не могла мне отказать во встрече.

– Могу. В обеденный перерыв тебя устроит? Извини, но вечером мы с Максимом в театр идем. Что касательно посылки, то большое спасибо, но тетя сейчас к сестре уехала. Нет ее в Красногоровке.

– Ладно. Давай просто так встретимся. В час перед собором тебя устроит?

Я не учла одного, что в час дня на улице самое пекло. Пока я добралась до собора, взмокла до нитки. Женя меня уже ждала. Она сидела на лавочке в плотном шелковом костюме с длинным рукавом. На голове, разумеется, была косынка. Что удивительно, Женька не испытывала никакого дискомфорта. Ее лицо было матовым и отнюдь не красным и блестящим от пота, как у меня. Дышала Женя легко и ровно – мне же не хватало кислорода. Я как рыба раскрывала рот, чтобы заполнить легкие до предела, и все равно в голове шумело от недостатка кислорода.

– Привет, – поздоровалась я, обмахивая себя платком.

– Привет. Ты нисколько не изменилась!

– Спасибо, ты тоже, – обменялись мы любезностями.

Впрочем, судя по ее искренней улыбке, она действительно была мне рада. Мне тоже приятно было ее видеть, но улыбнуться сил не хватило.

– Что-то случилось? – встревожилась Женя. – Неприятности на работе? Проблемы со здоровьем? Близкие болеют? Лицо у тебя такое…

– Жарко. А так все в порядке. В семье тоже все хорошо. Но мне, Женя, нужна твоя помощь. Один человек погиб, а другой может потерять все.

Женя заинтересовалась:

– А я чем могу помочь?

– В двух словах. К нам в ресторан ходил один мужчина, он был уже в возрасте. Долго ходил, а потом погиб.

– Царство небесное и вечная память, – скороговоркой произнесла Женька и так же быстро перекрестилась.

– Вот! О памяти! Проблема в том, что мы не знаем его настоящего имени, но какое-то время он жил в Красногоровке.

Откуда родом Аркадий Петрович, я доподлинно не знала, но одна единственная ниточка вела именно в Красногоровку. А после визита следователя, который пришел в «Самураи» за час до перерыва, я убедилась, что мне просто необходимо туда съездить.

Сегодня утром Куприянов уехал по делам, а я, не теряя времени, подгоняла свой отчет и так увлеклась работой, что не услышала, как дверь отворилась и в кабинет вошел следователь Антон Леонидович.

– Хорошо, что я вас застал, – сказал он, подтаскивая стул и садясь без приглашения напротив меня.

– Вы меня испугали, появившись как черт из табакерки, – вздрогнув, призналась я.

– Простите, я этого не хотел. Виктория Викторовна, у меня возникли кое-какие вопросы.

Я испугалась, что он опять начнет расспрашивать про Юру и по моей реакции поймет, что я что-то недоговариваю.

– Вот вы сказали, что Пискунов был вашим постоянным клиентом.

– Да как сказать? Он и его друг появились у нас несколько недель назад.

– Да-да, помню. В нарды играли? То есть в азартную игру, – подчеркнул Антон Леонидович.

– Нарды не азартная игра. Это не карты и не домино.

– В общем-то, да. Но, согласитесь, в ресторане едят, а не играют. Так сказать, не место и не время.

На слове «время» он сделал ударение.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась я.

Мне показалось, что следователь уже что-то нащупал, и я не ошиблась.

– А то, что паспорт, который потерпевший предъявил в санатории, принадлежит человеку, который умер почти год назад.

– И кто этот человек?

– Пискунов Аркадий Петрович, – хмыкнул Антон Леонидович.

– А как паспорт покойника попал к… покойнику? И кем при жизни был тот Пискунов? Где жил, чем занимался?

– Виктория Викторовна, вы серьезно думаете, что я буду с вами это обсуждать? А как же тайна следствия? Одно могу вам сказать: ваш Пискунов и настоящий мало похожи. Я не имею в виду внешние данные. Внешне они как братья-близнецы, если судить, конечно, по фотографиям. А вот по сути… Я ведь, когда с пострадавшим разговаривал, даже предположить не мог, – в задумчивости пробормотал он и замолчал, надо сказать, совершенно некстати.

– Да? А что не могли предположить? – осторожно спросила я.

Аркадий Петрович производил впечатление образованного и уверенного в себе человека. Должно быть, тот Пискунов был совершенно иным.

Значит, я не ошиблась: Аркадий Петрович выдавал себя за другого человека.

– Ничего! – буркнул Антон Леонидович, поднимаясь.

Он уже взялся за ручку, чтобы открыть дверь, но в последнее мгновение вспомнил:

– Забыл сказать «до свидания».

– Ага, «здравствуйте» тоже забыли сказать? – сорвалось с моего языка. Как же я на него разозлилась! Что за манера? Пришел, заинтриговал и ушел, так ничего и не объяснив.

– Правда? – удивился он. – Разве я не поздоровался?

– Если только мысленно, – посмела я пошутить.

– Тогда здравствуйте и … до свидания, – сказал Антон Леонидович и криво улыбнулся.

– Алоха.

– Что?

– «Алоха» на гавайском языке одновременно означает и «привет», и «пока».

Антон Леонидович пожал плечами и вышел.

– Мент есть мент, – не сдержалась я, когда за следователем закрылась дверь. – Мог бы поделиться информацией. Ладно, пойдем другим путем. Надо ехать в Красногоровку. Но сначала встречусь с Женькой.

– Красногоровка не такая уж и большая, – обнадежила меня Женька. – Возможно, и найдешь того, кто знал твоего знакомого. Странно только, что ты хочешь найти его через настоятеля храма. Этот мужчина верующий? – уточнила она. – Не проще ли обратиться в полицию? Фотография у тебя есть?

– Да какая там фотография! Но мне доподлинно известно, что он был прихожанином церкви Пресвятой Богородицы, – заверила я ее. – Но это было год или два назад.

– Думаешь, батюшка его вспомнит?

– Надеюсь на это. Мне говорили, что этот мужчина часто ходил в храм. Женя, к чему лишние вопросы? Ты поможешь мне батюшку найти?

– Как тебе не помочь? – вздохнула Женька. – Люди должны помогать друг другу. И цель у тебя благая.

– Благая-благая, – для большей убедительности я приложила ладони к груди, то есть к месту, где должна, по моему разумению, находиться душа.

– Тогда жди, – велела Женька, поднялась со скамейки и быстрой походкой направилась к собору.

Посмотрев ей вслед, я отметила, как легко она движется, словно плывет на невидимых крыльях. На сорока градусной жаре и в плотном костюме с длинным рукавом Женька была полна сил и энергии, чего нельзя было сказать обо мне.

«Видимо, служение Богу придает силы», – подумала я и в сотый раз пожалела, что назначила ей встречу в сквере, а не в прохладном кафе. О соборе речь не шла: врать Женьке в храме мне было бы стыдно.

Уже через двадцать минут я почувствовала, что плавлюсь и снаружи, и изнутри. Еще немного и я бы получила тепловой удар – Женька меня спасла. Она появилась вовремя и с сияющей улыбкой на губах.

– Вот! Разберешься? Смотри. Я выписала данные на трех последних настоятелей храма. Сейчас там Николай, в миру он Валентин Иванович Березин. Молодой, перспективный. Думаю, он там долго не задержится. До него был отец Арсений, по паспорту Андрей Петрович Боженко. А еще раньше – отец Михаил. Он же Михаил Сергеевич Порфирьев, но ты с ним не поговоришь, потому что он умер.

– А с отцом Арсением можно поговорить? Его адрес есть?

– Ты знаешь, с ним странная история произошла. В архиве на него сведений практически нет. Никакого послужного списка. Так бывает, когда человек приходит… – Женя замялась, подбирая нужные слова.

– С улицы? – подсказала я.

– Скажешь тоже! – возмутилась она, потом насупила брови. – Хотя, если разобраться… Разное в жизни с людьми случается. Но я хотела сказать, что отец Арсений духовную семинарию не оканчивал. Красногоровский приход – его первый приход.

– Как же он к вам попал?

Женька задумалась, смешно сморщив нос. Эта привычка у нее осталась со школьных лет. Сколько ее помню, она всегда строила рожицы: грустные, веселые и откровенно смешные. Мне кажется, если бы не отец-священнослужитель, она пошла бы в клоунессы.

– Наверное, кто-то попросил его взять. Что ты так смотришь на меня? Да, у нас тоже берут по блату. Но тут другое дело – в Красногоровке никто служить не хочет. Туда назначают или после семинарии, или из местных, как это было с отцом Михаилом (он там родился и умер), или… Ну не знаю, как отец Арсений попал в Красногоровку, – сдалась Женя.

– А где отец Арсений жил в Красногоровке?

– Как где? В домике священника, который стоит рядом с церковью. У отца Михаила был свой дом, а этот – вроде как ведомственный – пустовал. Отец Арсений приехал и стал в нем жить.

– И живет там до сих пор?

– Нет, он выехал из него.

– Куда?

– Откуда мне знать? Прислал на имя митрополита письмо с просьбой отпустить его с миром. В письме так и говорилось, что в силу определенных причин, он не может быть настоятелем ни этой церкви, ни какой другой.

– Странно. Что же это за причины?

– Этого я тебе сказать не могу. Наше начальство тоже хотело поговорить с отцом Арсением, но его так и не нашли.

– Жалко.

– Поезжай, поговори с отцом Николаем, с прихожанами. Может, кто-то и вспомнит твоего знакомого.

«Что надо ехать в Красногоровку, я и без тебя знаю. Когда ехать?» – вздохнула я, понимая, что раньше субботы я там вряд ли окажусь.

В «Три самурая» я приползла в полном изнеможении и, прежде чем подняться в кабинет, подошла к барной стойке.

– Коля, мне воды холодной, – попросила я и добавила: – много.

Бармен поставил на стойку стакан.

– Нет, мне бутылку. Литровая есть?

Николай вытащил из холодильника бутылку, которая тотчас покрылась испариной. Я тут же припала к ней губами.

– Пей, только не простудись, – предостерег меня Николай. – Слушай, Вика, тут следователь утром приходил. Всех про Юру расспрашивал: меня, Артема, Лену… Он, правда, сбежал?

– Наверное, если следователь его ищет. У меня, кстати, он тоже спрашивал. Но я не думаю, что Юра где-то далеко. Мало ли у него подружек? – беспечно спросила я, отводя от себя подозрение. – Скорей всего, он у одной из них. Да и зачем ему сбегать?

– Как зачем? Следователь сказал, будто бы Юра из окна мужчину выкинул.

«Ну, Антон Леонидович, вы все еще хотите повесить на Юру всех собак? – мысленно обратилась я к следователю. – А ведь я просила вас в первую очередь разобраться с самим пострадавшим. Нутром чую, что наш Аркадий Петрович – темная лошадка».

Вслух защищать Юру я не стала, но мыслить трезво призвала:

– Юра? Мужчину? А Юра у нас атлет? Он запросто подтащил к окну человека, который килограмм на двадцать его тяжелее, и легко выбросил на улицу? Так получается?

– Я тоже в это мало верю, – ответил Николай, правда, без особой уверенности. – Если только он это не сделал в состоянии аффекта.

Я с негодованием посмотрела на Николая.

– Ну почему? – смутился он. – Вот Артем рассказывал, что его знакомый, когда пожар в доме начался, плечом железную дверь выбил. А с виду такой же хлипкий, как Юра. Внутренний резерв, как Артем сказал.

– Большой специалист – твой Артем, – хмыкнула я.

– Да я и сам читал, как люди камни огромные ворочали, выбираясь из-под завалов. Или рекорды на скорость ставили, когда удирали от волков.

– Правильно, речь идет о спасении жизни. Но Юре не грозил ни пожар, ни наводнение. При чем здесь состояние аффекта? Состояние аффекта может быть вызвано внезапным чувством злости или страха.

– Да, – согласился со мной Николай, – Юрка, конечно, парень заводной, но не злой и с головой дружит. Но если он действительно удрал, то это зря. За себя надо бороться. Доказывать свою невиновность.

– Бороться надо, – буркнула я и, прижав холодную бутылку к груди, направилась к выходу.

Первой мыслью было позвонить Антону Леонидовичу и спросить, как он относится к презумпции невиновности. Не слишком ли рано он записал Юру в убийцы? И что он сделал для того, чтобы установить личность пострадавшего? Узнал, что Пискунов вовсе не Пискунов, и всё?

По пути в кабинет я немного остыла и передумала звонить Антону Леонидовичу. Проявляя излишний интерес к следствию, я могла сама попасть под подозрение.

«А мне это ни к чему, мне еще побегать надо, – думала я. – Чтобы начать на равных разговаривать с полицией, надо иметь все козыри на руках, иначе Юру ни один адвокат не отмажет. Все против него сложилось! Одна записка покойника чего стоит! Правда, после того как его в реанимации откачали, Аркадий Петрович ни разу не вспомнил о том, что писал».

«Но и обвинений с Егорова не снимал, – возразила я сама себе. – Надо ехать в Красногоровку. Возможно, там что-то прояснится».

В кабинете я застала Славу. Увидев меня, он улыбнулся:

– Вика, чай будешь? У меня печенье есть.

– Чай? – неосознанно отшатнулась я, представив, как кипяток вливается в мое расплавленное нутро. Спохватившись, что своей реакцией могла обидеть Славу, я поторопилась сказать: – Жарко. Я холодную минералку в баре взяла. Будешь?

– От холодной воды ты простудишься, а зеленый чай тебя действительно остудит. Кстати, он еще и тонизирует лучше любого энергетика.

«А это идея! Почему бы мне не простудиться и не уйти на больничный?» – осенило меня.

Я живо представила, как с изможденным лицом вхожу в кабинет Веры Ивановны, как подвожу глаза к потолку и томным голосом прошу у нее таблеточку панадола или аспирина. Налицо все признаки простуды или даже гриппа: голова болит, горло дерет, в жар бросает. Начальница моя очень жалостливая – она тут же отправит меня к врачу. А я сошлюсь на большую занятость и попрошу у нее два дня, чтобы отлежаться дома. А уж там… Дома меня только видели!

– Чай? – вживаясь в образ больной, я скривилась. – Слава, что-то мне уже нехорошо. У меня все внутри пылает. Кажется, я простудилась. Как некстати!

– Ты очень бледная. И лоб в испарине. Тебе надо к врачу, – проникся сочувствием Слава.

– Ты что! Я не могу! Столько работы! – хватаясь за горло, просипела я и так увлеклась ролью, что не заметила, как в кабинет вошла Вера Ивановна.

– Вика, ты заболела? – взволновано спросила она.

– Не знаю. Знобит что-то, – передернула я плечами.

– Знобит?

В это трудно было поверить, если принять в расчет, что Куприянов никогда не включает кондиционер, когда в кабинете нет меня и Егорова. Он жутко боится заразиться болезнью легионеров. Я ему объясняла, что эта болезнь возникает там, где есть центральное кондиционирование, и воздух для охлаждения в кондиционер поступает не с улицы, а из помещения, где много вирусов. В наших кабинетах висят обычные комнатные кондиционеры, и потому эта болезнь нам не грозит. Но его сложно переубедить – он как не включал кондиционер в тридцатиградусную жару, так и не включает.

– Да, – кивнула я. – И голова такая тяжелая.

– А я пришла вас пригласить поздравить Олега с днем рождения, но раз тебе плохо, иди домой, а то ты всю кухню нам заразишь.

Как же я могла забыть?! У нашего шеф-повара юбилей. Ему тридцать! Я же помнила! Я же подарок купила! Энциклопедию итальянской кухни в подарочном варианте. Олег просто «повернут» на Италии. Он мечтал работать в итальянском ресторане, но у нас в городе только один ресторан итальянской кухни и там уже полный штат поваров. Но он не теряет надежду и раз в год устраивает для своих коллег обед из пяти-шести блюд, разумеется, в итальянском стиле.

Я даже знаю, чем сегодня он нас угостит. Обязательно будет салат из шпината и зеленого базилика с добавлением мелко нарезанных помидоров, копченной куриной грудки и кедровых орехов. На горячее он подаст каннеллони с сырной начинкой в сливочном соусе и жареного цыпленка с розмарином. На десерт – фруктовый мусс. И это всё я пропущу?

А если ненадолго забыть о своей мнимой болезни? Поесть, а потом опять приболеть? Нет, не пойдет. Вера Ивановна уже не поверит. У больного аппетита быть не должно, а я вряд ли удержусь, чтобы не попробовать знаменитые каннеллони с сырной начинкой.

А готовить их не так уж сложно. Олег мне даже рецепт переписал. Продукты самые обычные: творог, сыр, шпинат и очень крупные макароны-трубочки, которые в Италии называют каннеллони. Берется творог, смешивается с тертым сыром и рубленым шпинатом. Все солится, перчится, добавляется чеснок. И всей этой смесью фаршируются трубочки, которые потом укладывают в форму и заливают сливочным соусом бешамель. Форму обязательно нужно покрыть фольгой и поставить на полчаса в разогретую духовку. Когда все протомится, тесто дойдет до кондиции, тогда надо фольгу снять и дать трубочкам зарумяниться. Всё! Я готовила. Вкусно, но у Олега все равно получается вкуснее. Как он мне потом признался, чтобы творог получился нежным и однородным, он его взбивает в блендере.

– Вера Ивановна… – простонала я и прикрыла горло руками, чтобы не было заметно, как я сглатываю слюну.

Вера Ивановна подумала, что мне совсем плохо.

– Так болит? – с сочувствием спросила она.

Мне оставалось только кивнуть.

– Хватит нас заражать, иди домой и полощи горло. А еще лучше зайди в больницу. Сейчас только три часа – врачи должны быть на месте.

Неужели я могла ей возразить? Нет, конечно. Я склонила голову и просипела:

– Спасибо, Вера Ивановна. Вот, передайте, пожалуйста, это Олегу, – я достала из ящика стола книгу, завернутую в подарочную бумагу, и вручила ее Вере Ивановне. Скажите…

– Не переживай, скажем, – одержимая заботой обо мне, она буквально выталкивала меня за дверь.

– До свидания, – сказала я Вере Ивановне и перевела взгляд на Славу.

Он смотрел на меня с подозрением. Вряд ли, конечно, он заподозрил меня в обмане, а вот мысль о том, что он мог от меня заразиться, наверняка блуждала в его голове. Слава жутко боится сквозняков. Возможно, и я, будь у меня аллергия, тоже боялась бы подхватить сезонную простуду или грипп. Когда в носу постоянные сопли, конечно же, плохо, но у Славы все куда серьезнее. Он по пятьсот раз на день моет руки, а в период эпидемий капает в нос капли, выписанные доктором для укрепления иммунитета. Еще в ящике стола у него есть пачка марлевых повязок и термометр. Странно, что он не предложил мне измерить температуру. Очевидно, Вера Ивановна своим приходом помешала ему это сделать.

– До свидания, – ответил Слава, механически касаясь пальцами своего горла. Не заболел ли он сам?

Я была свободна! Огорчало одно – я не поздравила Олега.

«Ничего страшного, вечером позвоню и поздравлю», – отогнала я от себя угрызения совести. Это было несложно, поскольку я знала, что Олег обязательно меня простит, когда узнает от Веры Ивановны о моей внезапной болезни.

Все признаки болезни испарились, как только я перешагнула порог «Трех самураев». У меня в запасе было целых четыре часа, и я намеревалась тотчас ехать в Красногоровку. Этот городок находится всего в часе езды. Час туда, столько же обратно. Когда вернется с работы Никита, я уже буду дома.

Автобусы на Красногоровку ходили каждые двадцать минут – очень скоро я уже стояла в церкви Пресвятой Богородицы и не знала к кому обратиться. Одна древняя старушенция очищала подсвечник от огарков свечей перед иконой Божьей Матери. Она была почти слепая и работала на ощупь. Разговаривать с ней не имело смысла.

Другая женщина неистово молилась на коленях, каждые десять секунд касаясь лбом пыльного пола. Я побаивалась даже подойти к ней. А если она смертный грех замаливает? Или просит избавить близкого от тяжелой болезни? Еще помешаю.

Был еще молоденький паренек, шепчущий что-то перед образом святого Николая. Вряд ли он что-то знал о мирской жизни отца Арсения.

Получалось, что один стар, другой млад, а в итоге – говорить не с кем.

– А вы приезжая? – раздался за моей спиной вкрадчивый женский голос. – Вам помощь нужна, верно?

Я обернулась. Женщине было лет шестьдесят или чуть больше. По ее внешнему виду трудно было определить возраст. Лицо невыразительное, к тому же без макияжа. В белом платочке и в скромном льняном костюме она словно сливалась с деревянной колонной, подпирающей потолок. Кстати, очень удачное сравнение: колона без причуд была выкрашена в серый цвет, и на женщине отсутствовали какие-либо украшения. Льняной костюм не красил ее, был слишком длинным и висел мешком, подчеркивая худобу, но не болезненную, а природную. Передо мной стояла некая серая мышка: то ли девочка, то ли старушка.

– Помощь? Да, мне нужна помощь. У вас здесь служил отец Арсений. Мне бы с ним повидаться.

– Не получится, – покачала головой «серая мышка». – У нас уже другой батюшка, – вздохнула она.

– Как же мне его найти? Господи, мне хотя бы ниточку, за которую можно зацепиться, – растеряно проговорила я.

Женщина пристально взглянула на меня. Мне даже стало немного не по себе от ее цепкого взгляда. Я не выдержала и отвела взгляд в сторону.

– А зачем он тебе? – спросила она.

– Дядя мой его ищет, – соврала я, но как-то не очень убедительно. – Он его давний товарищ.

– Товарищ? – вскинула брови «серая мышка». – По войне, что ли?

– Да, – кивнула я, ухватившись за подсказку, и только потом осознала, что даже не знаю, какую войну имела в виду женщина. – Служили вместе когда-то. Сейчас дядя очень плох. Вот, хотел проститься перед смертью.

– Пошли, здесь разговор у нас не получится. Негоже о мирском говорить в Храме Божьем. Следуй за мной, – велела мне женщина и мелкими шажками быстро пошла к выходу.

Я бросилась ее донять. Выйдя из храма, женщина сказала:

– Меня зовут матушка Матрена, я вдова отца Михаила, который был настоятелем храма до отца Арсения. А как тебя величать?

– Меня зовут Вика. Я и, правда, нездешняя. А где мы можем поговорить, матушка Матрена?

Я окинула взглядом церковный двор – ни беседки, ни лавочки.

Матушка пришла мне на помощь, предложив:

– Я живу недалеко. Идем ко мне домой. Я тебя чаем с дороги угощу.

– Спасибо, – с радостью согласилась я. – Если только ненадолго. Мне еще обратно домой ехать.

Дом матушки Матрены не блистал роскошью, разве что икон в нем было много, причем самых разных: старинных и тех, что продаются в церковных лавках и стоят совсем недорого Образа полностью занимали одну стену. В центре находились настоящие раритеты, с краю висели те, что попроще. Наверное, все святые пребывали на домашнем иконостасе отца Михаила.

Перехватив мой взгляд, матушка Матрена с укором сказала:

– Ты б для порядка перекрестилась.

– Простите, – пробормотала я и второпях перекрестилась.

– Бог простит, – вздохнула она. – Что с вас взять? Поколение атеистов. Ладно, садись за стол. Сейчас чайник принесу.

Матрены не было минут пять, не больше. Воспользовавшись моментом, я подошла к противоположной стене, на которой висели фотографии в простых деревянных рамках. Черно-белые фото запечатлели всю историю семейной жизни матушки Матрены и отца Михаила. Отец Михаил, в отличие от жены, был довольно крупным мужчиной, с большой окладистой бородой и выпирающим из-под рясы животиком. Если судить по озорному блеску в глазах и открытой улыбке, батюшка показался мне человеком веселым и жизнелюбивым. Да и Матрена раньше выглядела иначе. «Серой мышкой» я бы вряд ли тогда ее назвала.

Звон расставляемой посуды застал меня врасплох. Я вздрогнула и обернулась.

– Это мой муж, отец Михаил, – кивнув на стену с фотографиями, прокомментировала Матрена. – Тридцать лет здесь отслужил. Ну и я с ним. Своих детей нам Бог не дал – чужих воспитываю. Впрочем, для меня все красногоровские детки родные. Мы рождественские утренники устраиваем, летом в походы ходим. Я даже хотела воскресную школу для них открыть, но не разрешили: времена тогда были другими. Смотри, – она подошла ко мне и ткнула сухим пальчиком в фотографию в нижнем ряду. Там висели более свежие фото, большинство из которых были цветными. – Это мы в поход на озера ходили. А тут мы в Кремле. Специально деньги копили, чтобы детям московские храмы показать. Это Киево-Печерская Лавра. Отец Михаил большой затейник был. На праздники у нас половина Красногоровки собиралась. Любил повеселиться. Но и пост чтил, – сочла должным добавить Матрена. – До сих пор люди его помнят.

– А отец Арсений был не такой? – робко спросила я.

– Ты к столу присаживайся, – позвала Матрена.

Она разлила по кружкам чай, подвинула ко мне вазочку с сушками, потом раскрыла коробку с конфетами.

«Уходит от разговора, – подумала я. – Тогда зачем в дом пригласила? Могла бы и в церкви не подходить».

Однако я поторопилась с выводами. Матушка Матрена начала говорить:

– Чувствую, что ищешь ты отца Арсения не просто так.

– Мой дядя…

– Я помню, – перебила она меня, как будто поймала на лжи. Мои уши предательски покраснели. Видимо, и это не ускользнуло от нее. – Я не знаю, зачем тебе понадобился отец Арсений. – Она замолчала, предоставляя мне возможность сказать правду.

Я набрала полную грудь воздуха.

– У вас есть фотография отца Арсения? – выдохнула я.

– Есть, – кивнула она, потом подошла к комоду и вытащила из первого ящика пачку фотографий. – Ага, вот эта фотография. Здесь отец Арсений проводит обряд крещения. А это он с моим внучатым племянником Ванечкой. Хорошенький, правда?

Я с дрожью взяла первую фотографию. На качество снимка повлияло плохое освещение. Лица были размытыми, но это не помешало мне узнать в священнике, крепко держащего над купелью малыша, Аркадия Петровича. Я вздохнула, значит, не зря приехала.

– Матушка Матрена, должна вас расстроить. Отец Арсений умер, собственно, поэтому я здесь. Он почему-то скрывал свое прошлое, ничего не рассказывал о своей семье, друзьях. Его хоронить некому!

– Умер? Господи… – запричитала Матрена. – Царство небесное. Мы, конечно же, поможем с похоронами.

– Я не за материальной помощью сюда приехала. Мне нужно родственников отца Арсения найти, друзей. Мы даже не знаем под каким именем его хоронить.

– Но ты ведь не из полиции? – догадалась Матрена.

– Нет. Он часто приходил в ресторан «Три самурая», а я там работаю.

– Мудреное название, – нахмурилась матушка Матрена. – Я понимаю, если бы было «Три богатыря». Но «Три самурая»? Звучит почти как «камикадзе». В Японии такие летчики были. Сам погибал, но и противника на тот свет за собой тащил. Соврала мне зачем? Дядю еще приплела. Рассказала бы все как есть.

– Черт, наверное, попутал, – пожала я плечами.

– Видимо так, – вздохнула Матрена. – А умер отец Арсений, значит, в вашем ресторане?

– Не совсем так. В его смерти обвиняют нашего сотрудника. Вроде бы он его выбросил из окна больничной палаты. Но я не верю в это.

– И хочешь найти настоящего убийцу?

– Да, – кивнула я.

– И для этого тебе нужна информация об отце Арсении? – догадалась Матрена. – Ну что ж, слушай. Он приехал к нам на сороковой день после смерти отца Михаила. Я сама ездила в центр, хлопотала, чтобы нам настоятеля прислали. Приехал отец Арсений. Не похож он был на священника. Не пришло его время служить Богу. Душа у него была израненная, измученная и не отболевшая. Нельзя с такой душой к людям выходить. Как можно чужую боль принять, если от своей боли дышать трудно? Вот и взяла я его под свою опеку.

– А что с ним такое произошло? – осторожно спросила я, опасаясь, как бы Матрену не спугнуло мое любопытство. А я на нее очень рассчитывала. Матушка могла знать, почему Аркадий Петрович так засекретил свое прошлое. Возможно, оно было не таким уж честным и правильным? К сожалению, о покойниках принято говорить исключительно хорошо. Интересно, Матрена тоже будет следовать этому принципу? – Кем он до служения в церкви занимался, знаете?

– Я же говорила: воевал он, – вздохнула матушка Матрена. – Сначала служил в советской армии. Дослужился до капитана. Был Афганистан. Два ранения – два ордена. Ушел на пенсию. Тут и началось: на то надо, на это. Пошел по контракту в Чечню. А там похуже, чем в Афганистане. Свои своих же режут. Как голову не потерять, когда каждый день перед глазами море крови, вокруг предательство и обман? Многие из этих мест возвращались душевнобольными.

Аркадий Петрович не показался мне сумасшедшим. Напротив, складывалось такое ощущение, что он водит меня за нос, разыгрывает передо мной спектакль с сюжетом понятным только ему.

– Кто-то спился, а кто-то пошел в бандиты, потому как только ружье в руках и мог держать, – с горечью в голосе продолжила Матрена. – Отец Арсений выбрал правильный путь – он пришел к Богу. Но…

– Что «но»?

– Слишком рано. Ему бы подождать немного, переварить, переосмыслить, понять, что Бог не дает испытаний, которых нельзя вынести. Даже если речь идет о смерти близких тебе людей.

– Когда ты выбираешь военную профессию, то уже подписываешься на то, что тебе придется видеть и кровь, и смерть. Не все ведь военные идут в попы после выхода на пенсию. Это, скорее, исключение, чем правило. У тех, кто идет на войну, нервы должны быть крепче стали.

– А душа, какая должна быть? Железобетонная? – спросила матушка Матрена, сканируя меня цепким взглядом. Что-то ей в моих словах не понравилось. – Что с глазами делать? Закрыть? Ни на что не реагировать? Если так рассуждать, то мы скатимся до волчьей стаи.

– Матушка Матрена, вы же сами призываете к смирению. Говорите, что надо принимать все как есть, – я набралась смелости возразить ей. – Что я не так сказала?

– Да все верно ты сказала, – в который раз вздохнула она. – Это Арсений убеждал меня в обратном. Тяжело ему было простить боль, которую ему люди причинили. Так случилось, что когда он прибыл в Красногоровку, ему и помочь было некому. Один, без семьи, без друзей и знакомых. Мы быстро подружились. Я очень тяжело переживала уход мужа. Отец Арсений страдал от одиночества.

– Так уж от одиночества? Разве он жил в пустыне?

– Имеешь в виду прихожан?

– Да, в церкви всегда люди.

– Кто? Полоумная Прасковья Ивановна? Прости, Господи! Или Лидка, которая третьего ребенка в роддоме оставила? Как оставит, так и бьет полдня поклоны. Нет, дорогая моя, чтобы в церковь люди пошли, надо перед ними душу раскрыть. А у отца Арсения душа была на замке.

– Отец Арсений приехал в Красногоровку без семьи? Я слышала, что настоятелем прихода должен быть женатый священник.

– Соглашусь. Должен быть батюшка и должна быть матушка. Так принято. И, наверное, отца Арсения сюда бы не прислали, если бы была другая кандидатура. Но что делать, если никто к нам ехать не хочет. Бедный приход. Взять с нас нечего, – усмехнулась матушка Матрена. – Кто остался? Одни пенсионеры. Молодежь в большие города укатила. Народа нет – нет и денег. А тут появляется человек, который хочет служить. Ну вдовец, ну и что?

– Значит, отец Арсений был женат?

– Да, жена умерла, когда он служил по контракту.

– Досталось же ему, – посочувствовала я. – А дети у него были? Ради кого он деньги зарабатывал кровью и потом?

– Тема детей для меня и для остальных прихожан всегда была закрыта.

– Может, у него и не было детей? Скажем, после ранения он вообще не мог иметь детей, – предположила я. – Мужчины очень переживают по поводу своей мужской несостоятельности.

– Не знаю, – отрезала матушка Матрена, стремясь поскорей закрыть эту интимную тему. – В общем, одинок он был со всех сторон. За тот год, что он у нас служил, мы много общались. Домик мой в двух шагах от церкви. Отец Арсений часто ко мне на чай заходил. Я его многому научила: как людей заинтересовать, какую тему для проповеди выбрать. Кем-то вроде наставника для него была. Романа нам людская молва не приписывала: как-никак, а я его старше на пятнадцать лет.

– Сколько же вам лет, матушка Матрена?

– Семьдесят пять весной стукнуло.

– Я бы дала вам меньше, – без лукавства призналась я.

На семьдесят пять матушка Матрена не выглядела. Но, если честно, я не хотела бы в старости быть похожей на неё. Если бы можно было представить бестелесный дух, то он бы приобрел очертания матушки Матрены. Закроешь глаза – и не сможешь описать, кто стоял перед тобой секунду назад.

– Экология в нашем городке хорошая, предприятий вредных нет, – усмехнулась она, – люди отзывчивые, ну и муж меня любил, берег.

– А вот скажите, друзья к нему приезжали, может, родственники?

– Нет, никого у него не видела. Да и сколько он у нас отслужил? Меньше года. Но родственники у него были, – вспомнила матушка Матрена. – Сестра! Причем живет она поблизости.

– В Красногоровке?

– Нет, в Бельском, это село в тридцати километрах отсюда. Хорошее село, славится своими кузнецами. Мы там для храма ворота и ограждение заказывали. Про сестру я узнала совершенно случайно. Когда за заказом в Бельское наших мужиков снаряжали, отец Арсений попросил плотника Генку конверт с деньгами одной женщине занести. Генка передал, а потом у меня стал выпытывать, почему отец Арсений сам к сестре не ездит – всего-то тридцать километров, если по прямой, конечно. Я, естественно, спросила, с чего он взял, что эта женщина батюшке сестрой приходится. «Если эту тетку в рясу нарядить, от отца Арсения не отличишь – одно лицо», – заверил меня Генка.

– А вы спросили у отца Арсения, кто она? Сестра или нет?

– Нет, конечно же. Захотел бы – сам рассказал. Я думала на эту тему и пришла к выводу, что он с ней не ладил. А деньги он еще один раз посылал, – припомнила матушка Матрена, – и опять-таки через Генку.

– Понятно, а как в это Бельское проехать? Если эта женщина действительно сестра отца Арсения, то просто необходимо сообщить ей о смерти брата. Фамилию ее ваш Генка знает?

– Фамилию сестры отца Арсения у Генки уже не спросишь. Погиб он весной, причем совершенно глупо: пошел на рыбалку и утонул.

– Странно. Пошел и утонул?

– Ничего странного. Генка пять дней пил, а два опохмелялся. Дело времени. У нас среди мужиков вообще мало трезвенников. А в Генкиной компании все сплошь пьяницы беспробудные. Всегда повод найдется.

– Как же ему отец Арсений деньги доверял?

– Короткое время он был в завязке. А вы точно в Бельское поедете? А то бы я могла съездить, – предложила матушка Матрена.

– Вам тяжело, наверное, будет. Лучше я съезжу.

– Хорошо. Если машина есть, попасть туда очень просто. На трассе есть указатель. Можно и на рейсовом автобусе добраться.

– Сегодня уже поздно, а завтра я точно туда отправлюсь, – пообещала я и стала прощаться. – До отправления моего автобуса оставалось пятнадцать минут. Побегу я.

– Храни тебя Господь, – благословила меня матушка Матрена.

Возвращалась я в приподнятом настроении. Мою поездку нельзя было назвать неудачной. Аркадий Петрович Пискунов, он же Андрей Петрович Боженко действительно был настоятелем красногоровской церкви. Мне даже кое-что удалось разузнать о его прошлом: служил в горячих точках, жена умерла, детей нет. Почему так резко сменил профессию? – это я собиралась выведать у его сестры. Даже хорошо, что они не ладили между собой последние годы. Значит, сестра в обиде на брата. Значит, прикрывать его не станет, если, конечно, в курсе его жизненных перипетий.

Уже подъезжая к городу, я вспомнила, что так и не поздравила Олега с днем рождения.

– Олег, прости, что раньше не могла позвонить, – виновато начала я.

– Не бери дурного в голову. Уже доложили, что ты грипп подхватила. Надеюсь, не птичий? Как же тебя угораздило заболеть в такую жару?

– Да вот так… – смутилась я. Врать Олегу не хотелось, но и сказать, что забыла о его дне рождения, я не могла. – Сквозняки, вода из холодильника…. Но сейчас не обо мне. Здоровья тебе, счастья, успехов и любви.

– Спасибо! Мне сегодня столько всего пожелали. Кстати, ты знаешь, кто звонил? – И не дожидаясь моего ответа, он выложил новость дня: – Юра!

– Юра? Егоров? – переспросила я.

– Юра, – подтвердил Олег. – Мы все были в малом банкетном зале: и Вера Ивановна, и ваш Куприянов снизошел, ребята из других ресторанов подъехали. А тут он звонит!

«Вот паршивец! Я же ему строго настрого запретила выходить на связь с кем-либо», – разозлилась я на Юрку.

– И где он? – с замиранием сердца спросила я.

– Этого я не знаю. Как только я назвал его по имени, Вера Ивановна выхватила трубку и начала кричать, чтобы он не прятался, а срочно шел в полицию.

– Зачем?

– Затем, чтобы там не думали, будто он скрывается от правосудия.

– И он пообещал? Придет?

– Этого я не знаю. Юра, когда услышал голос Веры Ивановны, сразу же трубку бросил. Но мне почему-то думается, что он в полицию не пойдет ни при каких обстоятельствах, а опять заляжет на дно.

«Дай-то бог», – понадеялась я на Юркино благоразумие.

– А ты надолго заболела? Как себя чувствуешь? – поинтересовался Олег. – Получается, здоровья желаешь, а сама хвораешь.

– Завтра меня точно не ждите: я буду интенсивно лечиться в домашних условиях. Надеюсь, через два дня у меня все пройдет.

– Ага, когда выйдешь, я тебе лучшее пирожное испеку. За книгу спасибо, я давно о такой мечтал.

Вера Ивановна никогда не беспокоила меня по вечерам, а тут позвонила. Я в это время тряслась в автобусе и весьма порадовалась тому, что с появлением мобильных телефонов отпала необходимость звонить на домашний телефон. Вот бы Никита разволновался, узнав, что меня с больным горлом отпустили с работы четыре часа назад, а я до сих пор не дома.

– Вика, как ты? У врача была? – поинтересовалась Вера Ивановна.

– Да, возвращаюсь сейчас домой. Сначала в очереди сидела, потом в аптеке за лекарством стояла. Но вы не переживайте, я за выходные встану на ноги. Это эпидемия какая-то: многие сейчас на горло жалуются. Доктор сказал, что этот вирус быстро начинается и так же быстро заканчивается. Он мне даже больничный не предлагал.

– А направление на анализы дал?

– Зачем?

– Как зачем? Вдруг у тебя дифтерия? Что ж это за доктор такой?! – возмутилась Вера Ивановна. Она посещала исключительно частных врачей, а те всегда настаивали на полном обследовании в стенах стационара и, естественно, за деньги.

– Обычный доктор «ухо-горло-нос» из районной поликлиники.

– Вика, ты меня удивляешь! Разве можно так себя не уважать?! Хочешь, я тебе дам телефон моего врача?

«Тогда меня не вылечат до конца дней», – мысленно усмехнулась я.

Вера Ивановна прекрасно выглядит, но она столько принимает витаминов и лекарств, что мне с моей зарплатой такого лечения не потянуть.

– Нет, Вера Ивановна, мне уже лучше, честно, – вежливо отказалась я от ее предложения. – Я таблеток накупила, завтра буду как новенькая. А вы поздравили Олега?

– Все было быстро, сытно и демократично. Одним словом – душевно. – Она замолчала, а я ждала, скажет она мне о звонке Юры или нет. Смысла молчать не было никакого. Юра звонил Олегу, ответил тот при большом скоплении людей. Все слышали, как Олег сказал в трубку: «Привет, Юра».

– Наверное, все его поздравили? – виновато спросила я.

– Да, – вздохнула Вера Ивановна. – Даже Юра позвонил. Вот что он делает?! – с негодованием воскликнула она.

«Вот именно! Мог бы потерпеть!» – мысленно поддержала я ее, а вслух удивилась:

– Неужели? Значит, он никуда не пропал? Это же хорошо!

– Что хорошего? Он услышал мой голос и тут же повесил трубку. Ну что за безответственность?! Хотя бы сказал, где он, виноват или нет. Теперь я должна думать, рассказать полиции о звонке или нет? Если я позвоню в полицию, как перед Юрой буду выглядеть?

– А следователь вас просил позвонить?

– Нет. Я думала, что помощь следствию – мой долг.

– Глупости, никто никому не должен. Если вас не просили звонить, значит, ждите, когда вас об этом попросят.

– Да? Ну не знаю. Буду думать. Ладно, Вика, ты, самое главное – лечись.

У меня отлегло от сердца: если Вера Ивановна сомневается, то уже хорошо. Она, конечно, зла на Юру, но звонить в полицию не станет. Не позвонит и Олег, и остальные будут молчать, потому что к Юре у нас все хорошо относятся и сдавать его не станут. Разве только Слава?

Опять защемило в груди. После некоторых сомнений я позвонила Куприянову:

– Слава, слушай, мне так неловко.

– Что случилось? – напрягся он.

– Заболела я не вовремя.

– Господи, ну что ты такое говоришь?!

– Нет, правда. Получается, тебе за всех придется отдуваться. Сначала Юра выбыл, потом я… – после этих слов последовала пауза. Я надеялась, что Слава расскажет мне о звонке Юры, но он молчал. – Но ты не переживай, это ненадолго. Знаешь, я хотела тебя попросить, раз ты начал заниматься отчетом Егорова, собери все сводки по ресторанам, а я в понедельник выйду и быстро подобью таблицу. Хорошо?

– Хорошо.

– Плохо, что у него самого не спросишь. Может, у него уже готов отчет на флешке, а мы только данные собираем? Кстати, он на связь выходил? – в лоб спросила я Куприянова.

– Он звонил, – признался Слава, – но не мне, а Олегу, с днем рождения его поздравил. Разговор длился всего ничего, и номер не определился.

– А полиция знает о звонке?

– Откуда мне знать? Я туда не звонил – и звонить не собираюсь, мое дело сторона. Ты знаешь, я никогда Юре не симпатизировал, но я ему не враг. Как говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Вдруг этого Пискунова действительно кто-то другой из окна выкинул? Что тогда?

Позиция Куприянова меня вполне устраивала, я успокоилась и на прощание пообещала:

– Ты не переживай, я все силы приложу, чтобы поскорее выйти на работу.

Тут я не соврала: завтрашний день предстоял стать весьма насыщенным. Я собиралась съездить в Бельское, а на обратном пути заскочить на дачу Завальских, чтобы вправить Юре мозги. Что я ему сказала? Сидеть тихо и не высовываться.

Оставалось решить, что делать с Никитой. Рассказать ему о Юре и мнимой своей болезни? Или нет?

Поздно вечером я решилась.

– Никита, я должна тебе сказать.

– Что, дорогая?

– Я сдала дачу Завальских одному своему сотруднику. Ему сейчас негде жить.

Если бы Никита спросил, кто этот человек, я бы не стала врать и во всем призналась, но он только кивнул головой:

– Почему бы и нет? Сдала и сдала. Это даже хорошо, будет кому дачных воров отгонять. Все, я спать хочу, – зевнул он и, повернувшись на другой бок, захрапел.

Утром он и вовсе забыл об этом разговоре. Зато его удивило, почему я не сажусь с ним завтракать.

– Ты уже убегаешь? – спросил он, увидев меня при полном параде. – Даже кофе со мной не выпьешь?

– Нет, дорогой. Я решила взять отгул и посветить этот день здоровью. Пойду в поликлинику, сдам анализы, ну и пару врачей навещу.

– Тебя что-то беспокоит? – разволновался Никита.

– Нет, просто хочу провериться. Одна наша сотрудница очень долго болела бронхитом, а у нее оказался туберкулез, – на ходу придумала я.

– Конечно, проверься, – согласился со мной Никита.

– Тогда я побежала. Освобожусь – позвоню, – бросила я на прощание.

Попасть в Бельское оказалось намного сложнее, чем в Красногоровку. Автобусы туда ходили, но не каждый час, а только три раза в день – я успела уехать первым рейсом. Полчаса старенький автобус тарахтел по трассе, а потом пришлось сорок минут трястись по изъеденной выбоинами поселковой дороге – этот отрезок пути показался мне пыткой. Из автобуса я вышла на ватных ногах.

Зато старушка, которая сидела за моей спиной, вполне бодро выпрыгнула из автобуса и, увидев, как я разминаю ноги, с сочувствием спросила:

– Что, внучка, Париж-Дакар отдыхает?

Я с удивлением на нее посмотрела. Где тот Париж, и где тот Дакар? И откуда эта старушенция о них знает?

– Отдыхает. У вас часом ралли не проводят?

– Почему не проводят? Проводят. Внучок мой по этой дороге на квадроцикле гоняет, когда на каникулы приезжает.

«Ого! Видимо, цивилизация сюда пришла в самой изощренной форме».

– Я как раз от него еду. Неделю в городе гостила. Хорошо у вас, а у нас лучше.

С этим утверждением можно было поспорить. Я успела оглядеться. Село было такое же убитое, как и дорога. Старые приземистые дома, магазинчик-стекляшка и покосившаяся часовенка – вот такой сельский пейзаж.

– А ты не наша новая учительница, часом? – поинтересовалась попутчица. – Вроде обещали прислать.

– Нет, я ищу Боженко. Может, подскажите, как мне их найти? – спросила я, ткнув пальцем в небо. Я ведь не знала, как зовут сестру Аркадия Петровича, вернее, Андрея Петровича. Я даже не была уверена в том, что фамилия Боженко настоящая.

– Боженко? – переспросила старушка. – А нас только одна Боженко – Лидка.

– Лидия Петровна?

– Вроде бы Петровна, – пожала плечами старушка, – только до Петровны она еще не доросла. У нас баб до пятидесяти по имени называют, а уже потом по отчеству кличут. Если тебе Лидка нужна, то иди по той улице до колодца, потом повернешь направо, зеленые ворота ее.

– Спасибо, а брата вы ее, бабушка, не знали?

– Это для внука я бабушка, а для всех – Татьяна Алексеевна, – поправила меня собеседница.

– Очень приятно, Татьяна Алексеевна. Я не поняла, вы знали брата Лидии?

– Я всю семью их знала. Андрюху тоже, но не так чтобы очень, – честно призналась она.

Но даже такой ответ меня устраивал. Мысленно я перекрестилась. Неужели мне повезло? Фраза Татьяны Алексеевны могла означать: «Знаю почти всё, но скромничаю».

– Он сорок лет назад из родного дома выпорхнул. Потом, конечно, приезжал, но редко, крайне редко, – остудила мою голову старушка.

– Что ж так? – полюбопытствовала я.

– А зачем тебе Боженко? – насторожилась она.

– Мне? – Вспомнив, что о покойниках принято говорить только хорошее, а Татьяна Алексеевна, по всей видимости, придерживалась этого правила, я соврала: – Я работаю секретарем в совете ветеранов. Документы наградные пришли на имя Боженко Андрея Петровича. Орден есть, а самого Андрея Петровича найти не можем. Может, сестра знает, где его искать?

– Вот уж не знаю, – покачала головой старушка. – Лидка о брате и слышать не хочет.

– Поссорились, что ли?

– Еще как! Они и в детстве не особо дружили. Разница в возрасте сказывалась. Мамаша дочку родила, когда сынок школу оканчивал. Андрюха из дома уехал, когда Лидка под стол ходила. А потом такое случилось, – Татьяна Алексеевна набрала полную грудь воздуха, чтобы рассказать, но застыла, заметив на другой стороне улицы девчонку в топе и в короткой юбчонке. – Лизка! Куда мать смотрит?! Разве можно в таком ходить, если, конечно, не ищешь приключений, знамо на какое место.

«Причем здесь Лизка? Так никакого терпения не хватит», – подумала я и напомнила о себе:

– Что случилось с Андреем Петровичем? Из-за чего он с сестрой поссорился?

– А? – Татьяна Алексеевна вновь повернулась ко мне лицом: – Ну да, мы же про Лидку… В трудную минуту не поддержала она брата, потому что свою жизнь устраивала. Некогда ей, видите ли, было! Лизку такая же судьба ждет! Помяните мое слово.

– Не поняла, какая именно судьба ждет эту девушку?

– Лидка наша непутевая, три раза замужем была. И сейчас в поиске очередного мужа.

– Бывает, что не у всех с первого раза складывается, – не подумав, ляпнула я и тут же наткнулась на осуждающий взгляд Татьяны Алексеевны. Чтобы не развивать эту тему, я поторопилась спросить: – А что у брата случилось?

– У него много чего случилось: жена от рака померла, дочь без присмотра осталась, на работу после армии не смог устроиться, пошел служить по контракту. Потому и просил, чтобы Лидка к нему в город переехала и с племянницей пожила, но та не захотела. А когда с девчонкой беда случилась, Андрюха всех в этом стал винить и Лидку, в первую очередь. Это то, что я слышала.

– Непонятно, – мотнула я головой. – Что с дочкой такое случилось? И почему он сам с ней не жил?

– Я же говорила: не жил, потому что в армии служил по контракту. А когда за ребенком не смотрят, всегда что-нибудь случается. Оно хоть большой ребенок, хоть маленький. С большими детьми даже больше хлопот. Дочка в институт поступила, в парня влюбилась. Тот ребенка ей сделал, а жениться не захотел. Был бы рядом Андрюха, он бы живо с женихом разобрался, но он даже не знал, что его дочка беременная. Уж не знаю, чем он Бога прогневил, только не стал он дедом. Дочка так переживала, что у нее выкидыш случился, кровотечение открылось. То ли не сообразила, то ли по другой причине, но «скорую» она не вызвала и умерла от потери крови. Был бы кто-то рядом, обязательно вызвал бы врача, а так она скончалась в одиночестве. Вот этого и не может Андрей простить сестре.

– Кто же знал, что так получится? Может, и зря он всю вину на сестру переложил?

– Мы тоже так думаем. Девчонке самой голову на плечах надо было иметь. Взять хотя бы Лизку, – вспомнила она про девчонку в короткой юбке. – Прости господи! А каким орденом Андрея наградили?

– «За отвагу», – брякнула я первое, что пришло в голову.

– Орден такой есть? Я думала, «За отвагу» – это медаль.

В орденах и медалях я не слишком разбираюсь, потому тут же сделала вид, что оговорилась:

– Медаль, конечно, медаль. А я как сказала? Орден? Нет, медаль. Спасибо за беседу, но мне пора, – стала я прощаться со словоохотливой Татьяной Алексеевной. – Как вы думаете, Лидия сейчас дома?

– Конечно, дома. Где ж еще? Она работает в местном баре, а тот только в двенадцать открывается, правда, и закрывается поздно. Иди. Не забыла? Зеленые ворота.

Я переживала, что могу не найти дом Лидии. По моему мнению, в сельской местности каждые вторые вороты выкрашены в зеленый цвет, но оказалось, что только не в Бельском. В селе, которое славится своими кузнецами, практически все ворота были кованными. А ковку ни один цвет так хорошо не подчеркивает, как черный. Поэтому зеленые ворота были едва ли не единственными на улице, на которую указала мне Татьяна Алексеевна.

– Вы Лидия Петровна? – спросила я через забор, когда хозяйка, разбуженная лаем огромного волкодава, соизволила в ночной сорочке выйти на порог.

Это была довольно рослая и крепкая женщина с крупными и выразительными чертами лица, чем-то похожая на актрису Нонну Мордюкову и, вне сомнения, на Андрея Петровича.

– Да, я Лидия Петровна. А что надо? – хриплым со сна голосом спросила она.

– Поговорить. В дом впустите?

– Заходи.

Я скосила глаза на беснующегося на цепи пса.

– Карат, место! – гаркнула Лидия. – Не бойся. Цепь короткая – он не достанет.

Как раз в этом я и не была уверена. Цепь была достаточно длинной. Чтобы подойти к дому, мне надо было пробираться вдоль забора. Если Карат и не доставал до двери, то совсем немного, полметра, не больше.

Понадеявшись на то, что Лидия меня защитит, окольными путями я двинулась к дому. Все обошлось: пес, переложив охрану дома на хозяйку, проигнорировал мое передвижение и молча улегся около будки.

Лидия провела меня в комнатку, про которую можно было бы сказать: «Чисто, но бедно». Глядя на откровенно убогий интерьер, я подумала, что громоздкий ламповый телевизор и продавленный местами диван здесь стоят лет сорок, не меньше. Очевидно, Лидии было все равно на каком диване сидеть и по какому телевизору смотреть фильмы и сериалы. Могло быть и так, что Лидия специально завела меня в самую бедно обставленную комнату – мало ли кто я такая? Я ведь не представилась.

– Ну, – подтолкнула она меня к разговору. – Говори, зачем пришла.

– Поговорить о вашем брате.

– Тю-ю, – протянула она, явно обрадовавшись. – А я думала, ты дочка Ивана Кузьмича. Всё его жена не успокоится.

«Судя по всему, Иван Кузьмич – очередной Лидкин ухажер», – догадалась я.

– Нет, я не дочка Ивана Кузьмича.

– Слава богу, – вздохнула Лида. – Еще одних выяснений отношений я не переживу. Слышала бы ты, что эта тетка вчера в баре кричала! И что я такая, и что я сякая. Чепуха! У меня, кстати, тоже принципы есть, но что я могу поделать, если мужики ко мне тянутся? Просто липнут! А что? Все при мне, – она горделиво выпятила грудь, погладив себя по талии. – И нрав у меня веселый. А зачем тебе мой брат понадобился? Я его сто лет не видела, аж с позапрошлой Пасхи. Может, это он тебя ко мне прислал?

Лидия уперлась взглядом в мою сумку. Очевидно, она рассчитывала, что я достану из нее пухлый конверт с деньгами.

– Нет, я по собственной инициативе приехала, – пришлось ее разочаровать. – Крепитесь, Лидия Петровна. Ваш брат умер.

– Кто? Андрей? – воскликнула она. – Не может такого быть! Да он знаете какой? Он кого хочешь обманет и смерть вокруг пальца обведет. Он заговоренный! В воде тонул, в огне горел – и везде выжил. А ты говоришь, что умер, – по мере того, как она говорила, голос становился все неуверенней и неуверенней. Под конец она спросила шепотом: – Слушай, а ты не врешь? Мне сейчас не до шуток. Кто ты вообще такая?

– Нет, не вру, к сожалению. Я работаю в ресторане, в котором ваш брат любил проводить время. Не могу сказать, что мы дружили, но общаться общались. Примите мои соболезнования.

– Сердце? Не может быть! Он же здоровый как бык!

– Его убили. Из окна выбросили.

– Как так выбросили? – спросила она, срываясь на плач. – Как такое возможно? Он же в десанте служил! В разведгруппе. Сам любого в окно мог выбросить. Он, знаешь, какой сильный. Ах, Андрей, Андрей. Одно слабое место у него было – голова.

– Голова?

– Ты не подумай, он не дурак был.

– Я и не думаю, если в разведке служил. Травма, наверное, была?

– Да, снаряд рядом разорвался. Его контузило. В госпитале подлечили, но боли головные не ушли. Нервы ни к черту. Но что ты хочешь?! Кто из Чечни нормальным возвращался? А мог бы вообще не вернуться. Его группа под обстрел попала – все погибли, только он остался. Его друг своим телом прикрыл. Андрей очень переживал, даже жалел, что выжил. Считал, что за свою жизнь слишком дорого заплатил.

– Как можно так считать? На все воля божья или судьба, если хотите.

– Так-то оно так, но Андрей словно ополоумел. А уж когда дочь погибла, совсем с катушек съехал. Даже в больнице лежал. Ну ты понимаешь, какую больницу я имею в виду. Ту, где души лечат.

– Психиатрическую? – робко спросила я.

– Вообще-то, он туда по моей милости попал, – повинилась она. – Устроил мне скандал на ровном месте. Даже грозился убить. Он горячий, терять нечего – мог утюгом в меня запустить или нож достать. Я выскочила из квартиры и вызвала психушку. Но пробыл он там недолго – сбежал. Его даже обследовать не успели.

– Мне рассказывали, будто он вас в гибели дочери винил.

– Ну да, винил! Нашел козу отпущения! – возмутилась Лида. – Я, что ли, ей таблетки для срыва беременности выписала? И что с того, что она без матери осталась, что единственная дочь, а мне племянница? Я же не нянька ей. У нее своя жизнь – у меня своя. Не хочу я кому-то себя посвящать, даже единственной племяннице. Тем более что Андрей звал меня не в областной центр, а в Первомайск. Тоже мне город, – фыркнула она.

– Первомайск?

– Да. Там жена и дочка Андрея жили, пока их папа служил. Городок маленький, к тому же редкостная дыра. А я не дура, чтобы менять шило на мыло. Кстати, мы бы и не ужились с племянницей. Мы слишком разные. Я вот такая! – Лидия гордо приподняла грудь и вздернула подбородок, как бы показывая товар лицом. Но мне показалось, что сейчас она имеет в виду не столько роскошную фигуру, сколько образ жизни. Судя по всему, дочь Андрея была совершенно иного склада. – Я бы, может, приютила племяшку у себя, но она не захотела ко мне переезжать. Ей же школу надо было непременно в Первомайске окончить. А потом она в институт поступила. В областной центр меня уже не звали. А надо было! Вот там все и случилось. Загуляла моя племяшка!

– Конечно, глупо со стороны Андрея Петровича во всем винить вас, – для пользы дела я стала на сторону Лиды.

– А я о чем! Он же грозился всех убить! Поголовно. А что? Он мог. Он же профессиональный убийца.

– ??? – округлила я глаза.

– Да не смотри на меня так, – заметила мой взгляд Лидия. – Он в Афгане в диверсионной группе служил. Ему врага убить, что на пол сплюнуть. Так вот, когда он в сердцах начал орать, что всех за дочь поубивает, я не на шутку испугалась и позвонила его другу. Но это уже было после того, как Андрей с психушки удрал. Мол, спасать человека надо. Приезжай и забирай!

– Это хорошо, что вы знаете друзей брата.

– Одного знаю, – уточнила Лида. – Разница в возрасте у нас с братом большая. Когда он из дома уехал, я еще маленькой была. А этот товарищ с Андреем в одной части служил, в гости к нам приезжал, даже ухаживал за мной, – кокетливо доложила она. – Телефончик своих родителей оставил на тот случай, если я захочу его разыскать. Кстати, он моложе Андрея лет на десять. Так вот, он тоже с войны вернулся, его тоже ломало, но ему помогли, и он нашел в себе силы вписаться в современную жизнь.

– Вот как? Как же он в современную жизнь вписался?

– В попы пошел. А что? У меня хоть с церковью и натянутые отношения – грешница я, и этого не скрываю, – но это лучше, чем с ножом на людей бросаться.

– А можно узнать имя друга? Он здесь, в Бельском живет?

Наконец-то мне повезло: я вышла на след армейского товарища Андрея Петровича. Уж он-то знает, кто мог отомстить его другу. У меня даже были на этот счет свои предположения. В Красногоровке новоиспеченный батюшка вряд ли мог кому-то перейти дорогу. Там у него не было ни врагов, ни друзей, за исключением матушки Матрены. А вот в Чечне могло произойти все, что угодно. Там действует закон кровной мести. Если ты убил моего родственника, я убью твоего или отправлю на тот свет тебя. Андрей Петрович по долгу службы убивал и убивал много. Поэтому и врагов у него должно быть предостаточно.

«Армейский товарищ подтвердит мои подозрения, возможно, конкретно кого-то назовет. Сейчас Лида скажет, как его найти, и я сразу к нему поеду, а уж потом со всей информацией поспешу к следователю», – загадала я.

– Нет, он живет областном центре, – ответила Лида. – Его зовут Аркадий. Фамилия смешная такая. Вспомнила! Пискунов.

– Пискунов? – обомлела я.

Круг замкнулся.

– Да-да, Пискунов. Смешна фамилия, правда?

– И он помог устроиться вашему брату настоятелем красногоровской церкви?

– Да ты все знаешь! Должно быть, хорошие связи у Аркашки, если он Андрея в попы протащил. Да только все без толку, долго он в церкви не задержался. Даже мне не сказал, куда уехал. Я думала, что он опять в армию записался, а он, оказывается, помер. Бедный братец, – опять запричитала Лидия. – А куда мне ехать, к кому обращаться, чтобы Андрея похоронить?

– Вам надо в полицию прийти, – посоветовала я, – и все о брате рассказать. Фотографии его возьмите. Дело в том, что они считают, что погиб… Короче, ваш брат называл себя Аркадием Петровичем Пискуновым.

– Кем? Может, это Аркадий и умер? – воспрянула духом Лидия. – А ты ведь видела моего брата? Где же его фотография? – Она бросилась к шкафу и стала выворачивать ящики, набитые открытками и старыми письмами. – Да, где же эти фотографии? Вот! Андрей родителям из армии прислал.

Фотография была датирована восемьдесят пятым годом. В полевой форме, в панаме цвета хаки Андрей Петрович стоял рядом с бронемашиной. Его лицо мало изменились за тридцать с лишним лет: тот же овал, плотно сжатые губы, тяжелый взгляд. Только волосы с возрастом стали реже, да седины добавилось.

– Он? – спросила Лидия.

– Он, – вздохнула я. – Вы мне телефон Пискунова дайте, пожалуйста.

– По тому номеру, что у меня был, он уже не ответит. Года полтора назад он мне звонил, сказал, что скоро с семьей переедет в новый дом. Так и не перезвонил.

– А мобильный? – спросила я, надеясь на то, что кто-то из родственников покойного Пискунова пользуется этим номером.

– Мобильный тоже был, но я потеряла свой телефон, – расстроила меня Лидия. – Как же Аркаше сообщить, что Андрей умер?

– Да уж, трудно будет разыскать Аркадия, – вздохнула я, имея в виду, что с покойником не поговоришь.

– Ты уж постарайся, – попросила она. – А я завтра в город поеду. В какое отделение мне обратиться?

– Вы поезжайте в больницу, а там вам подскажут. У меня к вам, Лидия, просьба. Мое начальство не отпускало меня с работы. Я на свой страх и риск поехала к вам. Вы уж не говорите следователю, что я у вас была. Это я к тому, чтобы полиция в наш ресторан не нагрянула. Тогда меня с работы точно уволят.

Мне совсем не хотелось, чтобы Лидия пришла к следователю и рассказала о том, что я у нее была. Антону Леонидовичу вряд ли понравится моя самодеятельность. Он, конечно, и так все узнает, но не сразу. Пусть думает, что Лида сама стала разыскивать своего брата, нашла его в больнице, но увидеться так и не успела.

С автобусной станции я позвонила Жене Амосовой.

– Женя, мне нужно с тобой поговорить.

– Если хочешь, подъезжай, – бодро отреагировала Женька. – У меня сейчас перерыв. Мы с Максимом сидим в том сквере, где с тобой встречались. Присоединяйся. С женихом познакомлю, заодно и пригласительный на свадьбу вручу.

– Спасибо за приглашение, но я нахожусь в другом городе. Женя, хочу еще раз тебя попросить.

– Ладно, говори, что нужно.

– Аркадий Петрович Пискунов. Ты о таком священнике что-нибудь слышала? В прошлом офицер, служил в горячих точках.

– Ну да, помню такого, – голос ее в одно мгновение посерьезнел. – Замечательный человек был. Он церковь в Петровском районе восстановил, некоторое время там служил, потом его повысили и в кафедральный собор перевели. Только он умер. У него проблемы со здоровьем были.

–. Не знаешь, кто-то из родственников остался?

– Да, жена и сынишка. Церковь им помогает.

– И ты знаешь, где они живут? – осторожно спросила я.

– Нет, но спросить могу. Узнаю – скажу.

– Спасибо.

Женька перезвонила через сорок минут, когда до города оставалось совсем немного. Впереди был виден дачный поселок, и даже просматривалась крыша дома моих приятелей, в котором я спрятала Юру Егорова.

– Я все узнала, – доложила Женька. – Не спрашиваю, зачем тебе это нужно. Захочешь – расскажешь.

– Расскажу, обязательно расскажу, – пообещала я, – но чуть позже.

– Тогда записывай адрес: улица Волгоградская, дом три, квартира пять. Это довольно далеко от центра. Жену зовут Альбина, сынишка – Ваня.

Автобус протарахтел мимо поворота на дачный поселок. Я без сожаления посмотрела на утопающие в зелени фруктовых деревьев крыши домов дачного кооператива.

«Ничего страшного, если визит к Юре я на время отложу, тем более что обещала приехать не раньше субботы. Сейчас главное – не потерять нить», – подумала я.

На вокзале, чтобы не терять времени, пришлось взять такси. Водитель, словоохотливый дяденька, предупредил, что ехать придется долго, поскольку Волгоградская улица находится на краю географии. Он так и сказал:

– Волгоградская улица. Дальше некуда! На этом месте раньше деревня стояла. Называлась Петровка. Года три назад на месте халуп понаставили больших домов. Не люблю я эти новые районы. Дома построены, а заселены лишь наполовину. Туда я вас привезу, а обратно? Где мне клиента искать? Сейчас час дня. Кто хотел в город, уехал с утра. Кстати, вы туда надолго? Может, я вас подожду? – предложил он, когда мы остановились перед новенькой высоткой. – В цене сойдемся.

– Я не знаю, сколько пробуду. Может, сразу уеду, может, через час.

– Идет, только залог оставьте, пожалуйста. Да вы не беспокойтесь, ждать буду, сколько надо.

– Ну если так, – вздохнула я и потянулась за деньгами.

Таксист оказался прав: дом был заселен лишь наполовину. Лифт не работал. Хорошо, что квартира находилась на втором, а не на шестнадцатом этаже. Я позвонила в пятую квартиру и, затаив дыхание, прислушалась.

– Мама, звонят! Я открою? – раздался за дверью детский голос.

Я пожалела, что не сообразила по пути купить шоколадку.

– Ванечка, я сама открою, – донесся из-за двери мелодичный женский голос.

Дверь открыла молодая женщина в широком цветастом сарафане, рядом стоял мальчик лет пяти.

– Вы к нам?

– К вам, если вы Альбина Пискунова?

Ей удивительно шло это имя. Тонкие черты лица, охапка светлых волос, стянутых на затылке резинкой, глубокие серые глаза, косметика, если и была на лице, то едва заметная. Женщина как-то сразу располагала к себе. От нее веяло теплом и уютом. И мальчишка мне понравился: худенький, улыбчивый и, по всему видно, воспитанный.

– Здравствуйте, тетя, – вежливо поздоровался он. – Только мы Рожковы.

– Проходите, – Альбина распахнула передо мной дверь.

– А…. – протянула я в недоумении.

Возможно, у Жени оказались устаревшие данные: та Альбина, которая была мне нужна, съехала с этой квартиры, а ее жилплощадь заняла другая женщина с ребенком, но тоже Альбина.

«Вряд ли, – в неудачу верить не хотелось, – Альбина – имя редкое».

– Нет, вы туда попали, – предугадала мой вопрос женщина. – Заходите.

Она провела меня в комнату, светлую и просторную. В ней почти не было мебели, зато на полу лежало много игрушек: машинок, кубиков и деталей конструктора «лего». Даже железная дорога была.

Я присела на диван. Ваня расположился на полу в центре комнаты, собираясь показать мне, как маленький паровозик ездит по рельсам. Альбина улыбнулась и попросила сына:

– Ванечка, поди порисуй в своей комнате. Тетя ко мне пришла.

Ребенок, беспрекословно подчиняясь, вышел в соседнюю комнату.

– А почему вы Рожковы? Разве Аркадий Петрович не ваш муж? – спросила я.

– Почему? Муж, – вздохнула она. – Мы венчаны, но не расписаны. Мой муж был старше меня на двадцать лет. Когда мы познакомились, он мне сразу понравился. Я хотела быть с ним рядом, а он избегал меня, думал, зачем мне больной и старый муж. Но я смогла его убедить в том, что мне все равно, сколько мы проживем, пять лет или двадцать пять. Главное, чтобы эти годы были для нас счастливыми.

– И вы обвенчались, – кивнула я. – Но почему не зарегистрировали брак? Мне казалось, что обряд венчания не проводят без свидетельства о браке.

– У нас документы не спрашивали, ведь Аркадий сам служил в церкви. Нас обвенчали, считайте, по блату, – грустно улыбнулась она. – А брак не регистрировали, потому что Аркадий не хотел. Он боялся, что документ может мне жизнь испортить.

– Не поняла, – мотнула я головой.

– Он думал, если ему совсем плохо станет, я не смогу с ним развестись. Совесть замучает. Но разве я могла его бросить? Даже когда Ванюшка родился, он не захотел дать ему свою фамилию. «А вдруг его кто-то захочет усыновить? Ты ноги собьешь, бегая по инстанциям. Зачем тебе все это? Ты молодая, а я старый. Не морочь себе голову. Голые и босые тоже не останетесь. Всё, что у нас есть, я на тебя записал», – так он решил.

«Вот почему Аркадия Петровича мы не нашли в интернете», – поняла я.

– А Аркадий Петрович болел?

– Да. Он жил без одной почки, была вырезана селезенка, имелись проблемы с сердцем, дикие головные боли убивали его. Всё это последствия многочисленных ранений. А умер он от вскрывшейся язвы желудка. Организм был настолько слаб, что не способен был бороться с болезнью. В общем, прошлым летом его не стало.

«Это как сказать. Одного Аркадия Петровича не стало, но появился другой», – подумала я.

– Мы даже новоселье не успели отпраздновать.

– И, наверное, Аркадий Петрович здесь не прописался?

– Не до этого было, – вздохнула Альбина.

– Плохо. – Я подумала, что если бы у Пискунова в паспорте была указана прописка, то проще было бы установить настоящее имя покойного.

– Плохо, конечно. Дом, в котором мы раньше жили, совсем древний был. Его под снос отдали. Теперь у нас и горячая вода, и отопление, только папы нет.

– Альбина, скажите, вам кто-нибудь помогает?

– Да, меня не забывают прихожане церкви, в которой служил Аркадий.

– А друзья-однополчане?

– Их почти не осталось. Простите, а вы тоже знали Аркадия? Кто вы?

– Я? – переспросила я, смутившись.

Я поняла, что врать Альбине грешно, и потому решила рассказать все про Боженко, утаив лишь до поры до времени тот факт, что Андрей Петрович присвоил имя Альбининого мужа.

– Андрей? Ну, конечно же, я его прекрасно знала. Это однополчанин Аркадия. Жаль, что он тоже ушел из жизни, да еще так страшно. Вы полагаете, его убили?

– Даже не знаю. Как разведчика-диверсанта можно выбросить из окна? Разве что это сделал такой же, как Андрей Петрович, обученный боевым приемам человек. Может, Аркадий Петрович вам рассказывал, кто охотился за его другом?

Альбина покачала головой.

– У Андрея Петровича были проблемы, но меня в них не посвящали. Андрей был старше Аркадия, опыта у него было больше, но в жизни, в мирной жизни, он был таким беспомощным. У него ничего не ладилось. Он продолжал относиться ко всему так, как это принято на войне. Есть враг – с ним надо бороться любыми способами. Аркадий его убеждал, что так нельзя. Надо учиться прощать людей, в том числе и врагов. Душевная боль отступит тогда, когда ты простишь, и когда тебя простят.

– А кого именно надо простить? – осторожно спросила я.

– Этого я не знаю. Я познакомилась с Андреем Петровичем два года назад. Он тогда был на грани срыва. Нет-нет, при мне ничего такого не допускал, но, когда они с Аркадием запирались в кабинете, я слышала, как оттуда доносились его всхлипы. Иногда он кричал – да так жутко!

– А что кричал, не помните?

– Что всех найдет и заставит за всё ответить по суду и по совести.

– А ваш муж как-то объяснял, что с его другом происходит?

– Он говорил, что Андрею довелось много чего пережить. Сначала жена умерла, потом он потерял свой взвод, следом дочь погибла, и он остался совсем один. Это, конечно, страшно. Он тогда мог таких дел натворить, если бы не Аркадий.

– И что сделал ваш муж?

– Он предложил ему покаяться и пойти служить Богу. Сначала Андрей стал помогать Аркадию. И знаете, он успокоился, стал уравновешенным, рассудительным таким. А потом в Красногоровке приход без священника остался. Аркадий уговорил митрополита послать туда Андрея Петровича. – Альбина замолчала.

– А что потом?

– В последний раз я видела Андрея в день смерти мужа. Собственно, это Аркадий позвал Андрея, чтобы проститься. Они говорили с час, наверное. Андрей ушел очень расстроенный. Конечно же он понимал, что это последняя их встреча. Утром он позвонил, и я сообщила ему о смерти Аркадия, но на похороны он не пришел и в Красногоровку не вернулся. Куда уехал, не знаю.

– Странно, друг все-таки.

– Почему странно? – заступилась Альбина за Андрея Петровича. – Он ведь простился с Аркадием. А не пришел на похороны, потому что хотел помнить его живым. Да и Аркадий просил, чтобы похороны были скромными.

– Скажите, Альбина, а как паспорт вашего мужа оказался у Андрея?

– Паспорт? А вы откуда про паспорт знаете? Позавчера ко мне заходил участковый. Он тоже спрашивал про паспорт.

«Участковый спрашивал про паспорт? Как же они вышли на Альбину? – задумалась я. – Ксерокопия паспорта, оставленная в санатории? Антон Леонидович потянул за ниточку – клубочек и размотался. Что же он сам к Альбине не приехал?»

– И что вы ему сказали?

– Что среди документов был только военный билет. А паспорт… Я решила, что Аркадий его потерял. Это я и сказала участковому.

– А об Андрее Петровиче он не расспрашивал?

– Нет.

– Неужели еще не знает? – усмехнулась я, понимая, что на полшага опередила Антона Леонидовича. – Кстати, как вы получили свидетельство о смерти?

– Похоронами занималась церковь, даже не знаю, как они вышли из положения. Впрочем, Аркадия хоронили на церковном кладбище, поэтому справка о смерти не имела принципиального значения. В наследство я не вступала, квартира и так на меня оформлена. Значит, паспорт оказался у Андрея? Ничего не могу сказать по этому поводу, – Альбина пожала плечами. – Может, Аркадий сам отдал вместе с орденом?

– Орденом? Каким орденом?

– Видите ли, Аркадий не писал завещания. Чувствуя, что скоро уйдет, он попросил меня обзвонить друзей. Люди приходили, и он отдавал им что-то в память о себе: кому-то икону, кому-то книги. Андрею он собирался отдать орден, который по праву и должен был ему принадлежать. Аркадий рассказывал, что однажды его взвод попал в окружение. Всех бы перебили, если бы на помощь не пришел Андрей со своими ребятами. В общем, произошла какая-то путаница: Аркадий получил орден, а Андрея почему-то наградить забыли. Кстати, он очень тогда расстроился. Мой муж пытался восстановить справедливость: докладывал руководству, писал главкому. Ничего не вышло – героя забыли. Накануне своей смерти Аркадий попросил меня найти орден, он намеревался вручить его Андрею.

– Орден ваш муж отдал Андрею при вас?

– Нет, орден лежал в ящике с документами. Аркадий уже не поднимался с кровати. Очевидно, он попросил Андрея взять орден в ящике. А вот зачем Андрею паспорт понадобился, не представляю.

«Как раз это я могу объяснить, – вздохнув, подумала я. – Андрей Петрович решил, что пока его недруги будут искать Боженко, он спокойно поживет под именем Пискунова Аркадия Петровича».

Разговор расстроил Альбину. Вспомнив о муже, она приложила ладонь к глазам, чтобы скрыть слезы. Из комнаты выбежал Ванька. Как оказалось, со свойственным детям любопытством он наблюдал за нами через щелочку в двери. Взглянув на меня сердито, он прижался к матери.

– Мама, ты опять плачешь? Не плачь. Папа на небе. Ему там хорошо, честное слово.

– Я знаю, сынок, – она обняла его и виновато улыбнулась мне.

Мне стало неловко: мои вопросы разбередили Альбине душу. По всему, она до их пор не смогла смериться с потерей мужа. И успокаивать ее было бессмысленно – это тот случай, когда лечит только время.

– Простите, меня такси внизу ждет, – я поднялась с дивана.

– Уходите? – спросил Ваня. – А чай?

Я не удержалась и погладила мальчика по голове.

Водитель, как и обещал, дождался – иначе меня бы ожидало полное разочарование. На беседу с Альбиной, я возлагала большие надежды. Конечно, я многое узнала о жизни Андрея Петровича, но, увы, пока ничто не объясняло, кто и за что мог его убить. В принципе, зная настоящее имя покойного, можно было бы попытаться разыскать его военных товарищей, но эта задача для меня была практически неразрешимой. Я даже не знала, куда мне обратиться. В военный комиссариат? Полагаю, что там со мной и разговаривать бы не стали.

Недолго сомневаясь, я позвонила Антону Леонидовичу и быстро произнесла:

– Только не спрашивайте, откуда мне это известно. Человек, который называл себя Аркадием Петровичем Пискуновым, на самом деле Боженко Андрей Петрович. Запишите, пожалуйста, Боженко Андрей Петрович. Он служил вместе с Аркадием Пискуновым в Чечне, а когда тот умер, присвоил его паспорт.

– Боженко, говорите? Интересная информация. Это вы, Виктория Викторовна? – узнал меня Антон Леонидович.

– Я.

– Странно как-то получается: вы знаете то, чего пока не знаю я.

– Может, и странно, но сейчас не об этом. Боженко долгое время скрывался. От кого? Я думаю, вам надо покопаться в его военном прошлом.

– Не уверен, что в военном, но в прошлом покопаться стоит, – многозначительно сказал он.

– То есть вы тоже считаете, что Юра Егоров не виновен в его смерти? – обрадовалась я, но, видимо, рано.

– А кто сказал, что у Егорова и Боженко не может быть общего прошлого? Только не спрашивайте, что и откуда я знаю, – почти моими же словами закончил разговор Антон Леонидович.

– Вот те раз, – пробормотала я, усаживаясь в такси.

– Не понял. Куда теперь ехать?

– Домой, – вздохнула я и, наткнувшись на удивленный взгляд водителя, назвала адрес.

На обратном пути мы попали в пробку. Такси оказалось без кондиционера. Только в семь часов я, уставшая и раздраженная, перешагнула порог квартиры.

– Ну наконец-то! – вышел меня встречать Никита. Вид у него был крайне обеспокоенный. – Вика, где ты ходишь? Я звоню тебе на трубку, а ты не отвечаешь! Я уже хотел звонить в «Три самурая».

Никита действительно несколько раз звонил на мобильный телефон, и каждый раз я не могла ответить, поскольку разговаривала то с Лидией, то с Альбиной, а после разговора со следователем вообще не хотела брать трубку, чтобы не потерять нить своих рассуждений. Хотя, какие там рассуждения? Всю дорогу я переваривала фразу Антона Леонидовича о том, что Андрея Петровича и Юру могло связывать общее прошлое. В конечном итоге я пришла к выводу, что Антон Леонидович ляпнул это просто так, чтобы меня позлить. На самом деле Юра с Пискуновым, то есть с Боженко, знаком не был, разве что пару раз видел его в «Трех самураях». Это и есть общее прошлое? Конечно нет!

Взглянув на бледное лицо мужа, я пожалела, что не уделила ему несколько секунд своего внимания. Ответить, определенно, стоило, а вдруг бы он и впрямь позвонил Вере Ивановне. Ему бы сказали, что я заболела. И что ему думать? Не зря же говорят: маленький обман рождает большие подозрения.

– Я волнуюсь! – с обидой и упреком воскликнул Никита.

– Прости, я не слышала звонка, – вздохнула я. – Телефон лежал на дне сумки, а в поликлинике так шумно.

– Ты целый день провела в поликлинике?! – взволновано спросил он.

Выглядела я в этот момент, наверное, не очень хорошо: уставшая, с потекшим макияжем и в притрушенной пылью сельских дорог одежде.

– А? Ну что ты! Я утром сдала анализы, а врач принимал только вечером. Да не смотри ты на меня так! Все нормально. Я здорова, как… – я запнулась, вздохнула глубоко и забыла, что хотела сказать. – А чем это пахнет?

В квартире благоухало чем-то пряным и аппетитным.

– Хочу пригласить тебя на пикник. Вот, шашлычок замариновал. Помидоры, огурцы купил, зелень. Чувствуешь, как кинзой и петрушкой пахнет?

– Да, запах что надо! А куда мы едем? – спросила я, сомневаясь, надо ли принимать приглашение. – Жарко на природе. В тени тридцать пять.

«Да и некогда мне. Я завтра Юру собиралась навестить», – мысленно продолжила я свою фразу.

– Там есть и тень, и водоем. Жарко не будет, обещаю. Надоело под кондиционером сидеть! – Он так категорично это произнес, что я поняла: спорить бесполезно.

– И все-таки, куда мы едем?

– На дачу Завальских.

На лбу выступил холодный пот.

– Я же ее сдала, – робко напомнила я. – Забыл?

– Я помню. Утром соседка звонила. Она обеспокоена тем, что там кто-то живет. Ведет себя странно, выходит только ночью. Как только она хочет с ним заговорить, прячется в доме.

– Стеснительный товарищ, – подавив нервный кашель, сказала я.

– Это и хорошо. Значит, он не будет возражать против нашего пикника. К тому же я обещал соседке с ним разобраться. А если твой квартирант не захочет с нами общаться, мясо можно пожарить на участке соседки. Согласись, ее бдительность дорогого стоит. Таких соседок поощрять надо.

«Ни в этом случае», – с раздражением подумала я.

– На худой конец, – добавил Никита, – можно напроситься в гости к Ковалеву.

– А кто такой Ковалев? – без энтузиазма поинтересовалась я.

– Паша Ковалев! Да ты его знаешь. Наш старший научный сотрудник. У него в том же дачном кооперативе участок через две улицы от дома Завальских, но ближе к водоему. И бассейн у него есть. Правда, маленький. Теща из него воду берет для полива огорода.

– Бассейн? Это круто! Звони! – разрешила я. – Пока ты будешь жарить шашлык, я схожу к соседке и лично познакомлю ее с квартирантом Завальских. А тетка молодец!

Никита тут же потянулся к телефону.

– Паша, я вот что подумал. А не забабахать ли нам пикничок и не поесть ли нам шашлычок? Мясо я уже купил.

Ковалев возражать не стал. Более того, он несказанно обрадовался тому, что завтра ему не придется поливать огород, по крайней мере, в одиночку.

– Тогда завтра к двенадцати мы к тебе подъедем. Заметано?

Я с облегчением вздохнула: «Что ни делается, то к лучшему. Теперь не надо придумывать никакие причины, чтобы съездить на дачу».

Все вроде удачно складывалось, но вечером пришлось вновь понервничать. В тот момент, когда мы с Никитой уже собирались идти спать, позвонил Кирилл. Меня удивил поздний звонок.

– Кирилл? Добрый вечер, – растерянным голосом поздоровалась я. – Что-то случилось?

– Ты можешь сейчас говорить?

– В общем-то, да, – произнесла я, косясь на Никиту. – Минуточку. – Я зажала трубку ладонью. – Это по работе, – сказала я мужу и, закрыв за собой дверь, вышла на кухню. – Да, Кирилл. Есть какие-то новости?

– Ты говорила, что Юрка вроде бы в бегах? – с вопроса начал он.

– Да, его нет дома, и он не отвечает на телефонные звонки, – заволновалась я, понимая, что просто так Кирилл бы не спрашивал и вообще не звонил бы.

– И его ищет полиция?

– Да. А что случилось? – не на шутку испугалась я.

– Он мне звонил, – доложил Кирилл.

– И где он? – с замиранием сердца спросила я.

Кирилла я не опасалась. Он парень правильный и вменяемый – не побежит в полицию сдавать друга. А вот относительно Юркиной вменяемости у меня были сомнения. Что за самодеятельность?! Что за детский сад?! Скучно стало?

– Я не знаю, он не успел сказать или не захотел. Разговор получился очень коротким.

– А звонил зачем?

– Дал мне задание. Помнишь, я тебе рассказывал о девушке, с которой он меня знакомил? Инна Дорошина, подруга Даши.

– Да, ты называл это имя. И что?

– Юра попросил ее найти.

– Инну? Зачем она ему понадобилась?

У меня внутри все бурлило от негодования.

– Я думаю, ему совсем плохо. А Инка ему понадобилась, чтобы Дашу разыскать. Старая любовь, знаешь, не ржавеет.

– Это Юра так сказал?

«Надо же, вспомнил! Плохо ему! Жилетку подавай, в которую можно выплакаться. Эта девушка и пожалеет, и картошку пожарит», – вспомнила я Юркины откровения.

– Да нет, он мне ничего такого не говорил. Я сам догадался. Зачем ему еще могла понадобиться Инна? Он хоть мне ее и сватал, но сам терпеть не мог. Она Дашу против него настраивала. Вика, что мне делать? Искать Инну? Если его разыскивает полиция, то, наверное, ему вообще не надо ни с кем общаться: ни со мной, ни с Инной, ни с Дашей.

«Жаль, что Юра этого не понимает», – подумала я.

– Ты прав, Кирилл. Еще припишут тебе укрывательство. Не отвечай на Юркины звонки.

– Не отвечать? Ну не знаю. Друг все-таки. Он рассчитывает на мою помощь.

– Помощь? Странная помощь – найти девушку. Не об этом сейчас Юре надо думать, – строго сказала я. – Если он ушел в подполье, то пусть там сидит и нас не подставляет. Или идет в полицию – тоже хороший вариант. А если ему нужна Инна, пусть сам ее ищет. А где, говоришь, она работает?

«Я сама с ней поговорю, чтобы она на дачу не собралась. Юра может попробовать найти ее не через Кирилла, а через кого-то еще, а потом пригласить в гости», – подумала я, в сотый раз пожалев, что поселила Юру на даче своих друзей.

– Рядом с нашим отделением банка есть магазин электроники, – напомнил Кирилл. – Она там работает в отделе оформления кредитов. Ты правильно говоришь: если она ему нужна, пусть сам к ней едет.

– А ты сказал ему, где ее искать?

– Да, я сказал, не подумав, – признался он.

«Надеюсь, у Егорова хватит ума не соваться в город. – От злости на коллегу я едва не заскрипела зубами. – Ради этого идиота я с ног сбилась, а он вытворяет не бог весть что. Одному позвонил, другому…»

– Ладно, Кирилл, в любом случае спасибо за звонок. Я теперь знаю, если он о девушках думает, то жив и с ним все в порядке.

– Что с ним все в порядке – спорно. Но что он жив – факт. Я бы его голос ни с чьим другим голосом не спутал.

– А с какого номера он звонил?

– Не знаю, он позвонил мне на домашний телефон.

– Вот как…

– Спокойной ночи, – простился Кирилл, по моему молчанию поняв, что исчерпал отпущенный на разговор лимит времени.

– На работе какие-то сложности? – поинтересовался Никита, когда я вернулась в комнату.

– Ничего из ряда вон выходящего, – пожала я плечами и, чтобы уйти от дальнейших расспросов, сказала: – Слушай, если мы договорились с Павлом на двенадцать, я вполне успею прикупить новый сарафан, а то мне на пикник не в чем ехать.

– Не возражаю. Купи себе два сарафана и купальник. Нет, два купальника.

Утром, чтобы Никита не увязался за мной выбирать сарафан и купальник, я дала ему задание. Пикник – дело серьезное. Какой шашлык может быть без лаваша? А к лавашу обязательно надо купить сыр сулугуни, а еще аджику и красное вино. Зелень, которая была куплена вчера, уже не свежая, значит, надо еще подкупить петрушки, кинзы и базилика. Неплохо было бы взять маринованный острый перчик и что-нибудь из солений.

Высадив меня рядом с торговым центром, Никита с длинным списком укатил на рынок. Я вошла в магазин, через стекло проводила взглядом отъезжающую машину и тут же вышла через соседнюю дверь. Чтобы попасть магазин электроники, мне всего-то надо было перейти на другую сторону улицы.

Если бы Инна работала в бухгалтерии или в дирекции магазина, я бы и дергаться не стала. Как правило, у руководства суббота – выходной день. А вот отдел кредитов работает и в субботу, и в воскресенье, и, кстати, в эти дни клиентов больше, чем в остальные. Вот на это я и рассчитывала.

Заприметив в глубине зала огромную вывеску «Оформление товара в кредит», я ускорила шаг. Две девушки из отдела оформления кредитов – блондинка и брюнетка – сидели без работы и определенно маялись от безделья. Одна девушка, та, что была блондинкой, любуясь новеньким телефоном, пальчиком тыкала в сенсорный экранчик. Другая с раздражением листала глянцевый журнал. При этом она трепала страницы так, будто там на нее был напечатан компромат.

Блондинку, если верить бейджику, приколотому к груди, звали Настей, а брюнетку – Верой.

– Здравствуйте. Мне нужна Инна Дорошина.

– А Инна поменялась, – ответила блондинка и повернула голову к брюнетке.

– Дорошина? А вы кто? – не очень вежливо поинтересовалась Вера.

Меня смутил ледяной прием. Девушка явно была не в настроении и пыталась снять свое раздражение на первом встречном, то есть на мне.

– Я? Подруга ее подруги. Она пообещала мне помочь выбрать, – я обвела взглядом зал. Ближе всего стояли телевизоры, – телевизор.

– Ее сегодня не будет, – категорично мотнула головой брюнетка Вера. – Вы можете обратиться к нашим консультантам. Если вам нужно оформить кредит, мы с радостью это сделаем. – Слово «радость» она произнесла почему-то с угрозой.

Ну да я не из пугливых.

– Ну как же, – плаксивым голосом протянула я, – мы ведь договаривались. Она обещала.

– Девушка, я тоже обещала ребенку сходить с ним в цирк, а теперь вот должна в свой законный выходной день здесь торчать. Представляешь, – она повернула голову к блондинке Насте и начала ей рассказывать: – звонит мне эта «подруга» и просит, нет, умоляет выйти на работу вместо нее. А она, дескать, и с начальством уже договорилась. За моей спиной! А то, что я сына вижу раз в месяц, всем наплевать. Ну и что, что он у бабушки. Кто-то же должен зарабатывать деньги?!

– Да ты успокойся, Вера. А что у Инки стряслось? – полюбопытствовала Настя.

– Да я толком и не поняла. Какой-то там друг…или не друг… вопрос жизни и смерти… Бред! Срочно ей надо было куда-то ехать и кого-то спасать. А я должна за всех вкалывать: и за себя, и за нее, и за того парня.

– Ой, как мне неловко! – с наивной простотой воскликнула я. – Получается, Инна и меня подвела, и вас. Черт, и дозвониться к ней не могу. Хотела сообщить ей, что приеду утром, а не к обеду, как мы договорились, а она не отвечает, – я пожала плечами. – Посмотрите, это её номер телефона? – На экран телефона я высветила номер Кирилла.

Вера, скривившись, взяла трубку.

– Нет, у нее вроде бы другой. Сейчас, – она достала из сумки свой телефон. – Ну вот! С этого телефона она мне звонила.

Я бесцеремонно выхватила у нее трубку и быстро переписала номер Инны в свой телефон.

– Спасибо. А где она живет, не знаете? – на всякий случай спросила я.

Настя как-то странно на меня посмотрела, с жалостью, что ли.

– Девушка, ну зачем вам Инна? У нее же нет на дому склада. Если вам нужен телевизор, смотрите, выбирайте. Консультанты вам помогут, а мы кредит оформим. А живет она… Улица Петровского… А номер дома я не помню… Кажется, шесть. Точно шесть.

– Вы смотреть телевизор будете? – перебила подругу Вера. – Консультанта звать?

– Нет, спасибо, я пойду.

Через мгновение до моих ушей донеслись слова Веры:

– С придурью девка. Подруга подруги! А ни адреса, ни телефона не знает. Телевизор ей нужен! Таблетки от головы – вот что ей необходимо. Не все ли равно, кто ее обслужит? Впрочем, Инна такая же – с приветом.

Можно было ответить злючке, но делать этого я не стала. Все, что могла, я узнала, а что обо мне подумали – наплевать.

У меня есть правило: не вести серьезные разговоры по телефону. Если бы у меня было время, я бы, наверное, поехала к Инне, но времени как раз и не было. Улица Петровского находится отнюдь не близко, а надо еще забежать в торговый центр, чтобы выбрать себе сарафан. Кстати, с Никитой я тоже договорилась встретиться там же: он все купит на рынке, а потом заедет за мной.

Не теряя времени и ни на что не рассчитывая, я набрала номер Инны.

– Алло, – почти сразу услышала я в трубке девичий голосок. – Кто это?

Я не успела ответить, поскольку еще один голос прорезал эфирное пространство:

– За что? Почему?! Как жить после этого? Я не верю, – издалека и с надрывом сипел кто-то. Голос был неестественный, бесполый. Я даже подумала, что по телевизору показывают мультипликационный триллер.

Потом закричала женщина:

– Иди сюда! Держи ему голову!

Инна сбросила мой вызов. Я набрала еще раз, но телефон уже был отключен.

– Абонент вне зоны действия сети, – сообщил мелодичный женский голос.

«Странные голоса. Очень похоже на телепостановку. Может, я помешала Инне смотреть фильм? И вообще, почему я за нее должна волноваться? Завтра к ней съезжу, если, конечно, Юра не объяснит мне, зачем она ему понадобилась».

Решив, что Инна не такое уж важное звено в моем расследовании, я помчалась в торговый центр – времени оставалось в обрез. Надо сказать, Никита любит походить по рынку, но сегодня он торопится на пикник, а потому не будет выискивать самый лучший пучок петрушки, а купит у первого, кто будет стоять с зеленью.

Так и вышло. Я даже не успела дойти до примерочной кабины, как в сумке зазвонил телефон.

– Я внизу, – отрапортовал Никита. – Все купил, что ты заказала. А как у тебя?

– Да никак, – уныло протянула я, скептически рассматривая сарафан. – Массу вещей перемерила, но все не то, – соврала я.

Выбирать, действительно, было не из чего. Странно, разгар лета, а в магазине и взгляд бросить не на что.

– Совсем-совсем?

– Совсем. Ладно, куплю в следующий раз. Я спускаюсь. Настроение, наверное, не для похода за покупками.

Мне показалось, что Никита всерьез расстроился из-за того, что я вышла из магазина без обновок.

– Не огорчайся, – начал он меня успокаивать. – Был я на Пашкиной даче. Не стоит она новых сарафанов. И Ковалевы тебя обсуждать не будут. Они очень простые и душевные люди.

Видимо, Никита вспомнил недавний день рождения заведующего кафедрой, на который были приглашены все сотрудники со своими вторыми половинами. Я надела маленькое черное платье – и не угадала. Встреча была назначена в городской квартире профессора. Меня очень удивило то, что все дамы пришли в откровенных летних нарядах: в сарафанах, джинсах и в шортах. Мужчины – в рубашках гавайских расцветок. В гостиной был накрыт фуршет: фрукты, холодные закуски и легкие напитки. Как только появился последний гость, именинник пригласил всех в микроавтобус, который и доставил нас в загородный клуб, где состоялся банкет.

Впрочем, на традиционный банкет мероприятие мало было похоже. Именинник затеял самый настоящий пикник: с шашлыками, вином, играми в бадминтон и купанием в бассейне. Странно, что Никиту не предупредили о форме одежды, хотя, возможно, говорили, да он прослушал. Но самое страшное, что глупо выглядела только я одна – Никита пришел на день рождение в льняных брюках и в сорочке с коротким рукавом. Я же в своем коктейльном платье выглядела по-идиотски. Жена завкафедрой, не стесняясь, разглядывала меня в упор и перемигивалась со своей подругой.

После этого случая, я твердо решила иметь в своем гардеробе сарафан, в котором было бы прилично и в ресторан на отдыхе пойти, и на речке посидеть. Как оказалось, подбор летних нарядов – дело серьезное, и за десять минут с этой задачей никак не справиться.

Никита не обманул – встретили нас очень радушно. Мне тут же устроили экскурсию по дачному участку.

– Тут у нас огурчики. Редиска уже отошла. Помидоры только завязываются. А вот посмотрите сюда. Какая фасоль! А горох?! – восхищалась своим урожаем Лидия Михайловна, теща Ковалева. – Вишня поспела. Да вы кушайте. Выбирайте ягодки потемнее и прямо с веточки срывайте.

Я терпеливо, чтобы не обидеть хозяйку, ходила за ней следом, время от времени щедро рассыпая похвалу огурцам, зеленому луку и салату, которые, несмотря на засуху и жару, восхищали свежестью и яркой окраской. Когда каждый квадратный метр был исследован, меня отпустили.

Я подошла к мужчинам, занятым разведением огня. Уголь мы прихватить забыли, а поленья оказались довольно крупными, и потому гореть они обещали долго.

– Мясо на шампуры нанизывать, наверное, еще рано? – спросила я.

– Минимум час еще, – со знанием дела ответил Никита, одной рукой маша газетой у поленьев, а другой рукой отгоняя от себя едкий дым.

– Вы, Вика, с Валентиной сходите на пруд, – предложил Павел, – а мы вас позовем, когда все готово будет.

– Нет, – мотнула я головой, взглянув на жену Павла. Она занималась тем, что мыла привезенные из города овощи. Отвлекать ее не хотелось, а помогать тем более. – Сейчас самый солнцепек. Обгореть боюсь. Никита, пока время есть, я к соседке Завальских схожу? Заодно проведаю своего протеже.

Никита кивнул головой. Кажется, с шашлыками он попал. По такой жаре жарить шашлык – самая настоящая пытка. Еще поленья оказались почему-то сырыми – от дыма в радиусе пяти метров невозможно было дышать.

Первой начала бунтовать теща:

– Из-за вас можно задохнуться! Деревья мне спалите! И вообще, шли бы вы со своим шашлыком в баню!

– Куда? – переспросил Павел.

– Куда угодно! Да хотя бы на пруд. Там водичка, там песочек. Не приведи господи, здесь трава загорится.

– Мама, ну куда мы пойдем, если дрова уже горят? Ну потерпите, сейчас дровишки обсохнут и дымить не перестанут, – пообещал зять.

Лидия Михайловна махнула на нашу компанию рукой и ушла в другой конец участка. Я тоже не стала своим присутствием надоедать мужчинам. Часа мне вполне должно хватить, чтобы рассказать Егорову о том, что происходит в городе, а заодно и промыть ему мозги.

Сначала я заглянула на соседний участок, чтобы решить проблему с соседкой Завальских. Женщина сидела на перевернутом ведре рядом с кустом красной смородины и снимала с веток ягоды, которые складывала в маленькие контейнеры для последующей заморозки.

– Бог в помощь, Анна Семеновна, – как-то само собой в памяти всплыло имя соседки. – Это я, Вика. Помните, Римма нас знакомила?

– Что-то такое припоминаю. Прошлым летом на шашлыки приезжали? А это я с вашим мужем разговаривала?

– Да. Вы уж извините, что я вас не предупредила о дачнике и заставила поволноваться. – «И спасибо, что полицию не вызвали», – параллельно подумала я. – Понимаете, человек оказался в безвыходной ситуации, остался без крыши над головой, а в гостинице дорого. Вы не переживайте, он человек порядочный, тихий. Ученый, между прочим, молодой, перспективный, – придумывала я на ходу. – Для него главное – уединение и тишина. И чтобы ничто не отвлекало от работы.

– То-то я гляжу, странный он.

– Что есть, то есть, – согласилась я с ней. – Все ученые не от мира сего.

– Ну да, ну да. Смотрю: чужой человек. Я его кликнула, а он как мышка в норку нырь. Вот я и подумала, что без спросу поселился. А он, оказывается, ученый, – уважительно протянула Анна Семеновна. – А звать-то как?

– Алексеем, – выпалила я первое имя, которое пришло мне в голову и, испугавшись дальнейших расспросов, стала прощаться: – Ой, мне уже пора. Спасибо вам, Анна Семеновна, за проявленную бдительность. Пойду побеспокою вашего соседа, проверю, все ли в порядке в доме, да и поеду обратно в город.

– А не побеспокоишь его, потому что нет его на даче.

– Нет? А где же он? – опешила я.

– Мне это неизвестно, – пожала она плечами. – Только утром к нему две девушки приезжали. О чем-то в домике потолковали, а потом вместе уехали.

– Какие еще девушки?!

«Возмутительно! Два дня высидел – и все? Скучно стало? Неужели этот придурок вызвонил-таки своих подружек? Причем одной ему показалось мало, сразу двух затребовал. Горбатого могила исправит! Вот кобель!» – поносила я Юру почем зря.

– Обычные девушки. Светленькие такие. На студенток похожи. Джинсы, майки, на головах кепочки – вся молодежь в таком ходит. И внучка моя так ходит. Я ей: надень платье – на девушку станешь похожа. Нет! В джинсы влезла и пошла! Что за мода?

– Точно студентки?

– Может, и не студентки. Почему я так решила? Скромненько, больно, выглядели. Пластмассовые побрякушки. На ногах шлепанцы. Сразу видать, что денег немного. Римма наша на дачу в бриллиантах приезжала.

– Римма, – хмыкнула я.

Моя подруга выросла в семье бывшего директора «ювелирторга». Выносить мусор могла пойти в бриллиантовом колье. Хотя, признаться, делала она это чрезвычайно редко: в семье родителей была домработница. А когда Римма вышла замуж, ответственность за вынос мусора на помойку взял на себя муж.

– А давно девушки были?

– В восемь утра. Я вышла из домика, чтобы полить клубнику. Смотрю: машина подъехала.

– А что за машина?

– Да старенькая такая. Красная. То ли «жигули», то ли «москвич». Я слабо в машинах разбираюсь.

«Юркины подружки больше на иномарках разъезжают. И на студенток они мало похожи. Что ж это за девицы?» – задумалась я.

– Номер машины не запомнили?

– Нет, зачем он мне? Я посмотрела, что они ничего не вынесли, и успокоилась.

– Ладно, пойду посмотрю, все ли на месте.

Дверь оказалась открытой. Ключ висел на крючке рядом дверью.

– Заходите, люди добрые, – вслух произнесла я. – Ну, Юра, я тебе устрою.

То, что я увидела, трудно было описать словами. В доме царил такой беспорядок, будто в нем неделю жила компания бомжей. Егоров не удосужился даже помыть за собой посуду. В мойке грудой лежали грязные тарелки. А ведь в доме есть водопровод! А тарелки, между прочим, из дорогого Римминого столового сервиза, привезенного когда-то из Чехии. Консервные банки вываливались из мусорного ведра. На столе – ворох конфетных оберток. Под столом – это меня особенно расстроило – батарея винных бутылок из коллекции Завальских. На полу в центре кухни растеклось что-то липкое, весьма похожее на варенье.

– Свинья! – заскрипела я зубами и схватилась за тряпку, чтобы хотя бы убрать с пола пятно.

Потом я помыла посуду, смахнула пыль и заправила постель. Юркиных вещей я не нашла. Да их и не могло быть. Юра пошел в больницу к Пискунову, потом прибежал ко мне, а от меня сразу поехал сюда. У него не было с собой ни смены белья, ни какой-либо другой одежды. И Сашкиными вещами он воспользоваться не мог, потому что Завальский, хозяин дачи, богатырь: рост под два метра и вес за сто килограммов.

Я чувствовала себя обманутой. Юра даже записку не оставил. Куда, с кем, зачем? Вот и спасай после этого друзей. Я заперла дом, а ключи отнесла Анне Семеновне.

– Наш дачник забыл дверь закрыть. Анна Семеновна, я записочку ему оставила. Если появится, вы ключик ему отдайте и мне позвоните. Только прошу вас, ни о чем не расспрашивайте. Он не любитель светских бесед. Сразу нервничать начинает, нагрубить может.

Шашлык был превосходный, но настроения он мне не поднял. На душе было скверно. Не сказать, что мне было тревожно за Юру, скорее обидно. Со слов Анны Семеновны, ушел он своими ногами, значит, мог бы и позвонить.

Весь вечер я пыталась с ним связаться, но он не отвечал на мои звонки. И Анна Семеновна молчала. Я не выдержала и вечером ей позвонила сама.

– Анна Семеновна, мой постоялец не приходил?

– Нет, не видела, не слышала, и ключи он не забирал. Я, милочка, обязательно дала бы вам знать. Если появится, сообщу, обязательно сообщу. Даже не переживайте.

Воскресение не принесло ничего нового. Я уперлась в железобетонную стену. Мне просто необходимо было поговорить с Юрой, но он удрал бессовестным образом, не позвонив и не оставив записки. Оставалась одна ниточка – Инна Дорошина. Ведь зачем-то она ему понадобилась. Может, это она приезжала на дачу Завальских? Тогда кто вторая девушка? Даша? Очень может быть.

Не приемлю бездействия. Если Инна не отвечает на мои звонки, значит, надо ехать к ней домой. Под маркой того, что нужно пополнить запасы продуктов, я убежала из дома. Никита даже не заикался, чтобы пойти со мной. В это утро ему было так плохо. Дело в том, что пока он жарил шашлык, умудрился сам поджариться. Уже вечером его кожа на плечах, руках и лице напоминала кожу индейца. Утром краснота еще больше проявилась. Никита намазал обгоревшие места толстым слоем сметаны, исчерпав при этом все ее запасы.

Улица Петровского, на которой якобы живет Инна, находится далеко не в центре, но в эту часть города постоянно снуют маршрутные такси. Мне повезло: и очереди не было, и машина сразу подошла. На месте я оказалась уже через полчаса. Женщины, сидящие перед подъездом, указали мне номер Инниной квартиры. Я поднялась на нужный этаж и позвонила. На этом мое везение закончилось. Через пять минут беспрестанного трезвона в дверь стало понятно, что мне никто не откроет.

Собственно, можно было и раньше предположить, что Инну дома я не застану. Перед тем как войти в подъезд, я посмотрела на ее окна. Меня насторожило то, что в квартире, где нет кондиционера, все форточки закрыты.

– А вы к кому, девушка?

Застигнутая врасплох, я вздрогнула и обернулась, воровато втянув голову в плечи. Из-за соседней двери выглядывала женщина. Встретившись с ее пристальным и настороженным взглядом, я ответила:

– Я? К Инне Дорошиной. Она здесь живет.

– А вы кто?

– Мы работаем вместе. У нас в магазине ЧП. Сотрудница заболела. Директор попросил вызвать Инну.

– Ну и позвонили бы, – резонно посоветовала соседка. Видимо, мой лепет показался ей неубедительным. – Получается, зря вы сюда из центра ехали.

– Да я звонила – не отвечает, – вздохнула я.

– А вы на городской звонили? – догадалась она.

– На все.

– На городской телефон она не ответит, потому что уехала. А почему мобильную трубку не берет, не знаю.

– Уехала? А куда?

– Откуда мне знать? Передо мной соседи не отчитываются. Вчера утром сестра за ней заехала, и вместе они укатили. Я как раз в это время собаку выгуливала. До сих пор не появлялась. Я бы слышала. У нас очень тонкие стенки.

– У нее есть сестра? – заинтересовалась я.

– Да, Маша. Вы разве не знали?

Уйдя от ответа, я спросила наугад:

– Они на машине уехали? На красных «жигулях»?

– Да, это Машина машина. Старенькая, но еще бегает.

– Жаль, – искренне протянула я.

– Что бегает? – удивилась моей реакции соседка и, взглянув на меня с осуждением, сказала: – Знаете, не все могут себе Мерседес позволить.

– Вы меня не так поняли. Я тоже не на Мерседесе сюда приехала, а на маршрутке.

Сообщение о том, что у Инны есть сестра, расстроило меня. Значит, на дачу приезжала Маша, а не Даша. А я ведь надеялась, что эта девушка сможет и поддержать Юру, и удержать его от необдуманных поступков. Как сказал Кирилл, старая любовь не ржавеет.

– А когда Инна вернется, не знаете?

– Сегодня воскресенье, – напомнила мне соседка. – Должны же у человека быть выходные? Вечером, наверное, появится. Или завтра утром.

– А можно мне ваш номер телефона взять?

– С какой стати? – поджала она губы.

Она разговаривала со мной так, будто я чем-то ей крупно «насолила». Хотя, может, у нее вообще скверный характер или не с той ноги встала – вот и срывает свое раздражение на посторонних.

– Вы мне скажите, приехала Инна или нет, – очень вежливо попросила я.

– Не скажу! К Инне звоните! – сорвалась она. – Если трубку не берет, значит, так нужно.

– Ладно, на нет и сюда нет. Извините, что побеспокоила, – бросила я на прощание и стала спускаться по лестнице.

Женщина буркнула мне вслед «ходят тут всякие» и шумно хлопнула дверью. Настроение, и без того плохое, испортилось окончательно. Я заехала в супермаркет, купила три банки сметаны и вернулась домой.

Никита лежал на диване, мучаясь от ожогов и коликов. Вчера он столько съел шашлыка, что это отразилось одновременно и на желудке, и на печени. Вечером он вообще отказался от еды, а утром попросил сварить для него овсянку.

– Что тебе приготовить на обед? – спросила я, вернувшись.

Он сложил на груди руки и мученически простонал:

– Пощади! Я ничего не буду.

– Как хочешь, – легко согласилась я.

Не сказать, что мне хотелось стать к плите. Прогулка по раскаленному городу вымотала меня. Сама мысль, что надо что-то сделать по хозяйству, была противна. Работать не хотелось ни руками, ни головой.

В воскресенье вечером позвонила Вера Ивановна. Она искренне интересовалась состоянием моего здоровья. После разговора с ней напомнила о себе совесть: работы непочатый край, а я неизвестно чем занимаюсь.

В понедельник я прибежала в «Три самурая» за час до начала рабочего дня и очень удивилась, застав там Славу Куприянова.

– Привет! Ты уже здесь?

– Привет! – радостно откликнулся Слава из-за компьютера. – Как себя чувствуешь? Выздоровела?

– Да, мне значительно лучше.

– Это хорошо.

– Как ты тут без меня?

– А? Все нормально. Вот вышел пораньше, чтобы кое-что подбить. Практически все готово, но хочется еще раз проверить.

– Ой, – вздохнула я, – а я даже не знаю, за что хвататься: за свой отчет или за отчет Егорова.

– Юрин отчет готов, – огорошил меня Слава, – так что занимайся только своим.

– Что? Когда ты успел? – не поверила я.

Слава пожал плечами и загадочно улыбнулся.

– Вот так….

– Нет, ты это серьезно?

Допускаю, что свою работу можно подбить за два дня, но вникнуть в чужую… Нет, это невозможно. Я бы точно с Юркиным отчетом копалась дней пять. Мне даже стыдно за себя стало. Я явно недооценивала Куприянова.

– К чему мне тебя разыгрывать? – обижено насупился Слава. – Придет Вера Ивановна, и я ей покажу. Хочешь, сама посмотри.

– Нет, – мотнула я головой и, не теряя времени, включила компьютер, чтобы тут же начать работать.

В десять часов в наш кабинет заглянула Вера Ивановна.

– Вика, ты пришла?! – воскликнула она. – А мы тут без тебя зашиваемся, – развела она руками. – В пятницу директор сообщил мне, что хозяин надумал продать один из наших ресторанов. Но он не может решить какой именно, поэтому требует отчетность по всем заведениям. Слава свою отчетность сдал. Осталась твоя и Юры Егорова. У тебя ведь есть черновой вариант его отчета?

Не успела я ответить, как Слава похвастался:

– Вера Ивановна, отчетность, которую должен был сделать Егоров, готова. Я распечатаю и принесу вам. Могу помочь Вике.

– Да? Неужели? – приятно удивилась Вера Ивановна. – Просто чудесно! Вика, раздели свою работу.

Мое самолюбие было задето. Вся гамма возмущения отразилась на моем лице. Я уже хотела открыть рот, но Вера Ивановна меня опередила:

– Вика, прекрати так на меня смотреть. Я ничего обидного не сказала. Напомню, что здесь не гонки лидеров. Хозяину все равно, кто первый сдаст отчет, лишь бы он был сделан.

Я не смогла ей возразить. Действительно, общее дело выше амбиций.

– Хорошо, – согласилась я.

Вера Ивановна вышла. Слава подошел к моему столу. Потоптавшись на месте и пошмыгав носом, он стал извиняться:

– Вика, я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Прости.

– Проехали, – отмахнулась я.

– Вика… я тут… – продолжал он мямлить.

«Сейчас еще окажется, что отчет готов только наполовину», – подумала я, глядя на смущенное лицо Куприянова.

– Мне нужно кое-что тебе сообщить. Я не знаю, как ты к этому отнесешься. В общем, у моей девушки есть сестра.

– Рада за нее, – хмыкнула я, не понимая, зачем мне что-то знать о его девушке.

– Выслушай меня.

Договорить он не успел. На моем столе зазвонил служебный телефон.

– Да, – ответила я.

Звонил охранник с центрального входа.

– Виктория Викторовна, по-моему, это вас спрашивают.

– Меня? Кто?

– Матильда Алексеевна.

– Что-то не припоминаю такую, – растеряно призналась я.

У меня вообще нет знакомых с таким именем. Хотя, вру! Одна моя подруга купила дочери морскую свинку и нарекла ее Матильдой, в быту свинку звали Мотей. Но причем здесь морская свинья?

– Спуститесь, пожалуйста. Странная она какая-то, – шепотом прошептал охранник. – Говорит, речь идет о жизни и смерти. Может, шахидка? Вся в черном, но на женщину с Востока не похожа, черты лица славянские.

– Я сейчас спущусь. Извини, Слава. Там кто-то ко мне пришел.

С нашей лестницы хорошо просматривается холл перед входом. Рядом с охранником стояла худенькая женщина, облаченная во все черное. Охранник буквально сверлил ее взглядом. Его можно было понять: удивлял не только цвет, но стиль одежды женщины. В тридцатиградусную жару она была одета в длинную плотную юбку и в блузу с рукавами, поверх волос – косынка, естественно, черная. Так могла быть одета только монашка или…

– Матушка Матрена? Здравствуйте.

Охранник перевел взгляд на меня. Факт моего знакомства с этой женщиной успокоил его. Напряжение с лица спало, но интерес не пропал. Я взяла матушку Матрену под руку и отвела в сторону.

– Наверное, вы пришли узнать, как продвигается следствие и когда будут похороны? Кстати, я нашла сестру отца Арсения и сообщила ей о его гибели.

– За это спасибо тебе. А пришла я вот зачем, – она скосила глаза на охранника, который без стеснения продолжал на нее пялиться, действуя тем самым ей и мне на нервы.

– Вы, наверное, устали с дороги? Пойдемте, я вас чаем угощу, – предложила я.

– Не откажусь, – согласилась матушка Матрена.

Я провела ее в полупустой зал. Ресторан недавно открылся, и свободных столиков было предостаточно. Усадив гостью, я заказала чай и две ватрушки. Официант принес заказ и стал в сторонке, с интересом разглядывая посетительницу.

– Спасибо, Артем. Если нам еще что-то понадобится, мы тебя позовем. А вы кушайте, матушка Матрена. Охранник назвал вас Матильдой. Он, верно, ослышался? – поинтересовалась я.

– Нет, не ослышался. Матильдой меня родители назвали, а крестили под именем Матрена. Красногоровке меня все Матреной зовут, а в городе я представляюсь Матильдой Алексеевной. Вроде как по-городскому, – пошутила она. – Ты можешь меня называть, как хочешь. А приехала я вот зачем. Долго я думала после твоего отъезда об Арсении. Не надо тебе убийцу искать.

– Почему? Опасно? – нахмурилась я – Или вы тоже считаете, что мальчишка мог выкинуть из окна ветерана-афганца?

– Нет, я так не считаю, – покачала головой матушка Матрена. – Никто не убивал Арсения. Я вчера письмо от него получила.

В первую минуту я подумала, что матушка Матрена не верит в то, что погиб именно отец Арсений. Но ведь письмо могло быть отправлено раньше, еще до того, как Юра имел неосторожность его сбить.

– Письмо, вероятно, задержалось на почте. Нет никаких оснований сомневаться в том, что умер именно отец Арсений, – печально вздохнула я. – За два дня, которые прошли с момента нашей с вами встречи, я кое-что узнала об этом человеке. Он служил там, где у него просто должны были быть враги, причем настолько опасные, что он даже взял себе чужое имя. Он скрывался от них, прятался, а они все равно его нашли.

– Не надо искать черную кошку в темной комнате, если ее там нет, – повторила матушка Матрена.

– При чем здесь кошка?

– Как звать того парня, которого хотят обвинить в убийстве Арсения?

– Какая разница?

– Хочу знать, за кого молиться.

– Парня зовут Юрием, но он не служил ни в Чечне, ни в Афганистане. Ему всего двадцать с небольшим. Он безобиднее божьей коровки! Просто оказался в ненужное время и в ненужном месте. Его подставили!

– Ты права, его подставили, вернее, подставил один человек.

– Кто?

– Андрей Петрович Боженко или отец Арсений. Называй, как хочешь.

Я уже мало что понимала. Как Андрей Петрович мог подставить Юру, если его самого выбросили из окна? Что за бред?! Может, стоит сделать поблажку на возраст моей собеседницы?

– Матушка Матрена…

– Я думаю, он сам выбросился из окна, – ответила она, прочитав вопрос в моих глазах. – Самоубийство – страшный грех. Как мог пойти на этот шаг священник, не понимаю. Прошения ему перед Господом Богом нет. Хотя, вряд ли Андрей Петрович верил, что после смерти его ждут вечные муки. Хотел он принять Бога в душе, но не смог или не успел, поэтому и не понимал, какие двери перед ним после смерти раскроются. В прошлую нашу встречу я не стала тебе говорить о том, что Андрей Петрович звонил мне. Сама подумай, я тебя в первый раз видела, поэтому боялась подставить человека. Да и вообще странный разговор у нас с ним получился. Я тогда не поняла его. Думала, что он выпил лишку. А он, оказывается, каялся, прощение просил, прощался, да все как-то намеками, загадками. А когда письмо от него пришло, все прояснилось. Жить ему расхотелось. Незачем и не для кого. – Она ненадолго замолчала. Сделала маленький глоточек из чашки и продолжила: – Понимаю, трудно жить, когда ты один на белом свете. Но разве это причина, чтобы вот так уйти из жизни? Если ты родился, живи! На все воля Божья. В общем, зла я была на Андрея Петровича. Священники так не поступают, даже бывшие. После твоего визита, буквально на следующий день, позвонила вдова моего племянника. Ты, оказывается, у нее тоже была.

– Я? Вы о вдове Пискунова Аркадия Петровича? Получается, Альбина и ее сын Ваня – ваши родственники?

– Да. У Михаила, моего мужа, был племянник, он пошел по его стопам, но, к сожалению, умер слишком рано. В жизни Аркадия было много общего с жизнью Андрея: гарнизон, война, ранения. От старых ран он и умер. Последние месяцы совсем ему худо было, но жизнь свою он по своей прихоти не обрывал! Все, что положено, испил до дна. Так вот, Аля сказала, что Андрей Петрович паспорт Аркадия взял. Это ты имела в виду, когда говорила, что он живет под чужим именем?

– Да.

– Вот я и подумала, если ты так за того парня борешься, то должна знать о письме, – сказала она и замолчала, как будто все, о чем хотела мне сказать, уже сказала. Потом взяла в руки ватрушку, осмотрела ее со всех сторон, откусила кусочек и похвалила: – Вкусно. Хорошая выпечка. Молодцы! Дорого, поди?

– Нет, цены у нас нормальные. Кушайте на здоровье. Я еще закажу. Матушка Матрена, я понимаю, что письмо адресовано вам, но вы дадите мне его прочесть?

– А? Ну да, – она открыла свой ридикюль и извлекла из него конверт. – Вот оно. Только читай здесь. Это память.

Я с трепетом взяла конверт. Сразу насторожило, что он совсем плоский, а я надеялась найти в нем подробное жизнеописание на нескольких страницах.

В конверте лежал сложенный вдвое листочек – всего-то несколько строчек крупным размашистым почерком.

– «Здравствуйте, дорогая матушка Матрена, мой единственный друг и ангел хранитель, – прочитала я вслух. Матушка Матрена слушала меня и молча покачивала головой. – Простите, что не давал о себе знать. Занят был. Искал, нашел. Добрые люди мне подсказали. Теперь я на распутье. Не хватает мне Вас, Вашего мудрого совета. Часто вспоминаю наши долгие беседы о человеческой сути, о том, что людям свойственно ошибаться, что всякий достоин прощения. Вы говорили: если кто-то и должен судить нас, то только Бог. Мне трудно с этим согласиться. Жить не дает чувство несправедливости. За что? Почему? Как можно? Увы, сегодня многим сходят с рук их преступления. Простить и мне? Но есть то, что трудно и невозможно простить. И что тогда? Пусть этот «человек» продолжает топтать землю? Нет! Я тоже грешен, но за все свои грехи заплатил сполна. Каждый должен ответить за свой проступок – он тоже! Но я не хочу крови – пусть все будет по закону. Я приведу этого негодяя в суд, даже если это будет стоить мне жизни. Не знаю, прав ли. Простите и помолитесь за меня, матушка Матрена. Андрей Петрович Боженко, Ваш друг и ученик».

Закончив читать, я посмотрела на штемпель. Письмо было отправлено двадцатого числа, в тот день, когда Андрей Петрович попал под колеса Юркиного автомобиля.

– Что кажите? – спросила меня матушка Матрена.

– Странное письмо, – вздохнула я. – Это его почерк?

Матрена пожала плечами:

– А чей еще?

– А где тут написано, что он решил покончить с собой?

– Ну как же! «Даже, если мне это будет стоить жизни», – процитировала матушка Матрена.

«К сожалению, «даже если мне это будет стоить жизни» – всего лишь словесный оборот. Это все равно, что сказать: «Я разобьюсь о стену». Такое письмо вряд ли поможет Юре», – расстроилась я.

– Он напрямую говорит, что готов пострадать ради справедливости. Непонятно только, о какой справедливости идет речь, – сникла моя собеседница, задумавшись.

– Вот-вот. При чем здесь Юра? Допустим, Андрей Петрович сам выбросился из окна. Но зачем он так подставил Юру? Что тот такого ужасного совершил?

– Вот, и Андрей тоже пишет: «пусть все будет по закону», – зацепилась за мои слова матушка Матрена. – Парню грозит тюрьма, а это значит, что речь все же идет о самоубийстве.

– Не знаю. Не вижу мотива, – развела я руками.

– Чего?

– Мотива, – повторила я. – Когда кому-то выгодна чья-то смерть – это называется мотивом. Встречаются, конечно, маньяки, которые начинают убивать, как только в голове что-то переклинит. По сути, это больные люди. Но Андрей Петрович не похож на психического больного, А что он вам говорил накануне своей смерти? Припомните, пожалуйста, все дословно.

– Припоминать нечего, – растерялась матушка Матрена. – Я как раз в церкви убиралась. Хотела скорее закончить и домой пойти, а тут он позвонил. Голос тихий, почти не разобрать. Говорили мы минуту, не больше. Спросил, как я живу, здоровья пожелал. Я в свою очередь поинтересовалась, куда он пропал. Отец Арсений на дела какие-то ссылался, а потом резко стал прощаться, обещал перезвонить. И, правда, перезвонил, говорил очень тихо и как-то странно. Я даже не узнала бы, кто звонит, если бы на телефоне не высветилось его имя.

– А в чем странность?

– Ну хотя бы в последней фразе: «Хоть вы меня не судите. Маюсь я здесь. Простите, меня там ждут».

– Ждут? – переспросила я. – А сказать можете, в какое время состоялся разговор?

– Первый звонок был часов в девять, а второй в половине десятого.

«В это же время к нему пришел Юра. Ой, как плохо, – расстроилась я. – Показания матушки Марфы могут свидетельствовать только против Юры».

– А он не сказал, кто его ждет?

– Он сделал ударение на слове «там».

– «Там» – это где? В палате, в больничном холле?

– «Там» – это на том свете. Я только вчера это поняла, когда письмо получила. А ждут его, наверное, близкие, потому что на белом свете у него никого нет. Жены нет, детей нет. Был друг, да и тот умер. Кстати, Аля тоже вчера от отца Арсения получила письмо и денежный перевод для Ванечки. Получается, он и с ней попрощался.

– Альбина вам письмо читала? Может, там больше конкретики? Так и сказано: мол, ухожу по такой-то причине.

– Да нет, практически слово в слово. Альбина вообще мало что из письма поняла. Это я ей втолковала, а она со мной согласилась. И вот что еще, – матушка Матрена потупила взгляд. Говорить ей об этом не хотелось, да, видимо, надо было. – Аля мне рассказала, что отец Арсений и мой племянник работали в группе диверсантов. И им приходилось убивать мирное население. Чтобы не быть пойманными, они обставляли всё под несчастные случаи, иногда под самоубийства. Это я к тому, что опыт у Андрея Петровича был и, по всей видимости, большой. Меня признание племянницы очень огорчило. Мой племянник – убийца. Друг – а с отцом Арсением мы дружили – тоже убийца. Меня утешает лишь то, что они солдаты, а солдаты подчиняются приказам. Убийство мирного населения не их грех, а военного руководства. А что касается смерти Андрея Петровича, то скажу одно: самоубийство – такое же убийство и такой же грех, как и убийство невинного. И этот грех нельзя списать на кого-то другого. Бог всевидящий! Увы, Андрей Петрович это так и не понял, – вздохнула матушка Матрена.

– Значит, Альбина теперь знает, что Андрей Петрович ушел из жизни сам?

– Да. Она даже хотела пойти сегодня в полицию. А я вот пришла к тебе. Ты ведь так об этом парне печешься. Я не знаю, чем он провинился перед Андреем Петровичем и провинился ли вообще. В любом случае он должен отвечать только за свои проступки.

– Спасибо, что пришли.

– Не за что. Это все, что я могла сделать для Юрия и … Андрея Петровича. Мне пора. Я еще к Ванечке хотела заехать. Будет желание, приезжай в Красногоровку.

Матушка Матрена поднялась, отвесила легкий поклон официанту, который все это время не сводил с нее глаз, и пошла к выходу, оставив меня в хаосе мыслей.

«Виноват Юра? Не виноват? Сам Андрей Петрович выбросился из окна? Не сам? Если сам, то зачем? Хотел Юру посадить? Почему именно его?» – ломала я голову.

Не знаю, сколько я сидела за столиком. Может, пять минут, может, больше. Мысли путались в голове. То, что рассказала мне матушка Матрена, могло одинаково свидетельствовать и в пользу Юры, и против него.

Андрей Петрович в своем прощальном письме не написал: «Ухожу из жизни сам. В моей смерти прошу никого не винить». Только такое письмо могло бы снять с Егорова обвинения. Зато у следствия имеется другое письмо, вернее записка, в которой есть прямой намек на то, что Юра сначала специально сбил его, а потом пришел в больницу, чтобы добить.

– Странные у вас знакомые, Виктория Викторовна, – заметил официант, собирая со стола пустые чашки. – Кто она?

– Ты испугал меня, Артем, – подняла я голову. – Ничего странного в этой женщине нет. Это матушка Матрена. Человек пожилой и религиозный. Ее умерший муж был настоятелем церкви в Красногоровке. Кстати, мужчина, на которого наехал Егоров, тоже служил в этой церкви, как раз после ее мужа, отца Михаила.

– Да вы что! Это тот, который захаживал к нам с приятелем в нарды поиграть? И тот, которого Егоров сбил на тротуаре?

– Сбил, да, – подтвердила я, – но не на тротуаре.

– Все равно, смотреть надо. Жаль мужика, – вздохнул Артем, – мог бы жить и жить.

– А если этот мужик сам смерти искал? – задумчиво пробормотала я.

– Да ладно! – прислушался к моему бормотанию официант. – А с чего вы взяли, что он смерти искал? Разве не Егоров выбросил его из окна? Вроде бы Юру скоро судить будут.

– Артем, прекрати! – неожиданно рассердилась я. – Вина Юры еще не доказана! Только суд может решить: виновен он или нет.

– Да я разве против? – стал оправдываться Артем. – Конечно же, суд все учтет, и Юру, может быть, оправдают. А вот вы сказали, что этот мужчина сам смерти искал. Свидетели, что ли, нашлись?

– Нет, он письмо прощальное написал матушке Матрене.

– Может, беду предчувствовал? Такое бывает.

– Нет, так и написал: «Не судите строго. Прощайте», – немного перефразировала я письмо Андрея Петровича.

– Надо же. А у нас все в одну душу: «Юра убил, Юра убил», – разочаровано протянул Артем.

– Да? Это кто же Егорова в убийцы записал?

– Я так сразу и не вспомню, – стушевался он – Следователь всех о Егорове расспрашивал. А ведь у нас как? Если подозревают, значит, посадят.

– Типун тебе на язык. Юра никак не мог убить!

– Это почему? – Артем определенно тупил.

– Так ведь наш покойник – десантник, – сболтнула я и, прикусив язык, добавила: – Бывший, разумеется.

– И что? – хмыкнул Артем, испытывая мое терпение. Впрочем, имела ли я право на него злиться? Скорей всего, большинство наших сотрудников так и думало. Я загрустила. Встретившись со мной взглядом, Артем вдруг сказал: – Если вы считаете, что Юра не виновен, то, наверное, так и есть. Главное, чтоб следствие во все разобралось. А я, Виктория Викторовна, последний день сегодня работаю.

– Да? – удивилась я. – Уходишь? Зачем? Разве тебе мало платят? Потерпи – поднимут тебе зарплату.

Артем пришел к нам несколько месяцев назад. Звезд с неба он не хватает, но зарекомендовал себя честным и исполнительным работником. Таких сотрудников у нас ценят и продвигают. Этот парень смог бы сделать у нас карьеру. Сеть постоянно расширяется. Многие бывшие официанты сейчас занимают должности менеджеров и директоров по персоналу. Впрочем, какой из Артема директор? На директора он не тянет – простоват.

– Решил попробовать себя в другой сфере деятельности. Друг открыл фирму. Машины будем расписывать. Модно и платят хорошо.

– Как знаешь, – пожала я плечами.

Артем хотел уйти, но неожиданно замер, глядя поверх моей головы. В ресторан входил следователь Антон Леонидович.

– Опять? Кажется, кого-то ищет, – определил Артем по блуждающему взгляду следователя.

Заметив нас, следователь направился в нашу сторону.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Артем, догадавшись, что Антона Леонидовича больше интересую я, чем его скромная персона.

– Виктория Викторовна, я только что из отдела кадров. Знакомился с личными делами сотрудников. Устал от безликих бумажек: родился, учился… Одно и тоже. Решил чайку попить.

Я жестом позвала Артема.

– Принеси, пожалуйста, чай для Антона Леонидовича. Рекомендую «японскую сакуру».

– Можно и сакуру, – согласился тот.

– Что к чаю? – спросил Артем.

– Ничего.

Когда официант отошел от стола, я спросила:

– Есть что-то новенькое?

– Да так, кое-что несущественное. А что у вас? Чем порадуете? Нашелся ли ваш коллега?

– Вы сейчас о Юрии Егорове? Нет, не нашелся.

– Я так и думал. А зря. Странно, что никто не хочет его вразумить. Скрываться глупо и бессмысленно.

– Да? – Я была другого мнения, но спорить по известной причине не стала. И, стараясь выглядеть честной, посмотрела в глаза собеседнику. – Я несколько раз к нему звонила – не отвечает. И все же новости есть, – вздохнула я. Скрывать то, что я была у Альбины, вдовы Пискунова, а так же у сестры Андрея Петровича, не имело смысла. Скорей всего, Лидия еще в субботу приехала в город, чтобы забрать тело брата и начать подготовку к похоронам. А Альбина должна была показать следователю письмо Андрея Петровича, если, конечно, не передумала. В любом случае надо сказать Антону Леонидовичу о письмах. – Я тут кое-какое расследование провела. В общем, неоднозначная личность вырисовывается. Психически неуравновешенный тип – этот Боженко Андрей Петрович.

– Это я знаю, – бесстрастно сообщил Антон Леонидович. – Я беседовал с врачом из санатория. Боженко несколько раз записывался к психотерапевту. Толком ничего о себе не рассказывал, но доктор смог составить о пациенте свое мнение. У него действительно были нелады с психикой. Повлияли контузия и стрессы, которые постоянно его преследовали. Короче, все к одному.

– Да?

Слова Антона Леонидович приободрили меня, и я подумала: «А если матушка Матрена не ошиблась и правильно поняла письмо? Вдруг Андрей Петрович, в самом деле, покончил с собой? Только бы Антон Леонидович в это поверил! Было бы здорово, если бы удалось доказать, что Андрей Петрович свел счеты с жизнью, пребывая в состоянии депрессии».

– Да, вот что еще, – я набрала полную грудь воздуха и выложила все, что мне удалось по крупицам собрать за три дня. – Сегодня в «Три самурая» приезжала матушка Матрена. Письмо показала, которое она получила уже после смерти Андрея Петровича. Намеками и полунамеками он дает понять, что уходит из жизни добровольно. Значит, Юра не убийца. Более того, Андрей Петрович к ней звонил перед смертью. Значит, телефон был в рабочем состоянии. А вот куда сим-ка делась, я не знаю. Плохо только, что матушка Матрена не сразу поняла, что он с ней прощается. Может, получи она это письмо раньше, то смогла бы отговорить Андрея Петровича от опрометчивого шага.

Меня словно прорвало. Я говорила и говорила, боясь только одного, что Антон Леонидович меня перебьет или поднимет на смех, не дав выговориться до конца. Но он молчал, удивленно изогнув брови.

– Не верите, что это самоубийство? Письмо аналогичного содержания получила по почте вдова Пискунова. Она вроде бы собиралась к вам прийти. Не пришла?

– Пришла, – кивнул он, – только меня не застала. Мы с ней разминулись. Я к ней обязательно съезжу. А с матушкой Матреной можно как-то связаться? – спросил он, заинтересовавшись информацией.

– Да, она оставила мне телефон. Записывайте, – я продиктовал номер телефона матушки, который предусмотрительно взяла, когда была в Красногоровке.

Антон Леонидович резко поднялся в тот момент, когда Артем начал выставлять на стол чайник, сахарницу и керамические стаканчики, из которых в Японии обычно пьют чай.

– Мне пора. Еще увидимся, – скороговоркой произнес следователь.

– Вы уходите? А чай? – опешила я.

Мы толком даже не поговорили. Вернее, он из меня выжал всё – я же осталась на бобах.

– Чай? Уже некогда.

Артем так же, как и я, удивился скорому уходу Антона Леонидовича:

– Что это с ним?

– Понятия не имею. Хотя, кажется, он пошел проверять версию относительно самоубийства. Чай на мой счет запиши.

– Как скажите. А что вы сказали про самоубийство? Следователь поверил, что такое возможно?

Я ушла от ответа:

– Артем, если ты сегодня последний день работаешь и окончательно решил уходить, то я хочу тебе пожелать удачи и успехов на новом месте. Заходи по дружбе и, если что, возвращайся.

– Это вряд ли. Я ведь уезжаю на малую родину.

– Вот как? И где твоя малая родина? Слушай, ты как-то говорил, что родился в Первомайске.

Я вспомнила случай, когда за стойкой бара пила кофе, а рядом стоял Артем. Мы разговаривали о том, как трудно сейчас сделать карьеру без протекции. Артем тогда с обидой сказал, что выходцам из маленьких городков трудней пробиться в жизни, чем жителям больших городов, особенно когда нет влиятельных пап и мам. И упомянул он именно Первомайск. А ведь Лидия рассказывала, что брат уговаривал ее переехать как раз в этот городок.

– Да, я родился в Первомайске, – нахмурил брови Артем. – Может, кто-то считает этот город дырой…

Он не успел закончить фразу, потому что я его перебила:

– Я не о том. А семью Боженко, ты случайно не знал?

– Нет, – собирая посуду со стола, ответил Артем. – Не слышал о таких. Да и давно я из тех мест уехал. К тому же Первомайск – это город, а не деревня, где все друг друга знают. А кто этот Боженко?

– Тот товарищ, которого сбил Егоров.

– Кто бы мог подумать.

Я вернулась в кабинет. Куприянова на месте не оказалось, зато на моем столе лежала записка.

«Буду через час или два. У Веры Ивановны я отпросился. Слава.

Р.S. Отчет Егорова я сдал».

Я посмотрела на часы. Стрелки показывали двадцать пять минут двенадцатого. Мое отсутствие длилось больше часа, до законного перерыва оставалось чуть больше тридцати минут.

– Господи, когда же я делом займусь? – воззвала я к Всевышнему, вздохнула и включила компьютер.

Но, как я ни старалась сосредоточиться на цифрах, отчет мой не продвинулся ни на строчку. Мысли крутились исключительно вокруг событий сегодняшнего утра.

«Вот где этот Юра?» – спрашивала я себя.

Ответить на этот вопрос могла только Инна Дорошина. Я взглянула на экран компьютера и нажала кнопку экстренного отключения. Что-либо сохранять не имело смысла, поскольку я не вписала в отчет ни одной цифры.

– Бог не выдаст, свинья не съесть, – пробормотала я, взяла из сумки кошелек и вышла из кабинета.

Пробираться я решила окольными путями, то есть через «черный» ход, мимо кухни. Олег стоял лицом к двери. Увидев меня, он обрадовался:

– Вика, ты уже выздоровела?

– Да, поздравляю с прошедшим днем рождением. Мне очень жаль, что я так некстати заболела. Говорят, все было очень вкусно.

– Да ладно, как обычно, – поскромничал Олег. – За книгу спасибо. Кстати, не хочешь попробовать солянку из морепродуктов? Рецепт из твоей книги. Гребешки, мидии, креветки, помидоры-черри, лук, каперсы – классическое неаполитанское блюдо. Его хорошо подавать со спагетти, но можно и с рисом. Сейчас голову ломаю, как его обозвать на японский лад. Ты в японском сильна?

– Не очень. Олег, извини, мне нужно бежать в поликлинику за результатами анализа. Приду и обязательно попробую твою солянку.

Я выскочила из ресторана и «огородами» помчалась в магазин электроники. Сегодня понедельник, и Инна Дорошина точно должна быть на работе.

Одну из двух девушек, сидящих за столом выдачи кредитов, я уже знала. Это была блондинка Настя. Увидев меня, она толкнула локтем подругу и что-то ей шепнула на ухо. Та с удивлением посмотрела на меня. Возможно, Настя ей сказала: «Смотри, опять твоя знакомая пришла». Инна видела меня впервые, и потому ее удивление было вполне обоснованным.

– Здравствуйте, Инна. Мне нужно с вами поговорить, – прерывистым от быстрой ходьбы голосом произнесла я.

– А разве мы знакомы? – настороженно спросила она.

– Нет, но у нас с вами есть общие знакомые. Юрий Егоров, например, – после короткой паузы добавила я.

Лицо девушки просветлело.

– Юра? А вы, наверное, Вика? Виктория Зайцева, – догадалась она, а я обрадовалась, что интуиция меня не подвела. Обо мне девушка могла узнать только от Егорова.

– Может, отойдем в сторонку? – предложила я Инне, заметив неподдельный интерес на лице Насти.

Блондинка передернула плечиками, надула губки и уткнулась глазами в глянцевый журнал.

Инна встала из-за стола и отошла со мной к витрине, на полках которой лежали аксессуары для ноутбуков. В этой части зала не было ни одного покупателя, и потому мы могли поговорить спокойно и без лишних ушей.

– Инна, вы знаете, где сейчас Юра? Это ведь вы приезжали к нему на дачу?

– Я, – кивнула она.

– А кто вторая девушка? Та, что была с вами.

Ее уже не удивляла моя осведомленность.

– Это моя сестра Маша.

– Правильно. Машина ведь ее?

– Да. Я попросила сестру съездить со мной на дачу.

– Вас Юра позвал?

– Да, в пятницу вечером, незадолго до окончания моей работы, ко мне подошел администратор зала и пригласил к телефону. Обычно мне звонят на мобильный телефон. Я даже испугалась: кому понадобилась, зачем? Ясно, что звонил человек не из близкого круга: свои мой номер знают. Юру я не узнала. Давно о нем ничего не слышала. Он был парнем моей соседки по общежитию. Общались мы постольку поскольку – дружбы как таковой не было. А уж когда Даша ушла из института, и вовсе наши пути разошли. А тут этот звонок. Голос хриплый, растерянный. Поинтересовался, давно ли я видела Дашу. Я спросила: не болен ли он. Оказалось, что он на самом деле заболел. Вроде ангина у него. На даче очень жарко, пить хочется, вот он и дорвался до ледяной минералки из холодильника.

Я вздохнула. Минералку в холодильник положила я, когда с Никитой приезжала проверить, все ли на даче в порядке.

– Интересно, почему он обратился за помощью именно к вам? – обиженно спросила я.

– Ему нужна была не я, а Даша. Я подумала, что он бредит, и решила поехать на дачу, ради Даши. С собой взяла сестру Машу. Она у меня медсестрой в больнице работает. В случае чего могла оказать медицинскую помощь. В пятницу вечером Маша не могла поехать: у нее было ночное дежурство. Мы поехали утром.

– Я что-то не пойму. Почему вы решили, что Юра бредит и ему необходима срочная медицинская помощь? Подумаешь, горло заболело.

– Я не за горло его переживала, а за голову. Даши нет уже несколько лет, а он просит ее разыскать.

– Может, он думает, что вы поддерживаете с ней связь?

Инна как-то странно на меня посмотрела:

– Связь? Какую? Я не увлекаюсь спиритизмом.

– А при чем тут спиритизм?

– Даша умерла. Вы не знали? Юра, оказывается, тоже не знал. А когда узнал, с ним случилась самая настоящая истерика. В таком состоянии мы не могли оставить его на даче.

– И где он теперь?

– У Маши дома. Ко мне его нельзя. Я ремонт затеяла. И сиделка из меня никакая. А Машка знает, что в таких случаях делать. Не переживайте, она его подлечит. Горло у него действительно красное и температура высокая – самая настоящая ангина.

– Инна, а от чего умерла Даша? Несчастный случай?

– Можно сказать и так, но Юра тоже виноват.

– В чем виноват, если, как вы говорите, он даже не знал о ее смерти?

– История банальная. Бросил Юра Дашу по настоятельной просьбе родителей, – хмыкнула Инна. – А Дашка беременная была. Сначала она аборт делать не хотела: верила, что Юра сумеет убедить родителей, и они поженятся. Но там всё не так просто было. Юра очень зависел от родителей. Он не мог порвать с сытой и беспечной жизнью. Сначала он Дашу просто за нос водил: просил подождать немного, мол, они изменят решение и благословят на брак. А потом вдруг уехал. Как, оказалось, наш Юра улетел в Египет по горящей путевке, а его мать пришла в общежитие. Она стала жалеть Дашку: «Как же тебя, милая, угораздило забеременеть? У Юрочки ведь невеста есть. Сейчас он с ней на Красном море отдыхает. Ты же понимаешь, что он на тебе никогда не женится». И чтобы окончательно добить Дашку, сунула ей фотографию, где Юра с какой-то девицей в обнимку на пляже. Дашка очень расстроилась. Я ее упрашивала не принимать все близко к сердцу. Мало ли когда было сделано это фото? И вообще, откуда эта девица взялась? Может, это подруга детства или сестра. Но Даша не хотела меня слушать. Она собрала свои вещи, стерла из памяти телефона все Юркины номера и укатила в свой Первомайск. Я думала, Юра приедет, начнет Дашу разыскивать, а он не пришел. Видимо, родители скрутили ребеночка в бараний рог. Вот таким он оказался маменькиным сынком. А через две недели мне позвонили с Дашиного телефона и сказали, что она умерла. На похоронах я не была, свидетельства о смерти не видела. Какая причина смерти там указана, не знаю. Но что-то мне подсказывает, что Даша хотела избавиться от ребенка. После разговора с матерью Юры она сжимала в руке какие-то таблетки. Я тогда спросила: «Что это за лекарство? Тебе ведь нельзя принимать всё подряд». Она ответила, что это лекарство принимать можно, и спрятала коробочку в сумку. Я, конечно, не уверена, но мать Юры вполне могла сунуть Даше таблетки, которые прерывают беременность.

– Инна, а фамилия Даши, случайно, не Боженко? – спросила я. Слишком уж много совпадений в истории девушки Юры и дочери Андрея Петровича.

– Да, Боженко.

Я кивнула. Теперь все стало на свои места. Вот вам и общее прошлое. Смущало одно: как Боженко, бывший боевой офицер, а впоследствии священнослужитель, столько лет вынашивал план мести? Месть для священника – грех, а военные склонны к быстрым решениям и действиям. Что-то тут не стыкуется.

– А вы тоже были знакомы с Дашей? – удивилась Инна.

– Нет, я встречалась с ее отцом. Скажите, Инна, а в институте знали о смерти Даши?

– Кроме меня, наверное, не знал никто. Когда Даша была жива, ей позвонили из деканата, спросили: собирается ли она сдавать сессию. Даша сказала, что нет, она уходит из института. Настроение у нее тогда было ни к черту. Больше ее не беспокоили.

– А Юра?

– Я ждала, что он меня спросит, где Даша, а ему было все равно.

– А потом, когда Даши не стало, почему вы не рассказали о ее смерти в институте.

– У меня, кроме Даши, подруг не было, – вздохнула Инна. – С кем я должна была делиться этой страшной вестью? К тому же я не хотела, чтобы о Дашке шушукались и называли дурой. Из-за маменькиного сыночка бросить институт? Живот бы вырос – мигом бы женился. А не женился бы – ну и черт с ним! Многие мужчины воспитывают чужих детей. Даша не осталась бы одна с ребенком. Она ведь такая хорошенькая была.

– У нее было много поклонников?

– Поклонников? Я бы так не сказала. Даша – девушка серьезная, парней не коллекционировала. С Юрой она встречалась, но был еще один парень. Он жил в Первомайске и вроде бы с детства был в нее влюблен. Что с ним стало, я не знаю. Наверное, там, в Первомайске и остался, а Даша в Юру влюбилась.

– Понятно. Юру можно увидеть? Где живет ваша сестра?

– Записывайте, улица Комсомольская, дом пять, квартира восемь. Может, мне ей позвонить?

– Не надо, – покачала я головой, почему-то испугавшись, что после этого звонка вообще не найду Юру.

– И правильно, – согласилась со мной Инна, – все равно Маша сейчас в больнице. И она не любит, когда ей на работу звонят посторонние. Вы так идите, без звонка. Юре сегодня значительно лучше – он хоть есть начал. Не думала, что буду так переживать за человека, который бросил мою подругу. Знаете, почему я поехала к Юре? – вздохнула Инна, решившись сделать признание. – Полгода назад ко мне в магазин пришел парень. Странный такой, всё время взгляд в сторону отводил. Сказал, что место моей работы ему в деканате подсказали. Точно, секретарша Лиза проболталась. Я, наверное, уже всем нашим профессорам покупки в кредит оформила. Как только у нас акции, я им по старой дружбе звоню и без очереди все документы оформляю.

– И что этот парень?

– Ему нужен был большой плазменный телевизор. В данный момент такого размера не оказалось. Он попросил мой номер телефона. Мы разговорились. Оказалось, что у него на нашем факультете когда-то девушка знакомая училась – Даша Боженко. Увы, она умерла. Спросил, не знала ли я ее. Я, естественно, сказала, что мы дружили, даже в одной комнате жили. Потом разговор зашел о Юре. Где, мол, он сейчас? Не мучает ли его совесть? Этот парень, оказывается, был в курсе, кто довел Дашу до гибели. Сама не пойму, что на меня нашло, но я выложила ему всё, что знала о Юре.

– А вы следили за Юриной судьбой?

– Нет, просто Юра тоже учился на нашем факультете. Не помню кто, но кто-то из наших общих знакомых говорил, что видел его в одном из японских ресторанов, дескать, он там работает в бухгалтерии.

– А почему вы сейчас вспомнили об этом парне?

– Понимаете, потом, анализируя тот разговор, я поняла, что телевизор ему нужен не был. Он очень ловко расспросил меня о Юре и ушел – без телевизора.

– Может, этот тип потом перезвонил?

– Нет. Я о нем забыла, а после звонка Юры вспомнила. Стало так тоскливо на душе, скверно, как в тот день, когда я узнала о Дашиной смерти.

– Инна, а не мог ли этот парень быть тем парнем из Первомайска?

Если, со слов Инны, Даша была серьезной девушкой, то вряд ли она знакомилась на улице с молодыми людьми. Этот парень, определенно, не из института: тогда бы Инна его знала. Остается одно – он Дашин земляк. Кто мог знать об отношениях Даши и Юры? Тот, кто следил за Дашиной судьбой. Ответ напрашивался сам собой – этот парень и есть школьный ухажер Даши.

– Даже не знаю, – ответила Инна.

– А как парень выглядел? Сможете описать?

– Среднего роста, среднего телосложения, брюнет. Улыбчивый такой. В общем, симпатичный. Как звать, не знаю. Он не представился.

– А Даша вам называла имя своего школьного ухажера?

– Не помню, – честно призналась Инна.

– Интересная информация, – пробормотала я.

Было над чем задуматься. Вырисовывался любовный треугольник: Юра – Даша – и этот парень. Неужели он действительно из Первомайска? Но почему решил разыскать Юру через столько лет после гибели своей подруги. Тоже мстить надумал? А почему так долго думал? А как же Андрей Петрович? По идее этот парень и отец девушки должны быть в одной команде. Возможно, так и было. Впрочем, я могла ошибаться. Этот парень не из Первомайска, и вообще, мало ли кто знал Дашу.

– Инна, а вы, случайно, не знаете, где Даша жила в Первомайске?

– Знаю. Как сейчас помню. Даша в гости звала. Город Первомайск, улица Девятого мая, дом девять. Легко запомнить, правда?

Я пожалела, что досрочно закрыла «больничный лист». До Первомайска рукой подать, а времени, чтобы туда съездить, нет. Тут хотя бы успеть сбегать к Маше, Юру повидать, пока Вера Ивановна меня не хватилась!

– Привет, – просипел Юра, не очень удивившись моему появлению на пороге Машиной квартиры.

Мне даже обидно стало. Я о нем беспокоюсь, разыскиваю, а он на мое «наконец-то я тебя нашла» бросил обыденное «привет».

– Проходи. Болею я, – сообщил он.

Мог бы и не говорить. Это и так было заметно по хриплому голосу, бледному лицу и синякам под глазами. Образ больного дополнял шарф, повязанный вокруг горла.

Я проследовала за Юрой. Единственная комната была скромно обставлена, но при этом блистала чистой: нигде ни пылинки, вещи расставлены по своим местам. Идеальный порядок нарушали лишь грязные чашки, которые Юра умудрился расставить везде: на книжной полке, на полу перед телевизором и даже на диване. Причем последняя чашка была перевернута. Остатки жидкости вытекли и запачкали покрывало, которым хозяйка предусмотрительно застелила диван.

– Почему ты удрал с дачи? И почему мне не позвонил? – накинулась я на Юру.

Он начал со второго вопроса.

– Не позвонил, потому что батарейка в телефоне села. Зарядка дома осталась.

– Но ты же дозвонился Инне?

– До автомата дошел. Плохо мне было. За эти дни я свою жизнь по страницам перелистал и многое понял. Хотел извиниться, покаяться.

– Перед Инной?

– Нет, не перед Инной. У меня девушка была – Даша. Ее я обидел. Перед ней хотел извиниться, но теперь уже поздно, – сказал он и отвернул лицо к окну, чтобы украдкой смахнуть слезинку.

– Поздно что-то спохватился, – вздохнула я, давая понять, что в курсе его любовной драмы.

– Все было не так, как ты думаешь. Да, мои родители были настроены против Даши. Они считали, что она мне не пара! А потом Даша забеременела. Она пришла на консультацию к маминой подруге и сказала, что у нее два парня, и она не знает от кого ребенок.

– А с какой стати ей откровенничать с доктором? Тебе это не приходило в голову? – спросила я, сразу заподозрив неладное.

– Даша не знала, что Софья Николаевна – мамина подруга. Она спросила, нет ли какого-нибудь теста, чтобы определить, кто отец ребенка.

– Значит, ты поверил маме, а не Даше? А почему с Дашей не поговорил? Твою девушку могли оговорить. Сам же сказал, что Даша твоим родителям не пришлась ко двору.

– Я хотел с ней поговорить, но не успел. Моя бабушка серьезно заболела. Мама поехать не смогла: ее не отпустили с работы. Пришлось мне ехать, причем срочно.

– Мог бы позвонить.

– Как назло в тот день у меня украли мобильный телефон. Где это могло случиться, не представляю. А когда я вернулся, Даши в общежитии уже не было. Я решил, что Даша уехала к отцу своего ребенка.

«Тебя обвели вокруг пальца опытные дамы-интриганки», – догадалась я и уточнила:

– Значит, проверять ты не стал?

– Нет, я очень разозлился на Дашу. Могла бы со мной и встретиться.

– Почему с Инной не поговорил?

– Чтобы она мне мораль прочитала? Нет, увольте! Я своего однокурсника попросил всё о Даше разузнать в общежитии. Он мне и сообщил, что она выехала. Год я старался вычеркнуть Дашу из своей жизни, а потом эта авария, в которой погибли родители. После похорон я случайно столкнулся с Софьей Николаевной. Вот тогда-то и выяснилось, что не было ничего такого, о чем рассказывала мне моя мама. Я вновь попытался связаться с Дашей, но она не отвечала. Тогда я даже обрадовался этому: мне было неловко спросить про ребенка. Мать, конечно, я простил, но до сих пор не понимаю, зачем она меня так обманула, – тяжело вздохнул Юра.

– Что же ты сейчас про Дашу вспомнил?

– Понимаешь, Вика, – начал Юра. Я поняла, что сейчас услышу признание. – Спасибо, конечно, что ты меня на даче спрятала, но там я себя чувствовал взаперти. Вроде и на свободе, а выйти не могу. Чем я только не старался себя занять, лишь бы о своей жизни не думать. Даже отчет сделал, благо ноутбук на даче был, а флэшка, ты же знаешь, у меня всегда с собой. Но стоило мне отвести глаза от экрана, как прошлое вновь вставало передо мной. На даче я много чего переосмыслил. Думаю, была не была, разыщу Дашу. Инку нашел. По телефону она ничего не захотела говорить, но согласилась приехать. Я умом чуть не тронулся, когда узнал, что Дашки уже столько лет нет в живых.

– Тогда крепись. Человек, которого ты сбил, никакой не Пискунов, а Боженко Андрей Петрович, Дашин отец.

Юра словно окаменел. Минуты три он стоял как вкопанный, потом спросил:

– Это точно?

– Да, ты общался с Дашиным отцом.

– Теперь я понимаю, почему его лицо показалось мне знакомым. А он знал, кто я?

– Думаю, да. У меня даже есть информация, что он специально спланировал свой уход из жизни, дабы подставить тебя.

– Да? Как ты думаешь, теперь мне поверят? – спросил Юра, с надеждой заглядывая мне в глаза.

Я не могла утвердительно ответить. Покойника в суд не приведешь, и свидетелей, которые бы подтвердили, что Андрей Петрович сам выпрыгнул из окна, к сожалению, тоже нет.

– Не знаю, – не стала я обнадеживать Юру. – Но следователь уже в курсе того, что покойный выдавал себя за другого человека. Еще Дашин отец написал прощальные письма двум своим знакомым дамам. Но это лишь косвенное подтверждение того, что он добровольно ушел из жизни, – тут же оговорилась я. – Неплохо бы съездить в Первомайск, повидать одного человека.

– Какого человека? – насторожился Юра.

– Того, к кому ты ревновал Дашу. Кстати, есть предположение, что он тебя разыскивал. Спрашивается: зачем?

– Не надо никого разыскивать, и никуда ехать не надо, – раздался из прихожей мужской голос. – Я уже все узнал.

От неожиданности я вздрогнула и оглянулась на дверь, потом перевела удивленный взгляд на Юру. Я была уверена, что мы с ним одни в квартире. Почему же Егоров не предупредил меня, что на кухне еще кто-то есть? Или же этот кто-то только сейчас пришел?

– Слава! – воскликнул Юра.

На пороге комнаты появился Куприянов. Вот уж кого я не ожидала здесь увидеть. Сердце замерло и провалилось куда-то вниз. Что он здесь делает?

Увидев мое вытянутое от изумления лицо, Слава счел нужным извиниться.

– Простите, если помешал. Я думал, Юра спит, а потому воспользовался Машкиными ключами. Маша – моя девушка, – пояснил он. – Вика, извини, я хотел тебе сказать, но ты куда-то убежала. В общем, я со вчерашнего дня знаю, кто спрятал Юру в дачном поселке. Естественно, я никому об этом не сказал и не скажу.

– И на том спасибо, – проглотив ком в горле, произнесла я.

– Вот еще что, свой отчет Юра сам сделал. Когда все закончится, я обязательно скажу об этом Вере Ивановне.

– Дела… – удивленно протянула я, переваривая информацию. – А что ты там говорил? – я кивнула в сторону прихожей.

– Не надо никуда ехать. Я был в Первомайске. Отпросился у Веры Ивановны по семейным обстоятельствам и рванул.

– Ты? Зачем?

– Как зачем? Инна и Маша мне все рассказали. Еще Инна вспомнила, что Юру какой-то парень разыскивал.

«Ох, уж эта Инна! По секрету всему свету», – с досадой подумала я.

– Мне пришло в голову: «А что, если …» Короче, хотел во всем разобраться, – смущенно улыбнулся Слава. – Странно все как-то вокруг Юры завертелось.

– Ты еще не знаешь, – вмешался в разговор Егоров, – что покойник – Дашин отец.

– Да? Интересно. Ну тогда понятно, – размышляя сам с собой, произнес Куприянов.

– Что тебе понятно? Что ты узнал в Первомайске? Это как-то связано с Дашей? С ее гибелью? – затеребила я Славу.

– В общем, тут такое дело, – начал он, бросив жалостливый взгляд на Юру, который, когда речь зашла о Даше, присел на диван и обхватил голову руками.

– Юра, тебе плохо? Может, мы поговорим со Славой на кухне? – предложила я, не в силах смотреть на Юркины страдания.

– Нет! Это и меня касается.

– Хорошо. Я поехал в Первомайск, – начал Слава. – В квартире Даши никто сейчас не живет. Месяца три назад там еще видели ее отца, но потом он пропал. Я разговаривал с соседкой. Куда он уехал, никто не знает. По поводу его отсутствия там не особенно переживают, потому что он человек военный. Соседи и раньше видели его только тогда, когда он приезжал в отпуск, а приезжал он редко. Правда, первое время после смерти жены он где-то с полгода все-таки проживал в этой квартире. Дочь оканчивала школу и нуждалась в заботе и внимании. Потом Даша уехала поступать в институт, и он опять пропал из виду. Вроде бы пошел служить по контракту, но это не факт. Вообще об отце Даши соседи немного могли рассказать: очень закрытый человек, неразговорчивый, где-то даже недружелюбный. А уж какой строгий был! Даша не гуляла до полуночи, как ее школьные подруги или подруги-соседки. И абы кого к дочери он не подпускал. Надо отдать должное, человека он видел насквозь.

– Разумеется, он же разведчик, – хмыкнула я.

– Вот как? Тогда способность различать людей – его профессиональное качество, – кивнув, согласился со мной Слава. – Так случилось, что в десятом классе у Даши появился кавалер, красавец, за которым сохли все девочки старших классов. Проблема состояла в том, что нехорошие истории о нем рассказывали. Мутный он был.

– Это проблема. Почему-то в нежном возрасте барышням как раз такие негодяи и нравятся, – не подумав, ляпнула я.

Щеки Юры покрылись пунцовыми пятнами, а на лбу выступила испарина. Видимо, он принял мои слова на свой счет.

– Поклонник явно был при деньгах, – продолжал Слава, – мог многое себе позволить. Откуда средства у студента культпросвет училища, для окружения было загадкой. Отец пытался втолковать дочери, что с этим парнем дружить не стоит. Да и что это за профессия такая – организатор массовых мероприятий? И в армии он не служил. Справка, видите ли, у него! Дочь пыталась переубедить отца, говорила, что он хороший, любит ее. Артур Волков, так звали этого молодого человека, очень красиво за ней ухаживал и, похоже, всерьез был ею увлечен. Но эта красивая сказка весьма скверно закончилась – Волкова арестовали. Оказалось, что в соседнем городке действовала группа мошенников. Молодые люди ходили по домам и втирались к старикам в доверие, представляясь работниками фармакологической фирмы. Говорили, что сейчас проходит акция: доставка лекарств на дом с оплатой при получении. И они приносили лекарства, но вместо оригинальных препаратов продавали мел. Как их разоблачили, не знаю, но соседи предполагают, что именно Дашин отец приложил руку к раскрытию преступления. Артура посадили за мошенничество. Он вышел – и опять попался на том же. Когда Артур вновь появился в городе, Даши уже не было в живых. Вроде бы кто-то слышал, как он поклялся отомстить, – Слава вздохнул и с опаской посмотрел на Юру. Тот, сжав голову в плечи, уткнулся глазами в пол. – Впрочем, не только Артур был одержим жаждой мести.

– Догадываюсь, кто второй, – сказала я. – Дашин отец. А что еще удалось узнать?

– Ничего, – огорчил меня Слава.

– Как ничего?! – возмутилась я. – Надо было узнать, где живет этот Артур. В идеале сфотографировать, чтобы потом предъявить фото в больнице.

– В больнице? Зачем? – насупился Слава. Кажется, он ожидал от меня похвалы, а я набросилась на него с претензиями.

– Ну как же! – Все приходилось объяснять. – Убив Андрея Петровича и подставив Юру, он бы убил двух зайцев: отомстил отцу Даши за то, что тот упек его в тюрьму, а Юре… Сами знаете за что.

– Да? Я могу опять съездить в Первомайск, – предложил Куприянов и смущенно добавил: – Только я Вере Ивановне позвоню, скажу, что мне нужен отгул. Если мне не доверяешь, поехали вместе. Соврешь, что все еще плохо себя чувствуешь.

Мои брови поползли вверх: оказалось, врать умела не только я.

– Ладно, звони.

Слава достал из кармана телефон, но не успел нажать ни одной кнопки. Не думала, что рингтон «сигнал тревоги» может до такой степени резать слух. Этот сигнал Куприянов мог поставить только на вышестоящее руководство. И я угадала.

– Кажется, Вера Ивановна меня опередила. Слушаю вас, Вера Ивановна, – пригнув голову, ответил Слава.

Из трубки донесся раздраженный голос нашей начальницы:

– Где ты? Где Вика?

– Задерживаюсь, но скоро буду. А где Вика, я не знаю, – протянул Слава. Вера Ивановна отключилась, и он перевел взгляд на меня: – Там что-то случилось.

И в ту же секунду зазвонил мой телефон. Не ответить Вере Ивановне я не посмела.

– Вика, обеденный перерыв у нас длится сорок пять минут, – с ехидцей напомнила она.

– Я знаю. Думала, успею в больницу на процедуру. Уже бегу.

– Беги, – смягчилась Вера Ивановна и положила трубку.

Первым нарушил молчание Слава:

– А в Первомайск можно и после работы поехать.

– Да, – не задумываясь, согласилась я. – А сейчас в «Три самурая». Ты ведь на машине?

Через десять минут мы, я и Слава, уже входили в «Три самурая». Обычно у двери стоит охранник в костюме самурая – сейчас его почему-то не было.

Слава пошел наверх, а я, старясь оттянуть встречу с начальницей, на минуту заглянула в зал.

За стойкой бара стоял бармен Николай, по другую сторону – Олег, Мариванна, официантка Анечка и охранник в костюме самурая. Немногочисленные посетители не роптали, а с интересом наблюдали за группой наших сотрудников, оживленно что-то обсуждающих.

– Что здесь происходит? Совет в Филях? – поинтересовалась я, подходя к бару.

– Виктория Викторовна, тут Артема арестовали, – опередила всех Анечка.

– Кого?

– Артема Волкова, нашего официанта. У него сегодня последний день работы. Хотел нам стол накрыть по случаю ухода, но не успел – арестовали.

– Почему сразу арестовали? – поправил Аню Николай. – Никто никого не арестовывал. Приехал следователь, ну молодой такой.

– Антон Леонидович? – подсказала я.

– Точно. Они побеседовали пять минут, потом Артем снял кимоно, повесил форму на стул и пошел к выходу.

– Ничего не сказав? – удивилась я.

– Почему? Сказал, что ему надо проехать в отделение полиции. Вел себя очень спокойно, бежать не собирался. Напридумаешь ты, Анька!

– А я говорю: арестовали его, – стояла на своем Анечка. – Я ближе всех к ним находилась. Следователь сказал Артему: «Без шуток, тихо, спокойно идешь на выход. Это в твоих же интересах».

– Мало ли? Может быть, следователь пошутил, – продолжал возражать Николай.

– Могу поспорить! Еще Артем очень нервничал. У него желваки ходуном ходили. А вот мы Викторию Викторовну попросим все разузнать, – улыбнулась мне Анечка.

– Разузнать? Меня? И у кого же?

– У Веры Ивановны. Она точно в курсе. Кстати, она вас искала. Виктория Викторовна, вы уж на ушко нам шепните, – взмолилась Анечка.

Обещать я ничего не стала.

– Меня искали? Тогда я пойду.

В кабинете Веры Ивановны я застала Славу. Он уже успел получить взыскание за долгое отсутствие, может, еще за что-то, потому как имел весьма бледный вид. Он, будто нашкодивший мальчишка, переминался с ноги на ногу и смотрел исключительно в пол, даже не пытаясь что-либо возразить.

Увидев меня в проеме двери, Вера Ивановна коварно улыбнулась, по всей вероятности, предвкушая расправу и надо мной.

– Заходи, Вика. Ну что, работнички? – сквозь зубы процедила она, испепеляя нас гневным взглядом. Никогда не видела ее в таком скверном настроении. – Час выслушивала от шефа нравоучения. Славе я уже передала претензии вышестоящего начальства. Думаю, Вика, он с тобой поделится – не хочу повторяться.

– Вера Ивановна, да подобьем мы отчетность. Всего ничего осталось, – виновато произнес Слава.

– Естественно, подобьете, – хмыкнула Вера Ивановна. – Ладно. Перехожу ко второму вопросу. У нас случилась еще одна неприятность. Полиция увезла нашего сотрудника. Подозревают в совершении ряда преступлений. Чего б ему раньше не уволиться?! Теперь придется отвечать, почему держали в заведении преступника. Как будто у него на лбу написано «бандит».

– Бандит?

– На самом деле я не знаю, кто он. Вор, убийца, мошенник. Возможно даже, насильник! К сожалению, следователь не сказал, за что он его арестовал – увез и все! Кстати, перед этим он сидел в вашем кабинете и перелистывал личные дела.

Я с недоумением посмотрела на начальницу. Она меня правильно поняла:

– А не надо долго отсутствовать на своем рабочем месте. Или я, по-вашему, должна была его здесь приютить? Мне тоже работать надо! – Секунду помолчав, она все-таки призналась: – Ничего не понимаю. Почему именно этот парень?

Слава набрался смелости и поинтересовался:

– Это как-то связано с делом Егорова?

Вера Ивановна пожала плечами.

– Знаешь, я не рискнула об этом спросить у Антона Леонидовича, да и не успела бы. Он летел по коридору как гончий пес. Я смогла лишь услышать, как он кому-то сказал по телефону: «Машину к «Трем Самураям». Но если вам интересно, Куприянов, то спросите у него сами. Мне показалось, у вас сложился полный контакт со следователем.

– Вера Ивановна, – протянул он.

– Всё! – поставила точку в разговоре Вера Ивановна. – Мне надо работать, вам тоже. Идите.

Мы вышли, для порядка опустив головы.

– Ты слышала, кого арестовали?

– Артема Волкова, официанта. Он сегодня должен был уволиться.

– Волков?! – обратил мое внимание Слава. – Фамилия того парня из Первомайска тоже Волков. Только имя Артур. Это совпадение? Что-то подсказывает мне, что нет. Вечером едем в Первомайск?

– У меня другое предложение. А не пора ли нам Егорова сдать следователю?

– Да ты что?! – возмутился Куприянов.

– Нет-нет, ты меня не понял. Мне кажется, что Юре уже нечего бояться. Пора бы ему выйти из подполья.

– Давай ему позвоним, – предложил Слава. – Скажем, что ему надо со следователем пообщаться.

– Позвоним, но сначала извлечем свою выгоду.

– Выгоду? – переспросил Куприянов. Кажется, он совсем меня не понимал.

– В виде информации. Уж если кто-то заслуживает поощрения, так это… – Я сначала хотела приписать все лавры себе, но потом вспомнила, что Слава ездил в Первомайск, а его девушка Маша лечит Юркину ангину. – Мы, мы заслуживаем поощрения. Суди сам. Кто подсказал следователю, что Пискунов совсем не Пискунов? Я! А кто вычислил парня, который грозился отомстить Юре? Ты! Давай позвоним следователю и сольем ему всю информацию?

– Что сольем? Антон Леонидович сам вышел на Волкова. Ты уверена, что нам не надо ехать в Первомайск? Взяли бы фотографию из личного дела Волкова, показали бы соседям. Заодно узнали бы, почему Артем, а не Артур? А уж потом к следователю. Юрке все равно надо еще отлежаться. Пойдет к себе домой, кто за ним будет ухаживать?

– Уговорил. Тут до конца рабочего дня осталось два часа. Я только мужу позвоню, скажу, что задержусь.

Вечером этого же дня я в полной мере поняла смысл пословицы «Одна голова хорошо, а две – лучше». В одиночку я бы не справилась и, скорее всего, уехала бы ни с чем. Нет, я бы, конечно, нашла этот старый двухэтажный дом, на первом этаже которого жил Артур Волков, но вряд ли там со мной стали бы разговаривать.

Адрес Артема Волкова мы узнали из его личного дела, дубликат которого хранился в компьютере отдела кадров. Удалось даже распечатать его фотографию. Еще я скачала с Юркиного компьютера фото Даши, чтобы на месте выяснить, кто кому приходится.

Нам долго не открывали, хотя из-за двери, через замочную скважину доносился шорох и чье-то тяжелое сопение. Наконец-то старческий голос спросил:

– Кто там?

– Здесь Волковы живут? – спросила я, придав голосу строгие нотки.

– Здесь живут, только дома никого нет.

– Откройте, нам хотелось бы с вами поговорить.

– Мало ли чего кому хотелось. Не открою. Дверь на замке, а ключа нет. Идите по добру по здорову, а то придут мои внуки, они вам накостыляют, – расхрабрилась за дверью старушка.

– Сударыня, мы ничего плохого вам не сделаем, – вмешался в разговор Слава. Голос у него был спокойный, в какой-то мере даже ласковый. – А если боитесь, то к окну подойдите и форточку приоткройте, чтобы удобнее было разговаривать.

Кажется, бабульке стало интересно взглянуть на обладателя бархатного баритона. А может, ей польстило обращение «сударыня». Как бы то ни было, она пообещала подойти к окну:

– Сейчас, только уговор – в окно не лезть.

– Очень надо, – скривившись, пробурчал Слава.

Опять пришлось ждать. Я даже заподозрила, что старушка передумала идти или по пути забыла, зачем ей надо к окну. Когда же я ее увидела, то очень удивилась, как она вообще дошла – на вид ей было лет сто. Египетские мумии выглядят моложе этой ровесницы революции 1905 года.

Но ее внешний вид меня мало тревожил. Главное, чтобы старуха была в ладу с головой, еще бы память ей не изменяла, а это, в силу ее почтенного возраста, вызывало большие сомнения.

С первой секунды общения я ей почему-то не понравилась. Бросив на меня пренебрежительный взгляд, престарелая кокетка улыбнулась Славе:

– Ну и по что я тебе понадобилась, милок?

Слава, смутившись, закашлял.

– Бабушка, а сколько у вас внуков? – боясь обидеть намеком на возраст, поинтересовался Куприянов.

– Трое: Вовка, Мишка и Зойка.

– А Артур разве не ваш внук? – разочарованно спросила я.

Старушка опять пренебрежительно на меня взглянула.

– Он Вовкин сын, стало быть, мне приходится правнуком, – сказала она, чем еще больше меня расстроила.

Обычно бабушки обожают своих внуков, на правнуков их любви уже не хватает. К тому же старушка казалась такой древней, что даже будь она на двадцать лет моложе, я бы не доверила ей ребенка. Удивительно, что она вообще помнит, кто внук, а кто правнук.

Но я ошиблась, память у нашей собеседницы оказалась отменной.

– Вы Артура ищите? Знала бы и к двери не подходила. Не хочу вспоминать о нем. Дурная кровь. У Темки одни проблемы из-за него были.

– У Темки? А это кто?

– Как кто? Артем – родной брат Артура. Похожи были как две капли воды, а вот характеры – разные. Темка, конечно, не такой умный, как Артур, но добрее и послушнее. А с Артуром всегда надо было быть начеку. Нашкодит, если за руку не схватишь, обязательно на Темку все спишет. Сколько же Темке доставалось от отца! У Вовки рука тяжелая, а голова легкая. Сначала задницу Темке надерет, а потом разбирается, кто виноват. Артуру тоже попадало, но первая оплеуха всегда тяжелее второй. Вот уж проныра был – везде на первых ролях. Темка в девчонку был влюблен – и в этом брат перешел ему дорогу. Эта девчонка больше в сторону Артура глядела, чем в его, Темкину сторону. Другой бы, наверное, возненавидел брата, а Темка все терпел и любил мерзавца. Бывает же такое?!

– Они и сейчас дружат?

– Господь с вами! – воскликнула старушка. – Артур помер в прошлом году.

Я переглянулась с Куприяновым – наша версия трещала по швам.

– Как умер? – Я грешным делом подумала, что Артур в очередной раз подставил брата, воспользовавшись его документами при приеме к нам на работу.

– Ну да, зимой мы его схоронили. Артур ведь несколько раз сидел! Вернулся совсем больной. Вроде туберкулезом на зоне заразился.

– А за что он сидел?

– За мошенничество. У таких старух, как я, деньги выманивал. Он же артистом у нас был. Очень хорошее впечатление мог о себе оставить. Не все потерпевшие даже в милицию шли: не верили, что Артур – проходимец. А ведь, действительно, способный был – все на лету схватывал. Мог бы в медучилище поступить. Медбрат это, конечно, не доктор, но тоже хорошие деньги может заработать. Артем ведь туда поступил и нисколько не жалеет. А если еще и на массажиста выучиться, то деньги можно лопатой грести.

– А где Артем работает?

– В городе, в одной больнице. Говорит, что им все довольны: и начальство, и пациенты.

В больнице? Скорей всего, у бабушки были устаревшие сведения, поскольку Артем только у нас проработал около двух месяцев. Но что это меняет? В каком месте жизненного пути Юра перешел ему дорогу?

– А как звали девушку, которую брат у брата отбил, помните? – полюбопытствовал Слава. – Не Даша ли, случайно?

– Она, она самая. Как же ее забыть?! Я и Дашку хорошо помню, и папашу ее. Он Артура с первого взгляда возненавидел. Я понимаю, было за что не любить, но в тюрьму зачем сажать? И Дашка такая же – одного поля ягодки. Темка, когда брата забрали, к ней пошел. Думал, что согласится с ним встречаться, а она обидела его. Он ей цветы подарил, а она ему: «Что ты себе вообразил? Не нужен мне ни ты, ни твой брат! Если бы Артур меня любил, не пошел бы на преступление. Видеть вас не хочу». Потом она уехала поступать в институт, а Темка – он к тому времени окончил медучилище – поехал за ней. Но ничего у них и там не вышло.

– А что с этой девушкой потом стало, знаете?

– Плохо ее жизнь закончилась, – без сожаления сообщила нам старушка. – Уехала в город, хахаля там завела, а он ее бросил. Мой правнук никогда бы не бросил. Он бы принял и ее, и ее ребенка, да эта дура опять его прогнала, а потом с собой что-то сделала. Померла!

– Как Артем пережил ее смерть? – робко спросила я.

– Плохо. Едва умом не тронулся.

– Время лечит, – заметила я.

– Не всех. Однолюб Темка. Кого мы ему только не сватали, а он ни в какую – не смог выкинуть Дашку из головы. Может, и права она была, когда говорила, что он ненормальный. А по мне – самый нежный и ласковый внучок. Всегда бабушке звонит, при первой же возможности. Жалко мне его. В последний раз он такой угрюмый приехал, на могилки сходил, к брату и Даше. А зачем вам Артур понадобился? – вспомнила старушка о цели нашего визита.

– Да так, – вздохнула я. – Хотели об одном человеке расспросить.

– Значит, зазря приходили?

«Вот уж нет», – мысленно возразила я.

Старухе надоело стоять у окна, и она, не прощаясь, испарилась.

– А не мог ли этот парень обвести всех вокруг пальца? – озвучил мои мысли Слава. – Надо бы узнать, в какой больнице он работал. Юра мне рассказывал, что его родители не сразу умерли после аварии. Их привезли в больницу, прооперировали, вроде бы удачно, а потом они неожиданно скончались, причем в один день.

– Да? А я знала только об аварии. Жаль, что в полицию мы, наверное, уже опоздали, – констатировала я.

– Тогда я тебя домой отвезу. Может, до десяти, до прихода Веры Ивановны, к следователю сходим? Или позвоним – пусть в «Три самурая» приедет. Кстати, он вполне нормальный мужик. И ему совсем не все равно, кто сядет в тюрьму: преступник или случайный человек.

– Слава, я тебя не узнаю. Ты так изменился за последние дни. Ты мне казался таким занудой, – призналась я ему.

Куприянов пожал плечами:

– Ну не знаю. Возможно, дело во внешности? Или в том, как я одеваюсь? Или в том, что я слишком серьезный?

– Красивая у тебя внешность. И одеваешься ты хорошо. Мне нравится, когда мужчины ходят в костюмах.

– Ну да, я всегда хотел выглядеть солидным мужчиной, а не мачо, – смутился Слава. – В детстве я рос обычным мальчишкой: школа, футбол во дворе, мог и подраться. Кстати, школу я окончил с медалью. Внешности мало уделял внимания. А на первом курсе университета меня заметили и пригласили сделать несколько снимков для одного гламурного журнала. Тут и понеслось: поклонницы, предложения. А я к этому не привык, воспитывался в строгости. У меня отец, между прочим, морской офицер. Он, когда журнал увидел, чуть концы не отдал. Да мне и самому фото не понравились. Какой-то глянцевый я там получился, как герой любовник из мексиканского сериала. Дуры разные стали липнуть. Отшить сразу – обидятся, общаться с ними – скука смертная. Пришлось применить тактику. Вот так я стал косить под ботаника-карьериста, да, видно, втянулся.

– Пора тебе расслабиться и стать обычным парнем, а то как бы маска не прижилась. Тем более что ты себя уже рассекретил, – засмеялась я.

Утром я связалась с Антоном Леонидовичем и попросила подъехать в «Три самурая». Долго ждать он себя не заставил – через полчаса был у нас и, как мне показалось, в хорошем настроении.

– И чем же вы хотели меня удивить? – с порога спросил он, загадочно улыбаясь.

– Мы нашли Юрия Егорова, – радостно доложила я. – Вернее, мы знаем, где он сейчас находится!

– Неужели? – наиграно удивился Антон Леонидович. – Ай да молодцы! Ай да Павлики Морозовы. Егорова, стало быть, нашли. После того как вчера в вашем заведении был арестован Артем Волков, вы решили, что прятать коллегу уже не имеет смысла. Так?

– Не совсем, – насупилась я. Вот уж не думала, что разговор пойдет в оскорбительном для меня и Славы тоне. – У Юры даже мысли не было прятаться. Он заболел ангиной. Дома за ним ухаживать некому, поэтому он переехал к подруге, – тут я немного соврала. Юра никогда не дружил с Машей.

– А девушка была не в курсе, что все его ищут, – поторопился добавить Слава. – Да и Юра не думал, что он как бы в розыске. У него температура была под сорок. Он в беспамятстве был.

– Ого! Как же вы на меня ополчились, – заметил Антон Леонидович. – Да вы не обижайтесь на юмор ментовский. Если ваш Егоров и будет отвечать, то только за наезд на пешехода. Вчера Артем Волков – знаете такого – заговорил. Там такая история! Как говорится, «ищите женщину»! Драма. Нет, триллер. Оказывается, ваш коллега Егоров помешал личному счастью Волкова. Кино бы отснять. Он любит ее – она любит другого. А где любовь, там всегда проливается кровь.

– Мы знаем весь расклад, – откашлявшись, честно признался Слава. – Были вчера в Первомайске.

– О, господи! И вы туда же?! Ну вам-то зачем это? – пожурил Куприянова Антон Леонидович. – Серьезный молодой человек. Хотели восстановить справедливость? Не сомневайтесь, преступник будет сидеть в тюрьме. Если, конечно, его психиатрическая экспертиза не отмажет, – внес он поправку и, как мне показалось, с сожалением.

– Да, нам тоже сложно его понять. У него с головой все было в порядке? – поинтересовалась я.

– Видимо, не совсем. Он ведь сначала устроился в больницу медбратом. Вскоре коллеги начали замечать за ним некоторые странности. В чем они выражались? В обостренном чувстве справедливости, – с пренебрежением хмыкнул Антон Леонидович. – Допустим, привозят в больницу водителя, который сам выжил, а пассажиров на тот свет отправил. В этом случае Волков тупо не оказывал больному помощь, даже когда назначения были отмечены в медицинской карте. Посыпались жалобы. Сначала Волкова перевели в санитары, затем и вовсе попросили уйти из отделения. Некоторое время он работал сторожем в больнице, а потом рассчитался и в ваш ресторан устроился, не случайно, разумеется.

– Кстати, моя девушка Маша вспомнила: у них действительно работал парень по имени Артем, – счел нужным сообщить Слава. – Но она его плохо запомнила. Может, пару раз мельком видела. Получилось так, что практически сразу после ее прихода в отделение он уволился. Неужели на его совести и смерть Егоровых?

Антон Леонидович не стал ничего опровергать. Я перехватила инициативу:

– Мы так и думали. А Дашин отец сам выбросился из окна или ему помог Волков? Но разве у Артема были причины ненавидеть отца своей возлюбленной? Мы ведь сначала думали, что это Артур, брат Артема, помог умереть Андрею Петровичу. И мотив у него был – месть. Это ведь Дашин отец посадил Артура?

– А здесь вы ошибаетесь. Артура сдал брат Артем. Очень похожие на лицо братья разнились характерами. Верховодил всегда Артур. Он подшучивал над недотепой-братцем, бывало и лупасил. Не всегда шутки были добрыми, а удары легкими. Один раз Артема даже положили в больницу с сотрясением мозга после того, как Артур в шутку столкнул его в овраг. Братья выросли, но в их отношениях мало что изменилось. В конечном итоге Артему надоели издевательства со стороны брата. Еще он завидовал тому, что Даша отдает предпочтение не ему, а Артуру. И он придумал хитроумный план, как убрать брата чужими руками. Артем знал, что Дашиному отцу не нравится Артур. Компромата на братца к тому времени было предостаточно. Артур считал Артема чуть ли не дурачком и часто при нем обсуждал с подельниками свои аферы. Чтобы избавиться от ненавистного Артура, Артему только и надо было шепнуть словечко Андрею Петровичу. Что, собственно, он и сделал. Увы, ни отсутствие брата, ни дружба с Андреем Петровичем не помогли наладить отношений с Дашей. Пустующее место в ее сердце вскоре занял ваш Егоров. Что из этого получилось, вы, определенно, знаете.

– Допустим, у Артема были причины ненавидеть Юру. Он мог расправиться с ним. Но разве ему была выгодна смерть Андрея Петровича? За что его арестовали? Неужели это он выбросил Дашиного отца из окна? Как тогда понять письма, которые пришли матушке Матрене и вдове Пискунова?

– Давайте, я расскажу вам все по порядку? Когда Даша перебралась в город, Артем уехал вслед за ней. И хотя девушка отказывалась с ним общаться, ничто не мешало ему стать ее тенью. Все свободное от работы время он проводил рядом с общежитием, наблюдал за входом и ждал, когда она выйдет, чтобы заговорить с ней. Не прошло мимо него и то, что Даша стала встречаться с Егоровым. Он даже хотел убить соперника, но судьба распорядилась иначе. Один раз он увидел Дашу перед входом в общежитие. Она стояла рядом с элегантно одетой женщиной. Артем догадался, что эта женщина – мать Егорова. В тот день она пришла к Даше для серьезного разговора. Даша вышла ее проводить. Они стояли на ступеньках. Даша плакала, а Егорова ее утешала, советовала сделать аборт или спровоцировать выкидыш. На глазах у Артема она всучила Даше таблетки. Через неделю Даши не стало. Артем очень тяжело воспринял потерю девушки, которую так трепетно любил. Юрий Егоров должен заплатить сполна. Так он решил. И вскоре ему представился случай поквитаться с Юрой. В больницу, в которой он работал, после аварии поступила супружеская пара. В женщине он узнал мать Егорова. Мужчина был ее мужем. Егоровых прооперировали, оба были подключены к аппарату искусственного дыхания. И надо же было такому случиться, что во время ночного дежурства Волкова в отделении кто-то вырубил свет. Пока восстанавливали энергоснабжение, Егоровы умерли. Артем действовал по принципу «кровь за кровь». Всего-то надо было устроить короткое замыкание.

Ненадолго Артем успокоился, но после смерти Артура у него окончательно поехала крыша. Сначала Артем во всем винил себя: ведь это он способствовал аресту брата. Не было бы ареста – не было бы и той болезни, которая свела Артура в могилу. Однако человеку свойственно оправдывать себя, возлагая вину на кого-то другого. «Я же не просил сажать Артура в тюрьму. Ему могли бы дать условный срок. А Андрей Петрович, вместо того чтобы открыть глаза своей дочери на Артура, отправил его за решетку. А ведь Артур мог бы еще долго находиться на свободе, а мог бы и совсем завязать с криминалом. Андрей Петрович – вот истинный виновник смерти брата», – к такому выводу пришел Артем. Так он нашел второго крайнего. Первым, разумеется, был Егоров. Обида на него вновь всплыла в больном сознании Артема. А тут еще проблемы на работе начались. В отделении одна смерть за другой. Оплакивать, по мнению Артема, было некого: подстреленный браток, мужик-дебошир, девушка-наркоманка, которая выпрыгнула из окна, да крайне неудачно. Коллеги стали коситься на Артема: люди почему-то чаще всего умирали именно в его дежурства. В общем, Артем не стал ждать и сам уволился из отделения. Пошел работать ночным сторожем. Появилось свободное время. Теперь он полностью мог посвятить себя заветной мечте – отомстить людям, которые лишили его семьи и той, кого он так любил. Найти Егорова не составило труда. Он никуда не уезжал и ни от кого не прятался. Артем нанялся официантом в «Три самурая» и стал думать, как свести счеты с Егоровым. Отравить? Банально. Да и выжить может. Переломать кости? А где взять деньги, чтобы нанять нужных людей? Еще можно испортить тормоза в автомобиле. Всё не то. Нужно, чтобы его осудили, пускай даже за другое преступление. Идея, как подставить Егорова, пришла неожиданно. Как говорится, на ловца и зверь бежит – в ресторан зашел Дашин отец. Случайно или нет, никто уже не скажет.

– Думаю, отнюдь не случайно, – вздохнула я, зная о том, как страдал в одиночестве Андрей Петрович, так и не смерившись со смертью дочери.

– Согласен с вами. Вероятно, Боженко собирался уйти из жизни, но прежде чем что-то с собой сделать, он очень хотел заглянуть в глаза Егорову. Артем узнал его, подошел и попросил уделить ему минуточку внимания, но не здесь, а в каком-нибудь другом месте. Они встретились в соседнем кафе, выпили, помянули Дашу. Андрей Петрович расчувствовался и открыл Артему душу. Вот тогда и были сказаны слова: «Надоело жить. Давно бы ушел, да еще бы этого мерзавца с собой прихватил». Как утверждает Артем, он отговаривал Боженко. Убийство – страшный грех. «Молчи! – огрызнулся тогда выпивший Андрей Петрович. – Сам уйду, а негодяя засажу». Артем осмелился возразить: «Бог накажет Егорова. Этот мерзавец часто ездит на машине под хмельком. Дело времени». «Верно, надо только дождаться случая и броситься под колеса его автомобиля», – сообразил Андрей Петрович. «Но так, чтобы никто ничего не заподозрил, – неожиданно поддержал Боженко Волков. – Покровителей у Егорова уже нет – сядет как миленький». Андрей Петрович принял решение броситься под автомобиль Егорова, но ему надо было обставить все так, чтобы у следствия не возникли сомнения в том, что водитель виновен. Боженко взял таймаут, дабы разобраться с делами и подумать над деталями – никто не должен был найти какой-либо связи между ним и Егоровым. Одна проблема решилась сама собой: не так давно умер его армейский друг, и Андрей Петрович решил воспользоваться документами покойного. Две недели он провел в загородном санатории, привыкал к новому имени и разрабатывал план действий. Когда пребывание в санатории подошло к концу, он вернулся в город и стал ждать случая.

– Да-да, – подтвердила я. – Для этого ему даже пришлось записаться в завсегдатаи нашего заведения. Еще он втянул в игру своего нового приятеля. Владимир Алексеевич предположить не мог, что его используют в качестве подсадного. Однако я ни разу не видела, чтобы Артем общался с Андреем Петровичем, – заметила я.

– А зачем Артему светиться? – возразил мне Антон Леонидович. – Он намерено отошел в сторону. Таков был уговор. Главным образом поквитаться хотел Андрей Петрович. «Зачем парню жизнь ломать?» – наверное, так думал он. И мы бы долго выходили на Артема, если бы не ваша, Виктория Викторовна, подсказка. Помните, вы сказали, что телефон оказался без сим-карты? Куда она могла подеваться? А потом это письмо, которое Боженко отправил на имя матушки Матрены, и прощальный звонок к ней же. Сделали детализацию звонков приходящих на телефон матушки Матрены и вычислили номер телефона Боженко. Ну а дальше – дело техники. Если с кем-то в последние дни Андрей Петрович и разговаривал, то только с Артемом Волковым. К этому времени мы уже знали настоящее имя покойного и причину, по которой он мог так ненавидеть Егорова. Те же чувства испытывал к Егорову и Волков. Как тут не заподозрить заговор? Впрочем, если бы Егоров сбил Боженко насмерть, то все было бы шито-крыто. Но, видимо, на небесах решили, что уходить на тот свет Андрею Петровичу еще рановато. Артем, узнав, что первоначальный план провалился, решил его подкорректировать. Он уговорил Боженко потребовать у Егорова деньги на лечение. Все должно было выглядеть так, будто бы Юра, не желая платить, отравил пострадавшего. Волков, зная, все входы и выходы в больнице, по пожарной лестнице поднялся в отделение и зашел в палату Боженко уже после того, как Егоров оттуда вышел. Далее он впрыснул в капельницу большую дозу запрещенного препарата. Очевидно, Андрей Петрович в это время задремал, если не почувствовал, как Артем вложил в его ладонь предсмертную записку.

– А я думала, что Андрей Петрович сам ее написал, – воскликнула я.

– Нет. Записка была написана чужой рукой. У нас была возможность сравнить эту записку с письмами, которые получили матушка Матрена и вдова Пискунова. Артем не мог знать, что Андрей Петрович напоследок захочет попрощаться со своими близкими. А записку он написал, руководствуясь принципом «кашу маслом не испортишь».

– Вот почему Андрей Петрович, после того как его откачали, даже не вспомнил об этой записке. Он о ней и не догадывался.

– Скорей всего, что так и было, – согласился со мной Антон Леонидович. – А теперь начинается самое интересное. Нам удалось доказать, что отравил Боженко именно Волков. В мусорном контейнере, на заднем дворе больницы мы нашли шприц, в котором находился тот самый препарат, и перчатки с жиропотовыми следами, принадлежащими Волкову. Так что, на этом этапе вина его доказана. Вряд ли ему удастся доказать, что он действовал по настоянию Боженко. Что касается последних минут жизни Андрея Петровича, – Антон Леонидович сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Вы узнали, что делал Волков в момент гибели Андрея Петровича? – затаив дыхание, спросила я.

– Алиби у него нет. В этот вечер он не работал. Говорит, что гулял в одиночестве. Мы показали фотографию Волкова персоналу больницы и больным. Одна нянечка вроде бы видела молодого человека, который приблизительно в это время выходил из здания, незадолго до того, как все побежали смотреть на мужчину, выпавшего из окна. Разглядеть молодого человека старушка не успела. Он шел очень быстро, натянув кепку на глаза. Это мог быть кто угодно.

– Юра не мог, – возразила я, решив, что Антон Леонидович намекает на Егорова. – Он вышел из палаты, когда услышал с улицы шум.

– Не мог, – соглашаясь, кивнул следователь. – Нянечка опознала Егорова. Он вышел уже после этого молодого человека, и его лицо она разглядела очень хорошо. Но есть еще одно косвенное доказательство того, что Волков был в палате до или в момент гибели Боженко. Последний звонок с телефона Андрея Петровича был сделан на телефон матушки Матрены, а предпоследний на телефон Волковых в Первомайске.

– В чем же дело? Позвоните в Первомайск и узнайте, кто звонил.

– Легко сказать! Звонили. Толку?! Звонок был сделан пять дней назад. Никто уже и не помнит об этом звонке.

– А если еще прабабушка трубку сняла, – загрустила я. – Старушка очень древняя.

– Остальные родственники не лучше, – вздохнул Антон Леонидович. – Проблема маленьких городов – беспробудное пьянство. Люди не помнят, что вчера было.

– Печально. А с другой стороны, зачем Боженко звонить родственникам Артема?

– Логично. Волков, определенно, был в палате, но интуиция мне подсказывает, что Андрей Петрович все же сам покончил с собой. И это случилось в короткий промежуток времени, когда Артем ушел, а Егоров был только на подходе, – высказал свои предположения Антон Леонидович.

Я с ним согласилась:

– Действительно, какой смысл Артему после того, как он помог Боженко вывалиться из окна, тратить время на извлечение из телефона сим-карты? Ему надо бежать! Он бы прихватил с собой телефон!

– Вот-вот, – одобрительно кивнул следователь. – Кстати, парень в этом отношении весьма жадный. Со слов окружающих, Волков не упускал случая воспользоваться чужой вещью.

– Точно! Он частенько и без спроса пользовался Аниным телефоном, – вспомнила я. – Один раз ему даже от нее досталось. И Николай жаловался, что Артем сливает оставшееся после клиентов вино в свою фляжку.

– Теперь ему об этом придется забыть. Как бы то ни было, а доведение до самоубийства – уголовное преступление. Даже если мы не сумеем это доказать, Волкова есть за что судить. Ну вот, пожалуй, и все, – Антон Леонидович поднялся, намереваясь уйти. – А Егорова я вашего жду, – сказал он на прощание.

– Да, он обязательно придет, – пообещала я. – Антон Леонидович, секундочку. Если допустить, что Андрей Петрович собирался выброситься из окна, зачем к нему Артем приходил?

– Зачем? Артем ведь мог и не знать о планах Боженко? Если вы помните, он уже пытался отравить Андрея Петровича. Тогда попытка не удалась. Артем пришел довести дело до конца, а Боженко неожиданно стал с ним прощаться. Зачем же Артему руки марать? Сам так сам. Но это всего лишь мои предположения. Нужна доказательная база.

– А куда подевалась сим-карта из телефона Боженко?

– Вы же сами сказали, что проще всего уничтожить симку, бросив ее в унитаз, – устало вздохнул Антон Леонидович. – Уничтожив симку, Андрей Петрович оборвал нити, связующие его с прошлым. Но это уже не имеет никакого значения, поскольку настоящее имя покойного мы все равно узнали. Не без вашей помощи, – добавил он, перед тем как скрыться за дверью.

– И на том спасибо, – глядя на закрытую дверь, сказала я. – Впрочем, разве дело в благодарности?

– Главное, что мы человека от тюрьмы спасли, – поддакнул мне Слава. – Я звоню Юре? Нет, лучше ты звони. Все-таки у меня имидж зануды и карьериста.