Принцесса Китана ненавидела каждый камень императорского замка, каждую пядь растрескавшейся сухой земли и каждое дерево в чахлом саду, каждый дом в городе, шумевшем за замковой стеной. Она ненавидела внешнемирцев: начиная от приближенных императора и заканчивая безликими слугами, всех и каждого из тех, кого встречала в полумраке запутанных галерей. Китана ненавидела самого Шао Кана. И себя за то, что долгие годы прожила под его покровительством, унизившись до того, что мечтала быть хоть чем-то на него похожей. Но больше всех — больше Шао Кана — она ненавидела свою мать.

Уже много дней Китана не покидала отведенных ей комнат, долгими часами смотрела в стену, словно в сплетениях оттенков на гладко обработанном камне были зашифрованы ответы на все ее вопросы. Будто бы ждала появления символов, знаков, посланий, которые содержали бы в себе оправдание. Приказ о ее помиловании. Но ночь была молчалива, а дни наполнены полустертым шумом, скользящими шорохами, которые, как прежде, не имели к ней отношения. Замок жил своей жизнью, никому не было дела до ее горя и ее гнева. Только Синдел все еще приходила, но Китана не слышала торопливых заискивающих слов. Для нее их заглушало пронзительное эхо ее собственного крика, казалось, все еще отражавшееся от стен в тихих покоях.

— Теперь? Ты говоришь мне все это сейчас, теперь, через столько лет?

Хруст и грохот, жалобный визг разлетающихся осколков, испуганный возглас матери — королева осталась там, за порогом.

— Я должна была тебе рассказать, ты имела право знать правду!

— Я имела право на трон Эдении и на то, чтобы носить отцовское имя! А ты, ты как могла опуститься до того, чтобы предать клятвы и выйти за него замуж — за убийцу, за хищного зверя! Ты должна была сражаться рядом с отцом и…

Невысказанное повисло между ними стеклянным крошевом, рассыпалось по щекам Синдел градом жалких слез, растеклось стыдливым румянцем. Китана смотрела в упор, не отводя взгляда, не забирая назад обвинения. Император презирал слабость, а она была преданной ученицей.

— Ты не знаешь… Китана, ты ведь не знаешь многого. Ничего не знаешь! Дай мне рассказать, ты поймешь, не сможешь не понять.

— Я знаю достаточно.

У нее больше не было матери. У нее больше не было имени. Лишь далекие сухие обрывки фраз из свитков, над которыми она, скучая, просиживала положенное время, мечтая о том, как отправится в зал для тренировок. После ее долгих уговоров Шао Кан согласился начать ее обучение раньше положенного времени и учил ее сам. Сам Император. Она и тогда едва осмеливалась звать его отцом, словно чувствуя, что это слово в ее устах было противоестественной ложью.

«Шао Кан победил в Смертельной битве, сразив в поединке правителя Эдении короля Джеррода… Королева Синдел и подданные признали его власть законной… Союз Империи и королевства… Брак».

Добровольное заточение и сковывающее молчание сменились безудержной яростью. Шао Кан так и не явился, не посмел или не пожелал, посмеявшись над дочерью побежденного за плотно закрытыми для нее дверями тронного зала. На все попытки Китаны нарушить негласный запрет ненавистный Шанг Цунг отвечал, кривя рот в усмешке, что Император занят не терпящими отлагательства делами. Она бросала ему в лицо оскорбления, требовала, но он оставался безразличен и презрительно вежлив, а тронный зал запертым. Цунг никогда не оказывал ей должного уважения. Прежде Китана робела перед ним, памятуя перетекавшие по замку пугливые шепотки о мириадах плененных живых душ, теперь же ее терзало желание добиться от него — ото всех — должного уважения. Боевой трофей, игрушка, с которой забавлялись от скуки. Не зря ведь ей так заботливо взрастили замену.

— Отец заботится о твоей безопасности, Китана.

Собственная тень во плоти глядит на нее неотрывно с нечитаемым выражением в ее же собственных — чужих — глазах.

— Она мне не нравится!

— Она будет защищать тебя. Ты принцесса, тебе нужно заботиться о своей безопасности, быть осторожной и мудрой…

— Я хочу быть как отец. Попроси его, мама, ты ведь обещала. Он научит меня сражаться.

Не научит, потому что давно уже мертв и гниет в усыпальнице в своей столице. В той самой, в которой теперь заправляют внешнемирцы, мама, с твоего разрешения.

— Он тебя заставил, да? Скажи мне, что заставил. Он пригрозил?

— Нет, нет. Ну что ты, конечно же нет. Император…

Шум ветра разносит стеклянно-металлический лязг по полумертвому саду. Еще вчера он казался ей необыкновенно уютным.

Отец, посмотри, те цветы, что ты прислал, прижились, и на них даже появились бутоны… Он, кажется, улыбнулся, и она счастлива. Рядом с ним так спокойно. Его сила стелется над притихшим садом, окружает плотно, заставляет расправить плечи и выпрямить спину. Защищает, берет под свое покровительство. Дает так много, ничего не прося взамен. Что чувствовал король Джеррод, когда Император оказался слишком близко, какой показалась ему сила, которой так восхищалась его дочь?

Ненависть выплескивалась из нее, как смола из кипящего котла. Китана была опасна, Император постарался на славу, не жалея сил на ее обучение. Даже несмотря на то, что еще не вошла в полную силу, Китана была способна разрушать и причинять боль и делала это, хоть и терзалась сознанием того, насколько жалкой выглядели эти попытки мстить даже в ее собственных глазах. Император так и не снизошел до встречи с ней, мать смотрела на нее с откровенным ужасом, Шанг Цунг качал головой и раз за разом предрекал ей наказание, а она требовала, кричала — и ничего не получала в ответ. Китана и сама толком не задумывалась, чего именно добивается: не то признания вины, не то жестокой казни, не то бесполезной, но такой желанной мольбы о прощении. Она была слишком разгневана и напугана, чтобы об этом задумываться.

Тогда-то к ней и приставили Саб-Зиро. Однажды он просто возник на пороге, когда Китана отворила двери, намереваясь отправиться на прогулку, и с отменным хладнокровием и безразличием сообщил, что с этого дня она имеет право перемещаться по замку лишь в его сопровождении. Китана молчала: она была наслышана, впрочем, как и остальные жители Внешнего мира, об убийце, от которого не было спасения, неудачливом мстителе, ставшем преданным слугой. Она, растерянно открывая и закрывая рот, смотрела на темную фигуру без лица и без облика, загородившую ей путь, и не могла принять однозначного решения. Остатки благоразумия боролись в ней с неутолимой яростью и жаждой выжечь все вокруг дотла. А Саб-Зиро не говорил, не двигался с места, не менял позы, казалось, вовсе не дышал. Черное и синее, застывшее в непобедимом мертвящем холоде.

После этого проигранного боя они сталкивались в противоборстве десятки, сотни, тысячи раз. Саб-Зиро всегда выходил из короткой схватки победителем, будто Китана была не любимой ученицей самого Императора, а жалкой служанкой. Она нападала первая — осыпала отборной бранью, набрасывалась, измученная яростью, до которой никому во дворце не было дела, подстерегала, делая коварные выпады, но он всегда был настороже. Ледяной воин будто видел ее насквозь, рассматривал ее мысли, словно камни на дне замерзшего ручья, и всякий раз уклонялся за секунду до того, как Китане удавалось коснуться плоти, скрытой за черным одеянием. До тех пор, пока она не поверила в то, что не сможет с ним справиться, и не утратила решимость ввязываться в заранее обреченный поединок. Сил хватало лишь на слова, до которых никому не было дела.

— Ты убийца! Проклятый ненавистный убийца, такой же, как и твой хозяин! — кричала она, захлебывалась злыми слезами, глядя в ничего не выражавшие глаза.

— Я не знаток дворцового этикета, но не думаю, что ошибусь, сказав, что принцессе не подобает вести себя таким образом, — отвечал Саб-Зиро, убедившись, что Китана больше не делает попыток подняться с кровати, на которую была водворена с весьма чувствительным — для нее — усилием.

— Будь ты проклят, мертвец! У тебя нет лица, нет имени, ничего нет, кроме этого льда, провались ты вместе с ним в Преисподнюю!

Саб-Зиро молчал, замерев у стены, как изваяние. Китана осторожно приподнималась, садилась, подтягивая колени к груди, и смотрела на него, проверяя, как долго он сможет выдерживать ее взгляд. Он не проиграл ни разу и этого противостояния. Смотрел будто сквозь нее. Так, словно видел за каменными стенами нечто, от чего не мог отвести глаз. Или не видел ничего, кроме пустоты, которая и составляла его истинную сущность. И все же Китане казалось, что она ощущает его взгляд всей кожей.

Мало-помалу Китана смирилась с присутствием молчаливого, но бдительного стража. Себя она убедила в том, что это не смирение, не уступка, а проявление терпения и мудрости — старательно избегая мысли о том, что терпению и мудрости ее долгие годы учил Шао Кан. Саб-Зиро никак не препятствовал ей в том, что не наносило вреда другим дворцовым жителям. Она снова стала выходить из своих комнат, наслаждаясь молчаливым страхом в устремленных на нее взглядах, спускалась в сад, отсылая от себя всех, и часами бродила, не разбирая дороги, погруженная в мечты о мести.

Поднять восстание в Эдении, занять законное место? Но к чему, ведь, судя по вкрадчиво-ласковым запискам матери, решившей избрать другой способ примирения, Шао Кан с готовностью отдал бы ей трон и даже согласился бы на изрядные послабления в отношении контроля над ее землями. Никто не понял бы ее, вздумай она напрасно проливать чужую кровь. За что же, в таком случае, было ей бороться? Против собственного угнетения? Но ведь Император по-прежнему благоволил ей, как иначе объяснить то, что она не понесла наказания за дерзость и причиненный вред? Или это было издевкой, снисходительностью к глупостям собачонки, вывезенной ради развлечения победителя из разгромленного чужого дворца? Какую роль уготовил ей тот, кого она звала отцом столько времени?

Боль растекалась от сжатых и закушенных до крови губ по горлу до самого сердца, выползала наружу постыдными слезами, которые здесь, во дворце, клеймили презрением. Китана останавливалась, резким торопливым движением стирала с глаз зримое свидетельство своего унижения. Только Синдел могла плакать безнаказанно, так, будто ее слабость была чем-то естественным, неотъемлемо присущим ее натуре, как и красота, и изящество. Кажется, внешнемирцев даже восхищала чувствительность королевы. Верно, здесь ей было достаточно любви и почета, раз она даже ни разу не высказала сожаления о своем положении. Ни разу не проявила ненависти или отвращения к Шао Кану. Не пожалела о своем выборе… Китана кривилась от злости, впивалась ногтями в ладони, оглядывалась, ища кого-то, на ком можно было бы отыграться, но раз за разом находила только тень, следовавшую за ней на почтительном расстоянии. Тень, смотревшую сквозь нее и всякий раз прожигавшую ее взглядом.

День проходил за днем, не принося изменений. Будто поток времени, катившийся до тех пор по гладкому руслу, оказался застигнут врасплох обвалом и заперт меж каменных стен. Китана, как и прежде, полыхала гневом и жаждой мести, но теперь их жар не согревал ее, а прожигал насквозь. Как бы она ни старалась сделать хоть что-то, усилия не приносили результата. Как бы она ни кричала, чтобы наконец заставить их услышать, ее голос поглощала пустота.

Император упорно игнорировал Китану. Шанг Цунг открыто насмехался над ней и ее стараниями добиться встречи, впрочем, ухитряясь оставаться в строгих рамках внешнемирского этикета. Ей неизменно отвечали отказом на требования организовать аудиенцию, а к тронному залу и комнатам, которые занимал Шао Кан, не давал приблизиться Саб-Зиро. Китана даже решила было воспользоваться слабостью матери, но та не приходила больше и не посылала со служанками записок. Несколько раз они встречались в замковых галереях. Китана с упорством обреченности избегала полного тоскливой жалости взгляда Синдел, хоть понимала, что лишает себя единственной возможности изменить свое положение. И ничего более не происходило, никто не навещал ее, словно она была приговорена к заточению или вовсе исчезла из дворца. Даже служанки, осмелев, стали говорить в ее присутствии громче и двигаться резче, шумно и деловито выполняя свою работу. Так, будто их госпожи не было тут же в комнатах.

Китана с горечью пришла к выводу, что потерпела поражение. Она добилась лишь того, что сама выбросила себя за пределы замковой жизни. Она не знала о том, кто приезжал к Шао Кану и кто уезжал от него, какие проблемы занимали его приближенных, какие новости тревожили воинов. Пустота. Полное одиночество. Даже ненавистный двойник, вечная соперница, изо всех сил старавшаяся походить на свой прообраз, пропала из виду, но теперь Китану это не радовало. Что, если Шао Кан решил не тратить сил на объяснения и уговоры?

Простые пути и простые решения, Китана, всегда самые честные и самые лучшие.

Верно, куда проще было заменить любимую дочь послушной копией. Китана боялась этого с самого дня создания Милины, с того самого мгновения, как увидела свое лицо, украденное чуждым, чужим существом. Выдрессированное злобное животное, приученное выполнять команды и оттого ставшее еще более кровожадным. Китана презирала ее, наслаждаясь чувством собственного превосходства. А ведь, может быть, Милина сейчас приветствует прибывших послов, стоя рядом с Синдел. Или выполняет какие-нибудь поручения Шао Кана, которые он не доверял ей прежде, всякий раз давая понять, что Милина всего лишь младшая сестра принцессы. Жалкое подобие без лица и права голоса, добавляла про себя Китана, представляя, как сносит голову с плеч соперницы одним коротким ударом. Теперь она, пожалуй, обрадовалась бы, появись перед ней Милена. Но никто не приходил.

Измученная бездельем и одиночеством, Китана волей-неволей обращала все больше внимания на единственное живое существо, оставшееся в поле ее зрения: служанок, она, разумеется, не считала достойными беседы. Раз за разом задаваясь вопросом, почему тюремщиком к ней приставили именно Саб-Зиро, она не находила ответа. Было это наказанием или знаком особого доверия Кана? Сколько еще должна была продлиться странная служба?

Чем больше Китана размышляла, тем сильнее становилось ее замешательство. И во многом потому, что она, как оказалось, почти ничего не знала о Саб-Зиро. Прежде воины Шао Кана мало ее интересовали. Она воспринимала их как безупречное, мастерски сделанное оружие, до некоторой степени одушевленное, но не заслуживавшее того внимания, которое положено было уделять себе подобным. А себе подобными Китана признавала только Шао Кана, Шанг Цунга и с некоторыми допущениями Синдел. Впрочем, после признания Синдел этот список стал еще короче: на три имени.

Разумеется, Китана была наслышана о смертоносном даре питомца Лин Куэй, опасной силе, которая отнимала жизнь у других, но сохранила ее для него самого. Шанг Цунг, который никогда не страдал непозволительной сентиментальностью и потому не щадил противников, счел Саб-Зиро слишком ценным приобретением. Как Ледяного воина убедили перейти на сторону Шао-Кана, никому не было известно, но зато все знали о том, что клан заклеймил его как предателя — и жестоко поплатился за это. Саб-Зиро же, считаясь номинальным Грандмастером Лин Куэй, так и остался при Шао Кане и занимался тем же, что остальные ниндзя: тайными убийствами.

Китана не могла не бояться, хоть считала страх чем-то столь же постыдным, сколь и предательство. Она твердила себе, что дело в естественном для каждого живущего ужасе перед грозящей смертью. Ведь Шао Кану ничего не стоило отдать Саб-Зиро какое-нибудь распоряжение, которое могло в один прекрасный день стоить ей жизни. А заставить ее проводить дни под неотступным взглядом своего возможного убийцы — это было наказание вполне в духе Внешнего мира. Но все же Китана не могла лгать себе, пусть это и прибавляло к ее терзаниям еще и муки оскорбленной гордости. Даже будь она уверена в том, что император еще не успел осудить ее на смерть, а присутствие Саб-Зиро было нужно лишь для того, чтобы охладить ее не в меру разгоревшийся пыл, страх не стал бы менее сильным. Китана не могла избавиться от ощущения смертельного холода, когда смотрела в лицо, полускрытое маской, или пыталась удержать взгляд, всегда направленный куда-то мимо нее, но, тем не менее, такой ощутимо-давящий. Ненависть, возмущение и страх, которые его совершенно не волновали, заставляли ее совершать необдуманные поступки и говорить опасные слова — просто для того, чтобы не сойти с ума в бесконечном молчании. Саб-Зиро вряд ли порадовался очередной перемене в поведении принцессы. Пусть у нее и тряслись поджилки от одной мысли о том, какую боль Саб-Зиро может ей причинить, теперь она не раздумывала, делая выбор между молчаливой покорностью и перспективой проиграть бой, заплатив за поражение жизнью.

— Не надоело тебе стоять у дверей моей спальни? Может, все же присядешь где-нибудь в углу. Вон там, у сундука со снаряжением, тебе самое место.

Саб-Зиро смотрел мимо нее и будто не слышал ни единого слова. Китана даже подумывала о том, чтобы швырнуть в него чем-нибудь, но осторожность брала верх над отчаянным безрассудством.

— Почему ты не убил Шанг Цунга? Приказ Грандмастера значил для тебя так мало, что ты решил, а почему бы не послужить Императору? Разве нарушение клятвы ничего не стоит для воинов Лин Куэй? — спрашивала она, набравшись решимости.

Саб-Зиро по-прежнему молчал, но теперь это молчание казалось ей угрожающим. Китана подавляла импульс, заставлявший ее сорваться с места и бежать прочь, не оборачиваясь. Не сводя глаз со стоявшего у стены ниндзя, она делала несколько осторожных шагов, примеривалась, готовилась отразить удар. Но враг был недвижим и упорно хранил молчание, а Китана намеревалась во что бы то ни стало добиться… Она не осмеливалась признаться даже самой себе, чего именно добивалась.

— Впрочем, ведь о могуществе Шанг Цунга знают даже в Преисподней, верно? Кто угодно бы испугался… — вкрадчиво продолжала она.

Скажи. Дай мне ответ. Хоть какой-то…

Не выдержав, Китана срывалась на крик, проигрывая очередной поединок.

— Ты трус и предатель, Би-Хан. Поэтому и стоишь здесь, как надоевшая статуя, которую никто не решается вынести, потому что все к ней привыкли! Все презирают тебя, Император тебя презирает, поэтому ты ходишь за мной, как старый пес! Неужели ты не понимаешь, почему тебе не нашли лучшего применения? О тебе все забыли, все…

Она замолкала, обессиленная очередной оставшейся без внимания вспышкой. Демонстративно поворачивалась спиной, отходила к окну, за которым ветер все так же взметал песочные брызги, и застывала на долгие часы, смотрела куда-то за горизонт, пока глаза не начинали слезиться от усталости. Раз за разом, снова и снова.

Мало-помалу для Китаны это стало единственной возможностью разделить с кем-то свои мысли и чувства, коснуться чего-то живого, чтобы напомнить себе, что в ней самой еще не угасла жизнь. Шао Кан, как всегда, сделал безошибочный ход, не потратив при этом никаких усилий. Китана не знала, когда падет жертвой собственной слабости, но не могла не понимать, что это неизбежно. Счет шел на дни, а может, на часы. Или на минуты. И, кажется, Саб-Зиро тоже это понял.

— Оставь меня. Исчезни. Иди прочь. Я тебе приказываю, — проговорила она почти умоляюще. И не поверила своим ушам, когда в тишине послышался, наконец, так необходимый ей голос. Искаженный маской, лишенный всяких оттенков — но все же живой.

— Я здесь по приказу Императора. И буду следовать ему до тех пор, пока не будет отдано иного.

— То есть мои приказы для тебя ничего не значат, так, что ли? — невпопад спросила Китана, пораженная до глубины души тем, что все-таки дождалась ответа.

Саб-Зиро безразлично пожал плечами, но взгляда не отвел, смотрел ей прямо в глаза, будто ожидая, что она продолжит говорить. Китана судорожно искала нужные слова, открывала и закрывала рот, кусала губы, не в силах совладать с собственным волнением, и, наконец, в отчаянии выкрикнула:

— Я хочу пойти в зал для тренировок.

Голос срывался. Слова путались, складываясь в какую-то неимоверно глупую цепочку. В зал для тренировок, ну что за чушь. Прежде она тренировалась с Милиной, давая выход своей ненависти, но теперь сама мысль о том, чтобы находиться с ней рядом, вызывала нервную дрожь. Да и кто сказал, что та согласится проводить время с опальной сестрицей?

— Я…

— Милины нет в замке, она отбыла по приказу Императора, — спокойно сказал Саб-Зиро, отвечая на так и не заданный вопрос.

— Куда он отправил ее? — не выдержала Китана.

— Милина отбыла в Царство Порядка.

— Дарриус?

— Вероятно. Сенат, по своему обыкновению, приписывает любые случаи нарушения законов повстанцам.

Китана не сдержала усмешки, которая тут же превратилась в сардоническую гримасу. Саб-Зиро помолчал, словно обдумывая что-то, потом заговорил снова:

— Если принцесса желает…

— Да, — поспешно прервала Китана, чувствуя себя невыносимо жалкой. — Да. Я хочу возобновить ежедневные тренировки.

Часы, проведенные в тренировочном зале, изматывали почти до потери сознания. Саб-Зиро не жалел Китану, а она не просила о снисхождении, понимая, что может полагаться лишь на себя и собственную силу. Сражаться с ним было трудно, больно, страшно и интересно. Она торопливо восстанавливала подзабытые за время комнатного заточения навыки и изучала новое. Император учил ее другому: напору, грубости, жесткости, и прежде Китану вполне это устраивало. Теперь же она завороженно вглядывалась в тонкие, ускользающие рисунки движений, неразличимо-быстрые и смертельно-опасные, пыталась предугадать и повторить их, но умений ее хватало лишь на то, чтобы отразить в последнюю секунду очередной удар, который раздробил бы ее кости в крошку, попади он в цель. Китана забывалась, поддаваясь азарту поединка, погружаясь в ощущение угрожающего присутствия и холодной силы, которая оставляла на ее губах привкус льда и ее собственной крови. Она отшвыривала от себя надоевшие мысли, выплевывала на истоптанный песок ненавистную горечь, позволяла бешенству бесконтрольно вырываться из тела на свободу, пусть это означало утрату бдительности и каждый раз заканчивалось болью, от которой темнело в глазах. И раз за разом Саб-Зиро протягивал ей руку, пусть за дверями тренировочного зала для них обоих ничего не изменилось: сумасбродная принцесса, вздумавшая тягаться с самим Императором, и свидетель ее слабости — неумолимый страж, для которого не было ничего более значимого, чем однажды услышанный приказ.

Шанг Цунг явился рано утром, сразу после окончания очередного совета. Китана еще и не думала вставать, отвыкнув от ритма жизни двора, в мелочах подчинявшегося привычкам Императора. Узнав о нежданном визите колдуна, она дала волю импульсивности: выбранила служанку и потребовала отослать Цунга куда подальше. Однако та, кланяясь, как болванчик, продолжала бормотать скороговоркой, что госпоже нужно поспешить. Нехотя поднявшись, Китана принялась за сборы и затянула их так, что они продлились в пять раз дольше обычного. Шанг Цунг, разумеется, был взбешен, но ничем этого не выдал, разве что улыбка на его лице была неприкрыто издевательской. Китана постаралась скрыть озабоченность за маской величественного достоинства.

— Чем обязана? — поинтересовалась она, пройдя через всю комнату и расположившись в кресле. Шанг Цунг остался стоять перед ней, будто подчиненный, явившийся с докладом, и не преминул вернуть удар.

— Счастлив, что вы все же решили почтить меня своим присутствием, принцесса. Глубоко сожалею, что мне пришлось оторвать вас от ваших, несомненно, важных занятий, и все же смею надеяться, что повод покажется вам достаточно весомым, — проговорил он с отменно сыгранным подобострастием.

Китана собралась было выдать гневную отповедь, но тут за спиной Цунга бесшумно открылась дверь. Она еще не видела, кто именно вошел, но необходимости в том и не было: молчаливое присутствие Саб-Зиро действовало на нее точно так же, как если б он применил к ней один из своих излюбленных боевых приемов. Она растерялась, потом разозлилась, однако прервать повисшее молчание так и не смогла. Шанг Цунг бросил в ее сторону короткий недоуменный взгляд и заговорил уже обычным тоном, в котором, впрочем, было куда больше почтительности:

— Принцесса Китана, я здесь, чтобы сообщить вам, что Император ждет вас у себя для частной беседы…

«На которой вы так настаивали», — мысленно закончила Китана, и Цунг зачем-то кивнул. Китана едва сдержала довольную улыбку — впрочем, ее секундное торжество тут же сменилось испугом.

— Прямо сейчас, — закончил колдун.

— Сейчас? — машинально переспросила Китана, у которой от нахлынувшего волнения задрожали руки.

Цунг отвесил полупоклон, больше походивший на кивок, и удалился, отдав шепотом какое-то указание Саб-Зиро. Когда за колдуном закрылась дверь, в окно рванулся, задыхаясь, порыв холодного ветра, так что с полки слетела статуэтка и раскололась на полу. Китана, забывшись, смотрела на обломки, пока не прибежала служанка с метелкой.

Собраться с духом оказалось нелегкой задачей. Китана пыталась представить, что ее ждет, но мысли путались, растворяясь в затопившем разум страхе, пробовала воспроизвести мысленно разговор, который продумывала сотни раз, пока не отшлифовала, как ей казалось, до идеальной гладкости, и не могла вспомнить ни слова. Завершив сборы, она бросила взгляд в зеркало и остановилась перед ним как вкопанная, потому что сама себе показалась уставшей, растерянной, неопрятной. Некрасивой. Это было последним, о чем теперь следовало тревожиться, однако мысль о том, что Император увидит ее такой, делала Китану совершенно беззащитной. Она металась от одного побуждения к другому, заставляла себя набраться смелости и выйти, наконец, в галерею, потом принимала решение отказаться, сославшись на болезнь, на неготовность, да на что угодно…

Только бы не видеть его.

Рядом бесшумно возникла тень. Саб-Зиро смотрел в зеркало из-за ее плеча, изучая отражение с непривычной сосредоточенностью. Китане показалось, что поверхность изменяется, плывет потревоженной водой. Настоящее отражение проступало, словно из-под слоя растекавшейся краски: подурневшее от переживаний лицо, жалко вздрагивающие губы и сухо блестящие глаза с расширенными зрачками. Теперь они оба знали непрошенную правду, но Саб-Зиро, кажется, не собирался ее жалеть. Еще шаг, так, что две фигуры в зеркале почти соприкоснулись, качнулись, замирая, и серебристое марево всколыхнулось вокруг них.

— Нужно идти, принцесса. Черные Священники ждут за дверью.

Он не уговаривал — вынуждал. Очередное напоминание о том, что кто из них двоих был сильнее, заставило Китану вернуться к реальности. Она развернулась рывком, готовая дать отпор по своей привычке, но предосторожность оказалась излишней. Саб-Зиро не двигался, смотрел на нее, будто завороженный, прямо в глаза, и не отводил взгляда.

— Ты…

— Ступайте, Император вас ждет. И будьте благоразумны, — сказал он тихо.

Китана кивнула, чувствуя, как к ней возвращается утраченная решимость. Она задержалась еще на несколько секунд, но колдовство отражений рассеялось бесследно, оставив мир таким же неприглядным, каким он был до того.

Помещения, которые занимал Шао Кан, были в противоположной части замка, так что по дороге Китана успела в последний раз все обдумать. Она собиралась говорить правду, чего бы это не стоило, хотя ей еще слышался отзвук голоса, просившего помнить о благоразумии. Это было бы бесчестно, отступиться теперь, когда у нее, наконец, появилась возможность встать лицом к лицу с тем, кто опутал ее жизнь ложью. Ее привели к кабинету, в котором Кан принимал своих приближенных. Испугаться она не успела — окованная металлом дверь тут же распахнулась, будто ее ждали с нетерпением. Навстречу вышел Шанг Цунг, смерил ее недовольным взглядом, она сделала шаг, и дверь закрылась за ее спиной, отрезая пути к бегству.

Император стоял у окна. Китана пыталась рассмотреть выражение его лица, но бивший в окно свет не давал этого сделать. Она застыла у двери, сжав руки в кулаки, защищенная теперь лишь злостью и болью.

— Поди сюда, — заговорил Шао Кан. Голос был без намека на непозволительные эмоции, наполненный лишь решимостью и подчеркнуто спокойный — такой, каким она его помнила с самого детства. Китана сделала несколько шагов по каменным плитам, так осторожно, словно они были раскалены докрасна.

— Кажется, те деревья, что привезли по твоей просьбе, принялись. Весной на них распустятся цветы, которые ты так желала увидеть — пусть им и нелегко пришлось здесь, — продолжал он. Китана, поддавшись привычке повиноваться, приблизилась вплотную. Ощущение исходящей от Императора силы обрушилось на нее дыханием пустынного урагана. Она подняла глаза. Кан смотрел спокойно. Не было ни гнева, ни презрения, ни даже недовольства. Словно он ждал, давал время, чтобы одуматься, уверенный в том, что дочерняя почтительность победит.

— О цветах ли надлежит нам вести беседы? — не выдержала Китана.

— О чем желает говорить моя дочь? — спросил Кан все с тем же спокойствием.

Она беспомощно отвела взгляд, с преувеличенным вниманием оглядывая кабинет. Все ее приготовления оказались бесполезными. Шао Кан по-прежнему смотрел на нее со сдержанным одобрением. По-прежнему говорил с ней о том, что было интересно ей, хотя она знала, что для него это не имеет никакого значения. Он делал все по-прежнему. Так, будто бы хотел, чтобы между ними ничего не менялось. Голова закружилась от осознания.

Сдайся сейчас, и все будет забыто. Сделай один-единственный маленький шаг навстречу, и тебя с готовностью примут, будто ничего и не было. Вернись. Вернись туда, где ты нужна — и вовсе не потому, что родилась принцессой трижды клятой Эдении.

— Посмотри на меня, Китана. Говори, и я тебя услышу.

— Ты не мой отец!

Она говорила это не Шао Кану, самой себе, потому что, раз приблизившись к нему, утратила всякую волю к сопротивлению. Что бы ни твердил сбитый с толку разум, какая бы злость ни полыхала в душе, это ничего не меняло между ними. Китана звала его отцом, принимала как отца и любила так, как любят родителей. Призраку Джеррода не под силу было разбить многолетние узы.

— Я победил Джеррода в честном бою.

— Не смей!

— Я взял в жены твою мать по закону.

— Ты убил моего отца и отнял его владения!

— Я вырастил тебя как свою дочь. Не из лицемерного чувства долга, можешь поверить. Я никогда не стал бы лгать ни тебе, ни твоей матери.

— Вы оба лгали мне столько времени!

— Меня ты звала отцом, Китана. Меня. Не его.

— Значит, ты от большой любви берег меня от правды? — горько усмехнулась Китана, меряя кабинет шагами.

— Я не берег тебя от правды. Твоя мать берегла. Мне же казалось, что эта старая история не стоит твоего внимания.

Китана захлебнулась воздухом, словно Кан ударил ее в грудь.

— Не стоит моего внимания, значит?

Шао Кан медленно приблизился.

— Китана, ты всегда рассуждала здраво. Я дал тебе время привыкнуть к тому, что Синдел сочла нужным сказать тебе, теперь же буду говорить так, как привык говорить со своей дочерью. Ты выросла здесь, во Внешнем мире, в моем замке. Ты не знала Эдении. Ты не знала Джеррода. Ты ничего не потеряла, как и твоя мать. К чему тебе разрушать то, что всем нам дорого?

Китана, шокированная услышанным, не могла произнести ни слова.

— Имей смелость признать, что я прав. Ты разгневана, обижена, ты чувствуешь себя обманутой — и у тебя есть на это право. Но я учил тебя другому. Не тому, что ты теперь делаешь.

— Так ты из родительской любви приставил ко мне одного из своих убийц? — проронила она. Кан усмехнулся.

— Я никогда не причиню тебе вреда, и, что бы ни делал Саб-Зиро на службе мне, для тебя он защитник.

— От кого же нужно меня защищать?

— Слухи расходятся быстро, — сказал Шао Кан с еле уловимым недовольством. — В Эдении, как и везде, есть недовольные, и я не хочу, чтобы тебе с какой-нибудь плохо обдуманной целью причинили вред.

— Какая трогательная забота.

— Ты продолжаешь противиться очевидному? Напрасно, Китана. Но, если желаешь, я подкреплю свои слова делом. Ты начнешь изучать обстановку в Эдении и вскоре примешь на себя правление в качестве моего наместника.

— Большего унижения невозможно и вообразить, — бросила она.

— Отчего же? Эдения уже побеждена и под моей властью. С этим ты ничего не поделаешь, и тебя это не касается. Я ничего у тебя не отнял: когда Эдения пала, ты еще не имела никаких прав на престол, а в будущем у Джеррода мог появиться более желательный наследник. Ты же знаешь, что трон Эдении веками передавался преимущественно по мужской линии, правда, Китана?

Китана промолчала. Ей было дурно: голова кружилась, как после сильного удара, а по телу пробегала мелкая дрожь.

— Как только ты научишься управляться со своими соотечественниками, — сказал Император, презрительно выговорив последнее слово, — я перестану вмешиваться во внутренние дела Эдении. Разумеется, если твое правление будет разумным — а иного я не жду от своей дочери. На этом нам придется закончить беседу. У меня много дел, и у тебя тоже. К нам прибывают гости из Эдении, Китана, и сегодня же вечером у тебя будет возможность поприветствовать их уже в новом качестве. Обдумай, что скажешь им, ведь тебе придется иметь с ними дело, когда приступишь к своим обязанностям.

Шао Кан протянул руку, которую Китана приняла, и проводил ее до двери, хотя никакой необходимости в исполнении церемониала не было.

— Помни, я дал тебе достаточно времени, чтобы подумать, и проявил все возможное снисхождение. Надеюсь, ты проявишь то благоразумие, которое отличало тебя прежде. Не только ради себя. Твоя мать тревожит меня в последнее время, — сказал он, на мгновение задержал ее руку в своей ладони, а потом распахнул перед ней дверь.

Китане пришлось собрать все силы, чтобы, сохранив безмятежный вид, добраться до своих комнат. Едва переступив порог, она сползла по стене на пол и, подтянув к груди колени, затряслась от беззвучных рыданий. Испуганные служанки заметались вокруг, наперебой предлагая подать воды, проводить принцессу в спальню, позвать королеву, однако она не замечала их и не различала испуганных голосов. Наконец, одна из служанок выскользнула за дверь и вскоре вернулась вместе с Саб-Зиро. Китана размазала по лицу сыпавшиеся градом слезы и попыталась встать, однако ноги ее не слушались. Ниндзя жестом отослал служанок. Они торопливо повиновались молчаливому приказу, но Китана чувствовала кожей каждый брошенный на нее любопытный взгляд, и ей казалось, что она слышит насмешливые перешептывания. Заперев дверь, Саб-Зиро приблизился, протянул руку. Китана не двинулась, пригвожденная к месту противоречивыми чувствами. Ей нужна была помощь, ей необходима была забота, равно как и сочувствие, и утешение. Но принять это от него было выше ее сил. Она не могла и не хотела быть слабой, и в особенности перед ним. Обманчивое спокойствие, принесенное в их противостояние заключенным перемирием, оказалось затишьем перед бурей.

— Явился убедиться, что цель достигнута? Императору мало было самому лицезреть мое унижение? — проговорила она сквозь затихающие рыдания, глядя ему прямо в глаза. — Смотри же, наслаждайся.

— Я не за этим здесь, — глухо сказал Саб-Зиро.

— А зачем же? Помнится, недавно ты смотрел на меня со вниманием, достойным лучшего предмета. И что теперь, я уже не так интересна? Ты наблюдаешь за мной так долго, Би-Хан, следишь за каждым моим движением — не из праздного ведь любопытства? Теперь ты дождался того, что хотел увидеть? — прокричала она. — Теперь ты доволен?

Каменные стены возвращали Китане отголоски ее слов. Она осыпала Саб-Зиро обвинениями, которые не осмелилась высказать Шао Кану, снова и снова переживая сокрушительное поражение после заранее обреченной борьбы. Слова звучали так жалко и бессильно, что ей было стыдно за себя. Еще недавно Китана представить не могла, что опустится до такого бесчестия. Шао Кан, как все внешнемирцы, презирал слабость и учил ее тому же. Она должна скрывать свои чувства, не показывать ни усталости, ни страха, ни боли, превозмогать себя, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в ней.

Среди воинов Императора не было места слабакам. Сильные правят миром. Сильные решают, кому жить, а кому умереть, освободив место для более достойных. Будь храбрым воином, храни верность своему Императору и в жизни, и в смерти, не нарушай данных клятв — что могло быть проще? Китана любила то, во что верила. До тех пор, пока Синдел в одночасье не разрушила ее жизнь своим нелепым признанием.

Уж лучше б она унесла эту тайну с собой в могилу…

Китана с трудом поднялась с пола, опираясь на стену, прошла через анфиладу комнат в свою спальню и рухнула на кровать. Теперь ей хотелось лишь одного: уснуть и проспать глубоким сном несколько часов, а лучше дней. Однако когда она уже готова была соскользнуть в дымную муть сновидений, послышались шаги. Она все еще была не одна. Китана попыталась приоткрыть глаза, не понимая, зачем Саб-Зиро последовал за ней, но и на это у нее не хватило сил. Она жалобно всхлипнула и уткнулась лицом в подушку. Саб-Зиро, помедлив, потянул за край покрывала и осторожно укрыл ее.

— Позвать служанок?

— Не нужно, — пробормотала Китана, едва удержавшись от удивленного возгласа: еще бы, сам Ледяной воин вдруг решил проявить участливость, сделавшись не только тюремщиком, но и нянькой.

— Беседа с Императором приняла нежелательное направление? — продолжил он, окончательно повергнув Китану в недоумение. Сон слетел с нее как по волшебству.

— Тебе-то что? — проговорила она, усаживаясь на кровати. В груди вспыхнуло странное нетерпение, так, будто от ответа зависело что-то важное. Саб-Зиро отвел глаза, избегая ее прямого взгляда, и, помедлив, ответил:

— Ничего.

— Тогда пошел вон из моих покоев, — ответила Китана, презрительно выплевывая каждое слово. Саб-Зиро, к ее удивлению и некоторой досаде, тут же выполнил это требование.

Вечером Китана безропотно позволила служанкам обрядить себя в церемониальное платье, хотя тяжелое сооружение из затканной имперскими эмблемами ткани заставляло ее чувствовать себя скованной по рукам и ногам, дождалась положенного сопровождения Черных священников и отправилась в зал для приемов, куда ей было приказано явиться. Поприветствовав собравшихся — высшую знать Эдении, приглашенную, по-видимому, исключительно с целью представить им принцессу в новом качестве, и ближайших советников Шао Кана, — Китана подошла к стоявшей у трона матери. Гости словно исполняли замысловатый ритуал: кланялись друг другу, обмениваясь оценивающими взглядами, прятали настороженность за разговорами на строго определенные темы. Ни одного лишнего слова, ни одного резкого движения.

Среди эденийцев Китана заметила знакомого ей по прежним посольствам воина Рейна, который, поймав ее взгляд, согнулся в учтивом поклоне. Она ответила ему кивком и отвернулась. На душе у нее было так скверно, что празднично украшенный зал виделся ей будто сквозь серую пелену, а лица гостей казались бледными и искаженными. Больше всего на свете Китане хотелось выйти на свежий воздух, подальше от утомительного гула голосов и царапающих любопытных взглядов, но она не могла. Давящая сила Императора все еще простиралась над ней, лишая ее воли к сопротивлению, заставляя в мелочах следовать отданному приказу. Указывая ей на ее место.

Синдел, обменявшись положенными любезностями с очередным напыщенным эденийским вельможей, отвлеклась от гостей и подошла ближе к Китане. Та не смогла скрыть болезненную гримасу: в раздражающе сладком аромате цветочных духов матери ей почудилась примесь тления. Синдел тут же схватила ее за руку цепкими худыми пальцами.

— Ты нездорова?

— Займись гостями, мама, — процедила Китана сквозь зубы. Звук голоса матери, шуршание тканей ее наряда, переливы мерцающего света в гранях многочисленных украшений — все это раздражало, и само ощущение близости Синдел вызывало дурноту.

— Китана, посмотри на меня. Я так рада, что ты решила выйти из… Присоединиться к нам сегодня, ты не представляешь, как мне не хватало тебя на этих приемах…

Китана медленно повернулась и со злым удовольствием проследила за тем, как улыбка на лице королевы сменяется растерянностью, а потом откровенным испугом. Синдел беспомощно завертела головой, ища кого-то глазами, снова взглянула на Китану.

— Ты не хуже меня знаешь, что это было не мое решение. Император вынудил меня появиться здесь, мама. Видимо, я обязана тебе этой милостью, — проговорила Китана, не потрудившись понизить голос. Синдел выпрямилась, нервно скомкав кружево на рукавах.

— Дорогая, говори тише, не стоит отвлекать гостей от беседы. Да, ты права, я просила, — она заискивающе взглянула на Китану, и в глазах ее, как обычно при столкновении с любой трудностью, заблестели слезы, — я просила его быть к тебе добрым, но это и его решение тоже, ведь он любит тебя…

— Как свою дочь, — закончила Китана. Синдел недоумевающе захлопала ресницами и снова улыбнулась.

— Именно это я и хотела сказать. Как свою дочь. Я так рада, что вы с ним наконец поняли друг друга и преодолели это… Разногласие.

— Верно, мама. Разногласие. Лучше и не скажешь. Хотя нет. Император выразился точнее: ничего не значащая старая история, — усмехнулась Китана.

Синдел сглотнула, отвернулась и уткнулась взглядом в пол, не обратив внимания на любезности очередного гостя. Китана наблюдала за ней искоса, удивленная ее поведением. Мать никогда не умела скрывать свои чувства, но такого нарушения правил приличного поведения себе не позволяла даже она. Присмотревшись, Китана разглядела слой умело нанесенной краски на ее лице и шее, будто кто-то изо всех сил старался скрыть следы слез или изменения, вызванные болезнью.

— Что с тобой творится?

— Ты о чем? — устало проговорила Синдел, отвлеклась от созерцания узорчатой мозаики у себя под ногами.

— О том, что ты выглядишь как больная или умалишенная. Над нами уже посмеиваются. И что с твоим лицом?

Синдел, сделав над собой очевидное усилие, приняла приличествующий ее положению неприступный вид.

— Я тебе вопрос задала, — не выдержала Китана. — Что происходит?

— Ничего, — рассеянно сказала Синдел. — Где Шанг Цунг? Нужно спросить, почему задерживается Император.

Сановник, с которым королева беседовала несколько минут назад, приблизился к ним, видимо, почуяв назревавшую ссору.

— Счастлив видеть вас, принцесса. Последний раз мы встречались много лет назад, поэтому позвольте мне…

— Китана, это господин Драмин, наместник Эдении. Ты его не помнишь, ты ведь была еще совсем мала, когда… В общем, он так редко покидает Эдению, — некстати вмешалась Синдел, словно испугавшись, что Драмин наговорит лишнего. Китана смерила его изучающим взглядом, но ничего не ответила. Она была наслышана о главе одного из древнейших эденийских родов, долгие годы служившем Императору, но до сих пор ей не доводилось с ним встречаться. И она ничуть не пожалела бы, если б встреча никогда не состоялась: наместник излучал высокомерие и смотрел на нее с презрением, которое даже не трудился скрывать. Для него она была дочерью безземельной королевы Синдел — и не более того. Впрочем, ему хватало благоразумия не злить свою бывшую повелительницу.

— Дела, моя госпожа. Я и рад бы выезжать чаще, но спокойные дни не наступают, — вежливо отозвался Драмин на реплику Синдел.

— Разве Эдения не благоденствует под властью Императора? — неожиданно для самой себя спросила Китана. Синдел воззрилась на нее с испугом, а Драмин усмехнулся.

— Мудрые говорят, что во все времена находятся те, кто не ценит даров судьбы, принцесса.

— Я счастлива видеть, что Рейн прибыл вместе с вами, — вмешалась в скользкий диалог Синдел. — Китана уже давно вошла в возраст, и, не цени она так возможность служить Императору, я не пожелала бы ей лучшего супруга.

Пораженная бестактностью матери, Китана едва сдержалась, чтобы не выдать гневную отповедь. Драмин, по-видимому, сбитый с толку такой откровенностью, молчал, ожидая, пока кто-нибудь другой выручит его из затруднительного положения. Однако молчание затягивалось, и он прервал его:

— Безусловно, любой из сыновей Империи почтет за честь назвать принцессу своей супругой, ведь она унаследовала от матери необыкновенную красоту, а от отца — дух истинного воина и храбрость.

Китана издевательски улыбнулась, решив отплатить и матери, и высокомерному наместнику.

— Неужели? Так вы, господин Драмин, были знакомы с моим отцом?

Драмин сделал вид, что вопрос поверг его в недоумение.

— Прошу прощения?

— К чему эти недомолвки, — продолжала Китана. Теперь она будто бы ступала по тонкому льду, и ей нравилось ощущение собственного безрассудства. И еще больше нравилось выражение ужаса в широко раскрытых глазах Синдел. — Мы с вами прекрасно знаем, для чего Император собрал нас здесь. Видите ли, на мою руку не так уж много претендентов, так что ему приходится искать выход из положения. Кто пожелает себе в жены принцессу без владений, особенно учитывая, что ее семья не может похвалиться добрыми традициями?

— У вас такое необыкновенное чувство юмора, принцесса Китана, — ответил Драмин, сопроводив слова коротким смешком.

Китана изобразила улыбку, и несколько эденийцев, сосредоточенно вслушивавшихся в их беседу, последовали ее примеру. Синдел рванулась с места, оказавшись в полушаге от Китаны, остановилась, будто натолкнулась на невидимую преграду, потом вдруг развернулась на каблуках и опрометью бросилась прочь из зала. Воздух загудел от недоуменных возгласов. Драмин поднял руку, призывая к тишине. Китана шагнула вперед, рассерженная тем, что он разыгрывает роль хозяина, однако едва она собралась заговорить, как двери снова распахнулись, и Черный священник возвестил о прибытии Императора.

Китана, как и все присутствующие, почтительно склонилась, приветствуя Шао Кана, потом покорно подала руку подоспевшему Рейну и в его сопровождении прошла к возвышению, на которым был накрыт стол для особ самых благородных кровей. Ей было не по себе из-за рискованного разговора, но еще больше из-за того, что за ним последовало. Она не сводила взгляда с лица Императора: он быстро обвел глазами зал и, не увидев Синдел, кивнул стоявшему у трона Шанг Цунгу. Колдун направился к дверям, ловко лавируя между гостями, и вскоре исчез в темноте галереи. На мгновение Китане показалось, что Император собирается обратиться к ней с вопросом. Она судорожно вцепилась пальцами в край стола, почувствовав, как от волнения зашумело в голове, однако Шао Кан тут же отвернулся и начал произносить традиционную речь.

Дальнейшее Китана помнила плохо. Цунг так и не возвращался и не прислал никого из слуг, но, казалось, это никого, кроме нее, не заботило. Император говорил, эденийцы слушали, переводя настороженные взгляды с него на свою новую правительницу. Потом она, как сквозь сон, расслышала свое имя, с трудом поднялась на ноги, приблизилась к трону и произнесла несколько заученных фраз о том, как ценит оказанное ей Каном доверие. Ей ответили скупыми аплодисментами, она поклонилась и вернулась на свое место — вот и все. Ни торжественных приветствий, ни клятв верности. Впрочем, даже устрой будущие подданные в ее честь шумное празднество, Китана вряд ли бы почтила его должным вниманием. Все ее мысли теперь занимала Синдел. Правда, размышляла Китана не о странном душевном состоянии и поведении матери, а о наказании, которое выдумает Шао Кан, если королеве вздумается пожаловаться ему на очередную дерзость дочери. Меж тем прием закончился — гораздо раньше положенного времени. Шао Кан, холодно пожелав гостям доброго здравия, покинул зал с явной поспешностью. Китана поняла, что дело плохо, встала из-за стола и направилась вслед за ним, раздумывая, не решиться ли на попытку изложить ему свою версию событий до того, как это сделают Синдел или Шанг Цунг. Рейн вздумал было навязаться в сопровождающие, однако получил короткий невежливый отказ. Император, отпустив охрану, быстрым шагом направился в свои покои. Китана застыла посреди галереи, не зная, как поступить: последовать за Шао Каном или немедля убраться куда подальше из замка. Инстинкты требовали избежать возможной опасности, но страх неизвестности оказался сильнее.

За дверью Китану встретил странный полумрак, будто переливавшийся по воздуху. Она пошла вперед, растерянно озираясь, слишком испуганная, чтобы дать знать о своем присутствии. В давящей тишине послышались шаги, и навстречу ей вышел Шао Кан. Приблизившись вплотную, он вдруг поднял руку и схватил ее за горло.

— Что ты наговорила королеве?

Китана тщетно пыталась вырваться из стальной хватки. Ужас неотвратимой смерти заполнил все ее существо, сковал разум, оставив лишь одну мысль: глоток воздуха. Все что угодно за глоток воздуха. Тьма смотрела на нее из глаз Шао Кана, раздирала легкие нараставшим удушьем, толкалась болью в судорожно сжимавшихся мышцах. Знакомые с детства чеканные черты исказились, потеряли четкость, приобретая иные очертания, чуждые и Внешнему миру, и любому другому. В какой-то момент Китане показалось, что ее голова вот-вот лопнет, а мозг разбрызгается крохотными каплями по стенам, но тут в комнате появился Шанг Цунг и, решительно приблизившись, опустил ладонь на плечо Императора. Хватка на горле Китаны ослабела. Шао Кан тряхнул головой, разжал пальцы и грубым толчком отшвырнул ее в сторону. Она лежала на полу, жадно хватая ртом воздух, и смотрела на то, как над ее головой рассеивается сумрак — оказалось, под потолком все это время горели лампы. Кан наклонился над ней, взглянул в лицо. На дне его темных глаз будто тлели алые угли.

— Не стоит беспокоиться, она скоро придет в себя. Вот, поглядите, уже пытается встать.

Китана, опираясь на руки, отползла назад, упершись спиной в стену. Грудь и горло все еще разрывали спазмы, однако жуткий страх смерти отступил, растопленный торопливым стуком ее сердца.

— Я проявил непозволительное нетерпение, — изрек Шао Кан, будто речь шла о пустяке вроде раньше времени начатой трапезы. Шанг Цунг плеснул в кубок вина и протянул Китане.

— Это вполне естественно в такой ситуации. Ваша мать нездорова, принцесса.

— И я все еще хочу знать, как именно тебе удалось причинить ей такой вред, Китана. Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты была благоразумна? — прервал его Шао Кан.

— Я ничего… — начала Китана, но ей тут же пришлось прерваться из-за очередного приступа кашля.

— Иного ответа я и не ждал, — подытожил Шао Кан.

— Подождите! — вскрикнула она. — Я действительно была слишком резка, но не ожидала…

— Куда уж тебе, — вмешался Шанг Цунг. — Китана, если ты до сих пор не заметила, время детских игр кончилось. Королева всегда отличалась чрезмерной чувствительностью и склонностью к мрачным настроениям, а твои выходки в последнее время сделали ее крайне… — он взглянул на Шао Кана и продолжал: — Крайне уязвимой. И сегодняшний твой неразумный поступок привел к весьма печальным последствиям.

— Что с моей матерью? — прошептала Китана, прикрывая глаза. Реальность валилась ей на голову, словно снежная лавина. Неужели обыкновенная перепалка взаправду могла довести королеву до болезни?

— Если бы тебя интересовало ее здоровье, ты бы не причиняла ей страданий намеренно, — ответил Шао Кан уже спокойно. — Теперь же я убежден, что ты не только неразумна, но еще и поступаешь злонамеренно. Я выразился более чем ясно, а ты меня ослушалась. Синдел считает, что наилучшим уделом для тебя было бы замужество и связанные с ним естественные для женщины заботы, однако я полагал, что ты способна на большее.

Китана забыла даже о боли в горле, так ее ужаснула перспектива воплощения материнских планов.

— Не нужно этого, прошу. Я буду покорной, клянусь тебе.

— Как легко ты делаешь выбор в пользу убийцы своего отца и подлого узурпатора трона Эдении, — иронично ответил Шао Кан. У Китаны немного отлегло от сердца, пусть гордость ее и была изрядно уязвлена.

— Я делаю выбор в пользу моего Императора, — сказала она. Шао Кан, приблизившись, помог ей встать, убрал растрепавшиеся волосы с лица и аккуратно ощупал шею. Китана устало прикрыла глаза — свет казался раздражающе ярким.

— Тебе больно?

— Нет, отец.

— Правильно. Теперь ты все будешь делать правильно, дитя, — проговорил Шао Кан, обнимая Китану за плечи.

Шанг Цунг, замотав Китану с головой в свой плащ, чуть не волоком дотащил до покоев, и она с трудом узнала знакомую до мелочей комнату. Усадив ее в кресло, колдун наклонился, поддел большим пальцем подбородок. Китана испуганно рванулась, но это осталось без внимания. Шанг Цунг внимательно осмотрел ее шею, потом обернулся, задержал на ком-то взгляд и махнул рукой, словно разрешая приблизиться. Рядом тут же возник Саб-Зиро, шепотом сказал несколько неразличимых слов.

— Нет, этого не требуется. Визит лекаря вызовет ненужные разговоры. А их и так предостаточно.

— И все же это выглядит… — начал Саб-Зиро, но договаривать не стал. Шанг Цунг смерил его сердитым взглядом.

— Повреждения только внешние. Ты всерьез полагаешь, что я стал бы медлить, если бы ей действительно что-то угрожало? Даже несмотря на то, что это стало бы закономерным и справедливым исходом для нее. Не вижу причин для беспокойства, Саб-Зиро, — проговорил он, выделяя каждое слово и с таким надменным выражением, что Китана почувствовала нечто вроде восхищения, совершенно неуместного в ее положении. Саб-Зиро почтительно склонился перед колдуном, и когда Китана поймала его взгляд, он был безразлично-пустым. Послушное орудие чужой воли.

— Император считает свой приказ выполненным в полной мере, Саб-Зиро, — продолжал Шанг Цунг мягче. — Ты можешь отныне располагать своим временем так, как тебе будет угодно.

— Я рад служить Императору, — донеслось до слуха Китаны, а потом она услышала легкий звук удаляющихся шагов.

— Надеюсь, ты понимаешь, чего от тебя требует… — Шанг Цунг помедлил, подбирая слова, — общее благо?

— Никто об этом не узнает, — прошептала Китана. — В галереях не было слуг?

— Разумеется, нет. Сделай так, чтобы твои служанки остались в неведении относительно случившегося с тобой недоразумения.

— Императору не о чем беспокоиться, — ответила Китана. Огоньки светильников размазались и поплыли.

— Не нужно слез. Это пройдет. Все это. А теперь, с вашего позволения, принцесса, я вернусь к своим обязанностям, — сказал Шанг Цунг и, не дожидаясь ответа, удалился.

Несколько минут Китана тревожно вслушивалась, но ни один звук больше не нарушал давящей тишины. Тихо, как в могиле. В какой-то момент слабость разрослась до такой степени, что Китана вздумала выйти наружу и отправиться на поиски Шанг Цунга, матери, да хотя бы самого Императора, только бы не оставаться наедине с собой. Но вместо этого она побрела в спальню: Шанг Цунг выразился предельно ясно, а давать Императору очередной повод для наказания ей вовсе не хотелось.

Китана распахнула ставни. Ледяной воздух заметался по комнате жаляще-острыми порывами, закружил рваные лохмотья, в которые она превратила ненавистный церемониальный наряд. Холод хлестнул по онемевшей коже, прикрытой лишь тонким нижним платьем. Дыхание гигантской пустыни, расползавшейся от замка до самого горизонта, билось о каменные стены, не находя себе выхода, вырывало тепло из живой плоти. Китана застыла посреди спальни, прислушиваясь к чему-то далекому, безымянному и безликому.

Там ничего нет, кроме темноты и бесконечного холода. Там кровь застывает тонкими алыми льдинками, прорезая высохшую кожу. Там не признают ничьей власти и не выполняют ничьих приказов.

Она шагнула вперед, чувствуя, как мелкие камешки рассыпавшегося украшения врезаются в подошвы. Дрожь накатывала волнами, озноб сменялся пылающим жаром. Мысли сплелись в жалящий клубок, и лишь одна звучала с кристальной ясностью: Шао Кан убил бы ее без сожалений, не склонись она перед ним. И никто не помешает ему сделать это, если на то будет его воля. Мать не станет защищать — она слишком занята собственными играми. Шанг Цунг? Его это только позабавит.

Они говорили о ней так, будто она была вещью. Будто бы…

Китана горько улыбнулась своим мыслям и сделала еще несколько шагов. Каково это, падать в непроглядной темноте, прожить несколько секунд между небом и землей, зная, что внизу тебя ждет невыносимая боль и хруст собственных ломающихся костей? Сколько времени пройдет перед тем, как станет темно в разбитой о камни голове? Жалость к себе — это больно. Страх — это больно. И еще больнее беспомощность. Там, внизу под замком, темницы, никогда не испытывавшие недостатка в узниках. Каждый день кто-то из них в последний раз задыхался от боли, судорожно цепляясь за жизнь. Каждую минуту кто-то метался от отчаяния к надежде, и никому не было до этого дела…

Пара вдохов и выдохов, пара шагов до свободы. Это всего лишь…

В тот миг, когда кипящий поток мыслей в голове Китаны сменился пустотой решимости, за ее спиной хлопнула дверь. Резкое движение вперед, к темному прямоугольнику, ведущему в пустоту, оборвалось, едва начавшись, и вместо полета из окна она рухнула на пол. Свет вспыхивал и гас, сменяясь глубокой тенью — над ее головой раскачивалась потревоженная ветром лампа. Кто-то с шумом закрыл ставни, приблизился, вздернул ее за руку, заставляя подняться. На плечи опустилась теплая ткань оставленной ею в изножье кровати накидки.

— Ты?! — с трудом проговорила она онемевшими губами, разглядев того, кто так бесцеремонно нарушил ее планы.

— Как видите, — бросил в ответ Саб-Зиро. Китана глухо засмеялась, пряча лицо в ладонях. Он перехватил ее за локти, оттащил подальше от окна и заставил сесть.

— Император счел свой приказ выполненным, разве ты не расслышал Шанг Цунга?

— Император не был осведомлен о тех пределах, до которых простирается ваша опрометчивость, принцесса, — прозвучало в ответ.

— Не боишься, что кто-нибудь доложит ему о твоих словах, и ты снова будешь наказан?

— Кроме вас, доносить некому.

— А меня ты, значит, в расчет не берешь.

Саб-Зиро помедлил, потом все же ответил:

— Если бы не брал, не вернулся бы сюда.

— Почему? — прошептала Китана. По щекам покатились непрошеные слезы.

— Потому что вы — дочь моего Императора, — ответил он. — Потому что мне было приказано позаботиться о вашей безопасности.

— Значит, о моей безопасности?

— Император не хотел, чтобы вы совершили поступок, который заставил бы кого-то причинить вам вред, — уклончиво сказал Саб-Зиро.

— Какая трогательная забота. За кого же он так боялся? За Шанг Цунга, за Милину, за мою мать? И за кого боишься ты, Саб-Зиро, раз явился сюда незваным и по собственной воле, хотя тебя великодушно освободили от данного тобой слова?

— Я не беру назад своих клятв, — глухо сказал он с таким выражением, что Китана снова отняла руки от заплаканного лица и впилась в собеседника удивленным взглядом. Ниндзя не смотрел на нее, как было у него в обычае, но теперь ей в этом виделось нечто иное. Нечто, скрывавшееся среди теней и осколков серебристых отражений.

— Ты кажешься… Взволнованным, — после долгой паузы начала Китана, выговорив последнее слово четко, буква за буквой. Саб-Зиро проигнорировал ее, сказал спокойно и безразлично:

— Я не стану более досаждать вам своим присутствием. Однако сообщу Шанг Цунгу о том, что видел, пусть убедится, что вы не вздумаете больше вредить себе. Ни словом, ни делом, принцесса.

— Ты тоже считаешь, что я сама во всем виновата? Ну разумеется, чего ждать от преданного слуги Императора, который готов на все, лишь бы выполнить его указание. Даже если выполнять его уже не требуется, — с горечью проговорила Китана. — На что еще ты готов, чтобы выслужиться перед ним, Саб-Зиро? Есть ли пределы у твоей покорности?

— Я верен Императору, как велит мне данная клятва. Не более и не менее. Императора не обрадовала бы ваша смерть. Иных мотивов у меня нет.

— Он сам тебе сказал об этом? Или ты сделал вывод из того, что тебе разрешили меня больше не охранять? — наступала Китана, рассерженная ответом.

— Из того, что вы все еще живы, принцесса, что удивительно, учитывая то, что вы позволяли себе в последние месяцы, — сказал Саб-Зиро, повернулся к Китане спиной и зашагал прочь.

— Стой, — не выдержала она. Остаться одной теперь было выше ее сил, и она уцепилась за единственную возможность отгородиться от пережитых потрясений. — Не надо Шанг Цунга. Не зови никого. Останься здесь.

— Еще один приказ? — спросил он, как ей показалось, сердито.

— Ты сам себе противоречишь. Почем тебе знать, вдруг я выброшусь в окно, стоит тебе шагнуть за дверь?

— Очень в этом сомневаюсь, — Саб-Зиро взялся за дверную ручку.

— Это просьба. Пожалуйста. Останься здесь, со мной, — торопливо забормотала Китана, опасливо пробуя на вкус непривычные слова. Она следила за ним с жадным нетерпением, будто от его решения зависело что-то необыкновенно важное. Китана не хуже своего спасителя знала, что ей не хватило бы духа довести начатое до конца: отчаяние схлынуло, оставив по себе лихорадочную тревогу и оглушающий страх пустоты. Присутствие Саб-Зиро, такое ненавистное прежде, сделалось желанным, как Китане ни претила сама мысль об этом. Только теперь, лишь потому, что больше никого рядом не оказалось. Из-за глупой привычки к его неотступному присутствию — не он ли следовал за ней шаг за шагом, как тень?

Было и еще одно побуждение: потаенное, противно-сладковатое любопытство, подталкивавшее к тому, чтобы увидеть тщательно скрытое, раскопать в чужой душе постыдную, непозволительную слабость… Прежде, когда все в жизни казалось таким правильным, Китане даже не пришла бы на ум мысль, что кто-то из слуг Шао Кана осмелится проявить к ней нечто вроде… Расположения? Симпатии? Заботы? Или там, за маской безразличной холодной сдержанности, скрывалось нечто большее? Китана усмехнулась. Ледяной ниндзя — и вдруг тайная страсть. Это выглядело так неимоверно, невообразимо глупо, что заставляло померкнуть все, что случилось с ней за этот вечер. Это стоило того, чтобы приложить усилия и выяснить правду. И это было ей нужно: перспектива остаться наедине с собой казалась слишком пугающей.

Саб-Зиро помедлил, так что Китана уже решила, что поставила себя в еще более глупое положение, чем прежде, потом все же вернулся и сел поодаль. Так, чтобы тень скрыла его лицо от прямого взгляда. Привычка оставаться безликим или попытка утаить то, что она не должна была знать? Китана прикусила губу, выдумывая подходящий повод для разговора: иначе пугающие голоса в ее голове становились слишком громкими. Однако не придумала ничего лучше, как спросить:

— Почему ты согласился служить отцу?

— Желаете снова обсудить мое прошлое, принцесса? Вы за этим попросили меня остаться?

— Я просто спрашиваю, — сказала Китана нервно. — Разве тебе есть разница, о чем говорить? Я просто хочу знать, мне любопытно. Я слышала, воля Грандмастера для воинов Лин Куэй превыше всего, и его авторитет непререкаем.

Саб-Зиро, видимо, решил сменить гнев на милость, и неохотно ответил:

— Все так. Но лишь в том случае, если глава клана достоин своего высокого звания. Прежний Грандмастер действовал в своих интересах, поступаясь благом клана. Он использовал воинов для достижения собственных целей, а это непростительно.

Подумав, он добавил:

— Я не желаю становиться безмолвным орудием в чьих-то играх и никогда не буду. Тогда, перед тем, как я поступил на службу к Императору, Шанг Цунг говорил со мной. Он убедил меня, что намерения Императора не противоречат целям и интересам Лин Куэй. Служа Императору, я защищаю клан, в то время как прежний Грандмастер подвергал его опасности. Мы руководствуемся принципами разумности, справедливости и общего блага, принцесса. Я верен клану — не Грандмастеру.

— А если воля Императора пойдет вразрез с интересами клана или с твоими, что будет тогда, Саб-Зиро? Ты ведь клялся ему в верности — так же, как и Грандмастеру.

— Такого не случится. Грандмастер был слишком привержен собственным слабостям и потерял право на нашу преданность, а интересы клана — мои интересы. Что до Императора, то он мудр, дальновиден и принимает взвешенные решения. Не вижу причин для того, чтобы это изменилось.

— Взвешенные решения? — усмехнулась Китана, инстинктивно касаясь отметин на шее. — А как же я, Саб-Зиро? Не разумнее ли было приказать тебе задушить меня и бросить тело в пустыне, где его никто никогда не найдет?

— Убивать вас было бы крайне опрометчиво, равно как и организовывать бесследное исчезновение, и вы сами понимаете, почему. Иначе не рисковали бы. Неужто вам вправду не терпится расстаться с жизнью самостоятельно или при помощи названого отца?

— Не понимаю.

Саб-Зиро пожал плечами.

— Хорошо, если желаете. Королева Синдел подвержена сменам настроений, это известно всем жителям замка, а ваша смерть, скорее всего, расстроила бы ее до глубины души.

Китана рассердилась, но промолчала, а Саб-Зиро продолжал:

— И, что важнее, вы законная наследница трона Эдении. Далеко не все аристократы согласились со сменой власти, это тоже не тайна. Для тех, кто вправе об этом знать, — добавил он, подумав.

— И моя мнимая или искренняя покорность — залог спокойствия в провинции? Что ж, это действительно разумно.

— Вы говорите так, будто не понимали этого прежде, — сказал Саб-Зиро, и в его голосе Китана расслышала усмешку.

— Прежде, Би-Хан, — ответила она, называя его по имени в качестве мести за констатацию ее неразумия, — я думала, что я дочь своего отца и принцесса Внешнего мира. Моя растерянность простительна, не находишь?

— Не назвал бы это растерянностью, принцесса. Скорее безрассудством, или, чего уж там, глупостью. Или…

— Довольно.

— Как угодно, — пожал он плечами. — Желаете обсудить еще что-то?

— Ты насмехаешься надо мной или вправду увлечен беседой? — перешла в наступление Китана, испугавшись, что он уйдет. Саб-Зиро поднял руки в примирительном жесте.

— Я лишь спрашиваю, о чем еще вы желаете говорить.

— В самом деле? Что ж, раз так, скажи мне, в чем ты провинился перед Императором, что тебя приставили ко мне?

— Почему вы считаете, что дело в наказании? Может, это было сделано в знак особого благоволения? — поддел ее Саб-Зиро, и Китана неожиданно для себя самой улыбнулась. Он продолжал:

— Я не желал становиться Грандмастером. Это предполагает некоторые… Весьма обременительные обязанности, которые я выполнять так и не привык.

Китана слушала с напряженным вниманием, удивленная его откровенностью, и гадала, что услышит дальше: уклончивые слова, мало чем отличающиеся от лжи, или…

— И самая неприятная из них касается новых воспитанников. Нужно приучать их к дисциплине, учить контролировать эмоции, искать их сильные и слабые стороны и прочее, — закончил Саб-Зиро.

— Но ведь ваш клан славится суровостью порядков, — перебила Китана. — Куда проще было бы почаще их наказывать.

— Это действительно было бы просто. Но так из них не получится достойных воинов, принцесса, — пояснил он. — Утратив достоинство, они превратятся в жалких трусов, годных лишь на то, чтобы быть сторожевыми псами. Не более. А это непозволительная трата времени, сил и ресурсов, и с этим мне придется мириться до тех пор, пока я считаюсь Грандмастером.

— Значит, непозволительная трата ресурсов, — усмехнулась Китана. — А тебя приставили ко мне, потому что ты не желал нянчиться с новыми воспитанниками клана вместо того, чтобы уничтожать в свое удовольствие врагов Императора?

Саб-Зиро смерил ее нечитаемым взглядом.

— Мне о том не докладывали. Но, видимо, Шанг Цунг, который всегда отличался крайне своеобразным чувством юмора, убедил Императора, что это решит две проблемы сразу: обеспечит вашу безопасность и…

— И послужит тебе хорошим уроком, — закончила Китана. — Что же, иного от него ожидать не стоило. Я удивляюсь, как Шанг Цунг дожил до своих лет.

Они говорили еще долго — почти до рассвета. Китана спрашивала снова и снова, не позволяя разговору прерваться ни на минуту. Саб-Зиро терпеливо отвечал, даже если она была слишком резка или начинала болтать о ничего не значащих глупостях. Так, будто понимал, зачем ей нужен этот затянувшийся разговор.

Все было словно затянувшийся сон: голос разума твердит, что происходящее не более чем наскучившая игра, в которой раз за разом повторяются одни и те же ходы, но вырваться из плена иллюзии в настоящую жизнь спящему не под силу. Застоялая вода, мутная, тусклая, оставляющая привкус тины и гниющих трав на языке. Зараженный воздух, отравленный моровым поветрием — с каждым вдохом все больше яда растекается в крови, и этого никак не избежать. Ничем не защититься.

Тот вечер разорвал время на части, стерев месяцы неповиновения и расставив игроков на отведенные им места. Кто создавал правила игры, тому их и менять. Глупая бумажная фигурка, вздумавшая противоречить повелителю, символу, знамени — сердцу Империи. Принцесса без прав и владений, решившая переписать чужой давний договор. Дитя, обманувшееся иллюзией собственной силы.

Китана больше не рисковала противоречить Императору даже мысленно и наедине с собой. Темный безликий страх перед другим Шао Каном смешался с привязанностью к тому, привычному, которого она так и не смогла столкнуть с собственноручно воздвигнутого пьедестала. Отец. Давящее присутствие его силы отдавалось в груди тенью болезненного удушья, пульсировало кровоподтеками на изуродованном горле, вспыхивало алыми пятнами на внутренней стороне век. Он смотрел на нее так же, как раньше, звал по имени и говорил о том, что обоим было привычно, но это ничего не меняло. У смерти были его глаза с разгоравшимися алыми углями в темной глубине. Смерть вцеплялась в кожу его горячими пальцами, глубоко вдавливая в плоть отпечатки, а потом ласково опускала ладони на дрожащие плечи. У смерти были его лицо и его голос.

Внешне в жизни Китаны все стало прежним. С ней снова обращались почтительно, на ее приказы отвечали с привычной ей покорностью и желанием услужить. Она заняла свое место у трона Императора, а Милина была неожиданно выслана куда-то на задворки Внешнего мира с делом, требующим ее личного присутствия. Шао Кан ни словом, ни делом не напоминал Китане о происшедшем и сдержанно, но вполне однозначно демонстрировал доброе отношение. Новое положение обязывало Китану присутствовать на встречах Императора с ближайшими советниками, где сам Шао Кан или ставший на удивление терпеливым Шанг Цунг разъясняли ей подробности обсуждавшихся вопросов, а потом ей приходилось высказывать свое мнение, которое, к ее стыду и досаде, чаще всего оказывалось поверхностным и опрометчивым. Однако собравшиеся проявляли снисхождение к ее промахам, так что Китана мало-помалу набралась смелости для того, чтобы озвучивать свои мысли без принуждения и даже пытаться отстаивать их в спорах. Шанг Цунгу, правда, обыкновенно хватало нескольких слов, чтобы выйти победителем из очередного словесного поединка, но Китана чувствовала молчаливое одобрение Императора и раз за разом ощущала все больший азарт. И все же ей было трудно: она не владела мастерством создавать сложные умственные построения и вести словесные поединки: ей куда больше по душе был удел воина.

Все пути к отступлению были отрезаны. Китана знала, что ей не простят малодушия или неудачи, и скорее предпочла бы умереть, добиваясь цели, чем отказаться от Эдении. В случае провала участь ее была бы незавидна: потерпевших поражение безжалостно и хладнокровно определяли на подобающее место, не давая возможности переиграть неудачную партию. В случае с высокопоставленными подданными меру наказания определял сам Император, и это пугало Китану куда больше всех возможных трудностей, ведь ее позор лег бы пятном на его имя. Он был волен решить ее судьбу как угодно: публичная казнь, тайное убийство, ссылка, безвестное существование вдали от сердца Империи…

Возможно, Шао Кан пожалел бы ее и дал возможность сохранить видимость достоинства, заключив выгодный брак, но эта перспектива казалась Китане еще более удручающей, чем предыдущие. Вспоминая слова Синдел, она вскипала от негодования. Замужество означало для нее утрату всего, что было ей дорого, и в первую очередь права считаться воином. А еще свободы действовать, говорить и вообще распоряжаться собой по своему разумению. Саму Синдел такая жизнь, видимо, вполне устраивала, тем более что Император был к ней искренне привязан и терпеливо сносил ее слабости, а для Китаны замужество означало ту же смерть, только растянутую во времени. Она должна была победить, добиться признания от Императора, Шанг Цунга, Драмина, да всей Империи, потому что любой другой исход вел в конечном счете к бесславной гибели.

У Китаны не оставалось ни сил, ни времени на размышления о предметах, не касавшихся проблем государственного масштаба или собственной будущности. Она была сосредоточена, словно изучала крайне замысловатый боевой прием, и жила лишь своей целью — так, как требовал от нее Император долгие годы. И все же было нечто, что опутывало ее липкой дымкой, незаметно, исподволь, словно легкая тень цветущей ветви, касалось мыслей, чтобы в следующий миг затопить их непроглядно-черной водой. Китана постоянно искала кого-то взглядом, ждала и не могла дождаться. Она не сразу набралась мужества, чтобы признать, в чем именно состояла ее потеря.

Это было необыкновенно глупо.

В ту ночь она уснула в разгар спора, а когда проснулась, Саб-Зиро уже не было. Он ушел бесшумно и безмолвно, исчез так же внезапно, как появился, видимо, сочтя свой долг исполненным после героического спасения принцессы от совершения очередной глупой выходки. Как бы Китане ни хотелось видеть иное, она была вынуждена признать: решение остаться с ней, неожиданная откровенность — все, что Саб-Зиро считал нужным говорить и делать, — не выходило за рамки, очерченные приказом. Интересно, получил ли Шанг Цунг наутро подробный доклад? Это раздражало, унижало и заставляло чувствовать противную, горькую обиду. Что тебе от него нужно? Чего ты ждала? Разве это не величайшая глупость — проникнуться доверием к тому, кто был твоим тюремщиком? К тому, кто по сути своей убийца без собственных чувств и воли? Нужно радоваться, что его больше нет, что его вездесущее присутствие — каким же омерзительным оно казалось еще так недавно — не давит больше на грудь ледяной глыбой. И все же, несмотря на неустанные попытки воззвать к собственному рассудку, Китана продолжала безотчетно искать Саб-Зиро и злиться на то, что он ушел вот так, не сказав ни слова.

В один из последних вечеров перед отъездом в Эдению Китана спустилась в сад, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Тревога мучила ее все сильнее, как и плохие предчувствия. Она судорожно хваталась за мелкие дела, не имевшие никакого значения, раз за разом перебирала уже решенные вопросы, только бы не давать себе покоя и не чувствовать подступающей дурноты. Хуже всего было то, что Шао Кан замечал это и даже произнес несколько слов утешения, на которые Китана ответила вежливым недоумением. Он позволил себе улыбнуться и больше не говорил об этом: то ли прибавил еще один пункт к списку ее слабостей, то ли щадил ее чувства.

Китана мерила шагами выложенные камнем дорожки. Ветви шелестели над ее головой, сонно переговариваясь с назойливым пустынным ветром. Из-под узловатых корней полз грязно-серый мрак, обвивался вокруг сапог. На коже выступила болезненная испарина уходящего дневного жара, воздух словно лип комьями к горлу. Сад больше не мог утешить или отвлечь от печальных мыслей: черные стволы, колебавшиеся в душном закатном мареве, казались Китане обугленными остовами разрушенных домов. Добравшись до конца аллеи, она почти рухнула на одиноко стоявшую среди чахлой травы скамью и с силой сдавила виски, пытаясь унять головную боль. Однако уединение не продлилось долго. Китана вскоре расслышала знакомые шаги. Избежать встречи уже не получилось бы, да и смысла откладывать ее не было.

Среди деревьев показалась тонкая, будто бесплотная фигура Синдел. Лиловые волны причудливого платья тянулись, извивались у ног загустевшей тенью. Китана окинула мать осуждающим взглядом: для кого было так наряжаться?

— Чудесный вечер, правда? — произнесла Синдел. Самое неудачное начало, которое можно было придумать. Китана нахмурилась, отвела глаза, избегая ищущего взгляда матери.

— Слишком холодно для прогулок. Поберегла бы себя — говорят, тебе последнее время нездоровится, — наконец, проговорила она сквозь зубы. Синдел не обратила внимания на ее тон, села рядом, разгладила на коленях расшитый подол.

— Я и вправду была нездорова, но все уже прошло, — улыбнулась она и цепко ухватила Китану за запястье. Та вздрогнула от неожиданности: пальцы матери были ледяными. Догоравший закат играл на ее лице отсветами алого и полосами глубокой тени, так что Китана, как ни старалась, не могла рассмотреть черты. Однако запах, встревоживший ее еще тогда, в зале для приемов, она чувствовала с невыносимой четкостью.

— Какие все же отвратительные у тебя духи. Что это? Откуда?

— Это не духи, — отмахнулась Синдел. — Целебные благовония. Шанг Цунг посоветовал жечь их, чтобы отогнать дурные предчувствия. Последнее время мне постоянно снятся страшные сны, и потом я целые дни не могу прийти в себя, все думаю, что они могут значить.

Китана демонстративно громко усмехнулась, в первую очередь над собственной мыслью о том, что дурные предчувствия они с матерью делили на двоих. Синдел выпрямилась, сжала ее руку до боли сильно.

— Китана, я утратила право на твое доверие и дочернее послушание, но все же ты должна меня выслушать. Не езди в Эдению, скажи отцу, что раздумала, не хочешь, предпочитаешь остаться при дворе… Придумай что-нибудь. Это опасно, все эти государственные дела, трудные решения, ты сама знаешь. Я никогда не одобряла того, что отец поручает вам с Милиной разные вещи, то, что скорее подходит опытным воинам, но не мне с ним спорить…

— Ты за Милину беспокоишься? Так напрасно, мама. Когда меня здесь не будет, ее перестанут отсылать из замка, и она займет мое место, выполнив, наконец, то, ради чего ее создали, — сказала Китана с самой милой улыбкой, на которую только была способна. Синдел смотрела на нее с нескрываемым возмущением в горящем взгляде. «Еще пара минут, и опять расплачется и умчится отсюда в слезах», — с неудовольствием подумала Китана. Злить Шао Кана она совсем не хотела. Пришлось идти на попятную.

— Мама, ты не можешь не беспокоиться — таков уж твой нрав. Но я не ты, и отступать не собираюсь. Эдения принадлежит мне по праву, и отец признал это. Это было его решение, которое он принял по твоей же просьбе, уже не помнишь? Отказаться теперь значит или расписаться в собственной трусости и никчемности, или признать, что отец поступил опрометчиво. Как могу я пойти на это?

— Шао Кан никогда не принимает необдуманных решений, — проговорила Синдел, кусая губы. Китане показалось, что мыслями она была где-то очень далеко. — Он считает, что нужно переиначить все, понимаешь?

— Ты о чем? — насторожилась Китана.

— О том, — со вздохом сказала Синдел, — что спокойная мирная жизнь делает подданных неблагодарными. Шао Кан всегда обходился мягко с теми провинциями, что присоединялись к Империи в годы его правления, ничего резко не менял, чтоб не нарушать привычный уклад, и вообще проявлял все возможное милосердие…

Ты меня в этом убеждаешь или себя?

— В общем, они стали забывать о том, кому обязаны своим процветанием. И все же твой отец не хочет напрасного кровопролития или того, чтобы страдали простые подданные… Понимаешь, они ведь слушают все, что им скажут те, кто веками ими управляет, даже если те назовут черное белым, а белое черным…

— К чему весь этот разговор, мама? — рассердилась Китана. — Я и сама все это понимаю. Ты хочешь сказать, что не доверяешь Императору?

— Нет, ну что ты, — воззрилась на нее Синдел так, будто она только что призвала поднять бунт. — Конечно, нет. Он сильный, умный и удачливый, так было всегда… Но теперь ему придется сделать что-то, чтобы они вспомнили о его силе, понимаешь? О том, кто настоящий хозяин всех этих земель. Шанг Цунг много раз объяснял мне, говорил, что это совершенно не опасно, что все будет в порядке, но я просто не могу перестать думать о том, что может случиться… Того, что случилось с Джерродом, ничто не предвещало, но он проиграл, а сейчас все складывается так, что придется приложить много усилий… Старшие боги настроены против Шао Кана, все, кроме Шиннока, а Рейден его просто ненавидит. Когда они столкнутся из-за интересов Земного царства…

Китана застыла от изумления. Вот что, значит, готовилось в замке. Император собирался увеличить свои владения за счет того, что считалось вотчиной Рейдена. И ее в эти планы никто не удосужился посвятить. В таком свете высочайшее позволение отправиться в Эдению выглядело практически ссылкой.

— Турнир состоится очень скоро, Китана, — возбужденно зашептала Синдел, вцепляясь в ее запястье острыми ногтями. — Об этом все уже знают, все говорят, но вслух, конечно, никто ничего не озвучивает, и ты тоже молчишь, хотя уж тебе-то, наверное, известно столько же, сколько и Цунгу. Когда Земное царство покорится Императору, он сможет навести порядок во всех остальных провинциях, не тратя особых усилий: те, кто боятся, станут послушны, а отчаянные наглецы окажутся в темницах.

— Это он сам тебе сказал? — поинтересовалась Китана, рассерженная тем, что снова оказалась не у дел.

— Нет, он считает, что мне не нужно знать слишком много о его делах. Думает, что я придаю предчувствиям слишком большое значение, а это вредно для моего здоровья. Он всегда заботился обо мне, Китана, с того самого дня, как Эдения стала частью Империи. Ты была совсем мала, и я так боялась, ты и представить не можешь! О нем столько всего говорили, такие ужасные вещи. Джеррод умер, гвардия разбежалась, мы были одни в летнем дворце, и я ждала, что Шао Кан всех нас казнит. Я боялась, что он убьет тебя, представляешь, как глупо? — закончила Синдел, нервно рассмеявшись.

— Зачем мне все это знать? Это дела далекого прошлого, — сказала Китана. Синдел отпустила ее уже онемевшую руку, оглядела так, будто впервые видела, и вдруг мечтательно заулыбалась. Темные глаза, казавшиеся пустыми провалами, загорелись теплым светом.

— Знаешь, я сразу, с первых же минут поняла, что больше мне бояться нечего, никто не причинит мне вреда. Он так смотрел на меня, так… И сейчас смотрит, хотя прошло столько времени. Меня обвиняли в предательстве, многие говорили мне то же, что и ты, требовали организовать восстание, сопротивление, но что я могла сделать? Я была Джерроду хорошей женой, я не желала ему зла, пусть мы и почти не знали друг друга. Он сам виноват, что оказался слабее Шао Кана, а мне ничего не оставалось, как покориться судьбе, и это было самым правильным, что я могла сделать.

— Мама, очнись. Зачем ты мне это рассказываешь? К чему мне эта слезливая чушь? Только не говори, что терзаешься запоздалыми муками совести.

Синдел бросила на нее короткий обиженный взгляд.

— Ты всегда была холодна со мной, Китана. Ты его дочь, ты похожа на него всем. А от меня в тебе ничего нет. Лишь лицо у тебя мое.

Китана почувствовала укол тревоги. Она почти не вспоминала о Джерроде, позабыв в числе прочего и то, что обвиняла Шао Кана в смерти своего настоящего отца. Когда Император пообещал отдать ей Эдению, Джеррод утратил героический ореол мученика и стал всего лишь одним из списка побежденных — неудачникам не дают второго шанса. Теперь же слова матери напомнили Китане о том, что с мертвым королем ее связывали слишком крепкие узы. Дурное предзнаменование.

— О чем ты говоришь? Я не знала Джеррода, у меня с ним ничего общего. И я не желаю больше говорить о нем, что бы ты себе не напридумывала, — торопливо проговорила Китана.

— Я говорю не о Джерроде, а о Шао Кане, — ответила Синдел с искренним изумлением. — Я думала, после того, как вы помирились, ты примешь верное решение относительно того, кого тебе считать отцом…

— Да, все так. Ты меня напугала, заговорив о былом и о семейном сходстве, — поспешно сказала Китана. — Так что ты знаешь о планах отца?

— Немногое, только то, что идет подготовка к очередному турниру, и когда мы его выиграем, Земное царство станет частью Империи. Шао Кан говорит, что мне не о чем тревожиться. Но пойми меня, Китана: я боюсь за него, — проговорила Синдел жалобно— Мне каждую ночь снится, что его убивают, что мне приносят вести о его гибели на поле боя, во время турнира, и я ищу его, но не нахожу, а когда просыпаюсь, то не могу поверить, что он жив и рядом со мной. Я не хочу, чтобы все повторилось через столько лет.

— Тебе и вправду нездоровится, мама, — холодно ответила Китана, изрядно утомленная вылившимся на нее потоком откровений. Ее раздражала слезливая слабость матери, пятнавшая собой и образ Императора, который потакал жене вместо того, чтобы заставить ее прекратить купаться в иллюзиях и сновидениях.

— Ты ждешь сочувствия? Но к чему все это? Император жив и здоров, он великий воин и могущественный правитель, а ты собираешь сплетни и наслаждаешься своими жуткими видениями. Ты хочешь жалости? Неужто тебе не ведомо, что любая жалость означает презрение? Слабые должны уступить дорогу сильным.

— Ты жестока.

— Нет, я всего лишь смотрю правде в глаза, — усмехнулась Китана. — Будь сильной, мама, чтобы отец не тратил время и силы на возню с твоими снами и предчувствиями. Будь сильной, и я тоже буду. Теперь ты понимаешь, почему я должна ехать в Эдению? Я докажу отцу, что он может мне доверять, что я…

Не такая, как Джеррод.

— Тебе надо выйти замуж. Ты женщина, Китана, таков твой удел, — сказала Синдел неожиданно сурово. — Выбери любого — вот чем плох Рейн? Драмин уйдет со своего поста, а Рейн возьмет на себя управление Эденией. Ты получишь все, чего хотела, но не пострадаешь сама, проживешь жизнь спокойно. Я счастлива быть супругой Императора, и ты тоже обретешь свое счастье с мужем.

— Ты не слышала ничего из того, что я тебе говорила, да? Я не выйду замуж, даже не мечтай. А теперь прости, мама, мне пора.

Китана встала со скамьи, намереваясь вернуться к себе как можно скорее.

— Жаль, что Саб-Зиро скоро покинет замок, — вдруг сказала Синдел, будто не расслышав последних слов дочери. — Мне было спокойнее, пока он был рядом с тобой, хоть тебе это не нравилось.

— Так он все еще в замке? — вырвалось у Китаны прежде, чем она успела обдумать свои слова. Синдел несколько секунд помолчала. Китане показалось, что мать улыбается.

— Конечно, в замке, где еще ему быть. Он был так удручен случившимся между ним и Куай Лиенгом, что Шао Кан позволил ему остаться здесь и даже не наказал… Ты не должна злиться на нас: мы беспокоились за тебя, я не знала, что и думать о твоем поведении.

— Ты о чем говоришь? Я ничего не понимаю, прекрати перескакивать с одного на другое. Кто такой Куай Лиенг?

— Прости, я задумалась, как всегда. Куай Лиенг, младший брат Саб-Зиро, завершает обучение, у него такой же дар. Шао Кан говорит, что он тоже хорошо нам послужит. Би-Хан сам учил его, и у них что-то… В общем, сильно не заладилось. Император позволил привезти Куай Лиенга сюда, а Шанг Цунг сначала даже сказал, что ни за что не ручается, но лекари справились. С помощью Цунга, конечно. Правда, шрам останется, да еще на лице…

— Дальше что? — нетерпеливо спросила Китана.

— Да ничего, ты и сама все знаешь. Саб-Зиро отказался возвращаться один, ему разрешили остаться в замке, хоть Шао Кан и был недоволен им. Шанг Цунг, конечно, не преминул высмеять Саб-Зиро в своей манере, сказал, что если он хочет быть здесь, то негоже сидеть без дела, а за Куай Лиенгом должны ухаживать лекари. Но тебе все это точно пошло на пользу: ты даже смогла смирить свой гнев и помириться с отцом. Я так боялась, что это тебя это рассердит еще больше, но, к счастью… — оборвала сама себя Синдел и, поднявшись со скамейки, нерешительно обняла Китану. Та заставила себя перетерпеть это: мать казалась слишком жалкой, чтобы отталкивать ее теперь. Тем более что у Китаны был последний, самый важный вопрос.

— Значит, Саб-Зиро еще здесь, — повторила она.

— Да, — ответила Синдел, беря ее под руку. — Они оба здесь, и старший, и младший, но через три дня отбудут назад в резиденцию клана.

— Что ж, хорошо, что все вышло именно так, и Куай Лиенг поправился, — сказала Китана, про себя пожелав ему провалиться в Преисподнюю, а потом перевела разговор на очередной готовившийся в замке прием — об этом Синдел могла говорить вдохновенно и подолгу. Синдел воспользовалась возможностью сменить тему с явной радостью, и остаток вечера Китана провела за невыносимо скучной беседой о цветах шелка и расстановке столов. На лице ее так и застыла улыбка, надежно скрывшая под собой гнев и обиду.

Последние дни перед отъездом в Эдению Китана почти не запомнила: они слились в череду бесконечных внеплановых советов, во время которых Шанг Цунг изводил ее пространными напутствиями. Император почти не вмешивался, потому что был занят готовящимся турниром и то и дело покидал замок, чтобы встретиться кем-то из с Высших богов. Однако он дал Китане понять, что не сомневается в ней, и это помогло ей держать свои чувства под контролем, несмотря на то, что страхи и сомнения никуда не исчезли.

— Помните, что вся ответственность за происходящее будет на вас, даже если ситуация не касается вас напрямую. Вы должны знать обо всем, что может повлиять на обстановку, и вовремя принимать меры, — повторил Шанг Цунг, выкладывая перед ней пронумерованные свитки. — Вот здесь то, что касается сельского хозяйства — детали, конечно, узнаете по приезде, но в общем все остается неизменным уже много лет. Рабы выращивают зерно, аристократия распределяет урожай и продает то, что останется. Суды у них…

— Цунг, я помню, — вздохнула Китана. — Аристократы сами решают споры своих рабов, а кланы…

— Да, разбираются между собой в порядке старшинства, — закончил за нее Шанг Цунг. — Но учтите, что этот порядок существует только у них в воображении, и в каждой голове он выстраивается по-иному, а если вы прибавите к этому старые распри и постоянно возникающие новые споры, картина получается совсем пестрой. Ваша задача — не впутываться в их грызню до тех пор, пока она не выходит за рамки бесконечного обмена письменными протестами и мелкими пакостями. Если же такое случится, в чем я сомневаюсь, потому что эденийцы не только жуткие приверженцы традиций, но еще и трусы, то не раздумывайте и сообщайте обо всем Императору.

— Куда проще было бы отправить в каждую область по юстициарию с хорошим отрядом, и прекратить эту неразбериху, — вздохнула Китана. Цунг бросил на стол очередную партию свитков и начал сердито:

— Куда проще? Забудьте эти два слова, если и вправду собираетесь управлять Эденией, а не насмешить местную братию до колик.

— Я думаю, Цунг, — вступил в разговор Император, — принцесса уже давно поняла, что от нее требуется, и у меня нет оснований сомневаться в том, что она справится с этим заданием так же хорошо, как и со всеми предыдущими.

— Прежде речь шла о… О вопросах частного характера, которые решались вполне однозначно, скажем так, — не сдавался колдун.

— У меня не причин не доверять Китане, — сказал Шао Кан, выделив каждое слово, и продолжал уже мягче: — Нам нужно сохранить существующее равновесие, пусть оно и неустойчиво, до тех пор, пока мы заняты подготовкой Турнира. Когда Земное царство станет частью Империи, некоторые самонадеянные господа вспомнят, кому они обязаны своим благополучием. Войска будут размещены в каждой области, семьи круга приведены к присяге, как во всех остальных провинциях, и проблема аристократии перестанет существовать. Пока же, Китана, твоя задача изучить обстановку и дать им к тебе привыкнуть. Шанг Цунг прав, они трусливы и пойдут на все, лишь бы сохранить свои привилегии. Драмин не должен создавать тебе затруднений, для этого он слишком ценит мое расположение. Лишится его — и остальные шесть семей тут же вцепятся ему в глотку, а в довесок к ним и его собственные родичи. Однако будь внимательна и осторожна и не принимай поспешных решений.

— А что с оппозицией, отец? — задала Китана вопрос, который обсуждался уже не раз, но продолжал ее тревожить. — Нам известны нужные имена, так почему бы не принять против них… Решительные меры?

— Сейчас не время, — терпеливо пояснил Шао Кан. — Мы можем поступать так, когда речь идет о землях, которые давно в составе Империи и привыкли жить по ее законам. Здесь же придется повременить до того момента, когда система управления будет перестроена. Среди оппозиции нет единства, они и сами не знают толком, каких целей хотят добиться — свержения моей власти, передела земель или возвращения старой династии на трон. Я не жду провокаций с их стороны.

— Тем более что одно их требование мы выполним — дочь Джеррода вернется в Эдению, — с недоброй улыбкой добавил Шанг Цунг. Китана наградила его сердитым взглядом.

— Мы, кажется, решили, что об этом пока не стоит заявлять во всеуслышание.

— Высокородные эденийцы в любом случае знают о том, кто вы и к какой семье принадлежите, принцесса. Что до рабов, то да, нечего давать им лишний повод для размышлений, ваше прибытие и без того наделает немало шума.

— Как и ввод войск.

— Это необходимо. В первую очередь для вашей же безопасности.

— Довольно, Шанг Цунг, — прервал его Император. — Китана сделает все, что от нее требуется.

Когда все было готово к отъезду, Китане вручили специально изготовленную для нее печать и амулет для перемещений по связывавшей провинции Империи сложной системе порталов и пространственных переходов, которую обычным путникам приходилось преодолевать за несколько дней. У имперских должностных лиц были амулеты, ускорявшие передвижение, но использовать их разрешалось лишь в случае неотложной необходимости. Чрезмерная нагрузка могла вывести из строя чувствительную магическую сеть и нарушить связь между землями Империи, которую Шао Кан держал в идеально отлаженном состоянии и тщательно контролировал. Правом постоянно использовать амулеты обладали лишь вестники, однако Китане было позволено ускорить свой путь до Эдении.

У нее осталось лишь одно незаконченное дело, и оно напрямую касалось Саб-Зиро. Китана много раз обдумывала свое решение, принятое после разговора с матерью, и оно ей самой казалось весьма опрометчивым, однако голос оскорбленного самолюбия звучал куда убедительнее доводов рассудка: Саб-Зиро поставил ее в глупое положение и должен был за это поплатиться. Китана осторожно выяснила, когда именно братья должны были пуститься в обратный путь, выждала немного, а потом на очередном — последнем — Совете обратилась к Императору с просьбой разрешить ей включить Саб-Зиро в список воинов, отправлявшихся с ней. Ей показалось, что Шао Кан был озадачен, но он тут же принял безразличный вид и дал согласие. Китана, довольная собой, едва сдержала улыбку, однако Шанг Цунгу, как обычно, пришла охота омрачить ее торжество.

— Император, позвольте возразить. Решение принцессы кажется мне необдуманным, хоть мне и понятны ее опасения.

— О каких опасениях ты ведешь речь, Шанг Цунг? — сердито перебила Китана. Шанг Цунг проигнорировал ее и продолжал, обращаясь к Императору:

— Грандмастер Лин Куэй и без того достаточно долго отсутствовал, а клан был предоставлен сам себе исключительно потому, что Саб-Зиро проявил сперва несдержанность, а затем совершенно непозволительную чувствительность, которые никак не вяжутся с доверенными ему обязанностями.

— Брось, Цунг, будь у тебя брат, разве ты не поступил бы так же? — послышался голос обычно молчавшего Бараки. Китана перевела взгляд на таркатанца и невольно вздрогнула: на его лице было нечто вроде улыбки, что делало пугающее уродство просто ужасающим. «И как Цунгу вообще пришла в голову мысль создать мое подобие, взяв за основу такое существо? Видимо, он и вправду ненавидит меня лютой ненавистью», — подумала Китана. Шанг Цунг заговорил, будто обращаясь исключительно к ней.

— Даже если мы пустим дела в клане на самотек и смиримся с возможными последствиями этого, идея отправить Саб-Зиро в Эдению как минимум неразумна. Я думаю, всем известно, какая слава идет о Лин Куэй и его Грандмастере по ближайшим обитаемым мирам. Эденийцы же по домам попрячутся, боясь, что их всех разом поубивают, да еще, чего доброго, станут отсылать сыновей на дальние окраины.

Китана обернулась к Императору, но тот предоставил ей самой доказывать свою правоту и погрузился в изучение свитка с какими-то расчетами.

— Да, воинов Лин Куэй боятся. И что с того? — спросила она, пожав плечами. Шанг Цунг усмехнулся.

— Боятся — не то слово, принцесса. Их ненавидят, считают подлыми безжалостными убийцами и пугают ими на ночь детей. Представляете, какие разговоры начнутся среди эденийских аристократов, когда вы явитесь с таким сопровождением? А если учесть, что речь идет именно о Саб-Зиро, который ко всему прочему еще и криомант…

— Подумаешь, криомант, — пожала плечами Китана. — Знаешь, Шанг Цунг, твои опасения мне понятны, но ты преувеличиваешь. А если и нет, то какое мне дело до досужих болтунов?

— Это грозит нам… — заговорил колдун сердито, но его тут же прервали.

— Шанг Цунг, я не вижу причин для того, чтобы отказать принцессе в ее просьбе, — веско сказал Император. Цунг поклонился, признавая свое поражение.

Перед тем, как покинуть замок, Китана отправила вестника с посланием для Саб-Зиро. Она планировала продержать его в Эдении пару недель, а потом отправить обратно в клан и забыть о его существовании. Письмо было подписано именем Императора — Китана сочла, что если будет действовать от своего имени, Саб-Зиро может ослушаться приказа. Резиденция клана была расположена в отдаленной области, и, по расчетам Китаны, посланец должен был нагнать братьев как раз на пути к последнему порталу, практически в шаге от дома. Китана не ждала появления Саб-Зиро слишком скоро: она не сомневалась, что перед тем, как отправиться в Эдению, он захочет привести дела клана в должный порядок и убедиться, что Куай Лиенг не нуждается в его заботе. Тем более что нужды в использовании амулета не было, а без него путь от резиденции Лин Куэй до Эдении предстоял долгий и утомительный.

Старое эденийское солнце затапливало небо бледным, будто смешанным с пылью, но необыкновенно горячим светом. Четкие каменные грани домов-крепостей разрезали наползавшие волны тяжелого зноя. День за днем медленно умиравшая звезда ползла к зениту, чтобы через несколько часов свалиться за скалистые горы, вырывавшие из неба кривую ломаную линию горизонта. Отравленные лучи силились прорваться в дома сквозь окна-бойницы, но теряли силы в каменной толще и расползались на полу жалкими мерцающими лужицами. Эденийцы знали толк в строительстве крепостей: неприступные стены веками надежно укрывали их от невзгод вроде опрометчивых завоевателей или взбунтовавшихся рабов. Как волны, бьющиеся о подножья утесов в бесплодной ярости, они растрачивали силы впустую, ломали зубы о каменные стены, чтобы потом отступить поспешно и беспорядочно, рассыпаться на жалкие горсти, растаять под палящими лучами, отдав кровь и кости прожорливой черной земле. Век за веком, тысячелетие за тысячелетием. Империи сменяли одна другую, вспыхивали и гасли звезды на изменчивом небосводе, забывались громкие имена, а древние крепости все так же цеплялись за породившую их твердь. Она была плодородна и всегда отдавала стократ, но и брала взамен не меньше.

Семь старших колен — знатнейших, двенадцать средних по статусу и богатству и двадцать пять младших, тех, с кем никто не считался, и кто раз за разом присоединялся к победившему клану. Так было всегда. Традиция. Закон и следствие. Непогрешимое и совершенное устройство. Круг на карте, раскрашенный родовыми цветами знатных семей. За каждым цветом — непрерывная линия крови, семья с беспрекословным подчинением младших старшим, дом — угрюмая башня-хранитель, и символы живого богатства — концентрические линии точек, лепившихся к ее подножью. Каждый род владел рабами, обрабатывавшими землю и отдававшими урожай в бездонное чрево башни. Рожденный рабом не имел права на иной удел. Век за веком земля проглатывала кости порожденных ею детей, охраняя неизменный порядок. Редкие попытки нарушить традиции заканчивались одинаково. Кровь испарялась, перемалывались сломанные кости сброшенных с вершины башни преступников, а удобренные поля приносили новый урожай. Лишь однажды эденийцам пришлось испытать настоящее потрясение и поступиться священными привилегиями, потому что император Внешнего Мира Шао Кан оказался куда более рассудительным, чем другие незадачливые завоеватели. Он внимательно присматривался к скалившимся башням, изучал донесения и скопированные свитки — никто из аристократов не видел в том угрозы. До тех пор, пока Шао Кан не использовал против них их излюбленное оружие. Традиции.

Китане Эдения не понравилась с первого взгляда. Она прибыла с небольшой свитой и личной охраной и заняла бывший замок Джеррода, принадлежавший ей и как наместнице Шао Кана, и как дочери бывшего короля. Впрочем, о последнем факте доподлинно знал только ближний круг аристократов: по словам Драмина, появление в стране дочери покойного Джеррода могло вызвать ненужное обострение ситуации, нарушив равновесие между кланами. Драмин, который много лет занимал замок, освободил для Китаны и ее спутников целый этаж, но покидать прежнее жилище не торопился, изо всех сил демонстрируя Китане готовность услужить и ответить на все ее вопросы, чем вскоре стал изрядно ей докучать — она бы предпочла прежнее безразличное высокомерие.

Изрядно докучали ей и остальные представители аристократических семейств. Несколько дней прошло в настороженной тишине, а потом в крепость потянулись бесконечные процессии. Сперва явились представители семи знатнейших кланов, начиная от важных и угрюмых глав семейств и заканчивая многочисленными детьми, каждый из которых преклонял перед Китаной колени и произносил вереницу ничего не значащих для нее ритуальных слов. Они демонстрировали все возможное почтение, но Китана была достаточно умна и внимательна, чтобы рассмотреть под густым слоем верноподданнических чувств холодную скользкую гладь насмешливого, выжидающего презрения. Они останавливались в замке и каждый вечер собирались в душной центральной зале, освещенной чадящими факелами, чтобы по несколько часов обмениваться вежливыми колкостями в промежутках между очередной переменой блюд. Китана пыталась внести оживление в ежевечерний спектакль: задавала вопросы, которые интересовали ее на самом деле, прерывая очередной светский разговор, уточняла уклончивые ответы, однако быстро поняла, что это совершенно бесполезно. Гордые эденийские аристократы не торопились отвечать откровенностью на ее откровенность, или просто были не в состоянии обойтись без многословных вступлений и витиеватых оборотов. После долгожданного отъезда гостей Китана вздохнула было спокойно, но уже через пару дней замок снова наполнился шумом голосов и шелестом дорогих нарядов — явились двенадцать средних, а следом за ними и все двадцать пять младших семейств.

Вскоре Китана почувствовала к своим подданным чистое, незамутненное и искреннее отвращение. При дворе Шао Кана уважались ранги и титулы, однако личные отношения каждого из приближенных с Императором значили куда больше, чем родовитость или былые заслуги. Дерзость и самонадеянность Шао Кан сносил терпеливо, до тех пор, пока его приказы выполнялись четко и аккуратно, льстецов же не выносил и подобострастия не прощал. И похвала, и порицание высказывались открыто и одинаково искренне, и Китана привыкла к этой грубоватой, но надежной простоте. Теперь же ей в уши лились потоки замысловатой лести, в которой были тщательно запрятаны просьбы о переделе земель, вмешательстве в старую межклановую распрю и другие малоприятные сюрпризы. Сказав «да» в ответ на одну безобидную на первый взгляд фразу, она неожиданно для себя обнаруживала, что дала обещание посодействовать в чем-то, что совершенно ее не касалось и не интересовало. Драмин, который завел обычай присутствовать при встречах Китаны с посетителями, каждый раз бросал на нее красноречивые взгляды и подносил ко рту платок с дорогой вышивкой, стоило ей по своей привычке ответить собеседнику прямо и без обиняков, а потом длинно и нудно объяснял, еще больше запутывая, просил, грозил туманными «последствиями» ее прямоты…

Вскоре, поняв, что бесконечные аудиенции грозят ей помешательством, Китана высказала намерение наконец осмотреть свои владения. Драмин в очередной раз изобразил на лице священный ужас, и она дала волю гневу:

— Что не так? Я потратила достаточно времени, знакомясь с подданными — то есть, я хотела сказать, провела. Можешь быть спокоен, я справлюсь со своими обязанностями без твоей помощи, раз Император доверил мне это.

Драмин отвесил церемонный поклон.

— При всем моем к вам уважении, Ваше Высочество, у меня возникают сомнения относительно…

Китана подавила усталый вздох.

— Давай к делу, Драмин. Солнце жарит все сильнее, и я не собираюсь провести полдня среди нагретых камней, ожидая, пока ты скажешь мне о причине, по которой мне нельзя объехать мои владения.

— Видите ли, принцесса, всем известно, что Император собирается расквартировать войска в приграничных поселениях, и главы кланов могут связать ваши перемещения с этим фактом, к своему вящему неудовольствию… Нет, я не хочу сказать, что они недовольны политикой Императора или вашим назначением, или прибытием войск, но, к сожалению, мы здесь непривычны к резким переменам, и всем нам — и вам тоже — нужно время, знаете ли. Некоторый спокойный промежуток, перерыв, чтобы привыкнуть, — с отменной и необыкновенно тошнотворной вежливостью сказал Драмин, обходя кресло, в котором сидела Китана, и становясь у нее за правым плечом, так, что ей пришлось поднять и неудобно повернуть голову, чтобы видеть его лицо.

— Просто дайте им немного времени, принцесса. Теперь самое жаркое время года, полевые работы в разгаре, все силы у семей уходят на то, чтобы контролировать их ход. Управлять такими крупными хозяйствами нелегкое дело. Вам, должно быть, это непривычно, во Внешнем мире ведь нет ничего подобного, — Драмин переместился к окну, выглянул и замер, ожидая, что Китана тоже приблизится. Она, раздраженно дернув плечом, поднялась и пошла по гулкому каменному полу. Было душно, тело казалось неприятно тяжелым, а движения медленными и неловкими.

Под палящими лучами в желтых волнах копошились многочисленные черные фигурки, и ряды колосьев за их спинами падали наземь. В первые дни, ослепленная сиянием солнца, Китана восхищалась представшей перед ее взором картиной: широкие поля, переливавшиеся желтыми волнами колосьев, аккуратные ряды домов — все это казалось таким красивым, красочным и цветущим после суровой пустоты Внешнего мира. Теперь же кричащая яркость лишь утомляла.

— Почему они работают?

— Простите? — поднял бровь Драмин.

— Те, кто в поле. Сейчас ведь солнце в зените.

— Они с детства отдают все время труду, он им не в тягость, а в удовольствие. Так заведено, принцесса, и каждый из нас рад и горд быть на своем месте.

— Причем тут место или гордость? Ты ведь сам говорил мне, что здешнее солнце опасно, и днем лучше не показываться на улице.

— О, так это только для непривычных, — снисходительно улыбнулся Драмин. — Потерпите немного, Ваше Высочество, ваши слуги соберут урожай, зной спадет, и вы сможете осмотреть окрестности.

— Мои слуги? — переспросила Китана. Копошащиеся фигурки далеко внизу казались ей игрушечными.

— Да, ваши слуги. Замок, поля и деревни — это родовые владения короля Джеррода, вашего ныне покойного отца. По законам Эдении все это принадлежит королеве Синдел. Ситуация, конечно, неоднозначная, ведь королева заключила новый брак и покинула страну, однако Император не может, по нашим законам, предъявлять права на ее имущество, раз он не житель Эдении. Следующая в ряду наследников вы, у короля не было наследника мужского пола, а вы еще не вышли замуж. Правда, имперские законы предполагают несколько иное на сей счет, потому что имущество побежденного в поединке переходит к победителю, но Император до сих пор не отдавал никаких распоряжений относительно удела Джеррода. В общем, если не вникать в тонкости, то никто не может оспаривать ваших притязаний, и если не оспорит…

— Погоди, Драмин. Где остальная семья? У короля ведь тоже должен был быть клан, вроде тех семи… Кто из них мои родственники? — задала Китана давно интересовавший ее вопрос. Никого из новых знакомых она не желала бы признать родными по крови, но оставаться в неведении было неразумно. Драмин поскучнел и взглянул на нее с несвойственной ему нерешительностью.

— Что? Я снова нарушила какую-то давнюю традицию? — усмехнулась Китана.

— Вовсе нет, принцесса. Но дело в том, что у вас не осталось живых родственников, кроме королевы Синдел.

— Вот как?

— После смерти короля Джеррода у нас, к несчастью, случилось несколько крайне досадных недоразумений, — начал Драмин. Тени искажали очертания его лица и фигуры, так что он напоминал Китане говорящую статую в причудливых одеждах. — У кланов всегда есть два-три старых нерешенных вопроса, такое наследство, передающееся от отца к сыну. И, когда погиб Джеррод, его клану стали задавать неудобные вопросы, так всегда бывает, знаете ли, общее горе заставляет забывать о правилах приличия… Королева Синдел, которой перешло главенство в семье, предпочла покинуть пределы Эдении и сопроводить Императора во Внешний мир, и случилось так, что некоторые из участников… Участников спора проявили несдержанность…

— Они мертвы? — неверяще спросила Китана. — Вся семья Джеррода?

— И королевы Синдел тоже, увы, — вздохнул Драмин. — Я хорошо знал ее покойного отца, он скончался в преклонном возрасте еще до тех печальных событий, в тот год, когда выдал Синдел замуж за ныне покойного короля. Вторая супруга вашего деда, мать королевы, была еще совсем молода, когда… В общем, это прискорбный случай. Но виновные были наказаны, не сомневайтесь, а разграбленное имущество возвращено в замок почти в целости и сохранности.

— Как… Познавательно, — выдавила из себя Китана. Во рту вдруг появился привкус крови, а по спине пробежала дрожь. — Джеррод умер здесь же, в замке?

— Нет, что вы. Поединок проходил по всем правилам, как указано в уставах, оговаривающих правила турнира. Император выиграл бой честно и проявил к нам милосердие, и мы горды быть частью Империи, принцесса, — улыбнулся Драмин и снова отвесил поклон.

— Да… — пробормотала она. Сейчас ей хотелось только одного — запереться в своей комнате и сунуть голову в холодную воду. — Спасибо, Драмин.

— Еще один вопрос, принцесса, раз уж мы заговорили о традициях и обычаях.

— Что еще? — напряглась Китана.

— Ничего особенного и затруднительного. Ваши наряды, видите ли, немного нам непривычны.

— Что ты хочешь сказать?

— Вы одеваетесь как мужчина, будучи при этом, простите мне мою дерзость, молодой и красивой женщиной. Ваши подданные сочтут непозволительной подобную смелость. Семьи знакомы с обычаями Внешнего мира и им привычно то, что они видят, но вот простолюдины, знаете ли… Вам лучше сменить одежду на более традиционную, что поможет нам быстрее привыкнуть к вашему присутствию, а вам — почувствовать себя частью нашего мира. Да и солнце так повредит вам куда меньше.

— Как же мне сражаться в таком виде, если вдруг возникнет необходимость?

— Уверяю вас, это совершенно исключено, — ответил Драмин с неожиданной жесткостью в голосе. — Мы добропорядочные подданные Императора, и ни один из нас не помыслит о том, чтобы причинить вам вред. Поэтому и тренировки вы смело можете прекратить, и ваше оружие, — он указал взглядом на веера, висевшие у ее пояса, — его тоже лучше лишний раз никому не демонстрировать. Простолюдины трусливы и склонным верить слухам, а нам совсем не нужны волнения из-за того, что они вообразят, будто вы…

— Будто я что?

— Представляете угрозу, буду говорить прямо. Император не вмешивался в наши установления и предоставил нам полную самостоятельность в решении внутренних вопросов, и любые перемены вызовут беспокойство, которое совершенно не выгодно ни Империи, ни вам лично. Мы поставляем зерно и во Внешний мир, и в другие земли Империи, так что…

— Как-то, что я ношу оружие, связано с обстановкой в Эдении и треклятым зерном, Драмин? — вспылила Китана. — Вы живете по законам Империи, как ты сам мне сказал, а они позволяют женщинам, несущим службу, носить оружие наравне с мужчинами, тем более, что я дочь Императора!

— Только до замужества, принцесса…

— Если муж наложит запрет, — перебила Китана. Драмин продолжал, оставив ее слова без внимания:

— Император уважает традиции земель, на которые простирается его власть, и, будучи его полномочной представительницей — и дочерью, — вы, разумеется, проявите благоразумие и поступите так же. Достойная уважения незамужняя женщина подчиняется старшему в семье, не проявляет своеволия или непочтительности и отличается скромностью, так уж повелось. Обстоятельства позволили вам узнать другие нравы, но вы родились эденийской принцессой, Ваше Высочество, и не вам менять древние установления. Ваш случай и без того уникален…

— Мой случай?

— Да, именно так. Если бы не безвременная смерть короля Джеррода, он оставил бы наследника, принца, который по праву получил бы власть…

— То есть я здесь не в своем праве, так, что ли, тебя понимать? — выкрикнула Китана. Рукоятка веера удобно легла в ладонь, гладкая и прохладная.

— Кто я, чтобы отрицать ваши права, принцесса? Я всего лишь бывший наместник, а мои слова не более чем личные соображения, — примирительно сказал Драмин. — Но мы просим вас о снисхождении к нашим обычаям и о понимании. Разве не на этом строится власть?

Китана задумалась. Нечто в этом духе говорили ей Шао Кан и Шанг Цунг, так что она сочла, что в словах Драмина не было намеренного вызова. Возмущение никуда не делось, но на сегодня с нее было достаточно. «Назойливые аристократы, куча рабов, мертвые родственники, глупые традиции… Видимо, это действительно не что иное, как ссылка», — сердито повторяла про себя Китана, торопливо пересекая широкие коридоры замка, чтобы укрыться за дверями тихой комнаты от Драмина и Эдении в его лице.

Помимо неоправдавшихся ожиданий от пребывания в Эдении, у Китаны была еще одна причина для огорчений — Саб-Зиро. С самого дня его прибытия все пошло не так, как Китана планировала.

Она мучилась от жары в тронном зале — унылом полутемном помещении с низкими потолками, которые подпирали толстые закопченные колонны, — и под неусыпным надзором Драмина выслушивала приветствия очередного аристократического семейства. После того, как аудиенция закончилась, а гости, отвесив положенное количество поклонов, удалились, в зал вошел закованный в латы стражник, приблизился к Драмину и негромко сказал ему что-то. Драмин обратился к Китане:

— Принцесса, мне доложили, что сюда по приказу Императора явился Грандмастер клана Лин Куэй. Прикажете принять или сразу отослать в казармы?

Китана слегка опешила: вначале оттого, что о прибывшем докладывали не ей, а Драмину, а после от перспективы заставить Саб-Зиро делить кров с простой солдатней. Первое изрядно ее рассердило, второе же показалось забавным, но слишком рискованным.

— Ты, — окликнула она стражника. — Я желаю видеть Грандмастера Лин Куэй. Немедленно.

Стражник перевел взгляд на Драмина, будто спрашивая у него позволения.

— Принцесса, — заговорил бывший наместник своим излюбленным тошнотворно-вежливым тоном. — Семья Тано из числа семи ожидает встречи с вами.

Китана повернула голову, столкнувшись с твердым взглядом темно-карих глаз, устремленных прямо на нее. В них не было ни почтительности, ни уважения, которые Драмин старательно демонстрировал, обращаясь к ней с речью. Все то же высокомерное презрение, разбавленное сдержанным любопытством. Драмин, без сомнения, смотрелся бы на этом троне куда более уместно, чем она сама: высокий, статный, с правильными и строгими чертами безмятежно-спокойного лица. Никто бы не усомнился в благородстве его происхождения и древности рода, будь Драмин обряжен даже в простые одежды воина. Китана, пожалуй, назвала бы его красивым — если бы он не вызывал в ней страстное желание схватить его за ворот и вытолкать из тронного зала взашей. Драмин напоминал Китане Шанг Цунга: тот тоже только и ждал малейшего промаха, чтобы многословно и обидно указать ей на ее место. Вот только Цунга она знала всю свою жизнь, сколько себя помнила, и попривыкла к его язвительности и к тому, что колдуна лучше не задевать. Драмин же будто нарочно бросал ей вызов, на который она не могла ответить, и вместо того, чтобы заниматься делами, ради которых ее сюда отправили, вынуждена была доказывать свое право на то, что было ей положено по рождению.

— Я сказала, господин Драмин, что желаю видеть Грандмастера Лин Куэй, — проговорила она жестко. — Семье Тано придется подождать до завтра. На сегодня все назначенные аудиенции отменены.

Драмин, к некоторому удивлению Китаны, подчинился тотчас же: отвесил вежливый полупоклон и повторил стражнику ее слова, будто тот мог их не расслышать.

— Да, позови Джейд — пусть предупредит слуг, что прибыл еще один гость.

Китана насторожилась: никакой Джейд ей не представляли, и она считала, что основная прислуга в башне состоит из мужчин. Однако задуматься об этом она не успела: двери распахнулись, и в залу вошел Саб-Зиро. Китана невольно выпрямилась, вцепившись пальцами в подлокотники, прикрытые какой-то скользкой тканью, и жадно всмотрелась в приближавшуюся темную фигуру. Она волновалась, сама не понимая, что было тому причиной, и это раздражало. В особенности потому, что свидетелем ее волнения был не только Саб-Зиро, но и Драмин. Меж тем Саб-Зиро приблизился к возвышению, на котором стоял трон, остановился на положенном расстоянии и поклонился в полном соответствии с придворным церемониалом Внешнего мира. Взгляд его, впрочем, был направлен куда-то за спину Китаны, будто пустая стена была ему куда более интересна, чем ее персона.

— Я прибыл в соответствии с приказом в ваше распоряжение, — сказал Саб-Зиро тем ненавистным Китане ровным и безразличным тоном, который она уже успела позабыть.

— Надеюсь, путь был благополучен, — ответила она, запоздало подумав, что стоило поискать среди подходящих к случаю фраз какую-нибудь более обтекаемую.

— Более чем, Ваше Высочество, — ответил Саб-Зиро, и Китана, как ни старалась, не смогла понять, что именно он вложил в эту короткую фразу.

— Доброго дня, Грандмастер, — подал голос Драмин. — Мы рады приветствовать вас в Эдении.

Грандмастер промолчал, будто не расслышал слов Драмина. Китана поспешила сгладить неловкую ситуацию:

— Драмин, пусть Грандмастера проводят в его покои. Мы поговорим позже, когда спадет жара.

Саб-Зиро поклонился и пошел к выходу из зала, так и не удостоив Драмина ни единым словом.

Китана тут же отправилась к себе, чтобы дождаться вечера. В закатные часы, когда расплывшееся солнце тяжело скатывалось за горы, ветер приносил с полей запах сырой земли, и дышать становилось легче. Эденийцы на это время покидали свои каменные убежища. Китана, настороженно наблюдавшая за жизнью башни, с немалым удивлением заметила, что, в противоположность укладу Внешнего мира, никто здесь не уделял особого внимания воинскому мастерству. Стражники, закончив тренировки еще до рассвета, проводили вечерние часы в помещениях для молитв. Слуги собирались на заднем дворе, куда в дневное время выносили кухонные отходы и выплескивали помои, и, вылив на каменные плиты несколько ведер воды, заводили странные игры с палками и подобием кожаного мяча. Драмин же поднимался на верхний этаж башни, где были расположены его комнаты, и оставался там до следующего дня. Этого Китана и ждала — ей почему-то не хотелось, чтобы он оказался посвящен в ее планы.

Время тянулось медленно, и Китана успела совершенно измучиться от нетерпения, пока, наконец, не услышала, как стражники приветствуют проходившего по лестнице Драмина ударами копий в пол — эхо гулко разносилось по пустым коридорам. Выждав еще минуту-другую, Китана вышла из своего убежища и отправилась было на поиски Саб-Зиро, но с досадой поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, где его разместили. Она обошла несколько пустых коридоров и уже успела разозлиться — не идти же к стражникам с просьбой проводить ее, — как вдруг в противоположной галерее мелькнула женская фигура, обряженная в традиционное платье. Китана бросилась за незнакомкой, молясь всем богам, чтобы та не успела свернуть в какой-нибудь из боковых проходов. На ее счастье, женщина шла медленно — в руках у нее был большой поднос с посудой и кувшином вина. Услышав шаги Китаны, она отошла в сторону, вплотную к стене, и остановилась там, опустив голову. Китана приблизилась, вгляделась в лицо неизвестной. Она выглядела совсем юной и была довольно красива, но совсем не походила на привычных Китане эденийцев. «Уж скорее она напоминает Шанг Цунга», — подумала Китана, не сдержав усмешки, и вдруг поняла, что не чувствует привычного раздражения при мысли о всегдашнем враге.

— Кто ты такая? — прямо спросила она.

— Мое имя Джейд, госпожа, — ответила та на правильном языке Внешнего мира, но с легким акцентом.

— Я не видела тебя прежде. Ты служанка Драмина? — продолжала допрос Китана, оглядывая собеседницу. Платье на ней было дорогое, вроде тех, что носили аристократы, но украшений было мало, так что определить положение по одежде никак не получалось. Джейд присела в поклоне, ловко удерживая поднос. «Значит, не служанка, иначе бы кланялась ниже», — гадала Китана, снова теряя терпение.

— Я помогаю семье господина Драмина, госпожа, — ответила Джейд уклончиво. — У вас для меня поручение?

Китана задумчиво прикусила губу, подумала с минуту и решила, что сейчас личность Джейд интересует ее куда меньше, чем местонахождение Саб-Зиро.

— Да, — заговорила она уже спокойно. — Проводи меня в гостевые покои, туда, где разместили прибывшего сегодня Грандмастера Лин Куэй.

Джейд, как показалось Китане, слегка скривила губы. Впрочем, она тут же почтительно выразила готовность помочь госпоже и зашагала в противоположную сторону, шурша длинной многослойной юбкой — такие обыкновенно носила Синдел. Идти пришлось долго. Китана даже слегка пожалела Джейд, которая так и несла свой поднос, держа его на вытянутых руках. Они остановились на втором этаже левого крыла башни — вдали от гостевых покоев, где размещали аристократов.

— Где мы?

— В гостевых покоях, госпожа, — ответила Джейд.

— Разве? Они находятся в противоположном крыле.

— О, там ведь гостевые покои для семей из круга, — пояснила Джейд, как будто это был само собой разумеющийся факт.

— Ладно, — сказала Китана, несколько раздосадованная этой репликой, — покажи мне дверь в его комнаты и можешь быть свободна.

Джейд указала ей на нужную дверь, поклонилась и тут же удалилась прочь. Китана поморщилась — новая знакомая показалась ей не то слишком пугливой, не то чересчур высокомерной. Впрочем, стоило Джейд скрыться за поворотом, как Китана забыла о ее существовании. Оставалось только открыть дверь и войти, но Китана так и стояла, прикованная к месту какой-то странной неловкостью, будто собиралась совершить что-то неподобающее: ворваться в зал, где собирался Совет, или явиться без приглашения к Шао Кану. Это показалось ей странным и даже смешным — речь ведь шла всего-навсего о Саб-Зиро, но, как она ни старалась, справиться с волнением не получалось. «Он недоволен, конечно, тем, что пришлось ехать сюда вместо того, чтобы нянчиться со своим братом. Но кого это волнует, ведь официально приказ отдал Император», — подумала она и, набравшись смелости, постучала, а затем вошла, не дожидаясь ответа.

Помещения, которые отвели Саб-Зиро, оказались совсем небольшими по сравнению с теми, в которых разместилась Китана и ее спутники. Мебель была изящная, но простая, без всяких украшений. Китана прошла пустую гостиную и обнаружила Саб-Зиро в следующей комнате. Он сидел за столом и делал какие-то пометки в развернутом свитке, а над его головой кружились, медленно тая и появляясь снова, большие пушистые снежинки. Китана приблизилась — в лицо дохнуло свежестью холода.

— Как у тебя хорошо, — начала она, подавив неловкость. — В этом каменном мешке вечно жарко и нечем дышать.

Саб-Зиро оторвал взгляд от свитка, изобразил поклон и снова принялся выводить строки. Китана подождала немного, потом приблизилась и заглянула через его плечо в записи, однако вместо привычных букв обнаружила какие-то затейливые значки, совершенно ей не знакомые.

— Что это за язык? Или это рисунки? — спросила она.

— Это один из языков Земного Царства, — пояснил Саб-Зиро тоном, никак не располагавшим к продолжению разговора, однако Китана не собиралась сдаваться.

— А почему ты пишешь на языке Земного Царства? Откуда ты вообще его знаешь?

— Выучил, когда жил в Земном Царстве, — нехотя ответил Саб-Зиро. Китану его упрямство только раззадорило. Обида и злость, одолевавшие ее еще недавно, неожиданно для нее самой угасли, сменившись желанием во что бы то ни стало разговорить Саб-Зиро снова. Она готова бы даже признаться самой себе, что ей не хватало его общества — самую малость.

— Почему тебя поселили в эту дыру? Завтра же прикажу, чтобы нашли более подходящие покои, — сказала она, обходя комнату.

— Какие еще будут распоряжения? — поинтересовался Саб-Зиро, оттолкнув в сторону свиток. Китана обернулась. Он смотрел на нее, прямо в лицо, и ей совсем не нравилось то, что она видела в его глазах.

— Распоряжения? Ты о чем? Я хочу, чтобы тебе предоставили комнаты получше, а ты, кажется, недоволен? — ответила она с вызовом.

— Отчего же? Я готов выполнить любой ваш приказ, принцесса. Поэтому — как вам будет угодно, — сказал Саб-Зиро, вставая. Снежинки растаяли, бессильно покачиваясь в воздухе.

— Жаль. Они были красивые, — проронила Китана. От радостного оживления первых минут не осталось и следа. Саб-Зиро все так же смотрел на нее прямо, не отводил глаз, и под его взглядом она ежилась, будто от холода. Тяжелое, угрожающее ощущение силы, по которому она определяла присутствие Ледяного воина в первые недели их знакомства, давило и заставляло защищаться. Ей не рады, не хотят ее видят, не нуждаются в ее присутствии — его недовольство било в грудь, застревало колючим комком в горле.

— Почему ты так на меня злишься, Саб-Зиро? — беспомощно спросила Китана, на всякий случай отступая к двери. Он пожал плечами.

— Злюсь? С чего бы вдруг? Я готов выполнить любое ваше распоряжение, принцесса. Ваши интересы для меня куда важнее, чем дела клана, интересы Империи…

— Вот только не прикрывайся интересами Империи теперь, Би-Хан! — повысив голос, перебила Китана. — Они не слишком-то тебя заботили, как и твой обожаемый клан, пока ты ждал в замке у отца выздоровления своего брата, которого сам же и ранил!

— При чем здесь мой брат? — холодно спросил Саб-Зиро, скрестив руки на груди.

— Нет, Би-Хан. Правильнее было бы спросить, при чем здесь я. Мне пришлось терпеть тебя столько времени исключительно из-за того, что ты едва не прикончил своего родственника, а Шанг Цунг решил преподать тебе урок.

— Значит, вы решили порадовать Цунга таким образом?

— Каким образом?

— Давайте не будем утомлять друг друга пустой болтовней. Вы вызвали меня сюда, принцесса, когда я был уже на пороге резиденции моего клана. Зачем это было сделано? Мое пребывание здесь абсолютно бессмысленно и бесцельно, и я трачу время, которое мог бы провести куда с большей пользой и для клана, и для Империи.

— Ты вообще можешь говорить о чем-то, кроме клана и Империи? Раньше, помнится, мог. С чего ты вообще взял, что это было мое решение?

— С того, что существует грань, отделяющая власть от личных прихотей, принцесса. Рискну предположить, что Император позволил вам переступить ее — видимо, надеялся, что вы сделаете из этого полезные выводы на будущее. И, как по мне, вряд ли вы оправдаете его ожидания.

— Так ты всерьез полагаешь, что я должна была интересоваться твоим мнением, принимая решение вызвать тебя сюда? — разозлилась Китана.

— Ну разумеется, нет, — сказал Саб-Зиро, и в его голосе Китане послышалась издевательская нотка. — Но, возможно, вы соблаговолите объяснить, для чего вам вдруг понадобилось мое присутствие?

Китана замолчала, лихорадочно ища подходящее объяснение. «Вот глупость. И что мне ему ответить? «Мне захотелось», или «это тебе за то, что ты исчез, не удосужившись попрощаться»? Надо было отправить его обратно сразу же, как только он приехал», — подумала она.

— Принцесса? — окликнул Саб-Зиро, подходя ближе. Китана невольно отшатнулась — ей показалось, что он может причинить боль.

— Я думала, что могу на тебя положиться, — наконец, проговорила она. — А ты, оказывается, выслуживался перед моим отцом, потому что тебя заботила лишь участь твоего брата.

Саб-Зиро остановился в шаге от Китаны. Она опустила глаза, сосредоточенно изучая носки его сапог.

— Безрассудство и склонность перетолковывать решения и поступки других в соответствии с собственными измышлениями уже сыграли с вами дурную шутку, принцесса, — сказал он. — Вам бы извлечь из этого урок — но не тут-то было. Что же, я с нетерпением жду ваших приказов.

— Придешь завтра после окончания времени аудиенций, — сделав над собой усилие, выговорила Китана. Злость и стыд кипели в ней, не находя себе выхода. Она готова была сорваться, как прежде, но понимала, что больше не может себе этого позволить. Не здесь, не в чужом и враждебном ей мире, и не тогда, когда все — Император, Шанг Цунг, Драмин и его надменные аристократы — наблюдают за ней и ждут, как она себя покажет. Ждут промаха…

— Мне жаль, Саб-Зиро, что ты счел мое решение унизительным для себя, — добавила она, сама не зная, зачем. — Я думала, ты будешь мне здесь полезен.

— Сделаю для вас все, что в моих силах, принцесса, — безразлично ответил Саб-Зиро. — Но не ждите от меня слишком многого.

Плачевный итог беседы с Саб-Зиро расстроил Китану, однако времени на то, чтобы терзаться обидой и выдумывать планы мести, у нее не было. С каждым днем список ее обязанностей разрастался, так что пришлось сосредоточиться на том, ради чего она и явилась в Эдению. Китана делала все, что от нее требовалось, каким бы унылым ни казалось однообразие, и какими бы обременительными ни были правила, по которым жило ее новое окружение. Скупых слов официальных донесений и распоряжений было недостаточно для того, чтобы узнать об истинном положении дел. Каждую прибывавшую семью Китана теперь изучала внимательно: откуда явились, чем владеют, с кем враждуют, кого поддерживают и к кому обращаются за поддержкой.

Когда заканчивалось время аудиенций, она садилась за очередную партию свитков с записями местных обычаев, которые эденийцами принимались как непреложные законы, даже если они безнадежно устарели и противоречили понятиям не только справедливости, но и здравого смысла, и с тоской вспоминала ясные и строго продуманные установления Внешнего мира. Или читала погодные записи с кратким изложением событий, гадая, почему визиту одного вельможи к другому уделялось так непозволительно много внимания по сравнению с вспыхнувшей в той же области неведомой болезни, от которой полегло несколько поселений. Практически все, о чем Китане довелось узнать за прошедшее время ее пребывания в Эдении, противоречило тому, что она много лет считала привычным и правильным. Ей казалось, что ее страхи сбываются, и порой она жалела, что Шао Кан не отправил с ней кого-то, кто мог бы разделить с ней ее обязанности. Даже если б это оказался вечно недовольный ею Шанг Цунг. Но сознаться Императору в этих мыслях означало признать поражение еще до начала боя.

Общение с Драмином, которое поначалу изрядно досаждало, превратилось в насущную необходимость. Ему удавалось быть в курсе всех важных событий, будь то переговоры о возможной свадьбе между двумя враждующими семьями, рост местных таможенных пошлин между землями на юге или попытка одного из аристократов средней руки увеличить численность своего отряда за счет наемников из числа разорившихся рабов. В первое время Китана боялась задавать вопросы, не желая тешить самолюбие высокомерного собеседника, однако по мере усложнения своих обязанностей стала без стеснения пользоваться его осведомленностью.

— Я рад, что вы решили сменить гнев на милость, — сказал Драмин после очередного долгого разговора.

— Ты о чем? — рассеянно спросила она, внося пометки в длинный список расходов.

— О себе, — ответил он с усмешкой. — Я понимаю, почему вы были предубеждены против меня поначалу, но мы с вами воюем по одну сторону, принцесса.

— В самом деле? — спросила Китана, которую прямота собеседника одновременно и обрадовала, и испугала. Ей не приходилось слышать такой откровенной речи с тех пор, как она покинула Внешний мир. Если, конечно, не брать в расчет ссору с Саб-Зиро.

— Я понимаю, как это выглядит со стороны, Китана, — Драмин сделал паузу, ожидая, возразит она против такого обращения, или нет, — но поверьте, я рад, что Император принял такое решение. Я много лет был вынужден совмещать обязанности наместника и главы рода, что на практике крайне утомительно. Мне достаточно и власти, и богатства, а моя семья…

— Вы ведь не женаты, Драмин, — вырвалось у Китаны неуместное замечание, но он только улыбнулся.

— Был женат. Моя супруга, к сожалению, скончалась, а детей у нас не было. Но у меня несколько братьев и сестер, и, сами понимаете, мое присутствие необходимо им постоянно. Поначалу перспективы вашего нахождения у власти меня изрядно тревожили, все же вы слишком юны, и ваш опыт ограничен службой при дворе Императора, однако теперь я убежден, что народ Эдении будет в хороших руках.

Китана, которой речи Драмина изрядно польстили, решила тоже пойти на откровенность:

— Но разделяет ли этот народ ваше мнение, Драмин? Эдения отличается от Внешнего мира слишком…

— Верно, слишком, — усмехнулся Драмин. — Но пока вам удается искусно балансировать между нашими традициями и обычаями, принятыми во Внешнем мире, никого не раздражая и в то же время давая им прочувствовать вашу силу — а значит, и силу Императора. Аристократия следит за каждым вашим шагом, Китана, запоминает каждое движение и каждое слово, но ни у кого из них до сих пор не возникло желания оспорить ваши права, а это многого стоит. И дело тут не только в поддержке Императора, она скорее стала бы помехой, если б вы успели вызвать у кого-то из них неудовольствие…

— Но я не старалась никому угождать, Драмин, — возразила Китана. Он закивал в знак одобрения:

— Вот именно! Не знаю, в чем тут дело, в вашем воспитании или в происхождении, но вы дали им то, о чем они говорят с благоговением, вспоминая старую династию. Сила и святость власти, непрерывная многовековая цепь ее передачи, право крови — вот что для них главное. Они постоянно пытаются перекроить земли по-иному, вырвать друг у друга лишний кусок из глотки, словно стая охотничьих псов, но всякий раз, когда вы одернете сворку, напоминая им о священных установлениях, они будут, простите мне грубость, лизать вам руки. Внешнемирцы считают, что мы слишком привержены традициям — в ущерб благоразумию, и, знаете, я вынужден с этим согласиться, хотя речь идет о моей родине и моих соотечественниках.

Китана задумалась: хвалебные речи Драмина звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако, судя по всему, он ничуть не преувеличивал. Припомнился недавний случай, когда ей удалось разобраться с очередным скачком внутренних пошлин из-за ссоры глав двух семей из мелкой аристократии. Таможенные игры больно ударили по карманам обоих, но никто не желал поступить так, как того требовал здравый смысл, и пойти на мировую. Китана не стала выслушивать длиннейшую и скучнейшую историю старых обид, а прочла по памяти запись из местного кодекса, применявшегося в таких случаях, наложила на обоих спорщиков штраф и отправила восвояси. Она ждала многословных возражений и попыток оспорить решение, однако, к ее удивлению, высокородные господа остались довольны и ушли, рассыпаясь в благодарностях. Видимо, восстановление старого, правильного для них порядка было для них куда важнее возможности одержать победу над врагом.

— Что до простецов, — продолжал Драмин, когда Китана снова подняла на него взгляд, — с ними все обстоит одновременно и сложнее, и легче. Старая династия для них нечто вроде спустившихся на землю небожителей, и королеву Синдел они считают похищенной богиней из легенд об огненных духах. Я рассказывал вам как-то.

— Я помню, Драмин. Но это ведь в голове не укладывается, — нахмурилась Китана. Моя мать для них богиня?

— О да. Более того, Джерроду и Синдел поклоняются как богам даже некоторые аристократы, но вам они, конечно, об этом не скажут. Для них вы дочь богини и тоже в какой-то степени богиня, хотя ваш статус воспитанницы… — он тут же поправил сам себя: — дочери Императора сильно осложняет дело. Что до рабов, то, когда они к вам привыкнут и поймут, что их жизнь ни в чем не отличается от той, что вели их отцы, деды и прадеды, мы раскроем тайну и объявим вас истинной наследницей короля Джеррода с подобающей случаю торжественностью.

Китана взглянула на него недоверчиво.

— Мне начинает казаться, что ты насмехаешься. Во-первых, об этой, как ты говоришь, тайне знает каждый житель Эдении. Во-вторых, к чему лишняя шумиха?

— Даже не думал. Слухи ходят, разумеется, но до тех пор, пока о вашем происхождении не объявят семьи в каждой из земель, рабы будут считать, что в Эдению прибыла принцесса Внешнего мира Китана, дочь Императора Шао Кана и королевы Синдел. То, что произошло много лет назад во время поединка между Императором и Джерродом, а также после него, тщательно скрыли, чтобы не вызывать лишних волнений. Оппозиция пыталась распространить сведения об увезенной законной наследнице, когда Синдел вышла за Императора, но они быстро поняли, что это грозит им же самим бунтами и утратой владений. Рабам опасно давать даже иллюзию свободы, им нужна твердая власть и абсолютная определенность того, во что они верят. Страх перемен и неизвестности моментально превращает их в животных, способных на любую жестокость. Потому я прошу вас, Китана, соблюдайте все нормы и традиции, даже если они кажутся вам глупыми, мелкими и не заслуживающими внимания. По крайней мере до тех пор, пока все эденийцы — и благородные, и простецы — привыкнут к переменам.

— Я, кажется, уже сменила одежду по твоему требованию, а мое оружие не покидает моих покоев, — нетерпеливо сказала Китана, одернув подол длинного платья, на которое ей пришлось сменить привычный удобный наряд.

— И эти перемены вам к лицу, — Драмин изобразил поклон, — однако есть еще одна вещь, которую было бы очень желательно сделать.

— О чем ты, не тяни.

— Не сочтите за дерзость, но пребывание Грандмастера Лин Куэй здесь крайне нежелательно, — начал Драмин, и Китане показалось, что по его бесстрастному лицу промелькнула тень беспокойства. — Он уважаемый слуга Императора и, конечно, я понимаю и ваши опасения, и опасения Шао Кана, но я в состоянии позаботиться о вашей безопасности. Башня неприступна, а семьи круга не настолько безумны, чтобы пытаться причинить вам вред. Что касается оппозиции, то…

— Драмин, хватит болтовни. Почему Саб-Зиро должен уехать?

— Потому, что воины Лин Куэй известны как ищейки, лазутчики и безжалостные убийцы, от которых нет спасения. Их боятся, выдумывают о них жуткие истории, которые, может, не имеют никакого отношения к действительности, но передаются из уст в уста со всеми подробностями. Весьма неаппетитными, смею вас уверить. Если семьи еще могут стерпеть такое присутствие, объяснив его простыми и разумными причинами, то среди рабов уже пошли слухи о том, что чудовища в масках начали воровать мальчиков-первенцев, чтобы вырастить из них себе подходящую смену.

— Но это же полнейшая чушь, — возразила Китана. — Ведь всем известно, что в клан не попасть так просто, и уж воровать детей…

— Чушь, конечно, — сказал Драмин, пожимая плечами. — Но что есть, то есть. А если брать случай Грандмастера как частность, то здесь дела обстоят еще хуже из-за криомантии.

— Это еще почему?

— Потому что простецы считают его колдуном, одержимым демонами, заклинателем злых духов, боятся, что он проклянет зерно на полях…

— Я тебя поняла, Драмин, — устало прервала Китана. — Они безнадежны. Хорошо, Саб-Зиро покинет Эдению в ближайшее время.

Китана не торопилась выполнять данное Драмину обещание. Она не видела Саб-Зиро ни разу с того памятного вечера, когда он дал ей понять, насколько нелестно его мнение о ней самой и ее мотивах. Отданный ему тогда приказ явиться за распоряжениями Китана отменила, отправив в гостевые покои стражника. Она убедила себя, что поступила так исключительно из нежелания тратить время на очередной бесплодный спор, однако все было куда проще: ей просто не хватило смелости явиться к Саб-Зиро лично. Стремление во что бы то ни стало одержать верх и поставить на своем, одолевавшее Китану прежде, неожиданно для нее самой угасло. Теперь, думая о Ледяном воине, она ощущала нечто, подозрительно напоминавшее стыд, и это ранило ее гордость. Саб-Зиро в очередной раз оказался прав, а Император, несомненно, сделал из ее поступка далеко идущие выводы, и в случае провала ей припомнят эту ошибку.

Через несколько недель после разговора с Драмином Китане все же пришлось столкнуться с последствиями собственного своеволия. В тот день погода неожиданно испортилась: когда наступили самые жаркие часы, солнце скрылось за пеленой облаков, а с полей потянуло сыростью. Драмин, понаблюдав несколько минут за горизонтом, торжественно объявил, что вскоре разразится гроза, а дороги размоет, так что в ближайшие дни не стоит ожидать визитеров. Все, кто прибыл в башню из соседних поселений с каким-нибудь делом, спешили ее покинуть. Воины собрались в молитвенном зале, а слуги принялись обходить ярус за ярусом, закрывая окна деревянными ставнями. Китана, обрадованная перспективой побыть несколько дней в тишине и относительном спокойствии, сочла, что теперь никому не будет дела до того, где и как она проводит свободное время. Сменив платье на привычную одежду, она отправилась на открытую площадку, где гарнизон башни обычно упражнялся в приемах ближнего боя и стрельбе из луков. Однако ее мечтам о пусть короткой, но все же тренировке в блаженном одиночестве не суждено было воплотиться.

Когда Китана вышла на площадку, та была тиха и пуста, только на ветру слегка покачивались изуродованные соломенные чучела, выполнявшие роль мишеней. Китана несколько минут простояла неподвижно, потом медленно вытянула из ножен веера. Пальцы привычно сжали пластины, и по телу разошлось теплом ощущение собственной силы. В бою все просто, ты или побеждаешь, или проигрываешь. Никаких лживых слов. Никаких мерзких секретов, годами заботливо сохраняемых для того, чтобы однажды разрушить чью-то жизнь с самыми благими намерениями. Никаких прогулок над пропастью с беззаботной улыбкой на лице… Шаг, еще один, поворот, тусклый блеск остро отточенных лезвий. Тишина, заполнившая вдруг и тело, и мысли — только стук собственного сердца и свист разрезавшего воздух металла. Это ей нравилось. Нравилось ощущать оружие как продолжение, неотъемлемую часть собственного тела. Чувствовать себя живой, сильной. Чувствовать власть над собой и над всем миром.

Раскрыв веер, Китана выровняла пластины, проверила баланс. Она знала, как добиться идеального удара: выверенное положение пальцев, сила — не сжимать слишком грубо, дать чуткому оружию волю, чтобы оно стало трепетно-ощутимым в ладони. Оно должно было ожить, чтобы легче и проще отнимать жизнь. Китана замерла, выжидая, ища правильную паузу между ударами сердца. Реальность растворилась в успокаивающе-глубоком чувстве полной сосредоточенности на движении. Веер прорезал воздух, и лезвия вонзились в грудь чучела. Довольная результатом, Китана повернула в руке второй веер и бросила его себе за спину, надеясь попасть в деревянную стойку, на которой были закреплены неуклюжие длинные копья для учебных поединков. К ее ужасу, сразу после звука, свидетельствовавшего о том, что бросок казался точным, послышался возглас досады. Обернувшись, Китана обнаружила рядом со стойкой Саб-Зиро. Неодобрительно покачав головой, он выдернул из бревна лезвия, сложил веер и протянул его хозяйке.

— Если вам вздумалось от меня избавиться, следовало выбрать для этого более надежный способ, — сказал он. Китана не нашлась, что ответить, спрятала веера в ножны и отвернулась, тщетно пытаясь отдышаться. Повисло неловкое молчание.

— Как ты здесь оказался? — пробормотала она, наконец.

— А я надеялся, что это все-таки плохо продуманное покушение, — ответил Саб-Зиро с явственно различимой насмешкой. Китана сделала несколько коротких шагов назад, борясь с желанием повернуться и сбежать куда подальше.

— Что ты имеешь в виду?

— То, — заговорил Саб-Зиро с тем же выражением в голосе, — что пребывание в Эдении, судя по всему, лишило вас не только разума, но еще и зрения…

— Что ты сказал? — воскликнула Китана.

— И слуха… — продолжал он. — Иначе я даже не представляю, чем объяснить вашу невероятную невнимательность.

— Ты сам сунулся, куда не просили. Или, хочешь сказать, ты меня не заметил? — сказала она нарочито спокойно, чувствуя, что еще пара слов — и сорвется на крик.

— Я подошел туда до того, как вам вздумалось поупражняться в слепых бросках. Проходя мимо вас, я дал знать о своем присутствии, а то, что вы не ответили на приветствие, никак не дало мне повод полагать…

— Допустим, что так оно и было, — перебила Китана. — Я задумалась, признаю. Но и ты тоже…

— Задумались, значит. Что же, это многое объясняет. Возможно, поэтому от вас так долго не поступало приказов, кроме того, что передал мне один из слуг господина бывшего наместника? — спросил Саб-Зиро.

Китана выпрямилась, скрестила руки на груди. Под откровенно враждебным взглядом, направленным прямо ей в лицо, у нее предательски загорелись щеки.

— Я как раз хотела тебе сообщить, что в твоем пребывании здесь больше нет необходимости, — резко сказала она. — Отправляйся обратно сегодня же, и не смей задерживаться.

Саб-Зиро покачал головой и ответил таким тоном, будто его попросили о каком-то личном одолжении.

— Увы, ничего не получится.

— То есть как это, не получится? Я тебе приказываю, чтобы ты покинул крепость сегодня, сейчас, сию же минуту, — повысила голос Китана, окончательно закипая. Руки снова потянулись к ножнам. Теперь она искренне жалела, что веер повредил лишь бесчувственную древесину. Саб-Зиро проследил за ее движением, и ей показалось, что она расслышала короткий смешок.

— Не получится, принцесса, потому что я получил распоряжения Шанг Цунга, где было сказано, что Император счел мое пребывание здесь, подле вас, крайне желательным до тех пор, пока не будет уверен, что дела в Эдении идут как надо. Так что, видимо, мне не суждено покинуть это место в ближайшие десятилетия…

Китана слушала, но почти не различала слов, теряя разум от бешенства. Хотелось ударить Саб-Зиро, не изящным оружием, предназначенным для честного боя, а так, как бьют провинившихся рабов и совершивших неблаговидный поступок воинов. Как скотину. Она взглянула на громоздившиеся над головой облака, на темный прямоугольник портала, ведущего назад в крепость. Она знала, что разумнее всего будет просто уйти. Знала, но вернулась на прежнее место, оказавшись в шаге от Саб-Зиро. Он не двигался, ждал ее приближения, опустив руки и будто бы вовсе не намереваясь защищаться. Китане показалось, что какая-то магия вернула их назад во времени, в самые первые дни знакомства, когда ей ничего не стоило броситься в драку или начать осыпать своего тюремщика оскорблениями.

— Чего вы ждете? — вывел ее из забытья очередной вопрос.

Китана стиснула пальцы до боли в суставах. Он заслужил это. Теперь заслужил. И все же, как ее ни разбирала злоба, она больше не могла позволить себе поступать так, как прежде.

— Я напишу Императору. Он не отказал мне, когда я попросила прислать тебя сюда, не откажет и в просьбе отпустить тебя восвояси.

Дыхание близкой грозы опахнуло зноем лицо, взметнуло пыль, забив горло сухой горечью. Дрожащие руки снова сжались в кулаки — теперь уже для того, чтобы скрыть слишком явное свидетельство охватившей слабости. Развернувшись на каблуках, Китана торопливо зашагала к порталу, ведущему в крепость, и вскоре вокруг нее сомкнулись каменные стены крытой галереи.

— Во что вы играете, принцесса? — донеслось до ее слуха сквозь усиливавшийся шум ветра. — Что вам было от меня нужно на самом деле?

Китана остановилась, подождала, давая Саб-Зиро приблизиться, хотя где-то на самом краю сознания зрело, вспыхивая тревожными искрами, чувство угрозы. Он подошел близко — слишком близко. Никакой необходимости в том, чтобы нарушать предписанную церемониалом дистанцию, не было. Это не учебный поединок, не попытка доказать свою правоту в бою… Оставшиеся варианты Китана побоялась озвучить даже мысленно. Она шагнула в сторону, запнулась о выбившийся из кладки камень и потеряла равновесие. Всего на секунду, досадная случайность, не более, но Саб-Зиро тут же воспользовался ее оплошностью: легко, будто ненамеренно толкнул назад, а дальше Китана сама довершила начатое — прижалась спиной к стене, инстинктивно ища опоры. Сбежать теперь будет непросто. Холод захлестнул, прошелся по коже волной озноба, больно сдавил легкие, а потом медленно, тяжело скатился вниз, к животу.

— Я уже сказала, ты можешь отправляться восвояси. Разве этого не достаточно? — торопливо заговорила Китана, пытаясь справиться со сбившимся дыханием.

Он ничего не сделает. Мы просто поговорим. Просто поговорим.

— Нет, — ответил Саб-Зиро. — Я так и не услышал ответа на свой вопрос. Во что вы играете, принцесса, и какую роль в своих играх отвели мне?

— Не знаю. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Правда, не понимаю.

— А я думаю, что прекрасно понимаете. Вы приехали сюда с какими-то целями, которые вряд ли понравились бы Императору, и, судя по всему, рассчитывали использовать меня для их достижения.

— Что за глупые выдумки? Как ты вообще себе это представляешь?

— Никак, вам виднее. И не суть важно. Куда важнее то, что со дня моего приезда вы больше ни разу не почтили меня своим присутствием и не передали никаких распоряжений, а теперь готовы просить Императора разрешить мне вернуться в клан.

— И что это значит?

— О том лучше спросить господина Драмина, верно? Вы проводите в его компании все свободное время, советуетесь с ним по всем вопросам, а донесения, которые получает Император, не отличаются обилием подробностей… Более того, по Эдении уже разлетелись слухи о вашем скором браке, которые Драмин не торопится опровергать.

Китана, возмущенная до глубины души, некоторое время не могла произнести ни слова, только бестолково хлопала ресницами. Значит, вот как Драмин воспользовался их «перемирием»?

— Саб-Зиро, — заговорила она, наконец, собравшись с мыслями, — ты можешь сколько угодно строить бредовые догадки и обвинять меня в том, что существует только в твоем воображении, раз тебе больше нечем заняться. Если Император пожелает задать мне вопросы относительно моих отношений с Драмином или моих, как ты выразился, собственных целей, я с удовольствием дам ему подробный отчет обо всем, что здесь происходило и происходит. Что до моего согласия на твой отъезд, то все куда проще, чем ты думаешь, никаких заговоров и тайных планов. Мне казалось, что я могу рассчитывать на тебя. Я думала, что ты поможешь мне здесь освоиться, станешь говорить со мной или слушать меня, или что-то в этом роде… Однако наш последний разговор показал, что я ошиблась, вот и все. Ты был прав, я не имела права распоряжаться тобой, потому что ты не мой слуга и не давал мне личных клятв. Теперь ты доволен?

Ответа не было. Китана беспомощно огляделась, потом снова перевела взгляд на Саб-Зиро, пытаясь угадать, что он станет делать дальше.

— Теперь ты доволен? — повторила она чуть слышно.

Саб-Зиро все так же молчал. Китана дернулась было в сторону, пытаясь вернуть себе свободу движения и чувство безопасности, но ее рука тут же оказалась сжата в болезненно-крепкой хватке. Она неверяще уставилась на чужие пальцы, обвившиеся вокруг ее предплечья. Стало по-настоящему страшно. Кажется, теперь было самое время применить свои боевые навыки по назначению, но на это у нее просто не было сил.

— Би-Хан, немедленно отпусти меня и дай мне уйти.

— Как забавно, — ответил он наконец.

— Что тут забавного? — пробормотала Китана, понимая, что не хочет слышать ответ.

— Да все. Вот сейчас, например, меня забавляет то, что вы используете мое имя как ругательство. Из ваших уст оно звучит так, будто мне должно быть стыдно, что речь идет обо мне. Кстати, я вовсе не припомню, чтобы давал вам позволение обращаться ко мне по имени.

— За что ты пытаешься на мне отыграться? Да, мне захотелось видеть тебя здесь, потому что ты единственный, кому было до меня дело там, дома. Там все были добры ко мне, пока я была послушна и делала то, что от меня требуется, но стоило мне выйти из повиновения, как они забыли о моем существовании. Будто меня никогда и не было, — выкрикнула Китана, наконец, дав волю рвущейся наружу злости.

— Выйти из повиновения? Вы так это называете? Любого другого отправили бы в темницы за пятую часть того, что вы сказали и сделали, принцесса. Вы знаете, что Цунг, помимо прочего, подозревал вас в связях с повстанцами, оппозицией и еще Преисподняя его знает с кем? — ответил Саб-Зиро, тоже повысив голос.

— Значит, вот в чем было дело, — усмехнулась Китана. — Но все равно, это ничего не меняет. Ты поступал со мной не так, как поступают с подозреваемыми в государственной измене, Саб-Зиро. И я думала, что мы…

— Что — мы? — переспросил он со странным ожиданием в голосе.

Китана подняла глаза и натолкнулась на уже знакомый ей взгляд. Настороженный, сосредоточенный, будто она представляла собой загадку, которую во что бы то ни стало нужно разгадать. Воспоминания не померкли — зеркало на стене, туманная муть в серебрящихся глубинах, и два отражения, между которыми совсем не осталось расстояния.

— Что бы вы ни задумали, я не собираюсь играть в ваши игры.

— Я никогда с тобой не играла. Отпусти меня. Я больше тебя не потревожу. Обещаю.

Просьба не достигла цели. Китана даже не была уверена, что Саб-Зиро ее расслышал. Но, когда она заговорила, он перевел глаза на ее губы — дрожащие, пересохшие, жадно втягивавшие воздух. Мучивший Китану озноб превратился в лихорадочную дрожь, которую она не могла сдержать, как ни пыталась. Тело вдруг стало тяжелым, слабым, так, что подогнулись колени. Каменные стены закружились, поплыли размазанной краской. В какой-то момент Китана закрыла глаза, устав сопротивляться. Не было больше ни страха, ни злости. Она просто тонула в непроглядно-темных водах, не ища и не желая спасения.

— Принцесса, что происходит? — донеслось до слуха Китаны, как сквозь сон. Она не знала, сколько прошло времени, минута, час или целая ночь. Саб-Зиро несколько раз встряхнул ее за плечи, но этим сделал только хуже. Каждое его прикосновение заставляло ее вздрагивать от непонятного, тревожащего, почти болезненного ощущения.

— Не трогай меня. Убери руки. Ты делаешь мне больно!

— Я провожу вас в ваши покои. Вам, кажется, нужен лекарь, — сказал Саб-Зиро с ноткой беспокойства.

— Мне нужно, чтобы ты провалился в Преисподнюю, — раздраженно выкрикнула Китана. Головокружение, наконец, стало утихать, и заполнявшая мысли темнота понемногу рассеялась. — Если еще раз посмеешь задеть меня хоть кончиком пальца…

— Я хотел просто поговорить. Ничего больше. Я бы не причинил вам вреда, — глухо сказал Саб-Зиро и отступил в сторону, чтобы дать ей пройти. Китана сделала несколько неуверенных шагов, а потом опрометью бросилась прочь.

Кое-как преодолев несколько лестничных пролетов, Китана добралась до своих покоев. Убедившись, что внутри никого нет — видимо, служанки испугались то и дело вспыхивающих молний и спустились в людскую, — она заперлась в купальне. Здесь было тихо и тепло, но внешнее спокойствие не помогло Китане усмирить взбудораженные нервы. Ее все сильнее мучило странное чувство, что с ней что-то не так. Она прислушивалась к себе, тщетно пытаясь отыскать его источник.

На первый взгляд не произошло ничего необычного, просто очередная — которая уже по счету — ссора со слишком своенравным воином. Резкие слова? Китана прежде не замечала за собой особенной чувствительности к чужому недовольству, огорчаться и лить слезы из-за каждого пустяка было скорее в характере Синдел. Поведение Саб-Зиро объяснялось обыкновенной и незамысловатой вспышкой гнева, которая, как казалось Китане, никак не могла бы вызвать у нее столь сильное волнение и привести в такую растерянность. Боль? Сущий пустяк по сравнению с тем, что ей приходилось испытывать по милости Саб-Зиро на тренировках. Он никогда не жалел ее и не старался быть снисходительным, но расчетливая жестокость ударов не пугала и не отнимала способность к сопротивлению.

Китана ругала себя на все лады. Ей ведь с самого начала не нравилось происходящее, так что помешало просто уйти, оставив без внимания глупые обвинения, или взяться за оружие в тот миг, когда Саб-Зиро вздумалось коснуться ее без разрешения? «А если бы это был подосланный каким-нибудь недовольным аристократом убийца? Проклятая Эдения, еще пара месяцев здесь, и я напрочь лишусь рассудка, забуду, как держать веера в руках и превращусь в подобие Джейд или, того хуже, матери», — повторяла про себя Китана, пытаясь отогнать накатывавшую тревогу. И все же, к каким бы уловкам она ни прибегала, чтобы оправдать свое поведение, для нее самой было очевидно: будь на месте Саб-Зиро кто-то другой, она бы не допустила не то что прикосновения — даже шага за невидимую грань, за которой заканчивалась вежливость и начиналась опасность.

То, что происходило дальше, и вовсе не укладывалось в голове. Чем больше Китана пыталась найти этому разумное объяснение, тем больше ей казалось, что там, в темноте, наполненной запахом холода и шумом ветра, была вовсе не она. Не ее окутывала, сдавливая и не давая дышать, тяжелая, но такая спокойная сила. Что-то чуждое, неизвестное и, несомненно, очень опасное вторглось внутрь, распространившись по крови и отравив разум. Тепло, смешанное с болью, слишком внимательный взгляд, внезапно повисшая тишина, в которой ломались, сталкиваясь, сотни невысказанных слов. Безумная, всепоглощающая, ядовитая слабость. Китана со стыдом призналась сама себе, что и до сегодняшнего происшествия подпускала Саб-Зиро слишком близко, но принимала это как должное. Помог встать, потому что у нее в глазах потемнело от боли после очередного пропущенного удара. Подал руку, потому что она рыдала, сидя на полу у себя в покоях. Укрыл, когда стало холодно — что в том было дурного, просто желание помочь более слабому. Тогда все было понятно и просто, а теперь каждое из этих привычных, ничем не выделявшихся прежде воспоминаний заставляло Китану чувствовать оторопь.

В этом было что-то любопытное, разве нет? Ощущение, что ходишь по краю и вот-вот полетишь вниз с вершины бесконечно высокой башни. Вот только кто будет спасать тебя на этот раз? Если бы Саб-Зиро узнал о том, что творилось внутри тебя во время вашей беседы, что бы он сделал? Вряд ли стоило бы ждать от него сочувствия в таких… обстоятельствах».

Китана вскочила на ноги так резко, что у нее в глазах замельтешили искры. Обшитые потемневшим от воды деревом стены давили, будто бы приближаясь. Нараставшая паника выплеснулась на кожу жаркой волной. «У меня, кажется, лихорадка. Цунг сказал, держись от рабов подальше. Мало ли, какую заразу можно подхватить… Или нет, это тот торговец, бледный, торопился куда-то», — размышляла Китана, сбиваясь с одной мысли на другую. Она подняла руку, чтобы утереть вспотевший лоб, и на ладони заметила пятна засохшей грязи. Это почему-то расстроило ее до такой степени, что на глаза навернулись слезы.

Грязь. Проклятая грязь. Об этом никто не должен знать.

Китана принялась осматривать себя, настороженно и брезгливо искала, сама не зная, что именно пытается найти. Ей казалось, что-то в ней должно было измениться, исказиться и стать иным, но что именно, она не понимала. Одежда была в полном порядке, все завязки крепко стянуты так, как им положено. Так, как она завязала их сама, собственноручно. Волосы заплетены в косу — несколько прядей выбилось, но ведь это вполне объяснимо. Ничего необычного. Только темнота, пахнувшая водой и холодом, мучительный жар под кожей и сведенные болезненной судорогой мышцы. «Мне просто так кажется, — сказала себе Китана, испугавшись, что еще немного, и она окончательно утратит способность здраво размышлять. — Нужно смыть грязь, и ничего больше. Все это из-за жары и того, что воздух здесь такой влажный».

Аккуратно, стараясь не касаться собственного тела, будто оно представляло какую-то неведомую опасность, она сняла одежду, сложила ее в стопку и засунула в шкаф. Потом принялась мыться — долго, тщательно, растирая кожу до воспаленной красноты. Впрочем, никакого облегчения это не принесло. Покончив с мытьем, Китана пошла к двери, ведущей в спальню, но чтобы добраться до нее, нужно было пройти мимо зеркала. Она не хотела смотреть и все же, едва заметив отблеск свечи в мерцающей глади, остановилась и впилась взглядом в собственное отражение.

Ничего особенного. Всего-навсего кожа, мышцы, кости. Обычное тело, такое же, как у других. Других женщин… Беззащитных, послушных. Слабых. Лицо в зеркале исказила плаксивая гримаса, в темных глазах с длинными красиво изогнутыми ресницами блеснули слезы. На несколько мгновений Китане показалось, что она видит перед собой Синдел.

Китана рванулась прочь от зеркала, с размаху захлопнула дверь купальни. Холод обжег кожу — в узкие окна врывался ветер и приносил с собой крупные дождевые капли. Кое-как добравшись до кровати, Китана забралась с головой под одеяло и долго лежала без сна, вслушиваясь в отзвуки далекого грома.

Три следующих дня Китана провела в одиночестве, запершись у себя в покоях. Драмину она отправила записку, в которой объяснила затворничество недомоганием из-за резкой смены погоды. Лгать почти не пришлось: одуряющая жара сменилась промозглой сыростью, и у Китаны немилосердно ломило кости. Драмин присылал со служанками пространные послания, настаивая на том, чтобы Китана позволила осмотреть себя местному лекарю. Она снова и снова отвечала вежливым отказом, хотя эта вежливость стоила ей немалых усилий, и, наконец, ее предоставили самой себе.

В первое время стыд и злость глушили все остальные чувства. Китана несколько раз порывалась написать Императору с просьбой отозвать Саб-Зиро, но ей нужен был весомый повод для такого решения, чтобы оно не выглядело поспешным, а ничего подходящего в голову не приходило. Изведя впустую несколько свитков, Китана пришла в полное отчаяние и вместо просьбы написала Шао Кану подробное донесение, некстати вспомнив слова Саб-Зиро о том, что ее послания слишком немногословны. «Значит, отец недоволен, и, конечно, сказал об этом Цунгу, а Цунг Саб-Зиро… А может, он просто читает мою почту — еще бы, раз меня все это время подозревают в измене. Все слишком запуталось, но ничего не поделаешь — придется самой справляться и с Эденией, и с Саб-Зиро, и с прочими неприятностями», — размышляла Китана. Ей как никогда хотелось бросить все и вернуться во Внешний мир, к своим прежним простым и понятным обязанностям, но это было невозможно.

Странное смятение, охватившее Китану после столкновения с Саб-Зиро, мало-помалу утихло, сменившись обидой и потаенным стыдом. Китана старательно убеждала себя, что все пережитое ею было вызвано испугом и злостью, которой она поддалась, утратив ясность ума. Не более чем наваждение — ничего не значащее и ничем не угрожающее. Пустяковое происшествие, о котором можно забыть и не никогда не вспоминать больше. Потому что малейшее воспоминание отдается дрожью в кончиках пальцев и заставляет лицо вспыхнуть, как от пощечины.

Однако выбросить Саб-Зиро из головы у Китаны не получилось, тем более что более интересного предмета для размышлений не было. Китана стала развлекаться тем, что представляла себе следующую встречу с Саб-Зиро — как безразлично будет смотреть на него, как холодно ответит на его приветствие, если он, конечно, соизволит заговорить. В конце концов, оправдывалась она сама перед собой, нужно быть готовой заранее, чтобы больше не растеряться и не позволить ему сбить себя с толку. А дальше Китана окончательно поддалась слабости: перешла к размышлениям о том, что Саб-Зиро следовало бы признать вину и попросить прощения, и ради этого можно было явиться в ее покои, не дожидаясь вызова. На третий день она поймала себя на том, что ждет Саб-Зиро и злится из-за того, что он не торопился оправдать ее ожидания. Когда служанки приносили еду или передавали очередное пожелание скорейшего выздоровления от Драмина, Китана злилась, потому что единственный, кого ей хотелось видеть, так и не пришел и не дал о себе знать. Иногда Китане казалось, что она слышит голоса за дверью, ведущей в галерею, но все звуки стихали, стоило ей приблизиться, и это превращало ее тоскливую раздражительность в горькую разъедающую досаду.

Утром четвертого дня на небе, наконец, показалось солнце, а в покоях стало настолько душно от испарений, что Китана сбежала оттуда сразу, как только проснулась. Драмина она нашла в библиотеке — он, по своему обыкновению, разбирал какие-то документы. Увидев ее, он вздрогнул от неожиданности, но тут же улыбнулся, и Китане показалось, что улыбка была искренней.

— Неужели новую почту уже доставили? — не дожидаясь положенного церемониалом приветствия, спросила Китана — слишком ее обрадовала возможность поговорить с кем-то, кому не придет в голову начать ее в чем-нибудь обвинять или осыпать оскорблениями.

— О нет, что вы, принцесса, — отмахнулся Драмин, сгреб несколько смятых обрывков и бросил в стоявшую тут же резную костяную шкатулку. — Я отбираю старые письма, которые можно уничтожить. Дороги так размыло, что ни пешему не пройти, ни верховому не проехать. Хорошо, что в башне большой запас провизии, я распорядился пополнить закрома как следует еще перед вашим приездом. Посыльных можно ждать разве что из Внешнего мира, и то, если возникнет какое-нибудь срочное дело. Но Император, как я слышал, сейчас занят переговорами со Старшими богами, а у нас все идет как надо, так что… Что с вами, принцесса? Вы все еще нездоровы? Давайте я все же приглашу лекаря.

— Ты о чем? Со мной все в порядке, — спросила Китана, усаживаясь напротив Драмина. Мысль об Императоре расстроила ее, но она ничуть не намеревалась выдавать свои чувства.

— Просто вы вдруг так помрачнели, — заметил он. — Я чем-то расстроил вас?

— Нет, все в порядке, Драмин, — пожала плечами Китана, стараясь казаться спокойной. — Но мне бы не хотелось пропустить турнир. Возможно, я покину Эдению на некоторое время.

— Вам нелегко дается пребывание здесь, правда? — сказал вдруг Драмин. — Я понимаю, что вы привыкли к другому, принцесса, да и разлука с близкими никого из нас не делает счастливее.

— Я просто плохо спала, — отрезала Китана, которую сочувствие Драмина заставило почувствовать себя еще более несчастной. — Какие у нас планы на сегодня? Если, как ты говоришь, дороги все еще непригодны для передвижения, и мы никого не ждем, то я хочу снова заняться таможенными пошлинами. Хотя вообще-то их давно пора отменить, они только все усложняют. Дай мне почту, я закончу ее разбирать, а ты пока принеси мне списки пошлин по западу за последние месяцы.

Драмин помедлил, потом, выдернув несколько забрызганных грязью листков, пододвинул к ней стопку.

— Вот, все как обычно — донесения по полевым работам, передвижениям отрядов и списки заболевших мы сохраняем, а пустяки вроде мелких торговых сделок в огонь.

— А это что за клочки? — спросила Китана, указав кивком на листки, которые Драмин все еще сжимал в ладони. Он усмехнулся и, открыв шкатулку, сложил их внутрь.

— Ничего заслуживающего внимания, принцесса, семейные дела. Мой младший брат, с которым вы еще не имели удовольствия познакомиться — и надеюсь, что он так и не почтит нас своим присутствием, — любитель развлечений вроде выездных тренировок. Теперь они объезжают границы принадлежащих нам земель, и он каждый день шлет мне донесения о том, что все идет как надо.

— Это правильно, — сказала Китана, несколько озадаченная услышанным. — Во Внешнем мире мы уделяем безопасности большое внимание, и я была удивлена, увидев, как у вас все устроено. Даже отряды при замках малочисленны и больше времени проводят в молитвах, чем на тренировках.

— Видите ли, после распри, в которой погибли семьи короля Джеррода и вашей матери, императорским указом нам запрещено увеличивать численность отрядов, принцесса, но в этом и нет необходимости, если рассуждать здраво. Большинство из нас довольны нынешней расстановкой сил, и, так как возможности примерно равны, ни у кого не возникает желания ее менять, — пояснил Драмин.

— Но ты сказал, что твой брат не приехал со мной знакомиться. Почему так? Ведь все семьи явились. Или не все? — продолжала расспрашивать Китана. Драмин устремил на нее пытливый взгляд, так что она невольно выпрямилась.

— Если вы хотите знать ответ на эти вопросы, мы с вами должны будем обсудить существующие сложности, принцесса. Я специально откладывал этот разговор, чтобы не расстраивать вас раньше времени, однако дела обстоят так, а не иначе.

— Подожди-ка. Так, значит, ты от меня скрываешь истинное положение дел в Эдении, Драмин? — спросила Китана, не потрудившись скрыть раздражение. — Позволяешь мне разбираться с пустяками, пока сам занят настоящими проблемами? Ты тоже считаешь меня глупой, недостойной доверия…

— Тоже? — прервал ее Драмин. — Вот в чем, значит, причина вашего дурного настроения.

— Что ты пытаешься сказать?

Он вздохнул, будто Китана спросила его о какой-то совершенно очевидной вещи.

— Ну как же, принцесса. Письма Императора и Шанг Цунга вы получили за два дня до грозы и, судя по всему, были довольны тем, что прочли, или, по крайней мере, не огорчены. Значит, дело не в них. Вы имели с кем-то неприятную беседу уже после, и именно этот ваш собеседник высказал вам то…

— Довольно, — глухо проговорила Китана, сжав кулаки, но Драмин продолжал:

— Поэтому я и настаивал на его отъезде — в том числе. В указах Императора относительно вас ничего не было сказано о прибытии Саб-Зиро, значит, вопрос решился в последний момент.

— Или его решение тебя не касалось, Драмин, потому что целиком и полностью во власти Императора. Или в моей.

— Успокойтесь, Китана, я не намереваюсь оскорбить вас или расстроить. Равно как и проявить недоверие. Не говоря уже о том, что я не позволил бы себе усомниться в ваших способностях. У вас замечательные задатки, и применяете вы их наилучшим образом.

— Драмин, не уводи разговор в сторону, — отмахнулась Китана. — Почему мне не было известно о том, что ты называешь сложностями?

— Не то чтобы не было. Вы ведь не хуже меня осведомлены о существовании в стране напряженности между семьями как внутри, так и вне линий крови. Наиболее могущественные борются за первенство, младшие же мечтают выбраться в число средних, а если сильно повезет, то и выше.

— Ну разумеется. И твой брат-любитель воинских забав, видимо, тоже недоволен своим положением, потому и не был мне представлен, так? — спросила Китана. Драмин ответил полупоклоном.

— Насколько все серьезно? — продолжала она допрос.

— Не стоит беспокойства. Пока, по крайней мере. Он был весьма обнадежен моим понижением в должности. Надеялся, что это лишит меня уважения и влияния как внутри семьи, так и вне ее, — заговорил Драмин с непривычной Китане мрачной сосредоточенностью. — Видите ли, у меня нет прямых наследников, поэтому моя жизнь в глазах родственников и соотечественников не представляет особой ценности. Нет, посягнуть на нее они не осмелятся, и я за этим тщательно слежу, но приходится, знаете ли, принимать меры, чтобы они помнили о том, что я глава рода по праву старшинства, и что мне следует оказывать подобающее уважение. Они ждали, что я буду выслан отсюда назад в свои владения сразу по вашем прибытии, однако вы решили по-другому, и это сбило их с толку.

— Значит ли это, что мне тоже следует напомнить твоим родичам о том, что я заслуживаю уважения как дочь Императора и наследница Джеррода? — спросила Китана, которая, наконец, оказалась в привычных обстоятельствах и ощутила прилив уверенности в своих силах.

— Нет. Пока нет необходимости предпринимать решительные действия, Китана. Формально вам должны быть представлены члены каждой семьи, но не все, кто считаются принадлежащими к той или иной фамилии. В противном случае мы бы и за год не разобрались с их визитами. В нашем случае приличия соблюдены: я глава семьи и моего присутствия достаточно.

— Ты уверен, что нам не нужно дополнительно… Скажем, принять меры для обеспечения твоей безопасности? — продолжала Китана, с неудовольствием размышлявшая о перспективе лишиться общества своего советника. Драмин слегка улыбнулся:

— Я искренне благодарен вам за участие, принцесса, и очень ценю его. Однако до тех пор, пока сохраняется нынешняя расстановка сил, мне ничего не угрожает. Моя семья заинтересована во мне, потому что я гарантирую им защиту от посягательств на их безопасность со стороны других семей. Пока они уверены в моей силе, я им нужен. Но из этого факта вытекает следствие, о котором я хотел бы поговорить подробнее.

— Я тебя слушаю, — ответила Китана, на всякий случай придвинув к себе пустой свиток.

— Как мы уже выяснили, в стране есть недовольные нынешним положением дел. Ваше прибытие они рассматривают как возможность нарушить сложившийся порядок вещей, склонить чашу весов в свою сторону. Среди наших противников пока нет единства. Самые опасные из них те, кто примкнул к Аргусу, бывшему верховному богу Эдении, потому что они ратуют за свержение власти Шао Кана и много лет пытаются убедить Высших богов, что его правление наносит народу непоправимый вред.

— Серьезно? — хмыкнула Китана.

— Еще как. Факты подтасовываются, злоупотребления на местах и частные случаи, не имеющие отношения к деятельности Императора, преувеличиваются до масштабов катастрофы…

— И ответственность возлагается на тебя, — усмехнулась она. Драмин развел руками.

— Разумеется. Для них я предатель, трус, который продался Империи, хотя, как я уже когда-то говорил вам, для меня эти обязанности скорее обременительны. Теперь к делу, принцесса. Известный вам Рейн — сын Аргуса, и, хотя всеми силами старается доказать, что не разделяет воззрений отца и не имеет отношения к оппозиции, тем не менее, никакого доверия не вызывает. Более того, его семья входит в число семи. Они почти равны нам по могуществу и будут рады при случае бросить вызов.

— Подожди, Драмин, — прервала его Китана, совершенно сбитая с толку. Встав из-за стола, она несколько раз прошлась по библиотеке от стены до стены, пытаясь привести в порядок разрозненные мысли. — Значит, получается, что Рейн — сын главного смутьяна и при этом наследник одной из самых влиятельных семей, которая желает выбиться в лидеры, так?

— Так. А еще, если мы вспомним обстоятельства нашего с вами знакомства, принцесса, то обнаружим, что он имеет некие притязания, которые поддерживает королева Синдел.

— Вот… — воскликнула Китана и оборвала свою речь, чтобы сдержать рвущиеся наружу ругательства. — Так он, получается, рассчитывает получить мою руку, чтобы дальше распоряжаться Эденией по своему усмотрению?

— По всей видимости. Слухи ходят разные, Китана. Вы же знаете, женщина-правитель для приверженцев традиций это нечто… Необычное, скажем. Поэтому вам прочат в женихи и Рейна, и почему-то сына правителя Сейдо, и даже, прошу прощения, меня.

— Да, об этом я слышала, — скривив губы, сказала Китана.

— И, несомненно, это вызвало ваше недовольство. Однако смею вас уверить, я не думал о том, чтобы позволить себе такую дерзость. В свое время я питал надежду на то, что однажды смогу назвать вашу мать своей супругой, однако ее отец предпочел, разумеется, принять предложение короля Джеррода, а моя привязанность к королеве превратилась в глубокое почтение… Но прошу простить мне непрошенную откровенность. Вернемся к насущным проблемам. Я ожидаю, принцесса, что Аргус или Рейн, или сразу оба, проявят себя в ближайшее время.

— Ты ждешь бунта? — насторожилась Китана. Драмин призадумался, потом покачал головой.

— Нет. Это опасно для них самих в первую очередь. Старшие боги настроены против Императора, за исключением Шиннока, который, хоть и предпочитает ему Рейдена, все же достаточно справедлив для того, чтобы отстаивать интересы обоих сыновей. Однако если будет доказано, что эденийские борцы за свободу запятнали себя неблагородными поступками или злостно нарушили какие-нибудь законы, Старшие боги не смогут оказывать им поддержку открыто. Сейчас, в преддверии турнира, каждое слово, каждый шаг, каждая мелочь будут взвешиваться весьма тщательно. Решается вопрос расстановки сил в обитаемых мирах, и, сами понимаете, ни у кого нет права на ошибку. У Императора достаточно сторонников, а его союзники сильны и могущественны, поэтому просто так, без достаточного основания, бросить ему вызов не смогут даже Старшие боги. Однако если что-то пойдет не так, то ему откажут в дальнейшем расширении его владений, а Рейден с легкостью добьется очередного запрета на проведение турнира.

— Что-то пойдет не так? Что, например?

— Например, если в одной из провинций Империи начнутся беспорядки, принцесса. Тогда Рейден сможет говорить о том, что Император недостаточно силен, чтобы удержать свои земли под контролем, и расширение его владений грозит хаосом, которого так боятся Высшие боги. Нам с вами нельзя допустить осложнения обстановки. До окончания турнира, завершится он победой Императора или нет, равновесие должно сохраняться, чего бы нам это не стоило.

— Рейн ведь тоже не явился сюда. Я думала, он во Внешнем мире или отбыл куда-нибудь по делам службы… — протянула Китана задумчиво.

— Да, но вы видели его мать, Делию, и предполагаемую невесту, которая была назначена ему в жены по старому договору, заключенному еще его отцом. Однако сейчас ее семья осталась не у дел, и Рейн сделает все, чтобы не упустить возможность заключить более выгодную партию.

Китана, порывшись в памяти, вспомнила бледную черноволосую эденийку, смотревшую на нее со сдержанным любопытством, и замотанную в покрывало высокую фигуру рядом с ней.

— Да, точно, я их помню. Но где сам Рейн?

— Официально он был вызван в Мир Порядка в составе сборного отряда — у них там опять какая-то стычка с повстанцами. Но это может быть удобным прикрытием для переговоров с Аргусом или теми же повстанцами. Думаю, мы очень скоро о нем услышим, принцесса.

— Я поняла тебя. Мне нужно сообщить Императору о том, что ты сказал, или он осведомлен об этом не хуже меня? — спросила Китана.

— Император в курсе всего, что происходит на подвластных ему землях, — проговорил Драмин почтительно. — Однако я думаю, что вы можете изложить ему свои соображения относительно происходящего.

После разговора с Драмином Китана почувствовала себя куда лучше, чем прежде. У нее, наконец, появилась возможность вновь обрести уверенность в своих силах, утраченную за долгие месяцы метаний от горя к гневу и тщетной борьбы с тем, что в конечном счете оказалось для нее важнее собственных представлений о правде и справедливости. Китане нравилось противостоять и сражаться, особенно если не приходилось сомневаться в успехе сражения и собственной правоте. Она сделает то, чего от нее ожидают, Император останется доволен ею, а это самое главное. И если удастся доказать, что Рейн предатель, это, помимо прочего, позволит ей избавиться от главного претендента на ее руку…

Воодушевленная своими планами, Китана не заметила, как наступило и пролетело время аудиенций. Она была собрана, сосредоточена и точна, принимала решения быстро, не позволяя себе колебаться или проявлять снисходительность. Каждый раз, принимаясь за спор между двумя землевладельцами или торговцами, она уже на первых их словах вспоминала подходящий пункт из очередного многословного кодекса и разрешала тяжбу так, как было предписано обычаями. Во взглядах просителей, недоверчивых и даже насмешливых поначалу, Китана с удовольствием видела разраставшееся удивление, а потом благоговение, иногда больше напоминавшее страх. Это дарило ей чувство мстительного удовлетворения, как будто она отвечала на брошенный вызов, а молчаливое одобрение пристально наблюдавшего за ней Драмина придавало дополнительной остроты ее торжеству. «Не так уж это и сложно. Дать им то, что они от меня ждут, и никому не позволить выйти из повиновения. Интересно, что сказал бы Цунг…» — думала Китана, отвечая коротким взмахом руки на цветистые речи очередного благодарного подданного.

Когда наступило время обеда, Китана решила было подняться к себе, однако не захотела прерывать беседу с Драмином, который объяснял ей нюансы применения местных законов в отношении разных по положению преступников. Она возражала ему шумно и многословно, уже не стесняясь проявлять при нем свои настоящие чувства, а Драмин будто бы принимал это как должное и отвечал уверенно, но без язвительной насмешливости, которая так раздражала Китану в Цунге. Беседа продолжилась за обеденным столом в покоях Драмина, одна тема сменялась другой, так что Китана едва замечала, что ей подают и кто прислуживает за столом. Отвлекшись на минуту от разговора, она с удивлением заметила у столика для сервировки Джейд, которая украшала зеленью очередное блюдо.

— Так Джейд твоя личная служанка? — спросила Китана.

— Джейд помогает по хозяйству, — уклончиво пояснил Драмин, разливая вино по кубкам. — Она происходит из древнего, но обедневшего рода, последние представители которого живут на моих землях, принцесса. Когда-то им принадлежала целая область, но, увы, судьба их сложилась именно так, а не иначе.

— А отчего ее отец не выдал ее замуж? — поинтересовалась Китана, уже привыкшая к тому, что в Эдении женщины, в жилах которых текла хоть капля благородной крови, покидали родителей, едва достигнув совершеннолетия. Драмин пожал плечами:

— Я сам подыскиваю Джейд подходящего супруга, потому что в некотором роде привык о ней заботиться.

— Так ты покровительствуешь их семье? — продолжала Китана.

— Да, таков обычай. Я стараюсь заботиться о том, чтобы никто из моих верных не нуждался. И, сами понимаете, мне хочется устроить ее судьбу наилучшим образом, — проговорил Драмин после некоторой задержки.

— Хочешь, подыщем ей мужа среди слуг Императора, — задумчиво сказала Китана. — Многие из воинов, завершив службу, покидают Внешний мир, и, думаю, кто-нибудь из них…

Договорить она не успела: речь ее прервал звук разбившегося стекла. Джейд стояла у столика, опустив голову и прижав руки к груди, а у ног ее поблескивали осколки какой-то посудины.

— Какая ты неловкая, — сказал Драмин неодобрительно. — Прибери здесь и оставь нас.

Джейд, не поднимая головы, пробормотала несколько слов, которые Китана не смогла разобрать. Драмин досадливо махнул рукой, и она поспешила к двери, ведущей в коридор.

— Что с ней? Я сказала что-то не то? — поинтересовалась Китана, сбитая с толку происшествием. Драмин слегка улыбнулся:

— Разумеется, нет, принцесса. Джейд высоко ценит вашу заботу. Ей просто стало дурно от жары — в это время года такое часто случается.

Китана понимающе усмехнулась и, тут же забыв о Джейд, заговорила о другом.

Китана распрощалась с Драмином за полночь. Он настойчиво предлагал проводить ее, но она, посмеявшись над его осторожностью, отказалась. Спустившись на несколько ярусов вниз, Китана неторопливо пошла по крытой галерее, отсчитывая темные арки проходов, ведущих во второстепенные коридоры. По пути ей не встретилось ни одного стражника, но Китана не придала этому значения. Усталая, но довольная собой и прошедшим днем, она мысленно составляла очередное донесение Императору. Ей хотелось предложить несколько нововведений, которые казались ей совершенно необходимыми, тем более что Драмин одобрил ее планы. Погрузившись в размышления, Китана добралась до широкого проема, который вел в коридор, где находились ее покои. Свернув за поворот, она прошла освещенное факелами пространство, шагнула в тень, и в следующее мгновение перед ней, как из-под земли, выросла высокая черная фигура.

Китана остановилась, едва не врезавшись во внезапно возникшего перед ней Саб-Зиро.

— Ты что здесь делаешь? — гневно спросила она, едва сдержав испуганный вскрик.

— Искал вас, — ответил Саб-Зиро. — Вы долго отсутствовали. Господин Драмин занимает непозволительно много вашего времени.

Китана была удивлена этим выпадом в адрес Драмина, но виду постаралась не подавать.

— Я сама в состоянии решить, где, как и с кем мне проводить свое время. У тебя все?

— Нет, не все, — помедлив, сказал Саб-Зиро. — Идемте со мной.

— С чего бы вдруг? — бросила Китана.

— Дело касается Драмина. И вас тоже, — сказал Саб-Зиро и, не дожидаясь ответа, пошел в сторону лестницы.

Китана помедлила, раздумывая, что за дело, касающееся Драмина, он имел в виду, куда направился и стоит ли ему доверять после того, что было, потом все же пошла следом, сняв со стены факел. Китана пыталась уверить себя, что ею движет лишь любопытство, но ей слишком сильно хотелось получить подтверждение собственной уверенности в том, что те странные переживания были только случайным следствием пережитого испуга, и в ее отношении к Саб-Зиро — и к самой себе — ничего не изменилось. А еще ей хотелось смотреть на него, говорить с ним и знать, что он по-прежнему к ней расположен.

На полпути к лестнице Саб-Зиро свернул в одну из неосвещенных боковых галерей. Китана шла за ним, светя себе под ноги гаснувшим от порывов ветра факелом. Галерея несколько раз повернула под каким-то необыкновенно неудобным острым углом, так что Китане недоумевала, кому и зачем пришло в голову строить по такому плану. Судя по тому, что она видела в тусклых отсветах факела, это пространство никак не использовалось: камни были покрыты слоем пыли и облеплены паутиной. Наконец, едва не свалившись на внезапно возникших под ногами ступенях, Китана потеряла терпение:

— Саб-Зиро, или объясни мне, куда ты меня тащишь, или я тут же отправляюсь обратно.

Он остановился и негромко сказал:

— Почти пришли. Оставьте факел и идите за мной, только осторожно — здесь скользко.

Китана сунула факел в висевшую на стене петлю и медленно, с опаской шагнула вперед. Под ногами захлюпала вода, а камень стал скользким от ила. Китана протянула руку в поисках опоры, и ее ладонь неожиданно оказалась в ладони Саб-Зиро. Прикосновение ошеломило и сбило с толку, заставив мгновенно позабыть обо всем, кроме ощущений, которые оно вызывало. Тепло, сила, властная уверенность. Спокойствие и надежность. Китана не замечала, куда идет, как находит опору на осклизлом камне, не задавалась вопросом, куда ее ведут и почему заставляют выбрать то или иное направление. Все вдруг потеряло свое значение. Наконец, когда она уже готова была заплакать от слишком хорошо знакомого чувства обволакивающей беспомощности, Саб-Зиро остановился и отпустил ее руку. Китана огляделась. Вокруг было все так же темно, но она смутно различала очертания низкого сводчатого потолка, поддерживаемого неуклюжими колоннами, и нескольких окон-бойниц в противоположной стене.

— Мы в самой старой части башни, принцесса, над двором-колодцем, — глухо прозвучал голос Саб-Зиро неподалеку. Китана пригляделась: он искал что-то не то на столе, не то на каменном уступе. — Когда-то давно ворота были расположены с этой стороны, и это помещение использовали караульные, теперь же здесь никого не бывает.

— Что мы здесь делаем? — проронила Китана. Клокотавшие в ней чувства понемногу разбавлял страх, и невозможность ориентироваться в пространстве его усугубляла. Саб-Зиро приблизился вплотную. Чувство безразличной силы, подавляющей и тянущей вниз, в тихую темную глубину. Запах воды и холода. Неясная, но слишком ощутимая угроза. Китана уловила короткое движение, и на плечи ее опустилась тяжелая колючая ткань — судя по всему, широкий длинный плащ вроде тех, что носили стражники ночных караулов.

— Нам придется подождать здесь. Недолго, час самое большое, — сказал Саб-Зиро, отступая в сторону.

— Послушай, — заговорила Китана, пытаясь придать своему голосу твердость. — Сколько раз мне еще тебя спросить, что мы здесь делаем и чего именно ждем, чтобы ты, наконец, ответил?

Он подтолкнул ее назад, осторожно, но настойчиво. Китана нащупала рукой деревянную скамью и села. Саб-Зиро бесшумно опустился рядом.

— Простите мне мою настойчивость, но медлить было нельзя. Дело в Драмине. У меня есть основания полагать, что вам нельзя ему доверять.

— Выражайся яснее.

— Я считаю, что он изменник.

Китана не сдержала смешка.

— Что я сказал забавного? Проблема крайне серьезная, — ответил Саб-Зиро. Китана поймала себя на том, что напряженно вслушивается в его голос, пытаясь различить интонации. Ищет его в темноте, с преувеличенным вниманием изучая каждое свое ощущение. Это было странно и жутко. Неужели вся та… грязь была настоящей?

— Принцесса?

— Ах, да. Я задумалась. Во-первых, Саб-Зиро, я уверена, что ты ошибаешься, и Драмин не предатель. Он заинтересован в том, чтобы сохранить добрые отношения с отцом, и понимает, что для Эдении благо быть частью Империи.

— Это он вам сам сказал? — уточнил Саб-Зиро. Китана выпрямилась, едва не свалившись со скамьи.

— А если и так, что с того? Драмин не хочет быть наместником, но ему важно сохранить с нами добрые отношения, чтобы никто не посягнул на его положение среди других семей и не лишил влияния. И вообще, Саб-Зиро, не ты ли заявил во время нашей последней встречи, что подозреваешь и меня тоже в измене? Крайне неразумно в таком случае сообщать мне о своих обвинениях в адрес Драмина. А ну как я сейчас отправлюсь к нему и выложу все, что ты мне скажешь?

Повисло молчание, в котором Китана четко различала взволнованный стук собственного сердца.

Говори же. Давай. Скажи.

— Я и об этом тоже хотел поговорить, принцесса, — сказал Саб-Зиро. — Все эти дни я приходил к вам, но мне каждый раз отвечали, что вы больны и никого не принимаете. А когда я пришел сегодня утром, вас уже не было в покоях, и вернулись вы так поздно. Почему вы стали проводить с ним так много времени?

Он говорил спокойно, размеренно, но Китане казалось, что каждое слово тяжело падает в окружившую их темноту. Она глубоко вдохнула, пытаясь набраться решимости.

— Не твое дело, Саб-Зиро. Я не обязана перед тобой отчитываться и не собираюсь этого делать. По поводу своих подозрений и в отношении меня, и в отношении Драмина напиши Императору или Цунгу. Ты, верно, решил убедиться, что мне что-то известно, но это не так. Я не знаю, почему ты решил, что Драмин виновен в таком преступлении, и узнавать это от тебя не хочу. Так что ты зря заставил меня проделать такой путь по этим закоулкам, — закончила Китана свою возмущенную речь, встала, намереваясь тут же уйти, но не смогла.

— Я прошу прощения за необдуманные слова и поступки, принцесса, — ответил Саб-Зиро. — За все, начиная от того дня, когда я прибыл в Эдению. Я знал, что вам нужна моя помощь, с самого начала, и теперь вы тоже в ней нуждаетесь. Больше я не повторю ошибок, даю вам слово. Вы можете располагать мной, как вам будет угодно.

— Неужели? — воскликнула Китана с такой горечью, что сама удивилась. — А как же интересы клана, которые превыше всего? Или уже позабыл, что тебя ждет брат, что ты мог бы сделать за то время, что находишься здесь, уйму полезных дел…

— Куай Лиенг и его сила принадлежат клану, и по моей вине клан едва не лишился ценного приобретения в его лице. Поэтому я должен был убедиться, что мой непростительный поступок не имел слишком тяжелых последствий. Я убедился. Дела в клане я оставил в полном порядке, и мне докладывают обо всем, что происходит, так что в моем личном присутствии пока нет необходимости. Если она возникнет, я оставлю вас на то время, которое будет нужно для того, чтобы разобраться, — холодно проговорил Саб-Зиро. — Что до вас, то до тех пор, пока ваши слова и поступки не противоречат воле Императора и благу Империи, вы можете на меня рассчитывать. Если вам угодно, сообщите отцу о нанесенном вам оскорблении или сами назначьте мне наказание.

Китана спрятала лицо в ладонях. Она не знала, как ответить на неожиданную откровенность, и не желала даже думать о том, что Саб-Зиро мог оказаться прав в отношении бывшего наместника. Это значило, что она жестоко ошиблась, составляя свое мнение о Драмине. Позволила себя обмануть. Но все же… Драмин и Империя сейчас волновали ее непозволительно мало.

— Не знаю, что именно произошло в тот вечер, и как с этим связана ваша болезнь, — продолжал Саб-Зиро немного мягче, — но если дело в том, что я испугал вас, то простите меня. Я не хотел этого, и меня удивило то, что вы не пытались ни противиться мне, ни уйти.

Китана застыла, вцепившись ногтями во влажную древесину лавки. Неужели он догадался?

— Я предположил, что причина в том, что Император… В общем, после того, как он причинил вам боль, вы могли временно утратить решимость и способность преодолевать страх, как это иногда случается с молодыми воинами.

— Нет, Саб-Зиро, все не так, — торопливо заговорила Китана, которая одновременно чувствовала и облегчение, и стыд. — Я по-прежнему могу сражаться. Что касается тебя, то я тебе доверяла, так же, как доверяла Императору, и оказалась не готова к тому, что… Что кто-то из вас может выплеснуть на меня свой гнев.

— Я больше не причиню боли, обещаю, — глухо сказал Саб-Зиро. Китана почувствовала себя неудобно: пусть в ее словах и была часть правды, но все же пользоваться тем, что Саб-Зиро чувствовал себя виноватым, было непозволительно.

— Я верю тебе, — ответила она как можно спокойнее и добавила, желая перевести разговор на другую тему: — так что тебе известно о Драмине?

— Он принимает странных визитеров под покровом ночи, — пояснил Саб-Зиро. — Тайно, пользуясь одним из второстепенных выходов из башни. Вы вряд ли знаете, где этот выход расположен: он используется в обычное время слугами и крестьянами, которые привозят зерно и продукты. Стражники, возможно, ничего не знают о гостях, потому что ночами Драмин снимает караулы. Вы же обратили внимание, что в галереях и на лестнице никого нет?

— Почему ты думаешь, что это случится именно сегодня? — настороженно прошептала Китана, которая наконец смогла отвлечься от непрошенных мыслей о словах Саб-Зиро и своих ощущениях от его близости.

— Скажу так, есть некоторые основания полагать, уклончиво сказал Саб-Зиро. Китана усмехнулась:

— Так Драмин под подозрением не только у тебя?

— Так ведь не я один знаю, что никому нельзя доверять полностью — каждый в конечном счете действует, исходя из собственных интересов. Но не станем больше нарушать молчания: ветер дует в нашу сторону, и все же лучше быть осторожными.

Саб-Зиро поднялся и бесшумно пошел вперед, туда, где сквозь расщелины окон проникал тусклый лунный свет. Китана приблизилась, стараясь ничем не нарушить тишину, встала так, чтобы полностью скрыться в густых тенях, и застыла в ожидании.

Ждать пришлось довольно долго. Китана успела изрядно продрогнуть, потому что ветер с каждой минутой становился, казалось, все резче и холоднее. Она раз за разом поднимала глаза на небо, в котором, полускрытый облаками, двигался выщербленный обломок луны. Света он давал ничтожно мало, но Китана могла различить очертания деревянного навеса на противоположной стороне двора. Устав от неподвижности, Китана аккуратно переступила с ноги на ногу, отвлеклась на то, чтобы поправить шпильку, норовившую выпасть из пучка волос, и, снова выглянув наружу, вдруг увидела внизу будто из-под земли выросшую фигуру в темных одеждах. Китане показалось, что ростом и манерой двигаться незнакомец напоминает Драмина. Она затаила дыхание, прижалась к холодной стене и напряженно взгляделась в черный силуэт.

Загадочный пришелец явно нервничал: он расхаживал взад-вперед, стараясь, впрочем, не покидать тени, которую отбрасывал навес, скрещивал руки на груди, снова разжимал их и то и дело оборачивался, будто пытаясь уловить какой-то звук. Китана досадливо поморщилась: ей передавалась чужая нервозность, так что она сама была готова начать ходить с места на место, не сдерживай ее незримое присутствие Саб-Зиро. Наконец, в гулкой тишине раздался короткий свист, и фигура метнулась к скрытым во мраке воротам. Китана вгляделась: на границе темноты и неверного лунного света двигались несколько силуэтов, судя по всему, переносили что-то за ворота из кладовых, где собирался урожай. Как Китана ни старалась, она не могла различить ни звука: вероятно, все было заранее обговорено и делалось в полном молчании.

Наконец, тот, кого Китана приняла за Драмина, вернулся в освещенный луной круг двора. Один из пришельцев шагнул за ним следом, торопливо протянул какой-то предмет и тут же растворился в темноте. Первый выждал какое-то время, потом запер ворота и зашагал вперед, к ведущему в башню порталу, явно торопясь пересечь освещенное луной пространство. Дождавшись, пока внизу стихнут шаги, Китана с облегчением отошла от окна. Она была утомлена и встревожена так, будто сама все это время пробыла во дворе, занимаясь чем-то явно противозаконным. Саб-Зиро легонько потянул ее за руку, и, когда она повернулась к нему, стянул с нее плащ.

— Простите, это придется оставить здесь. Такие плащи выдают только стражникам — может статься, что он уже вернул караульных на место.

— Думаешь, это все же был Драмин? — прошептала Китана.

— Почти уверен. Идемте вниз, только не спешите. Не хочу сталкиваться со стражниками.

Дорогу назад, в обитаемую часть башни, Китана толком не запомнила: слишком взбудоражены были все ее чувства и слишком спутаны мысли. Она смогла вернуться к реальности лишь тогда, когда оказалась в собственных покоях. Служанка, дремавшая у очага в кресле, вскочила, увидев на пороге госпожу, но Китана отослала ее, не дав сказать ни слова. Служанка повиновалась, и Саб-Зиро запер за ней двери. Китана растерянно молчала, смущенная тем, что они снова остались наедине.

Глупо было отрицать очевидное: ни предполагаемое предательство Драмина, ни неприятности, которых следовало ожидать, если он и вправду перешел на сторону врагов Шао Кана, не волновали ее так, как следовало бы. Китана видела и слышала только Саб-Зиро. Это выворачивало наизнанку и выдирало нервы из-под кожи, оглушало и заставляло до невероятного внимательно сосредоточиться на том, что она могла различить сквозь шум собственной крови и рваное биение сердца. Очертания тела, скрытые темной тканью, движения — точно выверенные, быстрые и до невероятности плавные. Красивые. Его взгляд. Его голос. Китана металась от самозабвенного детского восторга до темных чувств, которым, даже набравшись смелости, не дала бы имени. Не призналась бы себе в том, чего хочет на самом деле. Почему это вдруг стало… таким? Ведь ничего подобного не было прежде. Очередная маленькая простительная ложь самой себе, верно? Попытка заменить то, что истинно, на то, что правильно. Попытка не смотреть, отвести взгляд, прекратить искать ответы на так и не заданные вопросы.

— Что мы будем с этим делать? — вырвалось у Китаны неожиданно для нее самой.

Ей показалось, что она застала Саб-Зиро врасплох. Он тут же отвернулся от нее, отошел к очагу и поправил трещавшее в огне полено.

— Пока мы ничего особенного предпринять не сможем, принцесса.

— То есть как это? — продолжала она, приближаясь и вставая у него за спиной. — Мы позволим ему и дальше делать то, что он хочет? Мы должны сообщить обо всем отцу.

— Пока мы можем написать о том, что видели, но не более того, — ответил Саб-Зиро, не поворачивая головы. Китана закусила губу, заставляя себя подавить разбушевавшиеся чувства. Он воин. Более того, и она тоже — воин. Это непозволительно. Нечестно. Подло.

— Но мы видели, как он переправляет куда-то урожай или что-то еще.

— Вот именно. Урожай или что-то еще неведомо кому. Он выдумает подходящее объяснение, можно не сомневаться. Нам нужно что-то более весомое.

— Но ведь, раз ты начал следить за ним, значит, это более весомое уже есть у Императора?

— Принцесса, Драмин уважаемая фигура, пользующаяся доверием Империи уже много лет. В какой-то мере он — зримое воплощение Эдении, живой символ, что-то вроде того. Оскорбить его обвинениями в злоумышлениях против Империи, не имея на то однозначных, твердых и понятных не только нам, но и народу оснований, будет крайне необдуманно. Император прислушается к нам, разумеется, но, пока вина Драмина не будет доказана, в Эдении любую попытку предъявить ему обвинение воспримут крайне болезненно. А возможно, не только в Эдении, но и в других беспокойных провинциях. Нам нельзя действовать опрометчиво, принцесса.

— Так что же нам делать? Искать доказательства, пока он играет в свои игры у нас за спиной? — медленно проговорила Китана, обходя Саб-Зиро и усаживаясь на скамейку, стоявшую у огня. Он, помедлив, сел рядом, почти касаясь ее плечом. Китана затаила дыхание.

— Драмин, судя по всему, доверяет вам, — сказал Саб-Зиро. — Наблюдайте за ним. Может, удастся найти письма или что-то…

— Постой! — воскликнула Китана, рассерженная собственной рассеянностью. — Я видела странные послания. Такие… В общем, клочки бумаги или тонкого пергамента, заляпанные глиной. Он разбирал послания в библиотеке, я неожиданно вошла, а он сказал мне уничтожить ненужные, но эти убрал в шкатулку. Хотя сам же объяснил, что это просто донесения от его брата…

— Любопытно, — сказал Саб-Зиро, и Китане показалось, что он усмехнулся. — Весьма неосторожно оставлять при себе такие послания — если они и вправду от заговорщиков. Разве только он бережет их на случай, если что-то пойдет не так.

Китана улыбнулась, довольная тем, что ее сведения оказались полезными, но ее радость тут же померкла.

— Но где он может хранить письма? Я видела у него в покоях большой стол с несколькими ящиками, шкафы… И это только гостиная. В общем-то, шкатулка или что там еще могут быть где угодно.

— Можно попробовать поискать. Но для этого надо вывести его из покоев, и девицу тоже.

— Девицу? Это Джейд, что ли? — нахмурилась Китана. Упоминание о служанке Драмина почему-то заставило ее рассердиться.

— Да, ее, — безразлично кивнул Саб-Зиро. Китана призадумалась. Ей, разумеется, хотелось подстроить Драмину ловушку, тем более что в результате она могла получить сведения, за которые Император будет очень благодарен. Но все же она так и не получила ответа на один важный вопрос и не могла закрыть на это глаза.

— Я сделаю, что нужно, Саб-Зиро. Но сперва ты все же должен сказать мне одну вещь.

— О чем вы хотите знать? — спросил он настороженно.

— Почему ты решил, что я не предавала Императора? Вдруг мы с Драмином заодно?

Несколько минут прошло в молчании. Китана считала удары своего сердца, ждала, и желая, и боясь услышать ответ. Наконец, Саб-Зиро заговорил:

— Я подумал и решил, что вам можно доверять. Прежде вы были честны и с Императором, и со мной. Если вы обманете меня — так тому и быть, это будет только моя вина. Но до тех пор…

— Не обману, — перебила Китана, у которой от волнения перехватило дыхание. Саб-Зиро бросил быстрый взгляд на ее лицо, потом протянул руку. Китана тут же прижала ладонь к его ладони — так воины приветствовали друг друга перед поединками, — потом, набравшись смелости, накрыла его руку второй рукой.

— Значит, договорились, — сказал он глухо.

— Договорились, — ответила Китана.

Следующие несколько дней Китана провела в лихорадочном нетерпении, которое с немалым трудом скрывала под маской обычной сосредоточенности. Нужно было придумать подходящий повод для того, чтобы продержать Драмина вне его личных покоев достаточно долгое время, а до того ничем не выдать себя. Китана изо всех сил старалась вести себя с Драмином как прежде, и, кажется, ей это удавалось, хотя в каждом его слове она видела двусмысленность или недосказанность, предполагавшую под собой нечто, о чем ей следовало бы знать. После того, как погода установилась, в башню снова потянулась вереница повозок. Китана проводила долгие часы в тронном зале, принимая визиты и разбирая дела, а потом отправлялась в сопровождении Драмина в библиотеку. Остаток дня проходил за разговорами.

Драмин казался ей открытым и честным — или очень хотел казаться, так, что иногда Китана начинала сомневаться в том, что ей стало известно. Что, если Саб-Зиро сделал поспешные выводы, а то, что они видели во дворе, если там и вправду был Драмин, имело простое и безобидное объяснение? Она украдкой изучала лицо Драмина, на котором застыло выражение благодушного достоинства, как у одной из грубо вытесанных статуй в галереях, и поражалась тому, насколько самоуверенным он должен был быть, чтобы вести себя столь непринужденно и спокойно и при этом хранить такой опасный секрет. Саб-Зиро предполагал, что в интригах могли быть замешаны Дарриус и его повстанцы, которые даже во Внешнем мире слыли жестокими и скорыми на расправу. А если в игре участвовали Высшие боги и вместе с ними бывший протектор Эдении… Китана мало что знала о Высших богах, кроме того, что они враждебны Шао Кану, но ни о каких активных действиях ей слышать не доводилось. Шиннок, отец Шао Кана, появлялся при дворе на ее памяти всего несколько раз, а потом исчез, и его имя словно оказалось под негласным запретом. О Рейдене Китана тоже не знала ничего, кроме того, что между ним и Шао Каном существовала глухая многолетняя неприязнь, которая теперь, судя по всему, должна была обернуться открытой войной, в которой будет только один победитель.

У Китаны копились вопросы, и она чувствовала себя все более тревожно, но ей приходилось самой справляться со своим беспокойством. Она пыталась жаловаться Саб-Зиро, но тот обрывал ее и требовал как можно скорее сделать дело. Наконец, Китана поняла, что ждать больше не может, и пришла пора действовать решительно. День выдался особенно жарким, что было ей на руку: после заката все жители башни постараются выбраться на свежий воздух. Драмин предложил ей отобедать в его покоях, а потом спуститься в библиотеку, но она, не стесняясь в выражениях, отказалась, сославшись на усталость и невыносимую жару. Драмин, видимо, был обескуражен ее поведением, но вида не подал, лишь вежливо спросил, чем может облегчить ее страдания. Китана, поупрямившись для приличия, сменила гнев на милость и, старательно изображая капризный тон, попросила Драмина вывезти ее из башни на прогулку. Тот с весьма убедительным сожалением в голосе ответил, что это пока невозможно, потому что не все дороги еще просохли, а просто объезжать близлежащие поселения ей вряд ли понравится. Китана начала было сердиться всерьез, но Драмин тут же предложил ей в качестве развлечения ужин на вершине башни.

— Я понимаю, что это не заменит прогулки, принцесса, но все же так мы внесем некоторое разнообразие в наше однообразное существование. Вид оттуда открывается превосходный…

«Скажи это тем, кого твои соотечественники оттуда вышвырнули», — проговорила про себя Китана, но вслух выразила согласие. Уговорившись встретиться с Драмином после заката, она тут же отправилась к себе и, дождавшись смены караулов, предупредила о своих планах Саб-Зиро.

Когда приблизился условленный час, Китана облачилась в самый роскошный и самый неудобный из своих эденийских нарядов, так что показалась себе до тошноты похожей на Синдел. Дождавшись, пока солнце коснется краем линии горизонта, Китана вышла в галерею. Дойдя до лестницы, она спустилась в помещение для караульных и отдала начальнику стражи приказ снять охрану и отпустить воинов отдыхать. Тот был изрядно удивлен, однако спорить не отважился, и вскоре галереи и лестницы опустели. Убедившись, что все в порядке и лишних свидетелей не осталось, Китана отправилась к Драмину.

Они поднялись на верхний ярус по винтовой лестнице и оказались в небольшом зале, из которого можно было спуститься по нескольким ступеням на крышу донжона. Китана уже готовилась покинуть зал, когда ее внимание привлекла деревянная рама, прибитая к противоположной стене.

— А это что? — поинтересовалась она, приблизившись вплотную к странному украшению. — Для жертвоприношений или каких-нибудь еще обрядов?

Драмин помрачнел.

— Нет, это… Ничего важного. Здесь когда-то была дверь.

— Дверь? — переспросила Китана, недоверчиво проводя пальцами по шершавой от выветривания поверхности камня. — Что за чушь?

Драмин тяжело вздохнул.

— Ладно, раз уж вы спросили… Это пространственный портал.

— Портал? — изумилась Китана. — Но ведь ближайший находится на границе области, и дополнительные…

— Создавать не разрешается, все верно. Однако я воспользовался служебным положением и уговорил мага, создававшего порталы, сделать еще один выход — на всякий случай. Шанг Цунг не знает о нем, и, надеюсь, вы сохраните тайну, принцесса.

— А куда он ведет? — насторожилась Китана.

— К тому порталу, что на границе, линия слишком тонкая и слабая, чтобы вытянуть ее на более значительное расстояние. Да и выдержать может двоих, максимум, троих. Я держу его на крайний случай — мало ли, какие могут приключиться неожиданности.

— А почему ты не дал мне ключ? Он должен быть у меня, а я даже не знаю о портале. Давай сюда, или сейчас же доложу обо всем Цунгу, — сказала Китана, решив обойтись без долгих предисловий. Драмин ответил ей недовольным взглядом, но не нашелся, что ответить, и несколько минут они молча сверлили друг друга взглядами. Наконец, он сдался, устало провел ладонью по лбу.

— Хорошо, будь по-вашему. Я отдам вам ключ, принцесса. Но учтите, это единственный экземпляр, и право обладать им налагает на вас и большую ответственность.

— Дай ключ. Не тебе рассказывать мне об ответственности, — холодно сказала Китана и вдруг ощутила острое, щекочущее желание вывести его на чистую воду.

— Скажи, Драмин, — начала она вкрадчиво, — какие еще тайны ты от меня скрываешь? Может, есть что-то, о чем мне или Императору следует знать?

Драмин рассерженно дернул плечом, расстегнул ворот, снял с шеи металлическую печать на длинной цепочке, шагнул к Китане и тяжело опустил ключ ей в ладонь. На несколько секунд они оказались так близко друг к другу, что Китана почувствовала запах ароматных масел, которые эденийцы использовали для защиты от вредных испарений и злых духов. Она торжествующе улыбнулась, надела цепочку себе на шею и заправила печать за низкую горловину платья. Драмин проследил взглядом ее движение и нервно сглотнул.

— Что такое? — спросила она с нарочитой безмятежностью.

— Ничего, о чем вам или Императору следовало бы знать, — ответил Драмин с вызовом.

— Или ты боишься сказать мне? Этот состав ведь используется для защиты от злых сил и дурного влияния, верно, Драмин?

— Вы наблюдательны, принцесса, внимательны и, несомненно, умны, — произнес он медленно. — Я ведь всего раз упомянул о том, для чего предназначены те или иные средства и снадобья.

— Мне понравился запах, — ответила Китана в том же тоне. — Весьма… запоминающийся.

Драмин смерил ее странным взглядом, так, будто бы видел впервые, и она почувствовала, как стремительно теряет свое превосходство, поддаваясь смущению.

— Вы так же красивы, как ваша мать, но ничуть на нее не похожи, Китана.

— Это плохо? — спросила она с вызовом.

— Наоборот, — ответил Драмин и собрался было добавить еще что-то, как вдруг послышался звук шагов и легкий шелест юбок. Из-за башенки для стрелков, мешавшей рассмотреть левую часть крыши, показалась Джейд.

— Джейд? Мы уже идем, — громко сказал Драмин, и Джейд удалилась с поклоном. Он обернулся к Китане и подал ей руку со светской улыбкой.

— Давайте продолжим вечер в более приятной обстановке, если не возражаете.

— Ничуть, — с готовностью ответила Китана, вкладывая руку в его ладонь.

Вид с крыши и вправду открывался потрясающий. Башню окружали бесконечные поля, среди которых с трудом можно было рассмотреть несколько соломенных островков, светившихся желтыми огоньками, — жилища тех, кто годами работал на этих землях. Повернувшись направо, Китана разглядела каменную арку портала, через который прибыла в Эдению, чтобы тут же отправиться в башню в закрытом экипаже. За ним вдалеке виднелась еще одна башня, вокруг которой то появлялись, то исчезали в дымке многочисленные огни.

— Приграничный форт. Там уже расквартированы несколько отрядов, принцесса, а скоро, как вы знаете, прибудут еще войска. Император заботится о вашей безопасности, — прокомментировал Драмин, подливая вина в ее кубок. Услышав слово «безопасность», Китана ощутила резкий, почти болезненный укол тревоги. Что за глупость? Ей следовало с самого начала думать о Саб-Зиро и их плане, а не болтать чепуху, давая Драмину лишний повод для подозрений.

— Я думаю, после турнира войска снова выведут, — непринужденно сказала Китана, мысленно пытаясь высчитать время. Они на крыше довольно давно, значит, Саб-Зиро должен был уже прийти в покои Драмина.

— После последнего турнира войска задержались здесь надолго, — сказал Драмин. — Но вы знаете, я рад тому, что Эдения стала частью Империи, и будьте уверены, я ваш верный слуга, какие бы мелкие разногласия не происходили.

Китана вздохнула, потянула цепочку, вытащив ключ.

— Драмин, мне следует попросить извинения за свою резкость. Просто я не люблю, когда от меня что-то скрывают, и, думаю, тут ты меня понимаешь. Можешь взять его себе снова — я отдам тотчас же, если попросишь.

Драмин снова уставился на нее так пристально и задумчиво, будто она только что заговорила на неизвестном ему языке, потом все же ответил:

— Нет, принцесса, вы правы, мне следовало сразу вам рассказать о портале. Пусть ключ будет у вас, как должно, и, уверяю вас, больше подобного не повторится. Вы можете быть уверены в моей верности.

Китана собралась сказать какую-нибудь малозначительную фразу, чтобы прекратить этот разговор, но ее прервала Джейд. Приблизившись к Драмину, она присела в поклоне и что-то негромко проговорила. Драмин кивнул и обратился к Китане:

— Принцесса, вы не будете возражать, если я отпущу служанку?

Китана похолодела от ужаса.

— Зачем же? Кто-то должен будет прислуживать за столом. Уж не хочешь ли ты, чтобы я разделывала мясо? Я, конечно, могу, но вряд ли после этого кто-то из нас станет его есть, Драмин.

— Тревожиться не о чем, я сам с этим справлюсь, — настаивал Драмин. Китана вдохнула поглубже и, придав своему голосу самое высокомерное выражение из всех, на которые была способна, заговорила:

— Нет, Драмин, я требую, чтобы служанка осталась и выполняла свои обязанности, как полагается. Пусть ты и покровительствуешь ей, это вовсе не дает ей права пользоваться твоим расположением, как она это делает. Я уже не первый раз замечаю, что прислуга здесь крайне нерадива, и намерена изменить этот порядок раз и навсегда. Где это видано, чтобы господин сам подавал на стол своей гостье?

— Принцесса, я… — начала было Джейд. Китана перевела на нее глаза и столкнулась с гневным взглядом.

— Я тебя слушаю, Джейд, — сказала она. Драмин, до сих пор наблюдавший за сценой молча, справился с растерянностью:

— Как вам будет угодно, принцесса. Вы правы: мы здесь нетребовательны к прислуге, каждая хозяйка считает дом своей вотчиной, так что…

— Когда хозяйкой стану я, — сказала Китана, едва сдержавшись от того, чтобы добавить «после того как ты отправишься в темницы за свое предательство», — здесь все станет так, как мне привычно. А посему, Джейд, подай нам следующее блюдо — моя еда остыла, пока мы вели этот бесплодный спор.

Джейд была явно взбешена таким обращением, но безропотно принялась выполнять распоряжение под внимательным взглядом Драмина. Китана, которая и сама была изрядно смущена собственной резкостью, заговорила торопливо:

— Надеюсь, ты извинишь меня, Драмин, но я совершенно не привыкла…

— Вам не за что просить прощения. Джейд и вправду последнее время слишком часто просит об одолжениях. Но я хотел поговорить с вами об одном деле, если не возражаете — раз уж мы решили, что между нами не должно быть никаких тайн.

Китана до боли сжала в руке деревянную рукоять ножа, которым разрезала на тарелке овощи. Если он заговорит о Саб-Зиро…

— О чем ты хочешь говорить? Я тебя слушаю.

— Рейн, принцесса. Вы помните, я упоминал, что он себя проявит в ближайшее время?

— Только не говори, что он начал бунт, — воскликнула Китана с неподдельным испугом. Драмин покачал головой.

— Опасаться нам нечего. Он решил действовать в рамках традиций и обычаев. Вот письмо, которое я получил сегодня утром. Признаюсь, мне не хотелось вас этим тревожить и я даже думал вовсе не давать этому ход, но все же с моей стороны будет нечестно не поставить вас в известность.

— Что за письмо?

Драмин извлек из кармана тонкую деревянную трубочку, вытянул из нее свиток и протянул Китане. Она аккуратно разгладила кончиками пальцев дорогую тонкую бумагу и прочла. Рейн в цветистых выражениях, принятых в официальном языке, вызывал Драмина в суд и требовал от него немедленной передачи во владения своей семьи земельных угодий в области Таммарн, расположенной в западной части Эдении.

— И что это значит? Для чего это ему?

— Эти земли находятся в моем владении согласно договору, заключенному между мной и последним отпрыском рода, которому они принадлежали прежде. Он доводился мне племянником со стороны старшей сестры, которая родила его во втором браке, а затем вся семья, к сожалению, погибла во время эпидемии морового поветрия. Я не вмешиваюсь в жизнь Таммарна, там всем заправляет наместник, который был назначен еще прежним владельцем, доход они тоже дают небольшой. Однако богатство и влиятельность у нас равнозначны размеру подвластных земель, сами понимаете. Делия же, которой мой покойный племянник приходился троюродным братом со стороны ее матери, также имела претензии на эти земли, однако дело не зашло дальше переписки. Это обычная ситуация, Китана, все семьи имеют какие-то спорные вопросы, которые обычно решают между собой тем или иным способом.

— Тогда почему Рейн решил подать на тебя в суд? Ему хотелось, чтобы о ваших… спорных вопросах знала я как представитель Империи?

— Думаю, что так и есть, принцесса. Это прямая провокация, только что именно она имеет целью, я пока не могу сказать с уверенностью. Думаю, дело в том, что Рейн хочет поставить под сомнение мое влияние и заставить вас показать определенно свою позицию…

— За тебя я или против тебя, так?

— Так. Иными словами, он хочет знать, одобрит Империя изменение расстановки сил или нет.

— А если Империя не одобрит? — спросила Китана многозначительно. Драмин улыбнулся.

— Тогда Рейн уедет восвояси ни с чем, принцесса, и мы надолго забудем о его существовании.

— Уверен? А если он явится с хорошо вооруженным отрядом?

— Это исключено. Он не станет открыто бросать вызов Императору, особенно зная, как сильно Шао Кан заботится о вашей безопасности. Нам ничего не угрожает. Если вы сочтете возможным принять решение в мою пользу… — Драмин дипломатично прервался. Китана отсалютовала ему кубком.

— Думаю, так оно и будет, — сказала она. — Джейд, принеси нам еще вина.

Стараниями Китаны вечер на крыше изрядно затянулся. Они с Драмином еще долго обсуждали Рейна и сплетни о его семье, которые Китана старательно запоминала, чтобы на всякий случай пересказать Саб-Зиро, потом перешли к другим фамилиям аристократического круга, немного поговорили о Внешнем мире и закончили тем, что подняли кубки во славу Императора. Китана то и дело нетерпеливо поглядывала на небо, которое успело окончательно потемнеть и покрыться россыпью незнакомых ей созвездий, но не решалась дать Драмину знать о том, что хочет уйти. А он, заметив ее нервозность, почему-то счел это приглашением еще раз сменить тему и начал пространный монолог о звездах и прелести эденийских ночей. Звезды вправду были красивые: крупные и яркие, с высоты башни они сверкали драгоценными камнями, переливаясь алым, зеленым и синим. Однако Китана едва замечала их и невежливо пропускала мимо ушей слова Драмина, слишком ее одолевали нетерпение и страх, что что-то пойдет не так, или Саб-Зиро не сможет найти ничего важного.

Само присутствие Драмина вызывало мучительное чувство двойственности и неопределенности. Китана была крайне раздосадована тем, что ошиблась в Драмине, приблизив к себе вероятного предателя, но, к ее вящему недовольству, расположение, которое она чувствовала к нему, никуда не исчезло. Тот Драмин был полезным и умел осторожно и вовремя поддержать ее пошатнувшуюся уверенность в собственных силах, и Китана была ему благодарна. Этот Драмин, бесчестный лгун и подлец, играл с ней в игру по одному ему ведомым правилам, и она знала: его во что бы то ни стало нужно обставить и взять над ним верх. Шао Кан учил ее этому долгие годы: никакие прежние заслуги не должны заслонять от тебя твоего долга, принимай решения, хорошенько их обдумав, и будь готова отвечать за последствия — потому что так же действуют и другие.

Время шло, Китана мысленно перебирала обвинения, которые собиралась бросить в лицо предателю, а ничего не подозревавший (или хорошо изображавший неведение) Драмин опустошал кубок за кубком, рассказывая долгую скучную легенду о драконе и чьей-то там украденной невесте. После окончания затянувшегося повествования Китана решила, что Саб-Зиро наверняка уже сделал все, что было нужно. Она была слишком утомлена, чтобы изображать внимательную слушательницу, и слишком хотела узнать, был ли от их затеи какой-то толк. Прервав Драмина на полуслове, Китана пожаловалась на холод и усталость. Джейд, не дожидаясь ответа господина, тут же принялась собирать посуду, а Драмин с весьма достоверным сочувствием в голосе предложил спуститься и продолжить вечер у него в покоях. Китана согласилась, хоть была удивлена тем, что Драмин просто не предложил проводить ее в ее собственные комнаты. Они неспешно прошли давешний зал с порталом, спустились по лестнице и оказались у двери в покои Драмина. Китана поискала глазами Джейд, но та уже скрылась где-то в боковых переходах. Теперь они с Драмином остались наедине. Драмин прошел вперед, вынул из крепления факел и посветил вниз, перед тем оглядев близлежащие галереи:

— Странно. Молитвенное время уже окончено.

— Я отпустила стражников, — смущенно ответила Китана, испугавшись, что он о чем-то догадается. — В башне ведь безопасно, а день был такой жаркий. Решила, пусть воины отдохнут.

— Вы так заботитесь о них. Настоящая хозяйка, — улыбнулся Драмин и, отступив в сторону, распахнул дверь в свои покои. Китана бросила взгляд внутрь, но разглядела только очертания мебели, подсвеченные алым огнем, метавшимся в большом очаге. На несколько секунд ей стало страшно — вдруг Саб-Зиро еще там. Повисло неловкое молчание.

— Китана, — наконец заговорил Драмин со странной настойчивостью в голосе. — Окажите мне честь и разделите этот вечер со мной. Так будет лучше для всех нас…

Китана, сбитая с толку его словами, собралась было спросить, что он имеет в виду, но не успела. За ее спиной послышались тихие шаги, и, к своему несказанному облегчению, она узнала походку Саб-Зиро. Драмин, рассмотрев нежданного визитера, заметно помрачнел и захлопнул дверь.

— Грандмастер? Что привело вас сюда в такой час?

— Дело, не терпящее отлагательств, — отрезал Саб-Зиро тоном, ничуть не располагающим к дальнейшим расспросам. — Принцесса, мне необходимо поговорить с вами.

— Да, конечно, — растерянно сказала Китана. Она была рада избавиться от Драмина с его странными взглядами и речами, но что-то в поведении Саб-Зиро ее тоже пугало.

— Принцесса, час уже поздний. В такое время негоже решать срочные вопросы — даже если они появились так внезапно, — вкрадчиво заговорил Драмин.

Саб-Зиро слегка склонил голову набок, будто сомневался, верно ли расслышал сказанное, а Китана вдруг почувствовала, как к горлу подступила волна леденящей жути, и поспешила предотвратить возможный спор.

— Драмин, прости, но я вынуждена уйти. Саб-Зиро, идем в мои покои.

Она повернулась и торопливо пошла вниз по лестнице, вслушиваясь в звуки у себя за спиной. Драмин, помедлив, открыл дверь, вошел в покои и заперся, а Саб-Зиро, который, видимо, дожидался его ухода, тоже стал спускаться. Они поравнялись достаточно быстро. Китана собралась было спросить, как все прошло, но Саб-Зиро заговорил первым и, к ее немалому удивлению, шепотом выговорил ей за долгое отсутствие. Она обиженно поджала губы и промолчала, но он, казалось, не заметил этого или сделал вид, что не заметил.

— В ваши покои идти не следует.

— Куда же в таком случае, на тренировочное поле или в людскую? — не выдержала Китана.

— Следовало бы сразу прочь из башни, — ответил Саб-Зиро негромко. — Но нам нужно выйти незамеченными, а из-за того, что вы так долго пропадали где-то, это вряд ли возможно.

— Пропадала? Вообще-то я старалась дать тебе побольше времени, Саб-Зиро! — разозлилась Китана. — И вообще, не устрой ты это представление, Драмин бы…

— Я слышал, что он говорил вам, не трудитесь, — прервал ее Саб-Зиро с явным недовольством.

— Подслушивал?

— Прождал вас так долго, что решил, что вам требуется помощь.

— Ладно, давай к делу. Куда мы пойдем, если не ко мне? — сказала Китана примирительно. Саб-Зиро не ответил, но вскоре она поняла, что они идут в сторону гостевых покоев.

Осмотрев коридор, Саб-Зиро отпер дверь и тут же запер ее за Китаной. Она нерешительно прошла внутрь и послушно села на скамью, которую ей указали знаком.

— Так что ты нашел у него?

— Кое-что было, — неохотно сказал Саб-Зиро. — Теперь у нас есть письма, которые при должном умении могут служить весомыми доказательствами измены. Есть договор на поставку оружия и продовольствия, которое неназванная вторая сторона забирает из башни и далее распоряжается по своему усмотрению. Составлен он весьма туманно, но, учитывая обстановку, Драмину придется очень постараться, чтобы отвести от себя подозрения. Особенно если в делах с, например, Дарриусом вдруг всплывут эденийские клинки, а они всплывут, если Императору понадобится. Еще есть переговоры о соглашении двух неназванных сторон с некоей третьей стороной — тоже, разумеется, не названной, но я думаю, речь идет о ком-то из Высших богов. Там упоминается турнир и Эдения.

— Вот негодный… — начала Китана и оборвала себя, сдерживая поток ругательств. — Но подожди, это все касается только Драмина, так?

— Так, — кивнул Саб-Зиро, встал из-за стола и несколько раз прошелся по комнате. — Его участие в неких тайных переговорах мы докажем. Но Высших богов и неизвестную нам вторую сторону переговоров обвинения против Драмина не затронут. Зная о любви эденийцев к комфорту и сытной еде, могу предположить, что он заговорит достаточно быстро, но все же хотелось бы иметь нечто более весомое, чем его болтовня.

— Значит, это правда, — задумчиво проговорила Китана. — Он обманул меня, обманул Императора…

— Да, — перебил ее Саб-Зиро. — Но теперь это не наше с вами дело. Мы должны покинуть башню как можно скорее. Вы в состоянии передвигаться быстро в этом наряде? Надо добраться до портала, сообщить Императору обо всем, что узнали, и предоставить ему самому решать, что делать дальше.

Китана вскочила на ноги и заходила по комнате.

— Подожди, Саб-Зиро, не так быстро. Мне надо рассказать, что я узнала, пока была там, наверху.

— Расскажете по дороге, если это что-то, по-вашему, заслуживает внимания. Идемте, пока Драмин не обнаружил пропажу и не явился сюда в сопровождении стражников, — настаивал Саб-Зиро.

— Ты опасаешься нападения? — насторожилась Китана. — Давай вызовем сюда мою охрану, их ведь не так уж мало.

Саб-Зиро призадумался.

— Нет, нападение я считаю маловероятным, учитывая, что неподалеку отсюда расквартированы имперские войска, а гарнизон башни невелик. Причинить кому-то из нас вред будет равносильно тому, чтобы подтвердить все подозрения в свой адрес и самому затянуть петлю у себя на шее. А вот то, что он всполошится и начнет принимать какие-то меры, чтобы свалить свою вину на кого-то другого, вполне возможно, и хорошо бы подождать промаха… Если отвести от вас подозрения в организации обыска…

— Думаешь, он попытается себя выгородить и привлечь меня на свою сторону? — перебила Китана. Саб-Зиро коротко кивнул.

— И все же это слишком опасно. Мы не можем предсказать с уверенностью, что он решит делать дальше.

— Послушай, он сказал мне сегодня, что сюда едет Рейн, сын бывшего…

— Я знаю, кто это.

— Так вот, — продолжала Китана, — Рейн подал на Драмина в суд за какую-то никому не нужную землю, и Драмин думает, что он это специально, чтобы Империя в моем лице вмешалась во внутренние дела. И я не пойму, зачем это Рейну. Они хотят переделить власть, но не хотят крови, или пытаются вынудить друг друга на решительные действия…

— Рейн из очень влиятельной семьи, которая в прошлом была самой сильной здесь, но утратила позиции из-за того, что Аргус оказался вне закона, — сказал Саб-Зиро. — Неплохая кандидатура на неназванную вторую сторону в переговорах с неназванной третьей стороной…

— Очень неплохая, — нервно усмехнулась Китана, в голове которой понемногу складывалась некая цепочка, которую она продлевала звено за звеном, и обрадованная, и испуганная собственными мыслями.

— Слушай меня, Саб-Зиро, — начала она, поначалу сбивчиво и поспешно, но с каждым словом все увереннее, — мы останемся здесь, дождемся Рейна и найдем что-то еще, что будет интересно Императору. Он ведь не просто так сюда едет. Поговорим с ним, проследим за обоими. Драмин поймет, что он под подозрением, и, скорее всего, постарается отвести от себя возможные обвинения, так что, может быть, мы выведем на чистую воду их обоих — а если повезет, еще и Аргуса.

— Вы меня не слышали, принцесса? — с внезапной злостью сказал Саб-Зиро, оперся ладонями о стол и наклонился к ней. Китана замерла, испуганная переменой его настроения, но заставила себя смело встретить направленный ей в лицо взгляд. Азарт вскипел в ней вместе со злостью и желанием поставить на своем, и это придавало молчаливому противостоянию странный оттенок. Безумие, рассыпанное в бликах на острие ножа. Вспышки пламени на обожженных ладонях. Темнота, в которую бросаешься вниз головой, как в омут. Сердце заколотилось где-то под самым горлом, а кровь билась под кожей отчаянным ожиданием. Так она, проигрывая сложный поединок, ждала последнего, решающего удара, боялась боли и хотела раствориться в ней без остатка, чтобы не знать, чем все закончилось. Не признавать поражения.

— Это ты меня не слышишь. У нас есть возможность узнать еще что-то, не подвергая себя особенной опасности. Мы просто понаблюдаем за тем, как они станут себя вести. Возможно, кто-то из них решит пойти на переговоры…

— Это слишком опасно. Я не могу позволить вам играть в такие игры, тем более за спиной у Императора. Я напишу ему, и если он позволит вам… — заговорил Саб-Зиро. Тон его был теперь размеренно-спокойным, как обычно, но взгляда от ее лица он так и не отвел. Китана вдохнула поглубже, сжала кулаки и продолжала, намереваясь выиграть этот спор во что бы то ни стало.

— Ты меня не понимаешь, верно? После всего, что случилось во Внешнем мире, после того, как я узнала, что я всего лишь пленная, боевой трофей, а мой отец мне вовсе не отец, после того, как мне пришлось признать свою покорность, выторговав себе эту отправку в Эдению…

Саб-Зиро укоризненно покачал головой, отступил на шаг, скрываясь в клубившихся у стены тенях.

— Я-то думал, вы примирились с Императором и выкинули из головы дела прошлого, которые вас никак не касаются. Тем более он сделал такой огромный шаг вам навстречу.

— Даже если так, положения дел это не меняет. Это не уступка, Саб-Зиро, ты не хуже меня знаешь. Это возможность показать, что я имею право говорить, что ко мне необходимо прислушиваться. Он услышал меня и дал мне показать, что я на самом деле чего-то стою, разве ты не понимаешь? Или в твоем клане бойцов испытывают по-другому?

— Вот именно. Бойцов, а не детей. Здесь же совсем другое. Император дал вам то, чего вы хотели, — ваши земли, пусть они формально принадлежат не вам, а Империи.

— Ты считаешь, что он просто смирился с моей прихотью? — возмутилась Китана.

— Об этом вам лучше спросить его самого. Не нарушайте обещаний, принцесса, проявите благоразумие и послушайтесь меня. Тем более что я совсем не желаю преступать собственные клятвы, а если я пойду у вас на поводу, именно это и случится.

— Нет, — сказала она упрямо. — Ты не можешь отнять это у меня. Не теперь. Это мой единственный, первый и последний шанс доказать ему, что я достойна его уважения. Мать спит и видит, как бы заставить меня выйти замуж за какое-нибудь ничтожество, чтобы меня упрятали за стенами и отняли право носить оружие, а этого я не переживу. Прошу тебя, пожалуйста, не заставляй меня уезжать из Эдении сейчас.

— Сколько чувства. Именно так вы заставили Драмина сначала просидеть с вами на крыше четыре часа кряду, а потом начать делать некие неуместные предложения? — спросил Саб-Зиро с насмешкой. Китана вскочила с места, схватила его за локоть.

— Ты о чем сейчас говоришь?

— О том, что вам следовало бы быть осторожной, но вы упорно продолжаете игнорировать очевидное. Здесь может стать очень и очень опасно, принцесса, и не только для вас.

— А, так ты за себя боишься? Так отправляйся тотчас же. Вот, взгляни, что дал мне Драмин в обмен на мои… Как ты там сказал? Изъявления чувств. — Китана вытащила из-за пазухи ключ от портала. — Вот видишь? Наверху еще один портал, он ведет к тому, через который мы прибыли. Можешь уйти сейчас и доложить обо всем, чтоб меня по твоей милости отсюда забрали и заперли в замке, пока мать ищет мне подходящего жениха. Брось, Саб-Зиро, ну что мы теряем? Если что-то пойдет не так, просто уйдем, и все.

— Чего вы от меня хотите? — гневно сказал Саб-Зиро, взял Китану за плечо и весьма чувствительно надавил пальцами. — Ждете, что ради вас я отброшу собственные соображения, поступлю вопреки своим клятвам и здравому смыслу и позволю вам оставаться здесь, в непосредственной близости от заговорщиков, которые явно готовы на большие ставки, так?

— Так, — кивнула Китана, осторожно высвобождая свою руку из слишком крепкой хватки.

— Вы вообще расслышали хоть что-то из того, что я вам сказал?

— Все до последнего слова. Я понимаю тебя, но скажи, разве тебе самому не хочется остаться и закончить начатое? — попробовала она сменить тактику. — А ну как Император не только меня, но и тебя сочтет пугливым и делающим преждевременные выводы?

— Что за чушь? — усмехнулся Саб-Зиро. Китана, довольная переменой в его настроении, тоже позволила себе улыбнуться — мягко и просительно. — Это разумная осторожность, принцесса, — продолжал он. — Не трусость. Император умеет отличать одно от другого. Почему вы так его боитесь? Или вас скорее пугает ваша достопочтенная матушка?

— Это верно, ее стоит опасаться. Ладно, Император будет знать, в чем дело, а как же все остальные? Цунг, например? Даже если раскроется правда о заговоре, мы будем виноваты в том, что сбежали слишком рано. А если Драмин и те, другие, затаятся сейчас, поняв, что Императору все известно, и ударят потом, в более удобный момент? Нет, мы не можем, просто не имеем права уехать, не попытавшись сделать еще хоть что-то, — проговорила Китана, умоляюще протянув руки. Саб-Зиро преувеличенно тяжело вздохнул, ударил ладонью по ее ладони.

— Допустим, я решу обдумать ваше настойчивое предложение. Но вы понимаете, что это крайне опасно не только для вас, но и для всей Империи?

— Ты согласен? — просияла Китана.

— Ответьте на вопрос.

— Все я понимаю, но мы же будем осторожны.

— Это так обнадеживает. А что станете делать, когда Драмин поймет, что из его покоев кое-что пропало?

— Я буду вести себя с ним как обычно, от меня он ничего не узнает, — ответила Китана с лихорадочным волнением. — Послушай, даже если он будет знать, что ты в курсе его игр, ты же сам говорил, что нам это ничем не грозит. Убить тебя будет крайне необдуманно…

— И крайне сложно, — вставил Саб-Зиро.

— Меня он не тронет тем более, пока ему нужен мир с Империей…

— А вы уверены, что он ему так уж нужен?

— Он нуждался в моих заверениях, что я на его стороне, — разве это не достаточное основание?

— Мне придется пойти на нарушение клятв, данных Императору, если я решу сохранить в тайне то, что мне известно, и позволю вам действовать на свой страх и риск.

— Это не нарушение. Ты расскажешь ему все, что знаешь, но не сейчас, а чуть позже, — торопливо заговорила Китана, погруженная в созерцание перспектив, которые одна за другой возникали в ее воображении. Все опасения, которые были у нее перед началом этого нелегкого разговора, смыл поток воодушевления.

— Я позволю вам попытаться. Хорошо. Но… — Саб-Зиро поднял руку, не давая ей заговорить, — у вас семь дней. И ни днем больше, а скорее всего, меньше. Как только мне покажется, что ситуация ухудшается, мы уходим. Без всяких разговоров.

Китана наблюдала за прибытием Рейна, стоя у парапета балкона над главными воротами башни. Ради такого случая Драмин заставил стражников облачиться в парадную форму — к тяжелым доспехам добавилась пара лишних слоев расшитой ткани — и выстроиться в два ряда по обеим сторонам ворот. Выезд Рейна был роскошен даже по меркам многоцветной и любящей внешние атрибуты богатства и могущества Эдении, и привыкшую к сдержанности Внешнего мира Китану это возмутило: сколько податей с эденийских простолюдинов отправляется не в казну Империи, а прямиком в кошельки предателей. За экипажем и вереницей повозок следовал большой и, насколько Китана могла рассмотреть, хорошо вооруженный отряд. Доспехи на воинах были куда более легкие и удобные, чем у стражников Драмина, и походили скорее на те, что использовались во Внешнем мире. Когда последний из латников миновал ворота, решетка опустилась, и Китана отправилась в тронный зал.

Все приемы, назначенные на утро, были отменены из-за высокородного гостя, что ничуть ее не радовало: она считала, что Рейну следовало бы указать на его место, заставив ждать в одной очереди с торговцами. Однако Саб-Зиро, которому Китана обмолвилась о своей задумке, остался ею крайне недоволен и потребовал, чтобы она ни словом, ни делом не обостряла обстановку. Оставшиеся до приезда Рейна два дня они только и делали, что спорили до хрипоты. Китана злилась. Ей мучительно хотелось поговорить с кем-то, кто простыми и понятными словами убедил ее бы ее, что все идет как надо, и ей нечего бояться, но единственный собеседник упорно не замечал — или делал вид, что не замечает — ее умоляющего взгляда. Вместо утешений и увещеваний Саб-Зиро без конца расспрашивал о том, чем Китана занималась в течение дня, куда ходила, кого принимала, с кем и о чем говорила, а потом снова и снова пытался убедить ее покинуть Эдению и сообщить обо всем Шао Кану как можно скорее. Китана всякий раз порывалась уйти, но не могла заставить себя сделать ни шага в сторону двери, пока Саб-Зиро сам не напоминал ей о том, что уже поздно и ей следует вернуться в свои покои. Эйфория сменялась напряженным ожиданием того, что должно было произойти, и страхом поражения, страх — новой вспышкой радостного нетерпения. А безмятежное доверие и преклонение перед более сильным воином внезапно оборачивалось горьким чувством недовершенности и желанием снова оказаться перед незримой чертой, чтобы, набравшись смелости, перешагнуть ее, забыв о последствиях. В итоге к тому времени, как Рейн прибыл, наконец, в башню, Китана оказалась совершенно измотана собственными переживаниями, так что еле сдерживала рвущееся наружу раздражение. Это расстраивало еще сильнее: нужно было во что бы то ни стало сохранять спокойствие и холодный ум.

Китана мерила шагами тронный зал, пытаясь в сотый раз продумать, как вести себя с Рейном, но ничего не выходило. Мысли метались от одного предмета к другому, путались, сплетая воспоминания, сомнения и надежды в тугой клубок. Наконец, двери распахнулись, и в зал вошел Драмин. После ужина на крыше он казался задумчивым: Китана не раз и не два замечала, как его взгляд становится пустым, а лоб прорезают глубокие морщины. Он ждал чего-то, и это явно было что-то неприятное. Китана поделилась наблюдением с Саб-Зиро, и тот предположил, что Драмин раздумывает о том, что ему предпринять. Однако время шло, а Драмин ничем их не тревожил и вел себя с Китаной по-прежнему, так что она решила, что тоже не подаст виду, что ей что-то известно, тем более что именно этого требовал от нее Саб-Зиро.

Подождав, пока Драмин приблизится, Китана торопливо спросила, не тратя времени на приветствия:

— Что Рейн?

Драмин не сдержал гримасу недовольства.

— Расположился в гостевых покоях. Просил передать, что дело его не терпит отлагательств, и он умоляет принять его как можно скорее.

— Какая настойчивость, — усмехнулась Китана, хотя ей стало не по себе. — Как ты думаешь, стоит отложить разговор или не заставлять его ждать?

Драмин подошел ближе, встал за спиной Китаны, по привычке перебирая свитки на столе, и она вдруг поняла, что больше не чувствует себя рядом с ним в безопасности. Руки сами тянулись к рукояткам вееров.

— Так что делать? — настойчиво повторила она, поворачиваясь.

— Думаю, что лучше вам его выслушать, — сказал Драмин. — Мы могли бы и вовсе отказать ему в аудиенции, Китана, сославшись на то, что он может изложить все свои соображения во время рассмотрения его заявления. Но в этом случае он скорее всего поднимет шум, потому что обычай все же обязывает вас выслушивать высокородных противников по отдельности.

— Ладно, зови, — махнула рукой Китана и села на трон. — Послушаем, что он будет нести.

Драмин покачал головой:

— К сожалению, мне придется оставить вас. Его семья одна из семи, так что мое присутствие…

— Я поняла, — прервала Китана. — Хорошо. Надеюсь, он не займет много времени.

Драмин покинул зал, и через несколько минут двери снова распахнулись, пропуская Рейна. К удивлению Китаны, он был одет не в традиционный костюм, а в привычную ей черную внешнемирскую форму с фиолетовыми нашивками своего клана, и поприветствовал ее тоже так, как было принято при дворе Шао Кана. Китана, слегка растерявшись, ответила положенным приветствием и замолчала, настороженно наблюдая за гостем. Рейн прошелся по залу, бросил взгляд на свитки на столе, потом отошел к окну — так, будто они встретились где-нибудь в императорском замке и коротали время в ожидании, пока их вызовут для доклада. Китана исподтишка разглядывала его невысокую фигуру: он был слишком худощав для воина, но двигался легко и уверенно. Прежде они встречались нечасто, только в дни, когда замок Шао Кана посещали посольства из Эдении, и обменивались пустыми любезностями. Китану, не любившую цветистый язык дипломатических бесед, это раздражало, и свое раздражение она невольно переносила на самого Рейна, а после памятного приема, когда Синдел поставила ее в глупое положение перед гостями, раздражение превратилось в глухую неприязнь. Теперь, глядя на него, Китана раздумывала, может ли Рейн, такой безмятежный и довольный жизнью на вид, быть опасным интриганом и предателем, и не находила ответа.

— Терпеть не могу эту башню, — заговорил вдруг Рейн, поймав взгляд Китаны. Солнечные лучи играли на его темных чуть вьющихся волосах, расцвечивали бликами смуглую гладкую кожу. — Вы навряд ли знаете, принцесса, но большинство семей перестраивают свои жилища так, чтобы, по крайней мере, можно было выглянуть в окно, не опасаясь свернуть себе шею. Здесь же веками ничего не меняется.

Китана опешила, но ничего не сказала. Какое-то время они молча глядели друг на друга: она сердито и настороженно, он — с улыбкой, которая была не только на губах, но и в глазах. Китана никак не могла сосредоточиться. Непринужденное поведение Рейна и его прямой открытый взгляд никак не вязались с тем образом, который она успела себе нарисовать. «Выглядит он совсем безобидным. Уж скорее Саб-Зиро похож на того, кто замышляет что-то опасное, чем этот…» — подумала Китана. Рейн не дал ей закончить мысль и заговорил снова:

— Я бы с радостью пригласил вас к себе, но вы, по слухам, не желаете покидать башню.

Эта вольность показалась Китане обидной, но она решила не выдавать своих истинных чувств и ответила почти откровенно:

— Я планировала объехать страну позже, когда завершатся полевые работы.

— Или Драмин отсоветовал вам покидать башню из-за множества опасностей, существующих только в его голове, — усмехнулся Рейн. Китана вспыхнула, открыла рот, потом снова закрыла и, наконец, справившись с собой, смогла заговорить:

— Да что ты себе позволяешь?

— Я оскорбил вас? — огорчился Рейн, на вид вполне искренне. — Прошу простить меня, принцесса… Просто мне казалось, что, учитывая наше пусть не близкое, но многолетнее знакомство, можно обойтись без придворных церемоний и не затягивать разговор.

Китана недоверчиво склонила голову набок, села на троне поудобнее, подставив руку под голову:

— А тебе, значит, есть что мне сказать, помимо пустой церемониальной болтовни?

Рейн рассмеялся — не усмехнулся, не изобразил улыбку. Он все еще вел себя так, будто они с Китаной вели легкую дружескую беседу.

— Принцесса, позвольте мне быть откровенным. Я знаю, что вы не слишком ко мне расположены, но наши цели совпадают.

— Серьезно?

Рейн остановился напротив трона, поразмыслил немного и заговорил:

— Да, именно так. Я знаю, что сильно рискую, начиная этот разговор, но он не терпит отлагательств. Вы вольны поступить со мной, как вам будет угодно, но прошу вас, уделите внимание тому, что я вам скажу. Я решился приехать туда и потребовать встречи с вами только по одной причине, касающейся нас обоих, и лишь по этой причине я говорю вам теперь то, что думаю — без пустых слов. Я не люблю их так же, как и вы.

— Пока ты еще ничего не сказал дельного, — заметила Китана.

Рейн снова улыбнулся, на этот раз немного нервно.

— Справедливо. Исправляю упущение. И вы, и я заинтересованы в том, чтобы Эдения мирно существовала под защитой Империи. А Драмин — нет.

Повисло молчание. Китана растерянно оглядывала Рейна, не зная, что сказать, а он, видимо, ждал ее ответа. Наконец, она решилась:

— Ты же понимаешь, что ты сейчас сказал и кому?

— Разумеется. У меня есть доказательства измены Драмина, принцесса. Я мог бы напрямую обратиться к Императору, но не захотел этого делать, учитывая, что правите в Эдении теперь вы, и именно вы будете решать, как жить вашим подданным. И вам следует знать о том, что на самом деле происходит с Эденией и ее простыми жителями.

Китане казалось, что мир перевернулся с ног на голову, и она судорожно искала, за что ей зацепиться, чтобы хоть немного замедлить полет в неизвестность.

— Подожди-ка, Рейн. Ты обвиняешь Драмина в измене.

— Да. Официальное обвинение я решил отложить до разговора с вами, потому что озвучить его должны именно вы. Он переметнулся на сторону оппозиции…

— Которую, если не ошибаюсь, возглавляет твой родитель.

— Все так, принцесса. Но я не разделяю убеждений отца и, более того, охотно бы отказался и от родства, и от семейных владений, если б это не ставило под удар мою мать и младших сестер, — горячо проговорил Рейн. — Поверьте мне, мы все — все, у кого есть хоть немного смелости и чувства справедливости, задыхаемся здесь, вынужденные жить по законам, которые устарели несколько поколений назад. С вашим появлением у нас появилась надежда на то, что все переменится, но вы, кажется, полностью разделяете мнение Драмина и ему подобных о том, что в Эдении и так все прекрасно.

— Ничего подобного, — возмутилась Китана. — Я, конечно, немало времени потратила на то, чтобы просто изучить ваши обычаи и законы, но теперь все будет по-другому, потому что я начну менять то, что противоречит законам Империи, а дальше возьмусь и за другие проблемы. Неужели ты всерьез полагаешь, что я так и буду сидеть взаперти в этой башне, Рейн?

— На такой ответ я и надеялся, принцесса, — сказал он с видимым облегчением. — Я рисковал, решившись прийти сюда и заговорить с вами о таких вещах, и мои близкие меня отговаривали. Но я наблюдал за вами во Внешнем мире и знаю, что вы честны и открыты. Мне известно и о том, что вы осмелились противостоять Императору…

— Мои отношения с Императором остались прежними, Рейн, — отрезала Китана. — Мне была отвратительна многолетняя ложь, в которой я жила по милости моей матери, однако отец убедил меня в том, что его поступки, мысли и слова были благородными. И если ты вообразил, что я стану действовать в ущерб Империи, то опасения твоих близких были не напрасны.

— Конечно, нет, принцесса, — воскликнул Рейн. — Я верный подданный Императора. Я имел в виду, что ваша смелость и чистосердечность — это то, что нужно Эдении. Император проявил к побежденным милосердие, позволив сохранить свои традиции, но за долгие годы эти традиции окончательно изжили себя. Семьи постоянно интригуют, одни гибнут, другие делят имущество умерших. До рабов никому нет дела, а между тем многие из них недовольны своей участью. Если господин разумен и понимает, что именно рабы приносят ему богатство, он худо-бедно заботится о них. Но те, у кого слишком много рабов и слишком много земель, могут позволить себе не заботиться о благополучии простецов. Вы знаете, что творится в Таммарне, той области, относительно которой у моей семьи разногласия с Драмином?

— И что же там творится? — спросила Китана. Рейн невесело усмехнулся.

— Голод, болезни и вопиющая бедность, принцесса. Наместник, поставленный прежним владельцем, с его смертью окончательно потерял совесть и нещадно грабит рабов. А Драмину дела до этого нет, у него других земель хватает.

— И ты хочешь благородно избавить его от ненужного куска земли и связанных с ним забот, так? — вставила она ядовито.

— Мне, буду честным, нет дела до этих земель, принцесса. Но меня сильно заботит судьба тех, кто вынужден там выживать. Я предлагал Драмину выкупить земли или хотя бы только рабов, у меня хватит своих угодий, чтобы их переселить, однако он отказался. Вопрос влияния и престижа — на нем в итоге заканчиваются все переговоры в Эдении. Поэтому у нас почти не развиты ремесла, толком нет торговли…

— Да уж, ваши внутренние пошлины уже создали и мне, и торговцам немало проблем, — кивнула Китана и мысленно выбранила себя за то, что снова согласилась со словами Рейна. Тот продолжал, видимо, ободренный ее реакцией:

— Принцесса, я послал Драмину вызов в суд исключительно для того, чтобы заставить его опираться на законы, а не на собственное могущество и авторитет среди круга семей. И, честно признаюсь, мне хотелось, чтобы вы ясно высказали свою позицию. Я не убеждаю вас отдать мне спорные земли, хотя по кодексам они и должны быть присуждены мне.

— Это предоставь решить мне самой.

— Простите, принцесса, но я говорю правду, можете убедиться сами, я пришлю вам подлинные документы. Дело не в землях. Дело в том, что я хочу помочь их жителям. Если область перейдет во владение моей семьи, я смогу устроить там все так, как положено по законам Империи. Так, чтобы рабы получили свободу, принцесса, и возможность жить достойно, а не выживать, борясь за каждый кусок хлеба.

— Знаешь, все это звучит очень красиво, но с чего бы мне тебе верить? Ты такой же аристократ, как Драмин, и, уж прости, я сомневаюсь…

— У меня есть личный интерес, — перебил Рейн, и на его лице появилось очаровательное выражение смущения.

— В самом деле? — поспешила уточнить Китана, которая против воли чувствовала изрядное любопытство.

— Я должен предупредить, принцесса, — ответил он. — Возможно, мои слова покажутся вам обидными, но… Мне придется сказать вам все как есть, чтобы между нами не осталось недомолвок.

— Говори уже, что за тайны, — нахмурилась Китана, гадая, что услышит на этот раз.

Рейн тяжело вздохнул и продолжал:

— Принцесса, вы, несомненно, сделаете счастливым того, за кого решите выйти замуж, и доверие королевы Синдел мне лестно, но… Я не планировал делать вам предложение, ведь у меня уже есть невеста. Ее имя Таня, я думаю, вы с ней уже знакомы, она посещала башню вместе с моей матерью.

Он замолчал. Китана тоже молчала, наслаждаясь выражением испуга на его лице, а потом, не выдержав, рассмеялась. Рейн нерешительно улыбнулся в ответ забавной испуганной улыбкой.

— Ты напугал меня поначалу, Рейн. Нет, нет, — воскликнула Китана, заметив его беспокойный жест. — Все в порядке. Я не собиралась за тебя замуж, и планы моей матери изрядно меня озадачивали, признаюсь.

— Вы не представляете, как я рад слышать это, принцесса, — ответил Рейн. — Я опасался оскорбить вас своим признанием, но молчать было бы нечестно и рискованно.

— О да, — кивнула Китана. — Я знаю, как настойчива может быть моя мать. Но не тревожься, ее планам не суждено воплотиться в жизнь. Можешь с чистой совестью заключить брак со своей невестой, а я… — она сбилась, поняв, что именно хотела сказать, и замолчала. Рейн мягко и понимающе улыбнулся, а потом перевел разговор на другую тему:

— Мой интерес, о котором вы спрашивали, напрямую связан с Таней. И с проблемой в лице моего родителя. Мы с Таней вместе уже много лет, и практически все это время мы помолвлены. Я был бы счастлив как можно скорее совершить обряды и заключить брак, чтобы она могла войти в мой дом как хозяйка. Однако я не могу этого сделать. Мы с отцом, как вы уже знаете, противники, но он остается главой рода, и без его позволения брак просто не будет считаться законным. Нам с Таней до этого дела нет, мы готовы пожениться по внешнемирским обычаям, но мы оба, и я, и она, вынуждены считаться с мнением своих семей до тех пор, пока ситуация в стране не переменится. Поэтому в том числе я и заинтересован в том, чтобы вы как можно скорее взяли власть в свои руки. Мне волей-неволей приходится замещать отсутствующего отца, и все его обременительные обязанности падают на нас с матерью. Я вынужден поддерживать статус семьи и не допускать, чтобы она утратила влияние, потому что в противном случае нам тут же вцепятся в глотку. Но если все это прекратится, если титулы и древность рода потеряют свое значение, я первый заявлю о том, что эта ерунда для меня больше ничего не значит, женюсь на той, кого давно уже выбрал, и буду жить своим домом, не боясь, что мои же родичи пойдут на меня войной и попытаются уничтожить мою семью. Вы же сами знаете, как это бывает, принцесса, вам должны были рассказать, что произошло здесь после турнира.

Китана откинула голову на спинку трона, уже не стесняясь Рейна.

— Доказательства, о которых ты говорил. Где они?

— В доме моей матери, принцесса, — сказал Рейн. — Не сочтите за дерзость, но я счел нужным сначала поговорить с вами.

— А если б мне пришло в голову арестовать тебя за поклеп на Драмина? — усмехнулась Китана.

— Тогда мать отправила бы все Императору напрямую, — вздохнул Рейн. — Но я знал, что вы примете справедливое решение.

— Я еще не принимала никаких решений, Рейн, — сказала Китана, складывая руки на груди и окидывая его недоверчивым взглядом.

— Я понимаю вас. У меня есть предложение. Вы ни разу не покидали башни и не видели своих владений, так? Почему бы нам с вами не съездить в спорные земли, в Таммарн? Уедем до рассвета, к обеду вернемся. Дорога легкая, поедем верхом, так что никаких сложностей не будет. Увидите все сами и примете окончательное решение. А доказательства я отдам вам в любом случае, вне зависимости от того, кому вы присудите эти земли.

— Я должна подумать, Рейн, — сказала Китана. Ей очень захотелось поехать, но она сомневалась, стоит ли ей рисковать, покидая башню, да еще и с Рейном.

Рейн смерил ее лукавым взглядом:

— Поездка вам понравится, принцесса. Времени на сборы тратить не придется, поедем сразу, как только скажете. Можем хоть завтра, как только солнце покажется над горами.

— Ты, кажется, уверен, что я соглашусь? — спросила Китана, изо всех сил пытаясь быть строгой и бесстрастной.

— Уверен. Я знал, что на вас можно положиться, — ответил Рейн, который выглядел весьма довольным.

Они распрощались по-дружески, проведя еще несколько минут за разговором о последних новостях из императорского дворца. Китана, которой не терпелось поделиться новостями с Саб-Зиро, поспешила спуститься в гостевые покои, пока за ней не явился Драмин.

У Саб-Зиро Китану ожидал не самый приятный сюрприз. Постучав в дверь, она по своей привычке тут же вошла, не дожидаясь ответа, и, к своему удивлению, расслышала из соседней комнаты негромкие голоса, один из которых был женским. Китана поспешила пройти туда и увидела Саб-Зиро, а рядом с ним незнакомую ей эденийку. При одном взгляде на гостью Китана ощутила неприязнь, хотя никаких разумных причин для этого не было. Повисло молчание. Китана открыто разглядывала незнакомку, хотя понимала, что ведет себя невежливо. Эденийка была высокая — выше Китаны почти на голову, очень стройная и изящная, чего не могла скрыть даже многослойная традиционная одежда. И очень красивая: черноволосая и черноглазая, с гладкой смуглой кожей. Чертами лица и манерой держаться она напоминала Синдел, что еще больше раздосадовало Китану. Наконец, гостья Саб-Зиро, видимо, устав ждать положенного приветствия, учтиво поклонилась и назвалась Таней. Китана поняла, что это и есть невеста Рейна, однако это ничуть не сгладило неприятного впечатления, которое та на нее произвела.

— Рейн не говорил, что вы прибыли вместе, — сказала Китана вместо ответа. Таня терпеливо объяснила, что приехала по делам своей семьи.

— Возможно, я могу вам чем-то помочь? — поинтересовалась Китана, запоздало решив соблюсти приличия и продемонстрировать добрые намерения. Однако ее попытка имела неожиданный результат: вместо ответа Таня перевела взгляд на Саб-Зиро. Он едва заметно кивнул, и тогда Таня сказала:

— Благодарю за участие, принцесса. Однако в этом нет необходимости, все вопросы уже решены.

— Счастлива это слышать, — бросила Китана. Таня, не обратив на ее реплику внимания, сдержанно улыбнулась Саб-Зиро:

— Что же, Грандмастер, не стану больше отнимать ваше время. Благодарю вас за помощь.

Саб-Зиро поклонился и протянул руку. Эденийка оперлась на его локоть и величественно выплыла из комнаты, оставив в воздухе едва уловимый аромат благовоний. Взбешенная Китана проводила их долгим взглядом: сама она никогда не удостаивалась от Саб-Зиро такой чести, он был вежлив с ней и тщательно придерживался внешнемирского придворного церемониала, и только. Подойдя к очагу, Китана уставилась на едва тлевший огонь. Меж тем Саб-Зиро, наконец распрощавшись со своей гостьей, вернулся и остановился на расстоянии вытянутой руки от Китаны. Она старательно делала вид, что не замечает его вопросительного взгляда, и наслаждалась ощущением направленного на нее внимания.

— Вам холодно? — поинтересовался Саб-Зиро, видимо, утомившись молчанием.

— А сам как думаешь? — ответила Китана, даже не пытаясь скрыть раздражение, и потянулась к сложенным у очага дровам. Саб-Зиро опередил ее: взял несколько поленьев и подбросил в огонь. Он едва не задел Китану плечом, так что по ее коже пробежало легкое, почти неуловимое ощущение — тень прикосновения. Китана поморщилась: щеки неприятно горели не то от злости, не то от близости разгоравшегося огня.

— Простите, принцесса. Мне не бывает холодно. Поэтому я иногда забываю, что на других холод может действовать иначе, чем на меня. Солнце уже над донжоном — скоро и здесь станет нечем дышать, — сказал Саб-Зиро.

— Станет жарко, погасишь очаг, — ответила Китана сквозь зубы, рассерженная тем, что он не замечал или не хотел замечать ее недовольства.

— Принцесса, что случилось? — наконец спросил Саб-Зиро.

— Ничего особенного, — заговорила Китана сердито. — Просто приехал Рейн, которого мы ждали два дня, если помнишь, я с ним поговорила и узнала кое-что по поводу нашего с тобой дела. Как видишь, сущие пустяки. Жаль, что пришлось прервать вашу с невестой Рейна беседу из-за этого.

— Погодите, принцесса. Давайте обо всем по порядку, — ответил Саб-Зиро, и Китане показалось, что в его голосе было удивление. — Таня уже ушла, и я вас внимательно слушаю.

— Я уже все сказала, — отрезала Китана. — Прости, что помешала тебе принимать гостей. Я пойду, пожалуй.

— Таня уже ушла, принцесса, и наш с ней разговор окончен, — медленно и с подчеркнуто спокойными интонациями повторил Саб-Зиро. — Может, присядете, и мы поговорим?

— Ладно, если ты так настаиваешь. Ничего не в порядке, — огрызнулась Китана. — Ты требуешь от меня полной откровенности, я часами отчитываюсь перед тобой о всяких пустяках, а когда ты оказываешься мне срочно нужен, я обнаруживаю, что у тебя есть занятия поинтереснее. И ты вообще не говорил мне, что знаком с этой эденийкой. Что ты от меня скрываешь?

— Может, вам пойти отдохнуть? — обреченно сказал Саб-Зиро. — Если угодно, я зайду к вам позже, и расскажете мне, что такого произошло, что вы так расстроены. Или мне лучше спросить об этом у Рейна?

— А при чем здесь Рейн?

Саб-Зиро сделал шаг, преодолевая последнее разделявшее их расстояние, и, как Китана ни старалась избежать его взгляда, ей все же пришлось поднять голову и посмотреть ему в глаза. По шее скользнул легкий холодок, так что она зябко повела плечами.

— Что он вам наговорил?

— Рейн здесь ни при чем, я же тебе сказала, — нервно пробормотала Китана, запоздало пожалев о своей несдержанности. Под пристальным, настойчиво-вопрошающим взглядом было неуютно, не то слишком жарко, не то слишком холодно, не то…

— Тогда в чем дело, принцесса?

— Я уже сказала тебе, в чем. Ты общаешься с Таней втайне от меня? Может, это мне следует усомниться в твоей верности, Саб-Зиро? Откуда ты ее знаешь?

— Никаких причин сомневаться во мне у вас нет, — сказал он нехотя. — Таня приходила, чтобы поговорить о своем семейном деле.

— Надо же. А почему она явилась со своим семейным делом к тебе, а не к Рейну, например? — спросила Китана, с неудовольствием заметив, что у нее дрожит голос. — Ты прежде был знаком с ней, Саб-Зиро?

— Нет, мы никогда раньше не встречались, — ответил он. — Я о ней только слышал, как и она обо мне. Но я, простите, никак не пойму, почему вы придаете пустяковому разговору такое значение.

— Потому, может быть, что до сих пор не знаю, о чем был этот пустяковый разговор. И кстати, почему она явилась без сопровождения? Даже служанки при ней не было.

— Таня спрашивала, не смогу ли я принять в клан одного из ее младших братьев. Их семья не в лучшем положении, хотя они и считаются высшей знатью, и возможностей здесь у него практически никаких, а навыки, по ее словам, неплохие, — холодно проговорил Саб-Зиро, по-видимому, всерьез рассерженный допросом. Китана призадумалась: объяснение выглядело достоверным, но ее не оставляло чувство, что Саб-Зиро чего-то не договаривает. Поэтому она продолжала свои расспросы.

— Почему эта женщина не обратилась напрямую к Цунгу или кому-нибудь из генералов? Или, если уж я здесь теперь главная, не пришла ко мне со своей просьбой?

— Известно, почему, — пожал Саб-Зиро плечами. — Цунг и генералы в любом случае будут решать этот вопрос со мной, так что Таня выбрала самый быстрый способ добиться цели.

— Ну и что ты ей ответил?

— Чтобы ее брат приехал, когда я вернусь в клан, потому что мы должны оценить его навыки, и потому, что кто-то должен согласиться его обучать. Больше мне нечего вам сказать, — отрезал Саб-Зиро и продолжил чуть мягче: — Если с Таней покончено, может, все-таки перейдем к тому срочному делу, из-за которого вы пришли?

— Да. Я хотела сказать, что… — Китана сбилась, помолчала, собираясь с мыслями. — В общем, я говорила с Рейном, как я уже сказала.

— Так о чем был разговор?

— Ну, Рейн действительно, как предупреждал Драмин, приехал, чтобы я рассудила их тяжбу по поводу куска земли, на который они оба имеют право, — начала Китана. Она так и не решила, как сказать Саб-Зиро о предложении Рейна поехать с ним в спорную область и о том, что Рейн счел ее согласие само собой разумеющимся: боялась, что Саб-Зиро это не понравится, и тон их разговора станет совершенно иным. «Не говорить нельзя, — подумала Китана, — но если скажу, он, конечно же, разозлится и запрет меня в башне». Саб-Зиро прервал ее размышления:

— Неужели? Вам самой не кажется, что все это выглядит крайне странно? Не удивляет, что до сих пор аристократы сами разбирались с внутренними делами круга и не терпели вмешательства Империи, а теперь вдруг решили добровольно идти к вам на поклон?

— Мне кажется, что ты переоцениваешь опасность, Саб-Зиро. Разве я не занимаюсь каждый день как раз тем, что вмешиваюсь в их внутренние дела? — возразила Китана, вспомнив пространные объяснения Рейна. — Послушай меня, я тебе сейчас все объясню…

Саб-Зиро продолжал настаивать:

— Речь теперь не о простолюдинах или мелких сошках, а о семьях из высшей аристократии, которые ревниво оберегают свою самостоятельность. Это одна из их привилегий — до тех пор, пока не нарушаются имперские законы, они решают проблемы по своему разумению. Зачем бы Рейну вдруг вмешивать вас в свою свару с Драмином? Неужели Цунг не предупреждал вас, что главное и для эденийцев, и для нас с вами — это равновесие?

Китана демонстративно вздохнула:

— Болтовня Цунга мне до конца моих дней запомнится, не сомневайся. Пока что я никуда не вмешиваюсь, только делаю то, о чем мы договорились: пытаюсь узнать побольше. Об этом я и хотела с тобой поговорить с самого начала. Я выяснила, что Рейн на нашей стороне и заинтересован в том, чтобы я оставалась во главе Эдении. И он, и другие, те, кому не нравятся здешние порядки, надеются на перемены и ждут от меня решительных шагов, но из-за того, что Драмин не давал мне ничего делать, они не знали, чего от меня ожидать. Поэтому Рейн и выбрал такой способ, чтобы со мной познакомиться и дать мне сразу заявить о том, какую позицию я займу. Ну знаешь, он сказал, что те, кто желает перемен, должны убедиться, что мне можно доверять. Я, конечно, ничего не стану делать без позволения Императора, но, возможно, стоило бы остаться здесь подольше и…

Саб-Зиро покачал головой.

— Я настаиваю на том, чтобы мы немедленно сообщили обо всем Императору. Вам нельзя здесь оставаться. Дело приняло опасный оборот, судя по тому, что делает Рейн.

— Да почему ты так враждебно к нему настроен? Ты же даже не хочешь меня дослушать, — снова вспылила Китана.

— Я весь внимание, — насмешливо сказал Саб-Зиро.

Китана выдала последний аргумент:

— Рейн сказал мне, что Драмин предатель, и у него есть доказательства этого предательства.

Саб-Зиро взглянул на нее все с тем же недоверием.

— Сам сказал, или вы дали ему повод думать, что об этом можно с вами говорить?

— Конечно, нет, Саб-Зиро, я еще не потеряла разум, — с досадой ответила Китана, ожидавшая совсем другой реакции на свои слова. — Он завел речь о Драмине сам, сразу же, как пришел, и еще объяснил, что они с Аргусом по разные стороны, потому что ему не нравится, как все устроено в Эдении, и он считает, что я могу все это изменить.

— Как интересно, — усмехнулся Саб-Зиро. — До сих пор господин Рейн говорил вам именно то, что вы бы и хотели услышать, верно?

— Ты на что намекаешь? — насторожилась Китана. Гнев вспыхивал в ней, как огонь в очаге за ее спиной, и по коже волнами расходился жар.

— Я намекаю на то, что Рейн опасен, он ведет свою игру, и последствия могут быть непредсказуемы. У Рейна большой отряд, больше вашего, вызвать кого-нибудь из форта вы не успеете, а от гарнизона башни никакого толку не будет. Принцесса, послушайтесь меня, нам пора убираться отсюда. Не ввязывайтесь в свары аристократов, не верьте Рейну. Что вы ответили ему? — спросил Саб-Зиро с явственно различимым беспокойством в голосе.

Какое-то время они молча сверлили друг друга взглядами. Китана, крайне раздосадованная тем, что ее сведения были восприняты с таким скептицизмом, решила, что не станет ничего не говорить о предложении Рейна. Она, разумеется, не доверяла Рейну до конца, но явной опасности не видела, а настороженность Саб-Зиро казалась ей чрезмерной.

— И что тебе за охота меня так допрашивать? — произнесла Китана наконец, старательно показывая и голосом, и выражением лица, что обижена до глубины души. Саб-Зиро неодобрительно покачал головой, давая понять, что ничуть не впечатлен.

— Я должен знать обо всем, что происходит, чтобы не пропустить какую-нибудь важную деталь. Что вас так возмущает? Что до Рейна, мы с вами уговорились, что действовать будем совместно, так что вам придется считаться с моим мнением. Я уверен, что он опасен, и не стоит доверять ни единому его слову. С чего вы вообще прониклись к нему такой симпатией?

— Симпатией? Я пытаюсь объяснить тебе, что Рейн может быть нам полезен…

— Нет, не может, — отрезал Саб-Зиро.

— Но ты даже не желаешь меня выслушать! — возмущенно воскликнула Китана. Саб-Зиро скрестил руки на груди и окинул ее многозначительным взглядом.

— Почему вы так нервозны в последнее время?

— Потому что ты не даешь мне покоя и все время только и расспрашиваешь меня, что я делала и говорила! Мне это надоело. Неужели нельзя поговорить о чем-то другом хотя бы пару минут? — воскликнула Китана, почти сорвавшись на крик. Она совершенно утратила самообладание и с каждой минутой чувствовала себя все более растерянной и несчастной, а Саб-Зиро, казалось, задался целью довести ее до истерики.

— А вы думали, дела правления окажутся простыми и будут доставлять вам удовольствие? Неужели вы не сознаете, что при дурном раскладе легко можете остаться здесь навсегда, и даже Император вам уже не поможет?

— Сознаю, и мне жаль, что ты считаешь меня такой непроходимо глупой. Но если слушать тебя, то я должна запереться в башне, окружив себя стражниками, а то и вовсе сбежать во Внешний мир, даже не попытавшись разобраться, что происходит.

— Я забочусь о вашей же безопасности, помимо того, что это напрямую касается…

— Нет, это не забота. Ты просто замучил меня своими придирками и подозрениями. У тебя то я предательница, то Драмин — по поводу него, впрочем, я спорить не буду. Но с Рейном еще ничего не стало ясно. У меня есть основания полагать, что он на нашей стороне, так почему ты даже не хочешь прислушаться к моим словам?

— Потому что я уверен, что Рейн опасен, и что ему нельзя доверять. Моего слова вам уже недостаточно?

— Скажи мне, в чем причина твоего недоверия? — настаивала Китана. Саб-Зиро покачал головой, но ничего не ответил.

— Ты скрываешь от меня что-то, — сказала Китана полуутвердительно-полувопросительно. Она была уверена, что Саб-Зиро чего-то не договаривает, и это как-то связано со странным визитом Тани. Продолжать расспросы она не собиралась: понимала, что пользы от этого не будет.

— Тебе стоит самому с ним поговорить. Может, тогда ты сделаешь более взвешенные выводы, — сделала она последнюю попытку поставить на своем.

— Не вижу в том никакой необходимости. А если б и видел, Рейн вряд ли снизойдет до беседы со мной, принцесса. По крайней мере, добровольно. Вы хотите, чтоб я вынудил его согласиться на частный разговор?

— Разумеется, нет, — поморщилась Китана. — Ладно, пусть все так, как ты говоришь, и он опасен. Но тогда почему нам не выждать и не проследить, как он будет вести себя дальше? Ведь доказательств его измены у нас все еще нет.

— Зато есть прямое свидетельство того, что он пытается вынудить вас выступить против Драмина, — ответил Саб-Зиро.

— Нет, ты просто невыносим! Разве мы и так не собираемся сделать именно это? Знаешь, давай поговорим о чем-нибудь другом, у меня сил больше нет тебя слушать.

— Как вам будет угодно.

Саб-Зиро пожал плечами и отвернулся. Китана последовала его примеру — перевела глаза на разгоревшийся в очаге огонь и смотрела на яркие всполохи до тех пор, пока под веками не запрыгали цветные пятна.

— Ты не можешь не понимать, что я права, Саб-Зиро. Мы не в том положении, чтобы делать поспешные выводы, — проговорила она, отдышавшись. — А ты почему-то предубежден против Рейна, или кто-то сказал тебе что-то…

— Я полагаюсь в первую очередь на собственное мнение, когда принимаю решения, принцесса. Выводы должен делать Император, от которого мы скрываем сведения о государственной измене, что делает нас с вами пособниками заговорщиков, — холодно ответил Саб-Зиро. — Вам нельзя ввязываться в тяжбу Рейна с Драмином. Один неверный шаг, и последствия будут непредсказуемы. Вы пообещали меня слушаться, так сдержите слово и сделайте, как я говорю.

— Эта тяжба — ничего не значащий пустяк и для Рейна, и для Драмина. Они сами мне так сказали.

— А вы им обоим поверили. Тогда какая вообще в ней необходимость?

— Я тебе уже объясняла, зачем это представление нужно Рейну. И вообще, он сказал, что это лишь повод, чтобы поговорить со мной.

— Принцесса, мы можем спорить хоть до самого рассвета, — не выдержал Саб-Зиро. — Я сказал, что думаю. Если вы решили заключить союз с Рейном, вперед. Но в таком случае я считаю наш договор расторгнутым. Что за глупое упрямство?

— Упрямство? — воскликнула Китана. — Да как ты не понимаешь? Я не могу, просто не могу вернуться домой ни с чем. Император знал, что здесь не все так просто, когда отправлял меня сюда, иначе ты бы не начал следить за Драмином, верно? Меня предупреждали, что эденийцы сами не станут ничего предпринимать. Неужели ты думаешь, что отец и Цунг недооценили бы опасность? В тех письмах, что я от них получаю, ничего нет о заговорах и грозящих мне бедах, значит, мне нужно быть здесь и дальше. Этого от меня и ждут: я должна наблюдать и выяснить, как обстоят дела на самом деле, а ты должен мне в этом помочь. Мне доверили эту миссию, значит, ждали, что я с ней справлюсь. Если сейчас, когда Рейн пошел на такую откровенность, я сбегу, что мне сказать отцу? Что нам с тобой стало страшно тут оставаться? Что Драмин предатель? Это отец и сам, судя по всему, понимает, как и то, что этот негодяй слишком труслив. Он же даже не попытался выяснить, куда делись его письма, хотя явно обнаружил их пропажу!

— Почему вы так боитесь осуждения Императора? С чего вы решили, что он сочтет, что вы не справились?

— С того, что все, кроме него, а может, и он тоже, ждут от меня провала. Это моя мать уговорила его быть со мной добрым, сам он бы не пошел на примирение, — горько сказала Китана. Она жалела о собственной откровенности, но слова вырывались у нее будто сами собой. — Я не могу больше жить так, как раньше, неужели ты не понимаешь? Он едва меня не задушил, когда мать устроила сцену на приеме эденийской знати. Меня наказали не за дерзость, не за обвинения, которые я высказала ему, а за то, что я огорчила мать. Я больше не могу полагаться ни на кого, кроме себя, Саб-Зиро. Император пойдет на все, чтобы мать была довольна, Цунг спит и видит, как от меня избавиться, Драмин, который был таким заботливым, меня предал, а ты…

— Что я? — прервал Саб-Зиро.

— Ты не принимаешь всерьез моих слов, и, кажется, что-то от меня скрываешь, — решилась Китана. — Скажи, что будет, если я тебя послушаюсь и вернусь обратно во Внешний мир?

— Вы останетесь с отцом, а я вернусь в клан, — проговорил он медленно. Китана горько усмехнулась.

— Да. Ты вернешься в клан и станешь жить так, как будто ничего и не было, а меня тут же вышлют в какой-нибудь дальний гарнизон, если повезет. А если не повезет, выдадут замуж по первому слову матери. Она этого и добивалась, я знаю. Показать мне, что на большее я не способна, что дела правления и воинская служба для меня слишком сложны и опасны. Они же все ждут, что я испугаюсь, а ты собираешься просто взять и бросить меня, Саб-Зиро. Уезжай хоть сейчас, если хочешь, доложи Императору обо всем, пусть меня отзывают и отдают тому, кого выберет мать. Может, даже самому Рейну — она давно прочит его мне в женихи, и с нее станется его заставить. Существование Тани, видимо, ничуть ее не смущает.

Саб-Зиро слушал внимательно, и Китане казалось, что в его глазах она видит нечто, напоминающее сочувствие. Но, когда он заговорил, она поняла, что ошибалась.

— Вы думаете только о себе и собственном благополучии, принцесса, и перетолковываете поступки других так, как вам кажется правильным. Но вы не можете судить верно, основываясь лишь на собственных страхах. Даже если все так, как вы сказали, и вы правы, на кону безопасность и порядок в Империи. Всем нам приходится выбирать, как поступить: правильно или так, как будет нам во благо, и далеко не всегда правильный выбор оказывается легким или приятным. Нам всем приходится чем-то жертвовать. Думаете, Императору или Цунгу, или вашей матери живется легко? Из-за одного сурового поступка Императора вы перестали доверять ему и позабыли все, что он сделал для вас. Если бы я вел себя так, как вы, то не продержался бы в клане и года. Имейте мужество, принцесса. Все кончено. Нам пора взглянуть правде в глаза и вернуться — вам к родителям, а мне в клан.

Китана развернулась к Саб-Зиро так резко, что ударилась плечом о его грудь. Он инстинктивно выставил руки, отталкивая ее от себя, и Китана вцепилась в его наручи, чувствуя, как металл заклепок впивается в ладони. Кипевшие в ней боль и злость выплеснулись жаром на кожу и мгновенно остыли, сменившись испугом. Она попыталась отстраниться, однако ей не позволили: Саб-Зиро аккуратно, но твердо придержал ее за плечи. Китана затаила дыхание, замерла, вслушиваясь в тишину, которая медленно, но верно заполняла ее, опутывала сердце обманчиво-мягкими нитями. Рядом с ним было спокойно и не страшно — пусть это была всего лишь иллюзия. Хотелось назвать его имя, произнести неразличимым сбивчивым шепотом, одними губами, растворить в тепле собственного дыхания, но на это не хватило решимости. Китана опустила напряженные плечи, склонила голову. Саб-Зиро осторожно повел рукой, коснулся ее волос и положил ладонь ей на затылок. Китана подчинилась движению, покорно подалась вперед, ощутив щекой прохладную ткань его формы. Минуту-другую она провела в полной неподвижности, прислушиваясь к частому, неглубокому дыханию Саб-Зиро, потом, набравшись смелости, попыталась его обнять. Однако, к немалому удивлению Китаны, ее робкое движение вызвало совсем не ту реакцию, на которую она рассчитывала. Саб-Зиро вздрогнул, как разбуженный ото сна, и отшатнулся. Китана сделала было шаг вперед, но он покачал головой.

— Уходите. Я дам вам время до утра, чтобы вы могли собрать вещи. Когда будут меняться караулы, я приду за вами, и мы уйдем.

Китана не нашлась, что ответить, и молча зашагала прочь из его покоев.

Остаток дня и большую часть ночи Китана провела в душевных терзаниях, что за последние месяцы уже стало для нее привычным. Она была разозлена, пристыжена и испугана. Мучительно хотелось вернуться в гостевые покои и осыпать Саб-Зиро ругательствами, чтобы он раз и навсегда понял, что ее слабость — лишь временное помутнение, в котором он сам же и был виноват. «Представляю, что он теперь о себе возомнил. Сначала к нему является эта разодетая химера, которая и ходит-то с трудом из-за нарядов и побрякушек, и вымогает у него улыбочками и ужимками обещание покровительства, а потом еще и я… Нет, как же можно было так себя опозорить? Нужно сказать ему, завтра же утром, что он не смеет, просто не имеет права себя так вести, да и вообще… Но он ведь ничего такого и не делал. Кажется, это я сама…» — раздумывала Китана.

Она сидела на постели одетая, смотрела в узкий проем окна, но не замечала ни звезд, ни проплывавшего мимо обломка луны, ни того, что небо начало понемногу светлеть. Все это зашло уже слишком далеко. Если не прекратить все прямо сейчас, дальше будет страшнее, хуже, и каждый шаг поведет ее все верней за какую-то постыдную черту, из-за которой не будет возврата. Что сказал бы Шао Кан, узнай он обо всем? При мысли об Императоре, который, к стыду Китаны, вспоминался ей все реже и реже, по ее щекам разлилась жгучая краска.

Шао Кан редко заговаривал с Китаной о нравах и приличиях, считая, что это обязанность матери, но, когда приходилось к слову, подчеркивал, что чувства и побуждения должны быть под строгим контролем рассудка, и излишняя близость непозволительна, если речь не идет об отношениях супругов. Брачные узы не осуждались, но и не считались особенно почетными, а о любви Китана знала только по нескольким книгам и посмеивалась над прочитанным: романтические порывы и болтовня влюбленных казались ей глупыми. Однако семейные традиции, на которых из поколение в поколение воспитывались храбрые воины, внешнемирцы уважали, и Китана не была исключением. Долг родителей считался чем-то вроде долга служения, и авторитет главы семьи, отца и мужа, был непререкаем. Как и его воля. Китана с детства была приучена почитать Шао Кана, и в первую очередь не как Императора, а как родителя. Будучи ребенком, она знала, что за ошибки ее не осудят до тех пор, пока она прилагает должные усилия для того, чтобы поступать правильно. Однако когда Китана выросла и закончила обучение, требовать от нее стали куда больше. Главным побуждением для нее теперь было не стремление угодить отцу, а страстное желание заслужить одобрение Императора — и превзойти его ожидания. Потому Китана и не желала связывать себя с кем-то семейными узами: тогда она перестала бы быть воином и вынуждена была бы сменить покровительство Шао Кана на власть мужа, который вполне мог оказаться не только слишком заносчивым, но и недостойным ее уважения и восхищения.

Синдел, памятуя о материнском долге, исправно старалась просветить дочь относительно вопросов, которые казались ей важными, но это неизменно приводило к ссорам. Она убеждала Китану, что женщина должна в первую очередь быть красивой и вызывать восхищение мужа (или всех окружающих, если муж не счел нужным спрятать свое сокровище от посторонних глаз). Далее по списку шли покорность и беспрекословное повиновение отцу, а потом мужу, и если с первым Китана соглашалась, то второе ее не устраивало категорически. После особенно крупного столкновения Синдел оставила ее в покое, но лишь до тех пор, пока ей в голову не пришли, видимо, с подачи Шанг Цунга, мысли о том, что Китане пора выйти замуж. До того, как Китана решила открыто пойти против Шао Кана, разговоры заводились осторожно, воля Синдел преподносилась в виде увещеваний, и стоило Китане проявить недовольство, как ее оставляли в покое. Однако настойчивость Синдел росла. Вопиющий случай на приеме, который был еще слишком свеж в памяти Китаны, свидетельствовал о том, что мать всерьез обдумывала перспективу ее брака. Китана представила невысокую фигуру Рейна, вспомнила его правильные, но ничем не примечательные черты и брезгливо тряхнула головой. Ну уж нет, даже будь Рейн свободен, она бы не согласилась за него выйти.

Следующая мысль прозвучала в голове чьим-то назойливым шепотом: а что было бы, если б Саб-Зиро мог предложить ей замужество? Китана вздрогнула и спрятала лицо в ладонях. Перед закрытыми веками мелькали красноватые пятна, вспыхивали, пульсировали и гасли. Согласилась бы? Она и сама не знала. Он ведь прославленный воин, умен и хорош собой… Наверное. Ничего ведь не видно из-за маски. Только глаза, не то непроглядно-синего цвета, как воды реки зимой, не то темно-карие, почти черные, очень красивые… Китана выругалась, досадливо хлопнула ладонью по изголовью кровати, но мысли катились одна за другой камнепадом. А ну как он уже немолод, вроде Цунга или Драмина? Или уродлив. Или и вовсе наполовину таркатанец, как Милина. Китана даже усмехнулась своим мыслям, а потом испугалась, решила, что сходит с ума. «Что за чушь? Нечего думать о пустом, он же ничего не… Да такое и невозможно, ведь Лин Куэй славится строгостью нравов, которая, говорят, при Саб-Зиро дошла до предела. Они не женятся, не заводят семей. Какая чепуха мне приходит в голову», — подумала Китана, чувствуя, как от стыда горят щеки. Мысль о невозможности каких-либо отношений между ней и Саб-Зиро ее несколько успокоила, но она не могла не признать, что его недавнее поведение никак не сообразовывалось со строгостью нравов клана Лин Куэй. По крайней мере, до того, как он выгнал ее вон, отшвырнув перед тем от себя так, будто она позволила себе что-то несусветное.

А меж тем у нее был куда более весомый повод для размышлений. Китана не верила до конца, что Саб-Зиро способен бросить все и заставить ее вернуться во Внешний мир, но не могла сбросить со счетов эту перспективу: слишком уверенно он настаивал на своем. Резкое предубеждение Саб-Зиро против Рейна тоже изрядно настораживало.

Вспомнив о Рейне, Китана снова задумалась о поездке. «Даже если Саб-Зиро заставит меня уехать, я смогу все объяснить отцу и, может быть, тут же вернусь обратно… Так зачем тратить время впустую? Рейн сказал, поездка будет недолгой. Если мы уберемся из башни перед рассветом, Саб-Зиро точно придется отложить свой побег во Внешний мир, а я, может быть, узнаю что-нибудь еще интересное… Рейн явно на нашей стороне, кто же виноват в том, что Саб-Зиро так не терпится бросить все и вернуться назад в Лин Куэй?»

Китана понимала, что ей совершенно не нужен лишний риск, что нельзя верить никому — особенно Рейну — на слово, но идея поездки была слишком заманчивой. Наконец покинуть надоевшую башню и увидеть настоящую Эдению, сделать что-то по-своему, а не по указке Саб-Зиро, Драмина, Цунга или… Императора. Кто знает, думала она, вдруг это последняя возможность поступить так, как хочется, а не как приказано? Тем более что отказать Рейну значит расписаться в собственной непоследовательности и трусости. Некстати припомнились многословные наставления Драмина, твердившего, что нельзя вызывать у подданных какие бы то ни было сомнения в своей персоне. Кто знает, как будет расценена эта поездка с Рейном, если о ней кто-то прознает? Но… Если и так придется уезжать ни с чем, то какая разница, что скажет горстка рабов, попавшихся по дороге? Китана твердила сама себе, что должна — обязана — сказать Саб-Зиро о своем намерении покинуть башню с Рейном, но следовать голосу здравого смысла у нее не получалось. Как она ни убеждала себя, что думает только об интригах Драмина и его таинственных сообщников, мысли ее теряли четкость, расплываясь под натиском непрошенных чувств.

«Твердит мне, что нельзя доверять Рейну, а сам ведет беседы с этой эденийкой… Почему он вообще позвал ее к себе? Ей ведь и вовсе неприлично было приходить к нему. Они даже не знакомы. Или знакомы? Надо расспросить обо всем Рейна…» — раздумывала Китана, рассеянно собирая вещи, которые могли понадобиться в поездке. Ей было нехорошо от пережитых волнений. Голова кружилась, биение сердца отдавалось болью в висках, и в довершение ко всему живот ныл, как после слишком долгой тренировки. К приходу Рейна, который, как и обещал, явился перед рассветом, Китана измучила себя так, что от пережитых волнений у нее дрожали кончики пальцев.

Рейн ждал с явным нетерпением: расхаживал по комнате, постукивая по бедру перчатками для верховой езды. Когда Китана появилась на пороге, он учтиво поклонился и улыбнулся как ни в чем не бывало, но она поймала на себе короткий изумленный взгляд. Видимо, следы бессонной ночи оказались слишком заметными.

— Я явился, как было условлено, принцесса, — начал Рейн. Китана вздохнула, сжала руки в кулаки, пытаясь справиться с волнением. Еще можно было отказаться, спуститься на пару ярусов вниз и рассказать обо всем Саб-Зиро, который, разумеется, примет за нее верное решение. Например, без лишних разговоров отправит обратно во Внешний мир. Или можно было отложить поездку под предлогом плохого самочувствия, написать обо всем Цунгу или Императору… И быть готовой к тому, что тут же придет приказ вернуться.

— Принцесса, время не терпит, — поторопил ее Рейн. — Я пойму, если вы раздумали.

— Нет, Рейн. Я готова, можем выдвигаться, — решилась Китана. В груди разлилось теплой волной мстительное удовлетворение. Она с запоздалым испугом поняла, что предвкушение того, как на ее выходку отреагирует Саб-Зиро, для нее гораздо радостней, чем возможность наконец покинуть башню и увидеть свои земли.

— Я рад, что вы приняли такое решение, — доверительно сообщил ей Рейн, склонившись к ее уху, когда они проходили мимо очередного патруля.

— Надеюсь, я не буду разочарована, — бросила Китана, инстинктивно отстраняясь. Секундная близость Рейна вызвала в ней вспышку прежней неприязни, которую она едва смогла подавить. Рейн же, сделав вид, что ничего не заметил, мягко улыбнулся и распахнул перед Китаной тяжелую дверь, открывавшуюся на широкий вымощенный камнем двор. Прямо перед крыльцом ждали слуги Рейна, каждый из которых держал в поводу оседланного ящера.

— Вы знакомы с этими существами, принцесса? — поинтересовался Рейн. — Здесь мы не мыслим без них своего существования.

Китана немного испугалась, но постаралась не подавать вида.

— Знакома, конечно, но не так чтобы очень… Тесно.

— Это несложно, — успокоил Рейн. — Я помогу вам забраться в седло, а дальше они сами разберутся. Умные твари и по-своему красивые, но очень своенравные. Нужна твердая рука.

Слуги подвели к ним ящеров. Китана нерешительно шагнула вперед, оперлась на подставленную руку Рейна и забралась в седло, которое оказалось довольно удобным.

— Давайте помогу найти стремена, — засуетился Рейн. Китана пожала плечами: ей казалось, что с этим вполне могут справиться слуги, но раз уж Рейн так старается быть любезным, почему бы и нет. С его помощью Китана нащупала стремена, взяла в руки поводья и, не удержавшись, провела ладонью по жесткой зеленовато-синей чешуе.

— Выдвигаемся? — спросил Рейн, ловко запрыгнув в седло. Китана согласилась было, но тут ей снова припомнились наставления Драмина.

— Я подумала, что хочу взять с собой нескольких воинов из личной охраны. Пусть за ними сходит кто-нибудь из твоих слуг. И еще… — Китана помедлила, но все же решилась высказать мучившую ее мысль: — послушай, Рейн, не лучше ли будет взять повозку? Я, конечно, предпочитаю ехать верхом, но боюсь, что окажусь непривычна к вашему солнцу. Да и моя одежда…

— А что не так с вашей одеждой? — уточнил Рейн, кивком отправив слугу назад в башню. — О солнце не беспокойтесь, самые жаркие часы дня мы переждем у реки, а дальше обойдемся плащами. Да и дорога в Таммарн идет на многих участках через священные рощи.

— Что же, если так, то едем. Просто Драмин… — начала Китана неохотно — имя высокородного предателя словно застревало на языке.

— О, вот в чем дело, — усмехнулся Рейн. — Принцесса, он помешан на суевериях и предрассудках, которые именует традициями.

— И рабы тоже, не так ли?

— Только в том случае, если видят, что эти предрассудки чтят их хозяева. Это самое важное, что нужно знать об Эдении. Ведите себя как хозяйка, как полноправная правительница, и никто не посмеет возражать вам даже в мелочах.

— Тогда почему твоя невеста носит традиционные наряды? — насмешливо спросила Китана. Рейн вздохнул.

— Не по моему указанию, поверьте. Пока над нами не был совершен обряд, она остается дочерью своего отца, который, как и Драмин, крайне… — он запнулся и тяжело вздохнул.

— Я поняла, — сказала Китана, решив избавить Рейна от затруднения.

За разговором Китана не заметила, как они миновали двор и выехали из ворот на дорогу. Вскоре башня осталась позади — темная каменная громада среди просыпавшихся нежно-зеленых полей. Китана смотрела по сторонам, подмечая детали, которые невозможно было рассмотреть через окна-бойницы: незнакомые пестрые цветы на обочине, мелькавших в светлеющем небе белокрылых птиц, многочисленные неглубокие ручейки, питавшие посевы.

— А здесь довольно красиво, — озвучила Китана вслух свои мысли и смущенно замолчала. Рейн улыбнулся.

— Эдения прекрасна, если не запираться от нее в каменной темнице. Довольно скоро мы увидим реку. Долина ее, конечно, изрядно пострадала от рук земледельцев, но все еще впечатляет. Смотрите вперед, скоро дымка растает, и можно будет разглядеть куда больше.

Мало-помалу солнце поднялось над горизонтом, и укрывавший поля легкий туман окончательно рассеялся. Китана смотрела во все глаза на расстилавшуюся перед ней картину, время от времени обмениваясь несколькими словами с Рейном. Вскоре по краям полей стали попадаться небольшие дома, выстроенные из обожженной глины, возле которых копошились загорелые дочерна рабы. Они провожали всадников осторожными, но пристальными взглядами, и перебрасывались отрывистыми фразами на незнакомом Китане диалекте.

— Эти поля далеко от башни и поселения, поэтому рабы приходят сюда по очереди на несколько дней, — объяснил Рейн. — То есть так должно быть, но очередь редко соблюдается. Те, кто победнее и послабее, проводят здесь весь сезон полевых работ.

— Но ведь полевые работы почти не прекращаются, — насторожилась Китана.

— Именно, принцесса, — кивнул Рейн, пришпоривая своего ящера, который тянулся мордой к колючему кусту на обочине. — Они практически не бывают дома и не видят своих семей.

— Это ужасно.

— Да. Но аристократы принимают это как должное. Они ведь всего лишь рабы, что с них взять.

Когда солнце оказалось высоко в небе, Китане стало не до наблюдений и разговоров. Она хватала пересохшими губами воздух и то и дело была вынуждена делать глоток настоя со странным горьковатым вкусом из фляжки, которой поделился Рейн — свою Китана опустошила еще в конце первого перегона. Пот ручейками стекал по спине, раздражая кожу, заливал глаза, так что их щипало от соли. Невыносимо хотелось сбросить плащ и подставить лицо время от времени оживавшему ветерку, но расставаться с единственной защитой от ядовито-яркого света было опасно. Рейн, который, к облегчению Китаны, страдал от жары не меньше, чем она сама, подъехал ближе и хриплым шепотом сказал, что до реки осталось недолго. Китана встревожилась — они были в пути, по ее подсчетам, уже слишком долго, чтобы рассчитывать вернуться назад к обеду. Вскоре среди полей стали попадаться островки невысоких деревьев с длинными острыми листьями. Дорога, ровная и твердая до сих пор, покрылась ямами, так что ящеры то и дело спотыкались.

— Что это такое? Это из-за дождей? — кое-как выговорила Китана, закрывая лицо от поднявшейся в воздух пыли.

— Да, здесь ливни были особенно сильные, — ответил Рейн. — С неделю, а то и дольше. Вы не тревожьтесь, сейчас отдохнем у реки, а там совсем недолго останется, и поедем среди деревьев. Пейте, чтобы жара не чувствовалась так сильно.

— А ты как же? — спросила Китана смущенно. Рейн блеснул улыбкой с выпачканного пылью лица:

— А я привык к жаре. Там внизу, у реки, родник, вдоволь напьемся.

Они снова пустились в путь. Когда Китана готова была выбранить Рейна за то, что втянул ее в такую авантюру, за очередным поворотом дороги, петлявшей теперь между развалинами глиняных домиков, показались деревья с яркой зеленой листвой. Усилившийся ветер коснулся лица Китаны желанной прохладой, оставил на губах привкус воды.

— Река?

— Да, уже совсем близко, — сказал Рейн и, сдавив подошвами бока ящера, заставил его свернуть на грязную тропинку, спускавшуюся куда-то в колючие заросли. Китана последовала за Рейном с опаской, но спуск оказался коротким. Вскоре они спешились в густой тени. Китана отшвырнула плащ, выплеснула себе в лицо последние капли настоя из фляжки.

— Ну и жара, Рейн. Знаешь, под конец я уже пожалела, что согласилась куда-то с тобой поехать. Но ведь мы скоро приедем, да? А что это был за напиток?

Рейн устало улыбнулся.

— Специальный настой, который придает сил. А дорога… Да, скоро будем на месте. Поначалу всегда так, а потом и к жаре привыкаешь. Хотите пойти к реке? Она там, за деревьями.

Китана, разумеется, ответила согласием, и, оставив воинов сторожить ящеров, они с Рейном ушли вперед, туда, где между деревьями виднелся просвет. Река и вправду стоила всех усилий, потраченных на то, чтобы до нее добраться. Широкая и полноводная, она медленно текла вдоль травянистых берегов. По густой темно-зеленой воде скользили, дробясь на тысячи осколков, игривые солнечные лучи и высвечивали гибкие тела охотившихся на мошкару рыб. В низине было прохладнее, да и воды во фляжке теперь хватало, но Китана почему-то чувствовала себя совершенно разбитой, так что ноги у нее подкашивались от усталости. Рейн расстелил свой плащ на траве, сел и жестом пригласил ее сесть рядом.

— Вы не взяли свой плащ? Ничего, здесь хватит места.

Китана села, прислонилась спиной к стволу неизвестного ей дерева. Рейн опять оказался раздражающе близко. Китана успокоила себя, объяснив это отторжение предубеждением из-за безумных матримониальных планов матери. И еще тем, что рядом был Рейн, а не Саб-Зиро.

При мысли об оставленном в башне Саб-Зиро Китана поежилась: ей показалось, что среди жаркого дня вдруг повеяло холодом. Интересно, Саб-Зиро уже обнаружил ее отсутствие, и если обнаружил, то что предпримет? Теперь вся эта затея с поездкой казалась Китане глупой. Мало ли, что Саб-Зиро себе вообразит, узнав, что она уехала в сопровождении Рейна. Его, конечно, предупредят слуги, видевшие их с Рейном отъезд, но все же… Китана беспомощно огляделась. Если попросить Рейна сейчас же повернуть обратно, что он подумает? Время шло, Китана внутренне металась от одного побуждения к другому, и чем дальше, тем тревожнее становилось у нее на душе.

— Теперь вода мутная, но скоро ил уляжется, и она снова станет прозрачной. У берегов, по крайней мере, — беззаботно сказал Рейн, который, казалось, пребывал в прекрасном настроении.

— Здесь и вправду красиво, — сделав над собой усилие, ответила Китана. Рейн повернулся к ней, окинул каким-то странным оценивающим взглядом, потом заговорил:

— Знаете, а жаль, что я так долго ждал, чтобы поговорить с вами откровенно. Вам давно пора было выехать из башни, осмотреть все как следует, а вместо этого пришлось разгребать никому не нужные свитки с законами, которые давно пора отменить. Но я должен был убедиться, что вы ко мне прислушаетесь, и убедить в этом своих друзей. Мы в меньшинстве, и нам приходится быть осторожными. Однако теперь, когда вы с нами, все пойдет по-другому.

Китана хотела было придумать вежливый, но обтекаемый ответ, но Рейн резко сменил тему:

— Вы сильно утомлены. Так побледнели. Попробуйте отдохнуть немного, а я прослежу, чтобы все было в порядке. Если хотите, вернемся к воинам, но они имеют привычку громко болтать на привалах.

— Да ты что, Рейн, — нервно усмехнулась Китана. — Я и не устала вовсе. Давай скорее поедем, я должна была вернуться до обеда, а солнце уже так высоко.

— Не тревожьтесь, принцесса. Ничего не случится. Скоро доберемся до Таммарна, осмотрим все без лишних промедлений и поедем назад. Жар скоро спадет, обратный путь пойдет в два раза быстрее. Вернемся еще до того, как солнце начнет клониться к закату, обещаю. Выпейте еще немного из моей фляжки, это вам пойдет на пользу.

Рейн уговорил ее посидеть у реки еще немного. Китана подчинилась, хотя ей было неуютно и хотелось вернуться в лагерь. Она чувствовала себя все более утомленной: голова кружилась, в ушах шумело, а в глаза как будто насыпали песка. Рейн говорил что-то еще, называл какие-то имена, но Китана, как ни старалась, не могла заставить себя вслушаться. Вскоре ночь, проведенная без сна, и усталость от долгого пути взяли свое, и она погрузилась в тяжелую дремоту.

Китана проснулась, когда по земле уже поползли вечерние тени. Какое-то время она бездумно смотрела на маленькие волны, разбивавшиеся о травянистый берег, потом с трудом села, подтянула колени к груди и принялась распутывать пятерней слипшиеся волосы. Рейна нигде не было видно, и до слуха Китаны не доносилось ни звука. Давящую тишину нарушал только шум воды и шелест листьев. Китану охватила тошнотворная тревога. Вернулась к обеду, конечно же. А что если, пока она спала, что-то случилось, и спутники оставили ее здесь в одиночестве? Вскочив на ноги, Китана беспокойно огляделась вокруг, ища тропинку, по которой они с Рейном пришли сюда днем. Заросли казались ей совершенно одинаковыми — густыми и непроходимыми, а неумолчные шорохи и шелест раздражали, мешая вслушиваться.

— Рейн? — позвала Китана негромко, но голос ее растворился в густом воздухе. Она заставила себя вдохнуть глубже, унимая колотящееся сердце. Надо было рассказать обо всем Саб-Зиро. Если что-то случилось, где он будет ее искать? Да и будет ли… Вдруг он уже уехал во Внешний мир? Или послал Императору весть, что она пропала?

Наконец, невдалеке послышался шум шагов. Китана нащупала рукоятку веера, но, к ее облегчению, из зарослей вышел Рейн.

— Вы проснулись? Я отходил, чтобы набрать воды, не хотел будить вас раньше времени.

Голос его звучал непринужденно и дружелюбно так же, как и днем, но Китана не сомневалась: что-то идет не так.

— Раньше какого времени? — заговорила она громко и сердито, стараясь скрыть тревогу, — Рейн, назови хотя бы одну разумную причину тому, что ты меня не разбудил? Нам, Преисподняя побери вашу жару и это солнце, давно уже пора было вернуться в башню.

— Я сам не рассчитал времени, принцесса, уснул, простите мне мою откровенность, а воины не стали нас тревожить, потому что не получили никакого приказа, — смущенно объяснил Рейн. — Мне очень жаль, принцесса, и я приношу вам свои извинения. Но к чему нам возвращаться в башню с полдороги к Таммарну? Давайте переночуем здесь, утром спокойно доедем до места, а там и назад. Ваша охрана знает, куда вы отправились. Пока мы спали, один из ваших воинов вернулся в башню, он предупредит, что с нами все в порядке…

— А кто отдал приказ? — удивилась Китана.

— Они сами так решили, у нас это в обычае…

— Ладно, Рейн, — прервала Китана. — Давай скорее вернемся назад в башню. Не сочти меня пугливой, но мы отсутствуем слишком долго, чтобы продолжать путь, а мне вовсе не хочется, чтобы…

— Чтобы кто-нибудь встревожился и бросился на поиски или доложил о вашем мнимом исчезновении прямиком Императору, — закончил за нее Рейн. Китана коротко кивнула, беспокойно оглядывая заросли. Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее ее охватывал страх.

— Но тогда вы не увидите того, что я хотел показать вам… — попытался возразить Рейн.

— Я видела достаточно и верю тебе на слово. Мое решение будет справедливым, Рейн, я тебе уже обещала, — нервно заговорила Китана. Рейн поспешил успокоить ее и сказал, что тут же отдаст приказ отправляться в путь.

Обратный путь показался Китане куда легче, чем утренняя скачка, даже несмотря на то, что луны на небе не было, и двигаться приходилось в темноте, которую почти не разбавлял свет задыхавшихся от ветра факелов. Китана мрачно размышляла, как станет рассказывать Саб-Зиро о своей бесполезной поездке, и чем дальше, тем сильнее раскаивалась в том, что вообще решилась покинуть башню. Рейн пытался разговорить ее, задавал какие-то ничего не значащие вопросы, предлагал все же повернуть обратно и ехать в Таммарн, но она хранила молчание — слишком сильно ее мучили дурные предчувствия. «Какая чушь — поехать осматривать свои земли и вместо того проспать полдня в каких-то кустах на берегу грязной реки. И почему мне так не повезло? Вот что значит, безвылазно сидеть в башне и не брать в руки оружия, потому что тут так принято. Не место мне здесь, да и никому, кроме этого предателя Драмина, не место, пока все так устроено», — думала Китана, напряженно вглядываясь в темноту на горизонте.

— Теперь до башни уже недалеко, — подъехав вплотную к ней, заговорил Рейн. — Скоро будем на месте, принцесса. Почему вы вообще так встревожены? Ваша… Охрана, несомненно, осведомлена о том, что вы покинули башню в моем сопровождении. Неужели у вас или ваших спутников есть основания мне не доверять?

— Разумеется, нет, — ответила Китана, подумав. — Но он… Они ведь вряд ли рассчитывали, что я буду так долго отсутствовать.

— Все будет в порядке, принцесса, вот увидите. Вы просто слишком утомлены, поэтому у вас и испортилось настроение. Назавтра все покажется вам совсем другим.

— Да, ты прав, наверное, — рассеянно проговорила Китана. Слова Рейна ее немного успокоили, и она даже попеняла себе за чрезмерную чувствительность. — Я и вправду устала. Завтра поговорим обо всем.

— Я хотел бы попросить вас, чтобы вы не откладывали принятие решение в нашем деле с Драмином, принцесса, — добавил Рейн. — Я понимаю, вам, возможно, требуется время, но мы больше не можем позволить себе медлить. И еще: будьте осторожны с Драмином. Я уже говорил вам и повторю еще раз: он будет лгать, изворачиваться и пойдет на все, чтобы вынудить вас поступить так, как ему выгодно.

— Хорошо, Рейн. Я тебя поняла. Ты можешь не сомневаться, я поступлю так, как требует благо Эдении, — сказала Китана. Вдали, наконец, показались огни башни, и она почувствовала себя в относительной безопасности.

Китана распрощалась с Рейном во дворе башни. Он отправился восвояси, а она, наскоро переодевшись, поспешила в гостевые покои, чтобы поговорить с Саб-Зиро. На лестнице ее остановил стражник и передал просьбу Драмина срочно явиться в библиотеку, однако Китана отослала его, процедив сквозь зубы, что занята. Беспокойство и страх рвали ее на части, не давая сосредоточиться ни на одной мысли, и Китане казалось, что если она не увидит Саб-Зиро и не услышит его голоса сию же минуту, то просто сойдет с ума. Темнота мрачных галерей, в которой тонуло пламя факелов, казалась ей как никогда удручающей, а тишина спящей башни будто таила предвестие подступающей угрозы. «Он будет зол, разумеется. Наверное, даже не захочет говорить, — думала Китана, безуспешно пытаясь сообразить, как лучше себя вести и что именно сказать. — Как обидно, что я ничего, совсем ничего не узнала, и оправдать эту поездку мне совершенно нечем».

Добравшись до двери, ведущей в покои Саб-Зиро, Китана остановилась, отдышалась, поправила волосы и, набравшись решимости, постучала. Ответа не было. Решив соблюсти на сей раз приличия, она немного подождала, а потом все же толкнула дверь, которая оказалась незаперта. Китана вошла и очутилась в полной темноте. Сделав несколько шагов, она окликнула хозяина, однако ответом ей была тишина. Китана прошла анфиладу комнат до самого конца, не постеснявшись даже заглянуть в спальню, но напрасно, покои были тихи и пусты. В очаге гостиной догорали, бессильно рассыпаясь, угли, и в прыгающих отсветах Китана рассмотрела изрядно встревожившую ее пустоту. На столе не было больше привычных письменных принадлежностей, с камина исчез кувшин с водой. Зато на лавке обнаружился закрытый походный сундучок, в котором, видимо, хранились вещи. Поразмыслив, Китана решила, что Саб-Зиро отложил отъезд, чтобы дождаться ее возвращения, и эта мысль немного ее успокоила.

Время шло, Китана уже успела придумать целый список многословных оправданий и объяснений, а Саб-Зиро все не шел. Угли в очаге угасли и превратились в пепел, а ветер выстудил остатки тепла. Тревога Китаны вернулась, а потом понемногу переросла в панику, смешанную с обидой и горечью одиночества. «Где же его носит? Может, мы разминулись, и он ждет у меня в покоях, или на балконе над воротами. Хотя… Разве ему не сообщили бы, что я приехала? Что же тогда его так задержало, ведь уже ночь. Может, он и вовсе уехал, бросив вещи», — раздумывала Китана, вслушиваясь в ничем не нарушаемую тишину.

Мало-помалу, перебирая одно предположение за другим, она добралась до того, которое заставило ее вздрогнуть от гнева. Что, если Саб-Зиро, устав ждать ее возвращения подопечной, решил не тратить время попусту и попрощаться перед отъездом с Таней? Китана закусила губу, зажмурилась, отгоняя непрошенные образы, моментально закружившиеся перед ее мысленным взором. Черноволосая красавица с сияющими глазами и томной улыбкой, такая нежная и хрупкая, словно дорогая кукла… Ожерелье из крупных умело ограненных камней поблескивает на длинной белоснежной шее — как приятно было бы сдавить ее изо всех сил, сжать твердыми пальцами и смотреть, как искривится хорошенькое личико и помутнеет ясный взгляд… Китану охватило чувство собственного несовершенства, болезненное и горькое, а вместе с ним пришла жажда действия. Найти его. Сказать все, что нужно, пока еще есть возможность. Понять, что он такой же, как прежде, что в нем ничего не изменилось. Не было потеряно для нее безвозвратно…

Дверь в покои растворилась и затворилась почти бесшумно. Не будь все чувства Китаны обострены до предела, она бы и не заметила возвращения Саб-Зиро. Глотнув побольше воздуха, Китана затаила дыхание, вцепилась ногтями в ладони. Последние мгновения ее ожидания тянулись до безумия медленно, и к тому моменту, как едва различимая в темноте фигура показалась на пороге, Китана уже была готова сорваться с места и идти навстречу. Вернулся. Один.

— Необдуманный поступок — поджидать меня, сидя в темноте, — заговорил Саб-Зиро. Голос его звучал устало и напряженно. Китана выпрямилась, положила вспотевшие ладони на колени.

— Ты оставил дверь открытой, значит, ждал, что я приду.

Саб-Зиро молчал, и она продолжила говорить:

— Где ты был так долго?

Короткий смешок дал ей понять, что начало она выбрала неудачное. Саб-Зиро пошарил на полке над очагом, и в темноте тревожно заколыхался язычок пламени.

— Почему ты не уехал? — жалко, еле различимо пробормотала Китана.

— А то вы не знаете, — прозвучало в ответ с преувеличенным спокойствием. Скрывает злость или волнение.

— Знала бы, не спрашивала. Помнится, ты собирался вернуться в Империю как можно скорее.

— А о том, что мы собирались вернуться вместе, позабыли? Я пришел за вами, но мне сказали, что вы удалились из башни в компании Рейна. Я написал Императору, но ответа так и не получил, отправил гонца в форт, чтобы отправили отряд на ваши поиски, но тут в башню вернулся один из ваших воинов и сообщил, что у вас все в порядке. Я ждал вашего возвращения, чтобы быть уверенным в этом, и, как я вижу, поездка действительно прошла благополучно. Теперь я могу возвращаться с чистой совестью — Рейн о вас позаботится, — ответил Саб-Зиро с горькой насмешкой. Китана помолчала, собираясь с силами, потом предложила:

— Сядь за стол, давай обо всем поговорим. Ты сказал, от Императора ответа так и не было? Что именно ты ему написал? И еще, по поводу отъезда, я понимаю, почему ты злишься, но ничего ведь не случилось. Я готова выдвигаться хоть сейчас, даже собираться не буду…

— У меня нет никакого права настаивать на вашем отъезде, принцесса, — ответил Саб-Зиро твердо и холодно. Китана вздохнула.

— Послушай, мы договаривались, что я уеду, как только ты мне скажешь, что пришло время, и я не брала назад своего обещания.

— Все договоренности между нами расторгнуты. Вы можете распоряжаться своим временем так, как вам будет угодно, и принимать те решения, которые сочтете правильными. Я больше не участвую в ваших делах.

Китане показалось, что Саб-Зиро хотел что-то добавить, но он замолчал, и она, подумав, заговорила с преувеличенным спокойствием:

— Послушай, я понимаю, что мой сегодняшний отъезд из башни был совершенно излишним и опасным, и ты имеешь полное право на меня сердиться. Но…

— Принцесса, — прервал он все так же твердо и бесстрастно, будто спорил с кем-то крайне несообразительным, — речь идет не обо мне и моих реакциях на ваши поступки. Мы вроде бы говорим о нашем общем деле, а именно о том, что вы обещали ничего не предпринимать, не поставив меня в известность, а также дали мне понять, что я могу доверять вам. Я согласился предпринять известные вам действия, исходя из ваших обещаний, но вы решили нарушить наш уговор. На этом мы с вами прощаемся и более не тратим время на переливание из пустого в порожнее. Если у вас есть, что передать Императору, я передам.

— Уезжаешь, значит, — кивнула Китана. Во рту неприятно пересохло, и говорить было трудно. — Бросаешь меня здесь одну.

— Отчего же? Рейн, я думаю, не откажется вам помочь, — пожал плечами Саб-Зиро.

— Рейн здесь ни при чем. Я просто согласилась съездить с ним в ту спорную область. Надеялась узнать что-то важное для нас с тобой, но ничего не получилось, мы не уехали дальше реки. Саб-Зиро, я понимаю, что ты мной недоволен, но не принимай поспешных решений.

— Мое решение тщательно обдумано, и уже давно. А теперь, прошу вас, оставьте меня, у меня есть еще незаконченные дела.

— Какие? Все твои вещи собраны, — сказала Китана, не сдержав нервного всхлипа.

— Обыскивали мои комнаты? Ну разумеется, — съязвил он в ответ, повернулся и встал у порога, всем видом демонстрируя, насколько не рад чужому присутствию. Китана, не выдержав столь явного пренебрежения, поднялась со скамьи, прошла вперед и остановилась прямо напротив Саб-Зиро. Смотреть пришлось в пол — выдержать его взгляд она была не состоянии.

— Значит, ты все обдумал и отправишься во Внешний мир, а меня бросишь здесь?

— Как вам будет угодно.

— Ты обо всем написал Императору?

— Да, разумеется. Обо всем.

Китана почувствовала, как у нее судорожно кривятся губы.

— Но ты же понимаешь, у него возникнут к нам обоим вопросы…

— Вполне справедливые, и я готов на них ответить, — холодно перебил Саб-Зиро. — Вы закончили?

— Нет, не закончила, — разозлилась Китана.

— Что еще?

Она отвернулась, прошлась по комнате, чувствуя, как холод захлестывает тяжелой волной, давит на грудь, мешая дышать. "Он хочет, чтобы я ушла. И в силах заставить меня уйти…"

— Саб-Зиро, — заговорила Китана снова, поддавшись охватившей ее жажде бороться и поставить на своем.

— Ну?

— Ты никуда не едешь.

— Правда? И кто меня остановит? — насмешливо сказал Саб-Зиро. Китана встала, подошла к лавке, на которой стоял его сундучок, попробовала открыть крышку.

— Я тебе говорю, ты остаешься здесь. Я не позволю тебе вот так просто бросить меня тут одну и разрушить все, что я успела сделать. Думаешь, мне было так легко со всем здесь управляться? Ты можешь злиться сколько угодно, мне плевать. Моя поездка ничего… Да где у тебя ключ от этого проклятого сундука? Разложи свои вещи по местам… Моя поездка ничего не меняет в наших договоренностях.

Саб-Зиро сорвался с места, перехватил ее за руку, заставляя оставить в покое сундучок.

— Что вы о себе возомнили? Я не ваш личный слуга, чтобы вы имели наглость вот так отдавать мне приказы, перед тем наплевав на то, что я повторил вам сотню раз кряду…

Китана обернулась к нему, посмотрела в лицо прямым взглядом, заставив себя подавить волнение.

— Злишься. Наконец-то я слышу это у тебя в голосе, а то мне уже поднадоел этот твой безразличный тон. Будто ты с кем-то чужим тебе говоришь, а не со мной. Ты меня всегда винил в глупости и опрометчивости, а сам теперь ведешь себя не лучше. Сбегаешь отсюда, плюешь на то, что дал мне слово…

— Вы что, ума лишились? Забыли, кто вы и кто я?

— И кто же, а? Давай, скажи. Прежде ты был терпелив со мной, и добр, и заботился обо мне, а теперь ведешь себя так, будто я вызываю у тебя тошноту или что-то еще в этом роде. Я тебе отвратительна, да?

— Что вы такое несете? — спросил Саб-Зиро с непривычной Китане растерянностью. Она сделала шаг вперед, снова оказываясь непозволительно близко.

— Я устала от этой недосказанности, от твоих вечных взглядов исподтишка и недомолвок. Скажи, почему ты судишь меня так строго? Другим — Цунгу, например, — ты спускаешь и дерзость, и прямое неуважение, хотя по положению он ниже меня.

— Вы обвиняете меня в желании выслужиться перед Цунгом? — возмутился Саб-Зиро.

— Нет, я говорю, что ты ко мне несправедлив и ни в чем не идешь мне навстречу. Ты вообще меня слушаешь? Да, я сглупила и ослушалась тебя, но больше этого не повторится, я тебе обещаю, — горячо проговорила Китана, глядя прямо в глаза, смотревшие на нее с холодной злостью.

— Мне показалось, я ясно дал вам понять, что этот разговор окончен. Убирайтесь и оставьте меня в покое, — ответил Саб-Зиро.

— Выгоняешь, как и вчера, — горько сказала Китана. — Вышвыриваешь меня вон, будто надоевшую игрушку. С Таней ты был куда вежливей и обходительнее. Она красивее меня, в этом все дело?

— Нет, вы снова принялись за свое? Не знаю, что вы себе вообразили, принцесса, и знать не хочу. И вы, и Таня одинаково мне безразличны, — ответил Саб-Зиро, старательно избегая ее взгляда. Китана, окончательно утратив самообладание, тихо заплакала, размазывая по щекам злые слезы. Она ждала, что он начнет утешать ее, но Саб-Зиро не нарушал молчание и, казалось, перестал ее замечать.

— Ты несправедлив ко мне и обращаешься со мной жестоко. Я этого не заслужила, — прошептала она. Все было потеряно — как бы ей ни хотелось убедить себя в обратном. Она сама разрушила хрупкое подобие связи между ними. Теперь Саб-Зиро уедет, и больше ничего не будет. Только пустота.

— Бросьте эту пустую болтовню. Не знаю, чего вы стараетесь добиться…

— Сними маску, — проговорила Китана шепотом. Саб-Зиро вздрогнул, будто она его ударила, но ничего не ответил.

— Давай же. Я говорю с тобой сейчас откровенно, ничего от тебя не скрывая, потому что мне надоели недомолвки, а ты не хочешь ответить мне честностью на честность. Сними маску и дай мне увидеть твое лицо, как ты видишь мое, а потом повтори свои слова про отъезд и про то, что я тебе безразлична и ты мне не веришь, если тебе хватит на это совести.

— Может, вы запамятовали, принцесса, — заговорил Саб-Зиро тихо и зло, — так я вам напомню. Я воин клана Лин Куэй, и наши обеты запрещают нам показывать лицо чужакам. А еще совершать бесчестные поступки…

— Что ты считаешь бесчестным поступком?

— Я утаил по вашей просьбе от Императора то, что должен был сказать ему немедленно, как мне это стало известно. Я сам виноват, разумеется, и вас винить не буду. Я поддался желанию выяснить как можно больше, показать и другим, и самому себе, сколь многое могу. Гордыня и чрезмерная самоуверенность — качества, достойные всяческого порицания, принцесса, и, не будь у меня этих недостатков, вы бы не уговорили меня нарушить клятву и сыграть в ваши игры. Но больше этого не будет. Я не стану марионеткой в ваших руках, можете не унижать себя уговорами.

— Вот, значит, как, — вспылила Китана. — Я толкнула тебя на нарушение твоих священных обетов, заставила совершить бесчестный поступок?

— Вот видите, вы и сами все прекрасно понимаете.

— Нет, это просто невыносимо! — воскликнула Китана, а потом, поддавшись отчаянию, в несколько шагов оказалась перед Саб-Зиро и резким движением сорвала маску прочь с его лица.

Он тотчас же отстранился, оттолкнув Китану перед этим так, что она свалилась на пол, весьма чувствительно ударившись плечом. Маска, звякнув о камень, отлетела куда-то в сторону. Раздался грохот — Саб-Зиро, к облегчению перепуганной Китаны, отшвырнул стол, сорвав злость на бесчувственной деревяшке. Свеча отлетела к очагу и погасла. Комната снова погрузилась в темноту. Несколько минут прошли в полной тишине, которую прерывало только частое, сбившееся дыхание. Потом Китана услышала шаги — Саб-Зиро оказался рядом с ней. Поддавшись страху, она отползла назад, но тут же уперлась спиной в стену.

Отступать было некуда. Китана сжалась в комок, закрыла лицо ладонями, физически ощущая на себе тяжесть чужого гнева. Саб-Зиро, подхватив ее под руки, дернул вверх так, что Китана вскрикнула от боли и забилась, тщетно пытаясь вырваться. Саб-Зиро встряхнул ее, заставив удариться головой о камень. Китана затихла, поняв, что сопротивляться слишком опасно. Она хотела было произнести очередное жалкое извинение, но не смогла выдавить из себя ни слова. Осознание происходящего пришло пугающе неотвратимо. Колени ее подогнулись, а живот стремительно наполнился тяжестью, которая мгновение спустя превратилась в жаркую и сладкую боль. Китана закрыла глаза, подняла ослабевшие руки и слепо, жадно схватила Саб-Зиро за плечи, за шею, потом коснулась его лица. Он протестующе дернул головой, но не отстранился, так что Китана продолжала свое исследование: ощупала подбородок, провела кончиком пальца по губам — упругим и восхитительно теплым, погладила ладонью по щеке. Саб-Зиро толкнул ее, заставив еще больше вжаться в стену, раздвинул коленом ее ноги и оказался между ними. Китана сдавленно охнула, уткнувшись носом ему в плечо. Он вытянул шпильку из ее волос, отшвырнул на пол, будто та была в чем-то перед ним виновата. Твердые пальцы зарылись в волосы Китаны, потянули мягко, но настойчиво, заставляя ее поднять голову. Она подчинилась, приподнялась на цыпочки, слегка отклоняясь назад, обняла Саб-Зиро за шею, а потом, отбросив мысли о приличиях, сама нашла губами его губы. Поцелуй получился коротким и неловким, но приятно волнующим, так что Китана поспешила повторить его и с трепетом почувствовала, что ей отвечают — неохотно поначалу, но с каждой секундой все решительнее. Сердце в ее груди колотилось так, что ей казалось, что Саб-Зиро должен чувствовать, как оно бьется о ребра.

Китане не верилось, что все это и вправду происходит с ней, наяву, по-настоящему. Мысли и образы, заставлявшие ее беспомощно хватать ртом воздух и прятаться от самой себя в спасительной темноте закрытых век, теперь стали ощутимыми, обрели плоть и жизнь, и ей это нравилось. Столько времени балансировать на грани, изо всех сил стараясь удержаться, чтобы в одну секунду сорваться и, захлебнувшись от восторга, отправиться по собственной воле в полет в неизведанное. Туда, где по-настоящему темно и опасно, где больше не получится различить, где заканчивается она и начинается кто-то другой. Его дыхание, вкус его губ, запах кожи — все то незнакомое, что Китана изучала торопливо и неаккуратно, стремясь поскорее сделать своим, заставляло ее чувствовать нарастающую жажду и странный, охватывающий и душу, и тело трепет. Волнение, как будто ей удалось коснуться чего-то невообразимо прекрасного, недосягаемого в своем совершенстве и в то же время родного до самых глубин, до последней капли крови. «Ты мой, — повторяла она про себя, торопливо расшнуровывая завязки и расстегивая раздражающе-мелкие скользкие пуговицы. — Мой и больше ничей. Никому…» Саб-Зиро больше не пытался противиться ей, прижимал к себе и осторожно, легко касался губами ее лица, будто изучая наощупь. Китане нравилась эта нежная, доверительная близость, но с каждым вздохом в ней разрасталось томительное, требовательное чувство, что этого было совершенно недостаточно. В какой-то момент, заставив себя забыть об остатках стыда и непрошеных мыслях о том, насколько непозволительно то, что они делают, Китана отстранилась от Саб-Зиро, положила ладони ему на грудь и медленно провела ими вниз, остановившись на животе. Пальцы нащупали холодную пряжку ремня, потянули осторожно, но настойчиво. Саб-Зиро замер, коротко, резко выдохнул, а потом вдруг перехватил ее руку за запястье.

— Не нужно.

— Чего не нужно? — прошептала Китана, притянула его к себе свободной рукой и попыталась поцеловать. К ее ужасу, Саб-Зиро не позволил ей этого сделать. Какое-то время они провели в молчании, неподвижно стоя подле друг друга и тщетно пытаясь привести в порядок сбившееся дыхание. Наконец, Китана, обиженная и сбитая с толку, нашла в себе силы заговорить:

— Скажи, что не так.

Саб-Зиро молчал. Китане казалось, что расстояние между ними стремительно увеличивается, превращаясь в огромную непреодолимую пустоту. Провал.

— Прости, если я что-то не то сделала. Ты понимаешь, я же… В общем, просто скажи, и я все буду делать, как тебе нравится.

Ответа не было. Китана шагнула вперед, но Саб-Зиро тут же отступил на шаг. Она всхлипнула, позвала его по имени. Голос прозвучал так жалобно и умоляюще, что ей самой от себя стало тошно.

— Достаточно, принцесса, — наконец проговорил Саб-Зиро непривычно нерешительно. — Довольно… Этого. Хватит.

— Почему? — спросила она, обнимая себя руками. Он вздохнул, отошел к окну и остановился, опершись о стену, будто его мучило головокружение.

— А сами не понимаете? Мы не можем. Не имеем права этого делать.

— Почему? — переспросила она. — Я тебе не нравлюсь?

— Причем тут это? — разозлился Саб-Зиро. — Это не имеет отношения…

— Я тебе не нравлюсь, — повторила Китана, которую все больше охватывало странное ошеломление, как будто она сильно ударилась головой. Темнота, окутывавшая комнату, выцветала и блекла, шла рябью от наполнивших глаза слез.

— Не говорите чепухи. Лучше уходите. С меня хватит ваших капризов, глупых выходок и вообще всего… Этого.

— Хорошо, — выплюнула Китана, развернулась на каблуках. — Как хочешь. Я ухожу. Ты доволен?

— Стойте. Ладно, так и быть. Поговорим об этом первый и последний раз. Только…

— Что только?

— Пообещайте, что обойдется без рыданий, оскорблений и прочего, что вы делаете, когда вам что-то не по душе.

Китана пожала плечами, забыв, что он вряд ли сможет различить в темноте ее движения, нащупала на полу перевернутый стол, потянула вверх. Саб-Зиро поспешил помочь ей, и вскоре они сидели друг напротив друга.

— Я не могу быть с вами так, как вы хотите, — заговорил Саб-Зиро, когда пауза стала невыносимо долгой. — Не потому, что вы мне не нравитесь, а потому, что это будет неслыханным нарушением обетов и приличий. Это будет подло и по отношению к вам, и по отношению к Императору…

— Нет. Нет, нет и нет, — протестующе взмахнула рукой Китана. — Ты собираешься и сюда приплести Императора, свои обеты и нерушимые клятвы?

— Вас забавляет моя верность собственным принципам и желание придерживаться того, что я считаю единственно правильным и возможным? Что ж, пусть так, но вам придется с этим считаться. Если вас не смущает положение, в котором вы окажетесь, пойди я на то, чего вы хотите, поймите правильно: я верен своим обетам. Принципы, по которым живет клан, для меня непреложны. Нам не позволено связываться с женщинами и заводить семьи, и пусть раньше это правило нарушалось, теперь оно соблюдается безукоризненно. Я сам вернул твердое следование обетам во главу угла, и это стоило мне немалых усилий. Потому я должен быть примером…

— Ты просто трус. Или я тебе безразлична, а все твои взгляды и слова и прочее — это подлая бесстыдная ложь. Видимо, чтобы унизить меня посильнее, вот только чем я это заслужила? — горько сказала Китана, которая, как ни пыталась осмыслить услышанное, не могла принять мысли, что какие-то клятвы могут быть важнее собственных чувств.

— Нет. Все не так, — проговорил он зло. — Совсем не так. Безразличие… Я дорого бы заплатил, чтобы вы оказались правы, но вы ошибаетесь. Это… Мне кажется, это сродни болезни или скорее одержимости. Я сам не знаю, когда это началось. Поначалу я считал общение с вами утомительным, хоть и заслуженным наказанием, и мне требовалось немало сил для того, чтобы просто выносить ваше присутствие. Потом я стал наблюдать за вами — от скуки. Прислушиваться, присматриваться. Это было необдуманно, но я и предположить не мог… — Саб-Зиро запнулся, помолчал немного и продолжал: — Сперва я просто жалел вас. Сочувствовал. Мне казалось, дело в молодости, неопытности и отсутствии должного контроля над чувствами. Я решил, что раз уж мне приходится наблюдать за вами, я могу попытаться помочь. Сделать то, что у меня не получилось с Куай Ляном. А потом я вдруг обнаружил, что ваше безумие передалось мне и лишило меня рассудка. Я вижу только вас, слышу только вас и постоянно беспокоюсь о вашем благополучии, как бы вы не повредили сами себе или кто-то не обидел вас. Когда я увидел следы на вашем горле, когда застал вас идущей к открытому окну… Даже вернувшись в клан, я не избавился от этого проклятия, а тут вы еще и вздумали вызвать меня, будто я ваш личный слуга… Это стало наваждением. Вы все разрушили. Я больше не понимаю, где вы, а где я. Сегодня, когда вам вздумалось уехать с этим негодяем, я впервые за долгое время не знал, что мне делать. Вы сделали меня слабым. Превратили в ничтожество. Ваша жизнь стала моей жизнью, и ничего уже не исправить. Ваши интересы теперь для меня важнее всего, клана, Императора, меня самого. Я сам себе больше не верю. Вы отравили меня. Я чувствую ваше дыхание, как будто свое собственное, и мои мысли мне больше не принадлежат. Я бесчестен, как бы ни пытался убедить себя в обратном. Сейчас мне удалось остановиться, но это ничего не значит. Мысленно я уже сотни раз нарушил все мыслимые и немыслимые обеты.

Шокированная Китана долго не могла собраться с мыслями. Она чувствовала себя и обрадованной, и оскорбленной до глубины души, и не знала, какому побуждению поддаться.

— Послушай, ты говоришь, что исправить ничего уже нельзя. Но тогда какой смысл в пустом упрямстве и упорном следовании обетам, которые ничего для тебя не значат? Раз я для тебя так важна, просто забудь обо всем этом.

— Для меня имеет значение моя честь и верность собственному слову. Не говорил ли я вам, что нужно поступать правильно, даже если в твоих глазах это уже не имеет смысла, кажется слишком трудным или противоречит низменным желаниям? Неужели вы считаете, что, совершив грех и поддавшись пагубной страсти в мыслях, я позволю себе пасть еще глубже?

— Что ты называешь грехом, Би-Хан? — не выдержала Китана. — Если ты ко мне неравнодушен, что в том дурного? Ты унижаешь и себя, и меня вовсе не тем, что поддаешься своим побуждениям, а этими вот глупыми разговорами о чести и обетах, которые никому, кроме тебя, не интересны! Ты сам сказал, что для тебя нет ничего важнее, чем я, так почему отказываешься от меня теперь? Ты и я — вот что имеет значение, а все остальное чепуха, которую тебе нужно просто выбросить из головы.

— Просто, — передразнил он. — У вас всегда все легко и просто. Вы не думаете о чувствах других, только о себе самой, следуете сиюминутным побуждениям, не обращая внимания на возможные последствия…

— Это не сиюминутное побуждение.

— А что же?

— Я… А что если я люблю тебя? Что тогда?

— Если, — передразнил Саб-Зиро. — Это что угодно, но не любовь.

— Почему ты так в этом уверен?

— Что вы можете знать о глубоких чувствах? Это любопытство, скука, похоть — что угодно, но не любовь. Вам нельзя доверять, и своей выходкой с Рейном вы это убедительно доказали.

— Забудь ты про Рейна. Будь со мной, и все. Зачем ты так усложняешь?

— Как вы себе это представляете? Мне уйти из клана, бросить все, что мне дорого, и просить у Императора вашей руки? Он посмеется надо мной и будет прав. А если он вдруг согласится на такой брак, следуя вашей прихоти, что тогда? Мне нечего будет вам дать. Без клана я никто. Клан — моя жизнь.

— Брак? Но зачем нам это? Мы можем… — Китана запнулась, подбирая слова.

— Что можем? Хотите превратить меня в игрушку для своих утех, которую можно приближать к себе, а потом вышвыривать вон за ненадобностью? Нет, принцесса, этого не будет. А сказанное вами лишний раз доказывает, что на моем месте мог оказаться любой другой.

— Значит, любой, — зло сказала Китана. — Что ж, если ты так считаешь, больше нам с тобой говорить не о чем. Так тому и быть — на твоем месте окажется кто угодно, и плевать мне, кто это будет.

— Поступайте, как знаете. Я скоро уйду и впредь вас не потревожу.

— Да, убирайся, Би-Хан. Хочешь, к отцу или Цунгу, хочешь, обратно в свой проклятый клан нянчиться с братом и радоваться тому, как хорошо ты умеешь следовать правилам. Мне плевать. Провались ты хоть в саму Преисподнюю, только исчезни и никогда больше не попадайся мне на глаза.

Китана несколько минут шла, не разбирая дороги, а потом, почувствовав, что в груди горит от недостатка воздуха, остановилась, привалилась спиной к стене и закрыла глаза. По ее телу то и дело пробегала крупная дрожь, которую она не могла унять, как ни старалась. Теперь все было кончено — и ее недолгое правление Эденией, и их с Саб-Зиро история, но эти мысли не укладывались у Китаны в голове. По инерции, только чтобы заглушить нараставшую панику, она пыталась искать выход из захлопнувшейся ловушки, но не могла не понимать, что это лишь жалкие попытки отдалить неизбежное. Написать Императору? Поговорить с Саб-Зиро еще раз, наплевав на свою гордость? К чему? Это конец. Больше ничего не будет.

Китана сама не знала, сколько времени просидела вот так, прилепившись к стене в поисках хоть какой-то опоры, и не хотела знать. Пережитое потрясение обернулось тяжелой усталостью, которая мало-помалу стирала тревожные мысли и погружала в липкое сонное безразличие. Однако через несколько минут уединение Китаны было прервано. В дальнем конце галереи она различила отсветы факела, а потом до ее слуха донесся шелест юбок. Когда женщина приблизилась, Китана узнала Джейд. Та остановилась в паре шагов, а потом, приблизившись, ткнула факелом чуть не в лицо Китаны.

— Что ты вытворяешь? — вспылила Китана. — Немедленно опусти факел!

Джейд помедлила, но все же повиновалась. Вставив факел в петлю на стене, она заговорила с насмешливой почтительностью:

— Мне пришлось так долго искать вас. Я была у вас, потом у Грандмастера, но нигде вас не застала, а господин Драмин давно уже ждет вашего прихода.

— Подождет еще, — оборвала Китана, которой совершенно не понравился тон Джейд.

— Знаете, а я было подумала, что это одна из ваших служанок рыдает здесь в одиночестве. Хотела даже вызвать вашу охрану — не хватало мне разбираться с чужими слугами. Такое бесстыдство… Хотя чего еще ожидать от внешнемирки? — продолжала Джейд. Китана молча всматривалась в лицо Джейд, на котором расцветала самодовольная улыбка.

— Впрочем, все это неудивительно, учитывая ваше положение, — продолжала она.

— Ты что себе позволяешь? — собравшись с силами, ответила Китана. — Немедленно на колени, и я жду извинений за твою болтовню. Ты перестаралась с вином за ужином?

— Я вам не служанка, неужели до сих пор не взяли в толк? — произнесла Джейд с насмешливым сочувствием. — Прежде мне приходилось терпеть вашу заносчивость ради соблюдения приличий, но теперь никому уже нет нужды слушать вас. Вы здесь не хозяйка, никогда не были и не будете. Башня и земли — тут все принадлежит господину Драмину. Он знал, он много раз говорил, что ваша игра в правительницу долго не продлится, и тогда он снова наведет здесь порядок. А я вообще не понимаю, почему все с вами так носятся. Известно ведь, что покойный король не пропускал ни одного хорошенького личика, так что Император, если б захотел, мог бы найти с десяток таких же, как вы, только поумнее и послушней. Но ничего, теперь господин Рейн заберет вас, и у нас все станет по-прежнему. Даже если он снизойдет до того, чтобы взять вас в жены, в чем лично я сомневаюсь, вы все равно ничего не получите. Господин Драмин достаточно силен, чтобы противостоять вам, и вам не следует об этом забывать.

Китана ничего не ответила, лишь усмехнулась. Дерзость Джейд ее злила, но эта злость была смешана с изрядной долей радости. Китана ждала, наблюдая за собой как бы со стороны, неподвижная и безмолвная. Лишь пальцы ее все крепче сжимались в кулаки.

— Теперь, моя госпожа, — с насмешкой продолжала Джейд, — если вы закончили оплакивать отъезд Грандмастера, может, все же почтите присутствием господина Драмина? Я говорила ему, что лучше всего обратиться к господину Рейну напрямую, потому что у вас ума с наперсток, но он счел нужным поговорить с вами.

— Что ты сказала? Повтори, — спросила Китана, которая расслышала только одно предложение. Уехал? Так быстро?

— Как, вы не знаете? — притворно удивилась Джейд, внимательно следившая за ее реакцией. — Не далее как час назад Грандмастер вышел через кухонный коридор вместе с госпожой Таней и они отправились в сторону большого портала. Видимо, после того, как вы столь явно продемонстрировали свое предпочтение господину Рейну, что все окрестные поселения судачат об этом…

Этого Китана не выдержала. Внутри нее будто сломалось что-то, и она с радостью поддалась хлынувшему в кровь бешенству. Преодолев в несколько шагов расстояние, отделявшее ее от Джейд, она схватила ту за волосы, намотала их на руку и резко рванула. Услышав сдавленный крик боли, Китана мстительно улыбнулась:

— Ну вот, а теперь поговорим. Ответишь на пару-тройку вопросов, а потом я тебя выпотрошу. Медленно и с удовольствием. А пока вот тебе для начала.

Несильно размахнувшись, Китана ударила Джейд по лицу и почувствовала, как по ладони заструилась горячая жидкость. Джейд взвизгнула и попыталась вырваться, но ничего не получилось.

— Нос разбила? Ох, прости. Мне следовало быть осторожнее и начать с зубов.

С этими словами Китана снова натянула намотанные на руку волосы Джейд, заставляя ее наклониться, потом сделала несколько шагов. Резкий толчок, и Джейд с криком боли ударилась спиной о стену. Китана встала вплотную к ней, стараясь не задевать платье, выпачканное льющейся кровью.

— Да твой нос не просто разбит, а сломан. Какая жалость. Если вовремя не выправить, красавицей ты уже не будешь. Но ты об этом не печалься. Все равно больше двух часов не протянешь. Я тебя прикончу, а тело припрячу в какой-нибудь галерее на поживу крысам. Пусть я и не хозяйка в этой башне, думаю, никто не будет против, если я напоследок немного позабавлюсь. Чего еще ожидать от внешнемирки, правда?

— Принцесса, не надо, пожа… — зашептала было Джейд, но Китана прервала ее коротким ударом кулака.

— А ну захлопни рот. Теперь я, значит, у тебя снова принцесса? О чем ты вообще думала, начиная меня оскорблять? Неужто надеялась, что стражники появятся вовремя, так что ты успеешь от меня сбежать? Даже если б они появились, вряд ли кто-то из них рискнет мне мешать, так что теперь я спрошу с тебя за каждое слово. Слушай меня, дрянь, и отвечай быстро, если не хочешь разозлить меня еще больше. Что ты знаешь о Тане и Саб-Зиро?

— Ничего, — давясь рыданиями, проговорила Джейд. Лицо ее искажала почти до неузнаваемости гримаса боли, а в помутневших глазах был такой страх, что Китана испытала прилив гордости. Ей нравилось ощущение собственной силы, пусть и полученное таким унизительным для нее же самой способом. Нравилось чувствовать тепло чужого тела под своими пальцами, податливую мягкость гладкой кожи, разбавленную бешеными, частыми ударами пульса. Вот только она хотела бы касаться кого-то другого, того, кто уже не был в пределах ее досягаемости, и это вызывало болезненную злость, раздражающую до жжения в груди.

— Ничего такого, — повторила Джейд, тщетно стараясь вывернуться из рук Китаны. — Они встречались в боковых галереях, и один раз госпожа Таня была у Грандмастера, когда вы туда приходили. А больше я ничего не знаю, он мне пригрозил, что убьет, если я буду следить или скажу вам хоть слово! Они ушли вместе, принцесса, больше мне ничего не известно, клянусь!

— Мало с тебя толку, — с притворной печалью вздохнула Китана, которую весть о тайных встречах Тани и Саб-Зиро привела в состояние почти неконтролируемого бешенства. Губы и кончики пальцев часто подрагивали, а сердце колотилось так, будто она пробежала от башни до реки и обратно. — Придется убить тебя быстро. Может, твой господин окажется более полезным.

— Вы не можете, — зашептала Джейд. — Не можете, вас накажут!

— Кто? Драмин? Не успеет, потому что скоро попадет в темницы за свои игры. А даже если нет, кому до тебя какое дело? О чем ты думала? Решила, что если я расстроена, можно унижать меня в свое удовольствие?

Прервав свою речь, Китана отвела руку, намереваясь ударить еще раз. Джейд сжалась, всхлипнула и зарыдала в голос.

— Не трогайте, прошу вас. Я просто разозлилась на вас, из-за вас все здесь разрушилось… Мы приняли вас по-хорошему, а вы так унизили и себя, и господина Драмина… Но это ваше право, если желаете, живите с господином Рейном, тем более что у него теперь больше нет невесты. Вы только… Не трогайте меня больше, принцесса, пожалейте. Вы повредите ребенку…

— Кому? — переспросила Китана. Джейд задрала верхнюю юбку и заставила Китану просунуть руку под слой ткани. Едва коснувшись круглого живота, в котором что-то шевелилось и толкалось, Китана брезгливо отдернула пальцы и вырвала руку у Джейд.

— Ребенок ни в чем не виноват, это я глупая, — торопливо заговорила Джейд, увидев замешательство Китаны. — Неужели вам его совсем не жаль? Вы и так отняли у меня все, сначала моего господина, а теперь он может лишиться своего положения по вашей милости. Вы-то будете с господином Рейном, а я, если господин Драмин проиграет, снова окажусь среди бедняков… Я испугалась, была зла, поэтому и наговорила вам всякой чепухи, но я не думала, просто не могла вообразить, что вы станете бить меня…

— А чего ты ждала, когда оскорбляла меня? — спросила недоумевающая Китана.

— Ну… Вы плакали, и Грандмастер вас бросил, потому что вы себя опозорили с господином Рейном, — ответила Джейд так, будто из всего этого само собой разумелось, что Китана должна была стать смиренной и абсолютно беззащитной.

— Чепуха какая-то, — проговорила Китана, которая никак не могла взять в толк, что имеет в виду Джейд. — Опозорила… Ты сама-то понимаешь, что несешь? А чей… Чье это? Неужто и вправду Драмина?

— Да, это наследник господина Драмина, — ответила Джейд с достоинством, которое никак не вязалось с ее разбитым лицом и охрипшим от слез голосом.

— Ну и нравы у вас тут, в Эдении. Это что же получается, если я выехала из башни с мужчиной — значит, уже опозорена и стала чем-то вроде его собственности, и любая наложница может попрекать меня этим? Как вы вообще здесь живете? И да, ты о себе подумала, Джейд? — зло усмехнулась Китана. — Какой наследник? Вот когда Драмин на тебе женится, тогда и говори про его наследство. Кстати, его имущество конфискуют в казну Империи. Уж я постараюсь. А теперь объясни мне, где искать Драмина. Я хочу все же повидать твоего господина. Пускай сам расскажет мне, как будет наводить здесь порядок, а заодно и про то, чем я себя опозорила и кому теперь принадлежу.

Китана нашла Драмина в библиотеке. Он сидел сгорбившись за столом, на котором горела единственная свеча, и задумчиво изучал содержимое стоявшего перед ним кубка. У его правой руки стоял кувшин для вина и еще кубок, который он наполнил, когда Китана села напротив.

— Прогулка удалась? — заговорил Драмин, обойдясь на сей раз без церемонных приветствий.

— А то как же, — ответила Китана в том же тоне, протянула было руку к кубку, но передумала и отставила его подальше. Драмин усмехнулся.

— Боитесь, что отравлю?

— Просто не хочется.

— Прежде не боялись. Чем Рейн сумел так увлечь вас, принцесса, да еще и за столь короткое время? Я, честное слово, думал, что вы с ним не в ладах, особенно после того, что устроила ваша матушка во время нашего с вами знакомства, но вы оказались совершенно непредсказуемы. Я и раньше замечал, что вы не оправдываете чужих ожиданий, но не скажу, что этот раз меня обрадовал.

— А что, ты когда-то испытывал радость от того, что не можешь предугадать моих действий? — со злой настороженностью спросила Китана, вглядываясь в лицо бывшего наместника. Драмин отсалютовал ей кубком, отпил большой глоток. От него пахло тяжелым винным духом.

— В первый раз тогда, когда вы рассорились с Императором. Я возлагал на это большие надежды — как и оппозиция, которая немедленно стала искать способы с вами связаться. Император хорошо вас охранял и немало языков укоротил для вашего блага, но королева сама обо всем мне написала. Она была так расстроена, бедная девочка.

— Вот же дрянь, — прошептала Китана одними губами, но Драмин расслышал и послал ей отвратительно приторную улыбку.

— Зачем же так о своей матери? Королева слишком легкомысленна и доверчива, тут вы правы, но ваш долг почитать ее и слушаться, во что бы она ни пыталась вас втянуть. Дочерний долг… Да, принцесса. Вы дитя Джеррода, не Шао Кана, и своей опрометчивостью явно уродились в настоящего отца. Я служил Императору много, очень много лет. Мой род был из числа семи, но наше положение было крайне бедственным, и, не убей Шао Кан Джеррода, мой отец отправился бы вниз головой с вершины башни, а я бы потерял все… Потом у меня появился один шанс из тысячи, и я его использовал, обернул поражение Эдении себе на пользу. Все отвернулись от нас, и это было мне на руку — я брал, что хотел, ни перед кем не отчитываясь. Номинально королевой оставалась Синдел, а о вас никто не вспоминал, кроме вечно недовольной оппозиции, грезившей утраченным золотым веком. Про пустую казну и поля, разоренные усобицами, все как-то забыли. Джеррод не был хорошим правителем, не станете и вы.

— Зачем тебе было предавать Императора? — спросила Китана. Драмин пожал плечами.

— Сами посудите. Шанг Цунг, этот безродный пришелец, давно советовал Императору изменить наше положение, лишив нас привилегий и свобод, и Шао Кан стал к нему прислушиваться, как ни убеждал я его, что это опасно. Меня крайне обеспокоили планы Императора провести еще один турнир и захватить удел Рейдена. Это определенно привело бы к войне не на жизнь, а насмерть, и не факт, что победа осталась бы за Императором. Его братец тот еще ублюдок. Говорят, сам Шиннок побаивается своего отпрыска.

— Ты-то тут причем? — нетерпеливо спросила Китана.

— Притом, Китана, что неминуемо было бы введено военное положение, наши запасы выгребли бы до самого дна, а я был бы отстранен от власти под предлогом наиболее эффективного управления. А там ввод войск, который уже начался, переход стражников под командование ваших генералов, и вскоре об эденийских свободах и моей власти можно было бы забыть. Я не мог этого допустить, сами понимаете. Когда вы приехали, я думал, что вы тут же броситесь наводить здесь внешнемирские порядки и сами доведете ситуацию до естественного разрешения. Мне приходилось быть осторожным, потому что Император следил за мной. Я писал ему подробные донесения, как будто личный слуга, да еще и ваш приятель отирался здесь, подмечая каждый мог шаг… Я приглядывался к вам, ждал, что вы и здесь проявите глупость и неосторожность, а дальше дело за малым: бунт, ваша переправка обратно и укрепление моей власти — Император не поскупился бы, перед турниром ему как никогда важно спокойствие во всех подвластных ему землях. Загорись в Эдении пожар, и пламя бы легко перекинулось на Царство Хаоса, на Царство Порядка… Дарриус своего не упустит, знаете ли. Но о чем я? Все оказалось немного сложнее. Вы показали себя лучше, чем я о вас думал. Вы прислушивались ко мне, доверяли мне свои мысли, старались быть такой, какой я хотел вас видеть… Я сглупил, признаюсь. Мне захотелось поверить в то, что я смогу привлечь вас на свою сторону, и так или иначе вы привыкнете меня слушаться, а потом, возможно, дело бы решилось желательным для всех сторон союзом.

— Так ты думал на мне жениться, Драмин? — усмехнулась Китана и все же отпила из предложенного кубка. Крепкое вино обожгло рот, оставив сладковатый привкус. — Как же твоя наложница, которая со дня на день разродится наследником? Ты так трогательно о ней заботился, что немного переусердствовал. Сам ты на ней жениться, значит, не собирался, а кому она будет нужна здесь, в этой дыре, полной сумасшедших, с ребенком, у которого нет отца?

— Джейд всегда была немного самонадеянна, как и вы, впрочем, — проговорил помрачневший Драмин. — Я нашел бы способ обеспечить ее благополучие, даже заключив другой брак. В конечном счете это был мой единственный шанс, и я понимал, что вы вряд ли согласитесь добровольно, но любую можно уговорить, если применить соответствующие… аргументы. Тем более вы так мило улыбались мне в тот вечер на крыше…

Китана скривилась, но Драмин продолжал:

— Позорная связь с безродным убийцей вас не красила, разумеется, но я стерпел бы — ради того, чтобы удержать то, что принадлежало мне столько времени, и не то стерпишь. Увы, принцесса, здесь ваша непредсказуемость снова сыграла со мной дурную шутку.

— Может, таки объяснишь мне, Драмин, в чем именно дело? — спросила Китана, сделав над собой усилие. Огоньки свечей колебались, то выхватывая четкие надменные черты Драмина из мрака, то скрывая их в неверных тенях. — Твоя служанка несла чепуху о том, что я себя опозорила, что…

— Как вы не понимаете? Разве я не твердил вам о том, насколько важно следование нашим обычаям? — перебил ее Драмин. — О ваших выходках говорят все в башне и в окрестностях, и скоро в курсе дел будет вся Эдения. Не говорил ли я вам, что никто не признает всерьез власть женщины, по крайней мере, в первые годы, пока она не заявит о себе как о сильной правительнице?

— Допустим. Но к чему ты…

— А о том, что вы должны строго соответствовать всем их представлениям, говорил?

— Да, но…

— Так вот, моя госпожа, сегодняшняя ваша прогулка с Рейном благополучно разрушила все результаты наших с вами совместных усилий, направленных на укрепление вашей власти. Начнем с того, что вы вообразили, что можете покинуть башню в его сопровождении, не предупредив никого, даже своего стража, который, как выясняется, далеко не всегда проявляет необходимую бдительность.

— То есть я должна была спросить твоего разрешения? — уточнила Китана, решив оставить без внимания оскорбление в адрес Саб-Зиро.

— Именно. Должны были, коль скоро вы здесь под моим покровительством.

— Я здесь по воле Императора и под его защитой…

— Которые имеют значение во Внешнем мире, но никак не в Эдении. Я вообще так и не взял в толк, принцесса, как Шао Кан при всей его осмотрительности отпустил вас сюда и дал право самой принимать решения, которые всем нам обойдутся очень дорого. Видимо, желание присоединить жирный кусок к своим владениям заставило его утратить бдительность — он решил, что я буду верен ему, как и прежде, и уйду в тень по первому его слову, передав вам все, что успел сделать. А может, вы и Шао Кана обманули при помощи какой-нибудь хитрой уловки, как до того меня. Но о чем мы? Покинув замок в сопровождении Рейна, вы дали всем, кто был свидетелем вашей поездки, понять, что он имеет право распоряжаться вами и вашим временем, что вкупе со слухами о вашей грядущей помолвке весьма вредит моим позициям. Дальше, принцесса, вы позволили себе покинуть башню в совершенно неподобающем виде. Ни одна знатная эденийка, не говоря уже о той, кто претендует на некое выдающееся положение в обществе, не сядет верхом на ящера и не наденет в дорогу мужскую одежду. Рабы болтают о вас с самого утра, некоторые даже вернулись с дальних полей для того, чтобы поделиться с родичами сплетнями о том, что под видом принцессы из Внешнего мира Империя подсунула нам какую-то…

— Довольно!

— Впрочем, эту оплошность можно было бы прикрыть. Можно было бы представить все так, как будто вместо вас выезжала какая-нибудь забывшая о своем положении служанка, но, к несчастью, на этом ваши выходки не закончились. Вы позволили Рейну касаться вас, когда забирались в седло, и это видели и стражники, и слуги.

— И что с того?

— А то, что это позволено только в том случае, если некая особа и ее спутник состоят в очень близких отношениях. Помните, Китана, когда вы прибыли сюда в экипаже, вам помогала сойти на землю служанка? Никто из мужчин не имел права делать этого, потому что таков обычай.

— Но это же полная ерунда, Драмин. Он всего лишь помог мне попасть ногами в стремена. И вообще, только ты цепляешься за эти глупые традиции, а вся остальная Эдения давно уже мечтает жить по-другому.

— Где же она, эта ваша остальная Эдения? Вы видели рабов, видели аристократов, приезжавших к вам с визитами, видели невесту Рейна, в конце концов!

— Невеста Рейна придерживается традиций из-за того, что ее отец требует от нее этого.

— А почему Рейн на ней не женится и не разрешит ей разгуливать по дорогам хотя бы и вовсе нагой, раз он такой поборник свободы от обычаев?

— Потому что Аргус ему не разрешает на ней жениться.

— Плевать он хотел на мнение Аргуса. Аргус вне закона, его слово ничего не значит. Формально глава семьи теперь Делия, но все решения принимает Рейн, я же вам говорил. Он не женится на Тане только потому, что она происходит из впавшего в немилость рода. Ее отец был одним из ближайших приближенных Джеррода и долгое время пытался организовать борьбу против Шао Кана, который, на счастье старика, решил проявить снисходительность и закрыть глаза на его болтовню.

— Погоди, то есть ты пытаешься сказать, что Рейн меня обманул?

— Неужели, — отсалютовал кубком Драмин. — Он рассчитывал на то, что вы рассоритесь со мной сразу по приезде, но этого не случилось. Поэтому он стал искать другие пути и начать решил с этой глупой никому не нужной тяжбы. И этим все дело бы и ограничилось, будь вы хоть немного умнее. Как вы думаете, зачем он потащил вас в такую даль по солнцепеку?

— Он сказал, что дорога большей частью пройдет через священные рощи, и все так передвигаются…

— Чушь. Какие священные рощи? Их вырубили еще при отце Джеррода, а из древесины понаделали мебели для его дворца. Как вы могли позволить Рейну так легко себя обмануть? А ваша отлучка на реку вдвоем, когда вы провели наедине столько времени? Воины Рейна только об этом и говорят, и вся башня тоже… Думаю, Грандмастер был этим весьма раздосадован, принцесса, если слухи о ваших с ним отношениях правдивы.

— Еще одно слово о слухах, и я тебя прикончу. Объясни мне толком, для чего Рейну было все это делать? Зачем было выставлять меня на посмешище?

— Для того чтобы вас перестали воспринимать всерьез. Теперь, станете вы его женой или исчезните, он — самая могущественная фигура в этой игре. Вы были здесь как представительница Императора и оказали ему столь явное предпочтение. Вас со счетов сбросили, меня тоже. Остаются Аргус и Рейн, а до сих пор сын выступал на стороне отца, значит, вся старая аристократия будет на их стороне вместе со своими приближенными. Вы разрушили то, что я создавал годами, одним движением мизинца. Конечно, в первую очередь это означает, что моя сила существовала лишь в моем воображении, но все-таки мне крайне досадно, что все закончилось именно так. Правда, не думаю, что Император похвалит вас за то, что вы тут устроили — теперь ему придется иметь дело с Рейном и Аргусом. Или вводить сюда войска, чтобы поддержать вашу кандидатуру, но даже это вряд ли поможет. За вами наблюдала вся Эдения, и вы сделали свой выбор.

— Ты драматизируешь, Драмин. Тебя разбирает досада из-за того, что Императору теперь доподлинно известно о твоих играх. И вообще, чего ради ты все это мне рассказываешь?

— Захотелось пооткровенничать с кем-нибудь перед смертью.

— Тебя вроде еще никто к ней не приговорил. Так и скажи, надеешься, что я помогу тебе оправдаться.

— Вы мне уже ничем не поможете. Как и я вам, а жаль, — вздохнул Драмин и осушил очередной кубок. Несколько минут прошло в молчании. Наконец, Китана заговорила снова:

— Что теперь будет?

— Ничего, — усмехнулся Драмин. — Присудите Рейну спорный кусок земли, а дальше разбирайтесь с ним, как хотите. Можете выйти за него замуж, если он пожелает взять вас за себя, можете просто уступить ему трон. Или отправляйтесь к Шао Кану и попросите его исправить ваши промахи и заключить соглашение с Рейном и Аргусом и Высшими богами, которые за ними стоят.

— А ты?

— А я вне игры. Расскажу вам все, так и быть, чтоб ни вас, ни Императора не мучило любопытство. Долгие годы мои интересы совпадали с интересами Шао Кана, и мы неплохо ладили, но в последнее время, как я уже вам сказал, наши пути разошлись. Шанг Цунг изо всех сил старался посеять в Императоре недоверие ко мне, и ему это удалось. Поэтому я и стал вести переговоры с Аргусом и Высшими богами. Ничего особенного, просто поставки еды и оружия повстанцам Дарриуса в обмен на обещание содействия в случае, если власть Императора в Эдении вдруг окажется под угрозой. Планировалось сорвать турнир, спонсируя войну в Мире Порядка, а потом захватить власть в Эдении с благословения Высших богов. Мы с Аргусом и Рейном должны были действовать заодно, и так и было, но недавно я стал подозревать, что меня обманывают. Хотят воспользоваться моим участием в заговоре для того, чтобы лишить меня влияния в Эдении и поддержки Императора. Я сделал ставку не на ту фигуру, увы. Когда появились вы, перевес вроде бы оказался на моей стороне, и я почти успокоился. Но вы тоже стали играть против меня, и мы имеем то, что имеем. Теперь я в любом случае труп. Меня убьют или Аргус с Рейном, которым не нужны конкуренты в их делах с Высшими богами, или Император, когда узнает о том, что я его предал, или мои собственные родичи, едва до них дойдет слух, что я уже не так силен, как прежде. Поэтому я и решил договориться с Саб-Зиро об услуге в обмен на информацию…

— Какой услуге? Ты что несешь? — рассердилась Китана. Драмин ответил ей недоуменным взглядом.

— Так вы не знаете о нашем уговоре с господином Грандмастером? Впрочем, я не удивлен, что он с вами не поделился.

— О каком уговоре ты ведешь речь? — повторила Китана. Драмин тяжело вздохнул.

— Вам не хуже меня известно, что после того, как я поддался вашему обаянию и провел с вами непозволительно много времени на крыше башни, я обнаружил, что кто-то устроил обыск — весьма умело, кстати, — в моих личных покоях и унес оттуда некоторые письма, которые были для меня очень важны. Первым моим порывом было отправиться к вам и потребовать объяснений…

— Даже так?

— Не перебивайте. Это невыносимо раздражающая привычка. Так вот, поразмыслив, я решил, что вряд ли инициатива могла исходить от вас, и отправился к этому негодяю, которого мне пришлось принимать здесь по милости Императора или по вашей прихоти, уж не знаю, что тому больше способствовало. Мы имели долгую интересную беседу. Грандмастер дал мне понять, что если я помогу ему выяснить что-нибудь о нашем общем друге Рейне, то он придержит у себя доказательства моего общения с Аргусом и еще некоторыми господами, которые крайне не заинтересованы в усилении влияния Императора. Я думал сам отправиться во Внешний мир и рассказать обо всем Шао Кану, потому и согласился. Мне было крайне важно, чтобы Рейн оказался обезоружен и лишился своих позиций, а Аргус и думать забыл о том, чтобы восстановить свое господство в Эдении. Однако сегодня выяснилось, что вы с Рейном теперь вольно или невольно играете по одну сторону, и, значит, Саб-Зиро ничего не может мне гарантировать.

— С Саб-Зиро я разберусь позже, — помертвевшим голосом сказала Китана. — Вы оба, значит, все это время держали меня за дуру, проворачивая свои дела у меня за спиной. Но не об этом речь. Скажи, Драмин, ты знаешь, что Саб-Зиро уехал и забрал с собой Таню?

Драмин приготовился было ответить, но тут за спиной Китаны едва слышно скрипнула дверь. Она вздрогнула, прислушалась, однако больше ни один звук не нарушал тишины. Драмин пожал плечами:

— Ночные ветра иной раз шутят с нами странные шутки. Прикройте дверь, да оглядите коридор на всякий случай. Только осторожно. Не хватало, чтоб вам снесли голову, а я потом за это отвечал.

Китана, скрипя зубами от злости, последовала совету: выглянула и внимательно осмотрела освещенный луной коридор, однако он был совершенно пуст. Покрепче заперев дверь, она вернулась за стол.

— Странно. Я была уверена, что закрывала дверь плотно. Но о чем мы? Что ты знаешь о Тане?

— Таня невеста Рейна уже много лет, и, думаю, в курсе его дел с Аргусом, — задумчиво сказал Драмин. — Она, насколько я понимаю, хочет защитить своего отца. Старик ко всему прочему еще и не ладит с Аргусом. А может, Таня сама боится Рейна. Слуги сплетничают, что у него очень тяжелая рука. Теперь у Тани есть основания думать, что Рейн хочет взять в жены вас, поэтому ей вдвойне стоит его опасаться. Видимо, Таня договорилась с Саб-Зиро, что он поможет ей скрыться во Внешнем мире в обмен на то, что она расскажет о делах Рейна.

— Все вы меня обманывали, и ты, и Саб-Зиро, и Рейн, — сказала Китана.

— Сами виноваты, нельзя быть такой легковерной. И никто не думал, что у Рейна хватит наглости так открыто воспользоваться вашей глупостью или неосведомленностью, или на чем он там сыграл.

— Рейн рассказал мне о том, что творится с твоего позволения в тех землях, о которых идет спор… — устало проговорила Китана, решив отплатить Драмину откровенностью за откровенность.

— И что же?

— Разруха и голод, ты прекрасно сам об этом знаешь.

— А Рейн, значит, решил благородно спасти моих рабов, которых я морю голодом, чтобы поменьше собрать с них податей и урезать таким образом собственное содержание?

— То есть ты отрицаешь, что там не все благополучно?

— Китана, ответьте, вы были в Таммарне?

— Нет.

— Тогда слушайте и не перебивайте. Сейчас в этих землях и вправду не все хорошо, но это последствия наводнения. Таммарн расположен в долине реки, и во время недавних ливней — их-то вы, я надеюсь, помните? — сильно пострадало несколько поселений. Они были разрушены почти до основания, урожай смыло, как и запасы зерна, и я вынужден был оказать им помощь. Да вот и соответствующие распоряжения. Есть еще сообщения о поставках зерна и камня из моих соседних владений.

Порывшись на полке, Драмин извлек несколько связанных вместе свитков. Развернув один из них, Китана прочла письмо управляющего, в котором говорилось о том, что в Таммарн было переправлено несколько повозок с зерном и сыром.

— Я ведь даже, кажется, говорил вам об этом, Китана. Это было вскоре после того, как вы вышли из своего добровольного заточения. Не помните?

— Припоминаю что-то… — призналась смущенная Китана. — Так значит, никаких болезней и голодных смертей?

— Болезни есть, как и везде. Во владениях Рейна их не меньше, и, поверьте, я бы рад сделать так, чтобы моровые поветрия прекратились. Дома действительно разрушены, но их отстроят сразу же, как только просохнет земля, а река вернется в прежнее русло. Это, увы, тоже довольно частый случай.

Китана спрятала лицо в ладонях и опустила голову.

— Что ж, принцесса. Раз мы с вами все выяснили, не смею вас больше задерживать, — сказал Драмин. — Не тяните с вынесением своего решения. Мне нужно подготовиться к тому, что меня ждет, и привести дела в порядок.

— Дай мне свитки, которые подтверждают твои права на Таммарн, — потребовала Китана. Драмин пожал плечами.

— Ищите сами. Там на полках есть все обозначения, вы же знаете. Но к чему вам эти свитки? Теперь вы можете вынести только одно решение, если не хотите, чтоб Рейн остался вами очень недоволен. А вообще вот вам совет: убирайтесь домой или по крайней мере дождитесь известий от Императора. Грандмастер должен уже быть на полпути к Внешнему миру, ждать осталось недолго.

Китана провела остаток ночи и утро следующего дня, разбирая свитки. Драмин сказал ей правду: спорные земли действительно принадлежали ему по завещанию покойного племянника. По всему выходило, что Рейн не имел на спорную область никакого права. Китана перечитывала завещание, грамоты, в которых перечислялись владения, погодные записи, в которых отмечались изменения в земельных владениях аристократов, но выводы ее оставались неизменными. Драмин получил Таммарн законно и был в своем праве, а Делия и Рейн предъявили претензии на эти земли после того, как было оглашено завещание. Свои слова они подкрепляли лишь ссылками на переписку с бывшим владельцем, в которой тот туманно намекал, что может упомянуть Делию в своем завещании, если ему сделают достаточно выгодное предложение.

Разобравшись с этим делом, Китана собралась с духом и написала обширное послание Шао Кану, в котором рассказала обо всем, что произошло, впрочем, тщательно обходя роль Саб-Зиро и представляя все так, будто все решения принимала сама и по собственному разумению. Закончила она изложением обстоятельств, связанных с делом Драмина и Рейна, — несмотря на то, что считала свое пребывание на посту наместника законченным с того момента, как Саб-Зиро покинул башню. Каждую минуту Китана ждала гонца с приказом Императора и с тревогой размышляла о том, что именно ждало ее по возвращении. Она не оставляла надежду на то, что Саб-Зиро был прав, и ей нечего бояться Императора: кто знает, вдруг Шао Кан вместо того, чтобы отозвать ее, поможет ей разобраться и с Драмином, и с Рейном. Однако страх неизвестности был сильнее.

Час проходил за часом. Солнце уже было в зените, а никаких вестей из Империи так и не пришло. Китана нервничала, хваталась то за одно занятие, то за другое, но не могла ни на чем сосредоточиться. Предположения, одно хуже другого, роились в ее голове, запоздалые сожаления разбавляла злость, а злость растворялась в горькой обиде на бросившего ее Саб-Зиро, на Императора, который взвалил на нее такую трудную задачу, на Цунга, который, как ей казалось, специально тянул с отправкой приказа, чтобы заставить ее как следует поволноваться, на подлого обманщика Драмина, на бесчестного Рейна…

Известий от Императора не было ни вечером, ни ночью. Китана, потерянная и отчаявшаяся, то малодушно оплакивала собственную участь, запершись в покоях, то заставляла себя вспомнить о достоинстве, с которым следовало принимать свою судьбу, и отправлялась в библиотеку. Там она снова и снова бралась за свитки, но толку от этого не было: глаза то и дело наполнялись слезами при одной мысли о том, чем может закончиться для нее история со злосчастным Таммарном. В библиотеке Китану и нашел посланец Рейна, который передал ей просьбу выполнить свое обещание и как можно скорее вынести решение. Разозленная Китана потребовала передать Рейну, что все решения отныне будет принимать сам Император, и посланец, весьма озадаченный, убрался восвояси. Китана собралась было идти к Драмину, чтобы поинтересоваться, не забрал ли он себе случайно или намеренно письмо Императора, которое она ждала с таким нетерпением. Однако, стоило ей приблизиться к дверям, как они распахнулись, и перед Китаной предстал Рейн собственной персоной. При виде его Китана попятилась, не сдержав брезгливой гримасы, что не укрылось от внимания Рейна. Он позволил себе улыбку — короткую, но весьма раздражающую.

— Принцесса, вы куда-то спешите?

— Тебе-то что? — огрызнулась Китана, пытаясь обойти Рейна. Тот не двинулся с места.

— О, я думал, ваша спешка касается меня напрямую. Вы ведь дали мне обещание вынести решение как можно скорее, а меж тем…

— Я уже сказала твоему слуге, что все решения, в том числе и по поводу вас с Драмином, теперь принимает Император. Обратись к нему напрямую или дождись его письменного ответа — я написала ему о вашем деле.

— Император? — деланно удивился Рейн. Он говорил нарочито участливо и мягко, так, как говорят с капризным ребенком. — Но почему Император должен разбираться с нашим делом, если в Эдении власть принадлежит вам? Разве у вас есть какой-то новый приказ?

— Ты меня не слышал, Рейн? Уходи и жди известий или поезжай к себе в замок. Ваши распри с Драмином меня больше не касаются, — процедила Китана с угрюмой злобой. С лица Рейна исчезла улыбка. Он спросил вкрадчиво:

— Принцесса, у вас есть приказ? Или вы по-прежнему управляете Эденией, но не желаете по неведомой мне причине выполнять свои прямые обязанности?

Китана, поняв, что попала в невыгодную ситуацию, принялась лихорадочно выдумывать подходящий ответ, но, как назло, ничего дельного в голову не приходило. Растерявшись, она дала волю гневу: оттолкнула Рейна и вышла из библиотеки в галерею. Она собиралась вернуться к себе и написать Императору еще одно срочное послание с просьбой разобраться с тяжбой, пока дело не приняло еще более неприятный оборот. Рейн, к ужасу Китаны, последовал за ней, держась на пару шагов позади. Она шла торопливо, все больше ускоряя шаг, но он не отставал. Когда они добрались до конца галереи, Китана увидела воинов Рейна. Они расступились при ее приближении, но, стоило ей пройти мимо, как они присоединились к своему командиру. Теперь это сопровождение больше походило на конвой. Китана пошла вверх по лестнице, торопясь укрыться в своих покоях.

— Принцесса, тронный зал в другой стороне, — послышался голос Рейна. Китана остановилась, убрала с разгоряченного лица выбившиеся из прически волосы, вдохнула побольше воздуха и обернулась.

— Ты что, так меня и не понял? Убирайся из башни, Рейн.

Под насмешливыми взглядами Рейна и его стражников Китана почувствовала себя так, будто ее выставили перед строем и собирались наказать за какой-то вопиющий проступок. Она оглянулась, ища кого-то, кто мог бы ей помочь, и натолкнулась взглядом на стражника Драмина, стоявшего на посту пролетом выше.

— Эй, ты! — окликнула Китана. Стражник вопросительно взглянул на нее.— Немедленно прислать ко мне мою охрану. И соберите весь гарнизон. Кажется, господин Рейн решил нарушить правила…

Договорить она не успела. Наверху лестницы послышались шаги, а потом гулкие удары копий в пол. «Драмин», — сообразила Китана, почувствовав некоторое облегчение. Рейн недовольно поморщился — видимо, появление соперника не входило в его планы. Вскоре бывший наместник спустился к ним и встал между Китаной и Рейном.

— Позвольте поинтересоваться, что здесь происходит? — спросил он, не обращаясь ни к кому. Китана открыла было рот, чтобы ответить, но Рейн ее опередил:

— Видите ли, господин Драмин, принцесса Китана наотрез отказывается сделать то, что от нее требует долг правителя, но не желает объяснять, чем вызван такой каприз.

Китана вспыхнула от негодования, а воины обменялись усмешками и многозначительными взглядами.

— Принцесса? — спросил Драмин, как показалось Китане, весьма обеспокоенный происходящим.

— Я больше не принимаю здесь никаких решений, потому что, так же как и вы все, подчиняюсь воле Императора.

— Так что вы под этим подразумеваете? — не унимался Рейн. — Драмин, может, у вас есть приказ Императора, который я смогу прочесть и убедиться сам, что власть у нас снова сменилась, и мои права не нарушаются этой досадной задержкой? Принцесса твердит, что приказ есть, но упорно не желает мне его показывать. Или мы теперь, как слуги, повинуемся словесным указаниям Шао Кана?

— Да как ты смеешь? — вскрикнула Китана. Драмин бросил на нее быстрый взгляд и покачал головой.

— Мы ожидаем указаний Императора в ближайшее время, Рейн. К чему такая спешка? Император, как я понимаю, сам пожелал ознакомиться с делом…

— Ложь, — перебил Рейн. — Знаете, что я думаю? Принцесса не получала никаких распоряжений, но не желает заниматься делами из-за того, что ее, как и меня, расстроило малоприятное открытие…

— Рейн, замолчи, — хрипло проговорила Китана, но он только усмехнулся.

— Всем нам известно, что Лин Куэй набирали здесь, у нас в Эдении, рекрутов, чтобы превратить их в убийц, не помнящих ни родства, ни даже собственных имен, и все это при личном участии их главаря, по слухам, не то демона, не то колдуна. Вам про это известно не хуже нашего, принцесса, вы же привезли его сюда с собой.

Китана обвела взглядом лестницу и видимую часть галереи, где уже собрались привлеченные скандалом слуги и стражники с соседних постов. Она понимала: все, что сейчас здесь произойдет и будет сказано, вскоре станет известно чуть не всей Эдении.

— При чем здесь Лин Куэй и их Грандмастер, Рейн? — заговорила она, стараясь, чтобы голос не выдавал волнения. — Или ты всерьез собираешься потчевать нас досужими россказнями в качестве мести за то, что я не желаю поступить по-твоему?

— Не далее как три дня назад в соседнем поселении пропали двое детей! — повысив голос, продолжал Рейн. — Еще трое по соседству от нас на прошлой неделе, мои воины слышали разговоры слуг. В тех землях, что принадлежат мне, тоже были таинственные исчезновения. Мать писала, что пропадали мальчики. Заметьте — только мальчики, и все они были рослыми и сильными. Кто знает, не вернутся ли они сюда через несколько лет в качестве посланцев Лин Куэй? А ведь, как известно, Саб-Зиро, который командует всеми этими безжалостными убийцами, много лет служит Императору и исполняет разные… — Рейн сделал паузу и многозначительно произнес: — Деликатные поручения!

До слуха Китаны донеслись обеспокоенные перешептывания. Драмин шагнул было вперед, но Рейн, не дав ему заговорить, закончил свою речь:

— А еще этот жалкий наемник пользуется безграничным доверием нашей дорогой принцессы… По крайней мере, пользовался, пока не сбежал прошлой ночью вместе с моей бывшей невестой.

— Рейн, не смей! — выкрикнула Китана вне себя от злости. Повисла звенящая тишина. Китана чувствовала кожей каждый взгляд, направленный на нее. Любопытство. Страх. Насмешка. Злоба. Возмущение. Она попыталась сделать шаг, но пошатнулась, едва сумев вернуть себе равновесие. Стены башни давили на нее невыносимой тяжестью, от которой хотелось избавиться — чего бы это ни стоило.

— Значит, хочешь, чтоб я вынесла решение? — начала Китана.

— Принцесса, не нужно, прошу вас, — перебил Драмин.

— Да, именно этого я и хочу, — с нажимом сказал Рейн.

— Ну так слушай, — ответила она. Драмин оказался рядом, дернул ее за руку, пытаясь привлечь внимание.

— Не смей, — расслышала Китана торопливый шепот. — Это провокация. Он пытается тебя разозлить, не делай глупостей!

— Рейн и Драмин, слушайте меня, — заговорила Китана, повысив голос. — Как наместник Эдении я изучила все обстоятельства, связанные с вашей тяжбой, и приняла решение относительно спорной области Таммарн. Присуждаю эти земли… — Китана прервалась, обвела взглядом Драмина и Рейна, каждый из которых напряженно всматривался в ее лицо.

— Присуждаю эти земли Драмину! — выкрикнула она, и тишина взорвалась множеством удивленных восклицаний.

— Весьма… Неожиданное решение, — проговорил Драмин странно надломившимся голосом, а потом отдал какую-то короткую команду стоявшему рядом с ним стражнику. Тот, оттолкнув воинов Рейна, поспешно спустился вниз. Рейн покачал головой. На его лице Китана, ожидавшая увидеть что угодно: бешенство, возмущение, удивление, — рассмотрела выражение сочувствия.

— Теперь я все понимаю. Простите меня, принцесса, я вел себя как глупец. Это непозволительно, но больше этого не повторится.

— Что? Ты что, не расслышал меня, или опять чего-то не понял?

— О нет, теперь я понимаю все, — воскликнул Рейн, обвел рукой молчащих стражников Драмина и воскликнул:

— Запугали!

— А ну замолчи, — вмешался Драмин, но Рейн лишь заговорил громче.

— Теперь все вы видите, что принцесса подверглась давлению со стороны бывшего наместника. Разве не ясно? Как я мог не понять этого раньше? Да будет всем вам известно, что Драмин был в сговоре с Грандмастером Лин Куэй. Мне об этом сообщила бывшая служанка Драмина, которая сбежала под защиту его брата!

Китана опешила. Джейд? Сбежала под защиту брата Драмина?

— Ты не смеешь клеветать на меня! За каждое твое слово я спрошу с тебя, Рейн, помни об этом! — вмешался Драмин.

— Ответь сначала за свои слова и дела, — не растерялся Рейн. — Тебе стало известно, что принцесса на нашей стороне, что она не собирается быть твоим молчаливым орудием и помогать тебе и дальше грабить Эдению. Тогда вы с сообщником, которому ты позволил красть наших детей в обмен на его услуги, вынудили ее принять выгодное вам решение. Но это ничего, принцесса, — обратился он вдруг к Китане. — Я помогу вам. Послушайте меня, вы все! Принцесса Китана нуждается в вас и вашей верной службе! Наш долг защитить ее от предателя Драмина и убийц из Лин Куэй!

Брань, сорвавшаяся с губ Китаны, потонула в радостных криках воинов Рейна. Он шагнул к Китане, схватил ее за руку и рванул к себе. Китана оттолкнула его.

— А ну убери от меня руки, ты, проклятый лгун! Я прикажу тебя выпотрошить и вышвырнуть с башни!

— Настоящая эденийская правительница, — хохотнул Рейн Китане в ухо, больно вывернул ей кисть, потом коротко, но сильно ударил в солнечное сплетение. Китана закусила губу от боли, согнулась, а Рейн перехватил ее поперек талии и передал подошедшим воинам.

— Препроводите принцессу в ее покои, поставьте у дверей охрану. Удалить всех служанок, никого не впускать и не выпускать!

Драмин возразил что-то, но Китана не расслышала. Все звуки перекрыли тяжелый топот и металлический лязг. Видимо, по приказу Драмина явились верные ему стражники.

Китана лежала на полу так, как ее бросили воины Рейна. Все тело ломило, а холод каменного пола, казалось ей, превратил ее кровь в ледяные нити с острыми гранями. Она не двигалась, не пыталась встать, даже не могла положить под голову руку, чтобы неудобство стало менее мучительным, лишь изредка смаргивала слезы. Последняя вспышка, которая привела к столь печальному результату, окончательно лишила Китану сил. Ей казалось, она балансирует на острие ножа, изо всех сил пытаясь удержать равновесие, но каждую секунду раскачивается все сильнее и сильнее. Она не могла злиться, не в силах была обдумать перспективы или попытаться хотя бы оценить грозящую ей опасность. Осознание происходящего жгло ее изнутри, она наблюдала за тем, как сходятся и разлетаются в стороны детали мозаики, но за секунду до того, как картина должна была бы стать целой, все снова ломалось, распадаясь на части.

Драмин предатель, Рейн тоже. Она в плену у Рейна. Саб-Зиро сбежал, прихватив с собой Таню, а Император… Император не помог. Не было ни писем, ни приказов, ни посыльных — никаких попыток изменить или хотя бы прояснить ситуацию. Узнать, в порядке ли Китана, нужна ли ей помощь. Ничего. Ни единого слова… Шао Кан с Шанг Цунгом знали обо всем с самого начала. Наверное, именно поэтому Саб-Зиро позволили сопровождать ее. Они все знали — и ждали этого? Хотели, чтобы с ней это случилось, или предполагали такой вариант… Мысли, одна ужасней другой, били тяжелыми каплями. Отчаяние заполняло грудь, давило на легкие, пережимало горло. Камень под щекой стал мокрым от слез, согрелся, выпив живое тепло. Здесь, в этой башне, каждая тень, скользящая по стене, притаившаяся за тканью гобелена, рвущаяся в сторону от пламени факела, прятала в своей сердцевине гнилую загустевшую кровь. Кровь, текущую в ее венах. Кровь, которая растечется по камню и впитается в трещины. Кости переломаются и превратятся в крошку, чтобы стать добычей жадной черной земли. Башня неприступна, воины не успеют прибыть из форта, а если б и успели, кто отдаст им приказ? И отчаяние, и боль, и смерть Китаны — все это должно было остаться в чреве башни. Рейн теперь мог творить все, что ему вздумается, и принудительное замужество казалось Китане далеко не самой страшной перспективой из того, что могло ее ожидать.

Ночь была на исходе. По полу тянуло холодом, качались огоньки горящих на столе свечей. Китана, окончательно измучившись, попыталась сесть, но рука, на которую она опиралась, подогнулась, заставив ее снова свалиться на пол. Жалобное звяканье вееров разозлило ее: что проку от оружия, если не можешь защитить себя? Китана кое-как вытянула веер, раскрыла его — лезвие угрожающе блеснуло. Можно просто полоснуть себе по горлу, разом избавив и себя, и остальных от проблем. Китана поднесла острый край к лицу, откинула голову и коснулась губами металла. «Лучше уж так, чем валяться на полу в ожидании того, что со мной сделает Рейн. И почему этот подлец не приказал отобрать у меня оружие? Может, того и ждет, что я…»

Из размышлений Китану вырвал тихий звук, похожий на царапанье по двери, ведущей в ее покои. Похолодев от испуга, она замерла, потом перевернулась на живот, отчаянно силясь встать. Кто-то осторожно подергал ручку. В замке звякнул ключ и несколько раз провернулся. Китана, забыв, как дышать, смотрела на дверь и до боли сжимала в ладони рукоятку веера. Наконец, дверь открылась, и в неверном свете Китана разглядела Драмина. Выглядел он из рук вон плохо: лицо, выпачканное в грязи и покрытое кровавыми брызгами, поблескивало от испарины. Рука, в которой был зажат ключ, мелко подрагивала. Одежда его была измята и в нескольких местах порвана, а за пояс заткнут окровавленный меч, какой обычно носили стражники. Китана попыталась заговорить, но не смогла: так сильно у нее стучали зубы. Драмин предостерегающе покачал головой и приложил палец к губам.

— Никаких лишних звуков. Где у тебя ключ от портала, что я тебе дал?

Китана пошарила за пазухой, показала Драмину круглую печать.

— Вставай скорее и идем наверх. Веера держи наготове, но просто так шума не поднимай. Твоя охрана перебита, и мои стражники тоже, но некоторым удалось спрятаться до поры.

Китана кивнула, кое-как поднялась, опираясь на дрожащую руку Драмина, и, еле волоча ноги, пошла за ним. Он запер дверь и с величайшими предосторожностями повел Китану куда-то в темноту боковых галерей. Китана вцепилась в его руку и не могла заставить себя разжать пальцы — слишком боялась упасть и наделать шума, да и живое тепло чужого тела немного ее успокаивало.

— Наверху никого не должно быть, они охраняют ворота и основные галереи. Их куда меньше, чем прежде, — шептал Драмин, задыхаясь от быстрого подъема по лестнице. — Когда вас уволокли наверх, была изрядная потасовка. Вся лестница в крови. Но это ничего не значит. Скоро подойдут еще отряды, у них с Аргусом полно сторонников, да и Высшие боги постараются прислать ему помощь. Вам нужно добраться до Императора…

— Император не поможет, — мрачно сказала Китана. — Он не ответил ни на одно мое письмо.

— Потому что не получил их, — сказал Драмин с нервным смешком. — Здесь осторожнее, ступени провалились. Уже скоро… Они перехватывали посланцев, у основного портала была засада. Я видел трупы, их приволокли сегодня и бросили во дворе.

— Вот проклятье. Но ведь Саб-Зиро… — с надеждой заговорила Китана.

— Не уверен, что он не избежал участи посыльных, принцесса, — мрачно сказал Драмин. — Хотя допускаю, что им с Таней удалось скрыться и, может быть, он уже во Внешнем мире.

— Значит, письма Императора они тоже могли перехватывать?

— Думаю, так и было, — ответил Драмин, подумав. — Почему Шао Кан не поднял тревогу, не получив от вас известий в последние дни, не знаю. Может, они подделывали ваши письма…

Через несколько минут утомительного подьема Драмин и Китана, которая немного пришла в себя от быстрого движения, оказались у лестницы, ведущей на крышу, и беспрепятственно поднялись.

— Никого нет, — пробормотала она, озираясь. — Почему он охраняет только ворота? И у моих дверей не было охраны…

— Была, — ответил Драмин, когда они поднялись в памятный Китане небольшой зал с порталом. — Мы отвлекли их, а потом… Но вы правы, Рейну приходится следить за подступами к башне. Мой брат здесь, прибыл нынче ночью. Джейд пропала из башни, это правда. Подозреваю, что братец с самого приезда Рейна был где-то невдалеке под видом своих очередных маневров, а Джейд исправно сообщала ему, что делается в башне… Я сглупил, признаю.

— Сглупил? Но разве твой брат не хочет защитить нас? — проронила Китана, торопливо вытягивая цепочку с ключом.

— О, конечно же, нет, — усмехнулся Драмин. — Наоборот. Здесь вам не Внешний мир, хотя и там родичи ненавидят друг друга хуже, чем заклятых врагов. Молох прознал, что я нынче в проигрыше, и подоспел, чтобы не дать Рейну захватить весь куш, а заодно чтобы избавиться от меня.

— Жуткая дыра эта твоя Эдения, — сказала Китана. — Ладно, идем, сам расскажешь обо всем Императору.

— Я с вами не иду, — ответил Драмин нервно.

— Что это значит? Ты не можешь остаться здесь, Рейн тебя убьет.

— А Император вознаградит за верную службу, да?

— Ты вытащил меня из крупных неприятностей, в которых я сама и виновата, признаюсь честно. Одно это послужит гарантией моей протекции перед Императором. Ты помог мне, я помогу тебе.

— Не время теперь это обсуждать. Даже если вы и готовы помочь, это бесстыдство — сперва предать вашего отца, а потом просить у вас помощи, — скривился Драмин. — Идите, там разберемся.

— Я не могу так поступить, — упрямо сказала Китана. Драмин раздраженно махнул рукой.

— Рейн меня убить не посмеет, а для Молоха сейчас важнее всего защитить положение семьи, чтобы нам не вцепились в глотки, и так сразу лишать меня жизни он не станет. Главное для вас поскорее убраться отсюда…

Китана, решив не тратить больше времени на споры, поднесла ключ к порталу и зажмурилась, ожидая вспышки. Однако ничего не произошло. Несколько секунд она недоуменно смотрела на пустую стену, потом сорвала ключ с шеи, с силой вдавила в камень. Портал оставался глух и мертв. Деревянный прямоугольник на стене, изъеденной дождем и ветром.

— Да что же вы за беспомощная дура? — взревел Драмин, вырвал ключ из руки Китаны и попробовал открыть портал. Однако ничего не произошло — снова.

Он изумленно воззрился на портал, так, будто из него только что выступил сам Шао Кан.

— Быть этого не может. Он работает, это точно… Что вы делали с ключом? Вы уверены, что он настоящий?

— Конечно, уверена, — прорычала сквозь зубы взбешенная Китана. — Твой дерьмовый потайной портал не работает, а виновата я? Как нам теперь быть? Ты уверен, что дал мне именно тот ключ?

Лицо Драмина исказила гримаса отчаяния.

— Ладно, идемте вниз скорее. Попробуем спрятаться и выбраться через кухню и кладовые. Молох, скорее всего, попробует начать переговоры, это их отвлечет…

Китана хотела было ответить, но не успела. Внизу послышались шаги и громкие голоса, один из которых принадлежал Рейну. Они даже не пытались скрываться…

— Эй, наверху! Стойте на месте и не двигайтесь. Бежать вам некуда.

Перепуганная Китана перевела на Драмина вопрошающий взгляд, и он мрачно кивнул. Спасение было близко — казалось бы, рукой подать. Что ждало их теперь, Китана и представлять боялась.

Рейн поднялся первым, а следом за ним пятеро хорошо вооруженных воинов. Он указал на них кивком.

— Подкрепление. Прибыли не далее как час назад, и все опытные бойцы. Твои стражники частью убиты, частью в темницах. Немного, всего четверо-пятеро. Хорошая была попытка, Драмин, но глупая. Неужто ты думал, что я не узнаю о портале?

— Откуда? — проговорил Драмин.

— Джейд, твоя подстилка. Она разболтала все Молоху — надеялась, что в обмен на откровенность тот признает ее ребенка. Она давно треплется с ним про твои дела, Драмин. Ревнивая девка — хуже не придумаешь.

— Допустим, но зачем бы Молоху тебе докладываться?

— Мы договорились, а ты как думал? Высшие боги пообещали ему трон правителя Эдении и сохранение всех твоих владений под его рукой, и он тут же тебя продал. Вот только ему невдомек, что он и его отряд будут перебиты, как только отец стянет войска.

Драмин длинно выругался.

— У меня достаточно сторонников, и Аргус очень глуп, если думает…

— Высшие боги на нашей стороне, не тревожься за нас, — усмехнулся Рейн. — И Императору тоже придется нас поддержать, если он захочет удержать Эдению. А за Джейд ты, Драмин, не переживай, и за свое единственное дитя тоже…

Китана, смотревшая на Драмина, увидела в его глазах разгоравшийся гнев. Рейн выдержал эффектную паузу, а потом закончил:

— Молох вырезал твоего выродка у нее из живота и скормил ящерам, а саму ее бросил издыхать на солцепеке.

Китана дернулась, подавляя приступ тошноты. Драмин тяжело задышал, сжал руки в кулаки. Один из воинов шагнул к нему, но он отшатнулся назад. Китана наблюдала за ним со смесью страха и удивления.

— Задержи их, — сказал он вдруг, а потом с неожиданной прытью вскочил на ступеньки, ведущие на крышу, и со всей мочи бросился бежать прочь. Рейн отдал короткую команду, трое воинов рванулись в погоню за Драмином. Китана, сбросив оцепенение, метнулась к ним и, воспользовавшись замешательством, вспорола одному плечо веером, а второго сбила с ног. Третий все же бросился вслед за Драмином, и вскоре послышался звук короткой схватки и удивленный болезненный вскрик. Рейн поднял руку, останавливая оставшихся бойцов.

— Принцессу не трогать без надобности, но глаз не спускать. Хотя нет, под руки ее и за мной. Мне так будет спокойнее.

Китану выволокли на крышу, освещенную лучами восходящего солнца. В десятке шагов впереди себя она увидела неподвижное тело воина. Из-под его живота растекалась кровавая лужа. Драмина Китана разглядела не сразу — лишь после того, как услышала досадливый возглас Рейна. Бывший наместник стоял на самом краю крыши, странно выделяясь на фоне нежно-розового неба, и утренний ветер развевал полы его одежд.

— Драмин, а ну возвращайся! Если хочешь посмотреть виды, так и быть, посажу тебя под замок в твои покои! — прокричал Рейн. Драмин не шевельнулся. Китане казалось, он напряженно вглядывается во что-то внизу.

— Драмин! Не будь идиотом. Переговоры с твоим братцем назначены на полдень, ты же не захочешь их пропустить? Может, мы договоримся, и я даже закрою глаза на твое исчезновение из башни…

Китана шагнула вперед, оттолкнув державшего ее конвоира. Ее почти выворачивало от предчувствия чего-то страшного. Фигура Драмина на краю качнулась, а потом внезапно потеряла равновесие и, мелькнув в воздухе, исчезла за парапетом. Китана завизжала, закрыв руками лицо.

Когда Китана снова обрела способность воспринимать происходящее, она увидела, что вокруг царит полное замешательство. Рейн бестолково метался у парапета, размахивая руками и то и дело поглядывая вниз. Его воины стояли неподалеку от командира, жались друг к другу и громко переговаривались о чем-то. С Китаной остался только один караульный, но она даже не подумала о том, что ей представился удобный случай для очередной попытки побега: слишком ее напугало случившееся. Ей и до этого доводилось смерть, как доводилось и убивать, но никогда прежде она не видела гибели кого-то, кто был хорошо ей знаком. Она даже не могла убедить себя в том, что Драмин действительно мертв. Китана понимала, что никто не выжил бы, упав с такой высоты, но, как ни старалась она воззвать к собственному рассудку, какая-то часть ее продолжала искренне верить в то, что Драмин, разумеется, сильно пострадал, но остался жив.

Солнце меж тем поднялось над горизонтом довольно высоко. Прохладный воздух стал перемежаться полосами раздражающего жара. Рейн, видимо, утомившись бесцельным хождением по крыше, повернулся к парапету спиной и торопливо зашагал обратно. Когда он проходил мимо, Китана инстинктивно сжала кулаки, подавляя приступ душащей ярости. Рейн, заметив ее движение, нервно дернул головой, а потом сказал что-то следовавшим за ним воинам. Китану, взяв под руки, поволокли к спуску с крыши, а потом заставили спуститься вниз по лестнице следом за Рейном. Он все шел и шел, и, к удивлению Китаны, остановился у дверей помещения для караульных.

— Пленную держите здесь на всякий случай, и глаз с нее не спускать, иначе спущу с вас шкуры. А вы, принцесса, если в вашей голове есть хоть капля ума, не выводите меня из себя. И не пытайтесь бежать. Если не я вас прикончу, вы все равно умрете сразу, как только попадетесь на глаза воинам Молоха.

Китана, собиравшаяся прервать речь Рейна плевком в лицо или чем-нибудь похуже, поневоле вслушивалась в его слова: он говорил непривычно серьезно, и в его голосе она различала нотки испуга. «А ведь смерть Драмина его вовсе не радует. Но разве не этого они добивались?» — подумала Китана и, заметив, что Рейн испытующе смотрит на нее будто в ожидании ответа, решилась заговорить:

— Драмин… Он погиб?

— Естественно, — коротко ответил Рейн. — Что-то еще?

— Ты должен быть доволен, ведь так? Теперь я тебе не нужна. Отпусти меня, Император станет…

— Вам-то какое дело до того, доволен я или огорчен? Я думал, мы с вами поняли друг друга, а вы встали на сторону этого предателя. Впрочем, теперь это уже не важно. Еще раз говорю вам: один шаг за ворота башни, и вы немедленно умрете. Никакой Император вам уже не поможет. Молох, брат Драмина, стоит лагерем прямо под нашими стенами, и у него немалый отряд. И смерть Драмина его сильно не обрадовала — думаю, вы понимаете, почему. У меня нет никаких гарантий того, что он не свяжет гибель брата с вашей смехотворной деятельностью и не сдерет с вас шкуру живьем, попадись вы ему в руки.

— То есть мне надо радоваться, что я в плену у тебя, а не у него, да, Рейн? — забывшись, произнесла Китана с издевкой. У Рейна дернулся уголок рта.

— Именно. Я пока что не заинтересован в вашей немедленной смерти.

— Император…

— Не ответил ни на одно ваше письмо и никаких распоряжений не прислал, принцесса, — ответил Рейн с неожиданной улыбкой. — Порталы будут закрыты до тех пор, пока мне это нужно. И вы живы и в относительной безопасности до тех пор, пока я нуждаюсь в видимости союза с вами и Императором. Что будет дальше — не знаю. Попробуйте заинтересовать меня, предложите что-нибудь, чего я раньше не видел, — закончил он под одобрительный хохот воинов.

Китана не нашлась, что ответить — слишком взбешена и испугана она была, чтобы быстро соображать. Рейн, будто тут же забыв о ее присутствии, повернулся к ней спиной и скрылся за дверью помещения для караульных. Китана вспомнила, что там был наблюдательный пункт, с которого можно было следить за воротами. Вскоре Рейн вышел, весьма озадаченный, смерил Китану задумчивым взглядом, а потом приказал увести ее наверх и снова запереть в покоях.

— Обыщите хорошенько и ее, и комнаты — неожиданности нам не нужны. Потом спускайтесь сюда.

— Переговоры состоятся? — нерешительно уточнил кто-то из воинов, видимо, командир отряда. Рейн мотнул головой.

— Нет. Они баллисты готовят. Он не зря изображал эти полевые выезды.

— Неужто готовился брать башню штурмом еще до того, как… — продолжал тот же воин. Рейн перебил его:

— Откуда мне знать, к чему он готовился? Все равно с наскока он сюда не вломится, пусть хоть целыми днями камни швыряет. Запомните только одно: покоя он нам не даст. И не только он. Проверьте, сколько зерна в хранилищах…

Китана, затаив дыхание, вслушивалась в каждое слово, боясь хоть что-нибудь пропустить, и с каждой секундой ею все больше овладевал страх. Рейн, прервав свою речь, перевел на нее взгляд, замолчал на несколько секунд, а потом с неожиданной злобой прикрикнул на воинов, требуя сейчас же убрать ее с глаз долой. Вскоре Китана оказалась в своих покоях — под замком и под охраной.

Часы тянулись мучительно долго. Китана почувствовала себя совершенно разбитой. Ей казалось, что сердце ее бьется в два раза медленнее обычного, и каждый удар отнимает силы. Она будто без отдыха продиралась сквозь густые заросли: по лбу градом катился пот, а дыхание вырывалось из саднящего горла со свистом. Было невыносимо душно и жарко, и в запахе сырой земли Китана чувствовала почти незаметную, но от того не менее отвратительную примесь зловония. Будто мертвечина разлагалась на солнцепеке. К еде, принесенной одним из караульных, Китана так и не притронулась из-за подступавшей тошноты, но воду пила так жадно, что вскоре опустошила оставленный ей кувшин. Постучав в двери, она попросила принести еще воды, но ответом ей был грубый хохот.

Китану до глубины души уязвило такое обращение: до этого момента она не осознавала до конца, в какой опасности оказалась, и возможный гнев Императора расстраивал ее куда больше, чем собственное положение. Теперь же ужасы плена рисовались ей все ярче с каждой минутой. Она против собственной воли вспоминала услышанные и прочитанные когда-то рассказы о том, как обращались победители с попавшими в их руки врагами, и с мрачным вниманием вдумывалась в каждую деталь. Узников морили голодом, бросали в жуткие темницы с крысами, которые запросто могли обглодать им пальцы, оставляли в гробницах среди мертвецов… Нескольких представленных в красках картин оказалось достаточно, чтобы Китана утратила остатки самообладания. Она стала перебирать в уме возможные пытки, а следом за ними пришли мысли о том, насколько участь плененной женщины могла быть горше того, что выпадало на долю мужчин. Давясь рыданиями, Китана проклинала себя, Императора, Саб-Зиро, Драмина, Рейна и всю Эдению. Когда истерика схлынула, она заставила себя сосредоточиться на возможных способах побега, но ничего дельного так и не пришло ей в голову.

Когда солнце стало клониться в сторону заката, Китане пришлось отвлечься от размышлений. Сперва она услышала шум и треск, которые перекрывались негромкими возгласами — так, будто бы кто-то отдавал команды. Потом наступила пугающая тишина. Через несколько мгновений воздух разорвал гул, завершившийся звуком тяжелого удара. Стена, к которой прижималась Китана, содрогнулась, выплюнув несколько клубов из пыли и замазки, скреплявшей камни. Тут же раздался грохот где-то внизу. Китана метнулась прочь от стены, свалилась на пол, закашлялась и поползла на коленях к двери, зажимая рукой рот и нос. Когда снаружи все стихло, она изо всех сил заколотила кулаками по двери.

— Выпустите меня! Эй, откройте! Что там происходит?

Ответа не было — лишь мертвая тишина, которая, казалось, обещала неминуемую беду. Китана зарыдала, давясь пылью, крикнула еще несколько раз, а потом затихла, скорчившись в простенке. Снова и снова раздавались команды, которые сменяло выворачивающее нервы затишье. Потом что-то тяжелое с оглушительным грохотом било в стену, и сквозь шум в ушах Китана слышала то жалобные, то торжествующие крики.

Когда, наконец, дверь за ее спиной открылась, и кто-то выволок ее из комнаты в темную галерею, Китана даже не пыталась сопротивляться. Мучительное напряжение, сковывавшее ее нервы, обернулось полной беспомощностью. Ее привели в библиотеку — туда, где она так недавно мирно разбирала с Драмином свитки, а потом выслушивала его исповедь. Всклокоченный грязный Рейн сидел на полу у очага с выражением угрюмой сосредоточенности на осунувшемся лице.

— Ну что, принцесса, как вам понравилось?

— Почему оставили меня там? Надеялся избавиться от меня чужими руками? — вырвался у Китаны вопрос, мучивший ее весь день. Рейн криво усмехнулся:

— Мне говорили караульные, что ты подняла шум еще почище Молоха. Правда, не возьму в толк, почему: до тебя ни один камень не долетел.

Китана смерила его мрачным взглядом, села на ближайшую скамью, не дожидаясь позволения.

— Хочешь спросить? Давай, спрашивай, — смилостивился Рейн.

— Что это было? Осадные машины, о которых ты говорил? — заговорила Китана. Рейн кивнул.

— Баллисты, пропади они пропадом. Башня неприступна, если не прорвутся внутрь и не займут лестницу, тогда есть только один выход: удирать как можно скорее, пока не заткнули все дыры в стенах. Но покоя не дадут до тех пор, пока у них есть камни, а камней у них немало. Они, кажется, разрушили святилище твоей дорогой матушки, которое стояло здесь неподалеку, да еще с собой несколько повозок привезли. Теперь на стены высунуться просто так не получится.

— А лучники? У тебя же большой отряд, — спросила Китана. Рейн пожал плечами.

— Если б не мои лучники, они бы и вовсе покоя нам не дали. Но ты же сама понимаешь, это не ваши внешнемирские ряды, которые было бы легко и просто расстреливать с вершины башни. Молох-то знает, с кем воюет.

— В форте узнают об этом, — с надеждой сказала Китана. — Они придут и прогонят Молоха.

— Не придут, — покачал Рейн головой и скорбно сжал ладонями виски. — Им сейчас самим несладко придется. Судя по столбам дыма, вокруг форта поля выжигают. Значит, готовятся к долгой и основательной осаде.

Китана прикусила язык, замолчала, сосредоточенно глядя в огонь. Ей о многом хотелось расспросить Рейна, но она понимала, что ответа больше не получит. Рейн, не обращая внимания на ее присутствие, принялся обсуждать со своими командирами меры, которые собирался предпринять для защиты башни.

Однако долго совещание не продлилось — из галереи донеслись громкие голоса и звуки тяжелых шагов. Рейн замер, прислушался, а потом громко, длинно выдохнул.

— Встать! — проорал он вдруг. Воины выстроились в шеренгу перед дверью. Рейн окинул их быстрым взглядом, потом перевел глаза на Китану:

— Ты что, оглохла? Быстро на ноги и веди себя как положено, если не хочешь оказаться в темницах или внизу рядом со своим приятелем.

Китана, оценив обстановку, решила, что сопротивляться бессмысленно, и встала за последним воином. Рейн задержался возле нее на несколько секунд, потом вдруг подошел к очагу, набрал полную пригоршню пепла и, вернувшись к Китане, измазал ей лицо. Оглядев ее с каким-то странным беспокойством, он сказал:

— Прибыл мой отец. Голову опусти и держи рот закрытым, поняла?

Обдумать его слова Китана не успела: за дверями ударили копьями в пол, створки распахнулись, и в библиотеку вошел мужчина в подлатнике, который в нескольких местах пятнали кровавые следы. За гостем следовали с десяток воинов, которые выглядели куда более потрепанными: будто только что выбрались из жестокой схватки. Китана, забыв об осторожности, уставилась на того, кто вошел первым, предположив, что это и есть Аргус. Он был высок, строен и держался так, будто и башня, и все окрестные земли принадлежали ему безраздельно. Почтение, с которым его поприветствовали Рейн и присутствующие воины, лишь усиливало это впечатление. Китана перевела глаза на надменное лицо с тонкими чертами, которые могли бы показаться красивыми, не искажай их выражение крайнего недовольства, а потом, запоздало вспомнив слова Рейна, опустила взгляд.

— Рейн и пленная остаются здесь, остальные все убирайтесь, — раздался громкий приказ, который был поспешно исполнен. Рейн отошел к столу, на котором были разложены карты, и замер возле него, а Китана осталась стоять перед Аргусом, безуспешно пытаясь спрятать глаза от изучающего взора. Повисла гнетущая тишина.

— Я рад, что ты прибыл, отец, — наконец, заговорил Рейн заискивающим тоном. Аргус раздраженно мотнул головой — длинные черные волосы, собранные в тугую косу, змеей скользнули на грудь. Рейн осекся, закусил губу, потом вдруг выпрямился, будто стоял на смотре.

— Я бы не назвал это прибытием, сын, — заговорил Аргус, продолжая оглядывать Китану, которой начало казаться, что пристальный взгляд царапает ее, оставляя следы на коже. — Нам пришлось прорываться сквозь заслон, и твое счастье, что я не потерял ни одного бойца, в отличие от Молоха. Однако у меня несколько раненых. Сын, ты понимаешь, что это значит?

До слуха Китаны донесся сдавленный вздох. Рейн несколько раз схватил ртом воздух, будто пытался заговорить, но не мог набраться решимости, потом все же произнес:

— Мне пришлось несколько отклониться от данного тобой приказа, отец, однако принцесса у нас, так что не думаю, что это повлияет на ход переговоров.

— Тут я с тобой согласен. На ход переговоров повлиять уже не смогут ни твое самоволие, ни даже присутствие никому не нужной принцессы — по той простой причине, что никаких переговоров не состоится. Молох, судя по тому, что мне пришлось наблюдать, в бешенстве из-за смерти главы своего рода. Если помнишь, мы обещали передать ему Драмина с рук на руки, чтобы он мог самолично его прикончить.

— Да, этот пункт соглашения нарушен, — испуганно зачастил Рейн, так что Китана едва разобрала, что именно он говорит. — Однако это ничего не меняет: мы по-прежнему союзники. Да ведь Молох и сам собирался прикончить Драмина. Теперь он глава рода, что еще ему надо?

— Тебе что, камень в голову прилетел? — раздался в ответ крик, от которого и Рейн, и Китана дернулись в стороны. Аргус подошел вплотную к сыну и, не стесняясь присутствием Китаны, отвесил ему пощечину. Рейн не пытался сопротивляться, только прикрыл пострадавшую щеку ладонью.

— Молох был на нашей стороне, пока мы все вместе боролсь против Империи. Но неужели тебе нужно объяснять, что теперь он винит тебя в убийстве главы своего треклятого рода, а это значит, мы превратились в кровных врагов. Но это еще полбеды. По твоей милости Молох вообразил, что мы решили прибрать все к рукам, минуя его, и вцепится нам в глотки намертво.

— Драмин сделал это специально, как ты не понимаешь? — жалко забормотал Рейн, не отнимая руки от лица. — Они пытались сбежать, мы их перехватили у портала, но он вырвался и прыгнул с крыши.

— А тебе хватило ума подойти и выглянуть вниз, так, чтобы тебя увидела половина лагеря Молоха, — сказал Аргус. — И я не понимаю, как эти двое вообще смогли выбраться из-под стражи? Когда все закончится, собственноручно вздерну твою кучку идиотов, а тебя в первую очередь.

— Я все сделал, как следует! Я удержать его хотел, говорил, что ему ничего не угрожает! — повысил голос Рейн. Аргус лишь отмахнулся и сделал несколько шагов к замершей от страха Китане.

— Итак, принцесса, что мы имеем? Драмин знал, на что идет, и ничего лучше не смог бы придумать, даже если бы у него был в запасе год. К несчастью для вас, он подставил не только меня. Теперь вас считают пособницей моего сына: у Драмина и Молоха все еще достаточно много сторонников. Рабы уже восстали в нескольких поселениях, требуют мести — справедливой мести внешнемирской шлюхе, которая приложила руку к смерти благородного наместника, служившего еще Джерроду. Кто-то говорит, что вы предательница, продавшаяся Императору, как ваша мать. Иные считают, что принцесса ненастоящая. Дескать, колдун подсунул Драмину копию, демона в живом теле. Тут вините свою дружбу с Грандмастером Лин Куэй. Будьте уверены, если попадете в руки хоть первым, хоть вторым, участь ваша будет крайне незавидна.

Аргус, кажется, откровенно веселился.

— Чего вы хотите? — вскрикнула Китана. Он неодобрительно покачал головой.

— Не нервничайте так, принцесса. Я хочу одного — мира и порядка в Эдении. Вы ведь понимаете, что теперь здесь начнется война, которую Император не сможет прекратить, даже если введет сюда всю свою армию? Сторонники Молоха пойдут против меня и моих союзников, мелкие сошки станут рвать друг другу глотки, пытаясь устранить за чужой счет свое убожество. А рабы, которые крайне не любят, когда привычный им порядок что-то нарушает, устроят бесцельную, но весьма кровавую резню под благородные рассуждения о свободе и справедливом переделе земли. Понимаете, о чем я говорю?

Китана кивнула, решив, что иного ответа от нее не требуется. Аргус продолжал:

— От Эдении камня на камне не останется — слишком обстановка накалилась, и в немалой степени из-за вас. Мне придется взять дело в свои руки, а вам — помочь мне…

— Что от меня требуется? — проговорила Китана, решив, что спорить будет крайне неразумно. Аргус жутковато усмехнулся:

— Ничего особенного. Молчать и слушаться.

— Постой, отец, — вмешался Рейн. — Что ты хочешь делать? Разве мы не договаривались…

— После того, как ты упустил Драмина, ты еще спрашиваешь меня о прежних договоренностях? Тебе, как выяснилось, ничего нельзя доверить, а я не хочу, чтоб Высшие боги хозяйничали здесь, пока мы с Молохом впустую тратим время и силы. Мне придется взять все в свои руки и исправить твои ошибки, а ты постоишь в сторонке и посмотришь, как дела делаются. Так и знал, что нельзя тебе ничего доверить. Только и способен, что в игры у меня за спиной играть.

— Мы же договорились! — повторил Рейн невпопад. Аргус закатил глаза.

— Для сторонников Драмина ты убийца и бунтовщик, неужели не ясно? Они никогда за тобой не пойдут.

— Ты тоже у них не в чести, — запальчиво сказал Рейн. В глазах его Китана видела лихорадочный блеск. — Почему они вообще должны нас волновать? Мы разобьем их, и они подчинятся. Высшие боги не станут союзничать с Молохом — перевес все равно на нашей стороне!

— Предлагаешь воевать с половиной Эдении, сын? — насмешливо сказал Аргус. — Как по-твоему, сколько лет мы потратим на то, чтобы подавлять бесконечные восстания? Утихомирься, Рейн, иначе я решу, что ты забыл о почтительности.

— Но что со мной теперь будет? — спросил Рейн. Аргус только хмыкнул.

— А что с тобой будет? Разберемся, когда все поутихнет. А пока иди, оставь нас.

— Нет, отец, — проговорил Рейн со странной обреченностью в голосе — как будто его только что приговорили как минимум к вечному изгнанию. Аргус повторил с нажимом.

— Оставь нас наедине. Мне есть о чем поговорить с принцессой.

Китана невольно попятилась назад под тяжелым взглядом, в котором появилось странное, пугающее выражение — будто у проголодавшегося зверя. Рейн, которого она не могла разглядеть из-за спины приближавшегося к ней Аргуса, проговорил что-то неразличимое и зашагал к дверям. Аргус медленно, будто играя, оттеснил Китану в дальний конец библиотеки, куда почти не достигал свет факелов. Поначалу ей удавалось отступать, но вскоре Аргус, выждав удобный момент, быстро шагнул к ней и схватил за руки. Китана вцепилась в его пальцы, но разжать их не могла, как ни старалась. В следующую секунду он оказался слишком близко, так, что воспаленное дыхание коснулось ее шеи.

— Ничего, — прошептал Аргус. — Еще есть возможность все исправить…

— Отпустите меня, и Император проявит к вам милосердие! — сделала Китана попытку достучаться до его разума. Ответом ей был смех.

— О чем ты? На моей стороне Высшие боги. Скоро Императору придется молить о милосердии. Что до тебя, внешнемирская замарашка, то ты сослужишь мне добрую службу. Сейчас мы с тобой поиграем, а потом полетишь со стены вместе с моим сыном. Вы тут неплохо сдружились, как я погляжу, даже жаль вас разлучать… Но должен же я как-то загладить свою вину перед Молохом…

Китана, собрав все силы, рванулась из хватки Аргуса и, воспользовавшись его секундной растерянностью, ударила локтем в живот. Ей это принесло больше вреда, чем пользы: на Аргусе был подлатник, так что она едва не вскрикнула от боли в поврежденной руке. Однако Аргус утратил бдительность — и пропустил куда более увесистый удар по затылку, который заставил его потерять равновесие. Китана, не потрудившись разглядеть своего неожиданного спасителя, принялась колотить упавшего Аргуса, не разбирая, куда приходятся ее удары. Когда поверженный враг затих, Китана почувствовала, как кто-то пытается оттащить ее в сторону. Она замерла, пораженная внезапной мыслью: что, если это Саб-Зиро наконец, решил за ней вернуться? — и подчинилась молчаливому требованию оставить Аргуса в покое. Однако ее ждало горькое разочарование: вместо Саб-Зиро она разглядела все того же ненавистного ей Рейна.

— Стой тут, — прошептал он, снова скрываясь в темноте. — И не дергайся, если хочешь выбраться отсюда.

Через несколько секунд, показавшихся Китане вечностью, Рейн появился снова и жестом приказал ей следовать за собой. Когда они дошли до освещенной части библиотеки, он остановился, достал платок и принялся вытирать руки и лицо. Присмотревшись, Китана разглядела брызги крови.

— На, утрись, — сказал Рейн и сунул ей платок. — Тут, на щеке, и на лбу тоже.

— Что ты делаешь? — воскликнула Китана. Рейн предостерегающе замахал руками:

— Ни одного лишнего звука, ты, идиотка. Хочешь остаться здесь, с ним, пожалуйста. Через пару часов он очухается и довершит начатое, и твой визг его не остановит, уж поверь, я-то знаю…

Он резко оборвал свою речь и сам утер Китане лицо.

— Теперь слушай внимательно. Сейчас пойдем наверх. Ты молчишь, ни единого слова. Если что, я скажу караульным, что отец приказал отвести тебя к нему в комнаты. Нам надо пробраться к порталу, через который вы пытались удрать утром.

— Но портал не работает, — прошептала Китана. Рейн показал ей зажатый в кулаке ключ.

— Не работает, потому что не тем ключом открывали. Отец с помощью Высших богов ухитрился перенастроить сеть наших порталов так, что Цунгу до конца его дней не разобраться. Если, конечно, он не получит этот ключ.

— Но почему ты мне помогаешь? Если попадешь во Внешний мир…

Рейн болезненно скривился, будто она его ударила, и с отвращением выплюнул:

— Провалиться мне к демонам, если стану смотреть на это снова.

Сбитая с толку Китана хотела было переспросить, что он имеет в виду, но Рейн продолжал говорить уже спокойно:

— Как ты сама не понимаешь? Если останусь здесь, будет хуже. Ты же сама все слышала. А во Внешнем мире уж сам разберусь, что делать, не тревожься. Кстати, ценю твою заботу — вот уже не думал, что ты станешь обо мне беспокоиться, — усмехнулся он.

— Я беспокоюсь о том, чтобы ты не сдох до того, как попадешь в руки к палачам моего отца, — проговорила Китана раздельно. Рейн ответил ей еще одной усмешкой, а потом распахнул двери и сделал шаг за порог.

— Отец приказал не тревожить его. Следите за тем, чтобы в башне было тихо, если что, сразу доложить мне. Я буду наверху в бывших покоях Драмина.

Стражники, стоявшие у дверей, недоуменно переглянулись, но возражать не стали. Рейн быстро зашагал вперед, Китана последовала за ним, стараясь, чтобы движения не выдавали ее нервнозности. Она пыталась думать об Императоре, о том, что скоро вернется во Внешний мир, где, по крайней мере, в окна не летят камни из осадных машин, но не могла сосредоточиться: в голове все еще звучал голос Аргуса. Они миновали галерею, поднялись вврех по лестнице. Китана каждую минуту ждала, что их остановят. Однако никто не обращался к ним ни с какой речью.

— Все ждут ночного штурма, — прошептал Рейн, когда они оказались наверху, у покоев Драмина. Его лицо было очень бледным, а лоб блестел от испарины. Он остановился возле караульных и отдал им приказ спуститься вниз.

— Присоединитесь к тем, кто в казармах. Обход галерей, прилегающих к воротам и кухонному входу, каждые пятнадцать минут. Ночью Молох устроит вылазку, это точно. О малейших происшествиях сообщать мне, я буду здесь. Отца не тревожить. Я сам ему обо всем доложу, если будет нужно.

На несколько томительных мгновений Китане показалось, что караульные что-то заподозрили. Сердце ее заколотилось неровно и болезненно, а ладони вспотели. Однако им с Рейном повезло снова. Вскоре они остались одни в галерее. Рейн побежал к ходу, ведущему на крышу, Китана поспешила за ним. В темноте у него не сразу получилось найти портал. Они вдвоем бестолково шарили ладонями по стенам, вздрагивая от случайных прикосновений и отдергивая руки, как от огня. Наконец, когда Китана уже готова была дать волю страху и досаде, Рейн нашел искомое. В темноте загорелся зеленый прямоугольник открывающегося портала. В следующую секунду Китана метнулась вперед, проваливаясь в исходящую рябью дыру в пространстве.

Китана раз за разом оглядывала хорошо знакомое ей помещение, но никак не могла до конца поверить, что это не обман чувств. Низкая арка прохода, гербы Шао Кана на стенах, зеленая ткань покачивавшейся на ветру драпировки — все это так долго было желанным, но недостижимым, что Китане казалось: стоит протянуть руку, все развеется колдовским туманом, а она снова окажется в ненавистной Эдении. Радость от неожиданного избавления была так сильна, что затмила одолевавшее ее беспокойство. Китана даже на несколько секунд забыла о том, что прибыла в замок не одна, а в компании Рейна — до тех пор, пока он не окликнул ее, указав на приближавшихся стражников. Китана шагнула вперед, успокаивающе подняла руку и поприветствовала их. Один из них ответил ей, а потом сказал, что немедленно сообщит о ее возвращении.

Китана хотела было выразить согласие, но Рейн схватил ее за руку, не стесняясь присутствием стражников, и потребовал немедленно проводить его к королеве.

— Ты обезумел? Зачем тебе понадобилась моя мать? — вполголоса спросила Китана, однако Рейн, не обратив внимания на ее слова, продолжал требовать встречи с Синдел.

— В ваших же интересах поступить так, как я вам говорю, — настойчиво сказал он, увидев, что Китана колеблется. — Когда вы услышите то, что я хочу сказать ей, то поблагодарите меня, что не потребовал сразу встречи с Императором.

Китана, изрядно напуганная этими словами, решила, что придется подчиниться, но пообещала себе, что это последний раз, когда она соглашается выполнять требования Рейна. Она постаралась принять уверенный вид и сказала стражникам, что сама оповестит Императора о своем возвращении. Одолжив у стражников плащи, Китана и Рейн надвинули на лица капюшоны. Она торопливо пошла вперед, намереваясь добраться до покоев матери раньше, чем кто-то из караульных даст знать о ее появлении Шао Кану или Шанг Цунгу. Рейн следовал за ней шаг в шаг. Китана пыталась понять, что он имел в виду, когда говорил о том, что она будет ему благодарна за решение сперва поговорить с Синдел, и одно предположение было мрачнее другого. Разумнее всего было немедленно найти Императора, потребовать взять Рейна под стражу, выставить у портала отряд побольше — вдруг Аргусу вздумается последовать за сбежавшей пленницей и взбунтовавшимся сыном — но Китана была не в силах настаивать на своем. Слишком мучительным было опасение совершить очередную ошибку. Она успокоила себя мыслью, что найдет Шао Кана после разговора с Синдел, расскажет ему обо всем и примет последствия, какими бы они ни были. Шао Кан сможет найти выход, исправить все ее промахи — в этом Китана была уверена.

Наконец, они приблизились к покоям Синдел. Китана замерла на несколько мгновений, набираясь решимости, потом постучала и, дождавшись ответа, толкнула дверь. Их с Рейном встретила служанка, которая воззрилась на Китану так, будто увидела призрак, повернулась на каблуках и исчезла в глубине покоев, зовя госпожу. Вскоре на пороге комнаты возникла Синдел, облаченная в простое домашнее платье и с неприбранными волосами. При виде Рейна ее глаза расширились от удивления, она перевела взгляд на Китану, и той показалось, что на лице матери промелькнуло выражение удовлетворения.

— Госпожа, — заговорил Рейн, выступив вперед так, чтобы заслонить собой Китану, — мое вторжение непростительно, но поверьте мне, у меня не было иного выбора — я должен был как можно скорее сообщить вам нечто важное. Нечто, имеющее отношение и к вам, и к принцессе.

Китана выглянула из-за плеча Рейна: Синдел скрестила руки на груди, изящно качнула головой, откидывая волосы с лица, и устремила на Рейна повлажневший от слез взгляд.

— О чем ты говоришь, Рейн? Для меня не могло быть более желанного гостя — ведь ты вернул мне дочь! Ты не представляешь, что я пережила после того, как мы получили известия из Эдении, а потом порталы оказались закрыты… Мы не знали, что и думать, и чего нам ждать, я не находила себе места — а теперь у меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность…

— Довольно, мама, — прервала Китана поток излияний Синдел, по всем признакам грозивший закончиться очередной истерикой. Синдел взглянула на нее полными слез глазами, сорвалась с места, схватила Китану за плечи и сжала в объятьях. Китана неожиданно для себя самой рванулась прочь: настойчивые прикосновения матери заставили ее вздрогнуть от странной смеси испуга и отвращения. Синдел недоуменно оглядела Китану, губы ее обиженно искривились, а потом на лице вдруг появилось незнакомое Китане выражение насмешливой жестокости. Она повернулась к пришедшим спиной, неспешно прошлась по комнате и, наконец, села в кресло, поманив Рейна к себе движением пальцев.

— Давай же, дорогой мой. Ты хотел сообщить мне что-то важное, так не будем более откладывать. Моя пропавшая и вновь обретенная дочь, видимо, не настолько сильно скучала по своей дорогой матушке, чтобы радоваться встрече, так что не вижу смысла навязывать ей свое общество…

Синдел продолжала говорить, торопливо и громко, то и дело перескакивая с одной мысли на другую. Рейн молчал, видимо, сбитый с толку потоком обрушившихся на него речей, а Китана раз за разом пыталась перебить мать и обратить на себя ее внимание. Наконец, Рейн, потеряв терпение, прервал рассказ о том, как красивы были вчера деревья в саду:

— Мне очень жаль, моя госпожа, что приходится сообщать вам такие новости, но я счел, что вы более других вправе знать о происходящем.

Синдел бестолково захлопала длинными ресницами. Кокетливое выражение замешательства на красивом лице странно контрастировало со злостью и испугом в расширившихся глазах. Китана, припомнив то, что происходило перед ее отъездом, почувствовала нараставшую тревогу — с матерью явно происходило что-то странное.

— Рейн, — начала она, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Давай-ка выйдем ненадолго, мне надо сказать тебе пару слов.

— Не вижу в этом необходимости, — отрезал Рейн, а Синдел вдруг расхохоталась, ударив ладонями по подлокотникам кресла.

— Понимаю, понимаю. Но прояви терпение, дитя. Вряд ли Рейн захочет потратить слишком много времени на разговоры со мной, когда рядом ты. Что ты хотел сказать, мой дорогой? — переведя взгляд на Рейна, произнесла она елейно-ласковым тоном. Рейн подумал несколько секунд, потом все же заговорил:

— Мы чудом выбрались из Эдении, моя королева, как вам известно. Мне горько, что я принес такие вести, но скрывать их от вас я права не имею.

— Что случилось? — спросила Синдел, подавшись вперед и уставившись на Рейна нечитаемым взглядом. Китане показалось, что она вот-вот вскочит с места и бросится на кого-нибудь из них с кулаками или сделает что похуже.

— В Эдении началась война, моя госпожа, — мягко, будто утешая, произнес Рейн. — Это случилось в том числе по вине моего отца, который предал Императора, поддавшись жажде власти. Он вступил в борьбу с Драмином и вероломно убил его…

— Что? — переспросила Синдел, сменив прежнюю маску на выражение испуга и растерянности. — Как это — война? О чем ты говоришь? И Драмин… Он не может быть мертв, ты ошибаешься… Ты, верно, получил неверные сведения, Рейн.

— К сожалению, никакой ошибки нет, моя королева, — покачал головой Рейн. — Там происходят страшные вещи, и с каждым часом пожар разрастается. Драмин же погиб на моих глазах — упал с вершины башни.

Синдел застыла в кресле, уставившись на Рейна. Губы ее шевелились, но Китана не могла разобрать ни слова. Испуганная происходящим, она поспешила вмешаться.

— Довольно! Договоришь потом, с Императором. А теперь идем отсюда — моей матери нужен отдых.

— Нет, — возразил Рейн. — Я скажу все, что должен. Послушайте меня, королева, ситуация крайне опасная. Мне понятно ваше горе, но поверьте, я не посмел бы нанести вам эту рану, если б вам и вашей семье не угрожали еще большие беды. Драмин погиб от рук заговорщиков, так же, как в свое время ваша мать и все, кто был связан с вами кровью, но это только начало. Теперь под ударом вся Империя. Как только в Царстве Хаоса услышат, что власть Императора в Эдении пала, там моментально начнутся восстания, а дальше под ударом окажется Царство Порядка… Вы понимаете, чем это грозит Императору теперь, когда вопрос о турнире уже почти решен? Он может потерять все, если порядок в Эдении не будет восстановлен в кратчайшие сроки…

— Да что за чепуху ты несешь? — вскрикнула Китана, вспомнив последний разговор с матерью. — Мама, не слушай его, отцу ничего не угрожает, и тебе тоже. Это правда, в Эдении начались беспорядки, но Рейн лжет…

— Увы, я не сказал всей правды, — перебил Рейн. — Принцесса права. Я хотел защитить ее, но, раз она того желает, я не стану молчать о том, что она сделала. К моему величайшему сожалению, королева, Китана попала под влияние заговорщиков и участвовала в переговорах с ними. У меня есть тому неопровержимые доказательства. Она снабжала их оружием и зерном, пользуясь доверием Драмина, и, как ни старался я предупредить ее, она поступала опрометчиво. Драмин погиб, пытаясь спасти ее, когда она попала в плен к моему отцу. Тот счел, что принцесса больше не нужна ему, и решил захватить власть в Эдении без ее помощи… Потому она и не сообщала ни о чем в последние дни…

— Что ты несешь, ублюдок? — закричала взбешенная Китана. — Ты что, ума лишился? Это ты предатель, по твоей милости умер Драмин, а я оказалась в плену, и поверь, Император во всем разберется!

— Не смей говорить об Императоре, ты, грязная лгунья, — раздался голос Синдел. Она встала, опираясь на спинку кресла, обошла его и медленно приблизилась к Китане. Дыхание шумно срывалось с ее побледневших губ.

— Мама, прошу, успокойся, — попыталась Китана воззвать к ее рассудку. — Все, что он наговорил сейчас, подлая ложь, и я докажу это.

— От тебя не было ни одного письма последние дни, а потом вернулся Саб-Зиро и рассказал о том, что у тебя все разладилось там, в Эдении, — прошептала Синдел. — Император немедленно отдал приказ отозвать тебя, но не тут-то было: порталы вдруг перестали работать. Цунг под арестом в своей лаборатории, ищет способ запустить их снова, Император не находит себе места, беспокоясь о тебе, а ты… Вот чем ты нам отплатила за нашу заботу?

— Они перехватывали гонцов, мама, — жалко проговорила Китана. Синдел слушала ее с усмешкой — она явно не собиралась верить ни единому слову. — Рейн посадил меня под замок, а Аргус сломал порталы, я не знаю, как именно, но у них есть ключ…

— Ключ есть у вас, принцесса, — ядовито вставил Рейн.

— У меня? Что ты несешь, ты же открыл портал! — возмущенно ответила Китана.

— Покажите, что у вас в кармане плаща, принцесса, — торжествующе сказал Рейн. Китана тут же полезла в карман и, к своему ужасу, обнаружила там ремешок с круглой холодной печатью.

— Он мне его подбросил!

Синдел не успела ответить — в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Шанг Цунг. Выглядел он изможденным, будто провел несколько ночей без сна, и на лице его было выражение крайней озабоченности. При виде Рейна он не сдержал удивленного возгласа, однако тут же справился с собой и подошел к застывшей посреди комнаты Синдел. Сказав ей несколько успокаивающих слов, он помог ей снова сесть, а потом обратился к Рейну:

— Что привело вас сюда? Почему вы потревожили покой королевы?

— Счел, что безопасность принцессы и спокойствие Эдении — достаточно веские поводы для того, чтобы это сделать, — ответил Рейн с явной насмешкой. Китана, преодолев оцепенение, бросилась к Шанг Цунгу, но тот остановил ее жестом.

— Все потом, принцесса.

— Покажи ему, что у тебя в руке, Китана, — сказала Синдел. — Давай же, не заставляй нас ждать.

Китана, съежившись под тяжелым взглядом Шанг Цунга, вытащила ключ из кармана и положила на ладонь колдуну. Тот вздрогнул, накрыл ключ второй рукой, потом поднес к глазам и внимательно осмотрел.

— Неплохая работа. Высшие боги помогли?

— Спросите о том принцессу, Шанг Цунг, — ответил Рейн.

— Не сомневайтесь, так и сделаю, — ответил тот. — Думаю, она многое может рассказать.

— О да, — сказал Рейн. — Но вряд ли наша принцесса будет заинтересована в том, чтобы то, что прозвучало в этой комнате, дошло до слуха Императора.

— Что ты хочешь за свое молчание, Рейн? — спросила вдруг Синдел.

— Королева, прошу вас… — начал было Шанг Цунг, но она остановила его властным жестом.

— Я готов всемерно способствовать восстановлению власти Императора в Эдении, госпожа. Я всегда был верен ему и вам, вы это знаете. У меня есть силы, поверьте мне, а негодяй, которого я вынужден звать отцом, после смерти Драмина находится в крайне невыгодном положении…

— Рейн, чего ты хочешь? — раздельно произнесла Синдел. На губах ее блуждала жутковатая улыбка.

— Я смиренно прошу, чтобы вы дали согласие на мой брак с вашей дочерью, — произнес Рейн с почтительным поклоном. — Ее заблуждения проистекают из неопытности и излишней горячности, но я напомню ей о дочерней почтительности и верности данным клятвам.

— Будь по-твоему, — быстро ответила Синдел. Рейн, Китана и Шанг Цунг изумленно воззрились на нее. Оглядев их, она продолжала:

— Разве я не говорила тебе, что замужество для тебя — наилучший выход? Мы терпели твою наглость столько времени, Император пошел тебе навстречу и сделал тебе такой ценный дар, а ты?! Как ты им распорядилась?

— Мама, все не так! Рейн предатель, все, что он сказал, ложь от первого до последнего слова! — вскрикнула Китана, почувствовав, как на глаза наворачиваются злые слезы.

— А почему я должна тебе верить? Не ты ли звала Императора узурпатором, не ты ли оспаривала его права на Эдению? Я уговорила его позволить тебе поиграть в правительницу, думая, что ты окажешься умной и сама признаешь, что не способна справиться с мужскими делами. Однако я ошиблась, ты оказалась куда более подлой и лживой, чем я — чем мы — могли себе представить! Из-за тебя умер Драмин, — Синдел прервалась, не сдержав рыданий, потом справилась с собой и продолжала: — Из-за тебя в Эдении началась распря, и лишь Боги знают, сколько теперь прольется крови. Ты выросла здесь, в тишине и покое, под защитой того, кто спас тебе жизнь и вырастил тебя как родную дочь, хотя имел полное право тебя прикончить, и ты не знаешь… О нет, ты не знаешь, как страшно это может быть, когда вокруг тебя горят дома, горят поля, и все время кричат, и воняет горелым мясом… Ты не видела войны, а я видела и благодарна Императору за то, что он остановил распрю тогда, много лет назад. Откуда мне было знать, что ты разрушишь все, что он сделал, что я сделала, стоит тебе только оказавшись в Эдении?

— Вот, значит, каков был твой план: убедить меня, что я никчемна, а потом со спокойной совестью выдать за Рейна? — помертвевшим голосом сказала Китана.

— Именно так. И ты выйдешь за Рейна без всяких разговоров, потому что Императору нужен верный правитель в Эдении. Забудь и думать о власти. Ты годишься лишь на то, чтобы передать свою кровь детям Рейна и укрепить его право на престол. Ты должна все исправить, поступить правильно. Защити своих подданных, Китана, как это когда-то сделала я. Неужели тебе не хватает ума понять, что ты жила беззаботно лишь потому, что тебя все это время защищал Шао Кан? Одна ты ни на что не способна, и то, что рассказал Рейн, тому лишнее доказательство. Ты заигралась, Китана. Выбрось из головы свои фантазии и поступай, как тебе должно поступить.

Синдел обессиленно откинулась на спинку кресла, часто и рвано дыша. Лоб ее покрыла испарина.

— Не бывать этому, — начала было Китана. — Я сама расскажу обо всем Императору, и посмотрим…

— А ну замолчите, — перебил ее Шанг Цунг. Китана перевела на него недоуменный взгляд, и он продолжал: — Как вы смеете спорить с королевой после того, что произошло? Вы проявите дочернюю почтительность и подчинитесь решению матери, а я сам немедленно сообщу Императору о том, что нам следует готовиться к свадьбе.

— Зачем же, Шанг Цунг? — слабым голосом возразила Синдел. — Я пойду к нему сама, мы с Рейном пойдем…

— Прошу вас, не утруждайте себя, — мягко, вкрадчиво сказал колдун. — Вы ведь знаете, как Шао Кан заботится о вашем благополучии. Разве вы хотите, моя госпожа, чтобы он увидел вас в таких расстроенных чувствах? Положительно, вам следует выразить всяческое сочувствие и восхититься вашим терпением: будь у меня такая дочь, я бы самолично запер ее в темницах.

— Ты сделаешь это для меня, Шанг Цунг? — улыбнулась Синдел жалко. — Я утомлена разговором — Рейн, прости мне мою откровенность, мне немного нездоровится, — и смогу вернуться к делам лишь завтра утром. Однако даю тебе слово, ваш союз будет заключен в ближайшее время.

Рейн выразил свое полное согласие с решением Синдел, и она удалилась, опираясь на руку служанки. Шанг Цунг, проводив ее взглядом, обернулся к Рейну:

— Я взял на себя смелость приказать приготовить для вас покои. За дверью ждут слуги, они проводят вас.

— Я не хотел бы оставлять принцессу в одиночестве, — торопливо сказал Рейн.

— До утра никто не станет ничего предпринимать, — ответил Шанг Цунг. — Император ненадолго отбыл из замка и вернется к рассвету. Вам не о чем беспокоиться — принцесса будет под надежным присмотром.

Рейн кивнул и пошел к дверям. Китана и Шанг Цунг последовали за ним. В галереях ее тут же окружили стражники.

Китана покорно и молча пошла за Шанг Цунгом. В эти минуты она ненавидела его как никогда сильно. Как бы он не относился к ней прежде, Китана не могла не чувствовать горечи от его предательства. Все обернулось хуже некуда: если раньше у нее оставалась призрачная надежда на благополучный исход, теперь она понимала, что ее ждет бессрочная высылка во владения Рейна — в полное его распоряжение. Когда Китану ввели в ее покои, Шанг Цунг жестом отпустил стражников и пошел вглубь.

— Никого нет, — сказал он будто сам себе, потом вдруг оказался подле Китаны и, схватив ее за плечо, принялся ощупывать ее второй рукой. Она почувствовала торопливые прикосновения на затылке, на спине, на боках и, изумленная и испуганная, попыталась прекратить странную выходку колдуна. Он тут же отпустил ее, отошел в сторону и скорее выдохнул, чем произнес:

— Цела…

Китана впилась в его лицо изумленным взглядом. Шанг Цунг провел ладонями по лбу, будто силясь собраться с мыслями, потом заговорил твердо:

— Не перечьте ни в чем матери, какой бы бред она не несла. За последнее время ее здоровье совершенно расстроилось, и теперь она вам не помощница. А теперь сядьте и расскажите мне, что случилось после того, как Саб-Зиро оставил Эдению, только быстро. И не вздумайте солгать или умолчать хоть о чем-нибудь.

— Я не предательница. Рейн обвиняет во всем меня, но это подлая ложь, — начала Китана, но тут же прервала свою речь: вместо слов раздавались жалкие всхлипы. Шанг Цунг нетерпеливо махнул рукой, разыскал в стенном шкафу запечатанный кувшин с вином и, повозившись с ним, подал Китане полный до краев кубок.

— Не время теперь рыдать. Мы все — все вместе — остались в дураках. Расскажите мне обо всем, нам нужно как можно скорее принять меры.

Китана сделала несколько глотков и заговорила, сбиваясь и перескакивая с мысли на мысль точно так же, как до того ее мать. Она рассказала все без утайки за исключением того, что происходило между ней и Саб-Зиро. И того, что пытался сделать с ней Аргус — об этом ей хотелось забыть как можно скорее, слишком унизительным было и это происшествие, и то, что Рейн оказался ее спасителем. Шанг Цунг слушал нетерпеливо, задавал бесконечные вопросы, а потом, наконец, кивнул, давая знак, что допрос окончен.

— Никто и предположить не мог, что все зайдет так далеко, но, видимо, Рейн проявил ровно ту же опрометчивость, что и вы. Аргус переоценил его, за что и поплатился. А Шао Кан слишком положился на ваше благоразумие, и теперь из-за вас все наши планы под угрозой.

— Ты и вправду считаешь, что меня нужно выдать замуж за Рейна? — отважилась Китана задать вопрос. Цунг бросил на нее недоуменный взгляд:

— Что? Конечно, нет. Лично я скорее перережу вам глотку, чем дам этому негодяю права на эденийский престол. Думаю, Император того же мнения.

— Но как же нам быть? — спросила Китана. Из предателя Шанг Цунг превратился в спасителя, и теперь она была готова сделать все, что он скажет, только бы облегчить свою участь.

— К утру придумаем, — отмахнулся колдун. — Император вернется сюда с Высшими богами и Рейденом. Будет большой совет. Самое главное, нам надо сделать так, чтобы Высшие боги встали на нашу сторону, а это сделать очень и очень непросто. А теперь… — он прервал свою речь и бросил выразительный взгляд на дверь: — Закончим нашу беседу, мы здесь уже не одни.

Дверь тут же открылась, и на пороге появился Саб-Зиро. Китана замерла, забыв, как дышать. Шанг Цунг осуждающе покачал головой, поднялся и встал между ней и Саб-Зиро.

— Очень интересно, кто тебя выпустил, и кто позволил явиться сюда. Уходи сейчас же.

— Принцесса, уделите мне несколько минут, — проговорил Саб-Зиро, который как будто не заметил не только обращенной к нему фразы, но и вообще присутствия колдуна. Цунг собрался было заговорить снова, но Китана остановила его жестом. Он, подумав, кивнул.

— Пять минут, Грандмастер. Ни секундой больше. Я подожду тебя в галерее.

С этими словами Цунг вышел и притворил за собой дверь.

Повисло неловкое молчание. Саб-Зиро подошел ближе и остановился в паре шагов от Китаны.

— Я пришел сразу же, как только смог, — заговорил он с новым для Китаны выражением в голосе. Вина и тревога — она без труда находила их в знакомых интонациях. — Ждал вас у покоев королевы, но Цунг…

Китана подняла глаза, тут же натолкнувшись на ищущий взгляд.

— Зачем ты явился? Если тебя беспокоит возможная ответственность, то можешь не переживать: я не пострадала, а ты сделал то, чего от тебя ожидали.

— Я собирался вернуться сразу же, как доставлю Таню во Внешний мир, — заговорил Саб-Зиро, повысив голос. — Она важный свидетель, я не мог рассказать вам прежде — вы были так предубеждены против нее. Мы кое-как пробрались мимо засады. Я сразу же доложил обо всем, Император выделил большой отряд… Я не должен был отсутствовать больше двух часов, но когда мы были уже на подходе к замку, портал вдруг разрушился.

— Меня все это не волнует, Саб-Зиро, — ответила Китана. Прежде она бы закричала, обвинила его во всем, что с ней произошло, но не теперь. Что-то разрушилось в ней, сломалось, разлетевшись на части. Доверие, восхищение, желание удержать рядом — ничего этого не было. Цветные картинки воспоминаний погасли, свернувшись обугленными обрывками. Он с самого начала был прав. Прав, когда говорил, что ее чувства ничего не значат. Прав, когда бросил ее, торопясь исправить свою ошибку и выполнить приказ.

— Теперь все это не имеет никакого значения, — продолжала Китана. Ей даже не приходилось изображать безразличие: она действительно больше ничего не чувствовала, кроме разочарования и усталости. — Твое возвращение ничего бы не изменило. Ну, оказались бы в плену вдвоем.

— Что с вами случилось там? Расскажите мне, я должен знать.

— Все, что тебе нужно знать, расскажет Шанг Цунг. Не стоит заставлять его ждать слишком долго.

— Что вам сделал Рейн? — спросил Саб-Зиро с нажимом. Китана вздрогнула, не сдержав болезненной гримасы: в памяти вдруг всплыли слова Аргуса, его обжигающее дыхание и наглые, бесстыдные пальцы, по-хозяйски ощупывающие ее тело.

— Ничего, о чем тебе следовало бы знать. Ты напрасно пришел сюда.

— Скажите мне, что именно там случилось? — настаивал он. Китана протестующее замотала головой.

— Вы вправе злиться на меня… — заговорил Саб-Зиро мягче, но она прервала его:

— Я не злюсь. Ты был прав во всем — во всем, что говорил мне. Я напрасно тебя не слушала. Мне придется иметь дело с последствиями собственной глупости, но это не важно. Император позаботится обо всем, а я поступлю так, как от меня требуется. Выйду замуж за Рейна, — она нервно усмехнулась, — ко всеобщему удовольствию.

Саб-Зиро вдруг рванулся прочь от нее и поспешно отошел на несколько шагов. Китана неверяще смотрела на него. Вокруг сжатых в кулаки рук разлилась голубоватым светом магия, разбилась на остро, колко вспыхивавшие ледяные молнии. Прежде Саб-Зиро никогда не терял при ней контроль над своей силой, и это ее напугало. Разбушевавшийся криомант после всего пережитого — это уже слишком.

— Это ваше желание? — спросил он вдруг.

— Ты о чем? — уточнила Китана больше для того, чтобы вернуть Саб-Зиро к реальности.

— Замуж за Рейна — этого вы хотите?

Китана не нашла в себе сил ответить, молчала, съежившись под направленным на нее взглядом. Ей все больше хотелось позвать Шанг Цунга — леденяще-холодная сила, разливавшаяся вокруг нее, царапала горло и больно стискивала грудь. Саб-Зиро повторил:

— Вы не ответили. Вы действительно этого хотите? Такова ваша воля?

— Послушай, — отчаянно проговорила Китана, — хватит уже. Достаточно. Какая разница, чего я хочу? Просто оставь меня в покое, и все. Я ни в чем тебя не обвиняю, ни о чем не прошу и не понимаю: чего ты теперь пытаешься от меня добиться? Тебе пора идти, Цунг тебя заждался.

Саб-Зиро снова приблизился к ней, наклонился, поддел пальцами ее подбородок и несколько мучительных секунд смотрел ей в глаза. Наконец, он кивнул, будто увидел то, что ожидал увидеть, и проговорил:

— Ваше желание будет выполнено, принцесса.

Китана спрятала лицо в ладонях. Через несколько мгновений за Саб-Зиро с грохотом закрылась дверь.

После ухода Саб-Зиро Китана ненадолго забылась тревожным сном, в котором ей виделись облака пыли над разрушенными стенами и слышались голоса и гулкие звуки ударов. Проснулась она от того, что кто-то тряс ее за плечо, и подскочила на постели, задыхающаяся и с колотящимся сердцем. Разбудившая ее служанка матери торопливо проговорила, что Китану срочно вызывают к Императору. Китана похолодела от страха. Она ждала встречи с Шао Каном с самого своего возвращения, но у нее не было ни времени, ни сил думать о том, что ее ждет — слишком многое свалилось на ее голову. Теперь же то, чего Китана боялась сильнее всего, то, что мучило ее мрачными предчувствиями с самого начала, начало претворяться в жизнь. Подавляя нервную дрожь, она кое-как пригладила волосы, плеснула себе в лицо водой и последовала за торопившей ее служанкой. За дверями покоев ждали Черные священники — Китана, к своему облегчению, отметила, отметила, что это были именно они, а не конвой. Она заставила себя сосредоточиться на этом факте так, будто он служил ей гарантией того, что встреча с Императором закончится для нее благополучно. Однако у дверей, ведущих в знакомый ей кабинет, Китана снова лишилась самообладания и была вынуждена простоять на месте несколько минут, чтобы просто перевести дыхание.

Император расхаживал по кабинету, скрестив руки на груди. Когда Китана вошла, он остановился и тут же обернулся к ней. Китана, забыв обо всем на свете, впилась глазами в его лицо — такое же утомленное, как было у Шанг Цунга. Шао Кан, показалось Китане, хотел заговорить, но не то не смог, не то передумал. Они смотрели друг на друга, и в направленном на нее взгляде Китана видела странное выражение, которому при всем желании не могла дать название. Она хотела заговорить сама, рассказать все, объяснить, попросить прощения, умолять о том, чтобы с ней не поступали слишком сурово, но не могла: губы жалко дрожали. Шао Кан, наконец, отвел взгляд, поднял руку, ослабляя воротник, и, будто собравшись с силами, заговорил:

— Я не стал бы тревожить тебя, но выбора у меня не было.

Голос его звучал глухо и мрачно. Китана выпрямилась, сцепила пальцы, чтобы предательская дрожь не выдавала ее волнения. Шао Кан продолжал:

— Высшие боги, узнав о ситуации в Эдении, настояли на совете. Там будут все они, и мой отец тоже. И брат. Тебе следует знать, что все они настроены по отношению к нам враждебно, и, вполне возможно, ты услышишь немало неприятных вещей. Я не допустил бы этого, но в теперешних обстоятельствах… — он прервался, помолчал несколько мгновений. Китана опустила взгляд, чувствуя, как загораются от стыда щеки. — От тебя ничего не потребуется. Ты не должна отвечать на их вопросы или давать какие-либо пояснения, и я сам их об этом оповещу. Поэтому тревожиться тебе не о чем. Говорить будем мы с Цунгом.

— Тебе известно, что произошло в Эдении? — чужим, прерывающимся голосом проговорила Китана. Шао Кан кивнул.

— Да, разумеется. Шанг Цунг передал все, что ты рассказала ему, и о происшедшем у твоей матери тоже.

— Я… Мне жаль, — прошептала Китана. Шао Кан ответил негромко:

— Мне тоже.

Китана обводила настороженным взглядом незнакомые лица, ощущая на себе такое же напряженное, недоверчивое внимание. Двое мужчин и женщина, облаченные в богато украшенные церемониальные одежды, сидели напротив нее — одинаково надменные. Один из них, черноволосый и черноглазый, был чем-то похож на Императора. Он шепотом переговаривался с еще одним гостем, сидевшим напротив угрюмого Шанг Цунга. Китана поняла, что видит перед собой Шиннока и Рейдена, который был знаком ей лишь по описаниям. Он ей не понравился еще сильнее, чем остальные Высшие боги, — в его откровенно изучающем взгляде сквозила насмешка, будто он предвкушал забавный спектакль с ее участием. Китана мысленно поклялась, что не даст негодяю ни малейшей возможности себя унизить, и демонстративно уставилась на украшенную имперскими гербами стену.

Наконец, двери распахнулись, и вошел Император, которого, к удивлению Китаны, сопровождал Барака. «Неужто будут обсуждать план военных действий», — предположила она. Колкое осознание того, что в Эдении происходит нечто поистине страшное, впилось в грудь граненым лезвием.

Когда Шао Кан занял свое место во главе стола, Шанг Цунг поднялся и произнес положенное церемониалом приветствие. Высшие боги ответили ему обычными формулами, Рейден же предпочел хранить молчание. Он сидел, расслабленно откинувшись на спинку кресла, постукивал пальцами по подлокотнику и всем видом демонстрировал пренебрежение к собравшимся. Неприязнь Китаны к надменному пришельцу росла с каждой минутой, но она помнила слова Шао Кана и старалась не привлекать к себе излишнего внимания. Наконец, Шао Кан придвинул к себе лежавшие перед ним свитки и заговорил, ни к кому не обращаясь:

— Не далее как три часа назад мы с генералом Баракой вернулись из Эдении. Ситуация сложилась крайне сложная, как всем вам, я думаю, известно.

— Посвятите нас в детали, Император, — вступила в разговор женщина, которую Китане представили как Атлауа, богиню воды. — Мы не уделяем большого внимания каждодневным проблемам обитаемых миров.

— В самом деле? — ядовито вставил Шанг Цунг. Шао Кан послал ему предупреждающий взгляд и заговорил снова:

— Мы отправились в Эдению сразу же, как стало возможным открыть порталы. Форт, в котором расквартированы имперские войска, был атакован и осажден сначала отрядами Аргуса и Рейна, а теперь восставшими рабами.

— Позвольте, Аргуса и Рейна? Я не ослышался? — переспросил бог огня.

— Вас это удивляет, Атар? — отозвался Шанг Цунг. — Всем известно, и вам, я думаю, тоже, пусть вы и далеки от каждодневных дел, что Аргус весь извелся, пытаясь организовать в Эдении восстание, и теперь ему это, наконец, удалось. Именно перед предстоящим турниром, по странному совпадению.

Шиннок вдруг ударил кулаком по столу так, что Китана едва не подпрыгнула от испуга.

— Шао Кан, мы здесь не для того, чтобы выслушивать бредни твоего шута. Прикажи вывести его и хорошенько проучить, или мы уйдем.

— Шанг Цунг, думай, что и кому говоришь, — сказал Император скучающим тоном.

— Не стоит воспринимать всерьез речи Шанг Цунга, отец, — заговорил вдруг Рейден. У него оказался низкий голос с мягкими вкрадчивыми интонациями. — Они с братом все шутят и забавляются, загадывают загадки и переставляют фигурки, что в том дурного? Жаль только, что последствия у этих забав такие малоприятные. Брат, скажи, это правда, что сторонники Аргуса вырезали всю семью покойного ныне Драмина?

Китана закусила губу — перед глазами замельтешили пятна. Рейден тут же перевел на нее заинтересованный взгляд, и она невольно всмотрелась в его лицо. Мысли мельтешили в голове, память услужливо подбрасывала обрывки слов, имена, высвечила неясные пока, но с каждой секундой обретающие четкость образы. Это он. Он. Все он Рейден, который, казалось, видел ее насквозь, лукаво улыбнулся, отвел глаза и, подперев подбородок кулаком, уставился на Шао Кана.

— Нет. По последним донесениям, клан Драмина перевезен Молохом в их северные владения и надежно защищен, — ответил Шао Кан. В голосе его Китана различила нотки гнева.

— Ситуация в провинции в целом сложная, но мы ее контролируем, — поддержал Императора Шанг Цунг.

— Контролируете свору озверевших рабов? — с усмешкой сказал Рейден. — У меня свои источники, которым лично у меня нет причин не доверять. Драмин погиб, Аргус мертв, Молох окопался в бывшей башне Джеррода, а остальные аристократы кто последовали его примеру, кто сбежал. Кому-то повезло меньше других, как говорят. Эдения черна от дыма и залита кровью от одной границы до другой, а ты говоришь, все под контролем. Такой же контроль, видимо, ждет и мои земли, если ты наложишь на них лапу.

— Аргус мертв? — тут же переспросил Шанг Цунг. — Откуда, интересно, такие сведения?

— Рейден, к чему опускаться до никому не нужной перебранки? — заговорил Шиннок, положив руку ему на плечо. Рейден досадливо поморщился, но ничего не ответил.

— Это было бы никому не нужной перебранкой, не будь у нас оснований полагать, что сложившиеся обстоятельства — результат чьей-то целенаправленной деятельности. Атлауа и Атар, в отличие от вас, не считают совет пустой тратой слов и времени, — сказал Шанг Цунг.

— Целенаправленной деятельности? Что ж, мне даже известно, чья именно то была деятельность, — усмехнулся Рейден и вдруг указал на Китану. — Вот она, причина всех эденийских бед. Косвенная, разумеется. Будь власть Императора в Эдении достаточно сильна, девчонка бы не учинила там такой погром.

— Деятельность принцессы Китаны на посту наместника Эдении не является предметом нашего теперешнего разговора, — отрезал Шанг Цунг.

— Думаете, это будет пустой тратой слов и времени? Но почему бы нам не поговорить о ней? — ответил Рейден. — Дочка Джеррода послушно выполняла приказы Императора, воплощая его волю. Итогом стала бойня сперва у башни Джеррода, а потом вообще по всей Эдении. История повторяется, верно, Шао Кан? Вот только тогда у тебя не было падчерицы, чтоб разделить с ней ответственность за свои промахи.

— Нам доподлинно известно, что распря в Эдении стала результатом деятельности заговорщиков, в числе которых были покойный Драмин, Рейн, Аргус, а также некая неизвестная пока третья сторона, — проговорил Шанг Цунг. — Можете ознакомиться с документами, которые предоставил нам осведомитель, действовавший по поручению Императора. Также есть бумаги, привезенные из Эдении самим Рейном. В них совершенно ясно сформулирована цель заговорщиков: организовать в Эдении беспорядки с целью свержения там власти Императора, помешав тем самым проведению турнира, и в перспективе разрушить единство Империи.

— Чепуха, — отмахнулся Рейден. — Знаю я, что у вас был за осведомитель. Я вам добрую сотню таких документов могу написать.

— Сделайте одолжение. Сличим почерк, может, найдем третью сторону, — предложил Цунг. Шиннок вскинулся, намереваясь, по-видимому, выдать гневную отповедь, но промолчал. Рейден же улыбнулся:

— Только после принцессы. Как нам всем хорошо известно, она выражала крайнее недовольство в связи с тем, что ее наследные владения оказались захвачены узурпатором. А эденийская оппозиция под предводительством бывшего десницы Джеррода выражала, в свою очередь, в связи с этим бурную радость. Версию с попыткой переворота, организованного принцессой, вы, конечно, не рассматривали?

— У нас есть также свидетели, которые могут дать подробные показания касательно деятельности Драмина, Аргуса и Рейна. И никто из них не упоминал имени принцессы Китаны, — заметил Шао Кан.

— Кто же эти таинственные свидетели, сын? — спросил Шиннок.

— Таня, много лет бывшая невестой Рейна, и ее отец.

— Женщина, несомненно, преданная если не прошлым, то нынешним покровителям, и выживший из ума патриарх, — ядовито сказал Рейден. — Не лучше ли будет выслушать самого Рейна? Он ведь прибыл в замок вместе с принцессой Китаной, рука об руку, так сказать.

Повисло молчание. Китана с трепетом ждала, что Шао Кан даст согласие на допрос Рейна, и тогда ей придется опровергать лживые обвинения. Однако, когда Император заговорил, она не поверила своим ушам:

— Допрос Рейна не может состояться по причине того, что Рейн мертв.

— Как это — мертв? — спросила Атлауа.

— Прошедшей ночью Рейн был убит Грандмастером клана Лин Куэй Саб-Зиро, который также присутствует в замке, — сказал Шанг Цунг. — Саб-Зиро был немедленно заключен под стражу. Однако предварительное расследование случившегося показало, что поединок прошел по всем правилам. Рейн оскорбил клан Лин Куэй, и Саб-Зиро потребовал…

— В самом деле? Рейн оскорбил клан Лин Куэй? — переспросил Шиннок. — Не иначе как ему резко наскучила жизнь.

— Рейн действительно нанес Саб-Зиро оскорбление, за которое тот справедливо потребовал ответа. Все произошло в моем присутствии, и я готов дать слово чести, что Саб-Зиро был в своем праве, — вступил в разговор Барака. На него тут же обратились все взгляды. Китана слушала, но не могла осознать услышанного: Саб-Зиро — и убил Рейна? Поединок? Последние слова, сказанные в ходе нелегкого разговора, обрели новый смысл, но понятнее происходящее не становилось. Неужели Саб-Зиро сделал это ради нее?

— Не трать наше время, — изрек меж тем Рейден. Барака принял угрожающий вид, так что Китана невольно отодвинулась к спинке своего кресла.

— Вы сомневаетесь в моем слове, лорд Рейден?

— Не перетолковывай то, что я сказал. Что или кого… — Рейден сделал многозначительную паузу, — оскорбил Рейн, не суть важно. Куда важнее то, что один главный свидетель и участник вашего гипотетического заговора убит в абсурдном поединке, второй пал во время осады, а третьего весьма кстати выбросили с крыши. Как же нам выяснить, что там происходило на самом деле?

— Пусть приведут Саб-Зиро, — сказал Шиннок. — Я сам допрошу его. Пусть объяснится, зачем ему понадобилось убивать Рейна на самом деле.

Бог огня и богиня воды согласно закивали головами. Испуганная Китана растерянно переводила взгляд с Шанг Цуга на Императора, а Рейден наблюдал за ней, даже не пытаясь этого скрыть.

— Не трать время, отец, — сказал он наконец. — Саб-Зиро соврет тебе с три короба, как это у него в обычае. Особенно учитывая, — короткий взгляд в сторону Китаны показался ей намеренным оскорблением, — обстоятельства. Уж я его хорошо знаю.

— Значит, нам следует допросить… Расспросить принцессу Китану, — задумчиво сказала Атлауа. — Она ведь точно знает о том, что происходило в Эдении, больше всех нас, вместе взятых.

Шао Кан собрался ответить ей, но Рейден его опередил.

— Это абсолютно ни к чему. Как по мне, все и так ясно. Шао Кан не способен удержать под контролем даже те земли, которые у него уже имеются, но при этом требует проведения нового турнира. Империя слаба, жители захваченных земель недовольны, и повсюду зреют восстания. Эдения показывает нам, что будет с Царством Хаоса, Царством Порядка, а потом и с Земным Царством, если оно перейдет в руки моего брата. Он способен завоевать, но удержать не может. Если Высшие боги допустят, чтобы состоялся турнир, все известные нам миры ждет хаос.

— А я утверждаю, что происходящее в Эдении — результат заговора, направленного на то, чтобы заставить вас усомниться в силе Императора, — ответил Шанг Цунг. — Господину Рейдену приятнее считать иначе, поэтому он отказался выслушивать имеющихся свидетелей и изучать предоставленные доказательства. Весьма достойная кандидатура на роль неизвестной третьей стороны заговора — была бы, если б я смел выдвигать необоснованные обвинения. Однако я не Высший бог, не бог грома и даже не протектор какого-нибудь мира, а всего лишь скромный слуга моего Императора. Поэтому я могу лишь надеяться, что Высшие боги вынесут справедливое решение.

— Может, ты еще и меня в пособничестве заговорщикам обвинишь, Шанг Цунг? — выплюнул разгневанный Шиннок. — Если хватит смелости.

— Для того, чтобы предъявлять такие обвинения, у обвинителя должны быть веские основания. Например, в виде вашей заинтересованности в определенном исходе вопроса с турниром. Но таких оснований нет, правда? — ядовито улыбнулся Шанг Цунг.

— Совет Высших богов для того и существует, чтобы защищать правильный порядок вещей и служить мерилом и гарантом справедливости. Тебе ли не знать об этом, Шанг Цунг? — ответил Шиннок, на которого устремились все взгляды. — Как можешь ты приписывать мне личную заинтересованность?

— Значит, всем нам будет небезынтересно узнать, что именно Высшие боги считают правильным и справедливым, — пожал плечами колдун.

— Как ты смеешь? Мы руководствуемся изначальными принципами и ценностями… — вспылил Атар.

— Наши приоритеты — справедливость, равновесие, спокойствие и благополучие обитаемых миров. Для того, чтобы не нарушался правильный ход вещей, и был учрежден турнир, как все мы помним, — заговорил Шиннок спокойнее. Шао Кан неотрывно смотрел на отца, и Китана, удивленная таким откровенным проявлением интереса, заметила, что он нервно сжимал кулаки. — Тот, кто желает власти, должен быть достаточно силен, чтобы взять и, — Шиннок сделал многозначительную паузу, — и удержать ее. Расширение твоих владений, Шао Кан, уже давно стало причиной нашего беспокойства. Империя слишком велика, чтобы система управления в ней была достаточно эффективна, и последние события в Эдении это подтверждают. Дело ли в естественных процессах распада насильственно собранного в единое целое государства, в бесталанности дочери Джеррода, которой ты по неразумию доверил такую власть, или и в том, и в другом — итог один. Империя слаба, и я опасаюсь, что тебе не удастся удержать ее. Эденийскому примеру последуют в Царстве Хаоса и Царстве Порядка — если до сих пор не последовали.

Китана выпрямилась до боли в спине и обвела пристальным взглядом обратившиеся к ней лица. Высшие боги и Рейден смотрели на нее с насмешкой, Шанг Цунг — с тревогой, и лишь в глазах Шао Кана она увидела тень сочувствия. Китана перевела дух, шевельнула пересохшими губами, торопливо схватилась за кубок и сделала большой глоток воды — только бы выиграть несколько секунд форы, чтобы собраться с мыслями.

— О каком турнире может идти речь, если все так, как сказал твой отец, Шао Кан? — обратился к Императору бог огня. — Мы не допустим хаоса, не можем допустить. Если Земное Царство перейдет в твое владение, что за этим последует? Земля будет залита кровью, как до того Эдения. Ты показал свою слабость, упустив из рук эти земли.

Китана встала, оттолкнув кресло. Брызги воды, расплескавшейся из опрокинутого кубка, полетели во все стороны.

— Все не так!

— Принцесса, займите свое место! Теперь не время вам говорить! — вмешался Шанг Цунг, тоже вставая — будто собирался вытолкать ее из зала взашей.

— Китана, прошу тебя… — заговорил Шао Кан устало и сердито, но она остановила его жестом.

— Все, что прозвучало здесь в отношении моего отца, — все это несправедливо, лживо, ошибочно. Называйте, как хотите, но ваши слова не соответствуют истине, о которой так много было сказано.

— В самом деле? — скучающе улыбнулся Рейден. — Так просветите нас, принцесса. Вам ведь, как-никак, лучше всех известно о том, что творилось в Эдении, пока вы игрались в правительницу. Мы бы не стали вас утруждать, но, увы, все остальные свидетели мертвы или ненадежны.

— Император Шао Кан — сильный правитель, который принимает нужные решения и умеет претворить их в жизнь наилучшим для всех образом, — начала Китана, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть лиц тех, к кому она обращала свою речь. — До сих пор Империя была едина, а ее жители жили в мире и спокойствии. Эдения не была исключением. Лишь старая аристократия, жаждавшая власти, которой была недостойна, имела на сей счет другое мнение. Как всем присутствующим известно, по моему настоянию Император, руководствуясь принципом справедливости, доверил мне управление Эденией. Я должна была действовать в строгом соответствии с его указаниями и сообщать обо всем, что происходит на вверенных мне территориях, чтобы избежать любых нежелательных изменений. Однако, поддавшись низменным побуждениям, я обманула доверие своего отца и скрыла от него то, что должна была сообщить немедленно: информацию о заговоре, направленном на свержение его власти в Эдении. Заговор действительно затевался для того, чтобы вызвать у вас сомнения в устойчивости Империи и в конечном счете не допустить проведения турнира. Участниками заговора были Драмин, Аргус и Рейн. Всех их по их собственным словам и в соответствии с письменными доказательствами, которые вы видите перед собой, поддерживала некая третья сторона. Я хотела выяснить, что она собой представляет — кому еще было выгодно, чтобы турнир не состоялся. Именно поэтому я сделала то, что сделала. Цели мне достигнуть не удалось. Поддавшись провокациям Рейна, я утратила контроль над ситуацией, а когда поняла, что происходит, было уже поздно. Аргус закрыл порталы, лишив Эдению связи с Империей. Вина за то, что случилось там, лежит не на Императоре — на Аргусе, Рейне и Драмине.

— И на вас, — сказала богиня воды. Китана в ответ лишь склонила голову и осталась стоять молча и неподвижно. Некоторое время все хранили молчание. Потом, наконец, Рейден заговорил:

— Похвальное самопожертвование, но какой в нем прок?

— О чем вы, лорд Рейден? — снова заговорила Атлауа, и, к удивлению Китаны, тон у нее был весьма возмущенный. — Вас смешит это свидетельство дочерней любви и преданности? Действительно, уж вам-то только и забавляться. Даже если принцесса преувеличила собственную вину — ведь, как мы знаем, именно Император назначил ее представлять свою власть в Эдении, — разве это не зримое свидетельство того, что между Империей и Эденией установились достаточно прочные связи? Что касается Царств Хаоса и Порядка, обстановка там осложняется уже много лет лишь по одной причине, и имя ей Дарриус. Я на каждом совете требую его немедленной поимки, однако год за годом этот вопрос остается нерешенным. Негодяй на свободе, восстает против установленной богами власти и проливает кровь!

— Поимка Дарриуса — дело Императора, а не Высших богов, — проговорил Рейден, которого речь богини воды явно рассердила. — А преданность принцессы — семейное дело, и пусть она весьма трогательна, лично мне на нее плевать. Это выступление не имеет отношения к проблеме турнира.

— А мне кажется, — ответила Атлауа, — имеет, и самое непосредственное. В таком свете и сам турнир становится семейным делом, вам так не кажется, лорд Рейден?

— На что ты намекаешь? — перебил Шиннок, темные глаза которого загорелись от гнева.

— Я лишь спрашиваю мнения лорда Рейдена — не более того, — ухмыльнулась богиня воды. Шиннок несколько раз открыл и закрыл рот, но не нашелся, что сказать, и молча уперся взглядом в столешницу.

— Что ж, — проговорил Атар, — я думаю, мы все согласимся с тем, что назначение принцессы Китаны в Эдению и ее последующие поступки — это именно семейное дело, а не государственное. Ошибки принцессы весьма и весьма досадны, однако они не привели бы к таким катастрофическим последствиям, не попади она в ловушку заговорщиков. Сомневаться в существовании заговора у нас причин нет. Доказательства перед нами, свидетели есть, да и положение в Эдении доказывает, что семьи Аргуса и Драмина явно позабыли, кто истинный хозяин тех земель. Думаю, Император не станет медлить, чтобы напомнить им об этом… Что до безвременно погибшего Рейна, то лично я сомневаюсь, что он понимал, чему способствуют те действия, о которых нам упомянула принцесса. Я считаю, он лишь жертва отцовских игр. Думаю, не нужно еще раз повторять обвинения, которые Таня заочно предъявила Аргусу на недавней встрече… Он не достоин быть защитником Эдении, но никогда бы с этим не смирился. Жив он или действительно мертв, не суть важно. Важнее то, что Аргус пытался вернуть себе власть нечестными методами. Вероятно, он разбудил пламя старой вражды и в покойном Драмине. Ведь Драмин был одним из самых преданных сторонников Императора и не мог предать его из-за корыстных интересов…

— Все это звучит разумно, — поспешила присоединиться Атлауа. — Но в таком случае кто был неназываемой третьей стороной? Предположение, что кто-то из нас мог совершить такое неслыханное преступление, абсурдно. Я думаю, у нас не должно оставаться сомнений, что это тот, кто уже много лет поддерживает пламя раздора на мирных землях Империи — негодяй Дарриус!

Рейден прикрыл рот, будто скрывая смешок. Бог огня согласно закивал, а Шиннок, Шао Кан и Шанг Цунг хранили молчание.

— Что ж, значит, мы все выяснили. Происшествие в Эдении — результат заговора, выжившие участники которого должны быть наказаны по всей строгости, и промахов принцессы. Значит, это дело скорее семейное, и не подобает Высшим богам в него вмешиваться.

— Семейные дела, приобретающие государственный размах? — усмехнулся Шиннок. Шао Кан ответил ему презрительным взглядом. Богиня воды сказала с примирительной улыбкой:

— Да ладно тебе, Шиннок. Кто из нас может похвалиться тем, что его семейные дела безоблачны, особенно если речь идет об отношениях с детьми?

Шиннок не нашелся, что ответить — лишь взглянул на Рейдена, будто ища у него поддержки или в чем-то оправдываясь.

— Так каково ваше решение? — спросил Шао Кан. Китана почувствовала некоторое облегчение: голос его был спокоен, а речь уверенна.

— Я не вижу причин запрещать проведение турнира, — сказала богиня воды.

— Я тоже, — прибавил бог огня.

Все взоры обернулись к Шинноку, однако тот больше не нарушил молчания.

— Что же, — сказала Атлауа. — Вопрос решен — турниру быть. А теперь, если больше вопросов нет… Шао Кан, я не отказалась бы от ужина.

Ужин был накрыт со скоростью, которая заставила Китану изумиться, несмотря на охватившее ее безразличие усталости. Впрочем, эта усталость впервые за долгое время была приятной. Чувство выполненного долга — полузабытое и такое желанное. Шао Кан не смотрел на нее и не обращался к ней, однако она чувствовала его молчаливое одобрение — тяжесть теплой силы, укрывающей и защищающей от враждебности или любопытства. Китана не обращала внимания ни на ненависть в глазах Шиннока, ни на слишком явный интерес захмелевшего бога огня, ни даже на одобрительную улыбку богини воды.

Лишь одно существо заставляло ее чувствовать нечто, похожее на холодок тревожного любопытства — Рейден, сидевший у стены с кубком, который, впрочем, не наполняли с самого начала ужина. Китана то и дело ощущала на себе изучающий взгляд: Рейден следил за ней аккуратно, но неотступно. В очередной раз встретившись с ней глазами, он сделал знак, приглашающий ее выйти. Китана гневно поджала губы, и в ответ Рейден улыбнулся ей неожиданно мягкой и красивой улыбкой. Словно говоря о том, что их поединок уже закончился его поражением, и теперь нет причин длить никому не нужную вражду. Китана обернулась к Шао Кану, ища поддержки, однако тот был занят разговором с Шинноком, и, видимо, рассержен тем, что говорил ему отец. Шанг Цунга уже не было в зале, а богиня огня благосклонно слушала болтовню бога воды. Китана беспомощно взглянула на Рейдена. Тот снова улыбнулся, на этот раз ободряюще, а потом встал и вышел. Выждав несколько минут, Китана отправилась за ним.

Рейден ждал ее у дверей на балкон, выходивший во двор замка.

— Давай выйдем на свежий воздух. Ваши ветра, правда, ужасны, но все лучше, чем чад от факелов. — предложил он непринужденно, так, будто они были знакомы тысячу лет и все это время дружили.

— А больше ты ничего не хочешь? — оскалилась Китана, которой внезапная перемена манеры общения Рейдена горько и больно напомнила о Рейне.

— Много чего, вообще-то. Если тебя и вправду интересуют мои желания, я бы хотел пригласить тебя на Землю. В Амстердам, например. Это большой красивый город, и там теперь замечательное теплое лето. Но вряд ли ты согласишься совершить со мной такое путешествие, а нам нужно место, где нет лишних глаз. Есть идеи, или все же идем на балкон?

Китана прошла вперед, задев Рейдена плечом, толкнула дверь и вышла. Рейден тут же присоединился к ней, стал недалеко, но так, чтобы не нарушить положенную дистанцию.

— Я давно отвык от местных холодов. А если быть честным, то никогда и не привыкал.

— Ты — и быть честным? — усмехнулась Китана. Ее подозрения превратились в уверенность. Рейден послал ей короткую лукавую улыбку.

— Догадалась? Что ж, весьма похвально. Хоть и поздно.

— Как тебе вообще хватило на все это духу?

— Когда живешь в семье Старшего бога, быстро учишься и смелости, и решительности, и отчаянности. Это ты всю жизнь провела в замке, тупо исполняя приказы. Поди туда, куда скажут, убей того, на кого укажут.

— Не нравится наш уклад? Так, что решил напрочь его разрушить вместе с Империей? — съязвила Китана. Рейден вздохнул неожиданно грустно.

— В наших с тобой случаях, Китана, семейные дела слишком часто смешиваются с государственными. Я, как и ты, питал нежную привязанность к своей семье когда-то, но долго заблуждаться мне не пришлось. Меня вынудили выбирать, кем пожертвовать в этой бесконечной борьбе за власть — близкими или самим собой. Выбор очевиден, не находишь?

— Если я выскажу обвинение, ты ведь даже не будешь отрицать, что я права? — усмехнулась Китана.

— К чему? Ты ведь не настолько глупа, чтобы не понимать, что тебе все равно никто не поверит. Точнее, не покажут, что и без тебя все прекрасно знают. Я любимый сын своего отца, в отличие от Шао Кана.

— А если бы тебе удалось провернуть все, как ты хотел, что тогда?

— Тогда турнир бы не состоялся.

— А Аргус и Драмин?

— Плевать я хотел и на Аргуса, и на Драмина, и на Рейна. Стоило пару раз упомянуть при них отца и прислать пару больших отрядов, и вся их верность брату развеялась, как дым. С Драмином было труднее, но он тоже в итоге к нам присоединился. Эдения та еще дыра, ну ты и сама не хуже меня об этом знаешь.

— Почему ты мне все это рассказываешь? — удивилась Китана.

— Сам не пойму, — пожал плечами Рейден. — У тебя вид располагающий. Горячая и чистосердечная, но прямая, как лезвие ножа. И соображения у тебя столько же… У тебя в роду случаем не было шоканов?

Взбешенная Китана молча воззрилась на Рейдена, который позволил себе негромко рассмеяться.

— Шао Кан оценит твою жертву и, возможно, даже похвалит. Погладит по головке и скажет, что ты хорошо усвоила древние принципы. Так отцы хвалят своих детей из поколение в поколение, да? Но тебе никогда не видать свободы. И не думай, что хоть одно твое слово забудут. Только не Шао Кан и не Старшие боги. Дарриуса им не достать, остальные мертвы. Остаешься только ты, больше спросить за эденийские беды не с кого.

— Шао Кан примет справедливое решение, которому я подчинюсь беспрекословно, — проговорила Китана.

— Не сомневаюсь, — насмешливо протянул Рейден. — Я тоже так когда-то говорил. Ты не задумывалась, почему я стал протектором Земного царства в пику отцу?

— Плевать мне на это, — бросила Китана и повернулась было, чтобы уйти, но раздавшийся за спиной негромкий голос с ноткой отеческого сожаления заставил ее остановиться, будто громом пораженную:

— И до Би-Хана тебе тоже дела нет? Все ради отца, я понимаю… А ведь Би-Хан пожертвовал ради тебя многим. То есть я хотел сказать, наплевал на свою репутацию и на собственный клан. За убийство Рейна его никто судить не будет, конечно, но видимость создать придется. И Шао Кан больше не сможет открыто покровительствовать клану какое-то время, пока все не забудется. Количество заказов у них теперь поубавится. Слишком много шума, появляться в Эдении и там, где боятся таинственных кровожадных убийц, им не стоит для собственного блага — то есть, фактически вся территория Империи, кроме Внешнего мира, для них закрыта…

— Я ничем не обязана Грандмастеру и меня не тревожат беды его клана. Тем более, Саб-Зиро не понесет сурового наказания. Ты слышал слова Императора. Рейн пал жертвой собственной дерзости, — отрезала Китана, пытаясь сохранять безразличный вид.

— Какая возмутительная холодность. И слезинки не проронишь, когда Би-Хан падет жертвой собственной дерзости, в свою очередь? Или молва лжет и вы не любовники?

— Рейден, — начала Китана тихо и зло. Он предостерегающе поднял руки:

— Молчу, молчу. Твои дела меня не касаются, хотя ты в некотором роде мне племянница, и я бы не одобрил твой выбор, если б меня кто-то спросил. Но, судя по твоему гневу, Би-Хан действительно тебя не интересует. Тем лучше. Ведь, выиграв для Шао Кана возможность провести турнир, ты подписала Саб-Зиро смертный приговор.

— С чего бы вдруг? Он сильный боец, да и вообще, не факт, что будет участвовать, — пробормотала Китана. Заметив ее волнение, Рейден удовлетворенно улыбнулся и продолжал:

— Сильный, это вне всякого сомнения. Но ни один боец, каким бы сильным он ни был, не справится с выходцем из Преисподней. Ты, надеюсь, слышала о Скорпионе?

— Скорпион? — выдохнула Китана. — Это тот… Тот самый?

— О да. Тот самый. И Куан Чи, его создатель, очень заинтересован в том, чтобы пополнить свою коллекцию. У Би-Хана нет ни малейшего шанса, и он это знает. Его ждет ад. Он же вместо того, чтобы провести последние дни с братом, спасает твою шкуру, а в свободное время медитирует и молится. Считает, видите ли, что так правильно. Я ему говорил, что он дурень, но он меня никогда не слушал. Куай Лиенг в ярости, бедняга обожает Би-Хана так, что смотреть тошно. Боюсь даже представить, что будет, когда Скорпион прикончит Саб-Зиро, а если еще и у Куая на глазах… Люди такие непредсказуемые, непоследовательные и странные. Ты, кстати, похожа на них. Очень похожа…

Китана молчала, не зная, что ответить. Рейден, видимо, удовлетворенный произведенным впечатлением, оборвал свою речь, сослался на то, что уже очень поздно, и вышел с балкона, оставив Китану в одиночестве обдумывать то, что только что обрушил на ее голову.

После ухода Рейдена Китана погрузилась в невеселые мысли, утратив счет времени. Опомнилась она лишь тогда, когда почувствовала, что промерзла до костей, стоя на пронизывающем ветру. Выругавшись, она поспешила вернуться в галерею, протянула руки к горевшему на стене факелу и принялась растирать онемевшие пальцы.

— Весьма неразумно с твоей стороны, — раздался вдруг за спиной Китаны голос. Она медленно опустила руки и осталась стоять неподвижно, угрюмо глядя в огонь. Сила то разворачивалась вокруг нее широко, настойчиво, почти яростно, будто пытаясь смести все прочь со своего пути, то опадала, стелилась по камням устало и беспомощно. Так, будто того, от кого она исходила, внезапно покинули всякая решимость и желание действовать. Шао Кан разделил с ней ее горечь и стыд, чувствовал вместе с ней ядовитый вкус поражения. Он знал все. И о ее разговоре с Рейденом он тоже знал.

— Ты о чем? — устало спросила она, так и не решившись обернуться и посмотреть ему в лицо. О чем именно.

— Балкон, — уточнил он с усмешкой. — Неразумно выходить так надолго.

Она пожала плечами, не зная, что ответить, и на несколько мгновений в галерее повисла удушающая тишина.

— Идем со мной, — наконец, сказал Шао Кан. — Вернемся в зал для приемов. Все уже разошлись, а тебе не помешает согреться.

Китана, хоть и ждала этого предложения с нетерпением обреченности, не сразу набралась решимости, чтобы последовать за Шао Каном.

В опустевшем зале для приемов горел жарко растопленный камин. Шао Кан придвинул к нему пару кресел, поставив их напротив друг друга, и жестом указал на одно из них Китане. Та молча села, постаравшись устроиться так, чтобы ее лицо осталось в тени.

Шао Кан не стал медлить:

— Я не стану спрашивать, о чем мой брат говорил с тобой. И предупреждать тоже не стану. Ни к чему. Ты, я думаю, и сама все поняла на Совете.

— Откуда в них такое чудовищное лицемерие? — заговорила Китана, решив не скрывать своих мыслей. Ни к чему. Шао Кан усмехнулся.

— Ты же их слышала. Они защищают правильный порядок вещей. И определяют, что правильно, а что нет, тоже они.

— Турнир ведь не отменят? Стоит ждать от Рейдена или твоего отца еще каких-нибудь каверз?

— Нам придется быть настороже каждую минуту, — ответил Шао Кан, подумав. — Но отменить турнир теперь будет очень непросто. Для этого должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Но Китана, я не о турнире хотел говорить, а о тебе.

Китана отвернулась, почувствовав, как судорожно кривятся губы. Ей хотелось начать оправдываться, повысить голос, начать раздавать бессмысленные обещания — но и она сама, и Шао Кан оба знали, что это было бы ненужной тратой времени. Он заговорил снова, видимо, не ожидая ответа:

— Я должен был бы поблагодарить тебя. Ты выиграла для меня разрешение провести турнир, пойдя на большую жертву. Мне надлежало бы от нее отказаться. Но я не стану делать ни того, ни другого.

Китана молчала. Ей нечего было ответить — Шао Кан и так знал все, что она могла бы ему сказать.

— Я понимаю, почему ты приняла такое решение там, в Эдении. Тебе хотелось оправдать мои ожидания, показать мне, что ты достаточно сильна для того, чтобы справиться с той задачей, которую я на тебя возложил. Я понимаю и твой страх передо мной, пусть и не нахожу причин для того, чтобы ты настолько меня боялась, как ни стараюсь найти. Видимо, я не видел в себе чего-то, что видела ты. А может, таково мое наказание за то, что я сделал много лет назад.

— О чем ты? — спросила Китана. Шао Кан продолжал говорить, видимо, не обратив внимания на ее вопрос.

— Я думал о том, что произошло, пытался понять, почему все закончилось именно так, а не иначе, и нашел лишь один ответ. Все, что случилось, это моя вина. Мне следовало поступить так, как всегда поступали мои предшественники. Нельзя было отходить от правильного порядка вещей. Я должен был убить тебя, стереть кровь Джеррода из жизни раз и навсегда, но я не смог. Я привязался к твоей матери, а потом и к тебе. Я отнял у побежденного то, что отнимать не имел права. Я звал тебя дочерью, но ты никогда не была моей. И твоя мать не стала счастливой оттого, что я назвал ее своей королевой, — Шао Кан прервал свою речь, а потом заговорил снова с мрачной решимостью:

— Моя жена потеряла разум, одержимая призраками прошлого, а моя дочь отняла у меня вотчину своего настоящего отца. Ты не мое дитя. Ты кровь от крови Джеррода, и твоими руками он отомстил мне. Не думай, Китана, что я целиком взвалю ответственность на тебя. Я сам виноват, что не предвидел такого исхода, ведь я привык следовать правилам, руководствоваться принципами, на которые мой так называемый брат наплевал, в очередной раз посмеявшись над тем, что обычно столь рьяно защищает. Мы, разумеется, подозревали заговор, ждали какого-нибудь подвоха, но не могли и предположить, что все зашло так далеко, и в дело вмешались Высшие боги. Он использовал всех — все фигуры, которые мог сдвинуть. Если бы не твоя опрометчивость и не глупость Рейна и Аргуса, план был бы воплощен в жизнь безупречно.

— Мне нечего сказать в свое оправдание, отец, — глухо проговорила Китана, у которой от речей Императора по телу побежала холодная дрожь.

— Тебе не нужно оправдываться. Не теперь, не после того, как ты помогла мне на Совете. Да и в Эдении, в конечном итоге, мы все приведем в порядок. Я избавился и от Драмина, и от Аргуса с Рейном, и от их семей. Молох умрет, и Делия тоже, Драмин уже мертв. Что до Аргуса, ты уже знаешь, что он умер, и, я думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что умирал он долго.

Китана, как ни была подавлена услышанным ранее, не сдержала мстительной улыбки.

— Мы выждем некоторое время, пока война в Эдении не пойдет на спад, а потом введем туда войска. Новым наместником станет отец Тани — ее показания оказались для меня исключительно ценными. Эденийская знать каждый час шлет послания с требованиями скорее прекратить беспорядки и прислать наших управителей. Но это я могу объяснить Цунгу, Бараке, тебе… Для остальных же, тех, кто не смыслит ничего в интригах, потребуется другое объяснение. Мне придется либо признать, что я слаб и недальновиден, либо объявить, что среди моих ближайших слуг оказался предатель. Ты же понимаешь, что я выберу? Аргус и Рейн мертвы, Драмин тоже, их уже не накажешь. Тем более что во главе Эдении была ты, и ты допустила заговор, восстание, войну… Тебе придется принять на себя ответственность за то, что ты сделала тогда и сказала теперь, на Совете. Ты ведь не могла не понимать, что Высшие боги радостно воспользуются тем, что ты сказала, чтобы отвести подозрения от Шиннока и Рейдена?

— Что со мной будет? — спросила Китана, у которой от страха перехватывало горло. Император тряхнул головой, отбросил со лба спутавшиеся волосы.

— Я постарался смягчить твое наказание, как мог. Сразу после того, как окончится турнир, ты отправишься в Мир Порядка и будешь жить под наблюдением в одной из центральных крепостей. Тебе будет запрещено носить оружие и участвовать в государственных делах. Покинуть Царство Порядка ты сможешь только в одном случае — если согласишься выйти замуж.

Китана, ожидавшая куда более сурового приговора, поначалу ощутила облегчение, но, стоило ей вдуматься в слова Шао Кана, как на нее навалилась беспросветная тяжесть отчаяния.

— Это конец.

— Да. И я никогда не поступил бы так с тобой добровольно, но это единственный выход для нас обоих. Я не могу принимать решения, руководствуясь лишь собственными побуждениями. Как отец я и не задумался бы о том, чтобы назначить тебе наказание. Вместо этого я приставил бы к тебе охрану и сам не отходил бы от тебя ни на шаг, чтобы убедиться, что тебе не угрожает никакая опасность. Я доверил бы тебе Эдению снова или, пожелай ты остаться здесь, со мной, дал бы тебе в управление любую выбранную тобой область. Но мне следует помнить о своем положении и долге, и потому я не пойду на поводу у своей слабости. Ты обманула меня, играла в свои игры у меня за спиной, и я не до конца уверен, что в ваших с Саб-Зиро планах не было двойного дна. Мне не удалось воспитать из тебя верного воина, довольного тем, что имеет, и послушного моей воле. Я больше не могу тебе доверять. Но хуже всего то, что ты заставила меня совершать ошибки. Из-за тебя мне пришлось вспомнить, что я тоже могу быть и слабым, и недальновидным, и опрометчивым… И беспомощным. Понимаешь ли ты, что я почувствовал, когда порталы оказались закрыты, и все, что мне оставалось, лишь надеяться на то, что судьба будет к тебе милосердна? Я ничего не мог сделать — впервые за долгое время. Если бы ты погибла там, это было бы по моей вине. Я пожелал угодить тебе, ведь ты хотела отделиться от меня, и твоей матери, потому что она хотела доказать тебе, что женщина не способна к управлению государством. Я пожелал угодить своему отцу, который убедил меня, что я должен показать всем мирам, что я не угнетаю побежденных. С подачи Рейдена, разумеется, и я это понимал, но я позволил семье стать для меня важнее, чем долг. Я Император. Не отец, не сын, не муж. Теперь я понимаю, что не имею на это права. Каждому из нас приходится чем-то жертвовать.

— И ты пожертвуешь мной? — воскликнула Китана.

— Да, — сказал Шао Кан с горечью. — После того, как под твоим управлением Эдения превратилась из послушной провинции в горящую и залитую кровью Преисподнюю, после того, как Высшие боги слышали твое признание, пусть оно и было продиктовано лишь благородным желанием помочь мне, я уже ничего не смогу для тебя сделать. Как отец я дал бы тебе все, что ты хочешь, не спросив с тебя за твои ошибки. Как Император я обязан тебя наказать, и я тебя накажу. Ты взяла на себя мою вину, и я позволю тебе — заставлю тебя нести ее и дальше. Между тобой и Империей я выберу Империю. Ты вправе меня ненавидеть, но по-иному я поступить не могу.

— Отец, ты отказываешься от меня? — спросила Китана. Каждый удар колотящегося сердца прокатывался болью по венам, отдавался гулом в пустой голове. Шао Кан кивнул, поднялся с кресла.

— Я тебе не отец.

Когда за Императором закрылась дверь, Китана спрятала лицо в ладонях и глухо, сдавленно расхохоталась. Петля замкнулась — когда-то она отказалась от Шао Кана, а теперь Шао Кан отказался от нее. Мир рушился, шел трещинами, нервной дерганной рябью, смазывался от разъедавших глаза слез. Чужая, брошенная — выброшенная прочь из собственной жизни, она хваталась за обломки, но каждый из них оборачивался режущей пустотой. У нее больше не было отца. У нее больше не было матери. У нее больше не было дома. Когда слезы высохли, Китана вышла в галерею и, найдя Черного священника, задала ему вопрос. Нужно было немедленно найти то единственное, что у нее пока еще оставалось. То, что очень скоро должны были вырвать из ее рук.

Китана нерешительно остановилась на пороге, оглядела комнату, в которой из предметов обстановки были только низкая деревянная лежанка и переносной алтарь, уставленный свечами и молитвенными кристаллами вроде тех, которыми пользовался для своих ритуалов Шанг Цунг. Саб-Зиро она разглядела не сразу: неверные тени, отброшенные свечами, скрыли от ее взора дальнюю часть комнаты. Он стоял у окна, задумчиво рассматривая колыхавшийся у него в ладони синеватый сгусток магии, и, казалось, вовсе не обратил внимания на появление Китаны. Простояв на пороге еще с полминуты, она поняла, что приглашения не дождется, и все же прошла вперед, тщательно заперев за собой дверь.

— Что привело вас сюда? — наконец, нарушил молчание Саб-Зиро, сжав ладонь в кулак. Магия брызнула в стороны мелкими снежинками и рассеялась в воздухе. Китана зябко повела плечами. Чем ближе она подходила к Саб-Зиро, тем сильнее ощущала разлитую вокруг него силу.

— Такое чувство, что ты как минимум сутки провел тут за беспрерывными тренировками.

— Так и есть, — безразлично ответил он. — Так зачем вы пришли, принцесса? В свете последних событий…

— Почему ты убил Рейна? — спросила Китана, решив обойтись без долгих предисловий. Саб-Зиро оглядел ее, неодобрительно покачал головой и ответил:

— Вы же были на Совете. Рейн оскорбил меня, я вызвал его на поединок, и он проиграл. А вам следует лечь спать, а не задавать мне вопросы, ответы на которые и так очевидны. Вид у вас… Удручающий.

— С чего вдруг Рейну пришло в голову оскорблять тебя, когда у него были столь далеко идущие планы? — продолжала Китана. — Я ни за что не поверю в то, что он был настолько самонадеянным, что думал выиграть поединок с тобой.

— Рейну хватило самонадеянности начать плести заговор против Императора, захватить вас в плен, предать своего отца… Мне продолжить?

— Кто убил Аргуса? — спросила Китана, хотя прекрасно знала ответ на свой вопрос.

— Не я, — ответил Саб-Зиро с неожиданной злостью в голосе. Китана с удивлением взглянула на него, однако он тут же отвел глаза.

— Если вопросов больше нет, я попросил бы вас оставить меня в одиночестве. Мне нужно продолжить медитацию.

— Готовишься к турниру? — перешла к делу Китана. Она старалась говорить спокойно, но тут же поняла, что скрыть волнение не получилось. Саб-Зиро нервно дернул плечом, подошел к ней вплотную — так, что она, не сдержавшись, отступила на шаг.

— К чему этот вопрос?

— А что в нем такого необычного? — спросила Китана зло. Саб-Зиро выпрямился, сложил руки на груди.

— Значит, все же говорили с Рейденом. Неужели случившееся в Эдении ничему вас не научило?

— Ты знал, что заговор — его рук дело?

— Такая догадка была, но я не был уверен до конца. Никто не мог предположить, что он будет действовать вот так, ничем не гнушаясь и ничего не боясь. Видимо, лицемерие Высших богов достигло совершенно необозримых пределов. Впрочем, как и их трусость и желание удержать все происходящее под контролем, а свою власть при себе. Поэтому они и встали на сторону Императора, назло Шинноку. Но не меняйте тему. Зачем вы согласились говорить с Рейденом? Он лжец и подлец, каких еще поискать.

— И о том, что тебе предстоит бой со Скорпионом, он тоже солгал? — перешла Китана в наступление. Саб-Зиро смерил ее взглядом.

— Мои планы на турнир вас не касаются.

Минуту они молча смотрели друг на друга, потом Китана склонила голову, сдаваясь. В его глазах она прочитала слишком многое, и отчаяние захлестнуло ее с новой силой.

— Значит, это правда, — прошептала она.

— Да, мне предстоит бой со Скорпионом, — заговорил Саб-Зиро с подчеркнутым спокойствием. — С ним и с несколькими бойцами из Земного Царства, а может, еще и показательные поединки. Но что Рейден наговорил вам такого, что вы решились прийти сюда?

— Скорпион тебя убьет! — выкрикнула Китана. Саб-Зиро вздохнул, отошел на несколько шагов и, будто обдумав что-то, вернулся и потянул Китану за руку к лежанке.

— Сядьте, а то вид у вас такой, что стыдно заставлять вас стоять на ногах.

Она подчинилась, но, когда Саб-Зиро отпустил ее руку, тут же вцепилась в его наруч ногтями.

— Только если ты сядешь рядом. Давай, нам предстоит долгий разговор.

— В самом деле? — не преминул спросить он, но все-таки сел. Китана подвинулась ближе и, устав сдерживаться, обняла его и прижалась лбом к его плечу. Сейчас он был нужен ей как никогда сильно — она удивлялась тому, что еще несколько часов назад считала, что все ее чувства в прошлом.

— Ты не должен с ним сражаться. Откажись от поединка, — проговорила она шепотом. Саб-Зиро, помедлив, поднял руку, неловко погладил ее по голове.

— Это не в моей власти, — сказал он с выражением усталого смирения.

— Но почему?

— Таковы условия договора между Шанг Цунгом и Куан Чи. Он выставляет своих бойцов против воинов из Земного Царства, а я отвечаю на вызов Скорпиона. Да и если бы я мог отказаться, то не стал бы этого делать. Такова судьба, принцесса.

— Но ты не сможешь победить его. Рейден сказал…

— Рейден сказал, что ни один человек, будь он хоть трижды криомантом, не выстоит против исчадия Преисподней. Я знаю, что он говорил вам — я сам это от него слышал.

— Он приходил и к тебе тоже, — озвучила Китана свою догадку. Она чувствовала себя растерянной — не понимала, почему Саб-Зиро говорит о том, что ему предстоит, с таким смирением. У нее оставалась надежда на то, что Рейден преувеличил опасность, и Саб-Зиро знает что-то, что дает ему основания быть уверенным в исходе поединка.

— Приходил, и, не получив того, что хотел, пошел к вам. Послушайте меня внимательно, принцесса, и поступите правильно хоть раз. Не встречайтесь с Рейденом, не говорите с ним и тем более не поддавайтесь на его провокации. Он доставил вам немало бед, и вы с трудом избежали крайне печальной участи. А с учетом того, что вам удалось нарушить его планы, он приложит все усилия, чтобы исправить свое упущение с турниром, а заодно и отомстить вам. И в следующий раз Императору придется поступить с вами по всей строгости.

— А сейчас он обошелся со мной мягко? — вскинулась Китана. — Меня отправляют на край Империи в бессрочную ссылку без права носить оружие. Нет, это, конечно, куда менее жестокое наказание, чем я ожидала, но все же… Это конец.

— Не драматизируйте. Да, будет весьма печально, если Император не изменит своего решения, — ответил Саб-Зиро. — Но, учитывая обстоятельства, вполне возможно, что через несколько лет вас вернут в замок. Особенно если турнир будет выигран.

— И все же мы не договорили о тебе, — сказала Китана, заставляя его повернуть голову и прямо посмотреть ей в лицо. — Ты понимаешь, что можешь погибнуть на этом проклятом турнире?

— Разумеется. Более того, я понимаю, что, скорее всего, так и случится, — сказал Саб-Зиро.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— Такова моя судьба, — ответил он, а потом продолжал непривычно мягко: — Об этом я и говорил вам в Эдении, помните? Каждый из нас выбирает, как ему жить, и будет правильным до конца следовать выбранному пути.

— То есть будет правильным, если тебя убьет какой-то жалкий мертвец на потеху тем, кто будет следить за вашим поединком? — вскрикнула Китана. По ее лицу градом покатились слезы, которые она даже не пыталась сдерживать.

— Таков закономерный итог сделанного мной когда-то выбора.

— Как ты можешь быть таким непрошибаемо-спокойным? Ты говоришь о своей смерти!

— Разве воин не должен быть готов умереть каждую минуту, если того требует его долг? — удивился Саб-Зиро и, как показалось Китане, вполне искренне. Несколько минут прошло в молчании, которое прерывали только ее рыдания. Потом он заговорил снова:

— Чего вы хотите от меня теперь, я не понимаю? Чтобы я предавался отчаянию и пытался избежать того, что мне предопределено? Я давно знаю, что так должно случиться, и никогда не пытался изменить это. Мне остается лишь с честью прожить оставшийся срок, а потом умереть так, как подобает, чтобы в Преисподней мне не было за себя стыдно.

— Разве жизнь — не самая высшая ценность?

— Честь куда ценнее.

— Думаешь, в Преисподней кого-то будет интересовать, был ты честен при жизни, или нет? Зачем тогда было так рьяно блюсти свои обеты? Делал бы, что хочешь, в свое удовольствие, раз уже тогда знал, что скоро умрешь, — проговорила Китана. Саб-Зиро, к ее удивлению, схватил ее за плечи, тряхнул, а потом заговорил со злостью:

— В том-то и дело, принцесса. Почему вы настолько слепы? Зачем вы пришли сюда? Измучить меня, лишний раз напомнив о том, как опасно поддаваться низменным побуждениям? Я окажусь в аду, и, уж поверьте, меня это тревожит куда сильнее, чем вас. Вам интересно, почему я предпочел остаться верным себе вместо того, чтобы пойти у вас на поводу? Что ж, я отвечу — потому что я знаю, что Куан Чи ждет меня с нетерпением. Как только я окажусь в его распоряжении, он изуродует то, что осталось от моей души, до неузнаваемости, а перед тем вытряхнет из меня все мои чувства и мысли, все воспоминания. Все, что было для меня хоть сколько-нибудь ценно. И последнее, чего я хочу, так это чтобы эта тварь копалась в том, что я помню о вас. Он и так увидит слишком многое, и каждое воспоминание использует для того, чтобы сделать мое пребывание там как можно более мучительным и унизительным. Это вы хотели услышать? Ну же, отвечайте!

Китана молчала, лишь мотала головой, закрыв глаза руками. Это было невыносимо больно и страшно: слушать и воспринимать то, что он говорил. Мириться с тем, что он, такой близкий, такой необходимый, такой сильный и… живой, уйдет от нее навсегда. И даже это было не так страшно, как то, что ожидало его за гранью.

— Я стану одним из орудий колдуна. Безропотным, послушным, покорным. Все, что я помню и знаю, он использует в своих интересах. Я мог бы попытаться избежать смерти, продлить свои годы всеми правдами и неправдами, будьте уверены, но в этом нет никакого смысла. В моей душе тьма, и место мне найдется лишь в Преисподней. Я был там однажды и понял, что каждое мое решение, каждый шаг, который я считал правильным, лишь приближал меня к неизбежному. Может, избери я другую жизнь, и тьма не разрослась бы во мне. Но я убийца и предатель, нарушивший клятву, и этого ничто не изменит. А что до вас, то вы необычайно жестоки. Так же, как и Куай Лиенг. Вы оба требуете невозможного, вырываете из меня привязанность, которую я при всем желании не могу вам дать, заставляете совершать поступки, идущие вразрез с моей совестью…

— Ты поэтому чуть не убил брата? Потому, что он любил тебя и не желал мириться с тем, на что ты сам себя обрекаешь? Просто не участвуй в проклятом поединке, сохрани свою жизнь как можно дольше, и, кто знает, может, есть способ избавить тебя от ада, может, ты даже не должен туда отправиться! Разве твоя душа намного черней моей, или отцовской, или души Цунга? Давай попросим его помочь, пусть прочтет какое-нибудь заклинание, проведет обряд, заставит Куан Чи отступить — не знаю, ну хоть что-нибудь?

— Я не стану трусливо бегать от смерти и торговаться с ней, — возмущенно ответил Саб-Зиро. — Это еще унизительнее, чем быть поверженным и убитым. Вы не понимаете, о чем говорите. Как бы вы ни старались, вам никогда не стать настоящим воином. Вы всего лишь глупая девчонка, вообразившая, что в жизни все бывает легко и просто! Что бы вы ни делали, не вам тягаться со смертью. Забудьте обо мне, живите своей жизнью и разбирайтесь с тем, что натворили.

— Забыть о тебе? Неужели ты считаешь меня настолько пустой и никчемной лгуньей?

— Значит, позвольте мне уйти достойно, не цепляясь за жизнь, и сохраните обо мне добрую память. Это самое большее, чего я могу пожелать. А теперь уходите. Вы лишаете меня покоя, который необходим мне, чтобы подготовиться к поединку.

Китана с трудом встала: голова немилосердно кружилась, а перед глазами, покачиваясь, плыли черные мушки. Она хотела сказать многое — слишком многое, но в направленном на нее холодно-спокойном взгляде темных глаз была такая пугающая отрешенность, что у нее перехватило горло спазмом. Китана повернулась и вышла из комнаты, так и не решившись сказать ни слова. «Это я буду виновата, если он умрет — ведь из-за меня они разрешили провести турнир», — думала она, до крови вцепившись ногтями в ладони.

С той ночи время полетело быстро — слишком быстро. Китане казалось, что она двигается, дышит, живет в стеклянной пустоте, где кто-то равнодушно, со скучающим любопытством наблюдает за каждым ее шагом. Время от времени она ловила себя на том, что не понимает, где находится, зачем туда пришла и что делает — будто ее погрузили в колдовское забытье, из которого ей удалось на несколько мгновений вернуться к реальности. Короткие вспышки осознания лишь усугубляли страх и рвущее нервы чувство отчаянной беспомощности. Китана искала возможные варианты спасения, подбирала слова, строила планы, но все эти усилия были тщетны. Неумолимое, единственно возможное будущее перекрывало все пути к отступлению, являлось в тревожных снах, напоминало себе нотками унизительной жалости в каждом голосе. Саб-Зиро умрет, выйдя на заведомо обреченный поединок, а сама Китана отправится в бессрочную ссылку, туда, где нет ничего, кроме песка и камня. Туда, где однажды она позавидует тому, кто уже мертв.

Сон Китаны сделался мучительно беспокойным, кошмары, в которых ей виделось пережитое в Эдении, перемежались бессонницей. Она могла бы попросить у Шанг Цунга какое-нибудь снадобье, но упорно не желала обращаться к нему за помощью. Китане стало казаться, что ее мучения могли искупить ее вину, умилостивить судьбу, изменить к лучшему и ее собственную участь, и то, что ждало Саб-Зиро. Она, впрочем, не могла не понимать, что это лишь игры загнанного в угол разума, но не могла остановиться. Собственное лицо, отражавшееся в зеркалах, в начищенной до блеска поверхности металлического чайника за завтраком, казалось Китане изуродованным, искаженным, изменившимся до неузнаваемости. Она вздрагивала от каждого резкого звука так, что дрожь царапающей волной прокатывалась по телу, а руки становились противно слабыми. Рукояти вееров казались чем-то невыносимо инородным в потерявших гибкость пальцах. К чему оружие, если больше не можешь защитить себя?

За несколько дней до официального объявления о начале турнира все подготовительные мероприятия были окончены. Мрачные залы и переходы замка осветило яркое пламя факелов, стены украсили многоцветными гобеленами и заново изготовленными имперскими эмблемами. Из Царства Порядка выписали десяток мастеров поварского искусства, которые должны были удивлять гостей самыми изысканными блюдами, ведь для каждого из бойцов очередная трапеза могла стать последней. К организации положенных по протоколу мероприятий Китану не привлекали, хотя прежде это было одной из ее обязанностей. Теперь всем занималась Милина, которая даже не трудилась скрывать самодовольство. Китана даже радовалась такому решению Шао Кана: понимала, что не справилась бы с самым простейшим делом. И все же отстранение глубоко ранило ее и заставило лишний раз прочувствовать свою отделенность — отрезанность — от привычного мира.

Синдел тоже не участвовала в подготовке к турниру. Китана как-то раз попыталась спросить у Шанг Цунга, будет ли мать присутствовать на приемах, но тот оборвал ее резко и сердито, будто она допустила какую-то бестактность. Китана не настаивала. Она так и не виделась больше с матерью и ничего не знала о том, что с ней сталось. Лишь один раз, глубокой ночью, Китана, лежавшая без сна после очередного кошмара, расслышала донесшийся из галереи грохот, а потом громкий, визгливый смех, который заглушили быстрые шаги и испуганные голоса.

С Саб-Зиро Китана тоже больше не встречалась. Первое время она порывалась снова пойти к нему, чтобы начать уговаривать, умолять, упрашивать, но ей не хватило решимости. Слишком страшной была его уверенность в правильности происходящего, готовность к тому, что его ожидало. Иногда Китане начинало казаться, что Саб-Зиро не просто готов — торопится умереть. Воспоминания о часах, проведенных с ним, которые она хранила бережно, как самое драгоценное сокровище, оказались отравлены неотступными мыслями о смерти и сопутствующих ей отвратительных телесных изменениях. В своих кошмарах Китана раз за разом оказывалась в темноте покоев Саб-Зиро в Эдении, звала его, искала, шаря руками по каменным стенам. Когда, наконец, наполнявший комнату мрак разбавлял огонек свечи, в прыгающих отсветах Китана различала искаженное до неузнаваемости, расплывшееся багрово-синее лицо мертвеца. Она вскакивала с постели, дрожащая, взмокшая от пота, с колотящимся сердцем, а потом ее долго и тяжело выворачивали наизнанку рвотные спазмы.

В день открытия турнира Китану заставили надеть церемониальное платье, сшитое из баснословно дорогой ткани — такие прежде требовала для себя Синдел — тщательно уложили ей волосы, а на лицо нанесли толстый слой краски. Оружие к этому облачению, разумеется, не полагалось. К протестам Китаны никто не прислушался: на все ее возражения служанки отвечали, что таков приказ Императора. Она чувствовала себя невыносимо жалкой в неудобной, неподходящей ей одежде. Так же, как в Эдении, когда ей приходилось приветствовать аристократов. Когда Китана спустилась в зал для приемов, Шанг Цунг, увидев ее, ужаснулся и шепотом потребовал, чтобы она немедленно приняла подобающий случаю вид.

— Вы что это удумали? Мы не на похоронах! Сейчас же…

Китана зло скривила губы, оглядела тех, кто стоял подле нее. Барака, Шива и ненавистная Милина были облачены в парадные одежды, но никто бы не усомнился в том, что это воины, все свои дни проводящие с оружием в руках. Китана чувствовала себя униженной. Она не могла не понимать, что ей было предназначено занять место Синдел: красивой, но никому не интересной куклы, улыбающейся откуда-то с высоты трибун.

— Чего ты хочешь от меня, Цунг? — проговорила она, даже не потрудившись понизить голоса. Колдун схватил ее за запястье и весьма чувствительно сжал.

— А вы чего хотите, принцесса? Чего добиваетесь?

— Позволь мне участвовать в поединках, — прошептала она. Шанг Цунг покачал головой:

— Это совершенно исключено. Да и не время сейчас об этом, Высшие боги уже заняли свои места, поглядите. Сейчас явится Рейден со своими подопечными, так что еще раз прошу вас, не привлекайте к себе ненужного внимания.

— Позволь мне участвовать, — настаивала Китана. — Я не перестала быть воином только потому, что Император больше во мне не нуждается.

— Не смейте дерзить! Что на вас нашло?

Китана, которая с каждой секундой чувствовала себя все более взвинченной, несколько раз глотнула воздух, а потом неожиданно для самой себя высказала мысль, доводившую ее до безумия все эти дни:

— Ты можешь расторгнуть свой договор с Куан Чи? Цунг, прошу тебя, не разрешай Саб-Зиро выходить на поединок со Скорпионом.

Шанг Цунг сжал ее руку так, что она едва удержала болезненный вскрик, но тут же ослабил хватку, будто опомнившись.

— Это совершенно исключено. Забудьте о Саб-Зиро. Вас не должна заботить его судьба. Не делайте свое положение хуже, чем оно уже есть.

— Цунг, прошу, — прошептала Китана, готовая разрыдаться в голос. Колдун встревоженно огляделся. На них уже оборачивались, а за распахнутыми дверями зала слышались приближающиеся шаги и приглушенные звуки голосов.

— Я не могу изменить решение Саб-Зиро, принцесса, и вы тем более не можете. Не вмешивайтесь в то, что вас не касается. Выбросьте это из головы. Я разрешаю вам участвовать в показательных поединках, если хотите, но после вы будете возвращены в ваши покои и пробудете там до тех пор, пока турнир не закончится, — сказал Цунг наконец и поспешил к возвышению, с которого должен был произнести приветственную речь.

— Цунг! — окликнула Китана, но голос ее потонул в поднявшемся шуме.

Все двинулись вперед, чтобы как следует разглядеть воинов Рейдена, которые вошли в зал вслед за ним. Китана прошла к своему месту, села и постаралась принять безразличный вид. Спутники Рейдена — высокая женщина с угрюмым испитым лицом и глупо улыбавшийся чему-то мужчина с зализанными назад волосами — с первого взгляда вызвали у нее неприязнь. Еще один защитник Земного Царства шел на некотором отдалении от своих спутников. Китана, с глухой злобой размышлявшая о шансах новоприбывших на турнире, поневоле отвлеклась от своих прикидок и впилась глазами в его лицо. Он выглядел совсем юным, бесхитростным и слишком жизнерадостным для того, кто собрался сражаться насмерть, отстаивая свободу родного мира. «Его убьют в первом же поединке», — подумала Китана. — Откуда Рейден притащил этого чудака?»

Продолжить наблюдение ей не удалось: Шанг Цунг рассадил воинов Земного Царства за пиршественными столами и объявил, что турнир будет открыт показательным поединком. У Китаны тоскливо заныло в груди. Она до боли в глазах всматривалась в колдовской туман, клубившийся в проходе, из которого должен был появиться воин Внешнего мира, и молилась, сама не зная кому, чтобы это оказался не Саб-Зиро. Однако ее опасения оправдались в полной мере. Китана не могла отвести глаз от высокой темной фигуры, которая, казалось, излучала сковывающий, мертвящий холод. Она смотрела, как завороженная, наблюдала за плавными, нарочито медленными — самоуверенными — движениями, которые были ей слишком хорошо знакомы по тренировкам, и видела перед собой обреченного. Живого мертвеца.

Поединок закончился быстро. Результат был предопределен заранее, и все понимали это, но никого это не волновало. Чужая смерть не просто воспринималась как должное, она служила развлечением. Прежде Китана и сама бы восприняла бесславный конец неизвестного бойца именно так: как забавное зрелище. Справедливость торжествует, побеждает сильнейший. Тот, кто достоин победы. Прежде она посмеялась бы над проигравшим, а теперь ее наполнял ужас, смешанный с отвращением и отчаянием безысходности. Через несколько дней Саб-Зиро окажется на месте этого безымянного воина, и все, кто наблюдал за легкой победой, будут радоваться поражению. «Тела проигравших не предают погребению», — некстати вспомнила Китана. — Их выбрасывают за стены замка на съедение зверям». Саб-Зиро кивком поблагодарил тех, кто выкрикивал одобрительные возгласы, и ушел, так ни разу и не взглянув на Китану, а она, истерзанная до крайности, вцепилась ногтями в подлокотники своего кресла и закусила губу, чтобы не разрыдаться в голос.

К тому времени, как пытка празднеством закончилась, Китана уже знала, как поступит и какое примет решение. Пусть это было опасно, глупо, безрассудно, пусть грозило еще более жестоким — по-настоящему жестоким — наказанием, она не могла не использовать единственный шанс, который подбросила ей судьба. «Он же неспроста говорил со мной. Одурачить себя не позволю — только не в этот раз. Если попытается, убью его собственными руками», — лихорадочно размышляла Китана, пока бежала по замковым переходам в направлении покоев, где поселили пришельцев из Земного Царства. Ее тревожило, что за ней могли установить слежку, но, как она ни оборачивалась и ни оглядывала темные простенки, никого заметить не могла. По странному совпадению стражников у входа тоже не оказалось — видимо, все стояли в карауле у зала приемов. Китана остановилась, чтобы перевести дыхание, осмотрелась, гадая, за какой именно дверью покои Рейдена. Перспектива дожидаться его неведомо сколько мало ее прельщала, но она не видела более безопасного способа с ним встретиться.

Впрочем, ждать долго не пришлось. Рейден изрядно напугал Китану, появившись будто бы из ниоткуда у нее за спиной.

— Преисподняя тебя побери, откуда ты взялся? — воскликнула она, невольно отшатнувшись. Он изобразил светскую улыбку и заговорил с издевательским удивлением в голосе:

— Какой приятный, а самое главное, неожиданный сюрприз. Что заставило вас так рано покинуть праздник и отправиться к покоям скромных пришельцев?

— С меня довольно кривляний — твоих особенно, — бросила Китана. — Я пришла поговорить. Если предпочитаешь беседе о деле праздную болтовню, не трать напрасно мое время.

— Пока что это вы напрасно тратите мое, — ухмыльнулся Рейден. — О чем будет разговор?

— Ты не просто так говорил со мной о Саб-Зиро, ведь верно? Значит, есть способ его спасти. И я хочу знать, какой.

Рейден в секунду преодолел разделявшее их расстояние, оказался рядом, так что Китана почувствовала исходящий от него запах грозовой свежести. Светлые радужки устремленных на нее глаз окаймили тонкие линии вспыхивающих молний. Рейден чуть склонил голову набок, оглядывая Китану с абсолютно непозволительным тщанием, будто впервые видел. Китана растерянно молчала: эта бестактность удивляла ее, но почему-то не раздражала, как не раздражали и насмешливые речи. Она должна была ненавидеть Рейдена — того, кто играл против нее безразлично и увлеченно, не останавливаясь ни перед чем, чтобы добиться своей цели. Должна была, но не могла. Слишком естественным, открыто-бесхитростным было его коварство. Это заставляло Китану чувствовать нечто вроде абсурдного, самоубийственного, немыслимого доверия.

— Я знал, что ты придешь, Китана, — заговорил Рейден уже совершенно другим, участливо отеческим тоном. — Точнее, я на это рассчитывал. Я уже говорил тебе, что в тебе слишком много от человека. Ты не эденийка и не внешнемирка, как бы ни старалась доказать всем обратное.

— Рейден, я не о себе пришла говорить, — перебила Китана, проходя вслед за ним в гостиную, где повсюду — на столах, в стенных нишах — горели многочисленные свечи. Рейден бросил на софу несколько подушек и жестом пригласил Китану сесть.

— А почему нам не поговорить о тебе? Не тревожься, мы и будущность Би-Хана обсудить успеем, тем более, что одно связано с другим.

— Что ты хочешь сказать? — настороженно спросила Китана. Рейден снял шляпу, пристроил ее на столике со статуэтками, а потом опустился рядом с Китаной — так близко, что прижался к ее боку. Она рванулась, пытаясь встать, но он взял ее за руку и удержал подле себя.

— Чего ты так боишься? Считаешь, что я способен на насилие? Что положение воина не позволяет тебе подпускать к себе кого-то ближе, чем на расстояние удара? Потому-то ты и не добилась ничего с Би-Ханом.

Китана от возмущения даже забыла о недопустимой близости со смертельным врагом.

— Кто ты такой, чтоб судить об этом?

Рейден рассмеялся с неуместной, но искренней веселостью.

— Значит, я угадал, и ты правда от него ничего не добилась. Что ж, не печалься, этого следовало ожидать. Ты совершила много ошибок, и далеко не все теперь можно исправить. Если Саб-Зиро останется жив — а он останется, стоит мне захотеть — никто не гарантирует, что ты его получишь. Особенно если учесть, что тебя со дня на день отправят в ссылку, из которой ты уже не вернешься.

— Не смей так говорить со мной. Ты ничего не знаешь, — вспылила Китана.

— А ты знаешь еще меньше, чем я. Ну скажи мне, что ты видела в своей жизни? Бесконечные тренировки, синяки, ссадины, сломанные кости? Тебе, такой юной, приходилось равняться на опытных воинов, сражаться с ними и выигрывать, чтобы не оказаться хуже, не опозорить отца. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я тебя понимаю. Ты хоть раз делала что-то по собственной воле? Стой, не отвечай. Не хочу напоминать тебе о том, что ты натворила в Эдении.

— Это твоя вина.

— Отнюдь. Не приучи тебя Император слепо повиноваться приказам, не поставь он тебе изначально невыполнимую задачу, ты бы не была как ездовой ящер без хозяина. Тебе никогда не давали выбора, не проявляли к тебе снисходительности. У тебя не было права на ошибку, непослушание. Да даже на обыкновенное легкомыслие. Поэтому ты и позволила нашим общим знакомым перебрасывать тебя в Эдении из рук в руки, как меч для тренировок, — почувствовала долгожданную свободу и растерялась. Я знаю, что ты любишь моего брата дурной безумной любовью. Вряд ли Саб Зиро когда-нибудь сможет даже мечтать о такой привязанности, увы. Но пойми, Китана, тебе не видать награды за свою верность. Тебя вырастили из прихоти, потому что брату захотелось оставить при себе безмозглую Синдел, а потом вышвырнули вон за ненадобностью, выжав перед тем из тебя все, на что ты была годна. Ты не жила до этого, Китана, ты была безропотным орудием. Поэтому Саб-Зиро сейчас не сражается за право быть с тобой, а готовится к бесславной смерти. Ему не нужна послушная кукла с пустой головой, выполняющая чужие приказы. Он ценит другое — и Шао Кан тоже.

— Зачем ты говоришь мне все это? Я была довольна своей жизнью, пока мать не вздумала рассказать мне ненужную правду, и пока ты не вмешался в мои дела в Эдении!

— А тебе никогда не хотелось пожить по-другому? Просыпаться утром, потому что выспалась, а не потому, что пора на тренировку. Гулять по улицам красивых многолюдных городов без оружия, не боясь, что тебя обидят, унизят, изнасилуют, убьют или сотворят еще что-нибудь в духе имперских развлечений? Жить так, как просит душа, ни с кем не соревнуясь, не оглядываясь на чужое мнение о себе, никому не давая клятв верности? Тебе никогда не хотелось не убивать и не бояться смерти?

— Что за глупые фантазии, Рейден? Нигде так не живут.

— Это не фантазии. Это реальность. Жизнь. Моя жизнь, жизнь миллионов людей, жизнь целого огромного, зеленого, солнечного мира. Если мои бойцы проиграют, из-за тебя этот мир погибнет. Он будет разрушен, как и Эдения. Вот, взгляни, — прервался Рейден, полез в карман и достал почти плоскую серую коробочку, одна сторона которой глянцевито поблескивала в отсветах огня.

— Что это?

— Называется телефон. Земная магия — другой не имеем, но и так сойдет.

Нажав на кнопку на боковой стороне коробочки, Рейден придвинул ее к Китане. На загоревшейся поверхности она увидела будто искусно нарисованную картинку: девушка с короткими торчащими в стороны красными волосами улыбалась на фоне ярких многолепестковых цветов — таких Китана не видела ни в одной из имперских провинций.

— Вот, взгляни. Это моя дочь. Младшая. Ужасно избалованная, но самая любимая. Так всегда бывает: сильнее любят тех детей, от которых больше всего проблем. Запомни это.

— У тебя есть дети? — спросила Китана, беря коробочку из рук Рейдена и опасливо касаясь поверхности.

— Не так. Нажимай вот сюда пальцем, а потом веди в сторону. Да не бойся. Да, у меня есть дети. Трое. Два старших сына уже взрослые, один служит в армии, а второй женился и занят торговлей. У него уже есть свои дети. Вот.

Рейден перелистал несколько картинок, изображавших всю ту же девушку в разных нарядах один другого страннее, и показал Китане изображение симпатичного молодого мужчины с открытым, улыбчивым лицом. На руках мужчина держал двух маленьких детей, которые, судя по всему, норовили вырваться.

— Это мои внуки. Шао Кан убьет их, как только Земное Царство окажется в его власти. Если, конечно, я не успею переправить их в мир Высших богов, где им придется бросить игры и учиться защищаться с оружием в руках.

Китана с внезапным ужасом вспомнила об участи, постигшей Джейд, и поспешила ответить:

— Разве вырасти храбрым воином это не лучшая судьба для мужчины?

— Значит, судьбе твоего возлюбленного тоже можно позавидовать? Ведь это закономерный итог такой жизни. Зачем тогда ты сюда явилась?

Китана закрыла лицо руками, а Рейден заговорил мягко, уговаривающе:

— А ведь у вас с Би-Ханом тоже могли бы быть дети. Он же еще совсем молод. Ему всего тридцать три. По земным меркам лучший возраст для того, чтобы обзавестись семьей и своим домом, который не придется защищать от врагов.

— Разве в твоем мире так безопасно? — грустно усмехнулась Китана. Рейден, внимательно смотревший ей в лицо, кивнул и продолжал:

— Там смерти и поединки не норма жизни, а пугающее исключение из правил. Вы могли бы прожить долгие счастливые жизни — вы оба. Тебе не пришлось бы больше решать никаких сложных задач. Ты могла бы жить и радоваться, покупать себе вкусную еду и красивую одежду, ходить, куда хочешь, не думая о том, что должна оставаться для всех безупречной принцессой…

Китана тряхнула головой, сбрасывая с себя колдовские путы его слов.

— Я не знаю, зачем ты говоришь мне все это, Рейден. Я понимаю, ты любишь Земное Царство, но…

— Ты тоже можешь его полюбить, — перебил он ее. — Просто позволь мне тебе помочь. Помочь вам с Би-Ханом. Останешься во Внешнем мире — и навсегда потеряешь шанс перехитрить судьбу. Я могу дать вам другую, счастливую, настоящую жизнь. Если ты поможешь мне сорвать турнир, я сделаю так, что Би-Хан останется жив, и оба вы получите убежище в Земном Царстве. Там до вас никто не доберется.

— Как ты себе это представляешь? Высшие боги разрешили провести турнир! Земное Царство будет принадлежать Империи, и ты уже даже самому себе помочь не сможешь! Почему ты не поговорил со мной раньше, не объяснил все до того, как я выступила на Совете? — выкрикнула Китана с отчаянием. Рейден, которого, казалось, вовсе не тревожила перспектива захвата его владений, пожал плечами:

— Не думал, что тебе хватит смелости раскрыть рот без позволения Шао Кана. Брат был изрядно удивлен твоим выступлением. Давно я у него не видел такой физиономии. Мы все тебя слушали с удовольствием. Еще бы, столько жара и пыла. Я был бы горд, если б моя дочь ради меня выставила себя идиоткой, неудачницей и изменницей. Если, конечно, мне когда-нибудь хватило бы совести заставить свое дитя расплачиваться за мои собственные промахи…

— Ты сказал, что можешь помочь нам, Рейден, — решительно заговорила Китана, измученная его долгими речами. — Скажи мне, чем я должна буду заплатить за это, и какие гарантии ты можешь мне дать.

— Вот это деловой подход, принцесса, — улыбнулся Рейден. — Знаешь, я бы не стал ни о чем тебя просить. Я уверен, что выиграю турнир без посторонней помощи: мои бойцы сильны, и они будут сражаться за родной мир. Однако всегда лучше проявить благоразумие, верно? От тебя потребуется немногое, и ты получишь все, что я тебе обещал. Если мы договоримся, за Саб-Зиро можешь больше не тревожиться. У меня есть свои договоренности со Скорпионом. Я обещал ему нечто, что он оценил куда выше благоволения своего жалкого господина. Скорпион не причинит Саб-Зиро вреда, однако его признают проигравшим. Учитывая то, что из-за убийства Рейна клан вне закона, никто не будет особенно возражать, если Би-Хан покинет двор Императора и тоже вернется в Земное царство. Разумеется, взаимной любви и предложения немедленно вступить в брак я тебе гарантировать не могу, но у тебя хотя бы будет шанс попытаться.

Китана поморщилась, растерла пальцами ноющие виски:

— Но что, если что-то пойдет не так?

— Тогда вы оба с моей помощью сбежите из замка и укроетесь в мире Высших богов. Веселого там мало, но все лучше, чем ваши нынешние перспективы. За успех побега не бойся, у меня все схвачено.

— Хорошо. Ты можешь дать мне клятву, что поможешь нам и ни в чем не нарушишь своего слова? — решилась Китана.

Рейден неожиданно усмехнулся:

— Да хоть десять. За кого ты вообще меня принимаешь?

— Говори, что нужно от меня.

— Ничего особенного, я уже тебе сказал. Просто небольшой жест доброй воли.

— Рейден, не тяни.

Рейден улыбнулся и сказал:

— Ты слышала что-нибудь о камидогу?

У Китаны озноб пробежал по коже.

— Камидогу? — проговорила она севшим голосом. — Ты что задумал, безумец?

— О, нет-нет-нет. Ничего такого. Никаких концов света, не тревожься. Я лишь хочу устроить маленькое представление для Высших богов, и ты сыграешь в нем главную роль.

— Рейден…

— Дослушай. Когда начнутся поединки, ты должна будешь выступить и произнести еще одну зажигательную речь. Ты обратишься к Высшим богам и скажешь, что не можешь молчать из-за голоса совести. Мы умолчим о твоих истинных целях, правда? Ты расскажешь им, что Шиннок и Шао Кан замыслили недоброе, и тебе случайно стало об этом известно. Как именно, никого не заинтересует, поверь. Потом ты проведешь всех в лабораторию Шанг Цунга — я укажу тебе, куда, — и там Высшие боги обнаружат то, о чем ты им сказала.

— Но откуда возьмутся камидогу? Они же рассеяны по всем мирам, — прошептала шокированная выдумкой Рейдена Китана.

— А это моя любимая часть истории, — ухмыльнулся Рейден. — Ту, что в Земном Царстве, найти было проще простого, потому что я знал, что искать. Та, что во Внешнем мире, само собой, в поисках не нуждается, пусть себе лежит там, куда Шао Кан ее припрятал. О ней никто и не вспомнит. Камидогу из Преисподней принес мне мой новый друг Скорпион. Да он бы и самого Куан Чи приволок, если б мне вздумалось его попросить. По-дружески, — с этими словами Рейден легонько хлопнул Китану по плечу, будто вспоминал какую-то забавную историю за кубком вина. — Ту, что в Царстве Хаоса, мне великодушно помог найти Дарриус. Обещание поддержки Высших богов и внеплановая партия еды и оружия сделала этого негодяя очень разговорчивым. Убивать я его не стал, правда. Пожалел беднягу. Так о чем я? Пятая камидогу моя любимая. Эденийская. Это было забавно, не находишь? Нет? Жаль… Аргус отдал мне ее, когда я намекнул ему, что начну помогать Драмину, и тот, чего доброго, еще женится на тебе и получит в родном краю ничем не ограниченную власть… Та, что осталась в Царстве Порядка, мне не нужна. Я же не хочу непредсказуемых последствий. Только маленький, но забавный спектакль, Китана, ничего более.

— Ты безумен, — сказала она. — Я не стану тебе помогать. Не стану предавать Императора.

— Давай не будем лгать друг другу. Император сам тебя предал, так за что ты держишься?

— Меня же убьют!

— Вот это уже честнее. Не убьют. Это будет равносильно признанию вины. После, когда турнир будет отменен, а Высшие боги займутся грызней между собой — разумеется. Но я успею вытащить тебя куда раньше, и сделаю так, чтоб Высшие боги настояли на вашей передаче под мою опеку. Ты выступишь борцом за свободу угнетенных. Воспользуешься положением дочери убиенного Джеррода.

Китана поднялась, покачала головой, отступая на несколько шагов.

— Ты безумец, Рейден. Не бывать этому. Я немедленно предупрежу Императора…

Рейден лишь усмехнулся.

— Еще пара слов, принцесса, а потом беги к Императору. Ты знаешь, что такое на самом деле криомантия? Думаю, нет. В основе своей это темный, противоестественный дар. Те, кто им владеет, меняют свойства воды, которая оказалась в пределах их влияния. В основе их природы лежит искажение. Однако есть способ вернуть магию в равновесие, повернуть вспять привнесенные изменения. Надо лишь добавить изначальный элемент. Например, воду из Источника Жизни, который находится в Земном Царстве. Тогда гармония будет восстановлена.

Китана, выслушав эту бессмысленную с ее точки зрения лекцию, сердито тряхнула головой:

— Я-то здесь при чем?

— Ты ни при чем. А вот Би-Хан… Неудачливого криоманта в момент восстановления истинной сути воды разорвет на мелкие части выбросом стихийной энергии. Можно еще покрыться коркой льда, если выброс обернется внутрь, а не вовне, что, в общем-то, даст примерно тот же результат. Ты не подумай, я вовсе не испытываю вражды к Би-Хану, мне его даже жаль, но когда-то мы с ним сильно повздорили из-за того, что он натворил в храме Четырех стихий, так что… Если выбирать между ним и Лю Кангом, с которым он встретится в поединке уже завтра в час заката, лично я выберу Лю.

— Подожди-ка, Рейден, — заговорила ошеломленная Китана, — ты только что обещал мне спасти Саб-Зиро, если я поступлю по-твоему, и тут же угрожаешь…

— Я не угрожаю. Всего лишь предполагаю, что твой возлюбленный может трагически погибнуть, не дожив даже до поединка со Скорпионом. И только потому, что ты оказалась слишком упряма, а мне надо спасать Лю.

Китана задержала на непроницаемо-безмятежном лице Рейдена долгий взгляд. Отступать было некуда — негодяй не оставил ей выбора.

— Говори, что именно мне надо делать. Я пойду на это. Ради Би-Хана.

Указания Рейдена были простыми и ясными. Китане даже не пришлось их обдумывать. Они уговорились, что она начнет выполнять свою часть сделки сразу после того, как начнется поединок между Саб-Зиро и Лю Кангом. Рейден настоял на этом, видимо, намереваясь заставить ее как следует поволноваться, а она слишком устала, чтобы спорить. Камидогу в лабораторию Шанг Цунга должен был доставить Скорпион. Китана не была уверена, что Рейден не обманет ее, и что завтра на закате она все еще будет жива. Впрочем, к счастью для самой себя, задумываться об этом Китана была не в силах. Теперь ей хотелось лишь одного: скорее добраться до своих покоев, забраться в постель и провести последнюю ночь во Внешнем мире в тишине и полном одиночестве. Однако у нее было еще одно дело, не терпящее отлагательств. Убедившись, что за ней никто не следит, Китана снова отправилась к Саб-Зиро.

На этот раз она застала его сидящим на лежанке. На коленях у него была доска для письма, и он сосредоточенно выводил строки в небольшом свитке. При виде Китаны Саб-Зиро отложил доску в сторону, поднялся и пошел к ней. Стойко выдержав горящий осуждением взгляд, она заговорила, удивляясь тому, как спокойно — обреченно-спокойно — звучит ее голос.

— Не гляди на меня так, я всего на несколько слов. Потом я уйду и больше ты меня не увидишь.

— Что вы хотели сказать? — видимо, поборов раздражение, спросил Саб-Зиро.

— Завтра у тебя поединок с воином Земного Царства по имени Лю Канг.

— И? Вы не распорядитель турнира, чтобы сообщать мне об этом.

— Будь осторожен. Не позволяй себе недооценивать его, — скороговоркой проговорила Китана. — И — прошу тебя, если не хочешь проиграть этот бой, — сражайся без магии.

Саб-Зиро воззрился на нее. В его взгляде она видела такое удивление, что ей это даже показалось забавным: она не предполагала, что что-то в обитаемых мирах еще способно застать его врасплох.

— Что вы знаете? Во что вы впутались? Отвечайте! — глухо проговорил он, схватил Китану за плечи и дернул к себе, так что на несколько мгновений она оказалась прижата к его груди.

— Что знала, то сказала. Больше мне нечего тебе поведать. А теперь отпусти. Мне пора возвращаться в свои покои.

Саб-Зиро выпустил ее, отвернулся, прикрыл глаза ладонью, потом прошелся по комнате. Каждое его движение выдавало нервозность. Китане стало не по себе — еще больше, чем прежде.

— Что ты натворила на этот раз? — донеслось до ее слуха восклицание.

— Что я слышу? Ты решил пренебречь правилами вежливости? — усмехнулась Китана. Смешок прозвучал истерическим взвизгом.

— Я тебя спрашиваю, что ты успела натворить? Отвечай немедленно, — настаивал Саб-Зиро. Китана невольно выпрямилась, сложила на груди руки.

— Я не воин твоего клана и не подчиняюсь твоим приказам. Даже не пытайся. Я сказала, что было должно, а остальное тебя не касается.

— Я немедленно доложу Императору о том, что от тебя услышал. Он должен знать, если правила турнира будут нарушены.

— Разболтаешь Императору, и меня тут же отправят в темницы, а то и на плаху, — сорвалась Китана, хотя поклялась себе, что не скажет ни одного лишнего слова. — Этого ты хочешь?

— Рейден, побери его демоны, — зло выплюнул Саб-Зиро. — Но я же тебя предупреждал… Что ты сделала? Неужели не понимаешь, чем это тебе грозит?

— Понимаю. Но конечная цель того стоит, — сказала Китана. Ее внезапно охватило сильнейшее, почти невыносимое желание рассказать Саб-Зиро все, переложить ответственность за свои решения и их последствия на его плечи. Однако она не могла не понимать, что это ни к чему не приведет. Теперь она должна была справиться сама ради них обоих.

— Чем он тебя купил? — сказал Саб-Зиро с таким отчаянием, что Китане стало жутко. За несколько минут она успела увидеть слишком много непривычного, неожиданного — увидеть его настоящего, способного чувствовать. «Наверное, в глубине души он до безумия боится — так же, как и я», — подумала она.

— Рейден заберет меня в Земное Царство. Он обещал. Там я проживу жизнь так, как мне хочется…

Китана прервалась на полуслове: Саб-Зиро зло рассмеялся.

— Ты ничему не учишься. Совсем. Думаешь, его словам можно доверять?

— Я ему нужна.

— Ровно до тех пор, пока ты его преданное и молчаливое орудие. Дальше он вышвырнет тебя вон, вывернув все так, что ты окажешься сама во всем виновата. Не веришь? Напрасно. Мне довелось неплохо узнать его, но когда мои слова для тебя хоть что-то значили? Ты предашь Императора, предашь Внешний мир — и ради чего?

— Ради спасения Земного Царства. Ради того, чтобы исправить ошибку. Я не хочу, чтобы Земля повторила судьбу Эдении, а ее жители оказались уничтожены или порабощены… А Император сам предал меня. Он от меня отказался.

— Ложь. Все это вранье. Ты меня пытаешься уверить, что действуешь во имя высоких целей? Чепуха. Ты никогда не думала ни о чем и ни о ком, кроме себя самой.

Китана не выдержала его взгляда, опустила глаза. Саб-Зиро продолжал говорить:

— Ты пришла предупредить меня. Зачем? Не побоялась вызвать его неудовольствие? Он хочет приберечь мальчишку до лучших времен, возлагает на него какие-то надежды, раз готов пойти на нарушение правил турнира. Что ты пообещала ему, Китана? Что ты должна сделать?

— Этого я тебе не скажу, даже если будешь пытать меня расспросами до рассвета.

— Значит, ты готова рискнуть моей жизнью? — сказал он вдруг тихо и горько. — Не ты ли когда-то говорила, что любишь меня? Не ты сокрушалась о грозящей мне смерти? Если Рейден позволил тебе меня предупредить, значит, он уверен в исходе нашего с Лю Кангом поединка.

— Это не так.

— Тебе-то откуда знать? Подумай сама, Китана. Неужели он допустил бы наш разговор, если б не был уверен в том, что выиграет?

— Ты ничего не понимаешь, Би-Хан, — ответила Китана, не заметив, что вновь — впервые за столько времени — назвала его по имени. — Если бы я могла рассказать тебе, ты бы понял. Но ты начнешь меня отговаривать, а я уже все решила. Каждый из нас должен чем-то пожертвовать, и я не отступлю. Да и вообще, какая тебе разница, каков будет исход у этого поединка? Ты же все равно собрался умирать, поединком раньше, поединком позже…

Китана выпалила эти слова не думая, от злости. А когда поняла, что сказала, замерла в испуге, глядя на Саб-Зиро широко раскрытыми глазами. Он усмехнулся.

— Значит, вот как? Что же, я рад, что ты выполнила последнюю просьбу умирающего и оставила тревоги на мой счет.

— Все не так! — сделала она запоздалую попытку объясниться, но он прервал ее жестом:

— Будь по-твоему. Я не стану вмешиваться в то, что ты затеяла. Мне, как ты справедливо заметила, уже нет никакой разницы. Даже если ты умрешь на плахе в конце своей очередной авантюры. Вот только, Китана…

— Что?

— Не продешеви, когда будешь жертвовать, — закончил Саб-Зиро с горькой, ядовитой насмешкой.

Китана сидела рядом с Шанг Цунгом на скрытой в густой тени трибуне. Ей хорошо была видна освещенная площадка, на которой должны были сойтись бойцы, и ведущая к ней лестница. До начала поединка оставалось совсем немного, однако Китана не чувствовала волнения, страха или сожаления — только решимость обреченной и одуряющую, страшную усталость. Она будто забыла о существовании Шао Кана, матери, Шанг Цунга — даже самого Рейдена. Будто ей предстояло выполнить последний долг, сделать нечто, что она обязана сделать, чтобы потом, в следующую секунду после того, как лавина обрушится, найти, наконец, долгожданный покой. Китана снова и снова, раз за разом, как заколдованная, повторяла про себя инструкции Рейдена. Ей казалось, будто слова обрели нечто вроде призрачной плоти и теперь раскачиваются, падают, наталкиваются друг на друга в ее гудящей голове.

Длинные желтые ленты пламени, холодный сумеречный свет кристаллов, переливы бесконечных теней, смешиваясь, складывались в повторяющийся узор. Китана смотрела, вглядывалась в каждую подмеченную деталь, будто так могла уцепиться за уходящие мгновения, заставить их замереть — замедлить приближение неизбежного. В какой-то момент она так углубилась в бесцельное созерцание, что потеряла связь с реальностью. Из забытия ее вырвал громкий, раздражающе-живой звук шагов. Китана вздрогнула, неверяще уставилась на площадку, прошитая ледяной волной испуга.

Началось. Лю Канг, недоуменно оглядывая пустую площадку и уходящие в темноту ряды колонн, спускался вниз по лестнице. Китана подобралась, сжала руки в кулаки, потом, не сдержавшись, подалась вперед, вцепилась ногтями в древесину перил. Шанг Цунг попытался было выяснить, что с ней происходит, но ответа не добился. Китана на несколько секунд задержала взгляд на смутных очертаниях его лица, которые едва различала в сумраке. Ей подумалось, что она должна, просто обязана сказать колдуну что-то искреннее, честное, попрощаться, попросить прощения за то, что собиралась сделать. Китана протянула руку, будто ища поддержки Цунга, тот подался было навстречу, беспокойно задал какой-то вопрос — и тут Китану толкнуло в грудь ощущение холодной силы. Она замерла, широко раскрыв глаза и хватая ртом воздух. Саб-Зиро был здесь, совсем рядом, он пришел… И времени больше не осталось.

Раздался сигнал, возвещавший о начале поединка, соперники встали напротив друг друга. Китана вскочила, оттолкнула Шанг Цунга, который попытался ее остановить, и опрометью бросилась вниз.

Она едва не потеряла равновесие у самой двери, ведущей в зал, однако удержалась на ногах, лишь остановилась на мгновение, чтобы перевести дух. Стражники при виде нее удивленно переглянулись, но не сказали ни слова и не сдвинулись с места. Китана осторожно, с опаской взялась за кольцо. Услышав за спиной торопливые шаги, она рванула дверь на себя и побежала вниз по лестнице, в световой круг, где застыли две темные фигуры.

Лю Канг в замешательстве отступил назад, Саб-Зиро же, напротив, сделал движение, будто хотел перехватить ее, но не успел: она рванулась вперед, к невидимым зрителям. Не смотреть, не смотреть, только не смотреть.

— Принцесса Китана, — раздался за ее спиной голос Шанг Цунга, — прошу вас, вернитесь на трибуну.

Китана не обернулась — она искала в темноте кого-то, к кому могла бы обратиться, но не находила. Цунг подошел ближе, повторил еще раз сказанное тихо и угрожающе.

— Остановите поединок! — выкрикнула Китана в пустоту. Все звуки стихли. Тишина была глухой, непроницаемой — мертвой.

— Турнир не может быть продолжен! Я… — набрав в грудь побольше воздуха, она продолжала: — Я заявляю о заговоре Императора Шао Кана и его отца Шиннока против Высших богов!

В следующую секунду мир обрушился на Китану шквалом голосов и топотом бесчисленных ног. Шанг Цунг схватил ее за руку, поволок за собой прочь из зала, беспрестанно повторяя, что она обезумела, сошла с ума, потеряла рассудок, а Китана смеялась, потому что так оно и было.

Камидогу нашлись там, где и должны были — в потайном стенном шкафу в лаборатории Шанг Цунга. Колдун, всклокоченный и бледный, стоял в стороне и смотрел себе под ноги, даже не пытаясь оправдываться. Впрочем, в том не было никакого толку. Высшие боги неистовствовали, обвиняя друг друга во всех грехах. Рейден, явно довольный происходящим, смотрел на них с легкой улыбкой. Он один был совершенно спокоен, и, когда Китана случайно встретилась с ним взглядом, послал ей ободряющую улыбку. Китана отвернулась: ей мучительно хотелось оказаться в сотне тысяч лиг от замка, где-нибудь в тихой холодной пустыне.

К рассвету скандал немного утих. Богиня воды и бог огня покинули замок, сообщив взбешенному и недоумевающему Шинноку, что его ждут большие неприятности. Шанг Цунга увели куда-то по приказу Императора — руки колдуна были скованы кандалами из кобольта. Китана беспрестанно искала взглядом Рейдена, однако тот покинул лабораторию вместе с конвоем, который увел Шанг Цунга, и не появился больше. В какой-то момент Китана поняла, что в лаборатории не осталось никого, кроме нее и Шао Кана. Она стояла перед ним, прямая и неподвижная, и в голове ее плыли, смешиваясь в серую пыль, мысли и воспоминания, на которые она больше не имела права. Шао Кан смотрел на нее со странной смесью горечи и презрения, а она отвечала ему безразличным взглядом и понимала: что бы сейчас ни случилось, что бы он ни сказал, ей не будет до этого дела. Она слишком устала.

Шао Кан, впрочем, не произнес ни слова. Повернулся к Китане спиной и вышел, будто она была для него пустым местом. Китана тоже побрела по коридорам к лестнице, сама не зная, куда идет и зачем. Наверное, нужно было поспешить, найти Рейдена и попросить — потребовать, чтобы он выполнил то, что обещал. Но Рейдена не было, и никого не было. Китана почти успела дойти до своих покоев, когда позади послышались тяжелые шаги стражников. Она остановилась, дождалась их, бессильно опустив руки. Кто-то обошел ее, встряхнул за плечи. Подняв глаза, Китана натолкнулась на горящий яростью взгляд Шанг Цунга.

— Заковать! — крикнул он кому-то. Рядом тут же оказались стражники. Китану грубо схватили за локти, оттянули руки назад, больно вывернув их в суставах. Она рванулась было, но ее держали крепко. Вокруг запястий, коротко звякнув, сомкнулись тяжелые железные кольца. Стражники отступили на несколько шагов, будто давая Цунгу увидеть свою работу. Колдун удовлетворенно кивнул и проговорил громко и с расстановкой:

— Принцесса Китана, вы арестованы по обвинению в государственной измене!

Сразу после ареста Китану отвели в замковые темницы и определили в одну из камер на среднем ярусе, где преступники ожидали суда и приговора. У входа в камеру ее расковали, потом втолкнули внутрь и заперли тяжелую кобальтовую решетку. Маленький каменный мешок не освещался. Китана обыскала камеру ощупью и ничего не нашла, кроме охапки прелой соломы, кольца в стене и ямы, которая, судя по отвратительной вони, была предназначена для нечистот. Китана легла на солому, подстелив под голову подол верхнего платья, и вскоре погрузилась в забытье.

Мало-помалу она утратила представление о ходе времени — вокруг нее была только густая холодная темнота. Ей казалось, она уже несколько месяцев сидит взаперти и ждет, ждет, ждет, сама не зная чего: не то прихода Рейдена и спасения, не то суда и смертного приговора. В один из дней уединение Китаны все же было нарушено. После того, как молчаливый таркатанец-тюремщик принес ей чашку с водой и ломоть черствого хлеба, она принялась было за еду, изо всех сил вгрызаясь в хлебную корку, но тут в конце длинного коридора снова замелькали огни факелов. Китана припрятала хлеб под подол и села у решетки. Несколько мгновений ее согревала отчаянная надежда на то, что Рейден вспомнил свое обещание и явился за ней, но в мерцающем свете она, часто моргая слезящимися глазами, разглядела ненавистную Милину. Та смотрела на побежденную соперницу свысока, даже не пытаясь скрыть свое торжество.

— Вижу, ты нашла себе, наконец, подходящее место, сестра, — проговорила Милина с насмешкой. — Теперь это твои законные владения, и никто их у тебя не отнимет до самой твоей смерти. Думаю, тебе будет интересно узнать, что по твоей милости турнир был отменен, а Рейден получил немалую отсрочку. Знаешь, он должен был быть тебе благодарен. Должен был — если б не сбежал тут же в свою жалкую дыру, забыв о твоем существовании. Отец со всем справится, как и всегда. А ты сиди здесь и наслаждайся заслуженной наградой. Будь на то моя воля, я бы заставила тебя умолять о смерти. И кто знает, может, так оно и будет.

Китана молчала. Милина одарила ее еще одним презрительным взглядом и собралась было уходить, но вдруг остановилась.

— Ах да, чуть не забыла. Последние новости, чтоб ты тут не слишком скучала. Несмотря на отмену турнира, Шанг Цунг выполнил то, что пообещал Куан Чи. Поединок между Скорпионом и Саб-Зиро состоялся…

Китана сжала зубы, вцепилась пальцами в холодную решетку. Милина продолжала с усмешкой:

— Весь замок до сих пор говорит о том, как это было весело. Скорпион одержал весьма впечатляющую победу. Мне больше всего понравилось, как под конец, когда твой дружок уже не мог держаться на ногах, Скорпион вышвырнул его в Преисподнюю, а обратно принес только обугленный череп. Так что даже выкинуть за стены замка было нечего. Сочувствую, сестрица — ты пропустила такое зрелище.

Когда отзвук шагов Милины затих, Китана заставила себя отпустить решетку и тут же упала навзничь, совершенно обессиленная. Она смотрела в темноту широко раскрытыми глазами, и ей виделся жаркий эденийский полдень, комната, обставленная простой мебелью, и медленно покачивавшиеся в воздухе снежинки с острыми гранями.

Китане снились бесконечные темные коридоры, освещенные редкими факелами. Одни и те же лабиринты поглощали ее снова и снова, раз за разом, как только она закрывала глаза. Она бродила, касаясь обеими руками раскрошившейся кладки, поначалу для того, чтобы найти выход, потом бесцельно, бездумно и почти бесстрашно. В этот раз сон начался привычно, нахлынул уже наскучившей безысходностью, но вскоре к нему примешалось нечто иное, нечто новое. Нечто, оставившее рваную рану где-то возле тревожно бьющегося сердца.

Темное, непроглядное, существующее где-то на границе между бездонными водами и беззвездным небом. Острое, леденяще-холодное, прозрачное, как лед, и чистое, как отточенное лезвие. Отравившее ее кровь и затуманившее ее мысли, затянувшее их черной пеленой.

Китана заплакала во сне и проснулась в слезах, села, опираясь на дрожащую руку, оглядела то, что позволял рассмотреть достигавший ее камеры свет факела. Решетка, высокий порог, грязный каменный пол, миска с остатками малосъедобного варева. Ничего особенного. Видимая часть коридора оставалась пуста и тиха, и, сколько Китана не всматривалась, ни рядом с ней, ни в отдалении никого не было. И все же томительное, жуткое до ломоты в костях ощущение присутствия только усиливалось. Она отползла к дальней стене камеры, скорчилась в углу, привычно спрятав озябшие руки под подол, заозиралась, ища в тенях движение. Холод приближался медленно, но с каждым вздохом становился все более ощутимым, реальным, практически… Зримым. Он вдавливался в грудь густой волной, проламывая ребра, оседал в легких запахом воды и ледяных зимних ветров, копился в животе ощущением близкой опасности. Китана запрокинула голову, заскребла ногтями по камню, раскрыла рот, хватая пустоту вместо привычного затхлого воздуха. Кричать не получалось — из горла вырывался только жалкий хрип. Он пришел. Оттуда.

Ближайший к ее камере факел тревожно всколыхнулся. По стенам метнулись дерганые вспышки, прерывавшиеся провалами теней. Шагов слышно не было, но Китана знала, чувствовала, находила в самой себе отголоски движения — неуловимого и неумолимо быстро приближавшегося. В какую-то секунду она отвернулась, чтобы взглянуть на стену — искала что-то привычное и надежное — а когда снова перевела взгляд на решетку, едва не захлебнулась от испуга. Там, отделенная от нее перекрещенными полосами кобольта, стояла высокая фигура. Китана с радостью приняла бы пришельца за Черного священника из-за плаща, скрывавшего лицо под глубоким капюшоном, однако допустить такой самообман было невозможно. Слишком хорошо она знала ощущение его присутствия.

Он молчал, стоял неподвижно, но Китана знала, что он смотрит на нее — трусливо забившуюся в угол. Она хотела было заговорить, позвать его по имени, спросить, зачем он пришел. Вариантов было немного, и все кончались для нее плохо. Если Куан Чи изменил его… Фигура шевельнулась. Сделав несколько шагов вперед, он оказался у самой решетки. Из-под длинного рукава выплыло облачко искрящейся голубым магии. Тяжелый навесной замок покрылся густым слоем инея, жалобно хрустнул и разломился на части. Дверца решетки распахнулась от толчка, и черный силуэт оказался рядом с перепуганной Китаной. Она попыталась было встать, потом рванулась ползком из угла, в который сама себя и загнала, но времени на маневр ей не дали. Перехватив поперек талии, он поднял ее, прижал к себе так, что она на миг задохнулась, а потом поволок прочь из камеры. Китана бестолково забилась, попыталась позвать на помощь — глупая затея, что тюремщики смогут противопоставить призраку? — однако твердая ладонь тут же на несколько мгновений прикрыла ей рот. Теплая. Живая.

Живая.

Из-за стены выступила еще одна фигура в плаще Черного священника, и Китана расслышала сердитый шепот:

— Сколько ты еще там провозишься? Хочешь, чтоб сюда сбежалась вся компания?

К Китане, наконец, вернулся голос.

— Кто вы такие? Кто… Кто ты такой? — забормотала она, пытаясь вырваться из крепко державших ее рук.

— Это я. Неужели не узнала? — прозвучал в ответ незнакомый — знакомый — голос, который прежде звучал куда глуше из-за маски. — Все вопросы потом, а сейчас нам надо как можно скорее отсюда убраться.

— Здравая мысль, — отозвался второй гость. — Замотай ты уже ее в плащ, и двинем к порталу.

Китана покорно позволила закутать себя с головой в одеяние, которое, судя по удушливому запаху благовоний, и вправду принадлежало кому-то из Черных священников. Саб-Зиро подхватил ее на руки и вынес из камеры — она почувствовала, как он пригнулся, минуя решетку. Его спутник, которого Китана не могла узнать, как ни старалась, шел впереди, видимо, удостоверяясь, что путь чист. Они миновали несколько ярусов, не встретив, к удивлению Китаны, ни одного стражника, а потом поднялись по лестнице, ведущей в наземные помещения замка. Там пришлось остановиться для короткого совещания. Китана мало что поняла кроме того, что им угрожает опасность быть обнаруженными, и у нее затряслись от страха поджилки.

— Пусти меня, — проговорила она в складки плаща. — Я помогу вам.

— Ты на ногах не держишься, — отрезал Саб-Зиро, крепче прижимая ее к себе, и снова заговорил со своим спутником. — Делать нечего. Идем, медлить еще опаснее. Будем надеяться, что Цунгу хватит ума справиться со своей частью. Я наготове, если что.

— У тебя есть забота, вот и займись ею. Сам разберусь, — проворчал тот в ответ.

Послышался скрежет дверей, отделявших темницы от замковых переходов, и они снова двинулись в путь, то и дело останавливаясь и меняя направление.

— Там, за колонной. Рейден все же понаставил своих, — пробормотал Саб-Зиро едва слышно. Идущий впереди неразборчиво ответил что-то, потом Китана различила свист, оборвавшийся коротким вскриком.

— Еще за поворотом, — донеслось до Китаны. Быстрый шаг перешел в бег.

К тому времени, как Саб-Зиро остановился в следующий раз, Китана успела раз десять перейти от отчаянного ожидания проигрыша к такой же отчаянной надежде на то, что их путь неведомо куда завершится успешно. Они то и дело сталкивались с расставленными в галереях соглядатаями, которых Саб-Зиро и его неизвестный союзник убивали бесшумно и быстро, пока Китана кляла себя за собственную слабость и бесполезность. Куда и зачем нужно было так прорываться, она не знала, да и не хотела знать. Только бы не вернуться назад в темницы, а остальное неважно. Безумная, оглушительная, клокочущая радость от того, что Саб-Зиро оказался живым и, судя по всему, вполне здоровым, билась где-то на границе сознания Китаны, но она опасалась дать ей волю.

Китана, щурясь и часто моргая мучительно слезящимися глазами, оглядывала незнакомую комнату, заваленную старой мебелью. Саб-Зиро и его спутник освободили от сломанных лавок участок у стены, на которой обнаружился рисунок портала. «Откуда ему здесь взяться? Разве что Цунг…» — подумала Китана, не осмелившись закончить свою мысль: воспоминания о том, как она обошлась с колдуном, были слишком болезненны. Впрочем, долго размышлять ей не дали. Портал загорелся привычным зеленым светом, Саб-Зиро тут же накинул на ее голову капюшон, а потом внутренности скрутило тошнотворным спазмом, как всегда бывало при перемещениях. После нескольких пространственных коридоров, неожиданно и крайне неприятно сменявших один другой, они вышли из очередного портала, оказавшись, к облегчению Китаны, в окружении твердого и устойчивого пространства.

— Дело сделано. Хотел бы я увидеть рожу Рейдена, когда он узнает, что принцесса испарилась из своей клетки.

— Может, еще и доведется, — мрачно изрек Саб-Зиро.

— Сюда он не явится, силенок не хватит. Разве что ты сам его позовешь, — хохотнул его собеседник. Китана беспокойно заерзала на руках у Саб-Зиро, но тот тут же остановил ее:

— Еще немного. Здесь слишком яркий свет, вы не сможете идти.

Китана немного обиделась: сознание собственной никчемности терзало ее все сильнее, равно как и желание поскорей скинуть с головы капюшон и окончательно убедиться, что с ней рядом и вправду Саб-Зиро. Однако возражать было глупо, так что она покорно позволила своему спасителю делать то, что он считал нужным. На этот раз они шли недолго. Китана различила шум ветра и шелест листьев, и это ее озадачило. Они, разумеется, не во Внешнем мире, иначе вокруг была бы пустыня, но где, в таком случае?

— Можешь занять этот минка. В остальные не суйтесь, хозяева вам не обрадуются.

— Не очень-то и хотелось, — усмехнулся Саб-Зиро. — А теперь оставь нас одних. Ты помнишь, о чем я тебя просил?

Китана нетерпеливо выпуталась из плаща, едва ее ноги коснулись пола. Она мельком оглядела комнату — странные оклеенные потрепанной тканью панели, деревянные лежанки на полу и больше никакой мебели — а потом подошла к Саб-Зиро. Он стоял спиной к ней и развязывал шнуровку у горловины своего одеяния. Китана положила руки ему на плечи, заставила повернуться, но тут же отшатнулась, настороженно изучая незнакомые черты. Она не узнавала его, не могла узнать, и это ее злило. Неужели нельзя было прежде хоть на минуту избавиться при ней от проклятой маски? На худом смуглом лице с правильными, но слишком строгими чертами было непроницаемо-безразличное выражение, которое показалось ей возмутительно холодным — будто он был совсем не рад происходящему. Китана продолжала смотреть, зло и вопросительно, и то, что она теперь видела в глазах незнакомца, ее даже радовало. Нетерпеливая жестокость.

— Ты выглядишь не так, как я думала, — сказала она. Саб-Зиро неопределенно хмыкнул:

— А что ты ждала увидеть?

— Я все еще не уверена, что это действительно ты, — продолжала Китана, обходя его по кругу. Половицы угрожающе скрипели под подошвами ее сапог.

— Потребуешь еще каких-нибудь доказательств? — прозвучало в ответ отрывисто и зло.

— А знаешь, может, и стоило бы. Что, если это колдовство или какой-нибудь обман чувств? Ты вообще знаешь, что мне сказали, что тебя убил на турнире этот негодяй Скорпион? — взвилась Китана. Последние слова она почти прокричала. Саб-Зиро предостерегающе махнул рукой.

— Обо всем этом после, и прошу, воздержись от громких слов.

— После? После чего? — переспросила она, не желая не только понимать, но и слушать. В груди больно ворочались, сдавливали легкие бессвязные, мучительно искренние слова, которые она хотела сказать тотчас же, как они с Саб-Зиро оказались наедине, но не смогла.

— Ну хотя бы после того, как ты приведешь себя в порядок, переоденешься, поешь… — раздраженно сказал он, указывая на то, что осталось от ее платья.

— Не нравится? — скривилась Китана. — Уж прости, столько времени в темнице…

— Три недели, — уточнил Саб-Зиро. Китана воззрилась на него, растеряв все слова от изумления.

— Сколько?

— Три недели. С того вечера, когда ты сорвала турнир, прошел двадцать один день.

— Этого не может быть. Я была там долго, очень долго, — прошептала она, огляделась, безотчетно ища, на что опереться. Саб-Зиро тут же подошел, взял ее под руку и заставил сесть на лежанку.

— Там время идет по-другому, это понятно, — сказал он мягче. — Я забрал бы тебя раньше, но не мог. Сидел под замком в подвале храма нашего общего друга Рейдена.

Китана непонимающе затрясла головой — волосы рассыпались, упали на плечи, отвратительно грязные и спутанные. Саб-Зиро прошелся по комнате и заговорил снова:

— Ладно, раз уж тебя это так тревожит, наверное, лучше будет сначала рассказать, что происходило там. А потом объясню, где мы и что придется делать дальше.

Китана кивнула, не отрывая взгляда от пола, по которому бежала маленькая черная ящерица.

— Думаю, мне не надо говорить о том, что после твоего выступления разразился жуткий скандал. Цунга заковали в кандалы, чтобы уважить взбешенных Высших богов, но быстро освободили после их ухода. Они объединились с Рейденом против Императора и Шиннока, которым волей-неволей пришлось заключить союз. Императору предстоит долгое разбирательство, а Шинноку — пренеприятный передел власти, который, скорее всего, будет не в его пользу.

— Императору что-то угрожает? — помертвевшим голосом спросила Китана.

— Не думаю. Разве что он лишился возможности увеличить свои владения за счет Земного Царства на ближайшие пару тысячелетий. И не сможет рассчитывать на союз с Высшими богами, который, впрочем, не особенно ему и нужен. Шинноку, хочет он того или нет, придется защищать Шао Кана в ущерб своему любимцу: такой выходки он Рейдену простить не сможет. Что до тебя, то, разумеется, Рейден воспользовался твоей опрометчивостью. Как я и предупреждал. Твое желание спасти меня против моей воли не может не умилять — равно как и не возмущать — но даже оно не служит тебе оправданием. Расчет Рейдена строился на отцовских чувствах Императора.

— Так, значит, Рейден тебе рассказал о нашем договоре?

— Да, рассказал. С красочными подробностями. И про свой договор со Скорпионом тоже, — сказал Саб-Зиро с усмешкой.

— Значит, он не собирался нас спасать. Он уже тогда знал, что бросит нас, как только получит, что хотел.

— Да. Он рассчитывал, как я уже сказал, на привязанность Шао Кана к тебе. Если бы расчет не оправдался, тебя бы казнили. Но Рейден не ошибся на этот раз. Поэтому, как только встал вопрос о твоей судьбе, он начал давить на Атара и Атлауа, — ты ведь знаешь эти имена? — требуя, чтобы тебя передали ему на попечение. Это означало бы, что у него появится возможность влиять на решения Императора, используя тебя. До тех пор, пока ему было бы выгодно оставлять тебя в живых.

— Меня ждал плен? — спросила Китана, которая чувствовала себя полной дурой — еще хуже, чем после памятной прогулки с Рейном.

— Да. Думаю, мерзавец не выпустил бы тебя из рук ни на минуту. Император и Цунг тянули время как могли, не давая переправить тебя в Земное Царство. Действовать немедленно было затруднительно, за темницами следили.

— Но тогда как вам с твоим… другом удалось пробраться туда и вытащить меня?

— Мне, как ты уже знаешь, пришлось встретиться со Скорпионом. Поединок состоялся, и я проиграл. Однако убивать меня Скорпион не стал. Рейден пообещал ему вернуть его погибший клан и семью в обмен на это. Скорпион разыграл по просьбе Рейдена спектакль с моей смертью и уволок меня в Преисподнюю, а оттуда в Земное Царство. А Рейден отправил меня в подземелья своего храма.

— Но зачем?

— Из особенной любви ко мне, я полагаю, — усмехнулся Саб-Зиро. — А еще для того, чтобы ты была более сговорчива. Поэтому я не смог прийти сразу, и тебе пришлось провести это время взаперти. Думаю, Император охотно избежал бы этого, если б у него был выбор. Все же ты подвергла его публичному унижению и создала целый ворох…

— Пожалуйста, не нужно, — поморщилась Китана, которая еле сдерживала слезы при мысли о том, как сказался ее поступок на тех, кого она оставила во Внешнем мире. — Как ты выбрался?

— Скорпион помог, — сказал Саб-Зиро с ноткой недовольства в голосе. — Рейден обманул и его.

— Клан и семья к нему не вернулись?

— Вернулись, но… В общем, увидишь сама чуть позже. Я выбрался из подземелья, когда раны затянулись, но уйти далеко не успел бы и не добрался бы до Внешнего мира, если б Хасаши меня не нашел и не предложил помощь.

— Значит, вы больше не враги?

Саб-Зиро, подумав, ответил:

— Нет. Мы сочли, что разумнее будет заключить бессрочное перемирие. Дальше мы нашли способ связаться с Цунгом и устроили в замке небольшую провокацию. Отряды Высших богов покинули посты у темниц, а от соглядатаев Рейдена мы избавились сами, как ты помнишь.

— Где мы теперь? — беспомощно спросила Китана.

— Дома у Ханзо, — сказал Саб-Зиро. — Сюда никто без его согласия не попадет, и, хоть тут не слишком уютно, мы, по крайней мере, в относительной безопасности. Что будет дальше, пока не знаю. Придется скрываться, и Император нам не поможет. Открыто, по крайней мере.

— Он меня никогда не простит, — проронила Китана.

— Ты сделала все для того, чтобы так и было, — ответил Саб-Зиро без тени сочувствия.

— А ты? — набравшись смелости, спросила она. Саб-Зиро гневно закусил губу, отвернулся и надолго замолчал. Когда Китана уже отчаялась услышать ответ, он заговорил холодно и зло:

— Чего ты добиваешься? Хочешь, наверное, чтобы я благодарил за то, что ты со мной сотворила? Я лишился всего, что было мне дорого, всего, что составляло мою жизнь прежде. Это хуже смерти…

— И хуже Преисподней? — не выдержала Китана.

— Клан брошен на произвол судьбы, — продолжал Саб-Зиро, сделав вид, что не расслышал ее, — мой брат, обучение которого я так и не успел завершить, думает, что я мертв, и, разумеется, горит жаждой мести…

— Тогда зачем ты за мной пришел, а? Зачем забрал?

— Вымогаешь признание в вечной любви и прощение всех причиненных обид? — спросил Саб-Зиро. — Этого не будет, не надейся. Я не забуду, как ты обошлась со мной. У вас с Рейденом есть нечто общее: вы ни перед чем не останавливаетесь ради своей цели.

Китана до хруста стиснула зубы. Злость мало-помалу перевешивала и усталость, и счастье обретения того, кого она считала потерянным навсегда, и радость избавления.

— А что тогда будет? Подержишь меня здесь, пока все не уляжется, а потом отправишь порталом обратно?

— Это не от меня зависит.

— Послушай меня, — проговорила она с самым угрожающим выражением, на которое была способна, — если ты сию же минуту не…

— Я хочу знать, зачем это тебе было нужно на самом деле, — перебил Саб-Зиро, подходя к ней вплотную. — Для чего я тебе? От безысходности — просто потому что оказался рядом в недобрый час?

— Ты оскорбляешь меня подобными предположениями, — с трудом проговорила Китана. Его близость, как прежде, пугала и завораживала. В крови тут же вспыхнули мириады горячих искр, разбежавшихся по телу нервной дрожью. Китана порывисто обняла Саб-Зиро, жадно вбирая в себя живое тепло, прижимаясь изо всех сил, вырывая у него то, что он никак не желал ей дать. — Ты не понимаешь, что мне ничего больше не нужно, кроме тебя. И ничего, кроме тебя, у меня не осталось. Плевать мне на твой клан, на твоего брата, на Шао Кана и Шанг Цунга…

— Послушай меня внимательно, Китана, — сказал Саб-Зиро глухо. Руки, обвившиеся вокруг ее талии, сжались до боли сильно, но Китана не пыталась противостоять. — Я говорю тебе это первый и последний раз, так что сделай одолжение, отнесись серьезно к тому, что сейчас услышишь. Тогда, во время поединка, в Преисподней, и после, когда меня забрал Рейден, я не мог думать ни о себе, ни о клане, ни о брате. Я думал о том, что будет с тобой после того, что ты натворила, и, провались ты к демонам, не мог перестать о тебе беспокоиться даже тогда, когда решил, что Хасаши вот-вот меня прикончит. Это помешательство, ничего более, но, раз уж все случилось так, а не иначе, бороться с этим я больше не буду. Если ты сейчас согласишься стать моей, уйти уже не получится. Я тебя не отпущу. Даже если будешь просить, даже если попытаешься сбежать, или Император надумает забрать тебя обратно — ты останешься. Поняла?

Китана нервно сглотнула. Долгожданное признание звучало жутко, будто приговор. Саб-Зиро нетерпеливо тряхнул ее, заставил поднять голову и заглянул в глаза. Во взгляде его было темное, пугающее выражение — смесь отчаяния, злости и чего-то, чему она не могла подобрать подходящее название. Одержимость.

— Я остаюсь с тобой, — неожиданно для себя самой сказала Китана. Он недоверчиво покачал головой, и она продолжала: — Да. Я даю тебе слово, что…

— Не стоит. Просто помни, что я тебе сказал. И что я тебя предупредил, — прервал он с мрачной усмешкой и тут же, разжав руки, оттолкнул ее в сторону. Некоторое время оба молчали, осмысливая произошедшее, потом Саб-Зиро заговорил обычным спокойным и размеренным тоном:

— Раз с этим вопросом покончено, займемся насущными делами. Тут недалеко есть что-то вроде купален. Я выйду ненадолго, потом вернусь за тобой. Цунг передал для тебя кое-какие вещи на первое время, так что за одежду не переживай.

— Куда ты? Я с тобой, — встревожилась Китана, которой не хотелось сейчас расставаться с Саб-Зиро даже на несколько секунд. Он пожал плечами:

— К чему? Просто поговорю кое о чем с Ханзо, да приготовлю все необходимое.

Китана смерила его недоверчивым взглядом. Что-то было не так: в его словах, в его голосе… Во всем.

— Что такое? Что ты скрываешь?

— Да ничего…

— Тогда почему мне нельзя прямо сейчас пойти с тобой?

— Китана, да послушай… — начал было Саб-Зиро, но она уже бежала к перегородке, отделявшей комнату от улицы. С трудом сдвинув ее, Китана выскочила на крыльцо и застыла, закрыв рот руками от ужаса. Между многочисленными утопавшими в зелени низкими домишками, на отсыпанных камнями дорожках, на широкой утоптанной площадке для тренировок — повсюду были призраки. Мужчины, женщины, дети — несколько десятков неупокоенных духов мирно занимались повседневными делами, а некоторые смотрели на Китану странными пустыми глазами. Позади послышался короткий смешок. Китана едва не подпрыгнула от страха. Рядом с ней возник высокий человек в одежде воина.

— Добро пожаловать в Ширай Рю, принцесса Китана. Ханзо Хасаши или, если угодно, Скорпион, к вашим услугам.

— Ск… Скорпион? — заикаясь, переспросила Китана. Послышались шаги. На крыльцо вышел Саб-Зиро, взял ее за руку и притянул к себе.

— Хасаши, я же тебя просил убрать их с глаз долой, пока не объясню ей, что да как.

— А разве ты не этим там битый час занимался? — спросил тот с ехидной улыбкой.

— Что это такое? — вмешалась Китана. — Что именно он должен был мне объяснить? Почему они все… Такие?

— Такие мертвые? — закончил за нее Ханзо. — Потому, принцесса, что Рейден обманул меня, как и вас. В обмен на жизнь нашего общего друга он пообещал мне вернуть семью и клан, а я не додумался уточнить, что все они должны вернуться живыми.

Китана устало прикрыла ладонью глаза.

— Мне, кажется, нужно прилечь.

Саб-Зиро послал Ханзо убийственный взгляд и, обняв Китану за плечи, увел назад в дом.

Страница произведения: https://fanfics.me/fic126121