Я наблюдал за его реакцией. Удивление в широко открытых глазах. Он завороженно смотрит на меня, я вижу, как взгляд меняется. Исчезает удивление, на смену ему приходит неизбежная брезгливость, которая вот-вот сменится отвращением. Он неумело пытается скрыть это отвращение – переводит возмущённый и брезгливый взгляд на улыбающегося помощника – чёрт знает что! У него появляется подозрение, что над ним насмехаются! Но он хорошо знает своего помощника, и потому подозрение, что над ним насмехается тот, кому он платит кучу денег, не берёт верх над его расчётливостью.

Я наслаждаюсь такими моментами. Люди видят во мне дебила, олигофрена, кретина, аутиста или просто идиота. Они вспоминают виденные прежде на картинках одутловатые лица, искажённые черты лица, мертвенно-восковую кожу и вспоминают, что это и есть признаки дебилизма, олигофрении, кретинизма и аутизма. Все эти признаки – как на листах медицинского атласа – присутствуют на моём лице. Внутреннее чувство самосохранения заставляет их отшатнуться, отдалиться и наблюдать с почтительного расстояния – словно из страха, что те качества, которые они усмотрели во мне, непременно передадутся им. Я знаю, что стоит мне сделать небольшой шаг вперёд – и они с воплем сорвутся со своих кресел, истошно крича, чтобы меня увели туда, откуда привели.

Такие сцены – для меня наслаждение. Именно в эти короткие минуты, даже секунды, люди раскрываются, показывая, кто они есть на самом деле. Ничтожества в роскошных креслах из натуральной кожи, в дорогих костюмах с эмблемами персонального кутюрье, с золотыми часами, никогда не показывающими правильное время, с массой прочих дорогих аксессуаров, единственное назначение которых – продемонстрировать, насколько они уважают себя и презирают других. Но в силу собственного дебилизма, кретинизма и тупости они даже не догадываются, что вся эта мишура вызывает отвращение, насмешку и сарказм у нормальных людей. Таких, как я. Ибо я нормален, а они – нет.

Да, моё одутловатое лицо стягивает жуткая маска, на которую они не могут смотреть без отвращения. Нарушено всё, что может быть нарушено. Нет мимики – это страшит и даже бросает в дрожь окружающих. У меня ковыляющая походка – но это не из-за того, что нарушена координация движений, а из-за мозолей на ногах, которые продолжают расти, несмотря на все старательства и ухищрения медиков. Я – тот редкий случай, когда врачи перестают рекомендовать гулять побольше, а советуют ходить поменьше, чтобы не слишком нагружать ступни ног.

Помощник быстро подходит к Боссу, мистеру Неготтари, и начинает шептать ему на ушко. Рассказывает, что моё такое лицо – следствие тяжелейшей болезни, которая когда-то приковала меня на несколько лет к койке. И что за этой чудовищной маской скрывает блестящий ум одно из ведущих специалистов…

Я слышу всё. Сказать, что у меня острый слух – это ничего не сказать. Я слышу шёпот за десятки шагов от себя. Я шокирую врачей, когда те проверяют меня с помощью специальной аппаратуры. Они разводят руками – и говорят в один голос, что не видели никого, кто бы мог соперничать со мной по остроте слуха. И по избирательности. Если бы я избрал карьеру дирижёра, то с лёгкостью бы улавливал отдельные фальшивые нотки в звучании любого из ста инструментов оркестра.

Конечно, природа и болезнь наградили меня этим не бесплатно. Платой оказалось потеря обоняния. Я почти не слышу и не разбираю запахов. Разве что, когда запах очень сильный, противный и мерзкий. Как запах нашатыря, который мне подсовывали под нос в больнице, когда я терял сознание. Природа не терпит пустоты, и если в одном месте отнимается, в другом прибавляется.

Тысячу раз я убеждался в правоте этого великого суждения. Судьба отняла у меня здоровье, но наградила таким умом, какого нет ни у кого. Первые же приступы моей болезни, заставившие оставить школу, даровали мне острый слух. Только благодаря этому я услышал, как доктор и отец в другой комнате обсуждали моё лечение. И как доктор говорил, что болезнь не поддаётся лечению. Наверное, он при этом разводил руками. Но потом осторожно добавлял – есть новый способ, сложный, дорогой и с не высокими шансами на успех. Отец отвечал резко – любые деньги. Один шанс из десяти, – уточнял доктор. Десять процентов успеха – это уже что-то, отвечал отец. У него был такой характер – он умел вцепиться и выжать всё. Так что меня вылечили. Отец продал наш второй дом, чтобы расплатиться за лечение – какие-то невероятные препараты стоили фантастические деньги. Денег убавилось, а моей жизни прибавилось.

Меня вылечили, но лечение полностью убило мою иммунную систему. Меня могла убить лёгкая простуда, малюсенькая инфекция.

Моя комната превратилась в нечто-то среднее между тюремной камерой повышенного комфорта и медицинской лабораторией. Выходить мне запрещалось. Всё стерильно. Наглухо закрытые окна, воздух подавался через специальные фильтры. Из соседней комнаты сделали шлюзовой тамбур, в котором посетители – мама, папа или доктор – надевали марлевые маски на лицо, колпаки на голову, бахилы на ноги и халаты на плечи. Маски, колпаки и бахилы были одноразовыми, а халаты стирали в специальной прачечной. Сквозь тамбур я временами слышал, как отец выговаривал маме – или ты заходишь с улыбкой на лице, или ты не заходишь вообще.

Отец имел стальной характер. Я жив благодаря ему. Если бы не он, мои бы кости давно бы уже гнили на городском кладбище. Но там сейчас гниют его кости. Я всегда говорил, если в одном месте прибавляется, то в другом отнимается. Отец прожил всего пятьдесят четыре года. А я сейчас живу вместо него.

Два года в стерильной комнате разделили мою жизнь на периоды «до» и «после». Это были годы, прожитые не в обычном, а в виртуальном мире. Два компьютера создали для меня тот виртуальный мир, который превратил меня из болезненного мальчика в программиста и электронщика.

Известно, что настоящему музыканту достаточно взглянуть на ноты, и он уже слышит в голове мелодию. Я целый год – в эпоху «до» – занимался музыкой и могу подтвердить это.

Тоже случается в программировании. Нет, я не говорю о языках высокого уровня – о «Паскале» или «Си». Это другое программирование. А вот чтобы программировать на языках низкого уровня, в машинных кодах, нужно перестроить своё мышление. Нужно не переводить свои мысли на язык понятных машине кодов, а мыслить, как машина. Нужно научиться воспринимать мир в двоичном коде. Если вы спотыкаетесь о число, записанное как «101101» и вам нужен специальный калькулятор, чтобы перевести его в десятичный код – вы никогда не сможете написать красивую программу в машинных кодах. И, тем более, когда вы пишите в микрокодах.

Вы сможете считать себя программистом лишь тогда, когда вы научитесь видеть, что выполняет программа, лишь читая текст. Как музыкант слышит мелодию, не проигрывая её на музыкальном инструменте.

Этому можно научиться лишь тогда, когда начинаешь эту учёбу в десять или двенадцать лет. И когда отдаёшься этому полностью, без остатка.

Точно также хорошим музыкантом можно стать, только если начнёшь заниматься музыкой в детском возрасте. Потом ум человеческий словно костенеет, теряет гибкость и необходимую способность иначе взаимодействовать с миром. Можно, конечно, научиться музыке и в двадцать лет, но такой музыкант будет играть лишь для себя и для своих друзей. Ни в одном симфоническом оркестре вы не найдёте музыканта, начавшего знакомство с музыкой в двадцать лет.

Парни, начинающие заниматься программированием в двадцать лет, и полагающие, что добьются успеха, ничего, кроме насмешки, у меня не вызывают. Девушки – тем более. Один только бог знает, чем забиты их головы.

Тогда отец передал мне специальную кредитную карточку для покупок через интернет. Я покупал книги.

Я слышал, как мать выговаривала отцу, что он мне слишком много позволяет. Что нельзя столько времени сидеть у компьютера. Что я гублю и так слабое здоровье. И насколько это ужасно, что меня ничего, кроме компьютеров, не интересует. Отец отвечал, чем более, мальчику – то есть мне – интереснее с компьютерами, тем более будет он хотеть жить, и тем сильнее мобилизует все свои скрытые резервы на восстановление иммунной системы.

Я очень хотел жить. Мне очень доказать всем, что я не просто живой – живее всех их, отделившихся от меня стенами и заборами.

Настал день, когда мне разрешили выйти и даже встретиться с моим школьным товарищем – Максом. Это была идея мамы. Я слышал, как она обсуждала это с отцом. Её очень беспокоило то, что я расту замкнутым и нелюдимым. И что надо попытаться восстановить утраченные контакты.

По-моему, восстанавливать было нечего. В начале моего заточения я ещё пытался через фейсбук, через всякие мессенджеры, поддерживать контакты со своими школьными друзьями. Но постепенно обнаружил, что у нас совершенно разные интересы. То, что было интересно мне, было безразлично им, а то, что было интересно им, вызывало у меня насмешку.

Встреча состоялась. Стерильность в нашем доме к тому времени стала сумасшествием семьи. Макса заставили надеть тапочки и тщательно вымыть руки с мылом. Хотя к этому времени моя иммунная система возобновила работу.

Я не ошибся. Пол часа вялой беседы, прощание – и Макс навсегда исчез из нашего дома.

Мистер Неготтари указывает мне на кресло у стола и начинает улыбаться. Понял, с кем имеет дело.

– Так это вы нашли подслушивающую аппаратуру в компании Смита и Брегга?

Я киваю головой. Конечно, ему нужен рассказ.

– Подслушивающая аппаратура была вмонтирована в прозрачное стекло журнального столика в кабинете главы компании. В стекло было вмонтирована солнечная батарея, поглощавшая всего пять процентов падающего на неё света – чтобы не потерять прозрачность. Аккумулятор с прозрачными – из-за микроскопической толщины – анодом и катодом. Микросхема на кристалле толщиной в четырнадцать нанометров, и из-за этого также прозрачная. Серебряное напыление по периметру стекла – антенна. Все разговоры записывались, и во время разговоров по мобильным телефонам, которые происходили в том кабинете, передавались на ретранслятор, установленный на крыше здания напротив. Передача шла на той же частоте, на которой работают мобильные телефоны, так что заметить появление ещё одного передатчика было невероятно сложно. Для шифровки траффика использовался тот же алгоритм, что используется в мобильной связи. Полная иллюзия того, что происходит ничего не значащий обмен информации с оператором мобильной связи или приём сообщений.

Мистер Неготтари восхищённо смотрит на меня. Мне не нравится, когда к людям обращаются по именам или вот так официально – «Мистер Неготтари». Я использую клички, и для меня он всегда будет просто «Босс». Официально, разумеется, я буду обращаться к нему в соответствии с нормами этикета. Но у меня всегда будет фигурировать под кличкой.

– Во сколько же ему обошлась такая проверка?

– По сравнению со стоимостью нанесённого ущерба – копейки.

Даже слепой заметил бы, как забегали глазки у Босса. Его мысль работает в правильном направлении – мои услуги стоит оплатить, как бы дороги они не были. Ущерб, который может нанести ему прослушка, будет во много раз больше.

– Можно полностью обезопасить себя «жучков»?

Ага, ему нужна гарантия. Все в той или иной форме задают такой вопрос, хотя и сами прекрасно знают ответ.

– Можно лишь только в том случае, если вокруг вас – хотя бы в радиусе пятидесяти-ста метров не будет ни одного электроприбора. Даже осветительной лампочки.

– Ух ты! – Босс не удержался от восклицания. – И что, кто-то шёл на такое?

– Один такой случай я знаю. Клиент переехал жить в особый дом – без электроприборов – в глухой деревне, чтобы избежать… Вы догадываетесь, чего. Последствия были, к сожалению, печальные.

Брови Босса взметнулись вверх.

– Что значит печальные?

– Его всё равно нашли.

Я делаю паузу и поясняю:

– Не всегда нужно уничтожать всю подслушивающую аппаратуру. Иногда полезно что-то оставить, чтобы ваш противник полагал, что вы у него «на крючке».

Босс обдумает услышанное. Заглатывает крючок, который я ему забросил.

– Чего мне нужно бояться более всего?

– Не «чего», – поправляю я, – а «кого». Людей в вашем окружении, прежде прочих – тех, кто вне всяких подозрений.

Мне не нужно поворачивать голову, чтобы увидеть, как напрягся помощник Босса. Ага, ты думал, что я у тебя в кармане? Не торопись, теперь я охотник, а ты дичь. Ты думаешь, я буду тебе благодарен за то, что ты меня навёл на «жирного» клиента? Не тот случай. Я никого никогда не благодарю. Благодарить должны меня. Те, кто живут спокойно. А те, кто меня не знают, должны быть благодарны за то, что им не приходится прибегать к моим услугам.

На одной из фирм, меня прозвали Квазимодо. Я знал это потому, что частью обеспечения безопасности клиентов, является прослушка, которую организую я сам. Клиенту об этом знать незачем. А мне нужно знать о фирме всё – чтобы понять, откуда может исходить угроза. Кое-что мне рассказывают, до остального я докапываюсь сам. Та фирма – докопался я – занималась отмыванием чёрных капиталов. Пять-семь фирм передавали по цепочке друг другу капиталы так, чтобы их след терялся. Мне пришлось сесть за учебники по экономике и банковскому делу, чтобы понять схему. Я нашёл слабое место в их схеме и слил информацию так, чтобы виновным в провале оказался именно тот, кто приклеил ко мне такое прозвище. Так что пусть радуется, что отделался всего пятью годами. В таких делах бывают наказания похлеще, и не от суда. А часть от тех четырнадцати миллионов, на которых он погорел, перепала мне. Им было не до выяснения, почему при переводе тех четырнадцати миллионов из банка в подставную инвестиционную компанию сумма транзакции изменилась. Тем более, что вся сумма после суда перешла государству. Просто я назначил себе гонорар – за избавление государства от фиктивной компании – в скромные пять процентов от той суммы. На эти деньги я купил себе тот дом, в котором и живу. Мой дом – он же и моё место работы. Цокольный этаж дома – это мой офис. Как в настоящей фирме – кабинеты, мастерские, лаборатории. Все работающие у меня инженеры получают в пользование лэптопы и даже не догадываются, что через эти лэптопы я их потихонечку слушаю. Нет, конечно, всё слушать невозможно. Есть специальная программа, которая по определённым критериям фильтрует записанные разговоры, отправляя мне только те фрагменты, которые прямо или косвенно имеют отношение ко мне или к моей работе. Мне наплевать, с кем они спят, что они пьют и что смотрят по телеящику.

Сложно было с прислугой. Я – как трезвомыслящий и не витающий в облаках человек – не доверяю никому. Но кто-то же должен убирать в моём доме, я с детства привык к чистоте, к чистоте настоящей, такой, что бы ни пылинки, как в стерильной комнате! Пусть хоть языком лижет, мой дом и пыль – понятия несовместимые! Где искать прислугу? Нанять трудолюбивую китаянку? А если она будет с кем-то обсуждать меня на китайском языке? Я же ничего не пойму, не доверять же записи прослушки посторонним! Нужна была местная жительница, желательно, в возрасте – чтобы не искала другое место и не имела бы тысячи знакомых. Мне не оставалось иного выхода, как обратиться в бюро по найму прислуги, где я с грустным лицом объяснял, что у меня слабая иммунная система, и из-за этого мне нужна очень старательная прислуга, желательно не молодая и так далее. И они мне нашли женщину лет пятидесяти, одинокую, безо всякого образования, которой я был совершенно безразличен. Для меня это важно, ибо я знаю, что предают друзья и близкие, а от того, кому ты безразличен, сюрпризов не будет. Я сразу же подарил ей водонепроницаемые и противоударные электронные часы, чем весьма изумил её. Я убедил её, что часы эти мне достались бесплатно, и мне совершенно не сложно подарить их. Жалко, когда красивые часы лежат дома без дела, мне их дарить некому. И она согласилась, и с тех пор постоянно носит их. У меня были опасения – как бы она не передарила их кому-то, поэтому я выгравировал на часах дарственную надпись. Часы с трогательной надписью никому не передашь. И вот я уже три года слежу за её разговорами. В разговорах она обо мне упоминает редко, а если и упоминает, то с жалостью, какую испытывают сердобольные старушки к больным людям. Она также мне готовит, но это совсем не сложно. У меня авгезия – утрата вкусовых ощущений. Мне всё равно, что я ем, лишь бы еда была съедобной. Помню, мама смеялась, когда выяснилось, что я не ощущаю вкуса – твоя жена счастлива будет. А когда выяснилось, что никогда не женюсь, так как болезнь убила во мне то, что превращает мальчика в мужчину, мама смеяться перестала. Но если в одном месте убывает, то в другом прибавляется. Я не ощущаю вкуса еды, зато у меня хорошее зрение.

– Как вы проверяете надёжность защиты?

– Пытаюсь взломать. После того, как выполнена проверка, как установлено всё необходимое оборудование, пытаюсь взломать защиту.

– Разве вы этого не делаете по ходу установки защитного оборудования?

Босс этой фирмы умом не блещет. В бизнесе – я допускаю – он разбирается, а во всём остальном – круглый ноль. Это бывает, и гораздо чаще, чем люди думают.

– Технологии изготовления ключей и отмычек не совпадают. В моей фирме есть специальное подразделение, которое проверяет выполненную работу разными методами, в том числе и методом контролируемого взлома.

Конечно, я умалчиваю, что это подразделение – всего два человека. Такие фирмы, как моя, ничего не должны афишировать. Поэтому и офис в моём доме. И налоговая инспекция ко мне относится очень осторожно, с нежностью, со снисхождением, с мягкостью – как и положено относиться к инвалиду.

Босс с любопытством смотрит на меня.

– Вы можете взломать мой лэптоп?

Я смотрю на него с удивлением. На столе лежит обычный лэптоп, «Леново», экран не закрыт, видна открытая таблица, созданная программой «Эксель».

– Что вы имеете ввиду? Подключиться по сети к вашему лэптопу? Снять информацию с него? Вычислить пароль входа?

Босс не ожидал моего вопроса. Он задумывается на секунду и объявляет:

– Например, пароль.

Я киваю. Нелепая просьба, но ради демонстрации их убожества готов. Достаю из папки небольшую коробочку и кладу её на стол. Босс и его помощник внимательно наблюдают за мной.

– Сделайте три рестарта, – прошу я. И демонстративно отворачиваюсь от компьютера.

Смехотворное задание. Абсолютное большинство не слышат, какие звуки издают клавиши, когда человек нажимает на них. Полагают нажатия бесшумными. Но на самом деле, клавиши звучат. Каждая по-своему. Прибор, который я положил на стол, запишет эти звуки.

Босс послушно делает то, что я просил его. Затем подвигает лэптоп ко мне. Но я его останавливаю, и прошу дать другой в лэптоп, безразлично какой, мне нужно подключить коробочку мою через «ю-эс-би». Он соглашается и мне приносят другой лэптоп. Я запускаю программу с моего детектора и сравниваю с теми звуками, которые слышал. Я слышал нажатия и сосчитал – имя пользователя было в семь символов, пароль – в восемь. Минуту я анализирую оцифрованную запись, затем раскрываю простейший редактор и записываю четыре варианта, близких друг к другу. Два символа распознавались плохо.

– Один из этих. Если бы мне удалось оставить этот детектор возле компьютера на час, например, под столом, то узнал бы не только пароль.

Босс смотрит на экран, потом на меня, и снова на экран и издаёт звук, не то восхищения, ни то удивления.

– И что вы теперь можете?

– Всё. Если я оставлю этот прибор здесь, – я показываю на детектор, – то завтра, то буду знать всё о вашей компьютерной сети.

Я немного блефую. Но им об этом знать незачем.

Босс и его помощник смотрят друг на друга.

– Нам нужно, – наконец говорит Босс, – Обезопасить два офиса. Этот и загородную резиденцию, которая находится на небольшом острове в нескольких милях от побережья. Мы называем её «Горной лилией».

Я киваю головой и достаю из папки проект контракта.

При первом же посещении «Горной лилии» я понял, что именно она будет моим главным объектом. Это были три здания за двумя добротными заборами, увенчанными колючей проволокой. Внешний забор состоял из плотно пригнанных досок, внутренний – обычная металлическая сетка. Полоса между заборами в два-три метра шириной контролировалась собаками. Трёхэтажное здание, облицованное мрамором, называли Виллой, длинное двухэтажное здание, отделённое от Виллы большой клумбой, служило гостиницей. Третье здание, одноэтажное – служебное помещение. На крыше гостиницы сверкали синевой панели солнечных батарей. Две спутниковые антенны.

Способов прослушки такого объекта было – хоть отбавляй. С моря, до которого было не более четырёхсот метров, можно было работать направленными микрофонами. Правда, Вилла закрывала собой гостиницу, но гостиница была видна из расположенной неподалёку деревушки. С восточной стороны, на расстоянии в три сотни метров, скала со сложной топографией, где также легко можно было спрятать направленный микрофон. Ещё дальше – памятник архитектуры пятнадцатого века – башня Медичи. Она высокая, но серьёзной угрозы не представляет – из-за туристов, которые ежедневно карабкаются по щербатым ступенькам наверх. Стёкла в доме – обычные, прослушке не помешают. Радиоаппаратуры – всех сортов и фасонов. Есть, куда спрятать микрофоны. На Виле есть красивый зал заседаний, но особое внимание велено было уделить глухой комнате – без окон – в цокольном этаже здания. Обитатели резиденции с восторгом и смехом называли её «интимной».

В гостинице было двенадцать небольших по размерам, но прекрасно обустроенных двухкомнатных номеров и девять номеров попроще. Ясно было, что здесь время от времени проводятся встречи и совещания деловой элиты. Нас предупредили, что мы на время работы можем бесплатно селиться в номерах, которые попроще. Безумием было бы каждый день ездить, дорога в оба конца требовала шесть часов.

Мои помощники вместе с сотрудниками охраны два-три дня лазили по усадьбе с самой совершенной аппаратурой – искали жучки и возможные каналы утечки. После этого я представил свой проект: обшить «интимную» изнутри сталью для полного экранирования, убрать из этой комнаты все электроприборы, освещение заменить на хемолюминесцентное, установить генераторы электронного шума, оборудовать резиденцию системой отключения от внешней сети во время заседаний в «интимной» комнате. Судя по тому, с какой лёгкостью они согласились на всё это, им было, что прятать от любопытных глаз.

У меня чутьё на обладателей «особых» секретов. Известно – любая корпорация стремится держать в секрете ту информацию, которой могут воспользоваться конкуренты, или которую полезно скрыть от глаз финансовой инспекции. Это нормально – каждый человек, каждая фирма, стремится зарабатывать побольше, а налогов платить поменьше. Способы уклонения он уплаты налогов бывают разные. Например, юристы фирмы отыскивают среди тысяч изданных законов такой, который даёт право на скидку при уплате налогов. Всё законно, хотя об этом законе все уже давно забыли. Иногда бывают умолчания, искажения и прочие мелочи, которые позволят уйти от уплаты. Это дело фирмы. Поймают их – заставят заплатить, Не поймают – выиграли. Меня это не касается. И я говорю, когда меня в очередной раз вызывают на консультацию – считайте, что я не умею читать. В тот момент, когда эксперт по защите данных начинает интересоваться содержанием этих данных, он перестаёт быть защитником.

Но иногда я чувствую – здесь что-то не так. В цепочке действий компании – проектирование, закупки сырья, производство, сбыт – что-то нарушено. Одно звено отличается размерами от остальных. И тогда это отличающееся звено становится золотым. Для меня.

Самый разительный случай был связан с неким строительным банком. Меня пригласили проверить банк. А после того, как вытащил пару «жучков», попросили доработать защиту.

Один из «жучков» мне не понравился. Слишком профессионально был сделан. Конечно, со мной им тягаться нечего, но тот, кто его ставил, своё дело знал хорошо, и работал не наугад.

Я понял, что этот строительный банк может стать для меня Клондайком. Несколько месяцев прослушки подтвердили – через банк проходит отмывание денег – доходы от сбыта наркотиков.

Мне пришлось проявить чудеса изобретательности и адское терпение, чтобы «общипать» эту курочку. Главное – всегда я твердил себе – не оставлять никаких следов. Покупал старые лэптопы – обычно у студентов и только за наличные – и с них вскрывал потаённые файлы далёких пользователей. После каждого взлома лэптоп уничтожался. Уничтожался по настоящему, а не так как это делают неучи. Материнская плата и диск попадали в небольшую печь, где их ждал разогрев до 400 градусов. После этого уже никакое ЦРУ не докажет, что именно с этого компьютера я входил в сеть ФБР. Всё распалось и сгорело. В тот же день обгоревшие железки попадали в металлолом. Бережённого бог бережёт. Вход в сеть с этих лэптопов я выполнял из кафе, из открытых источников интернета в университете, из больниц и различных госучреждений. Каждый раз – с другого ай-пи адреса. И, разумеется, через прокси сервера, которые меняют адреса. Для тех, кто хотел бы найти меня, первой задачей было бы прорваться сквозь прокси, затем нужно было отыскать откуда и с какого компьютера заходили. Но как найдёшь, если ничего не повторяется? Искать в большом городе, в котором, вдобавок, каждый год бывают миллионы туристов, не просто. Перед тем, как усесться за столик в кафе, я внимательно проверял – нет ли камер слежения? Не может ли кто усесться сзади меня так, что бы видеть мой экран? Тысячи мелочей, которые должны учитывать профессионалы. И только тогда, когда всё осмотрено и проверено, я заказывал стакан сока или минеральной воды и салат – чтобы не выделяться, и начинал работать. Спиртное я не употребляю.

Этот проект занял у меня гораздо больше времени, чем планировал. Мне дважды приходилось менять стратегию. Но своего я добился. Я сделал то, во что не возможно было поверить. Если бы в начале пути, мне бы кто-то сказал, что я добьюсь успеха с помощью той стратегии, к которой в конце концов пришёл, то не поверил бы. Но свершилось. Из пункта «А» – как в школьных задачках – было отправлено шесть мешков с деньгами, а до пункта «Б» дошло только пять! Если вы полагаете, что шестой мешок с миллионами внутри попал ко мне, то сильно ошибаетесь. Вместе с мешком денег вы можете получить такое количество проблем, которое заставит вас забыть об этих деньгах. Большую часть этих денег получил некий Мастер по биржевым сделкам. Я вычислил его. Он был талантлив – в своём деле – не менее меня. Особенность его таланта – умение обрушивать акции той или иной компании. Если Архимед говорил – «Дайте мне точку опоры, и я переверну землю», то этот мастер говорил – покажите мне компанию, и я скажу, во сколько обойдётся обрушение её акций. Мешок денег перекочевал к нему. Через интернет нашёл какого-то дурня, которого удалось убедить взять мешок в одной точке и отнести в другую. Спустя пару часов этот дурень, разумеется, скончался, но кто сумеет доказать, что это не было случайностью? Тот, кто помог ему скончаться, я таких людей называю «санитарами» и стал обладателем ста тысяч гонорара, что были обещаны тому дурню.

Некоторые для обозначения такой работы используют слово, начинающееся с буквы «у» и кончающееся буквой «а». Часто им неприятно выговаривать это слово, и они пользуются английским эквивалентом, начинающимся с буквы «к» и заканчивающимся буквой «r». Словно это заграничное слово звучит лучше. Не выход из положения. Я не суеверен, но глупая людская молва приклеивает к некоторым словам всё неприятное и негативное, что только может быть.

Например, слово «ростовщик». Вы слышали его – и сразу в вашем воображении возникает неприятный толстый тип, часто с невероятно большим носом, обливающейся потом от массы надетых на себя одежд из парчи и кашимира, и дрожащий от страха за кованный сундук, набитый деньгами.

А вы попробуйте без него обойтись. У вас есть надёжная и хорошо обдуманная идея – построить фабрику, которая будет давать тысячу золотых монет дохода. Но где взять те пять тысяч монет, которые нужны для того, чтобы эту фабрику построить? Времена докапиталистические. Банков ещё нет. Вы идёте к ростовщику, показываете и свой проект. Убеждаете его в перспективности. Ростовщик – не глупый человек, а специалист по инвестициям с большим опытом, как сказали бы в наши дни. Он раскрывает сундук и достаёт требуемые пять тысяч монет. За это вы в течении десяти лет будете платить ему по 600 монет.

Все в выигрыше. У вас есть фабрика, которая приносит хороший доход. Ростовщик возвращает ссуженные деньги с хорошим процентом. И даже простолюдины выиграли – у них теперь есть работа.

Продолжаете считать, что ростовщик – это плохо? Международный Банк Реконструкции и Развития – тоже плохо? А ведь он начался с тех самых ростовщиков, которые тысячу лет назад придумали чеки и векселя. Состоятельному идальго не нужно было брать в поездку кожаный кошель с золотыми монетами. Он шёл в Мадриде к надёжному ростовщику, который в обмен на сотню монет давал странное письмо с каббалическими символами, кое не могло заинтересовать в дороге ни одного вора. Но в Константинополе другой ростовщик, который даже не был знаком со своим мадридским коллегой, в обмен на это письмо отдавал ему те самые сто монет! Минус комиссионные, конечно. Сейчас мы называем такое письмо чеком. Вместо каббалических символов – водяные знаки.

Есть люди, от которых в жизни ничего не остаётся. Чёрточка между двумя датами. Никому не помог, никому не помешал. Но есть и те, которые мешают. Чёрт с ней, чёрточкой между двумя датами, она – что есть, что нет. Но чего стоит жизнь человека, который мешает провернуть миллионную сделку? Сам он с того ничего иметь не будет, всё равно останется чёрточкой, а другие пострадают. Волки в лесу избавляют фауну от больных и слабых животных, а в людском обществе санитары избавляют нас от тех, чей удел – оставаться чёрточкой между двумя датами.

Мастер в нужный день указал мне на компанию, акции которой внезапно упали – раза в четыре за неделю. Представляю, какое настроение было в те дни у сотрудников этой компании! Я купил большой пакет акций этой компании, даже ссуду брал. А затем акции этой компании помчались вверх, да так хорошо, что проскочили даже ту отметку, которая была до начала кризиса.

В результате я заработал больше, чем было в том мешке, который не добрался до точки «Б». Остальные мешки, кстати, также не обрались до этой замечательной точки – они попали в руки ФБР. Считайте это моим вкладом в борьбу с мировой наркомафией.

И – несомненное свидетельство моего таланта – у руководства банка не возникло и миллионной доли процента подозрения в том, что существует связь между потерей тех шести мешков и моей работой. В самом деле – какая может быть связь между регулярными проверками банка на наличие подслушивающей аппаратуры и перехватом в тысячах километров от банка группы курьеров с деньгами? Курьеры пытались скрыться, но разве от ФБР убежишь? Пропажа одного мешка отошла на второй план – в ФБР довольны, что поймали группу курьеров с поличным, а наркобароны решили, что один мешок в ФБР припрятали для себя.

С некоторых пор я прозвал подобные проекты «ощипыванием кур». Дома у меня стали появляться статуэтки различных курочек. Каждая курочка – успешно реализованный проект. Если ощипанная курочка была жирной, то я старался найти в магазинах дорогую фарфоровую курочку, если успех был поскромнее, что курочка оказывалась глиняной или пластмассовой. Мама обратила внимание на моё увлечение и даже мне подарила очень удачную статуэтку, изображавшую курочку и петуха вместе. Никакой проект с этой курочкой не был связан, и я спрятал статуэтку в подвале.

Новый проект, весьма дорогой и прибыльный для меня, обещал стать для меня следующей курочкой. Двух поездок на этот остров хватило, чтобы понять – интимная комната обустраивается не просто так.

Установить микрофон в комнате, обшитой изнутри металлическими листами, требовало совершенно иного подхода. Нет, и не может быть подвода электроэнергии. Не установить солнечные батареи – хемолюминесцентные лампы используют только во время совещаний, в другое время там царит мрак. Невозможна связь.

Я не привык пасовать перед трудностями. Маленький генератор, аккумулятор, микрофон и передатчик были вмонтированы в дверную петлю. Массивная стальная дверь была устроена так, что дверные петли оказывались внутри помещения. Это усложняло взлом снаружи – если дойдёт до такого. В дверную петлю был вмонтирован микроскопический пьезогенератор. При открывании и закрывании двери он вырабатывал электроэнергию. Немного, но для моего нанооборудования хватало. Изготовленный мною микрофон стал самым миниатюрным из тех, какие мне доводилось когда-либо делать. Я придумал поручение для работников охраны – время от времени, разумеется, когда в особняке нет хозяев и гостей и всё тихо – проводить диагностические проверки работы сигнализации. Вот, пожалуйста, готовая программа. Нажимайте клавишу «Пуск» и смотрите, как таблица заполняется красивыми зелёными пометками “Passed”. Тест длится 6–7 минут. Если хотя бы одна строка не удостоится значка “Passed”, то по окончанию теста нужно нажать кнопку “Send Log”. Техник немедленно свяжется с вами. Наша аппаратура очень надёжна, регулярные проверки не нужны, но если вы раз в неделю или раз в месяц прогоните тест – система останется довольна.

Не нужно было иметь особую наблюдательность, чтобы заметить, как одним взглядом Босс приказал начальнику охраны – будешь делать проверки каждую неделю.

Я на это и рассчитывал. Во время прогона диагностического теста информация с микрофона в дверной петле будет снята и транслирована мне. Даже если будет установлен другой комплект поисковой аппаратуры, процедура считывания записанной информации будет восприниматься, как часть тестовой проверки.

Обратил я внимания на ещё одну любопытную деталь. Не в гостинице, а на Вилле постоянно живёт некая странная особа по имени Конкорда, явно не местная. Смуглая кожа, тёмные мягкие волосы, заострённые скулы, непривычный разрез глаз – всё выдавало уроженку Латинской Америки. Назвать её красивой я не мог, и в то же время в выражении её лица было что-то притягательное. Говорила она мало и со странным акцентом. Все относятся к ней с подчёркнутым почтением. Для неё на втором этаже была оборудована отдельная квартира с электронным замком – таким, чтобы без её спроса и в её отсутствие никто не мог бы зайти. Проверка её квартиры проходила так же, как и других комнат, за исключением маленькой детали – эта женщина очень внимательно – до неприятного – наблюдала за нами. Сложилось даже впечатление, что она с пониманием вникает в то, что мы делаем. Хотя, откуда у неё понимание! Видно было, что у неё здесь одна обязанность – вовремя раздвигать ноги, когда Босс приезжает! Тот относился к ней с нескрываемым обожанием, прямо-таки расцветает и забывает обо всём при её появлении. Невозможно было смотреть без отвращения, с какой рабской улыбкой он смотрел ей вслед. И, судя по всему, требовал такого же подобострастия и от остальных!

Вспомнилось, что когда-то около этого острова некий капитан посадил на рифы огромный круизный лайнер под таким же названием – «Конкордия». Дал покрутить штурвал любовнице, когда проходили мимо острова. Остаток жизни капитан этот любовался небом через решётку. Как бы эта Конкорда не слома судьбу мистера Неготатари. Надо будет придумать кличку для неё. Это не так просто, как может показаться некоторым. Кличка должна бить в цель, как стрела – в «десятку».

Сам я женщинами – слава богу – не интересуюсь. Благодаря этому я не трачу массу сил и энергии на ублажение этих существ – как другие. Смешно наблюдать, как некоторые могут страдать из-за косого взгляда, из-за пустяковых проблем, из-за невозможности реализации естественных желаний! В былые времена из-за них дрались на дуэлях и даже погибали!

Микрофон я ей поставил. В спальню. Обычно в таких местах обладатели секретов расслабляются и выбалтывают своим любовницам очень важные вещи.

И всё-таки одна неудача постигла меня! Не сумел установить микрофон в помещении охраны. Мой помощник вертелся, как змея, но двое сотрудников охраны не отдалялись от него, более, чем на шаг. Ничего, у меня есть контакты с лабораторией, где делают самоходные подслушивающие устройства в виде тараканов. То, что это не настоящий таракан, можно заметить, только если присмотришься. Жаль, у них пока низкая автономность. Заряда батареи хватает на два-три десятка метров пробега по ровной поверхности, затем, час-два прослушки, и возврат на исходный пункт. Сейчас они отрабатывают несколько вариантов решения проблемы. Один из них, пока выглядящий курьёзно – это дополнительная батарея, которую таракан будет тащить за собой. Сначала я посмеялся – представил таракана, который тащит за собой тележку, но потом увидел эту батарею и оценил. С расстояния метр батарея казалось валяющимся на полу фильтром от сигареты. Другой вариант выглядел как пуговица. А был и такой – другой таракан, только без микрофона и с ограниченными возможностями…

Первые результаты моей работы появились лишь через месяц. Поначалу они очень огорчили меня. Записанное заседание в интимной комнате началось с радостных приветствий, ничего не значащих реплик и всего такого, что не стоит той бумаги, на которой этот текст напечатан. Обсудили некоего профессора Харари – насколько можно доверять его прогнозам, и сошлись на том, что в последние годы тот ошибок не делал. Потом «перемыли косточки» другому профессору – Стенли, который пользуется услугами Харари, но в отличии от упомянутого выше – в курсе предстоящих дел. На следующую встречу нужно будет его пригласить, поскольку уже осень и осталось мало времени. И внезапно перешли на другой язык, перемешивая его со знакомыми всем словами «доллар», «евро» и так далее. Упоминались разные страны, чаще всего звучали «Китай» и «Индия». Дважды возвращались к нормальному языку – когда говорили о вакцине против гриппа и когда обсуждали чрезмерную бюрократию при получении разрешений на серийное производство. И снова возвращались к непонятному языку. Совершенно не знакомый язык, очень странный – с булькающими или свистящими звуками. Имевшаяся у меня программа-переводчик язык не распознала. Я бросился искать новые версии переводчика, переводчиками от других компаний – но всё безрезультатно. Вдобавок, мощности аккумулятора «жучка» хватило лишь на сорок минут. Видимо, они из лени открыли дверь один раз, впустили всех, и дверь закрыли. За одно движение двери пьезогенератор не успел зарядить аккумулятор.

Ничего не дал микрофон в спальне любовницы Босса. Она заходила в спальню только вечером, чтобы в самом деле пойти спать, и ни с кем из спальни не общалась. Разве что мурлыкала себе под нос что-то непонятное и неразборчивое. Босс вообще туда не заходил. У меня даже появились сомнения, что она его любовница. Если бы я не видел своими глазами, как он при её виде расплывается в улыбке, с какой пылкостью целует ей ручку, то усомнился бы.

Чем более это продолжалось, тем более это меня раздражало. Я могу отступить, когда вижу, что нет смысла «щипать» ту или иную «курочку». Я могу отступить, увидев, что клиент действительно нуждается в защите, и что только я могу ему помочь. Но отступать из-за того, что я не сумел организовать прослушку? Расписаться в собственной беспомощности?

Пришлось отправить на остров помощника, который установил на скале остронаправленный микрофон. Закрыли его маскировочной сеткой с напылённой гранитной крошкой – чтобы его микроволновый фон не отличался от фона скалы. Остронаправленная антенна должна была передавать записанный сигнал узким лучом на другой конец острова – за шесть километров. И лишь оттуда сигнал шёл ко мне. Передача узким лучом резко затрудняла обнаружение установки, так что у меня появилась возможность связать с остронаправленным микрофоном подзорную трубу и вести прослушку в реальном масштабе времени. Микропривод позволял немного поворачивать установку в ту или иную сторону так, что бы я мог наводить микрофон на любое выбранное окно. Немного в стороне я разместил контрольную микростанцию. С её помощью я сумею увидеть, что начались поиски микрофона – если они как-то заметят или почувствуют прослушку. Тогда я перешлю им срочное сообщение, что заметил прослушку, и найду микрофон раньше их. Комплектом аппаратуры придётся пожертвовать – что поделаешь. Специально заказал остронаправленный микрофон в другой фирме, которая формально со мной никаких контактов не имеет. Надёжный поставщик – это такая редкость в наши дни! Каждый норовит надуть тебя, продать вместо одного другое, проследить за твоими действиями и поживиться от твоих клиентов. Из-за этого не могу ни к кому обратиться за расшифровкой записи, непременно попытаются выяснить, откуда запись.

Стоило только заработать остронаправленному микрофону, как ожил микрофон в спальне. Записанный диалог заставил меня вздрогнуть. Сначала – слащавый голос Босса.

– У вас очень милая спаленка. Совсем небольшая, но как мило обставлена! Вы наверное, соскучились по своему дому?

– Я всюду чувствую себя дома. Пора и вам научитесь чувствовать себя всюду, как дома. Н пожалеете.

– Хотите, я покажу вам список журналистов, которых купил?

– Зачем? Журналисты – эта ваша забота. Мне совершенно безразлично, как вы их приобрели и чем платили. Единственный совет – держите их на коротком поводке, и вводите их в дело постепенно.

– Разумеется, мы всегда так поступаем.

– Помните, что цель журналистики – это генерировать общественное мнение. Способ достижения цели роли не играет.

Затем прозвучало несколько фраз на всё том же, незнакомом мне языке. Босс что-то сказал и женщина рассмеявшись, ответила ему такой же мартышкиной речью со свистом. В её исполнении эта смесь бульканья и свиста звучала гораздо мелодичней. Меня внезапно осенила мысль – а не язык ли это какого-то из американских племён? Апачей, шошонов – какие там ещё были? Внешность у неё латиноамериканская, может быть метиска – дочь какого-то солидного европейца или американца и местной аборигенки? Тем временем Босс перешёл на нормальный язык.

– Это вы сами вышивали? Какая прелесть! Я восхищён!

– Вы или плохой льстец, или напрашиваетесь на подарок.

– Что Вы, Ваше Высочество! Я похвалил вышивку от чистого сердца. Моя мама также любит вышивать, так что я с детства научился любить и понимать это искусство.

Раздался смешок.

– Хорошо, сделаете то, что я вам поручила, и я вам подарю вышивку с моей эмблемой. И ещё раз напоминаю – никому о сумме ожидаемого дохода. От слов «двести миллиардов» многие голову теряют.

Снова смешок женщины и, судя по шагам, они удалились из спальни.

Словно жаром дохнуло от колонок. Какое-то время я переваривал услышанное.

Двести миллиардов. Да мне хотя бы десятую долю процента от этой суммы! Десятая часть процента – это будет двести миллионов! Да за двести миллионов я взломаю редакции всех газет, что бы узнать, над чем работают конкуренты. Нужен компромат? Найду, разыщу, откопаю компромат на любого, на кого только укажите. Не найду, так сделаю. Будет такой компромат – лучше настоящего, я умею! Устроить информационную провокацию? Хоть десять! У меня уже есть списки тех, кого можно подставить! Я жил в виртуальном мире, и потому знаю, что сидящие у экранов компьютеров – это толпа, её новая разновидность. Я знаю психологию толпы. Эта толпа ищет простых объяснений и тривиальных решений. Её объединяют броские, хлёсткие и запоминающиеся лозунги, особенно такие, которые можно бесконечно обсуждать. Эти обсуждения – простое и прелестное переливание из пустого в порожнее, повторение тех же самых фраз, те же самых приёмов, тех же самых восклицаний! Только каждый раз слова расставлены по-другому. Из начала фразы перебегают в середину, из середины в конец, а из конца – в начало. Я могу организовать и раскрутить группу в социальных сетях так, что её численность будет расти как на дрожжах. Это – подвластная мне толпа, которая будет послушно исполнять мою волю, даже не подозревая об этом!

А может? Если я узнаю, через какие банки финансируется этот проект, то, может удастся вникнуть в тайны транзакций и сделать так, что бы одна из транзакций – по ошибке – попала бы в другой банк?

В моей голове стали рисоваться разные схемы нового проекта. Чудовищным усилием воли я остановил себя.

Не торопиться. Пока ничего не планировать. Собирать информацию. Вникать. Нужна ювелирная работа. Нет, не ювелирная, а сапёрная. Ибо одна ошибка – и я взлечу на воздух.

А женщина какова! Я думал – любовница Босса, а она – Ваше Высочество! Это титул принцессы. И этот Босс, воображающий себя бог знает кем, у неё в услужении. Он полностью от неё зависит, и потому смотрит на неё с собачьей преданностью. Странно, что я этого сразу не заметил. Ну ладно, тогда я был занят решением целой кучи проблем.

А не с неё ли начать? Сначала понять, из какого она королевства. Монархий не так уж много, список составить – пару пустяков. Но эта должна быть очень богатая монархия, если покусилась на двести миллиардов. Или нет, она более похожа на крёстного отца. Крёстная мать?

В другой ситуации от таких слов я бы улыбнулся. Но услышанная сумма лишила меня возможности улыбаться.

И ещё подумал – хорошо, что не присвоил ей кличку с момента первого знакомства. Теперь она для меня – Принцесса.

Но нет таких стен, которые нельзя взять штурмом. Нужно умение и терпение.

Я услужливо склонил голову перед Принцессой. Она мельком посмотрела на разложенное на столе оборудование – остронаправленный микрофон, антенна и устройство питания, которые мы обнаружили на скале. Конечно, это комплект для подслушивания был установлен по моей просьбе надёжным человеком – но ей об этом знать незачем.

– Зачем мне смотреть на это?

– Возможно, у вас есть какие-то предположения. Любая информация облегчит поиск. Мне очень хочется узнать, кто установил это оборудование и для чего. Могу рассказать, что мне несколько раз удавались находить тех, кто охотился за секретами моих клиентов. Был случай – моего клиента подслушивали – недобросовестные конкуренты. Поняв это, мы сумели им подбросить фиктивную информацию, так что им потом представилась возможность десять раз пожалеть, что они занимались подслушиванием.

Принцесса наморщила носик.

– Какие конкуренты? Я вижу простенькие приборы из числа тех, каких не жалко. Почему это вас так беспокоит?

– Моя работа – заботиться об информационной безопасности клиентов.

Редкий случай, когда мне пришлось напрячься. Принцесса вела себя совершенно иначе, чем я рассчитывал. Фраза, про приборы, которых не жалко, больно уколола меня. Ведь именно так – я ведь действительно заказал дешёвую аппаратуру. Зачем рисковать дорогой? Не всегда мне отдают «жучки», которых я нашёл. Неужели она что-то заподозрила?

– Спасибо, я вас больше не задерживаю.

Она уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась и пристально посмотрела на меня.

– У вас что-то с кожей. Чем вы болеете?

Ещё один редкий случай. Обычно так, напрямик, меня не спрашивают о болезни. Но как она поняла, что у меня действительно редкое заболевание кожи? Имеет медицинское образование?

– Это не заразно. У меня было поражение иммунной системы.

Принцесса покачала головой.

– Скорее всего, поражение иммунной системы было следствием вашей болезни. Когда вы последний раз были у врача?

– Моя болезнь неизлечима – зачем же беспокоить врачей?

– Вы не ответили на мой вопрос.

В её голосе появилось твёрдость. Я забыл, что она принцесса и не допускает вольностей. Разумеется, она не знает, что я знаю о ней, но характер остался.

– Я хожу к врачу раз в два месяца.

– Вам нравится носить такую маску на лице? Страстное желание противопоставлять себя обществу?

– Нет, ну что вы! Болезнь неизлечима…

Я лихорадочно соображал – что делать, какую стратегию поведения выбрать? Все мои заготовки – то есть несколько вариантов беседы – рассыпались к чёрту в прах. Что у неё за характер, какие слабости? Она не вписывалась ни в какие подготовленные для неё рамки.

– Кто вам это сказал? Я полагаю, вам сначала нужно показаться психотерапевту, который объяснит вам, что от лечения вы не проиграете, а только выиграете. Даже если излечение будет не полным, вы будете выглядеть совсем иначе.

Я решил сменить тактику.

– Разумеется, я воспользуюсь вашим советом. Действительно, вполне возможно, что медицина за эти годы продвинулась вперёд, и уже есть средства…

– Вот и хорошо, – прервала меня Принцесса. – Приходите послезавтра к двум часам дня. Будет мой врач, он посмотрит вас.

Она повернулась и пошла прочь, оставив меня наедине с охранником, который тут же пригласил меня кивком к выходу.

Я не мог не прийти. Она сказала, что врач будет, а не то, что она пригласит его. Значит, врач был вызван заранее, для лечения Принцессы или просто осмотра, меня она лишь добавляет к распланированной программе. И, значит, у меня будет возможность для новой беседы с ней.

Оставалось непонятным, как использовать то, что она метиска. Скорее всего, какой-то англосакс женился на принцессе, а может и королеве, одного из латиноамериканских племён – и она дочь этого союза. Но Королева латиноамериканского племени – это звучит почти смешно. Я добавляю «почти», лишь потому, что явственно слышал о 200 миллиардах.

Предстояло импровизировать, как никогда.

Встретили меня спокойно и без лишних вопросов провели вовнутрь здания, в правое крыло первого этажа. Охранник завёл меня в небольшую, скромно обставленную комнату.

За столом сидел упитанный господин в белом халате, небрежно наброшенным на плечи и что-то писал в толстой тетради. Знаком он указал мне на стул, продолжая что-то строчить в тетрадке. Плохо. Если бы он использовал компьютер, у меня бы была возможность скопировать материал, врачи обычно пренебрегают правилами безопасности, и оставляют компьютер открытым. В тетрадку так не залезешь. И стул, на который он мне указал, был достаточно далеко от стола – не подсмотришь. Я даже не мог заметить, на каком языке он пишет.

Наконец, он закончил писать, тут же захлопнул тетрадку и спрятал её в верхний ящик стол. Надежд на то, что мне удастся в неё заглянуть, стало ещё меньше.

– По любезному приглашению, – начал было я, но доктор досадливо отмахнулся.

– Я всё знаю.

Он быстро встал и подошёл ко мне. Я почувствовал его пальцы у себя на лбу. Ловким движением он приподнял мне вернее веко левого глаза и пристально пригляделся, словно там можно было увидеть что-то любопытное.

– Как у вас с давлением? Знаете о какой-либо аллергии на лекарства? Когда последний раз делали анализ крови?

Я терпеливо отвечал на его вопросы. Нужно было сделать так, чтобы он сам позвал Принцессу, а для этого я должен был завоевать его расположение.

На кожу мою доктор практически не смотрел. Зачем-то заглянул в горло, заставив меня при этом произнести традиционное «А-а-а-а».

– Вы потеете? – наконец-то он перешёл к делу. Я знал, что одним из странных симптомов моего заболевания является то, что я не потею. Все врачи, у которых я бывал, непременно задавали этот вопрос.

– Редко, – солгал я. Надо дать ему надежду, что меня можно вылечить. Тогда наши встречи и мои визиты в этот дом станут регулярными.

– Это даёт надежду, – тут же отозвался доктор. А я удовлетворённо вздохнул. Начало положено, наживку он ещё не заглотил, но уже заинтересовался ею.

Доктор вернулся на своё место и странно задумался. Не знает, как лечить? Думает, не послать ли меня на анализы? Этого бы мне не хотелось, если дело дойдёт до анализов, то ему может прийти в голову встретится со мной в следующий раз в другом месте.

– Целебные ванны принимали? – наконец разродился он вопросом.

Никаких ванн я не принимал, и считаю лежание в воде со всякими добавками глупым делом. Но сегодня…

– Это может помочь? – я делаю удивлённое лицо. – Нет, никогда не приходилось.

– Не просто может, а обязательно поможет, – доктор словно хватается за протянутую мной руку. И вдруг ошарашивает неожиданным сообщением: – Ванна для вас уже готова.

Мы встаём и идём в конец коридора.

В углу небольшой комнаты, с малюсеньким оконцем вверху, стояла обычная, отделанная белой плиткой ванная. Такой же плиткой облицованы стены, но не до потолка, а до высоты человеческого роста. Справа от входа встроенный шкаф и умывальник с зеркалом. В левом углу – два белых пластмассовых стула. Очень скромно. Явно не для коронованных особ. Меня привели в ванну для обслуживающего персонала. Примета плохая, мне нужно большее.

Доктор пробует рукой воду и, покачав головой, открывает кран горячей воды, чтобы привести воду в ванне к нужной температуре.

Я приехал точно в назначенное время, ванна уже была наполнена, и даже успела слегка остыть. Скорее всего, кому-то из персонала было поручено к определённому времени наполнить ванну, и тот человек, кому это поручили, был небрежен. Или он наполнил ванну водой раньше намеченного времени, либо не следил за температурой. Значит, я для них не столь важный гость. Надо это резко ломать.

– Вы первый врач, который предложил мне ванны. Обычно посылают сделать какие-то анализы, и на этом всё заканчивается, – начал я разработку доктора.

– Значит, вы ещё не встретили своего врача, – сухо резюмировал он.

Зайдём с другой стороны.

– У вас было много случаев, когда вам удавалось излечить больных, от лечения которых отказались другие?

Доктор оторвался от ванной и внимательно посмотрел на меня. Кажется, угодил. Отвечать на мой вопрос он не стал – хорошая примета, а лишь велел раздеваться. Тем временем он достал из шкафа пластмассовую банку и высыпал её содержимое в ванну.

– Соль Мёртвого моря, – пояснил он. – Обладает целебными свойствами.

Немного парадоксально. Если море Мёртвое, то почему его соль живительна? Или опять срабатывает старое наблюдение – яд в малых дозах может стать лекарством?

Затем в ванну был отправлен маленький стаканчик густой прозрачной жидкости.

– Эвкалиптовое масло, – пояснил доктор. – Помимо всего прочего обладает ещё и антисептическим действием.

Остальные компоненты доктор не пояснял. Опустил ладонь с растопыренными пальцами в воду и описал два больших круга, перемешивая снадобья. Я залез в ванну.

– Вода не слишком горячая? – обеспокоился доктор.

Воды была горячая, но терпеть можно было. Доктор тут же достал из шкафа небольшой стакан, наполнил его водой из бутылки темного стекла и протянул мне.

– Выпейте.

От воды исходил противный, сладковатый запах, к которому примешивался запах алкоголя. Запах должно быть был чрезвычайно сильный, если даже я его почувствовал.

– Что это?

– Пейте, пейте. Это настойка, включающая экстракты трав, произрастающих в Амазонии. Не хуже женьшеня. Стимулирует потовыделение.

Пить эту гадость мне не хотелось. Несколько секунд взвешивал – каковы будут последствия, если откажусь. Пожалуй, не самые лучшие. Какое-то доверие уже стало устанавливаться, и отказом я могу его подорвать. Пришлось пить эту мерзость маленькими глотками.

Доктор уселся на стул в метре от ванны, а я сделал вид, что изучаю плитки кафеля на стене. Волновало меня, конечно, другое.

– Я так благодарен вам за внимание, которое вы мне оказываете. И очень надеюсь, что будет хоть какое-то улучшение. Мне такие ванны часто надо будет принимать? Я смогу их принимать их дома, или их нужно делать под вашим контролем? Вы часто здесь бываете?

Я пытался создать атмосферу ничего не значащей, пустяковой беседы, в которой доктор хорошо знает, что у него спросят, а тот, кто спрашивает – хорошо знает, как ему ответят. Доктор подвоха не заметил, и начал рассказывать, что всё зависит от того, какова будет реакция моего организма на первую ванну. Он очень надеется, что реакция будет положительной, и тогда мы сумеем продолжить.

По мере беседы голос доктора стал меняться. Сначала он нудно объяснял, как воздействуют на кожу масла и соли, но потом преобразился, скорее всего – как говорят – вскочил на своего любимого конька. Я слушал его лекцию, продолжая изучать взглядом кафельные плитки напротив меня. Они производили очень опрятный и ухоженный вид, видно было, что эту ванную комнату драили до блеска. И сам кафель – если к нему присмотреться – был очень высокого качества. Если бы в ванной комнате было бы побольше света – он бы искрил и переливался.

Вода, поначалу казавшаяся мне очень горячей, чуть остыла, и я перестал ощущать её – она была той же температуры, что и моё тело. Наступила приятная расслабленность, я подумал, что даже если не будет никакого медицинского эффекта, то всё равно посещение этой ванной окажется для меня полезным, так как я хорошо отдохну.

Доктор кончил свою лекцию о лекарственных свойствах трав и масел и теперь смотрел на меня широким, добрым взглядом и улыбался. Я понял, что поначалу был несправедлив к нему, считая его немного нудным и чопорным. Так, как улыбался он, мог улыбаться лишь честный, добрый и отзывчивый человек. Я улыбнулся ему в ответ и был вознаграждён глубоким кивком понимания.

Ванная комната, поначалу мне показавшаяся весьма обычной, при более подробном рассмотрении, оказалась также замечательной. Кафель на стенах был всё-таки не чисто белый, а с небольшим кремовым оттенком, который чудесно гармонировал с ослепительно белой побелкой верхней части стен и потолка. Шкаф, из которого доктор доставал свои бутылочки и баночки, был устроен весьма изящно, со вкусом. Узорчатое стекло в дверцах, латунная и медная окантовки предавали ему красивейший вид.

От тёплой воды я настолько расслабился, что меня даже начало клонить в сон, и я бы непременно задремал, если бы не увидел вдруг рядом с доктором Принцессу. Она смотрела на меня и улыбалась.

Мне на мгновение стало неловко, я же лежал в ванне голый. Но затем мысленно махнул рукой – пускай. Я уверен, она видела в жизни всякое. Но, главное, она улыбалась мне, и её улыбка была просто обворожительной. Я не удержался.

– Как вы красивы!

Принцесса улыбнулась ещё сильнее и поклонилась мне.

– Большое спасибо! Как вы себя чувствуете?

Как я себя чувствую? Да я был на седьмом небе от счастья! Я так долго искал пути встретиться с ней, и вот она пришла – сама, по собственной инициативе!

– Вода не горячая?

Вода? Ах, да, я лежу в воде! Как я мог забыть об этом!

– Нет, Ваше Высочество! Вода точно такой температуры, какая приятна мне.

Я следил за улыбками моих гостей. Они переглянулись.

– Почему вы называете меня Высочеством?

Ей голос звучал как горный ручей, как перезвон тысяч малюсеньких колокольчиков. Жаль, что я не мог ей объяснить, откуда я знаю, что она принцесса.

– Это моя тайна.

– У меня тоже есть тайны, – поделилась со мной сокровенным Принцесса. – Хотите расскажу? И тогда мы сможем меняться нашими тайными.

И, не дожидаясь моего ответа, наклонилась ко мне и прошептала на ушко:

– В меня влюблены три человека. И один из них – здесь.

Её волосы коснулись моего лица, и моя душа замерла в трепете. Неужели я в неё влюбился? Я, тот, которому безразличны абсолютно все женщины?

Восторг охватил меня. И я прошептал:

– У меня длинные уши.

Мне показалось, она готова захлопать в ладони от счастья.

– И где ваши длинные уши?

Почему бы не сказать? если мы уже влюблены друг в друга с такой силой, почему я должен скрывать?

– В вашей спальне.

Я видел, насколько обрадовало её мое сообщение.

– У вас только одно длинное ухо?

– Два, как и любого порядочно человека.

– И где же второе ваше ушко?

Я немного пококетничал. Не хотел с ней делиться такой информацией. Перевёл взгляд на доктора и вдруг увидел, что его лицо странно изменилось. Она стало по форме напоминать грушу. Изумлённый, я перевёл взгляд на Принцессу. Её лицо также изменилось – стало непропорционально длинным.

- Где второе ушко? – её вопрос донёсся откуда-то издалека.

Зачем ей это?

В ту же минуту я почувствовал, что она взяла мою руку и прижала её к своей груди. Такое должно быть вознаграждено. И сказал ей:

– В петле двери…

Лицо Принцессы стало меняться в цвете. Стало вдруг синим. Потом красным. Потом я увидел, что доктор пытается вытащить меня из ванны. Зачем? Я попытался возразить, но почему-то не получилось. Тело моё проваливалось в какую-то нирвану.

Я проснулся от того, что кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо. Я дёрнулся – пытаясь отодвинуться от толкающей руки, как от наваждения. Что за сюрприз – я же живу один! Открыл глаза, пытаясь понять, что ещё за толкач выискался? Свет ударил в глаза, на мгновение пришлось зажмуриться. Снова открыл их, и увидел совершенно незнакомого парня. Дёрнул головой в сторону и понял – я не дома.

Странная железная кровать, прямоугольный светильник на потоке. Слева от меня двое мужчин, лицо одного из них показалось знакомым.

Потребовалось ещё несколько секунд, что бы вспомнить о своей поездке в загородную резиденцию и чтобы почувствовать тошноту вперемешку с головной болью. Что за чертовщина – я уснул в этой резиденции? И что за странный сон мне снился – ванна, беседа с принцессой…

– Хватит, выспался, – услышал я резкий голос.

Двое мужчин слева стояли так, что между ними оставалось какое-то пространство, и именно в этом промежутке я увидел стоявших сзади Босса и Принцессу.

Мгновенно я всё сообразил. Это был не сон. Я принимал ванну, и меня напоили наркотиками. Я даже вспомнил, о чём говорил с принцессой. Не всё, конечно, но одно было ясно – о прослушке они знают.

Попался как салага. Сколько раз говорил себе – относись к клиенту, как к врагу, а не как к товарищу – и вот сам нарушил собственные правила. Ничего, выпутаюсь. Главное – перехватить инициативу и действовать непредсказуемо. А этот тип, чьё лицо мне показалось знакомым – доктор – ещё пожалеет. Будет локти кусать. Я резко сел на кровати.

– Где моя одежда?

– Дайте ему, – раздался голос Босса.

Я начал не торопясь одеваться, продумывая план атаки. Они ждут, пока я оденусь, и тогда возьмут меня в оборот. Как бы не так. Я и без пиджака на плечах могу говорить.

Резко встал и упёр взгляд в Босса.

– Будем обсуждать наши дела здесь, или пройдём в кабинет? – я говорил таким тоном, словно он был подозреваемым, а я следователем, у которого вот-вот лопнет терпение и он взорвётся.

У Босса глаза полезли на лоб от удивления.

– Что… Обсуждать? Да ты!…

Он не находил слов от моей наглости. Ему потребовалось вздохнуть и выдохнуть, прежде чем произнёс заготовленный вопрос:

– Ты на кого работаешь?

– Я что, похож на человека, который может работать на кого-то? Я работаю только на себя. А ещё я люблю, когда и другие работают на меня.

На слове «другие» я сделал столь сильное ударение, что и Принцесса возмутилась.

– Ты что себе позволяешь? Тебя взяли с поличным на подслушивании!

– А вас, Ваше Высочество, – Я вложил в её титул немного сарказма, к которому она вряд ли привыкла, – Застукали на недопустимом использовании наркотиков. Так что будем считать, что мы квиты – один – один. Теперь нам будет легче понимать друг друга, мы выяснили, на что способен каждый из нас.

Я оглядел победоносным взглядом ошалевших от неожиданности хозяев резиденции. Правильные интонации, правильные ударения, правильные акценты – залог успеха.

– Так и будем стоять здесь?

– Не-ет, мы пойдём, – взревел Босс, пытаясь перехватить инициативу и заодно схватить меня за рукав.

– Пожалуйста, без дешёвых театральных эффектов, – сказал я и слегка кивнул в сторону охранника и доктора, показывая Боссу, кого я считаю зрителями.

– Идите за мной, – сквозь зубы процедил Босс и направился к выходу. Я сумел проявить проворность и вклинился между Боссом и Принцессой. Следом шли доктор и охранник.

Через минуту я понял, куда мы направляемся – к интимной комнате. Хочет показать мне микрофон. Ну, с этим я справлюсь. Он меня за дебила считает, что ли? Наверное – внешность моя к тому располагает.

Массивная железная дверь в интимную комнату была снята с петель и лежала на четырёх деревянных табуретах. Нижняя петля была снята и покоилась – уже разобранная – на столе. Около разобранной петли лежали её исковерканные внутренности – пьезогенератор, батарея, часть микросхемы. Видимо, не сумели вытащить целиком и сломали.

– Что это? – Босс свирепо смотрел на меня, но пальцем указывал на лежавшие на столе детали.

– Это автономное устройств записи звука, – объяснил я, тоном, каким несмышлёному ребёнку объясняют понятные – с точки зрения родителей – вещи. И, не давая Боссу опомниться, указал на доктора и охранника, стоявших рядом.

– Может быть, мы их отпустим и поговорим спокойно?

Босс побагровел, но неожиданно вмешалась Принцесса. Жестом она отправила помощников прочь, а нам с Боссом указала на стулья.

– Что вы успели узнать?

Так я им и расскажу всё! Нужно оставаться загадочным, не познаваемым для них, никакой надежды на откровенность. Иначе мне крышка.

Я подождал, пока усядутся хозяева и сел напротив. Обстановка показалась почти интимной – под стать названию комнаты – единственный химолюминисцениный светильник, закреплённый на стене, давал не слишком много света, и комната заседаний более напоминала бар, чем место переговоров.

– С первого дня, с первой минуты я понял, что вы нуждаетесь не в пассивной защите, а в активной. Мало обезопасить себя от подслушивания конкурентов, надо ещё знать, какие шаги они планируют, ибо самая хорошая оборона – это нападение.

Я развивал свою теорию, не обращая внимания на уничтожающий взгляд Босса. То, что молчал, придавало мне уверенности. Молчала и Принцесса, что позволило мне изложить мою теорию до конца. Я сделал паузу, ожидая, что их реплика подскажет мне, в каком направлении продолжать. Но они не торопились с подсказкой, пауза затянулась. И лишь тогда, Босс сказал, словно подводя итог:

– Мерзавец ты.

Я кивнул, соглашаясь с ним.

– А кого вы хотите видеть на моём месте? Доброго, улыбающегося юмориста, клоуна, искусствоведа, фотомодель? Поделитесь, мне будет интерестно.

Босс что-то хотел сказать, но Принцесса остановила его.

– Вы за всеми своими клиентами подслушиваете?

– Боже упаси. Но у меня хороший глаз. Лишь тогда, когда вижу, что клиент нуждается в такой помощи, о которой ему неудобно говорить. И намекаю ему, что мог бы заняться ещё кое-чем.

– Откуда у вас такая трогательная забота о клиентах, что вы готовы даже подставить себя под удар? Вы не производите впечатления бескорыстного угодника.

– Боже упаси! Просто при выполнении таких работ – назовём их особыми – расценки другие. И не редко речь идёт уже не о суммах, а о процентах от удачно проведенных совместных проектов..

Самое главное – чтобы они не начали расспрашивать – с какими клиентами были такие сделки. Нужно будет объяснить, что это коммерческая тайна. Они ведь тоже не захотят, чтобы потом я упоминал о них.

– Ради денег? Вы так любите деньги?

Таким вопросом Принцесса меня насмешила, и я позволил себе рассмеяться.

– Есть, кто не любят? Желаю познакомиться. Хотя бы взглянуть одним глазком.

– Какая бы сумма вас удовлетворила? – неожиданно спросила Принцесса.

Неужели ей нужно объяснять, что такой суммы не бывает? Гроссмейстер стремиться выигрывать партию за партией, турнир за турниром, и продолжает играть, пока в состоянии. Разве он может сказать себе – вот выиграю сто партий – и на покой, буду заниматься рыбной ловлей. Разве коллекционер марок может остановиться, сказав себе – вот соберу тысячу марок – и всё, хватит, буду только любоваться ими. Каждый добытый доллар, каждая добытая йена – это словно новые марки в мою коллекцию. Каждое удавшееся дело – это словно выигранный турнир. На следующий день после победы возникает острое желание начать новую партию, организовать новый турнир, дабы в нём я мог использовать весь накопленный опыт, все накопленные знания.

– Такому всегда не хватает денег, – буркнул Босс. Можно подумать, что он не такой!

– Я случайно услышал, что вы купили нескольких журналистов. А вы уверены, что они будут работать только на вас? Вы не хотите посмотреть, какие они материалы используют в работе, с кем контачат в редакции, какие указания получают от шефа? Вы уверены, что у вас не будет конкурентов, и что не будет необходимости узнать, какие связи есть у конкурентов, какие планы они составляют, в том числе и по отношению к вам?

В этот вечер вдохновение накатывалось на меня волна за волной. Наверное, потому что я прекрасно осознавал, какой опасности избежал. Они могли поступить со мной жёстко, и не известно, где бы я был в этот момент, и был бы вообще. Когда суммы миллиардные, в средствах не стесняются. Ещё более меня укрепляло то, что они не перебивали! Наконец, я закончил и победоносно посмотрел на хозяев резиденции.

Принцесса что-то сказала на незнакомом мне языке. Странные лающие или просто свистящие звуки. Говорила она легко, возможно этот язык был для неё родным. Босс отвечал медленно, видимо, подбирал правильные слова и силился произнести как полагается. После непродолжительного разговора между собой они оба – как по команде – повернулись ко мне.

– Ты, конечно, мерзавец. Но иногда и мерзавцы могут пригодиться. Мы подумаем и скажем, что хотим от тебя.

Босс смотрел на меня с презрением. Он, конечно, будет делать всё то, что говорит Принцесса, но мне ориентироваться только на неё нельзя. Нужно снова завоёвывать расположение Босса.

– Что хотите получить от меня и что хотите дать мне? – уточнил я.

– Тебе не дашь – зубами вырвешь, я уже чувствую, – хмыкнул Босс.

Прекрасная фраза! Никакой злобности, ни какой агрессивности в этих словах я не заметил. И тогда решился на маленький вопрос, который – возможно – понравится Принцессе.

– На каком языке вы говорили?

– На языке одного из народов Южной Америки, – ответила Принцесса. – Но тебе его знать незачем. Во всяком случае, пока.

– Твоя машина на пристани? – поинтересовался Босс.

– Да, Но уже поздний час, скорее всего, паромы уже не ходят…

Я надеялся, что они меня оставят ночевать в гостинице. Конечно, это мало что мне давало, несомненно, замкнули бы в какой-то комнате так, что бы я нос высунуть не мог, но всё же было бы интересно.

– Мы доставим тебя прямо до дома. Сейчас я позову.

– Спасибо, я сам доеду…

– Сам, сам, – передразнил Босс. – Никаких «сам». Тебе ещё после твоей процедур день нельзя за руль садится. Хоть ты и мерзавец, но я хочу, чтобы ты спокойно до дома добрался.

Он выделил голосом слово «мерзавец», словно наслаждался возможностью сказать это мне прямо в лицо. Ладно, потерпим.

– Слово «мерзавец» я не воспринимаю, как оскорбление, не стоит стараться.

Босс фыркнул и кивком показал мне – пошли. Принцесса последовала за нами.

В небольшой комнатке у входа в резиденцию – караульной – напротив множества экранов сидел тот самый охранник, который будил меня.

– Кто ещё с тобой дежурит? – сердито спросил Босс.

– Парнишка молодой, и Мариан на воротах – и всё, – охранник был явно удивлён.

– Надо отвезти этого типа домой. Мариан справится?

Охранник почесал затылок.

– Справится, что за проблема. А я что, один останусь? Далеко, кстати, вести?

- От пристани сто девяносто километров, – обрадовал я его. И сказал, куда ехать. Охранник аж присвистнул.

– Это вы раньше часа ночи туда не попадёте. А назад он как?

– Дашь ему ночлег до утра? – повернулся ко мне Босс. – А утром он сам вернётся.

И не дожидаясь ответа, повернул назад.

Обычно я никому не даю ночевать в моём доме, но здесь спорить не стоило.

7.

Только лишь в машине я понял, какой опасности избежал. Когда речь идёт о сумах, выражающихся числами с большим количеством нулей, люди не стесняются. Я бы мог уже лежать в мешке на дне залива, а не расслабляться на заднем сидении собственной машины.

На пристани я купил две бутылки минеральной воды. Первую выпил залпом, чуть ли ни одним глотком. Казалось, иссохший организм впитывал воду как губка. Пришлось буквально заставлять себя вторую бутылку пить постепенно, по глотку.

Состояние выжатого лимона. По-хорошему, нужно было начать разговор с охранником, чтобы выяснить у него всякие мелочи, которые тому покажутся второстепенными, но мне всякие мелочи важны, ибо без мелочей никогда не составишь полную картину – но сил на разговор не было.

Заснуть я боялся. Чёрт знает, что в голове у этого охранника, и какие тайные распоряжения он получил. Одна из причин, что я сел сзади. Для того, чтобы напасть на меня, ему нужно обернуться, и если я замечу такое движение, то у меня будет время подготовиться. Впрочем, вероятность такого я считал крайне низкой, так что даже получилось пару раз немного подремать.

Дома я немедленно отвёл его в комнату для гостей и предложил переночевать на диване, предупредив, что в шесть утра подниму. Гости у меня бывали редко, иногда мать приезжала, но не всякий раз оставалась у меня ночевать. Пару раз в этой комнате ночевала домработница – были случаи, когда я нуждался в её помощи с раннего утра – тогда она приходила к 10 вечера и ночевала у меня.

Отдышался лишь в своей комнате. С одной стороны – хотелось спать. И прекрасно понимал, что сейчас не усну. Хотелось всего сразу. Понять, где я допустил ошибку. Понять, почему они начали подозревать меня. Понять, что они собираются предпринять. Понять, насколько я могу им доверять. Понять, как я должен строить взаимоотношения с ними. Понять, какую оплату и в какой форме я должен потребовать от них. Понять, в каких рамках я должен действовать, чтобы у меня не было потом проблем с полицией.

Я взял лист бумаги и попытался изобразить все мои знания о том, что происходило в загородной резиденции в виде схемы. Получалось, что мои знания о том, что там происходит – капля в море. Микрофонов нужно было ставить больше. Была же мысль поставить микрофон в комнатке охраны, да сразу не получилось. И не стал возвращаться к этому – думал, что охранники болтают много, но в их болтовне – полезной информации кот наплакал. У меня нет времени выслушивать их длинные тирады о бабах и о футболе.

Принцесса в своей спальне была молчалива, так что я уже больше недели не проверял записи. Решил послушать сейчас – может, удастся добавить несколько штрихов к общей картине.

Запись прокручивал со скоростью 150 процентов. Когда речь была на языке загадочного племени из Южной Америки – поднимал скорость до 400 процентов. Если сделать ещё больше – то уже распознать язык будет невозможно.

Обратила внимание фраза, сказанная непонятно кому, что через месяц приедут шесть человек. Я прокрутил эту реплику дважды. По интонации складывалось ощущение, что для неё это очень важно. Надо будет запомнить.

Я уже собирался прилечь на диван в своём кабинете, как обратил внимание, что на панели системы внутреннего контроля горит сигнал записи. В гостевой комнате разговаривали. Мариан докладывает о том, что мы уже прибыли? Я надел наушники.

– … Когда Конкорда узнала, что весь дом нашпигован жучками, подумал – хана этому квазимодо. Утопят где-нибудь, или, в лучшем случае, сделают такой укол, после которого он в настоящего идиота превратиться. Это к его внешности идеально подходит. Но вышло по-иному. О чем они говорили – не знаю, меня на ворота послали. Но кончилось все каким-то чудом тихо. Как я понял, они его к себе в дело берут. Меня попросили отвезти его домой. Так я слышал, как Неготтари сказал Конкорде – нам этот мерзавец дорого обойдется. А она отвечает – он того стоит. Соображаешь? Я отвез его домой – они беспокоились, что бы он доехал без приключений! Попал я к нему домой в два часа ночи. Вилла – дай бог каждому. Он разрешил оставаться до утра, отвел в какую-то комнатку с диваном, но предупредил – чтоб в шесть утра тебя не было!

Наступила пауза. Мариану что-то говорили.

– Не знаю, не похоже. Его стоит взять в разработку. Мне же скоро попрут с виллы.

Снова пауза.

– Какие-то детали. Явно богат и любит деньги. Скорее всего, скользкий как уж и хитрый как лиса.

Наверное, это обо мне.

– Не смешите шеф, Какие женщины у квазимодо. Он в натуре выглядит как квазимодо, я не преувеличиваю. Может к стенке прижать …

Новый поворот. Этот Мариан – двойной агент? Торопится рассказать своему шефу о важной новости, но настолько глуп, что делает это из дома того, кого он собирается прижать к стенке. Не привык, что и в наши дни прослушка есть всюду? Да, парень, карьера твоя закончится, так и не начавшись. Но раньше послушаем, как он меня пугать собирается.

Мариан ничего не говорит, только слушает. Наверное, шеф, которого он разбудил посреди ночи, многословен.

– Так что, мне просто сидеть и ждать?

Непонятный шум. Наверное, он подвинул стул, причём, не приподнял, чтобы поставить на другое место, а поволок за собой, как это делают ленивые и недалёкие люди.

Вздох и соблазняющий скрип дивана. По всей видимости, разговор закончился.

Я снимаю наушники. Только этого не хватало. Итак, за виллой кто-то следит. Возможно, там стоят жучки, которых я не заметил. Такое возможно? Каким магом должен быть тот, кто в состоянии поставить незаметные для меня жучки? Меня пригласили проверить виллу потому, что они почувствовали слежку?

Кто следит? Конкуренты? Федеральные спецслужбы? Ну, это можно проверить. Завтра я свяжусь с Бернардо, он у меня давно на крючке. Я в своё время для него сделал то, что никто другой не сделал бы. Если бы не я Бернардо до сих пор любовался бы небом в клетку. У него есть доступ к системам контроля за сотовой связью. Безошибочно скажет, какой номер связывался из моего дома в три часа ночи. И на какой номер звонил. Если эти номера в его базе данных присутствуют – значит, частная фирма. Если нет – федеральные спецслужбы. Или армия.

Что с этим тощим гусём делать? Собирается припугнуть, ни больше, не меньше. Такое только идиоту может прийти в голову – начать с запугивания. Шеф его, надеюсь умнее. А может, и такой же дурак. Ладно, на случай их беспросветной тупости положу в карманы баллончик с газом и шокер. Но это мелочи, прежде всего нужно выработать стратегию.

Самое глупое, что я могу сделать в моём положении – утром сказать ему – твой разговор с шефом записан. Выкладывай всё, или я вызываю Босса. Надеюсь, фантазия у него хорошая, быстро представит, что его ожидает в этом случае.

Вариант получше – подбросить ему микрофон. Но это требует подготовки. Не могу же я сказать ему – давай поменяемся часами. Вот тебе мои замечательные, а мне давай свою дешёвку китайского производства. Не буду торопиться, может что-то ему удастся подбросить.

Лучше всего сделать вид, что я ничего не знаю. Не настораживать противника. Так ты будешь на один шаг впереди него.

Сообщать ли Боссу? Может получиться неловко – только что подловили на прослушке – и вот новый сюрприз. Как бы не подумал, что это элементарный многоходовик. С другой стороны – демонстрация доверия. С третьей стороны – неплохо бы взять этого гуся в разработку, и попытаться заставить его и его шефа работать на меня.

Отличная кличка для этого субъекта – Гусь. Так и буду звать.

Гуси – если верить легенде – однажды Рим спасли. Но то были другие гуси. Этого Гусь никого спасти не в состоянии – только угробить.

Поставим себя на место Шефа. Позвонил агент, внедрённый на объект «Вилла» и рассказал что некий субъект, которого он называет «Квазимодо» начал работать на Босса. Ну и что? На Босса тысячи работают, он руководит крупной компанией. Не то. Доступ к объекту «Вилла» имеют лишь очень узкий круг людей. Это – ближе. А если основой объект не «Вилла», а Принцесса? Это близко, хотя и не одно и тоже. Тогда стоит обратить внимание на каждого, кто имеет доступ к этому объекту. Но вот совсем другой вариант – этот самый Квазимодо также под подозрением. Два «дела», два расследования объединяются в одно. Для меня это менее приятный вариант, но такое возможно.

Скорее всего Шеф поручит Гусю разговорить меня и втереться в доверие.

Господи, вместо отдыха после очень сложного дня приходится строить новые планы, чертить новые диаграммы, составлять новые схемы.

На всякий случай я завёл будильник на половину шестого. Организм почувствовал поблажку, и напомнил о накопившейся усталости. Он понял, что раз я ставлю будильник, то разрешаю себе немного поспать.

Я успел изрисовать схемами несколько листов, прежде, чем божественный сон завалок туманом мои мысли.

Будильник добросовестно исполнил свою обязанность. Я вскочил, побежал в ванную, чтобы умыться и прибодриться. Вернулся в кабинет, надел домашнюю кофту с большими карманами, разместив в левом кармане шокер, а в правом – баллончик с газом. На всякий случай. Проверил записи гостевой комнаты. Как и следовало ожидать – был звонок. Звонили моему Гусю и дали ему указание втереться ко мне в доверие. И ещё что-то, чего я не понял – я же слышал только, что Гусь говорил.

Спустился вниз, в маленькую кухню и быстро приготовил пару сэндвичей с сыром. Затем направился в комнату гостя.

Разумеется, он делал вид, что спит. На лице безмятежность, ботинки сняты и стоят около дивана. Подходить к нему я не стал.

– Вставайте, – скомандовал я.

Нужно соблюдать дистанцию не менее, чем в два шага. Кто знает, что за инструкцию он получил. Левая рука в кармане сжимает баллончик.

Конечно, он проснулся сразу. Я тут же попросил не шуметь. Пусть думает, что в доме есть ещё кто-то. Предупредил, что для него приготовлено кофе и сэндвич.

Началась игра в кошки-мышки. Ему нужно было в туалет, в ванную, всё это он делал не спеша. Я старался быть всегда к нему лицом. Как в цирке – дрессировщик должен быть всегда лицом к зверю, иначе зверь может позволить себе больше обычного.

Гусь вёл себя спокойно, благодарил за внимание. Поход на кухню воспринял, как должное, словно не допускал, что могло быть иначе. Втираться в доверие он явно не торопился. Я неправильно истолковал его реплики? Или ожидает прибытия группы поддержки к моему дому? Об этом я не слышал, но могли быть текстовые сообщения.

В итоге мы пили кофе молча. Он съел оба сэндвича, поблагодарил.

Его молчание стало меня раздражать. И начал первым.

– Ты удовлетворен собственным заработком? – резко спросил я.

Он остался абсолютно спокойным. Хорошие нервы, а ведь на вид – совсем мальчишка. Лет двадцать.

– Почему вас это интересует? – медленно спросил он.

– Пытаюсь представить, как ты поведёшь себя, если тебе предложат другую работу, – также медленно ответил я.

– И что вы с этим представлением будете делать?

– Использую при случае. Вызвать такси, или так?

– Спасибо. Так уйду.

Наживка брошена. Я встал и пригласил кивком к выходу. Напрягся, чтобы не пропустить ни звука. Если он полезет рукой в карман, когда будет за моей спиной, я услышу.

Нет, в карман рукой он не лез, а просто встал, с шумом подвинув стул, и пошёл за мной к выходу.

Я проводил его до калитки, показав, в какую сторону идти к автобусной остановке.

Что-то не так. Я Чётко слышал, что во время разговора, который был без двадцати шесть, он сказал: «Я постараюсь, Язык у меня подвешен как надо». Второй фразой была менее понятной – «Это даже лучше». Что лучше?

Я пошёл в лабораторию за сканнером. Надо проверить – не оставил ли он у меня «жучка». Конечно, вероятность мала, когда он шёл на работу, то не знал, что ему предстоит попасть ко мне. Но нельзя исключать варианта, что он запасливый.

Проверку начал с кухни. Затем ванная и туалет, хотя это малоподходящие для «жучков» места, это только в кино заговорщики уходят в ванну, включают там воду и начинают вести тайные переговоры. В двадцатом веке так, наверное, и было, но сейчас подобная маскировка смысла не имеет. Любой компьютер в считанные минуты вычистит звук льющейся воды.

В гостевой комнате ждал сюрприз. Сканнер зазвенел и я через несколько секунд нашёл незнакомый мобильник фирмы «Самсунг» на диване.

Забыл или оставил?

Если он действительно забыл свой «Самсунг», то ещё больший идиот, чем я думал. Но, скорее всего, по примитивности мышления, «забыл» мобильник специально. Чтобы потом вернуться, уже во всеоружии. Навести обо мне подробнейшие справки, провести подготовительный тренаж и затем вернуться. Возможно, аппарат оставлен с целью проверки того, насколько я силён в деле взлома. Нельзя и такую глупость исключать.

Аккуратно, через салфетку – чтобы не оставлять отпечатки пальцев – я взял аппарат и отнёс его в лабораторию. Затем позвонил Сашке – попросил прийти как можно раньше – срочная работа есть. Голос у Сашки был недовольный, видимо я его разбудил. Ничего, потом отоспится.

Послал Бернардо сообщение – пусть срочно проверит, кто из района моего дома звонил в три часа ночи и кому. Бернардо в такое время уже не спит, я знаю, что он встаёт рано, но лучше всего начинать с Эсемески.

Главное – успеть сделать до того, как Гусь обнаружит, что «забыл» мобильник.

Сашка приехал лишь через час. Я объяснил ему, что надо выяснить всё, что можно, об этом аппарате, но не нарушая его целостности. Начать со снятия отпечатков пальцев. Потом определить телефонный номер. Затем нужно вмонтировать устройство, которое будет передавать нам все разговоры и текстовые послания с этого аппарата. Но времени очень мало.

Саша почесал в затылке, буркнул, что через десять минут номер он скажет, а вот перехват разговоров организовать совсем не просто.

Я предупредил его, что работать надо так, чтобы в любой момент можно было быстро «свернуться» – вдруг появится этот Гусь, и нужно будет отдавать прибор.

Сашка появился у меня через пол часа и, зевая, протянул флэшку. Вскрыть смартфон оказалось проще, чем он полагал. При облучении ультрафиолетовыми лучами защитного экрана, стал видны следы логического шифра, который рисуют пальцем. Прикосновение пальцем к стеклу оставляет на нём практически незаметные следы – поры кожи выделяют пот, оставляют микроскопические жирные следы. Под микроскопом эти свидетельства касания можно рассмотреть. Далее человек повёл пальцев вниз – следы пота и жира вытянулись, появилась полоска. На повороте чуть замедлил – количество следов возросло. Конечно, если протереть экран салфеткой, все эти следы исчезнут, но Гусь не догадался это сделать! Провёл пальцем по прямой вниз от семи до одного, потом по диагонали – от одного до пяти, треугольник замыкался на единичке, далее вторая диагональ – от семи до трёх. Этот узор он повторял многократно, так что следов осталось достаточное количество.

Я внимательно пролистывал содержание. Две сотни телефонных номеров, включая тривиальные «мама», «папа» и «дом». Масса фотографий с каких-то пикников, концертов рок групп.

Среди эсмесок оказалось несколько сообщений, которые стоит запомнить. Он договаривался с кем-то, кто был помечен лишь инициалами «Р.Т» о рабочих сменах. «Р.Т» – это его начальник? Запишем, возможно пригодится.

Позвонил Бернардо. Мою просьбу он выполнил, и передал номера мобильников, тот, с которого звонили из моего дома без четверти три ночи, и тот, на который звонили. Оба номера в базе данных не значились. Номер, с которого звонили, не совпадал с тем номером, какой был у аппарата, «забытого» у меня.

Это серьёзно осложняло дело. Номерами, которые нигде не значатся, пользуются спецслужбы. Во-вторых, как это он забыл или потерял мобильник, которым не пользовался? Оставил, правильнее сказать. И – вполне возможно – по указанию шефа. Примитивщина конечно, но может быть, как раз они и рассчитывали, что я вскрою аппарат, чтобы взять меня «с поличным»? Смешно. Они вспотеют, доказывая, что аппарат был взломан. Да если и докажут, что с того? Аппарат я нашёл у себя дома и вскрыл, чтобы узнать – чей он.

Говорят, что самое простое объяснение – самое правильное объяснение. Но и добавляют – если всё сходится, значит идёшь не в том направлении.

Звонок оторвал меня от размышлений. Я взял свой аппарат в руки и с некоторым удивлением увидел, что звонит Босс.

– Мой охранник обронил у тебя мобильник. Могу я заехать к тебе за этим грёбанным смартфоном? Мы совсем неподалёку.

Я готов был рассмеяться. Это, оказывается, Босс чудит. Ему потребовался повод заехать ко мне.

– Ну, если ты не можешь отказать своему охраннику – заезжай минут через пятнадцать-двадцать.

– Зачем так долго ждать? Я буду через пять минут.

Я вздохнул и нажал кнопку «отбой». Пришлось срочно звонить Сашке и объяснять ему, что аппаратом приехали раньше времени. Услышал знакомое «Нет проблем» и отправился встречать гостей.

Босс входил в дом с таким видом, словно вместе со мной он хочет купить и этот дом. Следом трусил Гусь.

Мы поднялись на второй этаж, я провёл гостей в салон. Выглядит мой салон не ахти как представительно, гости у меня бывают очень редко. Главное, что чисто.

На столе, в полиэтиленом пакетике, лежал «забытый» Гусем аппарат.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы откликнулись на просьбу вашего охранника и приехали за его мобильником, – не удержался я.

– Только не надо думать, что я специально просил его забыть аппарат. Я решил воспользоваться случаем и посмотреть, как ты живёшь. Я был бы здесь, даже если бы он, – Босс кивнул в сторону охранника – ничего бы не забывал.

Пускай так, никто не требует меня верить тому, что он говорит. Я наблюдаю, как внимательно Босс изучает обстановку моего дома, словно ощупывает взглядом каждый предмет, надеясь найти в нём отражения моего характера. Гусь более наблюдает за мной – изучает. Я не тороплюсь – Босс должен пропитаться духом моего дома, тогда с ним будет легче разговаривать. Наконец, он замечает на столике смартфон Гуся.

– Ну, бери свою игрушку, – он кивает на пакетик, лежащий на столе.

– И возвращайся в машину, – добавляю я.

Босс испытующе глядит на меня, но ничего не говорит. Гусь медленно забирает аппарат, ожидая реакции Босса на мои слова. Но Босс молчит, и ему ничего не остаётся, как ретироваться, пожав плечами. Надеюсь, он не будет пытаться зайти куда-то «не туда», чтобы оставить там жучка.

– Скопировал содержимое? – хитрая улыбка, Босс испытующе смотрит на меня. Любому понятно, что это он попросил Гуся «забыть» у меня смартфон. Я помню, как он просил меня взломать его лэптоп, и делаю вид, что не слышал его вопроса. Зачем торопиться?

– Чем обязан столь неожиданному визиту? Произошло что-то такое, о чём я должен знать?

Босс разочарован тем, что я не ответил на его вопрос, но виду не подаёт.

– Я не уверен, – наконец начинает он, – Что ты заслуживаешь того, чтобы работать на меня. Ты слишком любишь деньги. А значит, предашь меня, если кто-то предложит тебе вдвое больше.

– Позволю себе дать несколько рекомендаций, исполнение которых вернёт вам уверенность. Самое простое – дать столько, сколько никто другой не даст. Просто и вполне возможно, что исполнимо. Но хочу обратить ваше внимание, что не всегда нужно платить золотом. Иногда людей покупают совсем за другую валюту, и эта, другая валюта, золотого эквивалента не имеет. Можно купить за любовь, власть, можно даже за месть. Я подсказываю вам самые классические, самые известные виды платежей, ибо вы можете с легкостью продолжить список. Конечная цена в итоге будет напоминать классический набор доверительного фонда – акции компании «А», акции банка «Б», облигации «Г». И, главное, торг уместен – о структуре пакета договориться легче, чем о его величине. Поскольку в содержании пакета заключено некоторое таинство – мы же не знаем, как будут менять котировки включённых в его состав активов – то это создаёт привлекательную интригу.

Я развиваю мысль, внимательно наблюдая за реакцией Босса. Очень важно, что я слышу его дыхание. Как бы он не старался скрыть свои чувства, дыхание выдаст его и подскажет мне, когда нужно сделать точку.

– У меня такое ощущение, – начинает он, когда я останавливаю поток собственного красноречия, – словно я стою возле какой-то очень дорогой вещи. С одной стороны – хочется купить, с другой – совершенно непонятно, на кой чёрт она мне нужна.

– То, что по-настоящему дорого, – я пытаюсь придать своему голосу многозначительность, – цены не теряет. В смартфоне вашего охранника ничего интересного не было и не будет. Давно он у вас?

Босс удивлён тем, как я ловко перескочил с одной темы на другую. А я прощупываю – н настало ли время поделиться с ним информацией о ночном разговоре Гуся с его Шефом. Тут же в голову пришла хорошая кличка для шефа Гуся – Пастух. Очень логично, гусей надо пасти, чтобы они не разбредались.

Подобно тому, как я несколько минут назад игнорировал Босса вопрос о смартфоне, он игнорирует мой вопрос об охраннике.

– Тебя даже нельзя назвать котом в мешке. Как бы ты не оказался ящиком Пандоры в мешке. Но ты заинтересовал нашу Конкорду, а она никогда не ошибается. Так что, придётся нам договариваться.

От упоминания о Принцессе у меня вдруг защемило сердце. Я уже сумел заслужить её расположение. Это предаёт мне новый импульс и стимул для продолжения переговоров с Боссом.

И когда мы уже практически договорились, я вновь возвращаюсь к уже заданному вопросу:

– Как давно у вас этот охранник?

Босс скептически смотрит на меня.

– Я что, за охранниками слежу? Есть у меня человек, которому ты можешь адресовать этот вопрос.

Он достаёт из кармана собственную визитку и пишет на ней какое-то имя и телефон. Не догадывается, что я спрашиваю не просто так! До него что, доходит, как до жирафа? Нужно будет съездить на Виллу и там поговорить с Принцессой. Она потолковее.

Мне эта мысль очень нравится, и я улыбаюсь, прощаясь с Боссом. А он, наивный, полагает, что это я от радости за достигнутое соглашение.

Гусь закрыл за собой дверь и уселся в кресле напротив. Сегодня он вёл себя совсем иначе, чем во время нашей предыдущей встречи. Всем своим видом он демонстрировал неотразимость и уверенность в себе.

– Хочу сказу предупредить и успокоить вас, что всё, что я скажу вам и что услышу от вас, останется строго между нами.

Говорить он может что угодно, но что же такого он собирается услышать от меня? Думает, что я так легко делюсь секретами с другими?

– Как говорят – карты на стол. Вы уже выяснили, что я не тот за кого себя выдаю. Я офицер службы национальной безопасности. И предлагаю вам взаимовыгодное сотрудничество.

Сразу объясняю, что вы выигрываете. Прежде всего, безопасность вашей фирмы. Правительство и все его службы закроют глаза на все те многочисленные нарушения, которые вы изо дня в день допускаете. Мы только начали всеобъемлющие проверки, но уже обнаружились такие нарушения, которых хватит, чтобы упечь вас в тюрьму на долгие годы. И ваша инвалидность вас не спасёт, знайте это.

А с другой стороны мы поможем вам и вашей фирме деньгами. Заказы, которые будут приносить вам стопроцентную прибыль. Более того – в ряде случаев мы будем готовы помогать вам с информацией, которая вам нужна для успешной работы. Можем договориться и прямых денежных выплатах.

Я также обращаюсь к вашему чувству гражданского долга, который предписывает помогать обществу, и родине в том случае, когда возникает необходимость. Я бы добавил, острая необходимость. И добавлю, что есть веские основания считать, что всем нам угрожает опасность.

Он сделал эффектную паузу, пытаясь разглядеть и понять мою реакцию на его слова. Кажется, он планировал, что я начну расспрашивать – о какой опасности идёт речь? И ещё он уверен, что я воспринимаю все его слова всерьёз, включая запугивание – они, как выясняется – всё обо мне уже знают. Он глупо блефует – не мог никто за два дня накопать обо мне компрометирующей информации. Десятки людей должны месяцами сверять тысячи документов, чтобы хоть что-то вытащить. Это ещё вопрос – кто о ком больше знает. Я уже отслеживаю мобильник его Пастуха и скоро у меня будет много дополнительной информации. Вот только его странная фраза – «Вы знаете, что я не тот, за кого себя выдаю» – не даёт мне покоя. Как он или они догадались, что я слышал его ночной разговор? Что выдало меня?

Пауза затянулась, и Гусь продолжил, но уже почти заговорщическим голосом.

– Если потребуется – мы готовы устроить встречу с Руководителем службы национальной безопасности. Разумеется, не у него в кабинете, а на специальной квартире с двумя входами – так, чтобы встреча осталась тайной, и никто не мог бы вас заподозрить. Вы зайдёте с одной улицы, он зайдёт с другой, и никто никогда не сможет узнать, кто по двум длинным коридорам попал в особую квартиру, окна которой наглухо закрыты ставнями. Подготовьте ваши пожелания, я уверен – он пойдёт вам навстречу.

Мне стало казаться, что я присутствую на съёмках второразрядного шпионского фильма. Ну, а кто режиссёр и сценарист этого захватывающего действия? Гусь в очередной раз переоценил свои таланты. В такой ситуации лучше всего молчать, нужно заставить собеседника побольше говорить, чтобы он подбирал слова, искал аргументы, пытался «зайти с другой стороны». Но я уже готов был рассмеяться, и чтобы этого не произошло, спросил Гуся:

– Ну, а вы будете связным? Через вас я буду передавать донесения, фотографии секретных планов, копии бухгалтерских документов и списки инвесторов. Да, и самое секретное – ведомости начисления заработной платы.

– Напрасно иронизируете. По-хорошему, нам безразличны финансовые перипетии вашего нового клиента. Он попал в зону нашего внимания совсем по другой причине, и по такой причине, что дух захватывает. Вы знаете, чем занимается этот ваш новый клиент?

Чем большее незнание я буду демонстрировать, тем больше он мне расскажет. Гуся явно не учили вести подобные беседы.

– Зачем мне это знать?

Гусь вздохнул, сетуя на мою непонятливость и закрытость.

– Занятная история. Концерн «Эс. Ти. Биофарм» занимается производством – как следует из названия – биохимической продукции. Одна из последних их разработок – специальная бактерия, которая разлагает полиэтилен и некоторые другие пластмассы. Надеются очистить мировой океан от загрязнений.

Разработка этой бактерии – пластофга, уже завершена. Но, прежде, чем выливать бульон с этими бактериями в океан, проводят обстоятельные проверки. Лозунг, позаимствованный у медиков – «Не навреди!» Мало ли, что может случиться при массовом использовании, и не по злому умыслу, а из-за того, что что-то не учли, что-то не предусмотрели.

Так вот, во время одной из серий проверок в сторонней лаборатории учёные исследовали структуру ДНК этого пластофага.

И вот тут-то выяснилась удивительная вещь – ДНК пластофагов были построены не из четырёх, а из восьми нуклеотидов!

Вы, уверен, слышали, что все живые организмы на земле имеют ДНК, состоящие из четырёх видов нуклеотидов – аденина, гуанина, тимина и цитозина. Подчёркиваю – все. А у пластофагов – из восьми нуклеидов!

Чем далее, тем интересней. Немедленно примчалась группа экспертов из Эс. Ти. Биофарма, и чуть ли не силой отобрали данные исследований, заявив, что это были – загрязнённые образцы. А выводы о восьми нуклеатидах – специфическая для данного вида бактерий ошибка, обусловленная тем, что бактерии выращивали в очень сложном по составу бульоне аминокислот. Кажется, они ещё и подкупили кого-то из сотрудников контрольной лаборатории – чтобы всё, что касалось обнаружения восьминуклеидной ДНК, было уничтожено. По нашим оценкам они истратили миллионы на то, чтобы сотрудники лаборатории согласились с тем, что были допущены ошибки.

Вот это и насторожило нас. Восьминукледные цепочки известны науке – их называют хатимодзи. Что же так напугало Эс. Ти. Биофарм? Что им удалось продвинуться в создании восьминуклеидных цепочек дальше, чем кому-либо и создать настоящий живой организм? Нет логики. Но созданные в других лабораториях хатимодзи – это мелочь по сравнению с бактериями на восьминуклеидной основе. Вы понимаете? Это означает, что создана жизнь в пробирке и доведена до невероятно высокого уровня – целой бактерии, живого организма размером в десятую долю миллиметра! Если это так, то речь идёт о таком прорыве в науке, которого история не знала. Но почему они скрывают столь грандиозное открытие?

Есть объяснение, которое может поначалу показаться вам фантастическим, но прошу, не отвергать его с порога.

Гусь сделал заговорщической вид, театрально огляделся по сторонам – не подслушивает ли кто? И продолжил уже тоном начинающего заговорщика.

– Это бактерия внеземного происхождения. Концерн вступил в контакт с другой цивилизацией, с другими живыми существами и держит это в тайне от всего мира. И этот вариант представляется нам более вероятным.

Гусь замолчал, ожидая моей реакции. Я сделал каменное лицо. Главное – не рассмеяться. Про такие рассказы говорят – начал за здравие, а кончил за упокой. Но есть в его рассказе – если он не придуман – важный элемент.

Если его рассказ о подкупе сотрудников контрольной лаборатории не выдумка, то это означает, что отработана система финансирования специальных выплат. Наличными и без фиксации в документах. И уже не важно, участвуют в этом какие-нибудь марсиане, или нет. Важно, что в такой системе могут быть бреши. Я не могу себе отказать в милой слабости – воспользоваться обнаруженными точками уязвимости.

– Очень занятно, – подбодрил я его. – Но не слишком убедительно. Особенно, про марсиан с восьминуклеоидными ДНК. Получается, что они приземлились на территории одного из заводов концерна. Ночью, пока никто не видит. А на рассвете пробрались в кабинет мистера Неготтари. И рассказали ему, как организовать синтез пластофагов. И до сих пор живут бедняги, в одном из складских помещений, страдая от отсутствия кондиционеров.

– Не смешно. А во-вторых, почему марсиане? Мы не знаем откуда.

– Это я просто так. Марсиане, юпитеряне, плутоняне – называйте – как хотите. Мне слово «инопланетянин» не нравится.

По реакции Гуся было понятно, что и он согласен называть их марсианами.

– Зря вы иронизируете. Не на территории завода они приземлились. Не считайте себя сверхпроницательным, а остальных – дураками. Приземлились они в Южной Америке. Там, откуда та странная женщина, что живёт на Вилле. Она имела контакт с ними, и по всей видимости, является посредником между этими – как ты сказал – марсианами – и людьми. Ты слышал, что она разговаривает на каком-то странном свистящем языке? Мы всё перебрали. От пинахана до чиротеков. Полного совпадения нет.

– Что такое пинахан и чиротек?

– Пинахан – это одно из племён, живущее в Амазонии. Говорят на языке свистов. Никто, кроме них, этот язык, кстати, освоить не в состоянии. За много поколений у них произошли столь сильные изменения в голосовых связках, что обычный человек повторить их звуки не может. Но язык очень беден, примитивная грамматика. Черотекская языковая группа – это языки племён центральной Америки. Включают в себе множество свистящих звуков, но наряду с обычной фонетикой. Конкорда говорит на языке, близком к одному из черотекских языков. Я могу рассказать ещё много интересного, но не сейчас. Когда мы начнём работать вместе, я сведу вас с людьми, которые знают более моего.

– Вы на Андаманских островах когда-нибудь были?

– Где? – удивился Гусь, пытаясь понять связь Андаманских островов со своим рассказом.

– На одном из Андаманских островов живёт такой народ – сентинельцы. Малюсенький народец, всего несколько сот человек, знаменитых лишь тем, что они не уже много веков не хотят идти на контакты с окружающим их миром. Просто убивают тех, кто пытается высадиться на их остров. Убивают самыми примитивными копьями и стрелами, ибо иного эти дикари не знают. Но учёные очень любопытны, и обладают тем, что выходит за рамки воображения дикарей. Так что лет сто назад учёные похитили с острова одного дикаря. Привезли его в Индию – в ближайший город – чтобы изучить добычу и обогатить науку новыми знаниями. Не получилось. Дикарь умер. От инфекции. Никто специально его никакими болезнями не заражал. Просто те микробы, которые живут в наших телах, которые мы свободно и безболезненно переносим, оказались смертельными для тех, кто веками жил в глубокой изоляции. Микробиологическая флора замкнутого на острове поселения за эти века настолько разошлась с микробиологической флорой окружающего мира, что стали несовместимыми. Ныне на остров людям высаживаться запрещено, пространство вокруг острова объявлено закрытой зоной, которую охраняет катер индийских военно-морских сил. Учёным разрешают использовать только дистанционные методы наблюдения. Специалисты бояться, что попадание наших микробов на остров убьёт оставшихся синтенельцев. И это на одной планете, и те и другие – классические Хомо Сапиенс. Надеюсь, всё понятно? Или напомнить, что случилось с марсианами в романе Герберта Уэллса?

Гусь долго смотрел на меня. Возможно, пытался вспомнить этот роман. Скорее всего, он его не читал и не знает, что ещё сто лет назад Уэллс понял, что земные бактерии способны убить любого чужака. Это люди могут рассуждать о гуманизме, а в мире бактерий безотказно работает основной принцип природы – убей чужака, или он убьёт тебя.

– Ваш скептицизм – показной. И вы не ощущаете нависшей над вами угрозы. И у вас нет много выхода, как начать сотрудничать с нами, – медленно, отчётливо выговаривая каждое слово, сказал он.

– Я всегда найду выход. Например, пойти к мистеру Неготтари и рассказать ему о нашей беседе. Я догадываюсь, он – скорее всего – предложить мне подыграть вам. Почему бы мне так не сделать?

Гусь вспыхнул.

– Вы бы книжки исторические почитали, как кончают двойные агенты!

– Читал. Кончают по-разному. Некоторые добиваются колоссального успеха. Но я спрашивал не о том. Что – по-вашему – должно удержать меня от того, чтобы поделиться с Боссом интересным рассказом про марсиан?

Гусь негодовал. Я видел, как он напрягся, дыхание его стало неровным. Он проговаривал – про себя ругательства и проклятия, и ему требовалось немало усилий, чтобы сдержаться. Вот тебе и офицер службы национальной безопасности. Где его стальные нервы и каменная выдержка? Наконец, он сказал:

– Вас должно удержать чувство долга перед отечеством и людьми. С вами разговаривает человек, поставленный на стражу интересов общества. И, кроме того, вас должно удерживать чувство опасности. Мы вас от них защитить можем, а они от нас – нет.

Он резко встал, сделал показной театральный кивок головой на прощание – так прощались офицеры прошлого века в исторических фильмах, и быстро вышел.

Я разочаровано смотрел ему вслед. Актёр из него плохой. И почему он так быстро убежал? Выговорил запланированный, проплаченный текст – и всё? Я не выгонял его, был готов слушать и далее. Жаль. Ещё раз я убедился, что Гусь – это гусь… Шея длинная, а ума не хватает. Ну, а что касается того, что они могут меня защитить… От кого? Если то, что он говорил – не анекдот, то защитить меня от марсиан никакие спецслужбы не сумеют. И от тех, кто ворочает сотнями миллиардов, тоже. Пожалуй – я готов поиграть в кошки мышки с Гусем и его Пастухом. Тем более, что Пастух уже у меня «на крючке». Я пока не могу перехватывать его разговоры по мобильнику, но уже запущена система, которая отслеживает, откуда он звонит. Плюс-минус десять метров. Его звонок – и у меня на карте появится точка. Ещё звонок – и ещё точка. К концу дня набирается полтора-два десятка точек. Часть из них разбросана по городу. А вот тут – целый десяток точек. Его офис. Надо присмотреться, может, есть лазейка. А вот здесь пять точек, и время этих звонков – вечернее. Значит, его дом. Пастух – не такого высокого полёта птица, чтобы иметь охраняемую квартиру. Майор или просто капитан. А значит, я сумею подобраться к нему. У меня есть ребята, которые куда угодно подставят жучка такого совершенства, что с собаками не найдёшь. Не хуже тех, что на Вилле поставили. Засунут прямо в его квартиру, или из соседней квартиры перебросят. Даже на оконное стекло снаружи можно наклеить прозрачный пространственный микрофон. На раму – под цвет рамы солнечную батарею и аккумулятор, на чердаке здания – ретранслятор, работающий в импульсном режиме. Двухсекундные сеансы связи – пойди, поймай! Главное, чтобы стёкла в окне не оказались двойными, через двойные стёкла такая прослушка не тянет. Затем, настройка – нужно отсеять, отфильтровать, голоса тех, с кем он живёт – они пока мне не интересны. Записанные разговоры накладываем на зафиксированные включения мобильника – и, пожалуйста, у меня все его звонки. Если он любит говорить из машины – а такая слабость есть у большинства – то и в машину забросим наше длинное ушко. В машину даже проще, чем в квартиру. Не надо её вскрывать.

Но, прежде, чем делиться любопытной информацией с Боссом и Принцессой – подождём, вернётся Гусь к незаконченному разговору, или нет. Чем чёрт не шутит, может, Гусь вернётся с таким предложением, что будет трудно устоять?

И тут же смеюсь над собственной наивностью – нашёл, от кого ждать.

Просматриваю отчёт за три дня. Один из звонков, сделанных Пастухом, – это звонок начальнику охраны «Горной Лилии». Что и следовало ожидать.

Либо Гусь разыгрывал плохо написанную пьеску, либо Пастух работает на Босса. Для меня это ничего не меняет. С Гусём всё ясно, и я ломаю голову над другим – как организовать прослушку Босса. Нужно понять, каким образом они собираются заработать эти двести миллиардов. Это в несколько раз больше, чем оборот Эс. Ти. Биофарм. Впрочем, концерн Босса – не самый большой из тех, обладатели которого собираются на вилле. Я до сих пор не собрал сведения о коллегах Босса по вилле.

Ключ я вижу в гостинице. Двенадцать отличных двухкомнатных номеров, в которых останавливаются гости. Владельцы корпораций, не меньших, чем корпорация Босса. В интимной комнате они обсуждают такие проблемы, которые, о которых другим знать не полагается.

По крупицам восстанавливаю имена тех, кто бывал на вилле. Нескольких некоронованных королей мне удаётся установить. Часто бывает достаточно фамилии – если вы слышите Рокфеллер или Эллисон, то вам уже ясно, о ком идёт речь, даже если имя не упоминалось. Не совсем понятная иерархия. Мистер Неготтари, мой Босс, у них за главного, но сам он по-рабски заискивает перед Принцессой.

Ещё раз просматриваю распечатки сделанных на Вилле записей.

Похоже, что все они хорошо знакомы и полностью доверят друг дружке. Что-то вроде «Римского клуба». Только в этом клубе зажимаются не проблемами гумманизации науки и промышленности, а зарабатыванием денег, как и полагается промышленникам, ворочающих миллиардами.

Кто такой профессор Стенли, который в курсе предстоящих дел?

Составляю список профессоров, имеющих фамилию Стенли. Затем, проверяю – где был каждый из них в день, когда проходила прошлая встреча Клуба Принцессы – я буду называть его так. Стенли не сумел приехать, но наверняка звонил накануне встречи. По моей просьбе Бернард следит за разговорами с виллы по мобильникам.

Всего пара часов потребовалась мне, чтобы определить, что искомый профессор Стенли живёт в Цюрихе.

Я позвонил Росси.

– Приезжай, дело есть.

Росси, один из моих внештатных сотрудников, появился через час. Приехал на автобусе. Почему – я понял сразу. Не нужно было иметь острое обоняние, чтобы понять, что я его оторвал от бутылки.

– Я же просил тебя!

Росси удивляется, потом пытается объяснить, что выпил всего лишь бутылочку пива. Вот уж воистину, горбатого могила исправит! Я истратил на него кучу денег, чтобы вытащить из тюрьмы. Объяснял ему, что честной жизнью он заработает больше. Нашёл для него хорошую работу – он сейчас слесарь по ремонту замков. Если у вас сломался ключ во входной двери – советую, обращайтесь к Росси. Вытащит обломок ключа, отремонтирует замок. Только поглядывайте, чтобы он случайно не взял что-то в качестве сувенира. Я даже ухитрился выбить для него специальное разрешение для такой работы в полиции – у них ведь все бывшие домушники на учёте. Он «Фрилансер», поэтому его разъезды никому не кажутся странными. Мои заказы, естественно, идут вне очереди. За один день работы на меня он получает столько, сколько честным трудом зарабатывает неделю или даже месяц. Даже если он попадётся, я останусь «чистым». За ним некий «грешок» тянется, который даже у доброго судьи лет на восемь потянет. Скажет где-то лишнее – я за ту верёвочку потяну, и…

Я подаю ему большой стакан горячего кофе. Предлагаю разбавить молоком, но он отказывается и, обжигаясь, пьёт маленькими глотками.

– У тебя какой-то помятый вид.

Он искренне удивляется, потом с жаром начинает объяснять, что было много работы, и он не успел переодеться перед поездкой ко мне.

– Ты с людьми работаешь, должен выглядеть так, чтобы девушки тут же телефончик твой спрашивали!

Я «поучаю» его – мне почему-то нравиться быть для него наставником, ещё немного и он будет обращаться ко мне как к священнику – «ваше преподобие». Я говорю ему о необходимости завести семью и одновременно на листке аккуратно вывожу адрес профессора Стенли и делаю пометки, понятные только Росси. У него отличная память, поэтому по окончанию разговора я листок сжигаю. Пепел аккуратно разминаю муляжом сигары, чтобы он превратился в порошок.

Мы спускаемся в цокольный этаж, и я даю ему необходимое оборудование. Завтра в пять утра он отправится в Женеву.

Росси ещё не вернулся, а я уже перехватил важный разговор. Профессор объяснял кому-то, что на индексы деловой и промышленной активности влияет очень много факторов, но в современном обществе пресса может сделать один из них доминантным. Разумеется, на непродолжительное время. Но если сочетание общественных, политических и идеологических факторов скомпоновано грамотно, «проседание» биржи будет значительным.

Собеседник не торопился согласиться и попросил привести пример.

Профессор издал непонятный звук и начал говорить об угрозе войны. Простая угроза локального конфликта, особенно связанного с основными нефтедобывающими странами может обрушить биржи. В зависимости от количества стран, которые могут быть вовлечены в конфликт, от того, какие это страны и какие правительства находятся сейчас у власти можно более или менее точно предсказать поведение индекса деловой активности и изменения основных котировок. И это при том, что война так и не начнётся, или ограничится разовой перестрелкой с минимальными потерями.

Он говорил об этом спокойно и обстоятельно, словно учитель, объясняющий ученикам решение обычной задачи.

Прослушал этот рассказ дважды. За лёгкостью изложения явно скрывается хорошая и обстоятельная подготовка. Ожидает вооружённый конфликт? Клуб Принцессы получил информацию о возможном военном конфликте и хочет на этом «погреть» руки? Но половина «Клуба Принцессы» связана с фармацевтической или с химической промышленностью, а не с военными!

Двести миллиардов на страхе войны в наши дни не заработаешь. Сейчас все умные, никто своими руками воевать не хочет. Дураков воевать и подставлять головы под пули вместо богатого дяди тоже немного найдётся.

И какое до этого дело фармацевтическим концернам?

Как это ни странно – тупик, ситуация, в которой я пока не могу понять – что из чего вытекает, создала мне прекрасное настроение. Я уверен – настанет день, года отдельные элементы этого пазла сложатся в понятную картину. Чем сложнее в начале, тем большим будет счастье победы.

– Что вы об этом думаете?

Я снова на Вилле, мы – то есть я, Босс и Принцесса – сидим в наглухо запертой интимной комнате. Стены уже не мертвенно-белые – приходил художник и превратил одну стену в лесной пейзаж. Сочетание бледного хемолюминесцентного света и этого пейзажа наполняет комнату таинственностью. Маленький букет полевых цветов в бумажном стаканчике выглядит гостем из другого мира. Зачем он здесь? Прихоть Принцессы?

Босс молчит – переваривает услышанное. Принцесса смотрит на меня с любопытством.

– Я рада, что мы в вас не ошиблись.

Босс оживает.

– Как быстро вы его раскусили?

– Сразу. Я молчал лишь потому, что хотел знать подробности.

– Какие подробности?

– Что из себя представляет капитан Массимо.

Босс бросает короткий взгляд на Принцессу. Он допускал, понимал, что Гуся я раскушу, но то, что я так быстро доберусь и до Пастуха – не ожидал. Принцесса не реагирует.

– Какого ты о нём мнения?

– Середняк.

Босс переваривает мой ответ. Судя по всему, он был о Массимо несколько иного мнения.

– Что ещё ты успел узнать?

– Многое, но мы ещё не обсудили условия сотрудничества.

– За твои услуги мы должны платить ежемесячно? Или хватит раз в год? А может, от случая к случаю? – Босс не скрывает издёвки в голосе.

Принцесса не даёт ответить и отрицательно качает головой.

– Ты его не понимаешь. Он игрок, конверт с чеком, который ты ему дашь, не вызовет прилива радости. Но он будет сиять от радости, если такую же сумму снимет с твоего счёта так, что ты этого не заметишь.

Босс смотрит на меня с изумлением, возмущением и отвращением одновременно, а я поворачиваюсь к Принцессе. Сказанное ей звучит странно, но суть она ухватила.

– Восхищён вашим умом!

Принцесса не реагирует мой на комплимент, а Босс разводит руками.

– Значит, в зарплате и гонорарах вы не нуждаетесь? По принципу – сам возьму, сколько пожелаю?

– Её Высочество преувеличивает. И в то же время она права – во мне живёт страсть к игре. Но не зелёном сукне.

– Здесь ставки повыше, – замечает Принцесса.

– Именно это мне нравится.

Босс нервно постукивает пальцами по столу – волнуется.

– Надо всё тщательно продумать.

Думает он недолго. Раскрывает папку и достаёт из неё чековую книжку. Заполняет чек, вкладывает его в конверт и передаёт мне. Я спокойно складываю конверт с чеком пополам и кладу в карман. За моими действиями пристально наблюдают.

– Ты даже не посмотрел, какая сумма вписана в чек, – голос Босса опять изменился. Теперь основная его компонента – восхищение.

– Зачем? У меня будет…

Принцесса прерывает меня.

– Именно этим ты мне и нравишься. Уважаю тех, кто умеет поставить на кон больше, чем имеет. Можно, конечно, проиграть по-крупному, но такие чаще выигрывают. И немало.

– Могу я задать несколько вопросов? – обращаюсь я к Принцессе.

– Смотря каких!

– В обозримом будущем ожидается эпидемия?

Они не видят, как я напрягся. Это моё предположение. Я долго размышлял – как фармацевтические компании могут обрушить промышленные индексы – известные нам по именам Доу-Джонса, Никкей и прочих. Только если инициализируют какую-то страшную эпидемию. Что-то вроде Эболы. Промахнуться – упасть в их глазах. И очень сильно.

Босс что-то говорит Принцессе на непонятном языке, и ликование окутывает меня невидимым тёплым одеялом. Чем более они будут говорить на этом булькающем языке, тем больший кредит я получаю в их глазах. Наконец, Принцесса отвечает:

– Не задавай вопросов, ответы на которые ты уже знаешь. Что ещё ты хотел узнать?

– Как на обычной эпидемии можно заработать те суммы, о которых я слышал?

– Тебе это знать незачем, – тут же отзывается Босс. – Каждый должен заниматься тем, что ему поручено, и что он умеет…

Принцесса прерывает его.

– Сделай исключение. Перед нами человек, живущий по ту сторону тех условностей, которыми заполнен наш мир. Умный, инициативный, любопытный. А главное – творческая личность. Такому нужен простор. У меня такое предчувствие, что он может работать по-крупному. Помнишь его реакцию на то, что ты обозвал его мерзавцем?

– Причём здесь это? – тон Босса изменился, он пятится назад. – Впрочем, если вы считаете…

– Я редко ошибаюсь, – говорит Принцесса. – И только в мелочах.

И делает кивок Боссу. Небольшое движение головы, но в нём властный приказ – расскажи ему.

– Этой зимой ожидается новая вспышка эпидемии гриппа. Начнётся она из Индии или Китая. Обычная эпидемия, опасная лишь для стариков и людей с ослабленной иммунной системой. Но у этой эпидемии будут несколько отличий. Во-первых, скорость распространения. Очень высокая. Время нетрудоспособности поражённого этим гриппом – две-три недели. Необычный побочный эффект – временное бесплодие у переболевших гриппом. Вот и всё, никаких чудес. Мы – как специалисты-фармакологи хорошо подготовились.

Четыре наших лаборатории, находящихся в разных концах мира, быстро разработают и запустят в производство индикаторы новой разновидности вируса. Это доход, хоть и небольшой.

Прирученная нами пресса расскажет всему миру о невероятной опасности этого вируса и подтолкнёт политиков к решительным действиям. Каждый из них будет бояться упрёков в нерасторопности и чёрствости, так что многие побегут впереди паровоза. Биржевые индексы «просядут» и мы постараемся скупить временно «просевшие» акции. Ожидаем большие доходы, пока мы накапливаем капитал, требуемый для выполнения подобных операций.

Поскольку распространение эпидемии будет стремительным, будет много больных и потребуется много дополнительного медицинского оборудования. Мы к этому подготовились.

Наши лаборатории быстро разработают вакцину и методы её ускоренного тестирования. Пресса поможет сделать так, чтобы вакциной обзавелись все. По крайней мере, в странах «золотого миллиарда».

Потом всплывёт проблема временного бесплодия. Приложим все усилия, чтобы создать и быстро внедрить лекарство от этого недуга.

Ну и прочие мелочи – оборудование больниц, профилактические мероприятия и так далее – всё будет зависеть от того, как пойдут дела.

Он сделал театральный жест руками, показывая, что это всё, что он может пока рассказать. Я кивнул.

– Какова роль хатимодзи?

Добился своего. Принцесса удивлённо посмотрела на меня.

– Ты что, биохимик?

Тепло разлилось по телу. Значит Гусь, когда вербовал меня, по неопытности своей сочетал правду с выдумкой. Не нашёл другого способа произвести впечатления неуклюжей вербовки. Я не отвечаю, но всем своим видом стараюсь показать, что жду ответа по существу. И Принцесса понимает это.

– С помощью хатимодзи в состав вируса включён компонент, вызывающий временное бесплодие.

– Временное – это насколько?

Принцесса пожала плечами.

– Пока не знаем. Зависит от человека. Его возраста, состояния здоровья, образа жизни. Может год, а может десять. Какой-то процент останется бесплодным до конца жизни. Будущее покажет. Главное, что сеанс лечения от бесплодия – серия уколов – будет стоить сотни долларов.

Я немедленно прикинул – какова будет потребность в таком лечении? Сейчас каждый год рождаются 150 миллионов человек. Если для двадцати процентов из них потребуются эти лекарства, каждый комплект продавать по тысяче долларов, то это даст 15 миллиардов оборота в год. А если желающих обзавестись людьми окажется больше? Я облизал внезапно пересохшие губы. Принцесса это заметила.

– Уже облизываетесь?

– Нет, просто вспомнил, что у меня слабая иммунная система.

Босс раскатисто рассмеялся.

– Значит и тебя есть ахиллесова пята? А то я уже подумал, что и чёрт тебе не враг. Шутка, конечно. Сделаем тебе укол, и вирусы будут обходить тебя за километр. А за других не переживай. Ежегодно от гриппа умирают двести тысяч. Будет один раз триста. Ну четыреста. В автомобильных авариях ежегодно гибнет более миллиона.

– Я и не переживаю.

– Это заметно, – сказала Принцесса.

Я улыбнулся. На моём лице улыбка отражается плохо, но знающие меня люди замечают её. Моя улыбка относилась не к тому, что сказала Принцесса, а к тому уколу шпагой моей осведомлённости, которой я нанесу сейчас.

– На следующий неделе сюда приезжает профессор Стенли. Вы можете представить меня ему?

Гусь стал моим шофёром. Не постоянным, конечно. Если мне нужно попасть на Виллу, то я звоню, и за мной присылают машину. Берегут мои ноги. Хотя я не испытываю после езды тех болей в ступнях, какие бывают после ходьбы. Гусь водит машину лихо, мне приходится постоянно напоминать, что предпочитаю спокойную, уверенную езду, а не скорость.

Гусь в последнее время пытается заговорить со мной о чём-то важном. Я специально уклоняюсь, чтобы нетерпение сделало его более откровенным. Заодно, проверяю – нет ли в машине прослушки? Я еду на заднем сидении, на коленях у меня то, что другие воспринимают, как обычный лэптоп, так что быстро убедился, что машина «чистая».

В одну из поездок Гусь не выдерживает.

– Помните, что я рассказывал о марсианах? Считаете это моим неуклюжим вымыслом? Зря. Конкорда потому и стала принцессой, что она одна из тех немногих, кто имеет контакт.

– В былые времена принцессами становились дочери короля. Твоё разъяснение, что для того, чтобы стать принцессой, достаточно подружиться с марсианами, оригинально.

– А вы не задумывались, откуда у дочери вождя одного из центрально-американских племён такое фантастическое богатство? По сравнению с ней мистер Неготтари – так, бизнесмен средней руки.

Я об этом задумывался. Я уже узнал, что титул принцессы она купила. Как и где – не выяснял, не было времени на это, да и опасаюсь. Есть такие вещи, которые лучше не знать – будут мешать работе. Опасно ничего не знать, но не менее опасно знать слишком много. Приходится балансировать.

– Раньше – если что-то было непонятно, не вмещалось в привычные рамки, противоречило накопленному жизненному опыту – ссылались на бога. Или на чёрта. Теперь ссылаются на марсиан. С Марса ей перевели на счёт пару миллиардов. Осталось проверить, как налоговое управление пометило этот перевод? Подарок? Наследство?

– Зря смеётесь. Прикиньте, сколько успешных проектов было на тех предприятиях, которые пользуются её покровительством. И всегда – какие-то сверхоригинальные решения. Вроде этих хатимодзи.

– Действительно, странность – Конкорда поддерживает только успешные проекты. Мечтаю познакомиться с тем, кто поддерживает провальные проекты.

Гусю моя ирония не нравится.

– Я понимаю, она вам платит, и поэтому вы доверяете ей полностью. И полагаете, что она вам платит той же монетой. Иначе бы вы и месяца у нас не продержались. Попробуйте узнать её настоящее имя. Конкордой её только здесь прозвали.

– Я боюсь, что её имя – в оригинале – просто не сумею выговорить. Булькаю непрофессионально.

Гусь смеётся. А я фиксирую – он пытается посеять во мне недоверие к Принцессе. Надо будет разобраться, почему.

Я бываю на Вилле каждую неделю. Иногда – даже два раза в неделю, поскольку действует негласный запрет – наши дела мы обсуждаем только на Вилле. В интимной комнате. Меня представили «Клубу Принцессы». Я был готов вступить в этот клуб, но Принцесса остановила:

– Не старайся казаться более значимым, чем ты есть. Своим миллионам ты найдёшь лучшее применение. Для тебя дороговато – платить два миллиона годовых взносов.

Во время очередной поездки Гусь спрашивает – не слышал ли я об эпидемии гриппа в Китае? Я настораживаюсь.

– Мы далеко от Китая.

– Это раньше было – далеко. В век авиации понятие «далеко» потеряло смысл. Девять часов – и с обычной группой туристов вирус прилетает к нам. Были когда-нибудь в Китае?

Я нигде не был. Ни разу ещё не поднимался на борт самолёта и не видел, как выглядит земля сверху. Когда-нибудь компенсирую этот пробел.

– Есть предположение, что на земле параллельно шла эволюция двух форм жизни, – неожиданно он переключается на любимую тему. – Одна цепочка – это наша. А вторая – восьминуклетидная. Хатимодзи. Как у Конкорды.

– Значит, Конкорда не с Марса? Жаль.

Гусь не обращает внимания но мою насмешливую интонацию и с жаром продолжает:

– Эволюция восьминуклетидов привела к возникновению небольшой цивилизации разумных октоидов. Она настолько обогнали человеческую цивилизацию, что стали незаметны для нас. Попытайся представить, какими будет люди через пятьдесят тысяч лет? Через пятьсот тысяч лет? Никто вам ничего не скажет, у людей от такого вопроса сразу отключается воображение. За гранью немыслимого. Спроси у любого, самого талантливого учёного – каким будет человечество через миллион лет – и он, кисло улыбнувшись, скажет, что не уверен, что человечество протянет миллион лет. Это грустная констатация факта, что наша цивилизация логического продолжения не имеет. Наша цивилизация – это цивилизация потребления. Ей – как велосипедисту – требуется постоянное движение. Остановится – упадёт. А для постоянного движения нужны ресурсы. А ресурсы – по определению – ограничены. Отсюда и смехотворные проекты освоения других планет, других миров. Ещё одна, две, три планеты продлят существование цивилизации-велосипедиста на несколько тысяч, пускай десятков тысяч лет. Но не на миллионы. С велосипеда надо слезать. А человек уже настолько прирос к нему, что уже превратился в велокентавра.

Октоиды также когда-то столкнулись с этим. Но быстро сообразили, что находятся на дороге в никуда. И перешли на нетехнологический путь развития. Растворились в природе. Поэтому их не видно. Они не нуждаемся в зданиях, заводах, пароходах. Они настолько другие, что мы на них не обращаем внимания, как не обращаем внимания на щебечущих на ветках птиц.

– А мы в этих птиц – из ружья. И в кастрюлю…

Гусь хмурится.

– Мы их не замечаем, про птиц я сказал для образности. Мы их принципиально не можем воспринимать. Всё равно, что пытаться слепому объяснить, что такое синий цвет. Или красный.

– Подарите мне красную розу…

– Что? – Гусь даже на секунду обернулся ко мне.

– Подарите мне красную розу…

Гусь тупо соображает, чтобы могли означать мои слова.

– Заехать за цветами? – неуверенно спрашивает он.

– Не надо. Это я для образности.

И уже не могу сдержать смех. В голове всплыла знаменитейшая ария из «Иоаланты» – «Кто может сравниться с Матильдой моей…» Неужели никогда не слышал? Гусь есть гусь. Пожимает плечами и возвращается к любимой теме.

– Цивилизация октоидов возникла семьдесят миллионов лет. Однажды она чуть не погибла – когда земля столкнулась с астероидом. После этого они переселились в центральную Америку – поближе к месту падения астероида. Астероиды – как и снаряды – два раза в одно место не попадают. Они спокойно существовали до тех пор, пока не развилась человечество и не начало уничтожать планету. Теперь они хотят уничтожить человечество.

– Это жестоко, – я изображаю ужас. Гусь спохватывается:

– Не всех, небольшую часть они оставят…

– Это гуманно, – я подыгрываю ему, провоцируя на продолжение беседы. – Сразу видно, что разумные.

Гусь ловит издёвку.

– Думаете, вас оставят?

– Нас оставят. Ты уже рассказывал, что Конкорда из октоидов. А мы – её работники. Зачем ей убивать своих сотрудников? Пока нас не уволили – мы в порядке.

– Опять смеётесь. А я не шучу. Уже не до шуток.

Он рассердился, далее едем молча.

На вилле меня встречает Босс и тут же направляет к доктору.

– Сделай прививку. Вирус добрался до Европы.

Доктор раз в неделю занимается моими ногами. Я сажусь на стул и опускаю ноги в тазик с горячей водой. Мозоли на ногах есть у всех, или у многих, но я – рекордсмен по количеству. Из-за этого ношу особую обувь, которую мне шьют в специальной мастерской. Доктор добавляет в воду порошки и масла, призванные размягчить ткань мозолей. Затем специальной щёткой, напоминающий более напильник, он счищает роговой слой. Снова ванночка, теперь уже с другим раствором и под конец на ступни мне наклеивают специальный пластырь. С ним я сижу ещё пол часа.

Появляется Босс.

– Возможны скачки индексов в ближайшем будущем. Хочешь поучаствовать?

Я киваю.

Сколько?

– Десять.

– Кредит хочешь?

Я снова киваю и спрашиваю:

– Сколько дашь?

– Ещё десять.

Мило и приятно. Вот так, за одну минуту, не вставая со стула, я зарабатываю пару миллионов. Если акции просядут всего на десять процентов, то милое одолжение Босса принесёт мне в карман миллион. И ещё миллион – доходы от моего вклада.

– А где Конкорда?

– Улетела в Америку.

Я с удивлением смотрю на Босса. Впервые слышу, что Принцесса покинула пределы Виллы. И как раз накануне грандиозных событий.

– Надолго?

– Не знаю. На неделю или на две. Дела. Закончишь с ногами – ко мне, дам тебе список вопросов, на которые нужно найти ответы.

Я прошу подойти Босса поближе и тихонечко задаю вопрос, который звучит безобидно:

– Сколько лет Конкорде?

Босс озадаченно смотри на меня и разводит руками:

– Не знаю. Даже примерно.

– И день рождения не знаешь?

– Не забивай себе голову ерундой. Наши знаки внимания интересуют её, как прошлогодний снег.

Босс уходит, даже не подозревая, сколь важную информацию он поведал мне.

Профессор Стенли снимет со штативов развешанные плакаты и сворачивает их.

Мистер Гольдберг подытоживает:

– Завтра начинаем скупку. Делать это аккуратно, как и советовал профессор, не привлекая излишнего внимания. Ну а потом…

Он кивает на Босса и на меня. Значит, послезавтра в печати должны появиться несколько разоблачительных статей, вскрывающих циничное использование политиками тяжёлой эпидемии для продвижения собственных интересов. Нужные документы я уже подготовил. Для усиления эффекта в отдельные документы я вносил малюсенькие поправки. Это требовало особого мастерства. Поправки нужно было вносить не только в отправляемый документ, но и в полученный другим человеком. Ибо отправленный мейл существует в двух экземплярах: один – у отправителя, другой у получателя. Нужно проследить, что этот документ не был переслан дальше. Не должно быть нескольких версий одного письма – могут возникнуть вопросы. Парочка политиков лишатся своих кресел. Скандал должен быть международным и грандиозным – так, чтобы эпидемия гриппа отошла на второй план.

Подходит Босс.

– Это ты должен взять на себя. Нужно опубликовать несколько статей в ведущих изданиях, рассказывающих о том, что чиновники от медицины специально раздувают масштабы эпидемии, чтобы тем самым снять с себя ответственность за чудовищный непрофессионализм и нерасторопность. Подключи своих блогеров. Делать всё надо быстро, поскольку есть много нехороших цифр.

Я вопросительно смотрю на Босса.

– Смертность оказалась значительно большей, чем мы предполагали. Хоть и для старших возрастов, но всё же неприятно. Как бы это не отразилось на биржевых индексах.

– Нажать на Агентство по контролю за качеством медикаментов?

– Пожалуй, да. Исключительная ситуация требует принятия исключительных решений. Я попрошу Портера подготовить завтра большое интервью, в котором он расскажет, что допустимо начать серийное производство вакцины не дожидаясь полных результатов проверки. Сделаем так, что телевидение это интервью не покажет, а кто-то тайно передаст текст в прессу. Факт, что телевидение отказалось показать интервью с крупным учёным, подействует сильно.

– А затем парочка примитивных выпадов личного характера против Портера.

– Пожалуй.

Босс хотел уйти, но я его остановил.

– Ты выглядишь усталым. Что беспокоит тебя? Всё идёт примерно так, как мы рассчитывали.

Он хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

– Примерно? Сюрпризов более, чем достаточно. Биржевые индексы просели на 17 %. Это далеко за пределами того, что предсказывал Стенли. Пресса словно сорвалась с цепи, из-за неё политики стараются перещеголять один другого, демонстрируя своё рвение в борьбе с эпидемией.

– Всё это в нашу пользу.

– Пока в нашу. Меня беспокоит, что будет через месяц.

– Через месяц эпидемия закончится.

Босс покачал головой.

– Твои слова, да богу в уши.

В машине я немедленно достал свой лэптоп – работать – и попросил Гуся поторопиться – у меня много работы. К моему удивлению он воспринял эту просьбу без энтузиазма.

– Конкорды уже нет месяц, ты заметил?

Конечно, заметил. Ему-то какое дело?

– Дорогой, ты не ошибся профессией?

– А вы заметили, каким нервным стал мистер Неготтари?

– У него работа посложнее твоей. Кстати, на кого ты работаешь больше – на Си. Ти. Биофарм или на полицию?

Гусь дёрнулся.

– На того, кто больше платит. Но у тебя, всё в порядке. Ни капли сомнений. Даже не смущает тот факт, что Конкорда купила титул принцессы на подставное имя. Редкий случай.

– Ты к ней неравнодушен.

– Обворожительная женщина. Внушает восхищение, трепет и ощущение твоей ничтожности.

– С такими качествами миллиард заработать надёжней, чем ждать перевод с Марса.

– Ты будешь смеяться, но она раздала десятки грантов на проведение исследовательских работ, из которых вытекает, что нет смысла посылать людей на Марс. Только автоматы.

– Непременно почитаю.

– Прислать тебе ссылки?

Презрение и ненависть к Принцессе лезут из Гуся через все щели. Когда будет времени побольше, займусь поисками причин. А так же выясню, что знает Гусь. Подозреваю, что он знает что-то такое, чего я не знаю. Попросить кого-либо из моих помощников покопаться? Я сплю по три-четыре часа в сутки, и всё равно не усеваю вслед за бегущими событиями.

– Не сочтите меня назойливым, Ваше Высочество, но прошу пройти со мной в интимную комнату.

На лице Принцессы появилась улыбка. Она кокетливо поправила чёрные волосы, опускавшиеся до плеч, мельком глянула на своё отражение в зеркале, осталась им довольна, и протянула мне руку.

– Что же, идём в интимную комнату. У неё столь оригинальное название, что незнающий с радостью захлебнётся в догадках – как пьяница, упавший в цистерну с вином.

Я взял Принцессу за руку. Неимоверным усилием воли подавил неизвестно откуда появившуюся дрожь.

Впервые в жизни я вёл женщину за руку. Словно невидимые пути окутали меня, каждое движение казалось нескладным и нелепым. Принцесса чувствовала моё смущение и еле сдерживала смех. Если бы не моя болезнь – я бы покрылся потом. Говорить я не мог – всё моё внимание было приковано к тому, чтобы не упасть и врезаться в стену.

Ни один спуск по лестнице со второго этажа в цокольный не потребовал от меня такого напряжения, как этот прогулка до интимной комнаты. Перед входом в комнату я почти с облегчением отпустил её руку и достал из специального шкафа хемолюминисцентные светильники. Снял с них защитную плёнку, подчёркивавшую девственность этих ламп.

Пока Принцесса выбирала место, я плотно закрыл дверь. Теперь комната наполнилась уютом. Мне снова захотелось взять Принцессу за руку, но сидеть за столом, взявшись за руки – это… Это не для меня. Я просто не сумею говорить.

– Хотите рассказать мне что-то интересное?

– Хочу кое-что уточнить. Но сначала маленький и странный вопрос. Сколько вам лет?

Внимательно слежу за её лицом. Я вижу мельчайшие движения мышц, подёргивания век и прочие признаки, безошибочно выдающие волнения. Но она остаётся спокойной.

– Боже мой! Я считала тебя человеком без комплексов. И вдруг ты начинаешь издалека, чтобы постепенно приблизиться к тому главному, что тебя интересует. Не делай вступлений, спрашивай сразу главное, это сэкономит тебе и мне массу времени.

– Эпидемия гриппа – это было всего лишь прикрытие?

– Ты снова задаёшь вопрос, ответ на который знаешь.

– Бесплодие, порождённое гриппом, необратимо?

Принцесса понимающе кивнула головой.

– Нет. Все люди – братья, конечно, но физиология разная. И реакция на вирус разная. Большинство, конечно, останутся бесплодными. Но не все. Кроме того, за определённую мзду можно будет приобрести лекарство. Человечество выживет, просто к концу века его численность сократится вдвое. Или втрое. Точнее сказать не могу – эксперимент сложный, многоплановый, на итог влияет огромное количество факторов. Да и кому нужен точный прогноз? Когда твоя жизнь коротка, ты торопишься успеть к той или иной дате, уложиться в приемлемый отрезок времени. Если твоя жизнь измеряется веками – то разве важно, сколько времени займёт строительство нового дома – три дня, или четыре? Мы не дадим человечеству исчезнуть. Поверь, человечество в половину миллиарда особей будет гораздо лучше, честнее, гуманнее, чем то, в котором десять миллиардов. Технологический путь развития ведёт в тупик, это уже понимают все. Потребности людей удовлетворить невозможно. Как говорил поэт – дайте человеку необходимое – и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами – он будет стремится к роскоши. Осыпьте его роскошью – он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное – он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает – он будет жаловаться, что его обманули, и что он получил не то, что хотел. Нужен принципиально другой путь развития. И нам он известен. Вся проблема в том, что тропинка, ведущая к этой лучезарной дороге, узка. Десять миллиардов не пройдут. Двигаться по ней могут лишь те, кто достиг сверкающих вершин в науке, промышленности, культуре. Это – один из парадоксов цивилизации – отказаться от безумств, изыска, от роскоши – могут только те, кто прошёл через это. Но создать роскошь, пусть даже минимальную, для десяти миллиардов, невозможно- природа не выдержит такой нагрузки. Тогда население планеты начнёт сокращаться другим способом. Отнюдь не безболезненным.

– Отсекаете третий мир?

– Кто сказал? Хотя запретить обзаводиться детьми тем, кто не в состоянии прокормить даже себя – это и есть настоящий гуманизм. Мы ни кого не отсекаем специально. Наше вмешательство в цивилизацию, независимо о ком идёт речь – то ли о жителях Европы, то ли о жителях Антильских островов – минимально. Ваши проблемы – это ваши проблемы. Решайте сами. Любым доступным вам способом. Даже, если этот способ кровавый. Ваша история – вам и решать, что морально, а что – нет. А вот убивать планету мы вам не дадим.

– Обитатели заповедника стали себя плохо вести?

Принцесса промолчала, а я задумался над классической проблемой – насколько ей можно верить? Она это поняла.

– Мозоли с твоих ног исчезли?

Вопрос был риторическим. Вне сомнений, она всё знала. Прозвучало, как предложение сменить тему.

– То, что я рассказала, не должно тебя волновать, добавила Принцесса.

– Почему?

– Своё будущее ты обеспечил. Во сколько раз возросло твоё состояние?

Она очень удачно и вовремя коснулась того, о чём я хотел говорить.

– Так уж во сколько! Мне ещё нужно десять миллионов мистеру Неготти отдавать.

– Отдашь. В недалёком будущем начнётся продажа лекарства от бесплодия. Тебе будет кое-что капать. Так что твоё будущее обеспечено. Много ли тебе надо? Ни семьи, ни детей у тебя нет. Сестёр и братьев тоже нет. Для кого собирать богатства?

– Если нет родственников – можно жить в шалаше? Если уж речь пошла о деньгах – можем ли мы договориться об одной мелочи? – я попытался сделать вид, что речь идёт о пустяке.

– Что за мелочь?

– Переведи на счёт мистера Неготти 10 миллионов моего долга. А я переведу эту же сумму тебе через три месяца.

Принцесса недоумённого посмотрела на меня.

– Он требует немедленного возврата? Непохоже, чтобы ты стеснялся попросить отсрочку.

– Я обещал вернуть деньги к определённому сроку, и хочу сдержать слово. Пригодится.

Принцесса недоумённо пожала плечами. Её жестикуляция однозначно толковалась, как согласие. Я возликовал.

Неготти ссудил мне десять миллионов, чтобы я мог скупить побольше акций, когда биржевые индексы были на минимуме. И «забыл» рассказать мне о важной дели: он ссудил мне не свои деньги, а деньги снятые с секретного счёта Принцессы. Рассчитывал, что потом я отдам ему эти деньги, и они станут его. Настолько примитивно, что я поначалу не поверил такому. А когда понял, насколько низко пал Босс, то сообразил, что было грехом не воспользоваться этим. Принцесса вникать не будет – она воистину на Марсе живёт, её деньги мало интересуют – а мы с Боссом немного пополним содержимое наших кошельков. Конечно, будут какие-то затраты на легализацию этих денег, но – как говорят – услугами врача и адвоката не пренебрегают. Принцесса будет молчать – не до таких мелочей, как несколько миллионов, члены её клуба в шоке – смертность от эпидемии оказалась в шесть раз более высокой, чем ожидалось. Они ещё о масштабах предстоящей бесплодности не догадываются. Возможно, что через три месяца я переведу на её секретный счёт в Австралии десять миллионов долларов. Возможно, американских, а может быть – австралийских, те на сорок процентов полегче. Есть ещё пара вариантов для прикрытия этой милой операции. В идеальном случае она сама отдаст себе тот долг, который сделал Босс, одалживая мне её деньги.

– Хотел ещё что-то узнать?

– Пустячок. Откуда ты, или вы все родом? С другой планеты? Или когда-то возникшая на Земле параллельная цивилизация? Мариан рассказывал мне о цивилизации октоидов, возникшей на земле 70 миллионов лет назад.

– Ты вправе выбрать вариант, который тебе более нравится. Не стоит расставлять все точки над “I”. Люди ждут посланцев с других планет или других цивилизаций подобно тому, как дети ждут Санта Клауса с подарками. Что будет, если посланцы появятся и скажут: мы существуем, но мы совсем другие. Наш опыт вы не сможете использовать. Технические идеи? Нелепо. Переправь чертежи атомного реактора на два века назад. Всего лишь на два века – ничтожно малый по космическим масштабам срок. Люди 19-го века не сумеют его изготовить. Научные знания? Основное вы уже знаете. Дополнительные знания будут как пятый или шестой знак после запятой в числе «Пи». Любопытно, но большого практического применения нет. Будет масса разочарований.

Принцесса сделал мне недвусмысленный знак, что пора заканчивать.

– Последнее. Меня часто удивляет твоё отношение ко мне. Чем я его заслужил?

Она засмеялась.

– Не внешностью, разумеется. И даже не своим характером. Тебе можно поручить то, что нельзя поручить другому. Тебя не шокирует то, что шокирует других.

– Если так – могу ли я рассчитывать на серьёзную должность в вашем предприятии?

Принцесса некоторое время пристально смотрит на меня. Словно пытается заглянуть в мою душу.

– Пожалуй, хорошо, что ты поднял этот вопрос. У меня уже были мысли предложить тебе ответственную должность. На которую нужен человек без комплексов. Сейчас у меня окрепло убеждение, что ты подходишь.

Я изобразил жест благодарности и услужливо открыл дверь.

Удалось! Пусть она продвинутая инопланетянка или какая-то там восьмиугольная октоида, но есть вещи, которые она не понимает! Скоро я буду контролировать движение средств по всем её счетам. Белым и чёрным. И тогда она на некоторое время вступит со мной в долю. Возможно, даже не подозревая этого. Окрепну – и тогда мы потягаемся – кто ловчее миром управлять может!