Драматург сэр Уильям Швенк Гилберт (1836-1911) и композитор сэр Артур Сеймур Салливен (1842-1900) в музыкальном театре англосаксонских стран занимают очень высокое место. Сергей Дягилев и Игорь Стравинский были их страстными любителями.
В оформлении переплета использована карикатура «Гилберт и Салливен». Журнал «Vanity Fair» за 1881 год.
Предисловие Георгия Бена
Георгий Бен, Женева, 1989. Фото Алексея Ансельма
Люди старшего поколения, возможно, помнят, как в 1952 году на советские экраны вышел английский музыкальный фильм со странным, длинным названием — «Познакомьтесь с императорским двором микадо». Это был один из так называемых «трофейных» фильмов — то есть фильмов, взятых Советской армией в качестве трофеев во время Великой отечественной войны в оккупированной Германии. Такие фильмы демонстрировались тогда без каких бы то ни было вступительных титров (кроме, естественно, заглавия[1]): зрители никоим образом не могли узнать, кто режиссер того или иного фильма, кто в нем играет, кто написал к нему музыку и так далее. Фильм «Познакомьтесь с императорским двором микадо» был явной киноопереттой, где действие происходило в опереточной — в прямом и переносном смысле — Японии. И нам тогда было невдомек, что это действительно классическая английская оперетта «Микадо» — одна из четырнадцати оперетт, которые во второй половине XIX века создали драматург сэр Уильям Швенк Гилберт (1836-1911) и композитор сэр Артур Сеймур Салливен (1842-1900).
В музыкальном театре англосаксонских стран — Великобритании и Соединенных Штатов — Гилберт и Салливен занимают такое же (если не более высокое) место, какое, скажем, в Австрии занимают Штраус и Кальман, а во Франции — Оффенбах. Помимо того, что в английских столичных и провинциальных театрах то и дело ставится то одна, то другая оперетта Гилберта и Салливена, в Англии имеется — это уникальный случай — особая труппа «Д’Ойли-Карт», которая ставит
«Тому есть две причины. Во-первых, та, что музыка Салливена очень мелодичная и хорошо запоминающаяся. А во-вторых, тексты песен, написанные Гилбертом, все еще очень актуальны — даже теперь, через сто лет. Вот, например, песенка палача Ко-Ко «Небольшой список» из оперетты «Микадо». В этой песенке Ко-Ко перечисляет людей, от которых обществу нужно избавиться: бесчестных политиканов, светских лицемеров, претенциозных певцов, бездарных музыкантов и т. д. Этот список актуален и теперь: эти люди и сейчас так же досаждают обществу, как сто лет назад. И по традиции текст этой песни при каждой новой постановке постоянно видоизменяется: в него включаются все новые и новые люди, современные политические деятели, намеки на актуальные события».
Однако за пределами англоязычного мира оперетты Гилберта и Салливена почти неизвестны. Как объясняет Брайен Хьюэтт- Джонс:
«Мне кажется, оперетты Гилберта и Салливена очень национально английские. По-моему, в переводе они много потеряют, потому что
Однако бывает и так, что и иностранцы, познакомившись с этими опереттами, тоже становятся их поклонниками. Так произошло, например, с балетмейстером Сергеем Дягилевым и композитором Игорем Стравинским. Дягилев был страстным любителем оперетт Гилберта и Салливена и для собственного удовольствия переводил песни из этих оперетт на руский язык. А Стравинский сравнил сотрудничество Гилберта и Салливена с сотрудничеством Гуго фон Гофмансталя и Рихарда Штрауса:
«Британские оперы никогда не бывают скучными. Их действие движется галопом, как резвый скакун, а не как ломовая лошадь. Персонажи — хорошие и плохие — четко очерчены и служат целям сатиры. <...> Это — одна из главных причин популярности этих опер. <...> Наиболее интересной из них мне кажется «Иоланта». То, как в ней музыкально интерпретированы стихи, представляется мне вершиной музыкальной симметрии, требующей высочайшего, тончайшего мастерства. Болес того, у Салливена — такое чувство ритма и контрапункта, какого я не нахожу у Рихарда Штрауса».
Впрочем, начинал свою деятельность Салливен вовсе не как автор легкой музыки: у него поначалу были серьезные творческие претензии, и к оперетте он пришел почти случайно. Он родился в 1842 году в семье ирландского музыканта — капельмейстера королевского военного оркестра. Салливен окончил в Германии знаменитую Лейпцигскую консерваторию, где одним из его преподавателей был Ференц Лист, а его сокурсником — Эдвард Григ. Там же, в Лейпциге, Салливен написал свое первое произведение — музыку к пьесе Шекспира «Буря», которая была потом исполнена и в Лондоне. Вернувшись в Англию, он написал одну симфонию, балет «Заколдованный остров», комическую оперу «Контрабандист», ораторию «Блудный сын» и ряд небольших произведений; хотя некоторые из его сочинений имели успех, большинство их сейчас забыто. Однако в Англии Салливен обнаружил, что его серьезная музыка, даже высоко оцененная критиками, не дает достаточных средств к существованию. И Салливен поддался искушению вступить в сотрудничество с молодым драматургом Уильямом Гилбертом, уже поставившим в театре две свои пьесы, и в 1871 году они сочинили легкую оперетту «Феспид» — о легендарном древнегреческом поэте, с участием мифологических героев и олимпийских богов (ее партитура сейчас, увы, утрачена). Оперетта большого успеха не имела, и сотрудничество прекратилось: Салливен вернулся к симфонической музыке, а Гилберт, который подрядился писать оперетту только ради денег, взялся за пьесы для драматического театра, ибо он тоже считал себя не легкомысленным либреттистом, а серьезным драматургом.
Однако нашелся в Лондоне человек, усмотревший в неудачной оперетте «Феспид» зерно будущего успеха. Это был владелец театра и отеля «Савой» Ричард Д’Ойли-Карт: его-то именем и называется сейчас труппа, ставящая оперетты Гилберта и Салливена. Д’Ойли-Карт снова свел Салливена с Гилбертом и чуть не силком заставил их сесть и написать еще одну оперетту — «Суд присяжных» — пародию на заседание английского суда по делу о нарушении брачного обещания. Словесная пародия в оперетте дополняется пародиями музыкальными; вот, например, ария ответчика, пародирующая итальянскую любовную арию:
Оперетта «Суд присяжных», поставленная в театре «Савой» в 1875 году, имела шумный успех. Для Салливена этот успех имел лишь одно печальное последствие: отец его невесты Рэйчел — богатый судовладелец Ричард Рассел — отказал ему в руке своей дочери, ибо он хотел иметь своим зятем серьезного композитора, а не, как он выразился, опереточного фигляра. Рэйчел отказалась выйти замуж против воли отца, и композитор на всю жизнь остался холостяком, хотя о его любовных победах в лондонском — и не только лондонском — обществе ходили легенды.
С оперетты «Суд присяжных» началось 25-летнее содружество Гилберта и Салливена, породившее четырнадцать оперетт. Все они были впервые поставлены в театре «Савой» и поэтому получили название «Савойских опер».
В отличие от континентальных оперетт — например, венских оперетт Легара или Кальмана, внешне реалистичных и часто лиричных, — оперетты Гилберта и Салливена гротескны, пародийны и злободневно сатиричны (они ближе к опереттам Оффенбаха — таким, как «Орфей в аду» или «Прекрасная Елена»). В каждой из оперетт Гилберта и Салливена высмеивалась какая-то сторона английской жизни; в основе их лежала нарочитая нелепость, нонсенс — как в текстах песен, так и в сюжетных ситуациях. Даже если действие этих оперетт происходило в Италии, Японии или даже в сказочной стране Утопии, тогдашние зрители без труда угадывали в них современную им Англию. Что уж говорить о тех опереттах, где и действие происходило в самой Англии! Когда капитан и матросы из оперетты «Корабль его величества „Фартук"» (1878) поют песню о том, что они никогда не употребляют непристойных выражений, это, конечно, вовсе не реалистическое изображение жизни британского флота, а пародия на дидактичность лакировочных викторианских мелодрам. Когда в оперетте «Пензансские пираты» (1879) пиратский отряд, одержав победу над полицейскими, неожиданно им сдается, потому что полицейские потребовали капитуляции
Наибольшего сарказма Гилберт и Салливен достигают, пожалуй, в оперетте «Иоланта» (1882) (она, кстати сказать, не имеет ничего общего с оперой Чайковского) — сатире на британский парламент и политическую жизнь, — а также, конечно, в своей, возможно, самой знаменитой оперетте «Микадо» (1885), где высмеиваются не только политические интриги, но и королевский двор. Нам сейчас многие намеки этой оперетты неясны, но современники хорошо узнавали, кого и что авторы имеют в виду. Английский сатирик Гилберт Кит Честертон был от этой оперетты в таком восторге, что сравнил «Микадо» ни мало, ни много, как с «Путешествиями Гулливера»:
«В этой оперетте Гилберт обнажил язвы современной Англии так, что они буквально кровоточат, как сделал Свифт в „Путешествиях Гулливера". Едва ли в „Микадо" есть хоть одна шутка, которая относится к Японии, но все шутки не в бровь; а в глаз бьют по Англии... Самое замечательное — это образ Пу-Ба, совмещающего множество разных и совсем не сочетающихся друг с другом должностей. Это — вовсе не особенность Востока, где, наоборот, люди четко разграничены по профессиям и кастам. Но в отношении Англии образ Пу-Ба — это нечто большее, чем сатира; это — правда. Именно в Англии, а не в Японии чиновник может занимать двадцать разных постов, находящихся в полном противоречии друг с другом».
Содружество Гилберта и Салливена производило странное впечатление: очень уж разные они были люди. Гилберт был огромного роста человек с бешеным темпераментом: он всем резал в глаза правду-матку, ссорился со всеми, начиная от своих родителей и до своего почтальона, и не вылезал из судебных тяжб со своими издателями, литературными агентами и т. д. А, напротив, Салливен — невысокий, хрупкий, всегда изящно одетый и изысканно вежливый — был душой любого общества, кумиром женщин и всеобщим любимцем. Все годы, что продолжалось их сотрудничество, Гилберт и Салливен постоянно ссорились друг с другом (обычно по вине Гилберта). Самая крупная ссора — из-за постановочных расходов на оперетту «Гондольеры» (1889) — продолжалась почти три года, но Д’Ойли-Карт сумел их снова свести и помирить, и после этого Гилберт и Салливен сочинили вместе еще две свои последние оперетты: «Утопия — с ограниченной ответственностью» (1893) и «Великий герцог» (1896).
В 1900 году Салливен скончался от болезни легких. Гилберт пережил его на одиннадцать лет и умер в 74 года от сердечного приступа, когда бросился в озеро спасать тонувшую женщину: он вытащил ее на берег, но сердце не выдержало — у него произошел тяжелый инфаркт, которого он не пережил.
Парадоксальным было это содружество, и парадоксом стала посмертная известность Гилберта и Салливена. Салливен видел себя прежде всего автором величественных симфоний, ораторий и большой оперы «Айвенго» (1890) по роману Вальтера Скотта, с успехом шедшей в лондонском «Ковент-Гардене»; и он не желал, чтобы его имя связывали с опереточной буффонадой. А Гилберт считал себя прежде всего серьезным драматургом и поэтом (он написал и поставил на сцене ряд пьес и выпустил несколько сборников стихов), а вовсе не автором опереточных либретто. Оба они не хотели запомниться потомкам по своим, как они считали, несерьезным, малозначительным произведениям. Так что, по непонятной прихоти счастливой судьбы они завоевали посмертную славу вопреки своей воле.
В стихотворных текстах песен переводчик сохранял размер подлинника, чтобы их можно было петь (хотя нет уверенности, что их будут петь). Тексты всех либретто переведены по изданию: The Annotated Gilbert and Sullivan. Introduced and edited by Ian Bradley. Vol.1. Penguin Books, London, 1988. В переводах использованы варианты и добавления, указанные в данном издании.
ОПЕРЕТТЫ ГИЛБЕРТА И САЛЛИВЕНА:
Феспид (1871) — Thespis
Суд присяжных (1875) — Trial by Jury
Волшебник (1877) — The Sorcerer
Корабль его величества «Фартук» (1878) — HMS Pinafore
Пензансские пираты (1879) — The Pirates of Penzance
Пейшенс (1881) — Patience
Иоланта (1882) — Iolanthe
Принцесса Ида (1884) — Princess Ida
Микадо (1885) — The Mikado
Руддигор (1887) — Ruddigore
Йомены гвардии (1888) — The Yeomen of the Guard
Гондольеры (1889) — The Gondoliers
Утопия — с ограниченной ответственностью (1893) — Utopia (Limited)
Великий герцог (1896) — The Grand Duke
ПЕНЗАНССКИЕ ПИРАТЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Пиратский король.
Сэмюэль — пиратский мичман.
Фредерик — пиратский юнга.
Рут — служанка на пиратской бригантине.
Генерал-майор Стенли.
Мейбел, Эдит, Кейт и другие — его дочери.
Сержант полиции.
Пираты, полисмены.
АКТ ПЕРВЫЙ
ХОР ПИРАТОВ:
СЭМЮЭЛЬ:
ХОР:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Да, Фредерик, сегодня ты — полноправный и полноценный член нашего пиратского коллектива. А завтра — завтра ты будешь от нас далеко-далеко!
ФРЕДЕРИК: Да, друзья мои, зачем мне считаться шпаной и бандитом? Сегодня ровно в полдень истекает срок моего контракта, и тогда я с вами навсегда прощусь.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Но это неслыханно! Кто, как не ты, умеет пустить ко дну океанский лайнер или взять на абордаж паром в Ла-Манше!
ФРЕДЕРИК: Да, я старался, как мог. А почему? Раз уж в детстве я был отдан к вам в обученье — пусть по ошибке, неважно, вы тут не виноваты, — но я должен был выполнять контракт, это был мой долг, а я — раб своего долга.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: По ошибке — какой ошибке?
ФРЕДЕРИК: Не могу вам сказать — пусть вам все скажет Рут.
РУТ: Мой дорогой хозяин, меня уже давно угнетают последствия этой ошибки. Лучше уж сразу все рассказать.
РУТ:
РУТ: О, дорогой Фредерик, прости меня, прости!
ФРЕДЕРИК: Встань, Рут, я тебя давно простил. Итак, друзья мои, я расстаюсь с вами навсегда. Хотя как отдельных индивидуумов я вас всех очень люблю, но как на коллектив я смотрю на вас с отвращением. Пожалейте же меня, ибо как только истечет срок моего контракта, я, будучи рабом своего долга, должен буду посвятить свою жизнь вашему скорейшему уничтожению.
ВСЕ: О, бедный юноша!
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Правильно, Фредерик! Всегда поступай согласно своим убеждениям, и плевать на последствия! И, начав процесс нашего уничтожения, постарайся, чтобы наша гибель была как можно более быстрой и безболезненной.
ФРЕДЕРИК: Я приложу все усилия.
СЭМЮЭЛЬ: Увы, мы не можем убедить тебя остаться с нами, предложив тебе достойное вознаграждение. Не знаю, почему, но наша пиратская деятельность почти не приносит дохода.
ФРЕДЕРИК: Я знаю, почему.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Почему?
ФРЕДЕРИК: Вы чересчур добросердечны. Например, вы никогда не нападаете на более слабого противника. А когда вы нападаете на более сильного противника, вы неизбежно получаете взбучку.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Пожалуй, в этом есть рациональное зерно.
ФРЕДЕРИК: Кроме того, вы никогда не грабите вдов и сирот.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Конечно, мы же сами — сироты, и мы знаем, каково им приходится.
ФРЕДЕРИК: И поэтому все, кто попадает к вам в руки, притворяются сиротами. Последние три корабля, которые мы захватили, были укомплектованы исключительно сиротами, и мы отпустили их с миром. Потому-то наше пиратство почти не приносит нам дохода. Так почему бы, учитывая это обстоятельство, всем вам — в том числе и тебе, пиратский король, — не отказаться от пиратского ремесла и стать законопослушными гражданами?
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Нет, Фредерик, нет. Я, правда, не очень лестного мнения о нашем ремесле, но по сравнению с респектабельными профессиями оно все-таки относительно честное. Так что, Фредерик, нет, ты меня не убедишь: я буду вовек пиратский король, которому легко на сердце от песни веселой:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
РУТ: А как же я, ваша Рут, которую, по вашим словам, вы все так любите — что будет со мной?
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: О, я думаю, Фредерик возьмет тебя с собой и женится на тебе.
ФРЕДЕРИК: Видишь ли, Рут, тут есть одна проблема. Это верно, я восхищаюсь тобой, но я постоянно был в море с восьмилетнего возраста, и твое лицо — это единственное женское лицо, которое я видел за все это время. По-моему, это — очень красивое лицо...
РУТ: О да, о да!
ФРЕДЕРИК: Но я никогда не имел возможности сравнить тебя с другими женщинами, и, может быть, я ошибаюсь. Что если я женюсь на женщине, которая окажется — как бы это поделикатнее выразить? — довольно невзрачной.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: О, Рут очень, очень красива!
ФРЕДЕРИК: Ты действительно так думаешь?
СЭМЮЭЛЬ: Мы все так думаем.
ФРЕДЕРИК: Тогда с моей стороны было бы очень эгоистично забирать ее от вас.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Нет, Фредерик, нет. Мы — грубые люди и ведем грубую жизнь, но мы не настолько бессердечны, чтобы отбирать у тебя женщину, на которой ты хочешь жениться. Бери ее! А тот, кто раньше с нею был... Но это неважно. Бери ее — и прощай!
РУТ: О, Фредерик, возьми меня с собой! Я не смогу жить без тебя.
ФРЕДЕРИК: Скажи мне честно, Рут: ты красива по сравнению с другими женщинами?
РУТ
ФРЕДЕРИК: Недавно?
РУТ: Нет, много лет назад.
ФРЕДЕРИК: А что ты сама думаешь о себе?
РУТ: Я думаю, что я — хорошая женщина.
ФРЕДЕРИК: Это — твое честное мнение?
РУТ: Да, и я бы солгала, если бы ответила иначе.
ФРЕДЕРИК: Спасибо, Рут, я уверен, что ты не злоупотребляешь моей неопытностью.
РУТ
ФРЕДЕРИК
РУТ
ФРЕДЕРИК: О, как они прекрасны! Самая некрасивая из них пугающе прекрасна! Какая грация, какое изящество, какая изысканность! А Рут — и она еще сказала мне, что она красива!
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ЭДИТ:
ВСЕ:
ЭДИТ:
КЕЙТ:
ВСЕ:
КЕЙТ: Какое прелестное место! Куда мы попали?
ЭДИТ: Интересно, куда девался папа. Должно быть, он от нас отстал.
ИЗАБЕЛЛА: О, не беспокойся, он сюда придет. Он ведь не так молод, как мы, а это — довольно скалистая местность.
КЕЙТ: Но как тут чудесно! И мы совершенно одни. Мы, наверно, — первые люди, которые сюда попали.
КЕЙТ: Но что нам делать, пока подойдет папа́?
ЭДИТ: Мы совершенно одни, а море — гладкое, как зеркало. Что если мы снимем туфли и чулки и побродим босиком по воде?
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
КЕЙТ:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
ЭДИТ:
КЕЙТ:
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТЫ:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТЫ:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТЫ:
ПИРАТЫ:
ВСЕ
МЕЙБЕЛ:
СЭМЮЭЛЬ
ДЕВУШКИ:
СТЕНЛИ:
СЭМЮЭЛЬ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ:
ВСЕ:
СТЕНЛИ: Теперь, когда я вам представился, могу я спросить: что тут происходит?
ДЕВУШКИ: О, папа, мы...
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Позвольте, я объясню очень кратко: мы хотим жениться на ваших дочерях.
ДЕВУШКИ: Против нашей воли, папа, против нашей воли!
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Мы все - холостяки.
ДЕВУШКИ: Не верьте им, папа: это — знаменитые пираты из Пензанса.
МЕЙБЕЛ: Кроме вот этого джентльмена: он был пиратом, но сегодня он покинул пиратскую бригантину и отныне намерен вести законопослушную жизнь.
СТЕНЛИ: Погодите! Я возражаю против того, чтобы моими зятьями были пираты.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Мы, может быть, тоже возражаем против того, чтобы нашим тестем был генерал-майор; но мы закроем на это глаза.
СТЕНЛИ: И вы хотите сказать, что вы намерены лишить меня последнего утешения в старости — моих дочерей — и оставить меня одного, одинокого, беззащитного. Знаете ли вы, что такое быть сиротой?
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: О нет! Опять сирота!
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
СЭМЮЭЛЬ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ПИРАТЫ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ
СЭМЮЕЛЬ:
ПИРАТЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ:
ДЕВУШКИ:
РУТ:
ПИРАТЫ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТЫ:
РУТ:
ПИРАТЫ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТЫ:
ФРЕДЕРИК
ПИРАТЫ:
ПИРАТЫ:
АКТ ВТОРОЙ
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ: О, Фредерик, не можешь ли ты в своей безмерной мудрости облегчить свою совесть, сказав что-то, что умерит скорбь нашего отца?
ФРЕДЕРИК: Постараюсь, дорогая Мейбел. Но почему он ночь за ночью сидит тут, на сквозняке, около этих продуваемых ветром развалин?
СТЕНЛИ: Почему я здесь сижу? Видишь ли, пытаясь спастись от пиратов, я сказал, что я — сирота; но, Боже, помоги мне, я — вовсе не сирота, и я даже никогда не был сиротой! Я пришел сюда, чтобы склонить голову перед могилами моих предков и попросить у них прощения за то, что я посрамил наш славный семейный герб.
ФРЕДЕРИК: Но вы забыли, сэр, что вы приобрели это поместье всего год тому назад. На стенах вашего тронного зала еще не обсохла штукатурка.
СТЕНЛИ: Фредерик, в этой часовне покоятся предки; ты не можешь этого отрицать. Вместе с поместьем я купил эту часовню и все, что в ней находится. Я не знаю, чьи это предки, но я трепещу при мысли, что их потомок, ставший их наследником посредством приобретения этого поместья, посрамил их несомненно славный семейный герб.
ФРЕДЕРИК: Утешьтесь! Если бы вы не назвали себя сиротой, эти отчаянные пираты позвали бы живущего неподалеку священника и немедленно обвенчались бы с вашими дочерьми.
СТЕНЛИ: Спасибо тебе за попытку меня утешить, но она бесполезна. Уверяю тебя, Фредерик, я так раскаиваюсь в своем чудовищном обмане этих простодушных людей, что сегодня же ночью пошел бы к доверчивому пиратскому королю и чистосердечным признанием облегчил бы свою совесть, если бы не опасался, что последствия такого шага будут для меня катастрофическими. В котором часу должна начаться твоя экспедиция против этих злодеев?
ФРЕДЕРИК: Ровно в одиннадцать часов, и к полуночи я надеюсь искупить свою вину за ненамеренную связь с этими смертоносными бичами человечества, искоренив их навеки, — и тогда, дорогая Мейбел, ты будешь моя.
СТЕНЛИ: Господа полисмены здесь?
ФРЕДЕРИК: Здесь, и они ждут моего приказа.
СТЕНЛИ:
ФРЕДЕРИК:
СТЕНЛИ:
СЕРЖАНТ:
СЕРЖАНТ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
ЭДИТ:
ДЕВУШКИ:
СЕРЖАНТ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ДЕВУШКИ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ и РУТ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ФРЕДЕРИК
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ и РУТ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ и РУТ:
ФРЕДЕРИК: Честное слово, это совершенно невероятно! Пять лет с четвертью!
РУТ: Ты, должно быть, теперь рад, что пощадил нас. Ты бы никогда не простил себе, если бы убил
ФРЕДЕРИК: Двух товарищей?
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ
ФРЕДЕРИК: Пока мне не исполнится двадцать один год.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Нет, до твоего двадцать первого
ФРЕДЕРИК: Не хотите ли вы сказать, что вы обяжете меня остаться с вами, поскольку, если считать по дням рождения, мне еще пять лет с четвертью?
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Нет, мы просто
РУТ: Твоему чувству долга. Ведь ты — раб своего долга.
ФРЕДЕРИК: Не будьте ко мне так жестоки. Я только что был милостив к вам, так не требуйте от меня...
РУТ: Мы ничего не требуем, мы лишь взываем к твоему чувству долга.
ФРЕДЕРИК: Ладно, если вы взываете к моему чувству долга, то мой долг ясен. Я содрогаюсь при мысли, что я когда-то был вашим сообщником; но я исполню свой долг, ибо я — раб своего долга.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Хорошо сказано! Ты — снова с нами.
ФРЕДЕРИК: Я — снова с вами.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: В чем дело?
ФРЕДЕРИК: Я знал, я чувствовал заранее... Ну, что ж! Раз я снова формально стал членом вашего пиратского коллектива...
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ФРЕДЕРИК: Ладно,
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Да.
ФРЕДЕРИК: Мое сердце разрывается от мысли, что я должен предать отца девушки, которую я люблю. Но у меня нет другого выхода. Мой долг — сказать вам: я узнал, что генерал-майор Стенли —
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ и РУТ: Что!
ФРЕДЕРИК: Более того, он никогда не был сиротой.
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: То есть чтобы спасти свою презренную шкуру, он отважился злоупотребить нашей наивностью?
ФРЕДЕРИК: Но — подожди...
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ: Ни слова более! Он обречен!
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ и РУТ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ФРЕДЕРИК:
РУТ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ВСЕ:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
МЕЙБЕЛ:
ПОЛИСМЕНЫ:
МЕЙБЕЛ: Сержант, приблизьтесь! Молодой Фредерик должен был вести вас по пути гибели и славы.
ПОЛИСМЕНЫ
МЕЙБЕЛ: Неважно; так он не поведет вас, потому что он снова примкнул к своим бывшим сообщникам.
ПОЛИСМЕНЫ: Он поступил постыдно.
МЕЙБЕЛ: Вы не правы; вы ничего об этом не знаете. Он поступил благородно.
ПОЛИСМЕНЫ: Он поступил благородно.
МЕЙБЕЛ: Как я ни любила его раньше, он стал мне еще дороже, когда героически пожертвовал мною ради своего чувства долга, поскольку он — раб своего долга. Он выполнил свой долг. Я выполню свой. Идите и выполняйте ваш.
СЕРЖАНТ: Я ничего не понимаю.
ПОЛИСМЕНЫ: Мы тем более ничего не понимаем.
СЕРЖАНТ: Но, поскольку он поступил так из чувства долга...
ПОЛИСМЕНЫ: Это все меняет. Тем не менее, мы все-таки ничего не понимаем.
СЕРЖАНТ: Неважно; наши цели ясны, задачи определены: за работу! Мы должны захватить этих пиратов без него. Хотя нам ужасно тяжело выступать против наших братьев-людей, которые пошли по неверному пути, и лишить их свободы, которая дорога всем нам, но мы должны были об этом подумать до того, как мы пошли служить в полицию.
ПОЛИСМЕНЫ: Должны были!
СЕРЖАНТ: Сейчас уже слишком поздно об этом думать.
ПОЛИСМЕНЫ: Да, поздно. Теперь — вперед, заре навстречу.
СЕРЖАНТ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СЕРЖАНТ:
ПОЛИСМЕНЫ:
ПИРАТЫ:
СЕРЖАНТ:
ПИРАТЫ:
СЕРЖАНТ:
ПИРАТЫ:
ПОЛИСМЕНЫ
ПИРАТЫ:
ПИРАТЫ:
ПОЛИСМЕНЫ
СЭМЮЭЛЬ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ПИРАТЫ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТЫ:
ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ и ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ и ПОЛИСМЕНЫ:
СТЕНЛИ:
ПИРАТЫ и ПОЛИСМЕНЫ:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТЫ
СТЕНЛИ:
МЕЙБЕЛ:
ФРЕДЕРИК:
ПИРАТЫ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
МЕЙБЕЛ:
ДЕВУШКИ:
ПОЛИСМЕНЫ
ДЕВУШКИ:
ПОЛИСМЕНЫ:
ДЕВУШКИ:
ПИРАТЫ:
СЕРЖАНТ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
СЕРЖАНТ:
ПИРАТЫ:
ПОЛИСМЕНЫ:
ПИРАТСКИЙ КОРОЛЬ:
ПИРАТЫ:
СТЕНЛИ:
РУТ:
СТЕНЛИ:
ДЕВУШКИ
МИКАДО
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Японский микадо.
Нанки-Пу — его сын, переодетый бродячим певцом.
Ко-Ко — лорд-палач города Титипу.
Пу-Ба — лорд-все-остальные.
Киш-Миш — благородный лорд.
Юм-Юм — воспитанница Ко-Ко.
Петти-Син и Пип-Бо — подруги Юм-Юм.
Катиша — престарелая придворная, влюбленная в Нанки-Пу.
Подруги Юм-Юм , дворяне, стража, население Титипу.
АКТ ПЕРВЫЙ
НАНКИ-ПУ:
ХОР:
НАНКИ-ПУ:
ХОР:
НАНКИ-ПУ:
КИШ-МИШ: Скажи, зачем тебе Юм-Юм?
НАНКИ-ПУ: А вот зачем. Год назад я играл с городским оркестром города Титипу. В это время я встретил Юм-Юм. Мы с первого взгляда влюбились друг в друга, но она была обручена со своим опекуном Ко-Ко, простым портным, и я подумал, что я не смогу к ней посвататься. Обуреваемый отчаянием, я оставил город. Но представьте себе мою радость, когда я месяц назад узнал, что Ко-Ко приговорен к смерти за то, что флиртовал с чужой женой, а флирт с чужой женой — это, как известно, уголовное преступление. И я поспешил сюда, чтобы предложить Юм-Юм свою руку и сердце.
КИШ-МИШ: Юм-Юм скоро приедет сюда из школы, где она училась. А Ко-Ко, приговоренный к смерти, был, по приказанию микадо, помилован и возведен в сан лорда-палача города Титипу. И о мудром микадо, родном человеке, прекрасные песни слагает народ:
ХОР:
КИШ-МИШ:
ХОР:
КИШ-МИШ:
ХОР:
НАНКИ-ПУ: Как! Ко-Ко, простой портной, стал лордом-палачом города Титипу? Невероятно!
ПУ-БА: Не только лордом-палачом, но и верховным судьей. Наш мудрый микадо, не видя принципиальной разницы между почтенным судьей, который приговаривает преступника к смерти, и умелым ремесленником, который физически приводит приговор в исполнение, приказал совместить эти две должности: и теперь каждый судья, приговоривший преступника, будет собственноручно отрубать ему голову.
НАНКИ-ПУ: Какое логичное решение! Но кто ты, почтенный незнакомец? Ты явно знатного происхождения. Как благородно с твоей стороны снизойти до беседы с простым бродячим певцом!
ПУ-БА: Не благодари! Но — да, я из очень знатной семьи, мой род древнее самого Адама. Я веду свое происхождение от изначальной зачаточной протоплазмы. Меня зовут Пу-Ба. Соответственно, моя семейная гордость совершенно невообразима, и на всех других людей я гляжу с презрением. Но я всячески пытаюсь превозмочь эту свою слабость и стараюсь постоянно подавлять свою гордость. Когда Ко-Ко был назначен лордом-судьей и все ответственные работники города Титипу коллективно подали в отставку, не желая служить под начальством простого портного, я взялся исполнять все их обязанности. И теперь я одновременно — лорд-казначей, лорд-канцлер, генеральный прокурор, главный бухгалтер, генеральный инспектор, архиепископ, председатель парламента, лидер оппозиции, начальник полиции и лорд-мэр города Титипу, а также личный секретарь и семейный адвокат лорда-палача Ко-Ко.
НАНКИ-ПУ: И, само собой, ты получаешь одновременно все зарплаты, полагающиеся за эти должности?
ПУ-БА: Зарплаты? О! Работать не ради идеи, а за зарплату — как это унизительно! Но я все вынесу — ради отечества!
НАНКИ-ПУ: Это делает тебе честь.
ПУ-БА: Но я этим не удовлетворяюсь. Я обедаю у людей низкого звания. За умеренную плату я хожу на вечеринки в дома простых граждан. Я также — тоже за умеренную плату — раскрываю желающим государственные тайны. Например, информация относительно юной Юм-Юм тоже может числиться под грифом государственной секретности.
ХОР:
ПУ-БА:
ХОР:
НАНКИ-ПУ (
ПУ-БА:
ХОР:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО: Господа, я глубоко тронут этим приемом. Я могу лишь ответить, что если меня призовут выполнять мои профессиональные обязанности, найдется достаточно людей, от которых обществу необходимо избавиться.
ХОР:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО: Пу-Ба, мне кажется, что когда Юм-Юм вернется сюда из школы, празднество по случаю моего предстоящего бракосочетания продлится добрую неделю. Я хотел бы с тобой посоветоваться, сколько денег я должен на это истратить.
ПУ-БА: Конечно. В какой из моих обязанностей ты хотел бы со мной проконсультироваться? В качестве лорда-казначея, лорда-канцлера, генерального прокурора или личного секретаря?
КО-КО: Допустим, сначала в качестве личного секретаря.
ПУ-БА: В качестве личного секретаря я должен тебе сказать: возьми деньги из городской казны, не скупись, обставь все с размахом.
КО-КО: Конечно, пусть все оплатят налогоплательщики, казна выдержит. Таков, значит, твой совет?
ПУ-БА: В качестве личного секретаря. Конечно, ты должен понять, что в качестве лорда-казначея я должен следить, чтобы казна тратилась экономно.
КО-КО: Но ты только что сказал: «Не скупись, обставь все с размахом».
ПУ-БА: В качестве личного секретаря.
КО-КО: А теперь ты говоришь, что нужно соблюдать экономию.
ПУ-БА: В качестве лорда-казначея.
КО-КО: Отойдем в сторону, чтобы лорд-казначей нас не слышал.
ПУ-БА: В качестве твоего адвоката я скажу: «Рискни — иди ва-банк!»
КО-КО: Спасибо.
ПУ-БА: Но, как верховный судья, я должен следить, чтобы не был нарушен закон.
КО-КО: Понимаю. Отойдем, чтобы верховный судья нас не слышал.
ПУ-БА: Как председатель парламента вопрос об утверждении расходов я должен поставить на голосование; но в качестве лидера оппозиции я буду решительно голосовать против. Однако как главный бухгалтер я мог бы слегка подделать счета и как генеральный инспектор я могу не заметить подлога. Но затем, в качестве архиепископа, мой долг — разоблачить эту бесчестную сделку, и я буду вынужден арестовать себя в моем качестве начальника полиции.
КО-КО: Ох, как все это сложно!
ПУ-БА: Я не хочу сказать, что все эти достойные люди коррумпированы, но я обязан упомянуть, что, по их мнению, всю эту сложность можно уладить весьма значительным унижением.
КО-КО: Я обдумаю твое упоминание. Однако сюда идет моя воспитанница со своими подругами, и, по-моему, будет вполне в духе японских традиций, если ты сделаешь им комплимент — иными словами, окажешь им какое-то подобострастие.
ПУ-БА: Нет унижения — нет подобострастия.
ТРОЕ:
ЮМ-ЮМ:
ПИП-БО:
ПЕТТИ-СИН:
ТРОЕ:
ЮМ-ЮМ:
ПИ-БО:
ПЕТТИ-СИН:
ТРОЕ:
ЮМ-ЮМ:
ПИП-БО:
ПЕТТИ-СИН:
ТРОЕ:
КО-КО: Наконец-то, здесь моя невеста!
ЮМ-ЮМ: Неужели вы хотите поцеловать меня перед всеми этими людьми?
КО-КО: Да, такова моя основная мысль.
ЮМ-ЮМ: Это странно.
ПЕТТИ-СИН: Я думаю, да: это вполне обычно.
ЮМ-ЮМ: Если это обычно, я ничего не имею против. Как вы думаете, господин лорд-канцлер?
ПУ-БА: Насколько я знаю, это иногда делалось.
ЮМ-ЮМ: Слава Богу, все это кончилось.
ПИП-БО: Юм-Юм помолвлена с Ко-Ко, но ей это не очень нравится, и она была бы рада обручиться с тобой. Она приехала домой и больше в школу не поедет!
ПЕТТИ-СИН: Расскажи нам все новости, потому что мы учились в школе и ничего не знаем. А теперь мы приехали домой и в школу больше не поедем.
КО-КО: Простите, может быть, вы представите меня этому господину?
ЮМ-ЮМ: А, это музыкант, который так прекрасно играл на... на...
ПЕТТИ-СИН: На мандолине.
ЮМ-ЮМ: Да, мне кажется, так называется этот инструмент.
НАНКИ-ПУ: Сэр, я имел несчастье влюбиться в вашу воспитанницу Юм-Юм. О, я знаю, что я заслужил ваше недовольство...
КО-КО: Недовольство? Нисколько, мой мальчик! Я и сам в нее влюбился: очаровательная девушка, нет так ли? Я рад, что мой выбор одобрен компетентным джентльменом. Большое спасибо! Но извините, мне надо идти: государственные дела!
НАНКИ-ПУ: О Юм-Юм, наконец-то мы одни. Три недели я тебя искал в полной уверенности, что твой опекун казнен, — и вот удар! Еще удар! Я узнаю, что он собирается на тебе жениться.
ЮМ-ЮМ: Увы, да.
НАНКИ-ПУ: Но ты его не любишь?
ЮМ-ЮМ: Увы, нет.
НАНКИ-ПУ: О радость! Но почему ты ему не откажешь?
ЮМ-ЮМ: Какой смысл? Он — мой опекун, и он все равно не позволит мне выйти за тебя замуж.
НАНКИ-ПУ: Я могу подождать, пока ты будешь совершеннолетней.
ЮМ-ЮМ: Ты забыл, что в Японии женщины становятся совершеннолетними только в пятьдесят лет.
НАНКИ-ПУ: Да, правда; с семнадцати до сорока девяти лет они считаются несовершеннолетними.
ЮМ-ЮМ: Кроме того, бродячий музыкант — разве это подходящая партия для воспитанницы лорда-палача?
НАНКИ-ПУ
ЮМ-ЮМ: Правда? Я сразу так и подумала, услышав, как ты играешь.
НАНКИ-ПУ: Что если я докажу, что я — старший сын японского микадо?
ЮМ-ЮМ: Сын микадо? Но почему ваше высочество переодеты? Что вы сделали дурного? Обещайте мне, что вы никогда больше этого не сделаете!
НАНКИ-ПУ: Несколько лет назад я имел несчастье понравиться Катише — престарелой придворной моего отца, и, согласно закону, который установил микадо, она потребовала, чтобы я на ней женился. И мой отец — этакий японский Петр Великий — приказал мне жениться на Катише, иначе я буду казнен. Тогда я переоделся и сбежал, и я привлек твое внимание, когда в городе Титипу играл на мандолине в местном оркестре.
ЮМ-ЮМ
НАНКИ-ПУ: Но мы здесь одни, никто нас не видит.
ЮМ-ЮМ: За флирт по закону полагается смертная казнь! А мы должны соблюдать закон. Закон есть закон!
НАНКИ-ПУ: Пошел он к чертям, этот закон!
ЮМ-ЮМ: Я бы тоже его к ним послала, но он к ним не пойдет.
НАНКИ-ПУ: Не будь этого чертова закона, как мы были бы счастливы!
ЮМ-ЮМ: О да!
НАНКИ-ПУ: Не будь этого закона, мы сели бы рядом — вот так.
ЮМ-ЮМ: Но поскольку он есть, мы должны сидеть в сотне метров друг от друга.
НАНКИ-ПУ: О, если бы не закон!
ЮМ-ЮМ: Да, если бы не закон! К тому же, я помолвлена с Ко- Ко.
НАНКИ-ПУ: Да, ты помолвлена с Ко-Ко.
НАНКИ-ПУ:
ЮМ-ЮМ:
ОБА:
НАНКИ-ПУ:
ОБА:
КО-КО: Что случилось? Разве вы не видите, что я философствую?
КИШ-МИШ:
КО-КО
КИШ-МИШ:
КО-КО: Микадо прислал письмо? Что такое он может нам приказать?
ПУ-БА: Естественно, взойти на эшафот. Ведь ты уже был приговорен к смертной казни.
КО-КО: Пу-Ба, что ты говоришь? Не могу же я сам отрубить себе голову.
ПУ-БА: Почему бы и нет?
КО-КО: Как почему? Потому что, во-первых, самообезглавливание — это чрезвычайно сложная процедура, не говоря уже о том, что опасная, и во-вторых, это самоубийство, а самоубийство — это преступление, караемое смертной казнью.
ПУ-БА: Да, пожалуй, это так.
КО-КО: Кроме того, я не вижу, как человек может сам отрубить себе голову.
ПУ-БА: Ты можешь попробовать.
КИШ-МИШ: Даже если ты отрубишь себе половину головы, это уже будет что-то. Это покажет, что ты по крайней мере старался выполнить приказ микадо.
ПУ-БА: Боюсь, что если ты не сумеешь найти себе заместителя...
КО-КО: Заместителя? Это идея! Пу-Ба, я назначаю тебя лордом- заместителем.
ПУ-БА: Благодарю: это верх моих честолюбивых мечтаний. Но — увы! Я вынужден отказаться: я недостоин такой высокой чести.
КО-КО:
КИШ-МИШ:
ВСЕ ТРОЕ:
КО-КО: Это просто возмутительно! Я, помилованный в последний момент и возведенный в ранг лорда-палача, должен теперь быть казнен — и при том, казнен человеком, которому была оказана такая честь!
НАНКИ-ПУ: Не обращай на меня внимания, я не буду тебе мешать.
КО-КО: Что ты собираешься сделать с этой веревкой?
НАНКИ-ПУ: Я собираюсь покончить счеты с жизнью. Как говорится, лучше нету того свету.
КО-КО: Покончить счеты с жизнью? Почему?
НАНКИ-ПУ: Потому что ты хочешь жениться на девушке, которую я люблю.
КО-КО: Нет, я не могу позволить тебе умереть... Впрочем: почему нет? Идея: заместитель! Слушай: если ты уж твердо решил умереть, то не все ли равно, когда именно? Лучше умри через месяц — торжественно, на эшафоте, от грозной руки лорда-палача. Рассуди сам: целый месяц ты будешь жить у меня в доме, на всем готовом, словно у Будды за пазухой. А потом ты торжественно умрешь при большом стечении народа, под звуки оркестра, и твоя любимая Юм-Юм будет красиво заламывать руки и трогательно лить слезы.
НАНКИ-ПУ: Хорошо, я скажу тебе, на каком условии я на это соглашусь. Разреши мне завтра жениться на Юм-Юм, и через месяц я позволю отрубить себе голову. Я получу целый месяц супружеского счастья. А потом она станет вдовой, и ты сможешь сам на ней жениться.
КО-КО: Вообще-то, это — идея. По рукам?
НАНКИ-ПУ: По рукам!
КО-КО: В конце концов, это отсрочит мою женитьбу всего на месяц. Но ты не будешь настраивать ее против меня? Понимаешь ли, я воспитал ее, чтобы сделать своей женой, я научил ее смотреть на меня как мудрого и достойного человека. Я не хочу, чтобы ее мнение обо мне изменилось.
НАНКИ-ПУ: Обещаю тебе: от меня она никогда не узнает правды.
ХОР:
ПУ-БА:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО:
ХОР:
КО-КО:
НАНКИ-ПУ:
ЮМ-ЮМ:
НАНКИ-ПУ:
ЮМ-ЮМ:
ХОР:
НАНКИ-ПУ:
ПЕТТИ-СИН:
ЮМ-ЮМ:
ПЕТТИ-СИН:
ХОР:
ПУ-БА:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
НАНКИ-ПУ
КАТИША:
ХОР:
КАТИША
ХОР:
ПЕТТИ-СИН:
КАТИША:
НАНКИ-ПУ
КАТИША:
ЮМ-ЮМ
КАТИША:
ХОР
КАТИША:
ХОР
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
КАТИША:
ХОР:
АКТ ВТОРОЙ
ХОР:
ПЕТТИ-СИН:
ХОР:
(
ЮМ-ЮМ: Да, я действительно красива. Иногда я сижу и думаю, в своей безыскусной японской манере, что я и в самом деле красивее всех на свете. Может быть, это тщеславие? Нет! Природа прекрасна и радуется своей красоте. Я — дитя природы и подражаю своей матери.
ЮМ-ЮМ: Да, сегодня мне все улыбается. Я выхожу замуж за человека, которого люблю, и, наверно, я — самая счастливая девушка в Японии.
ПИП-БО: Да, самая счастливая девушка, достигшая почти полного счастья.
ЮМ-ЮМ: Почему «почти полного»?
ПИП-БО: Дорогая, ведь всем известно, что через месяц твой муж будет казнен, Это, я считаю, — все-таки его ахиллесова пята. Значит, через месяц твое счастье будет не совсем полным.
ЮМ-ЮМ: Это еще бабушка надвое сказала.
ПИП-БО: Ну, что бы ни сказала твоя или его бабушка, это — его недостаток.
ПЕТТИ-СИН: Не обязательно. Действительно, это еще бабушка надвое сказала.
ЮМ-ЮМ
ПИП-БО: Прервано.
ЮМ-ЮМ: Ну да, прервано — через месяц, неужели ты не можешь позволить мне на время об этом забыть?
НАНКИ-ПУ: Юм-Юм в слезах — утром перед свадьбой?
ЮМ-ЮМ: Мне напомнили, что через месяц ты будешь казнен.
ПИТТИ-СИН: Да, мы ей напомнили, что тебе отрубят голову.
НАНКИ-ПУ: Месяц? Но что такое месяц? Разделение времени на месяцы очень условно. Кто сказал, что сутки состоят из двадцати четырех часов?
ПИТТИ-СИН: Таково общее мнение.
НАНКИ-ПУ: Ну, так мы откажемся от этого мнения. Мы назовем секунду минутой, а каждую минуту — часом, а каждый день — годом. Значит, нас ожидают тридцать лет супружеского счастья.
ПИП-БО: И по такой шкале наш разговор уже длится четыре с половиной часа.
ЮМ-ЮМ
НАНКИ-ПУ: Ну, не плачь! Помни: у каждой тучки есть светлая изнанка; нет худа без добра.
ЮМ-ЮМ
НАНКИ-ПУ: Во что бы то ни стало! Будем развлекаться!
ПИТТИ-СИН: Глупо плакать.
ЮМ-ЮМ
НАНКИ-ПУ, ПЕТТИ-СИН, ПИП-БО:
КО-КО: Продолжайте; не обращайте на меня внимания.
НАНКИ-ПУ: Боюсь, это зрелище вас расстраивает.
КО-КО: Неважно. Я должен к этому привыкнуть. Только, пожалуйста, приучайте меня к этому постепенно.
ЮМ-ЮМ: Может быть, вы все-таки уйдете. Боюсь, вам больно видеть нас вместе.
КО-КО: Нет, я должен привыкнуть все это выносить.
НАНКИ-ПУ: Ладно, приободритесь. Вспомните, что через месяц она будет вашей женой.
КО-КО: Нет, нечего обманывать себя несбыточными надеждами.
НАНКИ-ПУ и ЮМ-ЮМ: Что вы имеете в виду?
КО-КО: Увы! Мне не суждено брачное блаженство. Дитя мое, ты никогда не будешь моей женой.
НАНКИ-ПУ: Что?
ЮМ-ЮМ
КО-КО: Только что генеральный прокурор Пу-Ба сообщил, что согласно закону, подписанному великим микадо, жена казненного преступника должна умереть вместе с ним — точнее, она должна быть погребена заживо.
НАНКИ-ПУ и ЮМ-ЮМ: Погребена заживо?
КО-КО: Да. Это — очень неприятная смерть.
НАНКИ-ПУ: Но, может быть, господин Пу-Ба ошибается?
КО-КО: Я тоже так думал. Я проконсультировался с лордом-канцлером, верховным судьей, лорд-мэром Титипу и моим семейным адвокатом — и все они это подтверждают. Никогда в жизни я не видел такого единодушия.
НАНКИ-ПУ: Погодите. Но этот закон никогда не применялся на практике.
КО-КО: Пока нет. Видишь ли, флирт — это единственное преступление, за которое полагается смертная казнь. А женатые люди никогда не флиртуют.
НАНКИ-ПУ: Конечно, нет, я совсем забыл. Значит, моя мечта о супружеском счастье не осуществится.
ЮМ-ЮМ: О мой дорогой, мой суженый! Поверь, я люблю тебя всей душой! Я никогда не полюблю никого другого! Но быть погребенной заживо…
НАНКИ-ПУ: О, конечно, я теперь не вправе настаивать, чтобы ты сдержала свое слово и вышла за меня замуж: ведь тогда тебя ждет ужасная смерть.
ЮМ-ЮМ:
НАНКИ-ПУ:
КО-КО:
НАНКИ-ПУ: Спасибо на добром слове.
КО-КО: Я совершенно беспомощен. Не могу представить себе более ужасного положения, чем когда у мужчины в последнюю минуту срывается свадьба. Но, по крайней мере, ты увидишь мою свадьбу.
НАНКИ-ПУ: Очень жаль, но это невозможно.
КО-КО: Почему?
НАНКИ-ПУ: Я умру сегодня.
КО-КО: Что ты имеешь в виду?
НАНКИ-ПУ: Я не могу жить без Юм-Юм. Сегодня же я сделаю себе харакири.
КО-КО: Нет, уж извини, я не могу тебе этого позволить.
НАНКИ-ПУ: Почему?
КО-КО: Но ведь ты подписал контракт, по которому ты обязался пасть от руки лорда-палача через месяц. Если ты покончишь жизнь самоубийством, это будет нарушение контракта, и мне придется взойти на эшафот вместо тебя.
КО-КО: Лорд-мэр, что случилось?
ПУ-БА: Великий микадо со свитой приближается к нашему городу, он будет здесь через десять минут.
КО-КО: Микадо? Он хочет узнать, выполнено ли его руководящее указание. А если нет, он прикажет казнить меня. Дело становится серьезным.
НАНКИ-ПУ: Ладно; ведь мне все равно нет жизни без Юм-Юм. Отруби мне голову.
КО-КО: Как? Сейчас?
НАНКИ-ПУ: Да, сейчас же. Кто кончил жизнь трагически, тот истинный певец.
КО-КО: Но — так сразу? Я еще не готов! Я ни разу в жизни не убил даже навозного жука. Мне надо сперва взять уроки, попрактиковаться на белых мышах и морских свинках, прежде чем отрубить голову бродячему певцу. Да я бы и не согласился стать лордом-палачом, если бы не думал, что этот пост — чисто номинальный. Я не могу тебя убить: вообще, я не могу никого убить.
НАНКИ-ПУ: А, ладно тебе! Ты же знаешь: ведь все равно рано или поздно тебе придется это сделать.
КО-КО
НАНКИ-ПУ: Что это значит?
КО-КО: Зачем это делать? Мы составим официальную справку о том, что ты был казнен. И эту справку подпишут свидетели: лорд-канцлер, лорд-казначей, генеральный прокурор, верховный судья, архиепископ и лорд-мэр города Титипу.
НАНКИ-ПУ: Где они?
КО-КО: Вот они — все здесь. Пу-Ба, разве ты не подпишешь?
ПУ-БА: Стало быть, я должен стать лжесвидетелем, чтобы обеспечить твою безопасность?
КО-КО: Почему нет? Ты получишь обычное унижение — как всегда.
ПУ-БА: Унижение будет наличными или по безналичному расчету?
КО-КО: Наличными — плата вперед.
ПУ-БА: О моя фамильная гордость! Но я все вынесу — ради отечества!
НАНКИ-ПУ: Но еще раз говорю — я не могу жить без Юм-Юм.
КО-КО: О, Юм-Юм, Юм-Юм! К черту Юм-Юм! Пу-Ба, пойди и приведи сюда Юм-Юм!
ЮМ-ЮМ: Да, а что?
КО-КО: Так пойди с архиепископом, он тебя сейчас же обвенчает.
ЮМ-ЮМ: Но если я буду погребена заживо...
КО-КО: Молчи, ничего не спрашивай, Нанки-Пy тебе потом все объяснит.
НАНКИ-ПУ: Но минуточку...
КО-КО: Нет времени для пустых разговоров. Приезжает великий микадо, он хочет убедиться, что я выполнил его руководящее указание, и если он увидит тебя живым, мне будет очень трудно убедить его, что я тебя казнил.
МИКАДО:
КАТИША:
МИКАДО:
КАТИША:
ХОР:
МИКАДО:
КАТИША:
ХОР:
МИКАДО:
ХОР:
КО-КО: Позвольте мне приветствовать ваше величество и сообщить вам, что ваше руководящее указание выполнено: в городе Титипу имела место смертная казнь. Генеральный прокурор только что вручил мне официальную справку.
ПУ-БА: Я — генеральный прокурор.
КО-КО: Казнь состоялась в присутствии лорда-канцлера, генерального прокурора, верховного судьи и лорда-мэра города Титипу.
ПУ-БА: Все они присутствовали, ваше величество. Я всех их пересчитал.
МИКАДО: О, как интересно! Жаль, я этого не видел. Опишите мне, как это было.
КО-КО:
ХОР:
ПЕТТИ-СИН:
ХОР:
ПУ-БА:
ХОР:
МИКАДО: Это ужасно интересно, и жаль, что я этого не видел. Но мы явились сюда совсем по другому делу. Год назад мой сын, наследник японского престола, бежал и, переодетый бродячим певцом, скрывается в вашем городе. Так что не будете ли вы так любезны привести его? Он скрывается под именем Нанки-Пу.
КО-КО: Нанки-Пу?
МИКАДО: Нанки-Пу.
КО-КО: Это очень просто. То есть довольно трудно, почти невозможно.
МИКАДО: Так просто или трудно?
КАТИША
МИКАДО
КО-КО: Ваше величество, я приношу свои нижайшие извинения. Но ведь мы не знали, что он — ваш сын.
МИКАДО: Конечно, откуда вам было знать? Если человек высокого ранга одевается бродячим певцом, он должен отвечать за последствия. Ведь чей он сын, не было написано у него на лбу. А сыновья уходят в бой.
КО-КО: Правда, чей он сын, могло бы быть вышито на его носовом платке; но ведь мы, японцы, не носим носовых платков. Ха-ха-ха!
МИКАДО: Ха-ха-ха!
КО-КО, ПУ-БА и ПЕТТИ-СИН: Наказание?
МИКАДО: Да, какое-то очень веселое наказание. Кажется, виновный должен быть заживо сварен в кипящем масле. Или в расплавленном свинце? Я точно не помню.
КО-КО: Но ваше величество сами подтвердили, что ведь я не знал.
МИКАДО: Конечно.
ПЕТТИ-СИН: Я понятия об этом не имела.
МИКАДО: Конечно, нет.
ПУ-БА: Меня там не было.
МИКАДО: Это печальнее всего. К сожалению, в законе говорится об убийстве наследника престола. И ничего не говорится о том, что кто-то чего-то не знал, понятия не имел или там не был. Этот пункт, конечно, должен там быть.
КО-КО, ПУ-БА и ПЕТТИ-СИН: Да!
МИКАДО: Но его там нет.
КО-КО, ПУ-БА и ПЕТТИ-СИН: О!
МИКАДО: Как все-таки небрежно составляются законы. На наших юристов никогда нельзя положиться. Впрочем, приободритесь: на следующей же сессии я им на это укажу. О, так на какое же время мы назначим казнь? Может быть, на завтрашнее утро — после завтрака?
КО-КО: Я не хочу завтракать.
МИКАДО: Поверьте, мне вас очень жаль, но мир жесток, а справедливость торжествует только в театральных спектаклях, да и то не всегда.
МИКАДО:
КО-КО:
КАТИША:
ВСЕ:
КО-КО:
МИКАДО:
КО-КО, ПУ-БА и ПЕТТИ-СИН:
КО-КО: В хорошенькое дельце вы нас втравили — с вашей головой, которая кивнула человеку знатного рода.
ПУ-БА: Это была просто живописная подробность, придающая внешнее правдоподобие сухому и неубедительному рассказу.
ПЕТТИ-СИН: Живописная подробность! Живописная галиматья!
КО-КО: И ты тоже со своей дурацкой историей о том, как ты помогла ему гордо умереть! Не лезла бы не в свое дело!
ПУ-БА: А ты со своим тесаком! Сгорели мы по недоразумению.
КО-КО: Ну, ладно, теперь это уже неважно. Нам остается только одно. Нанки-Пу еще не уехал. Дан приказ ему на запад — за границу. Он должен немедленно воскреснуть.
НАНКИ-ПУ: Ну нет! Я уже умер и готов в дорогу.
КО-КО: Вздор! Произошел необъяснимый катаклизм: оказалось, что ты — сын микадо.
НАНКИ-ПУ: Да, это случилось уже некоторое время тому назад.
КО-КО: Шутки в сторону! Твой отец сейчас здесь вместе с Катишей. И он хочет видеть тебя. А нас он хочет казнить за то, что мы якобы тебя обезглавили.
ЮМ-ЮМ: Но ведь Нанки-Пу уже женат.
КО-КО: Какая разница?
НАНКИ-ПУ: Катиша хочет выйти за меня замуж, но я не могу жениться, потому что я уже женат: соответственно, она потребует моей казни, а после моей казни Юм-Юм будет погребена заживо.
ЮМ-ЮМ: В этом — проблема.
НАНКИ-ПУ: У тебя есть только один шанс. Если тебе удастся уговорить Катишу выйти замуж за тебя, она уже не сможет претендовать на мою руку, и тогда я смогу спокойно воскреснуть и предстать перед микадо.
КО-КО: Мне? Мне жениться на Катише?
НАНКИ-ПУ: Я полагаю, что это для тебя — единственный шанс избежать казни. Пока Катиша незамужняя, я предпочитаю быть мертвым. А когда Катиша выйдет замуж, моя жизнь будет прекрасна, как цветы весной.
НАНКИ-ПУ:
КО-КО:
КАТИША:
КО-КО: Катиша!
КАТИША; Мерзавец, ты умертвил моего возлюбленного! Но месть близка — там уже нагревают котел.
КО-КО: Катиша! Умоляю! Я — у твоих ног. Умоляю — пощади меня!
КАТИША: Пощадить? А ты пощадил ли его? Ты убил моего возлюбленного! Он, может быть, не любил меня сейчас, но полюбил бы потом! Меня надо вкушать постепенно — мой вкус может оценить лишь подготовленное небо. Я уже начала подготавливать его, когда он меня покинул. А ныне он мертв — и где я найду другого? Чтобы подготовить мужчину к тому, чтобы любить меня, нужны годы. Неужели мне снова начать этот утомительный процесс и в то же время просить милосердия для тебя, который лишил меня моей жертвы — я имею в виду, моего жениха, — когда его подготовка уже подходила к концу? О, где мне найти другого?
КО-КО
КАТИША: Что?
КО-КО
КАТИША: И ты, чьи руки обагрены кровью моего суженого, осмелился говорить о любви женщине, которой принес несчастье! Не искушай меня без нужды!
КО-КО: О да! Прими мою любовь, или я умру на месте.
КАТИША: О нет! Я знаю по себе, что никто никогда не умирает от любви.
КО-КО: Ты не знаешь, что говоришь. Слушай:
КАТИША: И птичка действительно умерла от любви?
КО-КО: Да, конечно. Я знал ее лично.
КАТИША: Правда? Ты, наверно, был к ней очень привязан.
КО-КО: Да, очень.
КАТИША: И если я тебе откажу, ты тоже погибнешь?
КО-КО: Сегодня же.
КАТИША: Нет, нет! Все, что угодно, только не это.
КО-КО
КАТИША: И ты не будешь меня ненавидеть, если я иногда вспылю?
КО-КО: Ненавидеть тебя? Никоим образом. А ты не очень сердишься, что я не слишком молод?
КАТИША: Да и я тоже не юная барышня.
КАТИША:
КО-КО:
КАТИША:
КО-КО:
КАТИША:
ОБА:
КО-КО:
КАТИША:
КО-КО:
КАТИША:
ОБА:
МИКАДО: Дамы, господа! — других не вижу здесь: блеск, изыск, общество прелестное. Теперь мы позавтракали — и все готово. Сделаны все приготовления?
КИШ-МИШ: Ваше величество, все готово.
МИКАДО: Ну, так пусть войдет злосчастный лорд и два других приговоренных. Они, конечно, поступали из лучших побуждений, но были введены в заблуждение.
КАТИША: Великий микадо, прошу помилования для Ко-Ко! Прошу помилования для Петти-Син! Прошу помилования даже для Пу-Ба!
МИКАДО: Извините, я не понял.
ПУ-БА: Помилование даже для Пу-Ба.
КАТИША: Прошу помилования! Поскольку мой нареченный мертв, я только что вышла замуж за это жалкое существо.
МИКАДО: Вот те на! Раз-два — и готово!
КО-КО: Нас поженил архиепископ.
ПУ-БА: Архиепископ — это я.
МИКАДО: Понятно. Но затруднение в том, что коль скоро вы убили наследника престола...
НАНКИ-ПУ: Наследник престола жив. И жить хорошо, и жизнь хороша!
МИКАДО: Боже милостивый! Мой сын!
ЮМ-ЮМ: И та, что выбрана вашей снохой.
КАТИША
МИКАДО: Да, пожалуй, надо бы кое-что объяснить.
КО-КО: Ваше величество, все очень просто. Я доложил, что я убил Нанки-Пу...
МИААДО: Да, и в очень впечатляющих подробностях.
ПУ-БА: С живописной подробностью, придающей правдоподобие сухому и...
КО-КО: Не можешь ли ты немного помолчать?
МИКАДО: Ничего не может быть удовлетворительнее!
ПЕТТИ-СИН:
ВСЕ:
ПЕТТИ-СИН:
ВСЕ:
ПЕТТИ-СИН:
НАНКИ-ПУ:
ВСЕ:
КО-КО:
ВСЕ:
НАНКИ-ПУ:
ВСЕ:
КО-КО:
ВСЕ:
ЮМ-ЮМ и НАНКИ-ПУ:
ХОР:
ГОНДОЛЬЕРЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Герцог Плаза-Торо — испанский гранд.
Герцогиня Плаза-Торо.
Касильда — их дочь.
Луис — свита герцога Плаза-Торо.
Дон Альгамбра де Паскудо — великий инквизитор.
Марко Пальмиери и Джузеппе Пальмиери — венецианские гондольеры.
Франческо, Антонио, Джорджо — другие гондольеры.
Тесса и Джанетта — венецианские девушки.
Фьяметта, Виттория, Джулия — другие девушки.
Инеса — бывшая кормилица принца Баратарии.
Гондольеры, девушки, матросы, придворные, герольды и пажи.
АКТ ПЕРВЫЙ
ХОР:
ФЬЯМЕТТА:
ХОР:
ФЬЯМЕТТА:
ХОР:
ФРАНЧЕСКО:
ФЬЯМЕТТА:
ДЖУЛИЯ:
АНТОНИО:
ВСЕ ДЕВУШКИ:
АНТОНИО:
ДЖОРДЖО:
ФЬЯМЕТТА:
ВИТТОРИЯ:
ДЖУЛИЯ:
ФЬЯМЕТТА:
АНТОНИО:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ФЬЯМЕТТА:
ХОР ДЕВУШЕК:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ГОНДОЛЬЕРЫ:
ДЕВУШКИ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ОБА:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ:
ДЕВУШКИ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ОБА:
ДЕВУШКИ:
ФЬЯМЕТТА
МАРКО:
ВИТТОРИЯ
ДЖУЗЕППЕ:
ФЬЯМЕТТА
ВИТТОРИЯ
ДЕВУШКИ:
ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ:
МАРКО
ВСЕ:
ДЖУЗЕППЕ
ТЕССА:
МАРКО
ДЖАНЕТТА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ТЕССА и ДЖАНЕТТА:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
КАСИЛЬДА:
ЛУИС:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ:
ЛУИС:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ: Наконец-то мы прибыли к месту нашего назначения. В этом дворце, перед которым мы высадились, проживает сеньор великий инквизитор дон Альгамбра де Паскудо. Луис, постучи в дверь и скажи, что его сиятельство испанский гранд герцог Плаза-Торо, граф Коридоро, барон Помидоро...
ГЕРЦОГИНЯ: Со своей свитой!
ГЕРЦОГ: Со своей свитой прибыли в Венецию и просят...
ГЕРЦОГИНЯ: Требуют!
ГЕРЦОГ: Требуют аудиенции.
КАСИЛЬДА: Тайну?
ГЕРЦОГ: Государственную тайну, которую, по политическим соображениям, нужно было сохранять двадцать лет. Когда ты еще лежала в колыбели, ты была заочно обручена не с кем иным, как с шестимесячным младенцем — сыном и наследником могучего и несметно богатого короля острова Баратария.
КАСИЛЬДА: Обручена с сыном короля Баратарии? Без моего согласия?
ГЕРЦОГ: Прими во внимание свой тогдашний возраст. Вскоре после этой церемонии на острове Баратария, увы, произошла революция, и король, а также все его придворные были убиты. Однако в разгар смуты великий инквизитор дон Альгамбра де Паскудо сумел похитить младенца-принца из королевского дворца и тайно привезти его в Венецию. Теперь, когда на Баратарии наступила перестройка, там восстанавливаются старые порядки, и народ Баратарии ждет своего законного правителя. И вот мы прибыли в Венецию, чтобы узнать местонахождение принца и приветствовать тебя, нашу дочь, в качестве ее величества законной королевы Баратарии.
КАСИЛЬДА: Я — королева Баратарии? Но это невозможно — мне даже нечего надеть! Ведь мы совершенно обнищали!
ГЕРЦОГ: Это обстоятельство не ускользнуло от моего внимания. Но хотя я нахожусь в стесненных финансовых обстоятельствах, мое общественное влияние огромно. Сейчас создается компания под названием «Герцог Плаза-Торо с ограниченной ответственностью»; в ее руководство войдут весьма влиятельные люди, и я тоже войду в правление, как только произойдет выделение акций пайщикам.
КАСИЛЬДА: Но это так недостойно, так унизительно! Испанский гранд в качестве члена правления финансовой компании — слыхано ли такое?
ГЕРЦОГ: Дитя мое, герцог Плаза-Торо, граф Коридоро, барон Помидоро не следует за модой — он создает ее. Когда я стоял во главе армии, я вел ее в сражение. А иногда я вел ее из сражения.
ГЕРЦОГ:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ:
ВСЕ:
ЛУИС:
КАСИЛЬДА:
ЛУИС:
ОБА:
КАСИЛЬДА: О, Луис, Луис! Что я наделала!
ЛУИС: Ничего, дорогая, в чем ты могла бы покаяться.
КАСИЛЬДА
ЛУИС
КАСИЛЬДА: Я только что узнала — к своему изумлению и возмущению, — что во младенчестве меня обручили с малолетним сыном короля Баратарии.
ЛУИС: Сын короля Баратарии? Тот младенец, которого похитила инквизиция?
КАСИЛЬДА: Тот самый: ты, конечно, знаешь эту историю?
ЛУИС: Конечно. Я же тебе говорил, что моя мать была кормилицей этого принца, и он был вверен ее попечению; и она мне не раз рассказывала о его таинственном похищении.
КАСИЛЬДА: Да, конечно. Ну, так вот, мой отец привез меня в Венецию, чтобы я тут вышла замуж за этого принца.
ЛУИС: Но ведь ты была слишком молода, чтобы понимать, что происходит, и ты можешь не признать этот брак.
КАСИЛЬДА: Нет, Луис, уважай мои принципы. Брак есть брак. Да, я тебя любила до пятнадцати минут тому назад. А теперь я не имею права тебя любить.
ЛУИС: Должно ли так быть?
КАСИЛЬДА: Да, Луис, так должно быть.
ЛУИС:
ОБА:
КАСИЛЬДА:
ГЕРЦОГ: Дитя мое, позволь мне представить тебе великого инквизитора Испании дона Альгамбру де Паскудо. Именно его сиятельство так искусно похитил твоего венценосного избранника и привез его в Венецию.
ДОН АЛЬГАМБРА: А это — молодая сеньорита, которая так неожиданно явилась выполнить функции ее величества? Вы очень красивы, сударыня. Позвольте мне...
ГЕРЦОГ: Вы должны ее извинить. Неожиданная перспектива стать королевой вскружила ей голову.
ДОН АЛЬГАМБРА: Я бы предпочел, чтобы эта перспектива вскружила ей голову в другую сторону.
ГЕРЦОГИНЯ: К сожалению, если я не ошибаюсь, есть некоторые сомнения относительно местопребывания его величества?
КАСИЛЬДА
ДОН АЛЬГАМБРА: Сомнения? О нет, нисколько — он здесь, в Венеции, он занимает скромную, но колоритную должность весьма уважаемого гондольера. Я могу дать вам его адрес — я вижу его каждый день. Но несколько трудно будет установить его личность. Я вам сейчас все объясню.
ДОН АЛЬГАМБРА:
КАСИЛЬДА: То есть вы хотите сказать, что есть способ узнать, кто из сыновей весьма уважаемого гондольера — действительно его сын, а кто — король Баратарии?
ДОН АЛЬГАМБРА: Совершенно верно. Кормилица, попечению которой был вверен малолетний принц Баратарии, — это мать вашего лакея Луиса, и она, без сомнения, сможет опознать, кто из двух братьев-гондольеров — Марко или Джузеппе — ее воспитанник-принц.
ЛУИС: Боже мой, откуда вы знаете про мою мать?
ДОН АЛЬГАМБРА: Мой юный друг, великий инквизитор — всегда в курсе всех событий. В настоящее время ваша мать — жена весьма уважаемого разбойника с большой дороги, который занимается своим честным ремеслом в горах около города Кордовы. Вы немедленно отправитесь в Кордову вместе с двумя моими посланниками и, взяв свою мать, отплывете вместе с ней на Баратарию. Если у нее возникнут трудности с опознанием своего питомца, я уверен, в камере пыток она освежит свою память.
КАСИЛЬДА:
ДОН АЛЬГАМБРА:
ВСЕ:
ЛУИС:
ГЕРЦОГИНЯ:
ВСЕ:
ХОР:
ТЕССА:
ХОР:
ДЖАНЕТТА:
ХОР:
ДЖУЗЕППЕ: Теперь-то наша жизнь станет по-настоящему полной. Что такое холостяк? Ничтожество, всего лишь кокон. Он не живет — он лишь существует.
МАРКО: Какое прекрасное устройство — женитьба! Зачем мы попусту тратили время? Почему мы не женились десять лет тому назад?
ТЕССА: Потому что вы не могли найти себе подходящих невест.
ДЖАНЕТТА: Потому что вы ждали, пока встретите нас.
МАРКО: Да, я думаю, в этом — все дело. Мы ждали вас, сами того не зная.
ДОН АЛЬГАМБРА: Доброе утро! Вы что-то празднуете?
ДЖУЗЕППЕ: Нет, ничего особенного. Это — просто дружеская пирушка.
ДОН АЛЬГАМБРА: Вы отмечаете какое-то событие? Чей-нибудь день рождения?
ДЖАНЕТТА: Да, мой!
ТЕССА: И мой!
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: И мой!
ДОН АЛЬГАМБРА: Ну и совпадение! И сколько вам лет, позвольте спросить?
ТЕССА: Это — неделикатный вопрос. Примерно десять минут.
ДОН АЛЬГАМБРА: Ужасно милые дети! Но вы, конечно, шутите?
ТЕССА: Другими словами, мы десять минут назад повенчались.
ДОН АЛЬГАМБРА: Как, вы оба?
ВСЕ: Нет, все четверо.
ДОН АЛЬГАМБРА: О, Боже! Черт возьми!
ДЖАНЕТТА: Надеюсь, вы не против?
ТЕССА: Я думаю, это вас почему-то огорчает. Посмотри на него, Джузеппе: он убит горем.
ДОН АЛЬГАМБРА: Нет, нет, нисколько!
ДЖУЗЕППЕ: А теперь, дружище
ДОН АЛЬГАМБРА: Вы не можете называть меня «дружище». Вы, должно быть, не знаете, кто я такой.
ДЖУЗЕППЕ: Нет, не знаем. Но и вы не знаете, кто мы такие. Мы — гондольеры, сыновья почтенного Батисто Пальмиери, который принимал участие в последней революции. Мы душой и телом — республиканцы, и мы считаем, что все люди равны. Мы ненавидим угнетение человека человеком, мы ненавидим королей — нам наплевать на королей! Мы ненавидим тщеславие и аристократизм, мы презираем богачей и богатство. Мы — венецианские гондольеры, и мы вам равны во всем, кроме нашей профессии, и мы одновременно — ваши господа и ваши слуги.
ДОН АЛЬГАМБРА: Боже мой, какая незадача! Да, один из вас, возможно, — сын Батисто Пальмиери, насколько я знаю. Но другой из вас — ни мало, ни много, как законный сын покойного короля острова Баратария, а теперь — король Баратарии.
ВСЕ: Что!
ДОН АЛЬГАМБРА: И я думаю — я думаю, что это — тот из вас, который похлопал меня по плечу и назвал «дружище».
ДЖУЗЕППЕ: Один из нас — король?
МАРКО: И мы — не братья?
ТЕССА: Король Баратарии?
ДЖАН ETTA: Кто бы мог подумать?
МАРКО: Но кто именно из нас — король Баратарии?
ДОН АЛЬГАМБРА: Какая разница? Ведь вы оба республиканцы и ненавидите королей, и, конечно, вы сразу же отречетесь от престола. Так что — всего хорошего!
ТЕССА и ДЖАНЕТТА: Нет, не уходите!
ДЖУЗЕППЕ: Конечно, есть короли — и короли. Когда я сказал, что мы ненавидим королей, я имел в виду, что мы ненавидим плохих королей.
ДОН АЛЬГАМБРА: О, понимаю! Это — очень тонкое различие.
ДЖУЗЕППЕ: Совершенно верно. И я могу представить себе короля — идеального короля (как вы понимаете, это только моя фантазия), который может быть абсолютно приемлемым. Например, такого короля, который отменит налоги и снизит цены на все — кроме, конечно, поездок на гондоле.
МАРКО: И устроит бесплатное развлечение для всех гондольеров Венеции.
ДЖУЗЕППЕ: И запустит фейерверк на Большом Канале, с участием всех гондольеров, которым за это участие хорошо заплатят.
МАРКО: И соберет деньги у купцов на Риальто для распределения среди гондольеров.
ДЖУЗЕППЕ: Такой король был бы благодетелем всего народа, и если бы я был королем, я стал бы именно таким королем.
МАРКО: И я тоже.
ДОН АЛЬГАМБРА: Ну, что ж, я рад, что ваши возражения против монархии вполне преодолимы.
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: О да, они преодолимы.
ТЕССА и ДЖАНЕТТА: О да, они преодолимы.
МАРКО: Вы меня почти убедили.
ДЖЕЗЕППЕ: И меня тоже.
ТЕССА и ДЖАНЕТТА: И нас убедили.
ДОН АЛЬГАМБРА: Значит, решено. Но поскольку на Баратарии — все еще перестроечный период, и она — в состоянии хаоса, нужно, чтобы вы немедленно взяли в свои руки бразды правления. И до тех пор, пока будет точно установлено, кто из вас — король, я все организовал, чтобы вы могли управлять совместно — как один правитель, чтобы потом, когда личность короля будет точно установлена, не возникло никаких возражений против его особы.
МАРКО: Мы будем править совместно — как один правитель?
ДОН АЛЬГАМБРА: Совместно — как один правитель.
ДЖУЗЕППЕ
ДОН АЛЬГАМБРА: Вот так.
ДЖЕЗУППЕ: И мы сможем ввести там полное равенство и братство?
ДОН АЛЬГАМБРА: Конечно: вы же будете самовластными, самодержавными правителями.
МАРКО: И мы сможем взять туда своих друзей и родственников и сделать их своими министрами, даже если они совершенно некомпетентны?
ДОН АЛЬГАМБРА: Конечно: так всегда делается повсюду.
МАРКО: Вы меня совершенно убедили.
ДЖУЗЕППЕ: И меня тоже.
ТЕССА: Так что чем раньше мы отплывем, тем лучше.
ДЖАНЕТТА: Я пойду собираться в дорогу.
ДОН АЛЬГАМБРА: Подождите! Дамы не смогут отправиться на Баратарию.
ВСЕ: Что?
ДОН АЛЬГАМБРА: Не смогут. Пока. Возможно, потом. Мы посмотрим.
ДЖУЗЕППЕ: Вы хотите сказать, что мы будем разлучены со своими женами?
ДОН АЛЬГАМБРА: Только на время — на два-три месяца. В конце концов, разлука вам предстоит недолгая.
ТЕССА: Но мы обвенчались всего полчаса тому назад!
ДЖАНETTA:
ТЕССА:
ДОН АЛЬГАМБРА:
ВСЕ:
ДЖАНЕТТА:
ВСЕ:
МАРКО:
ВСЕ:
ТЕССА:
ВСЕ:
ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ:
ХОР:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ОБА:
ГОНДОЛЬЕРЫ и ДЕВУШКИ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ТЕССА и ДЖАНЕТТА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
МАТРОСЫ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
АКТ ВТОРОЙ
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДЖУЗЕППЕ: Сеньоры, спасибо вам за выражение вашего удовлетворения и добрых чувств. Но есть одно огорчительное обстоятельство, которое мы хотели бы обсудить.
ВСЕ: Что такое?
ДЖУЗЕППЕ: Не беспокойтесь, это не очень серьезно. Как было оговорено, пока не будет установлено, кто из нас король, мы должны вести себя как одна личность.
ДЖОРДЖО: Именно так.
ДЖУЗЕППЕ: Но ведь на самом деле нас — двое.
ФРАНЧЕСКО: Не думаю, что нам нужно в это вдаваться. Это — юридическая фикция, а все юридические фикции — вещи священные. В нашем положении мы не можем признать за вами две независимые ответственности.
ДЖУЗЕППЕ: Нет. Но вы можете признать за нами два независимых аппетита. Можно сказать, что мы ведем себя как одна личность, но если нам положен на двоих только один рацион, я бы сказал, что эта юридическая фикция простирается слишком широко.
ФРАНЧЕСКО: Это — тонкое замечание. Но я бы не хотел с ходу высказать свое мнение. По-моему, нужно отложить решение вопроса до его обсуждения на общем собрании королевского двора.
МАРКО: Хорошо. Но что мы будем делать до этого?
ДЖУЗЕППЕ: Мы хотим выпить чаю.
АНТОНИО: Я думаю, мы должны ходатайствовать о выделении вашему величеству двойного рациона и, как обычно, застраховаться на случай, если в конце концов будет вынесено противоположное решение.
ДЖОРДЖО: Да, я думаю, в этом — выход. Но вы должны серьезно поработать.
ДЖУЗЕППЕ: О, конечно. Мы понимаем, что человек, занимающий руководящую должность короля, должен что-то делать, чтобы эту должность оправдать. Нас называют «ваше величество», нас одевают в роскошные одежды, наши подданные кланяются нам на улице, часовые отдают нам честь, и наши имена стоят первыми в списке тех, кто жертвует деньги на благотворительные цели. За эти преимущества мы должны по крайней мере быть полезными во дворце.
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО: Наша жизнь была бы сплошнейшим блаженством, если бы только...
ДЖУЗЕППЕ: Если бы только — что?
МАРКО: Если бы только с нами были наши милые женушки, с которыми мы расстались в Венеции три месяца назад. Есть только один рецепт полного счастья:
МАРКО:
ДЕВУШКИ:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ДЕВУШКИ:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ОБЕ:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
ОБЕ:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ТЕССА:
ДОН АЛЬГАМБРА: Добрый вечер! Что тут происходит? Карнавал?
ДЖУЗЕППЕ: Не совсем. Просто так, вечеринка. Жаль, что вы опоздали.
МАРКО: Боюсь, мы вас побеспокоили.
ДОН АЛЬГАМБРА: Вовсе нет. Просто я этого не ожидал.
ДЖУЗЕППЕ: Я очень извиняюсь.
МАРКО: Я тоже.
ДОН АЛЬГАМБРА: Я видел, как ваше величество танцевали вместе с лакеем.
МАРКО: Он — не лакей. Он — лорд-камер-лакей.
ДОН АЛЬГАМБРА: Но, безусловно, для таких вечеринок пригодно помещение для слуг.
МАРКО: О нет! Мы ликвидировали помещение для слуг. Наши королевские апартаменты теперь доступны для всех. Мы применили к монархии республиканские принципы.
ДЖУЗЕППЕ: Кстати, не могу ли я предложить вам что-нибудь? Тарелку спагетти или стакан вина?
ДОН АЛЬГАМБРА: Нет, спасибо.
ДЖУЗЕППЕ: Вас что-нибудь тревожит?
ДОН АЛЬГАМБРА: Да, подагра. Видите ли, при каждом королевском дворе должны быть разграничения, которые следует соблюдать.
ДЖУЗЕППЕ: Разграничения? Какие, например?
ДОН АЛЬГАМБРА: Например, лорд-канцлер не может играть в пятнашки со своим поваром.
МАРКО: Почему?
ДОН АЛЬГАМБРА: Почему? Потому что лорд-канцлер — лицо чрезвычайно важное, и он ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае, никогда и ни за что не должен склонять голову ни перед кем, кроме вельмож, равных ему по положению. Например, перед архиепископом лорд-канцлер может склонить голову, но не перед поваром.
ДЖУЗЕППЕ: Даже перед лордом-шеф-поваром?
ДОН АЛЬГАМБРА: Мой друг, такой чин не числится в списке свиты лорда-канцлера. Нет, ни в коем случае! Например, некогда был проделан небольшой эксперимент. Я вам сейчас все расскажу.
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ ТРОЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА: А теперь я должен сообщить вам важную новость. Его сиятельство герцог Плаза-Торо, граф Коридоро, барон Помидоро с ее сиятельством герцогиней Плаза-Торо и их дочерью Касильдой прибыли на Баратарию и очень скоро будут здесь.
МАРКО: Герцог и герцогиня нас абсолютно не интересуют.
ДОН АЛЬГАМБРА: Но их дочь, прекрасная Касильда! Ага! Счастливчик — один из вас.
ДЖУЗЕППЕ: Как вас понять?
ДОН АЛЬГАМБРА: Сейчас объясню. Много лет назад, когда вы (один из вас) лежали в колыбели, вы (один из вас) были обручены с шестимесячной девочкой — дочерью герцога Плаза-Торо, которая выросла и стала самой прекрасной девушкой в Испании Эта достойная сеньорита скоро появится здесь, чтобы потребовать руку и сердце одного из вас, и я вас (одного из вас) от всей души поздравляю.
МАРКО: Был обручен во младенчестве!
ДЖУЗЕППЕ: Но мы женились в Венеции три месяца назад!
ДОН АЛЬГАМБРА: Один из вас — только один. А другой — неумышленный двоеженец.
ТЕССА и ДЖАНЕТТА
ДОН АЛЬГАМБРА: Кто эти молодые сеньориты?
ТЕССА: Кто мы? Мы — их жены. Мы только что приехали.
ДОН АЛЬГАМБРА: Их жены? О, как неудачно все получилось! Дело осложняется. Ах, Боже мой, что станет говорить... ее величество?
ДЖАНЕТТА: Вы имеете в виду, что один из этих королей уже женат?
ТЕССА: И что одна из нас не будет королевой?
ДОН АЛЬГАМБРА: Да, эту мысль я хотел высказать.
ДЖУЗЕППЕ
ТЕССА: Пошел прочь! Может быть, это ты.
МАРКО
ДЖАНЕТТА: Не трогай меня! Неизвестно, чей ты муж.
ТЕССА: Но почему вы об этом не рассказали перед их отплытием из Венеции?
ДОН АЛЬГАМБРА: Потому что, если бы я об этом рассказал, никакое земное искушение не заставило бы этих сеньоров покинуть двух таких очаровательных и неотразимых сеньорит.
ТЕССА: Да, в этом что-то есть.
ДОН АЛЬГАМБРА: Могу добавить, что вам недолго ждать решения загадки. Сеньора кормилица принца прибыла на Баратарию и ждет в пыточной камере, чтобы я ее допросил.
ДЖАНЕТТА: Бедняга! Не можете ли вы пойти и освободить ее?
ДОН АЛЬГАМБРА: Нет никакой спешки, она не скучает — у нее там полно иллюстрированных журналов. Я пойду ее допросить, а вы, прошу вас, ведите себя как молодые незамужние дамы. Всего доброго!
ДЖАНЕТТА: Хорошенькое дело!
МАРКО: Превосходно! Один из нас женат на двух молодых женщинах, и никто не знает, кто именно; а другой женат лишь на одной женщине, и тоже неизвестно, что это за особа. ДЖАНЕТТА: А одна из нас — замужем за одним из вас, а другая — ни за кем.
МАРКО: Да, положение сложное. В наличии — два мужа и три жены. Попробуем разобраться.
ВСЕ ЧЕТВЕРО:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО:
ДЖАНETTA:
ДЖУЗЕППЕ:
ТЕССА:
ДЖАНЕТТА
ТЕССА
ДЖАНЕТТА
ВСЕ:
ГЕРОЛЬДЫ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРОЛЬДЫ:
ГЕРЦОГ
КАСИЛЬДА: Желает!
ГЕРЦОГИНЯ: Требует!
ГЕРЦОГ: И требует аудиенции.
ГЕРЦОГ: Это верно, в настоящее время его величество является вроде бы двойным сеньором. Но как только обстоятельства обручения будут установлены, он сразу же, ipso facto, превратится в одного сеньора.
КАСИЛЬДА: Ладно, что бы ни случилось, я буду ему верной женой, но я никогда не смогу его полюбить.
ГЕРЦОГ: Не знаю. Совершенно удивительно, какого непривлекательного человека женщина может полюбить, если очень захочет.
ГЕРЦОГИНЯ: Я полюбила твоего отца.
ГЕРЦОГ: Моя дорогая, твое замечание, по-моему, немного грубо. Или, может быть, жестоко. Я бы сказал, даже неуместно.
ГЕРЦОГИНЯ: Это было очень трудно, мой дорогой, но я сказала себе: «Этот человек — герцог, он — мой муж, и я должна его полюбить», Некоторые мои родственники даже бились об заклад, что я не смогу этого сделать, но я это сделала.
ГЕРЦОГИНЯ:
КАСИЛЬДА: Я только надеюсь, что когда он узнает, на девушке из какой сомнительной семьи он женился, он разорвет брачный контракт.
ГЕРЦОГ: Сомнительной? Семья дворянина, который зарегистрирован на бирже и скоро объявит о получении дополнительных дивидендов? Семья дворянина, который входит в правление финансовой компании «Герцог Плаза-Торо с ограниченной ответственностью»? Семья дворянина, которому то и дело предлагают консультировать коммерческие банки, сберегательные кассы, душеприказчиков и судебных исполнителей и... и...
ГЕРЦОГИНЯ: Оперуполномоченных!
ГЕРЦОГ: Да, оперуполномоченных — и тому подобное. И такую семью ты называешь «сомнительной»? Фу!
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ:
ГЕРЦОГ:
ОБА:
ГЕРЦОГ: А, вот и их величества. Ваше величество!
МАРКО: Герцог Плаза-Торо, граф Коридоро, барон Помидоро, я полагаю?
ГЕРЦОГ: Именно так.
ДЖУЗЕППЕ: Стало быть, один из нас обручен с вашей дочерью?
КАСИЛЬДА: Сеньоры, я — покорная служанка одного из вас.
ГЕРЦОГ: Я сейчас обращаюсь к тому сеньору, с которым обручилась моя дочь; другой сеньор может блуждать мыслями, думая о чем-нибудь другом. Сеньор, в этой молодой сеньорите вы найдете достоинства, которые вы будете тщетно искать в любой другой даме, не имеющей счастья быть моей дочерью. Пока еще есть сомнение, к кому из вас я сейчас обращаюсь, а кто может блуждать мыслями, думая о чем-то другом. Но когда это сомнение рассеется, я скажу (все еще обращаясь к тому, с кем обручена моя дочь): берите ее, и пусть она сделает вас счастливее, чем ее мать сделала меня...
ГЕРЦОГИНЯ: Сеньор!
ГЕРЦОГ: Если это возможно. А теперь я хотел бы обратить ваше внимание на одно дело, которое меня тревожит. Я вхожу сюда официально вместе с герцогиней и ее величеством — и что я нахожу? Стоит ли здесь почетный караул? Нет!
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: Нет!
ГЕРЦОГ: Воздвигнута ли триумфальная арка? Нет!
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: Нет!
ГЕРЦОГ: Отдает ли стража королевский салют в честь моей дочери? Нет!
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: Нет!
ГЕРЦОГ: Звонят ли колокола?
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ: Нет!
ГЕРЦОГ: Точнее, прозвенел один колокольчик — колокольчик для вызова слуг, и я сам в него позвонил. Этого недостаточно.
ДЖУЗЕППЕ: Честное слово, мы очень извиняемся. Но, видите ли, мы воспитаны гондольерами, и наше представление о вежливости заключается в том, чтобы снять шляпу перед пассажирами, которые дают нам чаевые.
ГЕРЦОГИНЯ: Некоторым образом это очень хорошо, но этого недостаточно.
ДЖУЗЕППЕ: Я готов снять что угодно — в разумных пределах.
ГЕРЦОГ: Но королевский салют в честь моей дочери — это так недорого стоит.
КАСИЛЬДА: Папа, мне не нужно королевского салюта.
ДЖУЗЕППЕ: Уважаемый сеньор, как только мы узнаем, кому из нас предстоит быть королем, она получит столько королевских салютов, сколько пожелает.
МАРКО: Что же до почетного караула и триумфальной арки, вы не знаете нашего народа: он этого не потерпит.
ДЖУЗЕППЕ: Он ведет себя с нами очень бесцеремонно.
ГЕРЦОГ: О, вы должны внушать ему должные понятия о дисциплине, вы должны дать понять, что королевский двор имеет большое значение. Важна осанка, кареты, манеры, достоинство, умение танцевать придворные танцы. Кстати сказать, я, пожалуй, сейчас вас обоих заранее научу танцевать традиционный придворный танец — гавот.
ГЕРЦОГ:
ГЕРЦОГИНЯ и КАСИЛЬДА:
ГЕРЦОГ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ГЕРЦОГ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДЖУЗЕППЕ
МАРКО: Получилось очень неловко. Мы должны рассказать ей все о нашем положении. Иначе это было бы несправедливо по отношению к ней.
ДЖУЗЕППЕ: Ну, так сделай это.
МАРКО: Нет, лучше ты.
ДЖУЗЕППЕ: Я не знаю, с чего начать.
КАСИЛЬДА: Сеньоры, я готова вас выслушать, но я должна вам кое-что сказать. Я не знала, что меня с одним из вас обручили во младенчестве, и сейчас я по уши влюблена в другого человека.
ДЖУЗЕППЕ: Точно так же, как и мы. Мы тоже по уши влюблены в других женщин.
КАСИЛЬДА: В ваших жен? Вы женаты?
МАРКО: Да, и вот наши жены.
ТЕССА: Мы не виноваты.
ДЖАНЕТТА: Мы ничего об этом не знали.
КАСИЛЬДА: Дорогие сеньориты, я вас не виню. Но, прежде чем продолжать наши взаимоотношения, мы должны найти какое-то решение: а то все очень запутано.
ВСЕ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ТЕССА, ДЖАНЕТТА, КАСИЛЬДА:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ДОН АЛЬГАМБРА:
ХОР:
ТЕССА:
ГЕРЦОГ:
ДЖАНЕТТА:
ГЕРЦОГИНЯ:
КАСИЛЬДА:
ДОН АЛЬГАМБРА:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ИНЕСА:
КАСИЛЬДА
ЛУИС:
ВСЕ:
МАРКО и ДЖУЗЕППЕ:
ЛУИС:
ГЕРЦОГ:
КАСИЛЬДА:
ГЕРЦОГИНЯ:
ВСЕ:
ГЕРЦОГ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ИХ ЖЕНЫ:
МАРКО:
ДЖУЗЕППЕ:
ВСЕ ЧЕТВЕРО: