Есть в одном селении поверье, что один раз в год, в день весеннего равноденствия, на пустоши возле нового кладбища, появляется вепрь. Никто не знал, как он выглядит, откуда и зачем приходит: люди не задумывались об этом. Они просто знали, что есть ночь, когда не стоит соваться на пустошь, а то можно напороться на острые клыки, или ещё хуже: унесёт незваного гостя зверь далеко в лес, из которого, как говорили старожилы, он происходит и поминай как звали.

Ванька, обычный мальчишка из этого села, всегда верил подобным преданиям, даже несмотря на то, что вепря как такового никто не видел. К своему шестнадцатому дню рождения, который как раз и приходился на день весеннего равноденствия, Ванька наслушался предостаточно о запрете выходить из дому после захода солнца. Он, как и все, свято верил предостережениям, закрываясь на дополнительно поставленные засовы, но независимо от этого каждый раз слышал всё новые подробности, что может сделать вепрь с непослушными детьми.

Но всем "послушаниям" когда-нибудь приходит конец.

Ежегодно в день весеннего равноденствия с утра в деревне начинались гуляния. Соседи ходили в гости друг к другу, принося гостинцы. На главной площади раскладывались торговцы со всякой снедью, привлекающей аппетитными запахами внимание молодёжи. Устраивались всевозможные игры для развлечения жителей. Но предвкушение, ожидание весны длилось буквально до первого провалившегося за горизонт солнечного луча, после чего лотки скóренько сворачивались, а люди отправлялись по своим закуткам, трястись перед тёмной пустошью, дающей вечерний приют страшному созданию.

Поговаривали, что до Ванькиного рождения праздник проходил совсем не так. Гуляния продолжались до поздней ночи. Люди разжигали огромный, горячий костёр, преподнося ему соломенной чучело, а после прыгали через высокие и жаркие лепестки пламени, норовящие цапнуть отважных плясунов за ноги. Почему же всё изменилось? Отчего стал приходить зверь?

На свой шестнадцатый день рождения Ванька решил нагуляться вдоволь, несмотря на то, что над родными местами висел злой рок. Но как бы он не спорил с отцом, не приводил доводы, что вепря-то никто никогда не видел, поэтому, скорее всего, никакого зверя не существует, – его не слушали. Решив, что он уже не ребёнок и сможет разобраться с напастью, Ванька задумал подстеречь вепря, от которого было столько бед и из-за которого мальчика каждый раз не пускали долго гулять после праздника.

Вечером, после яркого и весёлого праздника и принятия поздравлений в честь дня рождения, когда разошлись последние храбрящиеся жители, паренёк долго не мог решиться на свой дерзкий и такой волнительный поступок. Наступало время тьмы. Мальчику предстояло выйти из дома уже после наступления ночи, чтобы его никто не заметил. Тем более надо было не попасться на глаза отцу, спящему чутким сном за стенкой. Но удача была на стороне Ваньки. В этот день стояла новая луна, погрузившая мир в лёгкий первобытный мрак. Она укрывала Ваньку, позволяя ему незаметно двигаться от дома к дому, к пустырю. Но ему можно было и не прятаться, так как в это время все жители села мирно отдыхали в своих домах, иногда поднимаясь продлить тепло печи и в который раз проверяя засовы на дверях, только чтобы огородить себя и своих близких от животного зла, которое, как они думали, приходит красть их детей.

Перебежками Ванька долго добирался до пустоши. Ему казалось, скоро уже должен был загореться рассвет. На деле же лишь наступила полночь – время, когда происходят самые необычайные вещи. Выбравшись на пустошь и никого не увидев на ней, он уже решил, что все эти годы его жестоко обманывали, и даже успел слегка обидеться на отца, который, видимо, по своей прихоти не отпускал мальчика гулять. Но тут случилось кое-что странное.

Среди редких деревьев, за которыми начинался глухой лес, показалось красноватое сияние, передвигающееся от дерева к дереву. Оно, не мигая, петляло и двигалось из стороны в сторону, потом начало размеренно приближаться к опушке. Вначале Ванька подумал, что это кто-то из местных мужиков решил подшутить над ним и идёт к нему навстречу с огоньком в руках. Но потом мальчик рассмотрел на небольшом расстоянии от первой точки более тусклый, словно слегка затухший, красноватый кружок, двигающийся в совершейнейшем унисоне с первой, яркой точкой. И Ванька догадался: это были глаза, обладатель которых направлялся прямиком к нему. Точки были высоко от земли, значительно выше человеческого роста. Теперь паренёк осознал, что может с ним сделать животное такого размера, и именно это предположение лишило его движения. Застыв в оцепенении, он наблюдал, как точки всё приближаются и приближаются.

Ванька очнулся от обдувающего его разгорячённые щёки ветра. Мальчик не мог понять, что с ним случилось, и где он вообще находится. Пытаясь припомнить последние минуты перед своим первым в жизни и таким позорным обмороком, паренёк даже не обратил внимание на пролетающие мимо сосны. Сидя на чём-то мягком, Ванька даже не подозревал, что его похитителем является жуткое, мохнатое, как сказали бы жители его селения, чудовище. Хотя на самом деле это был обыкновенный вепрь, или огромный кабан, правда немного волшебный, что уж тут лукавить.

Ванька приподнялся на мощной спине зверя, оставшейся практически неподвижной, отчего пареньку и показалось, что движется он просто лёжа на каком-то помосте. И только сейчас мальчик сообразил, что попал в какую-то заваруху. Ванька поразмыслил: если вепрь его сразу не съел, то, очевидно, он ему для чего-то понадобился. Но для чего – сложно было представить. Поэтому, слегка ухватившись за шерсть животного, Ванька подобрал под себя колени, чтобы ненароком не свалиться – он же не знал, где находится и как попасть домой, – и начал продумывать свою жалостливую речь к вепрю про то, что он хочет домой, что дома у него остался отец, которому сложно будет одному справляться с хозяйством, что он-де помощник, что как же он оставит родного отца, и так далее.

Мальчик успел нараспев пропричитать только половину своего продуманного монолога, когда вепрь пренебрежительно фыркнул, словно ему надоело слушать подобные разглагольствования, отчего у Ваньки потерялся всякий запал на упрашивающие отпустить его речи. Надувшись, паренёк замолчал, ему стало обидно, что неразумное животное не дослушало.

Вот уже на востоке начал заниматься рассвет. Вот уже лесные жители приступили к своим делам, встречая новый день. Вот уже утрешняя роса осела на травушке. Вот уже проснувшиеся птицы полетели по небу. А вепрь так и продолжал куда-то нестись с ношей. А Ванька до сих пор так и не знал, куда и зачем.

Волшебный зверь нёс его всё утро, весь день и весь вечер. И только ближе к ночи вепрь остановился где-то в лесу. Ванька не заметил, как оказался на земле: вот он сидел на закорках, всем своим существом впитывая лесную атмосферу отчего-то знакомого леса, и вот он уже стоит возле животного, оказавшегося даже больше, чем Ванька представлял. Паренёк с благоговением уставился на огромного, мощного, такого величественного и вместе с тем бережного зверя, насмешливо и словно по-братски смотрящего на Ваньку. Мальчик потупился, потому что отец учил его, что таращиться на кого-либо неприлично. Ваньке захотелось сказать об этом и вепрю, до сих пор пристально рассматривающего своего узника, но и это было бы неприлично. Поэтому мальчик снова обратил свой взгляд на окружающие его чужие места.

Наконец вепрь своей огромной мордой мотнул куда-то в сторону, дескать, иди туда. Ванька недоверчиво перевёл взгляд и чуть ли не с мольбой посмотрел на вепря в ответ, мол, действительно ли ему нужно туда идти. Но зверь не шутил. Он доверительно рыкнул и, толкнув Ваньку в спину рылом, затопал в противоположную сторону, словно у него были другие дела. Тяжело вздохнув, Ванька смирился с тем, что ему надо двигаться в указанном вепрем направлении.

Спустя несколько минут, мальчик выбрался на поляну, знакомой картинкой вспыхнувшей перед глазами, но Ванька не успел ухватить образ, внутренне уверяясь, что ничего плохого с ним тут случиться не может. На прогалине ощущалась особая атмосфера: волшебная, загадочная, словно место находилось под каким-то магическим защитным колпаком. И такое спокойствие было в этом, что Ванька позволил успокоению наполнить его.

Поляна оказалась пуста – это Ванька приметил сразу. Но понадобилось всего лишь мгновение и отведённый в сторону взгляд, чтобы откуда ни возьмись перед ним появилась изба. Нет, не было ни куриных ножек, ни ступ возле двери. Это был самый обыкновенный жилой дом, дышащий теплом, исходящий ароматом древности, но ухоженный и прекрасный. Ванька в недоумении уставился на избушку, которой только что не было на этом месте. И снова он испытал некое узнавание и лёгкое дуновение родных запахов: свежескошенная трава и родительская любовь. Мальчик не мог понять, отчего это на вид ветхое, но довольно крепкое строение кажется таким знакомым.

Дверь отворилась, и свет из избушки окрасил землю перед входом в оранжевые оттенки. На пороге стоял человек, точнее, женщина. Она остановилась, замерла, словно неуверенный зверёк, сомневающийся в том, что ему делать дальше. Ванька не мог рассмотреть её лица, но смутное предчувствие подсказывало ему: эту женщину он тоже знает. Сердце то замирало, то стучало с пущей силой, а тело желало двинуться к этой женщине, к этому незнакомому силуэту, одновременно казавшемуся невероятно близким.

Женщина неуверенно махнула рукой, призывая подойти ближе, отчего её светлая, плотная коса, переброшенная наперёд, качнулась, словно маятник. Но Ванька не торопился. Душой он верил, что ему ничего не угрожает, но разум твердил: в незнакомом месте стоит вести себя осмотрительно. Паренёк нерешительно переминался с ноги на ногу. Незнакомка опять замерла. Ваньку никто не торопил, но он и сам чувствовал нетерпение. Ему хотелось узнать, кто эта женщина. Силуэт же тем временем скрылся в тёплом свете избы. Дверь так и осталась открытой в приглашающем жесте.

Ванька догадался: отвертеться от необычных похитителей не получится. Тем более теперь ему просто необходимо было узнать, что из себя представляет эта женщина, кажущаяся тенью из прошлого. Не совладав с любопытством, мальчик, будто мотылёк, двинулся к свечению.

Чтобы не удариться о верхнюю балку, Ваньке пришлось чуть пригнуться. Он и так был не очень-то высок для своего возраста, но избушка, вероятно, была сделана для совсем приземистых обитателей. В доме было сильно натоплено, хоть морозные дни и закончились чуть меньше недели назад. Уютность угадывалась во многих мелочах обстановки: от мягкой воздушной лежанки до старого и немного потрёпанного веника, стоящего вверх тормашками возле топки. За кухонным столом, расположенным недалеко от печи, сидела женщина, которая немного ранее подзывала мальчика к себе. Благодаря расставленным по всей комнате лучинам, у Ваньки получилось рассмотреть её, и осознание накатило на него с такой силой, что даже пришлось ухватиться за дверной косяк, вовремя оказавшийся, слава богам, возле его руки.

Женщина была похожа… нет, Ванька как две капли был похож на женщину, ютящуюся возле печки, словно ей было холодно. В селе Ванька часто слышал о его схожести с отцом, да и сам паренёк видел общие черты. Но сейчас сходство было намного заметнее и очевиднее – настолько близко было их родство с незнакомой женщиной. Мальчик сделал непроизвольный шаг вперёд, словно его подтягивала хомутом та женщина, смотрящая на Ваньку с застенчивой и немного смущённой улыбкой.

В дверях кто-то чуть слышно шаркнул. Ванька очнулся от пристального рассматривания – ведь это неприлично! – и обернулся на шум. На пороге стоял рослый, можно даже сказать, огромный юноша. Ему можно было дать как восемнадцать лет, так и все тридцать. Он был высок и очень могуч, словно настоящий богатырь, пришедший из сказок, которые так нравились Ваньке в детстве. Юноша приветливо, лучезарно улыбался. Один глаз у него был светло-песочного цвета, отчего в свете домашних огней казался с лёгким красноватым оттенком, другой же был небрежно перевязан повязкой, отчего молодой человек был похож на плутоватого разбойника.

Юноша протянул руку и густым, медовым басом пропыхтел:

– Меня звать Илья, – слегка потрясая Ванькину ослабевшую руку, парень согнулся в лёгком поклоне. – Назвали так в честь Ильи Муромца.

Обогнув Ваньку, назвавшийся Ильёй молодой человек сел напротив женщины и, достав из-за пазухи костяной нож и оселóк, принялся точить лезвие. В помещении повисла шуршащая тишина.

Пришедший юноша сильно отличался от мальчика. Ванька был невысок, светловолос и голубоглаз – обыкновенный славянский паренёк. Илья же был дюжим, бронзовокожим и темноволосым. Волосы прикрывали ему уши и немного вились, придавая его виду некую романтичность. Но совершенно не видимая жёсткость, иногда проскальзывающая в его прямом взгляде, выдавала в нём стойкого и мужественного человека, у которого превыше всего честь и достоинство.

– Ты не стесняйся, проходи, – вздохнул Илья. – Фаня думала, что и в этот год у меня не получится тебя привезти, поэтому сегодня так засмущалась: уж и не надеялась.

Молодой человек говорил внятно, но вот смысл фраз был для Ваньки немного не ясен. Нет, он догадался, что его ждали уже давно, но почему – было до сих пор непонятно. Поэтому, продолжая стоять на пороге, Ванька решился на первый вопрос.

– Не поймите меня неправильно, я рад, что меня не съел вепрь, после дня пути, – Ванька махнул за спину, показывая, какого именно вепря он имел в виду. – Но мне хотелось бы узнать, что здесь происходит и кто вы…

Последние его слова сошли практически за шёпот, так как в глубине души Ванька боялся узнать ответ. Боялся, но всем сердцем желал услышать то, что сам себе успел придумать, после того как увидел женщину.

Илья весело рассмеялся, словно его не заботили все волнения Ваньки, слегка засмущавшегося от смеха незнакомца.

– Да не переживай ты так, парень. Давай я тебе объясню хотя бы одну загадку, так? – Илья не торопясь направился к Ваньке. – Тот вепрь, который тебя сюда доставил, на самом деле не настоящий вепрь. Понял?

Ванька быстро кивнул, потому что и так подозревал это.

– Этот вепрь тебя никогда не сожрёт, потому что он просто-напросто не людоед. Понял?

В этот раз Ванька махнул головой чуть медленнее, так как смысл понял, но цельность идеи от него ускользнула. Илья же замолчал, ожидая вопроса от уже открывающего рот Ваньки.

– Но причём тут людоедство?

– При том, Иван, что тот самый вепрь, – Илья махнул за спину Ваньки, словно приглашая его самого убедиться в правдивости своих слов, – на самом деле я, а я и есть тот вепрь, понял? То есть, если называть вещи своими именами, можешь меня считать оборотнем – человеком, который в нужный момент превращается в зверя – а именно, в вепря – дикого кабана.

Для убедительности Илья хлопнул себя по груди. Ванька же, немного испугавшись, отступил чуть подальше от одноглазого парня.

– Хватит его пугать, Илюша, он же ничего не понимает, а ты обрушиваешься на него, – подала голос незнакомка.

– Ничего я на него не обрушиваюсь, просто… – Илья на мгновение замолчал, потому что не собирался оправдываться. На самом деле он пытался хоть немного отвлечь Ваньку от мыслей о том, что ему предстоит узнать в ближайшее время.

– Да, я понимаю, хочешь, как лучше. Но давай попробуем немного по-другому, – ответила женщина, подходя к Ваньке и протягивая к нему руки, словно показывая, что не несёт ему никакой опасности и не причинит вреда.

Ванька не двигался. Он понимал, что эта женщина, кем бы она ни была, не желает ему зла. Поэтому он позволил ей приблизиться, мягко взять себя за локоть и направить в сторону стола, на котором за миг до этого ещё ничего не стояло. Теперь же на нём находились всевозможные лакомства: огромный исходящий паром кувшин, с висящими вокруг его пузатого тела сушками, мёд разных сортов, пышки, пироги и булочки, а отдельным творением стоял чугунок, с выглядывающей из него варёной репой с укропом и бобами. И только после того, как у Ваньки заурчало в животе, он понял, как же долго был в дороге.

Они ели, не разговаривая. Без лишних вопросов Ванька позволил себя накормить, думая о том, что сытым нужно быть в любом случае. Илья временами начинал смачно чавкать, отчего женщине, Фане, приходилось отрываться от кружки с иван-чаем и покашливанием напоминать, что он тут не один, и тогда юноша снова ел, как нормальный, хоть и немного диковатый человек.

Несмотря на сильный голод, Ванька наелся быстро. Поэтому после того, как он пододвинул к себе кружку с ароматными травами, словно ожидая захватывающую историю, женщина грустно вздохнула, печально улыбнулась одними уголками губ, будто вспомнив что-то приятное, и начала свой рассказ.

– Лет мне было чуть меньше, чем сейчас тебе, Ванечка, когда мы с твоим отцом, Хóтеном, встретились в первый раз. Он был безумно красивый и умелый. Спустя пару дней после нашего знакомства я узнала, что он старше меня на семь лет, но это уже не играло особой роли: наша привязанность росла с каждым днём. Когда мы начали встречаться, многие предсказывали нам недолгое счастье, говоря, что мы не подходим друг другу и нам не суждено вместе провести всю оставшуюся жизнь. Мы и сами чувствовали истину в людской молве, ощущая какую-то тень между нами. Но для нас это не было препятствием для встреч. Нам просто нравилось проводить вместе время, испытывая счастье только от того, что мы находимся рядом.

В моей деревне из уст в уста передавалась одна древняя легенда, гласящая, что раз в сто лет самая мудрая, умная, знающая девушка по достижении своего шестнадцатого дня рождения должна собраться и покинуть свою семью. Она отправится в лес, чтобы найти там лесную ведьму, охраняющую этот самый лес, присматривающую за ним и делающую всё для его блага. Она покинет свою семью и забудет о ней. Говаривали, что каждый раз до последнего момента жители деревни не знали, на кого падёт выбор. Несмотря на истории, молодёжь по большей части не верила в эту легенду, так как на их веку не происходило подобного. Но я отчего-то ведала, что это всё правда. Просто чувствовала. И тогда, когда в ночь на мой шестнадцатый день рождения ко мне явилась сама ведьма, уже старая и измученная заботами, я поняла, что одновременно и готова, и не готова к новым заботам и к новому призванию. Ведь я с детства, когда впервые услышала о лесной ведьме и её трудах, всем своим существом пожелала познакомиться с ней и стать её подмастерьем, чтобы, как и она, заботиться о лесе. Но когда такая возможность появилась, мне стало боязно.

Старая женщина сказала, что у меня три дня, чтобы закончить дела земные: попрощаться с родными и близкими и отправиться вглубь леса, разыскивая её избушку на небольшой поляне. И только когда она исчезла, словно её и не было, испуг овладел мной. Мне боязно было покидать и родителей, и тем более Хóтена. Но выбор пал. На следующий день, поведав родным о произошедшем и поймав в их взглядах недоверие вкупе с сомнением, мне стало ясно: задерживаться дома совершенно нет смысла. Хотелось верить, что родители любили меня, свою родную дочь, но я до сих не пойму, почему они не вняли рассказу про ночную гостью.

Вышла я на рассвете второго дня. Хóтену ничего не сообщила, опасаясь увидеть то же недоверие в его глазах. Знали о моём предназначении только родители, к тому моменту уже думавшие, что я тронулась умом, и подруга Пашка, которая очень долго рыдала, говоря о моей верной погибели в лесу. Конечно я пыталась уверить её в обратном, но всё же от её причитаний в душе появилась тень сомнения, разъедающая с каждым шагом мою уверенность.

Ближе к полудню, когда солнце поднялось на небосвод во всей своей красе, а трава начала слегка жухнуть от жары, моё тело потребовало хотя бы недолгого отдыха. Опустившись на колени на берегу небольшого свежего родника, появившегося как раз после моих мыслей об отдыхе, я сделала несколько глотков студёной воды и протёрла ею лицо. Мне нравилось представлять, что это ведьма приглядывает за мной и помогает мне, пока я пытаюсь до неё добраться, но, рассуждая здраво, мне казалось, что это невозможно. Хотя, если забегать вперёд, всё было именно так.

Присев на разогретую солнцем землю, я услышала конский топот из оставшейся позади чащи, отделяющей мир прошлый и будущий. Спустя пару мгновений, появился он – весь в придорожной пыли, с заставшими в волосах листьями, грязный, словно сваливался с лошади не раз и не два, очень огорчённый и усталый Хóтен. Он настолько выдохся, пока пытался пробиться сквозь, как он сказал, непролазные дебри, что чуть не потерял надежду угнаться за мной. Признаться, я была удивлена его рвением, ведь надеялась, что после моего исчезновения он в скором времени про меня забудет и заживёт своей жизнью. Как говорили люди, ему предстояло остепениться, так как, встречаясь со мной, он мог потерять своё право на счастливое будущее.

Конечно же, он пытался отговорить меня от опасной и, по его словам, бессмысленной затеи. Хóтен почти проклинал ведьму, приговаривая, что она уводит его счастье. Он ругал её, причитая и спрашивая в пустоту, почему она не может забрать какую-нибудь другую девушку, которую он, например, не любит. Тогда я услышала это слово от него в первый и в последний раз. Ведьма же, как оказалось впоследствии, угадала его признание чуть раньше – до того, как он, лишь с её позволения, выбрался из чащи ко мне. Иначе я и не узнала бы ничего о его любви.

Хóтен так устал после тяжёлой дороги, что ненадолго задремал подле меня, взяв обещание, что после его пробуждения я всё ещё буду рядом. Дав это обещание и погрузившись под громкое дыхание в раздумия, я осознала: мне суждено снова сбежать от него. Но сомнения разрывали и так разбитое сердце. Мне не хотелось вот так жестоко бросать его, но это было лучше, чем посеять в его душе слепую веру, растоптав её потом. Мне предстояло всю оставшуюся жизнь посвятить себя совершенно иному делу. Ни о каком семейном быте не могло идти и речи. И вот, когда я уже была готова выскользнуть из объятий любимого и отправиться дальше к назначенной цели, недалеко от нас появилась ведьма.

Никакого грохота и дыма или прочих устрашающих явлений не было: она просто стала медленно проявляться на поляне, пока не показалась полностью. Оглядевшись и увидев, что появилась чуть дальше, чем сидели мы, женщина с тяжёлым вздохом заковыляла к нам.

Когда она подошла и, кряхтя, присела возле меня, от неё пахнуло душистым мхом и сосновыми шишками, словно старуха только что лежала на лесной подстилке. И я догадалась: это был её собственный запах, пропитавший тело и душу после того, как она выбрала жизнь в лесу. Мне стало грустно. Ведь такой выбор подразумевал отказ от всего: никаких привязанностей, полнейшая изоляция и отчуждение. Простыми словами, теперь и мне предстояла полная одиночества жизнь.

Ведьма долго сидела молча. Её голова была склонена к ручейку, журчащему размеренно и усыпляюще. Она вслушивалась в его тихое рокотание, словно он шептал ей какие-то важные слова. И, думаю, это было действительно так. Потом она резко повернулась, пристально всматриваясь уже в мои глаза.

– Ты его тоже любишь, – внезапно сказала она.

Слова, как нож, резанули по сердцу, но я постаралась придать лицу холодное выражение, чтобы ведьма не догадалась об истинности своего предположения.

– И не стоит строить из себя недотрогу и неприступную, по тебе и так всё видно, – она пыталась вызвать меня на откровенный разговор, но я молчала. Мне не хотелось теребить рану ещё больше. А ведьма продолжала:

– Тебе эта привязанность сильно помешает на службе, но благодаря ей ты поймёшь всю важность своего предназначения. Думаю, тебе не стоит упрямиться: ты можешь подарить своему избранному ещё денёк. Но после я жду тебя, сильно не задерживайся. У тебя очень много работы.

Старуха не без труда поднялась и исчезла.

Итак, мне дали отсрочку в один день, по прошествии которого мне всё равно предстояло найти поляну, где живёт Хранительница Леса, посвятив себя чему-то важному. Грусть понемногу отходила. Эта встреча давала понять, что и ведьме не чужды нежные, земные чувства, что за столько лет она не превратилась в камень и понимает каково это – любить и быть любимой. Именно это и успокаивало, вселяя уверенность, что не всё потеряно в человеке. В любом.

Очнувшись от недолго забытья, Хóтен уверенной рукой схватил моё запястье, словно проверяя, на месте ли я. И только после этого его глаза открылись. Он не желал меня отпускать, однако принимал мой выбор.

Мы провели вместе чудесный день: питались ягодами, волшебным образом появляющимися на краю поляны, купались в роднике, а затем обсыхали на жарком солнце. Вечером же отыскали ветки ели и сосны и соорудили уютный шалаш. В ту ночь я поняла: Хóтен навсегда останется в моём сердце; мне предстоит просыпаться по ночам от тени его голоса в голове – и меня это устраивало. Ведь именно эта память меня будет связывать с человечеством, от которого я ухожу.

В тяжёлые времена, зачастившие в гости в последнею время, я всегда вспоминаю тот день, словно светлый лучик отделяющий меня от тьмы. После отведённой отсрочки я снова отправилась искать нужную поляну – на этот раз, чтобы окончательно отдаться делу своей жизни. И уже тогда я несла под сердцем тебя, Ванечка.

Женщина замолчала, так как сказала главное: она – мать Ваньки. Раньше мальчик думал, что его мама умерла. Отец мало рассказывал о ней, лишь частенько с нежностью смотрел на сына, словно ища в его чертах эхо любимой женщины. Теперь-то Ванька догадался, отчего отец так оберегал сына: у него не получилось сберечь любимую, а ныне и Ванька пропал. Пареньку стало не по себе, ведь он оставил отца в жуткой безызвестности. Что же с ним стало, когда на утро его встретила пустая сыновья лежанка?

Зная продолжение истории, Илья нахмурился. Ему не очень-то нравилось, что в итоге маленькому мальчику пришлось остаться одному, точнее, без матери, без тёплых, понимающих глаз, часто видящих много больше, чем отцовские.

– Через девять месяцев, на пороге семнадцати лет и в начале моего обучения – которого не должно было случиться, – разным премудростям, появился на свет ты, – продолжила женщина погрустневшим голосом. – Моя наставница, Мо́ра, поведала, что не чувствует в тебе никаких магических способностей. Ещё она поделилась своими видениями, в которых на протяжении долгого времени тебя нет рядом со мной. Ведьма посоветовала не мучить твою невинную душу колдовским обществом и отдать отцу. У меня было два пути: либо ослушаться знаков, оставив родного сына при себе, либо отдать его на попечение не менее близкому человеку. Мне долго пришлось колебаться, но потом я решила: ты мальчик, юноша, в будущем – мужчина. Тебе предстоит обучиться определённому ремеслу, остепениться, завоевать сердце и душу какой-нибудь красавицы. Мне думалось, что расти с образцом для подражания, с отеческим наставлением тебе будет сподручнее. Нет ничего хуже для парня, чем бабское общество. А только оно у меня и было.

Фаня примолкла.

– Ты, наверно, хочешь узнать, что же тогда здесь делаю я? – вступил в разговор Илья. Он сказал это бодрым, храбрящимся тоном, словно никакой исповеди женщины перед мальчиком сейчас и не было.

– Да, можно было бы и это узнать? Почему бы и нет? Особенно после новости о живой родной матери, оказавшейся ведьмой, – недовольно отозвался Ванька, не заметив, как сжалась Фаня. Ему было больно признавать, что он чего-то лишился за свою пока ещё короткую жизнь. Но такова человеческая доля: приходится чем-то жертвовать. Либо мальчик вырос бы, не зная отца, но под уютным крылом матери, либо получилось то, что есть. И тут уже невозможно понять, что стало бы лучше для ребёнка.

Но больше всего Ванька не понимал того, как можно было отказаться от обычной жизни и посвятить себя долгому служению нереальному существу. Причём, не имея возможности обрести близкого человека, вот так отречься от родных, просто уйти в изгнание и ради чего? Чтобы присматривать за Лесом, который со своим волшебством и могуществом отчего-то не может самостоятельно справиться с человечеством. Пока что Ванька больше всего не мог смириться именно с этой несправедливостью.

– Вообще-то мы называем себя Хранительницами – это просто и понятно, и вполне отражает суть нашего предназначения, – начала тихо оправдываться Фаня, но, заметив суровый и непонимающий взгляд Ваньки, замолчала.

Наступила неловкая тишина, которая, как понял Ванька, могла бы нарушиться лишь беспечным рассказом Ильи. Точнее, паренёк надеялся, что рассказ окажется беспечным, иначе он взвыл бы от грусти и просто-напросто сбежал.

– Илья, что же ты? Как ты тут оказался? – Ванька решил нарушить молчание, чтобы не казаться уж слишком неблагодарным за вылитую за шиворот горькую правду.

– Вообще эта история намного короче, чем… – тут Илья запнулся, стрельнув глазами в Фаню. – В общем, меня так же призвал Лес. Так сказать, попросил о помощи и направил в этот дом. Родился же я задолго до твоего, да и Фаниного, рождения, но до прихода на поляну ни про каких лесных ведьм не ведал. Где и когда именно я появился на свет, тоже не помню. Возможно, родители меня бросили, узнав, кем я являюсь, а может, они тоже были оборотнями и их убили. Теперь это невозможно узнать. В начале жизненного пути я был, как и обычный человек, очень слаб и хрупок, но годы брали своё, делая меня старше, осмотрительнее и сильнее. Теперь я могу с лёгкостью нести на себе человека, бежать сутками и практически не уставать, видеть в темноте, чувствовать запахи на больших расстояниях. Короче, я стал полноценным оборотнем, вот, правда, шкура мне досталась немного необычная. Где ещё ты видел оборотня-вепря?

Казалось, Илья вполне серьёзно задал вопрос, некоторое время ожидая ответа. Чтобы не предстать невеждой, Ванька отрицательно покачал головой, как бы говоря, что нигде, ты первый и единственный.

– Вот то-то же! – гордо закончил Илья.

И снова наступило неловкое молчание.

Ванька принялся ковырять край стола, чтобы хоть чем-то занять руки, пока в голове проносился разнообразный вихрь образов и мыслей. Илья взялся подъедать остатки еды, задержавшиеся на столе. Фаня же глубоко вздохнула: ей было грустно от того, что сын, родная кровь, отреагировал немного не так как она рассчитывала.

Женщина надеялась, что после открытой правды Ванька бросится к ней в объятия, приговаривая, как ему не хватало её. На деле же он больше стал переживать за отца. С одной стороны, Фаня понимала: это самая правильная реакция, возникшая у ребёнка, росшего с одним родителем и ничего не знавшего про другого. Но досада тонкими пальцами попыталась овладеть душой несчастной ведьмы. Верно, она не воспитывала и совершенно не принимала участия в его взрослении, но она следила. Да, следила. Разве не она тогда спасла его из реки, приказав сому вытолкать мальчика на поверхность? Или не она эхом вывела из чащи заблудившегося молодого и неопытного грибника? Она всегда незримо находилась рядом с ним во время его взросления, он же сам её не замечал. Фаня встряхнулась, заменяя свою досаду виной, которую и должна была испытывать. Она сама решила отдать мальчика. Это было только её решением, хоть и принятым с лёгкого намёка Мóры – предыдущей ведьмы.

На этой мысли Фаня вдруг запнулась. Мóра утверждала, что у мальчика нет никаких способностей и что ему легче будет жить в человеческом обществе. Но ведь сейчас Ванька находится в избе лесной ведьмы, а Фаня собирается просить у него помощи, так как Лес намекнул, что только его способности могут помочь в этой нелёгкой борьбе со Злом. Но какие такие способности, если ничего не должно быть? А если теперь в Ваньке всё же найдётся хоть капелька волшебного и необычного, разве не зря тогда Мóра подтолкнула Фаню отправить сына отцу? Что-то здесь не сходилось.

Мóра ждала. Со дня на день должна была прийти новая девочка – новая жертва, как считала Мóра. Хоть у неё была и ответственная работа – да, именно работа, – она всё равно сокрушалась о зря потраченной жизни и очень надеялась, что, даже несмотря на предрассудки, у неё будет возможность переродиться и прожить хотя бы следующий век только для себя.

Старая ведьма уже точно не помнила, сколько жила на этой поляне и изо дня в день присматривала за Лесом. Конечно, Мóра припоминала, как за ней пришли в её шестнадцатый день рождения. До этого ей нравилась жизнь в деревне, да и небольшие планы на будущее уже были. Но, узнав о звучащем, словно приказ, предложении стать Хранительницей, родители моментально поменяли свои мысли относительно этого самого будущего и напридумывали себе многочисленные преимущества от многолетнего дочернего служения Лесу. Конечно же, они посчитали это одним из достойнейших дел, и уверовали, что именно для этого и существует человек на земле.

Но Мóра была не очень-то согласна с их рвением и радостным предвкушением. Она хотела жить, как обычный человек, радоваться повседневной, немного рутинной жизни, а не прозябать долгие годы на хоть и уютной, но отрезанной от мира поляне, и умереть в итоге в безызвестности и одиночестве. Уже тогда Мóра поняла – от судьбы никак не отвертеться: теперь она связана с Лесом – как и он с ней, на то время, пока Хранительница будет жива.

Теперь же Мóра сидела в ожидании своей преемницы, которую подобным образом вырвали из родительского дома, из, возможно, даже и не очень, счастливого будущего. Ведьма беспокоилась за эту свежую кровь, переживала за девушку, предчувствуя надвигающуюся на неё напасть. Но она была не в состоянии предсказать и предугадать, откуда случится беда и каков будет её вид.

На следующей день после разговора с Фаней, ближе к вечеру, возле домика Мóры раздался еле слышный шорох, похожий на звук осторожных шагов. Мóра насторожилась, обратив весь оставшийся в сохранности слух к улице. Это могло быть либо обыкновенное животное – что было очень вероятно, либо сам Лес решил пожаловать в гости – такого лично с ней никогда не случалось, но мало ли. Рассчитывать на заблудившегося путника не имело смысла: люди просто не смогли бы найти дорогу к её избушке, так как поляна была огорожена некоторой защитной силой, отваживающей незваных гостей.

За окном снова послышался шорох, на этот раз более явственный: кто-то приближался к двери. Мóра насторожилась: Фаня не успела бы добраться до неё так скоро, а вот какая-нибудь нечисть вполне могла бы рискнуть сунуться – такого лично с ней никогда не случалось, и всё-таки.

Мóра тяжело поднялась с лавки, стараясь не шуметь. Она аккуратно взяла посох, передающийся Хранительницам из поколения в поколение, и, осторожно обходя скрипучие половицы, двинулась к двери, попутно прихватив измельчённые листья крапивы. Она поднесла руку с травой к губам и зашептала в неё: "Отведи, прогони, испугай, в дом не пускай. Думы тёмные раскрой, пусть голова станет пустой".

Очевидно это был защитный заговор, рассчитанный на успокоение и, возможно, запутывание крадущегося в ночи.

Но, подойдя к двери, Мóра поняла: для того, чтобы отворить, ей придётся с чем-то расстаться – или бросить посох, помогающий собрать силы, или расстаться с травой, превратившейся после заговора в сильнейшую из защит от, вероятно, враждебно настроенного существа, притаившегося за порогом.

Наконец, Мóра отважилась оставить посох в стороне. Приготовившись раскрыть дверь и весьма недружелюбным тоном поинтересоваться у темноты, кого же она там прячет, старуха запнулась: в дверь тихо и очень неуверенно постучали, словно проситель боялся отказа или недружелюбного принятия.

Мóра опешила. Она не ожидала от ночного гостя такого одновременного дерзкого и естественного способа пробраться в ней в дом, как стук в дверь. Ведьма вся подобралась и, насколько позволяла её старость, громко и сурово спросила:

– Кто пожаловал в такое позднее время к старой ведьме? – Мóра скривилась от помпезности своего вопроса, но с помощью его хотя бы успела поведать, кто она, с намёком на то, что в этой стычке ей терять нечего.

– Не сочтите за наглость. Дело в том, что я сам не понимаю, как тут оказался. Вчера утром я проснулся с твёрдым намерением двигаться в определённом направлении. В течении полутора суток я держался намеченного пути, пока не добрался до поляны и не увидел ваш дом. В это мгновение необъяснимое желание стремиться куда-то вперёд пропало, а я так и остался стоять в отупении, с трудом осознавая, для чего я здесь. Это похоже на наваждение и бред умалишённого, но прошу мне поверить.

Голос за дверью был уверенным и крепким. Его обладатель не был обделён силой, но вот кому это было на руку, стоило задуматься. Пока Мóра взвешивала все "за" и "против", раздумывая, как поступить с незваным гостем, пристроенный к стене посох ни с того ни с сего завалился на пол, словно его швырнул домовой, и завертелся, как волчок. Он всё крутился и крутился, пока Мóра следила за ним, ожидая окончательного решения. И тут окаянная палка резко остановилась, показывая одним концом на дверь, как бы намекая на необходимость открыться.

– Ох, и зачем мне это приключение в последние дни. Ты, видимо, тоже уже с ума сходишь, раз решил такое устроить, – закатив глаза, шёпотом обратилась Мóра к Лесу. Но, безропотно подойдя к надёжной дубовой двери, открыла её.

На пороге стоял темноволосый юноша. Его можно было бы принять и за обыкновенного сбившегося с пути охотника, но уверенный и немного диковатый вид выдавал некое волшебство, хранящееся где-то в глубине, и Мóра это очень ясно чувствовала. Но не только скрытая волшебная сущность парня привлекла её внимание: один его глаз был прикрыт повязкой.

– Ты кто таков будешь? – спросила Мóра, не отводя взгляда с незнакомца и поднимая затихший посох.

Парень расплылся в улыбке. Ведьма разобрала промелькнувшее в молоденьких морщинках облегчение.

– Так вот чью тень я замечал краем глаза в пути, – парень, наконец, свободно вдохнул тёплый ночной воздух. – Меня зовут Илья, и я – оборотень.

– Вот те на. Неожиданно. Не думала, что всё так плохо, – проворчала Мóра себе под нос и уже громче добавила: – Давай сделаем так: у меня тут в руке защитная трава, я её кину тебе под ноги, и если ты мне желаешь зла, тебе несдобровать, а если ты пришёл с миром, то с тобой ничего не случится. Идёт?

– Идёт, – продолжая улыбаться, откликнулся Илья.

Мóра запустила в него травой и, не услышав ничего, кроме чиха, пригласила парня в дом.

Ведьма не ожидала гостей и давненько приготовилась ко сну: прибранный дом ясно об этом говорил. Но, вспомнив об упомянутой Ильёй долгой дороге и не представляя, какого он вида оборотень, Мóра всё же решила его для начала накормить. Накрывать долго не пришлось – стоило только захотеть, как на столе само собой появлялось угощение. Парень просиял, сверкнув голодным взглядом, отчего стал выглядеть ещё моложе.

Ведьма опустилась на стул напротив уже уплетающего за обе щеки молодого человека.

– Сколько ж тебе лет? – не удержалась Мóра от вопроса. Приметив в Илье некий силу и стать, она в глубине души даже жалела, что Лес не послал парня раньше, лет эдак на восемьдесят.

– Это лето у меня пятьдесят третье. Но ведь оборотни созревают намного дольше, чем люди, поэтому сейчас, по меркам оборотня, я ещё подросток. Родных у меня нет, да и по пути я не встречал никого из себе подобных, – ответил ей Илья, пытаясь не подавиться.

Мóра предполагала, что парень окажется каким-нибудь стандартным волком, или, что более вероятно в связи с телосложением, медведем. Чтобы не гадать, ведьма решила спросить у гостя, в какое же животное тот оборачивается.

– В вепря, – последовал немного приглушённый жеванием, но всё же весьма внятный ответ.

Мóра в который раз за день опешила. Насколько она знала, перевёртыши в последнее время стали встречаться очень и очень редко. Какая-то то ли болезнь, то ли нечистая сила истребляла их поголовно. И если в начале Лесного пути, как поговаривали, можно было встретить оборотней различных видов, теперь же встречались лишь волки-перевёртыши, да и то надо было постараться, отыскивая их, так как они предпочитали прятаться, зная участь сородичей. Но сейчас перед ней сидел уникальный оборотень – вепрь, которых никто не видел лет четыреста точно, а этот успел уже и жизнь повидать, и добраться до поляны без приключений. Если это было не чудо, то что ещё – Мóра просто не представляла, так как мало верила в везение.

Илья дожевал ленивые голубцы из котелка и принялся за сушки с иван-чаем. Он всё хрустел, а Мóра никак не могла представить, что теперь делать с этим парнишкой. Естественно в будущем он пригодится и Фане, и Лесу тем более. Но в настоящее время была некоторая трудность. Через день явится Фаня, ей тоже надо будет объяснить, что это за гость и с какой целью тут поселился. А на эти вопросы и сама Мóра не знала ответов.

– Ты сказал, что видел чью-то тень по пути сюда, – Мóра замолчала, ожидая ответного кивка. – Может, происходило ещё что-нибудь? Иные видения, слова, обрывки воспоминаний прошлого или будущего.

– Да как же можно увидеть воспоминание будущего, если это самое будущее ещё не случилось? – насмешливо глянув на Мóру, усмехнулся Илья, но, заметив, как приподнялась её седая, кустистая бровь, запнулся, и вдруг в его голове промелькнуло, словно лёгкий ветерок или давно забытый запах, воспоминание. – Хотя, да… кажись, что-то было. Несколько моментов, ранее не происходивших в моей жизни, и видел я их словно со стороны.

Илья замолчал, припоминая увиденное. Мóра беспокойно поёрзала на стуле, ожидая продолжения.

– Первое. Мы с каким-то мальчиком носим железо из рудников. Но юноша рядом со мной размыт, разглядеть его черты невозможно, – было заметно, что Илья старается изо всех сил вспомнить и понять знаки. – Потом… в этом доме я помогаю какой-то девушке по хозяйству, – Илья стал опасливо озираться. – И ещё помню, мы были все вместе: вы, я и эта самая девушка, причём она была с большим животом.

– Вот же ж дала ей денёчек форы, – Мóра схватилась за сердце, но быстро успокоилась. – Ну, что ж, что сделано, то сделано. Видимо, мне придётся задержаться.

Ведьма направилась к новой двери, которой утром ещё не было. Она догадалась: за день дом успел подготовиться к тому, что в нём появится новый житель.

– Твоя комната, – Мóра распахнула дверь и заглянула через порог, не скрывая любопытства.

Но ничего особенного внутри не обнаружилось. Небольшая, но прочная кровать: вероятно, Илья без труда на ней расположится. Аккуратный сундук для вещей, скромный стол да парочка табуретов. По размеру комната была примерно как у Мóры, только вот чувствовалась забота дома о новом жителе: окно оказалось чуть больше обычного.

– Вообще, я предпочитаю спать под звёздами, – бесшумно и весьма неожиданно Илья оказался над плечом Мóры, чем и напугал её. Она вскинулась и уже хотела поругать его, чтобы он никогда подобного не творил со старыми женщинами, однако, переведя дух, передумала читать нотации. – Но только в хорошую погоду. Спать под дождём, или под снегом, или на грязи немного неудобно. Да и свой уголок нужен будет.

Оборотень задумался. Загрустил, совершенно не понимая, в роли кого он тут будет жить и что ему предстоит делать. Это же дом ведьмы, хоть и лесной. Вдруг они тут едят людей, или занимаются тёмным колдовством, раз у них так слажено получается следить за лесом на протяжении столетий. Просто невероятно.

Но потом Илья подумал, что успеет разобраться, что к чему, а пока поживёт здесь. Его радовало, что теперь у него появятся люди, действительно нуждающиеся в его помощи, а не клыках, ради которых и убивали его сородичей. Он кому-то нужен, нужна его сила и его способности, применявшиеся ранее только в поиске пропитания или для спасения от охотников.

Вероятность дотянуть, с бродячим способом жизни, до своего сотого года у Ильи была ничтожна. Скорее всего со временем люди нашли бы его и прикончили, или появилась бы злая ведьма с намерением вырвать для определённого заговора его второй глаз, и всё, пиши пропало – Илья был бы не жилец.

Но теперь у него, возможно, появятся те, кто сможет его защитить. Хоть Илья и не считал себя слабым, но уязвимых мест у этого вида оборотней было хоть отбавляй. Так что парень был счастлив, когда укладывался на кровать, решив первый день на новом месте провести под крышей, отныне прикрывающей и его бедную голову.

С первыми лучами солнца Мóра вспомнила о скором прибытии уже беременной Фани. Что случится с ребёнком после рождения, Мóра не догадывалась, но верила, что в определённый момент он, ещё не рождённый мальчик, поможет Лесу. Только вот как?

К середине дня ведьма смирилась с отсрочкой на отдых. Только это и тяготило её. Несмотря на сверхчеловеческую живучесть, Мóре уже хотелось покоя. Поэтому, тяжело вздыхая, она подготавливала дом к тому, что некоторое время в нём будут проживать три с половиной человека.

Появилась ещё одна дверь, ведущая в маленькую, укромную комнатку, и Мóра пожелала самой переселиться в каморку, рассчитывая по возможности провести в доме наименьшее время. Избушку она давно считала только своей, но теперь настала пора ею делиться.

К вечеру ведьма наметила, какие заготовки предстоит сделать, когда придёт время, и какие травы надлежит собрать позже, к моменту разрешения Фани.

Внешне Мóра была сурова, но всё же она радовалась за девушку. Ей было отрадно сознавать, что молодая душа успела насладиться жизнью до того, как отдала в распоряжение Лесу свою жизнь. И со временем после девушки где-то будет жить её кровная родня. После Мóры же ничего не останется, кроме воспоминаний. Это печалило старушку. Но поделать она уже ничего не могла.

Фаня вышла к очередной неизвестной поляне на рассвете. Только спустя пару мгновений, после появившегося на ней странного дома, она догадалась об окончании своего путешествия.

Эта часть леса совсем не была похожа на ту, к которой привыкла девушка: вокруг поднимались к небу незнакомые деревья и там и тут виднелись острые пни – в её родном лесу не было этих останков, напоминавших о былом величии живых существ. И здесь было больно видеть коряги, словно лес то ли болел и от этого редел, то ли просто люди менее внимательно относились к природе в этих местах.

Возникший домик выглядел гостеприимно. Из трубы его шёл едва заметный дымок. Даже на таком расстоянии Фаня ощущала его уют и непередаваемое домашнее тепло. Девушка так устала пробираться по заросшим тропкам, спрятанным под нависшими кустами, что даже не задумывалась, откуда эти самые тропки взялись.

Фаня ещё продолжала измождённо всматриваться в дом, когда дверь отворилась и оттуда выглянула Мóра.

– Что ты там стоишь? Ну-ка быстро в дом, а то, не дай боги, простудишься, лечи потом тебя, – прикрикнула Мóра и для убедительности призывающе помахала рукой, мол, давай заходи.

Фаня усмехнулась про себя: хоть Мóра и старалась показаться этакой злой старушкой, раздражающейся по каждой мелочи, тем не менее, ей были не безразличны окружающие её люди.

Девушка пока не догадывалась, что ей предстоит жить со старой ведьмой долгие месяцы, и думала, что через пару дней та оставит дом, после чего Фаня будет жить одна одинёшенька.

В доме было натоплено. Фаня с удовольствием скинула свою изрядно стоптанную обувь, опустив ноги в мягкие чуни, без слов протянутые Мóрой. Юная гостья замялась на пороге, не зная куда себя деть, однако решила двинуться в сторону чудесного запаха, исходящего, вероятно, от печки.

– Садись за стол, сейчас тебе нагрею молока. И пирожки бери. Вот ещё, кстати, выпей вот этого отвара, он помогает восстановиться после долгой дороги, – хлопотала Мóра. Её приятно тяготила возникшая суматоха. Наконец-то она чувствовала себя нужной людям, а не только бесплотному, хоть и всемогущему, созданию.

– Из чего этот отвар? – осведомилась Фаня, с любопытством нюхая тёплую жидкость, отдающую одновременно и горьким душком, и сладкими нотками.

И когда уже старушка хотела на неё цыкнуть, что нечего задавать подобные вопросы, а надо просто взять и выпить настойку, она поняла: девочка-то должна хоть чему-то поучиться пока она, Мóра, будет с ней.

Ведьма, скрепя сердце, ответила:

– Дубовые почки, иголки можжевельника и плоды шиповника – всё это заливаешь водой и ставишь в печь на ночь, а утром получается укрепляющая настойка.

– Интересно, – пробормотала Фаня в кружку, отпивая глоток. Её скривившееся лицо поведало о вкусе напитка, но спорить со старой мудрой женщиной она не решилась и постаралась через силу допить настойку.

И тут в комнату зашёл Илья.

Гостья застыла с кружкой у рта и молча уставилась на незнакомца. Молодой человек, мимоходом глянув на неё, бросил:

– А, это ты. Здравствуй, – и исчез за дверью. Через пару минут он появился оттуда, вытирая лицо полотенцем. "Видимо, там умывальня", – подытожила про себя удивлённая девушка и, отставив кружку, стала внимательно рассматривать парня, пытаясь припомнить, не встречались ли они раньше.

– Не надо так глазеть, девочка, ты его знать не знаешь, – грубо отвлекла её старуха. – Ему твой образ вчера привиделся: это наш Лес показал, с кем ему тут предстоит ютиться, – заключила Мóра и, смягчившись, сказала: – Что ж. Так как в ближайшее время мы будем жить втроём, то, думаю, стоит и познакомиться. Илья, это – Фаня, новая Хранительница Леса. Фаня, это – Илья, оборотень, и он будет помогать тебе по хозяйству.

Было заметно, как Фаня вздрогнула при упоминании оборотня, отпрянув от парня. Илья при этом ничуть не изменился в лице, потому что мог понять эти предрассудки. Он слышал, что в сёлах бродят слухи о кровожадных, жестоких и беспощадных оборотнях, похищающих и пожирающих людей. Но сам Илья был необычным перевёртышем: парень просто-напросто не выносил вида сырого мяса, а уж есть его тем более не мог.

– Хранительницам всегда помогали оборотни? – уточнила Фаня. Вероятно, ей стали интересны некоторые тонкости этого дела.

– Нет, Илья пришёл совсем недавно и будет помогать только тебе. Раньше у Хранительниц не было помощников, – ответила Мóра и поднялась за чугунком, стоящем на плите. Но, уловив её намерение, Илья подскочил, чтобы помочь старушке, которая впервые за всё это время глянула на него с благодарностью.

– Но почему? Неужели я настолько хуже остальных? – неуверенно и, словно ожидая смертного приговора, уточнила Фаня.

– Девочка, ты не можешь быть хуже остальных, мы же с Лесом выбрали тебя в преемницы, значит, ты достойна заменить меня на этом месте. Но в будущем Лесу понадобится очень серьёзная помощь, которая придёт от трёх людей, и первые два – это ты и Илья, – Мóра участливо положила руку на Фанино плечо, как бы успокаивая.

– Кто же тогда третий, если не вы? – нахмурив брови, решилась спросить девушка.

– Хм, подозреваю, что это будет твой сын, – усмехнувшись, ответила ей Мóра.

– Но у меня нет никакого… – начала было оправдываться Фаня, но, вспомнив прошедшую ночь, лицо её залилось красноватым, здоровым румянцем. – Значит?…

– Да, девочка моя, в ближайшем будущем ты станешь мамой, – подтвердила Мóра.

Вот уже последние недели, как Фаня ходила на сносях. На днях ей предстояло разрешиться. Переживая, девушка не находила себе места и постоянно бродила по хате, пытаясь заняться каким-нибудь делом. Илья на неё ворчал, что она в таком положении не сидит на месте, но Фаня не могла успокоиться: ей требовалось двигаться, чтобы не чувствовать тяжести, приятной – в животе, тягостной – на сердце. Девушка чувствовала, в ближайшее время ей предстоит нелёгкое решение, хоть пока и не догадывалась, какое именно.

Приближался конец марта. Вот-вот должно было наступить весеннее равноденствие, во время которого Мóра обычно собирала кору вербы, пробуждающейся к этому времени. С её помощью Мóра порой с лёгкостью снимала болезни в очень суровые зимы, ставшие на её веку более непредсказуемыми и непостоянными. Но привычка осталась, и старушка собиралась во что бы то ни стало отправиться за корой. Однако обстоятельства заставили её отказаться от этой затеи.

Двадцатого марта, за несколько минут до полуночи, в полной ночной тишине, у Фани начались схватки, от которых девушка вскоре стала кричать так, словно её резали тупым ножом. Мóра, дай боги ей здоровья, подскочила с кровати, бросившись к находящейся на плите горячей воде, заранее приготовленной на утро. Ведьма ещё успела подумать об отсутствующем Илье – он бы точно путался под ногами. После чего её захлестнула суета.

Через пять часов всё закончилось. Мóра взяла в руки хиленького, но милого светленького мальчика, живо сучящего ногами. Но единственный взгляд в голубоватые, непонимающие глаза младенца пробудил видения: вот мальчик бегает за гусями по двору незнакомого ей дома; вот он учится какому-то мастерству в тёмной и жаркой комнате; вот какой-то мужчина, очень знакомый Мóре, ждёт его возле крыльца после вечерних прогулок с друзьями; вот мальчика несёт через чащу огромный неясный зверь; а вот мальчик, ставший уже приятным юношей, держась за руки с Фаней и Ильёй, отправляется в место, где они смогут общими усилиями помочь Лесу.

Эти видения владели Мóрой лишь мгновение, но ведьма сообразила: Фане не остаётся выбора – девушке предстоит отдать своего первого и единственного сына отцу. Только так мальчик вырастит тем, кто через года им поможет.

Мóра печально посмотрела на раскрасневшееся, мокрое, но очень счастливое лицо Фани и передала ей сына.

– Вот, познакомься с мамой, – не удержалась от нежной улыбки старушка, передавая это крохотное живое существо уставшей девушке.

– Ну, здравствуй, Ванечка, – проворковала запыхавшаяся Фаня.

Прошёл первый месяц после рождения Ваньки. Илья не мог нарадоваться новому жителю, стараясь изо всех сил развлечь ребёнка, что у него не очень-то и получалось, так как дети в таком возрасте мало что понимают. Поэтому парень старался почаще освобождать Фаню от домашних дел, чтобы она полноценно переняла личные заботы от Мóры: старая ведьма и так задержалась почти на год, и ей было тяжело справляться одной в лесу.

– Послушай, девочка, мы сегодня отправимся в чащу, проверить некоторые деревья. Ты готова? – Мóра с трудом передвигалась даже по дому, не говоря уже про лес, но твёрдая решительность, отражающаяся в её глазах, не позволила Фане перечить.

– Конечно, – просто ответила девушка, собирая в мешочки необходимые травы. Меньше чем за год старая ведьма добилась от Фани такой привычки: перед каждым выходом из дома запасаться зеленью.

Мóра специально увела Фаню в лес. Ведьме необходимо было рассказать часть увиденного про их юного жителя, Ваньку. Старушка подумала ограничиться видением про жизнь мальчишки с отцом, не делясь при этом подробностями. Также она подумывала, правда, добавить, что мальчику, не обладающему по сути никакими магическими способностями, будет тяжело привыкнуть к миру, в котором они, Хранительницы Леса, живут. Конечно некоторая часть была неправдой. Но если верить тому, что было показано в её видении, то мальчику стоило подыскать новый дом. Для его же светлого будущего.

Фаня выслушала новость с такой мукой на лице, что Мóра пожалела о решении смотреть ей в глаза во время своей речи. Девушка опёрлась на ствол ближайшей берёзы и молча, без всхлипов и иных звуков, стала ронять слёзы. Весь её вид говорил об обречённости, но ничего нового в этой обречённости не было, словно она была готова к подобным заявлениям.

– Да, я догадывалась, что мне придётся сделать подобное, но принять это так тяжело, – голос Фани хрипел, словно перед этим она кричала, хоть не издала и звука.

Мóра, ковыляя, подошла к ней и впервые с их встречи мягко обняла. Девушка в ужасе начала осознавать: сейчас придётся проститься с ещё одним, ставшим ей дорогим, человеком.

Мóра на несколько шагов отошла от Фани. Прикрыв глаза, сосредоточенно стукнула раз по земле посохом. Старая ведьма почувствовала, как истончается её телесная оболочка. Ей предстоял недолгий путь туда, где она уже давно рассчитывала оказаться.

Фаня смотрела, как её наставница меркнет, как калейдоскопом её внешность меняется снова к тому периоду, когда она только была призвана в Хранители. Фаня рассмотрела, как, оказывается, красива была Мóра в молодости. Девушка, стоящая теперь на месте старой женщины, открыла глаза, уже более радостно улыбнулась и, вдохнув полной грудью, полностью исчезла.

Простояв всего миг, одинокий посох завалился набок.

Вот уже три дня, как Ванька находился подле Фани. Всё у них было хорошо. Однако тихая недоговорённость всё же проскальзывала в движениях и разговорах. Никто из обитателей дома пока не догадывался о роли, отведённой мальчику, но отчего-то молчали об этом и обходили тему стороной.

Несмотря на недовольство Фаниной "работой", Ваньке нравилось находиться в этом лесу и в доме, услышавшем его первый крик. И где-то глубоко в душе пробуждалось чувство узнавания и родства. Единственно, его беспокоило, – это отец. Мальчик не ведал ни как он воспринял исчезновение сына, ни что он делает, ни как поживает.

Возможно отец подозревал наперёд о Ванькином возвращении ко второму родителю. Тогда он сейчас хотя бы знает, где именно находится сын. Но если никакого "наперёд" не существовало, то неведение могло уже глубоко пустить корни, взращивая отчаяние, что заставляло тревожиться и Ваньку.

Нет, мальчику не стоило пока думать об этом. Ему предстояло в скором времени разобраться с Фаней и с тем, что от него требуется. Потом же он вернётся в знакомый с детства дом, к отцу. Возможно.

Конец марта. В это время природа обычно только-только начинала пробуждаться от долгого сна, медленно, но верно пытаясь заново войти в колею созревания, плодоношения, жизни. В течение нескольких сотен лет Хранительницы Леса наблюдали за тем, как зима и весна своим непостоянством и вечным противодействием наплывали на леса и долы, то разрешая им зацвести и воспрячь духом, то резко замораживая после непродолжительного тепла.

Подобные перепады ни к чему хорошему, естественно, не приводили. Молоденькие ростки, отваживавшиеся высунуться в первые тёплые, но совершенно не своевременные деньки, буквально через неделю могли погибнуть без возможности возрождения. Букашек и червячков, совершенно сбитых с толку чуть прогревшейся почвой и рискнувших выбраться на поверхность, ждала та же участь – сложно было спастись от капризной погоды.

Вот и сейчас началась не весенняя погода. Буквально пару дней назад припекающее солнышко, сверкая, отражалось в капели. Но после непроницаемые облака покрыли весь горизонт, ударил лёгкий морозец, запорошив снегом и распугав всю округу. Природе следовало уже просыпаться, земле – освобождаться от немногочисленных сугробов, но вместо этого налетели новые снежинки. Относительное тепло и мягкий, податливый слой пороши создавал ложное впечатление пробуждения. Казалось бы, граница пройдена, тьма побеждена, солнце на небосклоне стало оставаться чуть дольше, но этого было мало. Что-то тёмное, холодное и очень злое мешало полноценно проснуться природе.

Каждый день Фаня соблюдала свой собственный ритуал – отправлялась в лес: побродить, подумать, посмотреть. Раз в месяц она обязательно проводила полный осмотр. И сегодня ведьма испытывала острую необходимость побыть с лесом, проверить его.

Фаня подхватила посох и обновила травы в мешочках, развесив их на поясе. Ведьма всегда носила с собой зелень, которая могла бы понадобиться в дороге. Так Фаня набрала сушёных листьев боярышника, подвязала на талию веточек осины – они часто пригождались – и, по наитию, прихватила с полки высушенные цветы змеиной травы, обладающие свойством показывать реальное положение дел. Ведьма и сама до конца не осознала, для чего ей это растение, но интуиция – мощная вещица, и к ней стоило хоть иногда прислушиваться.

Рассветное солнце подсвечивало слегка занесённые снегом деревья, порождая удивительное сияние и наполняя воздух волшебством. Всё вокруг было прекрасно. Фаня же никак не унималась: её рука потянулась за цветами змеиной травы, но здраво рассуждать мешало некое тревожное чувство, вот ведьмины мысли и прыгали с одной на другую, ни на чём конкретно не останавливаясь.

Вначале Хранительница двинулась в сторону Реки, вода в которой между ведьмами считалась живой. Поток находился очень близко к поляне, однако не был захвачен защитным заклятием, скрывавшим от посторонних глаз избушку и её жителей. Люди не подозревали о волшебных свойствах воды, пользуясь ею при нужде, но при желании и при должной вере водица становилась поистине сильным исцеляющим, восстанавливающим силы средством. Именно поэтому на берегах Реки была так плодородна почва, на которой травы и деревья росли хоть и в тесноте, но тем не менее в изобилии.

Возле Реки стоял оживленный гомон. Никаких аномалий поблизости не наблюдалось. Правда, как обычно, ненамного понизился уровень воды, который каждый день вёл себя непредсказуемо. Помощь никому не требовалась. Было спокойно. Некоторые деревья, конечно, жаловались на своих соседей. Например, ива всё время переживала за стоящий чуть в стороне тополь: вдруг он попытается отобрать у неё тёплое место? И Фане приходилось из раза в раз её заверять, что против ивушки никто не строит козней и что всё хорошо.

В окрестностях же, чуть поодаль от Реки, висело полное безмолвие, напоминающее гнетущую тишину. От нервного напряжения молчание показалась Фане подобием затишья перед бурей. Но решив, что накручивает сама себе, Хранительница не обратила внимания на предчувствие. Уже довольно давно не случалось ничего из ряда вон выходящего. Да и что может случиться хуже исчезновения некоторых видов живых существ? Ведь подобная беда стала обычным гостем после того, как человек перестал считаться с природой. Фаня устало и обречённо усмехнулась. Теперь она собралась отправиться к мёртвому Озеру, находящемуся на противоположной стороне леса.

Живой и мёртвой воде необходимо было располагаться поодаль друг от друга, дабы не конфликтовать интересами. Иногда, погрузившись в мрачные раздумья, Фаня любила находиться в непосредственной близости от Озера. Возле него практически ничего не росло, только мох и папоротник изредка встречались недалеко от его берегов. В самом же Озере кроме лотоса ничего не росло и никакой живности в воде не было отродясь. Но безжизненность местности лишь сглаживала хандру ведьмы, напоминая Фане о недолговечности этого мира.

Обычно Хранительница добиралась до Озера с помощью посоха. Однако в этот раз чутьё ей подсказало, что необходимо пройти вдоль леса пешком.

Деревья перешёптывались. Фаня не вслушивалась в их шушуканье, полностью погрузившись в свои мысли и пытаясь заглянуть в будущее, чтобы хоть немного подготовиться к тому, что предстоит им в дне грядущем. Но лучше бы она больше внимания обращала на день настоящий.

Задумавшись, Хранительница не сразу сообразила, что вышла на открытое пространство, не существовавшее ранее в этой части леса. Солнце, находящееся перед её утренним выходом из дома за горизонтом, поднялось и теперь било прямо в глаза, отчего она не сразу рассмотрела, что скрывает ослепительный свет.

Поставив руку козырьком и попривыкнув к солнечным лучам, Фаня осмотрелась. Взгляд её постепенно пустел и мерк.

Огромная часть пространства – Фаня не могла определить его точную величину – предстала выжженным участком. Даже не так. Всё живое, находящееся на этой местности ранее, испарилось, оставив после себя чёрную, мёртвую землю, вероятно, теперь ни на что не годную.

Фаня опустилась на колени и потрогала безжизненную почву. Она стала холодной, но это была не ночная и не зимняя прохлада, а какая-то потусторонняя, нездешняя. С первого взгляда ведьма подумала, что всё живое на участке земли взяли и сожгли, но никакого пепла или остатков от деревьев и травы не было. Фаня не представляла, что могло приключиться с немалой частью леса за столь короткое время. Вчера, насколько она помнила, всё было хорошо, и лишь сегодня утром ведьма почувствовала слабый зов и растущее дурное предчувствие, после чего она обязана была явиться и проверить. Но совершенная, жуткая пустота не могла предоставить ответов разволновавшейся, недоумённой Хранительнице. И только странная, инородная дыра, наподобие воронки, в центре чёрного пятна приковывала взгляд ведьмы.

Фаня сильнее ухватилась за посох и, пробормотав: "Не может быть", – стукнула им по земле, мысленно призывая Озеро. Через мгновение она уже материализовывалась на окраине большущей ямы, на дне которой лежали ещё свежие лотосы.

– Да что это такое происходит? – воскликнула от негодования Фаня.

С одной стороны, ведьма очень переживала, ведь подобное не случалось ранее и искать ответа в памяти бессмысленно. Но злость от непонимания и неизвестности затмевала тот самобытный страх, проникающий в человека после соприкосновения с неведомым.

Оставался единственный способ попытаться найти ответ – отправиться к Лесу. На это необходимо было много сил и духа, да и здесь присматривать за Фаниным телом, пока она наведывается в чащу, было некому. Девушка снова ударила посохом по мохровой земле, представляя недалеко от зачарованной поляны капище, где она и очутилась в следующий миг.

Фаня влетела в дом. За столом сидел Илья и уплетал за обе щёки суп, как раз утром появившийся в печи. Отчего-то молодой человек напевал себе под нос милую, неизвестную мелодию, и казалось, даже вновь пришедшие холода не могли омрачить его настроение. Но не тут-то было. Фаня понимала, что надо как можно скорее поделиться с ним увиденным. Она не могла носить переживания в себе. Поэтому Хранительница уверенно отставила его тарелку в сторону.

– Настолько всё серьёзно, что я даже доесть не успеваю? – облизывая ложку, уточнил Илья.

– Именно, – коротко бросила Фаня. – Где Ванька?

– Спит ещё. Странный он парень: вроде на сову похож, но спать ложится рано. Словно для восстановления сил и для плодотворного дня ему просто требуется больше времени на сон. Это необычно, ты не находишь? – Илья сложил руки на столе, всё ещё держа ложку. Возможно он и завидовал Ванькиной беспечности, но старался на этом не заострять внимания.

– Происходит что-то странное. Пошли, надо рассказать тебе кое-что, – неоднозначно дёрнула плечом девушка.

Фаня схватила его за рукав и потащила из дома. Снова вернувшись к капищу, Хранительница остановилась. Отерев рукой лицо, выражающее ужаснейшую усталость и волнение, она глубоко вздохнула.

– В лесу я заметила странные, даже жуткие вещи, объяснить которые пока не в силах. Мне кажется, где-то недалеко живёт другая ведьма, и про неё никто ничего не знает. Но я надеюсь разузнать что-нибудь о ней, – Фаня аккуратно постелила покрывало, которое успела схватить, выходя из дома, и быстро опустилась на него.

– Что именно происходит и что именно ты предлагаешь? Пока что я ничего конкретного не понял из сказанного тобой, – бросил Илья, прислоняясь к берёзе и начиная пожёвывать сорванную с неё веточку.

– Справедливо, – пробормотала Фаня, после чего рассказала Илье, что она увидела в лесу. – В данный момент мне нужна твоя помощь в том, чтобы ты присмотрел за мной, пока я навещаю Лес и проверяю, всё ли с ним в порядке.

– Понял, пока что мне надо поработать охранником, – вяло заметил Илья и отломил новую веточку.

– Не ёрничай, тут вопрос жизни и смерти. Да как ты можешь так говорить в такое время, – вспылила Фаня.

– Ты сама сказала: не знаешь, что творится, но уже накрутила себе чёрт-те что, – также резко ответил ей Илья. – Так что давай отправляйся к Лесу, и хватит нам уже препираться.

Фаня молча кивнула. Ей не хотелось ссориться или даже просто спорить. Её сильно волновало то, что лес странным образом испаряется, как и его части, например, в виде Озера с мёртвой водой. Это было не нормально. И Фаня понимала: раньше такого не происходило. Раньше земля плодоносила без всяких сбоев и никакое озеро не могло никуда исчезнуть. Не то, что сейчас.

Хранительница поудобней уселась на покрывале и пристроилась спиной к ели, находящейся как раз сзади неё, чтобы иметь хоть какую-то защиту со спины. Спереди же замер, присматривающий за ней, Илья.

Ведьма покрепче ухватилась за посох двумя руками. Закрыв глаза, она вдохнула в себя все запахи леса и медленным движением стукнула по земле палкой, каждый раз связывающей Фаню и Лес с помощью сознания.

Фаня изо всех сил двигалась к невесомому зову, исходящему из чащи в сознания леса. Но было сложно пробиться к нему. Она чувствовала, что может и должна проникнуть в центр, но что-то мешало перевалить ей на другую сторону, точнее, что-то просто не хотело её пускать, словно ведьму задерживала толща воды.

Наконец, у неё получилось просочиться через барьер.

Девушка очутилась перед могучим дубом, являющим воплощение Леса. С первого взгляда Фаня не заметила особых изменений. Вот рана, оставленная после того, как он распрощался в первый раз со своим суком, однако даже спустя такое количество лет рана выглядела свежей, словно только сегодня утром произошёл этот важный в жизни Хранительниц ритуал. Лишь отведя взгляд, Фаня стала замечать некоторые перемены.

Местами кора начала отслаиваться, наподобие больной кожи. Листья на ветвях хоть и были уже зелёными, тем не менее казались такими блеклыми и безжизненными, словно только и желали поскорей пасть на землю. Но самое страшное зрелище Фаня еле смогла рассмотреть: из-под земли – из-под корней дерева, шёл слабый, зеленоватый, едко пахнущий пар, означающий, что существо, исходящее им, отравлено и очень страдает.

Пока Фаня рассматривала несчастный дуб, которому в таком состоянии осталось жить не долго, позади него почудился странный звук, привлекающий внимание девушки. Ведьма стала медленно огибать ствол некогда могучего дерева, сжимая в руках цветы змеиной травы, так удачно подвернувшиеся ей утром. Обойдя ствол на четверть оборота, Фаня заметила неясное копошение в корнях дерева. Ведьма присмотрелась, и ничего не увидев, двинулась дальше.

Дикий, инородный и подозрительно знакомый звук усилился. Пройдя ещё пару шагов, Фаня остановилась, разглядев источник шум: возле выкорчеванных корней, поедая их и при этом разбрызгивая зелёную отравленную слюну, расположилась огромная скрученная змея. И пока противное, чуждое существо не заметило незваную гостю, Фаня успела рассмотреть, что змея на самом деле не реальна и является порождением заклинания, причём очень сильного и чёрного. Однако у ведьмы не получалось рассмотреть, чьё оно, и как его вообще можно отвадить от дуба.

Но вот змея встрепенулась. Обратив свою склизкую морду в сторону Фани и высунув ярко-розовый раздвоенный язык, существо проверило воздух, и он пришёлся ей не по вкусу. Змея угрожающе зашипела, раскручивая свои многочисленные кольца.

Фаня поднесла ко рту трясущуюся руку с зажатой травой, промокшей от потной ладони, и начала шептать обличающее заклинание:

Сколько Чернава себя помнила – а было это ни много ни мало почти двенадцать лет – она всегда была одинока и немного замкнута. А её старшая сестра Гата была полной противоположностью: открытая и очень довольная жизнью девушка. Возможно, это сказывался переходный возраст, но Чернаве в последнее время казалось, что она никому не нужна, даже собственным родителям. Хотя, может быть, так и было.

Старшей сестре вот-вот должно было исполниться четырнадцать. Спустя два года ей предстояло уйти в новую семью – свою семью, – которую она должна будет создать вместе со своим суженым. Чернаве же до этого возраста недоставало ещё много лет, что жутко её мучало.

Чернаве нравилось представлять себя хозяйкой в собственном доме. Делать то, что нравится ей, и вести хозяйство так, как она сама пожелает. Однако следовать материнским наставлениям младшей девочке также не претило. Она считала, что слушаться взрослого, опытного человека полезно. И, набираясь опыта, Чернава безропотно выполняла многочисленную домашнюю работу, даже иногда помогая сестре с её частью обязанностей.

Вечерами Гата никогда не оставалась дома. То она ходила на речку купаться с подругами, то просто наведывалась к ним в гости, чтобы вместе посидеть за прялками, то они всей гурьбой прогуливались по окраинам деревни, а могли отправиться за лес, чтобы посмотреть на распускающиеся в ночи цветы. Родители всегда, не задавая лишних вопросов, отпускали её.

Что касается Чернавы, отчего-то родители оберегали её чуть больше требуемого. По крайней мере, так казалось самой девочке. Каждый раз, когда она просилась пойти с сестрой, они отговаривали младшую дочь от этой затеи, ссылаясь на то, что Чернава ещё маленькая и за ней некому будет присмотреть. Когда же девочка упоминала про Гату, они со снисходительной улыбкой приговаривали, что у той будет полно и своих забот, и присматривать за младшей ей будет некогда.

Но Чернаве подобные отговорки были не по душе. Она всё не могла понять, что же с ней не так. Всё это продолжалось довольно долго, пока Чернава сама не услышала, как её старшая сестра собиралась гулять, а родители только лишь заикнулись о младшей, что-де, может, стоит и её взять, это же не опасно, простая прогулка, а Гата уже фыркнула, отвечая, что не собирается присматривать за Чернавой, и если её кто-нибудь утащит, то виновата будет не она. Родители охнули от такого заявления, но ничего не сказали. А Чернава после этой истории серьёзно задумалась об отношении старшей сестры к ней.

Почему же она так ответила? Неужели сестра не любит Чернаву? Младшей было обидно за то, что родной человек не хочет с ней общаться и быть её другом. И однажды вечером, чтобы заглушить свою тоску одиночеством, Чернава отправилась в лес.

Среди деревьев было тепло и одновременно, благодаря склоненным кронам деревьев, довольно свежо. Как только Чернава подметила увядающий солнечный свет, пытающийся пробиться сквозь листву, его переливы и многочисленные оттенки, отражающиеся в капельках воды на листьях, её настроение невольно поднялось. Девочка улыбнулась, подумав, что хоть отсюда её никто не будет гнать.

В таком приятном одиночестве пролетели два года, после чего настало шестнадцатилетие Гаты.

В их семье было не принято отмечать дни рождения, но подарки всё равно дарили. В этот же день старались освободить от домашних дел женщину, давшую жизнь имениннику, поэтому в дни рождения Гаты и Чернавы их мама никогда не делала работу по дому.

Проснувшись с утра, Чернава расслышала бурное оживление на кухне. Мама взволнованно носилась по комнате: готовила, убирала со стола, снова накрывала, протирала, пыталась подмести, всё время стараясь занять руки, и непрестанно говорила. Женщина приговаривала, какое это счастье иметь такую дочь, как она рада, что родила её, что вырастила такой умницей, красавицей и прочие красочные эпитеты сопровождали восторженные речи. На кухне пахло любимыми Гатиными мятными пряниками, да так сильно и прилипчиво, что после этого дня Чернава просто не выносила больше запах мяты и сдобы.

Сама же Гата сидела на краешке стула и чуть ошарашенно, не отрываясь, смотрела на стол, заполняющийся яствами. Складывалось ощущение, что ей нет никакого дела до творящейся вокруг кутерьмы. Глаза у неё блестели, словно от недавно пролитых слёз, а Чернава тем временем всё никак не могла понять: что же такое происходит.

На следующий день Гата пропала из дома.

Прошло два года. Близился шестнадцатый день рождения Чернавы. Девушка надеялась, наконец, узнать правду о случившемся со старшей сестрой несчастье. После её исчезновения не была поднята тревога, родители просто проплакали немного и успокоились, словно так и должно было быть. Когда же Чернава спрашивала о произошедшем, они махали головой, приговаривая, что она мала, чтобы понять суть вещей. Поэтому эти два года Чернава жила в неведении.

Девушка по-прежнему каждый день навещала лес, только там каким-то мистическим образом чувствуя присутствие сестры. Чернава не могла объяснить этого ощущения, но ей казалось, что сестра рядом и на этот раз сопровождает её в любом начинании.

Наконец сёстры были вместе.

В день своего рождения Чернава проснулась задолго до зари. Ей не хотелось принимать первые поздравления от родителей, хоть она их и любила, но было существо – лес, к которому она за последние года прикипела всем сердцем и который стал ей самым верным спутником. Оттого Чернава желала, чтобы он первый своим видом и радушием поздравил её.

В рассветных сполохах она рассматривала стволы уже давно ставших ей родными деревьев, трогала их шершавую и такую приятную кору, вдыхала запах хвои, покрывшейся росой в предвкушении раннего утра. Чернава ощутила спокойствие, единение и радостные предвкушение счастливого дня. И будущего.

За спиной раздался шорох, и Чернава отпрянула от засыхающей липы, к которой перед этим нежно прильнула. Позже она жалела об обращённом на злополучный шум внимании, обрёкшем её на многолетнее прозябание в волшебном плену. Но девушка обернулась и увидела сестру, так внезапно пропавшую два года назад.

– Не думала тебя тут встретить. Хотела просто оставить подарок возле кровати, не тревожив тебя, – сестра застенчиво переминалась, словно вовсе и не домой направлялась.

Гата стала выглядеть иначе. Повзрослела, слегка осунулась, стала ходить в каком-то балахоне, да и опиралась она на странную палку. Чернаве отчего-то стало смешно, что её всегда чистенькая и хорошенькая старшая сестра стала выглядеть как сумасшедшая ведьма, но изумление от встречи не позволило ей хихикнуть.

– Но как… что ты тут… – Чернаве сложно было выразить свои мысли. Они у неё прыгали с того, что, например, надо подбежать к Гате и обнять её, до того – надо скорей хватать нежданную гостью и тащить домой, пока она снова никуда не делась.

Эти два года родители изредка вспоминали старшую дочь. Хоть она и не так часто, как младшая, помогала родителям по хозяйству, но они всё равно считали, что Гата была "прелестной дочкой", которой при этом "не страшно было и пожертвовать", но что была это за жертва – Чернава так и не догадалась.

– Где ты всё это время пропадала? – смогла наконец выпалить младшая из девушек. Она устала бороться с тенью сестры, сопровождающей её всё это время. Чернаве тяжело жилось в неведении, с тихим перешёптыванием родителей, каждый раз замолкавших при виде младшей дочери.

Гата переменилась в лице, выразившем что-то среднее между жалостью и лёгким удовлетворением.

– Тебе разве родители не сказали? – участливо спросила она и не смогла совладать с той слабой, успевшей мелькнуть, улыбкой.

– Конечно нет, – Чернава уже чуть ли не кричала, у неё на глаза навернулись слёзы от несправедливости.

– Тогда они сделали всё правильно, как я и просила, – чуть слышно, но достаточно для того, чтобы Чернава услышала, ответила Гата.

И она рассказала своей сестре всё, что случилось до, во время и после её шестнадцатого дня рождения.

Чернава встретила конец рассказа возле корней липы. Где-то на середине она почувствовала слабость в ногах и нехватку воздуха. Ей не понравилась история, точнее, не понравилось то, с каким слабым, но пробивающимся самодовольством рассказывала ей об этом старшая сестра, не появляющаяся эти два года на пороге.

Теперь Чернава догадывалась, что сестра специально вернулась спустя это время, поджидая её, чтобы разрушить одиночество младшей и рассказать о своём предназначении, преподнести его в таком свете, словно она тут самая лучшая, а младшая – как была ничто, так такой и осталась.

Чернаве стало очень больно.

– Не понимаю, за что ты так со мной. Что я тебе сделала? – прошелестела девочка.

– Ты этого никогда не поймёшь. Поэтому вот тебе мой последний подарок и напутствие: присматривай за родителями. Ведь именно для этого они и родили тебя, – ответила ей с ехидством Гата, бросила свёрток перед сестрой и, стукнув посохом по земле, испарилась.

Чернава не желала принимать преподнесённой Гатой подарок. Ей хотелось поскорей вернуться домой, туда, где её, возможно, любили, чтобы избавиться от чувства ничтожности, сжирающего её невинную душу изнутри.

Девушка с трудом поднялась на ноги. Но ей на глаза попался тот самый свёрток, брошенный наземь. Любопытство пересилило обиду, и Чернава поддалась соблазну.

У неё на руке лежало маленькое костяное колечко, от которого веяло какой-то пустотой и отсутствием, словно ничто живое не должно было касаться этого предмета. Чернава поспешно завернула подарок обратно и, шатаясь, отправилась домой.

Утром следующего дня Чернава повторила вчерашнюю прогулку. После того, как она прошлым утром вернулась домой, опустошённая, упала на кровать и уснула. Поэтому, проснувшись поутру и не заметив явных признаков прошедшего дня, девушка решила, что ей это всё приснилось. Правда, Чернава начала немного переживать о слишком больном, жестоком и до ужаса реальном сне, но что поделать, боги посылают знаки и надо к ним прислушиваться.

Возле той самой немного засохшей липы Чернава заметила примятую траву и нахмурилась. Что-то здесь было нечисто, словно на этом месте в самом деле кто-то сидел продолжительное время. Девушка опустилась на примятый пятачок и задумалась: что же именно хотел поведать ей сон.

Уже рассвело. Надо было возвращаться домой, смотреть за хозяйством. Пока Чернава поднималась на ноги, из кармашка её платья вывалился небольшой свёрток, который она, не задумываясь, подняла и раскрыла. Там лежало то самое кольцо, привидевшееся ей во сне, словно всё было по-настоящему. И в этот момент Чернава осознала: сон действительно происходил наяву, и сестре она не нравится, и родители рассчитывают на её помощь и вечное присутствие возле них. Девушка почувствовала обречённость прожить всю жизнь в родительском доме, её угнетало отсутствие достойного будущего, а невозможность встретить подлинную любовь жутко расстраивало. У девушки невольно полились слёзы, стекающие по округлому подбородку и падающие на землю, доставая до корней липы.

И пока Чернава пыталась успокоиться, липа начала ей что-то нашёптывать. Вначале девушка отступила от дерева, не ожидая подобного, но всё же, решив прислушаться, она снова прильнула к рельефной коре.

Слишком тихо и непонятно, но Чернава смогла различить слова: "сильная духом", "ты справишься", "отправляйся в глушь". И девушка почувствовала, что и правда сможет самостоятельно устроить свою судьбу, хоть и немного иную.

– Эй, Мокша, подай-ка мне тот ножик, который слева от тебя лежит.

Невысокий мужичок, в том возрасте, когда лучшая часть жизни прожита, но ещё есть время пожинать плоды от дальнейшего существования, медленно повернул голову в сторону говорящего, потом также медленно посмотрел справа от себя. И первое, что он заметил: никакого ножа там нет. Лежали напильники, пара небольших мешков, несколько щипцов, а вот ножа не было, хотя он точно помнил, что они брали с собой три разновидности ножей, так как в сегодняшнем деле они играли немаловажную роль.

– Ох, дурья ты башка, с другой стороны, – вздохнул его собеседник до такой степени тяжело, будто уже давненько замучился бороться с неповоротливостью своего товарища.

Мокша же также плавно, словно сидя под водой, повернулся в другую сторону. Заметил нож, который так упорно просил его напарник, взял его и неторопливо протянул Нестору.

– Премного благодарен, – съязвил Нестор, чуть ли не успевший состариться за это время. – Так мы не управимся и до завтрашнего дня, а нам надо через час принести ещё тёплое сердце белого оленя заказчику, да и успеть спилить эти проклятые рога. Давай поторапливайся, а то всё зазря будет…

У Нестора никогда не получалось поторопить Мокшу. Ну что поделать, такова была сущность его напарника. Приходилось мириться и временами делать попытки ускориться, хотя бы благодаря своей расторопности.

Нестор был очень юрким и проворным малым. Он даже не помнил, как его свела жизнь с Мокшей, тем более если учесть, что второй ему годился в отцы. Но тем не менее, они стали вместе работать, а точнее, промышлять, как это называлось в деревнях. Мужчины, стар да млад, занимались тем, что выполняли разнообразные поручения относительно, так сказать, улова.

Например, однажды их заказчик – Никола, мастер оберегов – заказал клык волка-людоеда. Непременно людоеда. Нестор с Мокшой намаялись, разыскивая этого зверя, но приметив того, стремительно скрывающимся за листвой ближайшего засева, они заключили, что клыки волка-людоеда и обычного волка ничем не отличаются, поэтому спустя какое-то время они поймали крупного самца и, наскоро выдрав ему пару клыков, отправились отдавать их заказчику.

Никола сначала засомневался. "Это точно, – спрашивал, – от волка-людоеда?". На что Нестор и Мокша, с выпученными глазами и со взмокшими подмышками, дружно кивнули, но не проронили ни слова, опасаясь, что заказчик как-нибудь попытается выведать правду. Но мастер оберегов более их не спрашивал. С загоревшимися глазами он схватил клыки, не глядя на мужиков, протянул им мешочек с платой и громко захлопнул дверь, чтобы ему и дальше не мешали работать. Наёмники же и рады были убраться подальше.

А в другой раз, всего лишь в прошлом месяце, им поступил один из многочисленных заказов, отличающийся тем, что его сделал весьма богатый житель соседней деревни, в которой он считался важным человеком – в том смысле, что с успехом пользовался своими громкими, располагающими к себе речами, обладал притягивающим обаянием и умело реализовывал свои желания за счёт деревенских простачков.

У богача было предостаточно денег, но только – вот беда – не на кого было их тратить. Человек он был одинокий и высокомерный. Вот он и решил посвататься к местной красавице, прекрасной и юной особе. За неё ещё никто не сватался, так как ей не исполнилось и шестнадцати, возраста, когда человек вступает во взрослую жизнь. Но мужичка это не остановило. Он нанял Нестора и Мокшу, решив, что дело не может ждать, и если он ещё хоть пару месяцев помедлит, то пропадёт его краса, и потребовал у них доставить ему огромный ствол чёрного реликтового каштана, растущего в самой чаще леса, куда никто не мог добраться без приключений: вечно что-то невероятное и, порой, даже жуткое происходило с путниками. Такой странный заказ возник потому, что богач решил сделать из этого дерева дородный сундук, чтобы туда поместились все подарки, которые он собрался преподнести как родителям девушки, так и самой избраннице.

Мужики намучились в поисках этого самого каштана, но всё же нашли. Хоть он и оказался много меньше, чем требовалось. Но делать было нечего: в самую чащу они лезть не пожелали, догадываясь, что им будет трудновато выбираться оттуда с бревном наперевес. Поэтому они по-быстрому спилили чёрный каштан на окраине густой, тяжело пахнущей чащи и со спокойной совестью отправились к заказчику.

Ох, как он их бранил, как ругался самыми что ни на есть страшными словами. Кричал, что они разбойники и никуда не годные работники. Но в конце всё же успокоился и, посмотрев на кусок дерева с другой стороны, сказал, что, наверно, придётся сделать лишь пару шкатулок, так как для сундука ствол маловат, – заплатил им вдвое меньше заранее обговорённой суммы, ссылаясь на их-де некачественную работу. И в какой-то степени расторопный Нестор был с этим согласен, хотя и не в смысле оплаты.

… И вот сейчас им предстояло выполнить самое странное и немного кровавое дело, а точнее: найти белого оленя, только белого и никакого другого, убить его специальной стрелой, вручённой заказчиком, вырезать сердце и отпилить рога. И ещё тёплое сердце успеть доставить старой женщине, которой оно нужно чуть ли не бьющееся, как она сказала.

Нестор был очень удивлен. Он долго не мог успокоиться и по пути в лес всё время пытался заговорить с Мокшей по этому поводу, но тот по своему обыкновению отмалчивался и задумчиво жевал травинку, словно в раз из нерасторопного тюфяка стал умным и сообразительным.

– Ну зачем старой женщине понадобилось сердце? Не верю, что она такая уж лакомка, – всё приговаривал себе под нос Нестор.

– Какой же ты неуёмный, – вспылил в первый раз за всё их знакомство Мокша. – Да ведьма она, чёрная и злая ведьма, которая хочет наслать на кого-то проклятие, и если ты не заткнёшься, то я попрошу его послать на тебя.

Мокша сплюнул на землю травинку, посмотрел вновь опустевшими глазами на Нестора и, тяжело вздохнув, направился вглубь леса.

Дальше всё снова пошло своим чередом. Нестор же благополучно позабыл о подобном проявлением благоразумия у напарника.

Ведьма больно ударилась во время возвращения. Но боль в уже старых коленях была ничто по сравнению с тем, как ныло сердце. И Чернава – а это была именно она – впервые поняла, каково это. Раньше-то она считала, что у неё почти постоянно болела душа и щемило в груди от того, как с ней подло и гнусно обходились некоторые люди. Но теперь она чувствовала, как внутри сжимается, скукоживается, страдает и очень сильно бьётся о рёбра потрёпанное сердечко.

Чернава знала, что рано или поздно они обязательно встретятся, что настанет такое время, когда об её существовании станет известно. Старая ведьма даже была рада, что это случилось: ей так опостылел этот мир, никогда не ставивший ни во грош ни одно волшебство, окружающее его, что она уже хотела поскорей покинуть его.

Ведьма знала, что давно было пора обратить на себя внимание. Но каждый раз, когда она собиралась наведаться к той или иной Хранительнице, находились, как она думала, неотложные дела. Однажды она всё же почти добралась до волшебной поляны, тогда в Хранителях ходила ещё молодая Мóра. Но Чернава не смогла пробиться сквозь защитное заклятие, видимо, созданное Лесом вместе с первой Хранительницей – По́лей. Многие создания, не зависимо от принадлежности к стражам, слышали про их историю любви. И Чернава догадывалась, что именно это чувство позволило им сделать такую мощную защиту.

Теперь же старая ведьма настроилась на то, что в ближайшее время к ней нагрянет гостья, с которой надо будет объясниться. И она даже была готова к этому. Точнее, очень сильно желала и не могла уже дождаться того момента, когда они поговорят по душам.

Приближалась ночь. Солнце потихоньку уходило за горизонт. Чернава в ожидании вышла на улицу полюбоваться закатом и встретить девушку, которая вот-вот должна была появиться – так Чернаве подсказывала никогда не подводящая интуиция.

И действительно вскоре недалеко от дома старой ведьмы показалась фигура, выходящая из леса. Девушка держала посох и что-то сжимала в кулачке. Чернава даже на таком расстоянии почувствовала запах розмарина и слегка усмехнулась: хоть она и была старой, но силы у неё ещё было достаточно, чтобы справиться, по сути, с начинающей молодой лесной ведьмой.

Девушка чуть дрожала, отчего часть травы из её руки выпадала, но посох держала крепко и старалась преподнести себя достойно, рассчитывая, что разговор будет слишком серьёзным и сложным.

– Это вы, – голос Хранительницы был глухим, но одновременно сильным и стойким. Однако в её фразе слышалась неуверенность, словно она не доверяла самой себе и не была убеждена в успехе сего предприятия.

– Ну конечно я. Кого ещё ты ожидала здесь увидеть, если направлялась именно ко мне? – Чернава была удивлена не меньше. Девушка была очень юна, хотя по сравнению со старой ведьмой, прожившей несколько столетий, и так все выглядели юными.

– Да, конечно, – замялась Хранительница, и продолжила заученным голосом, – Меня зовут…

– Знаю я, кто ты такая, не надо этих официальностей, пошли лучше выпьем девясильное вино. Согласись, в прошлом году был отличный урожай трав, – и Чернава двинулась в сторону дома, слабо покряхтывая от смеха. Фаня же робко двинулась за ней следом.

На самом деле Хранительнице было странно такое приветствие. Она ждала, что они будут кидаться заклинаниями и травами, что старая ведьма постарается избавиться от неё, ведь если она желает извести Лес, то и нет смысла ей брататься с Хранительницей, являющейся препятствием. Поэтому Фаня осмотрительно и аккуратно двигалась за старой ведьмой, совершенно не выглядящей злой, хоть таковой, судя по насланному проклятию, она и была.

Чернава усадила Фаню за стол. Достала из печи дымящийся чугунок, а с верхней полочки вытащила аккуратно запечатанную бутылку с ивово-коричневой жидкостью.

– Вот. Ты, небось, такого не делаешь. Когда я была мала, то матушка всегда, когда мы чувствовали себя слабо, нас с сестрой поила такой настойкой. Теперь же мне приходится частенько её попивать, чтоб уж окончательно не растерять силы, – обречённо закончила Чернава. Она уже хотела достать кружки, но Фаня её остановила.

– Отзовите змею обратно. Пожалуйста. Вы же убиваете сам Лес, – Фаня сделала упор на последних словах и, судя по исказившемуся от горя лицу Чернавы, не прогадала. Видимо, старой ведьме было не всё равно, что Лес сейчас там медленно умирает.

– Ох, детка, – безнадёжно покачала головой Чернава. – Мне это не по силам.

– Но вы же… – запнулась Хранительница, – Вы же её создали. Ведь так?

Фаня уже была не уверена, что идея наведаться сюда была хорошей. Если Чернава не в силах им помочь, то что им вообще остаётся, если не просто сидеть и ждать, когда всё разрешится – или закончится – само собой.

– Именно так. Но эти колдовские заклятия – очень непредсказуемая вещь. Мне не хотелось насылать порчу на Лес, я просто желала… да, впрочем, уже не важно, чего я добивалась. В последний момент заклинание вышло из-под моей воли, и теперь не я управляю им, а оно имеет надо мной власть, – мрачно закончила старая ведьма. – Единственное, что я могу тебе дать, – это часть оберега.

Глубоко вздохнув и собираясь с мыслями, Чернава продолжила.

– Чтобы победить змею, тебе надо создать оружие, любое, совершенно не важно, как оно будет выглядеть, но в его составе обязательно должен быть рог белого оленя. Этот элемент необходим из-за того, что заклинание создавалось с использованием сердца белого оленя, – Чернава виновато потупилась. – А, как известно, рог прочнее, чем сердце. Ты можешь просто подвесить его к оружию с помощью прочной нити, и всё равно твой клинок – или любое другое оружие – будет намного мощнее и смертоносней для этой змеи.

Чернава заметила, как приуныла девушка, и старая ведьма прекрасно понимала, отчего: лет двести назад был истреблён последний белый олень – как раз для того, чтобы была возможность создать змею, подтачивающую сейчас корни их единственного дома.

Старушка тяжело поднялась и молча вышла из комнаты. Она знала, что не стоит пренебрегать многими частями убитых животных и сорванных растений, потому-то и рог белого оленя она схоронила и припрятала до тёмных времён, как раз наступивших. Хранить и дальше ценность не было смысла.

Подойдя к Фане, Чернава положила на стол что-то завёрнутое в тряпицу.

– Возьми это и запомни: ты добралась сюда для того, чтобы найти эту вещь. А теперь иди, у вас очень мало времени: я чувствую, как змея становится сильнее с каждым днём.

Фаня медленно взяла свёрток и неуверенно спрятала его в поясной сумке, плотно закрыв её, чтобы дар никуда не исчез. Девушка поднялась и низко поклонилась Чернаве в знак признательности. Выйдя из дома, Хранительница стукнула по земле посохом и растворилась.

Чернава не лукавила, говоря, что чувствует, как змея становится сильнее. Ведьма остро ощущала их связь и могла сказать, что силы змея черпает в основном не из Леса, это уж точно. Волю к существованию она брала из самой старой ведьмы, оказавшейся живучей и очень-очень мощной старухой. Что могло бы стать со змеёй, если бы Чернава умерла, ведьма не догадывалась, но точно могла сказать, что после смерти змеи, некогда молодая, неуверенная и очень одинокая девушка Чернава наконец найдёт свой покой.

– Ну, что? – Илья так и подскочил с пня, на котором сидел, привалившись к стене дома.

Фаня ступила на поляну, двигаясь, словно во сне. Складывалось ощущение, что она сама была в ужасе от произошедшего. Илья не стал у неё ничего выпытывать, а терпеливо ждал, пока она добредёт до дома, нальёт себе травяного чаю и замучено опустится на стул, поставив рядом посох.

– Ты её видела? Кто она? – всё же не выдержал появившийся рядом Ванька, которому Илья уже всё рассказал.

– Это долгая история и очень печальная, боюсь, что у нас нет на неё времени, – Фаня вспомнила, как Чернава остановила её на пороге и запоем рассказала свою историю. – Зато есть небольшая помощь и немного раскаяния, которыми мы сможем воспользоваться. Вот…

Фаня раскрыла суму и вытащила оттуда свёрток.

Конечно, Хранительница уже догадалась, что там лежит, и то, что старая ведьма отдала ей эту вещь со словами раскаяния, играло настолько важную роль, что просто никто и вообразить себе не мог. Парни уставились на свёрток весьма недоверчиво: неизвестно, что стоит ожидать от старой ведьмы. Возможно она хочет их всех извести, а может, и помочь – кто его знает.

– И что там? – подозрительно спросил Илья, поведя носом и ожидая учуять запах какой-нибудь дряни или нечисти, но аромат от тряпицы исходил свежий, отдававший животным душком, что немного не по нраву пришлось оборотню.

Фаня начала разворачивать свёрток.

– Здесь то, что поможет нам сокрушить змею, вкупе с оружием, которого, к сожалению, пока у нас нет, – Хранительница виновато глянула на своих собеседников.

На столе лежал белоснежный олений рог, который вот уже пару столетий невозможно было увидеть не только на живом олене, но и вообще встретить валяющимся в лесу.

– Откуда это у неё? – спросил Илья с трепетом, чуть поперхнувшись. Молодой человек лишь слышал истории о величественных и могучих созданиях, являвшихся символом леса в древние времена.

– Она действительно сожалеет о заклятии, поэтому решила помочь и одарила меня рогом, – Фаня аккуратно и словно бы любовно провела пальцем по его немногочисленным изгибам.

– Дорогой подарок, не находишь? – заметил Илья. Ванька подошёл к столу и на расстоянии стал рассматривать вещь.

– Но мне пришлось взять, – обречённо ответила Хранительница, – иначе возможность удачно изгнать из чащи последствие заклятия ничтожна. Понимаешь? Пришлось.

Фаня глубоко вздохнула и опустила руки. Она понимала их сомнения и опасения по поводу даров от незнакомой и могущественной ведьмы. Но Фаня-то видела её взгляд, её боль и страдание. Слова могут обмануть, но выражение лица и эмоции – никогда. Поэтому Фаня и была уверена, что дары от Чернавы были искренними и, насколько возможно, добрыми.

– Теперь осталось только понять: что за оружие взять, где его отыскать и как его использовать, – вздохнула Хранительница, запрятывая рог поглубже в суму.

На протяжении своей пока ещё не долгой жизни, Ванька каждый раз задумывался, отчего его тяга к железу и кузнечному мастерству возникла у него в то лето. Конечно, он не долго думал на эту тему, это был праздный интерес, да и только.

Вероятно, Ванькино усердное обучение у кузнеца в свои неполные шесть лет, объяснялось тем, что мальчику просто хотелось впечатлить как отца, так и себя. Конечно, известно, что в столь юном возрасте дети не обладают особой физической силой, но, несмотря на свою всё ещё детскую слабость, Ванька не собирался отступать. Юный подмастерье старался изо всех сил, дав на прощание отцу обещание, что поведение его будет идеальным, рвение к знаниям стойким, а полученный опыт со временем где-нибудь пригодится.

Хóтен в тот год собрался попробовать продать урожай в соседнем городе. И дела затребовали от него в конце лета отправиться туда: решить некоторые вопросы и наладить связи. Изначально Хóтен думал взять сына с собой, но мальчик сам выразил желание отправиться на обучение какому-нибудь делу, да хоть кузнечному, вместо того, чтобы поехать с отцом.

Ванька и сам удивился своему решению. Вот уже почти шесть лет они с отцом были неразлучны, но внутренний голос и чутьё подсказывали ему, что это время стоит потратить на другой, более важный труд.

Сва́ра, кузнец в седьмом поколении, с радостью взял себе в помощники мальца, хоть и понимал, что толку от него будет, мягко говоря, маловато. Своей семьи у мастера ещё не было, учеников он как раз распустил на лето, вот и получилось, что столь юное создание попало к нему в услужение.

Ванька же удивил не только кузнеца, но и себя. Мальчик с лёту схватывал всевозможные названия соединений и запоминал, что с чем надо смешать, чтобы получился наипрочнейший сплав. Он усваивал, в какой последовательности надо ковать мечи, ножи, серпы и остальные изделия, созданные за недели его пребывания в ку́зне. Во время же своей первой практической работы Ванька, с помощью мастера, выковал маленькую, но очень аккуратную подкову.

Кузнец Сва́ра – крупный, мощный, с густой рыжей бородой – не мог нарадоваться, что теперь у него такой смышлёный и сообразительный помощник. Однако кузнец хотел оградить мальчика от непосильной для шестилетнего ребёнка работы, но Ванька всё равно рвался к наковальне.

Во время обучения мальчик действительно трудился изо всех сил. Но не только подмастерье учился чему-то новому: но и сам кузнец, Сва́ра, глядя на паренька, не мог надивиться его целеустремлённости и внутренней силе, благодаря которой Ванька частенько справлялся с любой задачей.

Когда обучение подходило к концу, Ванька изъявил желание самостоятельно создать маленький ножичек – подарок отцу в благодарность за то, что тот прислушался к нему и позволил остаться на обучении у кузнеца. Сва́ра сначала воспротивился, объясняя это тем, что маленькому мальчику не стоит нагружать свои и без того не развитые мышцы, могущие от такой нагрузки в дальнейшем изуродоваться. Но мальчик не слушал его, приговаривая, что ничего с ним не станет, что он-де сильный, прям как его отец, и что он за короткое время научился правильной применять эту силу. Кузнец был согласен с его суждениями, но всё равно сомневался, опасаясь за мальца.

Ванька настаивал. С каждым днём он всё больше старался выполнять тяжёлую работу, даже не назначенную ему. Он кривился от веса и чуть слышно покряхтывал от натуги, но всё равно выполнял поручения, поставленные себе самостоятельно. В конце концов Сва́ра сдался, поняв, что у паренька внутри – будто стальной стержень, который невозможно ни погнуть, ни тем более сломать, и уступил ему.

Ванька начал создавать свою первую кованую вещицу за неделю до приезда отца. Сва́ра не показывал своего сомнения, но сделать за такой короткий срок полноценное, хоть и маленькое, произведение искусства начинающему и очень молодому кузнецу было довольно-таки сложно. Ведь за это время мальчику надо было придумать общий вид ножичка, подобрать сплав, из которого он будет отлит, да чтоб качество и долговечность сопутствовала ему, найти материал для рукояти, больше всего подходящий для будущего обладателя этим предметом. Далее предстояло сделать форму для ножичка, которую необходимо либо вырезать, либо слепить из другого материала – а это тонкая работа. Потом следовало приготовить этот самый сплав в жаркой печи, распаляя её до определённого состояния, далее вылить сплав в форму, дождавшись полного застывания смеси, и потом начиналась та часть процесса, где требовалось действовать уже силой.

Кузнец предложил Ваньке помощь на последнем этапе, но мальчик с благодарностью отказался, так как, по его мнению, ножичек должен быть сделан только им, иначе волшебство не состоится. Сва́ра удивился и уточнил, что за волшебство. На что Ванька многозначительно улыбнулся и, отведя глаза, ответил: "Оборонительное". Сва́ра ничего не понял, но принял ответ мальчика и уже не пытался навязать ему свою помощь, просто наблюдая со стороны, как Ванька старается, обливаясь по́том, натирая всё бо́льшие мозоли и всё усердней продвигаясь к намеченной цели. Кузнец никогда не видел, чтобы такой юный человечек работал так споро и с такой любовью.

Было заметно, что Ваньке нравится заниматься кузнечным делом. И Сва́ра для себя решил попросить у Хо́тена отдать мальчика ему в постоянные помощники, развить мастерство паренька, чтобы он в дальнейшем мог стать настоящим, способным кузнецом.

Ванька справился за четыре дня. Кузнец был в замешательстве. Сва́ра не мог поверить, что мальчик, в его-то возрасте, самостоятельно довел такое трудное дело до конца, ведь перед ним стояла такая серьёзная задача. Но дело было сделано. Ванька светился от гордости и осознания собственной важности, доказав своим поступком, что не безнадежен и что-то всё же умеет делать. Нет, отец никогда не говорил о нём плохого наподобие "бездарен", "никчёмен", "бесполезен", но когда мальчик не мог помочь своему отцу по хозяйству в полную силу, он сам чувствовал в себе эти слова, больно его уязвляющие. Поэтому сейчас, когда ему было всего лишь шесть лет – ну ладно, почти шесть – Ванька понял, что способен сделать самостоятельно что-то, чего не умеет отец, и у него это получается даже неплохо.

Конечно, ножичек получился чуть кривоват, но оказался при этом очень прочным. Ванька постарался на славу и заточил его до такой степени, что даже дерево он резал словно мягкое масло. Его учитель лишь одобрительно щёлкал языком и усмехался в бороду: с каждым Ванькиным успехом Сва́ра убеждался, что мальчик – прирожденный кузнец и что ему суждено создать что-то из ряда вон выходящее, что-то важное и необходимое людям.

Когда Хо́тен вернулся домой, его ждало приятное удивление: хотя он и догадывался, что у него способный сын, но всё равно был поражён. Он не ожидал, что его мальчик за столь короткое время так искусно изучит дело. И когда Ванька торжественно вручал отцу свой подарок, Сва́ра, стоя позади, всё твердил, что парнишку обязательно надо отдать ему на постоянное обучение, ведь у него большое будущее, и ему необходимо учиться и познавать дело дальше.

Но Ванька уже остыл. Ведь дети в его возрасте немного непостоянны и легко отвлекаются. После удачной попытки сотворить нечто весьма необычное мальчик охладел и уже не так сильно рвался к наковальне. Поэтому кузнецу Хо́тен ответил, что они обязательно подумают над его предложением, и если Ванька захочет вернуться и продолжить обучение, он его держать не будет.

На том и порешили.

Фаня с раннего утра ходила задумчивее некуда. Она всё никак не могла придумать, какое им стоит выбрать оружие. Лук? Слишком ненадёжно. Тем более такого огромного существа, засевшего в лесу, стоит найти более мощное и крепкое орудие. Ножи и кинжалы не подходили своей ничтожностью, тем более их обладатель не смог бы и близко приблизиться к недругу. Меч? Да, меч – хороший вариант. Даже очень хороший.

Хранительница задумалась о том, где бы им взять грозный и, желательно, волшебный меч. Как говорится, с чарами надо бороться подобным же образом. Но отыскать зачарованный меч не так просто. Фаня вспомнила о легенде, услышанной во время осенних жатв, тогда, когда девушка была ещё маленькой: "В мире, где всё больше становится зла и несправедливости, есть волшебный меч, который приходит только к тем, кто в нём сильно нуждается. Чувствуя отчаяние и потребность в честности, человек отправляется на его поиски. Тогда, возможно, меч услышит мольбу ищущего и предстанет перед ним. Ведь только тот, кто ищет, находит истину".

Как громом поражённая Фаня замерла перед печью.

Конечно! Им поможет лишь меч-кладенец. И как она сразу не догадалась про него! Волшебный, необходимый, способный справиться с любой нечистью. Только – вот беда, – поиски клинка могут продлиться слишком долго. Вполне возможно, к тому времени, как он найдётся, некого уже будет спасать.

Ведьма, раздумывая, обратила взгляд на огонь в печи – нынче на улице вновь похолодало. Но что, если они будут не искать, а… какая дикая идея! И невероятная. Но с каждым мгновением мысль всё больше закреплялась, давая надежду и даже ответы на некоторые вопросы.

– Ты чего замерла, погреться решила? – Илья вошёл в дом, стряхивая с себя свежий снег.

Фаня встрепенулась и обернула к нему сияющее лицо. Девушка была рада наконец сдвинуться с мёртвой точки.

– Кажется, я знаю, что надо делать, – улыбнулась Хранительница. – И даже догадываюсь, с какой целью здесь находится Ванька.

Ванька сидел полусонный за столом и хлебал иван-чай. У него в руке был зажат пирожок, который ему успела сунуть Фаня, но мальчик никак не мог до него добраться – не позволяло полусонное состояние. Вместе с ним за столом сидели и Фаня с Ильёй. Она что-то говорила, усиленно доказывала и делилась соображениями, но Ванька её едва ли слышал, хотя она ради него снова в подробностях пыталась расписать чудище, поселившееся в чаще, и объясняла, чем бы его можно было извести. После своей речи Фаня молча посмотрела на Ваньку, ожидая его ответного решения.

Стояла тишина, только слышно было, как мальчик слегка прихлёбывает ещё горячее питьё. И тут он заметил, что все выжидающе на него смотрят.

Ванька подобрался и сел прямо. Поставив кружку в сторону, он положил пирожок на неё и посмотрел на сидящих напротив.

– Что я пропустил? – спросила Ванька с лёгкой, извиняющейся улыбкой.

Илья шлёпнулся головой об стол.

– Эх ты, горе луковое, – тяжело и с обречённой улыбкой вздохнула Фаня. – Нам нужен меч-кладенец. Причём скоро.

– Даже не подозреваю, где такое чудо можно найти. Это вы обитаете в волшебном мире, у нас реальность меча-кладенца основана лишь на легендах и предположениях, никто не знает про него ничего дельного, – отозвался глухо Ванька, уже осознанно вернувшись к чаю и откусывая пирожок.

– Дак у нас также. Легенды, приметы, несколько смутных ориентиров, но нет прямых указателей, а именно это нам сейчас и надо. Нет, более того, нам нужен меч-кладенец как можно скорее, – Фаня уже готова была стукнуть кулаком по столу для пущего эффекта, но удержалась.

– Ну, здесь я вам помочь не смогу. По крайней мере, ещё с утра я не был следопытом, да и раньше не пробовал что-то искать, – Ванька видел в словах какую-то идею, но намёки пока отскакивали от него, как от стены.

– Нам и не нужен следопыт, мы пытаемся попросить тебя совершенно о другом, – влез закипающий Илья: чудна́я Ванькина тупость, а может обычное нежелание думать стала раздражать его. – Мы хотим, чтобы ты сам сделал этот меч, который кладенец, который мы на самом деле не найдём, а сделаем, только из вещей, которые сами нашли. Таким образом, весь меч и получится кладенцом.

Ванька от неожиданности даже поперхнулся, да так сильно, что Фане пришлось подняться и чуть прихлопнуть его по спине.

Всё ещё красный после надрывного кашля, Ванька ошеломлённо посмотрел слезящимися глазами на Илью.

– Он не шутит? – переведя взгляд на Фаню, уточнил Ванька.

– Боюсь, что нет, – печально и обречённо отозвалась девушка. – Понимаешь, из нас ты единственный занимался кузнечным делом…

– Да, но это было… – Ванька быстренько перебрал пальцами в воздухе, глядя в потолок, – чуть больше десяти лет назад. Вам не кажется, что за это время я кое-что – а точнее, всё – подзабыл?

– Ты ничего не забыл. У тебя есть дар к этому делу, и ты, хоть и немного, но связан с нашим волшебным миром. И у тебя есть друзья, обладающие некоторыми способностями, и они конечно же помогут тебе, – Фаня ободряюще улыбнулась Ваньке с другого конца стола. В её взгляде действительно стояла какая-то уверенность, обволакивающая Ваньку с головы до пят, и в этот момент Ванька понял, что такое материнская гордость и вера в своё чадо.

Сомнения – вот что останавливало Ваньку сразу ответить согласием. Сомнения и неуверенность в себе. Он хотел помочь, правда хотел, но совершенно не доверял своим силам и способностям. Да, он, конечно, помнил те несколько месяцев, проведённых со Сва́рой, он помнил каждое наставление так, словно ему говорили о тонкостях кузнечного ремесла только вчера, но этого было недостаточно. Может быть, у него и есть способности, однако в глубине души мальчик просто боялся оплошать и подвести семью.

Свою семью.

Фаня вопросительно и почти умоляюще смотрела своими ясными глазами на Ваньку. Её руки не могли успокоиться и всё время теребили край платка, накинутого на плечи. Илья же понял, что не стоит давить на парня, поэтому просто встал, хлопнул ободряюще по Ванькиному плечу и вышел.

– Если я соглашусь на это ваше сомнительное предложение, то перед этим мне надо будет увидеться со Сва́рой. Возможно, он сможет мне подсказать какое-то решение, – наконец выговорил Ванька, рассматривая размокшие листья трав на дне кружки.

– Думаю, мы сможем выделить пару дней на это. Надеюсь, Илья не откажется тебя отвезти. Но ты понимаешь, что даже если и так, то всё равно получается намного быстрее, чем кто-то из нас, или вообще все вместе, отправились бы на поиски меча. Тем более, где вероятность, что за это время на нас никто не нападёт, или состояние Леса не ухудшится до крайности. Тут я хотя бы смогу попытаться его защитить, постараюсь как-то задержать недуг, – глаза у Фани разгорелись, словно вот уже завтра должно было случиться неожиданное нападение, из-за которого она готова была броситься в защиту. Только вот в чью защиту: Ваньки или Леса? Что выберет Фаня, если перед ней встанет такой выбор?

Наступило утро, одно из многих, но всё равно неповторимое. Фане нравилось встречать зóри на крылечке, отчего ей приходилось вставать задолго до рассвета. Она любила видеть каждодневное рождение солнца, радоваться началу нового дня. Даже если светила как такового не было, она всё равно чувствовала его светлые лучи, нисходящие на землю изо дня в день, чтобы существовало всё живое.

В этот раз настроению Фани соответствовала и погода: пасмурность, небо, затянутое тучами, будто норовящими упасть на голову ведьмы. Хоть верхушки деревьев и не позволили бы этому случиться, девушка всё равно чувствовала себя неуверенно под таким небом. Оно словно бы наваливалось, хотело придавить к земле, вдавить и смять тех, кто рискнул под ним оказаться. В такие моменты на Фаню нападало беспокойство, которое мог излечить один лишь лес, да сомкнутые кроны деревьев, закрывающие нападающие низкие облака.

Фаня находила нечто успокаивающее в хождении между стволами деревьев. Они легко нашёптывали ей последние новости леса, рассказывали старые истории – им очень нужен был благородный слушатель, нужен был тот, кто может проникнуться их сказами. Деревья не переносили безразличия, и тем более им не приходилась по нутру необъяснимая человеческая жестокость.

Невозможно было пройти мимо особенно побитых жизнью деревьев, трепещущих при виде любого человека. Однако, рассмотрев в подошедшем Фаню, они начинали тянуться к ней с особой силой и нежностью, которую могут иметь лишь самые преданные питомцы. Но Фаня не считала деревья своими питомцами, скорее, они были товарищами. По несчастью. С Лесом.

В последнее время девушка очень часто задумывалась о своей участи. Конечно, ей льстила мысль, что тогда, не очень давно, Лес и Мóра выбрали её в Хранители, и теперь она посвящена практически во все лесные тайны как магические, так и реальные. Она может в любой момент переместиться в родное село, где её, скорее всего, ещё помнили, и доказать им, что она и сейчас способная девочка. Хоть Фаня и не нуждалась в доказательствах, но детская обида всё же проскальзывала, и Фани хотелось вернуться и наказать некоторых особо вредных детей, теперь уже, наверное, ставших взрослыми и, возможно, вполне хорошими людьми. Но она была девушка, а точнее уже взрослая и умудрённая женщина, прожившая достаточно лет для того, чтобы понять: насилием ничего решить не получится. Она осознавала, что лучше бы поскорей забыть прошлые печали для спокойной и мирной жизни в дальнейшем. Временами у неё не получалось заставить себя просто забыть и жить. В другое же время бывало так, что Фаня просто хотела наслаждаться природой, в которой ей дали право жить, дали право её защищать и радоваться каждому дню.

Сейчас, в это тяжёлое время, перед Фаней встал чересчур трудный выбор, который необходимо было рассмотреть заранее, так как ведьма догадывалась, что, вероятно, ничем хорошим не кончится судьбоносный поход в чащу. Ей предстояло решить, как она относилась к двум существам, играющим важную роль в её жизни: к Ваньке и к Лесу.

Беспокойства об Илье она не ощущала. Ведьма понимала, что он уже достаточно самостоятельный, цельный и независимый человек, за которым приглядывать не обязательно. Конечно, она, несмотря ни на что, будет следить за ним. Но такая забота, постоянно требующаяся Лесу и в данный момент нужная Ваньке, Илье была просто без надобности. Бывало, он ещё проявлял юношескую неусидчивость и нрав, но это не отменяло того факта, что разум его принимал взвешенные решения.

Теперь Фаня бродила по лесу и не могла понять, что ей предстоит делать в случае выбора. Ведь подобная ситуация вполне может возникнуть в ближайшем будущем. Ванька был ещё так молод и неопытен. У него столько ещё впереди! Но всё дело в том, что этого будущего не предвидится без Леса. Точнее, ни у одного человека не будет будущего. Так как после истребления их Леса напасть распространится по всей земле, по всему пространству, занятому живыми существами. И если смотреть с этой стороны, то это не просто Лес нуждался во спасении – да без его спасения никто и не сможет существовать.

Но что делать с зовом крови, требующем закрыть собой ещё молодого, такого отважного мальчика, не подозревающего, во что он ввязался? Он лишь желает помочь. Он даже не стремится ни к каким почестям и громким званиям. Ванька готов отдать свои умения и хочет это сделать на совесть. Они же – Фаня и Илья – тем временем втянули его в эту борьбу. Но что поделать! Без него у них мало что получилось бы. Фаня это знала и была благодарна сыну за такую отдачу.

В раздумьях, не зная, чем ей придётся жертвовать, Фаня снова вышла к мёртвой земле, очень чётко отражающей состояние ведьмы.

Никто не догадывался, как тяжело Илье порой приходилось. Если оглядываться назад – а оборотню не нравился подобный жест – можно было рассмотреть, как он на протяжении долгого времени пытался одиноко выжить в этом мире, где каждый куст мог скрывать хищника, желающего сожрать безобидного вепря. С рождения никто за ним не присматривал и не пытался защитить. Но после того, как он остался с Фаней, парень осознал, что даже неродные люди могут стать семьёй.

Естественно они не были кровно связаны, но это не мешало им чувствовать какое-то внутренне родство, возникшее, наверно, оттого, что они вместе попали во всю эту заваруху. Илья и Фаня жили одни в доме на зачарованной поляне довольно долгое время и давно научились понимать друг друга. Поэтому юноша легко привык к Ивану, или Ваньке, как сам паренёк исправлял собеседников: мальчик не желал называться взрослым именем, а тем временем, необходимо было взрослеть, ведь зло приближалось, и стоило поскорей заканчивать дело, найти, да и истребить тварь, уничтожающую Лес.

У Ильи просто руки чесались – так ему хотелось поскорей отправиться в чащу, отыскать окаянную змею и расправиться с ней. Но Фаня удерживала его от необдуманных поступков, объясняя подобное промедление предчувствием, что ещё рано выступать и надо дождаться оружия, которое поможет им одержать победу, или что там они должны будут одержать.

Но Илье не терпелось. Поэтому-то по вечерам, в сумерках, он пытался затеряться в тенях, отправляясь подальше от защищенной и довольно неприметной поляны только для того, чтобы посмотреть, сможет ли он найти недруга самостоятельно.

Возможно, Илья был немного самонадеян, считая, что раз родился с кое-какими магическими способностями, то есть вероятность, что в нём кроется ещё одна – или не одна – сверхъестественная сила. Но вся его сила была в мускулах, да и в способности быстро перевоплощаться. В глубине души он об этом знал, но парню всё равно хотелось быть полезным, вот он часто и пропадал.

Когда же на утро оборотень возвращался домой мокрый от утренней росы, слегка растрепанный и совершенно уставший, Фаня встречала его лёгким укоризненным взглядом, в котором тем не менее полыхал немой вопрос: "Ничего нет?". И Илья едва заметно отрицательно качал головой, принимал тёплое молоко из её рук и радовался тому, что он живёт в этом мире, с этим человеком. Несмотря на то, что он подвергал не только себя, но и её опасности, она никогда не роптала и не выговаривала ему. Идеальная соседушка.

После того, как Фаня нашла выжженное место и пустую озёрную яму, Илья стал осознавать всю опасность их бездействия. Ведь если исчезнет лес, им негде будет жить. Молодой человек всё думал, чем бы он мог помочь, поэтому и старался каждый вечер отлучаться из дома, чтобы в ночи разведывать обстановку в лесу: чаще зло творит свои тёмные дела под покровом ночи.

Однажды он как обычно на закате отправился в лес осмотреть окрестности. Илья настолько не ожидал увидеть что-нибудь подозрительное практически возле самого дома, что через несколько минут чуть не упустил из виду двигающуюся параллельно с ним странную тень. Оборотню не хотелось спугнуть незваного гостя, поэтому, сделав вид, что не обратил внимания на незнакомца, он направился к реке: Илья всегда прибегал к услугам живой воды, когда хотел восполнить силы. Конечно, была вероятность, что и тень воспользуется водой, но Илья был уверен в своих силах, всегда начинающих неистово бурлить уже после первого глотка.

Тень остановилась на противоположном от Ильи берегу. Они молча внимательно разглядывали друг друга. Вепрю приходилось напрягать все свои чувства, чтобы хоть что-то увидеть в кромешной тьме, разливающейся внутри и позади тени. Когда же зверь попытался сунуться в воду, чтобы перебраться на тот берег, тень дёрнулась в сторону, словно говоря: "Смотри, но не трогай". Оборотень выбрался на берег и двинулся в противоположную сторону от дома: кем бы ни был чужак, Илья всё равно не хотел подпускать его к жилью.

Тень и вепрь в унисон двинулись незнамо куда. Зверь чувствовал на себе её взгляд, и он был настолько пронизывающим, что складывалось впечатление, будто тень смотрит непосредственно в душу. От этого ощущения становилось прохладно и неприятно, словно Илью выворачивали и пытались разобрать по косточкам, чтобы узнать о находящихся внутри переживаниях.

Вепрь ускорился, помчавшись во всю прыть: он хотел оторваться от преследователя, но ничего не получалось. Сколь бы быстро не бежал Илья, тень никак не желала от него отставать.

Наконец, вепрь сдался. Решил, что уже достаточно набегался, да и, возможно, его тёмный "спутник" и сам устал: теперь можно было попытать счастье и пообщаться с неведомым созданием. Резко остановившись, с надеждой, что тень, продолжив движение, пропадёт, оборотень краем глаза заметил, что буквально за мгновение до его замедления, сама тень замерла в ожидании на месте.

"Ладно, давай поговорим начистоту: кто ты и что тебе надо?" – мысленно отрезал вепрь. Илье никогда не нравились недомолвки в разговорах, он всегда пытался следовать за правдой, отчего иногда замечал искривлённое от его резких замечаний лицо Фани.

"Друг!" – зашелестели деревья, и Илья отпрянул от ближайших стволов, почувствовав, как они захотели приблизиться к этой тени и утешить её, обнять, обогреть, оберечь.

"Никаких тёмных друзей я не знаю. Что это за друг такой, который не разговаривает и пытается сбежать при первом сближении?" – Илья стал заводиться.

"Не стоит горячиться." – тень начала тускнеть, местами в её идеальной тёмной материи появлялись проплешины. Что-то было не так. Илья чувствовал лёгкую нарастающую панику. Но не свою, а чужую – Тени, которая тем временем продолжила: "Не желаю зла. Пришёл предупредить. Надо торопиться. Мало сил. Долго не протяну один."

Слова были отрывистыми и краткими, словно говорившему тяжело сосредоточиться на полноценных репликах, от которых, признаться, было бы больше толку, чем от обрывков. Но, несмотря на скупость и туманность фраз, оборотень осознавал, что стоит прислушаться и запомнить всё изречённое неизвестным существом.

"Нет-нет, подожди, всё хорошо, не стоит так быстро уходить. Давай же, я хочу тебя выслушать", – Илья спохватился, пытаясь успокоиться и настроиться на дружелюбный лад, но это было сложно после изматывающей гонки среди деревьев.

"Отыщите клинок. Появится шанс", – на последнем слове Тень растаяла полностью.

Фаня только приоткрыла дверь, собираясь выйти на крыльцо, как заметила выскочившего на опушку Илью. Он торопился, запыхался – что странно – и был очень бледным и измотанным. Лицо ведьмы стало жёстким и осунувшимся, словно она, ещё не выслушав, уловила плохие вести.

– Заходи в дом. Случилось что-то серьёзное, – проговорил Илья, подталкивая девушку к двери.

После рассказа об увиденном, Илья поднял взгляд на Фаню, сидевшую напротив него, такую недосягаемую и далёкую – как и Тень этой ночью. Девушка бездумно теребила кончик косы, полностью уйдя в свои мысли. Сейчас нельзя было её тревожить. У Хранительницы была такая черта: когда необходимо было сложить некоторые детали и придумать объяснение той или иной ситуации, она словно бы уходила в себя, где раскладывала полученные данные по полочкам. В этот момент никто не смог бы ей помешать.

Но в этот раз она быстро очнулась.

– Тебе повезло, ты встретился с Лесом, – прошептала она.

– Конечно, я же и был в лесу, как я мог с ним не встретиться, – Илья не понял самого простого в этой истории. – Но что это за тень была?

– Лес наконец смог позвать нас на помощь. Он слаб и не может пробиться на защищённую поляну, где мы живём, а я нахожусь на ней практически всё время, вот и не слышу его зова. Если ему сложно просто меня позвать, то он слишком ослаб, у него, наверное, еле хватило сил превратиться в тень и предупредить тебя. Да и то ты ему немного помог, подобравшись к живой воде – там он чуть-чуть напитался исходящей от неё дымкой, вспомнив, что по всей его территории течёт Река и что он может пользоваться ею в любой момент. Видимо, у него что-то происходит с памятью. Он забывает себя. И это очень плохо, тварь с каждым днём становится сильнее и убивает его. Нужно торопиться.

На последних словах Фаня подскочила и побежала будить Ваньку.

– Мне не нравится ваш распорядок дня. Всё начинается очень рано, у меня не получается тут выспаться, хотя говорят, что на свежем воздухе отдыхается лучше, – ворчал Ванька, пока находился в умывальне. Рядом с ним в очереди стоял Илья. Фаня накрывала пока на стол. Они ещё ничего не рассказали Ваньке, решив, что ему надо вначале как следует проснуться, а то опять окажется, что он ничего не слышал.

Фаня резкими движениями расставляла на столе тарелки. В самый центр она опустила пузатый кувшин с ароматной настройкой, рядом так же нервно поставила чугун с кашей, но когда она пыталась донести тарелки с разложенными соленьями, то не удержала и уронила их.

Ванька и Илья застали Фаню сидящей на полу. Она смотрела отсутствующим взглядом на рассыпанные солёные огурцы и словно не могла понять, что ей с ними делать дальше. Парни аккуратно подошли к ней и за локти осторожно подняли с пола, так же аккуратно усадив её на табурет. Ванька остался рядом с девушкой, Илья принялся убирать с пола.

– Что случилось? – спросил Ванька, нежно и бережно убирая со лба Фани выбившиеся из-под платка пряди. Она перевела взгляд на Ваньку, и у него внутри всё оборвалось от промелькнувшей в её глазах безнадёги, которую, казалось, никто не сможет оттуда изгнать.

– Всё пропало. Такого никогда не случалось. Меня запомнят, как беспомощную и неспособную ведьму, во время служения которой был истреблён лес и всё живое. Конечно, если кто-то из людей останется в живых, потому что если нет, то и мучиться сейчас нет смысла: никто о случившемся и не вспомнит, – Фаня тихо и обречённо всхлипнула и привалилась к Ванькиному плечу. – Времени у нас нет. Может на следующей неделе, может, и завтра, а может, и вообще сегодня настанет самый чёрный день в жизни Леса, после чего у нас не будет ни дома, – Фаня чуть помолчала, непроизвольно нагнетая, – ни жизни.

Первые секунды Ваньке казалось, что Фаня сейчас будет давить на жалость. Но он совершенно не знал свою маму. Ведьма действительно сокрушалась по поводу того, что пока что не может помочь Лесу. Вот и сейчас они уютно сидели в безопасном месте и собирались завтракать, а в это время корни дуба поедала змея, не знающая у́стали. Именно это и тревожило Хранительницу, делало беспомощной и просто не давало нормально делать свою работу.

Теперь же Ванька заметил: Фаня сильно страдает. И спасти её от этого в данный момент может только он, потому что они бессильны без оружия.

– Сегодня вечером вы с Ильёй отправитесь к Сва́ре. К утру будете у него, и ты сможешь пообщаться со своим старым наставником. Мне же стоит ещё раз пройтись по лесу и проверить, изменилось ли там что-нибудь, – закончила Фаня с тяжёлым вздохом.

Щёки её ещё были мокры от прошедших слёз, но она, как смогла, твёрдо поднялась и уверенно подошла к печи, продолжая недавно начатое.

Ванька нахмурился, но согласно кивнул. Дорога и беседа с опытным кузнецом займёт около четырёх дней. В лучшем случае четыре дня они потеряют в погоне за Ванькиной решительностью. Возможно, он уже давно перебрался на новое месть, обзавёлся семьёй и перестал заниматься кузнечным ремеслом. Если так, то сверху можно было спокойно накидывать потерянную неделю. И что тогда? Как Ваньке после этого начать работать?

Илья чуть скривился, но тоже согласно кивнул. Он не подписывался подрабатывать ездовой лошадкой, но понимал, что только в таком виде от него будет наибольшая польза. Ваньку необходимо вдохновить и направить его изобретательную энергию в нужное русло. И только Илья мог сейчас помочь со скорым разрешением этой проблемы.

Вот уже несколько часов, как Фаня отправилась в лес. К её возвращению Ванька и Илья уже должны быть в пути. Илья готов был выехать сразу после ухода ведьмы, но Ванька отчего-то медлил: его всё больше охватывали сомнения.

Честное слово, Ванька желал им помочь всеми силами, но какая же это мука – чувствовать неуверенность и отчаяние от того, что неизвестно, с чего стоит начать и во что это может вылиться. Конечно, Ванька хотел попасть к Сва́ре: он единственный, кто мог подбодрить мальца и сказать, что тот обязательно сможет создать что-то путное и полезное. Фаня и Илья тоже могли заявить подобное, но это было не то. Ванька их практически не знал, в то время как с кузнецом он прожил хоть недолгое, но очень важное время. Однако, это было давно.

Во время обучения Ванька чувствовал какую-то связь со Сва́рой. Он ощущал, что тот желает ему добра и безоговорочно верит в него, поэтому мальчик и рвался хоть к одному человеку, которого он знал чуть дольше, чем несколько дней. Конечно, идеально было бы наведаться к отцу, но не стоило его тормошить раньше времени и бередить его душу. Ведь ещё даже не было известно, вернётся ли Ванька вообще. Хоть он и желал попасть обратно в родную деревню.

Ваньке казалось, что в его обязанности будет входить создание меча и дальнейшее не мельтешение под ногами, чтобы другие смогли сделать, так сказать, чёрную работу. Но как ни крути, Ваньке предстоит выковать меч, являющий собственную силу вкупе с силой создателя – Ваньки. Да, силы этой хоть было и немного, но всё же лучше, чем ничего. Именно поэтому парень волновался по поводу просьбы. Кроме того, он прекрасно понимал: ему не хватит совести отсидеться в безопасном месте, пока другие будут пытаться совладать с проклятием, и он пожелает оказывать помощь и дальше.

– Знаешь, когда я только попал сюда, то долго не мог понять, для чего был направлен на эту поляну, – Илья подошёл совершенно беззвучно, отчего Ванька дёрнулся. – Но потом появилась твоя мама, такая хрупкая и нежная, словно и не созданная для того дела, куда её призвали. Потом она и тебя родила, и стало совсем непонятно, что она тут делает, ведь ей было суждено создавать собственную семью и заботиться о родных. Когда же Мóра сказала, что тебя, такого маленького и беззащитного, сидевшего у меня на руках словно крохотный вёрткий камушек, надо отдать отцу, меня поразило это решение, и даже захотелось начать перечить старой ведьме…

Илья слегка усмехнулся, вспомнив тот момент, когда он только попытался открыть рот, как старуха его стукнула посохом по грудине и велела не лезть не в своё дело.

– Но со временем я понял, что Мóра сделала это ради того ребёнка, который в будущем должен был вырасти самостоятельным, способным и значимым человеком. Этого бы не случилось без того жёсткого решения, снящегося мне иногда в кошмарных снах. Мóра вынесла тяжёлый, но справедливый приговор. И Фаня молодец – хоть и не мне её судить, – что согласилась с ним, иначе сейчас мы были бы бессильны противостоять злу.

Ванька молчал. Он и сам допускал подобные мысли, но одно дело встречать их в своей голове, и совсем другое, когда твои идеи озвучивают сторонние люди, хоть и не родные, но всё равно о тебе заботящиеся. Мальчик слушал и осознавал, что и он, и Илья правы. Но больше всех была права Мóра, отослав маленького ребёнка, за которым должна была присматривать мать, к человеку, ставшему для него самым родным и близким.

Паренёк помнил, как отец позволил учится у кузнеца, лишь только Ванька изъявил хоть мало-мальское желание. Ни в чём ему не отказывал, но и не цацкался, был и суров, и нежен одновременно. Именно эта обстановка помогла мальчику стать тем, с кем сейчас Илья сидел рядом. И Ванька радовался тому, что он остаётся собой, несмотря ни на что.

– Ты прав, – тяжело вздохнул Ванька. – И всё это я знаю и понимаю. Но меня вводит в замешательство предчувствие, что мне не надо никуда ехать. Теперь я вижу, что времени у нас очень мало, и осознаю, что если мы сейчас отправимся к Сва́ре, то потеряем несколько дней, а то и неделю, но судя по тому, что происходит в лесу, это катастрофически много. Фаня сказал, что змея добралась до корней. Корни едятся очень быстро, людям ли не знать этого. Поэтому-то и времени у нас в обрез. Но мне не хватает уверенности и… храбрости признать, что я что-то могу сделать без помощи взрослых.

– Но мы же тебе будем помогать. Конечно, ты не будешь всё делать в одиночку, – всполошился Илья.

– И как вы будете мне помогать? – недоверчиво уточнил Ванька.

– Например, я знаю, что в лесу, недалеко от нашей поляны, есть рудные горы. Тебе же надо откуда-то взять сырьё, – начал перечислять Илья, а Ванька помрачнел: о предстоящей работе он ещё настолько глубоко не задумывался. – Фаня, конечно же, знает усиливающие, оберегающие и прочие заговоры, которые она могла бы написать на мече для его усиления. Ты же обладаешь самым главным: внутренней силой и способностью изобретать. Думаю, что этот меч получится обоюдным. Он будет нашим общим детищем.

Илья закончил свою речь так благоговейно, словно эта идея ему пришла только что. И действительно, оборотень ещё не смотрел на подобное дело как на общее начинание. И ему нравилось то, что в итоге у них выйдет нечто цельное.

Воцарилось лёгкое, приятное молчание.

– Слушай, извини, конечно, за неуместный вопрос, но как ты лишился глаза? – Ваньке было неуютно это спрашивать, но вот уже на протяжении многих дней его так и подмывало узнать, что стряслось с глазом парня.

Илья усмехнулся. Его собеседники часто действовали одинаково: вначале они делают вид, что всё вполне нормально, что никаких изъянов в парне нет, но, выждав время и найдя удобный момент, обязательно обрушивались на него с этим вопросом, стараясь узнать подробности, будто бы, чтобы самим не попасть в подобную передрягу.

– Да ничего особенного. Просто буквально через пару дней после моего рождения на меня напала ядовитая змея, пытаясь меня сожрать. Она куснула за голову, попав ядом в глаз, я же успел перекинуться в вепря и затоптать её. Горячая кровь оборотня вывела яд из организма, не дав мне окочуриться. Но вот с глазом пришлось расстаться, – Илья, печально улыбаясь, поправил чёрную повязку.

Ванька, затаив дыхание, выискивал малейшие признаки страха на лице собеседника, но никак не находил таковых.

– Теперь, конечно, у меня в сердце поселился некоторый необоснованный страх перед этими противными, жуткими гадами. Как подобных тварей боги вообще могли придумать, ума не приложу, – Илья поднялся с пня, раздраженно отряхиваясь.

Молодой человек уже собрался вернуться в дом и, в случае чего, ожидать призыва отправиться в путь, но его остановил очередной вопрос:

– Но там же в лесу нас поджидает огромная, очень злая и ядовитая змея. Как же ты к ней отправишься? – мальчик действительно переживал за чувства своего похитителя.

– Придётся поглубже запрятать свою трусость, собраться с духом и постараться не подвести близких мне людей.

Фаня вышла на крыльцо. Молодой месяц лениво плыл по небосводу, неярко освещая окрестности. Звёзды блистали, словно в самую морозную ночь, но ведьма не чувствовала холода. Наоборот, её обуял жар мук совести, разгорающейся всё больше и больше с того момента, как Ванька очутился на поляне.

После того, как Хранительница вернулась из леса и встретила на пороге мирно разговаривающих, ещё не отправившихся к кузнецу, парней, девушка почувствовала жуткое раздражение и злость: как можно быть такими безответственными, ведь в их помощи нуждается уже беззащитное существо! Но потом на Фаню накатил стыд за подобные мысли, ведь должна быть причина, почему они решили не выдвигаться в дорогу так скоро. И вот, узнав, что Ванька решился самостоятельно создать оружие, девушка всей душой оценила его храбрость и самоотдачу.

Со стороны дома послышались шорохи, и через пару мгновений возле Фани появился Илья.

– Ответственный помощник нам попался, – он махнул головой в сторону двери, откусывая прихваченную с собой сушку.

– И главное способный, – мягко добавила Фаня. – Уверена, у него всё получится.

– Верю, или иначе нам всем несдобровать, – закончил Илья.

– Он справится, – с нажимом одёрнула его ведьма.

– Мальчик сильный и стойкий. Если ты в него веришь, то и я тоже. Как-никак он – твой сын, – ответил Илья.

– Да уж, – горько усмехнулась Фаня. – Сын, которого я не видела всё это время. И забрала из родного дома только для того, чтобы он сделал оружие и, вероятно, отправился вместе со мной на верную смерть. Хороша мать, ты не находишь?

Фане было тяжело смириться с принятым шестнадцать лет назад решением. Но необходимо было двигаться дальше. Она лишь надеялась, что Ванька когда-нибудь её простит. Но себя она прощать не желала. Просто ведьма не хотела лишать себя мысли, что она хоть чем-то похожа, имея право ошибиться, на обычного человека. Но наступало время, когда любая оплошность могла стоить жизни. Вот и приходилось брать себя в руки и не выказывать слабостей, иначе ими кто-нибудь мог воспользоваться.

– Не надо убиваться. Ванька смышлёный парень, он всё понимает, – стал успокаивать девушку Илья. – Просто ему пока тяжело смириться с тем, что его мама – лесная ведьма, и что она по собственной воле решила уйти от людей и служить Лесу.

Фаня усмехнулась. Да, такую новость Ваньке было тяжело принять. Но уразуметь, как можно было оставить ребёнка по доброй воле матери, в сто крат сложнее. С этим точно невозможно поспорить.

– Ты должна с ним поговорить, – участливый взгляд Ильи пытался поймать Фанины глаза, но безуспешно, она снова начала опускать свой взор в землю.

– Знаю, но это непросто, – оправдывалась ведьма.

– Конечно, а кто сказал, что будет легко? Но мы не должны идти туда, – Илья неопределённо махнул рукой в сторону леса, – не выяснив отношения. Пойми, что там мы будем уязвимы, там нам понадобится всё наше взаимопонимание, на которое мы будем способны, а без объяснений и разъяснений у нас его не будет.

Фаня тяжело вздохнула. Она знала, что Илья говорит правду, но голосом разума обычно была она. С приходом же Ваньки всё поменялось. Девушка всё время мялась и была не уверена в своих мыслях и действиях, она боялась обидеть дорогого ей человека, поэтому-то и приходилось думать и разбирать чувства по косточкам больше обычного. Но Илья говорил дело, и Фаня волей-неволей прислушивалась к его словам, признавая их истинность.

– Ты прав, – выдохнула Фаня. – Мне надо с ним поговорить, и как можно скорее.

Илья отправился спать. Фаня и Ванька решили последовать его примеру. Мальчик помог Фане немного прибраться и, пожелав ей доброй ночи, ушёл в свою комнату.

Ванька уже готов был раздеться и залезть на пухлую перину, когда в его дверь слабо постучали. Фаня заглянула в комнату.

– Можно с тобой поговорить? – застенчиво осведомилась девушка.

– Конечно, – спохватился мальчик, снова накидывая на кровать покрывало, чтобы Фаня могла присесть.

Ведьма опустилась на лежанку, Ванька же примостился на табурет возле неё. Он даже не подозревал, о чём она хотела говорить с ним, но думал, это будет что-то важное – по поводу Леса или того, что им предстоит сделать.

– Послушай, Ваня, – начала тихо и очень неуверенно Фаня. – Мне хотелось бы у тебя попросить прощения.

Ванька опешил. Такого разговора он не ожидал, да и, признаться, немного не понимал, за что его мама собирается просить прощения. Его слегка округлившиеся глаза смотрели на ещё молодую девушку, сильную и способную лесную ведьму, которая могла постоять за себя и за лес, и которая на самом деле была стойкой, независимой женщиной. Но после того как сын вернулся ей помочь, она чувствовала некоторую скованность в его присутствии, так как она неизменно мыслями возвращалась в то время, когда была молодой девочкой, от которой требовали важных решений.

– Мне просто необходимо с тобой поговорить на эту тему, потому что я чувствую вину от того, что оставила тебя. Почти бросила. Понимаю, что тебе тяжело было расти без женских рук, которые направляли бы тебя… – Фаня тяжело вздохнула. – Но если бы ты остался со мной, то нам сложнее было бы сейчас справляться с бедою. Знаешь, Мóре было видение того, что ты должен расти с отцом, и, узнав от неё эту новость, первым мои желанием было придушить старую ведьму за то, что она даже подумать смогла, что я соглашусь отдать своего ребёнка, хоть и родному отцу. Но в глубине души я чувствовала, что иного выхода у нас просто нет. Иногда стоит действовать согласно предписанному на полотне мироздания.

Ванька всё продолжал смотреть на Фаню, до сих пор ещё не совсем понимая, что она хотела сказать. Мальчик уже давно смирился с тем фактом, что он рос с отцом. Да, иногда им было тяжело и очень сильно чувствовалось отсутствие женщины в доме, но они справлялись, они научились с этим жить. Первое время над Ванькой даже посмеивались, но после того, как узнавали мальчика поближе, все колкости прекращались, и он становился душой компании. У него не было проблем с родителем. В их, хоть и неполной семье, было взаимопонимание, а отец никогда не отзывался о матери плохим словом. Он упоминал её с любовью и с таким теплом, что Ванька догадывался: отец до сих пор любил маму, и от этого мальчик и сам её любил. Единственное, что Ваньке не рассказывалось – это где она и почему сейчас не с ними. После подобных вопросов Хóтен всегда находил какое-нибудь дело, отвлекая мальчика.

Но чтобы он чувствовал обиду? Такого никогда не происходило. Было только лёгкое недоумение, да и то от Ванькиного незнания. Но теперь-то он видел правду и в какой-то мере даже был согласен с Фаней. Согласен с тем, что она отдала его отцу. Что бы там не говорили, а парню всё же лучше расти в мужском обществе.

– Мне хотелось, чтобы у нас всё получилось правильно. Для светлого будущего можно обойтись и без жертв, но не в этот раз. У меня была надежда на твою счастливую жизнь без магических вещей, в людском обществе, какого я была лишена, – Фаня пыталась подобрать нужные слова, но, как назло, могла только оправдываться, выглядев при этом жалко. Ей самой было стыдно за себя, за то, что она сделала и что ей приходится объясняться сейчас. А Ванька всё сидел молча, непонимающе и с лёгким сомнением глядя на неё. От этого Фане становилось всё гóрше. В конце концов её речь перешла в тихий шёпот, совсем сойдя на нет.

Настало неловкое молчание. Фаня думала, что Ванька не понимает и не принимает её извинений. Ванька же думал, как бы объяснить маме, что не держит на неё зла.

– Фаня… – Ванька вздохнул поглубже и продолжил. – Мама, послушай, я не в обиде на тебя за то, что ты меня оставила отцу. Мне с ним жилось очень даже хорошо, но не надо себя корить за содеянное. Понимаю, что тебе пришлось. Всё то время, что я здесь нахожусь, мне кажется, что этот мир не для меня. Если бы я вырос на поляне, то, возможно, думал бы иначе, но что сделано, то сделано. Не надо хотеть изменить уже случившееся, обычно из этого ничего путного не выходит. Все эти "если бы да кабы" никогда не приводят к здравому взгляду на произошедшее, и без них я знаю, что ты сделала этот выбор не из-за того, что меня не любила, а как раз наоборот. Единственное, мне не по нутру, что ты избрала путь лесной ведьм-Хранительницы, но это только твой выбор, и я понимаю, как он – Лес – теперь дорог тебе, – Ванька говорил как разумный взрослый человек, переживший закаляющие характер моменты. Фаня слушала сына, затаив дыхание, потому что её мальчик говорил правду, которая из его уст была слаще мёда.

Фаня с тёплой улыбкой посмотрела на своего повзрослевшего сына:

– Спасибо за твои добрые и целительные слова, – девушка поднялась и, подойдя к мальчику, поцеловала его в лоб. – Вот тебе моё благословение и защита.

Она ещё раз тепло посмотрела на него и вышла из комнаты.

Ранее утро не заставило себя долго ждать. Фаня вышла на улицу и слегка содрогнулась – нынче ещё больше похолодало. Плохое предзнаменование, тем более, если учесть, что через пару дней должны начаться апрельские капели.

Хранительница вышла немного осмотреться и пройтись по лесу, что её всегда успокаивало. Девушка могла беспрепятственно рассуждать и в присутствии других людей, но, конечно, в одиночестве было намного лучшее. Особенно, если одиночество проходило как раз в лесу.

Этим утром долго прохлаждаться было нельзя. Предстояло вернуться к завтраку, чтобы решить, как быть дальше. И для начала следовало накрыть на стол, чтобы парни могли спокойно поесть, а не рыскать по всему дому в поисках перекуса.

Фаня не могла представить, как бы она жила одна на поляне почти целый век. Это же с ума можно сойти! Не удивительно, что за время своего существования Чернава умудрилась накликать беду на Лес. Правда, странно, что она до сих пор находилась в добром здравии и как у неё вообще получилось стать ведьмой – этого ей старая ведьма рассказать не успела, – но Фаню подобные вопросы уже мало интересовали, так как, по плану, в ближайшее время беда должна была отступить.

Илья уже проснулся. Он до сих пор спал дома, так как природа никак не желала пробуждаться и давать естественный приют живым существам. Ванька дремал – было слышно, как он ворочается в кровати от каждого шороха, производимого Ильёй. По дому оборотень ходил, словно медведь, и Фаня всё удивлялась: почему, когда он пытался к кому-нибудь подобраться, – его не слышно и не видно; но стоило ему расслабиться, то топать он начинал так, что тарелки на столе гремели.

Фаня кивнула Илье. Он ответил тем же, приложив руку к сердцу, как бы говоря: "И тебе желаю удачного дня". И когда они уже начали выставлять на стол тарелки, из комнаты вылетел перепуганный Ванька.

– Не сочтите за трусость, – мальчик говорил шёпотом, отчего его испуг выглядел менее наигранным, – но у меня там в комнате творится что-то странное.

– Что именно? – уточнила Фаня, вытирая руки о передник и направляясь в сторону Ванькиной комнаты. Илья же лишь слегка усмехнулся и продолжил накрывать на стол, словно не веря, что в доме может случиться что-то таинственное.

– Там, – махнул в сторону комнаты Ванька, – появилась дверь, которой раньше не было.

Фаня обернулась и посмотрела на Илью, замершего на полпути с кувшином молока в руках. Им обоим стало интересно, что же в этот раз им вручит дом, но одновременно и боязно: мало ли поднесение окажется настолько необычным, что они не смогут разобраться, а неизвестности им в данным момент были не так уж и нужны.

Все трое зашли в Ванькину комнату. Она совершенно ничем не отличалась от остальных покоев, лишь обставлена была немного по-другому. Но теперь в одной из стен появилась дверь, вполне обычная и очень похожая на ту, через которую они только что вошли.

– Понимаете, я бы даже, наверное, её и не заметил, даже несмотря на то, что она похожа на выходную дверь. Но… – Ванька запнулся, ему стало чуточку жутковато. Немного не уверенный в том, что именно собирается сказать, всё равно продолжил. – За ней раздаются еле слышные шорохи и, как бы дико это не звучало, мне кажется, она меня зовёт. Находящееся за этой дверью помещение ждёт меня, и от понимания этого мне становится как-то неуютно.

Они дружно замерли и прислушались к двери, за которой ничего не происходило. Ванька, с вытаращенными глазами, стоял в замешательстве: ни единого звука не слышалось с той стороны. Но мальчик точно был уверен, что до пробуждения уловил приглашающий мотив.

– Сейчас ничего не различить? – уточнил Илья.

Ванька отрицательно покачал головой.

– Может быть, помещение уже поняло, что мы собираемся к нему наведаться, вот и перестало зазывать? – неуверенно предположила Фаня. – Ведь его здесь разместил дом, ничего плохого не желающего своим жителям. Более того, изба помогает и скрашивает одиночество обитателям, предваряя их потребности. Поэтому, думаю, нам не стоит опасаться.

Фаня протянула руку к двери, собираясь её открыть, но дружный окрик "стой" Ильи и Ваньки остановил её. Ведьма вопросительно подняла светлые брови:

– Ребята, я – ведьма. Кудесница, Хранительница – называйте, как хотите. Живу в этом доме хоть и недолго, но знаю: на этой территории, и уж тем более в этом помещении, со мной ничего не случится. Вообще, умом я это понимаю, но просто для меня это тоже весьма необычно. За прожитое здесь время мне не приходилось видеть своими глазами, как за одну ночь появляется ещё комната. Вот мне и интересно, что же там, – закончила Фаня, но больше попыток открыть дверь предпринять не успела, потому что Ванька легонько отодвинул её в сторонку.

– Даже если ты веришь, что ни с тобой, ни с кем-то из нас ничего не случится по ту сторону двери, то всё равно не тебе входить туда первой. Она приглашала меня – вы же никаких звуков не слышали. Она и появилась-то непосредственно в этой комнате, словно только меня и хотела видеть, – закончил пылким шёпотом Ванька.

– Согласен, – поддакнул Илья и хлопнул мальчика по спине в знак поддержки. Нахмурившийся Ванька решил промолчать.

– Ну ладно, это веский довод, – согласилась Фаня, растеряно посмотрев на Илью.

Ванька глубоко вздохнул, набираясь решимости. Вообще, ничего страшного в двери не было. Но то, что до этого за ней раздавались шорохи и шепотки, немного выбивало паренька из колеи. Оттого Ванька и опасался окунаться в неизвестность, но чтобы перестать бояться, стоило, наконец, разобраться в происходящем.

Распахнув дверь, Ванька уставился в угольно-чёрный проём. Спустя пару мгновений стала проступать тёмная комната с неясными очертаниями какой-то невероятной, загадочной, отчего-то знакомой, мебели; прямоугольнички окон, закрытые ставнями, выделялись где-то в глубине помещения; присмотревшись, на противоположной стороне комнаты можно было разобрать ещё одну дверь – следовательно, с другой стороны дома также появилась дверка, над которой позже Фаня развесит дополнительные охраняющие травы.

Когда же они готовы были отправиться за лучиной, чтобы как следует рассмотреть комнату, печи, находящиеся в ней, разгорелись жарче и сильней, дабы гостям было не так темно. И тут Ванька приметил отличие этой комнаты от основных – перед мальчиком, во всей своей красе, предстала ку́зница.

Ванька, еле переставляя ноги, прошёл в глубину комнаты и, пораженный, остановился в центре. Он не мог поверить глазам, что за такой непримечательной дверью успело возникнуть такое сокровище. Но теперь мальчик хотя бы понял, отчего именно в его комнате появился ход и почему его приглашали заглянуть сюда.

– Неплохое помещение, – одобрительно высказался Илья из-за Ванькиной спины, – а главное – необходимое. И как это мы раньше не догадались, что без подобной комнаты у нас ничего не получится.

– Говорила же вам: не стоит так опасаться дома, хоть и волшебного. Он же помочь пытается, – добавила Фаня, с гордостью похлопав по ближайшему предмету, которым оказалась небольшая наковальня.

– Неплохое? – гулко отозвался Ванька. – Да оно просто невероятное! Здесь же есть всё, что требуется для кузнечного дела! Если честно, я опасался, что нам втроём придётся выстраивать подобное помещение, но чтобы оно появилось за ночь и было оснащено всем, что только надо… Вот, посмотрите, – Ванька поспешно подошёл к одному из столов, – да тут молотов более семи видов, разнообразные клещи, бочки разных размеров. Но самое ценное в этой комнате – печи. Смотрите: кричная печь, кузнечный горн, обычная печь – это же просто кладезь волшебства, а не комната.

– Ну вот, а ты говорила, что ему тяжело будет работать, – Илья кивнул головой на Ваньку, снующего по всей ку́зне, рассматривая каждый предмет.

– Просто забыла, что у нас есть союзник, – мягко улыбнулась Фаня в ответ, обводя помещение тёплым взглядом.

Чтобы начать работать над мечом, Ваньке и Илье необходимо было отправиться в ближайшие горы за рудой, дабы впоследствии сделать железо и затем сталь. Для этой требующей физической силы части работы уже имелись необходимые инструменты в ку́знице.

Ближе к обеду они выдвинулись в сторону соседних гор. Парни молча направились на северо-запад, стараясь скоро выйти с защищённой территории, чтобы Илья мог перекинуться и уже дальше повезти Ваньку на себе.

Раньше Илья мог бы заболтать и мёртвого, но после Ванькиного появления он не решался много говорить. Молодому человеку было неуютно от иногда пристально-оценивающего взгляда мальчика, словно тот прикидывал, что не так с собеседником. Илья же считал, что с ним всё в порядке, но лишнего слова в его присутствии старался не ронять.

Ванька же, после того как попал на зачарованную поляну, стал чаще уходить в себя, вспоминая прошлое и размышляя над тем, что творится вокруг него в последние дни. Вот и сейчас, юный кузнец разбирал в голове воспоминания, вместо того чтобы интересоваться чем-нибудь у Ильи.

Но вот они вышли за невидимую волшебную границу. Отходя за дерево, Илья махнул Ваньке рукой, чтобы тот подождал. Оборотень скинул одежду и запрятал её в дупло, уже давно облюбованное для этого дела.

Вначале дерево полностью скрывало Илью-человека, но по мере того как он разрастался, превращаясь в вепря, его тело – точнее, туша – всё больше и больше показывалось из укрытия. И вот, наконец, с той стороны, куда до этого ушёл молодой человек, показался огромный вепрь, который совсем недавно нёс Ваньку в этот неизвестный лес.

Ванька про себя предположил, что с того времени зверь здорово вымахал, и оказался прав: Илья до сих пор рос, и даже нынешний его размер был не пределом.

Вепрь помог забраться Ваньке к себе на холку и припустился в сторону гор.

Илья в теле животного двигался очень быстро и искусно. Он с такой лёгкостью обходил препятствия, что через пару минут пути Ванька даже перестал бояться столкновения с деревьями и решился приоткрыть глаза.

Гора оказалась не такой большой, какой она виделась издалека. Насколько было известно Илье, ходы пронизывали её практически насквозь. Перекинувшись обратно в человека и накинув заготовленную рубаху, Илья напутствовал Ваньку двигаться осторожно и повёл его к ближайшему входу.

Руду они нашли довольно быстро. И, свалив её в заранее приготовленные мешки, погрузили их в связанные между собой корзины, чтобы потом их повесить на спину вепря.

По их ощущениям, времени на всё это ушло немного, но когда они вернулись, была глубокая ночь, от которой им пришлось спасаться вынесенной Фаней лучиной.

– Удачно вы сходили, – сказала Фаня, увидев набитые корзины. – Ванька, как думаешь, когда ты сможешь начать?

– Думаю… – протянул мальчик, понимая, что девушка беспокоится о том, успеют ли они вовремя. Ванька чуть замялся, догадываясь, что и Фаня, и Илья желают поскорей начать создавать оружие. Конечно, он устал, пока они копались в поисках руды в чёрных коридорах, но ради Фани, ради её спокойствия, паренёк был готов приступить хоть сейчас. – Думаю, что за первую часть я могу взяться уже этой ночью. Вероятно, к утру будет готова крица.

Не подозревая, что это такое, Фаня смекнула: Ванька старается не отставать от времени, неумолимо бегущего и убивающего Лес. Ведьма была ему благодарна за эту жертву, видя, что мальчик её уже устал. Но им действительно не стоило откладывать работу в долгий ящик.

Донеся корзины и поставив их в ку́знице, Илья, в который раз, отправился на разведку. Фаня же, искренне улыбнувшись Ваньке, пошла готовить ему дающий силы отвар, чтобы работа спорилась.

Когда Фаня вернулась в жаркую ку́зню, Ванька уже вовсю засыпа́л уголь вперемешку с рудой в кричную печь.

– Возьми, это поможет тебе сосредоточиться и совладать с делом до конца, – Хранительница подала ему кружку с чуть дымящейся жидкостью.

Ванька взял чашу и залпом выпил отвар. Он был горяч, но, несмотря на это, от проглоченной жидкости внутри ничего не обожглось. Практически сразу мальчик почувствовал прилив сил и энергии. Ему показалось, что он готов хоть горы свернуть. Поэтому, благодарно кивнув Фане, он отправился обратно к печи, чтобы скорей продолжить начатое, пока сила не ушла.

Фаня же, посмотрев ещё немного на своего единственного и уже такого взрослого сына, украдкой вытерла выступившую слезу и вышла из комнаты.

Меч получился у Ваньки сразу же. Он даже не ожидал от себя, что справится с этим делом так быстро и хорошо. Неужели он, тот, кто учился у кузнеца всего-навсего пару месяцев в почти шестилетнем возрасте, смог сотворить такое чудо? Вероятно, ему помогали какие-то волшебные, вышние силы, но он чувствовал, что это всё же только его заслуга, его дар. Конечно, его мама и Илья считали это спасительным талантом, ведь этим мечом им суждено было сокрушить зло, поселившееся в самом сердце леса.

Оружие выглядело необыкновенно. Сторонние люди с первого взгляда распознали бы мощь и силу, таящиеся в клинке. Может случиться, что в будущем за право обладать им будут вестись бесконечные споры и распри. Однако владеть мечом может лишь тот, кого он выберет сам. И больше никто.

Во время работы над орудием Ванька стал осознавать, что у него действительно выходит меч-кладенец. И подобное осознание накатывало важностью возложенной на него роли. Чувствуя, что из-под его молота выходит не одно из тех приспособлений, которое можно найти на каждом городском рынке, Ванька предугадывал, что во время битвы их ненаглядное оружие канет в ничто, с той лишь целью, чтобы потом снова быть найденным уже другой нуждающейся душой.

Весь меч делался из цельного куска стали: без каких-либо огрехов и швов – для большей прочности и цельности. Сплав Ванька формировал вместе с Ильёй. Мальчику нужна была помощь опытного лесного жителя, чтобы тот показал, где находится тот или иной необходимый элемент. Потом же пришлось просить помощи во время заполнения формы, так как поднять тяжеленный чан с обжигающей расплавленной, норовящей выплеснуться, смесью, было выше сил юного мастера.

Ванька специально сделал меч необычной формы. Он выглядел странно, но мальчику пришёлся по душе возникший по наитию вид. Слишком прямые, ровные клинки смотрелись так скучно и монотонно, что Ванька не удержался и создал свой меч-кладенец в виде лёгкой неспокойной волны. Лезвие его походило на извилистую прядь волос, которые распускала из косы его мама после тяжёлого дня.

Конечно, форма – не единственное, что бросалось в глаза. При ближайшем рассмотрении лезвия можно было приметить таинственные символы, невидимо заполняющие оба ребра. Это был усиливающий защиту на древнем языке заговор, который передала ему Фаня. Секрет магических слов ведьма решила умолчать, считая, что тем самым нарушит единство.

Рукоять Ванька сделал из рога белого оленя, того самого, преподнесённого в дар другой ведьмой. Подарок был ещё свеж, полон сил и энергии самого оленя, и в данный момент он передавал мечу свою основную мощь, которая задержится в нём до той поры, пока в его услугах будет хоть кто-нибудь нуждаться.

Буквенные узоры были искусно вырезаны и на роге, но над ними работала уже сама Фаня. Умело орудуя маленьким ножичком, словно и раньше занималась подобной работой, ведьма-кудесница аккуратно и твёрдо выводила заветные, внушающие уверенность знаки. Ванька скептически относился к заговорам, но не перечил и позволял украшать их создание в угоду взрослым.

Местами рукоять перевязали кожей Змея Горыныча, которую Фаня хранила ещё со времён первой Лесной ведьмы. Эта мерцающая, отдающая прелым, подстать цвету, душком кожа передавалась из поколения в поколение словами наставления: "Хранить, использовав только в самом крайнем случае". Фаня не подозревала, что за такой крайний случай, но надеялась, что час для кожи настал, и отдала её Ваньке без зазрения совести.

Ванька с трудом поверил в истинность кожи, так как, по его мнению, Змея Горыныча никогда не существовало. Ходили, конечно, легенды и сказки, но никто из ныне живущих не видел воочию ни следов, ни самого настоящего Горыныча. Однако, взяв кожу в руки, мальчик почувствовал приятное тепло, нашептывающее, обещающая защиту. Когда же Ванька приблизил к лицу кожаную ленту, дабы рассмотреть её поближе, то заметил на ней плотные чешуйки, так близко пристроившиеся друг к другу, что их сложно было рассмотреть невооружённым глазом. В естественном освещении чешуйки переливались разнообразным свечением, подчиняясь какому-то своему указу, и в эти радужные моменты кожа издавала незнакомую, чужеродную силу, которая то пропадала, то снова появлялась, словно её хозяин иногда дремал.

Все трое являлись создателями меча-кладенца, хоть Ванька и запрещал до последнего момента его трогать. Так было уговорено. Только создатель мог с ним общаться и касаться его. Фаня и Илья наблюдали со стороны, как временами Ванька выходит из комнаты совершенно обессиленный, но очень довольный, и лишь благодаря этому угадывали, что всё идёт так, как и было задумано.

Так и получилось, что меч-кладенец был сделан ими тремя, хоть основную работу и выполнял молодой кузнец.

Меч-кладенец остался лежать целый день под ясным, свежим небом – напитаться живительными солнечными лучами, очиститься, обновиться. Фаня и Илья по очереди присматривали за ним, Ваньку же они отправили спать, так как тот, не высыпаясь, почти безостановочно трудился пять, мучительно долгих для Фани, дней.

Никто, кроме Ваньки, клинок пока не трогал. И Хранительница, и парень-оборотень знали: меч должен выбрать себе носителя, того, кто достоин им владеть. Из всего следовало, что Ванька не мог обладать им, так как во время работ кузнец мог преспокойно держать оружие в руках, не чувствуя при этом никаких изменений. Естественно Ванька ощущал некую силу, исходящую от меча, но не более того. Поэтому, ближе к вечеру, им предстояло рискнуть обуздать мощь меча, и, конечно, главным претендентом на эту роль оставался могучий Илья.

Молодой человек понимал всю ответственность, которая ляжет на него после того, как меч выберет его владельцем. Илья даже позволил себе представить, как они отправятся в чащу, а он в это время будет держать на поясе клинок, усмиряя его рукой, как они отыщут зло, с которым стоило уже давно разделаться, и как Илья сильной рукой рубанёт по тому, что разрушает его дом. Парень был жутко взбудоражен в предвкушении похода, но раньше времени не решался приближаться к мечу-кладенцу.

На закате Ванька, отдохнувший, готовый к новым свершениям, появился на пороге. Они втроём собрались возле меча.

– Думаю, с него достаточно, – задумчиво проговорил мальчик. – Стоит попробовать сблизиться с мечом тут, на воздухе. А то мало ли…

Ванька не закончил, да и не стоило: каждый понял, что он подразумевал.

– Разумно, – коротко добавила Фаня и слегка подтолкнула Илью в плечо. – Иди, не тяни.

Илья опасливо посмотрел на Ваньку: молодому человеку не очень понравилась фраза "мало ли…" – мало ли что? Неужели мальчик знал, что уготовано тем, кто не достоин владеть мечом? Но не в правилах Ильи было отступать: снова вперив свой взгляд в меч-кладенец, он двинулся к отсвечивающему закатные всполохи клинку.

Рука оборотня зависла над рукояткой, и уже в этот момент он прочувствовал, какая энергия струится в каждой частичке меча. Илья очень желал, чтобы меч-кладенец выбрал его, парень жаждал помочь своим друзьям, и это был отличный шанс воплотить намерение в жизнь.

Илья опустил руку на рукоять. Миг – ничего не произошло. Ещё миг – его так мощно и резко отбросило от меча, что и Фаня, и Ванька с трудом сообразили, в какую сторону отлетел парень. Найдя его без сознания, приваленным к стене дома, Фаня догадалась: меч не дался Илье-оборотню.

– Ох, что же теперь делать, – начала причитать Фаня, при этом хлопоча вокруг приходящего в сознание Ильи. Она достала какую-то едко пахнущую траву из болтающейся на поясе сумочки и поднесла к носу лежащего парня, от чего тот дёрнулся и громко чихнул. – Ну вот, теперь хорошо, теперь ты сможешь подняться. Но как нам поступить с мечом: Илья вообще не может его взять в руки, в Ванькиных – он недостаточно силён. А времени искать нового владельца у нас нет. Что же теперь будет?

У Фани был загнанный взгляд. Илья уже успел подняться на ноги и худо-бедно прийти в сознание.

– Ничего страшного, завтра я отправляюсь в деревню и найду там какого-нибудь юного и здорового паренька, уж он-то нам поможет, – прохрипел молодой человек.

Ванька смотрел на них с сомнением и непониманием: они совершенно забыли про третьего члена их компании, имеющего такое же право на сближение с мечом. Но ни Илья, ни Фаня не видели недоверчивого, полного вопросов взгляда Ваньки. Оборотень и ведьма робко, словно во сне, уже двигались в сторону дома, а Фаня всё бормотала: "Нам помогут, да, нам помогут".

– Фаня, мама, – обескураженно начал Ванька. Он до сих пор не мог поверить, что они не подумали о… – А как же ты?

– Что я? – нахмурив брови, Фаня непонимающе уточнила у сына.

– Почему бы тебе не попробовать взять меч? – чуть повысив голос, закончил Ванька. Со стороны могло бы показаться, что он на взводе, и это было так. Те двое ни в грош не ставили Фаню, которая могла так же претендовать на кладенец.

Фаня замялась. Ей такая мысль не приходила в голову. Да и Илья был немного сбит с толку, однако идея ему пришлась по нраву.

– Ну хотя бы попробовать ты должна, – с видом знатока добавил Илья, потирая ушибленные рёбра.

– Но я всего лишь Хранительница. Разве могу я быть ещё и воином? – Фаня снова схватилась за краешки платка и стала теребить их пальцами. Девушка волновалась, но признавала их правоту: необходимо было рассмотреть каждый вариант, не задерживающий их.

Снова втроём приблизившись к мечу, они неуверенно остановились. Фаня вышла вперёд и опустилась на колени рядом с кладенцом. Прошептав несколько слов, которые Ванька не услышал, она уверенно, со всей силы, схватилась за меч и замерла.

Миг – ничего не произошло.

Ещё миг – меч окутало еле видимое облако света, лёгкая дымка. Она медленно, но верно обволакивала и ведьму, в благоговении смотрящую на клинок, который в исходящих из него лучах выглядел как орудие богов. Он обещал силу, верность и честное сотрудничество.

Меч-кладенец выбрал себе носителя.

– И что мне теперь с ним делать? – испуганно спросила Фаня. От уверенности, обуявшей её на поляне, не осталось и следа – теперь-то ведьма поняла, за что отвечает и чем жертвует, и это её беспокоило.

– Теперь, думаю, нам предстоит тебе рассказать, как им пользоваться. – Илья вопрошающе глянул на Ваньку, словно бы ожидая от того одобрения. – Правда, я сам особо не знаток поединков на мечах – не моя это стезя.

Молодой человек ожидал, что меч выберет его, и после неудачи всё же немного расстроился. Однако, что сделано, то сделано. Пока же предстояло лишь помочь Фане смириться с мыслью, что именно она будет разить клинком зло.

Ванька же распухал от гордости. Каждый раз, когда он притрагивался к мечу, то чувствовал, что для приручения оружия нужны крепкие и одновременно понимающие, нежные ладони. Как создатель кладенца, мальчик догадывался, что Илья немного грубоват и порывист для меча. Оружию необходимо было мягкое хладнокровие и способность к взвешенным решениям. Из них троих только Фаня, его мама, обладала подобными качествами. Вот и получилось, что меч выбрал девушку. Даже не пришлось просить кого-то помочь. Всё оказалось, как нельзя лучше.

– Что ты говоришь? Научить её владеть мечом? – Ванька заметил, что на него смотрит Илья. – Нет, этого не потребуется, меч сам будет направлять и подсказывать действия. Вот даже сейчас, когда она просто сидит и держит его, он посылает сигналы, пытаясь ими говорить с обладателем. Ведь я прав?

Ванька со счастливой улыбкой обратился к Фане, недоумённо уткнувшейся на меч, который тем временем стал немного исходить еле видимыми радужными переливами.

Несмотря на то, что клинок теперь принадлежал Фане, Ванька всё равно чувствовал, хоть и слабую, связь с ним. Мальчик ощущал радость меча, что он нашёл идеального носителя. Кладенец клялся в преданности, но до той поры, пока будет необходим. В остальном же он обещал любыми способами помочь добиться цели.

– Не стоит так волноваться, – улыбнулся Ванька, выходя из комнаты. – Она справится.

Фаня сидела на кровати в своей горнице. Возле неё, словно молодой любовник, лежал меч, который она, чувствуя неведомую привязанность, не смогла убрать подальше от себя. Вероятность того, что его кто-то попытается украсть, была очень мала: как-никак их дом находился в защищённом месте, да и про созданный меч-кладенец никто не мог ведать. Правда, поосторожничать не помешало бы.

Но что же ей теперь делать? Дальше надо было собраться с силами и наконец справиться с навалившимся лихом. Спасти Лес – вот первостепенная её задача. Но и о Ваньке Фаня не забывала: давно уже стоило освободить мальчика от вынужденной с родителем разлуки, отправив его в родной дом. Но с другой стороны, как бы они разрешили главную проблему без его помощи?…

Теперь Фаня владела мечом, и ей, вместе с парнями, предстоял последний бой. Им всего лишь требуется подобраться поближе. Но главная трудность состояла в том, что никакого плана у них пока не было. Ведьма была уверена, что создание меча-кладенца важный шаг, но в суматохе не успела подумать о последующих. Отчего теперь в голове возникала мысль: а что дальше?

– Как же нам добраться до чащи к дубу? – Илья сидел на пеньке возле порога и обстругивал себе из веточек рябины маленькие дротики.

Фаня задумалась: она довольно давно начала размышлять об их пути в царство Леса, но измыслить чёткую последовательность действий всё никак не получалось. И вот время пришло дать точный ответ и себе, и вопрошающему. Хватит уже юлить и прятаться. Ведьма покрепче ухватилась за посох, прося у него совета.

– Меня саму уже давно заботит этот вопрос, – нахмурилась Фаня, прислушиваясь к невнятному шёпоту, и продолжила с нарастающей уверенностью. – Если это место существует только в сознании, следовательно, в реальной жизни его нет, что справедливо. Переправиться с помощью посоха у тебя с Ванькой не выйдет – он покровительствует лишь Хранительницам. Значит мне надо либо поделиться с вами силою – но это дико невероятная идея, и, признаться, даже не подозреваю, как её воплотить в жизнь, либо попытаться объединить, сплести наши разумы воедино, представ перед Лесом цельным существом.

Девушка отрешённо закончила фразу. Если задуматься и покопаться в памяти, оставленной после предшествующих Хранительниц, можно найти несколько нужных рецептов зелий, которые, вполне вероятно, помогут их затее.

– Действенный способ? – Илья оторвался от своего занятия, отложив ножичек в сторону.

– Думаю, у меня получится провести вас, – уже более твёрдо проговорила Фаня. – Мне понадобятся некоторые травы, которых у меня нет. И ещё тебе надо будет сплести нам обереги – браслеты из полыни. Справишься?

– Уж постараюсь, – довольно хмыкнул Илья, поднимаясь и будучи готовым выполнить любое задание. – Когда мы туда отправимся?

Ведьма подняла хмурый взгляд в мрачное, набухшее перед бураном небо. С каждым днём погода портилась всё больше, и причиной тому была гадина, уничтожающая всё живое в округе.

– К завтрашнему вечеру всё будет готово, после сразу мы отправимся в чащу, – заверила Хранительница.

Увидев суровую решительность на нежном лице, Илья лишь кивнул и отправился в дом.

Куда ни глянь, повсюду почву покрывал свежий снег, поэтому нечего было и думать, найти свежую полынь. Но у ведьмы имелись запасы этой травы. В кладовую, где под балками висели веники разнообразной сушёной зелени, она и привела Илью, который в эту комнатку практически никогда и не заглядывал.

Перед тем как плести из старой, но сильной травы, необходимо было её размягчить, чтобы она не была хрупкой. Фаня выделила парню небольшую посудину, перелив в неё из запечатанного горшка воду, пахнущую так же, как и трава в руках у Ильи.

– В эту полынную воду положи веник на пару часов. Зелень наберётся влаги, станет более податливой, но при этом не потеряет своих свойств, размокая по существу в собственном соку, – Фаня важно показывала, что и куда надо положить. – Понятно?

Илья решительно кивнул и, развязав пучок травы, опустил её в воду.

Как пахла полынь, Илье, как оборотню, не нравилось, но он принимал её важность и полезность в деле. Ему приходилось часто задерживать дыхание и временами отворачиваться к плечу, чтобы вдохнуть через рубашку, но, несмотря на трудности, молодой человек выбирал из связки самые лучшие веточки.

Спустя несколько часов трава была готова, чтобы из неё сделали обручье. Илья решил плести браслеты косичкой. А после того, как он доделает амулеты, закрепит их с помощью своеобразного узелка на запястье у каждого участника похода.

Молодому человеку нравилось плести, отдаваясь монотонному делу. И хоть по окончанию труда пальцы у него будут едко и отталкивающе пахнуть, Илья плёл, не останавливаясь, ведь в его помощи нуждались дорогие ему люди.

Фане пришло в голову, что взять недостающие для настойки ингредиенты лучше на территории, окружавшей их дом. Нет, ей не страшно было ходить в дикую, безохранную часть леса. Ведьма лишь решила, что в этом что-то есть: если трава будет собрана с безопасной земли, столетиями находящейся под ограждающим заклинанием, то, вероятно, какой-никакой защитной магией она и так успела напитаться за время своего существования. К тому же потом её ещё и заговорят.

Девушка помнила, что, если зайти недалеко в лес, направляясь строго на юго-восток, можно встретить молодой дубок, появившийся относительно недавно. Самое примечательное было в том, что поблизости не находилось других его родственников, отчего значимость этого молоденького деревца усиливалась.

Несмотря на то, что близился апрель, почек ещё не было. Фаня подумала, что можно попросить у растения корни, из которых можно извлечь мощные защитные свойства.

Девушка, разворошив колючий снежок, опустила руки на влажную прохладную землю. Замерев в ожидании, ведьма попросила частичку защиты, отданную добровольно, иначе магии не случится. Через какое-то время Фаня почувствовала еле слышную вибрацию и приятное тепло из-под земли: ей пожертвовали часть корня, для воплощения задуманного.

В этот раз корни дуба нужны были для умножения уже имеющейся у них силы. И именно с помощью соков могучего дерева три разума смогут объединиться и беспрепятственно открыть портал. Дуб обладал множеством преимуществ, но Фаня собралась использовать только их часть, но во всю мощь, для действенного исполнения заговора.

Теперь ведьме предстояло свернуть чуть на юг и найти самую свежую и чистую сосну, не успевшую за своё существование накопить зла. Девушке понадобились иголки, которыми мало кто запасался из-за их круглогодичной доступности. В отваре сосновые иголки помогут им настроиться на нужное сознание и послабить зло, ждущее их в лесу.

Возле дома Фаня встретила молодую берёзку, которая от близкого соседства с тёплым домашним очагом, успела очнуться от долгого зимнего сна. Дерево уже готово было выпустить почки, но, как на зло, налетела стужа, и теперь растению предстояло, как и всем, пережидать похолодание. Но тем не менее, внутри дерева, в невидимой для человека части, уже начался процесс пробуждения. Фаня знала, что под корой, ближе к стволу, она найдёт за́болонь – мягкую часть древесины, которая поможет им совладать со страхом и восстановить душевную гармонию.

Настал черёд кладовой с травами. Фаня сразу же направилась к уже знакомой крапиве, которая будет защищать трёх путников и попробует отпугнуть нечистую силу. Но после того, как крапива была найдена, девушка не сразу вышла из комнатки. Ведьма подумала, что можно рискнуть добавить в отвар щепоть очанки – эта необычная, но такая нужная сейчас трава, вероятно, затерявшаяся среди многочисленных припасов, действительно оказалась на самой верхней полке, среди разномастных мешочков, глиняных пузырьков и закрытых тарелочек. Но стоило быть аккуратной с зеленью: яд, прекрасно сохранившийся даже в сушёном растении, был чрезвычайно смертельным.

Корни молодого дуба, отданные с его согласия.

Сосновые иголки, также отданные с согласия.

За́болонь берёзы, полученная с согласия.

Листья крапивы, собранные в полную луну с согласия растения.

Очанка, также, вероятно, полученная с согласия травы.

Браслеты из полыни, сделанные не причастными к лесному колдовству руками.

Солнце садилось за горизонт. За вечер Хранительница успела найти нужные травы и собрать их в одном месте, чтобы не возиться в темноте. Теперь у них была впереди целая ночь и завтрашний день, чтобы хоть немного подготовиться к судьбоносной встрече.

Травы Фаня положила перед собой на стол. Ведьма ещё ни разу не осмеливалась делать подобные мощные настойки, и сомнения волей-неволей пробирались к ней в голову. Но отступать было некуда. Приходилось игнорировать нерешительность и напролом двигаться вперёд, ни в чём не сомневаясь.

Фане предстояло целую ночь варить настойку, чтобы они завтра перед Лесом предстали как единый организм, проникнув сквозь завесу сознания.

Ведьма тяжело вздохнула, собираясь с духом. Проговорила шёпотом несколько успокаивающих саму себя заговоров и, налив дождевой воды в посуду, поставила её в горячую печь.

Девушка смотрела как в воде появляются пузырьки, говорящие о нагревании. Ведьма заворожённо следила за повседневной, но не менее диковинной магией, пока вода не начала бурлить. Тогда Фаня аккуратно положила в неё уже подготовленные корни дуба, чтобы они немного поварились, поделившись с жидкостью соками. Следом она опустила сосновые иголки. Эти компоненты были более всего наполнены питательными веществами, отчего и держать их в воде стоило дольше. Фаня оставила чашку на краю печи и отошла в комнату.

Девушка хотела присмотреть ещё какой-нибудь защитный амулет для завтрашнего похода, но её отвлек вид одиноко лежащего на кровати меча: Фане не хотелось вешать или приставлять его к стене – любой сквозняк мог сбросить оружие на пол, вот и приходилось его хранить на более надёжной поверхности.

Фаня, не удержавшись, подошла к нему. Несмотря на то, что орудие было добротно завёрнуто в тряпицу, всё равно чувствовалась сила, запрятанная в меч-кладенец. Ведьме в который раз захотелось немного полюбоваться редкостными формами и, развернув ветошку, Фаня затаила дыхание.

Девушка никак не могла понять, как такое чудо получилось у Ваньки. Это была работа настоящего мастера. Буковки, выведенные на лезвии, были изящны и отдавали некоей правдивостью и уверенностью письма, свойственной только лесным ведьмам. Рукоять верно лежала в Фаниной руке, словно именно под неё и была создана. Меч был идеально сбалансирован и сделан на редкость искусно, отчего можно было подумать, что его создал сам Сварог.

Клинок шептал и вселял решимость. Рядом с ним Фаня ощущала себя непобедимой, но от подобного чувства ей становилось чуточку страшно: девушке не хватало постоянно её сопровождающей неуверенности. Ведьма старалась сильно не поддаваться внушающему неуязвимость мечу, вот и приходилось слегка отгораживаться, рассчитывая по большей части на собственные, всегда имеющиеся под рукой, силы, а не только на те, которые могут пропасть вместе с мощным вышибающим ударом.

Кто-то стукнул пару раз по косяку и, не дожидаясь ответа, приоткрыл дверь. На пороге появился Илья, заставший Фаню на коленях возле кровати прислушивающейся к сияющему под её пальцами мечу. Парень не показал ни удивления, ни замешательства, поведя себя так, словно это в порядке вещей, когда девушка стоит на коленях перед оружием.

– У меня получилось закончить первый браслет. Думаю, их стоит закреплять непосредственно перед отправлением. Верно? – пока Илья говорил, Фаня торопливо поднималась с колен, испугавшись, что выглядит нелепо в такой позе.

– Да-да. Так будет вернее, – быстро проговорила она, поправляя подол, и добавила: – Только оставь готовые браслеты в воде до поры до времени, чтобы они загодя не ссохли.

– Хорошо. Тогда пойду отдохну. В этот раз надо нормально поспать, – Илья уверенно кивнул и скрылся за дверью, мягко прикрыв её за собой.

Фаня осталась одна в комнате, но расслабляться пока ещё нельзя, нет. Предстояло закончить с отваром, которому следует настаиваться целую ночь под лунным светом, потом уже можно будет немного и отдохнуть.

Ведьма вернулась к печи: в посуде, на поверхности воды плавали иголочки, через которые можно было рассмотреть дубовые корни. Терпкий, одновременно хвойный запах заполнил всю кухню. Фаня с наслаждение втянула влажноватый воздух.

Настал черёд последних компонентов: за́болони, крапивы и очанки. За́болони было совсем немного, лишь для того, чтобы она поделилась своими свойствами, но не загустила отвар. С крапивой никаких трудностей возникнуть не должно было: никаких худых последствий она не несёт; а вот с очанкой приходилось осторожничать.

Фаня опустила в воду пару маленьких ложек за́болони берёзы. Закинула в варево горсть листьев крапивы. Ведьма аккуратно вытащила из баночки небольшую веточку ядовитой зелени – очанки. Отделив крохотный, меньше её мизинчикового ноготка, листочек, Фаня опустила его в горячую воду. Да, ей требовался всего лишь этот миниатюрный листочек, но ведьма прихватила чуть больше, чем было необходимо, так как у неё появилась одна идея.

Взяв деревянную ложку и начав помешивать настойку, Фаня стала приговаривать оберегающий, а затем и объединяющий заговор. На это ушло много времени, поэтому, когда она закончила, было уже далеко за полночь.

Дом спал.

Прикрыв крышкой посуду и снова оставив её на краю печи, ведьма перешла к следующему недавно задуманному шагу.

Так как запасов очанки хватило бы на создание тридцати таких отваров, Фаня задумала воспользоваться иными свойствами травы, а именно: создать из неё ядовитую мазь, которую можно будет нанести тонким слоем на лезвие меча, отчего, возможно, его губительные свойства увеличатся. Если честно, ведьма не подозревала, как именно это скажется на мече-кладенце, но всё же решила исполнить свою задумку.

Девушка взяла ступку и пестик. Аккуратно измельчила и опустила в ступу оставшуюся траву. И начала методично растаптывать её пестиком. Спустя какое-то время образовалась пахнущая свежескошенной травой кашица, запах которой был немного не кстати в подобной обстановке, неся с собой никак не появляющийся дух возрождения.

Спустя ещё пару ударов пестиком, в получившееся месиво Фаня добавила масло перечной мяты. Снова немного помяв пахучую массу, ведьма подбросила в неё щепотку сушёных листьев крапивы, всегда находившихся под рукой.

Фаня продолжила ожесточённо толочь, словно от этого зависела вся лесная жизнь. При этом ведьма размеренно шептала заговор, усиливающий волшебные свойства травы. Хранительница очень долго не останавливалась, пока все соки и нужные ей вещества не вышли из того, что раньше было полноценным растением.

Ведьма закончила спустя пару часов и слегка трясущейся рукой отложила пестик. Сделав последний рывок перед возможностью отдохнуть, Фаня достала кусочек ткани, в котором раньше лежал белый рог, являющийся сейчас рукоятью меча. Пропустив через материю кашицу, на выходе Фаня получила мазеобразное вещество, которое можно будет втереть в лезвие.

Не забыв перенести отвар на подоконник и расположив рядом с ним накрытую посуду с мазью, Фаня и сама отправилась набираться сил.

Фаня успела отдохнуть несколько часов до рассвета. Меч так и остался лежать всю ночь на кровати, поэтому девушка кое-как уместилась с краю, чтобы они вместе находились в безопасности. То время спокойствия, что Фаня провела подле меча, было поистине умиротворённым: никаких снов, никаких переживаний, никаких мыслей – хоть до сна мозг Хранительницы и разрывался от дум.

За несколько минут до рассвета ведьма как ни в чём не бывало открыла глаза. Даже за эти недолгие годы жизни на зачарованной поляне у неё появилась привычка вставать незадолго до восхода. Несмотря на погоду, девушка всегда выходила на порог встречать светило, у которого иногда из-за небольших туч не получалось пробиться прямыми лучами к земле. Как сегодня.

Небо было затянуло серой пеленой. По светлеющему горизонту было заметно, как на востоке появляется заря, но ей не хватало сил проникнуть через хмурые и плотные облака, давящие на землю и на её обитателей. И если на протяжении долгих лет ни одно существо не чувствовало, что надвигается несчастье, то сегодня вся живность в округе с утра пораньше покряхтывала и перекликалась, обсуждая свои опасения.

Снова похолодало. Накинутый на плечи пуховый платок приятно покалывал кожу через рубашку, а Фаня всё смотрела, как начинается новый день, как наступает нечто неотвратимое и страшное, от которого они просто не могут отвернуться.

Но вот солнце полностью взошло из-за горизонта, как было видно по светлому кругу, еле проступающему через серое покрывало сплошных облаков. Начался последний день страданий Леса. Сегодня всё разрешится. Фаня, закрыв глаза, глубоко вдохнула свежий лесной воздух, отдающий родным и знакомым чувством. И дала себе обещание: она сделает всё возможное, всё, что в её силах, чтобы отвести напасть от Леса и от близких ей людей.

Выйдя из комнаты и застав Фаню размешивающей какое-то варево, заспанный Илья так и не понял: то ли она уже встала, то ли вовсе не ложилась. Когда же парень подошёл ближе к отрешённой ведьме, то уловил усердное шептание и совершеннейшее безразличие к происходящему вокруг. Илья насколько мог тихо прихватил посуду с травой и вышел на крыльцо, продолжить собирать браслеты.

Фаня головы так и не подняла. Она была сосредоточена на повторяющемся из раза в раз заговоре мази, которую собиралась втереть в меч. И сделать это предстояло в ближайшее время, и желательно на солнце. Но сегодня, к несчастью, полноценного дневного света не намечалось. Поэтому Фаня подумала отправиться в лес для соответствующей обстановки.

Выбравшись на свежий воздух, Илья сел на пенёк, находящийся возле крыльца и давненько облюбованный парнем. Несмотря на охватывающую раскрытые руки прохладу, молодой человек достаточно быстро заработал пальцами, не отвлекаясь на посторонние звуки и шорохи, заполняющие окружающий его лес. Илье необходимо было сосредоточиться и сотворить работу на славу, так как он понимал, что от этого зависит их – какая-никакая – безопасность.

Ванька проснулся ближе к полудню. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым к неизведанному приключению: накостылять какой-то змее, пытающейся уничтожить его дом. Но для начала надо было до неё добраться, и Ванька пока ещё не знал, как они преодолеют расстояние. И чтобы хоть немного подробнее узнать об их походе, мальчику требовалось выйти из такой уютной и безопасной комнаты. Тут-то Ванька и понял, что как бы они ни были готовы, ему всё равно страшно. Страшно выходить и пытаться совладать с какой-то нечистью, которую сначала даже не знали, как сразить. Теперь же их тройка собирается с таким рвением, словно победа у них уже за пазухой.

На самом деле это было не так. Они находились перед неизвестностью, с которой должны были совладать, действуя по наитию, так как иначе у них никаких шансов не предвиделось. Илья, Ванька и его родная мама, Фаня, должны быть духовно сильными и просто уверовать в правое дело.

Мальчик подошёл к двери и, чуть помедля, взялся за ручку, словно она могла его куснуть. Но чтобы выйти из безопасности, необходима была сила, которая в Ваньке уже чуть теплилась. За эти недолгие дни, проведённые на поляне, он действительно устал: от потрясений и неожиданных известий, от похищений и неопределённого будущего, от волнения за отца и шока от знакомства с иным, одновременно похожим и таким чуждым миром, оказавшимся совсем рядом с родным домом. Для паренька его возраста подобные переживания были в радость, и в глубине души Ванька действительно испытывал счастье от выпавшего на его долю приключения. Но теперь мальчик стал осознавать: если он сейчас выйдет, свалившиеся на него приключения обретут очень важный и опасный, возможно даже смертельный, характер.

Раздумывая, Ванька замер у двери. Деваться было некуда, совесть ему не позволит ни отказаться, ни тем более сбежать. Оставался только одни выход: открыть дверь и шагнуть навстречу судьбе. Если ему и будет суждено погибнуть, то пусть, но он до последнего будет бороться за дом, за жизнь.

Ручка уже успела чуть нагреться под Ванькиной ладонью. И мальчик решился открыть дверь в неизвестность.

Фаня сидела за столом и смотрела в окно. Она, чуть дёрнувшись от сквозняка, энергично оглянулась в Ванькину сторону. Мальчик вышел из комнаты и сел напротив.

– Где Илья? – Ванька обвёл взглядом нетронутую еду, громоздящуюся на столе, и, не чувствуя ни капли голода, взял пирожок.

– Доделывает третий браслет. Думаю, вечером мы отправимся в чащу, – задумчиво проговорила Фаня, вновь направляя взгляд в окно. После недолгого молчания, она продолжила. – Посмотри на него. Стоит такой беззащитный и красивый… Как могут найтись люди, желающие изжить его с Матушки-Земли. Он же даёт нам дом и пропитание. Всего-то надо с умом распоряжаться предложенными источниками, и всё будет замечательно.

Ведьма опять замолчала. У неё уже не было сил теребить ни подол, ни край платка, оставшегося накинутым после утреннего выхода к рассвету. Она лишь вглядывалась печальными глазами в лес, начинающийся чуть поодаль от дома.

– Понимаешь, нам необходимо отбить его у этой твари, иначе всему живому наступит конец. Вначале Лес, потом Поля, Реки, а там и до самой Земли недалеко. И тогда наступит настоящий конец. Мы должны выстоять или… – Фаня ненадолго запнулась и шёпотом закончила, – или хотя бы попытаться.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, – Ванька твёрдо и уверенно взял свою маму за руку и слегка сжал её. – Мы справимся. И должны в это верить. А теперь, расскажи мне, как мы попадём в место, где находится Лес.

Фаня посвятила его в немного поверхностный, но всё же план, который она набросала у себя в голове. Ванька даже не подозревал, сработает ли подобное начинание, но попробовать, конечно же, стоило.

Он жил на этом месте с самого рождения Матушки Сыры-Земли. Она помнила его маленьким, помнила его слабым, помнила его совершенно не способным выживать. Она всегда присматривала за ним, питала и защищала. Земля никогда не делала для него что-то открыто, всегда прикрывая свои деяния невидимым покровом. Например, во время одного засушливого лета, когда его изводила жажда, не давая думать и как-то сознавать действительность, она, будто бы случайно, открыла недалеко от него родник, позволяя жидкости течь прямо через него, утоляя потребность в живой воде.

После этого случая он догадался, что Земля не желает ему никакого зла, что она помогает бороться за его существование. И в этом их цели сходились. Вначале он не понимал, за что ему выпала такая честь, но потом пришло озарение: своим присутствием он как бы очищает её, делает более полезной для остальных живущих вокруг созданий.

Среди его детей начала появляться живность, которая помогала скорейшему его росту. Белки разносили семена его детей на большие расстояния. Медведи часто ломали старые и слабые деревья, отнимающие своим присутствием полезные частички у молодых и многообещающих. Но больше всего ему нравились дятлы, умевшие вылечить любой подкорный недуг, иногда незаметно поражающий его детей.

Лес просто не мог нарадоваться своей миссии: очищение и преображение Земли. Его основное сознание находилось где-то в центре самого себя. На всякий случай, пока ещё точно не зная, на какой именно, он огородил свой дух от внешнего мира непролазными дебрями. Поэтому, когда появились люди, он даже не подозревал, насколько был дальновиден его поступок.

У них не было никаких злых умыслов, Лес понимал это. Им тоже надо было как-то выживать и чем-то питаться, поэтому они начали собирать его детей по окраинам и охотиться за обитателями леса. И если сначала у него не было к ним никаких претензий, то после того, как в чаще появилась пустошь, на которой уже ничего не росло, Лес догадался, что надо что-то делать.

Когда Земля ему предложила выбрать Хранителя, Стража, Лес сразу заупрямился, рассчитывая на собственную силу. Но Земля его убедила, что своими силами тут не справиться. Она мысленно показала ему разрушенные территории, часто остающиеся после человека, показала, чем эти существа сейчас вообще заняты и какие могут прийти в ближайшее время орудия, благодаря которым человек будет истреблять ещё усердней.

После увиденного Лес ужаснулся и, скрепя сердце, согласился с Землёй. Спросив у неё совета по поводу того, кого бы выбрать в хранители: медведя или лося, – он дико удивился, услышав в ответ: "Конечно же человека!". Лес понимал, что Земля старше и ей видней, но всё же долго не мог принять её решение, считая, что с человеком должна иметь дело сама природа, а не тот же человек, который не сможет противостоять толпе буйно настроенных, голодных и холодных людей. Но Земля думала иначе, подразумевая, что люди слушают только себе подобных, хоть и нечасто, что природу они редко ставят выше своего собственного желания, и что им просто необходимо найти сторонников среди людей.

Если бы у Леса были брови, он бы их в задумчивости потёр пальцами, которых у него, на самом деле, также не было. Но какая-то доля правды в словах Матери-Земли присутствовала, поэтому Лес решил для себя, что в ближайшем селении приглядится к жителям с целью выбрать для себя Стража.

Лесу сложно было уследить за людьми, находящимся на приличном расстоянии от него. Конечно, Лес был практически всемогущий, но с такого большого расстояния просто не мог рассматривать интересовавших его созданий. Поэтому он решил, что лучшим способом узнать противника в лицо и попытаться его понять, – это отправить каких-нибудь зверей узнавать. Они бы смогли практически незаметно наблюдать, а потом возвращаться и рассказывать о том, что происходило в деревне и кто мог бы отлично подходить на роль Хранителя.

Шло время, а Лес так и не смог определиться, кто был бы достоин постичь все хитросплетения лесничества, сложности лесной системы и трудности выживания. Лес уже почти отчаялся, когда на окраине забрезжил лучик надежды, и звали его – По́ля.

Изначально Лес не обратил внимания на маленькую девочку. Ей было всего десять лет от роду, и она была старшей дочерью: помимо неё в семье было ещё две девочки и маленький мальчик. Когда Лес решил исследовать свою память, он вспомнил историю мышек-полёвок, рассказавших ему, как старшую девочку мать родила прямо на поле, после чего встала и, оставив ребёнка в траве, пошла дальше работать. Девочка взрослела и всё больше времени стала проводить в лесу, порой, беря с собой и младших детей. Но обычно она наведывалась в чащу одна, иногда даже подвергая себя опасности, и Лесу приходилось нехотя присматривать за ней. Он заметил, что девочке единственной нравится бывать на природе, нравится ступать по мягким иголкам и шуршать ручками в опавшей старой листве. Она с радостью плескалась в прохладном ручейке, отчего её губы обязательно становились с синеватым оттенком, но девочка всё равно возвращалась к воде, словно она притягивала её.

Лес заметил, что По́ля часто приходит на окраину леса послушать, о чём разговаривают деревья, и, удивительно, они действительно открывались ей. Она хохотала над рассказами клёнов о том, как их собратья с помощью корней прогоняли зашедших в чащу людей с топорами, она охала от сказов о том, как в лесу пару раз в заболоченной местности чуть не погибли грибники, не слушавшие наставления леса или не желавшие принимать помощи. Девочка была очень хорошим слушателем.

Но окончательно Лес убедился, что она и есть тот Страж, которого он искал, после того, как девочка попыталась не позволить отцу срубить осину. По́ля очень долго цеплялась родителю за рукав, висла на топоре, но он не понимал, отчего его дочка так себя ведёт. Она приговаривала, что эта осинка росла здесь задолго до его рождения и может многое рассказать, но отец небрежно стряхивал девочку с руки и продолжал начатое. Ему не нравилось поведение дочери, которая в её-то возрасте уже должна помогать матери по хозяйству, но почему-то до сих пор шлындает по лесу, ведя себя, будто беспризорница, словно её совершенно не касается человеческая жизнь.

Потом девочка плакала возле пенька, оставшегося от осинки. А сам Лес долго не мог понять, почему же она, обычный человек, так себя ведёт. Но Земля, тоже обратившая внимание на необычное поведение маленького человечка, рассказала Лесу, отчего и почему.

"Всё потому, – посвящала Земля Лес, – что люди – и родители, и сёстры с братом – относятся к девочке пренебрежительно и безразлично. Например, когда мать родила её, она просто оставила дочь в траве и пошла дальше работать. А когда отец один раз чуть её не затоптал лошадью во время сева, то едва прицокнул на ребёнка и сказал, чтобы она посматривала по сторонам. Младшие дети лишь смотрят на взрослых и перенимают их поведение. В то время как девочка, По́ля, самостоятельно выбрала иной путь. Никто с ней не считается. Что же ты сделал для неё, знаешь?"

Лес очень удивился такому вопросу, немного не понимая его. Но потом вспомнил, как она плескалась в ручейке, и её отнесло течение далеко от дома, а он с помощью белок вывел её к жилищу; как она чуть не наткнулась на улей, но была отвлечена птицами, которые увели её в сторону; как девочка забралась на высокую сосну, и, не удержавшись, свалилась, но её падение приостановила ветка, так вовремя оказавшаяся под боком. Да, Лес был свидетелем всех этих приключений и, естественно, он присматривал за девочкой, как только она оказывалась на его территории. Но он всё равно не сразу понял, что имела в виду Земля. Но Матушка-Земля ему пояснила, что человеческие дети чувствуют то, что сделано им во благо, они чувствуют, когда им желают добра, лучшей участи. И, конечно же, По́ля, человеческий ребёнок, тоже чувствует эту проявленную им, Лесом, заботу отчего и старается ответить тем же, тянется к нему и каждый раз пытается оказаться близко от него.

Но поразительно было то, что Лес и Земля до последнего не воспринимали По́лю как Стража.

Прошло ещё пять лет. По́ля превратилась в притягательную девушку, во всём помогающую родителям по хозяйству, была умна и сметлива. Красотой, конечно, её обделили, но очарование исходило от неё настолько явственно, что проходящие мимо парни оборачивались, чтобы ещё раз поймать её лучистые, сияющие пониманием и добротой глаза, но всё равно всегда возвращались к первой красавице деревни, к которой пытался сосвататься каждый молодой человек в селении.

Да, По́ля стала хозяйственной и достаточно взрослой, чтобы родители перестали её упрекать каждый раз, когда она собиралась снова наведаться в лес. Они уже не обращали внимание, что она подолгу отсутствовала, если перед этим перебрала горох или прополола грядки. По́ля же при каждом удобном случае выбиралась на свободу, считая, что только в лесу она может быть собой. Только в лесу она становилась по-настоящему счастливой.

Но однажды случилось то, что подтолкнуло Лес на серьёзное решение, предложив По́ле одну важную роль в его жизни. Да и не только в его.

Это произошло почти перед шестнадцатым днём рождения По́ли. В то время девушки становились взрослыми довольно рано, и По́ля в свои шестнадцать немного засиделась в девках. Но никто не приходил к ней свататься, и она была этому даже рада, так как видела, как её подруги после замужества становились тихими и отчуждёнными. Они превращались чуть ли не в служанок, которые должны были холить и лелеять мужей.

Подобное положение дел не устраивало По́лю. Она хотела согласия и понимания в семье. Но когда однажды девушка вернулась домой после очередной прогулки в лес, её родители сообщили "радостную" весть, что сегодня, пока её не было, заходил свататься Васька с соседней улицы, и родители даже успели ответить ему согласием, так как он предложил немалый выкуп.

По́ля перепугалась новости не на шутку. Девушка была не в себе от негодования: про этого Ваську по деревне ходили худые слухи, что он-де, возможно, поднимает руку на мать, с которой они жили вдвоём. И правда, родительница его иногда ходила с покрасневшим лицом и очень часто прикрывала голову платком так, словно пыталась прикрыть волосы. Ваську многие девушки уже отвергли, но родителям По́ли, видимо, не было дела до его прегрешений – для них важнее был выкуп. Это очень расстроило девушку, рассчитывающую, что в новой семье, созданной самостоятельно, её будут любить. Но родители были непреклонны, а безмолвно стоящие за ними младшие дети словно соглашались со взрослыми. Отец с матерью приговаривали, что дочь себе всё напридумывала, что они с Васькой будут замечательной парой и что он очень хороший парень, который сможет приглядеть за ней, чтобы девушка не околачивалась по лесу.

И тут-то По́ля поняла, что вместе с замужеством, вместе с новой семьёй придут иные заботы, не позволяющие ей распоряжаться временем так, как она делает это сейчас. Ей придётся постоянно приглядывать за хозяйством, муж будет каждый раз спрашивать, где она пропадает, потом появятся дети, которые станут тянуть и тянуть её в рутину. Нет, По́ля была ещё совершенно не готова к этому остепенению. Поэтому она решила, что ночью обязательно отправится в лес, лишь бы быть подальше от родной деревни, в которой ей насильно хотели навязать горькую судьбу.

Ночь. Лес спит. Девочке тоже следовало бы спать.

Она чуть слышно поднялась из нагретой постели, мягко опустила ноги на ещё тёплый от дневного жара пол, взяла обувь в руки, чтобы меньше шуметь. По́ля решилась. Она не чувствовала жалости к родителям. Ей лишь было боязно оставлять остальных детей с ними. Но страх быстро отступил, когда она вспомнила их пустые лица во время новости про замужество. Где-то глубоко в душе она их всех любила, но безразличие к ней убивало всю чистую безоглядную любовь. Родители совсем не слушали своего ребёнка и действовали только в своих интересах. Про дочь они думали довольно мало, в общем-то, как и про всех своих детей. Да и в целом, это были странные люди, не понятно, зачем жившие, так как они относились безразлично ко всему, что их окружало.

По́ля беспрепятственно выбралась из дома. Ночь стояла тёмная и очень тёплая, ведь не зря на дворе был конец июня. Девочке вот уже через пару дней должно было исполниться шестнадцать лет, но именно сейчас она себя ощущала на все восемьдесят – до такой степени у неё было тяжело на душе.

Пройдя через поле, девушка остановилась перед тропкой, ведущей вглубь леса. Лёгкое сомнение одолевало её, однако твёрдость сердца, которое не желало навечно сочетаться узами брака с подлым человеком, толкала её вперёд, к свободе.

Лес проснулся от шёпота своих детей. Они были взволнованы. Они предчувствовали: что-то надвигалось, и Лес решил посмотреть, что же происходит.

Она в нерешительности стояла перед природной мощью и всё всматривалась в него. Он не понимал, что она хотела, но уловил её замешательство и желание быть, существовать, желание свободы. Лес понял, что По́ле надо дать какой-то знак, согласие на её соседство. Поэтому где—то в глубине себя он зажёг огонёк, который для девушки должен был стать путеводной звездой.

По́ля увидела свет. На её глаза навернулись слёзы: она поняла, что её не отвергают, что она может здесь остаться и даже, возможно, стать своей. Она тронулась в путь.

Тем временем на одной из полян Лес быстренько создал избушку. Он разместил там всевозможные необходимые предметы, которые могли бы понадобиться в жизни человека. И теперь он присматривал за девочкой, так усердно следующей за огоньком.

По́ля шла два дня. Она уже и не надеялась, что когда-нибудь окажется в месте, где можно было бы остановиться и отдохнуть. Но к вечеру второго дня она вышла на небольшую поляну, где и заметила маленькую и весьма приветливую избушку. Девочка не знала, что это жилище предназначалось именно для неё, потому с опаской заходила в дом, остерегаясь тех, кто мог бы отправить её обратно.

Но девочка боялась зря: внутри никого не обнаружилось. По́ля отдохнула с дороги: наелась яствами, как по волшебству появляющимися в печи и на столе, выспалась на мягкой перине, находящейся в отдельной комнатке. Не надо было даже мыть посуду – всё происходило само собой, словно так и должно было быть всегда. По́ля была в восторге от подобного житья. Вечерами она принималась прясть, а днём очень часто выходила в лес, проверяя, всё ли в порядке вокруг. Всё ли тихо. Слушала, о чём перешёптываются деревья, вникала в истории трав.

Однажды По́ля услышала от тополя, что на севере стали всё чаще появляться обловщики. Они охотились на благородных оленей. Но охотились из-за их рогов, после чего могли с лёгкость оставить тушу в чаще. По́ле стало противно от подобной жестокости: ведь они убивали только ради чего-то одного, хотя, что уж лукавить, животное могло бы пригодиться и для пропитания. Но охотники не нуждались в мясе. И девушка решила, что надо бы их остановить, больше переживая за свою судьбу, чем за лесную. Поэтому она решила обратиться за помощью к самому Лесу.

Она воззвала к нему лунной ночью. По́ля посчитала, что это очень символично: лунной ночью она пришла к нему, и теперь среброликая снова становится свидетельницей её просьбы. Лес её молча выслушал. После появления девушки он не стремился вступать с ней в диалог, но с каждым днём всё больше привязывался к гостье. Она действительно присматривала за рощей, конечно, по мере своих возможностей. Но просьба была весьма дерзкая, поэтому-то девочка опасалась, что наткнётся на стену непонимания или сразу получит отказ.

По́ля долго излагала свой план, в ответ ей пришёл ободряющий и одобряющий шелест окружающих деревьев, но она желала услышать другой голос – тот, который иногда ей снился и который она ещё никогда не слышала. Однако ей никто не ответил. По́ля загрустила и отправилась обратно в избу. Конечно она не сомневалась, что здесь с ней обращаются намного лучше, чем дома, но всё равно после такого тёмного молчания девочка почувствовала разочарование.

А Лес думал, что же ответить на просьбу. У него был порыв сразу её окликнуть и дать добро. Но потом он понял, что нужно всё хорошенько обдумать. Поэтому Лес собрался задержать свой ответ на некоторое время. Но когда его думы затянулись до утра, а в рассветный час он приметил, как По́ля вышла из избы с безумно удручённым видом, то осознал, что его ответ чуть задержался.

По́ля собирала дикие яблоки, когда со стороны леса её позвали. Вначале она решила, что это какой-то путник: после зова из чащи начала появляться туманная тень. Но тень приближалась, а её размытость как была, так и оставалась. И снова со стороны тени донеслось её имя, и По́ля сразу догадалась, кто это. Она не думала, что удостоится такой чести, что Он сам, но… да, Он был здесь.

Девушка была крайне изумлена. Увидев её вблизи, Лес понял, что По́ля намного красивее, чем считали её родственники, неслучившийся жених, знакомые деревья, да и он сам, потому что всё время Лес видел её со стороны, а не так чётко, как сейчас.

В полуреальном состоянии, в этой своей дымке, он двинулся к девушке, настолько медленно, насколько позволял ветер, норовящий куда-нибудь снести подобие его тела. Но он уверенно двигался к изумлённой По́ле. Лес уловил слабое движение губ, словно бы зовущее его в ответ. Девушка узнала его, и Лес с удивлением понял, что ему понравилась эта мысль: представляться самому не хотелось, это, как будто, могло выглядеть глупо. Поэтому он просто двигался к ней и, забыв первоначальный план, вспоминал, зачем же он сюда явился.

По́ля почувствовала, как по её щекам текут слёзы, при этом она поймала себя на мысли, что улыбается. И действительно, её губы с каждым его шагом улыбались всё больше, а слёзы лились и лились, потому что вся её вера во все те дни, когда она не сомневалась и пыталась с ним разговаривать, оказалась не напрасной. Это были слёзы радости и надежды. Надежды на то, что в этом мире ещё могут случаться хорошие, порой, даже волшебные вещи, способные сделать человека хоть чуточку счастливым. Например, как она сейчас.

– Как же я ждала… – девушка словно бы выдохнула эту фразу, потому что возле него не могла говорить в полный голос, боясь, как бы её громкие слова или ненужный лишний вдох не разогнали этот морок, и Лес снова не исчез бы до очередной напасти.

На его то расплывающемся, то снова сгущающемся лице образовалось что-то наподобие грустной улыбки. Лес, походящий сейчас на человека больше, чем некоторые люди сами по себе, мягко качнул головой, словно соглашаясь или принимая её слова. Они вели себя так, словно были знакомы уже давно и именно это чувство нравилось Лесу. Он действительно знал её практически с рождения. Да и она не терялась, всегда находясь где-то на окраине леса, в прямом и переносном смысле слова.

Много сил уходило у Леса на то, чтобы удержать человеческий образ. Поэтому ему надо было быть кратким и быстрым: донести до По́ли мысль, ради которой он и явился. Он напряг силы.

– Пришёл сказать, – девушка прислушалась, испугавшись, что он сейчас растает не закончив, испугавшись, что она его больше никогда не увидит. – Что даю своё благословение.

Его мягкая улыбка ласкала и была такой печальной, что у По́ли защемило в груди. В первое мгновение девушка обрадовалась его ответу, но потом она осознала, что Лес становится реже, просветов в его теле появляется всё больше, и тут она по-настоящему испугалась, подумав, что у неё не получится больше с ним связаться.

– Нет, – и снова то ли вздох, то ли слово.

Конечно, Лес чувствовал каждый её порыв что-либо сказать. Он угадал, какая тоска начала зарождаться в её душе с его уходом – всё это у девушки отображалось на лице, да и он сам чувствовал подобное.

Он невесомо дотронулся до её щеки и мягко провел исчезающими пальцами по пухловатой скуле.

– Всегда рядом с тобой.

Теперь По́ля ощутила, как по щекам потекли слёзы сожаления и чувства полной несправедливости. Уловила, как Лес пытается невидимыми, но очень чувственными пальцами, стереть влагу с её щёк, но движения были бесполезны: Лес как таковой не обладал какой-либо плотью в данный момент. Он вообще не обладал плотью, только сознанием.

Он таял, растворялся, исчезал из мира видимого, чтобы вернуться в мир незримый, где только сознание властвует над иной формой жизни.

В последний момент у него на лице промелькнула мысль, словно он только что про неё вспомнил. Лес быстро, пока ещё не успел полностью исчезнуть, сложил ладони лодочкой и начал туда скороговоркой что-то нашёптывать. Раскрыл ладони и подул на них. В сторону По́ли полетели какие-то искорки, начавшие плясать вокруг девушки, оседая на её коже, волосах, одежде, одна очень храбрая искорка проскользнула в глаз, отчего По́ле пришлось быстро-быстро заморгать.

После того, как зрение прояснилось, на поляне, кроме неё, никого не оказалось.

По́ля очнулась от того, что ей стало жарко от находящегося в зените солнца, припекающего лицо. Она рукой потрогала горячую голову, поняв, что уже, видимо, довольно долго находится здесь. Девушка всё не могла припомнить, почему она оказалась перед домом. Ведь с утра вышла в сад, а теперь вот, лежит тут и прохлаждается. Хотя "прохлаждается" – неправильное слово, так как По́ля находилась на самом солнцепёке.

Девушка поднялась на ноги, слегка качнулась от лёгкого головокружения и безотчётно попыталась за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть. Никакой опоры не должно было оказаться, но тем не менее возле По́ли в один миг очутилась палка. На вид она была старая, шершавая и немного покрытая мхом. Но самое удивительное было в том, что она стояла без чьей-либо помощи и ждала, пока воспользуются её услугами.

От такой бредовой идеи По́ля даже выдавила смешок. Но решила, что надо играть роль до конца. Не дотрагиваясь до палки, девушка чуть склонила голову в знак признательности и медленно сделала шаг в сторону от злополучной деревяшки. По́ля, разворачиваясь в сторону дома, решила, наконец, добраться до завтрака. Но, снова обнаружила, что палка теперь находится буквально в шаге перед ней.

По́ля нахмурилась. Такое поведение некоторых вещей было для неё в новинку. Да, в течении этого года, который она провела в избушке, ей приходилось быть свидетельницей неких волшебных событий, но чтобы так явственно и буквально при свете дня – это было что-то новенькое.

Девушка сделала шаг и остановилась перед преграждающим дорогу суком для того, чтобы снова пройти дальше. Но как только она прошествовала мимо своенравного посоха, он с лёгким шелестом опять оказалась перед ней. Это могло звучать дико, но девушка почувствовала словно палка, сук, смотрит на неё с немым укором. На этот раз По́ля решила послушать предмет и, наконец, взять его в руки.

На неё нахлынули образы, запахи, слова, множество мыслей и круговорот эмоций. Складывалось ощущение, что По́ля разом решила узнать жизни тысячи и тысячи живых существ, рассказывающих каждый на свой лад о наболевшем. Одни кричали о безмерном счастье, другие стонали от боли, третьи являли собой совершенное спокойствие, но были и такие, которые держали в себе что-то тёмное и жуткое, что-то совершенно ужасное, отчего по спине у По́ли побежали мелкие, холодные мурашки.

Девушка отбросила палку. По её телу пробегал озноб, а в голове было полно мыслей, но не её, а чужих. Что это было, она не поняла. Первые минуты По́ля вообще не соображала, что происходит. Но когда её взгляд снова сфокусировался на реальном мире, то она заметила, что палка так и стоит возле неё, словно никуда и не отлетала.

По́ля издала что-то наподобие тихого животного рыка, уже даже немного безысходного, осознавая, что так просто она от приобретённого посоха не избавится.

– Теперь чуть медленнее. Пожалуйста, – чуть слышно прошептала палке девушка.

Рука её зависла над практически прямым суком. На одном конце, там, где у него было утолщение, ещё были видны следы его разрыва с деревом. Эта часть на вид была чуть влажноватая, словно сук совсем недавно был оторван от основного ствола. Кора же у палки была бугристая и с одной стороны чуть покрыта зеленоватым мхом. По ней сложно было определить породу дерева, которому она принадлежала ранее, но терпкий, чуть тяжеловатый запах подсказывал, что это мог быть дуб. Но за всё то время, что По́ля жила здесь, поблизости она не видела ни одного дуба, и это её насторожило.

Аккуратно опустив пальцы на кору и мягко проведя по ней, девушка снова увидела отголоски мыслей, рвущихся в её голову, словно к исповедующей. По́ля нахмурилась, стараясь хоть немного огородиться от этого потока. У неё это выходило с трудом, но всё же она справлялась. Под напором чужеродных видений её ноги подкосились, и, чтобы не упасть ничком, По́ля опустилась на колени. Вместе с тем она пыталась полностью взять палку в руки. Медленно, ощущая как боль захватывает всю её голову без остатка, морщась от её нарастания, она почувствовала, как из носа по губе потекла кровь, но отвлекаться было некогда – необходимо было довершить начатое, иначе потом было бы намного сложнее – она это знала.

Наконец, По́ля взяла палку всей рукой и, оперевшись на неё, постаралась подняться встать на ноги. Пока она, словно под водой, двигалась к небу, пытаясь разогнуть колени, у неё в голове была ужасная кутерьма, норовящая поглотить её полностью. По́ля держалась. И в тот миг, когда она приняла вертикальное положение, всё вокруг внезапно смолкло. Даже деревья, только что рассказывавшие ей свои истории через перешёптывание листвы, и те замолчали, принимая то, что происходило.

По́ля чувствовала, что тело её так и находится на поляне, что оно стоит будто заворожённое и держится за ту самую палку, доставившую в этот полдень ей столько неудобств. Но истинное сознание По́ли находилось в какой-то чаще. Она была в ней и не была одновременно. В центре же зарослей, под её тёмными сводами стоял дуб, в полном расцвете сил и лет. По́ля видела, что он свеж, могуч и очень… По́ля не могла понять, но у неё складывалось впечатление, что они уже знакомы.

Она двинулась в сторону дуба и остановилась у его подножия. Подняв взгляд, заметила, что чуть ближе к земле на стволе не хватает сука́. Да, это было заметно, потому что образовалось что-то вроде пустоты, да и на стволе находилась свежая сломанная рана. Дуб пожертвовал своим суком для неё? Но зачем?

"Ты просила тебе помочь", – раздалось лёгкое шелестение со стороны дуба. По́ля узнала бы этот голос из тысячи. Сразу же восстановилось в памяти то, что случилось буквально пару часов назад. Девушка почувствовала, как её сердце забилось чаще и вспотели ладони. Да, она вспомнила его нежный взгляд и бережное, ласкающее движение рукой по лицу. Она не могла припомнить, ощущала ли что-либо от его прикосновения: тепло, движение воздуха, шершавость невидимой кожи – но точно не забыла, с каким аккуратным сосредоточием он в реальности хотел до неё дотронуться.

По́ля молчала.

"Конечно, ты могла бы узнать всё и сама в ближайшее время, но не стоит испытывать его, да и судьбу. Поэтому я и позвал тебя сюда. Сегодня утром я подарил тебе силу, благодаря которой ты сможешь присматривать за мной и лесом, ставшим теперь твоим домом. Сук, что у тебя в руках, служит сосредоточием мочи для связи со всем живым, что находится в этом самом лесе. Чтобы узнать что-то, увидеть, прочувствовать, посмотреть, тебе необходимо сконцентрироваться на цели и просто взять в руку посох. Со временем ты заметишь, что сила твоя очень велика, но не стоит забываться и представлять себя слишком могущественной. Надеюсь, ты знаешь, к чему может привести гордыня".

По́ля молча кивнула головой в знак согласия.

"Не сомневаюсь в тебе. Теперь ты мой Хранитель".

К концу мысли у Леса проскользнула лёгкая гордость и улыбка, отчего По́ля сама улыбнулась и поспешила убрать руку с сука́, чтобы на неё снова не нахлынули потоки чужого сознания. Да, она понимала, что надо тренироваться, но пока что ей хотелось одного: отдохнуть. Слишком много всего случилось за столь короткое и, казалось бы, спокойное утро.

По́ля стояла перед домом, где её уже ждал обед. Действительно, она и не заметила, как солнце начало уже понемногу клониться к горизонту. Девушка решила, что еда подождёт, а вот сон, очень часто оказывающийся целительным, ждать не должен.

Темнело. Вечерний мороз вступал в свои права, с каждой минутой наращивая мощь. Трое вышедших на крыльцо людей были одеты тепло. Девушка в одной руке держала посох, а в другой крепко сжимала накрытую плошку с жидкостью, которую ни в коем случае нельзя было расплескать, так как в ней было ровно четыре глотка. На поясе у девушки висели наполненные травами мешочки и сушёные веточки, отчего она выглядела, словно дикарка. За спиной же у неё был закреплён более серьёзный и необычный предмет, а именно, меч, с которым она обходилась крайне осторожно и бережно.

Один из парней, сопровождавших девушку, казался мощнее и больше на фоне своих неказистых спутников. В руке он зажимал другой, старинный меч, напоминающий строением акинак. К поясу молодого человека была привязана котомка, шуршащая маленькими рябиновыми стрелами, а рядом с ней болталась небольшая дыхательная трубка. Торс парня был затянут в крепкую кожаную жилетку.

Второй парень выглядел намного меньше своего друга, но также лучился уверенностью. Обтянутый подобной же жилеткой, он выглядел немного игрушечно и ненатурально и было заметно, что ему неудобно в одёже, но что поделать, безопасность превыше всего. За спиной у мальчика висел небольшой, но крепкий дубовый щит, отчего паренёк походил на черепаху.

Фаня – а это была, конечно же, она – соскользнула с крыльца первой и оглянулась на парней, спускавшихся следом. Девушка проследила, чтобы последний выходящий плотно закрыл дверь, и попросила Илью подвесить над порогом сплетённую из веточек орешника подкову, на тот случай, если они не вернутся. Фане не хотелось думать о неприятном исходе, но стоило предусмотреть всякое развитие событий.

– Куда идти? – Ванька переминался с ноги на ногу недалеко от замеревшей Фани. Ему уже было невмоготу ждать, вот и приходилось занимать себя хоть каким-нибудь движением.

– На север, к капищу, – ответила Фаня, глядя в нужном направлении. Ведьма уже давно научилась с лёгкостью чувствовать стороны света. Ей не требовалось ни смотреть на солнце, держа в уме время года, ни исследовать бока деревьев, выявляя мелкие признаки защиты от холода.

Ванька посмотрел в ту же сторону. Подошедший Илья, нерешительно замер возле них.

– Так и будем стоять? – с усмешкой осведомился парень. – Или, может, двинемся уже и, наконец, покончим с этим?

Фаня перевела на него подёрнутый мрачной пеленой взор. Она открыла было рот сказать о том, что, возможно, это их последний взгляд на живой лес, возможно, они больше сюда не вернутся, возможно, её или кого-то из них там убьют, но это были ненужные слова. Такого рода причитаниями невозможно поднять боевой дух, а парням сейчас нужна твёрдая рука, направляющая их в логово самой Жизни и Смерти.

Ведьма-кудесница промолчала и, печально улыбнувшись, уверенно кивнула.

Они остановились перед капищем. Вокруг стояла вечерняя тишина, и только снег невольно похрустывал от усиливающейся стужи. Зайдя в середину круга и расчистив ногой снег до появления земли, Фаня поставила на неё вертикально посох, поливая почву под ним жидкостью из плошки, которую всю дорогу бережно несла. Когда же ведьма убрала руку, палка так и осталась стоять, даже не шелохнувшись.

– Вот это волшебство, – Ванька заворожённо уставился на торчащее из земли чудо, рука его очарованно потянулась проверить устойчивость посоха. Но Фаня успела его одёрнуть.

– Не стоит ничего пока трогать, а то всё рухнет. В прямом смысле слова, – многозначительно добавила ведьма.

Ванька медленно убрал руку, чтобы ненароком не вздрогнуть и не дотронуться до колдовской палки – совершенно не присыпанной, не закапанной и при этом торчащей прямо из земли.

Парни начали рассаживаться вокруг посоха. Фаня присела спиной к югу, чтобы созерцать север, пытаясь настроиться на предстоящий путь. Илья тем временем стал закреплять полынный браслет на Ванькой руке.

Молодой человек скоро справился с первым браслетом и потянулся к Фане, чтобы повязать на её запястье пахучую и очень милую плетёнку из полыни. Девушка подставила руку, задумчиво следя, как работает Илья.

– Какое интересное плетение, – доброжелательно проговорила она. – Самое главное, браслеты нас защитят.

– Надеюсь, иначе моя работа будет насмарку, – пробубнил Илья.

Парень и тут быстро разделался с заданием. Теперь подошла очередь его собственной руки. Илья сомневался, с какого боку к ней подступиться. Одно дело закреплять браслет на сторонней руке, работая своими двумя, а другое – когда тебе самостоятельно предлагается повязать шнурок на собственном запястье.

Увидев мимолётное замешательство на лице парня, Фаня рванулась на помощь.

– Нет, мне следует сделать это самому, – Илья немного ребячливо отвернулся от Фани, чтобы у неё не получилось до него добраться. Но ведьма уже не предпринимала попыток вмешаться, соглашаясь с ним и признавая его правоту.

Илья справился, даже несмотря на то, что совершал действия в раскоряку, с большим усилием и чуть высунув язык от усердия. Первая часть их подготовки завершилась. Теперь надо было переходить к следующему шагу.

На дне чашки с отваром для объединения, плескалось небольшое количество воды. Ведьма поднесла настойку к губам и сделала свой естественный глоток, вмещающий в себя столько жидкости, сколько и было нужно. Проглотив терпкое, отдающее приятной горечью снадобье, Фаня передала посуду Ваньке.

Мальчик недоверчиво посмотрел на варево и понюхал его. Пахло оно не так страшно, как он себе представлял: твёрдые, чуть грубоватые, и свежие сосновые нотки переходили в какой-то еле слышный цветочный аромат. В какие краски была окрашена жидкость, у паренька не получалось рассмотреть, потому что вокруг уже давно растекался глубокий вечер. Ванька неуверенно обмакнул губы в настойку и, не почувствовав никакого отвращения, отпил глоток.

Подошла очередь Ильи. Молодой человек взял чашку в руки и уверенно, без вопросов и сомнений, допил остатки – ровно для его хлебка.

Объединяющий отвар выпит. Фаня протянула к парням руки, приглашая их замкнуть круг. Илья тотчас вложил свою крупную и немного грубоватую пятерню в Фанину маленькую ладошку. Ванька, не отставая, повторил движение. После чего юноши сцепили руки вместе. Круг замкнулся.

Ведьма блаженно, предчувствуя связь с Лесом, закрыла глаза и начала протяжно и пленяюще напевать:

Почти сразу после встречи с Хранительницей старая ведьма никак не могла покинуть свою избу, давненько потерявшую почтительный вид. Теперь это была обычная, побитая временем, халупа, которую издалека можно было бы принять за простой хлев. Но в нём до сих пор жила сила и способность к существованию.

Чернава догадывалась, что в ближайшее время всё должно закончиться. Небо хмурилось, природа замедлилась, заклятие набирало обороты, и его срочно надо было прервать, иначе последствия окажутся необратимыми. И ведьма знала: её новая знакомая, Фаня, в долгу не останется – она будет действовать из последних сил, забудет про сон, про еду и про домашние дела, станет лишь подготавливаться. Чернава надеялась, что именно так будет действовать молодая девушка, старая ведьма и сама была такой: всегда отдавалась делу с головой, стремясь закончить начатое в любом случае.

Но когда наступил, как чувствовала Чернава, последний день Леса, ведьма забеспокоилась. К утру следующего дня всё будет кончено. Время Леса подходило к концу, старуха же ничего не могла сделать: её разбил паралич. Двинуть не получалось ни одним мускулом, что уж тут говорить про перемещение. Заклятие, эта треклятая змея, пожирало последние её силы. Из-за чего Чернава и ощущала приближающийся конец: как только тварь прикончит Лес, она станет независимым зверем, уничтожающим всё подряд. И в результате, скорей всего, выберется на волю из сознания и превратит Матушку-Землю в руины. А Чернава сидела в своём доме и не могла ничего с этим поделать.

К обеду старая ведьма запаниковала ещё больше. Она пыталась создать любое, хоть ничтожное заклятие, чтобы хоть какой-нибудь знак бросить этой Хранительнице Леса о грядущем неутешительном исходе, но у неё ничего не выходило. Вот уже несколько дней, как сил не хватало даже на недолгое приготовление пищи. Так и осталась лежать старая ведьма на своём ложе.

От переутомления, недоедания и пережитых тревог Чернава в последние дни – и особенно в этот злополучный день – часто теряла сознание. В один момент она ещё чётко видела перед собой потолок. В следующий – резко налетала тьма, прикрывая собой разум старой ведьмы. Дальше наступала жгучая, отрезвляющая, не дающая забыться и потерять себя боль, исходящая из костяного кольца, полученного в дар от старшей сестры уже неизвестно сколько лет назад. От бесконечного ношения оно истёрлось и превратилось в тоненький ободок, но свои функции выполняло до сих пор: вразумление и отрезвление носителя. Только вот, неизвестно отчего, костяное колечко молчало в тот тёмный день, когда Чернава составляла мощнейшее приворотное заклинание на Лес, и не справилась с ним.

Все свои долгие годы жизни старуха также присматривала за Лесом. Но с той лишь разницей, что делала это тайком. Она не была Хранительницей, как её сестра в прошлом, но после ухода из родительского дома Чернава быстро обучилась магии, потом же каким-то чудом у неё получилось намешать волшебный эликсир, дающий долгую жизнь. Благодаря ему, она всё это время следила как за сменяющимися Хранительницами, так и за Лесом, не ведающим про влюблённую в него девушку. Так и получилось, что израненное старыми отказами сердце Чернавы не выдержало, вот она и решилась на опасные привораживающие чары.

Поздно вечером, когда лучи заходящего солнца перестало скакать по потолку и притихли даже сверчки, что-то изменилось. Чернава уловила замешательство и недовольство змеи и догадалась: Фаня наконец начала действовать. Старуха исполнилась смешанной радости, вначале от того, что девушка, наконец, добралась до проклятия, а потом уже и от того, что всё это скоро прекратится.

Наконец-то.

Чернава очень желала помочь Хранительнице, но змея с пущим рвением принялась высасывать из древней женщины силы и сознание. Но лежать спокойно ведьма не собиралась. Чернава пыталась огородиться, прикрыть хотя бы хлипкой стеной свой разум, чтобы существо не смогло питаться, чтобы оно почуяло опасность. Старая ведьма надеялась, что Фаня додумалась захватить рог белого оленя – подарок, преподнесённый девушке в их первую и последнюю встречу.

Старушка чувствовала каждую эмоцию, тянущуюся от змеи: вот проскользнуло недовольство, вот появился лёгкий страх, вот замешательство, теперь же последовала твёрдая решимость – ведьма затаила дыхание…

Всё закончилось настолько быстро, что Чернава даже не успела осознать произошедшее.

Под землёй, где-то глубоко под раскидистым дубом, двигалось что-то большое и сильное. Теперь-то Фаня догадалась: змея просто перебралась чуть в сторону, чтобы докончить начатое. Но незваные гости её потревожили. И это было очень плохо: происходящее больше походило на кошмарный сон.

Пошатываясь от не заканчивающихся толчков, тройка путников вперила взгляды на яму, из которой показалась огромная змеиная голова. Насколько помнила Фаня, в прошлую их встречу змея была раза в три меньше. Нынче же их приветствовало чудовище ещё крупнее и ужасней, чем она его описывала. Противный зеленовато-болотный цвет кожи, измазанной комьями грязи, скатывающейся при каждом движении по слизи, навевал мысли о родном, таком разнообразном и живом, лесе, но и отталкивал, принадлежа сей момент чему-то неживому. Это был неестественный, извращённый колдовской цвет разрушения и уничтожения.

Илья уже хотел было отбежать на безопасное расстояние от нежити, но Фаня его остановила, удержав окриком.

– Нет, нам нельзя дать ей полностью выползти, иначе у нас не будет никаких шансов.

Молодой человек, соглашаясь, бойко закивал, хоть в его глазах и плескался первобытный страх. Держась из последних сил, он пытался подавить панику, но, судя по мертвенно бледному лицу, у него это выходило с трудом. Ванька тоже потихоньку отступал, но его взгляд горел решимостью, отступление же можно было списать лишь на опасение перед неизведанным.

Незаметно они передвинулись, и Фаня оказалась впереди парней, в то время как они затесались чуть поодаль, прикрывая её с боков. Теперь же требовалось хотя бы не пятиться, чтобы змея не смогла и дальше вылезать из своего жалкого логова.

– В прошлый раз я её слегка вырубила, когда бросила в неё травы! – чуть ли не кричала Фаня, чтобы её расслышали, потому что вокруг непрошеных для змеи гостей стал нарастать неизвестный гул. – Возможно, получится что-нибудь подобное провернуть и сейчас!

– Выбора нет, – успел пожать плечами Илья, уворачиваясь от сгустка отравленной слюни, посланной змеёй настолько метко, что часть слизи всё же зацепила плечо парня. – Вот тварь. Ты не говорила, что она обучена подобным трюкам!

Фаня с ужасом следила за исходящим зелёным дымком плечом молодого человека: такого рода змеиную способность она не предусмотрела. Однако отступать было некуда.

Ведьма суетливо стала рыться в своих мешочках, пытаясь найти нужную зелень. Девушка всегда старалась брать трав чуть больше положенного, как говорится – про запас. У неё было приготовлено столько кулёчков с собой, что в панике Фаня начала путаться. Предосторожность сыграла с ней злую шутку. Время шло, змея подбиралась ближе, а в руки Хранительницы ничего годного не попадалось. Ужас липкими пальцами опутывал сникающую ведьму.

Змея не собиралась ждать, когда в её пасть полетит очередной комочек вредных трав. Существо как-то сообразило, что если ничего не предпринимать, то случится что-то неприятное и нарушители порядка выйдут победителями. Поэтому змея надумала совершить резкий бросок, чтобы избавиться от самого слабого члена группы – девушки, почему-то прикрывающей остальных.

Фаня в последний момент заметила, что в её сторону летит раскрытая змеиная пасть. Девушка не успела бы отбиться, отвлечённая злосчастными мешочками, возгласы же парней она попросту не слышала за угрожающим шипением огромной змеи.

Время замедлилось. Понимая, что не сможет поднять меч для достойного удара, Фаня лишь рефлексивно приподняла руки, закрывая лицо от угрожающей морды. Уже представив, как она, присыпанная земелькой, лежит бездыханная вместе с дубом и не почувствовав никакого удара, ведьма резко раскрыла глаза.

На секунду оглохнув от переживания, девушка заметила, как змея с недовольным страхом в глазах пятится и еле слышно шипит от негодования. Фаня догадалась: чудовище отступило только от того, что почуяло рог на рукояти меча, и, возможно, полынный браслет – именно эти две вещи спасли девушку.

– Мы в затруднительном положении, – быстро проговорил Илья. – Нам с Ванькой к ней не подобраться! До нас – пара выпадов и никакой пристойной защиты, а вот тебя она не тронет.

– Верно, но полынь её всё же отпугивает, – откликнулась Фаня, подкидывая Илье и Ваньке по мешочку. – Вот, держите, отвлеките-ка немного заразу, чтобы у меня была возможность сделать хоть что-нибудь!

Подхватив мешочки, молодые люди разбежались в разные стороны, тем самым увеличив замешательство змеи. Она рассчитывала на быструю победу, уничтожив главаря, коим и являлась девушка, но проклятие не смогло добраться до неё.

Со стороны Ильи на змею посыпались еловые шишки, оказавшиеся в предоставленном Фаней мешочке. Стушевавшись от такой наглости, тварь уже хотела было броситься на дерзкого юнца, как с другой стороны, со стороны Ваньки, в неё полетели аналогичные снаряды. Змея дёрнулась от неожиданности, не зная на кого накинуться в первую очередь.

Фаня отступала всё дальше от стычки. Благодаря магии меча к девушке пришёл план, весьма рисковый и, вполне возможно, провальный, но попытаться воплотить его в жизнь ведьма была просто обязана.

Меч звенел, как натянутая тетива, только вот ему предстояло выполнить роль немного другого, но близкого, предмета, а именно – стрелы, пущенной прямо в цель и не знающей пощады.

Ванька беспорядочно бросался шишками. Илья же выхватил духовую трубку и, целясь в змеиные глаза, стал осыпать гадину рябиновыми колышками. Змея полностью отвлеклась от девушки, пытаясь увернуться от разбойных, метко-летящих щепок, которые Илья посылал с такой силой, что глазам змеи грозила реальная опасность.

Но существо не стало терпеть такое неуважение к себе и, резко рванув к расхрабрившемуся парню, сбило его с ног. Илья, падая, зацепился рукой за выступающие корни и, попутно поцарапавшись об острые ветки, потерял полынный браслет. Теперь его ничто не предохраняло от нападок ползучего гада. Фаня и Ванька, заметив утрату, громко охнули. Ведьма перестала пятиться и собралась накинуться на отбивающуюся змею, но Ванька её опередил.

Подхватив щит за край и собравшись метнуть дубовый заслон наподобие диска, Ванька забросил свою единственную защиту прямо в голову ничего не подозревающему чудовищу. От столкновения с жёстким черепом снаряд разлетелся на мелкие части.

Но мимолётного змеиного замешательства хватило, чтобы Илья успел подскочить на ноги. Почувствовав неуютную свободу на руке и бросив взгляд на пустое запястье, парень догадался о своей незащищённости. Ему не хотелось показывать испуг от того, что могло бы с ним произойти, поэтому, подхватив отлетевший клинок, Илья приготовился отбиваться.

Змея зависла между врагами, готовясь к последнему броску. Фаня почувствовала звенящий шёпот меча, жаждущего нечистой крови. Оружие настраивало ведьму на успех, придавая ей уверенность и дополнительную силу, которая ей понадобится в следующий миг.

Мысленно же Фаня старалась предугадать действия змеи. Видя, что существу надоело метаться между двумя жертвами, девушка быстро прикидывала, на кого же именно позарится существо. С одной стороны находился Ванька – несчастный, безоружный, но с отпугивающим ароматом полыни вокруг себя; с другой – Илья: беззащитный, но угрожающе-мощный малый с крепким клинком.

Увидев решительность в узких змеиных зрачках, Фаня стремительно размахнулась, надеясь, что чудище поступит так, как рассчитала девушка.

Выпустив меч из рук, ведьма заметила, как нечисть рванулась к Ваньке. Хранительница ухмыльнулась такому предсказуемому и простому заклятию, хоть внешне и казавшемуся идеальным. Мальчик, вначале заметивший наваливающуюся на него змею, с отчаянием обернулся к Фане. Недоумённый взгляд наткнулся на летящий в его же сторону меч, и тут паренёк полностью растерялся. Если со змеёй было всё понятно, то почему на него мчится меч, мальчик совершенно не догадывался.

Краем глаза Ванька разглядел распахивающуюся черноту – это начал раскрываться над ним огромный зев, угрожая поглотить его. Молодой храбрый воин не собирался закрывать глаза – он для себя решил встретить смерть подобающим образом, чтобы родители не стыдились своего чада. Да, отец будет гордиться тем, что достойно воспитал сына. С такими мыслями Ванька услышал странный звук, словно до невозможности острый нож пытался вонзиться в камень.

С открытой пастью змея замерла на расстоянии дыхания от Ваньки. Мальчик успел почуять исходящий из глотки грубый запах дубового сока перемежающийся с отвратительным затхлым зловонием старости, после чего гадина свалилась к его ногам. Первое мгновение мальчик не мог понять, что же произошло, пока не разглядел торчащий из змеиной головы меч-кладенец.

Парни с удивлением, перетекающим в восторг, смотрели на поверженного врага…

Проклятие было побеждено.

Когда они перевели взгляд на Фаню, то увидели, что беззащитная девушка сидит на земле и горько плачет.

Илья, подбежав, начал её успокаивать:

– Что же такое… Самое сложное позади, всё теперь будет хорошо.

Ванька опустился рядом и, чуть приобняв маму, стал покачиваться вместе с ней, пытаясь утешить. От пережитых волнений Фаня рыдала всё сильнее, но, наконец, сквозь слёзы, произнесла:

– Нет, – всхлипывала ведьма-кудесница, – самое сложное впереди: Лес просто так не возродится сам, ему надо помочь, но как, я не знаю…

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – поддержал Илью Ванька. – Мы столько всего сделали не ради того, чтобы опускать руки. Но, может быть, для начала нам стоит избавиться от этой огромной туши?

Они дружно посмотрели туда, где была змея, но увидели уже опустевшую землю: ни живой, ни мёртвой гадины там уже не было. Вместе с ней пропал и меч-кладенец. Лишь дуб безмолвно замер на том же месте, в том же состоянии и не изменялся.

Они вернулись глубокой ночью, когда уже давным-давно погасли последние всполохи закатного солнца и вовсю разгорелись звёзды. Фаня уныло зашла в дом, и, не говоря ни слова, направилась в свою комнату. Девушке необходимо было придумать, что делать с дубом, как его возвратить к жизни.

Ванька с Ильёй переглянулись, но ничего не сказали. Лишь набросились на еду, появившуюся к их приходу на столе.

Фаня зарылась лицом в подушку, надеясь на очередной поток слёз. Но плакать ей больше не хотелось. Вместо этого от пережитого потрясения девушке ужасно захотелось спать.

Но, уставшая, несмотря на сильное желание забыться, ведьма никак не могла нормально заснуть, то проваливаясь, то тут же выныривая из дремоты. Фаня чувствовала, что что-то упустила из виду, точнее наоборот, что-то заметила там, у дуба, но что конкретно – припомнить не могла. Девушка беспокойно прокручивала происходящие с ними этим вечером события, но у неё никак не получалось удержать внимание на отдельных моментах. Однако, вопреки борющимся в душе переживаниям, под утро у Фани всё же получилось прикорнуть.

Ведьма рывком отбросила сон: перед её глазами застыло видение дуба в его новом плачевном, засохшем состоянии, лишь одна его часть была свежа и светилась энергией – место, откуда ранее был отломан сук, ставший впоследствии посохом. Тут-то Хранительница поняла, что ей предстоит сделать.

Заря уже давно подобралась к горизонту, окрашивая краюшку неба в приятный нежно-розовый цвет. Парни спали. Выскочившую из дома Фаню, заметила лишь подозрительно знакомая серо-рябая, со светлым животиком, хохлатая птица – лесной жаворонок, – сидевшая на находившейся недалека от дома яблоне.

Фаня стремительно мчалась к капищу, чтобы снова попасть к дубу. На середине дороги девушка заметила собственную хромоту и удивилась: она не помнила, чтобы подворачивала ногу или где-то поранилась. Но поджимающее время не позволило ей остановиться.

Между деревьев показалось долгожданное капище, и ведьма кое-как припустилась ещё быстрее. Расположившись поудобней в середине круга, Фаня закрыла глаза и… вспомнив про ногу, Хранительница решила быстренько осмотреть себя. Приподняв юбку, она разглядела небольшой порез на голени. Казалось бы, отчего ей прихрамывать от незначительной ссадины? Такое могло случиться, только если уже началось заражение или в рану попал какой-то яд. Фаню кольнуло воспоминанием: из-за неумения толково обращаться с мечом, во время замаха она порезалась отравленным лезвием. Но ужас и самосохранение не успели навалиться на девушку: долг перед Лесом вытеснил все страхи перед собственным будущим.

Дуб выглядел очень скверно. Вокруг него стояла полнейшая тишина и запустение. Даже листья, раньше разбросанные под кроной ненужными останками, куда-то исчезли. Вероятно, их разнёс ветер, которого, однако, в данный момент не ощущалось. Фаня медленно ступила к дереву и приложила руку к пересохшей поверхности.

Сквозь его на вид прохладную и такую неживую кору чувствовалась невидимая энергия, говорящая о внутренней борьбе за жизнь. Фаня облегчённо вдохнула и, улыбнувшись, погладила шероховатость.

Девушка вернулась к свежей дубовой ране. Это место говорило о многом. Вероятно, дуб и не мог пропасть, подпитываясь силой от Хранительниц, которые из века в век каждодневно пользовались посохом. Сейчас же у дерева был тяжёлый период и ему требовалась помощь для полного восстановления.

Фаня поднесла посох к губам и, помолившись всем богам, приложила его край к слому. Части идеально подходили друг к другу, что было не удивительно. Один, бесконечно долгий, как показалось Фане, миг, ничего не происходило. Ведьма успела отчаяться и напридумывать новые способы возрождения… Потом же всё случилось.

Посох прирастал к дубу буквально на глазах. Из палки к больному растению перетекала сила, хранившаяся всё это время. Кора начала приобретать естественный оттенок, а в воздухе снова неуловимо запахло свежестью и дубовой твердью.

Фаня звонко и торжествующе рассмеялась.

Спустя N лет.

Молодая девушка ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью. Ночь своего дня рождения она попросилась провести с подругами: искупаться в озере, залитым лунным светом, попрыгать через ясный и жаркий костерок, ведь на улице стояла такая замечательная погода – но дедушка ответил твёрдым отказом. "Этой ночью, – сказал он, – ты никуда не выйдешь, тебе стоит остаться дома". Никакой причины названо не было, от этого запрет и выглядел странным. Весь вечер старики переглядывались: бабушка тяжело вздыхала, а деда всё время посматривал в окно, словно ожидая чего-то. Или кого-то.

В комнате было тепло, но не из-за печи, которую, естественно, летом не затапливали. Это лето выдалось до невозможности тёплым и таким сладким, что работу по дому особо и делать-то не хотелось. Поэтому-то девушка приноровилась подолгу пропадать в лесу, развлекаясь и исследуя прилежащую к селению территорию.

Негодование не позволяло успокоиться, отчего девушка очень долго ворочалась на своей скрипучей лежанке, пытаясь навредить и дедову сну. Но попытки её были тщетны: тому, кто в любом случае не спал бы этой ночью, ожидая худшего, не мог помешать негромкий шум из-за стены.

Дедушка девушки лежал с открытыми глазами, надеясь на иной поворот судьбы. Жена его посапывала рядом: от переживаний её всегда клонило в сон, словно спящую царевну. Мужчина беспокоился о внучке, за которую он был теперь в ответе, особенно после смерти её родителей – своего сына и снохи.

Луна показалась в окошке, давая знать о полночной тиши. Теперь оставалось лишь… но мысль не успела закончиться – в комнате уже проступал слегка видимый силуэт старой женщины, которую мужчина когда-то знал и, возможно, даже полюбил. Теперь эта женщина выглядела слабее и дряхлее, но в её глазах всё так же читалась стальная воля и готовность на всё, чтобы защитить дорогих ей созданий.

– Ну здравствуй, Иван, – тихо прохрипела старушка. – Вижу, ты меня ждал.

– Пришлось, – коротко бросил Иван, усаживаясь на край постели. Ему не хотелось признавать, но всё это время он безумно скучал по ней, скучал по тому времени, когда они вместе делали что-то значимое, боролись за важное, страдали за будущее. Со временем он понял, что её служение играет весьма важную роль в жизни всего живого. Ему же пришлось вернуться. Такова жизнь. У каждого – своя реальность, продолжающаяся вне зависимости от того, куда ты пытаешься от неё сбежать.

Женщина печально покачала головой, видя его скорбь и обречённость.

– Ты же понимаешь, что я обязана это сделать? – спросила она, тяжело опираясь на незнакомый посох. Её мешочки, висящие на поясе, всегда завораживавшие Ивана, мягко шелестели, тёршись друг о друга боками. Сейчас они казались ему более волшебными и заколдованными, чем раньше.

– Конечно понимаю, – тряхнул головой Иван. – И в какой-то степени даже признаю твой выбор, но отцовский долг разрывает меня на части.

– Она будет отличной Хранительницей, так как получила всё самое лучшее, – мягко успокоила женщина, отступая к двери, чтобы навестить не ожидавшую её избранную девушку.

– Знаю, – лишь смог выдохнуть Иван вслед женщине, обречённо опускаясь обратно на подушку.

Девушка уже почти провалилась в дрёму, когда до её слуха донёсся непонятный стук: словно кто-то шёл на деревянных ногах. В её дверь слегка поскреблись, как бы просясь в гости. Предположив, что это деда как-то забавляется, пытаясь выпросить у неё прощения, она уже собралась грубо отправить его обратно, но приоткрывшаяся дверь впустила ковыляющую старушку, незнамо как попавшую в дом.

– Кто вы и что тут делаете? – подскочила девушка на кровати, готовая в любой момент позвать на помощь или броситься вон.

– Не стоит пугаться, дитя. Мне пришлось потревожить твой покой по одному очень важному делу, – женщина устало "простукала" к лежанке и опустилась на её край. – Надеюсь, ты меня выслушаешь.

Девушка подозрительно оглядывала старушку, явно не выглядевшую, как разбойник. Весь её вид говорил о вольной жизни в лесу, именно эта деталь успокоила девицу: ведь плохие люди в лесу редко живут, им там просто-напросто сложно выживать. Молодая особа неуверенно кивнула.

– Вот и славно, – просияла женщина. Видимо, она сама гадала, как же начать разговор. Но помня свой опыт, решила сделать всё как можно мягче, чтобы девушка была чуть более осведомлена, чем старушка в своё время. – Как тебя зовут?

– Фаня, – чуть помедля ответила барышня.

Хоть старушка и старалась, но на её лице не отразилось особого удивления, словно она заранее знала ответ на вопрос.

– Как интересно, – попыталась проворковать женщина, что у неё вышло не очень убедительно. – Меня тоже так зовут.

Теперь настала очередь удивляться – уже искренне – молодой Фани: за свои теперь полные шестнадцать лет ей ещё ни разу не попадались девушки, да и женщины, с таким именем. Встретить тёзку было очень приятно. Но кто она и что здесь делает – вот вопрос, крутящийся у девочки в голове и больше всего волновавший её.

Чуть подобрав свои хлипкие юбки, из-под которых мелькнула какая-то причудливая палка, женщина начала свой рассказ:

– Понимаешь ли, я – лесная ведьма. Хранительница Леса. Сторож того лесного и зелёного пространства, по которому ты каждый день гуляешь. Когда я была такой же, как ты обыкновенной девушкой, меня избрала предыдущая Хранительница и призвала во служение Лесу. С тех пор я жила в хижине на поляне и охраняла лес. Но я как-никак смертная женщина, вот и настало время искать мне замену. И, как бы дико это не звучало, но я, Хранительница Леса, призываю тебя на своё место.

Старушка замолчала. На протяжении своих слов она замечала, как глаза у Фани расширяются от восторга и узнавания.

Пока Фаня слушала женщину у неё в голове проскальзывали образы и похожие слова, рассказанные ей в детстве дедушкой. Правда, со временем он перестал делиться диковинными историями. Бабушка услышала одну из них, поговорила с ним, и после этого деда замкнулся. Больше он не расписывал огромных вепрей и волшебные травы, спасающие жизнь живым существам.

Сейчас Фаня всё припомнила, до этого же момента память словно прятала эту информацию, теперь заново предоставляя её свету. И девушка понимала, отчего. Она не знала, откуда её дедушка услышал подобные истории, но осознавала, что это часть наследства, часть истории, передающейся из уст в уста. Но также Фаня поняла, что от наследства сложно спрятаться.

Иван слышал за перегородкой в комнате внучки приглушённые голоса, но никак не мог помешать происходящему. Уловив слегка звонкий от восторга голос Фани, он понял: всё пропало.

Девочка ворвалась в комнату. Дедушка бодрствовал, однако она не успела этому удивиться – её переполняла гордость и желание поделиться.

– Деда, деда, меня избрали, теперь я – Хранительница Леса, лесная ведьма! – шептала девушка, подбегая к его кровати и падая в тёплые объятия.

– Знаю, дорогая. Ты счастлива? – Иван приподнял голову внучки, чтобы в лунном свете рассмотреть её глаза, лучащиеся безграничной радостью.

– Конечно, – чуть укоризненно ответила Фаня, не понимая, почему дедушка не видит столь явного проявления её восторга. Но, выпустив упрёк, кое-какие сомнения, и мысли, и идеи, и возможные потери наведались к ней, заполняя её всё больше и больше неотвратимостью последствий.

Но Фаня пока что не была расположена думать об ином будущем, ранее предназначенном в родном месте – девушка стремилась к приключениям. Она загорелась жизнью на природе, пользой служения Лесу.

Не в силах долго ждать, молодая девушка, Фаня, отправилась в указанное старушкой – прошлой Хранительницей – место буквально на следующий день после избранничества. Окрылённая, упоённая будущим, ликующая девочка любовалась встречающимися на пути яркими цветами, притрагивалась к выразительным деревьям и душистой зелени, чтобы руки пропитались её запахом.

Но одна трава ей нравилась более всего, и путница готова была заготавливать её хоть огромными мешками. Фаня всегда спрашивала у растений разрешение одолжить их частицу. Она давно поняла, что от этого зависят как их растительные и питательные свойства, так и способность помочь кому-либо. И, немного отойдя от дома, девушка почувствовала потребность в своей любимой и вездесущей траве.

Она издалека уловила родной с детства запах и спустя несколько уверенных шагов увидела крепкие, плотные стебли с зеленовато-бледными лепестками. Подойдя к полыни, девушка вдохнула полной грудью и, совершенно не веря своему счастью и свободе, обвила траву сердечным объятием. Фаня прикрыла глаза и мысленно попросила сорвать часть стебля, чтобы запах полыни и защита сопровождали её в дороге. Девушка почувствовала приятное, лёгкое тепло в ладонях и сочла это за положительный ответ. Прикрепив траву к кисти, она отправилась дальше.

Заметив, как вдалеке, среди деревьев, мелькает проблеск пустоты, Фаня предположила, что в ближайшее время выйдет на одну из полян. И, возможно, она окажется той самой. На краткий миг будущая Хранительница остановилась, словно неизвестность заставила её усомниться в правильности решения. Но, быстро оправившись, Фаня обрела уверенность: несмотря на призыв, она сама желала служить Лесу, следить за тем, что любит и где живёт.

Возникший в центре поляны домик оказался немного не таким, как она его себе воображала, но это не усмирило её любопытства и жажды очутиться в новом месте. Подойдя к крыльцу, Фаня рассмотрела идущий из трубы, еле заметный дымок и остановилась. Она не ожидала встретить в доме кого-то ещё: девушка считала лесных ведьм жуткими одиночками, отпугивающими от себя всю округу. Но тут дверь распахнулась и на пороге появился высокий, крупный и такой мощный мужчина, что девушке невольно пришлось задрать голову, всматриваясь в его единственно видимый глаз.

– Здравствуй, Хранительница, меня зовут Илья, и первое время я буду помогать тебе, – проговорил силач, протягивая молодой Фане посох.