© 2015 by Victoria Schwab

© В. Нугатов, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Келл носил очень необычный плащ.

У него была не одна сторона, как это принято, и даже не две, что посчитали бы оригинальным, а несколько, хотя это, разумеется, невозможно.

Когда Келл переходил из одного Лондона в другой, то первым делом снимал плащ и выворачивал его наизнанку пару раз (а то и трижды), пока не находил нужную сторону. Они были очень разными, и каждая для чего-то предназначалась. Некоторые позволяли слиться с толпой, другие, наоборот, выделиться, а одна ни к чему не подходила и поэтому нравилась ему больше всего.

Ступив из дворцовой стены прямо в вестибюль, Келл отдохнул пару минут – странствия между мирами не проходили для него бесследно. Затем он сбросил с плеч красный плащ с высоким воротом и вывернул наизнанку справа налево, превратив его в простую черную куртку. Правда, с вышивкой серебром и двумя рядами серебряных пуговиц. Пересекая границу этого Лондона, Келл довольствовался скромной цветовой гаммой, так как не желал задевать гордость местных королевских особ или привлекать к себе внимание, однако это вовсе не означало, что он должен жертвовать и чувством стиля.

«О, эти короли», – подумал Келл, застегивая пуговицы куртки. Он начинал думать как Рай.

На стене медленно таял призрачный символ, оставшийся после прохождения Келла, напоминая след на песчаном берегу моря.

Келл никогда не стал бы помечать дверь здесь – по той простой причине, что никогда не возвращался этим путем. Виндзор и Лондон были расположены страшно неудобно: на расстоянии одного дня пути. Келл же мог перемещаться из одного места одного мира только в то же место другого. А в мире Красного Лондона никакого Виндзорского замка не существовало. Так что Келл пришел из городка Дайсен – сквозь каменную стену двора, принадлежавшего одному зажиточному джентльмену. В целом Дайсен был весьма приятным городишком.

В отличие от Виндзора – роскошного, но неприятного.

Как всегда, на мраморной стойке возле стены поджидал тазик с водой. Келл сполоснул окровавленную ладонь и серебряную крону, с помощью которой проходил сквозь стены, а затем надел шнурок на шею и опустил монету за воротник. Из дальнего зала доносились шарканье и приглушенные голоса слуг и стражей. Келл выбрал этот небольшой вестибюль специально, чтобы ни с кем не столкнуться. Он прекрасно знал, что принц-регент не выносит его присутствия, и меньше всего нуждался в публике, которая навострит уши и вытаращит глаза, а затем во всех подробностях доложит о его визите.

Над стойкой с тазиком висело зеркало в позолоченной раме. Келл мельком взглянул на свое отражение – рыжевато-каштановые волосы загораживали один глаз, но он не стал их поправлять, а лишь разгладил плечи куртки и пошел через анфиладу на встречу с правителем.

В комнате было жарко и душно. В камине яростно бушевал огонь, а окна оказались закрыты, хотя снаружи царил прекрасный осенний день.

Георг III сидел у камина, и высохшее тело монарха казалось еще меньше из-за огромной мантии. Перед ним стоял поднос с нетронутым чаем. Когда вошел Келл, король ухватился за края стула.

– Кто там? – окликнул он, не оборачиваясь. – Грабители? Призраки?

– Не думаю, что призраки ответили бы, ваше величество, – сказал Келл.

Больной король осклабил гнилые зубы.

– Мастер Келл, вы заставили меня ждать.

– Всего-навсего один месяц, – ответил тот, шагнув ближе.

Король Георг прищурил слепые глаза.

– Наверняка дольше.

– Клянусь, что нет.

– Для вас-то, может, и нет, – буркнул король, – но для безумцев и слепцов время течет иначе.

Келл улыбнулся. Сегодня король в хорошей форме. Так бывало не всегда. Келл никогда не знал, в каком настроении застанет его величество. Возможно, ему показалось, будто прошло больше месяца, поскольку в последний раз король был не в духе и Келлу насилу удалось успокоить его расшатанные нервы, чтобы передать сообщение.

– Должно быть, прошел не месяц, а год, – продолжал король.

– Но год-то все тот же.

– И какой же?

Келл нахмурился.

– Тысяча восемьсот девятнадцатый.

По лицу короля Георга пробежала тень. Затем он покачал головой и хмуро произнес:

– Время… Присаживайтесь, – добавил он, махнув рукой. – Здесь где-то должен быть еще стул.

Но стула не оказалось. Комната была пугающе пустой, и Келл не сомневался, что двери в ней отпирались и запирались не изнутри, а снаружи.

Король протянул костлявую руку, с которой сняли все кольца, чтобы он не поранился, а ногти обрезали под самый корень.

– Мое письмо, – потребовал он, и на миг Келл увидел того самого великого монарха, каким Георг был прежде.

Похлопав себя по карманам, Келл понял, что забыл достать конверт, перед тем как переодеться. Он сбросил куртку, вывернул ее в красный плащ и порылся в складках. Когда Келл вложил в руку короля письмо, тот погладил его и нежно провел пальцами по сургучной печати с эмблемой красного монарха – кубок с восходящим солнцем, – а затем поднес бумагу к носу и вдохнул запах.

– Розы, – с тоской сказал король.

Он имел в виду запах магии. Келл никогда не замечал легкого аромата Красного Лондона, въевшегося в его одежду, но, в какой бы мир он ни ходил, кто-нибудь обязательно говорил, что от него пахнет свежесрезанными цветами. Одни упоминали тюльпаны, другие – звездочеты. Кто-то чуял хризантемы, кто-то – пионы. Для короля Англии он пах розами. Келлу нравилось, что аромат приятный, пусть он его и не ощущал. Серый Лондон для него пах дымом, а Белый – кровью, а вот Красный Лондон – просто домом.

– Вскройте его, – повелел король. – Только не повредите сургуч.

Келл достал письмо из конверта. В кои-то веки он обрадовался, что король ничего не видит и потому не узнает, каким оно было коротким. Всего три строчки. Дань вежливости занемогшему номинальному правителю, и не более того.

– Это от королевы, – пояснил Келл.

Георг кивнул.

– Читайте, – приказал он, приняв величественный вид, так не подходивший его слабому телу и дрожащему голосу. – Читайте.

Келл сглотнул.

– «Приветствия его величеству королю Георгу Третьему от соседнего королевства», – прочитал он.

Она не назвала свое королевство Красным и не прислала приветствия от Красного Лондона (хотя город и впрямь казался таковым из-за яркого всепроникающего свечения реки). У королевы, как и у всех, кто проживал лишь в одном Лондоне, не было необходимости различать столицы. Правители одного города говорили о правителях другого просто «другие», «соседи», а иногда и вовсе далеко не лестными словами, особенно если речь заходила о Белом Лондоне.

Но тем немногим, кто мог перемещаться из одного Лондона в другой, нужно было четко их разграничивать. Поэтому Келл присвоил каждой из столиц свой цвет – по аналогии с исчезнувшим Лондоном, который все называли Черным.

Столица без магии – Серый.

В процветающей империи – Красный.

В голодающей стране – Белый.

По правде говоря, эти города мало походили друг на друга, а уж страны – и того меньше. Загадкой было даже то, почему все они назывались «Лондон», хотя, согласно общепринятой теории, одна из столиц получила это название давным-давно – еще до того, как все двери были запечатаны и короли и королевы смогли обмениваться лишь письмами. Однако по вопросу о том, какой из городов получил это название первым, единого мнения не было.

– «Надеемся узнать, что вы в добром здравии, – говорилось далее в письме королевы, – и что погоды в вашем городе такие же ясные, как и в нашем».

Келл замолчал. Больше ничего не было – только подпись. Король Георг нахмурился.

– Неужели это все? – спросил он.

Келл помялся.

– Нет, – сказал он, сложив письмо. – Это только начало.

Он кашлянул и зашагал по комнате, собираясь с мыслями и подлаживаясь под стиль королевы.

– «Благодарю вас за то, что спросили о здоровье нашей семьи, – пишет она. – Король и я в добром здравии, однако принц Рай по-прежнему поражает и бесит в равной степени. Впрочем, за этот месяц он хотя бы не свернул себе шею и не нашел себе неподходящей пары. Благодарение одному лишь Келлу за то, что он удержал принца от этих и других неразумных поступков».

Келлу очень хотелось, чтобы королева остановилась на его заслугах подробнее, но как раз в эту минуту часы на стене пробили пять, и он еле слышно выругался. Келл опаздывал.

– «Прощаюсь до следующего письма, – поспешно закончил он. – Будьте здоровы и счастливы. С любовью, ее величество Эмира, королева Арнса».

Келл подождал, пока король что-нибудь скажет, но слепые глаза монарха смотрели в никуда, и Келл испугался. Он положил письмо на чайный поднос и пошел было к двери, как вдруг монарх заговорил.

– У меня нет письма для нее, – пробормотал он.

– Ничего страшного, – тихо сказал Келл. Король много лет не мог написать письмо. Несколько месяцев он наугад водил пером по пергаменту, потом стал диктовать Келлу письма, а теперь чаще всего передавал устные сообщения.

– Понимаете, у меня не было времени, – добавил король, пытаясь сохранить остатки достоинства. Келл не стал с ним спорить.

– Понимаю, – согласился он. – Я передам королевской семье привет от вас.

Келл опять повернулся к двери, но старый король вновь его окликнул:

– Погодите, погодите! Вернитесь.

Келл остановился и взглянул на часы. Уже поздно, и он все сильнее опаздывает. Он представил, как принц-регент сидит за своим столом в Сент-Джеймс, вцепившись в стул и медленно закипая. При этой мысли Келл улыбнулся и вернулся к Георгу, а тот неловко вытащил что-то из-под мантии.

Монета.

– Запах исчезает, – пояснил король, держа монету аккуратно, словно хрупкую драгоценность. – Я больше не чувствую магии, не ощущаю роз.

– Монета – это всего лишь монета, ваше величество.

– Вовсе нет, и вы это знаете, – буркнул Георг. – Выверните карманы.

Келл вздохнул.

– У меня будут неприятности.

– Не волнуйтесь, – хмыкнул король. – Это наш маленький секрет.

Келл засунул руку в карман. Много лет назад, впервые посетив короля Англии, он дал ему монету – в подтверждение того, кто он и откуда. Монарх был посвящен в историю других Лондонов, которая передавалась по наследству, но странник не приходил уже много лет. Король Георг глянул на щуплого мальчишку, прищурился, протянул руку ладонью вверх, и Келл положил туда монету. Это была простая крона, очень похожая на местный шиллинг, только с красной звездой, а не с портретом монарха. Король зажал монету в кулаке и, поднеся к носу, вдохнул ее аромат. Потом он улыбнулся, спрятал монету под плащом и пригласил Келла войти.

С тех пор король всякий раз жаловался Келлу, что монета утратила магию, и просил обменять ее на другую – новенькую, пахнущую розами. Келл всегда говорил, что приносить вещи из других миров запрещено (это и правда категорически запрещалось), и всякий раз король настаивал на их маленьком секрете, после чего Келл со вздохом вручал ему очередную «красную» крону.

И в этот раз он взял старую монету, положил на ладонь Георга новую и бережно сжал пальцы на костлявом кулаке старого короля.

– Да-да, – проворковал больной монарх.

– Счастливо, – сказал Келл на прощанье.

– Да-да, – повторил король. Его внимание рассеялось, он забыл о госте и обо всем на свете.

Угол комнаты был занавешен тяжелыми шторами. Раздвинув их, Келл обнаружил на узорчатых обоях знак. Этот круг, разделенный прямой линией, он нарисовал своей кровью месяц назад. На другой стене, в другой комнате другого дворца, был точной такой же круг. Они напоминали ручки с двух сторон одной двери.

Келл перемещался между мирами, подтверждая свое право кровью. Не нужно было точно определять место в одном мире, поскольку он всегда оказывался точно там же, только в другом. Но чтобы перемещаться внутри мира, необходимо было помечать обе стороны «двери» полностью совпадающими символами, ведь почти такой же – не значит одинаковый. Келл узнал это на горьком опыте.

Символ, оставшийся на стене с последнего визита, виднелся четко, только края чуть-чуть смазались. Но это не имело значения. Его все равно придется перерисовывать.

Келл закатал рукав и высвободил нож, пристегнутый к внутренней стороне предплечья. Это была славная вещица – настоящее произведение искусства из серебра от кончика до рукоятки, с выгравированными буквами «К» и «Л».

Единственное напоминание о жизни до дворца – жизни, которой Келл не знал или, вернее, не помнил.

Келл поднес лезвие к тыльной стороне предплечья. Сегодня он уже сделал один надрез – для двери, через которую пришел сюда, а теперь сделает второй. Ярко-рубиновая кровь выступила на коже, и Келл, засунув нож обратно в ножны, коснулся пальцами пореза, а затем стены. Проделав это несколько раз, он обновил круг, разделенный прямой линией. Затем опустил рукав – он обрабатывал все порезы сразу, как только возвращался домой, – и, взглянув напоследок на невнятно бормочущего короля, плотно прижал ладонь к знаку на стене.

Тот загудел магией.

– Ас Тасцен, – сказал Келл. «Перенеси».

Узорчатые обои покрылись рябью, размякли и прогнулись под его нажимом. Келл шагнул в другой мир.

Всего один широкий шаг – и мрачный Виндзор превратился в изящный Сент-Джеймс. Душная комната сменилась яркими гобеленами и блеском начищенного серебра, а бормотание безумного короля – гнетущей тишиной. За изящным столом сидел человек с бокалом вина в руке – казалось, он был в крайнем раздражении.

– Вы опоздали, – отметил принц-регент.

– Извините, – сказал Келл, еле заметно поклонившись. – У меня были дела.

Принц-регент поставил бокал на стол.

– Я думал, у вас дела со мной, мастер Келл.

Келл выпрямился.

– Согласно предписаниям, ваша светлость, я должен сначала увидеться с королем.

– Лучше ему не потакать, – отмахнувшись, возразил принц-регент, которого тоже звали Георгом (Келл считал, что привычка называть сыновей именами отцов в Сером Лондоне приводит к ненужным повторам и путанице). – Это его бодрит.

– А это плохо? – спросил Келл.

– Для него – да. Потом он впадает в безумие: пляшет на столах, толкует о магии и прочих Лондонах. Какую шутку вы сыграли над ним в этот раз? Убедили, что он умеет летать?

Келл допустил эту ошибку лишь однажды. В следующий свой визит он узнал, что король Англии чуть не вышел в окно третьего этажа.

– Уверяю вас, никаких шуток не было.

Принц Георг потер переносицу.

– Он больше не держит язык за зубами, как раньше, поэтому и сидит в четырех стенах.

– В заточении?

Принц провел рукой по позолоченному краю стола.

– Виндзор – приличное место.

«Приличная тюрьма – все равно тюрьма», – подумал Келл и вручил Георгу второе письмо.

Принц не пригласил его сесть, сам прочитал записку (он никогда не уточнял, какими там цветами пахло), а затем достал из внутреннего кармана начатый ответ и дописал его. Георг явно тянул время, пытаясь досадить Келлу, но тому было все равно. Он лишь постукивал пальцами по краю позолоченного стола. Всякий раз, когда Келл перебирал все пальцы от мизинца до указательного, одна из множества свечей в комнате гасла.

– Какие здесь сквозняки, – рассеянно сказал он, и принц-регент судорожно стиснул перо. Дописав же записку, и вовсе разломал его надвое. Настроение принца испортилось, а у Келла заметно улучшилось.

Он протянул руку за письмом, но Георг не отдал его и встал из-за стола.

– Что-то я засиделся. Прогуляйтесь со мной.

Келл не пришел в восторг от этой мысли, но, поскольку не мог уйти с пустыми руками, пришлось подчиниться. Однако сначала он незаметно спрятал в карман последнее, еще не сломанное перо, лежавшее на столе.

– Вы сразу обратно? – спросил принц-регент, проведя Келла по коридору к потайной двери, наполовину закрытой шторой.

– Да, почти сразу, – ответил Келл, отставая на полшага. В коридоре к ним присоединились два королевских стражника. Чувствуя на себе их взгляды, Келл задавался вопросом, что им известно о сегодняшнем госте. Королевские особы всегда обо всем знали, а осведомленность слуг оставалась на их совести.

– Я думал, вы ведете дела только со мной, – сказал принц.

– Я обожаю ваш город, – небрежно возразил Келл. – К тому же мои путешествия отнимают много сил. Схожу прогуляюсь и подышу свежим воздухом, а затем вернусь обратно.

Губы принца сжались в тонкую непреклонную линию.

– Боюсь, воздух здесь не такой свежий, как в деревне. Как вы там нас называете… Серый Лондон? В последнее время это название уместно как никогда. Останьтесь на ужин.

В конце каждого предложения, даже вопросительного, принц явно ставил точку. Рай говорил точно так же, и Келл полагал, что они оба просто не привыкли к отказам.

– Вам здесь будет лучше, – наседал принц. – Позвольте развеселить вас вином и хорошей компанией.

Приглашение казалось довольно доброжелательным, но принц-регент никогда ничего не делал из доброты.

– Я не могу остаться, – сказал Келл.

– Я настаиваю. Стол уже накрыт.

«Интересно, кто придет», – подумал Келл. Чего добивался принц? Чтобы он продемонстрировал свои способности? Келл подозревал, что именно этого ему и хотелось: молодой Георг считал секреты обременительными. Но, несмотря на все свои недостатки, принц был не дурак, а только глупец предоставил бы Келлу возможность выделиться. В Сером Лондоне давным-давно забыли о магии, и не стоило Келлу напоминать жителям о ней.

– Вы необычайно щедры, ваша светлость, но лучше уж я останусь призраком, нежели стану гвоздем программы.

Келл тряхнул головой, откидывая волосы и открыв не только ярко-голубой левый, но черный правый глаз. Чернота заполняла его от края до края, не было ни белка, ни зрачка. В этом глазе не было ничего человеческого – чистая магия. Метка кровавого мага – Антари.

Келл насладился взглядом принца-регента, когда тот попытался поймать его взгляд: осторожность, беспокойство и… страх.

– Знаете, почему наши миры разделены, ваша светлость? – начал Келл и сам же ответил: – Для вашей безопасности. Понимаете, когда-то давным-давно границ не было. Наши миры соединялись дверями, и любой, кто обладал хоть небольшой силой, мог через них пройти. Да и сама магия могла просочиться. Но особенность магии в том, что она питается и сильными людьми, и слабыми, и один из миров не сумел остановиться. Люди кормились магией, а магия питалась людьми, пока наконец она не уничтожила их всех. Она сожрала тела людей, их разум, а затем и души.

– Черный Лондон, – прошептал принц-регент.

Келл кивнул. Он не присваивал этому городу никакого цвета. Все знали легенду о Черном Лондоне – по крайней мере, все в Красном и Белом, а в Сером – те немногие, кто вообще знал о существовании других миров. Это была сказка на ночь. Волшебная история. Предостережение. Город и целый мир, которого больше нет.

– Знаете, что общего между Черным Лондоном и вашим, ваша светлость? – Принц-регент сощурился, но не стал перебивать. – Им обоим не хватает сдержанности: – Келл слегка улыбнулся. – Вы жаждете власти. Черный тоже. Ваш Лондон существует лишь потому, что границы миров закрыты. И ваш город забыл про магию. Вы же не хотите, чтобы он вспомнил?

Келл не сказал о том, что в жилах Черного Лондона текла могучая магия, а в жилах Серого – ни капельки: он просто хотел донести свою мысль – и, судя по всему, донес. Теперь, когда Келл протянул руку за письмом, молодой Георг не стал возражать. Келл засунул пергамент в карман, где лежало украденное перо.

– Как всегда, благодарю вас за гостеприимство, – сказал он, театрально поклонившись.

Принц-регент подозвал стражника щелчком пальцев.

– Позаботьтесь о том, чтобы мастер Келл благополучно попал туда, куда ему нужно.

Затем, не проронив больше ни слова, он развернулся и зашагал прочь.

Королевские стражники оставили Келла на краю парка. За спиной темнел Сент-Джеймский дворец, а впереди простирался Серый Лондон. Келл глубоко вздохнул и почувствовал в воздухе привкус дыма. Хотя ему не терпелось вернуться домой, нужно было уладить кое-какие дела, и теперь, после встречи с принцем-регентом, Келл мог немного выпить. Поэтому он отряхнул рукава, расправил ворот и зашагал в центр города.

Ноги сами понесли его через Сент-Джеймский парк – по тропинке, петлявшей вдоль реки. Солнце садилось, воздух был свеж, осенний ветерок забирался под полы черной куртки. Келл подошел к пешеходному мостику, перекинутому через ручей, и сапоги негромко застучали по доскам. Он остановился посередине моста: за спиной – ярко освещенный Букингемский дворец, а впереди – Темза. Вода тихо плескалась под деревянными балками. Келл облокотился о перила и посмотрел вниз. Когда он рассеянно провел рукой, течение остановилось и вода застыла – гладкая, как стекло.

Келл уставился на свое отражение.

«Не такой уж ты и красавчик», – сказал как-то принц Рай, заметив, что Келл засмотрелся в зеркало.

«Никак не могу наглядеться», – усмехнулся тогда Келл, хотя смотрел не на себя, а на свой правый глаз. Даже в Красном Лондоне, где процветала магия, Келл всегда выделялся благодаря этой «инородной» отметине.

Справа раздался звонкий смех, затем послышалось ворчанье и еще какие-то неясные звуки. Келл расслабил руку, и ручей внизу снова пришел в движение. Келл продолжил путь, и вскоре парк сменился лондонскими улицами, а вдали показалась громада Вестминстерского аббатства. Келл любил его и кивнул, как старому другу. Несмотря на копоть и грязь, хаос и нищету, этот город обладал качеством, которого не хватало Красному Лондону: стойкостью к переменам. Здесь ценили постоянство и усилия, необходимые для его сохранения.

Сколько лет ушло на строительство аббатства? Сколько оно еще простоит? В Красном Лондоне вкусы менялись так же быстро, как времена года, и по их велению здания поднимались и рушились, а затем поднимались вновь – уже в ином облике. Магия все упрощала. Порой даже чересчур, подумал Келл.

В Красном Лондоне ему порой казалось, что он лег спать в одном месте, а проснулся в совершенно другом. А здесь всегда приветливо ждало неизменное Вестминстерское аббатство.

Келл прошел дальше, по улицам, запруженным экипажами, и направился по узкой дорожке, которая огибала окруженный замшелой каменной стеной двор настоятеля. Постепенно сужаясь, дорожка приводила к таверне под названием «В двух шагах».

Здесь Келл остановился, снял черную куртку и вывернул ее слева направо. Получилась обычная скромная одежда – потрепанная коричневая куртка с высоким воротником и протертыми локтями. Келл накинул ее, похлопал себя по карманам и, довольный своим внешним видом, вошел внутрь.

«В двух шагах» на первый взгляд была обычной маленькой таверной.

Стены грязные, полы в пятнах, и Келл точно знал, что ее хозяин, Бэррон, разбавлял напитки, но, несмотря ни на что, он всегда сюда возвращался.

Таверна очаровывала его тем, что, вопреки своему затрапезному виду и еще более затрапезным посетителям, по счастливой случайности или по какому-то умыслу стояла на этом месте всегда. Название, конечно, менялось, так же как и напитки, но в этом самом месте Серого, Красного и Белого Лондона всегда стояла таверна. Это был не «источник магии» в прямом смысле слова, как, например, Темза, Стоунхендж или десятки других менее известных маяков по всему миру, но все же нечто особенное – феномен, точка опоры.

И поскольку Келл вел свои дела именно в этой таверне (какова бы ни была вывеска – «В двух шагах», «Заходящее солнце» или «Обгоревшая кость»), он и сам становился точкой опоры.

Мало кто из людей оценил бы эту поэзию – разве что Холланд, если он вообще хоть что-то ценил.

Но, даже если оставить поэзию в стороне, таверна была идеальным местом для встреч. Сюда стекались немногочисленные чудаки Серого Лондона, верящие в магию и хватающиеся за любые слухи и намеки. Их притягивало чувство чего-то иного, чего-то большего. Келла тоже это привлекало, но, в отличие от них, он знал, что именно их сюда тянуло.

Разумеется, завсегдатаев таверны, падких до магии, притягивало сюда не только обещание чего-то иного, большего. Их интересовал сам Келл или, по меньшей мере, слухи о нем. Молва – разновидность магии, и здесь, в таверне «В двух шагах», имя Келла появлялось на устах так же часто, как разбавленный эль.

Келл принялся рассматривать янтарную жидкость у себя в кружке.

– Добрый вечер, Келл, – сказал Бэррон, долив пива по самый край.

– Добрый вечер, Бэррон, – поздоровался Келл.

Больше они никогда друг другу ничего не говорили.

Хозяин таверны напоминал бы кирпичную стену, если бы кирпичная стена решила отрастить бороду: высокий, широкий и прочный. Конечно, Бэррон повидал немало странностей на своем веку, но, видимо, они ничуть его не тревожили.

А если и тревожили, он умел это скрывать.

Часы на стене за стойкой пробили семь, и Келл достал из кармана безделушку – деревянную шкатулку размером с ладонь, с простым металлическим замочком. Когда он открыл замочек и поднял большим пальцем крышку, шкатулка превратилась в доску для настольной игры с пятью желобками, в каждом из которых помещался символ стихии.

В первом желобке лежал комочек земли.

Во втором помещалась примерно столовая ложка воды.

В третьем – песок, символ воздуха.

В четвертом – капля легко воспламеняющегося масла.

А в пятом, последнем, – обломок кости.

В мире Келла шкатулка и ее содержимое служили не только игрушкой. С их помощью также проверяли, к каким стихиям тянутся дети и какие стихии им подходят. Большинство ребят быстро перерастали эту игру, переходя либо к заклинаниям, либо, как только оттачивали навыки, к более сложным ее вариантам. Набор стихий был настолько прост и популярен, что встречался практически в каждом доме Красного Лондона и, наверное, в самых дальних деревнях за его пределами (хотя Келл и не был в этом уверен). Однако здесь, в городе без магии, он был настоящей диковинкой, и Келл не сомневался, что его клиент будет доволен. Ведь этот человек был настоящим коллекционером.

В Сером Лондоне к Келлу приходили только два типа людей: коллекционеры и энтузиасты.

Коллекционеры были богатыми и пресыщенными. Их абсолютно не интересовала магия – они бы не отличили целебной руны от связывающего заклинания, и Келлу безумно нравилось иметь с ними дело.

А вот энтузиасты доставляли множество хлопот. Они воображали себя настоящими магами и жаждали купить разные вещички вовсе не для того, чтобы ими хвастаться, а для того, чтобы ими пользоваться. Энтузиастов Келл недолюбливал – отчасти потому, что считал их устремления напрасными, а отчасти потому, что, имея с ними дело, ощущал себя чуть ли не предателем. Поэтому, когда к нему подошел молодой энтузиаст, настроение у Келла, ожидавшего увидеть знакомого коллекционера, резко испортилось.

– Занято? – спросил энтузиаст, хотя уже устроился рядом.

– Уходите, – спокойно сказал Келл.

Но тот не ушел.

Долговязый и нескладный, в коротковатой куртке, он положил свои длинные руки на стойку. Обшлага немного задрались, и Келл различил краешек татуировки: плохо нарисованная руна власти, которая связывает тело с магией.

– Они говорят правду? – упрямо продолжал энтузиаст.

– Смотря кто и что говорит, – ответил Келл, захлопнув крышку шкатулки и заперев ее на замочек. Он исполнял этот танец сотни раз. Краем голубого глаза Келл следил за тем, как губы молодого человека складывались в следующее танцевальное па. Будь он коллекционером, Келл бы, возможно, уступил, но людям, которые бредут по воде, утверждая, что умеют плавать, не нужен спасательный плот.

– Что вы приносите штуки, – проговорил энтузиаст, окинув взглядом таверну. – Штуки из других мест.

Келл отпил эля, и энтузиаст принял его молчание за согласие.

– Полагаю, я должен представиться, – продолжал молодой человек. – Эдвард Арчибальд Таттл Третий. Но все зовут меня просто Нед.

Энтузиаст, видимо, ждал, что Келл тоже представится, но, поскольку человек уже явно знал, кто он такой, Келл пренебрег условностями и спросил напрямик:

– Что вам нужно?

Эдвард Арчибальд – «Нед» – заерзал на стуле и заговорщицки подался вперед.

– Горстку земли.

Келл кивнул на дверь.

– В парке не смотрели, Нед?

Молодой человек выдавил из себя нервную ухмылку. Келл допил эль. «Горстка земли». Это напоминало скромную просьбу, но на самом деле все было не так. Большинство энтузиастов знали, что их собственный мир не обладает силой, но многие верили, что, получив кусочек мира иного, можно будет черпать магию оттуда.

В прежние времена они оказались бы правы. Тогда двери возле источников стояли распахнутыми, сила перетекала между мирами, и всякий, у кого в жилах струилась хоть капля магии и кто обладал вещью из другого мира, мог не только черпать эту силу, но и перемещаться вместе с нею из одного Лондона в другой.

Однако эти времена прошли.

Дверей больше не было – их разрушили много столетий назад, когда Черный Лондон пал, похоронив весь свой мир и оставив после себя лишь легенды. Ныне только Антари обладали достаточной силой, чтобы пробивать новые двери, да и проходить через них могли только они. Антари всегда были большой редкостью, но никто не знал об этом, пока двери не закрылись, а количество Антари не пошло на убыль. Из какого источника они черпали силу, всегда было загадкой (сила не передавалась по наследству), но одно было несомненно: чем дольше миры оставались разделены, тем меньше появлялось Антари.

Похоже, Келл и Холланд были последними представителями этой быстро вымирающей породы.

– Так вы принесете мне земли или нет? – напирал энтузиаст.

Келл перевел взгляд на татуировку на запястье Неда. Многие жители Серого мира не могли взять в толк, что сила заклинания напрямую зависела от силы заклинателя. Насколько силен этот человек?

Криво усмехнувшись, Келл подтолкнул к нему шкатулку.

– Знаете, что это такое?

Нед опасливо коснулся детской игрушки, словно она в любую минуту могла вспыхнуть. Келлу даже захотелось ее воспламенить, но он вовремя сдержался. Энтузиаст повертел в руках шкатулку, нащупал замочек, и игральная доска распахнулась. Символы стихий заблестели в мерцающем свете пивной.

– Вот как мы поступим, – произнес Келл. – Выберите одну из стихий, достаньте ее из желобка – разумеется, не трогая руками, – и я принесу вам земли.

Нед нахмурил лоб. Он взвесил все варианты, после чего ткнул пальцем в символ воды.

– Эта.

«Хватило ума не выбрать кость», – подумал Келл. Повелевать воздухом, землей и водой легче всего – их мог поднимать даже Рай, у которого способности были более чем ниже среднего. Огонь коварнее, а кость труднее всего сдвинуть с места. Это и неудивительно, ведь те, кто умеет двигать кости, умеют двигать тела. Это сильная магия, даже для Красного Лондона.

Рука Неда зависла над игральной доской. Он шепотом обратился к воде на непонятном языке – возможно, на латыни или тарабарском, но уж точно не на литературном английском. Келл насмешливо скривился. У стихий нет языка, вернее, к ним можно обращаться на любом. Важны не слова, а сосредоточенность того, кто их произносит, связь, которую они помогают установить со стихией, и внутренняя сила человека. Одним словом, главное – отнюдь не язык. С тем же успехом Нед мог обратиться к воде на простом английском, но он упорно бормотал какую-то ерунду и при этом водил рукой по часовой стрелке над игральной доской.

Келл вздыхал от скуки, облокотившись о стойку и положив подбородок на ладонь, пока Нед тужился, краснея от напряжения.

Прошло несколько долгих минут, по воде пробежала легкая рябь (возможно, от зевка Келла или оттого, что энтузиаст крепко сжал стойку и тряхнул ее), и поверхность тут же успокоилась.

Нед рассерженно уставился на доску, вены у него вздулись. Он сжал кулак, и Келл испугался, что энузиаст разобьет игрушку вдребезги, но молодой человек просто тяжело опустил руку рядом с ней.

– Понятно, – вздохнул Келл.

– Она не работает, – огрызнулся Нед.

– Санкт! – возвестил Мортимер, открыв свою карту. На ней фигура в капюшоне и со склоненной головой поднимала руну, словно чашу вина. Мортимер ликующе ухмыльнулся.

Перси скривился и швырнул оставшиеся на руках карты рубашкой вверх.

Можно было обвинить Мортимера в обмане, но это не имело смысла. Перси и сам мухлевал битый час, но так ни разу и не выиграл. Он с ворчанием придвинул свои монеты через узкий стол к груде монет Мортимера. Тот собрал выигрыш и принялся тасовать колоду.

– Продолжим? – спросил он.

– Я – пас, – ответил Перси, встав и набросив на плечи плащ с тяжелыми красными и золотыми вставками, расходившимися подобно солнечным лучам. Лязнули многослойные металлические пластины нагрудной брони и ножных щитков.

– Ир час эра, – усмехнулся Мортимер, перейдя с королевского английского на простонародный арнезийский язык.

– Я не злюсь, – буркнул Перси. – Просто на мели.

– Брось, – подмигнул Мортимер. – Бог любит троицу.

– Мне надо отлить. – Перси поправил короткий меч на боку.

– Ну сходи отлей.

Перси замешкался, оглядываясь в поисках чего-нибудь подозрительного. Но ничего такого здесь не наблюдалось. Зал был заполнен молчаливыми красивыми вещами: королевскими портретами, наградами и памятными подарками и столами, за одним из которых они играли. В самом конце зала находились богато украшенные двустворчатые двери из вишневого дерева с эмблемой Арнса – чаша и восходящее солнце. Желобки залиты расплавленным золотом, а над эмблемой светилась золотая буква «Р».

Двери вели в личные покои принца Рая, а Мортимер и Перси, личные охранники принца, караулили снаружи.

Перси любил принца. Конечно, тот был избалован, как и все королевские особы (хотя Перси пока не служил никому другому из королевского рода), но также добродушен и чрезвычайно снисходителен, если дело касалось охраны. Черт возьми, он сам подарил Перси колоду карт – красивых, с позолоченными краями! И порой, после ночной попойки, на время забывал о своем напыщенном английском и беседовал с ними на простонародном языке (а его арнезийский был безупречен). Можно даже сказать, Рай чувствовал себя немного неловко, что стражи всегда на посту, ведь они могли бы гораздо веселее проводить время. Хотя, по правде говоря, чаще всего они не бдили под дверями, а занимались своими делами.

Часто по ночам принц Рай и мастер Келл отправлялись в город, и тогда Перси с Мортимером следовали за ними или вообще освобождались от обязанностей и оставались лишь ради компании, а не для защиты (все знали, что Келл защитит принца лучше любого стража). Однако Келл до сих пор не вернулся. Поэтому вечно неугомонный Рай был не в настроении и рано удалился в свои покои. Перси и Мортимер заступили на вахту, и Мортимер лишил Перси почти всех карманных денег.

Перси сгреб шлем со стола и пошел опорожниться под веселый звон монет, пересчитываемых Мортимером. Перси не спешил: проиграв столько крон, он имел право расслабиться. Когда же он вернулся, с тревогой обнаружил, что зал пуст: Мортимера и след простыл. Перси нахмурился – вот до чего доводит снисходительность! Азартные игры – это еще куда ни шло, но если капитан увидит, что покои принца не охраняются, он придет в ярость.

Карты по-прежнему лежали на столе, и Перси решил убрать их, как вдруг услышал мужской голос, доносившийся из покоев принца, и замер. Само по себе это не было странным, поскольку Рай любил принимать гостей как в платьях, так и в штанах. Принц крови не скрывал своих разнообразных пристрастий, и Перси не пристало обсуждать его наклонности.

Но стражник тотчас узнал голос, и он принадлежал вовсе не одной из пассий Рая. Человек говорил по-английски, однако с акцентом – еще резче арнезийского.

Голос напоминал тень в ночном лесу: тихий, темный и холодный.

Он принадлежал Холланду – Антари из дальних стран.

Перси слегка побледнел. Он преклонялся перед мастером Келлом (за что Мортимер корил его изо дня в день), а вот Холланд его пугал. Перси и сам не знал, в чем тут дело: в ровной интонации, странно неприметной внешности или безумных глазах, один из которых был, конечно, черным, а другой – молочно-зеленым. Или, возможно, дело в том, что он, казалось, сделан из чего угодно, только не из плоти и крови. Как бы там ни было, чужеземный Антари всегда вызывал у Перси дрожь.

Кое-то кто из стражей называл его за спиной «Голый Холланд», но Перси никогда на такое отваживался.

– Что, боишься? – дразнил Мортимер. – Думаешь, он тебя услышит сквозь стены?

– Кто знает, – шептал Перси в ответ. – Может, и услышит.

И вот теперь Холланд находился в комнате принца. «Он что, должен был прийти? Кто же его впустил? И где Мортимер?» – задавался вопросами Перси, заняв место перед дверью. Он не собирался подслушивать, но между створками двери осталась узкая щель, и когда он слегка повернул голову, до него донеслись слова разговора.

– Простите, что без приглашения, – послышался спокойный, низкий голос Холланда.

– Не стоит извиняться, – небрежно ответил Рай. – Какое дело привело вас ко мне, а не к моему отцу?

– У вашего отца я уже был по делу, – заметил Холланд, – а к вам пришел с другим.

Перси покраснел, уловив в голосе Холланда обольщающие нотки. Возможно, лучше было покинуть свой пост, но Перси решил не сдаваться и услышал, как Рай завозился в постели, поправляя подушки.

– В чем же оно состоит? – спросил принц, подхватывая флирт.

– Скоро ваш день рождения, не так ли?

– Да, уже не за горами, – подтвердил принц. – И если ваши король и королева вас отпустят, вы должны присутствовать на торжествах.

– Боюсь, не отпустят, – возразил Холланд. – Но я пришел по поручению своих короля и королевы. Они велели мне доставить подарок.

Принц кашлянул.

– Холланд, – мягко заговорил он, – вы же знаете законы. Я не могу принять…

– Конечно, я знаю законы, юный принц, – успокоил его Холланд, – а подарок выбрал здесь – в вашем городе, от лица своих повелителей.

Последовала долгая пауза, после чего Рай встал.

– Очень хорошо, – согласился он.

Перси услышал шорох: принц взял подарок и снимал упаковку.

– Зачем это нужно? – спросил он после долгого молчания.

Холланд не то улыбнулся, не то усмехнулся – Перси никогда раньше не слышал такого звука.

– Для силы, – сказал Антари.

Рай начал что-то говорить, но в ту же минуту во всем дворце принялись бить яасы и заглушили конец беседы между Холландом и принцем. Эхо колоколов все еще гуляло в зале, когда дверь открылась и из нее вышел Холланд. Он вперил свои разноцветные глаза в королевского стража, захлопнул дверь и смиренно вздохнул. Затем пригладил черные как смоль волосы и пробурчал:

– Спровадишь одного стража, а другой тут как тут.

Не успел Перси придумать, что ответить, как Антари достал из кармана монету и швырнул в его сторону.

– Меня здесь не было, – сухо проговорил Холланд. В воздух взлетела монета и приземлилась на ладонь стражника. В ту же секунду Перси оказался в зале один и смотрел на крону, не понимая, как это она оказалась у него в руке, и чувствуя, что о чем-то забыл. Перси сжал монету, упорно пытаясь поймать ускользающее воспоминание.

Но у него ничего не вышло.

Даже ночью река светилась красным.

Когда Келл оказался на набережной в другом Лондоне, гладкая черная полоса Темзы сменилась теплым, ровным свечением Айла. Он сверкал словно драгоценность, неся свои алые воды через весь Красный Лондон.

Источник силы. Артерия магии.

Одни считали, что магия исходит из разума. Другие полагали, что из души, сердца или воли.

Но Келл знал, что магия – в крови.

Кровь – проявленная магия. Там она расцветает, и ее она отравляет. Келл видел, что бывает, когда сила воюет с телом, как пожирает его и окрашивает кровь черным. Если красный – цвет правильной магии, гармоничного соотношения силы и человечности, то черный – цвет неуравновешенного, неупорядоченного, необузданного колдовства.

Поскольку Келл был Антари, он состоял из равновесия и хаоса. Кровь в его жилах была здорового алого цвета, цвета Айла Красного Лондона, но правый глаз блестел чернотой, как разлитые чернила.

Келлу хотелось верить, что его сила исходит только из крови, однако его лицо было омрачено печатью темной магии. Она смотрела на него из каждого зеркала и отражалась во всех обычных глазах, расширявшихся от изумления или страха. Она гудела у него в голове всякий раз, когда он прижимал окровавленную руку к стене и призывал силу.

Но кровь Келла никогда не темнела, оставаясь настоящей и красной, как Айл.

Кровь Лондона.

Королевский дворец возвышался над рекой, соединяя оба берега, словно мост из стекла, бронзы и камня. Его называли «Сонер Раст» – «Бьющееся сердце» города. Его изогнутые шпили сверкали, словно посыпанные переливающимся бисером.

Люди стекались к речному дворцу денно и нощно. Некоторые шли сюда для того, чтобы подать прошения королю или королеве, но многие приходили именно к Айлу. Маги медитировали на берегу реки и черпали из нее силу, местные жители просто прогуливались, а гости из арнезийской глубинки любовались видами, возлагая по всему берегу цветы – лилии, цикламены и азалии.

Келл замешкался в тени магазина, взглянул на дворец, похожий на солнце, вечно восходящее над городом, и на краткий миг увидел его восхищенными глазами гостя.

Но затем в руке запульсировало, и он поморщился, снова повесил монету на шею и направился к реке.

На берегах Айла кипела жизнь. Ночная торговля была в самом разгаре.

В цветных шатрах при свете реки, фонарей и луны продавали все, начиная от еды и заканчивая всякими безделушками, как магическими, так и простыми сувенирами. То девушка предлагала лилии тем, кто хотел возложить цветы на ступени дворца. То старик выставлял напоказ десятки красивых бус из полированной гальки, которые, согласно поверьям, усиливали власть над стихией.

Едва уловимый аромат цветов растворялся в запахах жареного мяса и свежих овощей, душистых специй и глинтвейна. Человек в темных одеждах зазывал покупать засахаренные сливы, а женщина рядом с ним продавала магические кристаллы. Другой торговец разливал дымящийся чай по низким стеклянным кубкам напротив яркого ларька с масками и палатки, где торговали крошечными пузырьками со слабо светившейся речной водой.

Ночной базар жил, бурлил и процветал круглый год. Торговцы постоянно менялись, но энергия оставалась прежней – она была такой же неотъемлемой частью города, как и животворящая река.

Келл прошел вдоль самого берега, петляя по вечерней ярмарке, наслаждаясь вкусом и запахом воздуха, смехом и музыкой, магическим гулом.

Уличный фокусник показывал стайке ребятишек трюки с огнем. Когда из его пригоршни вырвалось пламя в виде дракона, один мальчик оступился от удивления и повалился прямо под ноги Келлу. Но прежде чем он упал на булыжную мостовую, Келл подхватил его и поставил на ноги.

Протараторив «спасибосэризвините», паренек вдруг заметил черный глаз Келла, и глаза мальчишки – оба карие – расширились.

– Матье! – крикнула женщина.

Мальчик вырвался из рук Келла и спрятался за ее спиной.

– Простите, сэр, – сказала она по-арнезийски, качая головой. – Не знаю, что на него…

Но затем женщина увидела лицо Келла, и слова застыли на губах. Из приличия она не отвернулась и не убежала, как сын, нет, она поступила еще хуже: поклонилась, причем так низко, что Келл испугался, как бы и она не упала.

– Авен Келл, – выдохнула женщина.

У Келла свело желудок, и он потянулся к ней, чтобы остановить поклон, надеясь, что никто пока ничего не заметил, но было уже поздно.

– Он… не смотрел, – пробормотала женщина, подыскивая слова на английском – королевском наречии. Это еще больше покоробило Келла.

– Я сам виноват, – мягко сказал он по-арнезийски, все же подхватив женщину под локоть.

– Он просто… просто… не узнал вас… в этой одежде. – Она явно обрадовалась, что Келл заговорил с ней на простонародном языке.

Келл окинул взглядом свой наряд: он по-прежнему был в потрепанной коричневой куртке, а не в каком-нибудь нарядной одежде. И дело не в том, что он забыл переодеться, просто хотел насладиться атмосферой праздника, затерявшись среди приезжих и местных, но его хитрость была раскрыта. Он почувствовал, что новость о том, кто пришел на ярмарку, рябью побежала по толпе.

Когда Келл отпустил руку женщины, люди перед ним расступились, а смех и крики сменились благоговейным шепотом.

Вот Рай умело выходил из неловкого положения, извлекая из него пользу. А Келлу хотелось просто исчезнуть.

Он попробовал выдавить улыбку, но понял, что она больше напоминает гримасу. Поэтому Келл пожелал женщине и ее сыну спокойной ночи и быстро пошел вдоль реки, минуя шушукавшихся торговцев, покупателей и простых зевак. Он не оглядывался, но голоса преследовали его до самых ступеней королевского дворца, усыпанных цветами.

Стражи не двинулись с мест – лишь слегка склонили головы, когда Келл поднимался по лестнице. Он обрадовался, что большинство из них не поклонились – лишь страж Рая, Перси, не выдержал, но все же остался в рамках приличий. Келл на ходу сбросил с себя куртку и вывернул ее справа налево. Когда он снова сунул руки в рукава, они уже были не изорванными и засаленными. Они были из дорогой ткани и сияли таким же алым цветом, как и воды Айла, протекающего под дворцом.

Цветом королевских особ Красного Лондона.

Келл остановился на верхней ступеньке, застегнул блестящие золотые пуговицы и вошел внутрь.

Он застал их во дворе, где они пили чай на свежем воздухе, под пожелтевшими деревьями.

Король и королева сидели за столом, а Рай, растянувшись на диване, без умолку болтал о своем дне рождения и связанных с ним торжествах.

– Это называется день рождения, – сказал король Максим, широкоплечий великан с ясными глазами и черной бородой, не отрывая глаз от стопки важных бумаг. – Один день, а не несколько, ну и, разумеется, не целая неделя рождения.

– Двадцать лет! – воскликнул Рай, взмахнув пустой чайной чашкой. – Двадцать! Попраздновать пару дней не зазорно. – Его янтарные глаза лукаво блеснули. – К тому же половина торжеств устраивается для народа – как я могу людям в этом отказать?

– А другая половина? – спросила королева Эмира. Ее длинные темные волосы были заплетены золотистой лентой и собраны в толстую косу за спиной.

Рай победно улыбнулся.

– Ты должна подыскать мне пару, матушка.

– Да, – кивнула она, рассеянно переставляя чашки, – но я не стану ради этого превращать дворец в бордель.

– Какой еще бордель?! – воскликнул Рай, поправив густые черные волосы и сдвинув набок золотой венец. – Это просто эффективный способ оценивания множества необходимых качеств… а вот и Келл! Он продолжит мою мысль.

– По-моему, она кошмарная, – откликнулся Келл.

– Предатель! – буркнул Рай с притворной обидой.

– Но он все равно это сделает, – добавил Келл, подходя к столу. – Почему бы вам не закатить вечеринку прямо здесь, во дворце, где проще уберечь его от неприятностей – ну, или хотя бы свести их к минимуму.

Рай просиял.

– Логично, логично, – пробасил он, подражая низкому голосу отца.

Король отложил в сторону бумагу и посмотрел на Келла.

– Как прошло путешествие?

– Оно оказалось дольше, чем хотелось бы, – ответил Келл, перебирая плащи, куртки и шаря по карманам, пока наконец не нашел письмо принца-регента.

– Мы уже начали волноваться, – сказала королева Эмира.

– Король приболел, а принц еще хуже, – пояснил Келл, передавая записку. Король Максим взял ее и отложил в сторону, не читая.

– Присядь, – пригласила королева. – Ты какой-то бледный.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил король.

– Нормально, сэр, – ответил Келл, с радостью опускаясь на стул. – Просто устал.

Королева протянула руку к щеке Келла. Ее величество была смуглой, как и все прочие члены королевской семьи, казавшиеся отполированными деревянными статуями с карими глазами и черными волосами. Келл со своей светлой кожей и волосами цвета меди чувствовал себя белой вороной. Королева смахнула волосы с его лица: она всегда искала правдивый ответ в правом глазу Антари, словно в магическом кристалле, где можно увидеть прошлое, но никому не рассказывала о своих открытиях. Келл взял ее руку и поцеловал.

– Со мной все хорошо, ваше величество.

Она пристально взглянула на него, и Келл поправился:

– Матушка.

Слуга подал сладкий чай с мятой, и Келл сделал большой глоток. Пока родственники разговаривали, он витал в облаках под убаюкивающее журчание их голосов.

Когда начали слипаться глаза, Келл попросил разрешения уйти. Рай вскочил с дивана вслед за ним. Келл не удивился. Он почувствовал на себе пристальный взгляд принца, как только присоединился к семье за чаепитием. Оба пожелали королю и королеве спокойной ночи, и Рай отправился за Келлом во дворец, машинально трогая золотой венец, надетый на черные кудри.

– Что я пропустил? – поинтересовался Келл.

– Не так уж много, – ответил Рай. – Заходил Холланд.

Келл нахмурился. Красный Лондон поддерживал гораздо более тесные связи с Белым, нежели с Серым Лондоном, но эти отношения все-таки были рутинными. Холланд почти на неделю выбился из графика.

– С чем ты сегодня пришел? – спросил Рай.

– С мигренью, – хмыкнул Келл, протирая глаза.

– Ты знаешь, о чем я, – возразил принц. – Что ты пронес через ту дверь?

– Всего пару корон, – Келл широко развел руки и добавил с ухмылкой: – Обыщи, если хочешь.

Рай понятия не имел, сколько сторон у плаща Келла. Тот уже отвернулся и зашагал по коридору, считая вопрос исчерпанным, но принц вдруг схватил его за плечи и прижал к стене так, что портрет королевской четы, висевший рядом, качнулся. Часовые насторожились, однако не сдвинулись с места.

Келл был высоким и на год старше Рая, но худым. Ну а Рай был сложен как античная статуя и отличался соответствующей силой.

– Только не лги мне, – предупредил он.

Губы Келла сжались в тонкую линию. Два года назад Рай подловил его: не то чтобы поймал с поличным, но все же вывел на чистую воду. Как-то летней ночью они выпивали вдвоем на одном из множества дворцовых балконов. Внизу светился Айл, над головой раскинулись небеса, и Келл рассказал Раю о сделках, заключенных в Сером, Белом и даже порой в Красном Лондоне, о различных штуковинах, пронесенных контрабандой. Рай смотрел на него и внимательно слушал. Потом он не стал читать Келлу наставлений, а просто спросил:

– Зачем?

– Не знаю, – ответил Келл, и это было правдой.

Осоловевший Рай поднялся.

– Разве нам чего-нибудь не хватает? – спросил он, явно расстроенный. – Разве ты в чем-то нуждаешься?

– Нет, – мотнул головой Келл. Это было правдой и в то же время ложью.

– Разве ты не окружен любовью? – прошептал Рай. – Разве тебя не принимают как родного?

– Но я же не родной, Рай, – возразил Келл. – На самом деле я никакой не принц, хотя король и королева пожаловали мне этот титул. Я чувствую себя… вещью.

После этих слов Рай ударил его кулаком в лицо.

Келл еще неделю ходил с подбитым глазом, так что черными казались оба. Он никогда больше не поднимал эту тему и надеялся, что Рай так напился, что забыл этот разговор, но тот все помнил. Рай ничего не рассказал ни королю, ни королеве, и Келл считал себя его должником, но теперь всякий раз, когда он путешествовал, приходилось терпеть расспросы принца крови, словно Келл занимался чем-то совершенно дурацким.

Рай наконец отпустил Келла.

– Ну зачем тебе это все?

– Это весело, – с улыбкой пояснил Келл.

Рай покачал головой.

– Послушай, я довольно долго закрывал глаза на твой ребяческий бунт, но эти двери были заперты неспроста, – предостерег он. – Контрабанда – это измена.

– Это просто безделушки, – возразил Келл, снова зашагав к двери. – Все безопасно, поверь.

– Как же, – буркнул Рай. – Опасность появится, если родители когда-нибудь узнают…

– Хочешь им рассказать?

Рай вздохнул. Келл видел, как он пару раз порывался что-то ответить, но не мог подобрать слова. Наконец признался:

– Я бы отдал тебе все что угодно.

У Келла защемило в груди.

– Знаю.

– Ты – мой брат. Мой лучший друг.

– Знаю.

– Тогда прекрати эти дурачества сам, пока я не положил им конец.

Келл выдавил усталую полуулыбку.

– Осторожнее, Рай, – сказал он. – Ты начинаешь говорить как король.

Принц скривился.

– Когда-нибудь я им стану, и мне нужно, чтобы ты был рядом.

Келл улыбнулся в ответ:

– Поверь, мне тоже этого хотелось бы.

И это было правдой.

Рай похлопал его по плечу и пошел спать. Келл засунул руки в карманы и посмотрел ему вслед. Жители Лондона, да и всей страны обожали принца. А как его не обожать? Молодой, красивый и добрый. Пожалуй, он слишком часто и слишком успешно играл роль повесы, но за лукавым взглядом и постоянными игривыми шуточками скрывались острый ум и добрые намерения – желание всех вокруг осчастливить. У него было мало способностей к магии и еще меньше интереса к ней, но недостаток силы с лихвой возмещался обаянием. К тому же из своих путешествий в Белый Лондон Келл узнал, что магия только портит правителей.

Он направился к дубовым дверям своих покоев. В открытые балконные двери лилось красное свечение Айла, гобелены матерчатыми облаками вздымались и опадали под высоким потолком. Роскошная кровать с балдахином, перинами и шелковым бельем манила к себе. Келл собрал всю свою волю, чтобы не повалиться на нее, и прошел в другую комнату, поменьше, заставленную шкафами с книгами по магии, включая те немногие, что Келл сумел отыскать на тему Антари и заклинаний крови (когда двери в Черный Лондон закрыли, большинство книг о магии были уничтожены). Он закрыл за собой дверь, рассеянно щелкнул пальцами, и на полке зажглась свеча. В ее неярком свете он различил несколько меток на тыльной стороне двери: перевернутый треугольник, несколько параллельных линий, круг… Простые, легко запоминающиеся значки. Они отмечали двери, ведущие к различным местам Красного Лондона. Келл остановил взгляд на метке посредине: две пересекающиеся черты. «Начали», – подумал он, прижал пальцы к самому свежему порезу на руке, где еще не засохла кровь, и начертил метку.

– Ас Тасцен, – устало сказал он.

Стена прогнулась от прикосновения, и его личная библиотека превратилась в тесную каморку. Тишина королевских покоев сменилась шумом таверны внизу и городским шумом за ее стенами.

Над дверью таверны покачивалась вывеска «Ис кир айес» – «Рубиновые поля». Хозяйкой заведения была старуха по имени Фауна, с бездонной глоткой моряка-пропойцы и премерзким характером. Келл когда-то давно заключил с ней сделку (и ему казалось, что Фауна уже тогда была старухой), и каморка наверху лестницы стала его комнатой.

Обшарпанная и ужасно тесная, не развернуться, но зато целиком и полностью принадлежащая ему. На окно и дверь он наложил не совсем законные заклинания, и теперь никто не смог бы отыскать эту комнату или даже догадаться о ее существовании. На первый взгляд, каморка казалась совершенно пустой, но, если присмотреться внимательнее, все пространство под койкой и ящики комода были забиты коробками, а в этих коробках хранились сокровища Келла из всех Лондонов.

Он тоже считал себя коллекционером.

Непосвященным он демонстрировал только сборник стихов, стеклянный шар, наполненный черным песком, и три географические карты. Автором стихов был человек по фамилии Блейк. Этот сборник подарил Келлу коллекционер из Серого Лондона еще год назад, и надпись на корешке уже почти полностью стерлась. Стеклянный шар – безделушка из Белого Лондона, в которой можно было увидеть свои сны, но Келл ее пока еще не опробовал.

Три карты висели в ряд, прикрепленные кнопками, и служили единственным украшением каморки. Издали их можно было принять за карту одной и той же островной страны, но общим было лишь слово «Лондон» на всех трех картах. Серый Лондон. Красный Лондон. Белый Лондон. Слева висела карта Великобритании – от пролива Ла-Манш до самой оконечности Шотландии, с тщательно прорисованными деталями. В то же время на карте справа не было почти никаких подробностей. Страна называлась Макт, ею правили безжалостные близнецы Даны, и ее границы постоянно менялись. Карту в центре Келл знал лучше всего, ведь это была его родина – Арнс. Название страны было написано изящным шрифтом вдоль всего острова, хотя Лондон находился на самом краю империи.

Три совершенно разных Лондона в трех совершенно разных странах, и Келл – один из немногих живущих, кто видел их все. Ирония заключалась в том, что он никогда не видел мира за пределами этих городов. Находясь на службе у короля и королевы, Келл должен всегда быть где-то поблизости, и потому он никогда не удалялся от того или иного Лондона больше, чем на один день пути.

Все тело ломило от усталости. Келл потянулся и сбросил с себя плащ. Он порылся в карманах, нашел сверток с музыкальной шкатулкой и, аккуратно опустив его на кровать, бережно развернул. Фонари в комнате разгорелись ярче, когда он поднес безделушку к свету. Неловко двинув рукой, Келл почувствовал боль, отложил шкатулку в сторону и переключился на комод, где стояли тазик с водой и несколько кувшинов. Келл закатал рукав куртки, промыл раны и принялся обрабатывать их мазью. Можно было исцелиться командой крови «Ас Хасари», но она не предназначалась для самих Антари, во всяком случае не для мелких ран, и отнимала энергии больше, нежели возвращала здоровья. Порезы на руке уже и сами начали затягиваться. Антари быстро исцелялись из-за обилия магии в жилах, и к утру неглубокие отметины должны были полностью исчезнуть, а кожа разгладиться. Келл собирался опустить рукав, как его внимание привлек маленький блестящий шрам. Так было всегда. В локтевом сгибе линии настолько расплылись, что символ стал почти неразборчивым.

Почти, но не совсем.

Келл жил во дворце с пяти лет и впервые заметил этот знак в двенадцать. Много недель искал он эту руну во дворцовых библиотеках.

«Память».

Он провел большим пальцем по шраму. Вопреки своему названию, символ служил не для того, чтобы помнить, а для того, чтобы забыть.

Забыть минуту, день, целую жизнь. Однако магия, связывавшая тело или разум человека, была не просто запрещена – за нее присуждали к высшей мере. Осужденных лишали силы, и кое-кто считал подобную участь в мире, управляемом магией, горше смерти. И все-таки Келл носил на себе знак этого заклятья. Более того, он подозревал, что это одобряли сами король и королева.

«KL».

Инициалы на ноже. Он многого не знал (и никогда не узнает) о своем оружии, этой метке и связанной с ними жизни. Буквы английские или арнезийские? Ведь они встречаются в обоих алфавитах. Что означают «K» и «L»? Он не помнил своего имени, и потому эти буквы превратились в «Келл». Когда его привели во дворец, Келл был еще ребенком. Нож был с ним всегда или принадлежал отцу? Это оружие, которое он всегда брал с собой, – напоминание о чем-то? Так кем же он был? Келла мучило отсутствие воспоминаний. Он часто ловил себя на том, что смотрел на центральную карту на стене, задаваясь вопросом, откуда он и кто его родные.

Как бы там ни было, его родители были не Антари. Хотя магия живет в крови, она не передается вместе с кровью – от отца к ребенку. Она выбирает свой путь и собственную форму. От сильных людей порой рождаются слабые, и наоборот. У водных магов часто появляются дети – повелители огня, а у целителей – маги земли. Силу нельзя взращивать, как урожай, в противном случае Антари можно было бы сеять и жать. Идеальные сосуды, способные управлять любой стихией, чертить любые заклинания, повелевать окружающим миром при помощи собственной крови. Они были орудиями, а в преступных руках – и оружием. Вероятно, лишив их права наследования, природа тем самым уравновесила чаши весов и поддерживала мировой порядок.

По правде говоря, никто не знал, что приводит к рождению Антари. Некоторые думали, что это дело случая и везения. Другие утверждали, что Антари – божества, от природы наделенные величием. Некоторые ученые, например Тирен, полагали, что Антари – результат перехода магии между мирами, переплетения различных ее видов. Потому их так мало. Но какова бы ни была истинная причина их появления, большинство людей считали Антари святыми избранниками магии, благословленными и отмеченными ею.

Келл рассеянно поднес пальцы к правому глазу.

Независимо от всех этих верований, факт оставался фактом: Антари встречались все реже и ценность их росла. Их собирали, оберегали и лелеяли – ими владели. И, хотя Рай не хотел этого признавать, Келл входил в королевскую коллекцию.

Он взял серебряную музыкальную шкатулку и повернул крохотную металлическую ручку.

Ценная вещица, подумал Келл, но все равно безделушка. Зазвучала тихая музыка, и шкатулка затрепетала в ладони, словно птичка, но он не выпустил ее, а крепко держал в руках и слушал, откинувшись на жесткую койку и любуясь прекрасным маленьким устройством.

Как он вообще очутился на этой королевской полке с безделушками? Что случилось, когда его глаз почернел? Он таким родился и его спрятали или магическая метка проявилась позже? Пять лет – пять лет! – он был сыном каких-то других людей. Они отпустили его с грустью или с благодарностью преподнесли в дар короне?

Король и королева не желали рассказывать о его прошлом, и Келл научился не задавать лишних вопросов, но сейчас усталость размыла дамбу, и вопросы хлынули с новой силой.

О какой жизни он забыл?

Келл досадливо покачал головой. Сколько способен запомнить пятилетний ребенок? Кем бы он ни был до того, как его привели во дворец, это уже не имело значения.

Того мальчика больше не было.

Механизм захрипел, и музыка смолкла. Тогда Келл снова завел шкатулку и закрыл глаза. Мелодия Серого и воздух Красного Лондона погрузили его в сон.

Лайла Бард руководствовалась в жизни простым правилом: если вещь ценная, ее нужно взять.

Она поднесла карманные часы к слабому свету уличного фонаря, любуясь блеском серебра и пытаясь угадать, что означали инициалы Л.Л.Э., выгравированные на задней стороне. Лайла стащила их у одного джентльмена. Якобы случайное столкновение на многолюдном тротуаре, торопливые извинения, рука ложится на плечо, отвлекая внимание от другой – в кармане чужого пальто. Пальцы у Лайлы не только проворные, но и легкие, как пушинка. Она коснулась цилиндра и мило пожелала спокойной ночи, став счастливой обладательницей серебряных часов, тогда как прежний их хозяин зашагал дальше, даже не подозревая, что чего-то лишился.

Лайлу не интересовал сам предмет, но очень привлекало то, что на него можно было купить: свобода. Конечно, слабое оправдание воровству, но это все же лучше, чем тюрьма или богадельня. Девушка провела большим пальцем в перчатке по стеклянному циферблату.

– Время не подскажете? – спросил мужской голос у нее за спиной.

Лайла обернулась и увидела констебля.

Она поднесла руку к цилиндру, который неделю назад украла у задремавшего кучера, и понадеялась, что этот жест сойдет за приветствие, а не за нервную попытку прикрыть лицо.

– Половина десятого, – пробормотала она низким голосом, засунув часы в жилетный карман. Только бы констебль не заметил целого ассортимента оружия, блестевшего под плащом. Лайла была высокая и худая, с мальчишеской фигуркой, и в мужской одежде ее легко было принять за юношу, если, конечно, не приглядываться.

Лайла знала, что надо развернуться и уйти, пока не поздно, но когда констебль с досадой взглянул на свою погасшую трубку и стал шарить по карманам в поисках спичек, она неожиданно для себя подняла с земли щепку. Поставив одну ногу на цоколь фонарного столба, Лайла ловко подтянулась, чтобы зажечь палочку от огня. Свет фонаря упал на ее лицо, и в груди приятно затрепетало от близкой опасности. Лайла в который раз задумалась, что же с ней не так. Бэррон тоже постоянно об этом твердил, но ведь Бэррон – зануда.

«Нарываешься на неприятности, – говорил он. – Будешь искать их, пока не найдешь».

«Неприятности сами нас ищут, пока не найдут, – возражала она. – Лучше уж найти их первой».

«Почему тебе так хочется умереть?»

«Вовсе не хочется, – отвечала она. – Наоборот, мне хочется жить».

Лайла спустилась, и ее лицо вновь оказалось в тени, как только она передала констеблю горящую щепку. Тот буркнул «спасибо», раскурил трубку, пыхнул пару раз и собирался уже уйти, но замешкался. У Лайлы екнуло сердце, когда он посмотрел на нее повнимательнее.

– Вам следует быть осторожнее, сэр, – наконец сказал он. – Не ходите ночью один по улице, а не то могут обчистить карманы.

– Грабители? – спросила Лайла, стараясь говорить низким голосом. – Только не в Итоне.

– И тем не менее.

Констебль достал из кармана плаща сложенный вчетверо лист бумаги. Лайла протянула руку и взяла его, хотя уже поняла, что это портрет разыскиваемого преступника. Она уставилась на зарисовку, точнее, неясный набросок человека в полумаске и широкополой шляпе.

– Обчищает карманы, ограбил даже пару джентльменов и одну леди. Мы, конечно, были готовы к неприятностям, но только не в этом районе. Очень дерзкий мошенник.

Лайла подавила улыбку. Это была правда. Одно дело – промышлять по мелочовке на Южном берегу, и совсем другое – красть серебро и золотишко из карет на Мэйфэйр. Но воры почему-то настолько глупы, что промышляют в трущобах. Бедняки всегда начеку, а богачи важно расхаживают, полагая, что им ничего не угрожает, пока они находятся в приличном районе. Однако Лайла знала, что приличных районов не бывает. Есть только люди – смышленые или бестолковые, и ей хватало ума, чтобы отличить одних от других.

Она вернула плакат и вежливо прикоснулась к цилиндру, прощаясь с констеблем.

– Тогда буду присматривать за своими карманами.

– Да, уж постарайтесь, – вздохнул констебль. – Сейчас уже не так, как было раньше. Все меняется…

Он побрел прочь, попыхивая трубкой и бормоча о том, куда катится мир или что-то в этом духе – Лайла не расслышала из-за стука крови в ушах.

Едва он скрылся из виду, Лайла облегченно вздохнула и прислонилась к фонарному столбу. Голова кружилась от радости. Девушка сняла цилиндр, посмотрела на маску и широкополую шляпу, засунутые внутрь, и мысленно улыбнулась. Затем она снова надела цилиндр, оттолкнулась от столба и направилась к докам, насвистывая на ходу.

«Морской король» был далеко не таким внушительным, как можно было бы подумать из-за названия.

Краску разъела соль, деревянный корпус местами прогнил наполовину, а в других местах – полностью. Казалось, посудина вот-вот медленно погрузится в Темзу.

Вероятно, корабль пока еще держался на плаву только благодаря доку, состояние которого было немногим лучше. Лайла не раз думала о том, как однажды и судно, и дощатый док одновременно не выдержат и обрушатся в мутную воду залива.

Пауэлл утверждал, что «Морской король» по-прежнему крепок, и божился, что хоть сейчас готов выйти в открытое море. Но Лайла считала, что корабль готов развалиться даже от небольших волн лондонского порта.

Девушка ступила на мостки, и доски затрещали под ее сапогами. Дрожь отдалась по всему судну, как будто оно противилось ее приходу. Не обращая внимания, Лайла взобралась на борт, на ходу распутывая завязки плаща у горла.

Все тело ныло от усталости, но она все равно совершила ночной ритуал: добралась до корабельного носа и тронула штурвал. Холодное дерево под ладонями, легкое покачивание палубы – все как полагается. Лайла Бард чувствовала, что рождена стать пиратом. Просто ей нужно хорошее судно, и как только оно появится… Ветерок подхватил полы плаща, и Лайла закрыла глаза, представив, как рассекает волны в открытом море – вдалеке от Лондона и от какой-либо суши. Морской ветер насквозь продувает потрепанные рукава. Океанские волны плещутся о борта корабля. Аромат свободы – подлинной свободы – и приключений. Девушка вздернула подбородок, почувствовала щекотку воображаемых соленых брызг, глубоко вдохнула морской воздух и улыбнулась. Открыв глаза, она с сожалением обнаружила, что «Морской король» все так же неподвижно стоит в доке.

Лайла оттолкнулась от перил и направилась через всю палубу а свою каюту. Доски гулко вторили ее шагам, и девушка впервые за ночь почувствовала себя в безопасности. Она прекрасно знала, что безопасности здесь нет и в помине, что ее не найти нигде в городе – даже в шикарной карете на Мэйфэйр, не говоря уж о полусгнившем судне в сомнительном доке. Но это чувство скрытости от чужих глаз было сродни безопасности. Никто не следил за тем, как Лайла пересекла палубу. Никто не видел, как она спустилась по крутым ступенькам в недра корабля. Никто не шел вслед за ней по сырому коридорчику до каюты в самом конце.

Узел на горле наконец развязался, Лайла скинула плащ с плеч и швырнула на койку, которая стояла вплотную возле стены каюты. Туда же отправился и цилиндр, содержимое которого вывалилось на темное покрывало. В углу стояла почти погасшая угольная печка. Лайла разворошила золу и зажгла сальные свечи, расставленные по всей каюте. Затем девушка стянула перчатки и тоже кинула их на койку. Наконец сняла кожаный ремень вместе с кобурой и кинжалом. Разумеется, это было еще не все оружие, но остальное Лайла снимала только в случае крайней необходимости. Нож – обычный, хоть и чрезвычайно острый, – она бросила на кровать к остальным вещам, а вот кремневый револьвер аккуратно положила в ящик стола. Кастер (у хорошего оружия всегда есть собственное имя) был прекрасен. Девушка забрала его у какого-то богатого мертвеца еще в прошлом году.

Пока Лайла добиралась до доков, ночное возбуждение развеялось, и теперь девушка устало развалилась на стуле. Подобно судну, тот резко и недовольно заскрипел, когда она забросила ноги в сапогах на стол. Потертую деревянную столешницу загромождали карты, в основном свернутые, но одна была расстелена и прижата камешками и крадеными безделушками. Лайла любила ее больше всего, потому что на ней не было никаких надписей. Наверняка кто-то знал, что это за карта, но только не Лайла. Для нее это была карта неведомого мира.

На столе стояло большое зеркало с мутной кромкой, прислоненное к стене. Лайла поймала собственный взгляд, слегка поморщилась и поправила темные растрепанные волосы, которые щекотали скулы.

Лайле было девятнадцать, и каждый год оставил свою метку. Девушка потрогала веки, оттянула кожу на щеках, провела пальцем вдоль губ. Давным-давно никто не называл ее красивой.

Не то чтобы Лайла хотела быть красивой – красота не принесла бы ей пользы. Господь свидетель, она не завидовала леди, затянутым в корсеты и наряженным в пышные юбки, с писклявым глупым смехом. Не завидовала тому, как они умело падали в обморок и опирались на руки мужчин, притворяясь слабыми и беспомощными.

Лайла абсолютно не понимала, зачем притворяться слабой.

Она попыталась представить себя одной из тех леди, которых она обокрала в эту ночь, и улыбнулась: как же легко запутаться во всех этих одеждах и споткнуться! Сколько женщин флиртовали с ней, падали в обморок, опирались на ее руку и притворялись, что восхищены ее силой?

Лайла припомнила сегодняшнюю добычу.

Неплохо.

Так им и надо – пусть не прикидываются слабыми. Может, теперь-то они перестанут падать в обморок, едва завидев цилиндр, и хвататься за каждую протянутую руку.

Лайла запрокинула голову, уперевшись затылком в решетчатую спинку стула. Она слышала, как Пауэлл пил у себя в каюте, ругался и травил байки выгнутым стенам гниющего судна. Он рассказывал истории о землях, которых никогда не видел, о девицах, за которыми никогда не ухаживал, и о сокровищницах, которых никогда не расхищал. Он был лжецом, пьяницей и глупцом (она не раз наблюдала его во всех трех ипостасях в трактире «Бесплодный прилив»), но у него была лишняя каюта, а Лайла нуждалась в жилье, так что они договорились. Ей приходилось делиться добычей в благодарность за гостеприимство, а он взамен закрывал глаза на то, что сдает комнату преступнику, разыскиваемому полицией, – точнее, преступнице.

Пауэлл, как всегда, разглагольствовал в своей каюте. Он мог говорить часами, но Лайла настолько привыкла к этим звукам, что вскоре они растворялись в скрипах, тресках и шорохах старого «Морского короля».

Она уже склонила голову. засыпая, как вдруг кто-то постучал в дверь три раза. Вернее, постучал дважды – поскольку был слишком пьян, а на третий раз просто провел рукой по дереву. Лайла сняла ноги со стола и тяжело опустила их на пол.

– В чем дело? – крикнула она, встав, когда дверь распахнулась. В проеме стоял Пауэлл, шатаясь от выпивки и легкой качки.

– Лааааайла, – произнес он нараспев. – Лааааайлаааааа.

– Что?

В левой руке Пауэлла была полупустая бутылка, и он протянул к девушке правую руку ладонью вверх.

– Моя доля.

Лайла достала из кармана пригоршню монет. Большинство оказалось медяками, но блестело и несколько серебряных. Она отобрала их и опустила в ладонь Пауэлла. Тот сжал кулак и звякнул деньгами.

– Маловато, – нахмурился он, когда девушка ссыпала медяки обратно в карман. Лайла подумала о серебряных часах в кармане жилета, но решила не отдавать. Во-первых, они ей приглянулись, а во-вторых, если баловать Пауэлла такими дорогими вещами, он быстро к этому привыкнет.

– Так себе ночка, – сказала она, скрестив руки. – Завтра возмещу разницу.

– От тебя много неприятностей, – невнятно проворчал Пауэлл.

– Неужели? – дружелюбно парировала Лайла и растянула губы в ухмылке.

– Больше, чем ты стоишь, – продолжил он. – Точно больше.

– Остаток принесу завтра, – твердо сказала девушка. – Вы пьяны. Идите спать.

Лайла хотела закрыть дверь, но Пауэлл схватил девушку за локоть.

– Я возьму свое, – сказал он с ухмылкой.

– Я же сказала, что не…

Бутылка выпала из руки Пауэлла, когда он прижал Лайлу к столу.

– Не обязательно монетами, – прошептал он, скользнув взглядом по ее манишке. – Под этой мужской одеждой девка.

И тут Лайла заехала ему коленом в живот. Пауэлл, шатаясь, попятился.

– Зря ты это сделала, – зарычал он, побагровев, и начал возиться с ременной пряжкой. Недолго думая, Лайла дернула ящик стола, где лежал пистолет, но Пауэлл вскинул голову, ринулся вперед и, схватив ее запястье, рванул к себе. Он толкнул ее на койку, и Лайла упала прямо на вещи, лежавшие на покрывале.

Она схватила нож и, когда Пауэлл вцепился ей в колено и дернул к себе, обнажила клинок. Пауэлл стиснул другую руку Лайлы, а она привстала и загнала клинок ему в живот.

На этом потасовка в тесной каютке закончилась.

Пауэлл уставился на торчащий из живота нож и раскрыл от удивления рот. Лайле на миг показалось, что это его не остановит, но она все же умела орудовать ножом – знала, как причинить боль и как нанести смертельный удар.

Пауэлл сжал ее плечи, но вдруг покачнулся, нахмурился, и колени его подогнулись.

– Зря ты это затеял, – шепнула девушка и выдернула нож. В следующую секунду Пауэлл рухнул на пол.

Лайла минуту смотрела на тело, пораженная тишиной, которую нарушало лишь ее сердцебиение да плеск воды о корпус корабля, а потом пнула мертвеца носком сапога.

Умер.

Умер и насвинячил.

Кровь растекалась по полу, заполняя щели и просачиваясь в трюм. Нужно что-то делать. Причем немедленно.

Лайла присела на корточки, вытерла клинок о рубашку Пауэлла и достала серебро из его кармана. Потом она переступила через тело, вынула револьвер из ящика стола и оделась. Застегнув на поясе ремень и набросив на плечи плащ, Лайла подняла с пола бутылку виски, которая чудом не разбилась при падении. Немного подумав, вытащила зубами пробку и вылила жидкость на Пауэлла, хотя в крови у него было столько алкоголя, что он загорелся бы и так.

Девушка взяла свечу и уже хотела поднести ее к телу Пауэлла, как вдруг вспомнила про карту неведомых земель на столе… Сложив ее и спрятав под плащ, Лайла в последний раз окинула взглядом каюту, после чего подожгла мертвеца – и корабль вместе с ним.

Лайла стояла в доке и смотрела, как горит «Морской король».

Лицо согревал огонь: кровавые отблески плясали на подбородке и щеках – такие же отсветы отбрасывала горящая щепка, когда она стояла перед констеблем. «Жаль, – подумала Лайла. – Лучше бы он сгнил». Но это же все равно не ее корабль. Нет, ее корабль будет намного лучше.

«Морской король» скрипел, пламя пожирало его плоть, а Лайла наблюдала, как мертвое судно опускалось на дно. Она стояла, пока не услышала далекие крики и топот: люди спешили тушить пожар, но было слишком поздно.

Потом девушка вздохнула и пошла искать новое место для ночлега.

Бэррон стоял на ступеньках таверны «В двух шагах», рассеянно глядя в сторону доков, когда к нему подошла Лайла с цилиндром и картой под мышкой. Проследив за его взглядом, она увидела зарево пожара над крышами домов и призрачный дым на хмуром ночном небе.

Сначала Бэррон сделал вид, будто не заметил девушку, и она не могла его осуждать. В последний раз, когда они виделись, он выгнал ее за воровство (хотя обокрала она, конечно, не Бэррона, а посетителя), и Лайла ушла в бешенстве, проклиная хозяина и его кабачок.

«Куда ты уходишь?» – крикнул он ей тогда вслед громовым голосом – так громко он еще никогда не орал. «Поищу приключений», – огрызнулась она, не оглядываясь.

Сейчас Лайла неспешно шла по булыжной мостовой, а Бэррон посасывал сигару.

– Так быстро вернулась? – спросил он, не глядя на нее. Лайла поднялась по ступенькам и прислонилась к двери таверны. – Уже нашла приключения? Или они нашли тебя?

Лайла не ответила. Она слышала, как внутри таверны звенели кружки и гоготали пьяные мужчины, напивавшиеся все сильнее. Она ненавидела эти звуки – ненавидела таверны вообще, но только не эту. Все другие отталкивали ее, вызывали отвращение, а это место притягивало, словно магнит. Даже если Лайла не собиралась сюда идти, она всегда оказывалась именно здесь. Сколько раз за последний год ноги сами приводили ее к этим ступенькам? Сколько раз она почти заходила внутрь? Впрочем, Бэррону не следовало об этом знать. Она увидела, как хозяин таверны запрокинул голову и уставился в небо, словно там можно было различить что-то, кроме туч.

– Что с «Морским королем»? – спросил он.

– Сгорел.

Лайла ухмыльнулась, когда Бэррон вскинул брови от удивления. Ей нравилось удивлять Бэррона, хотя это было не так-то легко сделать.

– Как сгорел?

– Ну ты же знаешь, как это бывает, – сказала Лайла, пожав плечами. – Старое дерево отлично горит.

Бэррон внимательно посмотрел на нее, а затем выдохнул дым.

– Пауэлл был неосторожным… с этим бригом.

– Ага, – кивнула Лайла, барабаня пальцами по цилиндру.

– От тебя пахнет гарью.

– Знаешь, мне… нужно снять комнату.

Слова застревали в горле.

– Странно, – произнес Бэррон, еще раз пыхнув сигарой. – Я хорошо помню, как ты советовала мне взять свою таверну со всеми ее убогими комнатками и засунуть себе…

– Времена меняются, – перебила девушка и, выдернув сигару у него изо рта, глубоко затянулась.

Бэррон уставился на нее в свете фонаря.

– У тебя все нормально?

Лайла смотрела на струйку дыма, которую выпустила в воздух.

– Да, у меня всегда все нормально.

Она вернула сигару и достала из жилетного кармана серебряные часы – теплые и гладкие. Лайла сама не понимала, чем они ей так нравились. Возможно, потому что это она их выбрала. Она украла их и оставила у себя. Лайла протянула часы Бэррону.

– Этого хватит на пару ночей?

Хозяин таверны взглянул на часы, протянул руку и отстранил их.

– Оставь себе, – небрежно сказал он. – Я знаю, что ты исправно платишь.

Лайла спрятала безделушку обратно в карман, с радостью ощущая вес в руке, и вдруг осознала, что придется начинать с нуля. Ну, почти с нуля – если не считать цилиндра, карты неведомых земель и океанов, нескольких ножей, кремневого револьвера, горстки монет и серебряных часов.

Бэррон распахнул дверь, но, когда она уже собралась войти, преградил ей путь.

– Никого здесь не трогай. Понятно?

Лайла холодно кивнула.

– Я надолго не задержусь, – пообещала она. – Пока дым не рассеется.

Из дверного проема донесся звон разбитого стекла, Бэррон вздохнул и шагнул внутрь, бросив через плечо:

– С возвращением.

Лайла тоже вздохнула и посмотрела вверх, но не в небо, а на верхние окна грязного маленького трактира. Да, это не пиратский корабль – символ свободы и приключений.

«Пока дым не рассеется», – повторила она про себя.

Возможно, все не так уж плохо. В конце концов, она вернулась в таверну не с поджатым хвостом. Она здесь скрывалась. Она в розыске, а значит, кому-то нужна. Лайла улыбнулась над этой шуткой.

На столбе рядом с дверью колыхался листок бумаги – такой же, какой показывал ей констебль. Лайла с ухмылкой взглянула на фигуру в широкополой шляпе и маске, уставившуюся на нее с плаката под словом «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Это ее окрестили «Вором-призраком», а вора нарисовали ужасно высоким и худым, в черном плаще. Страшным персонажем из леденящих кровь сказок и легенд.

Лайла подмигнула призраку и вошла внутрь.

– Наверное, лучше устроить маскарад…

– Сосредоточься.

– …или костюмированный бал. Что-нибудь яркое, сверкающее.

– Прошу тебя, Рай, не отвлекайся.

Принц сидел на стуле с высокой спинкой, забросив на стол ноги в сапогах с золотыми пряжками и перекатывая в ладонях стеклянный шар. Пять сфер, служившие емкостями для стихий, были более затейливым вариантом той игры, которую Келл сбыл с рук в таверне. Четыре все еще лежали в темном деревянном ящикес золотыми уголками, обитом изнутри шелком. Рай держал в руках шар с горсткой земли, слегка его наклоняя то в одну, то в другую сторону.

– Многослойные костюмы, которые можно постепенно снимать, – продолжал он.

Келл вздохнул.

– Можно начать вечер при полном параде, а закончить…

– Ты даже не пытаешься.

Рай тоже вздохнул. Он со стуком опустил ноги на пол, выпрямился и зажал между колен стеклянный шар.

– Хорошо, – сказал он. – Полюбуйся моими магическими способностями.

Принц уставился на землю внутри сферы и, пытаясь сосредоточиться, еле слышно обратился к ней по-английски. Земля даже не шелохнулась. Келл смотрел, как Рай щурится, сосредотачивается, шепчет и выжидает. Это все больше выводило его из себя. Наконец земля пусть нехотя, но все-таки чуть сдвинулась внутри стеклянного шара.

– Получилось! – воскликнул Рай.

– Ты качнул его, – сказал Келл.

– Никогда в жизни!

– Попробуй еще.

Рай застонал и откинулся на спинку стула.

– Слушай, Келл, вот что со мной не так?

– Все так, – возразил Келл.

– Я говорю на одиннадцати языках, – прошипел Рай, – на языках тех стран, которых никогда не видел и вряд ли когда-нибудь увижу. Но я не могу сдвинуть с места комочек земли или поднять в воздух капельку воды! Меня это бесит! – рявкнул он. – Почему язык магии настолько трудный, что я не могу им овладеть?

– Потому что стихии нельзя подчинить одним обаянием, улыбкой или статусом, – охотно пояснил Келл.

– Они меня не уважают, – сказал Рай с кислой ухмылкой.

– Земле у тебя под ногами все равно, что ты – будущий король. Воде в твоей чашке тоже. Да и воздуху, которым ты дышишь. Нужно говорить с ними как с равными, а еще лучше – просить.

Рай вздохнул и потер глаза.

– Знаю, знаю. Я просто хочу…

Принц осекся.

Келл нахмурился. Рай казался искренне расстроенным.

– Хочешь чего-нибудь?

Принц поднял голову и встретился взглядом с Келлом.

– Хочу выпить, – сказал он, уходя от ответа, встал со стула, пересек комнату и, подойдя к банкетному столу у стены, налил себе рюмку. – Я стараюсь, Келл. Я хочу быть хорошим или хотя бы стать лучше. Но все не могут быть…

Рай сделал глоток и махнул рукой в сторону Келла.

Тот предположил, что Рай забыл слово «Антари», но принц сказал:

– …такими, как ты.

– Что мне сказать? – вздохнул Келл, потерев лоб. – Я один из таких.

– Вас двое, – поправил Рай.

Келл поморщился.

– Как раз собирался спросить. Что здесь делал Холланд?

Рай пожал плечами и побрел обратно к ящику со стихиями.

– То же, что и всегда. Доставлял почту.

Келл посмотрел на принца. Что-то здесь не так. Рай нервничал, когда лгал, и Келл заметил, что принц переминался с ноги на ногу и постукивал пальцами по открытой крышке ящика. Келл не стал больше допытываться, протянул руку и выбрал стеклянный шар с водой. Растопырив пальцы, он удерживал его на ладони.

– Ты чересчур стараешься.

Келл приказал воде двигаться, и она сначала закружилась внутри сферы, а затем завертелась маленьким смерчем.

– Это трудно, – насупился Рай. – Ты делаешь вид, что это легко, но на самом деле это не так.

Келл не хотел говорить Раю, что ему даже не нужно говорить с водой, чтобы заставить ее двигаться. Он просто мысленно произносил слова, а стихия внимала и откликалась. Поток магии, струившийся сквозь воду, песок, землю и другие стихии, струился и сквозь него, поэтому он мог управлять ими, словно собственными руками или ногами. Единственное исключение – кровь. Хотя в ней есть тот же магический поток, кровь не подчиняется законам стихий – ею нельзя манипулировать, приказывать ей двигаться или останавливаться. Кровь обладает собственной волей, и с ней следует обращаться не как с предметом, но как с равным существом. Поэтому Антари и стояли особняком. Ведь они владычествовали не только над стихиями, но и над кровью. Если призывание стихий служило лишь для концентрации ума, для достижения слияния с магией (как медитативный распев и в то же время призыв), то кровь подчинялась только командам. Когда Келл открывал двери и залечивал раны своей кровью, он отдавал приказания. Чтобы тебе подчинялись, необходимо приказывать.

– Какой он? – неожиданно спросил Рай.

Келл отвлекся от стеклянного шара, в котором кружилась вода.

– Он?

– Другой Лондон.

Келл замялся. На одной из стен висела магическая доска. Обычные гладкие черные доски, висевшие по всему городу, служили для передачи сообщений, а эта была покрыта заколдованной водой, на поверхности которой отражались мысли, воспоминания и образы. Конечно, доска использовалась и как зеркало, но с ее помощью делились своими мыслями с другими, когда их нельзя было передать словами или просто не хватало слов.

При помощи доски Келл мог показать Раю другие Лондоны такими, какими видел их сам. Эгоистическая сторона его натуры хотела поделиться с братом, чтобы не чувствовать себя таким одиноким – чтобы кто-нибудь другой тоже увидел и обо всем узнал. Но Келл обнаружил странную вещь: люди не очень-то и хотели знать. Им казалось, будто они хотят, но знание лишь делало их несчастными. К чему забивать голову вещами, которыми нельзя воспользоваться? Зачем мечтать о краях, куда невозможно попасть? Что толку от этого Раю, который, несмотря на все привилегии королевской особы, никогда не попадет в другой Лондон?

– Скучный, – наконец ответил Келл, поместив шар обратно в ящик. Как только он оторвал пальцы от стеклянной поверхности, смерч развеялся, а вода с хлюпаньем улеглась. Рай хотел было задать еще один вопрос, но Келл ткнул в шар, который держал принц, и велел попробовать еще раз.

Рай снова попытался поднять землю внутри шара, и опять ничего не получилось. Он вскрикнул от злости и швырнул сферу через весь кабинет.

– Я ни на что не гожусь!

– Практика…

– …ни черта не дает, и ты это знаешь!

– Твоя проблема, Рай, в том, – Келл чуть улыбнулся, – что ты хочешь научиться магии ради самой магии. Хочешь научиться ей только потому, что считаешь, будто она поможет заманивать людей в постель.

У Рая дернулись губы.

– Не вижу никакой проблемы, – сказал он. – К тому же это правда. Я видел, как девушки, да и парни млеют от твоего прелестного черного глаза! – Он резко вскочил на ноги. – Забудем об уроке. Я не в настроении. Пошли лучше погуляем.

– Что-что? – переспросил Келл. – Значит, ты можешь заманивать людей в свою постель при помощи моей магии?

– Отличная мысль, – ухмыльнулся Рай. – Но нам нужно идти, потому что у нас есть планы.

– Вот как?

– Да-да, если только ты не планируешь на мне жениться – и пойми меня правильно: по-моему, из нас получилась бы эффектная супружеская чета, – мне нужно найти себе пару.

– И ты рассчитываешь найти ее, шляясь по городу?

– Нет, конечно, – сказал Рай с кривой усмешкой. – Но я хотя бы от души повеселюсь.

Келл закатил глаза, поднял сферу с землей и убрал ее в ящик.

– Продолжим, – сказал он.

– Может, хватит? – жалобно простонал Рай.

– Мы закончим, – ответил Келл, – как только ты научишься удерживать пламя.

Из всех стихий лишь к огню Рай проявлял… нет, не талант (это слишком сильное слово), а, скорее, способность. Келл поставил на стол перед принцем скошенное металлическое блюдо, кусок белого мела, склянку с маслом и странное маленькое приспособление: две скрещенных почерневших деревяшки со стержнем посредине. Рай вздохнул, начертил мелом вокруг блюда ограничительный круг, затем вылил масло в тарелку: по центру образовалась лужица – не больше десятикороновой монеты. Наконец принц поднял запал. Когда Рай крепко сжал пальцы и потер деревяшки друг о друга, он высек из стержня искру, которая упала в лужицу масла, и оно загорелось.

На поверхности лужицы размером с монету заплясало маленькое голубое пламя. Рай хрустнул пальцами, повертел шеей и закатал рукава.

– Пока не погас огонь, – поторопил его Келл.

Рай быстро взглянул на него, поднес обе ладони к ограничительному меловому кругу и обратился к огню, но не по-английски, а по-арнезийски. Это был более плавный, вкрадчивый язык, приученный к магии. Принц монотонно шептал слова, которые, казалось, приобретали зримую форму.

К их обоюдному изумлению, все получилось. Пламя в тарелке побелело и выросло, поглотив остатки масла и продолжая гореть уже без него. Оно покрыло всю поверхность блюда и ярко разгорелось прямо под носом у Рая.

– Смотри! – крикнул он, тыча в зеленый свет. – Смотри, у меня получилось!

Рай был прав. Но хотя он уже перестал разговаривать с огнем, тот все больше разгорался.

– Не отвлекайся, – сказал Келл, видя, как белое пламя уже начало лизать края мелового круга.

– Что?! – выкрикнул Рай, когда огонь изогнулся и прижался к ограничительному кольцу. – Никакой похвалы? – Он отвернулся от пламени и посмотрел на Келла, проведя пальцами по столу. – Хотя бы…

– Рай, – предупредил Келл, но было слишком поздно. Задев круг рукой, принц смазал меловую черту.

Огонь вырвался на волю.

Он сразу охватил весь стол, и Рай чуть не опрокинулся на стуле, пытаясь от него увернуться.

Одним движением Келл выхватил нож, полоснул им по ладони и прижал окровавленную руку к столешнице.

– Ас Анасаэ, – приказал он: «Рассейся».

Заколдованный огонь мгновенно угас, как не бывало. У Келла закружилась голова.

Рай стоял ни жив ни мертв.

– Прости, – выдохнул он. – Прости, зря я…

Рай терпеть не мог, когда Келлу приходилось обращаться к магии крови, и считал себя лично ответственным за это жертвоприношение. Однажды он причинил Келлу много боли и до конца не простил себя за это. Келл взял тряпку и вытер порезанную руку.

– Все нормально, – сказал он, отбрасывая тряпку. – Со мной все нормально, но я думаю, на сегодня хватит.

Рай кивнул, покачнувшись.

– Я бы выпил еще, – сказал он. – Чего-то покрепче.

– Заметано, – ответил Келл с усталой улыбкой.

– Послушай, мы же сто лет не были в «Страсна Авен», – предложил Рай.

– Не надо нам туда ходить. – На самом деле Келл подразумевал: «Я тебя туда не пущу». Вопреки своему названию – «Благодатные воды», – таверна превратилась в притон для подозрительных личностей.

– Да брось, – поморщился Рай, снова переходя на шутливый тон. – Возьмем Перси с Мортимером, переоденемся стражами…

В эту минуту кто-то кашлянул, Рай и Келл обернулись и увидели в дверях короля Максима.

– Сэр, – сказали они в один голос.

– Мальчики, как продвигается учеба?

Рай тяжело посмотрел на Келла, тот поднял брови, но произнес лишь:

– Сегодня неплохо. Мы как раз закончили.

– Хорошо, – кивнул король, доставая письмо.

Келл не понимал, как сильно ему хотелось выпить вместе с Раем, пока не увидел конверт и понял, что этого сделать не удастся. Сердце у него оборвалось, но он не подал вида.

– Ты должен доставить послание нашему могущественному соседу, – продолжил король.

В груди Келла все сжалось от странного, хорошо знакомого страха, смешанного с интересом. Страх и интерес всегда были неразрывны, когда дело касалось Белого Лондона.

– Конечно, сэр.

– Холланд доставил вчера письмо, – пояснил король, – но не смог дождаться ответа. Я сказал, что отправлю его с тобой.

Келл нахмурился.

– Надеюсь, все хорошо? – осторожно спросил он. Ему редко удавалось узнать содержание королевских посланий, но он улавливал интонацию: переписка с Серым Лондоном давно переросла в простую формальность, поскольку между городами было мало общего, тогда как с Белым Лондоном постоянно шел напряженный диалог. Их «могущественного соседа», как король Максим называл другой город, раздирали на части жажда насилия и борьба за власть: подписи на королевских письмах сменялись с пугающей быстротой. Проще всего было просто прекратить переписку с Белым Лондоном, пришедшим в упадок, но Красный не мог, да и не хотел этого делать.

Его жители чувствовали себя ответственными за погибающий город.

И они действительно несли за него ответственность.

В конце концов, именно Красный Лондон принял решение закрыть двери, после чего Белый оказался в ловушке между Красным и Черным. Ему пришлось в одиночку сражаться с черной чумой и ограждать себя от безумной магии. Это решение много столетий не давало покоя королям и королевам, однако в ту пору Белый Лондон был сильным – даже сильнее Красного, и Красная корона считала (по крайней мере, на словах), что только так все они смогут выжить. Она была права и неправа одновременно. Серый Лондон впал в тихое забвение, а Красный не только выжил, но теперь даже процветал. Белый же изменился безвозвратно. Некогда блистательный город погрузился в пучину хаоса и войн, кровопролития и насилия.

– Все как нельзя лучше, – ответил король, протянул Келлу записку и пошел к двери. Келл направился вслед за ним, как вдруг Рай схватил его за руку.

– Пообещай, – шепнул он еле слышно, – что вернешься с пустыми руками.

Келл замялся.

– Обещаю, – наконец сказал он.

Сколько раз произносил он эти слова? Келл задумался, доставая из-за воротника тусклую серебряную монету.

Возможно, хоть в этот раз он сдержит обещание.

Келл шагнул в другой мир и поежился. Красный Лондон исчез, а вместе с ним исчезло и тепло. Сапоги ступили на холодный булыжник, изо рта вырвалось облачко пара, и Келл поспешил застегнуть куртку – черную с серебряными пуговицами.

«Присте ир Эссен. Эссен ир Присте».

«Сила в равновесии. Равновесие в силе». Девиз, мантра и молитва. Эти слова, начертанные под королевской эмблемой Красного Лондона, можно было встретить как в магазинах, так и в домах обычных людей. В мире Келла магия не считалась неисчерпаемым или основным источником. Ею пользовались, но не злоупотребляли, обращаясь с нею почтительно и осторожно.

В Белом Лондоне были другие правила.

С магией здесь не обходились на равных – ее покоряли, порабощали, контролировали. Если Черный Лондон впустил в себя магию, которая взяла верх и поглотила его, то, памятуя о падении этого города, Белый Лондон выбрал противоположную тактику: он связывал силу всеми возможными способами. «Сила в равновесии» стала «Силой в господстве».

Когда люди пытались управлять магией, она сопротивлялась, сжималась, зарывалась в землю, чтобы до нее нельзя было добраться. Люди скребли ногтями поверхность мира, пытаясь выкопать хотя бы немного магии, но ее было очень мало и становилось все меньше – так же, как и людей, стремившихся ее отыскать. Казалось, магия решила взять своих поработителей измором и медленно, но верно добивалась цели.

У этой борьбы оказался также побочный эффект, из-за чего Келл и назвал Белый Лондон белым: каждая пядь города и все его жители днем и ночью, летом и зимой были покрыты белесой пеленой – тонким слоем то ли измороси, то ли пепла. Здешняя магия, озлобленная и алчная, погребла под собой жизнь, тепло и цвета, высосав их отовсюду и оставив после себя лишь бесцветный раздувшийся труп.

Келл повесил на шею монету Белого Лондона и заправил ее за воротник. Его черная куртка ярко выделялась на блеклом фоне городских улиц. Келл сунул в карман порезанную руку, чтобы яркий цвет крови не привлек внимания прохожих. За его спиной тянулась жемчужная полоска наполовину замерзшей реки (здесь она называлась не Темза и не Айл, а Сиджлт), а на другом ее берегу до самого горизонта простиралась северная часть города. Впереди же раскинулась южная его часть, и всего в нескольких кварталах королевский замок вонзал в небо острые, как кинжалы, шпили; рядом с этой каменной громадой соседние здания казались карликовыми.

Не теряя времени, Келл направился прямиком к замку.

Он обычно сутулился, скрывая высокий рост, но, шагая по улицам Белого Лондона, выпрямлялся, задирал подбородок, расправлял плечи и громко стучал сапогами по мостовой. И менялась не только его осанка. До́ма Келл скрывал свою силу, а здесь был дальновиднее. Он наполнял воздух магией, и изголодавшийся воздух пожирал ее, нагреваясь и извиваясь струйками пара. Главное – не перейти тонкую грань. Нужно было проявлять силу, но при этом крепко ее удерживать. Дашь слабину – и станешь добычей, немного переборщишь – и станешь чьи-то ценным трофеем.

Теоретически жители города знали о том, что Келл находится под защитой Белой короны. И опять-таки теоретически никто не был настолько глуп, чтобы бросать вызов близнецам Данам. Но жажда энергии и жизни толкала людей на необдуманные поступки.

Поэтому Келл всегда оставался начеку. Он наблюдал за солнцем, клонившимся к западу, по опыту зная, что Белый Лондон кажется спокойным только при свете дня. Ночью город преображался: неестественная, тяжелая, удушливая тишина сменялась шумом – раскатами хохота и криками страсти (некоторые считали, что так можно призвать силу), но чаще всего звуками драк и убийств. Город крайностей – будоражащий, смертоносный. Улицы давным-давно побагровели бы от крови, если бы головорезы не выпивали ее без остатка.

Пока не зашло солнце, униженные и оскорбленные топтались в дверных проемах, свешивались из окон и околачивались в просветах между зданиями. Все они смотрели Келлу вслед: впалые щеки и голодные взгляды, а одежда такая же выцветшая, как и весь город. Блеклыми были их волосы, глаза и кожа, испещренная метками. Эти увечья – клейма и рубцы – наносились специально для того, чтобы привязать магию к собственному телу. Чем слабее были люди, тем больше они уродовали свои тела в безумной попытке удержать хотя бы немного силы.

В Красном Лондоне подобные метки считались зазорными: они оскверняли не только тело, но и саму магию, которую к нему привязывали. Здесь же лишь самые сильные могли пренебрегать метками, но даже для них эти знаки ассоциировались не с осквернением, а с обыкновенным отчаянием. Впрочем, те, кто презирал подобные клейма, пользовались амулетами и оберегами (один лишь Холланд ходил без украшений, если не считать фибулы – отличительного знака королевских слуг). Магия заглядывала сюда неохотно. Язык стихий полностью забыли, как только те перестали к нему прислушиваться. Теперь можно было призвать одну-единственную стихию – странный извращенный вид энергии, помесь огня и чего-то темного, порченого. Магию, которой можно было обладать, загоняли в амулеты, чары и заклятия. Их вечно не хватало.

Но люди не уходили из города.

Их приковывала сила наполовину замерзшей реки Сиджлт, которая все еще сохраняла слабые остатки тепла.

Они оставались здесь, и жизнь продолжалась. Те, кто еще не пал жертвой гложущей жажды магии, занимались будничными делами и всеми силами старались забыть о том, что их мир медленно погибает. Многие продолжали наивно верить в возвращение магии и в то, что сильный правитель сможет снова вдохнуть силу в жилы этого мира и воскресить его.

Поэтому люди выжидали.

Келл задумался: неужели обитатели Белого Лондона считали своих правителей Астрид и Атоса достаточно сильными или просто дожидались, пока их не свергнет следующий маг? Ведь это в конце концов произойдет – так происходило всегда.

Едва впереди показался замок, тишина стала гнетущей. Правители Серого и Красного Лондона жили во дворцах. Правители Белого – в настоящей крепости.

Замок окружала высокая стена, а за ней простирался каменный двор, который опоясывал цитадель, словно крепостной ров. Двор был заполнен мраморными фигурами. Пресловутый Крёс Мект, или Каменный лес, состоял не из деревьев, а из статуй. Ходили слухи, что скульптуры не всегда были каменными и лес на самом деле представлял собой кладбище, где царственные близнецы Астрид и Атос Даны хоронили убитых, напоминая всем, кто проходил сквозь внешнюю стену, что́ они делают с изменниками.

Войдя во двор, Келл приблизился к массивным каменным ступеням. По бокам крепостной лестницы стояли десять стражей, неподвижных, точно статуи в лесу. Они были всего-навсего марионетками, которых король Атос лишил всего, кроме воздуха, крови в жилах и собственных приказов. При виде их Келл поежился. В Красном Лондоне запрещалось использовать магию для управления, обладания и связывания тела и разума другого человека. Но здесь это было лишь одно из проявлений силы Атоса и Астрид, их способности, а стало быть, права править.

Стражи стояли без движения и молча провожали Келла пустыми взглядами, когда он проходил сквозь тяжелые двери. Вдоль стен сводчатого вестибюля выстроились другие стражи, тоже неподвижные, как каменные статуи, если не считать стеклянно поблескивающих глаз. Келл пересек комнату и оказался во втором коридоре: там было пусто. Лишь после того как двери закрылись за спиной, Келл позволил себе выдохнуть и чуточку расслабиться.

– На твоем месте я бы не спешил расслабляться, – донесся из темноты мужской голос. Вдоль стен горели факелы, никогда не догоравшие до конца, и в их мерцающем свете Келл увидел шагнувшего к нему Холланда.

Кожа Антари была почти бесцветной, а на лоб падали черные как смоль волосы, почти закрывая глаза: один серовато-зеленый, другой – черный и блестящий. Когда этот второй глаз встретился с глазом Келла, они, словно два столкнувшихся кремня, словно высекли искру.

– Я принес письмо, – сказал Келл.

– Неужели? – холодно произнес Холланд. – А я-то думал, ты зашел на чай.

– Ну, и это, наверное, не повредит, раз уж я здесь.

Холланд скривил губы, и эта гримаса меньше всего напоминала улыбку.

– Атос или Астрид? – спросил он, словно задавая загадку. У любой загадки есть отгадка, но, если дело касалось близнецов Данов, правильного ответа не существовало. Келл никогда не знал, с кем лучше встретиться. Он не доверял близнецам – и обоим вместе, и по отдельности.

– Астрид, – ответил Келл и задумался, правильно ли сделал выбор.

Холланд лишь невозмутимо кивнул и повел его за собой.

Замок, просторный и гулкий, был построен по образцу церкви – а возможно, когда-то здесь действительно размещалась церковь. В коридорах свистел ветер, камни отражали эхо шагов – только шагов Келла, ведь Холланд двигался с пугающей грацией хищника. На одно его плечо был накинут белый плащ, развевавшийся за спиной при ходьбе. Плащ был стянут округлой серебряной фибулой с выгравированными метками, которые издали казались обычным украшением.

Однако Келл знал историю Холланда и его серебряной фибулы.

Он услышал ее не от самого Антари. Пару лет назад, подкупив человека в таверне «Горелая кость», Келл выведал у него всю историю за несколько крон из Красного Лондона. Келл не мог понять, почему Холланд – пожалуй, самый могущественный человек в городе, а возможно, и в мире – служил парочке таких самовлюбленных головорезов, как Астрид и Атос. Келл бывал в городе до того, как пал последний король, и видел, что Холланд был его союзником, а вовсе не слугой. Конечно, тогда он был другим – моложе и самонадеяннее, но Келл запомнил кое-что еще – какой-то свет в глазах, огонь. И какое-то время спустя этот огонь погас, а короля не стало: его свергли Даны. Холланд остался с ними, словно ничего не изменилось. Но сам он изменился: остыл и помрачнел, и Келлу хотелось узнать, что же случилось на самом деле.

Он отправился за ответом и нашел его там, где находил большинство вещей и где вещи находили его: в таверне, всегда стоявшей на одном и том же месте.

Здесь она называлась «Горелая кость».

Рассказчик, сжав монету в руке, словно согревая, и сгорбившись на табурете, поведал историю на махтане – гортанном языке этого сурового города.

– Ён веждр тёк, – начал он вполголоса. – Поговаривают, что наш престол занимают не по праву рождения: путь к нему лежит не через кровное родство, а через кровопролитие. Кто-нибудь прокладывает себе дорогу к трону кинжалом и удерживается на нем сколько сможет – один-два года, пока его не свергнет другой. Короли приходят и уходят, это непрерывный цикл. Обычно все довольно просто: убийца занимает место убитого… Семь лет назад, – вздохнув, продолжал рассказчик, – когда убили последнего короля, несколько человек претендовали на корону, но в конце концов осталось только трое: Астрид, Атос и Холланд.

Келл раскрыл глаза от удивления. Хотя он знал, что Холланд служил прежнему монарху, он не догадывался о его стремлении стать королем. Тем не менее все логично: Холланд был Антари в мире, где правила сила. Он явно должен был победить. Однако близнецы Даны оказались не только безжалостными и коварными, но еще и могущественными. Вдвоем они одолели его, но не убили, а «связали».

Сначала Келл подумал, что неправильно понял (его махтан был не таким безупречным, как арнезийский), и попросил повторить слово «вёкст» – «связали».

– Той штукой, – сказал человек из «Горелой кости», постучав себя по груди. – Серебряным кружком.

Это связывающее заклятие, пояснил он, к тому же нечистое. Его наложил сам Атос. Бледнолицый король обладал сверхъестественным даром: он умел управлять другими людьми. Но Холланд не превратился в безмозглого раба вроде тех стражей, что стояли вдоль коридоров замка. Оно не заставляло его не думать, не чувствовать и не желать, оно заставляло его только действовать.

– Король Атос умен, – добавил человек, вертя в руках монету. – Чертовски жесток, но умен.

Холланд резко остановился, и Келл окинул взглядом пройденный коридор и уставился на дверь впереди. Он посмотрел, как Белый Антари поднес руку к выжженному на ней кругу из символов. Холланд провел по ним пальцами, коснувшись по очереди четырех: внутри открылся замо́к, и Холланд впустил Келла.

Тронный зал был таким же просторным и гулким, как и остальные помещения замка, но при этом округлой формы и целиком возведен из блестящего белого камня: начиная с закругленных стен и нервюр сводчатого потолка и заканчивая сверкающим полом и двойным троном на возвышении по центру. Келл поежился, хотя в зале было совсем не холодно: он лишь выглядел ледяным.

Холланд ушел, не прощаясь, но Келл не отвел взгляда от трона, на котором расположилась женщина.

Астрид Дан сливалась бы с ним, если бы не вены. Они выступали темными нитями на руках и висках, а все тело казалось этюдом в белых тонах. Многие в этом Лондоне старались скрыть тот факт, что постепенно выцветают, надевали одежду с высокими воротниками и длинными рукавами или пытались придать коже более здоровый оттенок. Бледную королеву это не волновало. Ее длинные бесцветные волосы, заплетенные в косу, не были прикрыты, а фарфоровая кожа сливалась с жакетом. Весь наряд облегал тело, словно броня: горло защищал высокий и жесткий воротник рубашки, жакет был наглухо застегнут от подбородка до талии (не из скромности, а для защиты, как полагал Келл), ноги обтягивали брюки с блестящим серебристым поясом и высокие сапоги. Ходили слухи, что человеку, плюнувшему на Астрид из-за того, что она не желала носить платье, отрезали губы. Единственными яркими пятнами были светло-голубые глаза, а также зеленые и красные талисманы, висевшие на шее и запястьях и вплетенные в косу.

Длинное, худое тело Астрид было жилистое, но далеко не слабое. Королева вертела в руках кулон, висевший на шее, с матовой поверхностью и кроваво-красными краями. «Странно видеть такую яркую вещицу в Белом Лондоне», – подумал Келл.

– Пахнет чем-то сладеньким, – сказала Астрид, глядя в потолок, а затем опустила глаза и остановила их на Келле: – Здравствуй, цветочек.

Королева говорила по-английски. Келл знал, что она никогда не учила языка и, подобно Атосу, во всем полагалась на колдовские чары. Где-то на ее коже, под плотно облегающей одеждой, была вырезана переводная руна. В отличие от безрассудных татуировок, которые делали себе те, кто жаждал силы, языковая руна служила грубым, но эффективным решением политической проблемы. Красный Лондон считал английский язык принадлежностью высшего общества, но Белый находил в нем мало пользы. Холланд однажды сказал Келлу, что это страна воинов, а не дипломатов. Они ценили битвы превыше балов и не видели никакой ценности в языке, которого не понимает народ. Не желая тратить годы на изучение общего языка королей, всякий, кто восходил на трон, наносил на тело эту руну.

– Ваше величество… – Келл чуть поклонился.

Королева приподнялась на локте и села. Ее ленивые телодвижения были явным притворством. Астрид Дан медлила, словно змея, перед тем как нанести удар.

– Подойди ближе, – сказала она. – Хочу посмотреть, насколько ты вырос.

– Прошло много времени, – произнес Келл.

Она провела ногтем по подлокотнику.

– И ты не выцветаешь.

– Пока нет, – осторожно улыбнулся он.

– Подойди ко мне, – повторила она, протягивая руку, – или я подойду к тебе.

Келл не знал, обещание это или угроза, но выбора все равно не было, и он шагнул к трону, словно к змеиному гнезду.

В воздухе щелкнул хлыст, и его раздвоенный конец рассек кожу на спине мальчишки. Тот не закричал (хотя Атос хотел именно этого), а лишь охнул от боли, стиснув зубы.

Его пригвоздили к квадратной металлической рамке, словно мотылька: руки широко развели, привязав запястья к вертикальным прутьям. Голова мальчишки свесилась на грудь, пот и кровь стекали по лицу и капали с подбородка.

Ему было шестнадцать, и он не поклонился.

Атос и Астрид скакали по улицам Белого Лондона на белых лошадях, окруженные солдатами с пустыми взглядами, и наслаждались страхом и покорностью в глазах народа. Люди опускались на колени, низко склоняя головы.

А этот мальчик смотрел почти прямо. Позднее он назвал Атосу свое имя – Бэлок, – выплюнув его вместе с кровью. А тогда люди глазели на него и перешептывались. Это, конечно, был шок, но и изумление, граничащее с одобрением. Атос остановил коня и уставился на паренька, проявившего непокорность.

Конечно, Атос тоже когда-то был мальчиком и совершал нелепые, своевольные поступки, однако в борьбе за Белую корону усвоил много уроков, а завладев короной, усвоил их еще больше. Например, что непокорность – сорная трава, которую нужно вырывать с корнем.

Его сестра, сидя на скакуне, весело наблюдала, как Атос швырнул монету матери мальчика, стоявшую с ним рядом.

– Ёт воса риджке, – сказал он. «За убытки».

В ту же ночь пришли солдаты с пустыми взглядами, выломали двери домишка, где жил Бэлок, и вытащили на улицу брыкавшегося и вопившего мальчика. Его мать удерживало заклятие, накорябанное на каменных стенах, так что ей оставалось только причитать.

Солдаты приволокли мальчика во дворец и бросили, избитого и окровавленного, на сверкающий белый пол перед троном Атоса.

– Ай-ай-ай, – пожурил Атос своих людей. – Вы сделали ему больно. – Бледный король встал и презрительно взглянул на мальчика. – Это моя работа.

Хлыст снова рассек воздух и кожу. В этот раз Бэлок все-таки вскрикнул.

Серебро звенело в кармане Лайлы, когда она возвращалась в таверну «В двух шагах».

Солнце только недавно зашло, а уже удалось неплохо поживиться. Обчищать карманы средь бела дня было рискованно, особенно в ее наряде, который мог обмануть невнимательную жертву лишь в сумерках, но приходилось подстраиваться. На географическую карту и серебряные часы корабля не купишь и состояния не сколотишь.

К тому же Лайле просто нравилось, как монеты оттягивают карман. Они весело звенели обещанием богатства, придавали уверенности походке. Пират без корабля – вот кем была Лайла до мозга костей. Когда-нибудь у нее появится настоящий корабль, она уплывет отсюда и забудет об этом проклятом городе раз и навсегда.

Прогуливаясь по булыжной мостовой, Лайла по привычке начала составлять в уме список вещей, необходимых для настоящего корсара. Прежде всего, пара добротных кожаных сапог и, конечно, сабля. У нее был пистолет Кастер (просто загляденье!) и остро отточенные ножи, но у любого пирата есть сабля или шпага. По крайней мере, у тех, кого она знала… ну, или о ком читала в книгах. Читать было некогда, однако читать она умела – непривычный навык для воровки, но Лайла оказалась способной ученицей. Впрочем, в тех редких случаях, когда она крала книги, это были книги о пиратах и приключениях.

Короче говоря, пара добротных сапог и сабля. Ах да, еще шляпа. У Лайлы была черная, с широкими полями, но не слишком эффектная. Ни тебе пера, ни тебе ленты…

Проходя мимо мальчика лет десяти, который примостился на веранде дома недалеко от таверны, Лайла замедлила шаг. Мальчик был тощий, оборванный и грязный, как метла трубочиста. Он протягивал руки ладонями вверх. Лайла полезла в карман.

Она не знала, зачем это сделала (возможно, просто из-за хорошего настроения или потому, что еще вся ночь была впереди), но мимоходом бросила маленькому попрошайке пару медяков. Лайла не остановилась, ничего не сказала и не стала дождаться благодарности.

– Ну, теперь берегись, – хмыкнул Бэррон, когда она подошла к крыльцу таверны. Лайла не слышала, как он вышел. – Кто-нибудь может подумать, что за всей этой самоуверенностью скрывается доброе сердце.

– Никакого сердца, – возразила Лайла и, отодвинув полу плаща, показала пистолет в кобуре и нож: – Только это.

Бэррон вздохнул и покачал головой, но девушка уловила еле заметную улыбку, в которой сквозила… какая-то гордость? Лайлу даже покоробило.

– Есть что-нибудь пожрать? – спросила она, ударив по ступеньке носком поношенного сапога.

Хозяин кивнул на дверь, и Лайла уже хотела войти, чтобы выпить пинту пива и съесть миску супа (она могла выделить немного мелочи, если, конечно, Бэррон возьмет), как вдруг услышала возню за спиной. Обернувшись, Лайла увидела, как трое уличных хулиганов не старше ее напали на оборвыша. Один был толстым, другой худым, а третий – коротышкой, но все трое – явно отбросы общества. Лайла видела, как коротышка преградил мальчику путь, толстяк прижал его к стенке, а доходяга вырвал из пальцев монеты. Мальчишка не сопротивлялся, просто посмотрел на свои ладони с унылым смирением. Пару минут назад они были пустыми, и вот они пусты опять.

Когда трое бандитов скрылись в переулке, девушка сжала кулаки.

– Лайла, – предупредил Бэррон.

Она знала, что этого не стоит делать. Не зря же грабила только богачей: эти не сильно обеднеют. Наверное, у этих парней не было ничего ценного, кроме тех медяков, которые они только что отняли у мальчишки. Лайле не жаль было расстаться с парой монет, но суть не в этом.

– Не нравится мне этот взгляд, – сказал Бэррон.

– Подержи-ка.

Она всучила ему цилиндр, предварительно вытащив оттуда маску и шляпу.

– Не стоит, – нахмурился Бэррон. – Если ты не заметила, их трое, а ты одна.

– Не волнуйся, – фыркнула Лайла, одним ударом кулака придав широкополой шляпе нужную форму. – Это же дело принципа, Бэррон.

Хозяин таверны вздохнул.

– Из принципа или нет, Лайла, но когда-нибудь тебя точно прибьют.

– Будешь по мне скучать? – спросила она.

– Как по чесотке, – огрызнулся Бэррон.

Лайла криво ухмыльнулась и надела маску.

– Присмотри за пареньком, – попросила она, нахлобучивая шляпу на лоб. Хозяин что-то проворчал, когда девушка спрыгнула со ступеньки.

– Эй, ты, – позвал Бэррон мальчишку, который съежился на соседнем крыльце и все еще таращился на свои пустые ладони. – Иди-ка сюда…

Лайлы уже не было.

«Нареск Вас, 7».

Такой адрес стоял на конверте.

Келл почти протрезвел и решил отправиться прямиком туда, чтобы поскорее покончить со странным поручением. Рай ни о чем не должен знать. Келл оставит побрякушку в своей комнате в «Рубиновых полях», а уж затем вернется во дворец – с чистой совестью и пустыми руками.

Келлу показалось, что это хороший план или, по крайней мере, лучший из плохих.

Однако, добравшись до угла Отреч и Нареск и увидев на табличке нужный адрес, Келл замедлил шаг и остановился, а затем нырнул вбок – в темноту.

Что-то здесь не так.

Он почувствовал это не явно, а каким-то шестым чувством.

Нареск Вас казалась пустынной, но это была только видимость.

Такова особенность магии. Она повсюду – во всем и во всех. Негромко и равномерно пульсируя в воздухе и земле, в телах живых существ она стучит громче. Если бы Келл протянул руку – он бы ее почувствовал. Это было чувство, пусть не такое сильное, как зрение, слух или обоняние, но Антари буквально кожей ощутил, как магия медленно потянулась к нему из темноты с другой стороны улицы.

Значит, Келл здесь не один.

Он затаил дыхание и попятился в проулок, не отрывая глаз от дома на противоположной стороне. Затем он отчетливо увидел, как что-то шевельнулось в темноте: между седьмым и девятым домами по Нареск Вас виднелась фигура в капюшоне. Келл успел лишь заметить, как на боку блеснуло оружие.

Келл еще не отошел после встречи с Данами и сначала подумал, что, возможно, это Оливер – тот, кому адресовано письмо. Но женщина сказала, он умирает, и если бы даже Оливер был здоров и вышел на улицу, он не мог знать, что встретит Келла, ведь тот лишь недавно согласился выполнить поручение. Значит, это не Оливер. Но тогда кто?

У Келла мурашки побежали по коже от близкой опасности.

Он вынул из кармана конверт, прочитал адрес, а потом, затаив дыхание, сломал печать. Вытащил письмо и вполголоса выругался.

Даже в темноте было видно, что лист абсолютно пустой.

У Келла закружилась голова: его подставили.

Но если кто-то охотился не за письмом, то…

«Санкт…» Келл сунул руку в карман и сжал маленький сверток. По телу вновь пробежала странная дрожь. Что ему всучили?

Что он наделал?

В этот момент тень на другой стороне улицы подняла голову.

Белый лист бумаги в руке Келла блеснул в свете уличного фонаря, и этого оказалось достаточно – тень бросилась к Антари.

Келл рванулся наутек.

Лайла осторожно шла за бандой по извилистым лондонским улочкам, выжидая, пока хулиганы разойдутся в разные стороны. Бэррон прав: столкнись она сразу с тремя, ее шансы были бы невелики, и Лайла решила действовать скрытно. Когда от троицы сначала отделился первый, а затем оставшиеся двое тоже наконец разошлись, Лайла стала преследовать свою цель.

Она охотилась за худым – тем, что отобрал медяки у тщедушного паренька на ступеньках. Не выходя из тени, Лайла кралась по лабиринту узких улочек. В кармане бандита побрякивали медные монеты, а в зубах торчала щепка. Наконец он свернул в переулок, и Лайла юркнула вслед за ним – неслышно, незаметно, не привлекая внимания.

Увидев, что в переулке больше никого нет, девушка одним прыжком настигла бандита и приставила к его шее нож.

– Выворачивай карманы, – хрипло рявкнула она.

Тощий не шелохнулся.

– Зря ты это, – сказал он, перебросив деревянную щепку в другой угол рта.

Лайла слегка двинула рукой, и нож вжался в горло сильнее.

– Неужели?

Она услышала за спиной торопливые шаги и едва успела увернуться от удара кулаком. Перед ней оказался коротышка. Одну руку он сжал в крепкий кулак, а в другой держал металлический прут. Через несколько секунд в переулке показался и толстяк – краснощекий и запыхавшийся.

– Так это ты, – протянул он, и Лайла на секунду испугалась, что он узнал ее, но потом поняла: бандит просто узнал рисунок с плаката «Разыскивается Вор-Призрак».

Тощий выплюнул пережеванную щепку и расплылся в улыбке.

– Кажись, мы словили удачу, парни.

Лайла замешкалась, и хулиган вырвался из ее рук и отпрыгнул в сторону. Она бы справилась с одним бандитом и, возможно, даже с двумя, но только не с тремя. Они не стояли на месте, а постоянно двигались, так что девушка не могла видеть их всех сразу. Лайла услышала, как щелкнул выкидной нож и как стукнул о булыжник металлический прут. В кобуре у нее лежал пистолет, в руке она держала нож, и еще один был в сапоге, но девушка все равно не уложила бы трех парней сразу.

– Что там говорилось на плакате: живым доставить или мертвым? – спросил коротышка.

– По-моему, там не сказано, – вытирая кровь с горла, прошипел доходяга.

– А по-моему, мертвым, – добавил толстяк.

– Ну, если даже живым, – рассудил тощий, – думаю, никто не будет возражать, если мы подпортим ему шкуру.

Он кинулся на нее, Лайла увернулась, но тут же попалась в руки толстяка. Она пырнула его ножом, но тут в девушку вцепился коротышка, обхватив ее обеими руками выше пояса.

– Ничего себе, – выдохнул он. – Оказывается, наш паренек вовсе не…

Недолго думая, Лайла со всей силы ударила его каблуком по ноге. Хулиган охнул и на секунду ослабил хватку. Этого хватило, чтобы девушка сделала то, что ненавидела, однако другого выбора не оставалось.

Лайла просто убежала.

Мчась по переулкам, Келл слышал шаги – сначала одного человека, потом двух и, наконец, трех (или это был просто стук его сердца?). Он не останавливался и не переводил дыхание, пока не добежал до «Рубиновых полей». Фауна встретилась с ним взглядом, когда он заходил внутрь, и нахмурила седые брови (Келл почти никогда не являлся через парадную дверь), но не остановила и ни о чем не спросила его. Шаги преследователей затихли еще несколько кварталов назад, но Келл все равно проверил метки на лестнице, поднимаясь в свою комнату наверху, и на двери. Чары, крепко связанные со зданием, деревом и камнем, скрывали комнату от посторонних глаз.

Келл запер деревянную дверь, прижался к ней спиной и сполз на пол. В тесной комнатке тут же замерцали свечи.

Его кто-то подставил. Но кто и ради чего?

Келл сомневался, что хочет это знать, но знать было нужно, поэтому он вытащил из кармана сверток. Когда Келл развернул ткань, ему на ладонь вывалился камень.

Такой же черный, как правый глаз Келла, он легко помещался в сжатом кулаке и негромко, глухо гудел в руке, взывая к его силе, точно камертон. Подобное тянется к подобному – резонанс, усиление. Сердце Келла зачастило. С одной стороны, ему хотелось выбросить камень, а с другой – сжать его покрепче.

Поднеся его к свече, Келл увидел, что одна сторона камня шероховатая, как бы сколотая, а вторая гладкая, и на этой гладкой поверхности слабо светился символ.

Келл сглотнул.

Он никогда раньше не встречал этой метки, но сразу ее узнал.

На этом языке мало кто умел говорить, и еще меньше людей могли им пользоваться. Этот язык струился в его жилах вместе с кровью и пульсировал в его черном глазу.

Келл считал его просто языком Антари.

Но язык магии не всегда принадлежал только Антари. Согласно легендам, в прежние времена многие люди тоже обращались к магии напрямик, хотя и не могли повелевать ею при помощи крови. В преданиях говорилось о мире, так прочно связанном с силой, что все мужчины, женщины и дети свободно владели этим языком.

Мир Черного Лондона. Язык магии принадлежал ему.

После падения города все его святыни были разрушены и все артефакты во всех Лондонах найдены и уничтожены, чтобы спасти остальные миры от проклятой силы.

Поэтому и не осталось книг Антари, написанных на этом языке, – лишь горстка разрозненных текстов: заклинания собирались, переписывались в транскрипции и передавались из поколения в поколение, а оригинал уничтожался.

Заклинание на камне было написано не буквами, а руной Антари.

Единственной, которую он знал.

У Келла была всего одна книга на языке Антари, подаренная его наставником Тиреном: кожаный дневник с командами крови – заклинаниями, которые призывали свет или тьму, способствовали росту, разрушали чары. Все они были изучены, записаны буквами и объяснены, но на обложке стояла руна Антари. Келл никогда ее раньше не видел, и все же ему показалось, что он ее знает.

– Что это за символ? – спросил Келл наставника.

– Это слово, – пояснил Тирен. – Оно принадлежит всему миру и никому в отдельности. Эта руна означает «магия», она относится к бытию и творению… – Тирен поднес руку к обложке. – Будь у магии имя, оно было бы таким, – сказал он, проводя пальцем по линиям символа. – Витари.

Келл провел большим пальцем по камню, и в голове эхом отозвалось слово: «Витари».

В эту минуту на лестнице послышались шаги, и Келл замер. Никто не мог видеть эту лестницу, не говоря уж о том, чтобы подниматься по ней, но он явственно слышал стук сапог. Как его выследили?

И тут Келл заметил тряпку, в которую был завернут камень. Теперь она лежала на кровати, и на ней были видны нарисованные наспех символы. Заклятие для слежки.

«Санкт».

Келл сунул камень в карман и бросился к окну, как вдруг небольшая дверь за спиной резко распахнулась. Он забрался на подоконник, спрыгнул, тяжело приземлившись на землю, потом вскочил на ноги и побежал.

Кто-то его подставил. Кто-то хотел, чтобы он перенес запретную реликвию из Белого Лондона в свой собственный город.

Обернувшись, Келл увидел тень, гнавшуюся за ним по пятам. Он ожидал увидеть две, но заметил всего одну. Фигура в капюшоне замедлила шаг и остановилась.

– Кто ты? – выдохнул Келл.

Тень не ответила, а только шагнула вперед, опустив руку к оружию на бедре, и в тусклом свете проулка Келл увидел букву «Х», вырезанную на тыльной стороне ладони. Метка головорезов и предателей. Наемный убийца. Когда мужчина достал укороченный меч, Келл оцепенел. Он узнал гравировку на рукояти: чаша и восходящее солнце. Символ королевской семьи. Человек держал в руках не простое оружие. Этим клинком были вооружены воины королевской гвардии, и только они.

– Где ты это взял? – рявкнул Келл, трясясь от злости.

Головорез поднял тускло блеснувший меч, и Келл весь сжался. Мечи королевской гвардии были не просто красивыми или острыми, а еще и заколдованными. Келл сам помог создать заклятие, которое пронизывало металл насквозь и ослабляло мага после одного-единственного пореза. Эти клинки должны были останавливать конфликты, пока те не разгорелись, и устранять угрозу магической мести. Учитывая, какую опасность это оружие могло представлять в чужих руках, королевские стражи были обязаны носить меч с собой постоянно. И если один из них потерял оружие, скорее всего, он расстался и с жизнью.

– Саренач, – сказал головорез. – Сдавайся.

Приказ застал Келла врасплох. Наемные убийцы убивают, но никогда не берут в плен.

– Брось меч, – велел Келл, попытавшись силой воли вырвать оружие из рук головореза, но охранные чары были несокрушимы – еще одна защитная мера, чтобы клинок не попал в чужие руки… хотя этот уже попал. Келл выругался и достал нож, сантиметров на тридцать короче королевского клинка.

– Сдавайся, – повторил головорез странно спокойным голосом. Он вскинул подбородок, и Келл уловил в его глазах проблеск магии. Заклятие принуждения? Едва Келл подумал о запрещенной магии, как убийца бросился к нему, рассекая воздух сверкающим оружием. Келл отпрянул, увернувшись от удара, и тут в другом конце проулка появилась еще одна фигура.

– Сдавайся! – сказал второй убийца.

– Не все сразу, – отрезал Келл и взмахнул рукой. Булыжники задрожали, а потом поднялись, образуя стену и преградив путь второму нападающему.

Однако первый продолжал наступать, размахивая мечом, а Келл пятился, уклоняясь от ударов. Тем не менее клинок задел его руку, вспоров ткань и царапнув кожу. Келл отшатнулся и пропустил удар в грудь. Вспыхнула боль, кровь хлынула и потекла по животу. Келл отступил на шаг, пытаясь волевым усилием снова поднять стену из булыжника. Камни задрожали, но не сдвинулись с места.

– Сдавайся, – бесстрастно приказал головорез.

Келл схватился за грудь, пытаясь остановить кровь, и увернулся от нового удара.

– Нет.

Он перехватил кинжал за лезвие и швырнул его что было сил. Клинок попал точно в цель, вонзившись в плечо головореза. К ужасу Келла, человек не только не бросил оружие, но даже не поморщился, просто выдернул нож и откинул его в сторону.

– Отдай его.

Келл машинально сунул руку в карман и крепко сжал камень. Тот загудел в ладони, и Антари понял, что, если бы даже он мог его отдать (а он не мог этого сделать до тех пор, пока не узнает, для чего тот служит и кто за ним охотится), он все равно не выпустит его из рук. Келл не допускал и мысли о том, чтобы с расстаться с камнем. Это было нелепо, но что-то внутри страстно желало оставить его себе.

Головорез шагнул к нему снова.

Келл попробовал отступить на шаг, но уперся спиной в груду камней.

Бежать было некуда.

В темных глазах головореза что-то сверкнуло, и клинок свистнул в воздухе. Келл взмахнул свободной рукой и, как будто от этого могла быть какая-то польза, приказал:

– Стой!

Возглас отразился в проулке многократным эхом, и все вокруг изменилось. Время замедлило ход, головорез и Келл тоже стали медлительными, а вот камень, зажатый в руке, внезапно ожил. Собственная магия Антари вытекала из раны в ребрах, тогда как камень налился силой, и между пальцами Келла повалил черный дым. Он густой струей хлынул в сторону головореза и окутал все его тело, растекаясь по рукам, ногам и груди. Какой бы части тела ни коснулся дым, он тут же ее замораживал: головорез замер на полушаге и на полувздохе.

Время снова включилось, и Келл задышал. В ушах стучала кровь, а в руке гудел камень.

Королевский клинок висел в воздухе, в нескольких сантиметрах от лица Антари. Убийца же стоял неподвижно, и даже плащ застыл за его спиной. Сквозь толстый слой мутного льда, камня или какого-то другого вещества Келл видел пустые глаза головореза – не отсутствующий взгляд зачарованного, а безучастность мертвеца.

Келл уставился на камень, по-прежнему гудевший в руке, и на мерцающий символ на его поверхности.

«Витари».

«Эта руна означает «магия», она относится к бытию и творению…»

Могло ли оно означать сам акт творения?

Нет такой команды крови, которая означала бы: «Твори». Золотое правило магии гласит, что ее нельзя сотворить. Мир состоит из взаимных обменов, магию можно усиливать или ослаблять, но ее нельзя получить из ничего. И тем не менее… Келл протянул руку, чтобы потрогать замороженного человека.

Могла ли его кровь, кровь Антари, каким-то образом призвать силу? Ведь сам он не отдавал никакой команды, ничего не делал, а лишь сказал: «Стой».

Все остальное сделал за него камень.

Но это невозможно! Даже сильнейшему магу необходимо сосредотачиваться на форме, которую он желает получить. Однако Келл не представлял себе никакой замерзшей оболочки. Значит, камень не выполнял приказание, а сам истолковывал слова и… поступал как ему вздумается. Неужели в Черном Лондоне магия работала именно так – без всяких правил, только посредством желания и воли?

Келл заставил себя положить камень обратно в карман. Пальцы не хотели его отпускать, пришлось сконцентрировать всю силу воли, и в ту минуту, когда талисман наконец выпал из ладони, Келла охватили озноб и головокружение, а мир пошатнулся. Антари почувствовал себя слабым, раненым, истощенным. «За все нужно платить», – подумал Келл. Но он все же получил кое-что взамен – нечто могущественное и опасное.

Келл попытался распрямиться, но живот свело от боли. Он застонал и прислонился к стене. Без силы не заживить рану и даже не удержать кровь в жилах. Нужно было отдышаться, прочистить мозги и подумать, но в тот же миг камни за спиной затряслись, и Келл отскочил от стены всего за секунду до того, как она рухнула. За ней оказалась вторая фигура в капюшоне.

– Отдай, – сказал человек таким же спокойным тоном, как и его напарник.

Келл не мог этого сделать.

Он не доверял камню и не знал, как им управлять, но отдать его тоже не мог. Поэтому Келл бросился вперед, подхватил с земли свой нож и, когда человек приблизился, вонзил в грудь нападающего. На секунду Келл испугался, что заклятие принуждения удержит его на ногах – так же, как удержало первого. Глубоко вогнав клинок, Келл рванул его вверх, разрубая мышцы и кости, и у убийцы подкосились колени. На один краткий миг заклятие разрушилось, в глазах мужчины мелькнуло отчаянное понимание, и они тут же потухли.

Келлу уже доводилось убивать, но все равно стало дурно, когда он вытащил нож и мертвец тяжело свалился к его ногам.

Проулок поплыл перед глазами, и Келл схватился за живот, пытаясь пересилить боль и вздохнуть. Затем он снова услышал вдалеке шаги и заставил себя выпрямиться. Проковыляв мимо тел двух убийц, он бросился бежать.

Келл не мог остановить кровь.

Она пропитала рубашку, и ткань липла к телу, пока он бежал, спотыкаясь, по лабиринту узких улочек, раскинувшихся паутиной в укромных уголках Красного Лондона.

Келл потрогал карман, желая удостовериться, что камень на месте, и по пальцам побежала дрожь, едва он нащупал талисман. Надо было сразу же выбросить камень в искрящийся Айл, но Келл этого не сделал, и теперь у него проблемы.

Келл слишком круто срезал угол и влетел в стену, едва подавив стон от боли в груди. Нужно было где-то спрятаться – там, где его не будут преследовать.

Там, где его не смогут преследовать.

Келл замедлил шаг, вытянул из-за ворота монету Серого Лондона и через голову сдернул шнурок.

Тяжелые шаги отдавались эхом совсем близко, но Келл не стал менять решения и, морщась, прижал руку к окровавленным ребрам. Затем он поднес ладонь с зажатой монетой к каменной стене и сказал:

– Ас Оренсе. «Откройся».

По руке пробежала дрожь, но ничего не произошло: стена осталась на месте, как и сам Келл.

От боли в боку темнело в глазах, а заклятие, наложенное на королевский меч, который ранил Келла, отрезало Антари от собственной силы. «Нет», – молча взмолился он. Магия крови – самая сильная на свете. Ее невозможно разрушить простым заклятием – она сильнее, должна быть сильнее. Келл закрыл глаза.

– Ас Оренсе, – повторил он.

Произнесенного один раз заклинания должно было быть достаточно, но он устал, истекал кровью и почти терял сознание, и потому добавил:

– Пожалуйста.

Келл сглотнул, ткнулся лбом в каменную стену, услышал приближающиеся шаги и еще раз сказал:

– Пожалуйста, пропусти меня.

Камень загудел в кармане еле слышным обещанием могущества и помощи. Келл уже собирался вытащить талисман и призвать его силу, как стена наконец дрогнула и поддалась.

Мир исчез и через секунду появился вновь. Келл рухнул на булыжную мостовую, а еле заметный, равномерный свет Красного Лондона сменился промозглой, дымной темнотой Серого. Келл некоторое время стоял на четвереньках, готовый к тому, что потеряет сознание прямо здесь, в проулке, но в конце концов поднялся на ноги. При этом дома вокруг при этом угрожающе зашатались. Келл сделал пару шагов и внезапно столкнулся с мужчиной в маске и широкополой шляпе. Он рассеянно подумал о том, как странно ходить по городу в маске, но в его своем нынешнем состоянии трудно было судить о ком-либо по внешности.

– Извините, – пробормотал Келл, стиснув ворот куртки, чтобы скрыть кровь.

– Откуда вы взялись? – спросил мужчина. Келл поднял голову и сразу понял, что под маской скрывалась женщина – даже не женщина, а девушка. Высокая и долговязая, одетая по-мужски: в сапоги, бриджи, куртку и плащ, под которым поблескивало оружие. Ну и конечно, в маске и шляпе. Девушка тяжело дышала, словно от быстрого бега. «Странно», – снова подумал Келл, совсем сбитый с толку.

Он слегка покачнулся.

– Эй, с вами все нормально? – спросила незнакомка.

Откуда-то послышались быстрые шаги, и Келл сжался, но потом вспомнил, что здесь и сейчас он в безопасности. Девушка быстро оглянулась, а затем снова уставилась на него. Келл шагнул к ней, и у него чуть не подкосились ноги. Она хотела было подхватить его, но он оперся о стену.

– Все будет нормально, – дрогнувшим голосом шепнул он.

Девушка вздернула подбородок, и Келл заметил что-то волевое и дерзкое в ее глазах – какой-то вызов. Потом она улыбнулась одними уголками упрямого рта, и Келл сонно, рассеянно подумал, что в других обстоятельствах они могли бы подружиться.

– У вас на лице кровь, – сказала девушка.

Ах, если бы только на лице! Келл поднес руку к щеке, но рука тоже была мокрой от крови. Незнакомка подошла вплотную, достала из кармана маленький темный платок и приложила к его лицу, а затем сунула ему в руку.

– Оставьте себе, – сказала она и, повернувшись, зашагала прочь.

Проводив странную девушку взглядом, Келл запрокинул голову и уставился в беззвездное, мрачное небо Серого Лондона над крышами домов, а потом полез в карман за талисманом из Черного Лондона и оцепенел.

Талисман исчез.

В бешенстве Келл обшарил все карманы, но без толку. Задыхаясь и истекая кровью, изнемогающий Келл посмотрел на платок, зажатый в кулаке.

Он не мог в это поверить.

Его ограбили.

В Красном Лондоне часы пробили восемь вечера.

Звон полился из храма на окраине, пролетел над поблескивающим Айлом и улицами города, хлынул в распахнутые окна и двери, в конце концов достиг «Рубиновых полей» и замершего человека.

На тыльной стороне его ладони стояла буква «Х», и он замахивался краденым королевским клинком. Человек был заключен в странную оболочку – не то ледяную, не то каменную.

Когда колокольный звон умолк, эта оболочка треснула, и неровные трещинки, быстро расширяясь, разошлись по всей поверхности.

«Стой», – приказал тогда молодой Антари нападающему, и магия повиновалась. Излившись из черного камня, она обвилась вокруг человека и, затвердев, превратилась в скорлупу.

Теперь она разрушалась, но вовсе не так, как ломается обычная скорлупа, когда поверхность сначала покрывается трещинами, а затем по частям осыпается на землю. Нет, эта оболочка, разламываясь на части, прилипала к человеку, расплавлялась и проникала внутрь его тела. Просочившись сквозь одежду и кожу, она полностью исчезла: впиталась.

Замерзший человек вздрогнул и вздохнул. Королевский меч выпал из его руки и грохнулся на мостовую, когда последние переливающиеся капли магии – дурной, мертвой, черной – маслянисто блеснули на коже, а затем тоже впитались. Вены мужчины потемнели, покрыв тело словно чернильной сеткой, голова упала на грудь. Открытые пустые глаза налились чернотой так, что исчезли даже белки.

На человека уже было наложено заклятие, и он не мог сопротивляться. Так что иная магия сразу проникла по венам внутрь, постепенно завладевая всем – и телом, и духом; и некогда алый пламень жизни сменился черным.

Человек – или, точнее, то, что находилось внутри, – медленно поднял голову. Черные глаза глянцевито заблестели в холодной темноте, когда он окинул взглядом проулок. Рядом лежало тело второго головореза: он был мертв – свет его жизни полностью угас. Некого спасать, нечему гореть. В теле первого человека тоже осталось не так уж много жизни – теплился лишь слабый огонек, но этого было пока что достаточно.

Он расправил плечи и пошел, поначалу прихрамывая, словно за это время отвык от собственного тела, но затем все быстрее и увереннее. Вскоре мужчина с неестественной улыбкой широко шагал к ближайшему освещенному зданию. Из его окон лился яркий свет и звонкий, радостный, обнадеживающий смех.

Негромко напевая, Лайла возвращалась в таверну «В двух шагах».

Она начала переодеваться прямо на ходу: сняла маску и широкополую шляпу, чтобы не привлекать внимания. Жаль, конечно, что Лайла была в этом наряде, когда врезалась в пьяного парня в проулке, но он так нализался, что вряд ли что-нибудь заметил. Ведь не заметил же, как она, подав ему платок, заодно обшарила его куртку и вытащила кое-что из кармана. Легкая добыча!

По правде говоря, Лайла все еще злилась на себя за побег или, точнее, за то, что попалась в ловушку и была вынуждена бежать от троих уличных хулиганов. «Хотя, – подумала она, с удовлетворением взвешивая в руке добычу, лежавшую в кармане плаща, – сегодняшнюю вылазку нельзя назвать пустой тратой времени».

Когда впереди показалась таверна, Лайла остановилась под фонарным столбом, чтобы получше рассмотреть, что же ей досталось на этот раз. Сердце девушки упало. Она рассчитывала на нечто серебряное или золотое, но это был простой кусок камня. Не драгоценный самоцвет или хотя бы осколок хрусталя – он напоминал глянцевитую черную гальку: одна сторона гладкая, а другая шершавая, как будто его разбили или откололи от большой глыбы. Почему этот тип бродил с камнем в кармане, к тому же еще и битым?

Лайла почувствовала легкое покалывание в том месте, где кожа соприкасалась с камнем. Девушка поднесла добычу к свету и, прищурившись, осмотрела, но уже через минуту выбросила все из головы, решив, что камню грош цена – наверное, это какой-то сентиментальный пустячок. Настроение испортилось. Лайла засунула камень обратно в карман и поднялась по ступенькам таверны.

Хотя в таверне яблоку было негде упасть, Бэррон все же заметил Лайлу и пристально посмотрел на шляпу, которую она держала под мышкой. В его глазах мелькнула тревога, и девушка поморщилась. Она ему не родня и не нуждается в его заботе.

– Ну что, нарвалась? – спросил он, когда Лайла проходила мимо стойки, направляясь к лестнице на второй этаж.

Лайла не хотела признаваться ни в том, что попала в западню и спаслась бегством, ни в том, что добыча оказалась полной чепухой, поэтому она просто пожала плечами:

– Ничего особенного. Я справилась.

На угловом табурете сидел знакомый нищий мальчишка и ел тушеное мясо из миски. Лайла почувствовала, что проголодалась, точнее, проголодалась сильнее обычного, потому что сытой она не чувствовала себя уже много лет. Но девушка так сильно устала, что постель все же казалась привлекательнее еды. К тому же она так и не вернула мальчишке отнятые медяки. Конечно, есть еще серебро, но его нужно поберечь, если ей хочется выбраться из этой таверны и этого города. Лайла слишком хорошо была знакома с этим заколдованным кругом: воры воруют лишь для того, чтобы продолжать воровать.

Она не собиралась довольствоваться столь жалкими победами. Лайла проклинала трех уличных хулиганов, разгадавших ее секрет, хотя это не удавалось выяснить трем дюжинам констеблей. Теперь действовать будет намного труднее. Ей нужна крупная добыча, причем как можно скорее.

В животе заурчало. Лайла знала, что Бэррон принесет ей что-нибудь даром, если она попросит, но не могла и не хотела до этого опускаться.

Она, конечно, воровка, но не попрошайка.

Перед тем как уйти (а она уйдет), Лайла обязательно отдаст ему все долги до последнего гроша.

Девушка стала подниматься по узкой лестнице.

Наверху находилась маленькая площадка с зеленой дверью. Лайла вспомнила, как когда-то хлопнула ею, оттолкнула Бэррона и в приступе раздражения помчалась вниз по лестнице. В тот раз Лайла обокрала посетителя, и Бэррон предложил сделку: он потребовал арендную плату, но запретил платить за комнату и стол ворованными монетами. Он хотел только честно заработанные деньги, а поскольку у Лайлы таких не водилось, предложил платить ей за помощь ему в таверне. Лайла его просто отшила. Согласиться означало остаться, а остаться означало остепениться. В конце концов, проще было сказать «да», а потом сбежать. «Только не откуда, а куда», – подумала Лайла. Она бежала к чему-то лучшему и, хотя пока не достигла цели, обязательно ее достигнет.

– Это не жизнь! – крикнула она в тот день, засунув под мышку узелок с пожитками. – Это вообще ничего. Этого мало. Мало, черт возьми!

Тогда она еще не была Вором-Призраком и не грабила так смело.

«Должно быть что-то еще, – думала она. – Я должна стать кем-то другим». Пробегая по залу таверны, Лайла сорвала с крючка у входа чужую широкополую шляпу.

Бэррон не пытался ее остановить, просто посмотрел вслед.

«Жизнь сто́ит того, чтобы жить, если она сто́ит того, чтобы ее отнять».

Прошел почти год – точнее, одиннадцать месяцев, две недели и несколько дней – с тех пор как она выбежала из таверны «В двух шагах», поклявшись никогда сюда не возвращаться.

И вот она снова здесь. Лайла поднялась наверх, хотя, казалось, каждая ступенька противилась этому ничуть не меньше, чем она сама, и вошла в комнату.

Ее обстановка всколыхнула в Лайле отвращение, но вместе с тем и радость. Уставшая как собака, девушка вынула из кармана камень и бросила его на деревянный стол у двери.

Бэррон оставил ее цилиндр на кровати, и Лайла села рядом с ним, чтобы расшнуровать сапоги. Они были порядком изношены, и Лайла поморщилась, прикинув, сколько стоит приличная пара. Украсть ее нелегко. Одно дело – вытащить у мужчины карманные часы, и совсем другое – снять с него обувь.

Лайла стянула один сапог и вдруг услышала низкий гул, а подняв голову, увидела в спальне мужчину.

Он не мог войти через дверь (она была заперта), но, как ни странно, стоял здесь, опираясь окровавленной рукой о дощатую стену. Между его ладонью и доской Лайла заметила свой скомканный платок.

Волосы закрывали мужчине низко склоненное лицо, но она сразу его узнала.

Это был тот самый парень, пьяный из переулка.

– Отдайте, – сипло выдохнул он с легким незнакомым акцентом.

– Черт возьми, как ты сюда попал? – крикнула девушка, поднимаясь.

– Вы должны его отдать.

Здесь, в тесной освещенной комнатке, Лайла смогла рассмотреть его блестящее от пота лицо и черную куртку с серебряными пуговицами, в вороте которой виднелась красная рубашка.

– Зря… вы… его взяли.

Лайла покосилась на камень, лежавший на столе. Парень проследил за ее взглядом, и оба они бросились к камню – точнее, Лайла бросилась, а незнакомец оттолкнулся от стены и, пошатнувшись, рухнул к ногам девушки. Его голова гулко стукнулась о пол.

«Прекрасно», – хмыкнула Лайла, уставившись на безжизненное тело, и слегка пнула его в плечо носком сапога. Парень не шелохнулся. Тогда она опустилась на колени и перевернула его. Судя по всему, он провел кошмарную ночь. Сперва Лайла подумала, что куртка и красная рубашка пропитались потом, но потом ощутила на пальцах что-то липкое и поняла: это кровь. Девушка решила обшарить карманы незнакомца, а затем выкинуть тело из окна, но вдруг заметила, как слабо вздымается грудь, и поняла, что парень пока еще жив.

Вблизи незнакомец оказался не таким старым, как она сначала решила. Кожа, измазанная сажей и кровью, была гладкой, а лицо сохраняло мальчишескую угловатость. Он выглядел на пару лет старше Лайлы – не больше. Она убрала рыжеватые волосы с его лба, и веки парня дрогнули и начали открываться.

Лайла отшатнулась. Один глаз был красивого голубого цвета, а второй – черный как смоль: не с черной радужной оболочкой, как у некоторых восточных мужчин, а полностью, неестественно черный.

Когда взгляд незнакомца сфокусировался, Лайла потянулась за ближайшим предметом – им оказалась книга – и огрела парня по голове. Он снова отключился, а Лайла отбросила книгу и схватила незнакомца за запястья.

«Пахнет цветами», – подумалось девушке, пока она тащила тело по полу.

Очнувшись, Келл обнаружил, что привязан к кровати.

Запястья были обмотаны грубой веревкой и притянуты к спинке. Голова раскалывалась. Когда Келл попробовал пошевелиться, ребра пронзила тупая боль. По крайней мере, кровотечение остановилось, и, обратившись к своей силе, он с облегчением почувствовал, как та охотно подалась ему навстречу. Заклятие королевского клинка наконец развеялось.

Оценив свое состояние, Келл понял, что в комнате не один. Приподняв голову с подушки, он заметил воровку, которая, примостившись на стуле возле кровати, заводила серебряные часы и при этом вполглаза следила за пленником. Она была без маски, и Келл рассмотрел ее. Темные волосы, остриженные выше плеч, острый подбородок, круглые карие глаза – правда, разного оттенка. Молодая, бойкая и костлявая, как голодная птица. Келл открыл было рот, собираясь начать разговор с вопроса: «Вы меня не развяжете?» или, например: «Где камень?» Но вместо этого неожиданно сказал:

– У вас один глаз светлее другого.

– А у тебя один черный, – парировала она. Девушка казалась осторожной, но не испуганной. Если даже она боялась, то очень хорошо это скрывала.

– Кто ты вообще?

– Монстр, – хрипло ответил Келл. – Вам… тебе лучше меня отпустить.

Девушка ехидно усмехнулась.

– Монстры не падают в обморок в присутствии леди.

– Леди не переодеваются мужчинами и не обчищают карманы, – возразил Келл.

Она только шире улыбнулась.

– Кто ты на самом деле?

– Человек, привязанный к этой кровати, – чуть усмехнулся Келл.

– А еще?

Он наморщил лоб.

– Человек, попавший в беду.

Это вызвало небольшое удивление.

– Помимо того, что ты привязан к моей кровати?

– Да, – сказал Келл и попробовал немного приподняться, чтобы смотреть девушке в глаза. – Ты должна меня отпустить и отдать украденную вещь. – Он окинул взглядом комнату, выискивая камень, но на столе его не было. – Я не сдам тебя полиции, – добавил он. – Будем считать, что ничего не случилось. Камень мне нужен просто позарез.

Келл надеялся, что девушка покосится, двинется или даже наклонится в сторону талисмана, но та осталась совершенно неподвижной и даже глазом не моргнула.

– Как ты сюда попал? – спросила она.

Келл закатил глаза.

– Ты не поверишь.

Она пожала плечами.

– Все-таки попробуй объяснить.

Келл задумался. Девушка не боялась. Она видела, как он, раненый, пришел из стены. Видела его жуткий глаз. Но не стала сдавать полиции. Серый мир почти ничего не знал магии, о многом забыл, но во взгляде девушки был какой-то вызов. А вдруг она докажет, что Келл не прав? Вдруг она сможет?

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Отвечай на вопрос.

– Само собой. – Келл обхватил пальцами веревки, привязывавшие его к кровати. – Просто хочу знать имя своей похитительницы.

Она посмотрела на него и ответила.

– Дилайла Бард. Можно просто Лайла.

«Лайла». Такое нежное имя, но девушка произносила его, словно орудовала ножом: первый слог – удар сплеча, а второй – свист металла в воздухе.

– А тебя как зовут?

– Келл, – сказал он. – Меня зовут Келл, и я из другого Лондона, а сюда проник при помощи магии.

Лайла презрительно скривила губы и холодно повторила:

– Магии.

– Да, – кивнул Келл, – магии.

При этом он крепко сжал веревки, они вспыхнули и мгновенно сгорели дотла. Нужный эффект, пусть и слегка балаганный. Лайла вся сжалась на стуле, когда Келл сел на кровати. Голова закружилась, и он немного передохнул, растирая запястья и дожидаясь, пока все в комнате не встанет на свои места.

– Точнее, при помощи магии я прорубил дверь.

Он пошарил в карманах и не обнаружил своего ножа. Девушка обезоружила Антари. Келл нахмурился, медленно спустил ноги с кровати и встал на пол.

– Когда ты обчистила мои карманы, мне перепал твой платок. С его помощью я смог проделать дверь, которая и привела меня сюда.

На деле все было гораздо труднее, чем на словах. Двери обычно ведут из одного места в другое, а не от одного человека к другому. Келл лишь во второй раз использовал магию, чтобы добраться до другого человека. Не говоря уж о том, что его сила убывала с каждым шагом. И на переход ушли буквально последние капли магии…

– Другой Лондон, – медленно произнесла Лайла.

– Да.

– И ты проделал дверь.

– Да.

– При помощи магии.

– Да.

Келл встретился взглядом с девушкой, ожидая увидеть оторопь, скепсис, недоверие, но увидел нечто другое. Она смотрела безучастно – хотя нет, не безучастно, а пристально, оценивающе. Келл надеялся, что она не попросит еще об одной демонстрации. Сила возвращалась понемногу, и ее следовало экономить.

Лайла ткнула пальцем в стену, где все еще виднелась призрачная метка перехода.

– Так вот откуда взялось это.

Келл слегка насупился. Большинство людей не видели следов магической работы или просто их не замечали. Метки, как и магия вообще, не воспринималась их органами чувств.

– А камень? – спросила девушка.

– Тоже магия, – сказал он, подумав про себя: «Черная магия. Сильная магия. Мертвая магия». – Дурная магия.

И вот тут Лайла дала маху: взглянула на комод у стены. Недолго думая, Келл бросился к верхнему ящику, но его остановил нож. Длинный тонкий клинок прижался к шее чуть ниже подбородка. Улыбка Лайлы была такой же колкой, как острие оружия.

– Сядь, пока не упал, волшебник.

Лайла убрала нож, и Келл опустился на кровать. Затем девушка удивила его во второй раз, достав талисман не из верхнего ящика комода, как можно было предположить, а буквально выловив из воздуха. Только что ее ладонь была пустой, и вдруг там уже лежал камень. Безупречная ловкость рук. Келл сглотнул, призадумавшись. Он мог вырвать нож, но, наверное, у Лайлы был другой, и что еще хуже – у нее был камень. Конечно, она человек и ничего не знает о магии, но если попросить, камень, возможно, откликнется. Келл вспомнил головореза, заключенного в неведомую оболочку.

Лайла провела большим пальцем по камню:

– И что же в нем такого плохого?

Келл замялся, подбирая слова.

– Он не должен существовать.

– Сколько он стоит?

– Больше, чем твоя жизнь. – Келл сжал кулаки. – Поверь: тот, кто гонится за мной, легко убьет тебя, лишь бы его вернуть.

Лайла перевела взгляд на окно.

– За тобой гонятся?

Келл покачал головой.

– Нет, – медленно сказал он. – Они не смогут проникнуть за мной сюда.

– Тогда мне не о чем беспокоиться.

Лайла снова переключилась на талисман. Келл видел, что она сгорает от любопытства, и с беспокойством подумал, что камень притягивает ее так же, как его.

– Лайла, – тихо произнес он. – Пожалуйста, положи его.

Она прищурилась, разглядывая символ, высеченный на поверхности, словно могла его прочитать.

– Что это значит?

Келл промолчал.

– Скажешь – отдам.

Келл не поверил ей, но все же ответил.

– Этот символ означает «магия». Витари.

– Магический камень под названием «магия». Оригинально! Что он делает?

– Не знаю.

Отчасти это было правдой.

– Я тебе не верю.

– Мне все равно.

Лайла нахмурилась.

– Я начинаю думать, что ты не хочешь вернуть его.

– Не хочу, – сказал Келл, и это тоже было практически правдой, хотя какая-то его частичка отчаянно хотела вновь завладеть артефактом. – Но он мне нужен. К тому же я ответил на вопрос.

Лайла посмотрела на камень.

– Магический камень под названием «магия», – задумчиво сказала она, подбросив его на ладони. – Это наводит на мысль, что он… творит саму магию? Или создает вещи по волшебству?

Вероятно, Лайла увидела ответ на встревоженном лице Келла и ликующе улыбнулась.

– Значит, источник силы… – Со стороны казалось, будто она разговаривает с собой. – Он может что-нибудь создать? Интересно, как он вообще рабо…

Келл потянулся за талисманом, но Лайла рассекла ножом воздух и полоснула Антари по ладони. Тот охнул, когда кровь закапала на пол.

– Я предупреждала. – Она погрозила ножом, словно пальцем.

– Лайла, – устало сказал Келл, бережно прижимая ладонь к груди. – Пожалуйста, отдай.

Но Келл знал, что она не отдаст. В глазах девушки зажегся озорной огонек, когда она обхватила пальцами камень. Что она сделает? Что вообще могла сделать эта нескладная девчонка? Лайла торжественно вытянула обе руки перед собой, и Келл с любопытством и беспокойством наблюдал за тем, как между пальцами девушки завился дымок. Он окутал свободную руку, закручиваясь и затвердевая, пока не принял форму сабли в роскошных ножнах.

Глаза Лайлы расширились от радости и потрясения.

– Получилось, – шепнула она.

Рукоять оружия сияла таким же черным блеском, как глаз Келла и украденный камень. Когда Лайла вынула саблю из ножен, металл засверкал в свете свечи – черный и прочный, как кованая сталь. Лайла вскрикнула от восхищения, а Келл облегченно вздохнул: могло быть что-то и похуже сабли. Девушка прислонила оружие к стене.

– Посмотрела? – тихо спросил Келл. – А теперь отдай его мне.

Она не понимала, просто не могла понять, что эта магия неправильная и что камень питается ее собственной энергией.

– Пожалуйста. Пока ты себе не навредила.

Лайла насмешливо взглянула на Келла и нежно погладила камень.

– Ну уж нет, я только начала.

– Лайла… – начал Келл, но было слишком поздно. Между костяшками ее пальцев уже повалил черный дым. Его оказалось гораздо больше, чем раньше, и в этот раз он принял облик человека. Когда дымчатые черты обрели плоть, Келл понял, что это не просто молодой человек.

Это был Келл.

Сходство оказалось почти полное: начиная с обтрепанного плаща и заканчивая рыжеватыми волосами, падавшими на лицо и закрывавшими черный глаз. Вот только у второго Келла оба глаза были черные и блестящие, как камень в руке Лайлы. Двойник не шевелился, а пока только выжидал.

Настоящий Келл пристально посмотрел на ненастоящего.

– Что ты надумала? – спросил он Лайлу.

– Просто решила немного повеселиться, – ухмыльнулась она, и черноглазый Келл зашевелился. Он скинул с себя куртку и швырнул на ближайший стул. Затем настоящий Келл с ужасом увидел, как его двойник начал расстегивать рубашку – одну пуговицу за другой.

Антари сдавленно усмехнулся.

– Вы издеваетесь надо мной?

Лайла лишь улыбнулась и покатала камень на ладони, а ненастоящий Келл медленно, словно подразнивая, снял с себя рубашку и обнажил торс. Затем он принялся расстегивать ремень на поясе.

– Ну ладно, хватит, – прорычал Келл. – Развей его!

Лайла вздохнула.

– Какой ты зануда.

– Это не смешно.

– Может, тебе и не смешно, – лукаво сказала она, пока второй Келл вытягивал ремень из петель.

Но Лайла не заметила того, что увидел Келл: безучастное лицо двойника начало вдруг меняться. Что-то произошло, что-то едва уловимое, и полый двойник стал наполняться.

– Лайла, – мягко, но настойчиво сказал Келл. – Послушай меня. Развей его сейчас же.

– Хорошо, хорошо, – вздохнула она, встретившись взглядом с черноглазым Келлом. – Гм… как же мне это сделать?

– Ты вызвала его к жизни силой воли, – объяснил Келл, вставая. – А теперь напряги волю и прогони его.

Лайла наморщила лоб. Двойник перестал раздеваться, но не исчез.

– Лайла.

– Я пытаюсь, – процедила она, крепче сжимая камень.

В этот момент лицо двойника исказилось: безучастное выражение сменилось настороженным, а затем сердитым. Он словно догадался, что происходит, быстро перевел взгляд с лица Лайлы на ее руку и снова на лицо. А потом бросился на нее! Призрак двигался очень быстро: всего один миг – и он уже рядом с девушкой. Камень выпал из рук Лайлы, когда ненастоящий Келл толкнул ее к стенке. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но вдруг снова обернулся дымом, медленно таявшим в воздухе. Сквозь него Лайла увидела настоящего Келла, с поднятой окровавленной рукой. В ушах все еще отдавалась эхом его команда:

«Ас Анасаэ».

Лайла покачнулась и оперлась на комод. Как и для Келла, краткое знакомство с камнем явно не прошло для нее бесследно. Она судорожно вздохнула, и вдруг Келл схватил ее за горло кровоточащей рукой.

– Где мой нож? – рявкнул Келл.

– В верхнем ящике, – прохрипела Лайла.

Келл кивнул, перехватил руку девушки и прижал ее к стене на уровне плеча.

– Что ты делаешь? – зашипела Лайла, когда стена задрожала. Келл не отвечал, сосредоточив все внимание на древесине, которая затрещала, покоробилась, а потом вдруг изогнулась и захватила запястье девушки. Лайла сопротивлялась, но через секунду дело было сделано. Келл отпустил ее, но стена – нет. Он поднял с пола камень и нехотя сунул его в карман. Лайла яростно пыталась вырваться из магических пут.

– Какого черта?! Ты испортил стену, хозяин с меня теперь три шкуры сдерет! Что я вообще ему скажу?

Келл подошел к комоду, где нашел бо́льшую часть содержимого своих карманов (хорошо, что воровка обчистила только черную куртку) и свой нож.

– Ты не можешь меня оставить вот так, – прошипела девушка.

Келл рассовал вещи по карманам и провел большим пальцем по хорошо знакомым буквам на клинке, а затем вложил его в ножны на предплечье. Внезапно он услышал шорох: Лайла вытащила из ножен за спиной еще один кинжал.

– А я бы не бросал, – сказал Келл, шагнув к окну.

– Почему это? – огрызнулась девушка.

– Потому что нож пригодится, чтобы освободить руку, не так ли?

С этими словами Келл шагнул на подоконник и выпрыгнул в окно.

Падать пришлось дольше, чем он ожидал, но Келл приземлился удачно. Ветер, поднявшийся по его команде, смягчил удар. Дорога через окно показалась наиболее безопасной, ведь Келл понятия не имел, в каком месте Серого Лондона он сейчас находится. Очутившись на улице, Антари понял, что это никакой не дом, а таверна, и, свернув за угол, увидел вывеску, качавшуюся на вечернем ветру. Она то показывалась в свете фонаря, то ныряла обратно в темноту, но Келл с первого раза успел прочитать надпись:

«В двух шагах».

Удивляться было нечему, ведь все дороги, очевидно, вели сюда. И все же это поразило Келла. Каковы шансы? Конечно, он знал, что магия уравнивает любые шансы, и все же…

Девушка вызвала у Келла странное чувство, но он отогнал его от себя.

Это уже не важно. Камень – у него.

Теперь просто нужно понять, что с ним делать.

Почти целый час ушел на то, чтобы освободиться: Лайла рубила, резала, пилила. Когда лезвие безнадежно затупилось, дерево наконец треснуло, Лайла освободилась и поняла, что отчаянно хочет выпить чего-нибудь покрепче. Монет не прибавилось, но к чертям экономию – сегодня ей нужно выпить!

Она потерла онемевшее запястье, швырнула затупившийся нож на кровать и подняла второй, острый кинжал с пола. Поток ругани хлынул из уст Лайлы, когда она вытерла кровь Келла с клинка и спрятала его в ножны. Лайла тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, достала из ящика комода револьвер и вложила в кобуру. Будь у нее при себе пистолет, она бы не мешкала, сразу продырявила бы Келлу башку!

Негромко чертыхаясь, Лайла накинула плащ, но вдруг ее взгляд упал на саблю, которая по-прежнему стояла у стены. Этот урод забыл про нее, когда уходил. Лайла бережно подняла красивую вещицу и залюбовалась блестящим черным эфесом. Именно таким она и представляла свое пиратское оружие – вплоть до узора на рукояти. Ножны загудели в руке, точь-в-точь как тот камень. Лайле не хотелось выпускать оружие из рук, – странное, глубинное желание, которое вызывало подозрение. Лайла знала, что такое настоящее желание, как оно шепчет, поет и ревет в крови. Это было нечто похожее, но другое – какая-то подделка.

Лайла вспомнила свои ощущения, когда осталась без камня: внезапное головокружение, слабость, словно из тела высосали всю энергию. Это до странного напомнило Лайле кражу, хитроумный фокус, ловкость рук. Так все и устроено. Фокусник использует две руки: на одну вы обращаете внимание, а другую не замечаете. Лайла так увлеклась пиратской саблей и двойником Келла, что не заметила, как камень украл у нее силу.

«Дурная магия», – сказал Келл.

«Нет, – подумала Лайла. – Искусная магия».

Искусная опаснее дурной – тут и к гадалке не ходи. Об этом-то Лайла знала не понаслышке. Поэтому скрепя сердце она подошла к окну и вышвырнула саблю на улицу. «Туда ей и дорога», – подумала Лайла. Потом она задумалась: а куда же делся Келл? Этот вопрос порождал кучу других, и, понимая, что никогда не узнает ответ ни на один, девушка захлопнула окно и пошла искать, где бы выпить.

На крыльцо таверны «В двух шагах» вывалился мужчина и чуть не упал. «Хитрые, сволочи», – подумал он, пошатываясь. Разумеется, когда он входил в таверну всего пару часов назад, ступенек здесь не было. А если и были, то гораздо шире. К тому же их явно стало больше. Он попробовал их сосчитать, но в глазах все расплывалось, так что он махнул рукой и некоторое время стоял, пошатываясь.

Человека звали Бут, и ему надо было отлить.

Эта мысль выплыла из тумана и ярко засветилась в мозгу. Бут с трудом, цепляясь за перила, спустился по ступенькам и зашаркал сапогами по брусчатке к ближайшему проулку. Из приличия он не стал мочиться прямо на ступеньки, хотя они появились невесть откуда.

Бут завернул за угол таверны, только теперь заметив, как вокруг темно: он не увидел бы собственную руку, даже если бы не был пьян и мог на нее посмотреть, но глаза слипались, и это не имело значения.

Бут прислонился лбом к холодной каменной стене и помочился, тихо напевая под нос матросскую песенку о женщинах, вине и… еще о чем-то на букву «в», он сейчас не мог вспомнить, о чем именно. Затем он застегнул штаны и, шагнув к выходу из переулка, споткнулся обо что-то твердое. Оно отлетело к стене и с лязгом ударилось в нее. Тут же порыв ветра качнул ближайший фонарь, озарив темный переулок внезапной вспышкой.

У стены что-то холодно блеснуло, и Бут вытаращил глаза. Хотя он осушил несколько кружек пива, жадность всегда отрезвляет, и когда свет снова исчез, мужчина опустился на четвереньки и стал ползать по сырой брусчатке, пока не нащупал добычу.

Бут с трудом встал на ноги и, пошатываясь, направился к фонарю. Оказалось, что он держал в руках отличную саблю в ножнах. Рукоять блестела не серебром, золотом или сталью, а черным глянцем. Черная, как нефть, и гладкая, как скала. Бут взялся за эфес и, достав оружие из ножен, охнул от восхищения. Клинок был таким же блестящим и темным, как рукоять. Необычная и, судя по виду, редкая вещь. Бут взвесил его в руках. Потянет на кругленькую сумму – на о-очень кругленькую! Конечно, если сбыть в нужном месте. Разумеется, никто не подумает, что оружие краденое. Нашел – оставил себе… или нашел – продал, вот и все.

Хотя, конечно, эта штука очень странная.

Пальцы, которыми Бут обхватил рукоять, покалывало. «Забавно», – подумал он спокойно и отрешенно, как обычно бывает при сильном опьянении. Его ничего не тревожило, во всяком случае, поначалу. Но затем он попробовал выпустить саблю – и не смог. Бут приказал пальцам разжаться, но они только крепче сжимали блестящий черный эфес.

Бут тряхнул рукой – сначала легко, а потом энергично, но так и не сумел оторвать пальцы от оружия. Затем вдруг покалывание переросло в странное и очень неприятное ощущение горячего и холодного. Оно поднялось по руке, екнуло в груди, и в свете фонаря Бут с ужасом увидел, что вены на тыльной стороне ладони, запястье и предплечье почернели.

Он затряс рукой, едва устояв на ногах, но сабля будто приросла к коже.

– Отпусти, – выдавил он, не зная, к кому обращается – к собственной руке или к зажатой в ней сабле.

Но в ответ рука, которая держала оружие и, казалось, больше ему не принадлежала, лишь удобнее ухватила рукоять и медленно повернула клинок острием к животу Бута.

– Какого черта?! – борясь с самим собой и перехватив свободной рукой лезвие, крикнул Бут. Но силы были неравны, и одним метким ударом рука вогнала саблю в живот Бута по самый эфес.

Мужчина со стоном согнулся, так не разжав руку. Черная сабля засияла изнутри темным светом, а затем начала растворяться в воздухе, обращаясь в дым. Оружие медленно таяло, и дым проникал в рану, в тело умирающего, в его вены и артерии. Сердце Бута на миг замерло, а потом забилось еще быстрее, равномерно и энергично разгоняя магию по венам. Тело вздрогнуло и замерло.

Бут – или то, кем он теперь стал, – долго сидел в проулке на земле, прижимая руки к животу с торчащим из него клинком: теперь там не было крови, лишь чернело пятно, похожее на расплавленный воск. Затем Бут медленно опустил руки с черными венами, поднял голову и заморгал черными глазами. Осмотревшись, он перевел взгляд на свой живот. Осторожно, как бы проверяя, согнул пальцы.

А потом медленно, но уверенно встал на ноги.

Лайла могла бы просто спуститься на первый этаж таверны, но она и так уже сильно задолжала Бэррону. Он не взял бы с нее денег: то ли потому, что они ей самой нужны, то ли потому, что это «нечестные» деньги. Лайле нужно было проветрить мозги.

Другие Лондоны.

Люди проходят в магические двери.

Камни создают вещи из ничего.

Обо всем этом она только читала в книгах.

В сказках, легендах и авантюрных романах.

И все это было у нее в руках. А потом исчезло. Лайла почувствовала пустоту, тянущий нутро голод – новое, пугающее ощущение. Или, возможно, этот голод был в ней всегда, просто теперь получил название: «магия». Нельзя точно сказать. Лайла лишь знала: взяв в руки камень, она что-то почувствовала; и глядя в черный глаз Келла, и когда магия обвила ее запястье деревянным кольцом, тоже что-то почувствовала. Вновь нахлынули вопросы. Лайла отогнала их от себя, вдохнула ночной воздух, душный от копоти и тяжелый от надвигающегося ливня, и побрела по лабиринту улиц, минуя Вестминстер, к таверне «Бесплодный прилив».

Она находилась к северу от моста на южной стороне, зажатая между Бельведер-роуд и Йорк-роуд в глубине улочки под названием Матросский проезд. Лайла заходила сюда в удачные ночи, перед тем как отправиться обратно к Пауэллу. Эта пивная нравилась ей стенами из темного дерева и запотевшими кружками, грубоватым обращением и еще более грубой едой. В карман здесь никому не залезешь, но зато можно раствориться в толпе. Лайла не боялась, что в ней узнают девушку (свет всегда неяркий, а капюшон она не снимала) или разыскиваемого вора (большинство посетителей тоже за что-то разыскивались).

Оружие всегда находилось у нее под рукой, но Лайла сомневалась, что оно понадобится. В «Бесплодном приливе» люди обычно не совали нос в чужие дела. Нередко завязывались драки, но завсегдатаи больше заботились о безопасности своих напитков. Они скорее подхватили бы кувшин, падающий со стола, чем помогли бы человеку, который столкнул его при падении. Лайле казалось, что, если бы кто-то здесь заорал: «На помощь!» – все остальные лишь слегка приподняли бы брови.

Ходить сюда каждую ночь, конечно, не стоило, но сегодня вечером – в самый раз.

Когда Лайла прочно обосновалась за стойкой, обхватив ладонями кружку, она задумалась над всеми этими «почему», «как» и «что же теперь». Она понимала, что больше не сможет делать вид, будто ничего не знала, не видела и ничем не интересовалась. Девушка настолько погрузилась в размышления, что даже не заметила мужчину, который сел рядом с ней. Вдруг он заговорил.

– Вы чем-то напуганы?

Голос был густой, мягкий и какой-то отстраненный. Лайла подняла голову.

– Я? – спросила она, позабыв, что нужно говорить низко, как мужчина.

– В кружку вон как вцепились, – пояснил незнакомец, показывая на ее побелевшие костяшки пальцев. Лайла постаралась хоть немного расслабиться.

– Долгая ночь, – проворчала она, поднося теплое пиво к губам.

– И она только начинается, – задумчиво подхватил мужчина, отпив из своей кружки. Даже здесь, в «Бесплодном приливе», где каждую ночь собиралась разношерстная толпа, человек казался белой вороной. В неярком свете пивной он выглядел странно… выцветшим. Одежда темно-серая, простой короткий плащ с серебряной пряжкой. Кожа бледная, особенно на фоне темной деревянной стойки. Волосы необычного пепельно-черного оттенка. Говорил незнакомец ровным, но неприятным, невыразительным голосом, от которого бросало в дрожь, с каким-то гортанным акцентом.

– Вы не из этих мест? – спросила девушка.

Незнакомец скривил рот.

– Нет.

Он рассеянно провел пальцем по краю кружки. Впрочем, ни одно его движение не казалось рассеянным. Он двигался с медлительной четкостью, которая нервировала Лайлу.

В мужчине было что-то странное и одновременно до боли знакомое. Она этого не видела, но чувствовала. И тут ее осенило. Такое же чувство она испытывала, когда смотрела в черный глаз Келла, когда держала камень и когда ее руку обхватывала ожившая стена. Озноб. Покалывание.

Шорох.

Магия.

Лайла поежилась и поднесла кружку к губам.

– Полагаю, нам следует познакомиться, – сказал мужчина, поворачиваясь на табурете, чтобы девушка могла увидеть его лицо. Лайла чуть не поперхнулась пивом. С челюстью, формой носа и линией губ все было в порядке, но глаза! Один серовато-зеленый, а другой – черный как смоль.

– Меня зовут Холланд.

Лайлу бросило в дрожь. Холланд был такой же, как Келл, но при этом совсем другой. Заглядывая в глаза Келла, она словно смотрела в окно на иной мир. Странный и загадочный, но не пугающий. Но когда она смотрела в глаза Холланда, по телу бежали мурашки. В спокойной черной глубине клубилось что-то темное. В голове тихо прозвучало только одно слово: «Беги».

Девушка побоялась, что, если поднять кружку, задрожат руки, и потому слегка отодвинула ее локтем и достала из кармана шиллинг.

– Бард, – слегка кивнула она, знакомясь и в то же время прощаясь.

Лайла встала, а Холланд схватил ее запястье и прижал к вытертой деревянной стойке. От его прикосновения по руке девушки побежала дрожь. Пальцы свободной руки дернулись к кинжалу под плащом, но Лайла удержалась.

– А имя, мисс?

Она попыталась вырваться, но хватка у Холланда была железная. Казалось, он даже не прилагает усилий.

– Дилайла. Или, если хотите, Лайла. А теперь отпустите меня, пока не остались без пальцев.

Холланд скривил губы в подобие улыбки.

– Где он, Лайла?

У нее сжалось сердце.

– Кто?

Холланд угрожающе сдавил ей руку. Лайла поморщилась.

– Не лги. От тебя пахнет его магией.

Лайла выдержала его взгляд.

– Просто с ее помощью он приковал меня к стене. Я обобрала его как липку и привязала к кровати, но он освободился. Если ищете своего дружка, не думайте, что я вам помогу: мы познакомились плохо, а расстались еще хуже.

Холланд разжал руку, и Лайла мысленно вздохнула с облегчением. Но радость оказалась недолгой: Холланд внезапно вскочил, грубо схватил девушку за руку и потащил к двери.

– Какого черта вы делаете? – заорала она, упираясь ногами в вытертый пол. – Я же сказала, мы с ним не друзья!

– Увидим, – ровно сказал Холланд, таща ее за собой.

Посетители «Бесплодного прилива» даже не оторвались от своих кружек. «Сволочи», – в отчаянии подумала Лайла, когда ее грубо вытолкали на улицу.

Как только за ними закрылась дверь пивной, Лайла потянулась за револьвером, который был у нее за поясом. Но Холланд был немыслимо проворным, несмотря на кажущуюся медлительность, так что, когда Лайла спустила курок, пуля ушла в пустоту, а Холланд оказался за спиной у девушки. Лайла почувствовала дуновение воздуха за долю секунды до того, как мужчина сдавил ей одной рукой горло, а другой обхватил ее пальцы на пистолете и приставил дуло к виску девушки. Все это произошло в мгновение ока.

– Бросай все оружие, – приказал он, – или я сделаю это за тебя.

Хватка была не сильной, а скорее, небрежной и уверенной. Лайла довольно долго общалась с бандитами и знала, что по-настоящему бояться нужно тех, кто держит пистолет непринужденно, словно родился с ним в руках. Свободной рукой Лайла достала нож из пояса и бросила на землю. Вынула второй из-за спины. Третий она обычно носила в сапоге, но сейчас он валялся на кровати в комнате таверны «В двух шагах». Холланд убрал руку с горла и положил ей на плечо, но при этом угрожающе взвел курок.

– Что, даже пушки нет? – холодно спросил он.

– Вы с ума сошли, – зашипела Лайла. – Ваш дружок Келл давно ушел.

– Ты так думаешь? Давай-ка выясним.

Воздух вокруг затрещал от энергии – от магии. И Холланд был прав: она почувствовала запах. Не цветочный, как у Келла (цветы и что-то еще – травяное и свежее). Нет, сила Холланда резко пахла металлом, раскаленной сталью. Она обжигала воздух.

Интересно, Келл услышит его тоже, если Холланд хотел именно этого?

В этой магии было что-то еще – не запах, но ощущение, резкое, как злость, ненависть. Эта свирепость не проявлялась в чертах лица Холланда. Напротив, оно было поразительно, пугающе спокойным.

– Кричи, – сказал он.

Лайла нахмурилась.

– Что вы…

И тут же задохнулась от боли. Холланд обхватил руку девушки, и по ней пробежала вспышка энергии, похожая на молнию в бутылке, заплясала по коже, электризуя нервы. Лайла вскрикнула, и боль точно так же быстро прошла.

– Ах ты… сволочь, – дрожа, злобно прошипела она.

– Позови его, – приказал Холланд.

– Уверяю… он не… придет, – проговорила она, заикаясь. – Уж точно не… за мной. Мы…

Новая волна боли – острее, резче. Лайла стиснула зубы, чтобы не закричать, и ждала, пока боль пройдет, но на этот раз она не прошла, а, наоборот, усилилась, и сквозь нее Лайла расслышала, как Холланд спокойно спросил:

– Наверное, пора уже кости ломать?

Она попыталась ответить «нет», но, когда открыла рот, услышала лишь собственный крик, а затем боль, словно приободрившись, усилилась. Тогда Лайла позвала Келла. Он, конечно, не придет, но пусть этот сумасшедший поймет, что это бесполезно, и отпустит ее. Найдет другую приманку. Боль сошла на нет, и Лайла поняла, что стоит на коленях. Одной рукой она вцепилась в холодную брусчатку, а другая была вывернута назад, и ее по-прежнему сжимал Холланд. Лайле показалось, что ее сейчас вырвет.

– Уже лучше, – одобрил Холланд.

– Пошел к черту, – выпалила девушка.

Он рывком поставил ее на ноги, снова прижал спиной к себе и поднес пистолет к подбородку.

– Никогда не стрелял из револьвера, – сказал Холланд на ухо Лайле. – Но знаю, как это делается. Шесть патронов, так? Один ты использовала. Осталось еще пять, если был полный барабан. Интересно, я смогу разрядить в тебя всю обойму, но не убить? Смертные умирают так легко, но готов поспорить, если бы я был умнее… – Он провел стволом по ее шее, остановился на плече, потом на локте, затем опустился до бедра. – Чем скорее он придет, тем скорее я тебя отпущу. Позови его еще раз.

– Он не придет, – с горечью сказала она. – Почему ты не хочешь поверить…

– Потому что я знаю нашего друга, – перебил Холланд и поднял руку с пистолетом. Лайла вздрогнула от радости, когда металл перестал упираться ей в бедро. – Он близко. Я слышу, как его сапоги стучат по брусчатке. Закрой глаза. Слышишь?

Лайла зажмурилась, но услышала только стук собственного сердца и мысль, мелькнувшую в голове: «Я не хочу умирать. Только не здесь, не сейчас и не так».

– Приведи его ко мне, – шепнул Холланд. Воздух снова загудел.

– Не надо…

Кости Лайлы вспыхнули. Волна боли промчалась от макушки до пят и обратно, и Лайла закричала. А потом вдруг страдания прекратились, крик оборвался, и Холланд ее отпустил. Девушка повалилась на булыжную мостовую, больно стукнувшись коленями.

Сквозь пульсирующий стук в голове она услышала голос Холланда:

– А вот и ты.

Лайла с трудом подняла голову и увидела Келла – странного парня-мага в черной куртке, запыхавшегося и сердитого.

Девушка не могла в это поверить.

Он вернулся.

Но зачем?

Не успела она об этом спросить, как Келл посмотрел на нее в упор широко раскрытыми глазами – черным и голубым – и произнес одно-единственное слово:

– Беги.

Келл стоял на мосту, опираясь о перила, и пытался понять, как и зачем его подставили: смиренная просьба передать письмо, странный сверток вместо платы, потом заколдованные головорезы… Вдруг он уловил в воздухе аромат магии – и не слабую струйку, а настоящую вспышку. Луч света в темном городе. Этот запах он узнал бы где угодно. Раскаленная сталь и пепел.

Холланд.

Ноги сами понесли Келла на этот запах, но только сойдя с моста, он услышал первый крик. Ему нужно было бы остановиться и все обдумать, ведь это была явная, откровенная ловушка: Холланд мог отправить в воздух вспышку силы, только если хотел, чтобы его заметили, а в Сером Лондоне заметить его мог только Келл.

– За тобой гонятся? – спросила тогда Лайла.

– Нет, здесь они не могут меня выследить.

Но Келл ошибался. Никто в других мирах не мог его выследить – никто, кроме Холланда. Только он один мог и выследил, а это означало, что он пытался завладеть камнем. Это также означало, что Келлу нужно бежать прочь от запаха и крика, а не к ним.

Раздался еще один вопль, и теперь Келл узнал кричавшего.

Лайла.

Почему Холланд выбрал именно ее?

Келл знал ответ. Холланд выбрал Лайлу из-за него. В мире, где почти не осталось магии, любые магические следы бросались в глаза. А Лайла была сплошь в его магии, да и в магии камня. Келл знал, как их скрыть, а Лайла нет.

«Сама виновата, – думал Келл, пока бежал на крик. – Сама, черт возьми, виновата».

Он мчался по улице, не обращая внимания на жжение в ребрах, а внутренний голос твердил, что он должен бросить все и убежать, пока это возможно.

Откровенная, явная ловушка.

Келл срезал путь вдоль берега, нырнул в проулок, свернул за угол и остановился, пошатываясь, на узкой улочке. Как раз в эту минуту крик Лайлы оборвался, и Келл увидел, как она мешком рухнула на брусчатку.

– А вот и ты, – сказал Холланд, словно радуясь встрече со вторым Антари.

У Келла перехватило дыхание. Лайла подняла голову.

– Беги, – бросил он ей, но она продолжала смотреть на него. – Лайла, уходи.

Наконец взгляд девушки сфокусировался, и она насилу встала на ноги, однако Холланд снова схватил ее за плечо и приставил револьвер к шее.

– Нет, Лайла, – спокойно сказал он. – Останься.

Келл сжал кулаки.

– В чем дело, Холланд?

– Ты прекрасно знаешь. У тебя есть то, что тебе не принадлежит.

Камень оттягивал карман Келла. Да, он не принадлежал ему, но он не принадлежал и Холланду. И уж точно он не был собственностью Белого трона. Если бы властолюбивые Даны владели талисманом, они никогда бы с ним не расстались, не говоря уж о том, чтобы куда-то с кем-то отправлять. Но кто же это сделал?

Благодаря своей власти, Астрид и Атос были почти непобедимы, однако при помощи магии камня любой простолюдин мог свергнуть их и сам стать королем. Так зачем кому-то избавляться от камня, когда в этом мире все жаждут власти?

«Страх», – подумал Келл. Страх перед магией и перед тем, что могло бы произойти, попади она в руки близнецов. Наверное, Астрид и Атос проведали о камне и о его исчезновении и отправили за ним Холланда.

– Отдай мне камень, Келл.

У него закружилась голова.

– Не знаю, о чем ты говоришь.

Холланд бросил на него испепеляющий взгляд и сжал пальцы на руке Лайлы. Девушка подавила крик и с трудом удержалась на ногах.

– Хватит! – потребовал Келл. Холланд послушался.

– Мне повторить? – спросил он.

– Просто отпусти ее.

– Сначала камень.

Сглотнув, Келл достал из кармана куртки талисман, который гудел и вибрировал – так хотел, чтобы его пустили в дело.

– Отпусти девушку и забери у меня камень, – сказал Келл и тут же пожалел о своих словах.

Холланд зловеще улыбнулся и один за другим убрал пальцы с руки Лайлы. Пошатываясь, она шагнула вперед и оглянулась.

– Улетай, пташка, – бросил Холланд, не сводя глаз с Келла.

– Уходи! – гаркнул Келл.

Он почувствовал на себе взгляд Лайлы, но ему хватило ума не отвлекаться от Холланда – только не сейчас. Келл негромко выдохнул, когда наконец услышал, как сапоги девушки застучали по брусчатке. «Хорошо, – подумал он. – Хорошо».

– Какая глупость, – сказал Холланд, швырнув револьвер в сторону. – Ты и правда такой самонадеянный, как кажешься, или просто наивный?

– Холланд, умоляю…

Взгляд Холланда помрачнел.

– Ты смотришь на меня, Келл, и думаешь, что мы похожи – даже одинаковы, словно один и тот же человек пошел по разным тропам. Наверное, ты думаешь, что нас связывает сила. Позволь мне исправить это недоразумение. Возможно, у нас с тобой одинаковые способности, но это делает нас равными.

Он согнул пальцы, и у Келла закралось подозрение, что все это плохо кончится. Холланд сражался против Данов. Проливал кровь, отнимал жизни, хотел взойти на Белый престол.

Вероятно, Келл казался другому Антари избалованным ребенком.

Но у Келла был камень, камень с плохой, запрещенной, невероятно сильной магией. Магия позвала его, и Келл крепче сжал руку, так, что шершавая сторона врезалась в ладонь. Сила камня пыталась прорваться наружу, а Келл сопротивлялся, держа стену между талисманом и своей собственной магией. Ему нужно было не так уж много – всего лишь призвать что-нибудь неодушевленное, чтобы остановить Холланда, не подвергая никого риску.

«Клетка, – подумал Келл и скомандовал: – Клетка».

Камень загудел в руке, между пальцев повалил черный дым, и…

Но Холланд не стал ждать.

Порыв ветра рассек воздух и с силой отшвырнул Келла в стену дома, прямо в дверь магазина. Камень выпал у него из рук, и клочья черного дыма тут же рассеялись. Не успел Келл броситься за ним, как из второй двери вырвались кованые гвозди, со свистом пролетели по воздуху и прибили его куртку к дереву. Большинство гвоздей попали в ткань, но один прошил ладонь, и Келл охнул от боли.

– Не поспешишь – людей насмешишь, – задумчиво сказал Холланд, пока Келл безуспешно сражался с коваными гвоздями. Он пытался выдернуть их силой воли, но Холланд хотел, чтобы они остались на месте, и его воля оказалась сильнее.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Келл, скрипя зубами.

Холланд вздохнул.

– Я думал, это и так ясно, – сказал он, шагнув к камню. – Навожу порядок.

Как только Холланд отвлекся на талисман, Келл постарался сосредоточиться на гвоздях. Они задрожали и вылезли на пару сантиметров. Келл стиснул зубы, едва шевельнулся гвоздь, торчащий у него в руке.

– Не делай этого, – предупредил Келл.

Но Холланд проигнорировал его. Он взял талисман и выпрямился, взвешивая его на ладони. Теперь вся его воля и внимание были сконцентрированы на камне, так что Келл смог сосредоточиться, и гвозди задрожали и выскочили. Выдернутые из двери, куртки и ладони, они с грохотом посыпались на землю как раз в тот момент, когда Холланд подставил камень под свет фонаря.

– Брось его, – приказал Келл, зажимая раненую руку.

Холланд не бросил.

Вместо этого он вскинул голову и стал внимательно рассматривать талисман.

– Ты уже разобрался, как с ним обращаться?

Келл бросился к нему, а Холланд крепко обхватил камень тонкими пальцами. Медленный, небрежный жест, но как только его кулак сжался, черный дым повалил между пальцев и окутал Келла. Все произошло так быстро: Только что он несся вперед, а в следующее мгновение – его ноги буквально окаменели. Посмотрев вниз, Келл увидел, как темнота обвивает сапоги.

– Стой, – скомандовал Холланд, и дым обратился в сталь, а тяжелые черные цепи, которые выросли прямо из брусчатки и с лязгом защелкнулись на лодыжках Келла, приковали его к месту. Келл хотел сорвать их, но обжег руки и зашипел от боли.

– Все дело в убеждениях, – заметил Холланд, погладив камень большим пальцем. – Ты говоришь с магией на равных. Считаешь ее товарищем, подругой, но это не так. Камень – тому доказательство. Ты либо повелитель магии, либо ее раб.

– Положи его, – выдохнул Келл. – Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ты прав, – согласился Холланд. – Но я получил приказ.

Талисман опять задымился, и Келл приготовился отразить удар, но магия не приняла никакой формы. Она лишь кружилась вокруг них, словно Холланд решал, что с ней делать. Келл вызвал порыв ветра, надеясь ее развеять, но поток воздуха лишь раздул плащ за спиной Холланда, а темная магия осталась нетронутой.

– Странно, – нахмурился Холланд, разговаривая, скорее, с собой, а не с Келлом, – как маленький камешек может столько всего делать?

Затем его пальцы крепче сжали талисман, и дым обвился вокруг Келла, проникая ему в ноздри и рот, а затем дальше в глотку, так что он начал задыхаться.

Потом все прошло.

Келл закашлял, отдышался и осмотрел себя: он был цел и невредим.

На секунду он подумал, что магия не подействовала.

Но потом почувствовал вкус крови.

Келл поднес пальцы к губам и застыл, заметив, что вся ладонь была испачкана красным.

– Что… – начал было он, но не смог договорить. Рот наполнился медью и солью. Келл согнулся пополам и его вырвало кровью, после чего он потерял равновесие и упал на четвереньки.

– Одни говорят, что магия живет в мозгу, другие – в сердце, – спокойно сказал Холланд, – но мы-то с тобой знаем, что она – в крови.

Келл снова кашлянул, и алые брызги усеяли землю. Кровь закапала из носа и рта. Полилась из ладоней и запястий. У Келла кружилась голова, а сердце бешено колотилось. Он истекал кровью, не в силах подняться на ноги. Единственный человек, который мог разрушить чары, смотрел на него со смирением, граничившим с безразличием.

– Холланд… послушай меня, – взмолился Келл. – Ты можешь… – Он постарался сосредоточиться. – Камень… он может…

– Побереги дыхание.

Келл сглотнул кровь и с трудом выдавил из себя:

– При помощи камня… ты можешь… разрушить свою печать.

Белый Антари поднял темно-серые брови и покачал головой.

– Меня связывает вовсе не эта штука, – сказал он, постучав по серебряной фибуле на плече. Холланд встал на колено перед Келлом, стараясь не испачкаться кровью, заливавшей булыжники. – Это всего лишь железо. – Он оттянул ворот и показал метку, выжженную над сердцем. – Вот где клеймо. – Келл увидел удивительно свежую серебристую метку и, хотя не мог видеть спину Холланда, знал, что символ пронзает все его тело насквозь. «Печать души». Это заклятие выжигалось не только на теле, но и на всей жизни.

Неразрушимое заклятье.

– Оно никогда не исчезает, – сказал Холланд, – но Атос все равно иногда ставит клеймо снова. Когда ему кажется, что я колеблюсь, – он посмотрел на камень в руке, – или когда ему скучно.

Келл снова харкнул кровью и потянулся к монетам, висевшим на шее, но Холланд оборвал все шнурки и зашвырнул монеты в проулок. У Келла оборвалось сердце, когда он услышал, как они зазвенели в темноте. У него кружилась голова, и он никак не мог вспомнить команды крови, не говоря уж о том, чтобы их выговорить. Как только одна поднималась, она тут же разваливалась, разрушаемая той силой, что убивала его изнутри. Как только он пытался произнести слово, рот наполнялся кровью. Он кашлял, отплевывался и цеплялся за слоги, но лишь только давился ими.

– Ас… Ан… – заикался он, и магия поднимала кровь к горлу, мешая произнести слово.

Холланд цокнул языком.

– Моя воля против твоей, Келл. Ты никогда не победишь.

– Умоляю, – с трудом проговорил Келл, хватая воздух. Темное пятно у него под ногами разрасталось слишком быстро. – Не делай… этого.

Холланд посмотрел на него с жалостью.

– Ты знаешь, что у меня нет выбора.

– Сделай его.

В висках Келла стучало, руки тряслись.

– Ты боишься смерти? – спросил Холланд, словно действительно интересуясь. – Не волнуйся. Убить Антари и впрямь довольно трудно. Но мне приказано…

Он вдруг осекся и рухнул прямо в кровавую лужу, а камень выпал у него из руки и откатился в темноту. Келл проморгался и увидел Лайлу, которая обеими руками сжимала железный ломик.

– Я не опоздала?

Келл оторопело хмыкнул, но тут же страшно закашлялся. На губах выступила свежая кровь. Заклятие не разрушилось. Цепи стиснули лодыжки так, что он охнул. Холланд больше не атаковал магией, но она по-прежнему действовала.

Келл отчаянно пытался что-то сказать Лайле, но ему не хватало воздуха. К счастью, это не понадобилось. Она подхватила с земли черный камень и вытянула перед собой, словно факел.

– Стой, – приказала девушка. Ничего не произошло.

– Уходи…

Келл почувствовал, что магия слабеет, крепче уперся ладонями в лужу крови и прокашлял:

– Ас Анасаэ!

Холланд, лежавший без сознания, уже не смог подавить команду.

На этот раз магия послушалась.

Чары разрушились. Цепи на ногах развеялись, и легкие Келла наполнились воздухом. Крови в венах почти не осталось, но их затопила энергия.

– Стоять можешь? – спросила Лайла. Она помогла Антари встать на ноги, и все вокруг зашаталось, а сам он на несколько кошмарных секунд погрузился в полную темноту. Келл почувствовал, как на его плечах сжались руки Лайлы.

– Соберись, – сказала она.

– Холланд… – прошептал Келл. Собственный голос показался ему незнакомым и далеким. Лайла оглянулась на человека, распластанного на земле. Она сжала камень в руке, и повалил дым.

– Подожди… – выдохнул Келл, но уже начали вырисовываться цепи – сначала из дыма, а затем из того же темного металла, из пут которого он сам только что вырвался. Казалось, они выросли прямо из земли и обвились вокруг тела Холланда, вокруг его талии, запястий и лодыжек, притянув его к сырой брусчатке, точь-в-точь как недавно Келла. Надолго они его не удержат, но это все же лучше, чем ничего. Сначала Келл удивился, как это Лайла смогла вызвать конкретные вещи. Но потом вспомнил, что девушке не нужно обладать силой. Нужно было просто чего-то захотеть, а все остальное делает камень.

– Больше никакой магии, – предупредил он, когда Лайла засунула камень в карман. Девушка нахмурилась, отпустила Келла, однако, сделав шаг, Антари чуть не рухнул на дорогу, и Лайла снова подхватила его.

– Теперь держись, – она закинула его руку на свои узкие плечи. – Мне просто нужно было найти свой пистолет. Не отключайся.

Сознание Келла то и дело пыталось ускользнуть, окружающий мир был угрожающе тих, а мысли путались. Келл не чувствовал боли в пробитой гвоздем руке, не чувствовал вообще ничего, и это пугало еще больше, чем гнетущая темнота. Келл и раньше дрался, но никогда не дрался вот так – не на жизнь, а на смерть. Он получил свою долю царапин и ссадин (в основном, по вине Рая), но всегда выходил из уличных потасовок целым и невредимым. Он никогда не получал серьезных травм, никогда не боролся за то, чтобы сердце продолжало биться. А теперь боялся, что если перестать бороться, передвигать ноги и держать глаза открытыми, он действительно умрет. Он не хотел умирать. Рай никогда его за это не простит.

– Не отключайся, – повторила Лайла.

Келл пытался сосредоточиться на том, как он переставляет ноги. На шуме разразившегося ливня. На голосе Лайлы. Он цеплялся за звуки, стараясь отпугнуть темноту. Он держался, пока Лайла помогала ему перейти через мост, который казался бесконечным, и вела по улицам, что петляли и кренились во все стороны. Держался, пока руки Лайлы и еще чьи-то втаскивали его в двери, а затем волокли по старой лестнице наверх – в какую-то комнату и там снимали с него промокшую от крови и дождя одежду. Держался, пока не почувствовал под собой койку, и тогда голос Лайлы умолк, и Келл наконец с благодарностью погрузился во мрак.

Лайла промокла до нитки.

Когда они с Келлом подходили к мосту, небеса наконец разверзлись – и не мелким дождичком, который частенько поливает Лондон, а сильным ливнем. За пару минут они промокли насквозь. Конечно, волочить теряющего сознание парня стало от этого ничуть не легче. Руки ныли от того, что приходилось его поддерживать, и два раза они чуть было не упали. Когда же добрались до черного хода таверны «В двух шагах», Келл уже почти отключился, а Лайла дрожала от озноба и напряжения и думала лишь о том, что надо было бежать, а не возвращаться.

Она дожила до своих лет и оставалась до сих пор на свободе вовсе не для того, чтобы помогать каждому идиоту, попавшему в передрягу. Она должна была всеми способами избегать неприятностей, и, кем бы ни был Холланд, он явно приносил неприятности.

Но Келл тогда вернулся.

Он не должен был этого делать – у него не было никаких причин, но он все равно вернулся. Пока Лайла бежала, эта тяжелая мысль не оставляла ее, и девушка наконец остановилась. Даже после того как Лайла развернулась и помчалась обратно, одна частичка ее души надеялась, что она опоздает. Надеялась, что оба мага просто… куда-то денутся. Но оставшаяся часть хотела успеть вовремя – хотя бы для того, чтобы узнать – зачем?

Зачем он вернулся?

Лайла задала Келлу этот вопрос, но тот лишь промычал что-то невнятное, бессильно свесив голову. Что, черт возьми, произошло? Что Холланд с ним сделал?

Лайла не видела у Келла явных ран, но он был весь залит кровью, и Лайла пожалела, что не стукнула Холланда еще разок для верности. Келл то ли охнул, то ли негромко простонал что-то, и Лайла заговорила, боясь, что он умрет у нее на руках, и она все равно будет виновата, несмотря на то, что все-таки вернулась.

– Не отключайся, – умоляюще сказала она, забросив его руку себе на плечо. Когда его тело было так близко, она могла думать только о запахе. Но ее волновал не запах крови, а другие ароматы, приставшие к Келлу и Холланду. Запахи цветов, земли, металла и пепла.

«От тебя пахнет магией».

Так вот он каков – аромат магии? Она заметила запах Келла мимоходом, когда первый раз тащила его по полу спальни. А теперь, когда он обнимал ее одной рукой, аромат был настолько сильным, что от него кружилась голова. В воздухе все еще витал запах раскаленной стали, оставшийся после Холланда. И хотя камень лежал у нее в кармане, Лайла слышала и его аромат, пропитавший весь проулок. Море и дым от горящего дерева. Соль и тьма. Она ощутила гордость за свое обоняние, но тут же вспомнила, что не замечала запаха ни цветов, ни дыма, когда добиралась до «Бесплодного прилива» или когда сидела за прилавком, а Холланд выследил ее именно по этим запахам Келла и камня.

Шел сильный обложной дождь, и вскоре Лайла дышала лишь запахом мокрых булыжников. Возможно, у нее был слабоватый нюх, или, возможно, аромат магии скрыла пелена дождя (Лайла не знала, может ли он выветриться или хотя бы ослабнуть), но она надеялась, что гроза поможет замести следы.

Лайла поднималась по лестнице, и сапоги Келла оставляли за собой кровавые полоски, как вдруг ее остановил голос.

– Ради всего святого, что ты делаешь?

Лайла обернулась, увидела Бэррона и чуть не уронила Келла. В последнюю секунду она обхватила его за талию, не дав загреметь вниз по ступенькам.

– История долгая, а он тяжелый.

Бэррон оглянулся в зал, крикнул что-то помощнице и помчался вверх по лестнице, забросив на плечо половик. Вместе они подняли Келла, одолели последние ступеньки и внесли его в комнатку Лайлы.

Бэррон молчал, пока они снимали с Келла мокрую куртку и испачканную рубаху, а затем укладывали на кровать. Он не спросил, где девушка нашла этого незнакомца и почему на его теле нет ни одной раны, хотя он залил кровью всю лестницу (впрочем, на ребрах был воспаленный разрез). Лайла обшарила комнату в поисках чего-нибудь пахучего, – на тот случай, если дождь не смыл их запах или если тот остался здесь с прошлой ночи, – но так ничего и не нашла. Ни о чем не спрашивая, Бэррон спустился на кухню и принес немного душистых трав.

Он молча смотрел, как Лайла подержала миску с травами над свечой, чтобы наполнить комнату местными ароматами, никак не связанными с Келлом, Холландом или магией. Не уходил, пока она рылась в карманах куртки Келла (оказалось, что тот состоит из нескольких одежд, каким-то образом сшитых в одну). Лайла искала какой-нибудь предмет, который мог бы подлечить Келла, ведь он все-таки маг, и вполне логично, что маги носят с собой магические предметы. Бэррон молчал даже тогда, когда девушка наконец достала из кармана черный камень, бросила его в деревянную шкатулку, ссыпала внутрь горсточку нагретых трав и, захлопнув крышку, засунула в нижний ящик комода.

Лишь когда Лайла плюхнулась на стул возле кровати и начала чистить пистолет, Бэррон наконец прищурился и заговорил.

– Ну и где ты его нашла?

И снова Келл проснулся на кровати Лайлы.

Впрочем, на этот раз он обнаружил, что веревок не было. В памяти всплыли Холланд, проулок и кровь, а затем – хватка Лайлы и ее голос, монотонный, как дождь. Кстати, дождь уже прошел, и неяркий утренний свет пробивался сквозь тучи. На мгновение Келлу захотелось домой – причем не в убогую комнатку в «Рубиновых полях», а во дворец. Он закрыл глаза и почти услышал, как Рай стучит в дверь и велит одеваться, потому что кареты заждались, да и люди тоже.

– Собирайся, или оставлю тебя здесь, – сказал бы Рай, врываясь в комнату.

– Тогда оставляй, – со вздохом ответил бы Келл.

– Не выйдет, – отрезал бы принц со своей фирменной ухмылкой. – Только не сегодня.

За окном прогромыхала повозка, Келл моргнул, и Рай растаял в воздухе.

Интересно, королевская семья о нем волнуется? Они хоть догадываются, что происходит? Хотя… откуда? Даже Келл мало что понимал. Он знал лишь, что у него есть камень и что от него нужно избавиться.

Келл попробовал сесть в кровати, но тело так запротестовало, что парню пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Кожа, мышцы, сами кости – все непрерывно, ужасно ныло, словно Келл был одной большой ссадиной. Боль причиняли даже стук сердце в груди и пульсация крови в венах. Он ощущал себя мертвецом. Келл еще никогда не был так близок к смерти и никогда не хотел так к ней приближаться. Когда боль или, по крайней мере, ее новизна притупилась, он все-таки сел.

Келл поморгал, фокусируя взгляд, и обнаружил, что смотрит прямо в глаза Лайлы. Она сидела на стуле возле спинки кровати и держала на коленях пистолет.

– Зачем ты это сделал? – спросила она, словно только и ждала, пока маг проснется.

Келл прищурился.

– Что именно?

– Вернулся, – тихо сказала она. – Зачем ты вернулся?

В воздухе повисло невысказанное, и без того понятное: «…за мной».

Келл попытался собраться с мыслями, но они были такими же неповоротливыми, как и тело, и причиняли такую же боль.

– Не знаю.

Лайлу ответ не впечатлил, но она лишь вздохнула и засунула оружие обратно в кобуру.

– Как самочувствие?

«Кошмар», – подумал Келл. Окинув себя взглядом, он понял, что, хотя тело и ныло, раны на груди и ладони почти зажили.

– Сколько я спал?

– Пару часов, – сказала Лайла.

Келл аккуратно потрогал ребра. Такие глубокие порезы заживали несколько дней, а не часов. Если, конечно, у него не было…

– Я помазала этим, – пояснила Лайла, швырнув ему круглую жестянку. Келл поймал ее на лету, слегка при этом поморщившись. Металлическая баночка была не подписана, но он сразу узнал ее: на крышке была королевская эмблема – чаша и восходящее солнце. В баночке хранилась целебная мазь.

– Где ты это взяла? – нахмурился он.

– В кармане твоей куртки, – ответил Лайла, потягиваясь. – Кстати, ты сам-то знаешь, что твоя куртка на самом деле – это несколько одежд? Мне пришлось обшарить штук пять-шесть, пока я это не нашла.

Келл уставился на нее, разинув рот.

– А что? – спросила она.

– Откуда ты узнала, для чего это нужно?

Лайла пожала плечами.

– Ниоткуда.

– А если бы это был яд?! – возмутился он.

– Тебе не угодишь, – фыркнула она. – Она хорошо пахла. Хорошо выглядела. – Келл охнул. – Ну и, конечно, я сперва попробовала на себе.

– Ты сделала что?

Лайла скрестила руки на груди.

– Я два раза не повторяю, так что можешь таращиться на здоровье.

Келл покачал головой, выругавшись вполголоса, а девушка кивнула на стопку одежды в изножье кровати.

– Бэррон принес это для тебя.

Келл нахмурился. Они с Бэрроном заключили договор, но проживание и питание в условия не входили. Теперь он будет должен Бэррону за то, что выручил его из беды.

Потянувшись за чистой рубашкой и осторожно накинув ее на плечи, Келл почувствовал на себе взгляд Лайлы.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты сказал, что тебя никто не выследит.

– Я сказал: «Никто не сможет», – поправил Келл. – Потому что действительно никто не может – кроме Холланда, – Келл посмотрел на свои руки и насупился. – И я никогда не думал…

– «Один» еще не значит «никто», Келл, – сказала Лайла. Она выдохнула и взъерошила подстриженные темные волосы. – Но, по-моему, ты немного запутался, – Келл удивленно поднял голову. Она действительно его оправдывает? – К тому же я стукнула тебя книгой.

– Что?

– Ничего, – отмахнулась Лайла. – Так этот Холланд – он похож на тебя?

Келл сглотнул, вспомнив, что сказал Холланд в проулке: «Возможно, у нас с тобой и одинаковые способности, но это не делает нас равными», – и его мрачный, почти презрительный взгляд при этих словах. Келл подумал о клейме, выжженном на коже другого Антари, мозаике шрамов на его руках и о том, как самодовольно улыбнулся Белый король, когда Холланд резал себе руку над кубком. Нет, Холланд совсем не похож на Келла, а Келл – на Холланда.

– Он тоже может перемещаться между мирами, – объяснил Келл. – В этом мы похожи.

– А глаз? – спросила Лайла.

– Это знак нашей магии, – сказал Келл. – Нас называют Антари – маги крови.

Лайла закусила губу.

– Есть и другие, о которых я должна знать? – спросила она, и Келлу померещилось, что по ее лицу пробежала какая-то тень, которая почти тотчас исчезла.

Келл медленно покачал головой.

– Нет, нас только двое.

Он рассчитывал, что Лайла вздохнет с облегчением, но ошибся.

– Поэтому он тебя не убил?

– Что ты хочешь сказать?

Лайла подалась вперед на стуле.

– Ну, он вполне мог тебя убить, если бы захотел. Зачем тогда пускать из тебя кровь? Ради забавы? Не похоже, что его это забавляло.

Она была права. Холланд вполне мог перерезать ему глотку, но не сделал этого.

«Убить Антари и впрямь довольно трудно, – вспомнил Келл слова Холланда. – Но мне приказано…»

Приказано что и кем? Келл задумался. Возможно, отнять у Антари жизнь и трудно, но вполне выполнимо. Холланд не подчинился приказу или, наоборот, выполнил его?

– Келл? – напирала Лайла.

– Холланда ничего не забавляет, – проговорил он еле слышно, а потом резко вскинул голову. – Где камень?

Лайла смерила его долгим, испытующим взглядом, а потом сказала:

– У меня.

– Отдай, – потребовал Келл, удивившись собственной настойчивости. Он говорил себе, что безопаснее иметь камень при себе, но на самом деле ему хотелось держать его в руках. Келл не мог отделаться от ощущения, что, если бы он взял камень, его мышцы перестали бы ныть, а кровь налилась бы силой.

Девушка закатила глаза:

– Даже и не начинай.

– Лайла, послушай меня. Ты даже не представляешь, что…

– Вообще-то, – перебила она, вставая, – я уже начинаю неплохо представлять, на что он способен. Если хочешь получить его обратно, расскажи мне об остальном.

– Ты не поймешь, – отмахнулся Келл, хотя теперь он и не был стопроцентно уверен в этом.

– Испытай меня, – с вызовом бросила она.

Келл покосился на эту необычную девушку. Кажется, Лайла Бард умела разбираться в жизни. Она была до сих пор жива, и это о чем-то говорило. К тому же вернулась за ним. Келл не знал почему – воры и бандиты обычно не отличались устойчивыми моральными принципами, но знал, что без нее оказался бы в гораздо более плачевном положении.

– Ну хорошо, – произнес Келл, спуская ноги с кровати. – Этот камень – из места под названием Черный Лондон.

– Ты говорил о других Лондонах, – кивнула она, словно эта идея была странной, но не такой уж невероятной. Смутить ее нелегко. – Сколько их всего?

Келл поправил волосы, после дождя и сна торчавшие в разные стороны.

– Всего существует четыре мира, – начал он. – Представь себе четыре разных дома, построенных на одном фундаменте. У них мало общего, не считая географического расположения и того, что в каждом есть свой вариант этого города на реке, протекающей через эту островную страну, причем в каждом из миров этот город называется Лондоном.

– Наверное, можно запутаться.

– На самом деле нет. Если живешь только в одном из этих городов, то никогда не нужно думать о других. Но поскольку я перемещаюсь между ними, то различаю их по цвету. Ваш Лондон – Серый. Мой – Красный. Лондон Холланда – Белый. А Черный Лондон – ничей.

– Это почему?

– Потому что он пал, – ответил Келл, потирая затылок и горько сожалея об утраченных монетах. – Погрузился во тьму. Во-первых, Лайла, ты должна понять, что магия – это одушевленное существо. Она живая. Немного в другом смысле, нежели ты или я, но все равно живая.

– Поэтому она разозлилась, когда я попробовала от нее избавиться? – спросила Лайла.

Келл нахмурился. Он никогда не видел, чтобы магия была настолько живой.

– Почти три столетия назад, – медленно заговорил он, – все четыре мира были тесно связаны. Магия и те, кто ею владел, могли относительно легко перемещаться между ними через многочисленные источники.

– Источники?

– Места магической силы, – пояснил Келл. – Некоторые – маленькие, неброские, например рощица на Дальнем Востоке или ущелье на континенте, а другие огромные, как ваша Темза.

– Темза? – переспросила Лайла, насмешливо фыркнув. – Источник магии?

– Пожалуй, величайший в мире, – кивнул Келл. – Тебе этого не понять, но если бы ты увидела ее в моем Лондоне… – Келл внезапно умолк. – Как я говорил, двери между мирами были открыты, и все четыре Лондона сообщались между собой. Но, несмотря на постоянные перемещения магии, их силы не были полностью равны. Если сравнить подлинную магию с огнем, то Черный Лондон находился в самом жарком месте. – Следуя этой логике, вторым по силе был Белый Лондон, и Келл об этом знал, хотя и не мог сейчас этого представить. – Считалось, что магия не только пульсировала в крови, но и пронизывала все и вся, подобно второй душе. В какой-то момент она стала настолько могущественной, что свергла своего хозяина…

– Мир пребывает в равновесии, – продолжил, помолчав, Келл, – человеческая природа находится на одной чаше весов, а магия – на другой. То и другое есть в каждом живом существе, и в идеальном мире они существуют в некоей гармонии, не пытаясь друг друга превзойти. Но большинство миров несовершенны. В вашем, Сером Лондоне человеческая природа стала сильной, а магия слабой. А в Черном Лондоне все произошло наоборот. Люди позволили магии завладеть ими. И она сожгла их дотла, чтобы поддержать собственную энергию. Люди стали сосудами, проводниками ее воли, и с их помощью она превратила каприз в реальность, размывая и взламывая границы, создавая, разрушая и портя все вокруг.

Лайла молча слушала и ходила взад-вперед.

– Она распространялась как чума, – продолжал Келл, – и три остальных мира замкнулись в себе и заперли двери, чтобы помешать распространению эпидемии. – Он не сказал, что именно самоизоляция Красного Лондона вынудила другие города последовать ее примеру и Белый Лондон оказался зажатым между закрытыми дверями и бурлящей магией Лондона Черного. Келл не сказал, что мир, пойманный в ловушку, был вынужден бороться с тьмой в одиночку. – Источники были ограничены, а двери заперты. Остальные три города оказались изолированы и начали развиваться по-разному, став такими, как сейчас. Но что стало с Черным Лондоном и его миром, мы можем только догадываться. Магия нуждается в живом хозяине, и она расцветает лишь там, где кипит жизнь. Поэтому многие предполагают, что чума выжгла дотла своих хозяев и в конце концов израсходовала все топливо, оставив после себя лишь обугленные останки. Никто не знает наверняка. Со временем Черный Лондон превратился в страшную легенду, рассказанную столько раз, что некоторые больше не верят в эту историю.

– А камень? – спросила Лайла, продолжая вышагивать по комнате.

– Камень тоже должны были уничтожить, – сказал Келл. – После того как запечатали двери, все реликвии Черного Лондона нашли и на всякий случай уничтожили.

– Значит, не все, – заметила Лайла.

Келл покачал головой.

– Говорят, Белый Лондон взялся за дело с еще большим рвением, нежели мы. Ты должна понять, они боялись, что двери не выдержат, боялись, что магия прорвется и истребит их. Во время чистки они не ограничились предметами и объектами. Они резали глотки всем, кого просто подозревали в том, что они владели магическими предметами из Черного Лондона или даже просто подержали их в руках, – Келл показал пальцем на свой черный глаз. – По слухам, некоторые ошибочно принимали метки Антари за признаки испорченности и выволакивали их из домов посреди ночи. Было вырезано целое поколение, прежде чем люди поняли, что за неимением дверей связь можно поддерживать только через этих магов, – Келл опустил руку. – Но, разумеется, какие-то реликвии могли уцелеть. – Он задумался над тем, как случилось, что камень оказался расколот: возможно, владелец пыталсяего спрятать, но у него почему-то не получилось или кто-то его случайно нашел. – Камень не должен существовать – этого нельзя допустить. Это…

Лайла остановилась.

– Зло?

Келл покачал головой.

– Нет, это Витари. Думаю, он не плохой и не хороший. Но это чистая энергия, чистая магия.

– И никакой человечности, – сказала Лайла. – Никакой гармонии.

Келл кивнул.

– Чистая магия, сила без баланса разрушает. Вред, который этот талисман способен нанести, оказавшись не в тех руках… – «В любых руках», – подумал он. – Магия камня – это магия разрушенного мира. Он не должен здесь оставаться.

– Ладно, – вздохнула Лайла. – И что ты собираешься делать?

Келл закрыл глаза. Он не знал, кто и как нашел камень, но понимал этот страх. Когда Келл вспомнил талисман в руках Холланда (и представил в руках Атоса или Астрид), его затошнило. Его собственная душа жадно тянулась к нему, и это-то пугало Келла больше всего. Черный Лондон погиб из-за подобной магии. Какие ужасы принесет он оставшимся Лондонам: голодающему Белому, процветающему Красному или беззащитному Серому?

Нет, камень нужно уничтожить.

Но как? Он не похож на другие реликвии. Его нельзя бросить в огонь или разрубить топором. Он выглядит так, как будто кто-то пытался это сделать, – но из-за отломанного края камень не утратил своей мощи. Значит, если даже кому-то удастся его разбить, возможно, в результате окажется много осколков, каждый из которых будет самостоятельным оружием. Это не просто опасения: камень обладал собственной жизнью и волей и не раз это демонстрировал. Лишь сильная магия могла бы разрушить такой объект, но поскольку талисман и есть сама магия, Келл сомневался, что его вообще можно уничтожить.

У Келла заболела голова, когда он понял, что, если камень нельзя уничтожить, нужно от него избавиться. Отнести туда, где он не сможет причинить вреда. И есть лишь одно место, где он будет в безопасности и где все будут защищены от него.

Келл знал, что нужно делать. Какая-то его частичка подозревала об этом с той самой минуты, когда камень попал ему в руки.

– Место ему – в Черном Лондоне, – сказал он. – Я должен отнести его обратно.

Лайла вскинула голову.

– Но как ты это сделаешь? Ты не знаешь, что от него осталось, а если бы и знал, ты же сам сказал, что этот мир изолирован!

– Да, я не знаю, что от него осталось, но двери между мирами изначально были прорублены при помощи магии Антари. С ее же помощью они были наглухо запечатаны. Поэтому вполне логично, что магия Антари могла бы открыть их снова. Ну, или хотя бы проделать лазейку.

– Ты что, никогда туда не заглядывал? – с вызовом спросила Лайла, и глаза ее заблестели. – Почему кто-нибудь еще этого не сделал? Знаю, ты – редкая птица, но разве никому не было интересно? Неужели за столетия, прошедшие с тех пор, как вы заперлись от всех, ни одного Антари не обуяло любопытство и он не попробовал туда сунуться?

Келл посмотрел на ее живое лицо и тихо порадовался за человечество. Будь Лайла магом, она бы такого натворила… Келлу, конечно, было любопытно. В детстве он и верил, и не верил, что Черный Лондон существует или существовал в реальности, ведь двери так давно были запечатаны. Какой ребенок не желал узнать, являются ли сказки на ночь правдой или нет? Но если бы даже он захотел сломать печать (а он не хотел этого настолько, чтобы рискнуть переправиться на другую, темную сторону), у него не было такой возможности.

– Может, кому-то и хватало любопытства, – пожал плечами Келл, – но одного его мало. Антари нужна, во-первых, кровь, а во-вторых – предмет из того места, куда он хочет попасть. А вещи из Черного Лондона были уничтожены.

Лайла нахмурилась и медленно проговорила.

– Но ведь это камень… из Черного Лондона.

– Из Черного Лондона, – эхом повторил Келл.

Лайла показала на стену, сквозь которую Келл прошел в первый раз.

– Значит, ты открываешь туда дверь и бросаешь камень, верно? Чего же ты тогда ждешь?

Келл покачал головой.

– Я не могу открыть дверь так просто.

Лайла раздраженно фыркнула.

– Ты же сказал…

– Другие Лондоны находятся внутри, – начал объяснять он. На тумбочке у кровати лежала небольшая книга. Келл пролистнул страницы большим пальцем. – Миры похожи на листы бумаги, расположенные стопкой, – так он себе всегда это представлял. – Нужно двигаться по порядку, – он зажал пальцами несколько страниц. – Серый Лондон, – он отпустил одну страницу. – Красный Лондон, – отпустил вторую. – Белый Лондон, – отпустил третью. – И Черный, – Келл закрыл книгу.

– Так, значит, тебе нужно пройти насквозь, – сказала Лайла.

Это звучало так просто в ее устах, но на самом деле все было гораздо сложнее. В Красном Лондоне его искала королевская семья. И вдруг Холланд наложил заклинание принуждения еще на каких-нибудь головорезов? Оставшись без своих монет, Келл должен был разжиться еще какой-либо вещью, чтобы попасть отсюда в Белый Лондон. И даже когда он это сделает – вернее, если он это сделает, – если предположить, что его тут же не схватят Даны, и если предположить, что ему удастся взломать печать и открыть дверь в Черный Лондон, камень нельзя будет просто так туда кинуть. Двери устроены иначе. Келлу придется зайти вместе с ним. Он старался об этом не думать.

– Ну что, – у Лайлы загорелись глаза, – когда пойдем?

Келл поднял голову.

– Ты никуда не пойдешь.

Лайла прислонилась к стене как раз рядом с тем местом, где он не так давно прихватил ее руку деревом.

– Я хочу пойти, – настаивала она. – Я не скажу тебе, где камень, пока ты не согласишься взять меня с собой.

Келл сжал кулаки.

– Холланд скоро очнется, освободится и снова пустится в погоню за нами. Иными словами, мне некогда с тобой играться.

– Это не игры, – просто сказала Лайла.

Красный Лондон встретил Келла, словно ничего не произошло. Дождя здесь не было, а малиновое небо с клочками облаков было похожим на отражение Айла. Кареты грохотали по наезженным колеям, в воздухе витали приятные запахи специй и чая, а издалека доносились звуки готовящегося празднества.

Неужели действительно прошло всего несколько часов, с тех пор как Келл сбежал из этого мира в другой, раненый и сбитый с толку? Простое, обнадеживающее спокойствие и правильность Красного Лондона застигли его врасплох, и на секунду он поверил этой безмятежности. Но тут же осознал, что умиротворенность только внешняя: где-то во дворце, возвышающемся над рекой, его наверняка хватились, и где-то в городе валялись два мертвеца, а другие, с пустыми глазами, вероятно, охотились за ним и за черным камнем. Но здесь, в месте, которое совсем недавно называлось Уитбери-стрит, а теперь – Вэс-Анаш, в месте, освещенном с одной стороны рекой, а с другой – утренним солнцем, казалось, что Красный Лондон не осознает опасности, которую Келл принес с собой на его улицы.

Маленький черный камень, способный создать и разрушить что угодно. Вздрогнув при этой мысли, Келл крепче сжал руку Лайлы, и тут же понял, что никакой руки нет.

Он развернулся, надеясь, что девушка стоит рядом или просто отстала на пару шагов. Но Келл был один. Отблеск магии Антари слабо горел на стене, отмечая то место, через которое он вошел сюда вместе с Лайлой.

Но теперь Лайла исчезла.

И камень тоже.

Келл хлопнул рукой о стену, и порез, который уже начал затягиваться, разошелся вновь. Кровь потекла тонкой струйкой по запястью, Келл выругался и полез за носовым платком, забыв, что накинул свою куртку на плечи Лайлы. Он снова хотел выругаться, как вдруг вспомнил про ее платок в своем заднем кармане.

«Думаю, это правильно, – сказала она тогда. – Ты дал мне свою вещь, а я тебе свою. Теперь мы связаны».

«Связаны», – подумал Келл. У него закружилась голова, когда он вытащил квадратный лоскуток ткани. Сработает? Нет, если Лайлу разорвало или она попала в ловушку между мирами? Келл очень хорошо помнил истории про не-Антари, пытавшихся открыть двери. Но если девушка не прошла в Красный Лондон или если она где-то здесь, живая или мертвая, то, возможно, сработает.

Он поднес испачканный кровью платок к стене и прижал руку плашмя к следу от последней метки.

– Эм Ас Энозе, – сказал он магии. «Найди ее».

Лайла открыла глаза: все вокруг было красным.

Это была не яркая красная краска, которой красят здания, а едва уловимый, вездесущий оттенок, словно она смотрела сквозь цветное стеклышко. Лайла моргнула, но краснота не исчезла. Когда Келл назвал этот город Красным Лондоном, она подумала, что он выбрал этот цвет просто так или по какой-то ассоциации. Теперь же видела, что все более чем буквально. Она глубоко вдохнула и почувствовала в воздухе аромат цветов. Лилии, ноготки и розы. Запах был очень сильный, даже немного приторный, как духи, – немудрено, что он пристал к Келлу. Через пару минут ее органы чувств адаптировались к обстановке, и аромат слегка развеялся, а красный тон поблек.

Лайла кашлянула. Она лежала на спине в каком-то проулке, напротив довольно красивой красной двери – действительно выкрашенной красной краской. Она почувствовала под собой холодную землю, и какой-то булыжник впивался в позвоночник сквозь куртку. Сквозь куртку Келла, раскинувшую полы, точно крылья.

Но самого мага не было.

Лайла сжала пальцы, желая удостовериться, что может ими шевелить, и почувствовала в ладони черный камень, который все еще гудел. «Получилось, – подумала она и, изумленно выдохнув, села. – Получилось».

Конечно, не идеально, ведь, если бы получилось идеально, они с Келлом очутились бы вдвоем в том же самом месте, но она оказалась здесь, в каком-то неизвестном месте.

Она это сделала.

Дилайла Бард наконец-то сбежала, отчалила – пусть не на корабле, но зато с самым настоящим трофеем.

Лайла не имела ни малейшего представления, где именно она находится. Встав на ноги, она поняла, что красный свет исходит не от неба, а от земли. Немного оглядевшись, она также поняла, что Красный Лондон значительно громче. Слышался не только привычный шум лоточников и повозок, который был, похоже, общим для всех Лондонов, но еще и гам растущей толпы, приветствия, крики и поздравления. С одной стороны, Лайла знала, что нужно стоять на месте и ждать, пока ее не найдет Келл, но, с другой – ее словно магнитом тянуло навстречу этому буйству света, красок и звуков.

Однажды Келл уже нашел ее, рассудила девушка, значит, он сможет сделать это снова.

Лайла засунула черный камень в потайной карман своего поношенного плаща. После того как она выпустила талисман из рук, ненадолго и легко закружилась голова. Затем девушка подобрала куртку Келла, отряхнула пыль и натянула ее прямо поверх плаща. Лайла ожидала, что она окажется здорово велика, но куртка села на удивление идеально.

«Странно, – подумала Лайла, засовывая руки в карманы. – Это пока еще не самое странное, но все равно странно».

Она не спеша побрела по узким, извивающимся улочкам, которые напоминали ее Лондон, но при этом были совершенно другими. Здания были выстроены не из грубого камня и закопченного стекла, а из темного дерева и гладкого кирпича, цветного стекла и блестящего металла. Они казались прочными и одновременно хрупкими, и буквально все вокруг пронизывала энергия – Лайла не могла подобрать другого слова. Она зашагала в сторону толпы, поражаясь тому, как сильно отличается этот мир от ее родного Серого Лондона. Кости такие же, но при этом прекрасный, чудесный внешний вид.

Потом девушка повернула за угол и увидела причину волнения. Десятки людей собрались вдоль главной дороги и суетились в радостном предвкушении. Судя по виду, они были простолюдинами, но Лайла никогда не видела таких красивых одежд на простолюдинах у себя дома. Стиль не был таким уж чужеземным (мужчины носили элегантные камзолы и куртки с высокими воротниками, а женщины – платья с корсажами и накидками), но сами ткани переливались подобно расплавленному металлу, а в волосы, шляпы и манжеты были вплетены золотые нити.

Лайла машинально тронула серебряные пуговицы на куртке, радуясь, что спрятала под ней свой плащ. Сквозь просветы в беспокойной толпе она смогла различить красную реку на том самом месте, где должна была протекать Темза. Ее необычное свечение заливало берега.

«– Темза? Источник магии?

– Пожалуй, величайший в мире. Тебе этого не понять, но если бы ты увидела ее в моем Лондоне…»

Река и впрямь была великолепна. Но все-таки Лайлу притягивала не столько сама вода, сколько корабли. Суда всех форм и размеров – от бригов и вельботов до шхун и величавых фрегатов – покачивались на красных волнах, раздувая паруса. Мачты и бока кораблей были увешаны десятками гербов, а на самых верхушках мачт развевались красные и золотые флаги. Они дразнили ее своим блеском. «Садись ко мне на борт, – словно говорили они. – Я могу стать твоим». Если бы Лайла была мужчиной, а корабли – прекрасными девами, задирающими юбки, она и тогда бы не воспылала к ним такой страстью. «К черту красивые платья, – подумала она. – Я хочу себе корабль».

Но хотя блистательный флот заставил Лайлу ахать от восхищения, внимание толпы приковывали вовсе не яркие разноцветные суда и не фантастическая красная река.

По проспекту маршировала процессия.

Когда Лайла добралась до края толпы, мимо как раз проходила шеренга мужчин. Одеждой им служили полосы темной материи, намотанные на тела, руки и ноги, будто на катушки. Мужчины держали в руках огонь, и когда танцевали, пламя выгибалось над ними, плясало и выписывало в воздухе узоры. При этом мужчины шевелили губами, но слова тонули в шуме парада, и Лайла неожиданно для себя стала пробираться ближе. Когда мужчины прошли, вслед за ними показалась шеренга девушек. Одетые в простые легкие платья, они исполняли более плавную версию того же танца, только теперь уже с водой. Лайла смотрела, широко открыв от удивления глаза: вода извивалась и закручивалась в воздухе лентами, точно по волшебству.

«Конечно же по волшебству», – подумала Лайла.

Водных танцовщиц сменили земляные, металлические и, наконец, ветряные маги: последние закручивали воздушные потоки с рассеянной разноцветной пылью.

И хотя все танцоры и танцовщицы были одеты по-своему, на руках и ногах каждого красовались красные и золотые ленты, которые развевались, словно хвосты воздушных змеев.

После магов прошли музыканты. Они играли мелодии, которые Лайла никогда не слышала, на инструментах, которых она никогда не видела, и шли дальше, а музыка повисала в воздухе огромным переливающимся всеми цветами шатром, словно сам звук становился материальным. Это было гипнотическое зрелище.

А затем появились рыцари на скакунах, в развевающихся за спинами красных плащах. Лошади были великолепны: и серые, и белые, и коричневые, и лоснящиеся черные – почти такие же красивые, как корабли. Их глаза напоминали отполированные камни – карие, зеленые или серые. Гривы чернели, серебрились или золотились, и кони двигались с грацией, удивительной для их размеров.

Все рыцари держали знамена с восходящим золотым солнцем на фоне красного неба.

Мимо Лайлы пронеслась стайка мальчиков с лентами на руках и ногах, и она поймала одного за воротник.

– Что здесь происходит? – спросила она мальчишку.

Тот широко открыл глаза и выпалил что-то на языке, которого она не знала. Это явно был не английский.

– Ты меня понимаешь? – спросила она, специально говоря помедленнее, но мальчишка лишь покачал головой и попытался вырваться, снова протараторив что-то непонятное. Лайла его отпустила.

По собравшейся толпе пробежала новая волна приветственных возгласов, на сей раз погромче, и, подняв голову, Лайла увидела приближающийся открытый экипаж. В него были запряжены белые лошади, а по бокам шагала охрана в доспехах. Над экипажем развевались алые знамена с замысловатыми узорами: здесь солнце, которое она уже видела на множестве флагов, поднималось над кубком, словно тот был наполнен утренним светом. Сам же кубок украшала витиеватая буква «М», вышитая на красном шелке золотыми нитями разных оттенков.

В экипаже, взявшись за руки, стояли мужчина и женщина в длинных алых плащах. Оба были загорелые, с обласканной солнцем кожей и черными волосами, оттеняющими золотые короны. («Королевская чета», – догадалась Лайла. Разумеется, это был другой мир и другие король с королевой, но монархов сложно спутать с кем-либо еще в любом из миров.)

А между королем и королевой стоял молодой человек, поставив одну ногу на сиденье, точно завоеватель. На его темных локонах сиял тонкий венец, а на широких плечах переливался золотой плащ. Принц. Он помахал рукой толпе, и та ликующе завопила.

– Варес Рай! – этот крик донесся с другого края шествия, и его быстро подхватили десятки других голосов. – Варес Рай! Варес Рай!

Принц ослепительно улыбнулся, и девушка в паре метров от Лайлы упала без чувств. Лайла презрительно усмехнулась и поймала на себе пристальный взгляд принца. И тут же почувствовала, что щеки ее вспыхнули. Принц не улыбался и не подмигивал, а внимательно смотрел ей в глаза, слегка наморщив лоб, словно знал, что она здесь чужая, словно смотрел на нее и видел что-то другое. Лайла знала, что нужно поклониться или хотя бы отвести взгляд, но упрямо смотрела в упор. Мгновение спустя принц отвел взгляд, снова широко улыбнулся своим подданным, замахал рукой, и экипаж покатил дальше, оставив за собой ленты, танцовщиц и воодушевленных граждан.

Лайла кое-как пришла в себя. Она и не заметила, как далеко продвинулась вперед вместе с толпой, пока не услышала болтовню девушек рядом с собой.

– Где же он? – прошептала одна из них. Лайла вздрогнула, обрадовавшись, что хоть кто-то говорит на ее родном языке.

– Сер асина госе, – сказала другая, а затем по-английски, но с сильным акцентом: – Ты хорошо говоришь.

– Ренса тав, – ответила первая. – Я упражняюсь перед сегодняшним вечером. Тебе тоже не мешало бы, если хочешь потанцевать.

Она помахала удаляющемуся принцу.

– Твой партнер по танцам постоянно куда-то пропадает, – проговорила третья на ломаном английском.

Первая девушка нахмурилась.

– Он всегда участвует во всех этих процессиях. Надеюсь, он здоров.

– Мас авен, – прыснула вторая. – Элисса влюбилась в черноглазого принца.

Лайла насупилась. Черноглазый принц?

– Ты не можешь отрицать, что он неотразим. В смысле, западает в память.

– Анеш. Скорее, вызывает страх.

– Так. Никакого сравнения с Раем.

– Простите, – вклинилась Лайла. Три девушки повернулись к ней. – Что это такое? – спросила она, махнув рукой на парад. – Для чего это все?

Та, что говорила на ломаном английском, рассмеялась от удивления, решив, что Лайла, наверное, шутит.

– Мас авен, – удивилась вторая. – Откуда вы, если этого не знаете? Это день рождения принца Рая, понятное дело.

– Понятное дело, – эхом повторила Лайла.

– У вас прекрасное произношение, – сказала та, что искала черноглазого принца. – Кто ваш учитель?

Лайла, в свою очередь, рассмеялась. Девушки удивленно уставились на нее, но тут с той стороны, откуда прибыли королевские особы и прочие участники празднества, послышались трубы – ну, по крайней мере, эти звуки звучали примерно как трубы. И толпа, теперь оказавшаяся в хвосте процессии, устремилась навстречу музыке, увлекая за собой стайку девушек. Лайла выбралась из толчеи и пощупала карман, чтобы удостовериться, что черный камень на месте. Тот гудел и просился в руки, но Лайла подавила желание пойти ему навстречу. Может, он и хитер, но она тоже не так проста.

Теперь, когда процессия не загораживала ей обзор, Лайла смогла как следует рассмотреть сверкающую реку по ту сторону дороги. Здесь Темза сияла фантастическим красным светом, исходящим откуда-то снизу. Келл назвал ее «источником», и Лайла теперь поняла почему: река вибрировала от энергии. Королевская процессия перешла по мосту и теперь двигалась по противоположному берегу, окруженная приветственными возгласами. Наконец взгляд Лайлы остановился на внушительном сводчатом строении, которое могло быть только дворцом. Но, в отличие от Вестминстера, он стоял не на берегу реки, а тянулся через нее, точно мост. Казалось, он высечен из стекла или хрусталя, а опоры сделаны из меди и камня. Лайла жадно рассматривала строение. Дворец напоминал драгоценность, точнее, корону с драгоценными камнями, которая пришлась бы впору горе.

Звуки труб доносились с высокой парадной лестницы, с которой спускались многочисленные слуги в коротких красных и золотых плащах. Они несли подносы с едой и питьем для народа.

Воздух наполнился дурманящим ароматом необычной еды, напитков и магии. У Лайлы даже все поплыло перед глазами.

Вскоре толпа поредела, а между пустеющей дорогой и красной рекой образовался рынок. Часть народа ушла вместе с королевским парадом, а остальные устремились к торговцам, и Лайла направилась за ними.

– Крисак! – крикнула женщина, показывая огненно-красные самоцветы. – Нисса лин.

– Тессане! – предлагал другой торговец что-то наподобие дымящегося металлического чайника. – Кас тессане, – он вскинул два пальца в воздухе. – Сесса лин.

Повсюду купцы расхваливали товары на своем странном языке. Лайла пыталась нахвататься побольше слов, составляя пары между выкрикиваемыми словами и высоко поднятыми предметами. «Кас», видимо, означало «горячий», а словом «лин» называли местную монету. Все было ярким, красочным и гудело энергией. Лайла насилу могла сосредоточиться, чтобы за всем уследить.

Девушка жадно рассматривала палатки и киоски. Денег у нее не было, но зато были проворные пальцы. Проходя мимо палатки с вывеской «Эссенир», она увидела стол с высокой грудой полированных камней всех цветов – не просто красных или голубых, а цвета желтого пламени, летней травы или ночной синевы – безупречное подражание природным цветам. Купец повернулся спиной, и Лайла не смогла удержаться. Она потянулась к ближайшему амулету – красивому зеленовато-голубому камню цвета моря (таким, по крайней мере, она его себе представляла и видела на изображениях), с белыми штришками, похожими на буруны. Но только она его коснулась, как пальцы обожгло.

Она ахнула – скорее, от неожиданности, чем от боли, и отдернула опаленную руку. Но не успела она отступить, как купец схватил ее запястье.

– Керс ла? – спросил он, а когда Лайла не ответила (потому что не смогла), заговорил так быстро и громко, что все слова смешались у нее в голове.

– Отпустите меня, – потребовала она.

Купец нахмурился, услышав ее голос.

– Что ты подумай? – сказал он на гортанном английском. – Что будешь свободный, если говори выдумки?

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – отрезала Лайла. – А теперь отпустите.

– Говори арнезийский, говори английский – нет разница. Все равно гаст. Все равно вор.

– Я не «гаст», – огрызнулась Лайла.

– Вирис гаст. Дурак вор. Пробуй украсть из заколдованная палатка.

– Я не знала, что она заколдованная, – возразила Лайла и потянулась за кинжалом на поясе.

– Пилсе, – ругнулся купец, и Лайле показалось, что ее обругали. Не успела она обидеться, как купец закричал: – Страст!

Проследив за его взглядом, Лайла увидела стражников в доспехах.

– Страст! – снова завопил купец, и один из стражников направился к ним.

«Черт», – подумала Лайла, рванулась из рук купца, но тут же попала в другие. Ей крепко сжали плечи, и девушка уже собиралась выхватить нож, но тут купец побледнел и склонился в низком поклоне, сказав:

– Мас авен.

Лайлу отпустили, и, обернувшись, она увидела Келла, который, привычно хмурясь, смотрел мимо нее на купца.

– Что все это значит? – спросил он, и Лайла даже не знала, что ее больше удивило: его внезапное появление, то, как он холодно и снисходительно говорил с купцом, или то, с каким благоговением и страхом смотрел на него купец.

Каштановые волосы Келл отбросил назад, и его черный глаз в красном утреннем свете выглядел пугающе.

– Авен варес. Я не знать, что она с вами… – залепетал купец и снова перешел на арнезийский, или как там назывался этот язык. Лайла удивилась, когда Келл заговорил на этом же языке, явно пытаясь успокоить купца. Затем она снова уловила однозначно оскорбительное «гаст» в речи торговца и бросилась на него. Келл схватил ее и притянул к себе.

– Хватит, – сердито проворчал он ей на ухо.

– Соласе, – мирно сказал Келл купцу. – Она чужестранка. Невоспитанная, но безвредная.

Лайла злобно взглянула на него.

– Анеш, мас варес, – купец низко поклонившись. – Такая безвредная, что воровать…

Опустивший голову торговец не видел, что Келл оглянулся через плечо на стражника, который, петляя между людьми, направлялся к ним.

– Я куплю все, что она пыталась взять, – торопливо сказал Келл и засунул руку в карман своей куртки, не обращая внимания на то, что он был по-прежнему на Лайле.

Купец выпрямился и замотал головой.

– Ан. Ан. Я не можешь брать деньги от вас!

Стражник приближался, и Келлу явно хотелось исчезнуть прежде, чем он до них доберется. Поэтому он достал монету и со стуком положил на стол.

– За беспокойство, – сказал он купцу, оттаскивая Лайлу от лотка. – Вас ир.

Не дожидаясь ответа, Келл стал проталкивать Лайлу сквозь толпу – прочь от палатки и надвигающегося стражника.

– Невоспитанная?! – проворчала Лайла.

– Пять минут! – воскликнул Келл. Сняв куртку с Лайлы, он набросил ее на себя и поднял воротник. – Не можешь держать руки при себе хотя бы пять минут! А камень ты еще не продала?

Лайла сердито фыркнула.

– Не могу поверить, – со злостью сказала она, когда Келл вывел ее из толчеи и, удаляясь от реки, привел на одну из самых узких улочек. – Ни «как я рад, что с тобой все в порядке, Лайла», ни «слава богу, тебя не разорвало на тысячу вороватых кусочков, Лайла».

Келл отпустил ее плечо.

– Не верится, что получилось.

– Что-то ты не выглядишь радостным, – заметила Лайла.

Келл остановился и повернулся к ней.

– Да, я не рад, – сказал он. Его голубой глаз казался встревоженным, а черный – бесстрастным. – Точнее, я рад, что ты невредима, Лайла, но двери между мирами должны быть заперты для всех, кроме Антари, и то, что камень тебя пропустил, лишь доказывает, насколько он опасен. И пока он здесь, в моем мире, мне жутко.

Бут начал рассыпаться в прах.

В этом мрачном, сером Лондоне тело пьяницы продержалось совсем недолго, чем был очень недоволен тот, кто сжигал Бута изнутри. И дело тут не в магии: просто здесь не за что было ухватиться, нечем питаться. В людях теплились лишь искры жизни, а вовсе не огонь, к которому привыкла тьма. Так мало жара, и его так легко погасить. Проникая внутрь тел, он сжигал их дотла: кровь и кости превращались в дым и пепел.

Бут скосил черные глаза на свои обугленные пальцы. Как же мало топлива…

Но попытка не пытка. К тому же у доков он оставил несколько выжженных тел, зато район, который называли Саутуарк, пересек всего за час.

Дворец сиял над Айлом вторым солнцем, пока первое опускалось за ним, создавая вокруг него золотистый ореол. Лайла пробиралась к сияющему зданию, петляя по многолюдному рынку, – к вечеру выпито было уже столько, что праздник стал довольно шумным. Она напряженно думала над тем, как попасть внутрь дворца. Камень пульсировал в кармане, соблазняя легким ответом на этот вопрос, но она твердо решила использовать магию только в том случае, если не будет другого выбора. Магия отнимала слишком много сил, причем делала это со спокойным коварством вора. Нет, если есть другой способ, она его найдет.

И вот, когда Лайла приблизилась к парадной лестнице, она поняла, как действовать дальше.

Двери дворца были распахнуты, шелковый ковер спускался по лестнице синим водопадом, и по нему непрерывным потоком поднимались участники празднества. Видимо, они шли на бал.

И не просто на бал, как поняла Лайла, наблюдая за вереницей гостей, а на маскарад.

Все мужчины и женщины были в масках: матерчатых и кожаных, простых и нарядных, украшенных рогами, перьями или драгоценностями… Лайла довольно ухмыльнулась. Ей не нужно принадлежать к высшему обществу, чтобы попасть внутрь. Ей просто нужна маска.

Однако у каждого гостя была еще одна вещь – приглашение. Лайла подумала, что раздобыть его будет труднее. Но в ту же минуту, по счастливой случайности или по воле провидения, она вдруг услышала веселый, приятный смех и, обернувшись, увидела трех девушек, которым лакеи помогали выйти из кареты. Леди в пышных платьях сияли улыбками и оживленно щебетали. Лайла сразу же узнала их: это были те самые девушки, которые на утреннем параде млели от Рая и «черноглазого принца» и упражнялись в английском. Ну конечно! Ведь английский – язык королевской семьи и тех, кто вращается в этой среде. Лайла широко улыбнулась. Наверное, Келл прав: в любой другой обстановке речь бы ее выдала, но здесь она, наоборот, поможет ей слиться с гостями.

Одна из девушек – та, что кичилась своим английским, – достала отделанное золотом приглашение, и все трое пару минут разглядывали его, после чего девушка засунула его под мышку.

– Извините, – сказала Лайла, подхватив девушку под локоть. – В котором часу начинается маскарад?

Видимо, девушка ее не вспомнила. Она медленно, оценивающе осмотрела ее (так что Лайле захотелось выбить ей пару зубов), а затем натянуто улыбнулась.

– Он уже начинается.

Передразнив ее улыбку, Лайла кивнула:

– Разумеется.

А девушка освободила руку, не заметив, что осталась без приглашения.

Леди направились к дворцовой лестнице, а Лайла решила рассмотреть свой трофей. Она провела большим пальцем по позолоченным краям и вычурной арнезийской надписи. А затем снова взглянула вверх и увидела процессию, двигавшуюся к дверям дворца, но присоединиться к ней не решилась. Мужчины, поднимавшиеся по ступеням, были в темных элегантных костюмах, а женщины блистали в ярких платьях. На плечах красовались пышные накидки, а в волосах сверкали золотые и серебряные нити. Лайла посмотрела на себя, на свой потрепанный плащ и сносившиеся сапоги и почувствовала себя настоящей оборванкой. Она достала из кармана свою маску – скомканную полоску черной ткани. В таком виде ее ни за что не пустят внутрь – даже несмотря на приглашение и приличное владение английским.

Лайла засунула маску обратно в карман плаща и посмотрела на ближайшие ларьки. Палатки поодаль ломились от еды и выпивки, а здесь, поближе ко дворцу, продавались другие товары: блестящие амулеты, изящные трости, красивые туфли, пышные наряды… Ближняя палатка была ярко освещена и под завязку набита одеждой. Лайла решительно выпрямилась и шагнула внутрь.

С дальней стены на нее уставилась добрая сотня масок – строгие и веселые, красивые и гротескные лица. Лайла подошла к ним, протянула руку и сняла с крючка черную полумаску с двумя спиральными рогами.

– А тес фера, кес иле?

Лайла подскочила от неожиданности и увидела рядом с собой женщину. Она была маленькая и пухленькая, с полудюжиной косичек, уложенных кольцами на голове. Ее маска была сдвинута на макушку и напоминала гребень для волос.

– Простите, – медленно сказала Лайла. – Я не говорю по-арнезийски.

Женщина лишь улыбнулась и сплела пальцы на широком животе.

– Зато ваш английский превосходен.

Лайла вздохнула с облегчением:

– Ваш тоже.

Женщина покраснела: это явно было поводом для гордости.

– Я торгую вещами для бала, и мне нужно знать английский, – пояснила. – А вам подходит, – она показала на маску у Лайлы в руках. – Хотя и мрачновато, вам не кажется?

Лайла снова посмотрела на маску.

– А по-моему, идеально.

Затем Лайла перевернула маску и увидела ряд цифр – вероятно, это была цена. Она была указана не в шиллингах, но Лайла в любом случае не могла себе это позволить. Она нехотя повесила маску обратно на крючок.

– Зачем же откладывать, если идеально? – принялась уговаривать женщина.

Лайла вздохнула. Она бы ее украла, если бы рядом не стояла торговка.

– У меня совсем нет денег, – призналась она, засунув руку в карман, нащупала серебряные часы и вздохнула, – но у меня есть это.

Лайла достала часы, надеясь, что сумела как следует оттереть кровь.

Но женщина лишь покачала головой.

– Ан, ан, – сказала она. – Я не могу взять от вас плату. В любой форме.

Лайла наморщила лоб.

– Я не понимаю…

– Я видела вас сегодня утром, на рынке.

Лайла поджала губы, вспомнив, как ее чуть не арестовали за кражу. Но женщина явно имела в виду не воровство.

– Вы с мастером Келлом… друзья, да?

– Типа того, – Лайла покраснела, когда женщина понимающе улыбнулась. – Нет, – поправила себя она, – я не имела в виду…

Но женщина просто погладила ее по руке.

– Исе ав эран, – ласково сказала она. – Мне не пристало… – она сделала паузу, подыскивая слово, – выпытывать. Но мастер Келл – авен, «блаженный», жемчужина нашего города. И если вы принадлежите ему или он вам, то моя лавка тоже ваша.

Лайла поморщилась: она ненавидела благотворительность. Даже если люди дают что-то даром, они всегда сажают тебя на цепь, вешают груз, который выводит все из равновесия. Лучше уж украсть в открытую, нежели остаться в долгу за доброту. Но Лайле нужен был костюм.

Женщина заметила ее замешательство.

– Вы не местная и потому не знаете. Арнезийцы отдают долги множеством способов, причем не всегда звонкой монетой. Сейчас мне ничего от вас не нужно, так что рассчитаетесь в другой раз и как сами пожелаете. Хорошо?

Лайла замялась, но тут во дворце громко ударил колокол, так что она решилась и кивнула:

– Ладно.

Торговка улыбнулась.

– Ир час, – сказала она. – А теперь давайте подберем что-нибудь подходящее.

– Гмм. – Торговка, которая назвалась Каллой, задумчиво пожевала губу. – Вы точно не хотите чего-нибудь с корсетом? Или со шлейфом?

Калла повела Лайлу к вешалке с платьями, но та покачала головой и направилась к мужским камзолам – великолепным, с широкими плечами, высокими воротниками и блестящими пуговицами.

– Вот, – сказала Лайла, снимая один с вешалки. – Вот то, что мне нужно.

Торговка посмотрела на нее с неприкрытым интересом и без малейшего осуждения проговорила:

– Анеш. Если уж вы выбрали этот вариант, я подыщу вам сапоги.

Через пару минут Лайла очутилась в занавешенном углу палатки и держала в руках самую красивую одежду, к которой когда-либо прикасалась. «Я беру ее поносить, – подумала она. – Напрокат, пока не смогу купить».

Лайла достала из всех карманов свое имущество: черный камень, белую ладью, серебряные часы и приглашение, сложила все на полу, а затем стянула с себя сапоги и скинула старый, поношенный плащ. Калла дала ей новую черную тунику (она так хорошо подошла по размеру, что Лайла задумалась, нет ли на ней какого-то портняжного заклятия) и облегающие штаны, которые все равно слегка висели на тощих бедрах. Лайла настояла на том, чтобы оставить старый пояс, и Калла из приличия не стала глазеть на целый арсенал засовываемого за него оружия, когда передавала ей сапоги.

Каждому пирату нужна пара хороших сапог, а эти были великолепны – из черной кожи, с подкладкой из какого-то материала мягче хлопка. Надев их, Лайла восхищенно закатила глаза. Ну и, конечно, куртка – не куртка, а мечта: с высоким воротником, красивая, черная (угольно-черная!), бархатная, роскошная. Приталенная, с короткой, прикрывающей плечи накидкой, пристегнутой гладкими стеклянными пряжками по обе стороны воротника. Лайла восхищенно провела пальцами по глянцевым, черным как уголь пуговицам, расположенным спереди. Она никогда не увлекалась финтифлюшками и пышными нарядами, мечтала лишь о соленом воздухе, крепком судне и карте неизведанных земель, но сейчас, стоя в чужой торговой палатке далекой страны, разряженная в пух и прах, Лайла начинала уже понимать, в чем тут секрет.

Наконец она сняла с крючка заждавшуюся маску. Множество масок, висевших в палатке, были хрупкими вещицами из перьев и кружев, отделанных бисером. Милыми, но слишком изящными. Эта же напоминала Лайле не о платьях и пышных нарядах, а об острых ножах и кораблях, бороздящих ночные моря. Она таила угрозу. Лайла поднесла ее к лицу и улыбнулась.

В углу стояло серебристое зеркало, и девушка полюбовалась своим отражением. Лайла больше не была похожа на вора-призрака с объявления о розыске или на щуплую девчурку, которая копит медяки, чтобы порвать с постылой жизнью. Высокие, до колен, начищенные сапоги блестели. Плечи в куртке казались шире, а талия уже. Маска заострялась книзу, а черные рога изящно и в то же время угрожающе завивались над головой. Лайла окинула себя долгим оценивающим взглядом – так же, как девушка на улице, – но теперь уже высмеивать было нечего.

Дилайла Бард выглядела как король.

«Нет», – подумала она, разводя плечи. Не король, а завоеватель.

– Лайла? – послышался голос торговки из-за занавески. – Подошло?

Девушка распихала свои вещи по карманам куртки на шелковой подкладке и вышла. Каблуки гордо застучали по каменному полу, но Лайла уже все проверила и знала, что, если двигаться на цыпочках, шаги будут бесшумными. Калла улыбнулась, озорно подмигнув, и цокнула языком.

– Мас авен, – сказала она. – В таком виде не мужчину соблазнять, а город штурмовать.

– Келл будет в восторге, – заверила Лайла, и едва уловимая нежность, интимность, с какой она произнесла его имя, вызвала у торговки легкую улыбку. Но тут снова по всему городу разнесся колокольный звон, и Лайла выругалась про себя.

– Мне пора, – быстро сказала она. – Еще раз спасибо.

– Потом рассчитаетесь, – улыбнулась Калла.

Лайла кивнула:

– Конечно.

Когда она уже была у выхода из палатки, торговка добавила:

– Заботьтесь о нем.

Лайла мрачно усмехнулась и подняла воротник куртки.

– Конечно, – повторила она и скрылась в толпе.

Над головой Келла бушевали цвета: красные, золотые и ярко-синие пятна. Поначалу он видел лишь широкие полосы, но вскоре разглядел дворцовые драпировки – те матерчатым сводом были натянуты под потолком в каждой из королевских спален.

Прищурившись, Келл понял, что лежит в комнате Рая.

Потолок в его собственной спальне изображал полночь: волны иссиня-черной материи, расшитой серебряными нитями. Потолок в спальне королевы был словно безоблачный голубой полдень, а потолок у короля – как сумерки с желтыми и оранжевыми полосами. Лишь спальня Рая была задрапирована под рассвет. У Келла закружилась голова, он закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями.

Он лежал на диване, утопая в мягких подушках. Где-то играл оркестр, и сквозь музыку слышались смех и звуки буйного веселья. Ну конечно. Праздничный бал. Кто-то кашлянул, Келл снова с трудом раскрыл глаза и, повернув голову, увидел напротив себя самого Рая.

Принц сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и прихлебывал чай. Выглядел он крайне обиженным.

– Брат, – сказал Рай, осушив чашку. Он был весь в черном, но куртку, брюки и сапоги украшали десятки золотых пуговиц. На голову вместо привычной короны он нацепил безвкусную маску с кучей искрящихся золотых блесток.

Келл хотел отбросить волосы с глаз, но обнаружил, что не может этого сделать. Его руки были заведены назад и скованы наручниками.

– Ты что, шутишь? – Он кое-как сел. – Рай, ради всех святых, почему на мне эти штуки?

Это были не обычные наручники из металлических звеньев, какими пользуются в Сером Лондоне. Не похожи они были и на путы из Белого Лондона: когда пытаешься из них вырваться, от боли темнеет в глазах.

Нет, эти были отлиты из цельного куска железа, с заклятием для ослабления магии. Не такое сильное, как на королевских мечах, но, разумеется, действенное.

Рай поставил чашку на богато украшенный стол для закусок.

– Не могу же я допустить, чтобы ты снова сбежал.

Келл вздохнул и устало откинулся на спинку дивана.

– Это нелепо. Наверное, поэтому ты меня еще и одурманил? Ну в самом деле, Рай!

Рай скрестил руки на груди. Он явно был не в духе. Келл огляделся и увидел, что в комнате находились еще два королевских стражника, полностью закованных в доспехи, в шлемах с опущенными забралами. Но Келл хорошо знал личную охрану Рая и, даже несмотря на доспехи, сразу понял, что это не они.

– Где Мортимер и Перси? – спросил Келл.

Рай лениво пожал плечами.

– Веселятся, наверное.

Келл двинулся, пытаясь освободиться от слишком тесных наручников.

– Тебе не кажется, что ты слегка перебарщиваешь?

– Где ты был, брат?

– Рай, – строго сказал Келл, – сними их.

Рай сел прямо и повернулся к Келлу.

– Это правда?

Келл наморщил лоб.

– Правда что?

– Что у тебя есть вещь из Черного Лондона?

Келл замер.

– Ты о чем?

– Это правда? – не отступал принц.

– Рай, – медленно сказал Келл. – Кто тебе это сказал?

Об этом талисмане никто не знал, кроме тех, кто хотел его уничтожить… и тех, кто хотел забрать его себе.

Рай печально покачал головой.

– Что ты принес в наш город, Келл? Что ты на него навлек?

– Рай, я…

– Я предупреждал тебя, что это произойдет. Я говорил, что, если ты будешь и дальше проворачивать свои делишки, тебя поймают и тогда даже я не смогу тебя защитить.

У Келла кровь застыла в жилах.

– Король и королева знают?

Рай сощурился.

– Нет. Пока нет.

Келл облегченно вздохнул.

– Им и не нужно знать. Я сделаю то, что должен. Отнесу его обратно, Рай. Прямиком в черный город.

Рай нахмурился.

– Я не могу тебя отпустить.

– Почему? – спросил Келл. – Ведь талисман должен находиться там.

– Где он сейчас?

– В безопасности, – ответил Келл, надеясь, что это правда.

– Келл, я не смогу тебе помочь, если ты мне не позволишь.

– Я позабочусь о нем, Рай. Обещаю.

Принц покачал головой.

– Обещаний мало, – сказал он. – Уже мало. Скажи, где камень.

Келл оцепенел.

– Я не говорил тебе, что это камень.

Повисла тяжелая тишина. Рай выдержал взгляд Антари, а затем его губы сложились в мрачную улыбочку, исказив черты настолько, что его лицо показалось чужим.

– Ну, Келл.

Рай подался вперед, упираясь локтями в колени, а Келл заметил под воротником его рубашки кулон и обомлел. Это был тот самый кулон с кроваво-красными краями. Келл узнал его, потому что видел пару дней назад.

На Астрид Дан.

Келл вскочил на ноги, но стражники набросились на него и удержали. Их движения были слишком спокойными, а хватка – железной. Нуконечно, они под заклятием принуждения. Не удивительно, что забрала опущены. Принуждение видно в глазах.

– Здравствуй, цветочный мальчик. – Рай встал и произнес эти слова своим, но в то же время чужим голосом.

– Астрид, – зашипел Келл. – Ты околдовала всех в этом дворце?

Рай негромко фыркнул от смеха.

– Еще нет, но я над этим работаю.

– Что ты сделала с моим братом?

– Просто взяла его напрокат. – Пальцы Рая залезли под воротник рубашки и вытащили кулон. Амулет обладания. – Кровь Антари, – с гордостью сказала она. – Благодаря ей заклятие действует в обоих мирах.

– Ты за это заплатишь! – заорал Келл. – Я…

– Что же ты сделаешь? Причинишь мне вред? Своему дорогому принцу? Сомневаюсь. – Его губы снова медленно растянулись в холодной улыбке, так несвойственной Раю. – Где камень, Келл?

– Что ты вообще делаешь?

– Разве не ясно? – Рай обвел рукой комнату. – Расширяю свои владения.

Келл напряг мышцы так, чтобы металл впился в запястья. Эти наручники блокировали элементарные способности и заклинания, но против магии Антари не устоят. Если б он только мог…

– Скажи, где ты спрятал камень?

– Скажи, зачем ты пользуешься телом моего брата? – парировал Келл, стараясь выгадать время.

Астрид вздохнула внутри телесной оболочки принца.

– Ты так мало знаешь о войне. Хотя битвы ведутся снаружи, в войнах побеждают изнутри. – Она показала на тело Рая. – Королевства и короны завоевываются изнутри. Крепость способна выдержать атаку снаружи, но даже она не защищена от захвата изнутри. Если бы я вошла в ваш дворец по парадной лестнице, разве я продвинулась бы так далеко? Но зато теперь никто ничего не заподозрит. Ни король, ни королева, ни народ. Я – их любимый принц и буду им столько, сколько пожелаю.

– Я знаю, – проговорил Келл. – Знаю, кто ты и чем дышишь. Что ты будешь делать, Астрид? Убьешь меня?

Лицо Рая озарила странная радость.

– Не-ет. – Он покачал головой… – Но я уверен, ты пожалеешь об этом. А теперь… – Рука Рая приподняла подбородок Келла. – Где мой камень?

Келл посмотрел в янтарные глаза брата: где-то за ними скрывалось другое существо. Келлу хотелось попросить Рая о том, чтобы он боролся с заклятием. Но ничего бы не получилось. До тех пор пока она находится в его теле, Рая здесь нет.

– Я не знаю, – ответил Келл.

Губы Рая растянулись в свирепой, хищной улыбке.

– Знаешь, – произнес он, подняв руку и разглядывая свои длинные пальцы, украшенные сверкающими кольцами. Затем повернул эти кольца так, что драгоценные камни оказались на внутренней стороне, – маленькая частичка во мне надеялась, что ты это скажешь.

Потом Рай сжал кулак и ударил Келла в челюсть.

Голова Келла с хрустом мотнулась вбок, и он чуть не упал, но стражи его удержали. Келл почувствовал вкус крови во рту, и Рай лишь отвратительно улыбнулся и потер костяшки пальцев.

– Вот повеселимся.

Лайла поднималась по дворцовой лестнице. За спиной развевалась короткая накидка ее новой куртки. Переливающийся ковер слегка колыхался при каждом шаге, словно это и впрямь была вода. Другие гости шли парами или небольшими компаниями, но Лайла поднималась одна, изо всех сил подражая их высокомерному апломбу: голова высоко поднята, плечи отведены назад. Хотя денег у нее не было, она обокрала достаточно тех, у кого они водились, и потому умела копировать их манеры.

На самом верху она показала приглашение человеку в черно-золотой ливрее. Тот поклонился и шагнул в сторону, пропуская ее в вестибюль, утопающий в цветах. Столько цветов Лайла никогда не видела. Розы, лилии и пионы, нарциссы, азалии и десятки других, которых она не знала. Гроздья мелких белых цветочков, похожих на снежинки, и подсолнухи на толстых стеблях, если, конечно, подсолнухи бывают ярко-голубыми. Вестибюль благоухал всеразличными ароматами, но они не отвлекали девушку – наверное, просто уже привыкала.

Из-за второй, занавешенной двери доносились звуки музыки, и заинтригованная Лайла поспешила туда по коридору. Но как только она собралась отдернуть портьеру, с другой стороны появился еще один лакей, преградивший ей путь. Лайла забеспокоилась, что ее костюма и приглашения окажется недостаточно и ее разоблачат как самозванку и обманщицу. Пальцы потянулись к ножу, заткнутому за пояс.

Но мужчина улыбнулся и сказал на идеальном английском:

– Как вас представить?

– Что, простите? – спросила Лайла, стараясь говорить низким грубым голосом.

Мужчина чуть приподнял бровь.

– Какой титул и фамилию мне назвать, чтобы доложить о вашем прибытии, сэр?

– А-а, – вздохнула она с облегчением и опустила руку. Губы растянулись в улыбке. – Бард, капитан «Морского короля».

Лакей помедлил, но затем отвернулся и беспрекословно повторил эти слова.

Ее фамилия эхом разнеслась по залу.

Когда Лайла шагнула за портьеру, даже рот раскрыла от удивления.

Пленительный лоск Красного Лондона померк по сравнению с его дворцом. Стеклянные своды и переливающиеся гобелены были пронизаны магией, словно светом. Она витала в воздухе. Но это была не скрытная, соблазнительная магия камня, а громкая, яркая и всеохватная. Келл сравнивал магию с дополнительным чувством – вдобавок к зрению, вкусу и обонянию, и теперь Лайла это поняла. Магия была повсюду и во всем. И она пьянила. Лайла не могла сказать, откуда исходит энергия: от сотен гостей или от стен самого зала, которые безусловно ее отражали и усиливали, словно эхо.

И магия была странно – просто немыслимо – знакомой.

Она наполняла все пространство красками и светом. Лайла никогда не бывала в Сент-Джеймсском дворце, но он, вероятно, не шел ни в какое сравнение с этим великолепием. Как, впрочем, и все остальное в ее Лондоне. Ее мир казался теперь таким серым, холодным и пустым, что Лайле захотелось поцеловать камень за то, что вызволил ее оттуда и перенес сюда – в это заманчивое место. Куда ни глянь, повсюду сверкало богатство. Пальцы зачесались, и Лайла едва устояла перед соблазном тут же приняться за дело, ведь в ее собственном кармане лежал настолько ценный груз, что никак нельзя было попадаться.

За портьерой оказалась площадка, откуда широкая лестница спускалась в огромный зал, где танцевали сотни людей.

У подножия лестницы стояли король и королева, приветствуя каждого из гостей. Все в золоте, они были нестерпимо элегантны. Лайла никогда не была так близко к королевским особам (Келл не в счет) и понимала, что нужно поскорее уйти, но все же поддалась искушению пощеголять своим нарядом. Кроме того, не поздороваться с хозяевами было бы грубо с ее стороны. «Безрассудство», – проворчал голос у нее в голове, однако Лайла лишь улыбнулась и спустилась по лестнице.

– Добро пожаловать, капитан, – сказал король, крепко пожав ей руку.

– Ваше величество, – низким голосом ответила Лайла и склонила голову в маске, стараясь не задеть короля рогами.

– Добро пожаловать, – эхом повторила королева, когда Лайла поцеловала ее протянутую руку, но, как только та отступила, добавила: – Мы раньше не встречались.

– Я друг Келла, – пояснила Лайла, потупив взгляд.

– А, тогда милости просим.

– Кстати, ваше высочество, – продолжила Лайла, – я как раз ищу его. Вы не знаете, где он может быть?

Королева безучастно посмотрела на нее и сказала:

– Его здесь нет. – Лайла нахмурилась, а королева добавила: – Но я не волнуюсь.

Тон был странно спокойным, словно она произнесла заученную фразу. У Лайлы зародилось дурное предчувствие.

– Уверена, он появится, – кивнула она, отпустив руку королевы.

– Все будет хорошо, – ровно произнес король.

– Да, – бесстрастно подтвердила королева.

Лайла насупилась. Что-то здесь не так. Она, рискуя показаться дерзкой, посмотрела королеве прямо в глаза – и заметила едва уловимый блеск. Точно такой же она видела в глазах стражника, после того как он перерезал глотку Флетчеру. Магия. Неужели больше никто не заметил? Или ни у кого не хватило наглости открыто уставиться на коронованную особу?

Следующий гость кашлянул у Лайлы за спиной, и она отвела глаза от королевы.

– Простите, что задержала вас, – быстро сказала она и мимо царственных хозяев прошла в бальную залу. Девушка обошла толпу танцующих и пьющих, выискивая принца Рая, но, судя по висевшему в воздухе ожиданию и по тому, как взоры поминутно устремлялись к дверям и лестницам, он пока еще не появлялся.

Лайла выскользнула в двери в конце бального зала и очутилась в каком-то коридоре. Там было пусто, если не считать увлеченно целующихся стражника и девушки. Они и не заметили, как Лайла прошмыгнула в следующие двери. А потом в следующие. Блуждания по улицам Лондона научили ее тому, как устроены подобные лабиринты: богатство тяготеет к центру. Она переходила из одного коридора в другой, наматывая круги в самом сердце дворца и стараясь от него не отдаляться. Повсюду, куда бы она ни направилась, Лайла встречала гостей, стражников и слуг, но не находила никаких следов Келла или принца либо какой-нибудь бреши в лабиринте. Наконец она наткнулась на спиральную лестницу, изящную, но узкую, явно не предназначенную для публики. Лайла взглянула напоследок в сторону бальной залы, а затем поднялась по ступеням.

На верхнем этаже было по-домашнему тихо, и Лайла поняла, что уже близко, не только по этой тишине, но и потому, что камень в кармане загудел. Словно он почувствовал, что Келл совсем рядом, и хотел к нему. Лайла постаралась не обижаться.

Она вновь очутилась в веренице коридоров: первый был пустой, а второй – нет. Лайла заглянула за угол и затаила дыхание, снова вжавшись в тенистый закуток. Двери в коридоре не охранялись, кроме самых дальних, богато украшенных. Там стояли трое стражников в доспехах.

Лайла сглотнула и выдернула из-за пояса нож с кастетом на рукояти. Затем задумалась. Во второй раз за два дня ей приходилось выступать одной против троих. Но все должно закончиться хорошо. Девушка крепче сжала нож, пытаясь составить план, который не приведет ее прямиком в могилу. Камень снова завибрировал, и Лайла нехотя собралась достать его из кармана, как вдруг заметила, что дверь рядом приоткрыта. Осторожно скользнув внутрь, она оказалась в роскошной спальне с распахнутым балконом. Шторы колыхал вечерний ветерок.

Лайла улыбнулась и засунула нож обратно за пояс.

У нее возникла идея.

Келл сплюнул кровь на пол. Был бы здесь Рай, он бы недовольно покачал головой. Но Рая здесь не было.

– Камень, роза моя, – донесся из его губ глубокий голос Астрид. – Где он?

Келл попытался встать хотя бы на колени.

– Зачем он тебе нужен? – пробормотал он, когда двое стражников поставили его на ноги.

– Захватить престол, разумеется.

– Престол у тебя уже есть.

– Да, в умирающем Лондоне. А знаешь, почему он умирает? Из-за вас. Из-за этого города и его корыстного, трусливого бездействия. Вы сделали из нас щит и теперь процветаете, а мы гибнем. По-моему, будет справедливо, если я возьму Красный Лондон в качестве компенсации.

– Так что же ты сделаешь? – спросил Келл. – Бросишь брата в вашем разлагающемся мире, чтобы самой наслаждаться роскошью этого?

Рай холодно, сухо рассмеялся:

– О нет. Я хорошая сестра. Мы с Атосом будем править вместе. Рука об руку.

Келл сощурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы собираемся восстановить равновесие между мирами. Снова откроем двери или, скорее, выломаем их и создадим одну, которая всегда будет оставаться открытой, чтобы любой человек мог перемещаться туда и обратно. Если угодно, так сольются два наших славных Лондона.

Келл побледнел. Даже когда двери не были заперты, они оставались дверьми. И их держали закрытыми. Открытая дверь между мирами не просто представляет опасность. Это ведет к нестабильности.

– Камень не настолько мощный, чтобы это сделать, – сказал он, пытаясь говорить как можно уверенней. Но уверенности не было, ведь камень проделал дверь для Лайлы. Впрочем, проткнуть тряпку иголкой – совсем не то же самое, что разорвать ткань надвое.

– Ты уверен? – усмехнулась Астрид. – Наверное, ты прав: одной половины камня маловато.

У Келла кровь застыла в жилах.

– Половины?

Губы Рая искривились в улыбке.

– Разве ты не заметил, что он расколот?

Келл покачнулся.

– Зазубренный край…

– Атос таким и нашел его – расколотым надвое. Понимаешь, ему нравится искать сокровища. Всегда нравилось. В детстве мы рылись в камнях на берегу и искали что-нибудь ценное. Он так и не избавился от этой привычки. Просто поиск стал чуть более изощренным. Чуть более целенаправленным. Конечно, мы знали о чистке в Черном Лондоне и об уничтожении предметов из него, но он был уверен, что найдет какую-то вещь – все равно какую, – которая поможет спасти наш умирающий мир.

– И он нашел его. – Келл сглотнул и так сильно сжал кулаки, что металлические наручники впились в запястья. Края были гладкими, неострыми, и по руке пробежала тупая боль, но кожа не лопнула. Он уставился на собственную кровь на полу, однако стражники удерживали его мертвой хваткой.

– Он упорно искал, – продолжила Астрид голосом Рая. – Нашел пару бесполезных вещей, спрятанных в надежном месте: блокнот, лоскут ткани, и вдруг – о чудо! – обнаружил камень. Конечно, расколотый надвое, но я уверена, ты заметил, что это не мешает ему действовать как полагается. Это же магия, как ни крути. Пусть разделенная, но не ослабленная. Две половинки остаются связанными, даже если они находятся порознь. Каждая половинка сильна сама по себе и способна изменить мир. Но, понимаешь, они нужны друг дружке. Взаимно притягиваются. Если капли твоей крови хватает, чтобы проделать дверь между мирами, представь, на что способны две половинки камня вместе!

«Они могут снести саму стену, – подумал Келл. – Разорвать реальность на куски».

Пальцы Рая побарабанили по спинке стула.

– Признаюсь, это была моя идея – дать тебе камень, чтобы ты перенес его через границу.

Келл скривился.

– Почему не Холланду? – спросил он, вновь стараясь выгадать время. – Он ведь доставил Раю кулон.

Астрид растянула губы принца в улыбке и легко провела пальцем по щеке Келла.

– Я выбрала тебя.

Рука Рая поднялась выше и потрепала Келла по волосам. Потом Астрид подалась вперед, прижалась щекой ворованного тела к окровавленной щеке Келла и прошептала ему на ухо:

– Я же когда-то говорила тебе, что завладею твоей жизнью.

Келл дернулся, и Астрид отвела руку Рая.

– Кроме того, это вполне разумно, – со вздохом сказала она. – Если что-то пойдет не так и Холланда поймают, вина ляжет на нашу корону, и у нас больше не будет другого шанса. Если же что-то пойдет не так и поймают тебя, вина ляжет на твою голову. Я наслышана о твоем хобби, Келл. Думаешь, в «Горелой кости» хранят секреты? В моем городе ничего не остается незамеченным. – Она щелкнула языком Рая. – Королевский слуга с дурной привычкой – переносить вещи через границу. Не так уж трудно в это поверить. И если все пройдет так, как надо, и мне удастся завладеть этим замком и этим королевством, мне не надо будет бояться, что ты где-то борешься против меня. Ты будешь на своем месте – у моих ног.

В ладони Рая затрещала темная энергия, и Келл приготовился к самому худшему, но, похоже, Астрид не сумела с ней справиться – только не с примитивными способностями принца. Молния выстрелила влево и ударила в металлический столбик кровати.

Келл сдавленно фыркнул.

– Надо было выбрать тело получше, – сказал он. – Мой брат никогда не отличался талантом к магии.

Астрид посмотрела на пальцы Рая.

– Все равно, – сказала она. – В моем распоряжении целая семейка.

У Келла возникла идея.

– Почему бы тебе не попробовать кого-то посильнее? – стал подстрекать он.

– Например, тебя? – невозмутимо спросила она. – Хочешь, чтобы я обкатала твое тело?

– Хотелось бы посмотреть на твою попытку, – хмыкнул Келл. Только бы заставить ее снять кулон и надеть на него, Келла…

– Я бы могла, – пробормотала она и сухо добавила: – Но заклинание обладания на Антари не действует. – У Келла оборвалось сердце. – Я знаю об этом, и ты тоже. Так что зря старался, – Рай повернулся и взял с ближнего стола нож. – А вот принуждение, – сказал он, любуясь блестящим лезвием, – это другое дело.

Пальцы Рая крепко сжали клинок, и Келл отпрянул, но бежать было некуда: стражники сжимали его с двух сторон, словно клещи. Принц лениво подошел, занес нож и срезал пуговицы с рубашки Келла.

Отодвинув воротник, он обнажил грудь с гладкой, светлой кожей.

– Так мало шрамов. – Рай приставил к ней острие ножа. – Мы это исправим.

– Стой где стоишь, – донесся голос с балкона.

Лайла. Одета она была по-другому – в черную куртку и рогатую маску – и стояла на перилах, целясь из пистолета в грудь принца и готовясь прыгнуть в проем балконной двери.

– Это семейные дела! – процедила Астрид голосом Рая.

– Я послушала и поняла, что семьей тут не пахнет. – Лайла взвела курок. – А теперь отойди от Келла.

Губы Рая мрачно улыбнулись, а затем он выбросил вперед руку. На сей раз молния попала в цель, поразив Лайлу прямо в грудь. Девушка охнула, отпустила дверь и рухнула в темноту.

– Лайла! – крикнул Келл. Он вырвался из рук стражников, и наручники наконец впились так глубоко в запястье, что выступила кровь. В мгновение ока он обхватил металл пальцами и выпалил команду:

– Ас Эстаро.

Наручники спали, и к Келлу вернулись силы. Стражники бросились на него, но он вскинул руки, и они отлетели назад: один ударился о стену, а другой – о металлический каркас кровати. Келл схватил со стола свой кинжал и повернулся к Раю, готовый драться.

Но Рай лишь весело посмотрел на него.

– Что ты собираешься теперь делать, Келл? Ты же не причинишь мне вреда, пока я пользуюсь телом твоего брата.

– Зато это сделаю я, – снова послышался голос Лайлы, и тут же раздался выстрел. На лице Рая вспыхнули боль и удивление, ткань на его голени потемнела от крови, и он упал. Лайла стояла снаружи, но не на перилах, как раньше, а висела над ними в воздухе на облачке черного дыма. Келл почувствовал облегчение, которое мгновенно сменилось ужасом. Лайла не просто пошла на риск. Она принесла с собой камень.

– Придется хорошенько постараться, чтобы меня убить, – задорно проговорила она и, спрыгнув с облачка на балкон, шагнула в комнату.

Рай встал.

– Ты вызываешь меня на бой?

Стражники тем временем тоже пришли в себя: один зашел за спину Лайле, а другой – за спину Келла.

– Беги, – сказал Келл девушке.

– Я тоже рада тебя видеть, – огрызнулась она и засунула талисман обратно в карман. Келл увидел, как ее охватила слабость после действия магии, но это было заметно только по глазам и губам. Лайла умела скрывать свои чувства.

– Не надо было сюда приходить, – выдохнул Келл.

– Да, не надо, – эхом откликнулся Рай. – Но сейчас ты здесь. И ты принесла мне подарок.

Лайла прижала руку к куртке, а губы Рая снова изогнулись в отвратительной улыбке. Келл приготовился к нападению, но вместо атаки рука принца поднесла клинок к собственной груди и приставила острие к ребрам, у самого сердца. Келл оцепенел.

– Отдай мне камень, или я убью принца.

Лайла нахмурилась, нерешительно поглядывая то на Рая, то на Келла.

– Ты не хотела его убивать! – дезко бросил Келл.

Рай поднял темные брови.

– Ты действительно веришь в это, цветочный мальчик, или просто надеешься, что это правда?

– Ты выбрала его тело, потому что это часть твоего плана. Ты не…

– Никогда не думай, будто знаешь своего врага. – Рука Рая надавила на нож, и острие проткнуло кожу между ребрами. – У меня в чулане полно королей, – нараспев сказала Астрид.

– Стой, – приказал Келл, когда закапала кровь. Он скомандовал руке Рая остановиться, но мощная воля Астрид внутри тела принца пересилила хватку Келла.

– Сколько ты сможешь удерживать руку принца? – с вызовом спросила она. – Что случится, если ты отвлечешься? – Янтарные глаза Рая посмотрели на Лайлу. – Он не хочет, чтобы я причинила вред его брату. Лучше отдай мне камень.

Лайла застыла в нерешительности. Свободная рука Рая обхватила кулон, сняла его через голову и сжала в ладони.

– Камень, Лайла.

– Не делай этого, – хрипло сказал Келл, сам не зная, к кому обращается: к Астрид, Лайле или к ним обеим.

– Астрид, прошу…

Губы Рая скривились в ликующей улыбке.

– Ты мой, Келл, и я тебя сломаю, начав с твоего сердца.

– Астрид.

Но было слишком поздно. Тело Рая повернулось к Лайле, и с его уст слетело лишь одно слово: «Лови». Затем он подбросил кулон в воздух и вонзил нож себе в грудь.

Все произошло так быстро: кулон и клинок двигались одновременно.

– Нет! – закричал Келл, рванувшись к брату и краем глаза заметив, что Лайла увернулась от амулета.

Кулон заскользил по полу и стукнулся о сапог стражника. Рай повалился ничком, и клинок вошел в грудь по самую рукоять. Келл рывком перевернул принца и выдернул нож из раны.

Рай – а теперь это действительно был Рай – начал задыхаться, и Келл прижал свои окровавленные пальцы к груди брата. Тот вздрогнул от прикосновения Келла. Келл как раз заговорил, приказывая магии исцелить принца, как вдруг стражник врезался в него сбоку, и они оба повалились на пол.

В паре метров от них Лайла дралась с другим стражником, а тот, что напал на Келла, сжимал в одной руке талисман и пытался схватить другой Келла за горло. Пинаясь и отбиваясь, Келл насилу вырвался и, когда стражник (с Астрид внутри) вновь ринулся к нему, выбросил вверх руку. Закованный в доспехи стражник отлетел назад, к перилам балкона, проломил их и полетел вниз. Он с грохотом рухнул на камни внутреннего дворика, и мгновенно отовсюду послышались крики. Келл выглянул с балкона и увидел дюжину мужчин и женщин, обступивших тело. Одна из них, в красивом зеленом платье, с любопытством потянулась за лежавшим неподалеку амулетом.

– Нет! – крикнул Келл, но было слишком поздно. Женщина взяла талисман, и ее тело содрогнулось. Затем женщина вскинула голову и взглянула на Келла, растянув губы в холодной, мрачной улыбке. Быстро развернувшись, она ринулась к двери во дворец.

– Келл! – окликнула Лайла, и, обернувшись, он впервые обратил внимание, какой хаос творился в комнате. Второй стражник лежал на полу, в забрале его шлема торчал кинжал, а Лайла стояла на четвереньках над Раем, подняв маску и прижимая сплетенные руки к груди принца. Она была вся в крови, но не в своей. Рубашка Рая промокла насквозь.

– Рай, – выдавил Келл, всхлипнул и упал на колени возле брата. Он достал кинжал и глубоко разрезал руку. – Держись, Рай! – Он прижал ладонь к груди принца – та странно, рывками вздымалась и опускалась – и сказал: – Ас Хасари.

«Лечи».

Рай харкнул кровью.

Двор внизу внезапно оживился, оттуда послышались тревожные возгласы и суровые приказы. По коридорам загремели шаги, а в двери комнаты застучали кулаки. Келл только теперь заметил, что двери были исчерканы заклятиями – запирающими чарами.

– Бежим! – встрепенулась Лайла.

– Ас Хасари, – повторил Келл, сдавив рану. Крови было очень много. Слишком много.

– Прости, – выдохнул принц.

– Помолчи, Рай, – сказал Келл.

– Келл! – властно крикнула Лайла.

– Я не оставлю его!

– Так возьми его с собой.

Келл растерялся.

– Ты говорил, что магия действует не сразу. Мы не можем ждать. Бери его с собой, если хочешь, но нам нужно сваливать!

Келл сглотнул.

– Прости, – сказал он, после чего через силу встал и рывком поставил Рая на ноги. Принц охнул от боли. – Прости.

Выйти через дверь они не могли. Не могли выставить раненого принца перед целой толпой людей, отмечающих его день рождения. К тому же где-то среди них была Астрид Дан. Но комнаты Рая и Келла соединялись потайным ходом, которым братья пользовались в детстве, и теперь Келл не то потащил, не то понес принца к секретной двери. Он провел принца и Лайлу в узкий коридор, стены которого были покрыты множеством надписей и цифр: какие-то задачи, подсчет очков в играх и давно забытые тайные знаки. Это было словно возвращение в спокойное, безопасное детство.

Теперь они оставляли здесь страшный кровавый след.

– Не отключайся, – сказал Келл. – Рай, слушай мой голос.

– Такой красивый голос, – выдохнул Рай, и его голова свесилась на грудь.

– Рай.

Келл услышал, как люди в доспехах ворвались в комнату принца, когда только они добрались до его собственной спальни. Он прикрыл дверь в коридор, приложил окровавленную руку к дереву и сказал:

– Ас Старо.

«Запри».

И тут же из его пальцев вытянулись железные засовы и пересекли дверь вдоль и поперек, запечатав ее.

– Мы не можем постоянно шнырять из одной спальни в другую, – быстро проговорила Лайла. – Надо бежать из самого дворца.

Келл знал об этом – знал, что надо убегать. Он повел их в свой кабинет, располагавшийся рядом со спальней, с кровавыми метками на обратной стороне двери, ведущими к полудюжине мест в городе. Тот путь, что вел к «Рубиновым полям», теперь был бесполезен, но другие могли сработать. Келл перебрал все варианты, пока не нашел тот единственный, который показался ему безопасным.

– Получится? – просила Лайла.

Келл не был уверен. Двери внутри миров труднее проделать, но легче использовать: открыть их могли только Антари, но пройти сквозь них – чисто гипотетически – могли и другие. Келл даже провел Рая один раз через портал – в тот день, когда нашел его в лодке, но тогда их было двое, а теперь трое.

– Не отпускай меня, – приказал Келл. Он освежил метку своей кровью и покрепче обнял Рая и Лайлу, надеясь, что дверь – и магия – окажутся достаточно сильными и они все вместе попадут в храм.

Святилище располагалось на окраине города, в излучине реки. Это каменное сооружение отличалось простым изяществом храма и благоговейной атмосферой. Мужчины и женщины приходили сюда изучать магию и поклоняться ей. Ученые и мастера всю жизнь стремились постичь сущность силы, ее первоисточник и установить с ней связь – понять стихию магии, которая пребывает во всем и одновременно нигде.

Ребенком Келл много времени проводил в святилище и во дворце. Келла учил и в то же время изучал мастер Тирен. Но с тех пор как Рай начал закатывать истерику после каждой отлучки Келла, настаивая, что тот не какой-то приемыш, а член королевской семьи, Антари только навещал своего наставника. Тирен же твердил, что для него всегда есть свободная комната. Поэтому Келл и сохранил на внутренней стене двери своей библиотеки очерченный кровью круг со вписанной в него буквой «Х».

Символ святилища.

И вот теперь он вместе с Лайлой, поддерживая окровавленного Рая, переместились из великолепного дворца, погруженного в хаос, в простую каменную келью.

Там горели свечи, а сама комната была тесной и скудно обставленной, но с высоким потолком. В святилище отвергалось все, что отвлекает внимание, и в личных кельях было лишь самое необходимое. Хотя Келла называли авеном, «блаженным», Тирен обходился с ним как с обычным студентом, за что Келл испытывал благодарность. Его комната ничем не отличалась от остальных: деревянный стол у стены, низкая койка у другой, а рядом тумбочка, где всегда горела неугасимая свеча. В комнате не было окон, только дверь, а воздух был прохладным, как в подземельях или склепах.

На каменном полу был выбит круг, а по его краю начертаны символы: усиливающее место для медитаций. Келл и Лайла оттащили Рая к койке, оставляя кровавый след, и как можно бережнее положили.

– Не отключайся, – твердил Келл. Прежде Рай спокойно отвечал «конечно», «хорошо», «как скажешь», но теперь он умолк и лишь неглубоко дышал.

Сколько раз Келл сказал «Ас Хасарис»? Он машинально твердил эти слова, уже не вдумываясь в их смысл, но Рай не поправлялся. Когда же подействует магия? Она ведь должна подействовать. Страх сжимал Келлу горло. Надо было взглянуть на оружие Астрид, обратить внимание на металл и метки на нем. Неужели она как-то блокировала его магию? Почему магия не действует?

– Не отключайся, – в который раз шепнул Келл. Рай перестал дышать. Его глаза закрылись, а челюсть отвисла.

– Келл, – тихо сказала Лайла. – По-моему, слишком поздно.

– Нет, – отрезал Келл, вцепившись в койку. – Не поздно. Магии нужно время. Ты не понимаешь, как она действует.

– Келл.

– Просто нужно время. – Келл обеими руками уперся в грудь брата, подавив всхлип. Та не поднималась и не опускалась. Келл не чувствовал сердцебиения под ребрами. – Она не может… – Он задыхался, словно ему тоже не хватало воздуха. – Я не могу… – Его голос дрогнул, а пальцы стиснули окровавленную рубашку брата. – Я не могу сдаться!

– Все кончено, – еле выговорила Лайла. – Тебе уже ничего не сделать.

Но это было не так. Что-то еще оставалось. Из Келла ушло все тепло, но вместе с ним ушли нерешительность, замешательство и страх. Он знал, что делать. Знал, что должен делать.

– Дай камень.

– Нет.

– Лайла, дай мне чертов камень, пока еще не поздно.

– Уже поздно. Он…

– Он не мертв! – заорал Келл и вскинул испачканную в крови, дрожащую руку. – Дай его мне!

Лайла сунула руку в карман и замерла.

– Я неспроста не отдаю его, Келл.

– Черт возьми, Лайла. Умоляю.

Она судорожно выдохнула и вытащила камень. Келл вырвал его из пальцев Лайлы, не обращая внимания на то, как по руке запульсировала сила, и снова повернулся к Раю.

– Ты же сам говорил, что из этого не выйдет ничего хорошего, – сказала Лайла, когда Келл положил камень на остановившееся сердце Рая и прижал его ладонью. – Знаю, ты просто убит, но неужели ты думаешь, что это…

Келл ее не слышал. Голос Лайлы развеялся вместе со всем остальным, едва он сосредоточился на магии, струившейся в венах.

«Спаси его», – приказал он камню.

В крови загудела сила, а из-под пальцев повалил дым. Он обвил его руку и грудь Рая, превратившись в черную веревку, которая опутала обоих – связала вместе, объединила. Но Рай по-прежнему лежал неподвижно.

«Моя жизнь – это его жизнь, – подумал Келл. – А его жизнь – моя. Привяжи ее к моей и верни его обратно».

Он почувствовал, как голодная, ненасытная магия словно пробует его на вкус, пытаясь проникнуть в его тело, подключиться к его жизненной силе. И на сей раз Келл впустил ее.

Черная веревка тут же натянулась, и сердце Келла екнуло. Оно на миг замерло, а сердце Рая, наоборот, стукнуло под ладонью Келла. На секунду Антари почувствовал облегчение и радость.

Но затем – боль.

Он превратился в оголенный нерв, разрываемый на части. Келл закричал, согнувшись над принцем, но рук не опустил. Спина Рая выгнулась дугой, обоих стянули темные кольца магии. Боль усилилась, стремительно охватывая все тело, сердце, все существо Келла.

– Келл! – сквозь мглу раздался голос Лайлы. Он увидел, как девушка сделала шаг, затем второй и уже протянула руку, чтобы остановить его, освободить от заклятия. «Стой», – подумал он. Келл не произнес это слово вслух, не пошевелил даже пальцем, но магия была у него в голове, и она услышала приказ. Пронеслась по всему его телу, вырвалась дымом наружу и отбросила Лайлу назад. Та ударилась о каменную стену и рухнула на пол.

Внутри Келла шевельнулось что-то далекое и приглушенное. «Это неправильно», – шепнуло оно, но затем его закружила новая волна боли. Сила застучала в жилах, и Келл опустил голову на грудь брата: боль терзала кожу и мышцы, кости и душу.

Рай тяжело вздохнул, и Келл тоже: сердце снова замерло у него в груди.

А потом остановилось.

В комнате наступила мертвая тишина.

Рука Келла соскользнула с груди Рая, а тело принца сползло с койки на каменный пол. У Лайлы звенело в ушах после удара головой о стену, но она с трудом встала на четвереньки, а затем поднялась на ноги.

Келл не шевелился и не дышал.

Затем, через пару мгновений, которые показались долгими часами, он глубоко и порывисто вздохнул. Рай тоже.

– Что ты наделал? – шепнула Лайла. Она не так уж хорошо разбиралась в магии, но была почти уверена, что воскрешение из мертвых, безусловно, входит в черный список. Если за любое волшебство надо платить, во что это обошлось Келлу?

Слово в ответ на ее мысли, глаза мага плавно открылись. Лайла с радостью увидела, что один из них по-прежнему голубой, ведь под действием заклятия оба стали на миг совершенно черными.

– С возвращением, – сказала она с улыбкой.

Келл застонал, и Лайла помогла ему сесть на холодном каменном полу. Келл посмотрел на Рая. Его грудь медленно, но равномерно поднималась и опускалась. Келл перевел глаза с метки на коже принца на точно такую же на своей собственной. Дотронувшись до нее, он слегка поморщился.

– Что ты сделал? – спросила Лила.

– Привязал жизнь Рая к своей, – хрипло ответил Келл. – Пока я жив, он тоже будет жить.

– Похоже, опасное заклятие.

– Это не заклятие, – тихо сказал он. Лайла не знала почему: то ли у него просто нет сил говорить громче, то ли он боится разбудить брата. – Это называется печатью души. Любые заклятия можно разрушить. Печать души – нельзя. Это вечная магия. Но это, – добавил Келл, слегка тронув метку, – это…

– …запрещено? – предположила Лила.

– …невозможно, – сказал Келл. – Такой магии не существует.

Он встал на ноги, но казался заторможенным и отрешенным. Лайла вся сжалась, заметив, что Келл по-прежнему сжимает камень. На его руке взбухли черные вены.

– Теперь тебе нужно отпустить его.

Келл опустил взгляд, словно забыв, что держит камень в руке. Но когда ему все же удалось разжать пальцы, талисман не выпал. От камня шли черные нити, обвивавшие пальцы и кисть. Келл смотрел на него несколько долгих секунд.

– Не могу, – наконец сказал он.

– Это плохо? – наседала Лайла.

– Да, – ответил Келл, и его спокойствие встревожило ее больше всего. – Но у меня не было выбора… Я должен был… – Он замолчал, повернувшись к Раю.

– Келл, с тобой все нормально? – Учитывая все обстоятельства, вопрос звучал нелепо, и Келл посмотрел соответствующе, поэтому Лайла добавила: – Когда ты творил заклятие, ты не был самим собой.

– Ну теперь-то я – это я.

– Ты в этом уверен? – перебила она, указав на его руку. – Это что-то новое. – Келл нахмурился. – Ты сам говорил, что в этом камне плохая магия. Она высасывает из людей энергию. И вот теперь камень словно привязался к тебе. Или ты хочешь сказать, что это тебя не волнует?

– Лайла, – мрачно сказал он. – Я не мог допустить, чтобы он умер.

– Но то, что ты сделал…

– Я сделал то, что должен. Думаю, это уже не важно. Я все равно погиб.

Лайла набычилась.

– Что ты имеешь в виду?

Взгляд Келла немного смягчился.

– Кто-то должен возвратить камень в Черный Лондон, Лайла. Нельзя просто открыть дверь и швырнуть его туда. Я должен отнести туда камень. Должен пройти вместе с ним, – Келл посмотрел на талисман, привязанный к руке. – Я даже не надеялся, что вернусь.

– Господи, Келл, – простонала Лайла. – Если ты не собираешься оставаться в живых, то, черт возьми, в чем тогда смысл? Зачем привязывать жизнь Рая к своей, если ты намерен умереть?

Келл передернулся.

– Пока я жив, будет жить и он. И я не говорил, что планирую умереть.

– Но ты же сказал…

– Я сказал, что не вернусь. Печати на Черном Лондоне были задуманы так, чтобы впускать, но не выпускать. Я не могу снять печати. А если бы даже мог, не стал бы этого делать. И пока печати остаются нетронутыми, если даже удастся проделать дверь в Черный Лондон, они никогда не выпустят меня обратно.

– И ты ничего мне не сказал? Просто взял в путешествие, откуда невозможно вернуться…

– Ты сказала, что жаждешь приключений, – нахмурился Келл, – и я никогда не пустил бы тебя…

В эту минуту дверь распахнулась. Келл и Лайла замолчали. Отголоски их спора эхом отразились от стен темной каменной кельи.

В дверях стоял старик в белой мантии, опираясь одной рукой о косяк, а другой держа молочно-белый шар. Мужчина был старым, но не дряхлым: он стоял прямо, широко расправив плечи, а его возраст выдавали только седые волосы да глубокие морщины на лице, подчеркнутые тенями, которые отбрасывал свет от шара у него на ладони. Келл запахнул куртку и спрятал раненую руку в карман.

– Мастер Тирен, – сказал он непринужденно, пытаясь беспечным тоном отвлечь внимание от того факта, что они с Лайлой, измазанные кровью, стояли перед телом полумертвого принца.

– Келл, – сурово нахмурился старик. – Керс ла? Ир ванеш мер…

Затем он умолк и посмотрел на Лайлу. Глаза у него были светлые и поразительно голубые. Казалось, они видели ее насквозь. Старик наморщил лоб и снова заговорил, теперь уже по-английски, словно с первого взгляда сумел определить, что девушка не местная.

– Что привело вас сюда? – спросил он, обращаясь к обоим.

– Вы сказали, что я всегда могу рассчитывать на комнату, – устало ответил Келл. – К сожалению, она мне нужна.

Он шагнул вбок, чтобы мастер Тирен смог увидеть раненого принца.

Старик широко раскрыл глаза и в молитвенном жесте приложил пальцы к губам.

– Он…

– Он жив. – Келл поднес руку к воротнику, чтобы скрыть метку. – Но дворец подвергся нападению. Я пока не могу всего объяснить, но вы должны мне поверить, Тирен. Его захватили предатели. Они используют запрещенную магию, завладевая телами и разумом окружающих. Все в опасности – опасность повсюду, и никому нельзя доверять. – Келл говорил так быстро, что даже проглатывал некоторые слоги.

Тирен медленными широкими шагами направился к Келлу. Ласково обхватив его лицо ладонями, он посмотрел в глаза Антари так же, как минуту назад заглянул в глаза Лайлы, – словно мог видеть их насквозь.

– Что ты с собой сделал?

К горлу Келла подступил комок.

– Только то, что должен. – Его куртка распахнулась, и взгляд старика упал на почерневшую метку над сердцем. – Простите, мастер Тирен, – испуганно проговорил Келл, – я бы никогда не навлек опасность на это святилище, но у меня не было выбора.

Старик опустил руки.

– Святилище защищено от сил тьмы. В этих стенах принцу ничего не угрожает.

Келл облегченно выдохнул. Тирен повернулся и снова посмотрел на Лайлу.

– Ты не местная.

Лайла протянула ладонь.

– Дилайла Бард.

Старик пожал ей руку, и по коже Лайлы побежали мурашки, но не от холода, а от тепла, и внутри разлилось спокойствие.

– Меня зовут мастер Тирен, – сказал старик. – Я – онасе авен, главный жрец Лондонского святилища. И еще целитель, – добавил он, чтобы объяснить ее ощущения. Затем Тирен подошел к принцу и положил свои легкие, как перышко, костлявые пальцы на его грудь. – Серьезные ранения.

– Знаю, – дрожащим голосом сказал Келл. – Я их чувствую как свои.

Лайла съежилась, а лицо Тирена потемнело.

– Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить его боль и твою.

Келл благодарно кивнул.

– Это моя вина, – печально проговорил он. – Но я все исправлю.

Тирен открыл рот, но Келл остановил его.

– Я не могу вам ничего сказать. Вынужден просить вас о доверии и молчании.

В белом тронном зале висело облако черного дыма – лоскуток тьмы на белесом фоне. Его края обтрепались, завились и поблекли, но сердцевина была такой же гладкой и блестящей, как осколок камня в руке Атоса или поверхность магической доски, которую бледный король вызвал с его помощью.

Атос Дан сидел на троне и вертел в руке камень, наблюдая за тем, как Келл и его спутница вошли во внутренний двор замка.

Атос не спускал глаз со второй половинки талисмана.

Сначала изображения казались размытыми пятнами, но чем ближе подходили Келл и его спутница, тем яснее становилось их видно. Атос видел, как разворачивались события в разных городах, видел побег Келла и ловкость девушки, поражение слуги и глупость сестры, ранение принца и убийство Антари.

Король крепче сжал талисман.

Атос следил за всем этим с интересом, раздражением и, надо признать, радостным возбуждением. Он рассвирепел, когда потерял Холланда, но при мысли о предстоящем убийстве Келла испытал острое удовольствие.

Астрид придет в бешенство.

Атос повернул голову к соседнему трону и посмотрел на тело сестры с пульсирующим на груди амулетом. В другом Лондоне она сейчас сеяла хаос, но здесь сидела такая бледная и неподвижная, словно была единым целым с резным каменным троном. Руки лежали на подлокотниках, а пряди белых волос свисали на закрытые глаза. Атос поцокал языком, глядя на сестру.

– Ёс воса ночтен, – сказал он. – Лучше бы ты отпустила на маскарад меня. Теперь моя игрушка убита, а твоя устроила жуткий бедлам. Что скажешь в свое оправдание?

Астрид, разумеется, не ответила.

Атос задумчиво постучал длинными бледными пальцами по краю своего трона. Если разрушить заклятие и разбудить сестру, она только все усложнит. Нет, он дал ей шанс разобраться с Келлом по-своему, но она не оправдала ожиданий. Настала его очередь.

Атос улыбнулся и встал. Он крепко сжал камень, и изображение Келла обратилось в дым, а затем полностью рассеялось. Тело короля загудело от силы, магия жаждала большего, но он сдерживал ее, подкармливая лишь самым необходимым. Магией нужно повелевать, и Атос всегда был строгим хозяином.

– Не волнуйся, Астрид, – сказал он Белой королеве. – Я все улажу.

После чего пригладил волосы, поправил воротник белого плаща и отправился встречать гостей.

Белый замок возвышался над темным каменным двором глыбой льда. Лайла юркнула в лес статуй, а Келл подошел к ступеням. Он положил Холланда на каменную скамью и поднялся по лестнице, обхватив одной рукой королевский клинок, а другой – талисман из Черного Лондона.

«Ну давай, Келл. Без камня тебе не обойтись, – подстрекал Холланд. – Он уничтожит тебя, но, возможно, ты победишь».

Келл поклялся, что обойдется без камня. Когда Антари применил его в схватке, это лишь подстегнуло силы тьмы, и теперь черные извивающиеся нити поднимались уже не только до локтя, но тянулись к плечу. Больше нельзя уступать: яд и так распространялся, казалось, с каждым ударом сердца.

Пока Келл поднимался по ступеням, в ушах стучала кровь. Он понимал, что не сможет застать Атоса врасплох – только не здесь. Король Белого Лондона наверняка знал о приходе Келла, но почему-то позволил ему беспрепятственно приблизиться к своему замку. Десять стражников с пустыми взглядами, обычно стоявшие по бокам лестницы, куда-то запропастились. Свободный проход – это уже вызов, самонадеянный жест, характерный для бледного короля.

Лучше уж было столкнуться с целой армией, чем с этими неохраняемыми дверьми и с тем, что поджидало за ними. После каждого шага, сделанного без помех, Келл еще больше нервничал перед следующим. Когда он добрался до площадки на самом верху, руки тряслись, а сердцу в груди было тесно.

Келл поднес к дверям дрожащие пальцы, силой воли заставил их успокоиться и, в последний раз вдохнув холодный воздух, толкнул створки. Двери замка открылись от одного прикосновения – не понадобились ни физическая сила, ни магия. Его тень легла на пол вестибюля. Келл переступил порог, и тут же десятки факелов зажглись бледным огнем, который осветил сводчатый потолок и выхватил из темноты лица дюжины стражников, стоявших вдоль стен.

Келл глубоко вздохнул, приготовившись к худшему, но воины не шелохнулись.

– Они тебя и пальцем не тронут, – послышался глубокий мужской голос. – Если, конечно, ты не попытаешься убежать.

Как всегда, в белоснежном одеянии, из тьмы вышел Атос, и его бледное лицо казалось бесцветным в свете факелов.

– Я сам тебя убью – ни с кем не хочу делиться этим удовольствием.

Атос держал в руке вторую половинку черного камня – небрежно, свободно. Келла тут же захлестнуло гудение силы.

– Астрид, конечно, надуется, – продолжал Атос. – Она хотела превратить тебя в домашнюю зверушку, но я всегда говорил, что, пока ты жив, от тебя одни неприятности. Кажется, последние события это доказывают.

– Все кончено, Атос, – сказал Келл. – Твой план провалился.

Атос зловеще оскалился.

– Ты прямо как Холланд, – хмыкнул он. – Знаешь, почему он не смог завладеть троном? Потому что никогда не любил войну. Считал кровопролитие и битвы лишь средством для достижения цели – конечного пункта. Ну а мне всегда нравился сам процесс, и, уверяю тебя, я намерен насладиться им как следует.

Атос крепко сжал свою половинку талисмана, и оттуда повалил густой черный дым. Не мешкая, Келл силой воли поднял стражников и сбросил их грудой между собой и бледным королем. Однако этого оказалось недостаточно: дым прошел сквозь преграду и, добравшись до Келла, потянулся к его рукам. Тогда Келл двинул безвольных стражников на Атоса, а сам принялся рассекать дым королевским мечом. Но король не уронил камня, а изворотливые дымные струи, обогнув клинок, вцепились в запястья Келла и превратились в кованые цепи, которые тянулись к стенам.

Цепи туго натянулись, заставив Келла широко развести руки. Перепрыгнув через стражников, Атос мягко и легко приземлился перед магом. Цепи врезались в запястья Келла, и так уже израненные, и меч выпал у него из руки. Атос достал серебряную плетку. Она размоталась, упала на каменный пол и зашуршала по нему раздвоенным кончиком.

– Посмотрим, как ты переносишь боль.

Когда Атос поднял плеть, Келл обхватил пальцами цепи. Кровь на ладони уже почти высохла, но он так сильно сжал металл, что рана открылась снова.

– Ас Эстаро, – сказал он за секунду до того, как плетка щелкнула в воздухе. Звенья цепей распались, и Келл едва успел увернуться от раздвоенного серебряного язычка. Покатившись по полу, он подобрал оброненный меч и прижал кровоточащую ладонь к каменному полу, вспомнив атаку Холланда.

– Ас Стено, – произнес Антари. Каменный пол треснул под его пальцами, и в воздух взлетела дюжина острых осколков. Келл встал, увлекая за собой зазубренные куски, и когда он выкинул вперед руку, те устремились к королю. Атос беспечно поднял руку с зажатым в ней камнем, и перед ним вырос щит, о который загремели обломки.

Атос мрачно усмехнулся.

– О да, – сказал он, опуская щит. – Меня ждет море удовольствия.

Лайла пробралась сквозь лес статуй. Их головы были склонены, а руки вскинуты – будто в мольбе о пощаде.

Она обогнула величественную крепость, которая напоминала собор, выстроенный из камня и стали, только без витражей. При этом крепость была длинной и узкой, как церковь, с главным входом на северной стороне и тремя дверьми поменьше, но все же внушительными, на юге, востоке и западе. Сердце Лайлы стучало, как молот о наковальню, пока она приближалась к восточному входу. Дорогу к лестнице окаймляли каменные фигуры просителей.

Лайла предпочла бы незаметно перелезть через стену и забраться в замок через верхнее окно, а не открыто шагать вверх по ступеням, но у нее не было ни веревки, ни крюка. Но даже если бы она раздобыла необходимое снаряжение, Келл предупредил, что лучше этого не делать.

«Даны, – говорил он, – никому не доверяют, а замок – не только королевская резиденция, но и настоящая ловушка. Главные двери обращены на север, – добавил он. – Я войду через них, а ты – через южный вход».

«Это опасно?» – «В этом месте опасно всё, – ответил Келл. – Но если двери тебя не пустят, по крайней мере, падать будет не так высоко».

Словом, Лайла согласилась войти через двери, хоть ее и терзало подозрение, что это ловушка. Вообще все это – ловушка. Она добралась до южной лестницы и, опустив на лицо рогатую маску, поднялась по ступеням. Наверху двери свободно открылись, и внутренний голос снова шепнул: «Уходи… беги отсюда!», но впервые в жизни Лайла проигнорировала предупреждение и шагнула внутрь. Там оказалось темно, но как только она переступила порог, ярко вспыхнули факелы. Лайла застыла на месте. Вдоль стен стояли десятки стражников в доспехах. Их головы повернулись к открытой двери, к Лайле, и она приготовилась к неминуемому нападению.

Но никто на нее не напал.

Келл говорил, что трон Белого Лондона захватывают и удерживают силой то одни, то другие, а когда такая смена власти является для мира обычным делом, это никому не внушает преданности. Стражники явно были связаны магией и находились под каким-то заклятием. В этом-то и загвоздка: когда заставляешь людей делать то, чего они не хотят, нужно быть очень точным в формулировках. Они, конечно, вынуждены выполнять приказы, но никогда не будут лезть из кожи вон.

Губы Лайлы медленно растянулись в улыбке.

Какой бы приказ король Атос ни отдал своим стражникам, похоже, на нее он не распространялся. Их пустые глаза следили за ней, пока она двигалась по коридору, стараясь идти как можно спокойнее, словно она здесь жила и пришла вовсе не за тем, чтобы убить их королей. Проходя мимо стражников, Лайла подумала, что кто-нибудь из них наверняка желает ей успеха.

Коридоры в Красном дворце были настоящим лабиринтом, а здесь же они шли прямо и сворачивали под прямыми углами – еще одно доказательство, что прежде замок был чем-то вроде церкви. Переходя из одного коридора в другой, Лайла добралась до тронного зала, как и говорил Келл.

Правда, Антари еще добавил, что в коридоре никого не будет.

Но все оказалось не так.

Перед дверьми тронного зала стоял парень – моложе Лайлы, худой и жилистый, однако, в отличие от стражников с их пустыми взглядами, его темные глаза лихорадочно блестели. Заметив ее, парень выхватил меч.

– Вёск, – приказал он.

Лайла нахмурилась.

– Вёск, – снова сказал он. – Ёс рейджкав вёск.

– Эй ты, – отрывисто крикнула она. – Проваливай.

Парень тихо и быстро затараторил на своем языке. Лайла покачала головой и достала нож с кастетом.

– Прочь с дороги.

Полагая, что сумела донести свою мысль, Лайла шагнула к двери, но парень поднял меч, преградил ей путь и повторил:

– Вёск.

– Слушай, – резко перебила она, – я без понятия, что ты там лопочешь.

Молодой стражник сердито огляделся.

– Короче: советую тебе уйти, как будто мы никогда не встречались… Эй, какого черта ты делаешь?

Парень покачал головой, что-то негромко пробормотал, а затем поднес меч к ладони и провел по ней лезвием.

– Эй, – снова окликнула Лайла, но стражник лишь скрипнул зубами и провел вторую линию и наконец третью. – Прекрати.

Она схватила его запястье, и парень, остановившись, посмотрел ей в глаза.

– Уходи.

На секунду Лайле показалось, что она ослышалась, но потом до нее дошло, что парень говорил по-английски. Он вырезал на коже какой-то символ.

– Уходи, – повторил он. – Сейчас же.

– Сам проваливай! – крикнула в ответ Лайла.

– Не могу.

– Прочь!

– Не могу! Я должен охранять дверь.

– А то что? – с вызовом бросила Лайла.

– Без вариантов. – Парень оттянул воротник рубашки и показал раздраженный черный рубец на коже. – Он приказал мне охранять дверь, и я должен ее охранять.

Лайла нахмурилась. Метка отличалась от той, что была у Келла, но девушка догадалась, что это какая-то печать.

– Что будет, если ты меня пропустишь? – спросила она.

– Я не могу.

– А если я тебя зарежу?

– Я умру.

Обе фразы парень произнес с одинаковой грустной уверенностью. «Что за безумный мир», – подумала Лайла.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Бэлок.

– Сколько лет?

– Много. – Он гордо задрал подбородок, и Лайла заметила дерзкий огонь в глазах. Он еще молод, слишком молод для этого.

– Я не желаю тебе зла, Бэлок, – устало сказала она. – Не вынуждай меня.

– Если б я мог.

Он изготовился к бою, так сильно сжав обеими руками меч, что побелели костяшки.

– Ты должна сразиться со мной.

Лайла покачала головой.

– Умоляю, – прибавил он, – сразись со мной.

Лайла окинула его долгим, тяжелым взглядом.

– Как? – наконец спросила она.

Бэлок вопросительно поднял брови.

– Как ты хочешь умереть? – пояснила она.

Огонь в глазах на секунду дрогнул, но парень тут же выдохнул:

– Быстро.

Лайла кивнула и замахнулась ножом, а стражник опустил меч, закрыл глаза и что-то зашептал себе под нос. Лайла не стала долго раздумывать. Она умела обращаться с ножом, ранить и убивать, и всадила клинок между ребер Бэлока, прежде чем он успел закончить молитву. Девушка убивала не впервые, но на этот раз негромко выругалась, проклиная Атоса, Астрид, весь этот забытый богом городок, и опустила тело парня на пол.

Вытерев клинок о куртку, она спрятала его в ножны и подошла к дверям тронного зала. На дереве был вырезан круг из символов – всего двенадцать меток. Лайла поднесла ладонь к этому диску, вспоминая указания Келла.

«Представь, что это циферблат, – говорил он, рисуя линии в воздухе. – Один, семь, три, девять».

Девушка коснулась первого символа, провела пальцем линию к седьмому, поднялась к третьему и, наконец, пересекла центр к девятому.

«Ты уверена, что поняла?» – спросил тогда Келл.

Лайла вздохнула и сдула волосы с глаз.

– Я же говорила, что схватываю на лету.

Сначала ничего не произошло, но потом что-то промелькнуло между пальцами и деревом, и замо́к отомкнулся изнутри.

– Я же говорила, – прошептала Лайла, распахивая дверь.

Атос хохотал, и это был жуткий смех.

В зале царил хаос: стражники свалены в кучу, портьеры порваны, а горящие факелы разбросаны по полу. Под глазом у Келла красовался синяк, а белый плащ Атоса был подпален и забрызган красным.

– Продолжим? – спросил Атос, и тут же из его щита вырвался разряд темной энергии, похожий на молнию. Келл вскинул руку, и перед ним из пола мгновенно выросла стена, но немного запоздала: энергия с такой силой ударила и отшвырнула Антари к входным дверям замка, что древесина треснула. Келл закашлялся, задыхаясь и чувствуя головокружение, но так и не успел оправиться: воздух ожил и затрещал, и Антари снова поразил настолько мощный разряд, что двери раскололись и проломились, а сам Келл вывалился наружу.

На секунду все померкло, но затем зрение вернулось, и Келл понял, что падает.

Воздух подхватил его или, по крайней мере, смягчил падение, но он все равно больно ударился о брусчатку внутреннего двора, и из носа хлынула кровь. Королевский клинок отлетел на несколько метров.

– У нас ведь обоих мечи, – проворчал Атос, спускаясь по лестнице, и белый плащ гордо развевался у него за спиной. – Но ты решил драться булавкой.

Келл с трудом встал, чертыхаясь. Похоже, магия черного камня на короля не действовала. Его вены и так всегда были черными, а глаза остались привычного льдисто-голубого цвета. Атос явно владел собой, и Келл впервые подумал, что, возможно, Холланд был прав. Если равновесия не существует, а есть лишь победители и жертвы, значит, он уже проиграл? По всему телу загудела темная магия, призывая, чтобы ее пустили в ход.

– Ты умрешь, Келл, – сказал Атос, выйдя во двор. – Как ни старайся, все равно ничего не получится.

Из камня Атоса повалил дым, и завитки тьмы превратились в блестящие черные острия ножей, которые устремились к Келлу. Он вскинул свободную руку, попытавшись остановить клинки силой воли, но те были магическими, а не железными, и потому не подчинились.

Через секунду стена из ножей могла бы порвать Келла в клочья, но вторая его рука, привязанная к камню, поднялась сама по себе, и в голове эхом отдался приказ:

«Защити меня».

Едва он об этом подумал, как его окутала тень, которая защитила от дыма, ощетинившегося ножами. Он ощутил прилив энергии – приток огня и в то же время ледяной воды. У Келла перехватило дыхание, когда темнота, исходящая из камня, растеклась под кожей, поднялась по руке и заполнила грудную клетку. Черная магия отразила атаку клинков, развернула их и метнула в самого Атоса.

Бледный король увернулся, отбив клинки взмахом своей половины камня. Ножи осыпались на брусчатку дождем, но один все же попал в цель, вонзившись в ногу Атосу. Тот зашипел и выдернул острие. Откинув его в сторону, он мрачно улыбнулся и выпрямился.

– Это уже совсем другое дело.

Шаги Лайлы отдавались эхом в тронном зале – просторном, круглом и белоснежном. Вдоль стены проходила кольцевая колоннада, и на возвышении в центре стояли два трона, высеченные из цельной глыбы белесого камня. Один из них пустовал.

А на другом восседала смертельно бледная Астрид.

Ее светлые волосы казались бесцветными и были уложены венцом. Голова чуть наклонилась вперед, словно королева дремала, и на лицо ниспадали тонкие, как паутина, пряди. Астрид была одета в белое, но ее наряд совсем не напоминал бархатно-кружевное платье сказочной королевы. Он обтягивал ее, точно броня. Вместо платья Астрид Дан носила плотно облегающие штаны, заправленные в тугие белые сапоги. Длинные пальцы, украшенные кольцами, обхватывали подлокотники трона, а единственным ярким пятном был кулон с кроваво-красным ободком, висевший на шее.

Лайла уставилась на неподвижную королеву. Кулон был как две капли воды похож на тот, что носил Рай в Красном Лондоне, когда он не был Раем. Амулет обладания.

Судя по всему, Астрид все еще находилась под воздействием заклятия.

Лайла вновь пошла вперед и поморщилась, когда ее шаги отдались гулким эхом по всему залу. «Хитро», – подумала девушка. Круглая форма тронного зала была не просто эстетическим решением – так усиливался звук. Идеально для правителя-параноика. Тем не менее Астрид не шелохнулась, и Лайла двинулась дальше, побаиваясь, что из скрытых уголков (которых здесь, впрочем, не было) выскочат стражники и бросятся королеве на помощь.

Однако никто не выбежал.

«Так тебе и надо, – подумала Лайла. – Единственный из сотен стражников, поднявший меч, попросил его убить. Тоже мне, королева!»

Кулон блеснул на груди Астрид. Где-то в другом городе, в другом мире, она взяла себе очередное тело – возможно, короля, королевы или начальника стражи, но здесь была беззащитна.

Лайла зловеще ухмыльнулась. Хотелось потянуть время, отомстить королеве за Келла, но ей хватило ума не испытывать судьбу. Лайла вынула пистолет из кобуры. Один выстрел – быстрый и меткий, и все кончено.

Она подняла оружие, прицелилась королеве в голову и спустила курок.

Залп эхом прокатился по всему тронному залу, в тот же миг Лайла почувствовала толчок и нестерпимую боль в плече. Девушка пошатнулась и выронила пистолет. Охнув, схватилась за руку и грубо выругалась. Рубашка и куртка намокли от крови: Лайлу кто-то подстрелил.

Она сама, ясное дело. Пуля срикошетила, но от чего?

Лайла пристально посмотрела на Астрид, сидевшую на троне, и поняла, что воздух вокруг женщины в белом вовсе не так прозрачен, как кажется: после выстрела он подернулся рябью, задрожал и засверкал. Магия. Скрипнув зубами, Лайла отпустила раненое плечо и достала нож, все еще в крови Бэлока. Осторожно подобравшись ближе, девушка встала прямо напротив трона. Ее дыхание отражалось от почти невидимой преграды и касалось собственных щек.

Лайла медленно подняла нож и нащупала им магическую завесу. Воздух затрещал вокруг острия, сверкая, точно иней, но внутрь не пропустил. Лайла негромко выругалась и, переведя взгляд с королевы на каменный пол у нее под ногами, прищурилась. У подножия трона были начертаны символы. Разумеется, девушка не могла их прочитать, но, судя по тому, как они переплетались между собой и огибали весь трон с сидящей на нем королевой, эти знаки были звеньями в цепи заклятия.

Но ведь звенья можно разрушить.

Лайла присела на корточки и осторожно поднесла клинок к ближайшему символу. Затаив дыхание, она стала водить острием по полу, соскребая метку, пока не стерла узкую полоску чернил, крови или чем там было написано заклятие (Лайла даже не хотела этого знать).

Воздух вокруг трона померк и потускнел, и когда Лайла, поморщившись, встала, она поняла, что, какие бы чары ни охраняли королеву, теперь они разрушены.

Келл открыл глаза и увидел звезды.

Они мерцали высоко над стенами замка – точки бледного света где-то вдали.

Камень выскользнул из пальцев и с глухим стуком упал на землю. В нем уже не было ни гула, ни призыва, ни обещания. Обыкновенный кусок горной породы.

Лайла что-то говорила – уже не так сердито, как обычно, но Келл едва ее слышал. Сердце громко стучало, и он поднес дрожащую руку к разорванной на груди рубашке. Честно говоря, он не хотел видеть, не хотел знать, но все же посмотрел на кожу над сердцем – туда, где стояла печать, связывавшая жизнь Рая с его собственной.

Черный магический узор исчез.

Но шрам, сама печать – осталась. Это означало, что она привязана не только к Витари, но и к самому Келлу.

Келл с облегчением всхлипнул.

В конце концов он пришел в себя и отчетливо увидел холодную брусчатку двора, труп Атоса, осколки каменной Астрид и – Лайлу, на миг обнявшую его за плечи, всего на секунду, так что он даже не успел насладиться объятием.

– Скучала по мне? – шепнул Келл. В горле саднило.

– А то, – буркнула Лайла. Ее глаза покраснели, и она пнула носком талисман. – Его больше нет? – спросила она. – Он мертв?

Келл подобрал увесистый камень.

– Магию нельзя убить, – сказал он, медленно поднимаясь. – Ее можно лишь развеять. Хотя да, силы в этом талисмане больше нет.

Лайла закусила губу.

– Но тебе все равно нужно отнести его в Черный Лоднон?

Келл взглянул на камень и медленно кивнул.

– На всякий случай.

Хотя, возможно, теперь, наконец вырвавшись из тьмы, Келл не обязан относить его сам. Келл внимательно осмотрел весь двор и увидел Холланда. В пылу схватки он упал с каменной скамьи и сейчас лежал на земле: лишь пропитанный кровью плащ наводил на мысль, что Холланд не просто спал.

Келл встал на ноги, хотя все его тело ныло, и подошел к нему. Опустившись на колени, он взял руку Белого Антари. Кожа остывала, пульс на запястье все больше слабел, сердце с трудом совершало последние удары, но Холланд был еще жив.

«Убить Антари и впрямь довольно трудно», – сказал он когда-то и, похоже, был прав.

Келл почувствовал, как за спиной топчется Лайла. Он не знал, может ли один Антари командовать за другого, но все же прижал пальцы к ране на груди Холланда и начертил на земле рядом с ним одну-единственную линию. Потом обмакнул камень в кровь, поставил его на черту, а сверху положил ладонь Холланда.

– Покойся с миром, – тихо произнес он, а затем положил руку на ладонь Холланда и сказал: – Ас Оренсе.

Земля под Белым Антари провалилась в темноту. Келл отпрянул, а тьма поглотила и Холланда, и камень, оставив после себя лишь обагренную кровью землю.

Келл уставился на грязную брусчатку, не в силах поверить в то, что все получилось, в то, что он спасен, жив и может вернуться домой.

Он покачнулся, и Лайла его подхватила.

– Только не отключайся, – с беспокойством попросила девушка.

Келл кивнул, и у него закружилась голова. Камень маскировал боль, но теперь, когда его не стало, в глазах потемнело. Раны Рая наложились на его собственные, и, пытаясь подавить стон, Келл почувствовал вкус крови во рту.

– Нам нужно идти, – выдохнул он. Поскольку в Белом Лондоне снова нет короля (да и королевы), кровавая борьба за трон возобновится. И кто-нибудь захватит престол, так или иначе. Так было всегда.

– Пошли домой, – сказала Лайла.

Облегчение окатило Келла приятной волной, но он тут же вспомнил о суровой реальности.

– Лайла, – жестко произнес Келл. – Не знаю, смогу ли провести тебя обратно.

Камень гарантировал проход сквозь миры, позволял пробить дверь там, где ее не должно быть. Но без камня шансы на то, что мир ее пропустит…

Кажется, Лайла поняла. Она огляделась и обхватила себя руками. Девушка была в синяках и в крови. Сколько она протянет здесь одна? Но она же все-таки Лайла! Переживет все что угодно.

– Что ж, – она покусала губу. – Можно хотя бы попробовать.

Келл сглотнул.

– Худшее, что может случиться, – добавила Лайла, пока они пробирались к стене двора, – меня разорвет на тысячи мелких кусочков между мирами. – Девушка криво усмехнулась, но он заметил в ее глазах страх. – Я готова остаться, но хочу попробовать уйти.

– Если не получится…

– Тогда я найду еще какой-нибудь способ.

Келл кивнул и подвел ее к стене. Он нарисовал метку на белесых камнях и достал из кармана монету Красного Лондона. Потом притянул к себе Лайлу и прижался к ее лбу своим.

– Эй, Лайла, – тихо сказал он.

– Что?

На краткий миг Келл прижался губами к ее губам и ощутил тепло. Лайла не отстранилась, но потом недовольно посмотрела на него.

– Зачем это?

– На счастье. Хотя тебе и так везет.

Потом он приложил руку к стене и подумал о доме.

Келла окружил ночной Красный Лондон. Пахло землей и огнем, цветами и ароматным чаем, а самое главное, поверх всех этих запахов – домом. Келл никогда не был так рад возвращению, но сердце оборвалось, как только он осознал, что обнимает пустоту.

Лайлы с ним не было.

Она осталась там.

Келл сглотнул и посмотрел на монету в окровавленной руке, а затем изо всех сил швырнул ее в темноту. Закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

А потом он услышал голос – ее голос.

– Никогда не думала, что так обрадуюсь аромату цветов.

Келл моргнул, развернулся и увидел Лайлу – живую и невредимую.

– Этого не может быть, – выдохнул он.

Она улыбнулась уголками губ.

– Только не делай вид, что рад встрече.

Келл порывисто обнял ее, и на секунду, всего на секундочку, она не отстранилась, не пригрозила пырнуть ножом. На секунду, всего на секундочку, Лайла крепко обняла его в ответ.

– Что ты за человек? – изумленно спросил он.

Лайла лишь пожала плечами.

– Я просто упрямая.

Они постояли немного, поддерживая друг друга и не зная, кто из них больше нуждался в поддержке. Оба лишь радовались, что живы и находятся здесь.

Потом Келл услышал топот, лязг мечей и заметил вспышки света.

– Кажется, нас атакуют, – шепнула Лайла в воротник его куртки.

Келл повернул голову и увидел, что их окружает дюжина стражников с мечами наголо. Солдаты смотрели на него со страхом и яростью, и Келл почувствовал, как Лайла сжалась и потянулась за своим оружием.

– Не надо, – шепнул он, а затем, медленно выпустив девушку из объятий, взял за руку и повернулся к королевской охране. – Мы сдаемся.

Стражники заставили Келла и Лайлу преклонить колени перед королем и королевой. Лайла невнятно чертыхнулась. Их руки сковали за спиной, как той же ночью были скованы руки Келла в покоях Рая. Неужели прошло всего лишь несколько часов? Он ощущал их тяжесть, словно груз прожитых лет.

– Оставьте нас, – приказал король Максим.

– Сэр, – возразил один из королевских стражников, быстро глянув на Келла, – это может быть опасно…

– Я сказал, прочь! – крикнул монарх.

Стражники удалились. В бальной зале остались лишь Келл с Лайлой, стоявшие на коленях перед королем с королевой. Глаза короля Максима лихорадочно блестели, а лицо пошло пятнами от ярости. Рядом с ним королева Эмира казалась смертельно бледной.

– Что ты наделал? – спросил король.

Келл поморщился, но все же рассказал правду – об амулете обладания, которым пользовалась Астрид, и о планах близнецов-Данов, о камне и о том, как Келл его раздобыл. Пришлось признаться и в своем маленьком секрете. И наконец, Келл сообщил, как обнаружил талисман и пытался вернуть его туда, где он не представлял опасности. Король и королева слушали – не с недоверием, а с ужасом: чем больше Келл говорил, тем больше король краснел, а королева бледнела.

– Камня больше нет, – подытожил Келл. – Как и магии.

Король стукнул кулаком по подлокотнику трона.

– Даны поплатятся за то, что…

– Они мертвы, – сказал Келл. – Я сам их убил.

Лайла кашлянула.

Келл закатил глаза.

– С помощью Лайлы.

Кажется, король только теперь заметил девушку.

– Кто вы? Вы тоже участвовали в этом безумии?

– Меня зовут Дилайла Бард, – ответила она. – Мы уже знакомились сегодня вечером, когда я пыталась спасти ваш город, а вы стояли с пустыми глазами под каким-то заклятием.

– Лайла, – в ужасе шикнул Келл.

– В том, что ваш город стоит на своем месте, отчасти и моя заслуга.

– Наш город? – повторила королева. – Значит, вы не местная?

Келл весь сжался. Лайла открыла рот, но он ответил за нее:

– Да, она издалека.

Король напрягся.

– Из какого далека?

На этот раз Лайла опередила Келла и, распрямив плечи, заявила:

– Мое судно вошло в док пару дней назад. Я приехала в Лондон, прослышав, что день рождения вашего сына – событие, которое нельзя пропустить. К тому же у меня дела с торговкой по имени Калла с рынка у реки. С Келлом мы встречались до этого пару раз, и когда выяснилось, что ему нужна помощь, я ее оказала, – Келл уставился на Лайлу, но она лишь подняла бровь и добавила: – Разумеется, за вознаграждение.

Король с королевой тоже уставились на Лайлу, словно пытаясь определить, какая часть ее истории наиболее правдоподобна: что она владеет судном или что иностранка так безупречно говорит по-английски. В конце концов королева не выдержала.

– Где наш сын? – произнесла она. Это прозвучало так, словно других сыновей не существовало, и Келла это покоробило.

– Рай жив? – спросил король.

– Благодаря Келлу, – вмешалась Лайла. – Мы целый день спасали ваше королевство, а вы даже…

– Он жив, – перебил ее Келл. – И будет жить, – добавил он, выдержав пристальный взгляд короля, – пока жив я.

В последней фразе прозвучал еле заметный вызов.

– Что это значит?

– Сэр. – Келл отвел взгляд. – Я сделал все что мог. Если нужно было бы отдать за него жизнь, я бы отдал, но я смог лишь поделиться ею.

Он повел руками в оковах – и разорванная рубашка сползла с плеча, обнажив шрам на груди. Королева ахнула, король помрачнел.

– Где он, Келл? – спросил он, смягчившись.

Келл с облегчением выдохнул.

– Освободите нас, – сказал он, – и я приведу его домой.

– Войдите.

Келл еще никогда так не радовался голосу брата. Он открыл дверь и шагнул в комнату Рая, стараясь не вспоминать, в каком виде ее оставил – с пятнами крови принца на полу.

С той ночи прошло три дня, и все следы хаоса исчезли: балкон починили, кровь с пола смыли, а мебель и драпировки почистили.

Теперь Рай сидел в кровати, обложенный подушками. Несмотря на круги под глазами, выглядел он, скорее, скучающим, чем больным, и это был явный прогресс. Лекари выхаживали его как могли (они уже подлатали и Келла с Лайлой), но принц поправлялся не так быстро, как хотелось бы. Келл, конечно, знал причину: ведь Рай был не просто ранен, как им сказали, а убит.

У ближнего столика стояли двое слуг, а на стуле рядом с дверью сидел стражник. Все трое пристально взглянули на Келла, когда он вошел. Мрачное настроение Рая отчасти объяснялось тем, что с ним не было ни Перси, ни Мортимера. Оба погибли: один от меча, а другой – от «черной лихорадки» (как объяснили причину бедствия), пронесшейся по городу. Потеря двух верных стражей расстраивала Рая ничуть не меньше, чем его собственное состояние.

Слуги и стражник хмуро следили за Келлом, пока он шел к кровати принца.

– Эти сволочи не оставляют меня ни на секунду, – пробурчал Рай, сердито зыркнув по сторонам. – Если не могу уйти я, – сказал он им, – будьте так любезны, уйдите вы. – Боль утраты и чувство вины, а также досада из-за ранения и заточения привели Рая в скверное расположение духа. – Сделайте одолжение, – добавил он, когда слуги, поколебавшись, направились к дверям, – постойте на страже за дверьми, чтобы я почувствовал себя настоящим пленником.

Когда они ушли, Рай вздохнул и откинулся на подушки.

– Они просто хотят помочь, – мягко сказал Келл.

– Возможно, все было бы не так плохо, не будь они такими образинами.

Шутка в обычном стиле принца показалась на удивление пресной. Рай встретился взглядом с Келлом и помрачнел.

– Расскажи мне все, – сказал он, – но начни с этого. – Он тронул шрам возле сердца. – Что ты учудил на этот раз, братец?

Келл опустил взгляд на роскошную красную постель и, расстегнув рубашку, показал свою печать души.

– Я просто сделал то, что ты и сам сделал бы на моем месте.

Рай нахмурился.

– Я люблю тебя, Келл, но вовсе не собирался набивать одинаковые татуировки.

Келл печально улыбнулся.

– Ты умирал, Рай, а я спас тебе жизнь.

Ему не хватило сил рассказать брату всю правду – о том, что камень не просто спас ему жизнь, а вернул ее.

– Как? – спросил принц. – Какой ценой?

– Той, что я заплатил. И заплатил бы снова.

– Отвечай нормально!

– Я привязал твою жизнь к моей, – признался Келл. – Пока я жив, ты тоже будешь жить.

Рай широко открыл глаза.

– Что-что ты сделал? – прошептал он в ужасе. – Как только я смогу встать, я сверну тебе шею.

– Лучше не надо, – посоветовал Келл. – Я чувствую твою боль так же, как ты – мою.

Рай сжал кулаки.

– Как ты мог? – прорычал он, и Келл встревожился, что принц злится на него из-за этой связи, однако тот продолжил: – Как ты мог взвалить на себя такое?

– Ничего уже не изменить, Рай, так что, пожалуйста, успокойся, и поставим на этом точку.

– Как я могу поставить точку? – делано возмутился Рай, уже переходя на более игривый тон. – Ты меня изуродовал!

– Мужчин украшают шрамы, – произнес Келл, осклабившись. – Так мне говорили.

Рай вздохнул и откинул голову на подушки. Оба замолчали. Поначалу тишина была легкой, но потом начала тяготить, и Келл уже собирался ее нарушить, однако Рай опередил его.

– Что я наделал? – прошептал он, устремив взгляд янтарных глаз на шелковый потолок. – Что я наделал, Келл? Холланд принес мне кулон. Сказал, что это подарок, и я поверил. Сказал, что здешний, и я поверил.

– Ты совершил ошибку, Рай. Их совершают все, даже принцы крови. Хорошо, что ты допустил всего одну. Я так вообще вон сколько наворотил…

– Я же догадался, – сказал принц надтреснутым голосом. – Я знал, что нельзя брать этот кулон.

Он попытался сесть в кровати и поморщился. Келл уговорил его снова лечь.

– Тогда зачем взял? – спросил он, когда Рай устроился поудобней.

На этот раз принц отвел взгляд.

– Холланд сказал, что он наделит меня силой.

Келл нахмурил лоб.

– Ты и так сильный.

– Не такой, как ты. То есть я знаю, что никогда не буду, как ты. Но у меня нет способностей к магии, и я чувствую себя слабым. Когда-нибудь я стану королем. И я хотел быть сильным королем.

– Магия не делает людей сильнее, Рай, поверь. А у тебя есть кое-что получше – любовь народа.

– Быть любимым легко. Я хочу, чтобы меня уважали, и я думал… – Рай перешел на шепот. – Короче, я взял кулон. Только это сейчас и важно. – Из его глаз брызнули слезы… – Я мог погубить все на свете. Мог лишиться короны еще до того, как ее надел. Мог обречь свой город на войну, хаос и гибель.

– Ну и сыновья у наших родителей, – негромко промолвил Келл. – Вместе мы могли бы уничтожить весь мир.

Рай не то усмехнулся, не то всхлипнул.

– Они когда-нибудь нас простят?

Келл натянуто улыбнулся.

– Я больше не в наручниках. Прогресс налицо.

С Келла сняли все обвинения, о чем было объявлено по всему городу. Но люди все равно косились на него, и в их взглядах почтение смешивалось с настороженностью. Возможно, когда Рай снова поправится и сможет говорить с народом напрямую, люди поверят, что с ним все в порядке и что Келл не причастен к кошмару, случившемуся во дворце той ночью. Однако Келл сомневался, что теперь все будет так же легко и просто, как прежде.

– Хотел тебе сказать, – произнес Рай. – Приходил Тирен. Он принес немного…

Внезапно раздался стук в дверь. Не успели Рай и Келл ответить, как в комнату ворвалась Лайла. Она была в той же черном куртке (правда, с заплатами на месте дыр от пуль, клинков и камней), но наконец-то помылась и скрепила золотой заколкой волосы, чтобы они не падали на глаза. Лайла по-прежнему слегка напоминала юркую птицу, но выглядела чистой, сытой и отдохнувшей.

– Не нравится мне, как эти стражники на меня пялятся, – проворчала она и поймала на себе золотистый взгляд принца. – Простите, – ничуть не смутившись, добавила она, – не хотела вам мешать.

– Тогда что же ты хотела? – насмешливо прищурился Келл.

Рай поднял руку.

– Вы уж точно не помешаете, – сказал он, приподнимаясь в кровати. – Но, к сожалению, вы застали меня далеко не в лучшей форме.

– Мы с вами уже встречались, и тогда вы выглядели еще хуже.

Рай усмехнулся.

– Прошу простить за все, что я натворил. Я был сам не свой.

– Прошу простить за то, что выстрелила вам в ногу, – кивнула с улыбкой Лайла. – Я полностью владела собой.

Рай расхохотался.

– Мне она нравится, – сказал он Келлу. – Не одолжишь?

– Только попробуйте! – вскинулась Лайла. – Тогда вы недосчитаетесь пальцев!

Келл скривился, но Рай лишь снова рассмеялся. От смеха он тут же поморщился, и Келл протянул руку, чтобы поддержать брата, хотя боль отдавалась и в его собственной груди.

– Пофлиртуешь, когда поправишься, – сказал он.

Келл встал и начал выпроваживать Лайлу.

– Мы еще увидимся, Дилайла Бард? – окликнул принц.

– Как знать? Может, наши пути еще и пересекутся.

Рай криво улыбнулся.

– Если это зависит только от меня, то непременно.

Келл закатил глаза, но, когда он выводил Лайлу из комнаты, ему показалось, что девушка чуть покраснела. Он запер за собой дверь, чтобы принц мог отдохнуть.

– Я могу попробовать вернуть тебя обратно, – говорил Келл. – В твой Лондон.

Они с Лайлой прошли по берегу реки, мимо вечернего рынка, где люди все еще подолгу и тяжело смотрели им вслед, и направились дальше – в сторону доков. Солнце садилось за спиной, отбрасывая впереди длинные тени, похожие на тропинки.

Лайла покачала головой и достала из кармана серебряные часы.

– У меня там ничего не осталось, – сказала она, раскрыв и тут же защелкнув крышку часов. – Больше ничего.

– Но здесь ты ведь тоже чужая.

Она пожала плечами.

– Я найду себе занятие.

Потом девушка задрала подбородок и посмотрела ему в глаза.

– А ты?

Шрам над сердцем тупо заныл, и Келл потер плечо.

– Я постараюсь.

Он засунул руку в карман куртки – черной с серебряными пуговицами – и вытащил маленький сверток.

– Я кое-то раздобыл для тебя.

Келл вручил сверток Лайле и стал смотреть, как девушка вынимает из ткани шкатулку, а затем откидывает крышку. Внутри оказалась головоломка с элементами.

– Тренируйся, – пояснил он. – Тирен говорит, в тебе есть магия. И лучше попробовать развить эти способности.

Они посидели на скамейке, и Келл показал, как обращаться со шкатулкой, а Лайла назвала его хвастуном, но все же спрятала подарок и поблагодарила. Похоже, это далось нелегко, однако она справилась. Они встали, хотя им не хотелось расставаться. Келл взглянул на Дилайлу Бард – бандитку и воровку, храбрую союзницу и необычную, смелую девушку.

Они увидятся вновь. Келл знал, что увидятся. Магия изменяет мир, придает ему форму. Существуют неподвижные, постоянные точки – чаще всего это определенные места, а иногда, очень редко, люди. И Лайла стала такой постоянной точкой для Красного Антари.

Не зная, что сказать, Келл вздохнул:

– Не нарывайся на неприятности.

Лайла одарила его улыбкой, словно говорившей: «О да, конечно».

Потом она подняла воротник, засунула руки в карманы и зашагала прочь.

Келл долго смотрел ей вслед.

Но она не оглянулась.

Дилайла Бард была наконец свободна.

Она вспомнила карту, оставшуюся в Лондоне – в ее старом Сером Лондоне, – которая лежала в темной комнатушке на втором этаже таверны «В двух шагах». Карта неведомых земель и океанов. Разве у нее не было сейчас такой же? Вся ее жизнь стала такой картой. Сердце запело в предвкушении.

Тирен сказал, что в ней что-то есть. Пока не развитое. Девушка не знала, какую форму оно примет, но мечтала выяснить. Что бы это ни было – подобие магии, пронизывавшей Келла, или что-то другое, новое, – Лайла знала одно: перед ней лежал целый мир.

Перед ней лежало множество миров.

И она собиралась их покорить.

Ее взгляд блуждал по судам на том берегу реки, по их блестящим на солнце бокам и резным мачтам, таким высоким и острым, что они словно протыкали низкие тучи. На ветру развевались флаги и надувались паруса – красные и золотые, зеленые и фиолетовые.

Корабли с королевскими знаменами и корабли без них. Корабли из других земель, ближних и далеких.

Среди них она увидела горделивое темное судно с серебристым флагом и парусами цвета ночи, которые отливали синевой, когда на них падал свет.

«Этот», – с улыбкой подумала Лайла.

Этот подойдет.