Летейский брег

(1910–1913)

I. Просветы в облаках

…О, для чего мне нельзя и подумать:

Звезды, вы ясны, как счастье мое!

М. Ю. Лермонтов.

«Все, что в туманных веках…»

Все, что в туманных веках, как огонь догоревший, забыто В звездах старайся найти, – радостно-нежный поэт. Волей всевластной судьбы, – в книге над миром раскрытой Все отразилось. Пойми. В звездах желанный ответ.

Полярная звезда

Даль очарованная светится, Восток в плывущей сизой мгле, И семизвездная Медведица Хвостом склоняется к земле. В рассвете дня, печально тающий, Стрелец роняет свой колчан, И очи Девы умирающей Устремлены на Эридан. Над горизонтом в дымке розовой Расцвел вдруг солнечный бутон, И вечной тайной небулозовой Растаял звездный небосклон. Но долго долго лунозарная, Одна среди своих подруг, Сияла мне звезда полярная, Не замыкая звездный круг.

Газэлла

Звезды смыкают круги, но одна неподвижна звезда. В мертвой кристальности спит голубая звезда. Ночью сменяются дни… Вечность рождает века… Ты лишь одна неизменна всегда голубая звезда. Солнц, метеоров, планет льется куда-то река… Ты лишь одна неподвижна всегда голубая звезда. Бледная девушка – Ты, грезой своей далека, Вечно в зените грустишь голубая звезда. Светится в темных очах тайны надмирной тоска, Ты нам мерцаешь о ней голубая звезда. Книга открыта времен, – никнет бессильно рука… Скрыты все тайны от нас голубая звезда.

Земля и Луна

Причудливые кратеры вулканов, Скалистые хребты, и звенья котловин, И пятна серые безводных океанов. Разбросаны в тоске средь матовых равнин. В глубоких трещинах на серебристом солнце, Как бывшие цветы сменившихся систем, Мерцают сумрачно, – зеленый мертвый стронций, И трех цветов в кристаллах глинозем. И серп земли на мутно – черном небе Глядит в тоске на грани мертвых скал… Но на весы вселенной брошен жребий, Чтоб скорбный час свершения настал. И там как здесь пройдут века и люди, Умрут вулканов грозные костры… И будут в очи в сумраке безлюдий Смотреть друг другу мертвых две сестры.

Вечер на Сатурне

(триоли)

На небе розовом Сатурна Зажглись лиловым десять лун, Как письмена волшебных рун На небе розовом Сатурна. И даль кругом всегда лазурна, Полна закатных тихих струн. На небе розовом Сатурна Зажглись лиловым десять лун.

На воды сонного бассейна Глядит Кольцо – закон миров. Я слышу звон колоколов, На дне стеклянного бассейна… На небе радуга затейно, Зажглася звеньями оков. На воды сонного бассейна Глядит Кольцо – закон миров.

Свершение

В. Берингеру.

Млечный путь, как исполинский гейзер, Залил светом звездные поля… Со звезды далекой Бительгейзе Мне видна печальная земля. Час настал назначенных свершений, Ледяные двинулись полки, И в огне вулканных извержений, Сбросил полюс к югу ледники. И с тех пор сверкающим покровом Все покрыл прозрачно синий лед, И на небе матово – свинцовом Не смыкают звезды хоровод. И земля за гаснущим светилом Падает туда в простор небес, Где маяк свой Лира засветила. И туманен мрачный Геркулес.

«Я прочел у подножия Сфинкса…»

Я прочел у подножия Сфинкса: Miser homo memento mori. Но мне слышались звуки сиринкса… Говорили мне ма́беды властно: Miser homo memento mori. Но я видел стан жрицы прекрасной… Вечны только небесные знаки: Miser homo memento mori. Но я видел цветущие маки… Мудрость жизни в гробнице Менкеры: Miser homo memento mori. Но я видел как плыли галеры Вереницею в Гальское море…

Полярный сонет

Кругом снега в сияньи голубом… Брожу один в ледяно-лунных залах, – Сверкает лед в лазоревых кристаллах. Все, что прошло теперь, мерцает сном. За ледяным тускнеющим окном, Плывет простор в созвездьях небывалых, И вечный лед на омертвелых скалах Чуть голубым мерцает серебром. Снега, снега… Чарующая сонь… Полгода ночь… У мертвых побережий Заметен след раскидистый медвежий… Но умер клич воинственных погонь. И лишь Цефей льет синий свой огонь На вечный снег таинственных безбрежий.

В пространстве

I. Мы мчались на воздушном корабле… Мой спутник был всегдашний незнакомец, Его встречал я раньше на земле В своих мечтах, и в молнии и в громе… И видел часто, – шел он впереди Паломников усталых и паломниц. Ах, он зажег огонь в моей груди!.. И я взалкал несбыточных желаний. Незримых стран. Он мне сказал: иди! – Найдем страну в безводном океане. И встал бесстрашно, властный у руля. Под нами в бездне, точно на экране, Висеть осталась скорбная земля. II. Как много солнц в мерцающем просторе, Несущихся навстречу нам комет… Но я скорблю… В моем горящем взоре Еще горит земли прощальный свет… И вижу я:…Туман клубится душный, На пашнях оставляя белый след, И серп луны печально-равнодушный Устало жнет поблекший звездный лен. Но слышу я: мужайся, малодушный! – Нам смелый лет победно окрылен. Смотри на юг, – заметны очертанья Иной земли. Над нею свет зажжен Двух разных солнц в немеркнущем сияньи.

Рондели

Из бледно алого тумана Плывет на лодке мой двойник, Колебля матовый тростник, Плывет медлительно и странно. Цвет лотосов благоуханно К воде задумчивой приник… Из бледно алого тумана Плывет на лодке мой двойник. Он ждет, как я, страшась обмана, Огнистых солнц. Как бледен лик! Он юн, я от веков старик… Мы ждем на небе каравана Огнистых солнц, во мгле тумана.

Джиордано Бруно

Lege, lege, lege et relege, labora

Ora et invenies

(Из средневековой алхимии).

1. На иконах блещет позолота, Замирают тихие псалмы; Но зовут открытые ворота, Сумеречно алые холмы. Тайно взяв таинственные книги, И забыв монашеский устав, Он садится в тень цветущей фиги, На цветной ковер душистых трав. Он не слышит погруженный в чтенье В монастырь зовут колокола: Странные неясные виденья, Синяя несбыточная мгла. Все туманней горизонт широкий… Он читает: Deus mundus est. Загорелся бледно на востоке Изумрудно синий Южный Крест. До утра склонясь над чертежами Он следит течение планет, И один встречает в темном храме Золотисто-розовый рассвет. 2. Чужды и постылы литургии, Слишком строг карающий Христос; Грезятся видения другие – Бледное мерцанье небулов. Прочитал Он в звездном гороскопе, И в блестящем сплаве серебра – Ждут его скитанья по Европе, Черный дым зловещего костра. Целый день он ходит молчаливый, Зов мечты не в силах превозмочь. За окошком келии оливы В синий сумрак одевает ночь. Он решил… Забыть устав и схима… Он бежит из стен монастыря, Чтоб его в кварталах мрачных Рима Новой жизни встретила заря. 3. Льется из кварталов и предместий Шумная народная река, Сообщают радостные вести – В полдень будут жечь еретика. Алый бархат кардинальских мантий Как огонь от солнечных лучей, На тиаре папской в бриллианте Отразился длинный ряд свечей. У помоста длинный ряд процессий С пеньем встал за вспыхнувшим костром… Уличен он папой в черной мессе, Назван в булле грозным колдуном. Миг один… Костер горит багряный… Видят все улыбка на устах, Звездные плывущие туманы В радостных мерцающих очах. Долго и томительно молчали… Не забудут чуда никогда, – В солнечной сверкающей эмали Вспыхнула лазурная звезда.

«Меня томят плывущия созвездья…»

Меня томят плывущия созвездья, Меня томят… И о конце какого-то возмездья Мне говорят. Ведь знаю я, что счастья нет на небе. И на земле, И жалок мой всегда бессильный жребий В холодной мгле. Но я смотрю в просвет меж облаками На синеву, Какой-то сон хочу облечь словами. И вновь живу.

Астролог

Утонет город в сумраке усталом, И прозвучат вдали колокола, Пройдете вы по чутко спящим залам И отразят ваш профиль зеркала. На старой башне, сумрачный астролог Вас будет ждать у бронзовых перил. Расскажет он, как звездоокий полог Плывет в огне тоскующих светил… Расскажет он, что близок час возмездий, Что ждет война ваш страждущий народ, И в глубину мерцающих созвездий Своей мечтой вас властно уведет Когда в зенит придет созвездье Рака, И тихим сном растает Млечный Путь, Вы, побледнев, цветок кровавый мака Ему без слов приколите на грудь.

«Как забыть мне вечер вчерашний…»

Как забыть мне вечер вчерашний, И Ее угасающий взгляд… Я один на высокой башне, Надо мною звезды горят. А внизу, в тумане лиловом, – Сети улиц, дома, огни… Я не знаю каким же словом Воскресить прошедшие дни. Но я верю с трепетом нежным, Через семь таинственных лет. Обновляется в небе безбрежном Свет луны и звездный свет, И на берег с радостью тайной Возвращается та-же волна… Этот срок совсем не случайный, Он пройдет, и придет Она.

«Всюду солнце, нигде нет тени…»

Всюду солнце, нигде нет тени, И безоблачна синева, И совсем голубая Нева, И пьянит меня ветер весенний. В сердце много детской отваги, – Я на «вербы» как все пойду, И куплю в петлицу звезду Из серебряной, яркой бумаги. А потом мне ночью приснится, Что под бледной луной, Не хватает звезды одной, А звезда у меня в петлице.

II. Фарфоровая флейта

Изида Сотес

Черные флейты пели на вашем вечернем пире… Ра в золотой колеснице за горизонтом исчез… Рукою детски бессильной вы взяли священный ирис, Вышли одна без свиты смотреть Изиду Сотес. В туманах расплылся город… Плоские крыши зданий… Звук тимпанов в притонах… Пьяные песни солдат… Вдруг озарили сердце радужной гаммой сияний: Быть хотелось продажной изведать притонный разврат. Сняли поспешно кольца, сняли жемчужный пояс, Платье рабыни одели, в город тайно ушли… В зеленом шелке ночи Нил задремал, успокоясь, В шумных домах разврата цветные огни зажгли. Гасли синие искры в темных очах Нубийца, – Вы перед ним танцевали… Взор ваш истомно сверкал. И раб, и торговец шерстью, и негр наемный убийца Вам одинаково бурно каждый рукоплескал. А утром склонясь над бассейном, в хитоне из шелковой пряжи, Смотрели как блещет на солнце большой голубой крокодил, И с детски невинной улыбкой приказ отдавали страже, – Убить Нубийца тайно, а тело бросить в Нил.

Турнир

Уронила розу лэди Бэти, – Замерли угрюмые гобои, Грустный паж в лазоревом берэте Дал сигнал о предстоящем бое. И на круг въезжают друг за другом Девять рыцарей Святого Марка, По стальным, сверкающим кольчугам Вьются ленты, вышитые ярко. Сам король бледнеет на балконе, Вспоминает вечер у куртины… На его мерцающей короне Загорелись яркие рубины. Нет прекрасней Бэти в целом мире! В честь ее сломают много копий, И об этом сказочном турнире Разнесутся вести по Европе.

Встреча

Л. Беловой.

Рог прозвучал во всеуслышанье, – Маркиз уехал на охоту… Кругом как снег белеет витанье, Оделись дали в позолоту. Отстала свита. Вслед за галками Маркиз помчался вдоль опушки, И видит девушку с фиалками В одежде красочной пастушки. Волна волос горит как золото, Глаза насмешливы и властны… У сердца лилия приколота, – Искать любви лишь труд напрасный. Поправив свой парик напудренный, Играя перстнями небрежно, Маркиз подъехал целомудренный И говорит влюбленно-нежно: «Клянусь прекрасной Афродитою! – Подобных женщин видел мало: И во дворце с придворной свитою Вам быть бы больше подобало.» – «О, комплименты ваши сладостны, Любви изысканны напевы… Но только как же рыцарь радостный, Вы не узнали королевы?!» Мелькнула свита в отдалении… Идет с цветными фонарями… Веселый смех. Маркиз в смущении Дает поклон державной даме.

Мгновенная любовь

Георгию Иванову.

Он приехал на корвете военном, И дарил в таверне, смеясь рубли… Говорил о ветре переменном, И о снеге русской земли. И казался тебе так странно близким Его женственный, изнеженный лик. И касался, когда наливала виски, Твоих рук серебристый парик. Говорил на прощанье любовные речи, Подарил с рубином золотой браслет, И умчался в море в тот же вечер, Его голубой корвет. Но с тех пор в твоем сердце чужестранец, – Ты клянешь всегда свой грустной рок… И сквозь мглистый нежный багрянец, Смотришь с тоской на восток.

Черный рыцарь

Н. Гумилеву.

Как сегодня в замке душно… Как печален мой светлый взгляд… Под горой, в тоске равнодушной, Все шумит седой водопад. Вижу в стекла высоких окон: – В белой пене спят берега, Ночь из блекло цветных волокон, Ткет покров на лес, и луга. Сон мне странный сегодня снился: Белый рыцарь на белом коне, С Черным рыцарем грозно бился На холодной, мертвой, луне. И кружились кони и ржали, Как бойцы искали побед. Но у Белого на забрале Заструился кровавый след. Белый пал, и задел за стремя… И взметнулся конь на дыбы… И сказал мне Черный: время Наступает твоей Судьбы. Поднял шлем. Забудь о потере… Ты узнаешь меня, – смотри! Я увидела тленный череп… И шепнул мне ветер: умри.

На даче

Я иду по насыпи песчаной… Ночь тиха. В садах цветет сирень, И мелькают в мгле благоуханной Огоньки далеких деревень. Бросив тень над темными полями, И кровавый отблеск на песке, Длинный поезд с красными огнями Показался смутно в далеке. Поезд ближе… Кто-то на площадке, Долго жданный, виденный во сне, Шлет рукой в сиреневой перчатке Поцелуй с улыбкой строгой мне. Очи, очи, – синие фиалки, Отдаются в трепете любви… Боже! Боже! Отчего я жалкий Поезд не могу остановить. За горой туманною, направо, Розовеет призрачно восток, И луна повисла в длинных травах, Как большой бесстебельный цветок.

Предки

М. Лозинскому.

Зазмеились узоры длинные На коврах от хрустальных ваз… На стене часы старинные Звонко бьют двенадцать раз. Я зажег все люстры в комнате. Стол в цветах накрыт давно. Оживите предки! – вспомните, Как вы пили прежде вино. Выходите, сверкая лентами Из тяжелых, старинных рам… Очаруйте-же комплиментами За столом замолчавших дам. Расскажите, как шли пустынями, Как мираж изменял пески, Как повел, в борьбе с сарацинами Сам король вперед полки. И подняв свой кубок сверкающий Я забуду, что я живой, Что теперь, средь людей блуждающий, Я ненужный и всем чужой.

Незнакомец

Я в цветочном киоске, на вокзале, – Продавщица. Я всегда грустна и бледна… Промелькнут торопливо в гулкой зале Чужие лица, И опять настанет тишина. И одни ко мне подходят строго, И молчат всегда. Говорят другие льстивые слова… А иные убеждают, не быть недотрогой, Обещая тогда Одевать в шелка и кружева. Но они мне все, – чужие, я знаю. Я в толпе ищу, Не идет ли он незнакомый… И когда я о нем вспоминаю Трепещу, Опьяненная сладкой истомой, Он приходит, – и мне страшно и сладко… Опускаю очи вниз, Все кругом уплывает в тумане. Я несмело смотрю на него украдкой. Он – маркиз… (Я читал об этом в романе). Он спрашивает всегда две розы И кризантем… И бледнеет у него лицо. Он уходит, а я сдерживаю слезы… Боже! – зачем У него обручальное кольцо?

III. Земное солнце

России

Под сизым небом спят леса и степи, Грустят голубоватые снега… Храня следы былых великолепий О, Русь, ты мне так странно дорога. Люблю твое туманное молчанье, И песнь твою, похожую на стон, Безмолвное и грозное венчанье С монгольским игом канувших времен. Мне грезятся могучие набеги На Грецию, Литву и на Татар… Алеет кровь на синеватом снеге, Над Польшей разгорается пожар. Ты приняла безмолвно Самозванца В святые стены древнего Кремля, Но не сдержала гордого румянца, И польского отвергла короля. Опять молчишь. Проходят тихо годы… Плывет туман и кроет небосклон… В твоих полях нашли покой народы, Стремясь занять твой молчаливый трон. О, где теперь следы твоих величий? Твое лицо закрыл седой туман, Лишь воссоздал всевластный твой обычай Одну тоску, да красный сарафан.

В тайге

Алым окрашены заревом Дремлют беззвучно луга, В сумраке дымчато-палевом Хмуро немая тайга. Пни обгорелые черные Средь разноцветных стволов, Сосен вершины узорные На белизне облаков. Яркие дивы таежные – Папортник бурый цветет. Тропки звериные ложные К «окнам» незримых болот. Тайную силу великую Кто же оценит, поймет? Тихо. Над красной брусникою Месяц ущербный плывет.

Ноэли

Как все странно? – в солнечном Июне Снег в низинах, талый лед на реках… Сосны, пихты, – рыцари в доспехах… Ротозеи кедры – все в орехах… Тишина. В болотах стонут луни, – Час тревожный близок новолуний. Гаснет солнце в сумрачных просеках… Как все странно? в солнечном Июне Снег в низинах, талый лед на реках.

«Покрылись льдом ручьи и реки…»

Покрылись льдом ручьи и реки, Короче и туманней дни. И у редеющей просеки Стоят, как грустные калеки, Горевшие стволы и пни. Тревожит тишь таёжный шорох, Скрипит тревожным стоном ель. Простор безлюдий. Звери в норах. Сосновых игл поднявши ворох. Заводит ветер карусель. Но помню я, – сухой без влаги Тлел дерн. Бросал лесной пожар На сосны огненные флаги… … Теперь здесь сон, как в саркофаге, И в синей мгле горит Стожар.

«От саней упали резко тени…»

От саней упали резко тени, – В снег зарылся солнца алый шар… Встали тихо пегие олени, И от них клубится сизый пар. Потемнело небо и поблекло, Серебро холодное вокруг, И, как будто сквозь цветные стекла, Загорелся яркий полукруг. Я один в просторе снежно-белом, Мне знаком седой пурги обман. Путь укажут Боги только смелым! – Говорил мне сумрачный шаман.

Забытый скит

Мелькает снег и падает беззвучно, И горизонт с нависшим небом слит. В лесу, в молчаньи скучном Грустит забытый скит. Бревенчатые стены почернели, И без крестов поникли купола… Покрыла плесень щели, Ползет по темным полам. Сереют в окнах занавеси блекло, – Их пауки плели трудясь года. Проходит в разбитые стекла Свет, – мутная вода. И только раз бродяга, ночью снежной, Забрел сюда, спасаясь от погонь, И долго жил безнадежно, Боясь зажечь огонь. Но он ушел в холодный звездный вечер. Луна смеялась в ледяном окне… С тех пор качает ветер Скелет на сером ремне.

Скитский праздник

В полях цветет пшеница, у хмеля вьются кольца, На солнце золотятся церковные кресты… Идут толпой нестройной полями богомольцы Святителям молиться в зеленые скиты. В пустынях, где чернеют святительские срубы, Служить молебны будут и свечи зажигать, Здесь возвещали старцам Архангелов! трубы Небесное спасенье, земную благодать. И будут говорить всем монахи рясофоры О житии блаженном, о кознях сатаны, Как оживали камни, как сотрясались горы, Как кровью обливался туманный лик луны. Когда уйдут монахи, – вдали умолкнет пенье… Смотреть, не веря, буду в жемчужный небосклон, И буду долго слушать могильные растенья, И тихий монастырский вечерний перезвон.

Возвращение

Лесная ширится дорога, Все реже лес, все чаще пни… И вот задумчиво и строго В деревне светятся огни. О Русь моя! О Русь родная!! Скажи, чем сердцу ты близка? Леса, пожары, ширь степная И безысходная тоска. И я любил и ненавидел, В другой стране, твой вечный сон, Но плакал я, когда увидел Опять твой тусклый небосклон. И как мне сладко по ухабам Теперь на тройке мчаться в даль, И в грязных хатах встречным бабам Рассказывать Твою Печаль.

У окна

1. Сегодня на улицах слякоть И грязь вместо снега видна, И хочется мне заплакать, Устало склонясь у окна. Я вижу тень на карнизах, Свод неба совсем стальной, А дальше, в сумерках сизых, Трамваев огонь цветной. Какая-то черная птица Летит к туманной луне… Мне больше сон не приснится О странной, другой стране. 2 На дворе играет шарманка Белый снег мелькает в окне Слышу, девочка итальянка Мне поет о южной весне. Все равно мне туда не уехать, Как и ей, никогда! никогда!.. И спокойно без слез и смеха, Я давно встречаю года. Только мне всегда так обидно Слушать этот усталый альт… Ведь за песни люди бесстыдно Бросят деньги на мокрый асфальт.

Сказка

В старом замке, на скале высокой, Что стоит средь леса одиноко, Со своею дочкой жил король. В замке было мертвенно-пустынно, Колебалась в нишах паутина, И диваны разъедала моль. И в разбитые цветные стекла Лес смотрел расплывчато и блекло, И казалось плакал о былом. Трое слуг всего лишь в замке было; Старая – престарая кобыла, Что дремала в стойле над овсом, Старый негр угрюмый меланхолик, Он страдал подагрой, и от колик Вечно охал, пил вино и спал. И бессильно и смешно грозящий, Одиноко рыскающий в чаще, Хромоногий и слепой шакал. Сам король жил одиноко в башне, И томимый думою всегдашней Золота найти старался сплав. На столе лежали в ряд реторты, Философский камень весь истертый, И пучки каких-то красных трав. И король работал дни и ночи, Не смыкая старческие очи. Кровь мышей и корни трав варил. Все что было в старом замке прежде, Весь отдавшись радостной надежде, Он давно и навсегда забыл. Но среди всей обстановки хмурой, Дочери, принцессы белокурой Образ девственный светло витал. И когда она смеялась звонко, Ярким смехом девушки-ребенка, Старый замок странно оживал. Но и это милое созданье Волновали странные желанья. То она смеется целый день, То вдруг вскочит и с хромым шакалом Пробежит по темным мертвым залам, Гибкая как радостный олень. То уйдет с рыданьем в лес дремучий И следя как ветер гонит тучи, Там всю ночь пробродит до утра. Или сядет в полночь у болота И томит ее одна забота, Чтоб в воде яснее серебра, Вдруг увидев в радостной тревоге. Лик русалки вдохновенно строгий, Бросить ей из ландышей букет. Было время в замок приезжали Женихи, но головой качали Услыхав из уст принцессы «нет». Почему? Она им два вопроса Задавала: кто ей может в косу Заплести свет призрачной луны; Или дать такое наслажденье, Чтобы все что есть без исключенья Навевало радостные сны. Время шло. И как-то на пороге Вытянув вперед хромые ноги, Вдруг шакал беззвучно околел. А король давно лежал в постели, И в его худом, иссохшем теле, Пламень жизни, догорая, тлел. И сама принцесса постарела, У камина целый день сидела, И вязала гарусный чулок. Но однажды утром очень рано, (Было небо в полосах тумана, И алел таинственно восток), Вдруг приехал к замку рыцарь черный. Поклонился. Плащ его узорный Покрывал усталого коня. И похоже было все на сказку… Он сказал, с лица снимая маску: «Я приехал, – ты ждала меня!» Побледнев принцесса задрожала, Жениха в том рыцаре узнала, Что ждала томительно года. И ему в ответ без содроганья На его беззвучные признанья, Прошептала, засмеявшись «да».