Рам Дасс

Сокуэл, Калифорния, март 1979 г.

Индийцы также приходили к Махараджи каждый со своей степенью желания и готовности. Но они воспринимали всё это по-иному. Они выросли в культуре, изобилующей святыми существами, и родители большинства из них имели собственных гуру. Для семьи гуру являл собой сочетание дедушки, мирского и духовного наставника, а также отражение или проявление Бога. Они часто относились к Махараджи в большей степени как к человеку, и в меньшей — как к Богу, но вместе с тем они могли намного легче подчиниться ему. Для них такое подчинение не было вопросом личного эго, как для нас. В подборке историй о первых встречах с Махараджи, описанных некоторыми из его самых близких индуистских преданных, можно ясно увидеть как различия в культуре Востока и Запада, так и схожесть процесса раскрытия и проявления любви.

Я знал Махараджи со времени моего прихода в этот мир. Мой отец и моя мать, оба были его преданными, отец — с 1940 года, мать — с 1947 года. Поскольку родители были его приверженцами и в нашей семье постоянно говорили о нём, мы все с рождения были его преданными.

*

Я встретил Махараджи впервые много лет назад в Бховали. Он часто посещал там дом одной Ма. Я сказал ей, что слышал о нём, но никогда не встречался с ним и попросил её предупредить меня о его следующем визите к ней. И примерно через неделю Махараджи прибыл. Это было вечером, а наутро мне сообщили эту новость, и я сразу же отправился к нему. Я застал его лежащим на кровати. Он взглянул на меня, а затем на мгновение закрыл глаза. Он сразу же узнал обо мне всё — кто я такой, кем был раньше и что собираюсь делать в этом мире. Через несколько секунд он произнёс: «Я очень рад видеть тебя», и эту фразу он повторил много раз. Махараджи пешком пришёл из Наинитала в Бховали. Он сказал: «Это ты привёл меня сюда! Увидимся снова в Халдвани». Затем Махараджи сел на автобус, следовавший в Алмору. (В те дни он ездил в основном на автобусах, а не на автомобиле.) Люди предупреждали меня, чтобы я не воспринимал его серьёзно: «Ним Кароли — большой лжец.

Он очень редко говорит правду. На него нельзя положиться».

Так или иначе, я отправился в Халдвани. Через несколько дней ко мне в комнату пришёл человек и, сообщив, что Махараджи приехал в Халдвани, дал мне его адрес. Я встретился с ним тогда, и с тех пор нахожусь всё время рядом с ним.

*

Впервые я встретил Махараджи в 1950 году, когда ехал со своим начальником к Махараджи из Наинитала в Халдвани. Мой начальник, государственный служащий, уже был в то время преданным Махараджи и предложил подвести его. Я же курил и вёл себя так, будто Махараджи был кем-то другим.

В 1958 году, после смерти матери, я проводил отпуск со своим отцом в Бховали. Мы остановились в правительственном доме отдыха, и ночью мой отец заболел, ему было очень плохо. Ему вызвали местного врача, и тот сделал укол, который никакого облегчения не принёс. На следующий день прибыли врачи из Наинитала и сказали, что отцу срочно требуется удаление желчного пузыря. В тот же день я отправился в близлежащий санаторий, специализирующийся на лечении туберкулёза, чтобы посоветоваться с врачами. Как раз в это время проходила подготовка к проведению пуджи (молитвенного ритуала) в честь открытия небольшого храма Ханумана, сооружённого врачом, который был преданным Махараджи. И я задержался, чтобы посмотреть церемонию. Махараджи также прибыл туда, но на публике не показывался. У меня возникло желание встретиться с ним. Я слышал, что Махараджи вводил кого-то в изменённое состояние сознания, так что прежде чем уйти, я постоял и понаблюдал немного со стороны.

В тот же вечер с автобусной станции Наинитала мне пришло сообщение, в котором говорилось, чтобы я посетил некого Бабу Ним Кароли. Поскольку в Индии можно встретить множество людей, носящих имя «Баба», я не обратил на это сообщение особого внимания. Однако вечером я отправился на автобусную станцию, чтобы узнать, кто мне его отправил, но никто этого не знал. Это возбудило во мне ещё большее любопытство. Я спросил, где я могу найти этого Бабу Ним Кароли, и отправился в указанное место. Махараджи сказал мне: «Тебя зовут так-то и так-то, и твой отец очень болен».

— Да!

— Ты думал, что он может умереть, но Бог излечил его. Врачи сказали тебе, что его нужно оперировать, но ему не нужна операция. С ним будет всё в порядке.

Махараджи дал мне два или три плода манго для отца. Он съел их и стал поправляться. Через несколько дней Махараджи снова призвал меня к себе. Я явился к нему, но не коснулся его стоп. Я собирался возвращаться в Дели, и Махараджи сказал: «Ты отправляешься в Дели. Ты ездишь слишком быстро. Относись бережно к своему отцу, и с ним будет всё в порядке». Эти слова коснулись моего сердца, и я коснулся стоп Махараджи. Моему отцу никогда не делали операцию, его здоровье намного улучшилось, и болезнь больше не возвращалась.

*

Поскольку я не был женат, я жил со своим братом и его женой. Когда к ним прибыл Махараджи, я отправился в самую дальнюю комнату, чтобы не встречаться с ним, так как моё мнение было таково: «Садху (аскеты) ничего хорошего из себя не представляют». Через некоторое время в комнату, где я находился, вошёл сам Махараджи. Он сел и сказал: «Садху ничего хорошего из себя не представляют». После этого я стал его преданным.

Я остановился у заправочной станции в Беркли (шт. Калифорния), принадлежавшей одному сикху. Я думал, что смогу попрактиковаться с ним в хинди. Когда он узнал, что я останавливался в храме в Каинчи, первое, что он сказал, было: «О, ты связан с этим Бабой. Я был у него.

Он дал мне пурис (жареный хлеб). Больше никто не даёт тебе еду просто так, ни за что».

Некоторые из них относились к нему главным образом как к дедушке, старшему в семье:

Не было ни одного аспекта жизни, которого бы он не затрагивал.

*

Знаете, вы могли прийти к Махараджи, заполненные множеством проблем. Вы немного сидели с ним, и они все разрешались.

*

Он создавал всю ситуацию лишь для того, чтобы учить вас. Он никогда не читал лекций и не прибегал к Священным Писаниям, он обучал посредством ситуаций и обстоятельств.

*

Махараджи направлял нас на всех уровнях — духовном, ментальном и материальном. Он давал указания относительно того, как воспитывать детей, как быть хорошим партнёром в браке, как достичь успеха в делах. Но это не были какие-то конкретные правила или рекомендации. Он направлял нас, изменяя наши сердца.

*

Группа людей, обладающих большой силой, в Эсалене пригласила меня отправиться вместе с ними в Южную Америку на учёбу к суфийскому мастеру. Я был в большой нерешительности относительно всего этого и написал письмо К. К. в Индию с просьбой, чтобы он узнал у Махараджи, стоит ли мне ехать в Чили. Через некоторое время от К. К. пришёл ответ: «Махараджи говорит, что если ты хочешь, ты можешь ехать к святому суфию и учиться у него».

Пока я читал это письмо, в моём сердце что-то произошло и я ощутил абсолютную уверенность в том, что я не хочу ехать, и я не поехал. Во время моего следующего визита в Индию, когда я обсуждал это письмо с К. К., он сказал мне: «Когда я передал твой вопрос Махараджи, он ответил: «Если он хочет, пусть едет...» А затем сказал: «Зачем ему хотеть ехать?», после чего быстро добавил: «Не пиши эту последнюю фразу в письме». Р Д

Я был рядом с Махараджи во время отделения Пакистана, и из этой страны было столько беженцев, что не было места, куда можно было бы свободно поставить ногу. Махараджи и я продирались сквозь толпу, и одна женщина подошла к нему и, поклонившись, попросила, чтобы он благословил новорождённого ребёнка, который в тот момент находился на некотором расстоянии от нас. Махараджи согласился.

Позже женщина стала горько сокрушаться по поводу разрушения Лахоры. Махараджи немедленно упрекнул её риторическим вопросом: «А разве святой в Лахоре не предупреждал вас шесть месяцев назад, что это произойдёт?»

*

Иногда, когда к нему приходило много людей, он рассказывал личную историю каждого из них, включая то, чем занимались его предки, как будто он был знаком с каждым человеком очень долгое время.

*

Поскольку Махараджи иногда не позволял нам, западным преданным, приходить к нему до наступления полудня, однажды утром мы собрались и отправились в крошечный ашрам, в котором жил один великий святой этой части Индии — Сомбари Махарадж. Наша поездка удалась.

На обратном пути наш автобус не смог подняться на один из холмов, и мы почти все вышли из него, чтобы подтолкнуть, кроме Двух молодых женщин из нашей группы, которые решили не утруждать себя этим занятием.

Мы легко толкали автобус до вершины холма, но мне не Давал покоя тот факт, что эти две молодые женщины нам не помогали. Я был слишком воспитан, чтобы сказать что-либо по этому поводу, но внутри я был страшно зол и молчал всю оставшуюся часть пути. Когда мы зашли в храм, Махараджи сказал: «Рам Дас гневается». Но я так хорошо спрятал своё чувство, что все возразили Махараджи: «Напротив, он очень приветлив». Его это, однако, не убедило. «Нет, — сказал он, — Рам Дас сердится. Из-за того, что женщины не вышли из автобуса и не стали толкать его». Р Д

*

Однажды в комнате без единого окнах Махараджи воскликнул: «О, сюда идёт такой-то и такой-то». Через несколько минут названный человек действительно вошёл в комнату.

*

Махараджи говорил мне всевозможные вещи. Однажды он сказал:

«Ты играл в хоккей с Матерью». Он имел в виду тот факт, что когда я некоторое время жил в ашраме Шри Ауробиндо, я играл в хоккей с Матерью.

*

Это произошло в 40-х годах. Сын одного чиновника индийской гражданской службы учился в Англии. Однажды с ним случился сердечный приступ, и его мать отправилась к нему. В то время Махараджи гостил у одного преданного, который никогда ни о чём его не спрашивал, но на этот раз преданный решил узнать у Махараджи о мальчике, так как хорошо знал его — эти две семьи дружили между собой. Прежде чем он смог произнести свой вопрос, Махараджи воскликнул: «Что? Он спрашивает о мальчике, который учится в Англии. Что ты хочешь спросить? Его мать улетела к нему. Ты сам провожал её в аэропорту. Как только она прибыла на место, состояние её сына начало улучшаться». Затем Махараджи встал и сказал: «Пойдём. Вот так путешествует ум». (Позже действительно подтвердилось, что, как только мать мальчика прилетела, его состояние начало улучшаться).

*

Махараджи спросил одного свами, видел ли он раньше такое красивое, тихое, идеальное место для медитации, как Каинчи, с его горами, рекой и лесами. Свами ответил, что однажды видел подобное место в Канди (Шри Ланка). К великому удивлению этого человека, Махараджи в мельчайших подробностях описал ему то место, о котором он упомянул.

*

Наша старшая дочь сдавала конкурсные экзамены перед приёмом на работу в правительство Индии. После экзаменов мы поехали во Вриндаван навестить Махараджи. Когда мы делали пранам, Махараджи обратился к нашей дочери со словами: «Ты испортила пять экзаменационных листов!»

Она ответила: «Да».

Тогда Махараджи сказал: «Не переживай. Всё будет хорошо, и ты получишь работу».

И она её действительно получила.

*

Наша семья большая, но не богатая, однако с помощью его благословений мы живём довольно хорошо. Благодаря его милости я получил работу в банке. Перед приёмом на работу я проходил собеседование, а после я отправился навестить Махараджи. Он повторил мне все вопросы, которые мне были заданы, и сказал: «Ты получишь работу». И действительно, я оказался в списке первым.

*

Однажды Махараджи повернулся ко мне и сказал:

― Ты всё ещё продолжаешь посылать деньги тому пандиту (учёному брамину) из Бенареса?

― Да, Махараджи, продолжаю, — ответил я.

Махараджи никогда не встречался с этим пандитом, и я никогда не рассказывал Махараджи, что регулярно посылаю ему деньги. Этот пандит занимался тем, что читал вслух «Рамаяну» и жил на денежные пожертвования от своих слушателей. Махараджи знал всё, и он проявлял заботу даже по отношению к тем, с кем никогда не встречался.

*

Один преданный, работавший на железной дороге, привёз к Махараджи супружескую пару. Это был их первый визит к нему. Когда Махараджи оказался один на один с женщиной, он сказал ей: «Ты помогаешь бедному десятилетнему ребёнку. Это очень хорошо с твоей стороны». Она была в полном изумлении, поскольку никто, даже её муж, не знал о том, что она оказывает материальную помощь этому ребёнку.

*

Прежде чем начать есть, мы предлагаем свою пищу портрету Махараджи. Однажды моя жена забыла положить соль в соус карри. «Я забыла, но Махараджи простит меня». Через пятнадцать дней к нам наведался Махараджи, она сидела у его ног. Первое, что он ей сказал, было: «Ты дала мне карри без соли».

*

Один молодой человек из канпурской семьи участвовал в Китайской войне. Пришла повестка, извещающая о том, что он убит, и его брат отправился к Махараджи, чтобы сообщить ему об этом. Махараджи сказал: «Нет, он не убит». Никто не поверил Махараджи, и через шесть месяцев вдова снова вышла замуж, а архивы военного департамента были закрыты. По прошествии некоторого времени тот человек вернулся домой.

*

Это было в 1968 году. После того как некоторое время я пробыл в храме, мне нужно было возвращаться в Дели. В тот период я пытался быть строгим йогином. В Дели я быстро уладил свои дела, и затем, перед возвращением в горы, у меня осталось время для вегетарианского ланча. В конце трапезы мне подали два печенья с чаем. Я считал, что это не подходящая пища для йогина, но печенья были с кремом, и я не смог от них отказаться. Поскольку я был босой и одет в улфие (одежду садху) и поскольку даже в ресторане ко мне относились как к садху, я съел эти печенья тайком. Когда я вернулся к Махараджи, его первые слова были: «Как тебе понравились печенья?» (Р. Д.)

*

Поскольку я был одним из немногих западных преданных, говоривших на хинди, он часто беседовал со мной. Иногда мы с ним просто болтали, и он говорил вещи, которые поражали меня до глубины души. Он называл кого-нибудь из известных мне людей, о ком я никогда и ни при ком не упоминал, и говорил: «Что же случилось с этим человеком?» Я смотрел на него, широко раскрыв от изумления глаза, а он давился от смеха, глядя на меня, и улыбался. Большую часть времени, которое я проводил с Махараджи, я представлял из себя хихикающего идиота. Я катался от смеха, иногда буквально падая на землю, а он заключал меня в свои крепкие объятия.

После того как одной из давних преданных Махараджи сделали серьёзную операцию, Махараджи пробыл у нёс в доме в течение девяти дней. Его спросили, почему он так долго живёт там, ведь обычно он никогда не останавливается в одном месте более, чем на несколько дней. Махараджи ответил: «Почему вы спрашиваете? Не вам же меня кормить. Почему вы беспокоитесь?» На седьмую ночь у женщины произошёл рецидив. Врачи давали ей снотворное, говоря, что ей нужен отдых, но это было бесполезно. Она не могла спать. Муж этой женщины рассказал обо всём Махараджи, и тот сказал: «Не переживай, я иду». Через девять часов он» вошёл в комнату больной и начал её отчитывать за то, что она не спит, как велели врачи. Затем, подняв свою правую ногу, он коснулся большим пальцем её лба и в течение нескольких секунд она погрузилась в глубокий сон. Проснувшись, она чувствовала себя хорошо.

*

Один преданный попал в больницу, ему должны были делать операцию. Врачи говорили, что он умирает от рака, и операция — единственный шанс выжить. Семья этого человека отправилась к Махараджи получить благословение. Он сказал: «Пусть врачи сделают операцию, но у него нет рака. После операции с ним будет всё в порядке». В течение двух или трёх дней больной был на грани смерти. Махараджи послал для него прасад с одной Ма; она сидела у постели больного два дня. Врачи сделали операцию, но рак выявлен не был. Хотя предварительное обследование показывало рак, ко времени проведения операции он исчез.

*

Однажды к Махараджи прибыл профессор Гарвардского университета со своей женой, художницей. Сидя перед Махараджи, она сделала набросок его портрета. Ночью женщина неожиданно очень сильно заболела, она вся дрожала от лихорадки и кашляла кровью. Это было крайне странно, поскольку она никогда не жаловалась на здоровье. Это было также очень некстати, так как у профессора был очень плотный график и в тот день они собирались уехать в Дели. Когда о её болезни доложили Махараджи, он ответил: «Она поедет в Дели сегодня». Но, когда пришёл врач, он посоветовал переправить больную в лучшее место и сказал, что она сможет вновь путешествовать не ранее, чем через неделю. Женщину завернули в одеяло, чтобы перевезти в более благоприятное место. По дороге к машине, проходя мимо храма, все зашли в него, чтобы выразить свои почтение Махараджи. Зашла и больная женщина — и чем ближе она подходила к нему, тем лучше она себя чувствовала,. Когда она совсем приблизилась к Махараджи, она почувствовала Себя полностью здоровой. Махараджи весь сиял, глядя на неё. Женщина достала свой набросок с его портретом, и он написал по кругу: Рам, Рам, Рам.

*

Дочь инспектора полиции из Рампура умирала от брюшного тифа. Единственное лечение, которое применяли тогда, состояло в том, что больному не давали пищу. Девочку не кормили около сорока дней, и она была на грани смерти. Из Рампура в Наинитал пришло письмо с просьбой, чтобы Махараджи приехал и дал даршан больной. Интересно, что ещё за день до того, как письмо прибыло, Махараджи сказал: «Поехали, нам нужно в Рампур». И уехал.

Войдя в комнату больной девочки, Махараджи воскликнул: «Они морят мою дочь голодом. Что происходит? Я страшно голоден. Приготовьте мне поесть». Поев, он обратился к девочке: «Они морят тебя голодом. Вот, съешь эту чапатти. Вставай и поешь». Девочка смогла встать с постели и съела немного чапатти. Затем Махараджи сказал: «Я устал. Мне нужно отдохнуть. Ты посиди на стуле, а я посплю на кровати». Девочка сделала так, как он велел. В течение часа он пребывал в полном молчании, казалось, что он спит. Затем он поднялся и ушёл, а девочка выздоровела.

*

У одной Ма во время паломничества начались боли в спине. Ночью ей приснился Махараджи; она втирала ему в спину вибхути (пепел священных костров, часто используемый для исцеления), и эта процедура доставляла ему боль. На следующий день какая-то Ma предложила ей немного вибхути от Махараджи, сказав: «Давайте вотрём его вам в спину». Так они и сделали, состояние женщины улучшилось, и она продолжила своё паломничество.

*

Одна женщина была беременна. Врачи говорили ей, что у нёс наблюдаются какие-то нарушения в протекании беременности и что она не сможет выносить ребёнка до конца срока. Когда женщина пришла на даршан к Махараджи, он, лишь взглянув на неё, сказал: «Тхик хо джаега. (Всё будет хорошо.)» Она выносила ребёнка полный срок, и он родился вполне здоровым.

*

Когда дочери Р. был всего один год, она выпала из окна дома с высоты тридцати футов. Никаких травм она не получила, и на следующий день, узнав, что Махараджи прибыл в Каинчи, родители отнесли девочку к нему на даршан. Махараджи сказал, что всё будет хорошо. Однако, когда девочке исполнилось два года, она вновь упала с высоты тридцати футов — уже из другого окна. И в этот раз она вновь осталась целой и невредимой. И снова случилось так, что Махараджи накануне приехал в Каинчи, поэтому вместо врачей родители отнесли девочку к нему, и Махараджи сказал, что всё будет в порядке. Но прошёл год, и с трёхлетним ребёнком опять произошёл тот же несчастный случай. Она вспоминала: «Я помню, как я падала. У меня было такое ощущение, что я медленно планирую вниз». Когда родители отвели выпавшую из окна девочку к Махараджи, он сказал: «Я не дам ей умереть».

*

Сын одного преданного был очень болен. Он попросил свою мать дать ему немного вибхути от Махараджи. Приняв вибхути, он уснул. Ему снилось, что он постоянно пытается нырнуть в озеро, а Махараджи постоянно вытаскивает его обратно. Когда больной проснулся, кризис болезни был уже позади.

*

У моей жены парализовало рот и глаз, её состояние было столь тяжёлое, что она хотела покончить жизнь самоубийством, несмотря на то, что была ещё очень молода.

Мы спали на разных кроватях. Однажды ночью мы одновременно проснулись, в 3:30 утра, и увидели Махараджи. Жена попросила меня встать и приготовить для него чай. Ни она, ни я не могли больше спать, поэтому мы пили чай вместе с ним. Внезапно я взглянул на свою жену и увидел, что её лицо снова ожило и глаз утратил скованность. Позже, когда пришёл врач и нашёл её исцеленной, он сказал: «Это невозможно. Это сделал Бог».

Несколько дней спустя, утром, Махараджи зашёл к нам и спросил: «Что произошло с твоей женой?» Она вновь вся сияла. Сейчас у нас семеро детей.

*

Моей матери приснился сон; в нём некий садху был ранен в голову, и она положила ему в рот нечто, полученное от Махараджи. Она проснулась расстроенная от такого странного сна. На следующий день в её дом пришёл Хари Дас за едой для людей в храме. Еда ещё не была готова, и мать попросила его подождать. Он спустился в ванную комнату, а затем, поднимаясь по лестнице, потерял сознание и сильно ударился головой. Началось сильное кровотечение. В это время домой вернулся мой отец. Обнаружив Хари Даса на лестнице, он позвал мать, и они вдвоём отнесли Хари Даса на кровать. Он был всё ещё без сознания, и, казалось, его состояние было безнадёжным, но моя мать вспомнила свой сон и, взяв немного вибхути, полученного от Махараджи, положила его в рот Хари Дасу. Через полчаса тот пришёл в себя и встал.

*

Жена Р. умирала. Ей требовалась операция, но у неё была кровь очень редкой группы, какой не было даже в Бомбее. Она всё-таки решилась на операцию с именем Махараджи на устах. К удивлению хирурга, операция прошла почти бескровно. Позже жена Р. рассказала, как попала на какой- то план сознания, где Махараджи сказал: «Уберите её. Она останется там».

*

Племянник Дады умирал от оспы, и, по всей видимости, настал последний момент, так как его тело было перенесено с кровати на пол. Кто-то предложил смочить его горло каплей воды из Ганги, в которой были обмыты стопы Махараджи. Когда это проделали, мальчик неожиданно сел на постели, а на следующий день оспа прошла.

В это же самое время за много миль от этого места, в горах, где Сиддхи Ма находилась с Махараджи, у Махараджи по всему телу пошли пятна. Поскольку оспа редко встречается в горах, местные жители не знали, как выглядят симптомы этой болезни, и стали лечить её как аллергию — с помощью примочек. На следующий день пятна исчезли, и Махараджи сказал: «Это была чудесная жидкость. Что это могли быть за пятна? У меня, должно быть, аллергия на что-то». И лишь гораздо позже выяснилось, что исцеление мальчика и «аллергия» Махараджи совпали по времени.

*

Махараджи давал даршан в маленькой комнате ашрама, когда вошёл человек странного вида. Махараджи тут же начал кричать на него, протягивая в его сторону руку. Человек в ответ что-то бормотал и качал головой, а Махараджи продолжал что-то от него требовать. Наконец, человек полез в карман рубашки и достал оттуда маленькую птичку, у которой из груди торчала палка. Она выглядела мёртвой. Махараджи взял птицу, продолжая кричать на ненормального посетителя, и вытащил палку из её тела. Затем он отдал птицу нуджари и сказал: «Отнеси её и напои водой». Когда нуджари направился к двери, птица выпорхнула у него из рук и улетела.

*

Однажды, вечером, в Агре Махараджи пришёл к нам домой. Он начал ходить вдоль веранды, туда-сюда, туда-сюда. Нам показалось, что он берёт на себя чью-то боль. Через несколько часов он присел и попросил у нас немного горячего чая. Зазвонил телефон — преданные из Лакнау разыскивали Махараджи. Они попросили передать ему, что одной из его преданных, бедной семидесятилетней женщине с гор, сделали операцию, которая длилась два с половиной часа, и она прошла успешно. Таким образом, Махараджи в течение всей операции был с ней. Всё это время он выглядел расстроенным, а после звонка он выразил большое облегчение.

_*

Моя жена знала Махараджи с самого своего детства, и все члены её семьи долгое время были его преданными. Я же встретился с ним только в 1962 году, когда мне сделали операцию легких. Моё состояние было критическим. Тогда моя жена рассказала мне о Махараджи, и я вспомнил всё, что я слышал о нём раньше. Я начал молиться о том, чтобы встретиться с ним, прежде чем умру. В тот же день Махараджи пришёл к нам домой, подошёл к моей кровати и благословил меня. С того момента моё здоровье начало улучшаться и болезнь больше не возвращалась. После этого случая во время каждого своего визита Махараджи говорил мне, что моё здоровье будет прекрасным.

Юдиштра привёз Махараджи в Бхумнадхар на машине, а сам отправился искупаться под водопадом. Через некоторое время он прибежал обратно и сказал Махараджи, что его укусила змея, после чего упал без сознания. Его рука стала иссиня-чёрной. Махараджи велел Брахмачари Бабе расстелить одеяло и уложить на него Юдиштру. Затем Махараджи попросил принести стакан воды. Какое-то время он подержал его в руке под одеялом. При этом Махараджи кричал: «Его укусила змея! Что теперь будет?» Юдиштра оставался без сознания. Через несколько минут Махараджи дал воду Брахмачари Бабе и велел ему втереть её в место укуса. Как только тот начал прикладывать воду, Юдиштра пришёл в себя. Через час он был уже в полном порядке.

*

Однажды, когда я был ещё ребёнком, я очень тяжело заболел и у меня была высокая температура. Моя мать позвонила Махараджи, и он тотчас приехал. Он только положил свою руку мне на голову, и моя лихорадка прошла.

*

В 1964 году со мной случился сердечный приступ. Моя жена очень переживала, тогда как я чувствовал в душе спокойную уверенность, что Махараджи не даст мне умереть.

*

Однажды, ранним утром, в Каинчи прибыло пять молодых людей. Они очень нервничали, ожидая появления Махараджи. Как только он вышел из своей комнаты, он сразу же начал задавать им вопросы. Они рассказали, что все они мусульмане и приехали из соседнего города. Их близкий родственник находился при смерти и попросил их пойти к Махараджи и получить его благословение. Махараджи велел принести немного воды. Вода была принесена. Махараджи поднёс стакан к своим губам, что-то прошептал, затем подул на воду и, отдав стакан парням, велел им тотчас же возвращаться к больному и дать ему выпить эту воду. «Тхик хо джаега (с ним будет всё в порядке)», — добавил он.

*

Махараджи давал даршан большой толпе людей в доме преданных в Лакнау. На улице громким голосом учёного пандита садху читал Гиту, а рядом с ним хозяин дома возился со своей больной кошкой. Махараджи закричал своему преданному: «Что ты делаешь с этой кошкой?» Тот объяснил, что кошка очень больна и он греет её на солнышке, а потом собирается отнести к ветеринару. «В природе так устроено, — сказал Махараджи, — что кошки обычно не нуждаются во врачах. Она принадлежит Матери Природе; она выздоровеет». Затем, взяв маленькую конфетку, он сказал: «Вот, дай ей это». И хотя кошка была настолько больна, что не пила даже молока, конфету она съела без колебаний. Спустя минуту она поднялась и прыгнула на садху, прервав его чтение, а затем убежала прочь. Когда преданный вернулся в комнату, Махараджи спросил: «Твоя кошка в порядке? Животные сами себя лечат. Когда они больны, они ничего не едят. Они находят специальные травы и принимают их».

*

В Лакнау одна женщина, страдавшая высоким кровяным давлением, как-то позвонила мужу на работу и сообщила, что у неё сильно кружится голова. Она попросила его прийти домой, так как не могла дозвониться врачу. Когда муж пришёл домой, она по-прежнему не могла связаться с врачом. Как раз в тот момент, когда они размышляли над тем, что им делать, зазвонил телефон. Это был Махараджи, и звонил он из Агры. Он сказал: «Ты переживаешь по поводу высокого давления у жены? Не волнуйся. С ней будет всё в порядке. Дай ей стакан воды».

*

Однажды Махараджи гостил у меня в доме. Как-то ранним Утром, в 4 часа, он разбудил меня словами: «Вставай, пошли». Я сказал: «Махараджи, я возьму свою машину и отвезу вас», но он возразил: «Нет, я пойду пешком».

Я обул свои сандалии, Махараджи отправился в путь босиком. Я не знал, куда мы идём, но я всегда полностью доверял Махараджи, Потому что, даже если он и говорил, что не знает, где находится такое-то место, он всегда безошибочно находил его. Часто он спрашивал: «Ты не знаешь, где расположено то-то или то-то?». Я отвечал, что не знаю, а затем он отводил нас туда. Поэтому я полностью отдал себя в его руки.

Мы подошли к каким-то хрущёбам. Махараджи встал у одной из хибар с дверью, похожей скорее на окно, открыл её и заглянул внутрь. На кровати лежал мальчик лет двенадцати, который был очень болен.

Махараджи сказал ему: «Вставай, ты здоров».

Как только мальчик смог встать и облокотиться на стену, Махараджи сам лёг на его место. В этот момент проснулась старая слепая бабушка мальчика, которая за ним ухаживала, и спросила: «Кто там?»

Я ответил: «Здесь Махатма (великая душа)».

Махараджи спросил её: «У него высокая температура и озноб уже две недели?» Она подтвердила это. У мальчика, вероятно, был брюшной тиф. Ма чувствовала себя неловко, так как ей нечего было предложить Махараджи. Он увидел это, а также заметил старую консервную банку, в которой была вода.

— Ма, у тебя есть немного пани (воды)? Я очень хочу пить.

Она была счастлива, что может дать ему хотя бы воды. Он с большим наслаждением попил, а затем предложил банку мне, зная, что я никогда не стану пить из неё. Я отказался от воды. Когда мы ушли, мальчик выздоровел.

*

В 1972 или 1973 году Рам Дас читал лекцию в Огайо. Один юноша, посетивший эту лекцию, утром следующего дня вылетел из Кливленда (Огайо) в Нью-Йорк, оттуда — в Лондон, а затем — в Нью-Дели. Здесь он взял такси и отправился в Каинчи. Менее чем тридцатью шестью часами ранее он слушал, как Рам Дас рассказывал о Махараджи, а теперь он уже входил в ашрам. Он был без рубашки, так как стояла страшная жара, и я заметил у него на груди сильную сыпь. Поприветствовав его, я спросил, откуда он приехал, и он рассказал мне свою историю. Затем я спросил его, почему он не лечит сыпь, и он объяснил, что все известные врачи, к которым он обращался, говорят, что она неизлечима; он пробовал различные уколы и мази, но ничего не помогало.

Я сказал, что это глупость, ведь это всего лишь tinia corpus, которую очень легко вылечить, и добавил, что Дварка едет в Наинитал и уже вечером может привезти серный деготь для лечения сыпи, и тогда через несколько дней всё пройдёт. Юноша ответил: «Всего два дня назад я слушал Рам Даса. А теперь я встречаю доктора Америку (прозвище, данное мне Махараджи) и нахожусь в ашраме Махараджи. Всё, что вы скажете!» Его глаза были величиной с блюдца.

Дварка привёз серный деготь, и я показал юноше, как им пользоваться, сказав, что сыпь исчезнет уже через несколько дней. Он согласился лечиться этим средством и добавил, что на неделю уезжает в Бадринатх. Затем он отправился к чайному магазинчику. А я начал размышлять о том, что уже давно не занимался медицинской практикой. Пройдя в свою комнату, я начал читать в медицинских книгах о болезни, диагноз которой поставил. И я понял, что ошибся, и лечение, которое я назначил юноше, было абсолютно бесполезно. Я помчался к чайному магазинчику и прибежал как раз в тот момент, когда автобус с юношей только отошёл. У меня было ужасное состояние. Поставив неверный диагноз, я не только показал себя в худшем свете как представитель Махараджи, но я ещё и отправил юношу с бесполезным лекарством — вернувшись, он подумает, что всё, кто окружает Махараджи, глупцы и некомпетентные люди. Та неделя, пока его не было, показалась мне просто ужасной. Я чувствовал, что совершил нечто непростительное.

Через неделю он вернулся. Я увидел его издалека и побежал ему навстречу со словами: «Я очень извиняюсь!»

Он сказал: «Извиняетесь? Посмотрите!» Он расстегнул рубашку, и я увидел, что его грудь абсолютно чиста, не было даже ни единого шрама. Всё прошло. Я не мог понять, в чём дело, но я знал, что вылечило его не лекарство, которое я ему дал.

Я подошёл к окну комнаты Махараджи, которую мы называли его офисом, и сказал: «Махараджи, благодарю вас. Вы вылечили его».

Он ответил: «Суб Ишвара хай. (Это всё Бог.)»

*

Одна женщина, преданная Махараджи, заболела от того, что ела слишком много маринованной пищи. Она очень любила маринады, но у неё был слабый желудок, и она не могла их переваривать. И вот, когда она в очередной раз съела маринованное блюдо из манго, на следующее утро у неё ужасно разболелся желудок. Муж сообщил об этом Махараджи, и тот тотчас прибыл к ним домой, держа в руках нечто, завернутое в бумагу. Все подумали, что он принёс какую-то тайную траву или древнее лекарство. Махараджи развернул свёрток и вручил его содержимое мужу женщины. Это была обёрнутая целлофаном таблетка «гелусила» (желудочное средство)!

*

У меня обнаружили диабет, и мне нельзя было есть ничего пряного, крахмалистого, жирного и сладкого. Сразу же после этого я впервые отправилась в Каинчи, и мне подали большую тарелку Жареных в масле пури, халву и картофель с пряностями — как Раз все те вещи, которые мне нельзя было есть. Врач сказал мне, что если я буду есть такую пищу, то я очень серьёзно заболею. Я Размышляла над словами врача и смотрела на Махараджи, который лишь подмигивал мне. Я не могла решить, кому мне больше доверять — врачу или Махараджи (в то время я ещё даже не знала, является ли он моим гуру). Это был мой первый день «на работе» в качестве преданной Махараджи.

Наконец, я решилась съесть пищу. Я была так голодна, что съела сразу две тарелки. И каждый день после этого я также наедалась до отвала. Через несколько недель я отправилась в Наинитал и проверила кровь на сахар. На этот раз уровень сахара снизился до границ нормы. Врач сказал: «Я не понимаю, как сахар мог так быстро опуститься. Очень странно».

Я сказала: «Думаю, я знаю, что произошло».

*

Моя мать была больна. Её осмотрело много врачей, и все сказали, что у неё сепсис и ей нужно в больницу. Моя мать очень ортодоксальная женщина, и она не хотела в больницу. Я написал Махараджи письмо, и он попросил меня отвести её к гомеопату, имя которого он мне назвал. Моя мать была исцелена. Старый гомеопат, который никогда в жизни не встречался с Махараджи, сказал: «Этот Махараджи присылает ко мне многих больных, и какое бы лекарство я им не дал, они всегда излечиваются, даже если болезнь хроническая. Я не знаю, как это всё получается!»

*

Однажды, когда я был в Каинчи, моя жена отправилась на даршан к Махараджи. Я об этом ничего не знал. В тот период у неё очень болело сердце. Каждый раз, когда она поднималась или опускалась по лестнице, у неё начиналось сильное сердцебиение. Она приходила ко мне вся в слезах, думая, что скоро умрёт. Но, полностью доверившись силе Махараджи, я не переживал по этому поводу и никогда не говорил с ним о болезни жены.

В тот день она сама пошла к Махараджи и рассказала ему обо всём. Махараджи тут же закричал: «Где он? Позовите его!» Когда я пришёл, он спросил: «Что? Она больна, а тебе всё равно?» — и всё в таком духе. Я ничего не говорил в ответ, так как знал, что он читает все мысли человека и отвечает на них, как будто они произносятся вслух. Ты думаешь, а он говорит.

Я думал так: «Зачем мне что-то делать, всё в его руках».

Он ответил вслух: «Нет! Есть один врач. Отправляйтесь к нему в Агру. Он специалист по сердечным болезням и великий ученик». Затем Махараджи повернулся к одной из стоявших рядом Ма и сказал: «Расскажи ему, как я послал твою родственницу к этому врачу. Он великий святой».

Ма сказала, что, когда она показала врачу письмо, присланное Махараджи, он сам прибежал к ним домой лечить родственницу Махараджи спросил: «И что?»

— Через два или три дня она была здорова.

— Посмотри! Ты только посмотри! — воскликнул Махараджи, обращаясь ко мне. — Он мой великий ученик. Отправляйся! Завтра же идите к нему. Джао! Идите! Если нужны деньги, я дам. Вы должны идти!»

Я ничего не сказал, а лишь подумал: «Махараджи, ты так велик. Мне не нужно идти туда. Ты Бог. Ты можешь вылечить её».

Он немедленно ответил на мои мысли: «Нет, нет! Ты должен идти! Бадмаш! Это мой приказ!» Я молчал. Он продолжал: «Ты не знаешь? Этот врач — великий святой. Как только она получит его даршан, она будет здорова. Ты увидишь его благословение, иди к нему, лекарства не понадобятся. Ты увидишь. Она будет здорова. Иди! Завтра вы должны пойти к нему! И не отказывайся!» Я думал о том, что никуда не пойду. «Что? Ты не выполняешь мои приказания? Ты должен им повиноваться. Ты злой. Ты должен идти».

Я думал: для меня это такая проблема, но он говорит, что я должен идти, и я должен идти. На следующий день я ожидал приказа отправляться в путь, но он ничего не сказал на этот счёт. Он сказал другое: «Ну-ка, иди сюда, сядь возле меня. Сколько людей приходят в храм? Давай им прасад, давай им всё, в чём они нуждаются». Но о том, чтобы ехать в Агру, он не сказал ни слова. С того самого дня и до сих пор — а прошло уже восемь лет — у моей жены ни разу больше не болело сердце.

Все те немыслимые позы, которые принимал Махараджи, были не более случайны, чем всё остальное, что он делал. Некоторые из его давних преданных умели довольно хорошо читать язык тела Махараджи, ибо многие из его поз были на самом деле мудрами (утверждениями через форму), которые даровали благословение, активизировали определённые силы или вызывали определённые изменения в окружающей обстановке.

Ухватить Махараджи было абсолютно невозможно — он был очень ловок и легко уворачивался. Часто, когда он хотел уйти, он говорил, что ему нужно в туалет, и убегал. Позже мы, давние преданные, раскусили эту его уловку, и ему пришлось придумывать новые.

По-моему, всё то время, которое я был с ним, я или плакал, или смеялся, или пел. В 1965 году я видел его семь или восемь раз, никогда не более одного дня и всегда в разных местах. Он всё время вёл себя по- разному. Он непрерывно путешествовал в северную Индию из Калькутты и обратно, а под покровом ночи он, подобно вору, мог совершить побег в «мерседесе» одного из преданных. Он нигде не оставался надолго.

Каждый раз, когда Махараджи выходил из машины, его глаза сияли невероятной открытостью. Все, кто путешествовал с ним, говорили, что когда он ехал в машине, то был очень внимателен, наполовину высовывался из окна и рассматривал всё, что попадалось на пути. А когда он выходил из машины, его глаза были широко открыты, и он оглядывал всё вокруг. Я помню, как Дада однажды со смехом вспоминал свою поездку в машине с Махараджи. У Махараджи рот не закрывался — он хотел знать всё, расспрашивал обо всём, что встречалось на пути, в точности как ребёнок. Нужно было постоянно уделять ему полнейшее внимание. А он во время всего пути давал водителю подробные указания: «Поворачивай направо, поворачивай налево, разворачивайся, поезжай обратно».

Мы выехали часа за два до отправления поезда, но он всё равно твердил: «О, мы опаздываем, мы опаздываем! Нам нужно было выехать раньше!» Махараджи постоянно так сокрушался:

«О, дер хо гай, дер хо гай — уже поздно, уже поздно!» На этот раз он просто выходил из себя. Мы все сидели и ничего не могли возразить. А Махараджи продолжал: «Нам надо было взять билеты заранее. Мы не попадём на поезд...» Это было так смешно! Мы приехали на вокзал за полтора часа до отправления поезда.

*

X. С. рассказал: во время длительных поездок на поезде, когда с Махараджи ехали Ма, они часто сидели вокруг пего. Иногда Махараджи сидел на полу отдельного купе, и Ма часами распевали бхаджаны под стук колёс. Одно из любимых их песнопений (я даже сейчас слышал, как одна Ма повторяла его во время работы) взято из Кабира: «Дина Бандху, Дина Натх, Мере доре тере натх (сострадательный друг, сострадательный Господь, в своих руках ты держишь струны меня-марионетки)».

*

Махараджи ехал с нами в поезде. Он был в соседнем куне. Часа в три ночи кто-то начал громко колотить в нашу дверь кулаками. Я сразу же понял, что это Махараджи. Я вскочил и, распахнув двери, увидел стоящего передо мной Махараджи — одна его рука была вытянута вдоль края двери, другая — упиралась в бедро. Он спросил: «Кья тайм хогая (который час)?» Было почти 3:30, и вскоре нам нужно было сходить. На станции Матхура люди спали прямо на земле, и нам пришлось переступать через них. Махараджи приговаривал: «Суб сота хайн (все спят). Суб сота хайн». Он смотрел то вперёд, то назад, повторяя эту фразу снова и снова. «Кйон (почему)? Почему все спят?»

Шив Чаран сказал: «Баба, сейчас 3:30 ночи. Бохут дер хо гай (очень поздно)...»

Я думал: «Ну вот, мы все спим. Спим в иллюзии». Это был чудесный момент. Особенно чудесным было то, что он нас разбудил. Такое случилось со мною единственный раз в жизни. Махараджи будит вас: «Давай, пошли!»

*

Махараджи часто покупал билеты в одно место, а затем, зная, что преданные пошлют туда телеграмму о его прибытии, выходил на одну остановку раньше. Махараджи часто говорил о другой великой святой, Анандс Майи Ма, постоянно окружённой толпами людей, чей график передвижений даже публиковался: «Это ужасно, что с ней делают преданные, они держат её взаперти между восемью воротами». Он имел в виду то, что она была пленницей их любви.

*

Махараджи подобен Ганге: она течёт к Харидвару, и люди устраивают место паломничества, но реку не волнует паломнический центр. Она просто продолжает течь. То же и в Аллахабаде, и в Бенаресе.

*

Когда Махараджи был в городе Барейли, один преданный сказал ему, что должен на несколько дней лететь в Англию по делам. Он попросил Махараджи сопровождать его. Махараджи ответил: «Давай полетим!» Они отправились в Англию и провели три дня в хорошем отеле. Через три дня Махараджи начал настаивать на том, чтобы немедленно вернуться в Индию. Преданный стал возражать, говоря, что его работа ещё не закончена и ему нужно ещё два дня. Но Махараджи был непреклонен: «Нет, полетели». И вскоре пришла телеграмма, сообщающая, что жена этого преданного очень больна. Они вылетели тем же вечером. Впоследствии, когда его спрашивали о поездке, Махараджи смеялся и говорил: «Я полетел туда. Я пил молоко и ел фрукты».

*

Как-то Махараджи сопровождал одного своего преданного, индийского посла в Саудовской Аравии, во время хаджа (паломничества) в священный мусульманский центр, Мекку. Они вылетели из Индии в столицу Джидду и остановились в индийском посольстве. Оттуда они направились к святым местам ислама. Позже Махараджи рассказывал, что, когда некоторые мусульмане обнаружили, что он не мусульманин, его избили. «И тогда я сразу же вернулся», — сказал он.

*

Патрульные, охранявшие индо-тибетскую границу, рассказали, что однажды Махараджи пересёк границу, отправившись в Тибет, а затем вернулся обратно.

После того как я женился, у нас с женой родились три дочери. Меня это не особенно беспокоило, но моя мать очень хотела внука. Махараджи сказал мне, что у меня будет сын. Я признался, что у меня нет большого желания иметь сына. На это он ответил: «У тебя нет такого желания, а у твоей матери есть. Теперь у тебя будут сыновья. Много сыновей. Если ты захочешь сыновей, они у тебя будут. Если ты захочешь, у тебя будут сыновья, сыновья и сыновья». Когда моя жена снова забеременела и была примерно на седьмом месяце, Махараджи прибыл в Каинчи и сказал:

«Ну, Сиддхи Ма! У Шив Сингха сын! Родился сын». Но сын ещё не родился тогда. Он появился на свет через два месяца. Мы положили его на колени Махараджи: «Махараджи, это ваш плод». Он благословил мальчика и сказал: «Теперь у тебя будут сыновья. У Бога сыновья не в дефиците. Теперь ты будешь производить на свет сыновей. Больше никаких дочерей. Сыновья и сыновья».

*

Вам не обязательно обладать верой, чтобы получить милость.

Однажды Махараджи сказал семейной паре, приехавшей как туристы в Каинчи из восточного района штата Уттар-Прадеш: «У вас три дочери. Вы хотите сына. Хорошо. Доставьте мне десять мешков муки».

― Махараджи, как я вам их пришлю? Я приехал издалека.

― Я знаю, что вы приехали издалека. Отправляйтесь в магазин в Халдвани (город в Уттар-Прадеше), там сделают всё, что надо.

Человек отправился в магазин и договорился об отправке муки. Всё это стоило столько денег, что у него осталась сумма, достаточная только для того, чтобы вернуться домой. Через некоторое время у него родился сын.

*

Адвокат и его жена, не имевшие детей, пришли к Махараджи за помощью. Он вручил мужу плод гуавы, велев дать его жене, и сказал, что теперь у них будут дети. Адвокат думал о том, что пятеро детей его брата для него как родные, — зачем ему ещё собственные? И он положил гуаву на стол для проведения пуджи. Через месяц он отдал плод (который был все ещё в отличном состоянии) своему другу, у которого тоже не было детей. Друг и его жена съели его. Сейчас у них трое детей.

*

К Махараджи пришёл человек, у которого не было детей, и Махараджи сказал ему: «Сделай здесь возле храма колодец, и у тебя будут дети». Так и случилось. Я встретил сына этого человека, который сам сейчас имеет двух сыновей. Махараджи сказал тогда его отцу: «Выкопай колодец, и твоя лодка продолжит свой путь», имея в виду, что семейная линия этого человека продлится и далее.

*

Однажды шофёр повёз Махараджи в Наинитал, он хотел навестить некоторых преданных. Подъехав к крутой горе, водитель стал размышлять, стоит ли слишком напрягать мотор, чтобы преодолеть подъём. Он не хотел рисковать, но поскольку у него на первом сидении был Махараджи, он решил попробовать. Когда они прибыли на место, Махараджи сказал: «У тебя нет детей».

― Нет, Махараджи.

― Как долго ты женат?

― Девятнадцать лет.

― Вот, съешь это яблоко. У тебя будет ребёнок.

Спустя десять месяцев его жена родила сына. Водитель говорил: «За такую малость Махараджи сделал великую вещь».

В поезде моя невеста разговорилась с сидящими рядом с ней женщинами о Махараджи. Одна женщина из южной Индии очень разволновалась и настояла на том, чтобы приехать к нам и встретиться с ним. Она принадлежала к высшему обществу. Женщина вела себя необычно и очень таинственно. Она поступала так, будто была членом нашей семьи, и даже входила в комнату моей жены, брала её сари и отдавала их другим женщинам. Эта дама прожила у нас около недели, но Махараджи всё не появлялся, и тогда она отправилась в Каинчи. Когда Махараджи наконец приехал к нам, она была в его сопровождении. Преданные в Наинитале, а также в Лакнау жаловались на то, что она располагалась у них дома и раздавала ценные вещи. Махараджи спросил, почему я позволил ей остановиться в своём доме. Я сказал, что её послал Махараджи, а всё, кого он посылает, являются желанными гостями в моём доме, я не могу прогонять посланцев Махараджи. Однако Махараджи отрицал, что это он послал её. Я возразил: «Как она могла прийти без вашего ведома?» (Как она могла? Махараджи знает всё, это его дом. Конечно же, это он послал её!)

Этого Махараджи отрицать не стал, однако заявил в ответ: «Но ведь она раздавала ваши ценные вещи!» Я сказал: «Они не могли быть такими уж ценными, такими уж необходимыми, если у нас их больше нет. Это, наверное, были бесполезные вещи, иначе они бы по-прежнему были у нас — разве это не так?» Махараджи промолчал. Что он мог сказать? Другие преданные были удивлены, что Махараджи признал, что он знает обо всём происходящем.

*

Однажды в отделе, где я работаю, проводились экзамены. Мне было сорок четыре года, и я считал, что я слишком стар, для того чтобы сдавать экзамены, мне также не хотелось ударить лицом в грязь перед своей семьёй. Первую контрольную работу я выполнил без энтузиазма и всё испортил. Махараджи тогда здесь не было. Когда я вернулся с экзамена, на пороге дома Дады я увидел Сиддхи Ма и понял, что Махараджи приехал. Я вошёл в дом и положил ручку и карандаш к его стопам. Махараджи спросил: «Ты сдаёшь экзамены?»

― Да.

― Ты их сдашь.

Перед вторым экзаменом я плакал. Махараджи спросил: «Почему ты плачешь?»

― Я боюсь, что провалюсь.

Махараджи усадил меня и заверил: «Ты пройдёшь».

Тогда Хубба сказал: «Иди. Имей веру».

На экзамене было пять вопросов, и на четыре с половиной из них я ответил неправильно. После третьего экзамена я снова встретился с Махараджи. Он спросил меня, как дела, и я солгал: «Превосходно». Потом я подумал: «Как я могу ему врать?»

Через три месяца стали известны результаты — я прошёл.

*

У одного человека на глазу было воспаление, которое не смогло устранить даже хирургическое вмешательство, но позже он сказал Махараджи: «Когда я прочитал Чандипат (книга мантр,посвящённых Матери), глаз зажил сам по себе».

Махараджи стал разыгрывать скептицизм, говоря присутствующим Ма и другим преданным: «Вы можете поверить, что он просто прочёл Чандипат и воспаление прошло? Вы верите в это? Это возможно? Такое могло случиться? Ма, как ты думаешь?»

*

Снова и снова на протяжении многих лет Махараджи учил меня иметь веру в то, что он будет направлять меня через моё собственное сердце. Мне нужно только слушать тот высший голос интуиции. В эти минуты я ощущаю его с наибольшей силой. Вот пример того, как он учил меня этому:

Среди садху, живших во Вриндаване, был один молодой парень, немного говоривший по-английски и друживший со многими западными преданными Махараджи. Он сопровождал их по городу, показывая малоизвестные храмы и особые святые места. Вечерами западные преданные иногда приходили к нему на песнопения. Меня часто приглашали принять в них участие, но я не ощущал особого желания — мне хватало ежедневного пребывания рядом с Махараджи. В остальное время я довольствовался тем, что бродил по городу и думал о нём и о том, что произошло во время даршана.

Но этот молодой садху продолжал передавать мне через других преданных приглашения на песнопения, которые я всё время отклонял. Однажды вечером один преданный принёс мне тарелку из листьев, полную еды, её мне послал этот садху. От такого внимания мне стало не по себе. Я с недоверием относился к мотивам его поведения, и в то же время я с недоверием относился к своему собственному недоверию по отношению к нему. Может быть, где-то глубоко внутри я ощущал в нём конкурента.

Вскоре мы отправились в Аллахабад, город, расположенный примерно в двухстах километрах от Вриндавана. Там нас поселили в доме одного преданного, и мы ежедневно посещали Махараджи, живущего в доме Дады, расположенном в миле от нас. Однажды мы, трое преданных, приехали к Даде на рикше. Его дом был обнесен забором с воротами, а за воротами росло одинокое дерево. Подъехав к дому, мы увидели под деревом того молодого садху из Вриндавана. Два моих спутника, которые питали к нему симпатию, выскочили из рикши и, подбежав к нему, совершили пранам. Расплатившись, я подошёл к воротам. В этот момент садху поднялся на ноги, и мы поклонились друг другу. Я не мог понять, почему он сидит за воротами. Если он приехал повидаться с Махараджи, почему он не в доме с остальными преданными? Может быть, он относился к какой-то секте, члены которой не могли входить в дом? Или, может быть, он ждал приглашения? Теперь, когда он поднялся, должен ли я пригласить его войти? Я не мог проигнорировать его и войти в дом, оставив его на улице. И всё же что-то в моём сердце — то же ощущение душевного дискомфорта, которое я испытывал раньше во Вриндаване, — удерживало меня от того, чтобы пригласить его. Моё сомнение в его чистоте мешало мне привести его к Махараджи.

Мы стояли лицом друг к другу, и я чувствовал, как нерешительность сковала меня. И тут неожиданно из дома вышел индус и с большой радостью и глубоким почтением поприветствовал молодого садху и провёл его в дом. И тогда я осознал, что этот садху действительно обладает чистотой, а моя сдержанность по отношению к нему была проявлением моей собственной нечистоты. Я тихо прокрался в дом и сел в передней комнате, без особого энтузиазма присоединившись к песнопениям других присутствующих. Молодого садху нигде не было видно. Вскоре после этого я увидел его среди поющих, а после этого он больше не попадался мне на глаза. Я ощущал тяжесть на сердце, осознавая свою вину за то, что позволил чувству соперничества или чему-то ещё овладеть мною в виде интуитивного суждения о нечистоте другого человека.

Затем меня вызвали на кухню, где Махараджи сидел в окружении индийских преданных. Я упал к его стопам, а он легонько стукнул меня по голове и сказал индусам: «Рам Дас умеет хорошо говорить, он хороший лектор, но людей он не понимает». Его слова перевели на английский, и я понял, что Махараджи не собирается оставлять сцену, произошедшую за воротами, без внимания. Я мог лишь согласиться с ним и ещё больше погрузиться в переживание вины и собственной нечистоты. А Махараджи снова и снова повторял своё заявление о том, что, хотя я и умею хорошо говорить, о других людях я сужу неверно. Все соглашались с ним и смотрели на меня с любовью и жалостью. Я всем сердцем снова и снова соглашался с ним. Наконец, когда Махараджи проработал этот момент полностью, он сказал: «Да, он не понимает людей. Он должен был пригласить этого садху в дом. Но этот человек не обладает чистотой — он хочет иметь то, что принадлежит его преданным».

С этими словами он ударил меня по голове и радостно рассмеялся. Голова у меня пошла кругом, и сквозь туман вины, жалости к себе и сомнений внезапно прорвались яркие лучи понимания. Махараджи в своей уникальной, неподражаемой манере говорил мне, что на этот раз я был прав. Он учил меня доверять своему сердцу. (Р. Д.)

Однажды Махараджи отругал одного человека, приехавшего в храм навестить своего друга. Он, несмотря на поздний час, велел этому человеку немедленно уезжать на своём грузовике домой. Человек очень обиделся, так как посчитал, что Махараджи просто решил его унизить. Было уже поздно, и он заночевал в своей машине прямо за воротами храма. Вернувшись домой, он обнаружил, что ночью его дом обворовали.

*

Однажды Махараджи и группа преданных целый месяц прожили в священном городе Читракуте. Как-то Махараджи повел преданных в хижину одного садху, тот питался мизерным количеством корней редкого растения, растущего в джунглях. Обычную пищу он не ел. Махараджи попросил у садху немного корня, и тот дал ему небольшой кусочек. Махараджи закричал: «Да не жадничай так. Дай больше. Я знаю, что у тебя есть ещё». И садху дал ему два больших куска этого ценного корня. Махараджи разделил их на множество кусочков и дал каждому из преданных, кроме одного, которому, как он сказал, этот корень мог принести большой вред. Преданный умолял дать ему хотя бы крошечный кусочек того, что теперь было прасадом, и тогда Махараджи, смягчившись, дал ему немного.

В тот же вечер был киртан — все пели «Шри Рам Джай Рам, Джай Джай Рам». Махараджи пел громче всех. Преданный, которому корень мог причинить вред, вдруг почувствовал себя очень плохо и ушёл в свою комнату. Некоторое время спустя Махараджи вошёл к нему, поднял и повел на киртан. Тот немного посидел, но снова почувствовал себя плохо и вернулся в комнату. Махараджи опять пошёл за ним и привёл обратно. Киртан продолжался до поздней ночи. К этому времени большинство преданных заснули, но Махараджи продолжал петь. Преданный, чувствующий недомогание, сидел рядом. Наконец, Махараджи разрешил ему вернуться в свою комнату и лечь спать. Преданный быстро заснул. А проснувшись, он увидел, что Махараджи сидит рядом с его кроватью. «С тобой всё в порядке? Я говорил тебе, чтобы ты не ел корень. Когда я был болен, ты спал всю ночь; когда ты заболел, я всю ночь не спал и молился».

*

Это произошло в Аллахабаде во время Кумбха Мелы. Поздно вечером Махараджи давал даршан в своей палатке. Следующий день был самым благоприятным днём во всём десятилетии для омовения в Сангаме. Одному из преданных Махараджи, офицеру полиции, было поручено отвечать за безопасность миллионной толпы. В тот вечер он был рядом с Махараджи. Неожиданно Махараджи поднялся и сказал: «Поехали». Он попросил отвезти его на железнодорожную станцию, где он стал ожидать прибытия первого следующего в западном направлении поезда. Преданный-полицейский и другие стали уговаривать Махараджи задержаться до следующего дня и остаться на такое знаменательное событие. Он отказался и предупредил их, чтобы они были очень осторожны, так как на следующий день произойдёт большая беда.

Махараджи уехал, а преданные вернулись обратно, отнёсшись к его словам без особого внимания. В 4 часа утра тысячи людей повалили к реке, чтобы совершить омовение в такой редкий и особенный момент. Во время шествия нагих садху случилось несчастье. Дорогу перегородили, и гигантские толпы людей стали напирать на тех, кто оказался впереди у праздничных барьеров. Во время этого столпотворения умерло и было ранено большое количество людей.

*

Однажды в Лакнау Махараджи пригласил нескольких преданных сходить вместе с ним к одному человеку, который жил в другой части города. Махараджи предложил идти пешком, но на первом же углу преданные увидели повозку с лошадью и выразили желание продолжить свой путь на ней. Махараджи отказался, заявив: «Я в неё не сяду». Преданные настаивали, говоря, что другого транспорта нет, а добираться им предстоит далеко. Махараджи в конце концов смягчился и сел на заднее сиденье, повернувшись спиной к погонщику. Погонщик и два преданных сели впереди.

Как только погонщик стегнул лошадь, давая ей знак трогаться, она неожиданно вскочила на дыбы, подняв переднюю часть повозки. Поскольку Махараджи сидел сзади, он легко спрыгнул на дорогу.

Лошадь продолжала вскакивать и лягаться, отчего повозка чуть было не перевернулась. Преданные на переднем сидении были напуганы до смерти. Тогда Махараджи сказал им: «Я же говорил вам, что нам не следует ехать на этой тонге. Вы хотели на ней ехать. Не хотите ли вы теперь слезть обратно?»

*

По счастливой случайности в июне 1963 года в Гандже я встретился с Махараджи. На его расспросы я ответил, что еду из Ришикеша во Вриндаван. Тогда он сказал: «Твой Гурудэв (гуру) развлекается как сам Правитель Вриндавана. Но скоро это всё закончится. Ты воспринимаешь своего гуру как самого Господа, не так ли? Возвращайся обратно». И он дал мне денег на дорогу. Но я тогда не понял его. Лишь несколько дней спустя из английской газеты я узнал о болезни своего учителя. Я тут же помчался обратно в Ришикеш, и через две недели после моего приезда Гурудэв вошёл в состояние махасамадхи (умер). Позже я снова случайно встретился с Махараджи, и он спросил меня, успел ли я тогда вовремя вернуться в ашрам. И я с благодарностью ответил: «Да».

*

У X. Р. на глазах образовалась катаракта. Он поехал к Ананде Майи Ма за помощью. Она сказала, что ему нужно ехать в Алигарх и делать операцию. Но в Лакнау он встретил Махараджи, и тот сказал, чтобы он ехал в Ситапур и делал операцию там. X. Р. последовал совету Ма, но после операции полностью потерял зрение. Позже он ещё раз встретил Махараджи, тот сетовал: «Почему ты поехал в Алигарх, если я велел тебе ехать в Ситапур?»

Перед своей свадьбой я пришёл к Махараджи, и он спросил меня, как я собираюсь добираться до места проведения празднества. Я ответил, что поеду автобусом, но он возразил: «Нет, тебе лучше ехать на поезде». Однако я был упрям, я всё уже спланировал и поэтому отказался ехать на поезде. Тогда Махараджи спросил, каким маршрутом будет следовать мой автобус, и затем попросил изменить маршрут и остаться на ночь в ашраме. Я сделал, как он сказал, но всё равно уехал на автобусе. Во время поездки наш автобус попал в аварию и дважды перевернулся. Хотя в салоне были незакреплённые металлические ящики, никто не пострадал. Мы все вылезли из окна водителя. А когда мы вернулись обратно, Махараджи послал за нами джип и встретил нас с приветствиями.

*

Один преданный сказал: «Очень трудно находиться в присутствии святого. Если ты ослушаешься его, за этим определённо последует страдание».

*

Помню однажды, когда я был у Махараджи, ему сказали, что один человек использует его имя для сбора средств на школу. Собирать деньги без разрешения Махараджи — неблагословенное занятие, и реакция Махараджи была такова, что навечно врезалось мне в сознание, всплывая с тех пор в виде образов или кошмаров. Он сказал: «Я ничего с ним не сделаю. Но за то, что он совершил, он будет вращаться во вселенной в течение множества эонов».

*

Один человек, который прислуживал Махараджи, стал очень высокомерным и начал унижать некоторых преданных. Махараджи страшно рассердился, он сидел с ужасающим видом и производил рычащие звуки, подобно обезьяне. Он вызвал этого человека к себе в кабинет, и следующее, что увидели люди — это как здоровяк вылетел из дверей и, пролетев пять футов, приземлился на камень. На арати он не явился. А на следующий день, когда Махараджи шёл по дороге, мимо него проехала машина, в которой сидел этот человек и его жена. Она поклонилась Махараджи, а он даже не взглянул на него. Говорят, что Махараджи печально произнёс: «Он больше не вернётся ко мне». Позже этот человек стал пьяницей.

*

Один охотник решил посмеяться над Махараджи в присутствии своих друзей, сказав им, что может достать для него мяса, хотя он знал, что Махараджи вегетарианец. Позже, когда друзья этого охотника стали преданными Махараджи, он также стал делать попытки встретиться с ним. Однако в течение пяти лет ему не удавалось оказаться в нужном месте в нужное время, хотя его жена и дети часто попадали на даршан. Наконец, одна из Ма вступилась за него, и Махараджи сказал: «Ну хорошо». И тогда тот человек смог найти его.

Когда я спросил его, что мне делать для того, чтобы получить визу, он вначале велел мне отправляться в Канпур. Затем он сказал: «Нет, не в Канпур. Езжай в Матхуру. Или нет, отправляйся в Лакнау». В течение двух минут он назвал мне три разных места. В конце концов он сказал: «Не имеет значения, куда ты поедешь, так как тебя всё равно вышвырнут», что, конечно, и было сделано.

*

Однажды меня охватило беспокойство по поводу визы, и я начал давить на Махараджи. Он находился в своём «кабинете», а я и Дада беседовали с ним через окно. Я постоянно спрашивал: «Куда мне идти? Она почти истекла. Куда мне идти? Что мне делать?» Махараджи ничего мне не отвечал, а когда я особенно сильно нажимал на него, он только клал голову себе на руки. Дада увидел, что происходит, и прошептал мне: «Уходи отсюда. Уходи прямо сейчас, иначе он может отправить тебя обратно в Америку. Отойди от окна».

Позже, конечно, всё уладилось — самым чудесным образом: я сажусь на поезд, отходящий в день истечения моей визы; в отделе виз мне говорят, что продлить её невозможно; я плачу, и чиновник говорит: «Одну вещь я могу для вас сделать». Так я остался в Индии на два года. Как сказано в «Дао Дэ Цзин»: «Действуя, выбирай правильно время».

*

Когда я пришёл к Махараджи, моя виза была просрочена на три месяца. Но всё пошло как по маслу. В отделе виз у меня не было абсолютно никаких проблем.

*

Наступило время продления шестимесячного пропуска для нашего автобуса «Фольксваген». Тот шестимесячный пропуск, который я получил весной, стоил мне полутора недель беготни и сотни долларов. Сейчас же «Фольксваген» уже достиг стадии утомления — так же, как и я — и я решил просто отдать его индийскому правительству. Но Махараджи и слышать об этом не хотел. Ставя меня перед фактом моих материальных привязанностей, он настаивал на том, что пропуск необходимо продлить. И мне пришлось вступить в бой с министерством финансов за право содержать машину, которая мне даже не была нужна. Мои объяснения относительно того, что я делаю это по приказу моего гуру, привлекли на мою сторону мало сочувствующих. Продление пропуска, которое обычно выполняется в течение нескольких дней, заняло почти три недели. Эта процедура требует сбора не менее двадцати трёх подписей, последняя из которых принадлежит самому министру финансов. Это значило, что член кабинета премьер-министра должен был лично поставить подпись под разрешением в течение шести месяцев пользоваться одним разбитым автобусом «Фольксваген» 1964 года выпуска. Конечно, всё это вдобавок к пошлине, которую нужно было заплатить и которая к этому времени равнялась стоимости машины.

В первые несколько дней я пускал в ход уговоры, убеждения, «праведный гнев» в качестве инструментов, для того чтобы заставить систему продлить пропуск. Но ничего не помогало. Однажды, прочитав на прощание речь о том, «что так нельзя обращаться с гостями в своей стране» и выскочив из одного такого учреждения, я вернулся к себе в гостиницу и понял, что, взорвавшись, я совершил промах, так как пойти в обход данной инстанции просто невозможно. И на следующий день мне пришлось идти туда вновь и извиняться.

И так всю дорогу. Вначале человек, чью подпись мне нужно было получить, уехал на несколько дней на свадьбу своего племянника, затем или моё заявление терялось, или чиновники не могли принять решение о налоге, или мне нужно было принести два различных документа, оценивающих стоимость машины... Я должен был ходить по конторам ежедневно, иначе моё заявление могло легко затеряться в брюхе этого громадного бюрократического монстра, и так по уши погрязшего в папках и бумагах, сложенных в готовую вот-вот завалиться огромную кипу, протянувшуюся от пола до потолка. Я никак не мог вырваться из Дели.

Какой урок относительно обладания вещами! Какой бы удобной ни была машина, она не стоила всего этого... Карма[3]. Я уже слышал, как Махараджи смеётся над моей «кучей кирпичей».

Однако весь этот процесс содержал в себе одно интересное учение, постигаемое на уровне интуиции. Ожидая получения пропуска для машины, мы остановились в очаровательно захудалой гостинице в стиле полу-хиппи. Вначале мы жили, что называется, «на чемоданах», каждый день надеясь на то, что сможем уехать из Дели и вернуться в «святое место». Но по мере того, как этот нудный процесс затягивался и дни шли своим чередом, мы начали обосновываться. Всё больше и больше западных туристов, проезжавших через Дели, попадали в нашу комнату — пока ежедневное число членов сатсанга не достигло тридцати и более человек; мы пели, медитировали и вели духовные беседы. Вскоре люди стали приносить индийские покрывала в качестве настенных ковров, картины и фрукты. Жена владельца гостиницы даже готовила масло гхи для наших ламп, используемых для проведения пуджи. В конце концов мы достигли такого состояния, что не имело никакого значения, уедем ли мы вообще когда-либо из Дели. И вот на этой стадии моё заявление на визу было подписано, и я получил пропуск для машины — мы были свободны и могли отправляться обратно во Вриндаван. (Р. Д.)

Как-то я спросил Брахмачари Бабу, обучал ли Махараджи его тапасье. Я привёл пример той тапасьи, какую, по его рассказам, выполнял сам Махараджи — сидение в озере по шею в воде или сидение на летнем полуденном солнце в окружении четырёх костров. Брахмачари Баба дал немедленный ответ: «Нет. Только обычные вещи — различные йогические асаны (позы), медитации и пранаямы». Однако я продолжал допытываться, и он сказал: «Махараджи велел мне соблюдать мауну (молчание). Я пребывал в безмолвии в течение трёх лет... После этого Махараджи велел мне выполнять тапасью стоя — то есть я не должен был ни садиться, ни ложиться, всё время быть на ногах. Я также выполнял эту практику в течение трёх лет. Я делал эту тапасью в Бхумнадхаре ещё до того, как там был построен храмовый комплекс. У меня было специальное приспособление для поддержания тела в положении стоя во время сна. Я засыпал, а мои ноги раздувались и становились огромными. Махараджи также велел мне стать пхалахари (не есть зерновых, только овощи и фрукты). Я питался так около восьми лет».

*

До встречи с Махараджи в течение многих лет я пребывал в духовном поиске, путешествовал по всей стране, изучал различные учения. Я начал следовать строгому йогическому кодексу — брахмачарья: подъём в 3 часа утра, холодное омовение, асаны и дхьяна. С Махараджи я встретился в то время, когда я отказался от кофе и чая. Нам всем предложили чай, и я не знал, что мне делать. Я ничего не сказал, но чашку не взял. Махараджи наклонился ко мне и сказал: «Ты не будешь пить чай? Пей! Тебе нужно пить чай. Он будет полезен для тебя в такую погоду. Пей чай!» И я выпил его. И с этой чашкой чая ушла вся моя строгая дисциплина и мой режим! Они показались мне бессмысленными и ненужными; я почувствовал, что истинная работа лежит вне этого. Теперь я делаю го, что возникает в моей жизни само по себе.

*

Когда несколько преданных спросили Махараджи о хатха-йоге (метод достижения единства с Богом через работу с телом), он сказал им: «Хатха-йога полезна в том случае, если вы соблюдаете строгую брахмачарью. Если нет — она опасна. Это трудный путь поднятия кундалини. Вы можете поднять кундалини посредством поклонения и преданности, а также если будете кормить людей. Пробуждение кундалини не обязательно проявляется в виде внешних признаков; она может быть пробуждена тихо и спокойно». Другому преданному он сказал: «Если ты собираешься стоять на голове, ешь масло. Если ты принимаешь нечистую пищу, ты не должен выполнять стойку на голове. Нечистая пища проникает в ум и оказывает на него негативное воздействие».

Некоторые западные ищущие, приехавшие в Каинчи из Ришикеша, практиковали хатха-йогу по полной программе, с глотанием дхоти, протягиванием бечевки через нос и так далее. Махараджи советовал им, не быть столь усердными в хатха-йоге, говоря: «Я сам проделывал все эти вещи. Это не тот путь, который нужен».

В «Сундараканде» описываются подвиги Ханумана — необычайно очаровательного, мудрого и любящего существа в облике обезьяны. Его основной заботой было служение Богу в форме Рамы. Махараджи никогда не надоедало слушать о приключениях Ханумана и затем перечислять их, как это описано в Рамаяне и в особой молитве к Хануману — «Хануман Чалисе».

Мы сидели на горе, напротив ашрама, и наблюдали в бинокль за Махараджи. Он сидел на крыше здания в задней части ашрама. Мы увидели, как один индиец, желая побыть рядом с Махараджи, прокрался по лестнице, низко наклонив голову, и затем быстро пробежал по крыше по направлению к Махараджи. И даже с такого большого расстояния, хотя мы ничего не слышали, мы увидели, как произошло «джао», — и тот человек отправился в обратный путь. «Оп-ля, вон он идёт!» Мы сидели на своей крыше, курили чарас, поедали йогурт и получали даршан через бинокль. Когда Махараджи узнал, что за ним наблюдали через бинокль, он тоже взглянул через него, и он ему понравился.

*

Мы часто сидели с Махараджи, и, когда он говорил, чтобы мы уходили, я был единственным, кто вставал и уходил. Я всегда считал, что должен делать то, что говорит учитель. И я оказывался единственным, кто выходил на улицу. Остальные продолжали смеяться и беседовать с ним внутри, как будто он и не произносил «джао». Чайтанья любил хвастаться, сколько таких «джао» он пережил, будто это были боевые шрамы. Мне же было очень трудно слышать «джао» и оставаться. Тогда я начал прятаться за других, пытаясь выяснить, действительно ли он выпроваживает нас. Позже я понял, что иногда он говорил это тебе, и ты знал, что он действительно хочет, чтобы ты ушёл, а иногда он говорил это, и смысл был уже иным.

*

Однажды Махараджи начал выпроваживать нас своим «джао» на неделю в Дели, чтобы мы послушали Кришнамурти, или «Рам-Мурти», как он его называл. Мне совсем не хотелось ехать, поэтому я начал прятаться, но выйдя из-за колонны, я столкнулся прямо со стоящим в одиночестве Махараджи. Он взглянул на меня, и всё его тело затряслось от глубоких всхлипываний: «Ох-хо-хо-хо», как будто на него обрушилось большое горе. Проливая крокодиловы слёзы, он всё время повторял: «Дели, Дели». Конечно, я не выдержал и рассмеялся — и в итоге отправился в Дели.

Одной из мыслей, которую Кришнамурти произнёс тогда во время встречи с огромной душевной силой, была: «Я питаю отвращение ко всем гуру!» Превосходно!

*

По окончании месячного паломничества в южную Индию мы вернулись в Аллахабад. Было раннее утро, и мы предвкушали новый период длительного пребывания с Махараджи. Когда я вошёл в его комнату в 6:30 утра, его первыми словами были: «Тебе продлили визу?»

— Я не знаю, Махараджи. Я написал заявление.

— Нет, её не продлили. Джао! Отправляйся в Дели.

— Сейчас? — я остолбенел от того, что меня прогоняют ещё до того, как я услышал: «Добро пожаловать домой».

— Поезжай утренним поездом в 9:30.

Когда эта леденящая мою душу часть была улажена, Махараджи стал самой нежностью, катаясь по своему тукету, раздавая чётки из рудракши, которые мы привезли из храма в Рамешвараме. Он игриво дергал меня за бороду и похлопывал по спине. Как я ни пытался уговорить его изменить своё решение о моей поездке, в 9:30 я уже снова сидел в поезде.

Махараджи договорился о том, чтобы в Дели я получил помощь от одного правительственного чиновника низкого ранга. И начался новый раунд бюрократической волокиты. Мои перспективы на продление визы всё ухудшались. Ещё в начале осени, находясь в горах, я попытался привлечь к этому вопросу К. К., который тогда устроил мне встречу с местным начальником отдела виз — и сейчас это ещё больше осложнило мои дела в Дели. Все эти махинации с К. К., проходившие за спиной Махараджи, не были оставлены без внимания. Он нещадно подшучивал надо мной, заявляя, что теперь моим советчиком, моим гуру является К. К., и что, если бы я не пытался уладить вопрос с визой через К. К., сейчас всё было бы в порядке.

Приближался конец февраля, и ситуация с визой казалась безнадёжной. И тогда я внезапно вспомнил февраль прошлого года когда я впервые встретился с Махараджи во время этой поездки в Индию.

— На какой срок ты хочешь остаться? — спросил он тогда

— Навсегда.

— До апреля?

— Вы имеете в виду только один месяц?

— Хорошо, тогда на год после марта.

X. С. рассказывал, что в сентябре 1973 года, незадолго до махасамадхи Махараджи, он ощутил глубочайшее желание увидеть его. Он и его жена отправились в Каинчи за два дня до ухода Махараджи. В этом не было ничего странного — никакого чуда — так он сказал об этом совпадении. Но позже он глубоко задумался о случившемся и решил, что этот случай был «чем-то исключительным».

Во время этого визита Махараджи сказал ему: «Проси что хочешь», а затем: «Мне нужно уходить». X. С. сказал, что в тот момент всё, что было у него в уме, испарилось. Он не попросил ничего, и намека он тоже не понял.

*

О, Махараджи говорил нам, что собирается покинуть этот мир. Однажды он сказал, что когда он уйдёт, то заставит нас всех смеяться! Затем он добавил, что, когда он покинет Сиддхи Ма, она будет плакать. Как только он это произнёс, Сиддхи Ма начала плакать. Но Махараджи сказал ей, чтобы она не переживала, — он никому не позволит причинить ей вред, и что она будет излучать его любовь.

*

Друг X. С. сказал, что Махараджи и ему ясно намекал о предстоящем махасамадхи. Махараджи объяснил ему: «Что я могу сделать, если Бог призывает меня обратно?»

*

Д. говорит, что он ощущал, что последние два года Махараджи постоянно пребывал в состоянии глубокого самадхи, полностью забывая об окружающем мире. Общение с людьми происходило автоматически, пока сам Махараджи отсутствовал в этом мире. Он даже забывал о телесной необходимости посещения туалета и мог весь день обходиться без этого. Когда ему, наконец, напоминали об этом, он мчался в туалет бегом, иногда мочась прямо на ходу. Его одеяло и дхоти небрежно сидели на нём, хотя раньше он был очень аккуратен.

*

В субботу, перед своим уходом, он сказал мне: «Это план духов. Все должны умереть. Люди плачут из-за своего эгоизма. Даже умирающий человек плачет из-за своей семьи. Это всё пустое, глупость».

*

Миссис С. очень переживала по поводу состояния сердца Махараджи. И тогда Б. решил узнать всё у самого Махараджи. Когда они оказались вдвоём в машине, Б. «залил» карбюратор и сказал: «Махараджи, машина «залита», и потребуется одно из ваших чудес — или я задам вам вопрос, и если вы ответите на него прямо, машина, возможно, заведётся. Вы действительно больны?»

— Нет, я не болен.

Тогда Б. сказал: «Сделайте мне одно одолжение. Если вы заболеете, скажете мне об этом?» В ответ Махараджи положил свою руку ему на голову.

Ровно за месяц до того, как Махараджи оставил своё тело, он сказал группе преданных: «Вчера ночью моё сердце остановилось». Он повторил это дважды, и кто-то даже хихикнул. Это рассердило Б., и он не стал уточнять у Махараджи, что случилось. Тогда Махараджи сказал это в третий раз, но вокруг него царила атмосфера такой бурной деятельности, что Б. не смог спросить его о самочувствии и на сей раз. Затем Б. уехал в Европу по делам и вернулся лишь за несколько дней до того, как Махараджи оставил тело. Он собирался пойти на даршан и вдруг вспомнил, что обещал помочь одному человеку. Он подумал, что если Махараджи оказывает помощь тысячам людей, то он может помочь этому одному человеку. Он пошёл к нему вместо даршана — и так и не увидел Махараджи перед его махасамадхи.

*

В тот последний день Махараджи позволял всем мыть ему ноги и пить оставшуюся воду, кто сколько хочет. Он был очень доволен. Затем он сказал: «Я сегодня не еду», — но после получасового отдыха изменил решение: «Нет, я еду. Давайте машину». Тогда Т. сказал, что должен проверить пульс Махараджи, на что Махараджи отреагировал вопросом: «Ты тоже становишься врачом?» Т. попытался найти пульс, но не смог. И тогда он сказал: «Махараджи, если вы будете продолжать свои фокусы...»

Махараджи ответил: «Хорошо, пятнадцать секунд, не более». На этот раз пульс был абсолютно в норме. В тот последний день он выглядел очень счастливым и радостным, в то время как раньше он часто покидал ашрам, делая вид, что никого из присутствующих не знает.

Т. и Д., беседуя между собой, даже отметили: «Он выглядит чересчур счастливым. Это странно».

Махараджи сказал: «Когда вы возвращаетесь домой, вы всегда ощущаете счастье».

В 1971 или 1972 году Махараджи подарили дневник, и с тех пор он ежедневно исписывал две страницы именем «Рам». Он попросил, чтобы этот дневник хранился в его комнате. Каждое утро его оставляли на час одного, и он заполнял свой дневник. Во время путешествий он брал дневник с собой. 9 сентября, в свой последний день в Каинчи, он заполнил страницу, затем на следующей странице написал дату — 10 сентября — и слово «Рам». И наконец, на чистой странице он сделал надпись: «11 сентября», но слова «Рам» на ней не написал. Затем он отдал книгу С. М. и сказал ей: «Теперь это твоя книга. Теперь ты пиши в ней».

*

Б. записал на магнитофонную ленту песнопения в исполнении Махараджи, но Махараджи сказал ему: «Ты не должен никому давать её слушать в течение двух лет». Это случилось ровно за два года до его смерти.

*

За несколько дней до отъезда из Каинчи Махараджи сказал С. М.: «Храм должен находиться внутри ашрама».

Он ответила: «Зачем Вам ещё один храм. У вас уже есть здесь пять храмов». Он только рассмеялся. Сейчас во дворе, где западные преданные обычно исполняли киртан в честь Махараджи, расположен храм Самадхи.

*

Утром 8 сентября Махараджи вызвал меня к себе. Мы проговорили с ним на различные темы три четверти часа. После этого я видел его снова в четыре часа в его комнате в присутствии двух или трёх преданных. Он говорил нам: «Все, кто приходит в этот мир, должны уйти. Никто здесь не останется. Все должны уйти. Почему, зная это, люди во время смерти рыдают? Они должны уходить с радостью. Они должны уходить со смехом. Они не должны плакать». После небольшой беседы общего характера он сказал: «Теперь я ухожу. Я не останусь здесь, и я больше никому не буду давать даршан».

Один преданный спросил: «Махараджи, куда вы можете уйти, что мы не сможем получить ваш даршан?»

— О, очень далеко! Очень далеко! — ответил Махараджи.

— Куда? — снова спросил всё тот же преданный.

— О, туда... недалеко от реки Нармады, — сказал Махараджи. (Река Нармада берёт своё начало в Амаркантаке; традиционно считается, что она течёт из горла Шивы.) Вскоре после этого пришёл водитель автобуса, чтобы развезти по домам людей, живущих в других местах. Пришёл какой-то человек и выразил пожелание получить персональный даршан, но Махараджи сказал: «Баба Ним Кароли мертв! С кем вы теперь будете беседовать?» Тот человек засмеялся и ответил: «Хорошо, если вы приказываете мне уходить, я уйду, но я вернусь завтра в восемь утра и тогда поговорю с вами!»

Махараджи сказал: «Хорошо. Приходи. Если я буду жив, то поговорю с тобой».

Во дворе ашрама западные преданные исполняли песнопения, и они начали выкрикивать в унисон традиционное приветствие: «Шри Шри Шри Тысяча восемь раз Ним Кароли Баба Санта Махарадж ки джай!» Махараджи, сидя в своей комнате, комментировал: «Баба Ним Кароли мертв! Теперь их голоса должны будут быть направлены туда», — сказал он, указывая пальцем на небеса.

*

Махараджи сказал мне: «Дада, я убегу. Что такое привязанность для святого?»

*

За несколько дней до того, как он оставил тело, в ашраме кипела бурная деятельность. Он всем говорил «Джао». Я находилась возле Ханумана, исполняя песнопения, а когда оглянулась, то увидела, что все преданные покинули храм. Может, им всем было сказано «Джао», или они ушли в заднюю часть ашрама, но храм был пуст. Я увидела сидящего в одиночестве Махараджи, подошла к нему и выполнила пранам — и, конечно, услышала от него в ответ «Джао». Но никогда раньше такого сладостного «Джао» я ещё не получала. Это было сладчайшее «Джао» в мире. Он назвал меня «дочь моя» — «хамари бети». И взгляд его был переполнен любовью.

«Дочь моя...». Я не могла встать на ноги, мне потребовалось несколько минут, чтобы подняться. Он больше не повторил своё «Джао», его взгляд, исполненный безграничного сострадания, проник мне глубоко в душу. Я почувствовала, что за эти последние дни он взял на себя огромную тяжесть кармы. На его лице отражалась такая сильная боль.

Эти последние дни были весьма странными. Приходил один индус и выполнял пуджи, и пока он распевал «Рам», терял сознание. Однажды днём Махараджи сидел в комнате этого человека. Там была такая толпа, что я не видела, что происходит, но слышала, как этот индиец кричал голосом, исполненным глубокого страдания: «Натх! Натх! (Господь! Господь!)» Я не знаю, что это было. Может быть, он предчувствовал то, что скоро должно было произойти. Пока этот человек кричал, Махараджи просто сидел рядом. Мы знали, что что-то происходит, но не понимали, что это на самом деле.

*

Дварка Шах спросил меня, был ли я в Каинчи на последнем даршане, и, поскольку я там не был, он рассказал мне о своих личных переживаниях в тот день. После того как Махараджи удалился в свой «кабинет», чтобы отдохнуть, Дварка, почувствовав непреодолимую сонливость, уснул прямо за его дверью. Проснулся он оттого, что Махараджи резко открыл дверь и закричал: «Дварка! Вставай!» Махараджи взял его за руку, а другой преданный, Рави, взял Махараджи за другую руку, и они вместе отправились в храм Ханумана. Здесь Махараджи несколько минут стоял в полном молчании со сложенными в знак приветствия ладонями. В это время его одеяло упало на пол. Дварка, подняв его, обернул его вновь вокруг Махараджи. Затем Махараджи перешёл к Лакшми-Нараяне, после этого — к Шиве, каждый раз стоя какое-то время в полном молчании. Затем он быстрым шагом покинул храмовую территорию, и, когда он переходил через мост, одеяло снова соскользнуло с его плеч. На этот раз он не разрешил возвращать его на плечи. Он сел в ожидавшую его машину, взяв с собой Рави, а Дварка остался.

*

Когда мы расставались, Махараджи сказал мне: «Если я не встречу тебя в этой форме, то встречу в другой».

*

Летом из Дели приехал врач, специалист по аюрведе, чтобы посетить Махараджи и провести две недели в Каинчи. Не успел он распаковать свои вещи, как Махараджи безо всяких объяснений отправил его домой. Он засунул в машину врача, пять ящиков с яблоками и сказал: «Езжай немедленно». Врач был сердит и очень смущён. Махараджи также сказал ему: «Это последний раз, когда я вижу тебя». Вернувшись домой, врач неожиданно получил возможность заработать семь тысяч рупий как раз за тот период, когда он мог находиться в Каинчи. Но он боялся, что скоро умрёт, ведь Махараджи сказал, что они больше не увидятся. Поэтому он написал завещание и постарался уладить все свои дела. В сентябре он узнал, что умер Махараджи. Позже, во время посещения храма в Дели, он потерял сознание, так как вместо мурти Ханумана он увидел Махараджи. Такое случилось с ним дважды.

*

Во время последнего группового даршана он сидел на тукете, раскачиваясь вперёд и назад, как будто собираясь вставать, а мы думали: «О, нет, не нужно вставать», и он снова садился, а мы думали: «О, хорошо». Когда он вновь делал попытки уйти, мы молили: «О, нет! Не уходи!» Он снова садился, и можно было почувствовать наполнявшие воздух мысли: «О, хорошо, он ещё остаётся». Это был долгий даршан. Когда Махараджи наконец поднялся и стал удаляться, что-то в его походке говорило о том, что ему не хочется этого делать. Помню, что после этого даршана мы чувствовали себя очень изможденными.

*

После того даршана объектив кинокамеры Драунади был устремлён ввысь, к небу, к вершинам храмов, к тому, что было выражением состояния наших душ в тот момент. Нам хотелось вскинуть руки вверх. Это было ощущение глубочайшей радости, хотя и чрезвычайно утомительное. После этого наступил полнейший покой. Я редко сплю днём. Но тогда мы все заснули. Проснувшись, мы обнаружили, что Махараджи ушёл. По-моему, Джанаки сказала, что она видела, как перед уходом он совершал пранам перед всеми мурти.

Через несколько дней после махасамадхи Махараджи в храм Ханумана в Лакнау пришёл незнакомец. Он начал расспрашивать священнослужителя о четках, висевших у него на шее, и тот ответил, что это чётки из растения тулси, которые ему подарил Махараджи. Тогда незнакомец сказал, что он знает Махараджи и что считает его великой душой. Он попросил, чтобы ему показали ашрам. Когда он вошёл в комнату Махараджи, то указал на стоящую на кровати урну и спросил о её назначении. Священнослужитель понял, что этот человек не знает о махасамадхи Махараджи и объяснил, что в урне хранится пепел, оставшийся после кремации тела. Незнакомец был в шоке и сказал, что это невозможно, так как он собственными глазами видел Махараджи в Амаркантаке несколько дней назад. Талия Махараджи была тогда обёрнута джутовой мешковиной, и больше на нём ничего не было. Махараджи сказал ему, что оставил своё одеяло в Каинчи и что он больше никогда не будет носить дорогие дхоти. Ещё он сказал, что ашрамы — это тюрьмы и что они вызывают привязанность в умах садху, которые, как считалось, должны были освободиться от привязанности. Затем он добавил, что убежал от всех этих ашрамов и никогда больше не вернётся в них, и что с этих пор будет жить в джунглях и у него будет время петь и молиться без помех.

Священнослужитель был поражён, услышав этот рассказ. Через какое- то мгновение он повернулся, чтобы задать незнакомцу вопрос, но обнаружил, что тот исчез.

*

Два или три года назад Махараджи сказал, что принесёт мне три вещи. Он так ничего мне и не принёс, а я и не напоминал ему, поскольку он делает то, что он делает. Я никогда ни о чём его не просил. Всё, что он делал для меня, исходило от него самого. Теми тремя вещами, которые он хотел мне дать, были: сделанные из рудракши чётки из Пашупатинатха, Шива-лингам из реки Нармады и особая раковина.

После смерти Махараджи ко мне пришёл один садху и отдал мне эти вещи. Он сказал: «Их передали для тебя». Этот молодой садху приходил трижды. В последний свой приход он изложил всё предельно ясно: «Всё совершается согласно велению Бабы Ним Кароли!» Больше я его никогда не видел.

Я не пытался узнать что-либо об этом садху. Если мы начинаем расспрашивать, это значит, что мы охвачены любопытством и желаем что-то получить, а это не наше дело. Всё, что делает Махараджи, он делает. Этот садху пришёл ко мне и осуществил то, что было высказано устами Махараджи. Я думаю, что это он сам. С того дня я твёрдо уверен в том, что он всегда со мной.

У меня и у вас есть какие-то мысли, а третий человек реализует их.

Как это возможно? Действует сила.

На вид садху можно было дать не более двадцати одного или двадцати двух лет. Последний раз он приходил десять дней назад, утром. В то время бушевал сильный пожар, и я встретил его, когда бежал по тропе.

Садху сидел в моём кабинете, и я попросил принести чая. Я сказал ему о пожаре, и хотя дым можно было видеть из окон дома, он не позволил мне идти. Тогда я сказал ему, что Махараджи тоже вёл себя подобным образом. Садху наклонил голову и улыбнулся. Я подумал, что скорее всего, он и есть Махараджи и поэтому-то и улыбается. Через некоторое время я снова сказал, что должен идти на пожар, но он мне снова не позволил сделать это, а после этого добавил: «Я послал туда Паванасута (одно из имён Ханумана). Он всё уладит. Там Хануманджи. Не переживай». Минут через двадцать пять пожар был погашен, и садху сказал: «Ты можешь идти, если хочешь, но огня больше нет». Я отправился на место пожара, а он пошёл своей дорогой. Пожар действительно был погашен.

До этого дня он являлся перед Кубха Мелой, тогда он сказал мне, что я получу даршан. На нём была одежда Хануманджи (красная) — одно дхоти и небольшое одеяло. Я сказал ему, что если Махараджи будет давать мне даршан, то он должен будет мне сказать, что это он. «Махараджи, — сказал я, — никогда не имел от меня секретов». Садху ответил: «Всё происходит по его велению». Если это он, он должен дать об этом знать.

*

Одна семья часто готовила кхир. Это блюдо помещалось в маленькой комнате перед портретом Махараджи. Однажды (это произошло несколько лет назад) племянница хозяина обнаружила, что кхир по каплям стекает с портрета, точнее с губ Махараджи. Позднее, спустя какое-то время после того, как Махараджи оставил тело, в этом доме вновь приготовили кхир и оставили перед портретом. Три четверти блюда через какое-то время исчезли, причём при этом использовалась ложка. Эта комната расположена так, что никто не мог бы зайти в неё без ведома хозяев.

*

Один молодой человек прибыл из Масирибхада в Раджастан, весь в слезах, и, когда его спросили, в чём дело, он сказал, что ему только что сообщили о том, что два года назад Махараджи оставил своё тело. Но он не мог понять, как это могло произойти два года назад, — ведь всего тремя месяцами ранее Махараджи устроил брак его дочери и даже сам присутствовал на свадьбе.

*

Дада ежедневно совершает пуджу в честь Махараджи, создавая необыкновенные цветочные подношения на тукете Махараджи. Часто, после проведения пуджи, Дада снова возвращается в комнату и обнаруживает на постели вмятины от стоп и небольшой беспорядок. Это значит, что Махараджи приходил туда и принимал его подношение любви.

*

Одна преданная во время чтения Рамаяны по случаю дня рождения Рамы, ощутила рядом с собой присутствие Махараджи. На следующий день, открыв книгу, она обнаружила на одной из страниц написанное от руки имя Рамы, как раз в том месте, где Шива говорит Уме (своей супруге): «Всё иллюзия, кроме имени Господа».

*

В августе 1977 года мне пришлось пешком добираться из Наинитала в Каинчи, так как дороги были размыты вызванными дождями оползнями. Когда я пришёл в ашрам, Сиддхи Ма сказала мне, что минут пятнадцать назад здесь был Баба, который, по её словам, был очень похож на Махараджи своим поведением, речью и вообще по ощущению. На вид ему было лет шестьдесят, и он был очень высокого роста, выше шести футов. Я пробыл в Каинчи некоторое время и чувствовал, что каким-то образом доберусь обратно до Наинитала на машине; Махараджи привёл меня в Каинчи, и он же позаботится о моём возвращении. У ворот мне удалось остановить белую машину. Не проехав и двух миль, я увидел на дороге высокого садху. Я попросил водителя остановиться и молча коснулся стоп Бабы. Баба сказал: «В храме мы не встретились, зато встретились здесь». Я упросил Бабу поехать со мной в Наинитал, и, хотя он вначале отказывался, ссылаясь на то, что у него много дел на равнине, он поехал.

Находясь в тот вечер в моём доме, Баба спросил одного молодого парня, узнает ли тот его, — но, не дожидаясь ответа, продолжил свою речь. Все, кто видел этого садху, отмечали, что он говорит и смеётся в точности как Махараджи. Покидая мой дом, садху сказал, чтобы я не пытался следовать за ним, что мне просто не удастся это сделать.

*

Однажды, вечером, три ашрамита засиделись допоздна, беседуя о Махараджи. Около полуночи они отправились спать. К. спал на веранде храма Ханумана, чаукидар — напротив комнаты Махараджи, а повар — рядом с кухней.

Где-то после часа ночи чаукидар проснулся от звуков плача (это был мужской голос), доносившихся из комнаты Махараджи. Однако комната была заперта снаружи. Он очень испугался и побежал к К. Тот очень глубоко спал и, только когда ему полили на лицо холодной водой, смог проснуться. Проснувшись, он сказал, что ощущает в себе силы пятидесяти человек. К. рассказали о звуках плача, но он сохранял полное спокойствие. Он отправился к комнате. К. сказал, что, стоя тогда за дверью запертой комнаты и слушая этот плач, он не ощущал ни малейшего страха — он знал всем своим существом, что всё в порядке. Он чувствовал, что в комнате находится Хануман (что для К. равнозначно Махараджи), поэтому они так и не стали открывать дверь, чтобы посмотреть, что там происходит.