В царствование великого Акбара жили-были два славных хана. Одного из них звали Хасан-хан Мутахейль, а другого, особенно кичившегося своей силой и богатством, — Таус-хан.

Однажды во дворец Хасан-хана, который жил в Нижней Баздаре, зашел старый-престарый факир. Постучавшись в окованные ворота, он попросил милостыню.

Хасан-хан недовольно поморщился и вздохнул:

— Сколько роздал я милостыни, прося помолиться аллаху, чтобы он послал мне ребенка, а все напрасно!

Но, подумав немного, он все же решил подать милостыню факиру. Сам вышел из дому и горько пожаловался старику, что у него нет до сих пор детей.

— О могущественнейший из ханов, у тебя будет сын!

— Э… много раз мне так говорили, а я до сих пор одинок!

— Не печалься! Вот тебе три волшебных финика. Этот, самый большой, можешь съесть, — он зрелый, а эти два выбрось. И поверь мне, аллах пошлет тебе сына. Но запомни, что каждый год ты должен приносить в жертву одного быка. Никогда об этом не забывай!

Хасан-хан послушался факира, съел заколдованный финик, а два остальных выбросил. Но он не заметил, как их воровато схватили двое слуг и тут же съели.

Потом Хасан-хан обласкал факира и с миром отпустил его. Из долины факир поднялся в горы, и вскоре дорога привела его к высоким зубчатым стенам мрачного замка.

— Что тебе надо, старик? — окликнул его страж, стоявший у ворот.

— Я приношу людям счастье, — ответил факир, поклонившись стражнику. — Нельзя ли мне войти в замок?

— Проходи, да смотри не разгневай Таус-хана, а то не сносить тебе головы.

Факир вошел в ворота и направился к покоям хана. Навстречу ему вышла молоденькая служанка, бросила мешочек с серебром и сказала:

— Молись за то, чтобы у Таус-хана родился ребенок!

Факир вознес к небу руки, сотворил несколько заклинаний. Услыхав его крики, на крыльцо вышел сам Таус-хан и прислушался к словам факира.

Увидав хана, факир протянул ему половину финика и сказал:

— О повелитель! Съешь этот заколдованный плод, и у тебя родится ребенок.

Таус-хан сначала рассердился и выбросил финик. Но потом, передумав, он поднял его из пыли, вытер о рукав халата и съел, обратя к аллаху молитвы свои.

Прошло девять месяцев, девять дней и девять часов, и в замках Хасан-хана и Таус-хана раздались радостные возгласы. Правда, во дворце Таус-хана мужчины меньше радовались, потому что у хана родилась дочь, которую нарекли Дурханый.

А у Хасан-хана, чье счастье невозможно описать, родился сын, нареченный Адам-ханом.

Прошло двадцать лет… По-прежнему ярко пестрели рощи в горах и недвижно парили в прозрачном воздухе могучие орлы, высматривая добычу. Но теперь орлы часто взмывали вверх, заметив трех всадников. Во весь опор мчались они по полям за дичью. То охотился Адам-хан со своими верными слугами — умным, но одноглазым Миро и сильным, но глупым Било, которые родились в тот же день и час, что и Адам-хан, у двух слуг, съевших финики вместе с Хасан-ханом двадцать лет назад.

Адам-хан вырос красивым, сильным юношей. Старцы в Нижней Баздаре с восхищением смотрели на него и улыбались, говоря своим сыновьям:

— Нам можно спокойно умирать, у вас будет хороший хан.

Адам-хан мужал день ото дня, слава о нем гремела по всей округе, и не знал он, что совсем рядом расцветает, как роза, красавица Дурханый.

Но все в руках божьих! И вот однажды Адам-хан встретился с Дурханый на свадьбе у одного молодого хана. Увидев прекрасную Дурханый, Адам-хан потерял сердце. Он неотступно следил за красавицей, которая тоже нет-нет да поглядывала на Адам-хана. И губы ее иной раз расцветали в улыбке.

За весь вечер Адам-хан не притронулся к угощению. С каждой минутой он грустил все больше и больше, с ужасом думая о том часе, когда Дурханый отправится домой, и он больше не сможет ею любоваться.

Вот уж и гости начали расходиться. И тогда случайно ли, намеренно ли Адам-хан очутился на одной тропинке с Дурханый…

В небе сверкали яркие звезды. Ночь опустилась над миром. Смеющийся месяц весело подмигивал влюбленным, которые шли по узенькой горной тропинке, не смея взглянуть друг другу в глаза. Следом за ними шел Маджлюн, верный конь Адам-хана, и ласково смотрел на них, изредка останавливаясь, чтобы сорвать траву.

Не поднимая головы, Дурханый поведала Адам-хану, что она помолвлена с могущественным Пайяв-ханом и в скором времени должна стать его женой.

Долго стоял Адам-хан у ворот дворца Дурханый, мечтая еще раз, хоть на мгновенье, увидеть свою возлюбленную.

На другой день Адам-хан был тих и задумчив. Грустно сидел он у окна, и легкий ветер трепал пряди его черных кудрей.

Подле него молча сидели Било и Миро, не решаясь ни о чем спрашивать хозяина.

Вечером Адам-хан взял свой рабаб[1] и, нежно коснувшись струн, запел:

И столько грусти было в его песне, что из единственного глаза Миро струились слезы, а огромный Било вздыхал и хватался за саблю, думая, что своей силой он может помочь хозяину. Но когда ночь укутала землю своим покрывалом, Адам-хан не выдержал. Он решил ехать во дворец любимой. Трудное и опасное дело — пробраться в дом к девушке, но любовь порой безрассудна.

И вот три всадника умчались в ночь, к высоким стенам дворца, за которыми жила Дурханый.

Они остановили коней у высоких стен, тихо спешились и забросили на зубец стены аркан. Сначала Адам-хан, а потом Миро перебрались по аркану в сад, оставив Било сторожить коней.

Осторожно ступал Адам-хан по саду, раздвигая ветви деревьев. Вдруг прямо перед собой он увидел спящего слугу. Адам-хан разбудил его и, приказав не шуметь, спросил, где окна комнаты Дурханый. Обезумевший от страха слуга молчал. Адам-хан бросил ему несколько ашрафов[2]. Слуга схватил их и указал пальцем на два слабо освещенных окошка. За это Адам-хан кинул ему еще несколько монет, и слуга провел Адам-хана и Миро прямо к двери, за которой жила Дурханый. Дверь чуть скрипнула, и Адам-хан очутился в покоях возлюбленной.

Прекрасная Дурханый спала на палянге[3], покрытом тончайшими коврами. У изголовья ее лежали розы. Она дышала тихо и ровно.

Адам-хан опустился перед своей возлюбленной на колени и чуть слышно запел:

Велика была радость Дурханый, когда она вдруг наяву увидела Адам-хана, о котором она только что грезила во сне. И так же тихо Дурханый ответила ему:

…Небо на востоке начало светать, звезды потускнели, и яркий месяц теперь уже грустно смотрел на двух влюбленных.

Миро, охранявший вход в комнату Дурханый, тихо свистнул. Ведь скоро рассвет! Проснется стража, — тогда не миновать беды!

Горько было расставаться влюбленным, но с каждой минутой становилось все светлее.

Сжимая в объятиях хрупкий стан любимой, А дамкам шептал ей слова любви и никак не мог расстаться с Дурханый.

Всем остальным людям на земле эта ночь казалась такой же, как и все ночи, длинной и душной. Только Адам-хан и Дурханый не заметили, как пролетело время.

Месяц уже совсем растаял в небе, где-то далеко в кишлаке кричали петухи, муллы, встав ото сна, готовились к молитвам, а бедный Миро ни жив ни мертв от страха все дожидался своего хозяина.

Наконец, со слезами на глазах Адам-хан вышел из комнаты своей возлюбленной. Через несколько минут он вместе с Миро и Било быстрее ветра мчался в горы.

Вернувшись во дворец, Адам-хан совсем загрустил. Жизнь без возлюбленной казалась ему ненужной и пустой. Целыми днями лежал он на палянге и даже не прикасался к своему рабабу.

Так же тяжело переживала горечь разлуки и Дурханый. Лишь изредка, когда это было возможно, посылала она Адам-хану то через учителя, то через служанку весточки, полные любви и скорби.

Хасан-хан только головой качал, глядя на любимого сына. Но велико было его удивление, когда тот однажды пришел к нему с горящими очами и сказал:

— Отец, сегодня — самый несчастный день в моей жизни. Моя возлюбленная Дурханый выдана замуж за Пайяв-хана. Что хочешь делай со мной, но без нее нет мне жизни!

Тяжело задумался Хасан-хан. Ведь слова сына нарушали все обычаи — он хотел отнять у мужа законную жену!

Но велика сила отцовской любви. И если говорят, что «индус для друга говядину съест», то чего не сделает отец для любимого сына!

И на другой день Хасан-хан вместе с сыном отправился к своему могущественному родственнику, богачу Мермаи-хану. Низко поклонившись, он сказал ему так:

— О единственная надежда очей моих, Мермаи-хан! Если ты захочешь помочь мне, я день и ночь буду молить аллаха даровать тебе счастье на том и на этом свете. Сабля моя будет всегда твоей саблей, дворец мой будет твоим дворцом.

Мермаи-хан милостиво склонил голову и приказал Хасан-хану говорить. И тогда тот поведал ему историю любви своего сына.

Долго думал Мермаи-хан, но, наконец, согласился помочь Адам-хану.

И следующей ночью его дружинники ворвались в замок Пайяв-хана и увезли оттуда Дурханый.

Адам-хан никому не доверил драгоценной ноши. На своем коне он привез Дурханый во дворец Мермаи-хана и спрятал ее в одной из дальних богато убранных комнат.

Но не мог злой и воинственный Пайяв-хан примириться с похищением Дурханый. Собрав дружину, отправился он к замку Мермаи-хана, чтобы вернуть себе Дурханый. И соблазнился Мермаи-хан золотом, предложенным ему Пайяв-ханом, и выдал ему Дурханый. Ведь даже ребенку известно, что богатство порождает жадность.

Адам-хана в тот день не было в замке. Велико же было его удивление и горе, когда он не нашел возлюбленной и узнал о подлой измене своего родственника.

Поведал Адам-хан свою печаль сыну Мермаи-хана молодому Гуджар-хану. И устыдился храбрый Гуджар-хан поступка своего отца. Он собрал дружину своих молодых соратников, отважных и храбрых воинов, и повел их на замок Пайяв-хана, чтобы вернуть Адам-хану прекрасную Дурханый.

Пайяв-хан вышел навстречу Гуджар-хану, и между двумя племенами завязалась кровавая битва. Бились они целый день и еще полночи. А к утру лишь несколько чудом уцелевших воинов ускакали в горы, унося с собой бездыханное тело Гуджар-хана.

Теперь Адам-хан дни и ночи оплакивал не одну, а две потери: нет Дурханый, не стало и друга — Гуджар-хана.

Время не могло залечить его ран. Он бледнел, и худел, и мечтал только об одном — хоть бы краешком глаза увидеть свою любимую!

И вот как-то раз в его дворец забрели два индийских заклинателя змей. Они так устали в дороге, что едва не валились с ног. Рваная одежда их была вся в пыли.

Адам-хан приказал обласкать факиров, накормить их и поместить в одной из комнат, чтобы те могли отдохнуть. Факиры не знали, как его отблагодарить. Но, заметив бледность и рассеянность Адам-хана, они переглянулись между собой. А вечером факиры узнали от Миро и причину печали его радушного хозяина.

— Этой беде можно помочь, — сказал один из факиров и подмигнул Миро. — Мы устроим ему свидание с любимой за то, что он так хорошо принял нас.

Ранним утром следующего дня факиры попросили Миро разбудить Адам-хана. О чем они с ним разговаривали, запершись в его покоях, никто не знает. Но к вечеру из ворот замка вышли уже не два факира, а три. Третьим был Адам-хан. Правда, сейчас и родной отец не узнал бы своего сына. Волосы его были взлохмачены и падали на лоб, грязное тело просвечивало сквозь драную рубаху, и плелся он еле передвигая сбитые в кровь ноги по мягкой дорожной пыли. Молча шли три факира ко дворцу Пайяв-хана.

Пришли они к воротам поздно вечером. Стражники впустили их, и факиры расположились как раз перед окнами Пайяв-хана, зазывая людей громкой игрой на дудочке.

Вокруг толпился народ, разглядывая чужестранцев, и с благоговейным ужасом следил за их колдовством.

Вот на крыльцо вышел и сам Пайяв-хан посмотреть на чужестранцев.

А в это время Адам-хан, играя на рабабе, украдкой кидал быстрые взгляды, не откроется ли где окно, не блеснут ли, как драгоценные камни, глаза возлюбленной Дурханый?

И тут… О счастье! Адам-хан увидел ее! Приоткрыв окно, Дурханый смотрела на Адам-хана, и в глазах ее стояли слезы грусти и радости.

Пайяв-хану понравилось искусство факиров, и он приказал им остаться во дворце. Факиров отвели в сад и поместили в беседке. Потом народ разошелся, факиры остались совсем одни.

И снова ночь прикрыла черным крылом весь мир. Засыпали люди, уставшие после дневных трудов. Уснул Пайяв-хан, уснули факиры, уснули и слуги во всем огромном дворце. Не спал только Адам-хан, в волнении прислушиваясь к ночным звукам. И вдруг… он услышал тихий и нежный голос Дурханый:

Адам-хан вздрогнул и быстро встал. Он пошел по саду, все время прислушиваясь к чуть слышному голосу любимой. Голос звучал то совсем рядом, то уходил куда-то, и порой Адам-хан боялся, что все это ему грезится. Но вдруг среди кустов цветущего жасмина он увидел прекрасную Дурханый, которая простирала к нему руки…

И снова ночь пролетела, как одно мгновенье, и снова наступила пора разлуки.

А на следующее утро радостный и счастливый Адам-хан так играл на рабабе, что люди только дивились его мастерству.

Но счастье не вечно… Пайяв-хан начал смотреть на факиров подозрительно. Он следил за каждым их шагом и, наконец, прогнал из своего дворца.

Пропала последняя возможность видеть Дурханый.

От горя Адам-хан заболел. Никакие лекарства ему не помогали, и он умер.

Слух о его смерти прокатился по всей округе и достиг Дурханый, Сначала она не поверила ужасной новости, но потом, бездыханная, упала на землю. Врачи, знахари, заклинатели пытались вернуть ей жизнь: ноги и руки ее растирали бальзамами, прекрасное лицо обкуривали рутой, но — увы — все было тщетно. И прекрасная Дурханый тоже умерла.

Не знаю, правда это или нет, но говорят, что Адам-хан встретился с Дурханый на том свете.

Мне-то, скажу вам по чести, кажется, что это люди выдумали себе в утешение.

А еще говорят: если кто-нибудь сделает медиатр[4] из кустарника, что растет на могиле Адам-хана, то научится играть на рабабе так же прекрасно, как он. А верно ли то — одному аллаху известно!

Много лет тому назад жил в чудесном городе Кандагаре Джемаль-хан. По всей округе славился он своей красотой и знатностью.

А недалеко от Кандагара во дворце, окруженном высокими стенами, жил Муса-хан, у которого была красавица дочь Зиб-ун-Нисса.

Все на этом свете в руках божьих! И вот однажды Джемаль-хан увидел Зиб-ун-Ниссу, которую в округе нее ласково называли Зибо. И тогда в сердце прекрасного юноши загорелся пожар любви. Он страдал вдали от любимой, ее глаза снились ему по ночам, и, наконец, после многих месяцев сердечных мучений, он послал во дворец к Муса-хану почтенных старцев, которые взялись сосватать ему красавицу Зибо.

Узнал Муса-хан, что сваты присланы Джемаль-ханом, имя которого было известно по всей округе, и согласился выдать за него свою дочь.

Обрадовался Джемаль-хан. Обрадовалась и Зибо, сердце которой также сжигал огонь любви. И вскоре все в округе начали готовиться к их свадьбе.

Но счастье изменчиво, как ветер… За несколько дней до свадьбы Джемаль-хан разорился.

Трудно было ему пережить этот позор, и решил он тайком уйти в Индию, чтобы там в короткий срок снова разбогатеть и вернуться к своей возлюбленной Зибо. Решил так Джемаль-хан, да как решил, так и сделал.

В округе все дивились его исчезновению. А вскоре люди решили, что Джемаль-хан где-нибудь погиб.

Когда об этом узнала Зибо, она плакала целые дни напролет и просила у аллаха защиты Джемаль-хану, потому что не верила в его смерть.

Но прошло немного времени, и о Джемаль-хане все забыли. И тогда другой хан, известный своим богатством, прислал сватов к Муса-хану. Подумал Муса-хан, подумал, да и решил отдать Зибо ему в жены.

Узнала об этом Зибо, забилась в рыданиях. Легче ей было умереть, чем изменить любимому. В ту же ночь она написала письмо Джемаль-хану, позвала гонца и велела ему ехать в Индию.

— Поезжай, — сказала она, — найди моего любимого и отдай ему это письмо!

А в письме она писала вот что:

«Возлюбленный Джемаль-хан, спутник жизни моей! Я была предназначена тебе в жены, но сейчас отец согласился выдать меня за другого. Свадьба должна состояться в праздник Лой Ахтара. Но быть женой другого — позор для меня. Знай, если ты не приедешь к тому времени, меня уже не будет в живых. Я не вынесу этого позора и отравлюсь…»

Спрятал гонец письмо у себя на груди и в ту же ночь ускакал на быстром коне в Индию.

Во многих городах и селах пришлось побывать ему, прежде чем он добрался до Хиндустана.

Из города в город ходил гонец, толкался на шумных базарах — всюду отыскивал возлюбленного Зибо. Но Джемаль-хана не было нигде. А день Лой Ахтара уже близился.

Усталый гонец ходил по базару, заглядывал в лица встречных, выспрашивал прохожих, не знает ли кто афганца по имени Джемаль-хан. Но все поиски его были тщетны.

Гонец уже решил возвратиться с печальной вестью на родину к прекрасной Зибо, которая дни и ночи напролет стояла на высокой башне, ожидая вестей. И вдруг в шумной толпе на площади он увидел Джемаль-хана, окруженного шумной толпой богато одетых людей.

Обрадовался гонец, кинулся к нему, расталкивая народ, и вручил письмо от Зибо.

Прекрасные глаза Джемаль-хана наполнились слезами радости, когда он взял в руки драгоценную весточку от любимой.

Но велико же было его горе, когда он прочел письмо. Взмолился Джемаль-хан, прося аллаха сохранить жизнь любимой. Ведь мольбы страдающего сердца иной раз и доходят до всемогущего. А потом Джемаль-хан и гонец выбежали из городских ворот. Не разбирая дороги, бежали они все дальше и дальше и скоро очутились в дремучем лесу. Огромные деревья уходили высоко в небо, густая листва не пропускала солнечных лучей, — здесь царил вечный полумрак.

Вдруг на маленькой полянке Джемаль-хан увидел четырех малянгов[5]. Все четверо о чем-то яростно спорили, кричали и плевали на землю, призывая в свидетели своей правоты всех святых.

Подойдя к ним, Джемаль-хан сказал так:

— Привет вам, о путники! Кто вы? Куда держите путь? И о чем вы спорите?

— Мы мюриды одного пира. Пир взял да и помер на той неделе, а нам от него в наследство осталось четыре вещи: котомка, коврик для намаза, дубинка да веревка. Вот мы никак и не можем их поделить.

Джемаль-хан, несмотря на волнение и горе, в котором он пребывал, улыбнулся:

— Нашли из-за чего спорить! Какое же это богатство — котомка да веревка?

— Никогда не суди поспешно, о путник, а то и в жизни совершишь немало ошибок, — сказал один из малянгов. — Все эти вещи не простые, а волшебные, а то разве стали бы мы ссориться! Вот эта котомка вроде обыкновенная, а стоит тебе чего-нибудь захотеть — и сразу же желаемое очутится в ней.

— А этот коврик для намаза? Бесценный коврик! — вздохнул другой малянг и ласково погладил рукой истертую бахрому. — Стоит только на него встать, совершить намаз, как сразу же можешь улететь куда хочешь…

— А дубинка? — добавил третий малянг. — Нет цены этой дубинке. Только прикажи — она кого хочешь побьет.

Четвертый малянг взял в руки веревку:

— А ты знаешь, что это за веревка? Кого хочешь свяжет и ни за что не выпустит.

Услыхав все это, Джемаль-хан мысленно возблагодарил аллаха и обратился к малянгам с такими словами:

— Я могу разрешить ваш спор, о малянги! Согласны ли вы слушать меня?

— Согласны! — в один голос воскликнули малянги.

— Хорошо же. Тогда слушайте. Сейчас я пущу стрелу из моего лука, и кто первым найдет ее и принесет обратно, тот и будет обладателем всех этих волшебных вещей. Согласны?

— Согласны! — снова в один голос и теперь уже радостно воскликнули малянги. Тут же они выстроились около Джемаль-хана, ожидая, когда он пустит стрелу.

Джемаль-хан так сильно натянул тетиву, что она тонко зазвенела. Еще миг — и стрела взвилась высоко-высоко в небо.

Словно гончие кинулись малянги за стрелой, сшибая и отталкивая друг друга.

А Джемаль-хану только этого и надо было. Он быстро совершил намаз, встал на коврик, взял котомку, дубину, веревку и произнес заклинание:

— Хочу быть в Кандагаре!

Взвился ковер под облака, и Джемаль-хан, смеясь от счастья, увидел, как замелькали под ним реки, леса и горы. С нетерпением ожидал он, когда же покажется внизу родной край.

Не прошло и часа, как ковер плавно приземлился на площади города. Кругом царило веселье, всюду шумно толпился оживленный и радостный люд.

— А ну, веревка, свяжи их всех и не выпускай! А если кто ослушается, поработай ты, дубинка, — тихонько шепнул Джемаль-хан.

Ой, что тут началось! Ни один человек не мог вырваться. А кто и пытался, тот потом горько охал и жаловаться на свою судьбу, потирая здоровенные шишки.

А тем временем уже наступила ночь, ночь перед праздником Лой Ахтара.

Зибо сидела в своей комнате, и слезы лились из ее глаз. Ома ждала полуночи, чтобы принять смертельный яд и сдержать свою клятву, данную любимому.

Вдруг она услыхала голос Джемаль-хана, звавший ее. «Уж не сон ли это?» — подумала Зибо и взяла в руку крупинку яда.

Но Джемаль-хан звал ее все громче и громче. А Зибо не могла прийти в себя от изумления и молчала.

Но вот дверь ее комнаты распахнулась, и на пороге она увидела радостного, смеющегося Джемаль-хана. И тогда они бросились друг к другу в объятия, да так и замерли, забыв обо всем.

А на другой день сыграли свадьбу. И с тех пор жизнь Зибо и Джемаль-хана была полна счастья.

Давным-давно жил-был хан Мирвайс. Он владел несметными богатствами, которые нажил, торгуя с Индией. По всему краю славился хан Мирвайс своим хлебосольством и щедростью.

Как-то под вечер постучал в ворота его замка малянг и попросил подаяния. Служанка решила подшутить над несчастным стариком. Взяла ведерко золы и высыпала ему в торбу.

Нахмурился старик и спросил:

— Если ты не хочешь подать мне милостыню, так зачем же портить все то, что мне дали честные люди?

— Да пусть все их добро обратится в золу, — зло выкрикнула девушка и тут же расплакалась.

Внимательно посмотрел на нее старик и сказал:

— Ты плачешь и сердишься на людей. Это плохо. В чем твоя беда? Расскажи! Я тебе помогу.

И тогда поведала девушка старику, что у ее хозяев нет детей, а они только и думают о ребенке.

— Этому можно помочь, — сказал малянг и произнес заклинание.

Вышел к нему тогда сам Мирвайс-хан.

— У тебя будут дети, — обратился к нему малянг. — Но только запомни: первый ребенок будет принадлежать мне!

Мирвайс-хан недоверчиво покачал головой, но кинул ему несколько монет.

Старик исчез так же незаметно, как появился.

А через девять месяцев и девять дней возгласы радости огласили замок. У хана родился сын, нареченный Зарифом.

Прошло семь лет. И вот однажды вечером в ворота дворца Мирвайс-хана опять постучался дряхлый старик и попросил подаяния.

Служанка открыла ему дверь и сразу узнала того самого малянга. Обрадовалась девушка и рассказала про счастье хана.

Старик усмехнулся:

— А ну, красавица, отведи меня к хану! Я хочу поговорить с ним о деле.

Увидав малянга, который принес в его дом счастье, хан встал с трона, пошел к нему навстречу, обласкал и сказал так:

— Проси у меня все, что захочешь.

В ответ старик снова усмехнулся и спросил:

— А ты помнишь наш уговор? Ведь первый ребенок должен принадлежать мне.

Взмолился хан:

— Не отнимай у меня радость очей моих, единственного сына Зарифа! Все, что хочешь, возьми, только не его. А то хочешь — поселись у меня и не будешь знать ни нужды, ни горя. Да и Зариф-хан будет расти у тебя на глазах.

Подумал малянг, подумал и согласился. Так он и остался жить во дворце Мирвайс-хана.

Прошло несколько лет. У хана родилось еще двое детей: мальчик Лял и девочка Бабый. Очень любил хан своих детей, но особенно сильной была его любовь к первому сыну — Зариф-хану, который к тому времени стал сильным и стройным юношей. Зариф-хан был так красив, что люди, раз взглянув на него, долго потом не могли отвести глаз от прекрасного лица.

Все сверстники любили Зариф-хана за простоту и добрую душу. Он устраивал состязания по борьбе, бродил по горам, высматривая дичь, читал мудрые книги, набираясь ума-разума.

А Мирвайс-хан, глядя на сына, все чаще задумывался над его будущим. И когда подошло время, решил он женить своего сына. Позвал его к себе и сказал ему так:

— Сын мой, сядь рядом и выслушай меня. Не пришла ли пора стать тебе мужчиной? Выбери себе самую красивую, самую богатую и знатную девушку, и пусть она будет твоей женой.

Опечалился Зариф-хан:

— О возлюбленный отец мой! Дай мне пожить в свое удовольствие! Ведь я еще молод.

Мирвайс-хан не стал спорить и отпустил сына. Когда же настал вечер, он пошел к старику малянгу и попросил у него совета.

Малянг успокоил хана и велел ему идти спать. А сам направился в покои к Зариф-хану.

Зариф-хан радушно встретил старика, спросил о его здоровье и повел с ним неторопливую беседу.

И тогда малянг сказал ему такие слова, над которыми задумался молодой хан. А сказал ему малянг вот что:

— Отец твой стар. Все в руках аллаха. Придет час его смерти, черный час, и ты, любимый мой, станешь ханом. Но останешься ты один, без семьи, и найдутся завистники, которые только и будут ждать твоей смерти. Подумай! Выбери лучше себе девушку по сердцу и женись, пока время есть.

Ничего не ответил Зариф-хан. А на следующее утро, только солнце взошло из-за гор, отправился он в лес и долго бродил там, раздумывая над словами малянга.

В то время в маленьком горном селении жила одна бедная девушка, такая бедная, что у нее было только одно покрывало. Но красота этой девушки славилась по всей стране. Звали ее Мабый, и была она хороша, как раннее утро весною.

Вот и решил Зариф-хан жениться на той прекрасной девушке. Но когда он поведал о своем желании отцу, тот рассмеялся:

— Кого ты выбрал? Неужели это презренное и жалкое создание будет твоей женой? Женой молодого хана?!

— Не богатство красит человека, — спокойно ответил Зариф-хан. — Порой у бедняка душа прекраснее, чем у богача. Я выбрал Мабый, и только она одна будет моей женой.

Мирвайс-хан улыбнулся: в юности люди мало что понимают! А сыну ответил так:

— Хорошо. Пусть будет по-твоему, сын мой.

И, посватав на другой день дочь бедной старухи Мабый, Мирвайс-хан начал под разными предлогами откладывать свадьбу, которой с таким нетерпением ждали влюбленные.

В один хмурый, осенний день слуги увидели, что Мирвайс-хан спит на своем ложе мертвым сном.

Горько заплакал Зариф-хан, горько плакали все люди в ханстве, потому что Мирвайс-хан был добрым, веселым и милостивым человеком.

Только брат Мирвайс-хана, жестокий Хидри, втайне радовался его смерти, надеясь завладеть ханством.

Но когда Мирвайс-хана хоронили, он плакал больше всех и рвал на себе волосы, показывая этим свою скорбь об усопшем брате.

Не прошло и нескольких дней, как от тоски и горя умерла мать Зариф-хана, и остался он один на белом свете.

Горько плакали маленькие Лял и Бабый, Да и Зариф-хан едва сдерживал слезы. Но не подобает афганцу плакать.

Тем временем Хидри переселился во дворец брата и велел своей жене нещадно бить Ляла и Бабый, чтобы приучить их к покорности и сделать жалкими и трусливыми.

А про Зариф-хана Хидри начал распускать слухи, что тот-де развратник, негодяй и бесчестный лгун.

Горькое время настало для Зариф-хана. Только одна Мабый нежной душой своей понимала скорбь возлюбленного и утешала его, как могла.

Иногда Мабый приходила в ханский дом, ласкала Ляла и Бабый, как родного брата и родную сестру. Только в те минуты слезы высыхали на лицах детей, и они веселели, играя с красивой девушкой.

А Хидри тем временем все придумывал, как бы ему самому сесть на престол. И вот однажды он отправился к одному могущественному хану и завел с ним разговор о том, что Зариф-хан-де молод для того, чтобы править.

Могучий хан не согласился с Хидри и сказал, что по закону сын должен наследовать престол отца. Ведь это идет из века в век!

Но тогда Хидри сказал ему шепотом:

— Не беда, что он молод!.. Беда, что он лгун и развратник. Разве такой человек может быть ханом?!

— Пришли его ко мне, — задумчиво ответил хан. — Если я увижу, что он таков, каким ты его описываешь, то никогда не быть ему ханом! — И знаком он показал, что беседа окончена.

Обрадовался Хидри, прибежал домой и тут же велел Зариф-хану идти к могучему хану.

Ни о чем не догадываясь, отправился храбрый юноша во дворец, приблизился к хану и сказал ему слова приветствия. Хан ласково принял юношу, усадил его рядом с собой и повел с ним беседу о жизни и о людях. С каждым словом все больше и больше нравился ему юноша своими умными ответами и неторопливостью суждений.

Но вот решил он его проверить и сказал ему так:

— О Зариф-хан, я иду в мечеть, а тебя оставляю с моей любимой красавицей женой, чтобы тебе не было скучно. Подождите меня здесь!

С этими словами хан встал с трона и вышел из комнаты. Но в мечеть он не пошел, а приник к двери и начал смотреть, как себя будет вести красавец Зариф. Долго стоял хан у дверей, так долго, что свело ему поясницу и в глазах у него пошли зеленые круги.

А стройный Зариф все это время сидел подле прекрасной женщины и не смел поднять глаз. Только один раз, когда луч от зеленого изумруда, приколотого к ее богатой одежде, упал ему на лицо, он поднял глаза и тут же их опустил.

Потеплело сердце у хана. Он вошел в дверь, сел на свое место и, отослав жену, спросил Зарифа:

— Хочешь, я тебе подарю эту прекрасную женщину?

— О повелитель, зачем она мне? — смущаясь, спросил Зариф.

— Но ведь ты же посматривал на нее? — усмехнулся хан.

— Повелитель! — ответил Зариф. — Я взглянул не на женщину, я взглянул на драгоценный изумруд у нее на груди.

Устыдился хан своей подозрительности и с миром отпустил прекрасного юношу, сказав ему на прощание ласковые слова дружбы.

Велико же было удивление Хидри, когда он увидел Зариф-хана живым и здоровым. В душе у него закипела ярость, и он не спал пять ночей, выдумывая способ, как бы ему избавиться от Зариф-хана. А на шестое утро он призвал к себе племянника и сказал ему:

— Много лет вместе с твоим отцом и моим братом, могучим Мирвайс-ханом, водил я караваны с добром в Индию. Это давало нам золото. А блеск золота радует глаз! Не думаешь ли ты, что тебе тоже пристало пойти по следам отца?

Согласился Зариф-хан со словами своего дяди и дал приказ снаряжать караван.

Когда узнала об этом Мабый, ее охватила печаль. Она чувствовала, что Хидри задумал что-то неладное. Прибежала Мабый к Зариф-хану, схватила его за стремя и сказала:

Но Зариф-хан не послушал Мабый. Поцеловал он на прощанье свою возлюбленную, пришпорил коня и зычным голосом приказал выступать.

Долго стояла несчастная Мабый у стен замка. Она смотрела вслед любимому, и губы ее шептали слова любви.

Много дней и ночей шел караван через пустыни и горы, через бурные потоки. И, наконец, пришел в край, где все вокруг цвело и ласкало глаз. То была Индия.

В дальней дороге все радовало Зариф-хана: и новые места, и неведомые люди, и жаркое солнце. Зато Хидри ехал на своем коне хмурый и злой и все думал, как бы ему избавиться от племянника.

Через несколько дней пути перед Зариф-ханом блеснула гладь широкой реки. В мутной воде щелкали зубами крокодилы, подплывая к самому берегу.

Караван спустился к переправе. Но только передние верблюды вступили на мост, как откуда ни возьмись выскочил человек в маленькой шапочке на бритой голове, замахал руками и остановил караван.

— Стойте, стойте! Почему не платите за проезд через мост? До тех пор, пока не заплатите сто рупий, на мост не пушу!

Подъехал к нему Хидри и, сдерживая горячего коня, закричал:

— Твои вопли вызывают удивление. Много лет я ездил сюда со своим братом, могучим Мирвайс-ханом, и ни разу ничего не платил. Ты что думаешь, если караван ведет юноша, то с него можно брать деньги? Уйди прочь, шелудивый пес, или я все ребра тебе переломаю!

Человек не ушел с моста и ответил:

— Если вы меня не послушаете, я прикажу солдатам прогнать вас прочь. Плату я беру по закону. А если не верите мне, то пусть кто-нибудь из вас пойдет со мной к нашему всемогущему повелителю.

Хидри подтолкнул Зариф-хана и шепотом сказал ему:

— Пойди с ним да пригрози их царю! А то они слишком уж возгордились! Скажи им, что ты славный и могучий Зариф-хан, сын Мирвайса.

Ничего не ответил Зариф-хан, но пришпорил коня и поехал вслед за смотрителем моста во дворец к царю.

Обрадовался Хидри и подумал про себя: «Ну, если он попал в беду, так надо сделать так, чтобы он из нее не выбрался».

И оскалив зубы и сжав кулаки, он поехал следом за Зариф-ханом — посмотреть, что будет.

Подъехал Хидри к воротам царского дворца, ездит взад и вперед, ожидает, что же случится. Под конец надоело ему ждать, он спешился, привязал коня и пошел в покои царя.

Велико же было его удивление, когда он увидел, что Зариф-хан сидит по правую руку от царя и они о чем-то дружески беседуют.

Хидри приблизился к трону и сказал так:

— О всемогущий царь! У меня есть для тебя важная новость.

— Говори, — приказал царь.

— Я не могу говорить вслух, о всемогущий. Разреши мне приблизиться к тебе и поведать все по секрету.

Царь склонил голову в знак согласия.

Хидри подошел к нему, изогнулся до земли и прошептал:

— Тот юноша, что сидит рядом с тобой, дерзкий и лживый Зариф-хан. Только что он говорил о тебе бранные слова, и мой язык не в силах пересказать их. Вот уже пятьдесят лет я езжу через этот мост и всегда плачу дань, а он поехал в первый раз, не уплатил ни гроша да еще оскорбил при этом твое честное имя.

Сказав так, Хидри еще раз поклонился и отошел в сторону.

— Ступай себе! — приказал ему царь и с интересом посмотрел на юношу. Словам Хидри он не поверил. Но Зариф-хан понравился ему своим смелым лицом, и решил царь, что этот юноша будет хорошим военачальником. Поэтому он сказал ему так:

— Ты останешься в моем царстве, юноша! Здесь ты волен делать все, что ты хочешь, но за пределы границ моих выезжать не смей.

Загрустил Зариф-хан, но делать нечего. С одной только просьбой обратился он к царю:

— О всемогущий царь! Тот человек, что приходил к тебе и говорил что-то на ухо, мой дядя Хидри. Разреши мне поехать попрощаться с ним и заодно передать привет моим родным, что остались дома.

Царь позвал своих воинов и приказал им ехать вместе с Зариф-ханом, куда он захочет.

Приехал Зариф-хан, окруженный воинами, к Хидри и видит, что тот уже закончил все дела и собирается возвращаться домой.

Увидев Хидри, обрадовался Зариф-хан, потому что и в неволе, и чужом краю всегда бывает радостно увидеть соотечественника. Ведь Зариф-хан и не подозревал, что Хидри такой жестокий и бесчестный человек. Он бросился к нему, обнял его за плечи и сказал:

— Не оставляй своим попечением Ляла и Бабый, — ведь они совсем маленькие и у них никого теперь нет, кроме тебя. И еще прошу: позаботься о Мабый!

С притворной дрожью в голосе ответил ему Хидри:

— Не беспокойся, Зариф-хан! Я буду беречь их всех как зеницу ока. Встреть свой смертный час спокойно и мужественно, как подобает афганцу.

Так сказал Хидри, ибо думал, что Зарифа казнят.

Но Зариф-хан усмехнулся:

— Ах, если бы предали меня смерти, мне было бы легче! А я остаюсь здесь почетным пленником до конца моих дней.

— Так, значит, тебя не казнят? — зло воскликнул Хидри. — Тогда знай, что я плюю на твою сестру, и на брата, и на твою Мабый! Эти жалкие твари узнают, что такое Хидри!

И он засмеялся, думая этими словами растравить и без того скорбящее сердце Зариф-хана.

И только тогда Зариф-хан прозрел и понял, что причиной всех его бед было черное коварство Хидри.

— Смотри же, Хидри, все то зло, что ты сделал мне, падет на твою голову! — воскликнул Зариф-хан, вскочил на коня и умчался, окруженный воинами, во дворец к царю, который с нетерпением ждал возвращения нового своего любимца.

А Хидри поспешил вернуться в замок Зариф-хана.

Услыхала Мабый о том, что вернулся караван, и, радостная, бросилась его встречать. Но вот караван вошел в ворота, и Мабый с ужасом увидела, что среди возвратившихся нет ее возлюбленного. Она обращалась к людям, спрашивала, где же Зариф-хан, но все они молча опускали голову и отводили глаза, потому что Хидри строго-настрого приказал им ничего не говорить про Зариф-хана.

Был у Зариф-хана любимый чернокожий слуга. Не выдержал он и тихо шепнул Мабый:

— Когда мы уходили из Индии, Зариф-хан был жив и здоров. Жди его!

Услыхал эти слова Хидри и, придя в ярость, тут же отрубил чернокожему слуге голову.

Испугалась Мабый, бросилась к другому любимому слуге: Зариф-хана, Сауну, стала у него спрашивать о господине. А Хидри стоит рядом и пробует острие своей сабли. Увидев это, Саун побледнел и ответил Мабый:

— Пойди к нашему новому хану Хидри и спроси у него. А я же ничего не знаю.

Улыбнулся Хидри, услыхав, что его уже называют ханом. А Мабый он ответил так:

— Возлюбленный племянник мой Зариф-хан умер в Индии от болезни желудка.

Горько заплакала Мабый. Но еще бы горше рыдала она, если бы знала, что Хидри задумал взять ее себе в жены. Он справил пышную панихиду по Зарифу, а потом приказал своим слугам и стражникам никого не пускать в Индию и не пускать пришельцев оттуда. Очень боялся Хидри, что узнают люди о том, что Зариф-хан жив и здоров.

Хидри даже позвал к себе Сауна, чтобы тот обо всем, что знает, молчал и в благодарность за это обещал отдать ему сестру Зариф-хана — Бабый.

А еще через несколько дней Хидри послал сватов в дом прекрасной Мабый. Девушка отказала ему. Тогда разгневался Хидри, сам пришел к ней и спросил:

— Почему ты не хочешь стать женой великого хана, о глупая женщина?

— Подожди еще двадцать пять лет! Если за это время Зариф-хан не вернется, я стану твоей женой.

Рассвирепел Хидри и приказал своим слугам выгнать Мабый из дома. И в тот же день он отдал брата Зариф-хана, Ляла, в услужение к шашлычнику, а Бабый отдал Сауну.

Несчастная Мабый, храня верность своему любимому, сделала в горах маленький шалаш и жила там одна-одинешенька, горюя о Зариф-хане. Прекрасные глаза ее покраснели от слез, и лицо стало желтым, как шафран.

Однажды, объятая тоской, бродила Мабый по горам и вспоминала, как гуляли они здесь с любимым. И вдруг повстречалась ей маленькая газель. Увидев ее, Мабый ласково проговорила:

Послушалась газель и убежала в горы. И снова осталась Мабый одна со своим горем.

Так прошло несколько лет. Люди в округе знали, как страдает прекрасная Мабый, но ничем не могли ей помочь. Все страшились гнева свирепого Хидри.

Но вот как-то раз тот старый малянг, что еще с давних пор жил во дворце, увидел Мабый из окна. Бедная девушка собирала хворост у стен дворца. Сжалось сердце старика, взял он свою палку и вышел к Мабый. Приблизился к ней и, оглянувшись по сторонам, прошептал:

— Пойди к себе и напиши письмо Зариф-хану. Я тайком уйду в Индию и не успокоюсь, пока не найду Зариф-хана или не узнаю, где он похоронен.

С этими словами повернулся малянг и не спеша ушел во дворец.

Обрадованная Мабый побежала в свой шалаш и долго писала письмо возлюбленному, рассказывая про все жестокости Хидри, про то, как он прогнал ее из дворца, и про то, как он отдал шашлычнику Ляла — отгонять мух и разводить огонь в очаге, и про то, как он отдал Бабый в жены Сауну.

Ночью Мабый тайком пробралась во дворец и передала письмо малянгу. Тот спрятал его у себя в одежде и начал поджидать удобного случая, чтобы уйти в Индию.

Долго выжидал малянг и, наконец, дождливой ночью, когда на небе метались тысячи молний, ушел из дворца, обманув бдительность стражи.

Долго странствовал старик. Уже последние силы покидали его. Когда он ложился спать, то с горечью думал: «Неужели я не найду моего Зариф-хана?»

По утрам у старого малянга болели кости, а днем слепли глаза от яркого солнца. Он уже решил, что никогда не увидит своего любимца. Но однажды малянг остановился у моста через широкую реку и спросил стражника:

— Не знаешь ли ты, добрый человек, афганца по имени Зариф-хан?

— А что тебе надо от великого Зариф-хана? — смеясь, спросил стражник. — Ты что, прослышал о его могуществе в нашем царстве? Проваливай лучше, нищий, да смотри не попадайся в другой раз!

Побрел малянг в город и вдруг видит: на прекрасном коне, в богатой одежде, окруженный толпою слуг, едет прекрасный Зариф-хан. Грустно сидит он в седле и о чем-то думает. Обрадовался малянг и громко закричал из последних сил:

— Послушай, о Зариф, послушай старика! Мабый и Лял в неволе горько плачут у злых людей!

Услыхав эти дорогие его сердцу имена, вздрогнул Зариф-хан. Несказанно обрадовался он, когда увидел и толпе малянга.

— Приведите мне этого старца! — приказал он своим слугам.

Стражники подошли к малянгу, склонились перед ним и попросили пройти в покои великого воина Зариф-хана, лучшего друга царя.

Зариф-хан обнял старика, велел дать ему прекрасные одежды, усадил рядом с собой и приготовился слушать. Тогда-то старик и передал ему письмо от Мабый.

Горько заплакал Зариф-хан, узнав о мучениях, которые выпали на долю его родных. Но потом, собравшись с силами, он скрыл муку на лице своем, вытер слезы и задумался…

Настало утро, и он пришел к царю. Не говоря ни слова, протянул ему Зариф-хан письмо от Мабый.

Долго читал царь письмо, а когда прочитал, тоже задумался.

— Отпусти меня, о повелитель! — взмолился Зариф-хан. — Ты всегда был так добр ко мне. Будь же добр в последний раз!

Ничего не ответил царь и ушел в свои покои.

На следующий день снова пришел Зариф-хан к дарю и снова, упав на колени, попросил о великой милости.

Но и на этот раз царь ничего ему не ответил. Не хотелось ему отпускать такого мужественного воина, как Зариф-хан, да и любил он его, как родного сына. Долго раздумывал царь, а под конец решил так: «Я его отпущу, но мост через реку прикажу разрушить. Если переберется Зариф-хан по воде — значит, такова судьба. А нет, так вернется ко мне обратно».

И отпустил царь Зариф-хана на родину.

Вскочил Зариф-хан на коня, помчался к реке. Подъехал — и видит: мост-то разрушен! А через реку плыть — сразу крокодилы растерзают!

Вернулся опечаленный Зариф-хан во дворец, упал в ноги к царю и спросил:

— Зачем ты сделал так, о повелитель?

И столько было боли в его словах, что дрогнуло сердце царя. Он спустился с трона, положил свои сильные руки на плечи Зариф-хану и сказал ему:

— У меня есть две дочери! Нет им равных по красоте в моем царстве. Выбирай любую из них, женись, и да будет счастье сопутствовать тебе всегда и во всем!

Сказав так, велел царь отвести Зариф-хана к своим дочерям.

А дочери царя были и впрямь такие красавицы, что пером не опишешь. Начали девушки наперебой ухаживать за Зариф-ханом, но он на них даже не взглянул. Пели они ему песни, рассказывали сказки, а красавец Зариф-хан только грустно смотрел на высокое небо и вспоминал свою любимую. Лишь потом, когда он увидел печаль девушек, которые тщетно старались его развлечь, Зариф-хан сказал:

— У меня есть свой дом на далекой родине. Там живет чудесная девушка, имя которой — Мабый. Она, может-быть, и не так красива, как вы, но я давно уже отдал ей мое сердце.

Грустно стало девушкам, но они поняли, что помешать этому нельзя.

И снова начал Зариф-хан просить даря отпустить его домой. И тогда сказал ему царь:

— Хорошо, я отпущу тебя! Но перед этим ты привезешь мне голову непокорного раджи.

И царь рассказал Зариф-хану, где владенья того раджи и как до них добраться.

— Хорошо, повелитель, я выполню твой приказ! — сказал Зариф-хан. — Но для этого дай мне тридцать сабель, тридцать верблюдов, тридцать отважнейших воинов, тридцать манов[6] пшеницы и шестьдесят сундуков.

Удивился царь, но не стал расспрашивать, что и зачем, а приказал дать Зариф-хану все, что он просит.

И вот через несколько дней Зариф-хан насыпал в тридцать сундуков пшеницу, а в другие тридцать посадил вооруженных воинов, навьючил сундуки на верблюдов и отправился в путь. Все сундуки днем были крепко-накрепко заперты, а ключи от них Зариф-хан хранил у себя. Только ночью, когда темнота скрывала все живое от человеческих глаз, он открывал сундуки и выпускал воинов отдохнуть у костра. А с рассветом караван в полном безмолвии снова шел вперед.

Наконец, после долгого пути таинственный караван прибыл к воротам того города, где правил непокорный раджа. Зариф-хан бросил стражникам десять золотых монет, и те пропустили караван, даже не осмотрев его.

Зариф-хан провел верблюдов в караван-сарай, сгрузил сундуки с «пшеницей» и спрятал их в амбар. Здесь он отпер сундуки и выпустил воинов. Потом закрыл двери амбара, запер их на замок, а ключ унес с собой.

Три дня ходил Зариф-хан по городу, разговаривал с разными людьми, а сам все время следил за дворцом раджи: замечал, когда там меняются караулы, высматривал, где там вход, а где выход.

И вот наступила четвертая ночь. Все стихло, люди кругом уснули. Осторожно отпер Зариф-хан амбар, выпустил воинов, и они, растянувшись в цепочку, пошли ко входу во дворец.

Зариф-хан подошел к первому стражнику, что стоял у ворот, и не успел тот сказать и слова, как голова его покатилась по земле. На место убитого стражника стал один из воинов Зариф-хана. А Зариф-хан и все остальные пошли дальше. И всюду, убивая стражников раджи, они оставляли своих воинов.

Вот, наконец, добрался Зариф-хан до покоев раджи. Осторожно открыл дверь и вошел внутрь. Видит: раджа спит на ложе рядом со своей женой. Зариф-хан разбудил его, пригрозил саблей и велел обоим садиться в сундук. Испуганный раджа и его жена повиновались. Зариф-хан узнал от раджи, каким путем можно спокойно уйти из города, запер сундук и вместе со своими воинами пошел грузить караван. А еще через час все они благополучно выбрались за городские стены.

И вот вернулся Зариф-хан обратно в царский дворец, предстал перед очами царя и сказал ему:

— Я выполнил твой приказ, о господин мой!

Царь недоверчиво покачал головой.

— А где же раджа?

Зариф-хан хлопнул в ладоши, и три воина внесли сундук.

Зариф-хан еще раз хлопнул в ладоши, — сундук открыли, и из него вылезли испуганные раджа и его жена.

Царь пришел в неописуемый восторг. Он дал Зариф-хану много золота и верных слуг и отпустил его с миром. Обрадовался Зариф-хан и в тот же день помчался на родину.

Переезжая реку, он увидел, как высоко в небе хищный сокол набросился на стаю беззащитных голубей. Сжалось сердце Зариф-хана, потому что, глядя на голубей, он вспомнил своих родных, а глядя на сокола — злого Хидри.

И вот после многих дней пути он приехал в родной город. Остановился Зариф-хан у шашлычной, вошел туда и попросил для себя еды.

Шашлычник ударил Ляла, который прислуживал у него, и крикнул:

— Ты что, не видишь знатного гостя! Быстро подай ему все, что он хочет.

Заплакал мальчик от ударов, но пошел выполнять хозяйский приказ. Подал Зариф-хану шашлык, а сам вытер слезы и отошел в сторонку.

— Пойди ко мне, мальчик! — позвал его Зариф-хан. — Садись со мной рядом и ешь!

— Что вы, господин! — испугался Лял. — Хозяин изобьет меня!

От волнения Зариф-хан не смог есть. Ничего не сказав хозяину, вышел он из шашлычной и вскочил на коня. И тут вдруг хозяин, глядя на всадника, испуганно подумал: «А не Зариф-хан ли это?» Подумал он так, схватил Ляла за руку и побежал с ним к Хидри.

Тем временем Зариф-хан, проезжая мимо дома Сауна, увидел печальную Бабый. Девушка горько плакала из-за того, что ее обижали жены Сауна.

Бабый не узнала брата. Тогда он подошел к ней, обнял ее и поцеловал.

— Неужели ты не узнаешь меня, сестренка? — спросил Зариф-хан.

Первый раз за все эти годы заплакала Бабый слезами счастья и все поведала брату.

— Значит, ты жена Сауна? — грозно спросил Зариф-хан, когда она кончила рассказывать.

— Нет, дорогой брат мой! Тайком от Хидри Саун хорошо обходился со мной. Я жила у него, как сестра.

Обрадовался Зариф-хан, посадил сестру позади себя на коня, а женам Сауна бросил несколько золотых монет. Поехали они вдвоем к Мабый.

А Саун, вернувшись домой и не найдя там Бабый, набросился на своих жен:

— Где Бабый? Куда вы девали ее, негодные твари?

— Ее увез чужестранец и заплатил за нее золотом!

Вскочил Саун на коня и помчался следом за Зариф-ханом. Обогнав его, он остановил лошадь посредине дороги и крикнул:

— Отдай мне прекрасную Бабый, сестру моего возлюбленного хозяина Зариф-хана! На тебе твои презренные деньги! — И он швырнул в дорожную пыль монеты, которые Зариф-хан дал его женам.

Улыбнулся Зариф-хан.

— Ты что же, не узнаешь меня?

Саун чуть с коня не свалился от изумления и радости. Бросился он к хозяину, и Зариф-хан дружески с ним поздоровался.

Втроем они поехали в лес к шалашу Мабый.

Велика же была радость влюбленных, когда они встретились после стольких лет разлуки!

Сладкими слезами счастья заплакала Мабый, и от этих слез поблекшее лицо ее стало вновь молодым и прекрасным, как прежде.

А потом все вместе поехали они во дворец Зариф-хана.

Тем временем испуганный Хидри, услыхав, что вернулся Зариф-хан, приказал одеть Ляла в лучшие одежды и оказывать ему ханские почести. От страха весь побелел Хидри, трясется и не знает, что делать. Наконец, увидел он приближающихся всадников. Пригляделся Хидри — а это Мабый едет рядом с красавцем воином. Сразу понял Хидри, кто этот воин, но решил в последний раз схитрить. Вышел он из замка и обратился к Мабый с такими лживыми словами:

— Что же ты изменила моему возлюбленному племяннику Зариф-хану и едешь с этим чужестранцем? Если бы видел это любимый мой Зариф-хан!..

А Зариф-хан едет к нему все ближе и ближе. Остановился рядом, плюнул в лицо подлому человеку и в тот же миг срубил ему голову.

Велика была радость людей в округе, когда они узнали, что вернулся Зариф-хан.

С тех пор живет Зариф-хан со своей женой Мабый, с братом Лялом и сестрой Бабый в своем замке, и никто в его владениях не знает ни горя, ни печали. Потому что человек, который много страдал, никогда не причинит страданий другим.

Как-то раз шел человек по пустынной дороге. Одежда его была в пыли, босые ноги сбиты в кровь, спутанные космы свешивались на лоб. А из-под них сверкали маленькие и злые глазки.

Вдруг человек остановился и прислушался. Лицо его сморщилось, сам он пригнулся и отбежал к краю дороги: где-то далеко-далеко в горах зазвенела песня. Голос певца разливался вольно и сладко.

Вот песня вырвалась из гор. Обернулся человек — и увидел молодого прекрасного всадника.

Всадник был весел. Радостно глядел он на все, что было вокруг, и ласково поглаживал своего коня между ушами.

Поравнявшись с пешим, он остановился и спросил:

— Далеко ли путь держишь, странник, да будут благословенны дни твоей жизни!

— Далек мой путь, — тихо ответил пеший, взглянув на всадника.

— А ты кто такой, не певец ли?

Всадник улыбнулся и, сверкнув глазами, ответил:

— Я Мард.

— А-а-а… — протянул пеший. — Ну, если ты Марк, то я Намард…

Мард посмеялся ответу, Потом взглянул на сбитые ноги Намарда и предложил:

— Мы теперь попутчики, а дорога у нас дальняя, Не хочешь ли сесть на моего коня? Ведь ты устал!

Намард, спрятав злую улыбку, согласился и сел на коня. А Мард пошел рядом, держась за стремя. Он шел и напевал.

Тихо пел Мард и не ведал, какие черные мысли таятся в голове у Намарда. Вдруг Намард остановил лошадь и, обернувшись к Марду, сказал:

— Видишь вон тот цветок у обочины?

— Да.

— Этот цветок дает силу любви. Сорви его!

— Ты говоришь правду?

— Зачем же мне тебя обманывать? — ответил Намард, сделав обиженное лицо.

Мард отпустил стремя, пошел к цветку. В тот же миг Намард хлестнул коня и, припав к его шее, помчался вперед.

— Остановись! — закричал Мард, но в ответ только эхо захохотало в горах.

Все дальше и дальше удалялся Намард и вскоре превратился в маленькую чуть видную точку. Опустился Мард на землю и горько задумался: «Хотел помочь человеку, а вышло вот что…»

Но был он человеком веселым и никогда не унывающим. А потом, погоревав недолго, Мард встал и пошел в горы искать место для ночлега.

К этому времени пламя заката погасло, небо грозно нахмурилось и сильный ветер задул с гор, такой сильный, что Мард едва не валился с ног.

Вокруг — ни души. Марду стало страшно. А тут еще гром грянул, раздирая в клочья темное небо.

Мард ускорил шаги и в кромешной мгле добрался до огромной пещеры. Едва он вошел в нее, как хлынул страшный ливень.

Озябший Мард, забившись в дальний угол пещеры, пытался согреться.

«Вот посижу немного, а потом и костер разведу», — думал он, пытаясь согреть дыханием окоченевшие пальцы.

Но только собрался Марж выйти из пещеры, чтоб набрать хворосту, как услышал рычание, и у входа в пещеру показалась пара зеленых глаз.

— О великий аллах, спаси меня! — прошептал Марж. Он увидел, что глаза эти принадлежали огромному тигру.

Тигр понюхал воздух, зевнул и лег у входа, положив свою страшную голову на могучие лапы. Так он лежал долго, то выпуская, то пряча огромные острые когти.

Но вот через некоторое время к тигру подошел волк, и, тяжко вздохнув, тоже улегся рядом. А еще через некоторое время прибежала красавица лиса.

Тигр любезно осклабился и зарычал в знак приветствия. А волк, еще раз вздохнув, произнес:

— Салам, лиса!..

Мард сидел ни жив ни мертв от страха и только молил аллаха, чтоб звери его не учуяли.

Поговорив о разных новостях, лиса обратилась к тигру:

— Где это ты пропадаешь целыми днями? Ведь ты наш главный охотник. А сейчас на охоте тебя не видно, и в то же время ты такой… — Лиса помахала хвостом, подыскивая слово: — …такой упитанный!.. Не знаю, чем ты живешь, а нам без твоих объедков приходится туго! — пошутила лиса, кивнув в сторону облезлого и худого волка.

Польщенный тигр снова осклабился и зарычал так сильно, что в горах посыпались камни, а дикие козы на скалах замерли от ужаса.

— Вам я могу доверить свою тайну. В-о-он видите большой камень? Там под камнем зарыт бесценный клад. Каждое утро с восходом солнца я прихожу туда и лежу на том месте. Я сыт тем золотом, что зарыто в земле. А больше мне ни о чем и думать не хочется.

Марду был хорошо виден огромный камень, на который указал тигр. Страшно было Марду, но камень тот он запомнил.

Лиса помолчала, потом обратилась к волку:

— Волк, а почему ты такой худой, что ребра за камни цепляются? Может, тебя сушит любовь?

— Какая уж тут любовь!.. — злобно ответил волк. — В долине пасется три тысячи овец. Три тысячи самых жирных, самых глупых и таких вкусных овец! Но их охраняет огромный, злой, как шайтан, волкодав. Стоит мне показаться, как он кидается на меня, словно на неверного…

— Я знаю того волкодава. И еще знаю, что если смешать жидкость из его глаз с листьями вот этого дерева, — лиса кивнула на небольшое деревцо у входа в пещеру, — то получится лучшее лекарство от сумасшествия.

Все помолчали. Потом, сладко зевнув, снова заговорила лиса:

— А я так худею оттого, что совсем перестала охотиться и почти всегда голодна. Целыми днями я слежу за одной мышкой, которая живет в долине. У этой мышки есть двадцать золотых монет, и она играет ими, как бродячие артисты шарами. Каждый день я вижу это, и перед глазами у меня так и блестят те золотые… Я из-за них как зачарованная!

Вскоре звери уснули. Но Мард не мог спать, — он сидел в своем углу и трясся от страха.

Лишь под утро, когда солнце еще не выглянуло из-за скал и все вокруг казалось неясным и серым, звери разошлись. Тогда и Мард выбрался из пещеры. Он нарвал листьев волшебного дерева и пошел искать ту поляну, где мышка играла с золотыми монетами.

Долго искал Мард. Наконец, когда солнце повисло прямо над головой, опустив вниз острые лучи свои и удивленно разглядывая землю, что-то сверкнуло у него перед глазами. Пригляделся Мард и заметил маленькую мышь, которая искусно и ловко играла монетами. Мард кинулся к ней. Мышь испугалась, юркнула в норку и успела захватить с собой только лишь одну золотую монету, а все остальные взял Мард и пошел дальше искать стадо овец.

Только к вечеру набрел он на маленький шалаш пастуха. У входа лежал огромный волкодав. Морда у него была в пене, глаза налиты кровью. Увидев Марда, он бросился на него, чтобы растерзать чужого. Но пастух отозвал волкодава. Потом он предложил Марду место у костра и обратился к нему со словами привета:

— Здравствуй, путник, да пошлет тебе аллах удачи!

— Здравствуй, отец, пусть будут благословенны дни твоей жизни!

В молчании выпили они три пиалы чая, который дает силы слабому и наполняет сердце бодростью.

Потом пастух спросил:

— Зачем пришел в этот дикий край, путник?

Не отвечая, Мард достал из кармана девятнадцать золотых монет и разложил в рядок. Когда пастух увидал такое богатство, пиала выпала из его рук.

— Это тебе, пастух!

— Я не сделал тебе никакого зла. Зачем же ты шутишь так надо мной? За что мне такое богатство?

— За что? — переспросил Мард. — Да пустяк! Отдай мне вот эту собаку.

— Но зачем она тебе? И кто тогда будет охранять моих овец?

— Купишь себе пять других. Ты ведь будешь богатым человеком!

Пастух подумал минуту и согласился. Он взял волкодава за ошейник и хотел передать его Марду.

— Э, подожди! Сначала убей его.

Пастух удивился: что за странный человек! Но просьбу выполнил.

Тогда Мард вынул глаза собаки, смешал глазную жидкость с листьями деревца и сделал из этого месива пилюли. Ночь он провел у костра пастуха, а утром двинулся в путь.

Он шел мимо высоких гор, таких высоких, что их вершины всегда раздирали снеговые тучи, мимо маленьких кишлаков, скрывающихся от палящего солнца в яркой зелени тутовника, мимо цветущих садов, шел и пел обо всем, что видел окрест.

Долго шел Мард. Но вот однажды вечером он приблизился к стенам большого города. Мард миновал ворота и сразу очутился среди бегущих, растерянных горожан. Все торопились на главную площадь. Там, окруженные стражей, стояли седобородые мудрецы и горько причитали, воздев к небу сухие руки.

— Что случилось, отец? — спросил Мард одного высокого старца.

— О, не спрашивай, путник! Иди себе мимо…

— Скажи, отец, может быть, я смогу помочь беде?

— Да что ты! Ступай себе!

Но Мард не унимался и так надоел старику, что тот ему все рассказал;

— У нашего хана есть дочь Рабийя, красавица из красавиц. Вот уже несколько лет она страдает тяжким недугом и сидит в комнате, прикованная цепями к стене. Шайтан вселился в ее голову, и она сошла с ума. Хан велел собрать всех мудрецов города и сказал, что, если мы не вылечим его дочь, он прикажет всех нас казнить.

Мард рассмеялся так громко, что стоявшие рядом старцы в испуге отшатнулись от него.

— Да это пустое дело! Я вылечу дочь хана.

— Что говоришь ты, дерзкий! А знаешь, что хан казнит тебя, если не сдержишь слова?

— Не бойтесь. Дайте мне только халат, чалму и сандалии, а то неудобно в таком виде предстать перед ханом.

Мудрецы обрадовались. Тряся белыми, как снег, бородами, срывали они с себя чалмы, красивые халаты, сандалии и наперебой предлагали Марду.

Тот снял свою изорванную одежду, облачился в скромный, но красивый халат, завязал чалму, надел легкие сандалии и пошел во дворец к хану. Стражники окружили его и повели через огромные и красивые палаты в большой зал, где на троне сидел хан, задумчивый и печальный. Увидев вошедших, он недовольно нахмурился.

— Что вам нужно?

Мард выступил вперед и смело сказал:

— О великий хан, хозяин прекрасной земли и повелитель людей! Я пришел, чтобы вылечить твою дочь.

Хан недоверчиво покачал головой.

— А знаешь ли ты, что тебя ждет, если ты не выполнишь своего обещания?

— Я не привык хвастать и обманывать, — гордо сказал Мард, наклонив голову.

— Проводите его к моей дочери. Даю тебе три часа сроку, чужестранец…

Стража снова окружила Марда, и его повели в другой конец дворца.

По винтовой лестнице поднялись они наверх, в башню. Там в маленькой комнате сидела, закованная в цепи, безумная дочь хана. Она даже не повернула головы, когда со скрежетом открылась тяжелая дверь.

Мард приказал оставить его.

Все повиновались и неслышно удалились.

Мард застыл на месте, вглядываясь в прекрасные черты недвижной Рабийи. Волосы ее были распущены, руки сбиты в кровь тяжелыми кандалами, прекрасные глаза сверкали безумием. Дорогое платье ее было порвано и открывало чистую и белую, как молоко, кожу.

Мард осторожно подошел к ней, схватил ее за голову и, разжав ей рот, быстро вложил одну пилюлю.

Прошло немного времени. Дочь хана начала осматривать комнату. Она была спокойнее, чем раньше, но в глазах ее по-прежнему было безумие.

Тогда Мард повторил лечение еще раз, и сразу же Рабийя пришла в себя. Оглядевшись и увидев незнакомого мужчину, она закричала:

— Служанки! Скорее идите сюда! Почему здесь незнакомец?

Она хотела закрыть лицо, но не смогла, потому что руки были закованы в кандалы.

Испугавшись, Рабийя заплакала и еще жалобнее стала звать слуг и кричать:

— Зачем вы меня заковали в цепи?

Мард улыбнулся и вышел из комнаты. Он направился к хану и сказал ему:

— Твоя дочь здорова, повелитель!

Хан не поверил чуду и бросился в покои дочери.

Велика же была его радость, когда он увидел Рабийю здоровой. Тут же расковали цепи, девушку отвели в баню, омыли раны, и она стала здорова-здоровехонька.

Хан, вернувшись к Марду, сказал ему так:

— Чужестранец, ты совершил чудо. Ты сделал меня счастливым. Нет такого подарка, который был бы достоин твоего благодеяния. Поэтому я отдаю свою дочь тебе в жены.

Мард просиял от радости и ответил хану:

— О великий из великих! Сладостны твои слова, и я преклоняю колена перед твоей добротой и мудростью. Но как же будет твоя дочь жить со мной? Ведь я беден!

— Ум — богатство человека, — ответил хан и велел нагрузить золотом двух мулов и привести их Марду.

Когда мулов привели, Мард взял с собой слуг и рабов и пошел в горы, к тому месту, где под камнем были спрятаны несметные богатства, на которых каждый день лежал тигр. Там Мард и его слуги разбили лагерь.

— Здесь мы будем строить дворец, — сказал Мард и отправился в город нанимать рабочих.

Велико же было его удивление, когда на базаре среди самых бедных наемных работников он увидел Намарда.

Тот не узнавал Марда, и, когда Мард обратился к нему с предложением наняться на работу, Намард согласился.

Через несколько дней Мард вместе с нанятыми рабочими пришел в горы и приказал начать строить дворец.

Отведя в сторону повара, он сказал ему:

— Когда бы к тебе ни обратился за едой Намард, всегда корми его вволю и выполняй все его прихоти.

Повар немного удивился, но не стал расспрашивать хозяина.

Прошла неделя, и с каждым днем Намард удивлялся все больше и больше тому, как с ним обращались. Его не заставляли работать, кормили лучше всех и платили много денег.

«В чем дело?» — ломал голову Намард, лежа на солнышке и подставляя его лучам свою худую спину.

С каждым днем он все больше и больше наглел, обижал других рабочих, кричал на повара. И однажды, подойдя к Марду, он спросил его:

— Хозяин, скажи, почему ко мне здесь так относятся?

— А что, плохо тебе? — поинтересовался Мард.

— Нет, наоборот. Что я тебе сделал хорошего, что ты так заботишься обо мне?

Мард помолчал, а потом, пригласив его сесть рядом, спросил:

— Ты не помнишь Марда, у которого ты угнал коня и оставил его одного в горах?

Пристально вглядевшись в лицо Марда, Намард побледнел.

— Я узнаю тебя, — испуганно сказал он, вскакивая с земли.

— Не бойся меня. Я не хотел тебе зла тогда и не хочу тебе зла сейчас. Ешь, пей, отдыхай, и я буду обращаться с тобой так до конца моих дней. А сейчас садись и слушай. Я расскажу тебе все, что со мной случилось.

И он поведал Намарду все, что было, утаив только то, что узнал от тигра.

Когда он кончил рассказывать, Намард, не поднимая глаз, как бы невзначай, спросил:

— А далеко отсюда та пещера?

— Да нет, курухов[7] пять — вон в ту сторону — показал Мард на север.

Когда он ушел спать, Намард бросился к повару и громко крикнул:

— Эй ты, рожденный шакалом и гиеной! Дай мне еды да поскорей.

И пока он с жадностью поглощал пищу, в голове его созрел план — пойти в пещеру, все узнать у зверей и стать самому таким же, как Мард.

Он нашел пещеру, влез в нее и затаился в самом дальнем углу.

Ночью ко входу пришли звери и повели между собой разговор. Лиса спросила:

— Что с тобой, тигр? Ты так исхудал. Не болен ли?

Тигр горько усмехнулся:

— Болен… Нет, не болен… Только мне очень плохо, потому что в том месте, где спрятан клад, сейчас строят дворец, и я не могу там лежать…

«Ага, вот в чем дело! — радостно подумал Намард. — Значит, там есть клад! Хорошо же, Мард, сегодняшний день — последний в твоей жизни».

В это время лиса продолжала беседу:

— А вот ты так поправился, волк! На тебя теперь просто приятно смотреть!

— Знаешь, лиса, после нашего разговора той ночью случилось что-то непонятное. Волкодава уже нет, я теперь жру прекрасных, жирных овец, оттого так и раздобрел…

— Скажи на милость, у меня то же самое! — сказала лиса. — После той ночи мышь пропала, золотыми монетами больше не играет, и я спокойно охочусь! Как видишь, тоже немножко поправилась! — И лиса довольно обмахнулась прекрасным рыжим хвостом.

При этих словах лисы тигр насторожился:

— Знаете, друзья мои, здесь не обошлось без человека. Наверное, тогда наш разговор подслушал кто-нибудь. Ну-ка, лиса, посмотри, нет ли кого в пещере?

Лиса засмеялась:

— Что ты, тигр! С каких это пор ты стал таким подозрительным?!

Тигр злобно зарычал:

— А ты стала слишком болтлива, лиса!

Потом тигр встал и пошел в пещеру. Велико же было его удивление и гнев, когда он увидел съежившегося человека.

Тигр рассвирепел, бросился на Намарда и в один миг его растерзал.

А Мард построил дворец и зажил там счастливо со своей красавицей женой. Намарда с тех пор он так и не видел.

Вот и конец правдивой истории о Марде и Намарде, о добре и зле.

В селении Тальхак, что близ Кандагара, жили когда-то два брата: Вали Мухаммед и Али Мухаммед.

Счастливо протекали дни их жизни. У каждого из них был ребенок. У Вали Мухаммеда — прекрасный сын Шади, а у Али Мухаммеда — красавица дочь Бибо.

Шади и Бибо росли вместе и крепко любили друг друга.

Шли годы. Шади вырос в красивого, стройного юношу, а Бибо была столь прекрасна, что и пером невозможно описать.

Как-то раз пошли они в лес за хворостом. Был жаркий день, солнце ярко сияло, в небе играли ласточки.

Пришли они в лес. Тут взглянул Шади на Бибо, и затрепетало в нем сердце от любви к девушке. Прекрасные глаза ее были полуприкрыты, алые губы улыбались, а черные косы блестели, как шелк.

Шади повернулся и ушел в чашу подальше от Бибо, чтобы не видеть ее прекрасного лица. Но какая-то неведомая сила заставила его вернуться к возлюбленной. Вздыхая, остановился он подле нее, а что сказать — не знал. Наконец, не выдержал Шади, нагнулся к маленькому ушку Бибо и прошептал:

— Возлюбленная, поцелуй меня один только раз, и я буду самым счастливым человеком на свете.

— Дорогой мой Шади! Не то что поцеловать, я готова жизнь отдать за тебя. Только не теперь.

— Но почему, возлюбленная моя?

Краска смущения залила щеки Бибо, и она прошептала:

— Ведь дядя может отдать свою дочь в жены племяннику, у афганцев есть такой обычай. Попроси моего отца отдать меня тебе в жены! Тогда мы будем целоваться каждый день и никто не скажет о нас ничего дурного.

— О Бибо! Зачем думать о том, что будет завтра? Завтра — в руках божьих. Поцелуй меня сейчас!

Покачала Бибо головой и убежала в лес, сверкнув на прощанье белизной жемчужных зубов.

Остался Шади один. Грустные мысли завладели им. «А что, если Бибо расскажет обо всем дяде?» — вдруг подумал юноша. Испугался он и решил не возвращаться в родной дом. «Уйду лучше куда глаза глядят!» — подумал Шади и пошел из леса на дорогу. Он шел и пел прощальную песню:

Услыхала Бибо эту песню, бросилась искать Шади. Все холмы обходила девушка, отыскивая возлюбленного, но Шади был уже далеко. Вернулась она в селение вся в слезах, упала на пол и не может двух слов сказать.

Увидала мать, как страдает Бибо, и спросила:

— Бибо, нежная дочь моя, кто причина твоих слез? Откройся твоей матери!

И тогда, заливаясь слезами, рассказала Бибо матери все, как было.

Задумалась мать, а потом пришла к отцу и спросила совета. Подошел отец к дочери, погладил ее по голове, стал успокаивать:

— Он вернется, доченька! Ты только жди его. Верь мне, пройдет немного времени и ты снова увидишь своего Шади.

Но не помогли слова отца: день ото дня Бибо бледнела и таяла, словно воск.

А Шади, как ушел из родного дома, так и шел по дороге все вперед, пока не добрался до высокой горы Кухидав. Вошел он в селение Диларам и увидел там множество верблюдов. Тогда он приблизился к караван-баши, поклонился ему и сказал:

— О курбаши, не нужен ли тебе человек?

— Откуда ты? — поинтересовался караван-баши Тадж Мухаммед-хан.

— Я из Тальхака, о господин, а зовут меня Шади.

— Хорошее имя! — засмеялся караван-баши и, оглядев еще раз стройного юношу, сказал: — Хорошо, я беру тебя. Я сам из Индии, а сейчас иду в Исфаган. Служи мне верно, и я буду добр с тобой. Согласен?

— Конечно, согласен, о господин, — с радостью ответил Шади.

И через несколько часов караван отправился в путь. Шади шел рядом с Тадж Мухаммед-ханом и думал о том, что его ожидает.

Долго шел караван. Солнце спряталось за холмы. Горбатые тени верблюдов побежали по земле. А потом опустилась ночь. И грустно стало Шади, потому что ом вспомнил свой родной край и нежную возлюбленную Бибо.

А тем временем бедняжка Бибо лежала на своем ложе, смотрела на далекие звезды, и они казались ей прекрасными глазами любимого. Она не пила и не ела, и спала лишь самую малость, — все остальное время она думала о своем любимом. Она слагала возлюбленному стихи и шептала их ветру, думая, что он донесет их до слуха Шади.

Как-то раз вбежал к Бибо радостный отец и говорит:

— Дочка, нежная газель моя, скорей беги к воротам! Там идет караван из Индии, может быть с ним едет и Шади!

Обрадовалась Бибо, вскочила с постели и побежала к воротам. Уселась там, подперла свою голову руками и принялась смотреть на чуть заметные черные точки вдали. Сердце Бибо сжималось от волнения. Яркое солнце резало ей глаза. А она все сидела и ждала.

Вот караван подходит ближе, вот уже слышны крики погонщиков, а Шади все не видно.

Так и прошел караван через всю деревню, и Бибо не встретила своего возлюбленного.

Еще сильнее почувствовала Бибо горечь разлуки. Сжалось ее бедное сердце, и она тихо запела, глядя вслед уходящему каравану:

Так пропела Бибо и, рыдая, упала на землю.

Прошло еще несколько лет. И вот однажды ночью в ворота дома Вали Мухаммеда постучался запыленный гонец. Не сказав ни слова, он протянул письмо и ускакал. Развернул Вали Мухаммед бумагу, и от радости на глазах у него навернулись слезы. Письмо было от Шади. На прекрасной бумаге сын писал строки любви, и первые слова его были к Бибо:

«О возлюбленная, пусть слова моего привета дойдут до тебя! Я здоров и силен, как и прежде. Болит лишь мое сердце от разлуки с тобой. Я живу в Исфагане, как богатый пленник, и тоскую о тебе, любимая.

О отец мой, тень над головой моей, прости меня за все и поцелуй мою мать. Я стал именитым и богатым купцом, торгую теперь с Индией. Не знаю, вернусь ли к вам. Но если ты, дорогой отец мой, захочешь увидать своего сына, то радости моей не будет предела».

Пришел Вали Мухаммед к Бибо и, не говоря ни слова, положил у ее изголовья письмо Шади. Прочитала девушка письмо и сразу расцвела, как роза в майском саду.

И пока Вали Мухаммед собирался в путь, Бибо написала нежное письмо возлюбленному и принесла его дяде, умоляя поскорее передать письмо Шади.

И вот отправился Вали Мухаммед в путь-дорогу. Долго шел он и, наконец, добрался до шумного и богатого Исфагана.

В этом большом торговом городе отыскал Вали Мухаммед дом своего сына. Подивился он красоте и богатству этого дома: стены высокие, совсем как во дворце, а у ворот стоит слуга.

Подошел Вали Мухаммед к слуге и спросил его, дома ли Шади-хан.

— Кто ты такой и зачем тебе нужен Шади-хан, о чужестранец?

Вали Мухаммед улыбнулся и тихо ответил:

— Я отец Шади-хана.

Слуга смутился, поклонился отцу хозяина и, бормоча извинения, провел его в богатые покои. Потом слуга доложил Шади-хану, что прибыл его отец.

Несказанно обрадовался Шади, бросился к отцу навстречу и упал перед ним на колени. Заплакал отец, поднял сына. До темноты сидели они в богатых покоях, рассказывая друг другу обо всем, что случилось. Потом Шади отвел отца в самые лучшие покои и велел своим слугам выполнять все его приказы.

Прошло несколько дней. Вали Мухаммед отдохнул, нагостился.

И вот как-то раз он спросил сына:

— Ну как, сынок, скоро ли поедем домой?

Нахмурился Шади.

— Я не поеду с тобой, отец. Прости меня за дерзость моих слов.

— Почему же?

— Мне стыдно перед дядей, — чуть слышно прошептал Шади.

Вали Мухаммед рассмеялся.

— Ну, если только это удерживает тебя в Исфагане, — не беда! Поверь моему слову, — дядя ничуть на тебя не сердится. Наоборот! Он хочет, чтобы ты поскорей вернулся. А Бибо? Ведь она тебя ждет не дождется! Если ты не приедешь, не знаю, что с ней и будет.

Обрадовался Шади и решил поехать вместе с отцом на родину.

Оседлали они двух горячих коней и ранним утром следующего дня отправились в путь. Ехал Шади и пел:

Так, нигде не останавливаясь, добрались они к вечеру до Фараха. Здесь спешились отец с сыном и велели слугам поскорее накормить коней. Но только собрались они ехать дальше, как вдруг Шади увидел Тадж Мухаммед-хана. Радостно поздоровались друзья, однако радость встречи не согнала печаль с лица караван-баши. Заметил это Шади и спросил:

— Что с тобой, друг? Какая печаль гнетет тебя?

Грустно взглянул Тадж Мухаммед-хан на Шади и сказал ему так:

— Друг мой, я забыл в доме брата документы на сто пятьдесят тысяч рупий. Без них я пропаду. Прошу тебя, съезди сейчас в Индию, а домой и потом успеешь. Сделай как я прошу, и я буду вечно помнить эту услугу.

Задумался Шади. А Тадж Мухаммед-хан простился со всеми и, не говоря больше ни слова, ускакал в сторону Исфагана.

Тут подошел отец к сыну и сказал ему:

— Любимый сын мой, для афганца просьба друга священна. Но послушай меня и сделай так: быстрее ветра несись в Тальхак, повидай мать, повидай свою Бибо, а потом скачи в Индию и исполни все, о чем просил тебя Тадж Мухаммед-хан.

Шади согласился с мудрым советом отца, вскочил на коня и погнал его так, что ветер засвистел в ушах.

Без жалости гнал Шади своего верного коня, пока не остановился у ворот дома, где жила Бибо.

— Чей это дом? — грозно крикнул Шади. А сам весь побелел от волнения.

Вышла на порог мать Бибо, посмотрела на запыленного всадника и ответила:

— А кто ты? И куда держишь путь?

Не узнала женщина Шади! Ведь прошло столько лет с тех пор, как он уехал! За эти годы из тонкого робкого юноши превратился Шади в сильного храброго мужчину.

Однако Шади узнал мать Бибо и, скрыв радость, ответил:

— Я странник и еду в Индию. Дорога меня утомила. Не велишь ли ты, о женщина, принести мне кальян?

Мать Бибо внимательно посмотрела на всадника, и сердце ее забилось сильнее. «Как похож этот красавец на Шади! Уж не он ли это?» — подумала женщина и бросилась в покои Бибо.

— Доченька, там у ворот стоит всадник! Очень уж он похож на Шади-хана! Пойди-ка подай ему кальян.

Бибо бросилась к очагу, стала заправлять кальян. Хочет его разжечь, а горячие угли все время выпадают у нее из рук. Ведь не привыкли ее нежные пальцы к боли, к огню!

Не заметила девушка, как Шади осторожно вошел в комнату и остановился у двери. Лишь когда он тихонько запел, вздрогнула Бибо, услыхав нежный голос любимого. Шади ей пел:

Вскрикнув от радости, обернулась Бибо и ответила так:

С этими словами шагнула Бибо вперед и прильнула к могучей груди своего возлюбленного.

Вечером радостный Шади-хан пришел в свой дом, и велико было счастье его матери, когда она увидела возвратившегося сына.

Он надел свои лучшие одежды и сел у окна, ожидал, когда же приведут к нему его невесту, красавицу Бибо.

Он прождал до полуночи, но Бибо так к нему и не привели.

Удивился и опечалился Шади, однако решил, что, может быть, не положено приводить к жениху невесту в первую ночь. Но сколько он себя ни успокаивал, на сердце у него было тяжело, — ведь он не выполнил просьбу друга!

Настало утро следующего дня. Приехал Вали Мухаммед и обрадовался еще больше, увидев, как сын его спит на своем палянге в родном доме.

Шади-хан услышал шаги отца и проснулся.

— Тень над головой моей, любимый отец мой! — сказал он. — Я ждал вчера всю ночь, когда приведут в дом мою невесту Бибо, а ее все нет и нет.

— Не печалься, сынок. Поверь мне, к вечеру придет к тебе Бибо и станет твоей женой.

И снова потянулись тягостные часы ожидания. Совсем извелся Шади, похудел за эти два дня. Вот уже спала дневная жара, солнце спряталось за острые вершины гор, а Бибо все нет.

И когда наступил вечер, Шади-хан нахмурил брови и сказал своему отцу:

— Прощай! Я сделал так, как ты мне велел; но видишь: все напрасно.

— Подожди еще, сынок! — взмолился отец. — Я сейчас сам побегу к Вали Мухаммеду и узнаю, в чем дело. Он ведь обещал мне выдать Бибо за тебя.

Но Шади-хан был непреклонен. Он оседлал коня, вскочил в седло и собрался уезжать. В это время во двор вбежала Бибо, схватила его за стремя и горько заплакала.

Шади сошел с лошади, склонился к возлюбленной, и она обвила его нежными руками, как лиана обвивает могучее дерево.

— Я на все согласна, любимый! Целуй меня сколько хочешь, только останься. Это мать задержала меня, потому что свадебный мой наряд еще не готов.

— Нет, Бибо, — грустно ответил Шади. — Два дня я ждал тебя, но больше ждать не могу. Просьба друга — священная просьба. А честь для афганца — дороже всего.

И как ни умоляла Бибо Шади-хана остаться, он так и не согласился.

Последний раз поцеловал он Бибо, вскочил на коня и умчался в темноту наступавшей ночи.

После долгих дней пути Шади добрался до богатого города Кветты. В этом городе жил брат Тадж Мухаммед-хана, Баз Мухаммед-хан. К нему-то в дом и приехал Шади.

— Здравствуй, Баз Мухаммед-хан! Пусть будут благословенны дни твоей жизни!

— Здравствуй, о Шади-хан, чья слава гремит повсюду! Зачем ты пожаловал в мой дом?

И Шади рассказал ему о том, что Тадж Мухаммед-хан забыл здесь важные документы. Баз Мухаммед-хан быстро нашел эти документы, вернулся к Шади и сказал ему так:

— Смертная будет мне обида, если ты уедешь, не погостив в моем дворце.

— Но ведь Тадж Мухаммед-хан ждет меня!

— Не великая важность, подождет лишний день. Зато я тебе дам потом таких горячих коней, что ты вдвое быстрее доберешься до Исфагана.

И пришлось Шади-хану остаться во дворце, погостить денек-другой.

А Баз Мухаммед-хан оставил Шади в своем дворце не без умысла. Были у него две красивые дочери, и мечтал он одну из них выдать за Шади.

Узнав об этом, Шади только грустно улыбнулся, потому что сердце его принадлежало Бибо. Только о ней одной он мечтал дни и ночи, о ней тосковал все сильнее и сильнее.

Наконец, распрощавшись с Баз Мухам мед-ханом, Шади отправился в Исфаган. Доехал он до маленького городка и там свалился с коня от усталости. А ночью у него началась лихорадка. Кое-как переспал он до утра, а на рассвете с трудом сел в седло и тронулся дальше.

По безлюдной дороге скакал Шади-хан, и в глазах у него то и дело появлялись зеленые круги. Но, сжав зубы до боли, он ехал все дальше и дальше.

Но скоро силы оставили его, и, не доезжая до Диларама, он свалился с коня. Долго лежал Шади без движения, пока, наконец, не пришел в себя. Огляделся Шади-хан, видит: кругом никого нет, только стоят у дороги какие-то древние развалины. Заполз туда Шади, лег на сырую землю и забылся.

Долго ли лежал он так, нет ли — неизвестно. Но когда очнулся, была уже ночь. Тихо вокруг, безлюдно. Лишь огромные крылья неведомых птиц грозно шуршат в ночном небе. Снова забылся Шади, а когда опять открыл глаза, был жаркий полдень. И снова кругом тишина. И ни одна душа не знает, что лежит он здесь больной и одинокий.

Почувствовал Шади-хан, что приходит его смертный час, и горько задумался над своей жизнью. А когда вспомнил про Бибо, слезы навернулись у него на глазах.

Наконец, на исходе четвертого дня услыхал он где-то поблизости цокот копыт. Из последних сил закричал Шади. Слышит: всадник остановился. Потом подошел и склонился над ним. Чуть слышно прошептал Шади-хан:

— Путник, сделай, как я прошу, и аллах пошлет тебе счастье в жизни.

— Слушаю тебя, о странник, — тихо ответил человек, потому что он видел, что говорит с умирающим.

— Скорее поезжай в Тальхак и скажи моей возлюбленной Бибо, где я и что со мной.

Приподнялся Шади-хан на локте, посмотрел на человека огромными глазами, полными боли, и спросил:

— Сделаешь, как я прошу?

Человек кивнул головой, вскочил на коня и помчался в Тальхак. Приехал он туда ночью, бросился к дому Бибо.

— Вставайте скорее, Шади-хан умирает у Диларама! Последние слова его были о тебе, Бибо.

Не одевшись, бросилась Бибо в сторону Диларама. Долго бежала она и, наконец, добралась до тех развалин, где лежал Шади. Она склонилась к нему, припала устами к его лицу и промолвила, заливаясь слезами:

— Любимый, что с тобой, ответь мне! Я готова жизнь отдать за один твой взгляд!

Тихо вздохнул Шади и прошептал:

— Прощай, любимая, прощай, Бибо! Больше мы никогда не увидимся. Поцелуй меня на прощанье.

Склонилась над ним Бибо и стала целовать его лицо. А когда она поднялась с земли, Шади-хан был уже мертв.

Как деревянная стояла Бибо над телом любимого, а потом опустилась на колени и закрыла ему глаза.

Тут прибежала и вся родня. Кинулись люди к Бибо, стали утешать рыдающую девушку, а она попросила их только об одном:

— Оставьте меня! Дайте мне побыть с моим возлюбленным хоть немного. А потом делайте, что хотите.

Родственники согласились и, тихонько ступая, вышли наружу.

Тогда Бибо легла рядом с Шади-ханом, прижалась к его лицу губами и укрылась покрывалом.

Через некоторое время вернулись родственники и видят: лежит Бибо рядом с Шади-ханом и не двигается. Прошептал тогда Али Мухаммед:

— Вставай, родная! Тут уж горю не поможешь.

Но Бибо не откликнулась. Еще раз повторил Али Мухаммед свои слова, и снова Бибо ничего не ответила. Тогда он склонился над дочерью и отпрянул с громким криком. Нежная Бибо умерла.

И похоронили возлюбленных рядом в том самом месте, где они уснули последним сном. Вместо развалин построили здесь прекрасную гробницу, и люди до сих пор совершают сюда паломничества.

Вот и конец правдивой истории про Шади и Бибо. И да простит всемогущий аллах их, и нас, и всех правоверных.

Давным-давно жил-был один богач. Несметные сокровища принадлежали ему. Но самым дорогим сокровищем был его сын, Кутуб-хан.

Отец баловал сына, и любое желание Кутуб-хана немедленно исполнялось.

Кутуб-хан рос таким красивым и стройным, что был куда больше похож на нежную девушку, чем на юношу.

Торговлю — ремесло отца — Кутуб-хан терпеть не мог; война тоже не привлекала его, как остальных юношей. Он любил охотиться, бродить по горам и лесам, любуясь цветами и птицами — всем живым, что радовалось солнцу.

Но зато Кутуб-хан владел дивным искусством, недоступным остальным его сверстникам. Он был прекрасным певцом, и в игре на рабабе не было ему равного. Когда он играл и пел свои песни, то печальные, то веселые, как весенним дождь, люди плакали или веселились, а птицы, зачарованные его пением, садились ему на руки. Ибо человек, который поет такие песни, не может быть плохим человеком.

Но вот прошли годы и умер отец Кутуб-хана. Кутуб-хан не стал продолжать дело отца. Постепенно он все больше беднел, но не прекращал игры на своем рабабе. И в конце концов он совсем обнищал.

Но слава его, как певца, разнеслась по всей стране, и люди, проходившие мимо его дома, останавливались послушать чудесное пение.

В те времена жил в Афганистане могущественный воин и храбрец Адам-хан. И он тоже прекрасно играл на рабабе; когда до него дошла молва о дивном певце Кутуб-хане, захотелось Адам-хану увидеть этого замечательного певца.

А Кутуб-хан как-то раз сидел со своими друзьями и играл им новые песни. Тут один из его приятелей и рассказал Кутуб-хану, что есть в стране одни человек по имени Адам-хан, который играет на рабабе не хуже Кутуб-хана. Удивился Кутуб-хан, и закралась в его сердце тревога. И стал он каждый день думать, как бы ему увидеться с таинственным Адам-ханом, что так хорошо играет на рабабе.

И в один из дней собрал Кутуб-хан свои вещи, привязал к седлу рабаб и пустился в дальний путь — разыскивать Адам-хана.

В ночь перед тем, как Кутуб-хан выехал из родного города, Адам-хан увидел сон, будто едет Кутуб-хан на коне, смеющийся и веселый, поет песни и спрашивает у птиц, где найти ему Адам-хана.

Рано утром поднялся Адам-хан, поделился своей радостью с друзьями и сказал;

— Кто первый увидит Кутуб-хана и приведет ко мне, тому я отдам в жены мою сестру Назо.

В тот же миг его друзья оседлали коней и разлетелись в разные стороны. И каждый из них ехал с одной мыслью — первым увидеть певца, потому что в награду за это Адам-хан обещал красавицу Назо.

А Назо была так прекрасна, что пером описать ее красоту невозможно. Ножная головка ее — словно цветок миндаля, шейка — словно стебелек, кожа, как сливки, — такая белая и ароматная. И Адам-хан так любил ее, что для нее одной построил прекрасный дворец с огромным садом.

А Кутуб-хан, ничего не подозревая об этом, ехал на своем коне и радовался всему, что встречалось на пути.

День был жаркий, Кутуб-хан устал и прилег отдохнуть в тени огромного дерева. Рабаб он повесил на ветку дерева, прямо над собой. Прилег и уснул… А остановился он недалеко от дворца Адам-хана.

Как раз в это время любимый слуга Адам-хана Било вышел из дому и направился к арыку, что протекал возле дерева, где спал Кутуб-хан. Подошел Било к дереву и видит: спит какой-то человек и рабаб на ветке висит.

«Эге, — подумал Било, — не Кутуб-хан ли это? Уж больно красив! Да и рабаб, видно, очень хороший!» Побежал Било к Адам-хану и сказал:

— О всемогущий Адам-хан, я принес тебе добрую весть!

— Какую же?

— Кутуб-хан спит под деревом недалеко отсюда.

Изумился Адам-хан, обрадовался и в то же время огорчился: «Неужели придется отдать в жены слуге красавицу Назо? Ведь за нее сваталось столько воинов, славных мужеством и богатством! Как же быть теперь?!»

Пошел Адам-хан вместе с Било к тому дереву. Видит, действительно спит в тени прекрасный юноша. Задумался Адам-хан и сказал так:

— Если это действительно Кутуб-хан, то не надо будить его, он и сам найдет ко мне дорогу. Пойдем домой…

А Кутуб-хан тем временем отдохнул, проснулся и собрался ехать дальше. Вскочил он на коня и скоро добрался до большого селения. Здесь поехал Кутуб-хан медленнее. Видит, ребятишки играют на дороге. Спросил у них Кутуб-хан, где тут живет Адам-хан, и пообещал дать денег тому, кто укажет дорогу. Охотники заработать сразу нашлись, и вскоре Кутуб-хан стоял у ворот дворца Адам-хана.

Ударил он по струнам рабаба и громко пропел;

Адам-хан услыхал его голос, обрадовался и вышел навстречу долгожданному гостю.

— Пусть аллах помогает тебе во всем, дорогой мой гость! Не ты ли будешь прекрасным певцом Кутуб-ханом, чья слава гремит по всей стране?

Кутуб-хан скромно ответил:

— Я Кутуб-хан, это правда. А не ты ли тот самый Адам-хан, чья слава гремит далеко за пределами нашей родины?

Адам-хан улыбнулся и, подойдя к Кутуб-хану, протянул ему руки.

— Если аллах послал тебя ко мне, моему счастью нет предела, о прекраснейший из певцов!

Они вошли вместе в дом, а через день уже были так дружны, словно братья, родившиеся от одной матери.

К вечеру следующего дня пришел к Адам-хану его верный Било и, потоптавшись в дверях, сказал так:

— О Адам-хан, могучий мой повелитель! Твое слово тверже железа. Ты обещал отдать прекрасную Назо тому, кто первым найдет Кутуб-хана. Я сделал это. Дело теперь за тобой.

Ответил ему Адам-хан:

— Не тревожься, Било, я не нарушу своего слова. Иди себе с миром.

Успокоился Било и ушел к себе. После этого разговора Адам-хан загрустил. Пошел он к Кутуб-хану, сел рядом с ним и попросил:

— Сыграй мне что-нибудь, о Кутуб-хан! Твои песни излечат раны моей души.

Кутуб-хан достал рабаб и заиграл Адам-хану печальную, ласковую песню, подобную журчанью ручейка поздним вечером, когда все в природе уснуло.

На глазах Адам-хана выступили слезы, и он, забыв все на свете, наслаждался прекрасной музыкой.

А Назо в это время была в соседней комнате. Услыхала и она чудесные звуки. Назо побежала наверх и приникла к отверстию в потолке, любуясь прекрасным юношей. В сердце ее зажегся пожар любви. Она не могла отвести глаз от лица Кутуб-хана. И вот две маленькие жемчужинки-слезы упали на его рабаб.

Вздрогнул Кутуб-хан и поднял глаза. Взгляды прекрасного юноши и красавицы Назо встретились. И позабыл Кутуб-хан, о чем он пел. Не отрываясь смотрел он на огромные, полные слез глаза девушки, и сердце его стучало все сильнее.

Адам-хан только поражался, какие звуки можно извлекать из рабаба, и восхищенно качал головой.

Потом Адам-хан отвел Кутуб-хана в приготовленные для него покои, а сам вернулся к себе и горько задумался о судьбе своей любимой сестры Назо.

А Назо и Кутуб-хан тосковали, сгорая от любви друг к другу.

Так прошло несколько дней. Назо совсем исхудала, только огромные глаза все так же сияли на ее лице. Кутуб-хан не поднимался с палянга и ни о чем не мог думать, кроме Назо.

Заметив, что его гость и друг занемог, Адам-хан расстроился и проводил целые дни рядом с Кутуб-ханом, не догадываясь, о чем печалится прекрасный певец.

Адам-хан призвал к больному самых лучших врачей, но те только качали головами. Все лекарства их были бессильны. Угасал Кутуб-хан, как роза в холодный день.

Узнав об этом, Назо позвала к себе старуху служанку и сказала ей так:

— Скажи мне ты, вырастившая меня, можешь ли ты хранить тайну?

Ответила старуха:

— Пусть отсохнет мой язык, если я что-нибудь расскажу, доченька моя.

— Так слушан. Я люблю прекрасного Кутуб-хана. Никакие лекарства не помогут ему. Пойди к Адам-хану и скажи, что ты сможешь вылечить Кутуб-хана, но для этого тебе надо перенести его на целый месяц в твой дом и никого к нему не пускать. Поняла?

— Да, доченька.

— Я тебе дам вот этот платок, и ты им вытри лоб Кутуб-хана. После этого он должен выздороветь. Ну, иди, да сделай все так, как я велела.

Пошла старуха к Адам-хану и упала перед ним на колени.

— О всемогущий Адам-хан! Болен твой друг Кутуб-хан, и ничем не могут вылечить его врачи. Дай его мне на один месяц, и я его вылечу.

Удивился Адам-хан, но решил попробовать. Он приказал перенести бесчувственного Кутуб-хана в дом к старухе. Как приказал, так и сделали.

Только перенесли юношу в дом к старухе, как она обтерла его платком Назо. И свершилось чудо: Кутуб-хан открыл глаза, осмотрелся и, здоровый, встал с ложа. Он увидел старуху и сразу же спросил ее:

— Что это, платок Назо?

Старуха улыбнулась и радостно кивнула головой.

— Она дала мне его и велела передать тебе привет и слова любви. Подожди немного, аллах добр, и вы будете вместе.

Обрадовался Кутуб-хан, поцеловал платок прекрасной Назо и запел радостную песню любви. Так прошел один день. На исходе второго дня снова начал бледнеть Кутуб-хан, и сказал он старухе так:

— Не могу я больше быть вдали от моей возлюбленной. Скажи, о добрая женщина, как мне увидеть мою Назо?

Подумала старуха и сказала:

— Не беспокойся. Я сделаю так, что вы увидитесь. Мой сын — пастух у Адам-хана. Каждое утро он выгоняет овец в сад, что рядом с садом Назо. Зарежь самую большую овцу, оденься в ее шкуру и таким образом проберешься в сад и увидишь возлюбленную свою.

Так и сделал Кутуб-хан. И на следующее утро он очутился в саду Назо. Там сбросил он овечью шкуру и спрятался в кустарнике.

Долго ждал Кутуб-хан и, наконец, увидел свою возлюбленную Назо. Была она в белом платье, и Кутуб-хан в восхищении любовался прекрасным се лицом, стройным станом и нежными руками. Потом вышел Кутуб-хан из своего укрытия, и велика была радость влюбленных, когда они очутились вместе. День пролетел, как одно мгновенье.

Вот и вечер настал. Со слезами на глазах влез Кутуб-хан в шкуру овцы и благополучно выбрался из сада. А сторожил сад Било, готовый убить всякого, кто попытается увидеть красавицу Назо. Но все обошлось благополучно. Вернулся Кутуб-хан в дом к старухе, и та его спросила:

— Ну как, сынок, видел свою возлюбленную?

— Видеть-то видел, мать, да любовь моя к ней выросла еще больше. Что и делать мне дальше — не знаю!

— Не печалься, о певец. Будет и у вас счастье.

Несколько дней подряд ходил Кутуб-хан в овечьей шкуре на свиданье к любимой и каждый раз возвращался от нее счастливый и радостный.

Тем временем Адам-хан каждый день справлялся у старухи о здоровье своего любимого певца, и каждый раз старуха неизменно отвечала одно и то же:

— Ему сегодня лучше, чем вчера, о повелитель. Но видеть его еще нельзя. Подожди еще несколько дней, а потом зайдешь.

А Кутуб-хан, прощаясь в тот день с возлюбленной, сказал:

— О свет жизни моей, дальше так продолжаться не может. Давай все скажем твоему брату и моему другу Адам-хану.

— О возлюбленный! Ведь я должна стать женой Било. Но никогда не пойду я на это. Лучше уж смерть, чем разлука с тобой. Знаешь что? Сделай-ка так: возьми саблю да саван, приди к брату, положи это перед ним и скажи: или убей меня этой саблей и заверни в этот саван, или отдай мне в жены свою сестру.

Так они и договорились.

А на следующий день пришел Кутуб-хан к Адам-хану. Удивился и обрадовался Адам-хан, увидев своего друга живым и здоровым. Но еще больше удивился Адам-хан, когда услышал слова Кутуб-хана. Сказал Кутуб-хан вот что:

— О храбрый воин и прекрасный певец, любимый Адам-хан! Я люблю твою сестру и жить без нее не могу. И она меня любит. Без нее нет для меня радости. Если ты не отдашь мне ее в жены — лучше убей сейчас этой саблей и заверни в этот саван.

Задумался Адам-хан. Долго думал он. Да и как тут не задуматься: очень он любил Кутуб-хана! Но и Било был не только его верным слугой, но и хорошим другом, который часто выручал Адам-хана из беды.

Наконец, решился Адам-хан и сказал:

— Хорошо, о прекрасный певец, любимый друг мой! Я отдам тебе в жены мою сестру Назо. Пусть будет так.

На другой день отослал он Било по каким-то делам в дальнее селение, а в это время приказал брату Било, Миро, зарезать овец и сделать отменное угощение для свадьбы Кутуб-хана и своей сестры Назо.

И сыграли в тот же день такую свадьбу, какой давно уже не видывали в округе!

Только к вечеру улеглось веселье. Настала ночь, и повел Адам-хан Кутуб-хана в дом к его невесте. Вдруг видят — стоит у входа во дворец Било. Он успел вернуться к тому времени, но о свадьбе еще ничего не знал и как ни в чем не бывало охранял вход к Назо. Как тут быть? Тогда Адам-хан запахнул Кутуб-хана в свою шубу и пошел прямо на Било. Било дал дорогу хозяину. Потом взглянул на его ноги и удивился:

— О Адам-хан! Или я сошел с ума, или у тебя четыре ноги!

— Ты действительно сошел с ума, Било! У меня одна голова и две ноги, как у всех людей. А то, что тебе кажется лишними ногами, — это рукава шубы! — и с этими словами Адам-хан вошел в покои своей сестры.

Поздно ночью ушел Било домой и только там узнал обо всем, что случилось. Рассвирепел Било, глаза его налились кровью, и он бросился сначала в дом своего брата Миро. Стал он ломиться в дверь, но Миро, опасаясь мести брата, крепко заперся, и не смог Било ворваться к нему. Тогда Било бросился в дом к Назо, чтобы убить новобрачных.

Но Назо, зная нрав Било, тоже крепко заперла двери.

Стал рваться к ней Било, а двери не поддаются. Тогда он громко закричал:

— Эй ты, трус, выходи сюда! Мы сразимся один на один!

Кутуб-хан схватил саблю и хотел выйти к Било, но Назо, упав ему в ноги, умоляла возлюбленного не выходить.

— Ведь он, как зверь! Ты погибнешь в нашу первую ночь! Умоляю тебя, не ходи, любимый!

И Кутуб-хан поддался уговорам Назо и не вышел к Било.

А Назо бросилась к матери и стала умолять ее сходить к Адам-хану. Мать вняла мольбам дочери, побежала к сыну, стала просить его, чтоб он спас Назо.

Пришел Адам-хан и, схватив Било за руку, сказал ему:

— Не надо так поступать, Било. Ты ведь друг мой? Так поверь, я найду тебе другую жену, такую же красивую и такую же знатную. А Кутуб-хан мне так же дорог, как ты. Не мсти ему! Тем более он ведь совсем одинокий странник! Не надо, Било…

И послушался Било Адам-хана. Вернулся он домой, но всю ночь не сомкнул глаз, думая, как ему отомстить Назо и Кутуб-хану. Долго думал Било, а с рассветом встал и пошел, как и прежде, сторожить дом Назо.

Стоял он на своем месте, не поднимая глаз, но все подмечал и что-то обдумывал.

Так прошло несколько дней. Адам-хан повеселел, решив, что Било не будет мстить Кутуб-хану. Но не тут-то было. Созрел в голове у Било страшный замысел.

Как-то раз в жаркий полдень уснул Кутуб-хан. Увидел это Било, подошел к его ложу и вбил в стену огромные острые гвозди прямо над головою спящего. Потом отошел в сторонку и громко крикнул:

— Вставай, Кутуб-хан! Назо умерла!

Испуганный Кутуб-хан вскочил с ложа, ударился о гвозди и тут же упал, обливаясь кровью.

Бросилась Назо к любимому, стала целовать его, думая этим оживить Кутуб-хана. Но все было тщетно. Как багряная роза, весь залитый кровью лежал на палянге мертвый Кутуб-хан.

Тогда Назо помазала свой лоб кровью любимого и легла рядом с ним. Начали ее поднимать, а она бездыханна.

Так и погибли они в один час, прекрасные возлюбленные, Назо и Кутуб-хан.

Давным-давно жил великий хан, известный своим могуществом и богатством. Было у него семь сыновей, один краше другого. Но хан дни и ночи молил всемогущего аллаха о дочери. И, обращая свои мольбы к всемогущему, он говорил:

— Если у меня родится дочь, то я сделаю так, что ни один мужчина ее не увидит. Каждый, кто дерзнет взглянуть на нее, будет казнен. Но если кто-нибудь все же проберется к моей дочери и сумеет понравиться ей, тогда я отдам ее в жены дерзкому…

Все в руках всемогущего аллаха! Зачала жена великого хана, и вот после девяти месяцев, девяти дней и девяти часов у хана родилась дочь, которую назвали Шахо…

Обрадовался хан, но строго-настрого приказал жене и служанкам никому не показывать малютку. Хан пригрозил, что если кто увидит ее, то он прикажет казнить всех. Но на этом не успокоился великий хал. Он повелел своим слугам построить прекрасный дворец с высокими стенами, такими высокими, чтобы никто не мог через них перебраться.

И вскоре недалеко от города вознеслись к небу прекрасные башни нового дворца.

За стеной дворца был разбит чудесный сад, в тихий пруд пустили неведомых рыб, а в старой-престарой иве, которую с трудом обхватывали двадцать слуг, выделали ложе — трон для Шахо.

Вместе с девочкой во дворце поселили сорок сверстниц. С ними красавица Шахо весело играла, не зная забот.

Хан своими руками крепко запер ворота дворца. Ключ от ворот он положил к себе в ларец, а ларец упрятал в тайник.

Время шло, Шахо с каждым днем хорошела и скоро стала такой красавицей, что птицы любовались ее отражением в зеркале пруда. Словно лепестки розы, была нежна ее кожа. Черные глаза ее были, как миндалины, а тонкие брови над ними — словно дуги лука.

Каждый день, встав ото сна, Шахо резвилась в саду среди душистых цветов, а потом отдыхала, слушая пенье птиц или сказки служанок.

А в то время в славном городе Кандагаре жил известный вор, красавец и весельчак Диляй. Это о нем, смеясь, говорили старики: «Если б аллах дал кошке крылья, она бы таскала яйца из птиц!» Но в последнее время, расхаживая по шумному базару, Диляй грустно думал: «Порой я бываю богат, а порой — беден. Но нет у меня ни дома, ни семьи».

Даже ночью во сне он грезил о своем доме и о спокойной жизни. Ведь недаром же говорят, что жаждущий и во сне видит воду.

Долго грустил Диляй. Но вот созрел в его голове смелый план. Слышал он, что у хана дочь красива, как роза в цвету! А что, если пробраться к ней во дворец?

Мужчина тот, кто не говорит, а делает. И вот ночью, под покровом тьмы, подкрался Диляй к стенам дворца.

Ходил Диляй, ходил вокруг дворца, но видит, никак туда не пробраться. Тогда он пошел в Кандагар, раздобыл длинную веревку и вернулся к высоким стенам дворца на рассвете, когда вершины гор уже начинали краснеть.

Забросил Диляй веревку на зубец стены и осторожно забрался наверх. Так же осторожно он спустился вниз и очутился в цветущем саду. Осмотрелся Диляй, увидел огромную иву и решил спрятаться в ее листве.

Вскоре настало утро. Проснулись девушки и вместе с Шахо уселись под развесистыми ветвями ивы, рассказывая друг другу сны.

Прошел целый день, а Диляй, притаившийся в ветвях ивы, все не мог налюбоваться красотой Шахо.

Когда девушки разошлись и Шахо осталась одна, Диляй написал ей записку:

«При виде тебя в моем сердце вспыхнул огонь любви. Без тебя нет для меня жизни, как путнику нет жизни в пустыне без воды. Много пришлось мне страдать, и сейчас я понял, что лучше умереть мне, чем жить без тебя. Ответь мне, свет очей моих, о красавица Шахо, полюбишь ли ты меня?»

Написал Диляй записку и бросил ее вниз, к ногам Шахо. Велико же было ее удивление, когда она прочла записку!

«Но как же я скажу, полюблю я его или нет, если я никого не вижу?» — удивленно подумала девушка и огляделась. Вдруг взгляд ее упал на зеркальную гладь пруда. Шахо удивленно вскрикнула. В воде отражалось лицо незнакомца, чьи прекрасные глаза были устремлены прямо на нее.

Краска смущения залила нежные щеки Шахо. Она потупила взор, не смея больше взглянуть на красивого юношу, который так нежно ей улыбался. Но вдруг Шахо услыхала голос, несшийся не из воды, а откуда-то сверху:

Растерялась Шахо и не знала, что ответить этому прекрасному незнакомцу. Прошло несколько минут, а Шахо все молчала.

Сердце Диляя наполнилось грустью. Он спрыгнул с дерева и, понурившись, пошел к стене. По веревке забрался он наверх и тихо сказал, обращаясь к Шахо:

— Прощай, дорогая Шахо! Прощай навек. Ты зажгла в моем сердце пожар любви, и нет мне больше жизни без тебя…

Испугавшись, что прекрасный юноша уйдет и больше никогда не вернется, Шахо взглянула на него и чуть слышно прошептала:

— Я люблю тебя, о незнакомец.

Услыхав эти слова, Диляй чуть не свалился со стены от радости. Позабыв обо всем, он громко крикнул:

— Жди меня, дорогая! Я приду за тобой, верь мне!

И с этими словами радостный и взволнованный Диляй спрыгнул вниз и пошел по дороге, ведущей к Кандагару.

Но вслед за радостью всегда приходят горькие мысли.

«Ведь я бедняк! — думал Диляй. — Как я приду к ее отцу — великому и могущественному хану?»

И решил Диляй пойти в Индию и последний раз в своей жизни украсть много золота и драгоценностей, чтобы жить с Шахо безбедно и счастливо.

Не доходя до городских ворот, повернулся Диляй и направился в другую сторону, в Индию.

Долго шел Диляй. Много курухов осталось позади, прежде чем он пришел в огромный город — столицу великого Акбара.

Диляй смешался с толпой людей, стал прислушиваться и присматриваться. Зоркие глаза его все примечали и все запоминали.

А ночью, перехитрив стражу, забрался Диляй в царский дворец. Найдя потайную дверь, окованную тяжелым железом, он проник в сокровищницу. Здесь Диляй рассовал во карманам столько зеленых изумрудов, кроваво-красных рубинов и слитков золота, сколько мог унести. Теперь надо было выбраться из дворца.

Но когда Диляй пробирался к выходу, его заметили стражники. После долгой погони схватили они Диляя, завернули ему руки за спину и привели к старейшему визирю.

— А, поганое отродье! — закричал на Диляя визирь. — Ты хотел ограбить казну, подлый вор?

— Решето сказало кувшину, что тот дырявый! — с улыбкой ответил Диляй. — Я вор не больше, чем ты!

Эти слова привели визиря в неистовство. Тут же приказал он бросить Диляя в тюрьму и через три года казнить самой лютой казнью.

…А прекрасная Шахо дни и ночи тосковала о любимом, не догадываясь о том, каким страшным мукам он подвергается.

И вот однажды, когда хан приехал навестить Шахо, она сказала отцу:

— Отец, я выросла, не видя белого света. Выпусти меня отсюда. Натосковалось мое сердце.

Услыхав дерзкие слова дочери, хан разгневался. Он приказал увеличить число служанок и повесил на воротах дворца еще больше тяжелых замков.

Горько плакала Шахо, но поделать ничего не могла. И так, в грусти, скорби и ожидании, пролетело целых два года.

Однажды Шахо забралась на иву — посмотреть, где прятался ее возлюбленный. Она забиралась все выше и выше по стволу могучего дерева, и, наконец, ее взгляду открылась неведомая прекрасная картина: вдали, сколько глаз хватало, расстилалась долина. Края ее терялись в синей дымке. А еще дальше, совсем вдалеке, громоздились горы, вознося к небесам снежные вершины. Кивая головками заходящему солнцу, гордо шли по долине верблюды. Долго смотрела Шахо вслед каравану, грустно думая, что, может, кто-нибудь из погонщиков увидит ее любимого.

Спустилась Шахо с дерева вся в слезах. Но среди ее служанок была одна добрая девушка, которая также грустила, глядя на печаль своей прекрасной госпожи. Служанка эта славилась тем, что у нее был хороший голос. И вот она запела Шахо:

На это Шахо ей ответила так:

Тогда улыбнулась девушка и пропела своей госпоже:

И Шахо поверила своей служанке, и сердце ее немного успокоилось. Теперь она снова стала терпеливо ждать возвращения своего любимого.

А тем временем Диляй уже третий год сидел в тюрьме у могущественного Акбара, и до дня его казни оставалось лишь несколько месяцев.

Вместе с Диляем томился в темнице один старый малянг из Кандагара, Диляй подружился со стариком.

Настал день, когда малянга отпустили из тюрьмы, и он, опьянев от радости, пошел на родину. А вместе с ним отправилось письмо Диляя к Шахо.

Малянг, не заходя в Кандагар, отыскал дворец Шахо, прикинулся дряхлым калекой и постучал в ворота, прося милостыни. Приоткрылся крохотный глазок, и служанка Шахо спросила:

— Кто ты, о путник, и что тебе надо?

Оглядевшись по сторонам, малянг незаметно передал ей письмо.

— Отдай Шахо, — сказал он. — Это письмо от Диляя.

Служанка обрадовалась, побежала к Шахо. Та велела поблагодарить малянга и дать ему денег. Но, прочитав письмо, Шахо горько заплакала. В письме говорилось вот что:

«Возлюбленная Шахо! Я томлюсь в темнице у царя Акбара. Осталось всего полтора месяца до того дня, когда меня предадут казни. Я мечтал о счастье, о нашем с тобой счастье, а получилось вон что! Прости меня, любимая, и знай, что последняя моя мысль будет о тебе!»

Обрати свои мольбы к всемогущему аллаху, Шахо написала письмо своему брату Амиру, который царствовал вместо умершего хана:

«Брат мой, умоляю тебя, выпусти меня из моей тюрьмы. Нет моих сил здесь больше сидеть».

На это Амир ответил:

«Я не могу нарушить завет нашего возлюбленного отца».

Тогда Шахо сказала всем, что она убьет себя, если Амир не выпустит ее из дворца. Амир очень любил Шахо, хотя она и была его сводной сестрой. И решил он выпустить ее из заточения.

Шахо пришла к Амиру, упала перед ним на колени и стала его умолять, чтобы он отпустил ее в Индию. Но Амир отказался отпустить ее.

— Что о тебе скажут люди, если ты одна поедешь в Индию? — говорил он.

— Возлюбленный брат мой, а что скажут люди, если я убегу из твоего дома? — ответила Шахо.

Задумался Амир. Долго он думал, и, наконец, сердце его смилостивилось, и он разрешил Шахо идти куда она хочет.

Обрадовалась Шахо, надела чадру, чтобы никто не видел ее красоты, и отправилась в путь. Долго шла Шахо и пришла к широкой реке. Что делать, как попасть на другой берег? Вдруг откуда ни возьмись подъезжает лодочник и предлагает перевезти ее. Смело вошла Шахо в лодку, и они поплыли.

До середины реки добрались они благополучно. Но тут сильный порыв ветра сорвал с Шахо чадру, и лодочник замер, пораженный красотой девушки. Черная мысль шевельнулась в его голове: задумал он опозорить прекрасную Шахо. Повернул лодочник и повел лодку совсем в другую сторону.

Шахо заметила, что лодочник правит не туда, и взволнованно спросила:

— Почему ты повернул? Что ты хочешь делать?

Лодочник, не отрываясь, смотрел на нее и не отвечал.

Тогда Шахо сняла со своей тонкой руки золотой браслет и протянула его лодочнику.

Увидев сверкающее золото, лодочник словно очнулся. «А не взять ли лучше браслет?» — подумал он.

Торопливо схватил лодочник браслет и, не поднимая больше глаз, перевез Шахо на другой берег.

Пошла Шахо дальше — искать своего любимого Диляя.

Долго шла Шахо и, наконец, добралась до столицы царя царей Акбара. Когда она попыталась проникнуть в покои великого царя, стражники, смеясь над беззащитной девушкой, сорвали с нее чадру.

Горько заплакала Шахо и обратила к всемогущему аллаху свои мольбы о помощи.

Ее рыдания услыхал Акбар и велел стражникам впустить девушку и дать ей новое покрывало. Принесли Шахо покрывало, но она, вместо того чтобы уйти из дворца, спряталась в покоях Акбара.

Долго ждала Шахо и, наконец, увидела, как стражники повели на суд к Акбару измученного Диляя.

— Что сделал этот человек? — грозно спросил Акбар.

— О великий из великих, он забрался в твою сокровищницу и хотел украсть драгоценности! — ответил визирь.

Грозно усмехнулся Акбар и повелел:

— Сбросьте его в водопад! Пусть он найдет свою смерть в потоках мутной воды, такой же мутной, какой была его жизнь бродяги и вора!

— Слушаемся, о повелитель! — ответили стражники и потащили Диляя к водопаду.

Тут Шахо упала на колени, простерла к небу свои прекрасные руки и обратилась с мольбой к всемилостливому аллаху:

— О аллах, нет предела твоему могуществу! Сделай так, чтобы не погиб мой любимый! Ведь он совершил воровство для меня. Смилуйся, о великий аллах!

Прошло около часа, и вдруг удивленный Акбар увидел, что стражники возвращаются, а среди них идет целый и невредимый Диляй.

— О повелитель! — сказал один из стражей. — Мы привели его к водопаду, но вдруг, словно по волшебству, водопад высох.

Изумился Акбар и приказал бросить преступника в слоновник, чтобы слоны растоптали его ногами.

Снова упала на колени Шахо и сказала так:

— О аллах, чья сила неизмерима. Ты уже спас однажды моего любимого. Сделай же чудо еще раз!

Снова прошло около часа, и вдруг еще более удивленный Акбар увидел испуганных стражников, среди которых шел невредимый и, как всегда, смеющийся Диляй.

— О повелитель! — сказали стражники. — Мы привели его к слоновнику, открыли ворота, но все твои слоны лежали мертвыми!

— Тут не обошлось без волшебства, — сказал Акбар.

А самый старый мудрец прибавил:

— О повелитель! За него молится женщина — поверь мне!

И, услыхав такие слова, Шахо вышла из своего укрытия. Она упала на колени перед Акбаром и сказала ему так:

— О славный Акбар! Заклинаю тебя именем аллаха всемогущего и милосердного! Подари жизнь моему возлюбленному Диляю! Ради меня он решился на преступление. Прости его!

Тронули Акбара слова юной девушки. И задумался великий Акбар. А думал он о том, как велика сила любви и как редко встречается такая любовь на земле. И от мыслей этих смягчилось его суровое сердце. Вздохнул Акбар, улыбнулся и сказал:

— Ты, красавица Шахо, была так верна в своей любви, что победила смерть. А ты, воришка Диляй, хотел украсть у меня золото, чтобы счастливо жить со своей любимой. Больше тебе не придется красть. Я дарю вам столько золота и драгоценностей, сколько сможет унести верблюд. Идите с миром и будьте счастливы!

И отправились счастливые возлюбленные к себе на родину и стали там счастливо жить и семью наживать. Вот и конец правдивой истории о красавице Шахо и Диляе.

Давным-давно жил один могучий царь. Было у него две жены. От одной жены у него было семь сыновей, а от второй — всего-навсего один — самый любимый сын Хушкийяр.

Хотя Хушкийяр был самым младшим из братьев, но по силе и отваге не уступал он старшим, и царь радостно улыбался, глядя на веселые игры своего любимца.

Прошло несколько лет — время ведь быстро летит! — и царь умер. Перед последним вздохом оставил он своим наследником не старшего сына, а младшего — Хушкийяра.

Старшие сыновья, собравшись вечером, стали думать, как бы им избавиться от Хушкийяра: он и при жизни отца был баловнем, а сейчас и вовсе стал царем. Долго они беседовали и разошлись по домам поздней ночью.

Наутро снова собрались братья и пригласили Хушкийяра вместе с собой на охоту. Хушкийяр очень любил охотиться и поэтому с радостью согласился.

Выехали братья из дворца под вечер и поехали не спеша в горы. Там, среди зеленых деревьев, они разбили лагерь, поставили здесь шатер, а сами отправились еще выше в горы.

Едет Хушкийяр, ни о чем не подозревая, поет веселые песни и смотрит по сторонам. Отъехали недалеко, и тут братья напали на Хушкийяра. Сначала он удивился, а потом вскипела в нем ярость. Размахнулся Хушкийяр, и отлетели неверные братья от него, как мухи.

Повернул своего коня Хушкийяр и что есть силы понесся домой. Приехал во дворец, пришел к своей матери и рассказал ей о коварстве братьев.

— Они меня хотели убить и убьют наверняка, если я здесь останусь. Я уеду отсюда…

Ничего не ответила мать, потому что она понимала, какая опасность угрожает ее любимому сыну.

Собрался Хушкийяр в дальнюю дорогу, попрощался с матерью. И тогда она ему сказала:

— Прощай, мой сын! Я буду день и ночь молить за тебя аллаха. Помни обо мне, а я будут ждать тебя. И в трудных делах не отступай, — ведь ты афганец!

Поцеловал Хушкийяр мать, взял с собой лишь отцовскую саблю, вскочил на быстрого коня, и вскоре только маленькое облачко пыли вилось высоко в горах.

Едет Хушкийяр и думает: «Куда же мне путь держать? Вот если бы друга найти, легче было бы в дороге!»

Долго ехал Хушкийяр, начало уж смеркаться, и тогда он решил заглянуть к отважному Адам-хану Мутахейлю.

И повернул Хушкийяр своего коня в сторону Пешавара.

Несколько дней и ночей, по полуденной жаре и ночной прохладе, ехал Хушкийяр и, наконец, остановился около бескрайнего клеверного поля. Конь стоит понуро — устал он и проголодался. Слез с него Хушкийяр и пустил своего верного коня пастись в клевер.

Конь сразу ожил: очень уж вкусен был чудо-клевер!

Вдруг Хушкийяр видит, бежит к нему по полю какой-то человек, бежит, руками размахивает и кричит что-то. Подбежал к Хушкийяру и грозно закричал:

— Эй ты, чужестранец! Адам-хан пока еще жив! Что ты пускаешь свою презренную лошадь на его поле?!

— Прости меня, но мой конь очень голоден и устал после дальнего пути. Что делать? Надо же мне его подкормить! — весело ответил Хушкийяр, радуясь, что уже доехал до владений Адам-хана.

Но Било был настроен совсем не мирно. Накинулся он на Хушкийяра с бранью. Тогда снова улыбнулся Хушкийяр, поднялся с мягкой травы, взял Било за шею да так ударил его о землю, что у того вся храбрость сразу пропала. Вскочил Било с земли и, как заяц, помчался без оглядки. А Хушкийяр так захохотал ему вслед, что у Било от страха волосы дыбом встали.

Прибежал он к Адам-хану ни жив ни мертв и говорит:

— О повелитель! На клеверном поле пасется чужой конь. Человек, который пустил его, дерзок и распутен. Он такие вещи говорил про тебя, что у меня язык отсохнет, если я повторю их здесь.

Удивился Адам-хан и ответил:

— То, что он пустил на поле коня, это не беда. Видно, едет этот путник издалека и конь его притомился. Но он говорит дерзости про меня — этого я не потерплю!

Рассердился Адам-хан, взял саблю и пошел на поле. Видит, сидит среди цветов прекрасный юноша и улыбается. Увидел Адам-хана, встал с земли и учтиво ему поклонился.

Сказал ему Адам-хан:

— О спутник, да будет сопутствовать тебе удача! Прослышал я, что ты говоришь обо мне плохие слова и зло ругаешься. Так ли это?

— Я афганец, о незнакомец! А разве афганец может ругать кого-нибудь первым?

Достойный ответ обрадовал Адам-хана. Он протянул Хушкийяру руки и сказал:

— Не сердись на меня, о путник! Пойдем ко мне во дворец. Ты ведь мой брат по крови!

Пришли они во дворец. Адам-хан приказал поселить Хушкийяра в самых лучших покоях, накормить и дать красивому юноше самые богатые одежды.

Хорошо отдохнул Хушкийяр. Вот тогда Адам-хан и спросил его:

— Ну, а теперь расскажи мне, кто ты, откуда и куда путь держишь.

— О повелитель, я из рода кандагарских хушаков. И зовут меня Хушкийяр. А еду я к прекрасному и мужественному Адам-хану, слава о котором гремит повсюду.

Улыбнулся Адам-хан и ответил Хушкийяру так:

— Вот ты и попал ко мне, друг мой. Есть у меня сорок друзей — храбрых воинов. Ну, а теперь будет у меня еще один друг — Хушкийяр.

Вскоре слава о Хушкийяре разнеслась среди всех Мутахейлей. И так полюбили друг друга Адам-хан и Хушкийяр, что всюду бывали вместе, словно родные братья.

Как-то раз Хушкийяр во сне увидел красавицу Шатирин, дочь вождя одного знатного и богатого рода. Приснилась ему Шатирин потому, что он много слыхал о ее необыкновенной красоте. И еще потому, что давно, когда был еще жив отец Хушкийяра, отец Шатирин просил его отца поженить их детей. И хотя было это давным-давно, но Хушкийяр хорошо все помнил.

И вот сейчас, во сне, пришла к нему Шатирин и сказала;

— Я живу у огромной горы в прекрасном дворце!

Что-то еще хотела она сказать, но Хушкийяр проснулся и открыл глаза.

С тех пор потерял Хушкийяр покой, загрустил и в его прекрасных глазах затаилась тоска.

Адам-хан сразу увидел, что грустен его Хушкийяр, и по-братски понял его грусть: ведь он совсем один, и никого из родных рядом нет… И благородный Адам-хан сказал так:

— О Хушкийяр, любимый брат мой! Ты ведь знаешь, что у меня есть красавица сестра?

Хушкийяр рассеянно кивнул головой.

— Так вот, я отдаю ее тебе в жены.

Грустно улыбнулся Хушкийяр и ответил:

— О всемогущий Адам-хан! Ты любимый брат мой. Твоя сестра — моя сестра. Как же я могу взять ее в жены?

И, помолчав, он грустно промолвил:

— Я тоскую о красавице Шатирин… Она приснилась мне, и с той поры нет мне покоя.

— Так хочешь, я приведу ее тебе? — спросил Адам-хан.

— Нет, о брат мой. Зачем? А если она не любит меня? Лучше я поеду к ней один… Ты бы только дал мне своего волшебного коня Маджлюна!

Покачал Адам-хан головой:

— Коня-то я тебе дам. Но, смотри, она ведь дочь могущественного хана. Как ты один там со всеми справишься?

— Ничего! — радостно воскликнул Хушкийяр и начал собираться в путь.

Долго ехал Хушкийяр и, наконец, увидел вдали башни огромного дворца. Он остановил коня около маленького домика и вошел в него. Видит, у очага сидит старуха. Подошел к ней Хушкийяр и, не говоря ни слова, кинул ей мешочек с золотыми монетами. Старуха обрадовалась, зашамкала беззубым ртом и обратилась к Хушкийяру с вопросом:

— Что надобно тебе, о юноша, чьи глаза прекрасны, как две звезды?

— Скажи мне, как можно увидеть красавицу Шатирин?

— Э, да это простое дело, юноша. Каждое утро я собираю цветы и отношу их в сад, где гуляет Шатирин. — Но тут взглянула старуха на Хушкийяра и добавила с опаской: — А ты знаешь, что она просватана за Карам-хана? Скоро должна быть свадьба, и этого с нетерпением ждут все в округе.

Опечалился Хушкийяр. Спросил он у старухи:

— А Шатирин любит Карам-хана?

— Откуда же я знаю, юноша? Такие вещи известны только двоим…

— Твои вести для меня равносильны смерти. Не поможешь ли ты мне? — спросил Хушкийяр и дал старухе еще несколько монет. Та быстро спрятала деньги и согласилась.

— Я сам нарву цветов для моей возлюбленной, а ты отнеси их ей завтра утром.

И Хушкийяр сделал прекрасный букет из самых красивых цветов. А среди цветов, так, чтобы не заметила старуха, спрятал он маленькую записку, в которой писал вот что:

«О возлюбленная! Я тот самый Хушкийяр, который еще в детстве был наречен твоим женихом. Сердце мое тоскует в разлуке с тобой».

Пришла на другое утро старуха в сад и передала букет Шатирин, которая грустно сидела у фонтана, прислушиваясь к журчанью воды.

Обрадовалась девушка, увидев замечательный букет, прижала его к груди и опустила в цветы свою прекрасную головку.

Велико же было ее удивление, когда она увидела там крохотную записочку.

Шатирин убежала в кустарник, спряталась там и развернула записку. Сердце ее забилось часто-часто, и краска смущения и радости выступила на нежных щеках.

Вернулась девушка к старухе и спросила ее, кто делал этот букет.

— Одни прекрасный странник, — шепнула старуха, оглядываясь по сторонам.

— Приведи его ко мне! — так же тихо попросила девушка.

— Да что ты, красавица моя! Если твой отец об этом узнает, о Шатирин, не сносить мне тогда головы! — запричитала старуха.

Но девушка все твердила: «Приведи его ко мне!» — и ни о чем другом не хотела слышать.

Пришла старуха домой вся в слезах и поведала Хушкийяру о том, что приказала ей сделать Шатирин:

— О юноша! Не делай того, что просит Шатирин! Ведь если об этом узнают, убьет меня Карам-хан! Кто тогда защитит меня?

Ответил ей Хушкийяр:

— Не плачь, мать моя. Я защищу тебя. Да и никто ничего не узнает…

И на следующее утро пришел во дворец юный факир и, протянув котомку, попросил милостыни.

Вышла из своих покоев Шатирин, увидела прекрасного юношу и бросила ему золотую монету.

Оглядевшись по сторонам, Хушкийяр (а это был он) прошептал:

— О возлюбленная, котомка — для хитрости, а я — для тебя. Зачем мне золото? Мне нужна ты.

— Иди в сад, там никого нет, — шепнула Шатирин и убежала в комнаты.

Пришел Хушкийяр в сад и стал ожидать, когда выйдет к нему возлюбленная.

И вот вышла к нему прекрасная Шатирин и спросила:

— Чего же ты хочешь, о прекрасный юноша?

— Я хочу, чтобы ты поцеловала меня, любимая моя Шатирин!

Смутилась Шатирин, стала как алая роза. Тихо про шептала она:

— У меня завтра свадьба.

— Э, поможет аллах! — засмеялся Хушкийяр. — Только скажи, любишь ты меня?

— Люблю, — чуть слышно промолвила Шатирин и еще ниже опустила голову.

Обрадовался Хушкийяр, сердце его забилось от счастья, и он сказал так:

— Завтра я приду на свадьбу и отниму тебя у Карам-хана.

— Что ты, возлюбленный! Ведь ты один, а их много!

— Но ты любишь меня, значит я выйду победителем!

— Я готова отдать за тебя жизнь и идти с тобой на смерть, — тихо ответила девушка. И Хушкийяр за эти слова полюбил ее еще больше, так сильно, что радость рвалась из его груди.

— Тогда давай убежим сейчас! — предложил он.

— Нет. Я не могу уйти из дворца, за мной смотрят. Давай лучше сделаем вот что: завтра поутру приходи к гробнице моего дедушки и бабушки. Я постараюсь отпроситься у отца, и мы с тобой убежим.

Так они и решили.

Всю ночь Хушкийяр с нетерпением ждал утра. Как только в небе потухли звезды, Хушкийяр умылся, надел самый лучший свой наряд и, простившись со старухой, пошел в условленное место.

Вот и солнце взошло, а Шатирин все нет и нет. Защемило сердце у Хушкийяр а, и решил он сам идти во дворец.

А тем временем Шатирин облачилась в свадебное платье, к груди приколола сверкающие изумруды, на шею надела жемчужное ожерелье, на руки — бесценные браслеты и кольца.

Тут и родственники Карам-хана приехали. Во дворце царит веселье, все ожидают торжественной минуты, когда невесту будут передавать Карам-хану.

Шатирин на все это смотрит, а сама в душе улыбается. Подошла она к отцу и сказала ему так:

— О дорогой отец мой! Сегодня я стану женой могучего воина. А ведь я еще не была на могиле моих дорогих дедушки и бабушки. Разреши мне пойти к их гробнице, проститься с ними!

И так это грустно сказала Шатирин, что отец ее умилился и смахнул слезу.

— Пойди к ним, доченька, пойди, дорогая, — сказал он, обнял дочь я прижал к своей груди.

Только собралась Шатирин выйти из замка, как к ней подбежали подруги и все наперебой стали проситься погулять вместе с ней. Как ни отказывалась Шатирин, как ни говорила, что ей хочется пойти одной, не послушали ее девушки. Звонко смеясь, продолжали они упрашивать Шатирин.

Отец, с улыбкой глядя на них, крикнул:

— Возьми их, дочка, пусть пойдут вместе с тобой!

Ничего не оставалось делать Шатирин.

Вышли они все вместе за ворота и не спеша направились к гробнице. Тут Шатирин сняла с себя жемчужное ожерелье, повесила его на куст можжевельника и говорит подругам:

— Кто из вас первым добежит до ожерелья, тому я его и подарю!

Бросились девушки к кусту можжевельника, все вместе за него уцепились, ожерелье рассыпалось, и девушки, упав на землю, со смехом начали собирать крохотные жемчужинки.

А Шатирин бросилась к гробнице. Бежит Шатирин, как молодая газель, ветер ласкает ее лицо, глаза светятся счастьем.

Вдруг видит — идет ей навстречу грустный Хушкийяр, а за ним — славный конь Маджлюн.

— О Хушкийяр! — крикнула Шатирин. — Бежим скорее!

Обрадовался Хушкийяр, схватил на руки свою Шатирин, посадил ее сзади себя на коня, хлестнул Маджлюна, и конь стрелой помчался по извилистой горной дороге, унося двух возлюбленных.

Тем временем девушки собрали весь жемчуг, оглянулись, а Шатирин-то и нет! Только далеко в горах клубится облако пыли, и еще видно, как скачет огромный конь с двумя седоками.

Побежали девушки во дворец, кинулись на колени перед отцом Шатирин и Карам-ханом и закричали:

— О горе, горе! Спеши, Карам-хан! Увезли твою невесту! Скорее отправляйся в погоню!

Разгневался отец Шатирин, сверкнул очами и грозно крикнул:

— Эй, слуги! Немедля догоните беглецов! Отправляйтесь в погоню и без них не возвращайтесь!

Встал тогда Карам-хан, расправил могучие свои плечи и сказал:

— Не надо посылать слуг, о хан! Я один поеду и возвращу свою невесту.

Но тут выступил вперед его племянник:

— Разреши мне, о Карам-хан, съездить одному. Я убью вора и привезу тебе Шатирин.

Подумал Карам-хан и согласился.

Вскочил племянник на коня и помчался из дворца. Вскоре увидел он, что идет Шатирин рядом с высоким и прекрасным юношей, а за ним идет огромный конь и пощипывает травку. Догнал он их, остановил свою лошадь и крикнул:

— Стой, о презренный! Отдай Шатирин, а сам иди откуда пришел.

Прижалась Шатирин к могучей груди Хушкийяра. А Хушкийяр улыбнулся и ответил так:

— Ты еще очень молод, о юноша. Не ищи себе смерти. Иди-ка назад подобру-поздорову. А не то плохо тебе будет!

С этими словами выхватил Хушкийяр саблю из ножен и взмахнул ею в воздухе.

Испугался племянник и бросился наутек. Прибежал к Карам-хану и рассказал ему обо всем.

Плюнул Карам-хан с досады, посмотрел с презрением на труса и сам помчался вдогонку.

Уже далеко в горах настиг он Шатирин и Хушкийяра. Видит, силен и прекрасен Хушкийяр. Но делать нечего. Вынул Карам-хан саблю из ножен и бросился на Хушкийяра.

Долго сражались два сильных воина. Вот уже упал без дыхания огромный конь Маджлюн, убитый Карам-ханом. Тогда вздыбил Карам-хан своего коня, поднялся в стременах и хотел было разрубить пополам Хушкийяра, да не тут-то было. Уклонился от удара доблестный воин, и сам так ударил Карам-хана, что тот упал с коня и подняться уже не смог.

А Хушкийяр вскочил на коня Карам-хана, поднял к себе в седло красавицу Шатирин, и понеслись они во дворец Адам-хана.

У ворот своего дворца встретил их сам Адам-хан вместе со своими верными слугами Било и Миро. И с тех пор во дворце Адам-хана стали Хушкийяр и Шатирин жить-поживать да семью наживать.

Давным-давно, в сорока курухах от Кандагара, в прекрасном дворце Калабис жил-был великий царь Аслам-хан из племени Барецай. С годами старел могучий Аслам-хан и печалился, что нет у него сына, наследника престола.

Но все в этом мире в руках божьих! Как-то под вечер постучался в ворота дворца старый-престарый малянг и попросил милостыню.

— Все вы лгуны и обманщики! — сердито крикнула малянгу любимая жена Аслам-хана. — Иди прочь, презренный! Многие из вас обещали помолиться о том, чтобы аллах послал царю сына, да толку-то мало!

— Не гневайся, о госпожа! Послушай моего совета. Возьми мою палку, пойди в сад, сбей с яблони зрелые плоды и принеси их мне.

Задумалась госпожа и решила сделать так, как велел старец. Послала она в сад служанку, и та сбила с дерева шестьдесят зрелых яблок.

Прочитал над ними малянг заклинание и сказал служанке:

— Пусть одно яблоко съест госпожа пополам с царем, а остальные можно отдать кому угодно. Каждый, кто вкусит яблоко, будет иметь сына.

Передала служанка слова малянга своей госпоже. Та послушалась старика и съела яблоко пополам с мужем, а остальные раздала придворным.

Прошло девять месяцев, девять дней и девять часов, и во дворце Аслам-хана раздались крики радости: в один миг родилось шестьдесят мальчиков. И появился у Аслам-хана наследник — Фатех-хан.

А жена визиря, которая тоже съела волшебное яблоко, родила сразу двоих детей: девочку, нареченную Биби Рабийя, и мальчика — Пурдиль-хана. Тут же порешили, что Биби Рабийя будет женой Фатех-хана, когда вырастет.

Наложница царя тоже родила сына, которого нарекли Карам-ханом.

Счастливый Аслам-хан повелел своим слугам заботиться обо всех новорожденных мальчиках.

Быстро пролетели годы, выросли мальчики и превратились в сильных юношей.

Они росли все вместе и любили друг друга, как родные братья.

Как-то раз, весенним утром, когда все вокруг зацветало, выехали из ворот дворца Фатех-хан, Карам-хан и Пурдиль-хан со своей дружиной. Уехали они в горы, стреляли горных куропаток, гоняли зайцев и лис и проводили время в радости и веселье.

Под вечер, когда все дружинники отдыхали под развесистой листвой тутовника, Фатех-хан и Карам-хан пошли к реке и увидели, как три женщины набирают воду в кувшины.

Карам-хан был мастер на всякие шутки. Вот он и говорит Фатех-хану:

— Великий брат мой, веселая шутка — отдых сердца. Давай разобьем кувшины и посмотрим, как из них вода льется!

Засмеялся Фатех-хан и ответил Карам-хану!

— Будь по-твоему.

Набрали они камней и побили все кувшины. Женщины промокли до нитки, заплакали и пошли с жалобой к Аслам-хану.

— О великий Аслам-хан! Твои дети разбили наши кувшины, и мы промокли до нитки! Помоги нашему горю!

Нахмурился Аслам-хан и ответил женщинам:

— Я вам дам совет: сшейте-ка вы себе бурдюки из кожи, чтобы их нельзя было разбить.

Послушались женщины мудрого царя и сделали себе бурдюки из кожи. На следующий день пошли они к реке, наполнили бурдюки водой и пошли домой, радуясь, что все обошлось так хорошо.

Но не тут-то было! Увидел их Карам-хан и говорит:

— Фатех-хан, давай-ка продырявим бурдюки стрелами! Посмотрим, как из них вода льется!

Засмеялся Фатех-хан и согласился. Пробили шутники бурдюки стрелами, и снова вся вода вытекла. Женщины с плачем побежали к Аслам-хану:

— О великий Аслам-хан! Твои дети стрелами пробили наши бурдюки! Что ж нам делать? Помоги!

Снова задумался Аслам-хан. Долго он думал и, наконец, призвал к себе слуг и сказал им так:

— Когда вернется Фатех-хан с охоты, не оказывайте ему царских почестей! Пусть он почувствует, что я знаю о его делах и сержусь на него. А ты, няня, — обратился он к старой служанке Фатех-хана, — не мой ему сегодня первому руки.

Сказав так, Аслам-хан успокоился и решил, что любимый сын поймет это предупреждение.

Поздно вечером вернулся с охоты Фатех-хан. Пришел он радостный, горячий от быстрой езды на коне. А его няня опустила глаза, воды ему не подала, а вымыла руки Пурдиль-хану.

Загрустил Фатех-хан. А Карам-хан ему и говорит:

— Это отец на тебя разгневался, о возлюбленный брат мой.

Еще пуще опечалился Фатех-хан и спрашивает своего молочного брата:

— Что же мне теперь делать?

— Собери дружину, да поедем искать счастья в чужих землях! А то плохо будет: если сам не уедешь, так отец повелит уехать.

— Не верю я тебе! — гневно воскликнул Фатех-хан и пошел в покои отца. Вошел Фатех-хан в обширную залу, встал на одно колено и произнес:

— О тень над моей головой, возлюбленный мой отец! Как здоровье твое, не болит ли сердце твое?

Аслам-хан в душе обрадовался приходу сына, но вида не подал. Не ответил он на приветствие Фатех-хана и продолжал все так же задумчиво смотреть прямо перед собой.

Фатех-хан поднялся с колена и приблизился к трону. Он думал, что отец не слыхал его приветствия. Но когда Фатех-хан хотел сесть рядом с отцом, Аслам-хан даже не подвинулся, чтобы дать место сыну. В глубине души он был счастлив видеть Фатех-хана рядом с собой, но таил это про себя.

И тогда повернулся Фатех-хан и пошел прочь из покоев отца со слезами на глазах. Шел он и думал: «Видно, прав был Карам-хан!»

В тот же вечер приказал он самым искусным шорникам сделать шестьдесят седел. А своим слугам он повелел привести из конюшни шестьдесят самых лучших коней. Потом Фатех-хан призвал к себе гонца и тихо ему сказал:

— Отправляйся во дворец моей возлюбленной Биби Рабийи и скажи ей, что сегодня ночью я ухожу в поход. Спроси ее, хочет ли она ехать со мной, или нет?

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил гонец, вскочил на коня и тут же скрылся из глаз.

Быстро домчался он до дворца Биби Рабийи и увидел, что прекрасная девушка стоит на башне, любуясь заходом солнца.

Остановил гонец взмыленного коня и воскликнул:

— О прекрасная Биби Рабийя! Фатех-хан просил меня сказать, что сегодня ночью он уходит в поход. Пойдешь ты с ним или нет?

Сильно забилось сердце в груди прекрасной Биби Рабийи, но она ничего не сказала гонцу.

Не дождавшись ответа, гонец повернул коня и помчался обратно. Он прискакал во дворец Фатех-хана, упал перед ним на землю и проговорил:

— О повелитель! Биби Рабийя не ответила мне.

— Ладно, ступай… — задумчиво молвил Фатех-хан и тяжко вздохнул.

А в полночь громко ударили литавры. Проснулись испуганные люди, выбежали на улицу, спрашивая друг друга:

— Что случилось? Почему тревога?

— Фатех-хан с дружиной уходит в поход! — отвечали им те, кто знал. Целые толпы народа собирались вокруг дружинников, сидевших на оседланных конях.

Увидев дружину, готовую к походу, Аслам-хан тихо промолвил:

Вышел Аслам-хан к Фатех-хану и обратился к нему с ласковыми словами:

— Не оставляй старика отца, сынок! Когда я умру, кто здесь будет царем? Послушайся меня, возлюбленный сын мой!

Но Фатех-хан ответил:

Побледнел Аслам-хан, слезы блеснули в его старых глазах, и он тихо, но так, чтобы слышали воины, стоявшие рядом, ответил:

Дрогнуло сердце Фатех-хана при этих словах отца, но он пересилил себя: нельзя показывать свою слабость перед воинами! Вскочил на могучего коня, хлестнул его и рванулся с места. А за ним устремились дружинники.

Тем временем мать Фатех-хана, растрепанная, с непокрытой головой, побежала к воротам Калабиса. Встала она там и решила не пустить единственного сына. «Схвачу его, — думала, — за стремя! Ведь не проедет он мимо родной матери».

А Фатех-хан проехал не через большие ворота, а через малые. Долго ждала мать любимого сына, да так и не дождалась. Узнав о том, что Фатех-хан выехал через другие ворота дворца, горько заплакала женщина.

А дружинники тем временем расседлали коней и расположились за городскими воротами отдохнуть в высокой траве. Только Фатех-хан поздоровался с Пурдиль-ханом, как приехали старцы из замка Калабиса и начали снова просить Фатех-хана не оставлять родной дом.

Разгневался Фатех-хан и ответил им:

— Не говорите мне больше ничего! Как я решил, так и будет!

Тогда посоветовали ему старцы:

— Ну, уж если ты так хочешь уехать, поезжай в Мекку!

— Нет, — ответил им Фатех-хан — я поеду в Индию! А вы возвращайтесь в Калабис.

Вернулись старцы во дворец Калабис и рассказали обо всем Аслам-хану. Совсем опечалился старый царь, но делать нечего. Только мать Фатех-хана не успокоилась. Побежала она во дворец Биби Рабийи, куда должен был заехать Фатех-хан.

А Фатех-хан, не зная о том, стоял в это время перед Биби Рабийей и спрашивал ее:

На это ласково ответила ему прекрасная девушка:

Радостно забилось сердце Фатех-хана. Приказал он своей дружине садиться на коней, а Биби Рабийю посадил позади себя.

Только собрались воины выезжать из ворот замка, как вбегает мать Фатех-хана. Схватила его за стремя, плачет, умоляет сына не уезжать.

И так сжалось сердца Фатех-хана, что он остановил коня и задумался.

Увидев это, Карам-хан подъехал к молочному брату и сказал ему так:

Сказав так, Карам-хан отъехал в сторону, а Фатех-хан приободрился и зычным голосом крикнул!

Весело поскакали храбрые воины к воротам замка. Только Пурдиль-хан сидел в седле грустный, вспоминая, как мать умоляла его остаться.

Заметив грусть на его лице, подскакал к нему Карам-хан и сказал:

— Бледнолицый — для женщин, смуглый — для боя! Если хочешь, возвращайся назад, тебя здесь никто не держит!

Ничего не ответил Пурдиль-хан, только сверкнул очами и еще сильнее пришпорил коня.

Выехали воины из замка, а тут и ночь спустилась. И решил Фатех-хан заночевать в прекрасном саду, что был разбит близ дворца Биби Рабийи.

Только показалось солнце из-за гор, как в сад стали собираться прекрасные девушки, одна краше другой, проститься со своей любимой Биби Рабийей.

Девушки резвились в саду, пели и танцевали вместе со своей госпожой.

Фатех-хан сказал Карам-хану:

— Ну-ка, пойди к стене сада, незаметно влезь на нее и посмотри, что они там делают.

Карам-хан обрадовался, побежал к стене, забрался на нее и принялся разглядывать красавиц. От восторга он чуть не потерял рассудок, только языком щелкал да глаза закатывал. Потом видит, собираются девушки уходить из сада.

Как кошка, спрыгнул Карам-хан со стены, бросился к Фатех-хану.

— О всемогущий Фатех-хан! Сколько нежных соловьев собирается разлететься! Что будем делать? — хитро прищурив правый глаз, произнес Карам-хан.

Фатех-хан улыбнулся ему и, обратившись к воинам, сказал так:

— О воины, братья мои и друзья! Пусть каждый возьмет себе ту девушку, которая ему приглянется! Посадите их с собой на седло — и вперед!

Так и сделали воины. А через час только далеко в горах было видно облако пыли — это мчалась на резвых конях дружина храброго Фатех-хана.

А между тем во дворец к Аслам-хану с плачем и мольбами пришли шестьдесят мужчин.

— О свет очей наших, всемогущий Аслам-хан. Твой сын украл наших дочерей и увез их с собой в дальние страны. Что же нам теперь делать? Помоги нам, о всемогущий царь!

— Чем же я вам помогу? Сын мой не послушал даже меня и оставил здесь одного, — ответил Аслам-хан и тяжело вздохнул. — Дам я вам всем калым за ваших дочерей и сестер, и ступайте себе с миром.

И снова замолчал Аслам-хан, думая о своем любимом сыне.

А тем временем Фатех-хан приказал воинам спешиться. Наступил вечер — пора и отдохнуть. Фатех-хан позвал к себе Карам-хана и сказал ему:

— Вот на этом месте воткни веточку. В какую сторону ветка за ночь наклонится, туда и пойдем.

Ответил Карам-хан:

— Слушаю и повинуюсь!

Поклонился он Фатех-хану и пошел выполнять приказание. Все сделал, как приказал ему Фатех-хан, и лег спать.

Наутро Карам-хан встал раньше всех и побежал посмотреть, куда наклонилась веточка. Прибежал и видит, что веточка склонилась к земле и указывает прямо на Мекку.

Не долго думая взял Карам-хан да и повернул веточку в сторону Индии. Пришел Фатех-хан посмотреть, куда веточка клонится, и видит, что указывает она путь прямо в Индию.

«Так тому и быть!» — решил Фатех-хан, сотворил молитву и приказал трогаться в путь.

Долго ехали всадники. Солнце уже начало садиться, когда они добрались до небольшого селения. Расседлали коней, и Фатех-хан приказал пустить их на пшеничное поле, — пускай подкормятся, дорога-то ведь нелегкая!

Увидели жители селения лошадей на своих полях, схватили всех под уздцы и привели к Фатех-хану с жалобой.

— Не сердитесь на нас! — ответил им Фатех-хан. — Мы пустили коней на ваши поля не со злом, а с добром. Хотели мы узнать, дружны вы между собой или нет. Вражда и несогласие — плохие помощники. Но вы, я вижу, дружны. Так оставайтесь с миром!

Сказал им так Фатех-хан и приказал заседлать коней. Не успели воины отдохнуть. Поехали они дальше, а уж ночь близка, скоро совсем стемнеет.

И вдруг увидели воины еще одно обширное поле и вдали маленькие домики селенья. Снова расседлали они коней и пустили их пастись.

А жители этого селения ссорились между собой и друг друга во всем обижали. Вот и сейчас стали они коней Фатех-хана перегонять от соседа к соседу. Нет того, чтоб сразу всем выступить.

Усмехнулся Фатех-хан, увидев это, и сказал:

— Плохо живут здесь люди, не дружно. Здесь-то мы и останемся жить, пока сил не наберемся.

И решил Фатех-хан остановиться в большом селении, на горе, обнесенном высокими стенами.

Видит Фатех-хан: заперты ворота селения. Как же быть?

— Разреши мне, о всемогущий брат мой, посмотреть, в чем там дело, — попросил Карам-хан. — Потом решим, как поступить.

Фатех-хан согласился, и Карам-хан, быстро вскочив на коня, поскакал к селению. Подъехал он к запертым воротам, окованным железом, и крикнул во весь голос:

— Эй вы, гяуры! Откройте ворота! Так говорю вам я, слуга и брат великого Фатех-хана!

Услыхав грозный голос Карам-хана, пуще прежнего испугались жители.

А Карам-хан стоит у ворот и грозит им всеми бедами, если они не выполнят его приказ. Кричит на гяуров, а на сердце у самого тяжело. «А что, если не откроют ворота? Как же я приеду к возлюбленному брату? Не могу же я вернуться ни с чем!»

Долго ожидал Фатех-хан брата и, наконец, послал за ним Пурдиль-хана.

Велико же было удивление Пурдиль-хана, когда он увидел Карам-хана, стоявшего у ворот. И принялись Пурдиль-хан и Карам-хан вдвоем кричать на гяуров. Те испугались еще больше, подперли ворота бревнами и затаились, ожидая, что будет дальше.

Долго ждал Фатех-хан своих друзей. Наконец, рассердился отважный Фатех-хан и поехал вместе с дружиной к воротам непокорного селения.

— Эй, вы! Последний раз говорю вам по-хорошему — отоприте ворота, — закричал могучий Фатех-хан, — иначе откроем силой и несдобровать вам тогда!

Увидев Фатех-хана, гяуры затряслись:

— У этого человека усы льва, а голос тигра. Не иначе, как великий царь!

И гяуры решили открыть ворота. Воины Фатех-хана вошли в селение и никому не причинили зла. Расседлали коней и улеглись на покой.

Солнце к тому времени давно уже спряталось за острые вершины, ночь спустилась с гор, и усталые воины заснули.

Наутро Фатех-хан позвал к себе Карам-хана и долго беседовал с ним. А потом собрал воинов и сказал им так:

— Давайте, братья мои, обоснуемся в этом селении. Наберемся сил, осмотримся и потом решим, что будем дальше делать.

— А как же они? — спросил один из воинов, кивнув на жителей, которые толпились поодаль, тревожно переговариваясь между собой.

— Страна велика. Пусть идут себе с богом! Мы их не обидим, дадим им выкуп за их добро. Построят себе дома и будут жить. На этой земле всем людям места хватит.

Так и порешили. А вечером все гяуры ушли из укрепленного селения, причитая и жалуясь на свою судьбу.

И решили гяуры пойти с жалобой к царю Шамсуддину. Пришли в его дворец и сказали так:

— О великий царь, владыка полей и гор! Пришел в наше селение страшный воин с дружиной. Усы у него, как у льва, голос, как у тигра. И повелел он нам уйти из селения, сказав, что мир велик и на земле для всех места хватит.

Задумался царь Шамсуддин. Но, подумав, рассудил он, что не стоит воевать с таким сильным и отважным воином. И сказал Шамсуддин обиженным жителям:

— Не грустите, люди. Я дам вам другую землю. Живите там счастливо и не вспоминайте о старом. Если этот воин хороший человек — пригласите его в гости, подружитесь с ним, и будет он вашей защитой от разбойников.

Согласились гяуры с мудрыми словами царя и ушли с миром. Построили они новое селение, рядом с тем, в котором счастливо жил Фатех-хан с дружиной. И однажды пригласили гяуры Фатех-хана к себе в гости.

А на другой день Фатех-хан пригласил их к себе. И стали они жить добрыми соседями.

Как-то раз, возвращаясь с охоты, разговорился Карам-хан с гяурами о том, сколько они платят налога.

Горько вздохнули гяуры, защелкали языками;

— Не спрашивай, о храбрейший из храбрых! Мы платим по две тысячи рупий с дома.

Сначала удивился Карам-хан, а потом разгневался в сказал так:

— Когда к вам придут солдаты собирать налог, пошлите за мной. Я вам помогу.

Сказал так веселый и храбрый Карам-хан и ускакал на своем коне. А гяуры долго еще восторженно смотрели ему вслед, радуясь, что обрели такого сильного друга и покровителя. И на следующий день они пришли к Фатех-хану и сказали ему:

— О великий и храбрейший из храбрых Фатех-хан. На тебя надежда наша! Вот уже много лет мы враждуем с селением, которое расположено недалеко от нас. Помири нас с ними, и тогда мы будем служить тебе верой и правдой, мечом и щитом.

Согласился Фатех-хан помочь соседям. Крикнул клич, собрал своих друзей, и поскакали они все вместе в то селение.

Увидев могучих и отважных всадников, жители оказали им почет, взяли лошадей под уздцы и поспешили приготовить вкусную еду. Тогда обратился Фатех-хан к старейшему из седобородых и сказал ему так:

— О старец, чья мудрость запечатлена в благородных сединах. Хочешь ли выслушать меня, Фатех-хана?

— Я буду рад услышать то, что ты скажешь нам, — ответил старик и поудобнее уселся на подушках.

— Недалеко отсюда живут ваши братья по крови.

Старец кивнул головой в знак согласия.

— Мы хотим, чтобы вы перестали враждовать и жили в дружбе. Согласны вы или нет?

Долго думал старик, а потом ответил:

— Если ты повелеваешь, так и будет.

Обрадовался Фатех-хан, вскочил на коня и вместе с дружиной поехал обратно в свой замок.

А Карам-хан ехал сзади и думал: «Не обманывают ли нас эти гяуры? Что-то слишком быстро они согласились выполнить просьбу Фатех-хана!»

Подумал так Карам-хан, незаметно отстал от остальных всадников и помчался назад.

Гяуры не ждали, что один из воинов великого Фатех-хана вернется. Они приняли Карам-хана, усадили его, и он обратился к ним с такими словами:

— Мы с вами хорошо поговорили, как настоящие друзья. А вот кальяна мы не покурили.

Тут же ему принесли кальян. Тут взял Карам-хан да и подмешал к табаку яд.

Потом он вскочил на коня и, догнав Фатех-хана, сказал:

— Я заключил с ними такой договор, что они его никогда не смогут нарушить.

Разгневался Фатех-хан и сказал Карам-хану:

— Больше не смей так поступать. Знай, что моей любви к тебе может прийти конец.

— Всемогущий брат мой, — улыбнувшись, ответил Карам-хан. — А что, если бы гяуры обманули нас? Ведь это было бы позором для нас всех!

Покачал головой Фатех-хан, ничего не ответил Карам-хану, но стал задумчив и печален.

Не успели всадники вернуться во дворец, как слуги передали Фатех-хану письмо от Шамсуддина. Великий царь писал ему так:

«Я тебя не трогаю, о Фатех-хан, так зачем же ты трогаешь меня? Не мешай мне собирать налоги в моих владениях!»

Ничего не ответил Фатех-хан Шамсуддину. А на следующий день, только солнце выглянуло из-за гор, прибежали к Карам-хану гяуры, попросили защиты от сборщиков налогов.

Схватив саблю, Карам-хан бросился вместе с гяурами в селение, убил двух солдат, а третьему отрезал язык и отпустил его на все четыре стороны.

Прибежал солдат во дворец к Шамсуддину, лопочет что-то, а сказать ничего не может.

Удивился царь и послал в селение еще трех солдат.

И снова Карам-хан набросился на них, убил двоих, а третий в великом страхе убежал. Вернулся он во дворец, бросился в ноги царю и поведал ему про шайтана, который ничего не боится и убил всех сборщиков налогов.

Долго думал царь. И решил он подождать, что будет дальше.

А Карам-хан совсем загордился и ничуть не раскаялся, когда Фатех-хан строго сказал ему:

— Смотри, Карам-хан, нет беды, так ты ее сам накличешь! Не смей больше так поступать!

Не внял Карам-хан словам молочного брата. Через несколько дней, охотясь в горах, он увидел караван, груженный золотом и серебром.

— Чьи это драгоценности? — спросил Карам-хан у погонщиков.

Те ответили, что драгоценности принадлежат Шамсуддину.

Тогда, не говоря ни слова, налетел Карам-хан на стражников, разогнал их всех, а караван привел в селение и спрятал там драгоценности.

Но верблюда под мостом не спрячешь! Узнал об этом Шамсуддин и рассвирепел. В ту же ночь он собрал войско и двинулся в поход на дерзкого Фатех-хана.

И вот встала ранним утром Биби Рабийя и видит: перед стенами разбиты шатры огромного войска.

Биби Рабийя разбудила Фатех-хана, и вскоре все воины стояли перед Фатех-ханом, готовые к смертному бою.

Вышли воины за ворота, и началась битва.

Четыре дня и четыре ночи бились храбрые дружинники с бесчисленным войском Шамсуддина. Четыре дня и четыре ночи не смолкал звон сабель. Как хищные птицы, сея смерть, свистели в воздухе стрелы. И солнце вставало и садилось, окрашенное в цвет крови.

Фатех-хан, расправив свои усы, носился среди врагов, наводя на них ужас. Усы его развевались по ветру, страшен был горящий взгляд его черных глаз.

Но вот прошло четыре дня, и не выдержал Шамсуддин. Он послал к Фатех-хану гонца и предложил четыре дня отдохнуть.

Согласился Фатех-хан, и утих гул битвы.

Радостные вернулись воины к своим любимым, неся победу на остриях сабель.

Только один Фатех-хан печалился. Он-то знал, как много войска у царя Шамсуддина…

Но вот прошло четыре дня, и снова сошлись воины в страшной битве.

И тут случилась беда: налетели со всех сторон воины Шамсуддина на Пурдиль-хана и отрубили ему руку. Побледнел Пурдиль-хан, но не уронил меча, а только взял его в левую руку и как отважный лев сражался с врагом до тех пор, пока не стемнело.

Поздно ночью вернулись в селение воины Фатех-хана. Горько заплакала Биби Рабийя, увидев своего брата без руки.

Но гордо ответил Пурдиль-хан сестре:

— Не пристало афганке плакать над раной! Этим надо гордиться, сестра!

И вытерла слезы Биби Рабийя. Перевязала она рану брата и с рассветом снова проводила воинов в бой. Долго стояла Биби Рабийя на стене, глядя им вслед.

А воины снова сошлись в жаркой битве и сражались без устали, пока кони их могли стоять на ногах. И когда настал вечер, упал бездыханный Пурдиль-хан, с лицом нежным, как у девушки, с сердцем храбрым, как у льва.

Карам-хан положил его тело к себе на седло, и вернулись воины с поля битвы.

Горько плакала Биби Рабийя над телом брата, любуясь его неземной красотой. А когда следующим утром воины снова ушли в бой, Биби Рабийя забальзамировала тело брата и положила его на палянге, усыпав цветами его грудь и лицо.

Тем временем приблизившись к полю битвы, Фатех-хан снял золотое кольцо со своих усов и расправил их по ветру. Все знали, какой страх наводят на врагов усы Фатех-хана, и поэтому он распускал их только в сражении.

Приехали воины на место боя, а Шамсуддина нет. Вместо него сидят на земле старейшины. Когда они увидели Фатех-хана, встали все с земли, низко поклонились и сказали:

— О храбрейший из храбрых Фатех-хан! Прислал нас к тебе царь Шамсуддин и повелел сказать, что готов он выполнить любую твою просьбу. С миром зовет он тебя к себе во дворец!

Воины Фатех-хана обрадовались. Решили они, что уже одержали победу.

— Хорошо, — ответил Фатех-хан. — Ступайте с миром! Завтра я приду к царю.

Послы уехали. Вот тогда и задумался Фатех-хан — от всего ли сердца хочет мира Шамсуддин?

А Карам-хан, видя раздумье брата, сказал ему:

— О возлюбленный брат мой, не верь моголам! Не от чистого сердца предлагает тебе мир Шамсуддин. Не ходи к нему!

— Ты хочешь, чтобы меня считали трусом? — с презрением спросил Фатех-хан.

— Хорошо, любимый брат мой! Тогда сделаем так: ты с половиной воинов поезжай к царю, а я с остальными пойду следом. Если будет опасность — жизнь свою отдам, а спасу тебя!

Фатех-хан ласково улыбнулся, взглянув на своего сильного и храброго брата, обнял его за плечи и сказал:

— Хорошо, Карам-хан. Пусть будет так, как ты советуешь. Только помни — первым не нападай.

— Я буду помнить, — твердо ответил Карам-хан.

И вот ранним утром следующего дня, облачившись в богатые наряды, Фатех-хан отправился к царю Шамсуддину.

Солнце ласково светило усталым воинам, на высоком небе не было ни единого облачка, все вокруг дышало покоем, и Фатех-хан радостно оглядывался по сторонам, думая, что в такой хороший день не может случиться ничего дурного.

Лишь иногда на его лицо набегало облачко грусти: среди славных своих воинов не встречал он веселых глаз Пурдиль-хана.

Но вот, наконец, приехали они во дворец Шамсуддина, спешились и пошли к трону царя.

Ласково улыбнулся им Шамсуддин, и глаза его совсем спрятались в морщинах.

— Здравствуй, о Фатех-хан, чья храбрость достойна восхищения! Если ты пришел ко мне с миром, брось оружие и садись со мной рядом. Поговорим, как братья!

Фатех-хан приказал своим воинам бросить оружие и приблизился к трону Шамсуддина. И тогда морщинки на лице царя разошлись, глаза его стали злыми, и он воскликнул:

— Эй, слуги! Свяжите руки шелудивому псу Фатех-хану, врагу всех царей!

В тот же миг бросились стражники на Фатех-хана и связали его и всех воинов.

Тогда Фатех-хан расправил плечи и во весь голос крикнул, так громко, что стражники вокруг попадали:

— О Карам-хан, брат мой! На помощь!

И услыхал Карам-хан голос своего возлюбленного брата и бросился вместе с воинами на стражников. Он пробился сквозь гущу врагов к Фатех-хану и освободил его. А потом закричал свирепо и страшно на солдат Шамсуддина:

— Эй вы, слуги шайтана! Сейчас я сложу из ваших голов башню!

С этими словами он бросился на врагов, и вскоре вокруг него лежали горы трупов.

Лишь поздно ночью вернулась дружина домой. Собрал Фатех-хан своих друзей и сказал:

— Братья! Мы шли с миром. Нас обманули. Этого мы не простим. Теперь будем биться до конца: либо мы победим, либо все умрем!

И на следующий день завязался такой бой, который и описать нельзя. Грозно развевались усы Фатех-хана, и росли вокруг него горы трупов. Яростный Карам-хан, как страшный призрак, носился на своем коне среди воинов Шамсуддина, всюду сея смерть и ужас.

Долго бился Фатех-хан со своей дружиной. Вот уже все воины его погибли и остался в живых только он да Карам-хан. И тогда наступила ночь, прервавшая битву.

Печальные возвращались братья домой, оплакивая своих друзей. Но не сломилась их воля, и следующим утром они снова пошли в бой. Как львы сражались они. Но врагов было бесчисленное множество, а храбрецов только двое.

И вот окружили враги Карам-хана и тяжело его ранили. Собрал последние силы герой и крикнул:

— Пусть я погибну, за меня отомстит мой брат!

Снова пала ночь, и приехал с поля один Фатех-хан. Положил он мертвого Карам-хана на палянг, а сам свалился рядом и уснул. И спал он так крепко, что казалось, уже не проснется.

Взошло солнце, а Фатех-хан все спал. Биби Рабийя стояла над мужем, и горько было ей видеть его усталое лицо. Долго смотрела она на него, а потом разбудила и сказала:

— Долг зовет тебя на бой, о возлюбленный муж мой! Я пойду с тобой, и пусть мы погибнем вместе. Мы умрем, сражаясь с врагами.

Задумался Фатех-хан. Не было в его душе страха, а только грустно и больно было ему идти на смерть одному.

Глядя на мужа, заплакала Биби Рабийя и тихо спросила:

— Ты храбро сражался, о возлюбленный. Может быть, теперь не идти в этот раз?

Не ответил ей Фатех-хан, надел свои доспехи, попрощался с женой, сел на коня и пошел на последний бой.

Два дня и две ночи бился с врагами Фатех-хан. Тяжело ему было — один среди врагов, без брата, без друзей.

И громко крикнул тогда Фатех-хан:

Но далеко был Аслам-хан, и не услышал он голоса сына.

А Биби Рабийя два дни и две ночи стояла у ворот замка и все ждала, не покажется ли вдали любимый. И, обратя свои мольбы к всевышнему, она дала зарок:

— Если конь привезет любимого, я надену ему на шею гирлянду из голубых гвоздик!

Велика же была ее радость, когда на исходе второго дня она увидела Фатех-хана на его добром коне.

С криком радости бросилась Биби Рабийя к мужу, надела его коню на шею гирлянду из гвоздик. Радостная и счастливая, дала она мужу еды и уложила его на палянг.

А наутро снова пошел в бой Фатех-хан. Врагов еще больше, чем вчера, а сил у героя меньше. Начал он ослабевать.

К вечеру много тяжких ран нанесли враги Фатех-хану. Но он по-прежнему храбро сражался, не подавая и вида, как он страдает.

И снова спустилась на землю ночь, и поехал он домой, еле держится б седле. Но по-прежнему взгляд его пронизывал темноту, а руки крепко сжимали меч.

Кинулась навстречу мужу Биби Рабийя. Улыбнулся Фатех-хан, слез с лошади, сделал несколько шагов и упал, истекая кровью…

Через несколько дней пришел во дворец Фатех-хана Шамсуддин и увидел только вдов да сирот. Все воины, набальзамированные Биби Рабийей, лежали словно живые на своих палянгах с оружием в руках.

Задумчивый ходил Шамсуддин, глядя на прекрасные лица мертвых воинов. А когда он увидел Фатех-хана, на глаза его навернулись слезы.

И тихо прошептал Шамсуддин:

Вздрогнул Шамсуддин, повернулся и пошел из дворца.

У ворот попрощался он с Биби Рабийей и сказал ей:

— Эта земля отныне ваша!

Потом сел на коня и уехал вместе со своим войском.

И Биби Рабийя сказала людям, которые окружали ее:

— Эту землю дали нам сабли Фатех-хана и славных его друзей, да пусть простит их аллах…

И стала Биби Рабийя царицей над всеми живущими на земле Аминкот. Прошло время, выросли дети, женились и родили детей, внуков славного Фатех-хана и его воинов.

И живут они так и по сей день…