Уилл

fb2

Во время раскопок знаменитого театра “Глобус” в Лондоне археологи находят тело человека, сохранившееся в глине. Пытаясь выяснить его личность и обстоятельства смерти, герои рассказа обнаруживают страшную тайну, связанную с жизнью великого драматурга Уильяма Шекспира.

Рассказ впервые опубликован в 1990 году в антологии «Lovecraft's Legacy». В 1995 году также вошел в сборник Мастертона «Flights of Fear».

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Грэм Мастертон

"Уилл"

Голос Холмана по телефону звучал нехарактерно возбужденно, почти истерично.

- Дэн, приезжай сюда. Мы откопали кое-что ужасное.

- Ужасное? - переспросил Дэн.

Он пытался разгрести четыре сотни черно-белых фотографий, и его стол был настолько завален ими, что он не мог найти свою кружку кофе. Дэн плохо работал без кофе. Растворимое, эспрессо, мокко, арабика, какой - не имело значения. Все, что ему было нужно, чтобы раскачаться - это резкая кофеиновая встряска.

- Рита наткнулась на это сегодня утром, в двадцати ярдах от восточной стены, - сказал Холман. - Остальное - не по телефону.

- Холман, - ответил ему Дэн, - я слишком занят, чтобы приехать сейчас. Мне нужно подготовить эти чертовы фотографии для эскиза сайта чертова Департамента окружающей среды к девяти часам завтрашнего утра. И пока на них всех только грязь, грязь и еще больше грязи.

- Дэн, тебе придется приехать, - убеждал его Холман.

- Ты имеешь в виду, что это так ужасно, что не может подождать до завтрашнего дня?

- Дэн, поверь мне, это, действительно, ужасно. Это может задержать нас на месяцы, особенно, если полиция захочет провести расследование. И ты знаешь, какими чертями они могут быть, когда топают по всему помещению своими двенадцатыми размерами ботинок.

Дэн наконец-то нашел свой кофе в красной кружке с надписью “Я раскапываю археологию”. В нее залез уголок одной из фотографий, а сам кофе уже осел и остыл. Он все-равно его выпил.

- Холман, - произнес Дэн, вытирая рот тыльной стороной ладони, - я просто не могу этого сделать.

- Мы нашли тело, - сказал Холман.

Дождь прекратился менее часа назад, и жирная сине-серая глина скользила, поблескивая, под подошвами его зеленых сапог “Хэрродс”. Размытое солнце парило над Саутворком[1], время от времени поглядывая на серые викторианские крыши, далекие створчатые окна и широкую зеленую кривую Темзы. В воздухе витал запах надвигающейся зимы, отдающий болью в горле, о которой Дэн уже потерял представление со времен своих последних раскопок в Англии. В Сан-Антонио было легко забыть, что существует вещь, называемая холодом.

Холман стоял на дальней стороне нижней восточной стены, рядом с импровизированной ширмой из холста и старых входных дверей. Он казался очень высоким и сутулым в своем забрызганном грязью байковом пальто с болтающимися очками в роговой оправе, которые он постоянно надвигал на свой мясистый нос. Его попытка отрастить бороду особого успеха не принесла. Глядя на внешность Холмана, можно было подумать, что перед тобой стоит один из пучеглазых бродяг, ночующих в картонных коробках, а не самый признанный специалист Манчестерского университета по раскопкам сложных исторических мест. По сравнению с ним, Дэн был ниже, но гораздо более спортивного телосложения, с темными волнистыми волосами и львиным взглядом, напоминающим женщинам Ричарда Бертона[2]. Одевался он всегда обыденно, но достаточно дорого. Холман называл его Дэном - Щеголеватым Археологом.

Когда Дэн приблизился, он протянул свою длинную руку и поздоровался с ним.

- Вот он, - объявил Холман без лишних церемоний. - Человек, который навеки остался в театре.

Дэн отодвинул холст и увидел грязно-серую фигуру, лежащую на левом боку в грязи; маленький лысый обезьяноподобный человек с ногами, поджатыми в позе эмбриона. Судя по всему, на момент смерти он был облачен в дублет[3] и чулки, хотя его одежда не так хорошо сохранилась, как кожа, а, кроме того, она настолько испачкалась грязью, что не представлялось возможным определить, какого она цвета.

Пристально взглянув на Холмана, Дэн наклонился над телом и осторожно осмотрел его. Перед ним лежал человек с худым лицом, несколькими острыми бугорками остроконечной козлиной бороды и губами, оттянутыми назад, в ужасной жесткой гримасе, обнажавшей сломанные и сгнившие зубы. Его глаза были молочного цвета, как у вареной трески.

- Как давно он умер? - спросил Дэн.

Холман пожал плечами.

- Трудно сказать. Подобно болотным людям, которых нашли в Ютландии и Шлезвиг-Гольштейне, он прекрасно сохранился благодаря глине. Углеродный анализ возраста болотных людей показал интервал от шестнадцати тысяч до двух тысяч лет. Но, очевидно, этот парень не такой старый.

Дэн присел на корточки рядом с блестящим серым телом и начал разглядывать лицо.

- Он выглядит так, как будто умер только вчера, не правда ли? Ты уже позвонил в полицию, просто на всякий случай?

Холман отрицательно помотал головой.

- Ну, ты должен, - настаивал Дэн. Он поднялся. - Вероятно, он тот, кем и кажется, некий мумифицированный яковианец[4]. Но ты же не знаешь наверняка. Какой-нибудь коварный муж мог убить любовника своей жены, одеть его во взятый напрокат костюм и похоронить его прямо здесь, на месте театра “Глобус”[5], где все будут думать, что он яковианец.

- Это, Дэн, при всем моем уважении к тебе, самая надуманная теория, которую я когда-либо слышал в своей жизни, - ответил Холман. - Кроме того, глина вокруг тела лежала очень плотно, точно так же, как и вокруг остатков стен театра. Если бы его похоронили недавно, нарушение консистенции глины было бы совершенно очевидно.

Он поднял небольшой потемневший кусочек дерева.

- Посмотри, что мы нашли завязанным вокруг его шеи. Кляп актера. Деревяшку, которую они клали в рот, чтобы натренировать язык. Отсюда и пошла фраза «затыкать рот». Определенно, это яковианец.

- Все равно нам нужно позвонить в полицию. Это закон.

- Ну ладно, - согласился Холман, нетерпеливо взмахнув руками. - Но давай, пожалуйста, отложим это на сорок восемь часов. На самом деле, мы могли бы просто никому ни о чем не рассказывать в течение этих сорока восьми часов. Просто я хочу провести некоторые предварительные исследования без того, чтобы здесь толпились сотни зевак. Хочу побыть с ним один.

Холман распрямился и оглядел сверкающие грязью траншеи, а затем снова присел рядом с телом.

- Ты понимаешь, Дэн, что этот человек, возможно, был свидетелем живого исполнения пьесы Уильяма Шекспира? Однажды утром, в начале 1600-х, он оделся в эту одежду, вышел из дома, отправился в театр “Глобус” и умер там. Может быть, он погиб в пожаре 1613 года, когда “Глобус” сгорел дотла.

- Что ж, будем надеяться, - заметил Дэн. – Меньше всего нам сейчас нужно полномасштабное расследование убийства прямо в самый разгар раскопок. Когда об этом узнает пресса, будет уже плохо.

Они все еще разговаривали, когда к ним подошла девушка лет двадцати. На ней была желтая защитная каска и дутая зеленая куртка. Длинный пучок светлых волос свисал с одной стороны ее лица. Ростом чуть больше пяти футов и трех дюймов[6], она казалась исключительно красивой, с кукольными глазами и курносым носом. Но, помимо того, что она являлась превосходным археологом, снискавшим уважение обоих мужчин, все знали об ее помолвке с профессиональным широкоплечим теннисистом по имени Роджер, который сочетал вспыльчивый характер с необыкновенно ревнивой натурой, поэтому большинство ее коллег-археологов держались от нее подальше.

- Приветствую, доктор Эссекс, - сказала она, приблизившись. - Что ты о нем думаешь? Я решила назвать его Тимоном в честь “Тимона Афинского”, помнишь, это худшая пьеса Шекспира - она полностью провалилась.

- Как дела, Рита? - спросил Дэн. - Поздравляю. Это довольно интересная находка, если объект подлинный.

- Конечно же, подлинный, - ответила Рита, опускаясь на колени в грязь рядом с телом. Должно быть, он попал в ловушку в каком-то подвале, бедняга. Я нашла его под тем массивным дубовым опалубком. Пришлось использовать экскаватор, чтобы поднять его оттуда.

Она аккуратно сняла немного глины с груди Тимона.

- Я хочу вывезти его отсюда как можно быстрее и поместить в контролируемые условия. Невозможно сказать, что с ним случится, когда он подвергнется воздействию воздуха. Мы можем потерять его через два или три дня, а, может быть, и раньше. Посмотри на эти пуговицы! Прекрасные, перламутровые, ручной работы.

- Знаешь, это действительно нечто, Дэн, - произнес Холман. - Это история, прямо перед твоими глазами.

Дэн поднял руки, сдаваясь.

- Ну хорошо. У тебя есть немного дополнительного времени. Я также переговорю с “Данстен и Мэйлинг”, чтобы узнать, смогут ли они поставить сюда свою охрану. Конечно, я им не скажу, зачем.

“Данстен и Мэйлинг” являлись застройщиками, которые впервые обнаружили руины Шекспировского театра «Глобус» семнадцатого века, спустя три дня после того, как начали рытье под фундамент для двадцатидвухэтажного офисного здания “Глобус-Хаус”. Публично их директора всегда говорили о «защите культурного наследия Англии». Однако, в частных беседах они выражали гнев в связи с задержкой строительства и тем фактом, что Департамент окружающей среды вызвал Дэна со своей командой для раскопок и внесения предложений по вариантам сохранения этого места в качестве туристической достопримечательности.

Застегнув пальто от ветра, Дэн повернулся, чтобы уйти. Однако Рита окрикнула его:

- Подожди, Дэн! Посмотри!

Дэн не находил ничего привлекательного в мертвых телах, даже в незнакомых ему трехсотлетних мертвых телах. Однако он повернулся и возвратился к ширме, где работала Рита.

- Посмотри, - сказала она. - Он погиб не от пожара, или чего-то подобного. Взгляни на его грудь.

Девушка слегка повернула труп так, чтобы он смотрел невидящим, но обвиняющим взором через ее правое плечо. Затем отошла и встала в стороне, чтобы Дэн сам убедился в ненормальности того, что случилось с Тимоном. Вся левая сторона мертвеца от паха до грудины оказалась разорвана, как будто на него напал огромный обезумевший зверь. Внутреннюю полость заполняла влажная глина, но не оставалось никаких сомнений, что большая часть его внутренних органов была вырвана.

- Боже, - вымолвил Дэн, с благоговением подходя к Тимону. - Что, черт возьми, могло с ним случиться?

- Не знаю. Может быть, его пронзило падающим куском деревянной конструкции во время пожара в театре, - предположил Холман.

- Больше похоже, что на него напало дикое животное, - заметил Дэн.

- Может, это был медведь, - сказала Рита. - Иногда их сюда приводили, чтобы развлечь публику. Во время пожара зверь мог обезуметь.

- Это слишком мудрено, - возразил Холман.

- Не знаю, - произнес Дэн. – Не думаю. Абсолютно ясно, что кто-то укусил его, кто-то очень большой и очень злобный. Посмотрите, как разодрана его рубашка. Медведь так не сделал бы. Медведь играет с жертвой, рвет ее когтями. Кто бы это ни был, он только пристально взглянул, а затем - ррраааззз!

- Ррраааззз? - переспросил Холман. – Что могло быть в яковианском Лондоне, способное сделать такой ррраааззз?

- Что ж… возможно, это слишком причудливо, - согласился Дэн. - Однако, я попробую проверить тот день, когда сгорел “Глобус”, и поискать какие-либо современные упоминания о жертвах и о том, как они погибли.

Холман похлопал его по спине.

- Тогда удачи, - сказал он. - Ну и спасибо, что дал мне дополнительное время. Я знаю, это не так просто: все навалились на тебя - правительство, подрядчики, пресса. Не говоря уж о Рите и мне.

Дэн вытер нос.

- Разберись с нашим другом здесь как можно быстрее, хорошо?

Холман бросил долгий взгляд на грязные серые останки человека по имени Тимон.

- Если все пойдет хорошо, Дэн, этот парень сделает нас знаменитыми. Человек Эссекса-Холмана. Но прежде, чем кто-то притронется к нему своими липкими пальцами, я хочу сделать все возможное, чтобы выяснить, кем он был и как он умер.

- Хотел бы дать тебе больше времени, - сказал Дэн.

- Ничего. Я останусь здесь на всю ночь; и на всю завтрашнюю ночь тоже, если понадобится.

- Господи, ты же замерзнешь.

- Я привык к холоду. Вспомни, я же вырос в Йоркшире.

Дэн посмотрел на часы. У него была назначена встреча за обедом с Фионой Блессинг, исполнительным директором компании “Бритиш Фьюлс”, женщиной, одевающейся в треугольные деловые костюмы, которая проявляла заинтересованность в финансировании чего-то, связанного с большой культурой и не облагаемого налогами. Затем ему предстояло ехать на автобусе до Чисвика, чтобы забрать свой “Рено” из третьего за год ремонта. Дэну хотелось бы остаться и понаблюдать, как Рита кропотливо выкапывает Тимона из грязи. Но ему необходимо было добиться продолжения раскопок всеми возможными способами, особенно принимая во внимание нехватку средств и застройщиков, парящих над его головой, как гигантская черная наковальня из мультика “Дорожный бегун”. Он пожал руку Холмана, помахал Рите и вернулся к ожидающему его такси.

- Что это? – поинтересовался водитель. - Похоже на какое-то кладбище.

- Раскопки, - терпеливо ответил Дэн. - Археологические раскопки. Когда мы закончим, у нас будет достаточно четкое представление о том, как выглядел театр “Глобус”.

- В самом деле? - спросил водитель, когда они проталкивались сквозь обеденные пробки. – А зачем это вам надо?

Впервые Дэн не нашелся, что ответить. Может быть, и правда не было никаких причин. Возможно, он искал не что иное, как живое доказательство того, что прошлое действительно существовало, и что люди тогда знали то, что уже забыто до тех пор, пока вновь не будет найдено.

Он не мог спать. Ему казалось, что он лежит на боку в серой блестящей грязи. Он замерз, но не мог придумать, как согреться, а кто-то называл его имя.

Он сел и включил ночник. Как обычно, другая сторона кровати пустовала. Маргарет не захотела поехать с ним в Лондон, она ненавидела этот город. Он не винил ее за это. В данное время года здесь было сыро, дорого и одиноко - темная столица мрачной, усталой культуры. И на каждом шагу возвышались черные бронзовые статуи строгих, эксцентричных, давно умерших людей.

Некоторое время он читал книги, которые ему удалось найти в Кенсингтонской библиотеке. “Жизнь и творчество Шекспира” П. Александера, “Шекспир в “Глобусе” Найджела Фроста и увлекательную монографию Дадли Мэнфилда “Акционер”. К 1598 году, когда был построен театр “Глобус”, Шекспир уже стал одним из самых преуспевающих актеров-драматургов в стране, являясь также совладельцем и акционером театра.

Кое-что в книге Мэнфилда показалось Дэну странным и интригующим. Там несколько раз приводились ссылки на детей-близнецов Шекспира - Хамнета и Джудит, и на то, как Хамнет умер в 1596 году в возрасте 11 лет - трагедия, которую Шекспир назвал «моей расплатой». В то же время Мэнфилд часто упоминал какой-то «Долг Шекспира», как будто тот что-то кому-то пообещал или занял у кого-то деньги. В отрывке из дневника другого актера “Глобуса” Бена Филдинга неоднократно упоминалось об этом.

В этом году, лета 1611-го мы впервые исполнили “Бурю”, драму, в которой, как поведал Уилл, он осмелился в какой-то мере рассказать о Великом Старце, которому он дал свое обещание. Он сказал, что этот долг не сможет оплатить ни один человек, и что он отдал бы все свое богатство, дабы избежать его. Потому что обязательно придет время, когда надо будет платить по Долгу.      

Таким образом, представлялось ясным, что по какой-то причине Шекспир вступил в долговое соглашение с неким «Великим Старцем», кем бы тот ни являлся. Дэн встал с кровати и прошел в гостиную, где хранилась его коллекция пьес Шекспира в мягких обложках. Он пролистал “Бурю” и в случайном порядке прочитал отрывки из нее, но не смог найти никаких признаков того, что Шекспир, возможно, пытался сказать о своем Долге.

Впрочем, одна фраза привлекла его внимание. «Тот, кто умирает, платит все долги».

Он вернулся к книге Мэнфилда. К 1613 году, когда сгорел “Глобус”, Шекспир почти постоянно проводил время в уединении в своем доме в Стратфорде. Однако, Бен Филдинг писал:

Уилл поведал мне тогда, что его Долг не дает ему покоя, и что это должно быть, наконец, разрешено Им самим, любой ценой. Он должен вернуться в Саутворк, чтобы встретиться со своим Мучителем и умиротворить его. Все, что он говорил, он также записал, и отдал на хранение Джону Хемингу.

Это была последняя запись в дневнике Бена Филдинга. Согласно Мэнфилду, Филдинг исчез в ту ночь, когда произошел пожар в “Глобусе”, и, предположительно, сгорел.

Дэн еще раз прочитал и перечитал слова Филдинга, а затем снова выключил свет и попытался заснуть. Но все время его преследовало странное чувство, что что-то во всем этом было не так, как будто мир молча решил начать вращаться в другую сторону.

На следующее утро он прибыл на место раскопок “Глобуса” несколькими минутами позже семи. Было холодно и туманно, но дождь прекратился. Дэн открыл ворота и пробрался через глину к бытовке Холмана, засунув руки в карманы пальто.

К его удивлению, из жестяной трубы бытовки не шел дым. Обычно утром в это время Холман заваривал чай и готовил завтрак. Еще более странным являлось то, что дверь бытовки оказалась приоткрытой. Дэн поднялся по деревянным ступенькам и повертел головой.

- Холман? - позвал он. - Холман? Ты здесь?

Внутри помещения оказалось холодно и темно. Незаправленная кровать Холмана пустовала; на доске для объявлений шуршали рисунки и чертежи, издавая звуки, похожие на шепот скорбящих в темной часовне. Плита была холодной, чайник стоял пустой и незакрытый.

- Холман? - повторил Дэн.

Он вышел из бытовки и пошел по грязи к ширме из холста и старых дверей, где было найдено тело. Возможно, Холман решил начать работы пораньше, а позавтракать потом. Над Саутворком заморосил мелкий дождь, а на реке печально гудела баржа.

Он отодвинул одну из старых дверей, загораживающих место раскопок.

- Холман? - позвал он, а потом увидел, почему Холман не отвечал, и застыл, как вкопанный, быстро и беззвучно глотая воздух, будто только что бежал.

Сначала он не мог понять, на что смотрит, но постепенно запутанные петли и клубки алого и серого стали проясняться перед его глазами. Его горло сжалось, а рот внезапно наполнился желчью и тепловатым кофе.

Что-то растерзало Холмана; разорвало на части и усеяло всю поверхность длинными мотками внутренностей и блестящих мышц. Его грудная клетка лежала на дальней стороне раскопок, как часть заброшенной машины. Кусок сплющенного лица смотрел вверх из грязи рядом с правой ногой Дэна. С одним глазом, половиной окровавленной бороды, без челюсти. Очки лежали неподалеку; обе линзы заляпаны липкой кровью.

Дрожа от холода и страха, Дэн подошел к центру участка, где Рита обнаружила мумифицированное тело. Оно по-прежнему лежало там, но было как бы отброшено на бок, и одна из ног торчала из-под него, согнутая под неестественным углом. Глина вокруг выглядела так, будто ее перемесили бульдозером. Только Бог знал, что здесь произошло. Холман никогда бы не допустил подобного, в особенности по отношению к такой важной археологической находке. И что случилось с самим Холманом?

Дэн принюхался к утреннему воздуху. Колючему и холодному, как наждачная бумага. И в нем присутствовал другой запах, аромат, который являлся не просто запахом разорванного человеческого тела. Что-то затхлое, зловонное; как в хранилище церковных книг, которое было закрыто слишком долго. Застойный запах. Затхлый запах. Древний запах.

Дэн кружил по покрытому грязью участку на отяжелевших, как свинец ногах, и не знал, что делать. Некоторое время он простоял неподвижно, прижав руку ко рту, пытаясь решить, нужно ли, чтобы его вырвало. Но затем он услышал хнычущий звук, похожий на стон сбитого машиной кота. Нахмурившись, Дэн повернулся и только тогда увидел Риту, распластавшуюся за одной из дверей. Она была покрыта глиной с головы до ног, с глазами, налитыми кровью и глядящими в пустоту.

Он опустился на колени рядом и схватил ее скользкую от глины руку.

- Рита? Рита, - это Дэн.

Она дико уставилась на него. Девушка тряслась всем телом, дергая и кивая головой, как сумасшедшая.

- Рита, ради Бога, что случилось?

- Оно вышло, - прошептала Рита серыми от грязи губами. - Мы перевернули его, и земля будто закипела. И оно вышло!

- Что вышло? Рита, что это было?

Она яростно качала головой из стороны в сторону.

- Начался ветер... ветер, который шел снизу. А затем земля закипела. И потом Холман закричал, потому что появилось что-то черное с щупальцами, постоянно меняющее форму, и оно разорвало его на куски.

Дэн прижал Риту к себе, пока она дрожала, качалась и трясла головой. Наконец он стер грязь с ее лба и сказал:

- Все в порядке. Все закончилось. Я вызову скорую помощь.

Он пришел навестить ее через две недели. Рита остановилась в “Эттингтон-Парке”, огромном готическом отеле из кремового и серого камня, расположенном в глубине сельской местности Уорвикшира, к югу от Стратфорда-на-Эйвоне, среди облепленных грачами вязов, рядом с неторопливой речкой.

Они гуляли по территории холодным днем, тишина которого лишь изредка нарушалась карканьем грачей.

- Что они собираются делать с раскопками? – спросила девушка.

Дэн закурил и выпустил облачко дыма.

- Пока план состоит в том, чтобы заполнить участок мелким песком, для сохранения того, что мы уже выкопали, а затем заложить на нем фундамент офисного здания. Никто не увидит это место снова, пока проклятое здание не снесут.

- Здесь хорошо. Действительно, тихо, - произнесла Рита. - У них есть библиотека, много каминов и крытый бассейн.

- Тебе удалось вспомнить, что случилось? - спросил Дэн, пристально глядя на нее.

Она отвела взгляд, ее глаза стали остекленевшими.

- Только то, что я уже сказала. Поднялся ветер, земля закипела, и оно вышло. Полиция сказала, что это был, вероятно, взрыв болотного газа; типа какого-то странного несчастного случая. Блуждающий огонь, но только огромной силы.

Дэн взял ее руку и сжал.

- Будь счастлива, - сказал он и ушел.

Под хмурящимся небом он поехал в Стратфорд-на-Эйвоне и посетил Шекспировскую библиотеку рядом с Мемориальным театром. Остаток дня он провел за маленьким столиком в углу, под окном, читая не произведения Шекспира, а записки его напарника - актера из театра “Глобус” Джона Хеминга, который помогал составлять первое собрание сочинений Шекспира. Когда Дэн обнаружил интересующее его письмо, уже начало смеркаться, и в библиотеке зажглись флуоресцентные лампы. Создавалось впечатление, будто письмо ждало его, вставленное в том дневников Джона Хеминга. Часть записки представлялась неразборчивой, и никто, кто не видел тело Холмана, не понял бы, о чем на самом деле говорит ее текст, как не понял бы и того, что ее написал сам Шекспир. Она было датирована 1613 годом, за три года до смерти Шекспира и за десять лет до того, как Хеминг составил первую коллекцию произведений великого драматурга.

…и, Джон, это поездка, из которой я никогда не вернусь. Я предложил ему жизнь в обмен на свой успех; но никогда я не думал, что он потребует жизнь моего бедного ребенка. Теперь я понимаю, что ни я, ни любой другой человек на земле не были в праве заключать подобную договоренность. Только Бог может решать чью-то судьбу, а не это существо из времен до Бога и мест, где Бог не имел владычества. Я наслаждался своей фортуной, но горе мое безмерно, и теперь цена должна быть заплачена. Бедный Хамнет, пожалуйста, прости меня.

Будь предупрежден, Джон, о Великих Старцах, пришедших Извне. У них есть власть, чтобы дать все, что человек только может пожелать; и власть накладывать наказание вне границ всякого разума. Будь предупрежден, прежде всего, о Йог Сототе, который вышел из-за пределов пространства и времени, но который теперь обитает под подвалами “Глобуса”. “Глобус” был построен, имеющим такую форму, чтобы дать ему укрытие; так что теперь его необходимо снести, а подвалы завалить и заколотить досками; и меня с ними; для того, чтобы Хамнет мог снова жить.

Позже тем же вечером Дэн отправился на длинную прогулку вдоль Эйвоны, в конце концов, выйдя около памятной статуи Барда. Натриевые уличные фонари давали резкий оранжевый свет, заставляя статую выглядеть так, будто она была отлита из какого-то странного неземного металла. В голове Дэна начало формироваться представление о том, что произошло, хотя он и не понимал всего полностью. Из письма Джону Хемингу следовало, что Шекспир добился своего огромного успеха, как драматург, заключив сделку с «Йог Сототом», который являлся некой первобытной жизненной силой «из времен до Бога». Дэн мог только предполагать, что эта жизненная сила по какой-то причине потребовала жизнь Хамнета. Может быть, в качестве залога? Возможно, чтобы заставить Шекспира создать ей «укрытие» на Земле, разрушив стоявший там старый театр и построив “Глобус” на том же месте?

Никто никогда не узнает, что же произошло на самом деле. Однако, из письма, написанного Джону Хемингу, явствовало, что в 1613 году Шекспир, уже более не способный нести груз вины за смерть Хамнета, отправился в Лондон, чтобы сжечь “Глобус” и навсегда уничтожить этого «Йог Сотота».

Имелась одна ниточка к разгадке тайны, сохранившаяся на протяжении всех этих веков. Письмо Шекспира заканчивалось следующими словами:

Я возьму с собой кляп актера, который подарил мне Хамнет, когда ему было всего десять лет, - кляп, который он вырезал сам, и которым я никогда не пользовался из-за его неудобства. Это будет талисман, дающий мне силу, и знак моей любви к сыну, которого я потерял.

Дэн вернулся в Лондон рано утром следующего дня. Над пустынной зоной археологических раскопок висел туман. На холодном воздухе трепетали красные ограничительные ленточки, и повсюду виднелись знаки столичной полиции, предупреждающие об опасности: горючий газ. Он неловко перелез через грязные рытвины и перепрыгнул через недокопанные канавы. Тело было накрыто алюминиевой рамкой с натянутым на нее толстым строительным полиэтиленом, а в бытовке Холмана теперь обосновался постоянный охранник. Он помахал Дэну с верхних ступенек, вытряхивая на глину чашку с использованными чайными пакетиками.

- Здравствуйте, мистер Эссекс! Этим утром холод собачий, не так ли?

Дэн отодвинул в сторону мокрый от тумана полиэтилен. Серое мумифицированное тело лежало там, где его бросили в ту ночь, когда умер Холман: нетронутое, но теперь выглядящее более осевшим. Никто не мог определить, кому он принадлежит, кто это был, и следует ли его вообще трогать.

Дэн долго смотрел на труп и курил. Затем присел на корточки рядом и произнес:

- Уилл Шекспир. Во плоти. Так кто же тогда похоронен в церкви Святой Троицы в Стратфорде рядом с Энн Хатауэй[7]?

Мумифицированное лицо слегка улыбалось ему в ответ. Теперь, когда он был уверен, кому принадлежало тело, Дэн мог различить сильное сходство с портретом работы Мартина Дрошаута в первом собрании сочинений. Он протянул руку и коснулся лысого выпуклого лба, под которым когда-то находился мозг, создавший Макбета, Гамлета и Отелло.

«Тот, кто умирает, платит все долги».

Дэн почувствовал, как земля вздрогнула и зашевелилась. Послышался медленный засасывающий звук, словно густой цемент стекал по металлическому желобу. Сперва Дэн оцепенел, но затем уловил тот самый запах гниющих церковных книг, тот самый древний запах, и тогда он поспешил от тента через участок к углу, где был припаркован ярко-желтый экскаватор.

Ему удалось запустить машину с третьей попытки. Двигатель заревел, черный дизельный дым расплылся в утреннем воздухе. Затем, управляя резкими, неуклюжими движениями, он направил экскаватор к полиэтиленовому тенту.

Охранник, засунув руки в карманы, вышел посмотреть. Дэн отсалютовал ему, и тот помахал рукой в ответ. «Бедняга, - подумал Дэн. - Посмотрим, что будет, когда он увидит, что я собираюсь сделать».

Дэн опустил ковш машины и начал медленно двигаться вперед, сгребая огромные, похожие на ковер пласты твердой серой глины, а также деревянные опоры, инструменты, старые двери и прочий хлам. Он высыпал весь ковш прямо на тент, который сразу же рухнул. Затем он подал назад и собрал в ковш еще больше грязи.

На мгновение Дэн подумал, что, возможно, этим можно и ограничиться - что он без каких-либо проблем вновь захоронил Йог Сотота. Но когда он в третий раз отъехал назад, грязь внезапно взорвалась и забрызгала лобовое стекло машины, будто черная кровь.

Дэн ожесточенно сражался с передачами экскаватора. Но затем двигатель заглох, и ему не осталось ничего иного, кроме как наблюдать, как земля вскипает перед ним, словно огромная грохочущая гора из сжиженной глины.

Доски и инструменты разлетались во все стороны. Шквал из обломков с грохотом стучал по кабине экскаватора.

А затем сама грязь раскрылась подобно ужасной пасти, закручиваясь все быстрее и глубже. Дэн почувствовал тошнотворный холодный запах скотобойни, запах, который исходил, скорее, откуда-то извне этого мира, чем изнутри его. И из грязи, сияя ярче солнца, стали подниматься друг за другом шары дрожащего света - сферы, которые распадались на части и извергали из себя блестящую черную, кишащую щупальцами протоплазму. Йог Сотот, Старейший Бог, из невообразимо давних времен; властелин первобытной слизи.

Дэн не слышал своего крика. Все, что он сейчас слышал, это шум запустившегося дизеля экскаватора и протестующий рёв его передачи. Он забрасывал кучи сырой глины в открытую пасть, отъезжал и толкал в нее больше почвы, в то время, как весь участок сверкал и содрогался от ужасной мощи Йог Сотота.

Разрушительный взрыв расколол утренний воздух. Сотрясение от него ощущалось даже в Кройдоне, на расстоянии семнадцати миль. Казалось, что раскололась сама субстанция мира, что, в общем-то так и было.

Охранник увидел, как экскаватор растворился в ослепительно-белом свете, а затем участок опустел; на нем больше не было никого. Ни света, ни дрожащих шаров. Только туман, предупреждающие флажки и скорбные звуки невидимых барж на утренней Темзе.

Прошел почти месяц, прежде чем Рита получила рукописные заметки, которые ей отправил Дэн. Она уехала из “Эттингтон-Парка” и отправилась к своим родителям в Уилтшир. Девушка не смогла понять большинство записей. Но самая последняя страничка, вырванная из репортерского блокнота, обладала ужасной логикой, которая практически перевернула ее сознание.

Теперь я уверен, что Йог Сотот заставил Шекспира построить театр “Глобус”, забрав его сына Хамнета; и что он прятался там годами, оказывая влияние на жизнь яковианского Лондона. Я также убежден, что Шекспир сам сжег “Глобус”; погибнув там, но, наконец, освободив Хамнета от Йог Сотота. Человек, который пытался написать последнюю пьесу Шекспира, «Два знатных родича», был не самим Шекспиром, а его сыном Хамнетом, воскрешенным или освобожденным, в зависимости от того, во что вам легче всего верится. Согласно запискам современников, Хамнет обладал «наружностью своего родителя», а, проведя пятнадцать лет под опекой Йог Сотота, он, вероятно, выглядел почти таким же старым, как и сам Уильям. Я убежден, что именно это – настоящая правда о том, что случилось с Шекспиром. Вспомните, что «Уилл Шекспир» не смог закончить пьесу «Два знатных родича», и что акты II, III и IV за него дописывал Джон Флетчер.

Я еще не понимаю, что на самом деле представляет из себя этот Йог Сотот, но то, что он сделал с Холманом, показывает, что он чрезвычайно опасен. Именно я инициировал проект, который привел к тому, что его откопали. И я же должен вновь его похоронить. Отправляю эти заметки на случай, если что-то пойдет не так.

Три дня спустя Рита приехала в Стратфорд-на-Эйвоне на машине своего отца и положила небольшой старомодный букет на могилу в церкви Святой Троицы, которая, как считалось, хранила в себе останки Уилла Шекспира. Надпись на букете гласила: «Хамнету; В Конце Концов; От Отца, Который Любил Тебя Больше, Чем Жизнь ".

Послесловие

Я впервые обратился к демонологии Г.Ф. Лавкрафта в 1975 году, когда написал роман «Маниту». Я создавал исключительно американский роман ужасов, основанный на конфликте культуры прошлого Америки с ее современными технологиями. Поэтому Сатана, Ваал и все остальные европейские демоны были для меня бесполезны. Я хотел сослаться на древнее зло, с которым читатели были бы уже знакомы, но которое исключительно американское.

На помощь пришли Ктулху и Йог Сотот. Они явились из первобытных времен, воскресшие в том «странном, одиноком месте под названием Данвич» к северу от Аркхема. Самое главное, что подавляющее большинство энтузиастов ужастиков уже слышали о них и были готовы дрожать от страха только при одном упоминании их имен. С тех пор я время от времени вставляю случайные упоминания Старейших Богов Лавкрафта в свои романы.

Для меня достижение Лавкрафта состоит в том, что он ухитрился создать действительно пугающую атмосферу древнего страха - страха, подкрепленного документальным путем, при помощи которого главные герои постепенно узнавали об ужасающем существовании Старейших Богов. Данный рассказ – «Уилл» - моя личная дань уважения Г.Ф. Лавкрафту, был вдохновлен недавними раскопками в Лондоне театров “Роуз” и “Глобус”.

Почти все факты в рассказе «Уилл» невыдуманные. И только Г.Ф. Лавкрафт сможет сказать вам, что из изложенного является игрой воображения... но к тому времени, конечно, будет слишком поздно.

перевод: Gore Seth

Бесплатные переводы в нашей библиотеке

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915