Да, согласен: в Манхэттене, в середине июля, в жару, можно ожидать чего угодно. Но когда на пороге одной из квартир на Саттен-пласс передо мной возникла одалиска, как бы сошедшая со страниц «Тысячи и одной ночи», – это уже было слишком.

Если это видение не было следствием того, что я стал жертвой солнечного удара, значит, меня следовало немедленно запеленать в смирительную рубашку и направить в отделение буйно помешанных госпиталя «Делибо»!

– В чем дело? – томно проговорил мираж.

Я закрыл глаза и застонал.

– Кажется, у вас солнечный удар, – добавила она, проявляя ко мне какой-то болезненный интерес. – С такой короткой прической никогда нельзя выходить без шляпы. Ни в коем случае!

Я с трудом приоткрыл глаза. Она стояла на том же месте, прислонившись голым плечом к дверному косяку и флегматично глядя на меня громадными темными глазами. Густые каштановые волосы в беспорядке падали ей на плечи. Груди феноменальной округлости едва удерживались крохотным болеро, застегнутым на одну пуговку. На ней были шелковые, почти прозрачные шаровары, стянутые на лодыжках гигантскими кольцами, звенящими при каждом движении. Настоящая Саломея. Все ясно: эта проклятая жара довела меня до галлюцинаций. Тем не менее я пробормотал:

– Меня зовут Бойд, Дэнни Бойд. Я пришел к Осману-бею. Но, кажется, не вовремя…

– Нет, нет. Вы как раз кстати, – уверила она меня.

Тогда я предположил:

– Может быть, он занят? Я мог бы прийти зимой, когда будет немного свежее…

– Да нет же, он как раз развлекается со своей милочкой-дымилочкой, – сказала она с улыбкой. – Входите, мистер Бойд.

– Ну в таком случае мне действительно лучше прийти позже… когда он со своей милочкой закончит, – сказал я, глотая слюну. – Когда она уйдет, я вернусь.

– Речь идет совсем не о том, – уточнила она строго. – Это такая штучка для курения. Ее еще называют наргиле, или кальян.

Дэнни Бойд просто не понял. Речь шла не о девке… Какой надо иметь извращенный ум, чтобы такое подумать!

И я объявил:

– Если хотите, я могу сейчас же уйти и больше никогда не приходить вообще. Таким вот образом.

– Уж лучше входите, – сказала она, неприязненно усмехнувшись. – Только ничего не воображайте, ладно? Ведь этот наряд – просто мой рабочий костюм!

Я пошел за ней следом. И по мере того как продвигался в глубь квартиры, атмосфера вокруг все больше и больше насыщалась тяжелыми ароматами.

Похоже было, что где-то за углом курят ладан.

Салон оказался столь же американским, как и красотка, которая меня встретила. Прекрасный белый ковер из бараньих шкур покрывал пол. Сверху небрежно были разбросаны плюшевые пуфики. Никаких стульев.

На одном из пуфиков сидел мужчина с кальяном в руке. Такие штучки я раньше видел только в мультфильмах. Я плохо различал детали, так как шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак. Но каждый раз, когда этот человек склонялся над своим агрегатом, дым, проходя через воду, вызывал там какое-то неприличное бульканье.

– Это Дэнни Бойд, – сказала одалиска. – На мой взгляд – это пошляк с извращенным умом, но, наверное, вам от него что-то нужно?

– Вы действительно Осман-бей? – с любопытством спросил я.

Мужчина заботливо потрогал редкую бороденку, которая, казалось, вот-вот отклеится. Отблеск интереса зажегся в его черных глазах.

– Присаживайтесь, мистер Бойд, – сказал он, указывая мне на один из пуфиков.

Я неловко уселся и замер, ожидая, пока он затянется очередной раз из своего наргиле.

Чтобы дым прошел по всем закоулкам прибора и попал в рот, нужно, оказывается, немало времени. Я воспользовался им, чтобы внимательно рассмотреть этого человека. На нем был скверный черный парик с длинными жирными волосами, голубая шелковая рубашка, скрывающая громадный живот, и желто-зеленые панталоны в обтяжку. Голые стопы у него были длинные и тонкие, как у женщины. Серебристый лак покрывал ногти. В целом он имел вид страдающего одной из тех болезней, о которых не принято говорить вслух.

– Я Осман-бей, – выпуская, наконец, клуб ароматного дыма, объявил он таким тоном, как будто произносил откровение. – Добро пожаловать в мой дом.

– Премного благодарен, – пробормотал я.

– Селина, – хлопнул он в ладоши, – кофе.

– Сегодня, значит, большой праздник? – усмехнулась одалиска.

Она направилась к двери, покачивая бедрами. Я не мог больше сдерживать любопытство.

– Эта Селина… э… она ваша жена? – спросил я, безуспешно стараясь придать своему вопросу характер обычной вежливости.

Осман-бей вздрогнул от ужаса, потом глухо откашлялся.

– Вы шутите, мой друг? Я получил ее в уплату карточного долга.

– И ей не надоело служить средством платежа?

– Селине безразлично, как зарабатывать на жизнь, – ответил он уклончиво. – В моей стране в добрые старые времена я бы два-три раза в день колотил ее палками, чтобы вылечить от лени.

– Палками?

– Да, – сказал он. – А вам не кажется, что мы стали слишком цивилизованными?

Вернулась Селина и поставила перед нами крошечные чашечки с кофе. Я машинально отхлебнул оттуда, и рот мой наполнился какой-то горькой грязью. Желудок сразу же запротестовал, и меня затошнило.

– Ах, – вздохнул Осман-бей, удовлетворенно цокая языком. – Турецкий кофе, настоящий турецкий кофе!

– Вместе с сандвичами это действительно здорово, – добавила Селина, глядя на меня с непонятной садистской радостью.

Мое горло прореагировало на это замечание каким-то конвульсивным заглатыванием, желудок запротестовал еще активнее и оказался где-то высоко в груди.

Осман-бей отставил пустую чашку и меланхолично посмотрел на меня.

– Представляете, что это такое? А теперь перейдем к серьезным вещам, друг мой, – продолжил он, тяжело вздохнув. – Жизнь моя исковеркана. Если вы мне не поможете, позор и бесчестие ждут меня.

Я услужливо предложил:

– Быть может, стоит начать с нормального кофе, вместо…

– Сейчас не время для шуток, – заметил он с глубоким вздохом. – Мой компаньон и большой друг Абдулл Мюрад послал мне свое самое дорогое сокровище. Положившись на Аллаха и на меня, он надеялся, что с ним ничего не случится, и… я его предал.

Некоторое время казалось, что он вот-вот расплачется.

– Друг мой, я рассчитываю на вашу ловкость и талант и надеюсь, что вы найдете это сокровище, прежде чем друг и компаньон обнаружит исчезновение.

– А что это за сокровище?

– Это его дочь Марта, – проговорил он, едва сдерживая слезы. – Настоящая жемчужина и единственная наследница. Без нее жизнь Абдулла Мюрада не имеет смысла. И если он узнает, что она пропала, моя собственная жизнь тоже ничего не будет стоить. В гневе он ужасен. Ведь он – прямой наследник Оттоманов, тех, которые правили мечом и огнем. Если все раскроется, я погиб! – закончил он, решительно щелкая пальцами.

– Давайте по порядку. Как вы ее потеряли?

– Она прилетела самолетом, отправилась в отель, позвонила оттуда мне и сказала, что будет здесь через час, – объяснил он. – Я ожидал ее, счастливый от мысли, что под своей убогой кровлей буду принимать единственную дочь-сокровище своего компаньона и большого друга. Она не приехала. Тогда я позвонил в отель и узнал, что уехала она полчаса назад, не оставив адреса. К ней пришли двое мужчин и забрали ее с собой. Возможно одно-единственное объяснение, – продолжал он, – Марту Мюрад похитили.

– Это произошло сегодня утром?

– Нет. Четыре дня назад. Я мучаюсь уже восемьдесят шесть часов с лишним.

– Полиция не может ее найти?

– Во всех этих переулках, среди башен и минаретов Манхэттена, – заявил он, – девушка может потеряться навечно.

– Вы хотите сказать, что не сообщили об ее исчезновении в полицию? – не мог я удержаться от упрека.

– Мой дорогой друг, мне нужен более компетентный в таких делах человек, чем полиция, – ответил он. – Мне нужны вы. Я собрал о вас сведения. Дэнни Бойд – частный детектив и величайший пройдоха. Для дочери своего старого компаньона и друга я должен сделать все, что в моих силах.

– И вам понадобилось целых четыре дня, чтобы прийти к такому заключению? – спросил я, не скрывая удивления.

– Я надеялся, что она позвонит и объяснит, что с нею случилось. – Он улыбнулся. – В конце концов я решил, что, раз она не приехала и не подает признаков жизни, мне следует ее найти так или иначе. Вот почему я и обращаюсь к самому известному детективу Нью-Йорка.

– Она приехала в США обычным способом… легально?

– Да, конечно! Приехала как турист на несколько недель, с визой, к компаньону отца.

– Что же она привезла?

Несколько секунд он был занят тем, что ласкал свою бороденку, потом, наконец, пожал плечами.

– Вы довольно проницательны. Теперь я вижу, что правильно сделал, обратившись к вам, мистер Бойд. Да, она мне действительно кое-что привезла… Подарок от моего компаньона, небольшой подарок, который должен был подчеркнуть моральные и духовные узы, связывающие нас так долго. Это довольно редкая и очень ценная вещь, мистер Бойд. Оригинальное издание «Баязета» Расина в переводе Юсуфа Камила-паши.

– Ах, так, – сказал я, скорее разочарованно.

– Эта книга уникальна.

– Может быть, – предположил я, – несколько сот граммов героина в переплете сделали ее еще более уникальной?

– Героина?

Щеки его задрожали.

– Эти гнусные наркотики? Я ни за что…

– А что же тогда? – спросил я язвительно.

Осман-бей пожал массивными плечами и недоверчиво улыбнулся мне.

– Э… может быть… несколько маленьких бриллиантиков, мистер Бойд, в бриллиантах, я думаю, нет ничего непорядочного…

– И сколько же этих маленьких камешков спрятала Марта в столь редком издании?

– Здесь можно только предполагать, – ответил он, почти извиняясь. – Я бы оценил их приблизительно… скажем… ну, в двести тысяч долларов.

– Значит, ее похитили, зная об этом, – сказал я сурово. – Они были уверены, что девушка не осмелится обратиться к фликам, потому что камни ввезла в страну тайком. Я не стал бы держать пари на то, что с ней могло случиться за эти четыре дня, но на что угодно готов поспорить по поводу бриллиантов… Здесь все ясно.

– Человек полагается на Аллаха и живет в надежде, – проговорил Осман-бей со лживой горячностью. – Я заплачу вам, мистер Бойд, за то, что вы найдете эти бриллианты и, разумеется, девушку. Вам нужно только попытаться, ведь ваш успех или неудача в руках всевышнего. И никто не сможет сделать большего.

Я пробормотал:

– Но если это будет сопровождаться банкнотами, человек сможет.

Он закрыл глаза и несколько секунд предавался размышлениям.

– Пять тысяч долларов задатка и еще десять тысяч, если вы найдете бриллианты и девушку… Ведь за такую сумму можно постараться, не правда ли, мистер Бойд?

– Правда, – мгновенно ответил я, не давая ему времени изменить решение.

– Селина, – закричал он, щелкая пальцами, – неси деньги.

Вернулась одалиска и протянула мне конверт.

Я открыл его и внимательно пересчитал хрустящие стодолларовые бумажки.

Их было ровно пятьдесят.

– В одном только отеле ничего интересного не узнать, – сказал я. – Таким образом, вы хотите, чтобы я занялся расследованием, которое полиция сделает значительно лучше и быстрее меня? Проверка в госпиталях, моргах и так далее. То есть – полная работа, да?

– Я не думаю, чтобы дочь моего компаньона и друга б: ла больна или мертва, – сказал он уверенно. – Я уже говорил, что скорее всего ее украли, похитили, чтобы доставить мне неприятности и лишить бриллиантов. Как только похитители до них доберутся, думаю, что Марта перестанет их интересовать и ее выпустят. Поэтому прежде всего, мистер Бойд, вам нужно найти ее, а там найдутся и мои драгоценности.

– Хорошо, но вы до сих пор не дали мне никакой зацепки. Кто знал о том, что в переплете книги спрятаны камни? Прежде всего ваш компаньон, Абдулл Мюрад, поскольку он их вам и послал. Затем вы сами, поскольку знали, что Марта должна их привезти. Кроме вас двоих, кто еще был информирован настолько, чтобы организовать похищение девушки и камней через два часа после прибытия их в Нью-Йорк?

Осман-бей виновато посмотрел на меня.

– Магомет сказал: лучшие из женщин те, которые умеют довольствоваться немногим. Я таких еще не встречал, мистер Бойд! У меня есть слабость к… восточным танцовщицам. Танец живота, понимаете? Я говорю об одной артистке, с которой познакомился несколько месяцев назад. У нас то, что вы называете… связь. Я кое в чем доверился ей, и теперь мне кажется, напрасно. Ее зовут Лейла Зента.

– Полагаю, вы рассказали ей о том, что произошло?

– Почему вы так думаете? – вздохнул он, картинно пожимая плечами. – Раз она предала меня, неужели я снова буду ей доверять? Нет, я ее ни о чем не спрашивал, может быть, вы этим займетесь?

– А где ее найти?

– Она работает в клубе «Оттоман».

– Хорошо. А кроме Лейлы есть еще кто-нибудь?

– Нет, – заверил он, энергично качая головой. – Это наверняка Лейла, друг мой.

– Я наведаюсь к ней сегодня вечером и скажу пару слов, а завтра отчитаюсь о проделанной работе.

Раздалось аппетитное бульканье. Мой собеседник снова принялся за свое наргиле.

– Наверное, – произнес он наконец, – лучше мне самому позвонить вам завтра днем, мистер Бойд.

– Как вам угодно.

– Селина вас проводит.

Он осторожно потрогал свою бородку.

– Желаю успеха, да поможет вам Аллах.

– Попасть на танец живота?

– Аллах именно с живота начал создавать мир, – сказал он глубокомысленно, – и танец, посвященный этому органу, – дань уважения создателю.

– Вам бы следовало стать адвокатом, – ответил я ему.

– Мне следовало не раскрывать рта с моей малышкой. Тогда бы я избежал всех этих неприятностей с дочерью моего компаньона и бриллиантами.

Я направился к двери. Прекрасная рабыня раскрыла ее передо мной и глубоко вздохнула.

Я слегка повернул голову, чтобы она в полной мере смогла насладиться блестящим совершенством моего профиля.

– Вы даже не рассказали мне о том, что вас тревожит, – сказал я сочувственно.

– Его интересуют только те, кто умеет исполнять танец живота, – грустно ответила она, – И тут ничего не поделаешь: он никак не хочет ни подниматься, ни опускаться.

– Кто не хочет?

– Мой пупок, черт возьми. А вы о чем подумали?

– И из всех ваших трудностей вы рассказываете только об этой? – удивился я.

– А его это только и волнует, – ответила она, показывая пальцем в салон. – Я обошлась ему в тысячу долларов, и он утверждает, что за такую сумму мог получить постоянную настоящую исполнительницу танца живота. А у настоящей пупок должен и подниматься, и опускаться.

Я позволил ей насладиться своим профилем справа, но эффект снова оказался не на высоте. Одно из двух: либо мысли о пупке мешали ей оценить мою красоту, либо она была совершеннейшая дурочка. Я благородно предложил ей помощь:

– Селина, милая, если хотите, я время от времени могу приходить помогать вам тренироваться.

– Убирайтесь, – ответила она ледяным тоном. – У вас достаточно и своих проблем, стоит только посмотреть, как вы вертите своей головой в разные стороны, будто метроном.

Клуб «Оттоман» – одно из наиболее жалких следствий моды на танец живота, которая обрушилась на Америку два или три года назад. Он находится в Западном Бродвее около 40-й улицы.

Внешне клуб напоминает морг. Внутри ненамного лучше: свет тусклый, выпивка сомнительная, кухня подозрительная.

В тот же вечер, в десять часов, я был в клубе и в ожидании начала представления, назначенного на одиннадцать, жадно проглотил два «бурбона».

Представление состояло из целой серии номеров танца живота. Все исполнительницы были похожи друг на друга животами вращали одинаково и оставили меня совершенно холодным.

Наконец объявили Лейлу Зента с номером «Экзотический танец».

Лейла оказалась блондинкой с длинной, почти до бровей, челкой. Волосы с обеих сторон лица спускались до самых плеч. У нее была физиономия скорее задорная, чем чувственная, и она казалась очень тонкой и хрупкой, что составляло приятный контраст с чрезмерными округлостями ее подруг. Однако тощей ее бы не назвал даже близорукий.

Танец, который Лейла исполняла в костюме, состоящем из трусиков и двух звездочек, прикленных к соскам добротных грудей, был скорее эротическим. Но по сравнению с бесконечными вращениями пупков, которые предшествовали ее выступлению, он показался мне утонченным и возвышенным.

Услышав жидкие аплодисменты по окончании номера, я понял, что среди всех этих болельщиков пупка нахожусь в меньшинстве.

Блондинка поклонилась, бросив на зрителей неприязненный взгляд, и быстро исчезла. Ее тут же сменила следующая виртуозка живота – Ишка из Стамбула.

Увидев первое движение танцовщицы, я решил, что турки, по всей видимости, выдворили ее из своей страны.

Я сделал знак гарсону. Кажется, для него Ишка была квинтэссенцией всего лучшего, что есть в Турции.

– Еще один «бурбон» со льдом? – буркнул он.

Я доверительно прошептал ему в ухо:

– Знаешь, папаша, я – игрок, могу спорить о чем угодно.

– А я ничего не имею с этим общего, – ответил он с похоронным лицом. – И ваши интересы меня не занимают.

– Готов спорить на десять долларов, – продолжал я, – что, если попрошу вас отвести меня в раздевалку Лейлы Зента так, чтобы этого никто не видел, вы не ответите, что я сошел с ума.

– Вы сошли с ума.

– Значит, я проиграл.

Я протянул ему банкноту в десять долларов, и он сразу же потерял интерес к пупку Ишки.

– Хотите еще поспорить?

– Конечно.

По его интонации я понял, что в чудеса он не верит, но, в конце концов, наплевать на это.

– Может быть, на то же самое?

– Почти.

Я oдoбряюще ему улыбнулся.

– Теперь спорю на пятьдесят долларов, что, если я попрошу вас провести меня в раздевалку Лейлы так, чтобы этого никто не видел, вы скажете, что могли бы это сделать… за шестьдесят?

– Точно!

Он вздохнул.

– Чем вы занимаетесь в жизни, старина? Вы ясновидящий? Двадцать долларов задатка.

Я протянул ему две банкноты по десять долларов.

– Остальные – если мы туда попадем.

– К вашим услугам.

Он едва не оторвал мне пальцы вместе с деньгами.

– Видите дверь на кухню? – Подбородком он показал мне через зал. – Вам нужно прогуляться в том направлении и подождать, пока я управлюсь. Согласны?

Я пошел. Все были слишком поглощены вращениями Ишки, чтобы обратить на меня внимание, и за три перехода я оказался у двери в кухню.

Прошла пара бесконечных минут, потом мимо меня прошмыгнул гарсон и сделал знак следовать за ним.

Мы пересекли кухню. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы я поздравил себя с тем, что всегда завтракал и обедал в другом месте.

Потом вышли в узкий и грязный коридор, повернули налево, затем направо и уперлись в дверь, украшенную надписью «Мисс Зента», нацарапанную мелом. Мы осторожно постучали.

– Кто там? – спросил резкий женский голос.

– Здесь один тип хотел бы вас видеть, мисс Зента, – объяснил гарсон.

– Зачем?

– Вы слышали, что сказала дама? Так зачем же?

– По поводу одного ее друга, – объяснил я, – по имени Осман-бей.

Гарсон поблагодарил меня кивком головы и громко повторил это.

Через некоторое время девушка ответила:

– Пусть немного подождет, я переодеваюсь.

– Дело сделано, старина, – прошептал мне гарсон.

Я отдал ему то, что обещал, и он поспешно исчез.

Я переминался с ноги на ногу и курил до тех пор, пока голос танцовщицы не пригласил меня войти.

Комнатка была очень маленькая. В ней с трудом помещались зонтик, стоящий в углу, вешалка и туалетный столик с зеркалом. Сидя перед этим зеркалом, Лейла снимала грим.

Когда она сказала, что переодевается, я подумал, это должно означать одевание, однако теперь на Лейле был только белый бюстгальтер и крохотные розовые трусики. Она казалась более соблазнительной, чем в свете прожекторов, Во мне затеплилась надежда. Судя по тому, как она меня пригласила, дело могло принять иной оборот… скажем, сладострастный. Я считаю, что такими должны быть все мои дела.

– Ну? – довольно неприязненно спросила она резким голосом.

– Меня зовут Дэнни Бойд, – сказал я, показывая ей свой левый профиль.

– И вы считаете, этого достаточно, чтобы прийти ко мне?

Я призвал на помощь все свое терпение, чтобы объяснить ей ситуацию.

– Я разыскиваю одну девушку по имени Марта Мюрад. Ваш друг Осман-бей думает, что вы могли бы меня просветить по этому вопросу.

– Что все это означает? Я никогда не слышала о таком человеке, – ответила она почти любезно. – А вы кто такой? Пробрались в мою раздевалку специально, чтобы рассказать эту историйку? Мне достаточно только крикнуть вышибалам, и вас вышвырнут вон. Понижаете? Если я закричу, вас изобьют и смешают с грязью. Или вы сомневаетесь?

Не дрогнув, я возразил:

– Дорогая! Об этом нужно было думать, когда я находился по ту сторону двери, в коридоре. Гарсон же сказал вам, что я пришел по поводу вашего друга Османа-бея. Если вы не знаете его, тогда и нужно было звать на помощь. Но ведь вы этого не сделали, а?

Она медленно повернулась на стуле, и мы оказались лицом к лицу.

– Я вам повторяю, – произнесла она, пожимая плечами, – что не знаю никакого Османа-бея. Но раз вы утверждаете обратное, пусть будет так. Тогда объясните, кто вам об этом рассказал?

– Он сам, конечно.

– Сам?

Ее глаза слегка расширились.

– Когда?

– В полдень, моя милая, в своей квартире на Саттен-пласс.

– Сегодня в полдень? – казалось, ее глаза сейчас вылезут из орбит. – Это невозможно.

– Почему? – Теперь наступила моя очередь подавать реплику в этом скетче для умственно недоразвитых.

– Потому что он… Ай!

Она вскочила со стула.

– Эта дурочка, наверное, везде разбросала булавки. Я только что на одну села.

Опершись на спинку стула, она согнулась и попросила:

– Взгляните, пожалуйста, она где-то воткнулась в мои трусики.

Тонкий шелк натянулся на ее ягодицах.

Я оглядел общую картину и пришел к выводу, что единственным результативным методом может быть исследование каждого квадратного сантиметра. Это, конечно, займет много времени, возможно, даже полчаса, но зато это будет добросовестная работа.

К сожалению, едва я приступил к осмотру, как почувствовал, что в мой левый бок уперся ствол пистолета.

– А ну-ка расскажи еще раз о своем визите к Осману-бею сегодня в полдень.

Все ясно, Этот тип мог появиться только из-за зонтика, который стоял в углу. Но в любом случае сейчас было явно не время предаваться подобным размышлениям.

Лейла Зента выпрямилась и повернулась ко мне, насмешливо улыбаясь.

– Вот олух! – воскликнула она. – Я прекрасно знала, что это самый надежный способ помешать ему увидеть тебя в зеркале за моей спиной.

– Лейла, а вы не представите мне своего друга? – спросил я все еще оптимистично. – И скажите ему, что его пистолет меня немного нервирует.

– Да, конечно, – ответила она, продолжая улыбаться. – Это Франсис Ломакс. Он владелец.

– Чего?

– Клуба «Оттоман»… – начала было она.

– И всего, что в нем, – прервал ее грубый голос за моей спиной, – а также и пальца, который лежит на спусковом крючке. Обернись, размазня!

Я повиновался и услышал, как стул Лейлы скрипнул сзади по паркету.

С первого же взгляда Ломакс не внушил мне доверия. Здоровяк лет сорока, блеклый блондин с угрюмыми глазами, которые были глубоко спрятаны под кустистыми бровями. Тонкий рот кривила неприязненная улыбка, относящаяся ко всему миру, не исключая и меня.

– Почему ты не садишься, когда дама предлагает, Бойд? – спросил он.

Доля секунды – и ствол пистолета ударил меня в солнечное сплетение. В тот момент, когда мои ноги сгибались в коленях, Ломакс опять дулом пистолета ударил меня между глаз. Я свалился на стул, который так заботливо поставила Лейла за мной мгновением раньше.

Комната поплыла перед моими глазами. Меня начало подташнивать.

– Спокойно, Бойд, спокойно, – проговорил голос Ломакса. Он слышался откуда-то издалека и казался почти ласковым. – Мы просто поговорим вдвоем, побеседуем начистоту.

Лейла обошла вокруг стула и встала рядом с Ломаксом, глядя на меня с очевидным неодобрением, судя по ее ледяным серым глазам.

– Мне кажется, его содержит одна из этих старых денежных дам с Парк-авеню, для которых он смешнее пуделя. Как ты думаешь, Фрэнк, он умеет стоять на задних лапках и любезно тявкать?

– Думаю, он сразу затявкает.

– Давай, Бойд, кончай шутки, милый, – нежно проговорила Лейла.

Боль в желудке немного притихла, но между глаз еще брлело. Я не в состоянии был ни оценивать их шутки, ни протестовать, поэтому ограничился тем, что осторожно повторил:

– Я разыскиваю девушку по имени Марта Мюрад. Осман-бей посоветовал мне найти Лейлу Зента… и вот я здесь!

Ствол пистолета стукнул меня по кончику носа, и на глаза навернулись слезы.

– Не пытайся провести меня, Бойд, – проговорил Ломакс, – таких, как ты, я укрощал дюжинами. Тебя послал Корли?

– Корли? – переспросил я, стискивая зубы. – Но я не знаю никакого Корли.

– Ладно, продолжай играть в «оловянных солдатиков», – проговорил он медленно, – а я выброшу тебя в залив, и по течению ты приплывешь однажды на пляж Корли. Но когда всплывешь на поверхность, Бойд, твое тело хорошо набальзамируют, уж это я обещаю.

– Послушай, Фрэнк, милашка, – сказал я, – надеюсь, ты не обижаешься, что я так тебя называю, ведь мы уже подружились. Видишь ли, если бы я только знал, о чем ты говоришь, то сразу бы тебе все рассказал.

Некоторое время, которое мне показалось вечностью, я думал, что придется еще раз получить по носу.

Но Ломакс, кажется, успокоился.

– Хорошо, – сказал он, – в конце концов это не имеет значения. Когда ты вернешься, то передашь этому куску сала, что следующий его посланец, который сунет нос в наши дела, будет отправлен обратно ногами вперед.

– А этот? – взволнованно спросила Лейла. – Ты его просто так отпустишь?

– Я пошлю его к Корли как предупреждение, – уточнил Ломакс, улыбаясь. – Не в виде трупа, а так, немного пощипанным…

– Я бы могла помочь пощипать, – предложила блондинка.

– Ну конечно. Почему бы и нет, – согласился он.

В дверь внезапно постучали. Ломакс раздосадованно нахмурился.

– Оставьте меня в покое, я занят! – закричал он.

– Это я, Ломакс, Джулиус Керн. Я хочу с тобой поговорить.

Даже через закрытую дверь был слышен металлический тембр голоса. Дверь резко открылась. На пороге появился человек, как будто сошедший с рекламы модного журнала, около сорока лет, высокий и стройный, весь его внешний вид свидетельствовал о врожденной привычке властвовать. Густые черные волосы были коротко подстрижены. В карих глазах читалось хладнокровие и мужество. Его лицо можно было бы назвать даже красивым, если бы не белесый шрам, который придавал ему выражение постоянной усмешки.

– Я занят, Джулиус, – пробормотал Ломакс. – Мы не могли бы встретиться в другое время?

– В другое время? – произнес вновь вошедший тем самым металлическим голосом, который так легко проникал через преграды. Он посмотрел на свои платиновые часы с толстым браслетом и угрожающе улыбнулся.

Было ясно, что Ломакс не любит этого человека.

– В другое время? – повторил вошедший. – Если Джулиус Керн заявляет, что нам нужно поговорить, ты должен слушать, Фрэнк. Это не так уж и сложно.

– Да, я знаю, – невнятно пробормотал Ломакс. – Это… – Он указал на меня пистолетом. – Я очень сейчас занят, ты же видишь.

Керн ногой захлопнул дверь.

– Мне не хотелось бы выглядеть человеком, с которым нельзя договориться, Фрэнк.

Тусклый взгляд медленно стал раздевать Лейлу. Щеки ее покраснели, в глазах появился испуг.

– Тогда постарайся побыстрее избавиться от этого типа, а я пока поразвлекаюсь с девчонкой, подходит?

– Нет! – закричала Лейла.

– В чем дело, малышка? – спросил Керн, адресуя ей улыбку. – Ведь ты выступаешь в кабаке, не так ли? Ты сейчас как раз в форме и…

– Хорошо, Джулиус, – глухо произнес Ломакс. – В конце концов, это дело может подождать… О чем ты хотел со мной поговорить?

– Я получил ответ из Италии, – объявил Керн спокойно. – Патрон приказал тебе выкручиваться.

– Что… Он!.. – Лицо у Ломакса исказилось. – Он не может со мной так поступить, Джулиус. Я ничего не получал… Он это знает хорошо.

– Патрон сказал, что он сделал все, о чем ты его просил, и теперь твоя очередь. Ты можешь относиться к этому как хочешь, но его слово не изменится.

– Он не смеет так со мной поступать, – повторил Ломакс. – Я не могу, ты слышишь, Джулиус!

– У тебя такая громадная пасть, Фрэнк, – бросил Керн, не прекращая улыбаться. – Если она будет постоянно открываться, кто-нибудь ее закроет… Например, пулей из охотничьего ружья!

– Ты злишься, дорогой, – дрожащим голосом пролепетала Лейла. – Это ни к чему.

– Я хотел бы сказать шефу пару слов, – произнес Ломакс.

– Ты? Ему? Скажешь пару слов? Этого никто не может, Фрэнк. Говорит патрон, а ты – ты слушаешь. Он говорит, что ему надоело ждать. Он и так был достаточно терпелив с тобой. И теперь дает тебе сорок восемь часов на завершение работы. Понятно?

– Боже мой! Он прекрасно знает, что я делаю все возможное, – закричал Ломакс. – Ты ведь тоже это знаешь, Джулиус.

– Патрон говорит, что ему нужен товар или его стоимость… наличными, – продолжал Керн, как будто не слышал ни единого слова из того, что говорил Фрэнк. – Ты можешь крутиться как хочешь, ему на это наплевать.

– Но у меня нет такой суммы.

Керн поправил галстук. Скромные продольные полосы его наверняка имели цвета какого-нибудь избранного клуба британской гвардии. Затем он слегка пожал плечами.

– Патрон сказал: «Если у него нет ни товара, ни денег, мне придется принять меры».

С этими словами Керн поднял руку, указательным пальцем изобразил пистолет, как это делают дети, прицелился им в Ломакса и произнес: «Пах-пах».

– Вы не посмеете! – завопила Лейла.

– Ты шутишь? – спросил он у девушки очень серьезно.

– Это несправедливо, – застонал Ломакс. – Ты слышишь меня, Джулиус?

Керн вдруг потерял интерес к разговору и осмотрелся. Увидев меня, он спросил:

– А это что такое?

– Да так, ничего, – неприязненно прохрипел Ломакс. – Это частный детектив, заявился сюда кое о чем узнать.

– Достаточно, – небрежно прервал его Керн. – А он не такой уж и противный. Я впервые вижу частного детектива.

– Это, наверно, потому, что до сих пор вам попадались детективы… без лицензии, а не такие парни, у которых она есть, как у меня.

Он на мгновение замер.

– Значит, насколько я понимаю, вы частный детектив-профессионал?

– Не обращай на него внимания, – вмешался Ломакс, – он все время врет.

– Заткнись, – бросил Керн, не повышая голоса, затем добавил:

– Но каждый частный детектив обязательно должен иметь клиента, не так ли?

– И клиенту моему кажется, что Ломакс украл не только дочь его компаньона, но и, кроме того, значительную сумму в бриллиантах, – ответил я.

– Ты продолжаешь нести чушь, Бойд, – заорал Ломакс, поднимая пистолет и намереваясь, видимо, еще раз ударить меня по кончику носа.

– Остановись, – проговорил Керн. – Я хотел бы послушать его немного, Фрэнк. Все это начинает меня интересовать.

Рука Ломакса с пистолетом медленно опустилась вниз. А сам он злобно посмотрел на Керна, точнее, на иллюстрацию из журнала мод, которая стояла у двери.

Я подумал, что сейчас наступил наилучший момент, которым необходимо воспользоваться, ибо ближайшее будущее, кажется, не сулило мне ничего приятного.

Я собрал все свои силы и встал со стула. Правой рукой схватился за дуло пистолета, и вывернул его в сторону, а выпрямленными пальцами левой руки ударил Ломакса в солнечное сплетение. Тот отступил назад, переломился пополам, и лицо его стало серым. Я быстро вырвал у него пистолет.

Лейла Зента не шевельнулась. Вытаращив глаза, она замерла на месте, как статуя.

Но она меня не беспокоила, ведь я уже имел возможность убедиться, что на ней не спрятано никакого оружия, во всяком случае, оружия классического типа. Меня скорее тревожил Джулиус.

– Фрэнк опустился… Его реакция ничего не стоит, – заметил он почти ласково. – Все эти бабы с их танцами живота, должно быть, очень утомительны.

Говоря это, он попытался незаметно засунуть руку под пиджак.

– Надеюсь, вы не хотите залиться кровью? – любезно осведомился я.

Его рука замедлила свое скрытое движение и мягко опустилась вниз.

– Для частного детектива вы слишком подозрительны, – заметил он небрежно.

– Меня зовут Бойд. Дэнни Бойд.

– Это легко забыть.

Фрэнк Ломакс тяжело выпрямился и одарил меня взглядом, обещающим кровавую расправу при первой же возможности.

– Почему бы тебе не сесть, Фрэнк, – сказал я, показывая револьвером на стул, который только что освободил. – Ты имеешь вид смертельно уставшего человека.

Он что-то забормотал, и я прекратил эти высказывания, ударив по кончику носа стволом его собственного пистолета.

Он находился в «туше», как говорят французы. Это одно из немногих слов на языке Мольера, которые я знаю. Познакомился с ним, заработав оплеуху от одной француженки, которая, оказывается, улеглась со мной просто потому, что у нее ноги болели от мозолей.

– Ну, – сказал Керн, слегка пожимая плечами, – меня, в общем-то не интересуют ваши дела, думаю, вы их сами можете решить. Поэтому, если не возражаете, я, наверное, лучше уйду?

– Не спешите, Джулиус, – сказал я, подчеркивая свои слова выразительным движением пистолета. – Останьтесь еще на минуту. Вы не будете скучать. Зрелище стоит того, чтобы его посмотреть. Возможно, я даже заставлю этого бравого Фрэнка проглотить несколько собственных зубов.

– Попробуйте только его тронуть, сволочь! – сказала Лейла. Если вы только пальцем коснетесь…

– Без нужды такого не будет, милая. Просто я считаю, что он спрятал Марту Мюрад, и желаю узнать, где. Все, чего я хочу от тебя, дорогуша, – чтобы ты отвел меня в это место. Тогда операция пройдет безболезненно. Гарантирую.

После этого Ломакс высказал несколько интересных, но совершенно нереальных предположений относительно того, что бы он со мной сделал, если бы…

На этот раз я прекратил его излияния, ударив по горлу. Лейла завопила так, будто с нее сдирали шкуру. Это случилось как раз вовремя, поскольку голосовые связки Фрэнка были парализованы.

Керн наблюдал за этой сценой равнодушно, будто видел такое каждый день.

– Милая, – сказал я, улыбаясь блондинке, – я очень несговорчивый человек, и если он не сделает того, о чем его просят, я могу и разозлиться.

В ее глазах я прочитал все, что бы она хотела сделать с моим прошлым, настоящим и будущим, если бы У нее была возможность перестроить их на свой лад.

– Нехорошо сердиться, – сказал я спокойно. – Почему бы тебе не посоветовать ему быть благоразумным? Ты слишком миленькая девушка, чтобы таскать за собой такого типа, который теперь к тому же вообще все потерял.

На мгновение она закрыла глаза. Потом проговорила слабым голосом:

– Фрэнк, ты же знаешь, что он не шутит… у тебя нет выбора.

Ломакс захрипел и энергично затряс головой.

– Ну так что? – сказал я, медленно поднимая пистолет.

– Подождите, – сказала Лейла. – Вы ошибаетесь, Бойд. Я могу это доказать.

– Как?

– Я покажу вам то, что он действительно здесь прячет.

– Ты думаешь, это выход? – воскликнул Джулиус своим металлическим голосом.

– Не могу же я сидеть сложа руки, пока Фрэнка будут резать на куски, – гневно возразила она. – Может, вам бы и хотелось увидеть его избитым, а мне – нет. Ну как, Бойд, вы согласны?

Ломакс забулькал что-то невразумительное, но тем не менее я понял, что он явно ее не одобряет.

– Согласен, Лейла. Но если ты…

– Мне нужен халат, – заявила она, подошла к шкафу, открыла дверцу, вытащила оттуда блестящий черный халат и надела его.

– У тебя есть ключ от шкафа? – спросил я.

– Конечно. – Она, кажется, была удивлена таким глупым вопросом.

– Тогда оставь его пока открытым. Это как раз то самое место, где Фрэнк будет выздоравливать.

Ломакс зло посмотрел на меня. Затем поднялся и залез в шкаф.

Я подождал, пока он туда втиснется, и глянул на Керна.

– Я прошу вас о двух вещах, Джулиус, – сказал я уже более вежливо. – Достаньте свою пушку и бросьте ее на пол. А потом присоединяйтесь к Фрэнку в шкафу, согласны?

– Постарайтесь не переусердствовать, Бойд, – пробормотал он.

– Не более, чем это нужно, Джулиус, – сказал я сердечно.

Какое-то мгновение он колебался, затем пожал плечами, и через несколько секунд его пистолет лежал на полу. Я не сводил с Джулиуса глаз до тех пор, пока он не присоединился к своему дружку.

Как только они оба оказались в шкафу, я приказал Лейле запереть дверцу на два оборота и ключ отдать мне.

Она сунула его в мою руку, сохраняя на лице непроницаемое выражение.

– Ну что, пошли? – спросила она.

– Да, конечно, милая. Я иду за тобой. Но ни слова по дороге. Договорились?

– Об этом можно не предупреждать.

Мы вышли из раздевалки. Я заботливо запер за собой дверь на ключ и пошел за Лейлой по тесному коридору. Остановились мы перед дверью, которая выглядела как бронированная. В самой середине ее я заметил какую-то штучку и остолбенел. Даже внимательно осмотрев ее, я не поверил своим глазам.

– Вот это да! Замок с секретом, – сказал я недоверчиво.

– Да, это подвал для вин, – объяснила мне Лейла. – Фрэнк решил, что кто-нибудь все равно сможет сделать дубликат ключа, а теперь, когда только трое знают шифр, в случае кражи всегда можно найти виновного.

– С таким пойлом, которое Фрэнк подает в своем кабаке, – сказал я, – дверь можно оставлять открытой настежь. Этих бутылок никто не коснется, даже если их будут раздавать даром.

– Иногда этот подвал служит для хранения и других вещей, – сказала Лейла.

Она принялась набирать шифр. Внутри что-то щелкнуло, и дверь открылась.

– Иду за тобой, лапочка, – сказал я со свойственной мне галантностью.

Она спустилась вниз, я последовал за ней.

Подвал представлял собой помещение размером примерно шесть на шесть метров, слабо освещенное засиженными мухами лампочками, подвешенными к потолку. У стен стояли корзины с бутылками. Некоторые бутылки были покрыты толстым слоем пыли и паутины. Можно было подумать, что они хранятся здесь с тех самых добрых старых времен, когда были приготовлены. В центре возвышалось беспорядочное нагромождение ящиков.

Лейла остановилась в конце лестницы и крикнула:

– Эй! К вам пришли!

Никто не ответил и никак не заинтересовался нами. Она повторила обращение. Никакого результата.

– Милая, если это была шуточка, ты скоро об этом пожалеешь, – процедил я сквозь зубы.

– Это не шутка, – ответила она с испугом. – Он должен быть где-то здесь, в каком-нибудь углу. В конце концов, он может спать.

Она прошла дальше, обогнула груду ящиков и замерла. Мгновение постояла там как пригвожденная, затем вскрикнула слабо, но резко. Одним прыжком я оказался рядом с ней.

– Вот. Это ваша вина, – прошептала она. – Пока вы запирали Фрэнка в шкафу, какой-то тип из банды Корли пришел сюда, чтобы…

Глаза ее полезли из орбит, и она упала у моих ног.

Это стало уже вторым телом, лежащим на полу подвала.

Если Лейла была в обычном обмороке, то ее компаньон определенно был мертв. Я опустился на колени и осмотрел его, осмотрел очень внимательно. Это был толстый коротконогий мужчина. Он лежал на спине, а как раз из того места, где дипломаты носят свои награды, торчала рукоятка ножа.

Судя по его отекшей физиономии, выражающей жуткий страх, он принял смерть, не оказав ни малейшего сопротивления. Я быстро обыскал карманы, но ничего не нашел. Кто-то, наверное убийца, уже сделал то же самое, не оставив даже носового платка.

Когда я поднялся, Лейла слабо застонала и открыла глаза. Ее взгляд выражал одновременно испуг и ненависть.

Я наклонился, чтобы помочь ей встать и замер на полдороге, услышав голос Ломакса. Он доносился от бронированного входа в подвал с верхней ступени лестницы.

– Ты думал, меня достаточно всего лишь запереть в шкафу, Бойд, – хрипло кричал он. – Я же не стану рисковать, закрывая тебя в шифоньер. А предпочту оставить на месте, в подвале.

Я немедленно ответил:

– Но у меня твой пистолет.

– Здесь же бронированная дверь, дурачок. Будь осторожен, опасайся рикошета, когда станешь стрелять.

– А я этого и не собираюсь делать, – сказал я весело. – К тому же я не спешу отсюда выйти… Твоя курочка составит мне хорошую компанию.

Лейла вскочила, вытаращив глаза.

– Фрэнк, – завопила она отчаянно, – не оставляй меня здесь!

– Не беспокойся, милая, – уверил ее Ломакс. – Со мной двое ребят, они спустятся сейчас.

– Лучше не рискуйте, если не хотите, чтобы вашей малышке стало плохо, – сказал я угрожающе.

Стало тихо. Ломакс обдумывал положение. Я подождал еще секунд тридцать и снова заговорил:

– Даю две минуты, чтобы вы освободили мне дорогу. Потом я поднимусь. Лейла проводит меня до дверей клуба. Если по дороге мне попадется хотя бы один из вас, твоей девке будет плохо.

– Фрэнк, – истерично закричала девушка, – сделай, как он говорит. Это убийца.

Снова наступила тишина. Ломакс переваривал новость. Наконец он прокричал:

– Согласен. Но ты мне за это заплатишь, Бойд. Я с тебя сдеру шкуру, даже если мне придется посвятить этому остаток моих дней.

Я посмотрел на часы.

– Даю тебе две минуты, и не забудь увести своих горилл, Фрэнк.

Он ответил таким ругательством, что я даже покраснел. После этого наверху стало тихо. Лейла, не шевелясь, глядела на меня. Она дрожала как осиновый лист, и невероятный испуг был в ее глазах.

Сейчас не время было объяснять, что я не имею ничего общего с убийцей этого типа, лежащего на полу. Если она принимает меня за убийцу или, по крайней мере, за его сообщника, значит, будет вести себя послушнее. В этом я был уверен, но сколько это будет тянуться? Мне обязательно нужно было знать.

– Как ты думаешь, – спросил я, – что сейчас делает Фрэнк?

– То, что вы ему сказали, – сразу же ответила она. – Или вы сомневаетесь?

– Значит, ты считаешь его порядочным человеком?

– Разумеется, Фрэнк порядочный. По правде говоря…

– Конечно, конечно, – сказал я, – именно так я и думал.

– Что вы хотите этим сказать?

– Не надо беспокоиться. Раздевайся.

– Что?

– Тебе не ясно? Или ты предпочитаешь кончить, как он? – Я показал револьвером на труп мужчины.

Некоторое время она, видимо, собиралась спорить, но, еще раз взглянув на труп, угомонилась.

Отвернувшись, она сняла халат, лифчик и ловко стянула розовые трусики. Все было сделано очень быстро и профессионально, как в соревновании на время.

Потом Лейла повернулась ко мне. И я отметил, что она превосходно сложена. Мне бы хотелось иметь чуть больше времени и обстоятельства менее волнительные, чтобы оценить ее настоящую прелесть.

– Хорошо, – сказал я. – Пошли.

Мы поднялись по лестнице. Лейла шла впереди. Я подталкивал ее дулом пистолета.

В коридоре никого не было. Мы беспрепятственно дошли до раздевалки Лейлы. Я помнил, что теперь попасть на кухню можно, повернув направо, а потом налево. Но моя экзотическая танцовщица имела, наверное, плохую память, так как вначале повернула налево.

– Стой! – сказал я ей. – На кухню не сюда.

Она послушно остановилась.

– Я думала, вы хотите пройти через черный ход.

– Даже если свое мнение об умственных способностях Фрэнка ты изменила, я этого делать не буду.

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– А вот о чем. У меня нет никакого желания встречаться с его парнями, которые наверняка поджидают меня там. Поэтому пойдем через кухню.

Лейла задрожала. Ее голос поднялся на целую октаву.

– Через кухню! Совсем голой?!

– Тебе не из чего выбирать, – сказал я.

Перед дверью кухни она секунду сопротивлялась, но давление пистолета быстро преодолело ее преувеличенную стыдливость.

– Мне нужно только выйти из вашего кабака. А для этого всех надо как-то отвлечь, – объяснил я, лавируя между плитами и не обращая внимания на разинутые рты шеф-повара и нескольких служащих. – И ты мне в этом поможешь.

Перед дверью, ведущей в клуб, Лейла опять замерла и, повернувшись ко мне, взмолилась:

– К тем, которые в зале… – простонала она. – Вы не можете требовать, чтобы я в таком виде вошла туда.

– Они будут очень довольны, – ответил я. – Уверяю тебя. Достаточно, чтобы ты поднялась на сцену и начала танцевать.

– Но второе отделение уже началось, – прошептала она. – Сейчас выступает другая танцовщица. Я же попаду в середину ее номера.

– Значит, ты боишься конкуренции? – спросил я, не скрывая неприязни. – Слушай меня. Если ты в точности не сделаешь того, что говорят, я всажу в тебя пулю. Понятно?

– Я хочу умереть, – простонала она.

Я распахнул дверь, мы вошли в полутемный зал, и сразу же стало понятно, что мне очень повезло, так как в свете прожекторов снова была Ишка. Зрители были слишком поглощены невероятными движениями ее пупка, чтобы обращать на меня внимание.

Я прошептал в перламутровое ушко Лейлы:

– Давай – и рысью.

И, подчеркивая это приказание, шлепнул ее по ягодицам.

Ровно через пять секунд Ишка внезапно остановилась. Она изумленно уставилась на обнаженную блондинку, возникшую в свете прожекторов. А моя маленькая Лейла уже начала свой экзотический танец живота.

Изумленная тишина продолжалась только мгновение. Затем последовал такой взрыв аплодисментов, от которого, казалось, обрушится потолок.

Зрители, опрокидывая стулья и столы, бросились к сцене, чтобы получше рассмотреть удивительное зрелище. У входной двери появились двое вышибал, но через несколько секунд они были поглощены потоком зрителей, и я потерял их из виду.

Я совершенно свободно вышел из клуба.

На тротуаре портье, увидев меня, свистнул в свисток. В мгновение ока рядом остановилось такси. Швейцар открыл дверцу.

Даже отсюда были слышны раздирающие вопли и шум, потрясающий стены.

– Кажется, одна из этих девушек сегодня здорово работает, – начал портье с заинтересованным видом.

– Это Лейла Зента с Ломаксом исполняют дьявольский танец, – сказал я, усаживаясь на заднее сиденье машины. – И оба совершенно голые.

– Вы шутите? – пробормотал он.

– Может, вы передадите ему эту штучку, – сказал я, впихивая в дрожащие руки портье пистолет. – Мне кажется, когда все будет позади, Ломакс захочет покончить жизнь самоубийством.

Затем я хлопнул дверью, и такси отъехало от тротуара. Откинувшись на спинку сиденья, я принялся размышлять о том, сколько же раз Лейле придется исполнять свой номер, пока она не будет уверена, что я благополучно покинул этот храм танца живота.

И без всяких приключений я добрался домой.

На следующее утро, около одиннадцати, в мой кабинет вошла Фран Жордан. По ее самоуверенному виду было понятно, что она знает нечто такое, о чем я еще не подозреваю. Фран – моя секретарша. У нее рыжие волосы и голубые глаза. Что касается фигуры, она настолько совершенна, что ее владелицу следовало бы выставлять голой на вершине самой высокой горы. Тогда остальная часть прекрасного пола смогла бы постичь тот идеал, к которому все женщины должны стремиться.

В конторе она, естественно, всегда ходила одетой из-за некоторых формальностей, которых я, признаться, никогда не мог понять.

Сегодня утром она казалась особенно свежей и опрятной.

– Вы помните о своем невероятном задании, которое дали мне около часа назад? – воскликнула она триумфально. – Так вот, я его выполнила.

– Серьезно? Выполнили?

Я посмотрел на нее с энтузиазмом.

– Я думал, что это невозможно даже для профессиональной женщины-змеи.

Некоторое время она угрюмо и разочарованно, даже с упреком, смотрела на меня.

– Мой дядя Джо стеснялся того, что работал на мусорных свалках. Однажды вечером я сказала ему, что он не понимает своего счастья. И спросила: а что если бы тебе пришлось трудиться на помойке, которая смогла бы разговаривать с тобой? И он сразу же заткнулся.

– Мисс Жордан. Я вас попрошу воздержаться во время работы от посторонних разговоров. В любой момент сюда может войти клиент, – сказал я сухо.

– Посторонние разговоры? – выдохнула она. – Это вы…

– Я могу разговаривать, но только в крайнем случае и на эротические темы, – сказал я с достоинством. – Это совсем не одно и то же…

Она судорожно сглотнула несколько раз, и я видел, как по ее физиономии прошла целая гамма выражений: от гнева до беспомощности.

– Ох, – выдохнула она наконец.

– Все это из-за моего профиля, – сказал я ей. – Перед ним невозможно устоять.

Фран опустилась в кресло и перевела дыхание.

– Всегда немного кружится голова, когда сталкиваешься с людьми, имеющими безмерное самомнение, – заявила она очень серьезно.

Если я начинаю проигрывать и понимаю это, то сразу же меняю тему разговора.

– Ну, так что же вам удалось провернуть сегодня утром?

– Дело касается Корли, который живет на Ольстер-стрит. Их в действительности трое. Вдова, пенсионер, который проработал сорок лет в городском муниципалитете и, наконец, продавец предметов искусства, антиквариата и другого подобного барахла.

– Например, редких книг, – добавил я с надеждой.

– Думаю, что да, – согласилась она.

– Кажется, это именно тот человек, который меня интересует. И где его можно найти?

– У него галерея на 2-й авеню в районе 40-й улицы, – объяснила Фран. – Его полное имя Мэтью Корли.

– Браво. Прекрасная работа, милая, – сказал я сердечно. – Вам не кажется, что сегодня я должен угостить вас обедом?

– Только попробуйте таким образом оплачивать мою работу, и я тут же уволюсь с конца недели, – ответила она.

– Но я могу хотя бы попытаться это сделать… Ну, ладно. Думаю, что мне нужно пойти взглянуть на Мэтью Корли и его галерею.

– Не спешите возвращаться, – ответила она, насмешливо улыбаясь. – В бюро намного приятнее, когда вас здесь нет, и вообще… Я хочу сказать, что девушка может спокойно поправить бретельки, не опасаясь внезапной атаки на свою добродетель и на все остальное.

– Однако я никогда не заставал вас поправляющей бретельки в бюро, – мечтательно заметил я. – Может быть, мне следует носить на работе туфли с войлочной подметкой?

– Это очень на вас похоже, – ответила Фран, вскакивая. – Есть еще какие-нибудь поручения?

– Нет. Да, если будет звонить мой новый клиент, передайте, что я ему сам позвоню.

– Как его зовут?

– Осман-бей.

В ее глазах появился насмешливый блеск.

– Ах, вот оно что, – заметила она. – А чем он занимается, этот Осман-бей? Я бы не удивилась, если с таким именем он бы оказался импресарио труппы исполнительниц танца живота.

– А кто вам наговорил про танец живота?

– Ладно, ладно, – сказала она. – Если у вас есть личные тайны, то секретарше на это наплевать.

С этими словами она выскочила из кабинета.

Через некоторое время я захотел было рассказать Фран всю эту историю, особенно эпизоды с Османом-беем, его прекрасной одалиской, наргиле и приключившимся базаром, с моим посещением клуба «Оттоман» и обнаруженным трупом, с тем, как я использовал танцовщицу, чтобы поднять шум, а самому уйти незамеченным и невредимым, но в конце концов решил не рассказывать ничего. Кто поверит в такие чудеса? Сегодня утром я уже сам едва в них верил.

Я вышел из кабинета. Фран демонстративно отвернулась от меня, когда я пересекал ее комнату.

Вместо «адью» я услышал выразительный, холодный смешок. Полагаю, что в старые времена было по-другому. Когда парень верхом отправлялся на войну, его любимая женщина говорила ему «до свидания», покрывала страстными поцелуями и обещала вечную любовь.

Очевидно, была и обратная сторона медали. Как только герой отбывал, все мысли его дамы обращались на первого встречного. Я не перестаю удивляться, почему модельеры, неизменно возвращающиеся к стилям столь отдаленных эпох, до сих пор не додумались ввести в моду пояса невинности! Для меня это непостижимая тайна…

Было уже далеко за полдень, когда с раскаленного тротуара 2-й авеню я ступил в свежий полумрак галереи.

Внутреннее убранство магазина было не более привлекательным, чем витрина, где кучей лежали грязные безделушки с Ближнего и Среднего Востока. В помещении было так темно, что я вынужден был передвигаться на ощупь.

В темноте женский голос задал традиционный вопрос:

– Что желает мистер?

Мои глаза постепенно привыкли к полумраку, и я снова начал различать предметы.

Передо мной стояла девушка со светлыми волосами, собранными на макушке в конический шиньон, что выгодно подчеркивало ее красоту. На ней был белый хлопковый свитер, обтягивающий бюст, и тесная юбка.

– Я то, что принято называть женщиной, – объяснила она немного насмешливо в ответ на мой обалделый взгляд. – Похоже, вы с ними еще никогда не встречались.

– Увидев все это барахло на витрине, я решил, что хозяин лавочки нагло лжет, называя ее галереей, – сказал я. – Но встретив здесь вас, отказываюсь от своих прежних убеждений.

– Я уверена, что мистер Корли будет очень обрадован, – добавила она.

Я позволил ей полюбоваться своим профилем с обеих сторон, поскольку считал, что она этого заслуживает.

– Меня зовут Бойд. Дэнни Бойд, – сказал я, улыбаясь. – Продиктовать по буквам, пока вы запишете?

– Не стоит, мистер Бойд. Нетрудно и запомнить.

– А как ваше имя?

– Китти Торренс. А теперь – чем могу быть полезна, мистер Бойд?

– Этим вопросом вы разбудили во мне целый мир, – ответил я.

Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, потом веки ее слегка поднялись.

– Наверное, вы еще в том мире. Знаете, у меня бывают тяжелые клиенты, мистер Бойд, но таких, как вы, никогда не было. А я полагаю, вы все-таки клиент?

– Не совсем. Я хотел бы видеть мистера Корли. Но теперь мне это кажется не таким уж важным. А не могли бы вы найти немного времени, мисс Торренс, чтобы провести его со мной? Как с клиентом.

– Подумать только! На прошлой неделе моя дорогая мама спрашивала, что за люди бывают в этой лавочке на 2-й авеню, – вздохнула блондинка. – Ваше предложение соблазнительно, мистер Бойд, но боюсь, что я могу пожалеть, если приму его. Тем не менее мне бы очень хотелось продать что-нибудь перед закрытием.

Я поспешил сразу же предложить:

– Мы можем начать с завтрака, это, по-моему, не очень опасно… Но с вашей внешностью вы должны быть начеку даже в автобусе в часы пик!

– Договорились, мистер Бойд. Вы выиграли.

– Замечательно. Пошли.

– Но сейчас не время для завтрака, – проговорила она. – У меня перерыв начинается с часу. Вы хотели повидать мистера Корли, не так ли?

– Обожаю умных девушек, – сказал я восхищенно. – Особенно, если они блондинки и, кроме того, обворожительны.

– Кабинет мистера Корли в глубине галереи. Мой патрон сейчас на месте… По крайней мере, мне кажется, что он там. Удивительно, но я уже ни в чем не уверена.

– Это, наверное, из-за высокой влажности, – объяснил я ей. – Но завтрак в помещении с кондиционером может делать чудеса…

– Умоляю вас, ступайте к мистеру Корли немедленно. Я слишком разволновалась, мистер Бойд.

Я с сожалением покинул ее и углубился в галерею. Добрался до двери из полированного стекла и постучал.

– Войдите, пожалуйста, – ответил любезный голос.

Комната оказалась как раз такой, чтобы вместить две металлических картотеки и старый письменный стол, за которым сидел человек.

Я спросил его:

– Это вы Корли?

– Да, я Мэтью Корли, – ответил он, поднимаясь как бы в доказательство.

Корли оказался маленьким худым человечком, ростом не выше ста пятидесяти пяти сантиметров. Лысина еще больше увеличивала его огромный лоб. Это был почти гротесковый урод, и весь его облик, включая лицо, был весьма странным. Голубые глаза ни на секунду не останавливались, все время двигаясь в своих орбитах, как будто искали там укромный уголок.

Я внимательно осмотрел его, пытаясь сопоставить реальность с тем, что Ломакс накануне называл этого человека куском сала. Очевидно, это была шутка. Я бы никогда не поверил, что за внешностью злодея у Фрэнка Ломакса может скрываться чувство юмора.

– Чем могу быть полезен, мистер? – мягко спросил Корли.

Чем он может быть мне полезен? Конечно, тем, что даст ряд сведений по некоторым пунктам, которых я не понимаю. Но я предпочел действовать постепенно.

– Меня послал патрон.

Он заморгал.

– Да… А какой патрон, мистер?

Первая попытка не удалась. Тогда я сурово произнес:

– Меня зовут Бойд. Дэнни Бойд. Вы, наверное, слышали обо мне после того, что произошло вчера ночью в клубе «Оттоман».

– Нет, к сожалению, мистер Бойд, – заверил он. – Вы говорите клуб «Оттоман»? Какое интересное название. Я бы просто сказал «кушетка».

– Не важно, – ответил я. – Вы, может быть, и о Джулиусе Керне никогда не слышали?

В его глазах появился интерес.

– Он тоже антиквар?

– Хорошо, – сказал я с угрозой. – Зачем вы играете со мной, мистер Корли? Еще скажите, что никогда не слышали о Фрэнке Ломаксе? Марте Мюрад? И даже понятия не имеете об Османе-бее?

Корли упал в кресло и принялся копаться в бумагах, разложенных перед ним на столе.

– Так, и какова же цель вашего визита, мистер Бойд? – спросил он наконец.

Я ему все объяснил.

– Пять дней назад была похищена девушка по имени Марта Мюрад. Некий Осман-бей нанял меня, чтобы ее найти. В розысках я прошлой ночью попал в клуб «Оттоман». Но владелец клуба Фрэнк Ломакс не поверил, что я пришел от Османа-бея, он был убежден, будто меня послали вы. И я хочу знать, почему, дружок. Я твердо решил оставаться здесь до тех пор, пока вы не ответите на этот вопрос.

Он снова принялся листать бумаги на письменном столе, потом поднял голову и посмотрел на меня.

– Это трудно объяснить, мистер Бойд, – пробормотал он, – Позвольте мне сказать вам вот что… Я понимаю вашу проблему, но вы с самого начала совершили очень серьезную ошибку.

– Что означает эта болтовня?

– Прошу вас, мистер Бойд, – он поднял руку, как бы защищаясь, – не будете ли вы так любезны выйти на минутку из кабинета. Я хочу… я хочу позвонить… И потом, возможно, я смогу быть вам полезен.

– Хорошо, – сказал я неохотно, – только пошевеливайтесь.

– Это не займет много времени, обещаю вам.

Я вышел из комнаты, и стеклянная дверь так быстро захлопнулась за мной, что едва не прищемила мне пятку. Вдалеке я заметил Торренс, стоящую спиной. Зрелище было весьма интересным, и я наслаждался им в течение пяти минут. Затем стеклянная дверь снова приоткрылась, и оттуда появилась голова Корли.

– Войдите, пожалуйста, мистер Бойд.

Когда я вошел в комнату, Корли уже сидел в кресле. Некоторое время он с любопытством смотрел на меня, потом облокотился о письменный стол и сцепил пальцы рук.

– Позвольте объяснить вам… мою… э… позицию, мистер Бойд.

В его голосе чувствовались нотки страха.

– Я покупаю и продаю предметы, украшающие жизнь. Здесь, в моей галерее, занимаются только такими делами. Однако… э… касательно вашего вопроса, мистер Бойд, уверен, что он будет разрешен в ходе беседы у меня дома, на Лонг-Айленде. Вас это устроит?

– Очень может быть. Когда?

– Сегодня вечером, скажем, в шесть часов.

– И как можно туда добраться?

Он подробно объяснил, как найти его дом.

– Надеюсь, – сказал я ледяным тоном, – вы не попытаетесь провести меня, мистер Корли?

– Мистер Бойд, уверяю вас, такое не входит в мои планы.

– Это в ваших же интересах, мистер Корли. Иначе вы можете крупно пожалеть.

– Тогда до вечера, мистер Бойд, до свидания.

– До вечера, Корли, – сказал я вежливо и, опершись о стол, наклонился к нему с угрожающим видом. – Я искренне надеюсь, что вы не проведете меня, дружок, потому что… откровенно говоря, вы так мало весите. Похоже, если вас взять обеими руками и растянуть, то в каждой останется по половинке Корли.

Когда я выходил из кабинета, – он энергично вертелся в кресле, как видно, пытаясь устроиться поудобнее.

Я вернулся в бюро после трех часов. С Китти мы договорились встретиться завтра вечером. Я должен буду заехать за ней в восемь. Эта перспектива скрашивала мне жизнь.

Уже через минуту в кабинет вошла Фран с неприязненным выражением на лице.

– От импресарио танцовщиц живота никаких новостей, – сухо объявила она.

– Да, действительно, – сказал я быстро.

Дэнни Бойд, – продолжала она, ехидно усмехаясь, – признайтесь сейчас же, что Осман-бей ваша выдумка и шутка.

– Уверяю вас, милая, он существует. Видите ли, украли дочь его компаньона Абдулла Мюрада, и Осман-бей боится сообщить ему об этом.

– Абдулла – что?

– Мюрада.

– О-ля-ля! – воскликнула Фран. – И как зовут его дочь… может быть, Фатима?

После этих слов она вышла из кабинета, насмешливо покачивая бедрами.

Я закурил сигарету и задумался. Похоже, все были уверены, что каждый раз, открывая рот, я собираюсь водить кого-то за нос. Истина обязывала меня признать с некоторой горечью, что, скорее, эти самые кто-то водят меня за нос, причем делают это совершенно серьезно, а не в порядке развлечения. Если бы не перспектива завтрашней ночи и наслаждений, которые обещает Китти Торренс, весь мир казался бы мне настоящим свинством.

Прошло пять минут. В кабинет снова вошла Фран. Она, кажется, перенесла серьезное потрясение.

– Дэнни, – воскликнула она взволнованно. – В приемной сидит человек, который хочет видеть вас немедленно.

Я пробормотал:

– А как его зовут?

Она улыбнулась жалкой улыбкой.

– Это мужчина.

– Очевидно, это мистер Икс, шеф Международного шпионского центра, – сказал я иронически.

Она отвела глаза в сторону и начала переминаться с ноги на ногу.

– Он утверждает, что его зовут Абдулл Мюрад, – наконец ответила она приглушенно. – Я… я признаю, что была неправа… Значит, вы не дурачили меня?

– А вы уверены, – спросил – я сурово, – что этот человек – не плод моего воображения? Может быть, следует только щелкнуть пальцами, и он исчезнет?

– Я уже извинилась, – промямлила она. – Вы хотите его видеть?

– Ну конечно. Впустите его немедленно.

Человек, который решительной поступью вошел в мой кабинет, был среднего роста и военной выправки. На вид – лет пятидесяти, с коротко подстриженными волосами и худым насмешливым лицом. Он явно относился к тому типу людей, которые бывают либо преданными друзьями, либо непримиримыми врагами.

По тому, как он посмотрел на меня, я понял, что не имею никаких шансов видеть его среди своих друзей.

– Мистер Бойд? – спросил он резко и без всякого акцента. – Я – Абдулл Мюрад.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Мюрад, – сказал я вежливо.

– У меня нет времени на бессмысленные церемонии, – пролаял он. – Мне нужны сведения, и немедленно.

– Сведения? По какому вопросу?

– Пять дней назад похитили мою дочь, – заявил он. – Только что я узнал об этом от собаки, которая некогда была моим компаньоном. Вы его знаете, это Осман-бей. Он сказал, что не осмелился обратиться к полиции, опасаясь подвергнуть опасности жизнь моей дочери, и нанял вас, частного детектива.

– Ну и что?

– Я хочу знать, как проходит следствие, Бойд. Мне нужен полный отчет о том, что вы успели сделать, куда ходили, с кем разговаривали, какие у вас возникли гипотезы, я должен быть в курсе всего.

– Мистер Мюрад, – сказал я, тщательно подбирая слова. – Поверьте, я понимаю ваши отцовские чувства, но, к сожалению, не могу ответить на эти вопросы.

– Что? – Глаза его засверкали. – Почему не можете?

– Я не могу вам дать отчет о ходе расследования и вообще о том, что относится к этому делу, по одной простой причине: мой клиент – Осман-бей, а не вы.

– Но дело касается моей дочери, – покраснел он. – Это мне дает значительно больше прав, чем Осману-бею.

– Но не для меня, – сказал я. – Мне очень жаль, мистер Мюрад, но это так.

Он подошел к моему столу. Переполнявшие его разочарование и гнев стали почти осязаемыми.

– Вы расскажете мне все, Бойд, иначе я буду колотить вас до тех пор, пока не заговорите.

Я осторожно выдвинул ящик стола и достал свой «Магнум-357».

– Успокойтесь, мистер Мюрад. Как только мой клиент разрешит вам все рассказать, я это сделаю, но не раньше.

Он смотрел на оружие в моей руке, и казалось, что его не остановить, но в конце концов здравый смысл взял верх.

– Ладно, Бойд, – прохрипел он. – Сейчас я не могу ничего предпринять. Но придет время – я сделаю все, чтобы оно пришло, – и ситуация изменится. Только тогда вы горько пожалеете о своем отказе.

– А как вы оказались в Нью-Йорке и как обнаружили исчезновение дочери?

– Я позвонил ей из Парижа вчера утром. Думал сделать приятный сюрприз… В отеле мне сообщили, что она ушла через два часа после прибытия, не оставив адреса. Я был поражен этой новостью. Потом подумал, что, может быть, этому найдется какое-то разумное объяснение, и позвонил своему компаньону.

Несколько секунд его правую щеку дергал нервный тик.

– Осман-бей вел себя очень изворотливо и уклончиво. Вначале сказал, будто моя дочь просто переехала в другой отель потому, что первый ей не понравился. Когда же я спросил, в какой, он забормотал нечто бессвязное и объявил, что охотно отдаст за мою дочь собственную жизнь. А потом поклялся на Коране сделать все возможное, чтобы вернуть ее в целости и невредимости. Я вскочил в первый же самолет до Нью-Йорка и сегодня утром прилетел сюда. А после четырехчасовой беседы с моим компаньоном сразу же пришел к вам. Даже лучший друг Османа-бея не назовет его храбрым, но сейчас кто-то пугает его больше, чем я. Он клянется, что понятия не имеет, почему похитили мою дочь. По его словам, контакта с похитителями у него нет и требования о выкупе он не получал, но тем не менее убежден, что, заявив в полицию, мы подвергнем жизнь моей дочери опасности. Вы что-нибудь понимаете, Бойд?

– Да, конечно. Похищение людей расценивается в США как одно из самых серьезных преступлений. Поэтому, если похитители считают, что смогут избежать полиции, убив свою жертву, они не станут церемониться: ведь за похищение им грозит электрический стул.

Мюрад несколько секунд молча смотрел на меня.

– Я еще раз прошу вас, Бойд, расскажите мне о ходе следствия.

– Я еще раз повторяю вам, – сказал я, не повышая голоса, – как только Осман-бей разрешит, я это сделаю.

– Хорошо, – бросил он сухо. – Я не могу разговаривать с человеком, который держит в руке оружие.

Он резко повернулся и направился к двери. Потом остановился и, оглянувшись, сказал:

– Вы пожалеете об этом. Я враг непримиримый.

Дверь за ним захлопнулась, и я не успел даже обдумать этот неожиданный визит, как в бюро ворвалась Фран.

– Надеюсь, – произнес я, – вы не пришли сказать мне о том, что Мюрад ожидает меня в коридоре на второй раунд?

– О нет! – воскликнула она, горестно качая головой. – Вас просит к телефону женщина. Она утверждает, что звонит от имени Османа-бея.

Я снял трубку.

– Бойд.

– Это Селина, – проговорил женский голос.

Передо мной немедленно возник образ прекрасной одалиски в красном шелковом болеро и шароварах.

– Ну, как проблемы, Селина? – спросил я. – Удалось заставить его двигаться?

– Не ваше дело, пошляк, – ответила она холодно. – У меня есть сообщение от Османа-бея. Он просил передать, что вынужден неожиданно уехать и не знает, когда вернется. Также он просил предупредить, что Абдулл Мюрад в городе и что ни в коем случае нельзя ничего ему рассказывать. Понятно?

– Понятно, – сказал я. – Он уже приходил и ушел. Я ему ничего не сказал.

– Ах, так. Ну в любом случае это все. Да, еще одно. Осман-бей сказал, чтобы вы позвонили ему в девять часов и отчитались о своей работе.

Я ответил ей вполне откровенно:

– Передайте, что я не знаю, где буду сегодня в девять вечера, поэтому сам выберу время, когда ему позвонить.

– Он, разозлится.

– Вы меня огорчаете, милая, – сказал я с упреком.

Раздался резкий щелчок. Она бросила трубку.

Я отошел от телефона и наткнулся на любопытный взгляд Фран.

– А что она хочет заставить двигаться, Дэнни?

– Свой пупок. А вы думали, что? А? Все искусство танца живота состоит именно в движении пупка. У нее плохое настроение, так как Осман-бей считает, что раз уж она обошлась ему в 1000 долларов, то за такие деньги он имеет право на движение высшего класса.

Фран посмотрела на меня с упреком.

– Ладно, я не верила ни в Османа-бея, ни в Абдулла Мюрада, и вы видите, До чего это меня довело. Теперь я готова всему верить. Я даже не спрошу, куда была заплачена 1000 долларов. Вы наверняка ответите, что в наше время на танцовщиц живота громадный спрос, правильно?

– Конечно. Почти правильно. И…

– Их покупают на невольничьем рынке, да?

– Ну да, – сказал я небрежно. – Кроме того, сообщаю вам, что в настоящее время там значительный выбор евнухов. Можно купить по дешевке. Если вы ищете первоклассного слугу, который бы содержал вашу квартиру в безупречном состоянии…

Она жалобно пискнула и выскочила из кабинета.

И тут я вспомнил о свидании с Корли, назначенном на шесть часов.

Я нашел кобуру и вложил в нее пистолет. Возможно, направляясь к Корли, я еду прямо в клетку ко львам, поэтому с пистолетом под мышкой мне будет значительно спокойнее.

– Вы уже знаете Майкла, – сказала миссис Корли. – Теперь позвольте представить вам Тино.

Жестом она показала на человека, который стоял сзади.

– Тино, это мистер Бойд.

Реденькие волосы Тино были аккуратно зачесаны наверх. Остроносые лакированные туфли прекрасно гармонировали с дорогим итальянским костюмом. Если бы вы посмотрели ему прямо в глаза, то не нашли бы в них ничего, кроме собственного отражения. У него был мертвый взгляд, характерный для профессиональных-убийц.

Тино пожал узкими плечами и, обратился к миссис Беатрис:

– Вы хотели поговорить?

– Ну конечно, – ответила она весело, – Нужно что-нибудь организовать. Майкл, приготовь-ка нам выпить, а Тино пока освободит мистера Бойда от пистолета, который у него под мышкой.

Юноша начал готовить стаканы, а Тино приставил мне дуло пистолета ко лбу, вытащил «магнум» из кобуры и небрежно отшвырнул его на стойку бара.

– Вот и прекрасно, – удовлетворенно сказала Беатрис Корли. – Теперь мы можем поговорить откровенно, правда? Может быть, оставим все эти церемонии, мистер Бойд? Называйте меня просто Беатрис.

Она заморгала.

– А как мне вас называть?

Я пробормотал:

– Дэнни.

– О, Дэниел, который представляется своим судьям. – Она закудахтала, – Но серьезно, Дэнни. Вы же скверный мальчишка. Зачем было так пугать бедного Мэтью? Вы заслуживаете трепки.

Майкл подал ей стакан, другой передал мне с насмешливой улыбкой.

– А теперь я попробую угадать, Дэнни. – Она прижала к подбородку указательный палец. – Вы заявились к Мэтью и начали ему угрожать, не зная, что он немедленно станет звонить. Надеялись, что я поверю, будто вы приняли его за патрона?

– Это только ваши домыслы, Беатрис, – сказал я осторожно.

– И все было задумано, чтобы доказать мне, будто в деле появились новые люди? Вы полагаете, меня это настолько встревожит, что я приму первое же предложение, которое он сделает.

– А кто «он»?

– О, Дэнни! Пожалуйста. – Она рассмеялась. – Впрочем, вы можете считать, будто я не знаю, что вдохновитель всего этого Фрэнк Ломакс.

– Ломакс? – пробормотал я.

– Он хотел бы заставить меня принять свои условия, – спокойно заявила она. – Но ему это не удалось, так и передайте, пожалуйста.

– Ломаксу?

– Да, скажите ему, что ситуация очень проста, Дэнни – ее голос сделался жестким. – У него одна половина, у меня – другая. Ни он, ни я не смогут ничего получить, пока обе половины не будут объединены. Это ясно?

– Как родниковая вода. Так какие условия вы ставите, Беатрис?

– Пятьдесят на пятьдесят, – четко сказала она. – Это разумно.

Видимо, если бы я знал, в чем состоит дело, то сумел бы что-нибудь ответить. Но пока я просто старался выиграть время.

Я мелкими глотками пил из своего стакана, и все трое внимательно смотрели на меня. Потом я осторожно отставил его в сторону.

– Вам это кажется разумным, – сказал я, осторожно подбирая слова, – а Фрэнк так не считает.

Тино налил себе еще. Внимательно глядя на свой бокал, он задумчиво произнес:

– Ох уж этот Фрэнк Ломакс, иногда он выкручивается, иногда нет. Но упрям всегда.

Я резко ответил:

– Пойдите и скажите ему об – этом.

– Не нужно ссориться, детки, – проворковала Беатрис. – Думаю, когда Дэнни расскажет о нашем предложении, он заинтересуется.

– Вряд ли, – заметил Тино, – ему уже наверняка все сообщили, и сейчас он решил играть более осторожно. Сперва подослал нам Бойда, и если это не поможет, придумает еще что-нибудь.

– Что, например? – спросила Беатрис.

– Например, забраться сюда и отнять нашу половину.

– Значит, нужно вбить ему в голову, чтобы он не делал этого, – заметила Беатрис.

– Замечательно! – воскликнул Майкл. – А почему бы нам не вернуть этого Бойда, упакованным в бочку?

– Не думаю, что это поможет, – ответила она. – А как вы считаете, Тино?

Мертвые глаза некоторое время смотрели на юношу, потом Тино медленно покачал головой.

– В своей башке ничего нет, парень, совершенно ничего. Один только зуд. Тебе хочется отколотить кого-нибудь, изуродовать. Просто для того, чтобы почувствовать себя властелином, разве нет?

– Это все слова, – пробормотал Майкл.

– И тем не менее, я прав, – продолжал Тино, грустно качая головой. – Постарайся избавиться от этого зуда, парнишка, если хочешь сделать карьеру в нашем ремесле. А развлечения здесь ни к чему.

Он повернулся к Беатрис, не обращая больше внимания на юношу.

– Вы посылаете Ломаксу Бойда, набитого свинцом или разрезанным на мелкие кусочки… и что это доказывает? А нам нужно заставить Фрэнка понять, что он должен прийти сюда, и прийти один.

– Конечно, – подтвердила Беатрис. – Да и жаль портить такой обворожительный профиль.

Она прикусила губу, глядя на меня, и вновь засмеялась как девочка.

– У меня есть более удачная идея. Мы должны показать Дэнни, где находится наша половина.

– Хорошо, – сказал Тйно, – согласен. Майкл их еще не выпустил?

– Вы прекрасно знаете, что он ничего не делает без моего приказа, – уверенно сказала она. – Это не опасно.

– Мне пойти с тобой? – спросил Майкл Тино, переминаясь с ноги на ногу.

– Зачем?

– Не обижайте малыша, – промяукала Беатрис. – Майкл, я хочу, чтобы ты остался со мной. Составишь мне компанию.

– Хорошо.

– Приготовь для меня еще стаканчик, Мики, и принеси сюда. Твоя подружка была сегодня так занята, что даже не смогла поболтать спокойно.

Какое-то время Майкл напоминал загнанное животное. Потом принялся за работу.

– Пошли, Бойд, – сказал Тино, удаляясь от бара. – По дороге немного поболтаем.

Я поднялся.

Майкл поднес стаканчик Беатрис и послушно уселся на ручку ее кресла.

– Зверюшка, – промурлыкала она, взлохмачивая ему волосы. – Не нужно так близко принимать к сердцу слова Тино. Он ведь хотел помочь тебе, правда, Тино?

– Конечно, – ответил тот, энергично потирая кончик носа. – Пошли, Бойд. И не забывай, что я иду за тобой, – добавил он, подкрепляя свои слова выразительным движением пистолета.

– Ну вот видишь, – продолжала Беатрис. – Тино может тебя многому научить, мой милый Мики, так же, как и я. Ведь я многому учу тебя, и тебе это не надоедает?

Она ущипнула его за руку и снова замурлыкала.

Прежде чем Тино вытолкнул меня в холл, я успел бросить взгляд на парнишку. Доли секунды было достаточно, чтобы заметить его ненавидящие глаза, которые смотрели на голову Беатрис, трущуюся об его грудь.

– У твоей подружки был тяжелый день, – ворковала она, – но Мики поможет ей прекрасно его закончить.

Вместе с Тино мы прошли через дом и вышли черным ходом.

Потом дошли до псарни по прекрасно ухоженной аллее.

Оказавшись перед дверью, я Остановился, и в бок мне сразу же уткнулся ствол пистолета.

– Открывай, – приказал Тино. – Здесь не заперто.

Ни на что не похожее рычание встретило меня, едва я открыл дверь. Первый раз в жизни я понял, что такое настоящий, элементарный ужас примитивного человеческого существа, который обычно прячется в глубинах цивилизованной души. Мгновение, которое мне показалось вечностью, я чувствовал себя совершенно голым перед лицом ужасных, неведомых чудовищ.

– Вперед, – приказал Тино. – Они тебя не достанут.

Разум медленно возвращался ко мне. Тино не будет врать. Ведь для него чудовища опасны так же, как для меня.

Я прошел в глубину затемненной псарни и почувствовал себя удивительно крохотным при виде громадных силуэтов.

Пять мощных тел бросились на металлическую решетку…

Едва я восстановил дыхание, как животные начали выть от бешенства.

– Правда, они миленькие? – воскликнул Тино, улыбаясь.

Я увидел узкие длинные морды, белые зубы, мощные лапы и задрожал.

– Боже, что это за звери?

– Вполне уместный вопрос. К сожалению, на него сумеет ответить только Мэтью Корли. Он их вырастил и воспитал, и только сам может к ним приблизиться. Он говорит, что это афганские гончие. Все остальное предпочитает хранить в секрете. Может быть, остального лучше и не знать, правда?

– Корли? – сказал я недоверчиво. – Ему удалось приручить этих кошмарных чудищ?

– Возможно, это и не так удивительно, как кажется, – задумчиво проговорил Тино. – Ты видел парнишку там? Он из кожи вон лезет, лишь бы доказать, что он мужчина. А если у тебя такое телосложение, как у Корли, то настоящим мужчиной хочется выглядеть еще больше. В доме все смеются ему в лицо. А здесь, среди этих чудовищ, Корли – властелин.

– Похоже, – сказал я. – А малышу приходится утверждаться, отрабатывая любовную барщину со своей хозяйкой?

– Этот дурак меня ’бесит, – серьезно сказал Тино. – Мы ведь с тобой профессионалы?

Такое замечание показалось мне интересным.

– А кто вам сказал об этом?

– О! Любитель не носит с собой «магнум».

– Ну если так, то вы угадали, – сказал я скромно.

– Еще бы не угадал! Ломакс послал тебя сюда, чтобы прощупать Беатрис, имитируя большую игру и притворяясь, будто не имеет с тобой ничего общего. И ты это делаешь, потому что профессионал. А парнишка предлагает разрезать тебя на куски.

– А почему вы не избавитесь от него, Тино?

– Ты уже достаточно видел там, в доме, и догадываешься, почему, – пробормотал он. – Нужно подождать.

Внезапно он показал пальцем на пол.

– Что это, по-твоему, Бойд?

– Пол, – сказал я уверенно, но не очень.

– Из чего он?

– Из бетона.

– Посмотри поближе, – настаивал он. – Под ним Беатрис прячет свои пятьдесят процентов. Ты стоишь над ними.

Насколько я мог судить по внешнему виду, пол действительно был сделан из очень толстого монолитного бетона.

– Чтобы его вскрыть, нужна целая бригада.

– Ты совершенно прав, – сказал Тино. – Это железобетон. Ну, ладно. Теперь ты все увидел. Давай возвращаться.

На пороге дома мы столкнулись с Мэтью Корли. Он нервно отскочил в сторону и притворился, что не замечает меня.

– Тино только что показал мне ваших воспитанников, мистер Корли, – сказал я и вежливо улыбнулся.

– О! – воскликнул он с неожиданным интересом. – И что вы о них думаете, мистер Бойд?

– Они производят колоссальное впечатление.

– Да, они стоили мне много времени и терпения, – удовлетворенно проговорил он. – Но, думаю, результаты оправдывают все лишения. Я в этом убежден. Они… уникальны в своем роде. Так же, Как моя жена.

Он внезапно поднес руку к губам, и я посчитал это шуткой.

– Кстати, что вы думаете о моей… э… жене, мистер Бойд?

– Гнусность, – ляпнул я, не подумав.

Пистолет, уткнувшийся мне в бок, напомнил о моем положении.

– Кончай, Бойд, – сказал Тино грубо. – Зачем тебе это?

Некоторое время Корли смотрел на меня молча. И в его влажных глазах было не оскорбленное изумление, а безграничное восхищение.

– Мистер Бойд, – наконец проговорил он серьезно, – я бы хотел очень, чтобы эти слова принадлежали… мне.

Тино втолкнул меня в холл.

Через полуоткрытую дверь доносилось чувственное воркование.

– Дурачок, – хрипло шептала Беатрис.

– Постой-ка, – приказал Тино.

Я послушно остановился.

Тино заговорил преувеличенно громко:

– Хорошо, Бойд, теперь пошли в салон.

Войдя в комнату, мы увидели, что парнишка сидит на ручке кресла с лицом, красным от гнева. Его глаза выражали забавную смесь стыда и стеснения.

Беатрис прерывисто дышала, приоткрыв рот.

– Вы уже вернулись? – спросила она, машинально поправляя прическу. – Дэнни все увидел?

– Да, – ответил Тино. – Это было недолго.

Беатрис продолжала удерживать Майкла за руку.

– Ну что ж, возвращайтесь и объясните все Фрэнку Ломаксу, – сказала она наконец. – Если у него появится желание пробраться сюда, то для него будет лучше этого не делать.

– Разумеется, – ответил я.

– Расскажите ему все подробно, – добавила она. – Прежде всего, вокруг дома стены, на них провода, через которые пропущен ток в несколько тысяч вольт, затем есть Тино, Мики и еще двое, которые сейчас отсутствуют. Не нужно забывать и собак, не так ли?

– Их никто не сможет забыть, увидев хоть один раз, – сказал я убежденно. – Начиная с сегодняшнего дня, у меня будет личный кошмар, спрятанный в глубине души.

– Прекрасно, – воскликнула она с улыбкой. – Значит, расскажите это все Фрэнку. Я согласна пятьдесят на пятьдесят, а иначе – ничего.

– Хорошо. Я могу уехать сейчас?

– А почему бы и нет? Будь добр, Мики, попрощайся с Дэнни.

– Пока, – пробормотал тот. – В следующий раз ты так легко не отделаешься.

– Если ты будешь заниматься приготовлением коктейлей, малыш, – сказал я ему, – и не станешь лезть в чужие дела, у тебя появится шанс прожить… кто знает? Может быть, даже до двадцати пяти лет.

– Хватит, – сказала Беатрис. – Тино, проводите Дэнни, пожалуйста.

– Ну, пошли. Слышал, что тебе сказали?

– Вы кое-что забыли, Тино, – заметил я.

– Что?

– Пистолет.

– Понятно.

Он взял мой «магнум» со стойки, вытащил из обоймы патроны и уже потом протянул мне. И сделал это не от недоверия, а от того, что считал меня профессионалом.

Я засунул «магнум» в кобуру и направился к двери.

– Еще одно, Дэнни, – небрежно сказала Беатрис, – передайте Фрэнку, что я не спешу. Могу и потерпеть, а он… Он не может.

– Передам.

Тино проводил меня до машины и подождал, пока я усядусь за руль. Потом спрятал свой пистолет.

– Я открою ворота, как только подъедешь, – сказал он. – А для человека, который везет плохие новости Фрэнку, ты довольно весел.

Тино нагнулся ко мне через опущенное стекло дверцы.

– Мне кажется, Бойд, – он почти улыбался, – ты и я… – Он соединил пальцы обеих рук, – как эти пальцы, а?

– Вполне возможно, – ответил я, – мы ведь профессионалы.

– Ты настоящий парень, Бойд. Только слишком долго связан с Фрэнком Ломаксом. Мне кажется, над этим стоит поразмыслить, а? Точно. И потом, – продолжал он задумчиво, – наверное, тебе не нужно возвращаться сюда.

– Почему?

– Не могу это объяснить. Но если вернешься, мне придется убить тебя.

Я снова посмотрел ему в глаза, но даже с такого близкого расстояния не заметил в них ничего, кроме собственного отражения.

– Если придется возвращаться, Тино, – сказал я осторожно, – не беспокойся. Я сначала серьезно подумаю.

Около девяти часов я пересек мост Трибора и, оказавшись в Готтане, с облегчением вздохнул-. Как знает каждый житель Нью-Йорка, Манхэттен – это остров, окруженный примитивными джунглями, которые ловко закамуфлированы код цивильными невинными названиями: Лонг-Айленд, Нью-Джерси, Коннектикут. Но перед гражданином Нью-Йорка суровая действительность раскрывается сразу, как только он углубляется в один из этих районов. Признаки тут безошибочные. Деревьям и траве позволяют расти как попало и переходить в дикое состояние. Люди, живущие вдоль дорог, вымогают выкупы, чтобы обеспечить местным тиранам вульгарный блеск. Их жены ведут ужасную жизнь. Вместо того чтобы занимать то положение, на которое вправе рассчитывать, то есть быть цивилизованными аксессуарами мужского существования, они в большинстве своем сделались обычными животными, предназначенными для обработки мизерных участков, земли, которые дополняют их чудовищные жилища. И даже хуже. Многие из них умирают страшной смертью, в окружении кучи инструментов и машин для домашнего хозяйства, отказывающихся работать. Они испускают последний дух, вопя и призывая на помощь мастеров, которые никогда не приходят.

Все это я знал и тем не менее глубоко залез в Лонг-Айленд. Впрочем, если я завел знакомство с Беатрис, не говоря уже о диких дьявольских зверях, то поделом мне это, заслужил.

Ведь чего можно ожидать в самом Центре примитивных джунглей, кроме встречи с кучей головорезов?

Я почувствовал себя в безопасности, только вернувшись в дорогие моему сердцу бетонные каньоны, и испытал настоящее искушение совершить ночную прогулку в Центральный парк. В конце концов, было же несколько мужественных исследователей, которые вернулись оттуда невредимыми.

После перенесенных волнений я почувствовал страшный голод и остановился около небольшого кабачка на 2-й авеню. Бифштекс с кровью и кусок пирога с яблоками немного насытили меня. Со второй чашкой кофе я позволил себе сигарету и начал перебирать в памяти события последних суток.

Вторая сигарета и третья чашка кофе придали моим воспоминаниям еще более неприглядную окраску.

Около четверти одиннадцатого я звонил в квартиру на Саттен-пласс.

Через несколько минут тщетных попыток я уже готов был расплющить кнопку звонка. Тогда я засунул в него острие шариковой ручки и нажал так, чтобы звон был непрерывным.

Дверь приоткрылась сантиметров на десять, и в щели показался громадный черный глаз.

– Прекратите, – яростно закричала Селина, – иначе я позову привратника, и он вышвырнет вас на тротуар!

– Мне нужно видеть Османа-бея.

– Он уже спит. Приходите завтра. Утром.

Я едва успел подставить ногу, когда она попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.

– Это срочно, – сухо произнес я. – Поднимите его, и пошевеливайтесь.

– Но я никогда не осмелюсь, – сказала Селина. – Я сама уже собиралась спать, и он…

Тут я уперся в дверь плечом и толкнул ее. Она распахнулась настежь, и в это мгновение Селина исчезла.

Входя в дом, я подумал, что невозможно просто испариться, даже не оставив позади себя классического клуба дыма.

Вдруг откуда-то из района моих ног раздался стон. Я посмотрел вниз и что же увидел? Моя бравая Селина лежала на полу.

– Ну давайте, бейте меня еще, – горько воскликнула она, – тут никакого риска… Ведь я только женщина.

– Вам следовало впустить меня сразу, – сказал я мягко.

Потом протянул ей руку и помог подняться. Теперь я понял, что она действительно собиралась ложиться спать. Следующим этапом ее туалета наверняка стало бы надевание пижамы: на ней был бюстгальтер из черного сатина, придававший ее громадной груди агрессивный вид, и маленькие трусики, украшенные кружевами. Сейчас Селина являла живое воплощение мужского желания.

– Милая, у вас есть все, что должна иметь идеальная женщина, – сказал я.

– Вы будете выглядеть настоящим идиотом, когда вылетите отсюда, – ответила она.

– Выбирайте, – произнес я благородно. – Либо вы сами разбудите Османа-бея я доложите обо мне, либо это сделаю я.

Ее громадные глаза начали выстукивать сигнал «SOS». Она отступила на шаг и посмотрела на меня со страхом.

– Он убьет меня, если вы зайдете в его комнату, – пробормотала она с ужасом. – Впрочем, он меня убьет в любом случае. Стойте здесь, Бойд.

Она повернулась и бросилась в маленький коридорчик, который, видимо, вел в спальню. Через пару минут вернулась и, не глядя на меня, прошла мимо в салон. А еще через две минуты появилась снова.

– Он одевается, – сухо объявила она. – Пройдите сюда.

Я вошел в салон, который совершенно не изменился со времени моего первого визита. Шторы были так же герметично задернуты, и слабый отблеск маленькой лампы на столике придавал комнате еще более зловещий вид. Наргиле в тишине ожидало своего хозяина.

– Теперь нужно немного подождать, – грустно заметила прекрасная рабыня, – он уже не так подвижен, чтобы быстро одеваться, особенно, когда его внезапно разбудят.

– У меня масса времени, – сказал я.

– Я так и думала, – ответила она с неприязненным смешком. – Хотите стаканчик?

– Во всяком случае – не турецкого кофе.

Одного упоминания этого напитка было достаточно, чтобы мой желудок сжался. Я отчетливо услышал, как он забурчал.

– Какой вопрос! Конечно, вам нужно спиртное, – – воскликнула одалиска.

– У вас есть «бурбон» со льдом?

– Поищу.

Я закурил сигарету и остался стоять. Так мне казалось удобнее, чем устраиваться на одном из этих проклятых пуфиков.

Через некоторое время я услышал шуршание кружев. Вернулась Селина со стаканом.

Пока я маленькими глотками пил содержимое, она стояла, скрестив руки на груди, и не сводила с меня глаз.

– Сейчас он как раз закипает, – наконец очнулась она. – Вы никогда не слышали, как он хрюкает?

– Мне он всегда казался свиньей, в любом настроении, – сказал я откровенно.

– Короче, он ворчит, как боров. Остерегайтесь, вы можете заработать. – В ее глазах появилось что-то вроде ликования. – Он очень силен… Просто не представляете, как.

– Я всегда смогу выпрыгнуть в окно.

– О, меня бы это позабавило, – сказала она. – Не забывайте, что мы на двадцать пятом этаже.

В холле раздались легкие шаги. Видимо, мозги мои работали замедленно, так как прежде чем я понял, что это шлепают по паркету босые ноги Османа-бея, толстяк был уже в салоне. Он бросил на меня короткий уничтожающий взгляд, остановился перед наргиле и внезапно рухнул на любимую подушку, скрестив ноги. – Хочу кофе.

Эти слова он выплюнул в адрес Селины.

Она прореагировала мгновенно:

– Сейчас приготовлю.

И бросилась в направлении кухни.

– Мне всегда было жалко тех типов, которые считают, что нет в мире ничего более прекрасного, чем деревья, – заметил я спокойно. – Им бы следовало побывать сегодня здесь.

Из угла, где стояло наргиле, донеслось что-то похожее на свист.

– Значит, вы меня вытянули ночью только для того, чтобы я наслаждался видом рабыни, которая и так мне принадлежит? – приглушенно спросил Осман-бей.

– Нет, есть кое-что еще, – сказал я и повернулся к нему.

Осман-бей со вчерашнего дня не изменился. Он был точно такой же. Те же длинные черные и сальные волосы были так же перепутаны, имелась и та же смешная бородка, и та же самая голубая рубашка скрывала тот же громадный живот, и те же панталоны. Серебристый лак отбрасывал блики при каждом движении его ноги.

– У меня был невыносимо тяжелый день, – воскликнул он. – День, похожий на пытку. Четыре с лишним часа язвительного допроса и унизительных физических пыток со, стороны моего компаньона, Абдулла Мюрада, которого я так уважал раньше. Пусть верблюды осквернят могилу его предков. Как только он направился от меня в вашу контору, я скрылся в городе. Многие часы, до самой ночи, я бродил под безжалостным солнцем по душным улицам. Потом вернулся совершенно изможденный, надеясь забыться в сладком сне, но увы…

Его толстые щеки затряслись от гнева.

– И вот мое жилище берете приступом вы, врываясь как идиотский разносчик товаров. Вытаскиваете меня из постели и возвращаете в мир живых. Но почему? Скажите мне, почему?

– Я подумал, что теперь, когда Абдулл Мюрад в Нью-Йорке, вы более всего заинтересованы узнать результаты моего следствия.

– Пусть Аллах вечно плюет вам на голову, – бросил он. – Почему нельзя было подождать до утра?

– Потому что события развиваются очень быстро, – сказал я. – Мне уже порядком досталось.

В салон проскользнула Селина с кофе.

Осман-бей с ненавистью вырвал чашку из ее рук.

– Тварь, – проскрипел он. – Тварь! Зачем ты его впустила?

Он поднял глаза к потолку.

– Да посадит тебя Аллах на кол на веки веков, чтобы вертелась ты на его острие в центре толпы изголодавшихся евнухов, потрясающих саблями и жаждущих увидеть, как ты свалишься, чтобы изрубить тебя на куски.

От этого проклятия рабыня взвизгнула и бросилась назад так быстро, что потеряла равновесие и растянулась на полу. Но тут же перевернулась на живот и на четвереньках, с невероятной скоростью помчалась к двери.

– Стой, Селина! – воскликнул я.

Круп, обтянутый черным сатином, задрожал. Потом затормозил и остановился.

– Она принадлежит мне, – запротестовал Осман-бей. – Только я могу приказывать ей уходить или оставаться. А сейчас приказываю уйти.

– Пусть останется. Я хочу, чтобы она услышала мой отчет, – сказал я властным тоном.

– Вы… вы… – забормотал он, – вы обсуждаете мои приказы?

– Заткнитесь, – бросил я сухо. – И пейте свой кофе. Если не перестанете болтать и не выслушаете меня, мы будем развлекаться всю ночь.

Некоторое время мне казалось, что глаза его выскочат из орбит. А в горле у него раздавалось какое-то бульканье.

– Я вас выслушаю, – наконец проговорил он, – но потом вы можете об этом пожалеть.

– К этому мы еще вернемся. Селина, будьте любезны, встаньте, пожалуйста. В таком положении ваши округлости напоминают верблюжьи горбы.

Она сразу же поднялась, скрестила руки на груди и склонила голову.

Я рассказал им о событиях предыдущей ночи, начиная с уборной Лейлы Зента в клубе «Оттоман».

Потом доложил, как Фрэнк Ломакс, который находился там, не поверил, что я работаю на Османа-бея, и как утверждал, будто меня подослал Корли.

– Корли? – переспросил Осман-бей, задумчиво ощупывая свою бороденку. – А кто такой Корли?

– До этого я еще дойду, – сказал я строгим тоном. – Мне хочется рассказать все по порядку.

– Пожалуйста. Я вас прервал только потому, что не люблю когда чего-то не понимаю.

– Легко представляю ваши чувства, – сказал я. – Но все же слушайте меня.

Я продолжил рассказ. Поведал о том, как появился Джулиус Керн, об угрозах патрона Ломаксу, если тот не передаст товар или не вернет его стоимость в ближайшие сорок восемь часов. Описал, как мне удалось отнять револьвер у Фрэнка и как Лейла добровольно повела меня в подвал доказать, что банда не похищала Марту Мюрад и не держит ее там.

Потом рассказал о спуске, о трупе коротконогого толстяка, который был убит как раз перед нашим приходом. В полной тишине я рассказал о том, какую штуку мне пришлось выкинуть, чтобы уйти из клуба, и о моем свидании с Корли в Лонг-Айленде.

Для того чтобы осветить все подробности этого визита, перечислить людей, которых я видел, объяснить, что бандой руководит, как оказалось, вовсе не мистер, а миссис Корли, также потребовалось некоторое время.

Затем я перешел к изложению гипотезы Беатрис Корли, принявшей меня за одного из соратников Ломакса, и о сделке пятьдесят на пятьдесят, которую она предложила. И, наконец, кратко, но точно, описал те средства защиты, которые используются в доме на случай вторжения, включая чудовищ и все прочее.

Осман-бей изумленно ласкал свою бороденку, глядя на меня. Селина оставалась в положении, которое приняла в начале рассказа: руки, скрещенные на груди, и наклоненная голова.

– Это… это удивительно, мистер Бойд, – глухо пробормотал Осман-бей. – Такая невероятная история… – но, очевидно, правдивая. Придумать ее было бы невозможно. Да, вам пришлось через многое пройти, выполняя мое поручение, и я благодарю вас. Честно говоря, у меня мозги набекрень от всех этих сопоставлений. Будьте так добры, изложите свои выводы.

– Их несколько. Ведь с моей подозрительностью трудно поверить в совпадения.

– Совпадения, – повторил он, – нахмуриваясь. – Какие совпадения, мистер Бойд?

– Последовательность событий… Между моим вторжением в уборную Лейлы и появлением Джулиуса Керна прошло как раз столько времени, чтобы Ломакс успел начать со мной суровый разговор.

– Все это очень запутано, – пробормотал Осман-бей. – Объясните, пожалуйста, подробнее.

– Понимаете, – сказал я, – Керн прибыл в самый подходящий психологический момент. Я стеснял Ломакса совершенно явно. А Джулиус откровенно прижал его к стенке, открыто демонстрируя свою неприязнь. Когда он закончил высказываться, похоже было, что Ломакс даже забыл о моем присутствии. И отнять оружие у него ничего не стоило. Помешать мне мог только Джулиус, но он воздержался. Совпадение? Частично, – продолжал я терпеливо. – Затем Керн позволил запереть его в шкафу вместе с Ломаксом, что тоже никак не вяжется с его личностью. Совпадения, как я уже говорил, заключаются в синхронизации событий. Я не верю, что Джулиус Керн случайно появился в раздевалке в самый подходящий момент.

– Теперь я начинаю кое-что понимать, – заметил Осман-бей, медленно покачивая головой.

– Кому было известно, что я собирался вчера вечером в «Оттоман» разговаривать с Лейлой Зента?

Он задумался на некоторое время, а потом щеки его задрожали от негодования.

– Вы обвиняете меня в…

– Ни вас, ни тем более себя. В комнате тогда был еще один человек. Теперь вспоминаете?

– Вы хотите сказать?..

Он выпучился на прекрасную рабыню, по-прежнему стоящую с опущенной головой.

– Да, это Селина. А кто же, кроме нее?

– Неужели?

Осман-бей почти задыхался.

– Я пригрел змею на груди.

Я едва сдержал улыбку, подумав о том, что едва ли кто захочет пригреться на его груди, если дело этого коснется.

– Могу набросать вам картину в целом, – сказал я категорично. – Вы рассказали, что были слишком болтливы с Лейлой Зента. Сообщили ей о существовании вашей частной связи между Европой и Нью-Йорком, предназначенной для переброски сюда некоторых товаров, которые нельзя провозить через таможню. Лейла передала это своему приятелю Фрэнку Ломаксу. Затем к Ломаксу обратился Джулиус Керн, которому нужна была надежная связь для пересылки одной очень важной вещи из Европы от его патрона. Ломакс глотает наживку, договаривается с вами и представляет клиента, Джулиуса Керна. Точно?

– Точно, – смущенно подтвердил Осман-бей.

– Отсюда и начались все мои неприятности. Джулиус знал, что в посылке на двести тысяч долларов драгоценных камней. Ломакс для него – лицо второстепенное, которое никогда не осмелится влезть в дело, и играющее роль обычного посредника. Операцией руководили вы, но о вас – он ничего не знал и потому решил подсунуть вам какого-нибудь человека, который бы стал сообщать о каждом вашем шаге. Точно? Тогда он навел необходимые справки и от Лейлы узнал, что вы имеете слабость к женщинам, особенно к исполнительницам танца живота. Потом ему совсем нетрудно было втянуть вас в карточную игру, продуть тысячу долларов, разыграть комедию на тему отсутствия денег и предложить взамен эту девку, которая, как он утверждал, является настоящим виртуозом.

– Змеей, которую я пригрел на своей груди, – заметил Осман-бей с горечью.

Селина неожиданно подняла голову. У нее было взволнованное лицо.

– Умоляю вас, выслушайте меня, – воскликнула она дрожащим голосом. – Не делайте скорых выводов!

– Тебе, дорогая, придется немедленно ответить на рад вопросов, – сказал я мягко. – Например, ты расскажешь нам, кто такой патрон, о котором говорит Джулиус.

– Не знаю, – тут же ответила она.

Я схватил Селину за руку и так вывернул ее за спину, что девушка упала передо мною на колени.

– Селина, милая, – сказал я, – пойми, мне ведь лично совсем не больно, и даже если я вынужден буду сломать тебе руку, мне от этого не холодно, не жарко.

– Нет, – застонала она, – нет, умоляю вас.

– Тогда отвечай на вопросы. Начнем сначала. Кто такой патрон?

– Большой Макс, – раздался с порога металлический голос. – Большой Макс Моррель, Бойд.

– Спасибо, Джулиус, – ответил я несколько принужденно.

– А теперь отпусти девчонку, иначе я рассержусь.

В комнату вошел Джулиус Керн. Пистолет в его руке сидел так же безупречно, как и все вещи на нем.

Я отпустил Селину. Она поднялась.

– Все в порядке? – спросил Керн.

– Он сделал мне больно, Джулиус. Он действительно сделал мне больно, ужасно больно, – захныкала она как маленькая девочка, с которой плохо обращаются. – Я… у меня что-то сломано там… внутри.

Белесый шрам Керна задергался.

– Ничего, дорогая. Он за это заплатит.

– Только действуй решительно, Джулиус, это же касается меня, – сказала она.

– Ладно.

Керн с угрозой посмотрел на Османа-бея.

– Слушай, жирная свинья, Селина останется здесь. Сейчас я выйду и ровно через минуту вернусь. И если ты осмелишься даже взглянуть на нее, я тебе…

– Нет, умоляю вас, – завопил Осман-бей. – Клянусь на Коране, что не сделаю ей ничего плохого. Даю вам слово…

– Я вернусь, – повторил Керн. – А теперь, Бойд, давай-ка сюда твою пушку.

– Пожалуйста. Но она разряжена.

– Я проверю, – сказал он. – Брось ее на ковер и подтолкни ногой к девушке.

Я послушался, и мой «магнум» оказался рядом с Селиной, которая поспешно наклонилась и схватила его.

– Осторожно, милая, – сказал я преувеличенно взволнованно. – Не забывай о больной руке. Ведь, может быть… там что-нибудь сломано… внутри.

Она покраснела от ярости.

– Подонок… Я хотела бы…

– Не сейчас, дорогая, – прервал ее Кёрн. – Пошли.

Пока мы стояли, ожидая лифта, я подумал, что события, которые начали раскручиваться с приходом Керна, напоминают мне нечто уже виденное. Впрочем, не удивительно. Просто я опять присутствую на просмотре пленки, где, черт знает, в какой раз наблюдаю эту дурацкую сцену: эпизод, в котором прогуливаюсь под прицелом пистолета.

Машина. Джулиуса Керна стояла на углу дома. Внутри сидел человек. Джулиус наклонился к нему и что-то тихо сказал.

Несмотря на тонкий слух, мне ничего не удалось разобрать.

Джулиус впихнул меня на заднее сиденье и уселся рядом. Машина сорвалась с места. Я приятно расслабился на подушках.

– Джулиус, – сказал я, пытаясь говорить как можно дружелюбнее. – У тебя есть виды на меня?

– Конечно, Бойд.

– А позволь спросить, какие?

– Полагаю, мы можем обсудить это, Бойд, – ответил он медовым голосом. – Почему бы не начать с самой главной проблемы? Ты исполнил свою роль и мне больше не нужен. По правде говоря, даже одно твое существование уже обременительно. Сначала я намеревался послать тебя к хозяевам, но у них тоже имеется какое-никакое самолюбие. И тогда я переменил решение.

– Готов поспорить, что оно мне не понравится, – сказал я мрачно, – но я его все-таки выслушаю.

– Посмотрим фактам в лицо, Бойд, – сказал он любезным голосом. – Кому нужен какой-то частный детектив?

– У меня дома есть одна небольшая книжка, – отозвался я с проблеском надежды, – почему бы не воспользоваться ею и не позвонить всем девушкам оттуда в алфавитном порядке. Я уверен, что кто-нибудь из них охотно займется мною. Ну во всяком случае хотя бы на один вечер.

– Да брось ты, – произнес он небрежно. – Я уже решил эту проблему, вспомнив о двух людях, которые весьма обрадуются, получив тебя в подарок. Ты меня понимаешь, Бойд?

– Мне становится грустно даже от одной мысли о них. Впрочем, рассказывай сам.

– Это Фрэнк Ломакс и Лейла Зента. После той небольшой корриды вчера вечером и всего, что ты сделал с ними, они тебя-просто обожают… Ты бы видел, как они реагируют только на одно твое имя.

Я осторожно вытащил из кармана пачку сигарет и достал одну, чтобы закурить. Джулиус щелкнул зажигалкой. Мне показалось, что он улыбается.

– Ну, Бойд, что ты об этом скажешь? – спросил он, толкая меня локтем в бок. – Мы едем в «Оттоман».

– Джулис, – спросил я, – а чей труп был в подвале?

– Труп? Какой труп?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Готов спорить. – тебе известно о бронированной двери подвала и секретном запоре.

– Ну и что?

– Когда мы спускались туда, Лейла объяснила, почему Фрэнк считает этот секрет лучшим средством защиты содержимого подвала. Шифр ведь знают только три или четыре человека. Поэтому, если что-нибудь оттуда пропадет, очень легко будет найти виновного.

– Ты болтаешь без остановки, но ничего не говоришь конкретно.

– Уверен, ты все прекрасно понял, Джулиус, – сказал я. – Тот, кто прошлой ночью убил этого человека, знает шифр, иначе бы не проник в подвал. Лейла утверждает, что таких людей трое или четверо. Все они должны работать на Ломакса. Другими словами, человек был убит по приказу Фрэнка, не так ли?

– Ну и что? – пробурчал он. – Тебе-то какая разница?

– Я видел труп. И даже если от него освободились сразу после этого, я – свидетель, который может подтвердить, что видел его в подвале. Ты думаешь, Ломакс оставит меня в живых, если поймает?

– Конечно, Ломакс убьет, уничтожит частного детектива, – воскликнул он со смешком. – А я буду проливать слезы.

– Вряд ли, – сказал я. – Моя секретарша, мое дело, два-три типа, которые работают в той же области, может, сперва и станут плакать. Но потом в конце концов зададут себе один и тот же вопрос: что же такое раскопал наш Дэнни, если его посчитали нужным ликвидировать. И придут к одному и тому же ответу: он работал на некого Османа-бея, который утверждал, будто украли дочь его компаньона пять-шесть дней назад. Они обязательно зацепятся за эту ниточку. Ты такого хочешь, Джулиус?

– Заткнись! – воскликнул он.

– Может, ты думаешь, Большому Максу Моррелю это нужно? – спросил я, почти извиняясь.

Он наклонился к шоферу.

– Оставь пока «Оттоман», поезжай к парку.

– Большой Макс Моррель, – сказал я задумчиво. – Один из великих?

– Самый великий, – заверил меня Джулиус.

– Его выдворили из Штатов около трех лет назад?

– Да, примерно. Теперь он руководит организацией европейского бюро через посредников. Когда Большого Макса выслали, организация была разделена на секторы, разумеется, с общего согласия. Ему оставили два-три крупных дела: в Италии и на юге Франции. Он сохранил долю кое в чем и здесь, на Западе, всем этим я руковожу от его имени. Больше мне нечего добавить.

– Значит, ты здешний руководитель? Следовательно, Большой Макс должен доверять тебе, Джулиус?

– Ну разумеется. До его отъезда мы десять лет работали вместе.

– Вероятно, потеря двухсот тысяч долларов при таких связях не имеет для тебя большого значения?

Я почувствовал, как он подскочил.

– Лучше замолчи, Бойд, – произнес он хрипло.

– Ты не понял, Джулиус. Просто я сам пытаюсь в этом немного разобраться.

– Достаточно.

– Послушай, – сказал я как можно любезнее, – ведь ты все-таки хочешь получить драгоценности, правда же? Мой клиент Осман-бей, эта мерзкая старая свинья, хочет заиметь и камни, и девушку. Ломакс хочет только камни. Думаю, отец девушки будет рад получить одну свою дочь. По существу, все хотят одного и того же. Если Ломакс заполучит камни, он передаст их тебе. Если я – то передам своему клиенту, а он, в свою очередь, опять же тебе. Так зачем нам ссориться?

Некоторое время Керн не шевелился. Машина продолжала медленно двигаться в глубь 66-й улицы, потом выехала на Бродвей.

Тут Керн резко выпрямился и сунул руку в карман пиджака.

Мне показалось, что я потерял три года жизни, пока ждал, когда он ее наконец вытащит.

Однако в руке оказалась только пачка сигарет. Я с признательностью взял одну, и мы закурили.

– Забавные мысли у тебя, Дэнни.

Впервые я уловил в его голосе некоторую симпатию.

– Да, неплохие, – согласился я. – Только над ними еще нужно поработать. И самое важное здесь, на мой взгляд, – это быстрота действий. Ты согласен?

– Да. – Несколько секунд он смотрел на толпу, вытекающую из кинотеатра и разливающуюся по обеим сторонам улицы. – Ты поработай немного над этим, Дэнни. А завтра поговорим. Я позвоню тебе в контору около полудня.

– Хорошо.

– Где тебя высадить?

– Если не трудно, перед домом. Это к востоку от Центрального парка.

Я назвал ему номер.

Он наклонился, чтобы отдать приказ шоферу, затем снова откинулся на спинку сиденья.

– Проклятая Селина, – пробормотал он. – Ты видел эту комедию с рукой? Готов держать пари, она надеялась подучить твою голову на подносе.

– Верю на слово.

– Если хочешь, я через полчаса пришлю ее тебе. – Шрам в уголке его рта задрожал. – У нее чудесная кожа.

– Нет, спасибо. У меня был сегодня тяжелый день. Правда, хотелось бы, чтобы мне вернули пистолет.

– Хорошо, я скажу Джо, – он жестом указал на шофера, – чтобы он привез.

Машина остановилась перед моим домом.

Я постоял на тротуаре, глядя, как они удалялись, и до сих пор не веря, что нахожусь дома.

Закрыв дверь, я сразу же принялся готовить специальный «бурбон». И едва успел допить его, как раздался звонок. На лестничной площадке стоял Джо.

– Мистер Керн приказал вам передать, – объяснил он, протягивая пакет, завернутый в коричневую бумагу.

– Спасибо.

– И еще он сказал, что, если ваши намерения относительно другого пакета изменились, для него не составит никакого труда прислать его завернутым в черный сатин.

– Очень мило с его стороны, но не нужно, спасибо.

– Как вам угодно, мистер Бойд.

Я закрыл дверь, вернулся в гостиную и распаковал сверток. Это был мой «магнум». Тут я вспомнил, что уже два раза за этот день вынужден был вежливо просить вернуть, его, и срочно зарядил пистолет патронами.

И здесь меня чуть не хватил удар от неожиданности, потому что на моей кровати лежала «спящая красавица», забывшись в сладком сне. Ее шиньон немного растрепался, и светлые пряди спадали на щеки. Сердце мое тревожно забилось.

Я подошел к кровати и бесцеремонно потряс спящую за плечо. Она улыбнулась, не открывая глаз. Я потряс ее сильнее.

– Ну разумеется, – пробормотала она сонным голосом. – Держу пари, что это самый великий кавалер на этом берегу Гудзона. Такой изумительный профиль.

Смех ее музыкой зазвенел у меня в ушах. Что же, в конце концов я разбужу ее окончательно. Может быть, она еще что-нибудь скажет по поводу профиля.

– Проснитесь, – заорал я, дергая ее изо всех сил.

На этот раз Она зевнула, но этим дело и ограничилось.

– А что вы скажете про его подбородок?

– Все зависит от того, о каком именно из них вы хотите услышать… Ну, по поводу его рта я не хотела бы высказываться. Могу квалифицировать одним словом: мясистый!

Я тряс ее за плечо, продолжая внимательно разглядывать.

Наконец правое веко дернулось, и один глаз приоткрылся.

– Раз мне не удается ее разбудить, – сказал я вполголоса, – ничего не поделаешь, придется перейти к решительным действиям. Начнем ее раздевать. Потом я сделаю фотографию обнаженной женщины и хорошо заработаю, продавая снимки на улице. Потом я с ней…

Теперь оба глаза широко открылись и посмотрели на меня возмущенно.

– Достаточно, Дэнни Бойд, – сухо произнесла она.

– Вот как? Все в порядке. Вы отдаете себе отчет, что говорили, притворяясь спящей?

– А, задело!

Она потянулась и зевнула.

– Уже много недель так хорошо не спала.

– Надеюсь, то, что вы говорили о моем лице, – шутка?

– Нет, – возразила она. – Это голая истина. Я просто немножко опередила события, скажем, лет на пять…

Должен признаться, мой смех прозвучал несколько принужденно даже в собственных ушах.

– Представляете, как я буду мотаться по улицам, предлагая эти снимки? – спросил я иронически.

– За кого вы меня принимаете? Вы, наверное, сошли с ума, дружище, и забыли о существенной разнице, – воскликнула Китти Торренс, – ведь я-то ваше лицо действительно видела!

– Да, – сказал я грустно. – Никогда не думал о таком аспекте. Ну, хорошо. Будем играть честно, давайте? Теперь, после того, как я показал вам свое лицо со всех сторон, пришла ваша очередь показать мне…

Она с притворным возмущением тряхнула своей шевелюрой.

– Этот парень состоит из одних плюсов, – заявила она, обращаясь к воображаемой аудитории. – Он удивительно настойчив.

– Как вы смогли проникнуть сюда?

– Я сказала привратнику, что прихожусь вам младшей сестрой, которой некуда идти.

– И он впустил вас, поверив в такой затасканный…

– Не сразу, – уточнила она. – Он оказался грубияном и объяснил, что девушки моего типа портят репутацию таких респектабельных домов, как ваш.

– Ну и что?

– Я извинилась, сославшись на свое недоразвитое чувство юмора. И в конце концов рассказала, что сегодня днем состоялась большая лотерея, а у вас есть выигрышный билет. Потом спросила, понятно ли, что может такое означать в смысле квартирной платы? После этого он меня впустил.

Только через несколько секунд я вдруг понял, что у меня широко разинут рот, и захлопнул его, энергично щелкнув зубами.

– Мне бы очень хотелось считать себя неотразимым, но вы такая циничная… – осторожно заметил я. – Все-таки, что же вас привело сюда?

– О, – воскликнула она. И сразу же прикрыла рот рукой. – Знаете, – Дэнни, я чуть не забыла… Ведь это идея мистера Корли.

– Корли?

– Да. Он позвонил мне сегодня вечером, около половины девятого, таким таинственным голосом, будто решался вопрос жизни или смерти, и попросил меня немедленно связаться с мистером Бойдом. «Очевидно, вы прекрасно знаете человека, – сказал он, – с которым завтракали, после чего так поздно вернулись с перерыва. Поэтому вам нужно срочно с ним встретиться и передать важные сообщения».

– Что? Сообщения?

Китти закрыла глаза.

– Мне нужно собраться, чтобы в точности повторить слова, которые, по моему мнению, не имеют ни начала, ни конца. Вот как он сказал: «Передайте вашему мистеру Бойду, что вполне возможно было бы пройти со стороны пляжа, если обращать внимание на электрические провода, натянутые вверху». Вам это говорит о чем-нибудь?

– Не очень, – сказал я, покачивая головой. – Это все?

– Нет, не все, – ответила она, опять закрывая глаза, чтобы вспомнить остальное. – Еще сказал что-то вроде: «Возможно, я бы смог заняться собаками, пока он будет искать, где повесить свое пальто». Теперь проясняется, Дэнни?

Я пробормотал:

– Да. Первая часть относительно собак. Но – «пока он будет искать, где повесить свое пальто», – что он хотел сказать этим, черт возьми!

– Мистер Корли сказал: «На меня не рассчитывайте», и мне показалось, даже ухмыльнулся в свою бородку, а потом добавил, что, если вы настолько ловки, как он это представляет, или хотя бы вполовину ловки от того, как об этом сами думаете, то вам удастся выкрутиться.

– Премного благодарен мистеру Корли, – сказал я вполголоса.

Одним движением она спустила с кровати свои длинные ноги. Не спеша поднялась и подошла к туалетному столику, чтобы посмотреться в зеркало. Отчаянный крик заставил меня подскочить.

– Дэнни Бойд! Выйдите отсюда, – воскликнула она. – Я похожа сейчас на дочь дракона, выпущенную на волю после сорокалетнего пребывания в подвале.

Я немедленно отреагировал:

– Если хотите, могу предложить вам что-нибудь выпить.

– Делайте что угодно. Главное, чтобы вас не было в комнате, – умоляюще попросила она.

Я направился в спальню, решив, что чем быстрее исчезну, тем больше обрадуется Китти.

Вдруг нога моя ударилась о какой-то тяжелый предмет, хотя я – точно знал: здесь ничего не должно было стоять.

– Какой неловкий, – горько произнесла Китти.

Убедившись, что кости у меня не сломаны, я рискнул подняться.

– Я очень изменился?

– К сожалению, нет, – ответила она. – Интересно, как друзья освобождаются от вас после встречи? Они что, обращаются к пожарным?

– Я не видел…

Мои глаза уставились на неизвестный предмет, и… слова застряли в горле.

– Что это?

Голосовые связки отказались мне повиноваться.

– Что это такое?

А, это?… – В голосе Китти чувствовалась нервозность.–…Моя сумка.

– Ваша сумка? – произнес я. – Она скорее напоминает контейнер.

– Я люблю большие сумки, – ответила она вполголоса. – В наши дни женщинам приходится так много носить с собой, поэтому сумка нужна вместительная.

– Ну да, разумеется. Ведь девушка никогда заранее не знает, где ей придется оказаться. А вдруг она полгода должна будет провести на пустынном острове в Таймс-сквер. Какая катастрофа, если придется дважды надеть одно и то же платье.

– В наши дни все большое, – упрямо продолжала Китти. – Носовые платки у меня всегда большие, и сигареты я курю длинные. Ну скажите, Дэнни Бойд, уйдете вы, наконец, отсюда?

Добравшись до спальни, я тщательно привел себя в порядок, плотно задернул занавески и погасил верхний свет, чтобы придать комнате интимность.

Потом приготовил себе специальный напиток и налил эту замечательную смесь в стакан, который поставил на низкий столик перед диваном. После этого развалился на мягких подушках и… принялся с надеждой ждать.

Минут через двадцать послышался щелчок замка. И в просвете приоткрытой двери появилась высокая светлая прическа.

– Дэнни Бойд, – тихо спросила Китти, – вы знаете, который час?

– Почему вы спрашиваете? – горько произнес я.

– Уже около двух, – проговорила она.

Я пробормотал:

– Это не должно вас волновать. Вы уже достаточно поспали.

– Может быть, мне уйти?

Раздался страшный грохот. Я с удивлением обнаружил, что этот звук произвели мои собственные зубы.

– Ну, – сказал я, скривившись, – какой замечательный вечер, мисс Торренс. Могу вам сказать, что действительно поразвлекся.

– Вы почему-то рассердились на меня, – проговорила она жалобно.

– Нет, просто я думал, что мы сможем провести какое-то время вместе, если окажемся вдвоем в одной комнате. Даже приготовил коньяк для оживления разговора.

– О! – восхитилась она. – Значит, вы не хотите, чтобы я шла домой?

– Вы с ума сошли, да?

– А вы помните, как разозлились из-за моей сумки?

Я тут же поспешил оправдаться:

– У меня вдребезги разбита нога, поврежден позвоночник и сломано по пять ребер с каждой стороны.

– Но вы больше не сердитесь?

– Нет.

– И не хотите, чтобы я ушла?

– Об этом нечего и говорить.

– Я так счастлива! – воскликнула она радостно. – Мне было бы неловко ждать такси в таком виде.

Она проскользнула в дверь и двинулась по направлению к дивану. Я мог бы, конечно, издать какой-нибудь возглас, но язык мой прилип к небу. То немногое, что было на ней надето, напоминало легкий, летний, утренний туман.

Пока я сидел, затаив дыхание, она подошла к дивану и остановилась передо мною.

На таком расстоянии я уже мог понять, что на ней всего две вещи: прозрачный лифчик и бикини.

– Вам нравится? – спросила она осторожно.

– Это изумительно, только жаль, что ткань скрывает вашу великолепную кожу.

– Вы считаете, она не нужна, Дэнни?

– Никакая ткань, – сказал я грустно, – не может сравниться с вашей красотой, Китти.

– Тогда налейте мне выпить, а я пока освобожусь от нее.

Стакан дрожал у меня в руках, и я вынужден был приложить большие усилия, чтобы успокоиться. Когда я повернулся к Китти с бокалом, то едва не вылил его содержимое на собственные колени. Ее одежда исчезла.

– Почему бы нам не остановить часы, Дэнни? Я не желаю, чтобы наступало утро.

– Хотите, я расскажу вам забавную историю? Только что один человек предложил прислать мне одалиску, виртуозную исполнительницу танца живота. И я решительно отказался от такого подарка. Пожалуй, это самое разумное решение за всю мою жизнь.

– Дэнни Бойд, у тебя бредовое воображение, но надеюсь, оно проявится и в практической области. Я так и не выпила свой коньяк.

– Как жаль, милая. Я не знал, что ты хочешь его выпить.

– Забавно. Сейчас мне действительно совсем не хочется пить.

Китти сидела напротив меня за маленьким столиком. Ее светлые волосы рассыпались по лбу и щекам.

– Я, наверное, похожа на ведьму, – заметила она обеспокоенно.

– Мне ты кажешься невероятно прекрасной и желанной, – откровенно сказал я. – Ты выглядишь именно так, как должна выглядеть девушка, которая завтракает за маленьким столиком в плавках с леопардами и соответствующем бюстгальтере.

– Дэнни, ты удивительно мил, – ответила она нежно. – Который, интересно, теперь час?

Посмотрела на свои крохотные часики и простонала:

– Половина одиннадцатого. А я до сих пор здесь, спокойно ем свой завтрак совершенно голая. Мистер Корли сегодня же выставит меня за дверь.

– Но если ты объяснишь, какую тяжелую работу проделала, чтобы выполнить его задание, он так не поступит. А кстати, Китти, эта служба очень важна для тебя?

– Понимаешь… – начала она, презрительно пожимая плечами, – другой у меня нет.

Она готовила кофе гораздо лучше меня. Я выпил уже третью чашку, воспользовавшись тем, что она смотрела в другую сторону, и напомнил ей:

– Не забудь о нашем свидании в восемь часов вечера сегодня.

– Знаешь, Дэнни, – сказала она, хмурясь, – я встретила тебя только вчера, когда ты столь явно терроризировал бедного маленького Корли, что тот совсем потерял голову. Потом он позвонил мне вечером и попросил передать это дурацкое послание, утверждая, что в нем заключается вопрос жизни или смерти. И еще, когда ты вошел к нам в контору в первый раз, у тебя был пистолет. А теперь я вдруг поняла, что совершенно не знаю, как ты зарабатываешь себе на хлеб. Но подозреваю – явно не службой в Министерстве здравоохранения.

– Я – Дэнни Бойд, из агентства «Бойд», – сказал я, улыбаясь. – Частный детектив.

– И сейчас ведешь дело, в котором замешан мистер Корли?

– Да, оказался замешан. И твой друг, который продает Корли всякие древности, тоже.

– Какой друг?

– Ты прекрасно знаешь, какой. Тот, у которого сказочное имя, – Осман-бей.

Несколько секунд я смотрел на нее, изумленно открыв, рот, потом пробормотал:

– Я о нем совершенно забыл. Хорошо, что ты напомнила.

– Всегда к вашим услугам. Это наш девиз.

Тут она вскочила и бросилась в комнату.

– Если я не появлюсь в магазине прежде, чем Корли пойдет завтракать, – воскликнула она, – то наверняка окажусь без работы.

Она как будто нажала на какую-то кнопку внутри моего черепа, отчего магнитофонная пленка вдруг начала раскручиваться. Я услышал, как рассказываю о событиях последних суток Осману-бею и его рабыне, которая изо всех сил старалась уменьшиться, чтобы успеть юркнуть в мышиную норку. «С моей подозрительностью трудно поверить в совпадения», – повторял мой собственный голос. И потом: «Синхронизация… я не верю, что Джулиус Керн Случайно появился в раздевалке…»

Мимо меня промчалась к двери полностью одетая Китти.

– Пока, Дэнни, – бросила она, запыхавшись. – Я обожаю тебя. До вечера. До восьми часов.

– Встретимся здесь?

– Я… У меня не было времени привести в порядок свою сумку. Ну, ты понимаешь!

– Конечно.

– В этих трусиках я чувствую себя настоящей женщиной-пантерой, – голос ее затихал по мере приближения к лифту.

– Как ты думаешь, у Корли не будет сердечного приступа, если я зарычу на него вместо приветствия?

После ее ухода я оделся, взял свой «магнум» и засунул в кобуру под пиджак.

Потом позвонил в контору, и бесстрастный голос Фран уверил меня, что ничего пока не произошло. Однако, добавила она откровенно, все еще может произойти.

Я сказал, что, если позвонит Джулиус Керн, она должна будет записать номер, по которому можно его найти. И в конце разговора сообщил, что сегодня в контору не приду. Затем набрал номер квартиры на Саттен-пласс.

Через некоторое время мне ответил осторожный голое.

Я представился:

– У телефона Дэнни Бойд.

– Счастлив вас слышать, Дэнни, после ужасных ночных событий, – сказал Осман-бей. – С тех пор, как вы ушли, я очень беспокоился. Джулиус Керн рассказал мне о вашем соглашении. Он отогрел мое сердце так ловко и так логично, мистер Бойд.

– Прекрасно. А теперь я хотел бы обсудить с вами некоторые детали, мистер Осман-бей, это очень срочно. Я могу прийти прямо сейчас?

– Сейчас? – спросил он без особого энтузиазма.

– Буду у вас через четверть часа, – сказал я и повесил трубку быстрее, чем он смог ответить.

Через пять минут я уже ехал в такси. На улице было очень жарко, около тридцати пяти градусов, и в воздухе столбом стояла влажная пыль, характерная только для Манхэттена. В парке одни дети проявляли еще какую-то активность.

Теперь дверь в квартиру на Саттен-пласс открылась уже через несколько секунд после моего звонка.

Это была первая из целой серии радикальных перемен. Второй стала одежда рабыни, которая открыла мне дверь.

– О, – воскликнула Селина, – это вы?

Ее яркое хлопковое платье совершенно не гармонировало с синими пятнами под глазами и со всем внешним видом, который я не замедлил отметить, едва вошел за ней в спальню-салон.

– Селина, – сказал я, – кажется, вы провели ужасную ночь. Что произошло?

Она повернула ко мне голову. В ее глазах вспыхнул гнев.

– Это вы во всем виноваты. Вчера вечером я думала, что Джулиус твердо решил вас уничтожить. А он возвращается, считая вас своим другом. И говорит, будто предложил вам отомстить мне за все, что я сделала, а вы отказались. «Этот Бойд, – сказал Джулиус, – не любит избивать девок, ну а я могу этим заняться».

– Мне очень жаль.

– Вам жаль? Это на словах, а у меня есть некоторые места, предпочитаю не называть их, которые сплошь покрыты синяками.

В центре салона я остановился и осмотрелся. Ничего здесь не изменилось. Шторы были так же герметично задернуты, а комната погружена в полумрак. В ней витал тяжелый аромат благовоний, в углу расположились наргиле и сам Осман-бей. У него был по-прежнему отвратительный вид.

– Я вас приветствую, Бойд, – объявил он, улыбаясь одними губами. – Чем могу быть полезен?

– Селина, – сказал я, – помогите, пожалуйста, Осману-бею подняться.

– Если это необходимо, я могу подняться и сам, – заявил он с достоинством. И вслед за этим встал. Первой бросилась мне в глаза его бородка: она производила странное впечатление приклеенной, а в целом он, как и раньше, был похож на одного из тех больных, о которых обычно не говорят вслух.

– А сейчас, мистер Бойд, – воскликнул он раздраженно, – может быть, вы скажете, почему я должен стоять перед вами, как слуга?

– Вчера вечером, отчитываясь перед вами, я сказал, что Фрэнк Ломакс убежден, будто в его клуб меня прислал некто Корли. Вы тогда еще спросили: «Корли, кто этот Корли?» Помните?

– А почему я не должен помнить? Это вполне логично… Я прежде никогда не слышал о нем.

– Это владелец галереи на 2-й авеню, – сказал я печально. – Уже много лет он покупает вам товары. Я даже видел ваши счета в его бюро.

– А, – воскликнул он, хлопая себя по лбу. – Вы именно об этом Корли хотели сказать?

– Да, об этом Корли, но не об этом Османе-бее.

Возможно, в мой первый визит его борода и была приклеена плохим клеем. Но в этот раз она держалась на редкость крепко, потому что, когда ее начали отдирать, он завопил от боли. Другой рукой я вцепился в длинные патлы и вдруг заметил, что оскальпировал его. Под черным париком оказались седые волосы, стриженные под ежик.

– Надеюсь, вы сможете мне объяснить весь этот костюмированный бал, мистер Мюрад, – произнес я. – И лучше, если ваша история будет правдивой.

– Хорошо, – согласился он.

Его руки нырнули под голубую шелковую рубашку, некоторое время покопошились там, и живот у него исчез. К моим ногам шлепнулась резиновая надувная подушка. Потом он засунул пальцы в рот, и щеки его опали без пластмассовых тампонов. Спина выпрямилась, и метаморфоза совершилась. Осман-бей исчез, появился его компаньон – Абдулл Мюрад.

– Мне очень жаль, что пришлось вас обманывать, мистер Бойд, – произнес он. – Надеюсь, вы примете мои извинения.

– Если вам удастся убедить меня в том, что у вас были для этого достаточно весомые мотивы, я приму ваши извинения с удовольствием, мистер Мюрад, – сказал я сухо. – Если нет, я с не меньшим удовольствием набью вам морду.

– У меня не было выбора, – объяснил он, не показывая своей обиды. – Вы уже знаете большую часть истории, Бойд. В течение ряда лет Осман-бей использовал наши дела для прикрытия своей контрабандной деятельности. Я обнаружил это при довольно интересных обстоятельствах. Он написал мне письмо, в котором просил прислать оригинальное редкое издание «Баязета» и предлагал, чтобы это сделала моя дочь Марта, когда поедет в Нью-Йорк. Он даже указал имя букиниста, продающего эту книгу, и цену, которую нужно заплатить. Я так и сделал. Букинист сам тщательно завернул вещь. Марта, уезжая из Парижа, взяла пакет с собой. В тот же день я застал одного из своих служащих за любопытной работой: он занимался упаковкой древних курдских глиняных ваз большой ценности, которые представляют законный предмет экспорта, но служащий набивал их банковскими билетами.

Абдулл Мюрад на мгновение замолчал, и его глаза заблестели.

– Я допросил этого человека сам, прежде чем передать полиции. Он во всем признался, и тогда я впервые понял, что Осман-бей вот уже много лет делал из меня дурачка. Я позвонил ему и предупредил, что даю ровно двадцать четыре часа, прежде чем представлю доказательства его вины американской полиции. Он умолял меня не делать этого до тех пор, пока я не бросил трубку.

Мой собеседник стиснул зубы, потом продолжил:

– Через шесть часов он позвонил мне и сообщил, что в Нью-Йорк Марта прилетела благополучно, но там ее похитили. А потом добавил, что с ней не сделают плохого, если я ничего не сообщу полиции. Как только мы оформим письменное соглашение по этому вопросу, моя дочь будет освобождена.

– И даже не намекнул на книгу?

– Нет, напротив, – воскликнул Мюрад со зловещей ухмылкой. – Ему хотелось знать, где она находится. Я ответил, что, должно быть, в багаже Марты. На основании всего этого и показаний моего бывшего служащего нетрудно было выйти и на человека, который нелегально переправляет бриллианты в Нью-Йорк. Им оказался Большой Макс Моррель, вы уже знаете. Я направился к нему. Он был в курсе дела. Я выложил свои козыри: мне нужна дочь, вам – бриллианты. Почему бы нам не договориться? Он сказал, чтобы здесь я сразу связался с Джулиусом Керном, его доверенным лицом, и обещал от него любую посильную помощь. Я прибыл в Нью-Йорк на следующий день после исчезновения Марты. Керн рассказал мне о Ломаксе, который запер Османа-бея в своем клубе, так как был убежден, что тот обманщик. Я не знаю точно, как Ломакс его допрашивал, но в любом случае Осман-бей поклялся всеми святыми, что ничего не знал о бриллиантах. Тогда-то мне и пришло в голову выдать себя за Османа-бея и нанять частного сыщика, чтобы он нашел мою дочь. И им оказались вы, мистер Бойд.

Я тут же спросил:

– А почему позавчера кто-то проник в подвал Ломакса и убил Османа-бея?

Мюрад пожал плечами:

– Боюсь, я не совсем понимаю логику американских гангстеров, мистер Бойд. И не могу придумать никаких мотивов его убийства.

– А я думаю, что, скорее всего, это сделал тот, кто не видел никогда ни бриллиантов, ни книги.

– Конечно, – ответил он с едва заметной улыбкой. – Если бы моя дочь не подвергалась сейчас такому громадному риску, Бойд, я бы гораздо серьезнее занялся этой чрезвычайно редкой и ценной книгой.

– Ну ладно, – сказал я. – Возможно, мы еще найдем вашу дочь и эту книгу знаменитую. Можете вы немедленно связаться с Джулиусом Керном?

– Да.

– Думаю, нам нужно условиться о встрече… скажем, в два часа – Джулиусу, вам, мне и Ломаксу. Ваша дочь может находиться только в одном месте: в доме Корли, на Лонг-Айленде. Но прежде, чем туда проникнуть, мы должны договориться обо всем.

– Я сейчас же позвоню, – воскликнул он и быстро вышел из комнаты.

Я наткнулся на насмешливый взгляд Селины.

– Наконец то уразумели. Вчера после вашего с Джулиусом ухода, мы с Абдуллом отлично поразвлекались, вспоминая, как вы сюда ворвались.

– Вот как? А я понял, что Джулиус вас приставил к Осману-бею, – сказал я.

– Конечно, – призналась она, – вы были правы. Но только ошиблись, принимая за Османа-бея Абдулла Мю-рада.

– Скажите… За все то время, которое провели рядом с настоящим Османом, вы никогда не замечали, что он связан с Беатрис Корли?

– Нет. – Она посмотрела на меня подозрительно. – А почему вы спрашиваете?

– Это только доказывает, что Осман-бей был более хитер, чем о нем думали. Он знал, что вас подослал Джулиус, но, очевидно, посчитал лучшим находиться под присмотром такой женщины, как вы. Ведь ему не часто выпадала возможность бесплатно пользоваться танцовщицей, не так ли, Селина?

– Мерзавец! – завопила она, краснея от гнева.

– Послушайте, у меня есть предложение. Прекратите цепляться ко мне, и я тоже от вас отстану.

В четыре часа я набрал телефонный номер. Мне жизнерадостно ответили:

– Галерея Мэтью Корли. Мисс Торренс у аппарата.

– Простите, – сказал я, старательно изменяя голос, – не могли бы вы помочь найти одну очень редкую репродукцию?

– Мы сделаем все возможное, мистер, – заявила она. – О какой репродукции идет речь?

– Под названием «шкура леопарда», – сказал я мягко. – Мисс Торренс, посмотрите, пожалуйста, себе под юбку, она еще там?

Долю секунды было тихо, потом раздался смех.

– Дэнни Бойд, конечно, она там, ты сможешь посмотреть.

– Значит, тебя не выставили за дверь?

– Нет. Мистер Корли сам явился только в одиннадцать. Посидел здесь около часа и уехал, домой. Дэнни, я беспокоюсь за него. Это следствие, которое ты ведешь… Оно может принести ему серьезные неприятности?

– Думаю, да, – сказал я любезно.

– Я так и знала. А кстати, у меня есть еще одно послание для тебя.

– И что в нем говорится?

– Буквально следующее: «Передайте вашему Бойду, что я не ставлю никаких условий. Но, возможно, придет время, когда я попрошу его о небольшой услуге. Надеюсь, он мне не откажет» – Это звучит очень торжественно, Дэнни, не находишь?

– Да, ты права. Но я тоже должен тебе сообщить новости, милая, только они грустные.

– Какие же?

– Сегодня вечером я буду занят.

– Что, всю ночь?

– Мне бы самому хотелось это знать. Если – будет малейшая возможность, то…

– Я знаю, – проговорила она нежно. – По тому, как ведет себя Корли, я поняла, что сегодня вечером это дело должно завершиться. Я буду грустить и поплачу немного. Дэнни…

– Что?

– Ты не будешь возражать, если я пойду сегодня ночевать к тебе? Вдруг освободишься раньше…

– Замечательная идея. Договорились.

– Только не делай глупостей. Постарайся избежать пули, и вообще…

– Ты что, издеваешься? Или считаешь, я позволю испортить такой профиль?

Я вернулся к себе и пару часов поспал. Потом принял душ, надел поношенную рубашку, старые штаны и черные туфли. Кобура прекрасно уместилась под спортивной курткой. В карман я засунул дополнительную горсть патронов. В семь часов, уже собираясь уходить из дома, я вдруг вспомнил, что мне может понадобиться фонарь. Потом быстро перекусил и отправился к Абдуллу Мюраду.

Джулиус, Фрэнк Ломакс и Лейла Зента должны прибыть на лонг-айлендскую виллу в половине девятого и, что бы ни случилось, оставаться там ровно до десяти. В девять часов мы с Мюрадом попытаемся проникнуть туда со стороны пляжа. Я не хотел форсировать события до наступления темноты, опасаясь, что нас увидят сверху. Но и в кромешной тьме этот подъем нельзя было начинать. К тому же он – не самое главное препятствие, если верить Корли. Нельзя забывать и об электрических проводах. Поэтому лучше всего для нашей операции подходили сумерки.

Мы приехали на пляж в восемь часов. Черные сплошные тучи, нависавшие над нами, закрыли солнце, и стало почти темно.

– Небо почти все затянулось, – сказал я Мюраду. – Думаю, нам следует двигаться сейчас же.

– Хорошо, – согласился он. – Вы альпинизмом много занимались, мистер Бойд?

– Никогда не занимался, – вынужден был я сознаться.

– А я совершил несколько восхождений в Швейцарии, – продолжал он. – Может быть, мне попробовать первым?

– Великолепно, – откровенно обрадовался я. – Но будьте осторожны: наверху электрические провода.

Первые тридцать метров не составили для нас никакого труда. Но потом все осложнилось. Я подолгу светил фонариком Мюраду, пока тот руками и ногами методично ощупывал камни, прежде чем наступить на них.

А в заключительной части нашего подъема я совершил ошибку – глянул вниз, чтобы полюбоваться, пройденным путем. И на мгновение был совершенно парализован: в нескольких сантиметрах за моими ступнями начиналась бездна. Я изо всех сил вцепился в камни и с трудом успокоился. Примерно в шести метрах от вершины мы начали слабеть, но мое упорство на этот раз было безграничным. Я просто отказался замечать препятствия.

Внезапно стало совсем темно. Весь мир ограничивался теперь крохотными участками, на которые моя рука или нога могли опереться вслед за Мюрадом. Я уже почти начал привыкать к этому ограниченному мирку, когда Мюрад вдруг исчез. Мгновением раньше он был прямо надо мной, по крайней мере, в двух метрах, а сейчас испарился. Что могло с ним случиться, черт возьми? Я пытался понять это изо всех сил. Он никак не мог упасть. Я бы слышал, и даже видел бы, как он летел в бездну. Г олова моя ничего не соображала: что же могло случиться с Мюрадом?

– Мюрад, – произнес я, – где вы?

Его лицо неожиданно появилось сантиметрах в шестидесяти над моим, но почему-то обращенное ко мне.

– Что вы делаете? – спросил я дрожащим от страха голосом. – Спускаетесь, что ли?

Это показалось ему таким забавным, что он рассмеялся.

– Мне бы не хотелось вас прерывать, – добавил я не без горечи, – но мои пальцы уже начали неметь.

– Мистер Бойд, я думал, вы поняли.

– Что именно?

– То, что вы в пятнадцати сантиметрах от вершины. Вам достаточно протянуть руку…

Последнее усилие, и, оказавшись на траве рядом с ним, я немедленно дал себе клятву такими упражнениями больше не заниматься никогда в жизни.

Мы отдохнули минут пять. Прежде чем подняться, я взглянул на часы. Было половина десятого.

– Если позволите, мистер Бойд, – прошептал Мю-рад, – до псарни я пойду первым, а потом вы будете показывать дорогу. Сейчас нам придется двигаться ползком, чтобы пройти под электрическими проводами.

Мы преодолели три линии проводов, которые тянулись в двух метрах одна от другой и располагались очень низко над землей. Добрались, наконец, до псарни и остановились.

– А теперь я пойду за вами, – вежливо сказал Мюрад.

Полностью освещенная вилла находилась в пятнадцати метрах от нас. Я подумал о том, как выкручиваются остальные, и почувствовала ли Беатрис конкуренцию, которую ей могла составить Лейла по отношению к парнишке.

Приблизившись к псарне, я услышал рычание. Оно шло изнутри. Что ж, во всяком случае, Корли удалось запереть их и не выпустить во двор.

Едва мы дошли до двери, все пять чудовищ принялись лаять что есть мочи. Это заставило меня задуматься: заперты ли они в клетках или свободно бегают внутри псарни? Я с трудом подавил свою природную вежливость и не пригласил Мюрада войти первым.

Дверь оказалась незаперта. Я достал свой «магнум» и толкнул ее створку. Поскольку псы на меня не бросились, я логично заключил, что они сидят в клетках. Окружающий мир сразу показался мне немного приятнее. Следом зашел Мюрад и тщательно запер дверь за собой. Я включил фонарик и осветил пол.

– Тино, ближайший помощник Беатрис, уверил меня, что их часть находится здесь, – сказал я. – По его словам – это пятнадцать сантиметров железобетона. Как вы думаете, он не шутил?

Ничего не говоря, Мюрад опустился на четвереньки и внимательно проверил каждый квадратный сантиметр пола. Через несколько минут он сказал:

– Здесь, – и его пальцы нарисовали на полу прямоугольник размером приблизительно сто восемьдесят на девяносто сантиметров.

Потом он медленно поднялся.

– Здесь люк, мистер Бойд. Он наверняка приводится в действие специальной системой.

Я с надеждой провел лучом фонарика по стенам, но увы. Результат был абсолютно отрицательным. Я не обнаружил ничего, за исключением какой-то металлической вешалки в углу.

– Ну, ладно, – прорычал Мюрад. – Если он только солгал… если она уже…

– Подождите, – сказал я. – Мне только что вспомнилась часть послания Мэтью Корли.

Он посмотрел на меня, разинув рот.

– О чем это вы?

– Там говорилось: «…пока он будет искать, где повесить свое пальто…»

Я бросился к стене, ухватился за вешалку и потянул изо всех сил. Она медленно отделилась от стены. Послышался легкий скрип хорошо смазанного механизма. И в несколько секунд громадная бетонная плита повернулась.

Мы с Мюрадом бросились к яме. Но когда я остановился, чтобы осветить фонарем открывшийся люк, Мюрад успел спрыгнуть туда первым.

– Здесь есть проход, и дальше – свет, – бросил он голосом, дрожащим от нетерпения. – Я посмотрю, что там.

– Хорошо, я посторожу.

Он исчез. Мне оставалось только ждать. На другом конце псарни в клетках метались чудовища. Они с такой силой и с таким ревом бросались на металлическую решетку, что при каждом броске я вздрагивал. А потом вдруг раздался страшный крик. В нем были отчаяние, ужас и боль.

Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не повиноваться рефлексу, который толкал меня бежать. Обеими руками я закрыл уши, чтобы приглушить этот ужасный вой. И далее действовал уже вопреки инстинкту.

Спрыгнув в яму, я побежал в направлении, откуда виднелся свет. Тесный проход заканчивался небольшой прямоугольной комнатой, похожей на камеру. В глубине ее находилась дверь, у стены – кровать.

Перед кроватью стоял Мюрад и, откинув голову назад, продолжал выть. Там на животе лежала совершенно голая юная девушка с каштановыми волосами. Она была неподвижна. Я подошел, наклонился и посмотрел. Страшные кровоподтеки покрывали ее с головы до ног. Пальцы мои замерли, едва я дотронулся до ледяного тела. В конце концов мне удалось повернуть ее набок.

Правой рукой она все еще сжимала странную металлическую полоску, которая была заточена каким-то примитивным способом до такой степени, что превратилась в некое подобие кинжала. Девушка бросилась на это импровизированное оружие и пронзила им сердце.

Я догадался, что она это сделала не на кровати, где был постелен только один брезент. Кто-то приходил сюда уже потом и переложил ее. Я заметил еще невысохшие громадные лужи крови в противоположном углу комнаты.

В жизни Марта была хорошенькой девушкой, – подумал я грустно, – ей было не больше двадцати лет. Что за чудовище нанесло ей такие жуткие раны? Какой садист мог довести девушку до того, что она проводила долгие часы, делая себе кинжал? Какое животное довело ее до такого состояния, что новым страданиям она предпочла смерть?

Со стороны входа донесся шум. Мюрад стоял на том же месте, все в той же позе, с откинутой назад головой. Но не издавал уже ни звука. Удивительно, но этот немой вопль производил большее впечатление, чем прежний раздирающий душу крик.

Я позвал его, но он ничего не слышал. Потряс за руку, но он не обращал ни на что никакого внимания.

Тогда я понял, что сейчас это бесполезно, и решил лучше его не трогать.

Когда я вернулся к открытому люку, на потолке горела яркая электрическая лампа, заливающая все помещение желтоватым светом. Я поднял глаза и увидел круг лиц, мрачно глядевших на меня. Никто не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь мне выбраться.

Я самостоятельно вылез из ямы. Они продолжали молча смотреть.

Джулиус Керн сохранял на лице обычное свое выражение непроницаемого флегматика. Фрэнк Ломакс, казалось, весь сжался. Лейла Зента дрожала как лист, а Беатрис Корли была бледнее обыкновенного. Тино насторожился. У Майкла непрерывно дергался рот от нервного тика. И только Мэтью Корли впервые за время нашего знакомства прямо и спокойно смотрел мне в глаза.

– Мистер Бойд, – спросил он, не повышая голоса, – что произошло в подвале?

– Девушка мертва, – сказал я.

И затем объяснил, как она покончила с собой и какие причины, на мой взгляд, толкнули ее к самоубийству. Едва я закончил, из подземелья раздались медленные, очень тяжелые шаги.

А потом появился Абдулл Мюрад.

Как только он подошел к отверстию, я протянул ему руку, чтобы помочь, но тот ее не заметил.

У першись ладонями в цементный пол, который находился на уровне его подбородка, он выбрался из ямы самостоятельно. Выпрямившись, осмотрел всех с непроницаемым видом, потом начал говорить хриплым шепотом, который, казалось, перейдет сейчас в вой.

– Моя дочь… – произнес он. – Кто из вас виноват в том, что произошло?

– Беатрис, – спокойно сказал Джулиус после некоторого молчания, – кто находился в доме все время, пока девушка была в подвале?

Глаза Беатрис блеснули ненавистью.

– Не понимаю, – ответила она, – как это случилось. Видимо, кто-то посторонний обнаружил секретную систему, открывающую вход.

– С самого первого дня, – внезапно вмешался Тино, – я приходил к девчонке утром и вечером, на ночь отключал механизм от сети, чтобы он не мог сработать. Ключ прятал. Но днем…

Он сурово посмотрел на Беатрис и повторил медленно:

– Днем он всегда был у вас.

– Да, – признала Беатрис, словно марионетка. – Все эти дни он действительно был у меня.

– Дорогая, – сказал Мэтью Корли почти ласково, – мне кажется, я вспоминаю кое-какие твои делишки: «Будь ласков, Мики, со своей маленькой хозяйкой и получишь костюм, который тебе так нравится».

– Да, – сказала она, – возможно… Мы иногда играли… как дети. Но Мики сам никогда…

– Правильно, – подтвердил Мэтью Корли. – Предложения делала ты, моя дорогая. А он уже ставил условия.

– Да, да, – качнула она головой. – Это немного развлекало нас.

– Вам должно быть стыдно, Майкл, – продолжал Мэтью почти насмешливо. – Женщина старше вас на тридцать лет и, более того, женщина с извращенным умом.

– В общем-то правильно, – согласился парнишка. – Иной раз я заснуть не мог ночью. Все ворочался до утра и думал, как ее убить. Но она была хозяйкой, и я не имел других возможностей зарабатывать на такую жизнь…

– Что же, это понятно. Ну а потом наступали моменты, когда нужно было расслабиться, иначе череп мог расколоться, – задумчиво произнес Корли.

– Вот-вот, – подтвердил юноша. Лицо у него вдруг оживилось. – Приходилось торговаться, все время торговаться: «Послушай, – говорил я ей, – у меня есть шикарное предложение: завтра днем – все что захочешь. Абсолютно все. А сегодня дай мне один только часок с этой маленькой гадиной, которая много о себе воображает, и я… я…»

– Я подозревал, что это были именно вы, – просто сказал Корли.

Майкл отступил в угол. В ту же минуту Мюрад вытащил пистолет и медленно его поднял. Раздалось три выстрела. Майкл в агонии забился на земле.

Лейла упала в обморок к ногам Ломакса, но тот на нее даже не глянул.

Мюрад на мгновение опустил пистолет и вдруг резко повернулся к Беатрис. Та пронзительно вскрикнула и бросилась к мужу.

– Мэтью! Мэтью! Спаси меня!

– Спасти тебя, моя дорогая? – Он засмеялся, и в смехе его сквозила настоящая радость. – Этого еще не хватало!

Беатрис оттолкнула его и ринулась к выходу.

Мюрад терпеливо подождал, пока она добежит до дверей, и дважды выстрелил.

Массивная спина Беатрис изогнулась, ее руки тщетно пытались ухватиться за что-нибудь до тех пор, пока тело с глухим стуком не упало на землю. По удивительному совпадению ее голова оказалась прямо на груди у Майкла.

Мюрад посмотрел на оба трупа, улыбнулся, засунул ствол пистолета себе в рот и нажал на спусковой крючок.

– Бедный парень! – воскликнул Тино, охваченный внезапной жалостью к человеку, распростертому у его ног.

Я возразил:

– Если хочешь пожалеть кого-нибудь, Тино, пожалей лучше его дочь!

– Что ты хочешь этим сказать, Бойд? – резко произнес Ломакс.

– Физические страдания не единственная причина ее самоубийства, Фрэнк. Мюрад сам был виноват.

– Как – виноват?

– Нанимая меня, Мюрад выдал себя за Османа-бея. Он требовал, чтобы я нашел похищенную дочь компаньона и пропавшие бриллианты. Единственной ниточкой, которую он мне дал, было имя его бывшей любовницы Лейлы Зента. Скажи, Фрэнк, тебя кто-нибудь предупредил о том, что я приду в тот вечер в клуб?

– Понимаешь, – медленно произнес Ломакс, – примерно за четверть часа до твоего прихода позвонил какой-то парень и сказал, чтобы я не отходил от Лейлы ни на шаг, поскольку ее собирается навестить один мошенник.

– Он обманул тебя, – размеренно сказал я. – Он обманул меня, и он обманул Джулиуса.

– Минуточку! – воскликнул Джулиус. – Как же он меня обманул, Дэнни?

– Что он рассказал тебе, Джулиус? – спросил я.

– Говорил, будто он единственный человек в мире, который может водить за нос Османа-бея, и будто для него это так же нетрудно, как играть в детскую игру.

– Но он должен был также сказать, что совсем не хотел встречаться с Фрэнком, который знал, у кого находится его дочь. Ведь если бы стало известно, что он в Нью-Йорке, она бы подверглась еще большему риску.

– Верно, старина, – признал Джулиус. – Давай, рассказывай дальше.

– Ты часто спускался в подвал вместе с Фрэнком и запомнил шифр, а потом передал эту комбинацию Мюраду. Вы вдвоем проследили меня до клуба и, как только начались мои переговоры с гарсоном, сообщили обо мне Фрэнку. Позднее Джулиус вошел в раздевалку Лейлы, убедился, что мы там, запер и позволил, таким образом, Мюраду допросить Османа-бея. Мюрад немедленно спустился в подвал, убил своего компаньона и тут же вышел.

– А мне он сказал, что это был несчастный случай, – пробормотал Ломакс. – Будто бы, когда он допрашивал его с пристрастием, нож соскользнул.

– Джулиус, – сказал я мягко, – посмотри на него, иногда он бывает наивен как ребенок.

– Что ты хочешь этим сказать, Бойд?

– Попытайся подумать о мотивах, которые были у Мюрада для убийства Османа-бея.

– Я все понимаю, – холодно ответил Ломакс.

– Ты помнишь, что тебе рассказывал Мюрад? По его словам, он случайно обнаружил незаконные махинации своего компаньона.

– Конечно, помню.

– А эта редкая книга, в переплете которой были спрятаны бриллианты? Представь-ка на минуту, что все произошло действительно так, как рассказывал Мюрад, но двумя днями раньше.

– Ты что, с ума сошел? – спросил Ломакс.

– Предположим, он застал своего служащего, который пихал банковские билеты в вазы, в понедельник. И, таким образом, именно тогда понял, что Осман-бей не один год занимался махинациями. В среду взял у букиниста книгу, о которой просил компаньон. Эту книгу его дочь должна была отвезти в четверг. Он внимательно просмотрел ее. И вдруг обнаружил, что в переплете спрятаны камни на сумму в двести тысяч долларов.

Я вдохнул воздух, прежде чем продолжить.

– Что ему было терять? Он дает двадцать четыре часа своему компаньону. И когда банда, которая доверила тому бриллианты для тайного ввоза, начнет действовать, Осман-бей станет первым козлом отпущения.

– Ты хочешь сказать, что все для него повернулось в худшую сторону, только когда украли дочь? – задумчиво заметил Джулиус.

– Разумеется. Потому что Мюрад был единственным человеком, который точно знал, что бриллианты никогда не покидали Парижа. Если бы Фрэнк условился с Беатрис об очной ставке, чтобы узнать, кто говорит правду, больше шансов за то, что скорее поверили бы Осману-бею, чем девушке. Мюрад не мог позволить себе пустить это дело на самотек. Единственным выходом для него было – убить Османа-бея.

– Значит, никаких бриллиантов сюда не привозили, – тусклым голосом сказал Джулиус.

– Вот именно.

Он посмотрел на тело Мюрада у своих ног. Шрам возле его рта начал дергаться быстрее обычного.

– Мерзавец, – горько произнес он. – Как подумаю, что отдал тебе Селину…

В следующие четверть часа все потихоньку исчезли, и я остался один на один с Мэтью Корли.

– Это дело может вам принести серьезные неприятности, мистер Бойд, – произнес он вполголоса. – Я имею в виду вашу лицензию.

– Несомненно, – печально ответил я. – Я не сообщил о трупе, не сказал ничего о похищении, вошел в контакт с мошенниками – все это, конечно, будет стоить мне удостоверения.

– А почему вы так поступили?

– Я полагал, что, если есть хоть малейший шанс найти девчонку живой, все остальное не имеет никакого значения, – ответил я откровенно.

Он кивнул.

– Мы знаем, что Османа-бея убил Мюрад, а теперь и он мертв… – Думаю, вам сейчас как раз самое время уйти, мистер Бойд.

– Нет, я останусь и подожду полицию.

– Просто смешно, – сказал Корли. – Я обо всем прекрасно знаю и смогу это сделать так же.

Его губы сжались.

– И потом: я в некоторой степени сам виноват.

В его рассуждениях была логика.

– Не знаю, как вас и благодарить, мистер Корли.

– Черт возьми! Да почему… Вы уберетесь наконец отсюда?! – воскликнул он.

Скоро рассвет…

У меня не было часов, но я угадывал время по блеску постепенно меркнущих звезд, по пению просыпавшихся птичек, по трепетанию листьев и другим признакам пробуждения природы.

Я встал на койку и потянулся к тюремному окошку, пытаясь вдохнуть воздух, казавшийся мне особенно опьяняющим, ибо в нем чудилось обещание свободы.

Самое позднее часа через два-три я буду на воле. Настает день, который после суда казался мне таким далеким и недостижимым. Но все же он наступает…

Позади осталось 5 лет тюремного заключения – это 60 месяцев, или 1825 дней. Я мог бы назвать и число часов и минут, проведенных за решеткой, потому что все их пересчитал.

Вчера утром тюремный надзиратель перевел меня в помещение при полицейском участке как отбывшего свой срок наказания, и я вычеркнул последнюю дату с листка бумаги, приклеенного к стене камеры, – двадцать девятое августа 1965 года.

Именно тогда я был арестован. И вот, ровно через пять лет, день в день, потому что тюремная администрация не балует сюрпризами или фантазией, пришел конец моему заточению.

Я взглянул в последний раз на оконце, затем сел на койку и закурил сигарету.

До заключения я курил «Американку», но такая роскошь почему-то запрещена в тюрьмах.

Теперь я привык к «Гитанам» и, наверное, остановлюсь на них.

Огонек спички осветил камеру: три метра на четыре, дощатый топчан, ведро, именуемое «гигиеническим», скорее всего в насмешку, железный столик, вделанный в стену, табурет, прикрепленный к полу, – и все это ограничивалось грязными стенами, исписанными людьми, сидевшими здесь до меня.

Участок центральной тюрьмы Лианкура состоял из восьми камер предварительного заключения, куда подозреваемых сажали до суда. На тюремном жаргоне их почему-то называли митарами.

В тюрьме я вел себя безупречно, поэтому ни разу не попадал в карцер. По существующим правилам, как я уже говорил, отбывшие свой срок проводили последнюю ночь перед освобождением в митаре, возможно, для того, чтобы грязь и полное отсутствие комфорта дали пищу для размышлений и стали бы предупреждением для тех, кто задумал новое преступление и снова попал бы в тюрьму.

Сидя на койке, я не спеша курил, широко открыв глаза. В полной темноте передо мной в сотый раз проходило все то, что привело меня сюда.

На горизонте показалась белая полоска: скоро наступит рассвет. Надзиратель, тушивший свет вчера вечером, сказал, что меня разбудят в шесть часов, чтобы дать время одеться перед освобождением в половине седьмого.

Против воли я улыбнулся. Может ли человек уснуть в последнюю ночь в тюрьме, где просидел пять лет?

Вероятно, сейчас начало шестого.

Я нащупал в кармане еще несколько сигарет, закурил, и мои мысли снова вернулись к прошлому…

Три месяца назад ко мне на прием явилась одна молодая особа, некая Моника Вотье. Она страдала небольшими нарушениями нервной системы, а внешне была очаровательной женщиной с божественным телом. И кроме того, не скрывала желания близости со мной.

Под предлогом проверки ее состояния, который не компрометировал никого, я встретился с ней в назначенный день, и после этого мы стали любовниками.

Она не была замужем, но не предъявляла мне требований, какие обычно возникают даже у самых доверчивых и покладистых женщин, когда они уверены в привязанности мужчин. – Все это, даже легкость наших отношений, начало меня пугать. Я боялся, что Мари-Клод догадается о нашей связи, и решил порвать с Моникой сразу после отпуска.

Она попросила меня навестить ее, зная, что я буду на вечере у Блондинга.

– Ты всегда можешь сказать, будто тебя вызвали к больному, это никого не удивит.

Я приехал и объявил о своем решении с ней расстаться.

Она приняла это спокойно, однако попросила распить с ней бутылку шампанского.

– Сохраним хорошее воспоминание о нашем последнем свидании, – очень мило сказала она.

Я ушел от нее около половины третьего и вернулся к Блондингу. Мне казалось, мое отсутствие осталось незамеченным, но получается, некоторые гости обратили на это внимание в течение тех трех часов.

Дорога, которая тянется вдоль каменной ограды с проволочной сеткой, обсажена деревьями. С верхней площадки наблюдательной вышки часовой сделал мне дружеский жест, и я ему ответил. Поворот – и здание тюрьмы исчезло из виду. Я даже не обернулся взглянуть на него еще раз, ибо не сомневался, что память сохранит каждую подробность тюрьмы до самого последнего моего вздоха.

Пока я шагал по безлюдной улице, меня нагнал автомобиль, замедлил ход и остановился рядом. Из окошка выглянула женщина.

– Не хотите ли сесть в машину, доктор? Или предпочитаете идти пешком?

Я удивленно посмотрел на даму за рулем и узнал Анну Жербо. Она была моей секретаршей вплоть до моего ареста. Тогда ей исполнилось всего двадцать лет, но я высоко ценил ее разумную, спокойную манеру обращения с пациентами, работоспособность, мягкий негромкий голос, деликатность и сдержанность. А однажды поймал себя на том, что неравнодушен к ней. Видимо, она отвечала мне взаимностью, но мы никогда не заговаривали о наших чувствах и отношения сохраняли чисто деловые, хотя и не расставались целыми днями.

На протяжении всех этих пяти лет я регулярно получал от Анны письма, но сам ответить не мог, потому что переписка заключенным разрешалась только с близкими родственниками.

Ее прекрасные глаза улыбались мне, знакомое лицо, как и прежде, оттеняли длинные черные волосы.

Я подошел к машине и открыл дверцу.

– Добрый день, Анна, вот уж не ожидал встретить здесь вас.

– А мне подумалось, что вы обрадуетесь, если кто-то будет ждать вас при выходе… или я ошиблась?

Я бросил чемоданчик на заднее сиденье «дофины» и, уселся рядом с Анной.

– Нет, не ошиблись… Но откуда вы узнали, что я выхожу на свободу сегодня?

– Но, доктор, я же умею считать до пяти, здесь нет ничего сложного. А для большей уверенности попросила одного моего приятеля – адвоката позвонить в тюремную канцелярию.

Мы молча разглядывали друг друга.

– Мне не хочется, чтобы вы обвинили меня в черствости, доктор, но должна сказать, выглядите вы отлично, почти не изменились.

Я усмехнулся.

– А кого же вы ждали? Сморщенного старичка с седыми волосами и запавшим, беззубым ртом? Мне ведь всего сорок пять. Да, я постарел, но только внутренне, а не внешне.

Она завела мотор, и мы поехали. Ее глаза были устремлены на дорогу.

– У вас есть какие-нибудь планы, доктор? Меня интересуют ближайшие.

– Послушайте, малышка, начнем с того, что вы станете звать меня просто Тэдом, как и раньше. Забудьте раз и навсегда, что я был врачом. Корпорация медиков вычеркнула меня из своих рядов более четырех лет назад.

Она потрясла головой как ребенок, застигнутый на месте преступления.

– Как хотите, Тэд.

– Что касается моих планов, то сейчас они состоят в покупке пачки «Американки» и чашки шоколада с рогаликами – этой роскоши свободного человека, о которой я мечтал месяцами.

Она притормозила, когда мы проезжали через деревню Лианкур, и остановилась возле табачной лавочки, открытой, несмотря на столь ранний час.

– Здесь?

Я пожал плечами.

– А почему бы и нет?.

Мы уселись на террасе.

Когда официант ушел, поставив перед нами дымящиеся чашки с шоколадом, Анна вынула из сумочки конверт и подала его мне.

Заметив мое недоумение, она пояснила:

– Это все ваше. Там оставалось множество невыплаченных по счетам гонораров. К счастью, все денежные вопросы, включая и банковские, разбирала я. Целых три месяца объезжала ваших клиентов. Естественно, кое-кто отказался платить, ссылаясь на все эти судебные дела, но таких были единицы. Из собранного я смогла не только рассчитаться с кредиторами, но и переводить ежемесячно в тюрьму немного. В итоге на вашем счете осталось еще несколько тысяч франков. Мой отчет лежит в конверте.

Действительно, в начале – каждого месяца я получал переводы на разрешенную заключенным сумму и мог кое-что покупать в тюремной лавочке. Поскольку они были анонимными, я считал, что деньги посылала Мари-Клод.

Очевидно, Анна угадала мои мысли, ибо торопливо добавила:

– Очень жаль вас разочаровывать, но деньги посылала я.

Я покачал головой, смущенно улыбнулся и убрал конверт в карман.

– С периодом разочарований давно покончено. Огромное спасибо, что вы, так поступали. Это меня сильно поддерживало. А оставшиеся деньги мне очень пригодятся.

– Не сомневаюсь. Но какие же все-таки у вас намерения?

– Поговорим об этом позже, а пока мне хочется уже уехать отсюда, тем более, вы наверняка спешите на работу… Конечно, если не получили огромного наследства, которое позволяет жить на ренту!

– Нет, я медицинская патронажная сестра при одной крупной лаборатории. Относительно свободна и прилично зарабатываю.

Лианкур находится в восьмидесяти километрах от Парижа. По дороге мы поболтали.

– Почему же вы не вышли замуж, Анна? Такая молодая-, красивая и умная… Или вам по вкусу одиночество?

Она пожала плечами, глядя на дорогу.

– Нет, конечно. Я самая обыкновенная женщина. Просто не удалось еще встретить человека моей мечты.

Добравшись до окраин Парижа, Анна обратилась ко мне:

– Когда ваша жена выехала из квартиры в Нейи, я забрала там кое-какие вещи и спрятала у себя. Наверное, вам хочется переодеться?

– Чудесная мысль! А что вы знаете о Мари-Клод? После развода она не подавала о себе вестей?

– Она живет в Сен-Клу и, кажется, чудесно, поэтому о ней не беспокойтесь.

Очнулся я с невероятной болью в затылке. Инстинктивно поднял руку для защиты и открыл глаза.

Я лежал на полу. Голова трещала от удара. Наверное, тот, кто это сделал, подумал, будто прикончил меня, и скрылся.

Борясь со слабостью и болью, с усилием я встал на колени и заметил, что нахожусь не в, прихожей, а в спальне Моники Вотье.

Кровать стояла рядом, она сама лежала на ней, раскинув руки.

Мое внимание привлек блестящий предмет у нее на груди. Приглядевшись, я понял, что это рукоятка кинжала, лезвие которого вонзилось в ее тело.

Ошеломленный, я смотрел на страшную картину, не веря своим глазам, затем приблизился и по старой привычке пощупал пульс. Рука Моники была еще теплая, видимо, ее убили совсем недавно.

Заметив на ночном столике телефон, я собрался было вызвать полицию, но меня остановил инстинкт самосохранения.

Рассудок сработал четко.

Я отдернул руку от трубки и быстро обошел спальню и остальные помещения. Нигде никого не было.

Зачем меня втащили туда?

Вторичный осмотр трупа все объяснил. Моника держала в руке осколок фарфоровой вазы.

Их замысел прояснился. Хорошо продуманный план, ничего не скажешь. Моника Вотье отказалась подтвердить мое алиби. Выйдя из тюрьмы, я тут же заявился к ней, принялся укорять за прошлое, поссорился и убил. Она пыталась защищаться и разбила о мою голову вазу, оказавшуюся у нее под рукой.

Все оказалось учтено: мотив, жертва и сам убийца были налицо.

Пришлось бы мне погибнуть, если бы я – задержался и был обнаружен.

Надо было немедленно удирать.

Судя по часам, все произошло не более десяти минут назад. Убийца ожидал моего прихода к семи и наверняка высматривал из окна. Он заколол Монику, спрятался за дверью прихожей и, как только я вошел, оглушил, меня ударом по голове. Потом втащил в спальню.

Я вытер платком телефонную трубку, подумал немного и то же проделал с рукояткой кинжала. Ведь пока я был без сознания, убийца мог прижать к ней мои пальцы. Осколки вазы говорили б продуманности всех мелочей.

Взглянув в последний раз на убитую, я вышел, прикрыв платком дверную ручку.

Все еще поглощенная вязаньем, консьержка так и не взглянула на меня.

Я прошел по улице метров пятьдесят и услышал вой полицейской сирены: машина приближалась со стороны площади Этуаль. Она вынырнула из-за поворота, промчалась мимо меня и остановилась перед домом, где жила Вотье.

Из нее выскочили трое полицейских и вбежали в подъезд, из которого я вышел недавно.

Удалился я медленно, боясь привлекать к себе внимание. Не спешил совсем, хотя прекрасно понимал, что, прокопайся я хоть пару минут в квартире Моники, сегодня вечером оказался бы в тюрьме и когда-нибудь на рассвете вышел из нее только на центральный двор Сайте, где устанавливалась гильотина для приговоренных к смертной казни!

«У тебя есть только один шанс из ста», – кажется, так меня предупредила Анна.

Измученный неотвязными мыслями и дорогой, я приехал в Канны лишь к восьми вечера. Ехал я в вагоне второго класса с каким-то многочисленным семейством. Целая ватага горластых детей непрерывно лазила вверх и вниз по полкам под наблюдением толстой мамаши, от которой нестерпимо несло чесноком и дешевым красным вином. Голова моя раскалывалась от бесконечного мелькания малюток, их ссор и воплей, не говоря уже о зычных окриках родительницы.

Перед киоском у вокзала меня поджидало неожиданное потрясение: на первой странице газеты красовались фотографии Моники и моя со следующей надписью:

«Пала ли певица жертвой мести?»

К счастью, мой снимок, взятый из судебного дела пятилетней давности, был плохим.

Сидя за столиком в кафе «Терминус», я внимательно прочитал статью. Полицейских предупредил анонимный телефонный звонок. Те сразу же выехали по указанному адресу и в доме Моники нашли еще не окоченевшее тело. Заколовший ее убийца успел скрыться. Жертва пыталась защищаться, в руке у нее был зажат осколок вазы, другие осколки валялись на полу. Не обнаружилось ни отпечатков пальцев, ни прочих следов.

Все это я уже знал, но дальнейшее меня сильно заинтересовало. Полицию уведомили, что во время моего процесса Моника отказалась подтвердить факт нашего ночного свидания с ней и таким образом уничтожила мое алиби. Поэтому меня разыскивали как свидетеля.

Сразу стало ясно, что инициаторы кампании против меня, организовавшие последнее преступление, которое могло стоить мне жизни, не теряли времени даром. Подтверждением тому был звонок в полицию, известивший об убийстве Моники Вотье.

Но кто же это человек? Кто за ним скрывается?

За перевозку и продажу наркотиков я рисковал всего несколькими годами свободы, а теперь на карту была поставлена моя голова. Я точно знал, какие «свидетельские показания» ждала от меня полиция. Признайся я только, что был у Моники, меня бы тут же обвинили в убийстве из мести. Все говорило против: время убийства, отсутствие очевидцев, мое исчезновение. Месть показалась бы судье достаточным мотивом, и присяжные тоже бы согласились.

Человек, только-только вышедший из тюрьмы, не может рассчитывать на снисхождение: его бывшее дело играло бы роль колокольчика на шее прокаженного. Оно бы предупредило всех, что этот человек опасен.

Мое внимание привлекла одна деталь: в коротенькой биографии Моники упоминалось, что пять лет назад она приобрела магазин модного платья в районе улицы Фобург-Сен-Жермен.

Именно тогда Марсель Бланк «унаследовал» крупный капитал, благодаря которому приобрел гараж с бензоколонкой. Тогда и Моника Вотье обзавелась магазином. Участникам моего дела щедро заплатили за молчание. Оно было настолько необходимо, что теперь одного из них просто ликвидировали…

Я не знал своего противника, но понял, что он безжалостен, ловок и неразборчив в выборе средств. Борьба с ним будет не на живот, а на смерть.

Теперь мне уже действительно нечего было терять, все обернулось против меня: полиция, общественное мнение, банда беспринципных, умелых преступников… Как животное, затравленное сворой гончих, я мог только драться, прижавшись спиной к стене.

Возможно, я погибну, но и недруги мои дорого заплатят: я не намерен даром отдавать им свою шкуру.

Было девять утра, отпускники очень редко встают рано, поэтому улицы Канн были безлюдны. Мопед, купленный недавно в одном гараже, негромко тарахтел по шоссе.

Вопреки уговорам КуСселли, ночью я так и не смог ни на секунду закрыть глаза, до такой степени был возбужден, думая о предстоящем свидании.

Перед самым моим отъездом Кусселли принес какой-то флакон.

– Тебе было бы лучше изменить цвет волос…

Быстродействующая краска через час сделала меня брюнетом, местным уроженцем. Это сильно изменило мою внешность, а выражение лица вообще казалось теперь чужим. Кроме того, я стал больше походить на того типа с фотографии в моем паспорте.

– Ну, ни пуха ни пера! – напутствовал меня Кусселли. – Но если сцапают, не забудь: тебя здесь и близко не было. Ни меня, ни мою забегаловку ты не видел.

Он же посоветовал мне приобрести мопед.

– Полицейские – опытные и хитрые люди, но имеют кое-какие укоренившиеся и не совсем верные понятия. Они почему-то воображают, что убийца должен непременно разъезжать на автомобиле, предпочтительно гоночном. На чем такое мнение основано – неясно, но оно существует… А на подобной трещотке ты покажешься обычным работягой, спешащим по делам.

Совет был ценный.

Действительно, мимо проезжало несколько патрульных машин, но в мою сторону никто даже не поглядел. Единственным неудобством было то, что я не имел права ехать по автостраде д’Эстре, предназначенной только для автомобилей.

Я утешался тем, что двигался по дороге, тянущейся вдоль моря, и любовался волнами, которые лениво накатывались на берег, залитый солнцем.

Проезжая около залива, я невольно загляделся на безлюдный пляж. В своих широченных городских трусах я окунулся в бархатную воду и тут же забыл все: заботы, страх и тюрьму. Я был счастлив, радовался солнцу, природе и теплой воде. Лишь огромным усилием воли я заставил себя оторваться от такой благодати и продолжить путь к Сен-Тропе.

Сверчок перестал стрекотать, и после грохота выстрелов и тупого, страшного звука падения тела вдруг воцарилась мертвая тишина. Прижавшись к стене возле самого окна, чтобы не стать второй мишенью для убийцы, я не мог разглядеть человека, который убрал сейчас Марселя.

Инстинкт самосохранения подсказал мне не высовывать носа из своего укрытия, чтобы не быть подстреленным, как кролик, и не дать возможности потом составить мизансцену так, будто Марсель и я убили друг друга. Ведь это как нельзя лучше устраивало всех.

После посещения Моники Вотье я даже почувствовал уважение к своим преследователям: они так ловко передергивали карты и путали следы, что подозрение всякий раз падало только на меня.

Я встал на четвереньки, дополз до торшера, нашел выключатель и погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Я услышал, как за окном кто-то выругался, потом послышались шаги к входной двери.

Я бесшумно отворил створку окна, впустив лунный свет, и в дверном проеме показался силуэт высокого мужчины.

Я перелез через подоконник, стараясь двигаться как можно тише, скользнул вниз и побежал к деревянному забору, отчетливо белевшему в темноте. А когда перепрыгивал через него, возле моего уха просвистела пуля. Я свалился на мягкий слой хвойных иголок по другую сторону ограды, и еще две пули противно завизжали над моей головой.

Неясная тень показалась в прямоугольнике окна, человек что-то крикнул, но я не разобрал слов, уже убегая к лесу в надежде найти там укрытие.

На небе, засыпанном звездами, сияла проклятая луна.

Мои глаза, привыкшие к темноте, четко различали вокруг каждую деталь не хуже, чем днем. Я не сомневался в такой же ясности и для моих противников.

Лес, издали выглядевший непроходимой чащобой, в действительности оказался очень редким, нижние ветви сосен росли очень высоко, на них трудно было взобраться, отдельные купы зарослей кустарников располагались далеко друг от друга.

Я остановился на секунду, чтобы сориентироваться, и сразу же услышал за собой топот бегущих ног. Убийца имел пистолет с глушителем и к этому времени наверняка догадался, что я не вооружен. Поэтому он бежал так открыто, не сомневаясь, что я в его руках.

В деревню отсюда не могли долететь никакие звуки, а если бы там и услышали пальбу, все равно не успели бы мне помочь. Поэтому спасение зависело только от моей ловкости и сообразительности.

Я упал плашмя и пополз по-пластунски, не обращая внимания на хвойные иглы, которые больно впивались в ладони. Самое главное было подальше отползти от дома.

Метров через двадцать я поднялся и прижался к толстому стволу, пытаясь определить, где находится враг.

В эту минуту слева от меня вспыхнул огонек, желтый луч описал круг, осветил кусты и сразу же погас. Я чуть было не двинулся дальше, как точно такой же свет появился с правой стороны, также выхватил из темноты кусок леса и погас.

По спине у меня пробежал холодок: сколько же человек пустилось за мной по пятам?

Когда входная дверь домика Марселя открывалась, я видел только одного мужчину, но в темном саду их могло прятаться сколько угодно. Мне было не до того, чтобы приглядываться, да и вряд ли бы я смог их различить…

Человек, что-то крикнувший из окна, наверняка обращался к своим сообщникам не то с советом, не то с приказом. Если их много, мне не удастся скрыться: где бы я ни затаился, они меня везде непременно обнаружат. Это лишь вопрос времени.

Я бросил отчаянный взгляд на луну, которая, казалось, насмехалась надо мной.

Снова вспыхнул свет – сначала слева, потом справа. Очевидно, их было только двое, и они прочесывали каждый свою сторону круга, в центре которого находился я. По-военному это, кажется, называлось «котлом» или «мешком».

Впрочем, название не имело значения, а вот то, что, встретившись, они подойдут прямо ко мне и обнаружат здесь, было куда важнее.

Сами они настолько были в этом уверены, что совсем не остерегались. Сучья с хрустом ломались у них под ногами, кусты трещали, правда, переговоров они не вели, ограничиваясь световыми сигналами фонариков.

Я снова опустился на четвереньки и пополз назад, прислушиваясь к их шагам и замирая, как только наступала тишина.

Вскоре я добрался до опушки леса и увидел впереди какой-то дом. К этому времени мои враги сошлись вместе, включили фонари и начали шарить вокруг их лучами.

Нащупав рукой плоский камень порядочных размеров, я сильно размахнулся и швырнул его как можно дальше в сторону дороги. Он с треском влетел в какой-то куст, и в ту же секунду фонари были направлены туда.

Я этим воспользовался и бросился бежать в противоположном направлении.

Заметив толстое дерево, я прислонился к нему и передохнул.

Теперь я напрасно ждал света фонариков, чтобы сориентироваться, откуда ждать врагов. Похоже, мои преследователи поняли свою ошибку и поиски вели уже осторожнее.

Однако без фонарей им было куда труднее.

Прошло более десяти минут. Я боялся шевельнуться.

Время от времени до меня долетали то шорох, то легкое потрескивание, но я не был уверен в их происхождении. Мне уже начало казаться, что негодяи прекратили преследование, и только я хотел отойти от своего дерева, как вовремя заметил черную тень, осторожно передвигающуюся между стволами в полусогнутом состоянии. Это напоминало кадры замедленной киносъемки. Вероятно, человек опасался напороться на нижние ветки.

Я ни на секунду не забывал, что у них есть пистолет, который будет пущен в ход, как только меня обнаружат.

Вокруг моего дерева не было никакой растительности, только травка да мох. Чтобы добраться до ближайших кустов, требовалось преодолеть несколько метров открытого пространства. Это было невозможно, и я буквально слился с этим стволом, рассчитывая броситься на врага, как только он окажется рядом. Решил отнять у него оружие.

Конечно, я страшно рисковал, но только от отчаяния. А что еще можно было сделать?

Тут захрустело где-то совсем рядом, и я услышал чье-то тяжелое дыхание. Кровь зашумела в моих ушах, сердце заколотилось так громко, что его можно было услышать на расстоянии.

Вдруг тишину прорезал резкий крик, а вслед за ним хлопанье крыльев, и с дерева сорвалась большая черная птица. Она пронеслась над моей головой и шумно полетела в лес.

Пафф-пафф – послышались приглушенные выстрелы.

Мужчина понял, что стрелял по ночной птице, громко вздохнул, а потом рассмеялся. Он находился так близко от меня, что я мог бы дотронуться до него рукой, если бы чуть-чуть передвинулся.

Вдали раздался свист, на который он ответил, помахав фонариком. И, торопливо обведя вокруг себя лучом, пошел прочь без всяких предосторожностей. Сообщник шел ему навстречу, поэтому я отчетливо слышал весь их разговор.

– Ты его видел?

– Нет, просто сову спугнул, а может, филина, чертяка пролетел у меня над головой.

– Ясно. Что будем делать?

– Во всяком случае, здесь его нет, а то он бы еще до меня поднял эту птицу…

– Спрятался где-то, мерзавец!

– Пойдем пошарим еще возле дороги, а минут через десять надо смываться.

– А как же с ним? Оставим?

– Не волнуйся, им займется полиция. Как только вернется жена Марселя, она поднимет на ноги всю округу, поэтому в наших интересах держаться отсюда подальше.

– И то правда.

– Думаешь, Марсель ему что-то сказал?

– Да он и сам-то почти ничего не знал. Во всяком случае, теперь уже ничего не скажет, с ним покончено. Ну а этот…

Их голоса удалились, и я больше ничего не расслышал.

Одно было ясно: здесь искать они больше не станут. Я сел под деревом, мысленно благодаря сову, которая спасла мне жизнь.

Прошло минут пятнадцать, и я услышал, как хлопнула дверца машины и затарахтел мотор, звук его стал слабеть: он удалялся.

Я немного подождал, потом поднялся и пошел к своему мопеду, спрятанному на опушке леса в кустах.

Снова воцарилась тишина, и сверчок застрекотал свою песню.

Свесив ноги в ласковую воду, я сидел на молу и делал вид, что страшно заинтересовался успехами в рыбной ловле своего соседа с удочкой. Впрочем, говорить об успехах было трудно, так как бедняга довольствовался тем, что время от времени менял червя на крючке, подтягивал поплавок ближе или, наоборот, закидывал дальше, нисколько не обескураженный полным отсутствием клева.

Приехав в Канны, я первым делом купил себе костюм для яхты: синие бумажные брюки, пуловер и каскетку. В этой одежде я выглядел только-только сошедшим на берег яхтсменом.

Старый костюм я тщательно завернул в газету и выбросил в мусорный ящик, что, несомненно, порадовало уборщика. Сохранил только ботинки, не то из суеверия, не то в память о тех счастливых годах, когда был всеми уважаемым врачом.

Лавка находилась у самой пристани. Выбирая костюм, я небрежно спросил:

– А вы знаете яхту «Кристобаль»?

– Еще бы! Ведь именно я поставляю на нее все необходимое.

– У меня там парень знакомый в команде.

– Поль или Франсис?

– Поль.

Я ответил наобум и был крайне озадачен, если бы мой собеседник пожелал и дальше распространяться на эту тему, ибо впервые в жизни услышал имя «своего приятеля». К счастью, лавочник сам оказался любителем поговорить и продолжил:

– Можно сказать, ему здорово повезло!

– Чем это?

– Ну как же? Редко кому удается попасть к такому богатому и щедрому хозяину.

– Неужели?

– Провалиться мне на этом месте. Поль сам говорил, что скоро сможет приобрести собственный домик, причем заплатит наличными.

– А давно он был здесь?

– Так вы их не застали? Жаль! Они только вчера приходили из Италии.

– Вот обидно будет, если я прозевал!

– Не волнуйтесь, сегодня его хозяин приедет за покупками, они собираются в какое-то путешествие. Яхта ходила в Тулон заменить винт. В тамошних мастерских лучше делают такой серьезный ремонт, чем у нас.

– Яхта всегда стоит в определенном месте?

– Да, в старом порту около мола. Сходите туда, авось она уже там.

Страшная головная боль и частая пульсация, напоминавшая электрические разряды, были первыми ощущениями, которые я почувствовал, придя в себя.

«Сотрясение мозга с контузией в области виска», – сразу поставил я себе диагноз.

Я лежал связанный. Руки были скручены за спиной веревкой, которая соединялась с другой, опутавшей мне ступни.

Дизель стучал все так же ритмично, единственный иллюминатор задернули занавеской, и в каюте было темно.

Не в силах разглядеть циферблат, я не знал, который был час и сколько времени провел без сознания.

Было совершенно ясно, что худшего положения, чем у меня, нельзя и придумать. Принявшись за расследование один, я по неопытности немедленно попал даже не в западню, а в волчью яму.

Вчерашние действия убийц в лесу Гримо должны были предупредить меня об их намерениях. Еще удивительно, что я не был прикончен, пока не мог оказать сопротивления.

Проще всего было привязать к ногам груз и вышвырнуть меня за борт.

Дверь в каюту открылась, и наверху зажглась лампочка, залившая все ярким светом. Это заставило меня заморгать и вызвало новую волну такой боли, что я невольно сморщился и зажмурился.

А когда снова открыл глаза, осмотрелся. Оказалось, меня поместили в ту же каюту, куда я попал, как только забрался на яхту. Я узнал письменный стол и гардероб.

Вошедший человек взглянул на меня с любопытством, закрыл дверь, сел на табурет перед столом и закурил, уже не отводя глаз.

В элегантном костюме из серой альпаки, он имел стройную фигуру, был загорелым, с черными, чуть поседевшими на висках волосами. На носу красовались очки в золотой оправе, которые делали его похожим на ученого.

Несмотря на прошедшие годы, я его хорошо помнил и сразу же узнал:

– Добрый вечер, доктор, как вы себя чувствуете?

Голос и манеры его были вкрадчивы, что принято называть светскостью.

– Добрый вечер, месье Ван Воорен, если это ваша настоящая фамилия.

Он слегка улыбнулся и покачал головой с одобрительным видом.

– Разумеется, настоящая. У вас неплохая память.

– Это необходимое условие успеха при моей профессии.

– Несомненно. Ну и потом нельзя ожидать иного, если человек обязан кому-то пятью годами тюрьмы и лишением права заниматься врачебной практикой!

Он вынул из кармана и протянул мне золотой портсигар.

– Вы курите?

Потом довольно неубедительно прикинулся, будто впервые заметил, что руки у меня связаны.

– Ах, простите…

Сунул мне сигарету в рот и поднес спичку.

– Пожалуйста, доктор.

Затем снова уселся на табурет.

– Да, все это понятно, если рассматривать под таким углом зрения.

– А разве есть другой? – возразил я ему. – Факт остается фактом: мне по вашей милости пришлось отсидеть в тюрьме пять лет.

При каждом слове сигарета чуть не выпадала из моих губ.

– Конечно, конечно, но неужели это было так неприятно?

На секунду я даже опешил от его наглости, потом меня охватила ярость. Слушать развязную болтовню этого типа, загорелого, здорового, пользующегося любыми благами жизни, было просто невыносимо.

Я выплюнул сигарету и ответил:

– Нет, все получилось изумительно. У меня осталось самое светлое воспоминание об этих годах жизни.

Наклонившись, он поднял с пола мою сигарету, потушил ее в пепельнице и проговорил покровительственным тоном человека, сознающего свое превосходство:

– Напрасно нервничаете, доктор. Если бы ваш пациент вел себя, как вы сейчас, интересно, какой бы диагноз вы ему поставили?

Выслушав эту тираду, я решил не давать ему больше повода издеваться надо мной и вообще перестать отвечать. Его наглость и самодовольство перешли всякие границы.

– Поскольку я никогда не был в тюрьме, то могу судить о ней только со слов других, имевших такой опыт. Вы же интеллигентный человек, доктор, и должны иметь хотя бы немного философского отношения к жизни…

– К чему вы клоните?

– Миллионы мужчин, женщин и детей познали во время войны ужасы концлагерей. Поверьте, там условия были намного хуже, чем у вас!

– Повторяю: к чему вы клоните?

Он картинно поднял руку и продолжил:

– Разрешите мне закончить. Эти люди утратили свободу без всякой вины, по религиозным, расовым или политическим причинам. Большинство из них умерло, погибло в невыносимых мучениях. Они заслужили такую участь не больше, чем вы, доктор Спенсер. Говорю это, чтобы вы уяснили: пять лет тюремного заключения – сущая безделица по сравнению с настоящими страданиями.

– В понимании тех, по чьей вине эти пять лет возникли!

Моя реплика не претендовала ни на глубину, ни на остроумие, просто я был поражен аморальной логикой собеседника.

– Да, пять лет – ничто в нашей жизни, – невозмутимо продолжал он. – И лучшее доказательство тому – те же пленники концлагерей. Ведь они, несмотря на непереносимые муки, были готовы на все, лишь бы уцелеть.

– Инстинкт самосохранения силен в каждом живом существе.

– Зачем же вы делаете все возможное, чтобы умереть?

Так вот к чему он разглагольствовал. Я напрягся, понимая, что мы подошли к решающему моменту.

– Да, доктор, вы не раз искушали судьбу. Начиная со стремления встретиться с Моникой Вотье.

– Которую вы убили, чтобы заставить молчать?

Он презрительно пожал плечами.

– Если бы меня послушали, ее бы убили еще пять лет назад. Я никогда не доверял обещанию женщины хранить тайну.

Мороз пробежал по моей спине. Под внешним лоском и изысканными манерами скрывался настоящий безжалостный убийца.

– Затем вам как-то удалось напасть на след Марселя Бланка. Надо отдать должное: действовали вы очень искусно, проявили поразительное терпение и находчивость.

– Пять лет – достаточный срок, чтобы во многом разобраться и сделать необходимые выводы.

– Мы никогда не сомневались в вашем уме, доктор. И все же вы допустили непростительный промах. Зачем было приходить сюда? Очевидно, Марсель вам рассказал обо мне?

– Нет, он сообщил только название вашей яхты. Просто мне повезло.

– Ну, как сказать. Мы с Марселем случайно встретились на улице в Санта-Терезе около года назад. Он меня узнал. Когда нам стало известно о вашем интересе к Монике Вотье, мы решили действовать, но вы опередили. Если бы мои помощники послушали меня, эти свидетели были бы давно ликвидированы вместе с вами. В наши дни организовать такой пустяк, как наезд автомобиля, ничего не стоит, проще простого. На их смерть никто бы не обратил внимания.

Я отвернулся, не в силах больше вынести холодного взгляда его светло-серых глаз из-под очков. И действительно ли это Ван Воорен? Скорее, какой-нибудь уцелевший гитлеровский офицер, удравший от справедливого возмездия.

Похоже, он угадал мои мысли, так как счел нужным добавить:

– Лично я считал, что ваша профессия и специальность, доктор, должны были выработать у вас умение держать себя в руках, контролировать свои эмоции. Очевидно, я ошибся.

Я сделал над собой усилие, чтобы не дать волю чувствам и не потерять способность здраво рассуждать.

– Миссия врача, его святая обязанность – бороться с людскими страданиями, предельно уважать и ценить человеческую жизнь, во всяком случае, не наносить ей вреда. Таков был завет Эскулапа. Мне пришлось узнать в тюрьме самых разных убийц. Заявляю с полной ответственностью, что они не были столь отвратительны, как вы с вашими потугами на философию. Это типично фашистские рассуждения. Те убийцы нарушали закон, – но вовсе не из корысти, и дорого заплатили за свои преступления.

Он иронически улыбнулся.

– Бее это чистейшая демагогия, пустые и глупые разговоры об обязательном возмездии за содеянное зло. «Око за око, зуб за зуб» – это же натуральное средневековье!

Он взглянул на свои часы.

– К сожалению, доктор, я должен прервать нашу интереснейшую беседу. Сейчас мы встретимся в море с друзьями, я договорился с ними о свидании., поэтому мое присутствие на палубе необходимо.

Меня же мучил один вопрос, я не выдержал и задал его:

– Полагаю, вы меня убьете?

Он встал, продолжая все так же улыбаться.

– Кажется, доктор, вы сами этого добивались.

– Три убийства – многовато. Или вы со мной не согласны?

– Все зависит от того, как смотреть на вещи. Проще говоря, я к любому вопросу подхожу с позиции: стоит ли игра свеч. Когда избираешь такой род занятий, как наш, не следует калечить и ограничивать свою психику вредной сентиментальностью. В один прекрасный день это может обернуться против тебя же.

– А почему вы не передадите меня полиции?!

Я воскликнул это только из-за того, что полностью осознал безнадежность своего положения.

Теперь даже полиция и суд казались мне не такими страшными, как этот лощеный франт.

Деланно вежливая улыбка Ван Воорена стала неприкрыто издевательской.

– Не прикидывайтесь наивным, доктор! Вы же были свидетелем убийства Марселя Бланка, которое благодаря вашему вмешательству чуть не сорвалось. Да и вообще вы знаете слишком много! Конечно, если бы после тюрьмы вы вели себя благоразумно, не предпринимали бы тех экскурсов в прошлое, какими были заняты все эти дни, мы бы не пошли на крайние меры. Сами понимаете, теперь иначе поступить нельзя. Это же азбучная ретина!

– Тогда почему вы не убили меня сразу? Ради удовольствия поболтать со мной?

– Хотя я очень ценю вас как собеседника, но до этого, признаться, не додумался. Ведь вы попались уже в открытом море. Неужели неясно, что нам надо добраться до такого места, где волны вынесут ваше тело на берег? В противном случае полиция станет шарить повсюду и мешаться.

– Думаю, мой труп тоже послужит причиной для розыска.

– Глубоко заблуждаетесь, доктор. Предварительно вас ударят по голове, чтобы вы потеряли сознание, а потом выбросят в воду. Смею напомнить, что человек и в бесчувственном состоянии продолжает дышать, поэтому ваши легкие будут наполнены водой. Вот и доказательство, что вы просто-напросто элементарно утонули. Не правда ли, как мило?

Я промолчал.

Он снова заговорил, видимо, ему доставляло наслаждение терзать меня мерзкими подробностями!

– Скорее всего, полиция подумает, что это обычное самоубийство. Впрочем, вас это уже не будет касаться. Теперь вы поняли, почему надо устроить так, чтобы ваше тело нашли?

– Безукоризненный расчет. Я все больше убеждаюсь, что вы крупный специалист по уголовной деятельности.

– Мой образ жизни, доктор Спенсер, вынуждает широко пользоваться серым веществом головного мозга. Если бы я не умел все предусматривать заранее, то, возможно, находился бы среди обслуживающего персонала яхты.

Открывая дверь, он обернулся.

– Я прослежу за тем, чтобы ваша смерть была не очень мучительна. Ведь когда-то вы, доктор, старались вылечить меня от болезни, правда, несуществующей, но… Хотя я и лишен всякой сентиментальности, но не садист.

С этим я не мог согласиться. Он как раз был настоящим садистом!

Свет погас, дверь за ним тихо закрылась, и я очутился в полной темноте, не сомневаясь, что мне осталось жить считанные часы.

Действительно, я сам был виноват во всем, что со мной случилось, однако не считал себя неправым и не желал покорно, как баран, дать себя зарезать.

Ван Воорен говорил, что «Кристобаль» шел в открытое море на свидание с другим судном, которое тоже везло контрабанду. А в том, что Ван Воорен занимался контрабандой, я не сомневался. Да и сам он на это довольно прозрачно намекал.

Суверенные права любого государства распространяются на пять морских миль от его берегов. За этой полосой начинаются нейтральные воды. Именно там должен был произойти товарообмен.

Допустим, на эту операцию уйдет двадцать минут, значит, в моем распоряжении остается часа полтора, за которые я должен попытаться освободиться и броситься в воду. Пловец я прекрасный, а учитывая теплоту Средиземного моря, смогу продержаться на воде довольно долго.

Программа эта выглядела привлекательно, но первый пункт в ней был очень трудным: как освободиться от веревок, перетянувших мне руки и ноги?

Сперва я начал дергаться и извиваться как уж, стараясь избавиться от своих пут, но вскоре прекратил это занятие. Задыхаясь и обливаясь потом, я понял всю тщетность своих попыток. Тот, кто меня завязывал, знал свое дело. В итоге я только крепче затянул узлы, а веревки сильнее впились в мое тело.

С одной стороны койка была обита жестью, а с другой – полированными досками: получалось, в каюте не имелось ничего острого, чтобы перетереть мои веревки.

Полтора часа, то есть девяносто минут!

Это очень мало, когда знаешь, что потом тебя оглушат ударом по голове и швырнут в воду.

Ван Воорен тысячу раз прав: лучше бы я сидел спокойно, выйдя из тюрьмы. И Анна была того же мнения. Она прямо так и сказала: «У тебя всего один шанс из ста». Да, да, все они правы, а я вообразил себя Г розным Преследователем и, как безмозглый мальчишка, забрался на судно к этим отъявленным бандитам.

Но, с другой стороны, если бы я безропотно вынес все плевки и оскорбления, выпавшие на мою долю, то утратил бы к себе уважение и дальнейшая жизнь не имела бы для меня смысла.

Да, Преследователь! Да, Мститель, до самой последней минуты жизни!

Я невольно вспомнил тюрьму, Андре Мейнеля, пожавшего мне руку и пожелавшего удачи, и Пасторино – Малыша Пасторино, с которым мы вместе сидели в тюрьме Саите… Последний целыми днями придумывал разные каверзы, чтобы дурачить надоевших надзирателей.

Внезапно мое сердце отчаянно забилось в груди. Пасторино! Ему как-то удалось припрятать несколько лезвий от безопасной бритвы, да так ловко, что их при осмотре вещей не нашли. Одно лезвие он подарил мне: меня он очень уважал как врача и ни на минуту не допускал мысли о моей виновности. Помнится, Малыш уверял, что оно обязательно когда-нибудь мне пригодится, а самым лучшим тайником для своего подарка счел мой башмак. И лично уложил тонкий прямоугольничек между стелькой и подошвой.

Вот когда я мысленно благословил свое решение сохранить эту пару видавшей виды обуви, ибо лезвие, несомненно, все еще лежало там.

Но в котором ботинке? Я не помнил.

Чтобы снять с ноги туфель, мне пришлось проделать необычайные гимнастические упражнения. Я даже не вполне надеялся на успех, но все же принялся за правый. Как ни странно, при помощи левой ноги задача оказалась выполнимой и менее трудной, чем я предполагал.

Куда сложнее было подтянуть ботинок к рукам. Я извивался как змея, потел и задыхался, но все же подвигал его сантиметр за сантиметром. И вот уже стал ощупывать пальцами стельку.

Да, лезвие тут!

Это было невероятной удачей.

Затем с огромным трудом я ухитрился его вынуть, зажал между большим и указательным пальцами и, прижав к веревке, начал пилить. Не зная, сколько времени в моем распоряжении, я спешил и нервничал, только замедляя процесс, который пошел бы гораздо быстрее и легче в спокойной обстановке. Лезвие плохо держалось, конечно, я весь изрезался, пальцы слиплись от крови, а проклятая веревка не поддавалась!

Внезапно открылась дверь, и зажегся свет. Передо мной возник Франсис. На нижней части его физиономии красовался замечательный синяк – следствие нанесенного мной удара, но он заговорил без всякой злобы:

– Ну, папаша, как дела?

Руки у меня находились под спиной, и ему не было видно моего занятия, но я очень перепугался. Он мог проверить прочность веревок или обратить внимание на окровавленные пальцы.

– Неплохо, но могло быть лучше.

– Ты сам этого захотел, на себя и пеняй!

– Я же просто любопытный.

– Любопытство – порок, оно никогда до добра не доводило!

Я ответил ворчанием и демонстративно закрыл глаза, надеясь выпроводить его таким образом.

– Послушай, папаша, мне хочется кое-что узнать.

– Ну?

– Это ты был у Марселя прошлой ночью?

– Да.

– А как получилось, что мы тебя не нашли? Вроде все обшарили, ни одного куста не пропустили.

– А помнишь сову, слетевшую с дерева? В нее еще стрелял не то ты, не то твой приятель.

– Помню, конечно. Но не превратился же ты в птицу? Я в такие сказки не поверю!

– Нет. Просто я стоял за тем самым деревом, почти рядом с тобой.

Он широко раскрыл глаза, покачал головой и даже присвистнул.

– Вот это да! Вот это называется везением! Да ты в рубашке родился!

– Если бы мне действительно везло, я бы здесь не был.

– А кто тебя просил сюда лезть? Скажи, ты играешь в покер?

– Как все. А что?

– Тогда должен знать, что, бывает, там начинает здорово фартить и тогда надо увеличивать взятки, чтобы не упустить момент. Но в то же время опасно перебарщивать, потому что, как только везение кончится, лучше вообще встать из-за стола. Второй раз удача не возвращается. Вот ты вчера сумел вылезти сухим из воды и спокойно выспаться. А сегодня я тебя собственноручно уложил в кроватку!

Он расхохотался, в восторге от своего остроумия.

– А может, нам с тобой договориться?

Я спросил это на всякий случай, чтобы прощупать почву.

– То есть как договориться?

– Ну, если ты дашь мне возможность сбежать, то получишь за это немало.

Он иронически усмехнулся и пожал плечами.

– Брось, папаша, не морочь мне голову. Даже если бы ты обещал мне миллион, я бы на такое не пошел. Я работаю на хозяина уже несколько лет, а это тебе не фунт изюма. Можешь мне поверить, скоро я смогу обзавестись собственным дельцем, буду по ночам спать сном праведника, запишусь в кассу страхования жизни, стану аккуратным налогоплательщиком, а по вечерам начну играть в карты с мэром и начальником полиции. И все будт считать меня самым достойным горожанином!

– Если только тебя не зацапают до этого вместе с хозяином!

– Хозяин у нас дока. Таких не цапают. – Он постучал себя пальцем по лбу. – У него тут хватает. Знаешь, лично на тебя я зла не держу, но приказ выполню. А если вздумаю ослушаться, то со мной поступят, как с Марселем Бланком. Поэтому я предпочитаю стоять у пистолета со стороны рукоятки, а не перед дулом.

Тут он шагнул ко мне с явным намерением проверить веревки, но в это мгновение заглох мотор.

Я замер от страха.

Франсис остановился и прислушался.

– Ага, дружки прибыли на свидание! Тогда до скорого, папаша. Я еще вернусь.

Он вышел.

На палубе раздались тяжелые шаги. После перерыва снова затарахтел мотор и почти тотчас остановился.

Настороженно прислушиваясь к звукам снаружи, я продолжал орудовать лезвием. Вероятно, страх придал мне силы. Я напрягся, что есть мочи рванул веревки и наконец избавился от них. Разорвать путы на ногах было гораздо проще. Я сел на койке, дрожа от возбуждения и вновь появившейся надежды.

Сперва я обул снятый ботинок, потом проделал несколько движений, приводя в норму онемевшие конечности.

Света не стал зажигать, чтобы не привлекать к себе внимания, прижался к стене и начал ждать.

Снова заработал мотор. Значит, сейчас появится Франсис. Нужно захватить его врасплох и напасть первым, как только он переступит порог каюты. Я уже убедился, что он гораздо сильнее меня, поэтому в обычной драке его было не одолеть, тем более, я имел только маленькое лезвие бритвы.

Пошарив кругом руками, я нащупал в гардеробе тонкий стальной прут. Его, наверное, вставляли в специальные отверстия в стенках шкафа, чтобы вешать одежду. Разумеется, это не было хорошим оружием, но лучшего у меня не нашлось. Кое-как, ощупью, я вывернул лампочку, сообразив, что свет в каюте сыграет против меня.

На этом все приготовления закончились.

Время стало тянуться невыносимо медленно теперь, когда развязка была близка, и я уже точно ждал ее, хотя и сомневаясь в успехе. Но все же это было гораздо лучше, чем лежать на койке связанным и покорно думать о смерти.

Я нетерпеливо затаился возле двери со своим стальным прутом, напряженно прислушиваясь ко всем шорохам в коридоре. Но ничего, кроме урчания мотора, не было слышно. И еще мое сердце неистово стучало.

Наконец по коридору пошел человек.

Дверь открылась, чья-то рука потянулась к выключателю, как я и предполагал. Но так как свет не загорелся, пришедший чертыхнулся и переступил порог.

С силой, удесятеренной страхом, я ударил его стальным прутом по голове. Тот пошатнулся, что-то промычал, но я ударил его еще раз так же неистово, как в первый.

Человек выбросил вперед руки, пошатнулся и упал лицом вниз, задев при этом меня так, что чуть не утянул за собой.

Луч света, проникший через щель под дверью, осветил тело мужчины. Я схватил его за волосы, поднял голову и убедился, что это Франсис. Руки у меня испачкались кровью: вероятно, я проломил ему череп.

Невольно я почувствовал жалость к этому человеку, но постарался подавить ее, ведь он-то оглушил бы меня и выбросил за борт, даже не моргнув глазом.

– Я тоже предпочитаю стоять не перед дулом, а со стороны рукоятки, – проговорил я вполголоса.

По привычке врача я проверил его пульс. Очень слабый, он все же прощупывался.

Этого человека не надо было больше опасаться. Я обыскал его в надежде найти пистолет, но, к сожалению, такового не оказалось.

Неизвестно было, появились новые люди на борту яхты после встречи или нет. Но даже без них мне предстояло иметь дело минимум с двумя вооруженными противниками, тогда как я не имел ничего, кроме этого стального прута.

Конечно, в схватке с Франсисом прут оказался грозным оружием, но я прекрасно понимал, что основную роль тут сыграл фактор неожиданности. С другими, увы, так может не получиться.

В коридорчике никого не было, мотор работал ровно и ритмично. Очевидно, на море началось легкое волнение, потому что судно слегка покачивалось.

Соседний кубрик тоже был пуст. Возле одной койки горела лампа. Здесь неприятно пахло дымом от крепкого табака и потом.

Как я уже говорил, у Франсиса не нашлось ничего интересного, зато здесь в ящике стола обнаружился тяжелый черный кольт крупного калибра с полной обоймой. Раньше я никогда не пользовался таким, и он показался мне очень тяжелым и неудобным, но все-таки гораздо надежнее стального прута.

Только я собрался выйти из кубрика, дверь тихо распахнулась, под потолком вспыхнул свет, и появился Поль.

На этот раз мне не удалось застать противника врасплох, и хотя я успел направить на него револьвер, парень молниеносным движением отбросил в сторону мою руку, причем с такой силой ударил по кисти, что кольт с грохотом полетел на пол и скользнул в сторону.

Мы молча смотрели друг на друга.

Поль был явно слабее Франсиса, пожалуй, прежних моих физических данных. Меня годы, проведенные в тюрьме, изнурили, хотя страх и отчаяние сделали опасным противником.

Но Поль оказался опытным боксером.

Несмотря на то, что я видел, как он нагнулся, принимая удобную позу, меня все же первого успели садануть под ложечку. Я вскрикнул от боли и, широко раскрыв рот, принялся хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег. Но тем не менее сумел-таки двинуть его кулаком где-то на уровне пояса. Удар был не очень силен, но оказался столь болезненным, что Поль сложился пополам.

Воспользовавшись этим, я попробовал повторить атаку, однако он тотчас же отскочил назад.

Я окончательно понял, что в прошлом Поль был профессионалом и знал массу боксерских приемов. Он бы справился со мной без особого труда, если бы не потерял разума от злости. Глаза у него стали совсем бешеными, он поднял кулаки и бросился на меня.

Неизвестно, чем могла кончиться эта драка: мы оба обливались кровью, не щадили лица противника, тяжело дышали, то и дело ударялись о стены кубрика. Вдруг я наткнулся ногой на какой-то твердый предмет – это был выроненный мною кольт. Изловчившись, я поднял его и рукояткой изо всех сил ударил Поля по голове. Он замер, я же, не теряя ни секунды, нанес второй удар, еще страшнее первого.

Поль упал навзничь, сильно ударившись затылком о переборку.

На этом наша схватка закончилась. Еще задыхаясь, я смотрел на поверженного к моим ногам бандита и ждал, когда успокоюсь и сердце перестанет так колотиться. Колени мои подгибались. Наверное, я был похож на загнанную лошадь.

Итак, мне удалось вывести из игры двух врагов, оставался лишь один Ван Воорен. Но на этот раз я был не с голыми руками. Кольт, использованный мной только как массивный предмет, оказался грозным оружием, и я сразу же уверовал в его мощь. Это меня подбодрило.

Итак, стеклянная рубка опустела. Я осторожно вошел в нее и убедился, что «Кристобаль» продолжал свой путь на автоматическом управлении, без команды.

Я не был знатоком судовых механизмов, в юности имел дело только с моторными лодками, поэтому перед щитом управления, освещенным слабым зеленоватым светом, замер в полном недоумении. Там было множество каких-то кнопок и рубильников.

Наконец я отыскал ручку с надписью «Газ» и повернул ее к отметке «Стоп», но не до конца, поэтому скорость яхты резко снизилась, а работа двигателя не прекратилась.

Маяк освещал море белым прожектором с интервалами в три минуты. Этот единственный источник света находился на берегу, и я пришел к выводу, что до него еще очень далеко. Конечно, это была всего лишь догадка, ничем не подтвержденная.

Я заметил возле кресла рулевого бутылку крепкого шотландского виски и сделал несколько глотков. Оно сначала обожгло рот и желудок, а потом разлилось благодатным теплом по всему организму, и я почувствовал прилив новых сил.

С Ван Воореном делать было нечего, но для страховки я навел на него луч карманного фонарика, найденного в рубке, и тут же отвел глаза в сторону – меня замутило. Вид изуродованного лица был ужасен.

После этого пошел проверить состояние Франсиса. Возле Поля не стал задерживаться, так как в его смерти не сомневался.

Я вошел в каюту, где запер Франсиса, снова ввинтил лампочку и зажег свет.

Тот с землисто-серым лицом лежал на спине и с трудом дышал. С первого взгляда мне стало ясно, что он не жилец на белом свете, осталось ему совсем немного.

Я наклонился к нему.

– Франсис, ты меня узнаешь?

Он открыл глаза, посмотрел довольно осмысленно и ответил:

– Это вы, доктор? Мне плохо…

– Ничего, поправишься.

– Тут больно…

Он потянулся к голове, но я удержал его. Со страдальческим видом он попросил:

– Вылечите меня, доктор.

Доктор…

Он был прав, в любом случае я прежде всего врач. И, глядя на этого верзилу, превратившегося в беспомощного младенца, я позабыл, что всего лишь час назад он был моим смертельным врагом, который, не размышляя, бросил бы меня за борт по приказу своего хозяина. Теперь я думал только о необходимости оказать ему помощь.

Он начал бормотать, как в бреду:

– Аптечка… Аптечка… Аптечка…

– Где?

Он не сразу понял мой вопрос и ответил едва слышно:

– В нашем кубрике.

Я прошел по коридору, перешагнул через труп Поля и действительно заметил в кубрике стенной шкафчик с красным крестом на дверце. В нем находились перевязочный материал, шприц и даже ампула морфия. Конечно, это бы его не вылечило, но облегчило бы страдания. Возможно, тут помогла бы трепанация черепа, но до берега было далеко.

Франсис внимательно смотрел, как я делаю укол, а через несколько минут лицо его утратило страдальческое выражение и приобрело более ровную окраску.

– Ну что, полегчало?

– Спасибо, доктор, меньше болит.

– Только не шевелись, сейчас совсем пройдет.

Он молча посмотрел на меня и насмешливо улыбнулся.

– В чем дело, а?

– Да так, доктор… Сперва раскроили череп, а теперь вот лечите…

– Я был вынужден защищаться, а лечить обязан – это долг любого врача.

– А остальные?

– Все умерли.

– Так вы и хозяина ухлопали?

– А кто он, твой хозяин?

– Как кто? Ван Воорен.

– Один?

– Других я не знаю.

Глаза его стали терять блеск, щеки снова побелели. Надо было сделать второй укол, но нашлась только одна ампула.

– С кем вы встретились в море?

– Это дело хозяйское.

– А зачем то судно к вам подходило?

Он закрыл глаза, и я испугался, что это конец. Однако губы его зашевелились, и я с большим трудом расслышал одно слово:

– … рыба.

– О чем ты?

– Они передали нам рыбу… чудную рыбу.

Я поднялся с колен и подумал – бредит. Но, заметив его потуги что-то добавить, снова склонился над ним.

– Ее надо отнести…

– Куда? Кому?

– В Тулон… Жозефу-рыбаку.

Внезапно он схватил меня за руку, с усилием приподнялся, огляделся и снова упал. Так он и умер, не выпуская моих пальцев. Лицо его сразу стало спокойным и умиротворенным.

Я закрыл ему глаза и сказал:

– Прощай, Франсис. Мы оба были жертвами одного злодея…

Нет, Франсис не бредил!

Под прикрытием рыбной ловли Ван Воорен отправлялся совсем за другим товаром и спокойно доставлял его на берег под самым носом таможенной охраны. Операции были до смешного простыми, но чертовски выгодными. Мне оставалось только вновь и вновь восхищаться организацией и продуманностью всех действий торговцев наркотиками. Можно было не сомневаться, что руководил ими ловкий и находчивый человек.

Тунцы, нашпигованные героином, не отличались от обычных рыб с такими же надрезами и вынутыми внутренностями. Вместо них вставляли либо простую бумагу, либо героин. Тут чувствовалась рука мастера. И несомненно, этим способом пользовались очень давно.

Конец нити теперь был в моих руках, но еще нужно было дойти по ней до начала.

«Жозеф, рыбак из Тулона», – так говорил умирающий Франсис.

Тулон – огромный город, найти в нем какого-то Жозефа нелегко, на это уйдет уйма времени. Но я уже имел начатки, а вера в свою счастливую звезду поддерживала меня и придавала силы. Казалось, способен буду преодолеть любые трудности, только бы полиция не вмешалась в игру и дала мне возможность распутать до конца этот клубок!

Неповторимый запах Парижа почувствовался задолго до того, как поезд прибыл на Лионский вокзал. Запах, в котором смешались дым, пыль и нечто такое, чего не найдешь ни в одном городе.

Было восемь утра.

Мелкий нудный дождик лепил в окна вагона, пока состав замедлял ход и останавливался под стеклянной крышей платформы.

В пути мне повезло: я нашел лежачее место, но так и не смог ни на минуту закрыть глаза и забыться хотя бы коротким сном. Со вчерашнего дня во рту у меня сохранился какой-то горький привкус, от которого я никак не мог отделаться.

Выйдя с вокзала, я сперва отправился в «Терминус» и там надолго уединился в телефонной будке. Мой разговор продолжался свыше получаса.

Когда я наконец повесил трубку, по лицу моему градом катился пот. Я предполагал, что разговор этот будет очень трудным и изнуряющим, но все же вышел из него победителем.

Второй звонок был намного короче.

Я глотал горячий кофе, не сводя глаз с минутной стрелки моих часов. Нужно было немного подождать, а потом пускаться в путь. Но вот время настало, я вскочил в такси и назвал шоферу адрес.

Итак, ловушка приготовлена. Одно оставалось неясным, чья шкура уцелеет, охотника или дичи. Я надеялся, что моя, поскольку на этот раз охотником был сам.

Последний раз я видел Эдуарда Блондинга в суде, на моем процессе.

Надо сказать, за эти годы он мало изменился и сохранил прежний самодовольно-покровительственный вид, который доводил меня до белого каления.

Он встал напротив и молча осмотрел меня с ног до головы.

– Так вот каков ответ на мой вопрос о личности твоего щедрого покровителя, – снова обратился я к Мари-Клод, – как ни странно, ты сильно изменила свое мнение об этом человеке. Когда я тебя с ним познакомил, ты его сравнила, если не ошибаюсь, с работником похоронного бюро.

Она встала, желая скрыть неловкость, и обратилась к Эдуарду, демонстративно игнорируя меня:

– Я пойду к себе переодеться.

– Ну, разумеется, дорогая… – наклонился он к ней. – А мы тем временем побеседуем как мужчина с мужчиной.

Я усмехнулся.

– Ого, как откровенно, «дорогая». Вижу, ты не отличаешься стыдливостью. Ведь любая содержанка скрывает свое некрасивое положение…

Проводив ее глазами до самой двери, Эдуард повернулся ко мне и уселся в кресло, не забыв подтянуть брюки на коленях, чтобы не испортить идеально заглаженную складку.

– Значит, тебе удалось заставить заговорить Ван Воорена?

– Нет, почему же? Я просто его застрелил. С такими людьми объясняться бесполезно.

Блондинг, похоже, хотел знать подробности, и я с удовольствием их выложил, закончив тем, как мне удалось найти Демирдано.

На лице Блондинга все яснее и яснее проступала тревога. И лишь только я умолк, он спросил:

– Кроме тебя, кто-нибудь в курсе этой истории?

– Пока нет. Мне хотелось поговорить сперва с Мари-Клод в надежде, что она тебя вызовет и ты непременно приедешь, – прикинулся я дурачком.

Было заметно, как Блондинг сразу почувствовал облегчение.

– Отлично… Отлично…

– Надеюсь, ты все будешь находить отличным и после того, как тебя арестуют.

– Меня? Арестовать? Это было бы крайне удивительно.

Его покровительственный тон бесил меня. Я решил, что настало время сбить с него спесь.

– Хочешь, я расскажу, как все было на самом деле?

Он пожал плечами.

– Если это доставит тебе удовольствие.

Я снова закурил сигарету, поглядел в сад, по-прежнему тихий и безлюдный, и начал:

– Создав свою лабораторию, ты добился разрешения выпускать различные фармацевтические препараты, в состав которых входили наркотики, и решил, не сглупив, воспользоваться свалившейся благодатью. Получить такое право очень трудно, им обладают всего пять-шесть подобных организаций, которые превратились в своего рода монополистов. Как тебе это удалось – не знаю, да это и не важно. Главное – удалось. Дела твои процветали, и ты мог бы обойтись своими совершенно законными доходами. Они были немалы, но тебя, к сожалению, не удовлетворяли.

Сколько мы знакомы, даже по университету, ты не имел успеха у женщин. Возможно, поэтому у тебя и появился патологический вывих на сексуальной почве. Нужны были деньги, много денег, чтобы восполнить то, в чем тебе отказала природа.

– Как бы там ни было, но твою жену взял я! – громко воскликнул он. – И сплю с ней теперь я, а не ты!

Я пожал плечами и безразличным тоном отпарировал:

– Берут обычно то, что можно взять, а в данном случае хвастаться нечем. У меня когда-то было много иллюзий в отношении Мари-Клод, я наделял ее качествами, совсем ей не присущими. Но постепенно разобрался в ней: она оказалась расчетливой и бессердечной. Без твоих денег она бы и не взглянула на тебя.

– Важен результат, а не причина.

– Вот-вот, «цель оправдывает средства» – старая песня. Кстати, для достижения результатов, как ты изволил выразиться, тебе не пришлось быть слишком щепетильным в выборе средств. Доходы от подпольной продажи наркотиков в десятки раз превышали те, что давала лаборатория. Там тебя ограничивали известные рамки, там контролировался приход и расход наркотиков, и, хотя ты частенько, наверное, ухитрялся «сэкономить для себя», этого было мало по твоим аппетитам.

Вот тогда-то мы и встретились. Мари-Клод тебя пленила. Во многом этому способствовала та острая зависть, какую ты испытывал ко мне еще в студенческие времена. Разговаривая с ней, ты быстро понял, что наши отношения были неискренними, а брак не стал удачным и счастливым. Я слишком много трудился, а зарабатывал маловато. Мари-Клод не хотела довольствоваться этим. И ты решил одним выстрелом убить двух зайцев: получить огромные деньги и ту женщину, которую так жаждал. Для этого нужно было упрятать меня за решетку.

Твой план был идеально продуман и выполнен с помощью Ван Воорена, Моники Вотье и Марселя Бланка. Пока я был у тебя на вечере, твои подручные инсценировали ограбление лаборатории, утащив оттуда весь запас морфия. Ты знал, что я пойду к Монике, а Марселю было поручено подложить пакеты с наркотиками за обивку дверей моей машины. Оставалось только анонимно позвонить в таможню на границе, а утром поднять шум по поводу ограбления лаборатории. Все прошло как по маслу.

Я снова посмотрел в сад.

Солнце сияло, цветы благоухали, день был прекрасный.

– Продолжай, ты меня заинтересовал.

– Собственно говоря, я уже закончил. На следствии ты прекрасно разыграл роль старого друга, подтверждающего мою моральную устойчивость как врача. Страховка возместила убытки за «ограбление», а морфий ты реализовал по тайным каналам, получив миллионные барыши. И ради денег ты, не задумываясь, отправил меня в тюрьму, лишил права заниматься врачебной практикой и в конце концов превратил в убийцу. Все было прекрасно организовано, я уже говорил. Ты допустил только одну ошибку.

– Какую же?

– Не ликвидировал сразу Монику Вотье и Марселя Бланка. Вот если бы это было сделано, я бы не смог докопаться до истины.

– И как ты намерен поступить теперь?

– Как? Заявлю на тебя в полицию. Конечно, было бы невозможно доказать твою связь с Ван Воореном и то, что он снабжал тебя наркотиками, если бы не фургон Демирда-но, который скоро приедет с «рыбной посылкой». Я буду страшно поражен, если Мари-Клод возьмет на себя всю вину и отправится в тюрьму вместо тебя.

– Мари-Клод не имеет к этой истории никакого отношения. Тунцы предназначались мне, а не ей. Она бы их даже не увидела.

– В таком случае очень жаль, что все посылки отправлялись на ее имя. Для правосудия ответчицей будет она.

Вскочив с места, Блондинг крикнул:

– Марк!

Женщина нервничала. Ее глаза на секунду остановились на лице адвоката, потом скользнули по стеллажам, заполненным самыми разными книгами и занимающим все стены. Она чем-то напоминала дикое животное, запертое в клетку и с опаской осматривающее ее прутья.

– Садитесь, – пригласил Перри Мейсон. Он разглядывал ее с откровенной настойчивостью, выработанной многими годами изучения тайников человеческих душ.

– Я пришла к вам по поручению своей подруги, – начала она.

– Да? – бесцветным голосом спросил адвокат.

– У моей приятельницы исчез муж. Насколько я знаю, существует такой термин, как «юридическая смерть», который предусматривает подобные случаи, не так ли?

Перри Мейсон не дал прямого ответа.

– Вас зовут Элин Крокер?

– Да.

– Возраст?

Она с минуту колебалась.

– Двадцать семь.

– Моя секретарша предполагает, что вы новобрачная.

Она обеспокоенно заерзала в большом кожаном кресле.

– Пожалуйста, не будем говорить обо мне. В конце концов, ни мое имя, ни мой возраст погоды не делают. Я уже говорила, что пришла по просьбе приятельницы. Вам совершенно необязательно знать, кто я такая. Посредница, только и всего. Гонорар за консультацию вы получите наличными.

– Моя секретарша обычно не ошибается. Она совершенно уверена, что вы недавно вышли замуж.

– Откуда у нее такие сведения? Не понимаю.

– Вы все время ощупываете свое обручальное кольцо, словно не успели к нему привыкнуть.

Она заговорила невероятно быстро, как если бы декламировала заученное наизусть стихотворение:

– Муж моей приятельницы летел самолетом. Это случилось много лет назад. Я не помню названия места, просто где-то над озером. Стоял густой туман. По-видимому, пилот пытался прижаться поближе к воде, но не рассчитал и врезался. Один рыбак слышал гул самолета, хотя в таком тумане не смог его разглядеть. Ему показалось, что он летел над самой водой.

– Вы новобрачная? – спросил Мейсон.

– Нет! – возмущенно крикнула женщина.

– Вы уверены, что самолет погиб?

– Да. Были обнаружены обломки. И тело одного из пассажиров. Но ни пилота, ни трех остальных пассажиров так и не нашли.

– Давно вы замужем?

– Пожалуйста, оставьте меня в покое… Ведь я уже объяснила вам, мистер Мейсон, что просто пытаюсь кое-что выяснить для своей приятельницы.

– По всей вероятности, его жизнь была застрахована, а теперь страховая компания отказывается платить, пока не будет найдено тело?

– Да.

– И вы хотите, чтобы я добился этой страховки?

– Отчасти.

– Что еще?

– Ее интересует, имеет ли она право снова выйти замуж?

– Сколько времени прошло после исчезновения мужа?

– Около семи лет. Чуточку больше.

– За эти годы о нем ничего не было слышно?

– Нет, он умер… Что вы скажете о разводе?

– О каком разводе?

Она нервно рассмеялась.

– Боюсь, у меня все получается шиворот-навыворот… Подруге сказали, что, раз тело мужа не нашли, она должна возбудить дело о разводе. Мне это представляется глупым. Как же требовать развода у покойника? Скажите, могла бы она вторично выйти замуж, не подавая на развод?

– Так вы говорите, прошло более семи лет после его исчезновения?

– Да.

– Вы в этом уверены?

– Да. Теперь уже больше семи, но было меньше, когда…

Она не договорила.

– Когда что?

– Когда она впервые встретила человека, с которым сейчас дружит.

Выпустив в воздух синий дымок от сигареты, адвокат, сам того не сознавая, продолжал все так же внимательно разглядывать свою посетительницу.

Элин Крокер не была красавицей. Имела желтовато-бледный цвет лица, как у не слишком здорового человека, излишне крупный рот с полноватыми губами, но зато приятно округлые формы тела и огонек в глазах. Так что в общем и целом на нее было приятно смотреть.

Она довольно стойко перенесла взгляд адвоката.

– Скажите, а больше вашу подругу ничего не интересовало?

– Как же, она хотела выяснить, то есть ей было просто любопытно услышать…

– Да?

– Какую вещь юристы называют «корпус дэликти»?

Перри Мейсон моментально насторожился. В его голосе звучали стальные нотки, когда он спросил:

– Что именно она хочет об этом знать?

– Правда ли, что, какими бы доказательствами ни располагало следствие, нельзя предъявить человеку обвинение в убийстве, пока не будет найдено тело?

– И это ее интересует из чистого любопытства? Итак, ваша приятельница хочет представить труп своего первого супруга, дабы получить страховку и иметь право вторично выйти замуж, но одновременно собирается скрыть этот труп, чтобы избежать обвинения в убийстве? Так ли я понял?

Элен подпрыгнула в кресле, как будто ее ударило током.

– Нет, нет! Конечно, не так. Ничего подобного, Я же объяснила, что последний вопрос она задала только из любознательности. Просто читала книгу, натолкнулась на…

В глазах Перри Мейсона появилось откровенно насмешливое выражение. Он стал чем-то походить на громадного пса, который решил позабавиться с неразумным щенком, а потом, устав от бесцельной возни, ушел в свой угол и демонстративно отвернулся, показывая, что тот может убираться восвояси.

Адвокат отодвинул ногой стул, на котором сидел, и поднялся, поглядывая на посетительницу с прежней усмешкой.

– Очень хорошо. Скажите своей приятельнице, что если она хочет узнать ответы на свои вопросы, пусть официально договорится через моего секретаря о встрече со мной. Я буду рад с ней побеседовать.

– Но я же ее близкая подруга. Вы можете не сомневаться: я ничего не перепутаю, все передам в точности. Она лично не может к вам приехать.

– Нет, в юридическом мире так поступать не принято. Ей надо прийти самой, тогда и поговорим.

Элин Крокер хотела что-то сказать, но сдержалась.

Адвокат подошел к двери, ведущей в коридор, и распахнул ее.

– Вам будет лучше, уйти отсюда.

Элин вздернула подбородок, поджала губы, сказала «прекрасно» и быстро проскользнула мимо него в коридор.

Перри Мейсон стоял на пороге, ожидая, что она непременно передумает. Но ее шаги, отдаваясь под сводами здания, звучали все тише и тише. Вот раздался грохот пришедшего на вызов лифта.

Она так и не вернулась.

Дверца захлопнулась. Кабина ушла вниз.

Делла Стрит вопросительно посмотрела на шефа, когда тот вошел в свой «личный» кабинет. Совершенно машинально она схватила карандаш и потянулась за блокнотом, готовая застенографировать все, что продиктует Перри Мейсон. Тут же лежала регистрационная книга, куда вписывались имена тех, кто приходил к адвокату, их адреса, затраченное время и плата за консультацию.

Глаза секретарши задавали молчаливый вопрос. Они представляли основную особенность ее лица, его квинтэссенцию. Чистые, серьезные и смелые, глаза, как бы проникающие в душу человека. Адвокат привык к ним, научился понимать их выражение.

Он пояснил:

– Я дал ей возможность откровенно высказаться, но она не пожелала.

– А в чем же была проблема?

– Она попыталась выкинуть со, мной старый трюк. Заговорила о таинственной приятельнице, которой требуется кое-какая информация. Задала несколько вопросов. Если бы я ответил на них, она бы ушла и стала пытаться прибегнуть к помощи закона, чтобы выкрутиться из того положения, которое ее ужасает. И ничего хорошего бы не получилось.

– Она была так перепугана?

– Да.

Между Деллой Стрит и Перри Мейсоном существовала та особая связь, что возникает между людьми противоположных полов, на протяжении многих лет занимающихся вместе интересной работой, зависящей только от полной координации усилий. Все личные симпатии подчиняются желанию достичь намеченной цели. В итоге постепенно вырастает такая, дружба, которую не может породить никакая влюбленность.

– Ну так что?

Карандаш Деллы по-прежнему был нацелен на бумагу.

– Я прекратил игру и сказал, чтобы она посоветовала своей приятельнице договориться со мной о свидании. Думал, она сдастся и выложит правду. Как правило, этим все и кончается. Но эта поступила иначе. Задрала нос, вышла из кабинета, даже не оглянувшись. Одним словом, надула меня.

Делла Стрит начертила в верхнем углу листа какие-то непонятные значки.

– Она вам рассказала, что недавно вышла замуж?

– Нет, даже не пожелала признать этого.

Делла кивнула головой, как бы в подтверждение собственных мыслей.

– Она новобрачная, тут не может быть сомнения.

Мейсон присел на краешек ее стола, достал портсигар из кармана, взял одну сигарету и произнес, как бы думая вслух:

– Мне не следовало этого делать.

– Чего «этого»?

– Того, что сделал, – пробормотал он, – какое право я имел сидеть с таким видом, будто святее самого папы римского? И ожидать, что перед совершенно незнакомым человеком раскроют душу нараспашку? Она была испугана и встревожена. Пришла ко мне за советом, поверила, что я смогу ей помочь в трудную минуту. Бедная дурочка, разве можно ее ругать за такой невинный обман? Как страус, который прячет голову себе под крыло. Мне бы следовало проявить сочувствие и растопить’ лед, завоевать доверие, узнать ее невзгоды и облегчить бремя. Но я потерял с ней терпение и попытался форсировать события. И вот она ушла. Все дело в том, что я нанес удар по ее самолюбию. Она поняла, что я разгадал эту попытку прикрыть истину спасительной ложью. Разрешил себе даже посмеяться над ней. Она же излишне горда, у нее большая сила воли. Чувство самоуважения не позволило ей после этого пуститься на откровенности. Она пришла ко мне за помощью. Отказав в ней, я предал свое назначение. Это было неблагородно, Делла!

– Чепуха на постном масле! – фыркнула девушка и потянулась за сигаретой.

Совершенно машинально адвокат дал ей прикурить.

– Она просто обратится к другому адвокату, шеф, – успокоительно сказала Делла.

Перри Мейсон медленно покачал головой.

– Нет, она потеряла веру в себя. Ведь ей наверняка пришлось долго репетировать и обдумывать свой рассказ о приятельнице. Одному богу известно, сколько. Возможно, вчера ночью она почти не спала. Сотни раз в уме прокручивала это интервью. И все ей казалось таким умным и хитрым. Ты бы видела, как ненатурально-безразлично она держалась, как «не могла припомнить» подробности, названия, даты, потому что выступала не от себя, а от подруги. Да, да, она была в, восторге от собственной изобретательности. И вдруг я так легко и быстро раскрыл обман… Нет, она не могла не потерять веру в свои силы. Бедняжка! Пришла ко мне, а я не захотел ничего сделать.

– Видимо, всю сумму, выданную за услуги адвоката, придется поставить в счет сегодняшней консультации?

Делла сделала кое-какие пометки в журнале.

– Подожди, какая сумма? Она мне ничего не платила.

Делла покачала головой. Глаза у нее были встревожены.

– Очень сожалею, шеф, но она внесла предварительный гонорар. Я спросила у нее имя, адрес и характер дела. Она сказала, что ей нужен только совет. Тогда я предупредила, что за это надо платить. Она рассердилась, открыла сумочку, вытащила пятидесятидолларовую бумажку и попросила считать ее авансом.

Теперь Мейсон уже окончательно не мог найти себе места от огорчения.

– Бедняжка! И я позволил ей уйти.

Делла Стрит сочувственно похлопала его по руке. Ее пальцы, сильные от повседневной работы на машинке, на минуту понимающе сжали его ладонь.

Сквозь матовое стекло внешней двери высветилась чья-то тень. Звякнул звонок. Это мог быть клиент, пришедший по важному делу. Ему не полагалось видеть, какие у адвоката панибратские отношения с секретаршей. Делла Стрит знала, что Перри Мейсон плюет на подобные вещи и ведет себя так, как считает нужным. Вот и сейчас он продолжал по-прежнему сидеть на краю ее стола, пуская в воздух дым колечками. Она же поспешно отдернула свою руку.

Дверь распахнулась. На пороге возникла долговязая фигура Пола Дрейка. Он посмотрел на них своими слегка выпуклыми блестящими глазами, в которых будто навсегда застыло немного насмешливое выражение. Но это было всего лишь привычной маской, искусно скрывающей наблюдательность и ум, которыми природа щедро наградила главу «Частного детективного бюро Дрейка».

– Привет, друзья. Как насчет работенки?

Перри Мейсон подмигнул.

– Ага, мы становимся жадными. Черт побери, все твое агентство вкалывало на меня одного на протяжении нескольких месяцев, ты стонал, что валишься с ног от усталости, а теперь просишь новое задание?

Детектив отошел от двери и толкнул ее ногой так, что щелкнул замок.

– Скажи, Перри, минут семь назад не из твоей конторы выскочила невысокая девушка в коричневом, с такими живыми глазами?

Перри Мейсон спрыгнул со стола и повернулся лицом к детективу. Ноги его крепко уперлись в пол, плечи распрямились.

– Выкладывай! – скомандовал он.

– Так выходила?

– Да.

Детектив кивнул.

– Вот «служба» с большой буквы «С». Вот что значит находиться в дружеских отношениях с сыскным бюро, которое расположено в одном здании с конторой адвоката!

– Хватит валять дурака, меня интересуют факты.

Пол Дрейк заговорил хрипловатым монотонным голосом. Так говорят дикторы по радио, когда объявляют изменения курса акций на фондовой бирже: все понятно, но безумно скучно. Диктору нет никакого дела до того, что его слова одним несут финансовую независимость и прибыль, а другим нищету и разорение.

– Выхожу я из своей конторы, которая, как известно, находится этажом ниже, и слышу, что по лестнице кто-то сбегает вот отсюда. Человек страшно торопился, пока не домчался до моей площадки. А тут от его спешки не осталось и следа. Он тихонько доплелся до лифта и закурил сигарету, но сам не спускал глаз с него. Когда на указателе выскочила цифра, показывающая, что тот остановился на твоем этаже, он нажал кнопку вызова. Естественно, за ним пришла та же самая кабина. В ней был единственный пассажир: женщина лет двадцати шести – двадцати семи, одетая в коричневый костюм. С пышной фигурой, пухлым ротиком и живыми темными глазами. Вот цвет лица у нее явно подкачал, а в остальном ничего. Она нервничала, слегка раздувая ноздри, как норовистая лошадь. Я бы еще сказал, она была чем-то напугана.

– Можно подумать, что ты был вооружен полевым биноклем и рентгеновской установкой, – прервал его Мейсон.

– Не воображай, будто я все это заметил с первого взгляда, – все так же лениво продолжал детектив, – просто, услыхав, как тот парень скакал по лестнице, а потом так беспечно устроился закурить возле лифта, я решил, что было бы недурно спуститься вместе с ним до первого этажа. Понимаешь, не исключалось, что я сам себе могу подготовить дельце.

Мейсон смотрел на него без улыбки.

– Продолжай, Пол.

– Я решил, что этот парень был у кого-то на хвосте. Он проследил красотку до твоей конторы и дожидался в коридоре, пока она выйдет. Возможно, притаился за каким-нибудь выступом неподалеку от лестницы. Когда же дамочка действительно вышла, он галопом помчался вниз, чтобы успеть попасть вместе с нею в кабину.

Мейсон сделал нетерпеливый жест.

– Слушай, не объясняй мне азбучные истины. Выкладывай факты.

– Я вовсе не был уверен, что она идет от тебя, Перри. Если бы не сомневался в этом, обыграл бы ситуацию более тщательно. Но все-таки я вышел следом за ними на улицу и проверил правильность своих предположений. Парень действительно следил за ней. Почему-то он мне показался непрофессионалом. Прежде всего, слишком нервничал. Ты ведь знаешь, опытный «хвост» приучает себя никогда не выказывать удивления. Что бы ни случилось, он всегда остается невозмутимым и не пытается укрыться. Так вот, примерно в половине квартала, я имею в виду от этого здания, женщина внезапно обернулась. Ее преследователь невероятно перепугался и нырнул в парадное. Я же продолжал идти по направлению к ней.

– Так ты считаешь, что одного из вас она заприметила? – спросил Мейсон, судя по голосу которого его интерес к делу все увеличивался.

– Она даже не догадалась о нашем существовании. Либо задумалась о том, что забыла у тебя спросить, и решила вернуться, либо вообще у нее переменились планы. На меня она не соизволила взглянуть, когда мы поравнялись. Просто так: внезапно повернулась и пошла мне навстречу. И никакого внимания не обратила на своего преследователя, который забился в угол парадного подъезда, стараясь придать своей физиономии безразличное выражение. Можешь поверить на слово, у него был настолько дурацкий вид, что за милю было ясно: тут дело нечисто.

– Так, и потом?

– Она прошла шагов пятнадцать-двадцать и остановилась. Как я понимаю, она действовала чисто импульсивно, повернув тогда назад. А пройдя несколько метров, принялась рассуждать. Мне показалось, она чего-то опасается. Ей вроде бы и хотелось возвратиться, но она не смела. Возможно, гордость мешала. Не знаю, что произошло, но…

– Тут все в порядке, – прервал его адвокат, – я знаю. Я уверен был, что она вернется ко мне до того, как доберется до лифта. Но вот – не захотела. Думаю, это было выше ее сил.

Дрейк кивнул.

– Итак, с минуту она постояла в нерешительности, потом снова развернулась и с сердитым видом зашагала в прежнем направлении. Плечи у нее были опущены. Будто только что потеряла единственного друга. Она еще раз прошла мимо меня, не замечая никого и ничего. Я остановился, чтобы закурить. Не приметила она и парня, который прирос к своему парадному. Очевидно, не предполагала, что за ней могут следить.

– И что она стала делать?

– Пошла себе дальше.

– А он?

– Подождал, пока расстояние между ними увеличилось шагов на двадцать, и пустился следом.

– Ну а ты?

– Мне не хотелось, чтобы это походило на траурное шествие… Я подумал, что, если она действительно приходила именно сюда, тебе будет интересно узнать об ее преследователе. Но глазное, не имел никакой уверенности, что это твоя клиентка. А без дальнейших инструкций вообще было неразумно ходить за ней хвостом.

Мейсон сощурил глаза.

– Ты ведь узнаешь этого парня, если снова его увидишь? Того, что следил за ней?

– Конечно. Это довольно смазливый тип лет этак тридцати двух – тридцати трех. Светлые волосы, карие глаза. Модно одет. Судя по тому, как он держится, я бы сказал, что он из дамских угодников. Руки в идеальном порядке, сделан маникюр. Лак сверкает вовсю! Брился он в парикмахерской, да и массаж не забыл. Лицо было слегка припудрено. Если ты бреешься дома, пудру не употребляешь. А если вдруг вздумается напудриться, сделаешь это руками. Парикмахер!же использует пуховку и пудру не втирает.

Перри Мейсон хмурил лоб, о чем-то думая.

– Отчасти, Пол, она действительно моя клиентка. Пришла ко мне проконсультироваться, потом перетрусила и поспешила удрать. Благодарю за информацию. Если дело получит дальнейшее развитие, я тебе сообщу.

Детектив двинулся к дверям. А на пороге заявил, плутовато подмигнув:

– Я бы посоветовал вам перестать держаться за руки и принимать невинный вид, когда кто-нибудь открывает двери в контору. Ведь так можно нарваться и на клиента. Какого черта вы не используете для этого личный кабинет, а, Перри?

Перри Мейсон, усмехнувшись, посмотрел в глаза страшно покрасневшей Деллы.

– Откуда он узнал, что я держала вашу руку? – сказала она. – Ведь я отошла раньше, чем он успел войти.

– Не знаю. Я позвоню тебе, если задержусь дольше часа.

– А вдруг она не захочет ждать?

– Я же сказал: заставь. Заговорив ей зубы. Можешь даже объявить, что я очень сожалею о том, как с ней разговаривал. Эта особа попала в беду. И пришла ко мне за помощью. Единственно, я опасаюсь, что она больше не вернется.

Выйдя на улицу, он подозвал такси, проверяя одновременно, не торчит ли у него из кармана найденная сумочка.

– Ист Пелтон-авеню, 128, – сказал он.

Когда машина через двадцать минут доставила его по названному адресу, он велел водителю не уезжать.

Сам же торопливо прошел по дорожке, поднялся по трем ступенькам и «нажал на кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Мейсон вынул из кармана телеграмму и сложил ее так, чтобы в глаза сразу бросались имя и адрес.

Дверь отворилась. На пороге стояла молодая женщина и смотрела на адвоката каким-то удивительно усталым взглядом.

– Телеграмма на имя Р. Монтейн, – произнес Перри Мейсон, не выпуская листок из рук.

Женщина посмотрела на адрес и кивнула головой.

– Вы должны расписаться, – сказал Мейсон.

В ее глазах промелькнуло удивление, которое, однако, не переросло в подозрение.

– Вы не постоянный посыльный, – заметила она, посмотрев поверх плеча адвоката на такси, которое ждало возле обочины.

– Я управляющий этого отделения, – нимало не смутившись, соврал Мейсон. – Подумал, что сумею доставить телеграмму быстрее – любого посыльного, поскольку должен был ехать по другим делам как раз мимо вашего дома.

Он вытащил из кармана записную книжку, вывинтил карандаш и протянул то и другое хозяйке.

– Распишитесь на верхней строчке.

Она написала «Р. Монтейн» и отдала книжечку назад.

– Одну минуту, – остановил ее Мейсон, – разве вы Р. Монтейн?

Смутившись, она ответила:

– Я получаю для нее корреспонденцию.

Адвокат снова показал на книжечку.

– В таком случае вам придется добавить собственное имя рядом с этой подписью.

– Раньше я так никогда не делала.

– Весьма возможно. Рассыльные экономят время и потому частенько не придерживаются инструкции.

Довольно неохотно женщина подписала строчкой ниже: «Нел Бринлей».

– А теперь, – сказал Перри Мейсон, убирая записную книжку и карандаш, – я хотел бы с вами поговорить.

И до того как быстрые пальцы девушки успели выхватить телеграмму у него из рук, спрятал ее к себе в карман.

Женщина тут же заподозрила что-то недоброе и панически перепугалась.

– Я вхожу, – заявил адвокат.

Женщина была не подкрашена, в простом домашнем платье и шлепанцах.

Перри Мейсон протиснулся мимо нее и первым двинулся по коридору, безошибочно правильно завернул в общую комнату и уселся в кресло, вытянув свои длинные ноги.

Нел Бринлей остановилась в дверях, прислонившись к косяку, как будто не решаясь войти в помещение, где так бесцеремонно расположился этот незваный гость.

– Входите же и присаживайтесь, – обратился к ней Мейсон.

Она еще постояла пару секунд, потом все же решилась приблизиться.

– Кого вы из себя изображаете? – спросила она голосом, который бы должен был звенеть от возмущения, а на деле дрожал от страха.

Зато в голосе Мейсона звучала напористость и уверенность:

– Я интересуюсь деятельностью Р. Монтейн. Расскажите мне все, что о ней известно.

– Я ничего не знаю.

– Но вы же расписались за телеграмму.

– Просто подумала, что имя Монтейн написано там по ошибке. Я сама ждала известий, решила, что это мне, и хотела прочитать. Если бы она оказалась не для меня, я бы ее возвратила.

Мейсон улыбнулся, не скрывая иронии.

– Придумайте что-нибудь более удачное.

– Мне незачем ничего придумывать. Я говорю правду.

– Эта самая телеграмма была сегодня доставлена сюда в 9.53 утра. Вы за нее расписались и передали Р. Монтейн.

– Ничего подобного!

– Факты доказывают обратное.

– Здесь же стоит подпись Р. Монтейн.

– Да, да, но сделанная вашим почерком. Образец такой подписи у меня имеется в записной книжке. Ниже написано: «Нел Бринлей». Это ваше имя?

– Да.

– Послушайте, я друг Р. Монтейн.

– Вы даже не знаете, женщина это или мужчина!

– Женщина, – сказал он, не спуская с нее глаз.

– Если вы ее друг, почему бы вам не связаться с ней самой? – спросила Нел Бринлей.

– Именно это я и пытаюсь сделать.

– Друг сам должен знать, где ее найти.

– Я намерен разыскать ее через вас.

– Мне про нее ничего не известно.

– Вы отдавали ей эту телеграмму?

– Нет.

– Ах вот как. Я так и знал. Ну что же, я детектив, направленный сюда телеграфной компанией. К нам поступили жалобы, что посторонние люди получают и вскрывают телеграммы. Возможно, вы еще не понимаете, что это мошенничество, предусмотренное в уголовном кодексе нашего государства. Прошу вас немедленно собраться и пройти со мной в районную прокуратуру для дачи показаний.

Она испуганно задержала дыхание.

– Нет, нет! Это ошибка! Я действую по просьбе Роды. И телеграмму сразу же ей передала.

– А почему Рода, не может получать телеграммы на свой адрес?

… Не может…

– Почему?

– Если бы вы знали Роду, то не стали бы спрашивать.

– Вы имеете в виду ее мужа? Но у замужних женщин не должно быть тайн от их супругов, особенно у молодоженов.

– Значит, вам об этом известно?

– О чем «этом»?

– Что она новобрачная.

– Разумеется, – рассмеялся Мейсон.

Нел Бринлей опустила глаза, задумавшись. Мейсон молчал, не желая форсировать события.

– Вы ведь не детектив из телеграфной компании, правда? – спросила она.

– Нет, я друг Роды, хотя она этого не знает.

– Хорошо, я скажу вам правду, – решилась женщина.

– Это всегда помогает, – сухо заметил адвокат.

– Я медсестра. Очень дружна с Родой. Мы с ней знакомы много лет. Рода хотела получить на этот адрес какие-то письма и телеграммы. До замужества она жила тут, со мной. Я ей сказала, что мне это ничего не стоит.

– Где она сейчас живет?

Нел Бринлей покачала головой и сказала:

– Она не дала мне адреса.

Мейсон иронически рассмеялся.

– Честное слово, я говорю правду. Рода удивительно скрытная особа. Ведь мы с ней прожили вместе больше года, хозяйничали вдвоем в нашем маленьком домике, а теперь я даже не знаю человека, за которого она вышла замуж, не знаю, куда переехала. Мне известно, что его фамилия Монтейн. Больше ничего.

– Ну а имя его вы знаете?

– Нет.

– Откуда же узнали фамилию?

– Но ведь на это имя Роде сюда присылают телеграммы.

– Как ее звали в девичестве?

– Рода Лортон.

– Сколько времени она замужем?

– Меньше недели.

– Каким образом вы передали ей эту телеграмму?

– Она позвонила узнать, нет ли для нее чего-нибудь. Я сказала – есть. Тогда она за ней приехала.

– Какой у вас номер телефона?

– Дрентон 9-42-68.

– Вы медсестра?

– Да.

– Аттестованная?

– Да.

– Вас вызывают в случае необходимости?

– Да.

– Когда в последний раз?

– Вчера. Я операционная сестра.

Мейсон поднялся, улыбаясь.

– Как вы считаете, Рода позвонит еще?

– Возможно, но я не уверена. Понимаете, она такая странная. Скрытная. В ее жизни есть такое, что она утаивает ото всех. Не знаю, что именно. Она никогда мне полностью не доверяла.

– Если она позвонит, передайте, что ей нужно вернуться к тому адвокату, у которого она сегодня была. Ему необходимо сказать ей нечто крайне важное. Как вам кажется, вы не забудете об этом?

– Нет. А телеграмма? Она адресована Роде, – сказала Нел, глядя на карман адвоката.

– Это та самая, которую вы передали ей сегодня.

– Знаю, но где вы ее взяли?

– Профессиональная тайна.

– Кто вы такой?

– Человек, который попросил вас передать Роде, чтобы она обязательно зашла к адвокату, у которого была сегодня.

Он пошел по коридору, не обращая внимания на то, что она все еще продолжала о чем-то его спрашивать.

– Живо! – распорядился он, усевшись рядом с водителем. – Заверните за угол и остановитесь у первого телефона.

Нел Бринлей вышла на крыльцо и внимательно проследила, как исчезла за угловым домом машина.

Водитель затормозил перед универсальным магазином, в котором стояла телефонная будка.

Опустив монетку в щель автомата, Мейсон прикрыл рукой рот, чтобы приглушить голос. Вызвал свою контору, а когда услыхал в ответ «алло» Деллы Стрит, распорядился:

– Срочно бери карандаш и бумагу, Делла.

– Порядок.

– Примерно через двадцать минут позвони Нел Бринлей в Дрентон 9-42-68. Попроси ее, чтобы она сразу же позвонила тебе, как только придет Рода Монтейн. Назовись чужим именем. Скажи, что тебе надо передать сообщение от Грегори.

– Хорошо, шеф. А что я должна сделать, когда позвонит Рода?

– Скажешь, кто ты такая. Объяснишь, что она оставила у меня в конторе свою сумочку. Ну, и что я хочу ее немедленно видеть. А теперь поручение для тебя. Проверь свидетельства о браках. Узнай, было ли выдано таковое неким Монтейну и Роде Лортон. Пускай Пол Дрейк отправит одного из своих ребят в газовую, электро– и водопроводную компании. Там надо узнать, не приходилось ли им недавно обслуживать Мпнтейнов. Когда выяснишь имя Монтейна из брачного свидетельства, справься в телефонной книге или в бюро относительно его телефона. Второго человека Дрейк должен послать в адресный стол, чтоб тот раздобыл мне по брачному свидетельству адрес новоиспеченного супруга. Наконец, необходимо попытаться выяснить в фирме «Кольт» историю того пистолета, – который мы обнаружили в сумочке. Номер у тебя записан. И пусть Пол работает втихомолку. Я хочу выйти на эту женщину.

– Почему? – спросила она. – Что-нибудь случилось?

– Нет, но может, если я вовремя не вмешаюсь.

– Вы еще позвоните узнать, какие сведения я получила?

– Да.

– Договорились, шеф.

Мейсон повесил трубку и вернулся в такси.

Типография находилась в небольшом помещении, затиснутом между огромными домами, по соседству со второй – такой же щелью, где желающим предлагались различные соки.

В витрине были выставлены образцы шрифтов. Объявление извещало, что визитные карточки и пригласительные билеты изготовляются в присутствии заказчика.

Перри Мейсон с нерешительным видом остановился напротив. Сразу было заметно, что его раздирают противоречивые желания: приобрести или нет.

Человек, сидевший за прилавком, моментально оказался подле него.

– Я могу использовать быстросохнущие чернила, которые не отличить от типографской краски, – сказал он голосом заговорщика. – Даже эксперт не заметит разницы.

– Сколько стоит? – спросил Мейсон.

Испачканный чернилами указательный палец мастера ткнул в прейскурант с образцами работ и ценами за десяток.

Мейсон вынул из кармана банкноту и показал на одну из карточек.

– Мне нравится вот эта. Напишите на ней «Р. Монтейн, Ист Пелтон-авеню, 128». В нижнем левом углу «Страхование и капиталовложения».

– Всего несколько минут, пока я приготовлю матрицу, – заговорил наборщик, отдавая Мейсону сдачу. – Вы подождете здесь или зайдете чуть позже?

– Зайду еще раз.

Он прошел в ближайшую аптеку, узнал там по телефону у Деллы Стрит, что Рода Монтейн пока не звонила, сел за столик, не спеша выпил довольно вкусное шоколадное молоко, которое следовало бы назвать просто какао, понимая, что «несколько минут» у наборщика равняются доброму получасу. Наконец он снова пересек улицу и получил два десятка свеженьких визитных карточек.

После этого опять вернулся в аптеку и позвонил Делле Стрит.

– Пол Дрейк разобрался в брачных свидетельствах. Жениха зовут Карл У. Монтейн. Адрес: Чикаго, Иллинойс. Газовая и водопроводная компании обслуживали Карла Монтейна в доме 239 по Хауторн-авеню на прошлой неделе. В свидетельстве сказано, что она – вдова, Рода Лортон. Дрейка интересует вопрос расходов. Каковы лимиты?

– Пусть тратит столько, сколько потребуется для дела. Раз клиентка уплатила мне за то, чтобы я представлял ее интересы, то я и намерен их представлять.

– А вам не кажется, шеф, что сделано уже вполне достаточно? В конце концов, вы не виноваты. Вы же не знали про деньги.

– Не знал, а должен был знать. Так или иначе, я доведу это до конца.

– Но ведь ей-то известно, где можно вас отыскать.

– Она не вернется.

– Даже вспомнив о своей сумочке?

– Теперь она уже вспомнила, но не смеет обратиться ко мне из-за оружия.

– Уже пятый час, – напомнила ему Делла, – учреждения скоро закрываются. Дрейк выяснил практически все, что ему могли дать официальные источники.

– А про пистолет?

– Нет еще. Но думает, что до пяти узнает.

– Отлично, Делла. Не уходи. Дождись моего следующего звонка. Задержи эту Роду любым способом, если паче чаяния она объявится. Скажи, что нам известно ее настоящее имя и адрес. Это приводит в чувство.

– Кстати, шеф, есть еще одна деталь, которую, мне кажется, вам интересно будет узнать.

– Что такое?

– В том фальшивом телефоне Рода Монтейн просто переставила вперед две последние цифры номера Нел Бринлей. По-видимому, она его хорошо знает. Вот я и думаю, уж не жила ли она вместе с этой Нел?

Перри Мейсон засмеялся.

– Ты у меня умница, Делла.

Повесив трубку, Перри Мейсон двинулся в главное управление телеграфной компании.

Войдя в зал, он подошел к одному из окошек и обратился к служащей, миловидной блондинке средних лет:

– Не могли бы вы мне помочь?

Показав ей телеграмму Роды и карточку на имя Р. Монтейн, он объяснил, что это страшно важное для него послание, на которое необходимо дать ответ, но поскольку он потерял адрес отправителя, то хочет узнать, не написан ли последний на бланке телеграммы. Может быть, по ее номеру отыщется подлинник.

– Я попробую, мистер Монтейн, – сказала девушка, забрала у него телеграмму с визиткой и ушла с ними куда-то в самый конец зала.

Перри Мейсон взял чистый телеграфный бланк, сверху написал одно слово «Грегори», оставив место для адреса. А ниже нацарапал следующий текст:

Отойдя от телефона, Перри Мейсон подошел к прилавку.

– Что такое ипрол? – спросил он.

Аптекарь внимательно посмотрел на него.

– Гипнотическое.

– Что значит «гипнотическое»?

– Особое успокоительное средство. Вызывает самый нормальный сон, после которого человек чувствует себя отдохнувшим. При правильной дозировке не дает никаких побочных эффектов.

– От него нельзя одуреть?

– Нет, если не превышать дозы. Повторяю, оно вызывает нормальный, здоровый сон. Сколько вам?..

Но Мейсон покачал головой, сказал «спасибо» и вышел из аптеки, насвистывая какой-то веселый мотивчик. Шофер распахнул перед ним дверцу машины.

– Куда теперь?

Перри Мейсон нахмурился с озабоченным видом, как бы мысленно взвешивая план операции.

Через три квартала при повороте на Норвалк-авеню они чуть не столкнулись с другим автомобилем. Адвоката сильно тряхнуло на сиденье.

Глаза Перри Мейсона устремились на эту машину. Шофер проследил за направлением его взгляда.

– Смелый водитель, лихо заворачивает! – сказал он.

Женщина-за рулем.

– Остановите-ка машину, приятель!

Мейсон выскочил из такси как раз в ту минуту, когда «шевроле» – нарушитель, жалобно заскрипев тормозами, тоже замер у обочины в паре метров рт них. Красное от натуги лицо Роды Монтейн выглянуло из окошка. «Шевроле» последний раз вздрогнул и затих.

Первые слова адвоката прозвучали так буднично, словно он ожидал встретить ее как раз на этом месте:

– У меня ваша сумочка.

– Я знаю, – ответила она, – спохватилась почти сразу, как вышла из вашей конторы. Пошла было назад, но потом передумала. Решила, что вы ее наверняка открыли и зададите теперь массу вопросов. А мне не хотелось на них отвечать. Что вы делали у Грегори?

Перри Мейсон повернулся к своему водителю.

– Это все, приятель.

Он протянул ему деньги, которые тот взял, с большим интересом рассматривая женщину в «шевроле».

Мейсон открыл дверцу, уселся рядом с Родой и подмигнул ей.

– Простите. – продолжал адвокат, – я не знал, что вы оставили мне аванс. А когда выяснил, сделал все возможное, чтобы вам помочь.

Ее глаза блестели от возмущения.

– Вы называете «помощью» врываться к Грегори?

Он кивнул.

– Вы же разбудили дьявола. Как только я узнала, что вы у него, тут же вскочила в машину и погнала туда изо всей мочи. Прямо скажем, с этим делом вы сели в лужу.

– Почему вы не пришли туда в пять, как было договорено?

– Потому что еще ничего не решила. Я позвонила тогда отложить нашу встречу.

– На какой срок?

– Не знаю. Чем дольше, тем лучше.

– Чего он хочет?

– Это вас не касается.

– Как я понимаю, это была одна из тех вещей, о которых вы хотели мне рассказать в конторе. Так почему же сейчас скрытничаете?

– Я ничего не собиралась рассказывать.

– Рассказали бы, не задень я вашу гордость.

– Что ж, вам это удалось!

Мейсон рассмеялся.

– Послушайте, давайте прекратим перепалку. Весь день я пытался вас найти.

– Наверное, вы проверили содержимое моей сумочки?

– До последней складки. Более того, я воспользовался вашей телеграммой, отправился к Нел Бринлей и поручил детективам выяснить все возможное.

– Ну и что же вы узнали?

– Многое. Кто такой доктор Милсоп?

Она онемела.

– Друг, – последовал неопределенный ответ.

– Ваш муж с ним знаком?

– Нет.

Мейсон красноречиво пожал плечами.

Через минуту она спросила:

– Откуда вам о нем известно?

– Я же говорил: мне пришлось много поработать, чтобы связаться с вами и получить возможность помочь.

– Вы не сможете мне помочь ничем. Скажите только одно, а потом оставьте меня в покое.

– Что именно?

– Можно считать человека после семилетней отлучки мертвым или нет?

– При известных условиях, да. В одних случаях после семи, в других – после пяти.

По ее лицу было видно, что она почувствовала огромное облегчение.

– И тогда следующий брак будет законным?

Перри Мейсон ответил с искренним сочувствием:

– Мне очень жаль, миссис Монтейн, но ведь это всего лишь предположение. Если Грегори Моксли в действительности является Грегори Нортоном, вашим первым мужем, который в настоящее время жив и здоров, то ваш брак с Карлом Монтейном – незаконный.

Глаза у нее приобрели жалобное выражение. Сразу же стало ясно, как она страдает. Потом она бессильно заплакала. Губы ее задрожали.

– Я так его люблю, – прошептала она.

Перри Мейсон успокоительно потрепал ее го плечу. Это был характерный жест сильного мужчины, оберегающего и защищающего слабую женщину.

– Расскажите мне о нем.

– Вам не понять, – вздохнула Рода, – ни один мужчина не в состоянии понять такое. Да я бы и сама не поняла, случись это с другой женщиной. Я ухаживала за ним во время болезни. Он пристрастился к наркотикам, его родные умерли бы, узнай они об этом. Я медицинская сестра. Вернее, была ею.

– Продолжайте. Говорите все.

– Я не могу рассказать вам о своем браке с Грегори…

Это был какой-то кошмар. Выскочила я за него девчонкой, глупой, наивной, легко поддающейся чужому влиянию. Он был очень привлекательным, умел ухаживать. На девять лет старше меня. Люди предупреждали, уговаривали не делать такой глупости, но я воображала, будто все это продиктовано их завистью и ревностью. В нем была этакая самоуверенность и высокомерное пренебрежение к окружающим, которые импонируют молодым дурочкам.

– Понятно. Продолжайте.

– У меня были кое-какие сбережения. Он их забрал – и исчез.

Мейсон прищурил глаза.

– Вы ему сами вручили деньги или он украл?

– Украл. Вернее, выманил. Я отдала их приобрести какие-то акции. Он мне наговорил всяких сказок про друга, попавшего в тяжелое финансовое положение и потому желавшего расстаться с некими необыкновенно выгодными ценными бумагами. Наобещал мне золотые горы. Я собрала все, что у меня было. Он уехал «за акциями» и больше не вернулся. Мне до конца дней своих не позабыть, как он меня поцеловал, прежде чем улизнуть с моими деньгами.

– Вы заявляли в полицию?

Она покачала головой.

– Про деньги – нет. Подумала, с ним что-то произошло. Обращалась только с просьбой разузнать про все несчастные случаи, обзванивала больницы и даже морги. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что он меня просто обманул. Наверное, не первую.

– Почему бы дам его не засадить в тюрьму?

– Я не смею.

– Почему?

– Не могу сказать вам этого.

– Отчего?

– Такое никому нельзя рассказать… Поверите ли, из-за этого я чуть было не решилась наложить на себя руки.

– Потому у вас в сумочке и лежит пистолет?

– Нет.

– Вы хотели застрелить Моксли?

Она молчала.

– Отсюда ваш интерес к положению о «корпус дэликти»?

Опять молчание.

Мейсон нажал рукой на ее плечо.

– Послушайте, – заговорил он напористо, – у вас многое на душе. Вам необходим человек, которому можно полностью довериться. Я сумею вам помочь. Знали бы вы, какие запутанные дела мне удавалось приводить в порядок. Расскажите-ка всю правду без утайки.

– Я не могу. Не смею. Это слишком ужасно.

– Ваш муж об этом знает?

– Великий боже, нет! Если бы вы понимали обстановку, то не спрашивали бы про такие вещи! У Карла своеобразная семья.

– В каком смысле?

– Вам не доводилось слышать о сэре Филиппе Монтейне, эсквайре из Чикаго?

– Нет. Чем он знаменит?

– Это очень богатый человек, к тому же из тех чудаков, которые кичатся своим родом, начатым еще до Революции, и все такое… Карл его сын. Я в высшей степени не нравлюсь сэру Монтейну. Вообще-то, он меня даже не видел. Но мысль о том, что его сын может жениться на медсестре, шокирует старого сноба.

– Вы познакомились со старым Монтейном после замужества?

– Нет. Но читала его письма Карлу.

– Знал ли он о намерении Карла жениться на вас?

– Нет. Мы удрали и обвенчались тайком.

– Карл во всем слушается отца?

Она закивала головой.

– Если бы вы видели Карла, то поняли бы это. Он все еще слабенький, в физическом и нравственном отношениях, из-за пристрастия к наркотикам. У него полностью отсутствует сила воли. Со временем это пройдет. Вы ведь знаете, что наркотики делают с людьми. Но пока он нервный, неуравновешенный, безвольный.

– Вы ясно видите эти недостатки и все же любите его? – удивился Мейсон.

– Я люблю его больше жизни. Я дала себе слово сделать из него человека. Для этого нужно только время и кто-то сильный, чтобы поддержать его. Вам необходимо понять, сколько мне пришлось вынести, чтобы представить, как я его люблю и почему люблю. Многие годы после первого замужества я жила в настоящем аду. Мне страстно хотелось покончить с собой, и однако же не хватало силы воли. Первый брак что-то убил во мне. Я бы никогда не смогла полюбить ни одного человека той любовью, которую испытывала к Грегори. Наверное, в моем нынешнем чувстве есть много материнского. Первая моя любовь была иллюзорной. Я мечтала о человеке, которого можно боготворить, молиться на него… Вы понимаете, что я имею в виду?

– А новый муж ценит ваше чувство?

– Будет ценить. Он привык во всем подчиняться своему отцу. С самого детства ему внушили, что главнее – это родовое имя и положение в обществе. Ему хочется пройти сквозь жизнь, опираясь на плечи давно умерших предков. Он считает, что семья-это все. Такая идея стала своего, рода манией.

– Вот теперь мы начали говорить о важных вещах, – одобрительно кивнул головой Мейсон. – Вы рассказываете мне о том, что камнем лежит у вас на душе, и получаете облегчение.

Она спокойно покачала головой, выражая свое несогласие.

– Нет. Всего я не могу рассказать, каким бы сочувствующим и понимающим человеком вы ни были. В конце концов, мне только хотелось выяснить законность моего замужества. Я вынесу все что угодно, если Карл будет моим мужем. Но если он бросит меня, если отец его отнимет, тогда мне незачем жить.

– А коли он из тех людей, которые могут под чьим-то нажимом пойти на подлость, покинуть любимую женщину, то не расходуетесь ли вы на него понапрасну?

– Именно это я и хотела выяснить. Понимаете, я и люблю-то его главным образом потому, что он во мне нуждается. Он слабый. Выходит, за это я его и полюбила. Мне встречались достаточно сильные, напористые, обладающие магнетическим обаянием мужчины, которые сбивали меня с ног, если можно так выразиться. Я этого не хочу. Возможно, вы заговорите о материнском комплексе, о необходимости за кем-то ухаживать. Не знаю, мне самой трудно понять, почему так случилось. Ведь чувства не объясняются. Они только испытываются.

– Что вы от меня скрываете?

– Нечто ужасное.

– И не намерены мне рассказывать?

– Нет.

– Неужели вы бы и утром не рассказали, прояви я больше чуткости?

– Нет, никогда! Поверьте, я не собиралась рассказывать вам даже и об этом. Была уверена, что вы примете мои объяснения, касающиеся приятельницы, которой нужны кое-какие юридические сведения. Когда же вы так просто разгадали мой секрет, я перепугалась и прошла чуть не полквартала, пока сообразила, что забыла в вашей конторе сумочку. Это был ужасный удар. Прежде всего я побоялась за ней вернуться. Не могла даже подумать о том, что снова придётся увидеться с вами. Решила все предоставить случаю. Обождать…

– Чего?

– Пока не найду возможность выпутаться из неразберихи.

Мейсон с искренней симпатией сказал:.

– Я бы очень хотел, чтобы вы на меня смотрели иными глазами. И потом, в вашем положении нет ничего особенно трагического. Первый муж вас бросил, – Вы вышли за другого, будучи в полной уверенности, что тот умер. Никто вас за это не станет винить. Так что можете смело подавать на развод. Это дело бесспорное.

Она смахнула слезы с ресниц и печально покачала головой.

Вы не понимаете Карла. Если наш теперешний брак незаконный, мне нужно ставить крест на возможности быть его женой.

– Даже если получить развод с Моксли?

– Даже тогда.

На минуту они оба замолчали.

– Неужели вы так и не решитесь мне довериться? – спросил адвокат.

Она покачала головой.

– Тогда обещайте мне одну вещь.

– Какую?

– Завтра с самого утра придете ко мне в контору. Переспите ночь, и, возможно, потом все будет казаться менее мрачным.

– Вы не понимаете… Ничего не понимаете!

Внезапно ее глаза хитровато блеснули. Губы плотно сжались.

– Хорошо, – Сказала она, – это я вам обещаю.

– А теперь, – сказал Мейсон, – можете подвезти меня.

– Нет. Я должна вернуться к мужу. Он будет ждать. Мне пора.

Мейсон кивнул.

Водитель его такси, который по долгому опыту знал, что только из факта начавшихся переговоров мужчины с женщиной в ее машине не следует делать поспешных выводов и торопиться уезжать, терпеливо дожидался, чем закончится это свидание.

Перри Мейсон выпрыгнул из «шевроле».

– Завтра в девять утра, – повторил он.

– В половине десятого, – уточнила она.

Мейсон согласно кивнул и подбадривающе ей улыбнулся.

– Вот посмотрите. Завтра вы поймете, что все страхи прошли и со мной можно решительно всем поделиться. Утро вечера мудренее. Удивительно умная поговорка.

Рода с неясной надеждой посмотрела на него, потом ее глаза снова потухли.

– В половине десятого, – повторила она и как-то истерично рассмеялась.

Мейсон захлопнул дверцу. «Шевроле» сразу тронулся с места. Адвокат же махнул своему терпеливому шоферу.

– Ну что же, приятель, в конце концов вам придется доставить меня назад.

Парню пришлось из вежливости отвернуться, чтобы скрыть торжествующую усмешку.

– Отлично, шеф!

Ровно застучал мотор.

Выйдя из гаража, в который ставил свою машину, Перри Мейсон неторопливо пошел к себе в контору. На углу мальчишка, державший под мышкой стопку утренних газет, громко объявлял на всю улицу:

– Читайте, читайте! Она ударила его, и он умер! Все читайте об этом происшествии!

Мейсон купил газету, развернул ее на ходу и увидел заголовки, напечатанные крупным шрифтом сразу через обе полосы:

Перри Мейсон хмуро посмотрел на свои наручные часы и нетерпеливо нажал на звонок. После третьей безрезультатной попытки он отошел от двери и посмотрел на два соседних дома.

В одном из окон шевельнулась тюлевая занавеска.

Мейсон в последний раз попытался дозвониться, но так и не получив ответа, прямиком направился туда, где подметил проблески интереса за белой шторой.

Не успел он позвонить, как за дверью послышались торопливые шаги. Дверь отворила румяная толстуха с блестевшими от любопытства глазами.

– Вы ведь не разносчик товаров?

Адвокат решительно покачал головой.

– А если бы вы были одним из тех, кто старается подписать тебя на журналы, то не носили бы шляпу.

Перри Мейсон невольно улыбнулся.

– Ну, так чего же вам надо?

– Я ищу миссис Монтейн.

– Она живет рядом.

Мейсон кивнул, ожидая продолжения.

– Вы им звонили?

– Вам это прекрасно известно. Вы же смотрели на меня из-за занавески.

– Ну и что такого? В своей комнате я имею право смотреть куда хочу! Послушайте, любезный, это мой собственный дом, за который я заплатила…

Перри Мейсон рассмеялся.

– Не надо обижаться. Просто я хочу сэкономить время, только и всего. Вы женщина наблюдательная. Видели, например, как я без толку пытался попасть к Монтейнам. Вот мне и подумалось, может, вы заметили, когда ушла миссис Монтейн.

– А если и заметила?

– Мне необходимо с ней связаться.

– Вы ее приятель?

– Да.

– Разве ее мужа нет дома?

Перри Мейсон покачал головой.

– Хм, значит, сегодня он ушел из дома гораздо раньше обычного. То-то я его еще не видела, решила, что спит, лежебока. У них водятся денежки, поэтому он и живет так, как ему нравится.

– Ну, а миссис Монтейн куда подевалась?

– Она была его медицинской сестрой. Вышла за него ради денег… Уехала на такси с полчаса назад. Может, минут двадцать пять.

– С каким багажом?

– У нее был маленький чемоданчик, но за час до этого приезжал какой-то железнодорожник и увез сундук.

– Вы имеете в виду человека из бюро доставок?

– Нет. Железнодорожник.

– Вы не знаете, когда она вернется?

– Нет. Они со мной не делятся своими планами. Вы бы видели, как он смотрит на меня. Кто я такая? Бедная женщина. Понимаете, этот дом приобрел по дешевке мой сын…

Мейсон поспешил откланяться.

– Огромное вам спасибо. Вы сообщили именно то, что меня интересовало.

– Если она вернется, что ей передать?

– Не вернется, – сказал адвокат.

Женщина прошла за ним до самого порога.

– Думаете, они совсем уехали?

Перри Мейсон ничего не ответил. И пока шагал по дорожке к тротуару, толстуха торопливо кричала ему вслед:

– Они говорили, что его родители не одобряют этот выбор. Интересно, что будет делать белоручка-муженек, коли папаша перестанет выдавать ему на прожитие?

Мейсон ускорил шаги, вышел за ворота, с улыбкой приподнял шляпу и быстренько завернул за угол.

На бульваре он поймал такси.

– Муниципальный аэропорт! Поживее. Если будут штрафы, я заплачу.

Шофер подмигнул, мотор взревел, машина рванулась с места, ловко лавируя в потоке автомобилей.

– Если доставишь меня вовремя, приятель, в обиде не будешь.

– Поедем так, чтобы остаться живыми. У меня ведь есть жена, ребятишки, да и работой тоже бросаться не приходится…

В эту минуту только с большим трудом ему удалось избежать столкновения с грузовиком, который выскочил из-за угла.

– Так всегда бывает, когда торопишься. Послушайте, а ведь за нами «хвост» увязался. Открытый «форд». Я его почти сразу заметил, как вы сели в машину. И не отстает, бродяга.

Перри Мейсон поднял глаза и попытался разглядеть преследователей в зеркальце.

– Обождите, сейчас помогу, – пообещал водитель.

И так развернул зеркальце, что теперь адвокату отлично стал виден весь следующий за ними поток.

– Вы наблюдайте за тылом, ну а уж впереди я не буду зевать.

Перри Мейсон задумчиво сощурил глаза.

– Слушай, парень, у тебя острый глаз, если ты заметил этот «хвост».

– Ясное дело. Если бы я зевал, жене и ребятишкам помирать с голоду. Теперь человеку мало одной пары глаз. Вторую надо иметь на затылке. Единственное, что я умею, это водить машину. Но зато делаю это классно.

– Открытый «форд» с вмятиной на правом крыле, – произнес Перри Мейсон. – В нем двое людей. Знаешь, приятель, заверни-ка налево при первой же возможности и опиши восьмерку через пару кварталов. Нам надо удостовериться…

– Если мы это сделаем, они сразу сообразят, что их заметили.

– Ну и пусть себе. Понимаешь, я хочу заставить их раскрыть карты. Если они за нами не повернут, то упустят. А если повернут, мы остановимся и спросим, чего им надо.

– Никому не придет в голову позабавиться перестрелкой? – с опаской спросил водитель.

– Это исключено. Максимум, они могут оказаться частными детективами.

– Неприятности с женой?

– Ты сказал, что прекрасно справляешься только с одним делом: водить машину. Мне показалось, все остальное не для тебя.

Водитель осклабился, – Ясно, шеф. Я вовсе не собираюсь совать нос в чужие дела. Просто хотел поддержать вежливую беседу… Так, поворачиваем налево.

Машина круто свернула в боковую улицу.

– Держитесь, еще один поворот.

Адвоката отбросило на подушки.

– Притормози, приятель. Они поехали за нами. Посмотрим, завернут ли в следующую улицу. Я следил за ними в зеркальце. Они затормозили на перекрестке. Вроде сначала тоже собрались поворачивать, потом проехали дальше.

Шофер оглянулся, челюсти его равномерно пережевывали резинку.

– Мы понапрасну теряем время, – сказал он через пару минут. – Вы можете опоздать на самолет.

– Я еще не уверен, что куда-то полечу. Мне необходимы кое-какие сведения.

– Ясно… Нет, они не стали сворачивать в боковые улицы.

– Не могли бы мы доехать до параллельного бульвара и по нему добраться до аэропорта?

– Почему нет? Можем. Только прикажите.

– Давайте, – скомандовал Мейсон.

Водитель вернул зеркальце в обычное положение.

– Оно вам больше не понадобился, – пояснил он Перри Мейсону.

Машина устремилась вперед, набирая скорость. Адвокат сидел, откинувшись на подушки. Временами он оглядывался назад.

Преследователи исчезли.

– Вам нужно какое-то определенное место? – спросил водитель, когда они повернули к аэропорту.

– Билетный зал.

Шофер кивнул, потом усмехнулся.

– А вот и ваши приятели.

«Форд» с вмятиной на левом крыле стоял именно там, где специальный знак стоянку запрещал.

– Полиция, э-э! – сказал водитель.

– Ей богу, не знаю, – пожал плечами Мейсон.

– Это сыщики, можете быть уверены, иначе бы они тут не оставили машину. Мне вас дождаться?

– Да.

– Я проеду дальше, где можно остановиться.

Перри Мейсон прошел через вращающуюся дверь в билетный зал аэропорта, сделал пару шагов по направлению к кассам и сразу же остановился, заметив женскую фигуру в коричневом костюме с пушистым воротником. Женщина в толпе прочих пассажиров направлялась к турникету, за которым раскинулось взлетное поле и стоял, подрагивая, готовый к отправке самолет.

Перри Мейсон, расталкивая всех, подобрался к особе, привлекшей его внимание.

– Не выказывайте удивления, Рода, – тихо сказал он, пристроившись за нею.

На секунду она онемела, потом медленно обернулась. Ее темные испуганные глаза блеснули из-под черных ресниц. Было слышно, как она перевела дыхание. Потом снова отвернулась.

– Вы? – еле слышно прошептала она.

– Вас разыскивает пара сыщиков, – продолжал Мейсон. – Возможно, у них нет вашей фотографии, одно описание. Сейчас они наблюдают за людьми, поднимающимися на самолет. После его взлета начнут осматривать аэропорт. Идите прямо вон к той телефонной будке, я подойду через минуту.

Она незаметно отделилась от толпы перед турникетом, приблизилась быстрыми шагами к будке, вошла в нее и прикрыла за собой дверь.

Одетый в форму служитель начал проверять билеты. Пассажиры стали подниматься в самолет. Откуда ни возьмись появились двое широкоплечих молодцов, которые внимательно и придирчиво принялись разглядывать каждого, кто подходил к трапу.

Воспользовавшись тем, что они полностью поглощены этим делом, Перри Мейсон тоже быстро двинулся к телефону и распахнул дверку.

– Опуститесь на пол, Рода.

– Я не могу. Тут мало места.

– Ничего, как-нибудь. Повернитесь лицом ко мне. Прислонитесь спиной к стенке, на которой прикреплен аппарат. Вот так, правильно. Теперь согните колени. Садитесь прямо на пол. Замечательно.

Перри Мейсон изловчился закрыть дверь и потянулся к трубке, внимательно наблюдая за всем залом.

– Теперь слушайте и не перебивайте меня. Шпикам либо сообщили, что вы собираетесь лететь этим самолетом, либо полиция просто перекрыла все выходы из города: аэропорты, железнодорожные станции, автобусы и так далее.

Я с ними не знаком, но они меня узнали, когда выходил из вашего дома и садился в такси. Сообразили, что я так или иначе разыщу вас, и некоторое время пытались следовать за мной, но мне удалось отвязаться. Тогда они приехали сюда. Увидев меня здесь, они решат, что я хотел дать вам последние указания перед вылетом. А теперь, когда вы на самолет не попали, названиваю по телефону, пытаясь установить место вашего нахождения. Немного позже я дам понять, что заметил их и остаюсь в аэропорту так долго затем, чтобы спрятаться. План ясен?

– Да, – ответила она.

– Отлично, они уже принялись осматривать все помещение. Я начинаю звонить.

Он снял трубку, но монету в щель не опустил. Снаружи это выглядело так, будто он разговаривал с кем-то по очень важному вопросу. На самом же деле инструктировал Роду.

– Вы поступили необдуманно, пытаясь скрыться. Побег становится доказательством вины. Если бы они арестовали вас на борту самолета с билетом в любой город, это только бы усугубило ваше положение. Теперь надо нам так повернуть дело, чтобы никто не мог упрекнуть вас в попытке сбежать.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Так же, как они. Вы отправились из дома с небольшим саквояжем, а сундук отослали заранее со служителем в форме. Если бы ехали поездом, то сундук имел бы наклейки. Теперь вы должны сдаться, но не полиции, а газете, которая получит исключительное право напечатать вашу историю.

– Вы хотите, чтобы я им все рассказала?

– Да нет. Мы убедим их, что вы просто жаждете этого. На деле у вас не будет такой возможности.

– Почему?

– Потому что будете схвачены детективами, как только покажетесь, и рассказать ничего не успеете.

– А потом?

– Потом будете молчать. Никому ничего не говорите. Твердите одно: ни на один вопрос отвечать не станете, если при этом не будет присутствовать ваш поверенный. Понятно?

– Да.

– Прекрасно. Сейчас позвоню в «Хронику». Эти птички меня уже засекли, но еще не знают, что замечены. Как только я дозвонюсь до редакции, «увижу» их и повернусь спиной, притворяясь, будто прячусь. Тогда они предположат, будто мы договорились с вами здесь встретиться, и теперь я стану дожидаться возможности улизнуть из будки, когда они уйдут прочь. Потом найдут какое-нибудь укромное местечко и будут караулить меня или вас.

Он опустил в аппарат монетку, набрал номер «Хроники» и попросил соединить с Ботвиджем, городским редактором.

В трубке загудел мужской голос, и Мейсон спросил:

– Как вам улыбается возможность напечатать в качестве исключительного права историю Роды Монтейн? Той самой женщины, которая сегодня в два часа ночи назначила свидание Грегори Моксли?.. Мало того, вы сможете проводить ее в тюрьму. Да, она сдается репортерам «Хроники». Конечно, это Перри Мейсон. Конечно, я буду ее представлять.

Ладно. Короче, жду вас в Муниципальном аэропорту. Естественно, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом или о том, что миссис Монтейн тоже здесь. Меня найдете в телефонной будке. А уж я позабочусь, как Роде Монтейн отдать себя в руки ваших репортеров. Не гарантирую, что после этого все произойдет наилучшим образом. Во многом это зависит от вас. Но, во всяком случае, газета сможет заявить, что Рода Монтейн сдалась именно ей. Только запомните хорошенько: не пытайтесь изобразить дело таким образом, будто ваши ребята задержали Роду Монтейн при попытке к бегству… Да, да, она сдается «Хронике». Вы можете первыми появиться на улице вместе с нею.

Нет, я не могу пригласить ее к телефону и пересказать тоже ничего не могу. Не могу даже обещать, что вы вообще услышите ее историю, особенно если будете так долго торговаться. Честное слово, Ботвидж, у меня серьезные опасения, что детективы ее схватят прежде, чем ваши люди соизволят сюда добраться. Хорошо, готовьте свой специальный выпуск и поторапливайтесь. А я вам кое-что подброшу для передовицы…

Предупреждаю, я не хочу, чтобы мое имя спрягали и склоняли по этому поводу. И только намекаю на такую возможность, ясно? Рода Монтейн вышла замуж за парня по имени Грегори Нортон несколько лет назад. Брачное свидетельство можно найти в Статистическом бюро. Этот Грегори Нортон никто иной, как убитый сегодня Грегори Моксли, он же Грегори Карей.

Около недели назад Рода Монтейн вышла замуж за Карла Монтейна, сына Филиппа Монтейна, эсквайра, мультимиллионера из Чикаго. Семья не только респектабельная, но принадлежит к сливкам общества. В заявлении на получение брачного свидетельства Рода Монтейн назвала себя вдовой. Вот тут-то и появился Грегори Моксли и начал чинить всякие препятствия. Рода жила тогда на Ист Пелтон-авеню с некой Нел Бринлей. Моксли послал Роде на этот адрес телеграмму, и не одну, а несколько. Если вам удастся раздобыть копии этих телеграмм в телеграфном агентстве или в делах полиции, можете их использовать. Но только при этом условии Нел Бринлей признает, что получала их… Больше я ничего не могу вам сказать, Ботвидж. Создайте-ка из этого материала историю. Дополнительные сведения для своего специального выпуска добывайте по таким направлениям… Да, сдастся в аэропорту, потому что я ей назначил здесь встречу… Нет, это все, что я могу сказать. До свиданья.

Когда Перри Мейсон вешал трубку, в ней все еще слышались протестующие крики. Повернувшись с таким видом, будто собирался выйти наружу, он «случайно заметил» одного из детективов, замешкался, отвернулся к стене, опустил голову, расправил плечи. Одним словом, постарался стать «неузнаваемым».

– Теперь они знают, что я их увидел, Рода. И постараются устроить мне ловушку. Спрячутся в каком-нибудь углу.

– А сюда не придут?

– Ну нет. Я – то, вообще говоря, их интересую постольку поскольку. Просто считают, что вас жду. Сначала покрутятся поблизости, потом сделают вид, будто уходят, надеясь таким образом выманить меня из будки.

– Как они узнали обо мне?

– От вашего мужа.

Она затаила дыхание.

– Но мужу ничего не известно! Он спал.

– Нет, Рода. Вы положили ему в шоколад несколько таблеток ипрола, но он оказался хитрее вас и не стал его пить. Притворился спящим и слышал, как вы ушли и как вернулись. А теперь расскажите, что же произошло?

Снизу к нему смутно донесся ее голос:

– В свое время я сделала нечто ужасное, о чем знал Грегори. Из-за этого могла оказаться в тюрьме. Меня волновала не столько эта перспектива, сколько то, как отнесется к ней Карл. Его родители и без того считали, что я ему не пара. Немногим лучше уличной девки. Мне не хотелось давать отцу Карла возможность заявить: «Я же тебя предупреждал!» Но больше всего боялась, что наш брак будет аннулирован.

– Вы мне все еще не доверяете! – сердито бросил адвокат, прижимая к уху телефонную трубку.

– Говорю, как умею… У Грегори были какие-то неприятности. Он вечно попадал в скверные истории. Думаю, даже, в тюрьме сидел. Поэтому от него и не было никаких известий. Исчез. Ведь я пыталась его разыскать, но узнала только, что он погиб в авиакатастрофе. И до сих пор не знаю, как остался жив. У него был самый настоящий Билет на этот рейс, но он почему-то не полетел. Наверное, просто опасался полиции. Однако в списке пассажиров самолета находился. Я считала его умершим. Ну и вела себя так, как если бы он умер… Грегори возвратился. Требовал непрерывно раздобыть у Карла деньги. Считал, что тот должен откупиться, лишь бы его имя не трепали на суде. Грозил обвинить Карла в разрушении семьи. Будто бы я все еще была его женой, а Карл встал между нами.

Мейсон иронически засмеялся.

– Несмотря на тот факт, что Грегори украл ваши деньги и исчез на многие годы?

– Вы не понимаете. Тут дело было не в том, что он надеялся выиграть тяжбу, а в том, что имел основания начать ее. Ведь Карлу легче умереть, чем видеть, как имя Монтейна треплют в газетах!

– Переходите к сути. У нас мало времени.

– Я возвратилась к Нел Бринлей. Там меня ждала новая телеграмма от Грегори. Он был в бешенстве. Приказывал мне позвонить. Я позвонила. Он дал мне срок до двух часов ночи. Я сказала, что могу ответить сразу. Нет, твердил он, не надо спешить. Ему хочется поговорить. Если приду лично, то получу отсрочку. Мы условились на два часа ночи, когда, как я думала, Карл будет крепко спать под действием двойной дозы ипрола.

– Что было потом? – спросил Мейсон, немного изменяя позу, для удобства наблюдения за вестибюлем.

– В самом начале второго я поднялась, оделась, выбралась из дома, отперла гараж, вывела свой «шевроле», прикрыла дверь, но, очевидно, забыла запереть ее на ключ. И не успела отъехать, как почувствовала, что у меня спустило колесо. Поблизости есть ремонтная мастерская при бензоколонке. Кое-как добралась до нее. Там мне колесо сменили. То есть, если быть точной, сначала поставили запасное, но сразу же обнаружили в нем торчащий гвоздь. Там оставалось порядочно воздуха, поэтому прокол нельзя было сразу заметить. Пришлось менять и эту камеру, вытаскивать гвоздь из покрышки и так далее. Я сказала, что не имею времени дожидаться, пока камеры отремонтируют. И мне дали на них расписки, по которым можно было заехать за ними позднее.

– Вы говорите о покрышке с гвоздем?

– Ну да. В ней нужно было только поменять камеру и надеть снова на запасное колесо. Та, на которой я ехала при спущенной камере, совершенно погибла.

– Что было дальше?

– Я поехала к Грегори.

– В дверь вы звонили?

– Да.

– Во сколько?

– Не знаю. Уже после двух. Я опоздала. Наверное, было минут десять или пятнадцать третьего.

– И как повернулось дело?

– Грегори был в ужасном настроении. Заявил, что я обязана раздобыть денег и положить на его имя в банке самое меньшее две тысячи долларов этим утром, потом выудить у мужа еще десять тысяч. А если не сделаю этого, он подаст в суд на Карла и добьется моего ареста.

– Как же вы поступили?

– Сказала, что не собираюсь ему давать ни единого цента.

– Дальше?

– Он стал настаивать. Я решила дозвониться до вас.

– Дальше?

– Побежала к телефону и схватила трубку.

– Минутку. Вы были в перчатках?

– Да.

– Хорошо, продолжайте.

– Тут он вцепился в меня.

– А вы?

– Стала с ним бороться и сумела оттолкнуть. Но он снова двинулся на меня, я испугалась. Возле камина была подставка с топориком, лопаткой и метелкой. Я схватила первый попавшийся предмет – это был топор – и взмахнула им. Мне показалось, удар пришелся Грегори по голове.

– И после этого убежали?

– Нет. Понимаете, погас свет.

– Свет? – воскликнул Мейсон.

– Ну да. Сразу же. Наверное, прекратилась подача электроэнергии.

– Это случилось до того, как вы его ударили или после?

– Именно во время удара. Припоминаю, как размахнулась топором, и сразу же наступила полная тьма.

– Может быть, вы промахнулись, Рода?

– Нет, попала. Он зашатался и, кажется, тут же упал. В помещении находился еще кто-то. Этот человек чиркал спичками.

– Что было дальше?

– Я выбежала из комнаты, очутилась в спальне, в темноте наткнулась на стул и упала на пол.

– Продолжайте.

– Я слышала, как кто-то по-прежнему чиркает спичками. Потом он двинулся следом. Но мне удалось подняться, выскочить в коридор, сбежать по лестнице. И все это время меня преследовали.

– Так с лестницы вы спустились?

– Нет, я затаилась на площадке. Понимаете, внизу надрывался звонок.

– Какой звонок?

– От входной двери.

– Кто-то хотел попасть в квартиру?

– Да.

– Когда начали звонить?

– Точно не скажу. Наверное, пока мы с Грегори боролись.

– И долго звонили?

– Порядочно.

– Вы не можете описать характер звука?

– Похоже, как если бы старались разбудить Грегори. Понимаете, звонок дребезжал несколько секунд, потом умолкал и начинал снова. Так повторилось несколько раз.

– Вы не знаете, кто это был?

– Не знаю.

– Но пока звонок не затих, вы вниз не спускались?

– Совершенно верно.

– А когда решились?

– Через пару минут. Я боялась оставаться в доме.

– Вы не знали, умер Грегори или нет?.

– Я слышала, как он упал. У меня и в мыслях не было его убивать. Я ударила не глядя.

– Итак, вскоре после того, как затих звонок, вы спустились вниз?

– Да.

– Вы никого не видели?

– Никого.

– Где стояла ваша машина?

– За углом, в боковой улочке.

– Вы пошли к ней?

– Да.

– Ладно. Вы обронили свои ключи в комнате Грегори. Наверное, когда схватили топор?

– По-видимому.

– Вы знали, что они потеряны?

– Тогда – нет.

– А когда обнаружили это?

– Прочитала в прессе.

– Как же вы загнали в гараж автомобиль?

– Дверца машины не была заперта. Ключ от зажигания оставался на месте. Я въехала в гараж и…

– Минутку. Уезжая, вы закрыли в нем дверь, но не заперли на замок?

– Мне казалось, что заперла. Но, оказывается, нет. Замок был открыт.

– А дверь по-прежнему закрыта?

– Да.

– Так, как оставили?

– Да.

– Что же вы сделали?

– Открыла дверь.

– Для этого вам пришлось отвести ее по пазу?

– Да.

– До самого конца?

– Конечно.

– Потом вы поставили машину внутрь, верно?

– Да.

– И бросили гараж незапертым?

– Понимаете, когда я стала – отводить назад вторую половину двери, она зацепилась за буфер другой машины. Мне с ней было никак не справиться.

– Потом поднялись к себе и легли в постель?

– Да. Я нервничала и приняла снотворное.

– Утром вы разговаривали с мужем?

– Да. Он уже встал и варил кофе. Мне это показалось странным, потому что после такой дозы гипнотического люди долго спят.

– Вы не попросили у него кофе?

– Попросила.

– Он не расспрашивал вас про отлучку?

– Нет, справился только, как я спала.

– И вы солгали?

– Да.

– Потом он ушел?

– Да.

– А вы?

– Снова легла. Подремала, поднялась, приняла ванну, оделась, открыла дверь, принесла молоко и почту. Я решила, что Карл пошел прогуляться. Раскрыла газету и поняла, в какой капкан попала. Прежде всего в глаза бросился снимок ключа. Ясно было, что Карл узнает его с первого взгляда. Более того, полиция обязательно выследила бы меня рано иди поздно.

– Ну и что было потом?

– Я позвонила в транспортное агентство, поручила им переслать мои вещи на вымышленное имя и адрес, уложила свои пожитки, вызвала такси и бросилась в аэропорт.

– Вы знали, что в это время есть самолет?

– Да.

– Скажите, вы не имеете ни малейшего представления, кто ночью звонил Грегори?

– Нет.

– Уходя, вы оставили двери открытыми?

– Какие именно?

– Самой квартиры Грегори и входную у подножия лестницы?

– Не помню. Я страшно волновалась. Дрожала как осиновый лист… А откуда вам известно про дверь гаража?

– Ваш муж рассказал.

– Кажется, вы предупреждали, что он все сообщил полиций.

– Да. Но сначала заходил ко мне.

– И что говорил?

– Что узнал ключи в газете. Ему известно о вашей попытке его «одурманить», о ночном отъезде, – он даже слышал, как вы вернулись и как заело дверь, – знает и о том, что на вопрос, почему она открыта, вы соврали.

– Вот уж не думала, что он такой хитрый… А ложь про дверь гаража меня наверное окончательно запутала?

– Во всяком случае, пошла не на пользу, – угрюмо согласился Мейсон.

– И Карл сообщил вам, что собирается донести в полицию?

– Да. Я не мог его переубедить. У него какие-то дикие понятия о долге…

– Вы не должны его за это осуждать. На самом деле он очень славный… Скажите, а он ничего не говорил относительно… относительно кого-нибудь еще?

– Уверял, что вы будете пытаться кое-кого выгородить.

– Кого?

– Доктора Милсопа.

Мейсон услышал, как она тихонько ахнула и воскликнула резковато:

– Что ему известно про доктора Милсопа?

– Не знаю. А вам?

– Это настоящий друг.

– Он тоже был вчера у Моксли?

– Боже упаси, нет!

– Вы уверены?

– Да.

Перри Мейсон опустил еще одну монетку в автомат и набрал номер конторы Пола Дрейка.

– Говорит Перри Мейсон. Слушай, Пол, ты, конечно, читал сегодняшние газеты?.. Хорошо, значит, тебе ясно положение дел. Я представляю Роду Монтейн. Наверное, ты догадываешься, что это та самая особа, которая вчера выходила от меня. Я хочу, чтобы ты начал общее расследование. Полиция наверняка сфотографировала помещение, в котором убили Моксли. Мне нужны эти снимки. Какие-нибудь репортеры тебе наверняка помогут. Разбери все тонкости, проверь каждое направление. Кое-что мне представляется странным. Например, на дверной ручке не обнаружено отпечатков пальцев. Почему?.. Разве главное, что она была в перчатках? Это объясняет только отсутствие ее следов, но другие-то должны были сохраниться. На протяжении дня Моксли множество раз открывал и закрывал эту дверь. Да я сам заходил туда. День был жаркий, пальцы потные. Куда исчезли мои отпечатки?.. Да, начинай с Моксли. Выясни все о его прошлом. Поговори со свидетелями. Районный прокурор, скорее всего, вызовет своих. Нам надо успеть опросить их раньше… Сейчас это не имеет значения. Увидимся позднее… Нет, не могу сказать. Начинай, не мешкай. Я жду новостей в ближайшие несколько минут.

Мейсон повесил трубку.

– А теперь, Рода, нам надо действовать быстро. Парни из «Хроники» вот-вот приедут. Они гоняют на своих машинах, как черти, не считаясь ни с какими правилами. Полиция сама не своя от желания начать вас допрашивать. Они пустят в ход все средства, лишь бы вы заговорили. Пообещают золотые горы за откровенность. Дайте мне слово, что станете молчать. Хорошо?

– Да.

– Настаивайте на том, чтобы вызвали меня, даже если вопросы будут невиннейшие. Ясно?

– Конечно.

В будку кто-то тихонько постучался.

Мейсон посмотрел через стекло. Молодой человек прижал к окошечку удостоверение сотрудника «Хроники».

Перри Мейсон нажал на ручку.

– Так, Рода. Выходим.

Дверь открылась.

– Где она? – немедленно спросил журналист. Второй возник с противоположной стороны будки.

– Привет, Перри.

Опершись на сильную руку адвоката, Рода Монтейн поднялась. Оба газетчика смотрели на нее, раскрыв рты.

– Так она все время сидела здесь?

– Да. Где ваша машина? Нужно как можно скорее увезти ее… – начал было адвокат.

Но второй репортер негромко выругался:

– Полиция, черт бы их подрал!

Из-за стеклянной перегородки, отделявшей заднюю половину вестибюля выскочили двое дюжих молодцов и бегом бросились в их сторону.

Перри Мейсон повысил голос:

– Это Рода Монтейн. Она отдает себя в ваши руки, джентльмены, как представителям «Хроники», надеясь, что та отнесется к ней честно и гуманно. По газетной фотографии она опознала ключ от своего гаража. И…

Двое детективов налетели на их группу. Один схватил Роду Монтейн за рукав. Второй вплотную приблизил побагровевшую от ярости физиономию к лицу Перри Мейсона.

– Так вот ты каков на самом деле, мерзкий интриган! – заорал он.

Адвокат воинственно вздернул подбородок. Глаза его приобрели стальной оттенок.

– Поосторожней на поворотах, молокосос, или твою глотку заткнет мой кулак!

Второй детектив предостерегающе дернул своего напарника за пиджак.

– Спокойнее, Джо! Это же порох. Главное, мы взяли девчонку. Больше нам ничего не нужно.

– Черта лысого вы взяли! – возмутился репортер. – Рода Монтейн сдалась «Хронике» еще до того, как была вами обнаружена.

– Идите к дьяволу! Ее задержали мы, проследив до аэропорта, и сейчас произведем арест. Приоритет наш!

Один из репортеров вошел в телефонную будку.

– Минут через пятнадцать вы, голубчики, сможете купить газету, и тогда посмотрим, чей приоритет!

Перри Мейсон шагал по своему кабинету с тревогой запертого в клетку тигра. Подготовительное время, когда он мог с философским терпением ожидать очередных известий, кончилось. Сейчас это был неутомимый борец, который старался таким вот образом израсходовать излишек физической энергии.

Усевшись в кожаном кресле, Пол Дрейк изредка делал в записной книжке пометки об информации, которая интересовала адвоката в первую очередь.

В противоположном углу пристроилась Делла Стрит с карандашом наготове. С нескрываемым восхищением она смотрела на шефа.

– Они таки упрятали ее, – проворчал Мейсон, хмуро поглядывая на молчащий телефон. – От них этого следовало ожидать.

Пол Дрейк взглянул на часы.

– Возможно, они…

– Говорю тебе, упрятали. Я условился, что меня предупредят, если она попадет в управление или к районному прокурору. Ее не привозили ни туда, ни сюда. Значит, запихнули в какой-то дальний полицейский участок.

Повернувшись, он распорядился:

– Делла, поройся в справочниках. Найди-ка мне дело Бен-Йи. Я там ссылался на «хабэас корпус». Чтобы не тратить понапрасну времени, перепечатай оттуда текст апелляции. Тут уж им придется действовать в открытую до тех самых пор, пока не нанесут нам ощутимый вред.

Делла моментально исчезла из кабинета.

Перри же Мейсон уже взялся за детектива:

– Вот что еще, Пол. Районный прокурор намерен опекать и муженька.

– Как основного свидетеля?

– Возможно, как соучастника. Во всяком случае, позаботится, чтобы мы до него не добрались. Придется найти какой-то окольный путь. Мне необходимо его увидеть.

– Мы могли бы состряпать телеграмму, будто в Чикаго заболел его отец. Ему разрешат повидаться, если будут уверены, что об этом не знаешь ты. Без сомнения, он полетит самолетом. Я отправлю одного из моих ребят тем же рейсом. По дороге оперативник вытянет из него все возможное.

Перри Мейсон обдумал предложение и отверг его.

– Нет, не пойдет. Слишком рискованно. Нам пришлось бы подделывать подпись на телеграмме. Представляешь, что поднимется, если об этом узнают?

– А мне думается, все пройдет без сучка без задоринки…

– Отец принадлежит к таким типам, которые любят всюду диктовать свою волю. Уверен, он явится сюда без нашего приглашения, а если нет, тогда уж я кое-чем его выманю.

– С какой целью?

– Хочу получить от него деньги.

– Думаешь, он заплатит за то, что ты, Твое Величество, будешь защищать Роду? Так нет же.

– Заплатит как миленький.

Он возобновил свои хождения по кабинету, потом снова остановился.

– Вот еще что. Они должны использовать показания Карла Монтейна для возбуждения дела против Роды. Карл Монтейн ее муж. Как такового его не могут сделать свидетелем в уголовном разбирательстве, особенно против жены. Только если она даст согласие.

– Ну что ж, к этому можно придраться.

– К сожалению, нет. Ибо они начнут стараться аннулировать брак Роды и Карла Монтейна. На том основании, что он с самого начала был незаконным.

И смогут это сделать?

– Безусловно. Если докажут, что первый муж Роды был жив, когда она выходила за Карла Монтейна, то ее второе замужество в глазах закона будет недействительно.

– Значит, муж сможет свидетельствовать против нее?

– Да. Так вот, я хочу, чтобы ты раскопал всю подноготную Грегори Моксли, все его прошлые художества. Несомненно, кое-что известно районному прокурору. Мне надо знать гораздо больше. Нужно получить полный список его жертв.

– Ты имеешь в виду женщин?

– Да. Особенно тех, с которыми он регистрировал брак. Даст бог, Рода окажется не первой. Это был привычный для него способ. У каждого мошенника постепенно вырабатывается свой излюбленный стиль.

Пол Дрейк сделал пометку в записной книжке.

– Следующее. Телефонный звонок, который разбудил Моксли. Звонили раньше двух часов. На два у него была договоренность с Родой. В беседе он об этом упомянул, сказал, что она должна дать ему денег. Попробуй что-нибудь выяснить в этом направлении. Вдруг тебе посчастливится проследить говорившего.

– Значит, по-твоему, разговор состоялся до двух?

– Да, почти уверен. Понимаешь, Моксли прилег на пару часиков до прихода Роды. Его разбудил телефон.

– Ну ладно. Что еще?

– Вопрос о «хвосте». Я имею в виду того человека, который следил за Родой, когда она приходила ко мне в контору. Пока мы о нем ничего не выяснили. Он мог быть и профессиональным детективом. Но если это так, значит, его наняли. Вот тебе и предстоит узнать, кто не пожалел денег, чтобы быть в курсе дел Роды.

Дрейк кивнул.

В кабинет вошла Делла Стрит.

Адвокат сразу же повернулся к ней.

– Делла, я хочу подготовить почву для дискуссии. Если первая газетная информация сообщит, что эта женщина – бывшая медсестра, которая пыталась одурманить наркотиками собственного мужа, плохо будет наше дело. Нам надо выпятить на передний план то зло, которое муж причинил ей, а не она ему. Одна из утренних газет имеет специальный отдел писем читателей. Доставь-ка туда это письмецо. Только смотри, не печатай его на машинке, по которой они смогут найти автора.

Делла кивнула и приготовилась стенографировать.

Перри Мейсон диктовал, не переставая ходить по кабинету:

«Я всего лишь супруг с устоявшимися взглядами. Возможно, они несколько устарели. Не знаю, куда движемся мы, если бережливого человека, сумевшего скопить путем строгой экономии маленькое состояние, чураются, как прокаженного, если в кино приобретает наибольшую популярность тот герой, который щелкает свою возлюбленную по носу, в то время как я когда-то поклялся любить, оберегать и почитать свою супругу до конца дней своих. И я стараюсь изо всех сил выполнять это обещание. Вот сейчас в газете печатают материалы о муже – почитателе закона, который вычитал в репортажах уголовной хроники нечто такое, что заставило его предположить, будто его супруга имела какие-то отношения к убитому мужчине. Вместо того чтобы постараться защитить свою жену, отвести от нее подозрения, вместо того чтобы по-хорошему объясниться с ней, этот «почитающий законы» муж бросается в полицию и заставляет арестовать несчастную женщину, обещая первой всяческую помощь, чтобы можно было сфабриковать дело против его собственной жены. Возможно, таково веяние времени. Возможно, я слишком долго живу на свете. Но лично я придерживаюсь другого мнения: современное общество вступило в новый период истории.

Не является ли грубейшей ошибкой стремление опрокинуть вековые традиции, привычные моральные нормы, уважение к семье, к женщине, жене, матери наших детей?

Мне кажется, что самого сурового наказания заслуживает тот муж, который из каких-то корыстных побуждений дает согласие арестовать женщину, хранителем которой он должен быть до самой своей смерти.

Таково мое глубокое убеждение, но ведь я всего лишь муж с устаревшими взглядами».

Перри Мейсон умолк, Пол Дрейк поднял на него глаза и спросил своим немного тягучим голосом:

– Ну и что это даст, Перри?

– Очень многое. Начнется дискуссия.

– В отношении мужа?

– Конечно.

– А зачем упоминание о сбережениях?

– Чтобы разгорелись споры. Понимаешь, сразу же поднимется волна сетований на нынешнюю дороговизну, неправильную политику правительства, падение нравственности и так далее. Одной истории Роды и Карла маловато. Что касается лейтмотива «ну и времена», он дорог сердцу каждого обывателя. Ну а мы в свое время используем эту притчу о муже, предавшем интересы собственной жены.

Дрейк задумчиво кивнул.

– Пожалуй, ты прав.

– Так, а что в отношении фотографий? Тебе не удалось раздобыть снимков комнаты, где произошло убийство?

Пол Дрейк лениво потянулся к папке, которая стояла на полу, прислоненная к ножке кресла, вытащил из нее порядочный конверт из толстой бумаги и извлек оттуда четыре глянцевых снимка.

Мейсон принялся рассматривать фотографии через увеличительное стекло.

Спустя несколько минут он сказал:

– Посмотри-ка вот сюда, Пол.

Детектив подошел к столу адвоката.

– Ну да, это будильник. Стоит на тумбочке возле кровати.

– И, как я понимаю, на последней спали. Но Моксли был найден полностью одетым.

– Да.

– В таком случае значение будильника удваивается.

– Почему?

– Возьми-ка лупу и взгляни на него.

Детектив кивнул.

– Стрелки стоят на 3.17. Надпись в углу показывает, что снимок сделан в 3.18. Таким образом, правильное время разнится от будильника всего на одну минуту.

– Это еще не все. Посмотри снова.

– Куда ты клонишь?

– В лупу виден верхний циферблат, на котором устанавливается время звонка.

– Ну и что?

– Стрелка была поставлена на без нескольких минут два.

– Естественно. Свидание назначалось на два часа. Он хотел быть на ногах, когда придет Рода.

– Но у него почти не оставалось времени, чтобы одеться. Будильник был заведен примерно на без пяти два. Самое большое – без десяти.

– Не забывай, он когда-то был ее мужем. Она его видывала и в пижаме и даже без нее.

– Ты все еще не понимаешь меня. Моксли разбудил телефонный звонок. Значит, будильник ему не потребовался, К тому времени, как он зазвонил, Моксли уже был одет.

Выпуклые глаза Дрейка внимательно посмотрели на адвоката.

– Если бы я не понимал только это! Какого дьявола ты не говоришь о том, что это убийство в целях самообороны? Я вовсе не собираюсь требовать от тебя обмануть доверие клиента, но если она рассказала тебе правду, то наверняка призналась, что они боролись и ей пришлось ударить его топором, спасая собственную жизнь. Как я полагаю, присяжных будет совсем нетрудно убедить, что так оно и было. Особенно, учитывая характер Моксли. Ей еще спасибо надо сказать за избавление мира от такого мерзавца!

Перри Мейсон медленно покачал головой.

– До того, как становятся известны все факты, очень опасно говорить об обороне.

– Почему?

– Ты забываешь о ее попытке опоить своего мужа. То, что она когда-то была медсестрой и хотела дать ему наркотик, вызовет к ней предубеждение всех присяжных. Ну а потом, коли самооборона, то, значит, она таки убила Моксли. Я же далеко не уверен, что обвинению удасться это доказать.

– Но если она не убивала, то в комнате во время убийства находилась!

– В том-то и дело. Я не убежден, что она не пытается кого-то выгородить.

– Что заставляет тебя так думать?

– Отсутствие всяких следов на дверной ручке.

– Рода была в перчатках.

– Да, но остальные-то хватали эту ручку, не имея таковых!

– Понятно. А полиция ее следов не обнаружила?

– Если она не снимала перчаток, ей вообще незачем было думать о каких-то следах… Для чего тогда обтирать дверную ручку и топор? Ты понимаешь?

Дрейк медленно наклонил голову.

– Все ясно.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит.

– Приготовь для подписи апелляцию.

Она кивнула и вышла из кабинета. А через несколько минут вернулась с листом бумаги в руках.

– Это последняя страница, – сказала она, – можете подписывать.

Перри Мейсон размашисто расписался.

– Отошли ее. Заставь судью составить предписание. Проверь, чтобы все было в порядке. Я уезжаю.

– Надолго? – спросил Пол Дрейк.

– Ровно на столько, чтобы задать работы доктору Клоду Милсопу, – ответил он с улыбкой.

Медсестра доктора Милсопа вспыхнула от возмущения.

– Вы не имеете права сюда заходить. Это частный кабинет врача. Он никого не принимает без предварительной договоренности. Сначала позвоните, и он назначит удобное для себя время.

Перри Мейсон внимательно посмотрел на нее.

– Я не люблю воевать с женщинами. Объясняю вам еще раз, что я адвокат и пришел сюда по делу, имеющему для него колоссальную важность. Пройдите-ка, голубушка, в его святилище и скажите, что Перри Мейсон желает поговорить с ним по поводу пистолета тридцать второго калибра системы «кольт», который был зарегистрирован на него. Предупредите, что я буду ждать ровно тридцать секунд, а потом уйду.

В глазах сестры мелькнуло паническое выражение. Она быстро юркнула в кабинет и шумно захлопнула дверь перед самым носом Перри Мейсона.

Ровно через тридцать секунд он сам вошел туда же.

Доктор Милсоп был облачен в белый халат, делавший его похожим на профессора. В кабинете пахло лекарствами. В стеклянных шкафчиках поблескивали хирургические инструменты. Сквозь приоткрытую дверь виднелись стеллажи с книгами.

Рука медсестры лежала на плече доктора Милсопа. Глаза были широко раскрыты. Она наклонилась к врачу.

Звук открывающейся двери заставил ее обернуться в страхе.

Лицо доктора Милсопа приобрело сероватый оттенок.

Перри Мейсон закрыл за собой дверь с молчаливой бесповоротностью.

Иной раз бывает дорога каждая секунда, – заговорил он. – Я не буду начинать ни с каких преамбул и прошу вас тоже не отнимать драгоценных минут, придумывая всякие небылицы, потому что мне придется доказывать их неправомерность, а на это тоже нужно время.

Доктор Милсоп расправил плечи.

– Я не знаю, кто вы такой, и не нахожу слов, чтобы выразить свое возмущение по поводу вашего нахального вторжения. Либо вы сами выйдете отсюда, либо я позову полицию и вас выведут.

Перри Мейсон стоял, широко расставив ноги, всем своим видом напоминая гранитную глыбу, холодную, неподвластную, доминирующую над всем окружающим.

– Когда будете звонить в полицию, доктор, не забудьте им объяснить, как могло случиться, что вы выдали фальшивое похоронное свидетельство Грегори Лортону в феврале 1929 года. А заодно и причину того, зачем отдали Роде Монтейн кольт тридцать второго калибра с указаниями застрелить Грегори Моксли.

Доктор Милсоп провел кончиком языка по пересохшим губам и с отчаянием посмотрел на медсестру.

– Выйдите, Мейбл.

Поколебавшись минуту, она с ненавистью взглянула на адвоката и покинула кабинет.

– Смотрите, чтобы нам не мешали, – предупредил Мейсон.

Доктор собственноручно запер двери. Потом повернулся к Перри Мейсону.

– Кто вы такой?

– Поверенный Роды Монтейн.

По-видимому, доктор сразу же почувствовал облегчение.

– Это она вас прислала?

– Нет.

– Где она?

– Арестована за убийство.

– Как же вы попали сюда?

– Мне необходимо узнать правду про свидетельство о смерти и пистолет.

– Садитесь, – слабым голосом проговорил Милсоп и сам буквально упал в кресло, как будто ноги его подогнулись.

– Дайте подумать… Вы говорите, Грегори, Грегори Нортон? Конечно, пациентов масса, я не могу вот так сразу припомнить обстоятельства каждого дела. Мне надо посмотреть в истории болезни. Так это было в 1929 году? Если бы вы могли назвать мне какие-то детали…

Лицо Мейсона вспыхнуло от гнева.

– К черту всю эту ерундистику! – гаркнул он. – Вы в дружеских отношениях с Родой Монтейн. Не станем уточнять, насколько дружеских. Вы знали, что она была замужем за Лортоном и что тот удрал. По каким-то соображениям она не хотела брать развод. Двадцатого февраля 1929 года в больницу «Саннисайд» был принят пациент с воспалением легких. Его зарегистрировали как Грегори Лортона. Вы были лечащим врачом. Двадцать третьего февраля больной скончался. Вы подписали свидетельство.

Милсоп снова облизал губы. В глазах у него был панический ужас.

Перри Мейсон посмотрел на наручные часы.

– Даю вам десять секунд на размышление, после этого начинайте рассказывать.

Милсоп глубоко вздохнул и заговорил сбивчиво, торопливо, захлебываясь словами:

– Вы не понимаете. Иначе бы отнеслись ко мне по-другому. Вы же адвокат Роды Монтейн. Я ее друг. И люблю ее. Больше, чем самого себя. Полюбил с той минуты, как мы познакомились.

– Почему вы подписали свидетельство о смерти?

– Чтобы она могла получить страховку.

– Для чего понадобился такой обман?

– Она не могла доказать, что Грегори Нортон умер. До нее дошли слухи, будто он погиб в авиакатастрофе. Азрокомпания подтвердила приобретение им билета на этот самолет, но был ли он в числе погибших – никто не знал. Тогда нашли труп всего лишь одного пассажира. Страховая компания не посчитала бы это за доказательство. Кто-то посоветовал Роде подождать семь лет и потом начать дело о признании юридической смерти мужа. Ей не хотелось считаться его женой. Но если бы она стала хлопотать о разводе, то тем самым подтвердила бы что он жив. Она не знала, как поступить, но считала себя вдовой, не сомневаясь в его смерти.

Тут мне пришла в голову одна мысль. В больнице всегда лежит масса бездомных пациентов, которых к нам направляют разные благотворительные организации. Многие из них не имеют даже настоящих документов, истории болезни заполняются с их слов. Однажды поступил именно такой бродяга, одинакового с Грегори Лортоном возраста и подходящей конституции. У него было двустороннее воспаление легких, запущенное, без всякой надежды на выздоровление. Я записал его как Г регори Лортона, объяснив, что этот человек у нас пользуется некоторыми привилегиями.

Честное слово, мы сделали все возможное, чтобы спасти его. Ведь в скором времени мне бы представилась другая возможность лечить «Грегори Лортона», поэтому я не был заинтересован в его кончине. Но все же он умер, чего и следовало ожидать. Я выдал свидетельство о смерти, а через несколько недель Рода обратилась в какую-то нотариальную контору с соответствующими документами. Все остальное было проделано по закону.

– Какова была сумма страховки?

– Не очень большая, иначе бы ее так просто не получить. Если не ошибаюсь, пятнадцать сотен долларов.

– Страховка оформлялась в пользу Роды?

– Да. Грегори уговорил Роду застраховать жизни друг друга. Уверил ее, что намеревается застраховаться на пятьдесят тысяч, но для этого нужно пройти детальное медицинское обследование, поэтому для начала – всего на полторы тысячи. Ну а она застраховалась в его пользу на десять. Наверняка он бы убил ее и получил эти деньги, если бы не удалось просто выманить сбережения и удрать с ними.

– Надо думать, он перестал выплачивать взносы, как только они расстались? – спросил Перри Мейсон.

– Ну да, сделал первый, и все. Рода сама платила остальные. Та авиакатастрофа произошла через несколько месяцев после уплаты первого взноса. Свидетельство о смерти было заполнено примерно через год. Тогда Рода и получила деньги.

– Вы уже порядочно знакомы с Родой?

– Да.

– Пытались уговорить ее выйти за вас?

Доктор Милсоп покраснел.

– Неужели все это нужно?

– Да.

– Раз нужно… Да, я просил ее стать моей женой.

– Почему она отказалась?

– Она клялась, что не намерена больше выходить замуж. Что утратила веру в мужчин. Что была неискушенной простушкой, когда Грегори Лортон уговорил ее выйти за него. Его подлость убила в ней все эмоции. Теперь она посвятила жизнь уходу за больными. И про любовь забыла.

– И вдруг совершенно неожиданно вышла за сына миллионера?

– Мне не нравится, как вы это рисуете.

– Что и почему?

– Зачем вы называете его «сыном миллионера»?

– Но он действительно таков!

– Да, но Рода-то за него вышла совсем из других соображений.

– Откуда вы знаете?

– Просто знаком с ее психологией.

– Почему же она вышла за него?

– Все дело в том, что ее материнские чувства не получили естественной пищи. Ей надо было иметь существо, на которое она могла бы их излить. В этом слабовольном, изнеженном сыночке богатых родителей Рода нашла то, что искала. Не подумайте, будто во мне говорит ревность, но этот молодой человек – нравственный дегенерат. Он смотрел на Роду, как ученик смотрит на строгую учительницу, как ребенок на мать. Он воображал, что это любовь, а на самом деле это была потребность найти защиту… Она не задумывалась над такими вопросами, не помня себя от радости кого-то лелеять и пестовать.

– Понятно, вы возражали против этою брака.

Доктор Милсоп побледнел.

– Естественно…

– Почему?

– Потому что я люблю ее.

– Вы сомневаетесь, что она будет счастлива?

Доктор Милсоп покачал головой.

– Это просто невозможно. Сейчас она хитрит сама с собой, не желает разобраться в собственных чувствах. В действительности ей нужен муж, которого бы она любила и уважала. А материнские чувства тратила бы на настоящего ребенка. Природа требует своего, мужчина никогда не станет младенцем. Женщине нужен муж!

– Вы ей об этом говорили?

– Пытался.

– И она согласилась!

– Нет.

– Что же она сказала?

– Мол, я для нее всегда останусь только другом и говорю это все из ревности.

– Как вы поступили?

– Мне бы не хотелось распространяться на эту тему с незнакомым человеком…

– Мало ли чего вам не хочется… Не тратьте понапрасну времени, выкладывайте все.

– Наверное, это звучит напыщенно, но Рода мне дороже жизни. Я хочу сделать ее счастливой. Я люблю так сильно, что в моем чувстве нет эгоизма. Поэтому и не желаю омрачать ее, пусть призрачное, счастье своими сетованиями. Ее благополучие и покой – на первом месте…

– Итак, вы ушли у нее с пути?

– Что же мне оставалось?

– А дальше?

– Она вышла за Карла Монтейна.

– Это помешало вашей дружбе?

– Ни капельки.

– Потом появился Лортон?

– Да, Лортон или Моксли, называйте, как больше нравится.

– Чего он хотел?

– Денег.

– Зачем?

– Кто-то грозил отправить его в тюрьму – за мошенничество.

– Вам известен характер этой аферы?

– Нет.

– А не догадываетесь, кто ему угрожал тюрьмой?

– Нет.

– Сколько денег он требовал?

– Две тысячи немедленно и десять позже.

– У Роды?

– Да.

– Как она поступила?

– Бедняжка не знала, что ей делать.

– Отчего?

– Она же была новобрачной. Искусственно подавляемые человеческие чувства начали давать себя знать. Ей казалось, что она любит своего мужа. Что они с ним – неразрывное целое. И тут на сцене появляется этот мерзкий мучитель. Требует денег. Она вовсе не обязана была ему ничего отдавать. Но он грозил раскрыть обман со страховкой, со страховой компанией. Обвинял ее в двоемужестве. Понимала она и то, что он постарается обратиться непосредственно к Карлу Монтейну, чтобы из него выжать деньги. А Монтейн больше всего опасался скандала, который мог бы опорочить их фамильную честь. Моксли был умным негодяем. Он прекрасно раскусил монтейновский комплекс аристократизма, которым заражена вся семья.

– Ну, и что же произошло?

– Рода увиделась с Моксли и пригрозила, если тот не уедет, отдать его под арест за кражу ее денег.

– Это вы ей посоветовали такой план?

– Да.

– И пистолет, чтобы застрелить Моксли, если представится такая возможность, тоже вы дали?

Доктор Милсоп энергично затряс головой, полностью отвергая такое предположение.

– Я дал его только для защиты в случае необходимости. Мне же известно, что Лортон лишен всякой совести, способен на клевету, подлость, воровство и убийство ради достижения своей цели. А тут ясно было, что у него неприятности и большая нужда в деньгах. Я боялся отпускать к нему Роду одну на свиданье, однако Моксли потребовал, чтобы с ней никого не было.

– И вы дали ей пистолет?

– Да.

– Вы знали, что она хочет встретиться с Моксли?

– Конечно.

– Вчерашней ночью?

Доктор заерзал на стуле.

– Знали или нет?

– Нет.

Мейсон фыркнул.

– Если на месте для свидетелей вы не сумеете лгать более правдоподобно, Роде нельзя ждать от вас помощи.

– На месте для свидетелей? – ужаснулся доктор.

Мейсон кивнул.

– Боже мой, я не могу быть свидетелем! Вы имеете в виду, выступать за Роду?

– Нет, районный прокурор призовет вас свидетельствовать против нее. Он попытается вызвать к Роде максимум недоброжелательства. Будет стараться высветить мотив для убийства: скрыть подлог, на который она в свое время пошла со страховой компанией. Сами понимаете, чем это вам грозит.

У доктора Милсопа отвисла нижняя челюсть.

Перри Мейсон смотрел на него в упор.

– Так вы знали, что Рода должна была отправиться на свиданье с Моксли в два часа утра?

Доктор Милсоп как-то увял.

– Знал, – сказал он еле слышно.

– Так-то лучше. А теперь расскажите все подробно. Где вы сами находились в это время?

– Спал, конечно.

– Вы можете это доказать?

– Точно так же, как любой человек, который ложится спать с вечера и спит до утра. Как правило, для этого не нужно доказательств. Я считаю, тут достаточно простого утверждения.

– Так оно и было бы, доктор, если бы районный прокурор не стал расспрашивать вашего слугу-японца о телефонном звонке к вам в два часа ночи. Лакей ответил тогда, что…

Выражение лица Милсопа заставило Мейсона замолчать на полуслове.

– Так что же вы мне скажете, доктор?

– Великий боже! Откуда районный прокурор мог узнать об этом звонке? Я даже не подумал о такой возможности. Слуга сказал мне, что звонил какой-то полупьяный человек из автомата.

– Почему она назвал его полупьяным?

– Наверное, из-за голоса. Во всяком случае, так он заявил, когда я вернулся домой. То есть…

– Переходите к фактам, доктор!

– Да, я был там. Правда, не в два, а позднее. Сначала проснулся и не мог уснуть. Я знал, что Рода поедет к этому негодяю. Посмотрел на часы и с тревогой подумал: как-то дела у Роды? Все ли в порядке? Потом поднялся, оделся и поехал на Норвалк-авеню. Машина Роды стояла в переулке. Я посмотрел на окна квартиры Моксли. Света нигде не было. Тогда я нажал на звонок. Никто не ответил. Я продолжал звонить, сам не зная чего дожидаясь. Я страшно беспокоился из-за того, что мне никто не открывает. Если бы не было ее машины, подумал бы, что Моксли спит. Тогда я решил обойти вокруг дома и проверить, нельзя ли попасть внутрь иным путем. Но мне не хотелось оставлять здесь свой автомобиль. Поэтому я объехал квартал, поставил его на параллельной улице, прошел по аллее и тут заметил, что в квартире Моксли появился свет. Я подумал, что мои звонки его разбудили, и ускорил шаги, собираясь позвонить еще раз, но, к счастью, заметил исчезновение машины Роды.

– Когда1 вы звонили во входную дверь, то ведь стояли на ступеньке недалеко от проезжей части?

– Да.

– Вы слышали свой звонок на верхнем этаже?

– Нет.

– Ну, а шум драки?

– Нет. Вообще ничего не слышал.

Перри Мейсон нахмурился.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы в дальнейшем упоминали о том, что я собираюсь сейчас сказать.

– А именно?

– Вы плохо выглядите.

Господи помилуй, разве это удивительно? На протяжении многих дней я постоянно думал об этой истории. Не мог совершенно спать. Лортон в городе, шантажирует Роду. Я не мог есть, не мог сосредоточиться на работе. Моя практика шла через пень-колоду. Я…

– Повторяю, у вас неважный вид, – прервал его Мейсон.

– Конечно, неважный. Я чувствую себя совершенно разбитым. Разве только с ума не схожу!

– Что бы вы посоветовали пациенту, который бы имел такое вот состояние? Да еще и выглядел бы дурно?

– Куда вы клоните?

– Скорее всего, порекомендовали бы ему отправиться в длительное морское путешествие?

– Разумеется, перемена обстановки…

Милсоп не договорил, в его глазах блеснули хитроватые огоньки.

– В самом начале, – Перри Мейсон поднялся с кресла, – я заметил, что не хочу упоминания моего имени в связи с данным вопросом. Прежде всего, я не врач. Но для убедительности вы можете проконсультироваться у какого-нибудь знакомого доктора. Причем совершенно необязательно рассказывать ему, что именно вас беспокоит, надо просто охарактеризовать свое состояние и намекнуть на морскую прогулку.

– Короче говоря, вы советуете мне уехать в такое место, где им до меня не добраться? Но не станет ли это ударом в спину по отношению к Роде?

– Простите за откровенность, но ваше присутствие здесь способно причинить ей больше вреда, чем пользы. Лично я интересуюсь только состоянием вашего здоровья. Выглядите вы неважно. Под глазами синяки. Нервничаете, вздрагиваете. Вам необходимо посоветоваться с каким-нибудь авторитетом в этой области. Пусть поставит диагноз. Ну а тем временем вот вам на всякий случай моя визитная карточка. Если произойдут какие-то непредвиденные события, милости прошу, обращайтесь ко мне.

Мейсон положил визитку на письменный стол врача.

Милсоп вскочил, схватил руку адвоката и с жаром потряс ее.

– Огромное вам спасибо. Прямо скажу, я бы такого не сообразил. Великолепно, лучше и не придумаешь.

Мейсон собрался что-то сказать, но промолчал, так как из приемной послышались приглушенные голоса, неясные шаги, хлопнула дверь. Зазвенел негодующий голос секретарши доктора Милсопа.

Перри Мейсон выглянул из кабинета.

На адвоката круглыми от удивления глазами смотрели те самые два детектива, которые арестовали Роду Монтейн в аэропорту.

– Ну и ну, – произнес один из них, – а вы и вправду проворный малый!

Перри Мейсон слегка поклонился доктору Милсопу.

– Большое спасибо за ваш совет, доктор. Если вам когда-нибудь понадобится адвокат, без колебаний обращайтесь ко мне. Вижу, эти два человека хотят с вами поговорить. Возможно, вы не знаете, что это детективы из отдела насильственных смертей. Не стану вас дольше задерживать. Между прочим, как юрист могу подсказать: если не желаете отвечать на их вопросы, это не обязательно делать. И…

– Хватит! – гаркнул один из детективов, с угрожающим видом делая шаг к Мейсону.

Но тот лишь смерил смельчака презрительным взглядом и продолжал ровным тоном:

– Также, если вам понадобится поверенный, на карточке записан номер моего телефона. Я не знаю, чего хотят эти люди, но на вашем месте не стал бы им говорить ничего.

Мейсон проследовал мимо детективов, даже не взглянув в их сторону. Они с минуту постояли на пороге, позабыв закрыть рты, потом одновременно шагнули в личный кабинет доктора.

В приемной горько рыдала медсестра, уронив голову на стол. Перри Мейсон на минуточку остановился возле, потом неслышно удалился через открытую дверь.

Утреннее солнце заливало кабинет Перри Мейсона. Зазвонил телефон. Сквозь матовое стекло двери, выходящей в коридор, проявилась чья-то темная фигура, ручка повернулась в тот самый момент, когда проворные пальчики Деллы Стрит положили конец звонкоголосым призывам телефона, в комнату вошел Пол Дрейк.

Из внутреннего помещения появился Перри Мейсон.

– Это вас, шеф.

Адвокат неторопливо пошел к аппарату, одновременно дружески подмигивая Полу. Потом передумал.

– Узнай, Делла, что там еще.

Пол Дрейк вытащил из кармана газеты и устало махнул рукой.

– Кишка у нее тонка оказалась.

Перри Мейсон задумчиво улыбнулся.

Делла Стрит, не вытерпевшая чьих-то телефонных объяснений, сердито бросила трубку на рычаг.

– В чем дело, сестренка? – спросил адвокат.

– Это звонил какой-то нахал из отдела насильственных смертей. Надо было слышать, fc каким триумфом он сообщил, что ваша клиентка уже подписала заявление в Прокуратуре. Она обвиняется в совершении убийства первой степени, так что они будут рады предоставить вам свидание с ней в любое время. Ни о какой апелляции больше не может быть и речи.

На лице Перри Мейсона не дрогнул ни один мускул.

– Почему ты не дала мне с ним поговорить, Делла?

– Но он пытался посмеяться над вами!

– Э-э, дорогая, смеется тот, кто смеется последним… Во всяком случае, если кому-то еще придет в голову мысль вот так позабавиться, сразу же соединяй его со мной. Я не слабонервная барышня, меня нечего щадить.

Он повернулся к Дрейку.

– Пошли, надо поговорить.

Они вошли в кабинет адвоката и прикрыли дверь. Пол снова вытащил газету.

– Подробности? – спросил Мейсон.

– Куча. Здесь еще не сказано о подписании заявления, но дается понять, что это будет сделано с минуту на минуту.

– Что она объясняет?

– Говорит, Моксли пытался ее шантажировать и настоял на свидании в два часа ночи. Она тайком от мужа улизнула из дому и поехала к Моксли. Там несколько минут звонила, но, поскольку никто не ответил, повернулась и отправилась домой.

– Она ничего не сообщает о том, как именно звонила?

– Как же, сообщает. Долго держала палец на кнопке звонка, думая, что Моксли спит.

– А потом они ошарашили ее фактом обнаружения в комнате ключей и потребовали дать объяснение, как они могли туда попасть, правильно?

– Абсолютно. На это она соизволила ответить, будто была там днем и, видимо, обронила их случайно.

Мейсон усмехнулся. Впрочем, усмешка его больше походила на гримасу человека, откусившего лимон.

– А тем временем Карл Монтейн настаивает, что, загнав машину, дверь гаража запер, поэтому попасть в него Рода могла, только воспользовавшись ключом. Мало того, она сама рассказывала ему, что забыла в машине сумочку, поэтому поздно вечером пришлось бегать в гараж за ней и отпирать дверь, – ровным голосом добавил Мейсон.

– Будем надеяться, хоть кто-то из присяжных ей поверит…

– Нет, Пол. После того как обвинитель ознакомит суд со всеми фактами, ей не поверит никто. Они заставили ее сделать самое опасное признание.

– Не понимаю.

– Не понимаешь? Проще всего бы ей было напирать на необходимость обороняться. Тут никто бы не мог возразить, потому что единственный свидетель – мертв. И обвинение бы эту историю не опровергло. Если бы она изложила ее в психологически правильный момент и в нужной форме, то завоевала бы симпатии не только всех присяжных, но и публики. Теперь возможности ссылаться на необходимость самозащиты больше нет. Ей либо придется доказать, что в квартиру Моксли она не попала, либо ее поймают на всевозможных мелочах и обвинят в убийстве без смягчающих обстоятельств.

Дрейк кивнул головой.

– Да, с такой стороны я не думал над ее показаниями. Ты прав. Положение аховое.

В кабинет просочилась Делла Стрит и быстро прикрыла за собой дверь.

– Там дожидается отец.

– Кто?

– Филипп Монтейн, эсквайр, из Чикаго.

– Какой он из себя?

– Его с первого взгляда не раскусишь. Больше шестидесяти лет, но глаза зоркие и ясные. Чем-то напоминают птичьи. Стриженные бобриком седые волосы, маленькие усики, бесстрастное, ничего не выражающее лицо, тонкие губы. Прекрасно одет. Вид довольно представительный. Знает себе цену.

Мейсон перевел взгляд с Деллы Стрит на Пола Дрейка.

К этому человеку надо подобрать ключик. Во многих отношениях в нем заключается разгадка сложившегося положения. Прежде всего, он контролирует финансы. Я хочу повернуть дело так, чтобы ему пришлось заплатить за защиту Роды. Между прочим, я представлял его совсем другим. Самодовольным эгоистом, привыкшим командовать людьми в силу своего богатства. Рассчитывал напугать его скандалом в прессе, где будут склонять имя Монтейнов.

Мейсон внимательно посмотрел на молчащую Деллу Стрит.

– Скажи хоть словечко, Делла!

Она покачала головой и улыбнулась.

– Давай, давай, выкладывай. Ты хорошо разбираешься в человеческих характерах. Мне очень интересно, какое он произвел на тебя впечатление.

– Таким методом вы с ним не справитесь, шеф.

– Почему же?

– Это человек умный и уравновешенный. Он уже запланировал нечто свое, собственную кампанию. Не знаю, что ему надо, но могу поспорить, он продумал, какой ему подобрать ключик к вам, точно так же, как вы это теперь делаете по отношению к нему.

Глаза Мейсона блеснули.

– Хорошо, я сумею его раскусить, Делла.

Он повернулся к Полу Дрейку.

– Знаешь, Пол, ступай-ка ты через главный вход и посмотри на этого мультимиллионера. Возможно, впоследствии нам придется следить за ним, так что тебе не мешает познакомиться с его внешностью.

Дрейк кивнул. Плутовато подмигнув Мейсону, он подошел к двери, отворил ее, задержался на пороге и громко сказал:

– Большое спасибо, уважаемый адвокат. Если у меня возникнут новые затруднения, я обязательно снова обращусь к вам.

И дверь закрыл.

Мейсон взглянул на Деллу.

– Послушай, Делла, кажется, этот человек сразу же попытается внушить мне, какая он важная персона и…

Внезапно дверь из приемной с треском распахнулась, и в кабинет ворвался взволнованный Пол Дрейк, бормоча на ходу:

– Простите, адвокат, я совсем забыл об одной важной детали…

Он тщательно закрыл дверь за собой и четырьмя огромными шагами приблизился к столу Перри Мейсона.

– Скажи-ка мне, Перри, когда эта птичка прилетела в город?

– Ты говоришь о папочке Монтейне?

– Ну да.

– Очевидно, после того, как прочитал в газетах про убийство. Его сын рассказывал, что старик сейчас страшно занят и…

– Если человек, сидящий в твоей приемной, действительно Филипп Монтейн, эсквайр, то он приехал сюда до убийства Моксли.

Мейсон негромко присвистнул.

Дрейк торопливо продолжал:

– Помнишь, когда Рода Монтейн вышла из твоей конторы, я заметил за ней слежку и попытался разобраться что к чему.

– Неужели ты хочешь сказать, будто за ней следил этот человек?

– Нет, но он сидел в машине, которая стояла у самой обочины. У него такие глаза, от которых мало что может укрыться. Он видел и меня, и Роду, и ее преследователя. Уж не знаю, связал ли как-то нас троих…

– Ты не можешь ошибаться, Пол?

– Это исключено.

– Но его сын утверждал, что отец в силу занятости не может выехать из Чикаго.

– Значит, врал либо папочка, либо сыночек.

– Пожалуй, папочка. Если бы Карлу было известно, что отец в городе, он бы притащил его с собой ко мне для моральной поддержки. Он всю жизнь прятался за папочкину спину. Старик приехал сюда без предупреждения.

– Зачем ему это понадобилось?

– Не знаю, но собираюсь выяснить. Он тебя видел, Пол?

– Разумеется. Более того, я уверен, что он меня помнит. Надеюсь, мои громкие крики обманули его и заставили поверить, будто я всего лишь твой клиент. Пока смываюсь. Жалко, у тебя нет о нем никаких данных.

– А вдруг этот человек вовсе не Монтейн?

Детектив задумчиво кивнул.

– Но зачем подставному лицу заявляться сюда, шеф? – спросила Делла Стрит.

– Районный прокурор может предполагать, что я попытаюсь нажать на старика. Вот он и отправил сюда этого джентльмена выведать мои намерения.

– Прошу вас, шеф, будьте осторожны!

– Но это бы означало, – заметил детектив, – что прокуратура следила за Родой еще до убийства Моксли. Знаешь, Перри, я бы посоветовал тебе сначала разузнать все про этого типа, а потом уж начинать серьезные разговоры.

Мейсон показал глазами на дверь.

– Ладно, Пол, продемонстрируй-ка артистический выход.

Детектив снова приоткрыл ее, произнося как бы продолжение ранее начатой фразы:

– …рад, что подумал об этом сейчас. Именно такое осложнение меня все время волновало. Еще раз огромное спасибо.

Дверь затворилась.

Перри Мейсон вздохнул.

– Больше оттягивать нельзя, иначе у него появятся подозрения. Возможно, он запомнил Пола Дрейка. И естественно, подумает теперь, не вернулся ли тот предупредить меня. Так что давай, приглашай его.

Делла Стрит выглянула наружу.

– Мистер Мейсон ждет вас, мистер Монтейн.

Монтейн вошел в кабинет, поклонился, улыбнулся, не выказывая ни малейшего желания пожать руку хозяину.

– Доброе утро, адвокат, – сказал он.

Перри Мейсон жестом пригласил его садиться. Делла закрыла дверь в приемную.

– Несомненно, – начал Монтейн, – вы знаете, зачем я здесь.

Мейсон заговорил с подкупающей откровенностью.

– Я рад вашему приходу, мистер Монтейн. Мне очень хотелось с вами поговорить. Однако ваш сын сказал, что вы заняты крайне важной финансовой операцией. Наверное, пришлось все бросить, узнав об убийстве.

– Да, я прилетел вчера вечером на личном самолете.

– Так вы уже виделись с Карлом?

Глаза Монтейна холодно взглянули на адвоката.

– Думаю, будет правильнее сначала выслушать мое дело, а потом уж задавать вопросы.

– Пожалуйста, – спокойно сказал адвокат.

– Давайте будем вполне откровенны и искренни друг с другом. Я финансист. Те юристы, с которыми я имею дело, специализируются на вопросах финансового права. Вы – первый адвокат-криминалист, с которым мне довелось столкнуться. Мой сын с вами консультировался. Он страшно заинтересован в том, чтобы его жена была полностью, оправдана от предъявленного ей обвинения, Однако, будучи Монтейном, он не желает лгать… И не скажет ни меньше ни больше, чем было на самом деле, независимо от того, во что эта правда ему выльется.

– Пока я не услышал от вас ничего нового, – сказал Мейсон.

– Я подготавливаю почву.

– Это лишнее Переходите к сути.

– Прекрасно. Мой сын нанял вас представлять его жену. И конечно, вы ожидаете платы за свои услуги. У сына в полном смысле слова ничего нет. Следовательно, вы рассчитываете получить эти деньги от меня. Я не дурак, и, как полагаю, вы тоже.

Я не сомневаюсь в выборе сына. Уверен, он на шел отличного адвоката. Но хотелось бы, чтобы и адвокат не ошибся во мне. Если будут выполнены известные условия, то за защиту Роды Монтейн я заплачу, и весьма щедро. Если же нет, вы не получите от меня ни единого цента.

– Продолжайте. Теперь вы говорите дело.

– К сожалению, есть такие вещи, о которых я не могу сказать. Прокуратура наметила ряд шагов, которые должны сохраняться от вас в тайне. Я связан словом. Но, с другой стороны, знаю, что вы человек проницательный, мистер Мейсон.

– Ну так что же?

– Если я не могу рассказать об этих шагах, может быть, вы сами обо всем догадаетесь. И тогда мы сумеем поговорить.

Перри Мейсон усмехнулся.

– Догадаться несложно. Вы, несомненно, имеете в виду то, что, пока Рода и ваш сын считаются мужем и женой, обвинение не сможет вызвать Карла в качестве свидетеля. Поэтому они попытаются аннулировать их брак.

На лице Монтейна появилась улыбка.

– Благодарю вас, адвокат. Я надеялся, что вы упомяните об этом факте. Думаю, здесь вам ясна и моя позиция?

– Вы уверены, что Рода вашему сыну – не пара?

– Безусловно.

– Почему?

– Она вышла за него только ради денег. Ее прошлая жизнь далеко не безупречна. Она продолжает назначать свидания среди ночи своему бывшему мужу, встречается с врачом, находившимся с ней в близких отношениях.

– Вы находите их непристойными?

– Я такого не говорил… И потом, это не имеет особого значения. Вы задали мне вопрос и получили откровенный ответ. Возможно, вы не согласны с моим мнением. Что ж, на вкус и цвет товарищей нет.

– Я спросил только, чтобы удостовериться в вашем отношении. Теперь мне ясно, что вы любыми способами жаждете добиться признания этого брака незаконным и недействительным. Ну а я тем временем должен всячески защищать Роду Монтейн, хотя противодействовать аннулированию брака мне не рекомендуется. Далее, когда дойдет до перекрестного допроса вашего сына, нельзя будет выставлять его в смешном свете. И если я выполню эти условия, то получу, как вы выразились, «щедрое вознаграждение». Если же нет, то ни цента. Верно?

Монтейн испытал чувство неловкости.

– Вы несколько сгустили краски.

– Зато расставил точки над «i».

Монтейн посмотрел ему в глаза.

– Что ж, все изложено совершенно четко. Разумеется, вы не знаете, о каком вознаграждении идет речь. Оно будет значительно больше любого4 из тех, что вы до сих пор получали. Вы меня понимаете, адвокат?

– Да, теперь понимаю. Итог можно сформулировать так: вы стремитесь отделаться от Роды Монтейн.

Если она разрешит районному прокурору аннулировать их брак с Карлом, вы хотите ее оправдания в деле об убийстве. Если же будет настаивать на законности своего положения, попытаетесь избавиться от нее, потворствуя осуждению за убийство.

Карл – человек слабовольный. Вы знаете об этом не хуже меня. Если Роду и оправдают, и женой оставят, она может стать непокладистой. Но, согласившись отказаться от Карла, получит» от вас денег на свою защиту. А если будет цепляться за него, вы вместе с районным прокурором сделаете все, чтобы ее осудить. Короче, вас интересует только одно: добиться любой ценой своей цели.

– По-моему, вы несправедливы ко мне!

– Отнюдь. Я вполне объективен.

– Неужели так необходимо рассуждать о моих планах, чтобы услышать ваш ответ?

– Несомненно.

– Не понимаю, почему?

– Потому что именно Наши мотивы могут иметь решающее значение.

– Вы все еще не ответили, принимаете ли мое предложение.

– Категорически нет. Я должен защищать Роду Монтейн. И считаю, что ей выгодно заткнуть вашему сыну рот, настаивая на законности их брака. Поэтому я буду возражать против аннулирования его.

– Может так случиться, что вам это не удастся!

– Может.

– А районный прокурор убежден в этом. Тут исключены всякие сомнения. Я приехал к вам только потому, что высоко ценю вашу изворотливость.

Мейсон разрешил себе усмехнуться.

– Вы имеете в виду мою сообразительность или хитрость? Ум или ловкачество?

– Хитрость.

Мейсон кивнул.

– Возможно, мне еще удастся убедить вас, что помимо ловкости бог наделил меня и умом. Например, давайте снова вернемся к анализу ваших мотивов. Вы гордитесь своим родовым именем. И на него черным пятном ляжет, если Рода Монтейн, законная жена вашего сына, будет осуждена за убийство. В этом случае вы конечно же станете способствовать ее оправданию. Если же Рода не законная ваша невестка, то вам ее судьба совершенно безразлична.

И предложение ваше доказывает, что вы не остановитесь ни перед чем, лишь бы исключить Роду из семьи.

Я почти уверен, что вы поняли, какое Рода имеет влияние на вашего сына. Такие вещи не случайно узнаются. Не из третьих рук. Отсюда приходится сделать следующий вывод: вы выехали из Чикаго вовсе не вчера вечером, как только что сказали, а находитесь в нашем городе уже несколько дней, скрывая это и от сына, и от невестки. Могу пойти и дальше, предположив, что вы наняли детективов проследить за Родой и узнать, какая она женщина, чем занимается, и в чем еила ее влияния на Карла.

Далее я предполагаю, что у вас на уме другая женитьба для сына, выгодная вам в финансовом плане. Вот отчего вы так добиваетесь свободы для Карла.

Монтейн поднялся с кресла. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным.

– И все это вы решили, просто анализируя мои мотивы?

– Разве я неверно рассуждаю?

– Рассуждаете вы превосходно. Значит, можно считать случайностью, что тот детектив, который вышел из вашего кабинета и увидел меня в приемной, посчитал необходимым вернуться и сказать еще что-то. Признаю, проделал он это весьма умно.

– В таком случае вы действительно были в нашем городе и шпионили за Родой Монтейн.

– Можете сказать даже, что я собирал определенные сведения.

– Ваш сын об этом знает?

– Нет.

– И вы все-таки нанимали детективов для слежки за Родой Монтейн?

– Думается, я ответил уже на достаточное количество вопросов, адвокат. Теперь мне остается вас предупредить, что, вы сильно ошибаетесь, воображая, будто ничего не потеряете, отказавшись принять мои условия. Я могу оказаться опасным противником.

Мейсон широко распахнул двери в коридор.

– Мой окончательный ответ вы слышали. А коли вам захотелось начать войну, я не против.

Монтейн остановился на пороге, потом повернулся и хлопнул дверью.

Мейсон с минуту постоял в глубокой задумчивости, потом подошел к телефону и вызвал Пола Дрейка.

– Пол, нам необходимо действовать очень быстро. Здесь дело нечисто. Давай рассуждать. Моксли был мошенником. Специализировался на обмане женщин. Известно, что кто-то звонил Моксли незадолго до его убийства. Этот «кто-то» требовал денег. Весьма вероятно, это была женщина. Знаем мы и то, что по крайней мере однажды он ради денег согласился обвенчаться. Но был ли это единственный и самый первый раз?

Пол, необходимо проверить всю историю жизни Грегори Моксли. Нам известен целый ряд его вымышленных имен. Отправь своих людей по гостиницам, отелям, частным пансионам. Пусть постараются найти женщину, сравнительно недавно приехавшую в город и носящую одну из его многочисленных фамилий. Понимаешь, нам жизненно необходимо раньше полиции выяснить, кто же шантажировал Моксли.

– Разумно. Ну, а как старик Монтейн? За ним не стоит устанавливать слежку?

– Нет. От этого не будет никакого толку. Он не приходил ко мне в контору до той – поры, пока к этому не подготовился. А теперь его жизнь будет проходить на виду у всех. Мы можем следить за ним до судного дня и ничего не обнаружим. Потому что все задуманное уже организовано и осуществлено.

– Значит, я не ошибся, утверждая, что он прожил здесь несколько дней?

– Не ошибся.

– Он сознался?

– Только после того, как я его прижал. Он тебя заметил и детектива в тебе признал.

– А зачем сюда явился?

– Это можно только предполагать. Он не слишком откровенничал. Но я уверен, что мы многого не знаем, Пол.

– Он, должно быть, следил за Родой тогда. До твоей конторы.

– Очевидно.

– В таком случае Карл, когда обратился к тебе, уже должен был слышать от отца, что Рода тоже здесь побывала.

– Несомненно.

– Значит, папочка и сынок действуют заодно.

– Весьма вероятно. Поэтому нам, Пол, приходится пробираться наугад, помня, что ми боремся с организованной силой.

В голосе Дрейка послышались редкие для него возбужденные нотки:

– Послушай, Перри, но если Монтейн следил за Родой, он должен был наверняка знать о Моксли.

– Да, он знал.

– И про их встречу в два часа ночи.

– Он об этом не вспоминал.

– А ты его спрашивал?

Перри Мейсон расхохотался.

– Нет, но спрошу.

– Когда?

– В подходящий момент. Наверное, тебе лучше не забивать свою голову Монтейном. Он – мужик умный и безжалостный. С этой своей пресловутой семейной гордостью он, не задумываясь, пожертвует даже жизнью Роды ради удовлетворения собственных интересов.

– Короче, Перри, не спускай с него глаз и не дай ему возможности вылезти сухим из воды!

– Можешь быть спокоен. Не знаю, что меня сейчас больше интересует: утереть нос этому наглецу или научить уму-разуму его недоросля!

Посмеиваясь, он опустил трубку на рычаг.

Делла Стрит открыла дверь из приемной.

– Нарочный только что принес бумаги по делу Карла Монтейна против Роды Монтейн… Заявление об аннулировании брака. Кроме того, звонил доктор Милсоп предупредить, что его промурыжили в управлении всю ночь, но ничего не добились. Похоже, он очень горд собой.

Мейсон угрюмо сказал:

– С ним они еще не покончили.

Перри Мейсон шел осторожно, придерживаясь затемненной стороны в сгустившихся сумерках. В дверях апартаментов «Коллемонт» он задержался и прислушался.

Респектабельная Норвалк-авеню поражала своей тишиной. С главного бульвара изредка доносились автомобильные гудки да пронзительный визг тормозов останавливающихся машин.

Парадный вход апартаментов «Коллемонт» был погружен в полный мрак. Зато апартаменты «Беллер», находящиеся почти рядом, на той же улице, сверкали бесчисленными огнями, манили сиянием зеркальных стекол, через которые можно было видеть современный – холл о телефонами, барами, смазливыми горничными, почтовыми ящиками. Частично этот блеск перепадал боковым улочкам и незаметно подбирался к странному в своем одиночестве зданию, где был убит Моксли.

Минут пять Перри Мейсон постоял в тени портика, проверяя, не доносится ли откуда-нибудь чеканный шаг полицейского патруля.

Днем Перри Мейсон обратился в агентство по продаже и сдаче в наем недвижимого имущества и арендовал весь этот особняк. Три квартиры из четырех пустовали вот уже несколько месяцев. Четвертую, с полной меблировкой, снимал помесячно Грегори Моксли. Беспощадное время обрекло старинное здание на постепенное разрушение. Люди требовали более современных жилищ. Владельцы особняка с радостью согласились на предложение представителя адвоката, не задавая никаких вопросов.

Мейсон вытащил из кармана все четыре ключа, которые были ему торжественно вручены. Прикрыв полой пальто луч фонарика, выбрал один из них, вставил в замочную скважину и снова прислушался.

Мимо прошелестела шинами легковушка. Адвокат дождался, пока она достигнет следующего угла.

Ключ легко повернулся два раза, запор, щелкнув, отошел, и дверь отворилась. Перри Мейсон вошел в темный коридор и сразу же закрыл дверь.

Потом ощупью добрался до лестницы и стал подниматься наверх, держась за перила и ставя ноги на самый краешек ступенек, чтобы они не скрипели.

Квартира Моксли занимала всю южную половину верхнего этажа.

Свет, проникавший с улицы через окна, давал возможность разглядеть очертания мебели.

Квартира состояла из порядочной общей комнаты, гостиной рядом, а за нею – кухни и коридора. По коридору можно было попасть в спальню, расположенную по другую сторону от кухни. Вход в ванную был из спальни.

Перри Мейсон двигался по комнате, сверяя ее меблировку со снимком, который освещал фонариком. Его целью было окно, выходящее на апартаменты «Беллер».

Сейчас окно было заперто на все шпингалеты. Перри Мейсон даже не попытался его приподнять. Он стоял, разглядывая темную квартиру напротив, в которой, по его сведениям, жили Бенджамен Крендолл и его супруга.

Через несколько минут Перри Мейсон прошел на кухню.

И над плитой обнаружил то, что искал.

Вернувшись в комнату, адвокат занавесил окно так, чтобы свет не пробивался наружу. Потом включил свой фонарик, достал из кармана отвертку, плоскогубцы, изоляционную ленту и какие-то проволочки. Забравшись на стул, он осветил фонарем электрический звонок, вмонтированный в стену. Действуя с предельной осторожностью, вывинтил шурупы, разъединил контакты и Снял звонок со стены. Рассмотрев его как следует, он прошел на верхнюю площадку лестницы, где оставил тяжелый сверток. В нем оказались четыре одинаковых зуммера, по внешнему виду не отличающиеся от только что снятого со стены над плитой. Разница была во внутреннем устройстве.

Один из этих зуммеров Мейсон установил вместо бывшего звонка, соединил контакты, поставил на место стул и поднял занавеси. Потом постоял, прислушиваясь к звукам на улице, и на цыпочках спустился вниз. С прежними предосторожностями он выскользнул на холодный ночной воздух.

Не заметив ничего подозрительного, таким же манером он вошел в квартиру нижнего этажа.

Здесь царил затхлый дух нежилого помещения.

И здесь обыкновенный звонок был заменен зуммером.

Следующей была верхняя квартира, расположенная против той, что занимал Моксли.

Произведя ту же операцию, адвокат уже собирался выйти, когда луч его фонарика осветил обгорелую спичку. Такие спички изготовляются в форме складной книжки, чтобы потом постепенно отламываться от нее.

Проверив весь пол в коридоре, Перри Мейсон обнаружил еще две спички.

Они привели его к электрощитку. По всей вероятности, сюда же доставлялись молоко и овощи. Это было нечто вроде крытого крыльца.

Точно такое же крыльцо или портик – имелось и у южной половины дома, которую занимал Моксли. Ловкий человек мог без особого труда перебраться через промежуточное пространство и очутиться в задних комнатах квартиры Моксли, а оттуда по коридору попасть в спальню, где тот был убит.

Мейсон сам решил испробовать этот путь. Перебраться на соседний портик оказалось крайне просто. Здесь тоже валялась обгорелая, спичка от коробка, который нашелся через несколько метров. От него были отломаны все спички.

На картонке, прикрывавшей их прежде, было изображено пятиэтажное здание, под которым тянулась надпись: «Привет из отеля „Палас”, лучшего в Сентервилле».

Перри Мейсон взял эту картоночку носовым платком и опустил в карман.

Наконец наступила очередь последней, нижней квартиры.

Когда он выходил из дома, в нем не оставалось ни единого электрозвонка. Все были заменены зуммерами.

Мейсон аккуратно завернул звонки в коричневую бумагу, послушал, не раздаются ли на улице чьи-нибудь шаги, и осторожно ступил на тротуар.

Перри Мейсон с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух. Заглядывая в небольшую памятную книжку, он сверял номера домов на улице и остановился, когда взгляд его упал на небольшой магазинчик, украшенный сверху крупной вывеской: «Электрическая компания Отиса».

Мейсон открыл дверь.

В дальнем конце магазина раздался звонок. Он встал у прилавка, заваленного электролампами, выключателями, роликами и прочей арматурой. На потолке висели десятки люстр, бра, светильников, фонариков.

В глубине отворилась дверь. И ему приветливо улыбнулась молодая женщина.

– Я хотел бы видеть Сиднея Отиса, – сказал адвокат.

– Вы что-то продаете?

Улыбки теперь как не бывало.

– Передайте, что его хочет видеть Перри Мейсон, адвокат.

В задней комнате послышалась возня, что-то с грохотом полетело на пол, быстрые шаги направились к двери. Дородная фигура человека в халате оттолкнула в сторону девушку и замерла на пороге. На добродушной физиономии толстяка появилась радостная улыбка.

Вне всякого сомнения, этот человек был самым настоящим добряком, и хотя его роба, по всей вероятности, никогда не встречалась со стиральной машиной, а голые по локоть руки покрывал мазут, смотреть на него было просто приятно.

– Перри Мейсон! Какая честь! Вот уж не думал, что вы обо мне помните!

Мейсон засмеялся.

– Отис, я не забываю своих присяжных. Ну, как поживаете?

Пол Дрейк сидел в приемной у Перри Мейсона и разговаривал с Деллой, когда адвокат толчком распахнул дверь, сорвал с головы шляпу и приветливо кивнул.

Детектив ткнул пальцем в газету, торчащую у того из-под мышки.

– Ты это читал?

Мейсон покачал головой.

– Нет, газеты я покупаю у мальчишки на углу и просматриваю их уже здесь, на месте. Там что-нибудь интересное?

Детектив молча наклонил голову. У Деллы Стрит было встревоженное лицо.

– Рассказывай, Пол.

– Похоже, районный прокурор взял к себе в штат репортера-профессионала.

– Почему?

– Каждое утро он сообщает нечто драматическое о твоей клиентке.

– Ну, в ближайшие дни ему придется довольствоваться одной фантазией своего корреспондента. Так что же на этот раз?

– Он намерен эксгумировать труп человека, похороненного под именем Грегори Лортона. Намекает на возможность обнаружения яда. Продолжает цепляться за тот факт, что Рода Монтейн, будучи медсестрой, подсыпала ипрол в Шоколад своему мужу, дабы он спал не просыпаясь. Вроде, если бы ей хотелось превратить его сон в беспробудный, она бы это просто устроила.

Мейсон усмехнулся.

– Они боятся, что не смогут использовать показания мужа на суде, вот и стараются пошире разрекламировать в газетах историю с ипролом. Понимаешь, Пол, мне-то кажется, в данном случае цель газетной кампании не столько в том, чтобы восстановить общественное мнение против самой Роды Монтейн, сколько в ежедневном публичном битье меня по физиономии. Ничего, отольются виде кошке мышкины слезки!

– А что ты можешь предпринять?

– Многое. Если ее намереваются судить объективно и честно, это одно дело. Но коли заранее пытаются создать у публики предубеждение, тогда и я стану относиться к ним иначе.

– Будьте осторожны, шеф, – сказала Делла, – возможно, районный прокурор как раз и рассчитывает толкнуть вас на необдуманный шаг.

Перри Мейсон подмигнул девушке.

– Дорогая, ты ведь знаешь, что мне частенько доводилось проходить сквозь огонь, воду и медные трубы, даже не пострадав в пути!

– Твои методы работы нам известны: когда выходишь из себя, ведешь дело гораздо лучше, чем в спокойном состоянии, – кивнул головой Дрейк. – Но сколько раз ты шагал по самой кромке пропасти!

– Послушайте, умники-разумники, я могу вам обоим пообещать…

– Что?

– Такую защиту, которой вы до сих пор еще не видывали.

– Иными словами, ты начал принимать контрмеры?

– Я буду действовать так быстро, что мои противники не успеют сообразить, нападение это или отступление. Вы еще не поняли, что борьба сейчас идет вовсе не с прокурором, а с человеком, который скрывается за его спиной… Пошли, Пол.

Они уселись в личном кабинете адвоката. Дрейк вытащил из кармана записную книжку.

– Ты что-нибудь разузнал, Пол?

– Думаю, да.

– А конкретнее?

– Ты мне велел проверить прошлое Моксли, насколько это возможно.

– Ну да.

– Это оказалось довольно сложно. Моксли действительно сидел в тюрьме, вышел из нее нищим. Ему страшно требовались деньги. Он был одиноким волком, поэтому трудно сказать обо всех его занятиях и художествах. Но все же, думается, кое-что мне удалось разведать.

– Не тяни, дружище!

– Мы узнали, что Моксли заказывал междугородный разговор с Сентервиллем. На его чемодане имеется наклейка тамошнего отеля «Палас». Тогда мы проверили, регистрационную книгу этого отеля, Моксли в ней не значился. Но есть одна знаменательная, особенность в поведении Моксли: ты заметил, что он всегда меняет только фамилию, оставаясь по-прежнему Грегори?

Возможно, это делается на тот случай, если его назовут просто по имени. Тогда ему не надо будет мучительно вспоминать все свои клички… Так или иначе, но мы еще раз просмотрели журнал «Паласа» и убедились, что в нем более двух месяцев проживал некто Грегори Фриман, женатый на некой Дорис Пендер.

Эта Пендер работала стенографисткой и бухгалтером на сентервилльском маслозаводе. Она была опытным и хорошим специалистом и сумела скопить кое-какие средства, которые обратила «в ценные, «неприкосновенные», так сказать, бумаги… Потом вышла замуж, бросила работу и уехала со своим мужем. Вроде бы в Сентервилле у нее не было никаких родственников, хотя сотрудники с маслозавода говорят, что где-то на севере живет ее брат.

Глаза Мейсона блестели, он несколько раз кивал головой.

– Ловкая работа, Пол!

– Тогда мы обратились в электрокомпанию за списком внеплановых абонентов на случай, если эта Пендер и Грегори Фриман живут здесь. Так вот, примерно две недели назад свет был сделан для Дорис Фриман из апартаментов «Бальбоа» по Вест-Ордвей, 721. Ее номер 609. Живет она одна. И о ней никому ничего не известно.

– А если узнать про телефонные разговоры через местный коммутатор…

Детектив осклабился.

– Как ты думаешь, мои ребята даром получают деньги?

Мы сразу выяснили, что в холле установлен свой коммутатор, возле которого кто-то постоянно дежурит. Работы у операторов не слишком много. Поэтому ведется учет всех телефонных вызовов с указанием квартир, из которых они поступали. Нам не хотелось обращаться с расспросами прямо к связисту, поэтому его хитростью завлекли в буфет и потом сами заглянули в записи. К сожалению, время разговоров не отмечается, ставится только дата. Шестнадцатого июня сего года из квартиры 609 звонили по номеру Юг 9-43-62. А поскольку этот вызов стоит первым в списке за шестнадцатое число, можно предположить, что звонили вскоре после полуночи.

– Где этот журнал?

– Остался на месте. Однако мы сфотографировали страницу, на которой записан вызов. Так что, если журнал и «пропадет» для суда, у нас останется вещественное доказательство.

Мейсон согласно кивнул головой.

– Молодцы, – сказал он. – Возможно, нам и понадобится представить его на процессе. Послушай, Пол, у тебя найдется толковый парень, которому можно поручить ответственное дело? Надежный во всех отношениях?

– Конечно. Дэнни Спар. Это он фотографировал.

– Ты за него ручаешься?

– Один из моих лучших работников. Ты же его должен помнить, Перри. Мы с ним работали, когда ты занимался делом об убийстве топором.

Мейсон кивнул.

– Пусть он придет ко мне. Впрочем, нет. Пошли его туда.

– В апартаменты «Бальбоа»?

– Да.

Дрейк нахлобучил шляпу.

– Я пошел, Перри.

Пол Дрейк притормозил и подъехал к самому тротуару. Дэнни Спар, неприметный малый в широкополой шляпе, нахлобученной на рыжевато-каштановые вихры, вопросительно взглянул на Перри Мейсона.

Снара никто не принял бы за детектива. У него была настолько простодушная физиономия с широко распахнутыми удивленными глазами, что так и представлялось, как он стоит С открытым ртом на деревенской ярмарке перед балаганом какого-нибудь фокусника. Это был типичный провинциальный простофиля, приехавший в город поглазеть на его диковины.

– Что я должен делать? – спросил он.

– Мы поднимемся к женщине и позвоним в дверь. Вам же надо так все рассчитать, чтобы в этот самый момент спускаться с независимым видом по лестнице и суметь разглядеть ее как следует, если она сама откроет. Главное, чтобы она не обратила на вас внимания.

Вы, повторяю, должна запомнить ее хорошенько. На всякий случай, если этот номер не пройдет, позднее постучитесь туда и под благовидным предлогом вызовите её лично. Например, вы можете искать знакомую девушку, которая живет на этой лестнице. Потом вам придется следить за этой особой. На вас оставляем машину. Мы с Дрейком уедем на такси. А вы сидите в автомобиле. Все ясно?

Дэнни Спар кивнул.

– Вполне.

– Вернее всего, она проследит за нами, когда мы выйдем. Потому что встревожится. Именно для этого туда и отправляемся. Мне пока неясно, действовала она одна или с сообщником. А это важно.

– А вдруг она позвонит по телефону?

– Не позвонит. Мы постараемся ей внушить, что телефон прослушивается.

– Но если вы возбудите ее подозрения, она станет остерегаться преследования.

– Тут уж ничего не попишешь. Вам придется пустить в ход все свое искусство и ни в коем случае не приближаться к нам, когда мы выйдем из дома. Если же просто пройдете мимо по лестнице, в этом не будет ничего особенного.

Хорошо. Но в таком случае объезжайте-ка лучше вокруг квартала и высадите меня на углу. А в здание мы войдем вместе. Случайно кто-нибудь из ее друзей может смотреть из окна. И если мы все втроем вылезем из одной машины, получится неудобно.

Дрейк кивнул.

Они без размышлений приняли предложение Спара.

Первыми вошли в вестибюль Мейсон и Пол Дрейк, всем своим видом показывая, что они не слишком спешат и явились сюда нанести кому-то обычный визит вежливости. Зато у идущего сзади Спара на физиономии было написано, что у него хлопот, полон рот и каждая минута на учете.

В вестибюле в кресле сидел один-единственный толстяк. Он не слишком-то отреагировал на то, как Дэнни Спар довольно невежливо оттолкнул Мейсона и Дрейка, чтобы попасть в кабину лифта, которая была вызвана для них. Вполне естественный поступок для занятого человека.

Наверху Спар быстренько поднялся еще на один пролет лестницы, пока Дрейк и Мейсон разыскивали нужный номер квартиры.

Они позвонили.

Почти сразу внутри послышалось движение, щелкнул замок. Дверь отворилась. На них вопросительно смотрела весьма непривлекательная особа лет двадцати пяти с карими серьезными глазами и твердой линией губ.

– Вы – Дорис Фриман? – довольно громко спросил Перри Мейсон.

– Да. В чем дело?

Мейсон слегка отошел в сторону, чтобы торопливо спускающийся сверху Дэнни Спар смог хорошенько разглядеть лицо женщины.

– Вряд ли коридор – подходящее место для моего вопроса, – ответил адвокат.

– Представитель книжного магазина?

– Нет.

– Страхование жизни?

– Нет.

– Что-то продаете?

– Нет.

– Так что же вы хотите?

– Задать вам несколько вопросов.

Тонкие губы сжались еще крепче, глаза расширились. В глубине их мелькнул испуг.

– Кто вы такие?

– Собираем некоторые данные для Статистического бюро.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Перри Мейсон бесцеремонно прошел мимо женщины в прихожую. Пол Дрейк не отставал от него ни на шаг.

Хозяйка осталась на пороге. На ней был надет аккуратный рабочий халатик, облегающий ее плотную фигуру с округлыми плечами, прямые волосы были зачесаны назад, лицо совершенно не подмазано.

Теперь она уже с явным испугом переводила глаза с Мейсона на Дрейка и обратно.

– Так в чем же дело?

Мейсон, который все это время рассматривал ее самым открытым образом, чуть заметно кивнул головой детективу.

– Очень важно, – агрессивно заговорил он хрипловатым голосом, – чтобы вы правдиво ответили на все наши вопросы. Если станете лгать, вам не обобраться неприятностей. Понятно?

– Чего вы хотите? – повторила она.

– Вы замужем?

– Вам-то что?

Мейсон повысил голос:

– Здесь спрашиваем мы, сестренка. Вы должны просто отвечать на вопросы, сохранив свои комментарии на потом. Так замужем или нет?

– Замужем.

– Где жили до приезда сюда?

– Этого говорить не собираюсь.

Мейсон красноречиво посмотрел на Дрейка и буркнул:

– Что ж, вот самое лучшее доказательство ее вины.

– Да нет, пожалуй, еще недостаточно, – задумчиво пробормотал Пол Дрейк.

Мэйсон снова повернулся к Дорис Фриман.

– Вы жили в Сентервилле, не так ли? Не пробуйте отпираться. Рано или поздно вам придется это признать.

– Разве жить в Сентервилле – преступление?

– Чего тебе еще нужно? – сказал Мейсон Дрейку. – Если бы она не имела к этому отношения, то не запиралась бы!

Руки Дорис Фриман потянулись к горлу. Она подошла к стулу, на котором лежали какие-то вещи, и буквально свалилась на него так, будто у нее подкосились ноги.

– Чего… чего… вы…

– Имя вашего мужа?

– Фриман.

– Имя, я говорю.

– Сэм.

Перри Мейсон иронически расхохотался. Вытянув вперед руку, он направил на нее палец, который казался заряженным револьвером, так грозно смотрел ей в лицо.

– Зачем вы говорите ерунду, когда нам известно, что его зовут Грегори?

Она сразу сникла, как будто жизнь покинула ее тело.

– Если хотите знать, телефонная компания расследует жалобу на то, что ваш аппарат был использован для шантажа.

Она слегка выпрямилась и запротестовала:

– Вовсе не для шантажа. Это нельзя назвать шантажом.

– Но вы пытались получить деньги?

– Конечно, пыталась. Но только принадлежавшие мне.

– Кто вам помогал?

– Это вас не касается.

– Разве вы не знали, что не имеете права использовать телефон в таких целях?

– Не понимаю, почему?

– Скажите, какая наивность. Сидеть и требовать, чтобы человек заплатил вам, да еще угрожать ему бог знает чем!

– Мы этого не делали.

– Чего не делали?

– Не звонили по поводу денег. Такого мы по телефону не произносили.

– Кто такие «мы»? – не выдержал Дрейк.

Мейсон бросил на него предостерегающий взгляд, но было уже поздно.

– Я говорю о себе, – сказала женщина.

Лицо Перри Мейсона выразило возмущение.

– И вы не знали, что вымогать деньги по телефону не разрешается законом?

– Повторяю, я денег не требовала.

– Наш связист уверяет, что разговаривал мужчина, – сказал Перри Мейсон, внимательно глядя ей в глаза.

Дорис Фриман молчала.

– Как вы на это ответите?

– Никак. То есть он мог ошибиться. Я была простужена, говорила хриплым голосом.

В несколько больших шагов Мейсон достиг телефона, незаметно нажал на рычаг, чтобы не произошло соединения, и громко потребовал:

– Дайте мне отдел расследований, номер 62.

Подождав несколько минут, он заговорил:

– Говорит Тридцатый. Находимся в том месте, откуда ночью шестнадцатого июня звонили с угрозами. Квартиру снимает Дорис Фриман. Пытается выгородить своего сообщника – мужчину. Уверяет, будто не знала, что противозаконно использовать телефон в подобных целях.

Подождав еще пару секунд, он ядовито рассмеялся.

– Да, так и говорит. Хотите верьте, хотите нет. Она приехала из Сентервилля. Возможно, там нет такого постановления, не знаю. Трудно сказать… Что?!! Зачем она вам? Ка-ак вы сказали! – воскликнул Перри Мейсон. – Неужели они звонили Моксли, тому самому, убитому?.. Ясно, шеф, но тогда дело приобретает совсем иную окраску. Оно выходит за наши полномочия. Наверное, лучше поставить в известность районного прокурора. И проверять все разговоры, которые ведутся по этому номеру… Не мне вас учить. Хорошо. До свиданья.

Мейсон повесил трубку и повернулся к Полу Дрейку. На его лице было такое правдоподобное изумление, что оставалось только позавидовать его артистическим талантам.

– Ты знаешь, кому адресовался этот звонок? – обратился он к Дрейку.

Пол как бы непроизвольно понизил голос:

– Я все слышал. Так это правда?

– Правда. Звонили недавно убитому Грегори Моксли, причем за полчаса до смерти.

– Как собирается поступить шеф?

– А как можно поступить? Только передать все районному прокурору. Черт подери, это дельце вовсе не такое простое, как я предполагал. Коли тут замешано убийство…

Дорис Фриман заговорила с истеричной торопливостью:

– Послушайте, я не имела ни малейшего понятия, что закон запрещает использовать телефон для востребования собственных денег. Этот человек в свое время похитил их у меня. Бессовестным, недопустимым образом. Я рада, что он мертв! Но мой телефонный звонок не имеет никакого отношения к его убийству. Это сделала Рода Мон-тейн. Или вы не читаете газет?

Мейсон смотрел на нее с нескрываемой насмешкой.

– Женщина, находившаяся во время убийства, в комнате, действительно могла быть Родой Монтейн, но удар-то ему нанесла вовсе не женщина. И районная прокуратура знает об этом. Тут не обошлось без сильного молодого мужчины. А у вас с напарником был веский мотив для убийства. Безукоризненная уголовная схема. Вы позвонили Моксли меньше чем за полчаса до смерти и предупредили, чтобы он выкладывал деньги, иначе – конец!

Мейсон пожал плечами и погрузился в молчание. Теперь заговорил Пол.

– Я бы посоветовал вам откровенно рассказать обо всем и…

– Нам лучше позабыть об этом, Пол, – оборвал его Перри Мейсон. – Шеф собирается передать материалы в районную прокуратуру. Им бы не понравилось, если бы в историю стал кто-то вмешиваться. Она совершенно нас не касается. Так что прекратим всякие разговоры.

Дрейк кивнул. Они одновременно направились к двери!

Дорис Фриман вскочила с кресла.

– Но дайте же мне объяснить. Вы думаете совсем не то, что было на самом деле. Мы не…

– Оставьте свои объяснения для районного прокурора, – сказал ей Мейсон, открывая дверь и жестом предлагая Полу выйти в коридор первым.

– Вы ничего не понимаете! – закричала она в отчаянии. – Речь шла всего лишь о моих…

Мейсон буквально вытолкал детектива из комнаты и сам выскочил следом.

Не успели они дойти до лестницы, как Дорис Фриман уже стояла на своём пороге.

– Позвольте мне все же объяснить…

– Мы в такие вещи не вмешиваемся, – закричал адвокат, – они не входят в нашу юрисдикцию. Шеф все передаст районному прокурору. С ним и объясняйтесь.

Когда кабина лифта закрылась, детектив вопросительно посмотрел на Мейсона.

– Ведь она готова была все рассказать!

– Ничего подобного. Просто постаралась бы вызвать сочувствие, стала бы бесконечно долго жаловаться на то, как Моксли ее обманул. И не обмолвилась бы даже о своем сообщнике. А нам нужен он. Сейчас она к нему отправится.

– Тебе не кажется, что этот человек живет вместе с ней?

– Трудно сказать. Я почему-то склонен видеть его детективом или адвокатом.

Пол рассмеялся.

– Представляю, как бы обозлился этот адвокат, когда бы она ему поведала, в чем ее обвиняли относительно телефона. Кстати, не может она вызвать его к себе?

– Нет, ибо уверена, что все ее разговоры будут прослушиваться. Нет, она поедет лично, кем бы он ни был.

– Как ты считаешь, она не усекла обмана?

– Сомневаюсь. Не забывай, что это приезжая, а в каждом городе свои правила. Если она и заподозрит неладное, то лишь вообразив нас полицейскими агентами, которые хотят подстроить ей ловушку.

Они вышли из подъезда, даже не взглянув в сторону машины, где сидел Дэнни Спар, пересекли площадь и остановились на тротуаре так, чтобы их хорошо было видно от дома, поджидая, когда мимо проедет такси.

Расхаживая по своему кабинету, Перри громко диктовал Делле Стрит текст заявления от имени Роды Монтейн, в котором она требовала развода с Карлом Монтейном с выплатой ей пятидесяти тысяч долларов единовременно или по семь с половиной процентов от этой суммы ежемесячного содержания в год.

Когда все было оговорено и обусловлено, Перри Мейсон объяснил, как это нужно оформить и где следует оставить место для подписи Роды Монтейн.

– Вы думаете, она действительно согласится подать такое заявление?

– Да, после того, как я с ней переговорю.

– Значит, вместо того, чтобы соглашаться на аннулирование брака, вы возбуждаете дело о разводе?

– Да. Если брак аннулируют, Рода не получит никакого пособия. Не сомневайся, Филипп Монтейн это учитывает. Он хочет спасти свои деньги, а районный прокурор желает, чтобы Карл давал показания на процессе.

– Но если вам удастся предотвратить аннулирование брака, он не сможет свидетельствовать против нее?

– Совершенно верно.

– Ну а в случае развода?

– Тоже нет.

– Но как же можно воспрепятствовать этому аннулированию? В законе ясно говорится: «Новый брак, заключенный при жизни одного из супругов…» Что-то я запуталась в формулировке. Одним словом, он недействителен.

– Весьма удобный закон! – подмигнул ей адвокат.

– Когда Рода выходила за Карла Монтейна, ее бывший муж был еще жив.

Перри Мейсон возобновил свое хождение.

– Это я опровергну в пять минут. Меня волнует совсем другое… Дай-ка мне как следует подумать, Делла. Ты ведь знаешь, я люблю думать вслух. Сиди, и слушай. Возможно, тебе придется кое-что записать. У телефона дежурят?

– Да.

– Я жду важного звонка от Дэнни Спара. Кажется, мы нашли людей, которые нажимали на М оксли по поводу денег.

– Вы хотите их привлечь, шеф?

– Мне совсем не нужно, чтобы районный прокурор вручил им повестки в суд. Необходим их отъезд из страны.

– А это не опасно? Вас не обвинят в мошенничестве?

Перри Мейсон плутовато ей подмигнул.

– Скажите, шеф, а не лучше напирать на самозащиту?

– Конечно, лучше. Все бы прошло как по маслу. Даже если бы не удалось добиться полного оправдания, обвинение все равно не смогло бы ее засудить. Но она сразу же попалась в ловушку районного прокурора. Теперь ни о какой самозащите нельзя и заикаться. Она заявила, что в момент убийства стояла перед закрытой дверью и звонила.

– Иными словами, утаила, правду от полиции?

Разумеется. Они поманили ее ловко замаскированным крючком и заставили проглотить вместе с леской и, удочкой. Она сама еще не догадывается о собственном промахе, потому что не в интересах районного прокурора дергать за леску.

– Но почему же ей было не сказать правду?

– Она не могла. Это один из тех случаев, когда правда звучит менее убедительно, чем самая грубая ложь. В уголовных делах такое иной раз встречается. Бывает, ловкий адвокат сочинит для своего виновного клиента столь правдоподобную историю, что ее безоговорочно принимают все присяжные. А вот когда человек невиновен, его рассказ зачастую звучит не столь гладко и убедительно.

– Что же вы собираетесь делать?

– Нужно опровергнуть слова свидетелей обвинения, которые докажут, что свидание Роды Монтейн и Грегори Моксли состоялось.

Мейсон кивнул головой и хохотнул.

– Ну а смех почему?

– Я покрошил хлебца на воду. Посмотрим, что из этого получится.

В дверь постучали.

Просунулась голова одной из телефонисток и заговорила, захлебываясь словами:

– Только-только звонил Дэнни Спар. Сказал, что работает у Пола Дрейка и не может ждать, пока я позову вас к телефону. Он просил вас приехать на Мейпл-авеню, 462, как можно быстрее. Будет стоять перед входом. Говорил, что пытался разыскать Пола Дрейка, но того нет в конторе, поэтому нужно немедленно приехать вам.

Перри Мейсон достал и надел шляпу.

– Скажите, по голосу не было похоже, что у него неприятности?

Девушка кивнула головой.

– Отпечатай заявление на развод, Делла, – крикнул Перри Мейсон, выскакивая из конторы.

К счастью, такси ему удалось найти сразу.

Дэнни Спар стоял на тротуаре, рукой показывая адвокату завернуть в боковую улицу.

– Вот и вы, шеф.

У Спара был необычайно растерзанный и удрученный вид: рубашка расстегнута, пуговицы у воротничка оторваны так, что пришлось заколоть его булавкой, галстук смят. Под левым глазом чернел здоровенный синяк, губы распухли и кровоточили.

– Что случилось, Дэнни?

– Да, попал как кур в ощип…

Спар натянул шляпу на самые уши, опустил поля, кое-как прикрыв подбитый глаз, набычился и повернулся в сторону отеля «Гринвуд», заведения, пользующегося сомнительной репутацией и находящегося с правой стороны по переулку.

– Войдем. Шагайте прямиком мимо конторки. Я знаю дорогу.

Они прошли через вращающуюся дверь. С полдесятка людей болталось в узком холле, по одному виду которого сразу можно было отнести эту гостиницу к третьеразрядным.

Появление Мейсона и Спара не осталось незамеченным.

Они прошли вдоль длинного ряда обшарпанных и поломанных стульев к узенькой темной лестнице. Налево от нее был маленький подъемник, не больше телефонной будки.

– Нам удобнее по лестнице.

В коридоре третьего этажа Спар без стука распахнул одну из дверей.

Комната оказалась темной и дурно пахнущей. У стены стояла крашеная белая, с хромированными шарами койка, покрытая дырявым одеялом. На спинке висела пара носков, грязных и заношенных. Бюро украшала кисточка для бритья, увенчанная сверху лезвием от безопасной бритвы. Сбоку на зеркале висел смятый галстук. На полу валялся большой лист оберточной бумаги, в какой приносят белье из прачечной. Подле нее был брошен талончик. На подоконнике лежали проржавленные бритвенные лезвия.

Слева от бюро находилась дверь в кладовую. Весь пол усеивали щепки: нижняя половина двери была искорежена и сломана.

Дэнни Спар закрыл дверь в коридор и обвел помещение красноречивым жестом.

– Ну разве это не свинство?

– Что произошло? – спросил Перри Мейсон.

– Вы с Полом, выйдя из апартаментов «Бальбоа», сели в такси и уехали. Я догадался, что дамочка следит за вами из окошка, ибо как только ваша машина завернула за угол, она выскочила из подъезда и стала ловить такси. Ей пришлось постоять с пяток минут, она от нетерпения чуть не сломала себе пальцы.

Очевидно, ей и в голову не приходило, что за ней могут следить. Она даже не соизволила взглянуть в заднее окошечко, когда машина тронулась, поэтому я ехал абсолютно спокойно, не опасаясь потерять ее из виду.

Прибыв сюда, она расплатилась с водителем и отпустила его. Однако, когда потребовалось войти в этот притон, она смутилась. Нет, не заподозрила ничего, но было такое впечатление, будто она делает нечто недозволенное: огляделась и незаметно нырнула в подъезд.

Я боялся наступать ей на пятки, поэтому, когда вошел в отель, она уже успела начать подниматься. Лифт находился на третьем этаже. Я сообразил, что это она была в кабине. Внизу болтались обычные любители всякого рода забегаловок, ничего особенного, и я тоже отправился себе на третий этаж, устроился под пожарной лестницей и стал наблюдать за коридором. Примерно минут через десять она вышла из этой самой комнаты, постояла на пороге, посмотрела в оба’ конца вестибюля и побежала вниз.

Я запомнил номер, дал дамочке время спуститься, а потом отправился следом. На этот раз она не брала такси, и моя задача еще больше упростилась. Она дошла до автобуса, идущего в направлении апартаментов «Бальбоа». Тогда я сообразил, что на такси ей просто жалко денег, и вернулся взглянуть на того соколика, к которому она слетала. На этом-то я и получил высший приз за головотяпство!

– Почему? Он вас узнал?

– Да нет. Просто я вел себя так, будто у меня не слишком-то густо в смысле мозгов.

– Выкладывайте, – нетерпеливо сказал адвокат.

– Так вот, я вернулся в гостиницу и постучался в эту самую комнату. Вышел здоровенный детина в одной нижней рубашке. На кровати лежал чемодан. По-видимому, он укладывал вещи. Паршивенький обшарпанный чемодан, с которыми разъезжают провинциальные агенты. Малому на вид было лет тридцать, он имел такие плечи, будто всю свою жизнь работал грузчиком. Но я бы скорее принял его за механика из гаража. Вид у него был явно враждебный и чуточку подозрительный. Я подмигнул и сказал: «Передай своему дружку, что товар приготовлен в наилучшем виде. Это тебе не та сладенькая водичка, которую продают в аптеках. И цена подходящая». Он, конечно, захотел узнать, о чем это ему толкуют. Тут я завел разговорчики про парня, которому что-то доставал недели две назад. Он жил в этой комнате, рассчитывал остаться подольше. И теперь я-де подумал, что этот детина – его сотоварищ.

– Он клюнул?

– Можете не сомневаться. Пока мы с ним объяснялись, я его как следует разглядел. Так вот – рот, глаза и нос у него были совсем такие, – как у нашей дамочки.

– Иными словами, вы считаете, что это ее брат?

– Безусловно. Я решил, что тут медлить не приходится. Припомнил, что звали ее Пендер и что она из Сентервилля. А этот молодчик, по всем признакам, намеревался в скором времени захлопнуть дверь у меня перед носом. Значит, следовало как-то его обработать, чтобы он немного оттаял и перестал смотреть таким волком. Времени у меня было мало, поэтому я брякнул прямиком: «Послушай, парень, ты часом не из Сентервилля?» Рожа у него перекосилась, и он тут же спросил: «Кто ты такой?» Тогда я осклабился от уха до уха, протянул ему руку и сказал: «Теперь я тебя узнал. Твое имя Пендер, верно?»

– И что он сделал?

– Просто подловил меня. Купил, как говорится, по дешевке.

– Продолжайте.

– А я-то принял его за простофилю, болван! Причем смотрел ведь на него очень внимательно, чтобы понять, как подействуют мои слова. На секунду он растерялся, как если бы я хватил его обухом по голове, потом вцепился в мою руку и давай ее трясти, как грушу. «Ну конечно же, парень, я тебя помню! Входи скорее». Я вошел. Не буду рассказывать всех подробностей, только в конце концов он меня скрутил, как кутенка, засунул в рот кляп и затолкал в чулан.

– Он вас ударил? Вы потеряли сознание?

– Да нет, этого нельзя сказать. Просто очумел я на пару минуток. Ведь нападения не ожидал. Да и справиться с ним у меня не было никакой надежды. Он работал своими кулаками быстрее, чем ваша телефонистка орудует кнопками на коммутаторе…

– Продолжайте.

– Короче, очнулся в чулане, весь мягкий, с ватными руками и ногами. Дверь была заложена болтом, настоящим толстым болтом, а не какой-нибудь железякой.

– Чем он занимался?

– Продолжал складывать чемодан. Торопился здорово. Ящики комода выдвигал с грохотом, по комнате мотался, как пришпоренный. Через каждые две минуты вызывал по телефону Гарванз 3-Q4-81. Подержит трубку около уха, подождет, бросит в сердцах на рычаг и снова метнется к чемодану. К счастью, в двери была щелка, и я мог за ним наблюдать.

– Это номер коммутатора в апартаментах «Бальбоа», – сказал Мейсон.

– Знаю. Так вот, он упорно вызывал этот номер и просил соединить его с мисс Фриман.

– Ему отвечали?

– Ну да. Он и ждал-то каждый раз, пока ее позовут. Не могу поручиться, знал он, что я его слышу или нет. А может, ему на это было ровным счетом наплевать.

– Я все еще не понимаю, что вы хотите мне объяснить, – несколько нетерпеливо сказал Мейсон.

– Понимаете, я излагаю все эти подробности для того, чтобы вы имели ясное представление о случившемся. Он продолжал звонить мисс Фриман и укладываться. Наконец чемодан был заперт. Я слышал, как застонали пружины, когда он опустился на край кровати. Тут ему повезло: мисс Фриман подошла к телефону. И он заорал: «Алло, Дорис. Говорит Оскар».

Наверное, раньше она просила его ни о чем не говорить по телефону, ибо он заявил, что, поскольку они все равно погорели, теперь на все наплевать. К нему, мол, заявился детектив и назвал его по имени. Устроил ей головомойку за то, что она по своей глупости приволокла за собой шпика на хвосте и наверняка наболтала лишнего тем двоим, которые побывали у нее утром. Вероятно, с ней случилась истерика, потому что вскоре он стал говорить с ней поласковее, стараясь успокоить.

Меня берет только одно сомнение: уж больно долго и откровенно они болтали, будто я и не сидел за тоненькой, потрескавшейся чуланной дверью. Не водил ли он меня за нос? Либо это нахал, которому и море по колено, либо мудрец, рассчитавший заранее все ходы.

– Так, и потом?

– Они наговорились всласть, и парень сказал, что им надо живенько мотать отсюда. Видно, ей не улыбалась совместная поездка, но тот объяснил, что вдвоем они оставят для полиции всего один след, а порознь – два. Потом предупредил, что сейчас заедет за ней на такси, поэтому ей следует поторопиться.

– Затем?

– Он вытащил свой багаж в коридор. А я стал вертеться и крутиться, пока не удалось ослабить веревки. Кстати, связал он меня полосами разорванной простыни. Конечно, я мог бы высадить дверь ногами, но не захотел поднимать шум, ведь вы не для того меня нанимали, чтобы я плакался у кого-нибудь на груди о своих горестях. Поэтому пришлось достать свой перочинный нож и расширить щель, а потом осторожно выбить подрезанные доски. Звонить из номера через коммутатор я побоялся и добежал до автомата на углу. Пола Дрейка не было на месте, но я дал описание парочки одному из наших парней, который будет теперь действовать в направлении железнодорожных вокзалов и аэропортов. Этому его учить не надо.

– Может, они еще не покинули апартаменты «Бальбоа», когда вы звонили?

– Я на это и рассчитывал, ведь столько дров уже наломал за один день. Мне казалось, было бы вполне достаточно, если бы удалось выяснить, куда они направляются. Именно поэтому я и попросил вас лично приехать сюда. Думаю, вы не хотите, чтобы этих людей задержали. Правда?

Перри Мейсон медленно кивнул головой.

– Да, не хочу… Мне надо знать, где их найти в случае необходимости, но сейчас пусть себе удирают с богом!

Дэнни Спар посмотрел на часы.

– Очень сожалею, что так получилось. Но я рассказал все без утайки. Через полчаса можно позвонить в агентство, к этому времени ребята их уже подцепят. Уверен, что, выйдя из «Бальбоа», братец с сестрицей попытались сесть на дальний поезд. Вряд ли они подумали о самолете.

Перри Мейсон подмигнул детективу.

– Ладно, поехали в агентство. Наверное, Пол уже на месте. И не вешайте голову… Что ни делается, все к лучшему.

Судья Фрэнк Манро вышел из своего кабинета, влез на кафедру, поправил на носу очки и внимательно осмотрел переполненный зал заседаний.

Шериф произнес стандартную формулу, которой начинаются все судебные процессы. В ту самую минуту, когда молоток судьи опустился на стол, в противоположном конце зала отворилась дверь и через одну ее створку офицеры ввели Роду Монтейн, а через вторую – Карла Монтейна.

Оба находились в тюрьме: Карл в качестве основного свидетеля, Рода Монтейн как обвиняемая по делу об убийстве.

Они впервые увиделись после ареста.

– Дело Монтейна против Монтейн, – объявил судья Манро. – Джон Лукас, помощник районного прокурора, представляет, истца, Перри Мейсон – ответчика.

Рода Монтейн непроизвольно шагнула вперед.

– Карл!

Но ее тут же задержала охрана.

Карл Монтейн, на лице которого ясно отпечатались следы тревожных дней и бессонных ночей, плотно сжал губы, уставился прямо перед собой и прошагал на свое место подле обвинителя, так и не взглянув на жену, которая стояла с протянутой рукой, не в силах поверить в случившееся. У нее был такой жалкий и растерянный вид, что в зале заседаний поднялся ропот, прекратившийся только после окриков охраны.

Рода Монтейн прошла мимо своего стула. В глазах у нее стояли слезы. Сопровождающий офицер взял ее под руку и придвинул стул к ней.

Перри Мейсон, свидетель этой молчаливой драмы, ничего не сказал. Ему хотелось, чтобы присутствующие без внешнего нажима оценили ее.

Судья Манро нарушил напряженную тишину.

Короткими, ясными фразами он обрисовал-положение сторон и объявил, что предварительно суд должен рассмотреть ходатайство обвинения об аннулировании брака Роды и Карла Монтейнов на том основании, что в момент вступления в брак первый муж Роды Монтейн был жив. В данной ситуации ни защите, ни обвинению не разрешается допрашивать свидетелей противоположной стороны для получения информации, которую в дальнейшем можно было бы использовать против Роды Монтейн.

Джон Лукас бросил торжествующий взгляд в сторону Перри Мейсона, которого слова судьи связали по рукам и ногам.

Первым был вызван Карл Монтейн.

Подле Карла сидел его отец. Вставая с места, Карл Монтейн оперся на плечо Монтейна-старшего, потом гордо вскинул голову и твердыми шагами проследовал на трибуну для свидетелей.

– Ваше имя Карл Монтейн?

– Да.

– Вы постоянно живёте в этом городе?

– Да.

– Вы знакомы с обвиняемой, Родой Монтейн?

– Да.

– Когда вы впервые с ней встретились?

– В больнице «Саннисайд». Она была моей медсестрой.

– Позднее вы с ней зарегистрировали брак?

– Да.

– Когда именно?

– Восьмого июня.

– Этого года?

Лукас повернулся к Перри Мейсону.

– Теперь вы можете приступить.

Перри Мейсон вежливо улыбнулся.

– Вопросов не имею.

Свидетель, очевидно, внутренне сжался, приготовившись к напористому перекрестному допросу. Лукас был начеку, боясь пропустить те вопросы защитника, которые он должен будет опротестовать.

Отказ Мейсона их обоих поразил.

– Все, мистер Монтейн. Можете сесть.

Лукас вскочил, как на пружине.

– Ваша честь, согласно Кодексу гражданского процесса мы имеем право опросить обвиняемую даже до того, как это сделает защитник. Поэтому я хочу, чтобы Рода Монтейн поднялась на место для свидетелей.

– Что вы рассчитываете доказать с ее помощью? – спросил Перри Мейсон.

– Согласитесь ли вы, – воинственным голосом заговорил Лукас, – что до вступления в брак с Карлом Монтейном обвиняемая была обвенчана с другим мужчиной, по имени Грегори Лортон, он же Грегори Моксли, убитый шестнадцатого июня настоящего года?

– Соглашусь, – сказал Мейсон.

Лукас еще больше изумился. Судья Манро, не впервой встретившийся с Перри Мейсоном, нахмурился, заподозрив подвох. В зале зашевелились.

– Я также хочу, – повысил голос Лукас, посматривая на зал заседаний, – спросить свидетельницу о личности человека, который был похоронен в феврале 1929 года под именем Грегори Лортон.

Улыбка Перри Мейсона приобрела издевательский оттенок.

– Ввиду – уже сделанного вами заявления, – сказал он, – о том, что Грегори Лортон, за которым была замужем обвиняемая, оказался жив в означенное время, суду совершенно безразлично, кем был его однофамилец, умерший в феврале. Очень печально, что обвинение постаралось заранее подготовить общественное мнение, высказывая в печати предположения, будто ответчица отравила этого человека.

Лукас вспыхнул.

Судья ударил молотком.

– Ваше возражение принято, адвокат. Что касается последнего замечания, оно было совершенно неуместным.

– Прошу прощения у высокого суда.

– И у обвинителя тоже, – добавил Лукас.

Перри Мейсон промолчал.

Манро посмотрел поочередно на обоих юристов и опустил голову, пряча улыбку.

– Продолжайте, – сказал он.

– У обвинения все, – изрек Лукас, опускаясь на место.

Перри Мейсон сказал:

– Вызовите миссис Бесси Холеман на место для свидетелей.

Молодая женщина лет тридцати трех с усталыми глазами прощла на возвышение, подняла правую руку и приняла присягу.

– Вы проходили через дознание, – начал Перри Мейсон, – которое состоялось по поводу убийства шестнадцатого июня сего года Грегори Моксли, иначе Грегори Лор-тона?

– Да.

– И видели его останки?

– Да.

– Вы узнали этого человека?

– Да.

– Кто он?

– Тот, за которого я вышла замуж двадцатого января 1925 года.

Весь зал дружно ахнул. Лукас приподнялся с места, снова опустился и еще раз встал. После минутного колебания, он заговорил:

– Ваша честь, это заявление – полнейшая для меня неожиданность. Однако должен заметить, что суду безразлично, сколько раз до Роды Монтейн этот человек женился. Может быть, десять. Рода Монтейн могла бы подать в суд на аннулирование своего брака. Но поскольку не сделала этого, он остается в силе.

Перри Мейсон улыбнулся.

– Закон нашего штата гласит, что новый брак, в который вступило лицо при жизни его бывшего супруга или супруги, считается недействительным с самого начала. Совершенно очевидно, что Грегори Лортон не мог зарегистрироваться с Родой Монтейн законно, поскольку его прежняя жена была жива. Следовательно, первый брак обвиняемой – фикция, которая не препятствовала ей создать законный союз с Карлом Монтейном.

– Возражение обвинения отводится, – сказал судья Манро.

– Развелись ли вы с человеком, которого называют Грегори Лортоном, или Грегори,Моксли?

– Да. Развелась.

Перри Мейсон развернул свидетельство о расторжении брака и с поклоном передал его Лукасу.

– Обращаю внимание прокурора, что развод был оформлен уже после того, как обвиняемая вступила в брак с Грегори Лортоном, прошу приобщить копию брачного свидетельства к делу.

– Предложение принято, – объявил судья.

– Приступайте к допросу, – сказал Мейсон.

Лукас вплотную подошел к свидетельнице, внимательно посмотрел на нее и грозно спросил:

– Вы уверены, что в морге видели тело своего бывшего мужа?

– Да.

– У меня все, – сказал Лукас, пожимая плечами.

Судья попросил клерка принести шестнадцатый том Калифорнийского свода законов, где рассматривались положения о браке.

Пока он искал соответствующую статью в толстенном справочнике, в зале царило оживление.

Наконец судья поднял голову.

– Ходатайство об аннулировании брака Карла Монтейна и Роды Монтейн отклоняется. Их брак остается в силе. Заседание откладывается.

Повернувшись, Перри Мейсон посмотрел на. Монтейна-старшего. Лицо того оставалось совершенно бесстрастным, глаза смотрели холодно, враждебно. Лукас выглядел как человек, свалившийся с высокого постамента,. Карл был растерян, только Монтейн-отец сохранял высокомерное спокойствие.

Трудно было заподозрить, что его удивил такой исход.

Зал заседания гудел. Корреспонденты названивали по телефонам. Присутствующие любители подобных развлечений собирались кучками, все одновременно разговаривая и сильно жестикулируя.

Перри Мейсон обратился к офицеру, который находился все время возле Роды:

– Прошу вас проводить миссис Монтейн в служебное помещение. Она мне нужна для консультации. «Если желаете, оставайтесь возле двери.

Он отвел Роду в отдельную комнату, придвинул для нее удобное кресло, сам сел напротив и ободряюще улыбнулся.

– Что все это значит? – спросила она.

– Судья Манро признал ваш брак с Карлом Монтей-ном действительным.

– И теперь?

– Теперь, – Мейсон вытащил из кармана заявление о разводе, – вы потребуете развести вас на том оснований, что он проявил к вам исключительную жестокость, несправедливо обвинив в убийстве, не говоря уже о неоднократном бесчеловечном обращении. В вашем заявлении я перечислил эти случаи. Остается только подписать бумагу.

Слезы навернулись на глаза Роды.

– Но я вовсе не хочу с ним разводиться. Как вы не понимаете, я делаю скидку на его характер и люблю таким, каков он есть.

Перри Мейсон наклонился к ней и поглядел в глаза.

– Рода, вы уже дали показания. У районного прокурора имеется подписанное вами заявление. Теперь от него нельзя отступать ни на шаг. Придется придерживаться того, что там зафиксировано.

Пока районному прокурору неизвестно, кто на самом деле стоял на крыльце дома и звонил в квартиру Мокслй. Но я нашел его. И даже двоих. Один из них может лгать, хотя, возможно, оба говорят правду. Так или иначе, но заявление любого будет означать для вас смертный приговор.

Рода посмотрела на него круглыми от ужаса глазами.

– Первый, – продолжал Перри Мейсон, – это Оскар Пендер из Сентервилля, пытавшийся выудить у Моксли деньги для своей сестры. В свое время Моксли поступил с ней так же, как с вами, оставив без сбережений.

– Мне о нем ничего не известно. Ну а кто второй?

Мейсон произнес, чеканя слова:

– Доктор Клод Милсоп. Ему не спалось. Он знал о „ вашем свидании. Оделся и поехал к дому Мокслй. Вы были там. Света в окнах он не увидел и позвонил. Ваша машина стояла за углом в переулке.

Даже губы побелели у Роды Монтейн.

– Клод Милсоп! – прошептала она.

– Вы влипли в такую кашу из-за того, что не послушались меня. Теперь извольте точно следовать инструкциям. Мы выиграли дело об аннулировании брака. И ваш муж не может свидетельствовать против вас. Однако районный прокурор сообщил газетам его показания. По существу – он основной свидетель. Но содержали его в таком месте, куда я не мог добраться. Мне с ним даже поговорить не разрешили, а корреспондент самой захудалой городской газетенки имел право прийти к нему в любое время. Так вот, нам надо развенчать их пропаганду. За этим и потребуется развод, поводом для которого станет бесчеловечная жестокость мужа, обвинившего в убийстве неповинного человека.

– Ну а потом?

– Потом я, во-первых, передам копию вашего заявления в газеты. Во-вторых же, и в главных, вручу повестку Карлу Монтейну и заставлю его выступить свидетелем защиты. В-третьих, если Карл будет упорствовать в своем обвинении, вы получите очень большое пособие. Ну а если откажется от своих показаний, то я не знаю, как будет выглядеть районный прокурор.

– Но я не хочу развода. Во всем его слабоволие виновато. Я люблю его, несмотря ни на что. Хочу сделать из него человека. Он слишком долго жил чужим умом, привык во всем надеяться на своего отца и знаменитых предков. Нельзя за неделю перекроить человека. Это равносильно тому, как если бы я выбила у него из-под ног подпорки и стала ждать, чтобы он тут же зашагал на собственных ногах. Нельзя…

– Послушайте, – прервал ее адвокат, – меня не интересуют ваши чувства к Карлу. Сейчас вас обвиняют в убийстве. И районный прокурор постарается добиться смертного приговора. А за спиной его стоит человек, обладающий умом, огромной силой воли и абсолютно незнакомый с чувством жалости. Он готов потратить любые деньги, лишь бы вас осудили и приговорили к смерти.

– Кого вы имеете в виду? – спросила она.

– Филиппа Монтейна.

– Боже мой… Он, конечно, не одобряет выбор сына, но сделать такое…

Офицер возле двери осторожно кашлянул.

– Время истекло, – сказал он.

Перри Мейсон положил перед Родой заявление на развод и протянул авторучку.

– Подпишите вот в этом месте.

Она умоляюще посмотрела на него.

– Но это же отец Карла. Он не стал бы…

– Подпишите, – повторил Мейсон.

Офицер шагнул вперед.

Рода Монтейн нехотя взяла ручку, расписалась и повернула к охраннику заплаканное лицо.

– Я готова.

Пальцы Перри Мейсона выстукивали бравурный марш на крышке стола. Холодные, внимательные глаза в упор смотрели на Пола Дрейка.

– Твои люди настигли их на железнодорожном вокзале, Пол?

– Да. За десять минут до отхода поезда. Мой парень поехал вместе с ними и дал телеграмму с какой-то пригородной станции. А я сел на телефон и сорганизовал дело таким образом, чтобы на каждой большой остановке в поезд входил другой агент. Таким манером мы не спускали глаз с парочки.

– Я хочу, чтобы они не возвращались.

– Именно так мне и сказала Делла Стрит. Только я не был вполне уверен, что правильно разобрался в твоих желаниях.

– Они должны страшиться, бояться, скрываться, чувствовать слежку за собой. Мне нужны все их вымышленные имена, под которыми они регистрируются каждый раз, приезжая в новое место. Мало того, у меня должны быть фотокопии регистрационных журналов.

– Ты хочешь внушить им, что детективы идут за ними по пятам.

– Да, но пусть это делается умно, то есть они не должны вообразить, будто преследователи слишком близко. Пускай им кажется, что сыщики ходят где-то рядом, проверяют по описаниям их внешности гостиницы и так далее.

Теперь уже детектив внимательно разглядывал адвоката. Потом он сказал:

– По-моему, ты сумасшедший, Перри!

– Почему?

– Конечно, дело не мое, но этот Пендер должен был находиться на месте преступления во время убийства. По телефону он сознался сестре, что трезвонил в дверь Моксли около двух часов ночи. У него был мотив убить Моксли. Несомненно, он ему угрожал. И если вместо изоляции парня ты бы подстроил так, чтобы его можно было задержать и натравить на него свору газетчиков, то он бы порассказал им много таких вещей, которые способствовали бы созданию благоприятного мнения о Роде Монтейн.

– А дальше?

– Дальше его арестовывают и вызывают в суд в качестве свидетеля.

– Дальше?

– Ты разделываешь молодчика под орех. Доказываешь присяжным, что он явился к Моксли требовать денег, грозил ему и так далее.

– Все верно. А потом Пендер покажет под присягой, что Моксли действительно велел ему прийти за деньгами, которые сам должен был получить от Роды Монтейн, но когда он туда явился, то безрезультатно простоял на ступеньках, нажимая на звонок, так и не попав внутрь. Это совпадет с показаниями соседей. Прокурору останется с величайшим удовлетворением требовать смертной казни для Роды Монтейн за преднамеренное убийство.

Дрейк кивнул головой.

– Но, – спросил он, – какой смысл держать их в изгнании, если можно так выразиться?

– Рано или поздно прокурор поймет важность того, что кто-то звонил в дверь в то самое время, когда убили Моксли. Этот человек, естественно, будет признан невиновным, ведь нельзя одновременно стоять внизу на крыльце, трезвоня так, что просыпаются соседи, и бить топором по голове мужчину на третьем этаже.

С другой стороны, у этого человека нет ни малейшего желания признаться в том, что он находился поблизости от места преступления. Однако, когда районный прокурор прижмет его как следует, он тут же все выложит без утайки.

Рода Монтейн первой заявила, что не сумела попасть к Моксли. К сожалению, ее показания сильно подпортили ключи от гаража, найденные в комнате убитого. Однако присяжные все равно могут этому поверить. Вот если прокурору удастся найти другого претендента, тогда дело Роды плохо.

Дрейк снова кивнул.

– Поэтому я и не хочу, чтобы Пендер был арестован. Понимаешь, сейчас мне можно объявлять убийцей его. Даже если в конечном счете он и предстанет перед судом, то, поскольку так долго находился в бегах, жил в десятках гостиниц под вымышленными именами, мне будет легче уличить его во лжи. Тебе ясен мой план?

– В итоге районный прокурор все же обнаружит Оскара Пендера?

– В нужный момент… Причем, если это мне будет выгодно.

– Только учти, Перри, кто-то интересуется Пендером не меньше тебя.

– Откуда ты знаешь?

– Мы установили наблюдение за номерами, которые занимают Пендер и его сестра. Вчера вечером отель наводнила куча шпиков. Слетелись, как осы на варенье. Они готовы были все перевернуть, лишь бы найти Пендеров.

Мейсон сильно заинтересовался.

– Полицейские детективы?

– Нет, из частного сыскного бюро. И по каким-то соображениям они не хотели привлекать к себе внимание полиции.

– Их было много, Пол?

– Я бы сказал… кто-то бросает деньги, не считаясь с затратами.

Перри Мейсон прищурил глаза.

– Филипп Монтейн – серьезный противник. Думаю, он где-то догадывается о моих намерениях. Только как ему выйти на Пендера? Конечно, это не так уж и сложно…

– По-твоему, старик Монтейн работает независимо от прокуратуры?

– Просто уверен.

– Зачем?

– Элементарно не хочет, чтобы Рода Монтейн была оправдана.

– Почему?

– Ну, прежде всего, если ее оправдают, она останется законной женой его сына, а мне кажется, у Филиппа Монтейна совсем другие планы в отношении невестки.

– Но этого еще недостаточно, чтобы добиваться смертной казни для человека!

– Эх, Пол, я тоже так думал, когда Филипп Монтейн пришел ко мне с предложением уплатить «приличную сумму» за некоторые вещи, сильно бы подорвавшие позиции Роды.

Пол Дрейк тихонько присвистнул.

– Перри, как ты думаешь, где все-таки находился Оскар Пендер во время убийства Моксли?

– Понимаешь, у меня нет полной уверенности в том, что он и правда не стоял на пороге дома. Это одна из причин встретить его во всеоружии на перекрестном допросе.

– Я вижу, ты не слишком-то убежден в невиновности своей клиентки.

Мейсон подмигнул, ничего не ответив.

В кабинет проскользнула Делла Стрит и сказала, что приехала Мейбл Стрикленд, медсестра доктора Милсопа. Будто бы по срочному делу. Вся в слезах.

– Плачет? – удивился Мейсон.

Делла Стрит кивнула.

– Да так сильно, что даже плохо видит.

Перри Мейсон шагнул к дверям. Пол торопливо вылез из кресла, в котором сидел, по привычке перекинув ноги через подлокотник, и сказал:

– Увидимся позже, Перри.

Когда он вышел, адвокат кивнул Делле Стрит:

– Пригласи-ка ее.

Делла Стрит открыла дверь и позвала:

– Мисс Стрикленд, проходите, пожалуйста.

Она помогла плачущей девушке дойти до кресла, усадила ее и встала рядом.

– Ну, в чем дело? – спросил адвокат.

Медсестра хотела заговорить, но, задохнувшись в рыданиях, снова прижала платок к покрасневшему носу.

Перри Мейсон взглянул на Деллу Стрит, та неслышно испарилась из кабинета.

– Так что же случилось? Можете говорить совершенно откровенно. Мы одни.

– Вы погубили доктора Милсопа, – прорыдала она.

– Что, я спрашиваю, случилось?

– Его похитили.

– Похитили?

– Да.

– Расскажите подробно.

– Вчера вечером мы работали в кабинете допоздна. Чуть не до полуночи. Он пообещал отвезти меня домой на машине. И мы поехали. Неожиданно другой автомобиль прижал нас к тротуару. В нем сидели двое мужчин. Я их раньше не видела. У обоих было оружие. Они направили пистолеты на доктора Милсопа, приказали пересесть к ним и уехали.

– Какой марки была машина?

– «Бьюик», седан.

– Вы заметили номер?

– Нет.

– Какого она была цвета?

– Темная.

– Вам что-нйбудь говорили?

– Нет.

– Может быть, требовали?

– Тоже нет.

– Вы сообщили в полицию?

– Да.

– Что было дальше?

– Приехали полицейские, порасспрашивали меня, потом отправились к тому месту, где была оставлена наша машина. Осмотрели все кругом, но ничего не Нашли. Потом связались с управлением. Как я поняла, районный прокурор считает, что это вы сделали.

– Что я сделал?

– Спрятали доктора Милсопа, дабы он не смог давать показания против вашей клиентки.

– А он намеревался показывать против?

– Этого я не знаю. Передаю только то, что думает районный прокурор.

– Откуда вам это известно?

– Из тех вопросов, которые мне задавали.

– Вы перепугались?

– Конечно.

– Какое оружие было у похитителей?

– Пистолеты. Большие черные пистолеты.

Перри Мейсон подошел к двери, убедился, что она закрыта, и принялся расхаживать по кабинету.

– Послушайте, – медленно сказал он, – ведь доктор Милсоп не хотел давать показаний.

– Нет?

– Вы сами отлично знаете.

– Но ведь это никак не связано с его похищением.

– Не уверен. Я рекомендовал ему отправиться в морское путешествие для укрепления здоровья.

– Он не смог. Районный прокурор прислал для него какие-то бумаги.

Мейсон кивнул. Он ходил взад и вперед, не спуская глаз с дрожащих плеч девушки. Потом подошел неожиданно, и вырвал у нее носовой платок. Приблизил его к носу и принюхался.

Девушка вскочила со стула, как ужаленная, схватила адвоката за руку и попыталась платок отнять. В результате ткань не выдержала, большая часть осталась у Перри Мейсона и только клочок снова вернулся к хозяйке.

Адвокат провел тыльной стороной ладони по глазам и рассмеялся. По щекам у него катились обильные слезы.

– Так вот оно что! До прихода ко мне вы смочили свой платок какой-то слезоточивой дрянью?

Она промолчала.

– А разговаривая с полицией, вы тоже проделывали такой трюк?

– Тогда мне это было не нужно, – сказала она, удерживаясь от всхлипываний, – они меня та-ак напугали, что со мной приключилась истерика.

– Полиция поверила вашим сказкам?

– По-моему, да. Ведь они предполагали, что эти двое – из тех детективов, которые работают на вас.

Мейсон пристально смотрел на нее.

– Черт бы подрал это снадобье! Оно попало мне в глаза!

– Я вымочила половину платка.

– А была на самом деле какая-то машина?

– Что вы имеете в виду?

– Меня интересует, правда ли вся эта история про двух бандитов?

– Нет. Просто доктор Милсоп уехал. Он хотел известить вас, что не будет выступать свидетелем на процессе.

– Если произойдет нечто важное, вы ему сумеете сообщить?

– В этом случае можете позвонить мне по телефону, но говорите отчетливо, я должна узнать голос, иначе не поверю, что это вы.

Перри Мейсон рассмеялся и надавил на кнопку звонка у себя на столе.

Появилась Делла Стрит.

– Делла, проводи Мейбл Стрикленд до остановки такси.

Делла ахнула:

– Великий боже! Шеф, вы плачете?

Перри Мейсон рассмеялся еще громче.

– Из солидарности, – сказал он.

Судья Меркем, опытный ветеран фронта борьбы с уголовными преступлениями, важно восседал над скамьей присяжных, оглядывая наметанным глазом собравшихся.

– Дело по обвинению Роды Монтейн, – начал он.

– Я готов! – заявил Лукас.

Рода Монтейн сидела около помощника шерифа. Она была одета в темно-коричневый костюм. Лишь у горла и у обшлагов виднелась белая отделка. По ее быстрым взглядам на публику было заметно, как она нервничает. И однако же нечто в ней заставляло предполагать, что она сохранит самообладание даже в том случае, если суд признает ее виновной в совершении убийства первой степени.

Лукас поднялся, коротко изложил суть и вопросительно посмотрел на судью Меркема.

После этого по всем правилам были утверждены присяжные, намеченные в состав комиссии. Каждый из них по очереди заявил, что будет судить честно и объективно.

Наконец к судье обратился Перри Мейсон:

– Думаю, лучшего состава присяжных мы не могли бы и пожелать. Переходите к слушанию дела.

Джон Лукас вскочил на ноги и недоверчиво спросил:

– Неужели вы не будете лично расспрашивать каждого из них?

Судья Меркем ударил молотком.

– Адвокат совершенно ясно изложил свои намерения.

Но даже бывалого судью поразила необычайная покладистость его. Он достаточно навидался выступлений Перри Мейсона на самых разных процессах и понимал, что тот готовит какой-то ход конем.

Джон Лукас глубоко вздохнул и пробормотал: «Очень хорошо».

– Теперь можете приступать к проверке присяжных вы, – распорядился судья.

Джон Лукас проделал это с невероятной дотошностью, очевидно воображая, будто Перри Мейсону удалось всунуть туда своих людей.

Он не чувствовал, как в публике росла неприязнь к нему, основанная на том, что Перри Мейсон на слово поверил в объективность и честность присяжных, а помощник прокурора всячески придирался к ним, стараясь без видимых оснований уличить во лжи и пристрастии.

По мере продолжения проверки Джон Лукас становился все более агрессивным.

Постепенно на лице судьи Меркема появилось благодушное выражение. Блестящими глазами он посматривал на Перри Мейсона, разгадав его маневр.

Он давно уже знал: если Мейсон выглядит особенно невинным и беспристрастным, значит, жди жарких боев и неожиданных выпадов.

Наконец заседание началось.

Джон Лукас был напряжен и издерган. Перри Мейсон казался изысканно вежливым и уверенным в том, что невиновность подзащитной будет доказана без особого труда.

Первым вызвали офицера Гарри Экстера. Этот свидетель выступал с присущей полиции подозрительностью к защитнику, опасаясь с его стороны какого-нибудь подвоха. Он со скрупулезной дотошностью рассказал, как пришел в апартаменты «Коллемонт», обнаружил там человека в бессознательном состоянии и что именно предпринял после этого.

Лукас предъявил для обозрения кожаный футлярчик с ключами.

– Вы желаете его осмотреть, адвокат? – спросил он у Перри Мейсона.

Мейсон с безразличным видом покачал головой.

Экстер опознал ключи, найденные им в квартире убитого. Те были приобщены к делу в качестве вещественного доказательства стороны обвинения. Далее свидетель опознал фотографии комнаты, в которой был обнаружен труп, и сообщил интересные подробности, касающиеся взаимного расположения тела и мебели.

После этого к допросу приступил Перри Мейсон. Он не только не повышал голоса, но даже не стал поднимать головы. Сидел в прежней свободной позе человека, непринужденно беседующего на занимательную тему.

– Был ли в комнате будильник?

– Да.

– Где он теперь?

– Его забрали как вещественное доказательство.

– Кто именно?

– Один из работников отдела насильственных смертей.

– Вы бы узнали будильник, если бы увидели?

– Да.

– Часы у вас? – спросил Мейсон у Лукаса.

– Да, – ответил ничего не понимающий Лукас.

– Будьте добры, покажите их нам.

– Как только сможем, – ответил помощник прокурора.

Мейсон пожал плечами и снова обратился к свидетелю:

– Вы запомнили что-нибудь, связанное с этим будильником?

– Запомнил.

– А именно?

– Он был поставлен на два ночи. Или около того.

– Часы ходили?

– Да.

– Посмотрите на фотографию, скажите, на ней изображен тот самый будильник?

– Да.

– Будьте добры, покажите его присяжным.

Офицер обошел всех их, поочередно тыкая перед каждым в будильник на фотографии.

– Могу я снова попросить представить сюда будильник? – вкрадчиво поинтересовался Перри Мейсон.

– Его предъявят в ту же минуту, как только мы будем в состоянии это сделать, – взорвался Джон Лукас.

Перри Мейсон посмотрел на судью.

– Я бы хотел допросить этого свидетеля именно по поводу будильника.

– Пока сторона обвинения не привезла его на процесс, – пояснил судья, – наверное, мы не станем прерывать нашей работы. Когда он будет здесь, я дам вам возможность допросить, свидетеля еще раз.

– Очень хорошо, ваша честь. Больше вопросов не имею.

После этого выступили представители отдела насильственных смертей и бригада санитарной машины. Врач охарактеризовал увечья, нанесенные топором, которые стали причиной смерти Моксли. Наконец обвинение предъявило само орудие, на котором по-прежнему были видны пятна крови и волосы, прилипшие к обуху.

Перри Мейсон сидел совершенно неподвижно, как огромный медведь, уютно устроившийся в берлоге на зиму и не чующий все более сужающегося круга охотников. Он не задавал никаких вопросов.

На место свидетелей вызвали Фрэнка Лейна. Это был веселый энергичный малый, механик с бензозаправочной станции, который обслуживал Роду Монтейн в ночь на шестнадцатое июня.

– Когда точно? – спросил Лукас.

– Без четверти два.

– Чем она занималась?

– Сидела за рулем «шевроле».

– Какая случилась неполадка?

– Задняя правая шина была спущена.

– Как поступила обвиняемая?

– Завела машину на территорию станции и попросила меня сменить покрышку.

– Что сделали вы?

– Заменил это колесо запаской. А потом заметил, что и эта камера тоже спущена. Если прислушаться, можно было различить, как воздух выходил через прокол.

– Ну и что же вы предприняли?

– Пришлось снова снимать колесо, вытаскивать негодную камеру и менять ее на новую.

– Вы разговаривали с обвиняемой по поводу сроков?

– Да.

– В каком плане?

– Спросил, не хочет ли она, чтобы я завулканизировал камеру в ее присутствии. Она ответила, что опаздывает на свидание и не сможет подождать. Поэтому камеру заменить пришлось, а за починенной Она должна была заехать на следующий день.

– Квитанцию вы ей дали?

– Да, сэр.

Джон Лукас достал замасленный клочок толстой бумаги с сомнительными пятнами.

– Вот эту?

– Совершенно верно.

– Во сколько обвиняемая уехала с вашей станции?

– Ровно в десять минут третьего.

– Вы проверяли время?

– Да, сэр. Мы обязаны проставлять его в регистрационной книге, по которой проверяют нашу работу.

– Значит, обвиняемая говорила вам, что спешит на свидание?

– Да.

– А не упоминала, когда оно было назначено?

– На два часа утра.

– Где, она не говорила?

– Нет.

Джон Лукас повернулся к Перри Мейсону с саркастической усмешкой.

– Может, у вас есть какие-нибудь вопросы к свидетелю?

Перри Мейсон почти не шелохнулся, но его зычный голос сразу заполнил весь зал:

– Обвиняемая прибыла к вам на станцию в час сорок пять?

– Да.

– Точно в час сорок пять?

– Почти до минуты. Плюс минус пара секунд. Я посмотрел на часы, когда она приехала.

– А уехала в два десять?

– Тютелька в тютельку.

– За двадцать пять минут она не покидала станции?

– Нет.

– Смотрела, как вы работаете?

– Да.

– Вы ее все время видели?

– Да, она постоянно была в поле моего зрения.

– Есть ли вероятность, что вы могли принять ее за другую?

– Никакой.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– У меня все, – сказал Перри Мейсон.

Джон Лукас вызвал Бена Крендолла.

– Ваше имя?

– Бенджамен Крендолл.

– Где вы живете, мистер Крендолл?

– В апартаментах «Беллер», по Норвалк-авеню, 308.

– Находились ли вы в своей квартире в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июня?

– Да.

– Известна ли вам квартира В в апартаментах «Коллемонт» по Норвалк-авеню, 316?

– Да.

– Сейчас я покажу схему, на которой вы увидете расположение своей квартиры и квартиры В в «Коллемонте». А позднее специально оговорю точность ее выполнения.

– У меня нет возражений по этой карте, – небрежно бросил Перри Мейсон.

– Продолжайте, – сказал судья Меркем.

Свидетель показал обе квартиры.

На помощь ему тут же поспешил Джон Лукао, который достал из кармана масштабную линейку.

По ней было установлено, что расстояние между квартирами не превышает двадцати футов.

Перри Мейсон немедленно указал на то, что в схеме не учтена разница по высоте между окнами обоих зданий.

Судья Меркем посмотрел на Лукаса.

– Может, у вас есть другая карта, изображающая боковой разрез зданий?

От досады Лукас кусал себе губы.

– К сожалению, нет.

– Возражение принято, – объявил судья.

– Не скажете ли вы нам на основании личных наблюдений, каково это расстояние? – спросил Джон Лукас у свидетеля.

– В футах и дюймах не могу.

После минутной паузы Джон Лукас спросил:

– Примерно футов двадцать?

– Возражаю против наводящих и подсказывающих вопросов, – заявил Перри Мейсон.

– Поддерживаю, – рявкнул судья.

Джон Лукас задумался.

– Ваша честь, я снимаю этот вопрос и, предлагаю членам комиссии побывать на месте действия и посмотреть на все это собственными глазами.

– Защита не возражает, – сказал Мейсон.

– Прекрасно. В половине четвертого присяжных отвезут к апартаментам «Коллемонт», – решил судья.

Джон Лукас торжествующе улыбнулся.

– Мистер Крендолл, – спросил он, – вы могли слышать происходившее в «Коллемонте» утром шестнадцатого июня сего года?

– Да.

– И что это было?

– Телефонный звонок.

– А еще?

– Разговор. Кто-то беседовал по телефону.

– Вы узнали его?

– Нет. Говорил мужчина. Голос доносился из квартиры В апартаментов «Коллемонт».

– И что он сказал?

– Упомянул женское имя Рода. В этом я твердо уверен. Назвал и фамилию, но очень неразборчиво. У нее было иностранное окончание «ейн». Сказал, что эта особа должны зайти к нему в два часа утра и принести деньги.

– Что вы слышали потом?

– Я задремал, но до меня доносился странный шум.

– Какой же?

– Звуки борьбы, будто упало что-то, удар и поскрипывание. Потом все стихло. Затем, если не ошибаюсь, я слышал шепот.

– Ну, а еще?

– Настойчивый звонок в дверь.

– Он повторялся?

– Да.

– Сколько раз?

– Несколько…

– Звонили до этой драки или уже после?

– В самый ее разгар, когда удар нанесли.

Джон Лукас повернулся к Перри Мейсону.

– Приступайте к допросу.

Перри Мейсон немного выпрямился в кресле.

– Давайте все уточним. Сначала вы услыхали телефонный звонок?

– Да.

– Откуда вам известно, что это был именно телефон?

– Из характера звука.

– Какого же?

– Механического… Все знают, как он звонит. Подребезжит пару секунд, помолчит, потом снова дребезжит…

– Это вас и разбудило?

– Наверное. Ночь была теплая. Окна распахнуты. Я вообще сплю чутко. Сначала мне показалось, что это наш телефон…

– Описывайте не свои предположения, а то, что видели, слышали и делали. Остальное нас не интересует.

– Я услышал телефонный звонок, – голос свидетеля звучал враждебно. – Поднялся и понял, что доносится он из соседних апартаментов, к северу от нашего дома. После этого уже по телефону заговорил мужчина.

– А через некоторое время до вас донесся шум борьбы?

– Правильно.

– На фоне дребезжания дверного звонка?

– Правильно.

– А может, это снова был телефон?

– Нет, сэр. Исключается.

– Откуда такая уверенность?

– Звук был совсем другим. Прежде всего, более вибрирующим. А потом, его интервалы были длиннее, чем у телефона.

Казалось, что ответ сильно разочаровал Перри Мейсона.

– Могли бы вы присягнуть, что звонил не телефон?

– Полностью ручаюсь за это.

– Вы в своем ответе уверены не меньше, чем во всех остальных показаниях?

– Абсолютно.

– Знали вы, который был час?

– Что-то около двух. Точнее не скажу. Через некоторое время, полностью очнувшись, я известил полицию. Тогда было два двадцать семь. Значит, прошло минут пятнадцать – двадцать. Повторяю, за точность не ручаюсь. Я дремал…

Перри Мейсон медленно поднялся со стула.

– Разве вам не известно, – спросил он, – что человеку, находящемуся в квартире беллерских апартаментов физически невозможно услышать дверной звонок квартиры В апартаментов «Коллемонт»?

– Почему невозможно? Я же слышал, – возмутился свидетель.

– Вы имеете в виду дребезжание звонка. Но почему думаете, что звонок был дверной?

– Знаю, и все.

– Откуда вы это знаете?

– Я не глухой, к дверным звонкам привык.

– Разве вам до этого доводилось слышать, как он звонит в квартире В?

– Нет. Понимаете, ночь стояла жаркая, душная, но в то же время ’ очень тихая, ни ветерка, ни дуновения. Все окна были распахнуты.

– Отвечайте на вопрос: до этого вы ни разу не слышали дверной звонок в квартире у соседа?

– Не помню такого случая.

– А потом вы не стали проверять его звук, чтобы узнать, он ли это был ночью?

– Нет. С какой стати я бы принялся делать то, что мне не положено? И потом, я сразу признал звонок от входной двери.

Перри Мейсон дружески улыбнулся присяжным и сказал:

– У меня все.

Джон Лукас пожелал задать свидетелю дополнительные вопросы.

– Независимо от расстояния между вашими домами в футах могли бы вы сказать, что оно достаточно мало для распознания дверного звонка?

Перри Мейсон был уже на ногах.

– Возражаю, ваша честь, ибо вопрос, заданный в такой форме, подсказывает ответ. Свидетель уже показал, что никогда до этого не слышал дверного звонка у соседа. Поэтому неправильно спрашивать, можно ли его различить на таком расстоянии. Сделать подобное заключение должны члены комиссии. Поскольку мистер Крендолл не знает этого звонка, он может лишь предполагать, расслышал бы его или нет.

Судья Меркем согласно наклонил голову.

– Возражение принято.

Лукас нахмурился. И через минуту спросил:

– Телефонный звонок до вас донесся?

– Да.

– Он был отчетливым?

– Совершено. Настолько, что я подумал сначала на свой телефон.

– По вашему мнению, телефонный звонок сильно отличается от дверного?

– Возражаю против наводящих вопросов, – сказал Перри Мейсон.

Судья поддержал протест.

Немного подумав, Лукас нагнулся к одному из охранников и отдал ему на ухо какое-то распоряжение. На лице у него появилась хитрая усмешка.

Офицер кивнул.

Лукас выпрямился на стуле и спросил:

– У меня все, а у защиты?

Перри Мейсон покачал головой.

Судья объявил, что присяжных должны будут отвезти для осмотра места событий. И запретил им за это время обмениваться мнениями и пытаться воздействовать друг на друга.

Присяжных отвезли на место происшествия. Сначала им показали оба дома и окна обеих квартир, потом провели к квартире Моксли. По указанию Лукаса помощник шерифа предварительно договорился с Сиднеем Отисом, чтобы тот открыл свое жилье для обозрения.

Джон Лукас подошел к судье Меркему, отвел его в сторону и поманил пальцем Перри Мейсона.

– Можно ли проверить звучание дверного звонка?

– Не возражаю, – сказал Перри Мейсон.

Помощник шерифа нажал на кнопку. Наверху раздался слабый писк.

– Поскольку со звонком проделывается эксперимент, его следует снять, надлежащим образом идентифицировать и представить как вещественное доказательство, – заявил Перри Мейсон.

После минутного колебания Лукас сказал:

– Мы это сделаем по возвращении в суд.

– Как зовут нынешнего жильца этой квартиры?

– Сидней Отис.

– Выпишите для него повестку, – распорядился Джон Лукас с величием короля, привыкшего повелевать судьбами своих подчиненных. – Потом доставьте в суд. Отсоедините звонок и тоже привезите… Тем временем мы покажем присяжным место преступления, чтобы они там все как следует рассмотрели.

При этом он повернулся к помощнику шерифа и бросил на него многозначительный взгляд.

Сначала присяжным продемонстрировали квартиру Крендолла. Когда те столпились у открытых окон, снизу раздался настойчивый звон.

Перри Мейсон возмущенно схватил судью Меркема за руку.

– Это же равносильно проведению следственного эксперимента! Такие вещи не делают без согласия защиты! Так вот о чем вы шептались перед окончанием заседания и о чем теперь напомнили помощнику шерифа!

– Вы меня смеете обвинять? – вспыхнул Лукас.

– Достаточно, джентльмены. Вы привлекаете внимание присяжных.

– Что ж, мне придется дать членам комиссии указание не обращать внимания на этот звонок, – с возмущением продолжал Мейсон.

Лукас захохотал.

– Конечно, в протоколе такую вещь можно вычеркнуть, но в головах – никогда. Поэтому не советую вам больше упоминать о физической невозможности услыхать такой звонок.

Судья Меркем с явным сочувствием посмотрел, на Перри Мейсона, потом спросил:

– Нужно ли еще что-нибудь проверять?

– Нет, – отрезал адвокат.

Лукас покачал головой.

– В таком случае мы возвращаемся в суд.

Яркая лампа в кабинете Перри Мейсона освещала похожее на неподвижную маску лицо Филиппа Монтейна и как бы высеченные из гранита черты адвоката.

Делла Стрит, страшно возбужденная, сидела в уголке с раскрытой тетрадью.

– Вы виделись сегодня со своим сыном, мистер Монтейн? – спросил Перри Мейсон.

В хорошо поставленном голосе Монтейна-старшего промелькнули насмешливые нотки:

– Нет. Вы же знаете, что не виделись. Районный прокурор по-прежнему держит его в тюрьме как основного свидетеля, чтобы с ним никто не мог встретиться.

Мейсон сказал безразличным тоном:

– Кстати, не вы ли посоветовали принять такие меры предосторожности?

– Разумеется нет!

– А вам не кажется странным, что, несмотря на закон, который запрещает мужу выступать свидетелем против жены, Карла до сих пор не освободили из-под ареста и все еще называют «основным свидетелем»?

– Я как-то не задумывался на эту тему… И уж во всяком случае, не имею к этому никакого отношения…

– Понимаете, мистер Монтейн, я давно уже пытался уяснить, что может скрываться за этой историей. И постепенно пришел к такому выводу: кто-то стремится помешать моему тщательному перекрестному допросу Карла.

Монтейн промолчал.

– Известно ли вам, что я виделся с ним сегодня днем? – продолжал адвокат.

– Я знал, что вы хотите получить от него показания под присягой для оформления дела о разводе.

Перри Мейсон медленно и многозначительно произнес:

– Мистер Монтейн, я намереваюсь попросить мисс Деллу Стрит прочитать рам протокол всего там происшедшего.

Монтейн собрался что-то возразить, но Перри Мейсон повернулся к секретарше.

– Начинай.

– Вы хотите услышать то, что застенографировано у меня в тетради?

– Да.

– И вопросы и ответы?

– Да, все целиком.

Вопрос. Ваше имя Карл Монтейн?

Ответ. Да.

Вопрос. Вы супруг Роды Монтейн?

Ответ. Да.

Вопрос. Известно ли вам, что Рода Монтейн подала заявление о разводе, обвиняя вас в жестокости?

Ответ. Да.

Вопрос. Вы понимаете, что в понятие «жестокость» входит прежде всего ваше ложное обвинение ее з убийстве?

Ответ. Да.

Вопрос. Так обвинение было ложным?

Ответ. Нет.

Вопрос. Значит, вы можете повторить его?

Ответ. Да.

Вопрос. У вас имеются для этого основания?

Ответ. Очень много. Она пыталась подсыпать мне в шоколад наркотик, чтобы я спал, пока она поедет на свидание к Моксли. Она тайком вывела из гаража машину, совершила преступление, вернулась домой и забралась в постель, будто ничего не случилось.

Вопрос. Разве неверно, что вы знали о Моксли еще до того, как жена тайком поехала к нему в два часа ночи?

Ответ. Неверно.

Вопрос. Обождите минуту. Вы же наняли так называемый «хвост» для слежки за ней. Он вел ее до моей конторы накануне убийства. Он же – и до квартиры Грегори Моксли?

Ответ. Неправда.

Предупреждение. Отвечая на вопросы, не забывайте, что вы даете показания под присягой.

Ответ. Да, я действительно нанял такого человека.

Вопрос, Была ли одна из камер на машине вашей жены спущена, когда она выехала из гаража приблизительно в половине второго ночи?

Ответ. Да, насколько я знаю.

Вопрос. А в запасной камере торчал гвоздь, верно?

Ответ. Как будто бы.

Вопрос. Но воздух не успел полностью из нее выйти?

Ответ. Как я понял, нет.

Вопрос. Будьте добры, мистер Монтейн, объясните мне, как гвоздь мог оказаться в запасном колесе, отстоящем от земли на два или три фута, если только его туда не воткнули нарочно?

Ответ. Не знаю.

Вопрос, Дальше. Правда ли, что, когда жена загнала машину а гараж, она не смогла его закрыть?

Ответ. Да.

Вопрос. Однако, выезжая из гаража, – она двери сначала открывал, а потом закрывала?

Ответ. По всей вероятности, да. Так мне кажется.

Предупреждение. Вам не должно казаться. Ведь вы это отлично знаете. Потому что все прекрасно слышали.

Ответ. Да.

Вопрос. Когда она выезжала, ведь дверь закрывалась свободно?

Ответ. Да.

Вопрос. Правда ли, причиной заедания двери и того, что жена не сумела ее закрыть, стал буфер вашей машины, за который дверь зацепилась?

Ответ. Не думаю.

Вопрос. Можно ли считать фактом вашу заблаговременную осведомленность о том, что жена собирается в два часа уехать из дома?

Ответ. Нет.

Вопрос. Вы признаете, что нашли в сумочке жены телеграмму, подписанную «Грегори»?

Ответ. Да, но это было позднее.

Вопрос. И на телеграмме стоял адрес Грегори Моксли?

Ответ. Да.

Вопрос. Значит, вам не было известно, что жена собиралась на свидание с Моксли? И вы не решали попасть в его дом тогда же и увидеть собственными глазами все там происходящее? Не для этого ли вы придумали задержать приезд жены, проколов камеры в ее машине? Таким образом, у вас оказался известный запас времени, чтобы первым прибыть на место встречи. Вы сделали небольшой прокол в правой задней покрышке и загнали гвоздь в запаску. Последнее не сразу бросалось в глаза, а становилось очевидным лишь после того, как ее устанавливали на место негодного колеса. Разве после того, как жена оделась, вышла, села в машину и скрылась за воротами, вы не помчались на квартиру к Моксли, рассчитывая, что миссис Монтейн непременно заедет на авторемонтную станцию устранить, вернее сказать, сменить колесо с проколом в камере? Разве не перелезли через перила, разделяющие задние портики, не проникли на кухню в квартиру Моксли и не услышали, как тот требовал от вашей жены денег, даже если для этого потребовалось бы отправить вас и получить страховку? Разве не слышали, как жена заявила, что хочет мне позвонить? Разве вы, в ужасе от того, что ваше имя будет втянуто в такую некрасивую историю и это помешает финансовым комбинациям отца, не разъединили контакты в распределительном электрощитке, погрузив, таким образом, всю квартиру в темноту? А после этого не ворвались ли в комнату Моксли, услыхав звук удара и шаги жены, выскочившей из помещения? И вы не зажигали там спичек, желая выяснить, что же произошло? Разве тогда Моксли как раз не поднимался с пола, слегка оглушенный ударом, который Рода нанесла ему по голове топором? И разве вы, действуя по наитию, не схватили последний и не рассекли им череп Моксли? А после этого разве не двинулись по коридору, чиркая спичками, которые взяли в комнате возле пепельницы? И разве там вы не встретились с другим человеком? С тем самым, который звонил в дверь, не получил ответа, обежал вокруг дома и проник в квартиру тем же путем, что и вы? Этого человека зовут Оскар Пендер, сам он из Сентервилля. Он пытался заставить Моксли вернуть деньги, которые тот когда-то обманом выманил у его сестры. Разве у вас не состоялся с ним тихий разговор, в ходе которого вы объяснили ему, что оба попали в весьма сложное положение? Разве вы не заявили, будто нашли Моксли уже мертвым на полу, но полиция никогда этому не поверит? Не постарались ли вы после этого замести следы, не взялись ли за тряпку и не принялись ли обтирать ею дверную ручку, топор и все, к чему прикасались? А перед уходом домой вам разве не пришло в голову, что жена могла выскочить через черный ход и спрятаться в коридоре соседней квартиры? И не ради ли этого вы стали его проверять, освещая спичками, после чего вернулись в квартиру Моксли и выбрались на портик. Так как спички кончились, вы бросили коробок, врубили электричество и вместе с Оскаром Пендером поспешно удрали из дома. Потом погнали что было сил свой автомобиль, опередив жену лишь на пару секунд. Но в спешке не загнали его в гараж, как следует, и дверь заело. Вот почему вашей жене не удалось свести вместе две раздвижные половинки!

Ответ. Великий боже, да! Сколько же времени я возился с этими проклятыми дверями, чуть с ума не сошел. Только в отношении убийства вы ошибаетесь. Я выключил электричество, чтобы Рода могла убежать, а потом испугался, как бы он ее не поборол. Вначале я услышал глухой удар в темноте и чье-то падение. Зажег спичку и пробрался в комнату. Моксли лежал на полу. У него был пустяковый ушиб, но он себя не помнил от ярости. Он набросился на меня. Топор лежал на столе. Я его схватил и в темноте стал им размахивать, как пращой. Потом окликнул Роду7. Она не ответила. У меня больше не оставалось спичек. Я начал ощупью пробираться к выходу. Тогда-то и уронил ключи от гаража. Но в ту минуту я не спохватился. Вдруг кто-то еще зажег спичку. Это был Пендер. Остальное соответствует вашему рассказу. Тогда я не собирался обвинять Роду. Дал Пендеру денег, чтобы тот немедленно уехал. У же почти вернувшись домой, я заметил, что потерял ключи от гаража и сразу же представил себе все происшедшее.

Вопрос. Потом поднялись к себе в спальню, взяли запасные ключи и загнали машину, а как только жена вернулась и легла спать, выкрали у нее из сумочки те самые ключи, которые позднее показали мне в конторе? Правильно?

Ответ. Да, сэр, правильно. Я был убежден, что Рода станет ссылаться на самозащиту и что присяжные ей поверят. Поэтому и обратился к вам, прежде чем заявить в полицию. Я не сомневался, что вы сумеете ее вызволить.

Вопрос. Итак, насколько я понимаю…