Будильник захохотал, заухал и завизжал самым ужасным образом. Я быстро выбросила вперед руку, схватила завывающую тварь и зашвырнула ее в угол. Блаженная тишина бальзамом пролилась на мои уши, но сон успел сбежать. Жаль, я в нем зажигала с ослепительным красавцем на Лазурном берегу! Стоп, какие могут быть к черту красавцы? Я же сегодня выхожу замуж за Костика! И будильник поэтому поставила на такой ранний час. Пришлось высунуть голову из-под одеяла, которое меня спасало по ночам от морозильного холода кондиционера. По моему разумению, летом спать нужно в прохладе, но под теплым одеялом.

За умывальными процедурами я вспоминала сон и размышляла о том, что Костика красавцем можно было назвать с большой, да чего там преувеличивать – с огромной натяжкой. Но мама любила повторять, что «с лица воды не пить». Эта фраза как нельзя лучше подходила моему жениху, который (я взглянула на часы) очень скоро станет моим мужем. С лицом у Костика были проблемы: узкий треугольник вмещал в себя довольно крупный «римский» нос, тонкие губы, безвольный подбородок. Глазки по природе своей были маленькими, но толстые стекла очков заметно их увеличивали. Расточка Костик был выше среднего, но сильно сутулился, поэтому казался совсем невысоким. И еще волосы. Их он любил, купал в шампунях и бальзамах, отчего они кудрявились светло-каштановым облаком. Он их носил до плеч и никогда не собирал в хвостик. Вот уже лет пятнадцать как я знаю Костика, и ничего в его внешности за эти годы не изменилось.

Но Костик относился к тем людям, которые завораживают собеседника умным красноречием, заставляющим забывать о его внешности. Прихлебывая утренний кофе, я снова перечисляла про себя все пункты, по которым выходило, что мне нужно как можно быстрее выходить замуж за Костика. Эти самые пункты я неоднократно обсуждала с Риткой, Громовым и мамой, поэтому в списке значились как моральные, так и материальные плюсы. Итак, Костик был профессором физико-математических наук, заведующим кафедрой «Чего-то там» в нашем НИИ и еще преподавал в университете. Он частенько ездил в разные страны с лекциями по приглашениям тамошних учебных заведений, а также на заморские симпозиумы и конференции, что говорило о его высокой котировке среди светил науки. Соответственно, брак с ним давал мне высокий социальный статус, положение в обществе и так далее. У Костика была трехкомнатная квартира, дача, «Вольво», но обо всем имуществе заботилась его мамочка, вплоть до техосмотра. К слову сказать, мамочка была безобразно жирным минусом среди плюсовых достоинств моего будущего мужа, о ней мне сегодня вообще не следовало думать, чтобы не сбежать из-под венца в разгар бракосочетания. Все перечисленные «положительные стороны» пестовала моя мама, без устали твердившая, что «Костик старше меня, серьезнее, он сможет обеспечить будущее нашим детям». А потом всегда добавляла про лицо, которое не следует использовать в качестве емкости для питья. И «гулять», по ее представлениям, Костик не будет, и обижать меня не станет. Дальше она, в поисках сравнений, перекидывалась на собственную жизнь, в которой мой родитель, выступавший одно время в роли маминого мужа, вел себя ужасно: пил, бил, гулял. Но это уже была другая история.

Марго радела за этот брак по следующим причинам: «Он не будет тебя принуждать к чему-либо, контролировать каждый шаг, а значит, ты сможешь вести такой же образ жизни, как и раньше, – втолковывала она мне. – Твой Костик даже наличия любовника не заметит, ну если только тот не будет лежать к его приходу в супружеской постели. Ученые – народ рассеянный. Он нежадный, значит, одеваться, обуваться и украшаться золотишком будешь беспрепятственно в самых дорогих магазинчиках. По салонам красоты станешь шататься на новенькой иномарочке, питаться – в кабаках, отдыхать – на модных курортах. По дому все делает у него прислуга, так что нудный быт и тот отменяется. Чтобы не родить урода, надо будет зачать от нормального мужика, только чтобы все по срокам совпадало. Он же у тебя математик, а не биолог, так что в жизни не догадается!» В общем, Ритка была уверена, что этот брак сделает меня еще более свободной и независимой женщиной. И лучше в браке быть любимой, нежели любить самой. И доказывала мне свою точку зрения при любой возможности.

Я посмотрела на часы и налила себе еще чашечку кофе. Хорошо Ритке рассуждать, а замуж все-таки мне идти. Разглядывая цветочки на кухонных занавесках, я томилась смутными волнениями по поводу сегодняшнего празднества. Правильно ли я делаю? Да, я Костика уважаю, мне нравится его преданность, всепонимание и забота, его целеустремленность и увлеченность собственным делом. Он цельная личность, Костик Коржиков, и вполне подходит мне в качестве мужа. Но я его не люблю… Впрочем, я никого не люблю. Я тяжко вздохнула, забросила чашку из-под кофе в раковину и побрела в прихожую.

Громов, на мой взгляд, был излишне прямолинеен: «Хватай своего Костика в охапку и тащи в ЗАГС, пока его мамаша не пронюхала. Кто же на тебе, кроме него, вообще женится? Шить, вязать, вышивать, а главное – готовить, ты не умеешь. Убирать, стирать и гладить ты не любишь. На дачу работать тебя не загонишь, детей рожать тебя не заставишь. По ночам с Риткой на дискотеках прыгаешь, по вечерам у телика с книжкой валяешься с чипсами в обнимку, днем на работе пропадаешь. Спрашивается, кому такая жена сдалась, когда на каждом углу по десятку баб, которые готовы мужика на руках носить, причем хромого, лысого и пьяного. А твой Костик парень хоть куда, завидный жених!» На Громова я не обижалась, за правду вообще обижаться не следовало, а большая часть из его обвинений была абсолютной правдой.

Что ж, сегодня я стану мадам Коржиковой, хотя нет, я же оставляю свою фамилию, значит, я стану мадам Аверской, женой профессора Коржикова. Зашнуровав кроссовки, я потопталась по прихожей, соображая, ничего ли я не забыла, сгребла с полочки связку ключей и выпихала саму себя из квартиры. Путь мой лежал в сторону гаража, в котором обитала престарелая «девятка». Мы с нею обоюдно друг друга не любили и всячески пакостничали по мелочи: я ее не мыла, она регулярно ломалась. «Продай ее, пока в психушку не попала», – требовала Ритка. «Ну нет, она мне столько нервов вымотала, я ее лучше сгною!» – отбивалась я. Подруга даже пыталась мне свой «Ситроен» всучить, но я отказалась наотрез. Такого подарка я принять не могла ни под каким предлогом. Тогда Ритка стала настаивать, чтобы я его купила за три штуки баксов в рассрочку. Но это то же самое, что забрать даром, и я не согласилась.

До гаража нужно было топать пешком десять минут, это если быстро шагать, и двадцать – если ехать на троллейбусе. Я шагала. Сегодня мне надо будет забрать платье у швеи (вчера была последняя примерка), сделать маникюр и прическу. Я собиралась еще заскочить со своим резюме в одну фирму, у них есть вакансия, которая меня невероятно интересует. Так что не стоило откладывать на потом этот визит, вдруг, пока я буду замуж ходить, к ним какой гений заглянет! И чтобы опять не опоздать на бракосочетание из-за гипертрофированного карьеризма, я собиралась использовать для передвижения «свою корову», так ласково я величала за глаза «девятку».

Ну вот, давала себе слово сегодня не вспоминать о той истории, но это словечко «опять» сделало свое подлое дело. Это не первое наше бракосочетание с Костиком. Первое сорвалось три месяца назад самым кошмарным образом. Дело в том, что, несмотря на заверения Маргариты о моей замужней жизни в богатстве и достатке, я собиралась продолжать делать карьеру. По профессии я журналист, но уже давно доросла до уровня редактора, и даже главного редактора. Во всяком случае, два года я занимала именно эту должность в редакции «Прима-Спрут», которая выпускала целых три газеты: детскую, спортивную и стоматологическую. Две последние выходили на восьми полосах, детская – на четырех. Но это ерунда, мы собирались расти! Собирались до тех пор, пока наш генеральный спонсор – банк «Мегастройноватор» – не развалился самым подлым образом. Из всей троицы не умерла только стоматологическая газета, которую хозяева продали другому издательству, в котором был свой собственный главный редактор. Я осталась не у дел. Впрочем, я не долго была безработной, всего лишь два дня, пока не наткнулась в Интернете на объявление «Автопробега». Эта газета нуждалась именно в главном редакторе с опытом работы. Зарплату сулили более чем приличную, и я потопала туда на собеседование. Сразу после собеседования я пошла сдавать главному бухгалтеру трудовую книжку – меня приняли на работу. Ой, только не подумайте, что босс клюнул на мою потрясающую внешность и не смог устоять перед соблазном! Все было не так.

Три месяца подряд я рьяно выполняла все требования генерального директора, желая продемонстрировать, насколько ценного сотрудника он приобрел в моем лице. Впрочем, на новой работе все было хорошо, кроме этого самого директора. С Владиславом Жаткиным у нас с первых дней установилось стойкое неприятие друг друга, непонимание и неудовольствие от общения. Вообще-то я очень легко схожусь с людьми и прекрасно нахожу общий язык с начальством. Но тут был особый случай, как говорит моя мама, «нашла коса на камень». Владислав Валерьевич был высоким, симпатичным и неглупым молодым человеком, который считал себя невероятно умным, опытным, стильным, красивым, прозорливым, предусмотрительным и еще черт знает каким. Не хватит пальцев рук и ног, чтобы перечислить все достоинства, которые приписывал себе г-н Жаткин. Он себя очень любил и уважал.

При всем при этом он ни черта не смыслил в издательском деле, понятия не имел, как следует выстраивать работу редакции и как вообще руководить людьми. К мнению подчиненных по любым вопросам он не прислушивался, обожал давать тупейшие распоряжения и устраивать нелепейшие командировки. В одну такую он заслал меня накануне свадьбы. Конечно, я попыталась объяснить положение вещей, но беседа с ним очень быстро вошла в такое русло, что либо я должна была ехать, либо он уволит меня по статье. Такого позора я бы не пережила, потому что заиметь подобную запись в трудовой книжке после двух месяцев работы – означало поставить крест на карьерном росте. Я полетела в Пятигорск, где должны были состояться те проклятые переговоры, которые я провела с блеском и отстояла интересы газеты по всем пунктам. Всю ночь я просидела в аэропорту. Из-за непогоды самолеты не летали. Утром отправилась на автовокзал, понимая, что свадьба накрылась медным тазом. Позвонив из переговорного пункта, я хотела предупредить Костика, но трубку взяла Стела Марковна. Дрожащим от ярости голосом она поинтересовалась, где я нахожусь и почему мой телефон не отвечает. Я призналась, что сижу на вокзале в Пятигорске, жду автобуса и не успею приехать вовремя, потому что самолеты не летают. Когда она закончила свою тираду, я поняла, что не видать мне Костика как своих ушей без зеркала, она его съест заживо, чтобы только мне не достался. Она заявилась потом ко мне в квартиру и забрала подвенечное платье, туфли и фату, а также серьги с бриллиантами, которые мне Костик вручил заранее, чтобы я смогла их одеть на регистрацию. И по всему городу растрезвонила, что «они отказались на мне жениться».

Господи, чего я только не наслушалась в те дни от своего окружения, промолчала только мебель в доме. Но мне в тот момент до слез было жалко Костика, я же знала, через что ему пришлось пройти ради этого брака, поэтому через три месяца я снова согласилась выйти за него замуж. На этот раз без ресторанов и толпы гостей на сто человек, без фаты и бриллиантов. Будет Рита, Громов и Феофан Леопольдович – дед Костика. Он у него жуткий авантюрист, и меня обожает. Маму я порадую после торжества, тем более, что она сейчас в санатории. Стела Марковна тоже пока не знает о сегодняшнем проступке сына. Как высказалась язва Марго, «ничего, потом сюрпризом будет». Мама Костика меня ненавидела с самого детства, яростно, самозабвенно и до умопомрачения. Ее бесило все: мое происхождение, внешность, характер, образование и профессия. Мне она тоже не нравилась. Она так ликовала по поводу нашего разрыва, что могла и не пережить нашего воссоединения, поэтому мы решили пока утаить положение вещей. Правда, у меня было такое чувство, что Костик боялся, что она его запрет в квартире и не пустит под венец или прибежит в ЗАГС и придушит меня у алтаря. И то и другое было вполне в духе моей будущей свекрови.

За этими размышлениями я добралась до своего гаража. В семь утра город еще мирно дремлет, поэтому я не встретила ни единой живой души в этих местах. Гараж у меня прячется в весьма укромном закоулке. На небольшом участке тесно прилепились друг к дружке пара десятков гаражей, втиснутых между котельной и школьным стадионом. Мой располагался в самом неудобном дальнем углу, отчего моя «девятка» обзавелась несколькими вмятинами, пока я приноравливалась к въезду и выезду. Именно из-за этого ужасного подъезда гараж достался мне за копейки. Я жила в центре города, и новые гаражи простым смертным здесь ставить не разрешалось, поэтому те, которые уже имелись в наличии, стоили невероятно дорого. А тут такая удача: и рядом и задешево.

Замыкался он на три навесных замка и один внутренний. Отмыкая самый нижний, я заметила на земле связку ключей. Странно, кто же их здесь уронил? Я нервно осмотрела землю. Неужели опять нагадили? Ничего кучкообразного и дурно пахнущего, к моей вящей радости, я не увидела. Выходило, что хозяин ключей либо ограничился малой нуждой (я неодобрительно поморщилась), либо перелазил через забор, отгораживающий территорию моей собственности от школьного стадиона. Полез – и ключи выпали из кармана. Больше никакого путного объяснения, как ключи оказались на земле, я найти не смогла. Заметив в связке ключи от импортной машины, я насмешливо хмыкнула. Интересно, как он теперь без ключей на ней ездить будет? С такой рассеянностью второй комплект, наверняка, уже утерян. Пожав плечами, я сунула найденные ключи в сумку. Потом напишу объявление и приклею на ворота, если кто вспомнит, что здесь ошивался, пусть звонит. Жмурясь после яркого солнца, я втиснулась боком в недра гаража, пробираясь к дверце водителя. Справа от машины находился стеллаж, на котором топорщилась гора вещей, перекочевавших сюда из моей квартиры. Они уже были как бы не нужны, но и не поломаны, поэтому выбросить их рука не поднималась. Здесь пылились бабушкина швейная машинка, старый пылесос, кухонный комбайн, огромная перина, запакованная в целлофан, три шезлонга и разобранный детский манеж. В необъятном ящике хранились несколько кастрюль, два чайника и медный таз. Это богатство считалось моим приданым, которое я больше не могла видеть у себя на балконе. Были еще ящики с книгами, которые больше никто во всем мире никогда не захочет читать, но их тоже я не могла выкинуть из-за почтительного отношения к печатному слову.

Стеллаж с хламом занимал очень много места, поэтому сильно затруднял доступ к машине. Но я уже приноровилась. Юркнув в салон, я вставила ключ в замок зажигания, повернула его, предварительно выжав сцепление. О, чудо! «Корова» завелась с полуоборота. Я насторожилась и даже нахмурилась. Давно известно: стоит ей сразу завестись, как весь день катится через пень-колоду. Ну нет, только не сегодня. У меня же свадьба! Я выключила мотор, посопела, проговорила про себя поговорку про Карла, Клару и кораллы и снова завела машину с первого раза. Так, главное без паники. Свадьбе быть – ее не миновать! Я буду ездить осторожненько, ни в кого не врежусь и даже резюме сегодня не повезу. К черту карьеру, да здравствует личная жизнь! Завтра его повезу.

Успокоив себя таким образом, я тихонько выкатилась из гаража. И тут вспомнила о раскладушке. По идее, она должна была присоединиться к содержимому стеллажа неделю назад, потому что я сделала перестановку в квартире, и сей предмет оказался лишним. Но с тех пор вожу ее в багажнике, где эта зараза ужасно гремит и нервирует меня, однако каждый раз, въехав в гараж, я волшебным образом о ней забываю. И когда выезжаю из гаража, тоже о ней не помню, и только когда начинаю прыгать по ямам на соседней улице, а она злорадно принимается тарахтеть – вспоминаю, но возвращаться мне обычно лень. Сегодня я вспомнила о раскладушке вовремя, даже ворота еще не закрыла! Похвалив себя, я снова заглушила «девятку», в глубине души надеясь, что теперь она точно начнет чихать и выделываться, вылезла из машины и потопала к багажнику.

Раскрыв его, я некоторое время в оцепенении созерцала то, что в нем лежало вместо раскладушки. Но через секунду отскочила на приличное расстояние, жалея, что не могу упасть в обморок или хотя бы заорать во все горло – от ужаса у меня пропал голос. Помахав руками, я честно попыталась завопить что-нибудь вроде «спасите-помогите», но у меня получился лишь жалкий писк. Сделав несколько глубоких вздохов, я подкралась маленькими шажками к машине и, вытянув шею, снова заглянула в багажник. Увы, никаких галлюцинаций! Он действительно был там. Мне ничего не привиделось. В утробе моей «коровы» лежал себе, уютно свернувшись калачиком, и хитро на меня поглядывал правым глазом мой недавний шеф и генеральный директор ЗАО «Брут» и «Автопробега» Владислав Валерьевич Жаткин. Нет, он вовсе не хотел поиграть со мной в прятки или подурачиться. Он уже вообще не мог во что-либо играть, и дурачиться тоже не мог, потому что был стопроцентно мертвым. Жаткин стал трупом, а моя машина – гробом.

Я быстро захлопнула багажник и даже закрыла его на ключ, словно боясь, что Жаткин оживет, как в фильме ужасов, и на меня набросится. Дрожащими руками набрала на сотовом номер Громова и сказала.

– Громов, сию секунду дуй к моему гаражу. Я попала в такую задницу, что…

– В «мэрса» въехала? – ужаснулся Громов, вспомнив, видимо, что в соседнем гараже обитает «Мерседес» последней модели.

– Если бы, – вздохнула я.

– Аверская., во что ты вляпалась на этот раз? – сурово спросил он.

– В дерьмо, – кратко проинформировала я.

– А то ты куда-нибудь еще вступала! – рявкнул Громов и отключился.

Он живет на соседней улице, так что через пять минут прибежит мне на помощь. К машине я подходить боялась, поэтому пристроилась на пеньке неподалеку. Кто же мне подложил эту свинью в багажник? Мертвый Жаткин в моем багажнике в день моей свадьбы – это даже не свинья, а целая свиноферма! Ну нет, я не позволю ему во второй раз разрушить мое семейное счастье! Хватит того, что он лишил меня работы и на долгие годы вперед подорвал веру в человеческую порядочность.

Уволиться из газеты мне все же пришлось, несмотря на мое карьерное рвение. Причем увольнение сопровождалось жутким скандалом. Мой уход ничего хорошего для газеты не принес, но Жаткин этого в расчет не брал, когда орал с пеной у рта: «Вон из моего офиса». Я в долгу не осталась и тоже прокричала все, что я о нем думаю.

Дело в том, что полгода я пахала, как ломовая лошадь, на благо общего дела, не забывая, конечно, о собственных выгодах (мне обещали повышение заработной платы). Я занималась рекламой издания, носилась по брифингам, презентациям, акциям. Собственноручно раздавала газетки в народе, рассказывая о потенциале издания. При этом собирала материалы в номер, перерабатывала статьи из Интернета, сочиняла соцопросы, выдумывала интервью, потому что не могла в одиночку все это сделать натуральным образом.

Но Жаткину все было мало, ему казалось, что оставались во мне неиспользованные ресурсы. Правильно казалось. И вот в прошлом месяце Жаткин собрал общее собрание и хорошо поставленным голосом сообщил о том, что назрел вопрос о собственном рекламном отделе. Дескать, наша газета вполне может быть прибыльной и рентабельной, если начать распродавать рекламные площади, поэтому он поручил редактору, то есть мне, заняться рекламой. Остальные должны были быть на подхвате. Каждому, кто притащит в газету рекламу, было обещано двадцать процентов. Дальше последовала десятиминутная речь о том, что хватит сидеть на всем готовом, пора и деньги учиться зарабатывать. Вообще-то я давно удивлялась, почему у нас глухо с рекламой, но мудро помалкивала: как известно, инициатива наказуема. До сих пор финансирование издания шло за счет фирмы «Брут», но всем было понятно, что эта фирмочка даже на туалетную бумагу для сотрудников не зарабатывает. И на самом деле «Автопробег» служил для отмывки чьих-то грязных средств, которые прогонялись по брутовским документам. И Жаткин – это лишь подставная фигура, соответственно, куражиться он мог лишь перед сотрудниками редакции. Но внешне все выглядело в пределах нормы, зарплаты нам выплачивали без задержек, так чего же было не работать?

Но теперь моей вотчиной становилась реклама. И я готова была его убить за этот бред. То, что он предлагал делать, даже не пахло профессионализмом. Во-первых, я уже не раз занималась привлечением рекламодателей, и для меня это было отнюдь не новое дело, не то, что для Жаткина, который только слышал звон, да не знал где он. Реклама – это серьезный и многоуровневый процесс, и, в отличие от шефа, я понимала, что редактор не может быть одновременно еще и рекламными агентом. Во-вторых, создание базы рекламодателей – это весьма трудоемкий и долгосрочный проект. А зная Жаткина, я подозревала, что с завтрашнего дня он примется спрашивать с меня результат. И в-третьих, меня раздражало все показное, глупое и ненатуральное, как школьная комсомольская организация в годы моей юности. Зачем она, кому нужна, чем занимается, что решает?

Но никакие аргументы не подействовали – реклама полностью повисла на мне. И тут я решила, что смогу это вытянуть. Нет, я не сошла с ума, я поступила еще глупее : убедила себя доказать окружающим, что я суперспособная и деловая женщина. «Автопробег» стал смыслом моей жизни: я жила на работе и жила работой. Статьи в газету я теперь готовила по ночам (между нами девочками – это было не так уж и сложно), а весь день с утра до вечера висела на телефоне, «привлекая клиентов на свободную рекламную площадь». Дело пошло на лад. Я подписала несколько договоров с перспективой дальнейшего сотрудничества. И наметила неплохой список потенциальных рекламодателей.

И тут Жаткин притащил в офис невообразимую девицу. Высокая и худая, как жердь, она была живой карикатурой к песне о «секс-бомбе». Ноги-палки с острыми коленями были обуты в ботики на невероятной шпильке. Мохнатый топик не прикрывал живота, запавшего между ребер. Выпирающие тазобедренные суставы и тощий зад обтягивал небольшой кожаный лоскуток, принятый наверняка хозяйкой за юбку. Руки-плети были увешаны золотыми браслетами, а на пальцах блестели многочисленные колечки. Жиденькие волосы были некачественно промелированы и прихвачены зажимом, по типу моделей из модных журналов, чтобы, значит, художественный беспорядок на голове и все такое. Она томно смотрела на мир густо накрашенными коровьими глазами и беспрестанно жевала жвачку. Девица, допускающая в речи все мыслимые и немыслимые ошибки, стала начальником отдела рекламы! Мне было поручено «натаскать» Линду (имя-то какое!) Васильевну Газелькину в рекламном деле. Девица в свои двадцать пять лет успела многого достичь: научилась курить через каждые десять минут, в разговоре томно закатывать глаза, делая вид, что она знает много больше, чем окружающие, качать права, если не хотелось выполнять какое-нибудь поручение, ныть капризным голосом, если ее все же заставляли работать, и это, пожалуй, все. Самое интересное, что она нигде ни дня не работала. «Автопробег» заполучил ценного сотрудника. Целыми днями она изводила сигареты и кофе да отвлекала всех от работы пустой болтовней.

Я не собиралась заниматься воспитанием нового члена команды, тем более, что тут уже было ничего не поправить. Объяснила ей вкратце, что говорить, кому звонить и как заманивать народ в рекламодатели, продемонстрировала на примере, далее она должна была действовать сама. Но не тут- то было. Через две недели Жаткин вызвал меня к себе и попросил передать всю базу с моими рекламодателями Линде. Отныне я должна была заниматься своей работой – редакторской, а она возьмет на себя рекламу. Я чуть со стула не свалилась: ведь это означало, что реклама следующего месяца, на привлечение которой я ухлопала столько сил, нервов и времени, достанется этой драной кошке! Я попыталась договориться, что мои клиенты, наработанные за это время, останутся в моем ведении. «У меня с ними установился контакт, поэтому лучше будет, если я продолжу работать с ними» – распиналась я. Что, в принципе, было абсолютно логично. А Линда вполне могла дальше расширять рекламную базу, привлекать новых клиентов, в общем пахать непаханую целину. Я приводила какие-то доводы по поводу того, что, чем больше человек занимаются рекламой, тем больше отдачи от нее будет, а он слушал и ухмылялся. Затем ему слушать надоело, и он заявил, что я могу быть свободна. Тогда я сказала, что не понимаю, почему должна отдать плоды своих трудов Линде, а Жаткин сказал, что не понимает, зачем ему такая строптивая сотрудница, которая не желает выполнять его распоряжений. Вот тогда и разгорелся тот мировой скандал: я высказала все, что у меня накипело на душе, а он – все, что думает и про мою душу, и про накипь на ней. Жаткин завел свою шарманку о том, что я могу не задержаться на этой должности, если буду так себя вести. А я послала его в изысканных выражениях вместе с его, то есть с моей, должностью. И тогда он мне заорал: «Вон из моего офиса». В запале я заявила, что будь у меня пистолет, то пристрелила бы его на месте, потому что «ненавижу его самого и его доходную суку». Увы, сказала именно так, не смотря на воспитание.

И вот на тебе, пожалуйста, мое желание исполнилось – Жаткин стал трупом сам по себе, без всяких усилий с моей стороны, но, чтобы не изменять своей подлой натуре, спрятался напоследок в моем багажнике. Даже будучи мертвым, он умудрился мне насолить! Я прислушалась к себе: нет, мне нисколечко его не жалко, он плохо обходился со мной при жизни, а уж после смерти вообще нагадил по полной программе. И если о покойниках следует говорить только хорошее, то Жаткина мне не следует поминать вслух до конца собственной жизни. Но удержаться не было никакой возможности – настолько мне был неприятен этот человек, и я высказалась в сторону «девятки», ставшей саркофагом, не слишком красиво (маме бы не понравилось). И вам меня не понять, если только вас не унижали прилюдно и не вытирали о вас грязные подошвы стильных ботинок! Нет, я не совсем бесчувственная, что-то такое плескалось внутри меня, но оно не имело ничего общего с состраданием. Чувство, которое я в этот момент испытывала, называлось СТРАХ. Пялясь на багажник своей машины, я отчетливо понимала, что кто-то настолько сильно меня ненавидит, что, убив моего бывшего шефа, спрятал труп в моей машине. Как я теперь смогу ездить на ней? Как?

– Привет, Аверская! Что ты несла такое по телефону? – гаркнул над ухом Громов.

От неожиданности я подлетела на своем пеньке на полметра, как тот медведь из сказки, которого изводила Машенька, сидя в коробе.

– Громов, ты чего орешь? Меня чуть кондрашка не хватила!

– Нет, я не понял, она меня выдергивает из дому в семь часов, вопит, что все пропало. Я бегу, ломая ноги, и вижу на пеньке Роденовского мыслителя! Может, с тобой не только шепотом, но еще и по-французски разговаривать?

– Громов, у меня в багажнике труп, – перебила я поток его красноречия.

– Да иди ты! – не поверил он.

Я ему ключи протянула и опять на пенек присела. Он открыл багажник и присвистнул.

– Ты почто шефа замочила? – обернулся он ко мне.

– Дурацкая шутка, – не одобрила я юмора.

– А кто шутит. Замок багажника цел? Цел. Замки на воротах гаража пострадали от взлома?

– Нет, все были на месте.

– Ну, и как же так получилось? Он что, сквозь скважины прополз и сдох от усилий?

– Думаю, его кто-то туда засунул, – как прилежная ученица, ответила я.

– Правильно. А у кого имеются ключи от всех этих замков?

– Только у меня.

– Значит, кто его укокошил? Правильно – ты. Как ты думаешь, Аверская, кого посадят в тюрьму, когда менты увидят это безобразие? Молчишь? Вот, скажем, что ты вчера вечером делала?

– Читала. Читала я, Громов! Одна, без свидетелей. С дивана не падала, дверьми не хлопала, никакого характерного шума не производила, поэтому соседи тоже в свидетели не пойдут. И спала я одна-одинешенька. Но я его не убивала, и ты это знаешь, поэтому завязывай меня тюрьмой пугать. Давай лучше шевели мозгами, как мне помочь.

Громов еще раз посмотрел на скрюченный труп, сплюнул себе под ноги, вытащил сигарету из пачки и закурил, глубоко затягиваясь.

– Вот только без паники, Аверская, и без неврозов! Значит так, давай дробить задачу на части. Сначала решим, что будем делать с трупом. Тебе нужны разборки с ментами, если ты его не убивала? – дымя, как паровоз, спросил он.

– Нет, не нужны. Я потом до конца дней своих буду девушкой, у которой то ли труп в машине нашли, то ли она кого-то пришила. Я тебя, Громов, позвала, потому как ты мне сможешь помочь от него избавиться, – призналась я. – Если ты не забыл, то я сегодня опять выхожу замуж, более того, намерена-таки выйти! Давай выбросим его из машины – и дело с концом!

– Дорогая, я помню про твою свадьбу, но тут попахивает роком. Не дай Бог тебе собраться за Костика в третий раз – не миновать ядерной войны!

– Что значит в третий? – возмутилась я. – Сегодня только второй!

– Так и я ж о чем, нет предела для совершенства.

– Громов! Хватит болтать, вытаскивай его оттуда.

Тут Громов прочитал мне целую лекцию по криминалистике, на тему, почему нельзя труп Жаткина бросить в соседних кустиках.

– Менты будут искать объяснение, почему он здесь валяется, хотя убит не здесь. Они спросят себя: «Кто и почему его выбросил именно в этом месте?» Выяснят, чьи гаражи по соседству и выйдут на тебя. Узнают, что он тебя с работы попер и обрадуются. Проверят багажник и найдут в нем кровь Жаткина. И все – пишите письма!

– Громов, я его из города в багажнике вывозить не буду. Тот, кто мне его в багажник сунул, рассчитывал именно на это. Все знают, я езжу ужасно, все время правила нарушаю и меня менты чуть ли не каждый день останавливают. Представляешь, что бы было, если бы меня сегодня остановили?

– Спокойно, без паники! Теория твоя шаткая. И о том, кто подсунул шефа в багажник, мы подумаем позже. А сейчас скажи, где он живет, точнее жил?

– Точного адреса я не знаю, – нахмурилась я, – но это возле Золоторевой рощи, в новом жилищном комплексе. Я как-то подвозила Леночку в налоговую, и она мне показала дом, в котором шеф проживает, то есть, я хотела сказать проживал.

– Ага, ясненько, давай в машину, – скомандовал Громов. – Предлагаю доставить его ближе к дому, где труп будет более логично смотреться.

Я быстро заперла гараж и села в машину. От присутствия самоуверенного Громова мне стало легче, а он примостился рядом, как ни в чем не бывало. У меня же было такое чувство, что везу в машине бомбу замедленного действия и вот-вот мы взлетим на воздух. Мне ужасно не хотелось кататься с трупом Жаткина в багажнике, но Громов прав, надо его отвезти куда-нибудь подальше. И тогда: я не я, и хата не моя! Общаться с родной милицией и доказывать, что ты не верблюд, не было ни малейшего желания. Вдруг они не захотят морочить себе голову, разыскивая ловкача, который устроил все это представление, а возьмут тепленького верблюда и сделают его козлом отпущения? В моем случае козой отмщения за неправедное увольнение, ведь гораздо проще свалить все на меня. И свалят, как пить дать. От таких мыслей заныло сердце и засосало под ложечкой.

– Значит так, спокойно едем. Не нервничаем. Если по улице Пирогова, через Морской проулок, то будем в роще через пять минут, – инструктировал меня Громов. – Туда можно заехать очень хитрым способом, через частный сектор. Сейчас довольно рано, только восьмой час, выбросим его на берегу пруда, там есть такой спуск, и старые лодки на берегу валяются.

– А если нас заметят?

– Что ты предлагаешь?

– Не знаю.

– Тогда и не дергайся. Поехали.

В рощу мы проехали действительно очень странными путями. Но до пруда не доехали. Толька наша машина нырнула в густую поросль деревьев и кустарника, Громов велел остановиться.

– Смотри, прекрасное место. Открывай багажник.

Труп вылезать не хотел, он прижился моем багажнике. Но Громов, парень спортивного телосложения, поднатужился и справился. Я в ужасе озиралась, ожидая в любой момент появления милиции с собаками или свидетелей с фотоаппаратами. Я была Громову не помощник, словно в ступоре наблюдала, как верный друг тащит в кусты моего врага. Неужели это все со мной происходит наяву, весь этот детектив с элементами ужасника? Не может быть, я сплю и вижу страшный сон. Громов ругнулся, продираясь сквозь кусты и я задрожала от страха. Это все взаправду.

К моей вящей радости, нынче утром никому не взбрело в голову прогуляться по этой аллее: ни собачникам с питомцами, ни любителям бега трусцой. Место было действительно уединенным и укромным, люди забредали сюда редко. Дальше через ров шло поле, на котором торчали две коробки недостроя, задуманные как многоэтажки. Строительная фирма облажалась, свечки дали крен, едва дойдя до четвертого этажа. Строительство заглохло, и теперь мертвые дома превратились в памятники человеческой халатности, в народе этот мемориал не пользуется популярностью. Так что здесь вполне можно устроить братскую могилу для бесхозных трупов. При этой мысли я торопливо перекрестилась – не дай Бог, еще раз пройти через подобный ужас! А для Жаткина сойдут и кустики, попробуй его дотащить до тех руин! Наконец, Громов припрятал в густой пене зелени моего бывшего шефа и вышел, отдуваясь, никем не замеченный. В полном молчании мы погрузились в машину, и я едва сдерживалась, чтобы не дать по газам. И только выбравшись на проспект, перевела дух.

– Снизь скорость, ему нас уже не догнать! – посоветовал Громов, дымя вонючей сигаретой.

– Громов, как ты думаешь, кто его грохнул? А главное, почему его подсунули мне? – не отрывая глаз от дороги, спросила я.

– Не умеешь ты, Аверская, вопросы правильно формулировать, – посетовал Громов, – лучше спроси, кто тебя так ненавидит.

– Нет понятно, что тот, кто подсунул мне труп, тем самым выразил не самые добрые чувства по отношению к моей персоне. Но честно сказать, я не думаю, что у нас с Жаткиным могут быть общие враги.

– Я бы сказал так, что убийца прежде всего является врагом Жаткина, а тебя использовал для подствавы, если бы не одно «но».

– В смысле?

– В том смысле, дорогая, что этот тип с тобой очень близко общается, если сумел сделать дубликаты ключей и от гаража, и от машины. Соответственно, выглядит он внешне, как твой друг, но по сути своей он тебе злейший враг. Ведь этот тип мог грохнуть Жаткина, и бросить его где угодно, но взял и припрятал его у тебя. Вывод – он и тебя ненавидит.

– Логично, но страшно, – запечалилась я.

– Аверская, ты не дрейфь, лучше подумай, кого это ты так сильно достала? Как у тебя обстоят дела с врагами?

– До сегодняшнего дня я думала, что их вообще нет.

– Как видишь, ошибалась. Плохо, значит, придется подозревать всех поголовно. Кстати, меня можешь вычеркнуть из списка подозреваемых: я с Тузиком вчера пиво пил, потом мы в Интернете сидели и сплетни про свое руководство распускали. Засиделись до трех, после чего спать завалились.

– Громов, ты идиот. Я бы даже в бреду на тебя не подумала, – отмахнулась я.

А он пожал плечами и в окно уставился. Нет, ему и Ритке я доверяла абсолютно и полностью, так что он мог не пялиться с равнодушным видом в окно, ожидая от меня заверений в дружбе. И, конечно, ко всему этому не имел отношения Костик. Он вообще мало к чему имел отношение в этой жизни. Кроме науки и вуза, его интересовала еще я, но это скорее отклонения от его обычной жизненной нормы.

Я рассеянно посмотрела на часы: восемь двадцать. Как летит время! Я давно должна быть у портнихи. Но стресс, с ним что прикажете делать?

– Высади меня здесь, я дворами доберусь до дома, а то там Тузиков взаперти изнемогает, – попросил Громов.

– Не забудь о моей свадьбе, – буркнула я ему вслед.

– Ага, о тебе вообще забыть невозможно, потому что ты невозможная женщина! – непонятно ответил он.

Хлопнув на прощание дверцей, Громов энергично зашагал к проему между пятиэтажками. Сейчас он помчится в свой телецентр, где будет крутиться, как белка в колесе, весь день, помыкая своим единственным помощником – несчастным Тузиком. Громов трудился на телевидении давно, хотя и не имел специального образования. Учась в питерском летном училище, он подрабатывал монтажером на одной киностудии северной столицы. Переехав в наш город, он поставил крест на своей специальности и решил зарабатывать себе на жизнь тем, что в Питере являлось лишь хобби и приработком. Вскоре Андрей Громов прославился среди местных телевизионщиков как классный монтажер и оператор. Его приглашали на съемки семейных торжеств и официальных мероприятий, он делал отличные имиджевые и игровые ролики, изготавливал оригинальные заставки для авторских программ, которые плодились, как грибы. Официально он работал в телецентре «Имидж-Мастер», и одновременно шабашил по-черному. Парень строил собственный дом. Он страстно мечтал обзавестись любящей женой, детишками, хотел стабильности и размеренности. И хотя подружки менялись у него раз в сезон, он не оставлял своей заветной мечты и старательно вил семейное гнездышко.

Остановившись на светофоре, я решила включить музыку, чтобы хоть как-то себя расшевелить. Настроение было не просто плохим, а ужасным. Это же нужно быть конченым циником и мерзавцем, чтобы так испортить девушке свадебный день! С другой стороны, может, преступник был не в курсе, что у меня сегодня свадьба? «Хит-FM» порадовал арией из «Собора Парижской Богоматери», неопознанный канал нудил рекламой, «Радио Рокс» выплеснул в эфир спортивные новости, «Радио Шансон», словно в насмешку, исполнило шлягер Анжелики Варум «Ля-ля-фа». И мне подумалось, действительно, ну что тут остается делать, надо как-то дальше жить. А для этого придется вычислить убийцу Жаткина и моего личного недоброжелателя. Почему-то у меня возникло такое гаденькое чувство, что на этом история не закончится.

Я лихо заехала во двор дома, где проживала моя портниха, приткнула «девятку» возле скособоченного облезлого гриба. Поднимаясь в скрипучем лифте, я перебирала в памяти людей, которые имели доступ к ключам от машины и гаража. Если отбросить маму, Громова, Ритку и Костю, то остаются сотрудники «Автопробега»: ведь до последнего времени я являлась членом их коллектива, а значит, кто угодно мог залезть ко мне в сумку, вытащить ключи и сделать слепки. Э, нет, так не подойдет, ключи от гаража и от машины я держу в разных связках. Выгоняя машину из гаража, я закрываю замки, а ключи всегда бросаю в бардачок, чтобы нигде не забыть. Таким образом, мои бывшие сослуживцы не могли сделать слепки с ключей от гаража, если только не проникли для этого в машину. А я что-то не припоминаю, чтобы кому-то давала автомобиль в прокат или кто-то зачем-то лазил туда с моего согласия. Но даже незаметно ко мне в машину посторонним людям было попасть сложно. Боже, у меня сейчас голова лопнет от подобных мыслей!

Лифт звякнул – я вышла и стала трезвонить в дверь, обитую светлым дерматином.

– Да что ж с тобой такое! – всплеснула руками Вера. – Так замуж невтерпеж?

– Привет, Верочка, я просто ужасно опаздываю. Отдавай мой наряд, и я побежала! – затарахтела я.

– Вижу, вижу – припекло, – хохотнула она.

Я просунулась за ней в комнату-каморку, которая служила ей швейной мастерской.

– Будешь примерять? – поинтересовалась Вера.

– Да ладно, уже вчера было видно, что все получилось отлично! – отмахнулась я.

Вытащив из сумки кошелек, я достала оговоренную сумму и вручила деньги мастерице. Поблагодарив ее за отличную работу, выслушав поздравления и пожелания счастья, я покинула квартиру. Держа на весу шелестящий чехол, я торжественно прошествовала к машине.

Ключи не давали мне покоя. Если подумать, то на самом деле, к ним могли получить доступ многие люди. Вот, к примеру, несколько дней назад я возила Веру в магазин швейных принадлежностей, где мы подбирали отделку к платью, нитки и прочую дребедень. По дороге я заезжала к Ритке, а Вера ждала меня в машине и могла сделать миллион копий ключей от гаража. Только вот зачем это ей? Ей незачем. А кому есть зачем? И, правда, кому было не лень так напрягаться? Я совершенно неожиданно затормозила и свернула к дому Ритки. Больше не было сил скрывать от нее такие новости. По плану этого дня я должна была направляться с резюме в облюбованную мной фирму. Но как можно придерживаться каких-то планов после того, как находишь в своей машине труп своего шефа, пусть и бывшего?

Поговорить с подругой сейчас для меня было гораздо важнее, чем скрупулезное претворение в жизнь вчерашних прожектов. Звонить в дверь мне пришлось долго и упорно. Маргарита, как все творческие личности, в такое время обычно спала. Но моя настырность сделала свое дело: на пороге показалась заспанная и помятая Ритка, облаченная в смешную пижаму в горох.

– Ксюха, ты рехнулась! – пробормотала она, пытаясь открыть захлопывающиеся глаза.

– Сейчас и ты начнешь собираться в дурку, – пообещала я, – когда услышишь последние новости

– А что случилось? – зеленые глазюки моментально распахнулись.

– Марго была безмерно любопытна.

– Неужели я проспала твою свадьбу?

– Свадьба – это уже неактуально!

– Как, опять не женитесь? – заволновалась она. – Ксюшик, ты определись…

– Жаткина убили, а труп спрятали в багажнике моей машины, – доложила я, топая прямиком на кухню.

– О, мон Дье! Как убили? Как в багажнике? – засуетилась она.

– Слушай, а правда, как его убили? – уставилась я на нее.

– Ксюша, ты ничего не пила? – заботливо поинтересовалась Ритка. – Твоя тет не пострадала?

Подружка довольно сносно болтала по-французски, поэтому в ее речи частенько проскальзывали инородные словечки.

– Кофе пила и еще хочу.

– Кофе я сейчас сварю, а ты сядь, подумай немножко, а потом все по порядку мне расскажи, – попросила подруга.

Я наблюдала, как она изящно порхала на своей просторной кухне, жарила кофейные зерна, прокручивала их в ручной кофемолке, засыпала ложку за ложкой в пузатую джазве, добавляла сахар и корицу. При этом всем видом показывала, что внимательно меня слушает: таращила глаза, а в нужных моментах ахала и ужасалась.

– Или тебе с кардамоном?

– Что? А нет, пойдет с корицей.

– Знаешь, Ксюшик, что я думаю, – следя за кофейной шапкой, сказала моя подруга, – мы должны эту тварь разоблачить. Мне уже самой любопытно, кто этот гад, что тебя под монастырь хотел подвести.

– Очень интересная мысль, – отозвалась я уныло, – только не так я представляла себе свою свадьбу. Не думала, что придется заниматься самовывозом трупов и погоней за убийцей.

Ритка на мою слабость и потуги поплакаться не обратила никакого внимания.

– Дорогая, давай рассуждать логически: неужели ты думаешь, что этот финт ушами будет единственным?! Человек, который укокошил Жаткина, чтобы устроить тебе неприятности, просто так не успокоится. Он подбросит твой паспорт на место ограбления банка или, загримировавшись под тебя, отравит китайского императора.

– Господи, что ты говоришь! С чего ты взяла, что шефа убили для того, чтобы меня понервировать? Это полная чушь! – запаниковала я.

– Да?! А я считаю, что это очевидный факт. Посуди сама, если кто-то решил по каким-то причинам избавить этот мир от Жаткина, он мог его убить в тысяче мест и захоронить так, что никто не узнал бы где могилка его. Но убийца почему-то прячет труп в твоем гараже! У вас с Жаткиным не было общих друзей и, тем более, общих врагов. Так кому же понадобилось вешать на тебя убийство? Почему в «козлы отпущения» избрали именно тебя? Неужели багажник твоей «девятки» – самое надежное убежище для трупов, а может, преступник рассчитывал, что ты будешь ездить с трупом в багажнике до конца своей жизни? Нет, что-то не верится! Скорее всего, эта акция направлена на то, чтобы тебя поймали, арестовали и засадили в тюрьму. Подумай, ведь сколько мороки: воровать ключи, делать слепки, возвращать ключи тебе так, чтобы ты ничего не заметила, убивать Жаткина и тащить его в гараж. Нет, Ксения Робертовна, как хочешь, но это старались для вас и только для вас. Это не есть враг Жаткина, это есть ваш враг!

Мне стало плохо от ее слов: то, в чем я боялась себе признаться, прозвучало вслух. Я сумела обзавестись в своей жизни таким недоброжелателем, который ради моей погибели убил человека!

– Боюсь, что ты права, – сдавленным голосом начала я, – только хоть изрежь меня на кусочки – я не могу представить, кому это я так мешаю! У меня нет женатого любовника, чтобы это была обманутая жена. Я ни с кем не соревновалась в том, чтобы заполучить руку и сердце Костика, чтобы это оказалась соперница. Я никому не разбивала сердец, чтобы меня преследовал неудовлетворенный мужчина. Я даже никому ног не оттаптывала в общественном транспорте, чтобы вызвать ненависть случайного маньяка!

– Слушай, я поняла! Это Стела Монументовна! Она же тебя ненавидит, вот и решила свадьбу вам расстроить. А чтобы получилось наверняка, решила упечь тебя лет на десять в тюрягу.

– Версия – просто зэ бест! Но боюсь, что старуха не справилась бы с Жаткиным, хотя бы уже на этапе по перетаскиванию тела. У нее железный характер, но абсолютно хрупкое телосложение.

Ритка разливала кофе по крохотным чашечкам, а я принялась копаться в своей сумке в поисках купленного вчера «Сникерса». Внезапно моя рука наткнулась на прохладную связку ключей с круглым брелоком ”Honda”, которую я тут же вытащила на свет божий.

– Что это? – заинтересовалась подружка.

– Это те самые ключи, которые я нашла у гаража. И если мыслить логически, то они принадлежали Жаткину. Он как раз ездил на ”Хонде”.

– Вот она – зацепка! – возликовала она. – Только надо узнать, где он держал машину: в гараже или на стоянке.

– На стоянке, – просветила я новоявленного детектива. – Перед своим уходом я, по его просьбе, искала в Интернете гараж, но ничего приличного не нашла. Но что нам это дает?

– А вот что, если машина сейчас на стоянке, а у него в кармане были ключи, значит, он поставил машину и шел домой. Получается, что убийца его настиг по пути к дому. Тогда встает вопрос, куда подевался его знаменитый портфель?

Портфель был вишневого цвета из кожи крокодила. Жаткин им гордился почти так же, как самим собой, и никогда не расставался. Наверное, считал, что с портфелем выглядит солиднее. И именно в этом портфеле он переносил еще один атрибут истинного бизнесмена – ежедневник в кожаном переплете, который в «Автопробеге» все называли не иначе, как склерозник.

– Слушай, Жаткин пунктуально заносил в ежедневник все свои встречи. А вдруг в тот вечер он встречался с убийцей? А может, там какая интересная информация, которая укажет на наших общих знакомых: телефон или адрес. Ведь, кроме тех, кто со мной работал в редакции, я больше никого не знаю, кто бы мог быть еще и с ним знаком. А сотрудникам редакции убийство Жаткина и подстава меня не под силу.

– А что, дельная мысль, – поддержала меня Ритка, – значит, надо искать машину, вдруг в ней найдется портфель с ежедневником. И нам повезет – мы выясним, с кем он запланировал встречаться вчера вечером.

Я посмотрела на часы и покачала головой. Около десяти. Времени было в обрез. Но Ритка уже побежала одеваться. Есть у нее одна весьма неоднозначная черта – настырность. Иногда она очень помогает ей в жизни, но зачастую эта черта приносит множество хлопот окружающим. Пока она шуршала в спальне, у меня появилось стойкое чувство, что сегодняшний день я запомню надолго, и вовсе не потому, что дам брачные обеты Костику. Вот ведь невезение какое-то, ничего не могу сделать, как люди, даже замуж выхожу шиворот- навыворот, задом наперед!

Через пятнадцать минут (небывало рекордный срок для моей подруги) она предстала предо мной во всей своей красе. Маргарита Алексеевна была очень недурна собой. При среднем росте у нее было пропорциональное сложение и хорошая осанка, высокая грудь и тугая попка. Настоящая кубанская казачка! Марго родилась и выросла в Краснодаре, а в наш город приехала после замужества. Но об этом чуть позже. Свои золотисто-пшеничные волосы она носила до плеч. А зеленые глаза, обрамленные пушистыми светлыми ресницами, делали ее похожей на нимфу. Носик подружки украшался россыпью веснушек, с которыми она боролась всеми доступными средствами: прятала под тональным кремом и маскировала под слоем пудры. Губы были пухлыми, чувственными. Короче говоря, моя подруга была той еще сексапильной штучкой! И хотя некоторые утверждали, что мы с ней похожи, я считала ее гораздо более красивой.

– Так, едем на твоей колымаге, – распорядилась она, замыкая квартиру.

– Конечно, на ее «Ситроене Saxo» ярко-красного цвета на разведку ездить глупо, какой разговор!

– Слушай, Ксюш, давай вспоминать, кого ты возила в своей машине за последнее время, – предложила Ритка.

– Всех кого не попадя, – буркнула я, жалея, что дала себя уговорить на эту никчемную поездку.

Подруга расценила это по-своему, поэтому, обернувшись ко мне в пол-оборота, произнесла проникновенным тоном.

– Не переживай, мы этого мерзавца в два счета вычислим. Я же тебе рассказывала, какие приключения выпали на долю нам с Анькой? И ничего, справились, причем гораздо лучше всяких там мужиков!

Ну все, сейчас она снова впадет в ностальгию и начнет рассказывать всякие сказки про то, как они с ее краснодарской подружкой угробили половину кубанских бандитов и вышли победительницами в мафиозной борьбе! Слышала я это не раз, но только не сегодня! Не в том, знаете ли, настроении. Тут на саму такое приключение обрушилось, что не знаю как и расхлебываться.

Я нахмурилась, пытаясь сообразить, как нам быстрее добраться до стоянки «Золотарева роща». Жаткин, помнится, жаловался на повышение цен в этой конторе. С другой стороны, чего же не повышать цены, когда у них, помимо парковки под открытым небом, был подземный гараж и огромная крытая площадка, расчерченная на квадраты.

– Кроме тебя, мамы, Громова и Костика, я возила Веру в швейный магазин, соседку тетю Любу в поликлинику, ее сына Антона в гимназию. Больше никого не припомню, – поделилась я воспоминаниями.

– А где ты хранишь вторые комплекты ключей от гаража и машины? – продолжала дознание Ритка, которая уже вошла в образ комиссара Мэгре.

– У мамы, где же еще?

– Правда, глупый вопрос. Если бы не твоя мама, ты, наверное, свою голову где-нибудь потеряла!

– Кто бы говорил, что забыла, как в прошлом месяце кошелек посеяла? – отбивалась я.

Но на самом деле Ритка знала, что говорит. Я с детства теряла свои вещи, как мама говорит, из-за моего «ротозейства». Самой крупной потерей был книжный шкаф при переезде на мою нынешнюю квартиру. Так никто и не понял, куда он подевался грузчики не помнили, грузили ли они его, и я не помнила, грузили его или забыли у подъезда. В общем, факт остается фактом: шкаф из квартиры, которую я несколько лет снимала, съехал, а в мою собственную новую квартиру не приехал. Поэтому дубликаты всех ключей я храню у мамы, чтобы иметь возможность в любой момент сделать копию, если потеряла какие-то из них.

На стоянку нас запустили только благодаря моей настойчивости и кокетству моей подруги. Наплетя с три короба, мы прорвались на территорию и, обежав ее вдоль и поперек, выяснили, что «Хонды» Жаткина здесь нет.

– Слушайте, а чего вы на самом деле ищете? – продемонстрировал чудеса проницательности парнишка, которому Маргошка строила глазки.

– Тачку ее мужа, – кивнув в мою сторону, соврала она охраннику.

– Понятно. А кто ее муж?

– Муж – полное ничтожество и бабник. А тачка ничего так, симпатичная – серебристая «Хонда».

– Если номер назовете, тогда чего-нибудь подскажу, – поскреб в затылке наш добровольный помощник.

– Я букв не помню, а цифры «969», – поделилась я информацией.

– А эта, – протянул парень, – так он уже почти месяц, как у нас не ставит. Он у тебя еще и жмот! Поперся к Давиду. А у того каждый квартал тачки вскрывают. Вот так-то.

– Ага, а жене ничего не сказал, – позлорадствовала Ритка, – Слушай, драгоценный, а ты не подскажешь, как нам стоянку этого неблагонадежного Давида найти?

– А че ее искать? Вон она, в дебрях, – и он махнул в сторону рощи.

Ослепив его благодарственными улыбками, мы отчалили в указанном направлении. Искомая стоянка нашлась быстро. Она была мала и неказиста, окружена хиленьким заборчиком из сетки – рабицы. И только две огромные овчарки, сидящие на цепях у вагончика, внушали надежду на то, что вашу машину не сопрут отсюда в первую же ночь. Мы притормозили на обочине дороги. До ближайшего человеческого жилья было довольно далеко. К дому Жаткина можно было добраться по тротуару, идущему вдоль высокого бетонного забора, за которым скрывалась территория ткацкой фабрики. Или по узкой тропке, теряющейся в высоком бурьяне, которая бежала через поле с заброшенными свечками недостроя.

– Интересно, каким путем он ходил домой? – задумчиво произнесла Рита. – Если через поле, то грохнуть его – раз плюнуть. Если по улице мимо фабрики, то убийца мог остановиться возле него на машине, подозвать, если был знаком, или спросить дорогу и выстрелить. Ксюш, спроси у Громова, как был убит Жаткин?

Я послушно набрала номер сотового своего сообщника по сокрытию преступления.

– Я весь во внимании, – буркнул тот недовольным тоном.

– Громов, а как его убили? – лаконично поинтересовалась я.

– Спасибо, родная, дела у меня идут просто великолепно. После утренней физзарядки я чувствую себя бодрым и свежим. Прорезался невероятный творческий позыв, теперь вот клепаю ролик.

– Громов, – перебила я его, – мне тоже тошно, только не забывай, я еще сегодня и женюсь! – решила я выдавить из него каплю жалости.

– Что б ты знала, остальные женщины на этой голубой планете выходят замуж, – отрезал непримиримый Громов.

– Так, мне сейчас не до шуток-прибауток. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос. Я утром была в таком шоке, что просто забыла это сразу выяснить.

– Ага, ты же у нас известный рассеянный с улицы Бассейной. Дорогая, не плачь. Он застрелился веником, но в спину и с близкого расстояния.

– Очень смешно.

– Не смешно? Да, действительно не смешно. Наверное, это был все-таки пистолет.

Видно, на этом моменте у Громова приключился пик отрицательных эмоций, и отвращения к жизни превысило допустимый уровень, тогда он взял и отключился. Я пожала плечами, что-то парень чересчур нервничает. В принципе, с ним это иногда случается. У нашей творческой личности портится настроение, и он клизмит весь белый свет. А сегодня у него есть на то все причины. Я вздохнула и посмотрела жалобно на подругу. Маргарита помахала руками, мол, не надо объяснять, все слышала. У Громова заскок, но что тут необычного?

– Знаешь, а соваться на стоянку не стоит, – вдруг сказала я, – Его, скорее всего, где-то здесь и убили. Во всяком случае, труп точно найдут поблизости, сама понимаешь. И будет не очень здорово, когда менты начнут прочесывать окрестности, если выяснится, что машину Жаткина разыскивали по стоянкам две девицы. Нам это надо?

– Тогда будем путать следы, – решительно заявила она. – Сюда я пойду одна. Давай ключи!

Спорить с ней было бессмысленно, поэтому я вздохнула и полезла в сумку за ключами. Она вытащила из сумочки белоснежный шарфик, тщательно закутала им голову, спрятав волосы. Напялила мои непроницаемо-черные очки, сняла прозрачную рубашку, оставшись в крохотном топике. С учетом того, что на ней была коротенькая цветная юбчонка и туфли на высоченном каблуке, вид у подружки был тот еще. Я протянула ей ключи от машины Жаткина.

– А бьен то, ма шери! – пропела она дурным голосом.

И поперла танком к вагончику. Амплитуда движения бедер была выше всех похвал. «Мерс», проезжающий мимо, отчаянно засигналил. Она, не оборачиваясь, помахала ему ручкой. Если она продолжит движение в том же духе, машины начнут сходить с трассы, не хватало нам еще аварий! С моего места было видно, как Ритка поднырнула под шлагбаум, овчарки стали рваться с цепи, а она встала в позу «Кто на нас с Васей». И хотя никакого Васи не было и в помине, Марго выглядела сокрушительно. И это полностью прочувствовал на себе охранник, вышедший к ней из вагончика. Они стали исполнять ритуальные танцы племени умба-юмба: два шага вперед, два – назад. Ритка гарцевала в пыли, словно ахалтекинский жеребец, выделывая своими точеными ножками невероятные па. Охранник топтался, как русский медведь на ярмарке. Но потом они взяли вправо и исчезли из виду.

Следя за руками мастера, сооружающими из моего заунывного каре совершенно невообразимую красоту, я пыталась привести мысли в порядок. Увы, они сильно напоминали зыбучие пески и никак не желали выстраиваться в четкие цепочки. Я даже и не догадывалась, что в моей голове может образоваться такая мысленная каша. А началось это в тот момент, когда моя драгоценная, самая близкая на свете подруга вернулась со своего шпионского задания.

Поспешно плюхнувшись на соседнее сиденье, Ритка посмотрела на меня безумными глазами и приказала: «Гони!»

– А что случилось? – начала было я.

– Сматываемся! – взвизгнула она.

И я решила, что в машине у Жаткина она нашла еще какой-нибудь труп. Судя по всему, она все-таки побывала в «Хонде», хотя знаменитого вишневого портфеля из крокодиловой кожи, за которым она туда ходила, у нее в руках не было. Ее душевное состояние оставляло желать лучшего: она облизывалась, нервно оглядывалась и косила в мою сторону лиловым глазом. Я решила не испытывать на прочность ее нервную систему и выяснять подробности, а нажала на газ. Ритка выбивала по коленкам барабанную дробь и странно вздрагивала.

– Погони нет, – доложила я.

– Вижу.

– А чего тогда трясешься?

– Есть с чего.

Ее уклончивость начинала раздражать, и я стала закипать, как чайник в условиях низкого давления. Но тут позвонил мой суженый. Я призналась, что уже давно на ногах и успела переделать кучу дел. Он долго допрашивал меня, все ли у меня в порядке (неужели что почувствовал?), затем напомнил о том, что регистрация у нас в три часа дня и чтобы я не опаздывала. Я заверила любимого, что приеду непременно. Костик уточнил, что он сам заберет деда, Ритку и Громова. Я повторила, что все прекрасно помню и приеду самостоятельно на своей «корове». Он поинтересовался, забрала ли я машину из гаража. Я сглотнула ком в горле и сказала, что забрала не только машину…, но и платье. «Тогда я могу не волноваться» – возвестил Костик и нежно попрощался. «Да, милый, волноваться совершенно незачем», – сказала я и отключилась.

– Я так поняла, что ему ты не собираешься обо всем этом докладывать? – хмуро поинтересовалась Маргошка.

Иногда у нее напрочь пропадало чувство такта.

– Пока нет, – не стала развивать я тему. – Ну а ты собираешься мне что-нибудь рассказать?

– Я тебе лучше покажу. Притормози вон там.

Я послушно притормозила. Ритка взглянула мне в лицо, словно желая убедиться, смогу ли я выдержать очередное потрясение. Я на всякий случай приняла непробиваемый вид.

– Вот, смотри, – сказала она и полезла к себе в лифчик, – это лежало в бардачке!

В тот самый момент мои мысли и стали зыбучими песками, потому что в ее руках показался бархатный мешочек, из которого она вытряхнула сверкающее бриллиантовое ожерелье. Я такое видела только в кино: машина, красивые женщины, бриллианты. Но в следующих кадрах объявлялись кровожадные бандиты с пушками, хитроумные полицейские с пушками, наемные убийцы с пушками и всем было плевать на красивых женщин. Бедняжек убивали, а бриллианты отнимали. В редких случаях чувство прекрасного было не чуждо благородным рыцарям, которые ценили красивых женщин больше стекляшек и, соответственно, приходили на помощь героиням. Но ни Костик, ни Громов не тянут на роль наших спасителей, так как у них нет пушек, бицепсов, навыков рукопашного боя и прочих атрибутов суперменов. От бывшего мужа Ритки тоже толку мало, а, как назло, вокруг нас нынче никаких других мужиков и не крутится, обеднели мы на рыцарей последнее время. Спастись самим при таком раскладе мне представлялось нереальным.

– Они настоящие? – наконец спросила я.

– Я же тебе не эксперт в области ювелирных украшений, – обиделась Ритка. – Откуда я могу знать? Но выглядят вполне презентабельно.

Мы еще немного поглазели на украшение невиданной красоты.

– Так, а теперь скажи мне, голуба, зачем их прихватила? – задала я мучивший меня вопрос.

– Подожди, ты считаешь, что нужно было оставить эти драгоценности на плохо охраняемой стоянке?

От единоборства волнения и негодования у нее даже прорезались легкая раскосость и небольшое заикание. Я не на шутку испугалась необратимых изменений в организме подружки.

– Слушай, тебя не должна волновать сохранность этих цацек. И тут тебе не Краснодар, чтобы кидать бандитов и утаскивать из-под носа их имущество, враз головы лишишься!

– Знаешь, я думаю, что это несправедливо. Значит, как труп, так нам ковыряться, а как ценности, то надо уступать другим? Мэрд! Ты хоть понимаешь, сколько это стоит? И что ж, бросать на дороге?

– Маргарита Алексеевна, что ж ты вытворяешь на старости лет? Совсем уже из ума выжила? Тебе что, мама в детстве не объясняла, что брать чужое нехорошо? Особенно когда за это чужое тебе ручки-ножки повыдергивают.

Увы, мои слова, казалось, растворяются в пространстве, не достигая ее ушей. Ну надо же какая глупая у меня подруга!

– Ритка, эти бирюльки воняют за версту неприятностями. Нам за них головы открутят, а потом только пожурят. Как ты без своей башки проживешь?

– Ну с чего ты взяла, что это будут искать бандиты? Ну разве твой Жаткин бандит?

– Бандит. И «Брут» и «Автопробег» – это только ширма, потому что в том виде, в каком они существуют, не прожили бы и пары месяцев. Но раз их кто-то создал, значит, это кому-то надо. И даже двух зарплат Жаткина на такое бы не хватило. Ясно тебе, дурья башка?

– Слушай, Ксюха, но ведь никто не знает, что он додумался такую вещь в машине оставить, значит, решат, что колье присвоил убийца.

– А вот это действительно странно, как мог Жаткин такое богатство бросить у себя в автомобиле? А ну-ка выкладывай, что тебе рассказал охранник.

Ритка, стараясь меня задобрить, постаралась чуть ли не дословно передать их разговор. Оказалось, что владелец «Хонды» приехал на стоянку глубокой ночью, охранник спокойненько спал и даже его не видел. Впускал машину и получал за стоянку деньги его друг, который поскандалил с женой и пришел к нему на ночевку. Да, нравы на этой стоянке подкупали простотой и непосредственностью – охранник спит, друг автомобили запускает. Очаровательно! Не клевала ребят жареная птичка в известные места… Но не в этом дело, насколько я смогла изучить Жаткина, он бы ни при каких обстоятельствах не оставил в машине целое состояние. А даже на мой неискушенный взгляд это колье тянет на целую тонну зеленых. Что же заставило этого перестраховщика так лопухнуться?

– Он был один? – уточнила я.

– Сказали один, – пожала плечами Ритка.

– Знаешь, что я думаю? Что это и был убийца. Машину на стоянку ставил не Жаткин, иначе бы он забрал колье с собой!

– Ты гений чистой красоты! Только зачем это ему понадобилось? Его могли бы запомнить. Почему он не бросил машину там, где ее оставил Жаткин?

– А затем, что он хотел, чтобы все подумали на меня. Убийцу видели в каком-то месте в компании с Жаткиным, потом он его убил, тело отвез ко мне в гараж, а машину поставил на стоянке. Когда менты будут спрашивать у стояночников, когда пригнали «Хонду», они скажут время по журналу регистрации. Соответственно в это время Жаткин был якобы жив, и тот человек, с которым он встречался вечером, его не убивал. А укокошила его Аверская, которая подкараулила его у стоянки. Понятно? Убийца же не знал, что мы избавимся от трупа, да к тому же найдем ожерелье. А ментам бы и в голову не пришло выяснять, сам хозяин ставил машину или нет. Но даже если бы и спросили «кто?», с учетом того, что в убийстве подозревалась бы женщина, то есть я, им бы ответили – «мужик», значит, сам Жаткин.

– Логично, – кивнула Ритка, – тебе надо было идти в частные детективы, журналистика для тебя уже мелководье!

– Но как бы то ни было, зря ты прихватила чужое добро. Оно кому-то предназначалось, соответственно его кинутся и тогда нам несдобровать!

– Да, что ты раскаркалась «несдобровать, несдобровать», – перекривила меня Маргошка. – Давай их присвоим!

– Лучше сразу повесимся! – перебила ее я.

Мы немного помолчали, потом я тронулась с места и поехала в сторону Риткиного дома. Притормозили только на мосту, чтобы избавиться от ключей Жаткина. Такая улика нам была ни к чему, поэтому канула на дно речное. Всю дорогу мы беспрестанно спорили, смогут ли владельцы ожерелья выйти на нас или нет.

– Ну что ж ты такая дура? – причитала я. – Это элементарно. Охранник запомнил номер моей машины. Его спросят, он ответит. И вот они мы – берите и кушайте!

– У тебя стекла тонированные, машина стояла боком. То, что за рулем девушка, из его кибитки не видно. А номеров он не видел, потому что не выбегал на дорогу и не смотрел нам вслед! – горячилась подружка.

– Твоя жажда наживы загонит нас в гроб! – настаивала я на своем. – Нас мог видеть кто угодно. К примеру, водила «Мерса», который чуть не врезался в столб при виде твоей походочки. И потом, как ты намерена его продавать? Ведь сунуться к ювелирам – это все равно, что протрубить на всю вселенную, братцы, вот они мы, хватайте нас!

Но Ритка вцепилась мертвой хваткой в мешочек, и на лице у нее было написано такое упрямство, что становилось ясно – просто так бирюльки она не отдаст. Когда мы поднялись к ней, этот спор потерял актуальность. Во-первых, возвращаться на стоянку и класть колье обратно в бардачок было глупо и опасно. Во-вторых, выбрасывать драгоценности на помойку из-за страха разоблачения уже бесполезно, мы их взяли, и значит, если кто вознамерится выйти на их след, все равно окажется у нас. Тогда мы хотя бы сможем их отдать по – быстрому. И, в-третьих, возникла опасность опоздать во второй раз на свадьбу, потому что времени оставалось в обрез.

– Вот тебе и свадебный подарок! – заявила Ритка, нервно хихикая.

– Глаза б мои тебя не видели, коварная данайка!

– Ой, да ладно! Прорвемся!

– Марго, ты можешь сейчас говорить все что угодно! Только помяни мое слово: мы еще горько пожалеем, что соблазнились этой добычей. У меня самые что ни на есть дурные предчувствия!

– Ксюха, ты зануда, поэтому у тебя в квартире даже цветочки чахнут. Я не верю в твои предсказания, тоже мне нашлась ясновидящая! Эти цацки твой приятель Жаткин либо свистнул у кого-то, либо должен был кому-то передать. Но на нас выйти никто не сможет. Никто!

Спорить с ней было бесполезно. Я взглянула на часы и охнула: прическа и маникюр были под угрозой. Бросив Ритку любоваться сверкающим великолепием камней, я помчалась в салон красоты.

Изящный локон спустился слева по шее. Парикмахерша послала последнюю струю лака на шедевр, исполненный на моей голове, и довольная отступила в сторону. Я всматривалась в бледное лицо крашеной блондинки с ярко-синими глазами. Нет, это не я. Разве у меня такая длинная шея и такой высокий лоб? А волосы, откуда их столько взялось, чтобы загибаться в эти волны и локоны? Да, как говорится, мастерство не пропьешь! Я выдавила из себя счастливую улыбку счастливой новобрачной.

– Вы не хотите сделать у нас макияж? У нас отличный визажист, – предложила парикмахерша, небрежно забросив в ящик мои деньги.

– Нет, спасибо, я считаю, что макияж – это прерогатива невесты.

Выйдя из салона, я погрузилась в свою «девятку». Так я ее и не помыла. Ну да ничего, как-нибудь переживет. По дороге домой позвонила Ритка и сообщила нечто совершенно кретинское.

– Я придумала место, где будут отныне жить наши попугайчики! – прощебетала она. – Так что не волнуйся!

– Мне нет дела до твоих пернатых, – отрезала я.

– Ах, только не начинай сначала!

И тут до меня дошло, что она пытается иносказательно что-то сообщить.

– Наши драгоценные птички будут чувствовать себя лучше всего у твоей мамы, к ней не ходят шумные компании и…

– Давай это обсудим после праздника души. Извини, но я думаю, что не стоит нагружать маму заботой о наших питомцах. Она тут не при чем, как говорится, мы в ответе за того, кого приручаем. Ты их заводила? Вот сама и ухаживай!..

– О, в дверь звонят! – прервала меня Рита. – Наверное, твой математик явился. И правда, это не телефонный разговор! Давай, до встречи в ЗАГСЕ.

Мир перевернулся. Только-только я взялась за ум и перестала думать, что жизнь начнется завтра, а сегодня можно как-нибудь перетоптаться и потерпеть. Только решила, что пора перестать валять дурака в ожидании персонального принца, и согласилась стать женой Костика. И на тебе, пожалуйста, мир перевернулся, и я оказалась в эпицентре аномальных явлений. Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, когда я осознала себя в действительности на следующее утро. Кто-то тянул меня за ногу. Опять эти странности. Я живу одна, так кто же это, черт побери, мешает мне спать? Пришлось приоткрыть левый глаз.

– Привет, соня, и пока! – поприветствовала меня Ритка. – Я в студию, у меня сегодня кастинг, который пропускать никак нельзя, потому что это последняя надежда найти третью девочку для «Ред Моделс». Освобожусь к обеду. Ты тут без меня не скучай!

– Ладно, – буркнула я и попыталась залезть с головой под подушку.

– Эй, ты не забыла, о чем мы вчера договорились? – взволновалась вредная Маргошка.

– Нет, я прекрасно помню, что ты вчера была невыносима. И я, конечно, не злопамятная, но с памятью у меня все в порядке, поэтому я тебе страшно отмщу за то, как ты меня, бедняжечку, пытала до зари и разбудила на рассвете.

С этими словами я села на кровати, сообразив, что сна не осталось ни в одном глазу. Ритка крутилась перед зеркалом, не испытывая ни малейшего сожаления по поводу того, что прервала мой сладкий сон. Во всяком случае, по ее виду никак не скажешь, что она вообще чем-нибудь озабочена.

– Я покормила твоего троглодита, – сообщила она мне, наблюдая, как сытый и довольный Бегемот умащивается на кровати.

Надо отдать должное подруге: несмотря на то, что мы проболтали полночи, выглядела она свежей и прекрасной, как утренняя заря. Видно, по случаю кастинга она облачилась в приличную одежду – мой розовый костюм, а не в свои дизайнерские штучки. Помимо того, что Ритка была состоятельной женщиной с солидным банковским счетом, так она еще имела собственную студию мод и модельное агентство, которые носили одноименные названия «Королевство Марго». Как говорится, скромно и со вкусом. Впрочем, положа руку на сердце, со вкусом у Ритки и на самом деле было все в порядке, поэтому за пять лет проживания в нашем городе она сумела прославить свое имя. Причем слава эта была чистая и светлая, а принесли ее показы мод, конкурсы красоты, ежегодные фестивали профессиональных манекенщиц, популярные кастинги, после которых отобранные девушки разъезжались по европейским модельным агентствам. Даже на самых крутых городских тусовках котировались наряды от «Марго».

– Все, я улетела! – жизнерадостно сообщила Ритка и действительно исчезла со скоростью звука.

– Ну и я поползла в душ, – пробормотала я себе под нос.

В отличие от подружки, выглядела я как запойная бабенка: мешки под глазами, кожа приятного лимонного цвета, всклокоченные волосы, отмыть я их вчера от остатков свадебной прически отмыла, а уложить сил не хватило. В общем, это было не самое замечательное утро на свете. Тем более что выспаться как следует и то не получилось. Посреди ночи в дверь неожиданно позвонили. Мы с Риткой подорвались от неожиданности, Бегемот зашипел и спрятался под диван, а звонок верещал, как взбесившийся. Ритка помчалась к двери, поглядела в глазок, но звон оборвался так же внезапно, как и начался. И, кроя шутника на чем свет стоит, вернулась в постель. Оказывается, на лестничной площадке было пусто. И только мы уснули, как какая-то скотина позвонила по телефону. Я поаллокала и хлопнула трубку на аппарат, который тут же снова зазвонил. Ритка заругалась и выдернула шнур из розетки. Я затосковала, но утешила себя тем, что завтра все будет по-другому. Я всегда так делала, когда что-то не ладилось, я говорила себе: этот день пройдет, и наступит следующий, и если этот день выдастся неважнецким, то завтра он никак не сможет повториться! Вот такая философия самоутешения. Единственный неприятный момент заключался в том, что этот самый «неважнецкий» день, как ни крути, а следует прожить от начала до конца.

– О-хо-хо, грехи мои тяжкие! – вздохнула я, вспомнив о наших с Риткой планах.

Вчера мы с Риткой пришли к мнению, что без самостоятельного расследования нам не обойтись. «Не время сопли по блюду размазывать! Будешь ныть и морализировать – все покатится в тартарары. Будешь думать и действовать – все сложится так, как ты захочешь!» – заявила Ритка сурово, пресекая мои попытки переложить поиски убийцы на плечи милиции. И я решила, что выбора у меня нет, тем более я не была полностью искренней с представителем правоохранительных органов, а за такое по головке не гладят. Но самое главное, у милиции нет полной картины того, что стало происходить в моей жизни, а значит, они и не смогут меня защитить. Винить себя я не собиралась, пардон, но это меня втянули в грязные игры, в которых такие же грязные правила, и чтобы выжить не приходится ничем гнушаться.

Вчера мы с Риткой чуть головы себе не сломали, пытаясь понять, откуда у моего бывшего шефа это ожерелье, но так ни к чему и не пришли. Я долго выдвигала разные версии, чтобы связать драгоценности с убийством, очень уж хотелось упростить задачу. Но у меня ничего не вышло. Ритка наоборот с пеной у рта доказывала, что эти вещи несовместимые. И ей казалось, что это большой плюс, с ее точки зрения, если убийца не связан с бриллиантами, тогда и искать их у нас не станет. Пришлось согласиться с выводами Громова и Маргошки в том, что за мной ведут охоту разные хищники.

После долгих дебатов мы пришли к выводу, что есть человек, который придумал, как сделать для меня небо с овчинку, засунув багажник моей «девятки» труп моего бывшего шефа. А есть человек, который не хочет, чтобы мы с Костиком поженились. Сначала он выкупает наши паспорта, а затем для пущей убедительности сшибает меня машиной. Первый человек не хотел моей кончины, зато второй был совсем не против отправить меня к праотцам. Легче от этого не становилось, получалось у меня не один, а целых два лютых врага, которые ни перед чем не собираются останавливаться. Господи, когда же это я так сумела напакостить людям, что они воспылали ко мне столь сильными чувствами?

После контрастного душа я окончательно пришла в себя. И чтобы завершить процесс пробуждения к жизни, сварила себе крепкий кофе. Я сидела в своей уютной гостиной, завернутая в любимый махровый халат, потягивала густой и сладкий кофеек и думала о том, что где-то там, в недрах города, ходят два человека, источающие черную ненависть по отношению ко мне. Под боком урчал Бегемот, который искренне радовался моему пребыванию дома, видимо, он простил мне мое вчерашнее отсутствие и теперь демонстрировал полное дружелюбие. Поглаживая мохнатый животик своего кота, я с горечью думала, что совершенно не заслужила такого поворота дела. Жила сама по себе, никогда никому не делала гадостей, так откуда взялись эти самые враги? Мне даже невдомек, кто они такие. Могу столкнуться с ними лицом к лицу и не понять, что это мои заклятые недруги, которые дорого за мою смерть не возьмут. Да, Аверская, дожилась.

И все-таки почему убили именно Жаткина? Меня прямо-таки изводил этот вопрос. Если исходить из нашей теории о том, что убийство было совершено только для того, чтобы подставить меня, то могли убить кого угодно! Почему выбор пал именно на моего бывшего шефа? Убийца знал о том, что меня выгнали с работы, а я грозилась пришить шефа, и поэтому он решил, что Жаткин – лучший кандидат на роль трупа в моей машине? Но это полная чушь! Мы с шефом не поладили, о’кей. Но ведь тут ничего криминального нет, каждый день в нашем миллионном городе кто-то кого-то увольняет с работы, и подчиненный при этом не пылает любовью к начальству. С другой стороны, разве можно найти логику в поступках человека, который сотворил такое со мной и Жаткиным? Для него человеческая жизнь ничего не стоит, и это уже ненормально, так как можно ждать, что в остальном убийца будет вести себя как обычный среднестатистический человек?

Я попыталась отогнать эти заковыристые и непродуктивные мысли. Встала с дивана, чем вызвала крайнее неудовольствие Бегемота: куда пошла, мы с тобой так славненько сидели? Не удержавшись, я вернулась и смачно чмокнула его в нос. Бегемот аж задохнулся от возмущения, скривился и фыркнул. Что ты себе позволяешь, совсем сбрендила – было написано у него на морде.

Я влетела в квартиру шаровой молнией: сбросила с себя одежду, подхватила Бегемота, расцеловала, покружила, поставила бедное животное на пол, набросала ему полную тарелочку еды, налила водички. Потом помчалась в душ, вымыла голову, отдраила себя мочалкой и невеевским гелем, придающим тонус мышцам. После душа поскакала краситься и укладывать волосы. «И хорошее настроение не покинет больше вас», – с чувством пропела я своему отражению. А Бегемот, взобравшийся на трельяж следить за моим макияжем, фыркнул пренебрежительно, не одобряя моего необъяснимого веселья. У меня очень серьезный кот, не терпящей беспричинной радости.

Сегодня я решила быть японской девушкой. Подводкой вывела длинные стрелки на верхних веках, не пожалела туши для ресниц, а губы лишь тронула блеском. Волосы завертела в круглую гулю на затылке и проткнула ее несколькими деревянными шпильками. Нарядилась в крохотное платье из цветного шелка с характерной для японского этноса стойкой – подарок Ритки. Прозрачные чулочки дополнили картину. Хоть сейчас и лето, но все-таки на торжественное мероприятие без чулок идти неприлично. Задребезжал телефон, оказалось, что это Громов решил проявить вежливость и узнать, как у меня дела. Ну тут я ему про аварию поведала.

– Отпад, – оценил он. – Аверская, я тут в nete гороскоп твой посмотрел, так вот сегодня у тебя очень опасный день, который лучше всего провести у себя дома, нужно воздержаться от любых контактов с людьми, потому что есть вариант встретить тайных врагов. Так что сиди лучше дома. Я сейчас пивка куплю и к тебе приеду телик смотреть. Хочешь?

– Не хочу. Сейчас ко мне Костик приедет. Мы должны присутствовать на юбилее его кафедры в НИИ.

– Ей, балда, я тебе чего только что рассказал? Тебе звезды велят дома сидеть и не рыпаться!

– Вот тебе на! Откуда такая склонность к суевериям?

– Да с тобой не то что в суеверия, в реинкарнацию душ поверишь!

Но я была непреклонна и от пива наотрез отказалась, Громов пробурчал что-то про тупоумие и попрощался. А я погляделась в зеркало и решила, что чудо как хороша! Костик заявился, когда я наносила терпкие духи на запястья. Он был в летнем светлом костюме С сиреневой рубашкой у него, конечно же, сочетался зеленый галстук. Ужас какой-то. Я галстук с него стащила и повязала новый, золотистый. Это был мой свадебный подарок – французский галстук ручного плетения. Вот пригодился. Костик растрогался, меня расцеловал и даже простил мое мини-платье. Мне даже на минуту показалось, что у нас будет отличный вечер, спокойный и размеренный. Но как с меня схлынула волна напряжения, так и прилила обратно. Говорить ему про загс или оставить разговор на потом?

– Ксения, опаздывать неприлично, поэтому, если ты готова, давай на выход, – решил он мои сомнения.

Буквально через четверть часа мы подкатили к территории НИИ, в которую входил парк с аллеей старых лип, березовой рощицей и старым прудом, заселенным горластыми лягушками.

– Сначала торжественная часть в актовом зале, а потом все спускаются в столовую, там будут накрыты столы, – просвещал Костик.

– Но это же не больше, чем на два часа, правда? – не удержалась я.

– Ты себя плохо чувствуешь? – запоздало всполошился Костик.

– Не могу сказать, что я полна жизненных сил, но думаю, что смогу продержаться, – заверила я его.

– Ксюха! Ксюха! Ксюха!

Я не сразу поняла, откуда доносится Риткин голос. Может, из облака на небе?

– Ксюха, вставай, соня! Открой мне дверь!

Я приоткрыла один глаз. Ага, все ясно. Голос подруги доносился с улицы. Она стояла под окном и орала во всю силу легких. Громко орала. Я вздохнула, уж больно сон красивый привиделся, и осторожно вылезла из объятий Мирослава.

– Ксюнчик, ты куда? – невнятно пробормотал он.

– Спи, спи, – прошептала я.

А внутри разлилось приятное тепло от этого его «Ксюнчика». Захотелось снова нырнуть ему под бок и не вылезать, хоть потоп, хоть камни с неба. Но Ритка будет похлеще всякого там потопа, поэтому я высунулась в окно и приложила палец к губам, мол, хватит орать. Она уперла руки в боки, а потом рявкнула: «Иди, открывай!»

Я поплелась к двери, путаясь в полах халата. Ночь выдалась просто бомбовской, и усталости не чувствовалось, сонливость улетучилась, и я ощутила прилив жизненных сил. Сомнений больше не осталось. Я влюбилась. Все эти признаки я знала наперечет. Я снова влюбилась, и опять в очень неподходящего мужчину. У меня дар влюбляться не в тех, в кого надо. Вот в Костика я так и не удосужилась втрескаться по уши. А стоило нарисоваться Мирославу, как на тебе, пожалуйста, началась очередная lave story.

– У тебя что, уши заложило? – с порога начала Ритка.

– Не кричи! – шикнула я на нее.

– А что, Бегемот спит? – ехидненько поинтересовалась она, протискиваясь в гостиную.

Бегемот тут же нарисовался, привлеченный шумом. Морда у него была оскорбленная, на меня внимания он не обращал, сразу пошел жаловаться Ритке.

– Я что-то не пойму? – начала она, подхватив с пола жалобно мяукающего кота. – Что здесь происходит? Уже десять часов, а ты спишь.

– Ритка, не ори, мы не одни, – призналась я и выразительно стрельнула в сторону спальни.

– О, я вижу вчерашний вечер прошел недаром? – сложила она губки трубочкой.

Дальше так продолжаться не могло, поэтому я схватила ее за руку и потянула в ванную. Включив воду на полную мощь, я в трех словах обрисовала положение вещей.

– Ну ты, мать, даешь! – поразилась Ритка. – Неужто так хорош?!

– Лучше не бывает, – с жаром подтвердила я.

– Ого, даже так? – подняла брови домиком подруга. – Видно, не судьба Костику стать твоим мужем, ну и ладно. Глядишь, этот москвич ничуть не худшим женихом окажется!

– Ритка, иди лучше кофе свари, – рыкнула я в ответ.

– Это всегда пожалуйста! Это мы с великим удовольствием!

Подруга ретировалась, а я смогла спокойно произвести утренний моцион. Из душа я выплыла прекрасной, как утренний свет Майами. Ритка сварила кофе, высыпала в вазочку остатки курабье из пакета и с шутовским поклоном пригласила меня к столу. В ее глазах прыгали бесенята, а ухмылочка говорила: «вижу, вижу, что ты вся светишься от счастья». Я умостилась на диване рядом со спящим Бегемотом, который сделал вид, что меня не замечает.

– Почто живность изводишь голодом? – спросила Ритка. – Я ему «Китикета» в мисочку положила, так он чуть с посудой еду не проглотил.

– Уж больно спать хотелось, вот и не смогла проснуться. Кстати, сегодня ночью опять повторилось вторжение инопланетян: и по телефону звонили, и в дверь ломились. Мирик выскочил даже на улицу, но никого не смог засечь.

– Мирик, значит? Ну, ну.

– Ритка, хватит, – одернула я ее. – Лучше скажи, что думаешь по поводу любителей ночных развлечений у моей квартиры?

– Знаешь, я уже не знаю, что и думать, – прихлебывая кофе, пожала она плечами. – Последнее время с тобой все время что-то происходит.

– Ой, точно! – хлопнула я себя по лбу. – Ты же еще не знаешь, что вчера со мной произошло!

И я в красках описала вчерашнюю вечеринку и попытку меня укокошить шампанским с цианидом.

– Ни фига себе! – оценила Ритка степень моих приключений. – Это уже вообще ни в какие ворота.

– Будто труп в машине и «Победа» у загса вписывались в какие-то там ворота. Все, что стало твориться со мной, начиная со свадебной субботы, не вписывается ни в какие рамки и не имеет пока логических объяснений.

– Слушай, это Стела! Все она, гадюка подколодная! Она тебя ненавидит и с сыночком расставаться не желает, поэтому и кинулась во все тяжкие! – возбудилась Ритка.

– А мне показалось, что она решила сменить гнев на милость. Узнав от свекра, что мы с Костиком пошли против ее воли, да еще и тайно, она решила пересмотреть тактику поведения, – возразила я. – Теперь она станет изображать из себя заботливую мамочку, пока Костик не поверит в ее добрые намерения, после чего она сможет лезть в наши дела и портить мне кровь, но уже с позиции любящей свекрови! Поэтому она вчера и устроила весь этот цирк на глазах всего честного народа. Мол, посмотрите все, мы одна дружная семья!

– А что, в этом тоже есть резон, – согласилась с моими доводами Ритка. – Только кто же тогда пытался тебя отравить?

– Знаешь, мне очень не понравилась эта тетка – Светлана Сергеевна Свиридова. Очень подозрительная особа. Приперлась к столу без приглашения, мне на ногу наступила. И пусть она лаборант с физико-математической кафедры, но работает она в НИИ, значит, может зайти под каким-нибудь предлогом к соседям, к химикам или биологам, уж не знаю, у кого там яды в ходу, и спереть цианид. Главное узнать, есть ли у нее мотив меня травить. Конечно, с первого взгляда нам делить нечего, но а вдруг?

– Подожди, а сколько ей лет? – вдруг нахмурилась Ритка.

– Ой, только не надо ничего говорить про то, что она любовница Костика! – замахала я руками.

– Да я и не думала, но она может питать к нему тайные чувства! Может, она сумасшедшая, влюбилась и давай за тобой охотиться, чтобы не дать Костику жениться!

– А вот это абсолютно верно! Вся компания направлена именно на это – не дать Костику жениться на Ксении, – подхватил Мирослав, застрявший в проеме дверей спальни.

При одном взгляде на него, одетого только лишь в голубые джинсы, смуглого, поджарого, мускулистого, мое сердце прыгнуло вверх и затрепетало в горле.

– О-о! – пропела Ритка.

А я сказала: «Знакомьтесь…»

Мне снилась кровь. Море крови, океан крови, затопивший Землю. И лишь несколько людей смогли спастись на самой верхушке самой высокой горы. Помощи ждать было неоткуда, и люди обречено жались друг к дружке, глядя, как черно-красная жижа ползет, подбирается к их ногам. Я была среди них, но жить мне не хотелось, потому что я знала, что Мирик уже погиб, и я его уже никогда не увижу.

Резкий звонок вырвал меня из кошмара. Я села столбиком в кровати с бешено колотящимся сердцем, намеревающимся выскочить у меня из горла. Сглотнула сердце обратно и прижала его рукой. Кто там? Мирик или ночной гость? Впервые этот звонок меня испугал. Позавчера у меня ночевала Ритка, вчера – Мирослав, и мне было начихать на психа за дверью. Сегодня было страшно. Квартира вдруг показалась очень ненадежным убежищем. Дверь – хлипкой, несмотря на замки, окна – просматриваемыми насквозь, несмотря на шторы. Вторичный звонок подбросил меня на кровати, как будто в меня выстрелили из пушки. Мамочки родные, что же это творится, с такой жизнью попаду в психушку, как пить дать!

Испустив тяжкий вздох, я сползла с кровати и пошла в прихожую. Памятуя, что излюбленным приемом убийц является выстрел в глазок, я встала за узенький пенал шкафа и громко спросила: «Кто там?» Голос предательски дрогнул. В ответ прозвучала тишина.

Больше у дверей было делать нечего, я ретировалась в гостиную, забралась в кресло с ногами и прижала прибежавшего ко мне Бегемота. Свет в комнате я зажигать не стала. «Мой кот Бегемот от злых духов спасет, от беды убережет, много счастья принесет», – забормотала я, поглаживая теплое пушистое тельце. Он благодарно заурчал – ему очень льстило сие заклинание. С лестничной площадки не доносились ни звука. Стены у нас были символические, как и во всех домах советской постройки, и обычно в квартиру проникали самые различные звуки, доносившиеся из подъезда. Сейчас царила мертвая тишина, словно звонивший в дверь был бестелесным духом, пришедшим из аида свести меня с ума. И я так напрягала слух, что, когда зазвонил телефон, мне показалось, что взорвалось пространство. Я взвизгнула, разозлилась, схватила трубку и заорала.

– Я убью тебя, слышишь, тварь! Я убью тебя!

– Ксюнчик! Это я, детка! Что с тобой?! – раздался испуганный голос Мирослава.

– Господи, куда ты пропал? – застонала я от облегчения.

Все смешалось в моей голове: и ужас сна, и страх реальности. Мне показалось, что я действительно его потеряла и сейчас нашла вновь.

– Мирик! Где ты? Ты можешь приехать? Мне очень страшно. Меня обкидали камнями, и, если бы не тот мужик, то, может быть, забили бы насмерть…

– Что? Где ты? – всполошился он, забыв, что позвонил на домашний номер. – Какой мужик? Где обкидали? С тобой все в порядке?

– Мирик, – зашептала я, – приезжай, пожалуйста. Они звонят в дверь. Я боюсь.

– Да что же за дурдом такой! Ничего не бойся! Я уже скоро буду. Через пять минут. Слышишь? Я подъеду и позвоню.

После разговора с ним у меня сразу отлегло на душе. Все будет хорошо: сейчас он приедет, и все наладится. Я решила, что ни за что не буду реветь, а то на глазах превращаюсь в какого-то нытика. К счастью, он действительно вскоре приехал. Я отомкнула все замки и кинулась ему на шею. После серии поцелуев, когда я окончательно уверовала в собственную безопасность, я рассказала ему о том, чем закончилась попытка сходить в магазин. Мирослав смачно чертыхнулся и заявил, что пора потрясти как следует этот бабский батальон.

– Тут как раз наши ребята подъехали мне на подмогу, – сказал он, – правда, по другому делу, но и тебе они помогут по моей просьбе.

– Спасибо, – машинально ответила я, – а что у тебя проблемы возникли, раз подмога понадобилась?

– Да нет, так, ерунда. Погибший товарищ должен был передать кое-что моему начальству. Но погиб. Вот теперь надо выяснить, почему погиб и куда делось то, что он должен был передать.

Это было очень туманно и непонятно, но я выпытывать подробности не стала. Если тебя не посвящают, значит, не стоит и приставать. Да и мое дело вызывало гораздо большую заинтересованность. Мирослав заверил, что завтра по звонку приедут его соратники, и они посетят тетушку с племянницей, да доверительно побеседуют. Я сообразила, что во время такой беседы устанавливается полное доверие, и откровенности нет границ, соответственно уже завтра я буду избавлена от нападок этих полоумных. Мне даже хотелось, чтобы труп Жаткина оказался тоже делом их ручонок, чтобы уж раз и навсегда покончить с этой безумной историей. Но больше этой ночью мне не пришлось думать на эту тему. Мирослав обладал удивительной способностью вышибать все мысли из моей головы: умные, глупые, грустные, всякие.

Она открыла дверь на заявление: «Мы соседи сверху, у нас в ванной трубу прорвало». Идиотская фраза, а свое дело сделала.

– Здравствуйте, Светлана Сергеевна! – поздоровалась я.

И неожиданно для всех, а главное – для себя самой, я шагнула вперед и отвесила ей увесистую пощечину. Свиридова взвизгнула, отскочила и попыталась захлопнуть дверь, но Серега провернул свой коронный номер с кроссовкой, и мы ввалились в прихожую.

– Лялька, вызывай милицию! – придушенно крикнула Свиридова, размазанная Сашкой по стенке.

В прихожую из комнаты выскочила высокая девица в полосатых шортах и желтой футболке и тут же попыталась скрыться в кухне. Но кто же ей позволит? Буквально минут через пять милашки Свиридовы сидели рядком на куцем диванчике и злобно шипели, как растревоженные кобры.

– Вам это так с рук не пройдет! Я на вас управу найду! Вы еще об этом пожалеете! – выводила старшая.

– С-с-сука! Я до тебя еще доберусь! Вот смоются твои защитнички в свою Москву, что тогда делать будешь? Под кого еще ляжешь? – плевалась ядом младшая.

Усилием воли я взяла себя в руки и не стала опускаться до телесных разборок, а очень хотелось. Девица бесила невероятно. Костлявая, угловатая, субтильная, она была похожа на жердь с руками-плетями. Узенькое лицо с довольно крупным курносым носом было перекошено от злобы. Несмотря на бедственное положение, она продолжала сыпать оскорблениями в мой адрес.

– Ты. Чмошница деревенская, пасть заткни, пока тебе ее не заткнули, – беззлобно посоветовал Сашка красный.

– Да я ей щас нос откорректирую, – замахнулась кулаком Ритка, – чтобы он больше не всовывался в чужую жизнь!

Она тоже возжелала поучаствовать во взятии Бастилии, услышав в казино, как Сашка беседует по телефону с Мирославом. Мужики попытались, конечно, от нее избавиться, но не тут-то было! Ритка развлечения обожала.

– Так, спокойно, – взял на себя инициативу Мирослав. – Мы люди цивилизованные, так что обойдемся без мордобоя. У вас не назначено на сегодня посещение травмапункта?

Если у них и было такое в планах, никто не пожелал признаться. Мои врагини сидели, демонстрируя бездну презрения, а Светлана еще изображала великомученицу, скорбно закусив губу и сведя брови к переносице.

– Вот тогда и оставьте всякие нелепости при себе. Женщин вообще ругательства плохо характеризуют.

На этом он решил, что воспитательную работу провел достаточную, и приступил к делу.

– Итак, я предлагаю подопечных разделить по комнатам, где они смогут спокойно исповедаться в своих грехах, – внес он очередное предложение.

Сашка понятливо кивнул, подхватил под руки младшую и поволок в комнату, из которой она выскочила нам навстречу. Девица стала лягаться.

– Убери руки, урод! – рявкнула она.

И тут же схлопотала оплеуху.

– Это тебе за «урода», – назидательно сказал Сашка и повернулся к Светлане. – Тетенька, вы куда смотрели? Почему родственница грубит окружающим?

– Потому что хамка от природы, – ответила на его вопрос Ритка.

– Ну это излечимо, – облегченно вздохнул Сашка и уже из прихожей донеслось, – детка, у меня есть отличное лекарство для прилива вежливости – «розги» называется.

Я ожидающе уставилась на Мирослава, который задумчиво разглядывал Свиридову. Нашел чем любоваться!

– Можно тебя на минутку, – вдруг сказал он мне.

Мы очутились в прихожей, он притянул меня к себе, чмокнул в висок и тихонечко сказал.

– Ксюнчик, теперь вам с Риткой надо уйти. Не возражай. Так будет лучше.

– Ну раз так будет лучше, – скривилась я.

– Вспомни, это была не моя идея, чтобы ты присутствовала, и как видишь, они не собираются выкладывать правду-матку. А нам нужно, чтобы у них развязались языки, – чтобы подчеркнуть мысль, он еще раз приложился губами к моему виску. – И потом, если хоть одна из них тебя еще раз оскорбит, я могу и не выдержать… В общем, давай вы с Риткой поедете покататься, а как тут все закончится, я тебе позвоню.

Пришлось согласиться, тем более, что словосочетание «поедете покататься» означало, что поедем мы на моей новой красавице! Мы поцеловались на прощание, и я вызвала в прихожую Ритку, которая тут же стала возмущаться, почему это нам нельзя принять участие в допросе. Но я смогла вытащить ее из квартиры, сказав, что поеду к Громову показывать авто. Оставлять меня наедине с Громовым было выше Риткиных сил, поэтому она пристроилась следом за мной, что-то бубня под нос. Помимо авто, надо было как-то ему сообщить о том, что про труп в багажнике теперь знает еще и Мирослав, и уж если быть совсем точной, то и московские ребята, в количестве трех человек. Громову такие новости точно не понравятся, поэтому придется его ублажать.

Мы с шиком подкатили к подъезду, возле которого уже топтался Громов, вызванный мной по телефону. Я посигналила и выскочила из «десятки», как черт из коробочки.

– Ну, зацени, приятель! – хвасталась я, хозяйски похлопывая по капоту.

– Да, Аверская, наконец то тебе повезло! – кивал тот головой, обходя машину по кругу. – Инжекторная?

– А как же! Сигнализация, стеклоподъемники, стереосистема и тонировка – все это будет завтра! Класс? – радовалась я.

– А с чего это такие щедроты? – вдруг помрачнел он. – Он что дурак, вместо старой машины, новую покупать, или бандит? Аверская, ты чего опять натворила?

– А Ксения Робертовна исключительная женщина, – пояснила Ритка, вылезя на свет божий.

Вот уж язык без костей, ну просто физически не может человек долго молчать – колики в одном месте начинаются.

– В смысле, исключительно положительная? – уточнил Громов.

– Да пошли вы! – обиделась я.

– Вот черт, ты в него еще и втюрилась? – опечалился он. – А как же свадьбы с Костиком и все такое?

– Ну уж нет, хватит с меня свадеб, меня от одного вида загса тошнит, – замотала я головой.

– Этот еще похлеще предыдущего будет, – заверила Ритка. – А до свадьбы еще дожить надо, на нее ж каждый божий день покушения устраиваются, как на Индиру Ганди какую-то.

Они еще немного поперекидывались фразочками на тему моей новой любви, исключив меня из общего разговора, но в конце концов им это надоело. Громов заявил, что новая машина требует хорошего полива, тем более «неожиданно абсолютно новая». Я согласилась с ним полностью, памятуя о том, что надо будет ему кое в чем признаться, что вызовет приступ гнева, и мы поехали в «Бочку», где я собиралась умаслить Громова. Это милое заведение славилось собственной пивоварней, на которой изготавливалось не фильтрованное пиво. Зал ресторана был оформлен под трюм корабля, а столами служили доски, брошенные на бочонки, вместо стульев – лавки, под потолком кованые лампы на цепях. Пиво же было отменным, а к нему подавалась всякая закуска из морепродуктов.

После третьей кружки и двух тарелок креветок я сочла, что настал подходящий момент и призналась Громову в содеянном. Он сначала осерчал, обозвал меня трещоткой и громкоговорителем, но потом махнул рукой, мол, эти москвичи – птицы залетные, им резона нет с ментами общаться, глядишь, сокрытие трупа останется для правоохранительных органов тайной. В общем, обошлось без кровопролития.

– Слушай, но эти две крысищи никак не могли твоего шефа кокнуть, – заявил вдруг Громов. – Дерьма накидать через форточку, отраву в стакан подлить, камнями тебя обкидать – это им по силам, но обставить всю эту ситуэйшен с убийством они бы не смогли.

– Почему это? Ты этих психопаток не видел, им человека убить – тьфу! Они ради денег на все готовы! – не согласилась с ним Ритка.

– Только не в этом случае, все слишком сложно и рискованно.

– А остальное не рискованно?

– Да где ж они бы ключи от Ксюхиного гаража взяли, а? – вскипел Громов. – И нужна была машина, чтобы труп перевозить…

Ключи! Как же я про них-то забыла! В голове что-то тренькнуло и противно заныло. Звук в ресторане кто-то выключил. Ритка с Громовым, как безмолвные рыбы, совершенно беззвучно открывали рты. Гул в голове нарастал.

– Слушайте, мне надо позвонить, – пробормотала я и вышла из-за стола.

– Эй, ты куда? – растерялись мои спутники.

Я собиралась немедленно прояснить некоторые моменты, мягко скажем, мне не понравившиеся, поэтому только рукой махнула вместо объяснений. Кажется, мой мозг решил, что справится с тайнами темной комнаты, и распахнул заветную дверь. Теперь мне нужны были объяснения, причем немедленно. Но прослушав серию длинных гудков, я приуныла. Запал пошел на убыль, на смену ему вползли сомнения. А вдруг все не так, как кажется? А вдруг я ошибаюсь? Это было очень логично, гораздо логичнее, чем те подозрения, которые зародились в моей голове. Я пробормотала заветное заклинание: «Этого не может быть, потому что этого быть не может». Но и оно не помогло, смута в душе не проходила. Чтобы отказаться от бредовых мыслей, мне нужно было найти объяснение бредовой действительности. А с этим наблюдались проблемы. Телефон взорвался в моих руках бодрой трелью, и я вздрогнула от неожиданности.

– Алло, Ксения Робертовна? Это Бочкарев вас беспокоит.

– Здравствуйте, – буркнула я.

– Извините, что так поздно, но очень хотел бы с вами увидеться, скажем, завтра утром. Вы сможете уделить мне время?

– Да, конечно. Всегда к вашим услугам, – согласилась я.

– Премного благодарен, – в тон мне ответил он.

– А что, что-то случилось? – полюбопытствовала я.

– Да как вам сказать, скорее кое-что прояснилось, – туманно ответил он и попрощался.

Этому что надо, как вообще понимать этот странный звонок? На что это он намекал, когда говорил, что что-то там у них прояснилось? Господи, только бы не нашлось свидетелей того, как мы с Громовым труп в Роще прятали! Как мне все надоело, кто бы знал! Я аж головой замотала от злости. Страшно не люблю неразберихи, а это даже неразберихой нельзя назвать, это бедлам какой-то!

Ритка с Громовым выжидательно на меня уставились, когда я подошла к столу. Они заказали еще пива и фисташек в продолжение банкета. Я хлебнула пенного напитка и сказала, что опять мной интересуется милиция. При слове «милиция» Громов насторожился.

– Чего ему надо? – спросил он подозрительно.

– Ума не приложу, – хмыкнула я.

– Слушай, чего это твой Мирослав не звонит? Я прямо-таки извелась от любопытства, – призналась Ритка.

Они, наверное, заняты – вгоняют иголки под ногти родственниц Свиридовых, – предположил Громов.

– Ты что, это интеллигентные парни, у них наверняка есть електрошокеры, – подхватила Ритка.

– Признаюсь вам друзья, что я сама бы не отказалась поработать утюжком над этими гадинами. Вам этого не понять, вас не травили цианистым калием и камнями не забрасывали! – вспылила я.

– Ой, Ксюшик, прости засранцев! – всполошилась Ритка. – Мы ж просто дурачились! Я честно не хотела тебя обидеть.

– Можно подумать, я хотел, – подхватил Громов.

– Ладно, проехали, – отмахнулась я.

И тут объявился Мирослав, не сам, конечно, по телефону. Сначала я ему подробно объяснила как нас разыскать, после чего он сказал, что Серега желает пригласить Маргариту Алексеевну в полюбившееся им казино, кутить дальше. Ведь мы же их выдернули из данного заведения, когда они только начали обследовать территорию после ужина. Как верные друзья, они примчались на помощь, вместо того, чтобы изображать из себя прожигателей жизни. Но теперь, когда сделали дело и можно гулять смело, то почему бы ни вернуться в игорный дом?

– Так может, мы тоже к ним присоединимся? – предложил Мирик.

– Я не против, давай составим им компанию – приняла я предложение.

Я проснулась и сразу же ощутила присутствие Мирослава. Улыбнулась. Потерлась щекой о мускулистую руку. Я уже успела привыкнуть к запаху его кожи. Чудно. Но за хорошей эмоцией последовал ужас воспоминаний о прошедшей ночи. Я потянула воздух носом и осмотрелась. Какое счастье, никаких изменений в обстановке, значит, незваных гостей не появлялось. Это уже плюс. И Свиридовы, надо отдать им должное, тоже поутихли. Не ломились в дверь, не терзали телефонную линию. Вот что значит уметь доступно объяснить!

– С добрым утром, – чмокнул меня в затылок Мирослав.

– Да, утро действительно доброе. Мы живы, – промурлыкала я.

– И полны желаний, – шепнул он мне в ухо.

Бегемот заорал дурным голосом откуда-то из-под дивана.

– И не только мы. Животина кушать хочет, – перевела я на человеческий язык кошачье возмущение.

– И я тоже хочу. Омлет с беконом, гренки, кофе…

– Помедленнее, пожалуйста, я записываю, – хихикнула я.

Господи, как мне с ним хорошо! И как же будет плохо, когда он уедет. Я приподнялась на локте и принялась рисовать пальцем его лицо. Брови дугой, скулы словно вышли из-под пера Ван Гога, а губы – просто объеденье. Мы сладко целовались, когда опять зазвонил телефон.

– Слушай, ну прямо никакой личной жизни! – возмутился Мирослав.

– Это, наверное, твои орлы проснулись, – предположила я.

– Но тогда было бы логичнее звонить мне на сотовый.

Если вспомнить, что они ночевали у Ритки, то вполне могли воспользоваться стационарной линией, – подымая трубку, отметила я.

Но не угадала. Это был Бочаров. Он сообщил, что стоит у моего подъезда и испросил разрешения зайти. Я окинула скептическим взглядом наше ложе и призналась, что он меня разбудил. Капитан смилостивился и дал мне целых десять минут.

– Не успеем, – огорчился Мирослав.

– Иди в душ, – скорчила я ему в ответ рожу.

Сгребла постель и, путаясь в свисающих простынях, оттащила все в спальню. Там выключила надрывно гудящий кондиционер, все еще работающий в режиме вентилирования. Потом метнулась на кухню, наполнила чайник и клацнула кнопкой. Только после этих манипуляций отправилась в ванную. К счастью, Мирик уже закончил утренний моцион, иначе куковал бы Бочаров в подъезде еще полчаса. Но так я успела придать себе приличный вид. Даже в шорты с футболкой приоделась. Мирик по-хозяйски сбацал кофе с бутербродами (даром, что ли, я запасы делала?). Тут и милиция подоспела.

При виде Мирослава его лицо несколько вытянулось. Их что там, в милицейских школах, не учат владеть собой? Или я путаю милицию с какой другой организацией? Но как бы то ни было, Бочаров потребовал уединения, сетуя на то, что я постоянно втягиваю его в групповые разговоры. Я решила, что не стоит вводить беднягу в заблуждение, и шустренько вывалила на него последние новости.

– Видите ли, наша свадьба с Коржиковым расстроилась, более того, межличностные отношения тоже прервались. И перед вами мой новый бой-френд. Он в курсе всего происходящего, так как я человек открытый и секретов не держу. Вы же не собираетесь сообщать мне конфиденциальной информации, разглашение которой могло бы свести на нет все ваше расследование?

– Вы правы, не собираюсь, – кивнул он.

– Тогда, может, вы выпьете с нами кофейка, а за одно и побеседуем? – предложил Мирик.

– Не откажусь. От кофейка, – проскрипел Бочкарев.

Ой, не нравилось ему мое аморальное поведение! Это было по всему видно. И такая позиция была совершенно не в мою пользу. Я бы не хотела его злить, мало ли что он там накопал, но не выгонять же было Мирослава в спальню, лишь бы сохранить незапятнанную репутацию скромной послушницы. Придется товарищу милиционеру смириться с моей распутностью. Кстати, он сам тоже не понравился кое-кому. Бегемот взобрался на комод и оттуда брезгливо косился на Бочкарева, всем своим видом демонстрируя неудовольствие от подобных гостей. Я заметила, едва тот вошел в квартиру, как кот шарахнулся от него, как черт от ладана. О чем это говорит? Лично для меня, что этот человек не слишком подходит для общения. Своему коту я доверяю.

– Итак, Ксения Робертовна, – начал он, едва усевшись за стол, – расскажите, пожалуйста о ваших отношениях со Стелой Марковной Коржиковой.

– Я уже вам, кажется, рассказывала, что у нас с ней обоюдная антипатия. Причем давняя и укоренившаяся, – недовольно поморщилась я. – Чем-то она была недовольна, что-то мне не нравилось.

– В чем она выражалась, эта самая антипатия? И на чем основывалась? – полюбопытствовал капитан.

Мирослав подал ему кофе, пододвинул тарелку с бутербродами. Угощайтесь, дорогой гость!

– По правде говоря, мне не очень хочется повторять свой рассказ, – заметила я хмуро.

– И все-таки я хотел бы настоять на своем, – уперся Бочкарев.

– Насколько я знаю, в подобной беседе вы не имеете право на чем-либо настаивать, – как бы между прочим заметил Мирослав.

– Надо же, а вы откуда знаете, на что у меня есть право, а на что нет? – заинтересовался Бочкарев.

– А я по профессии юрист, точнее адвокат, отсюда и знания Закона, – вежливым тоном просветил Мирослав и жестом фокусника предъявил свою корочку.

Бочкарев внимательно прочитал удостоверение, поморщился, словно надгрыз лимон, и вернул документ Мирославу. После чего с жалостью уставился на меня. «На кого ж ты профессора Коржикова променяла, дуреха?» – читалось в его взгляде.

– Это и есть тот самый адвокат, коим вы мне в прошлый раз угрожали? Впрочем, неважно, тогда, с вашего разрешения (шутовской поклон в сторону Мирослава) я хотел бы попросить Ксению Робертовну рассказать по доброй воле, какие взаимоотношения у нее были с несостоявшейся свекровью, – покладисто согласился сыщик.

И хотя формулировка изменилась, но смысл его докуки остался прежним. Я, в общем-то, защищаемая законом и Мирославом, могла уклониться от откровений, но решила не накалять обстановку. Что делать, придется признаться при Мирославе в тайных червоточинах моего происхождения. Но, к счастью, зазвонил его сотовый, он извинился и удалился в спальню.

– Как я уже вам объясняла, Стела Марковна была против нашего общения с Константином, – вдохновленная отсутствием Мирослава, начала я, – и категорически выступала против нашей свадьбы. Маман полагала, что женой профессора Коржикова должна стать более подходящая особа.

– Подходящая в чем?

– Во-первых, в происхождении. Меня растила одна мама, значит, я автоматически приобретала статус девицы из неблагополучной семьи.

– Почему, у вас что, мама алкоголичка или наркоманка? – заинтересовался Бочкарев.

– Нет, но папа дружил с бутылкой, да так, что пришлось маме от него избавиться. Согласитесь, такие корни ни к чему профессорским отпрыскам!

– Ага, но это не все. Вы же сказали «во-первых», значит, было еще и «во-вторых»?

– Было, – согласилась я. – Сама Стела Марковна всю свою жизнь нигде не работала. Пока была советская власть, она где-то числилась, чтобы не засветиться, как тунеядке, но на службу не ходила. Она благородно пожертвовала собой ради Костика. Она таскала его по кружкам Дома пионеров, водила к частным репетиторам, занималась с ним на дому. В общем, жила ради детей.

– А что, у нее еще были дети?

– Да нет, это я так образно выразилась. Просто эта фраза очень часто звучала в устах Константина, когда он убеждал меня, что не стоит так уж увлекаться карьерой. Это и было как раз «во-вторых». Я, в понимании Стелы Марковны, вела себя, как мужчина, стремясь к денежной независимости.

– Да, женщина, зарабатывающая деньги, что может быть отвратительнее?! – фыркнул Мирослав, усаживаясь за стол.

Я ему улыбнулась и продолжила свои откровения.

– Ее безумно бесила моя работа журналистки, которая приравнивалась практически к самой древней женской профессии. Работать порядочная женщина не должна – этот постулат Костик впитал с молоком матери. Иногда мне казалось, что она так корпела над ним, помогла ему всего добиться в жизни, чтобы до самой своей смерти не работать. Вот уж кто полностью соответствовал образу порядочной женщины в понимании Костика, так это его мать. Святая! Вот какой он ее называл. До сих пор удивляюсь, как это он отважился пойти против ее воли и жениться на мне, ведь она полностью управляла им, как марионеткой.

– То есть, Ксения Робертовна, вы продолжаете утверждать, что гражданка Коржикова была настроена против вас и открыто это демонстрировала?

– Да, утверждаю. И хотя не могу понять, к чему эти вопросы, но заверяю, что ее нелюбовь ко мне могут подтвердить многие люди, – заявила я.

– Вот как? А кто именно? – прихлебывая кофеек, спросил мой собеседник.

– Послушайте, капитан, по-моему пришла пора раскрыть суть ваших расспросов? – вклинился в беседу, доселе молчавший Мирослав.

– Дело в том, уважаемые, что во время беседы со мной гражданка Коржикова всячески подчеркивала собственную лояльность к вам, Ксения Робертовна. Она утверждала, что всегда вас жалела. Подчеркиваю: жалела, а ненавидела. И хотя она была не в восторге от предстоящего брака сына, ведь каждая мать желает своему ребенку чего-то лучшего, но и запрещать ничего не запрещала. Ее дословные слова: «Это его выбор, ему с ней жить, а не мне. И я смирилась, что в нашу семью войдет девочка из народа.» Как видите, у вас могла бы быть превосходная, терпимая свекровь!

– Да скорее крокодилица стала бы мне терпимой свекровью, чем эта анаконда! – воскликнула я в сердцах. – Я не понимаю, зачем ей понадобилось играть в смиренную мамашку, но она меня на дух не выносила и никогда этого не скрывала. После того, как наша первая свадьба сорвалась, она охаяла меня по всему городу!

– Я побеседовал с несколькими ее приятельницами. И знаете, они подтвердили ее слова. Она вас не хаяла, а просто сокрушалась, что вы неподходящая пара. Но она никому не говорила, что выступает против вашей свадьбы. Наоборот, она всячески подчеркивала, что собирается поддержать своего сына, помочь вас «дотянуть» до их уровня, потому что он, якобы, ее об этом попросил. Вот так-то!

– Бред! Бред какой-то! Спросите Ритку, спросите Громова. В каком я была состоянии после той сорвавшейся свадьбы. Что она мне наговорила, когда приехала отнимать подарки Костика! Ужас! Да с ее высказываниями не смогли бы состязаться портовые грузчики!

– Это все эмоции, – отрезал Бочкарев. – Перечисленные вами люди были свидетелями при этом разговоре?

– Нет, – растерялась я.

– Вот видите, – злорадствовал капитан, – а вообще свидетели есть?

– Есть! Есть такой свидетель, – обрадовалась я, – это Феофан Леопольдович Коржиков, дедушка Костика. Он не боится свою невестку и все вам расскажет.

– Ну что ж, я обязательно с ним побеседую, – кивнул Бочкарев. – Дело в том, что после ваших показаний главной подозреваемой стала как раз гражданка Коржикова. Но это если подтверждается мотив. Но после разговора с ней и людьми, которые с ней плотно общались, мотив исчез. Одно дело, когда человек вас ненавидит и готов на все, лишь бы разорвать ваше бракосочетание. И этот человек – немного сдвинутая мать взрослого сына, которая, как вы утверждаете, полностью им управляет. Тут, конечно, прорисовывается состояние аффекта. Женщина сдвинулась и решила убрать с пути нежеланную невестку. Но картинка не складывается. Потому что нет свидетелей ее дурного отношения к вам.

– Подождите, – перебил его Мирослав, – а почему вы не побеседовали с самим Коржиковым-сыном? Уж кому как не ему доподлинно известно отношение матери к Ксении, а также к их свадьбе.

– Совершенно справедливое замечание, – кивнул Бочкарев, – только вот какая незадача. Коржиков заявил, что отказывается обсуждать со мной свои личные дела и возжелал быть вызванным повесткой. Так что нам еще предстоит с ним общаться сегодня после обеда.

– Вам не кажется, что это несколько странно?

– Нет, почему. Он мне сказал, что его невеста предательница, поэтому он не желает о ней разговаривать. А когда я попытался на него надавить, вот тогда он и сказал, что будет разговаривать только в присутствии адвоката и в моем кабинете. Как видите, сейчас адвокаты просто нарасхват. Я даже сам подумываю, а не сменить ли мне род деятельности.

– Очень здравая мысль, – одобрил Мирослав.

Я же сидела, вся сжавшись в комок. Неприятно слушать о себе подобные отзывы, тем более, что они в какой-то мере весьма справедливы. На эту тему можно было подумать и подольше, да Бочкарев засобирался уходить. Я напоследок посоветовала ему как можно скорее переговорить с дедушкой Кости, потому что он – моя последняя надежда. И не то, чтобы я всерьез думала, что Стела сошла с ума и, оседлав «Победу», помчалась меня давить перед загсом, но я была возмущена ее хамелеоновской натурой. Это что же получается, значит, в глаза она говорила мне гадости, натравливала против меня Костика, а на людях выставляла себя моей благодетельницей, готовой меня «дотягивать» до своего аристократического уровня. Тоже мне Екатерина Великая, царица Савская и еже с ними! Воспитательница девочек из народа выискалась! Я была возмущена и жаждала справедливости.

– О чем задумался, кроль? – спросил меня Мирослав, обнимая.

К нам тут же присоединился Бегемот, покинувший свой пост на комоде, он залез на колени к Мирославу, чтобы тот его приласкал. Совсем животное от рук отбилось!

– О чужом коварстве и хитрости, – честно ответила я.

– Чтобы не заслужить подобного отклика в свой адрес, признаюсь сразу. Мне звонили из Москвы и пришлось сознаться, что задание выполнено. Я оттянул время своего возвращения до вечера, сославшись на уточнение всяких нюансов.

Мое сердце совершило отчаянный прыжок, но я вовремя захлопнула рот, и оно не смогло выпорхнуть наружу. Все кончено. Он уезжает.

– Ксюнчик, не хнычь, я скоро вернусь. Обещаю. Как только закончу с этим делом, сразу приеду за тобой.

– Что значит за мной? – дрожащим голосом спросила я.

– Заберу тебя в Москву. Поедем в стольный город, покажу тебе его лучшие стороны.

Так, все понятно, он приглашает меня на экскурсию.

– Спасибо, но я бывала в Москве не раз. Можно даже сказать, что знаю столицу нашего государства совсем неплохо. Что ж ты будешь себя утруждать?

Это, конечно, говорила не я. Такого никогда бы не позволила себе сказать женщина образованная, взращенная на лучшей литературе пера американских психологов, коей я себя считала до недавних пор. И еще меня тревожили мои нервы, я как-то совершенно перестала о них заботиться последнее время. Расходовала их килограммами, нет километрами или чем там измеряются человеческие нервы? Ай-я-яй, как все нехорошо получается!

– Ксюнчик, не злись, но я не могу тебя забрать прямо сейчас. На самом деле тебе лучше не уезжать из города, побыть здесь, зачем давать твоему Бочкареву лишний повод для размышлений. Слишком многое неизвестно милиции из того, в чем ты напрямую задействована. А я вернусь через день, максимум через два. Клянусь тебе! Но два дня ничего не решают. Мы сейчас сменим замки, и ты временно поживешь у Риты. Я оставлю здесь Серегу или Сашку, они тоже с вами поживут.

– Как ты ловко всеми тут распоряжаешься! Ты стой тут, ты иди туда! А может, Ритка не захочет, чтобы у нее в доме жили посторонние мужчины?

– Ксюша, ты ведешь себя, как ребенок. Я полагаю, что твоя подруга согласится помочь тебе в беде, поэтому примет и тебя, и охранника в своем доме, – строго сказал Мирослав. – Я же хочу тебе помочь, неужели не видно? Я даже свою машину оставлю тебе в залог. Ну, теперь ты мне веришь?

При этих словах я сумела взять себя в руки. Обидно, конечно, что возлюбленный линяет с поля битвы, оставляя взамен себя своего оруженосца. Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу. И после очередного неудавшегося покушения на твою жизнь нужно что-то предпринимать в целях самозащиты, хотя бы воспользоваться навыками профессионала.

– Понимаешь ли, необходимо быстро вычислить, у кого оказались ключи от твоего дома, гаража и машины. Теперь мы знаем, что их украли из квартиры твоей матери. Давай думать, кто это мог быть: соседка, приятельница мамы или твоя, сослуживцы или родственники. Среди ваших знакомых завелась крыса, которая стащила для убийцы эти чертовые ключи!

Меня поразила мысль, что круг подозреваемых так широк, а ведь мои подозрения зацикливались конкретно на одном человеке. Но, может быть, Мирослав и прав. Может быть, это действительно была соседка тетя Люба или мамина приятельница Сонечка. Вдруг они как-то связаны с убийцей. Я попыталась вычеркнуть из головы тайные подозрения и сосредоточиться на новом направлении. Увы, ничего не получалось.

– Ты можешь связаться с мамой и выяснить, кто бывал у нее в доме в последнее время? А заодно и сама вспомни, ты с кем-нибудь приезжала к ней?

– Только с Громовым, – выдавила я, наконец, из себя. – Ну, Мирик, он тут не при чем. Это совершенно нелепо, нелогично, невозможно! Ему незачем все это затевать.

Озвучив тайную мысль, которая пришла мне в голову, я осознала, что этого быть не может. Даже Бегемот, почувствовав мое смятение, жалобно замяукал и стал тереться о ноги.

– Хорошо, хорошо, – закивал Мирослав, – я все понял, не надо так кричать. Одно утешает в данной ситуации.

– Что?! – воскликнула я, не видя ничего утешительного.

– То, что эта сладкая парочка Свиридовых угомонилась. Сереге будет проще, не надо отвлекаться на побочные эффекты.

– А да, – рассеянно кивнула я.

В моей голове упорно стояла картина. Мы приехали с Громовым к маме, он должен был посмотреть, почему барахлит их компьютер. Мы тихонечко общались с мамой в другой комнате. Потом решили перебазироваться на кухню, попить чая. И там застукали Громова, он рылся в ящиках буфета. В тот момент он объяснил, что ему понадобился нож, и он решил его найти на кухне сам, не пожелав нас беспокоить. В принципе, такая бесцеремонность вполне в его духе. Но теперь эта картина не идет у меня из головы. Громов МОГ взять эти ключи, в том смысле, что у него была такая возможность.

– Нет, он не мог этого сделать!

– Мне нравится, что ты так пылко защищаешь своего друга, признаться, я даже немного ревную, усмехнулся Мирослав. – Но парня придется проверить на вшивость. Мы с тобой не знаем доподлинно, есть ли у него на то причины или нет. Ты даже себе не представляешь, с какими случаями я сталкивался по роду своей работы. Братья предавали друг друга, сестры отбивали у сестер мужей, матери собственноручно сдавали милиции или бандитам сыновей, а сыновья сживали со свету родителей. Человек человеку – враг. Не каждый, конечно, далеко не каждый. Но полностью игнорировать подобную возможность в отношении твоего Громова нельзя.

Я потухла. Боже мой, неужели это правда? Но ведь он же мне помогал: труп прятал, советы давал. С другой стороны, не мог же он отказать мне в помощи, я бы тут же насторожилась, вот он и носился с трупом, тем более, что покрывал свое собственное преступление. Мама моя родная, неужели он – оборотень? Кстати, я вчера пыталась дозвониться маме, чтобы уточнить, когда именно она видела мои ключи в последний раз, вдруг она зачем-то лазила в тот ящик уже после посещения Громова, и ключи лежали на месте? Это была очень хиленькая надежда, но и ее не хотелось полностью исключать.

– Я позвоню маме, может быть, она вспомнит какие-то подробности. Хотя очень не хочется ее волновать. Она ужасно мнительная! – сказала я.

– Дорога, ситуация весьма серьезна, поэтому нужно маму потревожить. Ибо, если с тобой что-нибудь случится, то мама будет гораздо более взволнованна. Как ты считаешь?

– Думаю, ты прав, – кивнула я и направилась к телефону.

В этот момент он и зазвонил. Выяснилось, что пробудились наши собутыльники. Ритка довольно жизнерадостно сообщила, что они все пьют пиво, потому что головки бо-бо. Сообщение не порадовало Мирика, так как выходило, что он будет шофером. И, чтобы испортить им настроение, он велел трубить общий сбор. Я не стала по телефону рассказывать о газовой атаке, которой мы подверглись этой ночью. Порадую при встрече. Меня гораздо больше волновало то, как я расскажу подруге о своих подозрениях в отношении Громова. Марго его всегда недолюбливала, поэтому эта версия у нее протеста не вызовет. И все же страшно неприятно представлять тот момент, когда ребята будут допрашивать Андрея. Мирослав прав, обстоятельства в жизни бывают всякие, и кто знает, может быть, у Громова не было другого выхода. Нет, наверное, мы ошибаемся. Я готова дать голову на отсечение, что помогал он мне от чистого сердца. И я не знала, как интерпретировать все эти факты. Главное, меня мучил вопрос – зачем? Зачем Громову все это надо?

– Скоро они приедут, – промурлыкал мне в ухо Мирислав.

– И что? – поежилась я.

Его шепот щекотал мне ухо, по коже побежали мурашки.

– И то, у нас есть время побыть наедине, – пояснил он и принялся меня выцеловывать.

Я не стала сопротивляться. Вы бы стали отказываться от воды, пройдя через Сахару, отпивая время от времени по глоточку из бурдюка? Вот и я не стала. Но к тому моменту, когда наши друзья стали звонить в дверь, мы почувствовали полное утоление своей жажды.

Иногда так бывает: в голове что-то крутится, какая-то мысль, но никак не удается ее поймать за хвост. Так и сейчас, смутное беспокойство по поводу того, что что-то упущено из виду, терзает задворки моего сознания. Благодаря этому террору, я вспомнила о Сереге, когда уже ехала за Громовым. Даже попыталась дозвониться до Ритки, но она трубку не взяла, а я же хотела предупредить парня, чтобы он меня подождал. Но эта матрона ушла с головой в переговоры с французами и даже на сотовый не реагирует. Ладно, авось он додумается позвонить Мирику и узнать номер моего мобильника. Я этого сделать не могу, потому что врать не люблю и не хочу, а признаться, что везу в своей новой машине подозреваемого номер один – это означает подписать себе смертный приговор, точнее бурю негодования, от которой я сама окочурюсь.

Я покосилась на Громова – сидит, сопит доволен, что я запретила курить в своем новом авто. Нет, ну правда, а вдруг он пепел на сидение уронит? Вот купит себе машину и пусть хоть всю истыкает окурками! Долго Громов дуться не в состоянии, сейчас заговорит.

Здесь не гони, тут обычно менты пасутся. О, вон они, что я говорил! Нет, какие же все-таки уроды. Если вы стражи порядка, то чего же по кустам прячетесь? Стойте прилюдно и следите за правонарушителями.

Здрасти, а жить на что?

Вот то-то и оно! – поднял он указательный палец. – О каком правовом государстве идет речь, если у нас основной закон в стране – око за око, зуб за зуб.

Это ты что, философствуешь, что ли?

Да нет, вчера с будущей юристкой познакомился. Второй курс. Учится заочно. А сейчас работает у твоей Ритки моделью.

Да, а как зовут? – полюбопытствовала я, потому как основной состав знала неплохо.

Роза Майская. Нормально над ней родители прикололись?

Ты шутишь, – не поверила я.

Зуб даю! – побожился он. – Я паспорт видел.

Ну и придурки.

А ей нравится.

Слушай, Громов, хочешь совет? Уноси ноги. Я о такой модели слыхом не слыхивала. Ты ей говорил, что знаешь хозяйку агентства?

Нет, – гыгыкнул он. – Что я дурак? Там же красным по черному написано, где она дефилирует.

О господи, и такие люди будут защитниками закона в ближайшем будущем? – ужаснулась я.

Не боись, про юрфак, скорее всего, тоже полная брехня. Но говорила складно, я ее даже ужином угостил, так было приятно пообщаться!

Больше ничего про Майскую Розу он рассказать не успел, потому как мы прибыли на место боевых действий. С особой тщательностью я припарковала свою машинку, выбрав такое место, где нужно сильно постараться, чтобы суметь причинить ей вред. Мы вышли и направились в подъезд. Едва Громов надавил кнопку звонка, как дверь приоткрылась, брякнув цепочкой.

Кто вы и что вам нужно? – раздался из недр квартиры напряженный голос.

Мы из милиции, – нагло соврала я и со значением посмотрела на Громова.

Тогда покажите документы, – не растерялась хозяйка.

Громов постучал себя по лбу и обратился к двери.

Вы не поняли, точнее моя подруга на нервах неправильно выразилась. Мы только что из милиции, где у нас состоялась нелицеприятная беседа. Это имеет отношение к вашему соседу, вашей знакомой и, конечно, к вам.

Я ничего не поняла, – призналась наша невидимая собеседница.

И правильно, как можно что-то понять из подобного заявления. Жаль только, бабка оказалась такой ушлой и потребовала документы, а то я бы с удовольствием поиграла в детектива.

Может быть, вы откроете дверь, а еще лучше пустите нас в квартиру, и тогда уже в спокойной обстановке мы вам все и объясним, – предложил Громов.

Как же, как же. Размечтались! Я вас в квартиру, а вы меня топором по голове, – засомневалась бабка.

Что вы за ерунду городите! – возмутилась я. – Вам Стела Марковна когда-нибудь рассказывала, на ком собирается жениться ее сын?

А при чем тут…

А при том, меня зовут Ксения Аверская. Вот смотрите, – и сунула в глазок свой паспорт.

Наверное, несостоявшаяся свекровь называла ей мое имя, потому как карга просунула в щель наманикюренную лапку, выдернула из рук мой паспорт, а потом открыла дверь. Слава бежала впереди нее – это обо мне.

Проходите, – велела она.

Бабка оказалась продвинутой по всем параметрам. Мало того, что она носила стильную стрижку с разноцветным мелированием, гелевые ногти, покрытые розовым лаком, серьги с бриллиантами, так еще и одета она была в легкий брючный костюм из тонкого льна. Возраст выдавала шея, да старческие пятна на руках. В комнате, куда она нас провела, царил ампир, разило богатством и кичливостью.

Присаживайтесь, – велела она, махнув в сторону кокетливого диванчика.

Сама она величественно угнездилась в кресло, рядом с которым стоял журнальный столик, а на нем примостился поднос с медным кофейником, крохотной чашечкой дымящегося кофе и пепельницей, в которой тлела сигарета. Я поморщилась, потому что терпеть не могу табачного дыма вообще, а в квартире – в частности. Но как ни странно, в комнате не пахло табаком, отнюдь в воздухе чувствовался аромат сандалового дерева, и было прохладно. Значит, где-то у старухи работает сплит, а еще она увлекается благовониями.

Излагайте, – кивнула она и отхлебнула из чашечки.

Нам, почему-то кофе не было предложено. То ли это у нее последний, то ли лень варить, то ли она хотела подчеркнуть неуместность нашего появления в ее чертогах.

Дело в том, что эта девушка должна была несколько дней тому назад выйти замуж за Константина Коржикова, сына вашей приятельницы. Но ее у загса сбил злоумышленник на «Победе», принадлежащей вашему соседу Демьянову из двадцать четвертой квартиры. Свадьба не состоялась, Ксения попала в больницу, преступника, как водится, не нашли, – на этом Громов тормознул.

Так, но при чем тут я? – поставила брови домиком старая вредина.

Мы не верим в вероятность такого совпадения, что какой-то отвлеченный преступник шел в поисках подходящей машины и наткнулся на «Победу», в которой как раз торчали ключи, – без особых затей разъяснил мой добровольный адвокат.

Почему?

И правда, почему? Ну шел, ну увидел, ну украл. А ведь правда, такое вполне могло бы быть. Сомнения зашевелились во мне с новой силой. Громов тоже примолк.

И потом, при чем тут я? Вы так и не ответили на мой вопрос.

Элеонора Ивановна, – начала я со всей патетикой. на какую была способна, – вы, возможно, давно дружите со Стелой Марковной и ни на секунду не поверите, что она могла дурно поступить с кем-либо. Но все же я очень вас прошу, будьте с нами искренни, скажите, была ли она у вас в прошлую субботу? Поверьте, это для нас очень важно!

Начнем с того, – сказала она, затянулась и выпустила вверх струю дыма, – что я не Элеонора Ивановна.

Как? – одновременно воскликнули мы с Громовы и переглянулись.

Очень просто. Я Эмма Ивановна – сестра Элеоноры. Ее вчера увезли в больницу с острым сердечным приступом. И со Стелой я никогда не дружила, как, впрочем, и моя сестра, она все лишь была репетитором у ее сына. И уж я-то вполне допускаю мысль, что она способна на гадости. Более того, тысячу раз говорила Норе, чтобы она ее не привечала. От таких людей, как Стела, нужно держаться подальше.

Абсолютно с вами согласен, – с жаром поддержал ее Громов.

Она в ответ выдула в него струю дыма.

Скажите, а можно будет встретиться с вашей сестрой? – спросила я.

Не думаю, состояние не слишком стабильное, поэтому вас к ней не пустят. Но вам и не надо к ней ездить – я вполне смогу удовлетворить ваше любопытство. Стела в субботу к Норе не заходила, но рядом с нашим домом все же была. Как видите, окна наших с Петюней (надо понимать речь идет о Демьянове) квартир выходят во двор, но наша квартира угловая, поэтому одна из комнат имеет боковое окно, выходящее на торец дома. Из него видна небольшая часть улицы. Так вот, в это окно Нора видела, как по улице прошла Стела. Сестра, естественно, решила, что та направляется к ней, и поспешила в прихожую, но к ней в квартиру никто не зашел. Зато на лестничной клетке раздались шаги, и Нора, посмотрев в глазок, увидела, что это Петюня заскочил в свою квартиру.

Очень интересно, – потер ручки Громов, – а скажите, Эмма Ивановна, они знакомы? Я имею в виду Коржикову и Демьянова.

Знакомы ли они, – саркастическим тоном вывела она, – это даже не вопрос. Они не просто знакомы, а близко знакомы, ибо одно время состояли в любовной связи.

Наверное, что-то изменилось в наших лицах, потому что она неприязненно поморщилась и затушила свою сигарету.

Что вас удивляет? Коржикова рано осталась без мужа, зато при деньгах, поэтому замуж не спешила. А наш Петюня был великим бабником, не пропускавшим ни одной мало-мальски нормальной бабы. Он даже за мной пытался ухлестывать, нахал! Но тут ему путь был закрыт. Дело в том, что Нора все эти годы была страстно в него влюблена. Дурочка, хотя как ее можно осуждать? Сейчас есть отличная поговорка: «Любовь зла, полюбишь и козла». Так вот Демьянов то еще парнокопытное животное. Он крутил роман с Норой, когда к ней обратилась Коржикова с просьбой взяться за ее сына, ему предстояло поступление в какой-то престижный вуз, где требовалось хорошее знание иностранного языка. Сестра согласилась, так как деньги были не лишними. Так эти двое здесь, у Норы, и познакомились. Дальше все развивалось самым гадким образом: пока Костик штудировал под руководством Норы немецкие спряжения, его мамочка развлекалась в квартире Демьянова. Шила в мешке не утаишь, и когда все это выяснилось, разразился скандал. Но такой, знаете ли, семейный, без лишней огласки. Стела заявила, что понятия не имела об отношениях Демьянова с Норой. Демьянов же утверждал, что влюбился без памяти, и просил у Норы прощения, мол, страсть – это стихийное бедствие. Нора отказалась заниматься с Костей, порвала с Петюней и уехала на месяц в Крым. А по ее возвращению к ней явилась Стела, пала в ноги, молила о прощении. Норочка, знаете ли, педагог от бога, а немецкому нас обучала гувернантка-немка, так что знание языка у нее великолепное, никто так у нас в городе не обучит ребенка, как она. Вот Коржикова и примчалась. В общем, Нора опять взялась за Костю. А любовный треугольник еще не распадался многие годы, только потом все делали вид, что ничего такого не происходит. Нора сохла по Петюне, тот гулял направо и налево, но стоило Стеле его поманить, мчался на зов, как мотылек на огонь.

Подождите, но это же, наверное, было много лет тому назад? – робко спросила я.

Милочка, когда вам будет столько же лет, сколько мне сейчас, вам будет смешно слышать подобные заявления из уст молодежи. Все, что я вам рассказала, относится и к настоящему времени включительно. Нора до сих пор любит этого ловеласа, а он до сих пор пресмыкается перед Стелой, – сказала она и резко выпила остатки кофе.

Эмма Ивановна, спасибо вам огромное за откровенность, – почти нежно проворковал Громов. – Я тоже буду откровенен с вами. Я вчера видел, как Коржикова приходила к вашей сестре, и та впустила ее в квартиру. Может быть, это ничего не значит, а может, в ходе беседы ваша сестра сказала ей, что видела ее в прошлую субботу, вот и получила порцию каких-нибудь сердечных стимуляторов в чай.

Простите?

Дело в том, Эмма Ивановна, что на меня было совершено еще одно покушение, – пояснила я. – В институте праздновали юбилей, и во время банкета мне в шампанское был добавлен препарат, содержащий цианид. За столом были, помимо меня и Кости, трое людей. Двое – абсолютно посторонних, которые не могли этого сделать, я это знаю совершенно доподлинно. Третьей была Стела Марковна. Она не хотела, чтобы я стала ее невесткой. Она запретила Косте жениться на мне. И раз он пошел против ее воли, она могла взбеситься и решиться на убийство, как единственное средство избавиться от меня раз и навсегда.

То есть вы полагаете, что именно она тогда села в «Победу», чтобы сбить вас перед загсом. А вчера пришла и попыталась убрать свидетеля, то есть мою сестру?

Посудите сами, – вступил Громов, – если мы правы, и мать Костика решила убрать со своего пути Ксению, то она должна найти такую возможность. Что подвластно немолодой женщине в качестве орудия убийства – нож, лекарства…

Киллер, – подсказала Эмма Ивановна.

На него не было времени, она слишком поздно узнала о свадьбе, – покачала я головой.

И еще автомобиль, – продолжил мысль Громов. – Коржикова не может ехать к загсу на своей машине, но она знает, что у Демьянова есть такая привычка бросать ключи в замке зажигания. Она ему звонит и говорит, что во столько-то будет у него. Он мчится на встречу с возлюбленной, бросив машину у подъезда. Стела приезжает на такси и выходит дальше по улице. А когда она заходит в ваш двор, ее в окно видит ваша сестра. Стела подходит к машине: Демьянов поступил, как она и ожидала. Она садится и уезжает. А когда Демьянова допрашивал следователь, тот сказал, что поднялся в квартиру принять лекарство, и не упомянул даже о том, что у него было назначено свидание с матерью жениха!

Логично, – кивнула Эмма Ивановна. – Так, ну теперь я эту стерву засажу за решетку! Норе делали анализы и, конечно, брали кровь. Извините меня, но я должна срочно ехать в больницу. Спасибо за то, что пришли и все рассказали.

Она на глазах преобразилась. Из холеной, молодящейся изо всех сил пожилой женщины она превратилась в решительную красавицу, горящую от ненависти и любви. От ненависти к отравительнице и любви – к родной сестре. Нам оставалось лишь ретироваться – эта женщина способна на многое и в нашей помощи не нуждается. Пожалуй, она станет достойной противницей Стеле.

Да это вам огромное спасибо, что были с нами откровенны, ведь вы знаете, что наша милиция не слишком расторопна, поэтому приходится самим суетиться, – заявил Громов.

У вас прекрасный друг, – сказала она мне, – вам повезло.

Да, кажется, мне действительно повезло. Вдвойне. В том, что у меня такой друг появился, и в том, что он не оказался предателем. Я посмотрела на Громова, когда мы вышли на улицу, и подумала, как хорошо, что люди не умеют читать чужих мыслей, а то бы я сейчас под землю провалилась от стыда. А все этот дурацкий ящик Пандоры с запасными ключами. Ключи! Мама! Вот ужас, я забыла перезвонить маме! Это именно то, что терзало меня по пути сюда!

Слушай, мне нужно срочно позвонить маме, – воскликнула я и принялась озабоченно копаться в сумочке.

Увы, телефон сдох, села батарейка. Вчера мне было как-то не до того, чтобы поставить мобилу на зарядку.

На мой, – протянул мне сотовый Громов.

Ой, да разве я помню наизусть номер комнаты и код. Нет, конечно! – разнервничалась я. – И Ритка мне дозвониться не смогла, и Серега, и Мирослав. Кошмар, они меня потеряли, и все сходят с ума! Но мама, мама, она там небось вся иззвонилась на домашний, а меня все нет и нет!

Ну тогда поехали домой. Мне, кстати, пора, потому что плату через час привезут.

Мы погрузились в машину, и я лихо развернулась. Слегка взвизгнув тормозами, я выскочила из дворика на простор улицы. Так, сейчас Громова надо завезти и срочно мчаться домой к раскаленному телефонному аппарату. Хотя стоп, Ритке и Мирику я могу вполне позвонить и сейчас, с телефона Андрея.

Давай мобилу, – скомандовала я.

Не сходится, – грустно отметил Громов и протянул мне свою «Моторолу».

Что не сходится? – спросила я, поспешно набирая кнопочки.

Стела не могла грохнуть Жаткина.

Почему? – рассеянно спросила я.

Потому. Мы же уже пришли к логическому выводу, что тот, кто застрелил Жаткина, и тот, кто гонял на «Победе», – это разные люди. Допустим, это Стела и у нее есть пистолет. Зачем ей убивать Жаткина, раздобывать ключи, возиться с трупом, прятать его в багажнике? Чтобы тебя подставить? О’кей, тогда зачем ей надо было давить тебя?

А может, она видела, как мы вывезли труп и поняла, что свадьба состоится, – предположила я, слушая длинные гудки Риткиного телефона.

Где она его хранит, если не слышит?!

В таком случае, она спокойненько подкараулила бы тебя в твоем же подъезде или у гаража, или еще черт знает где. Пришла бы к тебе в квартиру, в конце концов!

Что ты хочешь сказать? – сдалась я и дала отбой на сотовом.

Их все так же двое.

Точнее трое, нет четверо, ведь были же еще и Свиридовы.

Свиридовы почти не в счет. Они склочницы и интриганки. Эти же двое гораздо более опасны. И одна из них – Стела. Это она попыталась тебя отравить, увидев, что ты вышла из больницы и тут же за свое, то есть пытаешься вновь затащить Костика под венец. Я думаю, что твое появления на банкете она расценила именно так. Более того, она и пришла туда, чтобы убедиться в том, что ты не намерена отказываться от своих планов. И на этот случай она запаслась ядом, чтобы под шумок тебя грохнуть. Как знать, возможно, она знала о Свиридовой и даже рассчитывала спихнуть на нее твое убийство.

Я так увлеклась его умозаключениями, что даже забыла о своих намерениях дозвониться Мирику, раз Ритка категорически не желает брать трубку.

В принципе, я думала, что такое возможно, но как-то отвлеченно.

Зато пришить тебя решили абсолютно предметно, – проворчал Громов.

Да уж, – согласилась я, – кстати, сегодня ночью была предпринята еще одна попытка. Нас пытались отравить газом, хорошо, что я отреагировала на вопли Бегемота и проснулась. А то стала бы стопроцентным жмуриком!

При этом воспоминании я чуть не проморгала красный светофор, заметив его в последний момент. Громова кинуло на портприз, но он даже не обратил внимания на хромающую технику вождения, так был увлечен своими умозрительными построениями.

Погоди, что еще за фигня, как это газом? А как она вошла?

Кто?!

Стела. Мы же договорились, что убийца – это она, а другой – режиссер подставы. Она хочет тебя укокошить, а он – засадить в тюрьму, – разволновался Громов.

Это мы с тобой так договорились, а как там на самом деле все обстоит, совершенно не понятно. Во всяком случае, мне, – отрезала я и, тронувшись с места, снова набрала номер Мирика.

Погоди, но ведь если кто-то вошел в квартиру, значит, у него были ключи? А как мы знаем, ключи у тебя стырил постановщик, ну, убийца Жаткина. Так как же они попали к Стеле? Или он тоже решил, что раз его план с подставой провалился, то надо от тебя избавляться? Нет, не клеится…

Они были заодно, – буркнула я и тут же завопила, – Мирик, солнышко, я не могла до тебя дозвониться! Я поехала по делам, нужно было кое-куда съездить…

Тут я услышала, как Мирик умеет орать. Началось все с фразы «Ты что это вытворяешь, блин?!!», потом до меня донесли информацию, что Серега с ног сбился, разыскивая меня по городу: и на стоянке был, и к Ритке на квартиру ездил, она тоже почему-то трубку не берет, а теперь поехал к ней на работу. Я попыталась что-то вякнуть в оправдание, но мне было велено в категорическом тоне немедленно отравляться домой и дожидаться Сергея. И от меня такого не ожидали, и я веду себя, как ребенок, и вообще, бла-бла-бла-бла! После этого Сташевский сказал, что, когда приедет, то три шкуры с меня спустит, и это меня примирило с его грубостью. Ну переживает человек, волнуется за меня, поэтому и не сдержался! Чуть снизив тон, Мирик потребовал, чтобы я ему перезвонила сразу, как доберусь домой. Я клятвенно пообещала выполнить все приказания в точности. И отключилась, не попрощавшись. Он тут же перезвонил. Мы как раз уже подъехали к подъезду Громова. Надо было отдавать трубку, но Мирик как раз принялся извиняться, поэтому Громову пришлось потерпеть.

Слушай, Аверская, сбавь обороты. Ты что-то на себя не похожа. Сю-сю-сю, да му-сю-сю! Слушать противно, – сплюнул он себе под ноги, вылезая из машины.

Да ладно, не придирайся! – отмахнулась я.

Верно, это твое дело, – легко согласился он, – только вот ситуация с этими покушениями мне совсем не нравится.

Да кому она нравится? – заерзала я.

Сейчас Громов окунется в очередные рассуждения, а у меня время лимитировано, я должна срочно отзвониться любимому и доложить, что пребываю дома, то есть в безопасности. Сижу, жду его.

Нет, ты не понимаешь. Это вчерашнее покушение, оно совершенно не вписывается в общую картину. Во всем должна быть логика, даже в убийствах. Вот ты говоришь, Стела и тот, другой, заодно. А я тебе говорю, что нет, потому что у них были разные цели. А почему были…

Потому что убийца Жаткина передумал меня подставлять и тоже решил пришить, как и Стела, – ответила я, как прилежная ученица. – Громов, мне плевать на них на всех. Я еду домой, там сейчас уже будет Серега – профессиональный охранник или кто он там у них, главное, что у него есть оружие, и он просто так не позволит меня никому убить. А завтра вернутся ребята и разыщут всех моих врагов. Они умеют это делать. Так что давай мы с тобой больше не будем страдать детективной лихорадкой! Главное, мы выяснили, что Стела – причастна, и это даст им нужное направление. Получается, что мы с тобой свое дело сделали!

Ну как скажешь, – пожал плечами Громов, – в конце концов это не моя Пляска Смерти! Тебе видней.

Кажется, мои слова его задели, но на фоне того, что с него сняты все обвинения, мог бы особо и не дуться, решила я. В общем, прощание вышло скомканным, но я решила на этом особо не зацикливаться. Ехала на своей «ласточке» и радовалась жизни. Вопреки всему, настроение у меня было превосходным. Мирослав думает обо мне, переживает о моей безопасности, и все еще утверждает, что вернется. Хотя о чем это я? Конечно, вернется. Куда же он денется? Где еще он найдет такую умную, красивую и сексапильную девушку?

От таких мысленных скачков мне стало смешно, и я громко рассмеялась. Возможно, со стороны это выглядело странно. Едет девушка одна в машине и хохочет, ну и что? Сейчас мне было совершенно наплевать на все, кто что там подумает, пусть лучше за собой следят! Я счастлива, а счастливому человеку многое дозволено! А когда счастье переполняет, то все вокруг становится прекрасным и удивительным. Вот, к примеру, до чего красивые клумбы разбили старушки у нашего дома! А как упоительно щебечут птички, радуясь первым летним денькам!

Я подняла стекла в машине, замкнула ее и направилась к своему подъезду, напевая под нос строчку из старой песни: «Как прекрасен этот мир, посмотри-и-и!» Взбежав на свою площадку, я отперла дверь и со всех ног ринулась на телефонную трель.

Алло, да, мамочка! Нет, мне пришлось уехать, поэтому я не перезвонила. Извини! – затрещала я.

Я звонила тебе на сотовый, – гневалась мама.

Батарейка села, – оправдывалась я.

Это все твоя рассеянность! Впрочем, горбатого могила исправит. Если ты помнишь, зачем звонила мне с утра, то я тебе скажу, что последний раз я их видела три недели тому назад. Приходила тетя Люба и принесла новые ключи от нашего подъезда, помнишь, я и тебе выдала такой ключик? Так вот, запасной я, естественно, положила в ящик. И точно помню, что тогда еще связка с твоими ключами была на месте.

Значит, это был не Громов? – чему-то обрадовалась я, будто не сама ему только что вынесла оправдательный вердикт.

Нет, не он, зато я вспомнила, кто еще в мое отсутствие заходил к нам на кухню, кроме твоего Громова. У меня, как понимаешь, было время подумать!

Мама, не тяни!

Так вот, я была на рынке, а дядя Саша ремонтировал балкон. Я это точно теперь вспомнила, потому что он …

К сожалению, я слишком поздно обернулась на шум. Маминого откровения я не успела услышать, потому как получила по голове и отключилась на какое-то мгновение. Когда я пришла в себя, трубка лежала на аппарате, выдернутая вилка и розетка лежали рядом с ним, а я покоилась на полу. Скосив глаза, я увидела того, кто побывал на маминой кухне и стащил запасные ключи от моей недвижимости. Я была потрясена! Мир перевернулся. Я не могла осознать суть происходящего, хотя уже вполне пришла в себя. Просто то, что случилось, полностью убивало во мне веру в человека. В голове билась одна мысль: «не может быть, не может быть, не может быть…» И так до бесконечности.

Надо же, как быстро он успел сковать скотчем мне руки, ноги и заклеить рот. И все так аккуратненько! Впрочем, он всегда был чистюлей и аккуратистом, поэтому нечего тут и удивляться. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать. Конечности были стянуты слишком сильно, да и затылок ломило. Чем это он меня?

Я посопела от расстройства, ну что мне стоило прислушаться к тому, что говорит Громов? Зачем я отмахнулась от него, возлагая надежды на завтрашнюю помощь? Глядишь, сегодня не пришлось бы мне переживать весь этот кошмар! Еще немного бы задержалась у его подъезда и смогла бы сложить два плюс два. Права мама, я слишком рассеяна, я не утруждаюсь разглядыванием очевидных вещей, которые не просто лежат на поверхности, а бросаются в глаза. Нет, я полная кретинка! Ведь практически же Громов мне ответ разжевал и в рот положил, а я не проглотила – выплюнула! Ну и поделом мне!

– Очнулась?

Я не могла ему ответить и даже плюнуть в него не могла. А он тем временем деловито перевернул меня с живота на бок, потом на спину. Я принялась извиваться и мычать. Сволочь! Да как он смеет трогать меня своими грязными лапами!

– Зря стараешься, – сообщил он, – это скотч. От него просто так не избавишься. Ты вообще кинематографом увлекалась?

Как я его ненавидела в тот момент! Если бы могла, загрызла бы! Надо же какая сволочь! А я ему доверяла. Нет, просто верила! Иуда, гад, предатель, негодяй… Сколько всего я могла бы выплеснуть ему в лицо, если бы он не заклеил мне рот. И даже закричать, позвать на помощь. От злости на себя и на него я даже не сразу сообразила, что передо мной убийца. Настоящий. Хладнокровный. И совсем не киношный. Он пришел не в гости. Он пришел меня убить. И убьет. Спокойно и аккуратно, как ту крысу Анфису.

От этой мысли меня всю пробил озноб. Я снова задергалась и замычала. Он меня отправит к праотцам, не дожидаясь, когда Мирослав со своей командой сможет прийти на помощь. Кстати, где же Серега – профессионал хренов, черт бы его побрал! Почему не мчится меня спасать? Ведь ему велено ехать ко мне!

Тут я, справедливости ради, припомнила, что Мирик, уезжая, велел мне сидеть дома, а не шляться где не попадя, изображая из себя великого сыщика. И если бы я не помчалась по зову Громова, то и Сереге бы не пришлось меня разыскивать по всему городу. А если бы я еще и уши прочистила, когда беседовала с Громовым об убийцах, то не вошла бы ни за что сейчас в квартиру, без того самого Сереги. Ну что мне стоило посидеть в машине, а? Дура, дура, во всем виновата сама. Больше некого винить, как ни крути!

Я думала обо всем этом, а сама следила за своим убийцей. Он что-то выглядывал в окнах. Что он там высматривает, отчего нервничает? И пусть я не смогла вовремя его раскусить, пусть дала поглотить себя заблуждениям, но уж уловить его нервозность было нетрудно. И тут позвонили в дверь. Он напрягся и стрельнул в меня взглядом. Я забилась на полу и замычала как можно громче. И хотя мое: «На помощь! Спасите!» – скорее вопли погребенного заживо, он испугался, бросился ко мне, навалился сверху и зажал рот ладонью.

– Молчи, молчи, сука! – зашипел мне в лицо.

Этого ему показалось мало, и он сдернул декоративную подушечку с кресла и придавил ею мое лицо. С перепугу я не успела набрать носом воздуха и почувствовала, что задыхаюсь. Забилась уже в конвульсиях, но он принял их за продолжение сопротивления и подушку не убрал, наоборот, прижал еще сильнее. У меня поплыли бордовые круги в глазах. «Вот и все!» – мелькнуло молнией в мозгу. И чернота засосала меня в бездонную дыру.

Сначала был звон. Он шел по нарастающей и трансформировался в гул. Затем все повторялось снова. Очень неприятные ощущения.

Потом появился свет. Он резал глаза и каким-то образом усиливал звон, стоило открыть глаза.

«Что же это со мной?» – подумала я. И сразу вспомнила, кто я и что со мной случилось. Меня тут же затошнило особым образом, как если бы я увидела хвост поезда, на который опоздала или черепки любимой маминой вазочки, которую разбила. Это чувство тошнотворности всегда возникало, когда я по глупой случайности проваливала экзамен или меня ловили на вранье. Я его называла «переживанием упущенных возможностей», причем упущенных именно по моей вине. С осознанием того, что сделана непоправимая глупость, у меня начинало сосать под ложечкой и крутить в животе, а во рту появлялся кислый привкус. Вот и сейчас наличествовали все знакомые симптомы, что было вполне закономерно, потому как на этот раз я упустила возможность избежать встречи со своим убийцей. Я застонала и приоткрыла глаза. Так, я все еще в своей квартире. В спальне. На кровати. Не одна.

Прямо у меня перед носом я обнаружила женские ноги. Ухоженные. С педикюром. Кажется, Риткины. Когда я застонала, ноги пришли в движение. И в районе моих пяток раздалось ответное мычание. Слава богу, Ритка жива! Мы лежим с ней валетом в моей спальне, несчастные жертвы маньяка Если бы он ее убил, я бы ему горло перегрызла. Я бы его… Пятки в это время исчезли из поля моего зрения, Ритка сопела, ерзала, извивалась и вскоре села на кровати. Лицо у нее было красное от натуги и очень злое. Я ее понимала. Она скосила глаза на дверь и снова замычала. Видя, что я совершенно ничего не поняла, она подкатила глаза под лоб, что означало крайнее недовольство моей тупостью. Господи, о чем речь, конечно, тупость беспросветная, что уж тут и говорить. Любовная лихорадка лишила меня остатка мозгов, не говоря уж об элементарном чувстве самосохранения. Я горестно засопела, наблюдая, как Ритка пытается умоститься задом к моему лицу. Ей даже меня видеть не хочется!

Но тут подруга вытянула руки, связанные за спиной и попыталась отодрать скотч от моих губ. Вот она что задумала! Гениально! Жаль только, что где-нибудь поблизости не валяется ножика или бритвы, обычно в кино связанные герои лежат как раз по соседству с острыми режущими предметами. Увы, у меня все это добро хранится на кухне. Я не Ритка и не стала делать из кладовки бункера, на случай осадного положения, по той же причине не разложила в спальне томагавков и стилетов. На этом незатейливом умозаключении поток моих мыслей прервался, потому как Ритка содрала-таки пластырь. и я, не удержавшись, заорала от боли. Потом, конечно, заткнулась, испугавшись, что сейчас нас и укокошат за мятежные действия, но на мой крик никто не появился.

– Риточка, я сейчас, потерпи только. Это больно! – бормотала я содранными губами, одновременно пытаясь принять удобное положение, чтобы, в свою очередь, освободить уста подруги

В моих жилах не текла кровь Кио, поэтому я демонстрировала потрясающую неуклюжесть: фокус с освобождением удался не сразу – мне пришлось изрядно попотеть. Но вот уже и Ритка заскулила от боли, а я повалилась на кровать, потная, как мышь.

– Ну, ботаник, ну змий очкастый, тебе не жить! – сквозь зубы пообещала она в пространство.

Я молчала.

– Я твоего Коржикова сгною! – это уже было адресовано мне.

Я решила, что лучше помолчать еще какое-то время.

Дальше она перешла на общенародный мат. Десятая часть ее тирады сразила бы наповал дивизию кисейных барышень. Я была не из их числа, поэтому выжила, даже уши в трубочку не свернулись. Более того, Ритка озвучивала мои собственные мысли, но гораздо более сочно и ярко. Я бы ей зааплодировала, только вот руки были связаны.

– Надо пробираться на кухню, я слышала, что он хлопнул входною дверью, – сказала она наконец.

– Ну тогда поскакали, – согласилась я.

Мы сползли с кровати, попыхтели и встали на ноги. Каскадеры из нас получились посредственные, да что там говорить, абсолютно бездарные – никакой сноровки и гибкости в членах.

– Слушай, Ритка, а ты как сюда попала?

– А вот так, я забыла у тебя сотовый и решила вернуться. Но на тот момент ты уже отсюда смылась, а он проник в квартиру, – пояснила она, пытаясь сохранить стоячее положение.

– Я тебе звонила, между прочим, – пробормотала я, не удержалась и завалилась на пол, – но твой телефон не отвечал.

Ритка, как кенгуру, поскакала к двери, я продолжала червяком извиваться на полу.

– Подожди. Ты позвонила, и он открыл дверь? – уточнила я, кое-как приподнявшись.

– Нет, он забыл ее запереть. Я вошла и получила по голове.

– Да не забыл я, – послышалось из гостиной.

И перед нами предстал мой несостоявшийся муж, маменькин сынок, профессор физико-математических наук, убийца и подлец Костя Коржиков. Он легонько ткнул Ритку в груди, и она тюком рухнула на пол. Я на пятую точку приземлилась самостоятельно. Он посмотрела на нас сверху вниз и улыбнулся хорошо известной мне улыбкой, немного жалкой и беззащитной. «Он маньяк», – подумала я как-то отстранено, а потом испугалась за Бегемота. Где мое животное, где кот? Его Коржиков всегда недолюбливал, так хоть бы с ним чего не сделал.

– Знаешь, Коржиков, я на твоем бы месте нас немедленно отпустила, тогда, возможно, у тебя появился бы шанс выжить в данной ситуации, – процедила Ритка с полу.

– Я обязательно подумаю об этом на досуге, – пообещал он. – Кстати, вы такие шустрые, за вами глаз, да глаз нужен. Стоило отлучиться на пять минут, как, пожалуйста, – уже рты пооткрывали! Я понимаю, что вам без болтовни трудно, но придется потерпеть.

С этими словами он достал из кармана пластырь и отрезал аккуратный кусок моими маникюрными ножницами. Мама родная, маньяк, натуральный маньяк!

– Костя, одумайся, Костя! Что ты делаешь? – воскликнула я.

– А ну пошел от меня, козел вонючий, – забрыкалась Ритка, пытаясь увернуться от пластыря.

– Ну уж нет, хватит, посплетничали за моей спиной, построили козни и хватит, – шипел Коржиков, навалясь на Маргариту всем телом, – теперь замолкните у меня! Навеки! Когда ты появилась на пороге квартиры, я сразу понял, что само провидение распорядилось насчет тебя. Я не думал тобой заниматься, хоть ты пакостничала мне, как могла, противно, знаешь ли, с тобой общаться. Но, как видишь, пути наши все же пересеклись.

– Костя, Костя, я тебя прошу, перестань! Не нужно, отпусти ее! Она ведь совсем не при чем. Я понимаю, что ты рассержен на меня, – старалась я переключить его внимание на себя.

– Не волнуйся, дорогая, мы с тобой еще поговорим о твоей вине, – справившись с Риткой, он повернулся ко мне. – Обо всем поговорим, что накипело на душе. Все обсудим напоследок.

Он наклонился надо мной, и его глаза, увеличенные диоптриями, показались совершенно безумными. Чекатило, помнится, тоже многие годы изображал из себя нормального человека, а сам убивал направо и налево. Вот и Костик свихнулся незаметно для окружающих. Он нас пришьет, расчленит в моей же ванне, запакует в пакетики и закопает в той же роще, где мы с Громовым спрятали труп убитого им Жаткина. От ужаса, обуявшего меня, я даже сопротивляться не стала, когда на мои губы лег кусок липкого пластыря. Интересно, как он нас будет убивать? Что придумает на этот раз?

– Извини, Ксения, но это твой выбор, – заявил он и вышел из комнаты.

Мы остались валяться на полу. Ритка брыкалась, я лежала не шевелясь. Зачем? Нам с ним не сладить. Опять подкатила та особая тошнота вместе с мыслями об упущенных возможностях: «Почему я не прислушалась к Громову, который старался строить логические цепочки и твердил о странном поведении убийцы Жаткина, который то хотел меня подставить, то решил меня убить?» Если бы еще немного подумали, то пришли бы к мысли, что ключи спер кто-то из своих, и ненависть ко мне тоже исходила от очень близкого мне человека. Кого я сильно задела своим поведением – Коржикова. Кто был вхож в дом моей мамы – Коржиков. Кто мог затаить абсурдную ненависть к Жаткину – Коржиков. Помнится, и этот вопрос я себе тоже задавала: «Почему именно Жаткин, а не сосед дядя Вася с пятого этажа?» Какая же я была глупая и слепая. Ответ все время был на поверхности, а я не потрудилась его обнаружить. Конечно, гораздо привычнее думать, что Костик – безобидный ботаник, который по уши влюблен и готов ради тебя на все. И как можно допустить мысль, что Костик почему-то взбесился и готов тебя отправить на тот свет? Даже при всей очевидности происходящего, этот факт не мог уложиться в моей травмированной голове.

– Я отогнал твою машину на соседнюю улицу, так что тот, кто приходил к тебе в гости, посчитает, что ты уехала, – раздался голос Кости из гостиной. – Поэтому можешь на него не надеяться!

Наверное, он говорил о Сереге. Скорее всего, это он звонил в дверь, когда меня чуть не придушили подушкой. Точно, точно, Мирик небось велел ему по телефону ехать ко мне. Серега приехал, а меня опять дома нет как нет. Неужели он не догадался покараулить меня у подъезда?

– Он тебя не дождался, – словно прочитав мои мысли, заявил Коржиков. – Я подождал, когда он покинет двор, вышел и перегнал твою машину. Вот так. Кстати, это что, еще один твой любовник? Хотя можешь не отвечать.

Он зашел в спальню с чашечкой чая в руке, держа мизинец на отлете. Как меня раздражала эта манера, его и мамочки – отставлять пальчики, словно институтки!

– Ах, Ксения, Ксения. Говорила мне мама, что ты глубоко порочная девица по своей натуре, а я ее не слушал! Думал, что стоит тебе предоставить шанс стать порядочной женщиной, как ты уцепишься за него руками и ногами. Наивный, да? А ведь я действительно верил, что, когда ты выйдешь за меня замуж и получишь все, что ты хотела, то ты остановишься в своем разврате. Отпадет надобность ради денег или рабочего места торговать своим телом, раз у тебя будет положение в обществе, деньги и новое имя – вот как я думал. И ошибся. Как я ошибся! Ты – шлюха, и тебе доставляло удовольствие стелиться под всех этих мужиков! Теперь, когда рядом нет твоего нового мордоворота и я могу свободно излагать свои мысли, я тебе скажу правду в глаза. Всему есть предел, дорогая. Одно дело, когда ты просто таскаешься по подворотням, другое, когда ты продолжаешь по ним таскаться, став моей невестой!

От всех этих абсурдных обвинений в мой адрес у меня аж зубы свело, а Ритка задергалась с новой силой, не в состоянии еще как-то выразить протест. Он со стуком поставил на мое трюмо чайную чашку, и чай выплеснулся на белую столешницу. А из Коржикова выплеснулась желчь, словно прорвало какую-то плотину.

– Я готов был прикрыть твои грехи собственной фамилией, я готов был идти на разрыв с собственной семьей, женившись на тебе! И чем ты мне отплатила? Спуталась со своим Жаткиным! Ради чего? Ради его смазливой морды или, как ты любила выражаться, ради карьерного роста? Так он никто, пешка, ничтожество. Ты глубоко ошибалась на его счет. И у тебя еще хватало наглости рассказывать мне сказки о неурядицах на работе, о том, как тебя, бедняжечку, замучил шеф! Ну конечно, только тебе эти муки доставляли наслаждение. Может, ты так называла садо-мазохистские развлечения, которым вы предавались в гостиницу «Москва»? Да, да, я видел собственными глазами, как вы туда ездили посреди рабочего дня, я тогда заехал без предупреждения пригласить тебя на обед и увидел, как вы отчаливаете. Проследил до самой гостиницы за вами. Шлюха! Я поговорил со сторожем на его стоянке и выяснил, что он частенько ставил машину и шел домой с красивой блондинкой. Теперь скажи, что это была не ты!

Я, конечно, сказала бы, что это была Линда, но рот мне никто не отклеил. Пришлось промолчать. И это было особенно унизительно – слушать весь этот бред в собственный адрес, необоснованные оскорбления и не иметь возможности достойно их парировать. Боже мой, с какой кашей в голове он жил все это время! Коржиков выбежал из комнаты и вернулся с бокалом коньяка. Ужас, если он столько выпьет, то у него окончательно сорвет башню. Насколько я помню, он пил мало и редко, к алкоголю был равнодушным. Неизвестно, какое влияние на него произведет такая доза.

– А когда ты забыла о собственной свадьбе! Это вообще стало последней каплей. Видишь ли, проводив тебя на вокзал, я позвонил в редакцию, и мне сказали, что ни начальника, ни главного редактора на месте нет, потому что они в командировке. Ты так резвилась со своим любовником, провожая холостую жизнь, что опоздала на собственную свадьбу! Шлюха, шлюха, шлюха! Как я тебя ненавидел! Как я ненавидел себя за то, что продолжал любить тебя! Но ты излечила меня вместе со своей подругой, – он пнул Ритку в бок, и та возмущенно замычала. – Я все слышал, дорогая, как вы смеялись надо мной. Слышал собственными ушами, как твоя подруга убеждала тебя выходить за меня замуж, потому что я богатый дурачок, за спиной которого можно иметь кучу любовников, а я этого и не замечу. Что, удивлена?

Он присел надо мной, изучая меня, как препарированную лягушку. Когда я попыталась отвернуться, чтобы не видеть этих бегающих глаз за стеклами очков, он схватил меня за подбородок и заставил смотреть на себя.

– Я вижу, что ты вспомнила тот разговор? Не поймешь, как я мог стать его свидетелем? Ха-ха-ха! – засмеялся он мне в лицо. – Очень просто, я позвонил тебе в тот момент, когда вы строили с ней (еще один тычок в ребро подруги) планы, как меня надуть по всем параметрам. А у нас, знаешь, какие непредсказуемые телефонные линии, запросто можно вклиниться в чужой разговор! На этот раз они стали линиями судьбы. Я смог прослушать всю вашу беседу, вплоть до ее рекомендаций, чтобы ты забеременела от какого-нибудь безмозглого красавца. Конечно, я – урод, от которого родится какая-нибудь лягушка, но еще я полный кретин и не заподозрю ничего, если даже ребенок будет с черной кожей! Как мило, правда? Это было почти забавно – слышать как твоя любимая невеста коллекционирует полезные советы своей ближайшей подружки. И тогда я понял, что само провидение дало мне возможность окончательно прозреть! Знаешь, почему я настоял на тайной свадьбе? Чтобы мне не смогла помешать моя мамаша, которая на тот момент окончательно помешалась из-за тебя! У меня уже родился план, как сделать так, чтобы ты на всю жизнь запомнила нашу свадьбу, как я запомнил тот день, когда она не состоялась в первый раз. Но мамочка, одержимая идеей от тебя избавиться на веки вечные, могла мне помешать, поэтому я разыгрывал из себя невинную овечку, боящуюся огласки и маминого гнева. Мы поменялись ролями. Теперь я вынашивал планы, превратившись из жертвы в карателя, а ты плясала под мою дудку.

Он одним глотком допил коньяк и сбегал еще за одной порцией, за это время Ритка умудрилась сесть, привалившись к шкафу спиной и оттуда таращила на меня глаза. У меня же бежали по лицу слезы. Я ничего не могла с собой сделать. Это было выше моих сил. Вернувшийся Костя не обратил никого внимания на Ритку, зато мои слезы его несказанно обрадовали.

– Правда, трогательная история? Я тоже плакал недавно, правда, по другому поводу. И знаешь, эти слезы принесли мне облегчение. Я понял, что все женщины – продажные твари, злобные, коварные, безжалостные. Вам плевать, кого жалить и насколько смертелен будет укус для вашей жертвы. Вы живете только для собственного удовольствия. Все это красивые сказки про женское самопожертвование, про вашу любовь и верность. Вы твари тьмы и мракобесия. Вы сводите мужчин с ума, отравляя им все существование, капля за каплей выпиваете нашу волю и силу. Вы хитрые, подлые, жадные и самовлюбленные. И это следует принять как данность. Жаль, что мое прозрение пришло так поздно. Возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. И ты… Твое появление на моем жизненном пути – это испытание. И мне кажется, я выдержал его с честью.

В комнате воцарилась тишина. Коржиков что-то разглядывал в своем бокале. Вторую порцию он пить не стал. Мне вдруг показалось, что он уже высказался и сейчас начнет нас убивать. Стало страшно, по коже медленно побежали мурашки. А может, это от кондиционера? Интересно, о чем он только что говорил? Что это за пламенный спич с обвинением в адрес женского рода? Еще бы Еву-прародительницу вспомнил и подробности изгнания из рая!

– Так вот, дорогая, как видишь, ты ошиблась в отношении меня. Думала, нашла послушного Иванушку-дурочка, который будет всю жизнь плясать под твою дудку и исполнять любые твои прихоти, да просчиталась! Досадно, понимаю, еще как досадно. Но иногда так бывает с вами, женщинами, которые возомнят о себе, что они бог весть что собой представляют. Как говорит моя лаборантка, «чем выше шкаф, тем громче падает», – он отхлебнул коньяк и подошел к окну. – Как стемнеет, я отвезу тебя на дачу. Ты же говорила, что тебе нравится наша дача?

Он опять рассмеялся мелким противным смехом, а я поняла, где он намерен организовать мою могилу. Наверное, дедушка отбыл в город тряхнуть стариной, вот внучок и решил воспользоваться освободившейся территорией. Ну что ж, очень неплохое место, и мне действительно нравилась их дача. Мы там были недавно с Мирославом…

Ритка, вынутая из шкафа, – это зрелище не для слабонервных. Хорошо, что Коржикова надежно спрятали от пострадавшей. Иначе на скамье подсудимых оказалась бы моя подруга, разорвавшая обидчика в клочья, как Тузик одеяло. Мы смогли пронаблюдать, каким оно бывает – состояния аффекта. Ритка орала, брызжа слюной, бегала по квартире, махала руками, и никто не мог помешать ее буйству. Но всему когда-нибудь наступает конец, постепенно поток возмущений и проклятий пошел на убыль. И обессиленная Ритка, упав в кресло, потребовала коньяка «для расширения сосудов».

– Они у вас и так едва не полопались, – осуждающе заметил Бочкарев, присутствовавший при освобождении заложницы.

– А вы бы, уважаемый, приберегли свои замечания для преступников! – отрезала Ритка, не глядя в его сторону.

Бочкарев решил, что лучше не вступать с ней в полемику – себе дороже выйдет. Буквально через каких-то полчаса он приступил к протоколированию наших показаний, мы же досконально описали все преступления Корижиковых: матери и сына, а также проступки тетушки и племянницы Свиридовых, отличившихся хулиганскими выходками. Признаться, мне вновь поплохело, когда я вспомнила досконально все треволнения минувших дней. Подписав бумаги, я уступила место Маргошке. И она, получив слово на законных основаниях, не стесняясь в выражениях, с огромным удовольствием давала собственные оценки людям и событиям.

Я пристроилась в углу дивана, вцепившись мертвой хваткой в Бегемота, который несколько часов просидел под диваном, трусливо пережидая паскудные времена. Но с моим возвращением кот запросился на руки и категорически не желал покидать нового убежища. «С такой хозяйкой, – было написано у него на морде, – можно ожидать чего угодно, но в случае эвакуации, меня выносить первым!» Я гладила его шелковистую спинку, а сама про себя сокрушалась. Надо же, сколько свалилось на одного человека! По сути дела, в одно и то же время в моей жизни появилось множество тайных врагов, которые, словно сговорившись, решили во что бы то ни стало доконать меня, бедняжечку, извести и погубить. Прислушавшись к своему «Я», была вынуждена констатировать стабильность и уравновешенность. Что это? Неужели я «железный Феликс», и мне на нападки врагов плевать с высокой горы? А может, я ошибаюсь, и моя психики дала сильный, но пока не проявившийся крен? И тут подумалось, что я прошла через все испытания страхом и болью, благодаря надежде на счастье. Известно, что женское счастье довольно просто – оно заключается в любимом и любящем мужчине. И что-то мне подсказывало, что именно появление Мирослава в моей жизни стало той путеводной звездой, которая вывела меня из лабиринта ужасов и защитила от безумия. И стоило мне подумать о нем, как он позвонил.

– Да, это я, и у меня все в порядке, – сказала я в трубку и слиняла в спальню.

Бочкарев, записывающий показания Громова, сообразил, кто звонит, и скривился, мол, о тэмпорос о морэ. Примерно минут десять я сюсюкала в трубку, божилась, что теперь ногой из дому не выйду до его приезда, чтобы не гневить Фортуну.

– Обложусь с одной стороны Громовым, с другой Серегой и…, – увлеклась я.

– Вот это уже будет лишним, – прервал меня Мирик, – не надо никем обкладываться. У меня сегодня еще пара встреч назначена, а завтра я выезжаю к тебе. Думаю, нам не помешает отдых где-нибудь на Крите или Родосе. Тебе нравится Греция?

– Не знаю, – призналась я, – там все есть, кроме меня. Меня там ни разу не было, вот я и не могу сказать, нравится ли мне Греция.

– Что ж, тогда действительно стоит там побывать. Надеюсь, в вашем городе есть приличная турфирма?

С турагентами у нас все было в порядке. Одним агентством даже руководил мой одноклассник. Думаю, что он не станет драть с нас три шкуры, да и посоветовать сможет что-то дельное. Не вдаваясь в подробности, я заверила Мирика, что такого добра, как туристические фирмы, у нас завались. Правда, оставалось решить вопрос с милицией. Возможно, они изъявят желание иметь под рукой ценных свидетелей. Но эти сомнения Мирослав тут же развеял, заявив, что им еще пахать и пахать над сбором доказательств.

– Чтобы засадить твоего Коржикова и его мамашу в тюрьму, необходимо доказать не только то, что запротоколировано в ваших показаниях, но и то, в чем признаются подозреваемые. Каждый факт в деле должен иметь подтверждение. Так что мы успеем полмира объехать, не то что в Греции побывать.

– Мирик, я тебя люблю! – воскликнула я и поцеловала Бегемота.

– Это кого ты там целуешь? – запаниковал мой ненаглядный.

– Кота, – проблеяла я.

– Господи, это еще что за элементы зоофилии?! Держи себя в руках, Аверская! – приказал он точь-в-точь, как Громов, а потом не выдержал, – я тебя тоже люблю, Ксюнчик мой маленький!

Вот, теперь и он засюсюкал! Как мы похожи!!! Я стала кружиться по комнате, попеременно целуя то Бегемота, то замолкший сотовый. Все-таки моя крыша пострадала от нагрузок и заметно покосилась. Заметно, например, для Ритки, заглянувшей в спальню.

– Ксюха, ты че, сбрендила? – ласково поинтересовалась она.

– Ага! – расплылась я в улыбке от уха до уха.

– А на фоне чего?

– Мы с Мириком едем в Грецию! – поделилась я радостной новостью.

– Ну-ну, – покивала она, – счастливого пути.

– Алексевна, ты чего нунукаешь? Не веришь в счастливые концы?

– Концы? Счастливые? Верю. Но глупая улыбка на твоей морде лица сильно настораживает. Не очень-то впадай в эйфорию. Ладно?

– Ладно, – кивнула я и снова поцеловала телефон.

Ритка вздохнула, покрутила пальцем у виска и вышла вон, буркнув что-то по-французски. А я продолжила танцевать с Бегемотом, которому тоже все стало про меня ясно. Тем временем Бочкарев закончил снимать показания со всех свидетелей, вплоть до Сереги, и отчалил восвояси. Перед отъездом он сообщил, что была арестована Стелла Марковна, она отказывается говорить и требует персонального адвоката. А мы решили, что пора праздновать победу. Все враги повержены, все тайны раскрыты. Впереди только радость, счастье и удовольствие. Правда, у меня оставался еще один трудный рубеж – разговор с мамой. Я позвонила, и она тут же взяла трубку.

– Мамуля, ты только не ругайся, ладно, – затараторила я, – у меня все хорошо, просто отлично. Я хотела тебе сделать приятный сюрприз, выйти замуж за Костика, ты же хотела, чтобы у тебя был солидный зять и все такое. Но свадьба опять сорвалась. Но оно и к лучшему, потому что я его не люблю. А без любви далеко в браке не уедешь. В общем, мама я встретила потрясающего парня. Он красив, умен, хорошо воспитан. Он адвокат! Мамочка, я в него влюбилась без памяти!

– Ксенька, где ты его взяла? – только и спросила мама.

Это был роскошный план – сообщить маме, что я снова не вышла замуж за Костю, зато вместо этого влюбилась в другого мужчину. Какие уж тут ключи, про них тут же забудут!

– Мамусенька, он москвич. Приехал к нам по делам, и мы случайно познакомились. Ну, как бы это сказать, мы врезались друг в друга на машинах. Но ты не волнуйся, у меня ни царапины, и у него тоже. Он мне на следующий день новую машину купил. У меня теперь новенькая «десятка»! Представляешь?!

– Боже мой, – вяло как-то отреагировала мама.

– Да, да. Он благородный, честный, и я его люблю. Мамочка, он тоже меня любит. И мы, наверное, поедем в Грецию!

– Та-ак. Я еду домой. И никакой Греции до моего возвращения! Ты меня поняла?

– Хорошо, мамочка, приезжай скорее. Мне еще столько всего надо тебе рассказать.

– Нет уж, только не по телефону! – воскликнула мама.

Ага, сама велела молчать! Ура, все получилось! Я сделала любимый жест американских детишек «йес». Теперь можно было и отпраздновать победу. Но прежде, чем выдвигаться в люди, нужно было заняться своим внешним видом. В этих целях Ритка с Серегой отчалили к ней на квартиру, а я заквасилась в ванной. Громов же улегся в гостиной и уткнулся в телевизор. Он категорически не пожелал оставлять меня одну, даже несмотря на то, что все заговоры раскрыты, а враги приструнены.

– Знаешь, Аверская, ты как дитя малое, за тобой глаз да глаз нужен. Так что лучше я у тебя побуду.

– Ладно врать-то, – сказала я, – признайся лучше, что пообещал Сташевскому от меня не отходить.

– Ну пообещал, ну и что? – огрызнулся он. – Мы с ним по-мужски побазарили. Конкретный мужик, я тебе скажу. Так что не проворонь! Да и потом, это же твой последний шанс. Готовить ты не умеешь, хозяйством заниматься не любишь, хобби полезных не имеешь…

– У меня такое чувство, что это я уже где-то слышала. Тебе так не кажется?

Громов стушевался, припомнив свои рассуждения по поводу нашей свадьбы с Коржиковым, а я удалилась в ванную с гордо поднятой головой.

– Ты даже брюки не умеешь гладить! – вслед мне донеслось из гостиной. – И зарядку по утрам не делаешь!

Вот надо же быть такой неугомонной занудой?!

Ему не дали осуществить до конца его гениальный план. Заперли в клетке, как безумного зверя. «Хорошо жить через копирку, чтобы, в случае исчезновения, иметь доказательство существования» – кажется, именно так говаривал ее любимый Ежи. Ну что ж, этот раунд остался за ней. Он проиграл. А она выиграла. Вон какая счастливая и довольная. Еще бы, отвергнутый жених за решеткой, а вокруг вьются потенциальные жертвы ее цепких ручонок! Он аж зубами заскрежетал от невозможности прервать сею секунду ее жалкое, презренное существование, освободить душу, томящуюся в бездне разврата.

Нет, она рано радуется, еще не все потеряно, у него есть деньги, на которых можно нанять отличных адвокатов, связи на самых верхах, прекрасные характеристики с места работы. Не стоит впадать в отчаяние. И все же досада заполняет все его существо, он не может с ней справиться. Нужно было обязательно делать поправку на элемент случайности при расчетах данной ситуации, более того, раз он принял за данность существование судьбы, нужно было учитывать такие субстанции как везение и невезение… Чувствуется, ему будет над чем поразмышлять в замкнутом пространстве следственного изолятора.

Он не мог понять, в какой именно момент в его выверенные расчеты закралась ошибка. Лежал, отвернувшись к стенке, и думал о теории вероятности, судьбоносности и невероятности. Он размышлял о событиях и людях, оставшихся за чертой данного момента. И не разу ему в голову не пришло ни единой мысли о будущем, казалось, прошлое поглотило его разум.

Он узнал страшную тайну, мрачное предание выпало на него из семейного шкафа со скелетами. Оно вывернуло наизнанку его душу. Еще бы, его мать, которую он не просто уважал, а боготворил, считая, что всю свою жизнь она положила на алтарь служения его Гению, оказалась обыкновенной алчной тунеядкой, интриганкой и просто хитрой стервой. Казалось, перевернулось все мировоззрение, рушилось все, что было незыблемо. И с этим было невероятно тяжело примириться. Но спасение от кошмара, буквально раздавившего его, было возможно. Он смог бы остаться чистым и искренним, цельным и сильным, если бы в тот трудный час Ксения поддержала его. Но нет, с чего бы такое везение?! Она могла его спасти, но, вместо этого, вонзила ядовитый кинжал в его открытое, любящее сердце. Какое коварство! Вот истинная природа женщин – убивать тех, кто им покорился. А ее предательство он расценивал именно так – как убийство. Она убила в нем надежду на счастливое будущее с любимой женщиной.

Почему, ну почему женщины столь безудержно кровожадны? Откуда в их природе утонченная стервозность, бездушие и равнодушие? А ведь какие-то глупцы воспевают женскую доброту, отзывчивость, готовность прийти на помощь и даже – преданность. Какой обман, какая глупость! Женщины – хищницы, женщины – разрушительницы, женщины – кровожадные монстры. Они нелюди этой планеты. Возрожденные из кости Адама, они по ошибке получили душу человеческую, но и она скукожилась и трансформировалась в грешных телах этих валькирий.

И все-таки он не мог причинить вреда ни матери, которую презирал, ни Ксении, которую любил мучительной, унижающей его мужское достоинство, любовью. Даже после того, как ему открылась грязная правда, отравившая всю его сущность. Но при этом, ему было необходимо на ком-то сорвать свою ярость. Тогда в его голове возник дьявольский план. И христианская заповедь – не убий – перестала для него существовать. Он решил, что будет безжалостен. Такие вещи нельзя никому никогда прощать. Он бы потерял к себе уважение, если бы оставил все как есть. За все надо платить!!! Очень, очень мудрый закон жизни. Она заплатит за все…ему. И это будет правильно. Ведь по сути, то, что он делает – высшая форма справедливости. Каждому – свое – это еще один закон. Грамотный, выверенный, справедливый.

Он очень плохо спал последнее время. Просыпался посреди ночи в поту от кошмаров. Надо было что-то делать, чтобы прекратить эти истеричные проявления. Он привык к своей уравновешенной натуре, и ему было непривычны подобные умственные эскапады. В глубине души он хотел, чтобы этого всего вообще с ним не происходило. Но стоило ему ощутить подобные трусливые мысли, как он методично прокручивал в уме свои новые знания, и ненависть вспыхивала в его сердце. Это было новое, сильное, неведомое ранее чувство, побуждающее к действию. И он совершил то, что от него требовалось в данной ситуации скорее на уровне физиологии, чем психологии. Он добился, чтобы Ксения согласилась расписаться тайно от его матери. И так как свадьба как таковая ее интересовала мало – главное для нее было стать его женой – то она согласилась с его предложением. Она, конечно же, решила, что он, маменькин сынок и подкаблучник, боится публичного скандала. Он на это и рассчитывал.

И в этот день, по его задумке, она должна испытать такой же ужас и горе, какие он пережил в тот день, когда она не вернулась из командировки и сорвала их первую свадьбу.

Просто не явиться самому на бракосочетание, как это сделала она, было бы глупо и непоказательно. Надо было устроить что-нибудь более впечатляющее. Тогда у него родился план. Убить соперника и свалить вину на свою невесту. У него прекрасные адвокаты, он сможет откупить ее от тюрьмы. Взамен он получит то, что хотел: ее абсолютную зависимость и безмерную благодарность. У него был отцовский пистолет, который стал орудием убийства. Он продумал все до мельчайших подробностей, составил идеальный план и с блеском его осуществил. Жаткина он застрелил во дворе его же дома, тело спрятал в багажнике «девятки». Этот дурачок так ничего и не понял, когда схлопотал пулю. Но разве он должен был что-то объяснять тому, кто влез в его жизнь в грязных сапогах и потоптался по его надеждам и мечтам? Конечно, он убил его без суда и следствия, но Фемида в тот момент сняла свою повязку и поддержала его. Все так и должно было случиться. Тот, кто ходит по краю пропасти и любит балансировать на острие бритвы, редко взлетает ввысь, зачастую таким уготовлена бездна. Нет, он ничуточки не сомневается в правильности своих действий. Он лишь был орудием высшей кары. Более того, смерть этого подонка нужно было снять на камеру и демонстрировать в кинозалах страны, вместо рекламного блока, чтобы другим было неповадно поступать подобным образом.

Машину своего соперника он отогнал на стоянку, причем, чтобы его не опознали охранники напялил жатковскую бейсболку и вместо очков использовал линзы, потому что очки – это запоминающаяся примета. Потом вернулся к дому Жаткина, сел в свою машину, оставленную перед супермаркетом напротив, и уехал домой. Утром он уже занял пост между гаражами, чтобы увидеть отъезжающую Ксению. Он собирался тут же позвонить в милицию и сообщить о трупе в ее багажнике. И вот тут случился первый прокол. Ксения зачем-то полезла в багажник и нашла в нем своего бывшего шеф, после чего они с Громовым вывезли труп в неизвестном направлении. Он не смог проследить, куда именно, а когда выбирался к своей машине, то умудрился потерять сотовый.

А дальше в игру вступила его милая мамочка. Он тогда узнал «Победу», на которой она сшибла его невесту перед загсом. Потом он видел, как она поменяла стаканы с шампанским на банкете. И от отравленного шампанского, попавшего на бутерброд, скончалась крыса Анфиса. Его мать решила отправить неугодную ей Ксению на тот свет. Отлично! У него был, конечно, собственный план, но он решил не вмешиваться. Во-первых, ему было приятно наблюдать как мать собственными руками роет себе могилу. Собственно она за него выполняла грязную работу! Во-вторых, он не хотел раньше времени раскрывать перед ней свои карты, зная ее характер, он боялся, что она испортит всю игру. И в третьих, это была еще одна возможность убедиться в том, что с Ксенией может разобраться лишь он один. Его невеста была словно заговоренной, смерть обходила ее стороной. И тогда пришло понимание, что он и только он должен сделать то, что не получилось у его матери. Он понял это в тот момент, когда в ее квартире приключился тот ужасный, унизительный случай. Ему словно бы наглядно продемонстрировали всю развратную сущность Ксении. Наглая девка, она посмела бросить ему в лицо, что ничуть не расстроилась, упустив свой шанс стать его женой! С прежней беспечностью и легкомыслием, похотью и сладострастием она отдавалась очередному самцу у себя в ванной. И тогда он понял, что нужно остановить ее нравственное разложение, нужно очистить ее душу. И только смерть способна справиться с такой задачей.

Он пришел к ним под утро. Открыл дверь запасным ключом, включил газ, все четыре конфорки и даже открыл духовку, выключил кондиционер. Они спали пьяные, голые в спальне. Он стоял и смотрел на нее, пока запах газа не сделался слишком сильным. Тогда он покинул квартиру.

Но нет. Она не пожелал принять легкую смерть. И тогда стало очевидно, что только кровопролитие способно удовлетворить высшие силы. И он поехал к ней, чтобы наконец свершилось то, что было предначертано судьбой.

В тот вечер мы кутили в «Трех пескарях». Вкусно поели, хорошо выпили, тем более, что поводов было хоть отбавляй. А потом поехали на покой. Громов, несмотря на все мои отказы, остался спать на диване. Я же завалилась в спальне без задних ног. Казалось, только голова коснется подушки, тут же провалюсь в объятия Морфея. Да не тут-то было. Навалились на меня мысли всякие разные, по большей мере ужасно печальные. И я вновь заревела. В последнее время я то и делаю, что плачу. Странно, наверное, это годовалые запасы влаги из меня выходят. В противном случае, навернулась моя нервная система, и теперь я буду рыдать по всякому пустяку. Впрочем, нынче поводов была куча необъятная, так что…

Ревела я о себе. Все у меня, бедной, в жизни через пень колоду. Росла без отца, в любви не везло, с работой беда, замуж выйти не удалось целых два раза. Жених свихнулся и решил меня убить, свекровь меня возненавидела и тоже решила извести насмерть. На жениха положила глаз другая, и ну с остальными в пакостях соревноваться, чтобы себе жениха моего отбить. И все это за одну неделю. Ужас! Кошмарный ужас!

А я взяла и влюбилась. И нет чтобы в какого-нибудь менеджера из продуктового магазина, чтобы значит всегда под рукой был. Нет, я, как всегда, втюрилась с перспективой на отъезд в психушку. Мой избранник – столичный парень, красавец и умница, потрясающий любовник, а еще адвокат, работающий в подозрительной организации. Конечно, на лицо все предпосылки для тихой, счастливой семейной жизни. Вот от кого надо рожать детей и ждать его каждый день к ужину. Вот на кого никто не позарится, да и он, скорее всего, всю жизнь берег себя для меня!!!

Мое нытье разбудило не только Бегемота, который уже некоторое время сидел на соседней подушке и таращился на меня круглыми глазищами, но и Громова. Он призраком возник в дверном проеме и спросил замогильным голосом.

– Ты чего ревешь, Аверская?

– Себя жалко, – честно призналась я.

– Понятно.

Он подошел и сел на кровать.

– Ладно тебе, хватит слякоть разводить, все будет тип-топ, – сказал он.

– Громов, почему это мне так не везет?

– Ты что, с дуба упала? Если не тебе, то кому везет? Тебя кто только завалить не хотел в последние дни, а ты жива. Тебе машину разбили, так новую купили, в сто раз лучше прежней. У тебя жених психом оказался, так ты еще лучшего нашла. И после этого ты говоришь, что тебе не везет? Вот, блин, неблагодарный вы народ, бабы!

– А если он не вернется? – вовсю лукавила я.

– Кто, Мирик? Да он уже, наверное, едет из своей Москвы и секунды до встречи считает. Он же тебе вчера двадцать раз звонил!

– Да нет, я немного не об этом плачу, – хрюкнула я носом.

– Знаешь, что? Если на тебе больше никто не женится, то тогда я женюсь. Мы с тобой так хорошо ладим, что думаю с семейной жизнью проблем не будет, – возвестил он.

– Спасибо тебе, Громов, ты меня утешил.

– А что, смотрю я, как вокруг тебя мужики круги наворачивают и думаю, а чем ты, братец, хуже? И правда, ты когда своего Мирика бросить надумаешь, свисни, я прибегу.

– Так мне же давно не восемнадцать и грудь у меня маловата, не в твоем вкусе, и ноги не от ушей, сам видишь. А ты всегда мечтал именно о таких.

– Ты что мелешь, Аверская? Если ноги от ушей, то где тогда грудь должна держаться? В общем, все: тему замяли. Как только, так сразу. Ты меня поняла?

– Поняла, поняла, – захихикала я.

– Ну тогда давай спать. У меня же режим. Завтра на работу надо. Не все же такие бездельники, как ты!

Я прикинула, пореветь что ли по поводу безработицы? Но не стала. Полежала немного и заснула.

Я глупо таращилась на две розово-сиреневые черточки на узкой бумажной полоске. Сверилась еще раз с аннотацией на упаковке. Беременна. Ух ты!

Как на это реагировать, было не ясно. Радоваться? Тревожиться? А что скажет он, а мама? Ух ты.

Пошла посмотреть на себя в зеркало. Точно – беременна. Вон какие глаза испуганные. А вдруг он подумает, что я специально? Скажу, что это он сам специально. Ну и дела. Нет, все не как у людей!

Зазвонил телефон. Это был, конечно, он.

– Как дела?

– Еще не родила, как рожу так скажу, – брякнула в ответ.

– Ксюнчик, ты это о чем?

– Вот приедешь, узнаешь, – пообещала я.

– Я уже приехал, ты дверь открой, а то у меня руки заняты.

Я помчалась, спотыкаясь, в прихожую. Мы не виделись с Мириком целую неделю. После волшебного путешествия в волшебную Грецию он умчался в свою Москву и пропал на неделю. Нет, он, безусловно, звонил. Но этого было слишком мало для одной влюбленной коровы.

Он ввалился в прихожую, нагруженный кучей свертков, и с ходу принялся меня целовать. Я ответила. В результате поговорить получилось через полчаса. Причем свои первые слова я минут десять обдумывала в ванной. У нас с Мириком все шло просто великолепно: любовь-морковь, страсти-мордасти. Я сама себе завидовала. В Грецию меня свозил опять же. Но о будущем мы говорили как-то туманно. Вроде бы, подразумевалось, что будущее будет совместным, но никакой конкретики. И пока он был рядом, меня это не сильно тревожило, а вот, когда отправился домой, в Москву, я прямо вся извелась. А теперь еще и беременность. Господи, а вдруг он подумает, что я его таким способом принуждаю к каким-то решениям? Как ему объяснить, что ни за что бы не стала так рисковать, а то вдруг решение не в мою пользу?!

В общем, я чуть голову себе не сломала, соображая, как следует это преподнести: легко и с юмором, лирически или патетически? Решила, что начну издалека, мол, а любишь ли ты детей, а сколько бы хотел их иметь…

– Ксюха, Ксюха, открывай! Ты чего заперлась? Быстро открывай! – заорал он под дверью.

Я заволновалась, неужели ему нужно «продолжение банкета». Это не вовремя. Я настроилась на разговор. Но стоило мне открыть дверь, как в ванную ворвался Мирик, схватил меня в охапку и едва не придушил.

– Это правда? Скажи, это правда? Это твое?

Тут он сунул мне под нос тест. Нет, ну какой балда! А чье же еще? Бегемота?

– Мирик, ты как относишься… – начала я заготовленную фразу.

– Я прекрасно отношусь к тебе, детям, котам и тещам! – поспешил заверить меня Мирик. – Я всю дорогу ломал голову, как бы так к тебе подъехать с предложением переехать ко мне, в Москву. Я же знаю тебя, сейчас же упрешься – у меня тут родители, друзья, мой дом (и все это перекривляя мой голос!)

– А с чего ты взял, что что-то изменилось?

– Ну уж нет, дудки, моя дорогая! Теперь я, как отец ребенка, могу потребовать воссоединения семьи!

– Это так в Семейном Кодексе России сказано? – усомнилась я.

– Ксюнчик, выходи за меня замуж, а? – взмолился он.

– Ну не знаю, Сташевский, это все так неожиданно, – пропела я с утрированным московским прононсом, налегая на «А».

– Да ладно тебе, Аверская, – это твой последний шанс! Мне про тебя Громов все рассказал: ты не шьешь, не вяжешь, на фортепьяно не играешь, готовить не любишь. Тебя здесь никто замуж не возьмет, тем более с ребенком.

– Да? Вот ты как запел? – спросила я, сдернула с головы полотенце и принялась его мутузить. – Я тебе сейчас покажу, как сплетничать обо мне с Громовым! Он, между прочим, следующий за тобой в списке женихов значится. Заметь, сам напросился!

Он кинулся наутек, а я гналась за ним, шмякала по спине полотенцем. Мирик удирал, уворачивался, и, наконец, запросил пощады. Мы некоторое время барахтались на ковре в гостиной, пока он не придавил меня своим весом и не потребовал немедленного согласия на свадьбу.

– Скажи честно, меня перед загсом какая-нибудь твоя бывшая подружка не взорвет? – жалобно поинтересовалась я.

– Клянусь всем святым – нет! Ты у меня первая!

К сожалению, больше побить я его не смогла – он полностью контролировал ситуацию. И тогда пришлось сказать это короткое, но безумно значимое слово «да». А что мне еще оставалось, ведь это был последний шанс!

Наша свадьба состоялась в начале сентября. К тому времени я познакомилась с его семьей и друзьями, были представлены друг другу наши родители. Свадьба была немногочисленная, но очень веселая, потому что мы постарались продумать все до мелочей. Естественно, что под венец я шла в платье от Дома мод «Королевство Марго». Ритка изголилась, как могла, чтобы «Москва ахнула». Ахнули все гости, работники загса, свидетели нашего променада по Красной площади. Платье было роскошное, не поддающееся описанию. Волнительное, сексуальное, блистательное, одним словом. Кстати, сразу после нашей свадьбы Ритка вновь улетела в Париж. Там у нее дела пошли превосходно, и теперь она готовила собственную коллекцию для какого-то крутого показа. Она пыталась мне объяснить, но все как-то на бегу, на скаку…

Еще летом я перебралась в квартиру Мирослава, потому что пришлось следить за ремонтом его бывшего кабинета, который превращался в детскую. Наша маленькая «гречанка», а врачи обещали именно девочку, должна была родиться в феврале. Но ремонты, как известно, лучше делать все же в летний период, тем более, что мне предстояла морока с оформлением документов, прописка и тому подобное, что тоже потребует много времени и сил. Поэтому мы решили, что весь процесс переустройства нашей жизни разбить на несколько частей.

Помню, из родного города я уезжала со смешанными чувствами. Летние события наложили неизгладимый след на мое отношение к тому месту, где я родилась и выросла. Я многие вещи стала видеть в ином свете, изменилось мое отношение к окружающим. Двойственность свойственна не только событиям, но и прежде всего людям. И я никогда больше не смогу смотреть на мир с позиции прежней Ксении. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И я была рада, что уезжаю в новую жизнь обновленной.

В Москве я прижилась довольно легко, один из друзей Мирика, узнав, что я журналистка, предложил мне работу внештатника в журнале «Красота и здоровье». Я, конечно же, согласилась. В этот период тематика данного издания меня невероятно волновала. Я легко сошлась с главным редактором журнала, у нас установились вполне приемлемые отношения, ежели можно так выразиться. Я получила возможность заниматься любимым делом, расширять круг общения, независимо от мужа, и вообще чувствовать себя полноценным человеком. Мирослав же находился в поисках новой работы. Став женатым человеком, он не мог или не хотел и дальше работать в агентстве полнокровно. Его командировки зачастую были связаны со всякого рода неординарными ситуациями, а он больше не мог себе позволить рисковать и ходить на грани. На данном этапе у него было несколько предложений от прокуратуры до частной адвокатской практики. Что бы он для себя ни избрал, я была намерена его в этом решении поддержать.

В октябре приезжала погостить мама. Она сообщила, что состоялся суд. Константина Коржикова приговорили к пяти годам лишения свободы, а его матери дали три – условно, учитывая ее возраст. Но, думаю, немалую роль сыграли их деньги и хорошие адвокаты. Мирик сказал, что «эта сволочь может вообще под амнистию попасть». Лично я была бы только рада, если бы это произошло. Мне было жаль Костика, сломавшего свою жизнь. Зато Стелла у меня не вызывали никаких добрых чувств, вот кого бы следовало изолировать от общества на веки вечные!

Иногда я созваниваюсь с Феофаном Леопольдовичем. Он чувствует себя превосходно, часто ездит на дачу, как и прежде, бывает на рыбалке. Я ему рассказала о ребенке, и он пожелал мне счастья.

А я действительно чувствую себя счастливой. У меня все сложилось удачно. И я знаю, что как бы ни повернулась моя жизнь, я сделаю все, чтобы мое счастье осталось при мне. Я больше никогда не буду беспечной, выстраивая отношения с окружающими. Второй раз попадать в один и тот же капкан было бы глупо. А я себя считаю умной женщиной, недаром же прочла столько книг по психологии!