Синим вечером

В. Кара-Мурза

Синим вечером – когда опериленная веранда отдаляет осенний сад в темную глубину, когда вся душа натянута желаньем увидеть на скамейке белое платье – мысли, впечатления, желанье сделать что нибудь, крикнуть как нибудь, но только дать знать о себе, заглядывают в душу, улыбаются ей.

Синий вечер – углубляет влюбленность в свои желанья.

Синий вечер – символ увяданья – возвеличивает возрождающуюся душу.

Выпуская этот сборник, мы желаем только рассказать о рассказах синих вечеров, о белых платьях, мелькающих и зовущих, о уличных фонарях, струящих дым на тротуары, о обезумевшем роке порывистого Города, о протянувшихся в синюю даль, улицах, и с другой стороны об осенних сонатах, и поблекших розах

О всех мыслях, впечатлениях и желаньях затаенно заглянувших в душу и улыбнувшихся ей синим вечером. синим вечером.

Синим вечером

Каждый раз сине-матовым вечером, Чуть прикрывшись холодным платком В даль, закрытую искристым глетчером В идете в моленьи святом. И в душе Вашей, в люстрах топазовых Торопливо сгорает закат… Я смотрю: повернетесь не сразу Вы Своей синей фигуркой назад. В уходите в улицы вечные Окунувшись в уснувшую синь… Робкий вечер спадает на встречные Статуэтки чужих герцогинь… Я люблю Вас. Томиться Вам нечего: Мне ведь дорого так за окном, Мне ведь дорого так синим вечером Вас понять в Вашем взоре святом.

Отзвеневшему лету

Последние дни уходящего лета. Влюбленные в Солнце, спешии уйти. И песни, столь нежные песни Поэта, Для слез воскресавших искали пути Там звездные глазки Мечтой чаровали, Там солнце горело, как жаркий топаз… Мечты отзвенели. Мечты отсверкали. Осталось лишь грусть неразгаданных глаз. И солнцевы песни, как листья слетели, Осенние сказки пугливо бегут… Потухшие дали, участия трели, Иначе чаруют, иначе зовут. Осенние слезы так быстро случайны Осенние сказки с короною грез… Я тайн захотел! Так подайте же тайны Слетевшие тайны весенних берез..

«Меня прости»

Мне так ведь тяжело обманывать тебя И косы целовать, мечтая о разлуке… Зачем же ты, безмозглая Судьба. В семнадцать лет мне шлешь такие муки! Я часто думаю о девочке простою Нашедшей идеал в самовлюбленном Принце… Хочу сказать: «ведь я уже не твой, Не твой»… Но силы нет сказать, но силы нет уйти Иль вихрем вырваться к заманчивой свободе… Я мысленно твержу: «меня прости»… И углубляю лишь любви твоей колодец…

Ляля

Под нами огнями горели соборы В протянутых улицах крик фонарей Разнервничал взоры, прекрасные взоры Зарницами быстро-изменчивых змей. Мечтательно юные глазки блестели Из темных, приподнятых нежно, ресниц… О чем Вы мечтали, и что Вы хотели? Быть выше соборов, быть ярче зарниц? И взоры тонули в сверкающей дали Прекрасные взоры волшебницы той, Что носит названье невинное – Ляли, Что стала моей черно-кудрой Мечтой. Все это случилось как будто давно так, Как будто то был лишь мгновения луч.. И помню я только, что взор был так кроток, А руки так нежны… и голос так жгуч.

Тайвань

В эту осень золотую легкокрылая японка Каждой ночью поцелуям отдавалась в роще роз И смеялася так звонко, говорила и манила, Доводили до бессилья, до серебряннистых слез. В эту осень хризантемок я влюбился на Тайване… Грусти матовый оттенок в первый раз тогда узнал, И смотря на неба ткани захотел иметь я крылья, И рыдал в своем бессильи – волны моря целовал. Ах, вы не были на взморье одинокого Тайваня. Где в одном лишь быстром взоре столько странно диких роз Где так манит гибкость стана, где задумчивые глазки, Где все ночи – только сказки, где разнеженности грез… В эту осень золотую нежно – грустная японка Мне на память дорогую подарила пару роз… И прощался так тонко, распустив печально косы, Уронив на эти розы капли белых-белых слез…

Проспект

Проспект. Электричество. Шляпы. Девицы, Движенья, отрывки и радости встреч… Так едко хохочет, кричит и пестрится, Проспекта презренье и страстная речь. Уходит, проходит средь каменных зданий Толпа, развращенная пошлостью фраз… О сколько тоски и невинных мечтаний В мерцаньи лампадных и ищущих глаз. Проспект. Дерзкий вызов. Презренье и встречи Проспект. Электричество стонущих лун… И моды и туфли, и ласки и речи, Рыданье шарманки и шепоты струн. Разбросанный гордо, весь каменно-серый Проснувшийся Город в кипеньи огней… Проспекты. Прожекторы… Наглость и Вера, И гимны Христу и сверканья Мечей.

В окне

Ты вся застыла в окне холодном К стеклу примерзла волос вуаль. Туманный город – холодный Лондон В тебя забросил свою печаль. Ты вся такая ж; те ж занавески. И то же платье, что было встарь; Но только грустью делиться не с кем… Туманит стекла седой январь. Вся жизнь в минувшем так метеорно, Во всем, что было давно-давно… Морозом вечер расшит узорно. Узорный вечер глядит в окно.

В осеннем парке

Золотисто-малахитовый потускнел небесный свод Я сижу Мечтой увитый у фонтана белых вод… Осень тихо и неслышно обвела меня рукой, Кто-то шепотный и лишний все смеется надо мной. Тихо шелесты багряные заколышатся, умрут… Плачут грустные туманы, тихо плачут там и тут. Все ушло. Все как-то дально. Я не тот – я уж другой. Осень нежно и печально листья сыплет надо мной. Золотисто-малахитовый парк аллейный опустел. Весь сонатами увитый я не знал, что я хотел. И оранжевые глазки Осень кинувши ко мне Все нашептывала сказки, тихо-тихо, как во сне.

В вечерних сумерках

Мне скучно, плохо так. Себе я непонятен… Не то кричать, как зверь, не то рыдать хочу… Игру расплывчатых лилово – серых пятен Усталой головой уныло я влачу. Раздвоенный мудрец, Поэт и Балаганщик Комедию любви зачем я приобрел? Ведь лучше без тебя, ведь лучше было раньше Там, в васильковых рощах милых наших сел. Когда я маленький, в коротеньких штанишках, Срывал рукою детской нежные цветы… Теперь же в голове туманный образ Ницше, В раздвоенной душе неясные мечты; Теория любви – любовь мне заменила… Кто мне посмел сказать, что будто я Поэт? Кто отравил цветы моей прекрасной виллы? Ведь жизнь вся впереди! Мне лишь семнадцать лет

В осеннем окне

Задумчиво раскрыл скрипящее окно, Взглянул рассеянно на переулок старый… Такой осенний весь я вспомнил об одном… Твой взор сквозь тень ресниц, тяжелый и усталый, Мне душу придавил упреком ледяным… Тогда, как и теперь, фонарь струил свой дым В панели зеркало – холодное, стальное. Стояла у дверей, прощаяся с Поэтом… Хотела попросить… я сухо отказал… Твой шелковый платок из рук твоих упал… Бессильно дрогнувши, ты сделалась больною… Ушла… не застегнув осеннего пальто И после я узнал – ты радовалась где то Что мне оставила… хоть шелковый платок…

У огня

Ты – женщина. Свернувшись у огня В комочек розовый колеблющихся пятен, Ты быстро чрез плечо окинула меня Кривой насмешкой губ… Подруга в кресле хитро подняла И злом бровей презреньем понятнымы… Ты рассказала все. Ты ту тайну раздала… Твой смех цинично груб… Вместив любовь и наглости огня Твой мир остался мне все так же непонятен… Но то хорошее, что было у меня Ты превратила в труп.

Василий Катанян

«Ведь трамваи несутся, ведь грохочут моторы…»

Ведь трамваи несутся, ведь грохочут моторы, Ведь стремится в влекущее обезумевший рок, Почему ж в моей комнате все опущены сторы, Почему все скрывается мой больной огонек. Ведь порывистый город в электрический вечер И в холодные ночи обнажает разврат, И туманом прикрывши все проспектные встречи, Он уводит влюбленных в заколдованный сад. Потому в моей комнате все опущены сторы, Потому все скрывается мой больной огонек, Что б не слышно мне было, как грохочут моторы, Как пьянеет грядущим обезумевший рок.

В каморке бедной

Сегодня я бродил пустынно, одиноко, Молитвенно смотрел в мерцанье фонарей. Миганье хмурых глаз манило там глубоко И ждало как то зло у запертных дверей. Сегодня я страдал в моей каморке бедной Мучительно смеялись тени надо мной, А я лежал один, хохочущий и бледный, Изъеденный тоской, и хилый, и больной. Сегодня я болел, и плакал одиноко Страдал и умолял безъокую судьбу Но завтра… я начну у своего порога, За счастье и мечту давнишнюю борьбу.

Под осенним солнцем

Я стоял печально перед своим оконцем И вдыхал уныло золотую пыль, Я стоял печально под осенним солнцем Мне хотелось в степи, где растет ковыль. Пожелтели листья, стали уж осенни… Мне смеялся город в золотистый день, Под осенним солнцем пробежали тени. Под осенним солнцем расцветет сирень, Я смотрел влюбленно в городскую просинь В одиноком сердце умерла печаль Под осенним солнцем, в золотую осень Уносились грезы в солнечную даль. Я хотел влюбиться за своим оконцем, И потом в мечтаньях провести весь день. В хризантемный полдень, под осенним солнцем Под горячим солнцем расцветет сирень!

«Я не верю в Солнце, я не верю в встречу…»

Я не верю в Солнце, я не верю в встречу Мне так трудно верить, мне так трудно жить, Может я страданьем душу искалечил, Может я бездумно не могу любит. Я хочу безумья, чтоб забыть страданье, Я хочу веселья, чтоб забыть любовь, Дайте же мне бездумно позабыть мечтанья Я так жажду солнца, я так жажду снов. Я боюсь поверить в душу человека, Я ведь не умею, не могу любить, Потому что сердцем и душой калека Мне так трудно верить, мне так трудно жить..

Garte postale

Пишу тебе привет из милого Тифлиса, От пыльных мостовых и чахленьких садов. Здесь нет у нас цветов – гвоздики и ириса. Как нет среди цветов – роскошных городов. А я уже устал от пыли и удушья Ходить, смеяться, жить средь этих мостовых… Я захотел цветов, природы и воздушья Я захотел морей и грез береговых. И вот теперь стою у пыльного карниза Гляжу через окно на белизну домов, И шлю тебе привет от глупого Тифлиса От пыльных мостовых и чахленьких садов.

«В цветах Июня, в краю олонца…»

Игорю Северянину

В цветах Июня, в краю олонца, В мечтах созвездий, огнем дыша, Сияя Солнцем, влюбляясь в Солнце Блестела счастьем его душа Порывно рвалась ловить мгновенье Момент старалась в ландо запречь… То остановка, то вдруг движенье… Как захотелось огонь рассечь! Как хохотала над беззаконцем В цветах Июня, вином дыша В влюбленных грезах, играя Солнцем. В мечтах созвездий его душа.

Осень

Поблекшие розы… Увядшие розы… Влюбленные грезы угасшего дня И ветер колышет, и плачут мимозы И капают слезы в душе у меня. И кто-то смеется, и где-то играют, Играют на скрипке в осенней тиши… А ветер и вечер узорно сплетают Несмелые струны тоскливой души. И холодно в саде… Белеют березы, Алеют мечты… И играют в серсо… И в тягостной думе рыдают мимозы И сырость ползет, и чернеет окно. В душе безпонятно, бездумно и просто, Мечты распыляются в грезы и сон А где то, далеко, так грубо и остро Вонзаются звуки в ночной небосклон.

«Пусть все бессердечно и глупо-нахально…»

Посвящается Л. В-ву

Пусть все бессердечно и глупо-нахально Пусть Город жестокий безумно живет, Не надо быть чутким, ведь детски печально Смеется над жизнью безмозглый урод. Не надо быть чутким в туманные ночи, Пусть ветер холодный морозит окно, Пусть Город безумный призывно грохочет. Когда опьяняет в бокалах вино.

Студии Поэтов

Воспеньте бурно в бокалах грезы, Налейте в чаши своей мечты, И разбросайте по ветру розы, При млечном свете одной звезды. Любите страстно вина сказанья, Глядите смело всегда в глаза… Скорей же в чаши свои мечтанья! Гори же ярче моя звезда!

Огни заката

Огня заката – любви порывы. Крапива счастья – мечты о ней Свиданье страшно внизу обрыва В огнях заката – в мечтах огней. Дрожанье лиры, венки созвучий В тисках рассудка я ждал Мечту Казалось плакать, сгорая лучше Страдать и плакать за Красоту. Огни заката, огни заката, Свиданье горько – мечты о ней Любовь в бокалах-пью до разврата, Рыдая счастьем, гоня людей.

Из армянских мотивов

Где вы, дни мои безмятежные, Солнцем полные и спокойные? Где вы, ночи мои чудно-нежные? Где вы, грезы мои лунно-стройные? Где вы, очи мои, грустью темные? Где луна, что в них отражалася? Нет очей тех – теперь есть дни черные, И мечта одна по ним осталася. Уж не вижу я в тех садах моих Ни акации, ни граната. И к весне младой средь садов моих Ни фонтана нет, ни каскада. Уж прошли дни мои безмятежные. Солнцем полные и спокойные, Прошли ночи мои чудно-нежные, Ушли грезы мои лунно-стройные.

Эскиз

Вы устало взошли на трамвай Ваши милые глазки мечтали Я причел в них немного печали И тоску одинокой любви. Но смеялся насмешливый май Он не понял ведь вашей печали Вы тихонько взошли на трамвай, Потому что ужасно устали.