— Ваше благородие, ваше благородие, — кто-то довольно настойчиво тряс меня за плечо, легонько и бережно при этом похлопывая по давно не чувствовавшим бритву щекам, — очнитесь, ваше благородие, басурмане в атаку пошли. Но пробуждающее на меня подействовало не ритмичное физическое воздействие чьих-то заботливых, натруженных, шершавых рук, а неподдельная тревога, набатом звучавшая в этих простых словах беспокойства.

Я с трудом разлепил не успевшие отдохнуть в кратковременном сне глаза, еле-еле усилием воли, как ржавым домкратом, приподнял воспаленные веки, весившие, по-моему мнению не менее пуда каждое, чтобы наконец-то разглядеть, кто, кто же, черт возьми, в самом-то деле, трясет меня как грушу. А? Ну в самом-то деле, задолбали! Так же всю душу вытрясти можно, что вы, сдурели, что ли, мать вашу ети? Весьма странно… Даже не то слово — удивительно: предо мной, опустившись на колени, в умоляющей позе стоял мужчина, лет пятидесяти, одетый в потертую и выгоревшую на солнце форму русского солдата времен царской России прошлого века. Странная и загадочная, прям-таки мистическая, галлюцинация. Просто одуреть, какая странная! Тю, а он откуда еще в Сирии взялся? И какое я ему, нафиг, благородие? Ну, товарищ подполковник, еще куда ни шло, но обзывать благородием на старый манер не стоит. Могу и оскорбиться до глубины своей необъятной русской души. И врезать промеж глаз или куда еще, промеж, если дотянусь спросонья…Непривычный я к такому обращению, даже как-то неприятно немного сделалось. Вот настырный же человек, нельзя ж вот так, ну! Только подумал об этом, как в голове началась настоящая круговерть мыслей. Среди мудрено закручиваемых вензелей необычного вихря, от которого кругом шла голова, узнал своего верного денщика — Матвея Шурыгина, его лихо закрученные прокуренные до легкой желтизны усы я хорошо помню с давних времен, когда мы только-только начали совместную службу в одном армейском подразделении. Одновременно с узнаванием разбудившего меня человека и постепенным осознанием окружающей меня обстановки искрой проскочила мысль о том, что мощный фугас, взорванный многоопытными боевиками под нашим израненным в нескончаемых боях осколками и вражескими пулями бронетранспортером, должен был размазать нас тонким-тонким кровавым слоем теплых, дымящихся останков по всему видавшему виды десантному отделению. Боже, как трещит башка, неужели с бодуна? Вроде не пили вчера, не отдыхали по простому, по-офицерски, в теплой и тесной компании… Фу-у-у-х, тяжело, братцы, очень тяжело…

— Ваше благородие, Александр Васильевич, да придите же в себя, Христом Богом молю, — осипшим от натуги голосом орал мне в ухо денщик, — стрельбу открывать надо, враги окаянные скоро к окопам нашей пехоты подойдут, потом поздно будет, в мертвой зоне окажутся, изверги.

Резко вскочил на ноги — и зря, это я поторопился: меня качнуло из стороны в сторону, и очень сильно качнуло, и еще раз….Ну, словно «на грудь принял» несчетное количество раз по сто граммов, точно, — бывало и такое, и неоднократно, помнится…Что-то как-то со мной не то…Отряхнул землю с насквозь пропыленного пылью дорог и пропотевшего крепким военным потом мундира. Пот заливал глаза. Вытер свое измученное лицо подрагивавшей (с чего бы еще это?) расцарапанной в кровь (и где это меня так угораздило?) ладонью. Странный какой-то пот, липкий и цвета красного. А, ладно, потом разберусь, что и к чему.

— Стрелять батареей, — во всю мощь своего голоса хрипло, предварительно откашлявшись, заорал я, и почему-то не узнал голос, тембр не тот, — цель пехота, прицел тридцать, трубка семнадцать, десять снарядов, беглый огонь!

С усилием повертел головой, еще не совсем понимая, где я нахожусь, и что вокруг происходит, но точно знал, что ориентиры уже пристреляны, а расчеты умело и точно выполнят команду. Поднес к глазам бинокль. Почти залпом грохнули девять орудий. Наблюдал разрывы шрапнельных снарядов в боевых порядках атакующего противника. Интересно, а кто хоть этот загадочный противник, по которому ведет белый огонь почему-то подчиняющаяся мне батарея чуть ли не антикварных орудий? Посмотреть бы на него, из какой-такой оборзевшей страны, что на нас решился, а? Сейчас я им, прикажу гатить безостановочно, приведу захватчиков в чувство, служба моя такая — врагов Родины в чувство приводить и принуждать к миру артиллерийскими методами, а они очень ощутимы и почти всегда доходчиво смертельны. Не на тех напали! Но, все-таки, понятно, что на нас — не на тех, это точно, но кто, кто этот самоубийца неразумный, кто агрессор, чтоб ему! Хоть убейте — ничего понять не могу. Хотя, погодим с «убейте», разберусь без столь радикальных методов рекогносцировки. На сирийских повстанцев точно не похожи, не видел у них такой формы. И чего эти сирийцы ко мне привязались, ну, чисто каша какая-то в голове. Где они взялись на эту не совсем свежую голову. Мою голову — это точно, но мысли… Ух, как гудит в головушке… Ничего не понять. Мысли странные, однако, да….И, все-таки, я не с бодуна, не чувствую сопутствующих признаков, запахов и привкусов. И в тоже время отдаю новую команду, во всю глотку в бесконечном шуме боя заорав:

— Первый взвод — те же установки. Второй взвод — прицел двадцать восемь, трубка пятнадцать, третий взвод — прицел двадцать шесть трубка двенадцать, двадцать снарядов, беглый огонь!

Вновь поднес к восстанавливающим свою соколиную зоркость глазам верный бинокль. Кудрявые черно-белые облака разрывов накрыли неприятельскую пехоту на всю глубину, удалось чувствительно зацепить даже резерв. Посмотрел по сторонам. Непрерывный огонь вели артиллерийский батареи, стоящие справа и слева от нас по всему фронту, обращенному к морю. К берегу подходили транспортные баржи и выплескивали, как хозяйки воду из ведра, на берег все новых и новых солдат. Смутно знакомые стяги, глухо хлопая на свежем ветерке, бодро развевались над баржами. Конечно, знакомые, еще бы ими не быть, — это флаги турецкого султана — уверенно подсказала громким и отчетливым внутренним голосом восстанавливающаяся быстрым темпом память. Я же там, в Анталье, отдыхал однажды… Неплохо погудели, да…А девчонок там, ух, как мы там их… А теперь, что, уже воюем, что ли??? Зачем им это, у них же туризм накроется этой, или этим, ну как его…Вот напасть какая-то…Вот это номер…

— Дальномерщик, — подал тем не менее я команду, независимо от тревожащих и никак не отпускающих меня мыслей, — дальность до транспортов.

— Пять километров, — долетел до моих, будто заложенных ватой, ушей быстрый и четкий ответ.

— Первый взвод, прицел пятьдесят, осколочно-фугасная граната, пять выстрелов, поразить баржи, стрельба по готовности.

Три орудия громко, резко подскочив на месте, рявкнули, подняв столбы воды вдали от подходящих к берегу барж. Перелет. Прикинул поправки.

— Прицел сорок семь, пять снарядов, огонь.

В этот раз снаряды легли ближе, но тоже с перелетом. «Не учел скорость движения плавсредств», — проскочила юркая и умная мысль, явно мне не принадлежащая.

Не помню, каким образом я оказался у первого орудия и взялся лично наводить орудие, требуя от дальномерщика определить истинную дальность до барж.

Первый выстрел произвел лично. Снаряд лег примерно в десяти метрах от баржи. Ага, уловил, наконец, особенность. Поработал отработанными до автоматизма движениями подъемным и поворотным механизмом орудия, постарался навести точнее. Выстрел. Снаряд угодил точнехонько в самую середину баржи. Туда же отправил еще парочку смертоносных пилюлей — держите, гады, подарочек от Сашки. Стоп, Сашки… Да, и мужик этот — солдатик настойчивый, называл меня Александром Васильевичем. Но, погодите, я всегда Григорьевичем был, с самого рождения! Помнится, меня и в шутку в детстве, мальца еще совсем, называли просто Григорьичем. Григорьич, подь сюда, Григорьич, подь туда. Иль я все перепутал, с кем ни бывает. Как же так? Что со мной? Решительно запутался в ситуации. Даже как-то не по себе, страшновато стало…Хорошо, оставим это на потом, сейчас врежем агрессору, всыплем по первое число, а там и разберемся. Пушкарь-заряжающий, успевал забрасывать в казенник снаряды, без моей команды. Моему примеру последовали остальные расчеты первого взвода. Через несколько минут на нашем участке горело пять барж, остальные начали поворачивать и отходить в море. Посмотрел на поле боя и, облегченно вздохнув, с удовлетворением отметил, что атаку мы успешно отбили, поле сплошь усеяно обезображенными трупами врага.

— Стой, записать, цель пехота, — отдал я команду. — Командирам взводов пополнить боекомплект, проверить личный состав, доложить о потерях и о состоянии материальной части.

Пока я прыгал тут и командовал, денщик добросовестно ходил за мной словно тень. Все время пытался что-то поправить на моей голове. Странный головной убор у меня, мягкий, и не совсем удобный, как чалма у какого-то правоверного мусульманина.

Неспеша, слегка расслабившись, иногда спотыкаясь о какие-то кочки, я вернулся на командный пункт.

— Ваше благородие, я вам опытного санитара привел, — жалостливо и с просящей интонацией обратился ко мне денщик, указав рукой на солдата с сумкой, на которой изображен большой красный крест, — он вам хорошую повязку сделает, а то я наложил бинт впопыхах, как смог, лишь бы побыстрее устранить кровотечение.

Наконец-то пощупал рукой голову. Да, действительно, на голове что-то наподобие чалмы. Уселся на земляную ступеньку, отдав себя в умелые руки профессионала.

Как только санитар размотал бинт, сразу же потоками хлынула кровь, залила мне глаза и потекла за ворот мундира на спине. Продлилось это недолго, солдат споро наложил повязку — дело мастера боится.

— Вам, ваше благородие, надобно в госпиталь, — бесстрастно произнес санитар, — рана шибко большая, штопать требуется, иначе крови много потеряете, а это совсем плохо, как бы не того….да и не дай Бог заражение крови в такой-то обстановке, сами понимаете, не шутки это.

— Хорошо братец, спасибо тебе, кончится бой, обязательно схожу в лазарет, — ответил я санитару, — а сейчас, сам видишь, некогда — врага бить надо, очень уж он у нас шустрый, так и норовит пробраться к нам в тыл и натворить там нехороших дел. Не могу я ему это позволить, понимаешь? Сделай все, что нужно для завершения боя, чтобы я в строю до конца схватки был, побольше там всего намотай, закрепи, как след, чтоб не слетело. Ну, ты сам лучше меня знаешь, что там и как. Давай, родимый, вперед!

Санитар только покачал головой, еще раз осмотрел-ощупал сооружение из бинта, что-то подправил, подтянул и деловито поспешил дальше, в его помощи нуждались другие люди, раненых у нас было много — с разных сторон слышались стоны, мольбы, ругань и призывы поскорее оказать помощь бойцам.

На командный пункт пришел поручик Смирнов Виталий Иванович и два унтер-офицера — Горемыкин и Сушков.

— Господин поручик, а где ваши сослуживцы, и почему я не вижу старшего офицера батареи — поручика Водопьянова? — поинтересовался я у Смирнова, опять удивляясь, но на этот раз не имени и прочему, а откуда я знаю всех этих людей.

— Господин штабс-капитан, названные вами офицеры погибли в начале налета вражеской авиации, — опершись спиной о стенку командного пункта, с сожалением произнес поручик. — Бомба попала в окоп, где укрылись все офицеры. Поручика Водопьянова опознали по остаткам гимнастерки, прапорщик Строгов остался без нижней части туловища, а подпоручику Прохорову осколок срезал половину головы. Слава Богу, никто из них не мучился. Орудия во всех взводах не пострадали. Среди нижних чинов девять человек раненых, один тяжело. Не повезло нашим ездовым и лошадям. Ездовых погибло двенадцать, лошадей двадцать семь, разбито три десятка повозок и два орудийных передка. Боеприпасы не пострадали. Сейчас их доставляют на огневые позиции.

— Спасибо, господин поручик. Кстати, как ваше самочувствие, целы?

— Все нормально, я успел дойти до своего блиндажа, когда прилетели самолеты. Успел сам укрыться и подать команду взводу.

— Тогда назначаю вас старшим офицером батареи, но и свой взвод не забывайте. Назначьте толкового унтер-офицера вместо себя. Унтер-офицеры — Горемыкин и Сушков, соответственно командуют своими взводами. Приступайте к исполнению обязанностей. Озаботьтесь обновлением данных по всем ориентирам, также привяжите уничтоженные на берегу баржи, полагаю, нам следует ожидать новой волны десанта.

— Следует, — невесело согласился Смирнов, — вон у горизонта виднеются многочисленные силуэты кораблей турок, и, похоже, в сопровождении крейсеров и броненосцев, которые явно окажут огневую поддержку своему десанту, с их калибрами это будет серьезно, надо тщательно подготовиться к следующему бою.

Посмотрел, куда указывал рукой поручик, мундир которого пообтрепался во время последнего боя. Да, горизонт был усеян дымами множества кораблей. В мой все замечающий бинокль удалось рассмотреть несколько крупных кораблей. Эти мастодонты со своими крупнокалиберными пушками-дурами, перемешают наши позиции с землей за считанные минуты. Пушки на огневой позиции батареи напоминают известные мне Д-44, могут закинуть снаряд на десять-двенадцать километров и попасть в корабль. А вот нанести урон бронированным кораблям — не в состоянии, нет бронебойного снаряда для такого калибра орудий. И никакие это не Д-44, а обыкновенная полевая, восьмидесятипятимиллиметровая пушка системы Плахова, проскочила мысль в голове, как в последний час — опять помимо моей воли.

Каша из мыслей в голове не прекращала бурлить, вызывая сильную головную боль. И так голова трещит от раны, а тут еще мысли непонятно какие в голове циркулируют. А так нужна ясность мысли и свежая идея о подготовке к новому бою, который обещает быть еще тяжелее. Я почему-то, по неизвестной мне причине ощущал себя одновременно в двух лицах и что-либо понять

по — прежнему затруднялся. Чтобы в голове ни шевелилось, я продолжал готовиться к отражению очередного десанта. Почти как в той пословице: глаза боятся, а руки делают.

Вначале осмотрел свой командный пункт. Построен он довольно странно с точки зрения моих познаний в фортификации, не укрыт несколькими накатами бревен, крыша из тонких сосновых жердей — защита слабая. Телефонист с допотопной моделью телефона, тоже не укрыт никак. С этим разберусь позже, но вот откуда они такое старье выкопали, пропили, что ли новые аппараты, ну я им всыплю, попомнят у меня, как с военным, государственным имуществом надо обращаться, а сейчас надо осмотреть позиции батареи.

Взводы расположены нормально. Орудия расставлены с приемлемым интервалом, укрыты в пригодных для использования орудийных двориках. Правда, конфигурация этих двориков меня немного смущала, да и глубина тоже. Приказал дворики углубить на два штыка, а также отрыть щели для укрытия личного состава. Пока еще есть время, надо зарываться в землю основательно. Телефонисты бегали по позиции батареи, восстанавливали связь.

— Ваше благородие, — позвал денщик, — пока басурмане не очухались, покушайте, я уже накрыл вам на командном пункте.

— Спасибо, Матвей. А личному составу батареи горячее доставили?

— Их благородие, поручик Смирнов, уже распорядились. Послушайте, вовсю гремят ложками наши пушкари.

— Это хорошо, это радует. Если аппетит у солдата не пропал, значит и дух его крепок. Значит и самому надо подкрепиться, согласен.

Есть действительно хотелось. Со вчерашнего дня ничего не ел. Странно. Как это не ел? Мы вчера вечером с сирийцами барашка кушали, вкуснятина неописуемая. Штатный повар Хаким — мастер своего дела, приготовил мясо с местными специями просто замечательно.

Какой Хаким? Какой барашек? Ничего этого вчера не было. Я перед боем решил ничего не есть, вдруг ранение. На пустой желудок вероятность остаться в живых, как говорил наш доктор, повышается. И вообще, откуда эти мысли в моей голове? Устал я от этого непонятного состояния.

Потряс головой, в надежде, что в голове проясниться. Не тут-то было. Сделал хуже. Из-под повязки вновь начала обильно сочиться кровь. Надо быть осторожней.

Тарелку ароматной и страшно вкусной гречневой каши, над миской с которой призывно вился чуть заметный парок, с приличным куском крепко разваренного в котле полевой кухни мяса, я с превеликим аппетитом приговорил за считанные минуты. Молча и чуть не урча от удовольствия, чему сам был несказанно удивлен — обычно я ем с соблюдением всех норм поведения культурного человека. Точно: голод — не тетка, заставляет проявлять какие-то первобытные черты характера несмотря на все воспитание и привитые с детства манеры. Запил кашу вкуснейшим чаем из большой оловянной кружки с огромным ломтем белого хлеба, окаймленного румяной зажаристой корочкой, приятно хрустящей на моих крепких молодых зубах. После сытной и вкусной трапезы я, слегка расслабившись, неспеша достал из кармана серебряный портсигар тонкой работы с монограммой (гм, и откуда только он взялся, не было у меня никогда такой любопытной вещицы — иль в карты давеча выиграл, так у кого?) и с блаженством закурил ароматную папиросу. Опять странность: от привычки дымить я избавился более пяти лет тому назад, а сейчас курю с удовольствием, не отрывая взгляда от горизонта, откуда приближались вражеские корабли. Даже умело, уверенно, играючи пускаю колечки, а также, докуривая, в ожидании последующих событий, тяжело и, устало расслабляясь, блаженно выпускаю табачный дым через нос, с тайной надеждой выдыхая с ним, казалось бы, все тягости бытия, все негативные последствия войны, все возможные горести. Но это были явно призрачные и несбыточные надежды на мир и спокойствие. Ибо началось.

Вокруг множественной неприятельской армады, состоявшей из огромной стаи хищных, жаждавших русской крови кораблей разного водоизмещением и боевого назначения, начали подниматься огромные столбы воды, словно гигантские кристаллы, в мгновение ока выраставшие над поверхностью воды перед доносившимся через несколько секунд звуком мощных разрывов снарядов явно очень крупного калибра. Развернувшееся перед нами зрелище своей логикой напоминало грозу: сначала внезапная вспышка молнии — затем оглушающий звук грома, но никогда наоборот. Похоже, из-за горизонта по врагу наносят серьезный упреждающий удар, подумалось мне и стало как-то поспокойнее — слава Богу, командование не оставило нас один на один с главным калибром неприятеля. Хорошо, что у нас имеется свой главный калибр, не менее грозный, чем турецкий, и он сейчас крепко вжарил по нападающей стороне. Капитан первого ранга Щетинин в офицерском собрании говорил, что на корабли Черноморского флота поступили новые типы радаров, позволяющие обнаруживать противника еще до визуального контакта, и вести по нему прицельный огонь.

В небе появились маленькие, но стремительно увеличивающиеся в размере точки. «Наверное, это наши знаменитые «Альбатросы», — тоже сама собой всплыла мысль. А другая мысль ее крыла как козырная карта — простую масть: но почему не «МиГи» или «Сушки». Почему-то мне более привычными казались именно эти аббревиатуры, а не какие-то птичьи имена. Вот «Мигари», «Сушки» — это — да, это — сила, это — мощь и вооружение, это — быстрота полета, это — гроза всех проклятых америкосов и иже с ними прихлебателей-табаки. А что такое эта птица — я вам ее сейчас мигом из рогатки: хрясь и нет. Кстати, а как вам каламбурчик про «мигом», а? Даже мне понравился. Скромно, но с армейским вкусом. Как и должно.

Однако, они стали с боевого разворота заходить для атаки на вражеский флот. Турки не сразу открыли огонь по самолетам: по всей видимости, прозевали их прилет или вообще еще не привыкли к участию авиации в проведении морских сражений. Кто знает, мне трудно было дать оценку действиям турок. И, тем не менее, к самолетам потянулись огненные трассы, и среди них начали появляться белые облачка от взрывов снарядов зенитных орудий. Не хотелось бы мне быть в кабине самолета. Защиты от орудий и пулеметов никакой, а в бомбоотсеке подвешена стокилограммовая дура, и ее надо сбросить точно на палубу корабля. По моему мнению, пилоты — отчаянные ребята, проще говоря, смертники. Малейшее повреждение самолета, и все, до берега не долетишь, упадешь в воду. Настоящее счастье, если кое-как сядешь или упадешь рядом со своими кораблями, и успеют выловить свои же моряки. А если упал рядом с неприятелем, то однозначно смерть, никто из воды доставать не станет, просто расстреляют из пулеметов.

Минут через тридцать в зоне видимости появились наши корабли. Я насчитал двадцать девять крупных и три десятка помельче. Наши корабли вели интенсивный огонь по противнику. Я отметил несколько удачных попаданий. Вот крупный турецкий броненосец окутался паром, где-то в районе кормы вспыхнул пышный такой пожар, размахивающий по сторонам огромными огненными языками пламени, оттеняющийся плотным, сажистым дымом, что превращало картину в более зловещую и контрастную. Не успело взорваться там, как туда же ему прилетел еще один увесистый гостинец, взорвавшийся в надстройке. Броненосец вывалился из общего строя, с креном на левый борт начал заваливаться. Он еще не лег на борт, когда прогремел сильный взрыв, и броненосец развалился на две части. В разные стороны, с разной скоростью, в зависимости от своего размера, разлетелись куски того, что еще секунду назад составляло цельный металлический корпус грозного морского хищника, управляемого вражеской рукой. Похоже, наши комендоры удачно поразили машинное отделение и взорвались котлы, а с ними, возможно, и весь боекомплект. Откуда я знаю все это? Я никогда подобных броненосцев не видел, даже в Интернете. И откуда я знаю, что это броненосцы? Да все оттуда, — подсказала память, — у каждого командира батареи есть блокнот силуэтов своих и неприятельских судов, и знает он их наизусть, до самого последнего штриха.

Несмотря на усилия нашего флота и пилотов, вражеские десантные баржи под прикрытием миноносцев быстро приближались к нашему берегу. Десяток наших миноносцев бросились на перехват, натужно выжимая из машин максимальный ход. Ведя на ходу беглый огонь, наши корабли смогли поджечь только один турецкий миноносец, к большому всеобщему сожалению, а вот баржи не пострадали вообще. Плохо, сейчас эта орава барж выплеснет на наш берег очередную партию десанта, и кто его знает, вдруг турки смогут захватить плацдарм и развить наступление. Ладно, хватит размышлять, надо готовиться к отражению наступления, очнувшись от завораживающе страшного зрелища, решил я.

Еще раз пробежался по позиции батареи, проверил готовность к ведению огня. Приказал посадить рядом с дальномерщиком телефониста, при стрельбе услышать его доклад сложно.

— Виталий Иванович, — позвал я поручика Смирнова, — озаботьтесь, пожалуйста, баржами с десантом на подходе. — Видите остатки нескольких в полукилометре от берега, — показал на них рукой. — Прикажите дальномерщику взять до них дальность. Выделите первый взвод на обстрел подходящих суден. Второй и третий взвод пусть приласкают турок, когда они начнут высадку. Чередуйте фугасные и шрапнельные снаряды.

— Я вас понял, — ответил поручик. — Дадим жару этим туркам, снарядов у нас много, буквально десять минут назад доложили о подвозе еще одного боекомплекта.

— Отличная новость. Рассредоточьте повозки по нашим позициям, чтобы не толпились в одном месте, в темпе. Десант будут прикрывать миноносцы своими орудиями, да и самолеты прилететь могут. В прошлой атаке турки самолеты использовали, потрепали нашу батарею. Попадет снаряд или бомба в боеприпасы — рванет так, что мало не покажется.

— Мы еще легко отделались, — хмуро сообщил поручик. — Соседняя батарея капитана Зачиняева понесла существенные потери в живой силе. Четыре орудия разбиты. Из офицеров уцелел только сам Зачиняев, получив ранение обеих ног. Сидит на своем командном пункте и управляет батареей. Телефонная связь у него пришла в полную негодность, поэтому использует посыльных. Очень тяжелое у него положение, но он старается держаться, демонстрировать всем солдатам свой боевой дух, несмотря на ранения и боевые потери.

— А я видел, что его батарея при отражении первого десанта вела довольно прицельный огонь.

— Унтер-офицеры сами выбирали цели и самостоятельно принимали решения, к тому времени капитан Зачиняев был без сознания, ему делали перевязку. Мне санитар говорил, что капитана нужно срочно эвакуировать в госпиталь, одна нога сильно повреждена, сломаны кости. Но Зачиняев категорически отказывается покидать позиции батареи. Вы бы, господин штабс-капитан, повлияли на Зачиняева, как-никак приятельствуете, а так пропадет ведь.

— Хорошо, Виталий Иванович, отобьемся, обязательно прослежу за отправкой его в госпиталь. Идите, готовьтесь, полагаю, через полчаса начнется.

Началось, но гораздо раньше. Прилетели турецкие самолеты. Встретили их плотным пулеметным огнем пехотинцы, ведь наши позиции, как ни странно, не прикрывал ни единый зенитный расчет. И, надо отметить, встретили довольно удачно — один самолет задымился и затерялся где-то в нашем тылу. Если летчик остался жив — его найдут, кому положено, и выкачают из него развединформацию. А как иначе. Надо использовать любую возможность для получения дополнительной информации о противнике, его замыслах, передислокации подразделений различных родов войск, запасах боеприпасов, да и о моральном состоянии войск тоже. Есть у нас специалисты. Но это уже не наша забота. Наша — не дать пройти вглубь нашей территории солдатам турецкого десанта, уничтожить как можно больше живой силы и техники врага. Это мы умеем. Этим и займемся, что умеем.

Я поспешил укрыться в окопе рядом со своим командным пунктом. Периодически осторожно выглядывал, чтобы определить место неприятельского десанта.

Отбомбившись, самолеты улетели. Моей батарее вреда не нанесли, разрыв пары линий связи — не критично. Занял свой боевой пост, получил доклады о готовности к ведению огня. Туркам осталось пройти примерно четверть километра и они попадают в зону уверенного поражения первым взводом. Я уже мысленно потирал руки, когда на позиции батареи начали рваться снаряды. Ох ты, Боже мой, это миноносцы решили поддержать свой десант, обстреливая наш берег. Куда смотрят командиры наших миноносцев? Почему допустили обстрел берега? Мысленно возмущался я, периодически приседая, пережидая, когда пролетят надо мной комья земли и осядет пыль.

Из нашего тыла по турецким миноносцам открыла огонь крупнокалиберная батарея. Врагу прошлось постоянно маневрировать, поэтому об обстреле берега на некоторое время турки забыли. Как говорится: не до жиру, быть бы живу. Сейчас мы разберемся, каким боком к туркам повернется эта наша пословица.

Вот и наш черед наступил. Первое прямое попадание в подходящую баржу получилось после третей серии из трех снарядов. О, как замечательно попали! Баржи турок использовали топочный мазут для своих машин и, похоже, в бак одной из них угодил снаряд. Огромный красно-черный шар вначале вспух, а затем лопнул с оглушительным взрывом. На поверхности моря остались догорающие останки баржи и несколько десятков барахтающихся в воде людей — тех, кому повезло выжить. Хотя насчет везения — это вопрос спорный. Может на самом деле повезло как раз тем, которым уже не суждено быть на белом свете, так как многие из еще держащихся на воде находились в огненных капканах пылающего топлива, а их предсмертные вопли ужаса доносились до наших позиций. Даже мне стало как-то не по себе. Война — это сплошной ужас, да, это так, но мы их к себе не звали. Напросились, что же делать. Иначе нельзя.

Взглянул на воюющее море, там канонада не прекращалась, кто кого одолевал непонятно, дым от выстрелов мешал нормально рассмотреть, но я очень надеюсь, что выучка и мощность нашего флота окажется значительно выше турецкой. Сейчас будем встречать с распростертыми объятиями десант, ведь в этот раз к берегу подходит в два раза больше турецких барж.

На подходе батарея уничтожила примерно десяток суденышек, несколько повредила, однако они смогли приблизиться к берегу и начать массовую высадку войск.

С пехотных позиций по десанту начали работать легкие тридцатимиллиметровые автоматические орудия системы Орехова («орешки»). Калибр малый и снаряд не слишком тяжел, но скорострельность в сто выстрелов в минуту и более пятисот мелких осколков для атакующего противника хорошая пилюля. К «орешкам» подключились минометы разных калибров. Интересно когда успели их передислоцировать? В предыдущем отражении, минометы не были слышны. Это очень грозное оружие. Больше всего убитых, покалеченных и израненных — именно их работа.

Естественно и моя батарея тоже начала собирать свой кровавый урожай. Стрельба велась без спешки, упор делался на точность огня, правда, темп поддерживали высокий.

Максимум еще три часа светлого времени, подумал я, а потом сплошная темень. Неужели турки надеются к заходу солнца захватить плацдарм на нашем берегу? Это сделать совершенно невозможно, тем более при такой плотности огня. Еще час и от десанта в прямом смысле слова не останется и живого места. Да и вражеские корабли прикрытия наши миноносцы отогнали от берега, потопив три турецкие лоханки.

Тонкий свист снаряда крупного калибра, выпущенного в сторону моей батареи, я не слышал. Потому что он не пролетел мимо, куда-то вдаль. Потому что он такой же как те, уже упоминавшиеся мной молния или разрывы снарядов в море — сначала мгновенное физическое воздействие, а затем более медленный, чем визуально получаемая информация, — звук. Звук грома, что звук взрыва. Снаряд взорвался в ходе сообщения к моему командному пункту. Что-то сильно ударило в левое плечо и в левую руку, я это успел осознать, не почувствовав боли, но ощутив, что меня развернуло в сторону тыла батареи, открыв моему уже почти ничего не воспринимающему взгляду Керчь. Я всего одно мгновение, его миллионную долю, смотрел в ту сторону, но ничего толком не видел. «А на город турки налет не совершили, дыма от пожаров нет», — была моя последняя мысль перед наступлением полной темноты. Звука взрыва — не расслышал, пронзившая меня боль отключила всю нервную систему. Мое «я» исчезло и куда-то провалилось вместе с моим телом…

— Не скрываете ли вы от меня его состояние уважаемый, Петр Илларионович? — спросил высокий широкоплечий генерал-лейтенант в повседневном мундире, ладно сидевшем на его поджаром теле.

Генералу на вид примерно пятьдесят лет. Прожитые годы посеребрили его пышную шевелюру цвета воронова крыла, а также пометили лицо кроме нескольких морщин еще и длинным, немного изогнутым, шрамом, идущим от левого виска, вниз по щеке. Несмотря на годы, генерал выглядел бодрым и подтянутым, был подвижен, во время беседы все время расхаживал по кабинету начальника госпиталя. Его карие глаза строго и пытливо смотрели в лицо собеседника.

Петр Илларионович Санаев, облаченный в ослепительно белый халат, в очередной раз поправил на носу круглые очки в дорогой оправе. Он в который раз пытался успокоить гостя, свалившегося к нему в госпиталь, словно снег на голову. Многих повидал профессор Санаев на своем веку, в том числе сановников самого высокого ранга, но перед военными всегда робел.

Профессор с первых дней объявления войны России Турцией сформировал гражданский госпиталь из числа профессорско-преподавательского состава Симферопольского института хирургии, где занимает должность ректора. Вспомогательный персонал набирали в губернских больницах. Инструменты, лекарства и перевязочные материалы Санаев получил на государственных складах в достаточном количестве. По распоряжению военного командования госпиталь развернули в городе Керчь, где размещалось управление Южной группировки русских войск.

В первый день начала боевых действий, ближе к вечеру, в госпиталь доставили тяжелораненого штабс-капитана Воронова Александра Васильевича, сына графа генерал-лейтенанта Воронова Василия Михайловича, губернатора Южной губернии империи.

— Помилуйте, ваше сиятельство, мне утаивать от вас нечего, — спокойным тоном ответил профессор. — Александр Васильевич попал к нам в крайне тяжелом состоянии. Обширная скальпированная рана головы, слава Богу, без видимых трещин и повреждений черепа. Мы провели проверку рентгеном: ни трещин, ни переломов не обнаружили. Пришлось вашему сыну лишиться части волос, мешавших качественному наложению швов. Ранением в левое плечо довелось заниматься долго. Там между сухожилиями и крупными кровеносными сосудами застрял внушительных размеров осколок. Чтобы не повредить что-либо, пришлось расширить операционное поле, но осколок извлечь удалось. Ранение левой руки обработали быстро. Дренирование сквозной раны показало, что она совершенно чистая, никаких сторонних предметов не выявили. Поскольку было большая кровопотеря, довелось делать переливание. Благо, вашему сыну подходит любая группа крови, ведь у него четвертая положительная.

— Как у меня, — задумчиво произнес генерал.

— Да-да. Так вот, после операций штабс-капитан помещен в отдельную палату. За ним закреплен квалифицированный медицинский персонал. Сестра милосердия Глафира Потаповна Разумова очень ответственная особа. Она работает в нашем институте старшей операционной сестрой, ассистирует мне уже два десятка лет. Состояние вашего сына пока не вызывает волнений. Он находится в беспамятстве, но это и не удивительно. Я подозреваю, что при ранении головы штабс-капитан получил еще и сильную контузию.

— И сколько суток сын в беспамятстве?

— Шестые сутки пошли. Не переживайте, ваше сиятельство, его состояние стабильно. Я уверен, молодой организм Александра Васильевича справится.

— Он ничего не говорил за это время?

— Нет. Глафира Потаповна докладывала мне, что штабс-капитан что-то бормочет. Я был у него несколько раз, но внятной речи не услышал.

— Петр Илларионович, прошу вас, как только сын очнется, дайте мне знать.

— Всенепременнейше сообщу, обязательно, будьте в этом уверенны. И прошу вас успокоиться, несмотря на многочисленные ранения, контузию и потерю крови жизни вашего сына уже ничего не угрожает, мы полностью контролируем ситуацию и абсолютно уверены в его скорейшем выздоровлении. Сейчас ему нужны только покой, сон и хороший уход, а все это мы обеспечиваем в полной мере, будьте уверены.

После этих слов, генерал покинул кабинет начальника госпиталя, и профессор вздохнул с облегчением.

Я пребывал в непонятном состоянии. Вроде бы очнулся, и в то же время не пришел в себя окончательно. Как ни странно, но я тело чувствовал, и оно болело, особенно левое плечо и левая рука, да и голова отдавала саднящей болью. О, вспомнил, говорил денщик, меня задело по голове, а потом рванул рядом снаряд. Похоже, от этого досталось плечу и руке. С этим разобрался. А как быть с приходом в сознание? Что-то не получается полноценно очнуться, застрял в промежуточном состоянии. И, самое главное, надо понять, что со мной. Какая-то вокруг меня не совсем понятная обстановка, непонятные мне люди, какая-то странная война.

Прекрасно помню, что я подполковник Литвинов Александр Григорьевич, тридцати шести лет, выпускник военной артиллерийской академии имени Великого князя Михаила Павловича, прохожу стажировку в Сирии. Семейное положение — разведен. Жена пожелала уйти от меня к богатенькому бизнесмену. За десять лет совместной жизни детей не завели, жена не захотела портить фигуру. Да, Бог с ней, пусть у нее будет долгая и счастливая жизнь. А моя жизнь, похоже, закончилась в Сирии. Мы ехали в колонне в город Эр-Рака. Последнее, что я услышал, это было слово «подрыв», а потом очнулся на артиллерийской позиции в неизвестном месте, в неизвестной стране и, похоже, в неизвестном времени — одна форма солдат чего стоит. Об артиллерии я плохого ничего говорить не стану, есть над чем работать, есть, что совершенствовать, я даже прикинул, как изложить в рапорте свои предложения.

С момента прихода в полусознание, меня не покидала мысль, что со мной что-то не так, в одном теле мешая друг другу, находится два сознания. Ну, разве такое в принципе возможно? Я — убежденный материалист, никогда не верил в переселение душ, в разные там реинкарнации и прочую белиберду. Можно считать меня ущербным, но я фантастику в разных формах и видах не читал и фильмы не смотрел. Что поделаешь, не мое это, привык я верить тому, что можно пощупать руками и увидеть собственными глазами, а еще лучше попробовать на вкус. Похоже, с некоторого момента, мне доведется немного пересмотреть свое отношение в этом направлении. Как объяснить происшедшие со мной метаморфозы? Если я погиб в Сирии, то почему я сейчас мыслю и соображаю? Неужели и вправду, душа, покидая тело, может прихватить с собой сознание и переместиться в другое обиталище, например в другое тело!? От этой мысли, как мне показалось, все тело задрожало, или это просто фантомное явление.

Ладно, допустим, какая-то непонятная мне сила переместила мою душу, а также сознание во времени и в пространстве, «втиснула» в чье-то тело. Тогда вопрос. Куда девалась душа и сознание владельца тела? Не могло же тело существовать просто так, без ничего — так не бывает. А то, что тело имело сознание, я убедился, когда отражали неприятельский десант. Я не мог перехватить управление телом, был слишком слаб и, если честно, был в небольшой панике от случившегося. Вот владелец тела и показал, на что он способен, как офицер-артиллерист. Молодец! Лихо все провел и грамотно командовал, да и глазомер отменный, иногда без сопровождения дальномера надводные цели щелкал, как орехи.

Хорошо, и с этим более-менее понятно. Возникает извечный непростой вопрос. Что делать? Всплывает логичный ответ — выжить. Ответ, конечно, хорош, но без помощи хозяина тела мне никак, а его я почему-то не ощущаю и не слышу, он никаких признаков жизни или знаков не подает. Хотя нет, где-то на периферии сознания слышно какое-то бормотание. Прислушался, естественно мысленно.

«— Прости и помилуй меня Господи за грехи мои тяжкие, не всегда ведал, что творил, — тихо говорил кто-то с большими паузами, складывалось впечатление, что говорившему человеку или не человеку что-то мешает, он как будто задыхается. — Знаю и помню, ты Господи, посылал мне много знаков, чтобы я одумался, взялся за ум, стал вести правильную жизнь. Но я отмахивался от всего. Теперь имею проблему, ты не слышишь мои молитвы, твои уши для меня закрыты».

«— Извините, если я вмешиваюсь не в свое дело, — вежливо я обратился к неизвестному, — но я вас слышу».

«— Вы кто? Откуда вы в моей голове? Что происходит? Я сошел с ума?».

«— Аналогичные вопросы я задаю себе. Разрешите представиться — подполковник Литвинов Александр Григорьевич, военнослужащий армии Российской федерации. По всей вероятности, погиб при взрыве фугаса в ходе террористического акта в Сирии».

«— Какая к черту федерация? Какая Сирия? Существует Российская империя, а на троне двадцать восемь лет восседает Её Величество императрица МаргаритаІІ».

«— Попрошу вас успокоиться и по возможности просветить меня темного, а то я совершенно не ориентируюсь в сегодняшних реалиях».

После некоторой паузы мой незримый собеседник, представившись Вороновым Александром Васильевичем, рассказал в общих чертах о том, куда меня занесло — территориально, календарно, а также исторически.

Мне повезло, я нахожусь на территории православной России, на дворе 1928 год от Рождества Христова.

Если кратко, то история существующего современного государства началась примерно так. В начале XIII века князь Всеволод из рода Рюриковичей прошелся по русским землям огнем и мечом, основательно сократив поголовье княжеских родов. Проще говоря, вырезал возможных претендентов на княжеский престол, невзирая на пол и возраст. Сконцентрировал всю власть в одних руках, своих крепких руках, не желающих делиться властью ни с кем. Во всех землях назначил посадников, без права наследования этих должностей.

Князем была создана мощная, хорошо вооруженная настоящая кадровая армия, оберегающая русские земли от нападений кочевых народов, решительно и жестко пресекающая любые, даже самые робкие, выступления против княжеской воли.

Первое столкновение с кочевниками показало, что русские воины вполне способны противостоять несметным полчищам степняков. Точных данных в исторических хрониках нет, но есть косвенная информация, что за период с 1220 года по 1225 год русские полки успешно атаковали войска союза кочевых племен. Полностью и безжалостно уничтожали улусы и кочевья вместе со всеми жителями от мала до велика, дабы не повадно было в будущем даже помышлять о военных действиях против соседей. Русские в свои земли перегоняли богатые трофеи о четырех ногах: большие стада овец, коз, крупной рогатой скотины и огромные табуны степных лошадей. Князь Всеволод в ходе похода создал несколько десятков мощных «летучих» отрядов. Такие себе прообразы нынешней десантуры и спецназа, которые с использованием информации, полученной от лазутчиков и в процессе допроса с пристрастием захваченных пленных, занимались целенаправленным и планомерным уничтожением предводителей племен и родов, понимая, что без мудрых организаторов набегов кочевники превратятся просто в безопасные скопления людей. В русские земли ни одного пленника из числа кочевников не доставили. Это наглядно характеризовало нравы тех времен.

Спустя десять лет в 1235 году был проведен еще один пятилетний поход, с целью проверки, так сказать, достигнутого результата. Земли до Уральских гор были совершенно пусты, а если и встречались люди, то они угрозы для русской земли не представляли. Основная масса степных народов от греха подальше откочевала в сторону современных Кореи и Китая.

Обезопасив себя от возможного нападения с востока, князь Всеволод навел порядок в западных землях, изгнав из русских земель всякую гнилую католическую нечисть, ведь созданное русское государство исповедовало православие.

Всеволод был хоть и агрессивным, но одновременно с этим и довольно прогрессивным князем. Он старался развивать в государстве и поощрять различные ремесла, повышать продуктивность работы крестьян. Во все страны, независимые города и территории под видом купцов отправлялись соглядатаи, собирающие информацию о всех новинках, а если получалось, то сманивали в русские земли людей, обладающих необходимыми знаниями. То есть активно действовала русская разведка вообще и, говоря современным языком, научно-техническая разведка, а попросту промышленный шпионаж, в частности. Куда же без него? Кто хочет развивать свою страну, должен понимать важность сбора разнообразной разведывательной информации. И не просто собирать, а и с пользой для дела использовать добытые сведения. Всеволод все это понимал и реализацию разведданных поручал умным людям из своего ближайшего окружения.

Как я понял, Всеволод, занимался не просто разведкой, а прямо-таки тотальным промышленным шпионажем. Молодец! Правда, я этого своему собеседнику не сказал. Пусть не отвлекается на обмен мнениями о действиях тогдашнего руководства государства, а рассказывает дальше, мне все пригодится.

Под конец своего правления князь создал настоящее мощное государство, со всеми институтами власти и управления. Теперь русские земли входили в Русскую империю, трон которой, согласно указу о наследовании, могла занимать только женщина. Первой императрицей стала младшая дочь Всеволода — Мария. Новое государство признали в Ватикане и в Константинополе. Соседние страны и союзы, поспешили заверить в своей дружбе и добрососедских отношениях, направив посольства в строящуюся столицу — Москву. Никто не хотел ссориться с мощной, дерзкой и быстро развивающейся империей.

Естественно, развитие и становление молодой Русской империи не было безоблачным. Были нападения на земли империи, иногда перерастающие в скоротечные войны, которые зачастую заканчивались поражением агрессора. Случались неурожаи, из-за которых большая часть населения страдала. Но государственная власть всегда стремилась помочь своим подданным, не допускать голода, снабжая продовольствием наиболее пострадавшие районы страны,

Как ни тяжело шло развитие Русской империи, но к концу XVII века к ней были присоединены все земли на восток от Москвы. Русские поселения появились также на берегах Тихого океана, взяты под контроль территории Дальнего востока и Крайнего севера. Появились русские поселения даже на другом берегу Тихого океана — в Северной Америке. Не везде присоединение проходило мирным путем, кое-где проводились настоящие карательные операции с целью устрашения местного населения. А когда на новые земли хлынул настоящий поток полезных в хозяйстве товаров, то покоренные народы поняли, что лучше торговать, нежели воевать. В Северной Америке не воевали с самого начала, все решалось дружбой и подкупом вождей. С местными народами конфликты были сведены к минимуму.

Примечательно, что высшее православное духовенство относилось к религиям покоренных народов терпимо, не проводило никакой агрессивной политики по насаждению православия в новых землях. В деревнях и городках мирно сосуществовали культовые сооружения различных религий.

Целых шесть суток мой «сосед» рассказывал о развитии страны и мира, а я с благодарностью впитывал в себя новую, весьма необычную, информацию о России, которую я совершенно не знал.

На сегодняшний день империя Россия — одна из мощнейших держав мира. Ее экономика занимает третье место в мире, а рубль принимают во всех странах. Есть у России и заокеанские владения. Со слов Воронова я понял, что приличная часть материка Северной Америки, а именно территория Канады, принадлежит России. Очень неплохо в этой реальности обстоит дело, отлично. Хорошо, никому не пришло в голову продать заморские территории. Думаю, голову, в которую пришли бы такие дурные мысли, просто отрубили бы, и все дела.

Все известные мне страны на карте Европы присутствуют, только в несколько измененном варианте. Германская империя поглотила все страны от границ с Францией до границы с Россией, в том числе Польшу, да и пес с ней, меньше головной боли — это немцы молодцы, одобряю! Франция и Великобритания традиционно не ладят между собой, клянут друг друга на все лады. Ух, как ненавидят соседа, видать эта вражда неискоренима в любой реальности. В настоящее время не воюют, но арсеналы пополняют регулярно. Точат ножи и мечтают проверить их на деле, но пустить кровь заклятым друзьям не решаются — кишка тонка, так… поболтать, языками почесать…. Скандинавские страны на карте мира есть, в примерно тех же границах, но особого влияния на обстановку в регионе традиционно не оказывают.

Но больше всего меня поразила информация о наличии государства Константинополь с одноименным названием столицы. Константинополь является центром православия, там расположена резиденция Вселенского патриарха Мефодия. Но самое главное: государство имеет статус нейтральной страны, и владеет проливами Босфор и Дарданеллы. Как ни удивительно, но все страны мира признают право Константинополя на проливы, и никто оспаривать не пытался.

А вот с Турцией у нас война. Повод для ее начала турки выдумали смешной. Султан Гирей VI по наущению политической элиты и этого гнусного посла Франции, отправил императрице России Маргарите II просьбу выдать замуж за его сына Мусалима вторую дочь — Варвару. В принципе, нормальная просьба, если не знать, что двадцатилетний Мусалим от рождения не дружит с головой. У него уровень развития, как у пятилетнего ребенка, да еще и со здоровьем проблемы. Естественно султан получил вежливый мотивированный отказ и так расстроился, что объявил войну России. Гирею VI нужно было чем-то отвлечь народ от нарастающего недовольства покоренных народов, особенно на Балканском полуострове. Кстати, Россия не помогала Болгарии воевать, да и войну за независимость в этой реальности Болгария не вела.

Трон России занимает императрица МаргаритаII, являясь абсолютным монархом. Такая форма правления предусматривает концентрацию в одних руках всей полноты государственной власти: законодательной, исполнительной, судебной и военной.

МаргаритаII установила тотальный контроль над всеми сферами жизни российского общества. Созданный ее предшественниками бюрократический аппарат за десятилетия претерпел серьезные изменения, сократился примерно на треть, и теперь в полной мере отвечает современным требованиям. Надо отметить, что высшими и средними должностными лица бюрократического аппарата являются представители дворянства.

Социально-классовую категорию населения страны — буржуазию, формировала и поддерживала императорская власть в тесном сотрудничестве с дворянством. В зависимости от сферы приложения капитала в России существует: промышленная, торговая, банковская и сельская буржуазия. По уровням дохода буржуазия подразделяется на крупную, среднюю и мелкую.

Россия является сословным обществом. Все обыватели России разделены на четыре основные группы людей: дворяне, духовенство, городские обыватели и крестьяне.

Дворянство делится на потомственное и личное. Потомственные дворяне — графья, как правило, указом императрицы назначаются на должности губернаторов в ста пятидесяти губерниях страны. Всего в России проживает двести графских семей. А вот личных дворян — баронов, значительно больше, данный титул не передается по наследству. Титулом барона может наградить императрица за доблесть на поле боя, назначив руководителем промышленного предприятия или «посадив на землю» в каком-либо губернаторстве.

Духовенство разделяется по исповеданиям на православное, мусульманское и иудейское. Есть малочисленные представители духовенства римско-католического и протестантского.

В городское сословие входят: почетные граждане, гильдейское купечество, мещане, цеховые и рабочие люди.

Крестьянство составляет большую часть населения страны. Все сельские жители свободны, никакого крепостничества нет и не было, даже термин такой неизвестен, живут по деревням и селам. Начиная с XV века, по указу императрицы Ирины, в деревнях строили только каменные дома с черепичной крышей, и все хозяйственные постройки тоже возводились из камня. Этим занимались специальные артели строителей. Возле каждого дома имелся небольшой огород для выращивания овощей. Все крестьяне выполняют работы на казенных землях, принадлежащих государству. Рынок земли в России отсутствует как таковой.

Технический прогресс коснулся и сельского хозяйства страны. На полях для обработки почвы широко применяют трактора с двигателями внутреннего сгорания, органические удобрения. Агрономы являются очень уважаемыми людьми и эта профессия чрезвычайно востребована, отношение к земле бережное и уважительное. Щедрые урожаи зерновых культур позволили России выйти на первое место в мире по экспорту пшеницы в страны Европы и Азии. На юге страны огромной популярностью у земледельцев пользуется виноград, очень развито виноделие, составляющее серьезную конкуренцию Франции, Италии, Испании.

В военной сфере, по словам Воронова, Россия опережает страны Европы. Особенно в артиллерии и самолетах. Не так давно разработаны новые типы танков, позволяющих взламывать оборону противника и наносить серьезные удары в тылу противника. Мощные флоты с новыми и современными кораблями развернуты в Черном, Балтийском, Северном море, на Тихом и Атлантическом океане.

Торговый флот занимает одно из ведущих мест в мире по объемам морских перевозок. В этой области России составляет конкуренцию только Соединенные штаты Америки.

Если честно, то от полученной общеполитической и экономической информации я устал, но знать ее необходимо, чтобы не казаться эдаким неучем. Кстати об учебе. В России обязательное бесплатное среднее семиклассное образование.

Также Александр Васильевич отметил, что Россию за многие годы существования ни разу не сотрясали никакие революции. Были вXV–XVІІ веках некоторые народные волнения, но они были жестоко и кроваво подавлены в рамках законов, действующих в то время.

По словам Воронова, императрица строго следит за соблюдением законов, перед которыми все равны, независимо от занимаемого положения в обществе. Не редки случаи проведения публичных казней. Убийц, казнокрадов и других преступников, совершивших тяжкие преступления, казнят на центральных площадях городов через повешение. Если члены семей не причастны к преступлениям, то продолжают жить обычным порядком. А если домочадцы замешаны в чем-то, то никакой пощады. Были случаи, когда семьи высших сановников низвергались до самых низов и вынуждены были зарабатывать себе на кусок хлеба усердным трудом, как простолюдины. Тунеядство в стране считалось серьезным преступлением и каралось принудительными работами сроком на три года.

«— Да, интересное у вас государство, Александр Васильевич, — резюмировал я мысленно. — На мой взгляд, жесткое, но по большей части справедливое. Хотя не без недостатков, как всегда и везде, во все времена и эпохи».

«— Можно подумать, у вас общество исключительной справедливости? — очень тихо произнес Воронов».

«— Соглашусь с вами. А ваша семья, кто они?».

Оказалось я невольно «присоседился» в тело потомственного графа Воронова. Отец Александра — граф генерал-лейтенант Воронов Василий Михайлович, губернатора Южной губернии империи, по совместительству командующий Южным военным округом. Мать штабс-капитана — Воронова Ирина Анатольевна, окончила математический факультет Московского университета и некоторое время преподавала математику и геометрию в женской гимназии города Симферополь. Но после рождения сына оставила преподавательскую деятельность. Есть у Воронова родная сестра Тамара, на пять лет младше, девица, с довольно сложным характером. Учится в Симферопольском институте хирургии, решила стать врачом.

Александр после гимназии поступил в Первое Московское артиллерийское училище, которое и окончил спустя четыре года по первому разряду. О периоде учебы Александр как-то нехотя рассказывал. Отметил, что успеваемость у него была отличная, а с дисциплиной отмечались проблемы.

Начал службу в штабе Западного военного округа в Минске, куда его пристроил отец, несмотря на сопротивление Александра. Служба Воронову была не в тягость, неспеша продвигался по служебной лестнице, получал положенные чины. Вот вне службы Воронов преображался, становился настоящим необузданным прожигателем жизни, сорил деньгами, волочился за женщинами, пьянствовал. С каждым годом характер Александра портился, начальство стало косо на него поглядывать. Отец неоднократно пытался вразумить сына, он соглашался, и примерно месяц вел нормальный образ жизни, а потом вновь пускался в разгульную жизнь. Последней каплей терпения старшего графа Воронова стал роман Александра с молоденькой женой непосредственного начальника — подполковника Савиных. Подполковник вызвал на дуэль Александра, но не рассчитал свои силы, и получил серьезное ранение правого плеча. После этого инцидента Александр оказался на должности командира артиллерийской батареи, расквартированной в Керчи. Что случилось недавно, я помнил.

«— Вы знаете, за все время нашего общения, — упавшим голосом сказал Воронов, — я стал замечать, что постепенно мое сознание блекнет. — Мне все труднее удается правильно выстраивать мысли. Может я и не прав, но с каждой минутой, как мне кажется, моя душа как-бы разрывает связь с телом. Эта связь представляется мне тонкой нитью, которая с каждой минутой, становится все тоньше. Еще немного, она оборвется, и я покину тело навсегда. Наверное, это к лучшему, грешил я много, вот Господь и наказал меня. Но в тоже время я чувствую, что где-то рядом с каждой минутой крепнет другое сознание, и мне кажется это ваше сознание, и я в нем постепенно растворяюсь. Если честно, то я ни о чем не жалею, получаю то, что заслужил. Только хочу вас попросить. Когда очнетесь, проживите остаток дней правильно, не повторите моих ошибок».

«— Постараюсь, — не очень уверенно ответил я, сомневаясь в том, что мне посчастливиться вообще, очнуться, слишком уж затянулось беспамятство».

В себя пришел ночью. Внезапно, в одно мгновение, неожиданно для себя самого. Незнакомое помещение — несмотря на темноту, его удалось рассмотреть благодаря любопытной Луне, заглянувшей ко мне в палату через окошко. Запах специфический, слишком медицинский. Обычно так пахнет в сельских больницах и в гарнизонных медпунктах. Мое временное обиталище, по всей видимости, является одноместной палатой в госпитале или в медсанбате, потолок и стены которой, выкрашены в белый цвет. Это я так думаю, хорошо осмотреться пока не смог, глаза слезятся, и почти ничего не видят, невзирая на отчаянную помощь яркого небесного прожектора.

Все мое израненное тело ныло, болело и беззвучно стонало, но я решил себя проверить. Широким жестом здоровой, правой руки решительно откинул простынь в сторону и попытался рассмотреть себя. Света от горевшей на маленьком столике лампы было мало, но я старался, да и широко улыбающаяся во весь рот яркая Луна помогала изо всех своих сил. Голову наклонять было не очень удобно, сразу же возникали болезненные ощущения, и плечо давало о себе знать. Первое впечатление от созерцания тела положительные. Не сказать, что богатырь, но чуть выше среднего роста точно. Мышцы есть, и в довольно приличном состоянии, но новый я не качек однозначно. Мужское достоинство на месте, повторюсь: не сказать, что богатырь, но больше среднего размера, то есть жаловаться не буду, на первое время сойдет, а там посмотрим — это я сразу стал себя настраивать на оптимистический лад. Попробовал сгибать и разгибать ноги в коленях. Все функционирует, без проблем, без скрипа — значит, и ноги в полном порядке. Пошевелил пальцами левой руки. А вот это я зря сделал. Даже не то слово, вот дурень. Накатила такая волна адской, всепоглощающей боли, что я с трудом удержался от крика. Даже при отсутствии нормального освещения, в полутьме палаты мне показалось, что в глазах сначала что-то сверкнуло, а затем потемнело. Вот это да. Странно, меня уже давно лечат, а боль в руке не проходит. Надо бы поаккуратнее с собой, со своим телом — ведь уже не чужое, пора бы и привыкнуть. Не хватало еще загнуться от болевого шока. Это в мои планы не входит.

Затем попытался мысленно позвать хозяина тела, я надеялся, что он вместе со мной очнулся и где-то сидит в подсознании, ведь мы с ним неплохо ладили, когда находились в неизвестном, каком-то аморфном, загадочном состоянии. Сколько ни звал, ответом была гнетущая тишина. Может, вправду душа Воронова покинула тело, а я теперь полноправный и единовластный его обладатель. Только подумал об этом, меня словно электротоком сильно ударило, перед глазами замелькали разноцветные бабочки. «Что это сейчас было?» — мысленно я спросил неизвестно кого.

«Надо не забыть помочь Тамаре в освоении стрельбы из револьвера, — посетила меня мысль, пробилась откуда-то издалека, — обещал ведь».

Вот после этой мысли у меня в голове начала проявляться вся память Александра. Если провести аналогию с компьютером, то к имеющимся файлам с моими знаниями, добавлялись файлы со знаниями и умениями Александра Воронова. Главное, чтобы объема диска хватила, и голову не разорвало от накопившейся информации. А то ведь может наложиться одно на другое в тесноте, перемешаться, и все, тю-тю. О, шутить изволю, значит, не все потеряно, выздоравливаю. Ну, раз попал, то надо теперь жить в теле и с мозгами штабс-капитана Воронова и о своих не забывать. Точно, народ никогда не обманет: одна голова хорошо, а две лучше. То есть голова-то, слава Богу, одна, а вот знаний — двойная порция. Надеюсь, такой тандем будет более успешным. На этом сознание мое померкло, наверное, я сильно устал от переизбытка информации. Или еще просто слаб после ранений. Самый простой вывод, пришедший в голову, обычно оказывается правильным. Это что-то от «бритвы Оккама». Ладно, со всевозможной философией потом разберусь. А сейчас — спать. Успел еще подумать, что именно спать, сладко спать, а не валяться в беспамятстве. Это совсем другой коленкор. И я, успокоившись, провалился в глубокий, крепкий, оздоровительный сон, не омраченный ужасными сновидениями. Да и эротическими сценами тоже не раскрашенный.

Проснулся я, именно проснулся, а не очнулся, когда немолодая сестра милосердия бережно обтирала мое страдающее тело мокрой салфеткой.

— Великодушно прошу простить меня, не могли бы вы дать мне испить немного водицы, самую малость, очень хочется — с трудом произнес я.

— А-а-а, — закричала женщина и выбежала из палаты, забыв укрыть мое голое тело больничной простыней. Я лежал голый и беззащитный в ожидании: и что дальше?

Буквально через пару минут женщина вновь появилась в палате в сопровождении невысокого мужчины лет пятидесяти, облаченного в белый халат с круглыми очками на носу. «Наверное, это доктор» — подумал я.

— Ну-с, молодой человек, я рад, что вы наконец-то пришли в себя, — улыбаясь, произнес доктор. — Заставили вы нас поволноваться, особенно в предпоследние сутки. Метались в бреду, скрипели зубами. Я вынужден был отдать распоряжение привязать вас надежно к кровати, и вставить кожаный ремень в рот, дабы вы зубы себе не сломали. Вчера все путы были сняты за ненадобностью, но куда вынесет — мы не знали. Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Кто вы?

— Воронов Александр Васильевич, штабс-капитан, командир артиллерийской батареи.

— Сколько вы видите пальцев? — поинтересовался доктор, показав мне три пальца.

— Три. Можно мне воды? Пить хочу сильно.

— Конечно-конечно. Сейчас Любовь Григорьевна даст вам напиться. Напугали вы ее неожиданным обращением, бывает же такое.

Женщина, смущенно улыбаясь, поднесла к моим губам малюсенькую белую чашку с водой. Опустошил ее одним глотком, но жажду не унял. Ох и сладкая была водичка, чисто мед!

— Пока этого достаточно, — спокойно произнес доктор. — Кстати меня зовут Петр Илларионович Санаев, я профессор Симферопольского института хирургии и ваш врач. Вас, молодой человек, мне довелось оперировать, и скажу, операция была сложной. Осколок очень неудачно засел в вашем плече, была опасность повреждения крупных кровеносных сосудов. Слава Богу, все уже позади. Заживление идет хорошо. Сейчас мы сделаем вам перевязку, а затем покормим куриным бульоном. Вам необходимо набираться сил.

— Петр Илларионович, мы неприятеля отбили?

— Я человек не военный, но могу сказать, что турки получили по зубам знатно. Всех высадившихся расстреляли из пушек и пулеметов, тысячи две пленили. Моряки утверждают, что утопили половину флота Турции.

— Спасибо за хорошие новости, профессор. А моего коллегу капитана Зачиняева к вам доставили?

— Полноте вам, голубчик. Не навоевались? Печальное вам известие: Зачиняев погиб.

— Жаль, хороший был офицер. Мне долго лечиться?

— До полного восстановления здоровья.

— Петр Илларионович, прошу вас, сообщите отцу, маме и сестре, что я в полном порядке, пусть не волнуются.

— Обязательно сообщу, — согласился доктор, как-то удивленно посмотрев на меня.

Потом мне делали перевязку. Начали с головы. Было больно, но терпимо. Но я попросил дать мне зеркало. Любовь Григорьевна принесла небольшое круглое зеркальце.

Что сказать, лицо у меня довольно симпатичное. Правильные черты лица. Небольшой ровный нос, карие глаза, уши не оттопырены. Волосы черные, как смола, только торчат в разные стороны, и большая часть головы острижена, видно в ходе операции сильно мешали доктору. С такой прической показаться знакомым нельзя. Моя душа желала симметрии и порядка. Поэтому попросил доктора позвать цирюльника, чтобы он убрал все это непотребство с моей головы.

Несмотря на невысказанное неудовольствие, Петр Илларионович, отдал распоряжение сестре милосердия. Спустя десять минут, цирюльник, извиняясь за причиненную мне боль, избавил меня от растительности на голове. Вдобавок по моей просьбе, тщательно побрил голову и щеки. Мои щегольские, лихо закрученные усы я ему трогать запретил.

— Согласитесь, профессор, так удобней делать перевязку, — сказал я, проведя здоровой рукой по совершенно голому черепу.

— Да, батенька, спорить не буду, удобства значительные, — согласился Санаев. — Но и отрастать волосы будут долго.

— Ничего, будем считать, что умные волосы временно покинули дурную голову.

— Эка, как вы завернули, молодой человек. Начинаете шутить, значит, все идет наилучшим образом. Соберитесь, сейчас я займусь вашим плечом.

Правду говорят, что у докторов должно быть каменное сердце. Похоже, у Петра Илларионовича оно стальное. Снимал он повязку аккуратно, но все равно было очень и очень больно, у меня самопроизвольно из глаз текли слезы. Пока рану обрабатывали вонючей мазью, пока делали уколы, я еще терпел, а когда начали накладывать новую повязку, зашипел от боли, аж вновь обритые щеки задрожали.

— Терпите голубчик, скоро закончим, — успокаивал доктор, — обезболивать сейчас не надо.

Минут пять мучений, и я обессилено упал на подушку. Упал, это мне так показалось. На подушку меня заботливо уложила Любовь Григорьевна, не произнесшая ни слова за все время нахождения в палате.

Спустя полчаса меня кормили. Я порывался принимать пищу самостоятельно, но Любовь Григорьевна была непреклонна. Словно механический автомат, с определенными промежутками подавала мне в рот ложку. А какой вкусный пшеничный хлеб! Мягкий, белый, душистый, и чуть теплый, просто таял во рту. Правда, дали очень маленький кусочек. Умом я понимаю, что нельзя сразу много кушать, а что делать, когда очень хочется. Съев очередную ложку бульона, я с горечью посмотрел на опустевшую тарелку. Жаль, вкусно, но мало. Но… долгое вынужденное пищевое воздержание требует постепенного вхождения в норму. Иначе — лучше и не представлять, боли мне и так достается с избытком. Интересно, а воздержание иного рода преодолевать буду тоже в час по чайной ложке или сразу с места — в карьер? Посмотрим, никуда это от меня не уйдет. Главное, что конструктивно я в этой бойне не пострадал.

Два часа на сон, и снова кормят вкуснейшим бульоном. Я не знал, как благодарить эту заботливую молчаливую женщину.

Только успела меня обиходить Любовь Григорьевна, как в палату ворвался вихрь — моя любимая сестренка пожаловала. Чуть поотстав, в палату вошел отец и мама. Тамара и мама начали обнимать меня и целовать, а попутно орошать мою простынь слезами, стараясь не причинить мне боль. Интересно: я их сразу узнал. Ну, конечно, тут сработала часть сознания первого обладателя тела.

— Мама, Томочка, перестаньте рыдать, я живой, и немного нездоров, — успокаивал я родных. — Доктор обещал быстро поставить меня на ноги.

— Не спеши, — спокойно произнес отец.

— Здравствуй, отец, я рад тебя видеть в добром здравии, — улыбнулся я графу.

Отец удивленно поднял брови, но ничего не сказал, просто опустился на неизвестно как появившийся в палате стул. Маме и Тамаре были предложены аналогичные предметы госпитальной мебели.

— Сынок, ты как себя чувствуешь? — осведомилась мама.

— Сегодня значительно лучше, чем несколько дней назад, это если верить словам профессора. Немного полежу, а потом начну ходить и набираться сил.

— Не торопись, пусть твои раны заживут.

— Я и не тороплюсь, просто чувствую, что с вашим приходом заживление стало проходить быстрее.

— Мы рады, что тебе удалось выжить после таких ранений, — вытирая глаза, сказала мама.

Я невольно сравнил мать Александра Воронова со своей мамой, оставшейся в далеком будущем, или в далеком прошлом, это как смотреть, с какой стороны, как бы самому не запутаться, однако.

Мама моя по профессии врач невропатолог, заведовала отделением в областной больнице в Ярославле. С отцом они познакомились, когда учились в Краснодаре. Модно было в то время выпускникам военных училищ брать в жены медицинских работников, и отец не смог устоять перед ослепительной красотой мамы, ведущей свою родословную от донских казаков. Отец был третьим летчиком в нашей семье. Прадед начинал летать еще в Первую мировую на аэропланах из тряпок и палок, а дед встретил фашистов на западной границе на «ишачке» И-16. Несмотря на опасную профессию, и прадед, и дед умерли от старости в своей постели. Маленьким я любил играть наградами деда, их было великое множество, даже орден Ленина был. Последний раз деда сбили в середине апреля 1945 года на подступах к Берлину. Снаряд зенитки угодил точно в двигатель его Ла-5. Охваченный огнем самолет дед смог посадить на брюхо, благо было свободное шоссе. Выпрыгнуть из самолета на высоте двести метров смерти подобно. Деду удалось отбежать от самолета метров двадцать, когда тот взорвался. В итоге дед остался живой, но Победу встретил в госпитале. Мой отец продолжил семейную традицию, и тоже стал летчиком-истребителем. А со мной вышла осечка. Комиссию в летное училище я не прошел, медики нашли проблемы с вестибулярным аппаратом, поэтому поступил в Екатеринбургский артиллерийский институт.

— Сынок, ты меня не слушаешь? — отвлекла меня мама от воспоминаний.

— Мне еще трудно сконцентрировать внимание, я пришел в себя только сегодня ночью, голова еще плохо работает.

— Профессор сказал, что у тебя была сильная контузия, — меняя позу, сказал отец. — Я смотрю у тебя на голове волос совсем не осталось.

— Сегодня цирюльник побрил мне голову, так перевязки легче делать.

— Ага, и зайчики девушкам в глаза пускать будешь своей блестящей лысиной, — на радостях съязвила сестрица.

— Чтобы никого не слепить, я буду одевать фуражку, тем более на голове два длинных уродливых шрама, их показывать окружающим, только пугать.

— Отец, а как там моя батарея?

— Уже не твоя, а поручика Смирнова, ты на время излечения от командования отстранен. В целом батарея боеспособна. Сейчас пополняется до штатной численности. В том бою вам досталось. Третья часть нижних чинов и унтер-офицеров выбыла из строя из-за гибели и ранений. Твой денщик тоже пострадал, лежит здесь в госпитале, и неизвестно выживет ли. Ему тоже прилетели осколки от снаряда, один попал в живот. Он уже немолодой мужчина, но пока еще жив, борется с последствиями ранения, но в сознание пока не приходил.

— Надо будет его проведать, как-никак, вместе отражали десант. Отец, как там сейчас на фронте?

— Ты хотел сказать на фронтах? В принципе, обстановка стабильная. В Бессарабии мы турок прогнали на их территорию с большим уроном в живой силе. Они убегали так быстро, что бросали тяжелое вооружение. Удалось захватить два десятка их новейших самолетов. Правда, самолеты не турецкие, только на крыльях нанесены опознавательные знаки султана, а так они вполне себе французские. Наша императрица уже выразила по этому поводу негодование, и Министерство иностранных дел направило в Париж соответствующую ноту. Ведь согласно существующему договору между нашими странами, мы не поставляем вооружение противникам. Франция этот договор нарушила. На Кавказе турки масштабных операций не проводили. Обстреляли несколько наших крепостей и этим ограничились. Но, как мне кажется, они что-то затевают серьезное. На море, слава Богу, мы тоже смогли потрепать турецкий флот. Утопили три броненосца, шесть бронепалубных крейсеров и полтора десятка миноносцев, а сколько ушло на дно десантных барж трудно сосчитать, только в прибрежной полосе на мелководье более трехсот остовов стоит.

— А как так получилось, что мы не нанесли по врагу упреждающий удар?

— Политика всему виной. Мы не должны были выглядеть в глазах Европы агрессорами. Ладно, не беспокойся, лучше лечись, а с турками разберемся, тем более, Константинополь закрыл для всех военных кораблей проливы. В Средиземном море застряла французская эскадра, спешившая на помощь туркам. Маскировались стервецы, подняв флаги турецкого военного флота. Наша разведка успела предупредить Константинополь о возможном проходе эскадры, те вовремя приняли соответствующие меры.

— Дорогой, — обратилась к отцу мама, — давай оставим мальчика в покое, он еще слаб, пусть отдыхает.

— Да-да, — поднялся отец со стула.

Он проводил сестру и маму к двери.

— Отец, задержись на минутку, — попросил я.

Тамара и мама скрылись за дверью, которую отец плотно прикрыл.

— Александр, ты что-то хотел спросить? — осведомился отец.

— Я хотел попросить у тебя прощения за все. Прости меня, пожалуйста, если можешь.

— Неожиданно и удивительно. С чего бы это ты решил просить прощение, раньше ты никогда так не поступал.

— Я дал слово, стать другим человеком, и первое, что намеревался сделать, так это просить у тебя прощение. Поверь, я говорю искренне.

— Очень надеюсь, что это так. Прощаю тебя, сын, и думаю, что ты возьмешься за ум.

— Можешь во мне не сомневаться. Из госпиталя выйдет другой Александр Воронов, за которого тебе не доведется краснеть, и который не будет доставлять неприятности.

— Только не вздумай что-либо отчебучить! Мы тебя любим, несмотря на твои недостатки.

— Твердо могу это обещать.

— Поправляйся.

Родные ушли, а у меня перед глазами остались их удивленные взгляды. Наверное, бывший обитатель этого тела не очень ладил с семьей. И если вспомнить все рассказы, то так оно и было. Ничего, дайте срок, поправлюсь, я вас еще не так удивлю. Мне дана вторая попытка пройти жизненный путь, так надо его пройти достойно. Пусть для окружения мое преображение будет сродни шоку, но я хочу стать нормальным сыном и братом, чтобы родные мной гордились.

Сил дальше рассуждать у меня не осталось, и я спокойно уснул.

Екатерина Матвеевна Быкова готовилась к отъезду со всем тщанием. Три вышколенные молчаливые служанки без суеты помогали ей аккуратно паковать два неподъемных чемодана. В них бережно укладывались шикарные дамские наряды и многочисленные аксессуары к ним, стоившие сами по себе целое состояние, а также все иные мелочи, приятные женскому сердцу, необходимые для путешествия из Симферополя в Керчь, которое решила совершить молодая девушка в вагоне первого класса. Девушка намеревалась проведать тяжелораненого молодого графа Воронова. Вчера ей стало известно, что он уже может самостоятельно ходить и принимать гостей. Конечно, путешествовать молодой девушке в одиночестве было не принято, но Екатерина на эти предрассудки, как она считала, не стала обращать внимание — у нее была важная жизненная цель, и она к ней упорно стремилась.

Когда Екатерине было четыре года, ее крестная мать, Прасковья Лагутина, сказала, что девочку ждет светлое будущее. Примчится к ней прекрасный принц на белом коне в сверкающих латах, влюбится в нее до беспамятства и пренепременнейше возьмет в жены. И станет она вращаться в высшем обществе, блистая на балах своей молодой красотой и неповторимыми нарядами, а может даже (ах, если бы, вот было бы чудесно!!!) в свите самой императрицы. Эти слова, брошенные когда-то в шутку, Екатерина восприняла со всей серьезностью и крепко раз и навсегда запомнила, при этом реально решив дожидаться сказочного принца. Когда ей исполнилось семь лет, она не обнаружила рядом никакого писаного красавца, мужественно побеждавшего одного за другим ужасных кровожадных злодеев, которыми, как ей тогда казалось под воздействием прочитанных книг, был полон окружающий мир. Так… одни сплошь и рядом лощеные приказчики да раздувающиеся от важности гонористые торговцы. Оно и неудивительно, к купцу первой гильдии Матвею Быкову принцы на огонек, попить чайку из самовара почему-то не заглядывали. Вот водочки из запотевшего графинчика испить со всем удовольствием и радостью, да под аппетитную черную икорочку — разумеется, это как водится. Но это другая история, абсолютно не интересная дочери известного во всей империи богача.

Учась в женской гимназии, девушка перечитала все мыслимые и немыслимые романы в библиотеке, и, на мгновение, упав духом с внезапно нахлынувшей на нее печалью, с прискорбием поняла, что ждать принца абсолютно бессмысленно. А нужно, не опуская руки бороться за свое счастье и благополучное будущее, присмотрев кого-нибудь другого, например графа, или, на худой конец, барона. Только перейдя в другое сословие, став дворянкой, можно попробовать приблизиться ко двору императрицы, к заветной мечте — негоже такой замечательной девушке всю жизнь прозябать среди примитивных торгашей, лишенных романтической жилки — одни только деньги да деньги, как это низко и пошло, фу!!! По крайней мере, так думала Екатерина. Но и в этом случае девушку ждало разочарование. Молодых и горячих баронов, сладко мечтающих в запретных фантазиях (ой, заглянуть бы в них поглубже, в эти разгоряченные пылкой молодостью запретные маменькой мысли, ах!!!) на горизонте не наблюдалось, одни почтенные главы семейств, и с графьями аналогичная ситуация. Вокруг крутились исключительно молодые, и не очень, мужчины, страстно мечтающие о богатом приданном. Деньги — деньги — денежки — вот предмет их обожания. Что им романтика — для романтических забав они находили объекты в других местах, тоже запретных для обсуждения или даже мало-мальской мысли об этом, тоже маменькой ибо папенька сверх меры был озабочен торговыми делами и взрослеющей дочерью он интересовался изредка. Так, для профилактики, чтоб не забывалась.

Пять лет назад ей все же улыбнулась удача. Она попала на бал, который устраивал губернатор Южной губернии граф Воронов.

Впервые оказавшись на приеме такого высокого ранга, Екатерина была просто очарована богатством убранства резиденции губернатора и шокирована изысканностью нарядов приглашенных холеных дам. Правда, Екатерина тоже была в соответствующем наряде с приличным количеством драгоценностей в ушах и на шее. Но блеск высшего общества и торжественность мероприятия оставили в памяти неизгладимые впечатления. Но больше всего ее поразил сын губернатора — Александр. Этот блестящий, как тот самый принц из девической мечты, молодой человек в мундире юнкера артиллерийского училища, в одно мгновение невольно покорил сердце Екатерины. Стройный, подтянутый, с хорошими манерами молодой граф был объектом всеобщего внимания и вокруг него явно так и вились охотницы женского пола, одна прекрасней другой и уже с наследственными титулами. Серьезная конкуренция, тут острыми локотками проблему не решишь, растолкать плотное женское окружение молодого графа не удастся — подумать крепко надо, прежде, чем произвести первый шаг навстречу молодому человеку, избранному в качестве спутника жизни. Как бы он не оказался ошибочным, второй шанс в этой ситуации не предвиделся. Некоторые местные матроны наперебой подталкивали к нему своих дочерей. Александр никому не отказывал в общении, даже с Екатериной прошелся в танце, когда было разрешено дамам приглашать кавалеров. Ах, как он кружил Екатерину в вальсе! Девушка было рада и счастлива. И как ей было тяжело сдержать возникшее ревностное чувство, когда Александр танцевал с другими девицами.

Вернувшись, домой, Екатерина потребовала от отца, чтобы у нее на столе в спальне была фотография Александра. Где и как добывал фотографию купец неизвестно. Теперь на видном месте, в золоченой рамке, красуется фотография Александра в юнкерском мундире. По вечерам девушка рассказывает ему все новости, делится тайнами. А когда Екатерина вошла в пору и у нее появились довольно аппетитные округлости и выпуклости в нужных местах, девушка, смущаясь и краснея, демонстрировала фотографии, то оголенное плечо, то оголенную ногу (о, ужас, как я смею, ах, я в смущении и вся пылаю!!!) — выше колена. Чтобы стать ближе к объекту внимания, Екатерина свела знакомство с сестрой Александра — Тамарой. В принципе, это оказалось не так уж и сложно. Правда, пришлось совершить отчаянный поступок и теперь соискательница графского титула вынуждена учиться вместе с ней в Симферопольском институте хирургии, хотя от самого вида крови Екатерину мутит, а на занятиях, по препарированию подопытных животных вообще падает в обморок. Девушке повезло из первых уст узнать о состоянии молодого графа и выпала возможность первой попасть в палату раненого штабс-капитана, опередить этих напыщенных гусынь, которые тоже попытаются нанести визиты вежливости. Екатерина не такая, она поедет не просто с визитом, она там останется, будет ухаживать за Александром и постарается привлечь его внимание к себе. Вот он — тот самый единственный и золотой шанс.

Стоя обнаженной перед ростовым зеркалом, Екатерина придирчиво изучала свое тело. Было, что изучать. Фигура хорошая, грудь высокая, бедра покатые и прекрасно развиты, нигде ни грамма лишнего жирка. Ноги ровные. Длинные, курчавые распущенные светло-русые волосы, покрывали крепкие ягодицы. Лицо пропорциональное, небольшой носик, чувственные губы. Взгляд очаровательных серых глаз, мог свести с ума любого. Девушка втайне надеялась, что сможет покорить сердце Александра своими прелестями. Надо придумать, чтобы он их как-то увидел ненароком и покрыл жаркими поцелуями. То есть «нароком», конечно же, «нароком», но как исхитриться, чтобы казалось невинной случайностью? Сколько забот, сколько забот. И все ради своего будущего. Ну, кто может в чем-то упрекнуть нашу красавицу, кто ее осудит? Да абсолютно не за что, абсолютно. Посмотрим, что у нее получится.

Все слухи о беспутном времяпрепровождении ее кумира девушка считала происками завистливых и недалеких «кумушек». Как говориться, к блестящему кавалеру грязь не пристанет. А если что-то из рассказанного правда, то она сможет оказать положительное влияние на Александра, и он станет добрым и заботливым.

Матвей Герасимович и Прасковья Филипповна Быковы не смели перечить дочери, ведь она у них единственная кровиночка, больше Господь не дал им детишек. Быков, после того как дочь превратилась в потенциальную невесту приятной наружности, стал потакать любым ее капризам, и готовил приданное, которое в денежном выражении составляло более миллиона рублей в золотых империалах и этим свое участие в воспитании наследницы ограничил. Будущий зять не будет ни в чем нуждаться, а с таким приданным дочку в жены может спокойно взять даже граф. Примерно такие слова говорил дочери отец.

Уже сидя в вагоне Екатерина несколько усомнилась в правильности своего поступка. Ведь во всех прочитанных любовных романах, кавалеры сами пылко добивались благосклонности и расположения избранниц, а не наоборот. Екатерина же сломя голову мчится в Керчь в ничем кроме своих фантазий не обоснованной надежде, что Александр вдруг возжелает обратить на нее пристальное внимание. Ведь это страшно подумать, ей скоро восемнадцать, а она еще ни разу по-взрослому ни с кем не целовалась. Поцелуи фотографии Александра не считаются.

Поезд прибыл в Керчь рано утром. Взяв извозчика, Екатерина отправилась в лучшую и самую дорогую гостиницу города. Там, приведя себя в порядок с дороги, переоделась в свое лучшее платье. Быстро проглотив легкий завтрак в ресторане гостиницы, страшно волнуясь, отправилась в недалеко расположенный госпиталь.

Шум, возникший в коридоре госпиталя, отвлек меня от чтения утренней газеты. Я уже позавтракал, посетил самостоятельно туалетную комнату, готовился к ежедневному осмотру профессором и перевязке. До меня долетели слова возмущения, высказанные какой-то молодой девушкой. Внезапно дверь в палату резко открылась, и в окружении доктора Санаева и Любови Григорьевны вошла неизвестная девушка, примерно восемнадцати-двадцати лет. А особа весьма недурна собой, подумал я, с довольно привлекательным лицом и замечательной фигурой, выигрышные особенности которой выгодно подчеркивались красивым платьем модного покроя. Интересно, а что ей собственно нужно в моей палате? Кто она такая?

— Александр Васильевич, — умоляюще глядя на меня сказал Санаев, — ну, скажите Екатерине Матвеевне, что с вами все в порядке и уход за вами организован должным образом. — Я, право, не понимаю, зачем ей поступать к нам сестрой милосердия!?

— Профессор, поверьте, я Екатерину Матвеевну вижу впервые и никого не просил устроить мне персональную сестру милосердия. С Любовью Григорьевной мы хорошо ладим, она обеспечивает мне замечательный уход, результаты которого вы можете наблюдать при ежедневных обходах.

— Неправда ваша, Александр Васильевич, — с вызовом произнесла девушка, — вы меня видите второй раз. — Первый раз пять лет тому назад мы с вами танцевали на балу у вашего батюшки. А вам, как раненому офицеру, для быстрейшего выздоровления нужен хороший уход. Я могу его организовать, потому что учусь в хирургическом институте и многое умею.

— Петр Илларионович, — обратился я к профессору, — пожалуйста, будьте так добры, оставьте нас вдвоем на некоторое время, нам с молодой особой нужно объясниться.

Доктор только удивленно развел руками.

— Итак, Екатерина Матвеевна, как это все понимать и чем я вам обязан? — спокойно поинтересовался я у девушки. — Тот случай, когда мы с вами танцевали на балу, я, откровенно говоря, не помню, много, знаете ли, балов я посетил за прошедшее время.

— Вы не помните, но я все хорошо помню, поскольку тот бал был первым в моей жизни, а вы — первым кавалером, которого я пригласила на танец, — капризно надув губки, с неподдельной обидой скороговоркой ответила Екатерина. — А еще я думаю, что, находясь рядом с вами, я смогу помочь вам быстрее выздороветь. Я умею ухаживать за больными.

— Если вы хотите поступить в госпиталь сестрой милосердия, то в этом ничего плохого нет. Но только задумайтесь, вы готовы выносить за ранеными утки и горшки, после отправления естественных надобностей? Вы сможете, спокойно и без эмоций принять участие в перевязке раненого, который от боли материться последними словами? Ваше обоняние не оскорбит запах гниющей человеческой плоти? Хватит ли у вас смелости закрыть глаза скончавшемуся от ран воину? И последний вопрос. Почему ко мне такое пристальное внимание с вашей стороны?

— Мне до других нет никакого дела, я приняла решение ухаживать только за вами, поскольку вы мне не безразличны, вы особенный, вот.

— Ошибаетесь, милая Екатерина, я простой русский офицер, временно находящийся на излечении в госпитале по причине ранения. Я стараюсь не привлекать к себе внимания, и оно мне не нужно. Вы почему-то выделяете меня среди раненых, думаете, что сможете меня быстрее поднять на ноги, но у вас совершенно нет опыта и знаний. Екатерина, вы помните постулат доктора — не навреди?

— Не слышала о таком.

— Не слышали? Как же вы учитесь на хирурга, ведь это одно из первых, чему учат в учебных заведениях такого профиля? А еще беретесь меня быстро вылечить. Вот, профессор Санаев, кстати, руководитель вашего института, и тот дает осторожные прогнозы, а опыт у него ого-го какой. Спасибо вам за беспокойство о моем здоровье, но мне кажется, вам лучше вернуться домой и продолжить учебу в институте, чтобы стать квалифицированным хирургом. Тогда у вас будет больше шансов помочь больным и раненым.

— Вы меня прогоняете?

— Я вам предлагаю разумное решение и, вдобавок, забочусь о вашей репутации. Негоже молодой, симпатичной и незамужней девушке находиться рядом с мужчиной. Общество, знаете ли, не поймет вашего поступка.

— Прогоняете, — отрешенно и обреченно сказала Екатерина, и громко разрыдалась.

Санаев появился в палате буквально через пять секунд.

— Петр Илларионович, прошу вас, назначьте Екатерине Матвеевна провожатого, пусть ей помогут добраться домой, — попросил профессора.

— В этом нет необходимости, — улыбнулся Санаев. — За девушкой инкогнито присматривал поверенный ее отца, он сейчас в госпитале. Передам из рук в руки.

Когда за девушкой и профессором закрылась дверь, я облегченно вздохнул. Ну, блин ситуация! Приезжает неизвестная особа, и с порога заявляет, что влюблена в меня, и желает за мной ухаживать. Анекдот получается. Я ни сном, ни духом о существовании некоей Екатерины Матвеевны даже не подозревал, и на тебя счастья полное лукошко. Нет, Екатерина девушка очень симпатичная и видная, со всеми демонстрируемыми и скрытыми достоинствами, но я пока только втягиваюсь в действительность, мне не до романов. Нужно еще понять, куда я попал и что ждет меня впереди. Надо определиться с целью в жизни. Да, я поступил с девушкой жестко и, можно сказать, даже жестоко, отринув ее, не ответил на чувства. Что поделаешь, ответных чувств я к ней не испытываю, и давать надежду не намерен. Какая же она наивная. Безобидная и наивная простота. Правда, говорят, что простота хуже воровства. Ну, в любом случае осуждать эту красавицу я не намерен. В итоге-то кроме хорошего, с ее точки зрения, она мне ничего не желала. Но осуществилось ли бы оно на деле? Кто это знает, кроме нашего Создателя. А в рулетку со своей и чужой судьбой я играть не намерен. Поступил как настоящий хирург: поступил решительно и болезненно для человека, но явно на его пользу. Подрастет и поймет.

Вторую неделю с разрешения профессора я самостоятельно совершаю неспешные пешие (во, закаламбурил!) прогулки. Выхожу в небольшой уютный и очень ухоженный парк при госпитале, дышу свежим воздухом. После многообразия госпитальных запахов он мне кажется прямо-таки вкусным, ободряющим Первые шаги давались мне трудно, качало сильно — но это ничего, нормально. Мышцы тела от долгого лежания на кровати одрябли и ослабли и в некоторой степени отвыкли работать с полной нагрузкой, потеряли уверенность. Мне иногда казалось, что все суставы рук и ног сгибаются и разгибаются со скрипом, без особого желания. Несмотря ни на что я продолжал свой путь, с каждым шагом приближаясь к полному исцелению. В первый день прошел сто шагов, а потом ежедневно увеличивал их количество в два раза. К исходу второй недели я делал пять кругов по парку госпиталя, это примерно три километра. Естественно, после таких прогулок, возвращался в палату мокрым. Приходилось менять пижаму и качественно мыться, «благоухать» потом несолидно.

Вчера посетил своего денщика — Матвея Шурыгина. Жить мужик будет, но к воинской службе более не пригоден. Санаев говорил, что в ходе операции удалил ему почти метр кишок, и желудок сшивал из кусков. Удивляюсь, как вообще Шурыгин жив остался. Надо будет поговорить с отцом, пусть определит куда-то моего денщика, нельзя его бросать, тем более жена у него есть, взрослые дети и малые внуки. Ему по императорскому указу положена неплохая пенсия, но заботу о хорошем человеке не помешает проявить и нашей семье.

Вечером меня посетили друзья-собутыльники — корнет Серж Сухомлинов и подпоручик Виктор Заславский. Как обычно, одна корзина наполнена шампанским и крымским коньяком, а вторая — фруктами и мясными деликатесами.

— Полюбуйся, Алекс, на этот натюрморт, — предложил Серж, разложив на столе продукты и выставив бутылки, — приобщимся к великому и мы.

— Спасибо, господа, что почтили меня своим вниманием. Натюрморт без сомнений прекрасен, и достоин стола самого изысканного ресторана. К большому сожалению, разделить с вами трапезу я не могу, здоровье не позволяет, увы.

— Алекс, не смеши народ, когда ты отказывался от шампанского? — развязно улыбался Заславский. — Этот благородный напиток исцеляет от всех болезней, это же твои слова.

— От своих слов не отказываюсь, говорил, но пить не буду. Я принимаю лекарства, а они с шампанским и коньяком не уживаются вместе, вдруг взбурлят в какой-нибудь химической реакции, кто знает, не хочу испытывать судьбу, и без этого проверяющих неперечесть.

— Дружище, мы перестаем тебя узнавать, — заметил Серж. — Ты нас пугаешь. Если ты откажешься поехать с нами в заведение несравненной мадам Мишель, то я точно поверю, что у тебя была сильная контузия, сказавшаяся на твоем мужском здоровье.

— И к девочкам не поеду, и соблюдать предписания профессора буду без пререканий.

— Ты стал скучным, Алекс. Куда подевался кураж? Ты позабыл те дни, когда шампанское лилось рекой, а девочки висли на тебе, словно гроздья спелого и сочного винограда?

— Пейте без меня шампанское и закусывайте его сладким виноградом, я вам препятствий чинить не стану.

— Серж, мне кажется, что нас отсюда выпроваживают, — возмутился Заславский. — Алекс с нами пить не желает, к девочкам не едет. Так какого черта мы у него торчим? Пусть остается со своими микстурами и дальше. Будем считать, что Алекс для нас погиб навсегда в сражении с медициной, мы же пока живы, а значит, нужно брать от жизни свое. Грузим все обратно в корзины, и рысью марш-марш к мадам Мишель, там нам организуют достойный прием.

— Оревуар, Алекс, — помахал мне рукой Сухомлинов, направляясь к двери.

— Надумаешь снова с нами общаться — звони в штаб полка.

Фу-х, наконец-то ушли. А то от их громких разговоров уже разболелась голова. Странно, я с этими офицерами сидел за одним столом, пил, вкушал пищу, и к девицам вместе заваливались, а сейчас они просто оставили меня в покое, вычеркнув из списка друзей. А вообще, мы были друзьями? Думаю, вряд ли, скорей всего обыкновенные собутыльники. Сухомлинов и Заславский, вторые баронские сыновья, им по императорскому уложению необходимо отслужить в армии не менее десяти лет, чтобы претендовать на присвоение баронского титула в дальнейшем. Многие так поступают, поскольку империя постоянно развивается. Серж и Виктор не самые ответственные офицеры, служат «спустя рукава», тяготясь службой, как таковой. До недавнего времени я с ними был согласен, и нечего предосудительного в этом не видел. Но теперь с «перемешанными» мозгами — наверное они таки стали на правильное место, все выглядит для меня чудовищно, и мне становится стыдно, что я сам пускался во все тяжкие. Как вспомнил, так, словно окунулся с головой в бочку с помоями. Нет, нелегко мне будет вернуть себе доброе имя и заслужить уважение сослуживцев и семьи. Буду стараться, но вначале надо вылечиться.

Вспомнился из прошлой жизни мой друг детства Димка Смолянинов. Мы вместе росли в одном военном городке, наши отцы летали в одном полку. В детском садике были в одной группе. Затем пошли в школу и сели за одну парту. Вместе изучали букварь, вместе учились играть в футбол в одной команде, вместе дрались с местными ребятами, да, собственно, все делали вместе. Когда на речке Димка порезал руку стеклом разбитой бутылки, я не задумываясь ни на минуту, разорвал на лоскуты новенькую футболку, чтобы перевязать рану. Мне за это даже от мамы не влетело — она как-то по-особенному посмотрела на меня, видимо в первый раз увидела во мне взрослого человека, и погладила по голове. Запомнилось мне это на всю жизнь. Когда подросли, начали готовиться к поступлению в летное училище, хотели стать продолжателями семейной традиции. Но в десятом классе в семье Димки произошла трагедия. Его отец, подполковник Смолянинов, погиб при выполнении летного задания. Удар по семье был сильнейшим, в моральном плане. Димкина мама, Елизавета Петровна, категорически запретила ему думать о небе, как она выразилась, ей достаточно одного погибшего летчика в семье. Естественно Димка старался не расстраивать мать, потерявшую мужа, но втайне готовился к поступлению в училище. Одного не учел мой друг, его мама была медиком в районной поликлинике, и смогла договориться с врачебной комиссией, которая и закрыла Димке дорогу в небо из жалости к коллеге. Я тоже не прошел в летное училище, и вынужден был отправиться в Екатеринбургский артиллерийский институт. Наши пути разошлись. В первый год еще переписывались. Потом Димка ушел проходить срочную службу матросом на противолодочном корабле на Тихом океане, и писать перестал. После этого следы его, к сожалению, затерялись где-то вдалеке. Какие-то слухи доходили о его женитьбе на хорошей девчонке и переезде на ПМЖ куда-то за тридевять земель и тридесять морей, вроде в Аргентину, что ли, к родственникам молодой жены, которые в Буэнос — этом — Айресе держат небольшой ресторанчик. Жаль, что наши жизненные пути так неожиданно и беспричинно разошлись, хороший был парень, до сих пор иногда скучаю по нему. Позже доходили до меня слухи, что мой друг покинул мир живых по неизвестной причине. Я думаю, его сердце истосковалось по небу, потому и остановилось в неподходящий момент.

Больше ни с кем я дружбу не водил. Да, были товарищи и сослуживцы, с которыми я поддерживал нормальные отношения, но никто так и не стал настоящим другом. Была попытка завести дружбу в институте с Гришкой, но не срослось. Парень в свое время окончил школу в сельской местности, и по предметам немного не успевал, зато физически был очень крепок. Я ему помогал в освоении программы обучения на первых порах. Новый год в роте решили достойно встретить, без спиртного конечно. Мне и Гришке было поручено купить пару килограммов цитрусовых в ближайшем магазине, так как в нашем институтском буфете мандарины и апельсины разбирали офицеры-преподаватели. Как вы понимаете, мы должны были сбежать в самоволку. Сбежали, затарились апельсинами, и через забор вернулись в казарму. Все шито-крыто, ребята в роте довольны. Но буквально через час я стоял перед командиром роты, и он меня распекал за самовольное оставление расположения института. В итоге я получил трое суток гауптвахты и Новый год встретил в камере. Информация в курсантской среде распространяется очень быстро и, выйдя «на волю», я узнал, что командиру роты меня «заложил» Гришка, подчеркнув, что это я его заставил пойти в самоволку. Первым желанием было набить ему морду лица, но потом я немного поостыл и просто перестал с ним общаться. И ребята из роты стали его сторониться. Своеобразный бойкот привел к тому, что Гришка годовую сессию завалил, и пошел служить рядовым в обычную артиллерийскую часть. А я после этого совершенно перестал всецело доверять людям и утратил способность к дружбе. Как говорится: обжегшись на молоке, и на воду дуть будешь.

Добрейшая душа, Петр Илларионович Санаев отпустил меня домой через месяц. Комиссия решила, что я достаточно окреп, чтобы продолжить в течение двух месяцев излечение на даче отца.

Дача располагалась в городке Алушта. Вот туда мы сейчас катим на автомобиле отца под управлением молчаливого шофера Федора по четырехполосной трассе, проложенной по степной местности Крыма, носящей название «Скифский путь». Почему так назвали дорогу, я не знаю, а расспрашивать, проводившего меня профессора постеснялся. Ничего, приеду на дачу, пороюсь в библиотеке отца, найду ответ. Да и вообще, на многие вопросы мне требуются ответы. Хочу взглянуть на всю сеть шоссейных и железных дорог Крыма и всей империи. Я знаю, что дорог очень и очень много, а вот куда и по каким местам они проложены, достоверно вспомнить не могу. Надо восполнить тот пробел — сидящий внутри меня военный человек очень беспокоен и нетерпеливо, постоянно требует специфической информации об окружающей обстановке.

От основной трассы было ответвление, ведущее к Алуште. Прямо на глазах приближался густой лесной массив. Правда, рассмотреть породы деревьев с большого расстояния не мог. В моем времени Алушта выглядела по-иному и не была окружена такой пышной растительностью, которая своей сочностью, свежестью и красочностью, различными оттенками листьев притягивает внимание, словно магнитом. Мои глаза радовались мелькающим мимо нас красотам, ветерок путался в отрастающих волосах, длина которых, впрочем, не позволяла ему вольно их трепать. На душе было слегка волнительно, но тепло и беззаботно. Раны не болели даже на колдобинах и кочках. Давно я так себя легко не чувствовал. Я испытывал какое-то эйфорическое чувство опьянения свободой и освобождения ото всех свалившихся на меня проблем. Я свободен!!! — пела душа где-то очень глубоко внутри меня приятным голосом и я не сопротивлялся этой арии свободы, хотя и понимал, что много всего еще придется испытать, преодолеть, вынести на своих плечах.

На даче меня встретила прислуга в полном составе во главе с управляющим Гавриилом Ивановичем, никого из родных пока не было. Если говорить правду, то дача, а вернее вилла, представляла собой приличных размеров двухэтажный особняк, расположенный посреди трехгектарного участка и построенный из больших блоков светлого ракушника, с портиком на входе и колоннадой по периметру всего здания. Можно сказать, особняк возведен в античном стиле. Все хозяйственные постройки: флигели для прислуги, конюшня для лошадей, каретный сарай — гараж тоже построены в аналогичном стиле. В целом получилась псевдо древнегреческая вилла. Стены здания были выкрашены в белый цвет, а вся наружная лепнина, барельефы, фигуры птиц и животных — покрыты светло-зеленой краской и придавали зданию некую торжественность и неповторимость. Особняк был обращен входом к югу, в его высокие окна обоих этажей долгое время светило солнце, создавая уютную обстановку. Одобрительно подумал, учитывая жизненный опыт другой реальности, что экономия на освещении и отоплении порядочная.

На мой взгляд, особое внимание въезжающих во двор гостей привлекала огромная птица на фронтоне портика. Отец в ней опознал ворона и считал это символичным. Ведь этот особняк достался нашей семье более ста лет назад. С тех пор птицу на фронтоне раскрашивали в цвета настоящего ворона, любовно прорисовав все детали.

Посреди двора, выложенного массивными, толстыми серыми гранитными плитами, перед центральным входом в дом красовался веселый фонтан, в центре которого располагалась группа девушек в античном одеянии с кувшинами на плече, из которых выливалась журчащая кристально чистая вода.

Входная дверь, изготовленная из толстых досок мореного дуба и украшенная множеством потемневших от времени заклепок, выглядела очень внушительно. А вот внутреннее убранство первого этажа меня удивило. Я не был здесь примерно месяцев восемь, и за это время родители сделали ремонт. В холле появилась большая красивая, ажурная, кованная люстра взамен старой огромной со свечами. Присмотревшись, я понял, что старую люстру сняли, качественно отчистили медную конструкцию от копоти, и модернизировали, заменив, кроме всего прочего, подсвечники — на электрические лампочки. На стенах появилось несколько медных бра на две электрические лампочки.

Стены холла выкрасили в приятный светло-бирюзовый цвет. Могу с кем угодно поспорить, краску подбирала сестрица, это ее любимый цвет, почти в тон цвета глаз. Голубоватые портьеры на окнах тоже гармонировали с цветом стен. Прошелся по всему первому этажу и с великим удовольствием отметил, что ремонт выполнен очень хорошо. В комнатах поклеены новые обои, лепнина в виде букетов цветов сохранена в первозданном виде, только расцветка обновлена. Полностью заменена старая мебель на более удобную и современную. В гостиной центральное место занял радиоприемник «Москва» с проигрывателем пластинок. Я помню в той, прошлой жизни, у моего деда и бабушки была подобная вещь, называемая радиолой.

Поднявшись на второй этаж, где располагалась моя комната, я уже не удивлялся, а был готов к тому, что ремонт произведен и здесь. Зайдя в свою комнату, я не увидел привычного для меня старого мрачного шкафа, слегка подмятого дивана, тяжелого и на мой взгляд какого-то угрюмого письменного стола, стульев. Огромная скрипевшая уставшими пружинами кровать тоже куда-то исчезла. Комната обставлена новой мебелью тонкой ручной работы. С одной стороны мне жаль, что старую мебель выбросили — привык я к ней очень и вообще всегда тяжело расставался со старыми вещами, заменявшими мне друзей. А с другой стороны я радовался. Я начинаю новую жизнь, так почему не начать с символического выбрасывания старой мебели. Интересно, а в Италии этой реальности тоже существует такой обычай или только в моей прежней? Ванная комната тоже удивила. К обычной ванной был добавлен душ. А что? Нормально, удобно, и воду можно экономить. В туалете рядом с унитазом установили новинку, биде называется. А вот это загадка. Зачем в мужской комнате чисто женская вещь? Ладно, спрошу у родителей или у Томки.

Ужинать спустился в столовую. Профессор разрешил мне кушать все в разумных объемах. Честно сказать, в госпитале порции были маленькие, и я не наедался. Как мне показалось, я потерял в весе. Две большие свиные отбивные, полную тарелку жаренного на свином сале картофеля, салат из свежих помидор, рыбную нарезку я смел со стола за несколько минут, и задумался, а не повторить ли мне столь приятную моему организму процедуру? Спасибо удвоенному разуму, удержал от переедания. А с одинарным точно не удержался бы и…Выбрался на террасу второго этажа, попивал чай с медовыми пряниками и курил папиросы «Ростов» с ароматом ментола. Появившийся слуга Силантий пригласил меня к телефону, звонил отец.

— Слушаю, — ответил я.

— Здравствуй, сын, — услышал голос отца. — Как ты там? Обустроился? Удивился ремонту?

— Умеете вы удивить, ваше сиятельство. Все выше всяких похвал, мне очень понравилось.

— Рад слышать. Инициатором ремонта была твоя сестра.

— Я это понял еще в холле, увидев стены цвета ее прекрасных глаз.

— Сын, у тебя все хорошо?

— Да. А я что-то не то сказал?

— Все не так и ты не такой. Я справлялся в госпитале. Ты дружков своих погнал из палаты, пьянствовать с ними не стал.

— Ранение и контузия не прошли для меня бесследно, я стал меняться, и надеюсь, меняться к лучшему. Не беспокойся, отец, возврата к прежнему не будет. Когда вас ожидать?

— Послезавтра ближе к вечеру, часам к шести. У нас будет гостья.

— Молодая? Надеюсь, вы не присматриваете мне невесту?

— На год старше Тамары. А невесту сам себе присмотришь. Ты управляющему скажи, пусть подготовятся к приему по форме один, он знает, что к чему. Приготовь себе приличное гражданское платье или парадный мундир.

— Есть у меня новенький повседневный мундир из отличного сукна, я его еще не одевал ни разу.

— Подойдет. Тогда до встречи.

— Счастливо, передавай привет маме и Тамаре.

Выкурив еще одну ароматную папиросу, пошел в библиотеку, хотел занять себя чтением. Стою сейчас перед стеллажами в растерянности. Произведений известных мне из прошлой жизни писателей и поэтов на полках нет. Представляете, нет творений поэтов Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока, и писателей Льва Толстого, Тургенева, Чехова. Нет ни одного произведения, которые я изучал ранее, и помню до сих пор. Память мне услужливо подсказала, что на полках есть великое множество книг известных современных поэтов и прозаиков, ведь пополнением библиотеки занимается мама, за исключением специальных изданий, которые привозит отец. Полистал сборник стихов Вениамина Сухого, освежил в памяти некоторые из них, я оказывается хорошо знаком с его творчеством, ведь он много творений посвятил любовной лирике. Сделал для себя вывод. Будет, чем заняться в вечернее время.

Затем спустился в гостиную. Там видел фортепиано, захотелось сыграть что-нибудь. У меня в прошлой жизни был хороший музыкальный слух, и на аккордеоне я играл неплохо, как-никак музыкальную школу окончил. Но с разными там пианино или фортепиано дела не имел, а теперь, видишь ли, захотел играть, похоже, проявилось желание прежнего хозяина тела. Пальцы привычно легли на клавиши инструмента, зазвучал романс композитора Ветрова «Вечерний бриз», я его помнил без нот, и часто играл в офицерском собрании. Затем я сыграл «Берега» и «Белый конь» из репертуара Александра Малинина. Даже не заметил, когда начал петь романс «Гори, гори, моя звезда». А голос у меня довольно хорошо звучит, и поставлен, спасибо учителю — Эдуарду Петровичу. Отзвучала последняя нота романса, закрыта крышка фортепиано. Я сижу в задумчивости, что-то всколыхнулось во мне, взгрустнулось, вспомнил прошлую жизнь, и так паршиво почему — то на душе стало. Наверное, адаптационный период и окончательная синхронизация мозга и тела еще не завершена.

— Я прошу прощения, ваше сиятельство, — отвлек меня от мыслей управляющий, — я в этом доме служу без малого полвека, но такого романса слышать не доводилось. — Вы исполняли его так душевно. Кто автор этого шедевра?

— Гавриил Иванович, я тебе честно скажу, не знаю. Сам услышал в Минске впервые, записал слова, а мелодию запомнил. Вот иногда балую себя.

— Но вы еще играли неизвестные романсы. Они тоже из Минска?

— Оттуда братец, оттуда. Там много чего интересного было. Если интересуешься, то я тебе могу переписать слова интересных песен и романсов, и ноты записать. Я помню, ты в свое время из наших людей собирал небольшой оркестр. Он еще действует?

— А куда ему деваться? Никто наш дом не покинул. Если будет ваша милость, то запишите нам два-три романса, а мы быстро разучим и порадуем Василия Михайловича и Ирину Анатольевну.

— Договорились, завтра к утру все будет. Не забудь послезавтра прием по форме один.

К полуночи я закончил возиться с романсами. Не знаю, зачем я это делаю, ведь сто процентов у отца с мамой в связи с этим ко мне возникнет множество вопросов. Откуда вдруг у меня появились новые, никому неизвестные музыкальные произведения? Их происхождение я не смогу внятно объяснить, присваивать себе авторство как-то не совсем удобно.

Затем до двух часов ночи просматривал подшивки газет, читал справочники, рассматривал географический атлас мира, слушая радио. С каждой минутой убеждение в том, что это не прошлое известной мне России крепло. Да, страна называется Россией, да, многие название городов одинаковы, но Санкт-Петербурга нет, и никогда не было. Окно в Европу царь Петр не «прорубал», не было такого царя в природе. Торговые отношения с заморскими странами давным-давно наладил князь Всеволод, обозначив экономическим центром Нижний Новгород. Кстати он и сегодня таковым является.

На месте Санкт-Петербурга и Кронштадта в настоящий момент располагается мощная база Балтийского военного флота России, аналогичная база построена в Мурманске. Правда, Северный военный флот имеет больше крупных кораблей, и вооружение на них более мощное. В справочнике так и записано — флот океанского типа.

Но больше всего меня удивила карта шоссейных и железных дорог России. Центральная часть страны до Уральских гор, просто испещрена ними. Поездом или на автомобиле можно доехать куда угодно. В Крыму тоже достаточно дорог с твердым покрытием, и хочу заметить, что они построены качественно, достаточной ширины. С военной точки зрения, использовать эти дороги для переброски войск, боеприпасов и продовольствия одно удовольствие. А курсирующие по железной дороге вдоль побережья мощные бронепоезда, могут поражать приближающиеся к нашей территории вражеские корабли.

На востоке не так развиты пути сообщения, но даже по сравнении с моим временем дорог значительно больше. В мое время почти сто лет строили Байкало-Амурскую магистраль, а здесь идут параллельно четыре двухпутные нитки, одна из которых в Иркутске уходит в сторону Колымы. Одним словом, транспортные пути в стране созданы отличные.

И что теперь получается? Весь багаж знаний по истории моей России мне совершенно бесполезен. Да я это и сам давно понимал, но так ярко осознал именно в эти минуты.

Тогда подведу итог своих изысканий. Что я имею на сегодняшний день? Нахожусь в теле хорошо образованного и отлично подготовленного офицера-артиллериста. Мои профессиональные знания из прошлого могут пригодиться в дальнейшем, в этом нет сомнений.

Александр до недавнего времени, скажем так, был проблемным человеком, но служебными обязанностями не манкировал. Приходясь сыном графу, затруднений в финансах никогда не испытывал, да и жалование штабс-капитана весьма солидное. Средства для попоек и посещения увеселительных заведений были. Насколько мне подсказывает память, дамой сердца я не обзавелся, никому никаких обещаний не давал, и незаконнорожденных детей не имею. Быстротечные и бурные романы были, но они не перерастали во что-то значимое. Покорив, казалось бы, неприступную даму, я терял к ней интерес и переключал внимание на новый объект, зачастую наживая недоброжелателей среди женщин. Мое пристрастие к лицам женского пола часто приводило к дуэлям. Хорошо хоть они проводились исключительно с применением холодного оружия и до первой крови. Личного кладбища у меня, слава Богу, нет. Да и я не отмечен ранами, поскольку отлично владею саблей.

Теперь надо определиться, как жить дальше и к чему стремиться.

Однозначно нужно продолжить служить Отечеству, пусть оно для меня не родное, но я уже начинаю чувствовать его своим. Необходимо для начала восстановить репутацию нормального и ответственного офицера, для этого я приложу максимум усилий. Можно попытаться предложить модернизацию орудий системы Плахова, которые стоят на вооружении моей, извините, уже не моей батареи. Есть задумки по совершенствованию прицельных приспособлений, механизмов вертикальной и горизонтальной наводки, качающейся части орудия и его ходовой части. На первый взгляд существенной переделки не потребуется, а там, кто его знает, как воспримут мои предложения в военном ведомстве. А если хорошо пошевелить мозгами, то я могу многое предложить в области развития артиллерии и стрелкового оружия для пехоты, ведь в военной артиллерийской академии имени Великого князя Михаила Павловича бездарных офицеров не учили. Да и в организации родов войск я могу оказать посильную помощь.

Идем дальше. Я помню много сказок. Заглянул в существующий сборник сказок для детей, ничего похожего на известные мне сказки не нашел. Если их написать, а потом найти хорошего художника-иллюстратора, то можно выпустить несколько интересных книг. Уверен успех будет, и на этом можно неплохо заработать. В данном случае ничего предосудительного в этом я не вижу. Правда, наследному графу, а тем более офицеру, заниматься писательством и издательством запрещено, нужно искать варианты. Возникла у меня мысль сделаться эдаким офицером-песенником и поэтом, подобно Денису Давыдову герою Отечественной войны 1812 года, которой в этой России не было. Да, буду заниматься откровенным плагиатом, но к счастью никто претензии мне предъявить не сможет, все бывшие, существующие и будущие писатели, поэты и композиторы остались в другом мире. На музыкально-поэтическом поприще тоже можно заиметь неплохие капиталы.

Ну, если с военными знаниями понятно, то, как я объясню окружению внезапно выходящие из-под моего пера песни, романсы, сказки и стихи. Ссылка на Божье озарение будет выглядеть не совсем естественно. Ладно, заглядывать так далеко преждевременно, нужно приложить все усилия по скорейшему восстановлению физических кондиций. В голове я составил примерный план занятий гимнастикой. Буду постепенно наращивать нагрузку, а по мере восстановления, включу в программу боевое самбо, в академии у нас был отличный инструктор.

Теперь семья. Тамару я люблю, а маму боготворю, в этой части все отлично. С отцом отношения я испортил, постоянно доставляя неприятности. Надо будет попытаться исправить ситуацию. Сразу не получится, отец не из тех людей, которые полностью доверяют словам. Думаю, что правильные мои поступки смогут растопить лед в наших отношениях.

Будем считать, что план на ближайшее время я составил, пора бы и спать отправиться.

С первыми лучами солнца, неумолимо проникающими не только через занавешенное окно, но и через мои сонные веки, охранявшие от всех посторонних мои сны о прежней реальности, я проснулся, несмотря на то, что улегся ближе к утру. Неосторожно, до предела, до хруста в суставах потянувшись всеми конечностями и сладко застонав, вспомнил о ранах, вернее, они дали себя почувствовать или не дали о себе забыть (что в лоб, что по лбу) — рановато так просыпаться, все время приходится себя контролировать: тут не потянись, а там — не скажи лишнего. Ничего, привыкну когда-нибудь окончательно, ничего преступного я не совершал, так что все образуется само собой. Почувствовал себя хорошо отдохнувшим. Облачившись в гимнастический костюм и обув легкие кожаные ботинки, отправился на пробежку.

Бежал по дорожкам парка, отсыпанных очень мелким гравием. Покидать территорию дачи я не решился, чтобы своим бегом не всполошить соседей. Городок маленький, всего пять десятков дач, утопающих в зелени, подобных нашему особняку, и живут здесь уважаемые в империи люди, зачем доставлять им беспокойство.

Уже на первом круге я понял, что силенок у меня маловато. Может, зря я так сразу нагружаю организм? Пробежав еще круг, понял: наступил предел, дальнейший бег будет выглядеть как насилие над собой. Перешел на шаг.

Выбрав маленькую поляну в парке, выполнил общевойсковой комплекс упражнений. Левое плечо и рука еще отзывались болью, поэтому я был осторожен. О, а на даче нет никаких гимнастических снарядов, по крайней мере, я их не увидел. Поинтересуюсь у Гавриила Ивановича, он управляющий, должен знать. Выполнив по двадцать приседаний на каждой ноге, решил закончить зарядку, на сегодня хватит.

На подходе к дому меня встретил управляющий.

— Доброе утро, ваше сиятельство, — приветствовал меня Гавриил Иванович. — А я смотрю, кто-то носится в парке среди деревьев. Позвал Силантия с ружьем. У нас в городке посторонних не бывает, но беречься надо, война.

— И тебе доброе утро, Гавриил Иванович, извини, вчера не предупредил. Кстати, у нас есть гири, гантели или что-либо гимнастическое, я запамятовал.

— Как не быть. В подвале дома большая комната для физических упражнений есть. Ваш батюшка ее пять лет как снарядил. Любит Василий Михайлович, бывая здесь, отвести душу, таская тяжести и вертясь на перекладине. Я провожу вас.

Нормально так оборудован спортивный зал, все по-минимуму в наличии. Турник, канат для лазания, гимнастические кольца, специальные скамейки для прокачивания пресса живота, а от разнообразия гантелей у меня глаза разбегались. В дальнем углу висел кожаный мешок, внешне похож на боксерский, наверное, мой родитель на нем удары отрабатывает. Мне этим заниматься еще рано, да и владею я специфической ударной техникой, вот макивару соорудить не помешало бы.

Потратил на таскание тяжестей минут двадцать, на большее пока не способен. Отправился мыться и бриться.

Завтрак подали в малую столовую. В той жизни по утрам я ограничивался чашкой чая с бутербродом, а сейчас мне подан полноценный завтрак. Пшеничная каша с куриной грудкой, несколько свежих огурцов на тарелке, резаный тонкими ломтиками черный ноздреватый хлеб. Исходила ароматом большая чашка чая, возле которой расположилось блюдо со свежими пирожками. Я точно знаю, что пирожки с яблоками, я их люблю с детства, и уверен повариха — Клавдия Захаровна об этом помнит.

После завтрака, отдав управляющему обещанные вчера слова и ноты, отправился в свою комнату проверить обмундирование, ведь отец просил меня встретить гостью в подобающем виде.

Моя полевая форма пришла в негодность. Ее изорвало осколками, да и в госпитале с ней не церемонились, безжалостно срезали. Собственно использовать форму в дальнейшем не было никакой возможности, она была обильно пропитана кровью. Спасибо отцу, он распорядился забрать все мои вещи со съемной квартиры в Керчи, теперь есть из чего выбирать.

Собственно, что там выбирать и проверять, форма в полном порядке. Повседневная форма офицера-артиллериста в принципе похожа на форму из моего времени. Китель со стоячим воротником, с двумя небольшими накладными карманами на груди и двумя большими на полах, застегивается на три пуговицы. На обшлагах рукавов тонкий красный кант. Шаровары тоже цвета хаки с кантом. Шаровар имелось два вида: одни для ношения с сапогами, вторые для ношения с ботинками. Если обувать сапоги, то, естественно, и портупею носить обязательно. Новенькая, свежепахнущая кожей, скрипящая, лежит себе в шкафу, дожидается распоряжения хозяина взобраться к нему на плечо, пробравшись под погоном, да продеть сквозь себя широкий офицерский ремень.

Фуражка с невысокой тульей с черным околышем, лакированным козырьком и красным кантом по кругу, без наружного подбородочного ремешка. На околыше размещалась кокарда в виде вытянутого круга с буквой «Р» в центре. Погоны с одним красным просветом и четырьмя маленькими звездочками, что соответствует чину штабс-капитана — все как у нас ТАМ. Артиллерийская эмблема, внушительных размеров, располагалась ближе к краю погона, рядом со звездочками.

Полевая форма пошита по аналогии с повседневной, только из более дешевой ткани, и с той разницей, что все блестящие части защитного цвета — тоже знакомо.

Парадный мундир цвета морской волны и фуражкой такого же цвета, мне понравился. Золотые погоны на кителе ослепительно блестели и отражали любой источник света. Не удержался, переоделся, навесил положенный к парадному мундиру кортик в богато украшенных ножнах, и с непреодолимым чувством любопытства посмотрел на себя в зеркало. В нем отразился молодой и подтянутый офицер с немного бледным, но симпатичным лицом. Вспомнилось: «Юноша бледный со взглядом горящим…». Да… Неудивительно, что на меня, по словам моих товарищей, обращали внимание многие дамы. Да и вояж мадемуазель Екатерины ко мне в госпиталь подтверждают эту мысль. Определенно, в этом мундире буду встречать родных и гостью, доставлю отцу удовольствие, пора.

Проверил своего «борьку» — револьвер системы Борисова. Конструктивно револьвер аналогичен револьверу системы Нагана, даже количество патронов в барабане такое же. И производится он на Тульском казенном оружейном заводе. Проверив работоспособность револьвера, я, взяв ветошь и оружейную смазку, тщательно его почистил, ведь предстоит учить Тамару из него стрелять. А я помню поговорку — оружие любит ласку, чистоту и смазку.

Хотел почистить арсенал отца, но к моему большому стыду, не знаю, где он хранит ключи, спрашивать Гавриила Ивановича не стал.

После сытного обеда неспешным шагом пошел прогуляться по городку, помочь пищеварительной системе своего еще не до конца поправившегося организма. Я раньше бывал в Крыму, изъездил его вдоль и поперек. Неоднократно отдыхал в Алуште, знаю эти места хорошо. Сегодня я убедился, что в этом времени все не так. Нет-нет, береговая линия не изменилась, подходы к морю имеются, сам городок непривычен. Нет ни одной ветхой халупы, все дачи-особняки выстроены капитально. Каждую дачу окружает участок в три гектара земли, на котором обязательно должен присутствовать парк, никаких огородов и посевов. Городок предназначен исключительно для отдыха. С удовольствием побродив по мостовым городка около двух часов, я никого не встретил. Интересно, куда подевались обитатели? Или они предпочитают послеобеденный сон прогулкам по берегу и по улицам.

Кстати об улицах. Все они широки и выложены булыжником, в том числе подъезды к дачам и выходы к морю. Вдоль обочин высажены деревья вечнозеленого можжевельника, ведь он обладает хорошей засухоустойчивостью, что для Крыма немаловажно. В свое время я читал, что в местах, где посажен можжевельник, воздух всегда намного чище. Он выделяет какие-то полезные вещества, убивающие или подавляющие развитие бактерий и микроорганизмов. Применяют можжевельник для лечения различных заболеваний, в том числе туберкулеза легких, бронхита и заболеваний кожи. Полагаю, что в этих условиях я быстрее восстановлюсь.

Будем считать, что экскурсия прошла успешно, пора возвращаться на дачу. Я решил сегодня записать сказку «Золушка», благо в библиотеке стоит пишущая машинка «Писарь», и раскладка клавиатуры мне привычна, как и само правописание. Надо отметить, что русский язык здесь один в один соответствует моему родному языку без всяких там заморочек. Поднесу готовую сказку любимой сестрице, пусть почитает, она это дело с детства уважает, вот удивится. Мне не терпится посмотреть на ее реакцию.

Но возле библиотеки меня перехватил Гавриил Иванович.

— Прошу меня великодушно извинить, ваше сиятельство, — начал управляющий, — помогите нам в репетиции. — Второй час бьемся, а толком ничего не получается.

— Гавриил Иванович, из меня учитель и дирижер, как из хлебного мякиша пуля, — пытался я избавиться от управляющего. — Сыграть могу, услышать фальшь, а вот общее руководство даже малым коллективом — это не мое.

— Так вы сядьте за фортепиано, и ведите свою партию, а мы за вами подхватим. Потом без вас сыграем, вы послушаете, дадите замечания. Гуртом научимся.

Думал, за час-полтора управимся, а оказалось, до ужина репетировали. Правда, петь никто из слуг не решился, вернее Гавриил Иванович запретил, сказал, что если завтра вечером будем исполнять, то лучше меня никто эти романсы не споет. Льстит мне старый управляющий, ох и льстит, надеется, что я запишу им еще несколько новинок.

Как всегда, ужин, приготовленный Клавдией Захаровной был отменным. Кусочки говядины, запеченные с сыром, были очень сытными и просто таяли во рту, я даже от гарнира отказался. К чаю подали пирог со сладким творогом. Ну, скажите мне, пожалуйста, откуда повариха знает, что в том далеком прошлом я тоже любил сладкий творог? Неужели с моим появлением на даче, Клавдии Захаровне передались каким-то образом мои вкусы? Не-а, такого быть не может, я с ней на кулинарные темы не разговаривал.

Ладно, хватит расслабляться, пора садиться за печатную машинку, «Золушка» давно желает появиться в тексте, проявиться на бумаге, как при проявлении фотографий традиционным способом — проявитель-закрепитель и готово. Что написано пером — не вырубить топором. Вперед! Размяв пальцы, я быстро застучал по клавишам, печатать двумя руками я научился еще в училище. Первые два листа выдал быстро, а потом темп начал спадать, появились ошибки, и, к сожалению, корректора не было, довелось вносить исправления перьевой ручкой. Не разгибая спины и не поднимая головы я в поте лица трудился допоздна на литературной ниве, что для меня было внове, как и вся моя новая жизнь. Когда закончил печатать, решил выкурить папиросу на террасе, и с удивлением обнаружил, что уже третий час ночи. Если так дело пойдет, то я буду вести исключительно ночной образ жизни.

После утренней зарядки и завтрака я отправился готовить парадный мундир. Тщательно его почистил щеткой, проверил крепление погон и пуговиц. На всякий случай прошелся по всем блестящим частям мундира бархоткой. Кортик и ножны драил с особым вниманием. Приготовил новое нательное белье, здесь уже использовались майки и трусы несколько иного покроя, впрочем удобного. Начистил до зеркального блеска ботинки. Все эти приготовления можно было свалить на слуг, но я решил сделать все самолично, чтобы ничего не упустить.

В усадьбе работа кипела во всю. Все были при деле. Никто не бездельничал и не праздновал лентяя. Женщины по всему особняку специальными пуховками-метелками протирали несуществующую пыль. Комнаты для гостей проветривали, запускали в них через форточки нетерпеливый свежий ветерок, мыли и чистили, драили и натирали, наводили лоск, упорно доводили до зеркального блеска столовое серебро. Одеяла, подушки, перины и матрацы вытряхивали, оставляя на пару часов на солнце, чтоб пахли теплой свежестью. Гавриил Иванович безостановочно и неутомимо сновал по территории усадьбы, проверял и перепроверял выполнение работ, четко давал нужные указания, строго спрашивал. Но грубого слова я от него не слышал, ни-ни. Странно, я раньше на работу управляющего никогда не обращал внимания, считал, что комфортные условия в усадьбе созданы давно, а слуги их только поддерживают от случая к случаю. Теперь же я поменял мнение, работы очень много, и если ее не видно, то не значит, что ее не делают.

Силантий с садовником граблями выравнивали гравий на всех дорожках парка, убирали опавшие листья, кое-где подрезали кустарники, придавая им форму больших шаров.

Чтобы никому не мешать, я пошел к каретному сараю, хотел ознакомиться с устройством автомобиля. Я пока сюда ехал, решил научиться, им управлять. Стыдно сказать, граф Воронов, отменный наездник, но автомобилем управлять не может. Ранее я умел управлять всеми видами колесной и гусеничной техники, стоящей на вооружении армии России. Думаю, какие-то навыки у меня сохранились, просто нужно телу напомнить об этом, так сказать, привить нужную моторику. Ведь в армии все шире используются автомобили и трактора, вытесняя лошадей. Как мне кажется, скоро кавалерия исчезнет как род войск, ей на смену придут новые бронированные машины — танки. Вспомнилось опять: «Железный конь придет на смену крестьянской лошадке…» Господи, неужели я когда-то был ТАМ, где звучали эти классические слова? Я уже неоднократно видел танки, и даже забирался внутрь. Честно сказать, не понравилось мне там, тесно, пахнет горючим, отработанными газами и сгоревшим порохом. Казалось, все эти запахи въелись в металл боевого отделения танка. Хорошо, что я вспомнил о танках, нужно будет на досуге набросать принципиальную схему основного танка моей России — Т-72. Погорячился я, наверное, этот танк довольно сложный, надо что-то попроще предложить, например, Т-44. Ох, и прожектер ты, Александр Васильевич, мысленно укорил я себя! Вероятней всего с существующими технологиями шедевра не получится, но стремиться к лучшему никто не мешает! Может получится дать прогрессивный толчек? Нет, ну я себе удивляюсь! Хожу и строю какие-то планы. Можно подумать меня кто-то станет слушать, даже несмотря на высокий статус отца.

От рассуждений меня отвлек металлический звон. Я пошел на звук. Шофер Федор, негромко матерясь, укладывал на стол небольшой агрегат, уверенно опознанный мной в качестве стартера.

— Бог в помощь, Федор, — сказал я. — Проблемы?

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Вот снял стартер с резервного электроагрегата, не хочет он запускать двигатель. Мне нужно чтобы работоспособными были оба. По вечерам включаю электричество от одного генератора. Вдруг он выйдет из строя? Граф мне потом серьезное внушение сделает.

— А что не так со стартером?

Я начал рыться в памяти вспоминая все, что мне известно по электрическим машинам. С удовлетворением отметил, что знаю я немало.

— Он работает, а запускать двигатель отказывается.

— Ведущая шестерня стартера входит в зацепление с венцом маховика двигателя?

— Характерного звука я не слышал.

— Вот. Тогда давай проверим верхнее втягивающее реле, обеспечивающее перемещение этой шестерни. Бывают случаи, когда на вводных контактных болтах реле и на контактной пластине появляется налет, питание не поступает, и рычаг не двигается. Лучше разобрать, зачистить контакты и вновь собрать.

— Раньше с подобной поломкой я не сталкивался.

Не стал объяснять принцип работы электромагнита, которым является втягивающее реле, зачем человеку забивать голову излишней информацией, но для себя отметил, что в программе подготовки квалифицированных механиков имеются недостатки.

Минут через десять общими усилиями реле разобрали. Мог себя похвалить, я оказался прав, на медных пятаках болтов и на контактной пластине присутствовал черный налет. Пока Федор напильником зачищал контакты, я с кухни принес кружку водки. Обработанные поверхности тщательно протерли водкой.

— Водку, ваше сиятельство, зря переводим, — хмурился Федор, — ей другое применение надобно.

— Ничего не переводим. Ты, касаясь контактов, оставил на них часть выступившего из пальцев жира и воды. В этих местах будет подгорание контактов. Если все протереть водкой, то контакты очищаются. Когда ты подаешь напряжение от аккумулятора, не происходит искрение, и реле работает безотказно.

— Спасибо, буду знать на будущее. Я на курсах о таком способе очистки и не слышал. Вы, ваше сиятельство, много знаете о машинах и механизмах. Просто удивительно, зачем вам это?

— Знания, Федор, лишними не бывают, их на плечах не носить. К тому же я — человек военный, никто не знает какие знания в критической военной ситуации помогут сохранить жизнь мне и подчиненным. Вдруг да пригодятся те или иные знания. Так — то.

Затем помог шоферу установить стартер на место и опробовать. Двигатель завелся сразу и минут десять тарахтел на холостых оборотах. Федор, наклонившись над ним, внимательно прислушивался к работе. Не найдя никаких отклонений от нормы, не услышав от движка никакой крамолы — выключил.

— Ваше сиятельство, вы, что-то хотели у меня спросить, — поинтересовался шофер, вытирая ветошью руки.

— Хотел ознакомиться с устройством автомобиля, а потом попросить тебя дать мне несколько уроков вождения и обслуживания, надо поддерживать на должном уровне навыки.

— Чего с ним знакомиться, автомобиль «Скакун 30», значиться, тридцать сил у двигателя. Он простой. Рама прочная, собрана из пустотелых квадратных труб. Все детали кузова изготовлены на больших прессах. Потом на стапелях их соединили друг с дружкой заклепками, и сваркой в отдельных местах прошлись. Потом кузов красили два раза, чтобы краска ровнее легла. Все окна поставили, и внутреннюю начинку. Диваны и руль ставили потом. Мощь от двигателя через коробку передач передается на ведущий мост, который крутит колеса. Коробка передач имеет: четыре вперед и одну назад. Передний и задний мост на рессорной листовой системе, она спасает от тряски. Двигатель ест бензин, бака хватает, чтобы доехать до Симферополя. Сейчас я выведу «Скакуна» из конюшни, осмотрите.

Чтобы легче представить себе, как выглядит автомобиль «Скакун», вспомните старый и добрый «Москвич 400», носивший в девичестве название «Опель кадет К38».

Автомобиль темно-синего цвета сюрреалистично смотрелся на фоне конюшни, выполненной в античном стиле.

Изучение салона не заняло у меня много времени. Что там изучать!? Приборов минимум. Спидометр, датчик температуры воды, датчик давления масла в двигателе, датчик зарядки аккумулятора, вот и весь набор. Две педали — тормоз и сцепление, а педаль газа вынесена в виде рычага на панель слева от руля. Не очень удобно, так я полагаю. Рычаг переключения передач. Стояночного ручного тормоза нет. А вот отделкой я полюбовался. Потолок, карты дверей, диваны водителя и пассажиров, настоящие произведения шорного искусства. Все изготовлено из толстой кожи коричневого цвета и украшено тиснением с лиственным орнаментом. Недешевый получился салон, хотя вряд ли. Это в моем времени хорошая кожа дефицит, а здесь ее применяют повсеместно, и стоит она недорого.

Выехали за город, и повернули в сторону Севастополя, если верить дорожному указателю. Я внимательно следил за манипуляциями Федора. Обратил внимание, что он дважды выжимает сцепление при переключении передач, значит, система синхронизации в коробке передач еще далека от совершенства.

Проехав километров пять, я попросился за руль. Первая попытка тронуться с места была неудачной, двигатель заглох. Что поделаешь, я еще не привык прибавлять газ вручную, правая нога ищет педаль в положенном месте. Со второго раза все пошло, как по маслу, я почувствовал автомобиль, безошибочно переключал передачи. На прямом и ровном участке без проблем разогнал своего резвого «Скакуна» о четырех колесах до максимальных семидесяти километров в час и наверное этим напугал Федора: глаза у него сделались большими и круглыми, как фары «Скакуна». Более-менее освоившись, я развернул автомобиль на дороге в обратном направлении и покатил в Алушту.

— Александр Васильевич, ваше сиятельство, нельзя с первого раза так быстро ездить, — с упреком сказал Федор. — Можно с дороги легко слететь, а в кювете ой как несладко, довелось мне как-то раз во время обучения испробовать сие лакомство, наелся досыта и на всю жизнь, Боже упаси!

— Федор, я раньше управлял автомобилем, а сейчас просто восстанавливаю навыки. После ранения нужно мышцы приводить в порядок, руку разрабатывать. Кручение руля, один из видов гимнастики.

— Да понял я, что вы ездить способны, когда взялись по-особенному за рычаг коробки. Только боязно мне стало, я выше пятидесяти километров скорость не поднимаю, а вы сразу на всю разогнались.

— Все-все, обещаю больше тебя не пугать. Способы обслуживания и регулировки покажешь в другой раз, нам уже пора на обед.

Оставив Федора в конюшне, пошел приводить себя в порядок. Что сказать об автомобиле? Вполне нормальная для этого времени машина. Есть недостатки, особенно в части герметичности кузова, надо придумать, каким образом наклеить уплотнительную резину, чтобы пыль в салон не залетала. Также следует попытаться перенести в ноги педаль газа, по моему мнению, у водителя должны быть свободными обе руки. В городах с оживленным движением, это может существенно повлиять на общую безопасность.

К шести часам пополудни, я, чисто выбритый, одетый в отутюженный парадный мундир при кортике, благоухая парфюмом «Горная лаванда», нетерпеливо расхаживал перед входом в идеально убранный и прямо-таки вылизанный особняк. В трех ведерках для шампанского на небольшом столике стояли букеты удивительно прекрасных белых роз, способных без труда достучаться до эстетических чувств любого, даже самого черствого человека, по девять штук в каждом. Я приказал садовнику срезать самые красивые розы, с самыми длинными стеблями, не забыв аккуратно удалить их злые шипы: поднесу их маме, сестре и гостье, проявлю уважение.

Издалека заметил приближение большого черного автомобиля, блистающего чистотой своего кузова. Помню: отец пользуется таким автомобилем. Так, нужно морально собраться и готовиться к долгожданной и волнительной встрече. Гавриил Иванович мне полчаса назад доложил, что к приему все готово, даже баньку протопили: вдруг кто-то пожелает попариться, так, пожалуйста, у нас все готово.

Автомобиль, похрустывая колесами по мелкому отсеву, пока еще скрывая в своем объемистом чреве дорогих пассажиров и гостью — незнакомку (надеюсь, прекрасную — успел подумать я) остановился точно напротив нашего гостеприимного крыльца, и отец выбрался из переднего сидения.

— Ваше высокопревосходительство, на вверенном мне объекте без происшествий, раненых и больных нет. Все готово к приему. Штабс-капитан Воронов доклад окончил, — четко по уставу доложил отцу, при этом залихватски отдав честь, и только в конце церемониального доклада по-молодецки выверенным жестом подкрутив свои любимые усы.

— Рад, что здесь все в полном порядке, — радостно улыбаясь, ответил отец, крепко пожав мне руку, и бережно, уважительно помог выйти из автомобиля маме, а затем сестре и молодой девушке.

— Александр, разреши тебе представить нашу гостью — Анастасию Станиславовну, — ровным голосом произнес отец и со значением добавил, — она любезно приняла наше приглашение отдохнуть от учебы у нас на даче.

Я по очереди вручил букеты маме и сестре, с которыми, искренне расчувствовавшись, расцеловался. Затем вручил истомившийся в ожидании своей новой хозяйки букет Анастасии Станиславовне, и приложился символическим поцелуем к ее руке в перчатке, которую нежно окутывал легкий запах дорогих духов. За моими действиями зорко следил отец, очевидно все еще подозревающий меня в какой-нибудь недостойной выходке по отношению к молодой особе. Абсолютно напрасные опасения.

— Проходите в дом, гости дорогие и долгожданные, будьте так добры — ослепительно улыбаясь сделал я широкий приглашающий жест правой рукой (левой-то я бы еще поостерегся так смело размахивать без болезненных последствий). — Комнаты для вас уже приготовлены. Слуги перенесут ваши вещи, не беспокойтесь, пожалуйста. После того, как вы отдохнете и приведете себя в порядок с дороги, милости просим в обеденный зал, где вы сможете насладиться и насытиться лучшим ужином во всем Крыму, будьте уверенны.

Пропустив вперед дам, в дверь вошел отец, оглянувшись на меня с удивленным выражением лица.

Я уже без волнения поджидал гостей в обеденном зале. Себе я место заранее не определял, это привилегия отца, куда укажет рукой, там и сяду, он глава семьи, ему виднее.

Первым пришел отец. Он переоделся в парадный мундир со всеми орденами, я помню историю получения каждого. Отец у меня заслуженный боевой генерал, не какой-то там паркетный шаркун. Сейчас он очень сосредоточен и слегка напряжен, что заметно по его упрямо сжатым губам, и как мне показалось, слегка задумчив. Не буду его беспокоить, захочет, сам расскажет, что ему не дает покоя. Думаю, война беспокоит, что еще может вызывать тревогу у военного человека, генерала?

Затем появилась мама. Она облачилась в красивое платье темно-вишневого цвета с жемчужным ожерельем на шее, в ушах серьги, тоже из жемчуга. На свой возраст мама не выглядит, максимум ей можно дать лет тридцать пять — видно отец о ней очень хорошо заботился, потому и возраст ее не берет. Несмотря на рождение двух детей, фигура у мамы «не поплыла». Лицо совершенно чистое, нет ни единой морщинки. Она задорно смотрит на мир своими карими глазами.

Тамара и Анастасия Станиславовна спустились в зал вместе. Тамара одела длинное голубое платье «в пол», с рукавами чуть выше локтей и неглубоким декольте. В качестве украшений использовала серебряный гарнитур: колье, серьги и браслет. Её темно-русые волосы заплетены в оригинальную прическу и украшены серебряной заколкой, подозреваю, что заколка входит в состав гарнитура. Сестренка как всегда прекрасна и неотразима, ей досталась в наследство мамина красота и стройность.

Анастасия Станиславовна меня просто сразила наповал. Светло-зеленое платье по модели схоже с платьем Тамары, но рукава, проем декольте, и подол платья отделаны ажурными кружевами белого цвета. На правом плече закреплена красивая крупная брошь. Уши украшали серьги с переливчато искрящимися и сверкающими камнями, безо всякого сомнения — бриллиантами чистой воды. Девушка стройна, немного ниже меня ростом. Под платьем не заметно выдающихся форм, все в меру. Личико приятное. Небольшой аккуратный носик, возле которого по бокам разместились едва заметные конопушки, ровные, чуть припухшие губки, цвета спелой клубники. А глаза! Держите меня семеро, а то упаду! Неимоверные по красоте, обворожительные зеленые глаза с поселившейся в них загадкой. Туго сплетенная, толстая русая коса переброшена через левое плечо. По меркам этого времени девушка не очень привлекательна, пышность в формах отсутствует, но по меркам моего XXI века, она настоящая супер фотомодель. Честно скажу, девушка очаровательна, и даже очень.

Расселись за столом. Отец, естественно, в центре. Справа от него я, а рядом со мной Анастасия Станиславовна. Слева от родителя разместилась мама и Тома.

Поскольку гости за время нахождения в пути успели проголодаться, им предложили на выбор: борщ со свининой, суп с фрикадельками из курицы, щи крестьянские с говядиной, бульон мясной с куриным яйцом. Естественно еду в тарелки мы наливали не сами, для этого есть специально обученная помощница нашей поварихи Пелагея, очень аккуратная женщина. Я остановил свой выбор на борще. Простонародно, зато вкусно и питательно. Как вы догадались, никаких разговоров за столом не вели, просто кушали, соблюдая правила этикета. Как меня строго в детстве учила бабушка по линии отца: когда я ем — я глух и нем. Очень правильная наука, хотя в прошлой жизни я редко следовал этому совету, разве что, когда был голоден как волк.

Затем была смена блюд. Свиные отбивные в томатном соусе, свиные отбивные в кляре, кусочки свинины с чесночным соусом, телятина отварная с травами, телятина в собственном соку, говядина на кости. Несколько видов гарниров и салатов. Все традиционно вкусно, не оторвешься, но…я откровенно стеснялся поедать желаемое количество еды. Даже не знаю, почему. Ведь все эти вкусности и приготовлены, чтобы ими сполна насладиться.

Вот спиртным никто не увлекался. Отец довольствовался рюмкой коньяка, мама бокалом «Крымской мадеры», а я с девчонками потреблял клюквенный морс, вкусная вещь. И этим несказанно удивил родителей — это было хорошо заметно по их глазам.

Запивали ужин ароматным чаем, вкуснейшим кофе, какао с молоком. В общем, каждому подали его любимый напиток. А у меня было такое редкое настроение, при котором выбор напитка не играл абсолютно никакой роли, я был согласен на любой, лишь бы мы подольше находились в этой компании. Поэтому, что пил сам — не помню. На душе было легко и радостно, поэтому я не заметно для себя съел по штучке поданных к напиткам и пряников, и ватрушек, и пирожков, и печенья. От предложенного мороженого все дружно отказались, я и так чувствовал, что мой желудок достаточно получил пищи. Хотя, немного попозже, кто знает, может и соблазнюсь…

Понятно, почему я так невнимательно отнесся к значительной части обеда: я тайком, надеюсь, не очень явно-заметно наблюдал за Анастасией Станиславовной. Кушала она все, но очень маленькими порциями — неужели боится испортить фигуру? Честно говоря, ей это не грозит. Извините меня за нескромность, но нельзя испортить то, чего пока не наблюдается. Может я и не прав, и в этом виноват фасон платья, но я мысленно говорю то, что видят мои натренированные на этой теме глаза.

Наши женщины захотели освежиться, поэтому все прошли на террасу второго этажа. Уйдя на противоположное крыло террасы, мы с отцом с нескрываемым удовольствием выкурили по папиросе. Ах, как хороши местные папиросы в этой действительности, к которой я все-таки начал привыкать, — крепкие в меру, ароматные, сухие, аж хрустят в пальцах. Наш «Беломор», конечно, не хуже, смотря, правда, какой фабрики, и немного покороче.

Отец легонько тронул меня за локоть и, кивнув головой, показал глазами на маму и девушек. Они любовались закатом. С высоты второго этажа особняка открывался чудный вид на море, и сейчас вдалеке было видно, как опускается за горизонт солнце. Тонет оно себе спокойненько в свое и наше удовольствие в глубины Черного моря, которое от такой солнечной водной процедуры даже немножечко подобрело — не то, что море, вспенивающееся стаями вонзающихся в него смертельных осколков и меняющее цвет из-за омовения сотен и тысяч ран погибающих солдат. Можно даже и не надо включать воображение, прекрасно видно, что солнце не уходит за горизонт, а окунается в морскую пучину, хочет там отдохнуть, омыться и остыть, ведь оно целый день дарило людям свет и тепло. Завтра, в другой части моря, он вынырнет, чистое, свежее и веселое, чтобы вновь приносить людям счастье и радость. Все, солнце уже полностью село, остались его отблески на воде, пройдет немного времени, и наступит полная темнота.

— Дамы, предлагаю вам пройти в гостиную, воздух становится свежим, не ровен час, замерзнете, — предложил отец.

— Хорошо Василий Михайлович, мы так и сделаем, — отозвалась наша гостья. — Надеюсь, мы там услышим рассказ Александра Васильевича о его участии в отражении вражеского десанта в Керчи.

— Конечно, услышите, Александр у нас хороший рассказчик, — заверил отец.

Когда все расположились в удобных креслах и на диванах, я рассказал подробно все, что произошло в тот день.

— Так случилось, что провалялся в беспамятстве почти неделю, — закончил я повествование.

— Скажите, Александр, вам было страшно? — спросила Анастасия Станиславовна.

— Конечно, было, и очень, но до первого выстрела, а потом некогда бояться, нужно работать и уничтожать врага. К тому же адреналин, вырабатывающийся в организме от ощущения страха, опытные люди научили меня перенаправлять со страха на усиление своей боевой активности. Тогда легче справляться со всеми негативными чувствами, которыми война полна, как наше море водой.

— А разве служба Отечеству работа?

— Служба Отечеству почетная обязанность каждого гражданина России. Мы, офицеры разных чинов выполняем эту обязанность, а государство нам за это жалование выплачивает. За хорошо выполненную работу, всегда выдается достойное вознаграждение. Конечно работа, на развлечение никак не похоже. Работа, у военных называемая службой Отечеству.

— А как же лихие атаки на противника в штыковом бою, ведь это великая честь сложить голову во имя Отечества? Именно такие слова слетают с уст некоторых генералов, приближенных к трону императрицы.

— Вы знаете, Анастасия Станиславовна, большая польза будет Отечеству от меня живого, и я приложу все силы, чтобы голову сложили наши враги. Лихие атаки на вражеские окопы в парадном строю со штыками наперевес уже ушли в прошлое, сейчас на поле боя появляется все больше техники. В небе барражируют самолеты, летают дирижабли и воздушные шары, по земле ползают многочисленные танки и бронированные машины, ни те, ни другие штыком не пробить. Смею вас заверить, только артиллерия способна нанести урон и летающим и ползающим боевым машинам.

— Анастасия Станиславовна, прошу вас, не говорите с Александром об артиллерии, — воскликнул отец, — это его любимая тема, и он может часами рассказывать о достоинствах и недостатках этого вида вооружения. — Давайте, лучше послушаем наших домашних музыкантов, вон Гавриил Иванович уже целый час посматривает в нашу сторону.

Получив одобрительный кивок от отца, управляющий что-то сказал своим музыкантам, и в гостиной зазвучала музыка. Оркестр около часа исполнял популярные произведения композиторов Ветрова, Смирницкого и Жихарева в основном лирического содержания. Я только удивлялся: люди, не имеющие специального музыкального образования, виртуозно исполняют довольно сложные музыкальные творения. Подбор инструментов тоже своеобразный: две скрипки, гитара, баян и труба. Точно знаю, что читать ноты умеет только Гавриил Иванович, а остальные осваивают мелодии на слух. Что и говорить, есть таланты в земле русской.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — обратился управляющий к отцу, — разрешите Александру Васильевичу присоединиться к нам. — Мы вместе разучили несколько новых романсов и хотели бы вам их сыграть.

— Если Александр Васильевич не возражает, — отец внимательно посмотрел на меня, — то попробуйте нас удивить.

— Просим-просим, — захлопала в ладоши, улыбающаяся Тамара.

Садясь за фортепиано, я шепнул Гавриилу Ивановичу, что «Белого коня» исполнять не будем.

Когда закончил петь «Берега» посмотрел на своих родных и гостью. Да, если бы не рамки приличия, то сидели бы они с открытыми ртами. И так мы их достаточно удивили.

— Господа, поскольку мы проделали сегодня нелегкий путь, — сказала мама, — предлагаю отправиться отдыхать, время уже позднее. — Завтра у нас будет время для разговоров.

Никто возражать не стал, и все заторопились по комнатам. Отец попросил меня зайти в его кабинет. За все время пребывания на даче, в кабинет отца я ни разу не заходил, он не любил, когда в его отсутствие кто-то там находится. Я строго придерживался этого неписаного правила.

— Ну, сын, ты меня сегодня удивил так удивил, — сказал отец, устраиваясь в кресле напротив меня. — Цветы, учтивость, демонстрация хороших манер, а пение вообще меня сразило наповал. Честно сказать, я уже позабыл, как звучит твой нормальный голос. Удивил, ох, как удивил.

— И не только нас с отцом, — с улыбкой произнесла мама, плотно прикрывая дверь кабинета отца. — Саша, ты сегодня был неподражаем. Наша гостья с тебя глаз не сводила. Когда звучал романс о берегах, я заметила у нее на глазах слезы.

— Александр, а ты знаешь, кто у нас в гостях? — разминая папиросу над пепельницей, поинтересовался отец.

— Несмотря на контузию, я смог опознать Её Высочество Анастасию Станиславовну, младшую дочь нашей императрицы.

— Опознал, и говорил, как с равной, даже не отпустил ни одной «соленой» шуточки, коих в твоем арсенале великое множество. Как, прикажешь это понимать? Что с тобой случилось? Нет-нет, происшедшие с тобой изменения нам понравились, но мы с мамой хотели бы знать, что так на тебя повлияло или кто?

— Для начала я хотел бы у вас попросить прощения за те неприятности, которые доставлял ранее, мне очень стыдно за мои прежние выходки и недостойное поведение.

— Ты запамятовал, наверное, что я тебя уже простил? — удивился отец.

— Я все прекрасно помню. Я просил прощения у тебя, а сейчас, прошу у мамы.

— Саша, я, конечно же, прощаю тебя, — поторопилась заверить меня мама, и, подойдя ближе, поцеловала в лоб. — Но согласись, мы должны все знать.

— Когда меня сильно приложило осколком бомбы в голову, я еще смог командовать батареей и принять участие в отражении первой волны десанта. У меня были потери, из офицеров уцелел только поручик Смирнов. А вот второй десант добивали уже без меня. Снаряд разорвался поблизости. Не знаю, как это объяснить, но попав в госпиталь, я умирал, и в тоже время цеплялся за жизнь. Я пребывал в бреду, а мозг продолжал нормально работать. Сознание как бы раздвоилось. Одна часть сознания, я полагаю, худшая, смирилась с тем, что смерть неизбежна, в наказание за те неблаговидные поступки, которые я успел совершить. Вторая часть, старалась спасти меня, вернее спасти мою душу, дать ей второй шанс, чтобы начать жить по-новому. В результате, пьяница, невежа и разгильдяй умер. Через неделю в сознание пришел совершенно другой человек, который не сошел с ума, не потерял память, и полюбивший свою семью с новой силой. Поначалу я испугался себя нового, не знал, как вы воспримите меня, преображенного. Потом успокоился. Времени для осмысления у меня было достаточно, мне никто не мешал привести свои мысли в порядок. Я стал таким, каким стал, и признаюсь, уже менять ничего не хочу. Вот реальная причина произошедших во мне перемен, по-другому я эти метаморфозы объяснить не могу, не получается, слов что ли не хватает. Но я очень рад переменам, правда.

— Так это из-за борьбы твоих внутренних «я», Санаев был вынужден привязывать тебя к кровати?

— Не знаю и не помню.

— Сынок, а не тяжело тебе стало жить? — смахнув слезу, поинтересовалась мама.

— Первую неделю было необычно, а потом все стало на свои места. Сейчас никакого дискомфорта я не испытываю, кажется я был таким всю жизнь, а весь негатив, растаял, словно утренний туман.

— Непонятно, но допустим, — задумчиво произнес отец. — А откуда появились романсы? Необычные слова и необычная мелодия.

— Это я не могу объяснить никак, как ни пытайте, — развел я руками. — Просто знаю, и все. А откуда и как что-то появляется в моей памяти, понятия не имею. Только не подумайте, что у вашего сына на фоне ранений помутился рассудок, я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Просто принимайте меня таким, каким я стал, вот и все решение проблемы.

— Никто и не собирался сомневаться в твоей нормальности. Просто мы должны привыкнуть к тебе, понять, как себя с тобой вести, — заверил отец.

— Не акцентируйте внимание на странностях, думаю, так будет лучше для всех. Да и каков смысл? Вот если бы все произошло с точностью до наоборот, вот это было бы горе, согласен. А так, радуйтесь вместе со мной и все, — завершив фразу я картинно-удивленно развел руками, в том числе и покалеченной осколками, после чего слегка поморщился, показав на больную руку, чтобы родители меня по привычке неправильно не поняли.

— Договорились. В таком случае, я хочу попросить тебя присмотреть за сестрой и нашей гостьей, они остаются на даче на неделю. Мама тебе в этом поможет, а я вынужден отбыть в Симферополь, война еще не закончена.

— Ты прав отец, война, и расслабляться не следует. Но меня удивляет, что побережье Крыма на всем протяжении слабо контролируется.

— Смею тебе возразить. В небе постоянно находится пара высотных «Альбатросов» с дополнительными баками, они по радиосвязи докладывают командованию обо всех перемещениях судов в десятимильной зоне Крыма. В любой момент корабли Черноморского военного флота готовы сразиться с неприятелем.

— А если противник использует маломерные суда, да в ночное время, когда самолеты находятся на земле? Турки могут высадиться в любом месте и малыми силами атаковать тылы войск, пожечь склады. Пока подойдут корабли, пока перебросят войска к месту высадки противника, враг нам нанесет существенный ущерб. Например, Алушта не прикрыта, а здесь отдыхает губернатор Южной губернии в компании с Её Высочеством, да и другие влиятельные люди империи здесь часто бывают. Поблизости нет ни одного взвода пехоты или артиллерии. Извини отец, но это неоправданная беспечность. Мы с двумя револьверами отбиться не сможем.

— Сам над этим думал, но командующий фронтом генерал-полковник Ситников заверил, что турки нос боятся высунуть в море, помнят, как их корабли наши моряки активно и безжалостно топили.

— Шапкозакидательские настроения и недооценка сил противника, как правило, приводят к поражению.

— Хорошо, что твои слова не слышит Ситников.

— Если надо будет, то могу и ему это повторить.

— Мои милые мужчины, хватит спорить, давайте отправимся отдыхать, — предложила мама.

Оказавшись в своей комнате, провел мысленный разбор беседы с родителями. Я их считаю своими родными и дорогими, искренне люблю, этого не отнять, а как это случилось, понять не могу. О своем преображении я нес родителям откровенную чепуху, в иные моменты даже сам не понимал, что говорю. Очень надеюсь, отец с мамой не начнут ко мне присылать мозголомов от медицины. А в прочем, пусть присылают, память прежнего владельца тела у меня сохранена, и находится в полном порядке, а вот другие знания я пока демонстрировать не буду, за исключением музыки и стихов.

Еще меня интересовал вопрос. Чем мне занять двух молодых девчонок в течение недели? Допустим, день потрачу на обучение Тамары стрельбе. Потом можно устроить прогулку на нашей маленькой яхте вдоль берега, не заплывая далеко в море. На этом, наверное, все, мое состояние здоровья пока желает быть лучше. Остальные дни пусть мама с ними возится, а я буду на подхвате.

Ранний подъем, пробежка, занятия в спортивном зале, умывание, все четко по графику. Завтрак, естественно, в компании мамы и девушек, отец еще затемно уехал.

— Братец, ты не забыл о своем обещании? — хитро улыбалась Тамара. — Ты дал мне слово.

— Не забыл и готов приступить к обучению. Только доведется тебе, сестренка, переодеться в костюм для верховой езды. Палить из револьвера на даче нет никакой возможности, всех обитателей Алушты всполошим.

— Ой, а я не взяла с собой егерский костюм, — хлопала глазами Анастасия Станиславовна. — Я тоже хочу научиться стрелять.

— У меня есть еще один костюм, — заметила Тамара, — будет он тебе немного свободным, но не страшно, затянем пояс потуже, и все дела.

— Дети, вы лучше кушайте, — попросила мама, — голодными я вас никуда не отпущу. — Еще и корзину с продуктами возьмете, вдруг проголодаетесь. Саша, надеюсь, ты проследишь за барышнями?

— Да, мама, будь уверена, я буду учителем строгим, но справедливым.

Пока девушки переодевались, я приказал Гавриилу Ивановичу подготовить нам для выезда самых смирных лошадей, хотя предполагал поехать на автомобиле. Но вовремя вспомнил, что дорога к балке, расположенной в трех километрах от Алушты, изобилует большим количеством камней. Гробить «Скакуна» не решился. Потом тоже переоделся в охотничий костюм. Хотел одеть полевую форму, но воздержался. Проверил револьвер, взял с собой сотню патронов в пачках, вдруг девушкам понравится стрелять.

Девушки появились во дворе во всей красе. Кожаные темно-коричневые жилетки надеты поверх белых рубах с длинными рукавами и большими отложными воротниками, такого же цвета юбки-брюки, но только из плотной материи. Ноги обуты в невысокие коричневые кожаные сапожки. У каждой девушки на голове широкополая кожаная шляпа с пером. Ну, прям амазонки, да и смотрятся отлично.

Погода для конной прогулки само то. Ветра нет, да и солнце пока не сильно печет — так, ласково, согревая, ползает себе лапками своих лучиков по нашим охотничьим одеждам. Корзину с разнообразной провизией взял, также как и две фляги с водой. Пустив неспешным шагом лошадей, болтая о разных пустяках, вернее девушки болтали, а я слушал, примерно за час добрались к импровизированному стрельбищу. Мы с отцом в этой балке часто устраивали перестрелки на точность. Генерал частенько выигрывал, стрелял почти без промаха.

Когда прибыли на место, я ослабил подпруги лошадям и привязал к дереву на всякий случай. Неизвестно, как они отреагируют на выстрелы, наши ретивые кони.

Набрав достаточное количество мелких камней, выстроил в качестве своеобразных мишеней несколько пирамидок, по которым доведется стрелять моим ученицам.

Первой ученицей была Тамара. Объяснил ей правила безопасности, и, вручив револьвер, начал показывать способы прицеливания. Надо отметить, сестренка все хватала на лету. Минут через десять она уже нормально выбирала стойку, правильно поднимала револьвер и наводила на цель. Зарядил револьвер патронами. Попросил Анастасию Станиславовну все время находиться за нашими спинами. После первого выстрела, Тамара запрыгала от радости, еще бы. Первый выстрел и первое попадание, правда, пока единственное, поскольку выпущенные пять пуль подряд пролетели мимо. Пришлось сестре показать стойку с удержанием револьвера двумя руками. Немного потренировавшись, Тамара попросила зарядить револьвер. И случилось чудо, шесть выстрелов, и все точно в цель. Последующие три серии, и ни одного промаха. Сестра пришла в восторг. Я даже грешным делом подумал, что Тамара уже брала уроки стрельбы, а может это умение ей передалось от отца. Чего не знаю, того не знаю.

Потом наступила очередь Анастасии Станиславовны. Девушка внимательно выслушала мои наставления, согласно кивая головой. Потренировалась в прицеливании, я сразу решил обучать ее стрельбе, удерживая револьвер двумя руками, ведь именно в этой стойке моя сестра достигла положительного результата. Глядя на манипуляции девушки, я подумал, что оружие в ее руках смотрится каким-то инородным предметом. Роскошный веер или ажурный зонтик от солнца, вот что должно находиться в руках Её Высочества, но никак не оружие. Прогремел выстрел, и пуля ударила в землю в пяти шагах от Анастасии Станиславовны. Я немного испугался, как бы она случайно не прострелила себе чего-нибудь. Подошел к девушке ближе и, став за спиной, поддерживая ее руки, помог навести револьвер на цель. Её Высочество внезапно сделала едва заметный шаг назад и плотно прижалась ко мне. По моему телу пробежала дрожь, но я не отстранился, боялся напугать девушку. Выстрел и есть попадание. Анастасия Станиславовна еще сильнее вжалась в меня и выпустила все патроны из револьвера. Ни одного попадания.

— Прошу простить меня, Анастасия Станиславовна, — сказал я, перезаряжая револьвер, — для попадания в цель, нужно держать глаза открытыми, а вы их

почему-то сомкнули.

— Извините, Александр Васильевич, так получилось, — заметно покраснела девушка. — Я исправлюсь, но только вы помогайте мне, пожалуйста, стрелок из меня неважный.

Снова тесный контакт, снова закрыты глаза, и снова ни одного попадания. Её Высочество со мной играет, что ли, или провоцирует? Точно понять пока не могу.

Предложил Анастасии Станиславовне отстреляться самостоятельно, но встретив растерянный взгляд, понял, что стрелять она способна только опираясь на мою грудь. В таком тандеме мы выпустили восемнадцать патронов. Скажу честно, мне было приятно находиться в непосредственной близости от Анастасии Станиславовны, вдыхать аромат ее духов, чувствовать легкое подрагивание ее тела, видеть, как краснеет от смущения ее лицо. Выпущенных неизвестно куда патронов не жаль.

Пока мы упражнялись с Её Высочеством в стрельбе, Тамара расстелила скатерть и разложила провиант. Да, мама постаралась. Колбаска домашняя, буженина, пироги с мясом, резанный белый хлеб, огурцы, петрушка и помидоры, и всего много. Я понимаю, что на природе аппетит может разыграться приличный, но не до такой же степени. Таким количеством продуктов можно накормить десяток человек. А девушки, как я заметил, уже успели проголодаться, или стрельба на них так повлияла, вкушали пищу с хорошей скоростью. Я только улыбнулся и присоединился к трапезе.

После перекуса стрельбу продолжили. Тамара, если можно так сказать, выработала устойчивые навыки владения оружием. Будет заниматься регулярно, станет хорошим стрелком. Об Анастасии Станиславовне я так сказать не могу, мне кажется, что ей доставляет удовольствие не стрельба, а нахождение в моих невольных объятиях. Не исключено, что я заблуждаюсь, но эта мысль приятно угнездилась в моем сознании. Последние шесть патронов, в быстром темпе отстрелял я. Как говорят, мастерство пропить невозможно, все пули попали в цель. Девушки оценили мое мастерство аплодисментами.

— А давайте устроим гонки, — предложила Тамара, когда мы возвращались на дачу, — здесь недалеко, лошади не устанут.

— Томочка, куда нам спешить, — вразумлял я сестру, — на обед мы опоздали, а ужин еще не скоро. — И дорога, сама видишь, сплошные камни. Вылетит кто-то из седла, проблем не оберемся, тем более я обещал отцу сохранить вас в целости.

— У, ты стал немного занудный, раньше бы ты не удерживал меня.

— И сейчас не удерживаю, просто говорю о возможной опасности, а дальше сама думай. Хочешь остаться калекой на всю жизнь, гони лошадь вперед. Но я советую подумать о родителях, и о том, что тебе нужно выйти замуж. Испортишь свою красоту, тебя даже хромой и кривой жених в жены не возьмет.

— Ах так, тогда буду плестись у вас в хвосте, и крепко держаться в седле, чтобы не дай Бог, не свалиться, а то моего братца, мама с папой ругать будут, — обиженно сказала сестра.

— Отличное решение, — поклонился я удивленной моей несговорчивостью Томе, приложив правую руку к груди.

За нашей пикировкой с улыбкой наблюдала Анастасия Станиславовна.

— Если я вам предложу гонки? — испытующе глядела на меня девушка, — вы согласитесь?

— Не соглашусь и еще повод у вас отберу, чтобы привязать вашу лошадь к моему седлу.

— Так кардинально поступите? А почему, можно поинтересоваться?

— По озвученным ранее причинам я не намерен вас терять.

— О каких потерях ты, братец, там рассказываешь? — осведомилась Тамара.

— От нас ты не отвертишься. Смирись с нашим присутствием, прими сию тяжелую обязанность и потакай нашим капризам.

— Со всем сестрица я согласен, а с капризами перебор.

— Ладно, тогда с тебя вечером новая песня.

— Лучше я вам вечером сказку почитаю.

— Мы уже не маленькие девочки!

— Все любят сказки, и к тому же вы такую точно не слышали, гарантирую.

— О чем сказка-то, братец?

— Все вечером, после ужина, потомитесь слегка в неизвестности, интригу буду держать до конца, я упорный, на иной вариант вы меня не подобьете.

По дороге домой мы пересекли железнодорожные пути. Я услышал шум приближающегося состава со стороны Севастополя и был удивлен, опознав в этом составе бронепоезд. Их в Крыму девять штук и три з них базируются именно в Севастополе. Похоже, генерал Воронов расшевелил командование фронтом, и оно сподобилось всерьез взяться за охрану побережья. Приятно видеть, когда к твоим словам прислушиваются, пусть пока только отец.

Бронепоезд прошел в сторону Алушты и остановился напротив городка, развернув часть орудий в сторону моря. Никто бронированные вагоны не покидал, но я заметил, что за нами наблюдают с использованием оптических приборов. Ну и пусть, экипаж бронепоезда выполняет поставленную командованием задачу.

Два часа потратил на тщательную чистку и смазку револьвера, думал, что образовавшийся нагар не уберу совсем. Все же отстрел сотни патронов за один раз для «борьки» многовато, или я отвык от чистки, хотя нет, за месяц, проведенный в госпитале, эта привычка никак уйти не может.

Потом долго отмывался в ванной, избавлялся от запаха пороха и ружейной смазки. Когда вытирался, в очередной раз осмотрел шрамы от ран. Нормально все зажило, и швы аккуратно профессор Санаев наложил, никакого уродства нет. Побаливают еще при надавливании, но не сковывают движений, и это радует. Волосы на голове уже немного отрасли, и замаскировали два длинных шрама, но за прической нужно следить.

Все время, пока чистил оружие и мылся, думал о нашей гостье. Чем-то она меня зацепила, нет, я еще не увлекся ею, просто испытываю некую симпатию. Надо, наверное, «попридержать лошадей», кто Анастасия Станиславовна, и кто

штабс-капитан Воронов. Тьфу, на тебя Александр Васильевич, о чем ты думаешь? Ну, прижалась к тебе симпатичная девица, а ты и растаял, слюни распустил. В жены Высочество захотел? Спустись на грешную землю. Вот такие мысли чего-то лезли в голову, и я их усиленно отгонял. Неужто она стреляла в меня стрелами Купидона. Хм, интересное дело…

Невзирая на лирическое настроение, несколько мыслей не хотели уходить. Как случилось, что Её Высочество оказалось у нас на даче, и без охраны? Ведь другие представители августейшей семьи, сестры и брат, ездят по стране с многочисленной охраной. Почему Анастасию Станиславовну обделили? Почему она учится в Симферопольском институте хирургии? В Москве институты закончились? И много других «почему», на которые я не знал ответов.

Мама и девушки внимательно слушали сказку, которую я читал в гостиной после ужина. В абсолютной тишине прозвучали слова: жили они долго и счастливо. И тут моих слушателей прорвало.

— В хрустальных туфлях ходить невозможно, — вытирала заплаканные глаза Тамара, — это очень неудобно, их можно сломать или разбить. — Ты, Александр, никогда не носил туфли на каблуках, потому и не знаешь, какое это мучение.

— Не плачь Тома, это же сказка, а в сказке все бывает.

— А мне все в сказке понравилось, — тихо и грустно произнесла Анастасия Станиславовна, — жизненная история, главное, что в конце герои стали счастливы, не всегда так бывает.

— На сегодня культурная программа исчерпана, — заявила мама, — девочки, вам пора отправляться в постель.

— А пусть Сашка скажет, что мы завтра будет делать, — уперлась Тамара.

— Ну, если все умеют плавать, — сделал я паузу, — то прогуляемся на яхте.

— Я совершенно не умею держаться на воде, — смутилась Анастасия Станиславовна.

— Тогда все оденут спасательные жилеты, на всякий случай.

— Он неудобный и давит, — не успокаивалась сестра.

— Кому сильно давит, и те, которые капризные, как малые дети, те остаются на берегу, улыбаются, машут платочком, уходящей в море яхте.

— Нет, я согласна, у жилетов есть ремешки, их можно ослабить, — нашлась, что сказать Тамара. — Тогда всем покойной ночи. Учти, брат, после завтрака прогулка.

Девушки ушли, и я тоже собирался покинуть гостиную, но мама попросила остаться.

— Знаешь Саша, я давно не получала такого удовольствия, находясь в тихой семейной обстановке, — задумчиво произнесла мама. — Ты так хорошо читал сказку, я даже поверила, что нахожусь среди действующих лиц, танцую на балу, вижу в каком платье Золушка вышла к своему принцу. Добрая сказка. А кто автор?

— Если бы знал, то сказал бы, а так, всплыла она в моей памяти, и я поспешил записать, чтобы не забыть. Как я заметил, Тамаре и нашей гостье сказка понравилась.

— Без сомнений, особенно Анастасии Станиславовне. Она слушала сказку, глядя на тебя такими влюбленными глазами.

— Скажешь такое, мама. Девушке просто понравилось содержание, вот она внимательно и слушала.

— Эх, мужчины-мужчины, вы не видите дальше своего носа. Это мы, женщины, все замечаем. И я, как твоя мать вижу, что Анастасия влюблена в тебя, такой взгляд замаскировать невозможно.

— Мама, ведь я не предпринимал ни малейших попыток сближения, даже не говорил девушке комплиментов, просто проявлял такт и уважение. Да, Анастасия Станиславовна очень симпатичная девушка, спору нет — это у нее не отнять, но я понимаю, какая пропасть лежит между нами, поэтому стараюсь соблюдать разумную дистанцию.

— С некоторых пор, Саша, ты сильно изменился. Раньше, ты бы приложил все усилия, чтобы очаровать и покорить нашу гостью, невзирая на ее статус и положение, пополнив список дам, побывавших в твоей постели. А сейчас, ты исключительно добрый, порядочный и уравновешенный молодой человек. Точно таким был твой отец в те времена, когда мы с ним познакомились.

— Значит, я достиг того возраста, когда наследственность дала о себе знать, и я смог избавиться от скверны. Но сейчас мы говорим о Её Высочестве. Посоветуй мне, как себя вести с девушкой, мне не хочется ненароком ее чем-то обидеть.

— Веди себя естественно. Если хочешь сделать ей комплимент, не сдерживай себя, если хочешь спеть для нее, пой. Решил совершить морскую прогулку в ее компании, будь любезен, огради ее от опасностей. Девочка и так натерпелась.

— Не понял.

— Если ты заметил, то Анастасия Станиславовна не похожа на свою мать и отца. Старшие дети: три сестры и брат, темноволосые, крепко сбитые и широки в кости, все в отца. Анастасия появилась на свет, когда императрице исполнилось сорок два года, можно сказать, это была лебединая песня Маргариты ІІ. В таком возрасте родить здорового ребенка непросто. Слава Богу, все прошло хорошо, ребенок и роженица тогда выжили. До семилетнего возраста Анастасия росла во дворце. Ее воспитанием занималась крестная мать — графиня Наталья Дымова, дама образованная и высоконравственная. Науки Анастасии преподавали лучшие домашние учителя, подготавливая девочку к поступлению в гимназию, которую ранее окончили все дети императорской семьи.

Гром грянул внезапно. Станислав Леонидович, почему-то решил, что Анастасия не его дочь, усомнился в верности супруги. Произошла размолвка между супругами. Я считаю, что муж императрицы — упертый и слепой глупец. Достаточно сравнить две фотографии, его дочери и тещи, и все, проблема разрешена. Анастасия, копия своей бабки, императрицы Екатерины V, царство ей небесное. Но муж императрицы не пожелал признаться себе, что не прав. Он даже отверг заключение группы профессоров медицины, проведших исследования по группе крови, подтвердив, что Анастасия дочь супругов.

Станислав Леонидович потребовал, чтобы Анастасию удалили из дворца и отправили в Царицын на учебу. Вот с тех пор Анастасия бывает с семьей редко, только по просьбе матери появляется в Москве на ежегодном обязательном фотографировании. Симферопольский институт хирургии Анастасия выбрала не случайно. Хоть Симферополь и является центром Южной губернии, но находится вдали от столицы, меньше шушуканий за спиной. Девушка ведет скромный образ жизни, не сорит деньгами, в коих недостатка не испытывает, не устраивает приемов, и сама не часто выбирается на балы. Анастасия дружна с твоей сестрой с первых дней появления в стенах института и, полагаю, со слов Тамары, знает о тебе все. У нее было время заинтересоваться тобой заочно. А теперь увидев вживую, я вижу, девочка влюбилась в тебя.

— Ты неплохо осведомлена о семейных проблемах императрицы.

— Фрейлины и высокопоставленные чиновники империи, следуя на отдых, часто останавливаются в резиденции губернатора, а я умею слушать и делать выводы.

— Что ждет Анастасию Станиславовну?

— Пока не окончит институт к ней интерес никто проявлять не намерен. Но, если верить словам моей давней знакомой, Анастасию, по настоянию ее отца, планируют выдать замуж за губернатора Заокеанской Америки, чтобы убрать подальше с глаз. Морганатические браки в императорской семье заключаются регулярно.

— Так, может, это лучший выход из сложившейся ситуации?

— Ты, Саша, сейчас сказал глупость. Губернатор Сумароков — мужчина в почтенном возрасте, как-никак шестьдесят пять лет исполнилось. У него уже было три жены, и ни одна не подарила ему детей. Характер у него далеко не сахар, он склонен к деспотизму, необоснованной ревности и жестокости. Такой себе домашний тиран и сатрап. Свою первую жену на почве ревности он часто избивал, и она, не выдержав издевательств, наложила на себя руки. Если молодая и симпатичная Анастасия выйдет замуж за Сумарокова, то однозначно погибнет.

— Мама, к чему ты клонишь?

— Я хочу спасти девочку.

— Ты еще скажи, что не прочь породниться с императрицей. Подумай о возможных последствиях! Отцу твоя затея может не понравиться.

— Он со мной согласен, потому-то Анастасия и гостит у нас.

— А я у отца спрашивал. Не подбираете ли вы мне невесту? И он ответил уклончиво.

— Как он мог тебе ответить, с оглядкой на твои прошлые прегрешения?

— То есть вы сознательно пытаетесь толкнуть Анастасию Станиславовну в мои объятия?

— К этому мы не стремились и не стремимся. Жалко девушку, пропадет ведь, а так есть вариант, что мы сохраним ей жизнь.

— И как далеко вы зашли в своих интригах?

— Поскольку вся полнота власти в России принадлежит Маргарите ІІ, то и окончательное решение о судьбе дочери будет принимать она, а не Станислав Леонидович. Одна из фрейлин императрицы мне сказала, что Маргарита ІІ не намерена уступать требованиям мужа и приложит все усилия, чтобы дочь самостоятельно сделала выбор.

— Ты полагаешь, что выбор Анастасии Станиславовны пал на меня?

— Не притворяйся глупцом, Саша, это тебе совершенно не удается. Ты все прекрасно понял.

— Понять, то понял, но обманывать девушку в ее ожиданиях не хочется. Давай не будем торопиться, надо мне девушку узнать получше. Правда, не нравится мне все это, если говорить откровенно. Получается, я должен влюбить в себя Анастасию Станиславовну, к которой ничего, кроме симпатии пока не испытываю.

— От симпатии до влюбленности всего один шаг, поверь, я знаю. Ладно, давай закончим этот разговор, пора спать.

Лежа в постели, прокручивал в памяти беседу с мамой, искал зацепку, которая могла бы мне помочь разобраться во всем. Желание мамы помочь Анастасии Станиславовне понять могу, но, что ее подвигло на это, пока ускользает от моего внимания. Девушка хороша во всех отношениях, должна прожить долгую и счастливую жизнь, в любви и согласии, даже не смотря на препятствия со стороны родного отца. Как по мне, так поступок мужа императрицы не вписывается ни в какие рамки. Отринуть своего кровного ребенка — это чудовищная ошибка. Что-то здесь не так, есть какие-то подводные камни и подковерные игры. Моя интуиция нащупала какие-то тревожные колебания в окружающем нас информационном поле. Вот, к примеру, я, сколько лет отравлял родителям жизнь, но они продолжают меня любить и заботиться. Уверен, в тяжелую минуту они меня не оставят. Когда я находился в госпитале, профессор Санаев делал отцу ежедневный доклад о ходе лечения. Если бы отец махнул на меня рукой, то моя смерть для семьи стала благом. Сгинул семейный урод, кончились проблемы. Но род Вороновых никогда не оставлял в беде своих родственников. Стоп-стоп, а я, кажется, догадался, почему мама озаботилась судьбой Её Высочества. Мой дед — граф Яковлев Анатолий Трофимович состоял в далеком родстве с почившей императрицей Екатерины V. Ну, Ирина Анатольевна, ну, конспиратор доморощенный, не могла прямо мне сказать, что Анастасия доводится ей племянницей в каком-то колене. С этой мыслью я спокойно уснул.

Наша двухмачтовая красавица — яхта — не очень большая, точное водоизмещение я не помню. Ее парусное оснащение очень интересно и разнообразно по внешней форме: от прямых прямоугольных на грот-мачте — передней и самой высокой на яхте, до косых — на маленькой, задней, бизань-мачте и бушприте — этом, похожем на острый нос рыбы-парусника, носовом оснащении парусника. Последние называются стакселями и кливерами, и звучание их названия очень мне нравятся. Мне вообще нравятся не только сами паруса, но и все необычные названия многообразного и сложного парусного оснащения. Яхта, словно экзотическая бабочка или дивная маленькая и шустрая птичка, кстати, именем которой и названа наша яхта — «Колибри», с белоснежными парусами — крылышками, подобная прекрасной орхидее с лепестками необычной формы, легко скользила по водной глади под управлением опытной команды профессиональных моряков.

Отец приобрел парусник, когда мне было всего десять лет. Нанял экипаж из бывших матросов Черноморского флота, поселив их с семьями на нашей даче. Моряки занимались в основном рыбным промыслом. Постоянно к графскому столу подавалась свежая рыба. Излишки улова обрабатывались и продавались на рынке Симферополя в соленом и копченом виде. Некоторое количество копченых рыбьих балыков хранилось в подвалах особняка.

И в нашем небольшом путешествии-прогулке справляться с парусами яхты будут испытанные жестокими штормами специалисты — я не взял на себя эту ответственную миссию, хотя уже неоднократно ходил на ней. К тому же в одиночку справиться с этой задачей весьма проблематично даже для бывалых морских волков — команда создается из расчета: один матрос примерно на 10 метров квадратных площади парусов. Поэтому для всех будет лучше, если делом займутся профессионалы. Мы же будем сидеть в удобных шезлонгах на тонких ножках, которые можно удачно устанавливать на баке — носовой части палубы, где в определенном порядке уложено такелажное и швартовое оборудование, или в небольшой кают-компании, примыкающей к крохотной каютке, и наслаждаться морскими видами. Да, яхта приобреталась как прогулочное судно, но парусник вынужден иметь большой объем различных приспособлений, без которых ему никак нельзя. Это не судно с дизелем, паровой или иной энергетической установкой. В том случае, конечно, для экскурсантов было бы больше места для свободного передвижения. Ну, ничего, нам хватит, сможем и по палубе аккуратно прогуляться, не мешая команде выполнять свои обязанности. Обязанности, надо признать, чрезвычайно суровые.

Перед восхождением на борт яхты я помог сестре и Анастасии Станиславовне одеть спасательные жилеты. Тамара своенравно, как всегда капризничая, все хотела сделать сама, но, запутавшись в завязках, обиженным тоном запросила у меня помощи. Её Высочество, напротив, доверилась мне. Я аккуратно завязал все ремешки, и проверил, как сидит жилет на девушке, повертев ее в разные стороны. Анастасия Станиславовна только улыбалась и немного краснела, когда я невольно прикасался к ее плечам и рукам. Что поделаешь, впечатлительная она барышня. Но я этому и рад, по крайней мере, не терплю капризы еще и от нее, родной сестрицы достаточно для получения этих эмоций, порой с трудом сдерживаю себя от гневной реакции на ее причуды.

Приказал матросам отойти от берега не далее трехсот метров и двигаться курсом на Судак — там ежедневно работал местный рынок, несмотря на войну. Торговцы и покупатели съезжались со всего Крыма. Поговаривали, что Судак в древние времена был чуть ли ни центром торговли на всем полуострове. Я не хотел далеко удаляться от суши, всякое может случиться, тем более в море, а Анастасия Станиславовна плавать не умеет. Нельзя забывать, что война с Турцией еще не окончена. Я сегодня по радио послушал последние сводки с фронтов. Не понравились они мне, особенно новости с Кавказа. Возле наших границ турки создали крупную группировку войск с большим количеством артиллерии. Если в направлении Балкан Россия сможет использовать танки и бронированные автомобили, то в горах Кавказа это невозможно. Турки это учитывают, и стремятся ударить в самом неудобном для ведения боевых действий месте, ведь некоторая часть территории, принадлежащей сегодня России, у турок отвоевана более двадцати лет назад. Они захотят ее вернуть обратно, добиться статуса кво любой ценой.

Ладно, что это я занялся размышлениями на военную тему, у меня сегодня другая задача: мне нужно развлекать симпатичных девушек. Солнце весело светит и внимательно следит за нами своим единственным, немигающим глазом, иногда чуть прищуриваясь ненароком пробегающей по небу тучкой, едва заметный ветерок наполняет все поднятые мозолистыми матросскими руками паруса, яхта споро скользит по глади Черного моря, все довольны и радостны. Я рассказывал девушкам смешные истории, травил анекдоты, естественно адаптируя к этому времени, исключая даже намеки на пошлость. Девушки рассказывали об учебе в институте, продемонстрировали мне знание латыни. Уровень владения латынью я оценить не мог, поскольку ее совершенно не знаю. Видя мое недоумение девушки заливисто хохотали и продолжали беззаботно щебетать о том — о сем.

Находясь на траверсе Судака, я заметил приближающийся со стороны моря корабль, принадлежность которого я визуально, из-за большого расстояния, установить затруднялся, и мои матросы тоже. Чтобы не искушать судьбу, направили яхту к берегу. Если это турецкое судно, то на суше у нас шансов больше скрыться от врага. Пока швартовались у причала, корабль подошел ближе, и я по силуэту узнал наш миноносец, да и на гюйсе развевался Андреевский флаг.

— Милые мадемуазели, пожалуйста, поднимемся в городок, посетим базар, если вас это не затруднит, а может, отправимся на поиски таверны или трактира? — поинтересовался я, — если не ограничимся разнообразными съестными запасами, имеющимися на борту нашей белокрылой и просто летающей яхты?

— Давайте, Александр Васильевич, возьмем наши припасы, и поднимемся, вон на ту скалу, — предложила Анастасия Станиславовна, указав на скалу, где в мое время располагалась Генуэзская крепость.

— Подниматься долго будем, — сказала с сомнением Тамара, — ноги изобьем. Покушаем в каюте, и отправимся в обратный путь.

— Сестренка, давай-ка дружно поддержим Анастасию Станиславовну. Я думаю, со скалы открывается замечательный вид на море и окрестности. Вид редкой красоты, от которого ваш дух, обещаю, полностью захватит эйфорическое чувство любви ко всему миру. Посмотри, к скале есть протоптанные тропки, значит, туда часто поднимаются любопытствующие, вроде нас. Неужели наши молодые ноги устанут, преодолев каких-то три-четыре километра? Не смеши меня, сестричка!

— Тебе легко говорить, ты мужчина, а мы хрупкие девушки.

— Заметь, Анастасия Станиславовна, не сказала ни слова, а ты хнычешь, как дите малое.

— Анастасия за тобой и на более высокую гору залезет, — выпалила Тамара, вогнав Её Высочество в краску.

— Знал бы, что ты не способна к скалолазанию, оставил бы дома. Продолжишь дальше возмущаться, больше на прогулки не рассчитывай.

— Все, Сашка, уговорил. Где у нас здесь скала? Веди вперед.

У подножья нас встретил мальчишка лет десяти, солидно представившись Митрофаном, который за пять копеек обещал вывести на вершину скалы самым коротким и безопасным маршрутом. Поднимались друг за другом. Первым шел Митрофан, за ним Тамара, дальше Анастасия Станиславовна. Я завершал шествие. Хотя девчонки, по моему требованию, одели костюмы для охоты, но все равно совершать восхождение, даже на невысокую скалу в таких одеждах неудобно. Впрочем, это обстоятельство не помешало обстоятельно рассмотреть фигуру идущей впереди меня особы. Мне все приятнее и приятнее было смотреть на … В общем приятнее и приятнее. Более того, я как-то незаметно для себя начал представлять ее в несколько ином виде, неотягощенном охотничьими доспехами, не очень-то, кстати и препятствующими моему новому занятию. А что — очень и очень, да… Надо будет предложить сестре пошить специальный женский костюм с брюками, поплотнее сидящими на попках их обладательниц, пусть станет законодателем мод. Мужчины скажут мне спасибо, не сомневаюсь. В обществе женщины, одевающие брюки по необходимости, не осуждаются.

Почти у самой вершины Анастасия Станиславовна ненароком оступилась, влетела с размаху в мои вовремя распростертые объятия. Удивляюсь, как я успел среагировать и перехватить девушку, и даже не свалиться вместе с ней под уклон. Катились бы долго, одним испугом не отделались бы. И вот я крепко прижимаю к себе девушку, и не нахожу в себе силы выпустить ее. Мне приятны слегка электрические и волнительные прикосновения к ее юному телу.

— И долго вы будете стоять? — нетерпеливо возмутившись, спросила Тамара. — Что с вами случилось, в самом-то деле, а?

— Я чуть не улетела вниз, — нашлась, что ответить Анастасия Станиславовна, — Александр Васильевич меня спас от неминуемой ужасной гибели на острых каменьях.

— Брат у меня такой, и турок бьет и девиц спасает, поспевает везде, наш пострел везде поспел — засмеялась сестра. — Хватит обниматься, я уже кушать хочу. Сашка, ты случайно, увлеченно и с видимым удовольствием спасая путешественницу, драгоценную корзину не потерял? — ехидно завершив фразу, она лукаво улыбнулась.

— Не потерял, — ответил я, наконец-то обретя способность говорить, и нехотя выпустил Её Высочество из своих почему-то мгновенно заржавевших объятий, неспеша разведя руки.

Вид с вершины скалы действительно открывался превосходный. Внизу плескалось синее-синее море, над нами безоблачное небо, а вокруг на холмах разрослись заросли можжевельника, напитав воздух своим густым, ароматным, неповторимым запахом. Митрофану я вручил целый рубль и предложил покушать с нами.

— Давай, — говорю, — Митрофан, налетай, не стесняйся. Покажи нам пример. Я люблю, когда мужчина хорошо ест, значит он ведет активный образ жизни и затрачивает много энергии на всякие полезные дела, вот как ты, например. Вперед, приступить к приему пищи, — по-военному закончил я.

Уговаривать мальчика не пришлось, он согласился без лишних слов. Вслед за ним за всякой снедью быстро протянулись нежные девичьи ручки. Убедившись, что все заняты едой, и я взял всего побольше и стал активно, с непритворным аппетитом, уплетать всякие вкусности, наслаждаясь приятной компанией и прекрасными видами окружающей нас со всех сторон природы. Около часа мы неторопливо ели, вели неспешную беседу, любовались пейзажем и ландшафтом. Как ни замечательно было здесь, но пора отправляться домой.

Обратно Митрофан повел нас другим путем, спуск был более пологим, но чуть длиннее. Что нам, молодым и здоровым, лишний километр!? Этот лишний километр в последствии мог нам дорого стоить, но мы, не догадываясь еще об этом, гуляючи спускались с горы.

Когда мы загрузились на яхту, ко мне подошел матрос Никанор и сказал, что нужно быстрее отчаливать. У Дмитрия, их старшего, начали болеть колени, значит, надо ждать в скорости шторм. Этого нам еще не хватало! По словам Никанора, ветер нам будет попутный, должны добраться в Алушту раньше шторма, надо бы поспешить. С учетом этого я более тщательно проверил девушек: спасательные жилеты одеты правильно и надежно закреплены.

— Александр Васильевич, вы чем-то обеспокоены? — поинтересовалась с улыбкой Анастасия Станиславовна.

— По словам наших матросов, надвигается шторм, но мы должны попасть домой до его начала. Будем надеяться, что нам повезет, и мы избежим его ударов.

— Это так романтично, море, шторм, отважный капитан на корабле, ворочающий штурвал, и преодолевающий стихию, — запрыгала на месте, хлопая в ладоши Тамара.

— Значит, так, слушать меня внимательно. При первых признаках шторма, вы уходите в каюту, и не покидаете ее без моего разрешения. Кто попытается ослушаться, того я лично выброшу за борт, а всем скажу, что смыло злой и непослушной волной. Пусть того воспитывают и учат неукоснительно, без обсуждения, выполнять приказы капитана голодные острозубые, злобные акулы, а также многорукие гигантские кальмары — кракены и всякие больно щипающие за нежное девическое тело медузы.

— Так же нельзя делать! — искренне возмутилась, от испуга округлив прекрасные глаза, Анастасия Станиславовна.

— Правильно, без моей команды нельзя ничего, или, наоборот, нужно все, что я прикажу. Отлично, значит, инструктаж вы поняли правильно и все усвоили, ставлю зачет, как студенткам в институте.

— Успокойся, Анастасия, мой брат так шутит, он сам скорее погибнет, но нас спасет, он воспитан папой на принципе: сам погибай, а товарища выручай — я сама слышала — обняв девушку, сказала Тамара.

Мы уже были на полпути, когда нас-таки стало настигать бесчисленное множество черных туч, как стая голодных, злобно оскалившихся, волков — со злобным рычанием далеких громовых перекатов мчавшихся с голодным блеском глаз по следу прекрасной длинноногой газели, изо всех сил пытавшейся ускакать от смертельной опасности. Тучи недобро подмигивали нам проблесками далеких молний, быстро приближаясь к нашему суденышку, которому, похоже, предстояло серьезное испытание на стойкость и надежность. Впрочем, как и всем нам.

— Ваше сиятельство, прикажите барышням спуститься в каюту, — предложил Дмитрий, — сейчас дождь ливанет, а потом ветер налетит, я уже часть парусов убрал, только под одним кливером пойдем, и возьмем немного мористей, чтобы на камни не выбросило.

— До шторма в Алушту не успеем?

— Вместе с ним зайдем.

— Тогда командуй, наши жизни в твоих руках.

— Я потопать тоже не спешу, сладим. Вы тоже, ваше сиятельство, посидите в каюте, мы тут бегать будем много. Все нужно будет делать слаженно, командой и без промедления, по ситуации, которая во время шторма может меняться в одно мгновение — не дай — то Бог, кто споткнется и за борт!

Каюта на яхте маленькая, всего два мягких лежака и крохотный стол между ними. Девушки смотрели на меня вопросительно. А что я мог им вразумительно сказать, в морском деле я понимаю мало, я сугубо сухопутный человек.

Когда усилилась болтанка, Никанор занес в каюту пустое деревянное ведро. Девушки не поняли зачем, но я знал, морская болезнь может приключиться. И она приключилась, когда усилился ветер. Первой не выдержала Тамара, следом за ней Анастасия Станиславовна. Мало того, что девушек укачало, так они еще сильно перепугались. Я как мог, пытался облегчить их состояние, обнимал, поглаживал по спинам, пытался рассказывать смешные истории. Ничего на них не действовало. Они обе мертвой хваткой вцепились в меня и отрывались только к ведру.

Яхту нашу мотыляло и швыряло, казалось, одновременно во всех направлениях. Буря рассвирепела не на шутку. Морская стихия совсем распоясалась и грозила с помощью шипящих остроконечных волн и завывающего сердитого ветра упрятать отважное суденышко, его смелую команду матросов и путешественников в пучину морскую, на самое темное дно Черного, а точнее — Пречерного моря, вовсю разошедшегося под пагубным влиянием какого-то атмосферного фронта или антициклона. Поди — разберись с этой метеорологией. Да, называйте, как хотите, дайте только побыстрее и благополучно зайти в тихую гавань

Я продолжал успокаивать подопечных спутниц и пытался как-то скрасить их пребывание в опасной ситуации среди бурлящих волн, с которых ветер сдувал пенящиеся верхушки, словно пивную пену. Рассказал и одну оптимистическую морскую историю, как-то услышанную в прежней жизни от соседа — старого морского волка, возглавлявшего местный клуб юных моряков, Косицкого Владимира Афанасьевича, которого давно уж нет с нами. Естественно историю я отредактировал под современные условия.

Афанасьевич одно время ходил по северной Атлантике, капитаном торгового судна. По его рассказу, однажды они попали в страшной силы и свирепости двенадцатибальный шторм. Гигантские волны вздымались то тут, то там, грозя либо разломить судно пополам, либо перевернуть килем вверх. Но однозначно, цель была одна: добраться до экипажа и утянуть его в морскую пучину. На океан, стоя в рубке и бесполезно крутя штурвал, было просто страшно смотреть. Невозможно было без содрогания слушать рассказ старого капитана. Во время рассказа у него горели глаза и непроизвольно двигались руки, повторяя движения по управлению судном. То и дело он пытался крутнуть воображаемый штурвал. Команда чувствовала себя весьма неуютно, неуверенно, периодически проваливаясь в, казалось, бездонную морскую яму, аж дух захватывало! Афанасьевич признался, что, являясь атеистом, коммунистом, обратился к Богу с просьбой сохранить жизни экипажа, пообещав в случае благополучного возвращения в порт прописки судна — Мурманск, поставить в одном из храмов во здравие и в благодарность нашему Создателю стокилограммовую свечу! И что вы думаете, Бог предоставил ему такую возможность. Обратился после счастливого и чудесного возвращения Владимир Афанасьевич к одному из священников и заказал обещанное Богу в одном из церковных свечных заводиков и специальную службу. Но это было не единственное чудо, в которое старый капитан до сих пор верит с трудом, но верит без сомнений. Ибо вместе с другими членами своего экипажа стал свидетелем чудесного спасения боцмана, волею судьбы и ужасного шторма смытого за борт с параллельно шедшего судна, подававшего сигнал бедствия.

Как рассказал Афанасьевич, его матросы во главе с ним, лишились дара речи и просто-таки онемели и застыли в неподвижности, как от воздействия Медузы Горгоны, когда увидели с мостика, что отхлынувшая с палубы очередная чудовищная волна отпустила из своих смертельных объятий и оставила запутавшимся в какие-то снасти того самого боцмана!!! Удивлению самого спасенного и, после секундной задержки, всех бросившихся к нему на помощь моряков тоже, не было пределов. А когда по радио передали на судно боцмана о его спасении, там несколько раз просили повторить ибо не могли поверить, пока в радиорубку не завели виновника торжества и он лично не доложил о своем нахождении на судне, его спасшем с Божьей на то волей. Всеобщей радости не было предела. Все плаванье завершилось благополучно. На церковной службе присутствовали все члены обоих экипажей.

Девушки хоть немного отвлеклись на мой рассказ о чудесном спасении боцмана и в два голоса заверили, что поступят так же как мой знакомый старый капитан.

Мое повествование было прервано сначала громким треском, а затем ударом, от чего содрогнулся корпус яхты, что почувствовалось даже сквозь заунывные завывания бури и страшную болтанку. Одновременно наших ушей достиг неожиданный отчаянный возглас: «Человек за бортом!», а также какие-то беспорядочные крики и команды.

Тяжелые штормовые тучи давили на нас своим невообразимым весом, волны с разбега продолжали брать приступом нашу маленькую, хрупкую, но крепкую маленькую крепость, защитники которой яростно защищались и не собирались отдать грозному неприятелю — Нептуну, который отдал команду своей хищной водяной своре, вгрызавшуюся теперь в обшивку «Колибри». Бушприт судна нанизывал на себя одну за другой опасные водные препятствия. Штормовые военные действия продолжались.

Я больше не мог находиться в теплой и сухой каюте и, еще раз строго-настрого, страшным голосом и устрашающе вращая глазами приказав испуганным и притихшим красавицам не покидать каюту, вихрем выскочил на залитую водой палубу, не забывая при этом надежно держаться за подходящие для этого предметы. Увидел я такую картину: бизань-мачта, видимо под воздействием особо резкого и дерзкого порыва ветра, а может из-за проявившегося в самый неподходящий момент скрытого дефекта — кто его знает, сломалась и утянула за собой всю парусную оснастку. А это довольно большое количество канатов вперемешку с парусами и вантами — такими веревочными лестницами, натянутыми от бортов до самого верха мачт.

Одновременно с этим вся эта спутанная-перепутанная масса захватила в свой цепкий плен одного из матросов и, как щупальцами осьминога, утянула в кипящее море. Ему кинули спасательный круг, и довольно удачно. Но, запутавшись в такелаже, он не мог выбраться на относительно безопасное место, вся эта канатная масса тянула его на дно. Моряк упорно держался за рею бизань-мачты, но силы были неравны, и по всему чувствовалось, что море победит, вот-вот его голова последний раз скроется под водяной массой и на поверхности штормовой пены больше не появится.

Заунывные завывания мощных порывов ветра сопровождали взбесившуюся стихию, временами все звуки объединялись в ни на что не похожий рев.

Был критический момент. У меня не было ни малейшего представления, куда нас несло, но в глубине души я надеялся, что попутный ветер принесет нас домой, в спокойную, добрую, тихую Алушту. Я не знал, что делать, и, признаться, здорово растерялся и струхнул — я четко знал, как поступить в бою, но в штормовом море… В штормовом море я чувствовал себя ни на что не способным мелкой и ничтожной сухопутной комахой.

Однако, услышав, о необходимости срочно рубить мешающие спасательной операции канаты, я оглянулся по сторонам и увидел топор. Одной рукой выхватил из специального крепления топор, ибо оказался к нему ближе других членов команды, и намертво вцепившись своей израненной рукой в первое попавшееся под руку удобное крепление оснастки, невзирая на пронзившую меня острую боль в плече, стал изо всех сил рубить все, что попадалось мне под глаза — а канатов всяких там было великое множество. От резкой боли из глаз брызнули слезы, но моего громкого стона в реве ветра никто не услышал, а слезы, не успев вытечь из глаз срывались с моего лица ураганным ветром, который будто бы слизывал их своим шершавым языком, сдирая вместе с кожей. Я, вскрикивая от боли и прилагаемых к рубке снастей усилий, отчаянно, раз за разом, исступленно, вонзал топор в канат или иную мешающую спасению тонущего на наших глазах моряка снасть.

Палуба ходила подо мной ходуном, качалась во всех направлениях одновременно, поэтому рубить было трудно. Я не всегда мог с первого раза попасть по цели — это вам не из гаубицы стрелять. Я с топором в одну сторону, а канаты уползают в другую, и палуба кренится куда угодно, но не туда, куда мне надо. Да еще брызгами воды ветер швыряется, попадая неизменно в глаза, перед которыми появляется застилающая обзор палубы пелена, сквозь которую ничего не видать при всем желании. И протереть глаза нечем: одна рука судорожно вцепилась в какое-то крепление, а другая — орудует топором. Ногами тоже не получилось бы, так как я ими буквально вцепился в залитую водяной пеной палубу нашей птички — «Колибри». Хоть бы себе ногу не перерубить в этой катавасии!

Шторм разошелся не на шутку, творилось нечто невообразимое. Дождевые облака, ставшие свидетелями этой трагической схватки, нависали над всеми нами: над грозным морем, над качающейся палубой яхты, над экипажем, спасающим своего товарища, и надо мной, стоящим на коленях, но не умоляющим о пощаде, а с помощью топора яростно освобождающего от смертельных пут борющегося из последних сил с морем, захлебывающегося горько-соленой водой матроса, никак не могущего утолить свою последнюю в жизни жажду. Однако, жажда жизни сильнее и должна победить. Не может быть по-другому, нет!!!

Невозможно было предсказать направление следующего один за другим крена палубы. Вперед — назад, влево или вправо — решал исключительно завывающий, безнадежно запутавшийся в снастях ветер, с каждой минутой все более и более набиравший сил и злости. Облака низко-низко клубились над нами, как будто Зевс на небесах курил свою небесную трубку, играючи выдыхая огромное количество клубящихся дымных облаков, периодически извергавших из своего темного и угрожающего нутра яркие, ослепляющие молнии, предваряющих басовитые раскаты грома — голос всерьез разозлившегося небесного божества. Низко летящие небеса норовили зацепить команду яхты и столкнуть в воду, которая в своем цвете все более набирала тяжелого свинца, а в отношении людей — хмурости и недоброжелательности. От той хрустально чистой, несущей успокоение воды, прозрачной, как слеза ребенка, призывающей окунуться в нее и возвратить украденную палящим солнцем свежесть тела и четкость восприятия окружающего мира, не осталось ровным счетом ничего, ни одной капли. И окатывало периодически меня такой темной холодной водой с головы до ног отнюдь не ласково, но я этого в горячке боя (а для нас это был настоящий бой) не замечал. Если бы не печальные происшествия, грозящие гибелью человека, окружающий нас морской пейзаж можно было и полюбить за всю его суровость и безудержность. Но эта страшная и опасная особенность отбивала всю охоту к романтическому или философскому восприятию бушующего моря.

Ветер нервничал и кричал на нас, беспокойные волны злились на непокорную яхту и упорных в своей борьбе людей, которых им, несмотря на бешеные усилия никак не удавалось победить и отправить на холодное дно кормить крабов. «Колибри» всякий раз изворачивалась и очередной раз выскальзывала из мокрых щупалец стихии. Болтанка достигала критической степени. Вот-вот суденышко захлебнется мутной водой, вот-вот. Уф, у меня аж дыханье забило, ну и нахлебался я водички — это меня опять обдало-накрыло…

Хрясь — что-то захрустев, сломалось. Господи, что это еще на нашу голову — но не видно. Ух, ты ж, опять окатило с головы до пят весьма освежающей и вмиг приносящей бодрость тела и четкость мысли водой из этой бескрайней и бездонной емкости.

Удар, еще удар, еще один, еще крепче! Аннет, каждый удар очередной водяной стены о борт «Колибри» все не достигал и не достигал своей разрушительной цели, не разбивал в щепки угрожающе, с натугой скрипящий корпус смелой яхты. Не смывал за борт ведущий борьбу за жизнь экипаж, каждый член которого мужественно подставлял волнам свою грудь, облипшую промокшей насквозь тельняшкой, занимаясь привычным трудом по управлению судном в критических условиях. Люди бросили перчатку Нептуну и вызвали его на дуэль.

Теперь все мы ожесточенно дрались с повелителем моря никогда не имевшимся у него оружием, имя которому: смелость, отвага и профессионализм. Страх был побежден товарищеской взаимопомощью и решительными, умелыми действиями сплоченного единой целью коллектива.

В который раз наклонившись, я заметил приближающуюся раззявленную пасть очередной волны и решил — больше не буду нагибаться — прогибаться и уклоняться от ударов, иначе не успею вовремя выполнить новую для меня работу: рубку канатов. Вот, не думал, что за несколько секунд освою такую редкую профессию. Но юморить некогда, не ко времени: руби, руби, руби, сжав челюсти, хватая воздух вперемешку с водяными брызгами судорожно открывающимся ртом, отплевываясь и захлебываясь водой, в которую я так в ясную тихую погоду любил всегда с плеском нырять, шумно и шутливо отфыркиваясь, выныривая, отдавая при этом ласковой воде жар, которым меня пропитало слепящее солнце. Да и когда это было, если вообще было — иная жизнь казалась нереальной.

Руби, руби, руби, Саня, руби, мать его, некогда заниматься воспоминаниями! Да я и не вспоминаю вовсе — это так, в секунду пролетает видение прошлого в сознании, контрастируя с окружающей сейчас меня пляской смерти ветра, кружащегося вокруг нас под ручку со вздымаемыми его движениями когда-то, совсем недавно, сонными и ленивыми водами приятно зеленоватого цвета.

Я, громко матерясь и ритмично вскрикивая от боли и предельного напряжения мышц, методично рубил и рубил.

Ну, вот, вроде бы все, что было надо — перерубил, совсем выбившись из сил, не чуя замлевшую от боли раненую руку и плечо. Рука нестерпимо болела какими-то ритмичными схватками, в такт набегающим все новым и новым шеренгам морских чудищ, норовящих проглотить меня со всеми потрохами.

Огромная масса воды, колышется в такт музыке пронзительно завывающих воздушных вихрей, лихо закручивающих мелкую морось в огромные комки, мелкие такие тучки, невидимой рукой Нептуна швыряемые нам в лица.

Вода была всюду — сверху вниз хлестал подоспевший проливной дождь, а снизу вверх тоже с силой хлестала морская вода, проникающая во все щели. Вода была на палубе, в небе, смешавшемся с морем, внизу — в самом море, состоявшем из одних волн, соединившихся с низколетящими и клубящимися облаками, которые, казалось, зачерпывали своими ладонями воду с пенящихся верхушек волн, отрывающихся порой от общей водяной массы.

Яхта удачно, назло Нептуну, перескакивала, перелетала с волны на волну, с гребня на гребень и никак не давалась в руки злым силам.

Правда, до спасения было еще далеко, но, по крайней мере, человек уже не изредка с неимоверным усилием выныривал за живительной порцией воздуха, а все время находился над поверхностью бушующего моря. Он держался за мачту и, понемногу перебирая руками, ни на секунду не выпуская спасательный круг, приближался к скрипящему под натиском стихии корпусу яхты. Другие члены команды подобрались поближе к тому месту, с которого удобнее всего было выловить из воды товарища и вытащить на борт. Один из матросов, обвязавшись канатом, и закрепив его конец каким-то быстрым морским узлом на вертикальном обломке мачты, готовился при необходимости прыгнуть в море, так как по всей видимости у смытого за борт силы явно кончались и он двигался с трудом, приближаясь все медленнее и медленнее. Только не понятно к чему: к спасению или к гибели? Было видно, что ко всем его бедам у него еще и разбита голова, очевидно, зацепило падающей мачтой, в рассеченной ране кровь, как и мои слезы, не успевала накопиться и смывалась бурной соленой водой.

Оказалось, что ко всем нашим неприятностям добавилась еще одна. Подобравшись к сломанной мачте для спасения утопающего, матросы обнаружили еще одного члена экипажа, которому падающей мачтой перебило ногу и он в бессознательном состоянии из-за болевого шока неподвижно лежал у самого края палубы и чудом не был смыт за борт одной из мощных волн. К счастью, его быстро удалось привести в сознание и канатами надежно зафиксировать, дабы не подвергать дополнительной опасности до прихода в Алушту.

Тонувший матрос что-то крикнул. Что — я не расслышал из-за свиста ветра в ушах и звука разбивающихся о палубу многотонных волн. Я, закончив свою работу, теперь, уцепившись за что-то, просто наблюдал за окончанием этой схватки человека с морем. Еще чем-то я вряд ли смог бы помочь — левую руку я основательно растревожил, разбередил уже в общем-то зажившие раны. На левую руку при всем желании я надеяться уже не мог — для работы в штормовых условиях, я уже это уяснил, нужны две — одной держишься, другой работаешь. Надо дать ей чуток отдохнуть. Не ожидал я от себя такой прыти с больной рукой. Вот что делают с людьми экстремальные ситуации.

Тем временем, привязавшийся к мачте матрос решительно, что — то отчаянно крикнув товарищам, прыгнул навстречу волнам к погибающему другу. Ему удалось допрыгнуть и сразу намертво обхватить того. Еще несколько минут и можно было с облегчением выдохнуть — моряк спасен, уже на палубе, за канат из воды были благополучно вытянуты оба храбреца. Рану тут же перевязали — она оказалась не тяжелой, но очень кровавой, видимо острой щепкой, как кинжалом, была рассечена правая бровь до самой границы волос. К тому же ране не позволяла затянуться вода, морской солью разъедающая рассеченное место. Спасибо Господу нашему за все чудесные спасения — я все спасения с этого плаванья стану считать чудом. Вырвать человека из цепких лап морской пучины без соизволения Всевышнего не возможно, нет… Однозначно, безо всяких сомнений.

Подгоняя наш кораблик все ближе и ближе к спасительной Алуште, волны продолжали дико и бессильно рычать, все выло и бурлило, клокотало, переваливалось через борта и палубу. Шторм постепенно достигал своего апогея, но нас своим максимумом так и не догнал, мы вырвались чудом, в последние мгновения, впрыгнули в последний вагон уходящей электрички, вывезшей нас в безопасное место.

Через пару часов, подгоняемые исключительно стремительным ветром и плотными волнами — основательно потрепанный кливер тоже, от греха подальше, пришлось снять, мы наконец-то добрались до причала в Алуште. Оказывается, Дмитрий — действительно ходячий гидрометцентр, прогноз его сбылся. Когда, усилием воли превозмогая боль в перетруженной во время борьбы со штормом раненой руке, я уносил девчонок в лодочный сарай, подоспела и «тяжелая артиллерия» — настоящий, с точки зрения Дмитрия, шторм. А, что же тогда мы испытали на себе в последние несколько часов, если не шторм, тяжело ранивший и чуть не потопивший нашу красавицу — яхту вместе с нами? Сейчас на море творилось вообще нечто невообразимо ужасное. Это мы, получается, пережили тренировочный шторм, так сказать, «детский», что ли? Только сейчас, увидев море в его настоящем гневе, я осознал, какой беды мы все избежали. Страшно представить, чем бы все это кончилось, если бы среди нас не оказалось народного метеоролога, поторопившего всех с возвращением в Алушту.

Девушки были полностью обессилены, даже лица позеленели немного. Они даже не отреагировали, что я надолго отлучался и выходил на палубу. И хорошо, пусть пока отдыхают, они и так в шоке.

Быстро разжег печку, и усадил красавиц возле нее, пусть обсыхают, пока переносил, они успели основательно промокнуть под дождем.

— Так, девушки, я вас оставлю ненадолго, — старался я пробиться к сознанию хоть одной из девушек.

— Саша, не уходи, — обхватила меня за шею Анастасия Станиславовна, тесно прильнув всем телом, — я очень боюсь и твоей сестре очень плохо.

— Успокойтесь, я побегу на дачу, возьму автомобиль, и пока не спустились сумерки, перевезу вас домой. Вам нельзя долго находиться в мокрой одежде, да и беспокоятся о нас. Потерпите, через полчаса я буду здесь с автомобилем и сухой одеждой. Я не стал объяснять, что еще должен организовать доставку раненых матросов в больницу для оказания медицинской помощи. Думаю, им впечатлений достаточно, слабовата еще психика у этих, в общем-то, изнеженных слугами и образом всей их жизни созданий прекрасной внешности. Потом, при необходимости, все узнают.

— Я буду ждать, мы будем ждать, возвращайся скорей.

Быстро бежать против штормового ветра, огромная трата сил, но я старался. Мама была взволнована не на шутку. Я ее успокоил, сказал, что с девочками все хорошо. Также попросил дозвониться куда надо, чтобы пострадавших доставили в ближайшее медицинское учреждение, в двух словах рассказав о морском происшествии и неимоверном сражении со стихией, добавив, что юные путешественницы всего не знают. Сухую одежду и плащи я засунул в прорезиненный мешок. Федор уже вывел «Скакуна» из гаража. Я не стал рисковать, пусть рулит автомобилем штатный шофер.

Девушек нашел там, где оставил. По небольшим лужицам возле них определил, что их продолжает мутить. Первой пытался растолкать Тамару, предложить переодеться. Безуспешно. Фиаско потерпел и с Анастасией Станиславовной. Ну, в самом деле, не переодевать же мне их самостоятельно!?

Не стал больше задумываться, просто завернул девчонок в плащи, и по очереди перенес в автомобиль. Федор порывался оказать мне помощь, но я ему запретил покидать автомобиль, поднявшийся ветер, мог натворить много бед, вплоть до опрокидывания нашего транспортного средства.

Заносить в дом девушек мне помогали слуги, возглавляемые Гавриилом Ивановичем.

— Мама, девушек обязательно нужно раздеть, и поместить в горячие ванны, — предложил я маме. — Потом насухо вытереть полотенцами, а затем все тело растереть спиртом, а вовнутрь заставить принять по рюмке коньяку. Думаю, их мутить уже перестало, да и нечем.

Мама, шепотом рассказав мне о том, что с пострадавшими моряками проблему она решила, все будет хорошо, помощь на подходе к пристани, и быстро ушла вслед за женщинами.

Позже, на следующий день я, под предлогом приобретения устойчивых навыков в управлении автомобилем, с щедрыми съестными подарками и денежными премиями, посетил всю команду и раненую яхту, навестил находившихся в лазарете пострадавших матросов, поблагодарив их за проявленной мужество от всей семьи. Конечно, мне было приятно услышать из их уст оценку и своих действий. В общем, расстались мы чрезвычайно обоюдно довольные.

Но это завтра, а сейчас заботу о Тамаре и Анастасии Станиславовне я переложил на плечи мамы, ведь мне самому нужно переодеться в сухую одежду, и погреться в горячей воде не помешает. Попадание под дождь всегда таит в себе опасность простуды, а мне не хочется щеголять перед дамами с красным носом, распухшим от выделений. Вот от приема коньяка я воздержусь, таблетки, выданные мне профессором Санаевым, еще пить не закончил, да и, если честно, тяги к коньяку не испытываю.

О-о-о, как приятно постоять под струями горячей воды. Каждая струйка ударяет в определенное место тела, я начинаю вертеться, подставляя под удары воды другие участки тела. Получаю легкий и приятный массаж. Затем вытираюсь полотенцем, растерев тело до красноты, заставив кровь быстрее бежать по кровеносным сосудам. Переодевшись, спустился в гостиную. По пути занес мокрую одежду на кухню. Она не сильно пострадала, но совсем промокла, до последней нитки, а также достаточно загрязнена. Прачка, знает, что нужно делать.

Мамы пока нет. Сейчас ей не до меня, сестру и гостью нужно привести в порядок. Я чувствую себя немного виноватым, ведь это я предложил морскую прогулку. Кто знал, что разразится шторм? Матросы нас обычно заранее ставят в известность, если возникают предпосылки к природному катаклизму. Они по каким-то народным приметам о приближении непогоды узнают. Сегодня о возможном шторме узнали в Судаке, и то, благодаря коленям Дмитрия. По большому счету все закончилось хорошо. Девушки не пострадали, это главное. Яхту крепко потрепало, но нас она из шторма на себе вынесла, а после непродолжительного ремонта и замены мачты будет как новенькая. Промокли все изрядно, и девушки находились во влажной одежде не более часа, думаю, простыть не успели, теплый май на дворе. А вот с очисткой желудка они потрудились отлично, хорошо, что я не подвержен влиянию качки, а то тоже бы провел обратный путь в обнимку с ведром.

— Как там наши мадемуазели? — поинтересовался я у мамы, после ужина, проведенного в полной тишине.

— Все хорошо. Напоила коньяком обеих, спят сейчас. Качка их вымотала основательно. Хотела спросить. Почему ты девушек привез в мокрой одежде? Ты с дома взял все необходимое, для переодевания. Они отказались переодеваться?

— Мама, девушки были неспособны самостоятельно, что-либо делать, до такой степени их укачало.

— Так помог бы. Или ты уже страшишься обнаженного женского тела? — внимательно следя за моей реакцией, сказала мама.

— Ничего я не страшусь, — мысленно ухмыльнулся я. Мама, что решила мне дополнительное тестирование устроить? — Просто соблюдаю нормы приличия. Допустим, помочь переодеться Тамаре, еще, куда ни шло, я ей брат. А вот с Анастасией Станиславовной, могли возникнуть проблемы. На следующий день, мы бы сгорали от стыда, ведь девушка не замужем, и нахождение в двусмысленной обстановке с молодым человеком, это удар по репутации. Да, и запутался бы я в этих завязках и шнурках

— Да, сынок, я вижу, что ты выздоравливаешь не только телом, но и душой. Заговорил о морали, и это похвально, значит, ты становишься сыном своего отца.

— Спасибо, мама, за похвалу, я и дальше буду стараться не доставлять вам с отцом неприятностей. Раз с нашими девчонками все хорошо, так может, откроешь мне тайну. Кто тебе поручил озаботиться судьбой племянницы?

— Я всегда знала, что у тебя светлая голова, Саша. Докопался до истины. Да, Анастасия Станиславовна доводится мне племянницей, пусть и дальней. Когда она поступила учиться в институт в Симферополе, то мне написала приватное письмо Её Величество императрица Маргарита ІІ. Двадцать семь лет назад я была представлена ей, когда награждали твоего отца за личную храбрость, проявленную в боях с турками на Кавказе. В письме она просила прибыть меня в Москву инкогнито и встретиться с ней, дала мне адреса, где мы сможем переговорить без лишних глаз и ушей.

Под видом обеспеченной мещанки я отправилась в Москву. Поселилась в дешевой гостинице на окраине столицы. Я хоть и не часто там бывала, но знакомых у меня много, не хотелось объяснять им причину нахождения в Москве, да и в не совсем обычном виде. Встретились с императрицей на второй день, я ей сообщила о приезде по телефону. То, что говорила я тебе об Анастасии Станиславовне, мне рассказала ее мать. Она просила присмотреть за дочерью. Я приняла на себя сей нелегкий труд. Возвратившись в Симферополь, я все рассказала твоему отцу. Как ты знаешь, твой отец очень выдержанный человек, но одно упоминание о муже императрицы, вызвало у него неописуемый гнев. Отец долго ругался. За сколько лет совместной жизни я не слышала от него ни единственного матерного слова, а в том случае, словно плотину прорвало. Успокоившись, твой отец объяснил истинную причину своего негодования. Оказывается в ту войну муж императрицы, Станислав Леонидович, возомнил себя великим полководцем, отправил в наступление на турок два пехотных полка. Само наступление не было подготовлено, позиции русских войск были невыгодные, а оборона у турок крепкая, насыщена артиллерией. В безумной атаке большая часть полков полегла, на исходные рубежи вернулись жалкие остатки, и то благодаря твоему отцу, сумевшему вывести свой артиллерийский полк непосредственно на поле боя и поставить мощный заградительный огонь. За это его наградили орденом ЕкатериныІ степени. После награждения в Москве твой отец чуть не набил лицо Станиславу Леонидовичу. Поэтому мы вместо губернаторства в Москве возглавили Южную губернию, о чем ни разу твой отец не сожалел и я вместе с ним. Находясь далеко от трона, чувствуем себя в большей безопасности.

— Да, наша семья полна тайн! У кого в голове возникла идея о моем сближении с Её Высочеством?

— Каюсь, Саша, все это моих рук дело. Девушки живут рядом с институтом в очень приличном доме. Жить в резиденции губернатора напрочь отказались обе. Видишь ли, они уже достаточно взрослые, чтобы находиться вдали от родителей. Хорошо хоть служанок своих взяли. Так вот, бывая у девушек с визитами, я им рассказывала о тебе, вызывала живой интерес. Через год Анастасия Станиславовна, при моем появлении у них в гостях, интересовалась в первую очередь тобой, а потом всем остальным. Скажу прямо, она очень болезненно реагировала на твои выходки в обществе. А когда узнала о твоем ранении, ежедневно молилась в храме Рождества Пресвятой богородицы за твое исцеление.

— Молилась одна, а примчалась выхаживать другая — Екатерина Матвеевна Быкова, — задумчиво произнес я.

— Знаешь, для всех нас ее появление возле тебя стало настоящим шоком. Я наперечет знала всех дам, с которыми ты общался, и вдруг неизвестно откуда появляется Екатерина. Я даже подумала, что это твоя тайная любовь. А после того, как ты ее погнал из госпиталя, поговорила с девушкой. Впечатлительная и до предела наивная особа. Решила выходить тебя и женить на себе, надоело ей в купеческих дочках обретаться, желает ближе к императорскому трону перебраться. После твоей ей отставки переехала учиться в Московский медицинский институт, станет врачом общей практики, с хирургией у Екатерины не заладилось. С Анастасией Станиславовной, как я заметила, все получилось. Девочка от тебя без ума. И ты с ней ведешь себя достойно. Завтра, когда девушки придут в себя, никаких поездок. Исключительно покой, и еще раз покой.

— Как прикажите, ваше сиятельство, — поклонился маме.

— Иди уже, забирайся в постель, ты тоже вымотан, хотя стараешься не подавать вида. Ранение еще напоминает о себе, силы полностью не восстановлены.

Мама оказалась права. Забравшись под одеяло, я моментально уснул.

Утро у меня прошло, как обычно. Начал тренировкой и закончил умыванием. Шторм, бушевавший всю ночь, к утру закончился. На море наступил полнейший штиль. Пробегая аллеями парка, я заметил несколько обломанных толстых веток на деревьях. Стихия не пощадила и наш парк. Представляю, если бы наша дача находилась непосредственно на берегу или мы бы вовремя не проскочили «детский» шторм и попали по-взрослому! Однозначно, парк давно бы переломали ветры, и мы сожгли бы в печках экзотические экземпляры деревьев. А так, Бог миловал. Десяток сломанных веток не критично.

Свежим и бодрым спустился к завтраку. Через пять минут появилась мама, а чуть позже девушки.

— Доброе утро, «ундины», надеюсь, вы пребываете в добром здравии и в прекрасном настроении, — приветствовал я девушек стоя, — посмотрите, какое чудесное утро за окном, светит солнце, щебечут птицы.

— Извините нас, Александр Васильевич, чувствуем мы себя отвратительно, голова раскалывается, все мышцы болят, и очень кушать хочется, — призналась Её Высочество. — Если нас сейчас не покормят, то две разъяренные девушки уйдут на кухню и устроят там поедание запасов.

— Да-да, братец, я согласна с Анастасией, мы голодные, как две волчицы, и довел нас до такого состояния ты, — сверкнула глазами Тамара.

— Позвольте, но стихия неподвластна человеку! — возмутился я.

— Надо было покушать в каюте, как я предлагала, — продолжила возмущаться сестра, — и отправляться обратно. — Так нет же, тебе с Анастасией Станиславовной захотелось подняться на скалу, там пообниматься и покушать. Обратный путь прошел для меня словно в тумане, я ничего толком не помню. Надеюсь, ты не воспользовался беспомощным состоянием двух девушек?

— Сестрица, за кого ты меня принимаешь?

— За нормального и ответственного брата, который, подобно наседке возле цыплят носился с нами. А предыдущая фраза была шуткой, очень корявой, надо сказать, и неуместной, согласна, признаю.

— Тамара, ты несправедлива к Александру Васильевичу, он о нас проявлял заботу, — вступилась за меня Её Высочество. — Без его участия, мы бы совершенно оказались бы разбитыми еще до прибытия в Алушту. Он нас на руках носил, между прочим.

— Если на руках, тогда, да, я неправа, брат, прими мои извинения.

— Извинения приняты, и есть предложение приступить к завтраку, кто-то здесь подавал заявку на поедания быка. Или это мне послышалось?

Не послышалось и не привиделось. Тамара и Анастасия Станиславовна, очистили свои тарелки мигом и попросили добавки. Когда очередная порция говяжьих отбивных с гарниром была уничтожена, а девчонки голодными глазами окидывали стол, мама приказала подать чай с теплыми булочками. Чай мне достался, а за булочками мне нужно было тянуться на другой край стола. Девушки блюдо поставили между собой и кушали булочки с удивительной скоростью. Ничего пережду нападение жора на представительниц прекрасного пола в одной, отдельно взятой семье.

— Мама и мадемуазели, приглашаю совершить прогулку в парк, — предложил я дамам, когда они наконец-то вышли из-за стола. — Подышим свежим воздухом, полюбуемся тихим морем.

— Сашка, давай без моря, от одного воспоминания мне дурно становится, — скривила губы Тамара.

— Мне несмотря ни на что, наша вчерашняя прогулка понравилась, — тихо сказала Анастасия Станиславовна.

— Конечно, понравилась. На вершине скалы в Судаке с Сашкой обнималась, а потом в каюте вместе со мной дрожала и прижималась к брату. А потом он тебя еще и на руках носил.

— Сестренка, а ты не забыла, что и тебя я на руках носил, и тебя перепуганную и дрожащую, обнимал и успокаивал.

— Все-все сдаюсь, — примиряюще подняла руки Тамара, — а то наша гостья так густо покраснела, как бы шляпка не вспыхнула от этого.

— Доченька, а у тебя язычок острый, я бы рекомендовала тебя, думать, прежде чем что-то говорить, — вмешалась в разговор мама, — ты своими репликами, засмущала Анастасию Станиславовну. — Если и побывала она в объятиях твоего брата, то исключительно по стечению обстоятельств.(Ну графья, ну чуткие, воспитанные люди и страшно тактичные, Коля, ты бы немного подправил все эти диалоги, очень много внимания им, как-то даже стыдновато за них мне, ведут себя как портовые торговки или белошвейки, максимум, а то и хуже)

Так, переговариваясь, дошли до поляны, расположенной в самом дальнем краю нашего парка. Никто не устал, но удобные скамейки, обращенные в сторону моря, как бы приглашали нас присесть. Я оказался на одной скамейке с Её Высочеством.

— Александр Васильевич, согласитесь, море после шторма выглядит чудесно, — заявила Анастасия Станиславовна. — Я не буду возражать, если вы пригласите меня вновь совершить прогулку на яхте.

— Водные прогулки мы оставим на более позднее время, а завтра давайте дамы совершим конную прогулку на Белую скалу (в моем времени ее называли

Ай-Петри), — предложил я девушкам и маме. — Уедем на целый день, устроим там пикник, пожарим на костре мясо. Согласны?

— Это, молодые люди, без моего участия, — запротестовала мама, — я уже отвыкла седеть в седле.

— Да, брат, а нельзя ли где-нибудь поблизости провести пикник? — спросила сестра, — тащится в такую даль, чтобы съесть кусок недожаренного мяса, мне кажется излишнее.

— Тома, а как же романтика? Стоит свист в ушах от быстрой скачки. Сильный ветер раскачивает фигуры, находящиеся на вершине скалы, а у ног покорителей этой вершины весь мир.

— Допустим, гнать лошадей ты не позволишь, чтобы никто не свернул себе шею. К обрыву тоже не подпустишь. А с ветром и здесь нормально.

— Я правильно тебя понял, ты остаешься дома?

— Не предоставлю я тебе такого удовольствия, из вредности поеду с вами, — заявила Тамара и топнула ногой.

Когда вернулись в усадьбу, я приказал Клавдии Захаровне замариновать килограмма два свиного мяса, рассказал какие приправы для этого использовать. Увидел в глазах поварихи удивление. Также приказал на завтра приготовить корзину с провизией из расчета на троих человек. О количестве я не беспокоился, Клавдия Захаровна всегда грузит продукты в корзину с большим запасом.

Возвратившись с поездки к нашей морской команде, о чем я уже поведал, я отправился в библиотеку, намеревался написать техническое задание по совершенствованию пушки Плахова. Задумки есть, вот их и нужно воплотить в жизнь. Два часа мне дали поработать спокойно, а потом появилась сестрица.

— Вот, где ты от нас спрятался? — обрадовалась Тамара, — а мы по всему дому его ищем. — Спасибо, Гавриил Иванович сказал, что ты находишься в библиотеке. И долго ты будешь бумагами заниматься? Нам скучно.

— Знаешь ли, сестричка, некоторые люди еще и работают. Вот, странно, да? Но ладно, иди в гостиную, я скоро буду.

— И почитаешь нам новую сказку?

— Новую сказку я вам почитаю и спою, но только после ужина. Наберитесь терпения, договорились? А великовозрастные девицы что, не могут обходиться без культурной программы и развлечений, — меня эти постоянные инфантильные капризы, слегка переходящие в нытье, начинали раздражать, — может, книги почитаете, музицированием займетесь, рукоделием, а?

— Не будь таким букой, в кои веки встретились в теплой домашней обстановке. А ужина долго ждать, — надула губы сестра. — А как она называется, сказка новая твоя?

— Иди уже, дай серьезное дело завершить, все узнаешь вечером. Иди, иди, думаю, и для меня вы можете разучить и совместно исполнить песню, я был бы очень этому рад. Неужели не хочешь родному брату сделать подарок в такой форме?

— Анастасии сказал бы название, — продолжала надоедать Тома, ну что ты ей сделаешь, уже и ласково и на грани фола, так сказать, объяснял — ноль реакции на мои намеки и откровенно высказанные просьбы, что за детский сад.

— Она, как человек вежливый и хорошо воспитанный, не спрашивает, и я не говорю, может быть я хочу сюрпризом вам что-то рассказать. Ну, что ты, Томка, за человек? Порой безмерно меня удивляешь своей инфантильностью, пора замуж выходить, а в твоей голове сплошной ветер и ни капли желания поработать над собой, стыдоба!!! Чем ты раньше уйдешь, тем я раньше закончу, и смогу уделить вам внимание.

После этих слов Тамара словно испарилась. Я еще раз перечитал техническое задание, пересмотрел прилагаемые рисунки-схемы. Намеченную на сегодня работу я выполнил. Отправился, к ожидающим меня девушкам. Не скажу, что их общество мне в тягость, но из утвержденного мной плана работ на месяц начинаю выбиваться. Да и сестра становится иногда несносной.

Зайдя в гостиную, застал сестру за фортепиано. Она уже в который раз пытается правильно сыграть песенку «Летящий дирижабль» популярного автора песен и музыки, Виктора Снегова. До пения дело еще не дошло, не удается сестре пока чисто сыграть мелодию.

— О, Сашка, выдай нам «Дирижабль», у меня что-то не получается, — призывно посмотрев на меня, предложила Тамара.

Развлекать, так развлекать, ладно, так и быть, но кто бы меня самого развлек — произвольно возникли мысли об услугах мадам Мишель, а что я, монах, что ли? Вначале сыграл и спел «Летящий дирижабль», затем «Березу на ветру», «Васильковое поле» этого же автора. Потом, в полной тишине сыграл «Лунную сонату» Бетховена и «Полонез Огинского». От расспросов меня спас Гавриил Иванович, доложивший, что стол к обеду накрыт. Я понимал, что передышка у меня временная, и после обеда мама с девушками приступят к «пыткам». Пока ел, пытался выдумать правдоподобную историю, появления в моем репертуаре прозвучавших композиций. А, ладно, буду все списывать на контузию. Звучит в голове музыка, я ее играю. Только, мне кажется, нельзя афишировать это за пределами семьи. Вдруг недоброжелатели, услышав подобные заявления, отправят на медицинскую комиссию, и меня признают не совсем здоровым, проще говоря — душевнобольным, со всеми вытекающими последствиями.

На послеобеденную прогулку в парк я отправился с Анастасией Станиславовной. Мама оставила Тамару в доме, как я полагаю умышленно, хочет дать мне возможность пообщаться с девушкой наедине. Ну, мама, ну сваха!

Пока шли к поляне, на которой мы побывали утром, я не умолкал ни на секунду. Читал Анастасии стихи Сухого, между ними вклинил пару вещей Есенина, рассказывал анекдоты, одним словом, пытался обратить на себя внимание, и по возможности создать хорошее настроение. Признаюсь, мне было очень приятно находиться в обществе Анастасии Станиславовны, и делал это я не по просьбе мамы, а по собственному желанию. Не могу объяснить точно и уверенно, но в моей душе к девушке начало появляться какое-то новое необъяснимое чувство. Подобного ранее со мной не было. Может, это появляются симптомы влюбленности? Первые признаки появились вчера вечером, когда я нес ее на руках. Честно сказать, я испугался, подумал, что во мне просыпается те, старые, не самые лучшие черты характера, циничного охотника за женскими прелестями. Но прислушавшись к себе, понял, что это далеко не так, и словно камень с души упал.

— Александр Васильевич, вам нравится жить в Алуште? — спросила Анастасия Станиславовна, усевшись на скамеечку.

— Я здесь только для поправки здоровья. Приведу его в порядок, отправлюсь за новым назначением, турок мы не победили, они продолжают нам активно докучать и явно угрожают Отечеству.

— А заботитесь обо мне и о сестре только по повелению родителей?

— Я не из тех, кого можно заставить, что-либо делать против его воли. Общение с вами и сестрой доставляет мне удовольствие, и вы вольны располагать мной на весь период вашего пребывания в нашем доме.

— Вы, знаете, я о вас слышала много разных гадостей и боялась встречи с вами. Репутация ваша, скажу прямо, очень и очень далека от нормальной. Познакомившись, я поняла, что глубоко ошибалась, поверив слухам.

— Все, что вы слышали обо мне ранее — к сожалению, чистейшая правда, может кто-то от себя немного добавил, не суть важно. К счастью, все это в прошлом. Сам удивляюсь. Как я мог позволить себе вести такой образ жизни? От таких воспоминаний на душе становится противно и гадко.

— Не наговаривайте на себя. За дни нашего знакомства, я увидела вас настоящего, а не того, о ком судачили на каждом углу в Симферополе.

— Все течет, все меняется, и люди в том числе.

— Если верить словам вашей сестры, то вы изменились очень сильно. Но больше всего мне нравится, что вы общаетесь со мной, как с обыкновенной девушкой, не подчеркиваете мою причастность к императорской семье.

— Мне приятно говорить с вами, приятно доставлять вам удовольствие чтением стихов, пением песен, чтением сказок и игрой на фортепиано. И не важно, к какой семье вы принадлежите, главное, что вы хороший и добрый человек, поверьте, я это чувствую сердцем.

— Когда же ваше сердце это почувствовало впервые? — внимательно глядя мне в глаза, с улыбкой поинтересовалась девушка.

— Впервые — на стрельбах, соприкоснувшись с вами. А потом на яхте и в лодочном сарае. Вы так крепко обхватили меня за шею, наши лица находились так близко, что я только усилием воли заставил себя отстраниться от вас. Извините за бестактность, которую скажу, но я вас там чуть не поцеловал, стараясь избавить от страха.

— Как жаль, что я была тогда не в лучшем состоянии, и не смогла увидеть все ваши намерения.

— Анастасия Станиславовна, расскажите о своей учебе в институте, о себе, мне очень интересно — попросил я, стараясь сменить тему беседы, так как чувствовал, что могу зайти далеко в своих рассуждениях, и, набравшись смелости, поцеловать девушку.

— Что рассказывать? Выбор учебного заведения за меня сделала мать. Мои старшие сестры, учились в Москве, стали математиками, учителями языка и литературы. Самая старшая сестра — Людмила, постоянно находится рядом с императрицей, перенимает опыт управления государством, ведь ей предстоит наследовать трон. На декабрь этого года запланирована ее свадьба. Возьмет себе в мужья молодого человека — Григория, из баронского рода Кружилиных, живущего в Сибири.

Варвара и Дарья, тоже невесты на выданье, но мать и отец пока не определились, с кем бы хотели породниться. За границу сестры выходить замуж категорически отказываются.

Брат Сергей, окончил морское училище и отправился служить в Заокеанскую Америку. Вырос в чине, занял должность заместителя командующего военно-морской базой. Кстати, жену себе подобрал из местных. Не в смысле из коренного населения, а из переселенцев. Родители Амалии родом из Франции.

Мне же мать наказала стать хорошим хирургом, чтобы я могла приносить людям пользу. Учиться мне нравится, особенно осознавая, что в будущем мои знания будут полезны. Попав в стены института, я познакомилась с вашей сестрой, а чуть позже с вашими родителями. Они мне понравились.

Когда началась война, мы с Тамарой планировали поступить в какой-нибудь госпиталь сестрами милосердия, чтобы помогать раненым. Однако ваша матушка смогла нас убедить, что больше пользы от нас будет, когда мы закончим полноценное обучение. И, знаете, Ирина Анатольевна не взывала к нашей совести, не говорила каких-то громких речей, она просто рассказала несколько давних историй. Тогда тоже была война с турками, и она сама намеревалась поступить на службу в госпиталь. Но умные люди ей подсказали иное направление деятельности. Ваша матушка занялась благотворительностью и сбором пожертвований для нужд госпиталей. Благодаря ее усилиям, госпитали Москвы недостатка в лекарствах и медицинских инструментах не испытывали.

— Да, моя мама умеет быть убедительной.

— И Василий Михайлович ей под стать. Это он убедил меня приехать в Алушту. У нас в институте возникла пауза в занятиях и я не знала чем себя занять целую неделю, если честно, пауза, кстати, от наук голова пухнет. Ехать в Москву у меня желания нет. Что я там буду делать? За многие годы отсутствия родительский дом стал для меня чужим.

— Извините, за бестактный вопрос. Что стало причиной случившегося?

— Мне право неловко это вам говорить, я об этом никому не говорила, даже матери не сказала, а вам открою тайну. Знаю, вы никого в нее не посвятите. Я часто носилась по дворцу. Что взять с маленькой, подвижной семилетней девчонки? От нянек я постоянно пряталась, это была своеобразная игра. В тот день я тоже играла. Решила спрятаться в кабинете отца, там меня точно никто найти не смог бы, ведь без доклада в кабинет мужа императрицы вход строго ограничен. Заскочила в незакрытую дверь и застала отца и баронессу, не буду упоминать ее имя, в очень пикантном положении. Отец был вне себя от ярости. Наградил он меня несколькими хлесткими пощечинами и вытолкал из кабинета. После этого меня удалили из дворца. Какие там кипели страсти, я из-за возраста не понимала. Это уже повзрослев, смогла все понять и сделать выводы. Такая вот у меня не совсем веселая история. Дайте мне слово, что сохраните в тайне, сказанное мною.

— Даю слово офицера.

— Не могу объяснить, почему, но я вам верю. Вы никогда не предадите, и никогда не используете информацию во вред мне.

— В роду Вороновых никогда не было предателей.

— Я это знаю. А вот когда в роду Вороновых появились композиторы?

— Не знаю о таких. Все мужчины нашего рода посвятили свои жизни служению Отечеству, избрав военную стезю. Я, как и отец, стал артиллеристом. Дед мой, в прошлом, был кавалеристом. Прадед командовал пехотной дивизией.

— Откуда тогда в вашем репертуаре появились неизвестные музыкальные произведения? Ни я, ни ваши родные их ранее не слышали.

— Анастасия Станиславовна, прошу вас, только не смейтесь, и не подумайте, что я повредился рассудком. Неизвестные вам песни, стихи и мелодии, звучат в моей голове. Это случилось после ранения. Кто автор этих произведений я не знаю. Чтобы все это вам было легче воспринимать — просто считайте, что композитором и автором текстов песен являюсь я. Вот и все решение проблемы. Даю слово, что в плагиате меня никто обвинять не будет, уверяю вас.

— А если их услышит кто-то другой.

— Во-первых, я играю, пою, рассказываю и читаю только для семьи и для вас. А во-вторых, повторюсь: в плагиате меня никто обвинять не будет. Ну, находит меня Божье озарение, появился чудесным образом талант! А что, я не могу быть творческой личностью. Все вопросы, возникающие по этому поводу, я считаю, несомненно произрастают из моей прежней репутации беспутного человека. Все, с прежним покончено. Неужели мой новый образ вам не нравится?

— Ну почему же, — смущаясь, опустив глаза, сказала девушка, — нравитесь, — и, помолчав несколько секунд, как бы решаясь на поступок, продолжила. — Очень. Вы, правда, меня причисляете к своей семье? — тут же, поспешно изменив направление беседы, спросила она.

— Да. Вы дружны с моей сестрой, с уважением относитесь к моим родителям.

— А лично вы, как ко мне относитесь?

— С большим уважением и искренней симпатией. Вы очаровательная девушка, я вами восхищаюсь, мне очень нравится быть рядом с вами и вы сами — очень мне по душе.

Больше, не говоря ни слова, я обнял Анастасию Станиславовну и, не удержавшись, ибо это было уже сверх моих сил, жадно впился в ее губы поцелуем. Она мне с готовностью, но стыдливо ответила, однако весьма неумело — сразу видно: опыта у девушки нет совершенно. Наш сладкий поцелуй длился долго. Девушка совсем разомлела в моих объятиях и я их разомкнул, лишь когда почувствовал, что нам недостает воздуха. Мы жадно вздохнув, с восхищением посмотрели друг другу в глаза, непроизвольно почти вплотную приблизив их.

— Мы же никому не расскажем о нашем поцелуе? — после непродолжительной и восхитительной паузы, весело сказала Её Высочество. — Мне понравилось, если честно, но повторять сегодня не станем, подождем до завтра. Да и возвращаться в дом пора, чтобы не вызвать беспокойство у ваших родных, хорошо?

После ужина я играл «Бременских музыкантов», назвав «Историей бродячего трубадура». В детстве у меня была магнитофонная кассета «Бременских музыкантов» в исполнении Олега Онуфриева, я ее выучил наизусть, поэтому воспроизвести удалось все в полном объеме. Я пел все партии в лицах, пересказывал текст и следил за реакцией слушателей. После слов: «Нам дворцов, заманчивые своды, не заменять никогда свободы», мама и девушки устроили мне настоящую овацию и, не сговариваясь все вместе расцеловали.

В отличном настроении все разошлись по своим комнатам, время позднее.

Поездку на пикник доведется отложить, констатировал я неизбежный факт, наматывая очередной круг по парку, под аккомпанемент довольно сильного дождя. В непромокаемом плаще бегать не очень комфортно. Вчера вечером я не заметил, как собрались пузатые цистерны дождевых туч, полные необходимой земле водой — был невнимателен и занят нашей гостьей. И вот сегодня вынужден признать, что поездка откладывается на неопределенное время, ведь подняться на скалу непросто в сухую погоду, а после дождя об этом лучше и не мечтать. Жаль, и мясо уже замариновано, и я обещал девушкам вкуснейшее блюдо. Собственно, почему бы на кухне не приготовить? Печь там большая, треногу я найду. Шампуры у нас есть. Решено. Накроем стол на террасе, она имеет крышу, дождь туда не попадает. В следующий раз побываем на скале, никуда она от нас не денется.

Девушки тоже разочаровались погодой, что сказалось на их аппетите за завтраком. Сестренка поковырялась в тарелке и не стала есть. Выпила кофе с рогаликом, тем и ограничилась. Анастасия Станиславовна менее эмоционально восприняла ухудшение погоды, но часто вздыхала.

— Девушки, а давайте устроим пикник на террасе, — предложил я. — Там сухо. Поставим стол и стулья, места хватит.

— Где костер разведешь? — поинтересовалась Тамара, — там полы деревянные.

— Костер будет гореть в печи. Там приготовлю мясо. Обещаю, будет вкусно, вы еще и добавку попросите.

— Готовить сам будешь? — осведомилась мама.

— Отдай мясо для шашлыка женщине, и она испортит шашлык, — с улыбкой пошутил я. — Конечно, сам, это никому не доверю, даже нашей мастерице Клавдии Захаровне. Самый вкусный шашлык может приготовить только мужчина. Представляете, кусочки сочного мяса, одетые на шампур с кусочками сала и овощей, поджариваются на чуть розовых древесных углях, источая непередаваемый по аромату запах. Готовый продукт выкладывается на большое блюдо, посыпается мелко порезанной зеленью петрушки. К мясу подается специальный острый соус из помидор, перца и гвоздики. Вы берете нежнейший кусочек мяса, погружаете в соус, а затем отправляете в рот, вместе с кусочком пресной лепешки. Ум-м, вкуснотища!!!

— Александр Васильевич, я вас очень прошу, прекратите этот вкусный рассказ, — взмолилась Её Высочество, — наше терпение не беспредельное.

— Все замолкаю, обед на террасе в обычное время. Я распоряжусь, туда принесут мебель.

До обеда было много времени, но я не стал откладывать приготовления к кулинарному священнодейству. С помощью Гавриила Ивановича собрал внушительную вязанку сухих фруктовых поленьев. От углей, полученных от них, не будет противного смолистого запаха, один лишь специфический аромат. Затем долго третировал Клавдию Захаровну, подбирая специи для томатного соуса, приготовлением которого займусь непосредственно перед подачей на стол, чтобы он не потерял свежести. Маринованное мясо я порезал на более мелкие кусочки. Приготовил кусочки свиного сала с мясными прожилками. Помыл и сложил десяток помидоров одного размера.

Если опустить весь процесс приготовления шашлыков, а он, несомненно вкусен и интересен, скажу так. Все были очень довольны, а меня наградили похвалой, которую я с благодарностью принял.

Вечером я рассказывал сказку «Русалочка». Да, не учел, что сестра и Анастасия Станиславовна могут принять сказку близко к сердцу. Обе рыдали, даже у мамы глаза были на мокром месте. Наверное, надо подбирать другие, более веселые сказки.

Как ни печально, но и последующие дни прогулки на природе, по причине зарядивших нудных, серых дождей, организовать не получилось. Я, грешным делом, подумал, что небеса разверзлись, и кто-то там наверху решил излить на землю все излишки воды, там накопившиеся.

Делать было нечего и я целыми днями развлекал девушек чтением вслух рыцарского романа Генри Стивенсона «Приключения рыцаря Ричарда». По вечерам играл, преимущественно вещи Смирницкого, у него больше произведений лирического содержания.

Незаметно подкралась суббота. Сегодня вечером приедет отец, а завтра все уедут в Симферополь, в том числе и Анастасия. Мы больше не целовались, и не потому, что не хотели, просто не было возможности остаться наедине. Пробираться в ее комнату я даже не мыслил.

Я спрашивал себя. Правильно ли я поступаю, пытаясь завоевать расположение девушки? И сам же себе правдиво отвечал. Ты, Александр Васильевич, признайся себе откровенно, запала девушка тебе в душу, очаровала тебя за такое короткое время. Влюбился, ты штабс-капитан, влюбился.

Примерно так же у меня произошло в прошлой жизни. Случайно встретил в поезде молодую и красивую девушку Светлану. Я тогда возвращался из Саратова в свою часть, где командовал ротой «Гвоздик». Нам, оказалось, по пути. Неделя встреч, и заведующая терапевтическим отделением города N стала госпожой Литвиновой. Затем были скитания по стране, неустроенность жизни. Некоторое время были проблемы с деньгами. И, как подарок, мое поступление в академию. Нам предоставили служебное жилье. Нормальная трехкомнатная квартира, правда, с казенной мебелью. Светлана нашла себе место работы по специальности в частной клинике. Там же познакомилась со своим будущим мужем, он спонсировал клинику. Бывшую жену я ни в чем не обвиняю и не упрекаю, она женщина порядочная. Изменять мне не решилась, просто в один прекрасный день пришла домой и откровенно заявила о намерении развестись со мной, так как полюбила другого. Никаких скандалов, расстались цивилизовано. Светлана собрала свои вещи и уехала в загородный дом бизнесмена, оставив мне на всякий случай номер телефона. Случай не подвернулся, я погиб в Сирии. Вряд ли что-то там от меня осталось, разве, что набор костей и пара метров измочаленной в куски шкуры. Вот это досталось моим родителям. Не представляю, как они перенесли мою гибель.

Все, прочь-прочь грустные мысли, у меня все будет хорошо, и расстаемся мы с Анастасией на короткое время. Поправлюсь, обоснуюсь на время в Симферополе, сможем встречаться, если она этого пожелает.

Приехавший отец поделился новостями, о которых по радио не сообщают. Франция накачивает турецкую группировку на Кавказе новой артиллерией и стрелковым оружием. По прогнозам военных разведчиков, через пару месяцев можно ожидать крупного наступления в этом регионе. Также предполагается, что в наступлении может принять участие экспедиционный корпус французской армии. По словам отца, Франция осознано идет на обострение отношений с Россией, и все из-за наших тесных торговых взаимосвязей с Германской империей и Великобританией. Императрица и ее кабинет ведут консультации и переговоры с потенциальными союзниками, но германцы и британцы очень осторожны, отвечают уклончиво, поскольку агрессии в отношении себя не испытывают и чужие проблемы их не волнуют.

После ужина я снова дал импровизированный сольный концерт. Ничего нового и незнакомого не исполнял, играл все, что уже слышали родные. Анастасия Станиславовна, ловила каждый мой взгляд, слушала каждое мое слово, и я видел, что она от этого получает удовольствие. Я отвечал ей взаимностью.

Под конец своего выступления я исполнил песню «Твои зеленые глаза», которую так душевно пели братья Исмоиловы в моем времени. В той прошлой жизни я неоднократно пел эту песню, что поделать, нравится мне она. А сейчас как раз в тему, ведь у девушки красивые зеленые глаза. Не сводил глаз с Анастасии, ведь я пел для нее, и о ней. Как бы девушка не истолковала песню, но я хотел выразить чувства, которые к ней испытываю. Её Высочество, с первых слов песни, немигающим взглядом удивленно распахнутых глаз, смотрела на меня. Я заметил, как ее прекрасные глаза начали наполняться слезами, и она пыталась сдержаться. Но видно с эмоциями совладать не смогла, слезы двумя ручьями потекли по щекам. Последние аккорды песни Анастасия не слышала, она убежала из гостиной вместе с Тамарой, а я проводил их взглядом.

— Александр, объясни нам, пожалуйста, что это сейчас здесь произошло? — возмущенно произнес отец.

— Звучали слова правды отец, настоящей правды, — повернулся я лицом к отцу.

— Ты, сынок, довел всех до слез, — растроганно сказала мама, утирая глаза. — Я не знала, что в твоем репертуаре есть такая трогательная песня. Ты девочку просто придавил своим признанием, да еще в нашем присутствии.

— Дорогие мои родители, что хотите, думайте обо мне, но пел я душой и сердцем, в котором помимо вас, моей семьи, нашлось достойное место для Анастасии Станиславовны.

Я поднялся и в крайнем волнении торопливо вышел на террасу, резко, со скрипом, отодвинув стул. Нервно закурил папиросу. Мне нужно было успокоиться, а то разволновался, как малолетка, после первого поцелуя с одноклассницей.

Рядом со мной задымил папиросой отец.

— Что намерен предпринять? — не меняя позы, спросил отец.

— В смысле?

— В смысле: в смысле? Что будешь с Анастасией делать?

— Ничего плохого. Просто любить.

— И как долго?

— Пока буду жив, да и на том свете постараюсь.

— Все так серьезно?

— Для меня — да. Она для меня единственная и неповторимая.

— Вот так сразу, за неделю знакомства определился?

— Ты за мамой ухаживал три дня. Она мне все рассказала. Живете вместе уже четверть века и не разочаровались друг в друге, любовь не угасла.

— А если Анастасия даст тебе отставку?

— Даже если такое случится, то для другой девушки в моем сердце места нет. Я буду любить ее всю оставшуюся жизнь.

— А наследник графского титула? Он из воздуха не появится.

— Дети в семье рождаются от любви между супругами, а обзавестись наследником можно затащив в постель более-менее подходящую для этого особу из нашего сословия.

— Жестко сказал, Александр, но правдиво. Не разлюбишь Анастасию?

— Два месяца назад, я бы не задумывался ни на минуту, постарался бы быстрее ее затащить в постель. А потом будь, что будет. А сейчас я окружающий мир воспринимаю по-иному.

— Александр, я сейчас скажу страшные слова, не прими их превратно. Я благодарен тому, турецкому, осколку, угодившему тебе в голову. Он смог встряхнуть мозги в твоей буйной головушке и поставить их на правильное место. Это не только я заметил, но и твоя мать и сестра. А профессор Санаев, вообще хотел тебя исследовать, но я запретил.

— Представляю себя на месте подопытной белой крысы.

— Еще хочу сказать, тебе сын, что выбрать спутницу жизни очень нелегко, это делается один раз и навсегда.

— Как у тебя с мамой?

— О, это интересная и романтическая история. Разве мама тебе не все рассказала?

— Хотел бы услышать историю от тебя.

— Ну, о моем участии в войне с турками ты все знаешь, я тебе неоднократно все подробнейшим образом излагал, а вот обстоятельства нашего с мамой знакомства услышишь впервые.

Я — молодой полковник, командир артиллерийского полка, был призван ко двору по случаю награждения орденом Екатерины І степени. Если откровенно говорить, то даже не предполагал, что буду удостоен такой чести, ведь я тогда в горах Кавказа очень прямо указал мужу императрицы направление, по которому ему следует удалиться подальше из театра боевых действий. Подумать только, этот нелюдь, не блиставший умом, заставил командующего армией генерал-лейтенанта Григорьева бросить в атаку несколько пехотных полков на укрепленные позиции турок, даже не озаботившись артиллерийской поддержкой. Григорьев не смог противиться воле мужа императрицы, честно говоря, испугался за свою дальнейшую карьеру. Наших солдат турки расстреливали на все лады. Я самовольно сменил огневые позиции полка и организовал артиллерийскую завесу, нанеся мощный налет на позиции турок. Благодаря этому жалкие остатки полков смогли вернуться на исходные позиции, потеряв при этом две трети личного состава. Потом еще сутки я прикрывал огнем наших санитаров, выносивших с поля боя наших раненых и убитых.

Генерал Григорьев провел в штабе разбор данного происшествия в присутствии мужа императрицы, отметил, что я правильно действовал в сложной обстановке. Собственно, благодаря мне многие солдаты и офицеры брошенных на убой пехотных полков остались живы. Сергееву слова Григорьева очень не понравились, он с такой пренебрежительной улыбочкой заявил, что солдаты нашей страны должны умирать во славу Отечества. Я не удержался, вспылил, и четко объяснил, какие ошибки были допущены Сергеевым. Прямо в глаза сказал ему, что с его унтер-офицерским мышлением в войсках делать нечего, а потом послал его по-матушке, прямиком в столицу. Надо было видеть лицо Сергеева, оно сделалось красным и очень злобным, но он не посмел мне перечить, так как видел, что все офицеры штаба на моей стороне, и осложнять ситуацию он не стал. Хлопнув дверью, убрался из войск.

Еще два месяца мы успешно громили турецкие части, захватили обширные территории. Когда, казалось бы, еще одно усилие и мы разгромим всю кавказскую группировку турок, последовал приказ прекратить боевые действия, поскольку султан запросил мира, и наша императрица Маргарита ІІ подписала мирный договор. Все радовались окончанию войны и я в том числе, ведь на всех участников посыпались заслуженные награды. Григорьев написал на меня представление на Екатерину І степени, предыдущие две у меня уже были, и тоже за эту кампанию. Первую степень ордена Екатерины обычно вручала лично императрица, потому меня вызвали в столицу.

В Москве надо мной взяла шефство молоденькая фрейлина императрицы баронесса Суздалова Серафима Потаповна, получив в Генеральном штабе данные на полного кавалера ордена Екатерины. Ведь ранее я в свете не бывал и к тамошним манерам не привычен. Большую часть жизни я провел в войсках и походах, а здесь палаты, пышно разодетые придворные. Надо соответствовать. Вот поэтому посильную помощь мне оказывала Серафима Потаповна. Она помогла мне найти нормального портного, который пошил мне отличный парадный мундир.

В этом мундире и при всех орденах, а их у меня было предостаточно, поскольку никогда труса не праздновал, я прибыл на церемонию награждения. Очаровательная Маргарита ІІ приколола мне орден и неожиданно вручила погоны

генерал-майора. О повышении в чине мне никто не говорил. Я как положено, громко рявкнул — служу престолу и Отечеству, вызвав добрую улыбку у императрицы. Надо сказать, ее муж стоял среди придворных и не пытался сопровождать супругу, хотя по статусу был обязан это делать. Церемония награждения продлилась почти час, а потом императрица давала бал в честь победы над Турцией.

Вот на балу Серафима Потаповна представила мне свою подругу, графиню Ирину Анатольевну Яковлеву, которой перепоручила меня, в виду личной занятости. Скажу честно, от одного взгляда на твою маму, мое сердце заколотилось в невероятном ритме, и ушло в пятки. Такого совершенства я никогда не встречал в своей жизни. Сказав какой-то дежурный комплимент, я понял, что сражен красотой прекрасной девушки наповал, похлеще, чем стомиллиметровым снарядом.

Девушка рассказала мне, что с началом войны, несмотря на то, что окончила математический факультет Московского университета, хотела поступить в госпиталь сестрой милосердия, но ей отсоветовали заниматься этим делом, а рекомендовали заняться сбором добровольных пожертвований на нужды госпиталей. Благодаря стараниям Ирины Анатольевны в действующую армию отправили несколько вагонов с медикаментами, а в госпитали столицы и крупных губернских городов помощь отправлялась ежедневно.

Мы так увлеклись беседой, что не сразу обратили внимание на подошедшую к нам императрицу. «А вы очень симпатичная пара, — сказала императрица, — боевой генерал и очаровательная девушка». Императрица на некоторое время «похитила» у меня твою маму для доверительной беседы. Минуты отсутствия Ирины Анатольевны для меня показались вечностью, такое впечатление, что у меня вырвали какую-то часть тела.

Затем мы танцевали и говорили, и вновь танцевали, ничего и никого вокруг не замечая. Нам не хотелось расставаться, мы мгновенно прикипели душами друг к другу навечно. Говорят, что любви с первого взгляда не бывает. Это, сын, полнейшая чушь! Бывает, по себе знаю. Я в тот же вечер признался в любви, и сделал это от чистого сердца. Через трое суток я просил руку твоей мамы у графа Яковлева Анатолия Трофимовича, законная супруга которого скончалась за десять лет до нашей встречи. Связав наши судьбы воедино, мы не пожалели об этом ни единого раза. Я любил, люблю и буду любить твою маму, пока могу дышать. Она мой надежный тыл и соратник. Ей я всегда могу довериться в самые сложные моменты жизни. Помни, женщина всегда находится за мужем, она должна приобрести в лице мужа надежного защитника и отца своим детям.

— А мама одобрила твое назначение губернатором Южной губернии вместо Москвы?

— Мне прочили должность губернатора столицы, об этом поведал тесть. Такая информация циркулировала во дворце императрицы. Был заготовлен даже именной указ. О том, что мое назначение не состоится, нам сообщила баронесса Суздалова, ставшая невольно нашей свахой и другом семьи. По мнению Серафимы Потаповны, Сергеев убедил императрицу направить меня на более ответственную должность. По правде говоря, он в чем-то был прав, дела в Южной губернии до моего прихода были не очень. Престарелый генерал-полковник Удалов жил прошлым, и все новое его страшило.

— О баронессе Суздаловой я раньше и не слышал. Вы с ней дружили, пока были в Москве?

— Ты свою крестную мать знаешь?

— Ни разу не встречался.

— А баронесса Суздалова, между прочим, как раз ею и является.

— И где она тогда пропадает, если не кажет глаз к нам в гости? Или вы разругались?

— Тебе было всего два годика, когда она пропала. Ходили слухи, что она якобы сбежала с любовником в Южную Америку. Но мы с мамой думаем, что с ней случилось несчастье. Серафима Потаповна очень красивая женщина, блондинка с голубыми глазами и хорошей фигурой. Бегать она бы точно не стала, незачем. Ей и в Москве было хорошо, поклонников хватало, но она строго блюла себя. Искали фрейлину императрицы несколько лет, а потом за давностью, поиски прекратили. Скорей всего Серафима Потаповна погибла, была бы жива, прислала бы весточку.

— Я тебя хорошо понял отец, и то, что ты мне рассказал, открыло мне глаза на многие семейные тайны. Ох, и любите вы их с мамой. Сейчас в тайны лезть не буду, мне главное — привести здоровье в порядок.

— Когда закончишь восстановление, и вернешься на службу, я очень тебя прошу, не демонстрируй ничего, чему мы стали свидетелями в нашем доме. Это может нанести вред.

— Все, что вы видели и слышали, предназначено только вам и Анастасии Станиславовне, и больше никому. Да, о возвращении на службу. Прием таблеток закончу через неделю. Постараюсь за это время улучшить состояние мышц. Потом вернусь в полк.

— Главное, что ты меня правильно понял, и сделал правильные выводы. Кстати, ты намеревался какие-то предложения выдать по совершенствованию орудий.

— Техническое задание с эскизами к орудию Плахова я уже приготовил, тебе передам. А другие мысли оформлять нужно в мирное время. Да и не смогу я в одиночестве предаваться безделью, зная об угрозе на Кавказе.

— Хочешь вернуться в строй?

— Чем скорее, тем лучше.

— Поговорю с твоим командиром полка, пусть ищет тебе вакансию.

— Спасибо, отец, буду признателен.

Спал я плохо. Часто просыпался и долго ворочался, меня не покидали мысли об Анастасии. Я ждал, что она скажет утром. Если честно, то я боялся нашей встречи.

Утром, невыспавшийся, отправился на утреннюю зарядку. Сегодня пробежал пятнадцать кругов по парку, это мой рекорд. Потом долго таскал тяжести в гимнастической комнате. Превозмогая, еще беспокоящую боль в плече подтягивался на турнике, лазал по канату, и в завершение занятия, нанес несколько ударов по боксерскому мешку. С ударами вышло не очень хорошо, они были не акцентированными, я бы сказал, смазанными. Ничего, у меня впереди есть время, постараюсь устранить недостатки.

Завтрак прошел в полной тишине, если не считать приветствий. Анастасия тихо сидела за столом рядом со мной с красными глазами. Я подумал, что девушка плакала, или провела всю ночь без сна. И не спросишь у Тамары, она опустила глаза к тарелке, и сосредоточено пытается есть мясную котлету, словно это кусок резины.

Отъезд семьи отец наметил через два часа. Он выразил надежду, что все успеют собраться и упаковать свои вещи. Пройдет каких-то сто двадцать минут и мы расстанемся с Анастасией, как мне не хочется этого. Может, пойти к ней в комнату и объясниться? Но я отказался от этой затеи. Вчера, словами песни я все сказал, теперь жду ответа девушки. Я приму любой.

Чемоданы погружены в багажник автомобиля. Отец, мама и Тамара заняли свои места. На крыльце дома стоим мы с Анастасией. Девушка смотрит на меня своим прекрасными зелеными глазами, и мне кажется, что она заглядывает мне в душу.

— Вчера, Александр Васильевич, вы были откровенны? — тихо спросила Анастасия.

— Все, что, вы, услышали, говорило вам мое сердце.

— Я принимаю ваше признание, и говорю вам, да.

Анастасия подошла ко мне ближе, провела рукой по щеке, а я, каюсь, не проявил выдержку, обнял, и поцеловал девушку в губы. Правда, поцелуй был коротким, я не стал злоупотреблять доверием Анастасии.

Помахав мне на прощание рукой, девушка подарила мне улыбку, от которой мое сердце застучало чаще и я, от переполнявших меня чувств, высоко воспарил над матушкой Землей.

Все лето я провел на даче, восстанавливался. Профессор Санаев настоял на этом, пригрозил мне, что в противном случае подаст документы врачебной комиссии о серьезности моих ранений. Тогда о продолжении карьеры артиллериста я могу забыть на несколько лет. Вынужден был согласиться. Почти три месяца ездил на «Скакуне» в Симферополь, встречался с родителями и, естественно, с Анастасией. Дорогу Алушта-Симферополь выучил наизусть, каждый камешек на обочине знал меня в лицо.

— Ваше высокоблагородие, штабс-капитан Воронов, представляюсь по случаю прибытия на службу после излечения, — докладывал я командиру полка полковнику Федорову Ивану Емельяновичу, стоя по стойке «смирно».

— Полноте вам, капитан, — замахал руками полковник, — присаживайтесь, давайте поговорим без чинов. — Кстати, я не оговорился. Вы произведены в чин капитана и удостоены ордена Виктории III степени, а также медали «За ранение на поле боя». Поздравляю. Награды вручу, когда они прибудут из столицы.

— Служу престолу и Отечеству, — ответил я, вскочив со стула.

— И еще послужите, надеюсь, не хуже. Собственно я вас пригласил, Александр Васильевич, чтобы сообщить о новой вашей должности. Вы назначаетесь командиром отдельной батареи тяжелых минометов, входящей в мой полк. Ваша батарея не входит в состав ни одного из трех наших артиллерийских дивизионов. Вы подчинены мне напрямую, а в мое отсутствие, начальнику штаба полка. Пока вы лечились, мы укомплектовали батарею вооружением и личным составом. Расквартирована батарея в казармах нашего полка, на окраине Симферополя. Правда, весь полк уже передислоцирован ближе к будущему театру военных действий. Ваша задача. В течение месяца закончить начатое вашими офицерами обучение минометчиков и быть готовыми отбыть в действующую армию. С приказом о вашем назначении ознакомитесь у Василия Васильевича Петрова, вы его знаете. Вопросы есть?

— Боевое слаживание расчетов и батареи в целом предусматривает проведения стрельб. Мне будет позволено истратить некоторое количество мин?

— С боеприпасами у нас, слава Богу, все отлично. Так что стреляйте сколько душе угодно, но дни и время проведения стрельб прошу согласовать со мной. Не хочется беспокоить обывателей города лишними слухами. Что еще?

— Когда ознакомлюсь с состоянием батареи лично, и если найду в чем-либо потребность, тогда подам соответствующий рапорт.

— На этом все, приступайте к исполнению обязанностей. Готовьтесь к боям, они не за горами, вернее сказать, они будут проходить в горах. Представить вас личному составу батареи никто из командования полка не сможет, слишком много работы по подготовке к будущим боям. Вы уж сами, вы офицер грамотный, имеете боевой опыт.

Покинув кабинет командира полка, я зашел к начальнику штаба. Ознакомился с приказом. Подполковник Петров поздравил с повышением в чине и награждением.

Затем от дежурного по штабу позвонил отцу, извинился, что к обеду я не успею вернуться.

В расположение батареи я отправился на «Скакуне», временно реквизировав его в свое распоряжение с одобрения отца. Штатный шофер Федор остался в Алуште, ему работы с электрогенераторами хватит. Очередной автопробег Алушта — Симферополь «Скакун» выдержал с честью, ни разу не заглох и не сломался. Топливо и масло потреблял в разумных пределах, несмотря на приличный пробег. Конечно, я мог бы обойтись и без автомобиля, в городе было достаточное количество извозчиков, но для повышения личной мобильности, новый вид транспорта подходил больше. По правде сказать, прокатить Анастасию Станиславовну с сестрой по городу и окрестностям намного удобней в автомобиле. К сожалению, с девушкой за два дня, проведенных в Симферополе я не смог встретиться, у них до позднего времени начитка лекций в институте, не стал беспокоить своим визитом.

Попав в казарму, выслушал доклад дежурного по батарее. Личный состав занимается в полевом парке боевой работой, материальная часть исправна, больных в подразделении нет. Пошел в канцелярию, оставил свои вещи и отправился в полевой парк (для тех, кто не знает — это не парк культуры и отдыха, а место хранения боевой техники, постоянно охраняемое караулами).

Еще находясь в штабе полка, я ознакомился с делами своих офицеров. Старший офицер батареи — поручик Мутных Евгений Васильевич, окончил Первое Московское артиллерийское училище на два года позже меня. Я не помню его, просто не пересекались нигде. Принимал участие в боях под Керчью, командовал взводом батальонных минометов. Награжден орденом Виктории III степени, как и я за бои под Керчью.

Подпоручики: Тереньев Николай Михайлович, Чуин Сергей Алексеевич и Медведев Григорий Иванович, все выпускники Казанского артиллерийского училища. Весной этого года аттестованы, боевого опыта не имеют. Состоят на должностях командиров огневых взводов, ведь моя батарея трёхвзводного состава, по три миномета в каждом. Должность командира взвода разведки и управления у меня вакантная. Подполковник Петров меня заверил, что в ближайшее время подберут достойную кандидатуру.

На наблюдательном пункте батареи распоряжался поручик Мутных, я сделал такое заключение, взглянув на погоны. Стоя рядом с дальномерщиком и периодически сверяясь с буссолью, передавал командирам взводов дальность и дирекционные углы на различные цели и ориентиры. Командиры взводов передавали установки командирам минометов, а те дублировали команды для наводчиков. Мне понравилась слаженная работа всего личного состава батареи. Я не вмешивался в работу Мутных, пока он не отработал очередную цель.

— Здравия желая, ваше благородие, отдельная батарея тяжелых минометов занимается отработкой навыков ведения огня по противнику с закрытой огневой позиции, — доложил поручик.

— Здравствуйте, поручик. Я так понимаю, мне представляться вам не надо?

— Нам долго не могли назначить командира. А два дня назад я услышал о вас, и честно скажу, обрадовался, что придет к нам не кабинетный артиллерист, а боевой офицер.

— Боевого опыта у меня не так много, но кое-что умею, будем служить вместе. Постройте батарею и представьте меня личному составу.

Батарея выстроилась по-расчетно, каждый взвод возглавил подпоручик. Поручик представил меня, особо подчеркнув, что я вернулся в строй после ранения, полученного в боях с турками. Не знаю, что думали мои солдаты, но одобрительный гул долетел до моих ушей, уже хорошо.

Я довел до личного состава распоряжение командира полка, отметил, что отпущенный нам месяц подготовки будет проведен в постоянных занятиях и тренировках, в том числе в ночное время. Подчеркнул, что чем больше пота мы прольем на занятиях, тем меньше крови нам пустит неприятель. Приказал приступить к занятиям согласно расписанию.

Пока минометчики занимались работой, я познакомился с минометом поближе. Одно дело знать его конструкцию по памяти прежнего владельца тела, и совсем другое, потрогать миномет своими руками.

Миномет «Меч», является возимым полковым стодвадцатимиллиметровым минометом, разработан инженерами Тульского оружейного завода десять лет назад. Его производство развернуто на Коломенском механическом заводе. Если честно, то мне показалось, что я увидел хорошо мне знакомый миномет 2Б11, только без предохранителя от двойного заряжания. Колесный ход для перевозки миномета иной конструкции со спицами. А, в общем, смотрятся, словно родные братья.

«Меч» выполнен по классической схеме мнимого треугольника. Казенная часть ствола опирается на массивную опорную плиту и на двуногу-лафет, устанавливаемые на землю. Удивила меня конструкция амортизатора, который служит для смягчения удара ствола на двуногу-лафет при выстреле, и для возвращения его после выстрела в первоначальное состояние. Вместо гидравлических цилиндров в «Мече» применена пружинная система. Она проще в изготовлении и в обслуживании, главное, чтобы была надежной.

Весит миномет без колесного хода почти двести килограммов, а с оным все двести пятьдесят. Оснащен «Меч» новым прицелом ПМ-25 — он буквально пару лет, как принят на вооружение. Используются изготовленные из сталистого чугуна оперенные стодвадцатимиллиметровые мины: осколочно-фугасные, зажигательные, дымовые и осветительные. Вес их колеблется от пятнадцати до шестнадцати килограммов в зависимости от типа боеприпаса. Дальность стрельбы от четырехсот до шести тысяч метров. Дальность обеспечивается за счет дополнительных зарядов картузного типа, которые крепятся на хвостовике мины, имеют номера от одного до шести. Угол возвышения от сорока пяти до восьмидесяти градусов, угол поворота, без переноса двуноги-лафета, пять градусов в каждую сторону. Расчет шесть человек.

Буксировка миномета осуществляется парой или четверкой лошадей, запряженных в передок, к которому миномет с колесным ходом собственно и цепляется. На марше расчет передвигается в пешем строю, рядом с минометом. Возимый боекомплект в передках составляет пятьдесят мин.

Отделение боепитания батареи перевозит на пятидесяти двуконных телегах две с половиной тысячи мин. А хозяйственное отделение занимается транспортировкой всего батарейного скарба, там по штату предусмотрено двадцать двуконных телег.

Если посчитать, то у меня в батарее порядка сто шестидесяти человек, с учетом санитаров, кузнецов и шорников, и почти под две сотни лошадей. Огромное хозяйство.

В принципе осмотром я остался доволен, батарея сможет вести боевые действия, а вот насколько качественно она подготовлена, я проверю завтра.

— Евгений Васильевич, — предложил я поручику общаться без чинов, — я заметил, что дальномер и буссоль имеют довольно потасканный вид. — Скорей всего, погрешность в измерениях изрядная. На полковых складах замену им не искали?

— Как же искал, и рапорт подавал, но ничего не получил. Интенданты, чтоб им пусто было, не отпускают ничего. Нам и бинокли необходимы. Потертое и поцарапанное старье не дает возможность нормально наблюдать цели.

— Это все, что нам надо?

— Я сохранил копию рапорта, там все указано. Смею вас заверить, склады переполнены, а нам не выдают.

— Ладно, это моя забота, потормошу тряпичников, выдадут. Припугну отправкой в действующую армию, забегают, как тараканы на кухне.

— Сможете?

— Буду использовать родственника. Евгений Васильевич, надеюсь, помните, кем мне приходится губернатор Воронов?

Вернувшись в канцелярию батареи, нашел в столе рапорт поручика Мутных. Переписал своим почерком, и поехал получать визу командира полка.

Удивительно, но подпись я получил быстро. Полковник был сама любезность. А вот с заместителем командира полка по тыловому обеспечению, подполковником Чуриловым, я общего языка не нашел. Он с некой пренебрежительной миной на лице сказал, что может обеспечить мне только треть от затребованного. Так хотелось от всей души врезать по этой сытой роже кулаком, но я решил не обострять ситуацию. Просто заявил подполковнику, что подам рапорт командующему округом, и он вытрясет из него не только, положенное батарее материальное обеспечение, но и душу. А еще, если я проявлю вредность, то подам рапорт в управление контрразведки, поскольку усматриваю, в действиях Чурилова саботирование приказа командира полка. В этом случае последствия предсказать трудно, можно лишиться погон, а можно и голову потерять. О, это надо было видеть! Чурилов трижды менял цвет лица, от багрово-красного до мертвецки-белого, и раз пять перечитал рапорт. Потом наложил резолюцию: выдать. Я одержал свою первую маленькую победу в битве с интендантами, и они еще удивляются, почему их не жалуют. Самое смешное в том, что за многие столетия, стиль работы интендантов не поменялся.

На складах я не вступал ни с кем в пререкания, тряс бумагой и требовал. Попытка сослаться на отсутствие транспорта не помогла. За пять минут я мобилизовал полтора десятка ездовых, в меньшее число повозок имущество не помещалось.

Пусть меня считают занудой, но я проверил по накладным, каждую портянку, каждый ремешок, каждую пуговицу и тому подобное.

У командира хозяйственного отделения, унтер-офицера Садыкова, от привезенного богатства даже руки затряслись.

Во второй половине дня ознакомился с расписанием занятий, наметил, что можно сократить, например, строевую подготовку и хозяйственные работы, на которые привлекались огневые взвода. Появившийся поручик Мутных согласился с моими предложениями, но высказал сомнение, что подобные изменения утвердит начальник штаба.

— Мы, Евгений Васильевич, никому докладывать не станем, — произнес я, — нам главное сделать батарею боеспособной, чтобы она в любой обстановке работала, как часы. — Да, я там немного на складах порезвился, привез все. Скоро наступят холодные дни с дождями. Как у нас с шинелями и непромокаемыми плащами?

— По нормам имеем все.

— Вот и славно. Я сейчас отбываю в город. Вас подвезти? Вы где квартируете?

— Я сейчас отдам распоряжения, и буду готов к отъезду. У меня дом на Никитинской улице, если вам не трудно — подвезите.

— Да, а господа подпоручики не желают с нами прокатиться? — обвел я внимательным взглядом молодых людей.

— Премного благодарны, ваше благородие, но господин поручик приказал нам досконально изучить устройство миномета, — понурив голову, ответил подпоручик Чуин, — завтра обещал устроить нам испытание.

— Правильно. Запомните господа, знание материальной части вооружения, используемого вами, наипервейшая необходимость. Кстати, я помогу поручику Мутных в вашем опросе.

— Опять не выспимся, — покачал головой Терентьев.

Хорошая вещь автомобиль. Десять минут, и поручик уже высажен у дома. Еще десять минут, и я успеваю на ужин.

В доме родителей меня ждал сюрприз. На ужин пожаловала Тамара с Анастасией Станиславовной. Волю чувствам я не дал, а вот поцелуем к ручке девушки приложился. Сестру поцеловал в щеку. Пока подавали блюда, девушки успели кратко рассказать все новости, обе щебетали не умолкая. Если сестра вертела головой, то Анастасия Станиславовна, смотрела только на меня, рассказывала только мне, от чего ее глаза радостно блестели.

— Александр Васильевич, а как прошел ваш первый день на службе? — весело спросила Её Высочество после ужина.

— Вступил в командование отдельной батареей тяжелых минометов. Бодался с интендантами. Кроил расписание занятий. Обычная армейская жизнь. Давайте, службу оставим службе. У меня есть предложение. Поедемте в парк возле храма Покрова Пресвятой богородицы. Я когда проезжал, видел, как сентябрь окрасил в разноцветье листву деревьев в нем, да и кустарников тоже. Сейчас воздух пахнет опавшими листьями неповторимо и аж звенит от прозрачности.

— У, не хочу, — как всегда капризно скривилась сестра. — Осень — не моя любимая пора, я лучше посижу дома, послушаю радио.

— Молодец, сестричка, это стоящее занятие для молодой девицы, — не удержался я от подначки.

— Я поеду с вами, Александр Васильевич, — встала с места Анастасия Станиславовна, — только ненадолго, нам еще возвращаться.

— Заночуем здесь, а завтра Сашка отвезет нас в институт, — заявила Тамара. — Брат, ты отвезешь?

— Всегда рад служить, вам, прекрасные дамы, — поклонился я девушкам.

Парк встретил нас с Анастасией абсолютной тишиной, нигде не было ни души. Шуршали под ногами опавшие листья, мне касалось, что я слышу, когда потеряв связь с веткой, на землю опускается очередной лист. Почему-то, глядя на кружащийся в воздухе лист, вспомнил о яхте — видимо ее паруса у меня ассоциировались с резными осенними листьями. Оглянувшись по сторонам, и убедившись в отсутствии посторонних, я прочитал Анастасии стихотворения Пушкина — «Унылая пора! Очей очарованье!» и «Уж небо осенью дышало…».

— Вы, Александр Васильевич, оказывается романтик, — улыбнулась девушка. — Признайтесь, эти стихи ваши?

— Присваивать себе чужие творения грешно, даже несмотря на то, что их автор давно погиб на дуэли.

— Расскажите мне об этом поэте.

— Достоверных данных о нем нет, я нигде о нем не читал, могу пересказать, услышанное в период юнкерской молодости.

Вкратце я пересказал биографию Пушкина, правда, поместил его в XVI век, и заменил некоторые исторические факты.

— Вы дрались на дуэли? — осведомилась Анастасия.

— Дрался.

— А за меня, как этот вымышленный Пушкин, вы бы дрались?

— За вас я готов драться со всем миром, пока хватит сил и жизни, и не только на дуэли.

— Несмотря на титул противника?

— Императрица мне бросить перчатку не может, она женщина, а если вы намекаете на своего батюшку, то от него я вызов всегда приму.

— И не устрашитесь, зная, что вас могут тайно убить?

— Ради вас, Анастасия Станиславовна, я готов на все. У вас появились проблемы? Вам кто-то угрожает?

— Не знаю, но иногда у меня возникает чувство, что за мной наблюдают. Вот и сегодня, когда мы ехали с вашей сестрой на извозчике, за нами, на удалении следовал такой же экипаж.

— Вы об этом Василию Михайловичу рассказывали?

— Зачем беспокоить губернатора такими пустяками. Может, мне это все показалось.

— Извините, Анастасия Станиславовна, вы принадлежите к семье императрицы, это, во-первых, а во-вторых я вас люблю, хотя лучше акценты поменять местами.

— Не поняла? Что поменять?

— Во-первых, я вас люблю, а во-вторых, вы член августейшей семьи, так будет правильно.

— Ой, а я тоже хотела вам признаться. Думала, когда останемся одни, скажу все, но вы меня заговорили. Да-да-да, я принимаю вашу любовь, и отвечаю взаимностью.

Внимательно осмотревшись вокруг, и не обнаружив любопытных глаз, заключил Анастасию Станиславовну, и поцеловал долгим поцелуем.

Постепенно дыхание девушки участилось, и она еще теснее прильнула ко мне. К сожалению, поцелуй был прерван по инициативе Анастасии.

— Александр Васильевич, давайте пока оставим такое приятное времяпрепровождение на потом, а то у нас распухнут губы, и ваши родители заподозрят, что мы целовались, — смущенно сказала девушка.

— Не заподозрят. Они точно знают, что иногда молодые люди позволяют себе целоваться. К тому же, мои родители, я так думаю, нам, и слова не скажут. Или вы считаете, что поцелуи им уже чужды или они им никогда, тем более в нашем возрасте, не предавались со всей присущей влюбленным страстью?

— И тем не менее, предлагаю поехать домой — время уже позднее, спускаются сумерки, а мы увлечемся поцелуями, и забудем обо всем на свете.

— Воля ваша, но вы правы: точно забудем, мне очень нравится вкус ваших губ — нехотя согласился.

Подходя к автомобилю, я издалека заметил, что возле него крутятся два прилично одетых субъекта. Не нравится мне это шевеление вокруг Её Высочества. Кто бы это мог быть? Сколько времени никто не проявлял интереса и вдруг, с моим появлением, в ее окружении начались непонятные телодвижения.

Усадив девушку в автомобиль, я на максимальной скорости поехал к дому отца. За нами тронулась пароконная пролетка, но автомобиль оказался быстрее. Появление пролетки я заметил, уже заходя в дом. Похоже, что мы взяты под плотное наблюдение.

Мама напоила нас вкусным чаем с печеньем и Анастасия отправилась отдыхать, а я решил выкурить папиросу в курительной комнате. Там меня нашел отец.

— Ты выглядишь озабоченным, — констатировал отец.

— Понимаешь, я заметил, что за Анастасией Станиславовной ведется наблюдение, она мне сказала об этом сама. Я думал, что это ее девичья впечатлительность. Однако, возвращаясь, домой из парка, в этом убедился лично, нас пытались преследовать некие люди на пролетке. Правда, они не учли, что автомобиль может быстро передвигаться.

— Странно. Если бы надзор организовал начальник управления контрразведки губернии, я бы знал, у нас нормальные товарищеские отношения. Поскольку он мне ничего не докладывал, то можно предположить, что это кто-то другой.

— Столичные специалисты могли появиться?

— Обычно они спускают приказания местным подразделениям.

— При случае поинтересуйся у своего товарища, вдруг это какая-то террористическая организация у нас завелась. Хочет, воздействуя на императрицу через ее дочь, достичь только им известных целей.

— Ты не сгущаешь краски?

— Не знаю, но мне кажется, в наших интересах оградить Её Высочество от неприятностей. Береженого, Бог бережет — не мной придумано.

— Хорошо, займусь. Как у тебя дела в батарее?

— В принципе, нормально. Вытряс у интендантов новые артиллерийские приборы, да и много другого полезного для солдат. Меня беспокоит иное. Нам предстоит воевать в условиях горной местности, где не везде пройдут лошадиные упряжки и повозки с боеприпасами. Утащить минометы в разобранном виде возможно, но сильно пострадает мобильность подразделения. О подвозе боеприпасов и говорить не хочу, его может не быть вовсе. Застрянут повозки на узких горных тропах и все.

— Твои предложения?

— Разработать вьючные приспособления для перевозки минометов и боеприпасов.

— Как ты себе это представляешь?

— Миномет разбирается на три части. Каждая в отдельность грузится на лошадь. Для мин нужно изготовить специальные сумки, по типу переметных сум. Много на лошадь не нагрузишь, примерно шесть-восемь мин. По моим расчетам получится внушительный караван, который растянется на многие километры. Есть, конечно, опасность в таком способе передвижения, никто не исключает устройства засад турками. Но марш с повозками, по моему мнению, приведет к значительным потерям при попадании в засаду.

— Ты сильно мрачную картину нарисовал, Александр. В прошлую войну, мы турок гоняли за милую душу. Орудия в горы поднимали на руках.

— Спорить не стану, тогда все было иначе. А сейчас противника хорошо вооружили, воевать с ним нам будет нелегко.

— Тогда так. Ты набросай эскизы приспособлений, а я найду в Симферополе мастерские, в которых их изготовят за короткий срок из хороших материалов.

До поздней ночи чертил вьюки, предназначенные для перевозки минометов и боеприпасов. Конструкцию вьюков я помнил хорошо, в прошлом мне с ними доводилось сталкиваться. Хотел сделать вьюки универсальными, чтобы была возможность их использования, как на лошадях, так и силами расчетов минометов. Получилось у меня три вида вьюков. Кроме того, предусмотрел, что на каждый вьюк укладывается комплект конской принадлежности, суточная дача фуража и два стэка, предназначенные для дополнительной тяги или торможения усилиями минометного расчета на больших подъемах и крутых спусках.

Утром отдал отцу эскизы, завез девушек в институт. Затем отправился в расположение батареи — как-никак, а сегодня предстоял нелегкий день. Я на расстоянии, издалека чувствовал волнение моих молодых офицеров, да и сам слегка мандражировал — как они под моим руководством справятся, не подведут ли?. Вообще-то не должны, с виду они — толковые.

Две недели с раннего утра и до позднего вечера я провожу занятия и тренировки с личным составом батареи. Поручик Мутных выполнил большой объем работ в период формирования батареи, более-менее обучил расчеты ведению огня. Я же старался научить солдат и унтер-офицеров, действовать автоматически. Получив определенную команду, они должны за короткое время ее выполнить, то есть четко укладываться в норматив. Можно ругать советско-российскую систему подготовки артиллеристов, она имеет недостатки, но и польза от нее существенная. Собственно, эту систему я и применял. А начал с элементарного — перевод миномета из походного положения в боевое. Никак не получалось вложиться в отведенные полторы-две минуты. Мои молодые офицеры не могли взять в толк, зачем я так строго требую четкое выполнение всех приемов.

Тогда провел показательный мастер-класс. Выделил один расчет, который изображал передвижение батарейной колонны на марше. Два десятка солдат, набрав мелких камней, стали забрасывать ими расчет, имитируя нападение противника. Расчет должен перевести миномет в боевое положение, и условно открыть огонь. Каждое попадание камня в номер расчета фиксировал поручик Мутных, и приказывал условно раненым и убитым отойти от миномета. В первый раз условный противник расчет миномета уничтожил полностью. Наглядный пример побудил моих подпоручиков к более серьезному восприятию моих требований, они поняли, что я не занимаюсь самодурством, а стараюсь их качественно обучить.

Много времени потратили, обучаясь использованию вьюков. И стволы роняли, и опорные плиты ловили, когда они укатывались далеко от лошадей. А как дрожали руки у солдат, когда они загружали в сумки мины, не передать. Правда, я немного упростил задачу, приказал использовать мины без взрывателей.

К исходу второй недели расчеты уже уверенно действовали в различных ситуациях, я не скупился на раздачу неожиданных вводных. Мало-помалу внедрялась взаимозаменяемость в расчетах. Я хотел, чтобы в случая гибели или ранения командира миномета его мог заменить наводчик. Наводчика мог заменить заряжающий, и так далее. Конечно, я понимал, что если погибнет половина расчета, миномет становится небоеспособным, хотя навыки работы с ним давались всем номерам.

Третью неделю провели вдали от города, на полигоне. Развернули палаточный городок, обустроили быт, представили, что находимся в походе. Пару дней погода не радовала, шел мелкий и противный дождь, но это не помешало батарее тренироваться, все минометчики были облачены в непромокающие плащи.

— Александр Васильевич, вы из наших солдат кого хотите сделать? — поинтересовался поручик Мутных в одни из вечеров, когда мы все собрались в офицерской палатке.

— Настоящих артиллеристов — в первую очередь, а во вторую — хочу многим, подчеркиваю, не всем, а многим, сохранить жизнь. Нас не будут встречать в горах цветами и угощать вином. По нам будут вести огонь со всех доступных противнику вооружений. Турки вояки злые, тем более мусульмане, им уничтожить неверного в радость. Чем лучше мы обучим наших минометчиков, тем больше их уцелеет на поле боя, тем больший урон мы нанесем врагу.

— Все это так, но есть же предел человеческих сил. Вы заметили, сегодня к вечеру расчеты валились с ног. Колесный ход минометов забивался грязью, расчетам недоставало сил самостоятельно менять огневые позиции, ведь вы запретили использовать лошадей.

— Тренировки и еще раз тренировки. Под вражеским огнем тренироваться будет некогда. После спасибо скажете, гарантирую, поверьте на слово, я знаю, что делаю и говорю.

— Ваше благородие, а когда мы будем стрелять? — спросил подпоручик Медведев, — мин привезли гору.

— Как распогодится, так и станем готовиться к стрельбам, вы думаете, зря я выгнал нас всех на полигон. В дождь стрельбы вести опасно. Взрыватель у мины очень чувствительный. Иной раз мина взрывается от касания не с землей, а даже с высокими кустиками жесткой травы, особенно сухостоя. Но это там, куда мы ее отправили — урон врага это только увеличит. А с дождем — другая ситуация. Перемножьте все физические параметры вылетающей мины и увидите, что капля дождя может заставить ее взорваться при вылете из ствола. И все. Некому больше будет стрелять. Так что немного потерпите, я и сам уже хочу поскорее перейти к стрельбам — соскучился.

Распогодилось на следующий день, поэтому с обеда занялись подготовкой мин. Нужно было снять смазку с ободков, проверить вышибной патрон в стабилизаторе мины, убедиться в герметичности упаковки дополнительных зарядов. Доводилось показывать удобные приемы проведения этих несложных операций. Все семь тысяч мин к ужину были приготовлены к применению.

Весь следующий день не прекращалась канонада на полигоне. Правда были минуты относительной тишины, когда батарея меняла позиции, или когда личный состав принимал пищу. Стреляли всей батареей, затем повзводно и в завершении палили расчеты под управлением командиров минометов. Могу сказать, наши общие труды пошли впрок, в целом я остался доволен уровнем подготовки. Не достигли мы высот мастерства, но мне кажется, другие батареи по уровню выучки мы превосходим. Это я так себе немного польстил. Минометы чистили уже в сумерках. Главное снять основную часть нагара, наводить абсолютную чистоту будем завтра.

Правда, не все гладко прошло на стрельбах. Один командир миномета безрезультатно дергал и дергал за шнур. Даже в запарке распорол себе этим шнуром палец, из которого полилась кровь. Я немедленно временно прекратил стрельбу — ожидаемая и, в принципе, довольно часто встречаемая ситуация. Причина банальна — осечка. Видать, бракованный вышибной патрон — мина осталась в стволе. В боевой обстановке много расчетов погибло из-за того, что мину опускают одну за другой, быстро. В грохоте батарейной стрельбы расчет не всегда на слух определяет, что мина не ушла по назначению. Кстати, хорошо видно, как она при вылете из ствола удаляется в заданном направлении — начальная скорость всего 325 метров в секунду.

Сила миномета не в скорости полета мины, это важный параметр для стрелкового оружия, другого вида артиллерии. А минометы неспеша закидывают смертоносный боеприпас, так сказать, из-за угла — через гору, сопку, любую другую возвышенность. Опасной является траектория полета мины. Угол возвышения ствола 45–80 градусов! На головы неприятеля мины сыпятся как авиабомбы без использования авиации. Радиус поражения разлетающимися осколками — до 200 метров, так как очень чувствительный взрыватель!!!

Так вот, в моем прошлом времени был изобретен очень простой и стопроцентно надежный так называемый предохранитель от двойного заряжания. То есть теперь, если случилась осечка, вторую мину в ствол опустить и привести к взрыву сразу двух мин и гибели всего расчета невозможно из-за конструкции предохранителя. Мина, вылетая, своей боковиной откидывает лопатку предохранителя, что позволяет зарядить следующую мину. Не вылетела — планка на месте и никак еще одно заряжание произвести невозможно. Но это — в ТОМ времени. Кстати, надо срочно обратиться по команде с соответствующим предложением, однозначно поймут и поддержат!

А извлечение бракованной мины, на нашем жаргоне — аборт, не простая операция. Отсоединяется от опорной плиты ствол, неспеша поднимается за казенную (нижнюю) часть, упираясь одной стороной на двуногу — лафет. Бойцы держат и приподнимают ствол, а командир извлекает мину. В данном случае это был я — демонстрировал технологию извлечения, так как не все с этим сталкивались. Мина медленно ползет, шипя как ядовитая змея, и появляется из ствола. Тут — то я ее аккуратно и принимаю в свои руки. Взрыватель выкручен, на мине сделана надпись «Осечка». Затем ее укладывают в ящик. Все. Опасность миновала, дело сделано. Кстати, и хорошо, что так получилось — я наглядно всем продемонстрировал, как оно бывает в бою. Глаз да глаз! Все, вижу, прониклись важностью момента — отлично, тоже на пользу!!!

Возвращались в расположение полка в приподнятом настроении и с песней. Признаюсь, не удержался, разучили старый и добрый «Марш артиллеристов», в училище этот марш был строевой песней моей роты курсантов. Пришлось заменить некоторые слова, а в целом, марш неплохо вписывался в это время. Естественно авторство я себе не присваивал.

Лошади обихожены заботливыми ездовыми, в конюшнях едят вкусный овес. Минометы, идеально чистые, надежно укрыты под навесом в оружейном парке. Солдаты после бани облачились в чистое обмундирование и готовятся отойти ко сну после переклички. Будем считать, что полевой выход удался, обошлось без травм и чрезвычайных происшествий — случай с осечкой таковым не является, так — рабочий момент, хоть и малоприятный. Теперь и мне можно отправиться домой, привести себя в порядок.

— Саша, ты некрасиво поступаешь, — укорила меня мама после ужина. — Пропал на три недели, и не показывался дома. Известная тебе девушка была у нас пять раз, все время справлялась о тебе, а мы ничего вразумительного ей сказать не могли, ты не сообщил, куда отбываешь. Отец твой тоже хорош, молчал, и не признавался.

— Мама, я офицер, командир батареи, тем более мы убыли на полигон для проведения стрельб. У меня все офицеры были временно переведены на казарменное положение, и я обязан находиться с ними, так сказать, вдохновлять личным примером. Есть из одного котла с батарейцами, и много-много тренироваться. В любой момент может поступить приказ о передислокации батареи ближе к театру военных действий.

— Сын прав, моя дражайшая Ирина Анатольевна, он командир, а уже потом наш сын, — заступился за меня отец. — Анастасия Станиславовна девушка разумная, прекрасно понимает, что служение Отечеству требует много времени и сил.

— Умом я понимаю, но глядя, как беспокоится о нашем сыне симпатичная девушка, вместе с ней тоскую и грущу, — ответила мама. — Саша, ты просто обязан повидаться с Анастасией и успокоить.

— В воскресенье у меня будет свободный день. Надеюсь, Тамара будет гостить у вас?

— Я передам твою просьбу.

Потом мы с отцом ушли в курительную комнату подымить папиросами.

— Молодец, что не стал спрашивать о наблюдении при матери, — произнес отец.

— Я контуженый, но разум не потерял. А есть новости?

— Много, и очень странных. Мой товарищ, полковник Жартовский, начальник управления контрразведки губернии, ответственно подошел к проверке информации. Привлек своих специалистов и несколько «топтунов» позаимствовал у подполковника Усманова, начальника жандармского управления. Через неделю все прояснилось, и контрразведчики взяли всех на арендуемой квартире. Оказались они сотрудниками Московского жандармского управления. Их якобы в частном порядке нанял граф Луговой, видишь ли, он решил присмотреться к Анастасии Станиславовне, как к возможной кандидатке в жены его сыну. Сыну графа, кстати, шестнадцать лет исполнится в декабре этого года. Жартовский не поверил ни единому слову шпиков, и его сотрудники, поработали с допрашиваемыми с применением специальных методов. Проще говоря, избивали. И заметь, никто ничего вразумительного не сказал. Правда, один шпик проговорился, что на инструктаже присутствовал заместитель министра внутренних дел империи генерал-полковник Шитов.

— Не верю я в случайность и сказке о графе Луговом. С каких это пор частным лицам, пусть даже уважаемым в империи, развешено нанимать сотрудников, состоящих на государственной службе? Однозначно, кто-то влиятельный отдал приказ о слежке. На Анастасию Станиславовну никто не обращал внимания долгие годы, и вдруг она вызвала повышенный интерес. По какой такой причине? Напрашивается ответ, в империи становится неспокойно, особенно в столице, в непосредственной близости от престола. Анастасия четвертая претендентка на скипетр и державу, она их может получить только в случае гибели императрицы и старших сестер. Её Высочество никогда, по крайней мере, мне она не говорила, не желала занять место в тронном зале.

— Да, Анастасия лишена императорских амбиций. Она спокойная и тихая девушка, которой чужды дворцовые интриги. Мои надежные друзья в Москве поведали, что вокруг мужа императрицы идет какое-то нездоровое шевеление. Он пехотный полк императорской гвардии, командиром которого является, перевооружил новыми британскими скорострельными винтовками. Большую часть времени полк проводит в летних лагерях, где проводит тренировки по штурму зданий. Думаю, это не случайно.

— Не желает ли Станислав Леонидович занять престол?

— По существующему Закону это исключено.

— А если совершить дворцовый переворот? Смотри. Императрицу смещают, каким путем не важно. Претенденток на престол прибирают к рукам, сажают в тюрьму или постригают в монахини. Сергей на другом конце света. Путь к трону свободен.

— В России попыток дворцовых переворотов не было пятьсот лет, и не думаю, что кто-то решится на этот шаг, когда идет война с Турцией.

— Одно другому не мешает. Но велика опасность возникновения серьезной смуты в стране, когда сторонники императрицы столкнутся со своими противниками. Как бы не разразилась гражданская война.

— Бог с тобой, сын, нам только этой напасти не хватает!

— На Бога надейся, а сам не плошай, говорит нам народная мудрость. Я бы начал уже завтра стягивать к столице верные императрице силы, чтобы своевременно дать отпор.

— Ты в чем-то прав. Меня удивило, что в Москву три дня назад, по приказу начальника Генерального штаба, из Керчи отправили два полка донских казаков с полным вооружением. Казаки, к тому времени уже начали погрузку на транспорты. Полагаю, и другие верные Маргарите ІІ силы собраны в столице.

— Выходит и мне недолго ждать приказ на выступление, через день-два не более.

— Не день-два, а через неделю. На станции собрали достаточное количество крытых грузовых вагонов, а в порту Керчи спешно устанавливают на транспорты автоматические орудия системы Орехова. Турецкие самолеты начали охоту за нашими пароходами и буксирами, несем потери, есть случаи потопления судов.

— В таком случае я очень прошу тебя, отец, забери девчонок к себе домой, и обеспечь надежной охраной, даже в институте. С Анастасией я обязательно поговорю и постараюсь убедить, а Тамара — твоя забота.

Спалось плохо. Снились кошмары. Я, в белой рубахе и форменных шароварах, с саблей наголо рубил русских солдат, одетых в форму пехотного полка императорской гвардии. У меня за спиной вскрикивала Анастасия, палящая из двух револьверов в нападавших. Мы отступали наверх по винтовой лестнице, и я знал, что нам нужно продержаться не более пяти минут, придет помощь, и победа будет за нами. Чем все закончилось, я не увидел, внезапно проснулся. Посмотрев на часы, понял, что проснулся в обычное время, пора умываться и следовать на службу.

Ехал в расположение полка и все время вспоминал сон, никак не мог выбросить его из головы.

Въехав на территорию, удивился, моя батарея в полном составе и при полном вооружении выстроена на плацу. Какой-то довольно знакомый старший офицер, в присутствии солдат, делает внушение моему подпоручику Медведеву. Подойдя ближе, узнал заместителя командира полка по тыловому обеспечению подполковника Чурилова.

— Доброе утро, ваше высокоблагородие, — приветствовал я подполковника, — капитан Воронов, к вашим услугам.

— Что у тебя здесь происходит, капитан? — дыхнул в мою сторону водочными парами Чурилов.

— Прошу проследовать в мою канцелярию, ваше высокоблагородие, — предложил я.

— Проследую.

— Батарея, вольно, — скомандовал я. — Подпоручик, дальше все по утвержденному распорядку. Меня не беспокоить.

Подполковник, пьяно покачиваясь, пошел за мной в казарму. Я предложил ему присесть и ждал, когда он соберется с силами, чтобы что-то вразумительное мне сказать.

— У тебя, капитан, в батарее полнейший бардак, — наконец-то сподобился на высказывание Чурилов.

— У вас.

— Что-о-о?

— Ко мне нужно обращаться на вы, ни я, ни мои родственники с вами и вашими предками овец не пасли. Поэтому попрошу обращаться ко мне в соответствии с моим титулом.

— Ты забываешься, капитан, я могу одним движением пальца убрать тебя с этой должности.

— Полковнику Федорову известно о вашем нахождении в расположении моей батареи?

— Нет. Это не важно.

— Важно. Я подчиняюсь только ему, а в его отсутствие — начальнику штаба. Вы в список моих начальников не входите, тем более пьяны и неучтивы.

— И что ты мне сделаешь?

— Вызову вас на дуэль, мои офицеры выступят секундантами. Чисто случайно убью вас. Произойдет несчастный случай. Вы сделаете в мою сторону неожиданный шаг, я не успею убрать саблю, и она сама попадет вам в сердце. Как я умею владеть саблей вы должны знать.

— Ты, вы, ты, так нельзя, — заикаясь, и тряся нижней губой, с животным страхом в глазах, сказал подполковник. — Я-я, только хотел навести п-п-порядок, хотел п-п-призвать к порядку.

— Надеюсь, вы удостоверились, что в батарее все в полном порядке?

— Да-да-да, удостоверился.

— Тогда можете спокойно доложить.

— Обязательно доложу подполковнику Головину, что все хорошо.

— В таком случае не смею вас больше задерживать, ваше высокоблагородие, честь имею.

Чурилов вылетел из канцелярии подобно пробке из бутылки шампанского. Откровенно говоря, я нарушил устав, повел себя грубо в отношении старшего по чину офицера. Вряд ли Чурилов захочет доложить командиру полка о нашей стычке. Даже если он где-то попытается вякать, то Медведев подтвердит по случаю, нахождение подполковника в нетрезвом виде.

А вот подполковник с фамилией Головин мне неизвестен. Позвонил отцу. Рассказал о случившемся и назвал фамилию Головин. Отец, не задумываясь ни на минуту ответил, что Головин — коллега Чурилова, но только служит в известном мне пехотном полку императорской гвардии. А вот это уже звоночек, и очень неприятный. Следили за Анастасией, а теперь и ко мне решили подобраться, похоже, о нашем знакомстве в Москве некие люди осведомлены неплохо. В идеале девушку надо спрятать в доме за семью замками, окружить непроницаемой стеной высотой метров тридцать, и широкий ровик выкопать метров пятнадцать глубиной с ледяной водичкой. Шутка, конечно, да и не согласится Анастасия на такие меры предосторожности. Тогда надо озаботиться личным оружием для девушки, оно может стать последним шансом в спасении жизни. В городе есть отличный оружейный магазин купца Шувалова, я бывал там и видел маленький пистолет для скрытого ношения фирмы «Браунинг». Калибр маловат, но с близкого расстояния и его достаточно, чтобы нападающий расстался с жизнью. Наугад пальнуть с двух-трех метров Анастасия сможет. Ладно, займусь пистолетом вечером, а сейчас надо отдать команду офицерам готовиться к передислокации.

В прошлой жизни я неоднократно переезжал с места на место и отмечал, что с каждым разом количество вещей возрастает, чуть ли не с геометрической прогрессией. С батарейным имуществом получилось аналогично. Честно сказать, рука не поднималась что-то выбросить. Казалось бы, зачем нужна в походе ручная швейная машинка? Ответ очевиден: для приведения в порядок обмундирования и лошадиной упряжи. Оказывается, батарейные умельцы наловчились на ней шить. И так по многим вещам. Но когда поручик Мутных спросил, куда девать небольшой, на одного человека воздушный шар, я впал в ступор. Ну, откуда взялось в батарее это чудо? Командир хозяйственного отделения объяснил просто. Полк снимался, взвод разведки одного из дивизионов о воздушном шаре забыл. Унтер-офицер Садыков не смог пройти мимо бесхозного имущества. Шар и приспособления для его заполнения упаковали в тюк, пригодится.

Весь день вертелся, подобно белке в колесе. Завтра предстоит очень тяжелая и ответственная работа, нужно перековать большинство лошадей батареи, а у меня только один штатный кузнец, придется просить помощи у отца. В горах с плохо подкованными лошадьми делать нечего.

Пистолет я все же успел купить перед самым закрытием магазина. Не только пистолет на еще два запасных магазина, сотню патронов и удобную кобуру, хотя сомневаюсь, что Анастасия Станиславовна ее станет одевать.

Первой дома меня встретила Анастасия Станиславовна. Пока никого не было, краснея, быстро поцеловала меня. Интересно, девушка когда-нибудь избавится от привычки краснеть, или это на всю жизнь?

Потом был ужин в кругу семьи. А затем девушки рассказывали о своих достижениях в изучении мускульной системы человека, называя каждый мускул на латыни. Естественно мы внимательно слушали, но мало, что понимали.

Мое время наступило, чуть позже, рассказал сказку «Снежная королева». Мама с отцом по ее окончании отправились в свои покои, а девушки немного попытали меня по главным героям сказки. В основном их интересовал наряд королевы. Как мог, описал, но заметил, что девушки ждали от меня более детального ответа. Тамара ушла, зевая.

— Анастасия Станиславовна, примите от меня небольшой подарок, — протянул я девушке пистолет. — Я очень хочу, чтобы он вам никогда не пригодился, но с ним вам будет безопасней, а у меня на душе спокойней.

— Раньше мужчины дарили девушкам цветы, посвящали им стихи, а теперь наступило время, когда лучшим подарком стало оружие, — грустно произнесла Анастасия. — Я вам благодарна за этот подарок, за проявление беспокойства о моей безопасности в наше смутное время — улыбнулась девушка, и посмотрев по сторонам снова поцеловала меня, уже более раскованно и смело.

А мне смелость Её Высочества нравится, уже проявляет инициативу — хороший признак.

— Извините, ваше Высочество, но пистолет я подарил вам, не прихоти ради, а защиты для. Закончится война, и я ваш путь устелю розами, даю вам слово.

— Когда вы отправляетесь на Кавказ?

— Через неделю. С понедельника начнется погрузка имущества, боеприпасов и вооружения батареи в вагоны.

— Так скоро? Я так надеялась, что у нас есть еще время побродить в осеннем парке.

— Обязательно побродим. У меня к вам огромная просьба. На весь период моего отсутствия, прошу вас вместе с моей сестрой переселиться к моим родителям. Отец выделит вам охрану.

— Александр Васильевич, я думаю, это лишнее. Мне никто прямо не угрожает, и я больше не видела слежки.

— Если вы ее не видите, то не значит, что ее нет вовсе. Лучше сделайте так, как я вас прошу. Мне вдалеке от вас будет спокойней, зная, что девушка, которую я люблю, находится в безопасности.

— Хорошо, любимая вами девушка, уступит вашим требованиям.

Потом мы не разговаривали, а беззастенчиво целовались, и нам никто не мешал. Наступил момент, когда мои руки уже были готовы начать исследование тела Анастасии, но неимоверным усилием воли я пресек эту попытку, поскольку мог напугать девушку своим напором.

Третий день ведем погрузку в вагоны. С повозками возникла проблема. На открытой железнодорожной платформе их помещалось всего восемь штук, а у меня их по штату семьдесят. Где мне набрать, сколько свободных платформ? Довелось повозки разобрать. Теперь главное, по прибытии на место их собрать, чтобы не остались лишние запасные части. С перековкой лошадей помог отец, нагнал кузнецов два десятка.

На станции меня разыскал адъютант командира полка, меня срочно желал видеть полковник Федоров.

После моего доклада Федоров представил мне нового командира взвода управления батареи — давно известного мне соученика по Первому Московскому артиллерийскому училищу — поручика Маркова Василия Петровича. Мы пожали друг другу руки, и меня не покидало ощущение, что я жму не руку, а держу за хвост змею. Поясню.

Василий Марков — сын барона Маркова Петра Ивановича, живущего и работающего управляющим механического завода в Иркутске. Там же проживает вся семья Марковых: мать, старший брат и пять сестер. Василий был вторым ребенком в семье. Родился слабым и болезненным, что сказалось на его физическом развитии. Он был маленького роста, по сравнении со своим отцом-великаном. Да и матушка Василия довольно статная дама. Я видел его родителей в день нашего выпуска. Так вот, не только ростом обидела природа Маркова, но еще наделила скверным характером — он с первых дней стал наушничать нашему ротному офицеру. Василия юнкера сторонились и бывало, частенько колотили в спальном помещении за его доносы. У меня с Марковым были нейтральные отношения, никогда товарищами не были, но и в экзекуциях над ним я участия не принимал. После окончания училища Василий, при пособничестве отца, начал службу в 17-м артиллерийском полку, расквартированном в Ярославле. Как он там служил и продвигался по службе, я не знаю, но, видя в каком чине он прибыл под мое командование, предполагаю, что от своей привычки докладывать начальству не избавился. В период учебы в училище он всегда старался угодить офицерам, приспособиться, не брал на себя обязательств, никогда не участвовал в спортивных состязаниях. Был такой скользкой и противной личностью, желающей забиться поглубже в норку и оттуда гадить. Желание Василия отправиться в зону боевых действий в составе моей батареи удивительно, и откровенно говоря, насторожило меня.

— Ну, что друг Александр, обмоем начало нашей совместной службы? — поинтересовался Василий.

— В другое время я бы согласился, но сейчас извини, работы очень много, и мне нужна светлая голова. Кстати, тебе не помешает влиться в процесс, твой взвод еще не начал погрузку оборудования и приборов. Сейчас отправимся в расположение батареи, я представлю тебя офицерам и личному составу батареи. Мы отправляемся в Керчь уже в воскресенье.

— Как в воскресенье? Мне полковник Федоров сказал, что раньше следующей недели состав не отправится.

— Может ты его неправильно понял. Это из порта транспорт уйдет на следующей неделе, когда мы погрузимся на суда.

После процедуры представления я поручил Маркову проверить готовность взвода к погрузке. Практически с первых минут понял, что в лице Маркова у меня появилась проблема. Посмотрим, насколько серьезная. Команды отдавал бестолковые, излишне и не по делу суетился, иногда срывался на крик. Поручик Мутных удивленно смотрел на своего теперешнего сослуживца, но из-за своей скромности замечания пока не делал.

Вечер субботы перед оправкой я провел в кругу семьи. Анастасия смогла убедить Тамару в необходимости переселения под родительскую опеку. Вечером я много времени провел за фортепиано, играл и пел. Потом родители и Тамара оставили меня наедине с Анастасией.

— Александр, позвольте мне так вас называть, — попросила девушка, — мне очень не хочется с вами расставаться надолго. — Не представляю, как я переживу разлуку. Без вашего присутствия, без ощущений ваших поцелуев на моих устах, я не живу, я существую. Мне хочется прильнуть к вам всем телом, или забраться на руки, и опустив голову на плечо слушать, как бьется сердце в вашей груди. Я прекрасно понимаю, что остаться со мной вы не сможете, честь офицера, защитника Отечества не позволит, но я хочу, чтобы я всегда была с вами.

Я заказала у ювелира вот эту серебряную безделицу, — девушка взяла со стола небольшой квадратный кулон, — и поместила туда свою фотографию. — Возьмите мой подарок с собой, пусть он вам напоминает о моей любви к вам, и о том, что я вас жду.

Подарок был принят мной с благодарным поцелуем. Затем я прочитал Анастасии стихотворение Симонова «Жди меня». По щекам девушки текли слезы, я старался осушить их поцелуями.

— Анастасия, ждите меня, я обязательно вернусь к вам с победой, — заверил я любимую. — Если кто-то скажет вам, что я погиб, не верьте, пока не увидите мое бездыханное тело. Я буду очень стараться, чтобы уцелеть, естественно не празднуя труса, и прийти к вам с объятиями.

Потом я на долгое время заключил девушку в объятия и не выпускал ни на минуту, хотел впитать аромат ее губ, чтобы дольше он был со мной в боевом походе. В итоге я отправился спать с неприятной тяжестью внизу живота, природу не обманешь, она приказам не подчиняется.

Провожать меня на станцию я запретил. Не хотел, чтобы мои подчиненные видели, как обливаются слезами мама, Тамара и Анастасия, как сжимает плотно губы отец. Все, дорогие мне люди остались за дверью, мой поход на бой с турками начался.

Одиннадцать крупных груженых «под завязку» пароходов выходили из гавани Керчи. На транспорте «Казак» покидал родные берега и я. В море караван судов взяли под охрану пятнадцать миноносцев, окружив со всех сторон, как заботливые слоны своих слонят. Трюмы нашего «Казака» были загружены до самого верха, в основном минами и обмундированием. Поскольку на грузовом пароходе каюты отсутствуют, моряки помогли нам установить палатки прямо на палубе, получился плавучий палаточный городок. Перед отплытием капитан-лейтенант Владимиров провел нам подробный инструктаж, объяснил, что можно делать на судне и что категорически запрещается. Он в своем праве, на судне он второй после Бога.

«Казак» основательно вооружили, установив восемь автоматических орудий Орехова. Простые в использовании, скорострельные и неприхотливые в обслуживании орудия внушали надежду, что мы сможем отбиться от вражеских самолетов, если они вдруг решат нас атаковать. Капитан-лейтенант мне доверительно сообщил, что конечным пунктом нашего плавания будет порт Батум, но попросил об этом никому не говорить.

Утром вторых суток плавания расчеты зенитных орудий заняли свои места, подносчики складировали поблизости лотки со снарядами. Похоже, мы вошли в зону действия вражеской авиации. В бинокль рассматривал небо, но кроме высоких серых облаков ничего не обнаружил. Наблюдатель зенитчиков, тоже вертелся во все стороны, к счастью, тоже не увидел и не услышал рев вражеских самолетов.

Поднявшийся ветерок поднял на море легкую зыбь, постепенно разогнал тучи, освободил доступ солнцу к заскучавшим без него земле и морю. Солнце светило, но не грело, а еще настораживало: ведь именно в ясную погоду возможно с успехом использовать авиацию. Примерно через полчаса над нами, высоко в небе, завис самолет. Наблюдатель-зенитчик успокоил, сказал, что это наш высотный «Альбатрос» контролирует проход кораблей, и если появится противник — по радио вызовет помощь.

Враг появился через час. На высоте около двух километров к нашему каравану с юго-западного направления приближалось около полутора десятка самолетов. Сосчитать точно я не смог, самолеты хаотично перемещались. Странный, на мой взгляд противозенитный маневр, можно и самим пострадать, ведь нападение строем повышает вероятность поражения бомбами транспорта. А вообще, кто этих турок знает, они люди своеобразные.

Миноносцы охранения, подав сигналы мощным и продолжительным ревом сирен, отошли от каравана, и выстроились таким образом, чтобы совместно с транспортами создать завесу из артиллерийского огня перед вражескими самолетами. Глядя на приближающиеся самолеты я подумал, что нашему «Казаку» достаточно попадания, одной, даже маломощной бомбы. Пробив тонкий металл верхней палубы, бомба может вызвать детонацию минометных мин в трюме судна. А взрыв десяти тысяч мин, это, я вам скажу, очень громкий и мощный бабах, от которого, пароход разлетится на мелкие куски покореженного металла, экипаж судна и личный состав моей батареи превратится в новопреставленных обитателей царства небесного. Такое может произойти, но я не хотел бы торопить события, рано еще отправляться в вечную нирвану. Однако внутри противно похолодело от осознания возможности такого исхода нашего морского перехода к театру военных действий. И больше не от страха за себя, хотя в известной степени было и это, сколько за личный состав своей батареи, ответственность за который я осознавал в полной мере.

С облегчением заметил приближение с востока группы самолетов, я почему-то на сто процентов был уверен, что летят наши пилоты. Так оно и оказалось. Две группы, равные по силам сошлись в схватке справа по борту. Через минуту я наблюдал падение в море самолета, надеялся, что нашим летчикам удалось приводнить турка. Из общей свалки вывалился один самолет и, преодолевая заградительный огонь транспортов и миноносцев, стал заходить на головной транспорт. Господи, если потопят его, то наш полк может остаться без командира и штаба, именно на головном транспорте они размещались. Вот оторвалась от брюха самолета темная точка и, увеличиваясь с каждым мгновением, полетела к цели. Я смотрел за этим действом, затаив дыхание. Бомба взорвалась неподалеку от судна, обдав палубу сотнями килограммов холодной морской воды, но не смертоносных осколков. Турок не остался безнаказанным, артиллерийский снаряд его настиг, и он вспыхнул ярким факелом в небе, разлетевшись по сторонам горящими кусками. Мне хотелось кричать от радости, как это делали мои подчиненные, но я постарался сохранить невозмутимое лицо.

Сколько сбили турецких самолетов наши авиаторы я не смог определить, просто прозевал момент, когда воздушный бой закончился, и противоборствующие стороны стали уходить на свои аэродромы. В восточном же(это я подчеркиваю наших, ибо из абзаца не совсем понятно) направлении удалялось всего шесть быстро перемещающихся точек — значит, остальные российские пилоты, защищая нас, сложили свои головы, упав в неприветливое море. Шансы на спасение минимальны, и я не видел, чтобы с кораблей спускались спасательные лодки. Жаль отважных людей, пусть у них на небесах все будет хорошо.

— Капитан, страшно тебе было наблюдать за боем наших самолетов над морем? — поинтересовался, подошедший ко мне капитан-лейтенант Владимиров.

— По правде говоря, я себя уютно чувствую на суше, там твердая земля под ногами, не качающаяся палуба, как сейчас.

— Это еще мало прилетело турок. Месяц назад их было в небе, что мух над навозной кучей. Наши летуны многих в море кормить крабов направили, правда, и сами гибли десятками. Иной раз нам удавалось кого-то выловить, а сегодня, смотрю, не судьба. Больше налетов не будет, можете до порта расслабиться.

— Почему только до порта?

— Мы должны подойти к вечеру. Турки повадились осуществлять ночные нападения. Малый быстроходный кораблик с одной торпедой, ночью выскакивает на рейд, и с дальней дистанции отправляет ее в сторону причалов. Порт никогда не пустует, всегда под разгрузкой или под погрузкой стоят транспорты. Вот выпущенная абы куда торпеда, всегда находит цель. Флот, естественно, принимает меры, но за всеми мелкими лоханками не уследишь, тем более, ночью. Недавно гавань перегородили тройной завесой противоторпедных сетей, стало спокойней в порту. Так турки изменили тактику и стали бить суда на подходе. Бывали случаи, когда огнем зениток удавалось поджечь турецкие кораблики, и тогда экипажи направляли свои пылающие костры на транспорты и миноносцы.

— Да, ситуация.

— Не дрейфь, капитан, кому следует, уже выследили места базирования этих москитов, не пройдет и недели выжгут все до последнего гребного ялика. Наши морячки люди не злопамятные, но в долгу оставаться не привычны.

— Будем надеяться, что охранение каравана сработает грамотно.

— И не сомневайся. На миноносце под номером 017 находится капитан первого ранга Лютый, командир дивизиона миноносцев, а он большой специалист по туркам. Ты заметил, кто снял самолет, прорвавшийся к головному транспорту?

— Не знаю, стреляли все.

— Команда Лютого отличилась, это мне по радиосвязи сообщили.

Вечер я встретил с волнением, но все обошлось, видно, турки сегодня сделали перерыв, хотя, странно и непонятно — в руки шла такая богатая добыча, я бы все силы приложил, но воспрепятствовал завершению переброски войск, которые теперь, на земле, крепко вжарят по туркам. Миноносцы остались на внешнем рейде, выстроившись полукругом, а транспорты пропустили в порт к причалам. Затем в гавань вошли все миноносцы, заняв позиции между двумя линиями противоторпедных сетей. Это меня капитан-лейтенант Владимиров просветил. Когда «Казак» отшвартовался, я поблагодарил Владимирова за компанию и за успешную нашу транспортировку. Затем побежал разыскивать командира полка с целью получения приказа на разгрузку.

Батарея стала лагерем в пяти километрах от Батума. Не успел я проверить качество устройства лагеря, как был вызван к командиру полка на совещание, где были собраны командиры дивизионов и командиры всех батарей.

— Господа офицеры, — начал свою речь полковник Федоров, — приказом командования 2-й армии наш 22 — й артиллерийский полк придается 45-й стрелковой дивизии. Все три дивизиона выдвигаются к населенному пункту Арнут и по месту будут распределены. Я со штабом полка вначале буду находиться при штабе дивизии, а с открытием боевых действий переместимся ближе к передовым порядкам. Отдельная батарея тяжелых минометов капитана Воронова уходит в подчинение командира 9-го горно-стрелкового полка подполковника Светлова, базирующегося в Севани. Всем быть готовым к переходу не позднее завтрашнего вечера. Проверку проведу лично со всем штабом. Всех офицеров прошу получить у начальника штаба карты с нанесенной обстановкой. Внимательно их изучите, в особенности маршруты выдвижения.

— Ваше высокоблагородие, — обратился к командиру полка, теперешний командир бывшей моей батареи поручик Смирнов, — а как будет решаться вопрос снабжения полка боеприпасами и продовольствием?

— На местах дислокации дивизии и горно-стрелкового полка уже созданы полевые склады боеприпасов, сейчас завозится продовольствие. Те снаряды и мины, которые мы доставили транспортами, перевозят в указанные мною места, запасы наращиваются. Прошу обратить внимание на дисциплину и безопасность во время совершения марша. Считайте, что мы передвигаемся по вражеской территории, следовательно, необходимо озаботиться охранением флангов и тыла. Впереди разведку будут вести части 3-го полка Донских казаков. Еще есть вопросы, господа?

Вопросов не последовало, но по лицам видел, что их накопилось множество, но озвучить почему-то никто не захотел.

После совещания я подошел к полковнику Федорову и попросил выделить мне дополнительно двадцать армейских повозок для транспортировки дополнительного боезапаса. Они мне были необходимы, я из личной жадности взял дополнительно полторы тысячи мин — не понадеялся на интендантов, а решил еще пару боекомплектов прихватить на всякий случай. Да, кто-то посчитает меня жадным, но это неправда, я не жадный, я запасливый.

Возвратившись в расположение батареи, собрал своих офицеров и довел информацию, полученную на совещании. Радости на их лицах не увидел. Собственно радоваться было нечему. Нам предстояло по пересеченной местности, изобилующей большим количеством холмов, гор и перевалов, преодолеть сто восемьдесят километров. На карте все дороги обозначены, как проходимые, но надо готовиться к худшему. Жаль, конечно, что нам не досталось направление наступления вдоль побережья на Трабзон. Здесь холмики невысокие, лесистая местность, есть, где укрыться от глаз неприятеля, и выйти к намеченным рубежам скрытно. Но, как известно, приказы высшего командования не обсуждаются, а подлежат исполнению.

Полковник выполнил обещание, мне выделили повозки в нужном количестве вместе с ездовыми. Проверку, учиненную командованием полка, моя батарея выдержала с честью, замечания, конечно, были, но несущественные. Ранним утром первой выходила моя батарея, так как нам предстоял более длинный путь. Казаки нас должны поджидать при подходе к первой горной гряде, примерно километров через тридцать, до этого места маршрут был безопасен.

Походная колонна батареи, растянувшаяся почти на два с половиной километра, подобно змее ползла через горы. Сотник казаков Филипп Захлестов, полуэскадрон казаков разделил на три части. В голове колонны двигалось три десятка всадников, два десятка в центре и десяток замыкал колонну. Захлестов объяснил мне, что так он успеет отреагировать в случае опасности.

Я тоже приказал всем батарейцам винтовки держать готовыми к бою. Кстати о винтовках. Если проводить аналогию с моим прошлым миром, то используемые в современной российской армии винтовки и карабины системы Дмитриевского были очень похожи на винтовку господина Мосина, но только немного короче и изготовлены более качественно. А также имели примыкаемый снизу магазин на десять патронов. Штык практически такой же. Как ни парадоксально, но автоматическое оружие, я имею в виду, станковые пулеметы Алтунина, по своим конструктивным особенностям и принципу действия походили на пулеметы Максима с водяным охлаждением.

Ручные пулеметы конструкции Звонарева имелись только в пехотных ротах, по одному на взвод, сильно напоминали известный ДП-27, только с диском большей емкости. В свое время, рассматривая разнообразное оружие, я удивлялся: казалось бы, другой мир и, похоже, другая реальность, а так много схожести с моим, очевидно навсегда утерянным миром. И эта схожесть помогала нормально освоиться в привычной для меня армейской среде.

— О чем задумались, ваше благородие? — прервал мои размышления поручик Марков, подойдя ко мне.

— Да вот, прикинул по карте, сколько суток мы будем двигаться к намеченной точке. Определил новые места привалов и ночевок. Такую массу народа надо разместить, накормить и спать уложить.

— Не много ли чести солдатам?

— Не много. От того, как они будут воевать, наши жизни зависят. Будут голодные, мечтать о куске хлеба — упадет общая боеспособность всей батареи, а значит, мы не сможем выполнить поставленные нам задачи. Людей погубим и сами поляжем.

— Странный, вы, ваше благородие. Раньше, насколько я осведомлен, вы смотрели на жизнь проще.

— Раньше мне не доводилось быть между жизнью и смертью, а побывав там, понял, что надо многое менять, в том числе отношение к подчиненным.

— Но это не помешало вам ввести в батарее драконовские порядки, когда нижнему чину без позволения командира, нельзя даже до ветру сходить, я уже не говорю о вине.

— Знаете, Василий Петрович, устав артиллерии писан кровью многих наших предшественников, и не учитывать их опыт мы не имеем права. Железная дисциплина — залог высокой боеспособности батареи.

— Заметил уже. Даже сейчас, на марше, командиры минометов и мой заместитель, унтер-офицер Мельников, ведут занятия с расчетами и разведчиками. Учат и подсказывают, как ловчее проводить работу с приборами, как быстрее наводить минометы и готовить боеприпасы. Замолкают только на привале, или когда рот занят пищей.

— Все так, пусть тренируются, будет польза.

Марков ушел ко взводу. Не понравились мне его рассуждения, да и за короткое время его пребывания в батареи я убедился, что багаж знаний, полученный в училище, Марков порядком подрастерял. Ничего, прибудем на место, возьму его в оборот, научу всем премудростям управления взводом, повышу его уровень знаний.

К исходу пятых суток мы наконец-то прибыли в Севани. Я разыскал подполковника Светлова, доложил о прибытии.

— Давай капитан, поговорим без чинов, мы здесь одни, — предложил подполковник, — меня можешь называть Иваном Федоровичем. — Представляешь, куда тебя занесло?

— Выполнил приказ командира полка, прибыл в ваше распоряжение, для участия в боевых действиях.

— Попал ты капитан, вместе со своей батареей в задницу аналога нашего черта, которого здесь шайтаном прозывают. Я уже в этой заднице торчу второй месяц и с места двинуться не могу, приказ о наступлении мне пока не передали, ни по радиосвязи, ни пакетом. Выполняю единственный приказ: веду активную разведку возможных направлений наступления, наношу интересную информацию на свою карту. Завтра с ней ознакомишься и перенесешь себе, что посчитаешь нужным. Мне еще повезло, а вот 8-й и 7 й полк нашей 3-й горно-стрелковой дивизии вообще сидят, подобно горным козлам по скалам. Там даже проезжих дорог нет, одни тропы. Вот такая у нас радостная картина. Озадачил я тебя?

— Завтра с утра проведу рекогносцировку местности, привяжу основные ориентиры, измерю все дальности. На основании этого построю карточки огня, а там, по мере получения новых сведений буду вносить коррективы, и решать задачи. У вас своей артиллерии нет?

— Есть батарея поручика Гладунова, только у него орудия Корнеева, пятидесятимиллиметровые, маломощные и громоздкие, их по горам не очень то и потаскаешь. В лучшем случае в разобранном виде можно куда-то поднять. Мы пару орудий, таким образом, затащили на самую высокую гору. Оборудовали огневую позицию, правда, доставка снарядов и провианта расчетам довольно трудное занятие. Честно скажу, я не представляю, как ты будешь свои трубы таскать по горам, повозки за этим перевалом могут пройти километров двадцать, не больше.

— У меня есть специальные вьюки для минометов. Можем перемещать их там, где пройдет лошадь, а потребуется, солдаты на себе потащат, тренировались мы усиленно.

— Тогда дам тебе в помощь Гладунова, он здесь все излазил, покажет, что ему удалось обнаружить.

— Спасибо, Иван Федорович. А как обстоит дело со снабжением?

— Мин для тебя и снарядов для Гладунова в достатке, с этим нет проблем. Всяких круп и сухарей тоже запасено прилично. Вот с мукой и со свежим мясом пока не очень. Приходится пользоваться тушеными продуктами, в основном говядиной.

Вечером, сидя в палатке, написал письмо родителям, в котором сообщил о своем успешном прибытии к местам будущих боев. В конверт положил письмо для Анастасии. Её я заверил в своей любви, указал, что сильно по ней скучаю, что было правдой. Я действительно за Анастасией соскучился. Пока писал ей письмо, непроизвольно сжимал в руке подаренный кулон. Обычно перед сном, я открывал его, и целовал прекрасный лик — это был своего рода ритуал.

— Турки на этом перевале сидят около полугода, — просвещал меня поручик Гладунов утром следующего дня, — окопы, сами понимаете, копать они не стали, укрытия для пехоты, пулеметные гнезда и позиции артиллерии выстроили из камней. — Кое-где камни обсыпали землей. Маскировка, так себе, мы все, что смогли, заметили и нанесли на карту. За левой горкой у них развернут лагерь, выстроены временные жилища, тоже из камня. Турок здесь не более батальона. Собственно, зачем держать больше? Позиция очень удобная для обороны. Если мы попытаемся их атаковать, то перекрестным огнем из разных направлений наши наступающие роты турки быстро уничтожат. У турок хорошие французские орудия в семьдесят пять миллиметров. Если я правильно понимаю замысел турецкого командования, то главная задача не дать возможность нашим войскам пройти вглубь территории. Ведь в сорока километрах отсюда, наша дорога упирается в высокие горы, и расходится в западном — к поселку Харнук и в восточном направлении — к Трабзону. Если мы прорвемся, то можем, оказаться в тылу крупных группировок, готовящихся к наступлению по побережью Черного моря, и в направлении старой дороги на Баку. Других пригодных для масштабного наступления путей не существует.

— А вы, Степан Степанович, хорошо знаете территорию противника, — удивился я. — Поведайте, откуда?

— У нас есть взвод пластунов из Терских казаков, командир у них есаул Трофимов. Они лет пять назад здесь крутились, иногда ходили в «гости» к туркам, кое-чем поживиться. Многие тайные тропы Трофимову известны. Вот он со своими казачками нас свежими сведениями и снабжает.

— А наш командир еще не прорабатывал план возможного наступления?

— Иван Федорович? А то как же, прорабатывал и неоднократно, и всегда выходило, что потери у нас будут значительные. Потому-то вашу батарею и запросили на усиление. Кстати, далеко трубы бьют?

— На полном заряде шесть километров.

— Мои «корнейки» и то десять километров дают, а у вас калибр больше, и всего шесть.

— Зато мои могут поражать противника на обратных скатах высот, вот как в данном случае. Турки хорошо укрыты. Вы можете выбить только прямой наводкой пулеметные гнезда, порушить укрытия турок на передовых позициях, в лучшем случае, а позиции артиллерии и резерва пехоты вам недоступны. А если там рванет шестнадцатикилограммовая осколочно-фугасная мина, то живых останется мало.

Поручик Марков и унтер-офицер Мельников с отделением разведки тщательно исследовали с помощью дальномера и буссоли укрепления противника, наносили на карту выявленные цели. По правде говоря, работали солдаты и унтер-офицер Мельников, а Марков только поглядывал, пытаясь что-то подсказывать. Я им не мешал, потом сам все перепроверю, пусть стараются. Один раз я чуть не въехал Маркову в ухо, когда он уронил на камни бинокль и разбил его вдребезги. Ну, разве можно быть таким безруким!? Нельзя, что ли, на ремешке носить, как все нормальные офицеры? Все, гад, пижонит. Не знаю, как я удержался, но злость во мне кипела. У меня возникло желание сбить Маркова с ног, и долго и вдумчиво пинать ногами. Странно, раньше я за собой такого не замечал.

Три дня вели разведку, слава Богу, нам никто не мешал, да и мы старались действовать скрытно. За три ночи подняли, по согласованию с подполковником Светловым, на господствующие высоты все «корнейки» — оттуда им будет удобней вести огонь. Подполковник приказал хорошо замаскировать орудия, чтобы турки до начала атаки не смогли их обнаружить, пусть будут они неприятным сюрпризом.

Для моей батареи оборудовали несколько позиций, сложили высокие «дворики» из камня, укрытия для личного состава и боеприпасов. Турки не дураки, шевеление на наших позициях наверняка зафиксировали, возможно, даже опознали позиции минометов. Мне показалось странным, что у турок минометов нет вообще в этом месте.

Вечером третьего дня подполковник Светлов собрал всех офицеров в штабе на совещание.

— Получен письменный приказ о начале боевых действий, — сказал подполковник, потрясая в руках бумагой. — Наша задача: освободить перевал от турок и продолжить продвижение до развилки дорог. Достигнув этой точки, нам надлежит закрепиться и ждать подхода основных пехотных частей. Легкой прогулки не обещаю, противник у нас серьезный и хорошо вооруженный. По данным, полученным от нашего вездесущего есаула Трофимова, за этим перевалом, на удалении двадцати километров, турки оседлали перевал пониже, но загнали туда два батальона. Позиции еще до конца не оборудованы, они надеются, что у них будет достаточно времени, поскольку мы здесь увязнем надолго. Но я, поработав с картами и обсудив обстановку с нашими разведчиками, решил турками подложить свинью, которую они на дух не переносят.

Есаул Трофимов со взводом пластунов уходит на территорию противника. Оседлав возвышенности в тылу противника, перережет ему коммуникации. Трофимов выделяет десяток пластунов-проводников, которые скрытно проводят на вражескую территорию взвод стрелков-снайперов подпоручика Грушевского, задача которых с близкого расстояния в двести-триста метров уничтожать офицеров и обслугу орудий.

Поручик Гладунов занимается уничтожением пулеметов и разрушает позиции пехоты. Капитан Воронов засыпает минами позиции вражеской артиллерии и пехотного резерва. Не жалейте мины и снаряды, засевайте обильно.

После получасовой артиллерийской подготовки, я надеюсь, вы, пушкари, давно с целями разобрались, в бой вступают солдаты-горно-стрелки.

Предупреждаю всех командиров стрелков: передвижение по пересеченной местности перебежками, обязательное прикрытие ручными и станковыми пулеметами. Старайтесь выбивать живую силу точной стрельбой, не надейтесь на штыковые атаки.

— Ваше высокоблагородие, разрешите? — взял слово командир батальона капитан Григорьев. — Может, пластуны в тыл врага проведут пару рот наших стрелков? Тогда турки не выдержат двойного удара.

— Спасибо, капитан, за ваши слова. Думал я над этим. Мысль хорошая, но нельзя забывать, что турки давно находятся здесь и наверняка перекрыли тропы.

— А как же тогда есаул со своими людьми? — не успокаивался Григорьев.

— Есаул и его люди обучены передвигаться скрытно в темноте и они вырежут все посты и секреты на пути взвода снайперов, которые тоже, с учетом своей воинской профессией, приучены к скрытному передвижению. Большая масса солдат создает много шума и может быть обнаружена, о последствиях я лучше умолчу, сами знаете, что станется с нашими воинами. Трофимов и Грушевский выходят со своими людьми в полночь, мы начинаем атаку все одновременно с восходом солнца. Сейчас прошу всех пройти в свои подразделения и еще раз проверить готовность.

— Ваше высокоблагородие, — поднял я руку, — с вашего разрешения выскажу просьбу. — Поскольку снайперы подпоручика будут в непосредственной близости от противника, прошу обозначить свое место тремя ракетами красного, желтого и зеленого цвета.

— Разумное предложение, — согласился подполковник. — Кто еще хочет высказаться?

— Господа, я человек мирной профессии, — встал с места доктор Гольдберг, — в ваших премудростях не понимаю, но хочу попросить оказывать помощь санитарам в выносе раненых.

— Яков Гершевич, обязательно наши солдаты помогут вашим санитарам, — заверил Светлов, — но только после занятия позиций неприятеля. — А пока этого не случиться — обходитесь наличными силами.

В палатке я вместе с поручиком Мутных распределял цели между огневыми взводами, старался, чтобы нагрузка между всеми была распределена пропорционально. Подпоручики внимательно слушали, заносили мои распоряжения в блокноты, сверялись с картой. Один Марков не принимал участие в обсуждении предстоящего боя. Приказал использовать осколочно-фугасные и зажигательные мины, пусть взрывается все, что взрывается, и горит, что может гореть. По моей просьбе командиры взводов повторили поставленные задачи и я убедился, что меня они правильно поняли. Подпоручиков и поручика отпустил, а Маркова оставил.

— Василий Петрович, ты извини, что я так с тобой без чинов общаюсь, — сказал я, когда мы остались одни. — Не могу я тебя понять. То ты рвешься в бой, стараешься везде успеть, проявляешь кипучую деятельность, то безучастно присутствуешь на совещании перед боем. Даже свою задачу не уточнил. Признайся, тебе страшно?

— Тебе признаюсь, страшно, до дрожи в коленях, я же ни разу не участвовал в бою, и не знаю, как переживет это мой организм. Говорят, что иногда от страха происходит неконтролируемая реакция, так сказать, наступает полный конфуз.

— Ты не слушай организм, займи голову работой. Тебе завтра считать и наблюдать доведется много. Постарайся загнать свой страх подальше и поглубже, а его адреналин использовать в боевых целях.

— Легко говорить тому, кто уже стоял под вражескими снарядами и ранение там получил. Я пока только на полигоне рядом с орудиями познакомился, все больше бумажной работой занимался.

— Зачем тогда в действующую армию попросился?

— Приказали.

— Ладно, поручик Мутных и я буду на наблюдательном пункте, смотри за нами, учись преодолевать страх. Большая просьба, как бы тебе не было страшно, никогда не показывай этого подчиненным.

С первыми лучами восходящего солнца мы начали войну. В положенное время снайперы обозначили свой передний край, теперь главное не закинуть мину к ним. «Корнейки» веселились по пулеметам. Гладунов, похоже, дал команду установить взрыватель шрапнельных снарядов на удар, сейчас отчетливо было видно, как влетавшие в амбразуры снаряды разрывались с характерным звуком и тучей белого дыма. От ста шариков, в каждом снаряде, прилетавших в пулеметное гнездо, не укроешься.

Мои тоже молодцы, крошили неприятельские позиции, ведь все цели разобраны. Чередование типов боеприпасов привело уже к возгораниям на вражеской позиции. Интересно, что может гореть, если вокруг преимущественно камень? Наверное, нашлось, да и плоть человеческая неплохо горит, когда на нее попадает горючий заряд мины. Темп стрельбы батарея выдерживала средний, пять-шесть выстрелов в минуту. Из-за твердой поверхности, приходилось постоянно подправлять прицел — и это мы еще под опорные плиты подложили мешки с землей, а то вообще бы наши минометы ушли бы в скачки. Первый боекомплект улетел за десять минут, но дефицита в минах взводы не испытывали, еще со вчерашнего дня были образованы бригады подносчиков из числа ездовых.

Турки тоже начали отвечать нам из своих орудий. Первое успешное попадание было на позиции «корнеек», которые были установлены давно, видно, турки их обнаружили. Жаль: погибли, по всей видимости, ребята, а позиция у них была отличная. Несколько снарядов разорвались на позициях батареи, похоже досталось третьему взводу. Узнать, что там произошло, не удалось, телефонная связь оборвалась. Сейчас связисты занимаются восстановлением.

Унтер-офицер Мельников, несмотря на сильную задымленность позиций врага, засек направление, где может располагаться орудие, нанесшее нашим порядкам урон. Проведя вычисления, приказал второму взводу с максимальной скорострельностью обработать участок. Молодец, подпоручик Чуин, мины положил отлично и куда-то удачно угодил, там вспух большой оранжевый гриб.

Полчаса пролетели, я строго смотрел за временем. Взлетели в небо две красные ракеты, в атаку пошли стрелки, наша задача: в случае необходимости поддержать наступление и подавить огневые точки, если они уцелели.

Стрелки приблизились к неприятельским позициям метров на четыреста и попали под пулеметный огонь. Я успел насчитать четыре пулеметные точки. Гладунов, сразу же перенес огонь на вновь обнаруженные цели, и мы всей батареей поддержали его. Пять минут интенсивного обстрела, и все, пулеметы молчат, стрелки пошли в атаку. На этом наше выступление можно считать оконченным, стрелять невозможно, накроем своих солдат.

Минут через сорок я обходил позиции батареи. В принципе, все в норме, в первом и втором взводе никаких проблем, минометы исправны, личный состав цел и невредим. В третьем взводе дела хуже. Убиты шестеро подносчиков, легко ранен наводчик седьмого миномета, а вот подпоручику Медведеву — не повезло, ему большим камнем перебило обе ноги. Батарейцы успели его вынести в лазарет, где его сразу же уложили на операционный стол. Чуть позже доктор Гольдберг мне сказал, что левую ногу подпоручику спасти не удалось, сильно она была изломана и почти оторвана, пришлось удалить ее до колена. Правую ногу доктор сложил, и надеется, что она срастется. Медведев эвакуирован в Севани, а когда наберется сил, его переправят в госпиталь.

Затем я побывал на взятых турецких позициях. Везде следы разрушений, валяются пока не убранные трупы солдат противника, от кое-кого остались только фрагменты, похоже попали под близкий разрыв мин, которые любят рвать добычу острыми зубами осколков. Меня больше интересовала позиция турецких орудий. Выяснилось, что их было всего четыре штуки. Известная мне французская полевая пушка системы Гринье. Хорошее орудие, скорострельное, с большим ресурсом ствола, но для ведения боевых действий в условиях горной местности не очень подходит — вес приличный. Если представить, что орудие можно переместить в разобранном виде, то сборку его могут осуществить только квалифицированные оружейники, силами расчета выполнить эту операцию нереально.

На командном пункте батареи, рядом с трупом офицера, я подобрал целый ворох карт. Пересмотрел их внимательно. Турки не зря ели свой хлеб, все наши позиции были очень аккуратно нанесены на карту. К счастью, позиций моей батареи не было, чем и объясняются мои незначительные потери. Карты спрятал в сумку, пригодятся на будущее.

У поручика Гладунова потери значительные. Полностью погибли два расчета, и орудия приведены в полную непригодность, единственное, что уцелело — это прицелы, все остальное — металлолом. Другим расчетам «корнеек» тоже досталось изрядно, много раненных. Таким образом, боеспособность батареи Гладунова значительно снизилась.

Горно-стрелки тоже не избежали потерь, предварительная численность погибших составляет семьдесят четыре человека и почти полторы сотни раненных. А вот снайперы и пластуны, действовавшие в тылу турок, не пострадали совершенно.

Вечером, после обработки всех раненых и погребения погибших, подполковник Светлов проводил разбор боя.

— Повоевали мы, господа офицеры, хорошо, — спокойным голосом сказал уставший Светлов, — потери понесли, но значительно меньше ранее прогнозируемых. — Спасибо всем, кто старался сохранить жизни солдат. Поставленную задачу мы выполнили, сбили противника на первом рубеже. Действия всех подразделений полка и приданных сил считаю успешным. По радиосвязи я доложил командующему армией результаты боя, он высоко оценил наш успех. По его приказу к нам направлена батарея полевых орудий, которая должна повысить нашу огневую мощь. Пополнение пока не подойдет, а если и прибудет, то исключительно из 8-го полка нашей дивизии, у них там тишина.

Наша последующая задача: взятие перевала Урти. Если он окажется в наших руках, то открывается путь к тылам противника. Предварительные сведения неутешительны. Турки собрали на перевале не менее полка пехоты, установили две полнокровные батареи орудий. Сколько будет установлено пулеметов, я пока сказать не могу, боевые позиции противника в стадии строительства. Одно могу с уверенностью сказать, будет нам очень трудно. Мы должны связать боем турецкий полк до подхода нашей пехотной дивизии, это займет не менее пяти дней. Вот, думайте, господа офицеры, как будете воевать. Штаб полка сейчас занимается разработкой плана наступления. Ведем интенсивную разведку неприятеля. Думаю, два-три дня у нас есть, если турки не помешают. У кого есть дельные предложения, прошу подать рапорт письменно начальнику штаба. Подполковник Радионов внимательно их изучит.

На следующий день я отправился на рекогносцировку. Поручик Марков пережил первый бой успешно, не обгадился, и теперь, с высокоподнятой головой покрикивал на подчиненных. А вот мне покрикивать не хотелось совершенно. Перед перевалом была всего дюжина холмов, пригодных для укрытия пехоты и минометов на обратных скатах. В остальных местах развернуть позиции не было никакой возможности, турки легко могли достать нас из орудий. Это я так прикидывал, до того момента, пока нас не обстреляли турки возле одного из холмов. Снаряды легли с малым разлетом, похоже, корректировщик турок знает свое дело. Мы поспешили укрыться за складками местности, но и это не помогло. Вражеские снаряды перелетали холм и перепахивали каменистую почву в двухстах-трехстах метрах от нас. Враг пока бил наугад, и это нас спасало от гибели. Изменит он установки прицела, и нам может не поздоровиться. После очередной серии разрывов приказал всем покинуть укрытие и, пользуясь рельефом местности, со всех ног бежать к занимаемым нашим полком позициям. Легко сказать: бежать. Попробуйте это сделать, увешанным приборами. Правда, это относится больше к нижним чинам, они у нас главные носильщики. Когда вышли из-под обстрела, перевели дух. Я все время находился в арьергарде нашего маленького отряда и подгонял отстающих. Как ни смешно, но первым за бруствер, сложенный пехотинцами из камней, спрятался Марков, отменный бегун из него получился. Чемпион.

— Погоняли тебя турки, капитан? — добродушно улыбался подполковник Светлов, выслушав мой доклад. — Что, нет никакой возможности подобраться к перевалу?

— Печально, но факт. Я не могу переместить минометы на позиции, с которых на полном заряде достигну поражения целей. Вся местность хорошо простреливается орудиями противника.

— Да, минометы вещь хорошая, эффективная, а вот дальнобойность не очень. В связи с этим штаб подумал и разработал тебе отдельную задачу. Ты прекрасно видел, что с востока над перевалом нависают высокие скалы, надежно прикрывая позиции турок с фланга. По всем картам, нашим и турецким, горы обозначены, как непроходимые. По сути, оно так и есть, проезжих дорог нет, и турки об этом прекрасно осведомлены, это их территория. Но в Севани нашелся молодой контрабандист, который исходил окрестные горы вдоль и поперек. Вот он утверждает, что можно забраться на небольшое плато, ведя на поводу лошадей. Там он неоднократно пережидал непогоду и прятал товар. Ты сможешь затащить минометы на плато?

— Для перевозки минометов и боеприпасов на лошадях, у меня есть специальные приспособления. Большим получится караван, больше сотни лошадей. Кто нам обеспечит скрытность попадания на плато?

— Пластуны пойдут впереди с контрабандистом, а ты за ними следом.

— А пехотное прикрытие дадите?

— Зачем тебе на плато пехотное прикрытие? Засел себе и стреляй, там до перевала не более километра, сковырнуть тебя никто не сможет.

— Знает контрабандист о тропе, знают и другие, может, кто из местных у турок обретается. Не хочу оглядываться за спину, ведя стрельбу по противнику.

— Ладно, один взвод стрелков дам. Назначаю тебя командовать отрядом. Только ты пойдешь не напрямки, а кружным путем, крюк будет километров сорок. Отводим тебе на это трое суток. К тому времени подоспеют полевые орудия, а чуть позже подойдет пехотная дивизия. Готовность к началу боевых действий, как обычно, две красные ракеты. Ты после сигнала бьешь турок, стараешься выбить орудия, а мы займемся пехотой.

— Есаул Трофимов об этой тропе знает?

— Только в общих чертах, хаживать ему по ней не доводилось. Все иди, готовься, завтра выступаешь.

В аул Гешермахи прибыли под вечер. Кашевары уже разводили костры под котлами, начинали готовить ужин, а замыкающие лошади нашего каравана только втягивались в населенный пункт. Не ограничился я одним боекомплектом мин, взял два, увеличив караван на полсотни лошадей. Вместе с минами везли продовольствие для личного состава, фураж для лошадей, из расчета на неделю — солдат и животных кормить нужно.

За время пути пытался понять, отчего некоторым людям нравятся горы. Мне они совершенно не показались красивыми и привлекательными. Везде пожухлая мелкая трава, под ногами и под копытами лошадей противно шуршат мелкие камни. Даже на малой высоте легкий осенний ветер пробирает до костей. Может весной, когда природа просыпается после зимней спячки, и часть почвы покрывается зеленым ковром, все вокруг преображается и радует глаз, но сейчас созерцание природы вызывает только уныние.

В ауле три короткие и прямые улицы. Самая крайняя улица примыкает непосредственно к скале. Насчитал тридцать пять домов. У всех плоские крыши, некоторые поросшие невысокой травой. Мне аул показался нежилым, хотя подполковник утверждал, что здесь проживало около ста человек. Куда люди подевались? Тщательно проверив аул, обнаружили полтора десятка мужчин разного возраста. Через толмача узнали, что жители ушли из аула полгода назад, когда начался мор. Находившиеся в ауле мужчины тоже планируют уйти. Сюда они пришли, чтобы забрать оставшийся домашний скарб. От греха подальше загнали их в отдельный дом, выставили охрану.

Зашел в самый большой дом — его решили использовать для ночлега офицеров. Подождал, когда глаза привыкнут к полумраку, одна свеча не могла полностью осветить наше обиталище. Все офицеры батареи, командир прикрытия прапорщик-стрелок Салехов и десятник пластунов Добров накрывали импровизированный стол. Здесь же находился толмач и контрабандист. Добров попросил их не выпроваживать, так как наши солдаты довольно злы на турок. Посмотрел я на этих детей Аллаха. Одеты наши временные попутчики бедно, а вот обувь у обоих очень добротная. У толмача на ноги обуты отличные сапоги, а у контрабандиста ботинки с высоким голенищем на толстой подошве. Бедный и несчастный турок подобную обувь себе позволить не может, дорого она стоит. Странно это, очень странно, что-то здесь не так. Контрабандист, взглянув на меня, поспешно отвернулся, хотя перед этим внимательно прислушивался к беседе офицеров. По заверениям толмача, наш проводник-контрабандист не говорит и не понимает по-русски ни бельмеса. Не знаю почему, но мне показалось, что контрабандист ведет себя неестественно. Может, он что-то затевает? Даже посетила мысль, что он нас умышленно сюда завел.

Вызвал на улицу Салехова и Доброва, рассказал о своих подозрениях. Приказал выставить вокруг аула дополнительные посты. Добров привел к нашему дому весь свой десяток, приказал обустраиваться на ночь под открытым небом и обеспечить охрану.

Я уже собирался ложиться на тюфяк, когда заметил стремительное движение в мою сторону. На полном автомате я резко отскочил в сторону и нанес удар рукой наотмашь. И странное дело — в кого-то попал. Услышал сдавленный вздох и падение. Повернувшись, увидел на полу корчащегося и сжимающего в руке огромный нож контрабандиста. Сходу начал наносить лежачему удары ногами по корпусу, предварительно выбив нож из руки. От всей души старался. С большим трудом меня остановил поручик Мутных. Контрабандиста связали и через перепуганного толмача попытались у него вызнать о причине нападения. Он в основном молчал, только изредка что-то злобно и неразборчиво шипел или толмач так бестолково переводил. Мне это надоело и я вновь принялся обрабатывать контрабандиста, на сей раз кулаками. Когда лицо и уши превратились в кровавые и хорошо отбитые отбивные, контрабандист заговорил на хорошем русском языке.

Оказалось, ему хорошо заплатили за меня. Он должен был меня просто прирезать, поскольку я, с его слов, посланец шайтана на земле. Наниматель, некий Али, встретил контрабандиста в Севани и сказал, что если не выполнит работу, то пострадают родители и сестра. Обеспокоенный судьбой семьи, контрабандист согласился, тем более я неверный, лишить меня жизни для мусульманина благо. Обнаруженные нами в ауле мужчины должны были ему помочь уничтожить всех офицеров и, по возможности, поджечь ящики с минами. Хороши местные мирные жители, ничего не скажешь.

Хотел пристрелить контрабандиста, но Добров меня удержал, заверил, что теперь он его будет вести на поводке, как собаку, ведь другого проводника в нашем распоряжении нет. Тогда я приказал Салехову расстрелять всех запертых мужчин — таскать за собой табун пленных я не намерен.

Через пятнадцать минут прапорщик доложил об исполнении, добавив, что, не поднимая шума, всех перекололи штыками.

Долго не мог уснуть, пытался разобраться, кому я так успел здесь насолить, да так, что прислали ликвидатора. Как-то все удачно складывается. Из ниоткуда появляется знающий тайную тропу контрабандист. Ему почему-то в штабе полка верят и приставляют к моей батарее. В первом же ауле нас поджидает засада, которая выдает себя за местных жителей. Засада, по неизвестной причине, никакой активности не предпринимает, а герой-одиночка пытается мне всадить нож в бок. О том, что я пойду по этому маршруту, знали немногие: подполковник Светлов, его штаб и мои офицеры. В принципе, достаточное количество человек, чтобы информация попала к нужному человеку. Неизвестный Али. Он-то, каким боком ко мне? Я с местными не пересекался и, тем более, ни с кем не ссорился. В пути тоже никаких встреч на узкой дороге не было. Контрабандист внимательно следил за мной в помещении, но прямого взгляда избегал. Атаковал после моего разговора с Салеховым и Добровым. Может, ему кто-то дал команду меня зарезать? Тогда кто? В доме оставались только мои офицеры. Если не доверять товарищам по оружию, то с кем прикажите воевать? Одни вопросы, на которые я, к сожалению, не нахожу ответов. А ситуация очень мне не нравится. Ладно, постараюсь быть очень внимательным.

Весь день пути я периодически доставал револьвер из кобуры и тщательно его осматривал, хотел убедиться, что с ним все в порядке и я могу воспользоваться им в случае необходимости. Идущий впереди дозор из пластунов ничего подозрительного за день не обнаружил. На ночевку остановились под открытым небом. На наше счастье, между двумя скалами природа образовала ровную площадку, правда, площадь ее слишком маленькая. С большим трудом удалось там собрать весь караван воедино. Об установке палаток и речи не было, свободного места не было. Разгрузили лошадей, накормили их. Солдаты тоже получили горячее питание. Офицеры столовались из общего котла, а вот кофе нас угощал поручик Марков, отменный у него напиток получился.

Перед сном я, вместе с Марковым, проверил несение службы выставленными караулами. Все было спокойно, солдаты бодрствовали и действовали по уставу. Ну, раз все хорошо, можно отправиться отдыхать. Сделал несколько шагов, и провалился в темноту, почувствовав удар по голове.

— Давай, господин граф, приходи в себя, — с трудом доходили до меня слова, сопровождаемые легкими ударами по щекам.

Открыл глаза. Я лежал на голой земле в каких-то рваных обносках, связанный по рукам и ногам, а рядом на камне сидел поручик Марков.

— Ну, здравствуй Воронов, — ухмыльнулся поручик. — Оклемался? Вот и хорошо, значит, услышишь, что я хочу тебе сказать.

— Когда, ты, Василий Петрович, успел туркам продаться, предать Отчизну и своих товарищей, сука ты, тварь паршивая, гнида вонючая, мать твою?

— Никому я не продавался и никого не предавал. Я, как истинный патриот России и верный слуга престола, буду доблестно воевать с турками. Завтра мы займем боевую позицию и своевременно нанесем врагу поражение. Правда, ты этого не увидишь. Капитан Воронов в ходе проверки постов оступился и упал в глубокую расщелину. Утром я тебя там обнаружу и уверенно опознаю, ведь я с тобой учился в одном училище. Моему горю не будет предела.

— Неплохо придумал, скотина продажная. А зачем тебе все это, падаль?

— Не перебивай и не ругайся — бесполезно, я все поясню. На дне расщелины будет не твое тело, для этого уже есть труп. Переоденем его в твой мундир, обезобразим лицо до неузнаваемости. Среди офицеров жандармских ищеек нет, а «твой» труп таскать за собой не станем. Упокоим на тропе и крест поставим. Так закончит свой боевой путь славный капитан Воронов. Зачем мне все это? Отвечу прямо. Ты появился в ненужном месте, в ненужное время. Кто тебя просил привлекать к себе внимание Её Высочества? Пил бы, волочился бы за дамами, как это делал ранее и никто бы тебе слова не сказал. Так нет, ухаживать решился, цветы дарить, на прогулки по парку возить. Решил стать зятем императрицы? Заверю тебя: напрасный труд. Дни Маргариты II сочтены, не сегодня-завтра, на трон взойдет настоящий, достойный император. Он будет править правильно, а не представлять собой, какую-то размазню в юбке.

— На Станислава Леонидовича намекаешь, недоносок, вот кому продался, понятно теперь…

— Не намекаю, а говорю прямо. Я рад, что тебе все понятно, надо было тебе раньше понимать. Он станет родоначальником новой императорской династии Сергеевых. Если хочешь знать, у него уже есть наследник.

— Прижитый ребенок в грехе с одной из фрейлин государыни. К тому же по закону империи престол наследуется исключительно по женской линии, народ не воспримет наглое попрание закона, и не надейтесь.

— Признание ребенка наследником — дело времени. Маргариту, виновницу всех бед в стране, осудят и публично казнят, а ее дочерей отправят в дешевые дома терпимости вглубь страны, пусть доставляют удовольствие и радость обывателям. Все складывалось замечательно, но внезапно вылез ты со своим папашей. Ограничили контакты Анастасии, увезли в Алушту, а вдобавок ко всему, накрыли группу, которая должна была ее тайно увезти в Москву. Подгадили нам тщательно разработанную операцию. Ничего, с тобой вопрос решен, и до твоего папеньки доберемся.

— Ты хочешь меня убить? Сколько тебе заплатили?

— За твою смерть мне обещан титул графа.

— Вроде бы свободных титулов на сегодня в империи нет.

— Когда Станислав Леонидович взойдет на престол — появятся. Тебя я действительно хотел убить. В Гешермахи ты мне все карты спутал, захватив наших помощников. Потому я отдал приказ Мустафе-контрабандисту прикончить тебя. Не повезло ему, ты оказался прытким и жестоким, приказав расстрелять всех. Хорошо, что я своих друзей заранее предупредил, чтобы они не оставались в ауле.

— Среди, так называемых твоих друзей есть некий Али?

— Да, Али и Ахмед со мной давно работают. Я им регулярно поставлял живой товар из Москвы. Большим спросом в мусульманских странах пользуются русские красавицы, они отменные наложницы. Иногда я им предлагал крепких парней. Вот и тебя решил им продать. Ты сильный и здоровый. Если тебя кто-то купит в качестве евнуха в гарем, не прогадает. Я так подумал, что смерть для тебя слишком легкое завершение земного пути, а вот жизнь скопцом, станет настоящим испытанием. Граф Воронов станет рабом и неполноценным мужчиной. Согласись, хорошая месть тебе с моей стороны.

— За что же мне такая милость?

— Ты мне всегда не нравился. Еще в училище тебе все давалось легко. Предметы почти не учил, а всегда получал хорошие оценки. Мне приходилось ночами зубрить, и это не давало должного результата. Все твои выходки сходили тебе с рук, за тобой наши юнкера ходили толпой, ты всегда был в центре внимания, а на меня никто не обращал внимания, я как бы не существовал. Дамам ты тоже нравился. О твоем романе с баронессой Востриковой, когда мы учились на втором курсе, ходили легенды, по углам обсуждались пикантные подробности. Я же познал женщину только после выпуска, и то в борделе. Но теперь все наладится. Я скопил некоторую сумму денег, получу титул, и заживу в свое удовольствие. А ты, будешь прозябать в рабстве.

— Интересную сказку ты мне поведал, Васек. Думаешь, задуманное свершиться?

— У нас не так много сторонников, но они есть. Мы работаем над привлечением в наши ряды влиятельных людей.

— В условиях войны такие действия являются изменой Отечеству и воздастся вам за все содеянное по-справедливости, запомни, сволочь.

— Мы спасаем Отчество от гибели! — вскочил с камня Марков и пнул меня в бок ногой. — Это такие наглецы, как ты хотят пролезть наверх, затащив в постель Её Высочество.

— Ты будешь удивлен, но Анастасия, к сожалению, в моей постели не побывала.

— Ха-ха-ха, — заржал, поручик, — тогда тебя будет горше узнать, что первым у нее будешь не ты, да, собственно о женщинах тебе скоро и мечтать не захочется. Ладно, я все тебе высказал, пора возвращаться в лагерь, чтобы не хватились. Буду готовиться к театральному опознанию твоего хладного тела, неудачник! Может даже всплакну на твоей фиктивной могиле, дорогой мой командир, ха-ха-ха-ха, да…

— Возвращайся и хорошенько подумай, что ты будешь мне говорить, когда попадешь в мои руки. Слово офицера, обещаю: умирать будешь долго и мучительно. Не из-за того, что меня обманом захватил, а потому, что своим поганым языком коснулся имени Анастасии. Запомни это и бойся. Все, что делается в этом мире, все делается перед глазами Бога, и каждому по заслугам расплата. Знай, получишь, что заслужил.

— Не пугай, тебя уже нет. На твои угрозы мне плевать.

Марков удалился в темноту. Его подручные Али и Ахмед, приставив к горлу кинжал, развязали меня и защелкнули на руках кандалы, концы цепей присоединяли к своим поясам. Гуськом двинулись дальше по тропе. Когда стало довольно светло, оказались в маленькой пещере, которая незаметна с тропы. Разбойники затолкали мне в рот кляп и на хорошем русском языке предупредили, чтобы я вел себя тихо. Кляпом они не ограничились, на голову нахлобучили какой-то мешок. Сколько времени прошло — я не знаю, но по урчанию в животе понял, что уже близится обед. На границе слышимости долетели звуки проходящей мимо нас батареи, фыркали лошади, звенела амуниция солдат. Подзадержались батарейцы, однако, немудрено — ведь искали пропавшего командира, а найдя тело, хоронили. Да, Марков — порядочная сволочь, но как все хорошо продумал. Я не мог даже заподозрить его в таком неблаговидном поступке. А его причастность к заговору вообще вызвала у меня неописуемое удивление. Хотя, чему я удивляюсь: муж императрицы через своих подручных вербовал в соучастники государственного переворота таких же подонков. Со мной ладно, пока еще рано говорить о побеге, мало у меня информации, и не осмотрелся толком, а вот судьба моей Анастасии вызывала у меня тревогу. Вдруг заговорщики пойдут на крайние меры и мой отец не сможет им воспрепятствовать. От этой мысли сердце сжалось в груди, я чуть не заскрипел зубами. Да и как заскрипишь, кляп мешает. Выждав еще пару часов, разбойники сняли с меня мешок и повели по тропе вниз. Скорей всего, возвращаемся в Гешермахи.

Внимательно осматривался. Незаметно пытался проверить на прочность кандалы. Надежными они оказались, очень железными, хрен порвешь без помощи кузнеца. А недлинные цепи, которыми я был привязан к бандитам, не давали мне излишней свободы. Али и Ахмед — мужчины в теле, каждый из них тяжелее меня, и возраст примерно под тридцать. Встретишь такого в городе и не обратишь на него внимания: типичный представитель местного населения, с привычной в этих местах бородой и одеждой. О роде их деятельности внешность ничего не говорит. По тому, как бандиты двигались, я сделал вывод, что они много времени проводят в горах и пешие прогулки им даются легко. Меня разбойники предупредили, чтобы я шел ближе к скалам и не думал бежать — это осуществить невозможно.

Под вечер мы действительно попали в Гешермахи. Разместились в небольшом домике. Али вскрыл тайник — оказывается, он у них здесь был. Достал продукты, деньги, новенький карабин Дмитриевского. Бандиты меня накормили: дали пожевать несколько кусков сушеного мяса и пару маленьких твердых, как камень, лепешек. Хоть что-то, а то у меня в желудке была оглушительная пустота, аж эхом отдавалась. Бандиты по очереди охраняли мой сон, я не стал ничего предпринимать, надеялся, что моя мнимая покорность как-то усыпит их бдительность, и я смогу что-либо предпринять. Ни в коем случае я не собирался опускать руки и отказываться от борьбы: меня они еще узнают. Столкнемся — горлянки перережу обоим, подождите, ребята, использую малейшую возможность — я терпеливый, дождусь.

Утром, позавтракав, тем же мясом и лепешками, отправились строго на запад, от аула в горы уходила едва заметная тропка, по ней могли пройти только люди и то с большой предосторожностью. В одном месте я услышал шум воды и даже обрадовался, что смогу утолить жажду, а при благоприятных обстоятельствах утащить в воду своих надзирателей. Как я был разочарован, не передать. Вода была. На дне глубокой пропасти протекала быстрая речушка, и спрыгнуть вниз, без ущерба здоровью, не было возможности.

Двухсуточное скитание по горам закончилось в маленьком высокогорном ауле. Меня завели во двор ухоженного дома, сняли кандалы и заставили спуститься по лестнице в глубокую яму. Если мне не изменяет память, подобное узилище мусульмане называют зинданом. В яме уже были обитатели: двое мужчин, в истрепанной одежде и здорово обросшие. Местным языком я не владел, но вспомнил арабское приветствие, выученное мною в Сирии. Как ни странно, меня поняли и ответили. Но беседы не получилось, я совершенно не понимал их языка. После нескольких попыток поговорить со мной, мужчины заняли импровизированные лежанки. Мне досталось совершенно голое ложе, сколоченное из нескольких толстых бревен. Видно, что ложе использовалось часто, поскольку бревна отшлифованы до блеска.

Перед заходом опечаленного моей судьбой солнца в яму, на небольшом дощаном щите, опустили три миски с исходящим паром жидким варевом и с тремя кусками хлеба. Ложки лежали в мисках. Еду прикончили быстро, давно я не ел горячего. Запили съеденное угощение водой из ведра, находящегося в яме. Наши тюремщики подняли пустую посуду, а спустили емкость, которая без сомнения предназначалась для отправления нужды, воняла она соответственно. Сервис, растуды его на все стороны!

Лежа на твердых бревнах, прикидывал шансы на побег. Яма глубокая, метров семь не меньше. Стены ровные, даже при слабом свете я увидел, что они гладкие, зацепиться не за что. Единственный путь наверх — только по лестнице. Подручных материалов, из которых можно связать канат, не наблюдалось. Яма накрыта решеткой, сколоченной из тонких жердей. Посреди, имелась откидная дверца, через которую опускалась лестница, пища и туалетная бадья.

Ладно, допустим, выбрался. Куда бежать? Я неплохо запомнил тропу, по которой попал сюда, но местные смогут легко догнать меня, ведь они здесь ориентируются значительно лучше. До известного мне аула Гешермахи два дня ходу, а без еды и воды, проделать этот путь почти нереально. Уходить вглубь территории, без провизии тоже не вариант. Языка я не знаю, любой и каждый распознает во мне чужака. Результат может быть еще хуже. Выбраться из ямы и вырезать весь аул — задача тоже трудновыполнимая, я не могу похвастаться неубиваемостью Рембо, и оружия никакого нет. Пока остается одно: ждать удобного момента для побега и попытаться с помощью коллег по несчастью освоить местный язык.

На следующий день я был «удостоен» чести выносить наш туалет. Тюремщики опустили лестницу, а мои сокамерники показали жестами, что мне делать. Медленно поднимаясь по перекладинам лестницы, я крепко удерживал в руке воняющую бадью, не хватало еще уронить ее, тогда все наши спальные места будут временно недоступны, и меня за это не похвалят.

Выбравшись из ямы, сразу попал под прицел троих крепких, бородатых мужчин, вооруженных карабинами. Один подталкивая меня к калитке в высоком глинобитном заборе, жестами показал, что нужно делать. Калитка вывела меня прямо к ручью. Содержимое выливалось в ручей, а бадья вешалась на специально вбитый в дно кол, чтобы бегущая вода могла емкость отмыть. Подталкиваемый в спину прикладом карабина я вернулся к яме, так ничего толком и не рассмотрев.

Два месяца я просидел в каменной тюрьме. Раз в три дня, когда подходила очередь, выносил бадью с испражнениями. Один раз в месяц, нам, по очереди, позволялось помыться теплой водой. Взамен истрепавшейся одежды выдавали лохмотья такого же состояния. Кормили, правда, нормально. Один раз дали по небольшому куску баранины.

С сокамерниками я нашел общий язык. Буквально на второй день они начали учить меня языку. Учеба была своеобразной. Сначала указывали пальцем на предмет, а потом называли его несколько раз на турецком языке. Я повторял. В день учил не более тридцати слов, которые перед сном обязательно повторял вслух. С каждым днем слов становилось больше, и я продолжал все повторять, на память я, слава Богу, никогда не жаловался.

Мало-помалу завязалось общение.

Шапур, перс, тридцати двух лет от роду, отец двух девочек, родом из Тегерана. Окончил Тегеранский институт, недавно преобразованный в университет, по экономическому профилю. Работал представителем шахского правительства в Астрахани, где занимался закупкой зерновых культур. Восемь месяцев назад был ограблен и похищен неизвестными. Теряется в догадках о причинах похищения.

Кямил, как он выразился: смесь турка и татарки, чуть старше — ему тридцать семь, холост. Учился в Париже, имеет диплом бакалавра права. Полгода назад занимал пост судьи в Анкаре. Попал в зиндан благодаря влиятельному землевладельцу Анвар-паше, который проиграл дело в суде, где председательствовал Кямил. Удивляется, почему его просто не убили, а отвезли неизвестно куда.

Мне удалось удивить своих друзей по несчастью, когда они узнали, что я русский офицер, воевавший с турками.

Вот так однообразно проходили наши дни заточения. За это время я успел тоже отрастить длинную бороду. Как отмечал Шапур, теперь во мне тяжело узнать русского, я больше похож на типичного перса. Если я достаточно хорошо освою язык, то и вовсе смогу скрыть истинное происхождение. После этого заявления сокамерника, я попросил обучить меня письменности. Это оказалось непростым делом. С удивлением я узнал, что меня учили не турецкому языку, а фарси, относящемуся к семье индоевропейских языков, распространенному в Иране. Я точно помнил, что в турецком используется латинский шрифт, а Шапур начал мне показывать буквы в виде крючков, закорючек и галочек. Пол нашей тюрьмы был хорошо утрамбован ногами предыдущих обитателей, поэтому, чтобы изобразить какую-либо букву, приходилось прикладывать значительные усилия, царапая камнем ровную поверхность. Ох, уж эти арабы с персами вместе взятые! Не могли нормальный алфавит придумать! Но делать было нечего, довелось изучать так. К исходу шестого месяца сидения, я уже мог довольно быстро писать и читать. С каллиграфией, правда, проблема, но я не отчаивался, дайте мне нормальную ручку и бумагу, и вам изображу все в лучшем виде. Я, с помощью Шапура, заучивал на фарси бессмертные стихи Омара Хаяма, персидского философа, математика, астронома и поэта. Да, жил этот великий человек в XI веке, но его стихи и его философские труды не потеряли актуальность и сегодня. Каждое утро, по требованию Шапура, я рассказывал стих или пересказывал трактат. После завтрака, на полу тюрьмы писал письма жене Шапура, трогательного содержания. По предложению товарищей, я называл себя Искандер, это адаптированное на местный манер имя Александр. Непривычно, но сойдет, с учетом сложившейся ситуации.

Помимо языковой тренировки, я занимался гимнастикой, старался держать тело в тонусе. Мои товарищи, поначалу считали занятия блажью, а потом, от безделья, тоже приобщились к тренировкам. Охрана на нас не обращала никакого внимания, за исключением времени кормежки и выноса отходов жизнедеятельности.

Я вел календарь, каждый прожитый день отмечал вертикальной риской на стене, рядом со своей лежанкой. Сегодня зачеркнул двести тридцать пятый день. Господи, скоро восемь месяцев, как я нахожусь в тюрьме! А как там моя любимая Анастасия, как Тамара и родители? Произошел ли дворцовый переворот в России? Кто уцелел? Удалось ли победить турок? Эти вопросы я себе задавал каждый день. Никто мне на них вразумительного ответа не даст. Естественно мы обсуждали войну, Шапур с Кямилом уверяли меня, что Россия разобьет турецкие войска. Шапуру по большому счету все равно кто победит, а Кямил желал поражения Турции, так как был сильно обижен. Он был уверен, что наступающие русские войска разорят земли Анвар-паши, а его пристрелят, как бешеную собаку, ух, недостойный шакал, тьфу.

Где-то в мае, если верить моему календарю, о нас внезапно вспомнили. Предполагаю, что в это время, после зимы, открылись все перевалы в горах. Подняли на поверхность и, держа на прицеле карабинов, позволили качественно помыться. Появившийся цирюльник, привел в порядок наши бороды и головы. Стали походить на вполне нормальных людей. Одели в не новую, но целую одежду. В яму нас больше не загоняли, а разместили в маленьком сарае. Появился Али и сказал, что завтра мы покидаем гостеприимный аул. Так оно и произошло. Нам навесили на руки и ноги кандалы на цепях, и мы начали спускаться в долину — так определил Кямил. Потратили целый день, с двумя привалами, разрешали только попить воды и оправиться. Уже в сумерках попали в одинокостоящий дом среди возделанных полей. Хозяин, по приказу Али, нас сытно накормил. В доме есть дети, как они не вели себя тихо, но иногда их разговор был слышен. Вот она реальная возможность удариться в бега. Я предложил Кямилу и Шапуру этим воспользоваться. Втроем мы одолеем Али, а хозяин дома вряд ли вступится за гостя, видел я его выражение лица: кроме страха никакого уважения. Али оказался опытным. По очереди вывел нас в сарай и привязал за шею цепью к столбам, на звеньях цепи защелкнул замки. При всем желании, освободиться невозможно. Ночевать Али остался вместе с нами, улегся так, чтобы к нему никто не смог дотянуться даже ногой. Облом, господин капитан, констатировал я очевидный факт, опять пролет, да-с. Гадство, надо ждать и ждать очередного удобного случая. Что-то мне подсказывает, что он в ближайшие дни не подвернется, очень уж профессионально действует Али, сволочь.

— Искандер, послушай меня, — шепнул на ухо Шапур, — как мне кажется, я догадываюсь, куда нас везут. — Вот уже неделю мы едем в закрытом ящике, но в щелки я сумел рассмотреть окружающий ландшафт. По моему мнению, мы на территории Ирана и, вероятно, держим путь к пограничному городку Асфакан. До меня доходили слуги, что в этом городке процветает нелегальная торговля людьми, но никогда не думал, что стану там товаром.

— Оттуда сбежать можно?

— Я же говорю, что доходили слухи. И говори тише, неизвестно, может эту Фариду нам специально подсадил Али, чтобы она следила за нами и докладывала о наших намерениях. Да, внутрикамерная разработка, почему нет, широкораспространенный метод.

Фарида появилась у нас пять дней назад. Али закинул ее нам в ящик и предложил развлекаться с ней сколько душе угодно, но только не портить лицо. Несмотря на длительное воздержание, никто не стал использовать женщину по известному назначению. Мы, люди порядочные, до насилия опускаться не станем. Как позже мы выяснили, женщину выгнал из дома муж, трижды произнеся громко на улице слова о разводе с Фаридой. Женщина не догадывается о причине развода, за четыре года супружества она подарила ему двоих сыновей. Ее выдали замуж в пятнадцать лет. Отец не смог расплатиться за аренду клочка земли, и вынужден был отдать уважаемому Арахату любимую дочь. Фарида нашла общий язык со старшими женами мужа, ладила с ними, помогала в ведении домашнего хозяйства. После рождения второго сына отношение мужа к Фариде изменилось. Арахат почему то посчитал, что своим присутствием мать мешает правильному воспитанию мальчиков. Поддержали мужа все, в том числе старшие жены. Арахат официально развелся с Фаридой и решил продать ее. Так она оказалась в одном с нами ящике. Когда женщина сняла хиджаб, то мы увидели нормальное молодое лицо девушки, но очень печальное. Оно и понятно, мать переживала за детей и не знала о своей дальнейшей судьбе.

Все дни пути я пытался найти возможность бежать. Но каждый раз убеждался, что выполнить задуманное сложно. Кандалы на руках и ногах сковывали движения. Нельзя было сделать нормальный шаг и взмах руки — цепи коротковаты. За повозкой, на которой находился наш ящик, на некотором удалении следовали два всадника, вооруженные карабинами и саблями. На ночь нас привязывали цепями в каком-нибудь помещении, и обязательно за шею. Избавиться от замка на цепи, или расстегнуть кандалы без специального ключа невозможно. Ладно, отложу побег на более позднее время, главное, что Шапур и Кямил меня в этом стремлении поддерживают. Фариду мы в наши планы не посвящали, слишком она убита горем, неизвестно, как себя поведет.

На десятый день пути, к вечеру, прибыли в городок, что определили по многоголосому шуму. По тряской дороге нас доставили на довольно богатую виллу, по крайней мере, я ее так идентифицировал. Высокие глиняные стены, примерно метровой толщины, надежно защищали виллу от внешнего мира. Возле ворот я заметил немолодого сторожа — наверное, он главный их хранитель. Двор квадратной формы, а посреди расположен небольшой каменный бассейн. По периметру двора и вокруг бассейна росли высокие и раскидистые деревья, создавая дополнительную тень, защищая дом в жаркую погоду. Большой двухэтажный дом, выстроенный из камней, не отличался какими-то архитектурными изысками. Обычный дом небедного человека, который можно сравнить с прохладным оазисом в пустыне.

Дворни минимум, и все — мужчины преклонного возраста. Насчитал пятерых, вместе с воротным стражем. Сняв нам кандалы, разместили в подвале дома, откуда по очереди, выводили на помывку. Фариду забрали сразу, и куда определили — неизвестно. Помывшись и переодевшись в чистую одежду, я почувствовал себя вполне нормально. Когда наступили сумерки, накормили ужином.

— Искандер, — обратился ко мне Кямил, — я, пока мылся, подслушал разговор двух слуг. — Они говорили, что хозяин дома еще не приехал, где-то задержался, и поэтому торги будут отложены на несколько дней. Али очень сердился. Он оставил нас здесь под охраной, в надежде, что его товар не пропадет.

— Я тоже не зря провел время, сосчитал охрану. Непосредственно в подвале дежурит два человека, довольно приличного возраста. Ворота охраняет вообще старик, двое слуг внутри дома. Итого имеем пятерых. На стенах никакой охраны нет, и собак во дворе я не заметил.

— Все вы правильно говорите, — отозвался Шапур, — но не забывайте, что эти, как ты Искандер выразился, немолодые мужчины, давно служат в этом доме, и поверь, обращаться с оружием могут хорошо. — Они наверняка преданы своему хозяину, и не надо никаких собак, нас могут загрызть люди.

— Шапур, а разве в Иране торговля людьми разрешена? — поинтересовался я.

— Официально торговля запрещена, но некоторые чиновники на этот факт смотрят снисходительно. Все может стать товаром.

— Тогда я предлагаю попытаться отсюда бежать, благо, нам руки и ноги не сковывают кандалы.

— У нас нет никакого оружия, — сказал Кямил.

— Мы его добудем у охранников.

— Так они тебе его и отдали!

— Возьмем силой и хитростью.

— Искандер, а ты сможешь убить человека? — осведомился Шапур, — я никогда этого не делал.

— Мне доведется это сделать, но не из прихоти, а с целью сохранения наших жизней. В данном случае мы сами постараемся решить свою судьбу, не отдавая ее в руки какого-то Али.

— Кстати, — заметил Кямил, — Али ушел куда-то в город.

— Тем лучше, меньше у нас будет опасных противников, — ответил я товарищу. — Тогда слушайте, что и как мы будем делать.

Первым делом отломали от своих деревянных лежанок большие щепы. Для этого нам пригодились черепки разбитого кувшина. Показал, как щепы нужно заточить, чтобы они походили на кинжалы. Несмотря на то, что наша камера располагалась в подвале, дерево лежанок было сухим. Я надеялся, что один-два удара щепы-кинжалы выдержат, не сломаются сразу, а потом, если повезет, обзаведемся у охранников оружием посерьезней.

Когда деревянное оружие было готово, я проверил остроту. Затем Шапур с Кямилом затеяли «драку» с громкими криками и ругательствами. Я стал вплотную возле двери, надеялся, что охранники бросятся утихомиривать нарушителей тишины. Атаковать придется мне, я самый молодой и имею хоть какой-то опыт рукопашных схваток.

На крик прибежали оба охранника. В распахнутую дверь ворвался толстячок и попытался плетью огреть катающихся по полу драчунов. Он уже занес руку для удара, когда я вогнал ему щепку в лицо, и так удачно, что попал в левый глаз. Толстяк умер беззвучно. Второго худого и высокого мужчину, пока он не успел разобраться в происходящем, угостил щепой в область шеи. Деревяшка погрузилась в человеческую плоть почти полностью и, не давая упасть худому охраннику, я затащил его в нашу камеру. Пришлось прижимать худого охранника к полу, агония длилась долго. Отлично, первый этап освобождения осуществлен!

Мои товарищи с раскрытыми ртами смотрели на трупы. У Шапура желудок не выдержал. Впечатлительный оказывается у меня подельник.

Тщательно проверил убитых. У толстяка нашел довольно потертый револьвер. Патроны в барабане имелись. Также в карманах обнаружил россыпью два десятка патронов к револьверу. С пояса снял кинжал средней длины. Худой охранник был вооружен только кинжалом. Для начала неплохо прибарахлились. Попытался вручить кинжалы Шапуру и Кямилу, но глядя на них понял, они неспособны держать оружие в руках и помощь, в случае необходимости, не окажут.

— Так, слушать меня внимательно, — приказным тоном сказал я, от чего Шапур и Кямил вздрогнули. — Сейчас тихо выходим из подвала. Я иду первым, за мной Шапур, замыкаешь ты, Кямил. Не создавая шума, проверяем первый этаж. Я думаю, все слуги спят где-то там, ведь господин не позволит слугам находиться рядом с ним. Всех, кого обнаружим, под нож, живыми здесь должны остаться только мы.

— Зачем всех убивать? — спросил Шапур.

— А если кто-то поднимет шум и позовет соседей? Как мы выберемся?

— Ладно, ладно, я только спросил.

— Тогда дальше. Когда прикончим всех, проводим тщательный осмотр дома. Кямил собирает продукты. Ты, Шапур, пытаешься найти место, где хозяин хранит денежки. Я занимаюсь поиском оружия и патронов. Все, что найдем, сносим к конюшне и грузим на лошадей — я слышал ржание, и надеюсь, что их там достаточное количество.

— А куда поедем? — недоуменно посмотрел на меня Шапур.

— Туда, где существуют законы и где можно на некоторое время спрятаться.

— Здесь в округе, скорей всего, живут только бедные крестьяне, а до более-менее цивилизованного города, нам много дней скакать. Вдруг погоня, что делать будем?

От первоначального плана пришлось на время отказаться. Чтобы попасть в дом, нам нужно на время появиться во дворе, а там неусыпно бдит сторож. Старик умер спокойно. Я, зажав ему рот ладонью, вогнал кинжал слева в грудь. Опуская старика на пол сторожки, я не испытал никаких чувств и угрызений совести. Странно, но убивал я спокойно, создавалось впечатление, что этим я занимался регулярно и давно, хотя на самом деле это было не так. Ладно, пусть это будет защитной реакцией моего мозга на опасную обстановку.

Когда я прикончил последнего слугу, подумал, что поторопился, проще было расспросить его, где в доме находятся нужные нам вещи. Но сделано то, что сделано, мертвецов не воскресишь.

Оружие я обнаружил в покоях хозяина дома. В основном раритетный огнестрел, дульнозарядный. Он, естественно, мне не подходил, хлопотно его заряжать, да и доверия такому оружию мало, вдруг разорвет при выстреле. Покопавшись в оружейных сундуках, нашел новую винтовку — немецкий «Маузер» модели 1899 года, с тремя сотнями патронов. Несомненно, удача, дальнобойное оружие нам может очень пригодиться. Перерыл все, но кроме старенького американского пистолета «кольт» с двумя десятками патронов больше ничего стоящего. Как прикажете вооружать свое воинство? Отдать им пистолет и револьвер, а потом еще учить, как с ними обращаться? Нет уж, лучше все оставлю себе. Дам товарищам по сабле, надеюсь, не порежутся, слишком мирными они оказались гражданами, никакого понятия о воинской службе не имеют.

Кямил в гостиной приготовил четыре приличных мешка с продуктами. Брал все длительного хранения, я ему на это указал.

А вот Шапур обрадовал. Он нашел небольшой тайничок, в котором хранилось пятьсот томанов и две тысячи динаров. По словам товарища, нам этих денег хватит на все путешествие с избытком. Но я считаю, что более ценной вещью были подробные карты Ирана и компас, которые Шапур прихватил на всякий случай.

С картами я работать умел. Определился, так сказать на местности. От Асфакана до Тегерана, являющегося целью нашего предстоящего путешествия, нам необходимо преодолеть примерно двести пятьдесят-двести восемьдесят километров. Почему решили ехать в Тегеран? Ответ прост. Там проживает семья Шапура, там находится посольства России и Турции, на помощь которых, мы с Кямилом, в определенной степени, рассчитывали. Еще немаловажным обстоятельством в выборе пути было наличие на нашем маршруте почти десятка оазисов в малонаселенной местности.

Переоделись в приличную одежду, основательно проредив гардероб хозяина дома, потому что порядком измазались кровью уничтоженных мной слуг.

Перекусили остатками ужина и занялись погрузкой. К нашему счастью, в конюшне было три лошади гнедой масти — для верховой езды, и четыре лошади, которых, по всей видимости, запрягали в шикарную коляску на рессорах. Их будем использовать в качестве вьючных, ведь продовольствие и фураж надо везти с собой, неизвестно, что нас ждет в оазисах. Кямил предлагал использовать коляску, так как он не уверен в своих способностях наездника. Я категорически отмел его предложение. Во-первых, коляска довольно приметная, а во-вторых, она снизит нашу общую скорость передвижения и, в-третьих, верхами у нас больше шансов уйти от возможной погони. То, что погоня будет, я был почему-то уверен. Взбешенный нашим бегством, Али однозначно попытается найти ускользнувший живой товар, и постарается если не вернуть беглецов, то хоть уничтожить. В последний момент вспомнил о воде. Заполнили свежей водой из колодца четыре бурдюка.

На выезде из Асфакана немного поплутали, не сразу нашли нужную нам дорогу, и спросить не у кого, порядочные люди еще видят сны.

За день мы добрались до первого оазиса. По пути встретили только три арбы, запряженные ослами. Бедно одетые крестьяне, завидев всадников, спешно сворачивали с дороги и делали вид, что их вообще не существует и по дороге они никогда не ехали. Странно. Неужели народ здесь запуган до такой степени?

Размещались в хибарке из камыша и глины. Прежде, чем начать готовить ужин, я с винтовкой обошел весь оазис, исследовал на наличие людей и животных. Ни тех, ни других не обнаружил. Для себя сделал вывод, что здесь если и бывают люди, то не часто, ведь в колодце очень мало воды, нам едва хватило напоить лошадей и набрать в котел. Кашеварил Шапур. Примерно через час он налил нам в миски что-то среднее между супом и кашей с кусочками мяса, обозвав это легким пловом. Ну, что, плов, так плов, пусть и не обычный, зато вкусный и горячий. Еще не успевший утратить свежесть лаваш пришелся очень кстати. А вот традиционный, по словам Шапура, тан, кисломолочный напиток, приготовленный из козьего молока, я пить отказался. Мой желудок не очень дружит с молоком, по крайней мере, в том, моем прошлом было так, и сейчас я не готов проводить опасные эксперименты.

Я принял решение выставить караул, чтобы можно было спать спокойно. Ночь разделил на равные части. Себе оставил время перед рассветом, обычно в этот период у человека притупляется внимание и бдительности, и я не хотел, чтобы нас застали врасплох. Предупредил, что если я обнаружу караульного спящим, то он уже никогда не проснется, приложу к этому руку. По переглядываниям Шапура и Кямила понял, поверили, будут сторожить наш сон на совесть.

Вечер второго дня мы встретили в очередном оазисе. Мать — природа как бы специально устроила эти живые уголки, в дневном переходе друг от друга — это если ехать неторопясь, а мы и не торопились. Сегодня нам компанию составило небольшое стадо диких коз, они пришли на водопой. Под финиковой пальмой образовалось небольшое озерцо. Как ни прекрасны были животные, но я решил побаловать нас свежим мясом, подстрелил молодую козу.

О-о-о, приготовленное на углях мясо дикой козы в собственном соку, да еще на свежем воздухе, вкуснотища. Съел уже достаточно, чувствую тяжесть в желудке, а глаза бы еще пару кусков проглотили. Но меру надо знать. До поздней ночи жарили мясо, чтобы было чем подкрепиться утром.

Утро началось с происшествия. По мне, а я как раз нес караул и немного расслабился, выйдя на открытое пространство, с вершины невысокого бархана открыл стрельбу одинокий всадник на высоком коне вороной масти. Я среагировал моментально. Упал и откатился за ствол пальмы. На бархан осторожно выехали еще двое всадников и присоединились к первому стрелку, поддержав его выстрелами. Кто это был — мне совершенно без разницы, с такого расстояния лица не рассмотреть, а стреляют они неважно, еще не было ни одного попадания в пальму, служащей мне укрытием. Ну, что, господин капитан, покажешь класс в стрельбе на сто-стопятьдесят метров? — спросил я себя мысленно, оглядываясь по сторонам в надежде, что мои товарищи не прибегут посмотреть, кто нарушил наш покой. Произвел три прицельных выстрела. Двоих завалил насмерть, живые люди мешком с лошади не валятся. А вот третьего, похоже, только ранил, он остался в седле, но завалился на шею коня. Пригибаясь и меняя направление, бегом приблизился к нежданным гостям. Раненым оказался известный нам Али, я был прав в своих рассуждениях. Карабин Али валялся у ног коня, но помня о подлой натуре всех разбойников, я для надежности съездил его прикладом винтовки по башке, не сильно, так, чтобы только оглушить, для профилактики побега — затмить глаза глухой темнотой бессознательности. Поднялся на вершину бархана, осмотрел округу, больше никого не обнаружил. Затем проверил других бандитов. Я мог себя похвалить, одному снес пулей половину головы, второму попал в грудь, напротив сердца. Обрезав повод лошади, связал Али — я ему плечо прострелил. Провел обыск трупов, собрал трофеи. Лошади никуда не убежали, видно приучены к выстрелам. Загрузив Али в седло вороного коня, привязал к нему остальных, повел караван к лагерю. Углубившись в оазис метров на двадцать, услышал негромкий плач. Подойдя ближе, увидел раскачивающегося из стороны в сторону Шапура, державшего в руках голову Кямила. Шальная пуля нашла турка. Чего ему не сиделось на месте?

Чтобы вывести Шапура из шокового состояния, отправил его на окраину оазиса рыть могилу, из расчета на четверых мертвецов.

Приведя в сознание Али, подробно расспросил о связи с Марковым и о том, как он нас нашел.

С Марковым Али познакомился в Москве, там его отец держал магазин, торговал персидскими коврами. Василий выбирал большой ковер для своего начальника. Слово за слово, оба посетовали на отсутствие достаточного количества денег. У Маркова их не было вовсе, а Али ограничивал в средствах отец. Собственно, перс предложил Маркову заняться торговлей людьми. Василий, гниловатый человечишко, выслеживал молоденьких и незамужних мещанок. Подстерегал их в укромных местах. Оглушив, перевозил в дом к Али. Дальше товар доставлялся на побережье Каспия, а оттуда в Иран. Спрос значительно превышал предложение, потому цены на девушек и парней из России были очень высоки.

Ахмед к преступному дуэту присоединился спустя пару лет, когда возникла необходимость в организации перевалочного пункта в Асфакане. Он порекомендовал своего богатенького дядю Давуда. Торговля процветала пять лет, обе стороны были довольны друг другом и барышами, получаемым с живого товара.

В Асфакане у Али произошла с нами осечка. Мало того, что товар сбежал, так еще и дом партнера подвергся разграблению. Гнедые скакуны обошлись некоему Давуду в полторы тысячи томанов каждый. Чтобы окончательно не потерять лицо, Али бросился в погоню и на второй день, опрашивая встреченных крестьян смог узнать, в каком направлении мы движемся. Дальше мне стало неинтересно. Я без лишних слов воткнул бандиту нож под сердце. Обыскал труп. Наша общая казна пополнилась тремя сотнями томанов.

Похоронив бандитов и Кямила, я принял решение не продолжать путь. К исходу дня не успеем добраться до очередного оазиса. Да и Шапур был в расстроенных чувствах, очень тяжело перенес гибель нашего товарища.

Последующие трое суток мы продвигались к намеченной цели без происшествий. На четвертый день достигли оазиса Кудус, в двух днях пути от Тегерана. До этого мне не доводилось видеть такого огромного по площади оазиса. Вокруг располагались небольшие возделанные поля, на которые с помощью ослов, крестьяне в бочках доставляли воду для полива разнообразных овощей. На берегах большого озера выстроились лавки торговцев. Путникам предлагалось все, что душе угодно, за исключением оружия и боеприпасов. В тени многочисленных деревьев путешественники устанавливали шатры и палатки, наслаждались прохладой. В специально отведенном месте, оборудованном примитивными деревянными мостками, путники могли совершить омовение и постирать одежду. Мы с Шапуром воспользовались такой возможностью. В лавке пополнили свой гардероб, выбирал Шапур, я в местной моде не разбирался.

У торговца свежим мясом купили кусок говядины, и запекли на углях. Мой товарищ проявил в этом деле завидную изобретательность.

После вкусного ужина мне захотелось выкурить ароматную папиросу, но, к сожалению, найти в оазисе табачные изделия я не смог. А использовать кальян, в одной из лавок, я поостерегся — неизвестно, что туда насуют персы, вдруг наркоту. Удивительно, но все время нахождения в неволе я о папиросах даже не вспоминал. Сейчас, лежа на толстой войлочной подстилке, мысленно рассуждал о своей личной оперативной обстановке.

В первые дни своего попадания в тело Воронова, я строил грандиозные планы. Намеревался взяться за совершенствование артиллерии, применить академические знания по улучшению и перестройке системы управления в армии, написать несколько уставов. Сподобился только на техническое задание по орудию системы Плахова. А далекоидущие планы по сказкам и музыкальным произведениям, чего стоят! По большому счету, все это реально осуществить, но для этого нужна нормальная, спокойная обстановка и свободное время. Ни того, ни другого у меня не было. Правда, на даче в Алуште время было, но я его использовал исключительно для восстановления физических кондиций. Потом вообще случилась трагедия, я попал в рабство, и основной моей задачей стало выживание. Откровенно говоря, рабство у меня было, так сказать мягким. Кормили, не издевались, а вот перспектива стать скопцом меня, естественно, сильно пугала. Наверное, именно это побудило меня к активным действиям, в результате которых я убил людей. Как ни стыдно признаться, убивал я легко, и этот процесс, в некоторой степени, доставлял мне удовольствие.

Теперь о перспективах. Доберусь до Тегерана, сразу же разыщу посольство России, а там будь, что будет. Надеюсь, в стране заговорщики потерпели поражение, и наши дипломаты смогут вытащить меня отсюда. Не давали мне покоя мысли об Анастасии. Как она там? Ждет ли меня? Наверняка, до нее дошли сведения о моей «героической» гибели при выполнении задания командования. Очень надеялся, что она и мои родственники не поверят им. Ничего потерплю немного, через два-три дня, буду знать, что меня ждет.

Мои размышления прервало появление богато одетого мужчины, лет пятидесяти, при сабле и с револьвером на боку.

— С вами хочет поговорить мой господин, — бесстрастным голосом сообщил мужчина. — Прошу следовать за мной. За вашими вещами присмотрят.

— Кто ваш господин? — спросил я.

— Там все узнаете.

Ну, раз приглашают, а не крутят руки, то негоже отказываться, подумал я. Проверив состояние одежды, я оставил все оружие на подстилке. Шапур поступил аналогичным образом, избавившись от сабли.

Визитер, посмотрев за нашими манипуляциями, одобрительно кивнул.

Проводили нас к трем шатрам. С первого взгляда мне стало понятно, что здесь остановился какой-то богач. Возле белых шатров, полукругом установлены семь повозок. Весь периметр перекрывался полутора десятком воинов с карабинами за спиной и с саблями в руках. Даже по одежде воинов можно было судить о богатстве человека, мы с Шапуром на их фоне смотрелись откровенными голодранцами.

Возле входа в шатер провожатый нас оставил, а сам поспешил доложить господину о прибытии.

Спустя минуту нас пригласили войти. Не сговариваясь, поклонились хозяину шатра. Внутри шатра я был поражен богатством убранства. На траву постелен огромный ковер, легкие стены шатра прикрывали полотнища разноцветного шелка. Центральный столб, подпирающий шатер, был покрыт узорами, как мне показалось, отдельные элементы выполнены с применением золота. В центре располагался небольшой столик, рядом с которым стояло кресло. Восседал в нем мужчина примерно под семьдесят лет. Седая борода и седые усы подтверждали мою догадку. Карие глаза внимательно смотрели на меня. Одет был одет очень богато в традиционные национальные одежды, на пальцах блестели несколько перстней с драгоценными каменьями-самоцветами внушительных размеров. Шатер освещал светильник из трех ламп.

Взглянув на Шапура еще раз, я заметил, как сильно он побледнел. Он, что, знает этого человека?

— Кто вы, путники? — спокойно спросил хозяин шатра.

— Путешественники, Шапур и Искандер, — представился я, поскольку мой товарищ на время потерял дар речи и покрылся потом.

— Ваш спутник Шапур узнал меня, поэтому пусть обождет нас в другом шатре, — не меняя интонации, сказал хозяин шатра и кивнул нашему сопровождающему.

Тот прикоснулся к плечу Шапура. Мой товарищ вздрогнул и, двигаясь спиной к выходу, отвесил несколько поклонов. Видно, дядечка и в самом деле весьма и весьма влиятельная особа в этой стране. Неспроста у Шапура округлились глаза и пропала речь. От этой мысли у меня тоже пробежал холодок по спине. Я вспомнил, как в одной из книг в прежней жизни прочитал воспоминания Уинстона Черчилля, известного британского премьера, встречавшегося со Сталиным. Важный и влиятельный английский деятель с определенной долей смущения признался, что, когда в переговорное помещение неспешной, мягкой, тигриной походкой вошел советский лидер, Черчилль, сам того не осознавая, встал с кресла и вытянулся по стойке «смирно». Вот примерно и я сейчас так поступил, инстинктивно вытянувшись и выгнув грудь колесом, осознавая важность момента.

— А вы, молодой человек, я так понимаю, меня не знаете? — усмехнулся мне мужчина.

— Прошу простить меня темного, не знаю, — старался отвечать спокойнее и как можно более учтиво.

— Я — Джахан Пехлевани, если вам говорит что-то мое имя.

— Покорнейше прошу простить меня за бестактность, мой господин, я ваше имя слышу впервые, ранее не имел такой чести.

— Что лишний раз подтверждает мое мнение о том, что вы иностранец.

— Скрывать от вас, господин, сей очевидный факт бессмысленно, тем более, что в Иран я попал не по своей воле.

— Тогда сообщу вам: я отец правящего ныне шаха Ирана — Рустема Пехлевани.

— О, Господь мой небесный! — непроизвольно вырвался у меня возглас. — Прошу простить меня великодушно, но мне раньше не доводилось общаться с августейшими особами.

— По вашему высказыванию, я делаю вывод, что вы европеец, хотя внешне очень сильно похожи на коренного перса. Даже акцент, едва заметный в вашей речи, можно принять за один из диалектов многих наших народов. Итак, откуда вы?

— Из России, мой господин. В результате предательства низких и подлых людей попал в неволю в прошлом году, — не стал ничего скрывать, так как опасался, что мое вранье вскроется после опроса Шапура.

— Подробней расскажите.

Я, немного волнуясь, рассказал об участии в войне с турками в составе отдельной батареи тяжелых минометов, приданной на усиление 9-го горно-стрелкового полка подполковника Светлова, и о боевых действиях неподалеку от Севани. Также описал эпизод предательства Маркова и мытарства в неволе. О своем происхождении и титуле умолчал.

— Досталось вам, Искандер, — покачал головой отец шаха. — О вашем освобождении я не спрашиваю, мне уже донесли. Много трупов вы оставили после себя. И я точно уверен, что это дело ваших рук, ваш спутник на решительные действия, похоже, не способен.

— У меня не было иного выхода. Покориться судьбе и всю жизнь провести ущербным мужчиной я не хотел. Я предпринял попытку освобождения, и она удалась. Подумал, что лучше погибнуть, спасая жизнь, чем жить в неволе рабом.

— А если бы вас убили?

— Гибель воина в битве не позор.

— Достойный ответ. Ладно, у нас еще будет время поговорить обо всем. Я предлагаю вам вместе с вашим спутником проделать остаток пути в моем обществе. В столице мы обсудим некоторые вопросы и примем окончательное решение по вашей судьбе.

— Если честно, то у меня были несколько иные планы, господин Пехлевани, — несколько осмелев, я позволил себе некоторую вольность, все же я тоже знал себе цену.

— Ваши планы превратятся в прах у первых ворот Тегерана. Из Асфакана вы ушли, убив граждан Ирана. Затем в пути в перестрелке тоже никого не пощадили. По нашим законам, вы совершили уголовное преступление, и не важно, что вы убивали бандитов, защищая свою жизнь от бесчестия. Плюс ко всему, вы незаконно проникли на территорию страны. Неизвестна ваша цель нахождения здесь, может, вы шпион, а это уже государственное преступление. По совокупности, вам минимум лет двадцать тюрьмы отмерит наш суд, а максимум — смертную казнь.

— Ни того, ни другого я себе и Шапуру не желаю, — задумчиво произнес я.

— Тогда мне ничего другого не остается, как принять ваше любезное приглашение. Дерзить отцу шаха, а по сути — бывшему шаху, находящемуся, так сказать, на пенсии, я не осмелился и покорно склонил голову в знак вынужденного согласия.

— Искандер, вы быстро умеете анализировать полученную информацию и принимать правильные решения. Не падаете в ноги и не просите сохранить жизнь, значит, слова честь и достоинство для вас не пустой звук. И разговариваете со мной без подобострастия, зная, кому я прихожусь родственником. Согласитесь, простой артиллерист, так себя вести не может. Вы принадлежите к аристократии вашей страны, и не пытайтесь убедить меня в обратном.

— Я удивлен вашей проницательности. Граф, Воронов Александр Васильевич, к вашим услугам.

— Вы принимаете мое предложение?

— Разве можно теперь отказать гостеприимному господину? Тем более, когда справедливый меч вашего правосудия занесен над нашими головами.

— Рад, что вы приняли правильное решение. А теперь пойдемте в другой шатер, поужинаем, только никакого вина там не будет.

— Уже отвык от вкуса спиртного, мне больше нравятся фруктовые соки.

Ужин у отца шаха был обильным и вкусным. Настоящий рассыпчатый плов с сочными кусочками баранины. Запеченная в тесте говядина, кебаб, просто обжаренные на открытом огне кусочки говядины, несколько видов сыров, овощи и зелень. От одного взгляда на такой стол у меня рот наполнился предательской слюной. Куда уж тут до гордого отказа от пищи! Глядишь, и самого за такую выходку поджарят на медленном огне. Когда после ужина подали вкуснейший щербет, я понял, что сегодня неплохо подкрепился, хотя после ужина на нашей стоянке прошло не так уж много времени.

Вернувшись к себе на стоянку, попытался понять, зачем я понадобился Джахану Пехлевани. Фактически мы были у него в руках, достаточно одного его слова, жеста, движения пальца — и мы превратились бы в хладные трупы, я видел, как на нас свирепо и подозрительно поглядывали воины шахской стражи. Но Джахан удостоил меня длительной беседы и намекнул, что хочет продолжить общение. Правду говорил герой фильма «Белое солнце в пустыне»: — «Восток, дело тонкое». Я не испугался Джахана, просто решил не обострять ситуацию, мне хотелось, чтобы у меня с Анастасией было будущее. Полагаю, ничего со мной не случится, если я проведу некоторое время в гостях у отца шаха, вдруг это мне поможет быстрее вернуться в Россию и встретиться с любимой.

Следующий день пути мы проделали в окружении охраны Джахана в середине его каравана. Вечером отец шаха вновь пригласил меня на беседу, Шапур остался в палатке, которую поставили нам слуги Джахана, рядом с палаткой охраны. Похоже, доверие мы еще не успели завоевать.

— Искандер, как вам путешествие? — осведомился Джахан, — не утомились?

— Спасибо, все хорошо, погода отличная, жеребец ведет себя на дороге уверенно.

— У вас те лошади, которые вы позаимствовали в Асфакане?

— Да. Раньше ими владел некто Давуд. Не знаю, какое положение он занимает в городе, но дом у него довольно богат.

— Давуд Ахмешетди, крупный землевладелец, и шахский судья по совместительству, а также покровитель контрабандистов.

— Еще он торговец живым товаром.

— Были у нас такие подозрения, но за руку не поймали. Появлялись у некоторых наших вельмож очень симпатичные наложницы из северных территорий. Но там такая многоступенчатая система их перепродажи, что выйти на торговца людьми было трудно.

— Извините, а можно мне задать вопрос, который не дает мне покоя вторые сутки?

— Задавайте.

— Зачем я вам понадобился?

— Я ждал этого вопроса, но на него отвечу в столице в присутствии еще одного человека. Потерпите, молодой человек. На другие вопросы я готов ответить прямо сейчас.

— Что происходит в России? Как идет война России с Турцией?

— В России сейчас, слава Аллаху, уже все спокойно. Была предпринята попытка дворцового переворота. По нашим сведениям в этом напрямую был замешан муж императрицы. Он собрал внушительную группу единомышленников и попытался вооруженным путем захватить власть. Четырьмя полками преданных ему войск хотел покорить Москву. Императрица, наверное, знала о готовящемся перевороте, поэтому основательно подготовилась. Мятежные полки были окружены в местах дислокации. Командирам предложили сдаться в обмен на жизнь и справедливый суд. Никто не пожелал на предложение ответить. Тогда за дело принялась артиллерия. Нам доносили, что после этого в живых никого не оставалось. Весь штаб заговора, во главе с мужем императрицы, был захвачен в столице. Всех осудили. Женщины отправлены на поселения в Сибирь пожизненно, а мужчины туда же на бессрочные каторжные работы. Муж императрицы и несколько генералов расстреляны на Красной площади при большом стечении народа. На публичной казни присутствовали сотрудники посольств многих стран. Три месяца в стране проходили чистки и скорые суды. Маргарита II твердой рукой навела в стране железный порядок. Честь ей и хвала за столь решительные, жесткие и безошибочные действия, мужественная женщина, достойный правитель.

Что касается войны с Турцией, то после топтания в течение трех месяцев на одном месте, в нескольких местах русские войска нанесли противнику несколько поражений. В настоящий момент русские находятся в ста километрах от Анкары, и султан запросил мира. Поговаривают, что у Турции не осталось ни одного боеспособного корабля, готового выйти в море и воспрепятствовать десантным операциям, которые проводит Россия. Есть основания полагать, что война закончится через два-три месяца полной победой русских.

Я ответил на ваши вопросы?

— Ответили, спасибо вам огромное. Я столько времени провел в неведенье и тревоге, ведь я так внезапно, незапланировано покинул своих бойцов, родных и близких. А сейчас спокоен за всех них.

— Ну и хорошо. Что вас связывает с Шапуром?

— Мы товарищи по несчастью. Вместе сидели в зиндане.

— Он о себе рассказывал?

— Кратко. Семья в Тегеране. Занимался закупкой зерна в России. Ограбили и украли для перепродажи. Вот и все, что мне известно.

— Значит, если я вас разделю, возмущаться не станете?

— Мы хотели вместе добраться в столицу. В нашей компании был Кямил, судья из Турции, но ему не повезло. Наши преследователи случайно застрелили его.

— Печально, в жизни бывают трагические события. Ладно, идите, отдыхайте, завтра нам предстоит долгий путь.

Под вечер следующего дня прощался с Шапуром. Ему осталось до столицы проехать десять километров, а я в компании с Джаханом сворачивал с основной дороги. Как выразился отец шаха, мы остановимся в очень тихом и уютном месте.

Спустя час подъехали к небольшой возвышенности, на вершине которой находилась небольшая, но настоящая крепость. Вблизи рассмотрел внешние стены крепости. Она явно построена очень давно, ветер и песок в некоторых местах на стенах оставили глубокие росчерки. Толщина стен внушала, где-то метров пять, по моим прикидкам. Насчитал десять квадратных башен, две рядом с воротами. На каждой, если меня не обманывают глаза, стоят наши тридцатимиллиметровые автоматические орудия системы Орехова. В бойницах, на втором ярусе, видны стволы станковых пулеметов. Внутри крепости, посредине, возвышалось трехэтажное, с большими окнами, здание, вернее комплекс зданий, больше смахивающий на дворец, построенный в современном стиле, и явно просматривалось влияние европейской архитектуры. Этот комплекс окружали одноэтажные здания, назначения которых мне пока неизвестны. Дороги и дорожки между зданиями выложены ровными мраморными плитами белого цвета. На каждом свободном от строений участке земли росли деревья или кустарники.

— Нравится? — отвлек меня от рассматривания крепости голос Джахана.

— Впечатляет.

— В древние времена это была Тугай-крепость, входила в один из узлов обороны подступов к столице. Более тысячи лет назад, в ходе одной из многочисленных войн, была взята приступом, и частично разрушена. Внешние стены сохранились, а внутри крепости все здания пострадали от пожара. Многие века крепость была в запустении. Я здесь решил возвести загородный дом. Но, как видите, не рассчитал своих сил, и зодчие построили вот это. Не скрою, я был приятно удивлен. Здания возводились на старом фундаменте, и по конфигурации напоминают древние сооружения, но фасадная часть и внутренняя планировка претерпели значительные изменения. Уровень комфорта высок, не хуже чем в богатых домах европейских столиц. Завтра вам проведут экскурсию по дворцу, чтобы вы смогли нормально в нем ориентироваться. Вам отведут покои, приготовят одежду. Закреплю за вами своего человека, он обучит правильному ношению нашей национальной одежды и этикету. Не удивляйтесь, так надо. Придет время, отвечу на все вопросы.

Поселили действительно в покоях. В комнате свободно можно ездить на велосипеде. Высоченные потолки, стены отделаны шелком, на полу длинношерстные персидские ковры яркой расцветки и дивной, узорчатой работы. Когда-то, в иной жизни, читал, что кропотливо изготовленный мастерами ковер сначала укладывается перед мастерской, прямо на пыльную дорогу. По нему сколько-то дней ходят различные местные жители, бегают, шаля, дети, неспеша проходят усталые путники. Когда ворс достигает требуемой мягкости, ковер тщательно отмывают и он приобретает свой статус — статус знаменитого персидского ковра, произведения искусства, оцениваемого в баснословные суммы денег. Видимо, я буду ходить по одному из таких ковров. На него даже как-то жалко наступать. Неописуемая красота!

Стулья, столы, шкафы, тумбочки и кровать изготовлены из каких-то светлых пород дерева. На окнах установлены горизонтальные деревянные жалюзи. Ванная комната, вернее мини-бассейн с массажным столом. Приставленному ко мне молодому слуге Захиру я сказал, что хочу немедленно воспользоваться ванной, смыть пыль после путешествия. Парень поклонился и моментально исчез. Пока я разбирался с кранами подачи воды, в ванной появился внушительных параметров пожилой мужчина, и сказал, что он поможет мне мыться, а потом сделает массаж. От помощи в помывке я отказался, а предложил мужчине прийти через полчаса.

Массаж — вещь отличная. Каждую мышцу мне обработали со знанием дела. Я заметил удивление в глазах массажиста, когда он узрел шрамы на плече и на руке. Не спросил, откуда они появились, но места ранений массажировал очень осторожно, с пониманием и уважением — бойцы уважаемы всеми народами.

Затем в течение часа мной занимался брадобрей, стриг бороду и голову. Не знаю, чем он руководствовался и какую модель стрижки использовал, но результат мне понравился. Я уже окончательно свыкся с ношением бороды, она у меня черная и густая. Большинство местных мужчин носят бороды, значит, и я не буду выделяться.

С одеванием возникли проблемы. Нижнее белье не предусмотрено, а я к нему привык. Мои старые и порядком заношенные майка и трусы ушли на ветошь. Ладно, стерплю, а потом попрошу привычное для меня белье.

Ужинал в одиночестве — куда подевался Джахан, мне не докладывали.

Спать завалился, когда полностью стемнело. Хороший ужин, расслабляющий массаж, спокойная атмосфера способствовали крепкому сну, как я надеялся. Не тут-то было. Как только я погасил свечи, в комнату проскользнула девушка, укрытая шелковой накидкой. Я хотел ее прогнать, но девушка взмолилась, сказала, что если я ее отвергну, то ей не избежать наказания. А впрочем, почему бы и нет? Я так давно не чувствовал женского тепла и ласки! Длительное воздержание вредит мужскому здоровью, вот я с помощью Фетах его поправлял почти до рассвета. Пусть меня простит моя любимая Анастасия, я ей не изменяю, а поддерживаю в нормальном состоянии организм, и помогаю прекрасной девушке избежать сурового наказания.

После завтрака мной занялся заместитель управляющего дворцом, солидного вида мужчина, лет пятидесяти, по имени Араш. Петляя по коридорам дворца, я с трудом успевал запоминать названия и назначения комнат. Честно сказать, не понимал, зачем мне это надо. Моих покоев мне предостаточно, где находится дворцовая библиотека, я уже запомнил, зал для приема пищи тоже найду без труда, а остальные помещения без надобности. Закончив с дворцом, Араш, по крытым переходам, повел меня на стены. Здесь я удовлетворил свое любопытство касаемо вооружения крепости. Зрение меня не подвело. Пулеметы Алтунина, пулеметы Звонарева, пушки Орехова до боли знакомы. Я прикоснулся к стволам орудий, погладил, мне казалось, что еще чуть-чуть и орудия заговорят со мной по-русски. Нет, крыша моя не поехала, просто тоска по родине и по родным внезапно накатила со страшной силой. Потом осматривали казармы гарнизона крепости. Пятьсот воинов принимали участие в ее охране. Араш познакомил меня с комендантом крепости. Им оказался неулыбчивый, сорокалетний мужчина крепкого телосложения — Аббас.

Араш показал мне уютную беседку в тени трех кленов, где можно днем спокойно отдыхать. Мне беседка понравилась. Все стенки увиты плющом, в центре журчал маленький фонтанчик, выложенный из гальки. Удобные мягкие диваны и кресла. Хочешь, сиди и читай книги, или дремли в свое удовольствие, убаюканный звонким журчанием прозрачного ручейка в уютной тени, уберегающей мой организм от жесткого влияния солнечного ультрафиолета.

Как отметил Араш, он мне показал и провел по всем местам, где мне разрешено бывать. Есть во дворце закрытая территория, куда вход категорически запрещен. И не удивительно, ведь персы очень любят охранять свое личное пространство от посторонних глаз.

После обеда Араш начал обучать меня местному этикету. Сколько раз, как низко поклониться и кому. Как вести беседу, и когда это разрешается. Как покидать помещение после аудиенции у высокопоставленных особ. И многое другое. В принципе все похоже на знакомые мне правила, только с включением восточного колорита. Я внимательно слушал, и понимал, что с Джаханом я вел себя немного неправильно. Позволил себе общаться с отцом шаха, как с равным себе. Надо все запомнить, чтобы не сесть в лужу. Да и принести свои извинения будет нелишним.

Когда подошли к подбору подобающей мне одежды, в мои шикарные покои доставили несколько аккуратных стопок Араш помогал мне облачаться и внимательно рассматривал. Мучения закончились после одевания полувоенного френча с широкими шароварами, короткими мягкими сапогами, а на голову водрузили темно-синее кепи с небольшим лакированным козырьком. Посмотрел на себя в зеркало. Неплохо я выгляжу, и мне показалось, что это подобие военного мундира мне больше всего подходит. Наши с Арашем мнения совпали. Он сказал, что завтра к утру мне приготовят несколько комплектов, и я должен носить их ежедневно, привыкать к новому образу. Ладно, буду привыкать. Только, зачем мне все это? Понятно, Арашу отдал приказ Джахан. Чего хочет добиться отец шаха — не ясно.

Прогулялся после ужина по территории крепости, посидел в облюбованной беседке, выкурил папиросу. По моей просьбе, папиросами меня снабдил Араш. Табак, конечно, не российский, но тоже ничего.

В покоях меня ожидал Араш. Он вручил мне толстый фолиант в кожаном переплете, попросил обходиться с ним бережно, поскольку эта рукописная книга единственная в своем роде. Книга называлась «История Персии». Начал ее читать, и так увлекся, что не заметил наступление поздней ночи. Взглянув на часы, показывающие второй час ночи, решил закончить чтение и отправиться в ванную, совершать вечернее омовение. Набрав полный бассейн теплой воды, погрузил в нее свое тело, на поверхности осталась только голова.

Неслышно открылась дверь ванной. Ее открытие я заметил по колыхнувшемуся огоньку свечей. На пороге стояла Фетах. Ее стройное тело прикрывала почти прозрачная накидка. Сбросив ее, девушка спустилась ко мне в бассейн, взяла мочалку, мыло, и стала меня намыливать. Не мешал девушке заниматься порученной ей работой, хотя определенная часть моего организма отреагировала на ее присутствие соответствующе. Сервис, однако, в доме отца шаха на высоте. Кормят, поят, одевают, и об усладе тела заботятся. Утром я проснулся в одиночестве, ночная фея, иссушив меня лаской и любовью, покинула покои до рассвета.

Две недели я занимался изучением истории. От всех этих шахов, падишахов, халифов и эмиров голова кругом шла. Почти за три тысячелетия существования в истории Персии были и великие победы, и кровавые поражения. Одно время громадная империя простиралась от берегов Средиземного моря до Индии с запада на восток, и от Персидского залива до Уральских гор, с юга на север. Многие народы были покорены, некоторые уничтожены до последнего человека. Как известно, крупные империи периодически распадаются. Не минула сия участь и Персию. Страна несколько раз разваливалась на несколько пылающих в огне войн государств, чтобы спустя несколько столетий снова оказаться под рукой очередного персидского правителя.

Отметились персы и на русской территории, правда, в то время русскими на тех землях и не пахло. Воевали персы со скифами. Ну, как воевали. Хотели поработить и захватить земли скифов. Разве можно победить кочевой народ, у которого не было ни городов, ни деревень? Вот господину Дарию военная удача в землях скифов изменила. Потеряв более половины своей армии в степях Скифии, Дарий вернулся в родные пенаты не солоно хлебавши, не одержав ни одной мало-мальской победы. И это только один эпизод я кратко описал, а их, в истории Персии множество.

В существующих границах Персия, а теперь Иран, образовалась в XVIII веке и вела войны со своими соседями. Иногда на помощь соседям приходили помощники в лице Франции и Великобритании. Вот, как сейчас. На западе Ирана небольшая часть территории оккупирована Турцией при помощи французов, а на юге воду мутят британцы. Высадили в портах Бушир и Шахид Бехешти несколько полков своих войск, якобы для защиты торговли. На самом деле, на этих территориях британцы готовят экстремистские группы, которые, проникая вглубь страны, занимаются грабежом и убийствами, дестабилизируя обстановку в различных регионах. Как мне кажется, шаху Ирана такое положение дел в стране не очень нравится, он предпринимает кое-какие меры, но пока кардинальные решения не принимал.

Закончив чтение фолианта, я обратил внимание на наличие в нем чистых листов. Наверное, специальный человек, внесет в книгу соответствующие записи по указаниям верховного правителя.

Сегодня после ужина слуга провел меня в кабинет отца шаха. Джахан был не один, в кабинете присутствовал шах Ирана — Рустем Пехлевани. Я науку Араша помнил хорошо, потому поклонился, и застыл изваянием, ждал, когда мне разрешат говорить.

— Да, отец, вы оказались совершенно правы, — улыбнувшись, сказал шах, — Искандер хороший ученик. — И выглядит в мундире отлично, как отважный сарван. Как тебе, Искандер, живется в крепости моего отца?

— Спасибо вам, Ваше императорское величество, что предоставили мне возможность сказать, — поклонился я очередной раз, и поднял глаза на шаха. — Живется хорошо, кормят отлично, занимаюсь изучением истории. Всем доволен, большое спасибо за заботу.

— Значит, говоришь, всем доволен? — пристально посмотрел на меня Джахан. — А вот мы не очень довольны тобой, Искандер. Обманул ты меня, не за того себя выдаешь. Мы проверили твои слова, и знаем, что настоящий капитан Воронов погиб и похоронен в горах. Кто тебя заслал к нам?

— Позвольте мне с вашими словами не согласиться, уважаемый Джахан, — произнес я. — Вы по всей вероятности получили обо мне сведения из официальных источников, а там естественно указано, что капитан Воронов разбился о скалы, получил несовместимые с жизнью травмы. Поскольку батарея находилась в зоне боевых действий, то захоронение произведено на месте обнаружения тела без полицейского расследования и отдания воинских почестей. Я вам рассказывал, что предал меня офицер батареи, и переодел в мой мундир труп неизвестного. Если хотите внести ясность, убедительно прошу вас, отправьте своих людей в расположение отдельной батареи тяжелых минометов, она должна взаимодействовать с 9-м горно-стрелковым полком на территории Турции. По возможности, доставьте сюда поручика Маркова, проведем очную ставку и он вам все расскажет. Еще, если у вас есть такая возможность, найдите в Симферопольском институте хирургии или в госпитале профессора Петра Илларионовича Санаева, он меня оперировал после тяжелого ранения, полученного при отражении турецкого десанта под Керчью. Шрамы после его вмешательства с моего тела никуда не делись.

— Покажи, — приказал Джахан.

Спокойно снял мундир, затем рубашку, и явил взору шаха и его отца свои шрамы на плече и руке. И попросил внимательно посмотреть на мою голову, где волосы прикрывали два длинных продольных шрама.

— А как ты выжил после таких ранений? — в изумлении сказал Джахан.

— Профессор Санаев долго надо мной колдовал, я неделю провалялся в беспамятстве. По его словам я был между жизнью и смертью, несколько раз мне делали переливание крови. Под руководством доктора от Бога победила жизнь. После госпиталя я несколько месяцев восстанавливался на вилле родителей. Окончательно убедиться в правдивости моих слов вы сможете, выяснив у губернатора Южной губернии России генерала Воронова, кому я спел песню «Твои зеленые глаза».

— Так ты еще и поешь?

— Когда есть настроение.

— Какой нужен инструмент?

— Фортепиано, аккордеон или гитара.

— Хорошо, сейчас проверим, будет тебе аккордеон.

Джахан поднял трубку телефона и, вызвав Араша, приказал доставить гитару и аккордеон.

Минут через пять инструменты принесли, видно, они были где-то неподалеку. Странно, но в ходе ознакомления с дворцом, Араш не показывал мне музыкальную комнату, а так бы я иногда развлекался музицированием.

— Что прикажите сыграть, Ваше императорское величество, — обратился я к шаху, когда одел ремни аккордеона на плечи.

— На свое усмотрение, — ответил Рустем.

На аккордеоне исполнил «Темную арабскую ночь», кто автор мелодии я не знаю, но она мне когда-то понравилась и я ее запомнил. А затем, взяв гитару, сыграл «Дорогу домой», вещь белорусского гитариста Дедюли.

Шах и Джахан слушали очень внимательно.

— Ты слова песни, которую первой играл, знаешь? — поинтересовался шах.

— Никогда их не слышал, просто запомнил мелодию, может, и есть к ней слова.

— Интересная может получиться песня, — добавил Джахан. — Искандер, нотная грамота тебе известна?

— Да. Если у меня будет тетрадь, то я смогу все записать.

— Тогда поступим так, — поднялся из-за стола шах. — Пока мы будем проверять твои сведения, продолжай знакомиться с нашей страной. Читай книги, газеты, слушай радио. Музыкальные инструменты отнесут тебе в покои, можешь играть сколько хочешь. Просьба, не предпринимай попыток к бегству, далеко тебе не уйти.

— Зачем мне куда-то бежать? От правды бежать нет смысла. Моя совесть чиста и не омрачена ложью. Не сомневаюсь, вы, Ваше императорское величие, в скором времени получите доказывающие мою правдивость сведения. А встретиться лицом к лицу с подлецом Марковым мечтаю длительное время и буду чрезвычайно рад встрече с этим поддонком, чтобы высказать еще раз ему в лицо все мое возмущение его предательством, поступком, сильнее всего презираемым мною.

— Тогда отложим серьезный разговор еще недели на две.

— Отец, — повернулся шах к Джахану, — вы со мной согласны?

— Не смею возражать твоему решению, думаю, мы и за неделю управимся. Пусть наш гость отдыхает, набирается сил.

На третий день мне окончательно надоело безделье. Все время торчать в библиотеке, перелистывая древние книги религиозного содержания, было выше моих сил. Новости, сообщаемые по радиоприемнику были скудные, не давали общего представление об обстановке в стране. Транслируемые проповеди имамов и других шиитских священнослужителей утомили.

Пошел к коменданту крепости Аббасу, и предложил ему свои услуги по техническому обслуживанию орудий, хоть чем-то занять свободное время. Комендант заверил, что орудия содержатся в полном порядке, что было мне продемонстрировано. Действительно, «орешки» сверкали чистотой и ухоженностью. Однако, когда я задал вопрос о последней проверке и смазке подвижных частей и затворов орудий, комендант откровенно удивился. Я попросил принести мне «Наставление по ремонту и обслуживанию орудий». Просьбу выполнили моментально. Я чуть не рассмеялся вслух. «Наставление» написано на русском языке, и его естественно никто не знал. Тогда я объяснил коменданту, что необходимо регулярно проводить регламентные работы с орудиями, тогда они будут в полной исправности. Аббас предложил мне заняться обучением его артиллеристов. На площадке одной из башен собрались офицеры и командиры орудий. Честно сказать, я немного опешил, никто из артиллеристов толком не знал устройство орудий, и никогда из них не стрелял. Ну, верх беспечности, как по мне. Смысла начинать обучения не было, поэтому я забрал «Наставление» и пошел в свои покои переводить на фарси. Два дня потратил на этот нелегкий труд. Не знал я точного перевода некоторых частей орудия, а втолковывать персам русские слова я полагал неправильным. С горем пополам что-то получилось.

Вновь собрал всех офицеров и унтер-офицеров возле орудия и начал обучение. Первый день я только и успевал отвечать на вопросы. Зачем? Как? Почему? Отдал офицерам переведенное «Наставление», попросил втолковать его содержание подчиненным. На следующий день извлек из ниши ЗИП, показал, как правильно производить неполную разборку орудия, как чистить банником ствол, как смазывать возвратные пружины, как осуществлять контроль давления в противооткатных цилиндрах. К исходу дня у меня было желание кого-то из офицеров придушить. Казалось бы, я четко и внятно объяснял те или иные операции, показывал, как это делается. Но когда предоставлял такую возможность местным офицерам, выяснялось, что все мои слова они пропустили мимо ушей и ничего толком не усвоили. Появляющийся иногда на площадке комендант только качал головой и, не говоря ни слова, уходил.

— Прошу меня простить, Искандер, — остановил меня перед ужином комендант, — я заметил, что мои офицеры-артиллеристы слабо усваивают ваши уроки.

— Почтенный Аббас, это вы мягко сказали. Все, что я им говорю, уходит как вода в песок. Ладно, унтер-офицеры, их уровень образования невысок, но офицеры, я так понимаю, они отпрыски семей аристократов, получили наверняка приличное образование. Неужели они так глухи к наукам?

— А вы попробуйте вколачивать в их глупые головы учение палкой.

— Бить офицеров в присутствии подчиненных неправильно, авторитет потеряют. Да, и кто я такой, чтобы поднимать руку на дворянина?

— Эти порождения упрямых ослов и мулов по-другому не поймут, и правом их гонять палкой вы имеете, на сей счет мне отданы распоряжения. И вы знаете, кем.

Тогда я стал проводить занятия раздельно. Вначале гонял офицеров, а после обеда занимался с их подчиненными. Более-менее нормально усваивал материал только лейтенант Махмуд, занимающий должность командира артиллерии крепости. Конечно, за две недели из полных неучей классных артиллеристов я не воспитал, но хотя бы азы профессии дать смог. Теперь я был уверен, что стволы орудий больше не будут покрываться слоем ржавчины. Неплохо было провести стрельбы и научить персов грамотному ведению огня, но без разрешения Джахана Пехлевани это сделать невозможно, а отец шаха, своим присутствием нас не баловал.

Аналогичная ситуация была и с пулеметами. Техническая документация к ним тоже была на русском языке. Вновь занимался переводом. С обучением было легче, поскольку пулеметы проще устроены. К исходу второй недели я мог себя похвалить: боеспособность гарнизона крепости мне удалось значительно повысить. Так оно или нет, но я тешил себя надеждой, что в критической ситуации и артиллеристы, и пулеметчики нанесут урон нападающим.

Поздно вечером, когда собирался отойти ко сну после принятия ванной, в покои прибежал мой слуга Захир и сообщил, что меня приглашают в кабинет Джахана.

Вошел и поклонился, как предписывает местный этикет, так как в кабинете присутствовал шах Ирана и его отец.

— А ты не можешь сидеть спокойно? — с усмешкой спросил Джахан. — Взялся гонять солдат гарнизона. Что-то получилось?

— Вот именно, что-то. Для организации нормальной артиллерийской обороны крепости необходимо создать полноценную артиллерийскую батарею. Назначить квалифицированного командира батареи. Разделить артиллерию крепости на взводы, во главе которых целесообразно поставить толковых молодых офицеров. На башне дворца организовать наблюдательный и дальномерный пункт. Ко всем позициям батареи провести телефонную связь. Таким образом, можно улучшить управляемость огнем. Проводить регулярные тренировки личного состава с выездами на полигон для стрельб. Примерно за пять-шесть месяцев можно создать, хорошо обученную боевую единицу. Сейчас же артиллерия крепости способна только для отпугивания нападающих. Если будут поражения целей, то это скорей всего, только случайные.

— Не забывай, Искандер, что Тугай-крепость находится недалеко от столицы, и нам, слава Аллаху, никто не угрожает, — спокойно сказал шах. — Ты правильно поступил, расшевелив это сонное царство, а то совсем обленились. Но мы собрались по иному поводу.

— Отец, — взглянул Рустем на Джахана, — расскажите Искандеру.

— Скажу так, твои слова, Искандер, подтвердились. Наши люди побывали в твоей батарее и привезли сюда Маркова. Он сейчас в подвале приходит в себе после долгой дороги. Мы туда спустимся чуть позже. Прежде, чем захватывать Маркова, поговорили с жандармами, которые проводили расследование обстоятельств твоей гибели и отправку гроба в Крым для погребения. Нам удалось получить протоколы осмотра трупа. Там о твоих ранениях нет ни единого слова. Кстати, инициатором расследования был поручик Мутных, он написал рапорт на имя командира полка, и тот дал рапорту ход. Параллельно с этим, наши люди побывали в Крыму и разыскали профессора Санаева. Опуская подробности, скажу, он полностью подтвердил твои слова, и вдобавок передал все до единого фотоснимки, сделанные в ходе операции и после ее завершения. Все сходится. Поговорить с твоим отцом не удалось. Он некоторое время пребывал на вилле, а потом его вызвали в Москву к императрице с докладом. От себя лично и от лица моего сына, приношу тебе извинения за то, что усомнились в правдивости твоих слов.

— Извинения приняты, — сказал я с поклоном. — Я вас прекрасно понимаю, вы обязаны были все досконально проверить, и вы нисколько не оскорбили меня недоверием.

— Кому ты пел песню о зеленых глазах, мы так и не установили, — задумчиво произнес Рустем. — Сейчас сказать можешь?

— Эта песня прозвучала в кругу моей семьи, и посвящена наилучшей девушке во вселенной — Её Высочеству Анастасии Станиславовне.

— Ты знаком с младшей дочерью императрицы!? — встрепенувшись, удивился шах.

— Не только знаком, но я признался ей в любви. Она мне ответила взаимностью. Её светлый образ постоянно находится со мной, вот в этом кулоне.

Я снял с шеи цепочку с кулоном и показал шаху. С момента моего захвата я усиленно прятал кулон, боялся, чтобы его у меня не отобрали.

— Искандер, а ты парень не промах, — хохотал Джахан. — Покорить сердце дочери императрицы России не просто.

— Я старался.

— Хорошо, сейчас пойдем, поговорим с твоим сослуживцем.

— Прошу меня покорнейше простить, но я бы попросил вас несколько изменить свои намерения.

— Что-то придумал?

— Вы спускаетесь в подвал и начинаете беседу с Марковым. Уверен, он вам будет «петь» известную вам информацию. Случайно увидел тело, опознал в нем своего командира и тому подобное. Я в это время буду находиться за приоткрытой дверью и слушать, что Василий поведает. Когда он закончит рассказ, появлюсь в помещении. Только попрошу вас не смеяться, увидев меня в несколько непривычном образе.

— Подробней расскажи. Чему нам не стоит удивляться?

— Я войду в комнату с закатанными рукавами белой рубахи. По лицу, с какой-либо стороны будет стекать струйка крови. В руках я буду сжимать окровавленный нож.

— Кого резать будешь?

— На кухне попрошу курицу.

— Ладно, согласен. Но только прошу, не убивай Маркова сразу.

— Я обещал ему долгую и мучительную смерть. Да, а на каком языке вы с ним планируете разговаривать? Марков фарси не владеет.

— Зато неплохо знает язык британцев, когда его тащили в подвал, он пытался разговаривать с охраной.

Стоя у двери, я слушал повествование Маркова. Ничего нового он не сообщил, тараторил, как по писаному, хорошо заучил текст. Спустя минут тридцать, наступило время моего появления.

— Здравствуй, Василий, — сказал я по-русски, войдя в комнату, покачивая ножом с которого стекали капли крови, недавно убиенной курицы, — давно не виделись.

— А-а-а-а, уйди дьявол, не прикасайся ко мне! — орал Марков, извиваясь подобно червяку на жестком кресле. — Тебя нет! Мне это все снится! Ты должен быть в другом месте! — Отче наш, иже еси..- начал читать молитву Марков.

— Нет, молитва уже не поможет, я здесь, Василий. Пришел получить с тебя должок. Ты помнишь, что я тебе обещал? Вот сейчас и приступаю.

Острым ножом, быстрым движением, сделал небольшой надрез на левом предплечье поручика, ведь он уже был привязан к креслу без мундира. Крик Маркова заметался по комнате.

— Не надо так орать, Вася, это не боль, она придет к тебе позже, если ты не расскажешь этим господам правду, я с тебя, с живого кожу буду снимать очень медленно. И так, кто тебя надоумил извести меня? Говори по-английски, чтобы все собеседники тебя понимали.

Марков не стал строить из себя героя и упорствовать, начал подробно излагать историю своего грехопадения. Поскольку поручик был в составе низового звена заговора, высших руководителей он, естественно, не знал, а своих руководителей сдал сразу. Приказ о моей ликвидации ему непосредственно передал полковник Трифонов. Помню этого полковника, та еще сволочь, много крови он мне попортил, когда я служил в Минске. Внедриться в батарею Маркову помогли через Генеральный штаб. Кто именно замолвил за него слово, Василий не знал, и я ему верил, в такие вопросы, рядовых заговорщиков никто посвящать не станет. Также Марков рассказал, что задумка с размещением батареи на плато удалась. По сигналу батарея открыла губительный огонь по позициям артиллерии турок, что позволило в последствии горно-стрелкам и подошедшей пехотной дивизии захватить перевал. Командовал батареей поручик Мутных, Марков не решился взять бразды правления в свои руки, просто испугался, что не справится с задачей. Рассказав все, Марков просил меня помиловать его и не убивать, он готов отдать мне часть денег, накопленных за несколько лет его преступной деятельности.

— Искандер, мы, наверное, пойдем, ничего интересного больше не услышим, — уставшим голосом сказал Джахан, — ты тоже не задерживайся здесь.

— Через десять минут я буду в вашем кабинете.

Рустем и его отец ушли, а я занялся предателем. Нет, я не резал его на куски и кожу не сдирал, хотя было в этом огромное желание. Просто сделал несколько надрезов на венах рук и ног, смазав эти места мазью, позаимствованной у местного лекаря. Эта мазь не давала крови сворачиваться. Поручик будет медленно истекать кровью, и в конце концов умрет. Жестоко, не отрицаю, но как я полагаю, собаке — собачья смерть.

— Быстро управился, — сказал шах, увидев меня в кабинете в опрятном виде. — Мы даже душераздирающих криков не слышали. Ты просто его убил?

— Он будет жить, пока вся гнилая, зараженная вирусом предательства, кровь не покинет его жалкое, подлое тело.

— Не пожалел ты своего соотечественника?

— Он хотел моей смерти и унижения мной любимой девушки, так пусть получит то, что заслужил и испытает свои угрозы на себе.

— Ладно, оставим это. Мы с отцом узнали и убедились, что ты честный и смелый человек. Капитан Воронов неплохо воевал, тебя наградили за последнее сражение. Орден отправили родителям, вместе с «твоим» гробом. Все эти дела в прошлом. Нужно продолжать жить. Ты, слава Аллаху, жив и здоров. Мы хотим поговорить с тобой об очень важном и секретном деле. Нам нужна твоя помощь. Если ты хочешь отказаться, сообщи нам сейчас, мы не будем зря тратить время. Поможем тебе быстрее возвратиться в Россию. А после разговора отказаться, без ущерба здоровью, будет невозможно. Я не пугаю тебя, просто отмечаю важность сведений, которые ты получишь.

— И вы, Ваше Величество, хотите сказать, что у меня есть выбор? Я в этой стране никто, и звать меня никак. Я для всего мира умер. У меня есть только один реальный вариант выжить, это сотрудничество с вами и вашим отцом. Даю слово русского офицера, что нигде и ни при каких обстоятельствах, не разглашу сведения, полученные в ходе нашей беседы.

— Там в России ты может и умер, а здесь ты жив, и здраво мыслишь, — внимательно глядя на меня, сказал шах. — Сейчас внимательно послушай, что расскажет отец.

— Да, Искандер, мне тяжело ворошить прошлое, но для общего понимания необходимо, — заявил Джахан. — Взошел я на престол в двадцать пять лет. К сожалению, восхождение было не радостным, а печальным. Мой отец — шах Нима Пехлевани, моя мать, мои дети и еще почти сотня обитателей дворца были отравлены. Мне и Рустему повезло, мы по счастливой случайности, благодаря Аллаху, остались живы. Я тогда вместе с трехлетним сыном совершал хадж в Мекку. Как я узнал позже, посланные за мной и Рустемом убийцы, чисто случайно разминулись с моим караваном в одном из оазисов. А когда убийцы вернулись в Иран, докладывать уже было некому. Им самим пришлось сдаваться иранской страже, и усиленно каяться, выпрашивая жизнь. Не всем это удалось, кое-кто был тесно связан с предателями, и вынуждено испытал не себе действие яда, предназначенного мне.

Вернулся в страну, а здесь уже начинала разгораться гражданская война. Неделю разбирался в причинах трагической гибели моих родных, пока не выяснил, кто приложил к этому руку. Много было недоброжелателей у моего отца, ведь наш род сильно разветвлен, но только наша ветвь обладала правом наследовать трон. Но дальние и близкие родственники отца думали иначе. Перетянули на свою сторону влиятельных особ из шиитского духовенства. Нима Пехлевани в самом начале своего правления совершил серьезную ошибку, допустив к управлению страной религиозных фанатиков. Рухолла Рафсанжени, получивший высший духовный титул в шиитском исламе — аятолла, сделал ставку на двоюродного брата отца — Мустафу. По указанию аятоллы был отравлен правящий шах. К счастью, шахская гвардия не пострадала, и при помощи ее штыков я взял управление страной в свои руки.

Я собрал все преданные умершему шаху войска и стал наводить порядок. Трудно это было сделать, во многих провинциях мятежники оказывали войскам ожесточенное сопротивление. Тогда я отдал приказ никого не щадить, даже если подвернуться под горячую руку мои родственники. Покинуть Иран никто не мог, все границы были надежно перекрыты.

Аятоллу Рафсанжени и дядю Мустафу вместе с семьей удалось изловить. Покинули они мир живых после длительных и обстоятельных бесед, не скажу, что безболезненных. Полученная от них информация помогла мне быстрее подавить выступления в стране и заняться планомерным истреблением всех причастных к заговору. Да-да, Искандер, на моих руках кровь близких родственников и видных религиозных деятелей страны. За два года удалось очистить страну и навести порядок. Живых близких родственников не осталась.

Духовенство мне удалось приструнить, несознательная часть отправилась к Аллаху. Других смог привлечь на свою сторону. Я удалил их из правительства, снизив влияние на принятие решений. Вменил им в обязанности присмотр за образованием, медициной и духовным воспитанием народа. Все назначения на высшие должности проходили только после моего одобрения. Каждая община находилась под неусыпным контролем специальной шахской стражи. У вас в России есть аналогичная служба в Корпусе жандармов. Мне не хотелось вновь разбираться с переворотами.

Естественно, за эти годы слабая экономика Ирана пострадала сильно, большинство промышленных предприятий простаивало, в сельском хозяйстве упадок. На внешних рынках нас подвинули соседи. Как я понимал, за всеми процессами в стране очень бдительно наблюдали, особенно любители погреть руки у костра войны. Когда обстановка в стране стабилизировалась, попросил у меня аудиенцию полномочный представитель Премьера Великобритании Джон Уинсдей. Он не стал рассыпаться в похвалах и тому подобное, а сразу перешел к делу, предложив программу модернизации промышленности и сельского хозяйства, естественно за определенные уступки. Мне очень трудно было принять решение. Не хотелось попадать в зависимость от Великобритании, и в тоже время хотелось, чтобы Иран процветал, и население не голодало. Взвесив все за и против, я согласился. Платой за это стали два порта в Персидском заливе, и размещение на нашей территории двух пехотных полков британской армии. Сам у себя создал осиное гнездо, о чем постоянно жалел, но… Такова жизнь и нелегкая судьба правителя страны — ни минуты не удается прожить в душевном равновесии и спокойствии.

Буквально за пять лет Иран совершил настоящий экономический рывок. Развивалась металлургия, добывающая отрасль, у нас появились хорошие станкостроительные заводы, мощные фабрики по производству различных тканей. В сельском хозяйстве использовались новые агрегаты и механизмы. Британцы помогли нам построить в некоторых регионах оросительные системы. Одним словом модернизировались все отрасли. А вот нашу армию британцы реорганизовывать и перевооружать не спешили. Я, конечно, неоднократно обсуждал с Джоном Уинсдей эту проблему, но положительных результатов не добился. Тогда мы наладили несколько контрабандных каналов получения оружия из России. Искандер, ты видел в крепости орудия и пулеметы, это последние поступления, а ранее мы все прятали в горах, создавая базы хранения.

С первых дней присутствия на земле Ирана британцы начали налаживать разведку, стараясь проникнуть во все слои общества. Если бы уровень грамотности иранцев был выше, то особо британцам и не надо было напрягаться. Но наш народ еще достаточно беден, и не все могут дать детям образование, в сельской местности грамотный человек редкость. Худо-бедно, но страна развивалась. За время сотрудничества мне неоднократно британцы указывали на нежелательные контакты с нашим северным соседом. Угрожали прямой интервенцией, прекрасно зная о слабости нашей армии во всех отношениях. Подобная размолвка с британцами случилась двадцать лет назад, чуть не разразилась настоящая война. Пришлось пойти на компромисс и я вынужден был уступить трон Рустему. Но подлые британцы пошли дальше, они взяли в заложники пятилетнего сына Рустема — Искандера. Официально было объявлено, что принц Искандер отбывает учиться в одно из лучших учебных заведений Великобритании и станет высокообразованным человеком. Став в последствие правителем Ирана, сможет грамотно и эффективно управлять государством. Мог ли воспротивиться этому Рустем? Мог, но тогда бы британцы начали против нас военные действия, и независимость и целостность Ирана была бы утрачена окончательно. Она и тогда была под угрозой, и сейчас находится в том же состоянии.

Знаешь, перед отъездом сына, Рустем провел несколько бесед с маленьким Искандером, заверил его, что шах не изгоняет его из семьи и направляет на учебу в далекую, холодную страну, чтобы он полученные знания мог донести до своего народа. Удивительно, но мальчик понял слова своего отца правильно, заверил, что будет послушным и хорошо учиться.

Я чуть отвлекся. Так вот, Искандер отправился в Лондон на пароходе «Утренняя звезда», в сопровождении имама Ассабаха. К большому сожалению, ни Искандер, ни Ассабах, ни большая часть команды парохода в Лондон не прибыли. После стоянки на Мадагаскаре, на борту парохода произошла вспышка чумы. Мой любимый, единственный внук Искандер умер. Как нам со временем удалось выяснить, британцы не утруждали себя захоронением умерших, они просто выбрасывали трупы в океан. Почти до конца рейса пароход сопровождали акулы, поживы им было много. По этой причине, у моего внука нет даже могилы, где я могу приклонить голову, его поминая.

Естественно, британцы это скрыли и продолжали нас обманывать, выдавая за Искандера маленького азербайджанца. Знали стервецы, что в нашем роду присутствует много крови этого народа. Исчезновение Ассабаха британцы объяснили тем, что он, повздорив в порту с местными преступниками, был убит.

Нам ежегодно присылали фотографии мнимого Искандера. Ребенок писал нам письма. Трижды за двадцать лет он побывал в Иране. Я, в период его приезда, пытался окружить ребенка, а потом молодого человека, вниманием и заботой, но не преуспел в этом. Искандер очень плохо владел фарси, а сопровождающие его учителя и наставники прилагали максимум усилий, чтобы ограничить общение.

Еще в первые месяцы пребывания Искандера в Лондоне, мы отправили туда преданную нам семью, они осуществляли постоянный надзор за нашим принцем. Собственно от этой семьи и поступила первичная информация о подмене моего внука маленьким азербайджанцем. По моей команде было проведено негласное расследование шахской стражей, и получена информация мной тебе изложенная.

Постепенно количество наших людей в Лондоне довели до двадцати человек. Они активно работали, выявляя в окружении принца влиятельных людей. Был составлен подробный список всех контактеров с адресами и подробными характеристиками. Мы пока не поднимали шума, по поводу подмены, хотели выиграть время для страны, стать крепко на ноги. Все сведения наши люди передавали мне через посольство. Информация, к сожалению, была неутешительной.

Искандер оказался далеко не умным человеком, очень плохо учился, с трудом осваивал науки. Может, британцы и хотели бы заменить его кем-то другим, но время было упущено. Искандер не смог учиться в Лондонском университете, поэтому его определили в кавалерийское училище, где он оказался в своей стихии — так как сильно любил лошадей.

В конце прошлого года британцы посчитали, что Искандер уже достаточно созрел для возвращения на родину, чтобы в скором времени сменить на троне Рустема. Как правитель, Искандер британцам не нужен, достаточно, что он будет играть роль послушной куклы, а все остальное смогут делать назначенные Премьером Великобритании люди. Получалось, что на троне сидит полноправный представитель рода Пехлевани, а вся власть в стране отошла бы островитянам.

Вместе с Искандером в Тегеран прибыла группа советников и помощников. Нам такой подход не понравился, о чем по соответствующим каналам мы проинформировали Премьера. Почти месяц потратили на переговоры. В итоге, Рустему позволили самостоятельно обучать Искандера премудростям управления нашим государством, убрав из столицы всех прибывших с принцем советников. Я тоже подключился к воспитанию нового шаха, и с ужасом отметил, что ничего путного из него не получится. Скачки на лошадях, обладание наложницами и чревоугодие: вот весь круг интересов Искандера. Ни о каком управлении и обучении он слышать не хотел. И мало того, в Лондоне Искандер пристрастился к винопитию, что для мусульманина неприемлемо.

Три месяца назад произошел трагичный случай. Несясь во весь опор, лошадь Искандера угодила ногой в яму, он упал очень неудачно, сломал себе шею. С его гибелью над Ираном нависла смертельная опасность. Британцы легко могли обвинить нас в смерти принца. Мы, как можем, скрываем печальный факт. Посовещавшись с Рустемом, мы решили искать двойника, хотя бы похожего на погибшего, и желательно, чтобы в голове было не пусто. Я исколесил всю страну, переговорил с великим множеством молодых людей, но найти человека, чтобы он отвечал всем требованиям не смог.

Когда увидел тебя, Искандер, в оазисе Кудус, то подумал, что мне мерещится, и я потерял рассудок. Мимо меня прошел мой родной сын Рустем, только значительно помолодевший. И главное, в твоей внешности было сходство с погибшим принцем. Целый день, переодевшись простым путешественником, я ходил за тобой, смотрел, как ты двигаешься, как разговариваешь и с кем, какую пищу предпочитаешь. Вечером я пригласил тебя в свой шатер для беседы. Проводив тебя, я был вне себя от радости. Мне довелось встретить умного, уравновешенного и знающего себе цену молодого человека, и к тому же русского. Что было дальше ты знаешь.

Надеюсь, выслушав меня, ты все поймешь правильно. Мы с Рустемом очень надеемся на тебя. Фактически в твои руки мы планируем отдать жизнь и свободу народа Ирана.

— Честно признаюсь, такого предложения я от вас не ожидал, давая согласие помочь вам. Терялся в догадках, зачем я вам понадобился. Благодарю вас за доверие. Не кажется ли вам странным, вы вот так, первому встречному готовы предложить место рядом с троном шаха?

— Ты не первый встречный, а тщательно проверенный, порядочный человек, тем более русский аристократ, умный и образованный, и что очень важно — похожий внешне на мнимого внука, и что удивительно, ты действительно похож на Рустема. Этот феномен я не могу объяснить. И у нас безвыходное положение, сам видишь, — упавшим голосом произнес шах. — Или мы попытаемся сыграть свою партию, или Иран превратиться непонятно во что. Скорей всего британцы, завладев нашей страной, продолжат колонизацию дальше, подгребая под себя близлежащие территории, в том числе Кавказ, полезут поближе к российским интересам. За двадцать лет мы накопили достаточно золота, чтобы перевооружить нашу армию самым современным оружием, но купить легально мы его не можем нигде. Наша банковская система строго контролируется британцами, и все платежи будут блокированы. Узнав о твоем знакомстве с дочерью русской императрицы, я решил, кроме первого предложения, в развитие этой комбинации, направить тебя на тайные переговоры с Маргаритой II.

— Еще в начале нашей беседы я сказал, что принял ваше предложение и дал слово. Допустим, я побывал в Москве и, возможно, о чем-то договорился с императрицей России. Но мы забываем о британцах, они-то хорошо знают прежнего Искандера, на что он способен и как его можно использовать. Я совершенно ничего не знаю о прежней жизни того принца, о его друзьях и знакомых. Те же советники сразу обнаружат подмену.

— Все советники давно отбыли в Лондон, — заверил Джахан, — шахская стража не зря ест свою лепешку и свой плов. — Умеют работать и получать сведения. Изменения в поведении и знаниях Искандера можно объяснить его прозрением, завуалировав какими-нибудь нашими религиозными догмами. А друзей у прежнего принца никогда не было, он не умел их заводить. Также хочу отметить, что и в столице Британии мы провели определенную работу. Бывшие учителя мнимого принца, и люди из его окружения медленно, но уверенно исчезали. Открыто их никто не уничтожал, как правило, они погибали от естественных причин. Кто-то упал с моста, кто-то сгорел в собственном доме, кого-то убили в пьяной драке. Например, наставника по верховой езде понесла лошадь, и так неудачно, что он свернул себе шею. Жаль, конечно, что пострадало животное.

— Я так понимаю, перевооружив армию и заручившись поддержкой России, вы намерены изгнать британцев из Ирана. Закончив победоносную войну, потребность в моей фигуре отпадет. Устроите мне «героическую» гибель?

— Ни в коем случае! — воскликнул шах. — У меня нет наследников, по неизвестным причинам, Аллах, после рождения троих дочерей, лишим меня способности иметь детей. Много раз проверяли разные доктора меня и жену. Здоровье у нас в полном порядке, а репродуктивная функция пропала. Плодить бастардов, согласно принятому более ста лет назад закону, шах Ирана не имеет права, и должен иметь только одну законную жену. Второй раз шах может жениться только в случае смерти первой жены. Моему отцу отдельное спасибо, претендентов на трон в стране тоже нет.

— Хотите сказать, что в определенное время я стану шахом Ирана?

— Да, ты примешь под свою руку страну, — спокойно произнес Джахан.

— Гражданин России, не мусульманин, и вдруг шах Ирана. Вы представляете, что произойдет, когда вскроется наша авантюра?

— Мы основательно подготовимся. Сделаем тебе обрезание, подберем хорошую жену. Нарожаете сыновей и дочек. В Иране никто не станет докапываться до истины, тем более, что Рустем тебя будет вести по жизни, а британцы, до определенного момента будут уверены, что ты их ставленник. Если на весь мир раструбить о подмене британцами настоящего сына Рустема, то я полагаю, в Лондоне полетят головы у многих. А новая кровь в нашем роду только на пользу пойдет, случай с Рустемом не должен повториться.

— А вот с подбором жены я категорически не согласен. У меня есть возлюбленная, и я не мыслю дальнейшей жизни без нее.

— Все в твоих руках, Искандер, если уговоришь Маргариту II отдать тебе в жены свою дочь, так это к лучшему. Помогать своему зятю и дочери сам Аллах велит, связи между нашими странами укрепятся.

— Ладно, мне нужно время, чтобы все хорошо обдумать, как лучше и со стопроцентной надежностью принять участие в реализации вашего смелого, но очень рискованного плана. А как быть с моими родными? Они потеряли на войне сына. Получается, вы и их чувства и любовь ко мне хотите принести в жертву, хотите позволить им до конца жизни думать, что ходят на мою могилку?

— Давай, Искандер, пока не будем загадывать наперед, — невозмутимо улыбнулся Рустем, — вначале вживайся в роль принца со всей серьезностью. — Хочу еще сказать, никто не заставляет тебя отречься от своей христианской веры, верь в своего Иисуса, но для народа Ирана будь правоверным мусульманином. Везде и всюду называй меня отец, а Джахана — дед. С сестрами и матерью я тебя познакомлю, но ты прояви к ним больше теплоты, нежели прежний Искандер, ты же нормальный человек.

— Обрезанного христианина, мне не доводилось еще встречать, — сказал я с улыбкой, качая головой.

— Господа заговорщики, — взглянув на часы, сказал Джахан, — время позднее, пора перекусить и отправляться спать.

Спал я, как убитый, сказалось нервное напряжение, даже девушка Фетах не смогла меня разбудить своими притягательными прелестями.

Глубокая ночь, одна из тысячи и одной восточных ночей, о которой никому и никогда не расскажет прекрасная Шехерезада, должна была закончиться приятным пробуждением посредством воздействия заглянувшего ранним утром в мои закрытые, досматривающие цветные сны, глаза несмелого солнечного зайчика, испугавшегося своей смелости после случайного отражения от большого, во весь мой рост, венецианского зеркала в тяжелой литой бронзовой раме сложного ажурного рисунка.

Среди ночи я вдруг услышал тихий шелест шелковых штор, слегка приоткрывающих высокие окна и поскрипывание чьих-то сапог. В свете яркого свечения полной Луны через материю просматривалось два неясных силуэта. В руке одного из них сверкнул кривой кинжал внушительных размеров. Мое дыхание в ту же секунду сбилось и замерло. Пульс забарабанил и стал зашкаливать, а сердце — выскакивать куда-нибудь, лишь бы в безопасное место.

Незваные гости бесшумно проникли в мои покои, прошли через всю скрупулезно выстроенную за долгие годы систему охраны. Очень странно. Дед к охране своей резиденции, после трагической гибели почти всей семьи, относится со всей серьезностью, здесь полно демонстративной и умело скрытой охраны.

Незамеченным ни за что не проберешься, будь ты хоть семи пядей во лбу и прошедший подготовку в спецназе ГРУ Генштаба Российской федерации моего реального времени или в спецназе «Вымпел» КГБ СССР. Разве что ты — человек — невидимка. Но это уже из области фантастики, а я попал в самую, что ни есть, реальную, серьезную ситуацию, которой до этой самой фантастики, как мне до родного дома. Правда, мозг молнией прожгла шальная мысль: да нафиг злоумышленникам изощряться и проявлять чудеса маскировки и высокого уровня мастерства по несанкционированному проникновению в охраняемые помещения?

Ну, зачем, спрашивается в задачнике, если для выполнения приказа шаха эти мрачные охранники, начисто лишенные чувства юмора (его им просто ампутируют при зачислении в стражу, как ту самую крайнюю плоть при известном обряде), с недоверчивыми косыми взглядами, угрюмо бросаемыми исподлобья на всех людей, в особенности чужаков, сами с превеликим удовольствием провели этих палачей в спальню по мою душу.

Мозг сверлила мысль: кому, ну кому я здесь успел насолить до такой степени? Я ничего не успел осознать и сообразить: что делать, за что так подло со мной? — где уж там, во сне четко прорабатывать действия в чрезвычайной ситуации! Мелькнуло только: передумали и пожалели о доверенной мне великой тайне своей семьи. Вот тебе, Саша, и восток — дело тонкое, гадство! Вот попал в халепу так попал, влип по самое немогу!!! Вот ты и приплыл, Искандер…

Мысли лихорадочно крутились-вертелись в сонной голове, как барабан револьвера в русской рулетке. Вопрос: вот как сделать так, чтобы в отличие от этой лихой и отчаянной русской забавы, в, так сказать, ствол главного мыслительного центра моего мозга попала та единственная пуля — идея, позволяющая и в этот раз безошибочно поступить и для начала просто остаться в живых. Выполнить, так сказать, программу — минимум, как учил в прежней реальности всем известный Ленин, дедушка с добрыми глазами, уничтоживший великое множество людей и сломавшего огромное количество судеб. А уж как действовать дальше: посмотрим. Как любил говаривать талантливый полководец товарищ Наполеон, хотя, с моей точки зрения — авантюристично и глупо: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет». Может же так статься, что увидишь исключительно свой конец, в смысле — окончание жизни. Или предпосылки к краху всего сражения.

Пока не буду говорить «Гоп», тут перепрыгнуть бы сначала через эту пропасть в виде спрятавшихся за шторами вооруженных личностей в намерениях которых я, после блеска клинка, не сомневаюсь ни на секунду. Что за дела — сплошные афоризмы да пословицы теснятся в голове. Конечно, все это пронеслось в голове, как вихрь, в одно мгновение, прочувствовалось ясно и четко. Точно, не ко времени. И неужели эти мудрые высказывания сейчас помогут? Очень не хочется закончить свой, по чужой воле так круто виляющий жизненный путь, не увидев Анастасию, не обняв и не поцеловав ее хотя бы еще один раз…

Очень сомневаюсь. Думай, Сашок, давай-давай, думай, шах Искандер ты несостоявшийся. И не забывай мирно и сладко посапывать, играя свою лучшую в жизни роль крепко спящего чужака из России. Чего они ждут? Когда нападут? Да, ожидание смерти хуже самой смерти. Но с какой стати я в этой ситуации должен вести себя как баран, которого ведут на убой? Я — точно не баран, и если случится мне погибнуть, то погибну, как настоящий боец. Узнают эти перцы-персы, каков в бою офицер российской армии.

Так, сейчас неожиданно для затаившихся персов я с короткого размаха кидаю подушку в того, что застыл левее напарника, а одеяло — навстречу вооруженному кинжалом. Уверен, стоящий слева тоже не большую и сладкую конфету держит для меня за пазухой, возможно, удавку или тоже холодное оружие, которым иранцы владеют традиционно мастерски. Пока один будет разбираться, отбивать подушку, а второй — надеюсь, запутается в одеяле, или, проткнув кинжалом громоздкую ткань, потеряет время и станет хорошей мишенью, предоставит мне ту самую единственную возможность выжить. Конечно, вокруг целая куча вооруженных до зубов охранников. Но это будет после, а пока, считай до трех и, была ни была, вперед!..…

…Но, за мгновение до реализации мной отчаянного плана спасения, одетые в темные, бесформенные, развивающиеся одежды, со скрытыми лицами, незнакомцы одновременно и решительно двинулись ко мне. Вот, замах руки с кинжалом, мелькнувшим в быстром движении над головой убийцы. Мой организм действовал дальше без согласования с замутненным крепким сном сознанием, автоматически, как упорными тренировками вбили в память мышц инструкторы по рукопашному бою — стремительной стрелой я взмыл вверх обеими ногами для мощного удара, опираясь на плечи и одновременно закрывая корпус и голову руками.

В надежде выбить оружие и, используя внезапность, одержать победу в неравной схватке с коварными злодеями, я, вслед за ногами пружинисто распрямился и отправил в полет все тело, и….

…И, грохнувшись после непродолжительного полета на пол, покрывшись холодным потом, с колотящимся от возбуждения и резкого впрыска в кровь огромной дозы адреналина сердцем, проснулся.

Нескоро, остыв и успокоившись, я, наконец-то, уютно устроившись на необъятном ложе, сладко, как младенец, без сновидений, уснул с чувством честно выполненного долга и выполнением программы минимум — в живых-то я все-таки остался. Так что еще повоюем, господа…

Уже второй месяц меня активно учат всему, что должен знать и уметь принц Ирана. Специалисты из шахской стражи обучают премудростям разведки и контрразведки. В этом вопросе у меня сложностей не было, ведь в своем времени я прочитал много детективов и более менее ориентируюсь. Проблемы были с освоением ислама. Ладно, мне там что-то чикнули, было больно и неприятно. Но выучить Коран за короткое время невозможно, а трактовать его я даже не пытался. Напрягали эти многоразовые намазы. Утром совершить намаз еще можно, но в течение дня, несмотря на обстоятельства, расстилать коврик и молиться, мне кажется, это излишне. Рустем посвящал меня в тонкости управления страной, учил соблюдению протокола общения с представителями иностранных государств.

Я неплохо учился в военной артиллерийской академии имени Великого князя Михаила Павловича, отлично усвоил принцип управления сложным армейским механизмом. Пытался частично его применить в управлении страной, естественно после обсуждения и с согласия шаха.

Все эти два месяца я скрупулезно анализировал свои действия. Первое, что я обдумывал, так это дачу согласия в оказании помощи шаху и Джахану. Желание быстрее попасть в Россию, встретиться с любимой, никуда не делось. Была мысль послать Рустема и Джахана со всеми предложениями, как можно дальше. Однако, где-то в глубине моего подсознания проявилась какая-то авантюрная составляющая прошлого Воронова, и я согласился участвовать в подмене. Тем самым, подставил свою голову под воображаемый британский меч, если вскроется обман. Но я приложу все силы, чтобы этого не случилось.

Касаемо веры. Здесь все далеко неоднозначно. Первые дни я корил себя, чувствовал предателем. Потом, сидя в своих покоях, разложил все по полочкам. Я прежний, образца XXI века, к религии относился с определенной долей терпимости, можно сказать, был атеистом. Прежний владелец тела, тоже ревностным христианином не был. Закон Божий знал назубок, но к церкви и к православному духовенству, относился с определенной долей скептицизма. Только к исходу второго месяца пребывания в образе принца, я нашел для себя оправдание. Представил, что я русский разведчик, волей судьбы попал во вражеское окружение, и для пользы Отечеству должен быть тем, кем я стал сейчас. То есть мне нужно вжиться в роль принца так, чтобы ни у кого не зародились сомнения. И никакой я не предатель, просто в данный отрезок времени выполняю очень сложную, опасную и нужную Отечеству работу. Стану я правителем Ирана, или не стану, шайтан его знает, но попытаться не помешает. Ведь стать женой графа Воронова Анастасия может, заключив морганатический брак, а еще неизвестно, согласится ли на это императрица. Чтобы отказать принцу Ирана, жаждущему взять в жены младшую дочь, нужно найти очень веские аргументы. Таковых у Маргариты ІІ не много, ведь Россия стремиться укрепить свое влияние в этом регионе. Если мне не изменяет память, то в иной реальности русско-иранские отношения тоже были неплохими.

С семьей Рустема у меня сложились очень хорошие отношения. Моя мать Гюльзар вообще была на десятом небе от счастья, ее сын Искандер, стал нормальным человеком, добрым и внимательным. Сестры: Зарина, Бахар и Махтаб, после некоторого отчуждения стали воспринимать меня в качестве старшего брата. Зарина, кстати в скором времени выйдет замуж, у нее уже есть жених. Рустем планирует породниться с правителем Омана. Естественно, я в дела отца не лезу, со своими бы разобраться.

Рассуждения рассуждениями, но нужно было думать, как укреплять экономику страны. Вспомнил, что в моем времени Иран был одной из ведущих стран, занимающихся экспортом нефти. В настоящий момент добыча черного золота и сопутствующего газа находятся в зачаточном состоянии, на весьма низком уровне. Скважины есть в нескольких регионах, но объем добычи незначителен, а перерабатывающих заводов вообще только два. Поскольку во всем мире делается упор на технику, потребляющую нефтепродукты, то надо и нам поспеть к разделению этого рынка. Поэтому в одной из бесед с шахом затронул данную проблему.

— Отец, а почему мы так слабо занимаемся добычей нефти, — поинтересовался я у шаха, когда мы были наедине. — Нашим автомобилям нужен бензин. А когда создадим танковые войска, то и они будут использовать горючее в больших объемах. Не пора ли нам стать мировыми лидерами в добыче нефти?

— Ты озвучил больную тему, сын, — покачал головой шах. — Мы пытаемся разведать новые месторождения. Однако геологоразведка у нас слабая, нет современного оборудования и специалистов. Обращался к британцам, но они только улыбаются. Заверили, что в Иране нефти очень мало, и разработка новых месторождений не имеет перспектив.

— Понятно, всеми силами пытаются нам помешать в развитии. Работая с документами, я нашел упоминание о наличии нефтяных озер на поверхности в районе Ахваз. Полагаю, что если нефть поднялась на поверхность самостоятельно, то если копнуть глубже, сможем добывать ее в промышленных масштабах.

— Допустим, мы нашли нефть, добыли. Что с ней делать дальше? Нефтеперерабатывающих мощностей мало.

— Отец, а давайте купим новый и современный завод, например у американцев. Они предлагают неплохие заводы, тем более, сами привозят, и сами строят, предоставляют кредиты. На подсобных работах можно использовать наших людей. Пока будут строить, обучат наших инженеров и рабочих.

— А где деньги взять?

— Вы говорили с дедом, что у нас накоплено золото. Давайте его часть используем на приобретение завода. Неплохо бы построить железную дорогу от Ахваза к побережью, чтобы транспортировать нефть в порт, а дальше в другие страны. Да, доведется в каком-либо порту строить нефтеналивной комплекс с большими цистернами, но игра стоит свеч. Мы на нефти заработаем хорошие деньги.

— И как ты себе это представляешь? Взял пару мешков золота и отправился в Америку, торговать завод. Времена наличного золота ушли, а через банк мы не можем провести платежи. Я уже говорил, что банковская система под контролем британцев.

— Тогда нужно договориться с Россией.

— Джахан уже скоро определится с составом тайной делегации. Он разработал план переговоров с императрицей. Кстати, вопросы военного характера будешь обсуждать ты лично с императрицей с глазу на глаз. Если пойдет все хорошо, попробуй переговорить по заводу, очень интересная тема.

— Прежде чем говорить о военных поставках, надо знать, в чем мы испытываем потребность.

— Во всем, начиная с патронов, и заканчивая современными орудиями, самолетами и танками.

— Без хорошо подготовленных пилотов, танкистов, артиллеристов и пехотинцев, даже современное вооружение — металлолом. Надо нам построить систему обучения военных, на базе тех, немногих военных училищ, что есть в стране. Наверное, я проедусь по некоторым гарнизонам, посмотрю, так сказать, на местах, что есть, и как используется. Это мне надо, чтобы правильно построить беседу с императрицей.

— Ладно, на все отведу тебе месяц. Жду от тебя обстоятельный доклад.

Получив разрешение от шаха, я взялся за проверку полков и дивизий. Первый визит нанес в пехотный полк неподалеку от столицы. В стиле российской армии организовал внезапную проверку с поднятием полка по тревоге. Я знал, что боеспособность иранской армии невысока, но, что ее вообще нет, не подозревал. Полк смог занять, предписанные планом позиции в километре от города к концу дня. Более двенадцати часов потрачены впустую. Офицеры, унтер-офицеры и солдаты метались по расположению полка, толком не зная, что и как делать. Что говорить, когда командир полка, полковник (если сопоставить его чин с чином в армии России) был не способен управлять толпой безграмотного народа. Именно толпой, а не военнослужащими. Затем я осмотрел стрелковое оружие. Без слез на это безобразие смотреть нельзя. Хорошо, хоть солдаты вооружены не дульнозарядными карамультуками. Старые однозарядные австрийские, немецкие и бельгийские винтовки изношены до предела, даже нарезы стерты. О какой точности стрельбы можно говорить? Что говорить о профессии снайпера!?. Пулеметов нет в природе. Правда, вру, десяток картечниц Гатлинга на вооружении полка состоят, только их использование невозможно из-за поломок. Одним словом, пехотная рота российской армии со штатным вооружением разгонит иранский полк минут за десять, и не факт, что многие убегут, большая часть ляжет костьми. И это все я увидел в полку, который прикрывал подходы к столице, можно сказать, почти элитная часть. Представляю, как обстоит дело на периферии.

Посетив артиллерийские полк, пришел в полнейший ужас, обнаружив орудия прошлого века. Да, Ирану повезло, что никто из соседей не решился на него нападать, не считая турок. С такой армией, вернее с ее отсутствием, потерять страну можно за неделю. И не факт, что велись бы боевые действия, просто противник может заблудиться.

Колеся по стране в течение месяца, я набирал статистику, и попутно писал уставы для артиллерии, пехоты и кавалерии. Писал это громко сказано, я вспоминал, чему научился в академии и переносил на бумагу, естественно на фарси.

Вернувшись в Тегеран, доложил о поездке отцу.

— Из всего, вышесказанного, я пришел к неутешительному выводу, у нас отец, боеспособной армии в стране нет, — закончил я доклад шаху. — Об авиации и танковых войсках речь не идет, такие войска у нас не созданы. Современная армия без них не может рассчитывать на успех в боях.

— Искандер, иранская армия сильно отличается от российской армии, — возразил, присутствующий на докладе Джахан, — нельзя много требовать от не обученных людей.

— Дед, вы, меня извините, но людей надо учить. А кто их будет учить, если командиры полков, батальонов и рот, полные неучи, за редким исключением? Положение в армии я вижу катастрофическим. Надо принимать срочные меры.

— Правильно говоришь, Искандер. Я по согласованию с шахом составил список вопросов, который тебе доведется обсудить с императрицей без лишних ушей. Мы надеемся, что Россия поможет нам в подготовке военных кадров.

— Я так понимаю, миссия моя по большей части будет тайной, или я отправляюсь в Москву с официальным визитом?

— Сын, мы с твоим дедом пришли к решению, что визит всей делегации будет тайным, — уточнил Рустем. — Через наше посольство в Москве мы смогли договориться с императрицей, согласовали список участников переговоров. Официально, ты поедешь на северо-восток Ирана с инспекцией. Маргарите II повезешь мое личное послание, в нем я изложил все наши просьбы, а о твоей просьбе относительно дочери императрицы я не забыл, но писать не стал, сам будешь прокладывать путь к руке избранницы.

— Когда отправляемся?

— Через неделю, — опередил шаха дед. — Я тоже отправлюсь с вами, пригляд нужен, а то еще провалите переговоры, ты впервые будешь общаться со своей будущей тещей.

На подготовку к поездке я потратил три дня, приказал доставить мне несколько европейских костюмов, рубашек, хорошую кожаную обувь. О фраке тоже не забыл, взял, на всякий случай. С дедом посоветовался относительно ношения бороды в России. Поначалу я хотел от нее избавиться, хотя уже и привык к ней. Но дед рекомендовал ее оставить, вдруг в Москве встречу какого-нибудь своего сослуживца. Да, не учел я вполне возможную встречу.

Из Тегерана в город-порт Энзели на побережье Каспийского моря члены делегации добирались разными путями отдельно друг от друга. Затем на грузопассажирском корабле компании «Омид» отправились в Астрахань, а уже оттуда — поездом в Москву. На всем пути следования я общался в основном с дедом, он учил меня правильному общению с монаршими особами. Поезд, делая короткие остановки на станциях, для пополнения запасов воды и угля, уносил нас в столицу России. Честно сказать, я очень волновался. На меня возложена очень ответственная и тяжелая задача. Ведь от результатов переговоров многое зависит. Грубо говоря, без помощи России, в скором времени Иран превратится в колонию Великобритании, которая, обосновавшись у южных границ империи, сможет в нужный момент нанести удар по основным нефтеносным районам России, точнее по Азербайджану. Никогда не думал, что мне доведется общаться с императрицей России и представлять интересы шаха Ирана, являясь русским по крови.

Сотрудники нашего посольства сняли для нашей делегации небольшой, но очень удобный особняк в центре Москвы, практически в двух шагах от Кремля. Занятия с наставником их шахской стражи я запомнил неплохо, поэтому внимательно изучил подходы к особняку. Лично проверил наличие второго выхода из здания, заглянул во все подсобные помещения. Мое мельтешение по особняку вызвало у Джахана улыбку, а когда я ему объяснил, в чем хочу убедиться, дед только одобрительно кивнул. Когда я закончил обследовать особняк, и взялся за ручку двери в свою комнату, я, словно натолкнулся на невидимую стену. А на каком языке я буду общаться с Маргаритой II? Она фарси не знает, а присутствие переводчика с любой из сторон нежелательно. Не продумали мы этот вопрос. Побежал докладывать деду о своей догадке. Дед, конечно, на смех меня не поднял, но сказал, что общение лучше вести на английском языке, и я и императрица владеем им в совершенстве.

С утра мои намерения прогуляться по Москве, как-никак, я здесь учился, пресек дед. Мы с ним прорабатывали различные сценарии развития беседы с императрицей. К концу дня договорились до того, что она может с порога послать меня в неизвестном направлении. И следующий день потратили на подготовку текста просьб, которые я озвучу Маргарите II.

В неприметный конный экипаж я подсел на закате третьего дня в оговоренном месте. Пара мощных лошадей быстро покинула город, и я увидел, что мы выехали на дорогу в сторону Коломны. Ни разу не доводилось слышать, что у императорской семьи есть где-то поблизости резиденция. Через час езды экипаж свернул в едва заметную прогалину в сплошной стене леса, и еще около часа двигались по лесной дороге. Темнота настигла и окружила нас густой, непроглядной ночью, когда прибыли к двухэтажному терему, окруженному со всех сторон высоким деревянным забором из толстых бревен. Во дворе нашу секретную делегацию встретила имперская охрана, в мундирах гвардейцев. Ага, значит, августейшая особа уже здесь. Мысленно перекрестившись, пошел за провожатым, который по переходам довел меня до двери, ведущей в кабинет, полагаю, за ней меня встретит сама императрица.

Так оно и оказалось. В хорошо освещенной лампами комнате за небольшим столом на стуле с высокой спинкой восседала Её императорское величество МаргаритаII. Женщине чуть больше шестидесяти, так сказать по паспорту, а реально выглядит намного моложе. Приятное, гладкое как у девицы лицо, в обрамлении темных волос с проседью, собранных в прическу, закрепленную оригинальной заколкой, тонко сработанной умелой рукой придворного ювелира из белого золота. Глухое, под шею, длинное до пола и с длинными рукавами платье темно-синего цвета. На шее висит сложного плетения цепочка с кулоном в виде маленькой совы из того же металла. Фигуру толком не рассмотришь, но и одного взгляда достаточно, чтобы понять: излишним весом императрица не страдает. Серо-зеленые глаза внимательно изучают меня, как бы задаваясь немым вопросом: что за чудо явилось ко мне на аудиенцию? Невольно сравнил императрицу с моей любимой Анастасией. Очень-очень далекое сходство есть, но у моей любимой черты лица мягче.

Как и положено, поклонился, представился и передал послание шаха. Императрица с улыбкой кивнула мне.

— Честно сказать, не ожидала, что из далекой Персии ко мне в гости пожалует принц, — улыбаясь, на хорошем английском языке произнесла

Маргарита II.

— Добрые соседи иногда навещают друг друга, Ваше императорское величество.

— Они обычно приезжают с официальными визитами, открыто, а вы тайно. Видно, не хотите, чтобы о визите узнали недоброжелатели.

— Истинно так, и осмелюсь сообщить, что у нас с вами одни и те же недоброжелатели, Ваше императорское величество.

— Вот как? Тогда говорите подробней, молодой человек.

Мы с Джаханом такой сценарий прорабатывали, поэтому я без запинки, четко и внятно рассказал о цели визита, и о трудностях, которые испытывает Иран. Также остановился на вопросах развития взаимовыгодных экономических связей. Рассказал о проблемах перевооружения армии. Императрица внимательно выслушала меня, не перебивая.

— Нам выгодно поддерживать с шахом Ирана добрососедские дружеские отношения, — следя за моей реакцией, начала говорить Маргарита II. — Еще несколько столетий назад мы установили с вашей страной дипломатические отношения, и старались выполнять все договоренности, заключенные между нами. Правда, последние двадцать лет, Иран как-то стал сторониться отношений с Россией. Что на это повлияло, думала я? Теперь, из ваших слов я поняла, что и кто мешает нашему плодотворному сотрудничеству.

— Ваше императорское величество, я уверен, что ваша разведка уже доложила достоверную информацию. От себя лишь добавлю, что сотрудничество с британцами было вынужденной мерой. А сейчас мой отец ищет возможность выдавить Великобританию с нашей земли.

— Поэтому вы просите у меня оружие?

— Да, так точно, Ваше императорское величество. Наша армия не способна к ведению современной войны. Нет обученных кадров, нет надежного оружия. Мы знаем, у вас хорошо развита система обучения нижних чинов и офицеров разных родов войск.

— Обучать мы можем и очень неплохо. Но для вооружения вашей армии у нас нет в достаточном количестве оружия.

— Прошу меня простить за дерзость, Ваше императорское величество, но вы буквально два месяца назад победоносно закончили войну с Турцией. Разоружили большое количество войск противника, взяли богатые трофеи. Захваченное вооружение вашей стране, по большому счету не подходит. Калибры стрелкового оружия и артиллерии в России отличаются от турецких. Переделывать винтовки и пулеметы, строить заводы для выпуска патронов для трофейного оружия дорого и нецелесообразно. А вот с выгодой продать, вполне возможно. Моя страна готова платить золотом.

— Вижу, в военной тематике вы разбираетесь хорошо, и неплохо осведомлены о наших успехах в войне с Турцией. А конкретней, какое оружие вам надо?

Я передал заранее подготовленный список, с указанием количества и номенклатуры.

МаргаритаII минут двадцать изучала документ, изредка качая головой. Посмотрев общую сумму внизу списка, не согласилась с предложенной платой, увеличила ее на треть. В принципе нормальный способ прощупать финансовую состоятельность партнера. Применив все свое красноречие, мне удалось убедить императрицу, что мы готовы заплатить на десять процентов выше предложенной нами цены. Некоторое время МаргаритаII поколебалась, а потом, весело поглядев на меня, как бы отчаянно махнув кистью ухоженной, с огромным бриллиантом в окружении сапфиров (под цвет ее платья) помельче руки, согласилась.

Затем мы согласовали перечень воинских специальностей, инструкторов по которым Россия направит в Иран. Безопасность, оплату и полный пансион шах гарантирует.

— Договориться, мы договорились. А как вам переправлять вооружение? — озадаченно спросила Маргарита II.

— Часть Турции вашими войсками пока оккупирована. Вывод вы начнете не ранее следующего года. У нас есть общая граница с Турцией, вот она может на время стать очень прозрачной. Там есть хорошие дороги, по которым можно возить грузы автомобилями.

— Такое впечатление, что вы там, принц, побывали, и на все мои вопросы у вас есть ответ.

— Пути Господни и Аллаха неисповедимы, Ваше императорское величество. И да, лично побывал везде с инспекционными поездками.

— Хорошо. А кто непосредственно будет курировать доставку вооружения?

— Мой дед — Джахан Пехлевани, он ушел из политики, не часто бывает во дворце шаха, большую часть времени путешествует по стране. На него британцы уже не обращают внимания, считают, дед потерял влияние на шаха.

— А на самом деле старый перс сидит в тени сына, дергает за правильные ниточки, и учит этому внука, — с улыбкой произнесла императрица. — Скажите, я не права?

— Не скрою, дед передает мне свой всесторонне богатый опыт, за что я ему безмерно благодарен, да хранит его Аллах!

— Это все вопросы, которые вы намеревались со мной обсудить?

— Нет, Ваше императорское величество. Самый непростой вопрос я оставил напоследок.

— Внимательно слушаю вас, принц.

— Я прошу у вас руки вашей младшей дочери Анастасии, — сказал я, встав по стойке «смирно», глядя в глаза Маргариты II.

— Эх, знал бы ты, смазливый перс, кому отдала свое сердце моя дочь? — по-русски, едва слышно, прошептала императрица.

— Прекрасно знаю, — тоже шепотом, по-русски ответил я.

МаргаритаII аж подпрыгнула на кресле от неожиданности и, часто моргая крайне удивленными глазами, уставилась на меня молча, в ожидании ответа.

— Мне послышалось, или вы говорили со мной по-русски? — поинтересовалась императрица.

— Нет, вам не послышалось, Ваше императорское величество.

— А зачем тогда весь вечер ломали комедию?

— И у стен бывают уши.

— А почему тогда перешли на русский?

— По вашим глазам понял, что вопрос с Анастасией очень непростой. Девушка влюблена в другого молодого человека.

— Да, она мне так и заявила недавно. К сожалению, ее любовь закончилась трагедией, ее возлюбленный погиб в бою с турками. Анастасия поклялась никогда не выходить замуж, пригрозила уйти в монастырь, если я ее буду принуждать к замужеству, хочет до конца дней своих сохранить верность своему молодому графу.

— И вы готовы были отдать руку дочери императрицы графу?

— Для счастья детей я готова на все, даже мужа своего не пожалела, когда узнала о его планах в отношении наших детей.

— Видеть на троне Ирана своих внуков вы не желаете?

— Это было бы очень хорошо, но Анастасия не согласится на брак с вами, а принуждать ее я не стану. Если вы знаете, у меня есть еще дочери, они чуть старше Анастасии, но они пока никому свое сердце не отдавали.

— Извините, Ваше императорское величество, никто другой, кроме Анастасии мне не нужен, я ей тоже отдал свое сердце и душу, а ее портрет ношу возле своего, — сказал я, доставая кулон.

— Объяснитесь принц, что все это значит? — тихим шепотом, в полном смятении, прошептала императрица, разглядывая раскрытый кулон с изображением своей младшей дочери.

— Принц Искандер Пехлевани, наследник престола Ирана, и якобы погибший возлюбленный вашей дочери, одно и то же лицо, — поклонился я Маргарите II.

— Вы самозванец!?

— Ни в коем случае. Отец, я и дед под пытками скажем, что я урожденный принц Искандер, плоть от плоти сын Рустема и Гюльзар Пехлевани, любимый сын, брат и внук.

— Как такое может быть?

— Если у вас есть для меня время, то я готов поведать все, знаю, вы никому не расскажите, сохраните сведения в тайне.

— Государственные дела немного подождут, но и к вашей семейной тайне я отнесусь, как должно относиться к государственной тайне..

Больше часа я рассказывал без подробностей от момента первой встречи с Анастасией и до сегодняшнего дня. За время рассказа, выражения лица у императрицы менялось несколько раз.

— А знаете, принц, мы легко можем проверить ваши слова, правду вы мне рассказали или красивую сказку поведали, — поднимаясь с кресла, произнесла императрица. — Анастасия здесь живет второй месяц. Дочь сразу приехала ко мне после подавления заговора. Она очень тяжело переживает весть о гибели графа. Не дай Бог, ваши слова не подтвердятся, и вы сильнее разбередите душевную рану Анастасии, я как мать, разорву вас на клочки.

Взяв со стола серебряный колокольчик, позвонила. Появившемуся в двери гвардейцу приказала позвать в кабинет Её Высочество. Я стал к двери спиной, пытаясь справится с волнением, не ожидал, что могу встретить здесь любимую Анастасию.

Дверь отворилась, и вошла девушка, ее появление я заметил краем глаза.

— Мама, вы меня звали? — услышал я голос любимой.

— Дорогая, тебе знаком этот молодой человек? — спокойным голосом произнесла императрица.

Я повернулся лицом к Анастасии.

— Сашенька, дорогой мой, любимый! — воскликнула девушка, бросившись в мои объятия, покрывая лицо поцелуями. — Я знала, я знала, что ты жив, не мог ты меня обмануть, давая слово выжить на той войне! — не прекращая меня целовать, в паузах говорила Анастасия, одновременно, от переизбытка чувств, начав плакать. Она, борясь с рыданиями, не обращая внимания на мать, продолжала меня целовать безостановочно.

Крепко обняв Анастасию, я, не выдержав, тоже впился поцелуем в ее губы. Господи, как долго я ждал этой минуты!

— Молодые люди, это выглядит, по крайней мере, неприлично, — негромко сказала императрица, — целоваться, не обращая ни на кого внимания.

— Простите, Ваше императорское величество, — отпустив девушку, произнес я, — мы любим друг друга и давно не виделись.

— Мама, вот мой Сашенька, я тебе о нем рассказывала, и говорила, что он не мог погибнуть, потому что любит меня, а я его очень ждала, — светилась счастьем Анастасия.

— И что мне с вами теперь делать?

— Как что? Готовиться к помолвке.

— Сашенька, ты не возражаешь? — Её Высочество посмотрела мне в глаза.

— Анастасия Станиславовна, вы согласны стать графиней Вороновой?

— Да мне без разницы, кем я стану. Главное, что ты будешь со мной рядом, и я смогу любить тебя.

— Все кажется просто, и в то же время, все очень сложно.

— Ты не хочешь брать меня в жены? — глаза Анастасии округлились от удивления.

— Взять вас в жены я желаю всем своим сердцем, но есть некоторые обстоятельства, мешающие вам, Анастасия Станиславовна, стать графиней Вороновой. А вот стать женой принца Ирана, вы можете вполне.

— Сашенька, милый, я буду счастлива только с тобой, не нужен мне никакой принц!

— Даже если этот принц я?

— Что-что?

— Принц, вам следует все подробно рассказать Анастасии, а то она ничего понять не может, уцепилась в ваш костюм, и не отходит ни на шаг, боясь потерять снова, — усаживаясь в кресло, заметила императрица.

Усевшись на стулья, друг против друга, я начал рассказ, глядя в очаровательные зеленые глаза Анастасии. Я говорил и говорил, а душа наполнялась радостью и пела: я вижу мою любимую, я слышу ее голос, я получил от нее согласие стать моей женой.

— И как мне теперь быть? — растерялась Анастасия, выслушав до конца мое повествование.

— Закончить учебу в институте, вам еще полтора года учиться, — пытался успокоить девушку. — Вы зря оставили занятия и уехали в Москву.

— Мне было тяжело находиться в кругу твоей семьи, тяжело переживающей трагедию.

— Но сейчас, зная, что я жив и здоров, можно продолжить учебу. Но я очень прошу, не говорите родителям и Тамаре о моем воскрешении, пусть пока все останется без изменений. Понимаю, что смену вашего настроения не заметит только слепой, говорите, что чувствуете, что я жив, и скоро все прояснится. Вас мой отец будет одолевать расспросами, он в этом деле мастер, старайтесь отвечать общими фразами.

— А когда мы встретимся вновь?

— Мне предстоит много работы в Иране, думаю, через год вы станете моей женой, если не передумаете.

— Принц, мое согласие вам уже не требуется? — возмутилась Маргарита II.

— Ваше императорское величество, вы сами сказали, что для счастья дочерей вы готовы на все.

— Поймали меня на слове, принц. Не отрицаю, говорила, и все сделаю для этого. Все наши договоренности остаются в силе. Скажите своему деду, пусть готовят договоры, они будут подписаны. Я вас оставлю ненадолго, распоряжусь относительно позднего ужина, но прошу не переходить граней приличия.

Императрица отсутствовала минут тридцать, мы разговаривали мало, больше целовались, я хотел насладиться вкусом губ моей Анастасии.

В особняк я вернулся ранним утром, с первыми лучами восходящего солнца. Джахан Пехлевани не спал, беспокоился, ожидая меня. Естественно спать я не отправился, дед потребовал от меня полный отчет. Практически поминутно пересказал содержание беседы с императрицей. Джахан чуть не плясал от радости, и было отчего, мы достигли договоренности по всем вопросам. Если у нас все получится, то у Ирана появится перспектива стать вполне независимой страной, конечно, не без серьезного и надежного покровителя — партнера.

Возвращались в Тегеран тем же путем. Я по привычке анализировал свои действия. В принципе я не отклонялся от согласованной с шахом линии поведения в общении с МаргаритойII. Да, не смог я совладать с эмоциями, раскрыл перед императрицей свое истинное лицо, и с Анастасией встретился. Чем мне и Ирану это может грозить? Если императрица и Анастасия где-то проговорятся, то прогнозировать развитие событий затруднительно. Я очень надеюсь, что моя любимая и будущая теща серьезно отнесутся к сохранению тайны. Сейчас главное провести в стране грандиозную работу по снижению влияния британцев. Ничего, глаза боятся, а руки делают. Дед, хитрый лис, наверняка уже придумал, как нам действовать.

За три месяца работы российских геологических партий в Ирине удалось открыть Тебельский угольный район, в Зенджане обнаружить места с залеганием золотоносных руд, изыскания в Агаджари и Ахвазе подтвердили наличие больших запасов нефти. В этих районах развернулось грандиозное строительство. Возводился крупный нефтеперерабатывающий завод. Сложные агрегаты и машины поступали из России, а строительные материалы применялись местные. У бедных иранцев появились рабочие места и возможность заработать на пропитание семей. Естественно все это преподносилось, как забота правящего шаха о своих подданных.

В военной сфере тоже были серьезные подвижки. Вооружение, взятое в качестве трофеев Россией в войне с Турцией, поступало на заранее оборудованные склады. Триста инструкторов разных родов войск поводили обучение офицерского состава и нижних чинов. Перестраивалась, по образцу российской армии система обучения, управления, подготовки и снабжения армии Ирана. Были, конечно, сложности, возникали недоразумения с высшим командным составом нашей армии, но они решались, иногда приходилось шаху принимать непопулярные меры, вплоть до лишения голов нерадивых генералов.

Дед, искусно плетя интриги, занимался чисткой чиновничьего аппарата от лояльных британцам лиц. Кто ограничился просто конфискацией имущества и финансов, а кто отправлялся на каторжные работы, приносить народу конкретную помощь, а не более привычное для этих лиц словоблудие и казнокрадство: строить железные и шоссейные дороги.

Джахану удалось договориться с предводителем бандитов, действующих, неподалеку от портов Бушир и Шахид Бехешти. Они своими ночными набегами наводили ужас на расквартированные поблизости подразделения британской армии, лишая продовольствия и фуража. Иногда, если улыбалась удача, то удавалось похищать оружие из арсеналов полков.

Одним словом, ползучее наступление на британцев осуществлялось по всем направлениям. На суше и на море. И британцы возмутились, к шаху во дворец пожаловал полномочный представитель Премьера Великобритании сэр Уильям Гаррисон.

— Ваше императорское величество, обстановка в вашей стране вызывает обеспокоенность и негодование моего правительства, — после протокольных приветствий, сказал Гаррисон. — Ваши подданные грубо нарушают договоренности между нашими странами. Дошло до того, что от рук ваших бандитов начали погибать наши доблестные солдаты. В акватории портов участились случаи атак грузовых судов пиратами. Это крайне возмутительно!

— О нарушении каких договоров вы ведете речь? По всем кредитам, предоставленным нам Великобританией, мы рассчитались. За поставки оборудования и материалов также исправно платим, ни единого разу не допущено просрочки. В этой части договоренностей все соблюдается в точности. Относительно нападений на ваших военных. Мы проводим тщательное расследование, уже несколько преступников пойманы и преданы суровому суду. Можете поинтересоваться, сколько бандитов обезглавил палач в Бушире. С нашей стороны нарушений договоренностей я не усматриваю.

— А ваши заигрывания с Россией, как назвать?

— Мы не заигрываем, а строим нормальные крепкие, добрососедские экономические взаимоотношения. Я неоднократно обращался к вашему Премьеру с просьбами о помощи в развитии добывающей промышленности страны, но всегда слышал только отказ и заверения, что в Иране полезных ископаемых мизерное количество. Однако, сотрудничая с Россией, нам удалось найти в наших недрах очень много полезного для развития нашей промышленности. Если ваше правительство хочет развить с нами сотрудничество, то мы открыты для переговоров.

— Мы хотим иметь приоритетное право вкладывать деньги в вашу страну.

— Понимаю вас, сэр Гаррисон, вы прибыли в Тегеран, чтобы продлить срок действия истекшего две недели назад двадцатилетнего договора о сотрудничестве. К сожалению, я от вас не услышал дельных предложений, которые помогут нам в развитии страны. На первоначальном этапе реализации прежнего договора техническая и финансовая помощь Ирану была существенной, а затем она стремительно снизилась. Сейчас вы обвиняете нас в нарушении договоренностей. А на основании чего вы делаете такие заявления? Как я уже сказал, договор утратил силу. Это во-вторых. А во-первых: Иран независимое государство и вправе по своему усмотрению строить свою внутреннюю и внешнюю политику, о которой я вас прошу более не беспокоиться и сосредоточить все ваше внимание исключительно на решении проблем вашего государства. С Ираном, при наличии добрых устремлений с вашей стороны, отныне все договорные отношения будем строить на взаимовыгодных, справедливых условиях, без каких-либо условий с вашей стороны. Если я решу предоставить вам какие-либо привилегии, они будут вам предоставлены, но по нашему решению, а не вашим ультимативным требованиям. Всевозможные ультиматумы по отношению к нашей внутренней политике, устройству государства, формам управления им и прочему прошу приберечь для иных стран. Впрочем, и по отношению к другим, нежели к Ирану, я советовал бы вам придерживаться политики невмешательства. Это пойдет на пользу отношениям наших держав. Надеюсь, вы согласны с этим условием.

— Великобритания готова заключить с вами новый договор на прежних условиях с предоставлением нам приоритетного права инвестиций.

— Опять приоритеты. Вы, видимо, меня плохо слушали. Я не буду больше повторяться о принципах наших взаимоотношений. За двадцать лет в мире и в нашей стране произошло много изменений. Условия договора требуют полного пересмотра.

— Что конкретно вы предлагаете?

— Ваши воинские подразделения уходят с территории Ирана, мы не нуждаемся в них более, мы благодарны за ранее оказанную помощь, но сейчас способны обойтись своими силами. Так что это требование Ирана не обсуждается. Управление портами Бушир и Шахид Бехешти, являющихся нашей бесспорной собственностью и расположенных на территории Ирана, вы передаете нашей администрации. Это условие также не подлежит обсуждению и должно быть выполнено беспрекословно. Инвестиции в нашу экономику вы сможете осуществлять на равных правах с другими странами, там, где в этом есть необходимость, а не по вашему усмотрению, и на конкурсной основе. Сторона, предложившая более выгодные условия выполнения наших пожеланий, станет нашим партнером. Например, Германская и Российская империя направили нам свои предложения о сотрудничестве. В настоящее время мы их рассматриваем и, определив наиболее выгодное, примем исключительно его, вне национальной принадлежности.

— Я с такой постановкой вопроса согласиться не могу.

— А вы и не соглашайтесь. Вы вообще никакие решения подобного масштаба не имеете права принимать. Это функция вашего Премьера. Вот и поторопитесь доложить ему условия шаха Ирана. Доложите своему правительству мои предложения поскорее. Экономическое сотрудничество с нами вашей стране всегда приносило пользу. Попрошу не забывать, что согласно договору, утратившему силу, вам в течение месяца надлежит очистить нашу территорию от присутствия ваших войск.

— Это неслыханно!

— Может, с вашей точки зрение это так, но мировая практика говорит о другом.

— Спасибо вам, Ваше императорское величество, за предоставленную мне аудиенцию, я доложу Премьеру вашу точку зрения, — недовольно глядя на шаха заявил сэр Уильям Гаррисон. — О принятых решениях я вас извещу лично.

— Да, конечно, направите просьбу об аудиенции и я назначу ее при наличии свободного времени в графике своей работы, а он у меня в связи с множеством выгодных предложений весьма напряженный.

Гаррисон покинул тронный зал, всем своим видом выражая предельное возмущение, и мы с дедом облегченно вздохнули. Мне казалось, воздух в помещении наэлектризован до предела. Еще чуть-чуть и сэр Уильям потеряет контроль над собой, начнет орать. Это дед рекомендовал отцу провести беседу в таком ключе, пусть британцы задергаются. Обстановка у них в стране и в колониях сейчас непростая. Великобритания объявила войну Франции, вспыхнули восстания против британцев в Индии. Премьер вынужден считать каждый фунт, а мы взяли, да и показали Гаррисону, что хотим нормального сотрудничества, а не мелких подачек. В иное время таким образом говорить с британцами было бы опасно, но сейчас, пользуясь моментом, надо попробовать бескровно выдворить нежелательных гостей.

— Видел, Искандер, как нужно вести переговоры? — усмехнулся дед. — Убежал сэр, поджав хвост. Могу поспорить, Премьер не согласится на наши условия, попытается что-то выторговать, Иран ему нужен, как форпост на Востоке.

— Отец, а как вы считаете, не пора ли нам очистить наши западные провинции от присутствия турок? — поинтересовался шах. — Россия их потрепала сильно, а мы пока решительных мер не предпринимали. Сколько можно терпеть турок на нашей территории?

— Мысль хорошая, сын, тем более русские инструкторы подготовили нам уже пять дивизий, одна из них кавалерийская. Этих сил достаточно, чтобы изгнать противника с наших земель. Поставим во главе армии Искандера, пусть оттачивает навыки полководца.

— Спасибо, дед, за доверие, но моих знаний и умений хватит только на командование максимум дивизией, — высказал я сомнение. — Я никогда не планировал и не проводил масштабных операций фронтового уровня.

— Не прибедняйся, Искандер, ты прошел науку в русском училище, успешно воевал, а значит, превосходишь некоторых наших генералов по всем показателям, ведь новые способы войны они знают сравнительно недавно. Мы с помощью русских создадим тебе штаб, в помощники определим русского генерала. Кстати очень опытного, принимавшего участие в войне с турками. Его кандидатуру мы согласовали с русской императрицей. Она имела с генералом продолжительную беседу. Правда, ее содержание, мне не сообщали. Пока ты доберешься до места, штаб уже сформируют. Вместе разработаете план операции, и нанесете поражение противнику. По донесениям нашей разведки, турки укрепились только в крупных городках, в малые селения заезжают только для грабежей. К городку Тегриз, который станет местом сосредоточения и начала операции, уже выдвинулись названные мной дивизии, и прибудут туда через неделю. Приводи в порядок неоконченные дела и отправляйся на войну. Очень прошу, не лезь под пули.

Рустем только одобрительно кивнул, и не стал перечить Джахану. Права императрица Маргарита II, дед, находясь вблизи от трона шаха, продолжает все в стране контролировать и помогает править сыну, попутно обучает меня. Как-то раз дед сказал, что за время нашего знакомства, он душой принял меня, как настоящего внука, поскольку я действительно проникся заботой о стране и людях, не на словах, а на деле. Особенно ему понравилось, что с Россией мы нашли отличное взаимопонимание, и обрели надежного экономического партнера, а в перспективе — военного союзника. Не могу сказать, что Иран стал для меня второй родиной, но я стараюсь по мере сил быть полезным и выполнять взятые на себя обязательства.

Когда я собрался вскочить в седло своего вороного жеребца, подаренного шахом, и отправиться в Тугай-крепость отдыхать, ко мне подошел неприметный мужчина, пригласил на беседу с очень серьезным человеком. Рано или поздно это должно было случиться, я был уверен, что зашевелились представители британской разведки. Наверняка сэр Гаррисон успел рассказать послу о беседе с шахом. Хотя, если честно посол Великобритании в Иране выполнял только представительские функции, а все сложные вопросы решал именно Гаррисон, которого обоснованно подозревали в причастности к МИ-6.

Спасибо деду и его людям, они сообщили мне подробнейшие сведения о мнимом принце, я знал о нем если не все, то очень много, и мог не бояться встречи с британцами лицом к лицу. Как ни пытался быть спокойным, но неприятный холодок по спине пробежал. Пока ехали, я проверил наличие револьверов в подмышечных кобурах, кто его знает, как пойдет беседа.

Примерно через час добрались в сумерках на окраину Тегерана, в район, где проживали бедняки. В интересном месте решил провести встречу британец. Глухомань и темнота, удобно, если надумают меня убрать. Хотя вряд ли, я пока нигде не засветился, и никаких необдуманных шагов не совершал. Заехали в распахнутые ворота небольшого глинобитного дома, в котором светилось одно маленькое окошко. Жеребца оставил у коновязи, направился к двери в дом. Никто меня не обыскивал и оружие не отбирал, уже хороший знак.

В доме, имеющем одну единственную комнату с двумя табуретками и маленьким столом, меня поджидал мужчина с европейскими чертами лица, одетый в местную одежду. На вид мужчине лет под пятьдесят, немного полноват. Лицо тщательно выбрито, осталась лишь узкая полоска усов над верхней губой. Карие глаза внимательно, изучающе следили за мной. Никаких особых примет на лице я не заметил.

— Проходите, Ваше Высочество, мы здесь одни, нам никто не помешает, — произнес мужчина по-английски. — Пол Джефферсон, к вашим услугам.

— Добрый вечер, не имею чести быть с вами знакомым.

— Неудивительно. В Иране я всего две недели. Мне о вас рассказывал Джим Хиггинс, этого человека вы точно знаете.

— Знаю. Что вам угодно?

— Недавно принято решение о завершении операции «Песок», в которую вы посвящены в общих чертах.

— Именно, что в общих, я уже и забыл, о чем с сэром Хиггинсом говорил, дел у меня здесь было много.

— Меня предупреждали, что вы можете что-то забыть. Тогда я вам напомню. Вашей задачей было войти в доверие к шаху и его отцу, получше освоиться в стране, занять подобающее статусу принца место. На основании полученных сведений я могу сделать вывод, что с первоначальной задачей вы справились блестяще. Наступило время проведения завершающего этапа операции «Песок». Мы очень ограничены во времени. За две-три недели к столице нужно передислоцировать около восьмисот человек, организовать для них надежные укрытия. Параллельно с прибытием людей будет доставляться оружие. Вы, своей властью, можете выделить для размещения наших людей, выдающих себя за строителей дорог, пустующие казармы пехотного полка за чертой города. Когда все будет готово, в одну из ночей, мы произведем захват дворца шаха вместе с семьей, заставим его отречься от престола в вашу пользу. Вы, вступив на престол, запросите военную помощь у Великобритании. К этому времени в Персидский залив на кораблях прибудет пятитысячный экспедиционный корпус, который пройдет в Тегеран, как горячий нож через сливочное масло. До прибытия войск вашу безопасность обеспечат наши люди. С нашей помощью страны Азии и Европы признают вас легитимным шахом Ирана.

— Я об этом ничего не знал, не посвящали меня в детали, но хочу сказать, что завершение операции нужно отложить.

— Это невозможно! Уже согласованы все сроки и действия.

— Вы без меня, главного действующего лица все решили, заранее не посвятив меня и не согласовав тонкости операции? Я вам нужен в столице, правильно? А вы согласовали со мной эту позицию плана? Ведь пока еще мной командует отец и я вынужден беспрекословно следовать его воле, иначе будут проблемы. Здесь не Великобритания, знаете ли с ее законами и прочими институтами власти. В Иране все единолично решает шах и перечить ему не имеет права даже сын, наследник. Неужели вам, разработчикам плана операции это неизвестно? Что за неоправданный риск, господа?

— Конечно, для осуществления операции вы нам нужны в Тегеране, а что? В чем сложность?

— А меня там не будет. Послезавтра я отбываю на запад Ирана, гонять турок, такова воля Рустема, я не могу ослушаться. Сколько времени я проведу в войсках неизвестно, все зависит от упорства турок. Когда вернусь, можно будет вновь вернуться к обсуждению этого сложного вопроса.

— Почему сложного? Я же вам объяснил, как все произойдет. Если отодвинуть сроки проведения операции, то доставка людей и оружия будет сопряжена с определенными сложностями и риском. Вы в курсе, что потребовал ваш шах от сэра Гаррисона?

— Присутствовал на приеме, где было очень скучно, меня экономические вопросы не интересуют. Вот скажите, Пол, где обещанные мне десять красивейших наложниц?

— Какие к черту наложницы? Вы можете думать о чем-то, кроме женских прелестей?

— Могу, например, о чистокровных жеребцах ахалтекинской породы, которых тоже мне не предоставили, несмотря на заверения. Это вы так держите свое слово, как можно доверять таким партнерам? Где вообще гарантии, что вы меня не предадите в самый последний момент? Если вы не обязательны в выполнении элементарных бытовых обещаний, то как поступите в вопросах власти, в случае благополучного завершения операции? А, господа? Вы слышите, сколько у меня накопилось любопытных вопросов?

— Ваше Высочество, помимо девушек и лошадей есть в мире иные интересы — злился Джефферсон, — я бы попросил вас отказаться от поездки на запад Ирана. — Неужели без вас не разобьют десять-двенадцать тысяч турецких солдат, испытывающих недостаток в боеприпасах и продовольствии?

— Послушайте, я — будущий шах великой страны. И не вам мне навязывать какие-то интересы. Я с этим сам разберусь. Я нужен вам для этой заманчивой для меня, не спорю, затеи. Но она авантюристична, сложна и не продумана. Разобьют турок, да, но шах хочет, чтобы я учился воевать, правда, мне больше нравится отдыхать. Он меня гонял по стране больше года. Поезжай туда, посмотри то, узнай как дела у племен курдов, или чем обеспокоены выходцы из Азербайджана. Какой урожай собрали в долине Семи ручьев? Думаете, легко мне было справляться с такими поручениями, да еще не получив от вас обещанного?

— Вот поэтому я от лица Великобритании предлагаю вам помощь, в надежде на взаимность. Вы помогаете нам, мы помогаем вам. Став шахом Ирана, делайте все, что угодно вашей душе.

— Было бы замечательно, но вы не упомянули моего деда, он влиятельное лицо в стране. Как с ним поступить? И, повторюсь, вы продолжаете тщательно обходить вниманием ответы на мои вопросы. Мне не нравятся ваши ухищрения и недомолвки. Разве у партнеров могут быть такие отношения? Вы постоянно втолковываете мне свои интересы, а мои личные пожелания игнорируете. Так дело не пойдет.

— Никак с вашим дедом вам поступать вам не придется, не переживайте об этом. В ближайшие несколько дней он отправится к вашему Аллаху. Видите, мы откровенны с вами и не держим камень за пазухой, мы вам оказываем услуги более дорогие, нежели наложницы или какие-то там скакуны.

— Ну, предположим, скакуны не какие-то там, а ахалтекинцы. Это вам не какая-то мелочь, это понимать надо всей душой восточного человека самого высокого ранга, наследника. Прошу не забывать о ваших обещаниях. Ладно, учитывая ситуацию, отсрочу требование от вашей стороны выполнение взятых вами на себя обязательств. Но, учтите, после того как я стану шахом — единовластным правителем Ирана, вам не отвертеться. Не надейтесь, что я забуду. Не надейтесь. Вообще дальнейшие наши отношения после захвата власти будут строиться с учетом выполнения вами абсолютно всех обещаний. И никак не иначе. Прошу вас со всей серьезностью отнестись к этим моим, будущего шаха, словам, господа. Ладно, я завтра оставлю распоряжение относительно казарм. Пусть ваш человек найдет во дворце шаха распорядителя Шидеха, я оставлю ему бумаги. Отказаться от поездки на войну не смогу, шах обвинит меня в трусости, а дед его поддержит. Тогда всему конец.

— Хорошо, я попытаюсь убедить руководство. Когда вернетесь в Тегеран, привяжите на коновязи дворца синюю ленту, вам сообщат о месте и времени встречи. Берегите себя на войне, мы очень заботимся о вашей жизни и здоровье.

Ехал я к Тугай-крепости шагом, ночью гнать жеребца смерти подобно. За время пути пытался проанализировать ситуацию. Британцы решились на проведение силовой операции, привлекая для этого незначительные силы. Двигать полки от портов опасаются, может возникнуть международный скандал. А, посадив на престол не шибко умного правителя, запросившего помощь у британцев, создадут условия и законные основания для размещения иностранного, своего, воинского контингента. Надо обязательно предупредить деда о грозящей ему опасности.

Встретил меня в крепости Араш и сразу провел в кабинет деда.

— Пообщался с британским эмиссаром? — спросил дед. — И как впечатление?

— Вы откуда знаете?

— За тобой, Искандер, все время целая толпа шахской стражи топает с первого дня появления в моей крепости. И это не от недоверия, а для твоей же безопасности. Контакт неизвестного с тобой был зафиксирован и определено место встречи. Сэра Джефферсона мы ведем две недели, а до этого следили за ним в Лондоне. Его контакты в Иране нам известны.

— А известно вам, что вас хотят убить в ближайшие дни, а через две-три недели осуществить захват дворца, с целью низложения шаха?

— Скажу больше, я со своим убийцей уже переговорил, и мы пришли к согласию. Он «убьет» меня в определенное время и в нужном месте за определенные блага. И о просьбе, размещения бандитов в бывших казармах я тоже знаю.

— Вы все знаете, один я как олух, остаюсь в неведенье. Я постарался, как мы и оговаривали заранее отработать по полной программе свою линию поведения, означенную мне вами роль.

— Ничего, что ты в неведении — это для пользы дела. Зато, как натурально играешь роль тупого любвеобильного лошадника.

— Постойте, ваши люди смогли подслушать мой разговор с Джефферсоном?

— Не только послушать, но опередив тебя, доложить. Я же тебе говорил, что сеть шахской стражи довольно разветвленная, в нужном месте всегда есть глазастые и слышащие люди. Вот промолчал бы ты, например, о встрече с британцем, и подорвал бы наше к тебе доверие. Я бы мог подумать, что тебе дружба с Джефферсоном важнее родственных отношений. Но ты, мой любимый внук, прошел еще одну негласную проверку, и я горжусь тобой, ты доказал, что стал настоящим сыном страны Иран, которому можно доверять и доверить трон.

— Дед, я восхищаюсь вами! Спасибо за доверие. Что будем делать?

— Ты отправляешься в войска, а я продолжу заниматься британцами, закулисная борьба для тебя еще тяжела, опыта маловато.

— А если нагрянет экспедиционный корпус, чем и как останавливать будем?

— Это пока не твоя забота, кому надо остановят, и надеюсь, найдут чем.

К городку Тегриз я отправился в компании десятка головорезов, приставленных ко мне дедом для обеспечения безопасности. Но, после известного сна, в мою голову навечно вселилась мысль: не только для охраны, но и что-бы прирезать, если что не так пойдет. Не забываю об этом постоянно. Одеты охранники, ни дать, ни взять подобно боевикам из Сирии, только вместо камуфляжа местная одежда. Оружием охранники обвешаны с ног до головы, даже пара ручных пулеметов Звонарева с запасными дисками имелась. На их фоне я выглядел безоружным. Обычный мундир пехотного офицера без знаков различия, подпоясан хорошим кожаным ремнем, на котором подвешена сабля и две кобуры с револьверами. За спиной новый немецкий карабин «Маузер». Пришлось с карабином повозиться, пока привел к нормальному бою, отстреляв три десятка патронов. Ехать предстояло двое суток, поэтому мои сопровождающие взяли заводных лошадей, нагруженных полезными в походе вещами, в том числе имелся большой шатер, могущий вместить всех нас. На привалах горячую пищу не готовили, обходились сушеным мясом, лепешками и простой водой, сдобренной лимонными дольками. Первую ночь провели на лоне природы, не стали заходить в маленькое поселение. Старший моей охраны, неразговорчивый Ибрагим, изучил населенный пункт в бинокль, и сказал, что он совершенно пуст, нам там делать нечего, не исключено, что люди покинули жилища из-за болезней. По его словам три-четыре месяца назад в этих местах свирепствовал настоящий мор. Умерших людей не хоронили по мусульманскому обычаю, а сжигали на кострах, видно болезнь приключилась очень заразная. Если это так, то Ибрагим поступил правильно. Ничего страшного, переночуем на свежем воздухе, хотя осень о себе уже давала знать, днем было тепло, а ночи стали прохладными.

На второй день пути нас попытались попробовать на зуб конные разбойнички. Атаковали прямо в лоб с обнаженными саблями. Охрана натренирована отлично. Моментально спешились, пулеметы установили на флангах, открыли дружный огонь. Я успел выстрелить всего два раза, четко видел два попадания. Бандитов перестреляли быстро. Ибрагим приказал охранникам переловить целых лошадей, раненых людей и животных добить, собрать трофеи. Внимательно рассматривая лица убитых бандитов, Ибрагим предположил, что это были местные дехкане-таджики, доведенные до отчаяния нищетой. Убирать трупы людей и лошадей с дороги не стали. Правда, одну лошадь освежевали, прихватив с собой несколько кусков свежего мяса.

К вечеру без происшествий прибыли в Тегриз. Не стал искать себе свободный дом, приказал развернуть шатер, и готовить ужин. Сам же отправился разыскивать полковника Махваша, исполняющего обязанности командующего 1-й армией. Впустую потратил время, в городок прибыли только две кавалерийские роты, остальные войска должны подойти дня через два.

Свежеприготовленная на костре конина мне понравилась. Мясо жестковатое, но довольно питательное. Подчиненные Ибрагима даже похлебку с травами успели приготовить. Насытившись, улегся спать в шатре, устал я за эти два дня.

Утром следующего дня обошел городок, и выбрал под штаб армии самый большой дом, принадлежащий местному купцу Хуршиду. Несговорчивым оказался купец. Предложенную сумму за постой посчитал недостаточной, и наотрез отказался освобождать дом от своего присутствия вместе с родными. Я, не афишируя своего титула, купцу вежливо и доходчиво объяснил, что жилье мы занимаем временно, и постараемся не нанести ущерба. Уперся безмозглый ишак. Не хотел по доброму, тогда я приказал Ибрагиму очистить дом от посторонних. Чем мне нравятся восточные люди, так это желанием выполнить волю повелителя. Не прошло и полчаса, а мы уже занимали помещения. Бесплатно. Ибрагим выставил караул.

Первой прибыла кавалерийская дивизия. Полковник Джавед доложил, что люди и животные в полном порядке, и готовы выполнить любой приказ. Недолго думая, дав сутки на отдых, отправил кавалеристов на разведку трех перевалов, соединяющих Иран и Турцию, через них происходило снабжение турецких подразделений на нашей территории. Особенно меня интересовал высокогорный перевал Утреш, там имелась широкая дорога, по которой легко могли перемещаться повозки, автомобили и тяжелое вооружение. Приказал в стычки с противником не вступать, задача: вести разведку. На обратном пути кавалеристы должны собрать информацию по гарнизонам захваченных городков. Больше всего меня интересовал городок Батунас, там располагалась довольно хорошая крепость с гарнизоном около трех-четырех тысяч солдат. В свое время в крепости стояли иранские войска, однако, из-за трусости коменданта крепости полковника Гулшаща, её сдали неприятелю без боя.

1-я армия прибыла в Тегриз к исходу третьего дня моего здесь пребывания, не в полном составе. 4-я дивизия под командованием полковника Гулшаща где-то потерялась, хотя приказ о выступлении все получили одновременно. Что-то мне подсказывает, что полковник в этой должности будет находиться недолго, до первой нашей встречи. Мало того, что он Батунас сдал противнику, так и сейчас шляется с войсками неизвестно где.

Полковник Махваш представил мне всех командиров дивизий и полков, в том числе начальника штаба армии. Я, знакомясь с офицерами, выпал в осадок: начальником штаба армии назначен русский генерал-полковник граф Воронов Василий Михайлович, мой родной отец. Общался я со всеми исключительно на фарси через переводчика, чем похоже ввел родителя в некоторое заблуждение, хотя я видел его удивленный взгляд.

Полковника Махваша я назначил своим заместителем, и поставил задачу готовиться к боям. Первым пунктом было взятие крепости Батунас. Уяснив задачу, старшие офицеры стали покидать мой кабинет. Я поинтересовался через переводчика, владеет ли английским языком мой начальник штаба. Получив утвердительный ответ, попросил русского остаться для уточнения некоторых деталей предстоящей операции.

— Здравствуй отец, — произнес я шепотом по-русски, проверив закрытие двери. — Давно не виделись.

— Сынок, — крепко обняв меня, также шепотом сказал отец. — Как же так, ты же погиб в горах?

— Как видишь, я жив и здоров, слава Богу и Аллаху.

— Я, как только увидел иранского принца, то подумал, что он очень похож на моего покойного сына. Борода сбивает меня с толку и язык. Ты же фарси никогда не знал. Расскажи мне все подробно, не томи.

Естественно, все рассказал, с момента расставания в Симферополе и до сегодняшнего дня. Отец слушал очень внимательно, заметил, что у него даже повлажнели глаза. Да, пусть я ему в свое время принес много неприятностей, но беспокойство за сына, с потерей которого он смирился, сказалась.

— Теперь мне понятна перемена настроения Анастасии Станиславовны, — улыбаясь, сказал отец. — Уезжала в Москву почерневшая от горя, а приехала обратно, святящаяся радостью и счастьем. И, заметь, чертовка, никому даже не намекнула, что ты жив. Мать твоя вся извелась, Тамара рыдала вместе с Анастасией неделю. Нельзя так, сынок, поступать с родными людьми.

— О моем «воскрешении» знают всего шестеро вместе с тобой, для всех остальных, я погиб при выполнении важного задания. Пусть все остается без изменений. Это не моя прихоть, так нужно для нашей Отчизны, так нужно правящему шаху.

— А дальше как все будет?

— Победим всех наших недругов, и будем нормально жить. Возьму в жены Анастасию Станиславовну, нарожаем внуков и внучек.

— В этом я не сомневаюсь. Кем будешь ты?

— Тем, кем есть сегодня — Искандером Пехлевани, сыном шаха Рустема, наследником престола, а в перспективе стану шахом Ирана. Рустем и Джахан Пехлевани признали меня своим сыном и внуком, сами обо всем меня попросили, правда, не без определенных намеков, поэтому и пришлось согласиться. Следовательно, путь к трону у меня открыт. Моя мать Гюльзар и сестры приняли меня, несмотря на долгое отсутствие с любовью, я им стараюсь отвечать взаимностью. Являть миру молодого графа Воронова не вижу смысла, пусть он спокойно лежит в крымской земле.

— А как же вера сынок?

— Как рекомендовал шах, я верю в Господа нашего Иисуса Христа, здесь ничего не поменялось, а для населения Ирана я — правоверный мусульманин. Такую роль мне приходится играть в интересах нашей Отчизны, она очень трудная и, согласись, очень полезная. Считай, что я выполняю разведывательное задание нашей императрицы, она с такой оценкой ситуации была согласна.

— А если тебя кто-то опознает?

— Родной отец не узнал, а люди, видевшие меня мельком, или общавшиеся от случая к случаю, и подавно не поймут, что к чему. Правда, в твоем штабе есть один человек, которого следует отправить в Москву в кандалах. Это полковник Трифонов, он участник заговора против императрицы Маргариты II. Кстати, приказ о моей ликвидации он лично передал Маркову. Полагаю, если его прижать, как следует, то он расскажет о многих участниках заговора, скрывающихся от правосудия. Думаю, эту скверну нужно выкорчевывать основательно.

— Александр, ты не ошибаешься? У Трифонова отличный послужной список, и отменные рекомендации. Он хорошо знает свое дело. Благодаря ему удалось значительно ускорить обучение местных артиллеристов.

— С полковником я столкнулся еще в Минске, и знаю, на что он способен. Поверь, подлая у него натура, гадить может исподтишка, но существенно. У тебя контрразведчик в штабе имеется. Возьмите Трифонова по-тихому, проведите ему допрос с пристрастием, уверен, узнаете много. А мне о его предательстве уже здесь поведал один из заговорщиков, лично «вырубивший» меня в горах и умышленно опознавший меня в неизвестном трупе, для того, чтобы продать меня в рабство. Мы его допрашивали совместно с шахом и его отцом во дворце, в подвале. Так что это достоверные сведения, только аккуратно используй эту информацию, пожалуйста, чтобы не «засветить» меня.

— А ты, сын, стал жестоким.

— Извини отец, жизнь научила. И это не жестокость, это реальная жизнь. Да, а кто тебя рекомендовал на должность начальника штаба армии?

— Был удостоен высокой чести общаться с нашей императрицей. Она сказала, что у меня достаточно опыта, чтобы оказать посильную помощь иранскому народу в борьбе с оккупантами. Она пространно намекнула, что у меня могут состояться в Иране неожиданные встречи, но толком ничего не объясняла, и от прямых вопросов уходила.

— Ну, тещенька, в своем репертуаре, решила присмотреть за мной по-родственному. Спасибо ей и тебе. Тогда будем служить вместе. Прошу, не сообщай маме обо мне, это не моя тайна, наступит время, все станет на свои места.

Последующую неделю я вместе со штабом занимался разработкой операции по взятию крепости Батунас, обрабатывал поступающую разведывательную информацию. К крепости направил пешую разведку и несколько русских офицеров-артиллеристов с целью привязки будущих целей к картам местности, да и провести общую рекогносцировку не помешает. Также пешие разведывательные группы отправлены к шести городкам, мне было необходимо получить общую картину расположения войск противника. На разведанные перевалы, которые, кстати, совсем никем не охраняются, направлена вторая пехотная дивизия с приказом, занять их и организовать круговую оборону. Никто на должен через перевалы попасть в Иран, и никто не должен уйти в Турцию, когда мы начнем активные боевые действия. К исходу седьмого дня работы над планом операции завершили, я собрал совещание.

— Первая пехотная дивизия генерала Шидеха в течение суток выдвигается на исходные позиции к крепости Батунас, — объяснял я план операции. — Войска расположить вне зоны досягаемости крепостной артиллерии. Утром направляем коменданту крепости парламентера с требованием о безоговорочной капитуляции. В случае отказа, используя складки местности, выдвигаем ближе к крепости артиллерию, и с закрытых огневых позиций уничтожаем вражескую артиллерию и пулеметы. Обращаю внимание артиллеристов, на чередование типов боеприпасов. Обязательно подкиньте туркам огонька зажигательными снарядами, осень на дворе, люди мерзнут. Третья пехотная дивизия полковника Дара, разделив силы равными частями, в том числе и артиллерию, блокирует гарнизоны в городках, они все указаны на картах. Задача дивизии: исключить поступление подкреплений в Батунас. Кавалерийская дивизия ведет непрерывную разведку, и по возможности уничтожает мелкие группы противника. Атаку крепости пехотой начинать только после подавления огневых точек врага, нам не стоит заваливать трупами наших солдат подступы к крепости. Более детальные инструкции по ходу операции получите у начальника штаба армии. Вопросы есть?

— Ваше Высочество, — поднялся с места полковник Дара, — мне разрешено атаковать блокируемые городки? — Или ожидать окончания сражения за Батунас?

— Проводить атаки городков считаю преждевременным, у нас резервы живой силы и вооружения незначительные, еще не прибыла четвертая дивизия.

— В отношении четвертой дивизии могу доложить, что мои посыльные ее разыскали, — доложил начальник штаба. — Она в двух днях пути от Тегриза, движется очень медленно с длительными привалами. Приказ увеличить темп передвижения проигнорирован.

— Ждать никого не будем, — как можно спокойней сказал я, хотя внутри меня кипела нешуточная злость, — переносить срок наступления не имеет смысла, мы превосходим по силам турок. С опоздавшими поговорим позже, по всей строгости военного времени.

Не удержался. Накануне наступления съездил и посмотрел крепость лично. Рассматривал Батунас в мощный морской бинокль. Довольно большой городок обнесен со всех сторон крепостной стеной, примерно в пять-семь метров высотой при двенадцати башнях. На верхних площадках башен установлены пушки. Как докладывает разведка, это знакомые мне французские полевые пушки системы Гринье. Серьезный противник, при хорошей дальнобойности. Стены крепости толстые, по верхней части спокойно проедет повозка. На среднем ярусе хорошо просматриваются пулеметные амбразуры. Крепость может вести круговую оборону. На стенах видны только караульные, остальных солдат не видно, по всей вероятности, размещены в казармах. Каменных домов в городке я насчитал всего два десятка, остальные построены из глины и всяких палок, а также подручных материалов. Надо будет аккуратней стрелять из пушек, чтобы не перебить тех, немногих жителей Батунаса, уцелевших за время оккупации. Крепкий орешек нам достался, но уверен, взять крепость нам под силу.

И вот наступил день, когда я, впервые выступая в качестве командующего армией, отдаю приказ о начале боевых действий. Волновался ли я? Конечно, волновался, и очень сильно. Боялся, что моих знаний недостаточно для управления такой огромной массой людей. Здорово мне помогал отец, подсказывая правильные решения сложных вопросов, на то он и отец, а еще начальник штаба армии. Нет, в нашем случае наоборот.

С нашими парламентерами турки разговаривать не захотели, вдобавок обстреляли из винтовок. Жаль, хотел, как лучше, а получится с большой кровью. Согласно разработанному плану артиллерия заняла позиции и открыла прицельный огонь. Турки пытались отвечать, но наши орудия располагались на обратных скатах холмов, и поразить их прямым попаданием было невозможно.

Находясь на наблюдательном пункте дивизии, я зафиксировал несколько удачных попаданий по артиллерийским площадкам турок, вызвавших детонацию боеприпасов. В этих местах в стенах образовывались, большие бреши в крепостной стене. Не скупились наши пушкари и на зажигательные снаряды, в городе начались пожары, разгорающиеся все сильнее с каждой минутой.

Когда ответный артиллерийский огонь турок почти утих, начальник артиллерии дивизии подполковник Аршак предложил установить несколько орудий на прямую наводку для подавления пулеметных точек. Пулеметы турок пока бездействовали, но разрушить места установки нам не помешает. Сам хотел это предложить, но чуть позже, похоже, не один я правильно оцениваю обстановку.

После пристрелки осколочно-фугасные и зажигательные гостинцы стали залетать в амбразуры. Представляю, какие разрушения они после себя оставляют! Основные ворота крепости снарядами превращены в груду пылающих щепок. По докладам с других направлений ситуация аналогичная с нашей, значит, правильная выбрана тактика.

Часовая артиллерийская подготовка закончена, теперь в дело вступит пехота.

Перебежками, под прикрытием ручных и станковых пулеметов, пехотинцы устремились к стенам. Турки открыли по наступающим солдатам жиденький ружейно-пулеметный огонь. Лучше бы сразу начали сдаваться. Выявленные цели прицельным огнем накрывала наша артиллерия. Вот когда иранцы подойдут непосредственно к стенам, пушкари уже не помогут, вся надежда на гранаты и меткость стрелков. Честно скажу, очень хотелось быть среди наступающих солдат лично помахать саблей, пострелять во врагов из винтовки, но чего нельзя, того нельзя, да и мой телохранитель Ибрагим, костьми ляжет, но не пустит меня в атаку.

Что происходило внутри крепости рассмотреть не удавалось, мешал дым от пожаров. Казалось, что солдаты подбежали к стенам крепости, а их как влагу впитала мощная губка. Потерплю, скоро начнут поступать первые доклады, хотя уличные бои — дело тяжелое.

Заметил, как в город укатила батарея наших орудий, похоже, где-то турки серьезно укрепились. Примерно через час поступил доклад, что город в основном захвачен, остался единственный очаг сопротивления в центре, его сейчас добивают из орудий.

Идти по улицам взятого города было тяжело. Везде валялись трупы турок и местного населения и кое-где наших солдат. От дыма глаза слезились, и першило в горле. Но больше всего досаждали запах крови, вывалившихся внутренностей, растерзанных взрывами снарядов противников, и горелой человеческой плоти. Мой организм, слава Богу, справился, не вывернуло наизнанку.

Наши солдаты методично, здание за зданием, производили зачистку города. При малейшем сопротивлении турки безжалостно уничтожались. Пленных турок сгоняли на центральную площадь, а местные жители были предоставлены сами себе. Когда закончим воевать, тогда и до них дойдет очередь.

В центр городка я попал минут через сорок. К этому моменту с гарнизоном было покончено, все дома проверены. Генерал Шидеха доложил, что турок уничтожено около трех тысяч, в плен взяли семьсот человек, из них пятнадцать офицеров разного ранга. Наши потери пока подсчитываются, но генерал полагает, что они не более полутора тысяч с учетом раненых. Сейчас войска заняты сбором трофейного вооружения и продовольствия.

Ну, что, можно нас поздравить, операцию провели, как по нотам, и с минимальными потерями. А если бы было время более тщательно обучить солдат, то могли бы обойтись еще меньшими потерями в живой силе.

Приблизился к группе турецких офицеров. Вид у них, конечно, жалкий. Мундиры изорваны, лица закопчены, глаза перепугано смотрят на меня и сопровождающих офицеров. Очень мне хочется пообщаться с комендантом крепости. Узнать, почему он отказался принять наших парламентеров? К сожалению, комендант погиб, его обязанности исполнял капитан, если сравнивать с нашим табелем о рангах. Ничего толком вразумительного капитан не сказал, просил сохранить жизнь ему и его офицерам ибо они выполняли свой долг. Собственно, я и не планировал предавать их смерти, пусть потрудятся в плену, работа в Иране для них найдется.

Уже хотел уйти, но заметил скопление возле нас большого количества женщин. От группы отделилась одна высокая и бойкая женщина лет тридцати-тридцати пяти, и подошла ко мне вплотную. Ибрагим сразу же оказался рядом.

— Принц, меня зовут Масха, — обратилась женщина, — позвольте мне говорить с вами, поскольку все наши мужчины давно убиты. — Не откажите в милости бедной вдове и несчастной матери.

— Говори, Масха, я тебя внимательно слушаю.

— Как вы намерены поступить с турецкими офицерами?

— Они пленные, отправлю вглубь страны на работы.

— Этих бешеных собак нужно убить, отдайте их нам, мы сами с ними разберемся.

— Пленники принадлежат шаху. А что они натворили?

— Здесь присутствуют матери девушек, которых эти звери растерзали. Комендант крепости в первый же день захвата города уничтожил всех мужчин, в том числе мальчиков старше пяти лет. Затем в доме купца Рашима устроил для офицеров бордель, куда доставляли наших дочерей. Мы — слабые женщины, не могли оградить своих детей от посягательств. Некоторые пытались, за что поплатились жизнью. Каждый день из борделя выбрасывали на улицу тело растерзанной мертвой девушки. Этот ужас продолжался до сегодняшнего дня. Вот поэтому я прошу отдать нам офицеров.

— Масха, дай мне время поговорить с турками, а потом я решу, как поступить.

— Надеюсь на ваше справедливое решение, принц, — со слезами произнесла женщина, поклонилась и поцеловала мне руку.

Пришлось вновь общаться с капитаном. От его рассказа у меня волосы на голове зашевелились.

Комендант майор Абдулло устроил в Батунасе настоящий геноцид для местного населения. Вырезав всех мужчин, взялся за организацию досуга офицеров, открыв «колесо фортуны». На улицах отлавливали молоденьких девушек, и доставляли в дом купца. Полонянок избавляли от одежды и привязывали обнаженных в различных позах к круглому столу. Абдулло выбирал первую шестерку счастливчиков среди офицеров и вертел на столе пустую бутылку из-под шампанского. Горлышко бутылки указывало на офицера, а донышко на девушку, которую тому надлежит насиловать. Истязания несчастных продолжалось до самого утра, большинство невинных девушек погибало, а некоторые теряли рассудок. Комендант не беспокоился, девушек в городе для развлечений было в достатке. Слушая капитана, я чувствовал, как во мне закипает ярость, сжимаются кулаки, еще чуть-чуть, я выхвачу саблю и порублю всех турецких офицеров до единого.

— Ибрагим, прострели каждому турецкому офицеру по одной ноге, и отдай их несчастным женщинам, пусть они их примерно накажут, — отдал приказ телохранителю.

Не стал дожидаться развязки, вместе со штабом решил покинуть город, знал, что обезумевшие от горя женщины не оставят никого вживых.

— Граф, Василий Михайлович! — услышал я крик женщины на русском языке, — остановитесь, пожалуйста!

Отец повернул голову сторону крика, а я прошел вперед на несколько шагов, поскольку официально плохо понимаю русский язык.

Ничего себе, подумал я, в Богом и Аллахом забытом городке, только что отбитого у турок нашлась женщина, знающая отца. Неужели в прошлую войну отец успел где-то наследить? А что? Он тогда был еще холостой и неженатый, здоровый и симпатичный полковник, вполне мог позволить себе интрижку. Хотя вряд ли, отец слишком порядочен, чтобы бросать на произвол судьбы женщину.

Ибрагим среагировал моментально и сопроводил к нам женщину в довольно потрепанной одежде с очень бледным лицом. На вид ей не больше шестидесяти. Лицо густо покрыто морщинами, из-под платка, накинутого на голову, выбивались пряди седых волос, а голубые глаза, казались выцветшими.

— Василий Михайлович, прошу вас, выслушайте меня, — сказала женщина, упав перед отцом на колени, целуя ему руку.

Отец опешил, но сразу же помог женщине подняться с колен.

Я быстро поискал глазами толмача, и помахал ему рукой, остальных офицеров отпустил в лагерь, пусть занимаются неотложными делами, а мы с отцом сами здесь попытаемся разобраться.

— Мадам, я прошу меня простить, но я вас не узнаю, — неуверенно произнес отец. — Чем я могу вам помочь?

— Да, Василий Михайлович, прожитые годы на чужбине не пошли мне на пользу, тяжело узнать в старухе молоденькую фрейлину императрицы баронессу Суздалову Серафиму Потаповну.

— Симочка, это вы?

— Когда-то меня так называли, а сейчас я ношу имя Фатима.

— Как вы здесь оказались? Вы так внезапно покинули Москву. Вас искали всем миром несколько лет, но безрезультатно.

— В России найти меня было невозможно, я уже пребывала в Иране.

— Давайте пройдем в наш лагерь, и вы подробно мне все расскажите.

— Я не одна, со мной еще двенадцать девочек и моя взрослая дочь. От недоедания они очень слабы. Если вы прикажете своим солдатам, я покажу, где я их укрывала все это время.

Всю беседу мне переводил толмач, поэтому я остановил унтер-офицера и приказал ему с отделением солдат поступить на время в распоряжение пожилой женщины.

— И кто это был? — спросил я отца по-английски.

— Ваше Высочество, эта женщина утверждает, что она баронесса Суздалова из России, я ранее знал даму с такой фамилией. Сейчас я не могу определенно сказать она это, или кто-то другой.

— Ладно, генерал, когда прибудете в лагерь, позовете, меня заинтересовала эта женщина.

Прибыв в лагерь, направился к штабной палатке, обязанности командующего армией с меня никто не снимал.

Начали поступать точные сведения о наших потерях. Оказалось у нас, восемьсот погибших и девятьсот раненых солдат, как по мне, так очень много. Война без потерь не бывает, но хотелось, чтобы погибших было меньше. Думаю, со временем, когда наберемся достаточно опыта, сократим число погибших.

Примерно через час в палатку начальника штаба меня пригласил посыльный, сказал, что переводчика брать не надо.

— Серафима Потаповна, разрешите вас представить принцу Искандеру, наследнику престола Ирана, командующему армией, — стоя по стойке смирно, отрекомендовал меня граф Воронов, говоря на английском языке. — Вам, Ваше Высочество, представляю подданную России баронессу Суздалову Серафиму Потаповну.

— Рад знакомству, баронесса, хотя обстоятельства нашей встречи трагичны, — кивнул я головой. — Каким образом вы оказались в зоне боевых действий? Здесь было очень опасно, вы могли погибнуть от наших снарядов. Кстати, господин Воронов вас накормил?

— Да-да, Ваше Высочество, — торопливо заверила меня женщина, — Василий Михайлович, озаботился нами, мы сыты, все хорошо.

— Чем мы можем вам помочь?

— Если поможете мне и моей дочери вернуться в Россию, то мы будем за вас молиться до конца дней своих.

— И все же вы не ответили на первый мой вопрос. Повторюсь, как вы оказались в зоне боевых действий?

— Мне тяжело вспоминать годы, проведенные здесь на чужбине, но если вы настаиваете, то слушайте.

Я была фрейлиной императрицы МаргаритыII, выполняла все поручения, которые она мне давала, и проживала в Москве. Большую часть времени проводила в Кремле, так как работы было много. В тот злополучный день я отправилась в ювелирный магазин Либермана, чтобы подобрать украшение для дочери императрицы Людмилы, приближался ее день рождения. Помню, как зашла магазин, как осматривала драгоценности. Потом почувствовала укол в плечо, и все, наступила темнота. Сколько времени я провела в беспамятстве, не могу сказать, очнулась в неизвестном месте, меня насиловал неизвестный молодой человек. Это было таким сильным потрясением для меня, что я вновь отключилась. Пришла в себя спустя некоторое время от ударов по лицу и по телу. Снова подверглась насилию. Мое истязание продолжалось почти неделю, после чего меня оставили в покое и отправили к группе женщин, проживающих в доме. Попыталась выяснить, где я нахожусь, но языковый барьер не давал такой возможности. Подруги по несчастью не знали ни русского, ни английского языка, а я не могла понять местный. Только через месяц, когда к нам присоединилась девушка — турчанка, удалось определиться с местом заточения. Оказалось, что я нахожусь на территории Ирана, в ста километрах от Тегерана. Меня подарили молодому офицеру иранской армии Магруру Гулшащу. Рабынь, подобных мне, в доме было семеро, все из разных стран, и если внимательно присмотреться, то можно было заметить некую схожесть между нами, а именно: светлые волосы и голубые или светло-серые глаза. Ну, и естественно молодость, все девушки были не старше двадцати пяти лет.

План побега я стала разрабатывать с первых дней, но, к сожалению, осуществить его не было никакой возможности. Наши покои подобно цепным псам охраняли три евнуха, злобные и неразговорчивые. На ночь нас за одну ногу сковывали одной цепью. Стоило одной девушке подняться, просыпались все остальные. Извините за подробность, но даже пользование ночным горшком осуществляли все вместе, чтобы лишний раз не беспокоить подруг по несчастью.

За первые пять лет пребывания в неволе я родила двоих детей, мальчика и девочку. От кого они появились на свет, точно сказать не могу. Наш хозяин-мучитель часто устраивал в своем доме настоящие оргии, и делился нами со своими друзьями. О судьбе детей я ничего не знаю, их у меня отбирали через месяц после рождения, и снова продолжался кошмар. Последнюю дочь Валентину я родила восемнадцать лет назад. Роды были тяжелыми, думала, не выживу, и даже молилась, чтобы Господь избавил меня от мучений. Видно, со мной что-то все же произошло, я стала стремительно стареть. Удивительно, но наш изверг на этот раз ребенка у меня не отобрал, разрешил заботиться о дочери.

Десять лет назад Магрура назначили комендантом крепости в Батунасе. Условия содержания стали более мягкими. Большинство таких же несчастных женщин, как я, к тому времени умерли, их место заняли более молодые девушки, одна я продолжала жить. Магрур на меня уже не обращал внимания, приказал присматривать за гаремом. В крепости условия содержания были сносными, нас уже не так рьяно охраняли, поскольку бежать никто не пытался, даже я вначале отказалась от этой затеи, ждала, когда подрастет дочь.

Перемещаться по территории крепости я уже могла самостоятельно. Это мне позволило случайно обнаружить вход в крепостные подземелья. Как я обрадовалась! Появилась надежда, что я смогу по подземным ходам выбраться за пределы крепости вместе с дочкой и убежать подальше. Я по ночам со свечой в руке облазила все подземелья и выяснила, что покинуть крепость нет никакой возможности, ход в сторону высохшего ручья обвалился. Решила его откопать. Три года по ночам я копала и перетаскивала камни — адский труд, но у меня была цель, я хотела обрести свободу для себя и дочери. В одну из ночей я спустилась в подземелье, чтобы продолжить работу, и с ужасом увидела новый обвал. От такого удара судьбы я прорыдала больше часа, но потом вновь приступила к работе. Подземная каторга продлилась почти пять лет, но мне удалось откопать выход. Радость меня переполняла: вот он — выход на свободу, вот реальная возможность попасть на родину, хотя прекрасно понимала, что осуществить это очень сложно, ведь женщина в Иране бесправное существо, принадлежащее мужчине. И, тем не менее, я стала готовиться к побегу, заготавливала продукты и одежду. С деньгами была проблема, их не было совсем, у меня было всего два тумана, которые удалось по случаю стащить у Магрура.

Все эти ночные копания в подземелье и приготовления я проводила тайно от всех, в том числе от дочери. Я очень беспокоилась за Валентину, она с каждым днем подрастала и превращалась в очень симпатичную девушку. Мне очень не хотелось, чтобы она тоже подверглась насилию, поэтому одевала ее в обноски и заставляла мазать лицо пылью и грязью.

Когда я накопила достаточно продовольствия и наметила день побега, случилось непредвиденное. К Магруру приехал какой-то мужчина, и они долго торговались, мне посчастливилось подслушать их разговор. Оказалось, что мой хозяин решил продать крепость и город туркам. Сошлись на двадцати тысячах туманов. Я сразу же убежала в комнату, собрала нехитрые наши пожитки, и спряталась вместе с Валентиной в подземелье. Надеялась, что когда иранские солдаты уйдут, у нас будет время выйти на поверхность и сбежать. Наивная. Через небольшое отверстие на выходе из подземелья я наблюдала, как крепость покидали иранские войска, а возле ворот уже стояла турецкая конница и пехота. Смена гарнизона прошла мирно, без единого выстрела.

Думала, что прошла все круги ада, но то, что стало происходить в Батунасе, передать словами невозможно. Турки перебили всех мужчин в городе, трупы долгое время валялись на улицах, разлагались. Смрад был такой, что невозможно было дышать. Потом турки согнали несколько сот женщин, и те свозили трупы в огромную яму. Многие узнавали своих мужей, братьев и детей. Вой и плачь над городом стоял несколько дней.

Мы с Валентиной продолжали прятаться в подземелье. Запаса продуктов нам хватило всего на две недели, а потом я стала выходить и, хорошо зная крепость, воровала продукты у солдат гарнизона. Спустя несколько месяцев я осмелела настолько, что могла ходить по городу. На жалкие два тумана накупила еды, перенесла в подземелье по частям. А потом я стала прятать в подземелье девушек по просьбе их матерей. Нам помогали, кто чем мог, оставляя припасы в определенном месте, я никому не говорила, где прячу девушек. Естественно, о побеге не могло быть и речи, вокруг крепости постоянно вертелись кавалеристы турок, и я не знала, как далеко пролегает оккупированная территория. Да и куда пойдешь такой толпой. Пребывание в подземелье очень плохо сказывалось на здоровье девушек, я боялась, что они все умрут. Девушка Феруз потеряла рассудок от сидения взаперти, и разбила себе голову камнем. Пришлось ее похоронить в самом дальнем ответвлении, опыт копания у меня был огромный. Примерно через полгода, я стала ночью выводить по очереди девушек на свежий воздух. В таких условиях прожили до прихода ваших войск.

— Да, мадам, тяжкая досталась вам доля, я под огромным впечатлением от вашего мужественного поведения и очень сожалею, что вам довелось встретить на своем пути недостойных, подлых жителей нашей замечательной страны. У нас запрещена работорговля, но преступники имеются во всех странах, хотя, впрочем, вам от этого не легче. Я приношу вам извинения и заявляю, что все виновные будут наказаны по строгому закону Ирана — сказал я, пытаясь сохранить невозмутимое лицо, хотя это давалось мне с трудом. — Господин генерал окажет вам всестороннюю помощь, а я напишу письмо отцу, чтобы он помог вам быстрее попасть в Россию и, насколько это возможно, компенсировать нахождение в рабстве материально..

— Спасибо, Ваше Высочество, — проронила баронесса, и попыталась поцеловать мне руку.

Я оказался быстрее, отдернул руку.

Оставив генерала Воронова разбираться с баронессой, пошел контролировать подготовку армии к дальнейшим боям.

После обеда занялись разработкой плана по освобождению остальных городков. От практики высылки к турецким гарнизонам парламентеров я решил отказаться, по словам пленных, туркам дан неоднозначный приказ, держаться любыми силами и не вступать в переговоры с нами. Ну, и ладно, сами подписали себе смертные приговоры.

Городки: Файсан, Требитун и Саид-мечеть, планировали освободить в ближайшую неделю. Приведем в порядок войска первой дивизии, пополним боезапасы и выступим. Мой штаб трудился, не поднимая головы, обрабатывая новые сведения, полученные от разведывательных групп. Кавалеристы и вторая пехотная дивизия сообщали, что через перевалы полностью парализовано снабжение турецких войск, захвачено несколько больших обозов с боеприпасами и продовольствием. Пехотинцы основательно закрепились, и уверенно отвечали на несколько попыток турок прорваться на территорию Ирана. Замечательно, одной проблемой меньше.

К обеду следующего дня наконец-то прибыла четвертая дивизия.

— Я смотрю, вы здесь славно повоевали принц, — заявил полковник Гулшащ, после приветствия, — надеюсь, вы мне выделите триста рабов для наведения порядка на моих землях.

— Полковник, потрудитесь объяснить, где столько времени вы пропадали? И где ваш начальник штаба? Кажется, у вас начальником штаба назначен русский офицер.

— А я всех русских велел арестовать, они мешали мне управлять войсками.

— Это русские помешали вам прибыть вовремя к месту ведения боевых действий? Это русские не дали вам возможность исполнить волю шаха Ирана?

— Не горячитесь, принц, куда спешить, турки никуда не денутся. А сейчас такая отличная охота. Степные козы нагуляли за лето жирок. Когда их запекаешь на углях, мясо становится сочным и вкусным.

— Полковник, вы не осознаете, что нарушили воинскую присягу и не выполнили приказ?

— Войска я привел, а днем раньше или днем позже, какая разница, главное они теперь в вашем распоряжении.

— Начальник штаба, — подозвал я генерал-полковника Воронова, — пишите приказ. — За невыполнение приказа шаха в боевой обстановке полковника Гулшаща разжаловать в рядовые. Определить рядовым солдатом в первую роту первого батальона первого полка первой пехотной дивизии.

— Да как ты смеешь, мальчишка? — покраснел от негодования Гулшащ. — Что ты себе позволяешь?

— Радуйтесь, Гулшащ, что я не привлекаю вас к ответственности за сдачу Батунаса без боя, и заработанные на этой сделке грязные деньги. Вы своей трусостью обрекли на гибель большинство мирных жителей этого городка.

— Ты кого собрался привлечь, щенок? — гневно произнес бывший полковник, пытаясь извлечь саблю из ножен.

Я был быстрее. Сократив расстояние, нанес несколько мощных акцентирующих ударов в голову. Не понравился Гулшащу мой радушный прием, опал под стол, словно осенний лист в беспамятстве.

— Ибрагим, — позвал я телохранителя, — эту мразь, лишив погон, повесить на центральной площади Батунаса.

— Начальник штаба, — повернулся я к отцу, — подготовить приказ, в котором указать, что за попытку нападения на наследника престола рядовой Гулшащ был подвергнут казни через повешение.

— Приказ довести личному составу первой армии. Арестованных русских офицеров освободить, командиром четвертой дивизии назначьте начальника штаба этой дивизии.

— Генерал, а приведите сюда освобожденную баронессу, она что-то там говорила о бывшем полковнике, — приказал я.

Посыльный привел баронессу Суздалову. Несмотря на худобу и слабость Серафима Потаповна мгновенно набросилась с кулаками на пришедшего в себя Гулшаща. С большим трудом удалось оттащить ее от избиваемого перса. Потом я попросил Суздалову повторить рассказ, услышанный мной ранее. Серафима Потаповна успокоилась, и монотонным голосом начала повествование.

— Теперь всем понятно, почему я поступил так, а не иначе? — обвел я взглядом всех офицеров штаба после рассказа баронессы.

В помещении была абсолютная тишина. Никто и слова лишнего сказать не пытался, просто офицерам армии ранее не доводилось видеть меня в гневе. Жестко я поступил, но иного пути поддержания железной дисциплины я не видел. Если так посудить, то бывший полковник совершил воинское преступление, своевременно не исполнив приказ о выдвижении в район сосредоточения. А еще он встал на путь предательства. Издевательства над женщинами в своем личном гареме, никто во внимание не примет, здесь это в порядке вещей. Можно было заняться судебными делами и тому подобное, но я пошел по пути наименьшего сопротивления, имея почти неограниченную ничем и никем власть, поступил так, как поступил. Надеюсь, дед и шах одобрят мое решение, тем более, что Гулшащ не принадлежит к влиятельным родам страны.

Обсуждение плана дальнейшей операции закончилось ближе к полуночи. Всех офицеров я отпустил, а мой отец задержался, собирал со стола бумаги и снимал со стен карты.

— Да, Александр, никогда не думал, что увижу тебя таким жестоким, — качая головой, сказал отец, — но жестокость считаю оправданной, врагам и предателям не место среди живых.

— Мне нужна железная дисциплина в армии, здесь не институт благородных девиц. Никому не позволю игнорирование приказов в боевой обстановке. Наши люди гибнут под стенами сданного Гулшащем неприятелю городка, а он в это время охотится на коз.

— Да, обойтись более мягкими мерами было невозможно, каждый получил то, что заслужил.

— Я будущий шах Ирана, мне не возбраняется быть суровым, но справедливым. Я всегда стараюсь принимать взвешенные решения, и даю понять всем офицерам, что всегда буду добиваться выполнения приказов шаха.

— Все прекрасно понимаю. И хорошо помню попытку переворота в России. Императрица никого не жалела, даже своего мужа прилюдно казнила.

— На этом все разговоры, касаемо этого случая прекращаем, у нас много дел впереди, а тебе еще баронессу с дочкой отправлять в Тегеран, письмо отцу я уже написал.

За две недели боев удалось освободить все захваченные турками городки, уничтожив гарнизоны. Пленных захватили всего три сотни, остальные отправились к Аллаху, наши солдаты не оставляли за своей спиной даже раненых противников.

Дед прислал мне в помощь три десятка специалистов шахской стражи. Эти шустрые ребята занимались выявлением пособников турок. С пойманными изменниками поступали очень просто, секли головы, без суда и следствия.

Выйдя к перевалу Утреш, дал войскам отдых, подтянули тылы. Планировал через неделю, после проверки освобожденной территории и распределения пограничной стражи на ответственных участках, двинуться в обратный путь к столице. Доклад шаху об успешном завершении операции я уже отправил.

— Ваше Высочество, — обратился ко мне отец, войдя в мой кабинет, если таковым можно назвать комнату в простом глинобитном доме, — нами получена интересная информация. — В десяти километрах от перевала на турецкой территории у населенного пункта Мирше располагается огромный полевой склад. Разведчики насчитали триста новеньких орудий, сотню бронированных автомобилей, несколько пирамид с артиллерийскими снарядами. Все дома в поселке забиты снаряжением, ящиками с патронами и продовольствием. По словам местных жителей, это склады французов, которые ушли из этих мест два месяца назад. Охраняют склады из рук вон плохо, наши разведчики смогли туда проникнуть и кое-чем поживиться. Взяли десяток ручных пулеметов системы Драстина, патроны к ним, пятьдесят единиц винтовок «Маузера» и всякой мелочи. Предлагаю, пока турки не усилили охрану, двумя полками захватить склады и вывести в Иран.

— Заманчивое предложение, тем более оружие никогда лишним не бывает. Сложно будет угнать броневики, управлять ими никто не сможет, а оставлять противнику не стоит. Уничтожить — рука не поднимется, ведь используя их, можно начать формирование легкобронированных подразделений.

— Броневики можно выгнать в Иран в несколько этапов. Практически все русские офицеры-инструкторы имеют опыт вождения автомобилей. Человек сорок-пятьдесят отправим туда за техникой. Обратно вернутся на лошадях.

— Хорошо, готовьте приказ, выступаем завтра утром.

— Вам, Ваше Высочество, отправляться с полками нет смысла, направим в Мирше проверенных офицеров и солдат из первой пехотной дивизии, они быстро управятся.

— Ладно, тогда озабочу интендантскую службу армии, пусть готовятся к приему техники и вооружения. Прошу вас, генерал, пусть забирают все, найдем, где разместить и где использовать.

Десять суток, днем и ночью через перевал тянулись в Иран караваны лошадей, грузовиков и броневиков. Склады выметались подчистую. Нам еще повезло, что склады охраняли турки солидного возраста. Они полностью сохранили все поголовье лошадей, которые были закреплены за складами. А это ни много ни мало, более полутора тысяч крепких и упитанных животных. В качестве жеста доброй воли, после очистки складов, турок отпустили домой живыми.

Переработать такое количество боеприпасов и вооружения за короткое время мы, естественно, не могли, поэтому начальник штаба армии разработал график отправки трофеев вглубь страны к местам формирования новых частей. В первой армии решили оставить три десятка броневиков, будем начинать строить бронеходные войска. Пока суд да дело, направил всю армию ближе к столице.

Меня разбудил дежурный по штабу, прибыл офицер связи с посланием от шаха. Странно, вчера уже доставляли почту из столицы, в том числе и от шаха. К чему такая срочность? Неужели у деда что-то сорвалось? Что я себе ломаю голову, ознакомлюсь с посланием, буду знать. В пакете находился приказ о срочной передислокации первой армии к городу Ахаджар. Там мне надлежало вступить в контакт с известным мне человеком, и принять меры по предотвращению возможного вторжения британских войск.

Армию подняли по тревоге. Для охраны трофеев оставили один пехотный полк из четвертой дивизии. Как ни давила жаба, но большую часть броневиков, пришлось тоже оставить, взяли с собой всего полтора десятка, нам предстоял длительный и спешный марш.

Проработав маршрут, выдвинули вперед два кавалерийских эскадрона в качестве передового дозора и разведки. Если поступил мне такой приказ, то вполне возможно, что британцы тоже озаботились разведкой. Не хотелось столкнуться с возможным противником на марше, наши войска еще недостаточно обучены, чтобы с ходу вступить в бой.

Армия двигалась быстро, по шестнадцать часов в сутки с остановкой на прием пищи и отдых. Отставших и заболевших солдат грузили на повозки, я требовал, чтобы мы не потеряли ни одного солдата на марше. Как ни гнали мы солдат, но более пятидесяти километров в сутки пройти не удавалось, есть же предел человеческим силам. Людей нужно кормить и поить, животные тоже не железные, им также уход требуется. Восемь суток непрерывной гонки и мы к вечеру вышли к окраинам городка Ахаджар.

— Ничего себе! — воскликнул я, когда увидел объем развернутых фортификационных работ и количество людей занятых этими работами.

Люди сновали подобно муравьям, копая окопы, огневые позиции для артиллерии, строя блиндажи. Две линии обороны города хорошо просматривались с возвышенности, на которой я задержался на некоторое время. Похоже ситуация обострена до предела, раз предприняты такие меры обороны.

Деда разыскал на вилле управляющего провинцией, я туда отправился вместе с начальником штаба армии в сопровождении Ибрагима и его головорезов.

— Здравствуй, дед, — приветствовал я Джахана, радостно обнявшись с ним. — Разреши тебе представить начальника штаба первой армии, генерал-полковника графа Воронова Василия Михайловича.

— И я рад тебя видеть, Искандер, и начальника штаба тоже рад видеть, — глядя на меня красными, похоже от недосыпа глазами, сказал дед. — Я так понимаю, генерал доводится отцом погибшему в горах капитану Воронову?

— Да, это его отец.

— Именно этот генерал разработал план по освобождению нашей территории от турок?

— Руководимый им штаб успешно управлял войсками, и нам удалось с незначительными потерями очистить от врага нашу землю.

— Отлично. Но сейчас нам предстоит не менее важная задача. Без объявления войны, Великобритания осуществляет высадку пятитысячного войска в порту Бушир. Соединившись с расквартированными там полками, британцы движутся к городу Ахваз с целью захвата нефтеносного района. По дипломатическим каналам шах Ирана обратился к мировому сообществу, сообщив об агрессии в отношении нашей страны. Германия, Франция, Россия и Соединенные штаты Америки осудили действия Великобритании и призвали ее прекратить нарушение норм международного права. Но, как обычно, правительство Великобритании отмалчивается. По этой причине мы вынуждены предпринимать срочные меры по созданию серьезной линии обороны у Ахаджара, чтобы не допустить захвата Ахваза.

— А в столице у британцев не получилось?

— Они смогли перебросить в пустующие казармы вблизи столицы шестьсот человек. Оружия навезли на целый полк и взрывчатки почти две тонны. Когда туда прибыл Пол Джефферсон с группой лиц, для проведения инструктажа, казармы неожиданно для всех взорвались. Подозреваю, что британские граждане курили рядом со взрывчаткой. Шахская стража к моменту взрыва уже захватила большинство пособников в Тегеране. К большому сожалению, от рук неустановленных лиц погиб отец шаха — Джахан Пехлевани. Его коляску подорвали мощной бомбой, идентифицировать останки не представилось возможным, поэтому обряд погребения прошел по сокращенному ритуалу. Здесь, при помощи русских фортификаторов, мы возводим прочную оборону. Твоя армия завтра занимает готовые позиции, проводит их совершенствование и освоение. В ближайшие несколько дней ожидается подход второй армии. Она меньше по численности и опыта боев не имеет. Но вооружена не хуже.

— Британцы, узнав о готовящейся встрече, могут просто обойти стороной Ахаджар и ударить в другом месте.

— Ты взгляни на карту, — подвинул мне лист карты дед, — обход невозможен, все проходимые тропы и дороги перекрыты нашими войсками и местным населением. — Британцев мы загоняем в своеобразный мешок. Кстати, вторая армия будет находиться вдали от Ахаджара, а когда британцы увязнут в боях с твоей армией — совершат обходной маневр, окружив войска противника. Совместными усилиями сможем переломить ход предстоящего сражения в свою пользу.

— Британцы — не турки, они дисциплинированные и хорошо обученные вояки. Полагаю, недостатка в вооружении не испытывают.

— Не спорю, ты прав. Но нас больше и кое-чему успели научиться.

— Если мне позволено сказать, — обратил на себя внимание мой начальник штаба, — то я бы создал несколько маневренных групп, чтобы контролировать продвижение противника и наносить беспокоящие удары по войскам, находящимся на марше. Этим мы снизим темп его продвижения и получим дополнительное время для совершенствования обороны.

— Отличное предложение, генерал, — сказал дед. — Вам его и предстоит выполнять. Командование всеми силами, сосредоточенными в этом районе, я передаю Искандеру и вам. Окажу посильную помощь, но на многое не рассчитывайте, что возьмешь со старика, тем более мертвого.

— Дед, не говори глупостей. Ты нам нужен, тем более на моей свадьбе тебе произносить главную речь. А скажи мне, почтенный Джахан, почему не воспрепятствовали высадке британцев? Ты говорил, что были какие-то наметки.

— Мы узнали состав британской эскадры и дату выхода в море из Цейлона. Сведения сообщили французам своевременно, но вмешалась погода. В океане разыгрался шторм, и французские корабли пришли в порт Бушир с опозданием на сутки. Морского сражения как такового не получилось. Французы потопили два британских крейсера, сейчас они лежат на мелководье, и пять миноносцев. Сами тоже потеряли один крейсер и десяток миноносцев. Этим и ограничились. Но наши пираты не успокоились. На протяжении недели осуществляли подрывы брандеров, пришвартовав их ночью к бортам вражеских кораблей. Повредили еще один крейсер, он лишен хода, и утопили два миноносца. После этого британцы открывают огонь даже по рыбацким лодкам.

— Весело, однако.

— Веселиться будем позже, а сейчас приступайте к планированию обороны, все исходные данные у вас есть.

Штаб армии трудился до рассвета, обрабатывая имеющиеся сведения, и ставя новые задачи разведке. Вчерне план был готов, но требовал множества уточнений и корректировок. Посмотрев утром на отца, я видел, как он смертельно устал, поэтому в приказном порядке отправил его отдыхать, да и сам решил вздремнуть хотя бы пару часов, приказав будить при поступлении новых сведений.

Задумка отца с мобильными группами сработала. Сотня пехотинцев при одном взводе минометов, скрытно занимала удобную позицию на пути продвижения неприятеля. Совершала огневой налет на походную колону британских войск, обстреливая со всех видов вооружения. Когда же противник разворачивался в боевой порядок, наши пехотинцы и артиллеристы срочно снимались с позиций, и на автомобилях уезжали дальше. Высланных в погоню британских кавалеристов, обычно встречала с засады наша кавалерия. То есть щипали неприятельские войска довольно ощутимо. В одну из ночей удалось нанести мощный удар по лагерю пехотного полка британцев, забросав его минами. Как докладывала разведка, утром на месте лагеря остались две большие могилы захороненных солдат.

Не всегда нашим пехотинцам удавалось уйти от преследования британцев. Однажды, затянув время нападения на колонну, поплатились своим жизнями более шестидесяти человек. Русского инструктора, поручика Твердохлебова, тяжелораненого привезли в Ахаджар. Несмотря на все усилия хирурга, спасти ему жизнь не удалось.

Дед укатил к Буширу, там он планировал организовать уничтожение остатков британской эскадры. По словам Джахана, контрабандисты доставили достаточное количество морских плавающих мин. Используя приливное течение можно попытаться насыпать их в бухте порта. К счастью иранских судов в нем нет, а если посчастливиться утопить пару-тройку вражеских судов, так это уже можно расценивать как победу на море. Пусть деду Аллах помогает, а мы будем совершенствовать оборону и готовить войска к боям.

И вот наступил день, когда британцы добрались до Ахаджара. Не стали приближаться в зону действия наших орудий, а заняли позиции вдалеке. Надо сказать, что город располагался на возвышенности, и нам хорошо было видно в оптику приготовление противника. Окопы они не копали, а выстроили оборонительные заграждения из мешков с землей. Утлые укрытия получаются, или британцы надеются, что наши войска побегут только от одного их вида. Да, боевого опыта у наших армий практически нет, но есть сильное желание накостылять зарвавшимся бриттам основательно.

Ближе к обеду в сторону городка от британцев выдвинулась группа парламентеров под белым флагом. Так уж и быть, уважу неприятеля личным присутствием, тем более, что мы в парламентеров не стреляем. Меня сопровождал начальник штаба армии и Ибрагим.

— Я — полковник Гисборн, — представился британец лет сорока-пятидесяти в парадном мундире, — требую, чтобы вы освободили мне дорогу в Ахваз, где я должен взять под охрану собственность Британской короны.

— К вашим услугам, принц Искандер, — кивнул я полковнику. — Я разочарую вас, сэр Гисборн, но в Ахвазе нет ни единого гвоздя, который принадлежит Британии. Ваши требования ничем необоснованны, и нахождение ваших солдат на земле Ирана противоречит международным нормам права. Предлагаю вам, пока не пролилась кровь, развернуть подчиненные войска обратно к Буширу, погрузиться на корабли, и отбыть на родину.

— Там, где ступила нога британского солдата, всегда найдется собственность короны, поэтому вы, принц, обязаны пропустить мои войска. В противном случае, я уничтожу всех ваших солдат, а лично вас отправлю в Лондон в кандалах. Когда же мы возьмем столицу, такая же участь ждет вашего отца и всю семью.

— Смелое заявление, сэр Гисборн. Вы, не находите?

— Отнюдь. Я буду действовать, как мне приказало командование империи.

— В таком случае, я отдам приказ своим войскам не брать пленных. Вы пришли на нашу землю без приглашения, хотите ее захватить. Ну, что же, выделим для погребения ваших солдат и офицеров брошенные земли. И еще, молитесь полковник, чтобы вам посчастливилось сложить голову в бою. Если попадете ко мне в руки, смерть ваша будет долгой и мучительной, я в этом толк знаю.

— Имею честь сообщить вам, принц, что мы начнем атаку ваших позиций завтра утром, и я не завидую выжившим.

На этом переговоры закончились. Я знал, что мы превосходим по численности силы британцев в несколько раз, но расслабляться не стоит. Нужно придумать, как им устроить веселую ночь перед боем. О своей задумке сообщил отцу.

— Свои силы британцы расположили компактно, — включился отец в обсуждение, — выставили множество постов. — Разъезды кавалерии британцев оттесняют к лагерю наши конники. Значит, досконально изучить округу они к утру не успеют. Предлагаю ночью скрытно выдвинуть один дивизион на ближайшую возвышенность и, когда в лагере противника наступит тишина, произвести три-четыре залпа осколочно-фугасными и зажигательными снарядами. Затем дивизион покинет позицию, и занимает новую на соседней возвышенности, и также осуществляет огневой налет. Прикрытие дивизиона поручим нашим кавалеристам.

— Задумка, генерал, неплоха, но опыта ведения боевых действий ночью у наших пушкарей мало.

— Не забывайте, Ваше Высочество, с ними будут русские инструкторы, а у них опыта достаточно. Пусть мы не очень сильно потреплем британцев, но спать спокойно не дадим. Невыспавшийся и перепуганный солдат, воевать будет хуже. Сразу говорю, с дивизионом вы на операцию не пойдете. Командующий войсками обязан находиться на командном пункте и руководить подчиненными, а не лично наводить орудия.

С наступлением сумерек конная разведка доложила, что выбранная нами возвышенность не занята противником, там для наблюдения оставлен десяток всадников, которые в случае изменения обстановки подадут сигнал. Как там все происходило, я видеть не мог, но надеялся, что опытные инструкторы подскажут нашим артиллеристам правильное решение задачи. Примерно через два часа, тишину ночи нарушили залпы орудий. С наблюдательного пункта я видел вспышки выстрелов и разрывы на позициях британцев. Выпустив сотню снарядов, дивизион, похоже, сменил позицию. В лагере противника что-то горело и взрывалось, среди огня мелькали человеческие фигуры и бегали лошади. Неспокойная ночь обеспечена. Прошло еще два часа, и обстрел лагеря был произведен с нового места. Пожаров добавилось, но меньше, чем мне хотелось. Надо отдать должное британским артиллеристам, они в этот раз определили место развертывания нашего дивизиона, и даже смогли открыть ответный огонь. Очень надеюсь, что наши пушкари уже покинули позиции.

Дождался возвращения дивизиона. Личный состав и техника в полном порядке, безвозвратных потерь не было, а два десятка легкораненых быстро перевязали, госпитализация им не нужна. У артиллеристов было приподнятое настроение. Еще бы, почти безнаказанно отстрелялись по спящему противнику, нанеся ему какой-то урон. Передав приказ усилить бдительность на позициях, отправился отдыхать, до рассвета осталось всего три часа, нужно вздремнуть немного, предстоит тяжелый бой.

Казалось, голова только коснулась подушки, а уже Ибрагим будит, предлагает выпить чашку кофе с теплой лепешкой. Быстро умываюсь, пью кофе и несусь на командный пункт. Отец уже там.

— Я приказал отвести пехоту во вторую линию обороны, — пожелав мне доброго утра, сказал отец, — в первой линии оставили только наблюдателей. — Начнут британцы артиллерийскую подготовку, в первую очередь упадут снаряды в первой полосе. Когда артподготовка закончится, по ходам сообщений пехота займет свои позиции. Мы, таким образом, сократим наши потери. По радио от второй армии поступило сообщение, что они заняли исходные позиции, полностью перекрыли британцам возможные пути к отступлению. Два полка пехоты с батареей семидесятипятимиллиметровых орудий направлены к Буширу.

— Хорошо. У нас все готово для сюрприза?

— Да. Подрывники выдвинулись в укрытия затемно.

Мы решили удивить британцев. По всему фронту предполагаемого наступления противника, на удалении трехсот метров от наших позиций, закопали тысячу металлических бочек со смесью керосина и нефти. Под каждой бочкой разместили по два килограмма тротила. Бочки вкапывались в землю под углом в сорок пять градусов, чтобы при подрыве тротила получился направленный взрыв. Организовали тридцать локальных участков, где одновременно можно было взорвать тридцать-сорок бочек. Питание к электродетонаторам закапывали глубоко в землю, чтобы шальная пуля ил осколок не смогли повредить проводку. Вот сейчас, впереди, в надежных укрытиях сидят тридцать человек. Они готовы в критический момент, по своему усмотрению, произвести подрыв. Уцелеют ли подрывники после этого — неизвестно, они почти смертиники.

Ровно в восемь утра британцы начали ведение боевых действий, выпустив по нашим позициям три-четыре десятка снарядов. По количеству выстрелов можно предположить, что противнику удалось сохранить в целости около двадцати стволов. Наши артиллеристы, по всей видимости, успели засечь расположение батарей британцев и начали вести с ними контрбатарейную борьбу. Благо недостатка в снарядах мы пока не испытываем. Передний край британских позиций заволокло дымом и пылью. И куда прикажите теперь стрелять артиллеристам? Ничего же не видно. Пыль и дым мешали не только нам, противник тоже прекратил обстрел. Мы воспользовались паузой, артиллерия заняла запасные позиции.

По команде отца, пехота заняла первую линию окопов. Из укрытий извлечены станковые пулеметы, солдаты заняли свои стрелковые ячейки. Туз в рукаве, в виде пятнадцати броневиков, мы держали за холмами. Когда нас атакуют большими силами пехоты, броневики должны ударить во фланг наступающим.

Британцы вновь возобновили артиллерийский обстрел первой линии окопов, и на поле боя тремя ровными шеренгами начали выдвигаться пехотинцы. Красиво идут! Плечом к плечу, все в одинаковых мундирах песочного цвета, на примкнутых штыках играет солнце. Офицеры в парадных мундирах с обнаженными саблями возглавляют строй. Зрелище конечно красивое, и слабонервных могло бы сильно расстроить, но мы были готовы, и открыли орудийный огонь шрапнельными снарядами. Удачно взорвавшийся над шеренгой снаряд делал большую прореху в наступающих порядках. В бинокль было хорошо видно, как от попадания шрапнели человек превращался в фарш или терял конечности. На дистанции в четыреста метров наши снайперы стали методично отстреливать офицеров. Когда же противник приблизился к полосе сюрприза, разверзся огненный ад, взорвали часть бочек. Объятые пламенем британские солдаты пытались бежать в тыл, бросив оружие, избавляясь от горящего обмундирования. Деморализованный противник откатился на исходные позиции, а мы его всю дорогу сопровождали шрапнелью.

— Господин генерал, — обратился я к отцу, — а не пора ли подать сигнал второй армии о начале охвата противника?

— Ваше Высочество, давайте подождем еще одну атаку на наши позиции, а потом начнем затягивать узел на мешке.

— Как быстро придут в себя британцы? Не попробуют ли они нас на прочность на других участках?

— Думаю, через час-полтора следует ожидать новой атаки.

— Тогда прикажите артиллеристам занять возвышенность, с которой ночью наносился удар по лагерю. Выделите для прикрытия два батальона пехоты и эскадрон кавалерии. Также распорядитесь броневикам выдвинуться ближе к полю боя и тщательно замаскироваться. Когда увидим, что пехота британцев начала накапливаться на передовом рубеже для новой атаки, открываем по ней огонь со всех стволов нашей артиллерии. Проводим получасовую артиллерийскую подготовку, и ждем, что предпримет сэр Гисборн.

— Ваше Высочество, вы хотите атаковать врага?

— Нет. Я планирую основательно проредить у него живую силу, по возможности привести к молчанию артиллерию. Посмотрим, что будет в стане противника после нашей артподготовки.

Все произошло, как мы и планировали. Пехоту в окопах накрыли плотным артиллерийским огнем. Но и британцы показали, что они отменные вояки, ринувшись в атаку рассыпным строем. Когда они добежали до линии сюрпризов, были взорваны все бочки, поставив перед атакующим противником сплошную стену огня. В работу включились станковые пулеметы, выкашивая тех немногих солдат, преодолевших полосу огня. Артиллерия беспрестанно била шрапнелью по пехоте и осколочно-фугасными снарядами по исходным позициям. Огонь и грохот не прекращался ни на минуту.

Отец по радиосвязи передал приказ второй армии о наступлении. Броневики также пошли в атаку, сметая на своем пути мелкие группы британских солдат. Затем подняли в атаку нашу пехоту.

Артиллерия сопровождала атаку, пока пехота не приблизилась к позициям британцев на сто метров. Дальше поддержку осуществляли только броневики.

Да, находиться на наблюдательном пункте, и не принимать участия непосредственно в схватке тяжело.

Примерно через полтора часа я со штабом отправился на позиции британцев. Зрелище страшное. Везде разбросаны тела мертвых вражеских солдат, разбитые орудия и повозки. Невозможно ступить, чтобы не попасть ногой на обрывок человеческой плоти или обмундирования. Везде стоял неприятный запах крови, сгоревшей человеческой плоти и пороха. Весь неприятельский лагерь взяла в свои объятия СМЕРТЬ.

Углубляться в лагерь не стал, достаточно того, что уже увидел. Начали поступать доклады. Врага мы разбили и уничтожили, потери и количество трофеев уточняется.

Вторая армия порезвилась в тылах британцев, перехватив отступающие подразделения.

— В данном бою нами уничтожено пять тысяч шестьсот неприятельских солдат, — докладывал отец на вечернем совещании. — Пленных офицеров трое, среди них нет сэра Гисборна. Нижних чинов никого не пленили. Исправными захвачено пять орудий, четыре тысячи пять винтовок. Патронов к винтовкам обнаружили всего семь тысяч. Станковые пулеметы, системы Браунинга, всего восемнадцать штук, достались нам в неисправном состоянии. Ремонт их возможен только в условиях мастерских. Снарядов к орудиям не обнаружили. Наши потери составили: четыреста семнадцать человек убитыми и семьсот девяносто ранеными, часть из них тяжело. Неизвестна судьба пятерых подрывников, пока не обнаружили их ни среди живых, ни среди погибших. Фотографирование и киносъемка поля боя произведена. Фотоматериалы отправлены в столицу, для передачи в газеты.

Вторая армия потеряла пятьсот человек убитыми и шестьсот ранеными. Такие потери объясняются полным отсутствием боевого опыта у офицеров и солдат. Сбор трофеев в связи с наступлением ночи приостановлен, есть опасность подрывов на неразорвавшихся наших снарядах. На позициях оставлены дежурные подразделения, остальные отведены в тыл для отдыха.

Дослушать доклад отца не успел, меня вызвали срочно к телефону, звонил шах.

— Искандер, — услышал я голос Рустема, — как завершился бой?

— Полной нашей победой, подробный доклад отправлю позже.

— Отлично. Но я звоню, чтобы сообщить, что вблизи границы, на землях Ирака британцы накапливают группировку войск, равную по численности разгромленной вами. Как передают нам верные люди, в ближайшее время ожидается их наступление тоже на Ахваз. Тебе нужно организовать оборону на границе. Постарайся не пустить врага на нашу территорию.

— Понял. А хотя бы примерное направление наступления известно?

— Через перевал Дорун часть войск должна выйти у городка Горный Махишерх, а затем устремиться к Ахвазу. Вторая часть, преодолев перевал Изен, нанесет удар в направлении городка Каэмшенгир.

— Британцы разделят силы? А какое у них вооружение?

— По крайней мере, такие сведения мы получили. В отношении вооружения ничего определенно сказать не могу. Не думаю, что через горы британцы смогут протащить танки. Правда, наши люди упоминали самолеты.

— Спасибо, обрадовал.

— Прибудешь в Горный Махишерх, позвони мне, там действует телефонная связь.

— Ладно, понял. Распорядись, пусть нам в указанные тобой городки подвезут боеприпасы и продовольствие.

— Обязательно отдам распоряжение. Береги себя. Жду от тебя хорошие вести.

Вернулся на совещание и сообщил новые вводные. Решили все быстро, предварительно изучив карты предполагаемого района боевых действий. К городку Каэмшенгир отправляется вторая армия, а мы выдвинемся к Горному Махишерху. Отец разработал на ходу маршруты выдвижения войск и систему связи. В указанных направлениях отправили конную разведку.

Снова гоним войска, с малым числом привалов. Нам нужно за четыре-пять суток успеть выйти к намеченному населенному пункту и заняться организацией обороны. По-хорошему, после боев у Ахаджара, войскам бы дать нормально отдохнуть, но противные британцы не дают нам такой возможности. Вот мы и вынуждены форсированным маршем преодолевать многие километры.

— И, что вы думаете по поводу позиций? — поинтересовался отец, осматривая вместе со мной окрестности Горного Махишерха. — Здесь рыть окопы не получится, через тридцать-сорок сантиметров сплошной камень.

— Будем возводить каменно-земельные укрепления. А вообще-то лучше всего оседлать все господствующие высоты, разместив на них пехоту с артиллерией.

— Сам об этом подумал, но информация о самолетах мне не дает покоя.

— На каждой позиции поставим по одному «орешку», и для станковых пулеметов сделаем примитивные зенитные приспособления. Не думаю, что в небо британцы поднимут много самолетов. А еще научим пехотинцев отстреливаться от самолетов залпами.

— Как я понял, вы хотите дать возможность противнику спуститься к подножью гор, а потом обрушить на него мощь всего вооружения.

— У городка хочу создать ложные позиции, стараясь убедить британцев, что мы будем их встречать именно в этом месте. Позиции на возвышенностях и в горах замаскировать очень тщательно, чтобы их было сложно обнаружить. Вот когда враг спуститься с перевала, силами батальона перекрыть его, а затем заняться основной массой.

— А самолеты?

— Пока они не будут трогать наши укрытые войска, огонь по ним они открывать не будут. В основном будет вестись стрельба с позиций-приманок. А когда втянутся все остальные, тогда начнем методично работать со всех позиций.

— Вы, Ваше Высочество, быстро учитесь. Признаться, я не сразу понял ваш замысел. Рискованно, конечно, но при хорошей организации должно получиться. Кстати наша конная разведка работает на сопредельной стороне. По их сведениям, у нас в запасе два-три дня.

На строительство укреплений я мобилизовал все взрослое населения городка. За двое суток нам удалось создать полноценные позиции вокруг Горного Махишерха. Основные позиции армия создавала своими силами без привлечения местного населения. Утром третьих суток, жители покидали городок, прихватив с собой только продукты питания и домашних животных. Я старался избежать потерь среди мирного населения. Объезжая окрестности городка, я придирчиво осматривал окружающий ландшафт, пытаясь выявить недостатки в маскировке наших позиций. Замечания естественно были, их моментально устраняли. К вечеру прибыли обозы с боеприпасами и продовольствием, их моментально обработали и пропорционально распределили между подразделениями. Будем считать, что мы готовы встретить врага, ориентировочно завтра он должен выйти на перевал.

Первыми нас навестили британские истребители: «Бристоль файтер», «Бристоль бульдог» и «Хокер Харт», в количестве десяти штук. Я узнал их по силуэтам, не зря же штудировал пособия по вооружению британской армии. У каждого самолета, помимо основного вооружения, под брюхом висела небольшая бомба, килограммов на пятьдесят. Сделав круг над городком, самолеты снизились и атаковали с горизонтального полета ложные позиции бомбами. Им ответили два «орешка» и четыре станковых пулемета. Одному самолету не повезло, кто-то его зацепил. Выпустив шлейф черного дыма, пилот пытался развернуть самолет в сторону гор, дотянуть до своего аэродрома, но не преуспел в этом, пошел на вынужденную посадку. Удивляюсь, самолет не загорелся в воздухе, а вполне нормально сел на дорогу на окраине города, почти рядом с нашим штабом. Через двадцать минут мы имели удовольствие общаться с пилотом. Лейтенант Гарри Парсонс отвечал четко и по существу, поняв, что шутки с ним шутить не будут, особенно после получения внушительного хука от Ибрагима.

По данным Парсонса к нам движется три полка отборной королевской пехоты, усиленной тремя батареям восьмидесятимиллиметровых минометов и шестью батареями шестидесятимиллиметровых орудий Викерса. Для воздушного прикрытия выделен десяток самолетов. Какие силы направляются через перевал Изен в Каэмшенгир, Гарри не знает, но полагает, что там войск меньше, так как воздушное прикрытие туда не выделялось. Собственно и выделить некого, все имеющиеся в наличии самолеты мы видели в небе. Ресурс моторов близок к критической отметке, а ремонтной базы в Ираке нет. По словам Парсонса, группировку войск на территорию Ирака перебросили морем из Индии, охваченной войной. Войска испытывают трудности в снабжении. Продовольствия мало, боеприпасов, возимых с собой, всего два боекомплекта. Складов нет. Командование группировки надеется, что войска, высаженные в Бушире, уже нанесли поражение шахским войскам, и те отступают к Тегерану.

Боевой дух британских солдат высок, они полагают, что смогут легко победить оставшиеся войска шаха Ирана, а потом займутся любимым делом — грабежом местного населения.

Передовой батальон попытался с ходу атаковать позиции перед городком, но был встречен дружным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем. Потеряв более двух десятков убитыми, британцы поняли, что без соответствующей подготовки захватить позиции не представляется возможным.

Я наблюдал, как в пяти-шести километрах от города накапливается противник, ждал, когда наш батальон передаст сигнал, что перевал нашими войсками перекрыт. Во второй половине дня такой сигнал получили, и я сразу же отдал приказ атаковать пока еще не развернувшиеся в боевой порядок британские силы.

О, это нужно видеть. На относительно небольшом участке сконцентрировано большое количество живой силы и орудий, а по ним в течение часа работает множество артиллерийских стволов. Противник погибал десятками и сотнями. Но были и те, кто сумел сориентироваться, и начать нам отвечать из орудий и довольно прицельно. Да, мы несли потери, но врагу устроили настоящую мясорубку. Было в нашем плане слабое место. Если бы британцы рванули в сторону городка, то могли смести с позиций батальон на своем пути, и укрыться в строениях. Вести уличные бои всегда трудно, и потери будут высокими. Я и мой штаб полагали, что встретив неласковый прием, британцы постараются вернуться в Ирак, а отступающего противника бить легче.

Поступило сообщение, что ближайший к городу холм, занимаемый батальоном четвертой дивизии, захвачен противником, сейчас туда британцы пытаются втащить свои минометы и орудия, чтобы сбить с соседних холмов наших артиллеристов. Приказал задействовать обе батареи моего личного резерва. Орудия системы Плахова я всегда придерживал в качестве весомого аргумента. Похоже, настало время их бросить в бой.

Подкинули огоньку вовремя. Занять высоту британцы не смогли, потеряли батарею минометов и батарею Викерсов, а сколько солдат там полегло, в сообщении не указано. Нашим солдатам удалось восстановить прежнее положение, и продолжить наносить удары по врагу.

Ближе к вечеру в нескольких местах появились парламентеры с белыми флагами. Одну группу с завязанными глазами привели к нам на командный пункт.

Капитан Уильям Мак-Дауэл просил о прекращении уничтожения его солдат. Командующего войсками полковника О’Райли нет вживых, централизованное управление утрачено, потери в живой силе и в вооружении ужасающие. Я не жадный, дал капитану тридцать минут для принятия решения о сдаче всех в плен. Если по истечению отведенного времени британцы не начнут складывать оружие, мы возобновим стрельбу, и тогда пленных у нас не будет совсем.

Не знаю, уцелел ли кто-то выше чином капитана или нет, но сдаваться стали дружно, аккуратно складывая винтовки и сбрасывая почти полностью опустевшие патронные подсумки.

До сумерек сдались все желающие, на поле боя остались только раненные. Вот, чтобы не оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня, подразделения третьей дивизии осуществили тщательную проверку. Приказал стрельбу не открывать, если есть необходимость, то работать штыками. Через чес последовал доклад, что к семистам пленным британцам больше никто присоединиться не сможет.

Сидел на пороге дома, докуривал очередную папиросу. Меня тронул за плечо отец.

— Тяжело вам, Ваше Высочество? — поинтересовался отец. — Второй раз удалось побить бриттов. Правда, на сей раз потери у нас существенные.

— И противник был хорошо обучен, видели, генерал, как они под ливнем пуль сковырнули наших с высотки. А как проводили стрельбу из минометов и пушек, залюбуешься. Вот, что значит выучка.

— Согласен, отменные нам достались противники. И мне кажется, вы поступили жестоко по отношению к ним. Зачем вы отдали приказ добить всех раненных?

— Своих раненых много, а отвлекать докторов на лечение солдат врага считаю лишним.

— Но так нельзя делать! Есть же правила ведения войны.

— Я сын восточного тирана, значит, и сам являюсь кровожадным деспотом. Раненые враги нам не нужны, мы на них будет тратить лекарства и продукты, их еще охранять надо. Затратное это мероприятие. А так, утром соотечественники соберут всех павших, выкопают, если получится, могилу, прочтут молитву, и на этом наши заботы закончатся, пусть каждый попадет туда, какое место заслужил. Каждый уничтоженный нами сегодня Джон, Гарри или Уильям не произведет на свет себе подобного, и не придет завтра его потомок в чужие земли, не умрет от его руки Махмуд, Анвар или Василий с Михаилом. Да, поступил я жестоко, да, меня будут презирать за этот поступок, да, я взял грех на душу, но смогу покаяться и получить отпущение грехов. Воин, защищающий свою Отчизну, и убивающий врагов, не так грешен, нежели обычный убийца.

— Вы считаете Иран своей родиной?

— А как иначе? Здесь я планирую свить семейное гнездо, стать у истоков новой, вернее сказать свежей ветви рода Пехлевани. Кстати, ваши внуки на свет появятся в этих землях, и станут ее хранить и защищать. Нам сейчас главное дать понять британцам, что с ними мы шутить не намерены. Хотят с нами торговать, милости просим, покупайте продукцию наших предприятий или сырье. Грозить нам дубиной не надо, мы люди мирные, а когда надо — возьмем в руки оружие. Новая армия Ирана еще только формируется, набирается боевого опыта, но уже сейчас я могу сказать, что вкусив сладость первых побед, ее развитие пойдет быстрее.

— Сегодняшняя победа досталась дорогой ценой, только убитыми потеряли свыше четырех тысяч, и раненых больше пяти, три десятка орудий разных калибров разбиты в хлам.

— Но в совокупности мы перемололи два мощных полка британской армии. Думаю, и вторая армия не подкачает, врежет неприятелю, как следует.

— Три дивизии против трех-пяти тысяч отменных британских солдат выстоит однозначно, и может победить. А вот цена этой победы будет очень высока. Что гадать? Поступят донесения, узнаем. Вы, кстати, шаху доложили о сегодняшнем бое?

— Сейчас пойду, позвоню. А с величиной наших потерь… Что ж поделать. В противном случае — проигрыш в битве и сдача наших интересов. Это еще хуже. Да и наглядный пример для солдат: чем ты подготовленнее, тем больше шансов победить и выжить.

Кратко доложил шаху Пехлевани. Отец поздравил с победой. У деда в Бушире дела обстоят не очень хорошо. Контрабандисты, не имея достаточно опыта обращения с минами, допустили подрыв одной. Произошла детонация части мин на торговом судне. Взрыв был такой мощный, что его отсверки наблюдали на удалении трех километров от побережья. Таким образом, утопить или повредить военные суда британцев не удалось. Два наших пехотных полка, войдя в подчинение деду, постепенно сгоняют всех подданных британской короны в Бушир, не заходя в зону действия корабельных орудий. Медленно, но земли Ирана очищаются от присутствия островитян. Рустем приказал наладить пограничную службу на границе с Ираком, а основные силы отвести к Ахвазу на отдых.

Многие страны мира, в ответ на наглую агрессию Британии в отношении мирного и независимого Ирана, ввели экономические санкции. Теперь по многим пунктам торговля у британцев парализована. Франция продолжает вести боевые действия против своего извечного врага — Британии, сейчас они схлестнулись в африканских колониях. По словам шаха, Индия может получить независимость в ближайшее время. Несмотря на слабую вооруженность и оснащенность повстанцев, они раз за разом наносят поражения британским войскам за счет большой своей численности. Проще говоря, британцев давят массой и заваливают трупами. Развитие отношений с Россией продолжается. Регулярно поступает вооружение, оборудование, станки и инструменты. Развитие золотодобычи помогло в укреплении денежной единицы страны — томана, его стали охотно принимать наши соседи, правда, в плеяду ведущих валют мира пробиться еще не удалось.

Отдав необходимые приказания, отправился отдыхать, армия отправится к Ахвазу через двое суток, нельзя выматывать людей.

Когда я запивал завтрак чашкой кофе, в комнату вошел Ибрагим.

— Ваше Высочество, — с поклоном обратился мой телохранитель, — начальник охраны пленных докладывает, что его донимает просьбами какой-то британский солдат, утверждая, что располагает важными сведениями.

— Давай сюда этого британца, пригласи ко мне начальника штаба армии и нашего Махмуда из шахской стражи.

Ждать пришлось минут тридцать. В комнату втолкнули полноватого мужчину, возрастом за пятьдесят. С первого взгляда было понятно, что мундир, в который был облачен мужчина, явно с чужого плеча. Рукава кителя длинные, шаровары велики, да и вообще, неестественно смотрится этот человек в военной форме, натуральный «ботаник». Внимательно присмотрелся к мужчине. Круглое лицо. Нос «картошкой», длинные седые волосы, бегающие в разные стороны серые глаза. Сильно оттопыренные толстые уши. Стоп-стоп, так это же мой старый знакомый Джим Хиггинс, сотрудник МИ-6. Живьем я его не видел, но словесный портрет запомнил.

— Господа, разрешите вам представить сэра Джима Хиггинса, британского шпиона, — улыбаясь, произнес я. — Не так давно, сэр Хиггинс имел чин майора, и возглавлял какой-то отдел в специальной службе Её Величества. Я не ошибся?

— Не ошиблись, Ваше Высочество, я действительно Джим Хиггинс, но теперь занимаю должность заместителя директора МИ-6. А вы, как я понял, являетесь командующим войсками?

— Совершенно верно, я командующий первой армией.

— Мы можем поговорить с глазу на глаз, я должен сообщить вам очень важные сведения.

— От присутствующих здесь у меня нет секретов.

Хиггинс недоуменно покрутил головой, переводя взгляд с одного офицера на другого.

— Да, Ибрагим, избавь сэра Хиггинса от мундира, он ему явно мешает, — приказал телохранителю. — А потом привяжи его к стулу на всякий случай.

— А ты, Махмуд, внимательно изучи внутренности этих тряпок, — попросил представителя шахской стражи, — сэр Джим великий мастер прятать важные документы в деталях одежды.

— У меня под мундиром ничего нет! — заорал Хиггинс.

— Не беспокойтесь сэр Джим, мы не станем покушаться на вас, к содомитам не принадлежим.

Ибрагим с Махмудом быстро справились с задачей. Мундир Махмуд очень быстро, привычными движениями, как заправский портной, распарывал по швам, а Ибрагим завязывал последний узел.

— Итак, сэр Хиггинс, я внимательно вас слушаю, — доброжелательно обратился я к британцу, — готов ответить на все ваши вопросы.

— Почему вы здесь с войсками? Вы должны находиться в столице.

— Пол Джефферсон тоже хотел меня там видеть, но Аллаху и шаху Ирана было угодно отправить меня в войска набираться опыта.

— Вы виделись с Джефферсоном?

— И даже разговаривал. Он меня посвятил в некоторые детали операции «Песок». К сожалению, принять участие в ее завершении я не мог по озвученной причине.

— Но вы же обещали нам помогать.

— Вы тоже много чего мне обещали. Где мои десять красивейших наложниц, и где десять скакунов ахалтекинцев? Молчите? А я все это время ждал, когда вы начнете выполнять свои обязательства. Я свои обещания полностью выполнил.

— И зашли слишком далеко. Кто вас просил принимать участие в боях с нашими войсками? А если бы вы погибли, тогда вся комбинация пошла бы насмарку, нас ждал провал операции.

— А разве операция не провалилась?

— Вы давно уехали из Тегерана?

— Уже больше месяца.

— Тогда я вас могу поздравить. Ваш дед убит, а в ближайшее время Пол захватит шахский дворец и вручит вам трон, готовьтесь принять власть, Ваше Высочество. С юга на столицу движется несколько тысяч наших солдат во главе с полковником Гисборном. Здесь мы, конечно, потерпели поражение, но в целом можем праздновать победу. Так что ваши предосторожности с лишением меня подвижности излишни, мы с вами союзники, и в скором времени начнем теснее сотрудничать. Развяжите, наконец, меня, и накормите, со вчерашнего дня ничего не ел.

— А кто кроме Гисборна и Джефферсона еще привлечен на завершающей стадии операции?

— Теперь я могу вам сказать, это наш посол и представитель Премьера. Из ваших подданных — министр финансов Шамсид. Он должен обеспечить беспрепятственный проход группы Джефферсона во дворец.

— С вами еще кто-то был в составе разбитой группы войск?

— Я один, поскольку секретность операции очень высока, кого-то посвящать в детали директор МИ-6 посчитал излишним.

— Не верю.

— Махмуд, помоги сэру Хиггинсу вспомнить, — приказал я.

Молниеносным движением Махмуд без затей воткнул тонкий кинжал в колено Джима.

Хиггинс взвыл и задергался на стуле. Мой отец побледнел, но не проронил ни слова.

— Ну же, Джим, говорите, неужели вам нравится испытывать боль?

— Вы дикарь, Ваше Высочество! Я с вами разговариваю откровенно, а вы увечите меня!

Подойдя ближе, я покачал кинжал в колене Джима, вызвав очередную порцию криков. Видно возраст сказался, британец потерял сознание. Похлопав по щекам, вернул его к действительности.

— Облегчите душу, сэр, станет легче, и кинжал из ноги достанем.

— Доставайте проклятый кинжал! Вместе со мной, переодевшись унтер-офицером, сдался в плен капитан Генри Тернер. Его легко узнать среди наших солдат по рыжим волосам на голове.

— Ибрагим, найди капитана, и помести в другую комнату, с ним поговорим позже, — кивнул телохранителю.

— Ваше Высочество, — позвал меня Махмуд, — посмотрите, что я нашел в подкладке кителя.

На столе лежали несколько листов, исписанных мелким почерком по-английски. Просмотрев их, понял, что текст зашифрован, поскольку Хиггинс не стал бы прятать обычные стихи.

— Где ключ к тексту?

— Какой ключ? — морщась от боли, сказал Джим. — Это просто стихи, которые я решил сохранить, их написала моя дочь.

— Сэр, у вас никогда не было дочери, есть незаконнорожденный сын, которого вы, кстати, до сих пор не признали. Не усугубляйте свое положение. Говорите честно, а то я буду вынужден перейти к более жесткой форме допроса.

— Больше ничего вам не скажу, так с союзниками не поступают.

— Не хотите говорить сейчас, и не надо, вами займется Махмуд. Когда вы станете похожим на стейк, говорить будет поздно, ваш коллега мне все поведает.

Я, прихватив бумаги Хиггинса, вышел в другую комнату, где уже находился в таком же виде капитан Тернер. Не говоря ни слова, я распорол его китель, извлек тонкую тетрадь и несколько листов. Генри удивленно смотрел за моими манипуляциями.

— Капитан, будем говорить, или тоже в герои метите? — спокойно поинтересовался я. — Присутствующий здесь Ибрагим — большой любитель помахать саблей, отсекая ненужные части человеческого тела. Иметь две руки и две ноги, непозволительная роскошь для вас. Предлагаю вам все изложить мне подробно, как на исповеди. Предупреждаю, не вздумайте обманывать, ложь я определю быстро, тогда ваша жизнь не будет стоить ничего.

Тернер понял меня правильно, стал говорить.

О гибели Джефферсона и войск полковника Гисборна ему и Хиггинсу ничего не известно. Они долгое время находились в пути из Индии, а связи с Ираном на территории Ирака у них не было. Хиггинс, войдя в контакт с Гисборном в Ахвазе, планировал форсированным маршем следовать в Тегеран. К его прибытию власть должна перейти ко мне. Используя свое влияние на Искандера, Хиггинс намеревался заставить нового шаха просить у Британии военной помощи. Согласно плану операции, воинский контингент, следовавший из Ирака, не встречая сопротивления, осуществляет захват ключевых предприятий, влияющих на экономику страны. Министру финансов Ирана Шамсиду поручено парализовать всю финансовую систему страны, вывести в иностранные банки все валютные запасы. Что интересно, счета для вывода средств Шамсиду должен предоставить Хиггинс. Зная о слабости иранской армии, британцы планировали произвести полное разоружение всех военных, с последующей их заменой войсками британской короны. Для Тернера и Хиггинса уничтожение британских войск в районе Горного Махишерха стало полной неожиданностью. Пребывая в отчаянном положении, Хиггинс принял решение о переодевании. Только вчера, ближе к вечеру, Джим сообщил Тернеру, что нашел выход из положения, случайно увидев меня. Явки и пароли в Тегеране Гарри неизвестны, Джим не сообщал ему. Посол Великобритании в Иране сэр Ричард Стоун и представитель Премьера сэр Уильям Гаррисон прекрасно знают все детали проводимой операции, собственно они являются ее руководителями. Также капитан отметил, что перед отправкой в Ирак, Хиггинс имел продолжительную беседу с лордом сэром Арчибальдом, к сожалению, содержание беседы Тернеру неизвестно.

Затем я вернулся к сэру Хиггинсу. Он умолял его выслушать, обязался говорить только правду, похоже, Махмуд хорошо с ним поработал. Джим полностью подтвердил сведения Тернера, а также сдал всю шпионскую сеть в столице. Чтобы ничего не упустить, я попросил отца все тщательнейшим образом записать. Неприятной была информация о подготовке пуштунских племен Афганистана к вторжению в Иран. Я прекрасно помню воспоминания наших старших офицеров, прошедших ужасы Афганистана в 80-х годах XX века в моем мире, и хорошо знал о воинственности этих племен. Пуштуны большим количеством мобильных групп на лошадях могут доставить нам большие неприятности. В открытые боестолкновения они вступать не станут, а вот действия из засад — их излюбленная тактика.

Почему-то о встрече с лордом Арчибальдом сэр Хиггинс запамятовал, пришлось ему освежить память довольно непопулярным способом. То, что я услышал, повергло меня в шок.

Британцы в действительности хотели сместить правящего шаха, и вручить мне власть, окружив «заботой» преданных британской короне помощников. Под их влиянием я обязан запросить военную помощь, так как страна находится в якобы враждебном окружении. Пока я утверждаюсь на шахском троне, в порту Бушир производит высадку воинский контингент Британии, численностью до двадцати тысяч солдат со всеми средствами усиления, в том числе с танками и бронемашинами. Выйдя на рубеж атаки в районе Ахваза, оккупировав южную часть Ирана, британцы организуют так называемое «демократическое правительство», к которому должна перейти вся власть в стране. Чтобы «правительство» стало легитимным, помеха в лице нового шаха Искандера устраняется путем убийства. Других членов семьи Пехлевани в живых тоже не планировали оставлять, то есть, вся семья уничтожалась. Джефферсон подготовил достаточное количество исполнителей этой акции с французскими паспортами.

После убийства шаха Британия объявляет войну Ирану, и в темпе наращивает свое военное присутствие. За три-четыре месяца какое — либо сопротивление населения страны будет полностью подавлено.

Каюсь, не удержался, прошелся по Хиггинсу несколькими мощными ударами, и так неудачно, что сломал ему челюсть.

Затем в кабинет доставили Тернера и он, совместно с Хиггинсом под угрозой применения оружия, составил шифрованное донесение в Дели, в котором сообщалось об успехе операции под Горным Махишером. Сообщалось, что группировка выдвинется к Ахвазу с целью захвата промышленного района и организует плацдарм для беспрепятственного продвижения войск вглубь Ирана. На всякий случай пришлось вновь попинать шпионов, вдруг они в шифровке написали что-то, указывающее на их работу под контролем. Капитан и Хиггинс слезно заверили, что ничего такого они в донесении не указали. На всякий случай я им пригрозил, что если обман вскроется, то их смерть будет очень долгой и мучительной.

Собрав все документы, пошел звонить Рустему.

Шах большую часть сведений знал.

Со дня «гибели» Джахана в столице введен комендантский час. Днем и ночью столицу охраняет большое количество патрулей. Средства связи для простых людей по всей стране отключены, в том числе в дипломатическом квартале Тегерана. Посольства всех стран взяты под надежную охрану войсками. Теперь без разрешения охраны никто покинуть посольства иностранных государств не может. Все желающие попасть в посольства проходят через руки шахской стражи. Уже есть много задержанных, подозреваемых в шпионаже в пользу различных государств. Продукты питания в посольства доставляются исключительно по письменным заявкам. Все газеты в Тегеране и по всей стране закрыты, типографии опечатаны, радиостанции прекратили вещание. Временно Иран прекратил какое-либо общение с миром.

Министр финансов Шамсид сидит в тюрьме, и усиленно кается, сообщая реквизиты тайных счетов, через которые финансировалась агентура британцев. Начатая Джаханом чистка государственного аппарата за истекший месяц завершена, многие поплатились должностями, а кое-кто головой. В настоящий момент группы «контролеров» отбыли в провинции страны с широкими полномочиями. Особенно тщательно будет проведена работа на юге Ирана, где многие годы присутствовали британцы и смогли построить разветвленную агентурную сеть.

В отношении пуштунов Рустем меня немного успокоил. Оказывается дед, уже провел переговоры с их предводителем — Бабраком Наджисаидом. Поскольку британцы им не давали аванс, а обещали деньги только по результатам нападений, то воевать племена пока не будут. По словам шаха, в скором времени пуштунам будет не до нападений. Уточнять я не стал.

Примерно через месяц я узнал, что Пакистан вторгся на территорию Афганистана, и все мужчины, способные носить оружие, отправились воевать. Таким образом, опасность на восточных границах на некоторое время отступила.

Также я сообщил имена ключевых агентов Британии в Тегеране. Отец обещал озаботиться их судьбой.

Касательно возможной высадки значительного количества британских войск в Бушире, Рустем сказал, что к Ахвазу направлена вновь сформированная третья и четвертая армия. Мне приказал вступить в командование всеми войсками в этом районе. Указ о назначении меня командующим войсками страны уже подписан. Шах приказал в спешном порядке направить все наличные силы в Ахваз и занять прочную оборону, с целью воспрепятствования проникновения британских войск вглубь Ирана. Продовольствием, боеприпасами и амуницией нас обеспечат.

Вернувшись в штаб, приказал начать подготовку к передислокации нашей армии в Ахваз.

К вечеру стали прибывать передовые части второй армии. Полученная информация от офицеров штаба армии вызвала у меня настоящую и непреодолимую ярость. Подумать только, армия в боях у городка Каэмшенгир потеряла убитыми и ранеными почти полнокровную пехотную дивизию и приданную ей артиллерию.

Полковник Бахрам стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу, я ему не предложил сесть.

— Объясните полковник, — зло глядя на офицера поинтересовался я, — почему вверенные вам войска понесли значительные потери? — Количество противостоящим вам британцев не превышало трех тысяч. Вы бездарно провели операцию, погубили массу с таким трудом обученных солдат.

— Ваше Высочество, — полковник упал на колени, — шайтан попутал. — Уверовал я в то, что мои войска стали непобедимы, не внял вашему приказу, отступил от разработанного плана. Решил с марша атаковать британцев. Они оказались на удивление хорошо подготовленными, имели много артиллерии. Мы несколько раз их атаковали, пока смогли сломить их сопротивление, а потом и полностью уничтожить.

— Британцы успели окопаться в Каэмшенгир? Как такое возможно? Вы выдвинулись туда заранее, и время на подготовку у вас было предостаточно, чтобы встретить врага на оборудованных позициях.

— Да, времени у нас было много, но я неправильно истолковал ваш приказ. Подумал, что противник будет медленно передвигаться в горной местности, и у нас времени достаточно. Мы выдвигались к городку медленно, делали длительные привалы, регулярно совершали намаз, как положено правоверным мусульманам. А оказалось, что британцы нас переиграли. Они были значительно мобильней нас. Я вынужден был начать сражение с марша. Несколько раз предпринимал фронтальные атаки, которые не приводили к желаемому результату.

— Вы, что, полковник, какая трактовка приказов командования. Кто вы такой, чтобы присваивать себе право толкования, обсуждения и трактовки приказов, а? Вы дослужились до высоко звания и до сих пор не знаете, что приказы выполняются? А где был ваш начальник штаба полковник Сиделев?

— Он требовал, чтобы я прекратил бессмысленные атаки и провел перегруппировку войск, заняв господствующие высоты. Затем огнем артиллерии предполагалось нанести несколько ударов по британцам, и только после этого провести атаку с нескольких направлений.

— Почему вы так не поступили?

— Я хотел стать победителем британцев, и не стал обращать внимание на подсказки русского. Когда он попытался меня отстранить от командования, я приказал его арестовать.

— И в итоге вы положили целую дивизию!

— Виноват, не подумал, но я исправлюсь.

— Конечно, полковник, исправитесь. Вы возглавите погибшую дивизию, чтобы сопроводить их к Аллаху. За свои поступки надо отвечать.

На закате разжалованного полковника расстреляли перед строем двух армий, я не стал его жалеть, потому что он повинен в гибели большого количества солдат.

Позиции под Ахаджаром нам были хорошо знакомы, мы на них уже оборонялись против британцев, но сейчас предстояло их подготовить с учетом применения противником танков и бронемашин. Ведь именно Ахаджар является ключом к Ахвазу, потеряй мы его, дальше противника никто не остановит.

Все взрослое население от Бушира до Ахваза было согнано на строительство оборонительных рубежей. По настоянию отца предусмотрели три линии обороны. Копали противотанковые рвы, кстати, по моему требованию, оборудовали «волчьи» ямы, заполняя их сырой нефтью. Решили использовать опыт применения бочек с самопальным «напалмом». На всех более или менее проходимых тропах в горах устраивали завалы из камней. Иногда доводилось использовать взрывчатку. Каждый окоп, каждую позицию орудий и минометов я облазил лично, старался убедиться, что все сделано правильно. Не то, чтобы я не доверял своему штабу, просто я прекрасно понимал, что от предстоящего сражения зависит многое, если не все. Перебьют нас британцы, и все, Иран, как независимая страна перестанет существовать. И еще не факт, что в этом сражении мне и отцу посчастливиться уцелеть. Правда, я постараюсь это сделать, я не собираюсь обманывать Анастасию.

К исходу третьего дня прибыли третья и четвертая армия. Я сразу же заменил командование, поставил во главе третьей майора Седова, а четвертой армией будет управлять подполковник Самойленко. Отец им определил места в полосе обороны, которую они должны занять и совершенствовать, все необходимые документы и планы переданы.

Если посмотреть на весь район с высоты птичьего полета, а я, кстати, поднимался на воздушном шаре, который мы взяли в качестве трофея: куда ни глянь, везде ведутся работы, люди копаются в земле, подобно кротам. Надеюсь, глубокоэшелонированную и прочную оборону мы создадим. Хорошо, что погода нам благоприятствует, солнце не сильно палит, и дождей нет.

Поздно вечером заявился дед. Он привел обратно выделенные ему в помощь пехотные полки. Оказывается, посыльный с приказом шаха его смог разыскать, и дед своевременно прибыл к Ахаджару.

— Ну, Искандер, ты и развернулся, — сказал дед после приветствий. — Ты со своим начальником штаба армии решил перекопать весь юг!?

— Для начала, я тебя поправлю. Генерал-полковник Воронов с недавних пор начальник штаба вооруженных сил страны, а я командующий всеми войсками.

— Молодец, Рустем, понял, что ваш тандем работает с очень большой пользой. Ты расскажи мне, почему меня спешно отозвал шах? Мне еще бы две-три недели, и всех прихвостней британских я бы изгнал из наших земель, или упрятал в землю.

Пришлось подробно изложить Джахану информацию, полученную от Хиггинса и Тернера.

— Да, ситуация, — задумался дед. — Это, конечно, хорошо, что ты отправил сообщение в Индию, а не прибил шпионов. Пусть британцы думают, что все идет по их планам. И Рустем отключил все средства связи своевременно. Когда в Бушир подойдут корабли Британии?

— Если верить словам Хиггинса, с момента получения от него шифровки должно пройти не менее двух недель. Считай, неделя уже прошла.

— Ага. Поскольку мне не стоит праздно болтаться у вас под ногами, я озабочусь сбором ополчения из местного населения. Полагаю, тысяч десять-пятнадцать собрать смогу. Только оговорюсь сразу, воевать в строю крестьяне не умеют, я им поручу перекрыть все пути в горах. На это у них знаний и умений достаточно. В Ахвазе связь действует?

— Только для меня.

— Распорядись, чтобы мне ее предоставили, хочу нашим друзьям передать сведения о крупной «добыче».

— Думаешь, помогут?

— Война пока между ними не окончена, и в Индийский океан прибыла мощная французская эскадра. Пусть попробуют на зуб «владычицу морей».

Спал плохо, то и дело просыпался с мыслями о предстоящем сражении, припоминал, все ли я предусмотрел, все ли сделал.

Наша глубокоэшелонированная оборона представляла собой систему взаимосвязанных укрепрайонов, которые, при необходимости могли вести бой в полном окружении и поддерживать друг друга огнем. Каких-либо промежутков в боевых порядках укрепрайонов не было, сплошная линия обороны. Предусматривалось, что при значительных потерях на передовых рубежах, по ходам сообщений, войска могут отойти на следующий рубеж, и вновь вступить в бой. Третья линия обороны построены по принципу сплошных оборонительных узлов, могущих вести бой самостоятельно, без поддержки соседей. Думаю, враг не сможет так глубоко вклиниться в наши порядки. Нам главное на первом этапе выбить у них танки и бронемашины, являющиеся основной ударной силой британцев. На всякий случай оборудовали позиции зенитной артиллерии и пулеметов, вдруг нас атакуют самолеты, нам такие сюрпризы не нужны.

Поспать удалась от силы пару часов. Утром я уже более предвзято осмотрел позиции, проверил наличие запасов воды, продовольствия и боеприпасов на боевых позициях. Кое-где делал замечания по маскировке. В целом, подготовкой я был доволен, да и личный состав горел желание всыпать британцам, как следует.

Отец, сопровождая меня, проверял штабную работу. Иногда я слышал его командный голос, и оправдание офицеров. Выявленные недостатки устранялись моментально.

— Когда меня направляли в Иран, то, по распоряжению императрицы, дали ознакомиться с совершенно секретными сведениями, а именно с размещением наших войск за пределами империи, — сказал отец, когда мы пили с ним вдвоем кофе после обеда. — Так вот, неподалеку от побережья Ирана есть остров Абу-Муса, его еще называют «Землей Моисея». Он один из шести островов архипелага в Ормузском проливе, очень удобно расположен, что позволяет контролировать судоходство в этом районе. Более ста лет назад Россия взяла в бессрочную аренду этот клочок земли, построив там военно-морскую базу. Крупных сил там Россия не держит, но мощный отряд подводных лодок имеет. Насколько мне известно, там есть отличные подводные постановщики мин. Представь, вся акватория порта Бушир будет усеяна минами. Какие-то корабли британцев подорвутся, что нам на руку. А потом островитяне устроят траление бухты, и тоже им прилетит, ведь мины могут взрываться от перепада давления, а если там поставят секретные магнитные мины, то я не завидую морякам Её Величества.

— Что-то вы много знаете, господин генерал-полковник, — усмехнулся я отцу. — Не иначе, как в кабинете Её Величества Маргариты II с документами знакомились. С чего такая щедрость?

— Я тогда и сам толком понять не мог. А когда тебя здесь встретил, понял, императрица хочет тебе помочь, но не знает, как не разозлить Британию. Применение подводных лодок было бы хорошим нам подспорьем. И французам можно будет скрытно помочь, когда они с британцами схватятся.

— До грядущих событий осталось мало времени, я не успею съездить в Москву, и переговорить с императрицей.

— Маргарита II наверняка дала тебе позывные для связи в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, она женщина предусмотрительная. Даю руку на отсечение, она тебе даже шифровальную таблицу вручила. Считай, что такие обстоятельства наступили. База на острове называется объект «Синдбад».

Ох, уж эти шпионские игры. Просидел на телеграфе больше двух часов, пока получил от тещеньки одобрение. Если вкратце, то постановка ста мин будет выполнена в ближайшие дни. На траверзе Бушира круглые сутки будут нести вахту две-три подводные лодки. Если французы нападут на британцев, русским морякам приказано, не обнаруживая себя, провести несколько торпедных атак, и скрытно уйти на базу. Затем, в течение двух-трех дней осуществлять ночные торпедные атаки британских судов, прорвавшихся в бухту Бушира.

Буду надеяться, что помощь наших моряков будет существенной. Надо переговорить с дедом, пусть он направит своих проверенных людей к Буширу, чтобы получить объективную информацию. Это я так размышлял, но отец меня опередил. Он отправил в Бушир группу поручика Говорова, снабдив дальномером и биноклями. Теперь только остается ждать, что нам сообщит поручик.

Естественно никто не сидел, сложа руки. Мы совершенствовали оборону и строили новые огневые позиции, а также тренировались. Гоняли солдат от души, я хотел, чтобы они были готовы встретиться с грозным врагом, чтобы их, как можно больше уцелело.

Только через десять дней в расположении штаба появился Говоров.

— Британские морские силы прибыли к Буширу во второй половине дня, — стоя по стойке смирно, на английском языке докладывал поручик. — Поскольку мы заранее заняли удобные для наблюдения места, сложности не испытывали. Первыми в бухту вошли миноносцы № 15 и № 19, а за ними линейный крейсер «Тайгер». На середине бухты под кормой крейсера произошел сдвоенный взрыв, корабль стал крениться на левый борт. Однако командир направил «Тайгер» на мель. Во время циркуляции произошел еще один подрыв ближе к носовой части судна, но это не помешало ему успешно сесть на мель.

Примерно через сорок минут в бухту вошли три корабля, и занялись проверкой фарватера и тралением. По направлению к порту тральщики не обнаружили мин и семафором дали «добро» на проход остальных кораблей. Хочу сказать, что транспортов и грузовых барж мы насчитали двадцать пять штук. Пока они заходили в бухту, их охранением занимались: линкоры — «Ривендж», «Ринаун», броненосцы — «Кинг Эдуард VII», «Лорд Нельсон», полтора десятка бронепалубных крейсеров различного класса, а также семнадцать миноносцев. Странно, но два госпитальных судна с красными крестами на бортах, «Куин Виктория» и «Куин Мария» остались на внешнем рейде, под охраной плавучей ремонтной базы «Блекшип».

Когда британцы втянулись в бухту, их с юго-восточного направления атаковали французы с применением восьми броненосцев класса «Дантон», десятка крейсеров и двух десятков миноносцев.

Надо отметить, что французы били только по военным кораблям, транспорты, госпитальные судна они не трогали.

Бой длился около двух часов. Лишенные маневра британские корабли вначале только отбивались. Мы заметили три попадания в линкор «Ривендж», там вспыхнул пожар. Однако на его маневренности и боеспособности попадания не сказались.

Опомнившись, и развернув все корабли, британцы атаковали французов всеми силами. Надо сказать очень мощно атаковали. Прямым попаданием в район носового артиллерийского погреба взлетел на воздух один «Дантон». Я так полагаю, у британцев более крупный калибр орудий, и более мощные снаряды. Ответили французы тоже неплохо, несколько раз точно попали в линкор «Ринаун», который вышел из боя, и через несколько минут взорвался.

Посчитать все попадания, доставшиеся бронепалубным крейсерам и миноносцам затруднительно, могу с уверенностью сказать, что большинство из них выведены из строя на длительное время, есть потопленные.

К заходу солнца французы вышли из боя, и стали уходить в юго-западном направлении, потеряв в общей сложности: три «Дантона», пять крейсеров и восемь миноносцев. Британцы понесли меньшие потери: один линкор, один линейный крейсер, севший на мель, шесть бронепалубных крейсеров и пять миноносцев.

Оставшийся на внешнем рейде линкор «Ривендж» прикрывал отходящие в порт британские корабли. Уже в полной темноте мы увидели три взрыва, осветившие его левый борт. Спустя двадцать минут линкор взорвался, зарево от взрыва осветило почти всю бухту.

На этом злоключения для британцев не закончились. В разных местах бухты случились подводные взрывы. В темноте рассмотреть какие суда пострадали, не удалось. Пришлось ждать утра.

Утром рассмотрели, что полностью боеспособным является броненосец «Кинг Эдуард VII», шесть крейсеров и пять миноносцев. В полузатопленном состоянии в бухте находится девять барж и транспортов. Госпитальные суда не пострадали.

Британцы с прошлого вечера осуществляли выгрузку живой силы и техники в порту. Зафиксировали несколько танков и самолетов в разобранном виде.

С наступлением светлого времени суток наблюдение сняли, так как британцы выслали несколько кавалерийских разъездов.

— Спасибо, вам поручик, отличная работа, — поблагодарил я Говорова, — идите, отдыхайте.

Да, есть над чем задуматься. Грубо говоря, по численности британцев мы превосходим в четыре раза, а может и в пять. Но опять же остро стоит вопрос обучености наших солдат. Наверняка британцы высадили на нашу территорию не вчерашних крестьян, а закаленных в боях в Индии воинов, умеющих хорошо воевать и без лишних эмоций убивать себе подобных. Плюс поддержка пехоты танками и самолетами. Такие рода войск в моей армии отсутствуют. Если с самолетами более или менее уже сталкивались, то с танками будем иметь дело впервые, я не беру во внимание русских инструкторов, они парни с головой и знают, как поражать бронированных монстров. К сожалению, научить наших солдат не бояться танков сложно, и времени уже нет.

Утром следующего дня меня разыскал Джахан.

— Сам не видел, но мои люди говорят, что британцев набралось, как блох на собаке, — смакуя кофе, отметил дед на совещании штаба. — На данный момент у британцев в порту есть двенадцать танков и десяток бронемашин с пулеметами. Двадцать пять самолетов уже почти собрали на пустыре рядом с Буширом. Подобраться и попытаться сжечь самолеты не удалось, очень плотное охранение. По оценкам моего человека, а я склонен ему верить, пехоты примерно собрали тысяч двадцать. Кавалерии мало, около двух тысяч. Сейчас войска начинают выдвигаться в нашем направлении.

— Дед, ты как думаешь, наши враги нигде свернуть не могут? А то все наши приготовления коту под хвост.

— Искандер, ты и сам знаешь и помнишь, что к нам только один путь, а на всех тропах наши ополченцы. Они много не навоюют, но шуму произведут достаточно, любой откажется лезть в горы, когда существует угроза обвалов. Какими бы смелыми не были британцы, они еще и прагматики. Я вот хотел предложить возобновить те ночные артиллерийские налеты на лагеря неприятельских войск, что вы практиковали в прошлый раз.

— Вы совершенно правы, уважаемый Джахан, — сказал генерал Воронов, — я предлагаю, с учетом сложившейся обстановки, усилить такие отряды подвижными разъездами, где-то по двадцать-тридцать сабель в каждом. — Мы так позволим нашим артиллеристам стрелять в спокойной обстановке.

— Было бы неплохо установить на грузовиках тяжелые минометы, например, один взвод их трех стволов, — предложил я. — Приблизившись к лагерю противника на три километра, минометчики с максимальным темпом выпускают по противнику — двести-триста мин разных видов, и быстро исчезают в темноте ночи. Пока британцы проверят место стрельбы, наши артиллеристы, загрузившись минами, наносят удар из другого места. Можете возразить, что нормальных, проезжих дорог для автомобилей мало, но британцы ведь об этом не знают, а нами наша территория хорошо изучена.

— Я поддерживаю предложение Его Высочества, — улыбнулся отец, — и добавлю, что нанесение удара по врагу возможно только по точным данным разведки. — Начальнику разведки уже даны распоряжения на сей счет. И еще, не забывайте, британцы имеют самолеты. Поэтому в ближайшие дни нужно ожидать разведывательных полетов. Предлагаю вынести все зенитные средства за территорию наших укрепрайонов, чтобы скрыть наличие самих укрепрайонов, и дезориентировать противника. Пусть он думает, что зенитчики прикрывают истинные наши позиции. Командирам всех частей обеспечить полную маскировку всех инженерных сооружений от обнаружения с воздуха и с земли.

На том и порешили. Спешным порядком «орешки» и зенитные пулеметы устанавливали на новых местах, готовили огневые позиции, особо не маскируя. Сегодня самолеты не прилетели, и мы успели выполнить весь объем работ.

К вечеру поступили данные от разведки, что противник силами до дивизии остановился на ночлег у деревни Абу-Кабар, что в семидесяти километрах от наших позиций. Туда выдвинулся взвод минометов на автомобилях, мою задумку воплотили в жизнь. Прикрывать расчеты отправили на грузовике солдат, вооруженных ручными пулеметами Звонарева.

— Волнуешься? — неслышно подошел ко мне Джахан, когда я курил папиросу, усевшись на бревне. — Наши пушкари нормально выполнят задачу, не рви сердце. Тем более ночь им поможет.

— Знаешь, дед, иногда мне тяжело посылать людей на задание, ведь они могут и не вернуться назад, а сложить свои головы.

— Приходится кого-то приносить в жертву, чтобы сохранить жизнь многим. Я вот хочу выразить тебе благодарность от имени шаха и от себя лично. Ты со своим отцом храбро воюешь за наш народ, и не за деньги бьетесь. Вначале я не мог понять, что вами движет, понимание пришло совсем недавно. Ты окончательно стал частью нашей семьи, а твой отец, из-за любви к единственному сыну, готов положить свою жизнь, чтобы помочь ему. Как я его понимаю! Вот и я стараюсь, по мере сил помогать Рустему и тебе. Искандер, ты стал мне настоящим внуком, а вдобавок, истинным персом, который не щадит ни себя ни врагов. Я горжусь тобой. Кстати, если все пройдет, как надо, то британцы скоро лишатся кавалерии, а возможно и тяговых лошадей в орудийных упряжках. У них не так много корма для лошадей, и в ближайшие дни они должны отправить своих фуражиров по деревням. Отберут у крестьян все более-менее пригодное зерно. А оно не простое, оно отравленное. Через два-три дня начнется падеж лошадей, поскольку попавший в организм животного яд ничем вывести невозможно.

— Очередное восточное коварство учиняешь, дед, как сказали бы британцы. Жаль, конечно, лошадей, но для ослабления противника все средства хороши.

— Ты бы поспал. Завтра тебе потребуется свежая голова, чтобы принимать верные решения.

Утром улыбающийся лейтенант Гончех докладывал в штабе о результатах ночной стрельбы, он командовал взводом минометов. Скрытно приблизились к лагерю противника, расставили автомобили, и в течение десяти минут выпустили триста мин по британцам. Ориентироваться было легко, неприятель развел большое количество костров. Сколько положили врагов, сказать трудно, но лейтенант надеется, что убили и ранили многих. Когда снимались с позиций, в лагере противника пылали пожары и были слышны взрывы. Второй выход на задание отменил отец, уже начинался рассвет, он не решился рисковать людьми.

Сотня-две убитых британцев, а еще несколько сотен раненых, это, по сути, капля в море, но надеюсь, нам удалось поколебать у врага уверенность в своих силах, и показать им, что легкой прогулки по землям Ирана не будет.

Около десяти утра в небе появилась четверка самолетов на высоте примерно километр. Затем они стали, под малым углом пикировать на обнаруженные зенитные позиции. Все семьдесят стволов разных калибров дружно ударили по самолетам. Я хорошо видел, как один самолет взорвался прямо в небе, похоже, какой-то расчет зенитки удачно попал. Минут пять непрерывной стрельбы, и небо совершенно чистое. К сожалению, никого из пилотов захватить живыми не получилось. Приказал занять запасные позиции, оставив на прежних имитаторы орудий из веток и палок, постараемся завести в заблуждение вражеских пилотов, если вновь прилетят.

Естественно за наземным противником велось постоянное наблюдение. Информацию сообщали кавалеристы-посыльные. Британская пехота продолжила движение, ощетинившись во все стороны стволами винтовок. Впереди походных колонн двигались четыре бронеавтомобиля, а тылы прикрывали пять танков. Как доносили разведчики, на месте ночевки британцы оставили один сгоревший броневик, четыре орудия и много разбитых повозок. Сколько похоронено солдат под могильным холмом — неизвестно. По направлению к Буширу ушло тридцать повозок, загруженных ранеными. Неплохой результат ночной вылазки. Как ни печально, но со стороны Бушира в нашем направлении двигались танки и бронеавтомобили. Кавалеристы из-за пыли точное количество не установили.

В течение дня вражеские самолеты не прилетали, а мы занимались совершенствованием и укреплением позиций. Посоветовавшись с отцом, я приказал у центрального противотанкового рва с обоих флангов установить по два орудия системы Плахова, чтобы они прямой наводкой могли уничтожать бронированные цели. Бронебойных снарядов у нас не было, но я полагал, что с близкого расстояния осколочно-фугасные снаряды смогут проломить пятнадцатимиллиметровую броню танков. Укрыли орудия в древесно-земляных капонирах, имеющих крышу из толстых бревен в четыре наката. Тщательно замаскировали. От фланкирующего огня этих орудий спасения противнику не будет. Пехотное прикрытие этих позиций обеспечивали две роты пехотинцев, также основательно окопавшихся.

Разведке поставил задачу ночью взять языка, по возможности офицера, рядовой солдат или унтер-офицер, нужной информацией обладать не может.

За день противник продвинулся на тридцать километров. Мы всего один раз смогли его обстрелять из орудий, мешали многочисленные конные разъезды.

На ночную охоту отправили два взвода минометов с кавалерийским прикрытием, нельзя недооценивать противника, он может преподнести нам неприятный сюрприз. Расстояние до лагеря врага сократилось почти вдвое, поэтому я приказал подготовить комплект боеприпасов два повторного удара.

Через два часа вернулись минометчики. Только одному взводу удалось успешно отстреляться, второй не смог занять позицию, в удобном месте наши кавалеристы наткнулись на засаду, есть потери.

Порадовал меня поручик Костюшко. Он, воспользовавшись суматохой, возникшей в лагере британцев при обстреле, смог незаметно похитить майора Генри Милтона, начальника штаба 12-го пехотного полка 5-й пехотной дивизии. Связав майора, с кляпом во рту, поручик на лошади доставил его в штаб. Да, в самое пекло полез Костюшко, выполняя мой приказ, отчаянный он человек и смелый. Обязательно представим храбреца к награде.

Допрос Милтона я вел в присутствии деда, начальника штаба и начальника разведки, других офицеров решил пока не приглашать.

Британец, несмотря на помятый вид, сразу предложил нам сложить оружие, и обещал замолвить слово перед командиром дивизии о нашем помиловании. На все наши вопросы отвечать отказался. Ладно, на этот случай у меня есть Ибрагим, у него заговорит даже немой. Я попросил телохранителя поработать с майором, но без серьезных травм, он должен, вменяемо говорить.

Не прошло и десяти минут, как Генри Милтон был готов к беседе, а поток извергаемых им во время последовавшего допроса слов не знал границ. Кстати, Ибрагим его даже не бил, а просто опасной бритвой побрил голову, сказав майору, что с волосами отрубленная голова смотрится хуже.

5-я пехотная дивизия под командованием генерала Джеральда Гамильтона имеет задачу осуществить захват Ирана. До этого дивизия вела ожесточенные бои в Индии и по ряду причин выведена из действующей армии. Как полагает Милтон, Британия потеряла большую часть индийских территорий, и вынуждена выводить свои войска на родину. Война там скоро закончится, Индия получит независимость.

Его дивизии не повезло, направили в Иран, правда, никто не предполагал, что уже в порту Бушир, британская эскадра подвергнется нападению французских кораблей, ведь переброска войск проводилась в режиме повышенной секретности. Морякам удалось отбиться от французов, но и потери понесли существенные. Большинство кораблей в плачевном состоянии, если вновь атакуют французы, то остатки эскадры окажут слабое сопротивление, и по всей вероятности погибнут.

Дивизия тоже пострадала. На минах подорвались два транспорта с танками, десяток танков покоится на дне моря. В затонувших транспортах лежат пять батарей орудий с боеприпасами. В живой силе потери незначительные, чуть более тысячи утонувших пехотинцев. По словам майора, уже вторые сутки в порту не прекращаются взрывы, по неизвестным причинам гибнут, стоящие у причалов и на якорях, корабли. Догадываюсь, что неизвестной причиной, являются действия подводных лодок базы «Синдбад», огромное спасибо, Вам императорское Величество МаргаритаII.

Также Милтон перечислил весь командный состав дивизии, подробно рассказал о силах, собранных против нас. А их очень много. Более двадцати тысяч пехоты, сто пять орудий разных калибров и систем, тридцать самолетов «Бристоль файтер», двадцать один танк «Викерс М III» и сорок три пулеметных бронеавтомобиля «Роллс — Ройс». Эти данные существенно отличаются от сведений, полученных лазутчиками деда и поручиком Говоровым. Собственно и не удивительно — к тому времени разгружены были не все транспорты.

Милтону одели на руки кандалы и отправили в импровизированную тюрьму, я хотел его иметь под рукой, вдруг возникнет необходимость что-то уточнить.

— Задумался, стратег? — поинтересовался дед. — Правильно делаешь, любой свой шаг надо осуществлять взвешенно, чтобы не оступиться. Враг собрал большую силу, нам еще не приходилось воевать против бронированных чудищ.

— Вот они и самолеты больше всего меня беспокоят.

— А пехоту уже в расчет не берешь?

— Для пехоты у нас земли достаточно, найдем, где похоронить. Да и боеприпасов у нас хватит.

— Милтон говорил, что на кораблях они привезли много снарядов для орудий и патронов для винтовок.

— Мы постараемся перерезать им линии снабжения. Направим к Буширу кавалерийский полк, пусть он дергает тылы дивизии, не заходя в зону досягаемости корабельных орудий.

— Поэтому ты отправил на фланги две дивизии, чтобы в удобный момент провести окружение британцев?

— Тех сил для окружения недостаточно, мы стараемся обезопасить себя от возможного обхода наших позиций. Оседлаем все высоты, и будем наносить удары. Главное, чтобы вся дивизия противника увязла в нашей обороне, собралась в плотную кучу, а потом направим в обход пару дивизий, они отрежут пути отступления.

— Хочешь повторить трюк, который провернул ранее?

— Хочу, но сейчас войск противника очень много.

— Устрой проклятым британцам скорейшую встречу с Иисусом, мне кажется, они уже задержались на земле среди живых.

— Постараюсь.

Два десятка британских самолетов «Бристоль файтер» сбрасывали бомбы с большой высоты и с горизонтального полета. Соответственно, и точность бомбометания по зенитным позициям была никудышная. Мы потеряли безвозвратно два расчета станковых пулеметов, но британцам за них отомстили «орешки», снесли три «Файтера». После отлета самолетов, зенитчики заняли новые позиции, оставив на прежних позициях обманки. Налет повторился через три часа. Теперь «Бристоли» подходили на малой высоте, и с небольшого пикирования сбрасывали бомбы более прицельно. Но в основном на «липовые» позиции, обнаруженные в ходе предыдущего авианалета. Зацепили, правда и реальные позиции. С одной стороны это принесло им результат, но и наши зенитчики отыгрались на британцах по — полной. Из двух прилетевших десятков, обратно убрались только шесть самолетов. Я обрадованно потирал руки, складывая в уме количество сбитых нами самолетов. Если британцы будут последовательны, и совершат очередной налет всеми наличными силами, то у нас появится возможность их выбить, тогда можно больше не беспокоиться об угрозе с неба. Очередная смена позиций. В местах гибели зенитных расчетов приказал разметить по три расчета ручных пулеметов Звонарева, вести борьбу с низколетящими целями они способны. Когда услышал крик наблюдателя о приближении самолетов, то скажу честно, по-настоящему обрадовался, что британский авиационный военачальник такой «хороший» человек.

В этот раз «Бристоль файтеры» бомбить не стали, а работали по нашим зенитным средствам из бортовых пулеметов. Что такое девять британских стволов, да еще находящихся в воздухе, да еще с такой скоростью — наши, стационарные, на земле, явно в более выигрышном положении. Что те, в небе, против шести десятков наших? Правильно, ничего особенного. За короткое время зенитчики полностью очистили небо от врага, даже смогли захватить одного раненого пилота в плен. К сожалению, он прожил недолго, но успел сообщить, что у противника больше нет боеспособных самолетов. И на том ему спасибо, от одной проблемы избавились.

Хотя, мы это и сами знаем, результаты допроса плюс знание элементарных арифметических действий позволили нам раньше получить столь важную и радостную для нас информацию. Отдал приказ всем зенитным средствам занять штатные места в укрепрайоне, на первом этапе они задачу выполнили, и даже перевыполнили. В дальнейшем им предстоит работать исключительно по наземным целям.

Наступившее до вечера затишье никто не нарушал.

Поступила информация от разведки. Противник остановился в десяти километрах от наших позиций, подтягивает пехоту. Восемнадцать танков заняли позиции фронтом в нашу сторону, прикрывая дивизию от возможного нападения с нашей стороны. Бронированные автомобили частью разместились в центре лагеря, а десять единиц остались прикрыть тылы, ведь наши кавалеристы периодически устраивают нападения на обозы. Ладно, пусть устраиваются на ночлег, мы традиционно их сон побеспокоим.

— Ваше Высочество, — позвал меня отец, — ко мне обратился наш главный сапер майор Петрушенко, с предложением о минировании дороги. — Он обнаружил на складах города полторы тонны аммонала, который почему-то не вывезли на рудники. Предлагает на удалении пяти километров от первого противотанкового рва, вдоль дороги заложить эту взрывчатку с химическими взрывателями, установив замедление на двенадцать часов. Противник накопится, и в положенное время произойдет одновременный подрыв. Предварительно взрывчатку укроют мелкими камнями, обеспечив значительное количество поражающих элементов.

— Хорошее и своевременное предложение, но я хотел отдать приказ обстрелять британский лагерь минометами.

— Так одно другому не мешает. Два взвода ведут обстрел, а саперы готовят пакость.

Ночная вылазка минометчиков, чуть не обернулась гибелью одного взвода. Каким-то образом британцы предугадали место установки автомобилей, и открыли ответный артиллерийский огонь. Один расчет погиб. По счастливой случайности боекомплект не взорвался, и поврежденный автомобиль удалось отбуксировать в укрепрайон. Второй взвод успешно выполнил задание и вернулся без потерь. В связи с этими обстоятельствами, я приказал увеличить численность прикрытия саперов, вдруг британцы разозлятся до такой степени, что предпримут попытку ночной атаки.

Опасения мои оказались напрасными, до двух часов ночи никто наших саперов не трогал, поэтому я отправился отдыхать, завтра предстоит очень и очень трудный день.

— Рано ты сегодня занял наблюдательный пункт, — усмехнулся Джахан, протягивая мне чашку ароматного кофе, — солнце только взошло, британцы еще умыться не успели. — Вот выпьют свой утренний чай, тогда начнут наступать.

— Не по себе мне, дед, как-то. Знаю, что схлестнемся с врагом сильно, многих потеряем, и хочется выстоять в этой схватке и победить.

— Не сомневайся, Искандер, выстоим и победим обязательно, зря, что ли ты со штабом здесь понастроил всего. Самолеты мы выбили. Как докладывают мне мои люди, у британцев начался падеж лошадей, и с каждым днем он усиливается. Таскать на руках пушки, снаряды, да все остальное солдаты долгое время не смогут, станут валиться от усталости. А ты их бей всеми силами.

— Мы будем вести сражение от обороны, дадим возможность противнику нас атаковать. Постараемся его измотать, выбить танки и бронеавтомобили, а потом потихоньку перемалывать живую силу. Ты же вчера был на совещании штаба, разве не помнишь, какой план предложил генерал Воронов?

— Почему не помню? Память пока не потерял на старости лет. Просто я хочу тебя отвлечь от тяжелых мыслей и настроить на боевой лад.

— Я уже настроился.

— И потому, опередив свой штаб, смотришь вдаль в бинокль?

— Изучаю обстановку, проверяю связь, жду докладов о готовности к бою.

Примерно через полчаса на наблюдательном пункте собрался весь мой штаб. Отец по телефону связался со всеми командирами подразделений, получил развернутые доклады о готовности к ведению боевых действий.

К девяти часам, несмотря на приличное расстояние, мы отчетливо услышали грозный рев двигателей и устрашающий неопытных солдат лязг гусениц танков, а спустя десять минут появился танковый клин британцев. За головным танком, с небольшим уступом двигались еще четыре танка. Внутри клина ехало четыре бронеавтомобиля. Уверен, что только от одного вида бронированного кулака у некоторых солдат и офицеров моей армии волосы на голове предательски зашевелились. Это я, имеющий опыт из прошлого, воспринимаю местные, то есть этой реальности, современные танки и броневики, как обыкновенные жестяные коробки, и знаю способы борьбы с ними. Подавляющее большинство моих офицеров видят танки впервые. Ничего, не так страшен шайтан, как его малюют, мы сможем показать противнику, что не зря потратили время на подготовку.

Танки добрались до первого противотанкового рва, и остановились. Похоже, с таким видом фортификационных сооружений, неприятелю сталкиваться не доводилось. Правильно, не доводилось, это из моего времени им сюрприз, на подготовку которого мы потратили много времени, сил и взрывчатки.

Британцы стояли и теряли драгоценное время, а также демонстрировали моим бойцам свою беспомощность, то есть миф всемогущества железных монстров развеивался перед почти обыкновенной ямой, еще до стычки с моими храбрыми воинами. Экипажи танков и броневиков стали покидать боевые машины, и внимательно осматривать препятствие, в полном недоумении почесывая свои белобрысые затылки. Я в бинокль наблюдал за противником. Вот бы предусмотреть снайперов, проредить офицеров слегка, да, ладно, и так справимся — имеется, чем. Когда у края рва скопилось достаточное количество солдат противника, залпом ударили засадные орудия с флангов. Это я вам скажу, отличное зрелище! Разом вспыхнули два танка, а один, окутавшись оранжевым пламенем взорвался. Осколки от снарядов и куски корпуса танка, смели людей, как смертельное дыхание Змея Горыныча, или Годзиллы — смотря о каком времени подумать. Наши артиллеристы посылали в скопление техники снаряд за снарядом, поражая бронированные цели с высокой точностью. Еще бы промахиваться, ведь расстояние всего километр, и командиры орудий, в спокойной обстановке его измерили чуть ли не шагами.

Спустя десять минут все было кончено. На краю рва полыхали уничтоженные танки и броневики, доносился звук рвущихся боекомплектов внутри них. Шевеления живых отмечено не было.

Ну, можно нас поздравить, первый бой с танками мы удачно выдержали, посмотрим, что предпримет противник. Боевой дух солдат заметно возрос.

Неприятель действовал грамотно. Подтянул артиллерию, и стал засыпать снарядами ров и позиции фланговых орудий. Успели все же их позиции обнаружить. Орудия нашего укрепрайона стрельбу пока не открывали, им дан приказ, до определенного времени не обнаруживать свои позиции. После артподготовки британцы предприняли очередную попытку наступления, но действовали более осмотрительно. Танки и бронеавтомобили сопровождала пехота. И вновь непреодолимым рубежом для противника стал глубокий противотанковый ров, разрушить его склоны артиллерийским огнем не удалось. Молодцы, местные крестьяне, копали с усердием и на совесть — каков эффект! Атака за атакой захлебывается, это то, что надо, отлично!

В этот раз посчастливилось сжечь всего два броневика. Танки поджечь не удалось, они постоянно маневрировали и прикрывались сгоревшей техникой. Танки доставили нам первую неприятность. Прямым попаданием тридцатисемимиллиметрового танкового снаряда в амбразуру, уничтожен расчет и выведено из строя одно левофланговое орудие. Сколько мы уничтожили солдат противника, неизвестно, но и этого хватило, чтобы противник отступил очередной раз.

Вновь британцы начали артобстрел. Отец приказал нашим пушкарям начать контрбатарейную борьбу, и по радиостанции отдал распоряжение укрытым на флангах дивизиям открыть огонь по противнику.

Когда разом наши артиллеристы выпустили несколько залпов, то интенсивность артналета британцев заметно снизился. Видно они не ожидали от нас подобных действий, и мы подавили их артиллерийские батареи, во многом благодаря четким и смелым действиям артиллерийских разведчиков, умело корректирующим стрельбу. Спустя некоторое время стрельба с обеих сторон прекратилась. Наши пополняли боезапас, а чем занимались британцы нам неведомо.

Где-то через час, на противотанковый ров и на позиции укрытых на флангах орудий, обрушился настоящий ливень крупнокалиберных снарядов, это я определил по большим фонтанам земли и камней.

— Не иначе, как осадные орудия применили британцы, — беспокойно сказал отец. — Когда они их подвезли? Разведка об их наличии ничего не докладывала.

— Ибрагим, — позвал я телохранителя, — быстро доставь сюда Милтона, у меня к нему есть вопросы.

Дрожащий всем телом майор, заикаясь и потея, подтвердил догадки отца. Британцы везли две батареи осадных орудий в разобранном виде. Боеприпасов к этим орудиям не так много, всего по сотне снарядов на ствол, но и этого вполне достаточно, чтобы доставить нам серьезные неприятности. Крупнокалиберной артиллерии в моей армии не было.

— Господин генерал, — обратился к отцу, — прикажите нашим фланговым дивизиям обнаружить позиции осадных орудий и нанести по ним удар, а то противник сделает проходы во рву, и уничтожит нашу засаду.

Что и кому говорил отец по радиостанции, я не слышал, а лишь с прискорбием наблюдал, как погибли наши передовые подразделения. Заметил, как между сериями разрывов позиции покидали жалкие остатки артиллерийских расчетов и пехотного прикрытия. Да, задачу наши солдаты выполнили, но и мы лишились серьезного аргумента. Теперь, если вновь британцы применят танки, то поразить их будет значительно сложнее.

— Ваше Высочество, артиллеристы 8-й дивизии позиции осадных орудий обнаружили, начали обстрел, но их позиции интенсивно обстреливают полевые орудия британцев, — докладывал отец. — Противник предпринял несколько атак пехоты на порядки дивизии. Может, перебросим им из резерва пехотный полк?

— Распорядитесь, пожалуйста. И пусть им подвезут боеприпасы.

Похоже, как ни старались наши пушкари, привести к молчанию осадные орудия не удалось. Я заметил, что снаряды стали ложится по рву прицельно, похоже, британцы где-то посадили корректировщика, и очень хорошего. Лягут хорошо снаряды, и получится хороший проход для танков. Я, конечно, не тешил себя надеждой, что ров британцы не преодолеют, рано или поздно они смогут это сделать, но у нас на подступах к первой полосе обороны есть еще один противотанковый рубеж с сюрпризами.

Пока британцы атак не проводили и через некоторое время прекратили стрельбу.

Когда дым и пыль развеялись, то стало хорошо видно, что враг достиг положительного результата. С большой осторожностью, танки смогут пройти через ров.

Пока было тихо, на боевые позиции солдатам доставили горячий обед, нам тоже принесли.

Доедал вкуснейший плов, периодически поглядывая в сторону противника. В какой-то момент донести до рта ложку не смог. На удалении пяти-шести километров, в боевых порядках врага, происходило что-то непонятное, доносился сплошной гул, и в небо поднимались огромные столбы пыли. Стоп, да это же сработал сюрприз майора Петрушенко, дай ему Аллах здоровья.

— По докладу наблюдателей 7-й дивизии в стане врага произошли множественные взрывы, — спокойно сказал отец, отойдя от радиостанции. — Горят пять бронированных машин, тип пока не уточнили. Заметны множественные нагромождения человеческих тел. На отдельных участках отмечены признаки паники среди британских солдат.

— Отлично, подождем, посмотрим, что предпримет командование противника. Пока атаковать не станем, пусть у них пока будет инициатива. Господин генерал, отправляйте форсированным маршем 10-ю дивизию в обход, неверное, пора перерезать сообщение британцев с Буширом.

— Вы думаете, сегодня атак больше не будет?

— От нашего коварства островитяне не скоро придут в себя.

— Для занятия обозначенного планом рубежа 10-й дивизии понадобится не менее десяти-двенадцати часов, сами знаете по горам не очень то и побегаешь, да еще с орудиями.

— Уверен, времени у нас хватит, противник не станет атаковать, пока не приведет войска в порядок, а это возможно сделать только к утру.

Постепенно разработанный нами план воплощается в жизнь.

С наступлением темноты передовые секреты стали докладывать о доносившихся со стороны разрушенного противотанкового рва подозрительных шумах. Создавалось впечатление, что кто-то усиленно там копается. Посылать туда разведку не стали, а отработали минометным огнем, цели то мы пристреляли. Жаль, что нет у нас осветительных мин, а то бы подвесили несколько люстр с парашютами, и узнали, кому это не спится по ночам. А так бьем, не зная, достигли результата или просто зря тратим боеприпасы.

Была задумка отправить ко рву наши тяжелые минометы, чтобы на полном заряде обстрелять противника, но, посовещавшись с начальником штаба, от этой затеи отказался, ведь передвигаться предстояло по изрытой воронками местности. Не ровен час, угодим в свои же «волчьи» ямы, а терять вооружение и личный состав не входит в наши планы. Ограничились беспокоящим огнем.

После полуночи, тишину нарушили мощные взрывы. Все же британцы — упертые ребята, обрушили противотанковый ров в нескольких местах. Значит, завтра надо ожидать мощную атаку с применением танков и бронемашин. С танками понятно, а вот как проедут бронемашины — вопрос, проходимость у них не очень высокая.

Разведка 7-й и 8-й дивизии работала всю ночь и к утру поступили сведения, что на удалении трех километров от последнего места боя, происходит концентрация танков и бронемашин. Пехота выстраивается в атакующие колоны.

Поскольку дальности у наших орудий хватало, приняли решение о нанесении упреждающего удара. Произвели необходимые расчеты, и десять батарей выпустили по предполагаемому месту концентрации врага, по двадцать снарядов на каждое орудие. Наш огонь никто не корректировал, была опасность попадания под наши снаряды.

Тремя бронированными колонами британцы преодолели противотанковый ров. Впереди шли танки, за ними бронеавтомобили, а следом плотными шеренгами пехота. Артиллерия противника вела непрерывный огонь по нашим позициям. Вот теперь нам станет сложнее выбивать танки врага, они успели развернуться в боевой порядок и на малой скорости приближаются к закопанным в землю бочкам с напалмом. У кого-то из солдат, обеспечивающих подрыв бочек, сдали нервы, и они осуществили подрыв раньше времени. Два десятка огненно-красных фонтанов полыхнули пламенем, не причинив ущерба, но создали сплошную полосу огня, которую два танка стали обходить.

Наблюдал попадание бронеавтомобиля в «волчью» яму. Он угодил туда кормовой частью, и сразу же вспыхнул, видно, раскаленная выхлопная труба воспламенила пары нефти.

Все виды нашей артиллерии принимали участие в отражении атаки. На поле боя горели танки, бронеавтомобили, но уцелевшие приближались к окопам первой линии обороны. Британская пехота, несмотря на значительные потери тоже накапливалась. В этот момент произошел подрыв всех оставшихся бочек с напалмом. Я ранее уже видел результат действия этого вида зажигательного средства, а сейчас от удивления почесал затылок. Удачно угодивший в танк заряд, превратил боевую машину в пылающий костер, который через несколько минут резко вспух, и оглушительно взорвался. Броневики горели без подрывов. А пехоте напалм не пришелся по вкусу. Солдаты пытались сбить пламя с обмундирования, катаясь по земле. Можно подумать, у них что-то могло получиться, вязкий мазут не так просто потушить.

Подошедшую в зону поражения пехоту встретили дружным огнем пулеметы и молчавшие до этого времени «орешки». Снаряды тридцатимиллиметровых зенитных орудий, разрываясь в боевых порядках пехоты, засыпали ее множеством мелких осколков. Если снаряд попадал в человека, то на землю падали лишь ошметки от тела, и то — редко.

Четыре танка перевалили через первую траншею, и тут же вспыхнули, их забросали бутылкам с «коктейлем Молотова», это я поделился знаниями, поскольку противотанковых гранат еще нет в природе. Кстати, после окончания боевых действий, надо переговорить с шахом об их разработке и производстве, поделюсь конструкцией.

Первую атакующую волну пехоты выкосили в ста метрах, от наших позиций, но с фронта подходили свежие взводы и роты неприятеля. Британцы, что, хотят нас трупами завалить? Это вряд ли получится, главное, чтобы стволы наших пулеметов и орудий не перегрелись.

В одном месте два танка все же преодолели первую траншею, и устремились вглубь обороны, британские пехотинцы спрыгнули в окопы, закипела рукопашная схватка. Странно, а почему танки не уничтожили бутылками? Неужели страх так сковал наших солдат, что они боялись и голову поднять? Прорвавшиеся танки до второй линии траншей не дошли, их превратила в дуршлаги батарея «орешков», ударив с близкого расстояния.

Все, похоже, танки у британцев тоже закончились, надо будет посчитать после боя, теперь все внимание бронеавтомобилям и пехоте.

Сорок минут длился бой с остатками сил противника. Все, кто уцелел, успел, откатился на исходные позиции.

Рассматривал в бинокль поле боя. Картина, как у Лермонтова, смешались в кучу танки, броневики и много-много людей.

— Считаете, сколько уничтожили техники, Ваше Высочество? — поинтересовался отец.

— Совершенно точно, господин генерал, считаю.

— Не утруждайте себя. Сегодня выбили шестнадцать танков и двадцать два броневика. С учетом танков, уничтоженных вчера, британцы потеряли все «Викерсы», и где-то у себя приберегли около десятка бронеавтомобилей. Надеюсь, приказ о наступлении вы отдавать не собираетесь?

— Нет. Действуем строго по плану. Обслуживаем, ремонтируем вооружение, пополняем боезапас, хороним погибших. Данные о потерях уже есть?

— Уточняют.

— 10-я дивизия перерезала коммуникации британцев?

— Последний доклад был час назад. Подвоз боеприпасов и продовольствия полностью парализован. Огнем артиллерии рассеяна колона моряков, шедшая на усиление.

— Жаль, что не удалось их всех уничтожить.

— Не переживайте, ими займутся ополченцы и кавалеристы: вряд ли кто-то сможет выжить.

— Ладно, прошу вас, проконтролируйте исполнения приказов.

Отец оставил меня одного, и я вновь обратил взор на поле боя. Кое-где было заметно шевеление раненых британцев, кто-то пытался ползти, или перебираться на карачках, стараясь спасти себе жизнь. Желание, конечно, хорошее, но не всем повезет выжить, на поле боя выходила рота разозленных иранцев для зачистки. Согласно приказу, наши солдаты будут брать в плен только офицеров, остальных в расход.

— Искандер, ты не хочешь остановить бойню, которая сейчас начнется? — глядя на поле боя с хмурым лицом, поинтересовался дед. — Может, стоит кому-то дать шанс выжить в нашем плену?

— Британцы не давали нам с тобой и нашей семье шансов на жизнь вообще. Так почему я должен проявлять к ним жалость?

— Эти солдаты выполняли приказ.

— А я защищаю свою новую родину, защищаю свою существующую и будущую семью, защищаю землю твоих предков, которая стала теперь и моей землей. Вот лежат сейчас перед нами останки британских солдат, набили мы где-то три-четыре тысячи, и мне их совершенно не жалко. А вот за наших погибших у меня болит сердце. Многие семьи получат сообщение о гибели родных и близких.

— Понимаю я тебя, Искандер, прекрасно. Но мне кажется, нельзя все время проявлять жестокость, должно быть в твоей душе место для милосердия.

— Дед, я завтра проявлю милосердие. Сосредоточенным огнем всей артиллерии армии обрушусь на врага, пусть они наедятся нашей земли, они же так стремились ее взять себе. Ну, не рубить же всем пленным головы перед шахским дворцом после нашей победы.

— Ты отцу звонил?

— Сражение еще не окончено, докладывать отцу об успехе рано. Завтра вечером, если все получится, позвоню. Дед, а давай пройдемся по полю боя.

— Нечего мне там делать. Я, что мертвых не видел?

В сопровождении офицеров штаба и Ибрагима я медленно продвигался к намеченной цели. Мне хотелось увидеть, как воздействовали осколочно-фугасные снаряды на танки и броневики. Идти было тяжело. Воняло сгоревшей взрывчаткой, резиной, человеческой плотью, а также растерзанными внутренностями. Старался ставить ноги так, чтобы не наступать на фрагменты человеческих тел. Наши похоронные команды, лишив трупы британских солдат всего ценного, сбрасывали их в воронки и быстро засыпали землей. Пройдет несколько часов, и о жестоком бое будут напоминать только остовы сгоревшей техники.

Подошел к одному танку. Все люки задраены, и выглядит он вроде бы целым, если не обращать внимания на пробоину чуть ниже башни. А вот в кормовой части наблюдается полная разруха. Выбитый взрывом двигатель валяется в десяти метрах. Заглянул в боевое отделение. Там сплошная мешанина из человеческих останков и металла. Да, страшное зрелище, ничего не скажешь. Жуть, да и только…

Наверное, и я в таком виде предстал перед своими сослуживцами после подрыва бронетранспортера в Сирии, посетила меня мысль, которую я поспешил отогнать. Все, что было ранее — прошло, сейчас у меня другая жизнь, негатив из того времени нужно вычеркнуть и забыть. Ух-ты, отвлекся-то как, а?

И так, что имеем? Попавший в танк с близкого расстояния восьмидесятипятимиллиметровый осколочно-фугасный снаряд, с легкостью проламывает лобовую броню «Викерса», гарантировано уничтожает экипаж, и основательно разрушает бронированный объект. Это уже хорошо. Затем я осмотрел несколько подбитых танков и броневиков, и убедился, что орудия системы Плахова и французские орудия системы Гринье вполне способы наносить существенный урон бронированным целям и на больших расстояниях. Правда, полное разрушение танков маловероятно, а вот выведение из строя ходовой части и двигателя, вполне реально. Делаем очень важный вывод: оставшиеся в распоряжении британцев броневики мы выбьем. Очень своевременно я произвел осмотр поля боя и результатов действия артиллерии. Очень. Есть, над чем поразмышлять, планируя последующие бои. Настроение стало получше.

Поздно вечером генерал Воронов доложил о наших потерях. Погибло две тысячи двести солдат, ранено четыре тысячи, разбито четырнадцать орудий и двадцать семь пулеметов. А британцев мы «намолотили» примерно четыре тысячи двести пять, точный подсчет затруднен, так как от многих остались только фрагменты. Потери у нас существенные, но в пределах нормы, ведь мы стояли в обороне. Также отец сказал, что начальник разведки отправил несколько разведгрупп для выяснения обстановки и выявления мест базирования противника. Пополнение боезапаса проводится, к утру, возможно, исправят шесть орудий.

Так закончился второй день сражения. Завтра нам предстоит наступление, а значит, потери живой силы и вооружения возрастут, пусть британцы остались без танков, но артиллерии у них было достаточно, в том числе осадные орудия имеются. Вот бы до них добраться, может, озадачить разведку — спецназом — то, ДРГ, мы пока не обзавелись. Об этом, кстати, тоже нужно будет серьезно переговорить с дедом и шахом. Они обязательно одобрят идею создания таких подразделений.

Утром в первую линию обороны подтянули из тыловых позиций десять батарей. Согласно плану, мы должны нанести по врагу одновременный артиллерийский удар. Разведка докладывала, что британцы готовятся к наступлению, и по всей видимости нанесут удар всеми наличными силами в направлении Ахаджара. Свои тылы от нашей 10-й дивизии противник прикрыл несколькими линиями окопов, установив два десятка орудий. Против 7-й и 8-й дивизий, нависших на флангах, выставили немногочисленные заслоны. Британцы в горы подняться не могут, но и нашим войскам спуститься не очень-то легко, проходимые тропы находятся под прицельным огнем обеих сторон.

В восемь часов, после получения сведений о готовности, заговорила артиллерия, отправляя в сторону противника смертоносные гостинцы. Однако противник не хотел оставаться в роли мальчиков для битья, нам ответили из орудий, и довольно прицельно. Разнокалиберные снаряды стали рваться на наших позициях, выводя из строя орудия, калеча и убивая расчеты. Пехоте тоже досталось неслабо, несмотря на то, что они находились в укрытиях. Через тридцать минут перестрелки, британцы арт-огонь прекратили, а мы перенесли стрельбу вглубь их обороны. И тут случилось то, отчего мои глаза чуть не полезли на лоб.

Плотная серо-зеленая «змея» ползла в нашу сторону. Присмотревшись в бинокль, смог рассмотреть, что эта «змея» является строем британских солдат, который бегом направился атаковать наши позиции. Артиллеристы перешли на шрапнельные снаряды. Появляющиеся проплешины в строю британцев, моментально заполнялись новыми солдатами, и вся эта масса набирала скорость, что-то нечленораздельно крича. Однако, этот отчаянный, постоянно звучащий боевой клич не слишком помогал англичанам. По пехоте неприятеля вели стрельбу все наличные артиллерийские системы, но остановить наступательный порыв этой человеческой цунами не получалось. Перебираясь через горы погибших, британцы хлынули на первую полосу обороны, казалось, они даже не заметили губительного огня множества пулеметов, расстреливающих их в упор.

Артиллеристы сейчас били по хвосту «змеи», боясь накрыть свои позиции, где-то минут через двадцать, его отсечь удалось, вернее сказать, там просто не осталось живых.

Преодолев первую полосу эта «змея», эта вражеская волна, не остановилась, а продолжила движение ко второй линии обороны. Наша пехота обрушила на противника лавину ружейно-пулеметного огня со всех направлений, и случилось чудо, «змея» замедлила движение, а затем полностью встала, волна схлынула. Как мне показалось, именно этого момента ожидали командиры подразделений нашей пехоты. Разом солдаты в мундирах песочного цвета поднялись из окопов, и набросились на порядки британцев, ведя на бегу огонь из ручных пулеметов и винтовок. Но выучка британских солдат была выше нашей, они попытались организовать оборону по очаговому принципу, ощетинившись штыками и огнем из винтовок. Однако наступательный порыв наших войск сдержать не смогли, нас было значительно больше. Две силы сошлись в яростном и кровавом штыковом бою. Кошмарное зрелище, ужасное событие любой войны — рукопашный бой, когда в ход шло абсолютно все, а иногда и оружие последней надежды — зубы бойцов, в полном отчаянии рвавших неприятельские глотки — это страшные сны на всю жизнь для оставшихся в живых участников.

А я говорил Анастасии, что атаки со штыком наперевес уже отошли в прошлое, подумал я, глядя на смертельную вакханалию, развернувшуюся перед моими глазами.

Наш численный перевес быстро сказался, силы противника таяли, словно снег на ярком солнце. Очаги сопротивления безжалостно уничтожались пулеметным огнем и штыками, этих очагов с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Потери с обеих сторон по всей вероятности будут ужасающими. От этой мысли у меня защемило сердце, но я старался не показывать своего волнения офицерам штаба. Боевыми действиями руководил отец, я не вмешивался. И вот наступил момент, когда солдаты в серо-зеленых мундирах полностью растворились в массе наших солдат. В отдельных местах звучали одиночные выстрелы, это наши солдаты добивали раненых врагов. Это была победа, пусть и очень кровавая, но наша победа.

Поле боя стонало неописуемыми ранениями участников грандиозной и безжалостной схватки. Это была цена независимости Ирана, всех его жителей. Это была цена будущего развития государства. Это надо будет обязательно отразить в той древней книге, которую я изучал с интересом в первые дни пребывания в гостях у шаха. А также в величественном памятнике мужеству иранского народа и всем погибшим за него российским советникам и союзникам из других стран.

— Господин генерал, — позвал отца, — а как там 10-я дивизия?

— Противник предпринял попытку прорыва нашей обороны в направлении Бушира, собрал в кулак уцелевшие броневики и пехоту. Силами 7-й, 8-й и 10-й дивизии эта попытка пресечена, броневики уничтожены, сейчас пехота добивает остатки британских сил. Хочу отметить, что противник не принял предложение о сдаче в плен, которое им выдвинули. Британцы решили умереть, но в плен не сдаваться.

— И у нас они так же поступили, правда, предложение о сдаче в плен мы им не успели сделать. Британцы показали нам, как правильно наносить концентрированный удар без поддержки танков и артиллерии. Будь нас в разы меньше, то британцы перебили бы всех, до последнего солдата.

— Вполне с вами согласен.

— Отводите войска во вторую полосу обороны, пусть отдыхают. Из резерва направьте людей для оказания помощи нашим раненым и сбора погибших. Как вы видите, после такой «мясорубки» работы будет очень много.

Я еще раз взглянул на поле боя. Не слабонервный я, но когда видишь лежащие на земле в несколько слоев человеческие тела, то поневоле ощутишь дрожь в руках, и подкатываемую тошноту. Уселся на табурет и трясущимися руками чиркал спичкой по коробку, пытаясь прикурить папиросу. Затянувшись дымом, я закашлялся до такой степени, что из моих глаз побежали слезы. И непонятно: бегут они от дыма, или я оплакиваю наших солдат. Наверное, второе.

— Искандер, извини, я был неправ, — положив мне на плечо руку, тихо произнес Джахан. — Видно я отстал от жизни и постарел, когда надеялся, что неприятель, видя наше превосходство в силах, захочет сдаться. Такого, к сожалению, не случилось, и случилась страшная бойня. Вы с генералом Вороновым реализовали очень дельный, идеальный план, предотвратили захват Ирана, вас буду прославлять во всех мечетях страны.

— Рано, дед, о прославлении думать, нужно еще с флотом в Бушире разобраться. Корабельные орудия по калибру значительно отличаются от полевых пушек. Одного снаряда достаточно, чтобы отправить к Аллаху на свидание целую роту.

— Для того, чтобы решить сложную задачу у тебя есть штаб, а ты с Вороновым что-то придумаешь. И не казни себя за гибель наших солдат, они отдали жизни за светлое будущее страны, которой ты станешь править в положенное время. Погибшие в праведном бою уже находятся у Аллаха и радуются этому.

Еще раз, похлопав меня по плечу, дед удалился, оставив меня наедине со своими печальными мыслями.

Командира 5-й британской пехотной дивизии генерала Джеральда Гамильтона, начальника штаба дивизии полковника Эдуарда Кинсли и двенадцать раненых британских офицеров, захваченных в плен, в компании с сэром Хиггинсом и капитаном Тернером отправили в Тегеран. Шах планировал организовать развернутую пресс-конференцию для влиятельных средств массовой информации, показать всему миру истинное лицо Великобритании. Иран может говорить, сколько хочет, а вот когда станут вещать пленные офицеры — совсем другой информационный коктейль может получиться. Всем известно, что средства массовой информации — страшная сила, и если ее, эту силу, правильно применить, то можно добиться многого. Если честно, то я надеялся, что после разгромной пресс-конференции Британия уберет из Бушира остатки своей эскадры, эвакуировав оттуда всех своих граждан, что неприятельские войска уберутся восвояси, несолоно хлебавши, принеся, к великому сожалению, неисчислимые беды мирной стране.

Мы вели тщательную разведку Бушира, готовили предварительный план его захвата, но все упиралось в мощность располагающегося там флота. Морякам удалось отремонтировать большинство кораблей, пострадавших в ходе боя с французами. Линейный крейсер «Тайгер» сняли с мели, поставили на прямой киль, подвели под корпус множество понтонов и противоторпедных сетей, и вывели к выходу из бухты, создав мощную плавучую батарею. «Тайгер» своим огнем должен был обеспечить прикрытие всего порта.

Броненосец «Кинг Эдуард VII», бронепалубные крейсеры и миноносцы, являлись той силой, которую мы не могли сковырнуть. Не было в нашем распоряжении орудий, способных пробить броню башен главного калибра. Стрелять из полевых орудий по кораблям бесполезно, зря изведем боеприпасы, и борта не сможем оцарапать. А вот угодить под залп основного калибра кораблей, смерти подобно. Мы и так под Ахаджаром потеряли почти семь тысяч солдат. По этой причине основные силы войск держали вдали от Бушира. Доводилось действовать малыми кавалерийскими группами, ведя разведку.

Британцы в Бушир собрали всех своих подданных, но эвакуацию пока не начинали, опасались нападения французов. Как на мой взгляд, то зря они так поступали, могли вполне свободно грузить госпитальные судна людьми и отправлять их на туманный Альбион. Даже пираты не нападали на суда с красным крестом. Ну, это дело британцев, им виднее.

Дед, используя свои связи, пытался натравить французов на британцев в Бушире, но пока безуспешно, французский флот «зализывал» раны от предыдущего боя. Да и командующий эскадрой адмирал Жак де Бусон находился на лечении в Париже — он получил тяжелое ранение ноги, а больше бесшабашного и отважного адмирала, желающего дать по морде заносчивым британцам не находилось.

В один из вечеров, когда я в очередной раз занимался изучением Бушира и окрестностей, пришел дед.

— Все ломаешь голову, как утопить британцев? — усмехнулся Джахан. — Не простое это дело.

— Понимаешь, дед, не хочется зря рисковать людьми, а повредить или утопить корабли мы не можем.

— У тебя же есть минометные зажигательные мины. Подтяните необходимое количество минометов, и обстреляйте корабли. Глядишь, какой-нибудь и сгорит.

— Допустим, замечу: допустим, нам удалось поразить корабль, и на нем разгорается пожар. Авральная команда быстро его локализует и погасит. В отместку, британцы, по позициям минометчиков откроют огонь из своих пятидюймовок, и все, готовь места для погребения наших артиллеристов. Они даже основной калибр задействовать не станут.

— Эти дети шакала могут доставить неприятности, тем более, если верить лазутчикам, у них налажено постоянное дежурство у орудий.

— Дисциплина у британцев на высоте. Нам остается ждать, может отцу удастся чего-то достичь в политических играх. Не хочется вновь лить кровь. Дед, зная тебя, я полагаю, ты пришел не кофе со мной пить, что-то придумал.

— Мои люди доносят, что британцы выловили в бухте сорок морских мин. Поговаривают, что мины русского производства. Ты не знаешь, как они оказались в Бушире?

— Если ты помнишь, я находился далеко от этих мест, и к этому совершенно не причастен. Мне кажется, ты предвзято ко мне относишься, неуместно сыну шаха Ирана говорить о каких-то русских минах, — улыбнулся я Джахану.

— Это я так, поворчать решил, думал, что работая с русским генералом, ты набрался у него русских повадок и привычек. Сейчас вижу, ты был персом, персом и остался, — ответил мне с ухмылкой дед.

— Ладно, с этим разобрались, говори, к чему клонишь.

— Есть мысль устроить взрыв мин, но мне нужен хороший минер, который обучит моих людей обращению со взрывчаткой.

— Дам я тебе высококлассного сапера, он взорвет то, что вообще не может взорваться.

— Отлично, но это еще не все. Только сразу прошу, не возмущайся, а спокойно меня выслушай. Как ты знаешь, в странах с жарким климатом иногда происходят вспышки разных эпидемий, которые быстро распространяются. Иран не исключение. Лет пятнадцать тому назад в этой местности была вспышка чумы. С большим трудом ее удалось погасить. В сорока километрах от Бушира остались чумные могильники, в которых производили захоронения. Вот если один из них вскрыть, и подбросить британцам, бубонная чума действует быстро. Люди у меня для этого найдутся, я могу взять пару десятков из лепрозория. Их излечить пока не получается, а так смогут принести хоть какую-то пользу. Представляешь, через некоторое время, все экипажи кораблей погибнут. Нам достанется порт и флот. Понимаю, так действовать подло и опасно, но иного выхода я не вижу, не способны мы пока одолеть неприятельский флот.

— Рациональное зерно в твоих рассуждениях есть, но ты забываешь, что помимо моряков в Бушире скопилось много мирных людей. Они однозначно погибнут, а среди них женщины и дети, они не военные. И где уверенность, что зараза не расползется по всей стране. Образно говоря, выпустим джина из бутылки, обратно не затолкаем.

— Ты не совсем прав. Чтобы обезопасить наши войска, мы сделаем всем прививки противочумной вакцины, которую разработал соотечественник генерала Воронова, некий Владимир Хавкин. Он этой вакциной в Индии много народа спас.

— Ты неплохо разбираешься в эпидемиологии. Откуда познания?

— А я занимался борьбой с чумой в этой местности, и применяли именно вакцину Хавкина, она помогла избежать заражения.

— Давай не будем торопиться, оставим это в запасе. Надеюсь, ты отцу ничего не говорил на эту тему.

— Рустем однозначно мне в этом откажет.

— Вот видишь, шах не такой жестокий и безжалостный, как ты. Кстати, ты в этом недавно обвинял меня. Как же так? Тогда давай считать, что этого разговора не было, но мы о нем помним.

— Хорошо, согласен.

Две недели относительного безделья прошли спокойно. Войска тренировались и повышали свое боевое мастерство. Наш главный сапер майор Петрушенко подготовил пятерых молодых парней из местных, которые взорвали собранные в порту Бушира русские мины. Взрыв был очень мощным, его не пережили три миноносца. А потом взорвалась главная, информационная, мина.

По всему миру разлетелись интервью пленных британских офицеров, посла Великобритании в Иране сэра Ричарда Стоуна и представителя Премьера сэра Уильяма Гаррисона. Все дружно каялись в своих преступлениях против суверенного государства, и заверяли, что выполняли приказы Премьера и Королевы.

Весь мир ополчился против Великобритании. Торговые отношения разрывались, граждане из стран высылались, доходило до разрыва дипломатических отношений. Дальше всех в критике Британии продвинулась Германская империя, и получила результат: объявление войны.

Первые столкновения войск произошли в Азии, точнее на берегах Желтого моря. Британская эскадра атаковала немецкие военные корабли в китайском порту Циндао. Не учли и не знали британцы, что немцы уже имеют договоры взаимопомощи с Японией, Китаем и Кореей, и корабли этих стран уже давно стоят на якорях в нескольких милях от Циндао. Через два часа с момента первого выстрела британцев, их корабли были захвачены, а команды интернированы.

Россия также заявила, что выходит из договора о дружбе и сотрудничестве с Великобританией, и высказала намерение оказать стране, подвергшейся агрессии всестороннюю помощь, всеми доступными средствами, в том числе военными. Надо сказать, эти меры последовали незамедлительно.

На следующий день после заявления императрицы Маргариты II линейный крейсер «Тайгер», броненосец «Кинг Эдуард VII» были торпедированы и затонули. Три бронепалубных крейсера получили серьезные повреждения от торпед, и также затонули у причалов.

Я воспользовался этим и с предельной дистанции обстрелял из минометов зажигательными минами британские миноносцы. Почему стрелял по миноносцам? Ответ прост. Мы укрылись за невысоким холмом, и чтобы поразить наши позиции, нужно было применить крупный калибр орудий. Крейсерам было не до нас, они метались по бухте, уклоняясь от торпед.

Жирную точку в присутствии британцев в Бушире поставила французская эскадра. Хотя она и прибыла «к разбору шапок», но успешно потопила все, что к тому моменту держалось на воде, за исключением госпитальных судов и плавбазы.

Бушир заняли мои войска, французы даже не предпринимали попыток к высадке.

Оглядев акваторию порта, я понял, что судоходство здесь начнется не скоро, доведется поднимать многие затонувшие суда. Ничего, если я правильно помню, то японцы имеют значительный опыт в подъеме затонувших объектов, заплатим, поднимут. А потом найдем подрядчиков, которые нам корабли отремонтирует, и появится у Ирана, какой-никакой свой флот.

Моя армия отправлялась к местам постоянной дислокации. Для каждой дивизии было определено место заранее, мы с отцом потрудились. Весь юг, восток и запад перекрывали дивизии, прошедшие через тяжелые бои. На севере планировали размещать войска, которые пройдут подготовку и обучение. С этого направления опасности у нас быть не может, там Россия.

В Тегеран я возвращался в составе большой группы офицеров, всего пятьсот семнадцать человек. Среди них были все, оставшиеся в живых после тяжелых и кровопролитных боев, русские инструкторы, и наиболее отличившиеся иранские офицеры. Естественно, генерал Воронов возглавлял все офицерство — он начальник штаба вооруженных сил страны.

Дед умотал в столицу раньше, обещал организовать нам триумфальное возвращение, которого достоин наследник престола и его соратники. Спорить с дедом было бесполезно, решение принято, с шахом согласовано, пересмотру не подлежит.

В Тегеран мы сразу не попали, нас на две недели разместили в Тугай-крепости, шили мундиры. Мне так просто сшить мундир не получилось, не было у меня официального чина в иранской армии, а выходить на люди в полувоенном мундире мне дед запретил. Уединившись с генералом Вороновым, Джахан что-то долго обсуждал, и проведя мозговой штурм, решили возвести меня в чин генерала-армии. Круто, однако, мне еще нет тридцати, а уже чуть ли не генералиссимус. Шучу, конечно, но приятно. Соответственно чину пошили парадный мундир.

В моей жизни в разных временах были парадные мероприятия. Хорошо помню, как приятно было видеть на своих плечах новенькие лейтенантские погоны. Мы тогда парадным строем промаршировали по плацу Екатеринбургского артиллерийского института, осыпав себя рублевыми монетами. Не значит, что мы сорили деньгами, традиция такая. Затем торжественным маршем проходил перед профессорско-преподавательским составом военной артиллерийской академии имени Великого князя Михаила Павловича, правда, в чине подполковника. Эмоциональная составляющая была не меньше, ведь я окончил академию с общей оценкой «отлично».

Ну, а самым ярким воспоминанием у меня остался парад в честь окончания Первого Московского артиллерийского училища. Я был в первой шеренге выпускников, ведь таких счастливчиков, аттестованных подпоручиками по первому разряду немного. Мне тогда казалось, что нет для меня препятствий, которые я не смогу преодолеть. Их собственно и не было, если не считать возникшего у меня пристрастия к спиртному и безразборного волочения за женщинами. Слава Аллаху, все уже позади.

Наверное, многие видели фильм «Гладиатор», помнят сцену возвращения цезаря в Рим, и оценили пышность этого мероприятия. Так вот, наше прохождение по улицам Тегерана было в чем-то схожим. Только цветов, различных гирлянд, украшений и празднично одетых людей, в разы больше. Походным шагом в парадных мундирах шествовали по живому коридору. Нас осыпали цветами, приветствовали криками. Мы, естественно махали руками в ответ. Радость была всеобщей и неописуемой по накалу положительных эмоций.

Примерно за пятьдесят метров до ступенек дворца нас встретил плотный строй шахской гвардии с винтовками «на караул». Оркестр грянул встречным маршем. Наша офицерская колона перешла на строевой шаг. Я впервые в своей жизни находился во главе такого большого количества марширующих офицеров. За мной следовал генерал-полковник Воронов, остальные участники марша в шеренгу по пять человек, шли единым слитным строем. В трех шагах от встречающего нас шаха Ирана строй замер. Я подал команду «смирно», и подошел к Рустему с докладом.

— Ваше императорское величество, — стараясь справиться с волнение, приложив руку к козырьку фуражки, начал доклад, — ваши верные войска выполнили поставленную задачу по освобождении страны от оккупантов, и противостояли агрессии, развязанной Великобританией. В боях многие отдали свои жизни за счастье и независимость народа Ирана, честь и слава им. Генерал-армии Искандер Пехлевани доклад окончил.

Шах подошел ко мне и обнял. Присутствующий на площади народ прям взорвался радостными приветствиями.

Потом последовало награждение. Лично шах Ирана вручил всем Орден Зульфикара первой степени, минуя предыдущие три.

Красивейшая пятиконечная звезда из белой эмали с красной каймой красной эмали, между лучами звезды два перекрещенных меча Зульфикара. По преданиям иранского народа Зульфикар был мечом пророка Мухаммеда, после смерти которого меч перешел во владение праведному халифу Али ибн Абу Талибу.

Меня и генерала Воронова Рустем наградил Орденом Пехлевани — высшей государственной наградой, хотя обычно он вручается монархам, принцам королевской крови и главам иностранных государств. Видно отец высоко оценил наши ратные подвиги.

Естественно, приглашенные фоторепортеры ведущих газет мира щелкали своими фотоаппаратами, стараясь запечатлеть все моменты награждения.

А потом был праздничный обед, данный в нашу честь. Не буду подробно его описывать, отмечу, что еды и питья было очень много, а различные приветственные речи звучали из уст приглашенных гостей из соседних государств. Мне удалось избежать ответной речи, я это право предоставил генералу Воронову, пусть отдувается за всю армию, он же начальник штаба, ему по статусу положено.

В покоях в Тугай-крепости меня разыскал дед.

— Решил убежать от всех? — улыбаясь, поинтересовался Джахан.

— Я мужественно отсидел все время, и только потом уехал в крепость. Знаешь, захотелось побыть наедине с собой, подвести промежуточный итог сделанных дел, и наметить план на будущее.

— Да, сделали вы много полезного для страны, основное: смогли отстоять независимость. Только за это вас нужно носить на руках и осыпать милостями.

— На руках носить не надо, своими ногами пока уверенно стою на земле, а милостями злоупотреблять не стоит, в этой эйфории можно потерять голову и здравый смысл. Лучше приступить к реализации плана по строительству нормальной, высокомобильной и боеспособной армии государства. Обучить офицерский корпус и насытить ее самой современной техникой и вооружением.

— Отвлекись на время от проблем, успокойся. Хочешь, я прикажу, и к тебе пожалует наложница?

— Спасибо, наложницу не надо. Я коплю силы для своей жены.

— Накапливай-накапливай, только потратишь их не скоро.

— Почему? Кто станет этому препятствовать? Императрица дала свое согласие на брак, невеста давно готова к этому, и я естественно тоже.

— Эх, молодость! А немного подумать не хочешь?

— О чём?

— О приданном, например.

— Дед, ну скажи, оно мне надо? Я люблю Анастасию, а будет у нее приданное или не будет, хотя я уверен, без него императрица мне Анастасию не отдаст, мне какая разница. Главное, что любимая девушка станет мне женой.

— Понимаешь, Искандер, пока Маргарита II сидит на троне и выдает свою дочь замуж за рубеж, надо не упустить момент и выторговать себе приданное, которое можно с пользой употребить для нужд государства. Примет бразды правления в России старшая дочь, тогда что-то вырвать для тебя будет во сто крат сложнее. Несмотря на сестринские чувства, что-либо отдавать навсегда, бесплатно, новая императрица не захочет. А там, где между родными людьми встают деньги, то и до размолвок недалеко. Вот я и предлагаю пользоваться моментом, тем более, что предсвадебный торг о приданном невесты в наших национальных традициях.

— И торговаться в Москву поедешь ты. Ох, и хитрец же ты, дед! Хотя, нет, ты мудр. Точно!

— Рустему некогда пускаться в дорогу, работы много, новые законы разрабатывает. Тебе там делать нечего — это нарушение традиции, а значит, только я могу отправиться к Её Величеству. Обещаю, постараюсь проявить скромность и сдержанность. Ты лучше готовься к свадьбе, она у нас имеет определенные особенности. Кстати, в библиотеке найдешь нужную литературу.

Персидская свадьба уходит своими корнями в доисламский период. Почти все церемонии и традиции сохранились без изменений, хотя многонациональность народов Ирана оказала определенное влияние.

Взять хотя бы хастегари — первый шаг традиционного иранского процесса ухаживания. С этим у нас с Анастасией как раз и проблема, она живет в России, а я в Тегеране. Дед, по согласованию с шахом решил, что ухаживание можно пропустить, оно имело место ранее, и невеста достаточно узнала о будущем избраннике.

Следующая церемония — балех Боран. Она проводится после официального предложения и публичного объявления пары о намерении создать союз. Я попросил у императрицы Маргариты II руки ее дочери в ходе тайного визита и получил от нее согласие, в том числе Анастасия согласилась стать моей женой. С этой традицией можно сказать разобрались. А вот с подарком невесте от родителей жениха, то есть от шаха и его жены, довелось ломать голову. Ведь согласно традиции Рустем должен преподнести невесте сына такой подарок, который бы убедил девушку принять предложение. Традиционный подарок — кольцо. Джахан пригласил своего лучшего ювелира, и тот за несколько дней изготовил кольцо из белой платины, усыпанное мелкими бриллиантами. Как отметил дед, такое кольцо не стыдно преподнести дочери императрицы. Конечно, не стыдно, ведь оно стоит миллион полновесных золотых томанов.

Помолвку-намзади, решили не проводить, опять же из-за нашей с Анастасией удаленности. Деду дано поручение согласовать с императрицей дату свадьбы, чтобы все участвующие стороны смогли привести в порядок государственные дела. В итоге, я вступлю в брак не ранее, чем через два месяца. Спасибо, хоть не доведется «поститься» целый год, а то, если следовать традиции, такой срок вполне может быть.

За неделю до свадьбы в Иран с официальным визитом прибыла Её Величество императрица России Маргарита II с младшими дочерьми и сыном с супругой. Старшая дочь Людмила осталась в Москве «присматривать», потому-что из-за сильного токсикоза даже своих апартаментов не покидает, очень тяжело переносит беременность.

За день до нашей свадьбы Анастасия участвовала в церемонии хана Бандан — ночь хны. Моя теперешняя мать Гюльзар принесла в покои Анастасии сухую хну, которую тщательно растерла до порошкообразного состояния в серебряном сосуде пожилая женщина, у которой до сегодняшнего дня живы счастливые родители.

Затем Анастасии на голову одели фату, и эта женщина положила часть замешанной с водой хны ей на руку, на вторую руку моей невесте нанесла хну сестра Тамара. Перед нанесением хны, в каждую руку Анастасии вложили по золотому томану. Каждая из присутствующих на церемонии женщин получила свою порцию хны и покинула покои. Дальше Анастасия и ее подруги веселились до утра, угощаясь сладостями и фруктовыми напитками.

Все, что происходило с Анастасией до свадьбы, я не видел, это она мне потом рассказала.

Хорошо, что мне не пришлось чем-то подобным заниматься. Мой парадный мундир был отглажен, туфли начищены до зеркального блеска. Бороду, по настоянию деда я сбривать не стал, да и сам понимал, на моем обветренном и загорелом лице белому пятну пока не место. Цирюльник постриг меня и аккуратно подровнял бороду.

К свадебному столу — софрех Агд, Анастасию, принявшую имя Амина, за руку вел мой биологический отец — Воронов Василий Михайлович. Девушка осторожно ступала по сплошному ковру лепестков алых роз. Белое свадебное платье, украшенное множеством мелких бриллиантов, только подчеркивали красоту моей избранницы, ее очаровательные зеленые глаза светились радостью и счастьем. Это было видно даже через прозрачную белоснежную вуаль.

Моя мама — Воронова Ирина Анатольевна и сестра заливались слезами, и, как я смог заметить, во взгляде мамы было какое-то осуждение поступка Анастасии.

Нас усадили за стол, на котором располагались травы, соль, листы чая, различная выпечка и сладости. Здесь же находилось зеркало судьбы и два канделябра, символизирующие свет и огонь.

Когда Амина заняла место рядом со мной, вуаль с ее головы сняли, и первое, что я должен был увидеть в зеркале, это отражение своей жены. Я его увидел, чему несказанно рад.

Коран, Библия и Тора были помещены перед нами, чтобы мы смогли прикоснуться к священным книгам. Также рядом расстелен молитвенный коврик, который должен напоминать нам о важности молитвы Богу.

Мы обменялись серебряными кольцами.

Незамужние подруги невесты и Тамара, натянули над нашими головами тонкий шарф из шелка. Затем над нами растерли два рожка из застывшего сахара. Благо сахар падал на ткань, а не нам на головы, а то бы все слиплось.

Дальнейшее празднество я запомнил, как череду сплошных поздравлений, напутствий и пожеланий счастливой жизни. Подарки принимал назначенный дедом пожилой мужчина. Откровенно говоря, мне хотелось, чтобы это мероприятие закончилось быстрее, и мы с Аминой смогли наконец-то остаться только вдвоём.

Где-то около трех часов за полночь нам с Аминой устроили проводы в опочивальню. Дед многозначительно мне подмигнул. Уехали отдыхать в Тугай-крепость в мои покои, там уже все было приготовлено заранее.

Скажу так, до самого утра мы не отдыхали, а дарили друг другу любовь. К сожалению силы наши не беспредельны, и они закончились. Уснули, не размыкая объятий.

Во второй половине дня собрались в крепости в узком семейном кругу только старшие члены семей. Исключение дед сделал для Тамары.

— Уважаемые дамы и господа, — обратился к присутствующим Джахан, — на правах старейшины нашего рода Пехлевани я решил взять слово и развеять те недоразумения и сомнения, которые у многих накопились. В особенности, это касается вас, Ирина Анатольевна. Я видел, с каким осуждением вы рассматривали Амину. Да-да, я хоть и не молод, но зрение у меня отличное.

Мама, сидя в кресле, побледнела.

— Я целиком разделяю ваше горе и печаль от потери сына, — продолжал говорить дед, — но в то же время хочу сказать, ваш любимый сын Александр, сын шаха Ирана и мой внук Искандер, один и то же человек. Прошу вас любить его и жаловать.

Ну, нельзя так сразу было сообщать важные сведения! Мама упала в обморок, а Тамара прикусила сжатый кулак, чтобы не закричать.

Отец, похоже, был готов к такому повороту событий. Он дал понюхать маме нашатырный спирт, от запаха которого очнется даже мертвый.

— Как такое может быть? — слабым голосом спросила мама. — Мы похоронили Сашеньку в Симферополе.

— Нет, мамочка, — целуя ей руки, сказал я, — там, в могиле покоится неизвестный, а я рядом с вами. — Отец может подтвердить мои слова.

— Волей судьбы у вашего сына, Ирина Анатольевна, — продолжил Джахан, — теперь две матери и два отца, и я полагаю, что вы не станете его делить между собой, потому-что он вам обеим уже не принадлежит. Теперь его сердце отдано Амине, она им распоряжается. Мы все вместе должны радоваться, что наш сын и внук жив и здоров, а рядом с ним любимая и любящая жена.

— А я рада вдвойне, что моя дочь обрела счастье в объятиях такого красавца-молодца, — улыбнулась Маргарита II. — Извини, Ирина Анатольевна, что тебя не посвятили в эту тайну ранее, но того требовали государственные интересы наших стран. Сегодня для тебя счастливый день, у тебя воскрес сын, и появилась невестка. Пусть открыто ты это сказать никому не сможешь, но знаешь и видишь, что молодожены здоровы и счастливы.

— Как же так, Сашенька? — еще не пришла в себя мама. — Мы с Тамарой все глаза выплакали, а ты нам ни словечка не сказал. Отец твой тоже хорош, сколько времени держал нас в неведенье. Как нам с этим всем теперь жить?

— Очень просто. Будете ездить к нам гости, нянчить внуков и внучек, — глядя в глаза маме, весело сказал я. — Отец отпустит, надеюсь.

— Чтобы не испытывать неудобств в дороге, я хочу предложить генерал-полковнику Воронову Василию Михайловичу должность начальника Генерального штаба Ирана, — встал с места шах. — Он нам всем показал, как нужно бороться с врагами, и привел войска к победе.

— Извините, дорогой сват, как говорят у нас в России, нам самим нужны хорошие начальники Генерального штаба, — заметила императрица. — После памятного всем заговора я существенно проредила корпус генералов и теперь очень нуждаюсь в высокопрофессиональных военных специалистах. А генерал Воронов таковым и является. Решать, конечно, генералу, я не прочь оказать помощь родственникам и зятю, но лучше мы вам поможем другими специалистами, а Василий Михайлович будет крепить обороноспособность нашей страны.

— Ваше императорское Величество МаргаритаII, ваше императорское величество шах Рустем, позвольте мне сказать, — обратился отец. — Я признателен вам за высокую оценку моих профессиональных качеств. Всегда стремился быть полезным своему Отечеству и его союзникам. Мы вместе с его Высочество Искандером и армией Ирана прошли через череду кровопролитных сражений, приобрели бесценный военный опыт. Наши инструкторы обучили много иранских офицеров и унтер-офицеров. На достигнутом уровне, никто не намерен останавливаться. Приложу все силы на любом посту, который мне доверит наша императрица. А чтобы в дальнейшем развивать вооруженные силы Ирана, на должность начальника Генерального штаба Ирана я бы рекомендовал генерал-майора Дорошнеко Павла Федоровича. В этой кампании он служил моим заместителем, вместе мы разрабатывали концепцию и программу строительства вооруженных сил Ирана. Могу сказать, генерал Дорошенко грамотный, исполнительный и ответственный офицер. Он прекрасно справится с порученной работой. Спасибо вам, Ваше Величество, — отец слегка поклонился Рустему, — за предложение мне высокой должности, но я не хочу своим присутствием оказывать давление на нашего общего сына, пусть он растет и развивается самостоятельно в должности командующего войсками Ирана. Методическую, а если потребуется и военную помощь Россия всегда сможет оказать.

Я правильно выразился? — отец многозначительно посмотрел на

Маргариту II.

— Совершенно верно, Василий Михайлович, — кивнула головой императрица.

— С этим вопросом разобрались, — снова взял инициативу в беседе Джахан. — Жить молодые супруги могут в Тугай-крепости или во дворце шаха, а если пожелают, то пусть подберут проект дворца, и его наши строители возведут в кратчайшие сроки. В настоящий момент нам надо решить, где они проведут медовый месяц. Извините за нескромность, но я хочу при жизни подержать на руках продолжателя рода Пехлевани.

— Я хочу провести этот месяц там, где у нас с Искандером все началось, — тихо сказала Амина. — Мамы и папы, надеюсь, вы не будете возражать?

— Возражать то мы не будем, — задумчиво произнесла мама, — только как между всеми внуков разделить?

— А пусть молодые постараются, чтобы всем нам внуков хватило, — засмеялась Гюльзар, — мы во всем поможем.

— Все-все заканчиваем об этом, — поднял дед руки, — вогнали Амину в краску.

— Дети сами разберутся.

Месяц провели в Алуште. Теплое море, ни одного пасмурного дня. Мы уходили подальше от городка, и загородившись от всего мира белыми покрывалами загорали нагишом. Амина поначалу стеснялась, но, приняв мои слова всерьез, что все персиянки смуглолицые, стала подставлять солнцу все части своего превосходного тела. Все ночи на вилле мы предавались любви. А что вы хотите? Мы любим друг друга, молоды душой и телом, и о наследниках думаем.

Через месяц, вернувшись в Тегеран, нас не сразу узнал дед, сказал, что мы больше похожи на пустынных бедуинов, чем на персов. Дома Амина обрадовала меня, у нее задержка, а значит, что через определенное время, мы станем счастливыми родителями. Я минут десять вертел на руках мое зеленоглазое чудо, безостановочно целуя.

Вот, слава Богу, наконец-то, я держал на руках любимую жену и радовался, жизнь удалась, не смотря ни на что.

В новой реальности, в новой жизни, я полностью посвятил себя созданию нормальных вооруженных сил и семье. По прошествии пяти лет у нас появились авиация и танковые части, развивались части специального назначения. Выпустили новые уставы для всех родов войск — это я постарался, плагиат, конечно, но никто на меня не обидится. Лично внес свою лепту в разработку собственного иранского танка, основу которого составит ранний вариант танка

Т-44. Изделие, собранное при повышенном режиме секретности, еще обладает массой «болезней», но заложенная концепция позволяет надеяться, что все получится.

С флотом вообще получилось хорошо. К трем новым крейсерам, которые дед выторговал у императрицы Маргариты II в качестве приданого Амины, добавились поднятые японцами со дня залива в Бушире британские корабли. С кадрами поначалу были серьезные проблемы, как не смешно, но много людей, живущих на берегу моря не умели плавать, приходилось даже брать специалистов у тещи. Но постепенно, по мере обучения, проблема снялась.

МаргаритаII поделилась своими башковитыми юристами-экономистами, которые за шесть лет создали нормативную базу для разработки доктрины политики открытых дверей. Главный ее смысл заключается в предоставлении равных возможностей для всех развитых стран мира в торговой политике с Ираном. Планировалось установить единые таможенные тарифы и транспортные сборы. Эти меры должны обеспечить благоприятные условия для проникновения на иранский рынок фирм и компаний, а также привлечение значительных капиталовложений. Для контроля этого процесса в России обучили две сотни молодых специалистов. Вот когда мы обнародовали на весь мир наши намерения, то к нам в прямом смысле хлынули «ходоки». Разного рода авантюристов и дельцов выявляли быстро и отправляли восвояси, а сильно борзых и наглых, угрожавших нашим чиновникам — на стройки иранского народного хозяйства, там всегда не хватало рабочих рук.

Знакомый отца, контрразведчик полковник Жартовский Архип Сидорович, выйдя в отставку, помог нам наладить нормальную службу, в том числе, занимающуюся откровенным промышленным шпионажем. Наши агенты тащили в Иран все новинки, которые можно было доработать, а потом выгодно продать на мировом рынке. Это мне чем-то напоминало Китай из моего времени.

За десять лет со дня свадьбы моя семья увеличилась. Первым родился сын Рустам, затем дочь Зарина, у которой глазки моей ненаглядной жены. Сыновья Видади и Даниз появились на свет с интервалом в два года, и последней родилась Азиза. Вот самая младшая дочь — полная копия своей мамы. Да, что там говорить все наши детки — очаровательны.

Джахан, когда первый раз взял на руки Рустама, долго вертел его, пытался рассмотреть у ребенка только ему известные черты рода Пехлевани. В результате дед довольно хмыкнул, а мне наедине сказал, что благодаря мне и Амине род становится крепче. Высказывание деда принято к сведению. Мы с женой умилялись, наблюдая настоящие баталии дедушек и бабушек за право взять на некоторое время к себе внуков. С первых лет жизни дети колесили по маршруту: Крым-Москва-Тегеран, и везде были окружены любовью и заботой. Рустем уступил мне трон пять лет назад, сказал, что в новых условиях не поспевает за развитием страны, и боится своими неправильными шагами затормозить прогресс. Оно и понятно, страна вышла на первое место по развитию в регионе, уровень жизни населения стал довольно высок.

Иногда, оставаясь наедине, я благодарил Бога, что он дал мне шанс прожить новую жизнь в любви и согласии с прекраснейшей из женщин на Земле, в окружении любимых детей и родственников. О своем иновременном происхождении я никому не рассказывал, и не собираюсь этого делать, я врос в это время в эту реальность, я всем доволен, зачем что-то усложнять и менять?