К долгожданному (в прямом и переносном смысле слова) ремонту своей четырёхкомнатной квартиры я терпеливо и неспешно готовился два долгих нескончаемых года. Я бы даже сказал, что к этой весьма хлопотной процедуре я готовился с удовольствием. Что для всех хуже двух переездов — для меня предвкушаемо радостно. Правильно говорят: кому-то вкусна арбузная корка, а кому-то и свиной хрящик — лакомство. Короче, не будем спорить о моих вкусах. Вот такой я непредсказуемый, необычный и весьма непростой человек! К тому же, скажу откровенно: надоело жить в сарае. Да и возраст дает себя знать. Не такой уж он критический, но из прыщавого юношеского возраста я, как мне кажется, вышел давным-давно. Вот почему-то вдруг однажды, два года назад, если быть точным, мне до зубного скрежета захотелось домашнего уюта.

Это случилось точно в день моего 24-летия, ровно 1 апреля! Заварив по своему утреннему воскресному или праздничному ритуалу свежеобжаренные, естественно и свежемолотые в любимой старинной ручной бронзовой кофемолке зерна кофе, я окунулся в густую и ароматную атмосферу. А, окунувшись, я вдруг с ужасом, после стольких лет жизни в этой квартире, осознал очевидное — в этой хоть и чистоубранной, но необжитой квартире, с древними обоями и облупившейся местами краской жить остро тоскливо. Также я отчетливо понял, что и далее проживая в обезличенной временем квартире, к тому же с таким дизайном интерьера, ничего путного в своей в принципе-то и беспроблемной жизни не добьюсь.

Отцепил от карабинчика на шейной золотой цепочке любимую античную монету с изображением богини Фортуны, загадал, подбросил вверх. Я задумчиво и с нетерпением наблюдал за сверкающей своей изменчивостью быстрым полетом моей Fortuna Redux: аверс — реверс, орел — решка — хлоп ладонями! — Она — решка, опять монета вернулась с удачей! Все. Решение принято: быть ремонту! Четко, кратко, без лишних рассусоливаний и колебаний. Я такой! Попробовать этот способ внесения свежей струи в свою жизнь может любой: надо просто для начала выпить хорошего, вкусного и ароматного кофе, сваренного безразлично по какому, но главное — по своему любимому рецепту! И при этом необходимо отдавать себе отчет: любой человек может все… пока не начинает что-то делать….

Очевидно во время моего рождения вирус смеха, бактерии розыгрышей, бациллы веселых проделок, шалости и озорства, или еще что там бывает биологическое — неискоренимо угнездились в моей душе. Вся эта резвая стая, смеясь и хихикая, проникла в мгновение ока в перерезанную акушеркой пуповину до того, как ее надежно перевязали, и плотно обосновалась в моем веселом организме. Это явление, долгожданно случившееся 1 апреля, оказалось первой шуткой-прибауткой, с которой я, еще неосознанно, встретился в моей только начавшейся потенциально бурной жизни. Но, слава Богу, не последней. Правды ради и справедливости, которой я всегда был ярым приверженцем, скажу: при всей генетической тяге к розыгрышам и хохмочкам, судьба заставила меня испытать такие далекие от веселья, трагические события, что впору написать об этом весьма грустную по содержанию книгу. А возможно когда-нибудь я это и сделаю, но все равно не смогу не разбавить ее веселыми историями, которые постоянно почему-то приключались со мной или моими немногочисленными друзьями — Алексеем и Германом.

Я не сомневаюсь, что в процессе моего зачатия у моих, на тот любовный момент еще будущих, родителей было замечательное, радостное настроение и всепоглощающее чувство счастья, переполнявшее их студенческие души. Вот слово «студенты» мне не дает покоя в связи с указанным процессом. Как бы я серьезно ни относился к чьей-либо личной жизни вообще и, в особенности, к личной жизни своих собственных родителей в частности, приведшей к столь замечательному, как я, результату — ну вот никак не могу отделаться от ощущения, что незаметно для всех какой-то студенческий прикол, не зависящий ни от кого, таки произошел.

Видать, сама судьба имеет веселый, жизнерадостный нрав и неугасаемое чувство юмора. Хотите доказательство? Пожалуйста! Если бы при моем зачатии все было просто чувственно, как и полагается ситуации, то без последнего судьбоносного предположения я бы не смог осуществить свою вторую шутку.

Всем прекрасно известно, что между первой и второй, что? — правильно: промежуток небольшой! Поэтому эту шутку я произвел одним поднятием новорожденных век размером с лепесток цветущего персика. Все просто — моя родная мама увидела глазки разного цвета. Левый — цвета бледно-зеленого изумруда с, конечно же, веселыми и радостными солнечными искорками, а правый — синий-пресиний, со временем, к нынешнему возрасту, побледневший до серого, как у отца, то есть цвета толстенной отпескоструенной стальной пластины с визуальным эффектом такого же веса, что впоследствии меня очень выручало.

Печальная часть истории моей и маминой жизни в том, что мои разноцветные глаза были одним из последних, что мама увидела в своей жизни. Надеюсь мой вид обрадовал ее в последние часы и минуты жизни… К сожалению она сама мне об этом сказать не смогла. Так распорядилась судьба — мама умерла через три часа после моего рождения, врачебная ошибка. Мама была зеленоглазой красавицей. Поэтому, глядя на себя в зеркало, всегда вижу ее, а ее изумрудный подарок всегда и везде со мной….

Мои особенные глаза очень пригодились мне в процессе обольщения и налаживания отношений с девчонками, которых всегда ко мне притягивало уж не знаю что в большей степени: безобидное балагурство иль какое иное качество, которого у меня тоже было в изобилии. Иногда после кратковременного, мимолетного знакомства я, позвонив, просил о свидании. И если моя новая пассия сразу не отмечала мою особенность, я, встретившись, прищурив один из глаз (или одев, солнцезащитные очки либо применив другую незатейливую хитрость по ситуации), говорил девочке: «Отгадаешь загадку, какого цвета мои глаза, и все твои желания исполнятся». Дождавшись ответа, уже в оба смотрел прямо в глаза избраннице. Понятно, что девичьи желания, в отличие от моих, не сбывались. Я до сих пор весьма удачно и эффективно холостякую. Пока не жалуюсь, но в душе моей уже начались какие-то процессы, может даже необратимые. Один из признаков — решение о ремонте квартиры, как кардинального изменения и всего уклада жизни.

При всей неудержимости веселого нрава я, как человек с хорошим чувством юмора, обладал чрезвычайно невозмутимым внешним видом и порой очень тяжелым взглядом, особенно правого глаза, который на фоне светлой зелени левого производил гнетущее впечатление, как это часто бывает на контрасте. Впрочем, подобный нокаутирующий взгляд адресовался не всем, а исключительно способным, склонным к риску и легкомыслию людям. Способным рискнуть вывести меня из себя. Хорошо, что я в себя возвращался так же быстро, как и выходил, в промежутках этого интересного состояния решая обычно в свою пользу проблему, которую активировали эти неосторожные люди, не имеющие чувства самосохранения. У меня оно было в достаточном количестве и выручало неоднократно.

Так вот, все это время я копил деньги, хотя отец, уезжая на постоянное место жительства в Аргентину, оставил мне, своему непокорному сыну, очень-очень приличную сумму в евро и долларах. Разбираясь в финансовых вопросах профессионально, я отнес денежки в один из надежных банков, расположенных за углом моего дома, арендовал в депозитарии ячейку, пересчитал хрустящие пачки европейской и американской валюты, крепко пахнущие заграничной краской и с удовлетворением отметил, что обогатился на семьсот тысяч иностранных денег. Почему именно такую сумму презентовал мне родитель, я терялся в догадках. Ни больше и не меньше, а именно семьсот. Возможно, ему нравилась счастливая семерка, которую он умножил многократно — не знаю, но не возражаю. Можно было эти деньги вложить в какое-нибудь дело, но я предпочел вложить их пока в банковскую ячейку, со временем решу, как поступить.

Терпения мне не занимать. Оно — сильное оружие, правда, иногда жалею, что не огнестрельное. Оно — одна из черт моего характера. Во мне вообще много положительного. Но не по всему, так сказать, сечению моего организма. Например, та присказка о небольшом промежутке между первой и второй, которая появилась весьма к месту, в чем-то тоже шутя, поспособствовала тому, что я, достигнув совершеннолетия, иногда с упомянутыми уже друзьями был не прочь испить огненной воды (тогда мы, друзья с детства, еще совсем недалеко удалились от возраста увлечения индейцами, но навсегда остались их поклонниками). Только в отличие от Леши и Геры я знал когда, с кем и что пить. А, главное, сколько. Я свою меру знаю четко: упал — хватит. Ох, боюсь, дошучусь — еще подумает кто-то, что мое кредо: «в меру выпитая водка хороша в любом количестве» и что я только и думаю: «Вот, гадство, опять нет повода не выпить…». Нет, это, конечно, не обо мне. Тем более что я люблю коньяк, а он, по словам Уинстона Черчилля, знавшего толк в этом благородном напитке, как и кофе — напиток очень личный, а поэтому их нельзя пить кружками. Вот по всем этим причинам я, в отличие от моих друзей, и не попадал в различные трагикомические ситуации, спровоцированные бездумным «принятием на грудь» непомерного объема.

Когда я пошел в очередной, честным трудом заслуженный отпуск — пригласил к себе на квартиру Артема — модного московского дизайнера, эдакое «голубоватое» манерное, субтильное существо. Задача перед модным специалистом стояла простая: посмотреть, как можно облагородить мое жилье, вдохнуть, так сказать, в него современную жизнь, и предложить мне несколько вариантов проектов. После первой встречи я, откровенно говоря, опешил от его финансовых запросов. Это уму непостижимо, за несколько картинок, я обязан выложить свое полугодовое денежное довольствие! Я к таким тратам готов не был, короче, с дизайнером не срослось. По непродолжительному раздумью я первой встрече присвоил статус последней. После этого я искать выходы на людей с меньшими запросами, подключил к этому военнослужащих нашего отдела.

Да, прерву еще раз на время свой рассказ о ремонте и дизайне интерьеров, кратко сообщу о себе. Ну не совсем кратко, предварительно я уже дал кой — какую информацию о своем внутреннем содержании и несколько необычном, экзотическом внешнем виде.

Я — Головко Владислав Петрович, двадцати шести лет (кстати, несмотря на это, выгляжу я так эдак… да, на 26 лет и выгляжу!!!), старший лейтенант, сотрудник финансового Управления Министерства обороны Российской федерации. По совместительству я сын олигарха, не такого там супер — пупер нефтяного магната, но тоже далеко не бедного. Спросите: почему сын олигарха и вкалывает военнослужащим, денно и нощно без устали машет кувалдой арифмометра на грустном бумажном военно-финансовом поприще за чисто условное и смешное денежное содержание, а не загорает где-то на личном острове среди морских просторов в окружении прекрасных фемин?…Ох, написал это слово и сразу вспомнил замечательный образ Михаила Самуэлевича Паниковского — одного из центральных персонажей моего любимого романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок», с каким замечательным прононсом он произносил это интересное слово. Кстати, тема-то этого романа наших классиков весьма интересная и в какой-то мере имеет ко мне отношение!

Теперь отвечу на вопрос. Не захотел я становиться представителем так называемой «золотой молодежи», в которой «золото» от весьма известного слова «золотарь», таким себе (или кому-то) «золотым мальчиком» еще в юношеские годы, и пошел против воли отца. Он хотел, чтобы я, окончив престижное учебное заведение где-то на берегах Туманного Альбиона, влился бы в его бизнес- империю на правах младшего компаньона. Но я этого не хотел. Да, с математикой и физикой у меня было очень даже отлично, олимпиады и доклады в Малой академии наук моей гимназии, были на один зуб. Учиться за рубежом мне не хотелось, да и не нравились мне англичане вместе с другими европейцами с их болезненной толерантностью и всей этой подчас нездоровой политкорректностью. Скоро черные клеточки шахматных досок заменят на голубые, а белые — на розовые!

В раннем детстве, мне всегда не нравился поучительный тон отца, он знал все лучше всех, и хотел, чтобы все поступали, строго следуя его указаниям. Поначалу я не задумывался, почему мне хочется делать все наперекор требованиям отца? Только в предпоследнем классе гимназии понял: мне все время очень не хватало мамы. Не было у меня доброго, заботливого и ласкового союзника. Маму я не знал вообще по описанной выше очень печальной причине. Отец, по рассказам моей няни, поступил непорядочно: через два месяца после похорон мамы привел в дом Виолетту. Это было рыжеволосое и рыжеглазое, молодое, длинноногое с обратнопропорциональным длине ног интеллектом безмозглое создание, у которого на зачатках мозговых извилин, таких себе незаметных морщинах внутри черепной коробки, только шоппинг, салоны красоты, фитнес и прочие СПА. Ухаживать за ребенком она, естественно, не желала, а поручила меня няне — Надежде Архиповне. И, слава Богу! Хоть в этом повезло! Иначе еще не известно, чем бы ухаживание подобной заботливой особы для этого ребенка, то есть меня, закончилось (не будем о грустном).

То есть материнской заботы я не испытал с раннего детства. Когда я начал говорить, в моем разговорном словаре слова «мама» не было совершенно, хотя отец и Виолетта очень хотели, чтобы я мачеху называл именно так. Я ревел, доходило до истерик, но так этого слова и не произнес. Уже в детстве проявлял завидную принципиальность и упертость, к сожалению не свойственную многим взрослым, впоследствии ставших моим окружением в жизни, полной жестоких приключений, которых желательно бы было избежать, но… Но я, почти как известная булгаковская Аннушка разлила масло — окунулся в кофейный аромат и принял решение о ремонте. Да и множество других по аналогичному принципу, но еще не известных мне, но более значимых, нежели чашка кофе событий давным-давно уже произошло в различное время, что неизбежно должно было повлиять на дальнейший ход истории моей жизни. А к этим упомянутым моим качествам вот еще одна характеризующая меня черта: дух противоречия. Отец, в очередной раз, пытаясь воздействовать на меня в нужном ему русле, на повышенных тонах заявлял: «Я из тебя этот дух противоречия — таки выбью!». Ага! Попробуй-ка! Это не удалось никому, а вот я из некоторых много чего повыбивал, жизнь научила. А я ученик благодарный — моментально впитываю различную науку.

Итак, с интересом и неспешно продолжу вводную главу моей истории. Festinationis comites sunt error et poenitentia — спутники поспешности — ошибка и раскаяние. Быстрота вообще, как известно, нужна лишь при ловле блох. Возможно эта народная мудрость (а я просто-таки обожаю пословицы и поговорки) права, ежели блохами считать тех, кого я отлавливал на своем жизненном пути, похожим на шахматную доску (черно-белую!). То по беззаботным светлым диагоналям путь держишь, то ненароком либо из-за козней темных сил оступаешься на черные клетки и с большим трудом и помощью верных друзей выбираешься на свежий воздух, не смердящий предательством и подлой изменой, чего я вдоволь нахлебался пока не нашел то, что искал. Из ненависти к этим негодяям, приносящим людям огромное количество горя, упомяну только еще, что говорил известный пролетарский писатель о предателях. Если не ошибаюсь, он считал, что даже тифозную вошь оскорбит сравнение с этими гнусными тварями. Поддерживаю в уверенности: я не одинок в этом чувстве.

Так вот, сестренка Катька появилась у меня, когда я пошел во второй класс. С ней у меня сложились самые теплые отношения, мы с ее младенчества подружились. Без каких-либо понуканий выгуливал сестру на улице, ловил и показывал ей бабочек, кузнечиков, богомолов, гусениц и прочую живность, которую сестричка-синичка, как я ее любил называть, разглядывала широко раскрытыми синими глазами, учил прыгать по лужам (не без последствий для меня), играть в «классики», «прятки» и «догонялки», скакать со скакалкой, читал по вечерам сказки и смотрел вместе с ней в обнимку любимые мультики. А когда она пошла в школу, то три года терпеливо помогал изучать предметы, которые она осваивала с легкостью и неохладевающим интересом. Можно сказать, мы стали родными, несмотря на разницу в возрасте и нестандартные отношения в семье.

Уже близилась к завершению моя учеба в гимназии. Отец начал подыскивать жилье в Лондоне, чтобы я в компании с Виолеттой и Катькой, смог нормально жить и учиться. На несколько лет, по английским законам, до совершеннолетия моим опекуном в Англии должна была стать жена отца. Нет, я с Виолеттой не ссорился никогда, у нас отношения с ней были нейтральными, если она не лезла в мои дела, то отвечал ей тем же. Ну, и скажите, такой надзиратель мне нужен? Вот я и взбрыкнул. Опять проявил дух противоречия. Не знаю, всегда ли это качество имеет знак «+». Иногда люди, обладающие этим, в принципе положительным качеством, ведут себя как упертые козлы. Ну, бывает, кто без греха, киньте в меня камень…

Получив на руки все документы о среднем образовании, я в положенный срок отнес их в военный университет. Решил поступить на финансово-экономический факультет, на котором готовили военных финансистов. Другие воинские специальности меня не привлекали. Надо сказать, что экзамен по физической подготовке я сдал с большим трудом. Хлюпиком я не был, но и богатырской статью не отличался, так, высокий и худой недоросль со слаборазвитой мускулатурой. Но жилист и с хорошими физическими задатками, которые развивать потребно, однако. По остальным экзаменационным предметам получил отличные оценки. В итоге я стал счастливым и жизнерадостным курсантом первого курса, которого так и подмывало кому-то где-то учудить какую — нибудь хохмочку. И только чувство меры и ответственности (опять можно добавить в копилку моего словесного портрета), а также осознание моего нового на ступеньку более высокого статуса, нежели гимназист, достигнутого благодаря исключительно моему труду, с огромным трудом останавливало меня. До сих пор удивляюсь тому: и что я ничего ТАКОГО не учудил?

Да какие наши годы? Все еще прекрасно и все люди замечательны. Внешне. А уж что там у них внутри я узнаю немного позже. И в прямом смысле слова тоже…. А пока глаза мои, мало того, что разноцветные из-за гетерохромии — очень загадочнозвучащего состояния, встречающегося всего у 1 % населения Земли, так еще и разбегаются в разные стороны из-за обилия жизненных перспектив. У Александра Македонского карий и голубой, у меня, как известно зеленый и серо-стальной. В принципе, глаза у нас одинаково разные, но разные по цвету. Хм…, да, интересно я закрутил фразочку, не запутаться бы в ней.

Кстати о моих слабостях — люблю, знаете ли, что-то такое так словесно закрутить, закаламбурить, иногда даже и нормально получается. Правда, не мне судить, хотя я и достаточно самокритичен — это тоже, пожалуй, брошу в копилку моих качеств. Интересно, а судьбы у нас с Македонским очень будут похожи, много ли трудностей и опасностей выпадет на мою долю? Сразу оцените, как звучит: «у нас с Македонским»!!! Я, пока еще курсант военного вуза, не знал, что ответ на этот вопрос положительный и монета, с которой я уже несколько лет не расстаюсь, для меня символична и просто-таки жизненно необходима как талисман.

Я уверен: все тяготы и лишения, трудности и опасности мне удалось преодолеть не только благодаря своим качествам, верным друзьям, но и этой богине счастья, случая и удачи, которая в древнеримской мифологии постепенно превратилась в богиню судьбы и счастливого случая. Наверное, все превратности судьбы я благополучно перенес также благодаря своим врагам и недругам. Как это ни парадоксально, но…А с чьими кознями я бы на ухабистом и тернистом жизненном пути боролся? Вот так в моей жизни и получилось: силы добра одержали победу над злыми силами благодаря и одновременно вопреки гнусным стараниям последних.

Боже мой, как же ругался отец, как он кричал и бесновался, я за всю свою жизнь не слышал от него таких слов. Я невозмутимо сидел в кресле и отмалчивался, лишь посверкивая маминым подарком, одновременно разглядывая свои ногти с заусеницами, которые периодически и с видимым удовольствием отгрызал. А он шумел и метался как говорящий разъяренный зверь в клетке, вернее — бессвязно выкрикивающий некие проклятия и угрозы, прогнозы относительно моей судьбы. В чем-то он окажется прав. Неосторожно (умишко-то с наперсток, в маленьких таких ямочках, которые трудно назвать извилинами, так, намеки на их зачатки — элементарных аналитических способностей ноль, умения прогнозировать — вообще далеко за минус) появившуюся на его крик Виолетту он послал открытым текстом в длительное эротическое путешествие. Она, видимо, так и не поняв куда идти — ну как это туда??? — Я же ж…, а оно же ж такое…, ну как же ж я туда…… — короче, в совершенно невменяемом состоянии, нетвердым шагом с блуждающим взглядом, расставив руки в стороны и ладонями вверх, открывая и закрывая рот, как выброшенная неожиданной волной на берег рыба, удалилась в произвольно выбранном направлении и ее не было слышно до следующего утра.

И опять я не проронил ни слова. Я — твердый орешек, меня каким-то, даже очень мудреным и невероятно огромным ненормативным словом не расколешь — будешь так необдуманно и неосторожно пытаться совершить надо мной такие действия — сам и станешь калекой загипсованным (интересно бы на это зрелище было посмотреть, ха-ха-ха) — и это тоже можно в копилку моей характеристики занести. Потом, выдохнувшийся и уставший от бесполезной ругани, отец, бахнув затем открывшейся от такого закрывания дверью, ушел к себе и конкретно надрался своего любимого коньяка «Арарат», прямо из горлышка и без закуски — я смотрел на это с удивлением. Кстати, отличие еды от закуски понимают только наши утонченные граждане. Никаким дядям Сэмам, Джонам, герам Фрицам и другим жителям отсталых и развивающихся стран сия способность не дана. Наутро, с больной головой, удивленно озираясь в поисках красавицы-жены, с немым, невысказанным по поводу тишины и ее отсутствия вопросом, он все же решил поговорить со мной. Спокойно, устало-монотонно, не повышая тона, с видимым трудом шевеля губами и раскрывая рот, отец рассказал о трудностях становления его бизнеса. Я узнал, что за сегодняшнее благосостояние мы должны благодарить моего деда — Головко Ивана Константиновича, бывшего сотрудника отдела ЦК КПСС, который все время думал о своем единственном сыне.

Деда я не знал, он подозрительно скоропостижно скончался вместе с бабушкой через неделю после развала СССР, но, похоже, смог моему отцу отсыпать немного «золота партии», и показать «золотую жилу» в виде фармацевтического бизнеса. И вот сейчас я, по словам отца, хочу пустить на ветер все нажитое непосильным трудом, отказываясь стать у него партнером. Попытался успокоить отца. Сказал ему, что в военном университете дают неплохое образование по специальности, выдают диплом единого государственного образца. Если у меня служба не сложится, то я смогу найти себя на гражданке. Постепенно отец успокоился или сделал вид, что успокоился, и больше до отъезда в казарму университета к этой теме мы не возвращались.

Расстались почти как чужие. Удивительно, учитывая наши семейно-родственные отношения, но я был слегка расстроен и испытывал в связи с этим новые для себя чувства огорчения и тревоги. Все-таки — я человек добродушный по натуре, неконфликтный. Предпочитаю решать проблемы путем мирных переговоров. Но, бывает, они не помогают. Что ж тогда я проявляю свой упрямый характер.

Пять лет учебы пролетели быстро, я и глазом не успел моргнуть — интересно, подумал я, каким? Левым-зеленым или правым — стальным, то есть стального цвета, а то еще кто-то подумает, что я уже и протез из легированной стали вставил в правую глазницу. Подтверждаю — со зрением все в норме, как и с остальными бортовыми системами и грузо-подъемными механизмами! Отцу я не надоедал, старался жить на курсантскую стипендию. Когда отец подкидывал мне некоторые суммы на карманные расходы — не отказывался. Но и сам никогда не просил — я гордый (это тоже штрих к моему возмужавшему портрету). Мне хватало денег сводить Катьку в кафе, поесть мороженое, или в «Макдональдс» — съесть чудо страшно вредной заморской кулинарии — «американский» гамбургер. Ими разве что кормить тех самых тифозных вшей в профилактическо-медицинских целях. Но — мода, однако. Сестричка-синичка просит поклевать иноземного корма, приготовленного со всем недостижимым в природе и нашем общепите тщанием московских макдональдистов.

Сестренка доверяла мне полностью. Я так уверенно говорю о сестре, потому что с ней мы могли общаться на любые темы, секретов от меня у Катьки не было совершенно. А вот своей матери она не рассказала о своем первом поцелуе, злорадно (совершенно не в своем стиле), но с теплым удовольствием подумал я…Хорошая она девчонка, моя сестренка (вот уже и рифмовать стал свои мысли, глядишь, свой рассказ я завершу поэмой).

Поскольку мое участие в ремонте квартиры сведено к минимуму, нужно где-то убивать остаток отпуска. Ехать на Черное море, жарить свое тело под солнцем и купать его в этой подозрительной жидкой субстанции, которую трудно даже отдаленно, разве что по вкусу, считать целебной морской водой, желания не испытывал. Там сейчас не протолкнешься, отдыхающие друг на друге лежат, словно тюлени на лежбище. Египет и Турция тоже отпадают, загранпаспорта у меня нет, а пока оформлю, отпуск закончится. К тому же, как кажется пелось в известной старой песне: «Не нужен мне берег турецкий, чужая земля не нужна».

Выход нашелся неожиданно. В управлении предложили горящую путевку в санаторий «Звезда», недалеко от Твери. Нормальное решение — провести в комфортабельном номере с трехразовым питанием и набором медицинских процедур три недели меня вполне устраивало.

Ухватив путевку, быстро собрал необходимые вещи, и на стареньком «Фольксвагене-пассат», оставленным в мое распоряжение отцом, отбыл в санаторий. Не заблудился, заранее вбил в память навигатора координаты санатория.

Подбросив верную монету, показавшую в этот раз аверс — тоже хорошо: будь внимателен, придавив педаль газа с утра пораньше, я вырвался на оперативный простор трассы, включил аудиокнигу и, чувствуя странную и весьма приятную беззаботность, пустился в не очень далекий путь.

Рано утром кушать не могу — организму надо не только встать с постели, но и окончательно проснуться, поэтому ограничился чашкой кофе. Да и не терпелось оказаться подальше от большой деревни с гордым названием Москва, окунуться по- настоящему в отпуск как можно дальше от начальства.

Вспомнил о начальстве, а проассоциировался один сослуживец — капитан Крайнов Пашка. Однажды перед очередным отпуском он очень устал от всяких забот, работы, а также упреков и вздрючек начальства, и что из этого вышло сейчас расскажу.

Кстати, негативных воздействий на психику совершенно справедливых, ибо он постоянно чем-то увлекался в ущерб службе. В основном это выражалось в том, что он со всего разбегу бросался в бурные и неласковые к нему филологические воды — пытался изучить хоть какой-нибудь язык кроме русского, с которого ему, если честно — откровенно, и надо было начинать. Он считал, и небезосновательно, что такой пункт в автобиографии обязательно заметят в отделе кадров и дадут этому факту надлежащую оценку в виде назначения на одну лакомую международную должность. Вся беда была в том, что в этот бурный процесс он активно и яростно пытался вовлечь всех офицеров отдела, дабы все мы, «…те, которые невченые…», создавали ему погружение в языковую среду, чтобы…. И так далее, до получения заветной должности. Таким образом, он уже учил и японский — китайский, но не смог победить иероглифы, и арабский. Но и эта загадочная вязь ему не поддалась. Наконец-то мы убедили его, раз уж ему так неймется, углубить свои зачаточные знания уровня «читаю и пишу со словарем» языка старых, добрых жителей Британских островов. Он с удивлением заметил: как эта простая мысль раньше не пришла ему в голову — ему же пришлось так мучительно корпеть над экзотическими для нас языками самураев и хун этих вэйбинов.

Короче, в последний день, предшествующий его отпуску (и нашему также, ибо надоел он сверх всякой меры) фанатизм его изучения вперемешку с выполнением служебных обязанностей достиг кульминации. Он бегал из кабинета в кабинет, и у всех озабоченно спрашивал, не видел ли кто его любимый красный карандаш, используемый для работы с какими — то важными бумагами, делая вид, что находится на той стадии погружения в язык, при которой в русскую речь якобы автоматически, вне зависимости от его сознания попадают и английские слова. Но в его исполнении это звучало примерно так: ну куда подевался мой красный penis?

— Он же вот в этом стаканчике у меня на столе спокойно себе стоял, никого не трогал. Я с ним уже вечность не работал, а тут понадобилось немного почеркать-помалевать…, - возмущенно восклицал хозяин красного карандаша.

Мы, конечно же, поняли, в отличие от него, что этот филолог перепутал слова «penis» и «pencil». Но не могли себе отказать в удовольствии, дико хохоча, призывать его поискать в брюках и других местах. Пашка, не чувствуя подвоха, клятвенно заверял, выворачивая карманы, что там все проверил.

— Как, целую вечность, — спросил один из шутников, — а по-маленькому, как же?

— Да нафиг мне его таскать по-маленькому, дурак, что ли? Ну, ненормальные, — возмущенно кричал Паша, не понимая, от чего наш смех доходит до истеричной икотки.

Не буду вспоминать все скабрезные шуточки на тему, а зачем ему ЭТО, что он с ЭТИМ предметом делает, и почему такого цвета и прочее, а также невообразимые ответы нашего сослуживца. Что вы хотите — почитатели армейского юмора на одного неадеквата! Конец очередному увлечению очередным иностранным языком капитана положил начальник нашего отдела полковник Капелюшный, слушавший все ЭТО в коридоре. Он просто-таки ворвался в наш кабинет и в нескольких мудрых фразах, которые в интернете не найти, навел порядок.

Наш полковник в общем-то нормальный мужик, не чуждый легкого юмора, такой толстенький внешне, но с жестким характером, умница — столько цифр в голове держит, рассудительно и неспеша, после установления тишины сказал немного Окая:

— Товарищ капитан, вот, вы — молодец, всем надо ровняться на таких увлеченных офицеров, красивое вы слово выучили — penis. Звучит оно прекрасно, но вот выглядит — не очень. — И после паузы добавил задумчиво: — Ну, как когда, у кого как…

Гордый от похвалы капитан, оправдываясь, заявил:

— Да, нет, товарищ полковник, у меня и выглядит замечательно, строго по уставу, я его каждый день острой точилкой привожу в рабочее состояние. Вставляю и пару-тройку раз проворачиваю, этого вполне достаточно — и протянул полковнику розовую точилку в виде креветки.

Такой тупости наш командир стерпеть уже не смог и взял с Пашки честное клятвенное слово офицера, что в отпуск он поедет во Владивосток, но на поезде. А что? Очень даже неплохо. Почти за неделю пути страну посмотришь, все оплачивается, время дороги в отпуск не зачитывается. А если и обратно тем же макаром, то начальство и подзабыть успеешь. В конце напутственной речи полковник, еле сдерживая смех, приказал Крайнову по возвращении из отпуска отчитаться о количестве языков народов нашей республики, выученных в дороге и, взявшись за голову и качая ею из стороны в сторону чуть не бегом ушел к себе.

Надо отметить, полковник — руководитель хороший. Если его нет на месте — все решает его заместитель, подполковник Решетов, редкой гнусности человечишко, выскочка. А если уж их обоих нет — все определяет здоровый человеческий рассудок.

По возвращении из отпуска Паша больше ничего не изучал и был направлен для дальнейшего прохождения службы в финчасть не помню какого округа, ниже не смогли. Ибо и такая пешка могла далеко пойти — его двигала чья-то рука. Но, видать, перед такими талантами все руки опускаются. А я ему на прощание сказал:

— Паша, спасибо тебе за все. Чем больше я на своем жизненном пути встречаю таких замечательных людей, как ты — тем больше верю Чарльзу Дарвину!

На что получил радостный ответ:

— Не стоит благодарности, Влад, рад был тебе помочь! — и задал свой очередной козырный вопрос-жалобу:

— Влад, ну, чего меня начальство все время наказывает ни за что.

Что я мог ему ответить? Порекомендовал относиться к этому философски и радоваться тому, что, значит, он ни в чем не виноват и навсегда распрощался с этим странным парнем.

Задумавшись на какое-то время, очнулся от этих воспоминаний — мимо продолжали мелькать всякие незатейливые пейзажи, и мне постепенно захотелось есть. Но перекусить в придорожных заведениях мне не хватало решительности. Я — человек неробкого десятка, но на такой риск решиться никак не могу. Натура моя — осторожная, предусмотрительная и осмотрительная. Эти качества начали формироваться в моем характере давно, еще в младших классах средней школы. И я опять мыслями перенесся в далекие времена, когда, как говорят, деревья были большими.

Большего экспериментатора, чем мой старинный друг Герман, обрусевший немец совсем не немецкой внешности, я не встречал. Его первый, оставшийся в памяти эксперимент, чуть не вышедший мне боком, был таковым. Мы решили ходить на рыбалку. А в этом деле, что самое важное? Правильно — грузила. Без них ни крючок на глубину быстро не опустится, ни поплавок функционировать не будет. Герка предложил собрать около тира использованных пулек для пневматических винтовок, расплавить их и отлить требуемую снасть. Так мы и сделали.

— А как отлить? Кто знает? — спросили мы с Лешкой хором.

Наш многоопытный друг сделал шаг вперед и бодро произнес уверенным тоном:

— Я! Я читал, как заниматься литьем. Идемте со мной.

И мы пошли. Пошли смешливой гурьбой, захватив с собой старую консервную банку, на одну треть заполненную расплющенными пульками, а также спички.

Герка нашел укромное место, где был участок с сырой землей. В нее-то мы, по совету всезнающего друга (но не владеющего элементарными знаниями физики, к сожалению, особенно моему), и втыкали гвозди — «сотку» по самую шляпку, чтоб сделать глубокие формочки. Быстро соорудили костер. А затем расплавили свинец, заворожено, впервые в жизни, наблюдая за процессом «таяния» металла. Вот он потек, подернулся мутноватой пленкой шлака. Готов! Можно отливать стерженьки по форме гвоздей, которые планировалось нарубить на маленькие грузильца. Коренастый Герка наклонился к самой земле и начал вливать жидкий свинец в маленькие отверстия. Он был в одних шортах. За ним стоял, тоже в одних шортах, выпятив пузо, (уже в детстве он любил чрезмерно питаться всякой всячиной, и был толстяком) беспечный Леха. А самым осторожным сам себе казался я — предусмотрительно на всякий случай расположившийся за Лехой, дальше всех от места проведения интересной, но смутно казавшейся опасной манипуляцией. Я был одет в спортивные брюки и рубашку. Ну, казалось бы — все предусмотрено. Чисто интуитивно, но все! Через мгновение оказалось, что все, да не все. Во всяком случае, для меня…

От воздействия расплавленного металла в проделанных в сырой земле гвоздем узких каналах — формах образовался пар, выплеснувший вверх жидкий свинец. Фонтанировавшим свинцом Герке залепило тогда еще торчащий чуб. И, слава Богу, больше ничего. Капли перелетели через так ничего и не понявшего Леху, стоявшего с удивленно открытым ртом, и залепили мне весь нагрудный карман рубашки, а также рассвирепевшими дикими осами вонзились мне в затылок, после того как я мгновенно, в испуге, развернулся спиной к стае расплавленных капель свинца. Почувствовав дикую боль, я с подвываниями инстинктивно пронесся метров пять, пока не понял, что все окончено.

Грузила отлиты! Можно отлепить их от затылка, отодрать от рубашки. Герке мы потом очень бережно, осторожно и с любопытством отрезали тупым перочинным ножиком (это ж было на улице, откуда взяться ножницам) пряди волос. Тогда я впервые понял, что не всегда предусмотренная осторожность обеспечивает надежную безопасность. Также я впервые и на всю жизнь зафиксировал впечатляющую картину: событие, длившееся долю секунды, растянулось в моей памяти в замедленном темпе, отдельными кадрами. Вот начинает вздыбливаться влитый в отверстия жидкий металл. Постепенно многочисленные его сверкающие на солнце капли перелетают через моих друзей и вонзаются в мою грудь. Вижу даже, как я инстинктивно мгновенно разворачиваюсь через правое плечо. Дальше — все, ничего не вижу, на затылке глаз нет. Ни зеленого, ни серого. Одна боль, которая почему-то гонит меня вперед. Откуда я мог знать, что подобную покадровую картину в замедленном темпе я увижу при более страшных, трагических обстоятельствах очень-очень далеко от дома, за тридевять земель…..

Мои ностальгические воспоминания были прерваны визгом тормозов какого-то идиота, пытавшегося обогнать меня в нарушение всех правил и зацепившего встречную иномарку. Закон тяготения вернул его машину на бренную землю. Предварительно, правда, она (ни в чем не повинная машина) изрядно покрутилась по — всякому — скорость — то была шальная! Мне пришлось вместе с другими свидетелями остановиться, оказать помощь, дождаться полиции и далее по списку. Не буду все это описывать.

С прибытием к месту проведения очередного отпуска я сильно опоздал по вышеуказанной причине. В «Звезде» никогда не был, и если честно, то об этом санатории не слышал. Когда подъехал, то подумал, что переместился во времени. Территория и здания санатория являлись символом ушедшей советской эпохи, только внешний облик зданий немного подновлен на современный лад. А зайдя в административный корпус, понял, что в корне ошибся. Все здесь приведено в соответствие к требованиям современности.

Весьма расторопными работниками этой кузни здоровых внутренних органов (как любил говаривать знакомый патанатом: в человеке должно быть все) мне быстро, без проволочек, оформили документы на поселение и предоставили в распоряжение двухкомнатный номер со всеми возможными удобствами, техникой и средствами связи. В гостиной — удобный диван с креслами, обтянутые барроканом расцветки в английском стиле. На стене — огромная, в шестьдесят пять дюймов, телевизионная панель, принимающая более двух сотен каналов. Желающие могут воспользоваться проводным Интернетом, если взяли с собой ноутбук, или вай-файем, если на руках имеется планшет или смартфон. Почти всю спальню занимала широкая, просторная кровать с очень хорошим матрасом (и с его жесткостью угадали — я люблю пожестче), сбоку сиротливо примостились две тумбочки, в одну из которых я в мгновение ока определил свое нехитрое военно-холостяцкое имущество. Душевая комната и туалет, тоже в норме, все аккуратно и чисто. Никаких претензий к санаторному начальству не возникло. Пока все нормально и настраивает на беззаботный отдых, тем более после такого автопробега с препятствиями.

К услугам отдыхающих предоставлялись водные мотоциклы, лодки, рыболовные снасти. Этим можно воспользоваться на озере со странным названием «Левый затон». Каким бы странным название мне не показалось, а вот вода в нем чистейшая, и дно песчаное. Я после поселения искупался, так сказать, окунулся в водный мир санатория. И это мне тоже пришлось по вкусу. Только отзвучало в голове последнее слово, как отозвался желудочно-кишечный тракт, и заурчало в животе — организм проявлял недовольство. Еще бы, пока ехал — периодически слушал интереснейшую аудиокнигу — «Избранное» Вильяма — Августа В. Похлебкина, этого «кулинарного Менделеева». Там такие описания! Конечно в глаза, то есть уши, бросился рассказ о приготовлении знакового для всех нас блюда. Может быть, и здесь меня удивят и накормят салатом «Оливье» по простенькому такому, настоящему рецепту, с использованием говяжьего языка, рябчиков, раковых шеек, красной икры, каперсов, ну и прочих незначительных дополнительных продуктов?

В санатории положено лечиться. В связи с этим главный врач обязал меня посещать каждодневные сеансы массажа, приписал какие-то микстуры, способные очистить организм от вредных веществ. Мне не сложно выпить пару таблеток и полежать на кушетке полчаса, была бы польза.

Неплохо бы все-таки покушать — растравил мне душу и пищеварительную систему рассказ знаменитого кулинара, звучавший из планшетника, который я положил на пассажирское сидение (слетел, бедняга от резкого торможения, правда, без последствий для электроники). Я приехал в санаторий, когда время обеда прошло, а на ужин еще не звали. Шоколадка и бутылка напитка «Медвежонок», не самый лучший способ утолить голод, но хоть это успел проглотить во время объяснений с полицией по поводу ДТП. Пошел в буфет — о его местонахождении меня проинформировала администратор при оформлении.

А буфет, очень даже неплохо смог накормить жаждущего насытить свой изголодавшийся молодой организм после небольшого путешествия. Пяток отваренных сосисок с гарниром из риса, салат из свежих огурцов и помидоров, нарезка буженины, соусы и кетчупы на любой вкус. Я остановил свой выбор на кетчупе «чили», люблю иногда остренькое отведать. Поместил все это пищевое, с точки зрения голодного молодого организма, великолепие на своем столе, принюхался, и, найдя запахи приятными, принялся методично уничтожать съестное. Да, такую еду, товарищ Похлебкин посчитает описывать в книге ниже своего достоинства, и будет, конечно, прав, но на безрыбье … и сосиска — рыба. Каперсов с раковыми шейками, рябчиков и разноцветной икры катастрофически не хватало…

Буфетчица — женщина, примерно сорока лет, удивленно следила за моими действиями, наверное, подумала, что я какой-то проглот, и мне не хватает пищи, поданной за обедом. Пусть думает, мне нужно слегка перекусить — заморить, так сказать, червячка, а есть я буду за ужином.

Подкрепившись, прогулялся по территории. Как и все советские места отдыха, «Звезда» занимала приличную территорию среди лесного массива. Двухэтажные небольшие корпуса органично вписывались в лесную чащобу. Ветки сосен, в отдельных местах полностью накрывали мохнатыми лапами своих ветвей уставшие за долгие годы нести свою службу балконы второго этажа. Воздух был напоен запахом нагретой солнцем хвои и полон предвкушений чего-то решительно приятного — хватит с меня проблем. Хотя я на жизнь и не в обиде — могло, как недавно показала практика, не быть и этого.

Где-то высоко, среди ветвей корабельных сосен, устремившихся ввысь, к солнцу, весело и беззаботно щебетали невидимые птицы. Все окружающее меня шептало: расслабься, пора… Красота, да и только, отдыхай Владислав Петрович, в свое удовольствие, когда еще финансовое Управление МО РФ тебе путевку выделит. Повезло, что она оказалось горящей, очень горящей, практически обуглившейся. Кто-то из начальства в последний момент отказался, пользуйся подвернувшейся удачей. Я и пользовался — шел неспешно к своему корпусу и радовался. В шортах и футболке не надо принимать стойку смирно, или прикладывать руку к головному убору, приветствуя старших по званию. Образно говоря, в трусах все равны, и генерал-лейтенанты и просто лейтенанты — те, которые без лампасов…

К ужину в столовую я вышел в белом льняном костюме, в парусиновых белых туфлях и с канотье на голове — нормальная офицерская форма одежды для отдыха.

Мой стол под номером девять пустовал. Стоило мне за ним устроиться, сразу же появилась молодая симпатичная официантка с разносом, уставленным тарелками с моим ужином. Приличных размеров говяжья отбивная с гарниром из гречневой крупы, салат из свежей капусты, розетка с приправой и тарелка с тремя блинчиками с творогом. Кофе или чай, по усмотрению, девушка обещала принести после того, как я расправлюсь с предложенными блюдами. Что здесь думать, кушать надо. Инструменты в руки и вперед. Но не тут-то было. Рядом со столом нарисовался статный мужчина, лет пятидесяти, в сопровождении дам: девушки около двадцати пяти лет и женщины, примерно возраста мужчины. Как-никак я культурный человек, поэтому в присутствии дам довелось бодро подняться.

— Владислав Петрович, — представился я. — Не возражаете, если составлю вам компанию за столом?

— Григорий Иванович Перминов, — простуженным голосом сказал мужчина.

— Это, — он указал рукой на женщину, — моя жена, Людмила Алексеевна. — Вертящая головой во все стороны особа — наша дочь Мария.

Я окинул взглядом дам. Старшая, Людмила Алексеевна, обыкновенная серая мышка, с минимумом косметики, в молодые годы, по всей вероятности, была довольно симпатичной. Однако годы берут свое и становятся от этого красивее своих доноров.

Естественно, больше уделил внимания молодой особе, как выразился Григорий Иванович. Девушка среднего роста, стройна. Волосы выкрашены в черный цвет, и, в общем, гармонируют с карим цветом глаз, аккуратно пострижены. В названиях женских причесок не силен. Лицо симпатичное, без каких-либо изъянов. Ткань легкого летнего брючного костюма, четко повторяет все контуры тела девушки, а контуры эти довольно аппетитные.

— Очень приятно, — ответил я, чуть помедлив с ответом.

— Вы молодой человек, из каких будете? — спросил мужчина, удобно устроившись на стуле.

— Не понял?

— К какому ведомству принадлежите?

— Финансовое управление.

— Финансисты так устают, что им требуется отдых? Вот никогда бы не подумал, что, нажимая клавиши клавиатуры компьютера, можно умориться.

— Не имею чести быть с вами знаком, чтобы ответить в соответствии с вашей принадлежностью к, пользуясь вашей терминологией, каким-то. Но весьма странно, что вы так оцениваете работу других людей, — осторожно ответил я, понемногу напрягаясь, а про себя подумал: «Не спорь, Влад, с дураком, а то окружающие не заметят между вами разницы». Но продолжил, не сумев преодолеть желание немного культурно поиграть на нервах у этого господина:

— А вот Козьма Прутков считал, что в отдыхе нуждаются абсолютно все. Помните его изречение: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану»? Как вы считаете, он прав?

Григорий Иванович презрительно хмыкнул, но продолжил без устали изливать яд: — Раз вы финансист, то почему здесь, а не в Арабских эмиратах?

И как-то глубже задышав, еле сдерживая вырывающийся наружу беспричинный гнев, раздраженно завершил свою глубокую мысль.

— Не собрали нужную сумму с подотчетных вам структур?

— А у вас, Григорий Иванович, есть основания подозревать меня в мздоимстве? Я уж не говорю о вашей странной логике. Считайте: не очень люблю жаркие страны, — как можно нейтральней ответил я важному и чему-то неизвестному мне гневающемуся соседу по столу, хотя было желание подерзить более серьезно. Даже не подерзить, а поставить на место человека, так грубо поставившего под сомнения мою честь. Известно же: душу — Богу, жизнь — Отчизне, честь — никому. А тут такие пассажи. И в первый же день отдыха! Вот так начало! Посмотрим — посмотрим, чем отпуск закончится. И не столько незнание, с кем оказался за столом (чинопочитанием не страдаю, могу зарядить межи очи за такие слова кому угодно), а исключительно присутствие дам, остановило.

— Я вижу, вы тоже любите отдых в лесу — безуспешно пытаясь придать голосу толику вежливости, все же произнес я в завершение фразы (совсем не той, что в одну секунду сформировалась в моих быстрых мозгах).

— Это не ваше дело, молодой человек, — упорно продолжая грубить, промолвил с загадочным интонационным нажимом собеседник.

— Прошу прощения, но такое пристальное внимание к моей персоне, проявленное вопросами исключительно с вашей стороны, дало мне право задать встречный вопрос, из элементарной вежливости, и только об окружающей нас в этом прекрасном месте природе. Всем приятного аппетита, — пожелал я всем, кратко кивнув головой, хотя мне его основательно подпортил господин Перминов.

В общем, ужин проглотил, даже не успел распробовать, как следует блюда. Одним глотком, как стопку водки, выпил чашку чая, и торопливо откланялся, испытывая раздражение и чувство брезгливости, явно проявившиеся на моем обычно невозмутимом лице — находиться в обществе этого человека мне становилось неприятно и даже противно.

Вышел на берег озера, там размещались места для курения. Достал сигарету настоящего американского «Честерфилда» — люблю чередовать его с «Мальборо», чтобы на контрасте обе марки были мне всегда «вкусными», и задымил, зло глядя на вмиг присмиревшую воду.

— Владислав, вы разрешите рядом присесть? — поинтересовалась, неизвестно откуда появившаяся Мария. — Я хочу извиниться за резкость папы.

— Пожалуйста, присаживайтесь, места достаточно. А по поводу резкости папы, скорее хамства, замечу — я, например, сам привык отвечать за свои слова и просить прощение за незаслуженно высказанные совершенно незнакомому человеку подозрения и неприятие. Но, учитывая, сколь прекрасен обликом секундант, я готов отозвать вызов на дуэль вашему грозному отцу и простить ему все, ну почти все — то есть незначительные и невольные грубости, до известного предела. Надеюсь, вас он не подозревает во всех смертных грехах? Кстати, вам сигаретный дым не повредит?

— Хотела у вас попросить сигаретку. Знаете, я иногда позволяю себе выкурить одну сигарету в неделю.

— Родитель ругаться не будет?

— Он у меня хороший. Просто сложились так обстоятельства, и теперь он во всех молодых людях, вроде вас, видит одних проходимцев, — грустно сказала девушка, дымя сигаретой.

— Это вроде каких? Есть печальный опыт?

— Печальней не придумаешь, — сказала Мария, и задумчиво отвернулась в сторону затихшего к вечеру озера, отражающего как зеркало густой орешник, робко пристроившийся на самом берегу и молодую пару, ожидающую развитие ситуации.

— Если вам эта тема разговора неприятна, то давайте ее оставим, посмотрите, как красиво на частокол лесных верхушек нанизывается уставшее за день солнце.

— Действительно, красиво. Но я хочу принести вам извинения от нашей семьи.

— Извинения приняты, ничего не было.

— А еще мне нужно с кем-то поговорить. Столько всего в душе накопилось…

— То есть вам нужны свободные уши, и человек, которому можно поплакаться в жилетку.

— Что-то вроде того.

— Здесь могут появиться отдыхающие санатория, и услышать нашу беседу. Я так понимаю, вы не хотите, чтобы ваши слова слушали многие и утром к завтраку стали достоянием всех местных кумушек, которых здесь, видимо, хоть пруд пруди?

— Правильно понимаете, Владислав, — задумчиво ответила девушка.

— Тогда есть предложение покататься на лодке, до темноты еще часа два.

— Согласна.

Через десять минут я неспеша выгребал веслами в сторону противоположного от санатория берега.

— Весь во внимании, — улыбнулся я Марии, уложив весла в лодку.

— Хотела с вами поговорить, а, что говорить — сейчас растерялась.

— Начните, сначала.

— Я — дочь командира N-ской дивизии генерал-майора Перминова, — собравшись с духом, выдала Мария.

— Интересное начало, а я чуть не нагрубил человеку с большими звездами.

— А вы можете грубить?

— Могу, если надо, но не часто.

— А мне вы показались добрым и спокойным. Так вот, я — дочь генерала. Вы представляете, какое пристальное внимание таким перспективным девушкам как я, уделяют молодые офицеры?

— Догадываюсь.

— Мне тоже уделял внимание папин адъютант. Очень воспитанный и добропорядочный молодой человек, по крайней мере, он таковым тогда всем казался. Я, дура набитая, закончив, медицинский институт в Москве, и пройдя интернатуру, вернулась к родителям.

— Вы не москвичка?

— Папа служит в Казани. Я там нашла место в общей хирургии республиканской больницы. Работа ладилась, ухаживания адъютанта я приняла. Еще бы — красавец, эрудит, песни поет — заслушаешься, стихи сочиняет. Растаяла я как воск на солнце, буквально через три месяца мы поженились, родители не возражали. Папа служебное жилье выделил, чтобы нам, молодым, не мешать. Полгода просуществовала идиллия, а потом я стала замечать, что мой муженек как-то странно стал себя вести. Заподозрила неладное. Оказалась права, появилась у него восемнадцатилетняя пассия. Если честно сказать, там смотреть не на что, скелет обтянутый кожей, да большущие, на пол лица глаза, серые, на вид выцветшие.

Состоялся у нас с мужем серьезный разговор. Не отпирался, сказал, что наш брак был ошибкой, и он ее намерен исправить. Исправил, подал на развод. Я удерживать его не стала. Но для себя поинтересовалась личностью девушки. Выяснилось, что девушка — Алиса, дочка члена правления ЗАО «Казнефть».

— Дело запахло керосином.

— Что? Не поняла?

— Говорю, ваш муж променял красивую женщину на керосин от ЗАО «Казнефть».

— Примерно так. Я вернулась к родителям, а мой бывший муж не торопился освобождать служебное жилье. Папа разозлился, и перевел его служить в линейный батальон. С тех пор мы не знаем покоя. Бывший муж пишет кляузы во все инстанции, очерняя отца. Через не совсем порядочного нотариуса, в нарушение закона, переоформил служебную квартиру на себя. У отца проверка за проверкой. Должны были присвоить очередное звание после перевода на более высокую должность, теперь придерживают, пока не закончатся все проверки. Уже год мы живем в постоянном стрессе.

— Почему ваш отец не подключит знакомых, чтобы разобраться с нерадивым офицером?

— Для кого-то, отец бы все перевернул вверх тормашками, а для себя стесняется просить, в том числе и у друзей.

— Друзья познаются не только в радости.

— И я ему тоже это говорю, мама со мной согласна, да разве этого упертого генерала переубедишь.

— Не завидую я вам, целый год трепать нервы.

— Вот выговорилась, и знаете, стало легче на душе, вы умеете слушать. Давайте, будем править к берегу, спускаются сумерки.

Лодку я сдавал сторожу, под его ворчание, уже в полной темноте. Мария стояла на берегу, ожидая меня, обхватив руками за плечи. Как истинный джентльмен, я предложил ей свой пиджак. Отказа не последовало. Намеревался провести Марию в номер, но тут же получил альтернативное предложение. Девушка хотела провести именно меня, благо наши номера находились в одном корпусе, только мой в правом крыле.

Если я предложу ей переночевать у меня, она это может неправильно понять… И будет права!

Дальнейшее развитие событий доказало, что слабый пол сильнее сильного в силу сильной слабости сильного пола к слабому!

Скажу так, женщина, не ведавшая мужчину более года, способна творить чудеса. И мы эти чудеса вытворяли вместе. Если в двух словах, то нас пленила общая страсть, мы боролись, побеждая друг друга по очереди. До самого утра у нас не было не единой минуты передышки, был один дикий и безостановочный секс. Настоящий секс — это такой секс, после которого даже соседи выходят покурить! Может, кто-то из моих соседей и выходил курить, мы на это совершенно не обращали внимание.

Не знаю, как Мария, но я утром чувствовал себя опустошенным до донышка. Когда сработал будильник, обнаружил, что нахожусь в постели один, подушка, лежащая рядом, еще сохранила запах парфюма девушки. Значит, ночные страсти мне не приснились. Помылся, побрился и отправился на завтрак.

Генерал с семейством уже был за столом. Пожелав всем доброго утра, я уселся на свое место, встретил жесткий и неприязненный взгляд генерала.

— Молодой человек, вы ничего не хотите мне сказать? — уставился на меня генерал.

— А должен? Вот принесут завтрак, я пожелаю вам и вашим дамам приятного аппетита.

— Прекратите валять дурака. Вы прекрасно понимаете, о чем я хочу знать.

— Уточните, пожалуйста, я не понимаю.

— Не понимает он. А то, что Машка сидит, и лыбится, как кошка, объевшаяся сметаны, вам о чем-то говорит?

«Да, — подумал я, — одни с годами умнеют, а другие просто становятся старше, и семья хорошая, жаль. К сожалению, некоторые считают, что их большой жизненный опыт заменяет мозги…», но произнес:

— Марию Григорьевну я вчера катал по озеру на лодке, если вам интересно, хотя я и не обязан отчитываться. Мы вели с ней беседу. Я читал ей стихи Асадова, Тютчева и Есенина. Когда стемнело, проводил ее в номер, и пожелал спокойной ночи.

— И все?

— Да. А что еще я, с вашей точки зрения должен был сделать?

— Хотите сказать, что до утра вы номер не покидали?

— Послушайте, вы — не мой отец, хотя я и с ним бы не стал обсуждать многие личные вопросы, но — нет, не покидал. Здесь такой хороший воздух, поэтому я проспал, и пропустил ежедневную пробежку. Я не спорю с вами, а просто пытаюсь доказать, что вы не правы и ваши подозрения беспочвенны.

Я в припадке совести признался себе, что, конечно, откровенно врал генералу, но при этом не считал ложью ответ на вопрос, который взрослый человек, отец взрослой, самостоятельной женщины, вообще не только не мог задавать, но и не имел на это права. Ну, какого черта лезть в чужую личную жизнь? Она потому и личная, что не подотчетна никаким лампасам. Сам нарвался, с каждым вопросом делал и делал из себя дурака, будто на грабли наступал. Об уме человека очень часто проще судить по его вопросам, а не ответам. Кстати о граблях: практика показала, что в мире еще есть много грабель, на которые никто не наступал, а больнее всего наступать на детские. Но это я так…чтобы как-то себя развеселить, ибо генерал меня напрягал чрезмерно, и настроение в его присутствии отсутствовало начисто. Ох, опять закаламбурил — значит не все так плохо как кажется.

— Ладно, замнем, — недовольно и раздраженно буркнул Перминов, — но хочу предупредить:

— Станете дочери морочить голову, не поздоровиться!

— Папа, ну, что ты взъелся на Владислава Петровича, — вмешалась в разговор Мария, — он порядочный человек, а если оказывает мне знаки внимания, то это не выходит за рамки приличия.

— Знаю я ваши рамки, — махнул рукой генерал. — Я сказал, вы меня услышали. Давайте есть, завтрак стынет.

Терпеть не могу с детства манную кашу и кефир (тем более по чьей-то команде — у меня же дух противоречия и чувство гордости!), а сегодня на завтрак подали их. Есть не стал, не смог себе заставить это делать по распоряжению самодура. Отправился в буфет, где устроил праздник чревоугодия, смолотив три свиные отбивные, и пяток блинчиков с мясом. Нормальный получился завтрак, питательный — вдруг развитие отношений с Марией продолжится? Израсходованные, надо признать, к обоюдному удовлетворению калории надо же восполнить!. Было бы неплохо, весь отпуск провести в объятиях страстной и сексуальной девушки. Главное, чтобы генерал не проведал — ни мне, ни Марии сложности не нужны.

Взял лодку и рыболовные снасти напрокат, решил наловить рыбки. Видел на берегу несколько мест, оборудованных для проведения пикников, там стояли треноги и мангалы. Если мне улыбнется удача, и клев будет нормальным, планирую вечером приготовить уху по рецепту отца, пригласить семью Перминовых, отведать угощение. Если согласиться одна Мария — будет даже лучше.

Отплыл от пляжа санатория, метров на триста, стал на якорь. Заведующий пунктом проката снабдил меня наживкой и прикормкой. Я не супер профессиональный рыбак, но, как правильно надевать наживку на крючок и подсекать рыбу знаю и умею. Также я умею изготавливать грузильца, но после того памятного случая я в сырую форму больше никогда ничего расплавленного вливать не пытался — берегу от попадания капель воды даже сковородку во время приготовления чего-то вкусненького на масле или смальце — люблю готовить и, обжегшись на молоке, дую и на воду!

Прикормил, проверил глубину озера, и забросил удочку. Поплавок замер неподвижно. Целый час сидел и гипнотизировал его, хотя бы раз шелохнулся, стоит, как арматура в бетоне. Наверное, надо на рыбалку выбираться рано утром, тогда и клев будет, а сейчас время к десяти часам, рыба уходит на глубину, вода прогревается. Мои размышления прервало легкое подергивание поплавка. Неужели, какая-то рыбина решила отведать предложенного червя? Поплавок резко стал «выкладываться» и лег на поверхность воды — верный признак поклевки карася! И я не проморгал поклевку, сделал подсечку. Точно — килограммовый карась занял место в садке, такой себе блестящий лапоть! Еще бы парочку таких же рыбин и на уху достаточно, остальные ингредиенты к ухе выпрошу или куплю на кухне санатория. А рыба словно взбесилась, клевала одна за другой, и примерно одного размера и веса. За каких-то полчаса, садок пополнился десятком карасей. Мне столько не надо. Ладно, лишнее отнесу на кухню, там произведу выгодный обмен. Смотав удочку, направил лодку к берегу санатория.

— Что, рыболов, остался без хвоста и чешуи? — ехидно улыбался Григорий Иванович, стоя на причале. — Рыбу надо уметь ловить, это не на кнопки пальцами давить.

— Вы как всегда правы, где уж нам, финансистам, — ответил я генералу, поднимая садок, полный рыбы из лодки. — Если на кухне найдется посуда и специи, то приглашаю вечером на уху.

— А вы не только рыбак, да еще и повар, — желчно недовольным тоном бросил Григорий Иванович. Развернулся, и, не ответив, ушел с причала. Отлично, хоть сейчас не пришлось выслушивать его нравоучения, впечатления от рыбалки не испорчены.

Вот и понимай, как хочешь. Я хочу угостить ухой собственного приготовления, а генерал нос воротит. Ну, как говорят: колхоз — дело добровольное. Хочешь — вступай, не хочешь… — расстреляем.

Кухонные работники у меня рыбу взяли. Обещали ее почистить и к вечеру снабдить меня всем необходимым для приготовления ухи.

За обедом пригласил семейство Перминовых посетить вечерние посиделки на берегу озера с употреблением ухи. Генерал ответил категорическим отказом, а Людмила Алексеевна и Мария приглашение приняли, вызвав неудовольствие главы семьи. Странно, что ему вообще нравится? Ведь должен же быть довольным оттого, что поведение дочки, а в большей степени — мое, будет контролировать его жена!

Уха удалась на славу. За импровизированным столом сидели дамы. Я, облаченный в белую куртку и белый колпак, наливал уху в тарелки, положив в них по большому куску карася. Согласен, что карась не лучшая рыба для ухи, но это совершенно ничего не значит, если уметь это блюдо правильно готовить. Спасибо отцу, он меня научил. К ухе я предложил дамам белое французское вино «Шабли», можно сказать, с мясом его вырвал из рук предприимчивой буфетчицы санатория, долго балагуря и с тоской заглядывая ей глаза, не давая при этом никаких надежд. Очень сложная задача, но у меня богатая практика.

— Догорающий костер, отменная уха и вкусное вино, звездное небо над головой, просто романтическая обстановка. Вы не находите, Владислав Петрович? — спросила Людмила Алексеевна. — Кто вас научил готовить уху?

— Отец.

— А я думала мама.

— Свою маму я не знал, она умерла через три часа после моего рождения.

— Извините меня, пожалуйста.

— Все нормально.

— Чем вы занимаетесь, Владислав Петрович.

— Служу в финансовом управлении.

— И как служится?

— Работу выполняю в полном объеме и в определенные начальством сроки.

— Семья и дети у вас есть?

— Не женат в настоящий момент, — глаза собеседницы — мамы слегка потеряли блеск, — и никогда не был — выражение глаз восстановлено! Детей, соответственно, тоже нет.

— Живете один. Кто вам стирает и готовит?

— Я вполне самодостаточный и самостоятельный молодой офицер, всем бытовым и хозяйственным премудростям обучен.

Интерес со стороны Людмилы Алексеевны к моей персоне я уловил сразу. Она пытается сделать для себя вывод, подхожу ли я её дочери в качестве спутника жизни. Пусть думает, я пока связывать себя узами брака не намерен. Тем более нас с Марией в данный момент объединяет только секс. Я бы сказал легкий санаторный романчик с приятным общением. Правда, тесное общение было только один раз и я очень надеюсь на его продолжение.

Разошлись за полночь. Посуду и котел с остатками ухи я вернул на кухню, вручив дежурному повару.

Поднялся в номер, принял душ, а то я конкретно пропах дымом. Похоже, сегодня я буду ночевать один, не успели с Марией договориться. На смартфон пришла СМС: «Приходи, жду. Мария». Ты прав, как всегда, мудрец Овидий: «Если бы нам сговориться о том, чтобы женщин не трогать, — женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас».

Ну, вот, средства связи пригодились, а я, если честно забыл, что утром обменялись с девушкой номерами телефонов. Надел спортивный костюм и кроссовки — утром, после ночных приключений, отправлюсь бегать.

Женщина бросается мужчине на шею, а оказывается совсем на другом месте. Так случилось и у нас с Марией в очередной раз!

Эта ночь, в чем-то была похожа на предыдущую, но, как мне кажется, мы смогли в некоторой степени обуздать нашу страсть. Мы не просто занимались любовью, а наслаждались ею, смаковали друг друга. Не поверите, но у нас даже появилось время поговорить о разных пустяках. Поймал себя на мысли, что в таком темпе, мы с Марией к концу отдыха, можем превратиться в ходячие скелеты, поскольку сил тратим много. А, собственно, что их жалеть — эти силы, когда еще доведется испытать такое прекрасное приключение, постоянной девушки у меня нет, а Мария забудет меня через месяц знакомства, точно так же, как и я. Если уж дорвался до женского тела, то наслаждайся и радуйся. Любовью нужно заниматься так, как будто делаешь это в последний раз в жизни. Возьму этот постулат на вооружение.

Уходил из номера в шесть утра. Мария спала, и я решил тихонько захлопнуть дверь.

— Что вы здесь делаете? — услышал я чрезвычайно удивленный голос генерала Перминова.

Я, вздрогнув, замер от неожиданности. Затем, неспеша, уже с невозмутимым выражением лица повернулся на голос. Перминов был одет в халат, а через плечо перекинуто полотенце. Странно, подумал я, в номере есть душ, а генерал разгуливает с полотенцем на плече.

— Да вот хотел позвать Марию Григорьевну на утреннюю пробежку, вчера договаривались. Только собрался стучать в дверь, а тут вы. Прям напугали.

— Не беспокойте ее, пусть спит, — приказным тоном сказал Перминов. — Собрались бегать, так бегайте на здоровье, а другим не мешайте отдыхать. Я вот, например, жену с собой плавать по утрам не беру.

— Конечно, пусть смотрит свои сны, а я — побежал.

— Бегите, и постарайтесь, чтобы я вас больше рядом с дверью номера дочери не видел.

— Постараюсь, — бросил я на бегу.

С этого дня мое общение с Марией и ее матерью было основательно затруднено. Генерал любыми способами старался пресечь даже попытки разговоров. Пожелания за столом приятного аппетита не возбранялись. Генерал уводил женщин купаться и загорать на самый край санаторного пляжа, или отправлялся с ними искать в лесу несуществующие грибы. Один раз возил женщин в Тверь на экскурсию по музеям. Выглядело это откровенно смешно. Я даже провел некую аналогию. Свирепый альфа-самец львиного прайда, не терпит нахождения рядом еще одного молодого самца. Бдительный генерал не знал и не догадывался, что все ночи я делю с Марией к нашему общему удовольствию, только номер я покидаю на час раньше.

Один раз, генерал нас чуть не застукал среди ночи. Видите ли, ему нужна была таблетка от головной боли. Взял таблетку, так иди в свой номер, незачем осматривать номер и балкон дочери, мне очень неудобно было прятаться голым в душевой. Только близость с Марией уняла мой адреналиновый шторм.

Отдых пролетел быстро, казалось, только вчера появился в санатории, а сегодня надо уезжать в грязную, загазованную, полную суетящихся людей Москву. Ничего не поделаешь, надо служить. Прощальная ночь с Марией была жаркой и незабываемой. Расстались друзьями, не давая друг другу никаких обязательств, оно и к лучшему, у каждого своя дорога в жизни. Надеялся, что у Марии все сложится хорошо.

— Вячеслав Максимович, что у нас нового нарыли контрики по объекту «Внук»? — пыхнув сигарой, поинтересовался полноватый, лет за семьдесят мужчина в дорогом костюме. Затем он поправил очки в платиновой оправе, удобно устроился в кресле, как бы говоря собеседнику, что готов внимательно его слушать.

— Разработка «Внука» продолжается. Существенных изменений в образе жизни и поведении не произошло. Служит на прежнем месте. Звезд с неба не хватает, но очень ответственно выполняет работу. Среди коллег пользуется авторитетом. Как отмечает агент контрразведчиков «Петров», наш объект может справляться с работой значительно быстрее, но не стремится демонстрировать всем свой истинный уровень знаний. Недавно начал ремонт квартиры «Мутного».

— Мы квартиру проверили?

— За последние три года осуществляли проверку квартиры пять раз, дважды с привлечением техники и специалистов оперативно-технического управления. Проверка положительных результатов не дала.

— А где сейчас отец «Внука»?

— Там же где и был. Живет в Аргентине, занимается фармацевтикой.

— Как же мы его упустили?

— Как вы знаете, у него начальником службы безопасности компании работал бывший наш сотрудник Говорков Николай Васильевич. Он сумел поставить службу основательно. Буквально через месяц вся наша техника была демонтирована, а агентура и доверенные лица, частью уволены, или переведены в периферийные филиалы. Когда стали оказывать давление на компанию, отец «Внука» перенес основной офис в Аргентину.

— Оставшиеся в России предприятия функционируют?

— Да. Приносят хорошую прибыль. Управление предприятиями осуществляет компания «Грандмедикал групп», зарегистрированная на Кипре.

— С «Внуком» отец общается?

— Периодически, не чаще двух раз в месяц, созваниваются по телефону. Наши специалисты взломали аккаунты «Внука» в социальных сетях, но какой-то, оперативно значимой информации не получено.

— «Внук» у нас какой-то неправильный. С деньгами отца он может себе позволить многое, даже службу бросить. Он где-то бывает?

— У него один и тот же маршрут. Служба-дом-служба. В свободное время читает книги, или роется в Интернете. Тематика посещаемых сайтов разнообразная.

— Надо попробовать подвести к нему кого-то из наших женщин — агентов.

— Таких попыток было две, «Внук» не проявил к нашим агентам интереса.

— Может, он гей?

— Будучи на отдыхе в санатории «Звезда», завел интрижку с дочерью командира мотострелковой дивизии генерала Перминова. Короткий роман был довольно бурным. «Наружка» с оперативно-техническим подразделением произвели качественную съемку и запись их сексуальных игр.

— О чем-то интересном они разговаривали?

— Обычные бытовые темы. Они молоды, и у них одно на уме.

— Вячеслав Максимович, надо нам активизировать работу, времени ушло очень много. Сына «Мутного» не удалось, как следует допросить — скрылся за границей. Если мы потеряем сейчас объект, то нам наверху этого не простят. Создайте «Внуку» проблемы на службе, а потом с вашей помощью эти проблемы решите, приручите его таким образом, что вас, учить надо элементарным вещам, в конце-то концов, — раздраженно закончил гневную тираду важный господин.

— «Внук» обладает аналитическим складом ума и, самое паршивое, — умеет работать с информацией, отслеживать изменения окружающей его остановки, делать правильные упреждающие выводы.

— Кто и где его научил?

— В нашем военном университете на финансово-экономическом факультете. Была у них дисциплина: анализ и прогнозирование развития экономики стран, с элементами «промышленного шпионажа», так вот «Внук» был лучшим. Университет он закончил с отличием.

— Тогда давайте возьмем его под свое крыло. Своего сотрудника легче контролировать. Как у него со знанием иностранных языков?

— Английским и немецким владеет свободно. Два года в университете факультативно посещал занятия по арабскому языку.

— А это ему на кой ляд сдалось?

— Точных сведений нет, а по неподтвержденным данным «Внук» заключил с одним из слушателей пари, что на выпускном курсе он группе прочтет одну из сказок Шахерезады в оригинале. Пари наш объект выиграл.

— Тогда так. Кто есть рядом с объектом из контрразведки?

— Подполковник Паскевич.

— Через его руководство провести изучение «Внука» в качества кандидата на работу к вам. Только предупредите Паскевича, пусть он там без фанатизма поработает с кандидатом, отказник вам не нужен.

— Вячеслав Максимович, эта Перминова просто приезжала в гости, или их связывают какие-то чувства? Что говорят наши технические специалисты?

— Нами были предприняты попытки негласного оборудования квартиры объекта соответствующей техникой, однако после завершения ремонта «Внук» оборудовал жилье современной охранной сигнализацией и скрытыми системами видеонаблюдения. По словам оперативных источников из окружения осуществлявших ремонт украинских гастарбайтеров — шикарный, стоивший объекту целого состояния. Происхождение средств пока не изучено, но мы полагаем, что это были средства отца «Внука», помещенные на расчетный счет сына.

Управление системами объект может осуществлять со своего смартфона. Наши специалисты полагают, что квартира оборудована скрытыми датчиками движения, которые могут подать сигнал тревоги. Службой радиоконтроля, в подъезде объекта выявлено несколько передающих устройств, предположительно это роутеры для выхода в Интернет. Было принято решение применить системы радиоэлектронной борьбы. Перехватить управление роутерами не удалось, в них применяется какая-то особенная система шифрования каналов связи и данных. Вскрыть входную дверь также не представляется возможным, она бронированная, с замками повышенной секретности. Весь подъезд и лестничная площадка перед квартирой объекта контролируется при помощи видеокамер.

В целях недопущения расшифровки активного интереса с нашей стороны принято решение не предпринимать попыток негласного проведения острых оперативно-технических мероприятий с проникновением внутрь помещения. В настоящее время проводится изучение жильцов, проживающих по соседству, а также этажом выше и ниже, в целях возможной установки техники слухового, видео-аудиоконтроля с использованием их квартир.

— Отключить электроэнергию в доме пробовали?

— Пробовали. Все устройства продолжали работать. По всей видимости, они имеют резервное питание. Да и с другими жильцами дома конфликтовать нам не стоит, там проживают несколько чиновников из аппарата Премьера, поэтому и трудности с подбором надежных, неболтливых и негонористых соседей для проведения оперативно-технических мероприятий со стороны их жилплощади.

Так там же везде серьезные ремонты, мать их ети, будут переживать, не поверят ведь, что наши технари все делают аккуратно, не подкопаешься, в сотню раз лучше, чем их евро — тьфу — ремонтники. Заделают все лучше, чем было при их треклятых ремонтах! Даже японская диппочта не устояла, со всех их печатями да хитросплетенными веревками, которыми прошивались конверты из бумаги непростой выделки. Учесть, что работали друг у друга на головах в специально встроенной в вагон микрокомнатенке, напичканной спецтехникой, да еще при трясущихся вагонах — дождись ту остановку литерного поезда! Люди свое дело знают. Правда, потом с ног валятся, больше от нервного напряжения, чем от такого железнодорожного пробега из Владивостока в Москву….

— Да хватит мне рассказывать о том, что я сам организовывал совместно с контрразведкой и оперативно-техническими подразделениями. Лучше дайте подробную информацию о Перминовой. Может быть, можно ее использовать в наших оперативных целях, этот вопрос, надеюсь, вы уже прорабатывали?.

— Мария Григорьевна была замужем за адъютантом своего отца, капитаном Серегиным Владимиром Ивановичем. Брак распался по инициативе Серегина, он изменял Перминовой с дочерью члена правления ЗАО «Казнефть» Алисой Быстровой. Серегин был уличен в махинациях со служебным жильем, этим вопросом занималась военная прокуратура. Теперь уже бывший капитан осужден на три года с отсрочкой исполнения приговора. Серегин пытался возобновить контакты с Перминовой, так как Быстрова отказалась поддерживать с ним отношения после суда. Успеха Серегин не добился.

— Генерал Перминов приложил руку?

— Нет. У командующего округом побывала Мария Григорьевна. После разбирательств с Серегиным у Перминова закончились проблемы, и в скором времени он станет одним из заместителей командующего округом, с присвоением очередного звания генерал-лейтенанта.

— Пробивная дама.

— Молодая, грамотная, умная и напористая. Смогла победить на конкурсе своих более опытных коллег. С учетом данных, характеризующих ее личность, и ограниченных оперативных возможностей по изучению «Внука» — они не поддерживают постоянные отношения, к тому же Мария зациклена на своей карьере — принято решение вербовочное предложение ей не делать. Ищем другие возможности в плане подвода женской агентуры, так как «Внук» весьма охоч до этого дела.

— Охоч, охоч… Все мы охочи, только… Только, видит око, да зуб — … зубы на «Кореге», отлететь могут ненароком…Ладно…хватит мне тут… Умеете меня расстроить, чтоб вам…Все… Что сообщает этот ваш Паскевич? — разговор приобретал все более раздраженный характер и грозил перейти на личности.

— По данным Паскевича «Внук» поддерживает со всеми работниками отдела ровные товарищеские отношения. Обладает хорошими коммуникативными способностями. Не жаден и скромен. Недавно на вилле отца «Внука» праздновали присвоение очередного звания сотруднику отдела Филимонову. Объект никому не сказал, что вилла по существу принадлежит ему.

— Какой-то объект чересчур положительный, подозрительно это. Любого, ничего не объясняя, можно посадить лет на десять, и где-то очень глубоко в душе он будет осознавать, что есть за что. Так?

— К недостаткам можно отнести вредную привычку — курение и повышенный интерес к женщинам.

— Что, что, что?! Совсем охренели или отупели? Вам там что, не понятно, что такое недостатки? Или компра? Вот если бы не курение, а наркотики, да не женщины — а малолетки, да еще мужского пола. Хорошо, что мы — не в Европе — там уже интерес к взрослым мужикам к недостаткам не относят — полит — мать ее — корректность и прочая мура! Хорошо бы паталогическая тяга к деньгам, золотишку там разному с камушками, какие-то делишки в финуправлении минобороны с откатами и прочая, прочая муть, в которой он замазан лично… В данной ситуации это должно было бы быть учтено. А то — повышенный интерес к женщинам….С кем приходится работать, фуууу…. — тяжело выдохнул хозяин кабинета, печально качая головой. И опять завевшись, встрепенувшись, продолжил накачивать подчиненного:

— А к кому ему, молодому и здоровому парню, проявлять интерес. К вам, что ли? Кстати, если бы к вам — мы бы это использовали с толком. Курит он, видите ли. А, что, кстати, знаете?

— Да, предпочитает американские — «Честерфилд» и «Мальборо», — скороговоркой, подобострастно и громко ответил подчиненный, радуясь, что знает ответ и на такой вопрос, что не грозило негативным развитием разговора, приобретающего все более жесткий характер. Но он опять ошибся. Ошибся с самого начала определения негативных черт личности разрабатываемого.

— Это в кагэбэшные времена могло рассматриваться как компра. И то недолго. Он, что — самокрутки курить должен, махорку, чтобы соответствовать марксистско-ленинской идеологии, так по-вашему? В календарь давно заглядывали? Хорошо устроились! Только не говорите мне, пожалуйста, что он еще и джинсы буржуазные носит — вот ужас-то, да? Это, кажется, в 80-е, если не ошибаюсь, Федорчук дурковал… Перевели его с украинских земель, с Комитета Украины. Сначала, если память не подводит…Кстати о памяти — не подводит меня память, Вячеслав Максимович, а? — обманчиво успокаиваясь, почти ласково произнес, улыбаясь, шеф.

— Никак нет, вашей памяти и молодым позавидовать можно! — вытянувшись, четко отчеканил Вячеслав Максимович, у которого от этой улыбки взмокло исподнее и затошнило во всем теле.

— Вот — вот, никогда не забывайте об этом, и свою терять вам не рекомендую, понимаете, к чему я? Не забывайте также, что длинный язык — это лестница, по которой беда входит в дом. Не я сказал так красиво, хвастаться не буду. Восточные мудрецы, у которых всем нам поучиться… Это я хочу простимулировать к более эффективной работе вашу…да не переживайте, не простату…вашу команду.

Так вот, — уже совсем успокоившись и настроившись, как могло показаться наивному человеку, на ностальгический лад, продолжил пожилой начальник, — В те времена по коридорам Комитета гуляла широко известная поговорка — примета — вот я и в рифму стал говорить: «Будешь плохо работать — направим для дальнейшего прохождения службы на Украину». Да, тогда еще говорили «на», а не «в». Хотя тем ребятам было одинаково хреново — посылали их «на» или «в». Так вот, завершу свою мысль. Федорчук сначала пытался навести свои, как ему казалось — правильные, порядки в системе МВД. Но так закрутил гайки, что динамометрический гаечный ключ показал перебор. И партия перебросила его на Комитет Союза. Контора содрогнулась. Все на своей шкуре поняли по аналогии с пословицей о том, что кто-то там не хотел куда-то идти и вот то — оно само пришло к нему. Гора, что ль какая, к кому-то, да, а? Понятно, народный фольклор не забыли? Могу уточнить, кто к кому маленький серенький подкрался, это тоже из той же серии мудрости народной. Уточню: все поняли, что на Украину их не пошлют, ибо она сама в облике Федорчука пришла ко всем сотрудникам, в каждый кабинет и явочную квартиру, не говоря о конспиративных, от Бреста до восточной оконечности Чукотки.

Пришел человек, некоторые украинские подчиненные которого, из числа начальников областных управлений, с лампасами и без, могли, к примеру, получив личное дело кандидата на вербовку о сотне рукописных страниц, вернуть его оперу для переоформления чернилами другого цвета. Или такой том взвесить, не читая — на ладони, и вернуть, с указаниями провести более глубокое изучение кандидата, так как он — начальник управления, как чрезвычайно опытный чекист, по весу чувствует, что эта работа тянет на троечку, а ему надо как минимум докладывать хорошие материалы, ибо отличные бывают только у него.

Так я продолжу о джинсах, я ведь на них продолжал свою воспитательно-профилактическую беседу, хорошо? Как же вы меня сегодня разочаровали — я даже стал таким многословным. Уверен, мой рассказ дойдет до самой вашей печенки, я никогда, уже давно, зря ничего не говорю.

Встретил как-то однажды Федорчук, в самом начале руководства Конторой, когда его мало кто из руководства знал в лицо, а уж о простых операх и говорить не приходится, одного работника пятого главного управления, курирующего так называемые, в то время, неформальные объединения. Неформальные организации — это ж контрреволюционная гидра демократии начала поднимать свою болтливую и бестолковую голову. Опер внешне должен был соответствовать среде, в которой крутился, выполняя свою задачу — башку этой самой гидры срубить начисто, а не так чтоб как у ящерицы, или на худой конец все эти огнедышащие смрадные части ее тела перевербовать и после соответствующего обучения с их же помощью вести народ уже в ином, в нужном направлении, то есть в светлое будущее, которое уже было не за горами. Точно — не за горами, не за морями, а где — и само Политбюро не знало, если не говорить об их семьях. И вот идет себе по длинному лубянскому коридору этот паренек — слегка патлатый — битлас такой, в потертых «Левисах», в легкомысленной рубашонке, неспешной, такой стиляжной походочкой, и упирается в какого-то грозного мужика, преградившего ему дорогу на встречу с агентом из той гнилой неформальной среды, для продолжения процесса разложения ее контрреволюционного и смрадного нутра изнутри, так сказать. Дядька тот попросил одетого не по уставу офицера представиться, что последний и сделал, не подумав. Он же был на своей волне, в творческом процессе продумывания линии поведения и особо эффективных и замысловатых поз агента, пробравшегося в святая святых неформалов — в теплую кровать их главной руководительницы, чтобы по заданию этого же опера проводить подрывную работу у нее внутри и снаружи еще активнее, с помощью секретных технологий агента влияния, практикующего на Востоке в пользу Конторы под псевдонимом «Камасутра» уже которую сотню лет!. А, уединившись где-то под кустиками на природе, подальше от всяких муравейников, или прямо на них, если оперативная необходимость припечет особо страстно, может быть даже рискнуть, нарушить конспирацию, и обучить ее «Интернационалу», спеть его в два голоса со всей пролетарской ненавистью к сексу, которого тогда в Союзе днем с огнем…пару — тройку куплетиков, значит… На вопросы: «Вы кого хотите удивить своими голубыми, гм… и цвет-то какой-то педерастическо-неуставной….потертыми за столом штанами: меня или Комитет госбезопасности, что, впрочем равнозначно, может кого-то здесь, в столице нашей Родины? Вы вообще член партии?»

Ничего не понимающий молодой человек трижды честно и четко, по- военному ответил: «Никак нет!». На последний вопрос также кратко, но чуток длиннее, ну от самой сути четкого ответа: «Так точно, я — член!» А мужик, оказавшийся новым председателем Конторы Глубокого Бурения, их краткую, первую и последнюю встречу подытожил словами: «Так отправляйтесь удивлять медведей в сибирской тайге, там кстати и надбавка к денежному содержанию неплохая, заработаете на приличные, советские брюки». Поняла Красная Шапочка, с кем повстречалась, да поздно было — к вечеру его ознакомили с приказом о переводе для продолжения нелегкой службы в далекие края, вместе с его горячим сердцем и чистыми руками — головой-то своей холодной он, говорят, тронулся от такого стиля руководства…

Так к чему я, Вячеслав Михайлович, так непривычно долго распинался? Вывод сей басни, которая основана на реальных событиях, каков? Только не отвечайте, что молодость вспомнил — я ее и не забываю никогда. А, знаете, не надо мне отвечать. А то опять отчебучите что-то вроде недостатка «Внука» в виде наличия либидо. Я тогда совсем из себя выйду. Запоминайте и подчиненным передайте совсем краткое резюме: сорвете операцию — условия работы в КГБ советской Украины и сибирских краев покажутся вам райскими, только отправлю я вас в ад, в прямом смысле этого слова. Точка.

— Я все понял, все ваши указания будут выполнены надлежащим образом и в срок. Срыва операции не допустим, — ответил ошалевший от командирского гнева и напора Вячеслав Максимович, вытерев потные руки о брюки с лампасами…

— Если поняли — хорошо, а отлично будет, когда завершим начатое. Продолжим совещание. Итак, дайте команду Паскевичу установить с объектом личный оперативный контакт. После Нового года «Внук» должен работать под нашим руководством. Мне все равно: завербуете его вы или, если это будет выгоднее в оперативном отношении — организуете его перевод на службу под свое крыло. Возможно, это даже будет лучше вербовки — он меньше будет задумываться об истинном положении вещей и выискивать скрытую часть его задания. Все знают, даже школьники, что в разведке каждый выполняет свою часть задания и не должен, в целях конспирации, знать остальные части пазла. Это нормально, как 36 и 6. Вот пусть так и будет. Подыщите ему их числа наших проверенных сотрудников кандидата в друзья или подруги. Лучше из числа тех, кому привычнее работать под прикрытием легенды, имеющего в этом опыт. Понятно? Дело серьезное и требует тщательного подхода. Впрочем других дел в нашем ведомстве и не бывает, но тут же случай особый, правильно? Его квартиру надо обязательно оборудовать нашей техникой. Кровь из носу, но нашпиговать ее с использованием всех возможностей. Что надо подписать — без промедления ко мне, в любое время дня и ночи. Буду без проволочек помогать санкционировать все разумные мероприятия и документы на их проведение. Что надо согласовать, получить разрешение у руководства ФСБ — помогу лично, соответствующие договоренности имеются. Контроль, и еще раз контроль. Все, выполняйте.

— Есть — выполнять. Разрешите идти?

Филимонов оказался прав, за неделю до наступления Нового года, меня выдернул к себе в кабинет подполковник Паскевич. Я, на всякий случай, предупредил своего нового начальника отдела — подполковника Сазонова о вызове (прежний отправлен на заслуженную пенсию по выслуге лет). Начальник только развел руками, сказал, что контрразведке отказывать в визите не принято.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Головко, по вашему приказанию прибыл, — отрапортовал я, переступив порог кабинета Паскевича.

— Владислав Петрович, я не приказывал, я просто пригласил вас. И давайте без этой солдафонщины, меня, кстати, Ярославом Семеновичем зовут. Присаживайтесь.

— Очень приятно. Спасибо за приглашение.

— Прежде, чем перейти к обсуждению более серьезных вопросов, прошу вас, расскажите вкратце о себе.

— Не состою, не участвовал, не пробовал, люблю.

— Слишком информативно! А конкретней можно?

— Пожалуйста. В партиях и движениях не состою, в боевых действиях не участвовал, наркотики не пробовал, женщин люблю.

— Ну, с чувством юмора у вас все в порядке, это радует, — сказал, отсмеявшись, подполковник. — И все же?

— Ярослав Семенович, вы знаете, что я в отделе занимаю должность ведущего аналитика и этим отрабатываю свое денежное содержание. Если верить начальству, работаю неплохо. Сложить два и два, чтобы получилось четыре, я умею. Теперь к вашей просьбе. Прежде, чем пригласить меня на беседу, вы скрупулезно изучили меня и моих родственников до какого-то там колена. Уверен, что переговорили с моими коллегами, вероятней всего не один раз. Вы обо мне знаете больше, чем я о себе. По существу, я открытый человек, ни в чем противоправном не замешан. Так, что давайте без этих длинных и витиеватых заходов и подходов. В детективах и романах, которые я прочитал, много о службах, подобной вашей написано, имею общее представление о формах и методах работы контрразведки. Говорите прямо, зачем я вам понадобился. Но хочу предупредить сразу, в сексоты не пойду. Если вы планировали меня в этом качестве, то лучше беседу прервать.

— Четко вы все разложили по полочкам, сразу видно, что в анализе вы поднаторели основательно. Если уж пошел откровенный разговор, хотя вы можете усомниться, контрразведчик и вдруг откровенничает, но, тем не менее, это так, то скажу вам по секрету — инициатором нашей встречи был не я. Мне приказали сверху, а точнее, вами заинтересовалась СВР. На какую-либо мысль мое высказывание не наводит?

— Не имею ни малейшего представления, зачем я им понадобился.

— А мне, кажется, служба нуждается в хорошем аналитике.

— Ярослав Семенович, это смешно. Любая серьезная торговая фирма в стране, имеет мощные аналитические программы, которые по множеству параметров, могут провести доскональную оценку информации, и выдать исчерпывающий прогноз по развитию ситуации. Живой человек сейчас выполняет функции оператора системы, не особо напрягая мозги.

— Может быть, знание вами иностранных языков пробудило у руководства СВР желание взять вас на службу.

— Опять же есть сомнения в ваших словах. Я не оканчивал институт иностранных языков. Все, чему научился в военном университете, при мне. Есть масса компьютерных программ переводчиков, в том числе синхронного перевода с голоса. Я со своим багажом знаний конкуренцию не составлю.

— Но арабским языком вы владеете?

— Да, и регулярно его совершенствую, читая художественную литературу в оригинале, и шлифую разговорную речь, используя лингвистические аудиоуроки. Это конечно не совсем погружение в языковую среду, но весьма эффективно. Главное — желание получать знания.

— Допустим, вас хотят использовать где-то на Востоке, где есть наши инструкторы. Для общения с местными ваших знаний достаточно.

— Посмотрите на меня, хоть какое-то сходство с жителями того региона замечаете?

— С вашими метр девяносто, русыми волосами и серым, хм… серо-зеленым цветом глаз, трудно вписаться в толпу черноголовых кареглазых арабов.

— И я о том же.

— Но согласитесь, от нечего делать СВР не морочило бы мне голову полгода. Признаюсь, мне прямо ничего в отношении вас не говорили — не обещали — не просили вам передать, но были намеки на загранкомандировки и даже длительное прохождение службы в ТЕХ условиях, намекалось на очень хорошие карьерные перспективы. Я обязан доложить результаты нашей беседы. Вам, как военному человеку, должно быть это интересно. Неужели вам хочется корпеть над финансами до пенсии. Думаю, там поинтересней будет, хоть я уже и очень далек от этой романтики. Это для школьников. У нас и в СВР — порой очень трудные задачи. Приходится очень крепко напрягать мозги, чтобы просто решить какую — то сложную задачу. Это нелегко, но чувствуешь себя совсем по-другому. Неужто не хочется попробовать? Испытать себя, проверить, на что ты способен? Думаю, в финуправление всегда можно будет вернуться. Впрочем, решать вам. Я бы согласился, честное слово.

— Наверняка есть в мире место, где нам будет жить и работать интереснее и веселее, но пока-то мы здесь.

— Удачлив тот, кто верит в свою удачу. Вот вам, Владислав Петрович, и карты в руки. Проявите такую инициативу, дайте им согласие и дело с концом. Карьерный рост, опять же, по всей видимости, будет быстр.

— Не знаю, не знаю. Вот товарищ Талейран, большого ума и хитрости, да и наглости, человек, как-то сказал собеседнику примерно в такой же ситуации, во время обсуждения возможности роста по карьерной лестнице, на которой многие ноги попереламали, перескакивая через несколько: «Чтобы сделать карьеру, следует одеваться во все серое, держаться в тени и не проявлять инициативы». А с моей — то экзотической внешностью….

— Ну, это он зря так обобщал. Бывают же случаи, когда удача сама идет в руки, падает, так сказать, с неба! — продолжал искушать коварный контрразведчик, плотоядно усмехаясь.

— Да, уж, счастье свалилось на меня весьма неожиданно, видать, не успел я отскочить в сторону… А, знаете, что, Ярослав Семенович? Скажите им, пожалуйста, что я взял небольшой таймаут на обдумывание столь лестного предложения. Как-то это все, действительно, неожиданно. Даже слишком.

— Может, все-таки попробуете?

— Как пишет предатель Суворов — вход рубль, выход в трубу.

— Этому оборотню верить — себя не уважать. Давайте поступим так. Начальству я доложу, что мы нормально побеседовали, обсудили особенности вашей биографии, и вы в принципе не возражаете против смены рода службы, но для принятия решения вам нужно подумать, примерно месяц. Быстрее машина не завертится, новогодние праздники на носу.

— Хорошо. А вам не влетит за подобный доклад?

— Я ничего не нарушал, и возложенную на меня задачу выполнил. Не поблагодарят, но и взыскание не объявят.

До конца рабочего дня из головы не выходил разговор с Паскевичем. Приехав домой, по-быстрому проглотил ужин и стал прикидывать, откуда ноги растут и почему мной интересуется СВР.

Я не являюсь серьезным секретоносителем, представлять интерес для иностранных спецслужб не могу. Не тот уровень сведений в моей голове.

Теперь отец, методично продолжал я анализ ситуации. Всю жизнь занимается производством лекарств, имеет высшее фармацевтическое образование. У него фирма называется «Фармацевтика». В России есть десяток заводов, входящих в его «Фармацевтику», клепают таблетки, настойки и прочие лекарства. В прошлом году отец открыл в Ярославле новый цех по производству одноразовых шприцев. Сам на открытие не приезжал, его доверенное лицо всем заправляло. Собственно, отец в России не был с момента отъезда в Аргентину. Все больше отдыхает в странах Карибского бассейна, или на островах Океании — обожает экзотику. Присылал мне несколько сотен фотографий с интересными видами. Примечательно, что Екатерина пока еще колесит с ними по миру, не отрывается от мамы с папой. Постепенно сестренка превращается в очаровательную девушку, чем-то похожую на Виолетту, хотя бы мозгами в нее не пошла. Не должна, вроде. Полагаю, если бы СВР заинтересовал отец, то они должны танцевать его, я так — сбоку мимо проходил. Значит, кто-то другой их интересует, и этим другим возможно может быть мой дед.

Что я знаю о Головко Иване Константиновиче и о Головко Анфисе Павловне? Ответ очевиден: ничего не знаю. Умерли они до моего рождения, в начале сентября 1991 года. Тогда попробую перешерстить остатки бумаг, которые я сложил в один небольшой ящик. Там, мне помниться, были альбомы с фотографиями. Полагаю, что после смерти деда и бабушки, отец вывез отсюда все важные документы.

Среди кипы старых газет 70-90-х годов отыскал два альбома. Рассматривая фотографии, отметил, что дед и бабушка были очень симпатичной парой. Бабушка — вообще красавица. Пытался определить свое сходство с дедом. Что-то неуловимое есть, такой же разрез глаз, а также неуловимо- изучающе — предупреждающее их выражение. Похожая форма ушных раковин, но у деда они оба целые, без особых примет. Форма подбородка дедовская. На черно-белых фото плохо определяется цвет волос, но мне кажется, они у нас схожи. Если бы дед в то время хорошо питался, то лицо бы его стало круглее, и вероятность портретного совпадения возросла.

Когда просмотрел последнюю страницу второго альбома — я удивился: на всех фотографиях были сняты дед и бабушка. То они отдыхают в Крыму, то в Сочи, то на экскурсии в Ленинграде, и везде вдвоем. Вопрос. А где в это время находился мой родной отец? В начале 1962 года он точно уже родился, но ни на одном фото его нет. И фото моей мамы тоже нет. Так не бывает. Свёкр и свекровь должны хранить фотографии жены их единственного сына, а они почему-то отсутствуют. Странно. Может, у отца и мамы были натянутыми отношения со старшими членами семьи? Хотя вряд ли, в этом случае дед бы не помогал отцу, а что он это делал, я уверен на тысячу процентов. Пройти путь от заведующего аптекой до главы фармацевтической компании без посторонней помощи и финансовых вливаний невозможно. Учитывая положение деда в партийной элите, могу предположить, что денежка водилась. Мебель, доставшаяся мне по наследству вместе с квартирой, и в те времена стояла не просто дорого, а очень-очень дорого. Сейчас вообще — заоблачно. Черт побери, вместо ответов, вылезла куча вопросов. Ну, хоть определился, что интерес СВР к моей семье скорее всего связан с прошлым, и дать пояснения может только отец. К сожалению, он далеко. Но мне крайне необходима беседа с ним, чтобы окончательно понять, во что меня хотят втянуть.

Что я имею в итоге? Проблему имею, и очень серьезную. Раз проявлен интерес ко мне и ко всей семье, то однозначно ведется плотное наблюдение. Почему так заявляю? Так я далеко не глупое дите XXI века, умею читать специальную литературу на специфических сайтах, а приобретенные навыки аналитика позволяют найти истину или, по крайней мере, приблизиться к ней, идти в правильном направлении.

Допустим, я «под колпаком». Значит, все мои товарищи, и знакомые по триста раз проверены и перепроверены. Ух-ты, а как же Мария, она не так давно гостила у меня, ее тоже могут взять в оборот. Обидно будет, если девчонка пострадает ни за что. Отца, похоже, прихватить не могут, он далеко, и рычага давления на него нет. Мы общаемся редко. Нельзя, конечно, забывать, что в современном мире найти и достать можно любого, а наши доблестные спецслужбы это умеют. Выходит, что отец с Катькой и Виолеттой все-таки в зоне досягаемости. Паршиво. Похоже, мне возможности выбора не оставили. Доведется соглашаться. Хрен с ними, соглашусь, а потом будет видно, но только после разговора с отцом.

Утром поехал на Черкизовский рынок. Долго искал свободное место для парковки. Свой смартфон оставил в машине. Кто его знает, вдруг меня слушают? Бродил по рядам тряпок. Торговцы, а это в основном люди восточного облика, наперебой предлагали товар. Я несколько раз останавливался, рассматривал джинсы, мял руками, качал головой. Главной у меня была задача попытаться обнаружить наблюдение, такая вот параноидальная мысль влезла в мою голову. Она и заставила меня преодолеть несколько торговых рядов насквозь, пройдя через торговые палатки, пугая голых теток, меряющих обновы. Экстремалы они, на улице минус двадцать, а они в холодных палатках голыми титьками и попками трясут. Умора!

Вышел к рядам, где продавалась всякая всячина, в том числе мобильные телефоны и сим-карты. Понимал, что может подвернуться ворованная вещь, но для одного единственного звонка сгодиться.

Звонил из многолюдного кафе посреди рынка, номер телефона отца я помнил наизусть. Разбудил его.

— Отец, привет, нужно срочно переговорить, дело серьезное, — скороговоркой выпалил я заготовленную речь.

— Понял, в следующую субботу, Минск, отель «Прага», полдень, до свидания.

Коротко и ясно.

Я зашел в туалет. Сим-карта улетела в унитаз, а телефон я разломал на несколько частей, а затем выбросил в бочку с пылающими дровами, возле которой грелась толпа бомжей.

Купить бытовую химию пришлось, не зря же я ездил на рынок за тридевять земель.

Вернувшись домой, тщательно проработал предполагаемый маршрут поездки в Минск. Нужно постараться скрыться от возможного наблюдения, у меня в последнее время возникло устойчивое его ощущение. Готовился всю неделю. Перечитал кучу художественной литературы на шпионскую тематику, даже книгу Ронина «Моя разведка» проштудировал. Не скажу, что она суперпознавательная, но получить общие понятия о предмете можно, а также усвоить элементарные способы ухода от наблюдения. На пятницу отпросился у начальника отдела, мотивируя тем, что встретил умопомрачительную девушку, с которой хочу провести время. Начальник у меня человек понимающий, можно сказать, приветствует «гусарство» сотрудников в разумных пределах.

В загородный дом отца я приехал на своем проверенном «Фольксвагене», в красной куртке. Надеюсь, наблюдатели, если они меня вели, зафиксировали мое появление. Машину загнал в гараж. Сергей Игнатьевич встретил меня и, не задавая лишних вопросов, приготовил для меня обычную одежду, в которой ходит большинство жителей Москвы. Спустя час на виллу приехала младшая дочь Сергея Игнатьевича, которая должна находиться там, до моего возвращения. Отец попросил дочь провести на вилле генеральную уборку за хорошую плату, мотивируя тем, что ожидается приезд хозяина. Переодевшись, я через неприметную калитку, перебрался на соседний участок, а потом на следующий. Выбрался на соседнюю улицу поселка, пройдя которую вышел на железнодорожную платформу. Подошедшая электричка увезла меня в Серпухов, откуда я на автобусе, отправился в Минск в составе туристической группы. Экскурсия называлась «Новогодняя ночь в Минске», посмотрю, чем она отличается от такой же в Москве.

Ранним утром автобус прибыл в Минск, почти тринадцать часов пути остались позади. Комфорт в автобусе в корне отличается от комфорта в обычном плацкартном вагоне поезда. После каких-то трех часов сидения в не очень удобном кресле, моя задница стремилась приобрести плоские формы, а к концу путешествия, она настоящим образом горела и, как мне кажется, приобрела красный цвет, как у гамадрила — есть такой примат на свете. Правда, я ее не рассматривал. Надо где-то перекусить, а то в дороге я старался ограничивать себя в еде и питье, не хотелось провести большую часть дороги, заседая в туалете автобуса.

Нашел неплохое кафе «Шинок у Лявона». Заказал грибной суп с бульбой, свиную отбивную в чесночно-томатном соусе с гарниром из бульбы. От предложенного пива отказался, зато большую чашку чая с мятой и мелиссой выпил, смакуя. Много разных слухов ходит о Белоруссии, и народ здесь типа забит, и свободу Лукашенко душит, и предпринимательство в загоне, да еще кучу различных страхов озвучивают. На мой поверхностный взгляд, ничего подобного я не увидел. Меня больше поразил порядок и чистота города в целом, и кафе в частности. Несмотря на обильный снегопад, прошедший накануне моего прибытия в город, все улицы качественно вычищены, снег убран, дорожное полотно обработано противогололёдными реагентами. Тротуары дворники тоже тщательно вычистили, к любому подъезду дома можно спокойно подойти, не набрав снега в ботинки и не переломав кости.

Мне понравился неспешный ритм жизни минчан. Они не бежали куда-то сломя голову, а, если можно так сказать, шествовали. На пешеходных переходах спокойно ожидали зеленый свет светофора, не предпринимали попыток перебежать улицу перед едущими автомобилями. В наиболее оживленных местах, рядом со светофорами располагался парный милицейский наряд, который зорко следил за порядком. И его, порядок, жители и гости города в точности соблюдали.

Перед поездкой я изучил по карте Минск, и теперь уверенно пешком направлялся в сторону отеля «Прага». Не стал пользоваться услугами общественного транспорта, у меня был солидный запас времени. Да, и хотел, посещая многочисленные новогодние базарчики, лишний раз провериться. В принципе, наблюдение должно меня потерять в Москве, но чем черт не шутит, когда Бог спит.

На ресепшен отеля я обратился в полдень, поинтересовался, в каком номере остановился Головко Петр. Молодая девушка назвала номер и, перезвонив отцу, осведомилась, готов ли он встретить гостя. Отец ожидал моего прибытия.

— Здравствуй, сынок, — обнял меня отец, — за время, что мы не виделись, ты возмужал. — Стал шире в плечах и налился той, настоящей мужской силой. Подозреваю, девчонки вьются вокруг табунами.

— И я рад тебя видеть здоровым и веселым. Ты сам прилетел?

— А разве для разговора нам еще кто-то нужен?

— Нет. А как там Катерина?

— В университете Буэнос-Айреса учится на фармацевтическом факультете. Когда она решила посвятить себя фармации, я чуть дара речи не лишился. Никогда на эту тему с ней разговоров не вел, и на тебе, выдает решение. Виолетта была против, но… теперь у нас в семье есть студентка фармфакультета.

— Значит, сестренка настойчивая девушка.

— Ладно, о них еще поговорим. Ты, не стал бы меня беспокоить по пустякам, а раз затребовал встречу, то что-то стряслось серьезное. Выкладывай.

Рассказал подробно отцу все, что произошло с момента его отъезда в Аргентину. Естественно посвятил отца в свои аналитические выкладки.

— Да, смотрю я на тебя сынок, и убеждаюсь лишний раз, что ты совсем не похож на меня, ни внешне, ни по характеру, ни по складу ума, — задумчиво сказал отец, затянувшись сигаретой. — Один в один дед, такой же собранный и внимательный. Он всегда рассматривал проблемы с разных сторон, и принимал только взвешенные решения. Это я могу судить по последнему десятилетию его жизни. Открою тебя Влад тайну, мой отец и моя мать, а твои, соответственно, дед и бабушка, были кадровыми разведчиками тогдашнего КГБ.

— Ну, ничего себе родственники! — непроизвольно вырвалось у меня. — А как же работа в ЦК партии?

— Извини, Влад, но какие есть, такие и есть у тебя родственники, — улыбнулся отец. — Все, что расскажу, это то, что соизволили мне сообщить родители, они были еще те тихушники.

Головко Иван Константинович и Проскурова Анфиса Павловна встретились впервые в 1944 году на курсах подготовки оперативных сотрудников «СМЕРШ». Чем занималась эта служба, надеюсь, объяснять не надо. В то время готовилось наступление в полосе 2-го Белорусского фронта, требовалась достоверная информация о противнике. Поэтому было сформировано несколько разведывательных групп. У «СМЕРШа» было иное направление деятельности, но из-за нехватки людей, выгребали всех подряд, кто более-менее овладел навыками разведки и контрразведки. Группу, в которую входили отец и мама забрасывали в район Вроцлава. На подлете к точке высадки транспортный самолет был атакован немецким ночным истребителем. Самолет загорелся. Из-за малой высоты прыгать с парашютом было невозможно, поэтому, раненные летчики решили садиться на лес, в надежде, что кто-то выживет. Выжили отец и мама. Правда, у мамы было ранение в правую руку. Пока самолет окончательно не сгорел, успели вынести личное оружие и рацию. Но связаться с центром не могли, мама из-за ранения не могла нормально работать на ключе, ее почерк передачи хорошо знали в штабе, а полученную радиограмму, как потом выяснилось, посчитали радиоигрой немцев, отвечать не стали. Группу записали, как погибшую при десантировании.

Отец, при помощи ножа, смог извлечь из руки мамы два небольших осколка, продезинфицировать рану, чем сохранил ей конечность. Не сделай он этого, мама могла не только лишиться руки, но и умереть от гангрены. После недели блуждания по лесам, они вышли в назначенное место встречи с ранее заброшенными разведчиками. Прошли проверку, и стали выполнять поставленную задачу. В течение месяца отец в составе новой группы совершал диверсии на железной дороге. Им повезло даже уничтожить небольшой аэродром подскока немецких истребителей.

Непосредственно работой в «СМЕРШе» родители стали заниматься после возвращения в свою часть. Мама и отец хорошо владели немецким языком, у мамы обнаружился берлинский акцент.

Войну закончили в Праге, награждены боевыми орденам. Отец был дважды ранен.

После войны родителей направили на специальные курсы, где их очень серьезно готовили к работе в разведорганах НКВД в качестве разведчиков — нелегалов, как они потом говорили: для работы в особых условиях. К немецкому языку добавили знание английского, а мама самостоятельно изучила французский язык.

В 1946 году, они по документам семейной пары австрийских граждан, бежали из советской зоны оккупации Австрии, и осели в пригороде Бонна. Отец пошел работать в автомастерские, а мама устроилась работать на мебельную фабрику комплектовщицей. Спустя два года у родителей родилась дочь, но прожила всего-то четыре месяца, умерла от какой-то детской болезни, я сейчас точно не помню от какой.

Родители работали на нашу разведку, меняя места работы и жительства, поставляли информацию. В 1952 году случилось предательство. Высокопоставленный офицер разведывательного управления в советской зоне оккупации Австрии, не желая расставаться с возлюбленной, от которой имел ребенка, перебежал к противнику. Не с пустыми руками перебежал, у него имелись данные о сотрудниках разведки, осевших на территориях, подконтрольных бывшим союзникам. Маме и отцу чудом удалось избежать ареста, они вынуждены были возвратиться в Союз, где и продолжили работать.

Да, я тебе не сказал, твой дед в то время носил фамилию Константинов.

— Откуда она у него взялась?

— Твой дед был разведчиком до мозга костей. Он мне только вскользь рассказал, что Константиновым он стал по фамилии отца, поменял ее на фамилию Головко только в 1956 году. Такую фамилию носила его родная мать.

— Ты хочешь сказать, что родословную мы ведем по женской линии?

— Да. В этом вопросе все так запутано. Дед родился в 1926 году, и все время воспитывался в специальном детском доме для ответственных работников партийного аппарата страны. Родителей он не видел ни разу. По словам твоего деда, когда ему было десять лет, в детском доме его навестила очень красивая женщина, назвавшись матерью. Она и сообщила отцу фамилию Головко. Что еще она говорила, я не знаю. Но мне показалось странным, что в «хрущевские» времена, отец сменил фамилию на Головко. Они тогда с мамой вступили в законный брак с получением соответствующего документа.

— Вот семейка мне досталась. Тайна на тайне и тайной погоняет.

— И не говори, одни загадки. Я появился на свет в 1962 году, после длительного лечения мамы, очевидно, сказались годы пребывания в постоянном стрессовом состоянии. Как ты догадываешься, я не был окружен любовью и заботой родителей, они помогали строить социализм в разных странах, а я рос в специализированных интернатах.

— Потому тебя на фотографиях и нет?

— Фотографий, где мы все в сборе очень мало, и они датируются 80-ми годами, когда я уже учился в институте.

— Неужели дед тебе позволил самому выбирать специальность?

— Он категорически был против моего приобщения к разведке, да и мама разделяла его мнение. Отец в то время работал под прикрытием секретариата ЦК КПСС.

— И все же кем была твоя бабушка?

— Смешно сказать, но я из отца ничего толком не вытряс. Единственное, что он сказал, что происхождение у него благородное.

— Значит, можем поискать дворянские корни?

— Пока давай искать не будем, а разберемся, зачем ты понадобился СВР.

— Я и сам этого понять не могу. С тобой это связать не получается. Разве только с прошлой деятельностью деда и бабушки. Мне кажется, все разгадки нужно искать в прошлом. Вот скажи, почему дед и бабушка скоропостижно скончались после развала Союза? У них были проблемы со здоровьем?

— Они, можно сказать, были в расцвете сил. Каких-то шестьдесят пять лет. Отец мне уже три года тогда помогал создавать будущую компанию, знакомил с нужными людьми, накапливал иностранную валюту. Откуда у отца появились марки, франки и доллары узнать не удалось, он обещал мне все рассказать позже.

В начале 1991 года твой дед отбыл в очередную загранкомандировку, из которой вернулся сильно уставшим и озабоченным. В короткой беседе, состоявшейся тогда, отец отметил, что нашу страну ждут грандиозные перемены, а вот какие, распространяться не стал. Сказал, что я сам все увижу и узнаю. За месяц до путча отец привез мне чемодан иностранных денег, их там накопилось около миллиона. Пришлось их везти в Белгород, там, в пригороде у отца была дача, и оборудованный тайник. Честно сказать о даче и тайнике я понятия не имел.

— А как в твоей жизни появилась мама?

— Обыкновенно. Мы учились в одной группе. Встретились, и полюбили друг друга.

— А кто, дедушка и бабушка, по маминой линии?

— На тот вопрос тебе никто не ответит. Она к моменту нашего знакомства была круглой сиротой.

— Отец, как-то странно умерли дед и бабушка, тебе не кажется?

— Я тебе скажу больше. Мой хороший знакомый патологоанатом, которому довелось провести их вскрытие, отметил, что совершенно здоровые люди умерли одновременно от проблем с сердечной мышцей. Он предположил, что им ввели какой-то препарат, вызвавший смерть. Спустя год родился ты, и вдруг умирает твоя мама со схожими симптомами. Меня основательно трясли контрразведчики, все выспрашивая об отце. Я им толком ничего пояснить не мог, отмечая, что с родителями почти не жил, и не знал об их работе ничего.

— И они от тебя отстали?

— Ничего подобного. Они натыкали в моей старой квартире своей техники, пустили за мной наблюдение. Ты был совсем маленьким, я как раз раскручивал бизнес. Голова кругом шла.

— Потому ты привел в дом Виолетту?

— Она младшая родная сестра твоей мамы.

— Вот это поворот!

— Умом она не блещет, согласен, но она никогда не предаст. Вид наивной и недалекой жены помогает мне избавиться от лишних вопросов. Не поверишь, после двух лет совместной жизни от меня все правоохранители отстали, и я смог понемногу вливать в компанию деньги, оставленные мне отцом.

— Хотя бы Катька не унаследовала умственные способности Виолетты. Извини, отец, за резкость суждения.

— Екатерина вся в меня, такая же настырная и целеустремленная. Хорошо учится. Никаких тебе амурных отношений ни с кем не заводит. Представляешь, заявила, что отдаст свою руку и сердце только русскому человеку. Никакие цветные и раскосые особи ее не интересуют, своеобразная расистка подрастает.

— Молодец, так их всех, — улыбнулся я, вспомнив, как Катька во втором классе отходила кулаками мальчика-мулата, за то, что он плюнул ей в лицо. Тогда полунегритенка в больницу возили, зашивали надорванное ухо.

— Отец, у тебя случайно нет знакомых среди действующих или среди бывших сотрудников ФСБэшной конторы? — спросил я, прикурив очередную сигарету.

— Есть такой, Говорков Николай Васильевич, — ответил отец. — Он у меня возглавлял службу безопасности компании. А сейчас является руководителем холдинга охранных компаний. Все предприятия, наша вилла в Одинцово, находится под его наблюдением. А зачем он тебе понадобился?

— Мы с тобой полнейшие профаны. Не знаем, откуда можно ждать неприятностей. То, что меня будут подгребать под себя сотрудники СВР, мне дал понять один неплохой, в общем, человек. Если я пойду в отказ, то у меня возникнут проблемы на службе, и тогда только к тебе на шею садиться доведется. А мне не хочется вешать на тебя свои проблемы.

— Какие проблемы сынок? «Фармацевтика» находится в двадцатке мощнейших производителей лекарственных средств. В России работают предприятия, наполняя бюджет. В конце года в Мюнхене открою новый заводик по производству разных вакцин, не сам конечно, а в содружестве с «Хорст GMBH». С финансами проблем нет. Скажи сколько надо, я переведу. Как ты распорядился теми деньгами, что я тебе оставлял?

— Сделал капитальный ремонт квартиры деда. Сейчас там апартаменты падишаха, — улыбнулся я. — Даже зеркало появилось из какого-то графского дворца с гербом. Разобраться пока не дошли руки.

— А хозяйку в дом ввести не думал?

— Хочу найти такую, чтобы один раз жениться и всю оставшуюся жизнь провести с ней в любви и согласии. Ладно, мы чуть отвлеклись. Так вот, с помощью Говоркова попробую накопать информации по деду с бабушкой, а если улыбнется удача, то узнать, кем была мать деда. Выяснить, почему он спонтанно поменял фамилию.

— Я так понял, ты уже решил принять предложение от СВР?

— Поговорив с тобой, я понял, что ты не знаешь ничего такого, чтобы могло прояснить ситуацию вокруг нашей семьи. Если СВР хочет видеть меня у себя, то они постепенно начнут сами мне подкидывать направления работы.

— Когда ты нужное для них раскопаешь — вычеркнут тебя из списка живых, — мрачно заметил отец. — Полагаю, так они поступили с твоим дедом.

— Буду предельно осторожным, почувствую неладное, постараюсь скрыться.

— Куда? У тебя и загранпаспорта нет, как я понял, да и бесполезно это. На всякий случай нужны документы на другую фамилию, хотя бы. Николай Васильевич может помочь с паспортом на другую фамилию, только я тебе этого не говорил. Кстати, весь архив деда, за исключением личных фотографий и писем, я передал на хранение Говоркову. Можешь покопаться в них.

— Спасибо тебе, отец. Прости, что я по молодости лет и по незнанию, трепал тебе нервы, я не со зла.

— Все понимаю, Влад, я тоже во многом был неправ, знай, я тебя очень люблю, — отец крепко обнял меня, и я заметил выступившие на его глазах слезы.

В Россию я вернулся с той же туристической группой, без проблем. И на виллу попал уже пройденным путем. Надеюсь, в связи с Новым годом бдительность наблюдения несколько упала — человеческий фактор, однако…

— Дорогая моя семья, — граф Головко Станислав Владимирович, поднялся со стула, — собрал я вас всех, чтобы сообщить важную новость. — Наша дочь, сестра и внучка, невзирая на наше неудовольствие, приняла опрометчивое решение поехать в советскую Россию строить там светлое будущее. Никакие увещевания отца, матери, братьев с сестрой и деда с бабушкой во внимание не приняты.

— Отец, это ей голову задурил коммунистическими идеями этот болгарский недоумок Костя Константинов, — отозвался с места Степан Головко. — Они в Цюрихском университете в одной ячейке состоят, а теперь София собралась с ним ехать. Я считаю это все девичьей блажью, надо Софию отдать замуж за нормального здравомыслящего человека.

— Степочка, ты излишне категоричен, — слабым голосом произнес старый граф Головко Владимир Михайлович, — каждый член нашей семьи волен иметь свои взгляды на окружающий мир. — Мы с Варварой Николаевной много прожили, видели, как происходят вокруг нас преобразования, но то, что происходит сейчас, вернее сказать, быстрота происходящего, нас несколько настораживает, и даже пугает. Стремления Софийки сделать жизнь лучше вызывает в моей душе чувства умиления и одобрения. Но делать это надо только в цивилизованном обществе, сегодняшняя Россия, таковым обществом не является.

— Дедушка, я с тобой полностью согласен, — кивнул головой Степан.

— Подождите выносить решение, давайте послушаем нашу мадемуазель Софию, что она нам поведает, — повернулся к дочери Станислав Владимирович.

— Почему я решила поехать в Россию? Да, потому, что я русская, во мне течет кровь славян, и она меня зовет туда. Что мы знаем о России? Только то, что читаем в газетах, и что нам пересказывают наши гости. В России объявили новую экономическую политику, они начинают создавать новую экономическую стратегию государства, поэтому им надо помочь.

— Доченька, — обратила на себя внимание графиня Анна, — ты решила помогать людям, которые уничтожили всю интеллигенцию, весь генералитет, всю медицину, культуру, дворянство, наконец? Эти люди исповедуют принцип, кто был ничем, тот станет всем. Задумайся, ничем, и сразу всем. Вчерашний истопник будет лечить внутренние болезни, кочегар с парохода управлять банком, нижний окопный чин водить войска. Можно еще много примеров привести, но только не вижу зачем. Революционеры выбили весь базис, на котором держалась вся государственная машина, а теперь пытаются что-то создать, но нигде и ничего похожего в мире нет. Они же своими действиями отбросили Россию на несколько десятилетий назад, чуть ли не до начала средневековья. Да, есть учения социалистов-утопистов — так это все утопия, она не жизнеспособна. Ты хочешь положить свое здоровье и молодость для достижения недостижимого. Чтобы Россия достигла расцвета, пройдет много времени, и если это произойдет, то не при нашей жизни. Те, демократы-говоруны, что вещают с трибун, не способны к созиданию, их цель все разрушить до основания. Уже все разрушено, разрушать нечего. Убито более двенадцати миллионов русских людей в ходе гражданской войны. Скажи доченька, во имя чего они погибли, что полезного стране принесла их смерть?

— Они отдали жизнь за идею, — насупилась София.

— Интересная у них идея, София, — перебил девушку отец, — солдаты плечом к плечу сражались в окопах с агрессором, а разного толка социалисты создавали проблемы в тылу. — Задерживали выполнение военных заказов на заводах, подстрекали рабочих к саботажу и забастовкам, препятствовали поставкам продовольствия в воюющую армию. Какая идея у простого крестьянина, если он такого слова не знает? Идеи витали только в головах небольшой группки людей, которым удалось оболванить и обмануть миллионы.

— Папа, те же большевики хотели народам России принести свободу!

— А принесли гражданскую войну, разрушения и поголовное истребление всех, кому непонятна или неприятна их идея и идеология. Мама права, сейчас в России тебе делать нечего.

— Папа, ну ты же сам в 1921 году ездил в Россию, возил продовольствие.

— Да — ездил, да — возил продовольствие. Сейчас очень сожалею о своем тогдашнем порыве. Хотел людям, проживающим на наших бывших землях в Дубраве и в Шпреньгринштадте, помочь пережить голод. Что получил взамен? Проклятия от господ комиссаров, и чуть пулю мне в лоб не закатали. Не догадываешься, почему? Отвечу. Девяносто процентов комиссаров это местечковые евреи, у которых гешефт — главное на уме. Все мои телеги с зерном были реквизированы, и свезены в нашу бывшую усадьбу. На следующий день зерно продавалось всем желающим за приличные деньги, и заметь, бумагу никто не брал, платили серебром и золотом. Откуда у простых крестьян золото и серебро? Отвечу. Наворовали у тех же интеллигентов и дворян. С тех пор я ни копейки не выделяю в помощь России, даже с Обществом Красного креста на этой почве разругался. Если ты, дочь, попала под влияние своего сердечного друга Константина, то мы готовы выслушать его. Пусть он нам расскажет, на какие средства он намерен тебя содержать, и чем вы будете заниматься в России конкретно. Расплывчатая формулировка: помогать строить страну — меня не устраивает, и я думаю, все члены семьи согласны со мной.

— Насколько я осведомлен, Константинов уже в России, и ждет не дождется появления там нашей сестры, — спокойно заметил Степан. — Моя любимая сестра София, наши братья Всеволод и Владислав с тетей Анной пережили все ужасы беспощадного бунта и разгула озверевших матросов в Севастополе. По счастливой случайности им удалось уцелеть, укрыла их не славянка какая-нибудь, а старая татарка. Так, что твои высказывания о зове славянской крови выглядят, по крайней мере, смешными. Ты окончила университет, молодец. А какую специальность ты получила? Она полезна в России?

— Я знаю в совершенстве пять основных европейских языков, и на трех могу вести бытовые беседы. Неплохо разбираюсь в живописи.

— Ты не механик и не металлург, твои знания в России никому не нужны, уровень образованности там низкий. Система образования в гражданскую войну разрушена, а пропаганда победы безграмотности, не что иное, как голословное заявление. Можно обучить десять-двадцать человек грамоте и счету, на этом успехи закончатся. Твой Константин тоже, насколько я знаю, занимался болтологией, а не техническим образованием. Приедете, такие молодые и красивые, вам лопаты в руки и копайте поле от рассвета и до заката, так как индустрию комиссары угробили и коневодство в том числе, а пахать и сеять надо. Твои белые рученьки превратятся в заскорузлые лопатоподобные клешни, лицо потеряет привлекательность, а фигура приобретет мужеподобное строение. Это будет минимальная плата за твою идеологию. А, случиться тебе рожать? Там и бабок повитух, похоже, вывели всех. Кто примет у тебя ребенка, ты не думала? Или у тебя место в управляющей пирамиде забронировано?

— Степа, мы понимаем, что сразу к управлению нас с Константином не допустят, но мы будем стараться быть полезными там, где нам прикажут работать наши соратники.

— Прикажут. А как же равенство, братство и свобода выбора? Где ваши социалистические принципы? Кто тебе мешает на предприятиях отца реализовывать свои идеи. Если ты заметила, то наш отец всегда поступает справедливо. Грамотных и ответственных поощряет, а нерадивых гонит, несмотря на титулы и былые заслуги. То, что он создал, можно рассматривать, как некую социалистическую модель.

— Степочка, наш папа умеет работать с людьми. Но посуди сам, образно говоря, наш папа — эксплуататор, он не дает людям раскрыться в полной мере, он тормозит прогресс. Только свободный труд может привести к повышению его производительности.

— София, а ничего, что мои автомобильные мастерские лучшие в Европе, — возмутился граф Головко, — оснащены лучшими станками. — Рабочие и инженеры получают солидную зарплату. Из желающих работать на моих предприятиях стоят очереди, и я могу выбирать лучших из лучших. Конструкторы свободно трудятся, изобретая новые машины, за что получают солидное вознаграждение.

— Папа, я тебя понимаю, но я для себя все уже решила.

— Раз решила, тогда с Богом, — жестко произнес Станислав Владимирович. — Помни, наигравшись в социализм в России, ты можешь вернуться в семью, мы всегда рады тебя видеть и принять. Тебе открою счет в Центральном банке Швейцарии и в «Кредит-Анштальт» в Вене, если будут трудности, можешь воспользоваться этими деньгами. Всех прошу, если к вам обратиться София за помощью, оказать ее всенепременно. А если будет угроза ее жизни, то принять все меры, чтобы такую угрозу отвести. В таком случае Софию надлежит доставить в замок, несмотря на ее протесты. У кого есть вопросы, прошу высказаться.

Вопросов не последовало, но все смотрели на Софию с сочувствием.

К работе в отделе после Нового года я практически не приступил. Так…. понемногу неделю занимался всякой текучкой. Ошибочные телефонные звонки задолбали — бизнес быстро после новогоднего праздника включился в работу, если бы еще протрезвели окончательно некоторые.

Один экспедитор с завидным упорством и постоянством каждые пару часов звонил на мой служебный телефон, спрашивал базу, получал мой ответ об ошибочном характере их звонка и что ребята постоянно попадают в государственное учреждение, не имеющее отношения к их продуктовой оптовой базе. Я даже всем присутствующим пожаловался, мол, что за гад пьяный достает, и так работа не клеится.

В третий раз то ли надоели мне эти алкаши, то ли пошалить захотелось и размяться от длительной нудной сидячей работы, то ли очередной раз оказался прав мудрец Тацит, сказавший когда-то: «Лучше ничем не заниматься, чем заниматься ничем» — это неважно. Но, увидев знакомый уже номер, помахал всем присутствующим рукой, обращая, таким образом на себя внимание, включив громкую связь для остальной скучающей финансовой братии, я услышал вместе со всеми гораздо более содержательный по смыслу вопрос заплетающегося языка:

— Ну, чего вы там все выдрючиваетесь, какого хрена, что за дебильные шуточки, мы уже который час под вашими окнами стоим, разгружать, что ли или нет, туда вас и растуда?

На мой удивленно прозвучавший вопрос о характере и объеме груза, получил уверенный ответ, прозвучавший так же «трезво» и даже жизнеутверждающе:

— Ну, братан, мы ж серьезные люди, мы ж не какие-то там алкаши конченные, дело свое четко знаем, да? Докладываю, тебе, мля, дословно и до копеечки, до самой ее последней граммулички, вот — соль, обыкновенная соленая, чтоб ей, соль. Все как заказывали, три тонны, — и в накладной здеся так что-то написано, потом покажу, все, как положено: сдал — принял, точно три, так и написано прописью, русским по белому, ик… ик… чтоб вам, — икая все чаще и чаще завершил свой монолог работник пищевой промышленности.

Я, сдерживая порывы смеха, под решительными жестами всех зрителей, принял волевое решение и, махнув рукой, под взглядом начинавшей радоваться в предвкушении веселой хохмы публики, устало и пьяно вымолвил:

— Ладно, мужжжики, что мне с вами делать-то, га? Ну, не отдыхается вам, неймется все, хотите р-згружать — р-згружайте, только…только больше, пожалуйста, без этого-о, не мешайте подбивать годовые финанс, хор-шо, дговорилисссь?

— Вот это ты, братан, молодец, наш человек, если такая серьезная тема пошла, то приступаем, а то не туда попали, не туда попали, начинайте уже работать, хватит вам там в конторе своей бухать, мы и не знали про такой базар, что теперя это называется подбивать финансы, запомним, значит, га-аг-га-га, но сначала — арбайтен. Ага, ну, пока, что ли…

— Ну, и вам не хворать.

Свидетели этого длительного и содержательного разговора, а это был целый кабинет занудившихся от послепраздничного безделья финансистов, встрепенувшись, весело заржали. Однако, даже слегка взбодрившись, активнее работать не стали.

Успел на длинных выходных — Рождество! — наконец-то встретиться с друзьями и устроить новоселье. Несколько месяцев не виделись, все успели соскучиться друг за другом. Встреча была очень теплой, семейной. Не буду рассказывать о содержании праздничного стола — накупил и приготовил много вкусностей. Да еще Полина с Юлей, в течении прошедшего года ставшие женами соответственно Германа и Лешки, кое что своего приготовления принесли, думая, что я на кухне — неумеха. Ха! Вот наивные! Да я их только одним раковым супом древнего рецепта сразил наповал. А раки, приготовленные по необыкновенному рецепту, которым со мной поделился на одном мероприятии сосед по пеньку, на котором эти самые волшебные раки и стояли в большой кастрюле.

Поделюсь, очень коротко, может пригодится. Хлопотно очень, и дорого, но того стоит — вкуснее редко, что мне встречалось. Раки, живые, естественно, запускаются в большую емкость — ванную, или на худой конец в выварку 40-литровую, в зависимости от количества. Заливаются базарным молоком, от проверенной хозяйки. То есть не проверенной хозяйки, еще поймете не так, а ее молока, тьфу, в общем ее коровы Зорьки. Залили и пусть с утра и до следующего вечера, то есть чистых дня полтора — два там живут и пропускают молоко через жабры, напитываются сливочным вкусом. Можно и дольше, но тогда для обогащения молока кислородом надо компрессор из аквариума использовать — это чересчур круто и геморойно. Достаем, промываем, кидаем в кипяток — все как обычно, с солью, укропом и так далее, но еще один секретный компонент — базарная сметана от… Зорьки. Ну на ведро воды — литра наверное хватит, все на глазок. Но когда начинают люди есть этот необыкновенный шедевр кулинарного искусства — не оторвать, точно вам говорю. Этот мужик так нас научил. Хвостик — шейку в сторону, с этим ясно-понятно, съели. По внутренней стороне раковых щек, где жабры, ногтем большого пальца соскабливаете слой сливок ракового вкуса — обалдеть. Это раки пропускают через себя молоко и постепенно так вся эта вкусность накапливается. Ранее голову выбрасывал, а сейчас нет: высасываешь сливочную густоту из жабер и так далее. В общем все опомнились только тогда, когда раки закончились. На столе только тырса какая-то, ни одной целой части ракового тела не остается, все съедается, высасывается, рассасывается и как угодно. Сначала кое-какие кусочки выбрасывались. Распробовав — из кучи остатки лапок тоненьких доставали и — по — новой пускалось в доедание. Вещь!!! Рекомендую, но блюдо не повседневное. Все молочные продукты приходится утилизировать.

Дзинь-дзинь прозвучало в коридоре два раза, и я уже безошибочно мог дать ответ: кто первым пожаловал ко мне в гости на настоящее новоселье, кого я увижу, открыв массивную входную дверь.

Так и есть: на фоне темного квадрата среднего роста с бритой, шарообразной формы головой четко, умелыми прозрачно-акварельными мазками кисти природы, прорисовывалась фигурка современной Дюймовочки — Полины, жизнерадостной жены моего всегда угрюмого и невозмутимого друга детства Германа.

Мой квадратный друг с некоторых пор стал для этой женщины с тоненькой как былинка, мальчишеской, подростковой фигурой, и фоном, на котором она сверкала веселой искоркой, и опорой, в которой Полина могла не сомневаться ни секунды, и защитником: только кто-то попробуй! А еще, конечно, любящим мужем. И если в первых характеристиках никто из окружения Герки, в том числе и мы с Алексеем, вторым моим закадычным другом детства, не сомневался, то превращение нашего друга в нежного и заботливого мужа произвело шоковое впечатление.

Как, чтобы этот все время что-то взрывающий, ремонтирующий, строгающий невозмутимый молчун, легко разгибавший найденные нами вместо кладов подковы, да влюбился и женился? Да ни в жись! Чтоб нам прямо сейчас на этом самом месте! Но, он пропал мгновенно, с первого взгляда, когда екнуло его сердце, случайно встретив эту девушку, у которой были только большие выразительные серые глаза и все, практически никаких округлостей. Абсолютно, пусть простит меня мой новый верный и преданный друг Полинка, никаких бедер (как рожать будет?), грудь едва очерчивается на любой форме одежды. Личико маленькое, но с огромными неунывающими глазами, с большим оптимизмом (за себя и за пессимистической внешности мужа) и неуемной энергией глядящими абсолютно на все. Ее портрет можно завершить короткой, тоже мальчишеской, прической. Худой ее тоже нельзя назвать. Нет. Это было хрупкое, стройное, длинноногое создание — сказано же: Дюймовочка. Если бы на женском теле душа тоже выглядела очередной выпуклостью — вот это была бы самая большая выпуклость Полины — большая, светлая и добрая душа! Можно бы было ее больше никак и не описывать.

Так мы ее сразу и окрестили, не услышав ни единого слова возражений. Она с пониманием приняла сразу эту нашу детскую игру, в прозвища. И именно безропотное принятие наших традиций сразу расположило меня с Лехой к девушке друга, а очень скоро и его жене. Случилась только одна значительная поправка, очень нам всем понравившаяся. Услышав в самом начале знакомства, как мы иногда, для смеха, называем ее внушительную половину Квадратом, она задумалась и произнесла:

— Вы называйте моего Герочку, как вам нравится — Квадратом. Но это же как-то двумерно, правильно? Но я-то его знаю и в третьем измерении, — без тени смущения продолжала наша новая подруга, — поэтому называть его иногда для смеха буду Кубом! Да, мой любимый Кубик-рубик?

Мы с Лехой, конечно весело заржали, похлопывая друга по крутым плечам.

А Герка, зардевшись от такой тонкой и далекой от пошлости похвалы его мужских качеств, довольно хмыкнув, изобразил подобие двумерной же улыбки. И это, мы давно свыклись, равнялось довольно длительной тираде в его исполнении.

Итак, мои друзья начали сходиться. Дюймовочка, радостно сверкая глазами, торжественно вручила мне смешную игрушечную собаку — мягкую ушастую игрушку с весьма смешным и придурковатым выражением морды.

— Это, — было сказано мне, — тебе вместо кота на новоселье, назови его, как захочешь, хорошо? Один — то кот, у Лехи — Персик уже есть, ну и хватит нам приключений. Вечно они скубутся и Юлю расстраивают. Пусть в твоем новом жилище всегда будет уют и еще раз уют. Ну и мы все периодически, так?

— Спасибо, ребята, спасибо! Вы можете у меня оставаться навсегда, места всем хватит. А пса я назову. А пса я своего назову… Дайте пару секунд вспомнить древних отважных парней. Так, милости прошу, представляю вам своего верного пса Аякса Великого — Гомер сравнивает его с богом войны Аресом и называет одного из героев осады Трои сильнейшим из греков.

Да, кстати, я по заведенной традиции еще спросил Полину, кивая на Германа и грозно вращая глазами:

— Как дела, громила не обижает? А то ведь я на расправу быстр, ишь Дюймовочек обижать!

Полина, любовно погладив по груди мужа, поцеловала его в губы, а меня звонко чмокнула в щеку, приговаривая:

— Ну, чисто дети, за вами глаз да глаз! — Один ребенок — косая сажень в плечах, коренастый, с мощными руками — стеснительно заулыбался, ласково глядя на жену, а другой — высокий, жилистый — весело сверкнул зеленым глазом.

— Ребята, вы не представляете, как я всегда рад вас видеть! Заходите, наконец-то, пожалуйста!

Все рассмеялись и принялись раздеваться. Как всегда быстрее всех приготовилась к осмотру квартиры Полина. Она просто спросила скороговоркой:

— Влад, не возражаешь, я сама все быстро-быстро обсмотрю — освоюсь, ага?

— Ага-ага!

Полина очень хозяйственная женщина. Ее муж всегда накормлен, напоен, вычищен — выглажен, в общем она — молодец!

И пока мы с Германом под мои комментарии медленно и неспеша осматривали хоромы, пока Герман дотошно и со всем вниманием и обстоятельно проверял: надежно ли, намертво ли приклеены обои, не скрипят ли двери и так далее, этот резвый молодец ураганом, правда, неразрушительным, пронесся по всей квартире. Мы по различным бытовым звукам понимали, где находится деятельная натура Дюймовочки: включались-выключались свет, краны и душ, спускалась вода в унитазе, мягко скрипела моя широкая кровать. Затем все затихло и уже на это мы с Квадратом отреагировали мгновенно — чего бы не случилось? Мож спасать надо бежать?

Мы двинулись разом, в ногу, одновременно, как бывало неоднократно во время всяких наших приключений. Через секунду остановились, заметив замершую на кухне женщину. Она, приоткрыв от удивления и восхищения рот, осматривала, вертя головой во все стороны, всю мою кухонную технику. Кухонная техника — ее слабость, как, наверное, и любой женщины. Техника привлекала ее своими округлыми боками и глазками лампочек дисплеев, разноцветными поверхностями, блестящей нержавейкой, кнопочками и многими другими привлекательными конструктивными штуками.

Дюймовочка молча, умоляющим взглядом спросила:

«Можно я все обсмотрю, попробую, загляну, понажимаю-пооткрываю, поглажу все-все эти прелестные моим душе и сердцу женские игрушки, а, Фортунка?»

Я так же молча, благосклонно кивнул головой: «Вперед, время пошло!».

Все — нас Полина уже не замечала, и мы могли спокойно продолжить свое шествие по квартире, во время чего Герка продолжал все проверять на отрыв, на плавность открывания, на прочность стен и перестенков. Особенно меня развеселило то, что он по всему пути следования постоянно простукивал все поверхности.

— Клад, что ли ищешь?

В ответ услышал произнесенное молча, одним пренебрежительным жестом:

— Помолчи, старик, много ль ты в этом понимаешь!

Прибежала восторженная Полина и, захлебываясь, от переполнявшего ее восторга, начала нам рассказывать одновременно о всех кухонных приборах да комбайнах сразу. Я ошалев слушал, издавая одни только междометия, а Герман, как всегда молча и невозмутимо — с большим вниманием и пониманием слушал жену, кивая одобрительно головой в знак согласия с ее мнением специалиста.

Забыл рассказать: Леша, как компьютерный гений-самоучка, научил Полину вести свои кулинарные передачи по ютубу. Он произвел все необходимые видео — оформления — заставки и прочее. Дюймовочка с огромным удовольствием показывала на экране все свое кулинарное умение, я бы сказал: талант, а мы все после этого всю вкуснятину съедали в один присест. И что интересно — нам не было стыдно, что женщина опять начнет что-то готовить — мужа-то кормить надо, хоть иногда!

Меня всегда умиляла картина: наворачивающий, и похрюкивающий от удовольствия, подъедающий что-то вкусненькое Герка и Полина, подперев ладонью подбородок, мечтательно и нежно глядящая на своего всего такого основательного мужа. Она у нас детдомовская, семьи своей пока всех нас не встретила — не имела. Я очень люблю, хотя это в последнее время случалось все реже, приезжать к ним в гости с кучей всяких съестных вкусностей. Предварительно позвонив, испросив у Германа его молчаливого позволения переговорить с его женой (я всегда свято соблюдал эту специфическую субординацию — чувствовал, с Германом и Полиной иначе нельзя, своего рода проявление уважения к самым близким друзьям). А Полину я просил приготовить что-то вкусненькое, обычно первые блюда, которые я обожаю и называю все одним вкусным для меня словом «похлебка». Кстати, я многому у нее научился, и сейчас проверим, насколько хороший я ученик.

Ну и конечно, я абсолютно серьезно предложил Полине, когда ей захочется, пользоваться этой кухней со всей ее начинкой для ведения своих кулинарных передач.

— Тренируйся здесь, а позже откроете с Геркой свою таверну, которую назовете, к примеру, «Красавица и чудовище» — никто из нас не обращал внимание на всякие подколки относительно внешности, зная, что все это добродушный дружеский треп. А Герман, не помню какой у него был цвет волос, после появления ранних залысин, еще в старших классах, стал свою черепушку брить наголо, до блеска. Лицо его было тоже квадратной такой, массивной формы. Глаза — обыкновенные серые, как у многих, но очень умные. Мой друг — на все руки мастер, работает кем-то вроде «мужа на час», а также ремонтирует всякую технику. В общем специалист широкого профиля с обширной клиентурой.

Мастерская его находится в подвале его дома. Когда-то давно мы с Алексеем помогли другу обустроить ее в пустующем помещении подвала, где народ хранит картошку и всякие старые предметы, велосипеды. Одна из таких ячеек была разломана, стояла без двери, а внутри… Что было внутри — лучше не вспоминать. Короче, все вычистили, котов отвадили, двери нашли, укрепили, навесили. Кладку кирпичную восстановили, провели электрику. Постепенно у Германа там скопилось великое множество химических реактивов (понемногу таскали из кабинета химии, покупали), всевозможные приборы, фотооборудование. Чем мы только ни занимались (кроме отливки свинцовых грузил). Даже точным литьем — была изготовлена и специальная центрифуга. Герман заливал в сухую уже (наука даром не проходит) форму свинец, а мы резко дергали за веревку, по типу мотора на моторной лодке. Удавалось даже сделать рака, как живого, все в точности, даже усики были!

Но больше всего наш умелец тратил времени на изготовление и испытание всяких взрывчатых веществ. Была там и «недотрога», взрывавшаяся от одного легкого прикосновения, были всевозможные взрывпакеты, фейерверки. Взрывпакеты и «недотрогу» мы использовали в основном в борьбе с алкашами, если они смели оккупировать места наших игр. Очень действенная антиалкогольная мера. Конечно, дурни, то есть мы, не всегда понимали опасность применения таких веществ против мирного населения. Кто-то из взрослых мог и инфаркт заработать от испуга. Мы что творили? Разбирали аккуратно новогодние хлопушки, вынимали кусочки взрывчатого вещества, не буду называть его формулу, раскладывали в подъездах или около них, в сухую погоду, и весело ждали соприкосновения женского каблучка с этим веществом: цок-цок-цок- бабах! Ну, не идиоты ли?

Однажды мы изготовили из куска толстостенной трубы пушку, чем ее зарядил Герман — не знаю, но просто запыжевали, безо всяких металлических включений. Испытали ее на старом заброшенном домишке — направили с приличного расстояния на окна. Окна, видимо, от узко направленной взрывной волны, остались без стекол.

Но больше всего нам понравилось испытание взрывчатки, судя по объяснениям нашего алхимика — аммонала или чего-то подобного. Бомбочка, довольно серьезного веса — в банке из-под трехкилограммового объема краски, была изготовлена заблаговременно, еще осенью. Испытание проходило на реке, куда мы в предвкушении приключений прибыли под видом рыбаков, желающих на льду наловить немеряное количество всяких ершей. В сторонке от основного места рыбной ловли мы как настоящие рыбаки поработали пешней, выгребли ледяную крошку. А затем, осторожно озираясь, установили специальный проволочный каркас для заветной банки с вмонтированным в нее куском самодельного огнепроводного шнура оптимального размера. Мы с Лехой непринужденно отошли на заранее подобранные позиции, в стационарный наблюдательный пункт, оборудованный за корягой на берегу. Квадрат поджег шнур и неспеша направился к нам — время сгорания шнура мы проверили и не раз отрепетировали всю процедуру — дурных нет!

И вот — взрыв! Довольно серьезный — 3 кг взрывчатки с, если не ошибаюсь, таким же тротиловым эквивалентом — в 3 кг! Но вся прелесть этого прикола заключалась в том, что банка была на каркасе расположена 50 на 50 в воде и на поверхности. То есть по нашим идиотским расчетам значительная часть взрывной волны должна была направиться в стороны, подо льдом. А самое интересное в этом хулиганстве была реакция рыбаков, когда под ними ходуном заходил трескающийся лед — такими пологими волнами, ну чисто Годзилла к ним подбирается. Один, кстати, очевидно начитавшийся о чудовище Несси, что-то подобное и заорал, бросив все снасти и пустившись наутек. У остальных были глаза, как блюдца, и хаотическое паническое передвижение вокруг лунок. Вот мы повеселились. Хорошо, что нас никто ни в чем не заподозрил. Догнали бы, ух…Да и не догнали бы в своих валенках.

Но наступил такой день очередных испытаний самоновейшего рецепта, который остановил нас в неуемном противоправном творчестве. Поехали мы на вылазку с ночевкой, позагорать, порыбачить, водочки попить — а мы уже употребляли, не стесняясь, по — взрослому. Было-то нам уж лет по двадцать, я в университете учился. Чтобы не растягивать печальный рассказ поведаю следующее.

С утреца рыбешки наловили, ушицу какую-никакую сварили к обеду. Приняли под уху прилично. Надо сказать, что вели мы себя всегда достойно, без дури, никого не обижали, а защищать готовы были весь свет! Особенно, когда очередная бомбочка в рюкзаке ждет своего испытательного часа. Чувство осторожности, по крайней мере, у главного химика, растворилось в алкоголе, а у меня — обострилось, так как расплавленный свинец на затылок был мне лучшим учителем, навечно. Друг Герка положил такой себе не очень большой пакет в толстой многослойной обертке на затухающий костер, огнепроводный шнур конечно поджег. Кажется, мы испытывали возможность гашения пожаров с помощью взрывчатки — задумка такая благородная была — оказать помощь нашим доблестным пожарным такими вот научно-практическими действиями. Шнур догорел — ничего, подождали, на шаг приблизившись (кроме меня, я на шаг дальше отступил) — опять тихо. Эх, плюнув от досады, Герман, махнув рукой — первый раз такая неудача, решительно пошел к уже погасающему сам собой без нашего героического научного воздействия костру. И что бы вы подумали? Попинал босой ногой взрывпакетище, шатаясь от «усталости», не слушая наши уговоры, переходящие в мольбы. И ничего, представьте — ноль реакции. Он повернулся к нам и развел руками, мол, факир был пьян. Вот в этот самый момент оно и шарахнуло! Да еще как!

Результат: друга нашего взрывной волной башкой — и в дерево. Сотрясение мозга — это второе, по хронологии. А первое — его нейлоновые-поролоновые, короче, синтетические плавки, так на его пострадавшей заднице и остались навсегда, аппетитной зажаристой корочкой. Долго мы его дразнили уточкой по-пекински, но победил квадратный Квадрат! Ну и спина — спинища, метр на метр, конечно, ляжкам тоже досталось, да, такие печальные дела…

Мы с Лехой, конечно, друга в беде не оставили. Из палатки соорудили по-быстрому подобие носилок. Пострадавшего бледным, неуспевшим загореть, животом на них — и в больницу. Как доехали — одни слезы, не передать. Долго потом ходили в больницу, в ожоговое отделение, помогали мыть нашего экспериментатора, кормить-поить. Еле убедили медиков, что случайно — бензин пыхнул, костер палили с влажными дровами (и где мы их в летнюю жару умудрились найти — никто не озаботился спросить, к счастью) и так далее, лишь бы ментов не вызывали. В общем, по очереди освоили специальность медбратьев и стали ему как настоящие братья, которых у нас ни у кого в семьях не было. Когда полегчало самую малость — стали подшучивать: а если бы плавки расплавились да облепили Квадрата спереди. Как говорится, была бы, извините, жопа — вид спереди. Ну, а со всей паховой начинкой — ох, мы оторвались. А смеяться-то ему было еще не очень, но мы трепались о разных фаллических символах исключительно в воспитателных целях. Но своего добились — со всякими фейерверками было покончено.

Герман вообще без смеха не может находиться в больницах. Расскажу из последнего, и все, хватит — Леха с Юлей вот-вот придут, опаздывают что-то, наверное, опять какая-то незадача, не могут они иначе, вот я им …

Так вот, пару месяцев спустя после свадьбы Германа и Полины, попал наш богатырь на операционный стол по поводу лишения его лапороскопическим способом желчного пузыря. Ну, правильно, а что он разболелся? Приступы участились — Германа, значит, в больничку, чтобы он зубами не скрежетал да на стену от боли не лез.

В больнице существовала проблема с временным хранением денег и документов. На эту тему сплошные скандалы и персонал ни в какую, не берет их на хранение. Герман об этом не подумал и нам их не передал. Пришла за ним бабулька — санитарочка, отвести его, значит, в операционную, путь показать — порядок там такой был. Разрешили с собой телефон, планшетку, водичку, что-то там еще из таблеток. Наш смекалистый друг возьми и придумай: деньги — в паспорт, а паспорт — за обложку планшетки своей любимой. Не видно, это понятно, но чувствуется ненормальная толщина обложки — такой вот демаскирующий признак. Герману ли до этих признаков — душа от страха перед операцией в пятках, страшновато, когда кто-то в твоих внутренностях, среди ливера, будет манипулировать, как в том аппарате — возьми приз трехпалым манипулятором, помните?

Вот старушка привела его в нужное место, в раздевалку. Теперь нужно представить себя на месте Германа. Хорошо, не себя, а своего друга, что сейчас напротив сидит. Это обязательное условие — яркость и реальность представления того, что будет происходить дальше. Герман раздевается и медсестричка облачает голое и беззащитное тело: бритый черепок — в дурацкую разовую шапочку голубого цвета, как одна бахила, только на голову; на гулливеровы стопы 47-ого размера — такого же цвета бахилы, которые налезли только на пальцы и еще чуток, то есть голыми пятками по полированному полу — шлеп-шлеп; на могучие плечи тоже разовый халат, вернее жалкий халатишко, который толком не налез ни на бицепсы, ни на плечи. Этот халатик, как комично демонстрировал позже нам как на сцене Герман, только лишь выгнул ему назад плечи и руки, как крылышки у куренка перед посадкой в печь. Грудь, естественно, от этого вообще колесом. Ну а…ну а. ха-ха-ха чресла… То есть то, что от них сейчас от смертельного испуга оставалось. Ну представьте, если в ведро с ледяной водой это самое хозяйство опустить и охладить слегка — ну фиг знает что получится, еще то зрелище, но только не то, что надо…это понятно.

И вот, с заломанными халатиком взад руками, шлепая в каких-то абсолютно дебильного вида наполовину напяленными бахилами, в идиотском чепчике на бандитского вида морде и черепе, с выпяченной грудью и ЭТИМ, не знаю как назвать, с позволения сказать, хм, ладно… наш друг с совершенно безумным видом выходит из раздевалки, стыдливо пытаясь прикрыть то самое нечто полами халатика, до которых он с трудом дотянул пальцы. Представили, ярко, четко? Так это не самое смешное. Это он еще не видел тогда себя со стороны, он это увидел во время проведения, так сказать следственного эксперимента в присутствии всех друзей и жены. Дальше он оказался в квадратной формы, четыре на четыре метра, комнате с четырьмя дверями: слева — в коридор на выход, сзади раздевалка, справа — реанимация, прямо — о, ужас, операционная!

Старушка — санитарочка передает этого запуганного монстра в руки медсестры из реанимации, которая гневно учиняет настоящий скандал и полный разнос, так как нащупала в обложке планшетки паспорт и деньги — не возьму ни в какую, девайте куда хош, больной, не пропущу и точка. А прямо перед больным открывается дверь операционной и выходят две операционные сестрички (девахи — ух, кровь с молоком, видно даже под маской и халатиками на голое тело). Руки в перчатках подняты вверх, мол, к разврату, тьфу, к экзекуции готовы. Затем они разворачивают руки тыльными сторонами ладоней к нашему герою и синхронно начинают, жизнерадостно при этом улыбаясь, делать такие пригласительные, ласковые движения. Как бы говоря этими движениями: иди к нам, соколик, иди быстрее, мы тебе будем делать любовь, наш хороший. И одна другой так головой кивнула, подмигнув, мол, а парень — то каков, а? то что надо, эх…А парню справа кричит реаниматорша — не пущу! И тут нашего Германа прорвало на одно из длиннейших в его истории выступление перед женской аудиторией. Своими словами он их всех отым…ой. онемел, так сказать, куда там недосказанное — нечем. Он взревел дурным голосом как медведь, у которого отобрали корзину любимой ягоды — малины, дословно (с его слов): «Так шо мне теперь делать, куда итить — то?!». Но и не в этом соль, а в том, что он забыл о придерживаемых на своем, в прямом смысле слова, стыде, полах халатика. Взревев, и это была кульминация спектакля, основанном на реальнейших событиях, наш больной друг, не контролируя себя ни капельки, развел руки в сторону, понимаете? «Так шо мне теперь делать…?» с разведенными в стороны могучими руками, освободившими полы халатика. А полы халатика в свой черед освободили для обозрения ЭТО безобразие. Да, собственно, обозревать-то было и нечего, как я уже объяснил. Все разом разочарованно затихли, просто заглохли, даже реаниматорша, а потом прыснули от дикого хохота, зажимая ладошками рты и выпучив глаза. А бабулька-санитарочка пыталась даже всплакнуть: ой, сыночек, как же ж так же ж, ооой-ей-ей.

Герман допер, враз покраснев от такого несправедливого случая — видели бы вы, несчастные, его в деле, эх, да ладно, после драки кулаками не машут, и гордо сжав зубы и приподняв подбородок, решительно зашел в операционную, умостился на стол, который был уже него в два раза. Хирург, по — своему, по-медицински шутливо, успокаивая Германа, сказал, насыпав соли на то же место: «Больной, не переживайте, у меня очень способные и высококвалифицированные медсестры — найдут, куда катетер поставить, не беспокойтесь вы так, это уже не ваша, а их проблема….да, проблемка, одначе — они там покопошатся немножко, свое дело сделают, и за вас примусь уже я, хорошо? Но когда следующий раз придете ко мне удалять желчный пузырь — соблюдайте порядок и не отвлекайте моих сестричек на негодный объект…». Окончания фразы Герман не слышал — подействовал наркоз.

Дзинь — раздраженно однократно пропел мой дверной звонок. Это плохой признак — кто-то что-то утворил, точно, к гадалке не ходи. Либо Алексей, либо Юлин любимый кот Персик. Либо оба. Вот три варианта. Юля — девушка серьезная, не шалит. Она вне подозрений. Что же, сейчас прояснится, прав ли я, и какой вариант событий произошел на этот раз.

Мы бодро поздоровались и расцеловались (с Юлей, конечно, в щечку, не хватало мне еще целоваться с Лехой, брррр).

Леха — герой, мороз ему нипочем — без головного убора. Ну, конечно, испортить свою всегда красиво выстриженную темно-русоволосую голову какой-то шапкой! Он как всегда с девичьим нежным румянцем во все щеки, да еще с морозца! Но почему-то в непривычно невеселом состоянии. Он у нас толстый модник — весь в «Colambia», а под этой одежкой другие бренды. На ногах…а вот что это на ногах — понять трудно, какое-то непривычное для него старье. Ладно, сейчас прояснится.

Юля — очень серьезная, крупная, фигуристая девушка, вся такая выпуклая и волнистая — настоящая виолончель. Глаза карие. Яркая брюнетка, с длинными густыми волнистыми волосами смоляного цвета. Работает в какой-то интернет-фирмочке, что-то там сопровождает. Пытается, пока не очень успешно, подрабатывать на ниве копирайтерства и прочих таких фрилансерных дел. Любит вышивать крестиком, что весьма необычно и редко для современных девушек. Пытается готовить мужу борщи, постоянно консультируется по этим вопросам у Полины, но Алексей все равно заказывает доставку пиццы и всякого такого-сякого фастфуда, на котором он активно зарабатывает лишние килограммы. Из-за нежелания есть Юлину стряпню, а она, стряпня то есть, справедливости ради надо признать, довольно вкусная — у них постоянные конфликты — женщине обидно! А кому такое будет не обидно? Муж постоянно изменяет с какой-то жирнющей фастфудой, фу, мерзость какая! Юля — фанатичная поклонница всего кошачьего мира, самым любимым представителем которого является рекордно долгое время лохматый кот Персик.

О Персике надо сказать пару слов отдельно. Он, как все коты, категорически не хочет признавать в Лехе хозяина их съемной квартиры. Он пытается устанавливать свои правила и активно борется за свои котячие права, то есть исключительное внимание хозяйки в ущерб ее мужу. И этот ущерб иногда достигает значительных размеров, превышает критическую массу и приводит к очередному взрыву, порой заканчивающимся форменным побоищем. С мужем его обожаемой хозяйки. С хозяйкой у него, Персика, взаимная любовь. Когда Юля увлекается вышиванием — Персик, устав настороженно наблюдать за быстро мелькающей и сверкающей иголкой, от недостатка внимания может залезть ей за спину и лапкой, не выпуская ни в коем случае когтей, осторожно поворачивать хозяйку за щечку в свою сторону. Что он иногда вытворяет с разноцветными клубочками ниток — понятно и не требует дополнительных пояснений. Он страшно любопытен и может сидеть у нее между рук во время мойки посуды или мелкой стирки. Он постоянно облизывает забытое на столе масло, что выдают характерные следы его шершавого языка, ворует нашинкованную для борща капусту — протянутую хозяйкиной рукой — игнорирует: ну что же она не понимает, что так не интересно! Он обожает персики, сливы, абрикосы, мороженое и готов жить внутри тары из-под фруктов. Он терпеть не может закрытых дверей и всегда теребит лапой эти подлые дверные клямки, не дающие ему подглядеть за самым интересным. Он жалуется на Леху, после очередного нагоняя, золотой рыбке, живущей в небольшом аквариуме. Да, они с обеих сторон стекла упираются в одну точку носами и Персик жалобно что-то мяукает характерным, обиженным, тоном помахивающей шикарной юбочкой хвоста лупоглазой рыбке.

Этот котяра страшно ленив и возомнил о себе невесть что. Как-то раз Юля ему поставила блюдце сметанки. Персик, не доходя до блюдца с полметра, ложится и, медленно повернув глазастую морду, призывно и даже с нетерпеливо-приказным выражением, смотрит на Юлю. Она за лапы подтягивает обнаглевшее животное к блюдцу и пытается опустить его морду носом в сметану — ешь! А не тут-то было! Персик опять призывно-жалостливо, с большой долей угрюмости, смотрит на любимую хозяйку. Она понимает и начинает его кормить с маленькой ложечки. Ну, конечно, Леша ревнует и начинается очередное выяснение отношений. Лешика и Персика.

Персик научил своих хозяев играть в мячик, скатанный из конфетной фольги. Это смотрелось комично, так как Леша хотел отвязаться от кота и забрасывал подальше этот блестящий шарик. Кот несется как вихрь и приносит своему главному мучителю эту игрушку обратно. Просто-таки живой бумеранг! И так почти до бесконечности, пока или раздраконенный Алексей не выбросит шарик в форточку, или Персик, вывесив на бок свой розовый язык, не упадет у ног Юли.

Персик всегда отвечает однократным мяуканьем на вопрос пришедшей домой хозяйки: как дела? А на вопрос: все ли дома в порядке? — кот быстро-быстро что-то лопочет на своем котячем языке, видимо, жалуется Юле на рыбку, которую почему-то зовут Джульбарсиком. Вот, вкратце и все о моих друзьях и их подопечных.

Наконец-то все гости разделись, осмотрелись, похвалили меня и повосторгались ремонтом, а также уютно умостились кто где. Я все-таки захотел узнать причину опоздания Лехи и Юли — все знают мою щепетильность в этом вопросе и педантичность. Но настроение было приподнятым, поэтому я свой вопрос облек в шутку — ну в самом-то деле, не начинать же сейчас выяснение отношений из-за их задержки? Тем более, что тому могла быть и объективная причина.

Предложив всем разного аперитива, обратил внимание, что кроме Полины безалкогольный напиток выбрал и Алексей. Ага, разные внешние признаки постепенно начали мне нашептывать варианты предшествующих появлению последней пары событий. Пока я имел вариант, связанный с обувью, алкоголем и безрадостным настроением Алексея. Интересно-интересно. То, что не употребляет алкоголь Полина — понятно. Она как-то в самом начале знакомства инициативно рассказала и очертила круг употребляемых ею напитков, объяснив это тем, что ее родители — алкоголики, лишенных родительских прав. Я понял, почему и Герман сам, без нажима со стороны жены — это я точно знаю, он мне поведал, — стал употреблять алкоголь в очень умеренных количествах. Это и хорошо, я сам пытался направить друзей на путь истинный, без излишеств, к чувству реальной меры, последнее время определявшейся мной единолично без возражений со стороны друзей. Но что такое с Алексеем? Дай, думаю, спрошу в лоб, на правах старого друга. И спросил.

— А вот пусть ваш дорогой Лешечка сам и расскажет, — не утерпев, встряла в мой вопрос явно раздерганная Юля.

— А что тут рассказывать — Персик, гад, виноват как всегда — на (пик-пик-пик — цензура)…, то есть нагадил, в мои новые зимние полусапожки. В «саламандру» мою, с чистым до сего дня натуральным мехом. А мы к вам собрались в таком радужном настроении. А у него (Персика) настроение, оказывается еще ночью испортилось. Так ладно бы просто вместо горшка своего использовал, так ведь падлюка такая всю кожу исцарапал и покусал. А зубы вы все его знаете — куриные кости иной раз грызет, что Юля для дворовых дворняг оставляет. Вот я его и пытался найти и уму разуму окончательно приговорить, чтоб навсегда. Но мы его так и не нашли.

— Да, представляете, — расстроенно вставила свою фразу Юля, — даже я не смогла найти. Куда подевался — загадка.

— Ну, вот, пока вот нашел свои старые башмаки, пока туда, пока сюда — вот и припоздали. Персик виноват, прости, Фортуна.

— Ну, Лешечка, или ты сам расскажешь, почему Персик не в адеквате, или я. Предоставляю тебе право первого рассказа, как первой ночи, пожалуйста, приступай и покончим с этим, а то ребята уже все голодные, а вынуждены опять вас с Персиком разводить в разные стороны — кто из вас прав, а кто виноват. Ты бы еще сам покусал моего маленького котеночка! Рассказывай как на духу! Давай-давай! — завершила Юля, не заметив, как нервно выпила бокал белого сухого.

— Ну, ладно, расскажу, так и быть, куда деваться, если такой прессинг. Не сомневаюсь, справедливость восторжествует, — почему-то очень неуверенным голосом начал Леха.

Это случилось перед Новым, 2021, годом… Сами понимаете, високосный год — гад, не мог уйти с моего и Персикового пути просто так.

— Конечно, планеты так стали, большим парадом, что ты опять нашел на своем пути бутылку коньяка, и споткнулся об нее, да, — не выдержав Лехиной тягомотины, стала подхлестывать его жена.

— Ну, да, короче, выпил. Настроение было прекрасное. Я принес домой елку и пока Юля на работе решил сделать ей сюрприз. Она стук-стук домой, а тут я, такой, ей — наряженную в огоньках елку и подарю. Как увидит елку — глаз не оторвать, ну, все дела, романтика, понимаете?

— Да, то, что я увидела — глаз было не оторвать, точно, очень романтично, тут ты прав как никогда…

— Леха, мы поняли твой в отношении Юли романтический замысел, поняли. Не стесняйся, продолжай, здесь все свои, чужих не держим, — попытался я проактивизировать Лехин рассказ, ибо все уже почувствовали какую-то интригу, слыша как словоохотливый обычно друг что-то мычит.

— В общем, поставил я елку в ведро, кое-как укрепил. Вроде нормально стоит, а что? Начал украшать. С дивана разглядываю дерево елочное так и сяк — дизайнерской мыслью представлю, где какой шар будет лучше смотреться. Осуществлю свой творческий замысел несколькими игрушками, которые достались мне от бабушки, то есть не новомодными, небьющимися, а еще теми, настоящими, как говорит бабушка, советскими, антикварными, 60-х годов прошлого столетия. Раритеты — понимать надо, а елка от них как музейная вещь!

— Продолжай, продолжай, Лешенька, не волнуйся, нам интересно, — поощрила рассказчика сердобольная Дюймовочка. Кстати, для Юли почему-то прозвища в нашей компании не нашлось — бывает и такое, вот какая-то она очень серьезная. Но мы ее уважаем — как бы без нее и Персика наш друг жил. Не жил, а прозябал!

— Повешу игрушки — рюмочку выпью — благодать. Настроение тогда еще было предновогоднее. Еще прицеплю гирлянду — опять рюмашку — другую. В общем все шло как по маслу в Масленицу, прекрасно и вкусно. Я, конечно, весь устал от новогоднего творчества. Опять же, представляете, на диван лег-встал, сел-подошел, туда — сюда, в ящик за игрушкой — к сосне, залез на ель — слез, и так до бесконечности. В общем устал как никогда всем телом, до кончиков ногтей. Еще эта бутылка пустая под ноги норовит попасть и опрокинуть меня на пол. Лег я и созерцаю неспеша, философствую о смысле жизни. Жизнь — хороша!

И тут вдруг этот зверь откуда ни возьмись, дикий Персик. И начал он баловство разводить с игрушками бабушкиными. Короче, зацепился когтями за звезду-наконечник — тут я, кажись, вздремнул, не помню, как он запутался в гирляндах. В общем — бабах вся моя елочная конструкция об пол, игрушки — в мельчайшие дребезги. До сих пор звон лопающихся антикварных шариков в ушах стоит. И так мне обидно стало за игрушки, бабушку, себя, Юлю, вас, ребята — не передать словами, до самого дна глубины души, короче до слез.

Вот и взбеленился я, утря…утерши… вобщем смахнув с небритой щеки зацепившуюся за трехдневную щетину скупую мужскую слезу обиды и рассвирепел не на шутку, понимаете? Зарычав что-то малонормативное и нечленораздельное, возмущенно, понимаете? Я кинулся на Персика. Он, увидев меня в таком непривычном для меня состоянии, понял — он все понял, все. Конец мне, аллес капут, короче, то есть — это я о Персиковых мыслях. Глаза как фонари, шерсть дыбом — часть осталась на елке в иголках да смоле, да еще напугался взрывом всех украшений. Орет как ненормальный, а ведь я его еще даже пальцем, ребята, верите? Ну, в чем я виноват? И эта подлая скотина набирает с места, что твой Ламборгини, и вперед по г-образному коридору: вперед и налево, на кухню, то есть в тупик для него, баран, он этого не понял. Следы его когтей остались даже на стене, на повороте. Я уже ничего не соображал, схватил только попавшуюся опять под ноги бутылку и ринулся в бой на этого злодея.

Забегаю на кухню и вижу: он, сволочь, расположился с комфортом на подоконнике, уже слегка в паническом состоянии растрепав-примяв Юлины лютики-цветочки в горшочках, фиалочки мои любимые. Сидит, зараза, раскинулся, таращится на меня своими борзыми глазами и что-то невнятно шипит, аж слюной брызгает на любимую Юлину скатерку в василечках, гадина. Ну и все, у меня планка от праведного гнева упала, в глазах потемнело, ну и метнул я со всей дури в него грана…, то есть бутылку. То есть это еще не все, подождите судить, я дорасскажу, я все вам об этом Персике расскажу. Но подлый кот увернулся, иль я маху дал? Но оконные рамы-то я на съемной квартире менять не собирался, рама та оказалась изможденной временем с уставшим от погодных невзгод за многие десятилетия стеклом. Стекло я поразил знаменито — на вылет и сначала испугался, что кого-то из детей на улице — бутылкой, того! Выглянул с замиранием сердца, которое чуть не остановилось — нет не попал ни в кого, а высота всего-то второй этаж, но это чепуха. Персик с перепугу — на стол — на холодильник и шасть в антресоли. Когда я услышал звуки из антресоли — похолодел от ужаса, не поверите — волосы дыбом встали и пробилась первая седина — вот, — при этом Леша показал всем нам куда-то в свою маковку.

— Продолжу, да, я все-все расскажу об этом ушастом хулигане Персике, заслуженно наказанным моей решительной рукой, вот этой самой, — и Леха показал руку со сжатым кулаком.

— Так вот, антресоли маленькие, а банок с вареньем, медом бабушка нам передает много, в два слоя стоят, банка на банке. Ну и что, что конструкция та неустойчива, кто туда этого Персика звал, кто, я вас всех спрашиваю? Правильно — никто! А он, падлюка лохматая, перебил там все банки и большой липкой кляксой шмякнулся оттуда на пол. Как не изрезался он — не знаю, значит, счастливый для него случай случился.

Смотрю я и вижу: изо всего этого лохматого недоразумения, слипшегося в один комок с медом и вареньем зыркают на меня невменяемые, одичавшие глаза, уже размером с тарелки. А я и сам такой весь — в шоке полнейшем, представьте, да. Но это тоже не конец истории. Рассказывать, так до конца, покаюсь! Это все мне теперь убирать за этой зверюгой, он-то помощник никакой. Ну, я его, слипшегося — за шкирку и в окно — его-то нет, вы помните — бутылкой я его открыл, прохлаждаться да уму-разуму набираться. Сижу я пригорюнившись, хмель куда-то делся с новогодним настроением вместе. А тут то, о чем я мечтал несколько минут назад: дзин-дзинь — Юля пришла. И видит, представляете, что? Немая сцена еще не наступила, друзья, — Леху с его веселым рассказом уже понесло вовсю, он разговорился как никогда.

— Тут опять: дзин-дзинь. Открываю дверь — дети из нашего подъезда: тетя Юля, это ваш Персик на улице заблудился? И протягивают Юле ЭТО, ну вы понимаете, что. Что потом было — умолчу. Сколько его Юля отмывала да расчесывала его 12-сантиметровую шерсть, сколько его успокаивала да целовала, а меня хоть раз, за все эти страдания, а, Юль? Почему? Так Новый год и встретили, вот Персик мне сегодня и подарочек новогодний преподнес, продолжается, что ли високосный?

Конечно, мы начали похохатывать с самого начала Лехиного рассказа, а к финалу — вообще умирали со смеху, до икотки. Смеялся даже невозмутимый Герман и серьезная Юля. Новоселье началось весьма весело. А после того как я накормил всех раками и похлебкой из них — все были просто счастливы. А Леша даже попросил у меня несколько раковых шеек для Персика. Леха — человек незлобивый и кота простил. Все зааплодировали, а Юля даже крепко поцеловала своего мужа.

Вновь вызвали в кабинет Паскевича. Вместо Ярослава Семеновича, я встретил там незнакомого мужчину.

Лет хорошо за шестьдесят, одет в дорогой костюм синего цвета с еле заметными серыми полосками. К белой рубашке гармонично подобран галстук в тон костюма, удерживаемый оригинальной заколкой с камнем посредине. Мне сразу не понравилось лицо этого человека, особенно неестественная улыбка, то есть ее жалкое подобие. На блинообразном лице торчал нос «картошкой», бровей и ресниц почти не видно. «Больной какой-то», — подумал я. По всей площади почти шарообразного черепа, располагались кусты редких волос, создавалось впечатление, что кто-то специально их разбросал по голове скупой рукой. Но больше всего меня поразили глаза. Возможно, они когда-то были серыми или светло-зелеными, но с возрастом они совершенно потеряли цвет, стали блеклыми — будто из них когда-то ушла жизнь. Сейчас выглядели очень неприятно, чтобы не сказать: противно.

— Присаживайтесь, Владислав Петрович, — указал мужчина на свободный стул возле приставного столика. — Меня зовут Вячеслав Максимович, воинское звание — генерал-майор, должность моя — заместитель директора СВР, — почти полностью представился большой руководитель с расчетом огорошить меня своим уровнем, утаив, однако, не понятно зачем свою фамилию. Хотел с вами побеседовать о дальнейшей вашей работе в нашей структуре. С вами ранее разговаривал подполковник Паскевич, и судя по его рапорту, вы выразили согласие на перевод к нам.

— Подполковник Паскевич никаких предложений мне не делал, только намекнул, что в моих аналитических способностях заинтересована серьезная организация. Ничего конкретно товарищ подполковник не говорил и не обещал, выяснял мое отношение к СВР. Обсуждали разнообразные варианты моего возможного использования в случае изменения характера деятельности, учитывая мои разноплановые знания — языковые и аналитические.

— Тогда скажу я. Мы очень взвешенно подходим к подбору кадров для работы в СВР, нам нужны не рядовые исполнители, а талантливые люди. Вот вы, придя на службу, занялись совершенствованием системы учета. До вас никому до этого дела не было, всех все устраивало. После внедрения программного комплекса в масштабах страны случаи утери или хищения военного имущества сведены к минимуму. Знание вами иностранных языков, помогает сотрудникам отдела всегда находиться в курсе новинок по вашему профилю. Руководство отмечает, что ваши переводы точны, и всегда сопровождаются квалифицированным анализом документа. Не каждый умеет так работать. И вот присмотревшись к вам, наше руководство убедилось, что СВР нужен хороший аналитик. Кстати, вы знаете, чем занимается СВР?

— Только то, что написано в открытых источниках, знакомых в СВР у меня нет.

— Ваши дедушка с бабушкой много потрудились на ниве разведки. Я имел честь служить под руководством Ивана Константиновича. Неужели вам отец ничего не рассказывал?

— Нет, — протяжно промолвил я с искренним удивлением, — единственное, что я знаю, дед был военным, и на этом все. Принадлежность деда и бабушки к разведке для меня открытие, ведь я их живыми не застал, они умерли до моего появления на свет.

— И эта тема в семье никогда не затрагивалась?

— Я рос в обществе мачехи, и наши отношения, как бы так сказать, были нейтральными. Притеснений я не испытывал, но и любовью к мачехе не воспылал, она не смогла стать для меня настоящей матерью. На этой почве у меня с отцом были некоторые разногласия. Может, поэтому он меня не посвятил в историю нашей семьи, а может и сам много не знает, ведь СВР довольно закрытая организация.

— Так вы наперекор отцу поступили в военный университет?

— С детства старался принимать самостоятельные решения, и когда отец предложил учебу за границей в престижном учебном заведении, я отказался. Система образования в России не самая худшая, дает возможность всесторонне развиваться, расширять общий кругозор. Из университетов нашей страны выходят не узкие специалисты, зацикленные на одном единственном направлении, и немогущие в дальнейшем освоить новые специальности, а всесторонне развитые личности. Останавливаться в своем развитии я не хотел, изучал дополнительные дисциплины.

— А переход в СВР вы рассматриваете как?

— Человек учится всю жизнь. Крепко пришлось подумать над словами подполковника Паскевича, умеет он затронуть нужные струны в сознании собеседника. Понравился мне наш разговор. Вот теперь думаю, что если мне будет сделано официальное предложение — служба в СВР позволит мне принести больше пользы государству, нежели на работе в финуправлении, повысить интеллектуальный уровень, набраться практического жизненного опыта, а также проверить — чего я стою, как человек. Вообще жизнь — это не те дни, которые прошли, а те, которые запомнились. Уверен: все дни службы в разведке запомнятся навсегда, и жизнь моя будет не только полезна, но и интересна.

Произнеся эту заранее отрепетированную проникновенную фразу, которую, уверен на сто процентов, ожидал от меня услышать важный собеседник, я намеренно упустил одну маленькую деталь. Иначе трудно было бы спрогнозировать реакцию моего будущего руководителя. Расскажу об этом, на несколько минут прервав отчет о беседе с Вячеславом Максимовичем.

Я, честно сказать, и сам был в некотором замешательстве. Дело в том, что я, скорее из суеверия или по доброй своей старой традиции, чем для реального принятия решения (его — то я уже принял под давлением обстоятельств) перед этой беседой «советовался» с моей монетой — Фортуной. Никогда такого странного результата не было. Просто мистика какая-то: подбросил веселую монету, хлоп ладонями. Чувствую — монета оказалась зажата ладонями по гурту, по ребру монеты. То есть не орел и не решка. А фиг знает что. Как понять эту подсказку судьбы? Почесал я затылок, прикрыл правый глаз, а более жизнерадостным, зеленым, посмотрел с надеждой в окно, куда — то в дальние дали. И решил: будет мне в дальних тех далях сопутствовать моя Фортуна. К слову, меня друзья так и кличут — Влад — Фортуна или просто — Фортуна — с тех пор, как я удивительным образом нашел монету в одну из наших вылазок «по грибы», с металлоискателем, по старым деревням.

Мы тогда поехали на поиски кладов, или на худой конец, хоть чего — нибудь интересного и подревнее. Лехина машина никак не заводилась, хотя он и мечтал завести ее с самого детства. Но все свои деньги, а зарабатывал он с помощью компьютера всегда хорошо, проматывал беспощадно (пока не женился). Ну, не об этом речь. Поехали, как всегда, на моей. Нашли место, ранее выбранное после изучения исторических материалов, накопались вдоволь, до кровавых мозолей. Что называется: голяк. Пищало-то много, но всякая чепуха типа гвоздей да иного метиза. Вот я и рассвирепел, что со мной случается редко, а тут от безнадеги какой-то схватил кирку и с ожесточением приговаривая, мол, где ж эта удача, когда она уже меня настигнет, начал вгрызаться в рыхлую землю под одним из валунов, попавшихся под руку. Опа! На что-то наткнулся. Интересно! Неужто опять дрянь какая-то, хлам или еще что? Хм…подобие голенища, полусгнившие остатки сапога, что ли.

— Давай, Леха, сюда, хватит бездельничать, быстрее тащи детектор. Да, Хвостик, поднимай свою задницу и неси ее ко мне — возбужденно прикрикнул я на прикорнувшего под другим валуном нашего толстяка.

Хвостиком его начал звать Герка после того как однажды я очередной подколкой обратил внимание друзей на то, что Леха начал стремительно набирать вес.

— Надо срочно с Лехой что-то делать. Ты, — озабоченно сказал ему я несколько лет назад встревоженным тоном, — с возрастом становишься похожим на арбуз: брюхо растет и округляется, а хвостик…хвостик вянет.

И дальше дурной хохот — если забот нет и жизнь прекрасна, почему и с примитивной шутки беззлобно не посмеяться? Действительно, почему? Вот когда телевизор смотрю — всегда переключаю канал с юмористами — с тех кривляний точно плакать хочется. …В общем так и прилипло, пока не случилась вышеописанная история с Персиком. Легко можно догадаться, что, учитывая вечный Лехин девичий румянец, к чему это привело.

Рассказав о друге, надо и о себе правду рассказать по этой теме. Примерно в то же время мы бурно обсуждали вопрос снаряжения небольшой экспедиции — покопать по местам наступления — отступления наполеонова войска. Лешка проникся личностью М.И Кутузова и расстроенным таким голосом сказал, мол, жаль мужика — не было у него одного глаза. Я, пусть Михаил Илларионович простит меня за столь черный юмор, возьми и скажи с таким серьезным видом:

— Ну, ты, дорогой и трепач, врешь ты все — не было у него одного глаза, не было у него одного глаза! Был у него один глаз, спорим?

Леха сначала захотел спорить, но потом до него дошло. Мы с Германом повеселились от души, но между собой они меня иногда стали звать Кутузовым. Такие дела, да.

И вот, подхватившись, Лешка схватил аппарат и своей толстоногой походкой неспеша подтянулся ко мне, лениво бурча себе под нос: ну что тебе, Кутузов, все время от меня что-то надо, отстань. Начал водить датчиком по месту раскопа — ничего: ни пи-пи, ни ку-ку, ни гу-гу.

И тут раздался низкий голос Германа, монотонно произнесший длиннющую фразу:

— Детектор будет работать намного лучше, если ты его включишь, бестолковый. Опять целую ночь с компьютером провел, не выспался, что ли? Лучше бы деваху себе нашел вместо компа, дурила!

Включили, обнаружили, извлекли, очистили и ахнули! Внутри остатков сапога, в ветхой тряпченке — горсть серебряных монет разных номиналов, годов чеканки и стран. А также пара серебряных чайных ложечек. Врать не буду — качества ужасного, чего только это серебро ни испытало… А ложками этими граф Монте Кристо, наверное, себе путь к свободе выскребал в каменных казематах. Кто-то серебришко на черный день подсобрал по сусекам, может лихой человек от погони здесь прятался, да и схоронил награбленное — домысливать можно разное.

Но интерес же какой, приключение, что вы! Но главное! Главное — в истлевшем полотняном мешочке, затянутом кожаным шнурком, нас ожидали полдюжины абсолютно не окислившихся монет разного достоинства и происхождения — конечно, какое окисление — золото ж! Вот это да! Это…это…слов нет! Но главное чудо — одна монета с изображением богини Фортуны на реверсе, которую по общему решению оставили мне. А я и не сопротивлялся. Попробовали бы не отдать эту счастливую монету мне!!! К тому же и Кутузовым перестали меня звать. И правильно: Кутузов — это Михаил Илларионович, герой отечественной войны 1812 года. А я пока просто Влад — …нет не просто, а уже Влад — Фортуна (таким впоследствии будет и мой позывной…) И мне это нравится!

Ох, и нажрались, мы тогда от счастья и на радостях, хотя вряд ли Фортуна смотрела с одобрением на наше непотребное состояние. До поросячьего визга, в доску, в стельку, в … Мы себя чувствовали, но очень плохо. Что это за пьянка, если на следующий день не стыдно! А вообще-то странно — тогда, перед мероприятием, я в первый раз подбросил монету, и она сама одобрила наши нетерпеливые намерения. Стесняться некого — друг друга что ли, здесь, на природе, при хорошей погоде и на выходных? Там мы не соблюдаем здоровья, но всегда соблюдаем очень большую дистанцию от людей. Я все чаще и чаще на предложение друзей расслабиться интеллигентно давал им дипломатичный ответ: «Скорее однозначно „да“, чем вряд ли „нет“». Такие вот дела. Шучу, конечно. На самом деле, после той пьянки я стал строго соблюдать меру — перед Фортуной стыдно.

С тех самых пор я всегда советуюсь с моей счастливой монетой. Иногда мы даже отказывались от какой-то поездки и тому подобное, если Фортуна нам не советовала. Можно сказать — ребячество, баловство, идиотизм, детский сад, взрослые мужики, а….. Да, и ладно. А у нас такая традиция. И мы ее чтим.

И сейчас вот такой фортель. Хорошо — изумрудный мой взор определил знак монеты как «в добрый путь». А вот осторожный, недоверчивый, тяжелый правый — что? А он высмотрел «Ахтунг! Минен!». Ну, что ж — предупрежден, значит вооружен. Буду, как пионер, ко всяким гадостям — подлостям и опасным неожиданностям «Всегда готов!». Очнусь от воспоминаний, необходимых для прояснения обстановки и некоторых особенностей моей жизни, и продолжу беседу с новым работодателем.

— Умно сказано, но прежде чем приносить пользу, нужно овладеть специфическими навыками, — удовлетворенно продолжил мой будущий начальник.

«Как я угадал! А? Впору думать лозунгом сталинской поры, помните „три У“ — угадать, угодить, уцелеть?» — это я, конечно, подумал, а отвечать продолжал так, оценивающе глядя на собеседника:

— Я учебы никогда не сторонился. Люблю учиться и приобретать новые знания — их за плечами не носить..

— Тогда поступим так. Вам дается неделя для передачи своих дел, а потом милости просим к нам, вернее в наш учебный центр, адрес и предписание вам доставит наш офицер. Да, хочу вас обрадовать, стены своего Управления вы покинете в звании капитана, вчера подписан соответствующий приказ.

Я, удивившись и одновременно обрадовавшись — такие приказы по душе не только генералам, встал по стойке «смирно» и начал бойко отвечать, как того требует устав:

— Служу…,- но прервался из-за резких движений руками товарища генерала, обозначавших: не надо, потом — при официальном объявлении приказа.

— Разрешите вопрос, товарищ генерал — майор? — взволнованно спросил я (не каждый — таки день присваивают очередное воинское звание), и увидев одобрительный кивок головой, продолжил:

— Мне позволено будет отметить это событие в прежнем коллективе?

— Надеюсь, в недельный загул вы не уйдете, а посидеть за столом с офицерами вполне можно.

— Спасибо, так и поступлю.

— Тогда все, идите, передавайте дела.

Отведенную мне неделю я потратил с умом. За один день передал все свои дела, а затем готовился к приему гостей на вилле отца. Вначале хотел заказать ресторан, но подумав, что лишние уши мне не нужны, позвонил Сергею Игнатьевичу. Он привлек Светлану в помощь. Совместными усилиями к пятнице угощения и напитки были приготовлены. К окончанию рабочего дня я был в своем бывшем отделе, пригласил сослуживцев проследовать в комфортабельный автобус, который пробравшись через автомобильные заторы, доставил нас на виллу.

До самого утра субботы звучали тосты, поздравления, наставления и пожелания счастливой службы на новом месте. Как меня ни допытывали, но я туманно намекнул, что буду служить аналитиком в другом ведомстве, в каком именно знать не положено. Никто не обиделся, люди военные, поняли. Угощением все остались довольны.

Первую половину воскресенья посвятил анализу беседы с Вячеславом Максимовичем. Об этом дядечке меня просветил Говорков, сообщив минимум информации. Да и в беседе Вячеслав Максимович, сказал лишь то, что служил под началом деда. В завуалированной форме, он пытался выведать, что известно отцу о работе его родителей в разведке. Я выбрал правильную тактику, сам ничего не знаю, и отец в дела деда не посвящен. Если у них возникнут вопросы, пусть копаются, пусть находят какое-то несоответствия. Отец СВР ничего не скажет, а дед тем более, думаю, связи с загробным миром у Вячеслава Максимовича нет. Делаю вывод: уличить меня в неискренности тяжело.

— Поведайте, Вячеслав Максимович, как прошла ваша встреча с «Внуком»? — поинтересовался статный далеко немолодой мужчина, вольготно развалившись в мягком кресле, отпивая мелкими глотками кофе с коньяком.

— Вначале мне показалось, что передо мной сидит сильно помолодевший мой бывший начальник отдела. Внешнее сходство «Внука» и «Мутного» очевидное. Особенно меня поразил взгляд глаз «Внука» — из левого, зеленого, будто излучается знание чего-то нам неизвестного, будто насмехается, негодяй! А от взгляда правого, серо-стального, веяло чем-то неприятным, дед его так смотрел на меня когда-то, видно с генами передалось. Какое — то жульническое выражение лица получается. Непрост он, ох непрост … внучек, мать его. Я бы с ним в такие гляделки поиграл, кабы не нужен он был нам дозарезу. Объект в беседе никакой явной настороженности не проявил, четко и аргументированно отвечал на все мои вопросы, давал необходимые пояснения. Объективности ради скажу, что молодой человек обладает хорошими коммуникативными способностями. Смену места службы принял спокойно, без излишнего восторга, но и без сопротивления. Полагаю, он уже заранее проанализировал возможные выгоды в случае согласия, и негативные последствия, в случае отказа. Признаюсь, в обществе «Внука» я чувствовал себя неуютно, до сих пор не могу избавиться от воспоминаний о последней беседе с «Мутным». Умел старик говорить жестко и правильно расставлять в беседе акценты.

— Да, ладно вам, Вячеслав Максимович, людей, подобных «Мутному», сейчас встретить большое счастье.

— Боюсь ошибиться, но складывается впечатление, что «Внук» превзойдет «Мутного», чувствую в нем какую-то скрытую опасность, подвох какой-то… Что за порода такая?

— Даже так?

— Да. От страха в штаны не писаю, но дискомфорт чувствую. Не могу отделаться от странных ощущений.

— Ладно, вам. Что за ересь вы несете? Что, так «Мутный» вас через колено, да? Упадничества я не потерплю в команде. Последнее время вы меня удивляете, не переставая. Совсем думать разучились, что ли, расслабились, хватку теряете? Лучше доложите, где, как и чему будете готовить «Внука»? Только кратко, четко и без эмоций, по крайней мере, отрицательных и упаднических.

— В нашем учебном центре во Владимире. Методика подготовки у нас отработана, преподавательский состав подобран квалифицированный. Материальная база центра отличная, собраны все новинки, существующие в мире.

— «Внука» будете прогонять по полной программе, или в чем-то ограничите?

— Для него я подготовил особую программу подготовки. Помимо штатных навыков, «Внуку» предстоит освоить боевое применение диверсионно-разведывательных групп, минно-взрывное дело, организацию и проведение агитации и подрывной пропаганды.

— Аналитику, зачем эти навыки? Мы планируем использовать «Внука» в распутывании одного единственного дела, а в дальнейшем он нам станет неинтересен.

— Вот для того, чтобы сбить его окончательно с толку. Он не должен понять к чему мы его готовим и чего от него хотим.

— Ну, если так. Мудрено, конечно, но, хорошо, согласен. А не получим ли мы в итоге, хорошо подготовленного, с отличными мозгами, думающего профессионала?

— Дурак не поможет разобраться в проблеме, которую нам создал «Мутный», а, что старик приложил к этому руку, я уверен.

— Ну, так и использовали бы его мозги, неотягощенные опасными знаниями и навыками. Или вы не все свои задумки мне раскрываете? Впрочем, кто знает, как карты лягут. Может его придется вести к цели через тридевятые царства и тридесятые государства. А кое — где, как обычно, постреливают, да не только из пистолетиков. Кто знает, с кем спутался тогда «Мутный», где все оборудовал. В общем так, поступайте, как знаете, мне подробности, собственно, и не интересны, вся ответственность ложится на вас, Вячеслав Максимович. Осечки быть не должно. Годы идут, мы с вами не молодеем. И прожить их надо, как говорил классик, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Цель ясна, мне вам ее показывать не надо, а как быстрее все заполучить — включайте свои мозги, не ждите, когда это вам сделаю я. Ибо безболезненно я это делать не умею.

Владимирский центр подготовки сотрудников СВР располагался на территории бывшей мотострелковой части, приютившейся на окраине города. Как и положено, в центре части, рядом с огромным плацем возвышался трехэтажный штаб, в котором находилось все командование центра. Именно там, я сдал предписание, и получил «бегунок» с указанием номера комнаты и ящика в котором унылым прапорщиком автоматическими жестами заранее было собрано вещевое довольствие, подобранное под мои габариты.

Одна казарма была выделена под жилье для курсантов, в ней могли свободно разместиться около двухсот человек, по два человека в каждой комнате. Остальные казармы переоборудованы под учебные классы различного профиля. Имелась серьезная комплексная полоса препятствий, приличных размеров стрелковый полигон. Всего нас набралось шестьдесят человек.

Моим соседом по комнате оказался мой ровесник, старший лейтенант Стратонов Егор, нормальный компанейский парень.

На общем собрании в актовом зале центра нам сообщили, что из нас сделают настоящих офицеров, могущих нести тяжелое бремя службы при российских посольствах по всему миру. На десять месяцев мы должны забыть, кем были до этого, а сосредоточиться на скорейшем освоении новых знаний и умений. Окончание учебы, сдача экзаменов и выпуск намечен на вторую половину декабря. Руководство предупредило, что курсанты, показавшие в ходе учебы невысокие результаты, в посольства не попадут, а будут направлены для прохождения дальнейшей службы в места с суровыми климатическими условиями.

Потом наступили учебные будни. До сегодняшнего утра я считал, что имею неплохую физическую подготовку, постоянно занимался в спорткомплексе управления, так сказать держал себя в тонусе. Пробежав с раннего утра в хорошем темпе пять километров, понял, что дыхалки у меня явно не хватает — лучше бы я на пару лет раньше стал ограничиваться в посиделках с друзьями, да и с «Мальборо» и «Честерфилдами» надо прекращать водить знакомство. Комплекс упражнений десантника после пробежки доказал, что мышцы нуждаются в дополнительной растяжке. В общем, я не задохлик и не тюфяк, из моей груды костей и мяса можно слепить неплохую тренированную фигуру, как выразился инструктор Митрохин, и он обязательно это сделает.

После завтрака отправились по аудиториям. Всех разделили по десять человек в группе, назначили куратора. Нам достался подполковник Трегубов, настоящий былинный богатырь — на его фоне я со своими габаритами выглядел мелким цуциком.

— Запомните, товарищи курсанты, — ревел своим мощным гласом Трегубов, — на время учебы я для вас являюсь строгим, но справедливым отцом. — Дисциплина должна быть железной. Никаких разбродов и шатаний. На территории центра строго соблюдать порядок и субординацию. Здесь работает много женского персонала, но помните, они чьи-то жены и сестры, распускать перед ними хвост не обязательно, можно поплатиться здоровьем. Если кто-то не понял, то хочу сказать, я кулаком могу разбить силикатный кирпич. Никаких выяснений отношений между собой, по всем вопросам обращаться ко мне, я судья, прокурор, палач и адвокат в одном лице. За учебу буду спрашивать строго, поэтому сачковать не рекомендую. Ну, раз вопросов не последовало, будем считать знакомство прошло успешно. Приступаем к учебе.

С утра и до обеда мы усваивали теорию. Знакомились с формами и методами работы спецслужб мира и российской в том числе. Проводили углубленное изучение способов подготовки и привлечения к сотрудничеству кандидатов на вербовку, оперативную психологию. Кстати, последнюю преподавал человек, который, как нам позже проговорились его коллеги — трижды разводился с женами, сейчас пока живет с четвертой. Знаток психологии. Бывают в жизни и такие казусы. Постоянно в отношении этого преподавателя звучали шуточки типа: в саперы такого никогда не возьмут, пусть лучше преподает, на другое не способен. Веселились от души!

Учились проводить тайниковые операции, в том числе и в городских условиях. Опытными преподавателями, имеющими богатый и многолетний опыт практической работы, нам умело прививались навыки практической работы с тайниками. Учились проведению грамотного поиска мест для них с учетом местности, точного описания выбранного места, осуществлению выбора или изготовлению контейнеров, их закладкам, поискам тайников, а также по выявлению и правильной оценке внешних признаков, проявляемых представителями иностранных спецслужб в ходе проведения ими тайниковых операций.

Мы с интересом впитывали новые знания. Оказалось, а на практике мы прочувствовали это и «на своей шкуре», что это очень трудная, но интересная и творческая работа. Существует целый перечень обязательных для соблюдения условий, без которых надежно функционировать тайник не сможет. Очень часто место для тайника подбирает один сотрудник, а пользуются им, иногда через много лет, — другие. Поэтому в числе прочих условий — это наличие четкого, краткого и понятного описания места, занимающего минимально возможный объем (случается, обстоятельства не позволяют передавать длинные и сложные описания пути подхода к нужному месту). Думаю, не к месту вспоминать описание пиратских кладов в «Острове сокровищ».

Подход к нужной точке местности должен предусматривать возможность проверки наличия наружного наблюдения, причем не с помощью озирания или завязывания шнурков (особенно если ваша обувь их не имеет), а в процессе естественного движения — крутые повороты тропинок, например. Должен быть какой-то очень долговременный, «вечный» ориентир, чтобы не оказалось — описание места во всей документации зафиксировали, а через месяц или год там все снесли и построили некий объект.

Разведчик должен срочно заложить в конкретно описанный тайник с риском для жизни добытый образец техники, а там уже фонтан журчит или родник пересох, все давным-давно заросло и не продраться через кусты ежевики. Бывали такие печальные случаи, провоцировавшие очень серьезные разборки и последствия. Случались такие ситуации в основном, когда поиск новых тайниковых мест поручали всяким «блатным» сынкам да зятькам.

Место тайника не должно быть выбрано где-то в окружении особорежимного объекта, который находится под пристальным вниманием контрразведки и со всех сторон обставлен видеокамерами да обложен агентурой.

Да, классное место, надежное, не пропадет и будет стоять веками, но… «Что ты тут забыл, а, подлый шпион?» — весело и политкорректно говорят тебе угрюмые личности в темных очках. Радостно потирают руки в предвкушении повышения по службе с присвоением внеочередных званий, материализовавшись из рядом стоящей уличной урны, помеченной всеми пробегавшими мимо псами, мгновенно, без тени сочувствия к твоему ревматизму, заламывают руки, а также изымают то, что ты изъял из тайника либо хотел в него заложить. И все это одновременно с запихиванием твоего тела в багажник неприметной микролитражки, с нетерпением месяцами дожидавшейся своего звездного часа под знаком, запрещающим остановку.

Полковник Толмачев рассказывал нам как реальный случай, казавшийся мне все же очередной назидательной байкой общества ветеранов разведки, о выборе места тайника в дупле.

Помните, как в школьных сочинениях по неоконченному разбойничьему роману А.С. Пушкина «Дубровский» — «Дубровский сношался с Машей через дупло». Там, в рассказе полковника, все было хуже, но, правда, со счастливым завершением истории. Один агент имел возможность выносить в обеденное время, буквально на час, секретные документы. Наши, из посольской резидентуры, в ближайшем сквере ожидали очередную порцию документов в микроавтобусе с фотоаппаратурой, копировальной техникой и так далее.

После получения от агента сигнала о совершенной закладке документы из тайника быстро изымались, копировались и возвращались к агенту тем же путем. И вот подходит один из наших к дереву и с ужасом видит, что стая белок, облюбовавших то же, что и разведчики, дупло, пошмотали — погрызли — выгребли эту секретную пачку. И листы драгоценнейших для нас секретных документов, а еще больше для агента, ибо их цена: длительное лишение свободы и сломанная жизнь, свободно туда-сюда таскает за собой легкий ветерок.

Опер кидается их лихорадочно собирать и слышит вежливое к себе обращение: «Господин, я вам помогу, не волнуйтесь вы так из-за каких-то бумаг, на вас лица нет. У вас давление наверное 200 на 200, оно того не стоит, напечатаете другие и все дела». Опер, ни жив ни мертв, поднимает голову и видит улыбающегося полицейского, сочувственно протягивающего ему часть хаотично сложенных подпорченных листов формата А4, на некоторых из которых четко прописан грозный гриф ограничения доступа. Короче, собранный «в кучу» документ оперативно-технические специалисты в микроавтобусе изучили и вынесли приговор: восстановить в местных условиях невозможно.

Опер — куратор этого несчастного агента, вынужден был ожидать его у дерева с дуплом, наплевав на все требования конспирации — без газеты «Правда» в правой руке и бутылки «Московской» — в левой, как того требовали условия связи. Был опер с потухшим, ничего не видящим взглядом, с мокрыми растрепанными волосами, расслабленным узлом сбившегося вбок галстука и выглядывавшей из-под рубашки тельняшки, а также прилипшей к губе погасшей «беломорине».

Одной из рук — по-чекистски чистой и решительной, несчастный мял, словно пластилиновую, пустую пивную жестянку, а второй — по-детски дрожащей от осознаваемых возможных последствий и жестокого наказания, незадачливый создатель дуплового тайника нервно обмахивался пачкой скомканных шпионских сведений на бумажном носителе, при этом бросая недобрые косые взгляды на резвящихся абсолютно невинных белок, которые нагло огрызались — а нефиг было наше дупло использовать для ваших темных делишек.

Ошалевший от всего этого агент — афроамериканец смертельно побледнел и стал похожим на альбиноса. В общем, как весело завершил нам свой рассказ бодрым голосом преподаватель, пришлось много чего выдумывать, срочно решать проблему авиаперевозки с сопровождающими — опером и дипкурьером (а как иначе, не «светить» же этим позором на таможне — чтобы еще там со смеху попадали, весь Центр — ладно, свои) — документа в Центр и обратно, изготовления абсолютно такого же, из той же бумаги и всех расходных материалов, документа с подписями лучше оригинальных и выглядевших достовернее.

Повезло (если оценивать событие с философской точки зрения), что ЧП произошло в пятницу. Утром в понедельник агент благополучно вернул документ на место, после чего стал ярым католиком — прихожанином и одним из теноров хора местной церкви, а также алкоголиком — членом местного общества анонимных алкоголиков, на собраниях которого, пытаясь покаяться, упорно обвинял в своем пороке какое-то дупло и белок.

По поводу дупла и того, что он в него засунул с грифом «секретно» никто ничего не понял — все пытались выведать — нет ли у него интересной татуировки, а затем все остальные алкаши, отчаявшись разгадать сбивчивые бормотания коллеги по несчастью, совместно вынесли привычный им всем вердикт: «Белочку поймал, с кем не бывает…».

Таким образом, оказалось, что оперская коварная задумка с дуплом сама того не ведая, оказалась спасительной для всех участников секретной операции и, главное, для их руководства, не желавшего лишаться теплых кресел из-за каких-то млекопитающих, да еще грызунов, и к расконспирации не привела. О чем был срочно подготовлен и отправлен в Центр отчет о проведенном внутреннем расследовании. Разведчик, за проявленную предусмотрительность, прозорливость и умение прогнозировать негативное развитие тайниковой операции и заранее упреждать оное, был представлен к ведомственной награде. Вручили часы модели «Командирские», с изображением на циферблате флага страны пребывания (с дополнительным набором циферблатов для всех стран мира), а также гравировкой «За беспощадную борьбу с грызунами в ходе проведения операции „Дупло“».

В заключение преподаватель сказал:

— А чтобы вам в таких условиях не оказаться, чтоб вас кондрашка не схватила где-то далеко за границей любимой Родины, чтобы не пришлось проявлять чудеса находчивости и изобретательности, а также оперативной смекалки — никогда не связывайтесь с белками. Скажите мне, как вы думаете провести тайниковую операцию, и я угадаю, каким местом вы думали.

Потом, отсмеявшись вместе с нами, посоветовал думать все-таки головой — это самый лучший вариант.

Практические занятия по проведению тайниковых операций в городе наша пара — я и Егор — прошла без особых замечаний, на «хорошо».

Преподаватель в целях оптимизации учебного процесса и проверки исполнения задания территориально ограничил нашу деятельность большим городским кварталом. Подводя итоги практического занятия через неделю, полковник объяснил, почему он это делает с таким опозданием. Тайники особо талантливых офицеров он вообще не смог найти. Пытался найти места по предварительно переданным ему описаниям, но каждое из трех прочтений выводило его на новую точку местности. Полковник специально поднял эти две пары, чтобы полюбоваться ими.

— Молодцы, — говорит, — красавцы, гренадеры, йопт, ети его налево, каковы, а? Вы надежнее всех спрятали секретные донесения. Никто, даже главный противник — вражина, какую еще поискать, их найти не сможет. Если мне это, разведчику со стажем, работавшему с тайниками полжизни, оказалось не под силу, то противник в пролете. Вы что же это, — вопрошает ласково, будто ведет неспешную беседу с умственно отсталыми и нездоровыми представителями гомо сапиенс при погонах, — еще применяли какие-то особые формы зашифровки описания, с применением астрологии или знаков Зодиака? Если, значит, Юпитер зашел за Венеру — то в этом месте изымай закладку, а если это происходит в год белой земляной обезьяны, то при Марсе во время полнолуния, то….что, е… е-е-е-е-ей! Так, что ли? — все более накаляясь и накручивая себя, начал повышать тон наш всегда спокойный и даже флегматичный Толмачев.

— Да вам, с такими талантами, после заброски в тыл врага надо будет немедленно по приземлении, а еще лучше прямо в воздухе, под шатром парашютного шелка, застрелиться, при этом сделав друг другу, чтоб наверняка, минимум два предупредительных выстрела в голову! Это понятно? Чтобы не навредить общему делу! Хоть чем-то пользу принесете. Садитесь, глаза б мои вас не видели до этого самого события.

И опять встрепенулся — до того достали его эти грамотеи — Толмачев с отчаянием вскрикнул:

— Может мне для поиска описанных вами мест еще и колдунов вуду привлечь? Так не надейтесь, что мне это не по плечу. Я в тех краях тоже свои щупальца протянул куда надо. Был у меня агент из числа колдунов вуду. Очень результативный. Подписку о сотрудничестве накорябал птичьей кровью, использовав вместо авторучки отрубленную куриную лапку. Я владею десятком иностранных языков, а он знал не меньше, своих, африканских. Но не совпадали мы с ним ни в одном из языков… Хотя прекрасно общались, можно сказать телепатически — жестами. И науку нашу он постигал быстро, налету все схватывал, не то, что вы.

Тяжело физически, правда, было обучать его нашим премудростям — очень полюбил он нашу «Столичную». Бывало, сидим у него в хижине, учимся, значит. Явочных квартир-то он не признавал, да и где их там найти — кругом саванна. Но это абсолютно не шло вразрез с требованиями конспирации, как ни странно это будет вам слышать. Главное — обеспечить секретность, а как — привычными способами или иными, африканскими, не столь важно. Он поколдует — всему окружению «глаза закроет» — все дела. Надежнее всех этих переодеваний и гримировок. Особенно ему понравилось учиться пить из гранчака — другой тары-то он не признавал — поставленного на тыльную часть ладони его заскорузлой кисти, как на горизонтально расположенное блюдце..

Потом перешли к осваиванию пития со стакана, что балансировал на локте согнутой руки. Агент показывал превосходные результаты и быстро превзошел в этом искусстве своего учителя. А с меня руководство все настойчивее требует переходить от обучения к настоящей, боевой работе — годовой план по вербовкам под угрозой срыва. Это вам не это. С этим не шутят в нашей тайной организации. Забомбардировали меня из Центра своими шифровками.

Ну, подумал однажды я, — все, мой новый источник созрел для самостоятельной работы — достиг вершины мастерства путем самоподготовки — стакан зубами поднимает с земли, выпивает и лихо так его, стакан то есть, через себя — бац и вдребезги, как в том фильме про «неуловимых», может кто помнит? Нет? Ладно давно это было, в гражданскую еще, вас еще и в проекте не было, а я уже тогда…, но не подошло еще время — конспирация, однако, да…. Конечно, дипкурьеры еле успевали — мотались туда — сюда, доставляли новую тару и «Столичные» учебные пособия. Пришел я опять на явку и жестами ему показываю: хватит, мол, бухать, то есть заниматься обучением и самоподготовкой, пора вербовать. Он мне в ответ открытой ладонью так вперед, говорит, значит, все понял, «резак», то есть резидент — по-нашему, сейчас организую и, пощелкав по горлу разными способами: и пальцем и тыльной частью ладони (для этого мы и тренировались, говорит, упорно всяким загадочным способам и методам разведки и контр ее мать перемать). И начал камлать. Ой, ребята, до чего мне жутко стало — чисто зомби — апокалипсис, как в фильме ужасов. Да куда там этим фильмам — против реальности они — как веселый мультик для младенцев.

— Что вы лыбитесь, что ухмыляетесь, вас бы туда на минутку, в те оперативные особые условия! Вот бы он сейчас вас немного ум разуму поучил, балбесов таких — заглянул бы каждому в глаза на секундочку только и все, гарантирую: наделали бы вы в свои галифе так, что и в сапоги натекло. Я могу похвастаться — хоть и струхнул не на шутку, заледенел весь от ужасного кошмара, особенно когда он меня куриной кровью окропил, извиваясь вокруг меня в немыслимых судорожных выкрутасах, а устоял, не дрогнул мой закаленный во всяких переделках организм, хотя и был в шоке, только щека с тех пор подергивается в нервном тике.

В том самом месте, где мой добровольный помощник с размаху царапнул меня ненароком куриной лапой — с тех пор суп с потрошками мне жена не варит — тошнотой исхожу, а она обижается. А что я ей могу рассказать — строгая тайна, государственный секрет, понимаете ли, да.

Ну, мой вуду-то — агент тем временем что-то завывает еще громче, одной рукой в бубен колотит, а в другой, на обратной стороне ладони — стаканом заветным, заговоренным им, как потом оказалось, вместе с ладонью в горизонтальной плоскости пируэты нарезает, но ни капли не расплескал, не посрамил. Что да, то да — мужик. Глаза закатил, свел зрачки к носу, а может это он так к стакану примерялся, прицеливался — не знаю — стакан хряпнул и перед тем как обессилившись, работая на нашу доблестную разведку, грохнуться на пол, кишевший скорпионами и пауками, доложил мне жестом: задание выполнено, все, значит, окей, жди — они, то есть кандидаты на вербовку, уже на подходе. А потом резким ударом левой ладони согнул пополам в локте правую руку и затрепыхавшись, затих.

Это он мне на последок сказал, дескать, вот вам звездно-полосатые америкосы, звиздец вам всем, русские не здаются! Он то знал — на кого работал, хоть и не говорил я ему о своей далекой заснеженной Родине с кремлевскими курантами, под «чужим флагом» вербовал, от имени народа Антарктиды, а он, вишь, без слов меня — таки раскусил, во дает. То — то в глазах его добрых какая-то веселая хитринка проскальзывала, как у дедушки Ленина, Ильича нашего, или как вот у тебя, — и показал на меня.

— Чувствуете, каков уровень работы моей агентуры был? Вот и вас так поднатаскаю — не хуже будете. Но те пособия учебные уже все — устарели, будете по умным секретным книжкам учиться, да по моим бесконечным рассказам. Я вас еще много чему доброму научу, только не ленитесь.

— Теперь, задним числом, иногда мысль закрадывается: что-то быстро он науку освоил и меня в ней перещеголял — может он нелегал наш, под крышей шаманской там по Родине тоскует звездными африканскими ночами? А я ему пожалел ящик научных пособий оставить. Он на память согласился взять лишь любимый гранчак. Отрабатывал, наверное легенду — мол, люблю только стекляшки всякие — дикарь, однако, папуас неразумный я. Эх, а я-то, бестолковый и не понял ни хрена. Замучаюсь теперь, как он там до сих пор? Выглянул я тогда, после выполнения им задания, то есть камлания, из хижины — мать честная, еще и перемать! Очередь зазомбированных строго по очереди выстроилась, уходя в темноту, где злобно порыкивали голодающие львы — людоеды.

И знаете, что оказалось — ни за что не догадаетесь, Центр тоже был шокирован. Это все местные африканские агенты тутошней американской резидентуры, цэрэушной, чтоб им, явились на перевербовку. Все прошло без сучка, без задоринки. Куриную лапку в руки — макай в кровь да пиши подписку. Я, весь в безмерном счастии, с толстой кипой подписок — в свою резидентуру.

Все оформил — засекретил, что надо — план пятилетний — готов досрочно — отчитался. Думал отдохнуть, расслабиться. Так нет — резидент цэрэушный приперся, да еще и без «пузыря». Просил как-то по-человечески, по-братски, проблему решить — у него ж вся африканская работа встала. Но не пошел я ему навстречу, глядеть не могу я на эти рожи самодовольные. Да и можно ли по-человечески без «пузыря» — сами подумайте. Да и тамбовский волк ему брат. Если бы как человек пришел, то почему не помочь, что мы, звери чтоль лютые. Понимание имею — над ним тоже Центр, правда, похлипше нашего.

Короче, развалил я таким образом работу целой резидентуры нашего самого главного противника. Меня — не поверите, к Герою представили. Реально замаячила за африканским горизонтом лампасная должность. Но не успели подписать указ — совсем с катушек мой лучший агент слетел. Так куролесить стал, пользуясь моей секретной наукой и приобретенными устойчивыми навыками, что не хватит времени рассказать на этом занятии. Чистая жуть. Дошло до международных скандалов.

А вот теперь думаю: все ж у него наверняка славянская душа, наша, и он просто ушел в длительный запой, с кем ни бывает, от постоянного нервного напряжения с катушек слетел. А ну попробуйте столько прошаманить вдали от жены, детей и березок с окуньком в речушке ….Там только зомбированию да камланию учиться лет сорок надо было, а к работе приступить, а задание выполнить, чтобы перед соседями стыдно не было. Считайте, сколько он там, болезный. А всякой дрянью питаться, подножным кормом. А я, дурак, селедочки ему под лучком колечками с картошечкой и хлебом — солью черным не организовал. А он же так намекал, так намекал — свое умение проявлять пытался, а я — то думал — ученик хороший. А он не открывая рта криком кричал, язык-то русский давно позабыл: свой я, свой и эту науку еще вот в этом учебном центре освоил еще когда, никогда не забуду!

Ах, дурья моя башка, дурья. Правильно — только вас, студентов, и учить, а для самостоятельной работы не годен я, не годен… Меня, вместо Героя в тот раз объявили персоной нон грата и сюда. К вам, в наказание. Да не вам в наказание, а мне — что опять веселитесь. Все бы вам хихоньки да хахоньки, о серьезных вещах речь держу! Посмотрим еще, куда вас судьба занесет (как он был прав, как потом оказалось!). Не пойму — за какие грехи мне это? Или колдун наколдовал, чтобы я его случайно не расшифровал перед местными племенами. …. Но приказы не обсуждают, а выполняют, товарищи курсанты!

Поэтому, выполняя приказ, сам в свою очередь приказываю вам на всю жизнь запомнить очень важные принципы работы: во-первых, доверяй, но проверяй. Каким бы ни надежным был ваш оперативный источник и преданным — регулярно организовывайте проверочные мероприятия, в том числе с использованием спецтехники и других оперативных источников. Ведь агент — тоже человек. Вдруг на него через семью, силой воздействуют, угрожают, и стал он двурушником? Во-вторых: никогда не прекращайте обучения и воспитания агента, даже при достижении самых замечательных результатов, не берите в пример мою работу с вуду-агентом. Ибо агенты часто действуют в агрессивной, негативной среде, которая на них также сильно воздействует — глядишь и даст агент слабинку. И вместо Героя вы получите вот таких оболтусов в обучение и будете с ними мучаться ежедневно, до самой пенсии. Знаете интересное и очень поучительное выражение одного умного человека, а Фридрих Ницше был очень умным человеком? «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Все понятно, есть вопросы? Только по делу, по вуду — не консультирую принципиально.

Тогда продолжу. Я никогда без дела не останусь, пока буду пытаться научить работать даже таких понятливых курсантов, как в вашей группе. С вами точно не соскучишься. Или с ума сойдешь от ваших проделок и «перлов» или станешь артистом-юмористом разговорного жанра. Лучше и полезнее для здоровья последнее, ибо, если воспринимать все близко к сердцу — оно может не выдержать.

После, немного поостыв, полковник поделился результатом двух других пар. На месте одного тайника он увидел экскаватор водоканальной службы, со скрежетом вгрызавшегося в грунт, чтобы добраться до не ко времени прохудившегося трубопровода. А контейнер для второго обсуждаемого тайника был оформлен трудолюбивым, нестандартно мыслившим курсантом — в виде камня, распиленного пополам, выдолбленного внутри для надежного и герметичного сохранения военной тайны. Умелец так четко соединил половинки и незаметно склеил, что никто не заметит, даже если очень постарается и применит бинокль или иной оптический прибор. Подогнано точнее, чем у ацтеков. Оставил его у всех на виду, на автобусной остановке, внутри приствольного круга огромного, точно столетнего дерева — он предоставил и справку из общества защиты природы, добытой оперативным путем, с перспективой роста еще лет на сто — ну все точно по рекомендациям. Как говорят, лучше всего прятать на самом видном месте — никто не догадается.

И опять наш полковник мгновенно завелся, в этот раз не на шутку, чем даже многих из нас испугал до незначительных, самых первичных проявлений «медвежьей» болезни. От этого в аудитории в предвкушении смертоубийства слегка запахло керосином. Мы замерли, с нетерпением ожидая очередного всплеска юмористического анализа ошибок коллеги, не из злорадства, конечно, но исключительно для получения знаний таким веселым и очень доходчивым способом.

— Я сразу нашел это клятое место, е-мое, — сказал полковник. — Все четко, нормальным русским языком, кратко и понятно описано, безо всяких там вам ятей. Ну, думаю, наконец-то хоть один нормальный на всем курсе попался, надо будет попристальней к нему приглядеться — на нелегала легко потянет, может даже на замену тому шаману, четко описал, правда, трудно будет на глазах у двух десятков людей, ждущих автобус, сей камушек взять, не обращая на себя внимание — расталкивать их придется.

— Место-то такое популярное у транспортников: на пересечении десятка маршрутов. Там и в час ночи толпа, еще и пьяная. Но, ладно, я бы ради дела пострадал — отбился как — нибудь. Но задача-то моя, господа офицеры, многократно усложнялась, знаете, чем? Умом своим я постичь эту задумку не могу, только в кошмарном сне, которого с тех самых пор я ни разу не испытывал, даже принимая убойное спецснотворное — последнюю разработку нашей секретной лаборатории, где я за небольшое, чисто символическое (прекратили, гады, финансирование) вознаграждение подвизался в качестве добровольца — испытателя. Дело в том, что камней таких декоративных вокруг дерева штук сто. А наш ювелир — любитель камней — самоцветов, указал в описании азимут, с точностью до градуса, и расстояние от дерева, в целях конспирации (это молодец, конспирация в нашем деле прежде всего) выраженной в каких-то, мать его, единицах измерения, написанных древнешумерской клинописью, о!

Конечно, пришлось посидеть по библиотекам, привлечь экспертов, предварительно отобрав от них подписку о неразглашении, а заодно и о невыезде. Но это так, для надежности, чтоб наверняка, как контрольный выстрел, который я рекомендовал предыдущим скромным труженикам плаща и кинжала дублировать в качестве гарантии недопущения неожиданных конфузов. Кстати, кто здесь оконфузился, что-то керосином…, да, но, ладно, я не об этом…с кем ни бывает.

— Так вот, товарищи офицеры, я в глазах наших честных, ничего плохого не ожидающих, кроме маршруток, граждан, несмотря ни на что, терпеливо ожидающих этот самый клятый транспорт, и выставил себя сумасшедшим и полным идиотом! Я был вынужден взять маленький компас, который в ремешке часов вмонтирован, антикварная вещь, знаете ли, таких теперь не делают, это я у своего отца — старичка преклонного возраста выпросил — для проведения тайной операции, он не пожалел для сына.

— Поглядываю будто бы на часы, ожидая свою маршрутку — я ж нормальный, я должен соответствовать ситуации, сливаться с толпой населения, а сам смотрю не на замершую от предвкушения бесплатного развлечения секундную стрелку часов, а двухцветную — компасную. А там погрешность какая — представляете? Понял, что не совладаю с таким оборудованием. Пошел в спорт магазин, купил серьезный компас для кругосветных путешествий — с крышечкой зеркальной и прорезью, чтоб значит, в нее глядеть и определять — а куда ж мне дальше. Мне уже страх как хотелось пойти хоть куда — нибудь, но подальше. Но чувство долга, господа офицеры, и обязанность доложить вам этот передовой опыт, не позволили мне смалодушничать и позорно бежать с передовой незримого фронта, который мне устроил этот … где он, кстати? Хочу ему в глаза посмотреть… И не стыдно тебе, без применения спецсредств вижу, глаза твои бесстыжие, а?! Встань, надежда отечественной разведки! Смирно стоять! Ять…переять…

Изложение сложного секретного материала, все более напоминавшее выступление известного артиста Задорнова, продолжалось. Мы, правда, сначала давились смехом, дальше — больше, стали открыто смеяться, а сейчас и вовсе некоторые аж хрюкали и утирали от дикого восхищения происходящим носовые выделения — проявления полного восторга от раскрывшегося перед нами действа.

— Так вот, продолжу, — сменил позу полковник. — Нет, как говорилось классиком, повести печальнее на свете. Я стал все более активно сверяться с прорезью, заглядывал внутрь нее по азимуту сначала левым, позже и правым глазом, один раз даже двумя пробовал, но узковата щелочка, узковата оказалась, зараза. Брал очередной камень, пытался его раскрыть. А не тут — то было, видите ли, уважаемые. Пойми его: тот это камень, но крепко-накрепко заклеен «Моментом» — раз — и все, навсегда, или не тот, а просто булыжник бесполезный для нашего правого дела, да и левого тоже — всякие дела бывают, но об этом позже, позже! Я, как последний дурак его туда-сюда кручу-верчу, на что-то бесполезно надеясь, бранясь абсолютно нецензурно, а русского перематерить вы же знаете, все равно, что перекусать акулу, но об акулах империализма — в другой раз. Так вот ругаюсь уже в присутствии малолетних детей, раскрывших рты от восхищения от новых, загадочных, но звучащих как песня, слов, и беременных женщин, стыдливо их, то есть рты, прикрывающих ладошками, чтобы ненароком не стать за мной повторять — это у них, беременных, как токсикоз, если кто еще не знает, да. Встал на колени и заработал еще активнее: приговаривая, как Чапай, уходя от белогвардейской пули, врешь — не возьмешь!

Я корячился там со всеми своими ревматическими суставами и остеохондрозами сначала под сочувствующими взглядами. Затем вокруг меня люди столпились в предельном возбуждении. Автобусы уже уходили полупустые, и это в час пик, прошу заметить, товарищи! Некоторые стали давать советы, какой камень, какой рукой брать, и где его надавить, чтоб открылся, гад, сволочь такая, но явно спутали точку отсчета азимута, перепутав север с востоком. Некоторые начали делать ставки, и меня подбадривали чуть было не пинками! Женщины громко шептали, что, возможно, я помешался, наевшись несвежих моллюсков-устриц каких-то и теперь вот результат: пытаюсь растворить воображаемые створки каменьев…

Кто — то возмущался, мол, интеллигентного вида, такой солидный мужчина и, видать, наширялся чем-то, надо ментов сюда вызывать срочно — только этого мне и не хватало! Маленькая девочка высказала предположение, что я потерял в россыпи камней последние (бедный дедушка — пенсионер) деньги на проезд и не могу поэтому доехать до своей любимой бабушки и предложила всем сочувствующим скинуться, первая протянув пятачок. Ах, крошка моя — умница — красавица, точь в точь как моя внучка! А сердобольная старушка всплакнула и стала мне желать скорейшего выздоровления. Но решительнее всех поступил какой-то подлый тип, вызвавший скорую из психушки и мне еще пришлось отбиваться от санитаров. Уйти-то я от них ушел, иначе я не был бы матерым ветераном службы внешней разведки, и не такие «хвосты» обрывал, ха! Подумаешь какие-то амбалы-биндюжники, да я в былые времена, будучи как вы — лейтенантом, старшим, таких десятками на кукан…, ладно, опять увлекся…

— Одним словом, занимаясь вот с такими, — неприязненно кивнув на застывшего по стойке смирно перемудрившего офицера, — я досконально изучил в этом районе все проходные дворы и переходы по крышам — и там некоторые умники закладки делали зимой в сплошное обледенение. И не только там, но об этом чуть позже. Смешно вам. Вот пацаны, ек-макарек. Одно на уме — вам бы погоготать только, жеребцы…Ух, я вас! Ничего, наступит время «Ч» и вы мою науку вспомните и благодарны будете.

— Как только кто-нибудь из вас, из молодых людей, — как писал поэт-, жаждущих познаний, обо мне с благодарностью подумает — так сразу не забудьте сами или с какой оказией передать с той точки земного шара мне сувенир — бутылочку хорошую, да только не через тайник, а то продукт может пропасть, разве археологам светлого будущего повезет… И не «Столичную» — она к добру не приведет, проверено. Эх, молодежь… Садись, прощаю. Надеюсь, дошло до тебя…

Кто-то из курсантов, сидевших за мной, пытался уточнить:

— Товарищ полковник, а как же с санитарами-то….

Но после этого дурацкого вопроса перед нами предстал совсем иной полковник Толмачев. Он вдруг посерьезнел и жестко ответил:

— Если вам, товарищ курсант, интересна моя исключительно метода доведения важной практической информации до самых до ваших печенок, а не содержание занятия, то вы явно ошиблись адресом. Вам надо не разведке учиться, а сидеть на концертах этих дебильных «Дизель-шок» да придурков из «112-ого Квартала» с из гнусавым лидером — у них поучитесь пошлостям да кривляньям с дешевыми шуточками, может и згодятся в какой пивнушке за россказнями рыбацких баек с похожими на вас типами.

— Представьте, эти умники из квартала, эти «принципиальные» юмористы-разоблачители всех президентов и какой-то Юли, не находящие мужества использовать ежедневно в наши дни появляющиеся в Украине на государственном уровне анекдотические поводы для смеха сквозь слезы, провоцируемые и создаваемые бестолковыми и безграмотными действиями их бывшего коллеги со товарищи. Даже свой «знаменитый» номер игры будущего президента на фортепьяно воображаемым для зрителя его половым органом они не придумали сами, а грубо содрали с 50-летней давности номера артистов Лас-Вегаса. Можете легко проверить мои слова с помощью оперативного источника, работающего во всемирной паутине под псевдонимом «Ютуб». Он, «пианист», и сейчас, уже в должности то ли президента, то ли куклы на веревочках, играет под американскую дудку или под воздействием штатовских веревочек или ч… чччтоб ему, през…ику… (что — то даже икотка напала) этому, то есть президентишке марионеточному, нагло обманувшему свой народ… Ишь, что удумал — запретить ввозить им туда сказку про Илью нашего Муромца, а? Он что — диверсант наш, что ли, из моих курсантов? Да он же святой, его мощи хранятся в Киево-Печерской Лавре, я лично их видел, рядом стоял, склонив уважительно голову. Их что — тоже скоро запретят и выкинут? Это, товарищи курсанты, и называется мракобесием, запомните это хорошенько и берегите свои души. Очень вас прошу. Не уподобляйтесь некоторым политикам, ради кресла и неуемной жажды власти продавшим душу сами знаете кому.

— Даже отличившиеся сегодня герои дня, по их глазам вижу, осознали ошибки и впитывают саму суть, отделяют, как живые и мыслящие сепараторы, так сказать, зерна от плевел. Впрочем, ладно, и не таких работничков за кордоном повидал, как вы, товарищ курсант. Всякие беды и безделье — вот все их достижения.

— А ты, масон — вольный каменщик (за этим парнем так и закрепилась кликуха — Масон, он и не сопротивлялся и как — будто даже радовался этому прозвищу и гордился им — как же, САМ Толмачев меня так нарек, дорогого стоит) к занятиям по моей дисциплине будешь допущен исключительно по предъявлении этого самого каменного контейнера — булыжника с демонстрацией способа его открытия. Вот раздолбай, а? Кого я спрашиваю, чего молчишь, как камней в рот набрал! Или мечтаешь набрать полный рот дерьма и в меня плюнуть за критику твоих за…..х действий?

Но тут же гнев был сменен на милость, на контрасте любил вбивать информацию в наши головы:

— Но не поленился же! Один из всех так серьезно подошел к выполнению учебного задания, взялся за кувалду, — за это хвалю, молодец, пытался удивить. Но сейчас, когда все камни уже перемешаны, ступай и выполняй первое свое настоящее задание.

— Попадешься в дурку — там тебе и место, вызволять не буду, сам прояви смекалку, она вроде у тебя имеется. А предъявишь искомое — обещаю, определю этот контейнер в свой личный музей — коллекцию. Будет там на почетном месте — рядом с искусно и весьма натуралистично изготовленным из папье маше куском дерьма замысловато изогнутого — это ж как надо было…трудно представить, хм… ну, ладно, с кем ни бывает, да. Ох, и зря я — ну, сам прокололся, и на старуху бывает проруха.

— Ладно, расскажу. Тот курсант тоже ошибочку допустил, как ты с суперклеем и координатами клинописью — вообще — то мне понравился ход твоих мыслей, главное, что они — мысли — в твоей голове присутствуют, молодой человек, скажу я честно — откровенно! Изготовил тот специалист — фекалист, чтоб ему, такой контейнер очень профессионально, со знанием дела, видите ли, да. Не учел только, что этот контейнер имеет демаскирующий признак — очень опасное явление в нашем подпольном деле — нет запаха и так его и сяк, и одной ноздрей, и другой, и обеими, а нет! Все — пиши: пропало! Так же и операцию сорвать можно! Правильно я мыслю? На этом он и погорел, так сказать, при учебной, в весьма недвусмысленной позе, закладки сего куска, так сказать, контейнера в одном общественном туалете на окраине города, который лет сто не убирался из-за того, что его давным давно коммунальщики сняли со своего баланса. Это курсант все четко разузнал и просчитал, учел эти детали, молодчага, красава, е-мое его это самое.

— Товарищ полковник, разрешите абсолютно практический вопрос, исключительно в целях повышения своего профессионального уровня, — несмелым голосом проблеял один из курсантов.

— Ну ладно, задавай, только без всякой такой вашей курсантской гнусной пошлятины — не люблю, знаешь ли. Излагай с выражением, будто поэта А.С. Пушкина читаешь. Идешь направо — песнь заводишь, налево — сказку говоришь. Кстати, а вот этого — сказку, то есть, не надо. Итак, начинай — благодушно ответил наш преподаватель, вольготно развалившись на стуле, беспечно постукивая карандашом по столу, попеременно переворачивая его концами. Зря он расслабился — курсанты тоже не из папье маше деланы, умеют подметить важное, недосказанное и заковыристо так, как бы случайно, ненароком, попытаться выведать, как на практических занятиях по применению методов выведывания информации — это когда чисто с помощью необычайно натренированного интеллекта, а не с применением шанцевого и иного пассатижного инструмента.

— А каким же это образом, товарищ полковник, — с трудом сдерживая злорадное ехидство, начал этот отчаянный курсант с выражением и вопрошающе поднятой рукой, — вы определили сию позорную недоработку нашего коллеги среди обилия, так сказать, образцов для исследования на указанном вами объекте, как нашли искомое сокровище среди россыпи этого алмазного фонда? Наверное, применяли какую-то бесконтактную, очень дистанционную спецтехнику направленного нюханья, нам еще неизвестную по незначительному сроку службы, по малолетству, так сказать, нашему и недалекости мышления примитивного и курсантского?

— Так, курсант, стоп, не гони, так сказать. Любознательность твою со всем своим удовольствием поощряю, молодец. Даже горжусь тобой и рад знакомству. Только за один умный вопрос, все обратите на это внимание, ставлю отличную оценку. Но запрещаю впредь обсуждать где-либо этот практический опыт, ибо он составляет государственную тайну, а у вас еще недостаточно высокая категория допуска.

— Поработаете с мое, с такими как вы чудаками, мастерами камуфляжа — сами догадаетесь о спецтехнике. Я из-за ее применения нюх потерял, хронический насморк в дополнение ко всем своим с вами приобретенным профессиональным заболеваниям заработал, йопт… И…и все, все. Молчок. Больше при мне об этом никогда, поняли все? Не надругивайтесь при мне над государственной тайной, не вы ее создавали, не вам ее и…Короче, всем молчать намертво, как на допросе у гнусных гестаповцев или на допросе в секретных тюрьмах цру — принципиально говорю маленькими буковками этих мерзавцев — после известных вам африканских недоразумений готов их, цэрэушников этих…ух их… Кстати, подумал, а может это их коварное дело — подсунули моему вудуисту вместо «Столичной» какую-нибудь паленую виску и он того, попал в иное измерение своей головой. А ведь светлая голова была, всем бы вам такую! В общем, не рассуждать попусту. Иначе сейчас все по моим стопам туда пойдете, хотя нет, это слишком легко. Все мои следы, наверняка, до сих пор там видны, это ж только на прошлом курсе случилось, и местные ханурики не успели, так сказать, ну вы понимаете, заполнить все пробелы и бреши на пути моих исканий и метаний…

Вот в такой оригинальной форме мы с удовольствием впитывали все новые и новые знания. Все навечно фиксировалось в наших мозгах, каждое слово до последней интонации. Какой мастер преподавания, таких поискать!

Я, почувствовав общий творческий настрой, умело созданный Толмачевым, осмелев, видя, что гроза вроде бы проходит стороной, решил спросить, какие замечания по нашей с Егором закладке, чем она плоха, ведь все требования были соблюдены. Также высказал сожаление территориальным ограничением задания, так как буквально через дорогу было несколько просто идеальных мест для оборудования тайника. Получил очень простой, но удовлетворивший меня на сто процентов ответ, научивший меня многому.

Полковник Толмачев, а звали его Павлом Андреевичем, вздохнув устало сказал, по свойски обратившись ко мне по имени:

— Владислав! Я бы поставил вашей паре отличную оценку только за то, что вы проявили творчество, настойчивость, разумную инициативу, а не тупо зациклились, как было в реальности, на заданной вам преподавателем территории. Помыслили бы неординарно, нестандартно, неожиданно, дерзко, в конце — концов. Если бы вы удивили меня любым, пусть не идеальным, но местом, которого от вас никто не ожидал. Хотя я, честно, говоря, рассчитывал, что кое-кто из вас, из молодых людей, найдется, как говорил классик… К сожалению, огромному моему сожалению, ни один не рискнул. Не рискнул не тупо, шашку наголо и на танки, а тайник — на двойную разделительную полосу проспекта. Нет, я не этого ждал, не глупости несусветной. Но риска просчитанного, надежного. Конечно в реальной жизни, не учебной, бывают и четкие и совсем неожиданные указания что-то сделать именно так и никак не иначе, но это происходит исходя из конкретных требований оперативной обстановки. А вы все поступили ожидаемо, предсказуемо, серо — это не относится, конечно, к товарищу Масону. Он сегодня, понятно, на высоте, герой…Тут да, удивил, век не забуду и благо — вытесню воспоминания о папье маше, да … Я провел специфический оперативный эксперимент и все вы пошли вот так вот тупо, по пунктам, у меня на поводу.

— Конечно, надо разведчику быть очень терпеливым, как рыболов. Но и активных действий, активных мероприятий никто не отменял. Всему свое время, думать надо над каждым шагом. Представьте, вы действуете традиционно, ну как все время в миссионерской позе: если первая фрикция туда, то сто процентов надо ждать тебя вот тут — где обратно, понятно, надеюсь, или среди нас есть несчастные, обделенные судьбой и прекрасными женщинами девственники?…Понятно всем? Это радует. Противник наперед знает ваши стандартные действия и телодвижения. Кстати, порой таким миссионерством грешат црушники, нас недооценивая. И чем все кончится — окажетесь в каком-нибудь зиндане, в вонючей местной тюряге. Сожрут и не поперхнутся, косточек не выплюнут. А вот если вы заставите их действовать по своим правилам, в непривычной для них обстановке — им станет не до вас, тут уже вы взберетесь на самый верх пищевой цепочки.

— Представьте, вы долго подбирали наживки, меняли места ее заброса, меняли размеры крючка и толщины поводка и основной лески, применяли необычные, оригинальные прикормки. Клюет! Вы подсекаете заветную рыбку и вытаскиваете ее на берег, на воздух, в непривычную для нее среду. Она таращит глаза, хватает непривычный воздух своим ртом и ей, уверяю вас: не до рыбака, не до каких-то козней по отношению к нему. Как говорится: не до жиру, быть бы живу. Пока она трепыхается, вы делаете с ней все, что вам надо — снимаете с крючка, но уже крепко держа в своих мужественных и чистых, как завещал товарищ Дзержинский, руках. Далее — в садок, за решетку. А после — хоть чешую с нее долой и на сковородку, хоть в засолку, в зависимости от ситуации, сорта, размера рыбки или стоящих перед нами целей. Можно и вместо живца, а почему нет, на крючочек незаметный, но ого-го какой острый да крепкий? А если мелочь какая — то и коту какому на съедение, пусть потренируется на живом да изворотливом противнике. Но все эти действия уже полностью вами контролируются и вся игра идет по устанавливаемым вами, и никем иным, правилам. Экспериментируйте, но с умом, удивляйте противника, как меня удивляют некоторые высокохудожественные натуры — скульпторы да папье машисты, вот говнюк, фу…Как мне забыть этот кошмар, в который он меня окунул в прямом смысле этого слова?

— Но ни в коем случае не недооценивайте его, противника, а то подтянете рыбку к берегу, берете беспечно в белы ручки, а она — пиранья скрытая, сволочь, маскировавшаяся под молодого лещика — подлещика — клац и оттяпает пальцы по самую шею, разумеете, к чему я? Это еще повезет, если по самую шею, а если по самые помидоры — не до шуток будет, ребята, я вам это точно говорю — на себе проверил, да…. Ну, не подумайте, что на своем опыте. Он у меня, конечно, богатый, но не такой радикальный. Ну, что это за это — опять кальный. Куда ни взгляни — сплошное говно, прошу меня милостиво простить за столь вычурные слова и сравнения, господа курсанты. Нашло что-то на меня, ностальгия, что ли. Опять невпопад, пора завершать занятие, но еще минуту внимания и уже серьезно.

— Ко всему прочему, надо досконально знать противника, любить тщательно и кропотливо изучать, какого полу — роду- племени он и где у него зубы, если они есть, а также и все остальные гениталии — может надо заняться и другими органами, по ситуации. В общем, уверен, вы прекрасно поняли, что я всем своим долгим сегодняшним рассказом хотел вам сказать, чему научить. Прошу вас, запомните не то, о чем я так эмоционально говорил, критикуя наших талантливых коллег, вызывая приступы смеха, который у некоторых тут напоминает всякие, знаете ли, сексуальные звуки. Это тоже полезно, на ошибках учатся. Опять же минута смеха, вы знаете, заменяет кружку хорошего пива, по количеству выделенных эндорфинов. Но прошу запомнить, крепко запомнить, зарубить на носу, Владислав, что я ответил на твой вопрос. Гарантирую, сто процентов, ты передашь мне когда-то хорошую бутылку. И я буду знать — ты очень своими нестандартными действиями удивил противника. Возможно, это спасет тебе жизнь, хотя я, конечно, всем желаю безоблачной службы. Спасибо, уверен, сегодняшнее занятие было одним из самых эффективных. На сегодня все свободны!

Я вышел из аудитории под большим впечатлением и поблагодарил судьбу за то, что она послала мне таких Учителей, с большой буквы. У таких людей, как Павел Андреевич учиться — одно удовольствие и большая честь.

Завершая столь любимую моей душе тайниковую тему, добавлю: Масон справился с заданием Толмачева на удивление быстро, с соблюдением конспирации по высшему разряду. Он, спокойно подумав, договорился с мужиками — коммунальщиками — зеленхозовцами, за бутылку водки, якобы для хохмы для друзей — собутыльников: собрать в мешок все те злосчастные камни — и, в свою очередь для любопытных — под предлогом подготовки почвы перед посевом декоративной травки в приствольном круге дерева. И, конечно, привезти ему желанный мешок с камнями в условленное укромное местечко. По внешнему виду Масон свое изделие и сам не смог идентифицировать, но, немного разбираясь в физике, он его вычислил по скорости погружения в воду. Сидел себе паренек на пенечке и бросал один за другим камушки в воду. Да при этом замечал скорость их утопления. На ладони вес трудно был отличим — все камни разного веса и формы. Можно и ошибиться, на глазок. А так, проведя несколько испытаний, довольно быстро решил задачку. Взяв заветный контейнер прибежал с ним к Толмачеву.

— Вот, — говорит, — разрешите доложить, товарищ полковник: ваше боевое задание партии и правительства выполнил с честью, с высоко и гордо поднятой как знамя нашей части головой, не нарушив конспиративных условий и с дуркой — ни-ни — не пообщавшись. Все как вы и приказывали. Несите в свой музей, памятную мемориальную табличку я тоже подготовил, — и, стесняясь, достал из дипломата такого же размера гранитную плиту с соответствующей надписью старинной русской вязью, содержащую все его установочные данные, которые я разглашать не могу — время такое, скорее всего, не наступит никогда.

Полковник, хитро прищурившись, однако не объявил Масону благодарность и напомнил о еще одном, и главном, условии — научить способу вскрытия контейнера, продемонстрировать этот способ. Масон, не долго думая, удивил преподавателя до самой глубины его настрадавшейся с нами души. Взял и очень нестандартно использовал памятную мемориальную плиту имени себя самого, сказав при этом словами басни дедушки Крылова «а ларчик просто открывался»: просто грохнул ею по камню и все дела. Полковник под впечатлением расчувствовался и даже, обняв любимого ученика, троекратно его облобызал. А около раздробленного в всмятку контейнера любовно и бережно установил гранитную доску имени Масона. Такие дела приключались с нами на той учебе. Интересно и познавательно было.

Приходилось неоднократно и очень тщательно отрабатывать способы осуществления наружного наблюдения. Без знания особенностей действия службы наружного наблюдения разведчик, как работник опасного производства без знания правил охраны труда, техники безопасности. Даже больше, от надежной работы разведчика зависят многие судьбы — и коллег, и агентуры, не говорю уж о деле. Надо признать, нелегко зарабатывают свой хлебушек сотрудники «наружки», не завидую я им. Многие из них разведены да с язвами желудка. Тяжкую ношу они несут. Это только в кино да книгах с газетами все кому не лень, особенно злопыхатели всякие распознают ведущееся за ними наружное наблюдение в несколько секунд. Да хрен вам, обнаружите вы, если только нет у них задания вести наблюдение демонстративно, чтоб на нервах поиграть в оперативных целях. Теперь, располагая пусть и небольшим, но достаточным объемом знаний, у меня такие знатоки тоже стали вызывать раздражение. А если они еще, набивая себе цену, расскажут как их телефоны прослушивались, а они при этом слышали какие-то щелчки — ну умора! Лучше б работой своей непосредственной занимались, помните, как профессор Преображенский в «Собачьем сердце» М.А. Булгакова возмущался? Вот и я о том же.

Занятия с нами проводил, в числе других специалистов, один из «зубров» — ветеранов наружного наблюдения местного областного управления ФСБ, Сергей Сергеевич. Много, очень много полезных и интересных знаний он передал нам во время теоретических и особенно практических занятий в городе. Но он учил нас действиям «наружки» с точки зрения контрразведки. Это очень полезно — знать разведчику, как действует наружное наблюдение контрразведки. Особенности же ухода от «наружки», способы ее выявления с позиции разведчика, за кордоном, нам преподавал один из бывших разведчиков, длительное время служивший, как он говорил, в странах с жарким и влажным климатом, с жестким контрразведывательным режимом.

Вкратце поведаю о результатах такой тренировки в городе, кстати, которую нам организовали до теоретической части этой сложной науки, которая подразумевает в числе прочего умение чтения языка тела человека, то есть объекта, правильной интерпретации всех внешних признаков, им проявляемых. Ох, как потом нам теорию давали, как в пух и прах разбивали все наши потуги, дабы дошло и до нас то, о чем я рассказал ранее. Да, теперь никто из нас не будет давать «наружке» глупых и невыполнимых заданий.

Рассказал нам Сергей Сергеевич курьезный случай, приключившийся с ним в самом начале его карьеры. Получили задание поработать по одному сельскому жителю, развернувшему бурную политическую деятельность с инициативными выходами на всякие посольства. Все бы ничего, но, хотя допуска к гостайне не имел, а работал-то он на режимном предприятии недалеко от места проживания. Представьте, довольно зажиточное село: старая пятиэтажка, П — образная. Объект жил в первом подъезде, то есть, условно говоря, в нижней точке левой палочки буквы «П». Вести длительное наблюдение из автомобиля в сельской местности без расшифровки вообще сложная задача. А непосредственно в селе — тем более, хотя и внешний вид у ребят был специально создан самый затрапезный. Изображали то ли делегатов съезда комбайнеров, то ли местных любителей поиграть на скамеечке у подъезда в шахматы и в основном выпить, что в принципе «сливало» их с местностью, но трудно было постоянно отбиваться от местных любителей дармовщинки. Те своих — людей своей крови — чувствовали за милю. И расшифровки принадлежности к спецслужбе нет, но и работать невозможно, к тому же куча аппаратуры в потрепанном внешне «Жигуленке» с форсированным двигателем. По словам Сергея Сергеевича у них одна радость была в дороге: потешаться над выражением лиц заправщиц, которых какие-то потертые — неприметные, но жизнерадостные и веселые ребята просили залить в бензобак 80 литров.

Прикрепленный к бригаде разведчиков наружного наблюдения, а должность до распада Союза называлась у Сергея Сергеевича именно так, опер из территориального подразделения свою часть работы выполнил — нашел квартиру для оборудования стационарного поста наблюдения. Намучился он страшно. Ну, нет нормальных квартир. Если жильцы нормальные — окна их квартиры глядят не в нужном направлении. Глядят куда надо — так хозяева алкаши или многодетные — как с ними установить доверительные отношения? Через минуту или все село знать будет о шпионах или это же последствие и плюс алкаши будут в очередь выстраиваться, еще и объекта с собой притянут. Выбирай, Сергей Сергеевич! Что лучше? А это — жизнь, это ежедневные серые рабочие моменты — но как достают…

Через местные оперативные возможности удалось присмотреть прямо внизу правой палочки буквы «П», прямо напротив подъезда и окон объекта, достойную во всех отношениях квартирку — то, что надо. Там старушка коротает жизнь со старичком своим — лежачим инвалидом войны. Опер подвел сотрудников «наружки» к дверям этой квартиры. Сергей Сергеевич его отодвинул, мол, теперь мой выход на сцену, мой черед вести беседу. У него в карманах кипа всяких настоящих документов. От удостоверения сотрудника московского уголовного розыска — знаменитого МУРа, который за тысячу километров, до удостоверения журналиста владивостокского корпункта газеты «Правда». Выбрал он удостоверение какого-то инспектора что-то вроде комиссии по электросвязи и радиоволнам.

Решил рассказать душещипательную историю о том, что на близрасположенном военном аэродроме скоро ожидают на учения большое количество различных самолетов. А ему нужно с помощью всех этих, что с собой, ящиков с аппаратурой, запеленговать где-то здесь в селе окопавшегося злостного радиохулигана и тем самым предотвратить крушение бомбардировщиков вот прямо над этим домом и спасти жизни старика и старушки. Вот. Такая незамысловатая легенда, прокатывавшая в те годы существования радиохулиганов.

Позвонили, представились электриками этой хитрой комиссии по радиоволнам, зашли, довели легенду. Старичок оказался бывалым фронтовиком — авиамехаником. Задание «электриков» одобрил, даже разрешил нужную комнату от себя освободить, если ребята его перенесут с кроватью во вторую комнату «двушки», дабы обеспечить надежный и безопасный авиакоридор нашим красным соколам. Сергей Сергеевич расслабился чуток — все «на мази», класс! А зря — тут вперед вышла более расторопная бабулька, бывшая связная партизанского отряда, воевавшая в местных непролазных плавнях, до сего момента внимательно прислушивавшаяся к особенностям внезапно осложнившейся оперативной обстановки в месте дислокации ее нынешнего со старичком базирования. Она «облегчила» задачу «наружке», заявив сынкам из НКВД, что она знает кто это, назвав точную фамилию, имя, отчество и всю биографию этого супостата, от случайного, по «залету» рождения до его нынешнего злостного радиохулиганства. Выразила готовность также самостоятельно вести круглосуточное наблюдение со скамеечки у подъезда, с другими старушками из ее подпольной ячейки военных лет — хочет вспомнить молодость. Заверила, что не подведет, все проделки радиохулигана будут точно зафиксированы и переданы, куда следует. Обещала разбиться в лепешку, не пожалеть остатков жизни, но добиться, чтобы самолеты завершили бомбометание точно в заданном квадрате. Предложила и очень дельные способы связи с «наружкой», а также пароли — отзывы и прочую подпольную атрибутику, в том числе и тайнопись. Далее она пыталась рассказать все и об этом квадрате, и кого там следует разбомбить к ядрене Фене и о самой этой Фене тоже.

Сергей Сергеевич с коллегами стоял, обомлевший, не ожидая от старушки такого напора и смекалки с наблюдательностью. Что делать, легенда разрушена, объект заинтересованности расшифрован, погоны сорвут и уволят, жаль — ведь только начал и до пенсии еще более двадцати календарей? Ну точно, как в любимом фильме: шеф, шеф, все пропало, гипс снимают, объект уезжает! Что было дальше? Да просто нашли более спокойную квартиру. Там тоже не все способствовало ведению наблюдения, но сладили. До пенсии благополучно дослужил, а после этого случая побывал в разных и не таких передрягах, о которых с юмором курсантам и не расскажешь. И Сергей Сергеевич с облегчением вздохнул, будто заново пережил эти тяготы и лишения нелегкой службы.

— А вам всем наука, — сказал преподаватель, — берегитесь таких старушек в процессе организации наружного наблюдения или проведения тайниковых операций. Лучше установите с ними хороший контакт. Не пожалейте времени, послушайте их рассказы о здоровье и шалостях внуков, глядишь и действительно поверят вашей легенде. Подходите к любому элементу своей деятельности с выдумкой, творчески. А проводя негласное посещение квартиры какого-нибудь объекта, не забудьте предварительно выяснить — не имеются ли у него домашних любимцев: собак, кошек. Чтобы не пришлось прошмыгнувшего мимо ваших ног наглеца искать по всей улице да снимать с деревьев. А уж если попугайчик вылетит не только из открытой клетки, то пишите рапорта на пенсию, пока не выгнали с позором.

Один из коллег Сергея Сергеевича, тоже пожилой, очень неприметный мужичок — Николай Николаевич (подозреваю — это тоже не его настоящее имя, а производное от аббревиатуры наружного наблюдения — НН), играл роль учебного объекта наблюдения. Мы разбились на пары. Я был в паре со своим соседом — Егором. И таких пар было несколько. Но шустрый дедок всех нас «сделал» — попарно, поштучно и всех вместе. И ничего подозрительного не делал, шел себе, гуляючи, резко ускорялся в естественных, обоснованных случаях. Но на «разборе полетов» всех нас поднимал и рассказывал, где он нас вычислил и как мы были в том месте города и около дома №.. одеты, хоть и пытались шифроваться по-дилетантски, переодеваться с напарником, выворачивать там куртки, снимать — одевать очки и головные уборы. Также он рассказал, где какие метки он сделал мелком и помадой, какой контейнер, куда заложил под нашим пристальным вниманием. Ну, да, да куда там этот пенсионер от нас, крутых разведчиков денется!!! Он нам и эти наивные мысли наши все до одной доложил, ибо на наших одухотворенных и воодушевленных лицах все было написано как на школьной доске, белым по черному.

Придумывали мы и легенды для внедрения в общество в определенной стране, создавали надежные многоуровневые каналы связи, с использованием компьютерной и специальной техники и многое другое.

Особое внимание уделялось способам получения информации. Принято считать, что путем анализа открытых источников добывается около 70 % развединформации. С удивлением узнал некоторые интересные факты, иллюстрирующие указанное утверждение.

О том, что американцы стали активно прорабатывать возможность создания атомной бомбы, информация получена именно таким способом — аналитики обратили внимание на резкое исчезновение научных публикаций на атомную тематику. Вот так засекретили америкосы информацию! Переборщили, так сказать. Благодаря этому своевременно начала создаваться специальная агентурная сеть, которая, несмотря на наличие 500 работников службы безопасности так называемого «Манхэттенского проекта» смогла добыть 12 тысяч листов сплошных секретов по новому виду оружия страшной разрушительной силы.

Но нельзя недооценивать американские спецслужбы. Впоследствии наши ученые наступили на аналогичные грабли, грамотно установленные в нужном месте црушниками. Долго ломали они (црушники) головы, как похитрее подобраться к информации о состоянии в нашей стране аппаратуры, приборов по интересующей их лазерной тематике. Придумали: организовали международную конференцию с выставкой соответствующего оборудования, на которой были представлены десятки экземпляров самой современной техники. Доступ к аппаратуре был свободен, сопровождавшие выставку американские ученые рассказывали что для чего создано, правда, не раскрывая самых серьезных конструктивных особенностей. Наша делегация была, как обычно, нафарширована сотрудниками контрразведки, агентурой, доверенными лицами. И все эти грамотно проинструктированные своими режимно-секретными органами и операми контрразведки ученые просто-таки ломанулись к этим стендам. Црушникам осталось только фиксировать наиболее посещаемые стенды. На основании полученной, в общем-то, статистической информации сделали выводы о том, что у нас имеется, и что мы пытаемся разработать. А, наложив на это еще и зафиксированные вопросы наших специалистов, удалось более точно оценить состояние наших разработок. Не даром один из мудрецов говорил: «Об уме человека легче судить по его вопросам, чем по его ответам». Немного не то, но, как говориться, из той оперы. По возвращении домой все написали отчеты: никто к нам интереса не проявлял, вопросы не задавал, все в норме. Да какой там в норме. Все. Поздно пить «Боржоми». Иностранцам осталось только агентурным путем изучить тему. Пусть это и тяжело, но круг значительно сузили благодаря этой придумке и задачу разведке облегчили.

Были и другие серьезные проколы, позволившие американцам получать информацию пусть и не документальной точности, но… Судите сами. Какое-то международное мероприятие авиационной тематики. Присутствуют генеральные авиаконструкторы многих стран, в том числе и наш, известнейший, на самолетах которого каждый из нас когда-то летал, не хочу упоминать фамилию — нет его среди нас.

Разведка противника поработала со своими конструкторами. Те специально развернули бурную дискуссию о достижении их опытными моделями самолетов каких-то потолков. Называли по нарастающей и похвастались самыми высокими километрами над уровнем моря. Наш, уже убеленный сединами, слушал об этих зарубежных потугах со скучающим видом, глядя в окно, и при упоминании каждой цифры делал непроизвольный пренебрежительный жест кисти рук, мол, фигня. А был он под плотным визуальным контролем всех заинтересованных иноземцев. Вот, не сказав ни слова, невольно выдал: а мы летаем выше этого потолка. А посольская резидентура помучилась бы здорово для получения этой, пусть и приблизительной, информации. На западе своевременно прекратили вкладывать огромные средства на разработку оказавшихся слабенькими моделей самолетов, ну и так далее. Узнала наша разведка об этом случае уже через свою агентуру, сделали внушение генконструктору, провели профилактическую работу, да информация уже выпорхнула из наших крепких рук. Информация — не птица, вылетит — не поймаешь. А уж убытки какие… Страшно представить. Подобная разведывательная аналитика мне пришлась по душе, и я уже не жалел, что прохожу столь интересное обучение.

После обеда выделялся час свободного времени, а затем начиналась специальная подготовка. Меня почему-то готовили к действиям в составе диверсионно-разведывательных групп. Учили, как правильно устраивать минно-взрывные ловушки для живой силы противника, способам минирования различных стационарных и подвижных объектов. Самым непонятным для меня стало обретение навыков управления колесной и гусеничной техникой, состоящей на вооружении российской армии. Радовался, что все это проводилось на тренажерах, а не на реальной технике. Оказалось, что моя радость преждевременная. По весне закрепляли навыки вождением бронетранспортеров, танков и боевых машин пехоты на полигоне в тридцати километрах от Владимира. Не мог понять, зачем мне, кабинетному работнику, аналитику знать и уметь водить бронированные чудища, которые с легкостью месили полуметровый слой липкой грязи танкодрома. Но роптать времени не было, надо сдавать промежуточные зачеты.

С рукопашным боем и преодолением полосы препятствий у меня уже проблем не возникало. Где-то на пятом занятии, я неудачно слетел с качающегося бревна, подвернул левую руку в локтевом суставе. Инструктор Митрохин отвел меня в санчасть, и там самолично вправил мне вывих. Местному эскулапу осталось только наложить фиксирующую повязку. Думаете мне дали отдых? Ага, Митрохин не тот человек! Он приписал пробежку длинной в пять километров, для проветривания мозгов и стабилизации вестибулярного аппарата.

Кормили нас отлично. В рационе были щи, борщи, супы и каши с двойной нормой мяса. По субботам и воскресеньям подавали пельмени, вареники и сырные запеканки. Чай, компот и кофе можно было пить без ограничения, но только в момент приема пищи. В комнаты носить продукты питания категорически запрещалось. Несмотря на обильное питание, никто не жирел, лишние калории сжигались на занятиях.

С Егором у меня сложились нормальные приятельские отношения. Он — уроженец Ростовской области, как сам утверждал, родом из потомственных казаков. Привезенную с собой шашку прадеда повесил на коврик рядом с кроватью. Если верить Стратонову, его прадед этой шашкой рубил фашистов в годы Великой Отечественной войны. В семье Егора все служили, и он по традиции выбрал военную службу. Но особенно Стратонов любил рассказывать о своей жене Елене. Показывал ее фото, расписывал достоинства фигуры, умение вкусно готовить и вести дом. По словам Егора, Лена сможет стать ему надежным тылом в дальнейшем, а если понадобится, излечит, не зря окончила медицинский институт.

В основном я слушал Егора, а о себе сообщил минимум информации. Об отце сказал, что он уехал жить за границу. Какие сделал выводы Егор, не знаю, но к теме об отце больше ни разу в разговоре не возвращался.

По воскресеньям увольнение в город нам предоставляли нечасто, раз в два месяца. Для себя я решил, что бесцельно шататься по городу не хочу, лучше отосплюсь в комнате впрок. Несколько раз с Егором в ближайшем леске устраивали пикник, жарили на костре купленные в магазине центра сосиски, запивая пивом. Естественно лишнего принять на грудь себе не позволяли, в понедельник излишества могли выйти боком с самого утра.

Постепенно набирались опыта в специальной подготовке. Когда отработка специфических навыков проводилась перед лицом группы, то все шло нормально. Назначался курсант-вербовщик и курсант-вербуемый. В соответствии с методическим пособием проигрывалась вся процедура вербовки. Да, были ляпы, да, ржали, словно стоялые жеребцы над отдельными словесными оборотами. Но потом вместе с преподавателем делали тщательный разбор. Все в определенной степени наработали навыки. И тут случилось нечто. В качестве вербуемых или лиц, с которыми требовалось установить доверительные отношения, начали приглашать женщин, работающих в специальной библиотеке центра. Они и раньше привлекались в качестве учебных объектов, поэтому могли легко поставить любого курсанта в неловкое положение, то есть отказаться от сотрудничества, а это неудовлетворительная оценка. Мало того, что доведется пересдавать, так еще внушение от подполковника Трегубова доведется выслушать.

Егору досталась девушка Ирина. Довольно симпатичная, кареглазая, крашеная блондинка с прической типа «мокрые волосы». Брючный элегантный костюм, нежно голубого цвета, в который была одета девушка, подчеркивал стройность ее фигуры.

Она была, так сказать, спарринг партнером Егора, который устанавливал с ней доверительные отношения для использования оперативных возможностей девушки в процессе планируемого проведения оперативно-технического мероприятия. Ох, не завидовали все мы Егору, пока он уговаривал ее помочь в важном государственном деле. Хорошо все, что хорошо кончается. И это практическое занятие завершилось для Егора благополучно, он четко отработал по методичке, но позже мне признался, что чувствовал себя как выжатый лимон. А что тогда говорить о реальных ситуациях?

Егор работал с девушкой, а ею любовался. Как мне показалось, от нее исходила какая-то неуловимая, скрытая сексуальность. Ирина выглядит лет на тридцать-тридцать пять, не больше. Хороша и привлекательна. На правой руке нет обручального кольца, она либо разведена, либо кольцо ей мало. Стильно одевается, следит за собой, в поведении заметно желание быть если ни в центре внимания, то кому-то нравиться, но без вульгарности. Мне, например она понравилась. Признаюсь честно, я мысленно ее раздел и виртуально внимательно изучил ее тело. Эх, хороша, однако — подсказало мое воображение — неплохо бы познакомиться с Ириной поближе, я лишен женской ласки очень давно.

Почему я грежу девушкой из спецбиблиотеки? Да все просто — понравилась она мне, к тому же мне сейчас все девушки нравились, даже издалека, на расстоянии — шутка ли такое длительное воздержание. Поначалу большие физические нагрузки как-то усмиряли мою плоть. Но в последнее время усиленная физподготовка не справляется, я боюсь не справиться со своим желанием и потерять контроль, получив спермотоксикозную кому. Ну, короче, вы понимаете.

Не стал мудрствовать лукаво — поступил как в юности: просто и надежно. Помните, как в том старом пошлом гусарском анекдоте: девушка, а можно, я вам… А не боишься в ответ получить по морде? Бывает и по морде, но в основном — …

Как? Правильно — прибегнув к старому трюку, замаскировал свои необычные глаза солнцезащитными очками!

Но, в этот раз не сомневался, что в небольшом женском коллективе спецбиблиотеки за время моей учебы распространилась информация о курсанте со странными разноцветными глазами — я ранее обращал внимание на удивленные взгляды коллег Иры. И, будучи уверенным в своем коварстве, появился в таком виде пред очи желанной девушки.

Для начала попросил ее принести мне страшно секретное издание о подлых закордонных спецслужбах, дабы повысить уровень своих знаний для эффективного и благополучного противодействия оным. Мои предположения оправдались — у кого из нас сейчас не лежит на рабочем месте мобилка, в которой паролем являются четыре нуля?

Пока девушка ходила в спецхранилище — легким движением пальчиков я сделал что? Правильно: звонок на свой телефон. Таким образом, телефон красотки, с которой я желал завести близкие отношения, был в моем распоряжении. Пусть она даже и проверит свои исходящие — ну и что? Лишний раз убедится в романтичности моих настроений и намерений.

В общем, после получения учебника и соблюдения всех формальностей — подписей, я во время обычного разговора на общие темы загадочно произнес:

— А знает ли строгая и прекрасная работница секретной библиотеки, что перед ней не обычный посетитель, а очень необычный?

— Какой такой необычный — все вы у нас тут обычные шпионы, подумаешь, эка невидаль, — приняла она игру, по глазам это было видно распрекрасно.

— А вот и нет. Спорим, Ирина, если отгадаете цвет моих глаз, то я все самые потаенные ваши желания и мечты превращу в реальность! Они исполнятся, как только я произнесу определенную волшебную фразу. Гарантирую!

Девушка клюнула, или сделала вид, что клюнула на эту примитивную приманку, нахмурив брови, имитировала мучительное работу мыслительного аппарата, а потом ласково выдала, наклонив голову вбок:

— Левый — зелененький, а правый — серенький! Угадала, а?

— Вот так номер, обычно не угадывали, хотя это ничего и не меняло, — произнес я с притворно удивленным и обескураженным видом. — Я слово свое всегда держу, оно у меня тверже камня — точно вам, Ирочка, говорю, не сомневайтесь.

— Как же я прокололся, — продолжал я игру, осмотревшись непринужденно по сторонам. Не хватало еще привлечь внимание кого-то из посторонних. Хорошо никого в библиотеке не было, значит, для своей задумки, я выбрал удобное время.

— Ну, — кокетливо с улыбкой произнесла Ирина, — должны же у девушек быть небольшие тайны, правда?

— Конечно-конечно, у девушек обязательно должны быть тайны, и тайные желания, — игривым тоном продолжил я.

— Так, товарищ курсант, что вы меня вводите в краску, — порозовев, отреагировала прекрасная спецбиблиотекарша, — мы все-таки на работе, а здесь кругом серьезные научные пособия и серьезные преподаватели, которые заглядывают в библиотеку.

— Хорошо, Ирочка Васильевна, согласен: работа есть работа. Сдаю литературу, прошу принять по всей форме. Если еще не передумали — загадайте желание, а завтра, мне дают увольнительную — посмотрим, как мне удастся выполнить обещание. Договорились?

— Договорились, Владислав! Мне очень любопытно, каков вы волшебник Изумрудного города, — и, отреагировав на свое же слово «изумрудный», девушка весело рассмеялась.

Я, уйдя из библиотеки, подумал: «Хороший я волшебник, не сомневайся, девочка, будет тебе удивление и еще какое!». При этом почему-то вспомнились слова полковника Толмачева о необходимости удивлять: удивишь и будешь на вершине пищевой цепочки, делай с противником, что душе угодно, пока он не опомнился.

Что же это со мной творится? Именно моей душе все сильнее хотелось сделать с Ирой много чего, учитывая, что уровень тестостерона у меня зашкаливает. Главное, не дать девушке опомниться, взять, так сказать крепость «с ходу».

Воскресный день выдался ясным и теплым. Пройдя через КПП центра, обратил внимание на две машины, припаркованные на небольшом удалении. Ага, два парных моторизованных наряда наружного наблюдения. Интересно, по чью душу они здесь устроились? Буквально через десяток шагов, меня как будто что-то укололо в левую ногу, чуть не подпрыгнул на месте. Сразу же возникло чувство тревоги. Странно, раньше чувство тревоги у меня проявлялось очень редко, а сейчас, чуть ли не в жар бросило. Это, что ж такое получается, наряды прибыли по мою душу? Страннее и страннее становится. Мою тушку взяли под плотный контроль, и я даже догадываюсь, кто инициатор. Попробую потягаться с «наружкой», у меня есть преимущество, я пешком, а они на автомобилях, не везде проедет железный конь. Хотя, может быть и пешие филеры где-то затаились…

Рейсовый автобус экипажи автомобилей сопровождали по очереди. То один, то второй автомобили приближались к автобусу, чтобы наблюдатели могли хорошо рассмотреть меня, занявшего место у окна. Чего там высматривать, вот он я, сижу, и ни на кого не обращаю внимания. Ехать до остановки «торговый центр» долго, я у водителя поинтересовался. Там я планирую сбросить надоедливый «хвост». Я уже, как гончая собака сделал стойку и как бы почувствовал запах женщины, а меня пытаются контролировать. Мне проблемы не нужны, да и девушку подводить последнее дело.

Из автобуса я вышел в момент закрытия дверей. Я видел, как белый автомобиль «наружки», нарушая правила дорожного движения, попытался перестроиться из левого ряда в правый ряд. Ох, и много нелестных слов долетело до ушей наблюдателей.

Не тратя ни единой минуты, я вошел в торговый центр, и сразу же затерялся среди павильонов и секций. В одном месте остановился и примерил, понравившиеся мне джинсы. Изделие пакистанского джинсового производства мне подошло по размеру, сидело отлично, и цена оказалась приемлемой.

Около часа я колесил по этажам торгового центра, поднимаясь по лестницам, и спускаясь на лифте, или делал наоборот. Менял направление движения. Одним словом, пытался применить весь арсенал приобретенных навыков.

Потом я позвонил Ирине с телефона, приобретенного на «блошином рынке» в Москве заблаговременно. Смартфон использовать опасался, вдруг его слушают.

Ирина ответила сразу. Я назвался знакомым волшебником, который идет исполнять все желания. Девушка, не удивившись моему знанию номера ее телефона, как-то удивленно и протяжно сообщила мне адрес. Видимо, думала о загаданном желании, и что-то начала себе представлять. Посмотрим, совпадут ли ее желания с моим их исполнением. Спасибо ей, конечно, за адрес, но Владимир я не знаю. Довелось интересоваться у прохожих, объяснили, а не послали подальше.

Для осуществления задуманного я купил пышный букет огненно-красных роз и громадную коробку шоколадных конфет «Вдохновение». Приближаясь к нужному адресу, чувствовал, что меня начинает накрывать эйфория от предстоящей встречи, и появилось некоторое волнение.

Позвонив в дверь, с удивлением заметил, что волнение внезапно пропало, я стал самим собой, уверенным в себе молодым человеком, очень сильно желающим встретиться с девушкой.

И вот дверь резко открылась, и я сделал шаг вперед. Ира смотрела на меня с вопросом и надеждой в блестящих от волнения глазах, на ней был только легкий домашний халатик.

Вручил розы в одну руку, а конфеты в другую. И пока руки были заняты, а девушка пребывала в замешательстве, перешел в наступление.

Рот Ирины от удивления, или от желания что-то сказать остался открытым для моего жадного поцелуя. Воспользовавшись ситуацией, я осуществил его, взяв девушку врасплох, одновременно захлопывая дверь ногой.

Цветы и конфеты улетели в стороны, Ирина цепко обвила руками мою шею, страстно отвечая на поцелуй, прикрыв глаза и плотно прижимаясь ко мне всем телом.

Затрудняюсь сказать, когда и куда улетела наша одежда, каюсь, не разглядел, поскольку в любовной горячке смял девушку, и опрокинул на какую-то мебельную часть прихожей. Не обращая внимания на треск тумбочки, мы продолжали любить друг друга.

Не заметили, как нас накрыло какой-то одеждой, сорванной с вешалки. Мы рычали и стонали, все сильнее и сильнее. Иру оргазм каскадом настиг дважды. Я не мог быстро позволить себе такой роскоши, ибо должен сдержать обещание, волшебник я или где? Но абсолютно потерявшая над собой контроль Ирина закричала, царапая меня по спине, благо еще прикрытой одеждой — иначе шрамы остались бы на всю жизнь. А потом произошел одновременный взрыв, мы взревели хором, о предохранении естественно в эти мгновения никто не задумывался.

Откинулись мы одновременно и поняли, что лежим в груде тряпок, вперемешку с разбросанными розами, которые то ли были без шипов, то ли мы пока их не чувствовали.

— А ты, Влад, щедрый мужчина, удивил, так удивил — сказала Ирина, немного отдышавшись. — Ишь, коварный, что придумал с цветочками и конфетами — я чуть было не подумала, что с ума съезжаю, а когда догадалась — поздно было, разве устоишь перед таким натиском. И когда задумал? Признаюсь таких ярких и полноценных оргазмов я не испытывала уже давно — ты доставил мне неописуемое удовольствие. У тебя давно не было женщины?

— Отвечаю по порядку. Задумал в библиотеке, пока телефон твой воровал, вернее с твоего телефона — звонил на свой. Женской ласки не имел — с прошлого года. А вообще я люблю, получая удовольствие, стараться доставить его и девушке. Первые шаги в твоей квартире мне очень понравились, особенно, как ласково ты меня встретила. Было просто неимоверно удивительно, неповторимо и приятно. В общем, мне было очень и очень хорошо, надеюсь, мне удалось выполнить, загаданное тобой желание. Как я заметил, мужским обществом ты тоже не сильно избалована. Была такой пылкой и ненасытной. Да и твой взгляд, при моем появлении в квартире говорил о многом. Если честно, то твой взгляд был таким еще в библиотеке, так что я не рисковал проигрышем в нашем споре, да и знал я о твоей осведомленности о цвете моих глаз заранее, до моего появления в очках.

— Вот же ты коварный тип! Обхитрил и обманул несчастную девушку, как посмел? А что, женщина, желающая мужчину, смотрит по-особенному?

— Да. Она окидывает его оценивающим взглядом с головы до ног. Выясняет, как и во что одет мужчина, чисто ли выбрит, пытается определить, каким парфюмом он воспользовался. А потом взгляд женщины останавливается на определенной части тела мужчины, вернее сказать на гульфике брюк. Женщина, как бы хочет посмотреть, что там прячется. Некоторые делают непроизвольные движения руками, а потом, одумавшись, прячут руки себе за спину и краснеют.

— И я все так делала?

— Сказанное ты в основном пропустила, илине успела все указанные действия осуществить, а просто и без затей ответила на мой поцелуй, уцепившись, как репей А дальше случилось то, к чему мы стремились.

— Тебе понравилось?

— Конечно, очень понравилось, и готов продолжить. Ты не испугалась моей агрессивной настойчивости в коридоре?

— Нет, не испугалась. Понимаешь, Влад, женщины боятся трусливых мужчин, а ты поступил в высшей степени смело и правильно, я если бы и успела опомниться, не брыкалась бы, непонятная сила влечет меня к тебе просто неудержимо.

Затем мы, разбросав одежду по коридору, перебрались на кровать в спальне. Это конечно не сексодром в моей квартире, но сойдет. И что удивительно, сразу же после занятия горизонтального положения и первого поцелуя, наши силы восстановились, побудив нас к новым подвигам. В этот раз искусительница оседлала меня и, началось еще то родео, только на голове Ирины не было ковбойской шляпы.

Кровать подвергалась немыслимым нагрузкам, скрипела стонущими звуками и угрожала полным разрушением. Однако мы не обращали ни на что внимания, и продолжали укрощать наш неистребимый пыл и утолять сексуальный голод. Соблазнительные груди девушки, с торчащими от возбуждения твердокаменными сосками, колыхались перед моими глазами, и я пытался поймать эти прекрасные ягодки ртом. Бедра девушки колыхались в такт ее безудержному движению, и я старался ее удержать от возможного падения со скакуна.

Ира очень громко занимается любовью, что на меня действовало необычайно сильно. Я мял, не сдерживаясь, попеременно ее груди и бедра, не задумываясь об испытываемых ею болевых ощущениях, хотя очень старался таковых не доставлять.

Она томно покрикивала, издавала какие-то горловые звуки, которые меня распаляли все сильнее и сильнее. Я пытался притянуть ее за плечи к себе и впиться в ее постоянно приоткрытые губы, но она не давалась, и, выгнувшись всем телом начала выть, издавая победный клич амазонки, одержавшей победу над диким зверем, приручив и объездив дикого скакуна. Я — тоже не промах, заорал во все горло, достигнув апогея.

После мы долго и расслабленно лежали, лениво играясь с понравившимися частями тела партнера. А поскольку нравилось все, то и лежали мы так весьма долго. Спешить было некуда и незачем — благодать!

— Я не буду возражать, если ты отнесешь меня в душ, — улыбнулась Ирина.

А что, я не гордый, я молодой и сильный, могу отнести. Отнес и даже мыться помог, уже нежно используя руки.

— Все-все, я больше не могу, — задыхалась от моих ласк девушка, — ты не даешь мне ни минуты отдыха. — Влад признайся, ты сексуальный маньяк?

— Обыкновенный молодой мужчина, а еще волшебник Изумрудного города. Просто хочу тобой насладиться, хочу, чтобы наша встреча нам обоим надолго запомнилась, неизвестно получится еще разок встретиться, хочу вместе потешить душу и тело. Обратила внимание, сколько раз я произнес слово «хочу»?

— Еще бы, конечно, но не только услышала, но и крепко прочувствовала. Тебя я точно никогда не забуду. Ты выжал меня как спелую клубнику, находя новые способы побудить меня к близости. Но честно, я еще хочу тебя, но не могу физически. Предлагаю перекусить, пока…., - легко улыбаясь, многозначительно замолчала моя подруга.

Ирина отправилась на кухню готовить перекус, а я посетил душ, надо освежиться.

Бутерброды с колбасой и свежими огурцами показались мне верхом кулинарного искусства, поэтому проглотил пять штук на одном дыхании. Видно, мой организм требовал срочное пополнение калорий.

— Знаешь, я, когда первый раз в библиотеке услышала твою фамилию, то она показалась мне знакомой, — отпивая кофе из чашки, сказала Ирина. — Просидела в библиотеке до окончания рабочего дня, перебрала всех знакомых и сотрудников центра, и не могла вспомнить. По дороге домой наступило прозрение. Мы пару месяцев назад готовили к уничтожению, пришедшие в негодность учебные материалы. Среди них было уголовное дело на женщину по фамилии Головко, заведенное еще в 1936 году. Содержание я не помню, а вот фамилия в памяти сохранилась. Хочешь посмотреть, приходи завтра во второй половине дня в библиотеку — дам прочитать. Может это родственница твоя.

— Скорей всего однофамилица. Все мои родственники чисты, и открою тебе страшную тайну, дед и бабушка работали в нашей организации.

— Тоже мне тайна. В центр попадают не случайные люди, обычно по семейной традиции идут служить в разведку, типа дед и отец служили, а чем потомок хуже.

— У моего отца мирная профессия, он никогда и нигде не служил.

— Так придешь завтра?

— Конечно, отказывать очаровательной девушке не в моих силах.

— Влад, не начинай, пожалуйста, а то у меня вновь просыпается желание.

— Так давай не будем противиться естественному зову человеческой природы.

Мы не противились довольно долго — пока я отвернулся зачем-то на несколько секунд от Ирины, она все убрала со стола и потянулась за моей чашкой с грацией дикой кошки. Легкий халатик пополз вверх, явив моему взору прелести Ирины. Ну, какой мужчина устоит при виде такой волнующей картины? Вот и я не устоял, обняв Ирину со спины, уложив животом на стол.

Девушка, мурлыкая, ответила на мои ласки, все больше и больше распаляясь. А потом обеденный стол стал перемещаться по всей кухне, никак не мог найти точку покоя.

Мы, не имея возможности выразить свои чувства какими-либо словами, только стонали в такт то ускорявшимся, то замедлявшимся движениям, урчали как коты и блаженно наслаждались друг другом, пока одновременно не содрогнулись в сладострастных конвульсиях. Затем этот акробатический этюд перешел в спокойные ласки на кровати и закончился двухчасовым восстановительным сном.

Одним словом мы с Ириной прочитали за сегодня треть «Камасутры». Очень жаль, что мое увольнение заканчивается, а мы так и не смогли добраться до середины увлекательной книги.

В наступающих сумерках, ободренный приключениями, я прошел через КПП центра, насвистывая какую-то прилипчивую мелодию. Машины наружного наблюдения были на месте. Ладно, ребята, не забудьте четко и добросовестно зафиксировать время моего возвращения.

— Как это понимать, Вячеслав Максимович? — побагровев и надувая задрожавшие от напруги щеки, злился солидный пожилой мужчина. — Ваши соглядатаи потеряли сопливого мальчишку, который только вчера переступил порог вашей хваленой организации. Как такое могло произойти?

— «Внук» хорошо учится, преподаватели им довольны.

— Вы вообще ополоумели, что ли? Еще похвастайтесь, что ученик превзошел своих учителей! Довольны… Вас должно заботить одно — чтобы я был доволен! Нюх потеряли, память отказывает, так я напомню, о чем надо и кому надо! Что за фокусы? А?! Тогда я сам буду с ним напрямую работать, зачем мне такие бестолковые посредники?! Ему отдам ваши лампасы, раз уж он такой умный, а вы в дураках оставайтесь! Хотя, чувствую, останетесь не в дураках, а в другом, не столь отдаленном месте…Когда вы думали в последний раз и чем? Скажите мне, когда и что, и я вам дам ответ: чем! Да мне плевать, как он учится, вы должны контролировать каждый его шаг. А в идеале: не просто контролировать, а предугадывать, прогнозировать, руководить его поведением, направлять его в нужное нам русло. А пока он направляет свой, хм… в вашу, так сказать «руслу» и имеет по полной программе. Разве вы этого не понимаете? Вас это никак не задевает, нет? Что получается в реальности? Пшик. Где он болтался целый день? С кем встречался? Что замышлял?

— «Внук» за восемь месяцев вышел первый раз в город, до этого ограничивался посиделками на опушке леса со своим товарищем. С Егором Стратоновым установлены доверительные отношения, ему дано поручение осуществлять контроль поведения «Внука», выявлять, неизвестные нам контакты.

— Вы еще его пожалейте, бедняжку, восемь месяцев без женской ласки, ха! А с этой точки зрения вы смотрели на этого субъекта, передовика учебного процесса, чтоб ему? Еще раз говорю вам: меня не интересуют ваши шпионские штучки — дрючки, давайте результат. Пора! Мы ни на шаг не продвинулись в нашем деле. Вы хоть догадались провести в отношении своего внучка какое-либо активное мероприятие? Спровоцировали аккуратненько так, слегонца, на что-то нам выгодное, может, ваши мозги хоть на секунду посещала мысль грубо его подставить под какую-нибудь нормальную статью УК? А затем вить из него хоть веревки, хоть макраме плести, или вы уверены, что он так безукоризненно чтит уголовный кодекс как Остап Бендер? Этот уже давно бы решил проблему и загорал спокойно в белом костюме или без оного с красотками в Рио — де — мать его — Жанейро, вместо которого с вашей помощью, чувствую, нам придется греться на солнечной Колыме, это если повезет…. Не позволю! Зарубите себе на носу, чтоб каждый день в зеркало видели это предостережение!

— Мы точно знаем, — пытаясь оправдаться и поуменьшить натиск босса, отвечал посеревший от повседневного прессинга, готовый «взорваться», Вячеслав Максимович, втайне мечтая поскорее оказаться в уютном кабинете с верной бутылкой армянского ОС коньяка, — что дед никому не рассказал о событиях 1991 года, и есть вероятность, что объект сможет вывести нас на след. Я сделал интересную подборку с которой познакомлю «Внука» после начала работы в информационно — аналитическом отделе. На мой взгляд, там есть ниточка, за которую можно потянуть.

— Вы опять ничего нового мне не доложили. Все из пустого да в порожнее. Сколько можно? Уже сотню раз мы это обсасывали с разных сторон, оскомину набило — вероятно — возможно, вероятно — возможно, возможно-вероятно…Мы что, научную гипотезу обсуждаем? Ученые… Когда что-нибудь определенное будет? Смотрите, Вячеслав Максимович, чтобы та ниточка не превратилась в пеньковую веревку, которая будет затягиваться на наших шеях. Можно за нее тянуть — так тяните же ее, а не кота за … за хвост, тьфу…

Егор не давал мне спокойно уснуть, все выспрашивал, как я провел увольнение. Я ему рассказал о посещении торгового центра, о том, как намучился с подбором джинсов, ведь с моим ростом выбрать брюки непростая задача. Отметил, что в центральном городском парке продается вкусное мороженное и неплохие прохладительные напитки. Стратонов все интересовался моими возможными контактами с женским полом. Пришлось отшутиться тем, что наши тренировки, напрочь отбивают тягу к женщинам. Хотя на самом деле я был под впечатлением от нашего с Ириной сексуального сражения. Честно сказать, до встречи с этой девушкой, я еще ни разу не получал таких ярких ощущений.

Да, похоже, моего товарища взял в оборот Вячеслав Максимович, с чего бы он так дотошно выспрашивал у меня все. Обложили меня со всех сторон, не выявили бы контакт с Ириной.

Понедельник прошел, как обычно, согласно утвержденному руководством центра плану и расписанию занятий. Я внес некоторые коррективы, вернее Ирина внесла, дала ознакомиться со старым делом. Даже не так: мы оба внесли существенные коррективы в распорядок дня. А было это так.

Мне было известно: в этот день работала одна Ира — ее напарница отпросилась в отгул — захворавшего ребенка поводить по врачам местной поликлиники, а еще одна работница — сама приболела.

Зная время наименьшего посещения спецбиблиотеки, я отправился к Ире. Оглянувшись в длинном коридоре в районе спецбиблиотеки, быстро приколол кнопками небольшое объявление: «Просьба не беспокоить — идет сверка документов». Все знают, что когда идет активная работа с большим количеством секретных документов, особенно во время сверки, курсантов не пускают. Это нормально и не вызывает удивления и подозрения, на это и был расчет. Да, такое коварство я задумал — сама секретная библиотека не догадывалась о том, что ей предстоит полюбоваться таким неординарным действом. И понравившаяся мне Ирочка тоже не подозревала, какой процедурой я ее сейчас удивлю в очередной раз.

Итак, я вошел в режимное помещение, решительно задвинул мощный дверной засов и с ходу заявил хозяйке кабинета, что она мною по поручению руководства учебного центра задержана и арестована за хищение секретной документации, и я должен немедленно по указанию генерала произвести ее личный досмотр. Ира смотрела на меня во все глаза с приоткрытыми от удивления губами.

— Попрошу вас встать, поднять руки, и поставить ноги на ширине плеч, быстро! — приказал я приподнявшейся со стульчика с огорошенным видом девушке.

Несколькими решительными легкими подталкиваниями под локотки дал понять, как поднимают руки и Ира молча, с обреченным видом подчинилась, еще не отойдя от первого удивления. В ее глазах читался немой вопрос, который даже трудно было перевести на русский язык.

Не дав ей опомниться, я начал активно и бесцеремонно обыскивать, прикрытое легкой тканью покорное и прекрасное женское тело. Я скользил по телу жадными движениями ладоней и пальцев, приговаривая:

— Так, здесь флэшки нет, и здесь тоже не прощупывается.

Материя платья только возбуждала мой интерес к невидимым, но все более ощущаемым прелестям. Мне было приятно сдвигать в сторону все эти тряпочки и резиночки, все эти застежечки и шовчики. Я опускался все ниже и ниже, работая двумя руками, уже откровенно оглаживая ее стройные ноги, начавшие напрягаться по мере того, когда мой замысел стал доходить до сознания Иры.

Я тоже не железный, в паховой области появилась тяжесть и дискомфорт. Руки начали подрагивать от перевозбуждения и двигались все более хаотично — хотелось побывать везде и подольше. Между моими ладонями, пальцами и гладким желанным женским телом, казалось, проскальзывали искры. Мы оба все более электризовались от нарастающего желания обладать друг другом сию секунду, не откладывая это действо на потом. Обыск затягивался, но оставалось еще много местечек, необследованных моими жадными до плотских утех руками и остальными частями все более напряженного тела.

— Ты с ума сошел, — только и смогла вымолвить потрясенная молодая женщина, соски которой резко проступили через чашки «бюстгальтера — половинки» и тонкую ткань зеленого шифонового платья в горошек.

— Увидев тебя впервые, я действительно сошел с ума. Мне, дорогая, сейчас и море по колено: засов задвинут, а на двери висит объявление о сверке документов с просьбой не мешать процессу. А вот процесс для арестованной девушки будет весьма серьезным с определенными последствиями.

— Я знаю, что у тебя на уме, сумасшедший, — уже слегка приглушенным от возбуждения голосом прошептала «арестованная». — Ишь, что затеял…Это беззаконие, я буду жаловаться на ваш произвол.

— Так, мадемуазель, прекратите разговорчики — времени у нас не так много, а я еще так и не нашел у вас секретную флэшку, которую вы похитили. И смею вас заверить, мой «произвол» настолько возбужден, что произведет на вас неизгладимое впечатление и внутри и снаружи, тактильно и визуально. А ну-ка, быстро развернитесь лицом к стене, руками обопритесь на стену и ноги пошире расставьте. Быстрее, быстрее, арестованная! Шевелитесь!

Девушка, приняв мою игру, покорно, но быстро и с готовностью повернулась, приняв требуемую для продолжения личного досмотра позу, опустив голову, и подрагивала, предвкушая продолжение, закрыв глаза.

Подойдя сзади, я левой рукой обнял Иру за грудь, легко покусывал за шейку и за мочки ушей, где висели маленькие сережки, ласково проводя губами за ушами. Тело начало сильнее подрагивать от воздействия на уже известные мне эрогенные зоны. Запах горьковатых духов проявлялся все сильнее от разгоряченного женского тела. Правой рукой я ласково мял идеальные полушария попы и никак не мог заставить себя оторваться я от этого увлекательного занятия.

Я засунул ладонь в чашечку «половинки», начал ласкать грудь и пощипывать пальцами сосок, продолжая приговаривать:

— И здесь нет флэшки, куда же ты ее, хитрая, спрятала? Отвечай на вопрос, или я продолжу дальше! — притворно устрашающе прошептал я, чувствуя, что брюки сейчас вот-вот расползутся по швам, и мне даже не придется их снимать, чтобы завершить личный досмотр девушки.

— Делай, что должен, сволочь ты такая, — Ира начала «заводиться» все сильнее. — Вот назло следствию ничего не расскажу, буду молчать, можешь пытать.

Я постарался «побудить» Ирину к сотрудничеству, просто задрал ее платье, и проник в женскую святая святых — запустил ладонь в ее трусики.

— А это что такое? Почему носим неуставные трусики? Да это и не трусики, а какие-то веревочки, секретное оружие — да? Признавайтесь! Это чтобы запутать следствие, сделать сотрудников беспомощными? Связать мне руки и попытаться скрыться в неизвестном направлении? Не выйдет у вас, дорогая, ничего с этой коварной задумкой, я поступлю по-другому.

И поступил, повлажневшие трусики треснули в моих руках, опав на пол бесформенной тряпочкой.

Наше напряжение и возбуждение продолжало нарастать, но его же уровень не бесконечен!. Ира начала тереться о мой пах, все энергичнее двигая крутыми бедрами, которыми природа щедро наградила ее наравне с грудями. Ее пальцы коготками вонзились в пестрые, голубенькие, в мелкий цветочек, обои, которыми был оклеен кабинет. Ладони судорожно сжимались и разжимались, оставляя слегка заметные царапины. Я продолжал все активнее и настойчивее, хотя куда уж активнее, судорожно вдыхая чудесный женский запах, зарывшись всем лицом в копну волос моей дорогой подруги.

— Что ж ты, гад такой, издеваешься, надо мной? — просипела Ирина. — Что ж ты меня пытаешь, скотина ты бессовестная, гадюка одержимая? Я сейчас заору и все-все тебе выскажу, зверюга, ты такая, сатрап. Пусть хоть генерал услышит — мне не стыдно, запытал, грубый палач, брутальный мужлан. Вот ты кто-о-о-о!!!

Ира, протяжно застонав, плотнее прижалась упругими ягодицами к моему напряженному паху. При этом я облизывал ее ушко и терся своей грудью о ее звенящую от напряжения спинку, отчего девушка от удовольствия подвывала томными звуками.

Воздух наэлектризовался и пах сексом. «Арестованная» мадемуазель скребла пальцами стену и кусала губы.

Ну а я? Я же не железный Феликс — я продолжал личный досмотр и начал подталкивать затуманенную девушку, нежно, но решительно, в само хранилище секретов, заставленное по периметру тяжеленными сейфами и металлическими шкафами. Оно было без окон и закрывалось на еще одну оббитую металлическими листами дверь, которую я наспех прикрыл рукой.

Все эти действия я осуществлял одновременно с высвобождением своего восставшего мужского достоинства, которым я стал упираться в соблазнительную пышную попку девушки. В конце-концов затолкал ее головой вперед в небольшую щель между большими сейфами, где она могла упереться руками о какую-то тумбочку.

По мере продвижения к уютному уголку я угрожал девушке страшными пытками с использованием запрещенного международной конвенцией оружия. Девушка из последних сил молвила, что согласна к любым испытаниям и истязаниям, лишь бы скорее этот кошмар начался, и она понесла, заслуженное наказание по всей строгости закона, раз уж она подозревается в хищении секретов. Если уж она такая страшная преступница и плохая девчонка, то покорно примет мою волю и свою сладострастную долю.

Честно сказать, я боялся, что в пылу страсти свалю на Ирину какой-нибудь из сейфов, вблизи которых мы удобно пристроились. Но я напрасно волновался — наша стыковка произошла в мгновение ока, надежнее, чем корабли в космосе. Мы слились разгоряченными и возбужденными телами, из нашего, объединенного в одно целое, организма сочилась смесь чистейшего тестостерона и эстрогена.

Ира что-то нечленораздельно пыталась выкрикнуть, но мешали намертво сцепленные губы, которые она непрерывно попеременно то облизывала, то кусала. Я рычал на низких тонах, как разъяренный непослушной львицей альфа-самец и активно продолжал начатый процесс, все более и более распаляясь.

Содержимое сейфов ритмично тарахтело своим тайным содержимым в такт наших движений. Я продолжал одной рукой жадно ласкать ее тугую грудь, а другой, разминал привлекательные и возбужденные ягодицы, изредка ласково шлепал по ним ладонями. Время для нас остановилось. Мы стонали от удовольствия и сопели, мы пыхтели и рычали.

Ира начала тоненько попискивать как мышка, загнанная в угол злым котом — уличным пиратом. Меня это еще более возбудило, я стал брать ее еще с большей энергией и злостью, как тот мартовский кот вконец очумевшую от такой наглости и напора, потерявшую ориентацию в пространстве кошку.

Землетрясение началось внезапно и обоюдно, наши мозги взорвались мгновенно и одновременно, протяжно застонав, мы сотрясались в дикой сладостной агонии оргазма мощно, со вкусом, наслаждаясь каждым мгновением единения наших распаленных любовью тел.

У меня все потемнело в глазах, я извергался мощно и долго. Потом я увидел, что во время завершающей сексуальной атаки своей умелой любовницы я упирался руками в углы тяжеленных сейфов, напрягая все, что можно было напрячь в моем изголодавшемся по женской ласке тела. Сейфы оказались сдвинуты с места и благо, что примыкали они к стенам, воспрепятствовавших их дальнейшему продвижению по пути оргазма моей любовной страсти к этой необыкновенной женщине. Мы разом выдохнули и опустили в изнеможении головы, с которых капал пот.

А потом мы встали, поцеловались, вкусно-вкусно впившись друг в друга, не желая выпускать из наших окрыленных диким полетом сердец ощущение счастья, радости и необыкновенной близости. Мы обследовали друг друга языками и предавались остаткам неземных ощущений.

Вдруг Ира, сразу засмущавшись, стесняясь, попросила мой носовой платок — привести меня и себя в порядок, отметив, что оставит его себе на память в таком виде…

Мы долго молча сидели. Каждый смотрел на партнера этих диких первобытных танцев с безмерной благодарностью, лаской и грустью — мы понимали, что, скорее всего больше нам такой возможности не предоставится. Такова жизнь….

Уходя, я прочитал предоставленные мне Ирой документы, представлявшие большой интерес. Впрочем, читал я хоть и внимательно, но… В общем, понятно, что «НО» обозначало для нас двоих, и поэтому было печально.

Уже у себя в комнате, отмахнувшись от Егора, с его рассказом об очередном письме от жены, решил попытаться немного проанализировать полученные сведения, но все время переключался на сладкие воспоминания и фантазии, всем своим телом, каждой его клеточкой я продолжал ощущать испытанную сегодня любовь.

Итак. Не отвлекаться, Влад. Успокойся. Займись, наконец, делом. Головко София Станиславовна, 1904 г.р., вполне может доводиться мне родственницей, прабабкой, если не ошибаюсь, по линии деда. Прочитанное мной дело, похоже, настоящее. О его подлинности свидетельствует структура бумаги, ее относительная ветхость, стиль изложения документов и естественно сами бланки подшитых бумаг. Всего несколько листов, и все, человек отправился «в исправительно-трудовые лагеря в отдаленные местности Союза ССР».

Никто не стал разбираться. Есть статья, есть человек, родившийся не в СССР, и дело готово. Нет никаких сведений про деда. Но опять же косвенная информация есть. В 1926 году, София Станиславовна с неким Константиновым, передавали ребенка-грудничка в специализированное учреждение. Дед родился в 1926 году, долгое время носил фамилию Константинов, и отчество у него Константинович. Совпадение налицо, если верить моим рассуждениям.

Настоящее счастье, что Софию Станиславовну сразу не расстреляли. К сожалению и в дальнейшем судьба к ней не благоволила, утонуть в холодных водах реки — то еще удовольствие. А может, эта смерть стала для женщины настоящим спасением — она не прошла через все круги ада лагерной жизни врагов народа. Как знать, как знать. Дело было определено в учебное пособие в конце 1992 года, потому, полагаю, Вячеслав Максимович его и не прихватил в свои загребущие ручонки.

Возникает вопрос, а не умышленно ли мне дали познакомиться с делом? Хотя вряд ли. С Ириной мы в аудитории встретились чисто случайно, Также случайно оказались в одной постели. Я немного прощупал Ирину на предмет ее отношений с администрацией центра в плане изучения отдельных курсантов. Женщина мне честно сказала, что она впервые тесно сошлась с курсантом за много лет работы в центре, с ней такое раньше не случилось. По словам Ирины, она просто не смогла удержать в узде свое женское эго и желание. Как ни странно, но мне хочется верить этим словам.

О встречах с Ириной надо пока забыть, на носу учения, в ходе которых мы будем оттачивать приобретенные навыки и умения.

В соответствии с планом учений, наша десятка должна провести встречу с «агентом», провести подбор и закладку тайника, такой же выявить в заданном районе, обнаружить интерес «вражеского агента» к стратегическому объекту. Нашими противниками в этих играх будут курсанты центра. Руководство подчеркнуло, что учения будут проходить в жесткой, почти реальной обстановке, поэтому готовились тщательно.

Чтобы мы не расползались по всему Владимиру, руководство центра загнало нас в границы микрорайона города со звучным названием Лунёво. Представляете, стадо курсантов истоптало за два выходных дня все улицы, переулки, скверы, парки и проспекты микрорайона. Фотографировали, особо интересные для обустройства тайников места, и многое другое.

— Все внимательно рассмотрели? — справился наш куратор подполковник Трегубов, в ходе организационного совещания, — мне не доведется краснеть за вашу десятку? — Лучше покажите себя на учениях, легче будет на государственных экзаменах. Преподаватели тоже люди, им присущи эмоции, не забывайте. Вопросы по ходу изучения местности возникли?

— Товарищ подполковник, курсант Головко, — встал я из-за стола, — разрешите вопрос.

— Разрешаю.

— Микрорайон Лунёво уже был полигоном для учений?

— В основном выбирали микрорайоны Энергетик и Коммунар. У вас, курсант, есть конкретные предложения?

— Предлагаю, не морочить голову с поиском места и оборудования тайника, а сделать его живым и подвижным.

— Подробней можете изложить мысль?

— Мы привыкли, и нас так научили, что тайник представляет собой не бросающееся в глаза укромное местечко, соответствующее определенным требованиям, сейчас речь не о них. Вкладываем туда «посылку» или ее же, но в контейнере. Да, просто и, казалось бы, надежно, но от возможных неприятностей никто не застрахован. Над нами постоянно висит временной параметр, то есть, период времени между закладыванием и изыманием, который в идеальном варианте не должен быть длительным. Конечно, за исключением тайников спецназа, хранящие в себе вооружение, взрывчатку, яды, валюту и так далее до наступления время «Ч». А выполнив закладку либо изъятие содержимого тайника — сообщить об этом тем или иным заранее уговоренным способом, например телефонным звонком или отметкой в условленном месте.

— Головко, не надо повторно открывать нам Америку. Если есть новые предложения, изложите.

— Предлагаю организовать живой тайник. В центре сквера располагается небольшая церковь Святого Александра Свирского, и там довольно оживленное место. Посадим нашего, хорошо загримированного человека. В нужное время он примет вложение, и в нужное время, передаст кому надо.

— А, что, может получиться. Нешаблонное мышление, импровизация, не совсем тайник в классическом его понимании, но это может привести к успеху. По сути дела все-таки — это многократная личная моментальная связь, попробуем. Но все очень сложно.

— Да, нелегко. Мы предполагаем, что наружное наблюдение за нашей десяткой будут вести постоянно, поэтому, можно рассчитывать только на мгновенные контакты, которые реализуются в предметных передачах и совершаются в местах, где маловероятно всеохватывающее наблюдение. Вот церковь, вернее ее паперть. нам подходит в самый раз. Можно передать послание из рук в руки, как бы случайно сблизившись вплотную. Нашему «нищему» в коробок с монетами бросим, то, что надо спрятать. «Нищий», низко кланяясь, изымает послание, или предмет его заменяющий, и в нужное время незаметно отдает другому члену нашей десятки, к примеру, будто бы продавая нашему человеку маленькую иконку.

— Головко, вы сами придумали, сами и будете сидеть на паперти, — рассмеялся Трегубов.

— Не получится товарищ подполковник. Как говорится, мой гренадерский рост пригоден для парадов, а для войны нужны люди помельче.

— Это почему?

— Потому, что у фактурных воинов, моего типа, из-за бруствера мускулы выглядывают, тем самым демаскируя позицию.

— Ха-ха, ну, вы и выдали, курсант, — хлопал себя по бокам подполковник, и откровенно ржал. — Ваши предложения.

— Егора замаскируем под бомжа, посадим на паперти, поработает тайником.

— Сам бомжуй, — возмутился Стратонов.

— Нет, Егор, я буду на себя отвлекать внимание наружки. Вот Васька Федоровский тебе принесет послание, а Гришка Блинков его изымет.

— А чего это ты, Влад, раскомандовался? — возмутился Егор. — Тебя никто начальником десятки не ставил, у нас есть офицер — руководитель, пусть он решает, у него больше опыта в этом деле.

— Стратонов, вы неправы, — поднял предостерегающе руку Трегубов, — вы должны научиться самостоятельно принимать решения, а не заглядывать в рот начальнику. — Давать свои предложения, отстаивать свое мнение. Вот Головко предложил оригинальное решение, а вы ударились в дискуссию, и все время тычете в меня пальцем. Добрый дядя — преподаватель не будет рядом с вами сидеть по месту службы. Учитесь самостоятельности, пока это возможно.

Три часа потратили на прорисовку схем, распределение ролей, отработку сигналов и способов связи без мобильных телефонов, и телефонов вообще. Стратонов так и не согласился исполнить роль бомжа, предубеждение у человека, ничего не поделаешь. А Сергей Мальцев согласился, я ему помогал освоить способ нанесения морщин на лицо и руки, с использованием жидкого латекса. Мы даже испробовали формирование на лице разнообразных рубцов, ран и нарывов. Честно скажу, отвратительное зрелище, представляю, как удивятся завсегдатаи возле храма. Одним словом готовились к проведению учений основательно. Естественно, нам помощь оказывали все преподаватели центра, но в наш фокус с «живым тайником» мы никого, кроме Трегубова не посвящали.

Все предыдущие задания наша десятка отработала без сбоев, сегодня последнее — закладка и изъятие информации из тайника. Для наших оппонентов мы сообщили только участок улицы Строителей, где будем осуществлять наши действия. Кстати, храм также находился на этом отрезке улице. В положенное время, наш «бомж» скрытно от всех занял место на паперти церкви. Удивительно, но никто из постоянных «обитателей» не возмутился.

Неспеша я шел по улице. Две пары пешего наружного наблюдения я выявил и не старался сбросить их. Наоборот, демонстрировал им подготовку к закладке тайника. Однозначно «наружка» проводила видеофиксацию всех моих телодвижений. Пусть фиксируют, мне главное стянуть на себя внимания максимального числа курсантов-оппонентов, чтобы Васька Федоровский мог беспрепятственно положить закладку в тайник, а Блинков — ее забрать.

Подойдя к подъезду девятиэтажного дома, я быстро зашел в него, и пройдя насквозь (он был проходным), вышел с обратной стороны дома. Секунд через пять услышал топот множества ног и команду:

— Оставайтесь на месте и медленно поднимите руки, так, чтобы раскрытые ладони было хорошо видно.

— Извините ребята, — спокойно ответил я, — если подниму обе руки, то обязательно замочу штаны, очень писать захотелось. — Закончу, обязательно подниму.

«Наружка» окружила меня со всех сторон, а я продолжил свое «мокрое» дело.

— Теперь я весь в вашем распоряжении, — застегнул молнию брюк и поднял руки.

Четверо, по паре человек, уцепились в руки, а еще четверо подхватили под ноги, и не говоря ни слова, понесли через подъезд к припаркованному микроавтобусу. В салоне мне одели наручники, а на голову матерчатый непрозрачный мешок. Везли недолго, минут пять, значит, на территорию центра доставили.

Два часа проводили личный обыск, тщательно рассматривая каждую деталь одежды. Я стоял в аудитории полностью голым, даже трусы забрали на исследование. Их старший — Витька Петрыкин предлагал пригласить проктолога, чтобы убедиться в отсутствии закладки в определенном месте. Ну, не дебил ли!? Как бы я ее мог быстро извлечь оттуда в случае необходимости или спрятать что-нибудь габаритное?

Спустя еще час в аудитории появился посредник и сообщил, что тайниковая операция нашей десятки успешно завершена два часа назад.

— Ты, козел, Влад, не мог сказать, что зря теряем время? — орал Петрыкин. — Стоишь тут, рожу корчишь, сейчас врежу по причиндалам, ухмылочка враз слетит.

Сделать Витька ничего не успел — в бессознательном состоянии даже великие мастера — рукопашники бой вести не в состоянии. На Витьку я не обижаюсь, эмоции его захлестнули, но и бить себя я никому не позволю, да еще обзывать. Проигрывать тоже надо уметь. Дернувшихся было его товарищей, предупредил, что лазарет центра всех пострадавших не примет и до выпускных экзаменов все выздороветь не успеют. Думаете, это было бахвальство с моей стороны? Отнюдь. Инструктор Митрохин, как и обещал, сделал из моей груды костей и мяса отлично тренированного бойца. Груды кирпичей я не крошил кулаками, но черенок лопаты одним ударом ломал, словно спичку, с очень приличной скоростью. Обычно в спарринг мне Митрохин выделял двух соперников, с одним я расправлялся быстро. Первенство центра по рукопашному бою я выиграл.

— Головко, вы поступили очень жестко со своим товарищем, — распекал меня начальник центра генерал-майор Мудрик Иван Савельевич. — Вы — лучший курсант, спокойный, уравновешенный, и вдруг пустили в ход кулаки.

— Я не мог бросить Петрыкину в лицо перчатку за нанесенное оскорбление в виду отсутствия таковой, да и дуэли уставом не предусмотрены. Нужно следить за своим языком, я не давал ему повода для причисления меня к животным.

— Понимаю, но можно было, как-то мягче сгладить конфликт.

— Человек, не умеющий совладать с эмоциями и оскорбляющий своих товарищей, не может понять добрых слов.

— А вы контролировали свои эмоции?

— Да. В противном случае, я бы ударил кулаком, а не раскрытой ладонью. Тогда бы последствия были бы иными.

— Вы ударили раскрытой ладонью?

— Да. Можно сказать, отвесил оплеуху в ухо.

— А если бы ударили кулаком?

— Виктор не успел наговорить лишнего, и я, таким образом, предотвратил развитие конфликта. Если бы я бил в полную силу, то могли наступить более тяжелые последствия.

— Легкое сотрясения мозга, по-вашему, легкие последствия?

— Да. На будущее будет думать, что и где говорить, а если не поймет, то кто-то отобьет ему бестолковку всерьез.

— Значит, извиняться перед Петрыкиным вы не намерены?

— Не намерен, а его извинения могу принять.

— А если он подаст рапорт?

— Что он в нем напишет? За свой длинный язык получил оплеуху, от которой сомлел, как девчонка. Над ним весь центр смеяться будет, и на новом месте службы могут подтрунивать. Думаю, Петрыкин ничего писать не будет, но зуб на меня заимеет.

— Как у вас, Головко, все просто. Тогда я своей властью, лишаю вас увольнения в город до окончания учебы. Прошу больше не вступать в конфликт с Петрыкиным и его товарищами.

— Есть, товарищ генерал — майор.

— Идите, я вас больше не задерживаю.

Вернулся в свою комнату, и тут же попал в руки Егора. Он восхитился моим поступком, сказал, что за такие слова нужно бить морду основательно, а не хлестать по щекам. Разубеждать товарища не стал.

Помывшись, прилег на кровать, решил провести анализ случившегося, и спрогнозировать возможные последствия. Витька, если судить объективно — не прав по всем статьям. Нельзя оскорблять сослуживцев словом и намереваться нанести увечья действием. Он перешел невидимую грань — это не красит сотрудника СВР. Я тоже хорош. Мог бы просто оттолкнуть этого щегла, как назойливую муху. Но тогда бы сослуживцы Виктора могли бы посчитать меня слабаком, а мне это совершенно не надо. В общем Петрыкин получил по заслугам, а полезет вновь, огребет в большем объеме. Чем мне это грозит? Думаю, ничем. Генерал-майор Мудрик не станет докладывать «наверх», это ему не выгодно. А если доложит, то у меня есть «крыша» — Сажин. Полагаю, он вступится за своего протеже. Делаю вывод: ничего мне не грозит. К таким выводам я пришел после разговора с генералом, а за ужином конфликт имел продолжение.

Мы всем десятком сидели за одним столом — ужинали и делились впечатлениями о ходе учений. К нам подошел Виктор Петрыкин в сопровождении двух своих товарищей.

— Что расселся, бугай, жрешь кашу в два горла? — зло глядя на меня сказал курсант. — Думаешь, все закончилось? Для тебя все только начинается. Теперь ходи по центру и оглядывайся, чтобы случайно на голову не упал кирпич.

— Витя, это кому ты говоришь? — с улыбкой спросил я. — Нас за столом десять человек. Конкретизируй претензии, если они у тебя есть.

— Головко, не надо прикидываться дурачком, сказанное адресовано тебе.

— Глупый ты глупы, Витя. В присутствии более десяти человек пытаешься угрожать мне убийством, ай, как не хорошо может получиться. В уголовном кодексе статья за такие слова предусмотрена. Лучше иди за свой стол, покушай, успокойся. Наличие пищи в желудке, способствует оттоку крови из головы, авось у тебя наступит просветление, и ты поймешь, что угрожать своим коллегам не надо.

— Ты, падла, будешь меня учить, что мне делать и чего не делать, — кипятился Виктор, — да я тебя сейчас на куски покромсаю. Петрыкин выхватил из кармана небольшой охотничий нож.

— Спрячь ножичек, Витя, порежешься, а в лазарете только дежурный фельдшер, — спокойно сказал я, поднимаясь из-за стола. — А еще, я очень не люблю, когда у меня перед лицом железками машут.

— Мне все равно, что ты любишь, — проорал Петрыкин, кинувшись в мою сторону, удобно перехватив нож.

Не добежал, встретился со стулом, отправленным ему навстречу моей ногой. А по вытянутой с ножом руке, я ударил, как учил Митрохин. Нож выпал на пол, ведь сломанной рукой его Виктору удерживать было трудно, к тому же он прилег, потеряв сознание от болевого шока.

Неделю весь наш десяток, и другие курсанты, присутствовавшие в столовой центра, давали показания военному прокурору. Мои действия квалифицированы как необходимая оборона. Петрыкина увезли в Москву, где, по словам прокурора, предадут суду.

В итоге, учебу я закончил. Вместо красного диплома, получил обычный. Генерал-майор Мудрик сказал, что пришлось переписывать уже готовый документ.

Перед отъездом домой, в выходные, провел в обществе Ирины. Отработал с ней настоящий секс-марафон, надеюсь, девушка запомнит меня надолго. По крайней мере, прощаясь, она сама мне так говорила, смахивая набегавшие слезы.

— Объект «Внук» успешно прошел обучение. Руководство центра характеризует его как дисциплинированного, уравновешенного и грамотного сотрудника. Приобрел устойчивые навыки по специальности. За короткое время повысил уровень рукопашного боя, завоевал первое место на соревнованиях в центре. Среди сослуживцев пользовался заслуженным авторитетом.

— В конце учебы у «Внука» был конфликт с одним из курсантов. На объекта курсант напал с ножом. В результате нападавший с поломанной рукой доставлен в наш следственный изолятор. «Внук» не пострадал.

— Вячеслав Максимович, наш объект сам спровоцировал нападение? — поинтересовался пожилой мужчина. — Или это у вас прокол с подбором кадров.

— В ходе учений десятка «Внука» переиграла десятку нападавшего, и последний хотел нанести удар объекту еще в ходе личного обыска. Но наш парень отвесил курсанту хороший подзатыльник, от чего тот потерял сознание. А когда конфликт, казалось бы, был исчерпан, курсант в столовой бросился на «Внука» с ножом. Свидетели показали, что наш объект не проявлял никакой агрессии. Он пытался успокоить и отговорить нападавшего от преступных действий.

— Неплохой аналитик, неплохо усвоил программу обучения, хорошо дерется, и это все «Внук». Вам не кажется, Вячеслав Максимович, что мы выращиваем какого-то Рэмбо?

— Уже вырастили, а вот Рэмбо или кого другого — посмотрим.

— Неужели он нам так нужен? Вы все-таки продолжаете считать, что он — наша единственная надежда, что других вариантов решения задачи не имеется?

— Я полагаю, что в нашем объекте могли соединиться воедино все гены его деда и бабушки. Надеюсь, «Внук» также мыслит и будет также действовать, как его дед. Направляя его по нужному нам пути, мы сможем добиться успеха.

— Вячеслав Максимович, вы верите в переселение душ?

— Я верю в генетическую память человека. С каждым днем убеждаюсь, что «Внук» все больше приобретает черты своего деда.

— В какой отдел распределили?

— Информационно-аналитическое управление, отдел военно-политического анализа.

— У него будет время заняться нашим делом?

— Конечно, я специально его в этот отдел определил, там нагрузка маленькая.

— Подругу ему подвели?

— Объект пока в отпуске.

— Ладно, работайте. О новостях докладывайте незамедлительно.

В середине января у меня был первый рабочий день на новом месте службы. Стал я трудиться аналитиком в отделе военно-политического анализа информационно-аналитического управления СВР. Отдел у нас небольшой: начальник отдела — молодой майор Черепанов Иван Игоревич, его заместитель — капитан Сытин Вениамин Петрович, и трое нас, рядовых аналитиков: старшие лейтенанты — Маргарита Черных, Геннадий Власов, а также я, капитан Владислав Головко. Влился в коллектив быстро. В первый же день отметили мое прибытие в ближайшем кафе. Скромно отметили, без излишеств. Но все были заметно довольны.

С первых секунд нахождения в отделе заметил, что Маргарита при моем появлении «сделала стойку», словно охотничья собака. Похоже, Сажин обязал девушку поработать со мной. Почему-то это было первое, что я о ней подумал: наверное приобретаемый понемногу опыт наслаивался на гены бабушки и дедушки. Честно говоря, Маргарита в моем вкусе, все при ней: и лицо, и фигура. Одевается стильно, явно в бутиках одежду приобретает. Европейскими языками владеет свободно. Неплохая рассказчица, особенно ей удаются пикантные анекдоты с участием военных и поручика Ржевского.

Маргарита — молодец, до откровенного флирта не опускается, но все время вертится у меня перед носом, принимая разнообразные соблазнительные позы, пытаясь пробудить у меня к ней интерес. Зря старается, на работе я кремень, а вот после работы, возможны варианты. Чтобы ее не расстраивать, вернее не расстраивать ее куратора, я ей шепнул на ухо, что она очень красива и сексуальна. Видели бы вы ее глаза: они светились настоящим счастьем, ей удалось привлечь мое внимание! Ну, и что тут такого, я нормальный и полноценный мужчина, способный подарить девушке незабываемые впечатления. Поскольку Маргарите явно дали задание на сближение со мной, то я не собираюсь этому противиться, совмещу полезное и приятное. Если получится, попытаюсь девушку перевербовать под себя, вдруг пригодится.

Но развить контакт не получилось, меня и капитана Сытина включили в группу из двадцати офицеров, отправляющихся на космодром Плесецк для проведения комплексной проверки режима секретности, в связи с закрытием нескольких направлений исследований. Самое неприятное, что срок нашей командировки определен в тридцать календарных дней, ведь в Плесецке куча разных центров, площадок и комплексов. И все со своими режимно-секретными органами. Провести целый месяц в городках, которые приравнены к районам Крайнего Севера — это серьезное испытание климатом и бездельем. Если честно, то я не понял, зачем меня включили в эту группу. Я же имею довольно поверхностные понятия о секретности, только в рамках спецкурса и должностных обязанностей. Сытин, кстати также не блещет знаниями в области хранения секретов. Сдал зачет в режимно-секретном органе на знание соответствующей инструкции — и все.

Неужели там начинаются интересы Вячеслава Максимовича Сажина? Интересный и непонятный ход. А может, за этим кроме решения задач по цели командировки и нет ничего вовсе. Посмотрим, пока гадать не на чем, кроме кофейной гущи. Подбросил свою Фортуну — она после многократного вращения спрогнозировала нормальную для меня ситуацию Интересно — и голова у нее от этого кручения никогда не закружилась — моя Фортуна, действительно, надежный друг и всегда рядом.

Но приказы надо исполнять, поэтому трясемся с моим золотым маленьким другом, теперь постоянно напоминающим мне о приятном приключении с прекрасной девушкой, в купейном вагоне в сторону города Плесецка. Я перед выездом прочитал, чтожелезнодорожная сеть космодрома Плесецк — одна из крупнейших в России ведомственных железных дорог. От железнодорожной станции Городская, расположенной в городке Мирный, ежедневно отправляются пассажирские поезда по нескольким маршрутам. Отлично, не доведется все время торчать в гостинице, покатаюсь немного, развеюсь, посмотрю красоты Архангельской области.

Поселили нас в гостинице «Зенит» непосредственно в городке Плесецк в номерах по два человека. Мы с Вениамином оказались вместе. С одной стороны это хорошо, попробую его расспросить о нашем отделе, а с другой не очень, храпит он на все лады громко, и ноги у него сильно воняют, когда снимает обувь. Полагаю, у Вениамина имеются проблемы со здоровьем.

У меня в гостиницах возникают проблемы иного плана. Мою немаленькую тушку разместить на стандартной кровати довольно трудно, ноги нормально вытянуть невозможно. Вот в моей квартире кровать, все кроватям кровать. Ложись хоть вдоль, хоть поперек, и еще свободное место останется. Дед — молодец, предусмотрел заранее, что у него рослый внук будет. Если судить по фотографиям, Иван Константинович тоже не был хрупким мужчиной.

Вообще-то грех жаловаться. Гостиница хорошая, номера со всеми удобствами, с холодильником, телевизором, бесплатным Интернетом. Вся мебель сделана из натурального дерева, это вам, не какое-то ДСП, пропитанное фенолформальдегидными, дурно пахнущими смолами.

Вечером доедали домашнюю провизию, а завтра мы становимся на полное довольствие в офицерской столовой космодрома. Будем кушать из одного котла с офицерами воздушно-космических сил России, попробуем, чем их потчуют.

После завтрака прибывший в Плесецк на самолете полковник ФСБ Зубовский проводил общий инструктаж. Все приехавшие сотрудники ФСБ и Генерального штаба России были распределены по шести центрам космодрома. Им поставлена конкретная задача — это оказание помощи местным товарищам в сворачивании деятельности нескольких режимно-секретных органов, пересмотра грифов секретности, а также контроль уничтожения документов утративших служебную и историческую ценность. Нам с Сытиным никакой работенки не досталось. Зубовский, на наше к нему обращение с просьбой пристроить к какой-нибудь группе проверяющих, долго матерно ругался, предложил отправиться в гостиницу и не мешать работать другим офицерам. Если опустить всю матерщину в речи полковника, то выходило, что он не понимает, зачем в Плесецк направили сотрудников СВР, но отпустить нас восвояси он не может, приказ на командировку подписан заместителем Министра обороны, а мы — прикомандированы совместным приказом. Им там, наверху, значит, действительно виднее. Ну, пусть себе смотрят вдаль, а мы уж как — нибудь найдем себе занятие. Ну вот, определились. Будем с Сытиным проводить время по своему усмотрению. Верно мудрецы говорят: «Лучше…ничем не заниматься, чем заниматься ничем». В конце командировки подпишем акты, и всего-то.

На следующий день, после завтрака занялся изучением Плесецка.

Как пишут официальные источники, поселок Плесецк является административным центром Плесецкого района Архангельской области. Численность населения — 11545 человек. Территория поселка составляет 1320 га. Внешние связи поселка осуществляются автомобильным и железнодорожным транспортом. Через рабочий поселок Плесецк проходит железнодорожная магистраль Москва — Архангельск и автомобильная дорога областного значения Архангельск — Каргополь — Вытегра. Градообразующими элементами являются лесопильные предприятия, предприятия железнодорожного и автомобильного транспорта, газовой промышленности и энергообеспечения, предприятия сельскохозяйственной отрасли.

Плесецк возник в 1884 году на месте ныне существующих Мехреньских улиц на тракте Петербург-Архангельск и состоял, в основном, из постоялых дворов. Только спустя три года появилась одноименная станция с численностью населения в восемьдесят человек. Особенно интенсивно поселок начал развиваться после 1932 года, когда стране понадобилось много леса и нужно было пристроить массу «врагов народа». Лесоповал как раз являлся выходом из положения.

Поселок я неспешным шагом обошел за час. К моему удивлению, микрорайоны Плесецка сохранили свои народные названия. Центр, Птичник (микрорайон бывшей птицефабрики), СХТ (сельхозтехника), РМЗ (ремонтно-механический завод), Электросети и Лесозавод. Поселок с момента образования и до нашего времени рос, развивался, поэтому микрорайоны имеют странные названия.

В номере застал Вениамина в компании с мужчиной лет шестидесяти. Они пили водку и закусывали копченым хариусом — оригинальная закуска я вам скажу. Пришлось присоединиться. С морозца сто грамм для профилактики простуды не помешает. Нашим гостем оказался заместитель командира полка стратегических реактивных бомбардировщиков Ту-22М3 в прошлом Гурьев Петр Гаврилович, а в настоящем — начальник службы охраны гостиницы. Петр Гаврилович между питьем водки и съеданием очередного кусочка рыбы травил байки о службе в авиации.

Одна из таких баек.

Звено дальних сверхзвуковых ракетоносцев-бомбардировщиков модификации Ту-22М2 базировалось на аэродроме космодрома с середины 70-х годов. Петр Гаврилович в то время был командиром звена. В середине лета 1978 года в звене произошла ротация летного состава — кто-то ушел на повышение, а кто-то переучивался на другие типы самолетов, в связи с чем в экипажах ракетоносцев случился некомплект. Командование полка обязано поддерживать высокую боеготовность подразделений, поэтому в срочном порядке на вакантные места штурманов-навигаторов прибыли трое выпускников военных училищ. Два лейтенанта славянской национальности — Мусевич и Петренко, а также один представитель народов Кавказа — Гиви Нодия. Как отметил Гаврилович, Гиви не был похож на грузина, а скорей на представителя народов Скандинавии, ростом под два метра с русыми, слегка золотистыми, волосами. Кстати, как-то один знакомый грузин рассказывал, что истинные грузины — не брюнеты, а рыжие, есть у них там свои различные деления национальные. Естественно молодым лейтенантам уделяли пристальное внимание молодые и симпатичные девушки, ведь в те времена было престижным стать женой военного летчика.

Большинство военных самолётов производства СССР до конца 1980-х годов (даже с большой продолжительностью полетов) как правило не имели туалета. Для каждого члена экипажа предусматривались герметичные ёмкости для мочи, так называемые «писсуары» или «санбачки». Ну, а если кому необходимо было справить нужду более серьезную, то это проблема, для дефекации каких-либо приспособлений не предусмотрено. Иногда в системах утилизации отходов жизнедеятельности пилотов бывают конструктивные отличия. Например, на Ту-22М2 два писсуара установлены в подполье кабины, к которым подведены четыре шланга с насадками, от каждого рабочего места членов экипажа. А чтобы членам экипажа было комфортно, мочеприемники изготавливались под каждого летчика индивидуально.

В соответствии с Наставлением члены экипажа, не имеющие индивидуального мочеприемника, к полету не допускались. Командованию полка было плевать: укомплектованы экипажи или нет, они требовали человеко-вылетов, точных данных о полетах, информацию о нахождении сил НАТО. Петр Гаврилович, как мог, так и выкручивался. Молодых штурманов усадил изучать районы полетов, а сам в срочном порядке пытался решить проблему скорейшего изготовления изделий для лейтенантов. Проблема была в том, что в Плесецке не было мастерской, работающей с латексом, поэтому размеры «причиндалов» молодых лейтенантов отправили в Архангельск.

Буквально на следующий день разразился скандал. Заместитель командира полка по политической части орал в трубку телефона, что Петр Гаврилович вместо повышения боеспособности звена занимается неизвестно чем, присылая в полк недостоверные антропологические данные летчиков. Особенно это касается лейтенанта Нодия. Замполит был уверен, что Петр Гаврилович направил в полк ошибочные данные.

Через два дня Мусевич и Петренко свои изделия получили, сдали зачеты по району действия звена, приступили к полетам. А через неделю в Плесецк прилетел командир полка генерал-майор Баранов. Командир провел инспекцию места базирования звена, проверил абсолютно все, остался, в целом, доволен. В одном из классов столкнулся с лейтенантом Нодия, который в очередной раз пересматривал топографические карты. Возник вопрос: почему молодой лейтенант на земле, а не в воздухе? Гаврилович рассказал, что в Архангельске отказались изготавливать для Гиви мочеприемник. Командир разразился довольно продолжительной матерщиной тирадой — оказалось, что замполит полка успел доложить генерал-майору Баранову о шутке Гурьева. Командир полка пригрозил Гурьеву серьезной карой. Гиви, поняв, о чем идет разговор на высоких тонах, вынужден был, испросив разрешения, вмешаться в спор. Гиви сказал, что командир звена направил в Архангельск правильные данные. Генерал обрушил свой гнев на лейтенанта. Гиви не растерялся, спокойно расстегнул брюки и явил генералу предмет спора. Баранов, сопровождающие его офицеры, и сам Гурьев на несколько минут потеряли дар речи. Потом генерал, сочувственно похлопывая Гиви по плечу, мол, с кем не бывает, а кстати, и действительно — не бывает, сказал, чтобы он так не переживал (горе-то какое, ой-ой-ей, ну не укорачивать же, да и хирургов — урологов в близрасположенном госпитале не было уже пару лет), что лично проследит за изготовлением мочеприемника и поставит это на личный контроль. По словам генерала, такому герою оставаться на земле не стоит, когда его товарищи успешно осваивают профессию, да и земные женщины целее будут.

Спустя три дня Гиви совершил свой первый вылет на дежурство. Он был счастлив в небе и несчастен на земле. Плесецк — городок маленький, информация о размерах мужского достоинства Гиви распространилась моментально. В результате этого девушки, строящие ему глазки, с испугом исчезли, кому же хочется погибнуть во цвете лет…

А вот заведующая производством офицерской столовой, поморка по матери, русская по отцу, девушка Вера, такая из себя «серая мышка», ростом в сто семьдесят сантиметров, от Гиви не отвернулась, а напротив, предложила свою дружбу.

Через полгода они поженились, и за время совместной жизни вырастили и воспитали трех дочек и двоих сыновей.

Сейчас, уйдя на пенсию, Гиви и Вера продолжают жить в любви и согласии в городке Мирном. Вера, как в далекие времена, с любовью скармливает любимому Гиви свежие овощи и фрукты, пичкает его витаминами.

Посмеялись все вместе. А потом Гаврилович заторопился на службу, надо выполнять возложенные функции. Я для себя отметил, что уходил от нас Гурьев совершенно трезвым, хотя они только с Сытиным приговорили граммов восемьсот водки. Потому что меру-то знать надо — иначе можно выпить меньше и вот вам результат! Вот, что значит закалка Крайнего Севера! Я и сам сколько раз ставил на себе эксперименты, но с каждым разом убеждался все больше и больше: сколько водки ни пей, а организм все равно на 90 % состоит из воды!

Когда улегся спать, меня не отпускала мысль, что в байке Гавриловича меня что-то зацепило. Ничего не шло на ум, похоже, даже сто граммов водки не способствуют аналитическому мышлению. Внезапно осознав, что конкретно меня беспокоило, чуть не соскочил с постели. Витамины, вот чего не достает в офицерской столовой. Разные местные ягоды в виде варений и компотов — есть. Квашеная капуста, соленые огурцы, маринованные помидоры и грибы — в изобилии, а разные цитрусовые, яблоки, бананы и ананасы, как сквозь землю провалились. Так не бывает — в районах с суровыми климатическими условиями все перечисленные фрукты должны быть, иначе обитателям несдобровать, можно до авитаминоза дожить.

Две недели, приодевшись потеплей, ведь январь в этой местности особенно морозный, выяснял причины скудности витаминов на столах у военнослужащих самого северного космодрома России.

В Плесецке посетил: торговый центр «Альфа», ресторан «Белые ночи», столовую «Вкусно ем». Был удивлен, здесь было все, что душе угодно. Апельсины, мандарины, экзотические фрукты из Африки и Азии, виноград и многое другое. Правда, цены кусачие. В торговом центре «Венеция» и торговом центре «Глобус» любая самая современная бытовая техника и электроника.

В городке Мирный я обследовал торговый центр «Плаза», кафе «Меркурий», сеть закусочных «Додо пица», «Шаурма», «Буффет». И здесь все оказалось на уровне, то есть, было, что кушать и на чем пищу приготовить, и чем развлечься. Парадокс: где-то изобилие, а там, где это необходимо — ничего нет.

В маленьком кафе «Суши Wok» в городке Мирном, где решил пообедать, разговорился с хозяином заведения Павлом. Он с горечью отметил, что скоро доведется расстаться с бизнесом, поскольку на него оказывают сильное давление руководство ООО «Альфа». По словам Павла, заместитель начальника космодрома по тыловому обеспечению полковник Воронецкий контролирует весь бизнес в регионе. Двух своих дочерей отдал замуж за офицеров из тыловых служб космодрома. Помог им наладить торговлю в Плесецке и Мирном. Теперь все, что поступает в городки проходит через фирмы зятьев Воронецкого. Павлу известно, что Воронецкий очень часто путает государственный карман с личным. Особенно он злоупотребляет в сфере транспортировки товаров в Плесецк железнодорожным транспортом, поскольку именно транспортные расходы в районе составляют значительную часть их стоимости.

Вернувшись в гостиницу, составил небольшую аналитическую справку, в которой изложил полученную информацию. Заниматься ее проверкой должны специалисты — финансисты — экономисты, поэтому сведения по электронной почте отправил своему бывшему начальнику отдела. Стал ждать.

Через две недели, нашу комиссию сменила группа офицеров, состоящая из сотрудников финансового управления Министерства обороны и военной прокуратуры. Эта куча народу должна осуществить аудиторскую проверку финансово-хозяйственной деятельности космодрома. Проведут комплекс мероприятий, направленный на экспертизу финансового положения космодрома, активов, капитала и обязательств. Одним словом, вывернут все наизнанку, и найдут то, что усиленно прячется. Несколько лет назад космодром трясли основательно после пропажи нескольких десятков миллиардов рублей, якобы потраченных на модернизацию его инфраструктуры. Ладно, пусть занимаются, по результатам будет награда, а я постою в стороне, это уже не моя забота.

Отчет о командировке с Сытиным сдали без проблем, и влились в работу отдела. Майор Черепанов дал мне поручение провести анализ информации по Ирану с учетом обострения обстановки на Ближнем Востоке.

Неделю лопатил имеющиеся документы и рылся на серверах европейских стран, но обобщающую справку составил, как мне показалось, очень качественную. Иван Игоревич остался доволен.

А через неделю я был вызван в кабинет Сажина.

— Головко, объясните мне, почему вы отправили справку своему бывшему начальнику? — словно змея прошипел Вячеслав Максимович. — Космодром сейчас стоит на ушах. Там такое вскрылось, что с постов могут полететь многие. Как вы до этого додумались?

— Апельсины и мандарины.

— Что значит апельсины и мандарины?

— В рационе офицеров космодрома не была фруктов.

— Вы хотите сказать, что из-за этого все началось?

— Да.

— Объясните.

— Нас кормили в приличной офицерской столовой. Питание было калорийным и разнообразным, но мне все время казалось, что чего-то не хватает. Грибы, огурцы и помидоры в консервированном виде ешь, сколько влезет, и квашеной капустой можно закусить. На столы, в различных видах подавались местные ягоды: морошка, черная и красная смородина, черника, голубика, черемуха, брусника, клюква и другие. Никто не спорит, они вкусны и питательны. Но я подумал: почему нет цитрусовых и яблок? Кто кушает киви и виноград? И есть ли они вообще в Плесецке и округе. Пришлось немного поездить и посмотреть, как живут люди в районе, близком к Крайнему Северу. Скажу откровенно, нелегко им живется. Холодно, и продукты стоят дорого. Толкаясь среди людей, насобирал кое-какую информацию, проверка которой относится к компетенции бывших моих коллег. Поэтому собранные сведения им адресовал.

— Отсутствие апельсин помогло вам выстроить всю цепочку возможных злоупотреблений?

— Как вы знаете, я много читаю, и обладаю неплохой памятью, что позволяет мне проводить анализ информации. Накануне отъезда в командировку, мне попалась на глаза статья о поставках апельсинов в Россию из Египта. После прохождения санитарного контроля фрукты планировалось направить в северные районы страны. Вот я и вспомнил эту информацию, находясь в Плесецке. Короче говоря, иногда, чтобы все стало на свои места, сначала нужно все поставить на голову.

— Головко, вы, больше ничего не выкопали, ничего с ног на голову не поставили и через мою голову не действовали?

— Ну, в различные службы космодрома поставляются самые дешевые радиоэлектронные комплектующие, запасные части к компьютерной технике сомнительного качества и происхождения. Больше ничего не знаю.

— По электронике кому-то писали?

— Нет.

— Если я сообщу руководителю ревизионной группы об этом направлении работы, толк от этого будет?

— Думаю, да. Не будет плохих комплектующих, будет меньше отказов основного оборудования.

— Хотя и не нашей компетенции эта информация, но у нас общее дело — безопасность страны. Поэтому, подготовьте к завтрашнему дню на имя начальника своего управления, но за подписью начальника своего отдела соответствующую справку, где укажете свою фамилию в исполнителях, понятно? А уж генерал — майор Гаврилов знает, что делать дальше и доложит мне, как положено, в установленном не мной порядке. Порядок должен быть, порядок, это понятно? Справку эту вы сделаете также и для того, чтобы запомнить крепко-накрепко основы субординации, если в финуправлении МО вас некому учить было — это я принимаю решение, куда отправлять информацию, добытую моим подчиненным! Надеюсь вам все понятно или еще что-то разжевать?

— Понятно, товарищ генерал — майор. Разрешите выполнять?

«Да, — с досадой на себя подумал я, — слегка оплошал, хоть и несимпатичен мне этот генерал, но он прав. Поторопился, очень хотел навести порядок со снабжением военнослужащих, а о другом порядке — порядке прохождения документации — забыл впопыхах. Будет мне наука».

— Еще, чтобы вы не расслаблялись и развивали свое аналитическое мышление, возьмите для работы последнее дело Головко Ивана Константиновича, — Сажин протянул мне тощую папку с завязками. — Хочу сказать, что дело было очень сложным и закончилось не так, как ожидало руководство разведки.

— От этого дела уже нафталином должно пахнуть, почти тридцать лет прошло.

— Бывают серьезные дела, не имеющие срока давности, острая надобность во внесении ясности в которые возникает из оперативной необходимости, в оказавшихся, так сказать, смежными, делах — это из такой категории. Через неделю хочу услышать ваши выводы. Прошу учесть: в связи с задействованием в основной многоходовой операции, подошедшей к стадии реализации, нелегальной резидентуры, порученное вам дело находится на контроле на самом верху, — сказав последнюю фразу, генерал со значением показал пальцем куда-то наверх, куда я свой разноглазый взор подобострастно не устремлял, так как во мне его — подобострастия отродясь не было, да и знал прекрасно, что там всего лишь потолок, — Ладно, идите, работайте.

Шутки — прибаутки — в сторону: наконец-то конкретная задача поставлена, буду вникать в последнее дело деда со всем упорством и серьезностью. Пока трудно понять, в чем состоит главный смысл этого поручения, действительно ли за всем этим стоит реальная операция нелегальной разведки или что-то иное, шкурное. Выводы делать преждевременно. Ясно одно — каким-то невообразимым образом во всем этом задействована моя семья. Меня хотят использовать — это однозначно. В благих целях или нет — вопрос. Хотя интуиция подсказывала мне: нет, не в благих, а значит естественно ожидать подстав и подлянок, как пить дать, что-то возникнет.

И я, естественно, умолчу об информации, полученной от Говоркова и от прекрасной Ирины. Вспоминая ее — я теребил монетку, и наоборот: обращая внимание на цепочку — всегда вспоминал те, не подлежащие забвению и в прямом смысле слова головокружительные ощущения. Надо испытать проверенный способ — мою золотую Фортуну. Так, на всякий случай и не у всех на виду. Иначе подумают, что приняли на службу в святая святых отечественных спецслужб какого-то экстрасенса — любителя, шута горохового. Ворожить, видите ли он будет в самой штаб-квартире, еще косточки выбросит для гадания…

Я, невольно вспомнив рассказ любимого преподавателя о его агенте-вуду, подумал: все-таки в этом рассказе есть рациональное зерно. Использовали же Мессинга. Он, что — лучше моей помощницы — удачи? Да ни в коем случае! И я, решительно зайдя в туалетную кабинку, подбросил свой талисман. И первый, и второй бросок говорили об опасности и необходимости ухо держать востро. Так сказать: ушки на макушку и глаз да глаз. Подумал последнее — рассмеялся: о себе — ни в бровь, а в глаз. Ну и ну, закаламбурил, давно этого не было. Засмеявшись, вышел из кабинки, для конспирации спустив воду.

Да, тут я одной рукой выполнил требования конспирации, а другой, то есть своим даже для себя неожиданным смехом — нарушил. Обратил внимание на свои действия, даже ввел в ступор какого-то еще мне неизвестного коллегу, который, как я заметил, засуетился, ошарашено и воровато заглянул в кабинку, приподняв удивленно брови, чтобы его глазам лучше виделось, и повторно посмотрел на меня, пока я мыл руки. Задать вопрос он мне поостерегся, так как это — признак непрофессионализма, а вдруг так надо для какой-то тайной операции? За некоторые вопросы, знаете ли, могут не дать состариться, кому это надо? Мне вспомнилось из далекого детства как один лопоухий пацан — герой детского фильма спрашивал всех: «А что это вы здесь делаете, а?». Но свидетель моего неуместного смеха не побоялся — зашел в ту же кабинку и, не сомневаюсь, обследовал ее досконально. Мелочь, но это внимание товарища, не сомневаюсь, станет достоянием коллег. Чепуха, конечно, но… Но главное: третий раз Фортуна ко мне благоволила. Ничего — это такая просто мистическая составляющая моего «Я». Мне так интересно, да и в тонусе определенном поддерживает. Я, конечно, и без этих ритуалов буду соблюдать повышенную осторожность — все же я нормальный человек. Правда, где-то в глубине души остался какой — то юношеский азарт, что ли. Это не то, что детство в одном месте играет. Ну, прихоть такая, игра безобидная! Себя наивно проверяю — осталась еще причитающаяся мне удача — да, ну и отлично! Всегда это приятно еще раз от кого-то услышать, пусть и от золотой монетки! Это у меня как мужская игрушка, сродни хорошей зажигалке или спиннингу уловистому или ружью удачливому. Все равно решения принимаю на основе всесторонне проанализированной информации, а также интуиции.

Почему-то мне казалось, что генерал возложенную на меня задачу делить с нашими аналитиками остерегается. Это тоже о многом говорило. Но за пределами наших сейфов и компьютеров со всей нашей системой защиты информации много чего полезного для меня можно в наше время добыть.

Поэтому-то я утаю и тот факт, что огромный объем открытой информации мне подберет мой старый друг Алексей, с которым у меня состоялся такой разговор с очередного «безопасного» телефона.

— Привет мой стройный розовощекий друг, — радостно обратился я к Алексею и, вспомнив о том, что после неизвестной «Обществу защиты животных» битвы с шаловливым котом Персиком Юля надолго перекрыла своему незадачливому возлюбленному краник поступления в его организм «живительной влаги», жалостливым тоном добавил,— Привет, трезвенник. Как ты там, держишься? Уважаю!

— Да ладно тебе, Фортуна, какой я тебе трезвенник. Трезвенник — это человек с патологически бедной фантазией, он, горемыка, не может даже придумать нормальный повод выпить. У меня с фантазией все окей. Я хоть сейчас, на пустом месте, не сойти мне с этого места, придумаю легко и непринужденно, но я в завязке на идейной основе — перед любимой женщиной стыдно. Да и перед Персиком тоже.

— Вот видишь, а ты все гундел, что он дармоед и бездельник, что пользы от него, вишь, никакой. А ведь ты не без его бескорыстной помощи, вон, жизнь новую начал…

— Проблема у нас с Персиком, Влад…Юля все плачет да по ветеринарам его все возит. А те ничего утешительного сказать не могут, головами только качают — старенький он у нас, что-то с кишками, забиваются его длиннющей шестью намертво: любит себя повылизывать, не запретишь. В общем, даже у меня сердце сжимается — лежит он целыми днями тихо-тихо, не скачет, в обувь мою не гадит, не шкодит, еду не ворует, не царапает ничего, смотрит грустными глазами…

— Извини, не знал я — ты ж молчишь, лишний раз позвонить трудно, что ли? Жалко его. Ты Юле передай, если надо чего достать, лекарства там, может я помогу, короче, всегда помогу, ты знаешь. Пусть быстрее поправляется и опять прыгает по квартире..

— Я уже сам на все согласен, пусть все елки изгрызет — лишь бы они с Юлей повеселели. Я, глядя на них и сам что-то не очень…

— Не переживай, он — кот мощный — какие кости грыз, как овчарка, выдюжит, и Юле передай мои добрые пожелания и надежды.

— Хорошо, спасибо. Что там у тебя? Заклопотанный ты какой-то в последнее время, носа не кажешь, грузят по-взрослому, да?

— Не то слово. Подробностями тебя обременять не могу, сам понимаешь. Телефон видишь, с какого звоню — о том, что попрошу тебя — по нему свяжешься — доложишься, когда все сделаешь. И кроме меня — никому, даже Персику, пусть он будет здоров. Врубился?

— Пока нет, но я внимаю со всем вниманием. Начинай, что там требуется от хакера-самоучки, повелителя клавиатуры Клавы.

— Вызвал сегодня меня на ковер большой и злой начальник и сказал: «Есть у вас, товарищ капитан, неделя на выполнение задания государственной важности от самого товарища Правительства и завтра эта неделя заканчивается. Так что не подведите, на вас вся надежда, иначе третьей мировой нашей бренной планете со звонким именем Земля не избежать…»Ладно, шуточки-хахоньки в сторону. Мне нужно, чтобы ты порылся в информационных завалах всемирной сети. Подобрал мне все мало-мальски интересные исторические данные, статьи в периодике, упоминания в мемуарах разведчиков и политиков о партийных функционерах, руководстве КПСС, скандалах в их среде, связях с иностранцами партийных бонз, кадровых перестановках в руководстве СССР и скрытых пружинах этого — кто кого протеже и прочее. О «золоте партии» не забудь. О движухе среди всяких террорюг. Папарацци всякие — народ гнусный, но зоркий, может и наши где-то прощелкали, а тут и ты со своей незаменимой помощью: их статейки да фотки мне и преподнесешь.

А я это и наложу одно на другое, на чисто свое. Ну, может еще что-то тебе самому еще придумается на подобные темы. Это все за 1980-ые годы, до, скажем, 1991-ого, до распада Союза. Также посмотри всякие статьи о рассекреченных действиях спецназа разных стран в 1980 — х годах и так далее. Считай — пишу диссертацию по политологии. Конечно, я бы и сам мог порыться, но очень много служебной информации перелопатить надо и не всегда вроде бы и открытые источники информации так уж на виду. Самое то для тебя. Сгруппируешь по темам: все в кучу не мешай, времени останется только пробежать глазами и выхватить, что кинется в глаза.

Весь этот ворох скачай и мне на мой домашний комп переправь, только так, как ты умеешь — чтобы если кто в него залезет, то не понял от кого это все. Тебя никак светить не могу. Ни о чем секретном речи нет, иначе говорили бы где-то на природе, если вообще говорили. Это все на всяк случай — и Фортуна так рекомендует, я к ней прислушиваюсь, ты знаешь. От греха подальше. Проанализирую все сам, тебя ориентировать сложно ибо сам не знаю, какая мелочь сыграет решающую роль. Но и воду откровенную отсей — лишнее мне тоже не нужно. Потом, когда все решится я и поляну накрою, не бойсь — безалкогольную, все понимаю и поддерживаю тебя в этом, но деликатесную, ты меня знаешь, жмотничать — не в моем характере.

— Какое время ты мне выделяешь на все про все? Задачу я примерно понял, сейчас все обмозгую, а дальше как снежный ком. Вот я тебе снежную бабу и слеплю, ха-ха-ха… Но холодная она будет, ты таких не любишь. Но если своей у тебя нету, то и этой возрадуешься!

— Да ну тебя, трепач, лишь бы языком чесать.

— С кем поведешься, как говорят. Хорошо, сейчас же и займусь. Для меня ночная охота за информацией — медом не корми. Предполагаю, к утру будет готово, еще и с собой на службу успеешь забрать. Флэшка-то у тебя, грамотей-шутник есть? Или ты не знаешь, что это такое? Это такая маленькая штучка…

— Знаю, знаю, — перебил я Лешика, — как твоя маленькая штучка, такого же ничтожного размерчика, только понадежнее — из пластика, ха-ха-ха.

— Ну, ты и гадюка.

— Согласен, пока.

— Пока.

Вернувшись в кабинет, с головой ушел в изучение дела. Надо отметить, что дело сформировано относительно недавно, описи в нем составлены и отпечатаны с использованием компьютерной техники. В те далекие годы подобной техники не было, значит, материалы дела специально формировались именно в таком виде. Все документы подшиты строго в хронологическом порядке и пронумерованы карандашом. Я внимательно осмотрел листы, и нашел на них оттиски от предыдущих нумераций. По крайней мере, некоторые документы имели по три номера, что свидетельствует, о вдумчивой и кропотливой работе с материалами.

Углубившись в чтение, я обнаружил, что приказом Председателя КГБ СССР Крючкова № 125сс от 05 января 1991 года санкционировалось проведение операции.

Старшим группы транспортировки и контакта назначен майор Сажин. На него и на капитана Смолина возлагалась ответственность за транспортировку груза в адрес. Этим же приказом назначались группы: обеспечения, контроля и эвакуации. Все списки лиц в деле имелись. Общее руководство, согласно приказу, возлагалось на моего деда, возглавившего штаб операции из троих человек.

Сотрудники Первого главного управления должны были осуществить передачу финансовой помощи Организации освобождения Палестины (ООП) и молодому Исламскому движению сопротивления (ХАМАС), вернее их лидерам.

На основании приказа был разработан план и проверен маршрут выдвижения сотрудников ПГУ на исходную точку, которой определен Мюнхен в Германии и дальше в Париж. Разработаны способы связи, места встречи и определены пароли. Кстати, план разработан бабушкой, а утвержден заместителем начальника ПГУ — генерал-лейтенантом Титовым. Отметки Сажина и Смолина об ознакомлении с планом имеются.

06 января 1991 года начальник группы обеспечения капитан Смирнов шифровкой через посольство СССР в Германии доложил деду о прибытии Сажина и Смолина в Мюнхен.

В деле подшита справка дипкурьерской службы о передаче кейса сотрудникам ПГУ. К справке прилагается акт приема-передачи груза, в котором присутствуют подписи всех участников. Сажин по телефону, с использованием специального кода доложил полковнику Головко о взятии груза под личную охрану. Телефонограмма к делу приобщена.

В этот же день поступил доклад от начальника группы контроля — майора Седых, о поселении курьеров в номере 507 отеля Lizz Munich. Сажин и Смолин с 19.00 до 20.10 посещали ресторан в отеле, где ужинали без употребления спиртных напитков, а затем поднялись к себе в номер.

Группа эвакуации во главе с начальником майором Шитовым, в тот же день отбыла для подстраховки в немецкий городок Кель, расположенный на самой границе с Францией. В этом месте курьеры по дипломатическим паспортам должны пересечь немецко-французскую границу и отправиться ночевать в отель Comfort Strasburg-Montage Verte в Страсбурге.

Во Францию группы обеспечения, контроля и эвакуации отправляются следом за курьерами после перехода ими границы, таким образом, обеспечивался постоянный контроль груза.

Дед 06 января 1991 года на имя заместителя начальника ПГУ генерал-лейтенанта Титова составил рапорт о начале операции.

Информация о случившемся происшествии в Москву начала поступать ранним утром 08 января 1991 года. Из докладов начальников групп контроля и обеспечения следовало, что утром 07 января 1991 года в оговоренное время, курьеры не вышли из номера. Майор Седых, воспользовавшись запасным ключом от двери номера, не обнаружил в нем курьеров, а сейф был вскрыт без следов взлома. Все члены групп были ориентированы на розыск пропавших сотрудников. Обращаться в полицию с официальным заявлением сотрудники ПГУ поостереглись, секретность операции накладывала свой отпечаток.

09 января 1991 года в Мюнхен прибывает дед и возглавляет поиски. Поскольку дед хорошо знал Мюнхен, он подключил кое-кого из своей старой агентуры и через три дня обнаружил майора Сажина в обществе проституток фрау Мадлен. Её заведение считалось в Мюнхене элитным. Мадлен рассказала деду, что русский в ее заведении появился пару дней назад, был сильно пьян, и говорил бессвязно. Как ни пытался дед опросить Сажина в первые минуты обнаружения, но успеха не имел, офицер был в невменяемом состоянии.

О результатах поисков дед доложил в Москву, откуда последовал строгий приказ, операцию свернуть и всем сотрудникам в срочном порядке возвращаться.

Я внимательно перечитал все двадцать пять рапортов, поданных офицерами всех групп, участвующих в операции. Никаких новых сведений в них не было. В номер никто не проникал, курьеры его в течение всей ночи не покидали. Как они исчезли из отеля, никто не понимает.

Говорков мне рассказывал, что по данному происшествию было назначено внутреннее служебное расследование, но к делу эти материалы по каким-то причинам не приобщены.

Потом я вновь и вновь перечитывал материалы дела, пытался найти хоть какую-то зацепку, но в казенных фразах они отсутствовали.

Леша, как и обещал, подобрал мне великое множество документов, статей, выдержек и цитат из документальной, мемуарной литературы, а также доступные архивные фото и видео материалы, которые я уже на следующий после разговора день с интересом изучал, отсеивая шлак — оставляя более менее требующуюся для анализа информацию. И прочитывая в который раз, снова убирал лишнее. Оставалось немного, это были блестящие крупицы. Но окажутся ли они золотыми, покажет время.

Глядя на себя со стороны, я видел товарища Штирлица, выкладывавшего из спичек все новые и новые лица в поиске искомой личности. Да, в Центре всегда умели озадачить нашего брата. Только вот в моем случае все ж таки чувствовался нехороший запашок. Чувствовалось также, что я в одиночестве разрабатываю данную тему. А поскольку новых вводных не было — я, в свою очередь, опасался официально задавать вопросы и к кому-то обращаться за помощью. Вячеслав Максимович лопнул бы от злости, узнай он, что у меня в этом деле в помощниках надежная бригада друзей. Их я не сдам при любом раскладе карт. Впору, кстати, в этом деле использовать и карты Таро — очень все было зыбко, неустойчиво, неопределенно, неявно. Но и того, что постепенно вырисовывалось было достаточно для продолжения работы с возрастающим азартом.

На пятый день работы над делом, я закрыл все папки — отдельно служебную, отдельно — подборку Лешиных документов, и задумался. Информация в голове теснилась. Чего только там (в голове моей, то есть) не было — и тут же сам себя поймал за язык: чего там не было, так это конкретного ответа.

Меня всегда интересовала тема нашего спецназа. Поэтому, больше все-таки для общего развития, первой отложилась в голове информация о нем, о его эффективных действиях в те годы. Не могу удержаться и не рассказать об этих бойцах.

Наш «Вымпел» принимал участие в нескольких боевых операциях за кордоном.

По вине ничтожества — предателя Гордиевского и еще, как оказалось позже, одного изменника, длительное время прослужившего в архивах разведки, в ЮАР был арестован легендарный разведчик — нелегал, Герой Советского Союза, полковник Козлов А.М. Его тернистый путь в разведке протяженностью почти в 50 лет пролегал по территории 86 стран мира. Он первым в мире добыл информацию о ядерной программе ЮАР и подтверждение того, что первая ядерная бомба в Южной Африке создана и испытана совместно с Израилем.

Два года разведчик подвергался пыткам, которые проводили немцы — поклонники Э. Кальтербруннера, в кабинетах которых висели портреты Гитлера. В Центре долгое время не могли получить информацию о судьбе пропавшего нелегала. Это стало известно с помощью разведчика «Штази», внедренного в контрразведку ФРГ, куда поступали протоколы допросов, так как Козлов А.М. по документам являлся гражданином ФРГ. Любопытно то, что «нелегальная крыша», так сказать, иностранная карьера нашего разведчика начиналась с должности чернорабочего одной из химчисток пятизвездочного отеля. Дипломатическим путем возвратить Козлова А.М. на Родину не удалось.

В дело вступили офицеры «Вымпела», которые вычислили, нашли в непролазной чащобе ангольских джунглей и захватили военнослужащего ЮАР — ближайшего родственника одного из руководителей этой африканской республики. После этого, добавив к захваченному в плен еще десять в разное время арестованных западногерманских разведчиков, руководство страны и разведки благополучно и уже без задержек организовали и провели обмен Козлова А.М..

Освобождая в одной из ближневосточных стран захваченных местными террористами советских граждан, спецназовцы ликвидировали родственника главаря, после чего наши были освобождены безо всяких условий.

Тоже в 1980-е годы «вымпеловцы» срочно прибыли для освобождения граждан нашей страны, попавших в лапы террористов в тех же краях. Переговоры желаемых результатов не принесли. Тогда с равными промежутками времени несколько террористов погибли один за другим и без видимого внешнего воздействия. Преступникам, запиской, передали в забаррикадированное здание просьбу «Вымпела» — самим, жребием или другим удобным способом, определить следующую жертву. Преступники оценили свои перспективы и сдались, заложники освобождены, задание выполнено как всегда чисто, без шума и пыли.

Не могу не рассказать о действиях спецназа црушников. Операция с громким, по-американски, названием: «Орлиный коготь»! Крутые парни, откормленные фастфудами и отпоенные кока-колой. Да, сэр, нет сэр, грудь колесом, подбородки выпячены, ноги шире плеч, жвачка и жевательный табак — в общем что-то жуют, а что конкретно, сейчас расскажу, это у нашего народа по-другому зовется, в отмороженных глазах ни тени мысли — только отражение чего-то звездно-полосатого, вся надежда на джи-пи-эс, иначе ослепляющее солнце не позволяет им определить стороны света, особенно юг.

Тегеран, ноябрь 1979 года. Американское посольство захвачено студентами Тегеранского университета! 66 человек с нетерпением ожидают бравых морпехов или хоть кого-нибудь. Две недели переговоров — 13 человек отпущены, остальные 53 — в застенках посольства ждут освободителей.

И тогда свое веское слово, как они любят говорить: на миллион долларов, вальяжно развалившись в кресле и закинув ковбойские сапоги на стол, с презрительным ко всему миру выражением физиономии и лениво ворочая языком, сказало знаменитое цру. Никто в мире, кроме нас, крутейших из крутейших, не сможет тайно и молниеносно, а также смертельно для террористов провести секретную операцию по тайному же освобождению граждан великой Америки. Страны, устроившей самими же признанного, кстати, геноцида коренного населения этой части суши, истребив индейцев сиу, апачей, могикан и многих других — почти 40 млн. человек.

Привожу официально опубликованные грозными американскими спецназовцами результаты своей, так сказать, прогремевшей на весь свет спецоперации, против проведения которой выступал единственный здравомыслящий на всю Америку человек — госсекретарь, который, не найдя понимания — а с кем его там находить — заблаговременно подал в отставку.

Итак, предварительно было проведено несколько десятков ночных тренировок. Три месяца территория проведения операции изучалась со спутников, засылались црушники для отбора проб грунта с места будущей посадки авиатехники, который тщательнейшим образом изучался в секретных лабораториях.

24 апреля 1980 года из восьми вылетевших на задание вертолетов один рухнул буквально сразу после взлета с авианосца «Нимиц» из-за неисправности гидравлики. Еще один заблудился в пыльной буре и вернулся на авианосец, так как готовившие операцию «спецы» не учли очень мелкую дисперсность поверхности грунта в месте проведения операции, там была практически пыль, а не песок — ну что за пыль тут под нашими американскими ботинками, тьфу на нее! В трясучке этой бури почти у всех вояк по приземлении уже шести вертолетов, четырех транспортных «Геркулесов» и одного самолета-заправщика началась рвота. Дальше — больше.

При восходе палящего иранского солнца казалось, что они приземлились (там, кстати, где и было указано страшно секретным планом) рядом с оживленнейшей автотрассой и операция тут же демаскировалась. Из проезжавших мимо пассажирских автобусов на этих бестолковых американских идиотов удивленно смотрели мирные иранцы. Кто-то из американцев пытался куда-то стрельнуть, якобы чтобы заблокировать (это в голой пустыне) автотранспорт, но попал в проезжавший мимо бензовоз, который взорвался. В нем и остался единственный из погибших с иранской стороны в этом одностороннем огневом контакте (ну сами с собой — привычное для интеллектуалов американского спецназа действие, как показали дальнейшие события). Раз такое дело, мы в песочнице — почти в прямом смысле этого слова — не одни, то пора «рвать когти», отвоевались, иначе сейчас прибудет регулярная иранская армия с пулеметами да огнеметами и поджарит им, значит, одно место.

Поступила команда: срочно осуществить дозаправку и по домам, атас! Но они ж не могли просто дозаправиться и улететь, это совсем не по-американски, гордость не позволила. Они лопастями одной из своих «вертушек» врезали по цистернам самолета-заправщика. Охренительный взрыв. Все звездно-полосатые подумали, за исключением восьми погибших в страшном пламени взрыва членов экипажей двух машин, что все, конец, — артналет противника или нападение иранских террористов — студентов!

Начали отстреливаться куда ни попадя. Точно: никуда не попадя, кроме фюзеляжей своих же вертолетов — других-то там не было. Да и ладно — все равно они изрядно изрешечены остатками самолета-заправщика и подбившего его без единого выстрела отважного вертолета. «Спецназовцы», увидев, что транспортники отводят свои самолеты от греха и ненужных пробоин в фюзеляжах подальше, подумали, что их бросают одних в этой проклятой пустыне. Они стали активно останавливать «Геркулесы» своими храбрыми телами, угрожая всеми видами имевшегося вооружения.

Обидевшись на судьбу, иранцев и на весь мир, они загрузились и отбыли домой. При этом они оставили пять вертолетов, еще долгие годы после ремонта служивших верой и правдой иранскому народу, восемь тел погибших товарищей, все секретные документы, необходимые для операции, а также радиокоды. А, да и хрен с ними, нам еще нарисуют, подумаешь… Да, сэр?

Один из знакомых ветеранов Великой Отечественной войны рассказывал, что американские летчики иногда отказывались от боевых вылетов на основании только того, что им на завтрак не дали консервированный зеленый горошек! Во, дают, вояки!

Вообще с этими америкосами панькаются во всем мире. Теперь они угрожают санкциями участникам строительства «Северного потока -2». И все страны как-то по-рабски затихли, решают, как и что там «обойти». С какой стати? Да соберитесь вы всем миром и тоже, ответно, запретите, если не сами штаты, то какой-нибудь их проект — пусть почухаются. Что за борзость заокеанская! Люблю по-новой прослушивать рассказ покойного Задорнова, как американский флот пытался воевать с канарейкой, проживавшей со смотрителями маяка — не в бровь, а в глаз. Молодец!

На страницах газет в последнее время мелькают подобные возмущения и предложения по созданию, к примеру, качественного масштабного фантастического батального фильма — катастрофы с хорошими боевыми видеоэффектами объединенных РФ и Европы вооруженных сил, из которых следует: разрушительные военные действия на территории одной обнаглевшей и разнеженной нации принудит их к миру и порядочному международному поведению, с подписанием акта о безоговорочной капитуляции, как с фашистами. Отличная идея! Интересно хватит ли духу у какого-нибудь именитого режиссера? Вряд ли проект состоится: духу-то, может и хватит, но политики не дадут, так и будут терпеть заокеанскую борзость.

Да, спецназ у них еще тот. И бойцы они — тоже еще те. Но црушники не все такие глупые. Грешат, правда, периодически излишней прямолинейностью и шаблонами. Конечно, имея такой долларовый боезапас…Он их до греха и доводит, расслабляет. А они продолжают считать, что все покупается и все продается. Да, нет, господа, тут вы ошибаетесь, не каждый захочет себя продажной тварью чувствовать. Что делать? «Люди, считающие деньги способными сделать все, сами способны все сделать за деньги» считал французский поэт и лексикограф П. Буаст. Поддерживаю мысль этого мудрого человека. Судите сами, я приведу только два факта, подчеркну: исторических факта, не отрицаемых официальной Америкой, страны, которая своими грязными ногами влезает в чужие дела и пытается всех поучать, навязывает свои ценности. Что же это за ценности? Смотрим.

Краткая история создания 50-ого штата США весьма интересна с точки зрения событий последнего десятилетия, из-за которых Америка и Европа исходит на говно, брызгая слюной. Умышленно не пишу, какие события имею ввиду. Умный поймет, и примет к сведению, а глупый… что с него взять. Интересно, почитайте далее.

Короче, в 1887 году уроженцы Гаваев американского происхождения, многие бизнесмены из американцев, при поддержке американского военного флота совершили государственный переворот, свергли монархию вместе с королевой Лилиуокалани за ее несогласие со многими положениями навязываемой американцами свободолюбивому гавайскому народу так называемой «Конституции штыка» — очень многоговорящее название, ходившее по Гаваям в те времена.

Далее шли попытки создания марионеточной республики, перевороты и контрперевороты. И присоединение Гаваев к США стало вопросом времени. Кому интересно прочитает подробнее обо всех американских действиях по переговорам с бывшей королевой, попытках передать власть принцессе Виктории Каиулани, всяких противоречащих друг другу действиях о признании действий американцев неправомерными и наоборот, а также о роспусках Временного правительства и прочее. Причем все расследовалось в известном Конгрессе. Очень «объективно», естественно.

В 1898 году, в разгар испано-американской войны, США аннексировали Гаваи и в 1900 году предоставили им статус самоуправляемой территории. Очень щедро и благородно, по-демократически, с учетом их ценностей. Представляете? Штаты — чужому народу, на чужой территории, правда, уже аннексированной, с барского плеча что-то там позволяют, жить позволяют! Вот наглые рожи.

Далее, с 1901 по 1902 год, очень интересно, первым председателем сената Гавайских островов был Николай Судзиловский-Руссель, известный также под именем Каука Лукини, что по-гавайски обозначает «русский доктор»! Вот куда мы забрались! Наш земляк — правильный мужик, справедливый, не то, что америкосы. Он за время нахождения в должности успел провести реформы в поддержку коренных жителей, но не смог противостоять в одиночку влиянию США и был лишен американского гражданства за антиамериканскую деятельность. Господа американцы, а как же ваша «пена» вокруг советских диссидентов, свободе слова и злом КГБ против них? Да плевать им на все. Появился инакомыслящий не по «ихнему» — к ногтю его, ату его, души его, лишить его гражданства! Наш-то парень, не сомневаюсь, сказал наверное: да подавитесь вы своим гражданством! Вот и вся демократия, и скажите мне, что я неправ!. Вот оказывается, как называются справедливые истинно демократические действия — антиамериканскими. Интересно. Все, что не по-американски — враждебно и преступно. Во, как!

Этому бы парню наш «Вымпел», да хорошую резидентуру в придачу. И жили бы аборигены в счастии и славили в веках освободителей, как болгары — наши войска. А так, получилось, как получилось, вернее как захотели сделать в США — таки додавили и в 1959 году появился новый штат.

Но гавайцы и их свобода была отомщена — наши ребята своей операцией «Снег» 7 декабря 1941 года спровоцировали разрушительное нападение японцев на американский флот в Перл-Харборе и принудили вступить США во Вторую мировую войну. А то, ишь, деляги-храбрецы киношные, хотели отсидеться за океаном, пока наш народ грызет глотку фашистствующему адольфику. Не вышло. Кто-то из них и хорошо воевал, не спорю и не буду обобщать, но чтобы наши летчики отказывались от боевых вылетов из-за отсутствия зеленого горошка на завтрак…. Ну вы меня извините. Это у меня в голове не укладывается. А у вас?

Второй исторический факт. Я бы в данном случае вообще сказал не «факт», а «фак» в том самом понимании, только по отношению к официальной Америке и ее гражданам, наблюдавшим все со стороны. Мало того, что в давние времена всякий, в основном европейский, сброд и авантюристы, мошенники, уголовники всех мастей, как у нас очень многие маргиналы (опять — не обобщаю, много и честных, верящих в идею людей окунулись в гущу классовых боев) в 1917, направился за океан и силой, обманом и «огненной водой» сломили коренных жителей.

Вот и получается, что не у всех, но многих американцев в генах, а от них никуда никому не деться, сидит желание захапать чужое добро, злоба, ненависть и преступное начало, проявляющееся во всем. А вторая часть американцев, представителей негроидной расы, в генах имеют знаете, что от рабства? Кстати, причем здесь навязываемый нам псевдонаучный термин «политкорректность», добренькими хотят казаться, ага, мы поверим! Читаю научный справочник: в числе веддо-австралоидной расы, американоидной, монголоидной, эфиопской, европеоидной рас не встречается «афроамериканская раса», а упоминается негроидная, со всеми ее научными объяснениями и изучениями. Так в чем проблемы? Мы же не падаем в обморок от слова «европеец», «европеоид» и прочих производных? Нет! Или придумать что-то политкорректное. И время тратить на ерунду не буду, хотя можно было обыграть смешно. Я объясню, к чему веду. Читаем слова очень неглупого человека, древнеримского политического деятеля, оратора, философа, знавшего жизнь Марка Туллия Цицерона: «Раб мечтает не о свободе, а о своих рабах».

И что получается? У одних, белых — в генах захватнические идеалы и ценности со всеми вытекающими, у негроидного населения Америки, некогда в качестве рабов привезенного из прекрасного континента с красивым названием «Африка», известного всем еще с детских сказок — желание порабощать, добывать себе своих рабов. Именно люди с такими устремлениями у них пробиваются во власть, а остальные — аплодируют, что ставит их всех в один порочный и позорный ряд. Но мы — не рабы, рабы — не мы, как известно. Когда уже им это дойдет, когда уже они нажрутся и набьют свое ненасытное брюхо? А мы с вами удивляемся агрессивным действиям США. Да для них надо прививку какую-то от борзости разработать и всех вакцинировать. Причем в срочном порядке.

И прошу не удивляться таким моим кровожадным словам по отношению к гражданам США. Судите сами, в 1976 году, совсем недавно, в США, Управлением общей бухгалтерии было обнаружено, что в течение финансового периода с 1973 по 1976 год 3406 женщин из числа коренных американцев было стерилизовано, в том числе 23 женщины в возрасте до 21 года, что противоречило правилам Министерства здравоохранения и соцобеспечения. Коренные народы Америки, считайте, живущие в человеческих зоопарках — резервациях (это отдельная тема, свидетельствующая дополнительно в пользу моих рассуждений, подкрепляемых фактами), на тот период насчитывали приблизительно 100–150 тысяч женщин детородного возраста, из числа которых по подтвержденным правительством данным стерилизованы 3400 — но можно ли верить этому справедливому правительству? А вот данные «индейских исследователей» — еще страшнее: около 70 тысяч стерилизованных женщин — индианок. И все эти операции проводились либо обманом, пользуясь неграмотностью женщин в медицинских вопросах, подсовывая им для оформления согласия специальные бланки, либо путем принуждения и без их согласия. Не буду перечислять все тактики и технологии — все они подлые. Выводы делайте сами, как в известной песне пелось: думайте сами, решайте сами — любить или не любить. Я свой выбор сделал. Его не навязываю. А если добавить, что в Ирак они вторглись под вымышленным предлогом, из-за якобы имевшегося там оружия массового уничтожения, угрожавшего доблестной и улыбающейся Америке, то вообще жутко становится от этих борцов за свободу.

Директор цру не так уж и давно на сенатских или еще каких-то там слушаниях вынужден был признать: таких разведданных не было, все вымысел. А посмотрите, что стало с одной из древнейших стран, древнейших цивилизаций — великое множество людей убито, все разрушено, музеи разграблены всеми кому ни лень, а в первую очередь сами догадайтесь, кем. И молчок, никакая Европа и прочие континенты никаких санкций: ну как можно, США ведь борются с терроризмом, которого там не было. Знаем, как они борются по операции «Орлиный коготь». Да сами они там террористы и способствуют и проводили геноцид коренного населения, по официальным данным- до 40 млн индейцев уничтожено. Это что не терроризм, не геноцид?

А вспомните скандал с программой 1950-1960-х годов «МК-ультра» — это кодовое название секретной американской программы, выплывшей наружу с помощью нашей разведки. Еще в 1980-х годах документация уничтожалась, в целях избежания наказания. Что подлые экспериментаторы там удумали? Они имели целью поиск и изучение средств манипулирования сознанием, в частности с помощью использования психотропных химических веществ (оказывающих воздействие на сознание человека), без уведомления об этом своих подопытных военнослужащих и разных других соплеменников. Подвергали подопытных также воздействием электротока и прочее. Были летальные случаи. Чем американцы здесь отличаются от фашистов с их бесчеловечными опытами над узниками концлагерей. Да еще хуже, куда уж! Где я и в чем «перегнул» палку?! Кто-то из них ответил в международных судах? Нет — они неприкасаемые! Печальная истина…

Пусть все эти действия всем им аукнутся в ином мире, есть Бог на свете. Вернемся к нормальным людям. Продолжим о разведывательных службах иных стран. О них хоть писать и говорить не противно.

Французы иногда перемудривают, на чем и прокалываются. Неплохие задумки: дробить задание на получение множества, казалось бы, незначительных вопросов-ответов. Собирают затем воедино все информационные кусочки в мозаику и вся картина, как на ладони. Но и людей приходится много подключать — кто-то да прокалывается и вся пирамида рушится.

Англичане — да, серьезная разведка, если бы только ею постоянно, в разные времена не руководили профессионалы уровня советского разведчика Кима Филби или ушедшего в мир иной совсем недавно — в Москве, 26 декабря 2020 года, Джорджа Блейка, не захотевшего отбывать 42 года заключения и через пять лет организовавшего собственный побег, финансировавшийся известным английским режиссером Тони Ричардсоном. Интересный факт — Блейку в камеру пронесли даже рацию, которыми не были оснащены ни полицейские, ни администрация тюрьмы. Справедливости ради надо отметить, что нагадила России английская разведка очень серьезно. Вовлечение Российской империи в первую мировую — во многом заслуга Сикрет интеллидженс сервис.

Сейчас они официально признались, что сотрудник британской разведки Освальд Райнер принимал непосредственное участие в убийстве Григория Распутина, который успешно отговаривал Николая II от вступления в войну с Германией ибо это чревато. Не стало Распутина — царь повелся на дурные уговоры, попался в расставленные англичанами сети и влип. И сам со всей семьей, что, кстати, достоверно еще окончательно не доказано — уж очень много до сих пор вопросов осталось безответных. И всю страну втравил в революционную пучину. Да и во вторую мировую англичане отличились подобным образом.

Так что результаты у этих ребят серьезнейшие, а сами они, как противники, достойны уважительного и внимательного к себе отношения. Правда, этот последний скандал с так называемой «лицензией на убийство» лишний раз доказывает, что они только от нас требуют соблюдения прав человека, постоянно поднимают вой то по Навальному, то еще по какому-то мелкоуголовному элементу или якобы отравленному Россией изменнику, которые, заметьте всякий раз мгновенно становятся политическими деятелями и жертвами политических репрессий. Как только набившего карманы неправедным путем начинают «брать за вымя» — нужные люди и нужные страны провозглашают его невинно пострадавшим, борцом за народное счастье. Посмотрите источники финансирования этих радетелей за народное счастье, да подсчитайте сколько утаили они налогов — читайте: с социальной темы и пенсий каждого.

Примерам несть числа. И никто за границей не вспоминает о презумпции невиновности — вот они решили, без проведения судебной процедуры, что Россия виновата и точка. Какой суд вынес решение по конкретному вопросу — никто не знает, но завывают все хором так, как нужно им, Америке, Англии или еще кому-то. Очень демократично, очень!!!

А сами-то, англичане то есть, действуют как им вздумается, вплоть до санкционирования убийств неугодных людей в других странах руками своей агентуры и кадровых разведчиков, которым гарантируют освобождение от уголовного преследования после возвращения домой. И, главное, не стесняются признавать это на официальном уровне — у них это все законодательно регулируется, во как!

Определенную свободу действий британцам давало то обстоятельство, что вплоть до конца 1980-х годов Великобритания отказывалась официально признавать, что у нее есть свои спецслужбы. Только, вдумайтесь, в 1989 году был принят законодательный акт о контрразведке, которая официально подчиняется министерству внутренних дел, и лишь в 1994 году было утверждено положение о разведке.

«На протяжении 80 лет жесткого контроля со стороны министерств над спецслужбами не было. Потому что довольно часто министры сами по себе предпочитали ничего не знать», — писал известный историк разведки Руперт Алласон, издавший множество книг по шпионской тематике под псевдонимом Найджел Уэст.

Конечно, кому нужно знать о секретной американской тюрьме в Гуантанамо и нести ответственность за причастность Великобритании к творящимся там ужасам. В 2010 году британское правительство было вынуждено согласиться на многомиллионные компенсации 17 узникам Гуантанамо для того, чтобы защитить свои спецслужбы от судебного разбирательства по поводу их причастности к пыткам, которые там применялись.

Миллионы людей по всему миру считают, что бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр, причастный к незаконным военным действиям своей армии в войне в Ираке — военный преступник, который должен сидеть в тюрьме вместе с таким же «героем» президентом США Джорджем Бушем-младшим. А они спокойненько себе живут-поживают и на всех поплевывают. Для них законы не писаны. Вот и все.

Плевать им на всех. Как еще Черчилль говорил: «У нас нет постоянных друзей, у нас есть постоянные интересы». Что за интересы — понятно: интересы государства. Ну, так плевать с высокой колокольни на них на всех, на заграничных господ с их интересами, у нас свои интересы есть поважнее «ихних»!!!

Да и во вторую мировую. Так что результаты у этих ребят серьезнейшие, а сами они, как противники, достойны уважительного и внимательного к себе отношения.

Молодцы — израильтяне. Мне нравится стиль их работы. Никого не празднуют. Кого надо — выдернули из любой страны и к себе на ковер, в застенки, для милой и болезненной беседы. Крепко работают. Вербовочная база хорошая, это понятно. Ранее советские разведчики перевербовали полмира на идейной — коммунистической основе, на антивоенной, на антигитлеровской.

Один только наш уважаемый Яков Серебрянский создал подпольные группы для борьбы с фашистами общей численностью в 200 человек, кстати, тоже не забывавший не только коммунистическую идею, но и общую национальность жителей разных европейских стран, где он поработал самым эффективным образом.

У израильтян вербовочная база, сами понимаете, где угодно — завидую им. Но я ни в коей мере не обобщаю, нет. Даже и близко к этому не был. Но, согласитесь, легче работать в любой стране, когда можешь, хоть в Антарктиде, подойти к нужному человеку и, передав привет от тети Розы с Одесского Привоза, что торгует вот такими бычками, заводить новое знакомство, переходящее в перевод отношений на конспиративную основу. Хотя, тоже, к примеру, взять Исраэля Беера, о настоящей фамилии которого до сих пор я информации не встречал, хотя он и был арестован с поличным, на встрече с советским посольским разведчиком при передаче последнему списка израильских заводов, связанных с оборонкой и части дневника Бен-Гуриона. После ареста работу с Союзом не признал, а биографию, с его слов записанную при аресте, МОССАД подтвердить окончательно так и не смог. Сплошные неподтверждения всех пунктов биографии, сообщенных арестованным. Судя по заявлениям прессы, не подтвержденным и не опровергнутым нашей стороной, — тоже наш нелегал, хотя много вопросов по его биографии ибо у нелегала, все же, биография должна подтверждаться — иначе провал. Да и на встречу с посольской резидентурой нелегал выходить не будет для передачи сведений такого рода — там в основном тайниковые операции, письма — шифровки или с микроточками, а личные встречи редки и по очень серьезным делам исключительно. Операции по связи всегда были самым слабым звеном в разведке.

Интернетовские источники, конечно слабенькие, но тоже утверждают, что это наш нелегал, был в разное время военным советником у своего друга — премьер министра Израиля Бен-Гуриона, руководил военной разведкой Израиля АМАН, руководил службой безопасности Объединенной рабочей партии Израиля, работал в военных архивах, налаживал рабочие контакты с западно-германской разведкой и т. д. Опять-таки партия просоветская, зачем нелегалу привлекать к себе такое внимание? Так он еще оказался и необрезанным, во дела! Ну, уж этот-то момент руководители нелегальной разведки СССР не пропустили бы — оттяпали, что надо, в лучшем виде. Нет, не верю, что наш нелегал, но на нас работал. Авантюрист, что ли такой талантливый? Загадочный разведчик. Может вообще — английский, к нам в доверие втерся и секреты Израиля наизнанку вывернул попутно?

Много загадочных людей, много загадок. Тут бы свою загадку решить…И с одной из них я сейчас пытаюсь разобраться. Какими бы црушники ни были иногда предсказуемыми, но страну нашу необъятную и огромную они развалили, к чему стремились с самого 1917 года, а то и ранее. Вообще американцы — неблагодарный и неблагородный народ. Почитайте о том, как Россия помогла им во время их войны за независимость, прислала свой флот, оказала военную помощь. А они теперь …

Мало кто знает, что своей независимостью наши «американские друзья» во многом обязаны России, а именно русскому Императорскому флоту. Непонятно лишь, сознательно ли американцы не хотят вспоминать об этом факте, или имеет место их привычное всему миру обыкновенное невежество.

Так, в решающий период гражданской войны в США совместные англо-французские войска, поддерживающие Юг, готовили экспедиционный корпус для прямой интервенции. Понимая важность позиции, занимаемой Россией, Франция и Британия в октябре 1862 г. предложили Петербургу начать совместные военные действия против США, но министр Горчаков по указанию императора Александра II ответил отказом. Напротив, в 1863 г. из Балтийского моря в Атлантический океан была послана эскадра под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского. В это же время во Владивостоке была сформирована и направлена к берегам Америки тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала А. А. Попова. В общей сложности к двум противоположным берегам Америки пошло 12 кораблей с 4200 моряками. Кроме угрозы морским сообщениям Англии и Франции в случае войны, в задачу эскадр входила демонстрация солидарности с северными штатами Америки в ходе гражданской войны против рабовладельческого Юга, поддерживаемого Англией и Францией, а также защита портов северян.

24 сентября 1863 г. эскадра Лесовского вошла на рейд Нью-Йорка, а через три дня эскадра Попова прибыла к Сан-Франциско. Это был первый дружественный визит военных кораблей российского флота в США. Мы начали с дружбы, протянули руку помощи, а они теперь эту руку кусают…Русский флот в случае войны с Великобританией и Францией должен был охранять побережье Соединенных Штатов от возможного нападения противника, не допустить высадки десанта и наносить удары по его дальним коммуникациям и колониям. В случае высадки англо-французских войск победа Юга была бы предрешена. И, вероятнее всего, Америка была бы возвращена в колониальное состояние, в лучшем случае она бы стала британским протекторатом.

Таким образом, именно русский флот явился тем решающим фактором, который склонил чашу весов в сторону победы северян и сохранения суверенитета и независимости США. И только лишь когда отпала угроза военных действий со стороны Англии и Франции, эскадры были отозваны на Родину.

Лучше бы наших военных моряков там не было, честное слово! Если бы только они знали, кому спасали задницы! Ой-ой-ей какую глобальную стратегическую ошибку допустил Александр II, сделал нам всем подарок! А затем еще практически подарил этим американским наглецам целый штат — нашу Алясочку. Благодарим тебя, царь наш батюшка. Низкий тебе поклон от потомков!!!

Опять отвлекся, продолжу. Сами американцы, понятно, своими руками ничего не ломали — это понятно и ежу, все и всегда — чужими руками. А вот чьими — будем изучать. Я предполагаю, что огромные деньги и ценности могли быть исключительно у государства, читай: партии. Выводить ценности, зная, что страна нерушима и ей жить да народу служить еще века и века — кто бы так необдуманно и неосторожно поступал? А, главное: зачем? У них и так коммунизм всегда был, личный, ручной, дрессированный. Жадность обуяла? Нет, конечно, ворье всякое было всегда. Но в огромных масштабах — думаю, поостереглись бы. Значит, свои делишки проворачивали, зная, к чему все идет. Зная задолго до того, как стали проявляться явные признаки такой печальной перспективы, как распад СССР. Правильно? Если не учитывать все многообразие вариантов, такой, один из многих, можно признать за основной. Я так считаю.

Читаем дальше, что тут накопал мой друг. Так, ксерокопия рассекреченного аналитического документа по психологическому профилю Горбачева, с эмблемой цру. Интересно. Что там писали заокеанские коллеги в те годы? Ну, ясно — твердолобый большевик, агрессивный руководитель, враг всего живого, что имеется на территории США и всего «свободного мира». Не показатель. Могло быть и так, да, как Миша Горбачев любил говорить: перестроился, начал с себя. Может быть и зашифровывали таким образом своего источника, на всякий случай. А вдруг советская разведка своими шаловливыми пальчиками вытянет где-то документик о его сотрудничестве. Что вы, таких агентов, да и любых, конечно, но такого уровня…надо как зеницу ока беречь.

Рядом кладу еще одну добычу Лехи: воспоминания президента США Рональда Рейгана, одну якобы его фразу о Горбачеве, из этих самых воспоминаний. Справедливости ради отмечу — я же не подгоняю материалы под свою основную версию, мне не нужно никому пускать пыль в глаза, я сам, для себя разобраться хочу, и официальное задание имеется. Так вот — подтверждающих эту фразу документов найти не удалось.

А в интернете, в этой всемирной клоаке, что угодно могут написать о любом из нас. Но я-то верю больше не словам, а фактам, событиям, чьим-то конкретным действиям. А что уж конкретнее — страны нет, а какой-то интересный чемоданчик затерялся в глубине прошлых лет, когда Союз как раз и катился, как снежный ком, с ускорением к развалу. Все сходится, на первый взгляд, но вряд ли первые лица сами будут в такое пачкаться — Миша ж не такой, — я не такая — я жду трамвая, мать его…Задумался и забыл привести слова якобы Рейгана о Горбачеве. Это, действительно, интересно. Было бы еще подтверждение документальное. Итак: «Когда я шел на встречу с советским генсеком, то ожидал увидеть одетого в большевистское пальто и каракулевую пилотку товарища. Но меня представили одетому в модный французский костюм господину с часами „Rado Manhattan“. Взглянув на них, я подумал — да. Он продаст нам все!» Конец цитаты. Только вот цитаты ли. В дневнике Рейгана, который писал его всю свою жизнь такой фразы не обнаружено, хотя и его Леша, молодец, кусками нашел — по этим встречам. Не знаю. Результаты говорят сами за себя. Если Миша там замазан, не сам же он команды отдавал. Там хватало «шестерок» цекашных.

Иначе как бы развалили Союз? Прямым вмешательством не удалось бы ни за что, это ясно всем, даже американцам. И куда смотрела наша мощная система госбезопасности, проверенная годами труднейших испытаний, не будем сейчас обсуждать трагическую историю ГУЛАГа. Но вспомним, что ЧК — это вооруженный отряд партии. Поэтому вся разведка-контрразведка смотрела на партию. А партия — кто? Сделаем акцент на ударении по аналогии со знаменитой фразой «А судьи кто?» и все начинает проясняться. В те, 70-е — 80-е годы, чтобы КГБ заняться даже рядовым работником зеленхоза, если он член партии, — только через разрешение райкома-горкома партии. Не иначе, что вы! А если по далеко не рядовому? Правильно!

Вот и рассмотрим некоторые опять Лехины данные. Конечно, это не архивы, которых мне катастрофически не хватало. Не документы, но нет дыма без огня и в этих обрывках. К тому же еще неизвестно, может и с этим повезет? Ведь я в самом начале пути и не знаю, куда в итоге меня заведет аналитическая работа. По крохам собраны сведения. Иногда в первых изданиях мемуаров крупных руководителей разведки проскакивали важные сведения, а в последующих — их уже нет. Интересно? Безусловно.

Вот в выдержке одной из книг первого издания прочитал о том, что через много лет после распада Союза црушники-пенсионеры создавали с российскими коллегами очень высокого уровня, тоже пенсионерами, совместное предприятие. И вот, раззнакомившись и неоднократно посидев за общей «поляной», один американец, расчувствовавшись, не выдержал и сказал нашему генералу: «Юрий, если бы ты только знал, какого уровня агентура была у нас в Кремле!..» В последующих изданиях этой книги, а прошерстил я их мелким гребнем, упоминания о знаменательной пьянке я не увидел. Так же как и том, каковыми были конкретные временные нормативы в скоростной стрельбе «бум-бум» — по звучанию спаренного выстрела в одну и ту же точку бронежилета, который уже такой нагрузки не выдерживал. Кстати, этому наши «вымпеловцы» учились у никарагуанских специалистов.

Так, да — это интересно, хотя многим из нас все было очевидно и без намеков бывших американских разведчиков, исключительно на одном здравом смысле и на своей шкуре. Но мне важны сейчас если не прямые, то косвенные доказательства, а не домыслы, пусть и справедливые. Изучаю дальше. Чем дальше в лес, тем ….тем больше чиновников, которые могли бы половить в мутной водичке перестройки очень даже жирную рыбку ценных пород, с дорогим внутренним содержимым.

Пытаюсь разобраться в хитросплетениях кремлевских кадровых интриг. Открытой информации — море, постарался Алексей, отблагодарю от всего своего щедрого сердца. Только бы разобраться с ситуацией. Время доклада приближается все быстрее и быстрее.

Чувствую: у Вячеслава Максимовича терпение кончается. Вижу: меня терпеть не может, а скрывать это пытается. Неважнецкий он актер. Пытается сверлить меня своими поросячьими глазками, но отводит их очень быстро. Не мог дед сам такого специалиста себе в отдел на службу взять. Явно Максимыч, с его-то талантами, сам не дослужился бы до генеральской должности. Чувствую: он — посол по особым поручениям партийных функционеров, еще со времен службы под началом моего деда, а точнее: всегда был под началом Иволгина. Или таких как Иволгин. Вот шакалы. Опасно таким людям еще и по службе подчиняться. Могут официально, прикрываясь служебной необходимостью, оперативными соображениями, доставить мне большие и толстые неприятности. У них нутро такое, каверзами напичканное и подлостями всякими изъеденное.

Думай, Влад, думай. Откуда ноги растут, в принципе понятно, но может что-то выплывет еще неизвестное. Начнем с самой верхней, официально, головы — Горбачев. Откуда он вылез, кто поспособствовал?

По мнению самого Горбачёва, ему покровительствовал Юрий Андропов, способствовавший его переводу в Москву. Но по независимым оценкам, Горбачёву в большей степени симпатизировал Министр иностранных дел Андрей Громыко, который после смерти К. У. Черненко выдвинул Горбачева на заседании Политбюро ЦК КПСС 11 марта 1985 года на пост генсека, причём Андрей Андреевич относил это к своей личной инициативе.

Сам Громыко с женой, по мемуарам руководителей и видных работников разведки активно пользовался своими связями среди работавших за кордоном разведчиков под очень высокими «крышами», что называется «для шкурных дел» и пытался «гасить» дела по некоторым разоблаченным из их числа изменникам. Тоже интересно.

После самороспуска ГКЧП и ареста его бывших членов Горбачёв вернулся из Фороса в Москву, по возвращении о своём «заточении» сказал: «Имейте в виду, настоящей правды никто не узнает».

4 ноября 1991 года старший помощник Генерального прокурора СССР, начальник управления генеральной прокуратуры СССР по надзору за исполнением законов о государственной безопасности Виктор Илюхин возбудил против Горбачёва уголовное дело по статье 64 Уголовного Кодекса РСФСР (Измена Родине) в связи с подписанием им постановлений Госсовета СССР от 6 сентября 1991 года о признании независимости Литвы, Латвии и Эстонии. В результате принятия данных постановлений был нарушен Закон.

Генеральный прокурор СССР Николай Трубин закрыл дело в связи с тем, что решение о признании независимости прибалтийских республик принимал не лично президент, а Госсовет. Через два дня Илюхин был уволен из органов прокуратуры.

8 декабря 1991 года президент РСФСР Б. Ельцин, президент Украины Л. Кравчук и председатель Верховного Совета Белорусской ССР С. Шушкевич подписали Беловежские соглашения о прекращении существования СССР и о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). В день подписания беловежского соглашения с Горбачёвым встретился вице-президент России Александр Руцкой, который уговаривал президента СССР арестовать Ельцина, Шушкевича и Кравчука. Вот, молодец — мужик! Но Горбачёв, сволочь, вяло возразил Руцкому: «Не паникуй… У соглашения нет юридической основы… Прилетят, мы соберёмся в Ново-Огарёво. К Новому году будет Союзный договор!». Горбачёв спустя 25 лет пояснил, почему не стал их арестовывать: «Я думаю, это пахло гражданской войной. Это опасно. Это выглядело бы, что я вроде как для того, чтобы удержать власть, пошёл на такое, хотя надо было демократическими путями добиваться».

На следующий день после подписания соглашения президент СССР М. С. Горбачёв сделал заявление, в котором говорил, что каждая союзная республика имеет право выхода из Союза, но вопрос этот должен решаться только конституционным путём, с участием всех союзных республик и учётом воли их народов.

18 декабря, в своём послании участниками встречи в Алма-Ате по формированию СНГ, Горбачёв предложил назвать СНГ «Содружеством европейских и азиатских государств» (СЕАГ). Также он предложил, чтобы после ратификации соглашения о создании СНГ остальными союзными республиками (кроме прибалтийских республик и Грузии, которые не подписывали соглашение), было проведено заключительное заседание Верховного Совета СССР, который принял бы своё постановление о прекращении существования Советского Союза и передаче всех его законных прав и обязательств содружеству европейских и азиатских государств.

Вот и все. Задание заокеанских хозяев выполнено. Теперь можно спокойно колесить по миру и с помощью лекций стричь купоны, желательно в долларах. И побольше.

«Но почему он не активизировал действия Иволгина с подручными? — упорно продолжал думать я, — Может и не он дергал за финансовые веревочки. Американцами, вроде, здесь не пахнет — они бы не позволили каким-то ценностям прозябать в тайниках. Для них принцип „деньги должны работать“ — закон. А некоторые неписанные законы сильнее всех писанных».

Да, нашему лауреату Нобелевской премии до сих пор есть, что скрывать. А кого он приближал к себе? Посмотрим. Так, среди всех наиболее интересен идеолог перестройки Яковлев. Ну-ка, коротко по его биографии пробегусь.

Так, интересно. С 1958 по 1959 годы стажировался в Колумбийском университете (США). На стажировке Яковлев был в одной группе с сотрудником КГБ Олегом Калугиным. Научным руководителем Яковлева в США был Дэвид Трумэн.

Калугин обоснованно подозревался в связях с цру и давно, от греха, то есть тюрьмы, подальше — смылся за океан и прочно окопался у своих хозяев.

Д. Трумэн — один из самых известных американских политологов и ярых антикоммунистов. Хороший учитель, сразу чувствуется рука цру. Кто бы сомневался. Мы сами так стажируем многих.

Яковлев после всяких обучений неплохо устроился (интересно, с чьей помощью) в аппарате ЦК партии. Быстро шел по карьерной лестнице. Однопартийцы отзываются о Яковлеве, как о двойственной фигуре. Так, тоже понятно.

В августе 1968 года был направлен в Прагу, где в качестве представителя ЦК наблюдал за ситуацией во время ввода войск стран-участниц Варшавского договора в Чехословакию. Вернувшись через неделю в Москву, в беседе с Л. И. Брежневым выступил против снятия А. Дубчека, главного чехословацкого коммуниста, профукавшего попытку переворота. С чего бы заступаться? Уже теплее. Изучаем дальше.

Проштрафился — надо было гавкнуть, а он кой-кому — не тому лизнул. Отстранен от кормушки ЦК и направлен к другой — на 10 лет послом в Канаду, где сильно сдружился с премьер министром.

В его бытность послом в конце 1970-х из Канады за деятельность, несовместимую со статусом дипломата, были высланы 17 сотрудников советского посольства. Похоже, не без помощи посла, он — то всех «посольских ребят» знает. «Председатель КГБ Ю. В. Андропов на Политбюро предложил снять Яковлева с должности, как не справившегося с обязанностями. Однако за своего бывшего сотрудника вступился могущественный Суслов, заявивший Андропову: „А товарища Яковлева послом не КГБ назначал“. Это вынудило Андропова отступить».

В 1983 году член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв посетил Канаду, возобновил знакомство с Яковлевым и отозвал того в Москву. Хороший ход для обоих, понятно.

После распада СССР А. Н. Яковлев превратился в яростного антикоммуниста и антимарксиста. Кстати, однажды Карл Маркс сказал: «Я — Маркс, но не марксист».

«О том, что Яковлев был завербован иностранной разведкой, первым сообщил генерал-лейтенант КГБ Евгений Питовранов, создавший в 1969 году спецрезидентуру КГБ „Фирма“, которая работала под эгидой Торгово-промышленной палаты СССР. Через информированного американского политика Питовранов получил сведения о том, что посол в Канаде Яковлев сотрудничает с американской разведкой.

Представители „Фирмы“ проверили эту информацию и сообщили, что у посла появляются новые дорогие вещи, которые тот называет подарками знакомых, а повседневные траты посла значительно превышают не только зарплату, но даже средства, выделявшиеся посольству на представительские расходы. Председатель КГБ Ю. В. Андропов на основании полученных сведений подготовил записку Брежневу. Однако генеральный секретарь, прочитав её, сказал: „Член ЦРК предателем быть не может“. Андропов рассказал об этом своему заместителю Виктору Чебрикову после встречи с Брежневым, и в присутствии того порвал эту записку».

Да, против генсеков не нашлось отчаянно-смелых людей, не думавших о кресле. Тут Эзопова фраза прямо не в бровь, а в глаз: «Необходимо либо вовсе не приближаться к царям, либо говорить им лишь то, что им приятно». Получается: и Леонид Ильич, приложил ко всей истории руку, правда, не сомневаюсь, без злого умыслу. Старику хватало проблем и внутри своей собственной семьи.

В 2001 году Яковлев признавался: «На первых порах перестройки нам пришлось частично лгать, лицемерить, лукавить — другого пути не было. Мы должны были — и в этом специфика перестройки тоталитарного строя — сломать тоталитарную коммунистическую партию». А вот в этой фразе мне, как аналитику, режет глаз «мы». И вообще, вот только когда он наконец-то заговорил, как учили на стажировке в Колумбийском университете! Отлично, правильно, один в поле не воин. Хотя, наши нелегалы это доказывали многократно. Правда и они работали с мощной подпоркой Центра и под его незримой защитой. А ну, попробуй, тронь — мигом рядом возникнет «Вымпел», и мяукнуть не успеешь.

В 2003 году Яковлев говорил, что ещё в 1985 году предложил Горбачёву план изменений в стране, однако Горбачёв ответил, что пока «рано». По мнению Яковлева, Горбачёв тогда ещё не думал, что «с советским строем пора кончать». Яковлев также отмечал, что ему приходилось преодолевать сильное сопротивление части партийного аппарата.

И Горбачев такие подстрекательства спокойно выслушивал! Ой, неспроста! Ну, дают ребята — все знают, видят, но никто не шевелится, все боятся лишиться своего теплого и уютного кресла. Все равно лишились. Но кое-что вовремя скумекали многие.

Бывший первый заместитель председателя КГБ СССР Филипп Бобков в интервью заявил следующее:

— Опоздали с разоблачением Яковлева не мы. Это наш председатель проявил нерешительность, попытавшись уладить всё кулуарным способом, вместо того чтобы задолго до августа 1991 года обнародовать материалы разведки, предупреждавшие общество о подготовке Соединёнными Штатами развала СССР через группу Яковлев.

Вот, все ж таки группа! Становится все интереснее. Чуть позже еще просмотрю всю кинохронику, видео и фото архивы, что наловил в интернете Алексей, хочу увидеть в окружении боссов партии, особенно Яковлева, моих знакомцев. Мне не терпится это сделать, но сначала еще долистаю оставшиеся листы различных документов из открытой печати.

А что же глава КГБ Крючков?

«Начиная с 1989 г., — утверждал он, — в Комитет государственной безопасности стала поступать крайне тревожная информация, указывающая на связи Яковлева с американскими спецслужбами».

Что должен был сразу же сделать В. А. Крючков? Немедленно проинформировать об этом руководителя государства. Однако он, судя по всему, не спешил с этим. Почему, еще предстоит выяснить. Возможно, конечно, свою роль в данном случае играло то, что «речь шла о члене Политбюро, секретаре ЦК КПСС».

Я уже обращал внимание на указанное обстоятельство. Партия — вне подозрения! Как бы не так. Согласен, Яковлев — не вся партия, но десятки верховных жрецов направляющей силы общества не имели иллюзий относительно этого господина, в том числе из могучих спецслужб, но, как оказалось на деле — не всемогущих.

Между тем, читаю я далее, «в 1990 г. Комитет госбезопасности, как по линии разведки, так и по линии контрразведки» снова «получил из нескольких разных (причем оценивающихся как надежные) источников крайне настораживающую информацию в отношении Яковлева».

«Нужно было видеть состояние Михаила Сергеевича! — писал шеф КГБ о своем первом докладе о Яковлеве генеральному секретарю ЦК КПСС. — Он был в полном смятении, никак не мог совладеть со своими чувствами», а затем вдруг предложил В. А. Крючкову поговорить на эту тему с А. Н. Яковлевым: «…Посмотрим, что он тебе на это скажет».

Как же реагировал на беседу Александр Николаевич Яковлев? «Вид у Яковлева, надо сказать, был неважным, — говорится в воспоминаниях В. А. Крючкова, — он был явно растерян и ничего не мог выдавить из себя в ответ, только тяжело вздыхал».

«Разумеется, — писал бывший шеф КГБ, — о состоявшемся разговоре и его особенностях я тут же доложил Горбачеву. В ответ — все то же гробовое молчание». Через месяц В. А. Крючков поинтересовался, «Что делать? Может быть, провести проверку?» Но глава государства «добро» на проверку сигнала так и не дал, посоветовал вместо этого поговорить с Яковлевым еще раз. Вот скромняга Михаил Сергеич, чтоб ему ни дна ни покрышки, как тот «голубой воришка» из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова.

Казалось бы, после появления статьи В. А. Крючкова и А. Н. Яковлев, и М. С. Горбачев должны были сразу же отреагировать на нее. Но они сделали вид, что их это не касается. Тогда группа народных депутатов обратилась с письмом на имя Б. Н. Ельцина и поставила вопрос, что называется «ребром», с требованием разобраться с обоснованностью выдвинутого против А. Н. Яковлева обвинения.

Только после этого Александр Николаевич откликнулся на публикацию В. А. Крючкова. Причем сделано это было не в России, а в США, где он в то время находился. Ага, еще бы от цру официальную справку предоставил, что в агентурном аппарате Яковлев не состоял.

23 февраля 1993 г. газета «Труд» опубликовала его интервью, в котором он заявил, что и упоминаемый В. А. Крючковым доклад М. С. Горбачеву, и описанная им встреча с А. Н. Яковлевым — это «бессовестное вранье». Поэтому он намерен обратиться к Б. Н. Ельцину с просьбой о «расследовании этого дела».

В интервью «Литературной газете» Александр Николаевич тоже заявил, что никаких разговоров о его возможных связях с американскими спецслужбами В. А. Крючков никогда с ним не вел. Подобные разговоры шефа КГБ с М. С. Горбачевым тоже маловероятны, во всяком случае, ничего подобного от Михаила Сергеевича он не слышал и все это придумано только сейчас в связи с грядущим процессом по делу ГКЧП. «Если бы, — заявил А. Н. Яковлев — председатель КГБ действительно доложил о своих подозрениях относительно меня, то реакция М. Горбачева была бы однозначной — конечно, расследовать. Приобрети это дело официальный характер, и я бы немедленно подал в отставку». Александр Николаевич заявил также, что он требует расследования по этому делу, и будет добиваться, чтобы это расследование имело публичный характер.

Казалось бы, на этом можно было поставить точку. «Демократ» Александр Яковлев мог торжествовать. «Член ГКЧП» Владимир Крючков был посрамлен. Однако 3 марта в следующем номере «Литературной газеты» подал свой голос М. С. Горбачев, который признал факт обращения к нему В. А. Крючкова со своими подозрениями на счет А. Н. Яковлева — это наверное у Горбачева проснулись остатки совести. Она у него вообще такая кристально чистая и прозрачная, что ее и не видно вовсе, и не заметишь без сильной оптики.

На это А. Н. Яковлев не отреагировал никак и где-то затаился. А, издав в 1994 г. воспоминания под неаппетитным названием «Горькая чаша», он предпочел обойти стороной данный эпизод. Предпочел обойти его стороной и М. С. Горбачев в своих двухтомных воспоминания «Жизнь и реформы», увидевших свет в 1995 г. Деталь сама по себе обоюдно очень красноречивая.

Если М. С. Горбачев молчит на эту тему до сих пор, то А. Н. Яковлев только 2001 г. в новом варианте воспоминаний, изданных под названием «Омут памяти», уделил этой истории буквально несколько строк. Дескать, что там писать о десятилетиях подрывной работы против своего народа, который для него всего лишь средство обогащения?

Вынужденный признать факт «доносов» шефа КГБ на него и повторяя заявление М. С. Горбачева о том, что он не дал им хода, А. Н. Яковлев снова отверг и то, что М. С. Горбачев поручал В. А. Крючкову беседовать с ним, и то, что такая беседа имела место. Да, совсем паренек заврался, помочь бы ему, да вот как это сделать цивилизованными методами, остается как с террористами на ближнем востоке…

При этом он сознательно проигнорировал один очень важный факт: 11 марта 1993 г. на страницах «Советской России» появилось интервью Н. Гарифуллиной с В. И. Болдиным. Последний не только подтвердил, что В. А. Крючков имел беседу с М. С. Горбачевым по поводу А. Н. Яковлева, но и сообщил, что по поручению генсека шеф КГБ имел на эту тему беседу и с Александром Николаевичем. Через два года Болдин издал воспоминания и подтвердил данный факт.

Почему А. Н. Яковлев обошел вниманием интервью и воспоминания В. И. Болдина? Потому что, если тот прав, но Александр Николаевич — невиновен, после этого он был обязан сам бегом бежать, спотыкаясь и приговаривая: «Не виноватая я», — как в «Бриллиантовой руке», к своему боссу — М. С. Горбачеву и потребовать официального расследования. Промолчал — вывод простой: боялся разоблачений. Правильно мои аналитические «серые клеточки» делают вывод. Кто бы сомневался!

Продолжаю «листать» страницы компьютерного послания своего друга детства дальше: «Группа сторонников В.А. Крючкова немедленно обратилась в Генеральную прокуратуру с просьбой расследовать это дело и привлечь меня к ответственности. Я тоже потребовал расследования».

Обращение «сторонников» В. А. Крючкова уже мною проанализировано. А вот обращение в Генеральную прокуратуру России Яковлева — не известно. Ибо никуда он не обращался, разве что в цру: спасите, помогите!.

Дело в том, что следствие по данному вопросу было начато не по обращению А. Н. Яковлева и не по обращению сторонников В. А. Крючкова, а на основании показания последнего в ходе следствия по делу ГКЧП. И начато было это дело не после публикации статьи «Посол беды», а почти за год до этого — в январе 1992 г. как побочное дело, выделенное из дела № 18/6214.

«Раскопки архивов и доносов, — писал А. Н. Яковлев, — шли долго. Опросили всех, кто мог знать хоть что-то… Прокуратура пришла к заключению, что Крючков лжет».

Если бы Яковлев стремился к правде, он должен был бы назвать всех, кто был опрошен, но он не сделал этого. Примечательно, что дававшие свои показания О. Д. Калугин покинул Лубянку в 1978 г., Г. Ф. Титов мог говорить лишь о 1972–1983 гг., Чебриков о 1967–1988 гг., В. В. Бакатин о периоде после 21 августа 1991 г. Между тем в воспоминаниях В. А. Крючкова речь шла об информации 1989–1990 гг.

Допрошенный по этому поводу Генеральной прокуратурой М. С. Горбачев подтвердил, что «Крючков предъявил ему досье, в котором содержались первичные материалы о якобы существующей разветвленной антигосударственной сети». Причем «смысл этих бумаг сводился, по мнению Крючкова, к тому, что все нити этой организации тянутся к Яковлеву. В числе лиц организации числились представители интеллигенции городов Москвы и Ленинграда… О каких-либо конкретных планах, нацеленных на свержение, захват власти, в документах не говорилось». Вот же Горбачев клоун. По его словам председатель КГБ принес ему филькину грамоту уровня участкового, сборник избранных слухов СССР. Кто в это поверит? Я — нет! Там были серьезные сведения, не сомневаюсь.

Всем здравомыслящим людям понятно, что контакты А. Н. Яковлева с иностранными спецслужбами могли иметь место не только за границей, но и в СССР. Более того, как говорится в постановлении Генеральной прокуратуры, «со слов Крючкова, это досье поступило Чебрикову полтора-два года назад из Ленинградского УКГБ».

Следовательно, Генеральная прокуратура была обязана прежде всего допросить работников Второго Главного управления КГБ СССР, занимавшегося контрразведкой, а не работников бывшего ПГУ. А поскольку это сделано не было, получается, что Генеральная прокуратура сознательно направила следствие по ложному пути. Это могло быть только в одном случае, если она получила указание не разобраться в деле, а оправдать А. Н. Яковлева.

К этому следует добавить, что она проигнорировала ГРУ и не допросила В. А. Крючкова, а также полностью обошла стороной те обвинения А. Н. Яковлева в связях с иностранными спецслужбами, которые появились еще во время его пребывания в Канаде.

Уже одного этого достаточно, чтобы понять, что Генеральная прокуратура не собиралась докапываться до истины. Видимо и мне не удастся разобраться в этом гадючнике.

Справедливости ради следует отметить, что Яковлева таки потеснили на карьерной лестнице. Ему стали передавать на ознакомление не до 150 шифровок в день, а всего до десятка. Нашлись в кабинете В.И. Болдина свидетельства организации слухового контроля Яковлева, работы по нему наружного наблюдения. Неужели Крючков действовал на свой страх и риск?

Возможно, это свидетельствует, что определенные выводы из обращения В. А. Крючкова к М. С. Горбачеву все-таки сделаны были. Однако полностью расстаться с А. Н. Яковлевым М. С. Горбачев не пожелал. Что основательно запутывает ситуацию.

Очень любопытную информацию я нашел в одном аналитическом документе по результатам журналистского расследования.

Как отреагировал на информацию Председателя КГБ СССР Крючкова В. А. глава партии и государства? Может быть, поставил перед главой КГБ задачу ликвидировать или же парализовать деятельность этой «сети»? Нет. Может быть, предложил продолжать работу по сбору материала? Нет. Может быть, поинтересовался, откуда такие сведения получены и можно ли им доверять? Нет. Может быть, не поверил сообщенной информации и потребовал более убедительных доказательств? Ничего подобного.

«…с моей стороны, — пишет Горбачев, — естественно, досье было не только отклонено, — я не дал Крючкову права разрабатывать его дальше».

Получается, что глава государства запретил даже собирать сведения о тех силах в стране, которые, возможно, готовились к низвержению существующего строя. Как же так? Вообще охренеть можно..

Вот еще. «Бывший советский посол в Бонне Ю. Квицинский вспоминает, что ему не раз приходилось слышать еще в ФРГ о том, что Горбачев сознательно ведет страну к развалу».

Подобные обвинения зазвучали и в стенах ЦК КПСС. «На первые намеки еще весной 1989 года Горбачев не отвечал. 9 декабря 1989 года на заседании пленума ЦК КПСС первый секретарь Кемеровского обкома Мельников выразил удивление по поводу того, что „очень уж хвалят партию и правительство за перестройку все зарубежные силы, включая папу римского“. Более того, он заявил, что в КПСС есть силы, „которые сознательно бьют по партии, чтобы потом легче было справиться со страной“. И хотя фамилия генсека не называлась, на этот раз он возмутился».

Я не удивлюсь, если партийный функционер говорил это по просьбе КГБ. Пусть даже и так, но было заявлено о проблеме! Дальше этого диалога дело не пошло, но этот эпизод доказывает: двойная игра генсека к этому времени стала очевидной для некоторых членов ЦК партии. Побольше бы их было, да решительности им — цены бы им не было. А так, цена — распад страны, к которой каждый относится со своей точки зрения. Пусть страна и требовала изменений, но никак ни с помощью злейших ее врагов и путем предательства.

Смотрю дальше. Оказывается, если верить Горбачеву, в основе сообщения Крючкова лежала «идея жидо-масонского заговора», — так охарактеризовал Михаил Сергеевич информацию КГБ!

Не уличные слухи — я уверен на 100 %, содержались в той папке! Но как интересно, появились упоминания о масонах. Это что-то новенькое — то есть хорошо забытое старенькое! Углубимся в эту тему. Мне еще этого не хватало — возможного масонского следа утерянных ценностей!

В этой связи следует обратить внимание и на слова В.А. Крючкова о масонстве, сказанные им в одном из интервью: «Было время, когда к масонским ложам относились, как к чему-то сказочному, а потом выяснилось, что это серьезное дело, которым надо бы заниматься… Комитет заинтересовался этой проблемой, но, чтобы ее размотать по-настоящему, нужно было, чтобы ею занялось и высшее политическое руководство. А там такого желания не было. Поэтому наша информация надлежащим образом не оценивалась, не изучалась…» Вот это поворот! По сути — ничего нового, но деталей — завались.

Просмотрю-ка я лучше все фото и видео материалы, а то от этого скопища предателей уже тошнит. На работе это делать я поостерегся, а, уютно устроившись в комфортных условиях нового кабинета, — с удовольствием окунулся в пору молодости своих родителей. Несколько вечеров и частично ночей просматривал сюжеты. Не удивился, обнаружив мелькавшего рядом с Яковлевым товарища Иволгина. Вот он, один из «них», курепчик! Попался-таки ты мне на глаза!

Ну, что ж. Лишний раз убедился, с какой опасной сворой меня свела судьба. Непонятно, каких — масонских или еще чьих-то указаний ждали столько лет. Возможно, сначала не рыпались до смерти в 2005 году своего руководителя Яковлева. Или одного из других руководителей. Предполагаю — не главного. Те господа, которые реально дергают за веревочки, всегда в тени. Зачем им светиться. Они, как хорошие разведчики, знают истинную цену тени, которая зачастую равноценна жизни.

В итоге, мне не важно, кто и почему дал команду искать нечто, предположительно спрятанное также предположительно моими дедушкой и бабушкой, которые в этом случае и положили свои жизни, противодействуя темным силам. Теперь их эстафетную палочку эти темные силы вручают внуку. У меня появилась твердая уверенность, даже убежденность: посвятив в эти поиски меня, этим посвящением меня и приговорили. Спокойно, Влад, разложи все еще раз по полочкам. Просмотри без эмоций.

Еще раз, причина? Почему именно сейчас? Да хоть просто жадность элементарная, помноженная на престарелый возраст. Вот и все причины. Но я не жалею, что столько времени изучал только оттенки темы, отдельные случайно нашедшиеся ее штрихи. На самом деле все глубже, незаметнее, подлее и страшнее. И справедливости, которой я всю жизнь привержен, там не место! Если Конторе Глубокого Бурения зубы обломали, то мне в те глубины тем более не донырнуть. И бур не такой, да и не для этого он. Разве, что попробовать как-то нестандартно, с другой стороны, не заныривая под лопасти тонущего «Титаника»? Совместить приятное с полезным? Неплохо бы, но как?

Меня не покидала мысль, что пропажа груза была спланирована очень тщательно, а по-другому и быть не могло. И план этот был хорошо продуман настоящими профессионалами в Москве, это точно не спонтанное решение курьера и его охранника. Вот кто это спланировал, вопрос. А еще мне непонятно, зачем придумывать такой сложный путь доставки груза. Не проще ли было доставить его дипломатической почтой в Париж, и уже там проводить операцию по передаче. СССР в то время с Францией связывала добрая дружба. Наверное, ПГУ не искало легких путей, а может руководящая и направляющая длань КПСС указала такой способ. Но в бумагах нет ни одного упоминания о причастности КПСС к операции, хотя я точно помню со слов Говоркова, кто давил на деда, и кто от партии курировал передачу средств. Сформировав дело в таком ключе, Сажин уводит в тень бывшего партийного босса Иволгина, и скрывает истинное происхождение средств. Точно! Не всегда, как я уже отмечал, информация содержится в конкретных материалах. Иногда и отсутствие информации говорит о многом. Значит все, что нарыто мной и моими друзьями ведет меня в правильном направлении!

Не оставил я без внимания личности получателей груза, это Ясир Арафат и шейх Ахмед Исмаил Ясин. Что тот, что другой многими странами мира признаны международными террористами, в настоящий момент эти люди уже покинули наш суетный мир. Но в 1991 году они были в добром здравии и боролись, каждый за свое светлое будущее, в основном с Израилем и США. Ну как таких нужных СССР людей оставить без внимания и без финансовой помощи? Поэтому КПСС вкладывала денежку в любые, более менее перспективные движения, могущие оказать серьезное влияние на обстановку в странах Ближнего Востока. КГБ, являясь вооруженным отрядом КПСС, занимался подготовкой военных специалистов на секретных базах на территории Советского Союза. По правде говоря, готовились террористы очень высокой квалификации. Как ни прискорбно, но это исторический факт. Пока изучал биографии Арафата и Ясина, обратил внимание, что эти террористы почти весь январь провели на территории Ирана в гостях у великого аятоллы Сейед Али Хосейни Хаменеи — президента этой страны. В то время коалиционные силы во главе с США готовили наступательную операцию «Буря в пустыне» на Ирак. Кстати, используя вымышленную причину о наличии оружия массового поражения по наиточнейшим данным ЦРУ (наверняка это их спецназ рассмотрел, драпая из соседнего Ирана в 1980 году), в чем позже сами же и признались перед всем честным миром! Вот демократы, так демократы, вот так борцы за права людей! ЦРУ и Моссад в ходе подготовки к операции, попутно уничтожали лидеров террористов в регионе. Чтобы остаться в живых Арафат и Ясин спрятались в Тегеране.

Если это действительно так было, то передача груза Арафату в руки исключалась, а КПСС не стремилась передать деньги абы кому. Ну, не верю я, что ПГУ не знало о точном месте нахождения лидеров палестинцев в тот момент. Тогда можно предположить, что груз должен был исчезнуть не в Германии, а во Франции, и об этом наверняка обладал информацией Иволгин, а он в свою очередь, посвятил Сажина. Но в Мюнхене произошел какой-то непредвиденный сбой, к которому партийные функционеры не причастны. Почему так думаю? Если бы они провернули это дельце, то не искали бы груз спустя тридцать лет. Видно в том кейсе какое-то особое вложение, ценность которого с годами только возрастает.

В конце рабочего дня пятницы меня вызвал к себе Сажин. Идя к нему, я для себя решил попробовать не только сообщить генералу мизерную часть информации, ставшей мне известной, но и попробовать выведать у него что-то полезное. Недавно прочитал мудрый совет немецкого философа Артура Шопенгауэра, афоризмами которого я прямо-таки зачитываюсь. Этот человек в самом достойном смысле: Голова! Он рекомендует, почти как преподаватель в разведшколе: «Если подозреваешь кого-либо во лжи, притворись, что веришь ему; тогда он лжет грубее и попадается. Если же в его словах проскользнула истина, которую он хотел бы скрыть, — притворись неверящим: он выскажет и остальную часть истины». Потренируюсь на генерале, если обстановка поспособствует.

— Я готов вас выслушать Владислав Петрович, — мерзко улыбаясь, предложил мне место за столом Вячеслав Максимович. — Удалось вам продвинуться в этом нелегком вопросе?

— Существенного продвижения нет. Слишком мало исходного материала, и много времени прошло.

— Неужели совершенно никаких мыслей?

— Могу сказать, что груз пропал не сам по себе. Его пропажу планировали в Москве, и планировали мастерски. Вот конкретных исполнителей, я установить не смог, маловато исходной для анализа информации.

— А предположения есть?

— Разрешите, товарищ генерал — майор, порассуждать вслух.

— Хорошо, рассуждайте, капитан, но строго по делу, о всякой чепухе наверх докладывать я не собираюсь.

— Планировалась очень серьезная операция по перемещению значительных материальных средств для очень нужных в то время нам организаций. Средствами ПГУ не располагало, и государство вряд ли могло выделить средства, были другие задачи. Остается только Компартия — она владела значительными средствами. Так? — подталкивая Сажина к диалогу, мне почудилась зарождающегося тень беспокойства в его глазах после осознания им произнесенной мной мысли прямо ему в лоб.

Я, неспеша и наблюдая за выражением лица и глаз собеседника, продолжил: — Но в переданном мне деле нет ни малейшего упоминания о людях из КПСС. Если партийцы располагали информацией об операции, то может, как раз через них произошла утечка. Мне кажется, что в Германии все произошло не по плану: ни по плану ПГУ, ни по плану злоумышленников. Вмешался кто-то третий, он и завладел ценностями. Да, а расследования по данному факту было?

Я специально произнес слова «материальные средства», «ценности», чему генерал не воспротивился, не стал втюхивать мне липовую мысль о чемодане с документами гитлеровской «Аненербе» и прочую мистическую тему. То есть молча проглотил эти слова, до сего момента не звучавшие. Отлично, можно считать доказанным: ищем ценности, а не что-то иное. Генерал молча проговорился, а я, не задавая вопросов о содержимом кейса, получил важные сведения. Я был собой чрезвычайно горд. Сведения неполные, да, без уточнения — бриллианты, золото, доллары или что-то иное, картины старых мастеров заоблачной стоимости или иконы кисти Рублева, например, но продолжим, потихоньку, мелкими шажками, шаг за шагом Точно, как в песне «Step by step» из нового альбома «Whoosh!» моего любимого Deep Purple!

— Было, — скривившись, ответил Вячеслав Максимович. Ему, видимо не понравился мой очевидный «выход» на партию, — Но в материалах следствия нечего существенного нет.

— Хотелось бы на них взглянуть одним глазком. А также побеседовать с оставшимися в живых участниками этой операции. Это возможно.

— В стране сейчас проживает пятеро, остальные уже умерли. Вам предоставят список и адреса живых. Что касается меня — все в материалах дела, нового ничего не добавлю, крепко мне тогда досталось — еле выжил.

— А случайно доступа к архивам КПСС у вас нет?

— Когда случились демократические преобразования в стране, все кинулись уничтожать архивы партии, там скопилось много компрометирующей демократов информации. Москва — не исключение. Вряд ли, что удастся что-то найти.

— Ну, может, кто-то из бывших партийцев вам известен? Попробовать — то надо, мало ли, случайно где-то завалились или кто хитрый к рукам прибрал для возможного последующего использования, шантажа или еще для чего, — продолжал я вежливо-аккуратно давить и играть на генеральских нервах.

— Надо поискать, хотя сомневаюсь, что кто-то еще жив. Тогда они были не очень молодые, но я попробую навести справки.

— Еще одна просьба. Очень мне бы помогло в расследовании ознакомление с материалами какой-нибудь успешной операции отдела, в котором служил дед. Хочу понять методику подготовки и проведения операции, окунуться в саму атмосферу того нелегкого времени, в умных книгах о профайлерах и серийных убийцах пишут, что этот прием очень помогает.

— В понедельник получите. Это все?

— Да.

— Тогда отдыхайте, а после выходных с новыми силами за работу.

На этом встреча с начальством была завершена. Метод Шопенгауэра в данном случае не помог, но другие методы выведывания, которым меня научили преподаватели во время спецподготовки — да.

— Сергей Архипович, вы не представляете, наш «Внук», сволочь, словно бульдозер прет вперед, сметая все на своем пути, — проявляя беспокойство промолвил Сажин. — Ему, видите ли, недостаточно для работы предоставленных материалов. Он четко определил источник груза, и уверен, что к операции было причастно руководство Компартии. Такое ощущение, что подозревает конкретных людей, но делиться информацией не спешит — и вот это настораживает больше всего остального.

— Вячеслав Максимович, не надо истерить, — успокаивающе сказал Иволгин, — из того, что я услышал в записи, нет ничего указывающего на нашу с вами причастность к операции. — Это всего лишь домыслы молодого капитана. А вот мысль о вмешательстве третьей стороны, имеет право на жизнь. Знать бы кто эта третья сторона! Попробуйте выполнить все просьбы «Внука», пусть покопается, вдруг повезет, и он ухватит ниточку.

— Не ухватил бы он ниточку, ведущую к нам. Кстати, вы слышали, он озвучил мысль о перевозке груза во Францию дипломатической почтой, как я вам тогда предлагал.

— В том случае груз бы определенно попал к палестинцам, и наш план потерпел бы крах, вернее мы его сами бы провалили. А все продумали нормально. Вы с кейсом попадаете во Францию. На ваш автомобиль совершают нападение неустановленные бандиты. Все гибнут, вы получаете легкое ранения — прямо как в «Бриллиантовой руке» — ха-ха-ха-ха, груз похищают неизвестные лица. Но, произошло то, что произошло. Признайтесь наконец-то, вы услугами проституток в Мюнхене часто пользовались?

— Никогда не пользовался. И как попал в заведение фрау Мадлен, ума не приложу. Уснул у себя в номере, а пришел в себя от пощечин «Мутного», я же вам это много раз рассказывал с тех самых пор.

— Да, я это уже слышал и материалы расследования читал и неоднократно.

— Мне нечего добавить. Я очень хотел отработать по нашему плану, но не получилось по независящим от меня причинам. Сергей Архипович, а кто сейчас осуществляет надзор за этим делом помимо вас?

— Во-первых, вы очумели явно — такие вопросы задавать… Рисковый вы человек! Во-вторых, фамилию вам говорить не стану, скажу только, что этот человек принимал участие в загрузке кейса, и имел доступ к большим ценностям партии. Именно он вывез их часть из России, и занимается хранением этих ценностей за рубежом. У него очень хорошие отношения с окружением президента. А еще у его людей очень большие и острые зубы. Ему нас раздавить — раз плюнуть. Собственно, он инициировал нашу с вами работу по розыску пропавшего кейса, хочет его вернуть почему-то именно сейчас, я не посвящен во все детали. Откровенно говоря, я бы с удовольствием не трогал эти дела давно забытых лет. Но наверху думают иначе. Поэтому расслабляться не стоит и требуется все организовать так, чтобы и волки были сыты и овцы — целы. К сожалению, в данной ситуации совершенно точно понятно кто волк и кто овцы. Просит «Внук» информацию, так дайте ему все, пусть работает. Что мы — зря его в СВР тащили? Вон как лихо он разворошил Плесецк, до сих пор идут следственные действия. А с чего все началось? Из простого отсутствия апельсинов.

— Вдруг мы дадим «Внуку» точку опоры, оттолкнувшись от которой он выстроит истинную картину планируемых событий, тогда у нас шансов остаться живыми не будет.

— Или мы «Внуку» поможем исчезнуть, мы идем на шаг впереди него и определяем курс нашего корабля. Его дело — хорошо исполнить возложенную на него роль, выбор же его роли — не его ума дело, а нашего.

— Я бы его уже сегодня отправил куда подальше, он становится опасным.

— Отработает информацию, тогда и подумаем, что с «Внуком» делать. Если он такой страшный-ужасный, то нечего было привлекать к операции. Вы производили его первичную проверку, вы предложили использование этого финансиста, вы его принимали на службу, учили-готовили, теперь руководите им и направляете в нужную нам сторону. Я здесь причем? И не я тогда по проституткам шлялся под кайфом. Вам в первую очередь и отвечать перед… перед волком. А уж он быстро объяснит вам, для чего у него такие большие зубы, Красная Шапочка…га-га-га-га…ккх…кх. Тьфу, чуть сам не подавился. А вами и не подавится, ясно! Пока до меня очередь дойдет — он и насытится, вон вы какой аппетитный. Но не будем о печальном, настраиваемся на благополучный исход дела, по крайней мере…для меня… ха-ха-ха…Идите уже, работайте…

Миловидная девушка — администратор отеля, сняла трубку телефона и позвонила в номер в 715.

— Фрау Вольф, — ровным голосом произнесла девушка, — я прошу прощения за беспокойство, к вам в гости пришел молодой человек, назвавшийся Клаусом Фишером. — Его проводить к вам? Я поняла, — после короткой паузы сказала администратор.

Затем она перевела взгляд на молодого и высокого мужчину.

— Вас сейчас проводят, — улыбнулась посетителю администратор, — фрау Вольф вас примет.

— Здравствуйте, фрау Вольф, — произнес по-немецки молодой человек, когда за сотрудником гостиницы закрылась дверь номера.

— Здравствуй, Ванечка, — ответила женщина на отличном русском языке, не сводя глаз с посетителя. — Я так рада тебя видеть! Как ты меня разыскал?

— Это было несложно. На выставке сложного металлорежущего оборудования, вы одна свободно владеете многими языками Европы. Я когда увидел вас здесь, то не отводил взгляд. Я как будто вновь вернулся в далекое детство. Снова мне смотрит в глаза и снова со мной говорит моя Мама. Прошло двадцать лет, но у меня перед глазами стоит лицо красивой женщины, назвавшейся моей Мамой. Я на всю жизнь запомнил черты ее лица, улыбку и выражение глаз. Годы не властны над вами. Да, появилось серебро в ваших волосах, да, возникли маленькие морщинки в уголках глаз. Но вы остались такой же, красивой и неповторимой, как и много лет назад. Прошедшие годы и невзгоды не смогли стереть ваш образ из моей памяти.

— Тебе не навредит общение со мной?

— Я вполне официально присутствую на выставке, здесь я выполняю определенную работу.

— Ты, наверное, сильно обижен на меня?

— В детстве обижался, а сейчас хочу понять, почему все сложилось так. У меня все эти двадцать лет перед глазами стоит образ, той молодой и красивой женщины, назвавшейся моей матерью. Вы действительно моя мать?

— Да, Ванечка, перед тобой в кресле сидит твоя бестолковая мать, Софи Вольф — урождённая София Станиславовна Головко. Ты не голоден? Может заказать в номер ужин?

— Если вы хотите отужинать, то ради Бога, но я уже посетил кафе неподалеку.

— Ладно, ужин не главное, подождет. Нам надо просто поговорить. Учти, разговор будет длинным, я к нему готовилась много лет. Очень боялась нашей встречи, думала, ты накинешься на меня с обвинениями и упреками.

— Прежде чем обвинять, нужно понять, что или кто заставил вас отдать своего ребенка в специальный детдом.

— Давай, я расскажу все, а потом ты сделаешь выводы. Чтобы ты ни сказал потом, я разделю твое мнение.

Итак, я родилась в семье графа Головко Станислава Владимировича в 1904 году всего на десять минут позже своего брата-близнеца Степана в Екатеринославской губернии в родовой усадьбе Шпреньгринштадт. Наша мама, родив нас, буквально через несколько минут умерла, у нее было очень слабое и больное сердце. Отец не видел момента нашего появления на свет, так как воевал с японцами на Дальнем Востоке, он у нас был артиллеристом в то время. С первых минут жизни опеку над нами взяли дедушка — Головко Владимир Михайлович и бабушка — Головко Варвара Николаевна. Они дали нам с братом имена основателей нашего графского рода.

После войны отец вернулся в усадьбу, но ненадолго, уехал учиться в Академии. Затем снова учился. Он не видел наших со Степаном первых шагов, не слышал наши первые слова, но нас дедушка и бабушка научили слову — папа. Когда он появлялся дома, то мы с братом его не выпускали из своих цепких детских рук ни на минуту. Правда, минуты такого счастья были короткими, отец снова уезжал по делам. Естественно я это помнить не могу, говорю со слов деда и бабушки.

А потом мы покинули Россию, уехали в Швейцарию. Значительно позже я узнала о причинах. Семье угрожала смертельная опасность, революционеры отцу, да и всей семье вынесли смертный приговор. Причина: папа, в случайной стычке, зарубил одного из лидеров будущих коммунистов.

В замке Тарасп мы жили спокойно и весело. У нас наконец-то появилась мама — Анна, брат Станислав, а спустя некоторое время, сестра Лидия. Казалось, вот оно счастье, вся семье в сборе, но вновь отец вынужден был уехать. Иногда он пропадал на целый год, иногда на меньший срок. На него мы не обижались, с нами были мама и дедушка с бабушкой. Когда подросли, нам наняли лучших учителей Швейцарии, мы постигали науки с легкостью. Мне неплохо давались языки, а Степану арифметика. Чуть позже, свои знания мы передавали младшим детям. Как говорила мама, обучая Стаса и Лидию, мы закрепляли свои знания.

В конце 1915 года домой возвратился отец, израненный и очень уставший. Он Ванечка, как оказалось, долгое время состоял на секретной государевой службе — никогда подробностями не делился, поэтому и тебе ничего о его службе рассказать не могу. Где он бывал, чем занимался — мне не известно. Тебе, наверное, будут интересны все подробности о жизни деда, но я многого просто не знаю. В семье об этом никогда не говорили. Его появлению в замке обрадовались все без исключения, особенно, мы, дети. Папа дарил нам любовь и ласку, которые он копил многие годы и не мог по ряду причин отдать нам.

Поправив здоровье, отец занялся созданием нормальной материальной базы семьи. Граф Головко был далеко не беден, на счетах в Центральном банке Швейцарии и в банках других стран имелись миллионные счета. Можно было не морочить себе голову, а просто пользоваться средствами. Но не таков Станислав Владимирович, он всегда старался сделать положение семьи наиболее прочным, думал на перспективу.

Отец в Цюрихе и Берне приобрел несколько автомобильных мастерских, в которых вначале ремонтировали автомобили, а затем занялись сборкой и доводкой до совершенства новых транспортных средств. Имея хорошие связи в Германии и во Франции, отец приобрел акции автомобильных заводов «Даймлер и Бенц», «Рено» и «Пежо». В 1916 году в нашей семье появились старшие братья Всеволод и Владислав Тальгрен, дети старшей сестры отца, чудом избежавшие гибели в Севастополе во время революции. Их отца, капитана первого ранга Александра Тальгрена, революционные матросы расстреляли. Тетя Анна приехала к нам больной, доктор обнаружил у нее запущенную форму туберкулеза. Спасти ее не удалось. Отец усыновил мальчиков.

После окончания гимназии я поступила в Цюрихский университет на филологический факультет. Кстати, Степан тоже там учился, только на технологическом факультете. Наши старшие братья учились в Берлине, Всеволод осваивал специальность металлурга, а Владислав — авиадвигателестроителя. О студенческой жизни у меня только приятные воспоминания. Еще бы, молодость и беззаботность, солидная материальная помощь со стороны родителей. Чего еще желать!? В университете я встретила свою первую любовь. Молодой, кареглазый, черноволосый и очень обаятельный болгарин Константин Константинов вскружил мне голову. Если бы я знала, к чему это приведет, то держалась бы от него подальше. Но в то время сегодняшней мудрости у меня не было. Константин увлек меня в модное молодежное движение — Коммунистический интернационал молодежи. Все молодые люди в некоторой степени максималисты, вот и мы с Константином хотели участвовать в создании общества равенства и справедливости. На просторах Европы было единственное место, где была возможность реализовать свои планы, это Советский Союз. На очередном европейском конгрессе Коммунистического союза молодежи Константину удалось выбить для нас путевки в СССР.

Когда я сообщила родным о своих намерениях, то отец срочно созвал всю семью на расширенный совет. Всеволод и Владислав не приехали, стажировались на предприятиях США. Все, без исключения отговаривали меня от опрометчивого решения, но я никого не слышала, видела только лицо Константина и светлое будущее, сформированное в моих мыслях. В итоге семья решила отпустить меня в СССР. Отец открыл мне счет в банке «Аншталь-кредит» в Вене, предлагал использовать средства по своему усмотрению. На прощание отец сказал, что все будут рады моему возвращению.

С первых дней пребывания в СССР я испытала настоящий шок, в основном на бытовом уровне. Нам с Константином выделили комнатку в деревянном бараке на окраине Москвы. Ни тебе ванной, ни теплого туалета, нужно было посещать деревянное строение во дворе. Мылись в комнате, используя небольшую металлическую миску и кофейник. Хорошо, что я умолчала о своем истинном происхождении, не сказала, что прихожусь дочерью графу, а то бы дала Константину повод посмеяться надо мной. Константин, правда, не проявлял интереса к моим родственникам, он был выше этого.

Меня вначале определили переводчиком в издательство «Мысль», а Константина — в газету «Труд», помощником корреспондента. В 1925 году мы вступили с Константином в брак по местным законам, но я оставила себе прежнюю фамилию. В следующем году родился ты, Ванечка. С первого месяца беременности Константин как бы сторонился меня. Сильнейший токсикоз выворачивал меня наизнанку. Когда мой живот, образно говоря, доставал до носа, я узнала, что Константин решил оставить меня, у него появилась «пламенная соратница» из газеты. С ней он мне изменял практически с первых дней пребывания в СССР.

Бытовая неустроенность, отсутствие средств на твое содержание и предательство, казалось близкого человека, привело к спонтанному решению. Я отдала тебя в дом «пролетарского ребенка», где воспитывались дети партийных и советских работников, потому что родители были очень заняты строительством нового государства.

На прежнее место работы я не вернулась. Мой бывший начальник, спасибо ему, пристроил меня переводчиком в народный комиссариат по иностранным делам. Хороший паек и достойная заработная плата позволяли мне хоть как-то заботиться о тебе, передавать продукты и детские вещи.

Работы в комиссариате было много. Два года назад покатилась «волна признаний» СССР. С Великобританией, Францией, Австрией, Италией, Швецией и другими странами, срочным порядком устанавливались дипломатические отношения. Объем моих переводов рос, словно на дрожжах, я иногда не выходила из кабинета сутками. Думаешь, кого-то интересовало, кушала ли я, спала ли — нет. Нужно было выполнять работу, сколько бы ее не навалили. В этой жуткой обстановке я отработала два года, а потом улыбнулась удача, меня стали привлекать для синхронных переводов на встречах наших дипломатов с иностранцами. Затем пошли поездки за рубеж. Попав в Вену, я смогла воспользоваться небольшой суммой средств на моем счете. Накупила тебе разной одежды и игрушек. Много не покупала, могли возникнуть вопросы, откуда у переводчицы появились деньги. И так недремлющее око ОГПУ СССР, постоянно за сотрудниками комиссариата следило, выискивая контрреволюционеров, шпионов и простых граждан, чуждых советской власти. Я относилась к категории чуждых элементов. Родилась не там, и не имела отношения к местному пролетариату.

Когда тебе исполнилось пять лет, ваш детдом перевезли в Можайск. Там были созданы нормальные условия для жизни и учебы, но видеться с тобой регулярно я уже не смогла. Отлучаться, без разрешения помощника посла было категорически запрещено. Спустя полгода, шефство над детским домом взяло ОГПУ СССР. Посещение осуществлялось только по специальным пропускам, которые выдавались на Лубянке. Если честно, я испугалась за тебя, и за пропуском не пошла.

В терзаниях я провела пять лет. Знал бы ты, сколько слез я пролила, осознавая, что ничего не могу изменить. Выкрасть тебя, и сбежать за рубеж было самоубийством. Лишь один раз осмелилась приехать в Можайск, понаблюдать за тобой издалека.

В 1936 году мне коллеги сообщили, что Константинова арестовали. Зная его подлую натуру, я, наплевав на все предосторожности, поехала в детский дом. Благо к тому моменту, месяц как отменили пропуска. Выходит, ты этот день запомнил.

— Не только день, но и вкус шоколадных конфет, — с грустью произнес молодой человек. — Я рубашку и брюки заносил до дыр, ведь их мне подарила мама. Все обитатели детского дома хотели иметь родителей, и я не был исключением. Но не каждому повезло в этом. Я был счастлив, что у меня есть мама, и она очень красивая.

— Ванечка, мой внешний облик не моя заслуга. Твой дед и твоя бабушка к этому больше причастны. Ты, кстати, очень похож на деда — графа Головко.

— Мама, а что потом произошло?

— За мной пришли в декабре. Взяли прямо в рабочем кабинете. Константинов, на одном из допросов, вспомнил мою фамилию, причислив к группе шпионов. Обидно, но я к шпионажу никакого отношения не имела, даже примерно не представляла, как это нужно делать. Затем было следствие. Правда, какое там следствие!? Пару раз допросил следователь, обвинили по статье 58-6. Тройка приговорила к пятнадцати годам лагерей в местах с суровым климатом.

На очередной пересылке мы переправлялись через небольшую реку, название ее вылетело из головы. Внезапно лед под санями провалился, и мы ухнули в ледяную воду. Хочу сказать, что пребывание в тюрьме, совсем отбило у меня желание дальше жить. Но когда течением меня утянуло под лед, желание жить внезапно проснулось. Не могу объяснить, как, но меня вынесло далеко вниз по течению к небольшой незамерзшей ледяной майне, удивляюсь, как мне воздуха хватило. Намокшая одежда тянула на дно, да еще течение норовило утянуть меня снова под лед. Из последних сил и с большим трудом выбралась на твердый лед. Несмотря на сгущающиеся сумерки, я опасалась, что меня будут искать, поэтому поднялась на ноги, и не разбирая дороги, пошла в лес.

Холод постепенно заключал меня в свои ледяные объятия, в прямом и в переносном смысле. Пребывание в тюрьме и скитание по пересыльным лагерям сил не прибавило. Превратившаяся в ледяной панцирь одежда гнула меня к земле. Не знаю, сколько я прошла, но случайно уткнулась головой в дверь избушки. Лицо пожилой женщины, последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание.

Пришла в себя спустя три дня, так мне сказала женщина на плохом русском языке. Еще неделю меня мучила простуда, женщина за мной ухаживала, отпаивала отварами из трав. Затем две недели гостила в избушке приветливой женщины, она оказалась буряткой по национальности, с труднопроизносимым именем. Для простоты общения, я ее называла бабушкой Клавдией. Потом начался долгий, двухмесячный путь возвращения домой. Кочуя с разными семьями северных народов, на оленьих и собачьих упряжках добралась до границы с Финляндией, проходящей за полярным кругом. Переходить границу было опасно, советские пограничники открывали стрельбу без предупреждения. Мне повезло, накануне перехода разыгралась метель, видимость упала, и я благополучно покинула территорию СССР.

Из городка Оулу отправила телеграмму отцу, и через десять дней была в замке. Не знаю, во что вылилась отцу моя эвакуация из Финляндии, но я ему безгранично благодарна за это. Я вновь оказалась в окружении родных и близких, они окружили меня любовью и заботой. Отправили лечиться на термальные источники в Альпах.

О тебе я рассказала отцу и маме. Отец занялся твоими поисками, и намеревался лично отправиться в СССР, готовил документы. В начале 1938 года отец получил сведения, что твой детдом НКВД расформировали, и следы воспитанников утеряны.

— Так и было, — подтвердил молодой человек. — В январе рано утром на территорию детдома заехали крытые брезентом грузовые автомобили в сопровождении сотрудников в форме НКВД. Нам дали час на сборы. По детдому прошел слух, что нашего директора арестовали, а всех нас причислили к врагам народа. Позже выяснилось, что директор действительно арестован, а нас просто перевезут в другое место. В нашем детдоме планировали открыть дом отдыха для членов ВКП(б). Новое место для нас нашлось вблизи Саратова, и снова под крылом НКВД.

— Предпринятые позже попытки найти тебя, тоже оказались безрезультатными, в стране свирепствовали репрессии. Люди боялись всего и каждого, а общаться с иностранцами тем более. Ванечка, ты все время сталкивался с НКВД?

— Нет, сотрудники НКВД оказывали шефскую помощь и занимались нашим идеологическим воспитанием. Надо сказать, преуспели в этом.

— А как ты жил все это время?

— Как все воспитанники. Не голодал, не ходил голым и босым, но и лишнего у меня ничего не было. Школу окончил, когда уже шла война. Работал токарем. Потом воевал, громил фашистов. Был ранен. Встретил хорошую девушку, поженились.

— Так я уже бабушка?

— Наша дочка прожила очень мало, умерла в младенчестве.

— Извини. Я тоже после возвращения и лечения больше не смогла иметь детей, по этой причине развелась со вторым мужем и больше ни с кем не решилась связать судьбу. Да, и когда все выяснилось с моим здоровьем, шла Вторая мировая война. Она, к сожалению, не обошла стороной нашу семью. Всеволод погиб в Испании, сражаясь в рядах интернациональной бригады. Владислав сгорел в самолете, защищая небо Франции. Стас дрался в рядах французских «маки», получил тяжелое ранение в грудь, еле выходили. Отец и Степан не воевали, они спасали бежавших из плена в Швейцарию русских солдат и офицеров. Всего я не знаю, но через какие-то подставные компании, отец отправлял людей в СССР кружным путем через Иран. У нас в замке в одно время находилось на лечении двадцать девять русских солдат. Мама, я и Лидия, на некоторое время переквалифицировались в сестер милосердия. Один раз немцы, чувствовавшие себя в Швейцарии как дома, попытались, напасть на замок, но получили достойный отпор. Арсенал, созданный в замке моим дедом, всегда содержался в образцовом порядке и в исправном состоянии. Жандармы целый день собирали трупы возле стен Тараспа. Замок, за весь период своего существования, ни разу не был взят противником, и в тот раз удалось доказать его неприступность.

Заговорила я тебя совсем. Ванечка, расскажи лучше о себе. Хотя, постой, Иван Константинов и Клаус Фишер, один и тот же человек. Ты не назвался своим именем, значит, тебе есть, что скрывать. Ванечка, ты шпион? — сказала фрау Вольф, невольно прикрыв рот ладошкой.

— Ну, зачем так категорично заявлять?

— Разве я не права? Тебя с детства воспитывал НКВД, он и дал тебе специальность в руки, к иному выводу я прийти не могу.

— Давай оставим эту тему. А где мой отец? И почему я ношу его фамилию, а не твою?

— Слава Богу, — фрау Вольф перекрестилась, — этот скот давно сдох у расстрельной стенки. — Поверь, Ванечка, я имею все основания так его называть. Он плодотворно «потрудился» на допросах. По его информации расстреляны и развеяны в лагерную пыль, не менее трех десятков, ни в чем не повинных людей. Пока сидела, в тюрьме была налажена работа внутренней почты. Добрые люди много сообщили нелестного об этом слизняке. А фамилию Константинов тебе записала умышленно, в России она довольно распространена, правда сейчас об этом сожалею. После войны направляли несколько запросов в отношении тебя. Находили кого угодно, но о тебе ни единой весточки. Честно сказать, я уже и не надеялась встретить тебя живым.

— Как видишь, выжил.

— Прости меня Ванечка, за все прости.

— Да я уже в душе давно тебя простил. А когда увидел на выставке, захотелось просто поговорить, узнать, почему я при живой матери рос сиротой.

— Теперь понял?

— Давно понял, сегодня просто убедился. Ты пыталась строить новую страну, а твоего ребенка воспитывали чужие люди. Нет, я тебя не осуждаю, в то время, да и сейчас многие приносят в жертву свои семьи ради великой идеи. Для себя сделал вывод, если хочешь хорошо служить стране, оставайся холостым и не привязывайся к кому-либо.

— Жить одному тяжело и сложно, человек должен жить в обществе себе подобных. От одиночества можно с ума сойти. Вот ты в СССР один, нет рядом никого из близких, кровных родственников. А в замке Тарасп они живут, и с радостью встретят своего родственника, тем более твой дед, на которого ты очень похож, еще при здоровье. Поехали в Швейцарию.

— Спасибо, но в другой раз. Не думай, что я отказываюсь от тебя, честно не могу.

— Значит, все же ты, Ванечка, шпион.

— Мама я обещаю, что побываю у тебя в гостях вместе с женой, но только не в этот раз.

— Когда тебя ждать?

— Я не знаю. Выпадет очередная командировка, тогда и приеду.

— Вот возьми, — фрау Вольф протянула молодому человеку визитку, — здесь указаны все телефоны, по которым сможешь меня найти.

— Спасибо. Извини за беспокойство, но я вынужден уйти.

— Ванечка, я о тебе расскажу всем нашим родственникам. Пусть твой дед порадуется, узнав, что его внук выжил.

Молодой человек давно покинул номер, а с глаз фрау Вольф, безостановочно текли слезы.

Наше время. Можайск, дача Говоркова.

— Извини, Влад, что вновь увожу тебя от Москвы за тридевять земель, — улыбался Николай Васильевич, разливая чай по чашкам, — но здесь я уверен, что у стен нет любопытных ушей.

— Надеюсь, здесь и любопытных глаз поменьше.

— С этим я соглашусь полностью. Ты пей чай, а то остынет. Я тем временем поведаю о своих изысканиях.

Покопавшись качественно в архиве твоего деда, я наткнулся на любопытный документ, вот возьми, посмотри.

Взял и смотрю, какие-то бессвязные фразы, много слов написано по-немецки, по-английски, прочесть невозможно.

— Николай Васильевич, эти письмена, больше похожи на бред умалишенного человека, — сказал я, возвращая листок Говоркову.

— Я аналогично подумал, впервые на него взглянув. Потом включил мозги. Твой дед никогда не общался, и не имел отношений с разного рода придурками и помешанными, и бесцельно этот лист бумаги он бы не хранил. Значит, в нем изложено что-то очень важное. Я утащил его домой, решив на досуге с ним разобраться. Разобраться помог случай.

У меня заместителем по инженерно-технической части трудится бывший начальник восьмого отдела УКГБ по Москве и Московской области Савинский Сергей Тихонович. Чтобы тебе было понятным, восьмой отдел занимался шифрованием. Так вот на одном из совещаний, вместо того, чтобы слушать, Сергей Тихонович, что-то чертил и писал на бумаге с задумчивым видом. Все ушли, в том числе и Савинский, а лист на столе остался. Полюбопытствовал, чем занимался мой подчиненный. Знаешь, чуть пятой точкой стул не развалил от удивления. На листике была написана и нарисована такая же белиберда, как и на листке из архива твоего деда. Короче, это специальный способ кодирования информации, он применялся еще в начале двадцатого века, и о его существовании многие забыли, в отличие от Сергея Тихоновича. Он научил меня им пользоваться, и мне удалось прочитать документ. Он изложен примерно так.

«Меня инструктировал Иволгин. Я должен доставить кейс в Страсбург, а потом в Париж. Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина. За это мне обещали деньги. Я не знаю, как попал в публичный дом. Кто на нас напал, я не видел, спал. Спросите Иволгина, он все знает.»

— Странный какой-то текст, — еще раз перечитав, сказал я.

— Согласен, странный. Человек отвечает подобно роботу, или находится под воздействием препарата.

— Если предположить, что автором слов является Сажин, то все выстраивается в логическую цепочку. И говорит он под действием наркотиков, которыми его кто-то накачал. Опрашивает Сажина дед, не зря же он шифровал его высказывание таким сложным образом.

— Тогда удиви меня, Влад, своими умозаключениями.

— Хочу сразу сказать, что услышанное вами — это мое предположение, документально оно не подтверждено.

КПСС хочет помочь арабским террористам в борьбе с Израилем. Обычно помогают оружием, продовольствием и амуницией. Тащить перечисленное через несколько границ сложно и хлопотно. Проще дать денег, чтобы необходимое вооружение и продовольствие «соратники» могли купить на месте. И надо дать денег много, чтобы «друзья» ни в чем себе не отказывали. Где-то в недрах ЦК КПСС такое решение рождается. Кстати, вы называли фамилию одного из секретарей ЦК, но этот уважаемый старикан, наверное, ничего нам не поведает. Ответственное лицо из ЦК загружает в кейс передаваемые ценности, их характер и объем мне неизвестны, но полагаю, что-то очень ценное. Мой дед, возглавляя отдел, занимается разработкой плана по безопасному перемещению ценностей во Францию. Подбираются надежные сотрудники во все группы, проводится их предварительная проверка и инструктаж. Все отправляются на исходные позиции. Мне не давала покоя связка Сажин-Иволгин. Прочтенный у вас текст помог мне все понять. Эти два деятеля, видя, что государство разваливается, партия теряет ведущие позиции, затеяли свою игру, проще говоря, решили украсть кейс с ценностями. Помните фразу — «Недалеко от Страсбурга, у меня должны забрать кейс люди Иволгина». Полагаю, никаких денег Сажин бы не получил, в лучшем случае пулю в лоб. Лишние свидетели Иволгину не нужны. Он бы и остальных участников операции прикончил, не своими руками, естественно. Все шло строго по плану до Мюнхена. Там случилась какая-то накладка. Возможно сотрудник ЦК, загружавший кейс, заподозрил Иволгина в намерениях присвоения ценностей, сообщил кому-то. И этот кто-то, сработал очень чисто, никаких улик не оставил и ценности похитил. Почти тридцать лет Сажин их пытается найти, Иволгин его подгоняет. Не зря же депутат Государственной Думы через день появляется в нашем здании, я осторожно наводил справки.

— Молодец, все разложил по полочкам. Я тоже пришел к подобным выводам. А помогла мне в этом беседа с «коммунистическим профессором», как ты его называешь. Профессор рассказал мне, что в 1989 году в отдел хранения материальных ценностей и взносов, приняли молодого сотрудника — Радионова Петра Львовича. В ЦК поговаривали, что Радионов, приходится родственником Романову, Члену Политбюро ЦК КПСС. Правда или нет, не знаю, но профессор подчеркнул, что с момента прихода в ЦК Радионов поддерживал отношения с Иволгиным Сергеем Архиповичем, несмотря на разницу в возрасте. Основой для товарищеских отношений был футбол, а конкретней — они болели за команду «Спартак» (Москва).

Я поинтересовался Радионовым. Оказалось, что после развала Союза он пристроился на работу в «Газпром». Пятнадцать лет проработал в Германии в представительстве «Газпрома», занял кресло заместителя начальника финансового отдела. Потом вернулся в Россию. Зарегистрировал небольшое предприятие, занимающееся добычей «белого камня» в Домодедовском карьере. Предприятие приносит ему стабильный и неплохой доход, так как «белый камень» востребован при возведении особняков местной элиты, а также в строительстве культовых сооружений православной церкви по древним технологиям. Женой и детьми не обзавелся.

— Поговорить бы с этим Радионовым.

— Пока это невозможно. Нет у меня нормальных выходов на него. Но это еще не все. По чистой случайности у профессора, непонятно каким образом, скорей всего при уничтожении каких-то архивов выбросили — оказались на хранении книги учета лиц, пересекавших западную границу СССР, и вылетевших из международного аэропорта «Шереметьево», в период с ноября 1990 года по март 1991 года. В них имеются полные данные по передвижению дипломатов, партийных работников и работников промышленности. Известный тебе Иволгин летал во Францию в декабре 1990 года. У меня все фотографии этих журналов сохранены, я переброшу их тебе на телефон, на досуге посмотришь.

— А фамилия деда в списках значится?

— В точку. Есть такая запись. Летел он в Мюнхен с пересадкой в Вене 09 января 1991 года.

— Другие, знакомые нам фамилии не попадались?

— Я не очень тщательно изучал списки, у тебя есть время, вот ты их и просматривай. И теперь фотоколлаж тебе на закуску.

Николай Васильевич разложил на столе три фотографии мужчин возрастом около пятидесяти лет. По очереди я их брал в руки. Одеты мужчины в разные по моделям костюмы, фон для съемок тоже разный. Манера держаться перед фотокамерой тоже отличается. Но, что-то общее в их облике присутствовало. Особенно долго я рассматривал фото мужчины, на котором, как мне казалось, снят мой дед.

— Налюбовался? — спросил Говорков.

— Посмотрел.

— И что?

— Полагаю, снят один и тот же человек, но в разные периоды жизни, с интервалом в несколько лет.

— Никого не узнал на снимках?

— Вот на этом, — я поднял, фото, на котором предположительно снят дед, — мужчина похож на моего деда.

— А теперь слушай, — Говорков разложил фотографии в прежнем порядке. — Слева направо: первый — граф Головко Станислав Владимирович, второй — граф Головко Степан Станиславович, третий — Головко Иван Константинович. Теперь понял?

— Понял, что все носят одинаковую фамилию.

— Погоди, сейчас ты вообще в осадок выпадешь, — улыбнулся Николай Васильевич, начав раскладывать под прежними фото, снимки людей в молодом возрасте. Последней на стол легла моя фотография.

— Сейчас прозрение не наступило? — все также с улыбкой поинтересовался Говорков.

— Между всеми есть определенное сходство.

— Правильно. Прежде чем тебе показать фотографии, я побывал у своего знакомого, он был в нашей службе хорошим физиономистом. Внимательно осмотрев фото, знакомый высказал мнение, что все эти люди между собой родственники. Затем он провел при мне сличение снимков, используя хитрую компьютерную программу. Совпадения восемьдесят процентов, что, по словам знакомого, подтверждает его первоначальное мнение.

— Вы хотите сказать, что графья доводятся нам родственниками?

— Это сказал ты. Но, и я не буду отрицать очевидного факта.

— Ну, блин, мне только этого не хватало! Тут дело висит камнем на шее, не знаю, как его распутать, а вы подкидываете новую задачу с неизвестными. Давайте, лучше проработаем направление Радионова, а потом буду заниматься изучением родословной.

— Спорить не буду. Попробую подвести к нему своих людей.

— Вот и договорились.

К вечеру субботы Говорков меня доставил обратно в Москву. К моему появлению Маргарита успела приготовить отбивные из говядины, салат из брокколи и обжарила кубиками картофель в панировочных сухарях. Нормальная и питательная пища. Я был доволен. Пригрев временно в своей квартире Маргариту, я обзавелся домработницей, прачкой, кухаркой и страстной наложницей в одном лице. Пока меня все устраивало. Девушка не лезла в мои дела, не переходила грань дозволенного, постоянно информировала о заданиях Сажина.

Когда разберусь окончательно с порученным делом, посмотрю, как поступить с Марго, оставлять ее у себя надолго желания не испытываю. Человек, единожды предавший, морально готов к предательству повторно.

Конечно, в ее отсутствие я проверял всю квартиру на возможную установку всякой техники — с нее, Маргариты, станется… Кто знает, вдруг-таки, желая выслужиться, запустила специалистов Сажина в квартиру, пока я на службе. Дополнительно установил несколько камер скрытого наблюдения, и знал каждый шаг Марго. Один раз зафиксировал приход на мою квартиру специалистов из оперативно-технического управления. Но Марго впустить их не могла, я уходя, включал хитрую систему замков. Если попытаться вскрыть замок специальным приспособлением, то внутренности замка, его секретная часть перестаивается, создавая новую комбинацию. Ковыряться в замке можно бесконечно, но быстро вскрыть не получится. Мой ключ являлся мастер-ключом, и был единственным. Даже если его похитить, и сделать дубликат, то повторить маленькую электронную приблуду не получится, а без нее замок не опознает дубликат. Но все пока чисто, Марго меня не разочаровала.

В понедельник Сажин передал мне очередную папку с документами. На сей раз это были бумаги из архива Компартии. Естественно, в них ничего существенного я не нашел. Так, получил общее представление о способах оказании помощи родственным партиям в странах Азии и Африки. Ни одной фамилии, ни одной должности в аналитических справках не упоминалось. Скорей всего, Сажин решил просто завалить меня ненужным материалом, имитируя оказание всесторонней помощи.

Дома, уединившись в кабинете, я внимательно изучил фотографии списков переданных Говорковым. Нашел данные о поездке Иволгина, он возвратился в Москву до наступления 1991 года. А вот некая Веригина Анастасия Григорьевна, технический специалист отдела имущества ЦК выезжала в Мюнхен 30 декабря 1990 года, и возвратилась в Москву 10 января 1991 года. Не знаю почему, но мне сразу бросилась в глаза эта фамилия. Собственно, что она могла делать в Мюнхене? В этом регионе Компартия СССР не имела устойчивых позиций, и естественно, там имущества партии отродясь не водилось. Обычно граждане СССР попадали под пристальное внимание немецких спецслужб, обоснованно подозревавших всех в работе на КГБ. Ни для кого не секрет, что всем выезжающим работники КГБ проводили вдумчивый инструктаж, также вдумчиво опрашивали по возвращении.

Начал лихорадочно вспоминать все беседы с отцом и Говорковым, и чуть не подпрыгнул на месте. Отец упоминал о тайнике в пригороде Белгорода, он говорил, что там добротный каменный дом. Интересно он сохранился?

На следующий день, в удобное для отца время позвонил ему, и после короткого разговора получил адрес.

Предупредив начальство, что исчезну на несколько дней по делу, отправился в Белгород. Да, нелегко было найти нужный адрес. Отец говорил, что дом расположен в пригороде, а оказалось, что на этом месте за прошедшие годы вырос настоящий поселок. К счастью, дом сохранился, и пожилые приветливые люди отдали мне все бумаги, которые они нашли в ходе ремонта. Большие картонные коробки, в количестве трех штук, еле затолкал в свой многострадальный «Фольксваген».

В Москву вернулся вечером в пятницу. Квартира была пустой. Я отправлял Маргариту к себе в Тушино, когда куда-то надолго уезжал, ну, не доверял я ей, что поделаешь. Не нужны мне в квартире чужие «жучки», со своими бы управиться. Поскольку мне никто не мешал, а впереди выходные, я, поужинав, занялся разбором коробок.

Чего там только не было! Подшивки старых газет, журналы на автомобильную тематику на немецком и английском языке, проспекты строительных фирм 70–80 —х годов, несколько альбомов с фотографиями деда и бабушки. Если не считать фотографии, все остальное ненужный хлам, ведь ни на одном журнале или проспекте я не обнаружил никаких записей, значит, они были нужны для создания какого-то общего антуража. А вот «сладкое» мне попалось на самом дне и, по закону подлости, в последнем ящике. В сером, невзрачном конверте лежал паспорт гражданки СССР, выданный 15 января 1976 года на имя Веригиной Анастасии Григорьевны с фотографией моей бабушки. Вот это находка! Всем находкам находка! Не зря мое внимание привлекла эта фамилия, ох, не зря. Еще раз внимательно посмотрел и полистал паспорт. А бабушка была прописана в Москве, и что удивительно, по моему теперешнему адресу. Все становится страньше и страньше, как сказала бы героиня одного мультика из моего детства.

Ненужную макулатуру сложил в ящики и перетащил на лоджию, пусть постоят, я к ним обязательно вернусь, переберу по листику, вдруг найду что-то интересное.

Чтобы отвлечься, зашел в кабинет, и непроизвольно посмотрелся в зеркало. О, вспомнил — я собирался выяснить, кому это зеркало принадлежало ранее, ведь герб просматривается хорошо. Сфотографировал его на смартфон.

Я уже третий час терзаю интернет в поисках хозяев герба, и пока успеха не добился. Как-то неправильно организованы геральдические сайты. Чтобы найти нужный род, обязательно подробно опишите детали и элементы герба. Тогда по этим критериям будет произведен поиск и через несколько дней на почту пришлют результат, и не бесплатно. Ближе к трем часам ночи я нашел российский дворянский сайт, и сразу же нашел владельца интересующего меня герба.

Графский титул генерал-фельдмаршалу Головко Степану Ивановичу был пожалован императором Александром І, за успехи в борьбе с неприятелем в Отечественную войну 1812 года.

Да, час от часу не легче. То Говорков своими изысканиями шокирует, то я сам, в своей квартире, нахожу вещь, принадлежавшую ранее графскому роду.

Забил в поисковике браузера — граф Головко Степан Иванович.

Посмотрел первую ссылку. Да, здесь настоящее генеалогическое древо рода присутствует с указанием всех ветвей и отростков. Что интересно, род развивался по основной ветви, через старшего сына Степана Ивановича — Константина.

Ладно, пока опущу все хитросплетения рода, кто кому и за кого вышел замуж, или на ком женился, посмотрю тех, кого назвал Говорков.

Граф Головко Станислав Владимирович, умер в 1977 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Степан Станиславович, умер в 1995 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Михаил Степанович, умер в 2016 году, похоронен в родовом замке Тарасп.

Граф Головко Владимир Михайлович, проживает в Швейцарии, замок Тарасп.

Граф Головко Константин Владимирович, проживает в Австрии.

Потом шел перечень того, чем владеет семья графа. Акции ведущих автомобильных гигантов Европы и Азии, лечебные учреждения, предприятия добывающей промышленности, в том числе имущество в Эмиратах, Саудовской Аравии, и прочее, прочее. В общем, перечисление основного имущества заняло целую страницу.

Ради интереса стал рассматривать цветную фотографию Константина Владимировича. Он почти одного со мной возраста. О росте судить сложно, по фотографии не определишь. Примерно одной со мной комплекции. Глаза серые, волосы русые, но прическа другая. Похожесть у нас имеется. Может, действительно прав Говорков, и мы родственники? Стоп, так вот же она разгадка этой головоломки! Ну-ка, ну-ка, пока не потерял мысль.

Допустим мой дед, каким-то образом узнает, что граф Головко доводится ему родственником. Он никого не посвящает в эту тайну, за исключением бабушки, ведь вместе многое пережили. Появляется на свет мой отец, но ему дед тоже не открывает тайну, но когда приближаются тяжелые времена, начинает каким-то образом накапливать средства, чтобы Головко Петр Иванович, достойно пережил все потрясения. Полагаю, дед запустил свои ручонки в кассу партии. Потом помогает моему отцу наладить бизнес и приносит мешок с долларами — не передавать же их опять на очередное гиблое дело — ему давно понятен расклад — кто есть кто и что будет с Союзом.

Пока все стройно и логично. Близится развал Союза. Дед — старый большевик, наверное, в войну в партию вступил. Он не может спокойно смотреть на грабеж страны, ему за державу обидно. Поговорив с бабушкой, решаются очередную помощь сомнительно нужным борцам за свободу, проходящую через их отдел, присвоить. Но не для себя стараются, а для наследников. Конечно, это воровство, деньги-то по-большому счету у народов СССР отобраны, но не оставлять же их престарелым партийным вампирам. Правда, в то время с наследниками было сложно, у моего отца меня еще не было. Так, продолжаю рассуждать. Дед руководит всей операцией, а бабушка составляет жизнеспособный план. Чтобы перехватить груз, в Мюнхен отправляется бабушка под чужими установочными данными. Непонятно как, но ей удается кейс утащить, не оставив следов. А разбираться с пропажей груза отправляется дед, но кейс не обнаружил. Спрашивается, куда подевался кейс с ценностями, и что в нем было на самом деле? Почему бы не передать кейс родственникам? Швейцария рядом. Один звонок, и родственник, или его представитель, тут как тут. Происходит передача кейса.

Бабушка, выполнив свою работу, возвращается в Москву, а дед еще шерстит Мюнхен.

Потом наступают черные времена для моей семьи. Еще была свежа потеря ценностей, поэтому заинтересованные лица, а к ним я причисляю Иволгина и Сажина, решаются потрясти деда с бабушкой. Похоже, переусердствовали с препаратами, сердечка у них не выдержали. Я читал о подобных «сыворотках правды», у них масса побочных действий. Дед и бабушка умерли, унеся с собой в могилу тайну местонахождения кейса. Но они не знали, что у них будет такой умный внук, который решит, что кейс нужно искать в Швейцарии, а вернее в замке Тарасп. А маму подручные Сажина и Иволгина убили с целью запугать отца. Мою маму погубили, сволочи, и зря старались — Головко Петр Иванович даже рядом не стоял с тайной кейса, дед ему не успел рассказать. Да и как расскажешь? Просто прийти и сказать: «Я украл „золото партии“», дед не мог, не то воспитание. Ему нужно было время, чтобы все осознать, и унять моральное терзание. Доллары отцу дед тоже не сразу отдал, а спустя несколько лет, когда о них все забыли.

Вот это я нафантазировал! Если отбросить эмоциональную составляющую, то моя версия вполне логична. Есть в ней прорехи, но работать с ней можно. Только о ней я ничего не скажу Сажину, пусть пока подергается. Но обязательно попрошу найти человека, занимавшегося подготовкой груза.

Когда более или менее сложу воедино мозаику дела, сообщу Сажину об инсинуациях Иволгина, о том, как его заочно приговорили к смерти.

Рабочая неделя началась с вызова к высокому начальству.

— Головко, по какому такому делу вы отлучились на целых три дня? — негодовал Сажин. — Вы носите погоны, и за самовольное оставление части по головке не погладят.

— Так я майору Черепанову рапорт оставил, и сказал, что отлучаюсь по делу, — оправдывался я, стоя в кабинете Сажина.

— Куда ездили?

— В разговоре отец упомянул, что у деда был дом в пригороде Белгорода. Туда ездил, в надежде что-то обнаружить.

— Обнаружили?

— Там живут новые люди, они собрали всю макулатуру в ящики, которые мне передали. Самое ценное — это два альбома старых фотографий деда и бабушки. Подшивки газет 70-х годов исторической ценности не имеют.

— То есть поездка была безрезультатной?

— Я же говорю, только фотографии достались.

— И потратили казенные деньги.

— Какие казенные? Я командировку не оформлял, деньги под отчет не получал.

— Хорошо, я вас понял. А никаких новых версий вы не надумали?

— Опросив участников операции, и почитав материалы расследования, я убедился, что сбоев в работе привлеченных лиц не было. Все действовали согласно утвержденному плану, до вмешательства со стороны. Этой стороной, по моему глубокому убеждению, являются лица, причастные к формированию груза и его упаковке в тару. Не исключено, что эти люди имели связи среди сотрудников ПГУ, участвующих в охране и транспортировке груза. Исходя из этого, прошу вас разыскать хоть кого-то из бывших работников ЦК, работавших с ценностями, не все же они вымерли как мамонты, были среди них тогда молодые люди. Отработав эту версию, мы выйдем на финишную прямую.

— Вы знаете, где находится похищенный груз?

— Где груз я не знаю, но чувствую себя, словно собака, взявшая след добычи. Поработав еще две-три недели, я смогу в точности сказать, кто стоял за транспортировкой, и кто прямо или косвенно причастен к его пропаже. Если повезет, то схватим этого человека за руку, и он нам о многом расскажет.

— Сергей Архипович, «Внука» надо куда-то отправлять, он ухватил ниточку, — беспрестанно перемещаясь по кабинету, говорил Сажин. — Он рассказывал мне о поездке с улыбкой, и я отлично помню, что именно такая улыбка была у его деда в последние минуты жизни. «Внук» знает больше, чем говорит. Он требует встречи с кем-то из хранителей ценностей компартии.

— Скажите «Внуку», что живых не осталось никого кроме вас, а лучше спровадьте его в Сирию, как и планировали. Неровен час — полезет по ступенькам на самый верх, ведь прямого запрета на такие действия ему дать нельзя, иначе никакой логики. А он еще доберется до нашего, в нынешнем деле, руководства и начнет выпытывать, разворошит все к едрене Фене…Да…за что боролись, на то и напоролись. Надо было его крепко скомпрометировать и держать на крючке УК, я это еще когда говорил вам, специалист вы незаменимый. Можно бы было и приоткрыть немного перед ним страничку-другую нашего старого плана. В подобном случае пусть бы лез куда угодно, но под нашим руководством, а так одна видимость контроля его поведения. Дальнейшее его участие в деле будет вызывать у нас только головную боль. Проследите, чтобы в Сирии он попал в самое пекло событий, оттуда он не должен вернуться.

— Так его готовить в командировку с завтрашнего дня?

— Пусть напишет обобщенную справку по делу, и летит в Сирию. Придумайте ему туда очень срочную командировку.

— В Сирию все командировки очень срочные.

— Вот и ладно. Неделя вам на все про все.

В Дамаск я летел с пересадкой в аэропорту Стамбула.

Смешно сказать, дожил до двадцати семи лет, а ни единого разу не был за границей — поездку в республику Беларусь таковой не считаю, это свои братья-славяне! Сказать, что я был стеснен в средствах — будет неправдой, денег хватало, отец ежемесячно подкидывал. Поначалу я ими не пользовался, а после ремонта квартиры начал понемногу оттуда брать. Но сумма на моем счете не уменьшалась, а наоборот росла, я расходовал значительно меньше, чем на него поступало. Сейчас ходил по зданию аэропорта, и всему удивлялся. Другая страна, другой национальный менталитет, собственно, все другое. Привык я видеть Москву, во всех ее проявлениях, а как живут люди за пределами России — не знал, из телевизионных программ и интернета много информации не получишь. Да и журналисты снимают только парадную картинку стран, четко выполняя редакционное задание.

Военный атташе посольства России в Сирии Шахов Марк Витальевич, только взглянул на мое предписание. Вызвал помощника Сергея, и передал меня под его опеку, пожелав успеха в выполнении поставленной задачи. Сергей, он же Сергей Васильевич Одинцов, майор ГРУ, провел меня в кабинет с работающим кондиционером, предложил располагаться.

— Давай договоримся сразу — на ты, — предложил Сергей Васильевич. — Мне не совсем понятно, зачем тебя прислали. Ты не «классический» боевик, умеешь работать мозгами, если верить Шахову.

— Сам затрудняюсь ответить. Я владею арабско-палестинским диалектом, может, это стало главным в принятии решения.

— По правде говоря, этим диалектом у нас владеют многие. Россия давно в Сирии обосновалась, успели подготовить кадры.

— Иных предположений у меня нет.

— Может, ты можешь убивать взглядом, или у тебя слюна сильно ядовитая, плюнул на танк, он и расплавился?

— Ага, я еще могу вызывать пыльную бурю, как при американской операции «Орлиный коготь» и поддерживаю связь с внеземной цивилизацией. А еще могу шаманить и камлать, взяв пример со своего преподавателя — полковника Толмачева, который развеселил нас как-то на занятии рассказом о своем агенте-вуду! А если серьезно, неплохо стреляю из многих видов оружия, хорошо освоил приемы рукопашного боя, умею работать с информацией, владею немецким и английским языком. Умею обращаться со всеми видами гусеничной и колесной техники, состоящей на вооружении нашей армии.

— Очень неплохо. Как у тебя работа с ножом?

— Метать умею все острое, ножевой бой не знаю.

— А вот это как раз плохо. Иногда приходится сходиться с противником в ближнем бою.

— Меня к этому не готовили.

— Что оканчивал?

— Военный университет, финансово-экономический факультет.

— И все?

— Центр подготовки сотрудников СВР во Владимире. Освоил тактику и специфику действий диверсионно-разведывательных подразделений, имею неплохие познания в минно-взрывном деле.

— Ого. Это с каких пор разведчиков стали готовить по программе диверсов?

— Не знаю, меня учили, я внимал.

— Ты имеешь представление, на какое задание тебя поставили?

— Ни малейшего. Мой начальник сказал, местные товарищи объяснят, вооружат и помогут.

— Объясню, вооружу, а вот помогать будут офицеры сирийской армии, вернее не армии, а подразделения, подготовленного нашими инструкторами по программе спецназа. Ты войдешь в состав группы из пяти человек, ты — пятый. Страшим группы будет Махмуд. Хасан, Али и Расим — рядовые члены, ты тоже не начальствующее лицо.

— Понимаю, что не начальствующий. И не претендовал на это. Но хотелось бы понимать, если уж мои московские командиры все законспирировали до безобразия, в каком качестве буду участвовать в операции. То есть, ко мне сирийцы будут относиться как к кому? Не хотелось бы иметь статус проверяющего. Во-первых, — не любят их везде, проверяющих этих, а тут в бой идти с такими взаимоотношениями, не греет меня такая мысль; во-вторых, — навыки профессиональные не того уровня, послабее, и это будет заметно опытному человеку.

Я не хотел говорить Сергею, что прекрасно знаю, какую роль мне приготовил заместитель директора СВР, зачем ему знать все эти дрязги-склоки-интриги. Человек занимается конкретным и очень важным делом. Пусть все это остается при мне вместе с повышенным чувством осторожности.

Одинцов с пониманием покивал головой и, немного призадумавшись, ответил:

— А чего тут выдумывать. Будешь стажером-практикантом после окончания учебного владимирского центра. Никаких выдумок — раз, на востоке к ученикам относятся очень хорошо — два, твой уровень подготовки будет предельно им понятен — три, ты будешь у них в подразделении своеобразным гостем, а к гостям здесь отношение бережное, что на войне дорогого стоит — это тебе, и самое главное, четыре. Веди себя достойно, естественно, уважительно. Местные обычаи наблюдай и запоминай, но не критикуй, восток — дело, как известно, тонкое. И все будет хорошо. Не волнуйся, все мы проходили через подобные испытания. Как ты, с удачей дружишь или нет?

— Дружу, а с некоторых пор и ношу ее всегда на груди, мою верную Фортуну, — ответил я, показав свою монету и кратко описав историю ее появления в моей жизни.

Сергей с интересом выслушал историю, и одобрительно покивав головой продолжил:

— В составе группе под своими установочными данными ты быть не должен, сам понимаешь. Поэтому предлагаю тебе оперативный псевдоним Фортуна, это будет и позывной на случай переговоров по рации, согласен?

— Согласен, — кивнул я головой, улыбнувшись, — я и сам хотел предложить подобный вариант, а вот партбилета и орденов не имею, поэтому сдавать на хранение нечего — завершил я свою одобрительную фразу и со всем вниманием продолжил усваивать боевую задачу. Отсмеявшись и заметив, что удача любит веселых, Сергей продолжил.

— Ваша задача выдвинуться к малолюдному поселению Менхи в провинции Эр-Рака, и соединиться с группой Амирхана. Совершив дневной переход, объединенная группа должна выйти к селению Шувар в этой же провинции и ждать сообщения о начале операции.

По данным сирийских коллег в Шувар на отдых прибудет лидер боевиков провинции — Саид-хан. Обычно он с собой берет не более трех-четырех охранников, не опасается нападения, считая Шувар безопасным местом, а всю провинцию своей вотчиной. Мнит себя местным эмиром. Но это не все. Из Турции для Саид-хана доставят два контейнера с какой-то отравой, как она точно называется, наши источники не сообщают. Известно, что террористы готовы использовать их в системе водоснабжения Алеппо. После получения сигнала вы должны захватить Саид-хана вместе с отравой, и доставить на точку эвакуации. Место и время вам сообщат. Потом ваша группа возвращается в Менхи, откуда тебя заберут наши коллеги из ГРУ. Вот такое не очень сложное, но ответственное задание.

Группу подкинут к точке на вертолете, но в Менхи нет удобной площадки для посадки, поэтому высадят на рассвете в трех километрах южнее. Ничего страшного, по холодку прогуляетесь.

— Да, думаю, с грузом прибудет не менее десятка человек, а то и больше. Нас числом подавят. Я кабинетный работник, горной подготовки у меня нет.

— Уже понял, что по холмам и по горам ты ходить не умеешь, но надеюсь, на первом километре ты не ляжешь. А численность вашей группы достигнет двадцати человек, когда соединитесь с Амирханом. У него бойцы проверенные. Освоишься на базе, более детально проработаете задание в составе группы. У тебя как со спортом?

— Со спортом я дружу, постоянно поддерживаю тело в тонусе, не скажу, что натренирован, но силы найдутся.

— Глядя на твою фактуру, я не сомневаюсь в твоих силах. Только, слишком высокий из тебя получится воинственный араб, — хохотнул Сергей Васильевич.

— Это ничего, что высок я и худощав. Зато жилист, вынослив — проверено на практике, хорошо переношу тяжелые физические нагрузки. Можно подумать, все арабы мелкие?

— Не хочу пугать, но уверен — ты не подозреваешь, что такое тяжелые физические нагрузки. Одно дело — в учебном центре, а другое — в горах. Но, не сомневаюсь — все у тебя будет отлично. У арабов есть крупные экземпляры, но почему-то попадаются только на стороне боевиков. Хочу предупредить, ни в какие политические споры с членами группы не вступай, они не признают мнение чужаков. Еще обрати внимание на поддержание водного баланса. Запасайся водой, но используй ее экономно. Местная вода может сыграть с твоим организмом злую шутку, вплоть до сильного расстройства желудка. Как ты понимаешь, в походе гадить опасно.

— Странно как-то. Вся группа состоит из сирийцев, а я один русский.

— А кто сказал, что ты один в группе будешь русский? Группа Амирхана полностью состоит из наших ребят, это просто он себе такой позывной выбрал. У тебя уже тоже есть, звучит не по местному, но это не важно, для выполнения указанной задачи подойдет. Ты же не готовишься на нелегальной основе внедряться к противнику, так что все нормально.

— Что еще я должен знать, может быть, какие-то особые поручения для меня есть?

— Дальше — все. Через час вылетаем на север, там расположена база САР. Познакомишься с членами группы, экипируешься. Пару дней на подготовку и притирку, а потом выход на задание.

— Ты меня будешь сопровождать на базу?

— Да. Свои вещи можешь оставить у меня в кабинете, в походе они не нужны. Вернешься, перед отъездом заберешь, ничего не пропадет, отвечаю.

Летели на вертолете часа два с половиной. Я, к своему стыду, не засек точное время, отвлекся и глазел в иллюминатор на местный ландшафт, который мне показался очень унылым.

Посадку совершили в сумерках, поэтому базу как следует я не рассмотрел. Подхватив тощую сумку, вышел из вертолета и поспешил за Одинцовым. Сергей Васильевич привел меня в штаб.

— Знакомьтесь, это полковник Абдулла, — Сергей указал рукой на араба примерно сорока лет, с карими глазами, черными, как смола волосами на голове и такого же цвета бородой, — а это наш сотрудник — Фортуна.

— Фортуна? Ему больше подойдет имя Вася, — перейдя на хороший русский язык, улыбался Абдулла. — Но от Фотуны грех отказываться, она, вернее — он, никогда не помешает и всегда к месту. Откуда тебя прислали?

— Из Москвы, — ответил я полковнику, разведя руками.

— И что ты намерен здесь делать? — поинтересовался полковник, перейдя на арабский язык.

— Что прикажет командование, то и буду, главное — побольше практического опыта у вас набраться и дело сделать — спокойно ответил.

— Хорошо, хоть язык знаешь. А то присылают офицеров, говорящих на двух языках, русском и матерном. Сергей рассказал, чем будешь заниматься?

— В общих чертах.

— Хорошо. Сейчас мой адъютант отведет тебя в дом, отдохни до утра, а потом подбор оружия и подготовка.

Попрощавшись с Одинцовым, ушел вслед за адъютантом полковника. Шел за ним и думал о том, какие крутые жизненные повороты мне определила судьба: совсем недавно, чуть больше года назад, я еще щелкал костяшками счетов в финуправлении под кондиционером и занимался ремонтом квартиры, а сейчас под счастливым именем Фортуна готовлюсь выполнять непростое задание в далекой и жаркой Сирии.

Домик для ночлега мне выделили небольшой, всего в одну комнату. Адъютант показал мне, где находится колодец, где отхожее место, и на этом посчитал, что его функции окончились. Но меня еще интересовало место приема пищи — последний раз я пил кофе с конфетами в кабинете Одинцова. Сириец понял меня правильно, предложил располагаться, а сам куда-то убежал. Минут через двадцать принес три свежие лепешки, банку говяжьей тушенки и термос с чаем, а также рассказал, где утром получить завтрак. Думаю, принесенных продуктов для ужина достаточно, не на курорте, однако.

Проснулся с первыми лучами солнца. Если честно, то спал я совсем мало, ворочался, всякие глупые мысли в голову лезли.

Вдруг подумалось, почему Сажин не отдал приказ на мою ликвидацию в Москве, а отправил в Сирию. В Москве было проще меня убрать — где-нибудь хулиганской битой по башке в подворотне — вот и еще одно нераскрытое дело для уголовного розыска, а здесь могу еще выжить. И что тогда?

Посетила глупая мысль вернуться в Москву и всех завалить, чтобы жить не мешали. Если грохнуть депутата — еще куда ни шло, этим займется полиция, и здесь возможны варианты. Хотя и ФСБ подключат скорее всего. А гибель, высокопоставленного сотрудника СВР — это вам не шутки, делом займутся серьезно и качественно. Землю в поисках убийцы будут следователи из контрразведки рыть, мама не горюй. Я в делах убийств неумеха, хотя уверен, что рука бы не дрогнула, кончая этих мразей.

Выполнив привычный разминочный комплекс упражнений, умылся, и отправился на завтрак.

Набивать с раннего утра брюхо жирным пловом сирийцы не считали дурным тоном. Пришлось приобщаться к местным особенностям. Откровенно порадовало наличие хорошего кофе и свежеиспеченных вкусных лепешек. Признаюсь: съел одну огромную и мне показалось мало.

Затем отправился в штаб разыскивать полковника Абдуллу.

Сириец оказался на месте и, не дав сказать ни одного слова, повел к большому глинобитному зданию. Там располагался склад вооружения и имущества.

— Подбери под себя оружие и одежду, — по-арабски сказал Абдулла. — Потом придешь ко мне, пойдем знакомиться с остальными.

Полковник оставил меня в обществе человека явно славянской национальности, хотя одетого в местную одежду.

— Шинкаренко, — протянул руку мужчина.

— Головко, — ответил я на рукопожатие.

— Из наших?

— Из Москвы.

— О-о-о, опять москаль приехал. Чего надо?

— Да так, гулял по-близости и поболтать зашел. А нужны мне: оружие, боеприпасы и одежда. Первого и второго побольше.

— Ха-ха-ха, весельчак ты, однако. Всем нужны. Что взамен предложишь?

— Только вчера прилетел. Ничего толком не рассмотрел и ничего не знаю.

— Ох-хо-хо. Чтобы вы все без Шинкаренко делали? Что бы, извиняюсь, пили, а? То-то! Как малые дети — всем нужна лучшая в мире нянька — лучший в мире армейский старшина Шинкаренко! Раздевайся — 45 секунд — «отбой»! Так, время пошло! Не вложился — упал — отжался! Это ничего, капитан, что я так — по-простому, без субординаций и уставов?

— Все нормально, я и сам люблю пошутить беззлобно, если без подчиненных. Чувством юмора меня еще родители экипировали на всю жизнь, так что получать буду все остальное. Смеха у меня— полные штаны. Сейчас в самый раз — с хорошей армейской шуткой быстрее служба идет.

— Ну, раз все нормально, то — отлично, продолжу тебя в душмана обряжать.

Я аккуратно сложил на стульчике свою одежду.

— Трусы тоже сымай, местные их не носят — Коран запрещает. Еще памперсы потребуй — ха-ха-ха. Ты, я так понимаю, должен под местного косить, вот и слушай меня. Плохого не посоветую, который год вашего брата- диверсанта одеваю.

— Может, с оружия начнем?

— Ага, с оружия. Голышом, но с автоматом. Конечно, поцепить его куда у тебя есть, не спорю, приспособление надежное, если будет таковая надобность, то и чеку из гранаты долой — получится, но — не металлическое и ты за два часа в кусок обгорелого мяса на этом солнце превратишься. Автомату не на чем держаться будет, упадет-соскользнет, значит, — испачкается в местной пылюге, га-га-га! Если соскользнет и прикладом, да по пальцу — вообще, охренеть. Извини — шутка армейского юмора, однако. Приравнивается к военной хитрости и секретному вооружению нашего брата — солдата. Без нее трудно переносить все, знаешь ли, тяготы и лишения. Ух ты, а что за монетка-то у тебя на цепи привязана? Фортуна, говоришь?. Ну, ну, очень к месту, должен заметить, даже очень. Тут у многих свои талисманы. Я, например, по одной гранате Ф-1 в каждой руке, никогда с ними не расстаюсь, только под щекой не удобно, спать мешает, ха-ха-ха, да. Но, хватит тут балагурить, ты в армии или где? Ты на складе вооружения или кто? Вот и я о том же: дело превыше всего. Делу — время, потеху — сейчас! Равняйсь, смирно! Не обижаешься? Это я по нашим скучаю, всегда рад новому славянину. Случайно не с нэньки, моей несчастной Украины, родом, а? Как говорят здесь: Украиной управлять легко, но ….бесполезно хр-хр…. ха-ха-ха!

А как с верховными главнокомандующими им не везет, а? То рецидивист-ворюга, то измятый алкаш-хапуга — его бы мне на месяц на перевоспитание, научился бы х/б гладить, а теперь и вовсе политический клоун. Этот, тьфу, даже как портянки благоухают не нюхал, что он тогда вообще в жизни страшного испытал, откуда «стержень» возьмется и жизненный опыт? Дайте мне его на месячный курс молодого бойца — и я из него все дерьмо вытрясу, научу жизни. Однако, можно многому его научить, но только не чести — это врожденное качество…Тут, капитан, как тебе прекрасно известно всего три варианта: либо ее нет и с этим уже ничего не поделаешь, либо она есть и ты ее до конца отстаиваешь своими действиями, либо она была, но утеряна, а значит — безвозвратно, и тогда читай первый вариант. У артиста разговорного жанра однозначно или первый или третий. А четвертого не бывает. Тем более, что он — человек слова: захотел — дал слово, а передумал — забрал его, как с обещаниями народу.

Помнишь, капитан, как о действиях подобных людишек пел Владимир Высоцкий: «Нет, ребята, все не так! Все не так, ребята!»…. Да…Родился я и долгое время жил под Полтавой, в Миргороде, пока судьба не занесла сюда, в далекие жаркие края. Ах, как же я когда-то дома любил сидеть за столом под вишней и лакомиться варениками в домашней сметанке, да под запотевшую рюмочку-другую кристально-прозрачной самогоночки. Любил карасей таскать на речке нашей живописной. А сейчас что — сплошные ролы, пиццы да прочие фастфуды, а пьют — фу, гадость яку, магазинскую, да и рыбки поубавилось… Недаром поэт писал: «Нэ той тэпэр Мыргород, Хорол ричка нэ та»… Ну, ладно, давай одену, обую, а потом стрелялку подберем.

Шинкаренко, беспрестанно балагуря и увлекаясь армейской шутливой трепотней, совсем развеселив себя и меня, начал раскладывать на столе разную одежду, попутно уже очень серьезно и со знанием дела объясняя последовательность одевания и правильность использования всяких деталей военного обмундирования. Много для себя я сделал открытий. Шинкаренко свое дело крепко знал. Хороший армейский старшина — дорогого стоит, много всего в одном флаконе.

Один знакомый мужик рассказывал мне, что Великую Отечественную войну встретил рядовым артиллеристом. Отступали тяжело и голодно. В одном белорусском селении остановились передохнуть, просушить портянки, привести себя в порядок, отдышаться. О пропитании только мечтали, молча — не хотели вслух бередить пустые животы мыслями о вкусной картошечке, да с селедочкой, да под сто граммов. Молча как-то не так печально, а ежели какой талантливый говорун начнет все расписывать — помереть можно преждевременно. Старшина батареи нашел выход. Просто так просить у населения еду — стыдно было. Одно дело в наступлении, а тогда, в 41-м — понятно…

Взял артиллерийскую буссоль с треногой. Позвал сельчан. Предложил им сделать фотографии. А расплатиться за них — едой, естественно, фотографии обещал сделать позже и отдать их сельчанам в конце войны, когда возвращаться будет с победой через их населенный пункт. Но, предупредил: если не вернемся, чтобы зла не держали — значит сложили свои буйны головы в борьбе с врагом. Может и дедушки-бабушки все понимали, что к чему, но чинно рассаживались перед старшиной. А он, накрыв голову и артиллерийский прибор куском брезента, делал необходимые телодвижения, обозначавшие фотосъемку. Колпачок с оптики: раз-раз, туда — сюда. Всем замереть! Птичка! Снимаю! Снято! Принесли им всякой снеди, перечислять не буду. Совестливый и справедливый старшина отобрал немного солдатикам, а остальное оставил крестьянам — у них — то ведь тоже особо много пропитания не было в то время. Вот так старшина! Уважаю таких людей.

— У тебя размер ноги, сорок седьмой растоптанный? — спросил Шинкаренко.

— Сорок четвертый.

— Местные в основном почему-то любят в галошах ходить. Я тебе предлагаю взять французские высокие ботинки. Они почти, как наши берцы. Кожаные, носок и задник усилены титановыми вставками, подошва толстая, рифленая. Несмотря на громоздкий вид — легкие и удобные. У меня Амирхан своих бойцов одевал, очень хвалил эти ботинки, их во «французском легионе» носят.

Я взял ботинок в руку, взвесил — заведующий складом или арсеналом, короче — старшина, прав. Потом я его немного погнул в разные стороны, кожа нигде не треснула, примерил.

— Ты, это, не смотри, что чуточку свободно, портянка выберет лишнее. На носки не надейся, они рвутся и натирают ноги. В кабинете носки, самое то, а в горах — самое нет, в горах старое-доброе изобретение — портянки — спасают. Запашок, конечно, еще тот может появиться — так спать не казарме будете, на чистом и свежем воздухе, просушивать будете на привалах — курорт, да и только!

Слушая его шутки — прибаутки я одевался и думал, придется ли вообще спать — как в воду глядел.

Когда я полностью оделся и обулся, Шинкаренко повертел меня в разные стороны, и остался доволен. Прямо любовался своей работой. Иногда и жизнь зависит от правильно подобранного снаряжения. А мне было немного непривычно. Еще Шинкаренко рекомендовал мне избавиться от бритвы, в ближайшее время она мне не понадобится, доведется отращивать бороду. Жаль, что борода у меня росла не черная, а темно-русая, выделяться буду среди арабов. Да и ладно, они все знают, кто я и зачем. А с противником из числа арабов, надеюсь, общаться не придется. А коли так, то им будет все равно, каков цвет моей бороды. Надеюсь, впрочем, до этого не дойдет.

Затем подошла очередь выбирать оружие. Я еще в Москве решил, что возьму, если будет в наличии, АКМ и СВД, с ними у меня отличные взаимоотношения. Пройдя все стеллажи, выбрал понравившиеся мне экземпляры.

— Понимаешь в оружии, — довольно улыбнулся Шинкаренко. — Наш человек, правильные стволы выбрал, они совершенно новые. В смысле, я отстрелял из них по пару магазинов для проверки работы механизмов. На стволах зеркало идеальное, нарезы не стерты. Что-то еще брать будешь?

— Ф-1 десятка два.

— Ага. А еще на спину треногу от АГС-17 поставь, она там легко поместиться. Зачем тебе столько гранат?

— Буду вместо миномета их на сто метров швырять.

— У меня большой сумки для гранат нет, а в штатный подсумок все не поместится. Погоди, есть у меня самопальная разгрузка для гранат, в аккурат два десятка влезет. Только учти, железяки, и гранаты на себе тащить доведется, плюс сухпай, плюс вода — на кучу металлолома с ножками станешь похожим, на переносную сельскую оружейную лавку, ха-ха-ха…гм… А вообще, чего я переживаю, ты парень крепкий, с виду жилистый такой, что тот верблюд — в два раза больше против сирийца унесешь. Ну, что, определился с выбором?

— Да, все отобранное возьму.

— Возьми еще «Стечкина». Вещь тяжелая, но для ближнего боя в самый раз. Рекомендую взять по триста штук патронов для каждого вида оружия.

— Не много?

— Нормально.

— Раз нормально, то давайте по цинку каждого.

— Вот это по-нашему! Когда прижмет, каждый патрон на учете будет.

Затем пошли с Шинкаренко на стрельбище. Выпустив по три десятка патронов, пристрелял под себя оружие. СВД была не со штатным прицелом, а с немецким TSH, отличная штука. Адаптировал немецкую оптику к СВД настоящий мастер, у меня претензий не возникло.

К «своим» сирийским товарищам я попал в сопровождении полковника Абдуллы. Он нас познакомил, сказал, что на задание я пойду вместе с ними.

Что сказать о своих новых сослуживцах. Типичные представители сирийского народа, сухопарые, поджарые, черные и все с бородами. Всем примерно тридцать-тридцать пять лет. Махмуд проверил мое знание языка и остался доволен. Хасан и Али предложили провести короткий спарринг, без нанесения увечий. Двигались арабы быстро, но недостаточно, я успевал их подловить, и блокировать все атаки. Расим только улыбался. Как выяснилось, именно Расим в группе был специалистом по ножевому бою. Я попросил его обучить меня азам. Вначале Расим посмотрел, как я вообще обращаюсь с ножом, потом попробовал поставить мне пару приемов. Получалось плохо. Не наработана у меня моторика таких движений, а за несколько дней научиться невозможно, это должно быть доведено до автоматизма, а сознательные движения допустимы только в начале обучения, для привития правильных навыков и движений. В бою думать некогда. Обращали внимание, как спецназовцы «Вымпела» тренировались? Они даже когда пресс качают, лежа на полу — при поднятии корпуса в вертикальное положение делают всякие нужные легкие движения руками, держащими ножи, с которыми не расстаются при выполнении многих упражнений. У них нож — продолжение руки, как у отрицательного героя из Терминатора — 2.

Кстати о ножах — всегда с удивлением слушал мнение дилетантов о так называемых «кровостоках» — желобках на клинке — это чушь собачья. Несмотря на все домыслы, дол — а именно так правильно называется этот конструктивный элемент клинка, несёт сугубо практическую функцию. И заключается она лишь в двух реально правдивых показателях: снижение веса и уменьшение поверхности трения. А также благодаря этой выемке на клинке появляются дополнительные оси конструкции, повышая прочность на изгиб.

По поводу целесообразности моих тренировок по ножевому бою сошлись на том, что метаю я ножи вполне прилично, поэтому эти мои способности и будут козырем в ближнем бою.

Махмуд усадил нас за изучение карты местности, потребовал, чтобы мы знали каждую кочку, и каждое дерево. В боевом выходе мелочей не бывает.

Когда командир ушел, Али рассказал, что полтора года назад они все вместе прошли обучение в Дамаске. Учили русские инструктора по ускоренной методике, но очень жестко. Привитые навыки помогают сохранить жизнь в непростых операциях. Раньше группа Махмуда состояла из семи человек, но два месяца назад они попали в переделку и понесли потери. Родной брат Махмуда погиб, а двое бойцов получили серьезные ранения. Полковник хотел отстранить Махмуда от командования группой, считая его виноватым в потерях. Но с полковником поговорил Расим и все осталось по-прежнему. Появление в группе русского для Али, да и для всех остальных, стало удивлением и неожиданностью.

Два дня отрабатывали слаженность и взаимодействие группы на полигоне, набегались до одурения и все под палящим солнцем. Пыль лезла во все доступные места, набивалась в оружие, покрывала нас светло-коричневым саваном. Иногда хотелось упасть и больше не подниматься. А еще очень хотелось пить. Присматривался к своим сослуживцам в части употребления воды. Казалось, они вообще на нее не обращают внимание. Втянулись и научились длительное время без воды обходиться. Я, в отличие от них, испытывал сильную жажду, но зажав волю в кулак, старался быть, как все.

Вечером второго дня нами занялся майор Кадир. Он проверил нашу экипировку, отобрал все вещи, имеющие маркировку других стран, оставил только сирийскую. Я между пластинами бронежилета спрятал GPS-навигатор, купленный еще в Москве. Карта картой, но и современные средства ориентирования на местности не помешают, благо майор его не обнаружил.

После полуночи мы плотно поужинали. Еще раз проверили свою поклажу. Загрузились в вертолет Ми-8 без опознавательных знаков и вылетели. Сопровождал нас майор Кадир. Как пилоты разбирали дорогу в кромешной темноте — для меня осталось загадкой. Наверное, они использовали приборы ночного видения, вмонтированные в шлемы. Летели, как мне показалось долго. Затем вертолет завис на одном месте и мы, понукаемые Кадиром, покинули десантный отсек. Прыгали с высоты метра два. Никто ничего себе не повредил, несмотря на ночь. Вертолет сразу же лег на обратный курс.

— Осмотреться, — приказал Махмуд. — Али: десять метров вперед занять позицию с фронта. Фортуна, ты — новичок, значит, тебе следить за тылом. Огонь без команды не открывать. Помните: мы на территории террористов, поэтому работаем тихо, в случае опасности в ход пускаем ножи. До рассвета осталось не более часа. Сориентируемся на местности и будем двигаться по маршруту.

Солнце уже оторвалось от горизонта, медленно, как капля меда отрывается от ложки. Что нам принесет новый день? Согласно плану, нам до соединения с группой Амирхана, нужно пройти, самое большое пять километров. Если верить карте, которую мы изучали, дорога в Менхи почти ровная, всего три поворота между невысокими холмами.

Махмуд развернул карту, достал компас, пытался осуществить привязку к местности. Все члены группы удивленно вертели головами во все стороны.

— Что-то не так? — спросил я, подойдя к Махмуду.

— Все не так. Нас высадили в другом месте, похоже, пилоты промахнулись.

— Давай проверим, — предложил я, доставая навигатор.

— Откуда это у тебя? — удивился Махмуд. — Кадир у нас все перетрясал.

— В броннике прятал.

— Включай свою электронику.

То, что я услышал спустя пять минут, ни в одном разговорнике арабского языка не встретишь. Смесь русских и арабских ругательств лилась из уст Махмуда. Нас высадили совсем не в том месте. На сто километров южнее Менхи, да еще на турецкой территории, углубившись на восемьдесят километров. Весело получается. А я все терялся в догадках, почему Кадир требовал от пилотов, как можно плотнее прижиматься к земле.

В голове сразу же появилась мысль. Вот он, тот способ изощренной моей ликвидации, да еще в Турции. Если нас здесь прихватят, международный скандал обеспечен, да еще с участием русского. Влипли мы по самое немогу.

— Порядок движения прежний, — приказал Махмуд, — только направление изменим. — Нам нужно выйти к сирийской границе, пока на наш след не напали солдаты турецкой армии. Радиостанциями не пользоваться. Их лучше вообще отключить. Фортуна, отдай мне навигатор, я попытаюсь проложить новый маршрут. Уходим с дороги метров на сто. Внимательно смотрите под ноги, в приграничье часто обочины минируются.

Пару минут командир колдовал с картой и навигатором, а потом махнул рукой, указав направление движения.

Мы отмахали километров десять и Махмуд объявил привал.

— Фортуна, подойди ко мне, — позвал командир.

Оставив свое место, я, внимательно глядя под ноги, приблизился к Махмуду.

— Зачем ты спрятал навигатор? — глядя мне в глаза спросил командир. — У тебя были какие-то подозрения? Почему мне ничего не сказал?

— Этот выход у меня первый, я не специалист передвижения по горам, направлен к вам на стажировку в боевых условиях, не знаю, какие в отношении меня планы у руководства. Говорю как есть — очень боялся подвести вас какими-то своими ошибочными действиями, вдруг бы мне было поручено работать с маршрутом или выполнять самостоятельную задачу в одиночку. Я не имею права подвести боевых товарищей. Ни за что, только не это. Я больше работал головой в тиши кабинета, занимался анализом поступивших от закордонной агентуры сведений и прочее. В ходе работы всегда стараюсь разрабатывать несколько вариантов решения задачи. Меня так научили хорошие учителя. Сейчас могу сказать: мне показалось странным, что майор Кадир изъял у нас телефоны, привычные для вас радиостанции, проверил наличие на наших вещах сирийской маркировки. Мои сигареты «Честерфилд» тоже заменили на местные «Рамита». Еще мне не понравилось, что мы долго летели на вертолете, хотя по моим прикидкам, до точки не более часу лету. Как я, новичок, мог критиковать опытных командиров? Может быть, такая задумка оперативная была по каким-то причинам. Нам же дают информацию в урезанном виде, исключительно то, что положено знать для выполнения конкретной задачи и ни словом больше. Но сейчас я говорю о всех непонятных вещах, на которые обратил внимание, ситуация поменялась.

— Тебя, Фортуна, учили мудрые и многоопытные учителя, не сомневаюсь и уже сам это вижу. По расстоянию — то, что ты указал — это по прямой, а если учитывать наличие у мятежников переносных систем ПВО, то маршрут удлиняется. Впредь сразу докладывай о всем, на что обратишь внимание, вне зависимости от того, кого оно касается, ясно?

— Да, ясно, командир.

— Удлиняется, но не приводит на территорию Турции, — спокойно сказал Расим, подойдя ближе. — Махмуд, здесь что-то нечисто. Ты никому не насолил?

— В последнее время конфликтов ни с кем не было.

— А Наркиз ты забыл? Она же троюродная племянница Кадира, и он надеется ее взять в жены.

— Наркиз я спрятал от него в Иордании, там у меня есть родственники. Кадиру до нее не дотянуться.

— Похоже, Махмуд, мы на верном пути к разгадке, — улыбнулся Расим. — Ладно, давай выбираться отсюда.

Я же, услышав мнение Расима, промолчал — что даст моим боевым товарищам знание моих проблем с руководством СВР. Они подозревают какие-то свои разборки и уже будут осторожны. Это главное. Вот если бы Расим промолчал и все безрезультатно ломали голову — я бы намекнул, придумав причину попроще, но достаточно серьезную. А в сложившейся ситуации пока промолчу.

Еще через десяток километров мы нарвались на засаду.

Пулемет с близкого расстояния ударил внезапно, превратив тело Али в груду изувеченного пулями мяса, разлетевшегося по сторонам. Махмуд и остальные, укрывшись, открыли огонь по пулемету.

Упав на землю, я откатился за небольшой камень. Быстро извлек из разгрузки пару гранат, и одну за другой бросил на звук выстрелов. Два разрыва слились в один. Послышались крики боли и стоны. Для уверенности я забросил туда еще одну гранату. Наступила тишина.

Передвигаясь короткими перебежками, приблизились к позиции противника. Наш огонь из автоматов и гранаты принесли пользу, живых не обнаружили. Четыре человека, в форме военнослужащих турецкой армии не подавали признаков жизни.

— Быстро все проверить, — распорядился Махмуд, — собрать оружие и боеприпасы. — Найдете радиостанцию, обязательно захватите.

Занялся сбором оружия. Расим, найдя сумку, ссыпал туда патроны, а Хасан, увеличивая концентрические круги вокруг позиции, внимательно осматривал местность. Радиостанцию «Motorola» Расим обнаружил в десяти метрах от пулеметного гнезда, а спустя пять минут нашел замаскированный в кустах джип «Сузуки».

— Фортуна, минируй позицию и джип, — приказал Махмуд. — Потом берешь тело Али, он легкий. Нам нужно быстрее оставить это место, думаю, на нас откроют охоту. Когда оторвемся, похороним Али, он был хорошим человеком.

— Махмуд, а может, рванем на джипе? — спросил Расим, — там полбака топлива.

— Джип, это хорошо, но достаточно одного точного выстрела из гранатомета, чтобы всех поджарить. Не будем рисковать, уйдем пешком.

— Если турки поднимут вертолет, то настигнут нас быстро, — вмешался в разговор Хасан. — Давай, попробуем использовать автомобиль. Турки не сразу откроют огонь по своему джипу, а мы постараемся вовремя его покинуть.

Петляя по дороге, проскочили на «Сузуки» километров тридцать. Расим уверенно вел автомобиль. За очередным поворотом увидели поперек дороги нагромождение камней и бревен. Расим среагировал молниеносно, свернув с дороги в крохотную рощу. Но, видно, недостаточно быстрой была реакция Расима, джипу досталось несколько пуль, одна снесла нашему водителю половину головы.

Втроем вывалились из джипа. Махмуд и Хасан забрали свои ранцы, и собранное оружие. Я ранец с себя не снимал, так и втиснулся при посадке на заднее сидение.

— Минируй джип, — тяжело дыша, сказал Махмуд, — оставь им сюрприз.

Легко сказать минируй. В нормальной обстановке можно поизвращаться, а когда по тебе лупят из нескольких стволов, то нужно все делать быстро. Засунул под Али две Ф-1 без кольца, и на две Ф-1 посадил Расима, пусть простят меня парни, но так надо. Остатки турецких гранат, найденных в пулеметном гнезде, разместил под передним пассажирским сидением, протянув леску к водительской и пассажирской двери. С какой бы стороны автомобиль не открыли, однозначно прогремит взрыв.

Махмуд торопил, нас с фланга начали обходить. Все закончил. Теперь ноги в руки и ходу.

Никогда не доводилось так быстро бегать, да еще с такой поклажей. Я ничего не оставил из оружия в джипе, волок на себе. Махмуд и Хасан тоже бежали не налегке — неизвестно, сколько времени продолжится наш отход в район выполнения задания, сколько придется отстреливаться. У меня в горячке боя не очень получается экономить боеприпасы, а надо бы.

Выпущенные турецкими солдатами нам вслед пули, впивались в стволы деревьев, отрывали кору, сбивали листья с веток, осыпая нас разной трухой. Неслись по роще, как лоси во время гона. Впереди Хасим, за ним Махмуд, а я замыкал колонну, если так можно назвать наше боевое построение.

Эх, называйте, как хотите, но в печь не сажайте — это точно. Тем более и так жарища стоит невыносимая, а на тебе столько всего и все впитывает солнечную энергию и передает ее своему хозяину. Но пусть бы это было самой большой проблемой — мы сейчас имеем всего одну, но какую — за нами гналась целая свора озверевших турок и каждый норовил засадить каждому из нас всю обойму. Вернее, проблема эта была не единственной. Одна — погоня — как последствие каких-то других, возможно и неведомых еще нам игр. А что за нашими спинами, какие игры, какие еще неожиданные подлянки — кто знает? Правда, насчет неожиданности я бы поспорил — все мы уже с момента высадки ожидали чего угодно. Но думать некогда — надо уносить ноги. Недаром — даже есть такая жаргонная фраза, словосочетание: «делать ноги». Именно этим мы сейчас и занимались весьма энергично. И никакие шутливые мысли мне в голову не лезли, кроме одной: не до жиру, быть бы живу, в такт быстрому бегу фраза звучала уже в четырех словах, звучавших как: недо — жиру- быть бы- живу, недо — жиру — быть бы- живу — как считалочка такая, даже помогала легче бежать, вводила в какой-то определенный ритм, хотя и неслись мы, отстреливаясь, по пересеченной местности и, не будь хорошей легкоатлетической подготовки — давно бы …Но не буду о печальном, не все потеряно, вперед! Успел только один раз добрым словом помянуть шутника — хохла, подогнавшего по мне экипировку на совесть. Да, точно, с совестью у него все в порядке. У старшины. Не у некоторых генералов.

Рощу проскочили за считанные минуты и выбежали на дорогу. На наше счастье, там стоял грузовик под охраной двоих солдат. Хасан четко срезал их одной очередью, по его скупым выстрелам я понял — уже экономит патроны. У нас снова появилось транспортное средство. Хасан и Махмуд разместились в кабине, а я занял место в кузове. Взревел двигателем грузовик и мы покатили по дороге. Я порылся в кузове среди нагромождений разных вещей и чуть ли не заорал от радости, обнаружив знакомый РПК-ПКМ с заправленной лентой. Откуда взялся у турецких солдат российский пулемет, задумываться времени не было. Через пару минут он пришелся кстати. Проскочив по обочине место установленной на дороге баррикады, я открыл огонь по копошившимся на обочине солдатам. Не знаю, попал в кого-нибудь, но напугал точно. Но и нашему автомобилю досталось, поучили примерно десяток попаданий по тенту кузова. Мне повезло — не задело.

Набегающим потоком воздуха изрешеченный тент грузовика сорвало с креплений. Падая, он чуть меня не увлек за собой. Переставил пулемет на кабину, если спереди появится противник, врежу по нему.

Неожиданно, справа выскочил джип с турельной установкой. Хасан, прибавив газу, протаранил его, опрокинув набок. Я дал по джипу две короткие очереди, и он как бы нехотя начал гореть. Мои выстрелы стали причиной возгорания, или топливо самовоспламенилось, не суть важно, главное — джип за нами гнаться не будет.

Проехали спокойно еще километров десять-пятнадцать. Услышал перебои в работе двигателя, а потом из-под капота повалил дым и пар. Похоже, наш «росинант» спекся.

Махмуд и Хасан покинули кабину, а я не мог побороть «жабу», жаль было бросать РПК-ПКМ и патроны к нему. «Жаба» все же победила, я прихватил пулемет и три коробки патронов к нему.

— Фортуна, ты все оружие турецкой армии решил с собой взять? — осведомился Хасан.

— Буду тащить, пока сил хватит, — огрызнулся я, — а когда устану, брошу, станет легче бежать.

— Скоро темнеть начнет, — сказал Махмуд. — На карте обозначен заброшенный поселок, там можно укрыться и немного передохнуть.

— До границы далеко? — подал голос Хасан.

— Около двадцати километров.

— За ночь дойдем, — уверенно заявил Хасан, — главное чтобы не мешали.

— Меня другое беспокоит, — озадаченно сказал Махмуд. — Слишком быстро нас настигали солдаты, такое впечатление, что их кто-то наводил.

— Или они отслеживали наше передвижение, — добавил Хасан. — Помнишь, мы сами маячки навешивали на автомобили.

— Хасан, ты молодец, — хлопнул его по плечу командир. — Машины у нас появлялись случайно, этот вариант отпадает. Допустим, маячки навесили на нас. Тогда куда они их засунули?

— Рации, — сглотнув слюну, вырвалось у меня.

— Что — рации? — недоумевал Махмуд.

— В рации можно поставить жучки. Там мощный источник питания и они постоянно при нас.

— Так, все рации бросаем в грузовик, — решил командир. — Фортуна, приступай к минированию. У тебя еще есть гранаты? Рации-то мы бросим, но тот, кто за всем этим стоит — явно не дурак, понимает, что мы будем пробиваться к границе, наш путь предсказуем. Но деваться некуда, по ходу что-то придумаем, если есть какие-то дельные мысли, не тяните — сразу докладывайте, понятно?

— В грузовике нашел ящик американских гранат М-67. Не знаю, как они по мощности, но неприятность любопытным доставить могут, правда, если турки на джипе обожглись, то без проверки не полезут.

— Ладно, занимайся, — ответил командир, выбирая огневую позицию рядом с грузовиком.

За десять минут я управился. Неприятный и неизвлекаемый сюрприз с выдумкой турецким солдатам оставил.

До заброшенного селения добрались в полной темноте. Командир ориентировался на незнакомой местности хорошо.

Потом был часовой отдых. Мы поужинали, почистили оружие, и оттерли от налипшей грязи лица. Это делать было не обязательно, в темноте наши грязные лица меньше отсвечивали.

Махмуд возился с картой, а мы с Хасимом заглядывали через его плечо.

— Если верить твоему навигатору, Фортуна, то нам осталось до Сирии пробежать семнадцать километров, — задумчиво почесал подбородок командир. — Примерно через пять километров путь нам пересекает ручей. На карте он обозначен проходимым, есть мост, а немного выше по течению — брод. На мосту точно турки выставили пост, и брод, скорей всего, не оставили без внимания. Будем переправляться в этом месте, — Махмуд указал карандашом на изгиб ручья.

— Увяжите поклажу, чтобы ничего не потеряли. Хасан, на тебе турецкая радиостанция.

Я переложил на дно ранца запасные патроны к оружию, оставил по пять снаряженных магазинов к АКМ и СВД, две коробки к РПК-ПКМ. Проверил гранаты в подсумке. Жаль всего тринадцать штук Ф-1 осталось, американские хлопушки мне не понравились, я их не брал. Затем достал насос и начал качать камеру, прихваченную из грузовика.

— Плыть куда собрался? — улыбаясь, спросил Махмуд.

— Поклажи у нас слишком много. Если ручей полноводный и быстрый, то нас течением может сбить с ног. Не хочется терять полезные вещи. Если потребуется, привяжу камеру к себе, и перевезу на другой берег.

— На берегу и накачал бы, чего торопишься.

— А вдруг времени не будет?

— Молодец, Фортуна, хорошо твоя голова работает, согласен, качай.

Форсирование легкой водной преграды прошло успешно. Ручей оказался неглубоким, всего сантиметров пятьдесят посредине, но вода в нем была очень холодной. Не сговариваясь, чтобы освежиться, мы по нескольку раз погрузились в воду с головой, удерживая над собой оружие. Мой импровизированный плот облегчил переправу, все ранцы на нем уместились. Еще раз, посмотрев карту, Махмуд сказал, что больше водных препятствий на нашем пути не будет, поэтому от камеры можно избавиться. Я отпустил ее вниз по течению. Когда отошли от ручья метров на пятьсот, в районе моста услышали частую стрельбу из автоматического оружия, видно, охрана приняла камеру за лодку, и подсказала место своего расположения, теперь мы точно знали, что на мосту нас очень ждали с распростертыми объятиями.

Рассвет застал нас на сирийской территории. Махмуд выбрал для отдыха заросли местного колючего кустарника. Позавтракали. Командир объявил дневной привал. Спали по очереди, сменяя друг друга. Перед закатом поужинали, и командир поставил задачу.

— Мы уже на территории Сирии, но нам от этого не легче. Вся провинция здесь контролируется бандами Максуда Сатуева, кстати, Фортуна, он из ваших чеченцев. Очень жестокий и хитрый бандит, никому не хочет подчиняться. Была информация, что он снюхался с американцами. Потом у них случились разногласия и Максуд, перестреляв наемников из частной военной компании, похитил несколько сотен тысяч наличных долларов. Американцы, обозлившись, семь месяцев методично уничтожали его сторонников. Самому Сатуеву и большей части отряда удалось скрыться от преследований. Сейчас он навербовал новых бойцов и значительно расширил территорию боевых действий. Жестоко мстит американцам. Мы будем передвигаться только ночью, днем опасно, наша группа малочисленна. Конечным пунктом наметим Шувар, хотя я полагаю, не дождавшись нас, Амирхан ушел оттуда. Хасан, что у нас с радиостанцией?

— Она в полном порядке. Есть запасные батареи. Я ее включал всего один раз перед переходом границы, слушал турок. Здесь нас еще не ищут.

— Наши частоты она берет?

— Можно включить сканирование и найти в эфире любую радиостанцию, а можно точно забить нужную частоту.

— Тогда до прибытия в Шувар в эфир не выходим. Прошу в походе быть предельно внимательными и осторожными. Попадемся — верная смерть.

Трое суток мы прошли без проблем, а на четвертые чуть не попались, остановившись на дневку в заброшенном селении с колодцем. И надо такому случиться, что пополнять запасы воды сюда приехали бандиты на пяти джипах. На посту стоял Махмуд, он нас тихо разбудил. Мы приготовились к бою, заняв круговую оборону. Если бы действительно случился бой, то нас бы смяли и расстреляли минут за десять, бандитов было, что тараканов на кухне, не менее тридцати человек. Заполнив все емкости свежей водой, бандиты укатили, но спать мы больше не ложились — неуютно себя чувствовали.

В Шувар мы пришли на утро шестых суток пути. Немного оборвались, измотались и сильно устали. Махмуд ушел говорить со старейшиной селения, а мы, выбрав пустой дом, отдыхали, постоянно осматривая окрестность в бинокль.

— За три дня до нашего прихода в Шуваре был бой, — с хмурым лицом рассказывал Махмуд, вернувшись. — Похоже, нашим коллегам удалось захватить Саид-хана вместе с грузом. Старейшина говорил, что убили пятнадцать бандитов, сколько потеряли наши, он не знает. Прилетели два русских вертолета, и всех увезли.

— Значит, задание выполнено и без нашего участия, — обрадованно сказал Хасан.

— Правильно говоришь, Хасан, без нашего участия. Но я полагаю нужно доложить полковнику Абдулле о майоре Кадире. Не помогает ли он случайно боевикам? Русские и полковник в тонкости операции его не посвятили, так он нас отправил Аллах знает куда. Мы потеряли двоих наших бойцов. Абдулла меня точно выгонит со службы.

— Все будет хорошо, — успокаивал командира Хасан, — бери радиостанцию и докладывай полковнику, что мы живы. Пора возвращаться на базу, надоело скитаться, хочу отдохнуть.

Махмуд ушел настраивать радиостанцию и докладывать начальству, а я заканчивал чистку пулемета.

Махмуд вернулся не просто хмурым, а темнее тучи.

— Что случилось? — поинтересовался Хасан.

— Полковнику Абдулле майор Кадир доложил, что мы перешли на сторону боевиков, — чеканя каждое слово, сказал командир. — Абдулла мне не верит, говорит, что с предателем-шакалом говорить не желает.

— У тебя есть частота Амирхана? — задал я вопрос Махмуду.

— Да. Могу настроить.

— Давай, только быстро.

Через пару минут радиостанция была готова. Я несколько раз вызывал Амирхана, и только на пятый или на шестой вызов он ответил. Спасибо Сергею Васильевичу, он сообщил мне условную фразу для опознавания. Когда утрясли с опознаванием, я ему рассказал открытым текстом, что с нами приключилось, и кто к этому причастен. Назвал наше местонахождение. Амирхан, выслушав, сказал, чтобы мы никуда не срывались, он согласует нашу эвакуацию в течение дня, максимум двух.

К сожалению, кто-то оказался проворней. По единственно возможному направлению, по которому можно было добраться в селение на автомобиле, поднимался столб пыли.

— Это уже по наши души, спокойно сказал я, обратив внимание Махмуда на пыль.

— Беги к старейшине, пусть укрывает людей в надежном месте, а сами готовимся к бою, — приказал Махмуд.

Первый выстрел я сделал по машинам с пятисот метров. Хорошая немецкая оптика давала такую возможность. Пока пассажир пытался перехватить руль у убитого водителя, я успел всадить пулю в него, и еще троих снял в кузове.

Почему мы начали стрелять по машинам? Да очень просто. На нашей волне боевики, двигающиеся к селению, на все лады рассказывали, как они отомстят нам за Саид-шаха.

Когда очередная пуля пробила мне левую руку, я не знал, чем перетянуть место ранения, все пакеты уже пошли в дело на правой ноге, где было две раны, одна ниже колена, а вторая в бедро. Я молил Бога, чтобы пули не поломали кости, тогда точно конец. Да собственно и так скоро он придет, патроны тают, вместе с силами. Я не слышу стрельбы со стороны Махмуда, там был взрыв гранаты от РПГ.

Патроны к РПК-ПКМ кончились, к СВД осталось два магазина, правда к АКМ еще три полных магазина, ну, и пяток Ф-1, повоюем. «Стечкина» приберег на самый крайний случай.

Атака боевиков на мою позицию в этот раз была массированной и долгой. Превозмогая боль и борясь с мотыльками, которые начали летать в глазах, отстреливался, пока были патроны. Двух последних бандитов положил из «Стечкина» в пяти шагах от себя, далеко отойти я не могу, правая нога не слушается совершенно. Я, несмотря ни на что, оставался верен своей неунывающей и веселой натуре и из последних сил подумал: вот нас окружают милые, симпатичные молодые люди, медленно сжимающие вокруг нас кольцо — сначала казалось, что нам конец, но оказалось, что нам не казалось…

Прав все же оказался Сажин: из первой и последней для меня операции я живым не выйду, а жаль.

Ну, вот и все, у меня только два ножа остались, а дальше — только зубы, если до бандитского горла смогу дотянуться. Я, как мог привстал, шатаясь. Не в полный рост, но как смог, как позволили раны — свой недолгий жизненный путь я не желал оканчивать, спрятавшись в укрытии. Ага — вот и один из ножей успел использовать довольно удачно…

Пусть кто-то скривится, но последний в жизни крик: «Русские не сдаются!», о котором я много раз читал в военной литературе и слышал в фильмах о войне, прозвучал в моей голове, но сказать эти слова я уже не успел.

В мое укрытие прилетела граната. Я, как в замедленной съемке, как в детстве со всплеском расплавленного свинца, увидел отдельные кадры трагической картины: откуда-то появляется, медленно вращая ребристая боками «лимонка» — Ф-1, падает, не долетая до меня метров двух, и начинает медленно подскакивая на кочках, приближаться ко мне. Затем передо мной возникла в многочисленных кадрах прыжка фигура моего боевого товарища — Хасана, закрывшего меня своим телом. Взрыв и темнота, пришли одновременно. Боли я уже не почувствовал.

— Айгуль, что ты к этому гяуру привязалась? — негодовала худая, черноволосая и некрасивая девушка лет двадцати. — Ему не выжить в наших условиях с такими ранами. Чего его жалеть, он ведь не мусульманин.

— Наси, ты несправедлива к нему. Этот парень защищал наших единоверцев до последней возможности. Когда наша группа ударила во фланг бандитам и я попала на его позицию, то ужаснулась. Там везде валялись трупы. Я потом посчитала, только мертвых было двадцать три. Подранков добили наши ребята.

— Ну, и, что?

— А то, что этот парень жителей и старейшину спрятал в единственном на все селения глубоком зиндане, а потом оборонялся, пока были силы. А еще, я думаю, что он русский.

— Почему так решила?

— Я его мыла, перевязывала и одевала. Он необрезанный.

— Не стыдно тебе, молодой и незамужней девушке, судить о мужском достоинстве, побойся Аллаха.

— Ничего такого я с ним не делала, а что увидела, о том тебе и говорю.

— Ладно-ладно. Ты, что смогла, сделала, теперь все в руках Аллаха, пусть он заботится об этом гяуре.

— Фортуна.

— Что за фортуна?

— Я когда перевязывала, он открыл глаза, посмотрел на меня, тяжело улыбнулся и прошептал — Фортуна. Не думаю, что он назвал свое имя. Наверное это, на мгновение очнувшись, он сказал мне. Что он имел ввиду? Кажется я где-то читала, что Фортуной в давние времена называли богиню судьбы, счастливого случая, удачи. Значит, он считает меня своей богиней судьбы, счастливым случаем, а нашу встречу — удачей! Да, точно, это так! Как он смог понять и увидеть во мне все это. Фортуна — красиво… А ведь и правда, не будь меня — не видать ему такого удачного счастливого случая.

Помолчав немного, Айгуль задумчиво протянула:

— Наси…. А вдруг я и правда его судьба, а он — моя?

— Не фантазируй, глупая, какая судьба. Что ты такое себе придумала? Ай-яй-яй — и не стыдно тебе?

— Нет. Не стыдно. Я пойду к Масуду Барзани — он из Курдского национального совета, гостит у нашего командира. Он может организовать отправку израненного бойца на лечение. Говорят, братья Барзани дружны с «белыми касками», а у тех даже санитарные самолеты есть.

— Охота тебе возится с этим русским?

— Да. Я выбрала его себе.

— Ты сошла с ума Айгуль!?

— Нисколько. Я отслужила свое в «Пешмерге», теперь свободна, как ветер. Присмотрела себе сильного и довольно красивого мужчину, имею полное право. Мне давно пора одеть золотой пояс замужней женщины. С двенадцати лет я держу в руках автомат, и вот десять посвятила «Пешмерге», пора уходить. Это мне знак свыше! На все воля Аллаха! Он послал его мне!

— Он не мусульманин, что творишь, неразумная!

— Разве нас, курдов, останавливала когда-либо национальная, расовая или религиозная принадлежность хорошего человека?

— Так Барзани тебя и послушал.

— Моя мать была не последним человеком в руководстве «Демократического союза», и отдала жизнь за свободный Курдистан. Барзани — умный человек, ему всегда нужна помощь рядовых членов движения. Уважение среди рядовых бойцов можно заслужить добрыми делами. Почему бы отправка на лечение этого воина, отважно защищавшего наш народ, не стала добрым делом? Тем более, я собираюсь его сопровождать. Если он умрет, то умрет у меня на руках. Значит, тогда — не судьба. Но пока он жив, я его буду считать таковой. Его устами со мной говорил великий и всемогущий Аллах!

— Ты, совсем спятила, Айгуль?

— Почему? Парень красивый, сложен как настоящий мужчина, имеет храброе сердце и, чувствую, добрую душу. А глаза! Ты видела какого цвета у него глаза, Наси? Конечно, не видела, только мне посчастливилось это на одно мгновение, когда он назвал меня Фортуной — ведь он все время без сознания, борется за свою жизнь. Левый — веселый и цветом как изумруд, а правый — серый, ласковый, добрый и …и очень уставший… — это знак свыше, точно тебе говорю. Не хочешь верить — не верь. Представляешь, какие у нас будут дети?

— Да ну тебя, поступай, как хочешь, — нахмурившись, махнула рукой угрюмая Наси.

Выздоравливал я действительно ударными темпами. Через две недели мне были показаны прогулки в парке, правда, сидя в кресле. Сидеть было не очень комфортно, раны на ягодице напоминали о себе болью и желанием почесать. Медленно заживает плечо. Нет, рана закрылась, воспаления нет, просто разорванные мышцы никак не желали восстанавливаться, поэтому общая подвижность левой руки пока ограничена.

Спустя три недели я расхаживал по парку, опираясь на костыль, естественно, под неусыпным наблюдением Айгуль. За время, проведенное рядом с девушкой, я, как мне кажется, влюбился в нее. Мне в ней нравилось все: улыбка, походка, движение рук и забота, которую она проявляла к своему мужчине. Айгуль готова была выполнить любую мою просьбу, такое вот восточное воспитание.

На днях я не удержался и позвонил отцу, одолжив телефон у Константина Владимировича.

— Влад, сынок, здравствуй, — радостно кричал в трубку отец, — мне сообщили, что ты погиб, выполняя важное задание. — Ты не представляешь, как я рад тебя слышать, слава Богу — ты жив. Господи, как я переживал. Что с тобой, как ты себя чувствуешь, где ты? Почему так долго молчал? Мы тебя уже мысленно похоронили и оплакали, сам понимаешь… Молодец, что дозвонился! Прямо от души отлегло, сейчас за твое здоровье выпью! Да, что там выпью — напьюсь от радости!

— Повторять слова литературного классика не буду, но хочу заверить, что я жив и восстанавливаю здоровье, все хорошо. Кто успел тебе сообщить новости обо мне? Если бы знал, что до тебя дойдет информация обо мне, то, конечно, позвонил бы раньше, обязательно. Я и не подозревал, что вы в курсе дела, правда, с ошибочным диагнозом. Я, дурак, мог бы и сам догадаться, что кое-кто имеет возможность хоть приблизительную информацию о моих передвижениях отслеживать, Васильевич, к примеру. Наверное, он — больше некому.

— Да, это он, Васильевич звонил. В чем ты нуждаешься, чем помочь, я готов сейчас сорваться — и к тебе. Деньги нужны?

— Пока нет, а позже — посмотрим. Как там ты и твои женщины?

— Когда сообщили о трагедии, Катерина два дня не выходила из комнаты, плакала. Мы с Виолеттой не подозревали, что она к тебе так привязана. Прямо сейчас позвоню домой, обрадую. Ты можешь сказать, где находишься?

— Когда полностью восстановлюсь, тогда сообщу, сейчас не хочу тебя беспокоить.

— Ну, ты и фрукт! Я за упокой твоей души выпил не один литр коньяка, а ты меня успокаиваешь. Вообще-то, ты взрослый мужчина, вправе принимать самостоятельные решения.

— Ты прав, привет своим передавай. Большая просьба: ни сам, ни Катя, ни Виолетта, никто чтоб никому не проговорился, что я жив. А если кто будет проявлять интерес к моей скромной персоне — придерживайтесь общеизвестной версии и мне сразу сообщите, на этот телефон — я должен быть в курсе этих дел. Дело в том, что не все так просто, как ты понимаешь. Мы с тобой встречались, о чем-то говорили. Помнишь? Похоже, ноги растут оттуда. И Васильевичу тоже пока ни-ни. Я сам с ним свяжусь, когда полностью восстановлюсь. Не переживайте — уход за мной первоклассный, вокруг меня друзья. Все уже, можно сказать, со знаком плюс. Обнимаю, целую. Всем привет, особенно Катьке. Скажи ей, что она меня оплакала не зря — иду на поправку. Все, пока.

Закончив разговор, я, признаюсь, был удивлен искренним чувствам отца. Он действительно был рад меня слышать. Похоже, отец бодрился, но тембр голоса выдавал, он сильно волновался.

Через неделю позвонил Говоркову на секретный телефон. После шестого гудка Николай Васильевич ответил.

— Слушаю вас, — услышал спокойный голос Николая Васильевича.

— Вы тоже получили сведения о моей гибели?

— Влад, ты?

— Нет, это мой фантом с вами разговаривает.

— Ну, чертяка, я рад, что ты живой. Искренне рад. Смотрю, входящий звонок издалека и думаю, какая сволочь мне названивает. Пока шли звонки, по коду определил страну. Ты как там оказался?

— Долго рассказывать.

— Ладно, при встрече поведаешь. А у меня для тебя новость. Не знаю, понравится ли? В газетах об этом ничего не сообщали, но хорошие люди, мне шепнули кое-что. Известные тебе друзья, сильно повздорили, до такой степени, что тот, который твой замдиректора — был вынужден уйти на заслуженный отдых, на пенсию, официально — по состоянию здоровья. А реально, вроде сверху его попросили освободить теплое место для более сообразительных и лично преданных, понимаешь, о чем я? Сейчас в твоей организации идет серьезная проверка и чистка. Ничего, пауков в банке поубавится. Тоже неплохо. Как чувствуешь себя? Домой когда возвращаешься? Помочь могу тебе чем-то? Только скажи!

— Как только поправлю здоровье, так и буду возвращаться. Спасибо, ничего не надо — всем обеспечен по высшему разряду. Пусть все заживет. О подробностях — при встрече, но все это то, о чем мы и подозревали. Ноги растут оттуда. И если не все ушли на заслуженный отдых, то гнилая голова осталась, и не одна, а значит — сами понимаете…Пора, конечно, огнедышащему дракону голов-то поукоротить, но сейчас еще рано — силенок не хватит, крепко я схлопотал, скрывать не буду.

— Значит, дыма без огня не бывает? Продырявили тебе шкуру, сволочи.

— Основательно продырявили, на грани летального исхода — полведра осколков извлекли — не шутка. Чудом выкарабкался. История, как в сказке, с прекрасной незнакомкой. Ну, обо всем — позже. Очень рад был слышать.

— Серьезно? Держись. Вернешься, обязательно найди меня, есть один очень интересный момент, вернее загадка, разгадав которую, мы сможем многое.

— Заинтриговали. Но у меня к вам просьба.

— Давай, обычно по пустякам ты меня не беспокоишь.

— Можно узнать, кто из моих коллег двадцать пять лет тому назад работал с курдским движением в Ираке, а конкретно — с лидером «Демократического союза» по имени Ясина?

— Ты серьезно встрял?

— При встрече расскажу. Но слово «встрял» здесь не к месту. Оно носит отрицательный оттенок. В данном случае — совсем обратное. Я же сказал: как в сказке с прекрасной незнакомкой. Подробности все потом, хорошо? Все-таки телефон — дело ненадежное. Сейчас эти мобилки слушают все кому не лень, а кое-кому не то, что не лень, а медом не корми. Ну, ничего, они свое получат. Побуду пока в тени. Обрадую кое — кого!

— Тогда я к твоему появлению постараюсь собрать всю информацию на этого человека, думаю, мои друзья подскажут. Выздоравливай, до встречи.

Еще целый месяц Константин Владимирович не отпускал меня из больницы, длился процесс реабилитации. Меня мяли массажисты, обрабатывали хитрыми приборами повелители магнитных полей, гомеопаты мазали на раны и давали внутрь в виде питья свое зелье. В тренажерном зале я понемногу приводил в порядок раненые конечности. С ногой все нормально, а левая рука, пока не хотела меня полноценно слушаться. Айгуль, подобно тени, следовала за мной везде, и видела проблему с рукой. Успокаивала, говорила, что все наладится, и я снова стану полностью здоров. Аналогичные слова слышал от лечащего доктора.

Прорыв случился через две недели после беседы с психологом, оказалось, двигаться руке мешала не болячка, а моя боязнь испытать боль в раненной руке. Полностью излечившимся Константин Владимирович признал меня спустя два месяца со дня попадания в его руки. Это событие решено было отпраздновать не где-нибудь, а в родовом замке графа Головко в Швейцарии.

— Константин Владимирович, не навредим ли мы твоей репутации, и не возникнут ли проблемы с пересечением границы? — поинтересовался у доктора. — Фактически в Австрию мы прибыли нелегально.

— Успокойся, Влад. Это ты попал сюда с филькиной грамотой, у Айгуль имеется настоящий паспорт гражданки Ирака. Она проходила таможенный контроль и получила визу на девяносто суток, так, что ее пребывание в стране вполне легально. С тобой мы решим проще.

— Перевезете в Швейцарию в чемодане? Только найдите размером поприличней, в маленьком я буду себя чувствовать некомфортно.

— Никакого чемодана. Поедешь по моему паспорту. Только на всякий случай контактные линзы используешь моего цвета глаз — от греха подальше. Таможенники — пограничники здесь хоть и европейские, расслабленные, но вдруг попадется на пути новичок, ревностно выполняющий обязанности, да заглянет в глаза попристальнее — обидно будет. А через пару дней я приеду с Марией.

— Мария Григорьевна решила посетить ваш дом?

— Скажу тебе по секрету — надеюсь, ты меня не выдашь — я хочу в замке сделать Маше предложение стать моей женой. Как считаешь, согласится?

— Не знаю, женская душа сплошные потемки. Я бы согласился — ха-ха-ха-ха. Но помни, у нее папа генерал, очень строгий и своеобразный.

— Маша мне о нем рассказывала, — тоже отсмеявшись, сказал Константин Владимирович.

— Тогда, совет да любовь вам на долгие годы.

— А у тебя с Айгуль как?

— Айгуль — очень хорошая девушка и, надеюсь, ты меня тоже не выдашь. Я влюблен в нее, но держу дистанцию, не знаю, как правильно ухаживать за восточными девушками. Боюсь неправильным словом или действием ее обидеть, а делать это мне не хочется. Ведь я ее ощущаю своей второй, лучшей половиной. Пока не разберусь со своими проблемами, не хочу в них втягивать Айгуль — девушка за свою недолгую жизнь натерпелась.

— У тебя много проблем? Какого характера они, если не секрет?

— Не секрет. Я офицер СВР России, выполнял в Сирии задание, где и был ранен. Если бы не Айгуль, да ты и сам все знаешь, что могло произойти. Теперь мне надо поехать в Россию, написать соответствующий рапорт, и уволиться со службы. После всех передряг у меня нет желания служить, тем более встретил такую очаровательную девушку.

— Задачка у тебя. Приедем в Тарасп, там ты узнаешь о многом и, возможно, полученные сведения помогут тебе посмотреть на проблемы по-другому.

— Ты меня заинтриговал. Приоткрывать занавес тайны ты не будешь?

— Нет, я не все знаю.

В Вену за мной и Айгуль приехал помощник графа Головко Владимира Михайловича на роскошном «Бентли». Ранее подобный автомобиль я видел в Москве возле администрации Президента.

Надо сказать, что перед поездкой в Швейцарию Мария и Константин Владимирович свозили нас в торговый центр «Dunauzentrum», где одели с ног до головы по последней моде.

В костюме, при шляпе и с тростью в руках — взял по настоянию Константина Владимировича, чтобы не нагружать раненную ногу, я выглядел настоящим джентльменом.

Вот когда Машка привела к нам полностью экипированную и посетившую салон красоты Айгуль, то, не сговариваясь, мы с Константином от восхищения непроизвольно открыли рты. От такой красоты глаз оторвать было невозможно.

Светло-зеленый костюм, состоящий из пиджака и юбки, ладно сидел на фигуре девушки, подчеркивая все ее достоинства. Две верхние пуговицы белой блузы расстегнуты, но не открывали нашему взору ничего лишнего. Небольшая шляпка уместно смотрелась на положенном месте. Туфли на высоком каблуке в цвет костюма, придавали Айгуль большей стройности. Легкий макияж, нанесенный на лицо девушки, только подчеркивал его очарование. Не удержался, подошел, и поцеловал девушке руку. Машка не упустила возможность запечатлеть нас на смартфон, сделав десяток снимков. Айгуль немного засмущалась — похоже, такая одежда для нее непривычна.

В замок мы попали на закате. Еще на подъезде я обратил внимание на него. Красивое и монументальное сооружение, примостилось на вершине небольшой скалы. Почти до стен замка вплотную подходил густой елово-сосновый лес, покрывая всю скалу сплошным зеленым ковром. К замку вела широкая дорога, выложенная из камня, вдоль которой располагались фонари, оснащенные солнечными панелями. Когда подъехали ближе, я смог рассмотреть, что стены замка покрыты специальной бледно-желтой краской с какими-то блестящими включениями, попадавшее на них солнце, создавало неповторимый по красоте оптический эффект.

В гостиной нас встретили граф Владимир Михайлович — я его помню по фотографии, и графиня Наталья Николаевна — о ней мне рассказывал Константин.

— Добрый вечер, — приветствовал я хозяев замка.

— Ну, ты посмотри на него? — возмутилась женщина, — нет, чтобы подойти, обнять и поцеловать мать, он говорит ей «добрый вечер». — Это, сынок, не вежливо с твоей стороны, — близоруко прищурясь договорила графиня.

— Извините, Наталья Николаевна, но я не Константин Владимирович, — поспешил я внести ясность.

— Скажи еще, что эта девушка не Мария, с которой ты обещал нас познакомить.

— Эту очаровательную девушку зовут Айгуль, а я — Владислав Петрович Головко.

— Сын, ты меня решил разыграть?

— Вам Константин Владимирович, о нас с Айгуль ничего не говорил?

— Говорил, что приедут друзья, но в подробности не вдавался.

— Не вдавался, потому что хотел посмотреть на вашу реакцию, — услышал я за спиной голос Константина. — Родители, вам понравилась моя полная копия?

Что называется, в гостиной возникла немая сцена. Родители Константина, непонимающе взирали то на меня, то на своего сына.

— А чтобы все расставить на свои места, разрешите познакомить с Марией Григорьевной Перминовой, — Константин вывел перед собой девушку, — порошу любить и жаловать.

— Я совершенно сбита с толку, — с недоумением сказала графиня, — сын, ты нам, надеюсь, все объяснишь.

— Вместе с Владом, попытаюсь.

— Вначале предлагаю поужинать, а потом будем разбираться во всем, — предложил молчавший до сего момента граф.

Стол накрыли в банкетном зале. Не стал вертеть головой в разные стороны, изучая интерьер — с моей стороны это выглядело бы неприличным. В двух словах скажу, внутреннее убранство зала было изысканным.

Подавали несколько видов мясных блюд. Свинина в томатном соусе, говядина со специями, запеченная на углях, мясо индюка на небольших шампурах. Все овощные салаты я не смог идентифицировать, посчастливилось уверенно опознать помидоры, огурцы и оливки. В рыбных салатах я не разбирался совершенно. Женщинам предлагали красное и белое вино Louis Eschenauer Saint-Emikion и Louis Jadot Chablis, а мы пили коньяк, лично приготовленный графом. Надо отметить, Владимир Михайлович умеет делать продукт отменного качества. За ужином велись разговоры на общие темы.

Наблюдал за Айгуль, как она, мусульманка, отнесется к присутствию на столе свинины. Помнится, правоверные мусульмане считают свинью грязным животным. Мои опасения оказались напрасными. Девушка чувствовала себя нормально, даже полакомилась кусочком свинины в томате. Айгуль — наш человек!

На десерт предложили несколько видов фруктового желе, небольшие шоколадные тортики и печенье. Чай и кофе по желанию.

Потом граф предложил мужчинам подняться на стену, выкурить по трубке. Как я ни боролся, но окончательно победить пристрастие к никотину пока не смог. Стоя на стене, смотрел вниз на небольшой городок, он хорошо был освещен. Несмотря на позднее время, жизнь в городке бурлила. Ездили автомобили, гуляли люди, долетали звуки музыки. Нормальная и спокойная обстановка, никакой тебе войны и смертей.

Снова все собрались в гостиной.

— Константин, я с нетерпением жду объяснений, — сказала Наталья Николаевна. — Ты меня поставил в неловкое положение, я приняла Владислава за тебя.

— Согласись мама, отличить нас сложно.

— Скажу так, нелегко. Я потом поняла, что меня сбило с толку. Цвет глаз, он у вас одинаков. Но если присмотреться, то Владислав немного шире тебя в плечах.

— Это он еще не полностью поправился после болезни, а так он настоящий русский медведь, да и с глазами не все так просто — улыбался Константин. — А если серьезно, то все началось с того, что одна милая и симпатичная девушка Мария назвала меня Владом в Центральном госпитале. Недоразумение удалось выяснить с трудом. Так я узнал, что в России живет Головко Владислав, очень похожий на меня.

— Да, Константин, мы знали, что в России есть у нас родственники, — негромко произнес Владимир Михайлович. — Мы тебе об этом не говорили, ждали удобного момента.

— Отец, ты думаешь, этот момент наступил?

— В этой комнате, я полагаю, посторонних нет. Мария, по всей видимости, твоя Константин избранница, Айгуль, если не жена Владу, то скоро ею станет. Извините дети, если допустил некоторую бестактность.

О нашем родственнике в России я узнал от бабушки Софии. Скажу больше, я впервые увидел Головко Ивана Константиновича у нас в замке, когда мне было пятнадцать лет, в 1971 году. Последний раз я с ним встретился в январе 1991 года в Германии. Иван Константинович оказался в России благодаря нашей бабушке Софии, она там пыталась помочь в строительстве нового государства. Но обстоятельства были против нее. Она вынуждена была отдать ребенка на воспитание в специальный детский дом, а потом вообще бежать из России, ее обвинили в государственном преступлении. До конца дней она не могла себя простить, что рассталась с сыном.

— Мне в руки попалось дело по обвинению Головко Софии Станиславовны, 1904 года рождения, в шпионаже. Тройка ее приговорила к пятнадцати годам лагерей. Там еще был приложен рапорт о гибели на реке всех «врагов народа», — перебил я графа, за что извинился.

— Бабушке Софии удалось спастись, а потом выбраться из России, — продолжил рассказ Владимир Михайлович. — С Иваном бабушка встретилась случайно в Германии. С тех пор российский Головко периодически бывал в Швейцарии, иногда с женой. Ему было трудно поддерживать с нашей семьей отношения, он служил разведчиком в КГБ.

— Как наш Влад, — сказал с улыбкой Константин.

— Владислав, ты тоже разведчик? — удивился граф. — Дед настоял?

— В разведке я всего второй год, а до этого работал аналитиком в финансовом управлении Министерства обороны. Иван Константинович не мог оказать влияния на выбор профессии, так как умер до моего рождения.

— Тогда мне становится понятными причины утраты с ним связи, — отметил граф. — А как он умер?

— В сентябре 1991 года, через две недели после путча. Умер он и бабушка, не своей смертью, их убили. А после моего рождения убили и мою мать.

— Преступников поймали и примерно наказали? — осведомилась графиня.

— Нет, к сожалению. Трудно доказать это официальным путем, но месяц назад я получил сведения, что некоторым виновным крепко испортили ход их обеспеченной и теплой жизни при больших чинах. Ну, а кое-кому еще предстоит заплатить за все свои злодеяния, уверен.

— Влад, ты к этому приложил руку?

— Да, как мог. Но вроде бы появились новые доказательства, мне помогают друзья для восстановления справедливости в этом трудном деле — все-таки 30 лет прошло с тех пор.

— А как ты вообще оказался в Австрии?

— Был ранен в Сирии. Благодаря моему ангелу-хранителю Айгуль попал в Вену в руки вашего сына.

— Папа, представляешь, сижу я на дежурстве, а из приемного покоя звонок, привезли тяжелораненного мужчину-иностранца, — вступил в беседу Константин.

— Бегу со всех ног, ведь дорога каждая минута. И, что я вижу? На кушетке лежу я, только состояние, мягко говоря, предсмертное. Затем была операция. На следующий день я перевез Влада в свою клинику, чтобы избежать лишних вопросов со стороны администрации госпиталя. С большим трудом удалось стабилизировать состояние нашего пациента. Пришлось дважды провести ему переливание крови. Кстати у Влада довольно редкая группа крови, четвертая с отрицательным резус-фактором. Позвонил Марии Григорьевне, попросил ее посмотреть на моего больного, вдруг это тот ее знакомый, о котором она мне рассказывала. Благодаря Маше, мы узнали, что у меня в клинике находится русский Головко. Ведь, сопровождающая его девушка Айгуль, твердила, что его имя — Фортуна — это слово оказалось позывным, единственное слово, произнесенное им в беспамятстве и принятое Айгуль за имя иностранца. Я вам ничего об этом не говорил умышленно, хотел преподнести сюрприз. Мне, кажется, удивить вас удалось.

— Предлагаю на сегодня закончить все разбирательства, время позднее, и вы устали с дороги, — предложила графиня. — Я распорядилась приготовить вам комнаты. Учтите, для каждого приготовлена отдельная, — добавила она с улыбкой.

— Дорогая, не слишком ли ты строга к нашим гостям? — поинтересовался граф, — сейчас другое время, некоторые правила утратили смысл.

— Может где-то утратили, а мы будем придерживаться прежних, не самых худших. Думаю, гости согласятся со мной.

Возражений не последовало, правда, я не знал, как себя будет чувствовать Айгуль — мы спали с ней в одной постели давно, но не переходили определенных границ. Опасения были напрасными, Айгуль ничего не испугалась и среди ночи не прибежала ко мне прятаться.

Выспался отлично, встал с первыми лучами солнца. Переоделся в спортивный костюм и вышел во двор замка. Работник — я его для себя окрестил садовником — подсказал, где находится площадка для занятия спортом. Набору и качеству спортивных снарядов на площадке мог позавидовать самый дорогой фитнес-клуб. Примерно около часа я после разминки нагружал организм. Очень хотел привести себя в нормальное состояние, достичь прежних кондиций. В завершение тренировки провел «бой с тенью» и почувствовал, что рукопашный бой дается с трудом. Нет той скорости и гибкости, моторика раненой руки и ноги полностью не восстановилась. Несмотря на это, общий результат тренировки давал повод для оптимизма — я постепенно прихожу в норму.

— Не надо себя так истязать, Влад, — услышал голос Константина. — Куда ты так торопишься? Снова на войну? Тебе прошлого опыта мало?

— На войну я не тороплюсь, с моими навыками там делать нечего. Для того чтобы нормально воевать и выжить, нужна более глубокая специальная подготовка. Я кабинетный работник, больше работаю головой. Мое попадание в Сирию, досадная случайность. Даже не случайность, а результат козней некоторых подонков. Чуть не расстался с жизнью. А тренируюсь усердно, потому что хочу быстрее стать полностью здоровым. Рядом с красавицей Айгуль кряхтящему инвалиду не место.

— Может, я скажу банальность, но мне кажется, что Айгуль оставалась бы с тобой в любом случае, несмотря на возможные увечья. Влюбленный взгляд девушка никогда не пыталась прятать. Учти это, пожалуйста.

— Уже учел и отвечаю ей взаимностью.

— Хорошо. Иди, принимай душ, а то скоро наши девушки закончат плескаться в бассейне. Проголодавшись после водных процедур, потребуют завтрак. А мама не терпит опозданий.

Завтрак тоже был обильным. Я вышел к завтраку, сняв контактные линзы, и своим разноцветным взглядом сразил хозяйку с хозяином. После краткого и веселого обсуждения этого феномена приступили к трапезе, а я — особенно активно. Мясная нарезка нескольких видов. Знаменитые швейцарские сыры в изобилии. Овощные салаты, и овощи в целом виде. Соусы, подливы и приправы на любой вкус. Свежие, еще горячие пирожки с абрикосовым джемом, горкой возвышались на большом блюде посредине стола. И, естественно, кофе. Я рассказал, к моему собственному удивлению показавшийся очень давним, случай с ремонтом квартиры деда, как и это прекрасное утро, начавшийся с чашечки ароматного напитка. Все были настроены по-доброму и от души посмеялись над этой историей.

Чуть позже, в гостиной, Владимир Михайлович продолжил знакомить нас с историей семьи Головко. Граф сразу оговорился, что не будет пересказывать все, а затронет период с начала XX века и по сегодняшний день.

До обеда, с краткими перерывами на посещение туалета и курительной комнаты, граф излагал историю семьи Головко.

Я узнал, что у Головко Станислава Владимировича было шестеро детей, четверо родных и двое приемных. Интересно, когда он успел обзавестись таким количеством детей, проведя семь лет на службе в разведке Генерального штаба российской империи. Рождение младших детей приходится на этот период его жизни.

К большому сожалению, беды не обошли стороной семью. Во Вторую мировую войну погибли Всеволод и Владислав. В конце 40-х трагически, в автомобильной катастрофе погиб Станислав Станиславович с женой и детьми. Младшая дочь Лидия вышла замуж за гражданина США и уехала за океан. Пока она была жива, связь поддерживалась, а после смерти Лидии родственники стали общаться реже. Сейчас вообще нет никаких контактов.

Станислав Владимирович вовремя сориентировался и смог создать для семьи мощную экономическую базу. С деньгами у графа проблем никогда не было. Продолжателями его начинаний были: Степан Станиславович, Михаил Степанович и разумеется Владимир Михайлович. Совместными усилиями они достигли того, чем на сегодня владеет семья и, похоже, останавливаться не намерены.

— Все бы ничего, — сказал Владимир Михайлович, — но мои предки почему-то попали под влияние европейской моды, касаемо детей. — Взяли на вооружение неправильный лозунг: «одна семья — один ребенок». И, заметьте, при появлении в семье мальчика, а они, почему-то рождались первыми, больше детей не заводили. Я бы не отказался иметь братьев и сестер.

— Папа, так я тоже единственный ребенок в семье, — удивленно произнес Константин. — Мне тоже хотелось иметь брата или сестру.

— Это сынок, не наша с отцом вина, — смахнув набежавшую слезу, сказала графиня. — Ты был крупным ребенком, мне делали кесарево сечение, в результате которого ты у нас один, без братьев. Правда, хочу себя поправить, ты не один, у тебя есть Владислав, он твой брат. Ты сам видишь и знаешь, что он нам кровный родственник.

— Да, Влад, я дополню высказывание моей дражайшей супруги, и скажу, что твой дед был дружен с моим отцом, — многозначительно поднял палец вверх, сказал граф. — Небольшая разница в возрасте позволила им тесно общаться, когда Иван бывал в гостях. Мне отец рассказывал, что твоя бабушка долгое время не могла забеременеть, и только после посещения термальных источников в Альпах она родила мальчика. Заочно я знаю твоего отца, даже видел его на детских фотографиях.

— Видно под впечатлением красот Швейцарии дед или бабушка на своей совместной фотографии с обратной стороны написали:

— Повтори, что ты сказал, — граф вскочил с места и пристально уставился на меня.

Я вновь прочел стих.

— Ну, наконец-то я услышал то, о чем меня предупреждал твой дед почти тридцать лет тому, — облегченно вздохнул Владимир Михайлович.

— Передавая мне в Мюнхене дорогой футляр с удивительными по красоте и отменными по качеству игральными шахматами и доской из красного дерева, Иван попросил передать этот набор своему потомку, который прочтет этот стих. Он мне вручил фото, на котором стих был написан.

— Написан красивым почерком, а в самом конце, возле слова «цитаделью» стоит маленькая латинская буква «t», — дополнил я высказывание графа.

— Совершенно верно, Влад, — оживился граф. — Ты знал об этом?

— Понятия не имел. Просто я по специальности аналитик. Всю, информацию, касающуюся деда, всесторонне рассматривал, пытался понять, за что его убили.

— Понял?

— Еще не все, но где-то рядом.

— Тогда пошли в мой кабинет. В футляре есть письмо, адресованное Иваном Константиновичем потомкам. Его никто до сегодняшнего дня не вскрывал, ты первый. Когда прочтешь письмо, у меня будет, чем еще тебя удивить.

Владимир Михайлович поставил на стол большой футляр, изготовленный из толстой коричневой кожи. На углах футляра присутствовали медные украшения в виде шахматных фигур, потемневшие от времени. Посредине верхней крышки золотым тиснением написано: «Шахматы — это больше чем игра».

Открыв футляр, я опешил. В верхней крышке на двух зажимах держалась большая шахматная доска. Она вся блестела полированной поверхностью. В ней отражалось мое удивленное лицо. В нижней крышке, каждая в отдельной ячейке, на красном бархате, лежали шахматные фигуры, изготовленные из неизвестной мне породы дерева. Один комплект был светлым, а второй — коричневым. Каждая фигура посажена на толстую металлическую основу, мне кажется серебряную — имелся специфический налет. Надо отметить, что фигуры были по размеру в два раза больше обычных. Наверное, так удобней играть, решил я.

По подсказке графа, отпустив зажимы, я вынул из крышки шахматную доску, получив доступ к конверту. Взял его, повертел в руках, потряс и даже взвесил. Ничего внутри не болталось, значит, там одна бумага. Надписи на конверте не было.

— Оставайся здесь, читай, — предложил граф, — тебя никто не побеспокоит, но помни, на обед без опозданий. От чтения на пустой желудок никакого проку.

Знакомство с посланием деда пришлось отложить, до обеда осталось не более получаса.

За столом я был невнимательным. На реплики членов семьи Головко и Айгуль реагировал с опозданием. Еще бы не опаздывать, я был занят анализом полученной информации. Как ни странно, но почти все, что я себе нафантазировал ранее в отношении деда, начинает подтверждаться. Есть еще неизвестные, но думаю, прочтя письмо, узнаю новые детали. За размышлениями я не заметил, как расправился с обедом.

Снова я в кабинете. Взяв в руки конверт, заметил мелкую дрожь в руках. Этого еще не хватало. Я все время был совершенно спокоен, а сейчас разволновался. Перед боем в Шуваре такого не было. Положил обратно конверт в фуляр, отправился в курительную комнату, где приговорил подряд две сигареты. Не скажу, что пришел в норму, но почувствовал себя лучше.

Вскрыл конверт, начал чтение.

Мог себя поздравить, мои предположения подтвердил дед в своем письме. Еще раз перечитал письмо более внимательно, но ничего нового не обнаружил. Пересмотрел все листы на просвет, вдруг имеются скрытые послания, и тоже ничего. Оставляя письмо и футляр с шахматами, дед рисковал, но, видно, всецело доверял родственникам, не зря же оставил им доверенность на право распоряжаться недвижимостью и финансами. Жаль, что мне не довелось пообщаться с дедом, думаю, он бы мог мне многое рассказать и многому научить. К сожалению деда и бабушку не воскресить. Отец мне не поможет пролить свет на жизнь своих родителей, о многом он даже не подозревал. Дед отцу не рассказал о последней посылке, похоже, сильно опасался за его жизнь и унес тайну с собой.

— Закончил чтение? — спросил граф, появившись в кабинете. — Все понял?

— Понял, что дед писал не послание потомкам, а прощальное письмо, своеобразный краткий отчет о прожитых годах.

— Значит, о собственности и о счете в банке ты знаешь?

— Знаю.

— Как поступишь?

— Хочу услышать добрый совет от вас. Правда, думаю, что лучше все пока оставить без изменений. Когда разберусь со службой, тогда можно позвать моего отца и вместе решим.

— Странно, но мы с тобой, Влад, думаем в одном ключе. Я хотел тебя попросить не торопиться. Посмотришь так называемое шале, которое превратилось в большую виллу. Я двадцать лет назад докупил еще почти пять гектаров земли. Разбили красивый парк, посадили фруктовый сад. Все эти годы за виллой присматривал наш управляющий, поселив там две семьи. Вилла в полном порядке. Два года назад модернизировали энергоснабжение и систему отопления. Навесили три десятка солнечных батарей, так сказать, идем в ногу со временем. Жить на вилле можно с комфортом, воздух там отличный. Я бы рекомендовал тебе, после решения проблем в Москве перебраться сюда на постоянное жительство. Я помогу тебя с оформлением гражданства.

— Владимир Михайлович, я теперь не один, со мной моя любимая Айгуль.

— Говоря о тебе, я подразумевал вашу с Айгуль семью. Когда вы намерены узаконить свои отношения?

— В ближайшее время, но после моего возвращения из России. Хочу просить вас приютить у себя Айгуль на время.

— Нам будет в радость, если она останется здесь. Наталье Николаевне она очень нравится. Только согласится ли девушка остаться?

— Я настою и она меня послушает.

— Ладно, складывай шахматы, и пойдем в гостиную, там Константин что-то затевает. Случайно, не знаешь, что он опять придумал?

— Нет, мне и самому интересно, — искренне соврал графу.

В гостиной Константин пребывал в одиночестве. Темно-синий костюм — тройка, ослепительно белая рубашка, бабочка в тон костюму, начищенные до зеркального блеска туфли и огромный букет алых роз в руках Константина, как бы подсказывали, что нас ожидает серьезное событие. Дамы появились тоже в торжественных нарядах.

Молодой граф Головко, припав на одно колено, торжественно объявил, что очень любит Марию и попросил ее стать женой. Вручил букет роз и одел на палец колечко с камушком, полагаю, с бриллиантом. Наталья Николаевна, Мария и Айгуль от избытка чувств слегка прослезились.

Мария, погрузив лицо в букет роз, громко сказала, что согласна стать женой Константина. Её ответ встретили аплодисментами.

Владимир Михайлович распорядился подать шампанского. Его подали и я с удивлением прочел название «Новый Свет». Ну, граф, ну молодец! Крымские вина не могут прорваться на европейский рынок, а в замке нас угощают вином прошлого года выдержки.

Затем был торжественный ужин. К привычным для меня в этом доме блюдам добавили огромного гуся, запеченного с яблоками, отбивные из мяса страуса и несколькими салатами из экзотических овощей, доставленных из Египта. Не стал экспериментировать со своим организмом, угощался тем, в чем был уверен мой желудок.

Естественно, за столом звучали тосты с пожеланием долгой и счастливой совместной жизни. Представляю я лицо генерала Перминова, когда он увидит Константина, ведь они собираются съездить в Россию за родительским благословением. Хотя бы не стал допытываться у Константина о его пребывании в санатории «Звезда», а то могут случайно всплыть наши с Марией грешки. Надеюсь, Машка родителя правильно проинструктирует по телефону.

На следующий день Владимир Михайлович организовал экскурсию в шале деда. По отличной дороге десять километров в микроавтобусе проехали за несколько минут.

То, что я увидел, никак нельзя было назвать шале и даже слово «вилла» не совсем подходит. Небольшой двухэтажный замок в средневековом стиле, выстроенный из огромных диких валунов, окруженный стеной, высотой метров пять, из таких же валунов. Красная черепичная крыша в нескольких местах была скрыта солнечными панелями, но это не оказывало влияния на общую красоту строения. Я поглядел на Айгуль, она тоже была удивлена.

Нас встретил смотритель виллы — Хайнц, доложивший графу, что все в порядке. Потом он провел по всем помещениям, подробно рассказал о достоинствах виллы. Находясь под впечатлением, я даже не знал, какие вопросы задавать Хайнцу.

— Ну, как, удивлен? — спросил Владимир Михайлович. — Раньше, по словам моего отца, на этом месте была крохотная лачуга, ее и купил твой дед. Перестроили ее немного, благо строительного материала здесь было в избытке. Все эти камни, из которых построен дом и стены, валялись по всему участку. Нашли грамотных строителей и они соорудили то, что ты наблюдаешь. Внутреннее убранство несколько раз менялось и совершенствовалось. Мы все надеялись, что рано или поздно родственники Ивана Константиновича объявятся. Честно скажу, я рад, что ты здесь появился — пусть из другой ветви нашей семьи, но вы наши ближайшие родственники. Очень хочу, чтобы в наших семьях было много детей, ведь они — это радость для родителей, а еще инвестиции на будущее.

— Полностью с вами согласен, осталось дело за малым, нарожать детей.

— Обязательно, нарожаете, — похлопал меня по плечу граф и отошел к Наталье Николаевне.

Я взял Айгуль под руку и увел к беседке, увитой неизвестной мне лианой.

— Понравилась вилла? — спросил девушку, усадив на лавку.

— Очень. Роскошная и удобная. Бассейн есть и много вкусной воды.

— Хочешь здесь жить вместе со мной?

— Ты делаешь мне предложение?

— Предложение я тебе сделаю обязательно, но в другой, торжественной обстановке и в присутствии моего отца. Ты не ответила.

— С тобой я готова жить, где угодно, лишь бы всегда вместе.

— Спасибо, — сказал я Айгуль, и поцеловал ее.

Долго целоваться нам не дали, Константин позвал нас к столу — Хайнц с работниками организовали нам легкий перекус на лужайке за домом.

Две недели я гостил в замке, ожидал, когда в посольство России в Швейцарии доставят мой паспорт и вещи из Дамаска. Я позвонил из Тараспа Одинцову и попросил переправить мое имущество. Сергей Васильевич обещал выполнить просьбу в кратчайшие сроки, заверил меня, что он не верил в мою гибель, поскольку на месте боя тело не обнаружили.

К моему большому удивлению мой рапорт на рассмотрение был направлен Директору СВР. К нему в кабинет я был приглашен буквально через тридцать минут после составления рапорта. Не каждый сотрудник СВР удостаивался такой чести, мне выходит, повезло.

— Владислав Петрович, я ознакомился с вашим рапортом, — сказал Директор СВР Российской федерации Нарышкин. — Вы указали, что хотите оставить службу по состоянию здоровья. Видел приложенное к рапорту заключение наших медиков, серьезные ранения вы получили и, похоже, еще не восстановились. Может, вы поторопились с рапортом? В информационно-аналитическом управлении физические нагрузки незначительные.

— Сергей Евгеньевич, извините, но я случайный человек в разведке, просто так сложилось. Работа аналитиком не предполагала моего участия в боевых действиях. Но это произошло. Один умный человек сказал, что если хочешь иметь семью, то тебе в разведке делать нечего. А я планирую в ближайшее время жениться и помогать отцу в развитии бизнеса.

— Когда поступила первоначальная информация о вашей гибели, я ознакомился с материалами, которые на вас собирал Сажин. Признаюсь, был очень удивлен, что к работе по вам было привлечено несколько наших подразделений. Однако конечную цель этой многолетней работы я до конца не понял. Что хотел от вас Сажин?

— Много лет назад он потерял ценный груз в Германии и почему-то думал, что к этому причастен мой дед, кстати, в прошлом сотрудник нашей разведки.

— Это я знаю, проверили. И об Анфисе Павловне Головко сведения имеются. Непонятно, на что надеялся Сажин?

— Он думал, что у меня или у отца есть информация по этому грузу. Предполагаю, что Сажин с кем-то в сговоре хотел похитить груз, но этот кто-то, действовал на опережение, ценности украл раньше. Сажину указали пальцем на деда, и он потратил всю жизнь на поиски, также и меня попытался втянуть в это. Поняв, что я сделал все, что мог, отправил в Сирию, в которой спровоцировал через своих людей ту ситуацию, в которой я и оказался. О подробностях я докладывал руководству ГРУ в Сирии по рации открытым текстом перед своим последним боем. Целью Сажина была ликвидация неугодного свидетеля, но Фортуна была ко мне благосклонна.

— Касательно Сирии. Как вы оказались в Австрии?

— В бессознательном состоянии с множественными ранениями. Как я узнал позже, постарались курды, пришедшие нам на выручку в селении.

— Лечение они оплачивали?

— Первые дни они, а потом, когда я пришел в себя и назвался, деньги переводил отец.

— А почему о себе не сообщили сразу?

— Меня привезли в страну нелегально. Если бы всплыла моя причастность к СВР, мог случиться скандал.

— Несмотря на раны, вы здраво мыслили и реально оценивали ситуацию, что говорит о хороших аналитических способностях. Подача рапорта не преждевременна?

— Было время подумать. Решение принято не спонтанно.

— Жаль, что мне не удалось убедить вас остаться, но надеюсь, вы на службу не в обиде. Если понадобится, поможете в трудную минуту?

— Если будет в моих силах, тогда помогу.

— Спасибо за службу, успехов вам в гражданской жизни.

— Вам, Сергей Евгеньевич, спасибо за понимание.

Довелось побегать с обходным листом по управлению. Когда зашел в свой бывший отдел, увидел картину из бессмертного «Ревизора», все застыли в недоумении. Черепанов пришел в себя после подписи на обходном листе. Маргарита помогала мне собрать личные вещи в ящиках стола. А когда провожала, сказала, что очень хочет побывать в гостях у настоящего восточного падишаха. Культурно обломал девушку, сославшись на ранения.

Выходное пособие обещали выплатить на следующий день, я не торопился, время у меня было.

Созвонился с Говорковым. Старый разведчик, как и прежде, забрал меня на Черкизовском рынке. Правда, сменил вазовскую семерку на старенький «Опель». Повез в Можайск. Там, по словам Николая Васильевича, он чувствует себя в полной безопасности.

— Нашел я человека, о котором ты спрашивал, — начал рассказ Говорков после выпитой рюмки за мое возвращение. — Подполковник в отставке — Полевой Дмитрий Сергеевич. Женат, двое взрослых детей, есть внучка. С ним я не общался, но адресом и телефоном обзавелся. Человек, помогавший навести справки о Полевом, рассказывал, что Дмитрий Сергеевич был результативным сотрудником, имеет правительственные награды. О работе в Ираке мой товарищ ничего не знает, так что доведется тебе самому с ним говорить. Дело у тебя к нему серьезное?

— Серьезней некуда. Предположительно он отец моей будущей жены.

— Да иди ты! Ты решился связать жизнь с мусульманкой? Она хоть симпатичная?

— Вы актрису Айшварию Рай знаете?

— Конечно. Она родом из Индии, модель, актриса и прочее-прочее.

— Моя Айгуль по красоте ее превосходит.

— Ну, ты даешь! Чуть копыта не отбросил, а жену себе нашел.

— Это она меня нашла, вырвав из лап смерти. Она организовала отправку в Австрию и она выхаживала меня.

— Отец знает?

— Узнает, когда приедет в Швейцарию.

— Ты ушел со службы?

— Да. Буду заниматься бизнесом.

— Тогда моя загадка может тебе в этом помочь, если мы ее разгадаем.

— Если честно, мне не хочется ни во что ввязываться, хочу обратно к любимой Айгуль.

— Я тебе расскажу, а ты потом решай, стоит ли игра свеч. Как ты знаешь, я храню часть документов, переданных мне твоим отцом, в основном это документы деда. Просматривая фотоальбом, я заметил, что одна из фотографий чуть толще обычного. Вынул ее из альбома, а к обратной стороне приклеен лист папиросной бумаги с каким-то планом помещения. На втором этаже плана нарисован красный квадрат и стоит дата 23.07.1991год. Меня заинтересовала эта схема, я покопался, где только мог, но получил шиш. — Взгляни, — Говорков развернул небольшой лист.

Посмотрел, и сразу же узнал, что показывал мне Николай Васильевич.

— Объект номер 648, построен в 1936 году в каменном монолите, предназначен для укрытия политического и командного состава войск Московского округа. Введен в эксплуатацию в ноябре 1937 года. По назначению использовался в период с октября 1941 года по май 1943 года. В 2015 году снят с баланса Министерства обороны, как объект, пришедший в негодность из-за срабатывания в конце июля 1991 года системы самоликвидации входного шлюза и центральной галереи.

— Откуда сведения?

— Это было мое первое участие в комиссии по списанию основных средств, потому запомнилось на всю жизнь. Только на вашей схеме не указана вентиляционная шахта, она должна находиться в пятидесяти метрах с северной стороны объекта.

— Ты знаешь, где находится объект?

— Конечно. В трех километрах от Домодедовского карьера. Я выезжал с группой офицеров на место, фотографировали там все. На месте входного шлюза нагромождение разрушенных бетонных конструкций. Весь металл «железячники» вырезали, а бетон покрошили в щебень. Куда-либо добраться было невозможно. Почему вы так заинтересовались этим старым бункером?

— А того, что мой «коммунистический профессор» рассказывал, что за месяц перед путчем из секретных хранилищ КПСС вывозили ценности, один УАЗ пропал вместе с экипажем и сопровождающими. Поиски ничего не дали. И кто, по-твоему, отправлял в рейс пропавший автомобиль?

— Радионов Петр Львович.

— У-у-у, с тобой неинтересно разговаривать, такое впечатление, что ты все наперед знаешь, — шутливо возмутился Говорков. — А теперь подумай, зачем Радионов занялся добычей камня в Домодедовском карьере.

— Хочет прокопать метро в бункер, потому что не знает о существовании вентиляционной шахты.

— О ней я тоже от тебя услышал. Спрашивается. Каким образом схема бункера попала к твоему деду, и была искусно припрятана?

— Каким образом — это мы никогда не узнаем, но можем предположить, что у деда был кто-то рядом с Радионовым и своевременно «сигнализировал» с предоставлением плана, — я не стал рассказывать о сослуживце деда по имени Игорь, который как мог, «подсвечивал» действия Радионова, о чем я узнал из недавно прочитанного письма из прошлого.

— Я немного не так мыслил, но, в общем правильно. Радионов, что-то стащил у партии. Выждал некоторое время, пока перемрут все его коллеги, а теперь решил вскрыть «сейф», о существовании которого никто не знает. Поэтому занялся добычей камня и, вероятно, усиленно пробивает штольню в направлении бункера. Предлагаю посетить бункер раньше Радионова, воспользовавшись вентиляцией, о которой ты очень кстати вспомнил.

— Нам двоим это не по силам.

— А кто сказал, что нас будет двое? У меня есть сын, служит в нашей структуре, и есть зять — нормальный армейский офицер, помогут.

— Если там действительно есть ценности, то при поднятии наверх они обретают статус клада, а значит, четверть надо отдать государству.

— Разогнался. У государства и так всего достаточно, пусть у чиновников и олигархов трясут, а мы, так сказать, хлеб насущный будем добывать в поте лица своего.

— Как-то это все не очень хорошо пахнет, я бы сказал, статьей УК воняет. У Радионова там охрана есть?

— Никто ничего достоверно об этом объекте не знает, тем более ты подтвердил, что он снят с баланса. А вот, что там внутри, знает три-четыре человека, и говорить кому-то не намерены, так что выход информации к правоохранителям маловероятен. Возле оборудования сторожа по ночам сидят, а приглядывает ли он за территорией в целом, не знаю. В понедельник займусь.

Я в свою очередь подумал и решил, что нам может понадобиться взрывчатка. Согласовав свои действия с отчаянным напарником и другом отца, учитывая массивность списанных с моим участием основных средств, а также не нынешнюю марку примененного для строительства объекта цемента, решил обратиться к понимающему в этом толк Герману. Хватит ему баловаться с опасными игрушками понапрасну. Пора и пользу из его навыков извлекать, особенно если извлекать планируется с хорошо зажелезозабетонированной глубины. Друга своего я не планировал посвящать в подробности и, тем более, в случае принятия совместно с Николаем Васильевичем решения о добыче, так сказать, полезных ископаемых, приглашать на опасную прогулку. Не потому, что не доверял ему.

Герман за долгие годы дружбы доказал мне свою преданность и надежность. Не хотел я его подвергать опасности. И так прошу не безобидные вещи — всего — навсего изготовить десяток трехлитровых металлических банок из-под краски, наполненных самодельным взрывчатым веществом — чем-то вроде аммонала! Об этом я и попросил его, встретившись лично, в мастерской Герки, в которой он частенько пропадал что-нибудь мастеря или ремонтируя. Оговорили и сроки — наиболее краткие с точки зрения безопасного изготовления самодельных взрывных устройств, штуки три из которых будут с таймером, а также огнепроводного шнура — в общем всего необходимого для производства взрывных работ хоть и на уровне любителей, но надежно. Правда, я не совсем любитель — проходил усиленный курс по этой теме во Владимирском учебном центре, а практиковался в Сирии. Хорошая статья УК светит за это. Вот так побеспокоился я о безопасности друга! Оговорили условную фразу по телефону, означавшую: пора приступать. Также, на всякий случай, я оставил ему хорошую сумму денег для закупки в разных местах требуемых для алхимического процесса ингредиентов, расходных материалов и так далее. А пока мы еще ничего конкретного не решили.

Пока Говорков занимался своей частью подготовительной работы, откровенно говоря, на мой взгляд — авантюрой, я пустился на поиски отца Айгуль. Благо — адрес и телефон у меня был. Старенький автомобиль «Фольксваген» меня не подвел, добрался на нем в Южное Бутово, простояв почти час в пробке.

На мой звонок по телефону ответил мужчина с приятным баритоном.

— Дмитрий Сергеевич, я Владислав Петрович, ваш коллега, если у вас есть время, уделите мне немного, — выдал я заранее подготовленный текст.

— У меня не было коллег с таким именем.

— Я коллега по организации, а по возрасту значительно моложе вас.

— Что вы от меня хотите? Я давно в отставке.

— Наша пятиминутная беседа службы не касается.

— Тогда какой смысл встречаться?

— Ясина.

— Вы где?

— В десяти метрах от вашего подъезда, стоит старенький «Фольксваген-пассат» серого цвета, я вас жду.

Минут через пять из подъезда вышел мужчина лет шестидесяти в джинсовом костюме. Подтянутая фигура, аккуратно подстриженные седые волосы. Повертев головой, и увидев автомобиль, а я на всякий случай мигнул фарами, мужчина быстрой походкой подошел к автомобилю. Я рукой сделал приглашающий жест, указав на переднее сидение пассажира.

— Головко Владислав Петрович, — представился я, и протянул паспорт Полевому.

— Вы говорили, что мой коллега. Можно взглянуть на удостоверение?

— Вы в отставке, а я в запасе. На днях сдал удостоверение. Если совсем кратко, то уволился по состоянию здоровья, по ранению, Сирия.

Немного помолчали, каждый о своем. Я неспеша продолжил:

— Вопрос мой, собственно, состоит вот в чем. Двадцать пять лет назад вы работали с лидером курдского «Демократического союза» Ясиной?

— Работал.

— У вашей дочери ваш цвет глаз.

— Какой дочери?

— Ее зовут Айгуль. Ясина до самой смерти говорила дочери, что ее отец хороший человек. Умирая, она сообщила Айгуль, что ее отец русский офицер.

— Как умерла Ясина? Когда? — резко задал вопрос взволнованный пенсионер.

— Два года назад, точную дату сказать не могу — не знаю. Она в бою получила смертельное ранение, умерла на руках дочери. — Взгляните на фото дочери, — я протянул мужчине смартфон.

Долгие десять минут Полевой листал фотографии Айгуль. Я не торопил Дмитрия Сергеевича, видел, что ему трудно совладать с эмоциями.

— Да, это дочь Ясины, такая же красивая, — тихо произнес Полевой. — Ясина мне помогала в работе, а я организовывал помощь ее соратникам. Сами понимаете, молоды мы были. Чувства вспыхнули внезапно. О беременности Ясины я ничего не знал, ее курды перебросили в Турцию на нелегальную работу. Мне очень жаль, что она погибла. От меня что хотите?

— Просто хотел познакомиться с будущим тестем, но как вижу, вам дочь неинтересна.

— Семья у меня, понимаете. Они ничего о моей работе в Ираке не знают. Я прошу вас, не говорите моей жене, не хочется на старости лет погрязнуть в разборках.

— Понимаю и не осуждаю. Знайте, ваша дочь выйдет за меня замуж. Будет жить в любви и достатке. Извините за беспокойство. Я убедился, у моей жены нормальный отец.

— Спасибо, — также тихо ответил Дмитрий Сергеевич, и выйдя из автомобиля, наклонившись, добавил, — передайте, пожалуйста, дочери, когда представится такая возможность, что я очень любил ее мать и рад, что у меня так неожиданно появилась еще одна дочь, но — не судьба, извинитесь перед ней, хорошо?

А затем отвернулся и побрел куда-то, явно не замечая пути. Вот так новость я принес человеку. Но он, я считаю, должен был знать о судьбе Ясины — не по его воле их отношения прервались.

В принципе, Полевого можно понять — из ниоткуда появляется субъект и сообщает о неизвестной ему дочери. Человек честно отслужил в разведке, у него семья, что-то менять не хочется, возраст не тот. Был роман с курдкой давным-давно, но так нужно было для дела, его не будут мучать угрызения совести. Нет, где-то в глубине души у Дмитрия Сергеевича явно что-то шевельнулось, но он молодец, в отказ не пошел. Айгуль об отце ничего говорить не буду, если захочет о нем узнать — тогда расскажу о встрече.

Вернулся домой, посетил ванную, очень хотелось помыться и расслабиться. Хоть уже прошло порядочно времени с момента боя в Шуваре, но мне казалось, что я еще не смыл с себя свою и вражью кровь. Поэтому мочалкой тер тело с особой тщательностью. Высушить голову феном не успел, трелью отозвался домофон, на экране появилось лицо Маргариты. Вот с ней мне точно не хотелось общаться, вдруг не удержусь и утащу в постель, а изменять Айгуль некрасиво. Девушка еще несколько раз нажимала кнопку вызова, в надежде на мой ответ, но я молчал. Потом Маргарита позвонила. Я, ответил ей, изображая бегущего человека.

— Ты где? — прозвучал вопрос.

— В пригороде бегаю.

— Машина возле дома стоит.

— С друзьями выехали в спорткомплекс, решили мячик погонять. А что, я должен перед тобой в чем-то отчитываться, забывчивая ты моя? Напомни-ка мне!

— Ты же говорил, что ранение мешает тебе общаться со мной?

— Вот я и пытаюсь поправлять здоровье.

— Нам надо поговорить.

— О чем?

— О нас.

— Маргарита, «нас» не было, нет, и не будет. Есть отдельно ты, отдельно я. Да, некоторое время мы вместе проводили в одной постели, но ты выполняла задание, а я пользовался твоим расположением. Задание ты выполнила. Считаю нецелесообразным поддерживать контакты в будущем. Мы разные, у каждого своя жизнь, свои приоритеты. Нам не суждено жить под одной крышей, которая, как я понимаю, тебе очень понравилась. Не расстраивайся, ты хорошая девушка, найдешь себе достойного мужа.

— Никто, кроме тебя мне не нужен. После наших встреч я ни с кем не могу наладить взаимоотношения, все время ты стоишь перед глазами.

— Вычеркни меня из своей памяти. Не было меня рядом с тобой, это тебе приснилось или это приведение шалило. И, пожалуйста, не провоцируй меня на грубость ибо мне этот разговор уже надоел. Понятно?

— Очень жаль, что так хорошо начавшаяся восточная сказка так быстро и печально закончилась, принц не взял себе в жены девушку из народа.

— Я не давал тебе никаких обязательств и от тебя таковых же не требовал. Нам было вдвоем хорошо, да, не спорю, но главное здесь слово — «было».

— Ладно, прощай. Если захочешь со мной встретиться, ты знаешь, где меня искать.

— Извини, но я уже забыл, все в прошлом. Хватит того, что было, странная ты девушка с простонародной дипломатической родословной. Все, что для тебя могу сделать — пожелать всего хорошего. Прощай.

В принципе, мне было жалко Маргариту. Девушка она неплохая, но ее испортили в СВР, заставив играть роль «роковой женщины». Надо отметить, с этой ролью она справлялась успешно. Также с легкостью меняла себе хозяина, проще говоря, предавала. Мне предатели никогда не нравились, а иметь в доме такого человека, нет уж, увольте. Ничего, думаю, Маргарита не пропадет, подвернется ей достойная партия, тем более родители постараются пристроить замуж единственное чадо. Да и, честно говоря, ее судьба меня абсолютно не интересовала.

Неделю потратил на утрясание всех бытовых вопросов. Квартиру я оставлял на попечение наших знакомых. Только сейчас узнал, что молодой человек работает инженером-программистом в администрации нашего района и зовут его — Павел. Вместе с женой Раисой они подрабатывают уборкой квартир, хобби у них такое. Но поскольку нас с ними связывали длительные отношения, у истоков которых стояла их бабушка, ничего менять я не стал. Оставил им приличную сумму на оплату жилищно-коммунальных услуг и, естественно, за работу — полагаю, на два года им денег хватит. Точно также поступил с фирмой одноклассника Петрищева. Отсыпал им денежку, получил платежку. Егор заверил, что все будет в полном порядке, установленное оборудование надежно, имеет ресурс не менее пяти лет бесперебойной работы.

В сгущающихся сумерках мы подошли к выходу вентиляционной шахты. Говорков рассказал, что несколько дней с сыном скрупулезно изучал всю окружающую местность, пока случайно не нашел выход. Предки — молодцы, использовали несколько больших валунов для маскировки. За многие годы, валуны вросли в землю, а сам выход зарос таким густым и колючим кустарником, что пришлось здорово помахать топором, чтобы прорубить проход. По словам Говоркова, выход шахты находится за пределами санитарно-защитной зоны карьера, поэтому он не охраняется. Да и попробуй охранять, если везде непроходимые заросли. Воровать и вывозить добытый камень можно только по единственной дороге, а там есть будка сторожей. Дежурившие в ночное время двое старичков дальше туалета не ходят. Значит, нам никто мешать не должен.

Не буду описывать процесс принятия решения на проведение этой операции. Если кратко, то убедил меня Николай Васильевич тщательностью и основательностью подготовительных мероприятий. Естественно, я произнес Герману условную фразу и через несколько дней в укромном месте загрузил свою многострадальную машину небезопасным грузом. Герману я доверял на все сто. Поэтому, если он сказал, что рванет только по моему велению, а не по взрывчаткиному хотению, то тряски автомобильной на кочках бояться не надо. Осторожность при транспортировке груза я все же соблюдал, чтобы не испытывать судьбу. Пообещал моему квадратному другу потом все рассказать, без обозначения конкретного времени. Никакой конкретики, из суеверности, говорить не стал. Всему свое время. Фортуна моя теперь блестела на прелестной шейке Айгуль и поэтому загадывать я тоже не стал. Айгуль — моя судьба и она, уверен, принесет мне удачу.

Зять Говоркова — Денис, лет тридцати крепкий молодой человек, обучал нас правилам пользования альпинистским снаряжением. Он запас три комплекта. Два мощных светодиодных фонаря должны обеспечить нам хорошее освещение внизу. Спускаться в шахту предстояло мне и Говоркову, а сын Артем и зять должны нас страховать наверху. На всякий случай взяли с собой противогазы, вдруг там будет что-то такое, мешающее нормально дышать. Также озаботились миноискателем — я прихватил тот, «счастливый», с которым мы нашли небольшой клад — я про себя даже усмехнулся: вся моя жизнь связана с поисками сокровищ, прямо граф Монте Кристо!

Николай Васильевич серьезно воспринял мою информацию о взрыве в 1991 году. От наших предков можно всего ожидать, тем более бункер строился в конце 30-х годов, а в то время вопросам безопасности уделяли особое внимание.

Мы специальным образом увязали взрывоопасный багаж, который мог пригодиться на глубине — в три большие пакета, чтобы при необходимости на это уже не тратить время. Решили все от греха подальше оставить на поверхности. Надо будет — опустим. Временем мы, в принципе, не ограничены. Надо предусматривать максимальное количество возможных путей развития ситуации. Вдруг там, внизу, какое небольшое взрывное устройство кто-то из нас зацепит — тогда наши самодельные запасы вообще шансов не оставят остаться в живых хоть одному из нас. Настраиваться на самые негативные варианты не будем, но иметь их ввиду — обязательно надо. Осторожность никому никогда не мешала. Конечно, перед взрывом — случись такая надобность использования взрывчатки — оттуда надо будет выбираться наверх, иначе — понятно. Не будет необходимости его использовать — мне Герман объяснил, как с ним поступить. По внешнему виду никто не догадается, что это за кучка мусора странного вида, да и кто там это будет разглядывать на глубине шахты. Там и мыши не водятся. Но мы должны были быть готовыми ко всяким неожиданностям.

Артем привязал к концу веревки фонарь, и медленно опуская его вниз, измерил глубину шахты. Сорок метров, это, скажу, немало если оборвется страховка, то на дне образуется кровавое пятно, ранее бывшее человеком. Упасть с такой высоты, и остаться живым, это что-то из области фантастики.

Первым спускался я. Шахта была квадратного сечения, полтора на полтора метра. По одной стороне в стену вмурованы толстые металлические скобы, по ним можно было подняться наверх. За одну из таких скоб я взялся. Она просто рассыпалась у меня в руках, время и влажность сделали свое дело.

Оказавшись на дне шахты — осмотрел все вокруг, ничего не заметил — пусто. О пребывании посторонних лиц в прошлом здесь ничего не говорило. Чувствовалась сырая прохлада, специфический запах пропитал все поверхности подземного туннеля. Видимо, последними здесь проходили в давние времена специалисты, обслуживающие подземные коммуникации. К приему снаряжения и Говоркова я готов — отвязал конец страховки, несколько раз подергал, и веревка уползла наверх.

Пока было время, посветил в проход. Дорогу нам преграждала толстая металлическая гермодверь, правда она была на треть открыта, протиснуться в образовавшуюся щель мы сможем. Полностью дверь отворить руками вряд ли получится — петли покрыты толстым слоем ржавчины.

Тогда, после спуска Николая Васильевича со всей амуницией и приспособами, мы успешно использовали домкрат и дело пошло. С трудом «расходили» петли, на всякий случай как могли впрыснули смазки — брали с собой и ее, понимали, куда идем — сплошная сырость. Смазали везде, где можно, в том числе и в редуктор механизма запирающего устройства, с таким крепким колесом — штурвалом.

Предварительно мы с Николаем Васильевичем рассматривали возможность подрыва всего этого хозяйства после завершения нашего мероприятия. Сейчас, обратив внимание на то, что за первой дверью следует аналогичная вторая, то есть вначале мы попали в небольшой шлюз, я решил, что пора высказать свое мнение.

— Васильевич, уже две мощные гермодвери, рассчитанные на серьезные нагрузки, мы имеем. Предлагаю сразу разработать и смазать механизмы и на второй двери. Перед тем как уходить отсюда, спустим наше взрывное хозяйство, затянем внутрь, закроем минимум на две двери, а может и больше — дальше увидим, установив время взрыва из расчета неспешного отхода, и жахнем по-полной программе. Здесь останется железобетонная каша, а на поверхность вряд ли что выйдет. И встряска будет секундной. Кто почувствует — пожмет плечами, ну что еще можно подумать? Мы будем далече. Во-первых, тогда сюда точно никто никогда не сунется. Во-вторых, «насолим» Радионову. Он так сюда стремится, недаром и карьер интенсивно разрабатывает. Найдет подступы, а фиг тебе: видит око, да зуб неймет. Чтобы разворотить сплошные бетонные завалы — это так постараться надо будет и финансово вложиться, что… Он мог бы пробиваться и через известный ему разрушенный основной вход в подземелье. Почему — то не захотел. Понятно почему. Вот пусть ему, скотине, будет подарок. А уж как он обрадуется, если когда-то все-таки пробъется сюда, в закрома партии. Не сомневаюсь, если мы что-то найдем, то сегодня и унесем с собой. Вот такое мое предложение. Как?

— Возражений не имеется, Влад, я — за! Вперед!

Николай Васильевич, пошел вперед первым, сказал, что ему уже приходилось ранее обследовать старые бункеры. Странно, но вторая дверь шлюзовой камеры, преграждающая нам дальнейший путь, открылась легко, даже без скрипа. Говорков сказал, что в подшипниках навесов сохранилась смазка.

Примерно пятьдесят метров передвигались на карачках, идти в полный рост невозможно, высота воздуховода все те же полтора метра. Очередная дверь, но в более приличном состоянии, только в отдельных местах облетела серая краска. Она тоже открылась легко. Первая неожиданность: выход перекрывался решеткой из прутьев диаметром примерно в десять миллиметров с навесным замком. Долго пилить пришлось бы решетку — не подготовься мы к тайной экспедиции основательно. Говорков был готов к подобной ситуации. Болгарку аккумуляторную мы пока решили беречь (вдруг еще во время экспедиции придется много пиилть), также как и болторез, поэтому он достал из кармашка пластиковую емкость, и сняв колпачок, щедро полил жидкостью на скобу замка, налил в замочную скважину. Хотел поинтересоваться у Николая Васильевича, но он опередил меня, сказав, что это специальная кислота, разъедающая внутренности замка за считанные минуты. Действительно, минут через десять решетку открыли.

Оказались, мы в широком коридоре. С обеих стороны находилось тридцать две металлические двери. Казалось, время их совершенно не коснулась. Воздух затхлый — система вентиляции, видимо, была нарушена после взрыва основного входа, что-то где-то сдвинулось и все, движение воздуха прекратилось. Начали планомерный осмотр помещений. Согласно плану, здесь ничего интересного мы обнаружить не должны, но чем черт не шутит, вдруг в плане ошибка. Пройдя все комнаты, убедились, что кроме старых, аккуратно сложенных и датируемых 1943 годом бумаг не обнаружили. Выходит, что бункер после Великой Отечественной войны находился в законсервированном состоянии и по назначению не использовался даже в период холодной войны. Старые столы, стулья, кровати, некоторую кухонную утварь ценными находками мы не считали.

Второй этаж был копией первого. Правда, стоит оговориться, второй этаж надо считать первым, поскольку на нем располагался входной шлюз. Если быть точным, то не входной шлюз, а ворота. Мы обнаружили в месте завала остатки от УАЗа, а его в простую дверь не протиснешь. Лишний раз убедились, что проникнуть в бункер через бывший шлюз невозможно, взрывом качественно все закупорено. Нет, если применить современную технику, и потратить месяц времени и уйму денег, то откопать можно, но мне, кажется, тратиться на это никто не станет. Мог бы, конечно Радионов постараться, но видно он не стремился афишировать свой интерес. Шифрует его по полной программе — старые кадры, это понимать надо.

Снова тщательный осмотр всего. В предпоследнем помещении повезло, нашли искомое. На стеллаже размещались десять деревянных ящиков темно-зеленого цвета без какой-либо маркировки. Один вскрыли. В ящике находились слитки золота, каждый весом около килограмма. Пять слоев слитков. В каждом слое — 20 слитков. Да, небольшие ящички, но каждый весом в сто килограммов. В голову вползла любопытная цифра — 1 литр золотого песка весит 16–19 кг! — это знания со времени охоты за кладами с друзьями. Упаримся, пока донесем — пришлось сходу придумывать примитивные волокуши. Конечно, сюда все это не в карманах или даже рюкзаках принесли — целый УАЗ пыхтел с такой ношей. Слитки обернуты в толстую бумагу. Но не само золото меня удивило, а наличие на слитках свастики, орла с распростертыми крыльями и даты: 1934 год. Странно, ящики — однозначно новодел, а золотишко нацистское — похоже, наши бойцы где-то почистили закрома фашистского банка, а потом оно прилипло к загребущим ручкам партийцев. Еще одну приятную находку — небольшой металлический ящичек, Говорков вскрыл небольшим ломиком. Он был на две трети наполнен кожаными мешочками с чем-то сыпучим на ощупь развязав один из них, увидели камни вроде бы зеленого цвета — освещение-то не солнечное, а искусственное. Николай Васильевич идентифицировал камушки как изумруды. Я осмотрел самоцветы своим изумрудным глазом, прищурив правый, и признал его правоту. Все остальное рассмотрим дома — чай не в музее, не в Алмазном фонде находимся!

Сколько времени мы потратили на перенос и подъем ценностей, сказать не берусь, устал как собака. А Николай Васильевич еще и по возрасту намного постарше меня — ему вся процедура далась труднее. Если бы удобно было переносить груз — одно дело, а мы корячились с этими ящиками как получалось, но, странное дело — никто не жаловался. Я — человек азартный, имел счастье находить ценные вещи, но сейчас не позволял эмоциям овладеть моим сознанием. Васильевич — тот мужик невозмутимый в любых ситуациях, пыхтит, но тянет.

На поверхности нас ожидал не совсем приятный сюрприз. Три трупа и связанный по рукам и ногам с кляпом во рту пожилой мужчина. Вот — те раз! Этого нам еще не хватало — жмуриков. Дело постепенно «мокрело». Да, дела…

Артем рассказал, что через некоторое время после нашего спуска в шахту, Денис услышал звуки подъехавших машин. Сообщить нам они ничего не могли, радиостанциями мы не озаботились снабдиться при всей тщательности подготовки — и на старуху бывает проруха, расслабились: мирное время и территория не заграничная, однако. Поэтому приняли самостоятельное решение. Непрошенных гостей, приласкали до смерти, благо они ломились через кустарник, словно медведи. Было видно, что они серьезно вооружены и их намерения не подвергались сомнению. Или — или. Или они наших, или наши — их. Третьего дано не было. Пожилого мужчину захватили в автомобиле. Этот стервец, успел выстрелить, и даже зацепил руку Дениса. Слава Богу, ничего страшного, пуля прошла по касательной. Говорков опознал в связанном мужчине Радионова. Попросил сына отнести его чуть дальше — у Николая Васильевича к этому господину было несколько вопросов.

До нашего слуха долетали приглушенные крики и удары, не хотел быть откровенным господин Радионов. Потом наступила тишина, а минут через сорок появился Говорков.

— Ты представляешь, Влад, — тяжело дыша, сказал Николай Васильевич, — Радионов хотел поиграть в партизана на допросе. — Адвоката подавай, ордер предъяви и прочая блажь.

— Предъявили?

— И ордер, и адвоката в обязательном порядке. И кофе, и какао с чаем — все ему предоставил, пусть насладится напоследок. Этот боров, чтобы ты знал, пять лет искал шахту, догадывался скотина, что должен быть второй выход.

— Вполне логично с его стороны. И что же не нашли, надо было тщательнее здесь все прочесать. А как все произошло тогда?

— Все просто. Искал он, представь, сам. Боялся кого-то подключать, так как догадаются и его самого грохнут — окружение-то у него уголовное нынче, еще те ребята, не лучше, правда, его честных партийцев, чтоб им…. Это он правильно рассудил. А у самого уже здоровьецо не то, проблемы со всем: и сердце, и дыхалка не та, все суставы покручены артритом — короче много не поищешь. Ну и отлично, что так получилось. Это все его проблемы. А тогда — тогда захотел хапнуть себе часть ценностей, ситуация для него складывалась благополучная — везучий, гад, был, снарядил бригаду, указал куда отвезти, там у них был целый список тайных хранилищ. После доставки груза в бункер доверенный человек Радионова по рации доложил об успешном завершении операции. Затем всех участников уничтожил, но и сам остался в бункере — по неизвестным причинам произошла серия внутренних взрывов, видимо, не туда проводки засунул, не талантливый подрывник оказался. Они вообще планировали для чужаков ловушку обустроить. Вот не копали бы яму другим — сами бы в нее не попали. Некоторое время Радионов скрывался за границей — ну, не то чтобы скрывался, а боялся здесь глаза мозолить своим начальникам, а когда старики из его отдела переселились в мир иной, вернулся в Россию, и занялся проверкой схронов. Этот, по его мнению был нетронутым, все остальные выпотрошили ранее.

— Не соврал?

— Врать с ножом в бедре опасно. Поэтому Петр Львович каялся душевно. Не найдя выхода, этот ушлый мужчина в местах удобных для проезда транспорта установил охранные системы. Если разорвать незаметную проволочку, на телефон Радионова приходил сигнал с указанием конкретного места. Дальше дело за поисковой группой. Он создал такую группу из бывших зеков, рассказав о мнимых должниках. Одну такую сигналку мы порвали и не заметили.

И еще. Задал я ему вопрос о твоих дедушке и бабушке, родителях. Он сказал, что Иволгин и Сажин к их смерти непосредственного отношения не имели. Знали, конечно, все — все повязаны с тем делом были. Но Радионов тогда просил через свои связи в партии, в обход Иволгина и Сажина, которым он не доверял после случившегося провала, провести беседы с использованием экспериментальных спецсредств. Вот эти недоработанные препараты своими побочными эффектами и привели к беде. Куда делись непосредственные исполнители — никому точно не известно. Доходили до него обрывки слухов, что попробовали они где-то в бандитских кругах построить карьеру, но совсем пропали с поля зрения даже на уровне слухов. Думаю, каюк им там наступил. А твоя мать, по его словам, умерла все-таки из-за врачебной ошибки. За отцом присматривали, да. Интриги вокруг него плели с агентурой своей бесталанной и техникой, но никаких признаков того груза ни разу не всплыло. Поэтому, никаких активных действий против твоих отца и матери, не предпринимали. Намного позже решили попытать счастье через тебя, да тоже обломались. С Иволгиным и Сажиным в последнее время он общался вынужденно — зачем расширять круг посвященных. А в этот раз у них получилось то, что получилось. Ты и сам знаешь. В общем, такие дела. Повезло, что Денис с Артемом сработали чисто, молодцы, ребятушки.

— Помню, вы говорили, что зять — армейский офицер.

— Да, офицер, армейского спецназа, кой чего умеет, сам понимаешь. Вот и пригодилось. Что с телами делать будем?

— Они хотели найти шахту, то пусть в нее спустятся. А, что хладными трупами, ну, не повезло, сорвались и разбились. Хотя, нет. Если сбросить — труднее будет тянуть этот фарш за те гермодвери. Все-таки мы недаром внизу позаботились о дверях и предварительное решение приняли о подрыве этих подземелий. Считаю, ребята должны спустить трупы вниз. Нарисуем им подробно куда оттащить, там все понятно, не заблудишься. Спустим взрывчатку. Все в кучу сложат, все три таймера запустят, чтоб наверняка, хотя я в своем друге и его талантах уверен — проверено на практике. К примеру, на полчаса. Пока они будут внизу этим заниматься — мы подгоним все наши машины по очереди, загрузим барахлишко, так сказать, и после их возвращения, дождавшись взрыва тут, за углом — образно выражаясь, подальше отсюда — ходу. Правильно?

— Принимается. Только еще нужно автомобили всей этой гоп-компании подальше от этого места в лес загнать, чтобы не сразу обнаружили. Здесь все прибрать — замаскировать, убрать следы нашего пребывания, по крайней мере на первое время, а дальше природа все заметет. Но совсем на нее полагаться не будем. Я приготовил и всякие пахучки типа перца — табака, бензинчику плеснем. Это все будем делать параллельно с подземными работами по захоронению этих мумий. Почти пирамида Хеопса, по внутреннему содержанию — точно! Уверен, и на тот же период.

— Ну, Николай Васильевич, командуйте!

— Так, молодежь — вперед! Вы все слышали, возражений с вашей стороны не было, значит, можем начинать. Мы здесь с Владом поработаем, заодно и отдохнем слегка — тяжко там было. Вам будет легче — только провести разгрузочно-погрузочные работы, немного бурлаками поработаете — волокушами-то, да будильники поставить правильно, чтобы не проспать…кхе-кхе-кхе…И мгновенно наверх! Влад будет около этого колодца прибираться, да посматривать, и вам, если что понадобится — подсобит, а я с транспортом. Все ясно? Приступаем, потом курить будем, нечего здесь наши окурки оставлять! Параллельно будем вслух рассуждать, что и как дальше. Раньше-то первичные планы составили, но теперь уже все ясно, что к чему и почему.

Предлагаю складировать все в Можайске. Я камни разделю по совести на четыре части, а с золотом пока повременим. Есть у меня задумка: реализовать его через любителей нацистских побрякушек. Слитки со свастикой и орлом должны уйти по очень высокой цене, дороже, чем просто золото — это коллекционные вещи, понимать надо. По крайней мере — часть из них, вряд ли столько коллекционеров такого добра в мире сыщется. Все схемы с фирмами-однодневками мы проработали, здесь сбоя не будет. Есть у меня верный друг детства Илларион, в свое время наловчился воровать деньги из госбюджета, на чём собственно и попался. Я смог его вытащить из передряги по старой дружбе. Так теперь он готов мне помогать во всем. Кстати, через него мы в оффшорах зарегистрируем несколько фирм, через которые «отмоем» денежку.

Не беспокойся, обманывать партнеров не в моих правилах. Кстати, денежки я тебе скину на твой счет здесь, твой отец дал мне в свое время к нему доступ.

— Если бы я в вас, Васильевич, сомневался — разве пошел бы на такое дело, обижаете. Против такого варианта не возражаю. Одной головной болью меньше. Но деньги пусть останутся за границей, гнать их через банковскую систему в Россию опасно, могут возникнуть вопросы. И не дай Бог, привлечем к себе внимание контролирующих органов или бандитов. Трудно будет отбиться.

— А вот камни, Влад, увози с собой, за бугром придется их реализовать, там возможностей больше.

— И как вы себе это представляете?

— А мы замаскируем настоящие камни под камни Сваровски. Получишь на руки сертификаты и заключение таможенных органов, что камешки, являются обычным стеклом, художественной и культурной ценности для России не представляют. Бизнес такой. Здесь купил по случаю, подешевле, у обанкротившейся фирмы — там продал подороже. Все объясню позже на случай вопросов.

— Сложно как-то.

— Не дрейфь, я тебе помогу, сказал же. Все будет хорошо и пройдет как по маслу.

Каждый из нас свою долю работы — подземную и наземную выполнил благополучно, и уже без приключений и осложнений. Кругом — тишина, только птички какие-то чирикают. Мы с Васильевичем ждали наших «шахтеров» в полной боевой готовности, со включенным двигателем одного из наших автомобилей — отъехать на заранее подобранную позицию, для контроля за состоянием выхода шахты. Подошло время — земля содрогнулась, будто вздохнула тяжко, но как мы и предполагали: никакого «выхлопа» продуктов взрыва на поверхность не произошло — столько гермодверей, что нужен атомный взрыв для их разрушения. Строили тогда надежно, из хорошего цемента. Из нынешних стройматериалов, да с талантами гастарбайтеров — там бы осталась одна огромная воронка. Ну и ладно, главное: трупов-то однозначно при любом варианте никто не найдет — от них внизу ничего не осталось (молодец, Квадрат — умеет! — не утратил юношеских навыков), а ценностей — тем более, к тому же их там, как и черной кошки в темной комнате нету. Ну, разве что где-то сейсмостанция зафиксировала в этих краях какой-то тектонический сдвиг — это я так, для смеха говорю. Мы в темпе окончательно замаскировали вход, а за валунами и так все сокрыто. Но такая тщательность с нашей стороны лишней не будет.

Спустя неделю сидели мы с Николаем Васильевичем в моей квартире, занимались монотонной заменой камней Сваровски на драгоценные камни. Колье, кольца, серьги и диадемы, лишались стекла, а их место занимали благородные камни. Трудно было работать, но приноровившись, с задачей справились — очень непривычная мелкая и точная работа, глаза устали — жуть! Особенно много времени ушло на платья. Я решил порадовать свою Айгуль красивыми и стильными платьями от знаменитых кутюрье, украшенных камнями «Сваровски». Теперь эти, не побоюсь сказать, произведения нашего с Говорковым искусства, лежат в специальных контейнерах для перевозки. Как и говорил Николай Васильевич, все бумаги оформлены в установленном порядке. Оставшиеся драгоценные камни, я перемешал со стекляшками, если не проводить специальные исследования, то отличить одно от другого невозможно — потом разберемся.

Честно сказать, очень волновался, когда пересекал две границы, думал, раскроют таможенники обман. Повезло, все прошло благополучно. Но перед этой нервной поездкой я решил побаловать себя — заслужил — и спокойно отдохнуть в компании друзей …

Упустил я один диалог со своим старшим напарником по поиску спрятанного Радионовым золотишка да брильянтов с изумрудами, состоявшийся после извлечения из шахты на поверхность тяжелой тары. Привожу его по памяти.

«Одна только просьба личного характера, хорошо, Васильевич?

— Валяй, задавай свой вопрос. Что там за проблема?

— Не проблема, в общем-то, все равно все это добро нам в таком виде не все нужно. Требуется, как говорится, отмыть, перевести в денежный вид, в так сказать, в бумажный носитель информации о номинале.

— Не томи, помогу всем, чем могу, эти вопросы проработаны заранее, связи есть, а некоторые, честно говоря и ждут — конкретно ничего, конечно, не говорил, не первый год замужем. В общем все эти дела беру на себя. Не сразу все, конечно, но и начальная стадия процесса будет весьма и весьма значительной. Что там, не тяни кота за хвост.

— Короче, из моей доли хочу по-царски отблагодарить друзей. Герка головой тоже рисковал, а Леха, в процессе начальной проработки нами вопроса, откуда ноги растут с Сажиным, крепко поработал на интернетной ниве, очень оперативно подобрал целый вагон всякой информации, необходимой для принятия решений. Честно заработали, да и подарки люблю делать в большей степени, чем получать. Никогда им ничего особого не дарил, хочу посмотреть на их реакцию и порадоваться за них всласть. Считайте — эгоист я.

— Хорош эгоист. Одобряю. Понимаю, что намного ценнее поделиться с другом последней копейкой и горбушку хлеба — пополам. Но в даной-то ситуации — что за вопрос. Честно говоря, они и свою долю заслужили. Я тоже человек нежмотливый. Предлагаю считать их обоих за одного полноценного участника операции, но чтобы все было справедливо — дождемся результатов подземных взрывных работ, согласен? Все будет, как ты скажешь.

— О чем речь, согласен. И от себя все-равно добавлю, если понадобится дипломаты до краев наличкой наполнить.

— Тут уж — хозяин — барин. Ну, что же, Влад, правильно рассуждаешь, молодец. Чем могу — всегда помогу. Прояснишь только, когда что будет надо, лады?

— Лады, спасибо, но чем быстрее тем лучше, у меня еще очень приятные заботы ожидаются и хотелось бы в них окунуться побыстрее, сам понимаешь».

Вот таким способом, с помощью некоторой активизации процесса реализации ценностей, я обзавелся двумя дипломатами «зелени». А перед посещением друзей, предшествующем моему отъезду к Айгуль, сделал некоторые приготовления для осуществления своей задумки. Правда, в подарки были внесены коррективы, исходя из ситуации в семьях друзей. Оговаривая заранее свои визиты, я от Лехи узнал, что их Персик, к сожалению, не пережил тяжелую болезнь, захоронили они с Юлей его недавно в одном укромном живописном местечке. А у Германа и Полины ожидалось прибавление в семействе, они с нетерпением ждали появления маленького Кубика или Дюймовочки — УЗИ не захотели делать принципиально, будет им сюрприз!

Учитывая то обстоятельство, что кот в семье друзей — больше, чем просто домашний любимец, к тому же я подозревал, что неспроста у них не ведутся разговоры о детях, даже в шутку, мною были предприняты такие шаги. Я объездил все кошачьи питомники, перебрал множество вариантов и выбрал трехмесячного котенка породы «мейн кун» пепельного окраса с воротником, большущим хвостом, тяжелыми лапами, огромными высокими ушами с кисточками как у рыси, интеллектом собаки и мудрым не по годам взглядом маленького старичка. Мордочка мне напомнила человеческое лицо с очень умным и всепонимающим взглядом. А много времени я затратил только лишь из-за желания приобрести кота с одной интересной особенностью, характерной и мне — глазами разного цвета. Эта редкость проявляется примерно к трехмесячному возрасту.

Мне повезло — я нашел котенка с голубым и зеленым глазами, почти как у меня, правда, ярко изумрудным был правый. Оплатил шуструю покупку и договорился, что заберу через несколько дней, когда буду ехать к друзьям для вручения подарков — где мне его держать в своей квартире? Такой быстро наведет порядок. Пусть Алексей его дрессирует, он в этом плане многоопытный человек. Хотя, замечу, этот кот остановит Леху одним серьезным взглядом. А когда достигнет зрелого возраста — мой друг и сам не захочет применять силу — опасно для здоровья. Но, не сомневаюсь, история с Персиком его многому научила и он в последнее время пересмотрел свое отношение к четырехлапым друзьям. А для этой семьи «мейн кун» будет полноправным ее членом, как ребенок, и таким же желанным…

Сначала я позвонил Герману, попросил, как обычно, передать трубку Полине, которая с готовностью откликнулась на мою просьбу к завтрашнему дню приготовить вместительный горшочек лукового супа. Ну не давала мне покоя эта загадочная похлебка, и все тут! Особенно после того как я прочитал, что в Париже есть такая харчевня, рекламирующая свой луковый суп тем, что он находится в состоянии постоянной готовки вторую сотню лет — в котел добавляют и добавляют ингредиенты по мере поедания основного блюда заведения. А поэтому посетители едят тот же луковый суп, которым лакомился сам Оноре де Бальзак! Хороший рекламный ход. Еще бы и блюдо таким оказалось — вот и проверим!

Добрался я в пункт назначения быстро, удалось проскочить через пробки. Нес я с собой дипломат и тубус для бумаг, что в нем-сейчас станет понятно. Если бы преступный мир знал о содержимом дипломата, особенно о его количестве — выстроилась бы очередь взять меня на «гоп-стоп», аукцион бы проводили.

Встретили меня, как и всегда, радушно: Полина — чмокнув в щеку и весело что-то щебеча, и придерживая ценный животик, а Герман — скромно улыбнувшись и заключив меня в молчаливые дружеские объятия, что я покорно, как и всегда, перенес, разведя по сторонам руки с поклажей.

— Давай, Гера, друг мой любезный, помоги кое с чем.

— Что ты там, Фортуна, опять удумал? Любишь ты всех удивлять внешними эффектами.

— Тут ты неправ, мой многоуважаемый четырехугольный друг Квадрат, — сказал я и добавил, с удовольствием и мгновенно возникшей тоской вспомнив, что Ирину я неоднократно удивлял не только внешне, но и очень даже внутренне, — не только внешними эффектами, но и глубоким внутренним содержанием. А посему, давай, извлекай содержимое тубуса.

Друг безропотно подчинился, пока его Дюймовочка начала свою привычно бурную деятельность на кухоньке, где ее обожаемый муж разворачивался порой не очень быстро — и хорошо: не хватало нам его переименовать в Слона в посудной лавке. А, что, вполне, как это мы раньше не догадались — опять у меня где-то заиграло позабытое беззаботное детство.

— А теперь разверни-ка плакат и помоги пришпилить его временно, на время нашей трапезы, где-нибудь повыше.

Герман недоуменно разглядывал длинный лист бумаги, где-то 2 мХ0,5 м, на котором знакомый художник древнерусской вязью за бутылку коньяка выписал «Трактир „Дюймовочка и Герман“ — интернациональная кухня». Текст был исполнен на фоне многократно изображенных маленьких Дюймовочек и разноцветных кубиков. Читал — читал и в полной беспомощности повернулся к жене:

— Что это он затеял, а?

— А что тут непонятного? Он хочет быть крестным отцом либо маленькой Дюймовочке, либо маленькому Кубику, или обоим, если нам повезет, правильно, Владик?

— Не в бровь, а в глаз. Точно это я и имел ввиду. Правильно, Полина. А тебе, мой недогадливый друг, необходимо срочно поработать над повышением ума и сообразительности. Стать похожим на птицу Говорун, из мультика, отличающуюся умом и сообразительностью. Насчет говоруна мы уже опоздали — неисправимо, а сообразительность тебе скоро явно понадобится, причем повышенная. Шутка ли: детей воспитывать! Хорошо, повезло тебе с женой. И другом, надеюсь, тоже, — немного помедлив, завершил я.

Прицепили быстро. После этого я достал за еще одну бутылку коньяка красочно расписанное меню указанного учреждения питания.

— Полина, — позвал я расставляющую приборы на столике Полину, — черкни по-быстрому вот здесь свою подпись, как хозяйка заведения, она же завпроизводством. Простая формальность, — и протянул гелевую ручку. Полина, не глядя, исполнила мою странную просьбу, завершая свободной рукой сервировку стола.

Я с удовольствием завершал поглощение второй здоровенной миски лукового супа, который оказался простым по содержанию и исполнению, но очень вкусным и уютным. Последнее качество, конечно в большей степени относилось к компании, сопровождавшей эту похлебку, к дому моих друзей, к атмосфере благожелательности этой пока еще немногочисленной семьи.

— Полина, Дюймовочка, спасибо тебе, угодила мне, старику. Да за такой суп надо платить миллион долларов, не меньше! Уговор дороже денег!

— Опять тебя куда-то занесло, Влад, надо — плати, чего языком-то зря молоть, язык твой — точно без костей, — неспешным тоном протянул Герман.

— Да перестань чепуху молоть, Влад, что мы тебя — не прокормим, что ли, ты едок знатный, мне нравится, когда люди понимают толк в еде.

— Отвечаю вам обоим. Ты, Герман, возьми и открой тот дипломат, что я в коридоре оставил, там на шифрзамок не заперто. Открой вот здесь за столом, чтобы видно мне ваши лица было и их выражение. А ты, Полинка, быстренько открой вон тот финансовый документ, который так беспечно неглядя подписала. И совмещайте одно с другим.

Открыв рты, мои ошалевшие друзья смотрели поочередно то на меню из одной строчки «Луковый суп — 1 млн долларов США» «Утверждаю………..Полина…………подпись», то на содержание дипломата, не оставляющее сомнения в отношении количества иностранных денег.

Я получил полное удовлетворение от этой картины и, неудержавшись, заметил:

— Ну, как вам реальность происходящего, как вам мой подарок, что молчите, не волнуйтесь — на банки и музеи, а также частных лиц, как Робин Гуд, не посягал!

Дальнейший сумбур описать трудно, поэтому я этого делать и не буду. Потихоньку шум и гам утих, объяснил в доступной форме что к чему. Герману на ухо шепнул о его долевом участии в поиске сокровищ — зачем Полине это знать. Покидал я дом своих друзей в радости и с грустью одновременно — когда еще увидимся. Хотя, я знаю когда: на крестинах! Эта почетная должность мне обещана стопроцентно!

К дому Алексея и Юли я подходил слегка волнуясь. Чемоданчик-то чемоданчиком — это ладно, а вот мой четырехлапый крестник как отреагирует на новых хозяев и новый дом? Как воспримут мой подарок ребята? Большой вопрос — всякое в жизни бывает.

Когда Алексей с Юлей за плечом открыл мне дверь, то увидели мою спину. Решил удивить их как незабываемую Иру, только наоборот. Хозяева квартиры в два встревоженных голоса вопрошали:

— Влад, ты чего, что с тобой случилось?

Я на это ответил, постепенно поворачиваясь к ним своим лицом, уткнувшимся в кисточки ушей мудрого котенка:

— Только не со мной, а с НАМИ все в полном порядке! А что сейчас будет с вами, здравствуйте папа и мама!

Я полностью развернулся сам и начал отнимать от своей груди и разворачивать серьезной разноглазой мордочкой к совершенно изумленным друзьям нового жителя этой квартиры. По их реакции я понял, что жителем кот будет с полными правами члена семьи Леши и Юли. Кот долго и внимательно, очень серьезно, осматривал умными глазами моих друзей, словно заглядывая каждому из них в душу, а потом будто одобрительно, давая согласие на передачу его в новые руки, стеснительно промяукал и потянул к ним толстые лапы, закрутил пушистым хвостом, засверкал глазами.

Леха в безмолвии открывал-закрывал рот, порываясь выразить вслух охватившие его неведомые чувства, но так ничего от волнения и не промолвив. С Юлей все было гораздо проще — она зарыдала сквозь слезы и радостно протянула к лохматому питомцу руки, выхватив его из моих дрогнувших рук, и зацеловала зверя.

Он довольно замурлыкал, заурчал у нее на руках — видать признал. То о чем я так переживал и так долго мечтал — случилось. Так они и стояли втроем: Юля с пока безымянным котом, Леха от переизбытка чувств пытавшийся как-то обнять их обоих — то вместе, то по отдельности. Я стоял против дружного семейства в ощущении полного счастья. Пятый участник волнительного события — дипломат с его содержимым (для содержания мейн куна, а оно весьма, кстати, говорят, недешево), ожидал своей очереди для вручения, которая подойдет через несколько минут, после того как схлынут первые слезы радости и волнения, сопровождавшие торжественную передачу хвостатого и ушастого с кисточками воспитанника…

…А где-то в далеком Владимирском учебном центре одновременно, независимо друг от друга получили и вскрыли посылки два человека, еще два моих друга.

Один даже не знал, что я его считаю таковым. Это полковник Толмачев, у которого я настолько многому научился, что не мог к нему относиться иначе, чем по-дружески. Опытный и умный, веселый и добрый полковник Толмачев читал краткое письмо, потирая иногда подергивавшуюся щеку — отнюдь не от воздействия вуду, а после контузии в одной из горячих точек планеты, куда был отправлен ограниченный контингент наших войск. Очень ограниченный — несколько человек. Но каких! Обращаясь к своему Учителю, я просил хорошую бутылку коньяку выпить с хорошими друзьями в память об учебе и благодарных учениках, а бутылку водки «Арктика Нордик» оставить в своем знаменитом личном музее, обыгрывая ее происхождение в своей шутливой манере. К примеру — подарок от страшно секретного разведчика — нелегала из числа его учеников, вплотную подобравшегося к глубоководным подледным американским секретам в одной из необъявленных миру антарктических экспедиций, долгое время проживавший в стае пингвинов, признавшим его своим вожаком, как индейцы одного из наших после войны (исторический факт). Или того же героя, пробившегося через стаи озверевших белых медведей-людоедов и застолбившего из последних своих сил стратегически важную для Родины точку на северном полюсе. При этом указанные последние силы ему в самый последний и решающий момент придала выпитая под закуску свежевырезанной медвежьей печенью одна из имевшихся у него в карманах рюкзака двух таких бутылок. Вот вторая, обратите внимание, товарищи курсанты, переданная мне через связника, пароль-отзыв разгласить не могу, извините, гостайна, время не наступило … да… Вот. Учитесь, салаги!

Павел Андреевич, удивленно дернув головой, усмехнулся и сам себе тихо сказал: «Ну, удивил, молодец, а!». А после этого бережно поставил бутылку рядом с остатками контейнера для тайника, изготовленного небезызвестным Масоном, около которых хранились, да, ну не будем о том, что рядом, ладно…

А в это самое время, в другом кабинете, еще один мой друг, действительно тайный, ибо о нас никто никогда не узнал, перечитывал в который раз мое небольшое прощальное письмо.

«Здравствуй, моя незабываемая женщина! Здравствуй, Ирочка! Здравствуй, красавица! Слухи о моей гибели, если они дошли до вас неизведанными тропами, сильно преувеличены. Я, как ты можешь убедиться, читая мои, собственноручно написанные, строки, жив и почти уже здоров. Ты навсегда останешься в моей памяти во всех непередаваемо радостных ощущениях тела и души, которыми щедро одарила меня ярко и всей собою без остатка, до последней клеточки.

Никогда не было у меня таких полных ощущений счастливого полета вдвоем, как с тобой. Это неповторимо, поверь, я сейчас точно не шучу по своему обыкновению.

Я желаю тебе обрести свое счастье. Оно обязательно встретится на твоем пути в виде хорошего парня, и очень скоро, вот увидишь! Дарю тебе на счастье, как талисман удачи, который был у меня в виде монетки — Фортуны, помнишь? — это колечко и сережки. Почему они несимметричные по дизайну? Суди сама: колечко с двумя самоцветными каменьями. Один из них — изумруд, второй — брильянт. Аналогичные и сережки: левая сережка по дизайну — с изумрудом, а правая — с бриллиантом чистой, как твоя душа, воды. Ничего не напоминает, ни с чем не ассоциируется? Вот, правильно, молодец!

А теперь давай вместе осуществим прощальный обряд, я мысленно рядом, учти это! Одень, пожалуйста, колечко. Обязательно с улыбкой. Не переставая улыбаться своими прекрасными губками, вдевай сережки, да не перепутай — я же вижу, волнуешься. Теперь посмотри куда-то далеко вдаль, туда, где я. Помаши рукой с колечком, пожелай мне счастья, как я желаю его тебе. Это счастливое колечко, волшебное, запомни — оно всегда поможет и выручит, будто это я сам. И никаких слез. Хорошо? Все было и остается прекрасно. Так прекрасно как осталось в нашей памяти. Целую, Влад.»

Дочитав очередной раз мое последнее послание, Ира, улыбнувшись, посмотрела вдаль, помахала рукой, прошептав мне пожелание. В ответ на это колечко весело мигнуло ей отблеском моих зелено-серых глаз. Предательская слеза все же скатилась жемчужиной на высоко вздымающуюся прекрасную грудь красавицы, но ни я — на расстоянии, ни девушка этого не заметили, мечтая каждый о своем, но оба об одном…

Отец с семьей приехал в Тарасп за две недели до нашей с Айгуль свадьбы. Перезнакомились наконец-то между собой все Головко.

Я в присутствии всех членов семьи торжественно предложил Айгуль стать моей женой, одев на пальчик кольцо с бриллиантом — не зря же занимался ювелирной работой. Девушка ответила мне согласием. Как мне показалось, даже Виолетта была рада этому событию. О сестренке и говорить не надо ничего, она нас с Айгуль обнимала и целовала искренне.

Константин и Мария тоже решили узаконить свои отношения, назначив свадьбу на одну с нами дату. Как сказал Константин, братьям не возбраняется сочетаться браком в один день.

Отцу дал почитать письмо деда. Он долго сидел в кабинете, молча, уставившись на листы письма — о чем-то думал.

— Что, по твоему мнению, Влад, скрыто в шахматах? — собравшись с силами, спросил отец.

— Понятия не имею, но полагаю, там что-то очень ценное, не зря же дед и бабушка так рисковали.

— Давай посмотрим.

Посмотрели. Аккуратно отвинчивая верхние части шахматных фигур, извлекали продолговатые шерстяные мешочки, и высыпали на стол бриллианты чистой воды. Общий вес драгоценностей составил два с половиной килограмма. По моим предварительным прикидкам выходило около тридцати миллионов долларов.

— Теперь мне понятно, за что убили моих родителей и твою мать, — грустно сказал отец.

— Нет, отец, я получил сведения от одного человека, который в той ситуации соврать не мог — мама умерла от врачебной ошибки, а дед с бабушкой — да, погибли во время допроса с пристрастием, из-за непроверенного химпрепарата. Лучше бы они были живы, конечно — такая цена этих камней, что продавать их я не смогу. Можешь сам бриллианты продать, а деньги пустить в оборот, я не смогу, они для меня превратились в памятник — предложил я отцу.

— Нет, Влад. Отец в письме дал понять, что эти богатства должны принадлежать наследникам семьи, а конкретней — тебе. Я в силу обстоятельств не смог докопаться до истины. Однако, это оказалось под силу тебе. Ты по праву должен владеть всем. Вилла и счет в банке тоже тебе будут принадлежать, я ни на что не хочу претендовать. Не вздумай меня отговаривать, я не возьму ни копейки. Дело у меня прочно стоит на ногах. На жизнь нам хватает и на приданное Катерине накоплены средства немалые. Внукам тоже хватит с избытком. Я хочу, чтобы у тебя все было, чтобы вы с Айгуль не испытывали нужды в чем либо. Катьке от щедрости души можешь подарить какой-нибудь камень, но не более. Я знаю, у тебя умная голова на плечах, ты не станешь разбрасываться средствами.

— Спасибо отец. Я свое мнение высказал. Пусть это будет своеобразный памятный семейный страховой фонд, который реализован будет исключительно при крайней нужде или для решения вопроса жизни кого-то из членов семьи.

Затем неделю потратили на работу с нотариусом Владимира Михайловича по приведению в порядок всех документов и на крещение Айгуль. Теперь в православии она носит имя Анна.

Самый большой бриллиант я подарил Катьке, чему она была безгранично рада. Вкратце, в доступной форме, объяснил ей цену этого бриллианта. Она долго смотрела на него и плакала, а затем крепко сжала в ладони.

Свадьба состоялась в замке. Наши пары венчал православный священник, который крестил мою жену. Все выглядело очень торжественно и красиво. Гостей было не очень много, в основном друзья и товарищи местных Головко, но, тем не менее, веселились все от души.

Только на второй день мы убежали на свою виллу, где я торжественно внес свою жену в свой дом и мы смогли наконец-то насладиться друг другом.

Конец истории семьи Головко

Авторы выражают благодарность всем способствовавшим выходу новой книги в свет. Мы благодарим сайт Author.Today — без него публикация книги была бы невозможна. Мы благодарим читателей, с помощью конструктивной критики и добрых слов которых мы получаем возможность утолить свой творческий аппетит, находим свежие силы, умение, терпение для создания новых работ. Спасибо читателям, нашим друзьям и знакомым, а также авторы благодарят друг друга — за рассказанные небольшие истории из их жизни для вплетения в канву сюжета для его оживления и приближения к реальности. Учитывая то, что в процессе работы над книгой авторы узнали много для себя нового из различных источников — благодарим и саму книгу — источник, как широко известно, знаний.

Отдельная благодарность ушедшему от нас в октябре прошлого года Ковалю Сергею Степановичу — интересному человеку, достигшему определенных высот в спорте и на производстве. Сергей Степанович, имевший большое внешнее сходство, ростом и лицом, с Петром — I, неоднократно получал в молодости приглашение на участие в съемках фильма в качестве главного героя — императора России. Волейбол победил столь заманчивое предложение. Наш друг в быту и на работе долгое время собирал различные шутки, веселые выражения, присказки, пословицы и поговорки, афоризмы и перед увольнением на пенсию издал соответствующую подборку наиболее примечательных текстов юмористического характера в типографии предприятия. Один из экземпляров указанной книжечки с автографом автора сборника был щедро использован в нашем новом романе для создания у читателей хорошего настроения. Степаныч был отличным мужиком и настоящим верным другом, а многочисленные дубовые бочонки на его даче недолго хранили замечательные настойки его личного изготовления, они чрезвычайно положительно способствовали неспешным долгим беседам с обсуждением очень забавных жизненных случаев. Спасибо ему за все! Вечная ему память! Царствия ему Небесного!