Молодая девушка теряется в лесу, пока не выходит на заброшенную хижину посреди пустой равнины.
Сегодня был определенно не самый удачный день для Эмили. Хотя, – казалось бы!, – с самого начала дня, когда она, юная, совсем молодая не только телом, но и своим духом, поднялась с постели, ничего не предвещало такой роковой для нее катастрофы. Сейчас, сидя на пне, что, как будто был специально выпилен здесь, чтобы она смогла присесть, она с улыбкой вспоминала начало своего дня. Она должна выйти замуж! Кто бы знал, что в такой прекрасный день, день, что должен был представить молодой девушке не просто счастья, нет! Удовольствия, – на всю ее жизнь, – обернется такой роковой катастрофой. Она была безутешна. Схватившись за свою голову, и, слегка подвывая, она, нисколько не заботясь о том, кто ее может услышать, или же увидеть в таком нелепом положении, пустила слезы, что так долго ломились сквозь стену ее непроницаемой воли. Еще совсем недавно она сидела в оранжевом такси, придерживая за руку своего избранника, и нежно вглядываясь в его еще более милостливый к ней взор. Судьба! Они разбились. Водитель, человек явно нерусского происхождения, человек, что, казалось бы, довольно сочуственно отнесся к их счастью, и даже согласился поторопиться к месту проведения торжества, заснул за рулем.
Она закричала. Переворачивая в своей голове столь свежие воспоминания, на нее накатил поток ярости. Ее рев, что так громогласно звучал в этом емком бору, и что так ревностно раздирал ее глотку, казалось бы, был наполнен такого отчаяния, который могла испытать лишь мать, что родила мертворожденного. Она чувствовала себя брошенной, хотя и понимала, что осталась в одиночестве не по своей или чужой воле. Не просто брошенной, нет! В сто крат сильнее, в сторицу больше. Она оказалась покинута.
Блаженна праведная ярость!
Эмили поднялась с пня, устремляя свой взор на ярко светящуюся луну. Сегодня она была необычайно полна, и, своим ярким, нежным, и, казалось, полностью сочуственным свечением пыталась оказать поддержку несчастной. Эмили приняла столь неожиданную для нее помощь, отдала всю свою печаль и заботу столь нежной ее покровительнице. Но, как сказано в законе сохранения тепла, – баланс всегда должен быть соблюден. Поэтому в открытое хранилище души нашей героини заместо очищенной печали поселилась ярость. Она сжала руки, моментально превратив их в кулаки. Ее лицо обагрилось кроваво-красными красками, и, ударив первое встречное дерево, она вскрикнула, а на ее костяшках проступилась кровь.
Возможно злиться было не самым оптимальным вариантом.
Урок, что она преподала сама себе, и за который поплатилась кровью, позволил ей понять, что наконец пора брать себя в руки. Остудив свой пыл, и, наконец, вернувшись в рационализм, она решила, что бездействие в разы хуже действия, и, коли ей суждено утонуть в болотных топях этого завирального и томного леса, то она умрет барахтаясь.
Собравшись, она начала пролезать через кусты, сквозь которые пробиралась к этому загадочному пеньку. Она не знала, куда нужно идти, не знала, что нужно делать, когда теряешься в лесу, а ее мобильный телефон был бесполезен даже тогда, когда был заряжен, – в этих аномальных степях никак не ловило связь. Поэтому она просто шла. Рано или поздно, продвигаясь в одном направлении, куда-нибудь да выйдешь, не правда ли?
Она шла, не останавливаясь. Ее ноги подкашивало, тело дрожало. Ее пробивал норадреналин, она была готова ринуться в бой, и, казалось бы, подобно тому, как тело предохраняет организм от высокой боли в болевом шоке, она спасалась от воспоминаний в настоящем. Ее настигали картины произошедшего несколько часов назад, но каждый раз она, как будто могла чем-то руководить физическими движениями в ментальном пространстве, пыталась отмахнуть их рукой, и вглядывалась в стоящие поодаль от нее деревья. В один момент в ее ушах зазвенело, послышался рев автомобиля. Она впала в шок, страшный, звериный испуг. Рванувшись со всех ног, она бежала, бежала, куда глаза видели. В один момент ей показалось, что на ее глазах оказалась томная пелена, но она все равно не останавливалась. Ее окружила темнота, позади нее слышался фантомный рев двигателя. За ней бежал цербер наших прошлих поступков.
В один момент кто-то, или же что-то совершенно неосязаемое дало ей подножку. Она упала, прокатившись пару метров в грязи, царапая свое изнеженное лицо ветками и выпирающими из земли корнями.
Она кричала. Кричала громче, чем в прошлый раз, но в этот раз в этот нельзя было назвать криком, это был самый настоящий вопль. Она вопила, перемешивая собственный гортанный крик с слезами, которые рано или поздно поступали ей прямо в глотку. Но совсем скоро она выбилась из сил.
Нет, она не могла бороться! Она могла драться против боли, могла драться против осязаемого врага, но она не могла убежать от самой себя. Грохот разбивающейся машины, ее возлюбленный, бездыханно лежащий с воткнутой во всю шею трубкой, разможенный о руль водитель…
Ах, как бы она была рада умереть вместе с ними! Лучше бы ей снесли голову, но никак, – никак! – не проткнули сердце.
В один момент слезы в ее глазах закончились. Она, немного успокоившись, попробовала подняться. Но ее тело дрожало. Как только ее попытка подняться свершилась, она мгновенно рухнула, еще не устоявшись на ногах. Она вновь опустила свою голову, казалось бы, стараясь выдавить ту последнюю слезинку, что так сильно давила на нее, притягивала к земле. Через пару секунд она вновь постаралась встать. В этот раз у нее получилось.
Награда ждет только тех, кто способен до нее дойти. Эмили, ступив пару шагов дрожащими ногами, немного подкашиваясь в коленях, увидела перед собой свет.
Свет! Эмили удивленна подняла голову. Свет, ночью, в лесу, где царит великая мать природа? Ее походка в мгновение стала твердой, в ней открылось второе дыхание, а вся боль, будь то эмпирическая или физическая пропала. Она шла на свет, что виднелся из густых зарослей деревьев. Через пару мгновений она вышла на открытую пустую равнину, посередине которой она видела странное сооружение.
Теперь она перешла на бег.
Несмотря на все, что она уже пережила, несмотря на слабость, она устремилась к этому зданию. Не только телом, нет, но и разумом. В свете, что исходил из его окон, она видела свое спасение. Именно в этот момент ей казалось, что ее жизнь зависит только от того, сможет ли она добежать до него или нет.
Через минуту оказавшись около избы, она буквально врезалась в дверь. Прильнув к ней обеими руками, и, держась из последних сил, она постучала в нее ногой.
Ее, казалось бы, ждали.
Хозяева не заставили стоять на улице свою новоиспеченную гостью. Как только дверь открылась, из нее показался маленький, дряхленький старичок, с которого, казалось бы, можно было бы только собирать пыль, и которую любая современная бабушка прозвала бы одной простой и знаменитой кличкой, – кожа да кости". Его густая борода, что овивало не только его усы и бакенбарды, но далеко уходила вниз, казалось бы, страдала от антисанитарной жизни ее хозяина.
Эмили упала прямо на него.
Старичок удержал девушку, и, на удивление автора, который так негативно описал его внешность, смог поднять ее. Через пару секунд девушка лежала в углу прямо на небрежно подстеленной соломе. Старичок отошел к печке, что, являясь заженной, стояла на противоположной конце избы. Возившись там с чем-то, он, казалось бы, совсем не обращал внимание на девушку, будто бы она была чем-то "должным".
Через пару секунд она зашевелилась, поднимаясь и присаживаясь в позе лотоса на подстилке. Старичок, украдкой обернувшись, и, казалось бы, почувствовал себя стыдливо и неловко за столь быстро опрокинутый взгляд, зашевелился быстрее, и, вдруг, будто бы по волшебству, в его руказ оказалось две полностью наполненные чем-то, казалось бы, похожим на суп деревянными тарелками с ложкой в каждой.
Немного прихрамывая, он вернулся к девушке, которая, подверженная дрожи, с небольшим страхом смотрела на своего неожиданного покровителя. Тот, наклонившись, передал ей тарелку.
Она с минуту смотрела в лицо своего спасителя, казалось бы, толи не доверяя, толи не веря своему счастью, не решаясь взять тару. В конце концов старик, напомнив о своем возрасте дрожью в руках, угрожающей расплескать всю пищу на пол избы, убедил ее взять.
Как только она удобно устроила свою тарелку близь себя, старик, совершенно неторопливо сел напротив нее, и, не обращая на нее внимания, стал есть суп.
Эмили же совершенно не торопилась принимать пищу
– Ешь скорее, – дряхлым, властным голосом приказал он, – остынет
Девушка была убеждена таким беспредецентно правильным аргументом. Через пару минут они оба, закончив свое питание, отбросив тарелки на пол, смотрели друг на друга.
– Спасибо вам большое, – начала было девушка, – со мно…
– Случилось несчастье. Автомобильная авария, – дерзко перебил ее пожилой человек, – я знаю.
Сказать, что Эмили была удивлена, значит не сказать ничего. В ее мыслях давно проносилась навязчивая идея, казалось бы, вера, что все это сон, и эти слова только приблизили ее к тому, чтобы она не ущипнула себя.
– Как?… – дрожащим голосом процедила она
– Знаю, – открыв свою беззубую улыбку, сказал старик, – Ты сегодня должна была выйти замуж
Эмили разинула рот, ее глаза вылетали на орбиту
– Но тебе нельзя было этого делать, – продолжил тот
– Почему?
Он пожал плечами
– Не знаю. Такова судьба
Эмили не могла выговорить и слова. Она побледнело, словно полотно, ее челюсть, казалось бы, готова была унести своей тяжестью ее прямиком обратно в солому
– Не задумывайся об этом, – посоветовал старик, – все равно не поймешь. Такова жизнь. Я долго пытался в это вникнуть, понять. Почти сошел с ума, не получилось. Просто иногда наше счастье, которое, казалось бы, лежит так близко, обрывается. А позже оказывается, что оно вообще нам было не нужно. Это судьба
– Кто вы? – только и смогла выговорить она
– Я? – старик усмехнулся. Его лицо озарила улыбка, которая не могла означать ничего, кроме прожитого несчастья. Она была иронична. – Один великий писатель говорил, что раскрывая тайну величия, она перестает иметь для нас тот ореол загадочности, который притягивает человеческие умы. Пусть это и останется для тебя загадкой. В конце концов, мы с тобой больше не встретимся.
Они просидели с минуту молча, пока старик не протянул руку в немой просьбе передать ей тарелку. Когда его просьба была удовлетворена, он, медленно поднявшись, устремил взгляд прямо на девушку, и сказал:
– Эмили, не ропчи на Бога. То, что произойдет, – не в твоей власти. Но ты можешь изменить собственное отношение к этому. Если божье милосердие задерживается, то лишь от того, что оно набирает большую силу. А сейчас, дорогая, ложись спать. Завтра у тебя тяжелый день. Тяжелее, чем был сегодня.
И тот, не в силу своего возраста устремился к печке, казалось бы, пропадая рядом с ней для взора уставшей Эмили. У нее было в разы больше вопросов, чем ответов, но она, верившая в их раскрытие в завтрашнем дне, а так же сильно утомленная всем, что на нее налегло, быстро укуталась в солому и заснула.
Разбудил ее будильник. Этот совершенно непривичный звон, заставивший открыть ее глаза, принудил ее шелохнуться.
Она лежала в собственной кровати, под своим одеялом.
Сегодня она должна была выйти замуж.