Настоящая книга посвящена исследованию картины мира греков архаического периода. Источниками послужили эпические (главным образом Гомер), поэтические, географические и прочие произведения античности, запечатлевшие океанические путешествия греческих героев — Одиссея, Но, Геракла, аргонавтов, Орестея. Автор реконструирует ментальную карту мира, существовавшую в сознании архаических греков, и показывает, что океанические плавания героев вокруг ойкумены, описанные античными авторами, были обычным делом и вполне соответствовали представлениям того времени о географии мира.
В оформлении использована римская мозаика III в. н. э. «Одиссей и сирены» из музея Бардо (Тунис).
*
Предисловие
География странствий Одиссея, аргонавтов и Геракла с античных времен занимала умы сотен исследователей и просто любителей древности. Кто только не выстраивал свою карту странствий Одиссея; это — любимая тема и докладов на школьных конференциях, и курсовых первого года обучения в университете. В действительности же проблема эта неисчерпаема, как показывают, в частности, недавно вышедшие солидные труды Хайнца Варнеке (
Моя цель скромнее — указать на те элементы картины мира древних греков, которые могли бы прояснить кое-какие противоречия в географических описаниях Гомера, а также авторов «Аргонавтик», мифографов и поэтов, писавших о подвигах Геракла, путешествиях Ио, Ореста и других персонажей. Именно герои этих сказаний совершали (пусть только в воображении греков) практически кругосветные путешествия, охватывающие страны и материки, моря и океаны, и именно в описаниях этих путешествий отразились основные элементы географических представлений греков архаического периода, рассмотрение которых лежит в центре данного исследования.
Здесь уместно привести несколько предварительных соображений методологического порядка, которые позволяют заниматься этой проблемой.
Прежде всего подчеркну, что существует принципиальная возможность воспроизвести ход мысли древнего грека — будь то автор географического описания или его читатель. При всей сложности вопроса о том, насколько кардинально изменяется человек в истории, думается, что в интересующей нас сфере человеческого существования и мысли мы в состоянии понять основные элементы картины мира. Это означает, что в фантастических (почти сюрреалистических) космологических сюжетах можно обнаружить географические «реалии», т. е. представления, основанные на знаниях того времени. В поздних литературно-мифологических текстах, выстраивающих какую-то одну глобальную схему, позволительно, встречая черты, ей противоречащие, подозревать существование иной схемы, предшествовавшей этой; пример из несколько другой области: при доминировании в древних цивилизациях солнечного календаря во многих архаических культурах остались заметные реликты старой лунарной системы, позволяющие ее реконструировать; так и на нашем материале — скажем, в литературных памятниках, запечатлевших освоенную греками географию Средиземноморья, могут проглядывать следы архаичного незнания его отдаленных окраин. В связи с этим представляется, что архаические черты картины мира могут быть прослежены и в более поздних произведениях, нередко отражающих более раннюю традицию; особенно это касается византийских авторов (например, Стефана Византийского, Суда, Гесихия, Фотия и др.), которые сохранили для нас многие утраченные данные антикварного характера.
Далее отмечу, что под архаической картиной мира я понимаю тот комплекс представлений о географии мира, который существовал в период между крито-микенской и классической эпохой (т. е. между XI и VIII веками до н. э.[4]). Основным источником для этого времени являются эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея», приписываемые Гомеру, а также космологические и мифологические данные более поздних авторов, в трудах которых содержатся элементы архаических представлений о географическом пространстве (произведения Гесиода, Пиндара, Мимнерма, Эсхила, Геродота, Полибия, Страбона, Аполлодора, Плиния Старшего и многих других античных писателей). Даже обнаружение различных слоев и редакций в самом тексте «Одиссеи» (A. Kirchhoff, U. von Wilamowitz-Moellendorff, A. Herrmann, К. Meuli и др.) и отнесение некоторых эпизодов странствий Одиссея к различным, например, более поздним редакциям, не мешает восстанавливать архаическую картину мира. Это только показывает, что отдельные элементы ее сохранялись и в более позднее время. Не следует забывать о консерватизме эпической традиции. Если обнаруживается, что Гомер плохо знает все, что западнее Греции, а при этом греческие колонисты при его жизни уже плавают (или скоро поплывут) за Сицилию, или что Гомер локализует остров Ээю на берегу Океана, хотя вскоре после Гомера царство Ээта стали помещать в Колхиде в Черном море, то причина здесь — не в неосведомленности и плохой информированности Гомера, а в том, что он воспроизводит древние мифы и легенды так, как они звучали на протяжении нескольких веков, и рисует картину мира предшествующих веков. Если индийский брахман воспроизводит в начале XXI в. наизусть строфы «Рамаяны» или «Махабхараты», в которых рисуется архаическая древнеиндийская картина мира, не обремененная современными знаниями о мире, это не вызывает недоумения. Почему же Гомер должен был осовременивать древние легенды? Замечу попутно, что, сознавая сложность определения авторства «Одиссеи» и «Илиады», я тем не менее по традиции и для простоты буду называть автора этих поэм Гомером.
Наконец, последнее замечание — методическое. Всех авторов исследований, посвященных плаванию Одиссея, можно, как кажется, разделить на три группы. К первой принадлежат скептики-гиперкритики, которые отрицают всякую возможность извлечь из описаний Гомера хоть какую-либо реальную географическую информацию, поскольку всё плавание Одиссея представляло собой, по их мнению, сказочное путешествие в загробный мир, а на пути между мысом Малея и Итакой упоминаются местности и народы, которые не соответствуют никаким реальным[5]. Представители второй группы — это романтики-реалисты: они романтически верят в реальность путешествия Одиссея и уверены, что за ним должны стоять действительные плавания греческих мореходов. Стоит только использовать правильную методику, исследовать направления ветров, течений, указания на расстояния и топографические особенности описываемых местностей и сравнить их с сегодняшними географическими приметами, как можно будет реконструировать все этапы путешествия, в том числе и те, которые кажутся фантастическими. На этой идее основано большинство из сотни сильно разнящихся между собой реконструкций. К этой же группе принадлежат и упомянутые выше Хайнц Варнеке и Армин Вольф, а также ирландец Тим Северин, совершивший в 1985 году
Я хотел бы выразить свою огромную благодарность моему другу и коллеге Татьяне Николаевне Джаксон, взявшей на себя труд по редактированию этой книжки и давшей множество полезных советов.
Я признателен В. А. Леусу и А. В. Мосолкину за помощь в изготовлении карт, а также участникам обсуждения моих докладов по теме книги, которые состоялись в Институте всеобщей истории РАН, на историческом и филологическом факультетах МГУ, в Центре антиковедения РГГУ в Староладожском историческом музее, на конференциях в Берлине, Белграде и Мюнхене.
Глава 1
Куда плавал Одиссей: странности и противоречия маршрута
Говоря о противоречиях в описании странствий Одиссея, напомню, что уже в античности было неясно, «куда плавал Одиссей». Существовали две точки зрения; согласно одной — наиболее распространенной, — все путешествие Одиссея имело место в Западном Средиземноморье, а по второй, — плавание проходило по Океану. Греческий мифограф Аполлодор (Ep. VII, 1–25) пишет: «Одиссей, как говорят некоторые, блуждал в водах Ливии; другие же утверждают, что он блуждал вокруг Сицилии[8]. Но есть такие, которые сообщают, что Одиссей долго странствовал в Океане или же в Тирренском море»[9]. Страбон (I, 2, 11–19) подробно анализирует распространенную точку зрения, что все путешествие Одиссея имело место в области Сицилии и Италии[10]. Вместе с тем часть скитаний Одиссея происходила, несомненно, на крайнем северо-востоке ойкумены и даже в Черном море[11].
Главная трудность в локализации пунктов странствий Одиссея заключается в явной противоречивости его маршрута[12] (рассказ о нем содержится в книгах IX–XIII «Одиссеи»). Для демонстрации этой противоречивости кратко проследим движение Одиссеевой флотилии (в Приложении 1 помещен русский перевод соответствующих фрагментов «Одиссеи»).
После взятия Трои, расположенной в Малой Азии южнее Дарданелл, Одиссей движется от нее на запад до города киконов Исмары (очевидно, где-то в Северной Эгеиде во Фракии), далее на юг до пелопоннесского мыса Малеи, подгоняемый попутным ветром Бореем (северный ветер). Здесь-то бы ему следовало свернуть на запад и, обогнув Пелопоннес, добраться до своей родины Итаки. Но не тут-то было. Мощный ветер гонит корабли дальше на юг, и здесь начинается фантастическое, сказочное странствие по неизвестным и непонятным землям и странам. Сначала Одиссей, после девятидневного плавания, оказывается с товарищами, по-видимому, на севере Африки, где встречает народ лотофагов[13] (они уже сказочные — едят сладкий лотос, дарующий забвение о родине).
Оттуда путь приводит его к некоему острову, где его ждет приключение с циклопом — одноглазым великаном (фантастика!), которого Одиссей со своими спутниками ослепляет, чтобы избежать гибели.
Где это, уже не очень понятно, но по общей логике маршрута — где-то около Сицилии[14]. Оттуда он достигает Эолова острова (с античности отождествляется с одним из совр. Липарских островов между Сицилией и Италией)[15], где получает от царя ветров Эола (фантастика!) западный ветер[16], чтобы плыть на восток к Итаке. И он почти достигает берегов Итаки, как вдруг ветра вырвались из кожаного мешка и «снова от брега отчизны умчали в открытое море» (Od. X, 49) назад к Эолову острову.
Пока географически все идет довольно складно — Одиссей странствует со своими людьми в Восточном и Центральном Средиземноморье. Однако следующая остановка на его пути повергает современных исследователей и читателей в растерянность. После шестидневного перехода от острова Эола, неизвестно в каком направлении, они высаживаются в стране лестригонов, где многие погибают от великанов-людоедов (сказка!).
Где находилась страна лестригонов, совершенно неизвестно[17]. Ее искали и на Корсике, и на Сицилии, и в Южной Италии, и в Адриатике, и даже на Пелопоннесе. Одни локализовали лестригонов на крайнем севере ойкумены[18], другие — на крайнем востоке[19], третьи — в Южной Африке[20], четвертые — в Крыму, а именно, в Балаклавской бухте[21].
Избежав гибели от лестригонов, Одиссей с оставшимися в живых спутниками вскоре оказывается у волшебницы Кирки (в позднелатинской передаче — Цирцеи), дочери бога Солнца Гелиоса и сестры царя Ээта, на острове Ээя, расположенном на дальнем северо-востоке ойкумены[22]. Кирка превращает спутников Одиссея в свиней, но Одиссей заставляет ее вернуть им человеческий облик.
Прожив у Кирки целый год, Одиссей, по ее совету, плывет через Океан и попадает в страну киммерийцев (скорее всего, в районе Черного моря = Северного океана). Там Одиссей находит вход в Аид, где встречается с душами умерших и узнает от прорицателя Тиресия о своей будущей судьбе. Оттуда он снова возвращается на остров Кирки.
Затем, уехав от Кирки и проплыв мимо острова Сирен, Одиссей оказывается неожиданно опять в Центральном Средиземноморье, где эти Сирены, по распространенным античным представлениям, и находились.
Далее он прибывает к проливу, где должен проплыть мимо Сциллы и Харибды к Тринак(р)ии (вероятно, Сицилии[23]), затем ужасная буря выносит его на десятый день плавания на остров Огигию, где жила нимфа Калипсо и где он пробыл семь лет. Локализация острова неясна, мы знаем только, что он находился где-то далеко к западу от Итаки, поскольку оттуда к Итаке он будет плыть, имея по левую руку Большую Медведицу, т. е. на восток.
И вот с помощью Калипсо Одиссей плывет семнадцать дней в сторону Итаки, но из-за шторма, который вызывает Посейдон, попадает на Схерию, остров феаков, который у Гомера находится где-то к западу либо северо-западу от Итаки и отождествлялся уже в античности с островом Корфу-Керкирой (Коркирой) у берегов Эпира на западе Греции[24]. На берегу острова Одиссея находит царская дочь Навсикая, которая ведет его во дворец.
Здесь его сердечно встречает царь феаков Алкиной, и здесь Одиссей впервые рассказывает всем, и в том числе нам, о своих приключениях, начиная с отплытия от Трои и до появления в стране феаков.
Алкиной приказывает доставить Одиссея домой на Итаку, и на другое утро он оказывается на родине. Такова географическая канва путешествия Одиссея.
Иллюстрацией трудностей в интерпретации этой географии может служить многовековой (начинающийся с античности) спор ученых, где следует помещать землю киммерийцев, в которой Одиссей нашел вход в Аид, — на северо-востоке ойкумены, где в Северном Причерноморье античные авторы помещали киммерийцев[25], или на западе[26], где обычно локализовали царство мертвых[27], а также дискуссия о том, где помещать Кирку и ее остров Ээя (на северо-востоке ойкумены или в Италии)[28].
Мне кажется, эти противоречия, вызывавшие на протяжении двадцати шести веков оживленную дискуссию[29], можно объяснить (и частично устранить), если учитывать некоторые элементы картины мира древних греков, которые до сих пор, насколько мне известно, не привлекались в должной мере к дискуссии о маршруте странствий Одиссея и других героев греческой архаики[30].
Глава 2
Географический кругозор гомеровских греков
Как известно, все моря Средиземноморского бассейна стали известны грекам лишь в период Великой греческой колонизации, а до этого, в архаическое время[31], кругозор греков был ограничен несколькими морями, примыкающими к Греции и Малой Азии. Эгейское море, окруженное сушей (Малой Азией на востоке, Фракией на севере, Сицилией на западе, Критом и Египтом на юге), а также Ионийское и Сицилийское моря к западу от материковой Греции — вот пространство[32], в котором греческие герои (Одиссей, аргонавты, Геракл и другие) должны были странствовать между Азией, Европой и Ливией.
Эту ограниченность географического горизонта понимали и сами греки классической и эллинистической эпох. Так, Эратосфен писал, что «греки насчитывали три материка, имея в виду не весь обитаемый мир, а только собственную страну и землю, лежащую прямо напротив них, т. е. Карию, где теперь живут ионийцы и их соседи. С течением времени, двигаясь все дальше и знакомясь все с большим числом стран, греки в конце концов пришли к нынешнему делению материков» (сохранилось у Страбона — I, 4, 7). Сам Страбон, говоря о географических познаниях Гомера, писал: «Люди того времени еще не употребляли ни имени Азии, ни Европы, а обитаемый мир еще не делился, как теперь, на 3 материка…» (XII, 3, 27). Самая западная точка Греции у Гомера — река Ахелой в Этолии (II. XXI, 194), а на юго-западе — залив Малый Сирт на севере Африки с лотофагами (Od. IX, 83–104); скорее всего, он не знал Сицилии[33]. В Ливии ему была знакома Киренаика (Od. IV, 85), в Египте — Фивы (Od. IV, 126 sqq.); южнее их он называет эфиопов (Od. I, 22 sqq.; IV, 84).
Об узком первоначально географическом кругозоре греков свидетельствует замечание Геродота о посылке эллинских кораблей во время войны с Ксерксом с острова Эгина на остров Самос, который находился у берегов Малой Азии и где стоял персидский флот: ионийцам удалось уговорить эллинов отвезти их только до Делоса. Ведь дальнейшее плавание казалось эллинам слишком опасным: они не знали тех стран и всюду подозревали присутствие врагов. А до Самоса, по их представлениям, было так же далеко, как до Геракловых Столпов[34].
Кстати, долгое время считалось, что достичь Геракловых Столпов чрезвычайно трудно (
Об ограниченности кругозора греков периода архаики на востоке и западе ойкумены свидетельствует, на мой взгляд, и восприятие Дельф как пупа (географического центра) обитаемой земли. Страбон так рассказывал о святилище Аполлона в Дельфах:
Оно расположено почти в центре всей Греции как по эту, так и по ту сторону Истма; полагали также, что оно находится в центре обитаемого мира, и называли его пупом земли; вдобавок был сочинен миф, передаваемый Пиндаром, о том, что здесь встретились два орла (некоторые говорят, что это были вороны), выпущенные Зевсом: один — с запада, а другой с востока.
Миф, рассказываемый Страбоном о двух орлах, встретившихся над Дельфами, показывает, что расстояние от Дельф до востока ойкумены (т. е. до западного побережья Малой Азии, известного грекам) должно было примерно соответствовать расстоянию от Дельф до запада ойкумены, и это оказывается восточной оконечностью Италии и Сицилии[35]. Обратим также внимание на архаичность этих сведений, хотя и сообщаемых довольно поздним автором (Страбон писал свою «Географию» в начале I в. н. э.); об архаичности свидетельствуют, в частности, слова и выражения «полагали — ένομίσθη», «был сочинен миф, передаваемый Пиндаром, — προσπλάσαντες καί μύθον ον φησι Πίνδαρος». Итак, во время Страбона полагали, что Дельфы находятся в центре Эллады, а в глубокой древности, засвидетельствованной Пиндаром, — не только Эллады, но и всей ойкумены (έν μέσω… τής συμπάσης τής οικουμένης).
Что же касается западных частей Средиземноморья, то, согласно античной традиции, они были открыты и освоены героями Троянской войны, которые по разным причинам не смогли вернуться к себе на родину, а были заброшены в дальние страны[36]. Так, по Аполлодору (Epit. VI, 15; 15a и b), «(15) После долгих блужданий эллины стали высаживаться и селиться в разных местах. Одни поселились в Ливии, другие — в Италии, некоторые же на Сицилии и на островах, расположенных вблизи Иберии». По его словам, Гуней поселился в Ливии, Филоктет — в Кампании в Италии; соратников Элефенора, погибшего под Троей, «море занесло в Ионийский залив, и они основали город Аполлонию в Эпире. Люди Тлеполема причалили к берегам Крита, но затем ветры отнесли их, и они заселили Иберийские острова.». В Италии же остались и там поселились греки, которые везли с собой сестер Приама. Троянцы Антенор и Эней, как гласят легенды, основали города в Италии: один — Патавию (совр. Падуя) в северо-западной Адриатике, другой — Лавиний в Лации[37]. Первые археологически фиксируемые следы пребывания греков Эгеиды на Сицилии и в Южной Италии относятся к середине — второй половине VIII в. до н. э.[38], но настоящее знакомство состоялось лишь в середине VI в.[39]. По легенде, Гибралтарский пролив впервые посетил некий Колайос из Самоса, которого буря случайно забросила туда ок. 600 г. до н. э.[40] Эти свидетельства подтверждают, что Западное Средиземноморье за Сицилией было освоено греками довольно поздно.
На северо-западе самыми удаленными считались острова Итака, родина Одиссея[41], и Схерия, остров блаженных феаков. Так, у Гомера Итака, находящаяся почти при входе в Отрантский пролив, оказывается расположенной на крайнем западе (Od. IX, 23–25):
Таким же крайним, расположенным западнее всех земель ойкумены описывают остров Схерия (= адриатическая Керкира) его жители феаки (Od. VI, 203–205):
Интересно, как феакский царь Алкиной описывает путешествие феаков на Эвбею — остров, расположенный у восточного побережья Греции; он обещает доставить Одиссея в любую страну, куда тот только пожелает (Od. VII, 321–326):
Итак, от Схерии на самом западе ойкумены до Эвбеи, по представлениям феаков, — самого восточного пункта населенного мира — таков кругозор феаков (= гомеровых греков).
На северо-востоке ойкумены ничего далее Фракии и Босфорского устья Черного моря Гомер не знает[44]. Север ойкумены в архаической картине мира замыкался Пиэрией, Эматией (Македонией), Фракией и Лемносом[45]. Это обстоятельство, как мы увидим ниже, имеет огромное значение для понимания того, «куда плавал Одиссей».
Таким образом, географический горизонт тогдашних греков был весьма ограничен, что видно на нижеследующей схеме (см. илл. 2; овалами обозначены проливы):
Глава 3
Представление об Океане
Еще одна характерная и важная особенность архаической картины мира — это убеждение, что круглая ойкумена окружена со всех сторон единым Океаном, представлявшимся огромной рекой («потоком»)[46].
Так, в «Илиаде» Гомера земля окружена Океаном с запада (II. VII, 421–423), с востока (V, 6), с юга (I, 422–424) и с севера (XVIII, 489)[47]. Об этом же свидетельствуют высказывания Гомера в II. XIV, 201 и 302; XIV, 246; XVIII, 607; Od. XI, 639; XII, 1. Знаменитый щит Ахилла, описанный в XVIII книге «Илиады» и изображающий весь мир, рисует землю, окруженную рекой-океаном[48]. Океан оказывается в «Илиаде» абсолютным пределом, за которым нет ничего и по которому невозможно совершить никакого путешествия[49]. Гесиод также говорит о кругообразном течении Океана[50]. Об Океане как «реке, текущей вокруг земли», упоминает Аристотель[51]. Геродот (IV, 45), отмечая, что «никому достоверно неизвестно, омывается ли Европа морем с востока и с севера», признает тем самым, что даже в его время северная оконечность Европы считалась неизведанной и там могло быть все что угодно, в том числе и умозрительный Океан[52]. Вся античная литература разделяла мнение о таком соотношении суши и океана[53] (см. некоторые реконструкции гомеровской картины мира на илл. 3–5).
В этом представлении часто видят влияние ближневосточной картины мира, ведь жители Месопотамии знали Индийский океан, Средиземное, Черное и Красное моря, и для них земля была действительно окружена морем (см. древневавилонскую карту мира[54] на илл. 6).
О таком Океане знали также египтяне[55]. Для греков все должно было быть, как кажется, наоборот: в центре — внутреннее Эгейское море, окруженное сушей (Малой Азией на востоке, Фракией на севере, Сицилией на западе, Критом и Египтом на юге). Тем не менее, как мы видели, и за пределами материков, окружающих Эгейское море, греки предполагали существование Океана. Эту идею хорошо иллюстрирует карта А. Баллабриги (см. илл. 7), изображающая архаическую картину мира греков: в центре ойкумены находится Эгеида с Грецией, затем остальные внутренние моря и, наконец, омывающий материки Океан.
Можно с уверенностью говорить о мифолого-космологической связи Океана с «Нашим морем» (так часто называли Средиземное море греки и римляне). Мифологический подтекст проявляется, в частности, в том, что, согласно Гомеру, все реки ойкумены, как и моря, источники и колодцы были сыновьями Океана и имели в нем свои истоки[56]. Все выходы из Средиземного моря (Дарданеллы, Отрантский, Сицилийский, Мессинский, позже Гибралтар) должны были вести в Океан[57]. Океан при этом отличается от морей, окружая их все со всех сторон.
Глава 4.
Попытка объяснения:
Океан, моря, проливы и реки
На основании двух хорошо документированных тезисов (ограниченность географического кругозора архаичных греков и существование Океана, омывающего ойкумену со всех сторон) мало кто приходил к третьему, логически вытекающему из них. А именно: в этой ситуации проливы — Босфорский (выводящий вместе с Геллеспонтом и Пропонтидой в Черное море), Мессенский (выводящий между Сицилией и Италией в Западное Средиземноморье), Сицилийский (разделяющий Сицилию и Северную Африку) и Отрантский (отграничивающий Адриатическое море от Ионийского) — должны были восприниматься, по-видимому, как рубежи ойкумены, представляющие собой выходы во Внешний океан[58], а значит, в потусторонний мир, ведь именно там чаще всего локализовали царство мертвых (см. об этом в Главе 6).
Если составить карту того, как могла выглядеть ойкумена в глазах греков в архаический период, то получится следующая картина (см. илл. 8):
По карте[59] видно, что, скажем, выход в Океан через Босфорский пролив на северо-востоке ойкумены находится недалеко от входа в Адриатику из Океана на северо-западе, и этим могут объясняться резкие переходы Одиссея, Геракла, аргонавтов и других путешественников из северо-восточной части ойкумены (Черного моря) в западную часть (Адриатику и Тирренское море)[60] и в обратную сторону, или из Черного моря в Индийский и Южный океаны к истокам Нила (как у аргонавтов и Ио), или с Гибралтара на Кавказ (как у Геракла).
В книге Хайнца Варнеке опубликована близкая нашей карта географического горизонта «Одиссеи»[61] (см. илл. 9), на которой изображены те же, что у нас, открытые незамкнутые очертания проливов, но в которой не сделан следующий логический шаг — соединить через них Средиземное море с Океаном.
Ближе всех к нашей карте стоит «Гомеровская картина мира», изготовленная Вильгельмом Дёрпфельдом[62] — здесь все заливы, кроме Отрантского, ведут непосредственно в окружающий Океан, при этом, правда, все путешествие Одиссея помещено в Западное Средиземноморье (см. илл. 10).
Констатация того, казалось бы, простого и очевидного факта, что проливы соединяют Средиземное море с Океаном[63], приводит к важным выводам космологического, географического и мифологического порядка, о которых в дальнейшем пойдет речь.
Соединение Средиземноморья с Океаном через реки и проливы постулировалось тем, что, как мы видели выше, во времена Гомера греки полагали, что все реки ойкумены, как и моря, были детьми единого родителя — Океана — и имели в нем свои истоки. В ранней греческой традиции египетский Нил и скифский Танаис-Дон, как и колхидский Фасис, разделявшие материки, мыслились вытекающими из мирового Океана, что определялось умозрительной космологической моделью, представляющей Землю окруженной Океаном[64]. Даже Дунай каким-то образом мог впадать в Океан, если верить Диодору Сицилийскому (V, 25, 2: «Самыми большими из рек, впадающих в Океан, считаются Данубий и Рейн…»)[65] и Аполлонию Родосскому, который в своей «Аргонавтике» называет реку Истр «великим рукавом Океана» (Arg. IV, 282: ύπατον κέρας Ώκεανοΐο), и это также связывает плавание аргонавтов по Дунаю с океаническими путешествиями (см. об этом ниже в Главе 8).
Глава 5.
Великие средиземноморские проливы как выходы в Океан
Посмотрим теперь, насколько античные свидетельства подтверждают, что выходы из «внутренних» проливов могли восприниматься гомеровским греком как соединение с окружающим ойкумену Океаном. По мере освоения ойкумены некоторые проливы действительно оказались проходами в Океан, а некоторые оканчивались «тупиком» или были «внутренними» проливами, и, если на западе Нашего моря это стало ясно довольно быстро (Гибралтар вел в Океан, Сицилийский и Мессенский проливы оказались «внутренними», а Отрантский пролив не вел никуда, будучи началом большого залива — Адриатики), то на востоке, в районе Черного и Азовского морей, процесс физического и ментального освоения проливов шел долго и противоречиво. Априорные космологические и мифологические схемы, в рамках которых древний грек видел вселенную и ойкумену, долго не давали ему возможности «смириться» с географической асимметрией.
Особенно ярко представление о проливе, ведущем в Океан, проявляется в отношении Черного моря (оно же Понтийское море и Понт Эвксинский). Так, Страбон пишет (I, 2, 10):
В гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путешествует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя «Понт», подобно тому как Гомера называли просто «поэтом». Может быть, по этой причине Гомер перенес на Океан события, разыгравшиеся на Понте[66], предполагая, что такая перемена окажется по отношению к Понту легко приемлемой в силу господствующих представлений.
На основании подобных текстов современные исследователи приходят к выводу, что до VII в. до н. э. Черное море воспринималось греками как часть Океана, собственно, его залив[67].
Есть и еще одно свидетельство того, что Черное море понималось изначально как часть Океана и считалось, что Северного моря можно достичь водным путем из Черного моря. Я имею в виду весьма древнюю традицию, согласно которой Меотида (Азовское море) воспринималась как часть Внешнего (в данном случае Северного) океана[68]. По мере освоения Черного моря в результате Великой греческой колонизации стало ясно, что это — замкнутое море, напрямую не связанное с Океаном. Тем не менее попытки «связать» его с Океаном не прекращались на протяжении всей античности. Об этом свидетельствует, например, перенос названия Боспора (Фракийского) на Керченский пролив (Боспор Киммерийский); пролив, который должен был соединять Наше море с Внешним океаном, таким образом, отодвигался за Черное море, а его функция — служить границей между этим и потусторонним миром — передавалась новому, имя которого оказывалось связанным с киммерийцами, в чьей стране, как мы видели, локализовался вход в Аид[69].
Так, в «Перипле Эритрейского моря» (60-е гг. I в. н. э.) прямо сообщается, что «лежащее около Каспийского моря Меотийское болото изливается в океан» (64: ή παρακειμένη λίμνη Μαιώτις εις τον ώκεανον συναναστομοΰσα)[70]. О распространенности в античности такого представления об Азовском море свидетельствует Плиний Старший: по его наблюдению, многие считали, что Меотида — залив Северного океана[71]. Живший во второй половине II в. н. э. Максим Тирский считает, очевидно, Северный океан связанным с Черным морем, когда замечает: «... из Океана течет Меотида, из Меотиды — Понт, из Понта — Геллеспонт и из Геллеспонта — [Наше] море.»[72]. Как о заливе Северного океана пишет о Меотийском болоте и Марциан Капелла, автор V в. н. э.[73].
К проблеме северо-восточных проливов относится и вот такой географо-картографический курьез. Псевдо-Гиппократ (автор V–IV вв. до н. э.) в трактате «О числе 7» сравнивает контуры Земли с лежащим головой на юг человеческим телом; при этом оказывается, что Земля имеет «Понт Эвксинский и Меотийское болото в качестве нижней части живота и прямой кишки» (XI, 7)[74]. Тем самым, узкие проливы, ведущие в Черное и Азовское моря, воспринимаются как узкая кишка, идущая из «большого желудка». Л. А. Ельницкий, приведший этот текст, трактует его следующим образом: «Сопоставление Меотиды с прямой кишкой заставляет предполагать, что на ионийской карте Азовское море было представлено в качестве открытого бассейна, соединяющегося с внешним океаном»[75]. Эта традиция, вероятно, подкрепляемая известиями о связи Черного и Балтийского морей, прослеживается на протяжении многих веков[76].
То же можно сказать и об Отрантском проливе, ведущем в Адриатику, который в архаическое время также воспринимался, по-видимому, как выход в Океан.
Не случайно в античности существовало мнение о некой связи Адриатического моря и Черного[77]. Страбон (I, 3, 15) в дискуссии о поднятии уровня моря приписывает Гиппарху следующее утверждение: «…сказав, что… прежде вся Ливия и большая часть Европы и Азия должны были быть покрыты водой, он прибавляет, что Понт, вероятно, в некоторых местах сливается с Адриатикой». Расстояние между двумя морями оценивалось как небольшое. Следствием этого убеждения было мнение, что между Адриатикой и Понтом есть гора (Гем), поднявшись на которую, можно увидеть оба моря[78]. О Дунае, будто бы соединяющем Черное и Адриатическое моря, речь пойдет ниже в Главе 8.
В этой связи примечательно, что, по мнению исследователей, Италия изначально воспринималась греками не как часть материка и не как огромный полуостров, а как неопределенный архипелаг, расположенный на крайнем западе ойкумены[79]. Это также могло способствовать развитию представлений о возможности океанических плаваний и выходов в Океан из Адриатики и Тирренского моря[80].
Если говорить о внутренних морях, которые должны были иметь выход в Океан, то прекрасный пример такой мнимой связи с Океаном представляет собой Каспийское море. Оно часто мыслилось заливом Северного океана на отдаленнейшем северо-востоке ойкумены (так думали, в частности, Эратосфен, Страбон, Мела, Плиний). Геродот, доказывая (I, 202), что Каспийское море — внутреннее, очевидно, вступал в полемику с господствующими представлениями об этом[81]. Распространенное в античности мнение о том, что Каспийское море соединяется с Черным то ли через подземные каналы, то ли через Кумо-Манычскую впадину[82], связывает, таким образом, и Черное море с Северным океаном[83].
Следует также напомнить, что многие античные авторы верили, будто Нил и Танаис делают три материка настоящими островами, а это предполагает, что эти реки текут от моря до моря[84].
Понимание того, что проливы, как и некоторые реки, воспринимались греками периода архаики как проходы в Океан, имеет большое значение для истолкования многих текстов, описывающих странствия древних героев, таких как Одиссей, аргонавты, Геракл и некоторых других.
Глава 6.
Океан и потусторонний мир
У древних греков уже со времен Гомера сосуществовало несколько различных представлений о том, где находится царство мертвых, в том числе его располагали в Океане или на острове посреди Океана или за Океаном[85]. Поэтому античные проливы — это изначально символ выхода в открытый Океан, т. е. из «нашего», (среди-)земного, цивилизованного мира в мир «чужой», а значит, фантастический, потусторонний, варварский; они воспринимались как нечто лимитрофное между жизнью и смертью[86]. Именно на границах «нашего мира», т. е. на проливах находят свою локализацию различные хтонические чудища, связанные с Аидом, острова блаженных и прочие атрибуты загробного мира; проливы, таким образом, маркируют лимитрофную зону между земным и загробным мирами[87]. Следует также заметить, что локализуемые позже крайние пределы земли и находящиеся там потусторонние царства и явления в архаический период помещались гораздо ближе, на окраинах балканской и малоазийской Греции, и чаще всего как раз у входов в «ближние» проливы[88].
Если взять район Черного моря, то уже вход в него воспринимался до освоения Черного моря колонистами как выход в потусторонний мир[89]. С таким представлением согласуется и помещение при входе в Черное море губительных мифических движущихся скал Планкты (или Симплегады или Кианеи), знаменующих выход в Океан, и страны живущих на берегу Океана киммерийцев, где никогда не бывает солнца и где Одиссей нашел вход в Аид, и острова Левки (= Острова Блаженных), где Ахилл — владыка мертвых — жил после своей смерти под Троей, и Таврики (Крыма), где было местопребывание принесенной в жертву Агамемноном Ифигении, получившей, как и Ахилл, бессмертие и превратившейся в Гекату — богиню смерти, тесно связанную с миром мертвых[90], и пещеры (и реки) Ахерон (в районе Гераклеи Понтийской), соединяющей этот мир с Аидом, из которого Геракл извлек стража подземного мира, трехголового пса Кербера. В причерноморском регионе помещали древние греки и такие «реалии», как Кавказскую скалу, к которой Зевс приковал Прометея, дракона, сторожившего золотое руно в сказочном заокеанском царстве Ээта, и многие другие чудеса[91] (см. илл. 11).
Обратим внимание на то, что греческое название Черного моря как Понта Эвксинского («Гостеприимного») иногда выводится из представления о нем как о «гостеприимном море царства мертвых»[92]. Даже если связь самого названия «Эвксинский» с «загробным гостеприимством» Понта выглядит сомнительной, то представление о Черном море как о входе в Аид подтверждается многими данными. Напомню только об одной эпиграмме Антифила Византийского, в которой он сравнивает Понт с Аидом (Anth. Palat. VII, 630: καί ήν 'ίσος Άϊδι πόντος), а также о приведенном выше тексте Стефана Византийского, согласно которому прибытие из Понта расценивалось как возвращение «из погибели».
Плиний Старший пишет о Северном Причерноморье (VII, 10):
Рядом с теми, кто живет на севере, недалеко от места рождения Аквилона и от пещеры, называемой его именем, каковое место называют "гес клитрон"[93], обитают вышеназванные аримаспы, отличающиеся одним глазом в середине лба; у них идет постоянная война за рудники с грифами, родом крылатых зверей…
И здесь потусторонние реалии и монстры являются приметами «края света».
Помпоний Мела в II, 11 вслед за Геродотом утверждает, что «начало рода басилидов [царских скифов] ведется от Геркулеса и Ехидны»[94], т. е. Скифия просто кишит хтоническими существами!
Другие проливы также были густо заселены существами потустороннего мира мертвых.
В Мессенском проливе[95] локализовали античные авторы страшных чудовищ — Сциллу и Харибду[96], а также Сирен — этих демонов смерти, несомненно, относящихся к потустороннему миру и маркирующих переход в него. Здесь же античные мифографы помещали хтонического Тифона[97] и Киклопов.
Сицилийский пролив, прилегавший к Северной Африке, имел много мифологических примет, связывающих его с миром мертвых. В частности, по некоторым версиям, там, в районе Тритонийского озера (в Южном Тунисе) и заливов Малого и Большого Сиртов, издавна известных своими губительными для моряков свойствами[98], помещали ужасных хтонических сестер Форкид, с которыми боролся Персей; именно сюда были отнесены ветром аргонавты в начале своего пути[99] и, будучи выброшены на мель Тритонийского озера, были спасены морским демоном Тритоном, и именно здесь аргонавты, согласно одной из мифологических традиций, выходили в Средиземное море после океанического плавания от Кавказа к югу Ливии[100].
Не случайно позже Диодор Сицилийский перенесет Тритонийское озеро из Южного Туниса далеко на запад Африки к Океану, где находились сады Гесперид (III, 53). Плиний Старший (V, 31) рассказывает, что в районе залива Сирт находится город Береника, который когда-то назывался городом Гесперид (
Гибралтарский пролив, как известно, также был густо населен монстрами — там помещали адскую собаку Ортос, трехтелого Гериона, Ехидну, Гесперид, Атланта, держащего на плечах небесный свод, сестер Горгон и среди них прославленную Медузу, которая жила, по Гесиоду, «за знаменитым Океаном в царстве ночи»[102], и других сказочно-мифологических существ, связанных с царством мертвых. Интересно отметить, что Атлантом раньше назывался горный массив в Пелопоннесе, который затем стал называться Килленой[103], а по словам Страбона (V, 5, 5), как мы видели выше, некоторые писатели переносили на Геркулесовы Столпы сицилийские (Мессенский залив!) Планкты и Симплегады.
Что же касается Отрантского пролива, ведущего в Адриатику[104], то и он, вероятно, воспринимался как выход в Океан, сопряженный с проходом в мир мертвых[105].
Несколько севернее острова Итака на выходе в Адриатику-Океан в античности был известен остров Левкада (Λευκας πέτρη, совр.
Понятно, что если это самый западный пункт, известный грекам[110], то и Адриатическое море могло с легкостью восприниматься как залив Океана, предваряющий вход в подземное царство Аида, и остров Левкада должен был маркировать близость к Аиду[111]. Собственно, «океанический контекст» этой Левкады, который смущает А. И. Иванчика и заставляет его видеть в ней остров Ахилла в Черном море[112], при восприятии Адриатического моря как залива Океана не препятствует отождествлению гомеровской Левкады с островом в Адриатике.
К этому же кругу представлений об океаническо-потусторонней Адриатике следует отнести характеристику, данную этому морю Аполлонием Родосским, который назвал отдаленную часть Адриатического моря «морем Кроноса»[113] (Κρονίη αλς — IV, 509; 548), — «именем, с которым связано представление о загробном мире, об островах блаженных, на которых царствует Кронос, и которое прилагалось к Адриатическому морю лишь в порядке перенесения на него представлений о Северном океане»[114]. Эсхил в «Прометее Прикованном» (v. 837) называет Адриатику «огромным заливом Реи (μέγαν κόλπον Ρέας)», что тоже отсылает нас к царству мертвых, где правят рея и Кронос[115]. Река По, впадающая в отдаленную часть Адриатики, у греков часто отождествлялась с Эриданом, который был тесно связан с подземным царством мертвых[116]. Эврипид в трагедии «Ипполит» говорит о желании женщин из Трезены, составляющих хор, улететь, превратившись в птиц, «вплоть до морского потока Адриатического берега и до вод Эридана, где… несчастные дочери, оплакивая Фаэтона, источают своими слезами блестящий янтарь[117]» (
Выше (см. Главу 2) уже упоминался рассказ феакийского царя Алкиноя с острова Схерия о том, как феакийские моряки отвезли на остров Эвбею «златовласого (ξανθός)» Радаманта, чтобы тот посетил Тития, сына Земли (Od. VII, 321–326). Если учесть, что, по словам того же Гомера в другом месте «Одиссеи»[119], этот Радамант (он снова назван «златовласым») царствует на загробных Елисейских полях, на краю Земли, где всегда лето, а с Океана дует легкий Зефир, то остров феаков, находясь в крайне западной части Земли, также оказывается связанным как с Океаном, так и с царством мертвых[120]. По справедливому замечанию А. Баллабриги, «земля феаков представлена в "Одиссее" как вариант Островов Блаженных, Атлантиды или гипербореев, на окраине земли»[121].
Таким образом, можно предположить, что Адриатическое море на ранних этапах освоения греками Средиземноморья рассматривалось как путь в потустороннее царство, а значит, в Океан[122]. Выше уже говорилось, что острова Итака и Схерия (Коркира) у Гомера, находящиеся почти при входе в Отрантский пролив, оказываются расположенными на крайнем западе, на краю ойкумены, на границе мира.
Итак, следует согласиться со словами А. Баллабриги: «У нас есть все основания полагать, что в архаической Греции, за исключением немногих мореходов и людей, лучше информированных, большинство греков Эгеиды должны были рассматривать Тирренское море и Понт как пространства, столь же отдаленные и фантастические, как и Океан»[123], и что в архаической картине мира «Тирренское или Адриатическое море воспринимались как моря, простирающиеся до Великого Севера и потому сообщающиеся с Понтом Эвксинским и даже с Океаном»[124].
Глава 7.
Так куда же плавал Одиссей?
Выше уже было показано, что путешествие Одиссея проходило сначала в водах Южного и Западного Средиземноморья, затем перемещалось, по-видимому, в Северный океан (в его античном понимании), чтобы в конце оказаться снова в Западном Средиземноморье[125].
Уже в античности обсуждалась проблема океанического плавания Одиссея, которое должно было, по-видимому, объяснить эти внезапные географические переходы. Так, согласно Страбону (I, 2, 37), Аполлодор Афинский (грамматик ок. 140 г. до н. э.) полемизирует с поэтом Каллимахом Киренским, жившим ок. 250 г. до н. э., следующим образом: «Каллимах — ученый филолог — считает Гавд и Коркиру (т. е. Адриатику. —
Именно плавание по Океану (έξωκεανισμός) и входы / выходы в него / из него через «внутренние» моря давало возможность объяснить неожиданные (для нас) зигзаги в путешествии Одиссея. Важно отметить, что способ преодоления этих зигзагов должен был быть естественным и очевидным как для самого Гомера[127], так и для его слушателей[128].
Говоря об океанических плаваниях Одиссея и других героев, я весьма скептически отношусь к мнению, что Одиссей действительно плавал по настоящему океану, да еще вплоть до Америки или еще дальше — вокруг света. Ярким примером такой интерпретации является книга Кристины Пеллех[129], согласно которой Одиссей нашел остров Кирки в Балтийском море, откуда, преодолев Гольфстрим, совершил поездку в Аид, расположенный в Северной Америке, при этом лестригоны обитали в Норвегии. Следующее приключение — с сиренами — Одиссей испытал у берегов Бразилии на пути к Магелланову проливу (= скалы Планкты), пройдя через который, он оказался в Тихом океане, где в Полинезии его ждали Сцилла с Харибдой, остров Тринак(р)ия и прочие приключения, пока, наконец, через Красное море он не вернулся домой. Маршрут путешествия Одиссея у Пеллех — первая попытка сделать его кругосветным (см. илл. 12).
Как мы видели выше, путешествие Одиссея отчетливо делится на две части — сначала полуреальное-полуфантастическое блуждание по Средиземному морю и затем совершенно фантастическое, где-то за пределами ойкумены[130], целью которого было схождение в Аид (так называемая «некия»). Вторая часть начинается после эпизода с ветрами Эола, когда Одиссей и его спутники прибыли на остров лестригонов[131].
Напомню, что некоторые исследователи помещали страну лестригонов, с которой и начинаются географические парадоксы, «где-то на севере» (страна лестригонов находилась, согласно Гомеру, там, где «пути дня и ночи сходятся», что часто понимается как «в северных широтах»[132]). Уже в античности Гемин Родосский, приводя сведения путешественника Пифея из Массалии о коротких ночах на Британских островах, цитирует Кратета Малосского, который считал, что именно в этих местностях должна была находиться страна лестригонов[133]. Название города лестригонов — «Телепил» (Τηλέπυλος — букв. «Дальние (последние) ворота», т. е. «ворота смерти, вход в иной мир, ворота на конце мира») — указывает на то, что Одиссей перемещается в мифологическое пространство Аида[134], т. е. за пределы ойкумены, что подтверждает выход Одиссея в океаническое, потустороннее пространство.
Таким образом, шестидневный переход из Западного Средиземноморья «куда-то на север» вполне мог быть выходом через Адриатику в Северный океан[135]. А там уже было рукой подать до острова Кирки Ээя[136], находящегося в Океане на востоке ойкумены («где Гелиос всходит»)[137]. Там же, в Северном Океане, в стране киммерийцев[138], которую Одиссей достигает за одну ночь, он обнаруживает вход в царство мертвых Аид (со всеми его атрибутами: рощей Гекаты, реками Перифлегетоном, Ахеронтом, Коцитом, правителями Аидом и Персефоной[139]), затем оттуда возвращается на остров Кирки. От Ээи он быстро (за один день!)[140] перемещается в Западное Средиземноморье, поскольку первое же, с чем ему предстоит столкнуться, это поющие Сирены (Od. XII, 39–40), которые традиционно локализуются на Западе (чаще всего в Италии), а далее следуют пролив со Сциллой и Харибдой (Od. XII, 85–111), остров Калипсо Огигия[141], и через остров феаков Схерию путь ведет на Итаку.
Океанический[142] маршрут плавания Одиссея из Западного Средиземноморья в Северный океан на востоке ойкумены и обратно предполагает, вероятно, что путь туда через Босфорский пролив и Черное море казался невозможным. Да и в самом деле, трудно представить, чтобы Одиссей проделал путь практически от Итаки снова мимо Малейского мыса, через Эгеиду, проплыв опять мимо недавно взятой Трои до Черного моря[143], а потом в третий раз повторил плавание из Черного моря к Итаке.
Представляется, что именно плавание по Океану, окружающему Землю, делает возможным сближение разных регионов — в данном случае северо-запада и северо-востока. У фон Виламовиц-Мёллендорфф был первым, насколько мне известно, кто высказал сходную точку зрения, а именно, «что Одиссей плывет по Океану в Западное море, огибая с севера (Балканский) полуостров, т. е. тем же путем, которым плавали аргонавты»[144]. Позже к его мнению присоединились и некоторые другие ученые[145].
Что эти регионы на окраине ойкумены могли сближаться, видно из того, что у Гомера Одиссей, выброшенный на остров Кирки, сказал, обращаясь к своим спутникам (Od. X, 190–192):
При этом Одиссей только накануне (X, 185–187) наблюдал заход и восход солнца и, следовательно, на самом деле мог определить, где восток и где запад. Армин Вольф, отметивший это противоречие, предположил, что речь идет, по всей видимости, о том, что местоположение острова «в бесконечном море (πόντος άπείριτος)» было неизвестно, а главное — о неизвестности долготной, коль скоро широтное положение можно было определить по восходу и заходу солнца[146]. Вероятно, недаром переходы от Эолова острова к лестригонам и от них к острову Кирки не отмечены в «Одиссее» никакими указаниями на направление движения и в обоих случаях Гомер рассказывает о «странностях» в движении солнца[147].
Определенную сложность вызывает место, где Гомер пишет, что корабль Одиссея плыл к острову Аида с помощью дуновения ветра Борея (Od. X, 507: πνοιη βορέαο φέρησιν), который всегда считался дующим с севера. Отсюда — часто высказываемое недоумение по поводу направления плавания, ведь тогда он должен был плыть от острова Кирки на юг, в сторону ойкумены, или к даже в Южный океан, а не на север к киммерийцам. Думается, однако, что речь в данном случае идет не о с севера дующем Борее, как его воспринимали в самой Греции, а о Борее, который правит в своем северном регионе, дуя, куда хочет[148]. Ведь, в самом деле, не могла же Кирка призвать на Северный океан южный Нот, которого здесь вообще быть не может, ведь это африканский ветер. Таким образом, представляется, что под влиянием Борея Одиссей мог двигаться куда угодно[149], но более всего — на север[150].
Любопытны также «карты гомеровского мира» Карла Эрнста фон Бэра (илл. 14), Альберта Херрманна (илл. 15) и Алэна Баллабриги (см. выше илл. 7), на которых Греция образует тот центр, вокруг которого совершалось плавание Одиссея, и где авторы не побоялись обозначить маршрут океанического плавания к северу от Греции.
На картах Бэра и Херрманна[151] после посещения острова Эола, находившегося к западу от Греции, путь героя идет на север к лестригонам и далее на северо-восток к острову Ээя, затем через Черное море к Боспору (= Сцилла и Харибда) и вокруг северных пределов Греции обратно к Итаке, что близко моему пониманию маршрута Одиссея. На карте Бэра южная часть Италии и Сицилия нанесены пунктиром, что соответствует и моему представлению о знаниях архаических греков об этой части Средиземного моря. Не обозначая Адриатического моря как пролив в Северный Океан, Бэр тем не менее пролагает маршрут Одиссея через Адриатику далеко на север, как предполагается и в предлагаемой мною реконструкции. Карта Херрманна отличается от нее тем, что у него плавание оказывается не океаническим, поскольку между Адриатическим морем и Океаном расположена еще одна суша, почти непрерывно тянущаяся вокруг Нашего моря.
Со временем, когда в результате Великой греческой колонизации стало ясно, что проливы не являются проходами в Океан и путешествие через Океан в Средиземное море невозможно, начались «переносы» восточных реалий и «переселения» персонажей с северо-восточной окраины ойкумены в Западное Средиземноморье, где начиналось и заканчивалось путешествие Одиссея[152]. Все пункты и народы (включая остров Кирки и киммерийцев), которые у Гомера были локализованы на севере и востоке, нашли свое место в районе Сицилии, Италии и Адриатики[153]. Этому способствовала бурная колонизация Сицилии и Южной Италии, в процессе которой «колонисты использовали архаические мифы, чтобы показать предысторию своих колоний в героическое время, чтобы узаконить захват земель и т. д.»[154]. Это произошло довольно рано — уже Гесиод (Theog. 1011–1016[155]) и после него многие другие античные авторы помещали остров Кирки на западе[156].
Противоречия в локализации этого острова[157] стали причиной того, что Диодору Сицилийскому пришлось описывать «переселение» Кирки из Черного моря в Италию следующим образом (IV, 45, 1–5): сын Гелиоса Перс был царем в Тавриде (Крыму), а его брат Ээт — в Колхиде. Дочь Перса Геката вышла замуж за Ээта и родила ему двух дочерей — Кирку и Медею[158], а также сына Эгиалея. Кирка была весьма опытна в изготовлении зелий и, выйдя замуж за царя сарматов (или скифов), отравила его, стала царицей и «учинила много жестокостей и насилия по отношению к подданным». Утратив в результате власть, она «бежала на просторы Океана, где завладела пустынным островом… а по словам некоторых историков, покинула Понт и поселилась в Италии на мысу, который до сих пор называют Киркеем». Остров в Океане — это, по-видимому, тот остров Кирки, который посетил Одиссей. Покинуть Понт и из Океана «попасть» в Италию можно легко, если иметь в уме ту схему нескольких выходов из Нашего моря в Океан[159], которую я и предлагаю (см. выше илл. 8).
В свете сказанного становятся понятными слова Страбона (I, 2, 10): «…Гомер придумал кровное родство между ними (Киркой и Медеей. —
Интересно отметить, что плавание между Итакой и островом Кирки считалось возможным и после Гомера. Так, в эпическом сказании «Телегония» рассказывается о Телегоне, сыне Одиссея и Кирки, который, повзрослев, был отправлен своей матерью на поиски отца. Он приплывает на Итаку, где случайно убивает собственного отца. Затем Телегон вместе с Пенелопой и Телемахом пускается в обратное плавание на остров Кирки[161]. Конечно, при поздней локализации (полу)острова Кирки в Италии, легко представить себе морское сообщение между ним и Итакой. Тем не менее, учитывая довольно раннее возникновение «Телегонии», можно представить и океаническое плавание героев.
Глава 8.
Возвратное плавание аргонавтов из Колхиды в Грецию
Вышеприведенные слова Страбона о Кирке и Медее связывают с Западным Средиземноморьем также и путешествие аргонавтов из Колхиды (Восточное Черноморье). Точка зрения о том, что все странствование аргонавтов протекало в Западном Средиземноморье, разделялась некоторыми античными авторами и современными исследователями[162], но едва ли она правильна, если учесть, что Гомер неоднократно упоминает Геллеспонт[163]; это значит, что Гелла уже была известна в связи с аргонавтами, и упала в море своего имени она на востоке (совр. Дарданеллы), а не на западе[164]. Гомер называет также «всем известный (πάσι μέλουσα)» Арго и Ясона, который на пути в Черное море остановился на Лемносе[165]. Более того, приключения Одиссея «на востоке» большинством ученых расцениваются как заимствование автором «Одиссеи» из ранних версий «Аргонавтики»[166]. Сразу отмечу, что наиболее бросающиеся в глаза совпадения в обоих эпосах связаны с Киркой, сиренами, Скиллой и Харибдой, Планктами и феаками, т. е. здесь представлена почти вся западносредиземноморская часть путешествия Одиссея (за исключением острова Кирки, локализация которого оказывается весьма спорной).
В отличие от «Одиссеи», «Аргонавтика» не существует в своем оригинальном виде. Дошедшие до нас «Аргонавтики» — это перепевы древнего эпоса, из которых самая ранняя сохранившаяся[167] версия принадлежит эллинистическому поэту III в. до н. э. Аполлонию Родосскому. Известна также так называемая орфическая «Аргонавтика», во многом следующая Аполлонию (хотя именно в описании обратного плавания аргонавтов, наиболее интересного для нас, она придерживается другой мифологической традиции). «Аргонавтика», приписываемая самому Орфею и написанная от его имени, датируется IV или V в. н. э. В Риме Валерий Флакк в I в. н. э. сочинил свою «Аргонавтику», основываясь также главным образом на сочинении Аполлония Родосского.
Конечно, Аполлонию, работавшему в Александрии и бывшему там директором знаменитой библиотеки, были доступны все существующие тогда тексты, так что он мог опираться на весьма древнюю традицию, которая частично запечатлена в стихах древних поэтов, в исторических трудах и в схолиях к «Аргонавтике» самого Аполлония. В то же время, описывая путешествие аргонавтов, он, несомненно, основывался во многом на эпизодах «Одиссеи» Гомера, а также на географических данных, известных к его времени, поэтому в его «Аргонавтике» нередко наблюдается рационализация и модернизация древних известий.
Древнейшие легенды описывали плавание аргонавтов по Черному морю[168] так же, как и у Гомера — как плавание в Океане, в потустороннем мире[169]. Позже, когда Черное море было достаточно изучено, потребовались «оправдания» таких представлений[170]. Отсюда берут начало прослеживаемые в античной литературе представления о Фасисе (совр. Риони) или о Танаисе (совр. Дон), или об Истре (совр. Дунай) как о реках, соединяющих бассейн Черного моря с Северным океаном[171]. По этим рекам, заменяющим собой проливы, аргонавты могли выходить в Окружающий океан, проплывать по нему до юга Африки, входить в Нил, который тоже мыслился как вытекающий из Океана или по крайней мере впадающий туда своим вторым устьем[172], и по Нилу попадать в Наше море. Возможным становился также путь через Танаис или Дунай на крайний запад — в моря Атлантическое, Лигурийское или Адриатическое[173].
Не оставляет сомнений, что описания похода аргонавтов в Черное море за золотым руном с самого начала предполагали плавание по Океану. То, что аргонавты плыли к Океану или по Океану, знали уже Пиндар (Pyth. IV, 251) и Мимнерм (Frg. 11 West, Allen), т. е. очень рано страна Ээта (Ээя) воспринималась как находящаяся на берегу Океана[174].
Любопытная деталь, которая, на мой взгляд, подтверждает океаническое расположение цели аргонавтов: Стефан Византийский, упоминая остров гипербореев, описанный Гекатеем Абдерским в его романе «О гипербореях»[175], пишет: «Эликсойя (Ελίξοια): остров гипербореев, не меньше Сицилии, за рекой Карамбика (Καραμβύκα). Жители острова называются карамбиками по этой реке, как говорит Гекатей Абдерит»[176].
Имя «Эликсойя» в таком виде нигде больше не встречается. К. Мюлленхофф[177] предложил видеть источник названий «Эликсойя» и «Карамбика» в описании Аполлонием Родосским черноморского берега Пафлагонии, где говорится (II, 360–363), что напротив Гелики-медведицы (Ελίκης κατεναντίον Άρκτου), т. е. на севере, под Большой Медведицей, есть некий мыс, который называют Карамбисом (Καράμβις) и который овевается северным ветром Бореем:
Ландшафт южного побережья Черного моря описывается так, словно это самое северное место ойкумены, словно Черное море не замыкается на севере, а представляет собой часть Северного океана[178]. Возможно, Аполлоний и его старший современник Гекатей Абдерский, живший также в Александрии, могли воспользоваться архаическими схемами северных маршрутов.
В античной литературе существовало четыре версии обратного плавания аргонавтов из Колхиды в Грецию, сменявших друг друга по мере освоения окрестностей Черного моря.
Первый, совершенно реалистический маршрут, вел их в Грецию через Боспор, так же как и путь в Колхиду[179]. Но колхидский царь Ээт, который преследовал Ясона и Медею, блокировал проход через Боспор, и аргонавты были вынуждены искать другие пути. Какие? Конечно, океанические! Как справедливо заметил Е. Делаж, поэт не мог позволить себе, хотя бы из литературных соображений, описывать обратный путь аргонавтов по уже посещенным ими местам — это было бы читателю неинтересно[180].
Второй — один из древнейших[181] маршрутов возвратного плавания аргонавтов из Черного моря в Средиземное — шел через реку Фасис, которая сначала воспринималась как граница между Европой и Азией[182] и ей приписывалась связь с Северным океаном, по которому и мыслилось это возвратное путешествие. Так, в схолиях к «Аргонавтике» Аполлония Родосского есть следующая запись (Schol. ad Apollon. Rhod. Arg. IV, 259): «Гесиод, Пиндар в "Пифиониках" и Антимах в "Лиде" говорят, что аргонавты по Океану прибыли в Ливию и, перенеся (на плечах) Арго, очутились на Нашем море»[183]. Там же сообщается: «Гекатей Милетский [говорит,] что они (аргонавты. —
Существовало мифологическое представление, что Гелиос, заканчивая свой дневной путь на западе «в земле Гесперид», далее за ночь на ладье переплывает Океан, чтобы к утру оказаться на крайнем востоке «в земле эфиопов»[186]. (Ниже мы увидим, как, воспользовавшись ладьей Гелиоса, Геракл перебрался от Гибралтара на Кавказ.) То же самое могли, видимо, проделать и аргонавты, что стало возможным в рамках мифо-поэтической традиции. Маршрут аргонавтов от Черного моря до юга Африки через Восточный океан, ввиду скрадывания в архаической греческой картине мира огромных азиатских пространств, выглядит не таким уж протяженным[187]. В любом случае, опять только плавание через Океан делает возможным обратный путь аргонавтов через Фасис[188].
Любопытно, что в Средиземное море, по одной из версий, аргонавты выходили не через Нил, а через северноафриканское побережье в районе Киренаики и Тритонийского озера[189], что указывает на Сицилийский пролив как один из возможных выходов в океан[190].
Третий вариант возвращения аргонавтов — когда стало ясно, что Фасис не соединяется с Океаном, — вел их через Танаис в Северный океан и затем вдоль северного и западного побережий Европы в Средиземноморье. Диодор Сицилийский со ссылкой на некоторых историков, и в том числе на Тимея из Тавромения (вторая половина IV в. до н. э.), описывает путь аргонавтов через Танаис, волок и большую реку (Волга-Ра?[191]), выводящую в Северный океан[192]. Близкую традицию обнаруживает Скимн Хиосский, чье мнение передает схолиаст Аполлония Родосского (Schol. Apollon. Rhod. IV, 284): «Скимн говорит, что они (т. е. аргонавты. —
В орфической «Аргонавтике» (vv. 1035–1245), сохранившей много архаических элементов, возвратный путь аргонавтов идет через Меотиду (Азовское море), Танаис, ущелье в Рипейских горах[194], к побережью Северного океана[195], затем по океану мимо Иерны до Гадитанского пролива[196]. Таким образом, именно океаническое плавание[197] делает возможным быстрый переход из самого восточного моря Средиземноморья к самому западному (см. илл. 16). Замена Адриатического пролива на Гибралтарский объясняется поздним происхождением этой обработки мифа об аргонавтах, когда стало понятно, что из Внешнего океана в Средиземное море можно попасть только через Гибралтар.
Существовал также четвертый путь возвратного плавания аргонавтов, а именно, через Дунай, который будто бы имел второе русло[198], впадающее в Адриатику или в Тирренское море (через Рону), или даже в Северное море (через Рейн). Тимагет (как сообщают схолии к «Аргонавтике» Аполлония Родосского IV, 259 и 284) вел аргонавтов прямо в Тирренское море к Мессенскому проливу (вероятно, через Рону)[199]. Аполлоний Родосский усложняет маршрут, заставляет их приплыть через Дунай сначала в Адриатику = Кронийское море (Arg. IV, 282–337)[200]; затем, уже двигаясь к Ионийскому морю через Адриатику, они были вынуждены — в наказание за убийство брата Медеи Апсирта — плыть для очищения на остров Кирки (vv. 557–591); для этого они вошли в реку Эридан = По (?) (v. 596), а из нее в Родан (совр. Рона), связанный будто бы с Эриданом (vv. 627–628)[201], и, наконец, попали в Тирренское море (vv. 645–650), через которое они поплыли мимо Италии к острову Кирки (vv. 659–663) и Мессенскому проливу (текст «Аргонавтики» см. ниже в Приложении 2). Таким образом, и здесь проливы (Отрантский и Мессенский) рассматривались как соединяющиеся где-то на севере в едином океаническом пространстве[202]. Мнимая бифуркация Дуная и разветвление его на несколько западноевропейских рек давали возможность в условиях, когда было уже хорошо известно, что Танаис не соединяется с Океаном, а Мессенский и Отрантский заливы не ведут в Океан, сохранить традиционные маршруты возвратного океанического плавания аргонавтов[203].
Отметим здесь также тот факт, что Аполлоний помещает остров Кирки, который, как мы помним, у Гомера находился на крайнем востоке ойкумены, практически в Италии.
Аполлодор описывает обратный путь аргонавтов сходным образом (I, 23–25):
(23)… Ночью аргонавты вместе с ними (Медеей и Апсиртом. —
(24) Ээт, узнав о том, что дерзнула совершить Медея, кинулся преследовать корабль. Когда Медея увидела, что Ээт уже совсем близко, она убила брата, разрубила его тело на части и стала бросать в море. Ээт, собирая части тела своего сына, стал отставать, был вынужден прекратить погоню и, повернув назад, похоронил подобранные части тела Апсирта. Место захоронения он назвал Томы[204]. Ээт выслал великое множество колхов на поиски Арго, пригрозив при этом, что если они не вернут Медею назад, то они сами подвергнутся предназначенному ей наказанию. Тогда они разделились на группы и отправились на поиски в разные места. Когда аргонавты уже проплывали вблизи реки Эридана[205], Зевс, разгневанный убийством Апсирта, наслал сильную бурю и сбил их с курса. Когда же аргонавты проплывали мимо Апсиртских островов[206], корабль провещал им, что Зевс не сменит гнева на милость, пока они, прибыв в Авсонию, не очистятся у Кирки от убийства Апсирта. Затем аргонавты проплыли мимо земель, на которых обитали племена лигиев и кельтов, пересекли Сардинское море и, проплыв мимо Тиррении[207], пристали к острову Ээе[208]. Там, обратившись с мольбой к Кирке, они были очищены от преступления.
(25) Когда они проплывали мимо Сирен[209], Орфей удержал аргонавтов на корабле, заглушив пение Сирен своей песней. Единственный, кто бросился к ним, был Бут, которого, однако, похитила Афродита и поселила в Лилибее. После Сирен корабль приплыл к Харибде, Скилле и скалам Планктам, над которыми было видно огромное пламя и тучи дыма, поднимавшиеся кверху. Но через все эти препятствия корабль провела Фетида вместе с нереидами, посланная Герой на помощь аргонавтам. Проплыв мимо острова Тринакии, на котором пасется стадо Гелиоса, они пристали к Керкире, острову феаков, царем которого был Алкиной. Некоторые из колхов, не отыскав Арго, поселились на Керавнийских горах, другие, приплыв в Иллирию, заселили Апсиртские острова.
Глава 9.
Океанические плавания Геракла на ладье Гелиоса
Согласно античной мифологической и географической традиции, Геракл, совершая свои подвиги, предпринял путешествия, не уступающие по протяженности и разнонаправленности путешествиям Одиссея и аргонавтов[210]. Более того, «логика мифа заставляет помещать плавания Геракла еще до "Одиссеи"»[211]. Известно о существовании нескольких эпических «Гераклид», одна из которых, написанная Паниассисом Галикарнасским в 470-е гг. до н. э., пользовалась большой популярностью[212].
В рассказе о десятом и одиннадцатом подвигах Геракла Аполлодор в своей «Библиотеке» помещает их в совершенно удивительный географический контекст (II, 5, 10–11). Если проследить маршрут путешествия героя, он выглядит следующим образом[213].
Десятым подвигом Геракла было задание привести коров Гериона из Эритеи[214] — острова, расположенного в Океане на крайнем западе. Отправившись туда, «Геракл прошел через многие степи Европы и пришел в Ливию. Придя в Тартесс, он поставил там памятные знаки о своем походе на границах Европы и Ливии — две одинаковые каменные стелы». Для переправы на остров Гериона Гелиос дает ему золотой кубок (δέπας), «в котором Геракл и пересек Океан»[215]. Убив Гериона и завладев его коровами, он переплывает обратно через Океан в Тартесс, затем проходит мимо города Абдера в юго-восточной Испании, затем попадает в Лигурию на северо-западе от Италии, в Тиррению (Этрурию). Оттуда он, пройдя на юг Италии, переправился на Сицилию. С Сицилии через Ионийское море Геракл попадает со стадом на фракийское побережье и оттуда гонит стадо в сторону Геллеспонта и, пройдя мимо реки Стримон, возвращается домой в Тиринф на Пелопоннесе.
Если путь Геракла из Тиринфа к острову Эрития довольно ясен, хотя и слишком сложен — с юга Пелопоннеса через Грецию, Македонию, Иллирию, Галлию и Испанию, то обратный путь кажется более легким и логичным — через ту же Испанию, затем через Лигурию и Италию. Но на Сицилии сбежавшего от него «быка он погнал вместе со всем стадом к Ионийскому морю. Когда они подошли к морской излучине, Гера наслала на коров слепня, и стадо разделилось в области фракийского предгорья», т. е. во Фракии. Такой маршрут создает некоторые трудности географического порядка. Переправиться через Ионийское море и оказаться на фракийском побережье поблизости от Стримона и Геллеспонта, через которые проходит Геракл, означает, что Геракл со своим стадом должен был обогнуть с юга Пелопоннес, проплыв почему-то мимо конечной цели своих странствий — Тиринфа, мимо всей восточной Греции вплоть до Фракии, находившейся на севере от Греции, а затем вернуться обратно в Тиринф. Можно было бы, конечно, отнести эти несообразности на счет автора, плохо разбирающегося в географии Средиземноморья.
Но есть и еще одна возможность толкования. Ионийское море Отрантским проливом отделялось от Сицилийского моря и переходило в Адриатическое, которое часто в античности воспринималось как Ионийское[216]. Если представить себе, что Адриатическое море — часть омывающего Европу с севера Океана, то, проплыв по Адриатике, легко попасть в Океан и по нему к другому, соседнему с востока, выходу в Океан — проливу Босфор, откуда логично гнать быков к Геллеспонту (Мраморному морю) и далее на юг через фракийский Стримон к Тиринфу[217]. Недаром Гесиод в «Теогонии» (291–292) говорит о Геракле, что он «гнал быков широколобых в священный Тиринф, проходя путь Океана (διαβας πόρον Ώκεανοΐο)».
Существует и еще одна версия маршрута, по которому Геракл гнал быков Гериона. По словам Геродота (IV, 8–9), понтийские греки рассказывали, что Геракл пригнал быков в Скифию. По суше или по морю — не уточняется, но вот что сразу за тем рассказывает Геродот: «Герион же жил далеко от Понта, на острове в Океане у Гадир за Геракловыми Столпами (остров этот эллины зовут Эритией). Океан, по утверждению эллинов, течет, начиная от восхода солнца, вокруг всей земли, но доказать этого они не могут». Следующая фраза Геродота — «Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов» — показывает, что научно-мифологический экскурс историка об Океане вполне мог относиться к маршруту океанического путешествия Геракла[218]. Замечу, кстати, что о пребывании Геракла в Скифии существует несколько мифологических сюжетов, рассказанных античными авторами[219].
Путешествия Геракла за Геракловыми Столпами и в Западном Средиземноморье как будто противоречат нашим построениям, согласно которым в архаической картине мира греков не было места этим регионам, а Сицилийский и Отрантский проливы выводили прямиком в Океан. Думается, как и в случае с Одиссеем, западносредиземноморская локализация странствий Геракла появилась позже, в процессе освоения этого региона во время Великой греческой колонизации, а в архаическую эпоху его путешествия локализовались около уже известных нам «ближних» проливов. Свидетельством тому служат данные, сохраненные Гекатеем Милетским (1 F 26 Jacoby) и Псевдо-Скилаком (26), о том, что царство Гериона и остров Эрития, позднее локализованные за Гибралтаром, изначально находились в Амбракии и Амфилохии, т. е. неподалеку от Отрантского пролива на западном побережье Греции[220]. Интересно, что в сохранившемся папирусном фрагменте эпоса Паниассиса Галикарнасского «Гераклея» звучит вопрос, адресованный кем-то Гераклу, как он пришел через поток Ахелоя и воды широкого Океана[221]. Соединение Ахелоя — реки в Этолии на западе Греции — и Океана в одно понятие показывает изначальную «близость» Океана к материковой Греции.
Еще больше трудностей доставляет маршрут странствий Геракла (по Аполлодору) при совершении им одиннадцатого подвига, заключавшегося в том, чтобы принести золотые яблоки от Гесперид[222]. Геракл, отправившись в путь, прибыл к реке Эхедор, локализуемой в Македонии[223], затем, пройдя через Иллирию, оказался на реке Эридан[224]. Там нимфы направили его к Нерею, который указал ему, где он найдет яблоки Гесперид.
Узнав от Нерея путь, Геракл пересек Ливию, в которой царствовал сын Посейдона Антей. Победив Антея, Геракл отправился странствовать по Египту. Далее начались блуждания Геракла по Азии, где он посетил Родос (Термидры, гавань линдийцев[225]) и Аравию, а затем и Эфиопию[226], где убил царя Эматиона[227], сына Тифона. Круговой до сих пор маршрут по Европе, Африке и Азии прерывается и далее говорится: «После того как он пересек Ливию, он прибыл к внешнему морю (έπΐ την εξω θάλασσαν), где взял у Гелиоса его кубок-ладью. Переправившись на противоположный материк (περαιωθεΐς έπΐ την ήπειρον την άντικρύ), он на Кавказе застрелил из лука орла, клевавшего печень у Прометея»[228].
Итак, из Ливии на ладье Гелиоса, на котором тот переправляется ночью на восток, Геракл переплывает «на противоположный материк» и оказывается… на Кавказе, который мыслился как находящийся на крайнем востоке[229]. Это можно понять, только если помещать Кавказ не в Черном море, а на берегу Внешнего океана, частью которого оно и представлялось[230]. Путешествие по Океану с крайнего запада к северо-востоку[231], где мыслился Кавказ, сходно с путешествием по Океану аргонавтов от того же Кавказа, где протекал Фасис, на юг Ливии (см. выше в Главе 8).
Этот путь казался странным уже в античности. Так, Гигин в своей «Астрономии» (II, 15, 5 Piacente) пишет, что Геракл в поисках Гесперид пришел на Кавказ, где был прикован Прометей, так как не знал пути (
Прометей в «Прометее Освобождаемом» Эсхила рассказывает Гераклу, как ему найти путь к Гесперидам — через Бореевы владения, скифов-габиев (абиев), справедливейших из всех смертных, скифов, питающихся кобыльим сыром (гиппомолгов), а затем через лигурийскую Галлию.
Таким образом, путь Геракла от Кавказа к Гесперидам идет с крайнего севера на крайний запад![232]
В конечном итоге Геракл приходит за яблоками Гесперид к гипербореям, причем эти яблоки находятся, по Аполлодору, «не в Ливии, как утверждают некоторые[233], а у Атланта, там, где обитают гипербореи[234]». Итак, новое осложнение маршрута!
Глава 10.
Локализация гипербореев
Представляется, здесь мы имеем ту же географическую ситуацию, что и в предыдущих сюжетах: гипербореи, живущие, как известно из античной литературы классического и эллинистического периода, на севере Восточной Европы у Северного океана[235], оказываются соседями Атланта, чья традиционная локализация — запад ойкумены (именно от его имени происходят названия Атласских гор на западе Ливии и Атлантического океана)[236]. Опять смешиваются восток, север и запад, соединенные Океаном. При этом нелегким оказывается вопрос о том, кто куда оказался переселенным, — Атлант к гипербореям на крайний север или, наоборот, гипербореи на крайний запад[237]. Тот факт, что по океанической дуге, охватывающей северо-восточное, северное, северо-западное и западное побережья Европы, могли легко перемещаться народы и местности (см. об этом также ниже в Главе 13), подтверждается и текстом Диодора (II, 47), который, пересказывая Гекатея Абдерского, помещает гипербореев на острове в Атлантике позади Кельтики[238], т. е. практически на северо-западе Европы.
Вообще, гипербореев — благочестивый народ, ведущий мирный образ жизни, — локализовали в разных частях Северной Евразии: от Британии и Скандинавии до Центральной Азии, Месопотамии и даже Китая[239].
Возможно, одной из древнейших была привязка гипербореев к северо-западу ойкумены. Еще Пиндар считал, что земли гипербореев нельзя достичь ни по суше, ни по морю (Pind. Pyth. X, 28–29: ναυσΐ δ' οΰτε πεζός Ιών <κεν> εΰροις ές Ύπερβορέων άγώνα θαυμασταν οδόν). Согласно тому же Пиндару (Ol. III, 13–16) и Эсхилу (Prom. Vinct. 21, 31, 75, 119), они жили около (тогда еще не известных грекам) истоков Истра; у Посидония (Schol. Apoll. Rhod. II, 675) — около Альпийских гор в Италии. Также и некий Протарх (ученый I в. до н. э., писавший о географии и ранней истории Италии) считал Альпы Рипейскими горами, за которыми живут гипербореи[240]. Согласно Пифею (apud
Интересно отметить, что А. Кёнкен видит в описании жизни гипербореев у Пиндара в Pyth. X, 30–43 влияние Гомерова описания блаженных феаков, которых посетил Одиссей: те тоже живут на северо-западной окраине мира, проводят жизнь в празднествах, приносят жертвы богам, которые часто присутствуют при этом[245]. Мне представляется эта связь гипербореев и феаков вполне возможной. Тем более Гомер рассказывает, как Посейдон, разгневанный тем, что феаки помогли Одиссею добраться до Итаки, собирался задвинуть их остров мощной горой, так чтобы их не смог увидеть больше ни один смертный (Od. XIII, 152; 158; 177–178). Такой этногеографический параллелизм — блаженные феаки за горами на северо-западе ойкумены и блаженные гипербореи за Альпийскими (= Рипейскими) горами в том же регионе — не кажется случайным и может объяснять северо-западноевропейскую локализацию гипербореев. Кроме того, исходя из локализации острова феаков на «крайнем западе» мира, можно сопоставить их не только с гипербореями, живущими «на крайнем севере», но и с эфиопами, живущими на «крайнем юге», — Гомер рисует их таким же мирным и набожным народом, пользующимся покровительством богов.
В этой связи становится понятным, например, почему священные дары гипербореев, посылаемые ими на остров Делос, «выходят» в Средиземноморье, как говорит Геродот, через «Адриатическое море на крайнем западе» (IV, 33: το προς έσπέρης έκαστάτω έπΐ τον Άδρίην). При этом сам Геродот локализует гипербореев на севере Восточной Европы, где они впервые были зафиксированы Аристеем Проконнеским еще в VIII в. до н. э.
Что касается западной локализации гипербореев, то следует заметить, что Кельтика, по представлениям античных географов, соседствовала непосредственно со Скифией; см., например, описание Кельтики у Плутарха (Marius, XI): «Некоторые говорят, что Кельтика вследствие ширины и величины страны от внешнего моря и северных широт поворачивает к востоку у Меотиды и соприкасается с Понтийской Скифией». Страбон (XI, 6, 2) приводит интереснейшее древнее свидетельство о локализации гипербореев, связывая их с так называемыми кельтоскифами:
Старинные греческие историки называли все северные народности общим именем скифов или кельтоскифов. Однако еще более древние историки установили различие между ними, называя племена, жившие над Эвксинским Понтом, Истром и Адриатическим морем, гипербореями, савроматами и аримаспами.
Как видим, понятие кельтоскифов, включая в себя гипербореев, смазывает вопрос об местонахождении этих последних между Скифией и Кельтикой от Черного моря до Адриатики. Недаром К. Мюлленхофф определял положение Гекатеевой Кельтики как «Land am nordwestlichen Ende Europas mit unbestimmter Ausdehnung nach Osten»[246].
Таким образом, проясняется маршрут странствий Геракла (по Аполлодору, II, 5, 11) при совершении им одиннадцатого подвига: он приносит золотые яблоки от гиперборейских Гесперид у Атланта, которые обычно помещались на крайнем западе (
В этом убеждают и слова Пиндара в Pyth. X, 30–43, где он рассказывает о полете к гипербореям Персея, который, по приказанию Афины, убивает здесь Горгону. При этом из большинства других источников известно, что Горгоны жили на крайнем западе (
Глава 11.
По следам странствий Ио
К древнейшим эпическим сюжетам относится и легенда о Ио, дочери арголидского царя Инаха, о ее судьбе и странствиях[247]. Превращенная за любовную связь с Зевсом в корову (см. илл. 18), она, гонимая оводом, напускаемым на нее ревнивой Герой, скитается по всей ойкумене.
Для темы нашего исследования весьма важен маршрут ее странствий, который, как у Одиссея и аргонавтов, также оказывается «океаническим», хотя и проделанным, скорее всего, по суше вдоль побережья Океана. Этот маршрут описан подробнее всего в трагедии Эсхила «Прометей Прикованный» (
Представляется, что маршрут странствий Ио вполне вписывается в ту картину мира, которую мы восстанавливали для Одиссея, аргонавтов и Геракла; более того, некоторые трудные места ее итинерария получают свое объяснение именно на основе такой картины мира. Замечу сразу, что Эсхил разделял Гомерово представление об Океане, окружающем всю землю[249].
Путь Ио[250] прослеживается в этой трагедии, начиная от оракула Зевса в Додоне в Феспротии (vv. 830 и след.), находящейся на побережье Ионийского моря на юго-западе Эпира[251]. Странствия Ио приводят ее, по Эсхилу, сначала к Адриатическому морю, «к широкому заливу Реи» (v. 838), где в честь нее море будет названо Ионийским (vv. 840–841), а затем она без всякого перехода появляется у скалы, к которой прикован Прометей.
Где же находилась эта скала? В первых строках трагедии говорится: «Вот мы пришли к далеким рубежам земли, / В пространства скифов, в дикую пустую дебрь»[252] (vv. 1–2; перевод А. И. Петровского), т. е. место мучений Прометея находится где-то на севере, на краю земли, в стране скифов. Где точно локализуется эта скала и как Ио туда добралась, не совсем ясно[253], но явно не на Кавказе, коль скоро Прометей позже, рисуя картину дальнейших странствий Ио, пошлет ее на Кавказ (vv. 719–720).
Впрочем, в аргументе к самой трагедии[254] говорится, что «место действия драмы находится в Скифии на Кавказской горе» (ή μεν σκηνή τού δράματος ύποκεΐται έν Σκυθία έπΐ το Καυκάσιον ορος); во фрагменте из Эсхиловой трагедии «Прометей Освобождаемый», сохраненном Цицероном (Tusc. II, 10, 23–25), также упоминается о Кавказе, к которому был прикован Прометей (
Интересна в связи с этим ремарка схолиаста к словам аргумента о Скифии и Кавказе как месте действия драмы: «…следует знать: он не говорит, что Прометей прикован на Кавказе, как обычно считается, но на европейских границах Океана, как следует заключить на основании того, что было сказано Ио Прометеем»[256]. Отметим это важное уточнение, выносящее скалу, к которой прикован Прометей, на берег Северного океана[257].
Итак, Ио каким-то образом попадает из Адриатики на побережье Северного океана, к месту, где на северо-западе Европы прикован Прометей. Посмотрев на нашу карту-реконструкцию (см. выше илл. 8), мы понимаем, что это было нетрудно (в представлении греков, ориентированных на эпическую традицию), коль скоро Адриатическое море должно было в архаической картине мира быть проливом в Океан как раз на северо-западе ойкумены. Кстати, важно отметить, что от Додоны к скале Прометея Ио идет по морскому песчаному побережью (v. 573: όνα ταν παραλίαν ψάμμον)[258].
Дальше, по предсказанию Прометея, Ио должна была, направившись на восток (v. 707: ήλίου προς όντολάς), пройти через землю кочевых скифов, халибов, реку Гюбристес, Кавказские горы, землю амазонок, Сальмидесскую отмель и, наконец, прибыть к Киммерийскому Босфору и Меотиде, т. е. практически совершить перипл Черного моря. География этого маршрута весьма запутана, мы коснемся ее позже. В данный момент нас интересует продолжение ее путешествия.
Приведу перевод этого текста (vv. 790–815), выполненный А. И. Пиотровским:
Итак, Ио, пройдя через Керченский пролив (Боспор, который будет назван в честь нее и который разделял Европу и Азию) на восток, должна будет пересечь бурлящее море (πόντου φλοίσβον, по логике движения — Каспийское[264]). Затем она оказывается в области Кисфены, где живут Форкиды и Горгоны[265] (vv. 790–800), причем о Форкидах сказано — «К ним луч не проникал еще // Дневного солнца и ночного месяца[266]» (vv. 796–797), т. е., вероятно, имеется в виду, что они жили под землей[267]. Их расположение неясно. Далее Ио проходит мимо грифов и аримаспов, которые, по Геродоту, жили на севере Восточной Европы, а по некоторым другим версиям, — в Центральной Азии[268], и через неизвестную из других источников реку Плутона. Сразу за этим она оказывается… у эфиопов (vv. 807–809): «На краю земли (τηλουρόν δε γην) // найдешь народец черный, обитающий // у солнечных ключей, где Эфиоп-река (οι προς ήλιου ναίουσι πηγαΐς, ένθα ποταμός ΑΙθίοψ)». Далее ей следовало пройти по берегу этой реки и оказаться у истоков Нила, по которому она приходит к устью Нила, в город Каноп — цели своего путешествия, где она получит от Зевса исцеление и родит ему сына Эпафа.
Маршрут странствий Ио от Танаиса (Дона) до Египта[269] считается, как правило,
Мне представляется, что азиатский путь Ио вполне вписывается в ту эпико-архаическую картину мира, о которой шла речь в начале книги. Более того, путь по Океану (или вдоль него, как у Ио) практически полностью повторяет маршрут аргонавтов, проплывших от Кавказа до Египта[271]. Как мы видели выше, один из древнейших маршрутов возвратного плавания аргонавтов из Черного моря в Средиземное шел через реку Фасис, которая сначала воспринималась как граница между Европой и Азией и которой приписывалась связь с Северным океаном. По Океану, омывающему ойкумену с севера, востока и юга, и мыслилось возвратное путешествие аргонавтов в Египет и — как у Ио, вниз по течению Нила — в Средиземное море.
Кстати, на восточном маршруте Ио также хорошо видно, как скрадывается азиатское пространство, и путь с севера на юг ойкумены мог показаться не таким уж и далеким, с точки зрения как Эсхила, так и его слушателей[272]. Еще и во время Александра Индия представлялась краем земли, ведь Александр верил, что в нескольких днях от рек Гифасис и Ганг к востоку находится Океан (
Наиболее проблематичным в итинерарии Ио обычно представляется ее быстрый переход от североазиатских грифонов и аримаспов к южноафриканским эфиопам. Мне, однако, этот переход не кажется чересчур нелогичным[273], так как, во-первых, Эсхил сообщает про эфиопов, что «они живут у истоков Солнца» (οι προς ήλίου ναίουσι πηγαΐς), т. е. не на юге, а на востоке (или, по крайней мере, на юго-востоке) ойкумены[274]. Известно, что в античности, уже начиная с Гомера[275], различались две группы эфиопов — восточные и западные[276], занимавшие практически всю южную часть ойкумены от востока до запада[277]. Мимнерм сообщает в Frg. 12 (Allen), что солнце, закончив свой дневной путь на западе, в стране Гесперид, переправляется затем в золотой ладье на восток, в страну эфиопов (χώρου άφ' Εσπερίδων γαΐαν ές ΑΙθιόπων), где колесница и кони ночью отдыхают. Эфиопия здесь оказывается на крайнем востоке[278]! У Аполлония Родосского, наоборот, солнце садится за горами западных эфиопов (III, 1192: έσπερίων νεάτας ύπερ άκριας Α'ιθιοπήων). А Страбон передает мнение своих предшественников о том, что маврусии (в районе совр. Марокко на западе Африки) переселились сюда из Индии (XVII, 3, 7).
При этом восточные эфиопы часто путались или отождествлялись с индийцами. Вот что пишет, например, Геродот об одном из подразделений войска Ксеркса, вторгшегося в Грецию (VII, 69–70):
Во главе арабов и эфиопов, живущих южнее Египта, стоял Арсам… Восточные же эфиопы (в походе участвовали два племени эфиопов) были присоединены к индийцам. По внешности они ничем не различались, а только языком и волосами. Так, у восточных эфиопов волосы прямые, а у ливийских — самые курчавые волосы на свете. Вооружены были эти азиатские эфиопы в основном по-индийски...
Сам Эсхил в «Просительницах» говорит устами Пеласга о приехавших из Египта Данаидах (vv. 284–287):
Помпоний Мела (III, 67), говоря о темнокожих обитателях дальней Индии, замечает о них:
Вообще, в греческой географии существовало представление о том, что Южная Индия и Восточная Африка — это одна страна. Так, согласно Арриану (Anab. VI, 1, 3), Александр Великий, достигнув во время своего восточного похода реки Акесин (совр. Чинаб), решил, что эта река, впадающая в Инд, и является истоком Нила. Так что еще и при Александре Македонском Нил виделся находящимся недалеко от Центральной Азии, и это была древняя традиция, которая была известна македонскому царю[280].
Такое отождествление Нила и Инда приводит некоторых исследователей к выводу, что у Эсхила под названием «река Эфиоп» (v. 809) скрывается именно Инд, и речь идет об «азиатских», или «восточных» эфиопах[281]. Интересно, что в то время как одни схолии идентифицируют реку Эфиоп с Нилом (Medic.), другие (CPPdWX) видят в ней Ганг (ό Γάγγης).
Для иллюстрации связи водных артерий Африки и Азии показательным является также сообщение Флавия Филострата о существующем мнении, «будто Евфрат течет под землей вплоть до самого Египта и там выходит на поверхность, сливаясь с Нилом»[282]. Тот же автор указывает на изначальное расселение эфиопов в Индии: «Было время, когда эфиопы, оставаясь еще индийским племенем, обитали в этих краях (т. е. в Индии)… подвластные царю Гангу» (III, 20)[283].
Вообще, река под названием «Эфиоп» из других источников неизвестна. Мне представляется, что здесь все же имеется в виду начало реки Нил, которая сперва протекает через Эфиопию и становится собственно Нилом уже после водопадов в Египте.
Восточная, в глазах архаических греков, локализация Эфиопии проявляется, в частности, и в том, что царь Эфиопии Мемнон — герой Троянской войны, воевавший на стороне троянцев, — оказывается сыном богини востока и восхода Эос[284], а его царство часто локализовалось на востоке[285].
На мысль о возможном океаническом плавании персонажей Эсхила наводит также тот факт, что Прометея, прикованного к Кавказской скале, которая, скорее всего, находится на берегу Океана, навещают сам Океан и нимфы-Океаниды[286]. Несмотря на то, что последние, услышав[287] в своих подводных пещерах грохот надеваемых на Прометея оков, прилетели сюда на крылатой колеснице, не исключено, что путь их пролегал через Океан, так как первые же слова Прометея к ним были: «Многодетной Тефии птенцы и отца // Океана, который всю землю кругом[288] // Обтекает гремучей, бессонной рекой» (vv. 138–140; перевод А. И. Пиотровского). И Океан, и Океаниды в таком случае могли в древнейших версиях мифа воспользоваться океаническим путем, как самым кратким и удобным[289]. А. Бонаффэ объясняет прибытие этих персонажей по воздуху, а не по морю, техническими особенностями устройства сцены в греческом театре, где при неподвижности главного героя необходимо было использовать машинерию сцены для появления хора Океанид и Океана[290]. В. Т Мусбахова считает их прибытие по воздуху аргументом против западной локализации «скалы Прометея»[291].
Предполагается, что Ио проделала весь путь по суше, что логично для ее сценического образа «рогатой девушки»[292], к тому же она постоянно говорит о себе как об идущей; см. vv. 565–566: «Расскажи мне, куда / Я зашла, по широкой скитаясь (πεπλάνημαι) земле»; vv. 576–577: «Ой-ой! Куда снова брести (πλάναι)? Бежать куда? / В дальнюю даль куда?»; vv. 707–709: «Отсюда ты к восходу путаный / Направишь шаг (στρέψασα σαυτην) по целине непаханой / И к скифам кочевым придешь (άφίξη)…», v. 712: «Не подходи к ним близко (πελάζειν)», vv. 721–722: надо перейти (βήναι) хребты Кавказа и т. д. И все же нельзя исключить, что в первоначальной версии мифа она плыла по морю[293], ведь ее путь — это явная реминисценция возвратного плавания аргонавтов из Колхиды на юг Африки через Восточный океан (см. выше в Главе 8). В любом случае такое, даже и сухопутное, путешествие она могла совершить только в рамках той картины мира и ментальной карты, которую мы предполагаем для архаической эпохи.
Любопытный путь преодолевают также титаны, образующие хор в «Прометее Освобождаемом» (frg. 190–191). Титаны, освобожденные Зевсом из Тартара (находящегося на западе за Океаном[294]), рассказывают Прометею, какой путь они проделали, чтобы прибыть к нему. Вот эти два фрагмента в переводе М. Л. Гаспарова:
Фр. 191
Фр. 192.
Итак, титаны приходят из Западного океана через Красное море (собственно Южный океан), далее через Восточный (Эфиопский[298], где Гелиос омывает после тяжелого дня своих коней и себя) к Фасису — границе между Европой и Азией[299]. Прав В. Н. Ярхо, отметивший в своем комментарии к этому месту: «…От Нила до Скифии они повторили в обратном направлении путь Ио, предсказанный ей Прометеем в предыдущей трагедии»[300]. Я бы добавил, что титаны повторили в обратном направлении путь также и аргонавтов, тем более что титаны прибывают не к Танаису, откуда начинался азиатский путь Ио, а к Фасису — исходному пункту путешествия аргонавтов.
Следует сказать, что существуют и другие, более реалистичные античные версии странствий Ио из Аргоса к Египту, в которых путь идет через моря и страны Средиземноморья.
Примечательно, что сам Эсхил в другой своей трагедии «Просительницы» дает иной маршрут странствий Ио (vv. 542–562): она переплывает пролив между Европой и Азией (вероятно, Боспор Фракийский, совр. Босфор), затем проходит по странам Малой Азии (Фригия, Мисия, Лидия, Киликия, Памфилия, Финикия), пока не оказывается в Египте.
Согласно Геродоту (I, 1), Ио была похищена в Аргосе финикийскими купцами и увезена в Египет. Лукиан в «разговорах богов» (3) говорит о поручении Зевса Гермесу убить стража Ио Аргуса и из Нимеи провести ее через море в Египет. Каким путем, не сообщается, но, вероятнее всего, через Средиземное море.
Любопытную версию скитаний Ио дает Аполлодор (II, 1, 3): Ио, убежав из Арголиды, прибыла к морю, позже названному в ее честь Ионийским, а потом,
пройдя через Иллирию и преодолев Гемийский хребет, перешла к проливу, который тогда назывался Фракийским, теперь же по ее имени называется Боспор. Затем она пришла в Скифию и Киммерийскую землю: блуждая по огромным пространствам материка и переправляясь через многие моря Европы и Азии, она пришла, наконец, в Египет…
Болтон справедливо считает, что в этом рассказе Аполлодор соединил две различные версии легенды — одну про европейский итинерарий Ио (Иллирия, гора Гем), другую — про ее азиатский путь в Египет[301]. Кстати, второй путь, судя по выражению «переправляясь через многие моря Европы и Азии (πολλην διανηξαμένη θάλασσαν Ευρώπης τε καί Ασίας)», может служить свидетельством путешествия по морю, о возможности которого шла речь выше.
Наконец, Аммиан Марцеллин (XXII, 1, 3) говорит про оба Боспора, что «имя Боспора они носят потому, что некогда дочь Инаха, превращенная, по словам поэтов, в корову, перешла через них в Ионийское море». Этот странный (обратный) переход через проливы в Ионийское море означает, что оно могло соединяться с обоими проливами, т. е. с Черным морем[302].
В связи с этим представляется, что А. Бонаффэ, выступая против океанического контекста в «Прометее», заблуждается, считая, что Черное и Азовское моря никогда не могли как-то ассоциироваться с мифическим Океаном[303]. Хорошо известно, что Черное море в архаической картине мира считалось заливом Океана (см. об этом выше в Главе 5).
Я полагаю, учет этого обстоятельства может помочь также в интерпретации запутанной[304] локализации географических объектов на маршруте от скалы Прометея до Керченского пролива (vv. 707–735):
В то время как все исследователи исходили из презумпции расположения народов, рек и гор
Да и вообще, коль скоро в архаической картине мира Черное море было разомкнуто, то и Керченского пролива не должно было существовать, а перейти в Азию можно было только через другой Боспор — Фракийский, который только и был известен в архаическую эпоху в качестве северной границы двух материков.
Если нанести итинерарий Ио на нашу карту-реконструкцию (см. илл. 8 и 19), мы получаем несколько преимуществ по сравнению с локализацией его на современной карте (или на карте Геродота, которая не слишком сильно отличается от современной). Прежде всего, нет необходимости огибать все Черное море, чтобы подойти к проливу[307]. На нашей карте Ио от северо-западного угла Европы, куда она пришла из Адриатики к Прометею, идет все время на восток (v. 707: ήλιου προς άντολάς) вдоль Океана[308] до небольшого углубления на юг (это углубление — залив Океана — и есть, вероятно, будущее Черное море!). Прямо по пути на побережье этого (будущего) Черного моря и будут располагаться сначала скифы-номады (v. 709), что логично, ведь мы находимся на северо-западной оконечности будущего Черного моря[309]; далее слева (v. 714: λαιάς δε χειρός), т. е. у Океана, — халибы (Ио бежит вдоль Океана по суше)[310], далее следуют неизвестная[311] река Гюбристес, стекающая с Кавказа, и сам Кавказ, перейдя который Ио должна повернуть на юг (v. 722: ές μεσημβρινήν) к амазонкам (которые, как замечает Эсхил, позже переселятся в Темискиру, т. е. в Азию![312]), и последний пункт перечисления перед Боспором — Салмидесс, известная в античности морская отмель, находящаяся чуть западнее Боспора Фракийского.
И тут вместо этого — ожидаемого — Боспора Фракийского[313], который на нашей карте как раз и является единственным проливом, разъединяющим материки, появляется Боспор Киммерийский, который в постархаической географии тоже (!) стал известен как пролив, разделяющий Европу и Азию, и который тоже (!) станет называться Боспором — по аналогии с Боспором Фракийским. Из Боспора Фракийского, как мы видели выше у Страбона, корабли выплывали прямо в Океан, это была единственная и последняя граница между Европой и Азией. Интересно, что Черного моря (Понт Эвксинский) Эсхил ни разу не называет — его еще попросту нет! При этом у Эсхила на протяжении всего путешествия от Додоны в Эпире до Каноба в Египте Ио ни разу не перешла Боспор Фракийский, а ведь, как известно, он был первым назван в честь ее перехода через него. Ио должна была его перейти (а при круговом обходе Черного моря — в любом случае), и эта переправа должна была стать выдающимся событием в ее странствиях. Выше упоминалось о версии Аполлодора, который приводит Ио от Ионийского моря именно к Боспору Фракийскому, а не Киммерийскому, хотя затем она посещает и Скифию, и Киммерийскую землю. Совершенно справедливо Дж. Болтон видит в этом описании Аполлодора соединение двух отдельных версий легенды[314]. Кстати, и нелогичное помещение на пути Ио халибов, обычно локализуемых античными авторами на южном (азиатском) побережье Черного моря, Болтон также склонен объяснять реминисценцией более ранней версии странствий Ио, предполагавшей переправу через Боспор Фракийский[315].
Итак, на ментальной карте, предполагающей существование Черного моря в виде залива Северного океана, всё европейское путешествие Ио идет вдоль побережья этого Океана до Боспора Фракийского, после которого начинается путешествие по Азии. При этом Эсхил демонстрирует свое знакомство с такими новыми реалиями Черного моря, как Боспор Киммерийский и Меотида. Но не зная, где их расположить на ментальной карте эпического дискурса, он идентифицирует этот новый Боспор с Боспором Фракийским. Вот как может выглядеть путешествие Ио вокруг Черного моря до ее азиатских блужданий[316] (см. илл. 19).
Что касается других современных попыток нанести итинерарий Ио на карту, то мне известны пять карт-реконструкций странствий Ио, которые опубликовали Дж. Болтон[317], М. Гриффит[318], А. Бернан[319], А. Дж. Подлецки[320] и В. Т. Мусбахова[321].
Карта Болтона (см. илл. 20) ведет Ио все время по суше. От скалы Прометея путь ее идет к Черному морю, затем далеко на север к Рипейским горам (= Кавказ), откуда берет начало река Гюбристес (= Днепр), затем резко на юг снова к Черному морю и через Крым (где живут амазонки) и Керченский пролив дальше на восток через Каспийское море до восточных эфиопов, где находится река Эфиопс, которая течет к югу (очевидно, к Нилу). Таким маршрутом Болтон избежал «нелогичных» странствий Ио по азиатским берегам Черного моря. Недостатком его реконструкции можно считать нереальное для времени Эсхила углубление на север Восточной Европы, реалистическое воспроизведение Черного и Каспийского морей и игнорирование архаической картины мира с Океаном, омывающим недалекую окраину.
Интереснее карта Гриффита (см. илл. 21): она показывает, как могла выглядеть ментальная карта ойкумены для Эсхила и его современников[322]. Ойкумена предстает как овал, окруженный со всех сторон Океаном[323]. Очевидно, Гриффит принимает объяснение схолиаста о том, что Прометеева гора находилась на западноевропейском побережье Северного океана[324]. Но путь к ней у него ведет через сушу, поскольку на карте Гриффита Адриатическое море — только залив, а не пролив, как на нашей. Как и на карте Болтона, все странствия Ио до переправы через Керченский пролив проходят северо-западнее Черного моря, а не вокруг него, хотя Гриффит и отмечает на своей карте истинное расположение проходимых Ио местностей и народов. Путь от Черного моря к эфиопам идет по просторам Северной, Восточной и Южной Азии.
Карта Бернана, воспроизводящая современную карту-основу, на которой присутствуют также Киев, Москва и Ленинград, помещает скалу Прометея где-то на Северном Урале (!), куда Ио двигается напрямую с Северной Адриатики между Москвой и Ленинградом (см. илл. 22). Оттуда она идет, пересекая Волгу, на юг к Черному морю и, пройдя по его побережью кругом, уходит на Северный Кавказ. Дальнейший «азиатский» маршрут Ио не показан, но вместо него дается известный по другим источникам (см. о них выше) путь Ио из Додоны через Фракию, Малую Азию, Финикию в Египет. Маршрут странствий Ио у Бернана выглядит весьма странным с точки зрения текста трагедии Эсхила.
На карте Подлецки (см. илл. 23) маршрут Ио идет от Адриатики прямо к Керченскому проливу, при этом Адриатика у него не соединяется с Океаном, а Черное море представляет собой замкнутый бассейн. Путь Ио в Азии пролегает через Ближний Восток и Финикию к устью Нила; чтобы соблюсти верность тексту Эсхила, автор карты вынужден был начертить странную петлю, отправив Ио сначала вдоль восточного берега Нила на юг (к эфиопам), а потом по другому берегу Нила обратно к устью Нила.
На карте-реконструкции Мусбаховой (см. илл. 24) изображены многие географические детали, которые едва ли могли быть знакомы Эсхилу (например, Скандинавский полуостров, Британия, Каспийское море в современной конфигурации[325]). Кроме того, Кавказ присутствует в двух местах — на северо-западе от Черного моря (которое также изображено в современных очертаниях), куда помещена «скала Прометея», и на своем «законном» месте между Черным и Каспийским морями, до которого должна была дойти Ио в «Прометее Прикованном» и на котором локализовалось действие другой эсхиловой трагедии «Прометей Освобождаемый». Ио на этой карте движется от угла Адриатического моря к Северному Причерноморью по суше и далее прямиком доходит до крайнего востока. Там ее маршрут обрывается (Мусбахова предполагает здесь лакуну в тексте трагедии) и снова появляется только в верховьях Нила.
Итак, мы можем констатировать, что у Эсхила явно контаминированы две космологическо-географические картины мира: архаическая, с Океаном вокруг земли, с Адриатическим и Черным морями, являющимися заливами Океана, с возможностью океанического плавания с севера ойкумены на юг, и более актуальная, содержащая сведения о Черном, Азовском и Каспийском морях, о Керченском проливе, о Кавказе, о скифах, аримаспах, грифонах, — сведения, которые стали достоянием более позднего времени и отразились в сочинениях Аристея Проконнесского, Гекатея Милетского, Ктесия и Геродота[326]. Эсхил попытался наложить на Гомерову карту Аристеево-Геродотову географию и ономастику севера Евразии, и отсюда проистекают некоторые противоречия в локализации географических объектов.
Глава 12.
Путешествие Ореста из Таврики в Грецию
Большое путешествие совершил еще один греческий герой, сын Агамемнона и Клитемнестры Орест, плававший, по требованию богов, в черноморскую Тавриду (Крым)[327]. Оттуда он доставил в Грецию статую Артемиды, похищенную им у местного царя Тоанта. Куда он привез статую и где она с тех пор хранилась, было предметом споров уже в античности. Аполлодор (Ep. VI, 27) сообщает, что Орест доставил статую богини в Афины или на Родос. Согласно Павсанию, она хранилась в аттическом Бравроне (I, 33, 1). При этом Павсаний перечисляет еще несколько мест, в которых, по утверждению местных жителей, находится Артемида Таврическая: в лаконском Лимнее, в черноморской Каппадокии, в Мидии, в сирийской Лаодикее (III, 16, 7). Имеются данные о том, что статуя Артемиды была принесена Орестом на Патмос, в Спарту и в некоторые города Малой Азии[328].
Но существует и еще одна версия, согласно которой Орест из Черного моря, из Крыма, прибыл прямиком на Сицилию, минуя все греческие центры, в том числе свою родину — Микены[329]. Как сообщают некоторые античные авторы[330], Орест был у берегов Сицилии захвачен штормом и прибыл в сицилийскую Тиндариду недалеко от Мил на берегу Тирренского моря. Там он учредил культ Артемиды, которую привез из Таврики[331]. Знаменитый культ Дианы Арицийской в Италии, засвидетельствованный многими античными авторами, также основывался на почитании будто бы привезенной Орестом из «Скифии» статуи Артемиды[332].
Такое неожиданное перемещение Ореста из Черного моря в Тирренское вполне объяснимо с помощью нашей теории соединения внутренних морей через проливы окружающим землю Океаном.
Глава 13.
Где жили венеты, иберы, эфиопы и амазонки?
Говоря о стяженности географического пространства[333], окруженного со всех сторон Океаном, в рамках архаической картины мира, мы сталкивались с тем, что океаническое побережье между соседними выходами из Средиземного моря часто оказывалось населенным одним и тем же народом, локализуемым античными авторами у обоих выходов (= проливов). Ярким примером такого рода являются представления о Рипейских горах, которые мы должны были бы на нашей карте-реконструкции провести от самого северо-запада Европы (= Альпийские горы в районе Адриатического «пролива») вплоть до восточноевропейских гор (например, Кавказа в районе Понтийского «пролива»). За Рипейскими горами (т. е. севернее их) у океанического побережья располагались гипербореи, и мы находим литературные свидетельства их пребывания от Кельтики до Восточной Европы[334] (см. выше Главу 10). Скифы, судя по тексту «Прометея Прикованного» (см. выше в Главе 11) и другим источникам[335], в архаической картине мире занимали также всю территорию Северной Европы — от Адриатики до Черного моря. Киммерийцев часто локализовали и в Восточной Европе (Геродот), и в Западном Средиземноморье, в Италии. Кроме этих, рассмотренных выше, случаев дублирования ономастики, следует обратить внимание еще на несколько возможных «соседств».
Весьма вероятно, что и венеты-енеты в дальнем углу Адриатики (откуда происходит имя совр. г. Венеция), родственные фонетически более поздним венедам Восточной Европы, обозначены там и здесь по той же причине — оба племени располагались у двух ближайших выходов в Океан — Адриатического и Черноморского[336]. Это расположение аналогично тому, что мы имеем в случаях с киммерийцами, гипербореями и скифами, которых локализовали на широких пространствах между двумя соседними проливами-выходами в Океан. Свою роль в таком дубляже имени венетов, несомненно, сыграла теория бифуркации Истра (наличие второго русла Дуная, будто бы впадающего в Адриатическое море); она была известна очень рано, начиная с Гелланика и Эсхила (см. выше в Главе 8).
В поддержку этой версии следует привести замечание, которое сделал Р. Хенниг, имея в виду сходство названия нижнего, черноморского течения Дуная «Истр» и названия области в Адриатике «Истрия»: «То обстоятельство, что северо-западное побережье Адриатики по Дунаю получило название "Истрия", которое сохранилось до наших дней, также свидетельствует о важности прохода, ведущего от этого моря к Дунаю»[337].
Енеты и венеды, истры и Истр (а также город Истрия и народ истрианцы в Западном Причерноморье) образуют параллельные пары сходных наименований, как видно, например, из описания Псевдо-Скилаком местности в Северной Адриатике (20): «После энетов (μετά δε Ένέτους) расположены народ истры (Ιστροι έθνος) и река Истр (ποταμός Ίστρος); эта река впадает также в Понт».
Хорошо известно античное дублирование этнонима «иберы» и хоронима «Иберия» — они находятся на крайнем западе Европы в Испании и на крайнем востоке Европы на Кавказе.
Л. А. Ельницкий также отмечал «наличие одинаковых мифических и этнических имен как на севере, так и на востоке: двойную локализацию острова Ээи, Схерии, Эритии, дублирование племенных наименований иберов (в Испании и на Кавказе)»[338].
Расположение одной из Иберий в Испании наводит на мысль, не может ли вышерассмотренный эпизод с переправой Геракла из Ливии через Гибралтар в Европу, когда он тут же оказывается на Кавказе, где убивает орла, клевавшего печень прикованного к кавказской скале Прометея (см. выше в Главе 9), иметь отношение не к Кавказской, а Испанской Иберии[339].
Выше уже шла речь об эфиопах как жителях всего юга ойкумены (Глава 11). Предлагаемая мною реконструкция архаической картины мира, как кажется, актуальна и для проблемы существования двух народов эфиопов — восточных и западных, будто бы живущих на юге Африке на берегу окружающего сушу Океана; одни были известны в районе верховьев Нила, другие локализовались на юго-западном побережье Африки (уже у Гомера, Od. I, 22–26)[340]. Выход из Средиземного моря в Окружающий Океан через Нил или Красное море мог легко соединяться через Океан с ближайшим на западе выходом — через Сицилийский (или позже Гибралтарский) пролив, давая возможность увидеть эфиопов (= негров) и там, и там. Именно такой путь из Южного океана в Средиземноморье проделали аргонавты (см. выше Главу 8).
Мы имеем также свидетельства античных авторов о существовании амазонок не только на Черном море, как считало большинство, но и на противоположной части ойкумены. Очевидно, амазонки, обитавшие на берегу Черного моря, изначально, когда Черное море воспринималось еще как залив Океана, понимались как живущие на берегу Океана (так же, как Колхидское царство Ээта, остров Кирки, страна киммерийцев, халибы и другие черноморские объекты). Это способствовало «миграции» амазонок, как и гипербореев, вдоль Океана. Так они смогли неожиданно оказаться в Западной Ливии.
Дионисий Скитобрахион, александрийский писатель III в. до н. э., по словам Диодора, пересказывавшего некоторые его сюжеты, «опираясь на творения древних мифологов и поэтов (παρατιθε'ις τα ποιήματα των άρχαίων, των τε μυθολόγων κα'ι των ποιητών), составил книги о Дионисе и об амазонках, а также об аргонавтах и о Троянской войне, и о многом другом»[341]. Перечень эпических сюжетов, включающих Троянскую войну и поход аргонавтов, позволяет думать, что автор, работавший в лучшей библиотеке античности в Александрии, в полной мере мог использовать мифо-поэтическую традицию, отражавшую картину мира архаических греков.
И вот что сообщает Дионисий об амазонках:
<1> Говорят, что в западных частях Ливии, на границе населенного мира, существовал народ, управлявшийся женщинами…
<4> Согласно мифу, амазонки населяли остров, лежавший в Тритонидском озере. Он назывался Гесперой, потому что был обращен к западу. Это озеро находилось недалеко от окружающего землю Океана, а называлось так потому, что в него впадала река Тритон. Оно лежало недалеко от Эфиопии, около той горы вблизи Океана, которая была в тех странах самой высокой и выдавалась в Океан; эллины называют ее Атласом[342].
В этом тексте мы находим большое количество черт архаческой картины мира, знакомых нам из рассмотренных выше эпизодов путешествий греческих героев (недаром автор опирался «на творения древних мифологов и поэтов»). Речь, с одной стороны, идет о крайнем западе Африки с горой Атлас, об острове Геспера (что значит «запад»), находящемся рядом с Океаном, окружающим всю ойкумену, т. е. можно было бы думать о районе рядом с Гибралтарским проливом; с другой стороны, оказывается, что подразумевается Тритонидское (или Тритонийское) озеро, находящееся в районе Сицилийского пролива, т. е. посреди средиземноморского побережья Африки[343]. Мы уже знаем, что Тритонийское озеро было тем местом, где аргонавты выходили в Средиземное море из Южного океана. В архаической картине мира оно рассматривалось как пролив, соединяющий Наше море с Океаном. И лишь со временем, когда был открыт Гибралтар, характеристики Сицилийского пролива были перенесены на новый пролив, который действительно оказался выходом в Океан. Более яркой иллюстрации переноса «океанических» черт внутренних проливов на внешние трудно себе представить.
Показательна еще одна ремарка у Диодора (III, 55, 3): «Само Тритонидское озеро, как говорят, потом исчезло — потому что во время землетрясения был прорван перешеек, отделявший его от Океана». Так объясняется отсутствие настоящего озера в месте, которое позже было известно как Малый Сирт, где и предполагалась связь с Океаном.
Итак, амазонки, оказывается, изначально жили в Ливии. Чтобы связать их как-то с традиционными амазонками Черного моря, далее Дионисий рассказывает о походе амазонок через Египет, Аравию, Сирию и Киликию в Малую Азию (
Глава 14.
Океанические плавания в Северном океане в «романической» литературе и научных трудах
От рассмотренных выше эпических сюжетов берут свое начало океанические плавания героев греческих утопических романов, поскольку в них повествовалось о фантастических путешествиях в неведомые земли; ведь Одиссей и аргонавты также путешествовали по большей части в неизведанных фантастических просторах океанического пространства[344].
Очень точно и, как всегда, саркастически-остроумно издевается Лукиан в своей «Правдивой истории» (I, 3) над авторами, которые пишут романы о вымышленных путешествиях в фантастические земли, при этом он замечает:
Руководителем, научившим описывать подобного рода несообразности, был Одиссей Гомера, который рассказывал у Алкиноя про рабскую службу у ветров, про одноглазых, про людоедов и про других подобных диких зверей, про многоголовые существа, про превращение спутников, вызванное волшебными чарами; подобными рассказами Одиссей морочил легковерных феаков
В самом начале «утопической» традиции стоит, несомненно, Платон со своей Атлантидой[345], которая находилась на острове (или островах) где-то в Атлантическом океане. Одним из первых после Платона был Феопомп, который рассказал о мифической Меропиде; в этом жанре работали также Евгемер из Мессены, который в своем сочинении Ιερά άναγραφή описал несуществующую страну Панхею, Геродор, который обработал в рациональном ключе историю Геракла, а также Ямбул, описавший свое путешествие к Островам Блаженных[346]. Интересно отметить, что все авторы утопических романов помещают острова с фантастическими народами в Океане: у Платона Атлантида находится в Атлантическом океане, у Феопомпа страна Меропида лежит в Западном или Северном океане, у Евгемера остров Панхея — в Восточном океане, у Ямбула Острова Блаженных — в Южном океане, у Лукиана фантастические острова в пародийной «Правдивой истории» — в Западном океане.
Существует еще два романа, находящихся в русле такого рода литературы, в которых герои в поисках загадочных и легендарных островов (гипербореев и Туле) проплывают, как Гомер, Геракл и аргонавты, по Северному океану. Я имею в виду роман Гекатея Абдерского «О гипербореях» (Περί Ύπερβορέων) и роман Антония Диогена «Невероятные приключения по ту сторону Фулы» (Τά ύπερ Θούλην άπιστα).
От сочинения Гекатея (IV–III вв. до н. э.) до нас дошло несколько фрагментов[347]. Если попытаться выстроить маршрут путешествия, получается следующая картина. Автор или герой (герои) сочинения отправился зачем-то (скорее всего, в познавательных целях) в страну гипербореев, причем поплыл туда, вероятно, через Черное море, Боспор Киммерийский, а именно, через город Киммериду, расположенный на этом проливе (совр. Керченский). Далее его путь (уже полуфантастический) лежал, вероятно, через Азовское море и низовье Танаиса-Дона, а затем через Кумо-Манычскую впадину в Каспийское море. Поскольку в античности считалось, как правило, что Каспийское море соединяется с Северным океаном проливом, далее можно было плыть по Северному океану вдоль побережья на запад Европы. Северный океан Гекатей называет Амальхийским или «Застывшим». Проплыв по Северному океану до северо-западных пределов Европы, путешественник попадал на остров, находящийся к северу от Кельтики и по размерам не уступающий Сицилии. Такова географическая канва романа «О гипербореях».
Антоний Диоген (жил, вероятно, в I в. н. э.) в своем (таком же фантастико-утопическом) романе[348] «повествует о Динии, который покинул родину вместе со своим сыном Демохаром и, пройдя через Понт, дошел от Каспийского и Гирканского морей до гор, называемых Рипейскими, и до устья реки Танаис. Затем, из-за сильных холодов, повернули они к Северному океану и, наконец, направились на восток и пришли к месту восхода солнца. Потом, скитаясь в течение долгого времени и пережив множество разнообразных приключений, они прошли по берегу наружного моря, окружающего землю…. Они прибыли на остров Фулу и там остановились на некоторое время»[349]. Кроме этого путешествия, герои романа совершают и другие длительные поездки во многих частях ойкумены.
И в том, и другом романе предполагается, как у Гомера и в «Аргонавтике», океаническое плавание[350] — оба героя проходят по Северному океану, только Диний плывет из Восточной Европы на восток вокруг Азии, Африки и приплывает снова в Северный океан, а Гекатей плывет от того же Каспийского моря на запад.
Итак, от Гомера до Антония Диогена плавание по окружающему ойкумену Океану (έξωκεανισμός) представлялось вполне возможным.
Наконец, веру в возможность навигации по Океану, в том числе, по Северному морскому пути, как бы укрепляли и аргументировали научно-географические труды античных авторов, и это понятно, поскольку до конца античности и в средние века продолжали считать, что Земля (ойкумена) со всех сторон окружена Океаном (см. ниже некоторые карты на илл. 25–27).
Речь идет о «научных» трудах Пифея из Массалии, Посидония, Страбона, Помпония Мелы, Плиния Старшего и др., многие из которых были дилетантами в географии и лишь пересказывали труды своих предшественников.
Если Геродот писал, что «никому достоверно неизвестно, омывается ли Европа морем с востока и с севера» (IV, 45), то уже в конце IV в. до н. э. Пифей совершил плавание вдоль Западной Европы на север, описал легендарный остров Туле и прилегающие к нему местности и сообщил, что он проплыл вдоль северных берегов Европы до границы Европы с Азией, до реки Танаис (Strabo II, 4, 1)[351]. Несмотря на давнюю традицию проведения северной границы Европы по Океану, некоторые последующие писатели (например, Дикеарх, Полибий, Артемидор, Страбон) решительно отказывали сообщениям Пифея в достоверности. Лишь к рубежу эр и позже, когда римский флот вышел по Нижнему Рейну к Северному морю и затем к берегам Ютландии, существование на севере Европы моря-океана стало твердым фактом. Представление о Северном (Скифском, Кронийском, Ледовом) океане, омывающем с севера Евразию, делало возможным — конечно, лишь умозрительно — морское сообщение по Северному морскому пути.
Эта виртуальная возможность проплыть по Северному морскому пути хорошо иллюстрируется словами Плиния Старшего при описании Восточной Европы (IV, 94): «Затем следует выйти [из Понта], чтобы описать внешние [границы] Европы, и, перейдя Рипейские горы, плыть, [имея] слева берег Северного океана, до тех пор, пока не встретится Гадес». Конечно, такого путешествия в древности никто не совершал. Оно было возможно лишь в представлении античных географов, полагавших, что вся суша омывается Океаном, и в жанре перипла, предполагающего последовательное описание морского побережья[352].
Как доказательство возможности такого плавания римский автор I в. н. э. Помпоний Мела рассказывает следующую историю (III, 44–45):
Какое-то время не знали точно, что лежит за Каспийским заливом — то ли тот же Океан, то ли земля, угнетаемая морозом и простирающаяся без конца и края. 45. Но кроме физиков[353] и Гомера[354], которые говорили, что весь мир окружен морем, можно положиться также на Корнелия Непота[355], [мнение которого] тем более авторитетно, что оно более современно. Он приводит свидетельство об этом Квинта Метелла Целера и припоминает такой его рассказ: когда тот управлял Галлией в качестве проконсула[356], царь бойев[357] подарил ему каких-то индов. Расспросив их, откуда они прибыли в эти земли, он узнал, что они были бурей унесены из индийских морей и, проплыв весь путь [от Индии], пристали, наконец, к берегам Германии. Следовательно, остается [полагать, что за Каспием находится] море, но остальная часть его побережья скована вечной мерзлотой и поэтому пустынна…
Четверть века спустя римский ученый-энциклопедист Плиний Старший повторил этот рассказ с небольшими изменениями (NH II, 170):
…Непот относительно северного побережья рассказывает, что Квинту Метеллу Целеру, коллеге Афрания по консульству и в то время проконсулу Галлии, царь свебов подарил индийцев, которые, отправившись для торговли из Индии на кораблях, были бурями отброшены в Германию…
Итак, перед нами совершенно фантастическая история о том, как на северное побережье Европы в 62 г. до н. э. (а именно в этом году Метелл был проконсулом Галлии Цизальпийской в Северной Италии) бурей были выброшены индийцы, которые якобы приплыли сюда из Индии Северным морским путем. Этот рассказ вызвал в Новое время массу предположений о том, кем были эти индийцы и откуда они прибыли к северному побережью Германии.
Так, по мнению ряда исследователей[358], поскольку индийские купцы не могли быть отнесены штормом к берегам Германии, речь в этом рассказе идет о прибитых к побережью Европы лодках с эскимосами или даже североамериканскими индейцами. В подтверждение возможности такого плавания приводят свидетельства средневековых источников и сообщения Нового времени, из которых следует, что потерпевшие кораблекрушение жители Северной Америки или Гренландии иногда бывали относимы к побережью Западной Европы.
Г. Бенгтсон считал, что это были реальные индийцы, прибывшие через Бактрию, Каспийское море, Фасис и далее через южнорусские степи к Висле и затем в Германию[359].
К. Таузенд отождествляет царя свебов (по Плинию) со знаменитым Ариовистом, а племенное название ботов (
Некоторые исследователи предпочитали под «индами» понимать «венедов» (инды-винды-венеды), которые могли приплыть с востока Балтики в германские воды[361].
Э. Норден предлагает рассматривать
А. А. Молчанов[364], как и Бенгстон, видит в индийцах реальных индийских купцов, но предлагает реконструировать их маршрут следующим образом: из Индии через Аравийское и Красное моря в Александрию Египетскую, затем по Средиземному морю до Гибралтара, затем вдоль берегов Испании и Галлии к Северному и Балтийскому морям. В отличие от предположения Бенгстона, маршрут, рисуемый А. А. Молчановым, вполне реалистичен. Тем не менее в представлении античных авторов, как мы видим, реалистичным казался и путь через Северный океан.
И вот как описывает «оживленную навигацию» по Северному океану Плиний Старший во II книге «Естественной истории»:
167. От Гадеса и Геркулесовых Столпов теперь плавают по всему Западу вокруг Испании и Галлий. Северный же Океан в большей своей части пройден на кораблях благодаря заботам божественного Августа[365]: флот обогнул Германию до Кимврского мыса, и оттуда вплоть до Скифской страны[366] и обледенелых от чрезмерной влажности [областей] было осмотрено, а также стало известно по рассказам огромное море[367]… Подобным же образом с востока под одной и той же звездой от Индийского моря всю часть [океана], обращенную к Каспийскому морю, проплыли военные силы македонян в царствование Селевка и Антиоха, которые пожелали, чтобы по ним моря назывались Селевкийским и Антиохийским[368].
168. И вокруг Каспия исследованы многие океанские берега, и почти весь север с той и с другой стороны[369] пройден на кораблях…[370]
Одной из причин такого представления о севере Евразии и Северном океане является тот факт, что Индия, Скифия и Кельтика выглядели на ментальной карте античных авторов соседями[371], поэтому сообщение между ними по морю представлялось вполне возможным.
Надо иметь в виду, что в античности не знали Скандинавии как полуострова, в лучшем случае она была известна как остров (уже у Помпония Мелы и Плиния). Балтийское море, таким образом, практически выступало для большей части Европы как Северный океан. При этом Каспийское море в наиболее распространенной античной традиции представлялось заливом Северного океана, с которым оно соединялось посредством узкого и длинного пролива (внутренним морем его считали только Геродот и Птолемей). Все это приводило к тому, что общие контуры Евразии, как они представлялись античным географам и картографам, сильно отличались от реальных: размеры Северной Евразии в значительной степени скрадывались. Евразия оказывалась без Скандинавии, при этом балтийское побережье как самое северное и продолжающееся на восток практически по той же широте отрезало всю Северо-Восточную Европу. Восприятие Каспийского моря как залива Океана приближало Океан к каспийскому устью Волги, теоретическая возможность проплыть из Индии в Германию отсекала практически всю территорию Сибири, Дальнего Востока, Китая и Юго-Восточной Азии, хотя и предполагалось, что Северный океан тянется до соединения с Восточным[372] (см. илл. 28).
В рамках этих представлений и стала возможной вера в то, что индийцы могли «прибыть» в Западную Европу Северным морским путем. На этом фоне не выглядят слишком уж смелыми слова Сенеки: «Indus gelidum potat Araxen, Albin Persae Rhenumque bibunt» («Индиец пьет ледяной Аракс, персы пьют Эльбу и Рейн»)[373].
Существует интересная параллель нашим индийцам на севере Европы. Это рассказ Страбона об индийце, заброшенном бурей из Индии в Египет. В этом рассказе (
Между тем… какой-то индиец в это время был случайно доставлен к царю береговой охраной из самой впадины Аравийского залива. Доставившие индийца заявили, что нашли его полумертвым одного на корабле, севшем на мель; кто он и откуда прибыл, они не знают, так как не понимают его языка. Царь же передал индийца людям, которые должны были научить его греческому языку. Выучившись по-гречески, индиец рассказал, что, плывя из Индии, он по несчастной случайности сбился с курса и, потеряв своих спутников, которые погибли от голода, в конце концов благополучно достиг Египта.
Важно отметить, что весь этот и другие рассказы Посидоний приводит с одной целью: «Из всего этого… выясняется, что океан обтекает вокруг обитаемую землю» (
Скептик Страбон, в отличие от Мелы и Плиния, доверявших Корнелию Непоту, не поверил в этот рассказ Посидония (II, 3, 5):
…Невероятно, чтобы индийцы, которые плавали где-то вне залива, заблудившись, попали в залив (ведь его узость при устье указала бы им на ошибку); и если бы они нарочно вошли в залив, то у них не было бы предлога объяснять это тем, что они сбились с пути или столкнулись с непостоянными ветрами. И как же они могли допустить гибель всех, кроме одного, от истощения? А если индиец остался в живых, то каким образом один смог управлять кораблем, который имел немалые размеры, так как был пригоден во всяком случае для плавания в открытом море на столь большом расстоянии? И что это за быстрота при изучении греческого языка.
Вся эта история не особенно далека от выдумок Пифея, Эвгемера и Антифана. Тех людей можно еще извинить, как мы прощаем фокусникам их выдумки, ведь это — их специальность. Но кто может простить это Посидонию, человеку весьма искушенному в доказательствах и философу? Это у Посидония получилось неудачно.
Несомненно, если бы Страбон знал об индийцах, заброшенных бурей через Северный океан в Западную Европу, он бы не преминул найти и здесь множество реальных несообразностей и нелепостей, которые делались в угоду умозрительной теории — теории Океана, окружающего со всех сторон ойкумену. В частности, он обнаружил бы противоречия в описании Мелой и Плинием северо-востока ойкумены, не дающие возможности проплыть из Индии в Германию, заметил бы, что замерзший Ледовый океан дает мало шансов проплыть по нему столь длительный путь, удивился бы, откуда нашлись в Германии (или Галлии) переводчики и на каком языке разговаривали римляне с индийцами и т. д.
Итак, мы можем констатировать, что в античности существовало представление о судоходности Северного океана и о возможности пройти по Северному морскому пути из Атлантики в Тихий океан, даже если это представление основывалось на архаических космологических и утопических идеях о северной оконечности ойкумены.
Вместо заключения
Не принимая во внимание доступности Океана через проливы в рамках архаической картины мира, большинство ученых отвергает виртуальную возможность океанических плаваний греческих героев. В случае с плаванием Одиссея это приводит к многочисленным противоречиям, натяжкам и просто непониманию текста. Так, многие исследователи не признают возможности пребывания Одиссея в северо-восточной части ойкумены и пытаются вписать маршрут его блужданий полностью в Средиземное море, в основном в западной его части (см. некоторые из сотен реконструкций на илл. 29–33).
Выше мы уже отмечали, что земли западнее Сицилии были неизвестны Гомеру[374], это было такое же плавание в неизвестность, в открытый океан, каким было плавание в Северный океан через Черное море. При этом начиная с античности отмечается, что плавания Одиссея, аргонавтов и Геракла были океаническими[375]. Преодолеть эти противоречия помогает карта-реконструкция их путешествий, основанная на вышеописанной картине мира (см. илл. 34).
Итальянский исследователь А. Баллабрига написал замечательную книгу, где собрал и проанализировал множество случаев перемещения (или дублирования) географических объектов в пространстве с востока на запад, с севера на юг и наоборот[376]. Основная идея автора — космолого-географическое соединение противоположностей (
При этом океанические плавания, делающие возможным быстрое перемещение с одного края ойкумены на другой, остались вне поля зрения Баллабриги. Представляется, что предлагаемая мною постановка вопроса также имеет право на жизнь: Океан в виде реки, опоясывающей ойкумену, был, в представлении греков периода архаики, вполне «судоходным», особенно для героев, отправляющихся в загробное царство, а «выходы» в Океан в виде реальных или фиктивных проливов (они примерно соответствуют пунктам зимнего и летнего солнцестояния на востоке и западе на схеме Балабриги) аккумулировали множество этногеографических и мифологических «реалий», располагавшихся вдоль океанического побережья ойкумены. Это обстоятельство объясняет многие парадоксы древнегреческой мифической географии.
Литература
Андреев 1990:
Антоний Диоген 1960:
Бухарин 2007:
Бухарин 2014а:
Бухарин 2014б:
Данек 2011:
Дионисий Скитобрахион 2010:
Дитмар 1973:
Доватур и др. 1982:
Ельницкий 1961:
Ельницкий 1962:
Иванчик 2005:
Иванчик 2008:
Калинина, Подосинов 2005:
Кнорозов 1986:
Мачинский, Мусбахова 2009:
Молчанов 2006:
Мусбахова 2009:
Мусбахова 2010:
Мусбахова 2013:
Надь 2002:
Откупщиков 2005:
Панченко 2012:
Подосинов 2000:
Подосинов 2002а:
Подосинов 2002б:
Подосинов 2005а:
Подосинов 2005б:
Подосинов 2007:
Подосинов 2008:
Подосинов 2010:
2010. С. 230–247.
Подосинов 2011:
Подосинов 2012а:
Подосинов 2012б:
Подосинов 2013а:
Подосинов 2013б:
Подосинов 2014а:
Подосинов 2014б:
Подосинов 2014в:
Подосинов 2014 г:
Поплавская 2005:
Пропп 1986:
Рабинович 1983:
Ростовцев 1925:
Скржинская 2001:
Толстой 1918:
Толстой 1966:
Тохтасьев 2008:
Хенниг 1961:
Цымбурский 2005:
Шауб 2007:
Шауб 2008:
Шелов-Коведяев 1994:
Эсхил 1989:
Яйленко 2007:
Яйленко 2013:
Andre 1982:
Arrighetti 1975:
Aujac 1975:
Bacon 1925:
Baer 1873:
Ballabriga 1986:
Ballabriga 1998:
Bees 1993:
Beckers 1914:
Bengston 1954/1955:
Berard 1927–1929:
Berger 1903:
Berger 1904:
Bernand 1985:
Bernecker 1989:
Bianchetti 1998:
Bichler, Sieberer 1996:
Biffi 2003:
Biraschi 2006:
Bolton 1962:
Bonnafe 1991:
Bonnafe 1992:
Braund 2010:
Breusing 1886:
Bringmann 1993:
Bunbury 1883:
Burchner 1925:
Burr 1932:
Bury 1952:
Buschor 1958:
Capelle 1927–1928:
Cary, Warmington 1966:
Chadwick 1976:
Clay, Purvis 1999:
Conacher 1980:
Corvisier 2008:
Crane 1988:
Cunliffe 2002:
Cuppers 1975:
Daebritz 1916:
Delage 1930:
Detlefsen 1909:
Dickie 1995:
Dion 1977:
Dodds 1951:
Dorpfeld, Ruter 1925:
Dueck 2012:
Engelmann 1903:
Escher 1894:
Escher 1907:
Fabre 1981:
Feher, Kovacs 2005:
Finkelberg 1998:
Finley 1979:
Frame 1978:
Gehrke 2007:
Geisthovel 2007:
Gisinger 1924:
Gisinger 1963:
Gladstone 1858:
Greek Colonisation 2006: Greek Colonisation: An Account of Greek Colonies and Other Settlements Overseas. Vol. I / Ed. by G. R. Tsetskhladze. Leiden; Boston: Brill, 2006 (Mnemosyne. Bibliotheca classica Batava. Suppl. 193).
Griffith 1983: Griffith M. 1983: Aeschylus. Prometheus Bound. Cambridge, 1983.
Gruppe 1906:
Hartmann 1917:
Hennig 1934:
Herington 1972:
Herrmann 1926:
Heubeck 1974:
Heubeck 1989:
Heubeck 1992:
Holscher 1988:
Holzberg 1996:
Hubner 2000:
Hyde 1947:
Kappel 2001:
Karl 1967:
Kirk 1962:
Kohnken 1971:
Kranz 1915:
Laqueur 1938:
Lasserre 1979a:
Lasserre 1979б:
Lesky 1939:
Lesky 1947:
Lesky 1949:
Lesky 1959:
Lesky 1963:
Lefevre 2003:
Luisi 1988:
Maass 1915:
Magnani 2002:
Malkin 1998:
Mayer 1887:
Melin 1960:
Mette 1952:
Meuli 1921:
Morgan 1982:
Morgan 1985:
Mullenhoff 1870:
Nakassis 2004:
Nesselrath 2005:
Niederle 1923:
Norden 1920:
Ogden 2001:
Olshausen 1999:
Pellech 1983:
Peretti 1994:
Pfister 1959:
Pearson 1938:
Pinney, Ridgway 1981:
Pley 1931:
Plezia 1952:
Plischke 1916:
Podlecki 2005:
Podossinov 2004:
Podossinov 2008:
Podossinov 2009:
Podossinov 2013:
Podossinov 2014а:
Podossinov 2014b:
Prontera 1993:
Prontera 2011:
Radermacher 1903:
Radermacher 1915:
Radermacher 1938:
Ramin 1979:
Ricci 1740–1741:
Robert 1921:
Rohde 1876:
Romm 1992:
Romm 2008:
Rose 1957:
Roseman 1994:
Rousseau-Liessens 1962–1964:
Roux 1949:
Rudhardt 1971:
Scatena 1968:
Schafarik 1843:
Scherling 1934:
Schneider 2004:
Schulz 2005:
Seibold 2005:
Severin 1987:
Smith 1956:
Snograss 1971:
Snowden 1970:
Sommerstein 2008:
Son van 1962:
Sonnabend 2007:
Stassinopoulou-Skiadas 1962:
Stechow 1948:
Stoessl 1949:
van Thiel 1988:
Thomson 1948:
Tomaschek 1897:
Tsopanakis 1992:
Vandiver 1991:
Vassileva 1998:
Vian 1987:
Vian 1988:
Vinci 2002:
Vojatzi 1982:
Volcker 1830:
Vos 1963:
Vysokii 2009:
Warnecke 1999а:
Warnecke 19996:
Warnecke 2008:
Wecklein 1893:
Wehrli 1955:
Weibull 1934:
Wendel 1924:
Werner 1959:
West M. L. 1966:
West M. L. 1990:
West M. L. 2005:
West S. 1997:
Wilamowitz-Moellendorff 1884:
Wilamowitz-Moellendorff 1924:
Wolf 2002:
Wolf, Wolf 1990:
Wolf 2009:
Ziegler 1912:
Ziegler et al. 1951:
Сокращения
ВДИ — Вестник древней истории. М.
AJA — American Journal of Archaeology. Boston
AJP — American Journal of Philology. Baltimore
ClQ — Classical Quarterly. Oxford
FGrHist — Die Fragmente der griechischen Historiker. Bd. I–III / Hrsg. von F. Jacoby. Berlin; Leiden, 1923–1958
JHS — Journal of Hellenic Studies. London
KP — Der Kleine Pauly. Lexikon der Antike in funf Banden. Bd. 1–5. Munchen, 1975
QuFaGG — Quellen und Forschungen zur alten Geschichte und Geographie / Hrsg. von W. Sieglin. Leipzig; Berlin
RE — Paulys Real-Enzyclopadie der classischen Alterstumwissenschaft / Neue Bearbeitung begonnen von G. Wissowa, hrsg. von W. Kroll
RhM — Rheinisches Museum. Frankfurt am Main
Приложение
Zusammenfassung
Der Titel "Wohin fuhr Odysseus?" mag eben so provozierend wie banal klingen. Die geographischen Hintergrunde der Wanderungen des Odysseus, des Herakles, der Argonauten und anderer Heroen regten die Phantasie zahlreicher Fachleute und Dilettanten seit der Antike an. Es scheint, dass nur ein Faulenzer keine Karte von den Wanderungen des Odysseus zeichnete. Nichtsdestotrotz ist dieses Problem unerschopflich, wie die soliden Bucher der letzten Zeit von zwei Althistorikern — von Heinz Warnecke (Homers Wilder Westen. Die historisch-geographische Wiedergeburt der Odyssee. Stuttgart, 2008) und von Armin Wolf (Homers Reise. Auf Spuren des Odysseus. Koln; Weimar; Wien, 2009) — plastisch vor Augen fuhren. Im Buch von Armin Wolf werden uber 100 Versionen der Irrfahrten des Odysseus analysiert, die von der Antike bis in jungste Gegenwart vorgeschlagen worden sind. Mein Ehrgeiz ist es nicht, Antwort auf die ewige Frage — Wohin fuhr Odysseus? — zu finden; wir erinnern uns an die sarkastische Bemerkung des Eratosthenes: "Die Wege des Odysseus werde man so wenig finden wie den Mann, der den Windschlauch des Aiolos angefertigt habe" (
Mein Ziel ist bescheidener: Ich mochte die Aufmerksamkeit auf einige Elemente des Weltbildes der archaischen Griechen lenken, die vielleicht manche Widerspruche in den geographischen Beschreibungen Homers, der Autoren der Argonauten-Fahrt und der Mythographen aufklaren konnten. Gerade die Helden dieser Legenden unternahmen (wenn auch nur in der Phantasie der Griechen) Weltreisen, die die verschiedensten Lander und Meere beruhrten. Deshalb spiegeln sich gerade in den Beschreibungen dieser Reisen die Kernelemente der geographischen Vorstellungen antiker Autoren wider.
Es ist bekannt, dass der Gesichtskreis der archaischen Griechen sehr eng war. Das Agaische Meer, umgeben von Kleinasien im Osten, Thrakien im Norden, Sizilien im Westen sowie Kreta und Agypten im Suden, als auch das Ionische und Sizilianische Meer — das war der Raum, in welchem die Griechen der archaischen Zeit lebten und reisten und wo die griechische Helden, wie Odysseus, die Argonauten, Herakles und Io wandern sollten. Dabei wurde die Oikumene als Insel, die der Fluss "Ozean" umkreist, wahrgenommen. Dieser Ozean war mit dem Mittelmeer durch Meerengen und Flusse verbunden, da die homerischen Griechen dachten, dass alle Gewasser (Meere, Flusse, Quellen) Kinder des Ozeans seien.
Aus diesen zwei gut argumentierten Thesen folgt logischerweise die Dritte: in dieser Situation bilden die inneren Meerengen die Grenzen der Welt, welche Ausgange in den Ameren Ozean sind und den Ozean mit dem Mittelmeer verbinden. Das sind der Bosporus und der Hellespont (WasserstraBe zum Schwarzem Meer), die Straβe von Messina und die Sizilianische Meerenge zwischen Afrika und Sizilien (Seeweg zum westlichen Teil des Mittelmeeres) und die Straβe von Otranto zwischen dem Ionischen und dem Adriatischen Meer. Besonders klar sieht man es hinsichtlich des Schwarzen Meeres, das damals unbekannt und als Teil des Ozeans angesehen wurde. Bei Strabo (I, 2, 10) heiβt es: "in der Homerzeit dachte man, dass das Pontische [Schwarze] Meer etwas wie der zweite Ozean ist und die da Reisenden weit uber die Grenze der Oikumene ausgegangen sind gleich denen, die weit hinter Gibraltar reisen."
Da die antiken Meerengen als Ausgange in den Ozean galten (d. h. aus "unserer" realen und zivilisierten Welt in die fremde, phantastische und barbarische Welt), wurden sie auch als Eingange ins Jenseits verstanden, denn im Ozean lokalisierten die Griechen ihren Hades. Man findet mehrere Merkmale des jenseitigen Topiks gerade hier, in den Gebieten dieser Meerengen (das sind verschiedene chtonische Ungeheuer, verbunden mit dem Hades — Kerber, Phorkiden, Scylla und Charybdis, Sirenen, als auch die Insel der Seligen, die todlichen Felsen Symplegades, der Fluss Acheron und andere Attribute des Jenseits). Daraus folgt, dass z. B. der Ausgang in den Ozean durch den Bosporus nicht weit vom Eingang aus dem Ozean ins Adriatische Meer sich befindet (vgl. Strabo I, 3, 15: "Pontos und Adriatik flieβen, wahrscheinlich, in einigen Platzen zusammen"), die Adria aber irgendwo im Norden mit dem Tyrrhenischen Meer verbunden ist. Italien wurde zu dieser Zeit, wie bekannt, als eine Insel angesehen. Davon ausgehend kann man die heftigen №ergange des Odysseus, der Argonauten, des Herakles, der Io und anderer Helden aus einem Teil der Oikumene in den anderen erklaren. So wird die unerwartete Erscheinung des Odysseus nach den Wanderungen im Ionischen Meer bei Kirke auf der Insel Aiaia im aβersten Osten der Oikumene im Schwarzen Meer (Ozean mit dem Eingang ins Jenseits) verstandlich, wo er im Lande der Kimmerier in den Hades heruntersteigt und dann vom Schwarzen Meer plotzlich zur Straβe von Messina kommt. Dass die Argonauten bei der Ruckfahrt von Kolchis im Schwarzen Meer nach Sudafrika oder nach einer anderen Version ins Adriatische Meer kommen konnten, ist auch gut vorstellbar, wenn man vermutet, dass die Meerengen das Innere Meer mit dem Ozean verbinden. Auch Herakles kam nach seiner 11. Heldentat von Gibraltar, wo er die Apfel der Hesperiden gewinnen sollte, direkt zum Kaukasus, wo er den Adler erschoss, der die Leber von Prometheus zerhackte. Das ist nur zu verstehen, wenn der Kaukasus nicht am Schwarzen Meer sondern am Ufer des Ameren Ozeans lokalisiert wurde.
Die ozeanischen Fahrten der griechischen Helden wurden schon in der Antike als Tatsache betrachtet (diese Ansicht uber Moglichkeit der Ozeanfahrten wurde auch von der Autoren der Romanen und Geographen geteilt); jetzt konnen wir verstehen, wie das gemeint wurde (siehe Abb. unten). Die zahlreichen Versuche, die Wanderungen des Odysseus ohne ozeanische Fahrten nur im Mittelmeer anzusetzen, sind meines Erachtens irrtumlich.
Wohin fuhr Odysseus?