Потерянный рай
Книга первая
СодержаниеЭта первая книга излагает вкратце главный предмет – непослушание человека и потерю вследствие этого Рая, в котором он жил; затем она касается первой причины его падения – змеи или, точнее, Сатаны в образе змеи. Сатана, восстав против Бога и привлекши на свою сторону многие легионы Ангелов, был по повелению Божию низвержен, со всею своей ордой, с Небес в глубокую бездну. Не вдаваясь в описание этого события, поэма быстро переходит к главному действию, изображая Сатану и его Ангелов в Аду, который описывается здесь лежащим не в центре Земли (так как предполагается, что небо и Земля еще не созданы и, конечно, еще не прокляты), а в месте величайшей тьмы, которое лучше всего назвать Хаосом. Здесь Сатана с его Ангелами лежат в пылающем озере, пораженные и оглушенные громом. Через некоторое время он оправляется от своего смущения и обращается к лежащему около него Ангелу, который по чину и достоинству ближе к нему, чем все прочие; они беседуют о своем жалком падении. Сатана пробуждает все свои легионы, которые все еще лежат в беспамятстве. Они встают. Описывается их численность, боевое вооружение; поименовываются их главные вожди, соответствующие идолам, которые впоследствии почитались в Ханаане и соседних странах. Сатана обращается к ним с речью, утешает их надеждой на завладение Небесами снова и в заключение говорит о новом мире и предполагаемом новом роде созданий, согласно древнему пророчеству и рассказам, бытующим на Небесах (дело в том, что, по мнению многих древних Отцов Церкви, Ангелы существовали задолго до появления видимых созданий). Для исследования истинности этого пророчества и для принятия решения, что следует делать ввиду этого, Сатана предлагает собрать великий совет. Его сообщники принимают предложение. Возникает из бездны Пандемониум, дворец Сатаны, внезапно построенный его слугами, и адские вельможи держат в нем свой совет.
О первом непокорстве человека,О запрещенном древе, о плоде,Которого смертельное вкушеньеСмерть в мир внесло и с ней все наше горе,С утратою Эдема, до поры,Когда он Величайшим ЧеловекомНам будет возвращен, когда мы будемВновь обладать обителью блаженства, –Об этом всем поведай песню, МузаНебесная, которою когда-тоБыл вдохновлен с таинственных высотХорива иль Синая древний пастырь,Избраннику-народу рассказавшийО первых днях, как Небо и ЗемляВозникли из Хаоса! Иль, быть может,Живешь ты на Сионской высоте,Иль обитаешь там, где СилоамскийРучей течет у Трона Божества;Где б ни витала ты, я призываюТебя помочь моей отважной песне,Полет которой гордо воспаритПревыше гор Аонии[1], касаясьПредметов, не достигнутых поднесьНи прозою, ни звучными стихами.И Ты первей всего, Ты, Вышний Дух,Который сердце чистое всем храмамПредпочитаешь, – Ты меня наставь!Ты знаешь все; в начале всех началТы был; подобно матери-голубке,Над выводком любовно распростершейЛелеющие крылья, реял Ты,Творя миры, над бездной бесконечной!О, просвети все, что во мне темно;Что низко, то возвысь, чтоб я, достигнувВершины долгой повести моей,Мог подтвердить всю Промысла премудрость,Пути Его раскрыть перед людьми.Поведай – ибо ни в эфире Неба,Ни в бесконечной Ада глубинеНичто от взора Твоего не скрыто, –Поведай о причине, побудившейВеликих прародителей, блаженствомСтоль взысканных, любимых Небесами,Поставленных владыками в сем мире, –Внезапно от Создателя отпастьИ преступить запрет – запрет единый!Кто их вовлек в постыдный тот мятеж?То Адский Змий был; то его обманМать рода человеческого лестьюПленил, когда за гордость он своюСо всей толпою Ангелов мятежныхНизвергнут был с Небес. На помощь ихНадеясь твердо, он мечтал, став вышеКнязей своих, сравниться со Всевышним,Противостав Ему; честолюбивоПоставив целью Трон и Царство Бога,Повел он нечестивую войнуНа Небесах и в бой вступил надменно.Но тщетно он пытался! ВсемогущийНизверг его во пламени стремглав,Разбитого, сожженного ужасно,С высот Небес в бездонную погибель,Чтоб там лежал в алмазных он цепях,Терзался бы в огне неугасимомЗа то, что вызвал Вышнего на бой.И девять раз уже сменилось время,Которым смертный мерит день и ночь,Как он со всею ратью побежденнойЛежал, вращаясь в пламенной пучине,Сражен и уничтожен, хоть бессмертен.Но худший суд еще был впереди:И мыслью об утраченном блаженствеТерзался он, и болью страшных мук.Вокруг себя водил он взор свой мрачный,В котором отражалось униженьеГлубокое, но вместе с тем и гордостьУпрямая, и ненависть была;И сколько взор охватывал бессмертный,Он видел вкруг лишь дикую пустыню,Со всех сторон лишь страшную тюрьму,Пылавшую огнем, громадной печиПодобно; но огонь тот был без света, –Он порождал лишь видимую тьму,В которой лишь возможно было видетьКартины горя, области печалиИ скорбной ночи – край, где никогдаНи мира, ни покоя, ни надежды,Повсюду проникающей, не будет,Где лишь царит мученье без концаИ огненный поток, который серой,Горящей вечно и неистощимой,Питается. Таков был тот приют,Который был мятежным уготованПредвечной справедливостью, – темницаОтведена в удел им в крайнем мраке,Который от небесного сияньяИ Бога трижды столько удален,Как полюс отстоит от центра мира!О, как несходно это место с тем,Отколь они низвергнуты! И вскореВ волнах огня крутящихся он видитВокруг себя собратий по паденьюИ узнаёт, что, корчась, рядом с нимЛежит один, к нему из всех ближайшийПо чину и по преступленью, – тот,Который был известен в ПалестинеВпоследствии и звался Вельзевулом.К нему-то обратился Архивраг,(На небе имя Сатаны стяжавший),Прервав молчанье страшное вокруг,С такою речью, дерзкой и надменной:«Ужели это ты? О, как ты пал!Как страшно изменился ты, которыйСияньем ослепительным своимПревосходил в блаженном царстве светаДругих, сиявших ярко, мириады!Ты ль это, кто соединен со мнойСоюзом, мыслью, планами, надеждой,Отвагой в нашем славном предприятьи,А ныне – униженьем и бедой!Теперь ты видишь сам, в какую пропастьС высот Небес низвергнул нас СильнейшийСвоим ужасным громом; но дотолеКто ж знал всю силу этого оружьяЖестокого? Однако ж ни оттого,Что пали мы, ни оттого, что далееЕще способен причинить нам в гневеМогучий победитель наш, нисколькоЯ не раскаюсь и не изменюсь,Хотя б мой внешний образ изменился.Я сохраню навек всю твердость мыслиИ гордое презренье в оскорбленномДостоинстве моем; я буду твердВо всем, что мне служило побужденьем,Чтоб против Всемогущего восстать,Что привело бесчисленные ратиВооруженных Духов к состязаньюОтважному. Дерзнули эти ДухиВласть Вышнего открыто не одобритьИ, предпочтя иметь вождем меня,Противостав великой силе силой,В сомнительном бою в равнинах НебаПоколебали Трон Его. ПускайМы потеряли эту битву – что же?Не все еще потеряно: есть воляНесокрушимая, есть жажда мести,И ненависть бессмертная, и храбрость,Которая вовек не подчинитсяИ не уступит никому, – и мало ль,Что есть неодолимого у нас?И эту нашу славу не исторгнетНи ярость, ни могущество Его.Склонить главу, молить о милосердьи,Став на колена, и боготворитьВладычество Его – Того, КоторыйНедавно сам в той власти усомнилсяИз страха перед нами, – это было бДействительно позорно; это было бБесславьем и стыдом гораздо худшимВсего паденья нашего. СудьбаВелела, чтоб богов святая силаИ сущность их небесная былаНеистребима; ныне мы имеемИ опыт, нам доставленный событьемВеликим тем; оружьем не слабее,Лишь осторожней стали мы теперь;Тем с большею надеждою мы можемОтважиться на вечную войну,Решить ее иль силой, иль коварством,Не примирясь с врагом великим нашим,Хотя и торжествует ныне ОнИ, предаваясь радости великой,Царит один над небом, как тиран».Так говорил отступник-Ангел, громкоХвалясь средь мук, хотя его внутриГлубокое отчаянье терзало.Ему собрат отважный отвечал:«О Князь, о вождь князей могучих многих,Которые, ведомые тобой,Вели на битву войско СерафимовВооруженных! Грозными делами,Бесстрашные, поставили ониВ опасность царство Вечного Владыки;Не побоялись испытать, на чемОсновано его все превосходство –На силе, или счастье, иль судьбе.Я слишком вижу, слишком сожалею,Как горестен исход попытки нашей,Какое понесли мы пораженье,Какой удар позорный нас лишилНебес и наши доблестные ратиВ ужасном разрушеньи низложил!Погибли мы, насколько могут богиИ существа небесные погибнуть;Останутся, конечно, ум и духНепобедимы, сила вновь вернется,Хотя потухла слава и блаженствоПоглощено безмерною бедой;Но я боюсь, чтоб Он, наш победитель(Его готов всесильным я считатьЗатем, что лишь всесильный был способенТакие силы одолеть, как наши), –Чтоб не оставил Он нам дух и силуЛишь для того, чтоб мы сильней страдалиИ муки наши тяжкие неслиВ угоду гневной мести; чтоб, по правуВойны, Ему рабами были мы,Служили б больше прежнего, свершаяЕго веленья в самом сердце Ада,Его желанья – в этой бездне тьмы!Тогда что пользы, если наша силаНе меньше стала, наше бытиеВсе так же вечно – лишь для вечной муки?»Ему ответил быстро Архивраг:«О падший Херувим! Кто слаб, тот жалок,Страдает он иль действует; но знай –Теперь для нас одно лишь несомненно:Добра творить не будем мы вовек;Творить лишь Зло – все наше утешенье,Затем что этим мы противостанемВысокой воле нашего врага.Как только пожелает ПровиденьеИз Зла, от нас идущего, создатьДобро, мы силы все свои приложим,Чтоб эту цель благую извратитьИ в самом благе отыскать возможностьДурного. Если это будет частоНам удаваться, может быть, ЕгоМы огорчим; быть может, помешаемСвершению взлелеянных Им планов.Но посмотри: наш грозный ПобедительПослушных слуг возмездья и погониУж отозвал назад к вратам Небес;Град серный, вслед нам сыпавшийся бурно,Уж перестал, и пламенные волныПучины, нас приявшей при паденьиС Небес, уж улеглись, и страшный гром,Крылами красных молний нас разивший,Быть может, стрелы все свои истратилИ бушевать уже перестаетСреди громадной бесконечной бездны.Воспользуемся случаем, которыйДает нам враг – быть может, из презренья.А может быть, уж свой насытив гнев.Ты видишь эту страшную равнину,Пустынную и дикую, жилищеОтчаянья, в которой света нет,Коль не считать сверканья синеватыхОгней, дающих бледный, грозный отблеск?Пойдем туда, уйдем от колебаньяВолн пламенных – там отдохнем немного,Насколько здесь нам отдых и покойВозможен; там, собрав все наши силы,Обдумаем, что сделать можем мы,Чтоб отомстить врагу как можно больше;Как наши все потери возместитьИль перенесть жестокое несчастье,В надежде силы новые найтиИль почерпнуть в отчаяньи решимость».Так Сатана к ближайшему собратуВел речь, главу из пламени подняв;Глаза его метали искры, тело жВ волнах огня на много десятин,Чудовищно громадно, простиралось,Подобно исполинам древних мифов –Сынам земли, титанам, воевавшимС Юпитером, или Бриарею[2], ильТифону[3], что в пещере укрывалсяВ соседстве Тарса[4] древнего, иль чудуМорскому, что зовут Левиафаном[5],Которое всех прочих Божьих тварей,Что в океане плавают, громадней.Когда вблизи норвежских берегов,Так повествуют моряки, он дремлет,Порою штурман маленького судна,Крушенье потерпевшего в ту ночь,Его за остров примет в полумраке,В чешуйчатую кожу якорь броситИ к стороне подветренной пристанет,Чтоб переждать, пока все море мглаПокрыла, день желанный отдаляя.Так точно Архивраг лежал, простертыйВо всю свою громадную длину,К пылающему озеру прикован;И никогда б не поднял он главу,Не встал бы, если б не соизволеньеНебесной воли, правящей всем миром,Которое его освободилоДля мрачных, злобных замыслов его,Чтоб он, возобновив свои злодейства,Свое лишь осужденье усугубил,Чтоб он, стараясь Зло принесть другим,Лишь к своему же бешенству узрел бы,Что все его коварство послужилоЛишь к проявленью благости безмерной,Любви и милосердья к человеку,Им соблазненному; а на негоВтройне излился б дождь смущенья, гневаИ мести. Вот во весь он рост встаетИз озера, по сторонам стекаетСпиральными с него струями пламя,И волны раздвигаются, оставивВ средине яму страшную; а он,Расправив крылья, свой полет могучийВвысь устремляет, в темный воздух, нынеВпервые эту чувствующий тяжесть,И наконец становится на сушу,Насколько можно сушею назватьТо, что всегда сухим огнем пылает,Как озеро огнем пылало жидким.А цвет той суши был таков, как будтоПодземным вихрем от Пелора[6] холмОторван был иль от гремящей ЭтныБок откололся и открылась разомВся внутренность горючая ееИ вдруг, воспламенясь с ужасным взрывом,Парами минеральными взвиласьИ вихрем обожженную пещеруПокинула, оставив дым и смрад.Такую-то нашла себе опоруПроклятая нога. За ним воследВступил сюда его собрат ближайший,И оба тем гордилися они,Как будто волн Стигийских избежалиОни, как боги, собственною силой,Не попущеньем Вышней Силы Сил.«Ужели эта область, эта почва, –Сказал Архангел падший, – будет намЖилищем вместо Неба, мрак плачевныйЗаменит нам сияние Небес?Пусть будет так: кто ныне воцарился,Тот всем располагает; от НегоЗависит, что считаться будет правом.Чем дальше от Него, тем лучше; умИмеет Он нам равный; только силаПоставила Его превыше равных.Простите же, блаженные поля,Где радость вечно царствует! Привет вам,О ужасы, привет, о Адский мир!Прими, бездонный Ад, прими отнынеТы нового Владыку своего!В себе он носит дух, не изменимыйНи временем, ни местом; этот дух –Себе сам место: Небо может АдомСоделать он, Ад – в Небо превратить.Не все ль равно, где быть, когда все тот жеЯ сам – таков, каким я должен быть,Слабее лишь Того, Кто стал сильнееБлагодаря лишь грому своему?Что ж, здесь, по крайней мере, мы свободны;Не столь прекрасным сделал это местоВсесильный, чтоб завидовал Он нам,И, верно, нас отсюда не прогонит;Здесь царствовать спокойно будем мы,А царствовать, по мне, для честолюбьяДостойная есть цель, хотя б в Аду:Царем в Аду быть лучше, чем слугоюНа Небесах. Но что же медлим мы?Зачем друзьям нелицемерным нашим,Союзникам, делящим наш урон,Даем лежать мы в озере забвеньяВ оцепененьи, не зовем их встать,Чтоб разделить в печальном сем жилищеУдел наш, иль еще раз испытать,Собрав все силы, что вернуть могли быМы в Небе или потерять в Аду?»Так Сатана промолвил; Вельзевул жеСказал ему: «О Вождь блестящих войск,Которых мог осилить лишь Всесильный!Едва они услышат голос твой,Любимейший для них залог надеждыВ опасности и страхе, столько разИм в крайности звучавший, в буре битвыИ на краю погибели вернейшийСигнал во всех атаках, – вмиг ониВсе оживут, к ним мужество вернется,Хотя теперь лежат они все ниц,В том озере горящем пресмыкаясь,Как мы с тобой лежали, смущены,Оглушены; и странного нет в этом:С такой они упали высоты!»Едва окончил он, как Враг верховныйУж к берегу пошел; тяжелый щитЭфирной ткани, круглый и массивный,Висел за ним; широкая окружностьБыла подобна месяцу, когдаМы смотрим на него в трубу, подобноТосканскому искуснику[7], которыйРассматривал луну по вечерамС высот Фьезолы или из Вальдарно[8],Надеясь на ее пятнистом шареУвидеть страны новые, иль реки,Иль горы. Сатана держал в рукахКопье свое, в сравнении с которымИ самая высокая соснаИз тех, что рубят на горах норвежскихДля адмиральских кораблей, могла бТростинкой показаться. ОпираясьНа то копье, неверными шагамиОн по горячей почве шел – не так,Как по небесной он шагал лазури!Горячий воздух, вкруг огнистым сводомНависший, жег болезненно его,Но он, терпя ту боль, дошел до краяПучины пламенеющей и, став,Воззвал к своим сраженным легионам,К тем ангельским телам, что там лежалиСлоями, листьям осени подобно,Которые на речках Валамброзы[9]Ложатся, опадая с темных сводовДерев этрусских, или как тростник,Раскиданный и плавающий в море,Когда могучим ветром Орион[10]Прибрежье моря Красного взволнует,Чьи воды потопили в оны дниБузи́риса[11] и всадников Мемфисских,Что в вероломной злобе понеслисьВслед жителям Гесема[12], безопасноСмотревшим с высоты береговойНа всплывшие их трупы и колесаРазломанных волнами колесниц.Так рать его, раскидана, покрылаВсе озеро; лежат они, дивясьПостигшей их постыдной перемене.И к ним воскликнул громко Сатана,Так громко, что откликнулись на возгласВсе стены мрачной Адской глубины:«Воители, Князья, Державы, Власти[13],Цвет Неба, прежде нашего, а нынеУтраченного нами! НеужельТак может поразить оцепененьеБессмертных Духов? Или вы избралиЗдесь это место, чтобы отдохнутьОт трудной битвы, тем восстановляяИзмученную доблесть? Потому льВы здесь заснули, как в долинах Неба?Иль, может быть, простершись ниц так грустно,Вы поклялись боготворить Того,Кто победил нас, Кто теперь взирает,Как Херувим и Серафим в пучине,Оружье и знамена бросив, ждут,Чтоб разглядела быстрая погоняОт врат Небесных выгоду своюИ растоптала б вас, изнеможенных,Иль копьями грохочущего громаВас пригвоздила б в озере ко дну?Проснитесь же, иль вы навек погибли!»Услышали они и, устыдясь,Воспрянули и крыльями взмахнули;Так часовой, уснувший на посту,Разбужен тем, к кому он страх питает,Невольно отряхается, вскочив.Они, конечно, видели несчастье,В котором находилися они,И боль мучений чувствовали ясно;Но глас вождя бесчисленную ратьВ единый миг призвал к повиновенью.Как в дни великих казней для ЕгиптаАмрамов сын[14], поколебав над НиломМогучий жезл свой, тучи саранчиПризвал, несомой ветром от востока,И черною она повисла ночьюНад нечестивым царством фараонаИ мраком весь покрыла нильский дол,Так Ангелы бесчисленные злыеПод сводом Ада реют и витают;Под ними же, над ними и вокругОгонь пылает. Наконец по знакуВеликого монарха своего,Поднявшего копье, чтоб указать им,Куда направить путь, спускаясь плавноСо всех сторон, становятся ониНа твердый серный камень, наполняяРавнину всю, – несметная толпа,Какую даже север многолюдныйНе изливал от мерзлых чресл своихНа Рейн иль на Дунай, когда стремилисьИх варварские рати, как потоп,На знойный юг и разливались быстроЧрез Гибралтар до Ливии песков.Затем от всех полков, от каждой ратиНачальники к их общему вождюСпешат скорей, – божественные лики,Красы сверхчеловеческой, осанкиВеликолепной, царственной: ониКогда-то в небе занимали троны,Хотя навеки в летописях НебаИзглажены с тех пор их имена,Исключены они из книги жизни;И, верно, даже меж сынами ЕвыОни бы не нашли себе имен,Когда б во время долгих, долгих странствийПо всей Земле, долготерпеньем БогаК великим искушеньям человека,Подпав обману гнусному и лжиС их стороны, племен людского родаБольшая часть не впала бы в развратТакой, что даже Бога позабыла,Создателя, и превратила славуНезримую, святую БожестваВо образы животные, украсивРаспутные религии своиИ роскошью, и златом; вместо БогаТут стали люди бесов почитатьИ разные названья им давалиЯзычники, чтя идолов своих.По именам тем назови их, Муза,Кто первый, кто из них последний всталОт сна на ложе пламенном по зовуВеликого владыки; как ониПо чину, по порядку подходилиВдоль берега бесплодного, меж темКак прочая толпа вдали стояла.Главнейшие меж ними были те,Которые, уйдя из адской бездны,Бродили по земле, ища добычи,И ставили свои жилища дерзкоВ соседстве близком Божеских жилищ,Близ алтарей Его воздвигнув смелоСвои: они, как боги, были чтимыОкрестными народами; не страшенИм был и гром Еговы от Сиона,Царящего меж Херувимов! ДажеВнутри Его святилищ воздвигалиОни порой свой жертвенник, – о мерзость!Проклятыми делами осквернялиОни Его святые торжестваИ чистые обряды; свет небесныйСвоим дерзали мраком унижать.Из них Молох[15] был первый – царь ужасный,Который был пролитьем гнусным кровиЖертв страшных человеческих запятнанИ горькими родителей слезами,Которые не слышали, увы,Сквозь грохот барабанов и кимваловСтенаний их младенцев, в честь кумираСвирепого сжигаемых. Он былУ Аммонитян чтим в равнине Раввы,В Аргобе и Басане, до истоковАрнона. Не довольствуясь, однако,Таким соседством дерзким, соблазнилПремудрое он сердце Соломона,Который пышный храм ему воздвигНапротив храма Господа и этимНавек соседний опозорил холм.Ему и рощу посвятил он такжеВ долине восхитительной Еннома,И рощу эту, образ Ада, звалиТофетом или черною Геенной.Вслед за Молохом шел бесстыдный Хамос[16],Страшилище сынов Моава, чтимыйОт Ароера вплоть до Нево, такжеВ пустыне Аворима, дальше к югу,И в Езевоне, и в Оронаиме,И в области Сиона, где лежитБогатая вином долина Сивмы;На озере асфальтовом он такжеБыл в Елеале почитаем. ОнБыл тот, кого под именем ФегораВ Ситтиме чтил Израиль соблазненныйВ пути от Нила, на беду своюПриняв его веселые обряды.Распространились оргии егоВплоть до холма позорного, до рощиМолоха кровожадного; развратС убийством рядом поселился. ДолгоЦарил он там, пока благочестивыйИосия его не выгнал в Ад.За ним шли духи, что от пограничнойРеки Евфрата древней до реки,От Сирии Египет отделявшей,Ваала или Астарета имяНосили[17]: если мужеского родаОни считались – им Ваала имяДавалось, если женского – тогдаТем духам имя Астарет давали.Ведь духи могут, если захотят,Пол принимать любой иль оба вместе:Субстанция их так нежна, эфирна,Что членами не связана она;Не бременит их тягостное мясоНа хрупком и тяжелом костяке;По произволу принимая формы,То расширяясь, то сжимаясь, светомОкружены иль тьмой покрыты, могутЭфирные намеренья своиОни свершать – дела любви иль злобы.По их вине израильский народТак часто забывал Живую СилуСвою, ее святые алтариНе посещал и низко поклонялсяПред божествами скотскими, за чтоИ должен был склоняться столь же низкоВ бою перед копьем врагов презренных.И вот в союзе с этими врагамиБыл Аштарет, которого Астартой[18]У финикийцев звали и царицейНебес считали, наделив ееРогами полумесяца; девицыСидонские, сбираясь по ночамПеред ее блистательным кумиромПри лунном свете, пели песни ейИ приносили ей свои молитвы;Ее в Сионе также воспевали:Ей дерзко храм поставил на гореЖенолюбивый царь[19], чье сердце – правда,Великое – в угоду сладким чарамПрекрасных идолопоклонниц, впалоВ служенье гнусным идолам. ЗатемТаммуз[20] явился, божество Ливана,Прельщенные которым каждый годВ дни летние сирийские девицыО тяжкой ране плакали его,Любовно пели жалобные гимны,И, так как от родной горы стремитсяРека Адонис к морю, в красный цветОкрашена, сложилося поверье,Что каждый год Таммуза кровь течет.Сиона дщери также заразилисьЛюбовным пылом сказки древней той;В своем виденьи в портике священномИезекииль безумства эти зрел,Когда ему явилися картиныСлуженья мрачным идолам ИудыОтступника. Затем явился тот,Который счел себе обидой тяжкой,Когда однажды в капище егоКивотом, взятым в плен, звероподобныйКумир его обезображен был:Лишенный рук и головы, валялсяОн на пороге храма, посрамляяЖрецов и восхвалителей своих.То был Дагон[21], чудовище морское;Имел он сверху человека вид,А снизу – рыбы; он высоким храмомВ Азоте был почтен и чтим был всюдуПо палестинским берегам – и в Гафе,И в Аскалоне, также в Аккароне,Равно и в Газе, до ее границ.Затем пришел Риммон[22], чей трон веселыйВ Дамаске живописном находился,На плодоносных, славных берегахАваны и Фарфары, рек прозрачных.Он также дерзко Божий Дом унизил:Утратив прокаженного раба,Царя своим поклонникам он сделал;Ахаз его безумный был сподвижник:Им соблазнен, низверг он Божий ХрамИ капище сирийское на местеЕго воздвиг, чтоб жертвы нечестивоТам сожигать и чествовать богов,Которых сам он побеждал. За этимВослед явилась демонов толпа,Чьи имена от древности глубокойИзвестны: Гор, Изида, Озирис[23]Со свитой их, чье волшебство и образЧудовищный в несчастье погрузилиЕгипет суеверный и жрецов,Которые считали, что их богиСкорей вселиться могут в вид животный,Чем в образ человеческий. И дажеИзраиль той заразы не избег,Когда тельца воздвиг он близ ХориваИз золота заемного. Тот грехЕще удвоен был царем мятежным[24],Который в Дане и Вифиле вздумалДать образ травоядного быкаСоздателю предвечному, Иегове,Который в ночь, когда он посетилЕгипет, поразил одним ударомВсех первенцев и всех богов блеющих.И наконец, явился Велиал[25],Который был всех хуже, всех распутнейИз Ангелов, отпавших от небес,И не стыдился только для порокаЛюбить порок. Он храмов не имел,И алтари ему не воскуряли;Но кто вредил у алтарей и храмовУжаснее, чем он, когда жрецыБезбожниками сами становились,Как Илия сыны? Кто наполнялРазвратом и насилием Храм Божий?Царит он также во дворцах, в палатахИ в пышных городах, где шум распутстваИ всякое нечестье и порокВосходят выше величайших башен;Когда ж вдоль улиц ляжет мрак ночной,Сыны и слуги Велиала бродятПо ним, полны нахальства и вина.Пример тому – Содом[26] и ночь развратаВ Гибее[27], где гостеприимный домСам выставлял на жертву мать семейства,Чтоб худшего насилья избежать.Все эти были первые по силеИ по значенью; прочих было б долгоПеречислять, хоть слава их былаОбширна. Были между ними богиИонии, которым поклонялосьИаваново потомство[28] (хоть моложеОни считались, чем Земля и Небо,Их славные родители), – Титан,Перворожденный Неба, с необъятнымСвоим потомством, первенства лишенныйСатурном, младшим братом; а СатурнаЛишил престола сын его и Реи,Юпитер, как сильнейший; захвативПрестол, один стал царствовать Юпитер.Сперва на Крите только и на ИдеИх знали; после выбрали ониСебе вершину снежную ОлимпаИ правили в средине атмосферы,Не поднимаясь выше в небесах.Они царили и в ущелье Дельфов,В Додоне и во всей земле дорийской;Другие же с Сатурном-старикомОттоль за Адриатику бежали,Чтоб в Гесперийских жить полях иль дальше –У кельтов, вплоть до крайних островов.Пришли они и многие другие,Потупив грустно взоры; но в глазахУ них все ж искра радости мелькала:В Вожде своем не видели ониОтчаянья, – потерю сознавая,Не потеряли все ж самих себя.Он это видел, и хоть тень сомненьяСлегка скользила на его лице,Но, гордости привычной вновь набравшись,Цветистой речью, более достойнойПо внешности, чем сущностью своей,Он постарался их испуг рассеятьИ мужество искусно возбудить.Затем поднять немедленно велел онПри звуках труб военных и рожковМогучий стяг свой боевой; гордилсяВысокой честью быть знаменоносцемАзазиил, высокий Херувим.И вот с древка блистательного знамяОн развернул; взвилось оно, сверкая,Как метеор, по ветру развеваясь,Богатое каменьев драгоценныхОбилием и золотым шитьем,Изображавшим славу и трофеиБессмертных Серафимов; в это времяМеталла звуки трубные гремели.Все войско испустило громкий крик,Торжественно потрясший своды АдаИ вне его заставивший дрожатьВсе царство древней Ночи и Хаоса.И в этот же момент сквозь адский мракВзвилось знамен блестящих десять тысяч,Переливавших яркими цветами,И вслед за ними вырос копий лес,И шлемов тьмы несметные явились,И стройно щит теснился ко щитуВ неизмеримом множестве. ФалангойСомкнувшися, идут они при звукахДорийского мотива флейт и нежныхГобоев – дивной музыки, какаяГероев древних в битве вдохновляла,Внушая им не бешеную ярость,А доблесть лишь сознательную: смертьТогда была им не страшна, и бегстваИль отступленья не было для них;Была в ней сила также и к смягченьюТоржественной мелодией своейМятежных дум, тревог, печали, скорбиУ смертных и бессмертных. Так, дышаЕдиной силой, думою единойОбъяты, молча двигались ониПри звуках флейт, смягчавших сладким пеньемИм боль шагов по раскаленной почве.И вот они все стали перед нимЩетинистым и грозно длинным фронтом,Как старые бойцы, блестя оружьем,В порядке строгом копий и щитов,И ждут вождя могучего команды.Испытанным он оком их обвел,И рассмотрел всю массу мощной ратиИ всех ее частей расположенье,Божественный их облик и осанку,И наконец число их сосчитал,И гордостью его взыграло сердцеИ подкрепилось видом этих сил.С тех пор как люди созданы, не виделНикто еще таких огромных полчищ,Которые, в сравненьи с этой ратью,Не походили б на полки пигмеев,Когда-то воевавших с журавлями,Хотя бы вся гигантская толпаИз Флегры[29], и герои ИлионаИ Фив, и все союзные их богиСоединились, и примкнули б к нимВсе те, которых сказки и романсыОб Утеровом сыне[30] воспевают,И с ними храбрых рыцарей БританскихИ Арморийских славный круг[31], и все –Неверные иль христиане, – в битвахТурнирных знаменитые в Дамаске,Иль в Аспрамонте, или в Монтальбане,В Марокко, в Трапезунде, или те,Которых войско выслала БизертаОт африканских берегов, когдаВеликий Карл и все его вельможиПри Фонтарабии разбиты были.Вся эта рать, столь славная, сильнейИ доблестней всех смертных без сравненья,Смотрела все ж на грозного ВождяСо страхом и почтеньем; он, всех вышеПо облику и по осанке гордой,Стоял подобно башне. Лик егоЕще не вовсе потерял сияньеПриродное свое; в нем виден былЕще Архангел прежний, хоть отчастиЕго уж слава потемнела. СолнцеТак при восходе смотрит сквозь туманНа горизонте или при затменьи,Покрыто лунным диском, тускло светитНа половину лишь земного шараИ призраком зловещих переменЦарей пугает. Так, хоть помраченный,Архангел все же ярче всех сиял;Лицо его, однако, сохранялоГлубокие рубцы от страшных молний,А щеки побледнели от забот;Но под бровями с гордостью упорной,С неукротимым мужеством и жаждойОтмщения суровые глазаСмотрели, хоть сквозили в них невольноИ угрызенья совести, и жалостьК собратьям – иль к сопутникам, вернее,По преступленью, – к тем, кого он виделИными в дни блаженства, осужденнымТеперь навек за это соучастье.Мильоны духов по его винеОтныне милость Неба потеряли,Извергнуты за дерзостный мятежОт вечного сиянья; хоть и твердоОни держались верности ему,Но слава их небесная померкла.Так смотрят дубы гордые в лесахИль горные, в могучей силе сосны,Когда огонь небес их опалит:Хоть все еще высокие, с сожженнойВершиною стоят стволы нагиеНа почве обгорелой. Он дал знак,Что будет речь держать; они же, сдвоивРяды свои, крыло к крылу, стеснилисьИ обступили близко полукругомЕго и всех вельмож его в безмолвномВниманьи. Трижды речь он начинал,И трижды, несмотря на гнев надменныйВдруг вырывались слезы у него,Какими могут Ангелы лишь плакать.Но наконец, хоть вздохи прерывалиСлова его, они нашли свой путь.«О вы, бессмертных Духов мириады!Вы, Силы необорные, когоМог побороть один лишь Всемогущий!Наш бой был не бесславен, хоть исходУжасен был, чему свидетель грустныйИ место, где находимся мы ныне,И страшная в самих вас перемена,Которую мне больно и назвать!Какая сила мысли предсказала б,Предвидела б, могла бы опасаться,Хотя б была углублена всем знаньемВ былом и настоящем, чтобы сила,Увы, такого множества богов,Стоявшая так крепко, как стоялиВы все, могла бы быть побеждена?Кто и теперь, и после пораженья,Не верил бы, что эти легионыМогучие, несметные, которыхИзгнание опустошило Небо,Вновь не могли б восстать, подняться сноваИ родиной своею овладеть?Что до меня, то жители все НебаСвидетели – обманывал ли яНадежды их советом неудачнымИль бегством пред опасностью? Но Тот,Кто царствует один теперь на Небе,На Троне безопасно восседал,Поддержанный своею древней славой,Согласием всеобщим иль привычкой;Свое величье Он являл пред всеми,Но силу всю Свою от нас скрывал;И мы ее изведать попытались,И это нам паденье принесло.Теперь Его могущество мы знаемИ также знаем силу всю свою;Теперь Его нам вызывать не нужно,А если нас на новую войнуОн вызовет, не нужно нам бояться.Итак, отныне лучшее для нас –Намеренья свои хранить безмолвноИ достигать обманом иль коварствомТого, чего дать сила не могла.Тогда в конце концов Он убедится,Что тот, кто силой победил врага,Лишь победил его наполовину.Возможность есть, что новые мирыПространство породит; об этом слухиНе раз уже носились в небесах:Молва гласила, что давно намеренОн их создать и новый род созданийТам поселить, которых будет ОнС особенным вниманием лелеятьИ охранять их, как сынов Небес.Туда, быть может, хоть из любопытства,Придется сделать первый наш набег,Иль, может быть, еще в иное место.Ведь эта бездна адская не можетНебесных Духов вечно заключатьВ плену, и эта тьма не может вечноВисеть над нами здесь. Но эти мыслиДолжны мы зрело обсудить. ИсчезНавеки мир; кто может о смиреньиЗдесь говорить? Итак война, война,Открытая иль тайная, навеки!»Так он сказал; и чтобы подтвердитьСлова его, сверкнули миллионыМечей огнистых, быстро извлеченныхОт бедр могучих Херувимов. БлескВнезапно Ад весь озарил. СвирепоВсевышнему они грозили; гордоМечами, крепко сжатыми в руке,О звонкие щиты они стучалиИ раздавался грозный шум войны,Бросая вызов ввысь, до сводов Неба.Неподалёку там была гора;Ее вершина грозно изрыгалаОгонь и клубы дыма, а все скатыПокрыты были коркою блестящей –Знак верный, что скрывалась в той гореРуда металлов, порожденье серы.Туда спешит, от прочих отделясь,Крылатая толпа, уподобляясьСаперам, что с лопатой и киркойПред королевским войском поспешаютПрорыть траншеи в поле или валомВесь лагерь обнести. Их вел Маммон[32],Всех менее возвышенный из духов,Которые отпали от Небес;Еще когда он в небе жил, все долуСклонял свои он взоры, восхищаясьБогатствами небесной почвы, златом,Ногами попираемым, охотней,Чем радостью Божественных виденийИ чем-либо высоким и святым.Он был виной, что по его внушеньюВпервые люди стали раздиратьЗемную грудь рукою нечестивойИ матери-земли святые недраПреступно осквернили грабежом,Ища сокровищ, коим лучше было бОстаться там сокрытыми от нас.Так и теперь ведомая им бандаШирокую раскрыла вскоре рануВ горе и жилы злата обнажила.Пускай не удивляется никто,Что Ад хранит богатства: эта почваВсего благоприятней для того,Чтоб в ней тот яд родился драгоценный.Здесь видеть бы могли все те, кто гордоГотовы смертных подвиги хвалитьИ с восхищеньем говорить охотноО Вавилоне и царях Мемфисских,Как величайших памятников слава,Вся сила, все искусство их творцовПревзойдены легко и быстро былиОтверженными Ангелами: в час,В единый час создать они успели,Что люди бы едва ли в целый векРаботы неустанной сотворилиТрудами рук бесчисленных. ОдниПостроили ряд келий по равнине,Под каждую был проведен каналИз озера, и в нем огонь тек жидкий;Другие с удивительным искусствомФормировали грубую рудуПо всем сортам, снимая пену шлаков;А третьи быстро вырыли в землеРазличнейшие формы и сумелиВсе полости и все их уголкиНаполнить разом пламенною массой,Из келий проведенной. Так в органеЕдиным дуновением меховВсе трубы, наполняясь, звучно дышат.И вот восстало быстро из земли,Как испаренья ввысь восходят, зданьеГромадное при гармоничных звукахСимфоний сладких и при пеньи нежном;То был высокий храм, вокруг негоПилястры и дорийские колонныС прекрасным архитравом золотым,Карнизами и фризами резными.Он пышно разукрашен был, а крышаИз золота чеканного была.Ни Вавилон, ни сам Каир великийВ дни славы и величья своегоТакого зданья не имели, чтобыТам поселить Сераписа[33] иль Бела[34],Богов своих, иль трон царей поставить,Как ни старались роскошью своейЕгипет и Ассирия друг другаЗатмить. Стоял величественный храмВ своей могучей высоте, а двериВдруг распахнули бронзовые крылья,Чтоб показать внутри его обширностьИ совершенно гладкий ровный пол.С высоких сводов, магией искуснойПодвешены, сияли сотни ламп,Как звезды, и светильники сверкали,Питаемые нафтой и асфальтом,И разливали свет, как бы с Небес.Туда поспешно вся толпа стремится,Изумлена; одни дивятся храму,Другие громко воздают хвалуСтроителю. Он был давно известенНа Небесах – художник дивный, многоВоздвигнувший роскошных, пышных храмов,Где Ангелы-властители царили,На тронах восседая, как князья:Сам Царь Царей их одарил той властью,Чтоб каждый в иерархии своейБлистательными воинствами правил.По имени известен он был такжеВ Элладе древней; имя Мульцибера[35]В Авзонии[36] присвоили ему,Где миф сложился о его паденьиС Небес: повествовали, что Зевес,Разгневанный, столкнул его с хрустальныхЗубцов небесной крепости, – и вотС утра и до полудня, от полудняДо вечера росистого летел онВесь долгий летний день, к закату ж солнцаСкатился, как падучая звезда,На Лемнос, остров на Эгейском море.Так говорит тот миф, но это ложь:Он пал гораздо раньше, вместе с войскомМятежников; ему не помоглоЕго искусство строить башни в Небе,Не помогли машины все его:Он сброшен был стремглав со всей толпоюИскусников своих с высот небесных,Чтоб продолжать строительство – в Аду.Меж тем вокруг крылатые герольдыПо повеленью высшего владыкиТоржественно гласят при звуках трубПризыв по войску на совет великий,Который должен вскоре состоятьсяВ роскошном Пандемонии[37], отнынеВозвышенной столице СатаныИ всех его князей. От всех отрядов,От каждой части войска в тот советДостойнейших по выбору иль чинуЗовут они; и вот явились сотниИ тысячи; несметная толпаКишит вокруг; набиты ею входыИ портики широкие и всеОбширное пространство в самом храме,Подобное арене состязаний,Когда на ней цвет конницы неверных,Вооружась, пред ложею султанаДруг другу вызов шлет на смертный бойИль ловкостью в метаньи копий спорить.И в воздухе кишит толпа густаяИ раздается свист и шелест крыл.Так пчелы в дни весны, когда восходитПревыше Тавра[38] солнце, высылаютБесчисленный народ свой молодой,Который собирается над ульемКистями, иль меж цветов росистыхСнует, иль на доске толпится гладкой, –И та доска является предместьемСоломенной их крепости; покрытыЦветочной пыльцой новой, обсуждаютОни дела здесь общины пчелиной.Так Духи, рея, в воздухе толпились;Но прозвучал сигнал – и вдруг – о чудо!Те, кто еще сейчас казались ростомГромаднее гигантов всех земных,Вмиг съежились и карликами сталиИ без числа столпились в тесном месте,Подобно тем пигмеям[39], что живутУ гор Индийских, иль прекрасным эльфам,Которые в полночный час свершаютПиры свои иль праздники, толпясьВблизи ручья иль на лесной опушке;Порой их видит – наяву иль в грезах –Крестьянин запоздалый в час ночной,Когда над нами, как судья безмолвный,Сияет месяц, бег свой приближаяК Земле; весельем радостным и пляскойПрелестною они его пленяютИ музыкой его чаруют слух,И сердце бьется у него невольноИ радостью, и страхом вместе с тем.Так Духи бестелесные сумелиСвой колоссальный образ сократитьИ через это все вместились в залеПодземного дворца. Вдали от прочих,Свой прежний рост и образ сохранив,Главнейшие вожди из СерафимовИ Херувимов пышно восседали,Образовав особый тесный круг,На тронах золотых, как полубоги,До тысячи числом. На миг насталоМолчанье, был прочтен привет всеобщийИ начался великий их совет.Книга вторая
СодержаниеВ начале совещания Сатана ставит вопрос, следует ли решиться на новую битву для обратного завоевания Неба. Одни одобряют войну, другие – против; предпочтение отдается третьему предложению, уже ранее упомянутому Сатаной, – расследовать правильность Небесного пророчества или предания относительно нового мира и нового рода созданий, равных Ангелам или лишь немного менее совершенных, которые должны были быть сотворены к этому времени. Возникают сомнения, кого бы послать на столь трудные поиски. Сатана, как верховный вождь, берет лично на себя это путешествие, предложение его встречено почестями и всеобщим одобрением. Совет, таким образом, кончается; Демоны избирают себе разные пути и занятия, сообразно своим наклонностям, чтобы скоротать время до возвращения Сатаны. Этот последний, начав свое путешествие, приходит к дверям Ада, которые находит запертыми, и при них – двух стражей. Стражи наконец открывают ему двери, причем обнаруживается громадная пропасть между Небом и Адом. Изображаются трудности перехода этой бездны; Сатану направляет Хаос, господствующий над нею, к искомому новому миру.
На троне пышном, царственном, далёкоПревосходившем роскошью своейВеликолепье Ормуза[40] иль Инда[41]И все обилье золота и перлов,Которое без счета изливаетВосток богатый щедрою рукойНа варварских царей своих, надменноСидел, всех выше, Сатана, – отличьеПечальное он это заслужил.От страшного отчаянья возвышенДо торжества, о коем не мечтал, –Теперь уж он и этим недоволен,Стремится выше, ненасытно хочетВести он с Небом тщетную войну.Не научен жестокой неудачей,Он в гордости такую речь держал:«О божества небес! Державы, Власти!Я убежден, что нет той страшной бездны,Которая могла бы поглотитьИ удержать в себе навеки силуБессмертную, хотя б она былаПобеждена, – а потому надеюсь,Что Небо не потеряно для нас.Поднявшись из печального паденья,Покажется еще славнее доблестьНебесная, еще грозней, чем если бТого паденья не было; итак,В себя должны мы верить, не страшиться,Что вновь удар судьбы постигнет нас.Что до меня, то, по законам Неба,Я искони был предводитель ваш,И выбором свободным это званьеМое вы укрепили, а к томуПрибавились еще мои заслугиВ совете и в бою: по крайней мере,Свою утрату этим я покрылИ укрепился тем прочней на тронеПо общему согласью, и притомВне зависти. Когда мы жили в Небе,То положенье высшее, которымДостоинство отмечено, могло бПричиною быть зависти для низших;А здесь, где место высшее лишь ставитВсех ближе под удары Громовержца,Как крепость, защищающую вас,И повод к высшей доле вечной скорби, –О зависти возможно ль говорить?Здесь нет Добра, которое могло быБыть поводом к борьбе, а потомуНи партий, ни борьбы здесь быть не может;Никто искать не станет старшинстваВ Аду; никто, имея только долюМучения, не будет столь тщеславен,Чтоб большего мучения искать.Имея эту выгоду союзаПрочнейшего, и твердого согласья,И крепкого доверия, теперьЕще скорее можем мы, чем в Небе,Потребовать наследственных прав наших,И на успех надеяться скорееМы можем здесь, чем было это там,Где было обеспечено нам счастье.Но надлежит теперь нам обсудить,Что лучше, чтоб достигнуть нашей цели:Открытую ль войну нам повестиИль обратиться к скрытому коварству?Кто может дать совет, пусть говорит!»Так он сказал, и встал Молох немедля,Могучий царь со скипетром, – сильнейшийИ самый смелый из борцов, что в НебеСражались; после страшной битвы тойС отчаянья он стал еще смелее.Он думал, что Предвечному по силеОн равен и скорей бы согласилсяСовсем не быть, чем быть слабей Его.Отдавшись этой мысли, позабыл онСтрах перед всем – пред Богом, перед АдомИль что быть может худшего. Он молвил:«Я – за войну открытую! ХитритьНе мастер я – не похвалюсь я этим;Хитри, кто в том нуждается; притом жеЛишь вовремя полезна хитрость нам,Но не теперь. Пока хитрить мы будем,Ужели миллионы, что здесь ждут,В вооружении полном, знака к битве,Томиться будут в праздном ожиданьи,Как беглецы Небес, за свой приютПриняв беспрекословно эту ямуПозорную – тюрьму, в которой мыЗаключены велением тирана,Лишь потому царящего над миром,Что терпим мы Его? Нет, предпочтем,Вооружась огнем и гневом Ада,Немедленно, с неодолимой силойНапасть на крепость вышнюю Небес;Мученья наши обратим в оружьеУжасное, Мучителю назло,Чтоб Он, навстречу грому всемогущихСвоих орудий, слышал адский гром;Чтоб молниям Его навстречу грозноСверкал огонь наш мрачный, поражаяРяды покорных Ангелов Его;Чтоб был и самый Трон Его высокийЗабрызган серой Тартара горючей,Которой Он придумал мучить нас!Но, может быть, покажется путь этотЧрезмерно трудным и крутым – поднятьсяОткрыто против высшего Врага?О, пусть, кто это скажет, поразмыслит, –Коль скоро он еще не усыпленЗловредной влагой озера забвенья, –Что к родине своей стремимся мыДвиженьем, нам присущим по природе,А нисхожденье с Неба и паденьеПротивны ей. Не чувствовали ль мыЕще недавно, яростно теснимыВрагом, сломившим наш разбитый стройИ гнавшим нас до этой страшной бездны,С каким мы принужденьем и трудомСпускались вниз? Тем легче нам подняться!Иным, быть может, страшно за исходПопытки нашей: думают, что еслиМы вызовем сильнейшего врагаНа новый бой, то гнев Его изыщетЕще иную, худшую нам кару, –Как будто кара хуже есть, чем Ад!Что может быть ужасней пребываньяЗдесь, в этой тьме, в изгнанье от блаженства,В глубокой бездне горести и бед,Где мучиться в огне неугасимомДолжны мы без надежды, без конца,Быть ярости Его рабами вечно,Бича неумолимого ударовЖдать ежечасно? Что же претерпетьЕще мы можем худшего, – иль развеПогибнуть, уничтожиться совсем?Чего же мы боимся? Почему жеКолеблемся Его мы довестиДо крайности во гневе? Разъяренный,Быть может, нас Он вовсе истребитИ уничтожит даже сущность нашу, –По мне, такой исход все ж был бы лучше,Чем вечное несчастье бытия.А если нет и если сущность нашаДействительно божественна, бессмертнаИ не престанет ввек существовать,То ничего мы потерять не можем.По опыту мы знаем, что довольноЕсть сил у нас, чтоб потревожить Небо;Так будем же набегами грозитьВо все века престолу роковому:Пусть это не победа – так хоть месть!»Окончил он и замолчал угрюмо;В глазах его отчаянное мщеньеСверкало, страшной битвой угрожая,Для всех опасной, кто слабей, чем Бог.Но вот с противной стороны поднялся,Чтоб возразить Молоху, Велиал.Он видом был приятнее и мягче,Чем тот, и был прекраснейший из всех,Кого лишилось Небо: был он создан,Казалось, для высоких, славных дел,Для высшего достоинства; но лживоВ нем было все и пусто; с языкаМед капал у него; он мог дурноеВ разумнейшем представить виде; лучшийСовет он мог испортить, исказить,Затем что мысли низменны в нем были:В пороке он искусен был, в делах жеВозвышенных ленив и боязлив.Но ухо он умел ласкать словамиИ вкрадчиво так начал речь свою:«Я был бы очень за войну, о князи,И в ненависти к нашему ВрагуНи от кого я не отстал бы, если бТо, что приводят здесь как главный довод,Чтоб нам начать немедленно войну,Мне не казалось доводом обратным,Не заключало б в сущности своейЗловещего для нас предположенья.Когда тот самый, кто в делах войныЗдесь выше всех, исполнен недоверьяК тому, что он советует, в чем прочихОн превосходит, мужество своеЛишь на слепом отчаяньи готовыйОбосновать и ставя высшей цельюУничтоженье наше после некойУжасной мести, – что сказать об этом?Во-первых, в чем же будет эта месть?Ведь нам известно, что все башни НебаПолны отважных часовых и к нимНам невозможно подойти; притом жеРасположились лагерем вокругВсей нашей бездны вражеские ратиИль реют вкруг на сумрачных крылахИ вдаль и вширь по царству вечной ночи,И мудрено застигнуть их врасплох.А если бы мы силой попыталисьПробить себе дорогу и весь АдВосстал за нами в возмущеньи мрачном,Чтоб помрачить Небес чистейший свет,То Он, великий Враг наш, недоступныйВреду и порче, на своем престолеСидел бы все ж, ничем не осквернен,А ткань эфира, запятнать которойНичем нельзя, извергла б из себяВсе наше зло – очистилась бы сразуОт низкого огня. Отражены,В отчаянье мы впали бы навеки.Советуют нам приложить все силы,Чтоб всемогущий Победитель нашБыл до того разгневан, что навекиПокончить с нами захотел бы; в этомМы будто бы найдем себе утеху.Печальная утеха! Кто из насЗахочет прекратить существованьеРазумное свое, хотя б оноИсполнено мучений вечных было?Как? Уничтожить ум наш, наши мысли,Которые пронизывают вечность,Чтоб навсегда исчезнуть, поглотитьсяВ обширных недрах первородной Ночи,И смысла, и движения лишенной?Но пусть за благо это мы сочтем:Кто ж может знать наверно, без сомненья,Что гневный Враг наш может это благоНам дать иль дать захочет нам его?Сомнительно, чтоб мог его Он дать нам,Но никакого нет сомненья в том,Что не захочет Он, столь мудрый, сразуИзлить весь гнев свой: не настолько ОнБессилен и не так недальновиден,Чтоб волю Он врагов своих исполнилИ весь исчерпал гнев свой, если можетКарать их этим гневом без конца.Те, кто к войне нас побудить желает,Нам задают вопрос: что медлим мы?Ведь мы в тюрьме заключены, разбиты,Осуждены на вечные мученья;Итак, что б мы ни сделали теперь,Что худшего еще случиться может,Что злейшего мы можем претерпеть?Как! Разве это худшее, что можетСлучиться, если мы сидим, как здесь,В вооруженьи полном и в совете?Когда стремглав летели мы сюда,Гонимы, поражаемы ужаснымНебесным громом, и молили безднуУкрыть нас, – разве было нам не хуже?Тогда казался этот самый АдУбежищем для наших ран! В оковахВ пылающем мы озере лежали, –Конечно, хуже было нам тогда!А если, снова пробудясь, дыханье,Которым страшный пламень тот зажжен,Его раздует с семикратной силойИ нас совсем утопит в том огне?Что, если отдыхающее мщеньеПоднимет снова огненную руку,Чтоб мучить нас? Что, если грозный МстительДля этого все средства пустит в ход,Со сводов Ада пламени потокиНа нас польются, и дрожать мы будем,И этот свод обрушится на нас?И вот мы, после храброго воззваньяИ ободренья к доблестной войне,Лишь попадем все в вихрь огнистой бури,И каждого из нас она швырнетИ пригвоздит к утесу иль утопитНавек в цепях, в кипящем океане,И без конца мы будем там стонать,Заброшены, забыты, сожаленьяНи в ком не возбуждая, без надеждыСтолетья за столетьями томясь.Ужель не хуже будет нам, чем ныне?Итак, свой голос подаю я противВойны: открытой, тайной – все равно.Что может сделать сила или хитростьИ кто возможет обмануть Того,Чье око видит все единым взглядом?Взирает Он с небесной высотыНа эти наши праздные попытки,И видит, и осмеивает их.Он столь же всемогущ, чтоб нашей силеПротивостать, сколь мудр, чтоб наши ковыРасстроить все. Что ж, скажут, так должныМы жить здесь в этой низости, мы, племяНебесное, должны сносить, терпеть,Чтоб попирали нас в изгнанье гнусном,Мученья все нести, всю тягость уз?Что ж делать, – на мой взгляд, все ж это лучше,Чем худшее; так неизбежный рокВелит нам, так желает Всемогущий;То воля победителя… СтрадатьИ действовать – на то и на другоеВ нас сила одинаковая есть,И я считаю, что закон, которыйУстроил это, не несправедлив.Рассчитывать на это надлежалоНам сразу, если были мы умны,Когда в борьбу вступили с столь великимВрагом и столь неверен был успех.Смешно мне, если те, кто в битве смелыИ храбры, неудачу потерпев,Трепещут и пугаются последствий,Известных им заране, – не хотятТерпеть изгнанья, мук, цепей, позора –Всего, что победитель повелит.Таков теперь удел наш; если будемЕго спокойно мы переносить,Всевышний Враг со временем, быть может,Свой гнев умерит; столь далек от нас,Быть может, нас Он вовсе позабудет,Коль раздражать не станем мы Его,Иль наказанье, что несем мы ныне,Достаточным сочтет; огонь свирепыйТогда ослабнет, если Он не будетЕго своим дыханьем раздувать.Природа наша чистая, быть может,Преодолеет силу испаренийЗловредных иль привыкнет их сносить,Не чувствуя; иль, может быть, с теченьемВремен она изменит весь свой склад,Ей страшный жар родным, потребным станетИ боли ей не будет причинять;Тот ужас, что теперь нас окружает,Нам станет мил, тьма светом будет нам;И мало ль что еще надежда можетНам принести в бегущих вечно дняхГрядущего, какие переменыНам могут предстоять еще! ТеперьНаш жребий – Зло в сравненьи с прежним счастьем,В сравненьи ж с худшим он для нас – Добро, –Конечно, если на себя мы самиНе пожелаем худшего навлечь».Так Велиал, одев в покров разумныйСлова свои, советовал собратьямБесславное бездействие такое,Лень мирную – однако же не мир.И вслед за ним Маммон себе взял слово:«Цель наша – иль войной с престола свергнутьНебесного Царя, когда войнуПризнаем мы за лучшее, иль толькоВосстановить права, которых мыЛишились. Свергнуть мы Его лишь можем,Коль нам доставит вечная СудьбаКакой-нибудь совсем особый случайИ тяжбу нашу разрешит Хаос.Коль скоро нам на первое не стоитНадеяться, то и второе такжеНе нужно; что за место, в самом деле,В Небесном Царстве мы займем, коль скороВсевышнего не одолеем мы?Допустим, что смягчит Он гнев Свой, всех насПомилует, коль скоро подчинитьсяЕму мы клятву новую дадим;С какими же глазами нам придетсяСтоять пред ним смиренно, покоряясьЗаконам строгим, царствие ЕгоВ слащавых гимнах вечно славословить,По принужденью «аллилуйя» петьПред Божеством Его, а Он, ВладыкаНаш ненавистный, будет восседатьТоржественно на троне, обоняяАмброзии цветы и ароматыЖертв наших рабских алтарю Его?Вот тот удел, какой найдем мы в Небе,Вот радости, которые нас ждут!Сколь тягостно так проводить всю вечностьВ хвале и славословии Тому,Кого мы ненавидим! Нет, не будемСтремиться мы усильем невозможнымИль милостью, которой от НегоНе можем мы принять, хотя бы в Небе, –Достичь опять блистательного рабства!Поищем своего в самих себе,Жить станем для себя своею силой,Свободны, никому не отдаваяОтчета, хоть бы в этой глубине,И предпочтем суровую свободуВсей славы рабской легкому ярму!Величье наше возрастет тем больше,Чем больше мы сумеем обращатьНичтожное – в великое, дурное –В полезное для нас, несчастье – в счастье;Какое горе ни постигло б нас,Куда бы ни попали мы – повсюдуМы облегчим терпеньем и трудомСвои страданья. Тьмою нас пугают;Но разве Царь Небесный ВсемогущийСам часто не скрывается во тьмеМеж туч густых, причем нисколько славаЕго не помрачается, когдаОн этой тьмою своей престол покроет,И гром грохочет глухо из нея,Собою гнев Владыки знаменуя,Уподобляя Аду Небеса?Как нашей тьме Он подражает, так жеЕго мы свету можем подражать:Пустыня эта скрытые богатстваВ себе таит – и золото, и перлы,А мы умом владеем и искусством,Которое поможет нам достичьВеликолепья; чем же Небо лучше?Мученья наши в долготу времен,Быть может, станут нашею стихией;Огонь палящий, ныне нам столь тяжкий,Нам станет мягок и приятен; склад нашИзменится по складу всей среды,И мы мучений чувствовать не будем.Итак, все это клонится к тому,Чтоб мирное мы вынесли решенье,Установили здесь порядок свойИ рассудили, как всего удобнейУладиться нам в бедствии своем,Сообразив, что мы такое самиИ что нас окружает; о войне же –Все мысли отложить. Вот мой совет».Едва он кончил, как всеобщий говорНаполнил все собранье. Так утесыВо впадинах удерживают отзвукШумящих ветров, долгую всю ночьНад морем бушевавших, а под утроБаюкающих тихо моряков,Которые, всю ночь не спав, заснули,В утесистом заливе бросив якорьИ приютивши свой корабль иль лодку,От бури убежавшую. Так дружноМаммона речь приветствовали все,Одобрив им предложенное мненье,Что нужно мир хранить. Пред битвой новойОни дрожали больше, чем пред Адом:Такой внушил им ужас страшный громИ Михаила меч. Хотелось такжеВнизу свое им царство основать,Которое, возникнув осторожно,Могло бы стать с течением вековСоперником достойным царству Неба.Когда заметил это Вельзевул –Который, после Сатаны, всех вышеСидел, – поднялся с важным видом онИ, встав, столпом казался государства;Глубокими чертами на челеНачертан у него был ум высокий,И о делах общественных заботаИ царственный совет в его глазахСветились; величавый и в паденьи,Стоял он, мудрый, крепкий, как Атлант[42],Способный на плечах своих могучихОбширнейших монархий бремя несть.Его глубокий взор привлек вниманьеИ водворил повсюду тишину,Какая лишь господствует средь ночиИль в полдень, в летний день. Он так сказал:«Престолы, Власти, Доблести эфираИ отпрыски Небес! Ужель должныОт титулов мы этих отказатьсяИ называться впредь князьями Ада?Как будто склонен весь народ к тому,Чтоб нам остаться здесь, внизу, и царствоЗдесь новое создать. Но, без сомненья,Лишь потому об этом грезим мы,Что позабыли, что Владыка НебаОтвел нам это место как тюрьму,Совсем не как убежище от властиЕго могучей, чтобы жили мы,От высшего суда Небес изъяты,И составляли заговор здесь противЕго престола; нет – хоть и вдали,Держать Он нас желает в заключеньиСтрожайшем, в обузданьи, неизбежномДля нас навек, как пленников Его;Поверьте, что и в высоте небесной,И в нашей бездне, первый и последний,Везде Он хочет царствовать один,И даже самой малой части царстваНе даст отторгнуть нашим мятежом.Над Адом власть свою простер Он также,И скипетром железным здесь над намиОн властвует, как в Небе – золотым.Что ж мы сидим и праздно обсуждаем –Война иль мир? Была у нас войнаИ поразила нас утратой страшной,Непоправимой; мира же никтоНе предлагал ни на каких условьяхИ не просил; да и какой же мирПредложен был бы нам, порабощенным?Надзор суровый, вечные ударыИ кары произвольные! А мы –Каким Ему за то платили б миром?Посильною лишь ненавистью нашей,Враждой, упорством непреклонным, местьюХотя бы тихой, вечно замышляя,Как сделать, чтобы Победитель нашПлодов победы получил поменьше,Как можно меньше наслаждался б тем,Что причинил Он нам, чем мы страдаем!И к этому найдется случай нам,Причем ничуть предпринимать не надоПоход опасный к самым Небесам,Валам которых не страшна осада,Ни нападенье снизу. Нет, нельзя лиПолегче предприятье нам найти?Когда не лжет старинное преданье,Пророчество для жителей Небес,То существует место, мир особый,Счастливое жилище неких новыхСозданий, коим имя – человек.Они подобны нам и, хоть и нижеПо силе и достоинству, чем мы,Но более, чем мы, Тому любезны,Кто правит в Небе. Таковую волюОн громко объявил среди боговИ подтвердил ее великой клятвой,От коей содрогнулся круг Небес.Направим же туда все наши мыслиЧтоб изучить созданий, там живущих, –Какая сущность их, каков их склад,И чем одарены они, в чем силаИ слабость их, и как на них напасть –Насильем или хитростью. Пусть НебоЗакрыто нам и Вечный СудияСидит себе спокойно в полной силе,Но это место, кажется, лежитК нам ближе, на окраине владенийЕго, и предоставлено защитеОдних лишь обитателей своих.Здесь, может быть, внезапным нападеньемКаких-нибудь достигнем выгод мы:Огнем ли адским этот мир разрушимИль сделаем его своим владеньем,Чтоб жителей младенческих изгнать,Как были с Неба изгнаны мы сами;Иль если не изгнать, то совратить,Привлечь на нашу сторону, чтоб Бог ихВрагом их стал и собственной рукою,Раскаявшись, разрушил Сам Свой труд!Вот это – выше, чем простое мщенье!Вполне мы можем этим отравитьЕго восторг от торжества над нами,Себе ж доставить радость созерцаньемЕго досады. Как Он огорчится,Когда Его любимцы полетятСтремглав, как мы, и проклянут природуНепрочную свою и хрупкость счастья,Увядшего столь быстро! Обсудите ж,Достойна ли попытка эта нас,Иль лучше нам сидеть во тьме и праздноО царствах здесь несбыточных мечтать!»Так Вельзевул сумел в словах искусныхСвой дьявольский совет представить; правда,Мысль первая об этом СатанеПринадлежала; он ее отчастиУж предлагал. Конечно, от кого жМогла такая глубина коварстваПроисходить, как не от Сатаны,Виновника всех зол? Он в самом корнеХотел род человеческий сгубитьИ Землю с Адом в гибели всеобщейСмешать, назло Создателю. ОднакоВсе это Зло служило лишь к тому,Чтоб славу Вседержителя возвысить.Отважный план понравился весьмаВсем силам Ада: радость засверкалаВ глазах у них. И вот в согласье полномЗа этот план все голос подают.Тогда он встал и, речь возобновляя,Собранию сказал: «Синод богов!Вы рассудили правильно, достойноЗакончили великий этот спор, –Достойно вас самих дела решилиВеликие, которые способныКогда-нибудь, наперекор судьбине,Нас вознести из бездны в высоту,Приблизив снова к прежнему жилищу;Быть может, там, по близости пределовБлистательных Его, вооружасьВ соседстве, мы благоприятный случайНайдем, чтоб снова в Небо нам проникнуть;Иль будем жить в ином удобном месте,Не лишены сияния Небес,Где луч востока нас от тьмы очиститИ мягкий воздух нам рубцы залечитГлубокие от едкого огня,Дыша на них целительным бальзамом.Но ранее всего решить нам надо,Кого послать нам, чтобы отыскатьТот новый мир. В ком будет сил довольно,Чтоб испытать опасный этот путьВ бездонной тьме пучины бесконечной,Сквозь мрак нащупать верную дорогу,Безвестную, иль, крылья распустив,Полетом пронестись неутомимымНад пропастью громадной, чтоб домчатьсяДо острова счастливого? КакаяНужна здесь сила, сколько здесь искусстваПотребно! И какой счастливый случайЗдесь надобен, чтоб миновать удачноГустую сеть постов сторожевыхИ Ангелов бесчисленных избегнуть!Он должен быть здесь очень осторожен,И мы должны тем осторожней бытьПри выборе посланника: зависитСудьбы всей нашей тяжесть от него,В нем наша вся последняя надежда!»Сказал – и сел; и, вкруг водя свой взор,Он ожидал, чтоб кто-нибудь явилсяИ возразил иль выразил согласьеИ на себя опасный опыт взял;Но все сидели молча, обсуждаяВ уме опасность подвига, и каждыйВ глазах другого свой испуг читал.Никто из самых первых и высокихБойцов, недавно воевавших с Небом,Отважиться не мог, чтоб предложитьСвои услуги или порученьеВзять на себя и одному свершитьУжасный путь. Тут Сатана, чтоб славуСвою среди собратий вновь возвысить,Поднять до несравненной высоты,Спокойно встал и с гордостью монарха,В сознаньи высших сил своих, сказал:«Престолы эмпиреев, дети Неба!Недаром вас объяло, вижу я,Глубокое безмолвье и сомненье,Хоть и не страх: велик и труден путь,От адской глубины ведущий к свету;Крепка темница наша; круг огня,Грозящего пожрать нас, окружаетСтеной девятикратной наш приют;А выход нам алмазными вратамиГорящими закрыт. А если ктоПройдет чрез них, он встретит лишь пучинуГлубокой ночи, вещества лишенной,Со всех сторон зияющей вокруг,Уничтоженьем бытия грозящей,Все поглотить стремящейся окрест.И если он в конце концов проникнетВ какой-нибудь оттуда новый мир,Что ждет его в стране безвестной, кромеОпасностей лишь новых, от которыхИзбавиться – опять тяжелый труд?Но не по праву занял бы, о князи,Я этот трон высокий, не по правуУкрашен был бы этой высшей властью,Вооружен могуществом столь славным,Когда бы то, что признано пригоднымВ собранье нашем общем, – будь оноОпасно или трудно в высшей мере, –Меня могло б хоть мало устрашитьИль помешать мне сделать этот опыт.Ужель, приняв высокий царский сан,Я от него не отказался б, если бЯ уклонился от высокой доли,С опасностью и честью сопряженной?Вполне прилична доля та тому,Кто царствует; всех более достойнаТого, кто выше всех превознесен.Идите же, Могущества и Власти,Гроза Небес, хотя и пали вы!Идите по домам – жилище этоДолжно ведь домом нашим быть, – старайтесь,Сколь можно, наши бедствия смягчитьИ сделать Ад, сколь можно, выносимым;Леченьем или чарами старайтесьОслабить или обмануть страданьяУжасного жилища; будьте зоркиНа страже вечно бдящего врага;А я пойду один в края иные,Сквозь разрушенье общее искатьЖеланного нам всем освобожденья.Никто меня сопровождать не должен».Промолвив это, встал монарх и темПредотвратил все возраженья. МудроОн поступил: когда б он так не сделал,Возможно, что, узнав его решенье,Другие из вождей могли б своиУслуги предложить (наверно зная,Что их никак не примут), вызываясьНа то, чего страшилися сперва;Тогда они соперниками стали бЕму во мненьи многих, получивЦеной дешевой славу, для которойОн должен был так страшно рисковать.Они, однако, больше, чем попыткиОтважной этой, голоса боялись,Которым Вождь им это запретил.И вот они, с ним вместе, дружно встали,И грозный шум от этого вставаньяБыл грому отдаленному подобен.С благоговеньем низко перед нимОни склонились, чтя его, как Бога,Превознося, как Вышнего Небес;Не преминули также благодарностьИ удивленье выразить емуЗа то, что он для общего спасеньяСвоим решился благом пренебречь.Как видно, даже и у падших ДуховУгасла добродетель не совсем;Пусть это знают те дурные люди,Которые гордятся на ЗемлеСвершенными делами ради славыИль честолюбья, прикрывая толькоИх внешним блеском ложного усердья.Так кончился сомнительный советСил темных: восхищались несравненнымПо доблести вождем своим они.Так, если тучи мрачные, поднявшисьС высоких гор, в то время как заснулХолодный ветер северный, покроютСвод ясный неба и грозят земле,Закутанной во мрак, дождем иль снегом, –Вдруг к вечеру сияющее солнцеПроглянет между них косым лучом,И оживают тихие поляны,Вновь раздаются птичьи голоса,Мычат стада от радости и сноваПолны веселых звуков холм и дол.Стыдитесь, люди! С дьяволами ДьяволЖивет в согласье; только человек,Единственный из всех разумных тварей,Враждует вечно с прочими людьми,Хоть не лишен надежды он на милостьНебесную! Бог мир хранить велит,А люди вечно ненавистью пышут,Враждуют меж собой, ведут борьбу,Кровавые заводят вечно войны,Опустошают землю, чтоб друг другуВредить, хотя к согласью побудитьМогло б их то, что человек имеетВ Аду врагов довольно, чьи стремленьяИ день и ночь бедой ему грозят.Итак, совет Стигийский разошелся.Все преисподней главные князьяШли вместе, и меж них – их вождь великий.Он мог, казалось, быть один из всехСоперником Небес, в Аду ж являлсяОн грозным повелителем; великойОн окружен был пышностью и БогуСвоим величьем подражал; вокругТеснилась свита гордых Серафимов[43],Блистательных, в вооруженьи грозном.И вот они велят о результатеВеликого совета трубным звукомТоржественно везде оповестить;По направленью четырех всех ветровПоспешные четыре Херувима[44]Несутся, трубы приложив к устам,Герольды ж весть народу объясняют;По всей громадной бездне вдаль и вширьРазносится она, и, оглушая,Грохочет всюду одобренья крик.Им на душе как будто легче стало;Обманчивой утешены надеждой,Расходятся их полчища, и всеИдут своей особою дорогой,Куда кого наклонности ведут,Иль грустный выбор направляет, чтобыРассеять дум печальных вечный бегИ скоротать часы тоски невольной,Пока вернется их великий вождь.Одни в равнине бродят, а другиеПарят на крыльях в воздухе иль в быстрыйПустились бег, как в играх ОлимпийскихИль на полях Пифийских; третьи ловкоКоней смиряют гордых или мчатсяВ ристалище на пышных колесницах;Другие стали в грозный строй, бригадыОбразовав. Так, чтоб предостеречьЧрезмерно гордый город, посылаетСудьба на небе знаменье порой:Является войны виденье в тучах,Идут полки в нависших облаках,А перед ними рыцари несутсяВоздушные и копьями грозятДруг другу и, сшибаясь, легионыМешаются, и жаркий бой кипитОт края и до края небосвода.Иные, будто бешенством Тифена[45]Объятые, рвут горы и холмы,Иль в воздухе несутся шумным вихрем:Едва выносит бурю эту Ад.Так некогда Алкид[46], идя, увенчанПобедой, из Эхалии[47], наделОтравленный наряд и, мучим болью,Рвал сосны фессалийские с корнями,Лихаса же с вершины Эты в мореЭгейское швырнул. Другие, нравомСпокойнее и мягче, удалясь,В долине тихой сели, воспеваяПо-ангельски, при звуках многих арфСвои дела геройские и гореПаденья после битвы неудачной,И жалобно пеняли на Судьбу,Которая над доблестью свободнойСлучайности иль силе власть дает.Хоть песня та хвалой одностороннейПревозносила только их самих,Но дивною гармонией своею(Как может быть иначе, если ДухиБессмертные поют?) она весь АдК себе невольно привлекла: стесниласьВокруг толпа и слушала. ДругиеПриятною беседой утешались(Ведь красноречье – радость для ума,Как музыка – для чувства); холм избралиОни отдельный, чтоб отдаться тамВысоким мыслям: рассуждали важноО воле, о судьбе, о Провиденьи,Предвиденьи, об абсолютном знаньиИ о свободе воли, – без концаТеряясь в лабиринте философском.Судили там о Зле и о Добре,О счастье и о бедствии, о страсти,Бесстрастности, о славе и стыде;Все это было – тщетное лишь знанье,Пустого любомудрия обман,Но все же их очарованьем некимПленяло, помогая им забытьНа время боль и скорбную тревогу,Иль лживую надежду пробудитьИ укрепить терпением упорнымБольную грудь их, как тройною сталью.Другая часть, образовав отрядыИ партии, пустились смело в путь,Чтоб изучить весь этот мир печальный,Найти, быть может, климат, где бы легчеЖилось им. Разделилися ониПо четырем дорогам, в направленьиВсех четырех рек адских, чьи потокиВ пылающее озеро бегут,Туда струи печальные вливая.Вот имена тех рек: ужасный Стикс,Река смертельной ненависти вечной;Река печали мрачной – Ахерон;Коцит – всечасно жалобой и плачемТревожно оглашаемый; затемСвирепый, грозный Флегетон, чьи волныНеугасимым пламенем кипят;Вдали от них – река забвенья, Лета,Безмолвная и тихая, стремитсяИзвивами, как водный лабиринт;Кто выпьет из нее – сейчас забудет,Чем был он прежде, что он есть теперь,Печаль и радость, счастье и страданье.За этою рекою материкЛежит, холодный вечно, темный, дикий,Бичуемый без перерыва бурей,Несущею при страшном вихре град,Который здесь не тает, а, скопляясьВ громадных кучах, образует нечтоПодобное развалинам дворцаСтаринного; здесь лед и снег глубокийЛежат, как топь Сербонского болота[48]Меж Дамиатой и горою древней,Что Касием зовется, где не разБесчисленные полчища тонули.Суровый воздух здесь морозом жжет,И самый холод здесь огню подобен.Ужасные, как гарпии, когтямиВлекут, вцепившись, Фурии сюдаВ известный срок несчастных осужденных;От крайностей жестокой переменыТем горше боль, а крайность тем сильней.Чем более страшна другая крайность;Перенесен от пламенного ложаНа лед промерзший нежный их эфир.Окоченев, в столбы их превращаетНедвижные, и так они стоят,Прикреплены; по минованьи ж срокаИх Фурии ввергают вновь в огонь.И вот они вдоль русла Леты бродятТо здесь, то там, и скорбь их все растет;Они хотят, стараются напрасноДостать струи манящей их реки,Чтоб утолить, хоть каплею единой,В забвеньи сладком горе и тоску;Казалось бы, один лишь миг – так близокИм край реки; но не велит Судьба:Медуза и все страшные Горгоны[49]Тот край заветный строго стерегут,И самые струи бегут живогоПрикосновенья уст их, – так бежалаОт жаждущих уст Тантала[50] вода.Так бродит, пораженная смущеньем,Искателей отважная толпа,От ужаса невольного бледнея;В глазах испуг: теперь они лишь видят,Какой печальный жребий выпал им,И нет им ни утехи, ни покоя.Они проходят множество долинУгрюмых, мрачных, много стран печали,Чрез много гор высоких – то морозных,То пламенных, – чрез множество утесов,Пещер, болот, стремнин, ущелий, топей, –На всем лежит зловещей смерти тень;Вокруг – мир смерти, созданный проклятьемВсевышнего, – Зло, годное лишь Злу,Тот мир, где все живое умирает,Лишь смерть живет и где, извращена,Природа лишь чудовищ порождает –Одних лишь чудищ страшных, безобразных,Невыразимо гнусных – хуже всех,Что сочинили сказки или ужасКогда-либо внушил воображенью, –Горгон и Гидр[51] и яростных Химер[52].Меж тем, противник и людей и Бога,Летел на быстрых крыльях Сатана,Воспламененный мыслями о целиСвоей высокой; к Адовым вратамОн направлял полет свой одинокий.То вправо уклонялся он, то влево,То, крылья распластав, летел внизу,То ввысь взвивался к пламенному своду.Как издали, как будто в облакахПовисший, флот виднеется, плывущийНа парусах от берегов БенгальскихПри ветре равноденствия попутномИль с островов Терната и Тидора[53],Откуда много пряностей везутКупцы; как держат путь они торговыйЧрез море Эфиопское до КапскойСтраны и ночью к полюсу стремятся –Таким, паря вдали, казался Враг.И вот уж стены Ада показались –Высокая – до самой крыши страшной;Втройне тройные были в них врата –Три медных, три железных, три алмазныхОбъятых вкруг огнем, который их,Однако, не сжигает. Пред вратамиС той и другой сидело стороныПо страшному чудовищу; до чреслОдно из чудищ женщиной казалось,Притом красивой, – остальное ж телоГромадное покрыто чешуей,В извивах, как змея, тянулось, жалоСмертельное неся; вокруг нееПсов адских стая, лая непрерывно,Кружилась, страшно разевая пасти,Как Церберы[54], творя ужасный шум;Порою же они по произволуИль если им мешало что-нибудь,К ней заползали в чрево, там скрываясь,И продолжали лаять там и выть,Хотя незримы; далеко не столькоУжасны были псы свирепой Сциллы[55],Купавшейся в том море, что проходитПроливом меж Калабрией и берегомТринакрии[56] охрипшим; лучше ихТе псы, что мчатся за ночной колдуньей,Когда она, по тайному призыву,По воздуху летит, куда ееВлечет приятный запах детской крови,Чтоб с ведьмами лапландскими плясать,Заклятьем ясный месяц помрачая.Другой ужасный образ – если можноТакое слово применить к тому,Что не имеет образа, в чем трудноИль невозможно члены различить,Ни рук, ни ног не видно и все телоКакой-то тенью кажется неясной, –Сидел недвижно, сумрачный как ночь,Ужасен и свиреп, как десять Фурий,И грозный, как сам Ад, вооруженОгромным дротом. То, что головоюКазалось в нем, венчалося подобьемКороны царской. Сатана к немуПриблизился; чудовище, поднявшись,Пошло к нему громадными шагами,И от шагов тех содрогался Ад.Враг, не смутясь, смотрел и удивлялся,Что б это быть могло, – но не страшился:Ему ничто из всех созданий мираНе страшно было; все считать ничтожнымГотов он был; лишь Бог и Божий СынЕму могли быть страшны. И, с презреньемСмотря навстречу, так он начал речь:«Кто ты, ужасный образ нестерпимый,Что, хоть свиреп и грозен, смеешь ты,Противостав всем телом безобразным,Мне заграждать дорогу к тем вратам?Но я пройду чрез них – в том будь уверен –И позволенья у тебя проситьНе буду. Прочь с дороги иль безумьеРешись свое на деле испытатьИ научись тогда, отродье Ада,Вперед не спорить с силами Небес!»И в ярости ему ответил демон:«Так это ты, изменник-Ангел, ты,Который первый мир нарушил в НебеИ клятву преступил, дотоле святоХранимую, и, дерзко возмутясь,Увлек с собою треть сынов небесных,Чтоб против Вышнего восстать, за чтоТы и они, отпавшие от Бога,Осуждены здесь вечно дни своиВлачить в тоске и скорби беспредельной?И ты дерзаешь, обреченный Аду,Себя к Небесным Силам причислять?И смеешь ты презрительный свой вызовБросать тому, кто Царь и ВластелинМест этих? Да, скажу тебе прямее,Чтоб более еще тебя взбесить:Твой Царь и Властелин! Иди, лжец беглый.Иди назад, чтоб кару отбывать!Спеши, чтоб я бичами скорпионовМедлительность твою не подогнал,Спеши на крыльях – или этим дротомТебя я так ужасно поражу,Что ощутишь ты боль, какой не ведал!»Так говорил свирепый этот ужас;Произнося угрозы эти, онСтал в десять раз страшней и безобразней.С другой же стороны, негодованьемПылая, смело Сатана стоялИ весь горел, как яркая комета,Которая в полярных небесахВо всю длину сияет Офиуха[57]И сыплет с волосатого хвостаВойну и язву моровую. Оба,Копье друг другу в голову нацелив,Стоят, врага желая поразитьОдним ударом, грозны, как две тучи,Чреватые оружием Небес,Которые над Каспием сошлися:Стоят они лицом к лицу и медлят,Пока не даст сигнала ветер имСредь воздуха столкнуться мрачной встречей.Так мрачен вид был двух бойцов могучих,Что самый Ад еще мрачнее стал.Никто еще из них врага такогоНе видел; здесь свершились бы делаВеликие, и громкою молвоюО тех делах наполнился бы Ад,Когда б змееподобная колдунья,Которая у Адских врат сидела,Держа в руках ключ Ада роковой,Не бросилась меж ними с громким криком:«Отец, зачем рука твоя грозитЕдинственному сыну? Что за яростьТебя так страшно обуяла, сын,Что в голову отца копьем ты метишь?И для кого – ты знаешь? Для Того,Кто там вверху сидит и над тобоюСмеется! Возложил Он на тебяТяжелый труд, чтоб исполнял ты кары,Которые присудит гнев Его,Тот гнев, что справедливостью зовет Он,Тот самый страшный гнев, который васКогда-нибудь обоих уничтожит!»Сказала так – и адская чумаМгновенно отступила; Сатана жеК колдунье речь такую обратил:«Так странен был мне возглас твой, так странныСлова, что ты сейчас произнесла,Что вмиг моя рука остановиласьИ медлит показать тебе на делеНамеренья мои. Сперва хочу яЗнать, кто ты, образ двойственный, зовущийМеня отцом, хоть в первый раз тебяЯ вижу здесь, в долине этой адской,И почему ты говоришь, что этотУжасный призрак – сын мой? Я не знаюТебя; еще не видел я созданийСтоль отвратительных, как он и ты».Она же, сторож Ада, отвечала:«Как! Ты забыл меня? Иль столь дурнаТебе кажусь я ныне, чьей красоюТы в Небе восхищался? Помнишь, раз,В собрании могучих Серафимов,В отважный заговор вступивших противНебесного Царя, внезапной больюТы поражен был, взор затмился твой,И все в твоих глазах покрылось мраком,И столб огня из головы твоейВдруг вышел, и образовалось слеваБольшое в ней отверстие, откуда,Подобная по виду и осанкеТебе и столь же, как и ты, прекрасна,Небесная богиня появиласьВ вооруженьи полном? ИзумленьемОбъяты были воинства Небес;Они невольно отшатнулись в страхеИ нарекли тогда меня Грехом,За знаменье зловещее считая.Но постепенно стала я для нихПривычной, стала нравиться, и вскореИз тех, кто отвращались от меня,Большая часть была моей красоюПривлечена, и более всех – ты,Когда во мне свой образ совершенныйВсе более привык ты узнавать.И ты в меня влюбился, и со мноюИмел ты радость тайную, и вскореЯ от тебя во чреве понесла.Меж тем война настала; огласилисьСраженьями небесные поля.И победил (могло ли быть иначе?)В сраженьях тех наш всемогущий Враг,А мы разбиты были и бежалиСквозь эмпиреи. Наша рать стремглавВся сброшена была с высот небесныхВ ужаснейшую бездну – с ней и я.И в это время дан был ключ могучийМне в руки и приказано стеречьВрата, навеки запертые, чтобыНикто не мог открыть их без меня.В раздумье я сидела, но недолго:Во чреве, плод понесшем от тебяИ выросшем чрезмерно, я внезапноПочуяла чудесное движенье,И страшные в нем боли начались.И наконец, тот ненавистный отпрыск,Который здесь стоит перед тобой,Твое рожденье, с яростным усильемПуть проложил сквозь внутренность моюИ разорвал ее с ужасным страхомИ болью для меня; чрез это былоМое все тело в нижней половинеИскажено. Рожденный мною врагПошел, всеразрушающим махаяКопьем своим. Воскликнув громко: «Смерть!» –Пустилась я бежать. Весь Ад кромешныйПри имени том страшном содрогнулся,И громко он вздохнул из всех пещер,И слово «смерть» откликнулось во вздохах.Бежала я, а он бежал за мной,Как кажется, скорей пылая страстью,Чем яростью; проворнее меня,Испуганную мать свою догнал он,И вот в объятьи гнусном и насильномСо мной он эту свору породилЧудовищ, вечно воющих, чьи крикиМеня бессменно окружают здесь;Как сам ты видеть мог, я ежечасноИх зачинаю, ежечасно такжеРождаю их: когда они хотят,В родившее их чрево снова входятИ жрут там с воем внутренность мою,Которая им пищу доставляет;Затем, наружу вырвавшись опять,Сознательным меня терзают страхом:Нет отдыха, покоя нет от них!Напротив Смерть сидит, в меня вперяяСвой леденящий взор, – мой сын и враг,Который, не найдя иной добычи,Меня сейчас пожрал бы, мать свою,Когда б не знал он, что конец мой будетЕго концом, что горьким я кускомПридусь ему – ужасною отравой:Так повелела вечная Судьба.Тебя ж, отец, я предостерегаю:Беги его смертельного копьяИ не надейся быть неуязвимымВ доспехах ярко блещущих твоих,Хотя б они небесной были ткани:Удар смертельный всех погубит, кромеЕдиного, Кто там, вверху, царит».Она умолкла. Сразу Враг лукавыйСообразил, что может он извлечьИз слов ее. И вот, придав тон мягкийСловам своим, он кротко отвечал:«Дочь милая, коль скоро ты считаешьМеня своим отцом и говоришь,Что это – сын прекрасный мой, залогомЯвившийся тех радостей и уз,Которые имел с тобой я в Небе,Тогда столь сладких, о которых грустноНам вспоминать с тех пор, как нас постиглаНежданно эта злая перемена, –Узнай: я не пришел сюда как враг:Иду я лишь, чтоб принести свободуОт этой тьмы, от этих мрачных стен,От этих мук – тебе, ему и прочимНебесным Силам, тем, кто, защищаяЗаконные права свои, со мнойС высот небесных пали. Этот розыскЕдинственный мне ими поручен;Один за всех я вызвался чрез пропастьБездонную, без спутников, пройтиИ, миновав громадную пустыню,Искать того предсказанного места,Где, как все знаки сходятся, теперьМир новый создал, круглый и обширный,В соседстве Неба; тот блаженный мирВ себе созданий-выскочек лелеет,Которые, быть может, вместо насСотворены, – хоть от Небес подальше,Чтоб в Небесах могучая толпаЧрезмерно не размножилась бы сноваИ не возник бы новый там мятеж.Насколько эти вести справедливыИ нет ли новых тайн еще, узнатьЯ тороплюсь; узнав, вернусь немедляИ приведу тебя и Смерть в тот мир,В котором заживете вы спокойно,Невидимо там в воздухе паря,Проникнутом бальзамом ароматов;Там будете питаться вы обильно,Без меры; вам добычей будет все!»Он замолчал; они ж, казалось, былиДовольны речью чрезвычайно; СмертьОсклабилась улыбкою ужасной,Услышав, что свой голод утолит,И за свое порадовалась чрево,Которому увидеть предстоялоТот час счастливый; злая Смерти матьБыла довольна также и сказала:«Мне ключ от этой адской бездны данПо воле всемогущего ВладыкиНебесного; алмазные вратаЗапрещено мне открывать; на стражеС копьем своим стоит здесь крепко СмертьИ не страшится никого: не можетНикто живущий ей противостать.Но для чего мне исполнять веленья,Того, чью ненависть ко мне я знаю,Которым я низвергнута позорноСюда, в глубокий, мрачный этот Тартар,Чтоб службу ненавистную нести?Я, небожитель, порожденье Неба,Должна здесь в вечной скорби изнывать,Средь ужасов и воплей непрестанныхДетей моих, что недра жрут мои!Ты мой отец, ты мой творец единый,Обязана тебе я бытием!Кому ж, как не тебе, повиноваться?За кем идти мне, как не за тобой?Меня ты скоро выведешь отсюдаВ тот новый мир, ко свету и блаженству;Там буду я опять среди боговВ отраде жить, там буду одеснуюТебя, отец, царить в довольстве полном,Как дочь твоя любимая, вовек!»Слова промолвив эти, ключ проклятый,Орудье наших бед, она взялаИ поползла, крутя свой хвост громадный,К вратам и с силой быстро поднялаРешетку вверх, висевшую пред ними,Которой не могли бы без нееСтигийские все силы сдвинуть с места.Затем в замочной скважине онаВращает ключ запутанный и сложный, –И сразу все запоры и засовы,Железные и каменные массыСвободно раздвигаются. И вмигС ужасной силой и жестоким скрипомРаскрылись настежь адовы врата,И гром такой произвело вращеньеИх на петлях, что задрожал Эреб[58]До глубины. Итак, она открылаВрата, но силы не было у ней,Чтоб их закрыть: они так и осталисьРаскрытыми, и вход был так широк,Что чрез него пройти могло бы войско,Свои знамена пышно распустив,С конями, колесницами, свободноСтрой развернув. Зиял их страшный зев,Подобно горну, черный дым и пламяСтолбом зловещим красным изрыгая.И вот открылись сразу перед нейВсе тайны древней бездны океанаБезмерного, без света, без пределов,Где высота, длина, и ширина,И время, и пространство – не у места,Где древняя лишь Ночь и с ней Хаос[59],Как предки стародавние природы,Анархию поддерживают вечно,Где распри бесконечные шумятИ вечное царит во всем смятенье.Жар, холод, сухость, сырость – все четыреОтважные борца за власть здесь спорят,Неся свои все атомы в борьбу,Которые, по партиям сбираясь,По племенам своим распределись,Легко вооруженные иль в латах,То острые, то нежные, то быстры,То медленны, – кишат там без числа,Подобные песчинкам жаркой почвыКирены или Барки[60], поднимаясьВ порывах вихрей, в вечной их борьбеИ опираясь легкими крыламиНа них; к которой партии примкнетИх больше, та и победит; решаетИх спор Хаос, решением своимЛишь подданных запутывая распрю;А рядом с ним судья верховный, Случай,Там царствует над всем. У этой бездны,В которой нет ни берегов, ни моря,Ни пламени, ни воздуха, где всеПервичные смешались элементыИ вечно там враждуют меж собой,Пока Творец всесильный не захочетВнести порядок в темные их массы,Чтоб новые миры из них создать, –У этой дикой бездны размышляя,Стоял при входе в Ад великий Враг,смотрел вперед и думал: предстоялоЕму не узкий переплыть пролив!Он оглушен был также страшным шумом,Подобным (если малое возможноСравнить с великим) грохоту, когдаБеллона[61] все осадные орудьяВ ход пустит, чтоб столицу разорить;Тот грохот быль не менее, чем если бСо всех сторон упал небесный сводИ ось Земли стихии повернули бВ борьбе своей. Однако ж наконецСвои он смело расправляет крылья,Как паруса, пускается вперед,Взвивается на восходящем дымеИ быстро отдаляется от дна.Так много миль восходит он отважно,Как бы хребет туч черных оседлав;Но вдруг теряет эту он опоруИ пустоту встречает под собой;Напрасно бьет он крыльями: нежданноОн падает отвесно в глубинуНа тысячу локтей, и по сегодняОн продолжал бы падать, может быть,Когда б, к несчастью, вдруг толчком могучимКаких-то возмущенных облаков,Селитрою и пламенем чреватых,Он не вознесся вновь на много миль.Так первой избежав беды, внезапноТут погрузился в мокрый он песок;Под ним ни море, ни земля; с усильемОн движется вперед – то на ногах,То на крылах; весло ему и парусТеперь равно орудья. Так спешитЧерез пустыню Гриф[62], бегом иль такжеНа крыльях, чрез болота и холмы,Преследуя упорно Аримаспа[63],Укравшего хранимое им злато.С таким упорством держит путь и ВрагСквозь топь, чрез крутизну, через теснины,Сквозь чащу, чрез пустыни, через камни,Работая ногами и руками,И крыльями, и головой – плывя,Бродя, шагая, ползая, взвиваясьНа крыльях. Наконец он слышит шум,Несущийся из мрака, оглушаяСмешеньем всевозможных голосов;К нему он путь бесстрашно направляетВ надежде, что найдет он Силу тамИль Духа этой бездны бесконечной,Живущего, быть может, в этом шуме,И спросит у него, где путь ближайшийВедет к границам света. Вдруг пред нимХаоса трон является в палатке,Раскинутой над бездною глубокой;С ним восседает траурная Ночь,Старейшее из всех созданий в мире,Делящая с ним царство; подле нихСидят Аид и Оркус[64]; рядом – имяДемогоргона[65] страшное, затемМолва и Случай, Смута и Смятенье,Раздор и силы прочие, – все спорятНа тысячу различных голосов.К ним обратясь отважно, СатанаСказал: «О Силы, Духи этой бездны,Хаос и ты, Ночь древняя! ПришелЯ к вам не как презренный соглядатай,Не с тем, чтоб планы ваши узнаватьИль нарушать владений ваших тайны, –В пустыне этой мрачной я брожуЛишь по необходимости; сквозь вашуОбширную страну стремлюся к свету,Один, без руководства, в ней теряясь!Ищу я, где граничит этот мракС пределами Небес; пришел я с цельюУзнать то место, что от вас недавноОтторгнул Царь эфира для Себя;Туда лежит мой путь, туда направьтеМеня! За ту услугу принесуНемалое я вам вознагражденье.Изгнавши узурпатора, я область,Утраченную вами, возвращуПод вашу власть, во мрак первоначальный,В котором сам я нахожусь, и вновьТам водрузится знамя древней Ночи.Вся выгода для вас, а мне – лишь месть».Так молвил Враг. Ему ответил старый,С запутанною речью, с искаженнымЛицом, Анарх[66]: «Тебя я знаю, странник;Ты – тот могучий Ангелов глава,Которым был мятеж недавно поднятПротиву Повелителя Небес;Ты побежден был; видел я и слышалВсе это: не могло такое войскоГромадное без шума пробежатьЧрез эту бездну страшную; крушеньеУжасное постигло вас, разгромНеслыханный вас поразил смятеньем;Разверзлись небесные врата,И следом победителей мильоныЗа вами мчались. Я сижу здесь тихоВ своих границах, чтобы сохранитьНемногое, что защищать осталось;И так уже междоусобья вашиНам принесли ущерб, власть древней НочиПоколебалась сильно: был отторгнутСначала Ад, чтоб вашей быть тюрьмой,Заняв внизу огромное пространство;Теперь недавно Небо и Земля –Мир новый, над моим висящий царствомНа цепи золотой, с той стороныНебес, откуда ваши легионыНизверглись. Если ты идешь туда,Путь недалек, но тем опасность ближе.Иди ж скорей: крушенье, разоренье,Грабеж, несчастье – выгода моя».Он замолчал. Немедля, без ответа,Пустился в путь дальнейший Сатана,Обрадован, что берег он увидитВ широком море странствий наконец.Со свежей, новой бодростью и силойОн, пирамиде огненной подобно,Вознесся ввысь, в широкое пространство,Сквозь вечный спор враждующих стихий,Меж ними путь свой смело пролагая.Опасностей и трудностей он большеЗдесь претерпел, чем Арго[67], проходяБосфор меж двух сходящихся утесов,Иль Одиссей, когда он на обломкахОт корабля, Харибды избегая,Свой правил путь в другой водоворот.Так с беспокойством и трудом прошел онСвой путь, – теперь с трудом и беспокойством,Но с той поры, как он его прошел,Свершилося паденье человека, –И как переменился этот путь!Здесь Грех и Смерть (по попущенью Неба),Идя отважно по следам Врага,Построили широкую дорогу,Мощенную над этой бездной мрака,И пропасть та кипящая неслаПокорно мост длины неимовернойОт Ада вплоть до крайнего пределаЗемного мира бренного; тот путьЛегко отпадших духов сообщаетС землей, чтоб искушать они моглиИли карать всех грешных смертных, кромеЛишь тех, кого, по милости особой,Хранят Господь иль Ангелы добра.Вот наконец священное влияньеСвое являет животворный свет;Со стен небесных в недра темной НочиЗаря, мерцая, шлет свои лучи.Здесь – крайние пределы, до которыхСвой жезл Природа простирает; здесьХаос слабеет, – от ее преддверьяУходит он, как побежденный враг:Здесь менее шумит он и бушует.Здесь Сатана спокойней, облегченный,Плывет в волнах, чья зыбь теперь слабей,Сквозь полумрак; он кораблю подобен,В жестокой буре бившемуся долго,Который путь с отрадой держит в порт,Хоть растеряв изорванные снасти.В пустом пространстве, воздуху подобном,Он держится на распростертых крыльяхИ может уж отсюда созерцатьВдали всю ширь небесных эмпиреев –Квадратную или круглую – неясныИх очертанья; башни из опаловОн видит, видит крепости Небес,Живым сапфиром блещущие; былиОни когда-то родиной его!..А подле виден новый мир, висящийНа цепи золотой величинойКак звездочка малейшего размера,И месяц также виден рядом с ним.Сюда, неся всю тяжесть злобной мести,Проклятый, он в проклятый час спешит.Книга третья
СодержаниеБог, восседая на престоле, видит, как Сатана летит по направлению к только что созданному тогда миру; Он показывает его своему Сыну, сидящему одесную Его, и предрекает, что Сатана будет иметь успех в совращении человека. При этом Он разъясняет, что Его справедливость и мудрость свободны от всякого нарекания, так как Он создал человека свободным и достаточно способным противостоять искусителю; однако Он изъявляет свое намерение быть милосердным к человеку, ввиду того что последний падет не вследствие собственной злобы, как Сатана, а будет соблазнен Сатаной. Сын Божий воздает хвалу Отцу за изъявление милосердия к человеку; но тогда Бог объявляет, что милость не может быть оказана человеку без удовлетворения Божественной справедливости; человек оскорбил величие Божие, стремясь сам к божественности, и за то со всем своим потомством осужден на смерть и должен умереть, если кто-либо не будет найден достойным искупить это оскорбление и взять на себя наказание за него. Сын Божий добровольно предлагает Себя как искупительную жертву за человека; Отец принимает это предложение, повелевает Сыну воплотиться и провозглашает превознесение Его выше всех имен на земле и Небе; Он повелевает всем Ангелам оказывать Сыну Божеские почести. Ангелы повинуются и воспевают гимн полным хором на своих арфах, прославляя Отца и Сына. Между тем Сатана спускается на обнаженную выпуклость крайней границы нашего мира; странствуя, он прежде всего находит место, некогда называвшееся краем Суеты; описание лиц и вещей, которые туда прилетают. Затем он приходит к вратам Неба; описываются восхождение его по ступеням и воды, которые протекают тут, в Небесах. Он переходит затем в пределы солнца и находит там Уриила, правителя этой страны, но принимает перед ним образ младшего Ангела; выражая ревностное желание видеть вновь созданный мир и человека, которого Бог там поселил, он осведомляется о месте обитания человека и получает указание. Затем он спускается прежде всего на гору Нифат.
Хвала Тебе, перворожденный Неба,Его высокий отпрыск, свет святой!Достойно ль будет, если назову яТебя совечным Вечного лучом?Ведь Бог есть свет; во свете несравненномОт вечности в Тебе Он пребывал;Ты излиянье светлое от светлойНесотворенной сущности! Быть может,Тебя скорее должен я назватьПотоком ясным чистого эфира, –И кто укажет нам источник Твой?Ты прежде солнца был и прежде неба;По зову Бога ризой Ты оделНоворожденный мир, когда возник онИз темных вод и бездны бесконечной,Из пустоты бесформенных пучин.К Тебе я вновь смелее возвращаюсь,Покинув глубь Стигийскую, где долгоЯ пребывал, откуда я летел,Сквозь крайний мрак и средний воспаряя, –Летел с иною песнью, чем Орфей[68]:Я о Хаосе пел и вечной Ночи,Небесной Музой научен сойтиВ глубокий мрак и вознестись оттуда,Хоть труден был и редок этот путь.И вот я вновь пришел к Тебе и чуюТвоей лампады животворной власть;Но Ты, увы, не посетишь Ты болеМоих очей: они напрасно ищутЛучей Твоих, и нет рассвета им!Их темная вода навек затмила,Их помрачило темное бельмо!И все же я в мечтах не перестануС моею Музой посещать местаКрасот весны, тенистых рощ отраду,Живую прелесть солнечных холмовИ посвящать им пыл священной песни!Но больше всех средь ночи беспросветнойТебя, Сион, я буду посещать,Твоих ручьев цветущие прибрежьяИ воды, у священных ног ТвоихЖурчащие! Я вспомню и о тех,Кого судьба со мной сравняла горем,С кем славой я сравняться бы хотел:Слепого Тамириса[69], Меонида[70],Тиресия[71], Финея[72], – этих древнихПророков знаменитых вспомню я!Питаться вечно думами я буду,Они же сами сложатся всегдаВ гармонию; так соловей бессонныйПоет во тьме, и мраком ночи кроетОн песню вдохновенную свою.Пусть для других на времена и частиГод делится: нет для меня ни дня,Ни приближенья сладостного утра,Ни вечера, ни зелени весенней,Ни летних роз, ни стад среди полей,Не вижу человеческого ликаБожественной красы! Вокруг меняМрак вечный все окутал темной тучей[73],Лишил меня веселия людей;И книга знанья дивная, в которойПредставлены природы все дела, –Пуста, бесплодна для меня навеки:Путь к мудрости при входе мне закрыт!Тем ярче ты сияй же, свет небесный,Внутри меня, и силы все душиМне озари! Внутри пусть будут очиМои: от всякой скверны их очисти,Чтоб все узрел я и поведать могО том, что взору смертному незримо!С Престола несравненной высоты,Стоящего в чистейших эмпиреях,Отец всесильный взор свой преклонил,Чтоб обозреть дела свои, а такжеДела своих созданий. Вкруг НегоСтояли тесно все святые Неба,Как звезды, в созерцании ЕгоБлаженство несказанное вкушая.С Ним рядом, одесную восседалЛучистый образ славы Миродержца,Его единый Сын. Взглянув на землю,Он наших прародителей узрел,Единственных лишь двух людей в ту пору,Жилищем коих был блаженный сад,Где без забот чета их пожиналаПлоды любви и радости бессмертной,Где непрерывно счастье их цвело,Соперников любовь их не имела,В уединеньи Рай их окружал.Затем на Ад воззрел Он и на безднуВокруг Него – и видит Сатану,Летящего у стен Небес от НочиВ высокой сфере сумрачной, готовясьОстановиться, крыльям утомленнымДав отдохнуть, на выступе открытомЗемной вселенной, где была, казалось,Какая-то вне небосвода твердь,Лежавшая иль в воздухе, иль в море.И Бог, взирая с высоты своей,С которой настоящее, былоеИ будущее видно, предрекая,Единственному Сыну так сказал:«Единородный Сын мой, видишь ярость,С которой мчится неприятель Наш?Ни Мной ему предписанные грани,Ни все преграды Ада, ни все цепи,Которыми он быль обременен,Ни пропасти громадные пучиныЕго не удержали; он, отчаясь,Лишь мести ищет, хоть она ему жеНа голову мятежную падет.Теперь, отважно разорвав все узы.Он держит путь поблизости Небес,В пределы света смело направляясь,В недавно мною сотворенный мир,Где человек живет; предпринимаетПопытку он иль силой погубитьСозданий новых, или же, что хуже,Их ложью и коварством совратить.И он их совратит: пред ложью льстивойНе устоит, подпав ей, человекИ заповедь единую преступит,Покорности единственный залог.И он, и вероломное потомствоЕго падут. Чья будет в том вина?Чья, если не его? Неблагодарный,Все от Меня имел он, что иметьОн мог; Я сотворил его правдивымИ честным, даль довольно сил ему,Чтоб устоять ему, – хоть и свободным,Чтоб пасть он мог. Такими сотворилЯ силы все эфира и всех Духов –И тех, кто устоял, и тех, кто пал.Кто устоял, тот устоял свободно,И столь же был свободен тот, кто пал.Не будь они свободны, что могло быСвидетельством достаточным служитьИх искренней привязанности, твердойИх верности, любви их непритворной?Когда б они выказывали то,Что им велит потребность, а не воля, –Какая б им награда быть могла?Какое мог бы удовлетвореньеЯ от такой покорности иметь,Когда бы вечно воля их и разум(А разум есть и выбор в то же время)Напрасны были, тщетны, несвободны,Служа необходимости, не Мне?Итак, они все созданы как надо;Они не могут обвинять Творца;Ни на судьбу, ни на свою природуОни не могут сетовать, как было б,Когда б была их воля стесненаМоим сначала предопределеньем,Зависела б во всех своих путяхОт высшего предвиденья. Нет, самиОни свой бунт решили, а не Я!Я знал вперед, что будет он; но этоПредвиденье влиянья не имелоНа то, что бунт случился: он случился бХотя б и не предвидел Я его.Итак, вполне без всяких принуждений,Без всякой тени власти роковой,Без Моего вполне предусмотреньяГрешат они; на них вина во всем,Что выбрали они и что решили.Свободными Я создал их – свободныДолжны они остаться, если самиСебя не ввергнут в рабство; поступаяИначе, Я бы должен изменитьПрироду их, и вечный, неизменныйЗакон Я был бы должен отменить,Которым Я им даровал свободу;Паденьем же своим они себеОбязаны самим; те Духи палиСвоим внушеньем собственным: ониСебя подвергли сами искушеньюИ сами совратились; человекПадет, обманут, совращен другими,И потому помилован он будет,А тем вовек помилованья нет.Так справедливость вместе с милосердьемДа будут вечной славою МоейНа Небе и Земле, но милосердьеДа будет лучшим, первым и последнимИ самым светлым славы той лучом!»Так говорил Господь. БлагоуханьеАмброзии по всем кругам НебесРаспространилось и невыразимымБлаженством новым охватило всехЗдесь предстоявших Духов. Между нимиВсех без сравненья выше и славнейБыл Божий Сын; в Нем как бы отражаласьОтца вся сущность; на Его лицеБожественном виднелось состраданьеИ без конца любовь, без меры милость.Их выражая, Он сказал Отцу:«О Мой Отец! Прекрасно было слово,Которым речь Ты властную своюЗакончил! Милосердье к человеку!За это будут и Земля и НебоПревозносить Тебя в своих хвалахВ бесчисленных, звучащих вечно, гимнахСвященных; будет ими окруженВовеки Твой престол благословенный!Конечно: разве мог бы человекПогибнуть навсегда? Ему – погибнуть,Любимому созданью ТвоемуИ младшему из сыновей, – погибнутьИз-за обмана, если б даже самОн подкрепил обман своим безумьем?Нет, Отче, Ты от этого далек!Того Ты не допустишь, всех созданийВсеправедный, Великий Судия!И неужели Враг Наш через этоСвоих бы мог достигнуть злобных целейИ помешать Твоим? Ужель исполнитСвою он злобу, благость же ТвоюВсю превратит в ничто и возвратитсяК себе, хотя б на злейшие мученья,Но месть свою свершив, и повлечетВсе племя человеков совращенныхВ Ад за собой? Ты можешь ли созданьеСвое сгубить и для него разрушить,Что для Своей Ты славы сотворил?Тогда Твоя вся благодать, величьеТвое могли б сомненья возбудить,Осуждены бы были без защиты».Творец великий отвечал: «О Сын Мой,В котором радость высшая Моя,Сын сердца Моего, Ты, кто единыйМое являешь слово, мудрость, силу, –Все, что сказал Ты, – мысли лишь Мои,Моих решений вечных выраженье!Да, не погибнет вовсе человек!В ком воля есть, дабы спастись, – спасется;Не потому, что воля в том его,Но потому, что может он свободноВоззвать к великой милости Моей.Да; Я восстановлю еще однаждыЕго паденьем сломленные силы,Хотя б испорчен и порабощенОн был грехом желаний непомерных;Поддержан Мною, снова может онВосстать в борьбе с врагом своим смертельным;Я поддержу его, чтоб видел он,Насколько сам он по себе непрочен,Что он освобождением своимОбязан Мне, и никому иному.По милости особой изберуНемногих Я, над прочими возвысив, –На то Моя есть воля; к остальнымВзывать Я буду, предостерегая,Чтоб во грехах покаялись ониИ вовремя разгневанного БогаСмягчили бы, пока дает Он милость.Я просвещу их темные умы,Смягчу сердца их каменные, чтобыМолилися и каялись ониИ должную Мне принесли покорность.К молитве, к покаянью, к послушанью, –Лишь были б только искренни они, –Мой слух не будет глух, не будет окоМое закрыто. В руководство имЯ в них вложу Моим судьею совесть;Коль скоро будут слушаться ее,Свет озарять все более их будет,И кто претерпит до конца – спасется.Но кто презрит Мое долготерпенье,Пренебрегая милостью Моей, –Тот никогда спасенья не достигнет:Жестокий пусть еще ожесточится,Слепец пусть больше слепнет с каждым днем, –Пусть, спотыкаясь, он падет тем глубже;Но лишь таким Я милости не дам.Но Я сказал еще не все. РешаясьНарушить послушанье, человекПреступно тем свою нарушил верностьИ оскорбил величие Небес,Сам домогаясь богом стать; чрез этоОн у себя все отнял, что могло бХоть мало извинить его измену.За это, осужден и обречен,Со всем потомством умереть он должен;Умрет иль справедливость, или он!И только тем спасти его возможно,Чтоб кто-нибудь нашелся за негоДостойный и желающий, кто взял быГрехи его всецело на себяИ заплатил бы, в удовлетворенье,Суровою ценою – смерть за смерть.Скажите же, Небесные вы Силы,Где мы найдем подобную любовь?Найдется ль кто из вас, столь милосердый,Что пожелал бы сам он смертным стать,Чтоб искупить грех смертный человекаИ правдою неправедных спасти?Такое есть ли в Небе милосердье?»Он вопросил; но весь небесный хорСтоял немой; молчанье воцарилосьНа Небесах; никто за человекаЗаступником явиться не хотел,Никто не смел смертельное паденьеНа собственную голову навлечьИ заплатить греха тяжелый выкуп.Итак, без искупленья род людскойПогиб бы весь, навеки осужденныйНа Ад и смерть, когда бы Божий Сын,Исполненный Божественной любовью,Посредником бесценным не явилсяИ не сказал бы, обратясь к Отцу:«Свое изрек Ты слово, Отче: долженПомилован быть человек. УжельПутей к тому не сыщет милосердье,Которое всегда свой путь находит,Из всех крылатых вестников ТвоихБыстрейшее? Ко всем Твоим созданьямОно приходит без предупрежденья,Без просьбы даже, без исканья! СчастьеДля человека, что оно приходитСамо собой! Он помощи егоНайти нигде и никогда не мог бы,Потерянный и мертвый во грехе;Греховный и погибший, он, конечно,Сам искупить себя ничем не может,Не в силах жертву должную принесть.Воззри же на Меня: Я предлагаюСебя за человека, жизнь за жизнь!Пусть на Меня Твой гнев падет; готов ЯСтрадать за человека; для негоПокину лоно Я Твое и славу,Которую с Тобою здесь делю,И даже за него умру охотно.Пусть на Меня обрушит Смерть всю ярость:Недолго, побежденный, буду ЯПодвластен игу мрачному: Ты дал мнеЖизнь вечную; в Тебе Я буду жить,Хоть Смерти Я и уступлю, отдав ейВсе, что во Мне есть смертного; когда жеЯ этот долг ей заплачу, МеняТы не оставишь в ненавистном гробеДобычею ее; Ты не попустишь,Чтоб непорочный дух Мой пребывалВовеки там, где тленье торжествует;Нет, встану Я победоносно вновь,И побежден Мой победитель будет,Лишась добычи, коей он хвалился;Смертельную получит рану СмертьИ, жало смертоносное утратив,Бесславно покорится навсегда.Я ж вознесусь и в торжестве великомПлененный Ад к Тебе Я приведуПред очи, покорив все силы мрака.И будешь Ты обрадован, Отец,И ласково с Небес Мне улыбнешься,Затем что Я, возвышен чрез Тебя,Всех побежду врагов, и враг последний,Смерть лютая, в гроб будет заключен.Потом, с толпою душ, Мной искупленных,На Небеса, покинутые МноюНа долгий срок, Я снова возвращусь,И вновь лицо Твое увижу, Отче,На коем тени гнева уж не будет,А будет лишь прощение и мир;Карать с тех пор не будешь Ты; блаженствоЛишь будет всем в присутствии Твоем».Он речь окончил, но весь кроткий образЕще без слов, казалось, говорилИ весь дышал бессмертною любовьюКо смертным людям; выше той любвиСыновнее лишь было послушанье,С которым Он, ту жертву предложив,Великого Отца ждал высшей воли.Объяты изумленьем, НебесаДивилися, – что это может значить,К чему ведет? Но вскоре ВсемогущийВсе разъяснил, так Сыну возразив:«О Ты, который на Земле и в НебеЕдинственный нашелся, чтоб дать мирСогбенному под гневом человеку!Единое Мое Ты утешенье!Ты знаешь, сколь Мне дороги созданьяМои и между ними человек,Хоть и последним создан он. На времяИз-за него лишиться Я готовТебя; от лона Моего, от правойМоей десницы удалишься Ты,Дабы спасти потерянное племя.Итак, для искупленья тех, которыхЛишь Ты единый можешь искупить,Соедини природу их с Своею;Как человек, живи в земной юдолиСреди людей и плотью облекись!Когда придет определенный МноюТвой час, родишься дивно Ты от девыИ станешь ты, Адама заменив,Главою человечества, хоть будешьК сынам Адама сам принадлежать.Как чрез него все люди погибают,Так чрез Тебя все возродятся вновь,Как от второго корня; возрожденьеВозможно будет лишь через Тебя,И без Тебя никто не возродится.Его проступок всех его сыновВиновными, греховными соделал;Твоя ж заслуга будет зачтенаВо искупленье всем, кто отречетсяОт дел своих, и добрых, и дурных,И пожелает жить в Тебе, с ТобоюИ от Тебя жизнь новую приять.Так, с высшей справедливостью согласно,За человека жертвой человекПослужит искупительной; он будетСуду подвергнут, смертию умрет,Но вновь воскреснет и с собою вместеВсех искупленных братьев воскреситЧрез эту жертву жизни драгоценной.Тем подвигом Божественной любвиПоражена вся злоба Ада будет;Велик тот подвиг: смерти добровольноПредаться, чтобы смертью искупить –Да, искупить столь дорогой ценою –То, что в своей безумной злобе АдРазрушил столь легко и продолжаетЕще поныне разрушать во всех,Кто отвергает милость, хоть и можетПринять ее! Однако, снисходяК принятию природы человека,Мой Сын, отнюдь Ты этим не унизишьСвоей природы собственной. ХотяТы царствуешь в блаженстве величайшем,Его вкушая с Богом наравне, –Ты покидаешь все, чтоб мир погибшийСпасти; чрез это больше, чем по правуРожденья, Ты поистине Сын Божий,И благостью Ты больше, чем величьем,Святое это имя заслужил:Любовь в Тебе еще обильней славы!А потому своим уничиженьемДо высоты престола МоегоСвою Ты человечность возвышаешь;Здесь, воплощенный, будешь Ты сидеть,Как Бог и человек, царить здесь будешь –И Божий Сын, и человека сын,Помазанник на царство всей вселенной!Всю власть Мою вручаю Я Тебе;Цари вовеки в славе несравненной;Тебе Я, как Верховному Главе,Все подчиняю: Княжества, Престолы,Могущества и Власти; перед ТобоюСмирятся все коленопреклоненно,Все, кто живет на Небе, на ЗемлеИль под землей в Аду. Когда ж во славеТы явишься на облаках небесныхИ вестников-Архангелов пошлешь,Чтоб возвестить свой Страшный суд, – отвсюду,Со всех сторон живущие сберутся,И все времен прошедших мертвецыНа суд всеобщий поспешат: восстанутОни от сна, услыша громкий зов.И все Твои святые соберутсяВокруг Тебя, и будешь Ты судитьВсех злых людей и Ангелов; покорноВсе пред Твоим преклонятся Судом,И Ада срок исполнится, и будетНавеки он закрыт; а мир сгорит,Из пепла ж снова и Земля и НебоВозникнут, и навеки водворитсяСвятая правда в новом мире том.Так, после долгих бед и треволнений,Увидит мир свои златые дни –Дни, полные дел славных, благородных;Восторжествует радость и любовь,И царство дивной истины наступит.Тогда Ты сложишь царский скипетр Свой,Затем что в нем нужды уже не будет:Бог будет все – во всем. Вы ж, божества,Того, Кто умирает, чтоб достигнутьВсех этих благ, всемерно обожайтеИ чтите Сына так же, как Меня».Едва промолвил это Всемогущий,Все множество Сил ангельских вокругВоскликнуло хвалу: подобен громуБыл этот клич – затем что без числаНебесной рати голоса гремели, –И сладости безмерной, ибо ДухиБлаженные ко Господу взывали.Так ликовали радостно они,И громкое «осанна» оглашалоВсе области предвечные Небес.Пред тронами Отца и Сына низкоСклонялися они с благоговеньем,Слагая к Их ногам свои венцыИз золота с бессмертным амарантом –Цветком, который некогда в РаюУ Древа жизни рос, когда ж паденьеПостигло человека, был оттолеВновь взят на Небо, к родине своей,Где осеняет он источник жизниИ где река блаженства средь Небес,Элизиум прекрасный орошая,Стремит благоуханные струи.Вовеки тот цветок не увядает;Его в свои вплетают кудри Духи –Избранники, перемешав с лучами.Его они гирляндами теперьСложили на помост блестящий Неба,Подобный морю из лазури чистой,Которое покрыли, улыбаясь,Небесных роз пурпурные цветы.Затем они опять венцы наделиИ взяли в руки арфы золотые,Мелодией звучащие всегда,Которые висели, как колчаны,У них, сверкая дивно, за плечами,И, сладостной прелюдией начавСимфонию своей священной песни,Восторг высокий возбудили вкруг.Пел каждый Ангел, каждый голос дивноС мелодией чудесной сочетался –Так велико согласье в Небесах.Всего первей Тебя они воспели,Небесный Царь, Предвечный, ВсемогущийБессмертный, Неизменный, Бесконечный,Тебя, Создатель сущего всего,Источник света, в дивном блеске славыНезримый на престоле недоступном!Когда, смягчая несравненный блеск,Ты облаком, как храмом, окружаешьСверкающий лучами Твой престолИ затемняешь риз Своих сиянье,Ты все же ослепляешь Небеса:Светлейшие из светлых СерафимовПриблизиться к престолу не дерзаютИ закрывают крыльями глаза.Затем они Тебя воспели громко,Тебя, Кто создан прежде всех созданий,Единородный Сын, подобье Бога,В чьем видимом лице, без крова туч,Узреть Себя дает Отец Всесильный,Которого иначе ни одноИз всех созданий мира зреть не может;На Нем Его великой славы отблескВсечасно пребывает; на ТебеПочил великий дух Отца; ТобоюОн сотворил все Небо и все СилыНебесные; Тобою сокрушилМогущества, стремившиеся к власти!В тот день Ты не жалел ужасных громовОтца, не останавливал колесТвоей пылавшей ярко колесницы,Потрясшей вековечный свод Небес,Когда на ней промчался Ты по выямВоителей, поверженных Тобой!С погони возвращаяся победно,Все Силы Неба одного ТебяТоржественным превозносили кликом –Тебя, о Сын могучего Отца,Врагов Его сразивший славной местью.Но человека Ты всегда щадил,Затем что пал он жертвой их коварства;Ты, милости и жалости Отец,Не пожелал казнить его так строго:Склонился Ты, напротив, к состраданью!Как только Сын единый, Сын любимыйУвидел, что Отец творить намеренНе строгий суд над слабым человеком,Но к состраданью клонится тот суд, –Он, чтобы гнев умерить, чтоб окончитьСпор между справедливостью суровойИ милосердьем, на лице ОтцаБорьбою выражавшийся, решилсяПокинуть несравненное блаженство,В котором пребывал Он, но ОтецИз всех первейший, и за человекаБыть жертвой пожелал, идти готовыйНа смерть. О беспримерная любовь!Лишь Божество к такой любви способно!Хвала ж Тебе, хвала, о Божий Сын,Спаситель милосердый человека!Да будет же Твое святое имяИсточником, навек неистощимым,Моей хвалебной песни! НикогдаМоя о том пусть не умолкнет арфа,Хваля Тебя и Вечного Отца!Так в небесах, превыше сферы звездной,Шли, в песнопеньи радостном и в гимнахТоржественных, блаженные часы.Меж тем уж Сатана, спустившись, бродитПо выпуклости мрачной, чей покровСобой мир этот круглый окружает,Включая сферы светлые внутри,И служит им защитой от ХаосаИ от вторженья древней Ночи; шаромОн кажется вдали, вблизи же с видуТо безграничный, мрачный материк,Пустой, суровый, дикий, над которымВисит весь ужас Ночи – тьма без звезд, –И вечно грохот бурь там раздаетсяИ шум Хаоса; вкруг все безотрадно;С одной лишь стороны, от стен Небес,Хоть на громадном расстоянья, слабоИх отблеск отражается, и воздухТам менее измучен ревом бурь.Здесь Сатана бродил в пространстве темном.Так коршун, уроженец Имауса[74],Чьи снежные хребты кладут пределТатар бродячих варварским набегам,Покинув область, бедную добычей,Ища ягнят иль молодых козлятНа тех холмах, где их стада пасутся,Летит к истокам Ганга иль Гидаспа[75],Индийских рек, но на пути своемСпускается в бесплодную равнинуОбширной Сериканы[76], где китаец,К соломенной своей тележке легкойПриделав хитроумно паруса,Ее предоставляет двигать ветру.Итак, по той стране, подобной морю,Бродил, при свисте ветра, Сатана,Весь погруженный в думу о добыче, –Один; иных там не было созданий,Живых иль мертвых, – не было тогда;Позднее же сюда с Земли взлетели,Как испаренья легкие эфира,Все образы пустых и преходящихВещей – все то, чем грех и суетаЛюдскую жизнь так часто наполняют:Пустые все дела и все, кто в нихНадежды на известность или славуИль счастья ищет, в жизни ли земнойИли в загробной; также все, кто ищетВ делах своих награды на Земле;Все суеверья мученики, такжеРевнители пустого увлеченья,И те, кто ищет лишь людских похвал;Здесь все они имеют воздаяньеПустое по пустым своим делам.Все образы вещей сюда стеклися,Природе не удавшихся: уроды,Ублюдки, недоноски, – все, которымНе удалось сложиться на Земле,Которые здесь только праздно бродятИ ждут уничтоженья до конца.Здесь именно лежит та область – вовсеНе на Луне соседней, как о томСебе в мечтах иные представляли:Ее поля серебряные служатСкорее пребываньем для святых,Сюда перенесенных, иль для Духов,Стоящих посредине меж людьмиИ Ангелов семьею. В эту областьПопало также и гигантов племя,Рожденное от помеси греховнойСынов и дщерей, – те, которых трудНапрасен был, хоть имя знаменито:Построили они когда-то башнюБлиз Вавилона, в славной СеннаарскойРавнине, и готовы были б сноваНастроить их, лишь было б из чего.Отдельных лиц здесь было также много;Так, Эмпедокл[77], который, пожелавБыть божеством, низвергся в пламя Этны,Иль Клеомброт[78], который, чтоб вкуситьЭлизиум Платона, прыгнул в море,И многие другие – недоучки,Безумные, отшельники, монахи,Ходящие в нарядах белых, черныхИль серых, с суетою всей своей.Здесь пилигримы бродят, на ГолгофеИскавшие умершего Того,Кто жизнь вкушает вечную на Небе,А также те, кто, чтобы в Рай попасть,Пред смертию поспешно надеваютОдежды Доминика иль Франциска[79];Они проходят через семь планет[80],Чрез твердь и чрез хрустальную ту сферу[81],Что служит, говорят, противовесомДрожанью сфер и движется сама;И вот уж Петр Святой у врат небесныхИх, кажется, со связкою ключейВстречает, ногу уж они заносят,Дабы вступить на Небеса, – и вдругУжасный вихрь, откуда-то примчавшись,Уносит их на десять тысяч мильСовсем в другую сторону; несутсяИх клобуки, их рясы, капюшоныИ сами их носители, и в клочьяРвет ветер их одежды; буллы, свитки,Прошенья, индульгенции – все мчитсяИгрушкой ветра; падают ониНазад, за этот мир, в тот край обширный,Что назывался Раем для глупцовИ долго был немногим неизвестен,А ныне стал ненаселен и пуст.На этом-то громадном темном шареБродил Враг долго; наконец вдалиОн замечает слабый проблеск светаИ быстро направляется туда.Уж издали он различает зданьеВысокое: до самых стен НебесСтупеней ряд ведет великолепный,А наверху, во много раз роскошней,Как бы ворота царского дворца,Украшены алмазами и златом,Портал же густо жемчугом восточнымУсеян; невозможно на землеСоздать тех врат хоть слабое подобьеИль кистью их красу изобразить.Ступени были таковы, как виделИаков их[82], когда пред ним всходилаИ нисходила ангельская ратьБлестящих стражей; это было ночью,Когда, спасаясь от Исава, онБежал в Падан-Адам, к полям Лузийским;Заснул он ночью под открытым небом,Проснувшись же, вскричал: «Здесь дверь Небес!»И каждая из тех ступеней чудныхСвое значенье тайное имелаИ не всегда на месте том была,Но иногда незримо поднималасьНа Небеса; являлося под нейТогда, сверкая, море из лазуриИль жидкий жемчуг; если кто с землиТогда всходил на Небо, он чрез море,Руководимый Ангелами, плылИль чрез него летел на колеснице,Влекомой мощью огненных коней.Ступени были спущены – затем ли,Чтоб легким всходом приманить Врага,Иль чтоб ему тем тягостнее сделатьЕго изгнанье от дверей блаженства.Внизу же, прямо против этих вратИ над благословенным местом Рая,Широкая дорога проходилаК Земле – гораздо шире той дороги,Которая поздней к горе СионскойВела и к милой Господу странеОбетованной и путем служилаДля Ангелов, чтоб часто посещатьМогли они по высшему веленьюТе племена счастливые, и частоОни по ней ходили вверх и вниз,И взор Его обозревал с любовьюВесь край от Панеаса, где лежатВерховья Иордана, до Берсебы[83] –До местности, где та Земля святаяС Египтом и Аравией граничит.Таким широким этот путь казался,Границы полагая темноте,Как океану берег есть граница.Став у подножья лестницы златой,Которая вела оттуда к Небу,С невольным удивленьем СатанаСмотрел на новый мир, пред ним внезапноОткрывшийся во всем своем объеме.Так иногда разведчик, долго ночьюБлуждавший по путям пустым и темным,Когда забрезжит радостный рассвет,Взойдя на холм какой-нибудь высокий,Вдруг пред собой встречает чудный видЧужой земли, невиданный дотоле,Иль славная столица перед нимВстает, сверкая куполами зданийПод восходящим солнцем золотым.Так удивился, хоть знаком был с Небом,Злой дух, и был он завистью объят,Увидев мир столь дивный, столь прекрасный.Весь круг его он обозрел (легкоОн это сделать мог: над сводом НочиСтоял он на огромной высоте);Водил он взор от крайнего востока,Иль от Весов, вплоть до Овна, которыйС далеких Атлантических морейПод горизонт уносит Андромеду[84].Его он видит, словом, вдаль и вширь,От полюса до полюса. НемедляОн направляет быстрый свой полетСтремительно в ближайшую часть мираИ косвенно, без всякого труда,Сквозь чистый воздух мраморный несетсяМеж звезд несметных. Звездами казалисьОни вдали, вблизи же это былиОсобые обширные мирыИль острова счастливые, подобноСадам, издревле славным, Гесперид[85], –Цветущие поля, долины, рощи,Блаженные трикраты острова, –Но кто на них живет, – на разъясненьяНе стал он тратить времени. СтремитсяСкорей всего он к солнцу золотомуСквозь небосвод спокойный (вверх иль вниз,Сквозь центр иль вне его, по направленьюВдоль иль в ширину, – определитьНе так легко). Великое светилоСтояло вдалеке от тучи звезд,Что от него держалися с почтеньемНа расстояньи; царственно оноЛучи свои оттуда рассылало,Они ж свершали звездный танец свойИ быстро мчались иль магнитной силойЛучей его вращались. СогревалоОно весь мир и даже, внутрь частейНезримо проникая, изливалоВ их глубину свою святую силу –Так дивно поместилося оно.На светлый диск спустился Враг; пожалуй,С тех пор на нем подобного пятнаНе видели ни разу звездочеты.То место выше всяких описанийПрекрасно было: камень иль металл,Которому нет на Земле подобных.Он не повсюду одинаков был,Но весь, как раскаленное железо,Сверкал и, металлически блестя,То золотом, то серебром казался,Иль, если это камень был, подобенКарбункулу он был иль хризолиту,Рубину иль топазу, иль каменьямДвенадцати, которыми украшенБыл панцирь Аарона, или камню,Которого – иль хоть его подобья –Философы везде искали тщетно,Хотя они сумели уловитьЛетучего Меркурия[86] и дажеМогли извлечь Протея[87] – старика,Во всех его видах разнообразных,Из глубины морской и, перегнавВ ретортах, возвратить в первичный образ.И если там цветущие поляПовсюду дышат чистым эликсиромИ реки жидким золотом текут,То диво ли, что солнце, лучший химик,Хотя оно от нас удалено,Мешаяся во тьме с земною влагой,Творит столь много дорогих вещей,По цвету пышных и по силе редких?Еще здесь больше Дьявол видеть мог,Не ослепляясь солнцем: без препятствийВодил он взор свободно вдаль и вширь,И не было нигде здесь даже тени,Но ярко было все освещено;Так точно на экваторе отвесноЛучи бросает солнце, и при этомНе может падать тень от темных тел.И воздух был здесь, как нигде, прозраченИ делал зренье острым для предметов,Хотя бы чрезвычайно отдаленных;Поэтому увидел вскоре ВрагБлистательного Ангела – такого,Какого зрел на солнце Иоанн[88].Стоял он отвернувшись, но чрез этоНисколько блеск его был не слабей;Из солнечных лучей златой тиаройГлава его увенчана была,А за плечами, сверху опереньяРоскошных крыльев, кудри золотыеЛежали пышно. Он, казалось, былПоставлен здесь для некой важной службыИль в размышленья погружен. И радБыл Дух нечистый, что его увидел,Надеясь от него узнать, где Рай,Блаженное жилище человека,Находится и тем достигнуть целиСвоих скитаний долгих, нам на горе.Но прежде поспешил он изменитьСвой облик, без чего ему грозила бОпасность иль отсрочка предприятья;И вот младого Херувима видОн принял – не из первых, но такого,Что юность на лице его игралаНебесною улыбкою, а членыВсе были нежной грации полны, –Так хорошо умел он притвориться.Кудрей его волнистая красаПод маленькой короной ниспадала,Ланиты обрамляя; крылья былиИз пестрых перьев, в искрах золотых;Как путник, ризу подобрав, степенноОн шел, с жезлом серебряным в руках.Недолго он остался незамечен;Блестящий Ангел прежде, чем к немуОн подошел, шаги его услышалИ обратил лучистое лицо,И сразу Враг узнал в нем Уриила –Архангела, из тех семи ближайшихК престолу Бога, что всегда готовыЕго веленья исполнять и служатЕго очами всюду в НебесахИ в мир земной поспешными посламиНад влагой и над сушей, на моряхИ на земле. К нему Враг обратился:«О Уриил, один из тех семи,Что предстоят перед престолом Бога,Сияющим в великой славе, – тот,Кто прежде всех Его высокой волиНосителем во всех кругах НебесЯвляется, чьей вести благодатнойЖдут повсеместно Божии сыны!И так же здесь, по высшему веленью,Как подобает, с честью ты стоишь,Чтоб созерцать великий круг творенья.Невыразимо я хотел бы видетьИ изучить поближе все созданьяЧудесные, а более всегоЖелал бы я увидеть человека,Главнейшую утеху и любовьСоздателя: ведь ради человекаТак дивно Он устроил этот мир.Меня желанье это побудило,Покинув Херувимов хор, пуститьсяВ путь одному. О светлый Серафим,Скажи, в котором из миров блестящихСвое жилище человек имеет?Иль, может быть, из них он ни в одномВсе время не живет, а обитаетПопеременно в том или другом?Его б хотел найти я, чтобы тайноИль явно подивиться на того,Кого великий наш Творец мирамиТак одарил и на кого всю милостьСвою излил; в нем, как во всех созданьях,Всемирного Зиждителя хвалитьПрилично нам, изгнавшего недавноВрагов своих мятежных в бездну АдаИ вместо них, чтоб возместить потерю,Создавшего счастливый род людей,Который бы Ему верней и лучшеСлужил. Премудры все Его пути!»Так говорил притворщик этот лживый –И был не узнан. Ведь не только люди,И Ангелы порою лицемерьяНе видят – зла единственного, всемНевидимого в мире, кроме Бога,Которое, по Божью попущенью,Блуждает между Небом и Землей.Хоть Мудрость и не спит, но ПодозреньеУ врат ее нередко засыпает,И Простота ему тогда на сменуЯвляется; Зла Доброта не видитТам, где не видно ничего дурного.Так был теперь обманут Уриил,Хоть был он князем солнца и считалсяИз всех небесных Духов самым зорким.И самозванцу хитрому в ответОн так сказал, открыто и правдиво:«Прекрасный Ангел! То, что ты желаешьУзнать дела Творца, чтоб восхвалятьВеликого Зиждителя вселенной,Нисколько не достойно порицанья;Скорее ты достоин похвалы.Одно лишь странно, что один решилсяПокинуть ты жилище эмпиреев,Чтоб собственным увидеть оком то,О чем, пожалуй, было бы довольноУзнать и в самом Небе по рассказам.Но точно дивны все Его дела,И узнавать их сладостно; достойныОни того, чтоб вечно с наслажденьемМы вспоминали их. Но кто, чей умОбнимет их число и эту мудростьБезмерную, которая их всеПроизвела, сокрыв все их причины?Я видел, как по слову БожестваБесформенные массы, из которыхСложился мир, в одно скопились тело;Услышало Смущенье глас Его,И дикий перед ним Мятеж склонился,Границы Безграничность обрела;Вторично Он воззвал, и Тьма бежала,Явился Свет, возник порядок стройныйИз беспорядка; быстро смесь стихийПо областям своим распределилась –Земля, вода, и воздух, и огонь;А вещество небесного эфираВвысь поднялось сюда, одушевясьВ разнообразных формах, и, вращаясь,Они кругами понеслись и сталиБесчисленными звездами: ты видишь,Как много их, как движутся они;И каждая свое имеет место,И совершает каждая свой путь;А прочее мир этот окружает.Взгляни же вниз, на этот шар, которыйК нам обратился светлой стороной,Хотя свет этот – только отраженный;Тот шар – Земля, жилище человека,А этот свет – есть день ее: егоСменяет ночь, когда он обернетсяДругим к нам полушарием; тогдаЛуна его на время озаряет:Зовется так прекрасная звездаСоседняя, – свершает каждый месяцОна вокруг Земли среди небесСвой путь, причем она то убывает,То прибывает в трех различных формах,И, бледный свет заимствуя от Солнца,Ночную тень смягчает на Земле.Вот это там пятно есть Рай, жилищеАдама; эта тень – его беседка.Теперь ты знаешь путь и не собьешьсяС него; меня же долг мой призывает».Промолвив это, отвернулся он,А Сатана, пред ним склонившись низко,Как принято по отношенью к высшимНа Небесах, где воздается всемДостойный их почет и уваженье,Простился и, с эклиптики[89] спустись,Поспешно путь направил, окрыленныйНадеждой на удачу, вниз, к Земле,И, быстро крылья мощные вращая,Сквозь воздух долго несся он, покаНе опустился на горе Нифате[90].Книга четвертая
СодержаниеСатана находится в виду Эдема, вблизи места, где он должен теперь испытать смелое предприятие, начатое им в одиночестве против Бога и человека. Его терзают различные сомнения и страсти – страх, зависть и отчаяние, – но в конце концов Сатана укрепляется во Зле и отправляется к Раю. Описывается внешний вид и расположение Рая. Сатана перепрыгивает ограду и садится, приняв облик корморана, на Древо жизни, самое высокое, для обозрения сада. Описание райского сада. Сатана в первый раз видит Адама и Еву, удивляется их красоте и счастью и решается осуществить их падение. Он подслушивает их разговор, узнает, что им запрещено под страхом смерти есть плоды Древа познания Добра и Зла, и на этом основывает план искушения, намереваясь склонить их к нарушению заповеди. Затем Сатана покидает их на время, чтобы разузнать об их положении иными путями. Между тем Уриил, спустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила, стоящего на страже у ворот Рая, что некий злой Дух вырвался из Ада и в полдень проходил через его сферу в образе доброго Ангела по направлению к Раю: он узнал это по его яростным движениям на горе. Гавриил обещает найти его ранее, чем наступит утро. Наступает ночь; Адам и Ева беседуют на пути к месту отдохновения; описывается их хижина; их вечернее славословие. Гавриил ведет своих подчиненных по ночной страже в обход вокруг Рая, поставив двух сильных Ангелов около хижины Адама, чтобы злой Дух не причинил какого-либо зла спящим Адаму и Еве. Они находят его у изголовья Евы, искушающего ее во сне, и приводят его, несмотря на сопротивление, к Гавриилу; Сатана гневно отвечает на вопросы последнего, готовится к борьбе, но, устрашенный знамением на Небесах, убегает из Рая.
О, для чего теперь не прозвучалТот громкий голос предостереженья,Который был с высот Небес услышан[91]Тем, кто нам Апокалипсис открыл,Когда дракон, вторично пораженный,Пришел во гнев, чтобы отомститьНа человеке за свое крушенье:«О горе вам, живущим на земле!»Когда б теперь раздался он, быть может,Он вовремя еще предостерег быБлаженных наших праотцев, что к нимТеперь подходит близко Враг их тайный,И от его смертельной западниОни тогда избавиться могли бы.Как раз теперь спустился Сатана,Воспламененный яростью великой,Чтоб искусить и после обвинитьРод человека и на нем, невинномИ слабом, отомстить за все потери,Которые понес он в первой битве,За бегство в Ад позорное свое.Он быстротой своей все недоволен,Хоть смело и бесстрашно он свершилДалекий путь; похвастаться удачейПока еще не может он, и вотК своей попытке страшной приступает,Которая, готовая родитьсяНа свет, ему волнует бурно грудьИ, как оружье дьявольское, больноЕму назад удар свой отдает.Его терзают ужас и сомненье,Внутри его бушует бездна Ада:Он носит Ад в себе и вкруг себяИ, как бы место ни переменял он,Уйти от Ада может так же мало,Как убежать от самого себя.Теперь в нем совесть снова пробуждаетЗаснувшее отчаянье; проснулосьВоспоминанье горькое о том,Чем был он, чем он стал и что в грядущемГрозит ему: всегда ведь злое делоК страданью только злейшему ведет.То он направит на Эдем прекрасныйПечальный взор свой, то опять посмотритНа Небеса и пламенное солнце;И, прерывая вздохами слова,Так начал он, перебирая думы:«О ты, в венце своей великой славы,Одно в своих владеньях, как Господь,На этот мир взирающее новый,Ты, пред которым все тускнеют звездыИ преклоняют голову свою, –К тебе взываю, но не зовом друга,Тебя зову по имени, о Солнце,Чтоб рассказать, как ненавижу яТвои лучи, которые мне скорбноНапоминают, как я страшно пал,Хоть прежде был твоей славнее сферы!Ах, гордостью и честолюбьем злымЯ увлечен был на борьбу с великим,Необоримым Властелином Неба;И для чего? Ничем не заслужилОн от меня подобного поступка, –Он, Кем я сотворен в моем блестящемДостоинстве, Который никогоНе попрекал своим благодеяньем!Ему не трудно было и служить:Какой был меньше труд, чем воздаяньеХвалы Ему, какая плата меньше,Чем благодарность должная Творцу?Но все добро во мне лишь зло рождалоИ лишь к коварным мыслям привело.Быв столь возвышен, мысль о подчиненьиСтал отвергать я: показалось мне,Что шаг еще – и стану я всех вышеИ сразу сброшу с плеч огромный долгБезмерной благодарности – то бремя,Которое, сколь ни платил бы яСвой долг, – всегда на мне бы тяготело;Забыл я все, что от Него имел;Не понял я, что благодарность платитСама собой и что сознанье долгаЕсть в то же время и платеж за долг;Какое ж для меня тут было бремя?О, если б, по Его могучей воле,Одним из низших Ангелов я был,Счастливей был бы я и честолюбьеНе знало бы несбыточных надежд!Но почему же нет? Иная сила,Великая, как я, тогда могла бИх возыметь, и был бы я, хоть слабый,Быть может, ею увлечен. Однако жДругие силы, крупные, как я,Не пали, а спокойно устоялиВнутри себя и вне, вооружисьПротиву всяких искушений. Что же?Владел ли также ты свободной волейИ устоять ты мог ли, как они?Ты мог! Итак, кого ж ты обвиняешь,Как не Небес свободную любовь,Которая равно всех наделила?Да будет эта проклята любовь!Мне все равно, любовь то или злоба:Я ею к вечным мукам приведен!Нет, будь ты проклят сам: ты, против волиЕго, избрал своею волей то,О чем теперь жалеешь справедливо!О я несчастный! Как мне избежатьБед без конца, отчаянья без меры?Куда б я ни бежал – со мною Ад;Я сам свой Ад, и в глубочайшей безднеВновь бездна разверзается на дне,Грозя пожрать меня. В сравненьи с этимТот Ад, где я терплю страданья, – Небо.О, уступи ж тогда! Ужель нет местаРаскаянью, ужель пощады нет?Нет – если я не покорюсь; а в этомМешает гордость мне и страх стыдаПред низшими, которым обещал яНе то, увлек иною похвальбой:Не покориться – покорить хвалилсяВсесильного себе! О горе мне!Они не знают, как жалею горькоТеперь о той я праздной похвальбе,Каким внутри страданьем я терзаюсь,Когда меня на троне Ада чтут!Со скипетром в руках и в диадеме,Возвысившись над ними, ниже всехЯ пал, – всех выше я лишь по несчастью!Вот честолюбья грустная награда!Но если бы раскаяться я мог,И был помилован, и получил быВновь положенье прежнее свое, –Увы, как скоро сан высокий сноваМеня б увлек к высоким помышленьям!Как скоро от покорности притворнойОтрекся б я, сказав, что уступилНасильно лишь, подавленный бедою!Не может мира истинного бытьТам, где смертельной ненависти раныВ такую проникают глубину.Да, это только повело б меняК вторичному и худшему паденью,И я двойною карой заплатил быЗа облегченье краткое свое.Кто покарал меня, Тот это знает,А потому настолько же далекОт мысли пожалеть меня, насколькоОт просьб о мире я далек. Итак,Навек исчезла всякая надежда!Изгнав нас и отвергнув, вместо насСебе Он создал новую утеху –Людей и ради них весь этот мир.Прости ж, надежда; больше нет ни страха,Ни угрызений совести: все благоУтрачено навеки для меня;Отныне Зло моим пусть будет благом;Через него, по крайней мере, властьЯ разделю с Царем великим Неба,И, может статься, больше половиныЯ захвачу; о том узнает вскореИ человек, и этот новый мир!»Пока он это говорил, жестокоЛицо его страстями искажалось:Покрылся трижды побледневший ликОтчаяньем, и завистью, и гневом,И страшно изменилися чертыЕго притворной маски. Он бы выдалСебя чрез это, если б кто-нибудьЕго увидел, ибо Духи НебаВсегда спокойны и впадать не могутВ такое раздраженье. Скоро онЗаметил это сам и постаралсяСмягчить свой вид спокойствием притворным;Искуснейший из всех лжецов, он первыйСоединил со внешностью святойГлубокое коварство, злое мщенье;Но не настолько был искусен он,Чтоб Уриила обмануть, которыйНа страже был и проследил за ним,Как он летел к вершине ассирийскойИ как он там свой образ изменилНесвойственно блаженным Духам, – виделЕго движенья резкие, заметил,Как он себя безумно вел, считая,Что он один, что не следят за ним.Вот Сатана приблизился к Эдему.Пред ним вверху стоял прелестный Рай,Зеленою оградою венчая,Как изгородью сельскою, вершинуГоры высокой и крутой, чей склонЩетинистый покрыт был дикой чащей,Густой и прихотливой, заграждавшейПути наверх; над нею возвышалисьГромадные роскошные стволы –Раскидистые пальмы, кедры, ели, –Богатый лес; и так как ряд над рядомБросали тень, пред взором возникалРоскошный вид лесистого театра.Но выше всех их возносилась РаяЗеленая стена; с нее смотрелНаш общий прародитель на владеньяСоседние свои. За ней рядыЧудеснейших деревьев возвышались,Обремененных дивными плодами:Цветок и плод в одно и то же время,Они как будто златом и эмальюБлистали; солнце, кажется, на нихСвоих лучей бросало позолотуЕще охотней, чем на облакаВечерние иль на дугу из влаги,Которую нам посылает Бог,Когда дождями землю напояет.Прекрасен был ландшафт, а чистый воздухВрагу навстречу сладостно дышалВесеннею отрадою и счастьемИ был способен все прогнать печали –Отчаянья не мог лишь излечить.А нежные Зефиры, расправляяСвои крыла душистые, вокругРаспространяли всюду ароматы,Шепча, откуда взяли свой бальзам.Так иногда тем путникам навстречу,Которые плывут, пройдя мыс ДобройНадежды, миновав уж Мозамбик, –Со встречным ветром северо-восточнымСабейские[92] несутся ароматыЧудесные от пряных береговАравии счастливой; и, довольныЗадержкою, они свой долгий путьОхотно замедляют, и, ласкаемТем запахом приятным, много мильИх Океан улыбкой провожает.Так сладкий запах нежит и Врага,Принесшего сюда свою отраву;Приятней был ему тот аромат,Чем Асмодею[93] рыбный дым, которыйПрогнал его, влюбленного, от ложаТовитовой невестки, отомстивКоварному; из Мидии в ЕгипетОн убежал и там прикован был.Ко всходу на высокий этот холмВраг подошел, в раздумьи замедляяСвой шаг; но дальше не было пути:Растенья там переплелись так густо,Что стали как бы цельною стеной,И поросль и кусты вокруг повсюдуСтеснились так, что через их преградуНе мог пройти ни человек, ни зверь.Одна лишь дверь на стороне восточнойБыла; ее Архизлодей заметил,Но пренебрег законным он путем;Презрительно одним прыжком высокимЧрез все холма высокого преградыИ через стену перенесся онИ стал в Раю. Так точно волк бродящий,Когда он ищет, голодом гоним,Себе иного места для добычи,Следит, где пастухи свои стадаСгоняют в огороженное местоК приходу ночи, и одним прыжкомЧерез плетень спешит туда забраться;Так точно вор, желая обокрастьДом богача, чьи двери толсты, прочны,Чьи крепкие засовы и замкиПрямого нападенья не боятся,Ползет к нему в окно иль через крышу.Так вор великий ныне в первый разПроник коварно в Божье стадо; так жеНаемники в Его прокрались Церковь.Затем взлетел он и на Древе жизни,Которое средь Рая выше всехВершиной возвышалося, уселся,Принявши образ корморана[94]; жизниОн истинной чрез то не приобрел,Но замышлял лишь смерть живущим в мире;Не думал он о силе животворнойЧудесного растения: он выбралЕго лишь с целью лучше видеть вдаль;А между тем, при пользованьи должном,Залог бессмертья был бы в древе том.Так и никто на свете, кроме Бога,Добра не может правильно ценить,Даруемого Небом: обращаютНередко люди лучший дар во ЗлоИль применяют к наименьшей пользе.Дивясь, внизу он видит пред собой,Как в небольшом пространстве совместилосьДля услажденья человека все,Что лучшего произвела природа,И даже больше: Небо на земле!Блаженный Рай был Божий сад, которыйБыл насажден с восточной стороныЭдема; а Эдем распространялсяНа запад от Харрана[95] вплоть до башенПрославленных Селевкии[96] великой –Созданья древних греческих царей, –Иль той страны, где много раньше жилиСыны Эдема в Телассаре. Здесь,В стране прекрасной этой, Бог устроилПрекраснейший Свой сад; Он повелелПроизрастать на почве плодоноснойДеревьям благороднейшим, приятнымДля зренья, обоняния и вкуса;И между ними было Древо жизниВсех выше; плод его подобен былАмброзии – растительное злато;А рядом с ним росло познанья Древо, –Смерть наша, – заплатили мы за знаньеДобра ценой жестокой – знаньем Зла.На юге же Эдема протекалаШирокая река – не вкруг горы,А прямо шла она сквозь холм высокий:Когда Бог строил сад Свой, Он поставилТу гору над ее потоком быстрым,А он чрез жилы пористой землиПробился, ею впитанный охотно,И вышел вновь наружу, свежий, чистый,И многими ручьями оросилЦветущий сад; потом, соединившись,По скату вниз спустился он и встретилТам реку, показавшуюся сноваИз темного подземного прохода;Река же, разделившись на четыреПотока главных, дальше потеклаЧрез страны знаменитые и царства,О коих здесь не будем говорить.Но надо рассказать, насколько хватитИскусства, о сапфировых струях,Катившихся по жемчугам восточнымИ золотым пескам, блуждая всюдуВ тени дерев, и нектар разнося,И посещая каждое растенье,Питая несравненные цветы,Достойные роскошной сени Рая.Их не искусство медленной рукойУзорами по клумбам насадило, –Сама природа в щедрости своейРассыпала по всем холмам и долам,И там, где солнце утреннее греетОткрытые поля, и там, где в полденьПод кущами царит густая тень.Разнообразьем сельского ландшафтаПленял счастливый этот уголок:Здесь рощи, чьи душистые деревьяСмолой дышали ароматной, там –Другие, где висели золотистыхПлодов ряды, пленяя взор и вкус.И если где, то только здесь был правдойМиф о садах чудесных Гесперид.Меж рощами луга или поляны,Где мягкую траву стада щипали,Иль пальмами поросшие холмы;Местами были влажные долиныУсеяны цветами всяких красокИ розами, лишенными шипов.С другой же стороны там были гротыТенистые, прохладные пещеры,И пышно вился виноград по ним,Пурпурные развешивая кисти;С холмов же ниспадали водопады,В пыль влажную дробясь иль съединяяСвои потоки в тихие озера,Которые, как зеркало, в себеЦветущий берег, миртами поросший,Спокойно отражали. Хоры птицЗвучали вкруг, а ветерок весеннийВ полях и рощах веял ароматомИ колебал дрожащие листы;И Грации[97] и Оры[98], предводимыВеликим Паном[99], в хороводе светломКружились в вечном празднике весны.Не так прекрасно было поле Энны[100],Где Прозерпина некогда цветыСбирала и, сама их всех прекрасней,Похищена была Плутоном мрачным,Что причинило множество заботЦерере, по всему искавшей мируСвоей любимой дочери; не такБыла приветна близ Оронта[101] рощаПрекрасной Дафны[102], и не мог красойС Эдемским Раем спорить вдохновенныйКастальский ключ[103], ни остров тот Нисейский,Рекой Тритоном окруженный[104], – остров,Где древний Хам, которого зовутЯзычники Аммоном[105], а ЛивийцыЮпитером, укрыл Амальфу[106] с сыном,Румяным Вакхом[107], от очей опасныхВеликой Реи[108], мачехи суровой, –Ни край, где Абиссинские цариХранят свое потомство под гороюАмарой, хоть иные полагают,Что настоящий Рай как раз был там,В пределах эфиопских, у верховьевДалеких Нила, под горой блестящей,До чьей вершины – целый день пути.На деле край тот отстоит далёкоОт сада ассирийского, где ВрагБезрадостно смотрел вокруг на радость,На множество живых созданий разных,Столь новых и столь странных для него.Меж ними были два – всех благородней,Всех выше и стройней; богоподобноОни держались, выпрямив свой стан,С достоинством природным; не прикрытыНичем, они в нагом своем величьиДостойными владыками казалисьВсего, что окружало их в Раю.В божественных их взорах отражалсяСвященный образ славного Творца, –Премудрость, правда, чистота и святость, –И строгость в этой святости была,Хоть вольностью в них детскою смягчалась;Та строгость служит истинной основойС тех пор для всякой власти у людей.Не равными они, однако, обаЯвлялись, как не равен был их пол.Для созерцанья и для силы гордой,Казалося, он создан был, – она –Для нежности и ласки грациозной;Он сотворен, казалось, был для БогаЕдинственно, она – для Бога в нем;Его широкий лоб прекрасный, очи,Глядевшие отважно, говорилиО воле непреклонной, а две темныеВолны кудрей направо и налевоВниз ниспадали до широких плеч.У ней до стройных чресл, как покрывало,Без украшений, пряди золотые,Распущены, спускались, извиваясьВ колечках прихотливых; виноградТакими нежно усиками вьется.Весь вид ее покорность выражал,Но лишь такую, требовать которойВласть кроткая лишь может; уступаетОна охотно, он же ту уступкуВстречает лаской; мужу отдаетсяС застенчивой покорностью онаИ скромностью достойною, противясьЛишь сладкою влюбленною борьбой.В их наготе ничто не прикрывалоИ тех частей таинственных, которыхС тех пор не обнажает человек;Греховного стыда они не знали –Стыда, который лишь дела природыПозорит, честь лишь обесчестить может.О, как, грехом рожденный, этот стыдИспортил человечество, заставивЛишь внешность чтить, за внешней чистотоюГоняясь лишь! Из жизни человекаОн жизни счастье лучшее изгнал –Всю простоту и чистую невинность!Они ходили в наготе, ни Бога,Ни Ангелов Его не избегая,Затем, что в мыслях не имели Зла.Рука с рукою шли они, четою,Прекраснейшей из всех, кого с тех порКогда-либо любовь соединяла, –Адам, всех лучший из сынов Господних,С тех пор рожденных на Земле, и Ева,Из дочерей прекраснейшая всех.В тени, при нежном шелесте деревьев,На берегу хрустального ручьяОни присели, труд окончив легкийВ саду – тот труд, который только могИм усладить прохладное дыханьеЗефира, облегченье облегчитьИ утоленье голода и жаждыЕще приятней сделать. ПринялисьОни за ужин из плодов сладчайших,Которые соседние кустыИм доставляли ласково, склоняясьНад мягкою скамьей из муравы,Богато разукрашенной цветами.Они вкушали сладостную мякоть,А скорлупою черпали в ручьеПитье, с отрадой жажду утоляя.И ласковый меж них шел разговор,И нежными улыбками менялисьОни, и юных шалостей играБыла меж ними, как прилично пареСупружеской в уединенье сладком.Резвясь, вкруг них играли звери все.Которые позднее стали дикиИ поселились в чащах и пещерах,Охотясь за добычею своей;Играя, крался лев, когтистой лапойКозленка нянча; тигры, леопарды,Медведи, барсы прыгали пред ними;Слон неуклюжий, чтоб потешить их,Все силы прилагал, крутя свой хобот;Змея искусно ползала, виясь,И в гордиев завязывала узелСвой длинный хвост, коварства своегоОткрыто всем показывая пробы;Другие звери на траве лежали,Глазея, или, пастбищем насытясь,Дремали, жвачку медленно жуя.Уже, склоняясь, солнце торопилосьВниз, к океанским островам, и звезды,Поры вечерней вестники, вдалиУж восходить по своду неба стали, –А Сатана недвижно все сидел,И, наконец невольное молчаньеСвое прервав, печально молвил он:«О Ад! Что вижу с горестью великой!В блаженное жилище вместо насВознесены здесь существа иные,Иного склада, может быть землеюРожденные, не Духи, хоть ониНемногим ниже нас, небесных Духов.За ними с удивленьем я слежуИ даже мог бы их любить – так живоВ них отразилось сходство с Божеством,Такою их красою наделилаСоздавшая их щедрая рука.О милая чета! Не знаешь ты,Как близко подошла уж перемена,Которая все радости твоиРазрушит и предаст тебя несчастьюТем более тяжелому, чем слащеТеперь блаженство чистое твое!Да, вы блаженны, но в своем блаженствеЧрезмерно слабо вы защищены,Чтоб то блаженство долго сохранилось;И этот Рай ваш, это ваше НебоЗащищены оградой слишком слабой,Чтоб уберечь вас от врага такого,Какой теперь вошел. Однако яНе враг ваш преднамеренный: я мог быВас, беззащитных, даже пожалеть,Хоть жалость мне несвойственна. СоюзаИщу я с вами, дружбы крепкой, тесной,Чтоб жил я там, где вы, иль чтоб со мнойВсегда вы жили; если ж вам жилищеМое не так придется по душе,Как этот Рай прекрасный, то должны выЕго принять покорно, как созданьеРук вашего Творца: Он дал мне то,Что я теперь готов вам дать свободно.Чтоб вас двоих принять, раскроет АдВрата свои широко, вам навстречуКнязей своих всех вышлет; там найдетсяДовольно места – более, чем в этихПределах тесных, – для всего потомства,Которое от вас произойдет;И если у меня нет места лучше,То вы должны благодарить Того,Кем приведен я к этому возмездью,Которое над вами разразится,Ничем не оскорбившими меня,Чтоб отомстить Тому, кем я обижен.И если б даже и растаял яПред вашею невинностью бессильной,Общественное благо мне велит,Чтоб, отомстив за честь, я власть расширилСвою, мир этот новый покорив;Всем этим побуждаюсь я к свершеньюТого, пред чем иначе, хоть проклятый,Пожалуй, я остановился б сам».Так Враг промолвил, на необходимостьСославшися – на довод всех тиранов,Чтоб дьявольский поступок оправдать.Затем, слетев с высокого сиденьяНа дереве, он подошел к стадамРезвящихся зверей четвероногихИ стал поочередно приниматьИх образы, приспособляясь к целиК своим поближе жертвам подойтиИ что-нибудь узнать о них подробнейИз слов их или действий, оставаясьНеузнанным; и вот вкруг них он ходит,Сверкая взором пламенным, как лев;Затем он образ тигра принимает,Который видит где-нибудь в лесуИграющих двух ланей: он ложится,К земле прижавшись, привстает не раз,Следя за ними, снова прилегаетИ как бы ждет момента, чтоб, на нихВдруг кинувшись, схватить обоих в лапы.И вскоре первый из мужей, Адам,Любовно к Еве, первой из всех женщин,Речь обратил, и Дьявол, услыхавСтоль нового ему наречья звуки,Насторожась, весь обратился в слух:«Единая участница и такжеЕдиная часть радостей моих,Которая дороже мне всех прочих!Не правда ли, создавшая нас Сила,Которая для нас и этот мирОбширный сотворила, бесконечноДобра и в вечной доброте своейБезмерно щедро раздает нам блага!Она из праха нас произвелаИ поселила здесь, в блаженстве этом,Которого не заслужили мыНичем, и ничего не можем сделать,Что было б нужно ей; Она не проситОт нас иной услуги, кроме той,Чтоб заповедь одну мы соблюдали,И легкую: из всех дерев в Раю,Которые плодов приносят дивныхТак много и столь разных, – не вкушатьОт одного – от Дерева познанья,Растущего здесь рядом с древом жизни.Так близко к жизни наша смерть растет!Что значит смерть – не знаю, но, конечно,В ней что-нибудь есть страшное: ты помнишь,Как нас с тобой Господь предостерег,Что, этот плод вкусив, умрем мы смертью.Он этим возложил на нас одинЗнак послушанья, после многих знаковМогущества и власти, нас поставивВладыками созданий всех СвоихИ на земле, и в воздухе, и в море.Не будем же мы тягостным считатьЗапрет столь легкий – мы, кому так многоДано на свете радостей иныхИ наслаждений выбор бесконечный!Восславим лишь Его, превознесемЕго неисчерпаемую благостьИ предадимся сладкому труду –Подрезывать растущие деревьяИ за цветами этими ходить;Пусть это – труд: с тобой он так приятен!»И отвечала Ева: «О мой милый,Ты, для кого и от кого на светЯвилась я! Плоть от твоей я плоти,И без тебя мне в жизни цели нет!Ты – мой глава и мой руководитель!Святая правда все, что ты сказал:Конечно, Богу мы должны вседневноХвалу и благодарность возносить,Особенно же я, которой участьЕще твоей счастливей: для меняТы – драгоценный друг, который вышеМеня во многом, между тем как тыПодобного себе не сыщешь друга.Ах, никогда я не забуду дня,Когда я в первый раз от сна очнуласьВ тени, на ложе из цветов, дивясь,Кто я и где я, как туда попала,Откуда, кем туда принесена.Невдалеке журчал ручей, которыйТек из пещеры и вливался вскореВ прозрачный пруд, где тихая водаБыла недвижна, светлая, как небо.Неопытна, к нему я подошлаИ прилегла на берегу зеленом,Чтоб в озеро то светлое взглянуть,Которое вторым казалось небом.Я наклонилась – и под гладью воднойЯ увидала вдруг смотревший образ,Который мне навстречу наклонялся.Я отшатнулась – отшатнулся он;Но он мне полюбился, – я нагнуласьОпять – и он приветно вновь нагнулся,Мне отвечая взорами любви.Я посейчас бы на него смотрела,Мечтою бесполезною томясь,Когда б не прозвучал вдруг некий голос,Который научил меня, сказав:“Прекрасное созданье! То, что видишьТы там внизу, в воде, есть ты сама;Та тень с тобой пришла, уйдет с тобою.Иди за мной: тебя я приведуТуда, где будешь встречена не теньюИ не ее там будешь обнимать;Там будет тот, чей истинно ты образ,И неразрывно будет он твоим;И, принеся ему созданий много,Тебе подобных, наречешься ты –Мать рода человеческого”. ЗоваНезримого могла ль я не послушать?И вскоре я увидела тебя,Прекрасного, высокого, под кленом.Но все ж мне показался образ твойНе столь прекрасным, не настолько милымНе столь любовно-кротким и приятным,Как то виденье в зеркале воды.Я прочь пошла, но ты воскликнул: “ЕваПрекрасная, вернись! Зачем бежишь?Ты от того бежишь, кто дал началоТебе самой: ты плоть, ты кость моя!Чтоб бытие имела ты, я отдалИз бока, возле сердца моего,Моей часть жизни собственной; утехойБесценною ты будешь для меня;В тебе я часть души ищу, ты будешьВторою половиною моей!”И с этими словами нежно рукуТы взял мою, и уступила я,И с той поры узнала я, о милый,Сколь мужество и мудрость превосходятКрасу, что в них лишь – истинно краса!»Так с ним праматерь наша говорилаИ взором целомудренной любвиИ преданности нежной на супругаСмотрела, обхватив одной рукойСтан праотца людей; нагою грудью,Вздымавшейся под золотом кудрей,Она на грудь супруга прилегала;В восторге он от красоты и нежнойПокорности ее, ей улыбнулсяБлаженней, чем Юпитер улыбалсяЮноне, тучки оплодотворяя,Из коих май цветочный сыплет дождь,И поцелуй любви чистейшей нежноНапечатлел на розовых устах.И с завистью тут Дьявол отвернулся,Но все ж, ревнуя, искоса смотрелНа них, и так роптал он сам с собою:«Вид ненавистный, вид, мучений полный!Они вдвоем, в объятиях друг друга,Счастливейший в Раю имеют Рай,Вкушая здесь блаженство во блаженстве;А я меж тем судьбою брошен в Ад,Где ни любви, ни радости нет вечно,Где пылкие желанья лишь – из мук,Конечно, не легчайшие – нас мучат,Неутолимой жаждою томя.Однако мне запомнить все же надоСлова, от них услышанные мной.Здесь, кажется, не все принадлежит им:Есть роковое дерево одно,Которое зовут познанья Древом, –Им от него вкушать запрещено.Познанье им запрещено? ДоверьяНе видно в этом, – кроме же того,Такое запрещенье неразумно.Зачем Господь им знанья не дает?Грешно ли знать? Достойно ль знанье смерти?Иль могут верность сохранить ониПосредством лишь невежества? На этомОсновано и все блаженство их?Невежество – залог их послушаньяИ верности? Прекрасная основа,Чтоб их крушенье основать на ней!Что ж, буду я их искушать желаньемУзнать побольше и не слушать разныхЗаветов ненавистных, цель которых –Держать лишь в рабском униженьи тех,Которые возвысились бы знаньемДо равенства с богами; пожелавДостигнуть этой цели, столь высокой,Они вкусят плодов тех и умрут.Что вероятней может быть? ОднакоСперва я должен изучить подробноВесь этот сад, все осмотреть углы;Быть может, здесь, блуждая, повстречаюКого-нибудь я из небесных ДуховВ тени дерев иль подле ручейкаИ выведать мне у него удастсяДальнейшие подробности о них.Живите же, счастливцы, наслаждайтесь,Пока я не вернусь; утехи кратки:За ними муки долгие придут!»Промолвив это, отошел он гневноИ, озираясь осторожно, сталБродить в саду, по всем холмам и долам.Меж тем на крайней долготе, где небоВстречается с землей и океаном,Садившееся солнце вниз сошлоИ прямо ко вратам восточным РаяНаправило вечерние лучи.То был утес из алебастра, к небуДо облаков всходивший, издалёкаЗаметный; от земли к нему велаЛишь узкая тропинка, извиваясь;Вокруг же всюду был крутой обрыв,Нависший и для всхода недоступный.Меж этих-то утесистых столбовСидел Архангел Гавриил, начальникСил ангельских, стоявших здесь на страже.Пред ним в геройских играх упражнялись,Сложив доспехи, юные сыныНебес; однако близко по соседствуНебесное их все вооруженьеЛежало – копья, шлемы и щиты,Сверкавшие алмазами и златом.Туда примчался быстро Уриил,На солнечном луче скользя поспешно,Как осенью падучая звездаМелькает вдоль ночного небосвода,Когда обильем огненных паровНасыщен воздух; ту звезду увидя,Моряк соображает по компасу,Откуда ждать ему свирепых бурь.Приблизясь, молвил Уриил поспешно:«О Гавриил, по жребию тебеДосталась честь стоять на зоркой страже,Чтоб к этой здесь обители блаженстваНе подошло и не могло б проникнутьВ обитель эту никакое Зло.Но вот сегодня, около полудня,В моей явился сфере некий Дух,Желавший, как казалось, знать подробноО новых Всемогущего делах,А более всего о человеке,Его последнем образе. ЕмуЯ описал дорогу; он немедляПустился в путь, и я за ним следил;Но на горе, на север от Эдема,Где он спустился, обнаружил онВид, чуждый Небу, слишком омраченныйСтрастями; продолжал за ним следить я,Но тень его сокрыла от меня.Боюсь я, что один из шайки мрачнойИзгнанников, покинув смело бездну,Пришел, чтоб снова смуту учинить;Так позаботься ж, чтобы он был найден».Ему крылатый воин отвечал:«О Уриил, я не дивлюсь нимало,Что зренье совершенное твоеВо всем кругу блистательного солнца,Где ты стоишь, все видит вдаль и вширь.Но в эту дверь и мимо этой стражиПройти никто не может, кроме тех,Кто нам вполне знаком, как житель Неба,И от полудня не входил никто;А если Дух иной, как говоришь ты,Преградами земными не смутясь,Преодолел их, то и сам ты знаешь,Как трудно Духу заградить путиТелесными препятствиями. Если жТот, о котором ты сказал, внутриЗдесь бродит, то, какую бы личинуОн ни надел, спокоен будь: егоЯ разыщу до наступленья утра».Так обещал он, Уриил же сноваВернулся быстро к своему постуНа солнечном луче, который нынеВниз косвенно отнес его на солнце,Сошедшее уж ниже острововАзорских, – потому ль, что с быстротоюНевероятной дивное светилоВ теченье дня скатилося туда,Иль потому, что, медленней вращаясь,Земля, путем кратчайшим до востокаДойдя, его оставила внизу,Там, где лучи из пурпура и златаОт тучек отражаются роскошноИ западный его венчают трон.И вот пришел спокойный, тихий вечер,И сумерки своей одеждой скромнойПокрыли мир; умолкло все вокруг;Укрылись звери в норы, птицы в гнезда,Не спал один лишь соловей; всю ночьГремел своей он песнею любовной,И сладко ей внимала тишина.На небесах же яркие сапфирыЗажглись живые; Геспер[109] засиял,Как вождь великолепный звездной рати,И наконец меж тучек величавоЛуна явилась, как царица ночи,И несравненный свет свой пролилаИ мантией сребристой тьму одела.И Еве так сказал тогда Адам:«Прекрасная супруга! Ночь настала,И сладко успокоился весь мир, –Пора и нам искать отдохновенья.Как день и ночь, так точно труд и отдыхПоочередно Бог распределил;И вот, росе подобно, сон нисходитИ сладкою дремотой отягчаетНам веки. Без работы целый деньВсе прочие Его созданья бродят,Но человек на каждый день свой труд,Телесный или умственный, имеет,И тем он выше их: забота Неба –Следить за ним во всех его путях.Другие ж твари потому и праздны,Что Господу отчета не дают.Но завтра, чуть лишь утро на востокеСлегка забрезжит, предвещая свет,Подняться мы должны, чтоб труд приятныйВозобновить: мы будем подстригатьВсе эти здесь цветущие деревья:Густая зелень темных тех аллей,Где около полудня мы гуляем,Чрезмерно уж ветвями заросла;Чтоб буйный рост их сократить, потребно,Пожалуй, больше силы и уменья,Чем скудные усилья наших рук;К тому же и цветы, что здесь опали,И смоляные капли на дорогах,Которые мешают нам ходить,Должны везде быть убраны прилежно.Покамест же велит природа намВкусить отраду отдыха ночного».И, в совершенной красоте своей,Супругу Ева кротко отвечала:«Творец и повелитель мой, всему,Что ты велишь, без слов я повинуюсь;Так повелел, устроил так Господь:Он – твой закон, ты – мой; знать только это –Для женщины – счастливейшее знаньеИ высшая ей в этом похвала.Беседуя с тобой, я забываюО времени и всяких переменах:Все хорошо, лишь только б быть с тобой.Мне сладостно и утра дуновенье,И солнечный пленительный восход,И пробужденных пташек щебетанье;Люблю я солнца первые лучиНад этою прекрасною страною,Когда оно их от востока льетНа все цветы, плоды, траву, деревья,Блестящие жемчужною росою;И после теплых ласковых дождейЛюблю земли дыханье плодоносной;Благословляю тихий, кроткий вечер,Когда придет он, ночи тишинуИ гимн ее поющей сладко птицы;Благословляю дивную лунуСо звездной свитой – эти перлы неба;Но ни дыханье утра, ни восход,Ни песни пташек утренних, ни солнцеНад этою прекрасною страной,Ни блеск росы на всех цветах и листьях,Ни аромат земли, дождем вспоенной,Ни вечера приход, ни тишинаПрекрасной ночи с гимном нежной птицы,Ни звездный блеск, ни дивный свет луны –Ничто, ничто мне без тебя не мило!Но для чего они должны сиятьВсю ночь? Зачем их свет великолепный,Когда все очи в мире сон закрыл?»И отвечал ей наш всеобщий предок:«О совершенство в образе жены,Дочь Господа и человека, Ева!От вечера до утренней порыОни должны свой путь свершать в порядкеВокруг Земли и от страны к стране,К народам, хоть еще и не рожденным,Нести свой свет; для этого ониНа небесах восходят и заходят.Необходимо это, чтобы в ночьТьма древняя не завладела сноваСвоим господством прежним, истребивПрироду всю и все, что есть живого.Притом же эти нежные огниНе только светят, а приветно греют,Имеют разнородное влиянье.Питают, увлажняют, умеряютИ придают всему, что на землеЖивет, способность восприять полнее,Что солнца луч могучий ниспошлет.Вот почему они, хоть тьма ночнаяСкрывает их порой, – не исчезают.Не думай также, милая жена,Что, если бы людей не стало в мире,На небеса никто бы не взиралИ не хвалил бы Господа: мильоныСозданий бестелесных на ЗемлеЖивут вокруг, хоть нам они незримы,Когда не спим мы и когда мы спим,И созерцают, славя непрестанно,И днем и ночью все Его дела.Не слышали ль мы часто, как звучалиСо склонов откликающихся горИль в чаще леса, в воздухе полночном,Небесные над нами голоса,По одному иль отвечая дивноДруг другу пеньем во хвалу Творца?Когда же здесь стоят они на стражеИль странствуют во тьме ночной вокругОтрядами, их пенье раздаетсяВ сопровожденьи звуков арф небесных,В гармонию одну сливаясь с ними,И песни эти разделяют ночьИ мысли наши к Небесам возносят».Так говоря, они, рука с рукой,К беседке подошли благословеннойСвоей. То место выбрал сам Господь,Когда все вещи строил Он на пользуИ наслажденье человека. КрышаБеседки той составлена былаИз плотного сплетенья мирт и лавровИ прочих листьев, крепких и душистых;И рос по обе стороны акант,Зеленые же стены той беседкиДушистые высокие кустыОбразовали; все сорта прекрасныхЦветов росли там: ирис разноцветный,Роскошнейшие розы и жасминЦветущими головками смотрели,Мозаикой живых и нежных красок;Внизу цвели фиалки, и шафран,И гиацинт, беседки основаньеБогатою каймою обрамляяПестрей и ярче всяких дорогихКаменьев на эмблемах драгоценных.В беседку ту не мог войти никтоИз тварей остальных – ни зверь, ни птица,Ни червь, ни насекомое: мешалПочтительный им страх пред человеком.В такой беседке, тихой и святой,В таком уединеньи благодатном,Не спал, хотя бы в сказках, ни Сильван[110],Ни Пан, ни дикий фавн лесной, ни нимфа;Здесь, в благодатном этом уголке,Устроила себе невеста ЕваВпервые ложе брачное свое,И хор небесный песню ГименеяИм пел в тот день, как нежный Ангел бракаЕе привел ко праотцу людей,В нагой красе прекраснее Пандоры[111],Принесшей миру все дары богов –Принесшей в мир, увы, подобно Еве,И много тяжких бед, когда МеркурийПривел ее с высот небесных к сынуИапета[112] безрассудному; онаКрасой своих очей людей пленила,И Зевс жестоко отомстил тому,Кто смел украсть его огонь священный.И вот, придя в тенистый свой приют,Они у входа стали, обернулисьИ под открытым небом принеслиХвалу Тому, кто создал землю, небоИ все вокруг, что видели они, –И шар луны, вверху сиявший нежно,И многозвездный темный небосвод.«Ты сотворил и ночь, Творец Всесильный,Ты сотворил и день, в который мыОкончили свой труд определенный,Счастливые и помощью взаимной,И сладкою взаимностью любви,Венчающей собой блаженство наше,Которое Ты, Господи, нам дал!Ты создал это радостное место.Для нас двоих обширное чрезмерно, –Для нас, которым не с кем разделитьВеликое даров Твоих обилье –Без потребленья падают они!Но обещал Ты нам происхожденьеОт нас народа, коим вся ЗемляНаполнится, – и будет вместе с намиХвалить Он благость вечную Твою,Свершая ль бодро днем свой труд урочныйИль, как теперь, вкушая дар Твой – сон».Так молвили они единодушно;Других они обрядов не имели,Как обожанье чистое Творца,Которое Ему всего угодней.Затем в беседку, внутрь, они вошли,Свободные от тяжести напраснойСтеснительных одежд, что носим мы,И рядом там легли, причем, конечно,Адам не отвернулся от супругиПленительной своей; равно и ЕваНе отказала в соблюденье правилТаинственных супружеской любви.Пускай ханжи сурово рассуждаютО чистоте, невинности безгрешной,Позоря как нечистое все то,Что сам Господь наш объявляет чистым,Что соблюдать иным Он сам велит,А прочим позволяет; сам СоздательНам размножаться повелел, и тот,Кто воздержанья требует, конечно,Служитель Зла, Враг Бога и людей.Хвала тебе, хвала, любовь супругов,Таинственный закон, источник верныйПроисхожденья рода человеков, –Единственная собственность в Раю,Где прочее все – общее владенье!Прелюбодейство грубой плотской страстиТы исключила из среды людской,Отдав его бессмысленным животным;В тебе свою основу обрелиРазумные, законные, святыеИ чистые все связи – долг, отца,Детей и братьев; нет, тебя не будуЯ никогда греховною считать,Достойною стыда иль порицанья,Несвойственной святейшему из мест!Источник вечный радостей семейных,Ты чистотой их ложе облекаешьТеперь, как в те былые времена,Когда среди святых и патриарховВ обычай ты вошла; в тебе любовьСвои святые стрелы мечет, светитСвоей лампадой вечной, расправляетВ тебе свои пурпурные крыла;В тебе она царит и торжествует –В тебе единой: нет ее в улыбкахПродажных тварей, в наслажденье грубом,Случайном, равнодушном, в кратких играхЛюбовных, в пошлых танцах, маскарадах,Балах полночных или серенадах,Где мерзнущий на улице любовникК своей красотке гордой песню шлет,А лучше бы ее с презреньем бросил.Баюкаемы песнью соловьев,Обнявшись, спали так Адам и Ева.И розы на нагие их телаС зеленой кровли падали обильно,Чтоб новыми их утро заменило.Спи, милая, блаженная чета!Счастливейшей была б ты в этом мире,Когда бы счастья высшего искатьНе стала ты и знала бы искусствоНе знать того, что Небом не дано!И вот уже тенистый конус ночиДо половины путь свой совершил,Покрыв собой подлунный свод обширный,Когда из врат слоновой кости белойВ обычный час сторожевой отрядБлестящих Херувимов вышел. СтройноОни в порядок стали боевой,И Гавриил ближайшему по чинуСказал: «Из этой стражи, Узиил,Возьми ты половину, чтобы с югаСтрожайшей сад охраной окружить,Я ж с остальными к северу направлюсь;На западе мы встретимся с тобой».И разошлись они, огням подобны,Одни – чтоб крепким Раю быть щитом,Другие, как копье, готовы к бою.Из своего отряда ГавриилИзбрал двух Духов, сильных и разумных,К себе ближайших, и сказал им так:«Итуриил, и ты, Зефон: скорееСад обыщите; все его углыИсследуйте, особенно ж беседку,Где эти два прекрасные созданьяСпать улеглись, не ожидая Зла.Я вечером, перед заходом солнца,Весть получил, что некий адский ДухПришел сюда (кто б это мог подумать?),Из Ада ускользнув, конечно, с цельюНедоброю. Коль скоро вы егоНайдете, то, схватив, ко мне ведите».Так молвил он и воинов лучистыхСвоих повел, которые сияньемСвоим луны сиянье помрачали.Другие же два Ангела к беседкеОтправились на поиски своиИ скоро там нашли, кого искали.Он, скорчившись, как жаба, там сиделПод ухом Евы, дьявольски стараясьДо органов ее воображеньяДостичь, чтоб, их работу возбудив,Желанные иллюзии, виденьяИ грезы ей различные внушить,Иль, яд вдохнув, в особый цвет окраситьТе испаренья, что от крови чистойВосходят, как туман от ручейка,Дабы они сложилися нестройноИ недовольством возбудили ум,Вселяя в нем напрасные надеждыИ цели, необычные желанья,Высокие намеренья и гордость.Итуриил копьем своим слегкаЕго коснулся, ибо ложь не можетПрикосновенья вынести небеснойСубстанции, не возвратив себеСвой образ настоящий; и мгновенноВраг, изумясь, что он открыт, вскочил.Так искра массу пороха взрывает,Которая, при вести о войне,Отложена в запасном магазине,И крошечное зернышко, внезапноРаздувшися, воспламеняет воздух;Так сразу Враг восстал во весь свой рост.Поражены, невольно отступилиДва Ангела-красавца – так внезапноЯвился им ужасный адский царь, –Затем к нему бесстрашно обратились:«Кто из мятежных Духов, обреченныйНа вечный Ад, осмелился сюдаВойти, покинув адскую темницу?Зачем ты здесь, свой образ изменив,Сидел, как Враг, у изголовья спящих?»Им в ярости ответил Сатана:«Как! Вы меня не знаете? ОднакоВы знали прежде, что я вам не ровня:На высоту, где я сидел, не смелиВы воспарить. Коль скоро вы меняНе знаете, из этого лишь видно,Как низменны вы сами – ниже всехИз ваших полчищ; если ж вам знаком я,То для чего вам спрашивать меня,Излишними словами начинаяПосланье ваше? Чтоб оно, пустое,Как те слова, окончилось ничем?»Ответствуя презреньем на презренье,Ему Зефон немедля возразил:«Не думай, дух мятежный, что свой образТы сохранил, что он не помраченС тех пор, как в Небесах, святой и чистый,Ты жил, и что узнать тебя не трудно.Как только ты быть добрым перестал,Ты славы той лишился, став подобенЛишь преступленью своему и мракуТех мест, где ты томиться осужден.Однако же иди за нами: долженТы, без сомненья, дать ответ тому,Кто нас послал; долг на него возложенОберегать от всяких нападенийВесь этот край и этих двух – от Зла».Так молвил Херувим. Отпор суровый,При юношеской прелести его,Подействовал с неотразимой силой.Стоял, смущен и уничтожен, ДьяволИ чувствовал Добра все обаянье,Всю чистой добродетели красу;Он видел это и терзался горькоСвоей утратой; более ж всегоОн тем был опечален, что другиеЗаметили, как изменился он.Но все-таки не показал он видаСмущенья или страха и сказал:«Что ж, если биться должен я, то лучшийПусть бьется с лучшим – с тем, кто вас послал,А не с послами иль со всеми вместе:Тогда я больше славы получуИль меньше потеряю».«Этот страх твой, –Ему Зефон отважно возразил, –Лишь избавляет нас от испытанья,Которое могло бы показать,Что может сделать даже самый слабыйОдин противу грешника, которыйБессилен потому, что грешен он».Враг промолчал, весь яростью объятый;Без слов вперед немедленно он шел.Так гордый конь обузданный ярится,Грызя свои стальные удила.Бежать считал напрасным он: от страхаПред Вышним у него сжималось сердце,Хоть больше ни пред кем он не дрожал.И скоро уж пришли они на запад,Где, полукруг свой обойдя, сошлисьДве стражи и, сомкнувшися, стояли,Дальнейших приказаний ожидая.И громко возгласил им Гавриил:«Друзья, я слышу топот ног поспешных,Идущих к нам, и сквозь ночную тьмуИтуриила и Зефона вижу,А с ними кто-то третий там идетС осанкой гордой, царственной, хоть тусклымЯвляется его высокий образ.По облику его и по походкеЯ в нем Владыку Ада узнаю;Едва ли он уйдет от нас без боя.Итак, держитесь твердо: у него;В очах я гордый вызов замечаю».Едва он кончил, подошли к немуДва Ангела и вкратце рассказали,Кого они с собою привели,Где найден он и за каким занятьем,Какой имел он вид и как сидел.Взглянув сурово на него, промолвилТут Гавриил: «Как смел ты, Сатана,Предел нарушить, за твои деяньяПредписанный тебе, и помешатьСвятому исполненью долга теми,Кто, не греша, как ты, имеет силуИ право вопросить тебя: зачемВошел ты в это место и, как видно,Намерен был нарушить мирный сонТех, кто живет блаженно волей Бога?»Ему сказал с презреньем Сатана:«Ты, Гавриил, считался в Небе мудрым,И сам тебя считал я таковым,Но твой ответ внушает мне сомненье.Кто в мире любит муку и печаль?Кто, если он сумел найти дорогу,Не вырвался б из Ада, хоть и былК нему он присужден? И ты, конечно,Сам поступил бы так, как я; ты стал быИскать подальше от мучений места,Надеясь отдых там себе от нихНайти, увидеть радость вместо горя.Для этого и я сюда пришел.Тебе, быть может, это непонятно:Ты Зла не испытал, а ведал толькоОдно Добро. Ты ставишь мне в вину,Что смело я Того нарушил волю,Кто покарал нас, – пусть же Он запретЖелезные свои затворы крепче,Коль хочет вечно нас держать во тьме.Вот все, что я отвечу. ОстальноеВсе верно: я действительно был там,Где найден, как рассказывали эти, –Но в этом ни насилья нет, ни Зла».Так молвил он во гневе. Воин-АнгелПрезрительно ему, с усмешкой легкой,На объясненье это отвечал:«Какая жалость! Небо потерялоПрекрасного о мудрости судьюС тех пор, как изгнан Сатана, которыйОт глупости своей так пострадал!Теперь вернулся он, бежав из плена,И выражает нам свои сомненья,Насколько мудры те, кто вопрошает,Как смел из Ада он прийти сюда,Не получив на это разрешенья.Столь мудрым он свое считает бегствоОт справедливой кары и от мук.Что ж, рассуждай как знаешь: ты увидишь,Что гнев, который на себя навлекТы этим бегством, всемеро отмеритТебе за это и прогонит в АдТебя со всею мудростью твоею,Которая еще не поняла,Что нет тех мук, которые могли быНасытить бесконечный Божий гнев,Столь безрассудно вызванный тобою.Но почему же ты пришел один?Зачем весь Ад не вырвался с тобою?Иль муки прочих меньше, чем твои?Иль, может быть, тебе сносить страданьяТрудней, чем им? О мужественный вождь,Бежавший первым от своих страданий, –Когда б ты объяснил причину бегстваТем воинам, которых ты покинул,То, верно бы, бежал ты не один!»Нахмурясь мрачно, Враг ему ответил:«Бесстыдно насмехающийся Ангел!Ты знаешь, что умею я сноситьСтрадания ничуть других не хуже;Ты знаешь сам, как крепко я стоялВ бою, в котором гром к тебе на помощьПришел и поддержал твое копье,Без этого не страшное нимало!Из слов твоих, как прежде, вижу я,Насколько ты в делах войны несведущ:Не понимаешь ты, что верный вождь,Недавно потерпевший неудачу,Не станет всею силой рисковать,Сначала сам опасность не измерив.Для этого решился я одинПерелететь ужасную пустыню,Чтоб высмотреть вновь сотворенный мир,О коем Ад был полн различных слухов,Надеясь лучший здесь найти приютДля войск моих, измученных борьбою, –Здесь, на земле, иль в воздухе вверху, –Хотя б пришлось из-за владений новыхЕще раз испытать, что можешь сделатьТы со своею всей нарядной ратью,Которая пригодна лишь на то,Чтоб вашему услуживать ВладыкеНа Небесах да сладко гимны петь,Перед Его престолом пресмыкаясь,На честный же едва ль способна бой».Ему ответил быстро Ангел-воин:«Сказать и тут же взять слова назад,Назвать разумным бегство от страданийИ тут же в оправданье привестиЖеланье отыскать приют для войска –Все это обличает не вождя,А гнусного лжеца, чья ложь открыта!Себя ты смеешь верным называть –Ты, Сатана? Какое оскверненьеСвятого слова – верность! Но кому жТы верен был? Своей мятежной шайке?Толпе врагов? По телу и глава!Из верности ль и твердой дисциплины,Из долга ли присяги боевойВы отказали все в повиновеньиТой Высшей Силе, признанной всем миром?И ты, ханжа коварный, что теперьЖелаешь покровителем свободыКазаться, – разве ты не больше всехВилял когда-то в Небе, пресмыкалсяИ обожал Небесного Царя,В себе надежду тайную скрываяЦарить, Его низвергнув, самому?Но вот что я скажу тебе, обманщик:Беги туда, откуда ты бежал,Иль, если ты еще в теченье часаПокажешься в святых пределах этих,Тебя я, в яму адскую в цепяхНизвергнув, припечатаю так крепко,Что больше ты не будешь преступатьЗатворов, для тебя чрезмерно слабых».Так он грозил, но Сатана, угрозНе убоясь и яростью пылаяЕще сильней, надменно возразил:«Ты о цепях тогда толкуй, надменныйПривратник-Херувим, когда я будуТвой пленник; впрочем, ранее тогоТягчайшее почувствуешь ты бремяОт рук моих сильнейших, хоть и носишьТы на крылах Небесного ЦаряИ с равными тебе, к ярму привыкнув,Впрягаешься охотно в колесницуПобедную, в которой, торжествуя,Он шествует по звездной мостовой».Пока он это говорил, зарделсяОгнем пурпурным ангельский отрядИ полукругом, точно полумесяц,Сомкнулася фаланга, наклонивЕму навстречу копья. Так ЦерерыГустое поле, зрелое для жатвы,Волнуясь, груз колосьев наклоняетТуда, куда их бурный ветер гнет,А земледелец мучится тревогой,Боясь, чтоб вместо зерен дорогихДля молотьбы солома не осталась.С другой же стороны, готовый к бою,Стоял, собрав все силы, Сатана,Отважно размахнувшись, неподвижный,Громадный, как Атлант иль Тенериф.Он упирался в тучи головою,На шлеме у него пернатый ужасГрозою веял, а в руке он нечтоПохожее в одно и то же времяНа щит и на громадное копье,Сжимал. Дела ужасные могли быСвершиться здесь: не только б Рай погиб,Но, может быть, и звездный свод небесныйКрушенье б потерпел, и все стихииСмешались бы в ужасном столкновеньи,Когда б Предвечный не предупредилУжасную ту битву, золотыеВесы свои поставив в Небесах,Которые мы видим ныне междуАстреею и Скорпионом; ОнНа тех весах все взвешивал созданьяСвои, когда творил, – и шар земной,И воздух, чтоб дать им равновесье,Впоследствии ж все взвешивал событья,Сраженья все и царства; и теперьДве тяжести на тех весах Он взвесил:Последствия от бегства СатаныИ, против них, исход той страшной битвы,И быстро вверх взвилась вторая чашаПод коромысло. Гавриил, узревТо знаменье, сказал Врагу поспешно:«Твою я силу знаю, Сатана,Как знаешь ты мою. Та и другая –Не наши: Небом нам они даны.Итак, безумно было б нам гордитьсяТем, что оружьем можем сделать мы:Не больше это, чем позволит НебоТебе иль мне, хоть я теперь вдвойнеМогуч, чтоб в грязь втоптать тебя. Чтоб в этомТы убедился, посмотри туда,Прочти свой жребий в знаменьи небесном,Где взвешен ты; там видно, как ты легок.Как будешь слаб, сопротивляясь мне».Враг посмотрел, свою увидел чашу,Поднявшуюся вверх, – и больше споритьНе стал; бежал он с ропотом глухим,И с ним бежали все ночные тени.Книга пятая
СодержаниеПриближается утро. Ева рассказывает Адаму свой беспокойный сон; ему этот сон не нравится, но он ее утешает. Затем они переходят к своим ежедневным работам. Их утренний гимн при входе в их беседку. Бог, чтобы отнять у человека возможность оправдываться, посылает Рафаила с целью увещевать его быть покорным, объяснить ему его свободу и указать на близость Врага – кто этот Враг и каков он и вообще все, что полезно знать Адаму. Рафаил нисходит в Рай; описывается его наружность. Адам, сидя у входа в свою беседку, издали видит его, идет к нему навстречу, приводит в свое жилище и угощает лучшими плодами, собранными Евой. Беседа их за столом. Рафаил исполняет данное ему поручение, рассказывая Адаму о его положении и о его Враге; по просьбе Адама он разъясняет, кто этот Враг и как он сделался таковым, начиная от первого его возмущения на Небесах и о поводе к этому возмущению: как он удалился со своими легионами на север и там убедил их восстать вместе с ним, причем соблазнил всех, кроме Абдиила, который сначала пытался отсоветовать его от этого предприятия и спорил с ним, а затем покинул Сатану.
Едва с востока утро золотоеПриблизилось на розовых стопах,Жемчужною росой обрызгав землю, –Как уж Адам проснулся, ибо сонИмел он легкий, порожденный чистымПищевареньем, испареньем нежнымОт скромной пищи; шелеста листовИль шепота ручья под нежной дымкойТумана предрассветного, когдаАврора хочет распустить свой веер,Иль пенья пташек утренних в кустахДовольно было, чтобы он проснулся.Тем более он удивлен был, видя,Что Ева не проснулась: беспокойноОна дышала, кудри разметав,С горящими щеками. Приподнявшись,Влюбленным взором, с нежностью сердечной,Смотрел Адам на эту красоту,Которая и в сне и в пробужденьиБыла особой прелести полна.Затем он кротким голосом, подобноЗефиру, обвевающему Флору[113],Ее руки коснувшися, сказал:«Проснись, моя красавица-супруга,Последняя, бесценная находка,Последний, самый лучший дар Небес,Мой друг и вечно новая мне радость!Проснись! Смотри: уже сияет утро,И нас зовут уж свежие поля;Встань, чтобы нам не пропустить восхода,Чтоб посмотреть, как пышно уж взошлиПосадки наши нежные, как дивноЛимонная вкруг роща расцвела,Что каплет с мирры и с травы душистой,Как все природы краски хороши,Как на цветке пчела уже уселасьИ сладкий сок старается извлечь!»Так он шептал – и разбудил супругу;Она же, взор со страхом на негоУставив и обняв его, сказала:«О ты, один, в ком думы все мои!В ком слава вся моя, все совершенства!Как рада видеть я твое лицо,Как рада я, что утро возвратилось!Ах, в эту ночь (такой еще донынеНе знала ночи я) не о тебеЯ грезила, как прежде, – если точноВсе то, что мне приснилось, были грезы;Я грезила не о работах дняМинувшего, не о труде на завтра, –Обида и смятенье снились мне,Каких до этой ночи беспокойнойНе знала я. Послышалось мне вдруг,Что кто-то, наклонясь мне близко к уху,Зовет меня – так ласково – гулять;Я думала, что это твой был голос.Он говорил: встань, Ева; что ты спишь?Так хорошо теперь, прохладно, тихо;Молчанье нарушает лишь однаНочная птица нежная, что в сладкомТомленьи песню страстную поет;Луны лик полный царственно сияетИ теням ночи прелесть придает.И для чего? Никто того не видит;Лишь небо смотрит тысячью очей;Но на кого смотреть природа жаждетВсего охотней, как не на тебя,Чей вид – всем радость, всем очарованье,Чья красота влечет к себе весь мир?На этот зов – как будто твой – я встала,Но не нашла тебя; и я пошлаТебя искать; одна блуждала долгоИ по путям каким-то вдруг пришлаЯ к Дереву запретному познанья.Оно прекрасным показалось мне –Прекрасней, чем я днем его видала,И я смотрела на него, дивясь.Тут кто-то рядом стал со мной – крылатый,Подобный видом жителям Небес,Которые являлись нам с тобою;С его кудрей струился ароматАмброзии. И он смотрел на древо.– О дивное растенье, – молвил он, –Как ты плодами чудными богато!Ужель никто тебя не облегчитОт бремени такого – не захочетНикто отведать сладости твоей?Никто – ни Бог, ни человек? УжелиПознанье так должны мы презирать?Что тех плодов вкусить мешает? ЗавистьИль осторожность тот запрет внушила?Но запрещай кто хочет: никомуНе дам я отстранить меня отнынеОт благ, тобой предложенных, – затемТы и растешь. И тут, не медля боле,Отважную он руку протянулИ, плод сорвав, его отведал. УжасСковал меня при дерзких тех словах,Поддержанных таким же дерзким делом,А он возликовал: о дивный плодБожественный! Сам по себе ты сладок,Но вдвое слаще, сорванный так смело!Мне кажется, что здесь он запрещенЛишь потому, что для богов он нуженИль может превратить людей в богов!И почему ж не превратиться людямВ богов? Добро, чем более оноРаспространится, тем обильней станет;Тем не унижен будет и Творец,А лишь получит более почета.Приди ж и ты, счастливое созданье,Прекрасное, как Ангелы Небес, –Воспользуйся и ты плодом тем, Ева!Блаженна ты – еще блаженней станешь,Хоть и не станешь лучше, чем была.Вкуси плода и будь с тех пор богинейСреди богов; не только на землеТы будешь жить, а воспаришь и в воздух,Подобно нам; потом и в НебесаПроникнешь ты, как это заслужила;Увидишь ты, как боги там живут,И заживешь там и сама, как боги.Так он сказал, и ближе подошел,И часть плода, которым так отважноОн овладел, к устам моим поднес.Приятный, вкусный аромат так сильноТогда мой голод возбудил, что мнеКазалось невозможным не отведатьПлода, – и я отведала его.И вдруг я с ним под облака взлетелаИ видела, как подо мной ЗемляПростерлась вдаль и вширь неизмеримо,Открыв разнообразные виды;И я дивилась своему полетуИ возвышенью дивному. Но вдругИсчез мой спутник, я же вниз упалаИ погрузилась вновь в глубокий сон.О, как теперь я рада, что проснуласьИ что все это было лишь во сне!»Так рассказала Ева все, что былоС ней ночью. Грустно молвил ей Адам:«Друг милый, совершеннейший мой образИ половина лучшая моя!Не менее, чем ты, и я взволнованТревогами твоими в эту ночь,И весь твой сон не нравится мне странный:Боюсь, что происходит он от Зла.Откуда бы, однако, Злу явиться?В тебе его быть не могло: ты чистойСотворена. Но знай, что есть в душеСпособностей немало низших; разум –Их вождь, а вслед за ним воображеньеВладеет ими. От предметов внешних,Которые пять чувств во время бденьяВоспринимают, создает оноНам образы – воздушные виденья;Соединяя их иль разделяя,Наш разум строит все, что утверждатьИль отрицать мы можем, образуяТо, что зовется знаньем или мненьем;Когда ж природа отдыхает, онВ свое жилье отдельное уходит.И вот порой, в отсутствие его,Ему воображенье подражает,Но, образы некстати съединив,Смятенье лишь нередко производит –Особенно во снах, – в словах и делеПеремешав прошедшее с позднейшим.Мне кажется, подобное же сходствоЯ нахожу меж этим сном твоимИ нашею беседой накануне,Хотя и с неким странным прибавленьем.Но не грусти о том: нередко ЗлоПриходит Богу или человекуНа ум и, не одобрено, опятьУходит прочь, не оставляя вовсеНи пятен, ни ущерба за собой.Так и теперь питаю я надежду,Что то, чего страшилась ты во сне,Ты наяву решительно отвергнешь.Не бойся же, не омрачай печальюТы этот взор, который должен бытьЯснее и приветливей, чем утро,Улыбкою встречающее мир!Пойдем теперь к занятьям нашим новымМеж свежих рощ, фонтанов и цветов,Открывших выход лучшим ароматам,Которые в них накопила ночьТебе на утешенье и на радость!»Так ободрял он милую супругу,И вскоре успокоилась она,Но все ж из глаз стряхнула по слезинке,Их поспешив кудрями отереть.Другие ж драгоценные две капли,Которые стояли в тех очах,Как в хрустале прозрачном, поцелуемОн снял как знак ее печали нежнойИ страха пред грозившим ей грехом.Так прояснилось все, и снова дружноОни стремятся в поле; но сперва,При выходе из-под тенистой крыши,Когда блеснул пред ними свет дневнойИ показалось солнце, лишь недавноВзошедшее над краем океана,Послав свои росистые лучиВдоль по Земле, во весь восток широкий,К полям счастливым Рая и Эдема,Они склонили головы своиИ начали обычные молитвы,Которые, как утреннюю дань,Они всегда усердно возносилиВ различной форме. Слов разнообразье,Как и восторг священный, украшалиНепроизвольно их хвалу Творцу;Сама собой у них слагалась песняИ красноречье сладкое лилось,С их уст легко то прозой, то стихами,Звучнее лютни или арфы нежной:«Твои все это славные дела,Отец добра, Владыка Всемогущий!Твое созданье этот чудный мир, –О, как же должен сам Ты быть чудесен!Неизреченный, выше всех НебесТы восседаешь; Ты для нас невидим,Иль слабо лишь Тебя мы узнаёмВ делах Твоих малейших, – но и в этомТвоя нам благость вечная видна,Которая превыше наших мыслей,Как вечное могущество Твое!О, говорите те, кто лучше может,Чем мы, Его поведать, – дети света,Вы, Ангелы! Вы видите Его,Вы славите Его вокруг престолаСвятой небесной песнью день и ночь!Вы, на Земле и Небе все созданья,Соединитесь, чтоб Его хвалить!Пусть в той хвале Он первый, и последний,И средний будет – вечно, без конца!И ты, из звезд прекраснейшая, ночиПоследнее звено иль, лучше, первыйВосхода вестник, верный дня залог,Венчающий кружком своим блестящимУлыбку утра, восхваляй ЕгоВ своей ты сфере в сладкий час рассвета!И ты, о солнце, око и душаВселенной, громко о Его величьиСвидетельствуй, звучи Ему хвалойВ своем теченьи вечном – при восходе,На высоте зенита, на закате!И ты, луна, которая то солнцеВстречаешь при восходе, то бежишьС толпою неподвижных звезд, влекомыхДвиженьем и вращеньем небосвода,И вы, пять прочих странствующих звезд,Свершающих таинственный свой танецВ гармонии чудесной, воспевайтеХвалу Тому, Кто свет воззвал из тьмы!Ты, воздух, вы, все прочие стихии,Старейшее рожденье недр природы, –Вы в непрерывном беге четверном,В смешении своем разнообразномДающие питанье всем вещам, –Всегда Творца великого хвалите!Вы, влажные туманы и пары,Что серыми вздымаетесь волнамиС дымящихся озер иль с гор высоких,Пока вас солнце не позолотит, –Вздымайтесь в честь Создателя вселенной,Чтоб свод небесный тучами одетьИль пасть дождем на жаждущую сушуИ тем хвалу Великому воздать!Вы, ветры, с четырех углов вселеннойНесущие дыхание свое, –Его хвалите тихо или громко!Вы, сосны исполинские, качайтеВершинами и с вами все растенья,Главу свою склоняя перед Ним!Вы, ручейки, в своем журчащем бегеПрозрачных струй мелодией живоюГремящие, – Его хвалите вы!Вы, все живые души в этом мире,Свои соедините голоса!Вы, птицы, чьи восходят песнопеньяДо врат небесных, – на своих крылахК Нему свою хвалу вы возносите!Вы, твари все, скользящие в воде,Иль по полям шагающие статно,Иль по земле ползущие внизу, –Свидетелями будьте – воспевали льЕму хвалу мы вечером и утром,В долинах, на холмах иль у ручьевВ тени дерев, дабы Его прославить!Хвала Тебе, Владыка всей вселенной!О, будь столь благ, чтоб дать нам лишь добро!И если Зло к нам в эту ночь прокралось,Рассей его, как свет рассеял тьму!»Так оба, непорочные, молились,И в мысли их мир прочный низошел,И обрели они покой желанный.Затем они к своей работе сельскойСпешат, меж трав росистых и цветов,Туда, где плодоносные деревьяСвои чрезмерно ветви распростерлиИ где была нужна работа рук,Чтоб помешать излишнему сплетенью,Иль где потребно было виноградОбвить вкруг ильма: нежно, как супруга,Он обнял крепкий мужественный стволИ кисти вкруг росистые развесил,Плодом усыновленным украшаяЕго сухие ветви. МилосердноВзирал на них великий Царь Небес.И вот к Себе призвал Он Рафаила,Общительного духа, что когда-тоСопровождал Товию[114] и егоОт смерти спас в опасном браке с девой,В замужество вступавшею семь раз.«Ты слышал, Рафаил, – сказал Предвечный, –Что Сатана, из Ада ускользнувИ долгий путь пройдя сквозь бездну мрака,Творит в Раю, – как ночью он смущалЧету людей, как в их лице намеренОн разом погубить весь род людской.Иди ж и проведи как друг в беседе,В Раю с Адамом половину дня.Его ты встретишь там в тени беседки,Куда, чтоб зной полудня переждатьИ отдохнуть там от труда дневного,А также чтоб поесть или уснуть,Придет он. Поведи свою беседуТак, чтобы понял он, сколь он блаженИ что блаженством этим он владеетВполне свободно, волею своей;Скажи ему, что так как эта воляСвободна, то изменчива она;Остереги его, дабы не слишкомСебя он в безопасности считал;Открой ему, напротив, всю опасностьИ от кого ему она грозит;Открой ему, кто Враг его, которыйОтпал недавно от Небес, а нынеСтремится, чтоб другие точно так,Как он, свое утратили блаженство.Насильем? Нет, в том встретит он преграду:Коварством, ложью действовать он будет.Об этом всем дай человеку знать,Чтоб он, по воле собственной нарушивСвятой завет, не мог потом сказать,Что был застигнут он врасплох, что не былПредупрежден иль предостережен».Так говорил ему Отец наш ВечныйИ тем всю справедливость совершил.Святой же Ангел, выслушав веленье,Его немедля начал исполнять.Средь тысячи блестящих Духов Неба,Стоял он, крылья пышные своиСложив вокруг себя; легко вспорхнул онИз их среды и быстро полетелСквозь Небеса; все ангельские хорыПовсюду расступились перед ним,Путь открывая через эмпиреи.Вот он домчался до небесных врат,И перед ним они раскрылись самиНа золотых своих петлях – так дивноБожественный их Зодчий сотворил.Ни облачком, ни звездами отсюда –Ничем его не заслонялся взор,И Землю он перед собой увидел,Хоть малою казалася она,Подобная другим блестящим сферам, –Узрел на ней и Божий сад, и кедры,Венчавшие высокие холмы.Ее ясней он различал, чем ночьюМог Галилей, смотря в свое стекло,Увидеть то, что он считал за страныИ области на светлом лунном диске,Ясней, чем лоцман видит средь ЦикладПятном туманным Самос или Делос,Вдали встающий. Наклонясь вперед,Летит он быстро сквозь эфир небесныйСреди миров; вот рассекает онПолярный ветер быстрыми крылами;Вот реет он уж в воздухе земномНа высоте орлиного паренья,И на него вокруг дивятся птицы:Он фениксом является меж них[115]Единственным, который, пепел свойНеся, летит в египетские Фивы,Чтоб схоронить его во храме солнца.Вот он уже спустился на утесВосточный Рая, образ свой обычныйПриняв: шестикрылатый Серафим,Со всех сторон он осенен крылами,Из коих два, с его широких плечСпускаясь, пышной мантиею царскойЕму роскошно одевали грудь,Другие два легли, как звездный пояс,Вкруг чресл его, покрывши их и бедра,Как разноцветный золотистый пух,А третья пара покрывала ноги,От пяток исходя, кольчугой нежнойИз перьев, светлых, как лазурь небес.Так он стоял, подобный сыну Майи[116],И оперенье отряхал свое,Небесное вокруг благоуханьеРаспространяя. Ангелы, на стражеСтоявшие, тотчас его узналиИ с почестями встретили его,Согласными с его высоким саномИ порученьем Господа ему:Им было ясно, что за неким деломВеликим он ниспослан. Их шатрыБлестящие он миновал и вскореВошел в благословенные поляЧрез рощи мирры, кассии и нарда,Струившие бальзам из всех цветов;Здесь роскошью безумною природаБлистала в первой юности своей,И девственной фантазией играла,И расточала сладости вокругБез всякого числа и без расчета.Адам увидел издали егоСквозь лес душистый, сидя у беседкиВ тени, при входе; солнце в этот час,В зенит поднявшись, жаркими лучами,Казалось, проникало в глубь землиИ согревало даже свыше меры.Внутри ж беседки Ева в это времяГотовила обед из разных сочныхПлодов, дающих аппетит здоровый,И, чтобы жажду утолить, питьеИз сладких соков, молоку подобных,Различных ягод и из винограда.Ее окликнул радостно Адам:«Иди сюда, смотри скорее, Ева!Вот вид, достойный зренья твоего!Смотри, какое чудное виденьеПодходит к нам по этому пути, –Как будто бы второе солнце в полденьВзошло! Быть может, новую приноситНам заповедь небесный тот посолИ удостоит нас быть нашим гостем.Иди же – все, что лучшего в запасеИмеешь ты, обильно собери,Чтоб с честью принят был небесный странник.Прилично нам даятелю воздатьЕго деяньем, щедро уступая,Что щедро нам дано; природа здесьРоскошно множит рост свой плодоносный,И чем ее мы больше облегчимОт бремени, тем даст плодов нам больше:Она велит запасов не жалеть!»«О мой Адам, – ему сказала Ева, –Комок земного праха, освященныйИ одухотворенный Богом! МалыйДостаточен запас, когда вокругВ любое время и на каждой ветвиВисят повсюду зрелые плоды,За исключеньем разве тех, что лучшеСтановятся от сохраненья, илиТех, коих сок чрезмерно водянистИ от броженья портится. ОднакоЯ поспешу сорвать со всех дерев,Со всех растений самый лучший выборПлодов и сочных овощей, чтоб могГость ангельский наглядно убедиться,Что на Земле свои рассыпал благаБог столь же щедро, как и в Небесах».Так говоря, поспешно обратиласьК своим делам хозяйственным она,Полна забот, чтоб выбрать угощеньеКак можно лучше и в таком порядке,Чтоб вкус один другому не вредил,Чтоб кушанья не портили друг друга,Плохим соединеньем, но, напротив,Ласкали б вкус приятной чередой.Итак, она старается, срываяСо всех ветвей все, что дает Земля,Мать общая, – что в Индии ВосточнойИль Западной она приносит нам,На берегах Понтийских или Пунийских[117]Иль там, где Алкиной[118] царил, – плодыВозможных всех сортов – то с жесткой кожей,То с мягкою, то с длинно-волосистой,То в скорлупе – и щедрою рукойВсе ставит их на стол; а для напитковИскусно выжимает виноградИ безобидный муст готовит, такжеРазнообразных ягод сладкий сокИ молоко растительное, ловкоПлодов различных косточки разбив.Есть у нее и чистые сосудыДля этих всех напитков. НаконецСпешит она душистыми ветвямиИ розами устлать беседки пол.Меж тем великий праотец наш общий,Поднявшися, пошел навстречу гостю,Неся богоподобному привет.Он шел один, без всякой свиты, кромеСвоих природных совершенств: он сам.В себе самом носил свой сан высокий,Торжественней, чем скучная вся пышностьКнязей, с их длинной свитою коней,Ведомых за узду, и слуг в одеждах,Покрытых златом, чтобы ослепитьТолпу, на них взирающую жадно.Приблизившись, Адам хотя без страха,Но с кротким подчиненьем и почтеньемСклонился перед высшим существомИ молвил: «Ты, я вижу, небожитель:Не кто иной, как жители Небес,Не обладает образом столь дивным;И так как ты с престола в НебесахСошел сюда в блаженные селенья,Своим их посещением почтив,То удостой у нас двоих, которымВсевышний дал край этот во владенье,Провесть отдохновения часыВ тенистой той беседке и отведатьВсе то, что сад нам лучшего дает,Пока спадет полудня зной великийИ солнце, ниже к западу сойдя,Нам принесет желанную прохладу».И доблестный ответил Ангел кротко:«Адам, затем сюда я и пришел;Притом ты создан так и обитаешьВ таком блаженном месте, что достоинК себе небесных Духов приглашать.Пойдем с тобою в тень твоей беседки;Весь день, пока к нам вечер не придет,Я быть могу с тобой». И вот в древесныйПриют они пришли, который им,Как дерево Помоны[119], улыбалсяИ ароматом сладостным дышал;Его собою украшала Ева,Одетая лишь собственной красой,Прекраснее стократ, чем Нимфы лесаИль три богини, в наготе своейНа древней Иде спорившие гордо[120].Приветствуя посланника Небес,Она нужды в одежде не имела,Как добродетель чистая, и мыслиНескромные не красили ланит.Ей Ангел произнес привет священный –Такой, который много лет спустяУслышала Пречистая Мария,Вторая Ева: «Радуйся, о матьЛюдского рода! Плодоносным чревомСвоим ты миру больше дашь сынов,Чем эти все плоды разнообразныхДревес Господних на твоем столе!»Обширный стол составлен был из дерна.Сиденья были мшистые вокруг,А на столе обильно возвышалосьВсе то, что осень щедрая дает:Здесь, впрочем, и весна и осень дружноВ дарах участье принимали. КраткийПеред обедом велся разговор,Без опасенья, что обед простынет;Затем сказал наш праотец: «НебесныйНаш гость, отведай разнородных благ,Которые Земля дает без мерыНа пропитанье и в усладу намПо повеленью нашего Кормильца,От Коего исходит все добро.Быть может, пища эта и безвкуснаДля Духа, но другой не знаю я:Ее лишь всем дает Отец Небесный».Ему ответил Ангел: «ПотомуТо, что дает Он (да поется вечноХвала Ему!) на пищу человеку,Который сам отчасти также Дух,Пригодно в пищу и чистейшим Духам,И требует подобной чистой пищиБесплотное настолько ж существо,Как существо разумное людское.В том и другом немало низших естьСпособностей и чувств; то и другоеСпособно видеть, слышать, обонятьИ осязать, имеет вкус и в тело,Переварив, употребляет пищу,А после, превращенье претерпев,Телесное становится духовным.Знай: все, что Богом создано, должноПоддерживаться пищей; элементыГрубейшие тончайшим на питаньеИдут: земля собой питает воду,Вода и суша – воздух; воздух кормитСобой огни небесные, и низшийИз них – луну; когда на лунном ликеТы видишь пятна, это след нечистыхПаров земных, которые ещеВ субстанцию луны не превратились.И месяц также испаряет пищуС сырого шара в высшие миры:А солнце, всем им свет свой уделяя,Питается от влажных их паровИ каждый вечер трапезу вкушает,Спускаясь в океан. Хоть в НебесахАмброзией цветут деревья жизниИ нектара исполнен виноград,Хоть каждый день мы утром собираемСо всех ветвей медовую росуИ перлами усеяна там почва,Но Бог и здесь, по благости Своей,Рассыпал столько новых наслаждений,Что можно их с небесными сравнить.Поэтому не думай, что способенТвоим я угощеньем пренебречь».Затем, за стол усевшись, приступилиОни к еде; и Ангел также ел –Не кажущимся образом, для виду,Как богословы любят толковать:Он обнаружил настоящий голодИ с аппетитом пищу поглощал,Дабы ее усвоить; проникаетОна легко и быстро в тело духов.И удивляться этому нельзя,Коль скоро мы припомним, что алхимикОгнем углей коптящих превращает –Иль думает, что может превратить, –Металлы, из руды простой и грязнойДобытые, в сверкающее злато.Нагая Ева, за столом служа,Им сладостями кубки наполняла.О милая невинность, райской сениДостойная! Теперь, как никогда,Заслуживать могли бы извиненья,В тебя влюбившись, Божии сыны!Но в их сердцах любовь без страсти плотскойЦарила; ревность им была чужда,Которою любовник оскорбленныйТерзается, в ней Ад свой находя.Когда ж они питьем и вкусной пищейНасытились, себя не отягчив, –Тотчас же мысль явилась у Адама –Не упустить благоприятный случайБеседы этой важной, чтоб узнатьПобольше о делах иного мира,О жизни тех, которые егоВо всем столь выше, чей лучистый образБожественным блистает отраженьем,Чьи дарованья высшие и силыСтоль превосходят силы человека.И вот к слуге высокому НебесТакую речь он скромную направил:«Сожитель Бога! Ныне вижу я,Как человека ты почтил любовью.Сюда, под кровлю низкую мою,Ты снизошел, земных плодов отведал;Хоть пища та – не ангельская, все жЕе с такою принял ты охотой,Что, кажется, небесные пирыТебя насытить лучше не могли бы, –А как их можно с нашими сравнить?»Ему ответил иерарх крылатый:«Адам, единый Всемогущий есть,От Коего все вещи происходятИ снова возвращаются к Нему,Коль от добра они не отвратятся.Все совершенным создано, из общейМатерии первичной, в разных формахИ степенях субстанции иль жизни, –Но тем духовней, утонченней, чище,Чем ближе по природе к БожествуИль чем к Нему усерднее стремитсяВ своей особой деятельной сфере.Таким путем духовной высотыИ тело может достигать по мереСпособностей своих. Так от корнейЗеленый стебель высшего устройстваВосходит вверх; он производит листьяЕще воздушней; наконец даетЦветок прекрасный, в высшем совершенствеСтруящий свой духовный аромат;Цветок и плод, как пища человека,В нем достигая высших степеней,Претерпевают дальше превращеньеВ дух жизненный, животный и разумный:Так жизнь и чувство создают они,И пониманье, и воображенье;От них душа имеет разум свой,Притом двоякий: или к рассужденьюОн больше склонен, или к созерцанью;Вам первое присуще, нам – второе;Различие лишь в степени, а суть –Одна у них. Итак, не удивляйся,Что вещи, Богом посланные вамНа благо, я, как вы, не отвергаю,А ем и также превращаю в телоМое. Придут, быть может, времена,Когда и люди с Ангелами вместеЖить будут и привыкнут к их еде,Найдя ее не слишком легкой пищей;Быть может, под влияньем пищи этойИ ваше тело превратится в духИ, окрылясь, как мы, в эфир небесныйПоднимется иль будет обитать,По выбору, здесь иль в Раю небесном.Возможно это, если сохранитеПокорность вы и верную любовьСыновнюю к Тому, Чьи вы созданья.До тех же пор спокойно наслаждайтесьБлаженством всем, которое вместитьВы можете в блаженном этом месте,Пока у вас на большее нет сил».И патриарх людей ему ответил:«Дух благосклонный, милосердый гость!Ты дивно описал мне путь, которымРасширить наше знанье можем мы;Ты разъяснил мне лестницу природыОт центра до окружности ее,По ступеням которой, в созерцаньяСозданий Божьих, к Богу восходитьМы понемногу можем. Но скажи мне,Что значит это предостереженье –Что мы должны покорность сохранить?Как можем мы не сохранить покорностьТому иль позабыть любовь к Тому,Кто сотворил нас из земного прахаИ поселил в таком чудесном месте,Где мы блаженны выше меры, – больше,Чем мы желать могли бы иль мечтать?»Тут Ангел молвил: «Сын Земли и Неба,Внемли моим словам. Своим блаженствомТы Господу обязан; если сможешьБлаженство это сохранить, то будешьОбязан тем себе лишь одному,Через свою покорность: помни это!О том тебя предупреждаю я.Тебя Бог создал, правда, совершенным,Однако же не неизменным; правда,Ты по природе добр, но сохранитьТу доброту в твоей полнейшей власти.Свободною владеешь волей ты,Нет над тобой судьбы, тебе безвестной,И нет необходимости слепой.Покорности Бог хочет добровольной,Не принужденной, коей никогдаНе примет Он; подумай, в самом деле,Как могут несвободные сердцаБыть в верности испытаны? Как можетСлужить Ему охотно тот, чья воляСудьбой заране определенаИ выбора в поступках не имеет?Я сам и Силы ангельские все,Сидящие пред Богом на престолах,Блаженны точно так же, как и вы,До тех лишь пор, пока Ему покорны,И нет иной опоры нам! Мы служимЕму свободно, ибо любим мыЕго вполне свободно; в нашей воле –Любить Его иль не любить, держатьсяЕго – иль пасть. И некие уж пали,Ему покорность преступив, и былиНизвергнуты с Небес в глубокий Ад.О страшное паденье! От такогоБлаженства – и в такую бездну бед!»Ему сказал великий прародитель:«Божественный наставник! Слушал яТвои слова с вниманьем глубочайшимИ с большим наслаждением, чем пеньеНочное Херувимов на холмахОкрестных; знаю также, что я созданВполне свободным в воле и в поступках;Но все же я уверен был всегда,Уверен и теперь, что не забудемМы никогда к Создателю любвиИ что повиноваться будем вечноЕдиному, Которого веленьяСтоль праведны. Но то, что ты сказалО происшедшем в Небесах, сомненьяВнушает мне; желал бы я услышатьПоболее, коль согласишься ты,О тех событьях. Странно и чудесноДолжно быть это; выслушана бытьВ безмолвии глубоком эта повестьДостойна. Но пред нами – долгий день:Окончило едва лишь половинуСвоей дороги солнце и теперьПуть остальной едва лишь начинаетПо кругу необъятному Небес».Так умолял Адам; и Рафаил,Немного поразмыслив, согласился:«Великого, о первый из людей,Ты просишь у меня; к задаче труднойИ грустной мне придется приступить.Как рассказать в словах, для человекаПонятных, все дела незримых духовВраждующих? Как расскажу без горяО гибели столь многих, прежде славныхИ совершенных до паденья их?Как, наконец, открыть и выдать тайныИного мира – и законно ль это?Но ради блага твоего готовРешиться я на это; то, что вышеЛюдского пониманья, постараюсьТебе я объяснить, уподобляяДуховное телесному; а впрочем,Земля, быть может, только неба тень,И более небесное земномуПодобно, чем привыкли думать вы.«Еще мир этот не существовал;Хаос царил в местах, где ныне НебоВращается и где теперь ЗемляПодвешена за центр. И вот однаждыВеликий год небесный день принес(Затем, что даже в вечности движеньеВо времени свершается и меритОно собой все временные вещиПрошедшим, настоящим и грядущим) –День роковой, когда высокий зовВластителя все ангельские ратиПред троном Всемогущего собрал.Со всех концов Небес они явились,Бесчисленны, с начальствами своими,В блистательном строю. Подъяты пышно,Сверкали мириады мириадХоругвей и знамен высоких, веяНад ними и собою означаяДеленье на подвластные отрядыИ степени; носили те знамёнаБлестящие – святые знаки делИ подвигов великих, совершенныхЛюбовию и ревностью святой.Когда в неописуемо громадномПространстве, круг за кругом, обступилиОни Его сияющий престол,С горы высокой пламенной, которойВершина так сияла, что былаНевидима, Отец наш Бесконечный,Имея одесную во блаженствеБожественного Сына, нам изрек:«Вы, Ангелы, внемлите, дети света,Престолы, Власти, Доблести и Силы,Навеки непреложный Мой завет:Сегодня я родил Того, кто будетМоим Единым Сыном называться;Его на сей святой горе на царствоПомазал Я; Он будет одеснуюМеня сидеть; Он будет ваш Глава;И Я дал клятву пред Самим Собою,Что будут все пред Ним на НебесахСклонять свои колена, признаваяЕго навеки Господом своим.Он – Мой наместник; под Его правленьемЕдиною все слейтеся душойВ блаженстве вечном. Тот, кто непокоренЕму, – Мне непокорен; тот нарушилНавек союз священный между нами,Отпал от Бога он и лицезреньяБлаженного; низвергнут будет онВо тьму и бездну и томиться будетТам вечно, без возврата, без конца!»Так говорил нам Всемогущий; всеми,Казалось, речь одобрена была, –Казалось так, на деле же – не всеми.Как и другие праздничные дни,День этот проведен был в песнопеньяхВокруг горы священной той и в пляскахМистических, скорей всего подобныхДвижениям планет на небосводеИ прикрепленных звезд на нем: так сложны,Запутанны они, так сплетены,Что в них как будто вовсе нет порядка, –Однако же тем правильней они,Чем кажутся неправильней. При этомТакие песни сладкие звучалиБожественной гармонией, что имСам Бог внимал с великим наслажденьем.Вот наконец и вечер подошел(На Небесах у нас есть также вечерИ утро, ради смены, нам приятной,Хотя необходимости в том нет), –И после пляски к сладкому обедуОхотно приступили все: повсюду,Где их круги стояли, вдруг явилисьСтолы и пища Ангелов на них;Пурпурный нектар там сверкал в сосудахЖемчужных иль алмазных иль из златаМассивного, и дивное виноНебесных виноградников струилось.Возлегши на цветах и увенчавГлавы цветами, пили и вкушалиОни в своем блаженном единеньи,Бессмертием и радостью дыша,Не пресыщаясь, ибо полной меройИзбыток служит там, перед лицомВладыки Всеблагого, эти благаДарившего им щедрою рукойИ радостно взиравшего на радость.Вот ночь уже спустилась в облаках,Амброзию струивших, от вершиныГоры высокой Божией, откудаИ свет и тень исходит; изменилоСвой лик блестящий небо в полусвет,Приятный взору (темным не бываетТам покрывало ночи), – отдых снаНа всех спустился розовой росою(Лишь око Бога никогда не спит);По всей равнине, вширь и вдаль, – обширней,Чем если бы весь этот шар ЗемлиВ одну развернут плоскость был (громадныВладенья Бога), – ангельские рати,В бесчисленных отрядах и полках,Расположили лагерь вдоль теченьяЖивых потоков, меж деревьев жизни;Равнина вдруг покрылась без числаШатрами и беседками, в которых,Обвеяны прохладным ветерком,Спокойный сон свой Ангелы вкушали.Не спали только те, кто вкруг престолаВсевышнего по очереди пелиХвалебный дивный гимн Ему всю ночь;Не спал и Сатана (зови отнынеЕго ты этим именем: иноеНосил он прежде имя, но егоНа Небесах с тех пор не произносят).Один из первых, если не первейшийОн был среди Архангелов, великМогуществом, благоволеньем БогаИ чином выдающимся своим,Но завистью был отягчен глубокойК Божественному Сыну, в этот деньПочтенному Отцом Своим великим,Который объявил Его Царем,Помазанным Мессиею; дух гордыйНе мог такого зрелища снестиИ счел себя обиженным; глубокойДосадою и злобой он проникся;И вот, как только полночь принеслаВсеобщий сон отрадный и молчанье,Решился он, собрав все легионыСвои, покинуть гордо этот край,С презреньем удалиться от престолаВсевышнего, покорность преступив;И, разбудив ближайшего по чинуК себе, повел такую тайно речь:«Спокойно спишь ты, дорогой товарищ?Ужель твои смежает веки сон?Ужели ты забыл, что за веленьеСлетело с уст Всевышнего вчера?Ты поверять свои привык мне думы,Как я всегда свои тебе вверял;Когда не спали, были мы согласны, –Ужели сон теперь нас разлучит?Даны, как видишь, новые законыТем, кто царит; у тех, кто подчинен,Должны и мысли новые возникнуть,И вновь теперь мы обсудить должны,Что, может быть, произойдет отныне.Подробнее об этом говоритьНебезопасно здесь; сбери ж скорееСтарейшин всех от этих мириад,Которыми начальствуем мы оба,И сообщи приказ им мой: спешить,Пока не снят покров тенистой ночи,Со всеми, чьи знамена мне покорны,В край северный, в подвластную нам область,Чтоб обсудить и приготовить тамПрием достойный нашему Мессии,Великому Царю, и восприятьЕго веленья новые; все царствоОн, торжествуя, будет обходитьИ нам дарует новые законы».Так говорил ему Архангел лживыйИ подчинил влиянью своемуЗловредному доверчивую душуСоратника, который стал сзыватьПо одному правителей подвластныхИ рассказал, что слышал: что верховныйГлава велит поднять великий стягИ выступить в поход, пока не снятыС небес покровы темноты ночной.При этом он им объяснил причинуРаспоряженья этого, а такжеВ них постарался ревность возбудитьДвусмысленною речью и разведатьИх верность иль невинность совратить.Но все они повиновались сразуВелению и зову своегоВеликого властителя: недаромВеликое он имя в НебесахИмел и чином был весьма возвышен.Лицо его влекло их за собой,Как утренней звезды сиянье мощноВлечет рой звезд; итак, он хитрой ложьюСумел увлечь треть воинства Небес.Но Вечное Недремлющее Око,От коего и самым сокровеннымНельзя укрыться мыслям, с высотыСвятой горы, где ночью золотыеСветильники сияли перед ним,Увидело, без помощи их света,Какой назрел мятеж, кем поднят он,Распространен между сынами утраИ сколько их противится веленьюВысокому Его; тогда с улыбкойЕдинственному Сыну молвил Бог:«О Сын, в котором, в полном отраженьи,Я созерцаю славу всю Мою,Преемник всемогущества Господня!Дошло, пожалуй, дело до того,Что это всемогущество придетсяНам охранять, все средства испытать,Чтоб удержать Нам все, что Мы издревлеЗовем Своей Божественною Властью.Такой великий Враг восстал на Нас,Намереваясь свой престол высокийВоздвигнуть смело, с Нами наравне,На севере обширном; недоволенИ этим, он замыслил испытатьВ сраженьи Нашу силу, Наше право!Так будем же готовы отрядитьНа этот случай прочие все силы,Оставшиеся нам, чтоб отстоятьВсе достоянье Наше, чтоб внезапноНам не утратить Наш высокий сан,Святилище все Наше, Нашу гору».В божественном спокойствии ЕмуСын отвечал, невыразимо светел:«Отец Мой всемогущий! СправедливоВрагов Своих осмеиваешь Ты,Спокойною улыбкою встречаяИх праздные волненья и попытки.Они послужат к славе лишь Моей;Враги увидят царственную силу,Которая дана Мне, чтоб смиритьИх гордость; им грядущее покажет,Сумею ли осилить непокорных,Иль буду Я последним в Небесах».Так молвил Сын. На крыльях торопливыхУспел уже в то время СатанаУйти далёко с силами своими.Неслись они, бесчисленны, как звездыВечерние иль утренние; большеИх было, чем росы жемчужных капель,Которые на листьях и цветахСверкают утром при восходе солнца.Они прошли чрез области владенийПрестолов, Серафимов и Властей,Чрез области, с которыми в сравненьеТвои, Адам, владенья все не больше,Чем этот сад пред целою землейИ морем, если выпуклого шараПоверхность плоско выпрямить в длину.И вот, пройдя те области поспешно,Вошли в пределы севера они,И Сатана воссел там на престолеСвоем высоком, издали сверкавшем;Стоял престол тот на горе высокой,Сам как гора высокая на ней;На той горе, сверкая, возвышалисьРяды алмазных башен, пирамидИ золотых утесов. НазывалсяВ те времена дворец роскошный этот(Я выражусь на языке людей)Дворцом великим Люцифера; после ж,Стремясь сравниться с Господом во всемИ в подражанье той горе, с которойГосподь Царем Мессию объявил,Назвал он свой дворец Горой Собранья,Затем что здесь их полчища сошлись.Собрав своих приверженцев под видомЖеланья обсудить прием ВладыкиИ верности личиной клеветуПрикрыв, такую речь повел он ловко:«Престолы, Князи, Доблести и Власти!Великолепны эти ваши званья,Но я боюсь, что звуком лишь пустымОстанутся они с тех пор, как вышелПриказ, который отдает другомуВсю власть, Его поставив выше насПомазанником и Царем! За этимИ поспешили в полночь мы сюдаНа это неотложное собранье:Мы обсудить должны, как встретим мыЕго с почетом новым, непривычным;Придя сюда, коленопреклоненьяОт нас Он будет требовать – такойЕще мы дани не платили! ГнусноТак унижаться даже пред Одним, –Теперь вдвойне сносить должны мы это:Приходится равно служить отнынеЕдиному и образу Его!Иль, может быть, намеренья иныеНас укрепят? Не попытаться ль намЯрмо, на нас возложенное, сбросить?Хотите ли вы головы склонить,Согнуть свои покорные колена?Нет, не хотите, – если знаю васИ если твердо помните вы сами,Что вы – сыны и жители Небес,Которых в рабстве не держал донынеНикто; и если вы не все равны,То всем дана вам равная свобода:Чины и званья не противны ей –Вполне, напротив, с нею совместимы.Какой же разум и какое правоНас подчинить Монарху одному,Когда Ему мы все равны по праву?Быть может, меньше мы Его по силеИ блеску – но свободой мы равны!И как возможно ставить нам законы,Когда и без законов мы безгрешны?Тем менее за Господа считатьИ обожать Его для нас прилично:Все это оскорбительно для званийВысоких наших, громко говорящих,Что управлять должны мы – не служить!»Не возражая, этой дерзкой речиВнимали все, и только АбдиилВосстал единый между Серафимов:Никто с такою ревностью великойНе обожал Всевышнего, как он.Покорный Всемогущего веленьям,Он ревностью суровой воспылалИ загремел потоком речи гневной:«О лживое, надменное сужденье!О богохульство, коего никтоНе ожидал на Небесах услышать,И менее всех прочих от тебя,Неблагодарный, столь превознесенный,Стоящий выше всех твоих князей!Как смел ты в кривотолках нечестивыхСвятую волю Бога осудить,Которую Он объявил и клятвойНам подтвердил, что Сын Его ЕдиныйНад нами будет праведно царить,Что все должны на Небесах покорноПред Ним склонять колена в знак того,Что признают Его Царем законным?По мненью твоему, несправедливоПротиворечить праву – подчинятьСвободных нас каким-либо законамИ равному над равными царить,Могуществом владея несравненным?Что ж, Богу сам предпишешь ты закон?Начнешь ли ты с Ним спорить о свободе,С Ним, Кем ты сотворен, каков ты есть,Который сотворил все силы НебаТакими, как Ему угодно было,И всем им дал пределы бытия?Иль благость мы Его не испытали?Блаженство наше, наш высокий санДовольно убеждают нас, как нежноЗаботлив Он, как Он далек от мыслиУнизить нас, как хочет Он скорейВозвысить степень нашего блаженства,Нас под одним, ближайшим нам ГлавойОбъединив. Но пусть ты прав: допустим,Что равному над равными царитьНегоже. Что ж, ты сам, хотя великийИ славный, или ангельские СилыВсе вместе – разве можете сравнитьсяС Единородным Сыном, чрез Кого,Как чрез Свое властительное Слово,Отец Могучий сотворил весь мирИ самого тебя? Все Духи НебаИм созданы в их степенях блестящихИ славою увенчаны: ЕмуОбязаны своими именамиПрестолы, Князи, Доблести и Власти.И, царствуя, Он их не помрачит,А лишь прославит, будучи ГлавоюИх, как один из нашего числа;Его законы – наши же законы,И почесть, что Ему мы воздадим,Нам к чести будет. Прекрати же яростьПреступную свою; не соблазняйДругих; спеши гнев праведный умеритьОтца и Сына, чтоб, пока не поздно,Прощение ты мог у Них обресть».Так говорил отважно пылкий Ангел;Но ревностью своей он никогоНе убедил: нашли его сужденьеНесвоевременным, поспешным, странным.Отступник очень этому был радИ так ему сказал, еще надменней:«Ты говоришь, что созданы мы все,Притом и не из первых рук созданья,Что Сыну ту работу поручилОтец? Как это странно мне, как ново!Хотелось бы нам знать, откуда взялУченье это ты; кто, в самом деле,Свидетелем творенья был? Ты сам –Ты помнишь ли, как ты Творцом был создан?А что до нас – мы времени не знаем,Когда бы не существовали мыТак, как теперь; мы никого не знаем,Кто был бы раньше нас! Себе мы самиНачало дали; силою своейЖивотворящей сами мы восстали,Как только бег судьбы свершил свой кругИ подготовил зрелое рожденьеСынов эфира, жителей Небес!Могущество все наше – только наше;Научит наша смелая рукаВеликим нас делам; мы испытаем,Кто равен нам; тогда увидишь ты,Придется ль умолять нам о пощадеИ окружим ли мы всесильный тронМольбою иль осадой. Можешь этотСнести ответ Помазаннику; сам жеСкорей беги, чтоб худшего не ждать!»Так молвил он. Как шум глубоких вод,Пронесся глухо ропот одобреньяЕго словам по бесконечной рати;Но Серафим, отвагою пылая,Хотя один, врагами окружен,Ему ответил смело: «ОтчужденныйОт Бога и навек проклятый Дух,Забывший все добро и Им забытый!Уж вижу я, что решено твоеПаденье и твоей несчастной шайки,Которая в обман твой вероломныйВовлечена, заражена тобой,И преступлением твоим, и казнью!Теперь уж не заботься сбросить игоМессии – Бога; тех законов кроткихНе будешь удостоен ты; другогоВеления тебе не миновать!Отверг ты скипетр золотой с презреньем, –Придет железный, чтобы непокорствоТвое разбить, сломить! Ты мне даешьСовет бежать; совет хорош: спешу яБежать отсель, но не твоих угрозЯ опасаюсь, а бегу, покаместНе разразился гнев огнем внезапным,Который сгубит без разбора всех;Жди скоро на себя ударов громаИ страшного огня, что вас пожрет;Тогда, стеня, узнаешь, Кем ты созданИ Кто тебя сумеет истребить!»Так говорил им Абдиил отважный,Один, который верность сохранилСреди неверных, средь лжецов враждебныхБесчисленных; соблазна не приняв,Неколебим, бесстрашен он остался,Храня свою всю верность, всю любовь.И ни число их, ни пример нималоОт верности его не отвратили,Не изменили твердого сознанья,Хотя один стоял он против всех.Сквозь их ряды, презреньем их осыпан,Он долго шел и гордо выносилВсе их нападки, не страшась насилья;Отпор им дав, он спину повернулК их гордым башням, обреченным каре».Книга шестая
СодержаниеРафаил продолжает свой рассказ, как Михаил и Гавриил были посланы в бой против Сатаны и его Ангелов. Описывается первое сражение. Сатана и его Ангелы отступают под покровом ночи. Сатана созывает совет и изобретает дьявольские машины, которые на второй день битвы приводят Михаила и его Ангелов в некоторый беспорядок, но наконец они, сорвав горы, забрасывают ими войско и машины Сатаны. Так как тревога этим еще не кончается, то Бог на третий день посылает Мессию, Своего Сына, для Которого Он оставил славу победы. Мессия, в полном могуществе своего Отца, прибывает к месту сражения и, приказав легионам стоять спокойно, въезжает с громом на Своей колеснице в среду врагов и преследует их, бессильных сопротивляться Ему, до стен Неба; стены раскрываются, и враги в ужасе и смятении падают в уготованную им в качестве кары бездну; Мессия же с торжеством возвращается к Отцу.
«Всю ночь бесстрашный Ангел, без погони,Держал свой путь через равнины Неба,Пока перстами розовыми утро,Пробуждено свершившими свой кругЧасами, не открыло двери света.Есть в Божией горе, вблизи престола,Пещера, где то свет, то темнотаЖивут поочередно, создаваяПриятную тем смену в Небесах,И как бы день и ночь там производят;Когда уходит свет, в другую дверьПослушно входит мрак, чтоб в час урочныйПокрыть собою небо; впрочем, мракТам сумеркам земным скорей подобен.Теперь как раз сюда вступало утроВ небесной красоте, позлащеноСияньем эмпиреев; ночь бежалаПред ним, лучами яркими востокаПронзенная. Увидел АбдиилПеред собой широкую равнину,Покрытую воинственною ратью,Толпой несметной воинов блестящих,И колесниц, и пламенных коней;Вооруженьем все вокруг сверкало:Война, война готовилась пред ним –То самое, что он хотел как новостьЗдесь возвестить! Он радостно примкнулК союзным этим силам – с ликованьемИ громкими хвалами встречен ими,Единый между падших мириадНе падший, не утраченный для Неба.Они ведут его к святой гореПри кликах одобрительных, и ставятПеред престолом Вышнего, и слышатИз золотистой тучки кроткий глас:«Благую часть, служитель верный Бога,Избрал ты и победу одержалСлавнейшую; среди толпы мятежнойЗа истину один ты постоялИ защищал ее отважным словомСильнее, чем оружием. За то,Что ты ее открыто исповедал,Всеобщее понес ты поруганье,Которое труднее перенесть,Чем всякое насилье. Ты стремилсяЛишь правым быть перед престолом Бога,Хоть целые миры тебя превратноЗа то судили. Ныне одержиЛегчайшую победу: с этим войскомДрузей вернись к врагам с тем большей славой,Чем более тебя они клеймили,И силой тех сломи, кто отказалВ принятии разумного законаИ не признал царем своим Мессию,Который это царство заслужил.Иди же, Михаил, князь войск небесных,И ты, к нему по доблести ближайший,О Гавриил, – ведите в бой сыновМоих непобедимых, это войскоМоих святых в оружии блестящем;Их тысячи и миллионы будутРавны числом безбожной той толпеМятежников. Огнем их и оружьемБестрепетно разите; прогонитеПреступников на самый край Небес;От Бога и от вечного блаженстваНизвергните их всех в обитель кары,Вглубь Тартара, который уж раскрылСвой пламенный Хаос широкой пастью,Чтоб ею всех их, падших, поглотить!»Так говорил Владыки голос. ТучиОдели гору мраком; клубы дымаВились вокруг и пламя вырывалось,Тем возвещая пробужденный гнев,И загремел с вершины помраченнойЕще грознее звук эфирных труб.И вот по знаку этому все Силы,Стоявшие на стороне Небес,В квадрат соединившийся могучийНеоборимой крепости, пошлиВ молчании блестящих легионовПри звуках дивной музыки, вливавшейГеройский пыл в их смелые сердца,Имея во главе богоподобныхВождей, в защиту Бога и Мессии.Ничем не нарушался крепкий строй;Ни встречною горою, ни тесниной,Ни быстрою рекою их рядыНе разделялись: в высоте громаднойПоход их совершался, воздух несПоспешные шаги их без препятствий.Как некогда весь птичий род промчалсяВ порядке стройном на своих крылахЧерез Эдем по Божию призыву,Чтоб от тебя принять им имена, –Так мчался их громадный рой путямиНебесными, и много областейПрошли они, десятикратно больших,Чем вся Земля. Вот наконец вдали,От края и до края горизонта,Огнистая явилась полосаНа севере, воинственного вида;Приблизившись, увидели ониНад ней щетину из торчащих копийБесчисленных, и шлемов рой густой,И множество щитов разнообразныхС хвастливыми эмблемами. То войскоМятежное спешило СатаныВ свирепый свой поход: они мечталиВ тот самый день – в открытом ли бою,Или напав врасплох – взять гору БогаИ посадить вождя их, самозванцаИ Божия завистника, на трон.Но их мечты пустыми оказалисьИ ложными уже на полпути.Казалось, правда, нам сначала странным,Что Ангелы на Ангелов идут,Грозя друг другу встречею враждебной, –Те Ангелы, которые так частоНа торжествах блаженства и любвиЕдинодушно гимны воспевалиПредвечному Создателю, как детиЕдиного великого Отца;Но битвы шум уж начинался; резкийКлич нападенья положил конецВсем мирным мыслям. Посреди неверныхОтступник возвышался, будто бог,На солнечно-блестящей колеснице,Величия божественного образ,Толпою Херувимов окружен,Обставлен их щитами золотыми.Но вот он с трона пышного сошел:Осталось между их и нашим войскомЛишь узкое пространство, промежутокОпаснейший; лицом они к лицуСтояли, на огромном протяженьи,Грозящим строем. Перед авангардом,Еще в сраженье не вступившим, гордоОгромными шагами СатанаПрошел и стал, высокий и громадный;Алмазами и золотом сверкалоЕго вооруженье. Абдиил,Стоявший меж сильнейших и готовыйК отважнейшим делам, не мог снестиТакого вида гордого; бесстрашноТак рассуждал в душе он сам с собой:«О Небо! Сколько сходства со ВсевышнимЕще осталось в нем, хотя исчезлиЕго и честь и верность! Не должны льОтпасть его могущество и сила,Коль скоро добродетели уж нет?Не должен ли он, дерзкий, оказатьсяСлабейшим, хоть на вид необорим?На помощь Всемогущего надеясь,Я испытаю силу всю его,Как испытал его рассудок в споре,И лжив, испорчен оказался он;Конечно, будет справедливо, еслиТот, кто в защите истины был прав,Одержит и в сраженье верх и будетВ обоих состязаньях победитель.Конечно, этот способ груб, негожеРассудку с силой спорить; все ж, однако,Рассудок должен силу победить».Обдумав это, из рядов собратийОн выступил, на полдороге встретилОтважного Врага, в котором гневОт встречи той тем больше разгорелся,И так ему бесстрашный вызов бросил:«Попался ты, гордец? Ты возмечталСвоей достигнуть цели без препятствий,Неохраненным Божий трон найти;Надеялся, что все его покинутИз страха перед силою твоейИль под влияньем слов твоих могучих.Безумец! Не подумал ты, сколь праздныУгрозы Всемогущему оружьем!Он из вещей малейших без концаВсегда создать сумеет рать за ратью,Чтоб безрассудство низложить твое!Да и один, без помощи, Он можетСвоей все достигающей рукойОдним ударом вмиг с тобой покончитьИ рать твою низвергнуть в бездну тьмы!Притом ты видишь, что не все с тобоюИдут одним путем: довольно естьТаких, что ставят выше верность БогуИ чтут Его, хоть ты не видел их,Когда среди толпы тебе послушныхОдин, казалось, заблуждался я,Со всеми несогласный; ныне видишь,Как велико число со мной согласных;Итак, пойми, хоть поздно, что поройИ тысячи способны заблуждатьсяИ правы лишь немногие из них!»Ему великий Враг, скосив с презреньемГлаза, ответил: «Горе для тебя,Мятежный Ангел, для моей же мести,Тебя искавшей прежде всех, приятно,Что ты из бегства своего пришел,Чтоб получить достойное возмездьеОт вызванной тобой моей десницыИ первый мой удар принять за то,Что ты дерзнул безумными словами,Внушенными противоречьем, споритьС тем, что принять решила треть богов,Собравших свой синод для подтвержденьяВсех прав своих божественных. ПокаОни в себе божественную силуВсе чувствуют, не могут никогоОни признать на свете всемогущим.Но так как вышел ты вперед собратий,Гонясь за честью, чтобы я тебяНемного ощипал, то пусть пример твойПредтечей будет пораженья прочих.Я медлил только для того, чтоб этоТы знал и чтоб хвалиться ты не мог,Что я тебя оставил без ответа;Я полагал, что небо и свобода –Одно и то же для небесных Духов;Теперь же вижу я, что большинствоЛенивое избрать готово рабство,Слугами быть средь праздников и песен,И этих ты рабов вооружил;Что ж, пусть сразятся рабство и свобода:Их подвиги покажет этот день».Ему ответил Абдиил сурово:«Ты снова заблуждаешься, отступник,И заблуждаться вечно будешь тыС тех пор, как сбился с истинной дороги.Напрасно ты клеймишь названьем рабстваСлужение поставленному БогомГлаве и, через то, самой природе;Бог и природа нам одно и то жеВелят: вполне достойно, чтоб царилДостойнейший и выше был всех прочих.Напротив, рабством было бы служитьБезумцу иль тому, кто нападаетНа более достойного; рабыТе, кто тебе отныне служит; ты жеСам несвободен – раб своих страстей,Хоть нас бесстыдно попрекаешь рабством.Цари в Аду – там сколько хочешь правь,Меня ж оставь служить навеки БогуВ Небесном Царстве и в блаженстве вечном,Божественным велениям Его,Достойным послушанья, повинуясь.Но жди не царства, а цепей в Аду;Пока же от меня прими, которыйПришел, как ты сейчас сказал, из бегства,Привет на нечестивую главу!»Сказал – и, высоко взмахнувши славнымМечом своим, он с быстротою буриЕго на шлем обрушил СатаныТак быстро, что ни взор, ни помышленье, –Тем меньше щит врага, – предотвратитьТого удара не успели. РазомНазад на крупных десять он шаговПопятился, и только на десятом,Уже согнув колено, на копьеОгромное успел он опереться.Так оседает гордая гораС сосновым лесом, если вихрь могучийИль горные потоки подорвутЕе основы. Были изумленьемИ яростью мятежников вождиОбъяты, видя, как сражен сильнейшийИз них; а наши радостно вскричали,Увидя в том предвестие победы,И страстно в бой стремились. МихаилВелел подать архангельской трубоюЗнак к нападенью; в ширину НебесРазнесся звук ее, и рати верныхВсевышнему воскликнули: осанна!Противники не стали также медлитьИ также грозный свой сомкнули строй, –И разразилась яростная буря,И огласились криком Небеса,Неслыханным дотоле; страшный грохотОружья об оружье загремел,И завертелись бешено колесаВ бой полетевших медных колесниц;Ужасен был шум битвы; над главамиСражавшихся, свистя, летали тучиСтрел пламенных, и сводом из огняПокрыты были бившиеся рати;Под тем огнистым сводом друг на другаОни стремились бурно, нападаяС неистребимой яростью. ТряслисьОт грохота все Небеса, и если бВ те времена Земля существовала,До центра и она бы потряслась.И нечему дивиться тут: мильоныОтважных, сильных Ангелов в той битвеС той и другой сражались стороны,Из коих и малейший, без сомненья,Владеть бы мог стихиями земнымиИ силы их себе все подчинить;Насколько же была громадней силаБесчисленного войска против войскаТакого же! Она могла, конечно,Ужаснейший разгром произвестиИ разорить, коль не разрушит вовсеБлаженную отчизну – Небеса.Но Вечный их Владыка ВсемогущийИз области возвышенной своейВзирал на них и умерял их силы,Хотя число их было таково,Что даже каждый легион отдельныйБольшим казался войском, а по силеРавнялся каждый Ангел легиону;И хоть вожди на битву их вели,Но каждый воин сам вождем казался:Он знал, когда идти, когда стоять,Куда в разгаре битвы обратиться,Когда открыть, когда сомкнуть ряды.Никто о бегстве иль об отступленьиНе помышлял; никто не показалНичем, чтоб он чего-либо страшился;Сам полагался каждый на себя,Как если б только от него победаЗависела. Деянья вечной славыТут без числа свершались; великаБыла та битва и разнообразна:То на ногах сражалися они,То, в воздухе паря, заполонялиЕго собой, и весь он был в огне.Так долго шел их бой с успехом равным;Но наконец на помощь Сатана –В тот день творивший чудеса отваги,Не находивший равного себе –Направился к отряду Серафимов,Теснимому свирепым нападеньем.Уж издали он видел, как косилМеч Михаила, целые фалангиВрагов сражая; то взвиваясь вверх,Подъятое обеими руками,То опускаясь, лезвие егоОпустошало их ряды ужасно.Чтоб отвратить такое разрушенье,Свой щит спешил подставить Сатана,Огромный, крепкий, как утес, покрытыйАлмазными слоями десять раз.Заметив, что подходит он, АрхангелПрервал на время труд свой боевойИ радостно надеялся покончитьВойну междоусобную Небес,Сразив иль взявши в плен вождя неверных;И, обращая пламенный свой ликК противнику, такую речь он начал:«Виновник зла, неведомого преждеНа Небесах, пока ты не восстал,А ныне столь обильного! Ты видишь,Какую ненавистную борьбуТы возбудил средь братий! НенавистнаОна для всех, хоть бременем своимВсего сильней тебя она придавитИ всех своих приверженцев. ЗачемСмутил ты мир Небес благословенныйИ бедствия принес, каких никтоДо мятежа преступного не ведал?Зачем ты злобу тысячам внушил,Дотоле твердым, верным, ныне лживым?Но не надейся прочих возмутить,Оставшихся святыми; будешь изгнанТы из пределов Неба; не потерпитОно, как место вечного блаженства,Преступных дел насилья и войны!Беги ж отсель и зло, как порожденьеТвое, возьми с собой в обитель Зла,В Ад уберись с толпою нечестивых –Там замышляй коварство и вражду,Пока не покарал тебя меч этотИль местию быстрейшею от БогаНе свергнут ты стремглав для злейших мук!»Так говорил князь Ангелов; но гордоЕму противник отвечал: «Не думайУгрозами пустыми испугатьТого, кому дела твои не страшны.Скажи, ты мог ли в бегство обратитьМалейшего из них? А кто и падал,Тот не вставал ли вновь, не побежден?Ужели ж легче думаешь угрозойИ повеленьем ты меня изгнать?Нет, не надейся так борьбу окончить,Которую ты Злом зовешь, мы – славой;Надеемся мы выиграть этот бойИль Небо сделать Адом, о которомТы бредишь, чтоб, по крайней мере, житьСвободно здесь, коль царствовать не будем.Итак, бежать я вовсе не намеренНи от тебя, ни от всех сил твоих,С так называемым Всесильным вместе, –Тебя, напротив, встретить я искал!»Затем, не тратя слов, немедля обаСготовились на бой, невыразимыйСловами; ибо кто, хотя бы Ангел,Способен передать иль уподобитьЗемным вещам столь дивные дела,Поднять воображенье человекаДо высоты могущества богов?Богоподобны ростом и осанкой,Вооруженьем и движеньем каждым,Стояли два врага, достойны обаРешать вопрос о власти в Небесах;Вот грозные мечи они взмахнулиИ описали страшные кругиПо воздуху; блистали, как два солнца,Широкие щиты их; в ожиданьиИ ужасе застыли все вокруг;Где Ангелов толпа еще недавноТеснилася, с обеих там сторонВсе расступились, им оставив полеШирокое, страшась остаться в вихреУжасной этой бури. Таковы(Насколько можно малое с великимСравнить) перевороты, что в природеСлучаются, – как если б меж созвездийВойна возникла и, горя враждой,Сразились бы средь неба две планетыИ с грохотом столкнулись их шары.Подняв почти всесильную десницу,Стояли оба, грозный свой ударНаметив так, чтоб все решил он сразуИ в повтореньи не было б нужды;И ни один из двух бойцов другомуНе уступал по зоркости и силе.Однако же меч Михаила, данныйИз арсенала Божьего ему,Имел такое свойство, что разрушитьОн мог нетленным лезвием своимВсе острое и твердое. ОпущенНа меч Врага с ужасной силой, вмигЕго рассек он пополам, и тут жеВонзился быстрым поворотом онВ бок правый Сатаны. Тогда впервыеБоль Сатана почувствовал и, корчась,Согнулся – так болезненно пронзенОн был насквозь огромной, страшной раной.Но скоро ткань эфирная опятьСомкнулась: не могла она остатьсяНадолго разделенной; лишь из раныПоток нектарной красной влаги вышел –Небесных Духов кровь – и запятналБлестящее его вооруженье.Со всех сторон сбежалося к немуНа помощь много Ангелов могучих:Одни – чтобы защитить его, другие –Чтоб отнести его на их щитахК роскошной колеснице, что стоялаВдали от места битвы. Там он лег,Стеня, зубами скрежеща от боли,А также от досады и стыда,Что не явился он непобедимым,Что так унизил гордость он свою, –Он, Богу силой равным быть мечтавший.Но вскоре исцелился он: ведь ДухиВо всех своих частях всю силу жизниРавно содержат, полные ее,Не так, как хрупкий человек, в которомДовольно ранить внутренности, сердце,Иль голову, иль печень, или почки:Лишь полное уничтоженье можетУбить их; ткань воздушная их телОт ран страдает столько же, как воздух;В их сердце, голове, очах, ушах,Уме и чувствах – поровну есть жизни,А потому себе они даютЛюбую форму, как хотят, и могутКакой угодно образ, цвет, размерИ плотность принимать по произволу.Меж тем в других местах великой битвыСвершались также славные дела.Там, где святая сила ГавриилаСражалась и внесла в ряды враговСвои знамена, царь Молох свирепыйАрхангела на поединок вызвал,Грозясь, что, к колеснице привязавЕго потащит за собой, а такжеНе побоялся изрыгнуть хулуНа Вечного, Единого, Святого –Но был разрублен вплоть до чресл и, воя,С оружием разбитым побежал.И точно так же на обоих флангах,Сражаясь, Уриил и РафаилПротивников своих, хотя громадныхИ защищенных панцирем алмазным, –Адрамелеха с Асмодеем, двухВластителей могучих, победили,Которые не меньше, чем богами,Считаться пожелали и, за этоПроучены, бежали, уносяУжаснейшие раны под кольчугойИ латами. Равно и АбдиилНе мешкал, не щадил толпы безбожной:Своим ударам силу дав вдвойне,Сразил он Ариила с АриохомИ Рамиила, опалив, поверг.Я б мог еще о тысячах поведать,Их здесь увековечив имена,Но Ангелы-избранники довольныНебесной славой – славы на землеНе надо им. Противники же наши,Хоть были также смелы и могучиИ славы боевой вполне достойны, –Изглажены навек их именаИз книг Небес и памяти священной:Забвению они обречены,Затем что сила, с истиной и правомРазлучена, не стоит похвалы,Достойна лишь стыда и порицанья;И слава их – не слава, а тщеславье,А вся их знаменитость лишь позор;За то им кара – вечное молчанье.Итак, из них сильнейших много пало;Враги поколебались; в их рядыУже во многих мы местах прониклиИ в беспорядок рать их привели;Усеялось обломками оружьяВсе поле; перевернуты вверх дном,Лежали колесницы, с ними рядомВозничие и пламенные кони,Все в пене; те, что были на ногах,Утомлены, в смятеньи отступали,С трудом лишь защищались, ослабевИ в первый раз объяты бледным страхомИ чувством боли, прежде незнакомым;Бесславно в бегство бросились они,Доведены до этого несчастьяГрехом непослушанья, – те, комуНи страх, ни боль, ни бегство не известныДотоле были. Войско же святых,Напротив, нерушимою фалангой,Сплотясь, как прежде, двигалось вперед,Защищено от ран, в своих доспехахНесокрушимых: это превосходствоДала им их невинность; сознавалиОни в себе свободу от грехаИ не были повинны в непокорстве;За то и битва им была легка,И боль от ран их не могла постигнуть,Хоть сила и теснила их порой.Но вот уж ночь в права свои вступилаИ сумраком одела НебесаИ принесла с собою перемирьеЖеланное, и шум войны затих.Под темным тем покровом победительИ побежденный прекратили бой.Оставив за собою поле битвы,На нем разбили лагерь МихаилИ Ангелы его, поставив стражуИз Херувимов пламенных вокруг,А Сатана с ордой своей мятежнойОт них далёко отступил во мрак,И там, себе покоя не давая,Своих князей созвал он на совет.Такую речь повел он без смущенья:«Любезные соратники мои,В опасности испытанные нынеИ силою не сломленные вражьей!Достойными явились вы не толькоСвободы – эта цель для нас мала;Нет, к большему стремимся мы: к господству,И к почести, и к славе величайшей!Вот день прошел в сомнительном бою, –А если день, то почему не вечноТакие могут продолжаться дни?Вы видели, что мог Властитель Неба,Все лучшее вокруг себя собрав,Послать противу нас: считал Он этоДостаточным, чтоб нас смирить, – однакоНа деле этой цели не достиг;Итак, считать, мне кажется, мы можемТеперь, что Он способен ошибаться,Хотя доныне верили, что ОнВсеведущ. Правда, мы вооруженьемСлабей, а потому мы понеслиУрон известный, ощутили муки,Каких не знали прежде, – но, узнав,Мы презирать их скоро научились.Теперь узнали мы, что наше тело,Рожденье эмпиреев, не способноСмертельных повреждений потерпеть,Неистребимо, и, хотя бы раныЕго пронзили, раны те сомкнутся,Исцелены природной нашей силой;И если столь ничтожно это зло,Мы без труда отыщем и лекарство.Быть может, мы оружие найдемСильнейшее, крепчайшие доспехиНа пользу нам, а ворогам на злоИль что-нибудь еще, что нас сравняет, –Природа ж наша – та же, что у них.Быть может, есть и тайные причины,Которые дают им перевес;Но так как мы свой разум сохранилиИ всю способность здраво рассуждать,Поищем, поразмыслим, чтоб узнать их».Сказал и сел. За ним сейчас же всталНисрох[121], первейший из князей неверных.Он только что пришел из страшной битвы,Усталый, мрачный видом и в доспехахИзрубленных. В ответ промолвил он:«О ты, освободивший нас от новыхВластителей, нам возвративший правоБожественной свободы! И богам,Однако, при условиях неравных –Оружие неравное имея –Бороться трудно, муки вынося,Когда враги тем мукам недоступны,К ним вовсе не чувствительны. Конечно,Должно нас это к гибели привесть.Что, в самом деле, значит сила, храбрость,Хотя бы беспримерная, когдаПодавлено все это страшной мукой,Всю силу подчиняющей себе?Тогда опустит руки и сильнейший!Приятностей пускай лишимся мы, –Не станем мы жалеть о них, довольныСобою: в том довольстве наш покой;Но боль есть величайшее несчастье,Есть худшее из зол и, становясьЧрезмерной, превосходит все терпенье.Поэтому, когда бы кто-нибудьДля нас придумал новое орудье,Которым мы могли бы поразитьПротивников неуязвимых наших,Иль защитил нас так же, как ониЗащищены, – хвалы бы он не меньшейЗаслуживал, чем наш освободитель».Ему сказал спокойно Сатана:«Что правильно считаешь ты важнейшимДля нашего успеха, я придумал.Все видим мы блестящую поверхностьЭфирную, на коей мы стоим, –Простор полей небесных безграничный.Роскошными растеньями, цветами,Струящими амброзию, плодами,Камнями драгоценными и златомТа почва разукрашена; но ктоПоверхностен настолько, чтоб не думатьО том, откуда это все растет,О том, какие вещества сокрытыТам, в глубине, – невзрачные, простые,Но полные и духа и огня,Пока их луч небесный не коснетсяИ под его влиянием ониНе расцветут, открывшись свету Неба?Вот эти-то нам вещества и надоИз глубины достать, с их темной силойПриродною, с их внутренним огнем;Их в длинные и круглые машиныНабьем мы плотно, а затем когдаИх с одного конца зажжем мы искрой,Тогда, расширясь с бешеною силойИ загремев как гром они пошлютС большого расстояния навстречуВойскам врагов такую массу зла,Что разорвут их в клочья, опрокинутВсе встречное; подумают со страхомОни, что мы лишили ГромовержцаУжасного оружия Его.Недолог будет труд наш: до рассветаУспеем все окончить мы. Итак,Не падайте же духом и не бойтесь;Соединенью силы и умаНичто не слишком трудно, и тем меньшеПрилично нам в отчаянье впадать».Окончил он. Речь эта подкрепилаВ них бодрость ослабевшую и вновьЗажгла почти угасшие надежды.Дивились все тому, что изобрелИх предводитель, и дивился каждый,Как этого не изобрел он сам, –Таким казалось легким то, что раньшеОни за невозможное сочли.Быть может, и в твоем потомстве, еслиКогда-нибудь возобладает Зло,Найдутся люди, склонные к злодействуИль дьявольским доступные внушеньям,Которые опять изобретутПодобные ж орудия на мукуСынам греха, для страшных дел войныИ для взаимной бойни беспощадной.С совета вмиг к работе все бегут;Никто не медлит, без числа готовыРаботники; они в один моментРазрыли почву Неба повсеместноИ в ней нашли природы все дарыВ их грубом виде. Серу и селитруСмешав и обработав, превратилиИх ловко в зерна черные ониИ зерен тех запасы накопили.Другие вскрыли жилы минералов(Каких немало и внутри земли),Дабы из них создать свои машиныИ для метанья страшные шары;А третьи спешно запасают трубкиДля зажиганья – гибельный снаряд,Рождающий огонь прикосновеньем.Так под покровом ночи, до зари,Окончили они все это тайноИ привели в порядок в тишине,Никем не заподозрены нимало.Чуть на востоке утро в небесахБлеснуло, победители воссталиОт сна, и песня утренней трубыПризвала их к оружию. СтоялаВо всеоружьи золотом их рать;Другие же с холмов вокруг смотрелиИль, разослав легковооруженныхРазведчиков, искали, где их ВрагУкрылся – обратился ли он в бегствоИль к битве вновь готовится, стоитИль движется. И вскоре повстречалиОни его: знамена распустив,Он шел навстречу медленно, но твердо.Спешит назад, не медля, Зофиил,Быстрейший на крылах из Херувимов,И так им громко в воздухе кричит:«В бой, снова в бой, воители, готовьтесь!Враг близок! Тот, кого считали мыБегущим, добровольно облегчаетНам долгий труд преследовать его!Не бойтесь, что бежит он: плотной массойОн движется, и на его лицеЗловещую решимость я заметил.Так застегните ж все свои доспехиАлмазные, плотней надвиньте шлемы,Держите крепче круглые щиты,Подняв их вверх: насколько я предвижу,Не мелкий дождь посыплется на нас,А целый град огнистых стрел пернатых!»Так он предостерег их, и немедляСигнал тревоги был по войску дан,И в боевой порядок без смятеньяИ без труда построились ониИ двинулись Врагу навстречу. ВскореОн показался. Медленно он шел,Тяжелый и громадный, в серединеРядов своих, дабы коварство скрыть,Влача свои бесовские машины,Со всех сторон их войском заслонив.Увидев нас, они остановились,Мы также; вскоре вышел СатанаВперед и громким голосом воскликнул:«Передние ряды, раздайтесь ширеНаправо и налево, чтобы ясноВсе видели, кто ненавидит нас,Как мы желаем мира и согласьяИ как в объятья рады их принять,Коль примут нас, не обратив к нам спину,В чем сомневаюсь я. Пусть НебесаСвидетелями будут, как охотноСвою задачу исполняем мы;А вы, что к той приставлены задаче,Исполните ее и предложеньяВсе наши изложите ясно, краткоИ громко, чтобы слышать все могли!»Так он над нами издевался речьюДвусмысленной. Он замолчал – и вмигРаздвинулся направо и налевоШирокий фронт и отступил назад.Открылось нечто новое пред намиИ странное: тройной широкий рядСтолбов, лежащих на колесах (ибоКазались нам орудья СатаныСтолбами или полыми стволамиДубов высоких горных или сосенС обрубленными сучьями, дуплистых);Из меди, из железа или камняСтволы те были сделаны; притомНа нас их жерла страшные зияли,И это предвещало мир плохой.За каждым позади по СерафимуСтояло с длинной трубкою в руке,И сверху пламя было в трубках этих.Стояли мы в раздумье, но недолго:Вдруг трубки опустили все ониИ приложили к узкому отверстью.И вдруг покрылось небо все огнем,А после темным дымом омрачилось,Извергнутым из жерл машин, чей ревНаполнил воздух весь ужасным шумом,И вместе с тем всю внутренность своюИзвергли в нас их дьявольские глотки, –Сцепленье стрел ужасных громовыхИ град шаров железных. Все, кто в войскеПобедоносном ими был задет,Кого коснулся их удар свирепый,Не удержались на ногах, хоть преждеОни стояли твердо, как скала;Попадали тут тысячи рядами –Архангелы и Ангелы; притомОружье их лишь помогло паденью:Без тяжести его они могли бПроворно избежать удара, сжавшисьИль ускользнув, как Духи; но теперьПостигло их ужасное крушенье;Не помогло б и разомкнуть ряды.Что было делать им? В атаку прямоБросаться? Повторился бы отпор,Удвоив только гнусное паденье,На смех врагам: на смену СерафимовСтал новый ряд, готовый повторитьЗалп громоносный. В полном же расстройствеВспять обратиться было бы стыдом,Который был для них всего ужасней.Их положенье трудное увидя,Вскричал к своим с насмешкой Сатана:«О други! Что же гордый победительК нам не идет? С такой отвагой преждеОн выступал – и вот, как только мыФронт развернули и, ему объятьяРаскрыв (что больше сделать мы могли?),Хотели предложить условья мира,Намеренья он круто изменил!Противники бегут куда-то нашиИль как-то странно топчутся на месте,Как будто танцевать они хотят,Хотя для танца, впрочем, их движеньяНемножко дики, странны. Или этоОт радости, что им предложен мир?Однако я надеюсь, что, как толькоМы наше предложенье повторим,Оно их быстро приведет к решенью».В насмешливом таком же тоне вторилЕму своею речью Велиал:«Да, полководец! Наше предложеньеСерьезно было, твердо, полновесно,Неотразимо силой убежденьяИ, кажется, понравилось им всем,Иных же чрезвычайно поразило.Кто выдержать его всю силу может,Быть должен стойким с головы до ног,А если кто не выдержит – увидим,Что враг наш прям и стоек не всегда».Так шутками обменивались обаИ, насмехаясь, в гордости своейВ руках своих считали уж победу,Надеялись, что выдумкой такойСумеют столь легко они боротьсяС Предвечным Всемогуществом. И вотОни над Божьим громом издевалисьИ Божию осмеивали рать –Лишь потому, что мы на время былиВ невольном замешательстве – на времяНедолгое притом: гнев наконецНас научил и указал оружье,Сильнейшее всех адских их машин(Такую силу Бог и превосходствоВложил в могучих Ангелов своих);Все Ангелы, вооруженье бросив,Как молнии помчались вдруг к горам(Приятное долин чередованьеС горами, что ты видишь на Земле,Землею лишь заимствовано с Неба)И с оснований стали их срывать.С подошвы сняв холмы со всем, что былоНа них, – камнями, лесом и ручьями –И взяв их за косматые верхи,Они помчались в битву. ИзумленьеИ страх объяли вражескую рать,Когда враги увидели, как горы,Подошвой вверх, на них несутся грозно;И вот на все ряды машин проклятыхОбрушились холмы и погреблиПод тяжестью своей все их надежды.И вслед на них самих, собою воздух,Как тучи, помрачая, понеслисьС ужасной быстротою гор громадыИ придавили целые полки.От панцирей им было только хуже:Раздавлены, раздроблены в куски,Они вонзались в тело, причиняяСтраданья нестерпимые. Стеня,Под бременем они боролись долго,Пока из той не вырвались тюрьмы,Хотя они и были Духи светаЧистейшего, пока своим грехомНе омрачились и не загрубели.Затем схватились, подражая нам,Они за то же самое оружьеИ вырвали ближайшие холмы;Тут в воздухе, летая с громким свистом,Гора с горою сталкивались дико,Под ними же кипел жестокий бой.Шум был ужасен: перед этой бойнейВойна казалась нежною игрой;Погибло бы в крушеньи том все Небо,Когда бы Всемогущий наш Отец,В святилище спокойно на престолеСидящий, обсуждая суть вещей,Весь этот беспорядок не предвидел.Намеренно его Он допустил,Дабы Свое решение исполнитьИ мщением врагам своим почтитьПомазанника Сына, облекаяЕго Своим могуществом. И вот,Участнику небесного престола,Он так промолвил Сыну Своему:«Моей великой славы излиянье,Возлюбленный Мой Сын! Ты, в Чьем лицеНевидимой божественности силуЯ всей вселенной видимо явил,Ты, Чьей рукой свершаются веленьяМои, Ты, всемогущество второе!Два дня, как Мы считаем в Небесах,Прошли уже два дня с тех пор, как вышелСо всей своею ратью Михаил,Чтоб непокорных усмирить. УжаснаБыла их битва, и должно быть так,Когда такие два врага сойдутся.Я предоставил их самим себе;Ты знаешь, что Я равными их создал, –Греховность лишь их делает слабей,Но слабость та еще не проявиласьДостаточно: Я с карой не спешу,А потому продлиться может вечноИх бой и не решится он ничем.Все, что могла, война уж совершила –Сняла безмерной ярости узду;Оружием они избрали горы,Борьба бушует дико в НебесахИ угрожает гибелью вселенной.Итак, два дня прошли; день третий – Твой;Тебе его Я предназначил; долгоЯ это все терпел лишь для того,Чтоб слава окончанья той великойВойны осталась только за Тобой:Один лишь Ты ее окончить можешь.В Тебя Я столько благости и силыИзлил, что все – и Небеса и Ад –Увидят, сколь превыше всех сравненийМогущество Твое, и самый ходБорьбы мятежной той Я так направил,Чтоб показать, что Ты достойней всехПринять Мое всемирное наследье,Что по заслугам Ты Мое приялСвященное помазанье на Царство.Иди же, сильный силою Отца,Возьми Себе Мою Ты колесницу,Которой бег колеблет Небеса;Возьми с Собою все Мое оружье,Мой лук и гром; Мой всемогущий мечНеси на битву при бедре могучем;Преследуй тьмы сынов и от НебесИх прогони на дно ужасной бездны, –Пусть там поймут, что значит презиратьВсевышнего и их Царя – Мессию!»Так говорил Он, озаряя СынаСияньем всех лучей своих; и СынОтца неизреченную всю славуВ лице своем воспринимал чудесно.И Божество Сыновнее рекло:«О высший из Престолов всех небесных,Отец Мой, первый, лучший, величайший,Святейший! Знаю: Ты всегда искалПрославить Сына, Я ж стремлюсь по правуТебя прославить: слава в том МояИ возвышенье, в том Моя вся радость,Что Ты ко Мне благоволишь и волюЧерез Меня Свою свершаешь; Мне жеСвершать ту волю – высшее блаженство.Я принимаю скипетр от ТебяИ возвращу его еще охотней,Когда, в конце, Ты будешь все во всемИ Я в Тебе навеки; кто любезенТебе – любезен Мне, и ненавистен,Кого Ты ненавидишь. СовершуТвою Я кару, как свершаю милость;Везде, во всем Я верный образ Твой.Могуществом Твоим вооруженный,Я Небеса освобожу от злыхИ прогоню мятежников немедляВ жилище, уготованное им;Пусть там, во тьме, в цепях они томятся,Червя неумирающего снедь,За то, что оказали непокорствоТебе, Кому покорствовать – блаженство.Тогда одни святые все Твои,Ограждены от стаи нечестивых,Вокруг святой горы соединятся,Чтоб непритворно “аллилуйя” петь,Хваля Тебя, и Я, как вождь их, с ними».Промолвил – и, на скипетр опираясь,С высокого престола Он сошел,Где восседал Он одесную Славы.В тот миг святое третье утро всталоИ озарило светом небо. ВихремПомчалась колесница Божества,Объята ярким пламенем блестящим,Влекомая лишь внутреннею силой,Без всякого вращения колес,В сопровожденьи четырех чудесныхСопутников, по виду Херувимов,Имевших каждый по четыре лика;Покрыты были звездами телаТех Ангелов, а крылья их глазами;Колеса же берилловые такжеУсеяны глазами были все,Меж коими огни сверкали ярко.Над головами их хрустальный свод,Сияя, возвышался; был поставленСапфировый на колеснице трон,Украшен чистым янтарем, а цветом –Как радуга росистая. На тронеСидел, во всеоружии небесном,Сын Божий; был на Нем урим[122] лучистыйБожественной работы. Рядом с ним,С орлиными крылами, одеснуюПобеда возвышалась; за плечамиИмел Он лук могучий и колчан,Трезубцев грома полный. РазливалсяВкруг яркий свет; курился дым, и грозноВзвивались искры. Так вперед Он несся,И десять тысяч тысячей святыхНеслись за Ним; Он издали был виден.И двадцать тысяч Божьих колесниц(На каждой стороне по половинеТого числа) Его сопровождали.Так по хрустальным небесам, на крыльяхМогучих Серафимов, на престолеСапфировом своем примчался Он,Сияя вдаль и вширь; своими преждеВрагов Он был замечен, и восторгНежданный их объял, когда, сверкая,Мессии стяг великий в Небесах,Руками верных Ангелов несомый,Явился. Михаил свою всю ратьОтвел под это знамя; оба фланга,Сплотясь, сошлись к Единому Главе.Божественная сила расчищалаПуть перед ним; велением ЕгоК своим местам все возвратились горы,Как только был его услышан глас;Свой прежний вид себе вернуло небо,И новыми цветами расцвелиЕго холмы и тихие долины.Все это совершилось пред глазамиЕго врагов злосчастных, но ониВсе ж при своем упрямстве оставались,Безумное решение принявСобрать все силы для мятежной битвы,В отчаянье решенье почерпнув.Как может быть среди небесных ДуховТакое извращение ума?Какое, впрочем, знаменье способноНадменных убедить; какое чудоСмирит упрямца закоснелый дух?То, что могло б исправить их, служилоИм лишь к тому, чтоб их ожесточить;Великую Его увидя славу,Объяты были завистью они,Стремилися величьем с Ним сравнитьсяИ смело в бой готовились вступить,Надеясь или силой, иль обманомИ Бога и Мессию одолетьИль вместе пасть в крушении всеобщем.Итак, в последний бой они пошли,С презреньем отвергая отступленьеИль бегство. И великий Божий СынСказал тогда Своей отважной рати:«Не двигаясь, в блистательном строю,Мои святые Ангелы, останьтесь!Отвага ваша Господу былаУгодна; вы бесстрашно постоялиВ бою за дело правое свое;Что повелел Господь, то вы свершилиНепобедимо; но другой рукеДано исполнить кару над ордоюПроклятою; месть совершит ГосподьИль тот, кому ее Он поручает.Сегодня дело не в числе бойцов,А потому лишь стойте и смотрите,Как Божий гнев Я изолью на этихБезбожников. Не вас, а лишь МеняОни презреньем оскорбили, завистьКо Мне за то питая, что Отец,Которому все Царство, власть и славаПринадлежат на Небесах, МеняПочтить великой честью соизволил.Поэтому и казнь их на МеняВозложена; пусть воля их свершится,Пусть испытают в битве, кто сильней –Они ли все иль Я один; лишь силойОни все измеряют, превосходстваИного не ища и не заботясьО тех, кто превосходит их; и ЯИного спора их не удостою!»Так Сын сказал, и страшно изменилосьЛицо Его, суровый вид приняв,Невыносимый взору; полный гнева,Он на врагов безумных обратился,И крылья звездоносные своиЧетыре Херувима распустили,И тень вкруг них зловещая легла,И загремели грозные колесаВеликой колесницы, будто шумБыстротекущих вод иль топот войскаГромадного. Мрачнее темной ночиОн на врагов помчался нечестивых,И от Его пылающих колесВся эмпиреев твердь заколебалась –Вся, кроме трона Бога. В миг одинПроник Он в середину вражьей ратиИ правою рукою десять тысячРазящих молний с силою метнул,Которые в сердца врагов вонзились.Оглушены, противиться ониНе в силах были, мужество утративИ праздное оружье уронив.А Он помчался по щитам и шлемам,По головам поверженных ПрестоловИ распростертых сильных Серафимов,Которые желали в этот миг,Чтоб горы вновь покрыли их, в защитуОт гнева беспощадного Его.И бурею вокруг летели стрелыОт тех четвероликих четырех,Чье тело было все вокруг покрытоГлазами, и от тех живых колес,Что были все усеяны очами;Единый ими Дух руководил,И каждый глаз сверкал светлее молнийИ извергал губительный огонь,Разя врагов проклятых. ОслабелиОни, лишась своей обычной силы;Без чувств они, разбиты, пали ниц.Но силы Он Своей лишь половинуУпотребил, остановил Свой громНа полпути, не истребить их вовсеХотел – лишь с корнем вырвать из Небес.Он падших вновь восставил и, как стадоПугливых козлищ, пред Собой погнал,Вослед за ними громы посылая,Преследуя их ужасом и страхомДо стен хрустальных Неба; вдруг пред нимиРазверзлися те стены в ширину –И страшная, громадная открыласьПред ними бездна мрачной пустоты.Устрашены ужасным этим видом,Они невольно ринулись назад –Но позади теснил их страх сильнейший;И вот стремглав низвергнулись ониЧрез край Небес, гонимы вечным гневомПылающим, в бездонную пучину.Услышал Ад тот грохот нестерпимый,Увидел Ад, как Небеса с НебесСвергаются; бежать хотел он в страхе,Но слишком прочно на основах мрачныхСудьбою был он в бездне укреплен.И падали они так девять суток.Хаос ревел в смятеньи: в десять разОн чувствовал себя смущенным большеВ анархии своей, когда толпаГромадная такая разореньемУжасным переполнила его.Но наконец, разинув зев широкий,Ад поглотил их всех; над ними онЗамкнулся, стал для них жилищем вечным;Он поли неугасимого огня,Обитель мук и скорби беспредельной.А Небеса, от бремени навекОсвободясь, возрадовались, быстроПролом их стен закрылся, и опятьОграда их на место возвратилась.Единственный великий победительВрагов своих, Мессия повернулНазад на триумфальной колеснице.Ему навстречу двинулись, ликуя,Святые все, стоявшие безмолвно,Свидетели могущества Его,И, пальмами Владыку осеняя,Воспели все отряды и чиныЦаря победоносного и СынаИ Господа, достойного царить.И, торжествуя, шествовал чрез НебоК селеньям Он Могучего Отца,К Его святому храму и престолу,И в славе был Отцом Своим Он встречен,И одесную Вечного воссел.Так, измеряя мерою земноюНебесные дела, я рассказалТебе, что ты просил, дабы примеромПрошедшего тебя предостеречь,Я рассказал о том, чего, быть может,Без этого весь род людской вовекиНе знал бы: о великом том раздореИ о войне, кипевшей в НебесахМеж ангельскими силами, о страшномПаденьи тех, кто слишком был высокВ своих стремленьях – вместе с СатаноюКто возмутился. Ныне СатанаЗавидует и твоему блаженствуИ замысел лелеет отклонитьТебя от послушанья, чтоб, подобноЕму, ты своего лишился счастьяИ вечную с ним кару разделил.Он месть свою находит и отрадуВ том, чтоб тебя, Всевышнему назло,Участником своих терзаний сделать.Не слушай же его ты искушений,Остереги жену: она слабей,Чем ты; умей из страшного примера,Который слышал ты, извлечь всю пользу;Ты знаешь кару непокорства. ТвердоОни стояли и, однако, пали, –Так помни же и бойся согрешить».Книга седьмая
СодержаниеРафаил по просьбе Адама рассказывает, как и для чего был сотворен этот мир: как Бог, после изгнания Сатаны с его Ангелами с Небес, объявляет, что Ему угодно сотворить новый мир и новых созданий, которые будут в нем жить. Бог посылает во славе Своего Сына в сопровождении Ангелов, поручая Ему совершить дело творения в шесть дней. Ангелы прославляют песнопениями совершение этого дела, и Сын Божий снова восходит на небо.
Сойди с Небес, Урания[123], коль вернымТебя я ныне именем зову, –Ты, коей глас божественный услышав,Превыше я Олимпа воспарил,Превыше, чем Пегас[124] певцов возносит!Не имя – сущность лишь твою зову;Не из числа ты девяти, живущихНа высоте Олимпа: Небеса –Твоя отчизна; раньше, чем явилисьГромады гор, чем реки потекли,Вела ты с вечной мудростью беседу,Сестрой своей, и с нею ты игралаВ присутствии всесильного Отца,Небесной песнью слух Его пленяя!Тобою вознесенный, я дерзнулНа Небеса Небес проникнуть смело,Как гость земной, и воздух эмпиреев,Тобой смягченный, жадно я вдыхал.Дозволь же мне в родную мне стихиюВернуться снова безопасно вниз,Чтоб конь крылатый без узды не сбросилМеня, как сбросил он Беллерофонта[125] –Который в высь такую не взлетал, –Чтоб я, как он, не заблудился, сброшен,В полях Элейских![126] Только половинуУспел своей исполнить песни я;Но ныне круг мой сузился – яснееВокруг себя я вижу сферу дня,Стою на твердой почве, не витаюНад полюсом, уверенней поюСвоим я смертным голосом, без страха,Что ослабеет иль умолкнет он,Хотя мне петь приходится в дни злые[127],В дни злобные, меж злобных языков,Во тьме, среди опасностей грозящих,В печальном одиночестве. Но все жЯ не совсем один: ты навещаешьМои ночные грезы, ты приходишь,Когда зарей румянится восток.Руководи ж, Урания, моеюТы песнею, хотя бы песне тойВнимали лишь немногие; избавь лишьТы от помехи варварской ту песню –От Вакха и поклонников его,От той толпы безумной, что в РодопеИзмучила фракийского певца[128].Ему леса и горы с восхищеньемВнимали, но и песнь его, и лируТолпы крик дикий заглушил, и МузаПевца не защитила своего.Ты ж окажи молящему защиту:Небесного происхожденья ты,А та была лишь грезою пустою.Скажи, богиня, что произошло,Когда окончил Рафаил, АрхангелПриветливый, свое предупрежденьеАдаму, показав ему примерОтступников постигшей страшной кары,Чтоб и Адаму иль его потомствуНе потерпеть такой же кары, если бЕдиную ту заповедь ониНарушили о древе запрещенном,Которую им было так легкоХранить, имея самый лучший выбор,Чтоб услаждать свой вкус, переходяОт древа к древу. И Адам и ЕваВнимательно прослушали ту повесть,Объяты изумленьем и раздумьем,Рассказ услышав о таких делах,Для них высоких, странных, непонятных,Как злоба и вражда среди Небес,Война в соседстве близком с Божьим миром,Среди блаженства яростный мятеж,Хоть скоро был подавлен он – отпрянулОбратно, как от берега прибой,На тех, кем он затеян был: конечно,В стране блаженства был он нетерпим.Рассеялись сомнения Адама;Но вместе с тем созрело в нем желаньеБезгрешное – поболее узнатьО многом, что его касалось ближе:Откуда этот мир – земля и небо,Которые он видел вкруг себя,Произошли, когда, с какою цельюИ из чего они сотворены;Что было вне Эдема и в Эдеме,Пока в нем не явился человек.Так, чувство жажды утолив, глазамиМы провожаем свежие струиБегущие – и пить желаем снова.И гостю он небесному сказал:«Великие, чудесные событья.Дела, каких не знает мир земной,Ты рассказал, божественный наставник,Ниспосланный благоволеньем БожьимС высот небесных, чтоб предостеречьНас вовремя о том, чего лишитьсяМогли бы мы, не зная о вещах,Недостижимых знанью человека.За это Бесконечному ДобруДолжны мы быть безмерно благодарны,Приняв предупреждение ЕгоТоржественно и твердо, чтобы верноСлужить всегда Его высокой воле,Цель нашего в том видя бытия.Но если нас ты все же удостоилРассказа о вещах, лежащих вышеЗемного разуменья, – если мудростьВсевышняя нашла, что это нужноНам знать, – тогда, прошу, не откажиИ дальше снизойти и нам поведатьТо, что нам знать, быть может, столь же важно:Как и когда возникло это небо,Которое мы видим в вышине,С подвижными несметными огнямиИ все, что вкруг пространство создаетИль наполняет, – этот воздух чистыйВокруг цветущей радостно земли;Чем побужден был наш Творец ВеликийВ Его святом покое вековечномСреди Хаоса снова приступитьК творенью – как Он то творенье начал,Когда его окончил? Нам об этомТы расскажи, коль не преступно знатьНам это все. Мы спрашиваем этоНе для того, чтоб нам разведать тайныЕго предвечной власти, но затем,Чтоб прославлять дела Его тем больше,Чем более о них мы будем знать.Притом великий свет дневной далёкоСвой бег еще не кончил, хоть и внизСпускается; он в Небе ждет, он внемлет,Удержан мощным голосом твоим,И долее промедлит, чтоб услышатьО собственном своем происхожденьи,О том, как весь природы мир возникИз вечной бездны, не имевшей формы.А если бы вечерняя звездаИ месяц также слушать поспешилиТу повесть, ночь с собой бы принеслаБезмолвие, и сон, тебе внимая,Свои бы вежды не сомкнул, иль самиЕго к себе не допустили б мы,Чтоб песнь твою нам до конца дослушатьИ отпустить тебя перед зарей».Так он молил блистательного гостя.И с кротостью богоподобный АнгелЕму сказал: «Не откажу тебеИ в этой скромной просьбе. Как, однако,О дивных Всемогущего делахЯ расскажу достойными словами?Как описать их может Серафим,Как их поймет ум слабый человека?Но все ж, насколько можешь ты постичьВсе это, пусть оно не будет скрытоОт слуха твоего, дабы тем лучшеТы прославленью Бога мог служитьИ через то иметь тем больше счастья.Я разрешенье свыше получилДавать тебе ответы на вопросыВ границах, знанью твоему доступных;Но спрашивать о большем воздержисьИ не надейся собственным талантомУзнать о сокровенных тех вещах,Которые незримый наш Владыка –Единый лишь Всеведущий – покрылНавеки мраком, на земле и в небеК их знанью никого не допустив.Довольно и без них вещей найдется,Достойных изученья и познанья;Подобно знанье пище: через меруНе следует вкушать его; пусть умЛишь то приемлет, что объять он может;Избытком будет только подавлятьОн сам себя, и мудрость превратитсяВ безумие: так точно пресыщеньеЛишь к несваренью вредному ведет.Когда был изгнан Люцифер с Небес[129](Так называй его: он был когда-тоБлистательней средь Ангелов, чем этоСветило средь небесных всех светил).Когда он пал со всей своею ратьюПылающей сквозь бездну в место карыИ Божий Сын великий возвратилсяС победою среди своих святых,Тогда Отец наш Вечный ВсемогущийИх множество с престола обозрелИ так сказал Божественному Сыну:«Ошибся он, завистливый наш Враг:Он полагал, что все, как он, мятежны;С их помощью надеялся достигнутьОн этой высшей силы недоступнойИ высшего престола Божества;Он был намерен, Нас лишив престола,Его в свое владенье захватить,И он увлек своим обманом многих,Которым здесь отныне места нет;Но большая гораздо часть осталасьВерна, как вижу; Небеса имеютДовольно населенья, чтоб хранитьВладычество свое во всей вселеннойИ посещать высокий этот храмИ в нем свершать торжественные службыИ должные обряды соблюдать.Однако же, чтоб Враг не утешалсяСодеянным им Злом, не говорил,Что Небеса опустошить сумел онИ тем как будто Мне нанес ущерб,Намерен Я ту возместить потерю(Насколько можно то назвать потерей,Что потеряло уж само себя);Намерен Я создать теперь мир новыйИ новых в нем созданий поселить –Бесчисленный род человека. БудетОн жить не здесь – до той поры, покаЗаслугами своими постепенноСебе он не откроет путь и доступК обителям небесной высоты,Испытанный повиновеньем долгим.Тогда Земля, жилище человека,Сама собою превратится в Небо,А Небо в Землю, – станет весь тот мирЕдиным царством, в единеньи сладкомИ в радости безмерной, без конца.Пока же здесь живите на простореВы, дети Неба, чрез Тебя, Мой СынВозлюбленный, Мое живое Слово,Создам Я мир: скажи и соверши!Мой дух да осенит Тебя, с ТобоюДа будет все могущество Мое!Иди и повели великой бездне,Определясь, стать Небом и Землей!Та бездна безгранична, но пространствоНе пусто: наполняю Я СобойВсю бесконечность; уходить могу Я,Ничем не ограничен, Сам в Себя,Свою не обнаруживая благость,Которая свободна почиватьИль деятельной быть; необходимостьИ случай не касаются МеняВовеки, и судьба – Моя есть воля!»Так говорил Творец, и БожествоСыновнее, Его живое Слово,Исполнило все то, что Он сказал.Дела мгновенны Божии – быстрее,Чем время иль движение; но так какНельзя их человеку объяснить,Не пользуясь словами, расскажу яИх так, чтоб мог понять их ум земной.Великая, торжественная радостьВзыграла в Небе при словах Творца,Когда Свою Он объявил нам волю.Воспели мы Всевышнему хвалу,Мир и благоволенье человекуГрядущему; восславили Того,Чей справедливый гнев изгнал безбожных,Их покарав, от Божия лицаИ от жилища праведных, Чья мудростьДобро из Зла сумела сотворить,Кто вызвал к жизни род созданий лучшихНа смену Духов Зла и тем ДоброРаспространил навек по всей Вселенной.Так воспевали Ангелы Творца.Сын между тем, готовый к предприятьюВеликому, явился весь в лучах,Могуществом всесильным опоясан,В величии Божественном; любовьИ мудрость бесконечная светилисьВ Его лице – сиял в Нем весь Отец.Вокруг Его великой колесницы,Бесчисленны, собрались ХерувимыИ Серафимы, Власти, и Престолы,И Доблести – крылатые все Духи –И множество крылатых колесницИз арсенала Божия: стоялиИх мириады с древности глубокойМеж двух рядов высоких медных гор,Готовые к торжественному часу.И ныне сами вынеслись они –Затем что жил в них дух – перед Владыкой,И распахнулись вечные вратаНебесные, со звуком гармоничнымНа золотых вращаяся петлях,Дабы в своем могущественном СловеЦарь славы и Творца великий ДухСвободно мог проследовать к творенью.И вот остановилися ониУ края Неба, как у брега моря,Пред бездною неизмеримой, мрачной,Бушующей, как дикий океан,До дна свирепой бурей возмущенный,Чьи волны ввысь вздымалися, как горы,Вершинами плескали в НебесаИ с центром перемешивали полюс.«Умолкните, бушующие волны!Ты, бездна, успокойся!» – изреклоСвое веленье Творческое Слово. –Окончите свирепый ваш раздор!»И вслед за тем на крыльях ХерувимовСын, озаренный славою Отца,Спустился вниз, в Хаос, в мир нерожденный,Которым был Его услышан глас,И вслед за ним блистательная свитаСпустилася, чтоб созерцать твореньеИ чудеса могущества Его.Остановились быстрые колесаОгнистые, и циркуль золотойОн в руку взял, чудесное орудьеИз Божьей мастерской, – чтоб очертитьГраницы мира и всего творенья.Одно уставив в центре острие,Другим обширный круг сквозь тьму и безднуОн описал вокруг Себя и молвил:«Так простирайся, мир! Да будут здесьТвои границы и твоя окружность!»Так создал ваше Небо Бог и Землю,Пока еще без формы и без жизни;Над бездною лежал глубокий мрак,Но над водой спокойною носилсяДух Божий, животворные СвоиНад ней широко крылья распуская;И влил Он жизнь и жизни теплотуВо всю ту массу жидкую, и книзу,Холодный, черный, Тартаром рожденный,Враждебный жизни вещества осадокНаправил Он; затем соединилПодобное с подобным, остальное жВсе по своим местам распределил,А промежутки воздухом наполнил;И вот, сама себя уравновесив,За центр была подвешена Земля.«Да будет свет!» – рек Бог – и свет явился, –Эфирная, первейшая из всехСубстанция, восставшая из бездны, –И от востока, родины своей,Светить сквозь мрак он начал, заключенныйВ шарообразном облаке лучистом:В то время солнца не было еще –Скрывалося оно в шатре туманном.И вот увидел Бог, что свет – хорош,И свет от тьмы тогда по полушарьямОн отделил, и свет нарек Он днем,Тьму – ночью. Так, сменяясь, первый вечерСоставил с первым утром первый день.И хоры все небесные воспели,Восславили тот миг, когда блеснулС востока свет из мрака, знаменуяТот день рожденья Неба и Земли.И радостью и громким ликованьемВселенной круг наполнили они,И зазвучали арфы золотыеИ гимны Богу и Его делам;Весь первый вечер, первое все утроСоздателю звучала их хвала.И снова Бог сказал: «Да будет твердьСредь вод, и пусть она разделит водыОт вод!» И твердь явилась в тот же миг, –Хрустальный, жидкий, чистый и прозрачныйСтихийный воздух, вкруг распространенныйДо самой крайней выпуклости шараВселенной, как надежная стенаМеж верхними и нижними водами,Затем, что как земля, так прочий мирПостроились на лоне вод спокойных,Хрустальный составлявших океан,И вдаль от них Хаос был отодвинутС его шумливым беспорядком, чтобыДве крайности, соприкасаясь близко,Разрушить все созданье не могли.И небом Бог ту твердь нарек. И хорыНебесные Его воспели снова, –Был вечер, было утро, – день второй.Земли была уже готова форма,Но в лоне вод скрывалася она,Незрелому зародышу подобно,И не была видна снаружи; всюдуПо ней распространялся океан,Однако же не праздный: теплотоюЕе он плодоносною смягчал,Готовя мать великую к зачатьюИ насыщая влагой плодовитой.И Бог сказал: «Вы, воды все под небом,Распределитесь по своим местам,И пусть от вас освободится суша!»И вдруг из моря вынырнули горыВеликие, подняв свои хребтыИ тучами верхи свои окутав;А на местах, откуда встали горы,Осело дно и вширь и в глубину,Обширное воде доставив ложе;И устремились горы в котловиныС веселою поспешностью, крутясь,Подобно каплям, в шарики на пыльнойПоверхности сбирающимся быстро;Иные же хрустальными стенамиОтвесно стали вниз от берегов,Веленью Бога быстро повинуясь.Как созывает войско звук трубы(О чем ты от меня довольно слышал)И к знамени сбирается оно,Так волн гряды, спеша, тесня друг друга,Неслись везде, где находили путь;Где путь был крут – они свергались шумно,Где ровен был – спокойнее текли;Им ни холмы, ни горы не мешалиТам или здесь дорогу проложить –То под землей, то, змейкой извиваясьВокруг, они в далекий шли обходИ мягкий ил привольно бороздили.Легко им было течь, пока ГосподьНе повелел везде быть суше, кромеТех мест, где реки с той поры текут,Заключены в определенных руслах.И сушу Он тогда нарек землей,А водоем великий общий – морем;Увидел Он, что это хорошо,И молвил: «Пусть, зеленою травоюОдевшися, земля произведетДающие зерно породы злаковИ древеса, дающие плоды,И семена их все в земле да будут!»Едва сказал Он это, и земля,Пустынная дотоле и нагая,Невзрачная, без всяких украшений,Травой оделась нежною, и зеленьПриятная ее покрыла лик,И расцвели на ней повсюду травыРазличными цветами, и вздохнулаЗемная грудь их сладким ароматом.И виноград густой, виясь, возрос,И поползла стеблем пахучим тыква,И колосистой ратью встал тростник,И множество кустарников кудрявыхСвоею свежей зеленью сплелись,И, наконец, восстали, будто в танце,Деревьев статных стройные ряды,Украшены обильными плодамиИль почками цветочными; лесамиПокрылись горы, рощами – долины,Кустами окаймилися ручьи.И вот Земля подобна стала Небу –Так хороша, что боги здесь могли бОхотно жить иль странствовать с отрадойПод сению ее священных рощ.Хотя дождя Господь еще на землюНе посылал и не было на нейДля обработки почвы человека, –Но от земли всходил сырой туман,И освежал он каждое растеньеИ каждую из многих нежных травок,Которые Бог раньше сотворил,Чем над землей стебли их показались.И видел Бог, что это – хорошо.Был вечер, было утро, – был день третий.И вслед за тем Всесильный вновь сказал:«Да будут в небе звезды и светила,Чтоб знаками служить для разделеньяДней от ночей, годов и их времен;А также долг на них Я возлагаюС высот небесных освещать всю землю».И все свершилось по Его словам.Бог сотворил великих два светила –Великих по их важному значеньюДля человека; большему из нихОн вверил управленье дня теченьем,А меньшему чредой назначил ночь;И создал Он бесчисленные звездыНа небесах, чтоб землю озарять,И день и ночь поочередно править,И отделять повсюду свет от тьмы.Итак, из всех светил небесных первымОн создал солнце – темную сперваЭфирную громаду, – после – месяц,За ним же – звезды разных величин,Усеяв ими свод небес, как поле;Затем он света большую взял частьИз тучи, для него шатром служившей,И в солнечную сферу поместил,Которая во все впитала порыСвет жидкий, чтоб прочнее удержатьЛучи и стать дворцом великим света.Отсюда, как из общего ключа,Свет стали черпать звезды остальныеВ златые урны; им позолотилисьЗвезды прекрасной утренней рога.Чрез ту окраску или отблеск звездыСвои питают меньшие тела,Хотя они для зренья человекаЛишь потому являются так малы,Что от него весьма удалены.Сперва с востока царственной лампадойЯвилось солнце, как владыка дня,Блестящими лучами озаряяВкруг горизонт и радуясь начатьСвой долгий путь высокий через небо.Пред ним в веселой пляске пронеслисьИ сумерки рассвета, и Плеяды,Свое влиянье сладкое излив.Как зеркало его, стоял с ним вровеньНа западной, напротив, сторонеНе столь блестящий месяц, принимаяВ свой полный лик заимствованный свет, –В другом пока он свете не нуждался:На этом расстояньи он стоялДо самой ночи, вкруг небесной осиСвой совершая круг; затем с востокаВступал в свое он царство, разделяяС толпой светил слабейших власть свою –Со звездами, что тысячами тысяч,Как блестками, покрыли небосвод.Так весело украсились впервыеСветил всходящих или нисходящихБлистательной толпою небеса, –Был вечер, было утро, – день четвертый.И Бог сказал: «Пускай произведетВода отныне из икры обильнойПолзущих и плывущих разных тварей,Одушевленных жизнью, а земляПтиц да родит, которые на крыльяхПусть воспарят свободно до небес!»И создал Бог в воде китов огромныхИ разных пресмыкающихся тварей,Обильно ими воды населив,А на земле – род птиц разнообразных.И видел он, что хороши они,И, всех благословляя их, Он молвил:«Плодитесь, размножайтеся в морях,Озерах, речках и ручьях бегущих,А птицы – размножайтесь на земле!»И вмиг во всех морях, во всех проливахВо всех озерах, бухтах стаи рыбНесметными роями закишили[130];Сребристою своею чешуейИль плавниками пестрыми сверкая,Они под изумрудной зыбью моряМестами так теснились, что, казалось,Своею массой составляли мель.Поодиночке или в виде стаекОни паслись среди морской травы,Иль меж кораллов весело шныряли,Иль тешились проворною игрой,На солнце грея спинки золотые,Иль между створок раковин жемчужныхЛежали, влажной пищи ожидая,Иль, в панцире суставчатом ютясь,Из-под утесов стерегли добычу.Над водной гладью прыгали, резвясь,Горбатые дельфины и тюлени;Огромные, неловкие китыДвиженьем грубым море волновали;Меж них левиафан, из всех созданийГромаднейший, когда лежал на дне,Утесу был подобен, если ж плавал,Казался он пловучею землей.А на земле меж тем в пещерах теплых,И в норках, и везде по берегамИз скорлупы выклевывались птицы –Бесперые птенцы сперва, но вскореОделись оперением ониИ воспарили к небу, презираяВ своем полете низменность земли.Орел и аист на вершинах кедровИ на утесах гнезда строить стали;Иные птицы в воздухе просторномЛетали беспорядочно; другие,Разумней их, в определенный стройРаспределяясь, путь свой направляли,Умея время года избирать,Через моря и земли, караваномВоздушным, ускоряя свой полетПоочередно; так журавль разумный,Несомый ветром, ежегодный путьСвершает свой, и воздух раздается,Бесчисленными перьями гоним.А мелких пташек рой по веткам прыгал,Леса и рощи пеньем веселя,На пестрых крыльях радостно порхаяДо вечера, когда лишь соловейПеснь продолжал свою, стеня любовно.Другие на озерах серебристыхИ на ручьях своей пушистой грудьюВ воде купались; гордый лебедь плыл,Дугою выгнув шею, поднимаяНад телом крылья белые свои,И лапами, как веслами, греб воду;Иные же, равнину вод покинув,На крепких крыльях в воздухе неслись.Другие птицы по земле бродили;Петух хохлатый громкою трубойЧас утра возвещал; павлин нарядныйШел величаво, радужный свой хвост,Украшенный глазами, распуская;Так рыбами наполнились все воды,Весь воздух – роем птиц разнообразных;Был вечер, было утро – пятый день.Пришел шестой, последний день творенья,Приветствуем и вечером и утромГармонией звучавших сладко арф.И Бог сказал: «Пускай Земля отнынеПроизведет созданий новых род –Скот всевозможный, и ползущих тварей,И всяческих зверей земных». ЗемляПовиновалась и открыла недраПлодливые свои и родилаБесчисленных созданий совершенных,Снабженных всеми членами для жизни.Из недр земли восстали, как из нор,Породы диких всех зверей, какиеЖивут в лесах, полях, кустах, пещерах,Бродить попарно стали меж дерев,Рогатый скот – среди полян зеленых;Одни поодиночке, а другиеСтадами или стаями паслись,От сочных трав равнины обнажая;С мохнатой гривой лев, упершись крепко,Старался вылезть из земли и вдруг,Скачком освободясь, как будто с цепиСорвавшись, прыгал, отряхая гриву;И тигр, и рысь, и пестрый леопард,Встав из земли, с себя ее стряхали,Набрасывая холмики, как крот;Из-под земли, с ветвистой головою,Встал и олень проворный; бегемотЯвился, неуклюжий и громадный;Стада овец блеющих тонкорунныхИ – средние меж тварями земнымиИ водными – явились конь речной[131]И крокодил, покрытый чешуями.Явилась и ползучих тварей рать –Породы все червей и насекомых;Как веер, распуская перепонки,Служившие им крыльями, игройРоскошных красок и рисунков нежныхБлистали насекомые в одеждеРоскошной летней, в пятнах и полоскахПурпурных, золотых, зеленых, синих;А черви тело длинное своеВлачили, почву бороздя следами, –Притом не все ничтожны по размерам:Иные были крупны, вроде змей,Большой длины и толщины и дажеИмели крылья. Полз и муравейУсердный, бережливый, о грядущемЗаботливый, имея в малом телеБольшое сердце. Может быть, эмблемойПослужит он для общины людской,Все поровну делящей справедливо.Явился также рой прилежных пчел,Которые своих супругов-трутнейПитают сладкой пищею и строятДля меда ряд ячеек восковых.Явились и бесчисленные стаиДругих, которых свойства знаешь ты,Которым сам назначил ты названья, –Излишне было б это повторять.Меж них ты и змею, конечно, знаешь,Хитрейшую из тварей всех земных,Порой больших размеров, с медным взоромИ страшной гривой волосистой, впрочемПослушную, не вредную тебе.Итак, сияло в полной славе НебоИ совершало все свои движеньяС тех пор, как в первый раз рука ТворцаЕму его вращенье предписала;И улыбалась ласково ЗемляВо всей красе, во всем своем богатстве;Вся суша и весь воздух, вся водаНаполнились зверями, птицей, рыбой, –Все бегало, летало, пресмыкалосьИль плавало; но день шестой твореньяЕще не кончен был: недоставалоПоследнего и лучшего созданья –Конца всех дел; недоставало твари,Которая б не наклонялась низко,Подобно прочим, а ходила б прямоВо весь свой рост, одарена рассудком –Могла б, подняв с достоинством чело,Умело править тварями другимиИ познавать сама себя, чрез тоУподобляясь жителям небесным;Могла бы благодарно сознаватьИсточник благ, дарованных ей в жизни,И сердцем, взором, голосом своимСтремилась бы к Тому, кто дал все это,И чтила б Бога Вышнего, которыйЕе поставил во главе творенья.И вот мы все услышали тогда,Как Всемогущий наш Отец Предвечный(Он вездесущ, присутствуя во всем)Рек Своему возлюбленному Сыну:«Теперь Мы человека сотворим;Да будет в нем Наш образ и подобье;Пусть надо всем царит он на земле –Над рыбами в воде, и над зверямиНа суше, и над птицами в эфире,Над всем, что, пресмыкаясь по земле,Живет на ней!» Промолвив это слово,Он сотворил тебя, Адам, тебя,О человек! Земного праха глыбуОн взял и сотворил тебя, и в ноздриТебе дыханье жизни Он вдохнул;По образу ты сотворен был Божью,И душу ты живую получил.Ты мужем сотворен был, но в подругиОн дал тебе жену и вас двоихБлагословил и род ваш вместе с вами:«Плодитесь, размножайтесь, населяйтеВсю землю и господствуйте над ней –Над рыбами в воде, над птицей в небе,Над всей живою тварью на земле!»Где был ты создан, именем то местоНе названо; но вскоре, как ты знаешь,Тебя Господь в сад этот поселилСреди деревьев этих Божьих дивных,Приятных и для зренья, и для вкуса,И в пищу дал тебе их сладкий плод;Тебе в разнообразье бесконечномОн предоставил их; лишь одногоНе должен ты касаться – Древа знаньяДобра и Зла: вкусив его плода,Умрешь ты; смерть – за этот грех возмездье.Будь осторожен, умеряй желанья,Дабы тебя внезапно не постиглиГрех и его сопутник черный – смерть.Окончил Бог Свой труд и, созерцаяЕго, нашел творенье совершенным;Был вечер, было утро – день шестой.Итак, свершив Свой труд без утомленья,Творец вернулся в Небеса НебесК Себе, в Свои возвышенные сферы,Чтоб созерцать оттуда новый мир,Расширивший собой Его владенья,Чтоб с высоты престола СвоегоСмотреть, как он хорош, как он прекрасен,Как отвечает замыслу Творца.Вознесся Он, сопровождаем кликомВосторженным, и десять тысяч арфСимфонией звучали неземною.Звучала вся земля, весь воздух пел(Ты слышал это, должен это помнить);Все Небеса звучали, все созвездья,И с восхищеньем дивной песне тойПланеты неподвижные внимали,Пока, ликуя, весь небесный хорТворца, сопровождая, возносился.«Откройтеся, предвечные врата, –Так воспевали Ангелы, – откройтесь!И пусть войдет великий наш Творец,В шесть дней окончив дивный труд созданья –Вселенную! И впредь вам сужденоНе раз открыться, ибо ВседержительНамерен посещением СвоимИзбранников в грядущем удостоить,И праведных жилища навещать,И посылать своих гонцов крылатыхС высокой вестью милостей Своих!»Так пел небесный хор; а Он, Великий,Пройдя через блистательный портал,Проследовал дорогою прямоюВ жилище Бога вечное – путемШироким и возвышенным, где почваЕсть золото, а мостовая – звезды,Который видишь ты в ночную пору,Как пояс, охвативший небеса, –Путь Млечный, весь усеянный, как пылью,Бесчисленными звездами. В тот часСедьмой был вечер на земле в Эдеме:Садилось солнце, сумерки с востокаУже всходили, предваряя ночь.Тогда к вершине той горы священной,Где Бог имеет вечный Свой престол,Вознесся Сын могучий, одеснуюВеликого Отца, Который с НимТворил незримо, не сходя с престола, –Затем что Вседержитель вездесущ –И создавал с Ним мира все устройство,Во всех делах Начало и Конец;И ныне от трудов Своих почил ОнИ день седьмой покоем освятил.Но Он почил не в тишине священной:Звучали сладко арфы, звуки трубТоржественно гремели, раздавалисьИ пенье флейт, и мелодичный звонСтрун золотых, и мощные аккордыОрганов величавых, и прекрасноС той музыкой сплетались голоса,Поодиночке или стройным хором.Дым из златых курильниц поднималсяИ облаками гору окружал.Хор славил шесть великих дней творенья:«Велик, Иегова, Ты в Своих делах,Нет Твоему могуществу пределов!Чья мысль Тебя измерит, чей языкТебя опишет! Более великимСебя явил Ты ныне, чем в тот день,Когда низверг Ты Ангелов-гигантов!Тогда Себя громами Ты прославил,Но более велик творенья труд,Чем разрушенье грозное творенья!Кто может быть соперником Твоим,Могучий Царь? Кто власть Твою умалит?Безумную, надменную попыткуОтступников легко Ты отразилИ тщетные их планы все разрушил;Напрасно помышляли нечестивцыТебя унизить, сократить числоСлужителей Твоих; кто ищет силуТвою ослабить, сам того не зная,Лишь умножает мощь Твою: из ЗлаТем более Добра Ты созидаешь!Тому свидетель – этот новый мир,Второе небо, от ворот небесныхПоблизости, в хрустальном океанеОснованный, почти неизмеримый,С бесчисленными звездами, из коихЕсть каждая, быть может, целый мир,Которых Ты лишь знаешь назначенье;И между этих звезд одна – Земля,Прекрасное жилище человека,Свой собственный имеет океан.О, трижды вы блаженны, человеки,Которых так возвысил Бог, создавПо образу вас Своему, чтоб верноЕго вы чтили! Вам Он дал во властьСвои владенья – землю, воздух, воду,Чтоб вы собой умножили числоСлужителей Его, святых и чистых!О, трижды вы блаженны, если толькоСумеете вы твердыми пребытьИ то блаженство сохранить навеки!»Так пел их хор, и всюду в НебесахГремело «аллилуйя». Так субботыСвященный праздник справили они.Как видишь, я твою исполнил просьбу,Тебе поведав о начале мираИ обо всем, что было до тебя.О том своим потомкам ты расскажешь;Теперь же если хочешь, то спросиО чем-нибудь еще: все, что доступноУму людскому, я готов сказать».Книга восьмая
СодержаниеАдам спрашивает о движениях небесных тел и получает неопределенный ответ, причем Ангел советует ему спрашивать о вещах, более полезных для его знания. Адам подчиняется и, желая все-таки подолее удержать Рафаила, рассказывает то, что он помнит о своем собственном создании, о своем поселении в Раю, далее о своей беседе с Богом относительно одиночества и потребности в соответствующем обществе, о первой встрече своей и браке с Евою. Его беседа с Ангелом по этому поводу. Ангел, повторив свои увещания, удаляется.
Окончил Ангел свой рассказ, оставивВ ушах Адама звук своих речей –Столь сладкий, что Адам сидел безмолвно,Как будто все еще ему внимая,И наконец лишь, как бы пробудясь,Он Ангелу ответил благодарно:«Чем отблагодарить тебя достойно,Чем я могу тебя вознаградить,Божественный повествователь, щедроМою познанья жажду утоливший!Ты удостоил, снизойдя, как друг,Ко мне, поведать о вещах великих,Без этого недостижимых нам,И твой рассказ я слушал с удивленьемИ с радостью и, как тому прилично,Благоговел пред славою Творца.Но все ж осталось кое-что неясным,Что только ты мне можешь разрешить.Когда смотрю я на созданье этоПрекрасное, на этот дивный мирЗемли и Неба, то, сравнив размерыИх меж собой, я вижу, что ЗемляЕсть маленькая точка лишь, крупинкаПред этим необъятным небосводомС его толпой бесчисленных светил,Которые, вращаяся, проходятБезмерные пространства (что ониВращаются – об этом заключаюЯ по различным расстояньям ихИ возвращеньям быстрым ежедневным);И вот, они все служат для того,Чтоб освещать ту темную крупинкуТо днем, то ночью, в остальном же всемВеликие те звезды бесполезны.Об этом рассуждая, я дивлюсь,Как мудрая, воздержная природаНеравенство такое допустила,Создав чрезмерно щедрою рукойТак много тел великих, благородных,Разнообразных – для одной лишь цели,Как кажется, по крайней мере, нам.Предписано им вечное движеньеДень изо дня, без отдыха; меж темЗемля, которой легче бы, казалось,Подвинуться, на месте все стоит,Светил важнейших пользуясь услугой,Без всякого движенья достигаяТой цели, принимая лишь как даньСвет и тепло, которые приносятСветила ей, свершая бесконечныйСвой путь, притом с поспешностью такой,Что ей ни меры нет, ни описанья».Так говорил наш праотец: при этом,Как видно было по его лицу,В глубокие он думы погрузился.Заметив это, Ева, что сиделаНеподалеку, встала и ушлаС величественной скромностью – так милоИ грациозно, что кто это видел,Не мог о том уходе не жалеть.Пошла она к цветам своим, к деревьямПлодовым, чтоб еще раз посмотреть,Как поспевают все ее питомцы;Они же расцвели еще бодрейС ее приходом – чрез прикосновеньеРуки прекрасной радостней росли.Она ушла не потому, чтоб былоЕй скучно слушать разговор такой,Чтоб для нее он был высок чрезмерно, –Нет, это удовольствие себеОна хотела про запас оставить,Чтоб ей Адам все это рассказалНаедине: рассказчика-супругаПредпочитала Ангелу она,Его охотней спрашивать бы стала.Известно было ей, что в разговорАдам внести сумел бы отступленьяПриятные, серьезный свой рассказС супружеской чередовал бы лаской;От уст его ей не одни словаПриятны были. Где мы встретим нынеПодобную чету, соединеньеТакое уваженья и любви!С божественной осанкою гулялаОна по саду – впрочем, не без свиты:Как за царицей, Грации за нейСо всех сторон прекрасные следили,Пуская в сердце каждого стрелуЖелания – ее бессменно видеть.А Рафаил, приветно снисходяК сомнениям Адама, так ответил:«Пытливость, любознательность твоюНимало я в тебе не порицаю:Ведь Небо – Божья книга, пред тобойРаскрытая, чтоб ты, ее читая,Учился разделению временНа дни, часы, и месяцы, и годы.Чтоб этого достичь, не все ль равно,Что движется – Земля иль свод небесный, –Коль скоро счет ты правильно ведешь.А прочее великий АрхитекторОт Ангелов премудро так же скрыл,Как от людей: не разглашал Он тайныВеликие Свои, чтоб те, комуПрилично ими только восхищаться,Не вздумали б дела Его судить.Иль, может быть, Он сделал это с целью –Коль скоро возмечтают их умы,Что Он небес устройство предоставилСужденьям их и спорам, – посмеятьсяНад странными их мненьями, над тем,Как мысленно они построят небо,Как будут звезды вычислять, водить их,Системы строить, снова разрушатьИ придавать им внешность вероятьяИ сферу опоясывать небесКругами – то из центра, то вне центра,И рисовать причудливо на нейКруги, кружочки, циклы, эпициклы.Подобное я вижу и в твоихСуждениях, которые, быть может,Ты своему потомству передашь:Ты думаешь, что не должны светилаКрупнейшие и яркие служитьСветилам меньшим и не столь блестящим,Что не должны они столь долгий путьСвершать, когда Земля стоит на местеИ получает выгоду одна.Однако же сперва о том подумай,Что яркий блеск их и величинаЕще не означают превосходства:Что хоть в сравненьи с небом и малаТвоя Земля и не сверкает ярко,Но, может быть, добра в ней больше есть,Чем в солнце, чье бесплодное сияньеСамо не созидает ничегоБез помощи Земли той плодоносной:Бездеятельны все его лучи,Пока она в себя их не воспримет.Притом же эти дивные светилаНе столько служат для самой Земли,Насколько для тебя, ее владельца;А если небеса так необъятны,То это для того, чтоб видел тыВеличие Творца, Который сделалТот мир таким просторным и далеким,Чтоб понял человек, что он живетНе у себя: лишь малая частичкаЕму для обитания дана,А прочее имеет назначенье,Известное лишь Богу. БыстротуВращения всех этих звезд несчетныхТы припиши могуществу ЕгоВсесильному, которое сумелоВещественным телам почти дать скорость,Какая духу свойственна. МеняНе назовешь ты медленным, надеюсь,Узнав, что, утром от престола БогаОтправившись, я ранее полудняБыл здесь уже, в Эдеме, расстояньеПройдя, невыразимое числом.Я это говорю и допускаю,Что есть движенья в небе, для того лишь,Чтоб показать сомнений тех твоихНеосновательность; не значит это,Чтоб утверждал я, что оно так есть,Как кажется тебе с Земли отсюда.Бог, чтобы удалить Свои путиОт уловленья чувством человека,Так отодвинул небо от земли,Что зренье земнородное, дерзаяТуда проникнуть, в этой высотеБез пользы для себя блуждать лишь будет.Что, если Солнце служит центром мира,А прочие все звезды вкруг него,Притягиваясь им и притяженьеВзаимное имея меж собой,Круги свои различные свершают?Что, если вечно странствуют они,То ввысь, то вниз стремятся, то заходят,Идут вперед, идут назад, стоят?Таких ты знаешь шесть; Земля, быть может,Такая же седьмая, хоть тебеИ кажется стоящею на месте,Но незаметно для тебя свершаетТри разные движенья. Может быть,То, что готов ты приписать движеньямОтдельных сфер, лишь кажется таким,А косвенно зависит от движенийСовсем иных; быть может, вовсе СолнцеНе совершает дня и ночи ромб,А выше звезд невидимая сфераВращенье дня и ночи производит.Или, может быть, и это все не так:Земля сама, к востоку приближаясь,Одною стороною ловит день,Другою ж, отвращаяся от Солнца,Встречает ночь и лишь наполовинуОсвещена. Что, если этот светЗемля, в прозрачный воздух отражая,Шлет на Луну и служит ей звездой,Светящею Луне днем точно так же,Как ночью шлет Луна свой свет Земле?Быть может, на Луне есть также суша,Поля и обитатели; ты видишьТам пятна: пятна те, быть может, тучи,Которые ей посылают дождь,А дождь плоды, быть может, производит,Смягчая почву, и плоды те служатКому-нибудь на пищу. Может быть,Найдешь ты в небе и другие солнцаИ много лун, их спутников, светящихДруг другу светом женским и мужским[132](Соединенье двух полов великихПовсюду оживляет этот мир),И, может быть, живут на каждой сфереСоздания, имеющие душу.Конечно, можно сомневаться в том,Чтоб это все обширное пространствоЖивых владельцев было лишено,Бездушно и пустынно и служило бЛишь для сиянья, чтобы уделятьОт каждой сферы понемногу светаИ посылать так далеко сюда,На эту обитаемую сферу,Чтоб от нее назад он отразился.Но так ли точно это все иль нет,Царит ли в небе Солнце, над ЗемлеюВосходит ли, восходит ли ЗемляНад ним, оно ль с востока начинаетПуть пламенный, она ли тихий путьОт запада ведет ему навстречу,Вращаяся вкруг оси незаметноИ унося вращением своимТебя со всей своею атмосферой, –О том не беспокойся, не пытайсяПроникнуть в сокровенное умомИ предоставь все это ведать Богу:Ему служи и бойся лишь Его!Пусть Он располагает всем твореньемВо всех местах, как хочется Ему;Ты ж наслаждайся тем, что дал Он, – РаемИ Евою прекрасною твоей.А Небо слишком высоко, чтоб мог тыЗнать, что там происходит. Мудрым бытьУмей внизу и помышляй о том лишь,Что твоему потребно бытию;Не грезь о тех иных мирах, о тварях,Что там живут; не думай, каковыПрирода их, и жизнь, и совершенство;Доволен будь и тем, что ты узналНе только о Земле – о высшем Небе».Тогда Адам, отбросив все сомненья,Сказал: «Вполне меня ты просветил,Чистейший ум небесный, Ангел ясный,И от смущенья дум освободил,Жить научил меня путем легчайшимИ показал, что не должны мы портитьБроженьем смутной мысли сладость жизни.Бог повелел и дал возможность намЖить без забот и без тревог напрасных,Лишь сами бы не отягчали мыСебя исканьем знаний бесполезных.Но ум наш и фантазия влекутНевольно нас к блужданьям бесконечным,Пока наш опыт не покажет нам,Что нужно знать не о вещах далеких,Туманных, сложных, но скорей о том,Что вкруг мы видим в жизни ежедневной, –Что в этом наша главная вся мудрость;Вне этого – лишь дым и суетаИль дерзость безрассудная; те знаньяЛишь делают неопытными нас,Невеждами в делах, для нас важнейших.Итак, сойдем с заоблачных высотИ будем рассуждать о тех предметах,Которые полезнее для нас.Быть может, мы вещей тогда коснемся,О коих можно будет расспросить,И ты ответишь на мои вопросыС обычной благосклонностью твоей.Ты рассказал о том, что было раньше,Чем стал себя я помнить; ныне яМогу мою историю поведать,Которой ты, быть может, не слыхал:Ведь день еще велик! Ты замечаешь,Как хитростью пытаюсь я тебяЗдесь дольше удержать моим рассказом,Желая страстно – если не надеясь, –Чтоб ты еще мне что-нибудь сказал.Мне кажется, пока сижу с тобою,Что я на Небесах; с тобой беседаПриятней мне всех сладостных плодовВысоких пальм: те утоляют голодИ жажду после нашего труда,В час отдыха приятного; твои жеТак сладостны слова и столько в нихЕсть прелести божественной, что вечноИх сладостью насытиться нельзя».И с кротостью небесною ответилЕму Архангел: «Праотец людей!И ты в своих речах имеешь сладостьИ красноречья также не лишен;И на тебя Господь излил обильноДары Свои снаружи и внутри,Тебе прекрасный сообщив Свой образ:Молчишь ли ты иль говоришь – всегдаТы красоты и грации исполненВ движеньях всех и всех твоих словах.Поверь: как небожители, мы ценимТебя, земного жителя, не меньше,Как Божия, такого же, как мы,Слугу, следя с восторгом за путями,Какими человека Бог ведет.Мы видим, что Господь любовью равнойИ человека так почтил, как нас.Поэтому рассказывай о жизниСвоей: в тот день, когда ты создан был,Я был как раз в отсутствии, был посланВ далекий путь, неведомый и темный, –К воротам Ада шел наш легион,Дабы следить, чтоб, вырвавшись оттуда,Шпион иль Враг не помешал созданью,Чтоб Бог, разгневан вылазкою дерзкой,С твореньем разрушенье не смешал.Не потому послал Он нас, конечно,Чтоб Враг нарушить волю мог Его, –Он часто нам дает Свои веленьяДля службы лишь, как Повелитель наш,Чтоб упражнять нас в быстром послушаньи.Мы наглухо закрытыми нашлиТе мрачные врата; засовом крепкимЗадвинут был и загорожен вход;Но издали уж был услышан намиТам страшный шум – не пенье и не пляска, –Нет, крики мук, стенанья громких жалобИ яростные вопли там звучали.Как радостно вернулись мы назадВ обитель света, к вечеру субботы!Но начинай же свой рассказ: я жду;Ту повесть будет мне приятно слушатьНастолько ж, как тебе – мои слова».Так говорил богоподобный Ангел;И прародитель наш ему сказал:«Конечно, нелегко для человекаСвое начало описать: кто знаетПроисхожденье самого себя?Решаюсь я на это лишь в расчетеС тобой беседу как-нибудь продлить.Как бы от сна глубокого очнувшись,Увидел я, что на траве лежуСреди цветов, во влажности душистой.Которая лучами солнца вскоре,Однако, иссушилась, улетев,Как легкий дым. И сразу прямо к небуНаправил я свой изумленный взор,Затем вскочил движеньем инстинктивным,Как будто устремясь туда, и прямоВстал на ноги. Вокруг себя я виделХолмы, долины, и тенистый лес,И солнцем озаренные равнины,И светлые журчащие ручьи;И двигались вокруг живые твари –Бродили иль летали; птичий щебетЗвучал с ветвей; все улыбалось вкруг,Благоухая; радостью великойПереполнялось сердце у меня.Сам на себя я стал смотреть и телоИсследовал свое, и то ходил,То бегал я, движением упругимПорывам силы следуя живой;Но кто я был, откуда, как явился –Не знал. Я попытался говорить –И сразу же заговорил: покорноЯзык служил мне, сразу называяВсе, что я видел. «Радостное солнце, –Сказал я, – ты, прекрасный, яркий свет,Так дивно озаряющий всю землю;Вы все – холмы, долины, рощи, реки,Поляны, – вы, прекрасные созданья,Которые здесь движетесь вокруг, –Скажите мне, коль видели вы это,Откуда я и как сюда пришел?Не сам же я собой на свет явился –Великим Неким, верно, создан яТворцом могучим, благости безмерной!Скажите ж мне, как мне Его узнать,Как обожать Того, Кому обязанДвиженьем я и жизнию своейИ всем невыразимым чувством счастья?»Так восклицая, шел я все вперед –Куда, не знал и сам – и удалялсяОт места, где вдохнул впервые воздух,Где я узрел блаженный этот свет.Но мне ответа не было. В раздумьиПрисел я на зеленую скамейкуДерновую, покрытую цветами,И первый сладкий сон меня объял,Давленьем мягким чувства мне стесняяИ нежно отуманивая их:Казалось мне, что вновь я погружаюсьВ бесчувственность – что исчезаю я.Но вдруг у головы моей явилосьВиденье сна, присутствием своимВнушая мне, что все ж я существую,Что я живу. Пришел, казалось, НектоВо образе Божественном и молвил:«Твое жилище ждет тебя, Адам!Встань, первый человек, родоначальникБесчисленных людей! Меня ты звал,И Я пришел, дабы тебя в обительТвою отвесть – в сад твоего блаженства».Так Он сказал, взял за руку меняИ поднял, – и через поля и воды,По воздуху, к земле не прикасаясь,К горе лесистой Он меня привел,Где наверху равнина расстилалась, –Обширное, прекраснейшее местоС роскошными деревьями; дорожкиТам были и беседки; так прекрасноТам было все, что виденное раньшеПочти уж мне прекрасным не казалось.На всех деревьях чудные плодыТяжелые висели, взор пленяя,И сразу страстно захотелось мнеСорвать их и поесть. Тут я проснулсяИ пред собой увидел наявуВсе, что во сне так ясно рисовалось.И вновь бродить по саду бы я стал,Когда б не показался меж деревьевБожественный Путеводитель мой.Обрадован, с благоговейным страхомИ обожаньем я к Его ногамПрипал. Подняв меня, Он кротко молвил:«Я – Тот, кого искал ты; Я – ТворецВсего, что здесь ты видишь над собою,И вкруг себя везде, и под ногами;Тебе я в дар назначил этот Рай:Владей им, от плодов его питайся –От всех дерев, что здесь в саду растут,Ешь с радостью, не бойся недостатка;Лишь к одному, которого вкушеньеДобра и зла познание дает,Не прикасайся: я его поставилЗалогом послушанья твоегоИ верности там, посредине сада,Близ Древа жизни. Не забудь того,Что я скажу тебе в предупрежденье:Страшись его плодов, последствий горькихБеги! Когда отведаешь ты ихИ заповедь единую преступишьМою, неотвратимо ты умрешь;В тот день ты станешь смертным и утратишьСвое блаженство: изгнан будешь тыОтсюда прочь, в мир горя и печали».Сурово этот твердый свой запретОн произнес; еще доныне грозноВ ушах моих звучит он, хоть и в волеМоей беды грозящей избежать.Но вскоре вновь любовью просветлелоЛицо Его, и так Он продолжал:«Не только край сей чудный, я всю ЗемлюТебе с твоим потомством отдаю:Владейте ею, пользуйтесь господствомНад тварями, которые живутВ воде, на суше, в воздухе, – над рыбой,И птицами, и всякими зверями.В знак этого тебе Я покажуЗверей и птиц все разные породы;Я приведу их, чтобы именаТы всем им дал и чтоб они явилиТебе покорность полную свою.Ее, конечно, принесут и рыбыВ своем жилище водяном, хотяСюда к тебе прийти они не могут;Стихии влажной им нельзя сменитьНа воздух: он для них чрезмерно редок».Так Он сказал; и стали подходитьКо мне попарно звери все и птицы;Ласкаясь, звери низко прижималисьК земле, а птицы – крылья опускали.Поочередно я их называлИ все их свойства знал – таким познаньемМеня внезапно одарил Господь.Но я меж них не находил, однако,Чего хотелось мне найти; и вотЯ так сказал небесному Виденью:«О, как Тебя я назову, которыйВсех тварей выше, выше человека,Всего на свете выше? Слишком слабЯзык мой, чтобы найти Тебе названье!Как мне почтить Тебя, Творец вселенной,Творец всех благ для человека? ЩедроВсех наделил Ты в благости Своей!Но с кем я разделю все эти блага?Что в счастьи мне, когда я одинок?Как может всем воспользоваться этимОдин, – а если б пользоваться стал,Какая будет в том ему утеха?»Так смело и открыто я сказал;А светлое Виденье, улыбаясьЕще светлей, мне молвило в ответ:«Какое ж одиночество находишьТы здесь вокруг? Иль не полна земляРазличнейшими тварями? И воздухНе полн ли ими? Все они должныСлужить тебе, играть перед тобою;Ты знаешь их повадки, их язык;Они твой также знают и имеютПонятия достаточно. С нимиТы можешь время проводить, над нимиГосподствовать, – твое обширно царство».Так мне Владыка мира говорил,Казалось, тем мою решая участь.Я ж, умоляя, чтоб Он разрешилМне говорить, с мольбой покорной молвил:«Не оскорбляйся на мои слова,О Сила Неба! Мой Творец могучий,Будь милостив к речам моим, молю!Не Сам ли Ты наместником СвоимПоставил здесь меня и этих тварейНе Ты ль поставил низко подо мной?Какое ж меж неравными быть можетСообщество, содружество, согласье?Взаимным это быть должно, должныМы столько ж отдавать, как получаем:В неравенстве ж один чрезмерно слаб,Уступчив, а другой – могуч и властен:Не могут быть согласными ониИ тягостны друг другу скоро станут.Я говорю об обществе таком,Которое могло б принять участьеРазумное в разумном наслажденьи;Животное ж не может никогдаТаким быть другом человеку; звериБлаженствуют с подобными себе –Лев, например, со львицей – так искусноПопарно их Ты всех соединил;А зверь со птицей или птица с рыбойУж никогда не могут так сойтись,И бык сойтись не может с обезьяной;А человек и зверь такую паруСоставить могут менее всего».И мне Всесильный возразил без гнева:«Как вижу Я, находишь ты, Адам,Приятнейшим и самым высшим счастьемВозможность приобресть себе друзей,Без них же радость для тебя не в радость.Но что ж тогда ты скажешь обо Мне?Достаточно ль блаженным ты считаешьМеня? Я есмь от вечности один,Другого Я не ведаю от векаПодобного, а равного – тем меньше.С кем Мне вести беседу, кроме тех,Кого Я создал, и, конечно, низших,Чем Я; и расстоянье между нимиИ Мной громадно: бесконечно больше,Чем разница меж ними и тобой».Он замолчал, а я, склонясь покорно,Ему ответил: «Высший из всего,Что в мире есть! Путей Твоих предвечныхПостигнуть высоту и глубинуРассудку человека непосильно.Ты совершен в Себе Самом; в ТебеНет недостатков; человек же толькоСтремится к совершенству! Вот причина,Что ищет равных он себе: он хочетНайти в общеньи с ними утешеньеВ своем несовершенстве или помощь.Не надобно Тебе и размножаться:И без того в бесчисленных Ты тваряхРаспространен везде, хоть и один;А человек уж тем, что многочисленОн должен быть, показывает ясно,Что, одиноким будучи, далекОт совершенства он! Себе подобныхОн ищет, хочет образ свой размножить,Чтоб сгладить недостатки одного;Для этого ж любовь ему потребна,Взаимная, доверчивая дружба.Ты, в тайном бытие Твоем, один,Общенье наилучшее находишьС Самим Собой; но если б Ты хотел,Свое созданье мог бы Ты возвыситьДо высоты, какой Тебе угодно, –С Собою слить, Божественным соделать;А я – своим общеньем не могуВосставить пресмыкающихся тварей,И в том общеньи мне утехи нет».Так я, осмелясь, говорил, свободойСвоей отважно пользуясь; и былЯ милостиво выслушан, и голосБожественный мне ласково ответил:«Я испытать хотел тебя, Адам;Я вижу, что понятье ты имеешьНе только о зверях, которым далТы имена столь правильно, но такжеИ о самом себе; ты выраженьеДал духу, что внутри тебя живет,И показал, что образ Свой не зверюЯ сообщил, общение с которымПризнал ты неприличным для тебя:Свободен был и правилен твой вывод,И впредь ты должен так же рассуждать.Я ранее, чем ты сказал Мне это,Знал, что нехорошо для человекаБыть одному, и для тебя назначилЯ общество иное, чем ты видел:Я тварей тех привел лишь для того,Чтоб испытать, сколь правильно ты судишьО нужном и приличном для тебя.То, что теперь Я дам тебе, конечно,Понравится тебе: твое подобье,Другое “я”, помощника тебе –Как раз все то, чего ты сердцем жаждешь».Так молвил Он; и больше ничегоНе слышал я: моя земная сущностьЕго небесным существом былаПодавлена, которому столь долгоПротивостать пытался я, чрезмерноВ беседе той высокой напрягаясь.Как будто ослеплен и уничтоженПредметом, бывшим выше чувств моих,Склонился я, как бы ища опорыВо сне, внезапно на меня сошедшемНа помощь мне, сомкнув мои глаза.Он очи мне сомкнул, зато оставилСвободною фантазии обительИ зренье в чувстве внутреннем моем;Сквозь сон, как в столбняке, казалось, виделЯ самого себя, как я лежал;Как светлый Образ, пред которым бодроСтоял я наяву, вдруг надо мноюНагнулся и, раскрыв мой левый бок,Ребро оттуда вынул; вышел теплыйСердечный дух, и заструилась кровьИз раны той широкой; но внезапноВся плотью вновь наполнилась та ранаИ заросла; а Он, ребро взяв в руки,Его в иную форму превратил;И вот – из рук Его созданье вышло –Как человек, но лишь другого пола, –Столь милое, прекрасное, что все,Казавшееся мне прекрасным в мире,В сравненьи с ней представилось ничтожнымИль выраженье высшее нашлоЛишь в ней одной, в ее прекрасном взоре.С тех пор она влила мне в сердце сладость,Какой дотоле я не знал; весь мирЛюбовью для меня одушевился.И вдруг она исчезла – я осталсяОдин во тьме. Но вот проснулся яИ стал ее искать, решась навекиОплакивать ее, коль не найду,И от всех прочих радостей отречься.Вдруг, уж почти надежду потеряв,Увидел я ее – такую точно,Как видел я во сне, – во всей красе,Какую дали ей Земля и Небо,Дабы внушала всем она любовь.Навстречу шла она ко мне, незримоРуководима голосом Творца,Уж зная о святых обрядах брака,И грация во всех ее шагахБыла, и Небеса в очах прелестных,Достоинство и нежность в каждом жесте!И, вне себя, в восторге я вскричал:«Теперь мне больше ничего не надо!Сдержал Твое Ты слово, добрый, щедрыйТворец, всего прекрасного податель, –Не пожалел Ты предоставить мнеИ этот дар Твой, всех других прекрасней!Кость от моих костей, от плоти плоть,Мое второе “я” перед собоюТеперь я вижу! Женщина – ей имя, –Из тела мужа Ты ее извлек!Отца и мать муж для нее забудетИ весь к своей привяжется жене,И будут два они – едино тело,Едино сердце и единый дух!»Меня она услышала. Хоть, БогомВедомая, и шла она ко мне,Но девственная скромность, и невинность,И чувство чести, свойственное ей,Не позволяли ей идти так прямо,Навязчиво, без тени сватовстваСо стороны моей; и вот обратноОна пустилась, тем сильней во мнеЖеланья возбудив. Сама природа,Хоть помыслов греховных и былаЧужда она, внушила ей стремленье,Меня увидев, обратиться вспять.За нею я последовал, и, зная,В чем состоит почетный долг супруги,С достоинством она мне отдалась.Румяную, как радостное утро,Ее отвел я в брачную беседку;Все Небеса, все звезды в этот часСчастливейшим влияньем нас дарилиИ вся Земля приветствовала нас;Ликуя, пели птицы; свежий, нежныйШептал любовно в листьях ветерок,С кустов на нас свевая ароматы;И шли часы, и вот нам птица ночиВлюбленная запела брачный гимн,И над холмом звезды вечерней светочПоспешно брачный факел нам зажег.Итак, тебе я все сказал о жизниМоей, свою историю довелДо высшей точки счастия земного,Каким я наслаждаюсь. Должен яТебе сознаться, что хоть все предметыДругие вкруг приятны также мне,Но все же к ним я больше равнодушенИ слишком страстно их я не желаю.Я говорю о радостях еды,О том, что мне ласкает чувство зреньяИль обонянья, о цветах, плодах,Прогулках, о приятном птичьем пеньи;Но на нее с восторгом я смотрю,С восторгом прикасаюсь к ней. ВпервыеБлаженство страсти с нею я узнал –Чудесное, особенное чувство:Сильней и выше прочих наслажденийЯ был всегда; лишь против красотыИ чар ее могучих я бессилен.Быть может, так ошибкою природыЯ создан, – место слабое во мнеОставила она, и я не в силахПоэтому противиться красе;Иль, может быть, из бока было взятоЧрезмерно много; потому ль иль нет,Но женщина украшена природойЧрезмерно с внешней стороны; внутриОна не столь, однако, совершенна.Я понимаю очень хорошо,Что главною природы целью былоПо внутренним всем свойствам и умуПоставить ниже женщину, чем мужа,Дав внешнюю за то ей красоту;Она походит меньше на тот Образ,Который нас обоих сотворил,И менее господство выражает,Нам данное над прочим миром всем, –Но каждый раз, как к ней я приближаюсь,Мне кажется она столь совершенной,Столь знающей все свойственное ей,Что все ее слова, ее желаньяВсегда готов я мудрыми, благимиИ верхом добродетели признать.Пред нею никнет высшее все знанье,В беседе с нею мудрость, смущена,Теряется и кажется безумной.Власть и рассудок служат ей, как будтоОна была творенья первой целью,Но после лишь случайно создана;И, словом, чтобы довершить все это,Такое в ней величие души,Такое благородство в ней и прелестьЯ созерцаю, что она внушаетМне страх благоговейный пред собой,Как будто стражей ангельской хранима!»Нахмурив брови, Ангел отвечал:«Не обвиняй природу: совершилаОна свое – свершай и ты свое,И к мудрости не будь так недоверчив;Но будешь ты оставлен ею, еслиСам не оставишь ты ее в тот миг,Когда она тебе всего нужнее.Чем так ты восхищен и что приводитТебя в восторг подобный? Красота?Она прекрасна, спору нет, достойнаВполне и ласк твоих, и уваженья,Любви твоей, но подчиненья – нет!Сперва ее сравни с собой спокойно,Потом суди. Нет в мире ничегоПолезнее порой для человека,Как уваженье к самому себе,Поддержанное правом и рассудком.Чем более покажешь ты его,Тем более она готова будетТебя своим главою признаватьИ внешность силе внутренней уступит.Природа так украсила ее,Чтобы нравилась тебе она, и честиВ ней много, чтобы честно ты любилИ уважал свою супругу; промахОна заметит твой, как только тыВ глазах ее быть мудрым перестанешь.Но если выше прочих всех утехТелесную ты эту ценишь сладость,С которой в размножении своемНевольно связан человек, то вспомни,Что то же ценит каждый зверь и скот;Что не могло бы это чувство общимНастолько быть для них и для тебя,Когда бы нечто высшее в нем было,Достойное, чтоб человека духЕму совсем подпал под игом страсти.Что высшего, достойного тебя,Полезного, разумного найдешь тыВ ее приятном обществе – люби!Любовью наслаждайся, а не страстью:Где страсть царит, нет истинной любви.Любовь уму для утонченья служитИ расширяет сердце; в чувстве правдыИ в разуме – основы для нее;Она тебе есть лестница, по коейК любви небесной восходить ты можешь.Не погрязай же в плотском наслажденьи:Затем ведь для себя среди зверейИ не нашел ты общества и друга».Ему Адам, немного пристыжен,Ответил: «Ни прекрасная наружность,Ни что-либо иное, что всем тварямПри размноженьи свойственно (я, впрочем,Обряды ложа брачного ценюГораздо выше – свято чту их тайны),Меня к себе так сильно не влечет,Как множество поступков грациозных,Как тысячи тех милых мелочей,Которые из слов ее и действийВседневно истекают для меняС любовью и доверчивостью сладкойИ непритворно связывают насЕдинодушьем разума и сердца.Гармония супружеской четыПриятнее всех сочетаний звуков.Но я не подчиняюсь ей; тебеОткрыл свое я внутреннее чувство,И если в ощущениях своихРазнообразных ясно отдаю яСебе отчет, не значит, чтобы яИм подпадал: я их ценю свободноИ лучшему последовать готов.Ты за любовь меня не порицаешь;Любовь ведет, сказал ты, к Небесам:Она и путь нам, и путеводитель.Итак, позволь задать еще одинВопрос; скажи мне: любят Духи НебаИль нет? И как свою они любовьДруг другу выражают? Только взором?Смешением лучей? Прикосновеньем,Лишь мысленным притом, иль настоящим?»Ему ответил Ангел, улыбаясьИ розовым румянцем (цвет любви)Зардевшись: «Будь доволен тем, что знаешь,Что мы блаженны, без любви же нетБлаженства. Все, что чистого вкушаешьВ своем телесном наслажденья ты(А чистым ты был создан от природы),Вкушаем также в высшей мере мы,Причем преграды нет нам в оболочках,Суставах, членах: обнимаясь, ДухиДруг с другом съединяются вполнеИ чистое стремится слиться с чистым!Им в местной связи надобности нет,Как там, где плоть соединиться тесноСтремится с плотью и с душой душа.Но мне пора; садясь, уходит солнцеЗа мыс земли зеленый, край далекийЦветущих Гесперидских островов:Знак, что я должен уходить. Будь крепок,Живи себе в блаженстве и любви,Но более всего люби на светеТого, к Кому любовь – повиновенье,И заповедь великую храни;Страшись, чтоб страсть, твой покорив рассудок,Тебя не побудила сделать то,Что по свободной воле ты б не сделал.Твое и всех сынов твоих спасеньеИль горе их зависит от тебя:Запомни это! Если тверд пребудешь,Возрадуюсь я на тебя и мирБлаженный весь со мною возликует.Так стой же крепко: устоять иль пасть –От твоего зависит лишь решеньяСвободного; внутри ты совершен,И помощи извне тебе не нужно;Умей все искушенья отразить!»Сказал – и встал. Адам с благоговеньемПоследовал за ним: «Уходишь ты,Небесный светлый гость, посол эфира,Ниспосланный мне Тем, чью власть и благостьЯ обожаю! Добр ты был ко мнеИ ласков в снисхожденьи бесконечном,И благодарной памятью всегдаТебя я буду чтить; ты ж к человекуБудь дружествен и часто приходи!»Они расстались: Ангел в НебесаВзлетел сквозь мрак, Адам ушел в беседку.Книга девятая
СодержаниеСатана, который обошел всю Землю, обдумывая свой коварный замысел, возвращается ночью под видом тумана в Рай и входит в спящую змею. Адам и Ева утром идут на свою работу, которую Ева предлагает распределить по разным местам, так чтобы каждый работал отдельно. Адам не соглашается, ссылаясь на опасность: Враг, о котором их предупредили, может покуситься на нее, встретив ее одну. Ева, не желая, чтоб на нее смотрели как на недостаточно сильную, настаивает на своем уходе, так как ей хочется испытать свою силу. Адам в конце концов уступает. Сатана находит ее одну, с хитростью приближается, сперва смотрит на нее, потом заговаривает, превознося Еву усердной лестью над всеми созданиями. Ева, удивляясь, что змея разговаривает, спрашивает, как она научилась человеческой речи и достигла такого разумения, которого прежде не имела. Змея отвечает, что приобрела речь и разум, вкусив от одного из деревьев в саду. Ева просит привести ее к этому дереву, которое оказывается запрещенным Древом познания. Змея, осмелев, посредством разных уловок и уговоров побуждает ее наконец съесть плод. Ева, которой вкус плода понравился, некоторое время раздумывает, сообщить ли об этом Адаму или нет, но наконец приносит ему плод и рассказывает, кто убедил ее отведать плода. Адам, сперва ужаснувшись, но видя, что она погибла, из любви решается погибнуть вместе с нею; утешая себя мыслью, что опасность не столь уж велика, он также съедает плод. Действие плода на них обоих; они стараются прикрыть свою наготу, затем начинается ссора между ними; они обвиняют друг друга.
Конец теперь моим повествованьямО том, как Бог иль Ангел был в гостяхУ человека, с ним в кругу семейномПриветливо сидел, обед с ним сельскийДелил, беседу долгую с ним велИ возраженья милостиво слушал!Трагический отныне тон придатьСвоей я песни должен: осквернилсяПреступным недоверьем человек,Вовлекся он в мятеж и непокорство;А Небо отвернулось от него,Ему и чуждым стало, и враждебным,Разгневалось и, карою грозя,Произнесло над ним свой суд правдивый,И этот мир юдолью горя стал,И Грех в нем со своею тенью, Смертью,И скорбный вестник Смерти,Нищета, с тех пор живут. Печальная задача –Рассказывать об этом! И однако,Не меньше героического в ней,Чем в повести о том, как гнев АхиллаПреследовал бегущего врага[133]И трижды обежал вкруг стен троянских,Иль как ярился Турн[134] из-за невестыУтраченной, Лавинии своей,Иль как Нептун был гневен, иль ЮнонаВредила грекам и Цитеры[135] сыну;Лишь смог бы я рассказ свой изложитьДостойно вещих слов моей великойНебесной покровительницы Музы,Которая приходит по ночамБез просьб моих и в грезах мне диктуетСтихи несочиненные мои!Не сразу я избрал предмет для этойПоэмы героической моей,И поздно приступил я к исполненью!Не склонен был я по своей природеОписывать войну – предмет, которыйЕдинственным доныне почиталсяДостойным героических поэм;Считалось высшим мастерством поведатьВ крикливых, утомительных словах,Как сказочные рыцари рубилисьВ сраженьях фантастических; а твердостьДолготерпенья, мучеников доблестьНе находили для себя певца;Ристалища описывались, игры,Вооруженье пышное, щитыС девизами причудливыми, кони,Их украшенья, сбруя, чепраки,Наряд бойцов в турнирах, поединках,Роскошные придворные пиры,Прислуга их, лакеи, сенешали –Ничтожные предметы для искусства,Которых описание не можетЗначенья героического датьНи действующим лицам, ни поэме!Не мастер я на эти описаньяИ не люблю их; выбрал я предмет,Сам по себе высокий и способныйМое возвысить имя, если векЧрезмерно поздний, иль холодный климат,Иль годы крылья духа моегоНе сломят, – и легко б они сломили,Будь эта песня только от меня,А не от той, чей сладкий голос ночьюСлова ее нашептывает мне!Уж солнце село; быстро закатилсяЗа ним и Геспер[136], яркая звезда,Что сумерки земле с собой приносит, –Посредник краткий между днем и ночью, –От края и до края горизонтОбволокла уж полусфера ночи,Когда вернулся к Раю Сатана,Бежавший от угрозы Гавриила,Обдумав зрело свой обман коварный,Направленный к паденью человека.Презрев все то, что самому могло бЕму грозить, бесстрашно он вернулся.Бежал он ночью, в полночь и пришел,Всю землю обойдя, остерегаясьЯвиться днем, с тех пор как Уриил,Правитель солнца, раз его заметилИ Херувимам, что у райских вратДержали стражу, дал предупрежденье.Гонимый беспокойством с той поры,Он семь ночей во тьме блуждал в пространстве;По кругу равноденствия[137] он триждыПрошел; четыре раза весь путь ночиОт полюса до полюса свершил,И каждый пересек притом колурий[138],И на восьмую ночь пришел назадИ в стороне, лежавшей против входа,Где стража херувимская была,Себе лазейку тайную наметил.То было место (ныне нет его,Хотя не время сгладило то место,А грех), где Тигр потоком в глубь землиУходит быстро у подножья Рая,Чтоб показаться вновь у Древа жизни.Нырнул с рекою вместе СатанаИ с нею вместе вышел он в туманеИ места, где бы спрятаться, искал.Он обошел все море и всю землю,Прошел он от Эдема через ПонтК болоту Меотийскому[139]; за ОбьюОн был, и Южный полюс посетил,И от Оронта[140] к западу промчалсяДо Дарии[141], к пределам океана,Оттуда же к стране, где Инд и ГангТекут; бродя по всей земле, усердноИ тщательно он изучал всех тварей,Чтоб высмотреть, которая из нихМогла б служить его всех лучше козням,И наконец нашел он, что змея –Хитрейшее из всех земных животных.И вот он, после долгих размышлений,Сомнений, колебаний многократных,К решению пришел, что эта тварьЯвляется удобнейшим сосудом,В который влить он может свой обман;Что он, войдя в змею, всего скорееОт самых зорких глаз закроет мрачныйСвой замысел; что все змеи уловкиНе будут подозрительны: припишутЕе природной хитрости все то,Что в прочих тварях дьявольским внушеньемКазаться бы могло, превосходяОбычный ум животных. Так решил он,Но прежде в скорбной жалобе излилПечаль свою и злобную досаду:«Как ты, Земля, подобна Небесам!Быть может, даже лучше их! Обитель,Достойная богов, сотворенаВторою мыслью, вновь преобразившейВсе старое! Не заменил, конечно,Бог лучшее Свое созданье худшим!Земное небо ты, и вкруг тебяДругие небеса сияют яркоСлужебными лампадами тебе,Лишь для тебя весь свет свой изливают,Лишь ты одна – предмет и средоточьеСвященного влиянья их лучей!Как в Небесах центральная Бог силаИ вкруг распространяется на все,Так в центре ты стоишь, и отовсюдуДары светил стекаются к тебе.В тебе, не в них находит проявленьеВся сила их в лице деревьев, травИ ряда постепенного созданийОдушевленных, ростом, чувством, смысломРазличных, и, всех выше, в человеке!С каким бы наслажденьем по тебеЯ странствовал, когда бы радость видетьМог в чем-нибудь; как любовался б яТвоих долин и гор приятной сменой,Равнинами, реками и лесами,То сушею, то морем, берегамиЛесистыми, красой утесов, гротов!Но нет мне в них убежища нигде!Чем более веселья вкруг я вижу,Тем более страдаю я внутри,Противоречьем горестным снедаем:Все доброе, что вижу я, – мне яд,И в Небесах всего мне было б хуже.Нет, не ищу жилища я ни здесь,Ни в Небесах, пока не подчинитсяМне Царь Небесный; не надеюсь яНесчастным меньше быть, когда достигну,Чего ищу; вся цель моя лишь в том,Чтоб и других такими же соделать,Как я, хотя бы за это на меняВсе злейшие обрушились несчастья.Своим суровым думам нахожуЯ облегченье только в разрушеньи;Я должен уничтожить иль привестьК греху, с собой несущему погибель,Того, кому на благо это всеСотворено, с чьей гибелью и счастьемВсе это тесно связано; итак,Сгублю его, и быстро все погибнет,И вширь и вдаль разрушится весь мир!Средь адских сил мне вечной славой будет,Что я в единый день испорчу все,Что Он, так называемый Всесильный,Творил, трудясь шесть дней и шесть ночей;И ранее – кто знает, как Он долгоОбдумывал все это, хоть, быть может,Задумал это Он лишь с той поры,Как я в ту ночь освободил от рабстваБесславного едва ль не половинуВсех Ангелов и разредил толпуПоклонников Его; и вот из местиИль чтоб пополнить убыль слуг своих,Решился Он (затем ли, что иссяклаБылая сила в Нем и уж не могОн Ангелов создать, коль скоро все мыИм созданы, иль чтоб тем больше насУнизить) вместо нас создать иноеТворенье из земли и одаритьЕго, из столь презренного начала,Дарами Неба, взятыми у нас!Что Он решил, то вскоре Он исполнил:Он человека сотворил и в дарЕму – весь этот мир великолепный,И землю Он ему в жилище дал,Его над нею сделав господином,И – о негодованье! – отрядилК его услугам Ангелов крылатых,Слуг пламенных, дабы его хранитьЗдесь, на Земле! Пред этою их стражейДрожать я должен, избегать ееИ, кутаясь тайком в туман полночный,Здесь в темноте скользить и пробиратьсяСквозь все кусты, чтоб, спящую змеюНайдя, в ее извивах тесных скрытьсяИ замысел мой мрачный пронести.О гнусное паденье! Я, которыйСтремился высшим быть среди богов,Ютиться принужден в животной твари,Смешать с животной слизью, воплотитьВ животное ту сущность, что стремиласьБожественным стать высшим существом!Но ради честолюбья, ради местиНа что не снизойду я? Тот, кто хочетВозвыситься, порой спускаться долженНастолько же, насколько воспарял;Он должен ждать, что рано или поздноОн злейшим униженьям подпадет.Месть, сладкая сперва, падет, я знаю,Со временем тем горше на меня;Но пусть! О том я думать не желаю;Поставил твердо целью я себе,Что, если с Высшим я в борьбе не сладил,Так отомщу тому, кто вслед за нимВо мне всех больше зависть вызывает, –Ему, любимцу новому Небес,Ему, досады сыну, человеку,Искусно сотворенному из глины,Кого воззвал Создатель, нам назло,Из праха. Зло за Зло – нет платы лучше!»И он пополз сквозь мокрый иль сухойКустарник, под личиною тумана,В своих полночных поисках змеи.И вскоре он нашел ее: свернувшись,Она лежала в несколько кругов,В средине коих голова торчала,Полна тончайших хитростей; не в ямеОна ютилась, не в пещере мрачной:Безвредная пока, она спалаОткрыто на траве, – не опасалсяЕе никто, и никого – она.И Дьявол в рот ее вошел и вскоре,Ее умом животным, в головеИль в сердце, завладев, разумной силойЕго снабдил, но сна ее притомОн не прервал и утра ждать остался.Когда забрезжил свет святой в ЭдемеНад влажными цветами, фимиамСвой утренний струившими, все твариОт алтаря великого ЗемлиБезмолвную хвалу свою послалиСоздателю, Ему наполнив ноздриЕе благоуханьем благодарным.От сна восстала и чета людейИ голос свой хвалебный съединилаС безмолвным хором тварей бессловесных;Полюбовались утра красотойИ воздуха благоуханьем сладкимИ стали обсуждать они, как лучшеИсполнить им свой все растущий труд.Громадный сад работы слишком многоДавал для двух работников; и вотТакую речь держала к мужу Ева:«Адам, как ни стараемся мы здесь,За садом, за цветами как ни ходим,Приятный труд наш совершая, все же,Пока у нас помощников не будет,Работа наша будет лишь расти,Для наших малых сил всегда чрезмерна.Что днем мы срежем, выпрямим, подвяжемКак бы в насмешку, в ночь одну иль двеВновь буйно разрастется, одичает.Поэтому обдумай, рассудиО том, что мне на ум пришло недавно.Разделим труд наш: ты пойдешь туда,Куда захочешь иль куда потребно,И жимолость там будешь обвиватьВкруг дерева иль плющ направишь виться,А я в той куще розовых кустовИ мирт трудиться буду до полудня.Когда так близко оба мы с тобоюРаботаем друг к другу, то не диво,Что часто мы меняемся при этомУлыбками иль взорами, беседуВедем всегда о том и о другом;Поэтому работаем мы мало,Хоть рано начинаем мы свой труд,И час еды, не заслужив, встречаем.Адам на то ей кротко возразил:«О Ева, о единая подруга,Которая без всякого сравненьяМилей мне прочих всех живых созданий!Ты верно рассудила, хорошоТы рассчитала, как всего нам лучшеИсполнить труд, назначенный нам Богом.Хвалю тебя: нет лучше ничегоДля женщины, как знанье домоводстваИ добрые советы мужу в нем.Но наш Господь не так уже нам строгоТруд предписал, чтоб времени не датьДля отдыха, для пищи иль беседы(Беседа ведь есть пища для ума)Иль для того, чтоб мы менялись сладкоУлыбками иль взорами (улыбкиПроистекают также от ума);Все это недоступно лишь животным,У нас же служит пищей для любви,Одной из высших целей нашей жизни.Бог сотворил нас не на тяжкий труд,А на приятный, и с разумной цельюОн наслажденье мудро съединил.Все эти вкруг дорожки и беседки,Конечно, можем мы с тобой вдвоемОт зарастанья охранять настолько,Насколько нужно нам гулять, покаНам не помогут молодые руки;Но если постоянные беседыТебе уже наскучили, то яНа краткую разлуку согласился б:Уединенье тихое поройПриятней нам, чем общество любое,И после кратковременной разлукиТем радостнее встреча. Я о томНе беспокоюсь – опасаюсь только,Чтоб без меня не пострадала ты;Ты помнишь ведь, о чем предупрежденьеМы получили, – знаешь, что за Враг,Злой и коварный, нашему блаженствуЗавидует, утративши свое;Что он стремится хитрым нападеньемПовергнуть нас в несчастье и позор.И он, конечно, где-нибудь таитсяПоблизости и жадную надеждуЛелеет порознь нас с тобой найти,Не смея тронуть нас, пока мы вместеИ помощь можем оказать друг другу,Он или попытается отвлечьОт Бога нас, иль нам испортить счастьеСупружеской любви, которой онЗавидует всего, пожалуй, больше,Иль худшее придумает еще.Не покидай же верного ты друга,Того, от чьей ты плоти создана,Кто дать всегда готов тебе защиту!Там, где грозит бесчестье иль беда,Всегда всего надежней и приличнейДля женщины – с своим супругом быть:Он охранит ее иль с ней погибнет».Но в девственном величии своемЕму на это отвечала Ева,Как будто за любовь свою онаНежданно неприятность получила,Приняв суровый, хоть и милый вид:«О порожденье Неба и ЗемлиИ повелитель всей Земли! Я знаю,Что мы имеем страшного Врага,Который хочет нас сгубить; об этомИ ты мне говорил, и я самаПодслушала, как Ангел, расставаясь,Сказал тебе: в тенистом я углуТогда стояла, возвратясь из сада,Чуть лишь закрылись вечером цветы.Но если мы с тобой Врага имеем,Который нас намерен искушать,То все ж не ожидала я услышатьСомненья в твердой верности моейТебе и Богу. Дерзкого насильяТы не боишься: мы не таковы,Чтоб умереть иль заболеть могли мы;Не примем мы его иль отразим;Итак, боишься ты его обмана,А это значит то же, что бояться,Что верность и любовь мою легкоСвоим обманом подорвать он может.Как эта мысль могла тебе прийти,Адам? Как мог ты дурно так подуматьО той, кого ты так всегда любил?»Адам ей примирительно ответил:«Дочь Господа и человека, ЕваБессмертная! От всякого упрекаИ от греха свободна ты! ТебеЯ дал совет не уходить отсюдаНе потому, чтоб мало верил яВ тебя, но чтобы самую попыткуКоварного Врага предотвратить.Кто искушает, тот, хоть и напрасно,Бесчестьем низким может запятнатьТого, кого он искусить желает,Предположив, что искушенья онНе выдержит, не неподкупна верность.Ты и сама отвергла б не без гнева,Не без душевной боли это зло,Хотя бы враг был над тобой бессилен.Поэтому превратно не толкуйМое желанье отвратить то гореИль неприятность от тебя одной,Когда на нас двоих наш враг, хоть смел он,Едва ли бы отважился напастьИль на меня скорей тогда напал бы.Не презирай и хитрости его:Весьма хитер быть должен, чье коварствоСумело даже Ангелов увлечь;И помощь друга не считай излишней:Я под влияньем взора твоегоВсех доблестей приобретаю силу;Когда ты здесь, я становлюсь умней,Бодрее, крепче; даже, если нужно,Телесную я силу проявлю;В твоих глазах я из стыда, что будуЯ кем-нибудь осилен, побежден,До крайности все напрягу усилья.Ужели ж ты в присутствии моемПодобного в себе не видишь чувства?И если искушение при мнеТы выдержишь, не лучшее ль то будетСвидетельство о доблести твоей?»Так говорил Адам, как муж семейный,В заботе о супружеской любви.Но Ева, находя, что слишком малоОн ценит верность честную ее,С настойчивостью милой возразила:«Ужели ж наш удел – всегда так житьВ осаде тесной вражеской, не в силахПоодиночке отразить Врага,Страшась его насилья иль коварства?Все страх беды – какое ж счастье тут?Но ведь беда еще не грех: обидуНаносит дерзкий Враг нам только тем,Что нашу верность смело презирает;Бесчестья в этом нет нам: на негоИ обратится все его прозренье;Так что ж его бояться и бежать?Скорее нам двойною честью будет,Когда его предположенье ложнымОкажется: мы в этом мир найдем,Благоволенье Неба, для себя жеУверенность в себе. Притом что значитВся наша верность, доблесть и любовь,Коль скоро мы ее не испытаемБез посторонней помощи, одни?Не будем же подозревать, что нашеБлаженство столь несовершенным сделалТворец наш мудрый, что, вдвоем иль нет,Мы вечно все ж в опасности. НепрочноБлаженство это наше, если так,И Рай – не Рай, когда он так опасен».Адам на то ей пылко возразил:«О женщина! Все сделал и устроилБог безупречно; творческой рукойНе мог Он ничего несовершеннымИль не вполне достаточным оставить,А человека – менее всего;Так и блаженство наше безопасноОт внешней силы. Но лежит опасностьВнутри самих нас, в области сил наших!Противу воли собственной своейВовеки человек не пострадает;Но волю Бог свободную нам дал;Что разуму послушно, то свободно;А разум – справедливым сделал Он,Но повелел ему быть осторожнымИ бдительным, чтоб кажущимся благомНе соблазниться и не побудитьК чему-нибудь неправому, внушаяОбманутой им воле сделать то,Что Господом запрещено нам строго.Поэтому совсем не недоверье,А нежная любовь меня влечетОстерегать тебя; и точно так жеПрошу тебя остерегать меня!Мы крепки, но мы можем ошибиться;Возможно, что наш разум повстречаетКакой-нибудь, украшенный врагом,Предмет блестящий и, врасплох застигнутВпадет в обман, забыв всю осторожность,Которую Господь нам завещал.Так не ищи ж нарочно искушенья –Его всего нам лучше избегать;И лучше бы тебе со мной остаться,А искушенье к нам само придет,Без поисков. Коль хочешь постоянствоСвое явить, яви сперва покорность;Кто твердости твоей при искушеньиНе испытал, как может утверждать,Что ты ему противостать способна?Когда же ты уверена, что еслиНе будем искушенья мы искать,То нас оно скорей врасплох застанет,Тогда иди, затем что, против волиОставшись здесь, тем более ты будешьОтсутствовать. Иди в своей природнойНевинности; надейся на себяИ доблесть всю свою, сбери все силы:Свое Бог сделал – сделай ты свое».Так патриарх людей сказал; а Ева,Упорствуя, хоть и с покорным видом,На то ему промолвила в ответ:«Итак, согласен ты, хоть осторожностьСоветуешь, – в особенности вижуЯ это из твоих последних слов,Что искушенье, если мы не будемИскать его, врасплох застать нас может.Тем более охотно я иду;Не думаю притом, чтоб Враг столь гордыйКо мне, слабейшей, к первой подошел:Тем с большим он позором отступил бы».Сказавши это, из руки супругаОна освободила нежно рукуИ, будто нимфа Делии[142], легка,Как ореада[143] иль дриада[144], быстроВ кусты порхнула; Делии самойОна была, однако, грациознейИ величаво, как богиня, шла,Но без колчана и без стрел, имеяСадовые орудья лишь с собой –Продукт искусства грубого, простого,Не знавшего огня, иль, может быть,Их принесли ей Ангелы в подарок.Подобною Палесе[145] иль ПомонеВ красе своей являлася она –Помоне, убегавшей от Вертумна[146],Иль молодой Церере, ПрозерпинуЕще от Зевса не зачавшей. МужСледил за нею долго пылким взором,Желая, чтоб осталася она,И повторяя просьбы возвратитьсяКак можно поскорее; а онаНа это каждый раз ему сулилаК полудню вновь уже в беседке бытьИ все там приготовить для обедаИ сна послеобеденного. Ах,Несчастная, обманутая Ева!Возврата нет тебе, другой исходТебе грозит! Ты с этого мгновеньяНе будешь больше сладкого иметьОбеда, ни здорового покоя!Уж меж цветов душистых и кустовТебя погибель ждет с коварством адским,Дабы пресечь тебе твой путь беспечныйИль отпустить назад тебя, лишивНевинности, и верности, и счастья!Уже с рассвета, в образе змеи,Пустился Враг на поиски повсюдуЧеты, еще единственной, людей,В которых род людской весь заключался,Наметив их добычею себе.Искал во всех полях он и беседках,Во всех местах красивейших бродил,Где ради удовольствия сажалиОни растенья разные, – искалОбоих, но мечтал, удачи ради,Без мужа Еву повстречать, – на этоОднако, не надеясь как на редкость.Вдруг видит он, что выше всех надеждСбываются его желанья: ЕваСтоит в кустах одна, окружена,Как облаком, цветочным ароматом,Наполовину скрытая в ветвяхМеж ярких роз цветущих, поминутноК ним нагибаясь, чтобы поддержатьЦветы, которых пестрые головки –Пурпурные, лазурные, златымиУсеянные крапинками, – вялоВисели вниз на тонких стебельках:Заботливо она их поднимала,Стеблями мирт подвязывая их, –Сама цветок прекраснейший, беспечноЗабыв себя и от опоры лучшейСвоей вдали, пред близкой, страшной бурей.Пошел он к ней навстречу, пробираясьСквозь чащу кедров, сосен, стройных пальм,Виясь меж ними смело, то скрываясьВ густой траве, то выходя на светМеж деревец и кустиков цветущих,Что Ева насадила вдоль ручьев.Прекрасно было это место Рая –Роскошнее всех сказочных садовОжившего Адониса[147] иль славныхРощ Алкиноя, где Лаэртов сынГостил, иль тех садов, существовавшихУже не в сказках, где премудрый царь[148]С прекрасною египетской невестойЛюбовные утехи находил.Враг любовался этим дивным местом,Но более – хозяйкою его.Так, если город густонаселенныйДомов громадой тесной давит насИ водостоки воздух заражаютИ вдруг мы летним утром из негоВ окрестности выходим, где ласкаютНаш взор вокруг веселые деревниИ фермы, все нам нравится вдвойне:И запах трав, и сена ароматы,Стада коров, и пастбища, и каждыйВид свежий сельский, каждый сельский звук;А если мимо легкою стопою,Как нимфа, дева милая пройдет,Из-за нее все, что казалось мило.Для нас еще становится милей,А более всего – сама та дева,И вид ее – верх радости для нас.Так и Змея с восторгом созерцалаЦветущий сад, приют прекрасный Евы,Которая в столь ранний час однаТрудилась здесь. В красе своей небесной,Прелестная, как Ангел, но нежнееИ женственней, в невинности своейИ грации во всех своих малейшихДвижениях и действиях, – онаЕго коварству страх благоговейныйВнушала, отнимая у негоРешимости всю силу и отвагу.Он, Зло само, от собственного злаКак будто отрешился и на время,Остолбенев, стал добр, обезоруженОт злобы, от коварства и вражды,От зависти и мстительности. Впрочем,Ад, что всегда внутри его горел,Хотя бы в Небесах он находился,Его восторги скоро прекратилИ возбудил тем злейшие в нем муки,Чем больше видел он, что не емуБлаженство уготовано. И, быстроСобравши весь свой гнев, он подкрепилСебя злорадно мыслями такими:«Куда вы, думы, завлекли меня!Каким волненьем сладким побудилиЗабыть, зачем пришел я в этот край!Нет, не любовь, а ненависть пусть вечноКипит во мне; нет, не надежда РаяДля Ада, не надежда испытатьЗдесь радости – лишь радость все разрушит,Оставив только радость разрушенья, –Вот все, что мне осталось! УпуститьМогу ли улыбающийся случай?Вот женщина – одна, всем нападеньямДоступная; муж – сколько вижу вкруг –Далек; его скорей бы я боялся:Умом он выше, мужествен и крепокИ как герой сложен, хоть из земли, –Небезопасный враг мне; не подверженПритом и ранам он, не так, как я.Так я унижен Адом, так ослабленСтраданьями в сравненьи с тем, чем в НебеЯ был! Она ж – божественно прекрасна,Любви богов достойна; не страшна –Лишь красотою страх она внушает.Поэтому не с ненавистью явнойЯ к ней теперь приближусь, а под маскойЛюбви – вот верный путь ее сгубить».Так говорил Враг человека, в телеЗмеи сокрытый, злой ее жилец,И путь свой он направил ближе к Еве –Не мелкими зигзагами, как прежде,Не пресмыкаясь низко по земле,Но на хвосте поднявшись, опираясьНа обороты свернутых кругов,Которые лежали друг на другеИ поднимали голову егоС гребнём; глаза горели, как карбункул,Зеленая же шея с золотистымОтливом возвышалась меж извивовСпирали, волочившейся в траве.Красив был вид его; не появлялосьНигде змеи красивейшей с тех пор:Ни те, в которых Кадм и ГермионаВ Иллирии когда-то превратились[149],Ни боги Эпидавра[150], ни змея,В которую Юпитер превратился,С Олимпией в Аммоне забавляясь,Ни та, чей образ принял он тогда,Когда он славу Рима, Сципиона[151],Как бог Капитолийский, породил.Сперва он боком тихо подползает,Как некто, робко ищущий приема,Страшась своим приходом помешать,Иль как корабль у мыса или устья,Ведомый в гавань штурманом искусным,Под ветром курс меняет много разИ паруса то спустит, то распустит, –Так он кружил извилистым путем,Играя в изворотах перед Евой,Чтоб взор ее привлечь; она ж, трудясь,Хоть шелест листьев слышала, однакоЗмеи не замечала по привычкеНе обращать вниманья на зверей,Пред ней игравших часто и послушныхЕй более, чем стадо превращенныхЦирцеи зова слушалось[152]. Но вотОн стал смелей и прямо перед ЕвойБез зова встал, как бы любуясь ею,Свой гребень нагибал и выставлялБлеск гладкой шеи, голову склоняя,Вилял хвостом, лизал ее следыИ наконец немым тем поклоненьемЗаставил Еву на его игруВзглянуть. Тогда, обрадован вниманьемЕе, вдохнул он голос свой змееИ, языком заговорив змеиным,Так искушенье хитрое повел:«Владычица, не удивляйся – еслиСпособна удивляться ты, самаПервейшее, единственное диво, –И это небо кротости, твой взор,Ты не вооружай досадой гневнойЗа то, что я дерзаю любоватьсяТобой, забыв благоговейный страх,Внушаемый тобою и приличныйОсобенно в уединеньи этом.Чудеснейшим являешься подобьемТы твоего чудесного Творца!Любуется тобою все живое,В дар данное тебе; пред красотойНебесною твоею с обожаньемСклоняется, узрев ее, весь мир!Но в этом месте замкнутом и диком,Меж грубыми зверями, кто же можетХотя бы вполовину оценитьКрасы твоей всю прелесть, исключаяЕдинственного мужа (что же значитОдин?), когда достойна ты царитьСреди богов богинею, которойБесчисленные Ангелы служили б,Как свита ежедневная твоя!»Так льстил ей искуситель, предисловьеНачав к своим речам; и в сердце ЕвыНашли дорогу льстивые слова,Хоть голосу она весьма дивилась.Не без смущенья молвила она:«Что это значит? Речью человекаМне говорит животное, со смысломТаким же человеческим в словах!Я знала, что по крайней мере речиГосподь лишил животных, сотворивНемыми их и слов членораздельныхНе дав им; что касается ума,Я сомневалась: много разуменьяВо взорах их я видела, а такжеВ их действиях различных. Ты, змея,Хитрее прочих тварей всех, я знаю;Но чтобы речью человечьей тыВладела, я никак не ожидала.Удвой же это чудо, расскажи,Как из немой ты стала говорящейИ почему так дружески ко мнеОтносишься, одна из всех животных.Скажи: вниманья стоит твой рассказ!»Ей отвечал коварный искуситель:«Легко мне, повелительница мира,Блистательная Ева, рассказать,Что ты велишь, и всем твоим веленьямПо праву подчиняться мы должны.Сперва была я прочим всем животнымПодобна, что питаются травой,Которую ногами попирают,И были мысли грубы все моиИ низки так же, как и эта пища.Я различала только пищу, полИ прочее подобное – о высшемЯ ни о чем помыслить не могла.Но вот однажды, по полям блуждая,Увидела я дерево вдали,Чьи ветви наклонялися под ношенПлодов румяных, дивно золотистых.Я ближе подползла, чтоб посмотреть, –И вот с ветвей повеял вкусный запах,Ласкавший вкус мой; мне он был приятней,Чем аромат сладчайшего укропа,Чем молоко с сосцов овец иль коз,Что капает по вечерам обильно,Не всосано ягненком иль козленком,Играющим вкруг матери. Во мнеЗажглось желанье страстное отведатьПлодов тех чудных, и решилась яЖеланье то немедленно исполнить.Советники властительные – голодИ жажда – лишь ускорили решимостьМою достать соблазна полный плодИ остроту моим стремленьям дали,И, мшистый ствол обвив, полезла яНаверх: плоды так высоко висели,Что их насилу б мог достать Адам.Стояли там вокруг другие звери,И с завистью, как я, они взиралиНа те плоды, но не могли достать.Среди ветвей высоких очутившись,Где в изобильи было то, к чемуСтремилась я, – срывать я жадно сталаИ есть плоды; дотоле никогдаНе ощущала я такой отрадыНи от еды, ни от питья. Насытясь,Заметила я вскоре, что во мнеКакая-то свершилась переменаЧудесная: рассудок мой возрос,А с ним явилась и способность речи,Хотя остался прежним облик мой.С тех пор высоким и глубоким думамЯ начала все чаще предаватьсяИ мыслить всеобъемлющим умомО Небе, о Земле и о предметахВсех видимых на них и между ними;Хорошим я, прекрасным все нашла –Но все, что хорошо, все, что прекрасно,В божественном я образе твоем,В небесном красоты твоей сияньиНашла объединенным. Нет тебеПодобной или равной! Потому-тоЯ и пришла, хоть, может быть, некстати,Сюда, чтоб любоваться на тебяИ восхвалять тебя, кого по правуВладычицей считают всех творений,Миродержавной нашей госпожой!»Так хитрая змея ей дерзко льстила;А Ева, ей все более дивясь,Промолвила в ответ неосторожно:«Змея, твоя чрезмерная хвалаНевольное сомненье мне внушаетВ достоинствах чудесного плода,Так на тебе сказавшихся впервые.Но где же это дерево растет?Далёко ли отсюда? Ибо многоГосподь в Раю деревьев насадилРазличных: многих мы еще не знаем –Такое их обилье здесь растет;Нетронутый, запас плодов великийВисит на них, не портясь, до поры,Когда людей на свете больше станетИ большее число рабочих рукОсвободит от бремени природу».Лукавый уж ей радостно ответил:«Владычица, нетруден путь тудаИ недалек: пройти нам стоит толькоЗа тот ряд мирт, по берегу ручья,Сквозь группу мирр цветущих и бальзамныхДеревьев. Если хочешь, то тебяЯ проведу туда легко и скоро».«Веди», – сказала Ева. И лукавый,Виясь и выпрямляясь с быстротой,Повел ее туда, на Зло проворный.Надеждой окрыленная, змеяСверкающий свой гребень поднимала,Подобный тем блуждающим огням,Что из паров сгущенных возникаютНад жирной почвой влажного болота,В сыром, холодном воздухе ночномВоспламеняясь от его дрожанья;В них, говорят, вселяется злой Дух,И, светом их обманчивым мерцая,Спешит ночного спутника сманитьС дороги в лужи темные и ямы,Где гибнет он – и некому помочь.Так злобная змея сверкала яркоИ Еву, мать доверчивую нашу,Вслед за собой вела в обман коварный,Ко Древу знанья, корню наших зол!Его увидев, Ева так сказала:«Напрасно мы пришли сюда, змея;Мне это бесполезно, хоть и многоПлодов я вижу. Свойствам их полезным,Коль хочешь, верь сама; они, конечно,Чудесны, если могут совершитьВеликое такое превращенье.Но к этому мы дереву никакНе смеем прикоснуться, ни отведатьЕго плодов. Господь так повелел,И было то веленье – глас единыйИз уст Его; во всем же остальномЖивем мы лишь по собственным законам,И разум наш – единый наш закон».Ей искуситель отвечал коварно:«Вот как! Господь вам, значит, не дозволилВкушать плоды со всех дерев в саду,Хоть господами в мире вас поставил?»Ему, еще свободна от греха,Сказала Ева: «Есть Он разрешил намСо всех дерев; одно лишь это древоПрекрасное изъял Он и сказал:“С него не ешьте и не прикасайтесьК плодам его, дабы не умереть”».Едва она промолвила свой краткийОтвет, как искуситель, осмелев,Чтоб показать любовь свою и ревностьНа пользу человека, как бы видяОбиду, нанесенную ему,И воспылав негодованьем страстным,Ударился в иную хитрость: начал,Как бы в смущеньи, извиваться он,Как бы стараясь сохранить приличье,И принял вид торжественный, как будтоРечь важную сбираясь повести.Как в древности оратор знаменитыйВ Афинах или в Риме, где цвелоВеликое когда-то красноречье,Печально замолчавшее с тех пор,Готовясь к речи важной и серьезной,Сбирал свои все силы, выдаваяЛишь жестами безмолвное волненьеСвое, и, наконец заговорив,Пускал высоких слов потоки быстро,Без предисловий, чтоб не замедлятьСвое стремленье к истине и праву, –Так искуситель, воодушевись,Во весь свой рост поднявшись, страстно начал:«О ты, святое, мудрое и мудростьДающее растенье! Матерь знанья!Как ясно силу всю твою в себеЯ чувствую! Не только различаюВещей причины – вижу я путиСил высших, хоть они и велемудры!Не верь, царица мира, и не бойсяУгроз тех страшных: не умрете вы!Откуда смерть придет к вам? От плода ли?Он жизнь вам даст для знанья. От Того,Кто угрожал вам? Посмотри, однако,Ты на меня: я ела – и живуИ даже стала много совершенней,Чем рок судил мне, только потому,Что свой удел я превзойти решилась.Ужели недоступно человекуТо, что доступно зверю? Разве БогНа вас Своим воспламенится гневомЗа столь пустой проступок? Разве ОнНе будет вас скорей хвалить за храбрость,За то, что смерти страх – что б эта смертьНи значила – не отвратил нималоВас от стремленья смелого к тому,Что осчастливит вас, что даст вам знаньеДобра и Зла? Добра – как это верно!А что до Зла, то – если точно ЗлоНа свете есть – не лучшее ли средствоУзнать его, чтоб после избегать?Не может Бог карать вас и быть правым,А если Он не прав, то Он – не Бог,А потому и нечего боятьсяИ слушаться Его, – страх самый смертиВ вас должен страх пред Богом подавить.Зачем Он запретил вам это? ТолькоЗатем, чтоб вас в невежестве держать,Чтоб вы пред Ним благоговели слепо!Он знает, что в тот день, как этот плодСъедите вы, вмиг озарятся светомГлаза у вас, бродящих в полутьме;Откроются, прозреют ваши очи,Вы будете, как боги, знать ДоброИ Зло вполне, как боги это знают.Я человеком сделалась внутри –Вы, с этим в соответствии, конечно,Должны богами стать: как человекомСтал зверь – так богом станет человек.Вот ваша смерть в чем состоит, быть может!Умрете вы как люди, чтобы статьБогами! Пусть грозят вам этой смертью:Ее вам остается лишь желать!И что такое боги, чтобы людиВ них превратиться не могли, как толькоБожественную пищу станут есть?Нам говорят, что боги были прежде,Чем мы, и нашей пользуются верой,Чтоб убедить, что в мире все – от них.Я в этом сомневаюсь, ибо вижу,Что эта вкруг прекрасная земля,Лучами согреваемая солнца,Все производит, боги ж – ничего.Ведь если все – от них, кто ж в это ДревоДобра и Зла познанье заключилИ кто поест его плодов – сейчас жеИмеет мудрость против воли их?И в чем обида им от человека,Коль также к знанию устремится он?И чем мешает Богу ваше знаньеИль пользованье ваше этим древом,Когда все вещи в мире – от Него?Иль это зависть? Разве может завистьВ груди небесной жить? Вот, вот причина –И есть еще другие, – почемуВам плод тот чудный нужен непременно!Возьми ж его, богиня-человек,Сорви без страха и вкушай свободно!»Так кончил он коварные слова,Которые чрезмерно легкий доступНашли к ней в сердце. Пристально смотрелаОна на плод, который соблазнитьОдним своим мог видом, и звучалиВ ушах ее злодея уговоры,Которые притом казались ейИсполненными разума и правды.Меж тем уж час полуденный пришел,И голод в ней проснулся, ароматомПрекрасного плода еще усилен,И засветилось у нее в глазахСтремленье плод тот тронуть иль отведать;Но, медля все ж исполнить это, такОна сама с собою рассуждала:«Действительно, достоинства твои,О лучший из плодов, хоть человекуТы запрещен, должны быть славны, дивны,Коль скоро запрещенное твоеВкушенье твари, прежде бессловесной,Такое красноречье принеслоИ языку безмолвному внушилоТакую произнесть тебе хвалу.Тебя и Тот хвалил, Кто запрещаетПлоды твои: тебя Он называлПознанья Древом – Деревом познаньяДобра и Зла. Вкушать твои плодыОн не дозволил, – это запрещеньеТебе, однако, только к чести служит:Ты можешь, значит, сообщить Добро,Которое нам не дано; не знаяДобра, нельзя иметь его; иль, еслиЕго имеем мы, о том не зная,То это все равно что не имеем.Нам, попросту сказать, запрещеноОт Бога знанье; нам Он запрещаетДобро! Он мудрость запрещает нам!Такой запрет нас связывать не может.Но если смерть нас после цепью свяжет,К чему свобода внутренняя нам?В тот самый день, как мы тот плод прекрасныйОтведаем, должны мы умереть.А что ж змея не умерла? ВкусилаОна плодов – и все-таки живет,Владеет знаньем, говорит и мыслит,А прежде лишена была рассудка.Иль смерть для нас придумана одних?Иль пища та разумная доступнаЖивотным лишь, а нам запрещена?Да, кажется, животным лишь… ОднакоЖивотное, которое впервыеЕе вкусило, зависти чуждаясь,Нам радостно приносит то добро,Которое ему доставил случай.Вот нам свидетель, чуждый подозрений,Бесхитростный, правдивый, дружелюбный!Чего же мне бояться? Иль, верней,Как знать, чего мне следует бояться,Когда ни Зла не знаю, ни ДобраИ ничего не ведаю о Боге,О смерти, о преступном и законном?Но здесь растет лекарство от всего –Божественный плод этот, милый взору,Меня зовущий взять его, отведать,Дающий мудрость силою своей!Что ж мне мешает взять его спокойно,Чтоб разом ум и тело напитать?»И вот она в недобрый час поспешноДостала плод, схватила, стала есть…Земля свою почувствовала рану;От недр своих глубокий, тяжкий вздохПрирода испустила, знаки горяВо всех своих делах она явила,Затем что в миг один погибло – все.Коварная змея в кусты нырнула –Легко ей было сделать это: Ева,Поглощена вкушением плода,Уж ничего вокруг не замечала.Такого наслажденья ни одинДотоле плод ей не давал, казалось, –Действительно ли это было такИль рисовалось лишь в воображеньиОт гордого желанья все познать, –Достигнуть и божественности также.Поспешно, жадно ест его она,Не зная, что ест – смерть. И вот, насытясь,Как будто опьяненная вином,В шутливом и приятном настроеньи,Она себе самодовольно молвит:«Могучее и доблестное древо,Дражайшее из всех дерев в Раю!Благословенный дар твой сообщаетНам мудрость! Обесславлено ты было,И праздно твой прекрасный плод висел,Как будто сотворен он был без цели.Отныне будешь первой ты моейЗаботой; утро каждое я с песньюК тебе пойду, воздам тебе хвалу,И буду вечно облегчать я бремяВетвей твоих, доступное для всех;И, вскормлена тобою, я созреюДля знанья; все, как боги, буду знать –И пусть тогда завидуют другиеМне в том, чего мне дать они не в силах.Будь этот дар от них, не рос бы онЗдесь так свободно. И тебя я такжеБлагодарю, о мой руководительНадежнейший – мой опыт: без тебяЯ вечно бы в невежестве осталась,А ты мне двери мудрости открыл,Дал доступ к ней, таившейся так скрытно.И я, быть может, скроюсь: далекоИ высоко отсюда небо, слишкомУдалено, чтоб можно было видетьОттуда все, что на Земле творится;Другой заботой занят, может быть,Великий Запретитель наш и еюОт вечного надзора отвлечен,Иль мирно со шпионами своимиСидит. Но как к Адаму я явлюсь?Скажу ль ему о важной перемене,Случившейся со мной, чтоб разделитьС ним все мое блаженство, или, лучше,Избыток знанья удержу себеБез дележа, чтоб этим мне пополнитьВсе то, чем обделен наш женский пол,И тем его любовь еще усилить,Стать равною ему иль, может быть,Кой в чем и выше; я того желала б:Кто ниже – разве может быть свободен?Так было б хорошо… А если БогВсе это видел, если смерть наступит?Тогда – тогда я перестану бытьИ вступит в брак Адам с другою Евой,С ней будет наслаждаться, я ж – исчезну…Нет, нет, об этом мысль одна есть смерть.Так, решено: пускай Адам разделитСо мной удел блаженства или горя!Он так мне мил, что тысячи смертейПеренесу я, только бы с ним вместе,А без него мне будет жизнь не в жизнь!»Сказав, она от дерева пошла,Но прежде перед ним склонилась низко,Как будто силу в нем почтить желая,Дающую сок мудрости, рожденныйОт нектара, питья богов. Меж темАдам, свою подругу ожидая,Ей из цветов отборных сплел венок,Чтоб золотые кудри ей украситьИ сельский труд наградой увенчать,Как делают жнецы с царицей жатвы.О радости великой он мечтал,Утешиться хотел в разлуке долгой;Но все ж болело сердце у него,Предчувствуя недоброе невольно:Он слышал, как оно неровно билось.Навстречу к ней пошел он тем путем,Какой она избрала утром; долженОн проходить был мимо Древа знанья;Там он ее и повстречал, как толькоОна пошла от дерева. В рукеОна держала ветвь с плодами, нежно –Пушистыми, чудесный ароматСтруившими, вновь сорванными ею.К нему она спешила. На лицеАдам увидел у нее уж словоГотовое, стремленье оправдаться,И льстиво Ева молвила ему:«Адам, ты удивлялся, что не шла я?Я о тебе соскучилась сама –Таким мне время долгим показалось!Такого нетерпения любвиДоныне, право, я еще не зналаИ не хочу вторично испытать;Нет, пробовать теперь я не отважусь,К чему, без пробы, так стремилась я:Мучительно в разлуке быть с тобою!Но странною причиной я былаЗадержана: ты, верно, удивишься,Узнав ее. То дерево ничутьНе вредно нам, как это нам сказали,И не опасно есть его плоды;Вкушенье их нисколько не приводитК неведомому Злу; напротив, намОно глаза чудесно открываетИ делает богами тех, кто ест!И я недавно также их поела.Премудрая змея (быть может, ейТот плод не запрещен был иль запретаНе слушалась она), отведав их,Не умерла, как этим нам грозили,А получила человечий голосИ ум и дивно стала рассуждать:Она меня так ясно убедила,Что я плодов отведала и сразуУвидела ее всю правоту.Я вижу ясно то, что прежде смутнымЯвлялось мне; расширился мой дух,Окрепло сердце – к божеству я ближе.Я к этому стремилась для тебяГлавней всего, а без тебя готоваБыла бы я всем этим пренебречь.Блаженство мне тогда блаженство, еслиУчаствуешь ты в нем, а если нет –Противно, скучно, надоест мне скоро.Поэтому отведай же и ты,Чтоб нас соединил единый жребий,Одна была б нам радость и любовь!А если не отведаешь, мы будемРазличьем нашим разъединеныИ для тебя нельзя мне будет сброситьБожественность: уж поздно, не судьба!»Так молвила она с веселым видом,Но на щеках ее уже горелРумянец нездоровый. Страшной вестьюО преступленьи Евы поражен,Стоял Адам, весь бледный; хладный ужасПо жилам заструился у него,И задрожали все его суставы.Из ослабевших рук упал венок,Сплетенный им для Евы, и увялиПечально обвалившиеся розы.Безмолвно, бледный, долго он стоял,И речь он вел немую сам с собою:«О ты, из всех прекраснейшее БожьихСозданий, ты, последнее из нихИ лучшее, в котором воплотилосьВсе высшее, что зренью или мыслиПредставиться могло бы, – все святое,Божественное, доброе, любвиДостойное! Зачем ты так погибла!О, для чего внезапно пала ты,Искажена, и растлена, и смертиОбречена! Как ты презреть решиласьЗапрет тот строгий, оскорбить тот плодСвященный! Некий хитростный, проклятыйОбман Врага тебя на то сманилИ погубил меня с тобою вместе;Да, я решился умереть с тобой!Как жить мне без тебя? Как мне лишитьсяТвоей беседы милой и любвиИ снова жить в лесу здесь одиноко!Пусть Бог другую Еву сотворит,Пусть вновь возьмет ребро мое – разлукаС тобою вечно в сердце будет жить!Нет, нет! С тобою тесно от природыЯ связан: плоть от плоти ты моей,Кость от костей моих; твой жребий будетМоим всегда – в блаженстве или в горе!»Так думал он и, как бы овладевСобою после страшного испугаИ после дум смущенных подчинисьТому, что он считал непоправимым,Он Еве так спокойно отвечал:«Отважный шаг затеяла ты, ЕваБесстрашная, огромную опасностьТы вызвала, так смело посягнувНа плод святой, которой с вожделеньемНельзя нам было даже созерцатьКак запрещенный и тем меньше трогать.Не говоря уже о том, чтоб есть.Но прошлого, конечно, не воротишь;Что сделано, то сделано: не можетТого никто поправить – ни судьба,Ни даже Сам Господь всесильный. Впрочем,Быть может, не умрешь ты; может быть,Проступок твой теперь не так уж гнусен,Затем что плод уж был вкушен другими:Он ранее был осквернен змеею,Он стал доступен, святости лишен;Да и змея осталася живою,Не умерла и, как ты говоришь,Достигла высшей жизни, человекуПодобна став; все это побуждаетИ нас, плода отведав, как она,Стремиться, соответственно, стать выше,А это может лишь повесть к тому,Что будем боги мы иль полубоги,Как Ангелы. Не думаю я также,Что Бог, Создатель мудрый, хоть грозил,Серьезно пожелал бы уничтожитьНас, лучшее Его созданье, вышеВсех дел Его поставленное Им.С паденьем нашим все, что сотворил ОнДля нас, должно, конечно, также пасть;И так весь Свой великий труд напраснымПризнал бы Он; творить и разрушать,Труд даром тратить неприлично Богу;И если даже может Он создатьВсе заново, губить нас не захочет,Чтоб не доставить торжества Врагу,Который бы сказал: неверно счастьеЛюбимцев Бога; долго угодитьНикто Ему не может; Он низвергнулМеня, потом сгубил Он человека –За кем-то будет очередь теперь?Врагу такого повода к злословьюНе даст Он. Впрочем, жребий мой с твоимСвязал я и готов на ту же кару:И если это – смерть, то смерть с тобойМне будет жизнью. Чувствую я сердцем,Как тесно я с тобой природой связан;В тебе – мое все существо; что будетС тобою – то же будет и со мною,И разлучить нельзя нас: мы – одно,Едина плоть. Ты сгинешь – и я сгину».Так говорил Адам; она ж в ответ:«О, славное свидетельство безмернойЛюбви, пример возвышенный и дивный!Хотела бы ему я подражать,Но далеко не так я совершенна,Как ты, Адам: достигну ли того?Как я горжусь своим происхожденьемОт плоти дорогой твоей, как радаСловам твоим о единеньи нашем!Одно в нас сердце и одна душа,И этот день всего докажет лучшеНам это; он покажет, что скорей,Чем убояться смерти или худших,Чем смерть, последствий, из любви ко мнеТы совершишь такое ж преступленье,Такой же грех – коль это грех, – как я,Вкусив плода прекрасного, чья сила(Добро всегда к Добру приводит, прямоИль косвенно) сегодня нас приводитК такому испытанию любви,Какого мы доныне не знавали!Когда б подумать я могла, что смерть,Которою грозили нам, наступитВслед за моей попыткой, – я однаВсе вынесла б тогда, не убеждала бТебя к тому, что мир погубит твой,Особенно теперь, когда я вижу,Как твердо ты мне верен, как сильнаТвоя любовь, что нет ей равной в мире.Но чувствую совсем иное я –Не смерть, а жизнь, еще полнее прежней,Свободный взор, и новые надеждыИ радости, и столь чудесный вкус,Что все, что прежде мне казалось сладким,Теперь мне пресным кажется и грубым.Верь опыту, Адам, отведай смело,А смерти страх пусть ветер унесет!»Так говоря, супруга обнималаИ плакала от радости она,В восторге от его столь благороднойЛюбви, что он готов из-за нееПонесть и Божий гнев, и кару смерти.В награду (за угодливость такуюЗлосчастную такая и наградаПрилична) искусительных плодовОна дала ему с той ветки вдоволь,А он не постеснялся их поесть,Хоть знал, что делать этого не должен;Он не обманут был, но обольщен,Вполне поддавшись чарам женской ласки.Вновь задрожала внутренность Земли,Как будто вновь страданья ощутила,И снова вся природа восстонала;Стемнело небо, прокатился гром,И капли слез с Небес упали грустно;Свершился первородный смертный грех!Адам на то не обращал вниманья –Ел досыта; и Ева не страшиласьСвой повторить проступок, чтоб смягчитьСообществом супруга преступленье.И вот, как бы опьянены вином,Они в блаженстве плавали, и в грезахКазалось им, что в них уж расцвелаБожественность и на могучих крыльяхВозносит их над жалкою землей.Но лживый плод совсем не в этом видеНа них свое влиянье показал:В них возбудил он плотские желанья;Адам на Еву похотливо сталСмотреть – она ему платила тем же;Горели оба страстью. НаконецАдам ей так сказал в шутливом тоне:«Я вижу, Ева, что твой вкус хорош,Изящен; вкус же в доброй мере – мудрость:Ко всякому сужденью прилагаемМы это выраженье, веря Небу.Хвалю за угощенье: ты сегодняПрекрасно позаботилась о нем.Мы много потеряли, не вкушаяДоныне этих сладостных плодов,И вкуса настоящего не знали.Коль вещи запрещенные всегдаТак хороши, то пожалеть нам надо,Что дерево одно лишь, а не десятьЗапрещены. Однако же теперь,Насытясь, нам с тобой подумать надо,Как трапезу прекрасную такуюДостойною забавой увенчать.С тех пор как в первый раз тебя я встретилИ в жены взял, ни разу не былаКраса твоя такою совершенной,Не возбуждала так во мне желаньяТобою насладиться, ты милейСегодня, чем когда-нибудь, – конечно,Благодаря чудесному плоду».Так он ей молвил, взором и рукамиЛюбовные намеренья своиЕй выражая; Ева понималаЕго вполне, и взор ее горел.Взяв за руку жену, ее к скамейкеТенистой он повлек, над коей крышаВетвей зеленых низко наклонялась, –Он вел, и не противилась она.Покрыто было ложе все цветами:Фиалки, асфодель и гиацинт –Земли цветущей нежная одежда –Его устлали густо; здесь ониЛюбви утехой щедро насладились,Запечатлели грех совместный свойИ долго пылкой страстью утешались,Пока не погрузились оба в сон,Утомлены любовною игрою.И скоро сила лживого плода,Которая веселыми парамиИх душу обольстила и ввелаИх внутренние силы в заблужденье,Вся испарилась, и тяжелый сон,Рожденный нехорошими мечтами,Обремененный совестью нечистой,Покинул их. Проснулися они,Не отдохнув, взглянули друг на другаИ сразу увидали, как открылисьУ них глаза и как темно в душе.Невинность, им служившая завесой,Собою заслонявшей знанье Зла,Исчезла; их спокойствие, сознаньеИх правоты, природная правдивостьИ честь, их окружавшая, – исчезли;Остался обнаженным грешный стыд:Лишь он их покрывал, своим покровомЕще ужасней обнажая их.Так некогда потомок мощный Дана,Самсон[153], могучий Геркулес, восставОт ложа филистимлянки ДалилыПозорного, проснулся, потерявКрасу своих кудрей и с ней всю силу.Утратив добродетель всю свою,Безмолвно, со смущением на лицах,Они сидели долго, как немые,И наконец Адам, хотя смущенНе меньше Евы, так сказал печально:«Не в добрый час склонила ты свой слухК словам червя фальшивого, о Ева,Который у кого-то научилсяПодделаться под голос человека:Он лживо возвышенье нам сулил,А верно лишь одно паденье наше!Действительно, открылись наши очи,Узнали мы Добро и Зло – и что же?Добро утратив, Зло мы обрели!Печален плод познанья, если в этомЕго вся суть: нагими нас с тобойОставил он, невинности, и чести,И чистоты, и верности лишилИ запятнал природные все нашиДостоинства; на лицах наших онСлед наложил позорный сластолюбья,Откуда много Зла произойдетИ кончится стыдом, что Злом зачато.Как покажу теперь свое лицоЯ Богу или Ангелам, которыхТак часто я с восторгом созерцал?Их образы небесные отнынеСвоим сияньем будут ослеплятьЗемное существо мое: не в силахИх лицезренье вынесть буду я!О, если бы в уединеньи дикомМне вечно жить в каком-нибудь лесу,Где ветви бы дерев не пропускалиНи света звезд, ни солнечных лучейИ покрывали б все густою тенью,Подобно тьме вечерней! Вы меняПокройте, сосны! Кедры-исполины,Ветвей своих бесчисленных стенойМеня загородите, заслоните,Чтоб больше их не видеть никогда!Теперь пойдем с тобою в нашем гореПоищем, чем бы лучше нам прикрытьНа первый раз хоть эти наши части,Которые нам кажутся стыднейВсех прочих и для взора неприличней;Быть может, здесь мы дерево найдем,Которого широких, мягких листьевПо нескольку сошьем и опояшемВкруг наших чресл, чтоб средние те частиПрикрыть, затем чтоб гость наш новый, стыд,Там не сидел и нам не слал упреков».Такой совет он дал; в густую чащуОни вдвоем пошли и вскоре тамНашли одно из фиговых деревьев[154] –Не то, чьи громко славятся плоды, –Из тех, что в Малабаре и Декане[155]Индийцы знают и поныне: ветвиОно распростирает в ширинуИ, наклонясь, они пускают корни,Из коих вновь дочерние деревьяТолпой вкруг древа-матери растут;Так на колоннах этих создаетсяВысокий свод тенистый, а меж нихБлуждает эхо, и пастух индийский,Полуденного зноя избегая,В прохладную туда приходит теньИ загоняет стадо в промежутки,Прорубленные в чаще той густой.С таких дерев они собрали листья,Широкие, как амазонок щит,И, кое-как их сшив, вкруг чресл надели –Покров напрасный, если им ониСвой грех и грозный стыд прикрыть мечтали!На прежнюю нагую славу ихТак не похож он был! Подобный пояс –Из перьев лишь – носили дикариВ Америке, когда она открытаБыла Колумбом; дикие, нагие,Они среди дерев по островамИ по лесистым берегам блуждали.Так нарядившись и свой стыд отчастиПрикрыв, как им казалось, но в душеНе чувствуя нимало облегченья,Уселись рядом Ева и АдамИ стали плакать; и не только слезыИз глаз струились – худшая внутриВ душе у них забушевала буря:Проснулись страсти, ненависть и гнев,Сомненье, недоверье, несогласьеИ потрясли до глубины их душу –Когда-то область мира, а теперь –Обитель беспокойства и тревоги;Рассудок власть над ними потерял,И слов его не слушала их воля,И взяли страсти чувственные верхНад разумом и власти домогались,Стремясь над высшим низшее поставить.И вот Адам, расстроен, с искаженнымЛицом и в новом необычном тонеВозобновил прервавшуюся речь:«О, если б ты послушалась меня,Осталась бы со мною, как просил я,Когда в несчастный утренний тот часТобою овладело вдруг желаньеКакое-то гулять! Тогда бы мыСчастливыми остались, не сидели бТак, как теперь, лишась всего добра,Посрамлены, обнажены и жалки!Да, пусть никто не ищет без нуждыВозможности испробовать ту верность,Которую обязан он хранить:Исканья эти – самый лучший признак,Что верность та уже готова пасть».В ответ ему, оскорблена упреком,Вскричала Ева: «Как ты мог сказатьТакие мне слова, Адам жестокий!На недостатки, слабости моиИль, как сказал ты, на мое желаньеГулять свалить ты хочешь всю винуВ том, что и при тебе могло случиться,Пожалуй, и с самим тобой! СлучисьТо искушенье там иль здесь, в обманеТы сам не заподозрил бы змею,Когда она так ясно говорила:Как ждать вражды могла б я от нее?Не видно было, почему бы сталаОна желать мне зла иль мне вредить?Что ж, ты хотел бы, чтоб ни на мгновеньеЯ от тебя не смела отойти?Тогда бы лучше прямо мне остатьсяРебром твоим, на месте неподвижным!А если я уж так слаба, зачемТы, мой глава, не запретил мне прямоИдти, коль так опасно это было?Чрезмерно ты сговорчив был тогда:Ты сам одобрил, отпустил, позволил!А если б сам ты был довольно тверд,Не согрешила б я, ни ты со мною!»Ей, гневом в первый раз воспламенясь,Вскричал Адам: «Так вот любви наградаЗа то, что я неблагодарной ЕвеОстался верен даже и тогда,Когда она уже погибла! Мог быЯ жить и все блаженство сохранить,Но предпочел ему я смерть с тобою, –И ты меня же укоряешь в том,Что согрешила ты, что слишком слабоЯ от греха удерживал тебя!Но что же мог я сделать? Я усердноПредупреждал тебя, остерегал,Предсказывал грозящую опасностьОт скрытого лукавого Врага;Что ж больше? Мог употребить я силу –Но над свободной волей силы нет.Тебя самонадеянность объяла,Уверена была ты, что не встретишьОпасности иль выдержишь ееСо славой! Виноват и я, быть может,Но только в том, что слишком я ценилВсе, что в тебе казалось совершенным,Воображая, что не смеет ЗлоТебя коснуться. Ныне в этом горькоРаскаиваюсь я: ошибка этаМеня до преступленья довела,А ты теперь меня же обвиняешь.Так будет с каждым, кто, чрезмерный весПридав жены достоинствам, позволитЕй действовать, как воля ей велит.Ни в чем она знать удержу не хочет,А дай ей волю и случись беда –Ты ж виноват, что слаб ты и уступчив!»Так бесполезно тратили ониЧасы, в беде друг друга обвиняя,Себя же не желая осудить,И не было конца напрасным спорам.Книга десятая
СодержаниеУзнав о преступлении человека, сторожевые Ангелы покидают Рай и возвращаются на Небо, чтобы оправдать свою бдительность. Их оправдание принимается, так как Бог объявляет, что они не могли предупредить вторжения Сатаны. Он посылает Своего Сына, чтобы судить грешников; Сын нисходит и сообщает им соответствующий приговор, затем из милосердия одевает их и снова восходит на Небо. Грех и Смерть, которые до тех пор сидели у врат Ада, узнают об успехе Сатаны в новом мире и о грехе, содеянном человеком; они решаются не сидеть более только в Аду, но последовать за своим господином, Сатаною, в обитель человека. Чтобы облегчить путь из Ада к этому миру и обратно, они мостят широкую дорогу, или мост, через Хаос по следам Сатаны. Отправляясь на Землю, они встречают его, гордого своим успехом и возвращающегося в Ад; их взаимные поздравления. Сатана прибывает в Пандемониум и в полном собрании его хвастливо рассказывает о своей победе над человеком. Вместо одобрения его встречает всеобщее шипение слушателей, которые внезапно вместе с ним все превращаются в змей, согласно суду, произнесенному над ними в Раю; затем они привлекаются видением запрещенного древа, внезапно вырастающего перед ними, жадно стремятся схватить плоды его, и жуют прах и горькую золу. Дальнейшие действия Греха и Смерти. Бог предрекает конечную победу Своего Сына над ними и возрождение всего мира; на первое же время приказывает Ангелам произвести некоторые перемены на Небесах и в стихиях. Адам, более и более уясняя себе свое падение, горько оплакивает его и отвергает соболезнования Евы; она не отстает от него и наконец склоняет к примирению, затем, чтобы избежать подобного же упадка их потомства, она предлагает Адаму насильственные способы, которые он не одобряет. Отдаваясь лучшим надеждам, он указывает ей на последнее сделанное им обетование, что семя жены отомстит Змию; затем он увещевает ее искать вместе с ним примирения с оскорбленным Божеством путем раскаяния и молитв.
Меж тем уже известно стало в НебеО гнусном деле Сатаны в Раю,О том, как Ева хитрою змееюСовращена была и как онаСупруга соблазнила к роковомуВкушению запретного плода.Что может ускользнуть от ока БогаВсезрящего! Что может обманутьВсевышнего всеведущее сердце!Во всех делах Он мудр и справедлив;Не ставил Он препятствий Сатане,Чтоб искушал он душу человека,Который сильно был вооруженСвободной волей и вполне свободенОткрыть и отразить все ухищреньяВрага, хотя бы под личиной друга.Известен людям был и навсегдаДолженствовал в их памяти хранитьсяЗавет великий, чтоб они не смелиНи трогать, ни вкушать запретный плод,Кто б их ни искушал: его нарушив,Они тем самым впали в преступленьеИ за свои различные грехи,Конечно, заслужили наказанье.От райских врат поспешно к НебесамТогда вернулись ангельские стражиВ немой печали о судьбе людей;Узнав об их прискорбном положеньи,Они дивились, как лукавый ВрагПроникнуть мог незримо. Злая новостьС Земли достигла скоро врат НебесИ всех там огорчила; мраком скорбиПокрылися все ангельские лики,Но, кротким милосердием смягчаясь,Блаженства не лишила их она.Вокруг пришельцев весь народ эфирныйСбежался, чтоб послушать их рассказО том, как все случилось. Для отчетаЗатем к Престолу Вышнему ониНаправились поспешно, чтоб усердьеТам оправдать и бдительность свою,И цели этой без труда достигли.Отец Небесный, Вечный, Всемогущий,Сокрытый в тучах, сквозь раскаты громаТак провещал им голосом Своим:«Вы, Ангелы, собравшиеся ныне,Вы, Силы, возвратившиеся днесьОт стражи безуспешной, – не печальтесьИ не тревожьтесь о вестях с Земли;Усерднейшим стараньем и заботойВы не могли предупредить того,Что было вам предсказано недавно,Когда впервые искуситель злойЛетел к Земле из Ада через бездну.Я предсказал вам, что иметь успехВ своем он будет злобном предприятьи,Сумеет человека соблазнитьИ обольстить, что человек поверитЕго наветам лживым на Творца.Я не велел, чтоб он необходимоПогиб; нимало не коснулся ЯЕго свободной воли; сам собоюОн чашу равных наклонил весов.Но вот он пал, и остается только,Чтоб смертный приговор его постигЗа грех его, чтоб в тот же день он умер.Пусть мнит он, что угроза та пуста,Затем что не сражен еще он смертью,Которой, как внезапного удара,Боялся он; но не пройдет и дня,Как ясно он увидит, что отсрочкаНе есть отмена. Если добротуОтверг он, то не сможет справедливостьОтвергнуть. Но кого же Я пошлюСудить его? Кого, как не Тебя,Мой Сын и Мой Наместник? Поручил ЯТебе весь суд на Небесах, в АдуИ на Земле. Пусть в этом все увидятНамеренье Мое соединитьСуд с милосердьем; другом человека,Посредником его явился ТыИ добровольно предложил быть жертвойИ вместе искупителем его;Ты пожелал и Сам стать человеком –Суди ж его теперь, когда он пал».Так говорил Отец и одеснуюВесь блеск Своей Он славы изливал,Всем Божеством, ничем не заслоненным,Сияя Сыну; Сын же, отражаяТот блеск и весь сияя, как Отец,С божественною кротостью ответил:«Отец Мой вечный, Ты повелевай;Мое же дело на Земле и в НебеТвою святую волю исполнятьТак, чтоб во Мне, Твоем любимом Сыне,Твое благоволенье было вечно.Иду судить Я грешников земли;Ты ведаешь, что, кто бы осужденьеНи произнес, возляжет на МеняОно тягчайшим бременем, как толькоНаступит час Мой; так перед ТобойЯ обещал; о том Я не жалею,Уверенный, что этим Я смягчуИх казнь, которой Сам Я подвергаюсь.Потщусь Я справедливость с милосердьемТак сочетать, чтоб их вполне утешитьИ вместе гнев умилостивить Твой.Сопровождать Меня никто не долженНа этот суд – виновная четаОдна да будет там передо Мною;А третий, удалившийся теперь,Уж осужден; противник всех законов,Своим он самым бегством уличен,И для змеи других улик не нужно».Промолвив так, с сияющего тронаИ от соседства Божества Он встал;Престолы, Власти, Княжества, ГосподстваДо врат Небес Его сопровождали,Откуда открывался на ЭдемИ всю его окрестность вид широкий.Он прямо вниз спустился: быстрота,С какою боги странствуют, не знаетМер времени, хотя б мы их считалиБыстрейшими мгновеньями. В тот часНа западе уже спускалось солнце,Склоняясь от полудня; ветерокУж обвевал вечернею прохладойЗемную грудь, и, также охладясь,Гнев Божий, милосердием умерен,Сошел в лице Посредника-Судьи,Чтоб приговор изречь над человеком.В саду глас Божий на закате дняУслышав, люди быстро, муж с женою,В густую чащу скрылись; но, приблизясь,Господь Адама громко вопросил:«Где ты, Адам? Ты с радостью когда-тоВстречал Меня, завидя Мой приходИздалека; теперь ты где-то скрылсяИ, недовольный, Я хожу одинТам, где ко Мне без поисков охотноПочтенья долг навстречу выходил?Иль менее заметен Я? Иль в чем-тоТы изменился, что тебя здесь нет?Иль что-нибудь тебе мешает выйти?Ответствуй, повинуйся, выходи!»Адам тут вышел, а за ним и ЕваШла тихо, неохотно, позади,Хоть первою была по преступленью;Смущенье выражали лица их,И не было любви у них во взореНи к Богу, ни друг к другу: только грех,Досада, стыд, отчаянье, смятенье,Упрямство, злоба, хитрость были в нем.И вот Адам, смущенно, запинаясь,Ответил Богу кратко: «Я услышалТебя в саду и, голосом ТвоимИспуган, скрылся, потому что наг я».Ему без гнева кроткий СудияОтветил: «Прежде слышал ты Мой голосНередко и нимало не боялсяИ радовался даже; почему жТеперь тебе он страшен? И откудаТы знаешь, что ты наг? Не ел ли тыОт дерева, с которого не долженТы есть был по запрету Моему?»Ему сказал Адам, подавлен скорбью:«О Небо! Тяжело мне здесь стоятьПред Судией моим! Иль взять я долженВину всю на себя, иль обвинитМою вторую половину, жизниУчастницу моей; ее мне верностьЦенить я должен, жалобой своейЯ не хочу вовлечь ее в паденье;Но грозная велит необходимостьМне это сделать; если б я, несчастный,И захотел на голову своюОдин принять весь грех, все наказанье,Хотя б невыносимое, и темСебя утешить, Ты легко открыл быВсе то, что я старался бы сокрыть.Она, жена, которую Ты в помощьМне дал, как дар Твой лучший, столь добраСтоль хороша, божественно прекрасна,Что от ее руки не ожидалЯ никакого зла, что мне казалосьХорошим все, что делала она,Оправдано самим ее деяньем, –Она дала мне плод, и я поел».И Представитель Вышнего на этоЕму сказал в ответ: «Она ль твой Бог,Что ты ей так во всем повиновался?Иль для того тебе ее Я дал,Чтоб в ней руководителя ты видел?Иль высшею, чем ты, ее Я создал,Иль сотворил хоть равною тебе,Чтоб ты вполне от мужества отрексяИ положенье высшее своеВ сравненья с ней, дарованное Богом,Забыл? Ее Я создал из тебяИ для тебя, и в смысле совершенстваТы несравненно выше, чем она.Ее, конечно, создал Я прекрасной,Достойною привлечь твою любовь,Но не затем, чтоб ты ей подчинялся;Дары ее природы таковы,Что хороши они под управленьем,Но неприлично ей повелевать.В своем лице ты власть хранить был должен,Когда б себя как следует ценил».Сказал и к Еве кротко обратился:«Скажи, жена, что сотворила ты?»И Ева, сразу каясь, отвечала,Подавлена стыдом пред Судией,Забыв свою всю смелость и болтливость:«Змеею я обманута былаИ с дерева того плодов поела».Господь, услышав это, прежде всехИзрек Свой суд высокий над змеею,Хотя она – животное былаИ не могла в грехе том оправдаться,Направив обвиненье на того,Кто злодеянья своего орудьемЕе избрал и этим осквернилВсю цель ее созданья; этим деломЕе природу опорочил онИ через то подверг ее проклятью;Знать более того для человекаНе нужно было (истинной причиныПроклятья и не знал он): через этоНе менее виновен стал бы он;Но, в сущности, Господь направил каруНа Сатану, виновника греха,Хотя нашел пока Он наилучшимПридать суду таинственную формуИ так изрек проклятие змее:«За то, что это сделала ты, вечноБудь проклята, будь ниже всех зверейИ всех скотов, на брюхе пресмыкайсяИ, ползая, ешь вечно прах земной.Вражду между тобою и женоюЯ положу, меж семенем женыИ семенем твоим навеки; семяЖены главу твою сотрет, а тыВ пяту ее потомство жалить будешь».Так говорил Божественный Оракул,И оправдались все Его словаВ тот день, как Сын Марии, новой Евы,Христос, узрел, как Сатана, надменныйКнязь воздуха, упал с высот НебесКак молния, а Он, восстав из гроба,Обезоружив Власти и Князей,В Своем великом торжестве открылсяИ, восходя в сияньи к Небесам,Темницу и томившихся в темницеВознес с Собой сквозь воздух, сквозь то царство,Которое присвоил Сатана,И тем был путь открыт, чтоб мы в грядущемГлаву его ногами растоптали.Так Он предрек крушенье СатаныИ вслед жене изрек Свой суд высокий:«Отныне Я умножу скорбь твоюВ зачатии: в мучениях ты будешьРождать детей, и мужу своемуТы подчинишься; вечно над тобоюВладыка и правитель будет он».И наконец Он суд изрек Адаму:«За то, что ты послушался женыИ ел от древа, о котором строгоТебе сказал Я – от него не ешь, –Из-за тебя Я землю проклинаю:Всю жизнь свою в печали и в трудеЕе плодами будешь ты питаться;Волчец и терн она произраститНаперекор трудам твоим, и будешьТы рад, как птица, злакам полевым;И будешь в поте своего лицаТы есть свой хлеб, пока не возвратишьсяТы снова в землю; из земли ты взят, –Так помни ж о твоем происхожденьи:Ты прах земной и обратишься в прах».Так Судия и вместе с тем Спаситель,Судил Он человека; кару смертиОн объявил, но день ее отсрочил.Затем, над ними сжалясь, в наготеСтоявшими пред ним – что в это времяМогло им повредить, – не погнушалсяОн оказать им помощь, как слуга,И как потом у слуг своих Он ногиОмыл, так ныне, как отец семьи,Их наготу заботливо прикрыл Он,Дав им одежды из звериных кож, –Убиты ль были звери эти илиЛишь сбросили, змее подобно, кожуИ заменили новою ее;Врагов своих услужливо одел ОнИ не одну лишь внешность их прикрыл –Их обнаженье внутреннее также,Которое еще позорней было,Покровом правоты своей одев,От глаз Отца укрыл Он милосердно.Затем к Нему вознесся быстро ОнИ на Его блаженном лоне снова,Как в старину, всю славу восприялИ, гнев Отца умилостивив делом,Свершенным по велению Его,Все рассказал (хоть был Отец всеведущ)О человеке, речь свою притомС заступничеством кротким съединяя.Меж тем, когда еще не появилсяГрех на земле и не свершился суд,Сидели Смерть и Грех друг против другаУ адских врат, теперь открытых настежьИ яростное пламя изрыгавшихВ Хаос с тех пор, как Враг чрез них прошел,Когда их Грех ему открыл. МолчаньеНарушил Грех, ко Смерти обратясь:«О сын, зачем мы праздно друг на другаГлядим, когда отец наш, Сатана,В других мирах преуспевает славноИ лучшее жилище там готовитДля нас, любимых отпрысков своих?Наверное успех он там имеет:Когда б он неудачу потерпел,Сюда давно вернулся б он, конечно,Врагами к Аду яростно гоним,Затем что нет другого в мире местаПригоднее для мести или кары.Мне кажется, что новую в себеЯ чую силу, – крылья вырастают,Господство мне дано над этой безднойОбширною; волнует всю меняСимпатия иль родственная силаКакая-то, на дальних расстояньяхМогущество являющая нам,Соединяя в дружеском общеньиТаинственною связью все родное.Ты, тень неотделимая моя,Пойдешь со мною: в мире нет той силы,Чтоб Грех могла со Смертью разлучить.Но чтоб отец, оттуда возвращаясь,Не затруднился перед этой безднойНепроходимой, пропастью ужасной,Попробуем отважнейшее делоСвершить, тебе приятное и мне:Построим путь прямой чрез эту бездну,Дабы он вел из Ада в новый мир,Где Сатана владычествует ныне,И пусть сооруженье это будетВсем адским силам памятник навекИ облегчит с тем миром сообщеньеИль полный переход туда, быть может.С дороги я, конечно, не собьюсь,Влекомая своим инстинктом новым».И тощая Греху сказала Смерть:«Иди, куда влечет тебя судьбинаИ мощное стремленье; по пятамЯ за тобой пойду и не отстану;С дороги также сбиться мне нельзя –Такой я сильный запах ощущаюМясной, добычу чую без числа,Вдыхаю тленье всех живых созданий.И в смелом предприятии твоемЯ помогу тебе участьем равным».Так говоря, вдыхала жадно СмертьПредчувствие смертельной перемены,Недавно происшедшей на Земле.Как стая хищных птиц пред днем сраженьяЗа много миль уж чувствует вдали,Где армия располагает лагерь,И по чутью слетается тудаИ пред собой живые трупы видит,Которые на следующий деньКровавый бой в добычу им доставит, –Так чудище свирепое водилоНоздрями в темном воздухе, вдалиЖеланную свою добычу чуя.И вот от адских врат помчались обаВ анархию Хаоса, в эту дальПустынную и мрачную, и с силой(Была та сила велика) хвататьВсе, что в том море попадалось, стали –И плотное, и мягкое, – все то,Что волны разъяренные кидали;И с двух сторон сгребли они все этоВ одну большую массу к пасти Ада,Подобно двум полярным сильным ветрам,Которые в Кронийском море[156] гонятДруг к другу горы льдов и создаютКак будто путь от берегов ПечорыК востоку до богатого Катая[157].Ту массу Смерть своею булавойОкаменила, сделала сухоюИ хладною, по ней как бы трезубцемУдары нанося, и укрепилаЕе, как Делос, плававший когда-то[158];А остальную массу вещества,Уставив на нее свой взор Горгоны,Она недвижной сделала, затемАсфальтовым ее скрепила илом;Широкую, как адовы врата,Она вглубь Ада провела ту насыпьИ с ней громадный мол соединила,Который в мост чудовищной длиныПереходил, на высочайших аркахВздымавшийся над пенистою бездной,И неподвижно примыкал к пределамЗемного мира, с этих пор оградыЛишенного на жертву Смерти злой;Вел от него отныне путь широкий,Удобный, легкий, гладкий прямо в Ад.Так (если можно малое с великимСравнить) когда-то Ксеркс, чтоб подчинитьСебе народы Греции свободной,Дворец Мемнона свой покинув в Суд,Придя на брег морской, построил мостЧрез Геллеспонт, чтоб с Азией ЕвропуСоединить, и гневно бичевалПучину негодующего моря.Так и они здесь чудо из чудесСооруженья мостового дружноВоздвигли, длинный ряд громадных скал,Над бездной покоренною нависших.Мост по следам тянулся СатаныДо места, где у крайнего пределаЗемной вселенной опустился он.Алмазными столбами и цепямиОни скрепили все сооруженье;И прочен стал их мост, чрезмерно прочен.И так они достигли точки той,Где эмпиреи Неба с нашим миромГраничат; Ад же слева вдалекеОт них остался; три ведут дорогиОттуда к каждой из трех этих стран.И вот уж путь к Земле они открылиИ к Раю устремилися, как вдругУзрели Сатану: как светлый Ангел,Меж Скорпионом и Центавром[159], онПарил в зените; солнце ж восходилоКак раз в тот час в созвездии Овна.Он изменил свой образ, и, однако,Родные дети, несмотря на то,Его и в новом образе узнали.В тот час, когда он Еву соблазнил,В кусты он быстро скрылся незаметноИ, вид свой изменив, там ждал последствийКоварного поступка своего.Он видел, как, беды не ожидая,С супругом Ева повторила грех,Он видел стыд их, поиски одеждыНапрасные, чтоб этот стыд прикрыть;Когда же он увидел, что Сын БожийНисходит, чтоб творить над ними суд,Бежал он в страхе, не надеясь, правда,Укрыться, но боясь, чтоб Божий гневЕго за грех не покарал немедля.Когда же суд свершился, ночью вновьОн в Рай вернулся, грустную беседуЧеты несчастной слышал, между жалобУзнал он и об участи своейИ понял, что грозит беда в грядущем,Но не сейчас. Обрадован всем этим,Тогда с вестями в Ад он поспешилИ на границе области Хаоса,К подножью моста дивного прибыв,Нежданно там детей любимых встретил,Которые ему навстречу вышли.Была той встречи радость велика,При виде же чудовищного мостаОна еще усилилась. Дивясь,Стоял он долго; наконец молчаньеПрервала дочь любезная его,Прекрасный Грех, такое слово молвив:«Отец, великий этот подвиг – твой,Твои все это славные трофеи,Хоть ты на них глядишь как на чужие!Ты – первый автор, первый зодчий их!Давно уже я сердцем угадала,Которое в гармоний чудеснойС твоим согласно бьется у меня,Что на земле ты преуспел, и вижуЯ по твоим глазам, что это – так.И вместе с тем, хотя миры с тобоюНас разделяли, чувствовала я,Что я и этот сын твой устремитьсяДолжны к тебе, – так связью роковойСъединены мы трое неразрывно.Не мог тогда нас удержать ни Ад,Ни путь непроходимый сквозь пучину,И по твоим прославленным следамПомчались мы вперед неудержимо.Ты довершил свободу нашу, тыИз адских врат нас вывел, ты дал силуСооруженье это укрепитьИ чудный мост чрез бездну перебросить.Весь этот новый мир отныне – твой;Завоевал ты доблестью своеюИ то, что строил не своей рукой;Ты возвратил нам мудростью великойС избытком все, что потеряли мы,И отомстил за пораженье в Небе;Здесь царствовать ты будешь как монарх,Коль там не мог ты царствовать; пускай жеТвой Победитель будет там царить,Где Он по праву битвы пребывает,А нам с тобой отдаст Свой новый мир,Его лишенный собственным проклятьем.Отныне власть делить ты будешь с Ним;Ему – все то, что вне пределов нашихВ квадрате эмпиреев там лежит,Тебе же – мир весь этот округленный,Где ты отныне воцарился, ставЕще опасней для Его престола».И ей ответил с радостью князь тьмы:«О дочь моя прекрасная, о сын мойИ внук! Со славой доказали выОт Сатаны свое происхожденье(Горжусь я этим именем как ВрагВсесильного Небесного Владыки);Великую заслугу предо мнойИ перед всем обширным адским царствомПриобрели вы, одержав победуТак близко от Небесных врат; вы еюДополнили мой подвиг, съединивИ Ад, и этот мир в едино царствоС удобным сообщеньем. ПотомуНемедленно я по дороге вашейСойду сквозь тьму к моим союзным силамЧтоб их о тех победах известитьИ с ними их отпраздновать; вы ж двоеМеж этих многочисленных миров,Принадлежащих ныне вам, направоСойдите в Рай; там можете теперьВы действовать и царствовать блаженно,Владычество свое установивНа всей Земле и в воздухе повсюду.Особенно ж старайтесь человекаВы покарать, который господиномЕдинственным объявлен в мире том:Его поработите и убейте.Туда, как заместителей своих,Я шлю вас и даю вам полномочьяНа всей Земле и силу без границ,Которая вся от меня исходит.От ваших сил, соединенных ныне,Зависит власть моя над новым царством,Которое, свой подвиг совершив,Я через Грех доступным сделал Смерти.Коль будете владеть вы им, убыткаАд не потерпит. Действуйте ж смелей!»Так он сказал и отпустил их. БыстроОни помчались меж созвездий частых,Свою отраву сея на пути.Поражены их ядом, гасли звезды,И яркие планеты, потерпевУдар от них, померкли. Сатана жеПо их дороге в Ад пошел; ревелХаос по обе стороны преграды,Его делившей пополам, и прыгалВ бессильном гневе он на ряд устоев,Смеявшихся над яростью его.Чрез адские врата вступил свободноВ Ад Сатана и видел, что вокругВсе пусто, все покинуто; те стражи,Которые сидели прежде здесь,Покинули свой пост и улетелиВ мир верхний, а все прочие ушлиВглубь преисподней, окружив толпоюВеликий Пандемоний, главный городИ Люцифера гордое жилище(Так звали Сатану, по сходству с нимБлистательной звезды того ж названья).Вокруг стояли стражей легионы,А главные вожди, собрав совет,С тревогой обсуждали, что могло быВладыку их так долго задержать.Им, уходя, он отдал приказаньеВсем ждать его, и ждали с нетерпеньем.Как рать татар от русского врагаИз Астрахани по равнинам снежнымУходит или софи[160] Бактриан[161],Спасаясь от рогов луны турецкой,Бегут, покинув царство Аладула,К Тавризу иль Казвину[162], – так и здесьВсе полчища, низринутые с Неба,Покинули – за много темных миль –Границы Ада и, вокруг столицыРасположась заботливою стражей,Тревожно ждали славного вождя,Покинувшего их для приключенийИ поисков в неведомых мирах.Но он, простого Ангела наружностьПриняв, прошел, как воин рядовой,Чрез их толпу, никем из них не узнан,В Плутонов зал невидимо вступилИ там на трон взошел, под балдахиномРоскошной ткани, пышно распростертым,Стоявший и сверкавший величавоИ царственно у верхнего конца.Незримый, долго он сидел безмолвноИ созерцал сидевших вкруг него.Вдруг, как из тучи, выступила яркоГлава его, сияя, как звездаИль даже ярче, всей одета славой,Какая оставалась у негоС времен паденья, или ложным блеском.Изумлена внезапно тем сияньем,Вперила взор Стигийская толпаВ того, кого давно желала видеть:Вернулся их могучий, славный Вождь!Они его приветствовали громкоИ все князья их ринулись к нему,Свои покинув мрачные диваны,И поздравляли радостно его,А он, подав рукою знак к молчанью,С такою речью обратился к ним:«Престолы, Власти, Княжества, Господства!Вас не по праву только так зову я –Действительно владенья есть у вас!Я объявляю ныне вам, вернувшисьС победою превыше всех надежд,Что с торжеством вас выведу отсюда,Из этой адской ямы – страшной, гнусной,Проклятой, из жилища скорби, бед,Тюрьмы тирана нашего! ВладеемОтныне мы обширным новым миром,Немного меньше родины небесной,Который я для вас завоевалС опасностью великой. Долго было бРассказывать вам все, что делал я,Что претерпел, что вынес, пролагаяСвой путь в пустынной, бесконечной безднеС ее ужасной смутой; чрез нееШирокий, ровный путь теперь проложенГрехом и Смертью, чтобы облегчитьВаш переход торжественный отсюда;Но я с трудом сам путь свой пролагалЧрез всю непроходимую ту пропасть;Я погружался в недра вечной НочиИ дикого Хаоса; ревность ихК их сокровенным тайнам воздвигалаМне всякие препятствия в пути, –Противились они с мятежным криком,Ссылаясь на верховную Судьбу.И наконец нашел я мир тот новый,О коем в Небесах уже давноБыла молва, – чудесное созданье,Верх совершенства! Человека тамБог поселил в Раю и дал блаженство,На счет блаженства нашего, ему.И вот его я соблазнил обманом,Создателю заставив изменить, –И чем же? Удивитесь вы безмерно,Услышав это: яблоком! А Бог,Обидевшись на это (не смешно ли?),Любимца-человека и весь мирДал Смерти и Греху во власть и в жертву,А стало быть, и нам, и без забот,Без риска, без тревог мы жить там можем,И царствовать, и править человеком,Как прежде он был должен править всем.И надо мной изрек Свой суд Он, правда,Иль, собственно, не надо мною даже,А над змеей, чей образ принял я,Чтоб человека обмануть. ПоложитВражду Он между мной и человеком:Его в пяту я буду жалить, он жеСотрет главу мне семенем своим.Когда все это будет – неизвестно.Ну кто ж такой ценой не купит мир,Будь даже кара во сто раз страшнее?Вот вам отчет о том, что сделал я.Что ж остается нам еще, о боги,Чтоб полное блаженство восприять?»Сказавши так, он несколько мгновенийСтоял и ожидал их общий крикИ громкие услышать одобренья;Однако вместо этого он вдругСо всех сторон иные звуки слышит:Бесчисленных змеиных языковУжасный свист и злобное шипенье,Как будто общий порицанья знак.Дивится он, однако же недолго:Приходится на самого себяВрагу дивиться; сжалось, заострилосьЛицо его, а руки прирослиК бокам, срослись, переплетаясь, ноги,И рухнул он на брюхо в виде змияГромадного, противясь, но напрасно:Он уступить был должен Высшей Силе,Его в тот самый образ воплотившей,В котором он грешил, согласно с тем,Как осужден он был. ЗаговоритьХотел он, но лишь мог издать шипеньеСвоим вилообразным языком,Всем прочим языкам вилообразнымВ ответ: их всех постигло превращеньеТакое ж; образ приняли змеиныйСобратья все его по мятежу.Ужасно раздавалось их шипеньеПо залу, и кишели на полу,Виясь, хвосты и головы чудовищ:Церасты[163], скорпионы, амфисбены,И аспиды, и гидры, и ехидны,И дипсы; гуще был их рой, чем тот,Который вырос из земли, покрытойГоргоны кровью; больше их, чем змей,Которых кормит остров Офиуса[164].И между них вздымался СатанаГромадней всех их, в образе дракона,Длинней того, что порожден был солнцемВ долине древней Пифии[165] из ила, –Гигантского Пифона: он осталсяИ в этом виде прочих всех сильней.Они за ним последовали в поле,Где прочие отверженцы Небес,Свой строй сомкнув, стояли в ожиданьиТоржественного выхода Вождя;И вдруг, взамен того, перед собоюОни толпу громадных видят змей.Объял их ужас; страшной в то же времяСимпатией они объяты были,Почувствовав, что сами изменились:Их руки опустились, приросли,Упали копья и щиты, и самиОни упали, как бы заразясьОт прочих, и ужасное шипеньеВкруг огласило воздух – таковаБыла за грех их кара. ОдобреньяВ устах их превратились в громкий свист,Их торжество – в позор, который самиОни себе произнесли. ВблизиВнезапно роща выросла, по волеТого, Который правит в Небесах,Чтоб отягчить еще их наказанье;Ее деревья были все плодамиНагружены, подобными тем самым,Которые приманкою избралВ Раю для Евы хитрый искуситель.Удивлены явленьем странным тем,Они в него свои вперили взоры:Казалось им, что запрещенных древЯвилося вдруг не одно, а много,Конечно, к их несчастью и стыду, –И вот, терзаясь жаждою палящейИ голодом ужасным, хоть и знали,Что послано в насмешку это им,Они полезли на стволы невольноИ, обвиваясь, облепили ихПлотнее, чем на голове МегерыКлубки волос змеиных. Жадно рвалиОни плоды, прекрасные на вид,Похожие на те, что на деревьяхБлиз смоляного озера виселиТам, где Содом пожаром истреблен,Но их еще обманчивей, не толькоДля осязанья – также и для вкуса:Надеясь ими голод утолить,Преступники во рту вдруг ощущалиНе плод, а горький пепел и золуИ с отвращеньем вон их извергали,Выплевывая с шумом. И опятьТомил их голод и терзала жажда,И снова ненавистною едойИх отравлялся рот, и сажа с пепломБолезненно их челюсти сводили;И повторился много раз над нимиОбман за то, что человек однаждыВ обман был ими хитростью введен.Так непрерывным голодом терзалисьПреступники и мучились, шипя,Пока Господь им снова не дозволилПринять их прежний образ. Говорят,Однако, что приходит ежегодноИм некий срок в теченье ряда днейИспытывать такое униженье,Чтоб тем каралась гордость их и радость,Что соблазнен был ими человек.Другое ж нам преданье сообщает,Что некие рассеялись из нихИ в божества к язычникам попали,Которых соблазнить им удалось.Так, некий змий, рекомый Офионом[166],С женою Эвриномой – может быть,Подобьем Евы отдаленным – правилНа высоте Олимпа, и оттудаСатурн и Опс его изгнали раньше,Чем Зевс Диктейский[167] был рожден на свет.Меж тем в Эдем с поспешностью чрезмернойПримчалась пара адская, и властьГрех восприял; греховное деяньеТам раньше уж свершилось, ныне ж ГрехЯвился сам, чтоб жить там постоянно,Сопровождаем Смертью по пятам, –На бледного коня еще не селаПокамест Смерть[168]. И Грех ей молвил так:«О ты, второе Сатаны рожденье,Скажи, всепобеждающая Смерть,Как новые владенья эти наши,Которых мы с таким трудом достигли,Находишь ты? Не правда ль, много лучшеЗдесь, чем в Аду, где на пороге мыС тобой во тьме кромешной восседали,Безвестные, не страшны никому,От голода и сами еле живы?»Урод, Грехом рожденный, отвечал:«Меня такой терзает вечно голод,Что все равно мне – Небо, Рай иль Ад:Мне лучше там, где больше мне добычи,А здесь, хотя и много пищи вкруг,Но слишком мало, чтоб наполнить чрево,Утробу ненасытную мою».Ему кровосмесительная матерьОтветила: «Съешь эти травы вкруг,Плоды, цветы, затем зверей различных,И рыб, и птиц: кусочек недурной!Все, что своей косою Время скосит,Нещадно, без разбору пожирай;Я ж в человеке поселюсь, проникнуВ его породу, отравлю все мыслиЕго, все взгляды, действия, словаИ подготовлю так его, чтоб стал онТебе последней, лучшею добычей».Такими обменявшися речами,Они по разным разошлись путям,Чтоб разрушать все вкруг иль делать смертнымИ рано или поздно все губить.Всевышний с недоступного престола,Среди святых, увидя это все,Такое слово молвил светлым Силам:«Смотрите, как два адских эти псаСтремятся с жаром разрушать и портитьТот мир, который Мною сотворенСтоль добрым и прекрасным и остался бТаким, когда б безумье человекаВ него не допустило этих фурийГубительных, которые МеняВ безумьи обвиняют! Точно так жеКнязь Ада и соратники егоВинят Меня за то, что попустил ЯИх так легко войти и завладетьЧудесным этим местом и как будтоПотворствую Моим врагам надменным.Они смеются надо Мной, как будтоВ припадке страсти Я им все оставилНа произвол и на бесчинство их.Не ведают они, что Я их СамПризвал, как адских псов, дабы пожралиОни весь сор, всю мерзость и всю грязь,Которыми, свершив свой грех постыдный,Все то, что было чисто, запятналПреступный человек; что ждать Я буду,Пока, насытясь, переполнив чревоВсей всосанной и поглощенной грязью,Готовые от пресыщенья лопнуть,От одного удара Твоего,Возлюбленный Мой Сын победоносный,И Грех и Смерть, низвергнуты в Хаос,Собой навеки не заткнут пасть Ада,Печатью став на хищные уста.Тогда Земля и Небо обновятся,Все будет чисто, свято, и ничтоТворенья Моего не запятнает;До тех же пор – проклятье им Мое!»Окончил Он, и грянуло в ответСо всех сторон согласно «аллилуйя!»,Как шум морской, гремели голоса:«Всеправедны пути Твои, о Боже,И все веленья праведны Твои!О, кто Тебя ослабит, кто унизит?Хвала Тебе и Сыну Твоему?Он будет человека возродитель,Он возведет в течение вековВо славе Небо новое и ЗемлюИль в дольний мир с Небес их низведет».Так пел их хор; в то время, поименноСвоих могучих Ангелов призвав,Господь давал Свои им порученья,Как лучше перестроить этот мир.Велел Он Солнцу изменить движеньеИ свет свой так, чтоб на земле царилТо жар, то холод, трудновыносимый,От севера б грозил седой мороз,А с юга зной ужасный приносился;Путь новый был и бледной дан Луне,И прочим всем пяти планетам также:Предписано являться им то в долеШестой своей, то в четверти, то в трети,И вредное влиянье выражать,Противостав друг другу, и пороюВ зловещие вступать соединенья –То предвещать Земле зловредный дождь,То при восходе иль закате солнцаГрозящие ей бури предрекать.И ветры получили размещеньеПо всем своим углам, чтоб бушеватьПо берегам, и в воздухе, и в море,И вихрем бури ужас наводить,И гром катить сквозь потемневший воздух.Велел, по слухам, Ангелам ГосподьПо отношенью к главной оси СолнцаНагнуть на двадцать градусов иль большеЗемную ось; с усилием ониВесь шар Земли великий наклонили.Есть слух, что Солнцу повелели такжеОт круга равноденствия свой путьСклонить на то же расстоянье к Тавру,К семи небесным сестрам Атлантидам[169],К спартанским Близнецам, под тропик Рака,Затем, ко Льву и, к Деве, и к ВесамПройдя, сойти под тропик Козерога,Чтоб изменились климаты Земли,Где вечная весна царила прежде,При равенстве всех дней и всех ночей,За исключеньем полюсов, где веченБыл свет дневной и не являлась ночь,И Солнце, возмещая удаленьеСвое от этих мест, по горизонтуВокруг ходило, прогоняя снегКак из страны холодной Эстотийской[170],Так и на юге, из всех стран, лежащихЮжнее Магелланова пролива,Ни запада не зная, ни востока.Когда же был вкушён запретный плод.То, как Фиест[171] покинул пир ужасный,Вдаль отступило Солнце от Земли:Иначе как бы вынес мир живущий,Будь даже он безгрешен, жгучий знойИ страшный холод, более, чем ныне?Все эти перемены в Небесах,Хоть медленно, на всей земле и в мореПроизвели такие ж перемены:Со звезд сошли болезни, народилисьЗловредные туманы и пары,Горячие испорченные газы;От северной далекой Норумбеги[172],От самоедских хладных берегов,Тюрьму свою железно-ледянуюЛомая, сыпля бурный снег и град,Борей[173], и Кекий, и Аргест, и ФрасцийРевели, с корнем вырывая лес,До дна взрывая море; им навстречуСвирепствовали с юга Нот и АфрИ нагоняли тучи грозовыеС высот Сьерра-Лионы[174]; поперекС восхода и с заката ветры дулиС неменьшей силой: и Зефир, и Эвр[175],Сирокко и Либеккий. Так в природеБезжизненной неистовства пошли;Затем Раздор, как дочь Греха, впервыеВвел смерть среди созданий неразумных,Родив меж ними страшную вражду:Зверь воевал со зверем, птица с птицейИ рыба с рыбой; перестав питатьсяТравой, они друг друга стали жрать,Утратили почтенье к человекуИ стали избегать его иль злобноСмотреть, когда он мимо проходил.Все эти знаки внешних бед растущихАдам отчасти видел, хоть в лесах,В глубоком мраке скрыться он старался,Отдавшись скорби; но внутри себяЕще сильней он чувствовал все горе;И вот, волнуем бурею страстей,Он в жалобах печальных изливался:«О жалкое паденье из блаженства!Ужель так гибнет этот славный мирКоторого я высшею был славой,Отныне же не только не блажен,Но проклят и от Бога укрываюсь,Чье лицезренье прежде было мнеБлаженством высшим! Но пускай на этомСтраданья бы окончились мои:Я заслужил их и согласен каруЗа них нести; но это не поможет:Что ем, что пью, что я произведу –На всем лежит проклятье. Прежде сладкоЗвучавший глас “плодись и размножайся”Теперь как голос смерти мне звучит!Зачем плодиться мне и размножаться?Чтоб умножать на голову моюПроклятья? Все мои потомки будутВо все века терпеть то зло, то горе,Которое мой грех на них навлек,И проклинать меня: “Да будет проклятНечистый предок наш! Его должныБлагодарить за эти мы страданья!”И будет благодарность их проклятьем!Так ко всему, что вынесу я сам,Прибавится всех их несчастий бремяИ на меня всей тяжестью своеюОбрушится как на источник Зла.О краткое блаженство Рая, – страшной,Тяжелою ты куплено ценой!О Боже, разве я просил Тебя из глиныСоздать меня? Просил ли я ТебяВоззвать меня из тьмы и дать мне местоВ саду прекрасном? Если ж не просил,Ужели не нашел Ты справедливымМеня во прах начальный возвратить?Ото всего я рад бы отказаться,Все возвратить, что в жизни получил,Коль скоро был не в силах я исполнитьТвоих велений слишком строгих, чтобыМне данные все блага сохранить.Довольно было б этого лишенья,Чтоб наказать меня, а Ты прибавилК тому еще страданья без конца!Непостижим мне суд Твой! И однако,Я сознаю, что слишком поздно нынеРопщу: я должен был бы отказаться,Когда Ты ставил те условья мне.Ты принял их, Адам! Ты наслаждатьсяСогласен был, а на условья ропщешь!Пусть сотворил без твоего согласьяТебя Господь, но что сказал бы ты,Когда твой сын, своим непослушаньемТебя обидев, стал бы говорить:“Зачем ты дал мне жизнь? Ведь не просил яТебя о том?” Ужели ты емуПростить бы мог такой упрек надменный?А между тем ведь был бы он рожденНе по желанью твоему, а в силуПростой необходимости природной;Тебя ж Своею волей сотворилГосподь, – Его я собственность и долженСлужить Ему; дары Его – лишь милость,И в наказаньи также волен Он.Пусть так; Его я покоряюсь каре;Я прах и должен возвратиться в прах.Приветствую я час уничтоженья,Когда б он ни пришел! Но для чегоРука Его откладывает кару,Которую хотел Он в тот же деньСвершить? Зачем живу, не умираю,Дразнимый смертью? Для чего мне длитьСтраданья и не гибнуть? О, как рад быЯ встретить смерть, назначенную мне,И сделаться бесчувственной землею!Как рад бы лечь, забыться вечным сном,Как бы на лоне матери! СпокойноТогда я спал бы; голоса ЕгоТогда я не боялся бы, как грома,И не грозило б худшее ничтоТогда ни мне, ни моему потомству!Одно сомненье мучит лишь меня:Быть может, я не весь умру; быть может,Дыханье жизни чистое – душа,Которую вдохнул Бог в человека, –Не умирает вместе с этим прахомТелесным; может быть, в моем гробуИли в другом ужасном, мрачном местеЖизнь буду длить я, как живой мертвец?О, страшно, страшно, если это правда!Но как же так? Ведь только дух грешит,Когда живет, и смерть живому духуЗа грех возмездье, плоть же без негоЖить иль грешить одна никак не может.Итак, я весь умру, и пусть на этомСомненья успокоятся мои.Ведь если Вседержитель бесконечен,То разве бесконечен гнев Его?Будь это даже так, зато не веченЯ, человек, – на смерть я осужден.Как может длиться кара бесконечноНад тем, кто смертью кончит жизнь свою?Иль может Бог смерть сделать несмертельной?Хоть Бог и всемогущ, но это было бПротиворечьем чересчур большим,Свидетельством лишь слабости, не силы.Ужель, карая человека, БогКонечному дать мог бы бесконечность,Чтоб Свой насытить ненасытный гнев?Так прах земной изъял бы Он из властиЗаконов всех природы: ведь причиныЛишь действуют в пределах вещества,А не во всей своей природной силе.А если смерть не есть один удар,Лишающий сознанья, как я думал,А вечное несчастье от сегодняИ без конца, во мне и вне меня!О горе мне! Я вновь терзаюсь страхом,И эта мысль как громом поражаетМою незащищенную главу!И смерть и я – равно мы оба вечны,Воплощены в создании живом,И не один я – все мое потомствоНесет проклятье. Славное наследствоЯ вам оставил, сыновья мои!О, если б мог я все его истратитьНа самого себя и не оставитьВам ничего, – о, как тогда вы стали бБлагословлять, не проклинать меня!Зачем за грех, единым совершенный,Должно все человечество страдатьНевинное? Но можно ли невиннымЕго назвать? Все то, что от меняПроизойдет, испорчено заране,Развращено и волей, и умомИ будет и в поступках, и в желаньяхПодобно мне. Так может ли оноБыть правым перед Богом? Нет, все спорыНапрасны: принужден я правотуЕго признать; мои все ухищреньяИ рассужденья тщетны; лабиринт ихЛишь уличает самого меня;И первый и последний я источникВсего дурного: пусть же осужденьеИ Божий гнев обрушатся всецелоНа одного меня! Увы, желаньеБезумное! Ты можешь ли снестиОдин все это бремя? ТяжелееОно, чем вся Земля, чем этот мир,Хотя его с женою той зловреднойТы разделяешь! Все, чего ты жаждешь,И все, чего боишься ты, равноУбежища тебе не оставляет,И ты – несчастья злейшего примерИ в прошлом, и в грядущем: Сатане лишьПодобен ты и карой, и грехом!В какую бездну ужаса и страхаТы, совесть, увлекла меня – и нетИсхода мне, все глубже лишь тону я!»Так в тишине ночной стонал АдамИ, одинокий, жаловался громко;И ночь была уже не такова,Как до грехопаденья человека, –Не кроткою прохладою дышала,Но, сумрака зловещего полна,Ужасною его пугала тьмою,И в угрызеньях совести казалисьЕму все вещи страшными вдвойне.Ничком простертый на земле холодной,Он проклинал создание своеИ смерть винил за медленность, жалея,Что не пришла она, как Бог сказал,В тот день, когда он согрешил. «Что ж медлишьТы, смерть? Я трижды был бы рад принятьУдар твой, чтоб конец настал желанный!Иль Истина сдержать не хочет слова?Божественная правда не спешитНа деле оправдаться; не приходитСмерть на мой зов; суд правый Божества,Увы, на все мольбы мои и воплиНе ускоряет медленных шагов!О вы, леса, ключи, холмы, долины,Не так вы прежде откликались мнеНа мой призыв; звучало ваше эхоИ отвечало песнею иной!»Печальная вдали сидела Ева;Страданья мужа видя, подошлаОна к нему и ласковою речьюСтаралась скорбь несчастного смягчить;Но ей ответил он, взглянув сурово:«Прочь от меня, змея! Такое имяТебе всего приличнее с тех пор,Как ты связалась с тем, кто ненавистенИ лжив, как ты! Тебе недостаетТакого же змеиного лишь вида,Чтоб от коварства, скрытого внутри,Остерегал он вовремя всех тварей,Дабы, прикрыв чрезмерной красотойЛожь адскую, ты их не уловляла.Но и при этом я бы сохранилСвое блаженство, если бы не гордостьИ страсть твоя пустейшая гулять –Притом еще в опаснейшее время, –Благодаря которой ты отверглаМое предупрежденье и защиту;Хотела ты, чтоб на тебя, любуясь,Смотрели – будь хоть это Дьявол сам,Которого ты одолеть мечтала;Но, встретившись с коварною змеей,Была ты одурачена, а послеЯ был тобой обманут – потому,Что я в тебя, как в плоть свою, поверил,Считал тебя премудрой, твердой, зрелой,Все нападенья отразить способной.В то время я еще не понимал,Что это все скорей пустая внешность,Чем добродетель истинная; ты –Не больше, как ребро мое кривое,Притом еще и с левой стороны,Которое, как член излишний, к счастью,Бог выбросил из тела моего.О, для чего Господь, Создатель мудрый,Велевший, чтобы жили в НебесахОдни лишь духи мужеского пола,Такую новость на Земле устроил,Природы обольстительный порок,Не создал здесь одних мужчин, без женщин,И способа иного не нашелПроизводить людей! Тогда б избеглиБеды мы этой и дальнейших бедИ на земле бесчисленных волнений,Которые от женского коварстваПроистекут, которые с собоюНам принесет зловредный этот пол:Иль долго муж не встретит подходящейЖены и брак несчастный заключит;Иль ошибется в выборе, иль, еслиНайдет, кого желал бы он иметь,Увидит, что ее дурной характерИзбрал другого, худшего, в мужья;Иль их любви родители воздвигнутПрепятствия, иль лучший выбор свойОн встретит слишком поздно, после бракаС другой, ему принесшей зло и стыд;Так будет вечным горем отравлятьсяЖизнь человека, мир семьи страдать!»Сказал – и отвернулся он. Но ЕваНе отступала; сквозь потоки слезИ кудри разметав, она припалаК его ногам и, обнимая их,Рыдала, о прощеньи умоляя:«Не покидай же так меня, Адам!Свидетель Небо, как тебя люблю я,Как чту тебя от сердца глубины!В неведеньи тебя я оскорбила,Несчастный случай ввел тебя в обман!Молю тебя, припав к твоим коленам, –Пока живу я, не лишай меняПриветных взоров, помощи, советаВ моем несчастьи, в крайности моей!Одна моя ты сила и опора;Что без тебя мне делать, как мне жить?Быть может, краткий час нам жить осталось,Так пусть же будет между нами мир.Одной с тобой мы связаны обидой,Объединимся ж мы в одной враждеК тому Врагу, который нам указанВ суде, который Бог нам произнес, –К змее жестокой! На меня же, горемСраженную, не изливай ты злобы:Я уж погибла, я еще несчастней,Чем ты! Хоть оба согрешили мы,Но согрешил ты только против Бога,Я ж – против Бога и тебя, Адам!Я возвращусь туда, где нас судили,И воплями тревожить буду Небо,Пока оно свой приговор не сниметС твоей главы и на меня одну –Всех этих зол причину – не обрушит:Мне, мне одной нести весь Божий гнев!»В слезах она умолкла. УниженьеЖены, у ног его лежавшей долго,Чтоб выплакать прощенье для себя,В Адаме возбудило состраданье.И вот его смягчилось сердце к ней,Которая была ему недавноОтрадой лучшей в жизни, а теперьУ ног его влачилася покорно,Прекрасная, как прежде, примиренья,Поддержки и совета у тогоИща себе, кто ею был обижен.Обезоружен, весь свой гнев забыв,Ее он поднял с мирными словами:«Все так же ты неосторожна, так жеПорывиста! Сама не знаешь ты,Чего желаешь! На себя всю каруПринять ты хочешь; ах, умей сперваСнесть часть свою: едва ли ты способнаСнести весь гнев, которого ты знаешьМалейшую лишь часть, а между темС трудом мою досаду переносишь.О, если бы мольбы способны былиВысокие решенья изменить,Скорей тебя я поспешил бы к местуСуда и к Небу громче бы взывал,Чтоб на мою главу привлечь всю кару,Затем что слишком слаб твой пол и нежен.Ты вверена была мне, и тебяВ опасную минуту я оставил.Не будем же теперь мы больше споритьИ осуждать друг друга: нас с тобойИ без того довольно осудили.Скорей прилично состязаться намВ делах любви, чтоб облегчить друг другуТо бремя, что нести нам суждено,И каждый часть свою пусть переносит.Насколько вижу, смерть, что в день судаДолжна была постигнуть нас, не сразуПридет, а после многих, долгих дней,Как медленное зло, чтоб увеличитьСтраданья наши и потомков нашихВсех будущих, – несчастное потомство!»Собравшись с духом, Ева отвечала:«Адам, мне горький опыт показал,Как мало значат все мои сужденьяПеред твоими, как я заблуждаюсь,К каким они несчастьям привели.И все ж, как ни ничтожна я, ты, сноваМеня в свои подруги взяв, надеждуДаешь мне вновь обресть твою любовь,Единую утеху мне и в жизни,И в смерти. Я не скрою от тебя,Что в беспокойных думах мне явилосьДля облегченья наших крайних мук,Чтоб им найти конец, хотя тяжелыйИ грустный, но переносимый легче,Чем эти все страданья без конца.Нас более всего забота мучитО тех, кому начало мы дадим,Заранее на горе обреченныхИ наконец на смерть; для нас ужасноПричиной быть несчастья для других,Для наших же детей, и мир проклятыйНесчастнейшим народом населить,Который после жизни, полной скорби,Чудовище свирепое пожрет.Однако в нашей власти до зачатьяПредупредить явление на светНесчастного, проклятого народа.Бездетен ты – бездетным и пребудь,И смерть куска желанного лишится,Принуждена, пожрав лишь нас двоих,Голодное свое насытить чрево.А если слишком трудно для тебя,Обмениваясь взорами, беседой,Живя в любви со мною, воздержатьсяОт действий всех любви и от объятийСупружеских, желаньем без надеждыТомиться, видя, что и я томлюсь,Живя с тобой, подобным же стремленьем, –Что было бы для нас страшней всего,Что нам грозит, – освободим скорееСебя самих и вместе все потомствоОт ужаса, висящего над нами!Поищем смерти, если нас онаИскать не хочет, и собственноручноСвершим ее деянье над собой!Не будем вечно содрогаться, видяВ конце концов вдали все ту же смерть;Путей к ней много – изберем кратчайший,Разрушив разрушенье разрушеньем!»Окончила она иль оборвала,Отчаяньем томима, эту речь.О смерти мысль так сильно овладелаЕе душой печальной, что онаСама смертельной бледностью покрылась.Адам, однако, на ее советСогласьем не ответил: напрягаяВнимательный свой ум, заметил он,Что им возможны лучшие надежды,И Еве так тогда он возразил:«Твое презренье к этой жизни, Ева,И к наслажденьям плотским говоритКак будто в пользу мысли, что ты выше,Чем это все; однако твой советНам истребить себя опровергаетТакую мысль: показывает он,Что не презренье к радостям, а жалостьУтратить то, что ты чрезмерно любишь,Тобой владеет. Если ж смотришь тыНа смерть как крайний выход из несчастья,Надеясь тем всей кары избежать,То вспомни, что Господь мудрей, конечно,Свой смертоносный гнев вооружил,Чем так, чтоб ты могла его столь простоПредупредить. Боюсь я, что тогдаСмерть эта, нами взятая насильно,От кары, нам назначенной, ничутьНас не избавит, а упорство нашеВсевышнего способно побудитьТак сделать, чтобы смерть в нас обитала.Поищем же других, не столь опасныхРешений: их я, кажется, имеюВ виду. Припомни Господа слова,Что семенем своим змее сотрешь тыГлаву. Утехи мало было б в том,Когда б Господь, как я предполагаю,Не разумел под именем змеиВеликого Врага, который скрылсяВ змее, чтоб соблазнить нас. СокрушитьЕго главу – да, это б было местью,Которой мы лишились бы, когда бСебя мы сами смертью истребилиИль вовсе отказались от потомства,Как предлагаешь ты: тогда наш ВрагОт своего ушел бы наказанья,А мы двойную кару понесли б.Не будем же мы думать о насильиНад жизнью нашей, о бесплодьи этомНамеренном: оно нам не даетНадежд, питая гордость лишь и злобу,Досаду, нетерпенье и борьбуПротиву Бога и Его по правуНаложенного ига! Вспомни, Ева,Как кротко Он нас слушал и судил,Без гнева и без порицанья! ЖдалиНемедленной мы гибели, считая,Что это значит смерть в тот самый день;И что же? Для тебя лишь предсказал Он,Что будешь в муках ты носить детейИ их рождать; но эти муки скороВознаградятся радостью, как толькоУвидишь ты плод чрева своего.Меня проклятье косвенно задело:Он проклял землю, я же буду долженТрудом великим хлеб свой добывать.Что ж за беда? Быть праздным было б хуже,А труд меня поддержит. Чтобы холодНе повредил нам, Он, без наших просьб,Прикрыть нас позаботился одеждой:Судя, нас, недостойных, пожалел!Насколько же тогда еще охотнейК моленьям нашим склонит Он свой слухИ в милосердьи вечном нас научитВремен суровых года избегать,Сносить и дождь, и снег, и град, и холод!Уж начинает небо, изменивСвой вид, нам с гор предсказывать ненастье;Уж стал сырой, холодный ветер дуть,С дерев стряхая пышные их кудри;Приходится искать убежищ намНадежнейших и теплоты, чтоб членыСогреть окоченевшие, покаЗвезда дневная не ушла, оставивНа жертву нас холодной, темной ночи;Подумать нужно, как бы нам собратьЛучи его, в сухих телах, быть может,Чрез отраженье скрытые, – добытьИх, например, сухих кусков двух треньем,Которое воспламенило б воздух;Так, видел я недавно, что две тучи,Сойдясь, быть может, согнанные ветром,Столкнувшись с силой, молнией косойВдруг озарились и внезапно пламяСмолистую кору сосны иль елиЗажгло, и я уж издали теплоПриятное почувствовал. Возможно,Что тот огонь способен послужитьНам вместо солнца. Пользоваться этимИ средствами иными, чтобы легчеПереносить те бедствия, которымПодверглись мы за наши преступленья,Наверное, Господь научит нас,Коль мы Ему помолимся и будемПросить Его о милости. Итак,Без страха за удобства этой жизниС поддержкою Его мы проживем,Пока не кончим эту жизнь, во прахеНайдя последний отдых, дом родной.Теперь всего приличней нам с тобоюПойти туда, где нас Господь судил;Падем мы там пред Ним благоговейно,Покаемся смиренно во грехахИ о пощаде вознесем моленья;Слезами там мы землю оросимИ вздохами вокруг наполним воздухОт сокрушенных горестью сердец,Томимые печалью непритворнойИ кроткого смирения полны.Не сомневаюсь я, что Он смягчится,Преложит гнев на милость! В час, когдаОн гневным наиболее казался,Не видели ль в Его мы взоре ясномБлаговоленья, милости, любви?»Так говорил наш прародитель, каясь,И Ева также каялась в душе.И вот они пришли, рука с рукою,На место, где Создатель их судил,И пали перед Ним благоговейно,Покаялись смиренно во грехахИ о пощаде вознесли моленья,Слезами оросили грудь землиИ вздохами наполнили вкруг воздух,Томимые печалью непритворнойИ кроткого смирения полны.Книга одиннадцатая
СодержаниеСын Божий преподносит Отцу молитвы наших кающихся прародителей и ходатайствует за них; Бог принимает молитвы, но объявляет, что люди не должны более оставаться в Раю. Он посылает Михаила с отрядом Херувимов, чтобы удалить людей из Рая, предварительно открыв Адаму будущее. Сошествие Михаила. Адам указывает Еве на некоторые многозначительные знамения; затем он замечает приближение Михаила и идет к нему навстречу. Ангел возвещает им, что они должны удалиться. Жалобы Евы. Адам пробует оправдаться, но подчиняется. Ангел ведет его на высокий холм и в видении показывает ему, что должно случиться до потопа.
Так, каясь и склонясь, Адам и ЕваМолились, и сошла на них с НебесГосподня милость, с их окаменевшихСердец все бремя тяжкое снялаИ обновленной плотью их одела.И воссылали оба к Небу вздохиНевыразимой скорби, что внушилИм дух молитвы, и достигли НебаТе вздохи их скорее громких слов.Просители то были непростые,И просьба их была не меньше той,Что воссылалась в древности глубокой(Как старое преданье говорит,Не столь, однако, старое, как это)Девкалионом и невинной ПирройПред алтарем Фемиды, чтобы сноваЛюдей, потопом грозным истребленных,Восстановить[176]. Свободно к НебесамМолитвы их парили, и с дорогиЗавистливый их ветер сбить не мог;Лишенные телесной оболочки,Они прошли в Небесные вратаИ окружились дымом фимиама,Что воскурял на алтаре златомВеликий наш Заступник, и предсталиПеред престолом Вышнего; Сын БожийИх радостно представил, говоря:«Вот первые плоды любвеобильныхТвоих забот о человеке, Отче!Воззри на них! Я с дымом фимиамаИх заключил в кадильнице златойИ подношу Тебе, как Твой служитель!Плоды приятней эти из семян,Что в сокрушенных Ты сердцах посеял,Чем все, что мог возделать человек,Чем принесли бы все деревья Рая,Когда б, еще безгрешен, он там жил.Склони ж Свое к моленьям этим ухоИ вздохи эти, хоть без слов, услышь!Слов не находит человек в моленьи, –Позволь Мне быть предстателем егоИ искупить вину его! Добро лиОн делает иль Зло – все на меняЛожится: Я заслугою исправлюДела его и за него умру.Прими ж Меня! Во Мне благоуханьяЕго молений благостно примиИ дай ему с Тобою в примиреньяПрожить число его урочных дней,Хотя бы в скорби, до минуты смерти,К которой присужден он (лишь смягчить,Не отменить Твой приговор прошу Я)И к лучшей жизни воскреси Его,Где в радости жить будут, во блаженствеВсе Мною искупленные, со МноюВ единстве, как с Тобою Я един!»Рассеялись вокруг Престола тучи,И, ясный, отвечал Ему Отец:«Возлюбленный Мой Сын! О чем Ты просишьДля человека – все да будет так:Ходатайство Твое – Мое веленье.Но больше жить не должен он в Раю:Препятствует тому закон природы,Что Мною установлен; элементыТе чистые, которые не знаютДурного и смешения не терпятС тем, что им чуждо, прочь его извергнут,Затем что грех в нем душу загрязнил,Дабы в среде он жил такой же грубойИ смертный хлеб свой ел, чтоб к разрушеньюГотовиться, рожденному грехом,Который мир весь заразил и сделалИз чистого нечистое. Творя,Я человеку дал два дивных дара:Блаженство и бессмертье; потерялОн первое – тогда второе можетЕму лишь к вечным мукам послужить,А потому Я смерть ему назначил;Смерть облегченьем будет для него:Пусть после жизни, полной испытанийИ бед тяжелых, укрепившись в вереИ добрыми делами заслуживВторую жизнь, кто праведен, проснетсяДля обновленных Неба и Земли.Но созови сюда синод блаженныхСо всех концов Небес; Я не хочуСкрывать от них суда над человеком,Как не скрывал над Ангелами злымиСуда; хоть вера прочих и тверда,Пусть в ней они тем тверже укрепятся».Окончил Он, и Сын дал знак высокийСлужителям всем светлым Божества –Дал знак трубой (той самою, быть может,Которая, когда Господь сходилС Небес, звучала громко на ХоривеИ снова будет, может быть, звучатьВ день общего суда), и звук чудесныйНаполнил вмиг все области Небес.Из кущ благословенных, из беседок,Одетых амарантом, от ручьев,От вод блаженных жизни, где сиделиВ беседе беспечальной дети света,Спешат они, услыша горний зов,И вот уж стали все вокруг Престола,И Всемогущий волю им изрек:«Сыны Мои! Вы знаете, что нынеСтал человек подобен нам: он знаетДобро и Зло с тех пор, как он вкусилЗапретного плода. Пускай гордитсяОн этим знаньем: потеряв Добро,Он приобрел лишь Зло; стократ счастливейОн был бы, если б был доволен знаньемДобра, а Зла бы вовсе он не знал.Теперь скорбит он, кается, моленьяМне шлет: все это Я ему внушил.Давно я знаю сердце человека,Как он изменчив, к суете привержен,Когда он предоставлен сам себе.Теперь, чтоб не дерзнул он к Древу жизниПриблизиться и есть его плоды,Чтоб вечно жить (иль думать, что жить вечноОн будет), Я решился удалитьЕго из сада Моего; пусть пашетТу землю, из которой взят он: будетПригодней эта почва для него.Ты, Михаил, – тебе Я поручаю:Из Херувимов пламенных возьмиСил, сколько нужно, для охраны Рая,Чтоб Сатана, на помощь человекуИль чтоб свободным местом завладеть,Не произвел бы новых беспорядков.Спеши туда и грешную четуБез сожаленья удали из Рая(Их, несвятых, из этих мест святых)И возвести им, что со всем потомствомОни навеки изгнаны оттуда.Но чтобы их не слишком поразилМой приговор суровый и печальный(Я видел, что смягчились их сердца,Что свой они оплакали проступок),От всяких устрашений воздержисьИ, если терпеливо покорятся,Без утешенья их не отпусти.Открой Адаму даль времен грядущих,Как Я тебе внушу; прибавь притом,Что Свой союз с людьми возобновлю ЯЧерез посредство семени жены, –И пусть уйдут, хоть грустные, но с миром.А у восточной Рая стороны,Где от Эдема вход всего доступней,Поставь на страже Херувимов, чтобыОни, колебля пламенным мечом,Издалека оттуда отстранялиВсех подходящих, не пуская ихКо Древу жизни, чтобы сад ГосподеньНе сделался убежищем злых ДуховИ чтоб, украв плоды с дерев, опятьОни не соблазнили человека».Окончил Он; и быстро в дальний путьСготовился Архангел; ХерувимовБлестящих, вечно бдительных, отрядС ним вместе вышел. По четыре ликаОни имели, будто дважды Янус[177];Весь образ их усеян был глазами,Которых было более число,Чем Аргус[178] их имел, и недоступныТе очи были сну под звуки флейтыАркадской иль Меркурия свирели,И жезл его не усыпил бы их.Меж тем проснулась Левкотея[179], светаСвященного приветствуя возврат,И свежею росою окропилаЗемную грудь. Моленье совершив,Адам и Ева (первая супруга)В душе своей почувствовали бодрость,Ниспосланную свыше, и надеждуОт мрачного отчаянья спастись,И радость, хоть еще и не без страха;И Еву так приветствовал Адам:«Легко поверить нам с тобою, Ева,Что все Добро, какое видим мы,Нисходит с Неба; несколько труднееУвериться, что и от нас до НебаПодняться может нечто, что могло быВлиять на мысли или волю БогаБлаженного. Но кажется мне все ж,Что сила есть подобная в молитвеИ даже в кратком вздохе, восходящемОт нас к престолу Вышнего. КогдаКоленопреклоненно я молился,И Божество старался примирить,И перед Ним всем сердцем преклонялся,Казалось мне, что вижу я Его,Как кротко Он и милостиво внемлетСловам моим! Росла во мне надежда,Что благосклонно выслушан я Им!Мир в грудь мою вернулся, и я вспомнилО том, что Он нам обещал: что семяТвое сотрет главу змеи. О томСперва забыл я, ужасом сраженный;Теперь же в этом черпаю я веру,Что горечь смерти уж для нас прошла,Что жить мы будем! С радостью великой,Мать рода человеческого, Ева,Приветствую тебя! По праву носишьТы это имя, мать всего живого!Через тебя жить будет человекИ мир весь будет жить для человека!»И с кроткой грустью Ева отвечала:«Достойна ли такого званья я,Преступница! Тебе служить я в помощьСотворена, а стала западней!Упреков я достойна, недоверьяИ всяческой хулы! Но бесконечноВеликий мой Судья был милосерд,Что мне, впервые смерть всему принесшей,Источником быть жизни Он велел.Как добр и ты, что именем меняНазвать ты удостоил столь высоким, –Иное имя заслужила я!Однако нас работа полеваяУж ждет, хоть и не спали мы всю ночь:В поту лица нам ныне труд предписан;Смотри: уж утро в розовый свой путьПошло вперед, хоть мы не отдохнули.Пойдем же, и отныне ни на мигС тобой я не расстанусь, где б работатьМне ни пришлось, как ни была б работаТрудна, хотя б до вечера продлилась.Пока мы здесь живем, что может бытьНам слишком трудным в этом дивном месте?Хоть мы и пали, все-таки с тобойПрожить мы можем здесь свой век в довольстве».Так говорила Ева, таковыСмиренные ее желанья были,Но не к тому вела ее судьба.Природа вскоре знаменья явилаВ зверях и птицах; воздух потемнел,Исчезло утра краткое сиянье.Вблизи от них Юпитерова птица[180]С высот небесных быстро вдруг спустилась,Преследуя чету двух пестрых птиц;Затем, спустясь с холма, охотник первый,Могучий зверь, что царствует в лесах[181],Помчался вслед за парою оленей –Смиреннейших из всех зверей лесных,Стремившихся к дверям восточным Рая.Адам на них с тревогою во взореСмотрел и Еве молвил наконец:«О Ева, верно ждут нас перемены!Немые Небо знаменья нам шлет,Нас о своих намереньях желаяПредупредить, предостеречь, быть может,Чтоб не чрезмерно уповали мыНа избавленье от тяжелой кары,Увидя, что отложена нам смертьНа некоторый срок. Как долго будетЖизнь наша длиться – как мы можем знать?Мы знаем только, что мы – дети прахаИ возвратиться в прах должны, – не больше.Иначе что же может означатьДвойное это бегство – через воздухИ по земле – в один и тот же час,В едином направленьи? На востокеЗачем явилась тьма в средине дня,А с запада, напротив, показалосьСредь облаков как бы сиянье утра,Которое на небе голубомВокруг лучистый свет свой разливаетИ медленно спускается, как будтоНеся с собою что-то к нам с Небес?»Он не ошибся: в том сияньи светломДействительно спустилась с Неба ратьПослов Небес на облаке лазурномИ на холме в Раю расположилась.Блистательным видением емуПредстала бы она, когда б сомненьеИ плотский страх не омрачали взорАдама. Эта рать была не меньшеБлистательна, чем та, которой видИакову предстал в Маханаиме[182],Когда он лагерь ангельский узрел,Иль та, что появилась в Дофаиме[183]На пламенной горе, в шатрах огнистых,Сирийскому царю навстречу выйдя,Который, как убийца, чтобы взятьЕдиного лишь человека, в битвуПошел без объявления войны.Князь Сил Небесных рать свою оставилНа том холме, велев им Рай занять,А сам один пошел искать Адама.Увидев гостя дивного вдали,Адам тогда поспешно молвил Еве:«Теперь великих, Ева, жди вестей,Решающих судьбу, быть может, нашу, –Быть может, новый будет нам закон!Я вижу, что из тучи той блестящей,Которая вдали одела холм,Идет один из воинов небесных,И, сколько вижу по его осанке,Немалый чином – верно, из числаПрестолов иль Властей: так величавоОн смотрит; он не грозен, так что страхаНе ощущаю я; но и не так,Как Рафаил, общителен и кроток,Чтоб я к нему спокойно подошел:Серьезен и величествен он видом.Его, чтоб не обидеть, должен яТеперь с почтеньем встретить; ты же скройся».Окончил он. Архангел подошел –Не в образе своем небесном дивном,Но в виде человека и одет,Как человек, чтоб встретить человека.Поверх его блестящих лат одеждаПурпурная накинута была –Красивее, чем пурпур Мелибеи[184]Иль Сарры[185], что герои и цариНосили в старину во время мира;Сама Ирида[186] красила ту ткань.Шлем звездоносный с поднятым забраломНе закрывал лица его, чей видБыл как у мужа юного, которыйБыть отроком недавно перестал.От пояса, как с круга зодиакаНебесного, спускался грозный меч –Страх Сатаны; в руке копье сверкало.Адам пред ним склонился до земли, –Он царственно, главы не наклоняя,Цель объяснил прихода своего:«Адам, не нужно долгих предисловий,Чтоб изложить веление Небес:Довольно знать тебе, что ты услышан,И смерть, которой за проступок свойТы подлежал, отсрочена на время;Господь тебе дает ряд долгих дней,Чтоб каялся в своем ты преступленьиИ злое дело добрыми деламиЗагладил бы. Со временем ГосподьС тобой вполне, быть может, примиритсяИ снимет узы смертные с тебя,Но дольше жить в Раю не дозволяет.Я послан удалить тебя отсюда,Чтоб землю ты пахал, из коей взят:Тебе пригодней будет эта почва».Он замолчал. Адам, услышав весть,Был прямо в сердце поражен; от горяНа месте он оледенел и чувстваВсе помутились у него. А Ева,Которая все слышала, хотяИ спряталась, тут плачем разразиласьИ выдала убежище свое:«О страшный, неожиданный удар,Ужасней смерти! Мне – лишиться Рая,Тебя покинуть, родина моя,Вас, милые тенистые прогулки,Тебя, страна, достойная богов!Надеялась я здесь, хоть и в печали,Дождаться дня, когда умрем мы оба!А вы, цветы, которые, конечно,Нигде, как здесь, не можете расти, –Вы, первая моя забота утромИ вечером последняя, – как нежноХодила я за вами, как следилаЗа распусканьем почек, именаДавала вам! Кто вас теперь оправит,Вас возрастит под солнцем, по рядамРассадит вас, польет водою чистой?И ты, беседка брачная моя,Которую украсила я щедроВсем, что приятно обонять и видеть, –Как мне тебя покинуть, как уйтиВ тот нижний мир, суровый, дикий, мрачный!Как будем там дышать мы, воздух чистыйПривыкнув здесь вдыхать, как будем жить,Питавшись здесь бессмертными плодами!»Архангел кротко плач ее прервал:«Не жалуйся так, Ева, откажисьС терпеньем от того, что по заслугамТы потеряла, и чрезмерно сердцемТак не цени того, что не твое.Ты не одна уйдешь: пойдет с тобоюТвой муж; за ним ты следовать должнаИ родиной считать его жилище».Адам, очнувшись от остолбененьяХолодного и мысли все собрав,Почтительно промолвил Михаилу:«О небожитель из числа ПрестоловИль высший между ними (ты, по виду,Князь из князей)! Послание своеТы объяснил нам ласково; иначеТы мог бы грозным словом нас сразить,А исполненьем нас убить на месте.Но все-таки та весть, что ты принес,Едва для хрупкой плоти выносима,Отчаянья полна, печали, скорби!Должны покинуть эти мы местаСчастливые, приют родной и милый,Единую утеху наших глаз,Знакомую, привычную, – другиеМеста для нас так чужды, неприветны,Не знают нас, и мы не знаем их!Когда б я мог надеяться, что волюТого, Кто может все, я изменюМольбами непрерывными, я воплемЕму не перестал бы докучать;Но все мольбы перед Его решеньемБесповоротным – то же, что дыханьеПред ветром, прогоняющим обратноЕго туда, откуда изошло,И я веленью Вышнего послушен.Мне тяжелей всего, что, уходя,Я от Его лица навек скрываюсь,Не буду больше лицезреть Его!Здесь посещал бы я благоговейноМеста, где удостоил Он меняБожественным присутствием; я стал быРассказывать сынам своим, как ОнНа той иль этой мне горе явился,Как, видимый, под деревом стоял,Как голос я Его меж этих сосенУслышал, у ручья с Ним говорил.Из свежего Ему я дерна многоВоздвиг бы благодарных алтарейИ каждый из ручья блестящий каменьСобрал бы, чтобы памятник из нихСложить Ему, векам на поученье;На алтарях тех приносил бы в жертвуЕму я смол душистых аромат,Цветы, плоды… Там, в этом нижнем мире,Где я найду явление Его,Следы Его священных ног? УвидевЕго во гневе, я бежал; но ныне,Когда Он вновь призвал меня к СебеИ обещал мне жизнь и род продолжить,Я с радостью готов бы созерцатьХоть крайний луч Его великой славыИ чтить Его стопы издалека».И с благосклонным взором МихаилЕму ответил: «Знай, Адам, что БогуПринадлежит все Небо, вся Земля,Не этот лишь утес. Он наполняетПрисутствием Своим всю сушу, мореИ воздух; все, что на Земле живет,Им рождено, Его согрето силой.Тебе всю Землю Он дает во власть:Не презирай дар этот и не думай,Что Божество присутствие СвоеИмеет лишь в пределах этих тесныхЭдема, или Рая. Рай, быть может,Твоей столицей был бы; ты отсюдаРаспространил бы род всех поколений;Сюда они со всех концов землиСходились бы, чтоб чествовать и славитьТебя, великий праотец людей;Но этих прав высоких ты лишился –Ты пал и стал с потомством наравне;Однако верь, что в долах и равнинахБог есть, как здесь; присутствия ЕгоТы всюду, как и здесь, увидишь знаки;Тебя Своей Он будет окружатьОтеческой и благостной любовью,В ней выразит тебе Свое лицо,Покажет след путей Своих бессмертных.Чтоб этому ты твердо верил, посланТебе я раньше, чем уйдешь отсель,То показать, что в будущем случитсяС тобою и твоим потомством. БудьГотов узнать и доброе и злое,Затем что благость Божия должнаС греховностью людскою состязаться.Учись терпенью, радость умеряйПечалью и благочестивым страхомИ привыкай с умеренностью равнойПереносить и счастье и беду;Так проведешь ты жизнь всего спокойнейИ лучше приготовишься к тому,Чтоб встретить смертный час, когда придет он.Взойдем на этот холм, а Ева здесьПусть спит (я сам уже смежил ей очи),Пока ты будешь видеть наявуГрядущее; пусть спит, как спал когда-тоИ ты, пока Господь ее творил».Ему Адам ответил благодарно:«Взойдем, путеводитель добрый мой;Тебе готов я следовать всем сердцем,Деснице Неба кротко подчинясь,Хотя она меня и наказует.Навстречу Злу я обращаю грудь,Вооружась, чтоб перенесть страданьяИ заслужить покой своим трудом,Коль этого удастся мне достигнуть».И вот они взошли, чтоб восприятьВидения, дарованные Богом.Тот холм был выше всех других в Раю,И был с его вершины вид широкийНа полушарье целое Земли;Он высоты такой же был великойИ кругозор такой же открывал,Как та гора, с которой Искуситель[187],С иною целью, новому Адаму,Отшельнику, в пустыне показалЗемные царства все и всю их славу.Адама глаз оттуда видеть могВсе города, из древних или новых,Которых слава некогда гремела, –От Камбалу, столицы славной ханаКатайского, от Самарканда, гдеСтоял престол Тимура, до Пекина,Который был столицею царейКитайских, иль до Агры и Лагора[188],Двух городов Великого Могола[189],До золотого Херсонеса илиДо Экбатаны, где персидский царьСтраною правит, иль до Испагани,Иль до Москвы, где русский царь сидит,Иль до султана в славной Византии,Чья родина – в Туране; видел онИ негуса владенья вплоть до портаЭркоко, и владенья всех царейНе столь могучих: Квилоа, за неюМелинду и Момбазу[190] он узрел,И Со́фалу[191] (Офир[192], по мненью многих),А к югу царство Конго и Анголы,От Нигера до славных гор АтласскихВладенья Альманзора[193], Фец, Суэц,Марокко, и Алжир, и Трапезунд,И всю Европу, и места, откудаРим правил миром. Может быть, вдалиОн созерцал духовным взором такжеИ Мексику, жилище Монтесумы,И Куско в Перу, и богатый городАтабалипы, также и Гвиану,Еще не разоренную, которойСтолицу Герионовы сыны[194]Когда-то называли Эльдорадо.Но для других, еще важнейших зрелищСнял пленку с глаз Адама Михаил,Которую навел на них плод лживый,Суливший зренье ясное ему;Затем ему очанкою и рутой[195]Нерв зрительный очистил, чтобы лучшеОн видеть мог, и из колодца жизниВ глаза три капли светлые впустил.Средств этих чудодейственная силаПроникла вглубь, до умственного зренья,И должен был Адам закрыть глазаИ, чувств лишась, упал; но добрый Ангел,Подняв его заботливой рукой,Призвал его все силы ко вниманью:«Теперь, Адам, открой свои глазаИ посмотри сперва на то влиянье,Которое твой первородный грехВнес в часть потомства твоего – потомства,Которое не трогало плодаЗапретного, змеей не соблазнялосьИ не грешило так, как ты, – однакоТвой грех его испортил и повелК насильственным делам, гораздо худшим».И он открыл глаза и пред собойУвидел поле: половина – пашня,Возделана, уставлена снопами;Другая – с загородками для стад,А посредине – жертвенник высокий,Простой, из дерна. Вот усталый жнец[196],В поту, принес от жатвенного сбораНа жертвенник плоды труда, притомБез всякого порядка: и зеленых,И желтых он колосьев наложил;За ним пастух[197], на вид не столь суровый,Принес отборных первенцев от стад,Заклал их, жир и внутренности вынулИ, травами душистыми посыпав,На мелкие дрова их положилИ все обряды должные исполнил.И вот огонь блестящий благосклонноСошел с Небес, ту жертву истребилИ благодарным дымом закурился;Другой же жертвы не коснулся он,Как принесенной Богу не от сердца.Жнец, рассердясь, стал спорить с пастухомИ вдруг его ударил в подреберьеТяжелым камнем так, что выбил жизнь.Пастух упал и, побледнев смертельно,Со стоном отдал душу вместе с кровью,Что хлынула из горла у него.Когда Адам увидел это, тяжкоЕго заныло сердце и поспешноУ Ангела спросил он: «О учитель!Какое-то ужасное несчастьеСлучилось с этим кротким человеком,Который жертву праведно принес;Ужель за благочестие и веруТакую он награду заслужил?»И Михаил ему – взволнован также –Сказал в ответ: «Адам, то двое братьевОт чресл твоих, и праведный из нихНеправедным убит. Причина – завистьЗа то, что Небо, как ты видел сам,От брата жертву приняло охотно;Но отомстится этот грех кровавый,Другого ж верность Небо наградит,Хоть он и умер здесь перед тобоюВ крови и прахе». И вскричал Адам:«О горе, горе! Страшное деяньеИ страшная причина! Но скажи:Я, значит, смерть перед собою видел?Так вот она! Ужель таким путемЯ возвращусь в свою родную землю?Ужасный, безобразный вид! УжасноО том подумать, страшно испытать!»И Михаил сказал: «Да, смерть ты виделВ том образе, в котором в первый разОна постигнет в мире человека.Но образы ее многоразличны,И многие различные путиВ ее приводят мрачное жилище.Но более ужасен вид ееПо внешности, чем внутренняя сущность.Одни умрут от грубого насилья,Как видел ты; другие от огня,От голода умрут, от утопленья;Но все ж гораздо большее числоБезумная погубит невоздержностьВ еде или питье; причина этаБолезней страшных много породит.Чтоб ты их знал, я покажу наглядноТебе толпу уродливую их,И ты увидишь, как, начавшись с Евы,Несчастье это будет вас губить».И вот явилось быстро перед взоромАдама место мрачное, дом мук,Как бы больница, где во всех болезняхСтрадальцев сотни корчились – то в спазмахМучительных, то в судорогах страшных,То в агонии сердца, в лихорадках,Конвульсиях, в падучей, в воспаленьях,В кишечных язвах, коликах жестоких,То в бешенстве свирепом, то в тупой,Недвижной меланхолии, в маразме,В безумном лунатизме, в истощеньи,В терзаньях всевозможнейших зараз,В водянке, астме, тяжком ревматизме;Ужасны были их движенья, тяжкиИх стоны; их отчаянье влеклоОт ложа к ложу, жалких, изнуренных;И, торжествуя, Смерть свое копьеНад ними колебала, отлагаяУдар свой, хоть они ее к себеИ звали, как надежду и утеху.Ужасен был их вид; его снестиМогло б без слез лишь каменное сердце;Адам не удержался и рыдал,Хоть не рожден был женщиной; что былоВ нем лучшего, прониклось состраданьемИ вылилось в слезах, пока, сдержась,Он не вернулся к мужественным мыслям.Хотя с трудом он находил словаДля выраженья чувств, он молвил скорбно:«О, жалкий человеческий наш род!Как низко пал ты, до каких несчастийДойти ты должен! Для чего нам жизнь,Когда ее так грубо отнимают?И для чего такая нам судьба?Когда б мы знали, что мы получаем,Мы жизни дар отвергли бы иль скороПросить бы стали взять его у насИ отпустить нас с миром. Образ БожийТак дивно, так возвышенно воссозданБыл в человеке; для чего ж теперь,Хоть мы и согрешили, он униженВ страданиях таких невыносимых,В бесчеловечных муках? Отчего,Еще отчасти Божие подобьеИмея, не избавлен человекОт этих искажений безобразных,Хотя бы ради образа Творца?»И Михаил ответил: «Образ БожийПокинул их в тот миг, когда ониУнизили его, служа безвольноЛишь жадности своей неудержимой,И сами уподобились тому,Чему служили, – скотскому пороку,Впав, по примеру Евы, в тяжкий грех.Итак, хоть вид их кары безобразен,Но им не образ Божий искажен,А собственный их образ, или еслиВ них сохранился след его, то имиОн искажен, затем что извратилиОни законы здравые природы,И по заслугам гнусная болезньПостигла их, за то, что не почтилиОни подобья Божия в себе».«Я вижу, что ты прав, – сказал Адам. –Но разве нет других путей, помимоТерзаний этих страшных, чтоб дойтиДо смерти и с родным смешаться прахом?»«Есть путь такой, – ответил Михаил. –Лишь избегай излишества, умеренВсегда будь в пище и питье, ищиЛишь сытости, не угожденья чреву.Тогда ты можешь много лет прожить,Чтоб наконец, как плод, вполне созревший,Спокойно в лоно матери упасть;Тогда легко, без резкости суровойРукою смерти сорван будешь ты.Тот поздний возраст старостью зовется.Но для того утратить должен тыИ молодость, и красоту, и силу,Увянешь, станешь телом слаб и сед,И чувства все твои тупыми станут,Утратишь к удовольствиям весь вкусИ юности веселую всю бодрость,Надеждами питавшую тебя,И холод грусти в кровь твою вселится,И будет ею дух подавлен твой,И наконец бальзам иссякнет жизни».Ему наш предок отвечал: «Итак,Не буду я ни убегать от смерти,Ни тщиться жизнь свою продлить; хочуЯ только одного: путем легчайшимСложить с себя то горестное бремя,Которое я вынужден нестиДо дня, определенного судьбою,И буду терпеливо ожидатьДня разрушенья моего». АрхангелЕму ответил: «Жизни не любиИ не питай к ней ненависти также,Но праведно живи, пока живешьТот срок, который Небо позволяет.Теперь иное видеть будь готов».Адам взглянул, и перед ним открыласьШирокая равнина, а на нейШатры цветов различных[198]; между нимиПаслись стада; из некоторых слышенБыл мелодичный инструментов звук –Арф и органов, – и виднелись такжеИгравшие на них. ПрикосновеньеПерстов их легких порождало тоныВысокие и низкие, и стройноОни, сплетаясь, составляли фугу.Поодаль некий человек стоялПред горном и работал: сплавил вместеДве глыбы меди и железа он(Которые нашлись, когда случайноОгонь сожег леса долин иль гор,Открыл земные жилы и, расплавив,Погнал поток горячий в пасть пещер;Иль вымыты они водою были);Затем наполнил жидкою рудойЗаране приготовленные формыИ разные орудья изготовил,А с помощью орудий этих – все,Что можно из расплавленных металловВ различных формах сделать иль сковать.Затем спустились к ним другие людиС соседних возвышавшихся холмов,Где были их жилища. Их наружностьБыла пристойна; добрыми ониКазалися, способными чтить БогаИ явные Создателя делаИ охранять все то, что человекуДает свободу и желанный мир.Недолго те пришельцы по равнинеОдни ходили; вскоре из шатровЯвился пышный хор красивых женщинВ роскошных ожерельях и нарядах,При звуках арф, с любовной песнью сладкойТанцуя, к ним приблизились они.Мужчины, хоть серьезными казались,На них смотрели; взоры их вокругБлуждали; наконец, любовной сетьюОхвачены, все стали выбиратьПодруг себе, каких кому хотелось,И о любви беседа их пошла,Пока звезда вечерняя, как вестникЛюбви, не появилась; с жаром всеЗажгли свой брачный факел и призвалиВпервые Гименея, бога брака,И огласились пестрые шатрыВсе музыкой и шумным брачным пиром.Веселым этим зрелищем любвиИ юности прекрасной, звучным пеньем,Гирляндами цветов – пленилось сердцеАдама: от природы склонен былК веселью он и так с отрадой молвил:«Благословенный Ангел, мне открывшийГлаза! Гораздо лучше этот видИ больше мне сулит надежд отрадных,Чем два виденья первые, где злобаИ смерть и хуже смерти злые мукиЦарили; здесь же, кажется, достиглаПрирода целей всех своих вполне».Но Михаил ответил: «По весельюТы не суди о лучшем, хоть с природойОно тебе и кажется согласным.Для высшей цели, чистой и святой,Ты создан: для того и Божий образИмеешь ты. Веселые шатры,Которые ты видел здесь, – жилищеПорока: в тех шатрах живет потомствоТого, кто брата своего убил.Они весьма прилежны в тех искусствах,Что украшают жизнь; изобретатьРазличные они умеют вещи,Но о своем не думают Творце,Хоть дух Его всему их научает;Даров Его они не признают.Но красотой их племя от природыОдарено; ты видел этих женщин:Подобные богиням, так прекрасны,Так ласковы, так веселы они,Но лишены всего добра, в которомЧесть женщины и слава состоит, –Семейности, хозяйственности честной;Они на то лишь рождены и такВоспитаны, чтоб страсти похотливойСлужить, чтоб только петь и танцевать,Чтоб щеголять, болтать, играть глазами.Знакомясь с ними, трезвые те люди,Жив прежде в вере твердой и простой –За что сынами Божьими их звали, –Утратят добродетель всю своюИ славу ради взоров и улыбокБезбожниц тех прекрасных; будут плаватьОни в блаженстве до поры, когдаВсе вместе поплывут в безбрежном море;Они смеяться будут, но заплатитМир долгими слезами за тот смех».Адам, недолгой радости лишенный,Воскликнул: «Что за жалость, что за стыд,Что те, кто прежде так прекрасно жили,Свернули на превратные путиИ ослабели вдруг на полдороге!Увы, я вижу, что причина бедДля человека все одна и та же:Источник горя – женщина всегда!»«Его источник – женственная слабостьМужчины, – строго Ангел отвечал. –Муж должен лучше сохранять то место,Какое он имеет по умуИ по природным высшим дарованьям.Но приготовься новый вид узреть».Адам взглянул – и перед ним открылосьОбширное пространство – городаИ села, стены, башни и ворота;Внутри кишел народ вооруженный,На лицах всех была гроза войны;Гиганты это были, с видом смелым;Часть тешилась оружием своим,Коней другие гордых укрощали;Поодиночке или став в ряды,То пешие, то конные сражались, –И не одна забава то была.Вот с грабежа толпа вернулась в город,Гоня быков прекрасных и коровС их жирных пастбищ, и стада барановКудрявых, и блеющих их ягнят,В добычу взятых. Пастухи бежали,Едва успев спастись; но помощь имЯвилась скоро; загорелась битваКровавая; полки с полками бились,И вскоре поле, где паслись стада,Покрылось массой трупов и оружьемРазбросанным, в пустыню превратясь.Другие тесно город осадили:Орудья стенобитные, подкопыИ лестницы они пустили в ход;Со стен враги их злобно защищались,Кидая копья, дроты, камни, серуГорящую, – со всех сторон убийство,Гигантские и страшные дела.В других местах по улицам герольдыНесли свои жезлы и созывалиНарод в совет. Вот несколько пришлоЛюдей седых и важных и восселиМеж воинов и речи повели;Но вот меж ними загорелись споры,Противоречья жаркие, и всталМуж средних лет[199], который между всемиНаружностью красивой выдавался,Стал говорить о зле и о добре,О правде, справедливости и вере,О мире и о Божием суде.И стар и млад ему свистали громко,Грозя ему насильем, и схватили б,Когда б внезапно облако, спустись,Его от глаз озлобленных не скрылоИ прочь из злой толпы не унесло.Так, всюду там царило лишь насильеИ угнетенье; меч для всей страныЗаконом был, и не было спасенья.Адам, в слезах, печалью удручен,Спросил руководителя: «Кто этиСлужители усерднейшие смерти?Возможно ли, чтоб это были – люди?Бесчеловечно так распространятьСмерть меж людей и грех того, кто братаУбил, тысячекратно умножать!Над кем они убийство совершают,Как не над братом, – люди над людьми!И кто был этот праведник, который,Когда бы не вмешались Небеса,За правоту свою нашел бы гибель?»И Михаил ответил: «То плодыНеравных этих браков, что ты видел;Когда добро мешается со злом,Хотя они друг друга исключают,То неразумья этого плодыЧудовищны всегда душой и телом.Вот из чего гиганты эти всеПроизошли – великой славы люди,Затем что будет в эти дни вездеОдно считаться славой и геройством:В сраженьях побеждать и покорятьНароды и с награбленной добычей,Как можно больше перебив людей.С триумфом возвращаться; это будетВерх славы; чтиться будут эти людиКак други человеческого рода,Цари, завоеватели и боги,Сыны богов, хотя вернее было бУбийцами назвать их, язвой злой.Вот те пути, какими знаменитостьПриобретаться будет на земле;А то, что славы истинно достойно,В безмолвии, в тиши скрываться будет.Тот муж – седьмой во племени твоем,Который, как ты видел, оказалсяОдин в развратном мире справедливымИ злобу на себя навлек за то,Что лишь один дерзнул держаться правды,Хоть ненавистной всем, в своих речах, –Был Господом причтен к святым; Всевышний,Укрыв его благоуханной тучей,Велел коням крылатым вознестиЕго на Небо; жить он будет с БогомВ обители высокого блаженства,Изъят от смерти; в нем тебе примерНаграды за добро; а остальныеНаказаны за прегрешенья будут,Как это ты сейчас увидишь сам».Адам взглянул – и все переменилось.Утих повсюду медный шум войны,Все обратилось к играм и забавам,К пирам, веселью, роскоши и пляскам;То браки заключались, то корыстныйРазврат царил, то похищали женщин,То тайно любодействовали с ними,С красавицей то здесь, то там сходясь;От кутежей рождались ссоры граждан.Меж них ходил один почтенный муж[200],Который осуждал дела дурныеИ убеждал вступить на путь иной.Он на пирах нередко появлялся,На торжествах, собраньях; побуждалРаскаяться, исправиться; он видел,Что души их плененные живутКак бы в тюрьме, перед судом грозящим:Когда ж увидел он, что все напрасно,Он увещанья прекратил и снялШатры свои и на горах высокихЛес строевой усердно стал рубитьИ из него большое судно строить;В длину, и в ширину, и в вышинуЕго локтями тщательно измерив,Снаружи он покрыл его смолой,А сбоку сделал дверь; запасы пищиОбильно для людей и для животныхТуда сложил и – чудо из чудесПороды все зверей и насекомых,Одни по паре, по семи другиеТуда вошли и по порядку всеТам разместились; сам же муж почтенный,Его три сына и все их четыреЖены туда последними вошли,И Бог за ними дверь ту крепко запер.Меж тем поднялся с юга сильный ветерИ черными крылами стаи тучНагнал со всех сторон небес, а горыНавстречу им сырые испареньяПослали отовсюду. Темной крышейНависло небо; полил страшный дождь,И долго лил он не переставая,И вот водой покрылась вся земля,И, всплыв на той воде глубокой, судноПошло, спокойно волны рассекая;А прочие все твари на землеПогибли в том потопе, и вся пышностьЛюдская очутилась под водой;Безбрежное покрыло землю море,И пышные дворцы, где прежде роскошьВеселая царила, превратилисьВ жилища и приют для чуд морских.И весь род человеческий, недавноЕще столь многочисленный, исчез:Одни лишь судна жители остались.Как ты скорбел, Адам, узрев печальныйКонец потомства твоего, как грустноНа истребленье это ты смотрел!Другой потоп – горячих слез и скорби –Тебя, как тех сынов твоих, покрыл,И, чувств лишась, упал ты; Ангел кроткоТебя, однако, поднял. Снова встав,Подавлен горем, как отец, скорбящийО гибели детей своих и видя,Что разом все погибло, обратилсяТы к Ангелу и жалобно сказал:«Какое горе – это все предвидеть!О, лучше б я грядущего не зналИ нес лишь долю собственного горя,На каждый день назначенную мне!Тогда все то, что я сейчас увидел,На много бы распределилось лет,Теперь же на меня оно все сразуОбрушилось, предвиденьем моимРожденное до срока! Пусть не ищетВовеки человек узнать вперед,Что будет с ним или его потомством!Он может быть уверен лишь в дурномИ бедствия предотвратить не сможетПредвиденьем, а будущее ЗлоНе меньше настоящего послужитЕму к мученью. Но теперь о томЗаботиться, пожалуй, уж излишне:Предостеречь уж некого; немногим,Избегшим наводненья, предстоитОт голода и ужаса погибнутьСреди пустыни водяной. Я думал,Что с прекращеньем на Земле войныИ грубого насилья понемногуВсе к лучшему пойдет: настанет мирИ счастья много дней увидят люди;Ошибся я и вижу, что не меньшеИх портит мир, чем ужасы войны.Зачем все это так? Скажи, небесныйРуководитель мой: ужель теперьКонец для человечества настанет?»И Михаил ответил: «Те, когоСейчас ты видел в роскоши и блеске,Когда-то были первыми в делахОтваги и великих предприятий,Но добродетель истинная имБыла чужда. Пролив потоки крови,Различных много стран опустошивИ покорив народы, славу в мире,Добычу, власть они приобретут;А после наслажденьям предадутся,В излишествах погрязнут, в лень впадут,А вскоре нрав их гордый и причудыМеж них средь мира породят вражду.Другие, завоеванные ими,Войной порабощенные, свободыЛишенные, с ней вместе потеряютИ добродетель всю и Божий страх,Увидя, что в притворном благочестьиОни себе защиты не нашлиУ Бога против их врагов могучих.И скоро охладится ревность их:Они стремиться будут к жизни легкойИ безопасной, светской иль распутной,Стараясь все использовать, что имВластители оставят в этой жизни.В то время будет все еще ЗемляВ дарах своих обильнее, чем нужно,Дабы людей воздержность испытать.Так выродятся все, все развратятся,Умеренность забудут, справедливость,Забудут честность, истину и веру;Останется один лишь человек,Один сын света в этом мрачном веке,И против всех дурных примеров, противСоблазнов и обычаев чужих,Без страха пред упреками, насильемИ гневом – их он будет уличатьВ пороках, им указывать путь правды,Спокойствия и мира; будет имГрозить за нераскаянность возмездьем;И будет он вернуться принужден,Осмеянный, но Бог его отметитКак одного лишь праведного в мире.И вот по указанью Бога онКовчег построит дивный, как ты видел,Дабы спасти себя и всех своихОт гибели в крушении всемирном.И вот, как только он и вместе с нимВсе люди и животные, которых,Спасая, он в ковчег свой поместит,Войдут туда, разверзнутся все хлябиЗемли и Неба; будет день и ночьЛить дождь; из всех глубин польются водыИ океан собой обременят,Из берегов он выступит, и вскореВода покроет даже выси гор;Тогда напором волн сорвется с местаИ та гора, где этот Рай стоит,И зелени цветущей всей лишится,И поплывут деревья по волнамВниз по реке в залив морской широкий,И в море остановится гора,Как дикий остров, голый и соленый,Приют тюленей и крикливых птиц,Чтоб показать, что святости пред БогомИметь не может место, если в немНет праведных людей, его достойных.Теперь смотри, что будет вслед за тем».Адам взглянул: ковчег носился в море,Которое уж стало убывать;Рассеялись и тучи понемногу,Гонимы ветром северным суровым,Который гладь обширную рябил,И выглянуло солнце, жарко греяШирокую поверхность, как бы жаждуСтараясь этой влагой утолить;И вот прилив сменяться стал отливом,Стекали воды тихо в глубину,Которая свои закрыла шлюзы,Как небо окна влажные свои;Ковчег уже не плыл – на дно как будтоОсел он, наверху горы высокойОстановись; и показались вкругВершины гор различных, как утесы.Помчались шумно быстрые потокиЗа морем отступающим вослед,А из ковчега вылетел вдруг ворон,За ним голубка, как второй посол,Надежнейший, за ней еще вторая,Чтоб высмотреть, найдется ль на землеОдно хоть зеленеющее древоИль почва, где б она могла присесть.И вот из них вторая возвратиласьС масличной ветвью в клюве – знаком мира.Затем сухое выступило дно,И патриарх со всей своею свитойСпокойно вышел из ковчега; к небуВоздел он руки и направил взорБлагоговейный, благодарный Богу,И над собою облако узрелРосистое, а в нем дугу большуюИз разноцветных ярких трех полос,Которая мир с Богом возвещалаИ новый Всемогущего завет.И сердце, удрученное печалью,Восторгом вновь взыграло у Адама,И радостно он Ангелу сказал:«О ты, который даль времен грядущихМне здесь, как настоящее, открыл,Небесный мой учитель! ОживаюЯ вновь при этом зрелище: я вижу,Что человек и твари будут житьИ семя их для жизни сохранится.Гораздо меньше я скорблю о том,Что целый мир сынов разврата сгинет,Чем радуюсь спасенью одного,Который будет праведен настолько,Что новый мир Господь произведетЧерез него и весь Свой гнев забудет.Но разъясни мне, что дуга та значит,Которая цветною полосой,Как бровь Господня, распростерлась в небе?Не служит ли ее цветистый крайК тому, чтоб влажных туч предел составитьИ помешать им Землю вновь залить?»Архангел молвил: «Правильно ты мыслишь;Бог добровольно укротил Свой гнев,Хотя еще недавно сожалел Он,Что создал развращенный род людской;Скорбел Он сердцем, видя, что повсюдуЗемля одним насильем лишь полнаИ что вся плоть испорчена живая;Когда же Он всех грешных удалил,Стал столь любезен праведник единыйЕму, что ярость Он Свою смягчил,Решив не истреблять людского рода,И ныне новый Свой завет дает,Что никогда губить потопом ЗемлюНе будет больше, не позволит морюИз берегов на сушу выходитьИ лить дождю, зверей и человекаПо всей Земле обширной затопляя;Когда же тучи Он пошлет Земле –Велит трехцветной радуге явиться,Чтоб люди Божий вспомнили завет.И вот своей обычной чередоюПойдут теперь, сменяясь, день и ночь,Пора посева, время жатвы хлеба,И летний зной, и хлад седой зимы,До той поры, когда огонь всемирныйОчистит все и новые возникнутВеленьем Божьим Небо и Земля,Где будут жить лишь праведные вечно».Книга двенадцатая
СодержаниеАрхангел Михаил рассказывает о том, что случилось после потопа; дойдя до Авраама, он начинает постепенно объяснять, кто будет Семенем Жены, которое было обещано Адаму и Еве после их падения. Он рассказывает о воплощении Спасителя, Его смерти, воскресении и вознесении, далее о состоянии Церкви до Его второго пришествия. Адам, в высшей степени удовлетворенный и успокоенный этими рассказами и обещаниями, спускается с горы вместе с Михаилом и будит Еву, которая все это время спала, но видела приятные сны, располагающие к душевному спокойствию и покорности. Михаил берет их обоих за руки и выводит из Рая; огненный меч сверкает позади их, и Херувимы становятся на стражу около Рая.
Как в полдень путник путь свой прерывает,Хотя и должен он спешить вперед,Так здесь Архангел меж двумя мирами,Разрушенным и новым, сделал отдых,На случай если б захотел АдамЗдесь что-нибудь сказать ему. Помедлив,Он речь свою затем возобновил:«Конец ты видел и начало мира;Ты видел, как вторично человек,Как бы от новой поросли, воспрянет.Однако зренье смертное твое,Как вижу я, устало, ослабело;Конечно, вашим слабым чувствам видДел Божеских великих не по силам;Поэтому дальнейшее тебеЯ расскажу, ты ж слушай со вниманьем.Источник новый рода человеков,Та горсть людей – во-первых, потому,Что мало их, затем – недавней карыВоспоминанья свежего полна –Сперва живет с достаточным вниманьемК добру и правде и боится БогаИ множится обильно в краткий срок.Усердно обрабатывая землю,Они сбирают тучные плоды –Зерно, вино и масло – и приносятОт стад нередко в жертву то бычка,То жирного ягненка иль козленкаИ так проводят дни свои спокойно,И долгий мир царит меж ними; правитУклад семейный ими, под главенствомСтарейшего отца. Однако вдругОдин из них, объятый честолюбьем[201],Не захотел довольным быть, как все,Своею братской долей: он надменноНе по заслугам власти пожелалНад братьями своими и тем самымИзгнал с Земли согласье и закон,Природой данный людям; как охотник(Охотой на людей, не на зверейОн тешился), войною и коварствомОдолевал он тех, кто не хотелЕго суровой власти подчиняться,Охотником великим перед БогомОн прозван был; в том прозвище насмешкаБыла над Небом, будто равен БогуОн был иль после Господа вторым.От мятежа свое имел он имя,Хотя других он в мятеже винил.Собрав толпу, таким же честолюбьемОбъятую, как он, людей, желавшихПод властию его иль вместе с нимГосподствовать над прочими, он вышелНа запад из Эдема и нашелОбширную равнину, где из бездныСмолы кипящей, как из пасти Ада,Потоки извергались. Из смолыИ кирпичей, скрепленных ею, сталиОни свой город строить; башня в немВысокая воздвиглась, чья вершинаДолжна была вздыматься до небесИ славу им доставить, чтоб, рассеясьВ чужих краях, оставили б ониНавеки память о себе: о славе –Хорошей иль дурной, не разбирая, –Первей всего заботились они.Но Бог, который часто сходит с небаНевидимо, чтоб посетить людей,И ходит между их жилищ, чтоб видеть,Что делают они, спустился к ним,Пока еще великая их башняНе заперла небесные врата,И, чтобы посрамить их, дух различныйВ их языки вложил, который сразуВ их памяти родной язык изгладил,Внушив им звук нестройный чуждых слов.И шумная, пустая завязаласьМеж строящими башню болтовня;Никто из них не понимал друг друга,До хрипоты они кричали, споря,Как бы дразня друг друга и сердясь.Был смех меж небожителей великий,Когда они на путаницу этуВзирали, слыша этот шум смешной.С позором люди бросили постройку, –Столпотворенье – имя ей с тех пор».И, как родитель, тяжко оскорбленный,Адам воскликнул: «О негодный сын,Который возымел такую дерзость,Чтоб власть забрать над братьями своими!От Господа нам это не дано:Он дал нам власть над зверем, птицей, рыбой,И этот дар мы можем удержать;Но над людьми Он людям власти не дал,Себе над ними власть Он сохранил:Свободен человек пред человеком!Насильник же в своих захватах гордыхОстановиться даже не хотелНа том, что покорил он человеков:Он бросил вызов Богу СамомуИ стал Ему грозить своею башней!Несчастный! Как же мог бы он доставитьНа эту башню пищу для себяИ войска своего? Там даже воздухСтоль редок, что, взойдя за облака,Погибнет человек от задушенья,Хотя б он пищу там себе нашел!»И Михаил ответил: «СправедливоБранишь ты сына, дерзостью своейСмутившего покой людей, лишаяРазумной их свободы. Знай, однако,Что с той поры, как ты греховно пал,Нет более и истинной свободы,Которая с разумностью всегдаСопряжена и с нею нераздельна.Чуть разум в человеке помрачитсяИль власть утратит, возникает ройБезумных, беспорядочных желанийИ страсти быстро забирают силуНад разумом, и человек, которыйСвободен был, становится рабом.Поэтому, как только он допуститВ себе господство недостойных силНад разумом свободным, Бог по правуЕго владыкам гордым подчиняет,Которые, хоть и не по заслугам,Свободу отнимают у него.Власть быть должна на свете, хоть чрез этоТиранам оправдания и нет.Иные племена так удалятсяОт всякой добродетели разумной,Что не из-за несчастий, а по правуОни утратят внешнюю свободу,Давно свободы внутренней лишась.Примером этой тяжкой кары можетСлужить сын непочтительный того,Кто выстроил ковчег: он, опозоривОтца, навек был проклят от него[202]И осужден, со всем своим потомствомПорочным, вечно быть “рабом рабов”.Итак, мир новый так же, как и прежний,Все более ко Злу склоняться будет,И, утомясь неправдой их, ГосподьОт них Свое присутствие отниметИ отвратит от них Свой взор святой,Решив их заблужденьям предоставить,А для Себя избрать один народ,Который бы ему молился верно, –Народ, который весь произойдетОт верного единственного мужа,Что жил по эту сторону Евфрата,Средь идолопоклонства. Ты едваПоверишь мне, Адам, что эти людиМогли дойти до глупости такой!Они еще при жизни патриархов,Спасенных от потопа, позабылиЖивого Бога – стали обожатьВзамен Его своих же рук созданьяИз дерева иль камня! Всемогущий,Видением чудесным удостоивТого святого мужа, повелелЕму, немедля отчий дом покинувИ всех родных и лживых всех богов,Идти в страну, которую ВсевышнийЕму укажет, где произведетОн от него народ великий, сильныйИ изольет Свои благодеяньяНа это племя так, что все народыБлагословятся в семени его.Муж праведный Ему повиновался,Не зная той земли, но веря Богу.И вот я вижу то, чего не можешьУвидеть ты, – как, твердый в вере, онПокинул всех друзей, богов, отчизну –Великий, древний город Ур в Халдее –И вброд идет, направив путь в Харан;За ним идет обоз тяжеловесный,Стада его и множество рабов;Не в бедности отчизну он покинул,Но вверил все имущество своеВсевышнему, по Коего призывуСвой путь направил он в безвестный край.Вот в Ханаан пришел он, и я вижу,Как у Сихема он разбил шатры,И вижу всю соседнюю равнинуМорей: там, согласно обещанью,Он принял в дар потомственный страну,Что от Хамата[203] с севера до южнойПустыни простирается (тебеЯ называю страны именами,Которых ныне нет еще у них),С востока ж от горы Хермона к морю,На западе лежащему; смотриВ том направленьи, как я указую:На берегу стоит гора Кармил;Вон там из двух источников стремится,Восточную границу образуя,В долине Иордан. Его сыныВладеть страною этой будут, впрочем,Вплоть до Сенира – цепи той холмов.Так вспомни же теперь, что все народыБлагословятся в семени его;Под семенем же этим разумеетГосподь Того, Кто будет твой ВеликийОсвободитель: Он главу змеиСотрет; об этом я теперь подробнейТебе открою. Патриарх святой,Который будет зваться Авраамом,Оставит сына, сын же этот – внука –Таких же верных, мудрых, знаменитых;Внук и его двенадцать сыновейОтправятся затем из ХанаанаВ Египет – край, где Нил-река течет;Смотри туда: вон там ее теченьеСемью впадает в море рукавами.По приглашенью сына своегоТот внук прибудет в этот край в то время,Когда там будет голод и нужда;Тот сын его заслугами своимиВозвысится настолько, что вторымОн будет в этом царстве фараонов;Там он умрет, оставив по себеНарод, а царь последующий, видя,Как тот народ растет, и опасаясь,Что будет тех пришельцев слишком многоВ стране его, их станет притеснять,Чтоб сократить число их; не гостями,Как были прежде, а рабами станутОни; детей их мужеского полаВсех будут убивать, и наконецДва брата, Богом посланные (имяИм будет Аарон и Моисей),Освободят народ от угнетеньяИ приведут с триумфом и добычейЕго в обетованную страну.Откажется сперва тиран безбожныйИх отпустить, не примет их послов,Но после грозных знамений и казнейИм уступить он будет принужден.Вода в реках Египта станет кровью;Вши, жабы, мухи царский весь дворецИ всю страну займут вторженьем гнусным;Скот истребится страшным падежом;Сам царь весь будет в вередах и шишках,И весь его народ; дождь, гром и град,Гроза с огнем под небом всем ЕгиптаПройдут и все поля опустошат;Что не пожрут они – плоды и травыИ хлеб, – пожрется тучей саранчи, –Зеленой не останется былинки;Густая тьма покроет всю страну,И трое суток в ней не будет света;И наконец, одним ударом в полночьВсех первенцев Египта смерть сразит.Тут, десятью ударами сраженный,Речной дракон уступит наконец[204]И согласится отпустить пришельцев.Во время казней часто будет онСмягчать свой гордый дух, но в промежуткахКак лед, растаяв и опять застыв,Становится еще прочней и крепче –Еще свирепей делаться он будет,И наконец, погнавшись вслед за теми,Кого он отпустил, со всею ратьюМорской пучиной будет поглощен,Тогда как меж ее двух стен хрустальных,Покорных Моисееву жезлу,Как посуху, пройдет по дну морскомуДо берега избранников народ:Такой чудесной силою ВсевышнийВооружит святого Своего.Присутствием Своим их охраняя,Он Своего к ним Ангела пошлет,Который днем пред ними в темной тучеПойдет, а ночью в огненном столбе,Затем чтоб днем вести их, ночью ж с тылаУдерживать упрямого царя;Всю ночь тот царь за ними будет гнаться,Но будет тьма меж ними и царем,А утром Бог, Свой грозный взор направивСквозь тучу и сквозь пламенный тот столб,Внесет смятенье в войско фараонаИ сокрушит колеса колесниц;А Моисей протянет жезл могучийНад морем, и, послушное ему,Оно покроет бурными волнамиРяды вооруженные врагов.От берега тогда народ избранныйПойдет вперед спокойно к Ханаану,Но не прямым путем, а чрез пустыню,Чтоб он, совсем неопытный в войне,Не убоялся жителей туземныхИ в страхе не вернулся бы назадВ Египет, предпочтя грозе военнойЖизнь рабскую бесславную; ведь каждый,И благородный, и душою низкий,Жить больше любит в мире, чем в войне,Коль нет к войне особых понуждений.Притом от долгих странствий в той пустынеДругая будет выгода для них:Они свое устроят управленьеИ выберут великий свой сенатИз всех колен двенадцати, законыИ правила во всем установив.Господь с горы Синая, чья вершина,Когда туда сойдет Он, задрожит,Сам возвестит им главные законыСквозь молнии и гром и звуки труб;Часть тех законов будет относитьсяК делам гражданским, а другая часть –К религии и жертвоприношеньям;При этом в разных символах и знакахО Семени Он миру возвестит,Которое главу змеи растопчет.Но голос Бога страшен уху смертных!Поэтому попросит весь народ,Чтоб Моисей им сообщил веленья,А страшный голос Божий перестал.И Моисей согласье даст, увидев,Что к Богу без посредника никакДля человека доступ невозможен;В своем лице он выразит Его,Прообразуя Высшего, Который,Предвозвещен, предсказан будет Им,О Коем будут говорить пророки,Великого Мессию воспевая.Когда законы будут все даны,Возрадуется Бог повиновеньюЛюдей настолько, что позволит имПоставить Свой шатер меж их палаток –Один Святой меж смертных будет жить.Воздвигнется по Божию воленью,Святилище из кедра с золотоюОтделкою, а в нем – кивот Завета,Внутри себя хранящий тот Завет;Над тем кивотом – крышка золотая,И два крылатых светлых Херувима,И ярких семь светильников вокруг,Как в зодиаке неба, представляяНебесных семь огней; над тем шатромСтоять днем будет облако, а ночью –Огнистое сиянье, исключаяТе дни, когда во странствии народНаходится. И вот, чрез много странствий,Их Божий Ангел приведет в тот край,Который был обещан АвраамуС его потомством. Слишком долго было бРассказывать про все сраженья их,Про царства и царей всех покоренных,О том, как будет солнце средь небесСтоять на месте целый день недвижноИ ночь замедлит должный свой приходПо повеленью некоего мужа:“Стой, солнце, в Гибеоне! Ты, луна,Не покидай долины Аскалона,Чтоб одолел Израиль до конца!”Израилем же зваться будет третийПо Аврааме, Исаака сын,И это имя от него получитПотомство все, которое придет,Чтоб овладеть землею Ханаанской».Адам его прервал: «Небес посланник,Мою мне осветивший темноту!Как сладостны твои мне откровенья,Особенно о том, что АвраамаКасается со всем его потомством!Теперь прозрели очи у меняИ облегчилось сердце от тревоги,Об участи моей и всех людей!Я впереди уж вижу день желанный,Когда благословятся все народы!Не заслужил такого дара я,Свершивший тяжкий грех, искавший знаньяЗапретного запретными путями!Но я не понимаю, почемуТак много разных надобно законовДля тех, среди которых наш ГосподьИметь земное будет пребыванье?Когда законов много, значит многоГрехов у них; но как же может БогМеж грешников иметь Свое жилище?»И Михаил ответил: «Без сомненья,Меж них царить грех будет: от тебяОни его в наследство получили.Законы для того им и даны,Чтоб доказать природную порочностьЛюдей; законы будут возбуждатьК борьбе с законом грех, и вот увидятТогда все люди, что законы могутГрех обнаружить, но не устранить,Что оправданья призрачные слабы,Что жертвенная кровь быков, козловИ прочих человека не спасает:Другая, драгоценнейшая кровьДолжна пролиться; за неправых правыйСтраданья должен будет претерпеть,И в этой правоте Его, зачтеннойЗа веру им, пред Богом оправданьеНайдут они, обрящет совесть мир;Обрядами ж закона мир не можетДостигнут быть: их нравственную частьОдин исполнить человек не в силах,А не исполнив, он не может жить.Итак, закон еще не совершенен,И он дается только для того,Чтоб заменить, когда наступит время,Его другим заветом, лучшим, новым,Который, вместо внешнего примера,Даст истину в себе, возвысит васОт плоти к духу, вместо исполненьяЗаконов строгих даст возможность вамПринять свободно Божье милосердьеИ рабский страх сыновним заменит,Дела закона – действиями веры.Поэтому и Моисей – простойСлуга закона, хоть любимый Богом, –Не приведет народ свой в Ханаан;Их Ешуа в то царство приведет[205],Которого звать будут ИисусомЯзычники; носить Он будет имяИ звание Того, кто победитВраждебную змею и после долгих,Тяжелых странствий чрез пустыню мираСпасет род человеческий и дастЕму Рай вечный и покой нетленный.Меж тем они в земле той ХанаанскойВселятся, будут жить и процветать;Когда грехи прервут их мир всеобщий,Врагов на них не раз воздвигнет Бог;Когда они раскаются, Он сноваИзбавит их – сперва через судей,Потом через царей; второй из этихЦарей, делами славными войныИ благочестьем также знаменитый,От Господа получит обещаньеНавеки нерушимое, что тронОстанется в его потомстве вечно;О том пророки будут воспевать,Что в племени царя Давида (будетТак зваться этот царь) родится сын,Сперва тебе предсказанный как семяЖены, предвозвещенный Аврааму,Как отпрыск тот, в котором все народыБлагословятся, – наконец царямКак Тот, чье царство будет бесконечно.Но раньше будет длинный ряд царей;Давидов сын, прославленный богатствомИ мудростью, кивот священный Божий,В шатре стоявший раньше переносном,Перенесет в великолепный храм.За ним пойдут цари другие, частьюХорошие, отчасти же дурные,Но менее хороших, чем дурных.За гнусное их идолопоклонствоИ прочие грехи, которым такжеПредастся вместе с ними весь народ,Разгневается Бог; Он их покинетИ предоставит город, храм, страну,Святой кивот и всю Свою святынюНа расхищенье городу тому,Который, как ты видел, за гордынюСмятением Господь наш покаралТот город будет зваться Вавилоном.И пребывать в плененьи этом будетИзраиль целых семь десятков лет.Затем Господь их приведет обратноПо милосердью Своему и помняОбет, навек Давиду данный им.Они из Вавилона возвратятся,Отпущены царями, коим БогВнушит свободу дать им. Первым деломОни построят снова Божий домИ будут жить, пока их государствоНе расцветет, умеренно и мирно;Когда ж они размножатся и станутБогатыми, мятеж пойдет меж них,И прежде всех среди жрецов раздорыПойдут – меж слуг святого алтаря,Которым мир хранить всего приличней,И самый храм их споры осквернят.Власть светскую они себе захватят,Давидово потомство устранив;Потом ее утратят, чужеземцуОтдав, чтоб царь помазанный, Мессия,Родился бы без прав на царский трон.Но вот звезда, невиданная в небе,Его рожденье миру возвеститИ приведет к Нему волхвов восточных,Которые придут Его искатьС дарами – фимиамом, миррой, златом.О месте, где родился Он, расскажетГосподень Ангел сельским пастухам,У стад стоящим на полночной страже,И, радостно в то место поспешив,Они услышат ангельские хоры,Поющие Ему святую песнь:«Младенца Матерь – Дева, а Родитель –Могущество Всевышнего!» И вотВзойдет на трон наследственный Мессия,Его же царство будет – вся Земля,Его же слава будет – слава Неба!»Тут он умолк на время, и АдамПодавлен был восторгом беспредельнымИ, кажется, как прежде от печали,Слезами б он от радости истек,Когда б словами не открыл ей выход:«О ты, пророк столь радостных вестей,Надежды величайшей указатель!Теперь я понял, ясно понял то,О чем я тщетно в думах изощрялся, –Я понял, почему надежду нашу,Предмет великих наших ожиданий,Нарек Всесильный семенем жены!Хвала Тебе, хвала, о Дева-Матерь!Великая в любви небесной, ТыОт чресл моих произойдешь, и будетСын Вышнего – плод чрева Твоего, –Так Бог соединится с человеком!Теперь змея должна, конечно, ждать,Что поразит главу ее Он смертью;О, расскажи, поведай – где, когдаПроизойдет великая та битва,И как змея коварная в бореньиУжалит Победителя в пяту!»И Михаил сказал ему: «Не думайОб этой битве как о поединке,Где ранит тот в главу, другой – в пяту;Не для того соединил Сын БожийПрироду Бога с плотью человека,Чтоб с большей силой поразить врага;Не тем путем достигнется победаНад Сатаной, который пал с НебесИ потерпел удар еще ужасней,Однако же был силы не лишенНанесть тебе затем удар смертельный;Спаситель твой ту рану исцелитНе тем, что Сатану Он уничтожит,А тем, что сокрушит его делаВ тебе и всем твоем потомстве; этоВозможно только через исполненьеТого, что не исполнено тобой, –Чрез послушанье Божию закону,Который Он под страхом смерти дал,Чрез искупленье смертью – тою каройКоторой ты и все твое потомствоПодвержены за твой тяжелый грех:Для Высшей Справедливости иногоНет примиренья и не может быть.И вот Спаситель весь закон исполнитПутем повиновенья и любви,Хотя одной любви довольно было б.Твою претерпит кару Он, войдяВ плоть человека, жизнью, полной скорби,И смертию мучительной Своей,И даст Он жизнь всем тем, кто будет веритьВ то искупленье; будет вмененоЕго повиновенье им в заслугуЗа веру их; но за свои дела,Хотя б закон и сами исполняли,Спасутся люди: Он их искупит.Земная жизнь Его пройдет во скорби,Средь клеветы и злобы; будет ОнВрагами схвачен и судим и к смертиПриговорен – позорной и жестокой:Прибьют Его гвоздями ко крестуЕго же соплеменники и смертьюКазнят за то, что жизнь Он им принес.За то на крест Он пригвоздит с собоюВрагов твоих – закон, которым тыБыл осужден, грехи людского рода,И перестанут те враги грозитьВсем, кто в Его поверит искупленье.Так Он умрет, но скоро вновь воскреснет, –Не может длиться смерти власть над Ним;Едва заря лишь третья загорится,Как Он восстанет, с утренней звездой,Из гроба, свежий, как сиянье утра.Тогда заплачен выкуп за тебяИ человек изъят от власти смертиЧрез смерть Его: спасутся все, кто жизни,Им данной, не отвергнут, все, кто с веройБлагодеянье примут, подкрепивЕе делами добрыми. Тот подвигТвою навеки уничтожит кару –Ту смерть, которой ты бы подлежал,Когда бы во грехе навек ты умер.Вот подвиг тот, который СатаныГлаву сотрет, его разрушит силу,Сразив и Смерть, и Грех, его два главныхОружия; вонзится жало ихТогда в его главу гораздо глубже,Чем, может, Победителя пятуОн сам ужалит временною смертью,А также искупленным всем грозить,Которым смерть тогда сном легким будет,К бессмертной жизни светлым воспареньем.Воскресший оставаться на ЗемлеНе будет долго: в нескольких явленьяхПридет Он лишь к своим ученикам –Мужам, его сопровождавшим всюдуПри жизни; порученье Он им даст –Учить и просвещать народы мираО том, чему Он Сам их научил,И о Его спасеньи; тех, кто приметУченье их, велит Он им креститьТекучею водой, в знак омовеньяОт всех грехов для новой, чистой жизниИ мысленной готовности принятьТу смерть, которой умер Искупитель;И будут проповедовать с тех порОни Его ученье всем народам –Не плотским Авраама лишь сынам,А в мире всем сынам Его по вере,И через это в семени ЕгоБлагословятся все народы мира.Затем Он вознесется в НебесаС победой, торжествуя над врагамиСвоими и твоими, и при этомПленит Он князя воздуха – змею, –И будет Он влачить его в оковахЧрез царство все, потом его оставитСмятенного, а Сам во славу вступитИ одесную Бога сядет Он,Превыше всех чинов высоких Неба.Когда ж созреет мир для разрушенья,Он вновь во всем могуществе придетСо славою судить живых и мертвых;Неверным Он присудит смерть навек,А верных наградит по их заслугамИ во блаженство примет их к Себе –Здесь, на Земле, иль в Небе, ибо будетТогда повсюду Рай на всей Земле,Блаженнее, чем этот Рай Эдема,Блаженнее стократ настанут дни».Так кончил речь Архангел МихаилИ тут умолк, молчаньем знаменуяВеликую эпоху в жизни мира.И, радостным объятый изумленьем,Ему в ответ наш праотец сказал:«О благость без конца, без меры благость!И это все Добро произойдетИз Зла, и Зло в Добро все превратится!Сколь дивно это – более, чем чудоСозданья света из всемирной тьмы!Я начинаю, право, сомневаться –Жалеть ли мне, что грех я совершил,Иль радостью проникнуться, что этоК тем большему лишь повело ДобруИ к высшей славе Бога, к проявленьюТем большему любви Господней к людям,К возобладанью милости над гневом!Поведай же, однако, мне: когдаНаш Искупитель вознесется в Небо,Как будет жить немногих верных горстьВ толпе неверных, меж врагами правды?Кто поведет Его народ? Кто будетИх защищать? Не будут ли их мучитьЕще страшней, чем мучили Его?»«Их будут мучить, – отвечал Архангел, –Но будет им ниспослан с НебесиВеликий Утешитель, по обетуОтца; как Дух, Он будет в них царитьИ в их сердцах закон напишет веры,Любовию творящей, чтоб вестиИх в истине, и силою духовнойВооружит их, чтоб они моглиПротивостать всей сатанинской злобеИ Дьявола всех стрел огонь тушить.И что же могут сделать люди с ними,Которых смерть сама не устрашит?Внутри себя такое утешеньеНайдут они в своих жестоких муках,Так твердо будут их переносить,Что удивят гонителей свирепых.Господь Всесильный изольет Свой ДухСперва на всех Апостолов, которыхС Евангельем к народам Он пошлет,А после них – на всех крещенных ими,И даст им дар чудесный говоритьНа всех наречьях и творить повсюдуВсе чудеса, что их Господь творил.И вот они приобретут повсюду,Во всех народах, множество людей,Принять готовых радостные вестиНебесные. Свершив свое служеньеВ течение времен, они оставятПисание ученья своегоИ все найдут блаженную кончину;Но, как они предскажут, вместо них,Добру учивших, волки, злые волкиПридут и все святые тайны НебаВ своей корысти гнусной обратятИ запятнают истину святуюПреданьями и суеверий тьмой;Она в Писаньи только сохранится,Чье разуменье Дух лишь может дать.Они направят все свои усильяК захвату разных званий[206], должностейИ титулов, соединяя с нимиВлиянье и могущество под видомДуховной власти, и себе присвоятДух Божий, что обещан был и данВсем верным, и на этом основаньиДуховные законы плотской властьюОни навяжут совести людей,Хоть в письменах никто им не оставилЗаконов тех, равно и Божий ДухНе начертал их в сердце человека.Чего они достигнуть могут тем,Как не насилья над самим лишь ДухомИ той свободой, что Ему присуща?Чего достигнут, как не разрушенья,Живых Господних храмов, что стоятЛишь верою – своею, не чужою?И кто же на земле непогрешимВ суждении о совести и вере?Но многие осмелятся себеПрисвоить этот суд, – и вот возникнутЖестокие преследованья тех,Кто стойко будет чтить лишь дух и правду;А прочие все люди – большинство –Найдут как будто удовлетвореньеВ религиозных формах и обрядах.Пронзенной стрел жестоких острием,Бежать придется истине от мира,И станут веры истинной делаВсе реже совершаться. Так мир будетВраждебен к добрым, благосклонен к злым,И будет сам под тяжестью своеюСтонать, доколе не настанет деньДля облегченья праведных и местиВсем грешным чрез пришествие Того,Кто Богом в помощь был тебе обещан,Неясно назван Семенем Жены,А ныне больше стал тебе известенКак твой святой Спаситель и Господь;Вполне же Он откроется всем людям,Когда придет на облаках небесныхВо славе Всемогущего Отца,Чтоб Сатану со всем развратным миромНавеки уничтожить и, очистив,Облагородив мир, огнем сожженный,И Небеса и Землю вновь создатьНа все века для жизни бесконечнойВо истине, и в мире, и в любви,Для радости и вечного блаженства».Окончил он. Адам – в последний раз –Сказал ему: «Как быстро ты измерил,Благословенный ясновидец, мирНаш преходящий и времен теченьеДо прекращенья бега их навек!За этою границей – бездна, вечность,Которой нет предела, нет конца!Тобою просвещенный, удалюсь яОтсель, имея знанья полноту,Вместимую в сосуде этом слабом,Которого пределы превзойтиБезумно я стремился. Ныне знаю,Что жизни лучший дар – повиновенье,Страх Божий, к Богу одному любовь,Что мы всегда должны, как пред очамиЕго, ходить и Промысел ЕгоПовсюду видеть; сознавать над намиЕго лишь власть; благодарить ЕгоЗа все Его дела, за то, что благоВ конце концов над Злом восторжествует,Что в малом Он великое свершитИ кажущейся слабости мирскуюВсю силу подчинит, земную мудростьВсю посрамит пред кроткой простотой;Что пострадать за истину есть доблесть,Ведущая к победе высочайшей;Что смерть за веру – к вечной жизни дверь,Как нас научит собственным примеромБлагословенный Тот, Кого отнынеСпасителем своим я признаю».Ему в последний раз ответил Ангел:«Когда ты это знаешь – ты достигВершины всякой мудрости и знанья,И не надейся высшего достичь,Хотя б ты мог назвать все звезды в небе,Эфирные все силы, и все тайныМорских глубин, и все дела природыИль все созданья Бога в Небесах,И на земле, и в воздухе, и в море,Хотя б имел богатства всей землиИ овладел бы всей земною властью.Прибавь лишь к знанью этому дела,Которые ему приличны, – веру,Терпенье, добродетель и любовь,Которой будет имя – милосердье:Она – душа всего; ее имея,Не будешь ты страдать, покинув Рай:В себе найдешь ты Рай еще блаженней.Сойдем теперь с вершины созерцанья:Приходит час, чтоб нам отсель уйти;Взгляни на эту стражу, что оставилЯ на холме: колеблется пред нейМеч пламенный – знак, что пора отходаУж близится. Иди же, разбудиСкорее Еву: и ее я такжеВиденьями отрадных снов утешил,Которые добро ей предвещают,И душу всю ее расположилК тому, чтоб Богу кротко покориться.При случае жене ты сообщи,Что от меня узнал, всего ж главнее –Все нужное для веры, чтобы зналаОна, что чрез нее придет (чрез СемяЖены) великий ваш Освободитель.Итак, живите дружно много днейВ единодушной вере, хоть печалясьО совершенном Зле, но утешаясьПредвиденьем счастливого конца».Он кончил, и с горы спустились оба;Когда ж Адам к беседке подошел,Где он жену оставил крепко спящей,Нашел, что уж проснулася она.К нему без скорби Ева обратилась:«Я знаю все – откуда и зачемПриходишь ты: Господь и в сонных грезахПрисутствует и посылает сны.И ныне Он послал их благосклонно,Мне предвещая некое добро,Когда в сердечном горе и печалиЗаснула я, подавлена бедой.Итак, идем; из-за меня задержкиНе будет ни на миг: идти с тобой –Мне все равно что Рай унесть с собою,А здесь, в Раю, остаться без тебя –Мне было б все равно что Рай покинуть.Ты мне под Небом – все; с тобою всюдуОтчизна мне – с тобой, кого мой грехСознательный отсюда изгоняет.С собою уношу я утешенье,Что, хоть из-за меня погибло все,Я все же, недостойная, настолькоЛюбима Богом, что чрез меняВсе возвратит обещанное Семя».Так говорила наша матерь Ева;Адам внимал ей с радостью, но ейНи слова не ответил: слишком близкоСтоял Архангел, а вдали с холмаСпускался ряд блестящий ХерувимовИ, над землей скользя, стремился к ним,Как вечером туман, с реки поднявшись,За тружеником, к дому своемуИдущим, тихо по пятам несется.Пред ними грозный Божий меч парил,Сияющий, как яркая комета,И, сухостью горячею дыша,Как жгучие пары песков Ливийских,Уж мягкий райский воздух иссушал.И наших прародителей, стоявших,Расстаться медля с родиной своей,Взял за руки поспешно Ангел Божий,И ко вратам восточным их повел,И там спустился с ними по утесуВ равнину, и, оставив их, исчез.Они назад взглянули: перед нимиВиднелся Рай с восточной стороны –Недавно их блаженное жилище, –Весь озаренный пламенным сияньем,А во вратах грозящих ликов ряд –Строй Ангелов в оружии огнистом.Невольно слезы пролили они,Но вытерли их скоро. Перед нимиЛежал весь мир, где место пребываньяИм надлежало выбрать для себя,Руководясь небесным Провиденьем.И медленно они, рука с рукой,Пошли в свой путь пустынный по Эдему.Возвращенный рай
Книга первая
Поэт с молитвой обращается к Святому Духу, чтобы Он подкрепил его в труде и вдохновении для того, чтобы достойным образом воспеть великие события. Иоанн Предтеча проповедует на берегу Иордана и, увидев приближающегося к нему человека, скромного назарянина, узнает в нем Сына Божия. От его слов Сатана приходит в ужас. Полный зависти и злобы, враг Неба и Земли улетает в воздушное пространство и собирает около себя полчища духов тьмы. Он передает своим подчиненным все слышанное во время крещения Иисуса Христа и высказывает намерение искусить Его так же, как первочеловеков. Бог Отец, обращаясь к архангелу Гавриилу, напоминает о Благовещении и вместе с тем сообщает о Своем согласии на дьявольский искус Своего Сына. Ангелы божественным хором воспевают предстоящую победу Иисуса Христа над дьяволом. Святой Дух приводит Христа в пустыню и оставляет Его там одного. Сын Божий предается воспоминаниям о днях своего детства и о том, как Матерь Его сообщила Ему о Его рождении и потом благословила на великий подвиг любви. Он вспоминает о встрече с Иоанном Предтечей и о Своем крещении. Далее поэт описывает дальнейшее пребывание Иисуса Христа в пустыне в течение сорока дней и встречу Его с Сатаной, принявшим человеческий облик. Удивленный Сатана предлагает Иисусу свою помощь, чтобы вывести его из пустыни. Но своими ответами Иисус прямо показывает, что в мнимом человеке Он узнал дьявола. Увидев, что Иисус разгадал его, дьявол приступает к первому искусу. Своими ответами Иисус побеждает Сатану, и он, смущенный и пристыженный, скрывается во мраке ночи.
Воспев Эдем, людским непослушаньемУтраченный, я ныне воспоюБлаженный рай, который человекуБыл возвращен ценою послушаньяВеликого. Коварный искусительБыл посрамлен, и вражеские козниОтражены; среди пустыни дикойОпять Эдем блаженный возродился.Ты, Дух Святой, Которым приведенВ пустыню был Божественный Подвижник,Сразивший там победно духа тьмы, –Да буду я Тобою вдохновлен,И песнь мою на крыльях благодатныхТы вознеси, дабы она могла,Проникшая за грани естества,Великие, неведомые мируДеяния открыть ему впервые!Предтечею Господним, ИоанномСзывалися народы к покаянью,И глас его сильнее потрясал,Чем трубный звук. Готовые креститьсяИ нему со всех стекалися сторон,И в их числе к нему из Назарета,Неведомый дотоле и безвестный,Пришел и Тот, Кого считали сыномИосифа. Креститель же узналЕго сейчас и Господом своимПризнал Его. Свидетельству ПредтечиЯвилося и свыше подтвержденье:Едва Господь крещенье восприял,Как Небеса разверзлися над НимИ Дух Господень, в виде голубином,Главу Его собою осенил,Меж тем как глас Отца именовалЕго Своим Единородным Сыном.И Сатана, который обтекалВселенную, Божественным глаголомБыл поражен, как громом. С изумленьемВзирает он на Богочеловека,И, завистью снедаемый, он в царствоЛетит свое, сзывая на советСановников, князей ему подвластных.Там, в облаке, стеной десятеричнойВоздвигшемся вокруг мятежных сонмов,Сбираются они на совещанье.И так ко всем взывает Сатана:«Властители воздушного пространства,Которое завоевали мы!Отраднее упоминать его,Чем грозный ад, где столько мы страдали.Земному исчислению согласно,Давно уже вселенной мы владеем,С тех самых пор, как с Евою Адам,Обманутые мною, потерялиНавеки рай. Но в страхе ожидаюУдара я, которым поразитГлаву мою потомок слабой Евы.Возможно ли, чтоб это совершилосьИ снова мы утратили свободуИ нашу мощь? Известия дурныеЯ приношу. Кто Семенем ЖеныВ пророчествах зовется и КомуНазначено исполнить приговор –Не только Он уже рожден женою,Но, благостью и мудростью высокойИсполненный, вступает в образ мужа.Он к подвигам готовится великим,И ужас мой невольно возрастает.Пришествие Его возвещеноПредтечею, который приходящихК нему людей в струях реки священнойОт их грехов крещеньем омывает,Готовя их к принятию Мессии.Среди других и Он крещенье принял,Дабы могло свидетельство НебесСомненья все в народе уничтожить.Я видел сам, как в горних НебесахОткрылися хрустальные вратаИ снизошел оттуда голубь чистый,А в глубине раздался Божий глас,Вещавший всем, что это – Сын Его,В Котором все Его благоволенье!Итак, хотя рожденье получилОт смертной Он, но Вседержитель Сам –Отец Его, ударом громоноснымНизвергший нас в кромешную пучину.Теперь узнать нам Сына предстоит.Он внешностью подобен человеку,Но Отчее величие сияетВ чертах Его. Для долгих словопренийНет времени: опасность нам грозит;Мы оказать должны сопротивленьеНе силою, но хитростью искусной.И прежде чем Он явится царем,Владыкою вселенной и народа,Опутаем Его тончайшей сетью.Когда никто на это не дерзал,Лишь я один пустился в страшный путь,Дабы найти и погубить Адама.Удачею мой подвиг завершался,И на нее надеюсь я теперь».Окончил он и сонмище мятежныхСлова его смятеньем поразили,Но времени для страха и печалиИм не было: задуманное делоОни спешат вождю препоручить,Который их из темной бездны адаОсвободил и дал им во владеньеНемало стран, где сделались ониВладыками и даже божествами.Так, хитростью вооружен змеиной,Спешит к реке священной Сатана,Надеясь там увидеть Сына БожьяИ кознями вовлечь Его в соблазн.Но злобные намеренья егоЯвилися орудьем для свершеньяСудеб Творца, вовеки непреложных.В собрании архангелов СвоихГлаголет так Всевышний Гавриилу:«Ты, Гавриил, и ангельские силы,Блюстители, поставленные МноюНад смертными, внимайте Мне! ГотовоИсполниться великое посольство;Ты, Гавриил, явясь к Пречистой Деве,Ей возвестил, что Сына непорочноЗачнет Она, Которого прославятНароды все, и наречется СыномГосподним Он. Дабы Свое рожденьеОн оправдал, отныне СатанеЯ предаю Его на искушенье.Пусть враг Небес попробует ввестиЕго в соблазн, пред сонмищем своихСторонников лукавством похваляясь.Смирению не научился враг,Хотя и был Иовом посрамлен.Отныне Он Сильнейшего познает,Восставшего от Семени Жены;Произойдет в пустыне искушенье,Начнется там великая борьба;Пусть ангелы и сонмы сил небесныхУвидят все, сколь совершенен Тот,Кого избрал Я для спасенья мира».Так возвестил Предвечный. Небеса,Безмолвные доселе, огласилисьТоржественным и дивным песнопеньем,B звуки арф сливались с голосами:«Спасителю победа и хвала!Хвала Ему и слава! В бой великийВступает Они побеждает злоПремудростью одною. Не страшитсяЕго Отец подвергнуть искушенью.Рассейтесь же, все ухищренья адаИ козни все со злобой сатанинской».Так в Небесах звучал канон святой.Меж тем Господь остался в Вифаваре,Где принимал крещение народ,И глубоко в Него запали думы,Как приступить к Божественной задачеСпасения всего людского родаИ путь какой избрать Ему затем,Чтоб возвестить Свое предназначенье,Которому свершиться надлежит?В один из дней, руководимый Духом,Он шел один; ища уединенья,В пустыню Он все дальше углублялся,И там, в тени суровых диких скал,Он предался глубоким размышленьям:«Как много дум рождается во Мне;Когда все то сопоставляю Я,Что чувствую и что вокруг Я слышу.И, будучи ребенком, не любилЯ детских игр, Мой ум стремился к знанью,К общественному счастию и благу.Мне думалось, Я призван для того,Чтоб истину восстановить святуюЗдесь на земле. С понятьем, превышавшимГода Мои, Я изучал ЗаконИ в нем достиг такого совершенства,Что, прежде чем исполнилося МнеДвенадцать лет, в день праздника Господня,Придя во храм, учителей ЗаконаЯ вопрошал, стараясь уяснитьПознанья их, и все дивились Мне.Вначале Я мечтал народ избавитьОт римского владычества, из мираИзгнать навек насилие и, правдеСвободу дав, восстановить равенство.Но вслед за тем казаться стало МнеБожественней и вместе человечнейСердца людей словами покорятьИ вразумлять заблудшие их души,Которые не знают, что творят.Однажды Мать, в душе Моей читая,Сказала Мне: “Возвышенные думыПитай в Себе, возлюбленный Мой Сын.Пускай они стремятся к высоте,К которой их возносят добродетельИ истина, хотя и беспримернаТа высота. Да будут несравненныДела твои, к которым ВсемогущимТвоим Отцом Ты предназначен свыше!Он – Царь царей, Единодержец вечный,Владыка Он над Небом и Землею,Над духами и смертными людьми.Послом Небес возвещено Мне было,Что силою Всевышнего Я – Дева –Зачну Тебя, что будешь Ты великИ царствовать Ты станешь бесконечно.В святую ночь, когда рождался Ты,На Небесах и в поле вифлеемскомРождение Спасителя воспелиВсе ангелы, об этом возвещаяТрем пастырям, стада свои стерегшим, –И те пошли искать Тебя, и в ясляхЛежащего нашли они Тебя.Звезда, дотоль неведомая миру,Туда волхвов с востока привела,И золото со смирною и ладанК стопам Твоим повергли мудрецы,А Симеон и праведная Анна,Имевшие от Бога откровенье,Тебя найдя во храме, перед всемиМессиею Тебя провозгласили”.От Матери Моей о том услышав,Я сызнова исследовал Закон,Ища того, что было о МессииНаписано. И стало ясно Мне,Что Я был Тот, о Ком предвозвещалиПророчества, что тяжкие мученьяИ даже смерть Я должен претерпеть,Дабы грехи людские искупить,Которые всей тяжестью своеюОбрушатся лишь на Мою главу.Но, духом не слабея, без боязниУрочного мгновения Я ждал,Когда пришлось Крестителя впервыеМне увидать, великого Предтечу,Который путь Мессии приготовит.Мне ведомо его рожденье было,Но ранее не видел Я его,И Я пошел креститься от Предтечи;Но, Господом чудесно вразумленный,Меня узнал немедля ИоаннИ объявил народу громогласно,Что Я – тот муж, которому ПредтечейОн должен быть. И таинство крещеньяОн не хотел над высшим совершить,С большим трудом на это согласившись.И вот, когда Я вышел из воды,Разверзлися небесные вратаИ Дух Святой спустился на Меня,А в Небесах раздался глас Господень,И Он вещал благоволенье МнеИ звал Меня Единородным Сыном.Итак, теперь Мне ведомо, что времяИсполнилось: в безвестности не долженЯ пребывать, но данную Мне свышеОт Бога власть явить открыто миру.Теперь влечет неведомая силаМеня сюда, в пустыню, – для чего?Не знаю Я и этого, быть может,Не должен знать. Пути Свои ГосподьОткроет Мне, когда настанет время».Так молвил Он и утренней звездеПодобен был над миром восходившей.Зловещая и мрачная пустыня,Куда нога людская не ступала,Со всех сторон лежала перед Ним.Обратный путь был труден и тяжел,Но далее и дальше в глубинуВлекло Его. И так был погруженВ раздумье Он о прошлом и грядущем,Что всякого сообщества милееКазалося Ему уединенье.Так сорок дней провел в пустыне Он,В долинах ли, в пещере укрываясьИль на холмах, – об этом не открыто.Он голода не чувствовал и пищиНе принимал, и только под конецМучительно в Нем голод пробудился.Во время сна и днем не причинялиЕму вреда ни дикий зверь, ни гад.Но вот старик в одежде земледельца,Как бы ища заблудшую овечку,С Ним встретившись, подходит к ИисусуИ говорит: «Какою, Господин,Судьбою злой Ты приведен сюда,Так далеко от всякого жилища?Проходят здесь одни лишь караваны.Из путников, вернувшихся отсюда,В пустынные пределы одинокоНикто вступить, наверно, не дерзал.И мнится мне: не Ты ли – дивный муж,Которого недавно Сыном БожьимИменовал Креститель Иоанн?Я слышал все. Пустынножитель я,Но иногда случается и намВ селениях бывать и в городах,Вот почему мне ведомо все это».И Божий Сын ответил: «Кто привелМеня сюда, Тот выведет отсюда.Я не ищу проводника иного».«Для этого необходимо чудо! –Сказал пастух. – Корою и корнямиПривыкли мы питаться и выносимТомительную жажду, как верблюд.Но если ты – воистину Сын Божий,То повели, чтоб камни стали хлебом,Спаси себя и пищей подкрепи нас,Которою питаемся мы редко!»В ответ ему Сын Божий возразил:«Такую ли ты полагаешь в хлебеСпасительную силу? (Ты не то,Чем кажешься.) Не сказано ль в Писанье,Что не единым хлебом человекБывает жив, но словом, исходящимИз уст Творца? Не манной ли ГосподьЗдесь праотцев Израиля питал?Все сорок дней без пищи и питьяБыл на горе Хорива Моисей,И сорок дней в пустыне Илия,Подобно Мне, без пищи оставался.Зачем же ты, когда тебе известно,Кто Я, как Мне известно о тебе, –Пытаешься ввести Меня в соблазн?»И враг Небес, откинувший притворство,Ответил так: «Воистину – я тотНесчастный дух, на Господа восставшийИ ввергнутый с союзниками в ад,Однако я не заключен в темницуБезвыходно, я в воздухе парюИ шар земной свободно облетаю.Не возбранен мне доступ в Небеса;Когда Господь Иова добродетельИспытывал, я с Божьими сынамиПредстал ему и Божии веленьяИсполнил я, введя в обман АхаваНадменного. Любви ко мне ТворцаЛишился я, и блеск первоначальныйУтратил я отчасти, но во мнеЕще живет влечение к добруИ красоте: я изумляюсь им.И мог ли я желанья не питатьПриблизиться к Тебе и подивитьсяПремудрости и подвигам Твоим?Врагом людей слыву я, но за чтоМне род людской упорно ненавидеть?Насилия я от людей не видел,Не через них утратил я блаженство,Наоборот, лишь с помощью людскойЯ приобрел владения мои;Над миром власть я с ними разделяю,А может быть, и царствую над ним.Я помощь им оказываю часто,Ниспосылая знаменья и сны.Пусть говорят, что зависть побуждаетМеня искать в несчастии собратьев.Согласен я: в начале было так,Но не теперь. Изведав муки ада,По опыту я знаю, что страданийСообщество не может облегчить.Больней всего, что падший человекСпасенным быть надеется, а мнеНе суждено спасение вовеки».И Сатане Спаситель возразилСо строгостью: «Ты заслужил страданья,Лжецом ты был и будешь до конца.Ты хвалишься свободою своеюИ доступом на Небеса Небес?Воистину отвержен, презираем,Ты пленником, рабом туда являлся,Где некогда из первых был по славе.В обители блаженства ты сильнееТерзаешься утратою егоИ в Небесах себе находишь ад.Ты подчинен Небесному Царю,И то, что ты зовешь повиновеньем, –Не более как страх или злорадство;Лишь злобою одною побуждаем,Преследовал жестоко ты Иова,Но он тебя терпеньем победил.Служенье лжи избрал ты добровольно,Питаешься ты ложью и живешь,Но хочешь слыть поборником за правду.Пусть от тебя исходят прорицанья,А веруют ли им среди народов?И что твоих оракулов ответы,Как не одно хитросплетенье лжи,Которое лишь разум затемняет?Кто из людей от алтарей твоихС надеждою отрадной возвращался,Уверен в том, как поступить ему,Чего бежать? И не был ли скорееОн вовлечен в погибельные сети?Во власть твою Всевышний предаетПодпавшие язычеству народы.Когда ж Ему угодно возвеститьВысокие Свои определенья,Которые неведомы тебе,Заимствуешь ты истины глаголОт Господа и ангелок Его.Гнушаяся к твоим нечистым храмамПриблизиться, они повелеваютТебе все то дословно повторить,Что знать должно поклонникам твоим,И, трепеща от страха, раболепноТы им спешишь во всем повиноваться,А вслед за тем себя провозглашаешьТы истины глашатаем. Но скороСреди людей твоя затмится слава;Вводившие язычников в обманУмолкнут все оракулы твои,И вопрошать ни в Дельфах, ни в подобныхСему местах тебя не станут большеСреди торжеств и праздничных обрядов.Господь послал Свое живое слово,Дабы Свои веленья возвестить,А вслед за ним в сердцах благочестивыхДух истины навеки поселится».Так говорил Спаситель Иисус,Но хитрый враг, в душе скрывая злобуИ ненависть, Ему ответил кротко:«С суровостью меня Ты порицаешьЗа все, к чему не собственною волей –Несчастием я принужден моим.Где Ты найдешь несчастного, которыйОт истины порой не уклонялся б?Приходится ему и притворяться,И льстить, и лгать, и нарушать обет.Но Ты – Господь и Бог мой. От ТебяВыслушивать могу я укоризны,И для меня легка такая кара.Путь истины и труден, и тяжел,Но истина так сладостно звучитВ устах Твоих, пленяя слух, как пенье,Что ей внимать с отрадой я готов.И люди чтут порою добродетель,Не следуя всем правилам ее.Дозволь же мне беседовать о ней,Хотя ее достигнуть не могу я.И твой Отец, Премудрый и Пречистый,У алтаря выносит СвоегоСлужителей безбожно лицемерныхИ возносить к Нему им дозволяетМоления. Устами Валаама,Который был в нечестье обличен,Вещал Господь Свою святую волю.Не возбраняй же доступа к Себе,Дозволь и мне беседовать с Тобою!»И отвечал ему невозмутимоСпаситель наш: «Намеренья твоиМне ведомы; ни дозволять тебе,Ни воспрещать не буду Я.Твори Все, что тебе дозволено от Бога,И большего не можешь ты!»Он смолк.Пред Господом склонился Сатана,И принятый им образ как туманРассеялся. На темных крыльях ночьСпустилася, усилив мрак пустыни;Пернатые в своих укрылись гнездах,И рыскали повсюду на свободеЛишь хищники из дебрей и лесов.Книга вторая
Ученики Иоанна Предтечи смущены исчезновением Мессии, принявшего крещение в Иордане. Их волнует сомнение и тайная мысль, что давно ожидаемый Спаситель мира только на время сошел на землю, чтобы после крещения и Божеского знамения снова вернуться к престолу Своего Отца. Собравшись в бедной хижине, они долго сетовали на свою судьбу, но потом эти сетования сменились надеждой на то, что Мессия возвратится назад. Матерь Божия, не зная, куда скрылся ее Сын, и скорбя об Его отсутствии, вспоминает день Его рождения, прибытие и поклонение пастырей, бегство с Божественным Младенцем в Египет, пребывание в Назарете, проповедь Отрока в храме и потом, отдавшись воле Господа, решает безропотно и терпеливо ожидать возвращения своего Сына. Между тем Иисус Христос в посте и молитве продолжает оставаться в пустыне. Потерпев первую неудачу, дьявол опять собирает начальников своих главных сил и, рассказав им, что Спасителя соблазнить гораздо труднее, чем Адама и Еву, просит их помощи и совета. Начальники обещают ему то и другое, и один из них, по имени Велиал, предлагает соблазнить Христа женщиной. Сатана укоряет Велиала за страсть его к женщинам и прибавляет, что Спаситель награжден свыше такими добродетелями, что в мире едва ли найдется женщина, способная соблазнить Его. Если же чем и можно искусить Его, то это, ввиду Его постоянного голода в пустыне, какими-нибудь изысканными яствами. Сон и пробуждение Спасителя. Взойдя на высокий холм, Он видит оттуда великолепный оазис и тотчас идет к нему. Здесь Он опять встречается с дьяволом, принявшим вид знатного и зажиточного землевладельца. Соболезнуя о долгом посте Спасителя, Сатана вспоминает повесть об Агари, о сынах Израилевых, странствовавших в пустыне, о пророке, который томился там голодом, и при этом говорит, что прежде на помощь ко всем страждущим являлись ангелы Божьи, на землю падала небесная манна, а вот теперь Иисус забыт и Небом, и людьми. Едва дьявол окончил свое повествование, как по его мановению является великолепный стол, уставленный самыми изысканными яствами. Дьявол предлагает Иисусу утолить голод, говоря, что виденное Им послано Ему самой природой. Спаситель отказывается от стола, который тот час же исчезает, и пристыженный дьявол предлагает Сыну Божию царство и богатство, говоря, что без этого нельзя увлечь народы за собой. Но Иисус отвергает и это и говорит, что для этого не нужны ни блеск, ни богатства, а необходимы только вера и добродетель.
Принявшие крещение меж темОсталися у иорданских водС Крестителем, и слышали ониСвидетельство его об Иисусе,Который был провозглашен Мессией.Уверовав в Помазанника Божья,Пошли за Ним Андрей, и Симон-Петр,И многие, которых именаНе названы в Писании Священном.Но вдруг от них Спаситель удалился,И радость их сомнением сменилась;То мнилось им, что временно ГосподьЯвлялся им и, словно Моисей,Он к Богу взят иль, словно Илия,Вознесся Он на колеснице в Небо,Однако, с тем, чтоб возвратиться в мир.Как в оны дни ученики пророкаОтыскивали всюду Илию,Так и они искали ИисусаВо всех местах, с Вифарою соседних,И в городах Салиме и ЕнонеНа берегу генисаретских вод.Но тщетными их поиски остались,И рыбаки, вернувшись к Иордану,Где шепчутся зефиры в тростниках,Там в хижине печали предались:«Какая нам надежда воссиялаИ как она нежданно исчезает!Явился нам Мессия долгожданный,Мы слышали учение Его,Исполненное благости и правды,И близкого спасенья ждали мы,Но вот себя с тревогой вопрошаем:Куда исчез Великий Искупитель?Пошли, Господь, Мессию Твоего!Ты видишь Сам: народ, Тобой избранный,Властители земные притесняютИ пред Тобой они забыли страх!Но будем ждать. Чрез своего пророкаГосподь явил Мессию Своего,Представшего во славе всенародно;Мы сами здесь беседовали с Ним,Делили с Ним жилище и трапезу.Итак, друзья, возрадуемся в сердце,На Господа возложим упованье:Желанного Мессию Он вернет, –Вернется Тот, в Котором полагаемВсе радости и всю надежду нашу».Так, сетуя, надеялись ониВновь обрести найденного однаждыБез поисков. Но Дева Богоматерь,Увидевши вернувшихся с крещеньяИ Господа меж ними не найдя,Встревожилась душою непорочнойИ молвила среди глубоких вздохов:«О, для чего сподобилась я честиБыть Матерью Спасителя и БогаИ слышала архангела привет:“Благословенна в женах ты!” Не меньшеСтрадала я, чем и другие жены,Когда на свет я Сына родилаИ в яслях Он приют Себе нашел.Затем бежать пришлося нам в Египет,Пока здесь жил жестокосердый царь,Избивший всех младенцев вифлеемских,Дабы Его вернее умертвить.Немало лет мы жили в Назарете;Здесь, углубясь в мечты и созерцанье,Не мог навлечь Он царских подозрений,Но вот теперь, достигнув зрелых лет,Я слышала, Он признан ИоанномИ Сам Господь именовал ЕгоВозлюбленным Единородным Сыном.Не славы, нет, – скорбей я ожидаю;Мне Симеон однажды предсказал,Что многие падут через Него,И многие возвысятся в народе,И острый меч вонзится в сердце мне.Итак, меня Всевышний возвеличилДля горестей и для великих мук,Благословенна буду я и скорбьюУдручена. Не смею ни роптать,Ни сетовать. Где медлит Он? К великимДеяниям готовится мой Сын.Когда Ему всего двенадцать летИсполнилось, Его я потерялаИ вновь нашла; я поняла тогдаИз слов Его, запавших в душу мне,Что Отчую Он исполняет волю,И с той поры я терпеливо жду».Так с кроткою покорностью ждалаГрядущего Святая Богоматерь,А Сын ее, постясь в пустыне дикой,Божественным питался размышленьем.Обдумывал в уединенье ОнВеликое послание Свое,Которому свершиться надлежало,Меж тем как враг, Христа предупредивО том, что он намерен возвратиться,Вновь полетел в воздушное пространство,Где адские владыки заседали.Удачею пред ними не хвалясь,В унынии повел он речь такую:«Великие монархи и князья,Которые звались сынами НебаИ сделались владыками в аду,Вернее же – властители стихий:Земли, воды и воздуха с огнем!Здесь царствовать могли мы без помехи,Но грозный враг войною беспощаднойВосстал на нас, и угрожаетОн Изгнанием в пучину преисподней.Собранием уполномочен вашим,Его найдя, пытался искушать я,Но победить Его не так легко,Как привести к падению Адама,Который пал, женою соблазнен.Тот человек (быть может, Божество,Хотя рожден от смертной) превосходитЕго во всем, от Неба наделенБожественно высоким совершенством,Безмерно благ и духом всеобъемлющ,Готовится к великим Он делам;А потому уверенность в успехеПитать нельзя, о чем предупреждаюЗаране вас; так будьте ж наготовеМне помогать советом и делами,Иль побежден я буду, полагавший,Что равного не знаю я себе».Так древний змей в сомненье говорил,И все его уверить поспешили,Что помогать они ему готовы.Тут поднялся развратнейший из духов,Тот Велиал, который АсмодеюНе уступал в постыдном сластолюбье,И молвил он: «Пусть на пути СвоемУвидит Он прекраснейших из жен,Которые богинь напоминают.Во всех краях найдется их немало;Постигшие любовное искусство,Пленив сердца волшебными речами,Они в сетях влекут их за собой.Подобные создания способныСуровый нрав победно укротить;Согнав с чела угрюмого морщины,Обольщены желаньем легковерным,Обмануты надеждой сладострастной,И мужественно твердые сердцаДоверчиво им предаются в рабство.Так твердое железо привлекаетК себе магнит. Не прелестью ли женскойБыл Соломон премудрый ослеплен,Которого заставили рабыниСоорудить кумирни их богам?»И возразил поспешно Сатана:«Ты, Велиал, прикладываешь меруКо всем свою, и только потому,Что в древности безумствовал по женам,Ты думаешь, что чарам красотыПротивиться никто не в состоянье?Нам ведомо, как ты вблизи чертогов,В полях, в лесах, у мшистых береговПодстерегал прославленных красавиц;Каллистою, Клименой, Антиопой,Сирингою, Семелою и ДафнойЗвались они, – и подвиги своиПриписывал языческим богам,Которых все под именами чтилиЮпитера, Нептуна, Аполлона,Сатира, Фавна, Пана иль Сильвана.Но многие победы презираютПодобные! Припомни лишь вождяПеллейского, а также Сципиона,Что отослал назад иберианкуПрекрасную. На высоте богатстваИ почестей для наслажденья толькоЖил Соломон, а потому соблазнуДоступен был. Но Тот, Кого стремимсяМы обольстить, мудрее Соломона,И если бы нашлась жена такая,Подобная богине красоты,Чтоб на нее Он бросить удостоилМгновенный взор, – Божественного взглядаВеличие, ее обезоружив,Повергло бы в благоговейный трепет.Ведь красота себе порабощаетЛишь слабые, ничтожные умы,Для сильных же – она игрушкой служит.Нет, к более возвышенным предметамПрибегнуть нам для искушенья надо,Искусственно облекши их личинойДостоинства и чести. РазбивалисьОб эту мель великие пловцы.Иль просто мы воспользуемся нынеПотребностью земной Его природы.Он голодом томится, и для пищиНет ничего в пустыне дикой.И так к Нему я снова приступлю».Окончил он, и крики одобреньяПослышались. Отборный легионБерет с собой коварный Сатана,И каждому из духов он внушает,Как действовать и поступать должно.В пустыню он бесплодную спешит,Где Иисус, сорокадневный постПеренеся, взалкал еще впервыеИ размышлял с Собою: «Где конец?Я сорок дней без пищи здесь скитаюсь,Но голода не чувствовал досель,А потому заслугой не считаюЯ этот пост и также не могуЕго к Своим причислить испытаньям.Но вот теперь впервые я взалкалИ голода мучений не страшусь,О них едва Я помышляю даже;Я думами питаюсь, от которыхЕще сильней алкаю Я исполнитьТо, что Отец повелевает Мне».Был час ночной, и Божий Сын возлегВ тени ветвей. Привиделись ЕмуЗаманчивые яства и напитки,И вороны, питавшие Илью,С которым Он делил его трапезу.Так ночь прошла, и жаворонок ранний,Предвестник дня, гнездо свое покинул;Взвивался высоко в небесах,Он песнею приветствовал зарю.И с легкостью такою же воссталСпаситель наш от ложа Своего;Увидел Он, что все Его виденьяЛишь были сном, и голода терзаньяПо-прежнему Он чувствует жестоко.Он поднялся на высоту холма,Дабы взглянуть, не видно ли овчарниИль хижины какой-нибудь вдали?Но перед Ним чарующая рощаРаскинулась, и, отдыха ищаВ тени ее, вступил туда Спаситель.В пути Ему попался человек,В богатые одежды облеченный,И Господу красноречиво молвил:«Вернулся я, Тебе служить готовый.Дивит меня, что тягостным лишеньямПодверженный, испытывая голод,Сын Божий здесь так долго остается.В былые дни – предание гласит –Сюда Агарь опальная бежалаИ ангелом утешена была.От голода среди пустыни этойПогибли бы Израиля сыны,Когда б Господь их манной не питал.Явившийся из Фесвы ИлияЗдесь пищею был дважды подкрепляем,И лишь один – все эти сорок дней –Ты более чем в сорок раз покинут».Но Сатане ответил Иисус:«Из этого что заключаешь ты?Они нужду имели в подкрепленье,В котором Я, как видишь, не нуждаюсь».«Но отчего ж Ты голод ощущаешь? –Промолвил враг. – И если бы теперьПоставили перед тобою пищу,Ужели Ты ее бы не вкусил?»«Все от того зависит, – отвечалЕму Христос, – кем будет пища этаПредложена».И молвил искуситель:«Ужель Тебе не все принадлежит?И не должны ль Тебе повиноваться,Тебе служить земные твари все?Не говорю о жертвенных животных,От мяса их и юный ДаниилНе пожелал отведать, – и о яствахНе говорю, предложенных врагом:Хотя в нужде кто стал бы колебаться?Но тем, что Ты претерпеваешь голод,Природа вся невольно смущена.Смотри: Тебе, как Богу своему,Спешит она достойно послужить,И всех стихий отборные дарыОна к столу Господнему приносит.Благоволи, присев, от них вкусить!»Взглянул Христос. Теперь не сновиденьем,Не грезою все это было. ОнВ тени ветвей украшенный по-царскиУвидел стол. Изысканные ястваНа том столе горою возвышались:С печением дичина, масса рыб,Которые благоухали амброй,Различные породы вкусных птицИ лакомых моллюсков, привезенныхОт озера Лукринского. В сравненьеС трапезою подобной как ничтожноКазалося то яблоко простое,Которое ввело жену в соблазн!Поблизости еще виднелся стол,Где редкие благоухали вина,И отроки в богатых одеяньях,Превосходя Гиласа с ГанимедомКрасой своей, стояли у стола,Готовые служить, а в отдаленьеВиднелися с цветами и плодамиРоскошными из рога АмалтеиПрекраснейшие нимфы и наяды,С которыми сравниться не моглиПозднейшие красавицы, чья прелестьВолшебная пленила Пеленара,Великого Логреса, ЛанселотаИ рыцарей, им равных по отваге.Чарующая музыка звучала:Свирели песнь и сладкострунных арф;Аравии далекой ароматыИ ранние благоуханья флорыСюда неслись на крыльях ветерка.Для пиршества с таким великолепьемУкрашено все было, и к ХристуВновь приступил коварный искуситель:«В сомнении, Сын Божий, отчегоТак медлишь Ты вкусить от этих яств?Отведать их закон не возбраняет.Они – не плод запретный, приносящийПознанье зла, но, жизнь оберегая,Врага ее уничтожают – голод.Взамен его собою наслажденьеДают они и подкрепляют силы.Живущие среди лесов, и вод,И воздуха, к Тебе стеклися духи,Служители покорные Твои,Готовые признать тебя ВладыкойИ почести, как Господу, воздать.Зачем же Ты, Сын Божий, пребываешьВ сомнении? Вкуси от этих яств!»Но Иисус спокойно возражает:«Ты сам сказал, что Мне принадлежитПо праву все. Зачем же я примуЕго как дар? Не сомневайся в том,Что Я могу со скоростью такой жеВоздвигнуть стол среди пустыни дикойИ ангелы, которых призову,Сюда явясь, на крыльях быстролетных,Облечены сияньем горней славы,За чашею прислуживать Мне будут.Зачем же ты навязываешь тщетноУслуги Мне? И нечего тебеО голоде заботиться Моем;Я пышную трапезу презираю,В дарах твоих одно коварство видя».С досадою ответил Сатана:«Ты видишь Сам, и я давать могу.И если же я, в силу этой власти,Даю Тебе по доброй ноле все,Что мог бы я другому предложить, –В нужде Твоей Тебе являя помощь, –То почему б Тебе не согласитьсяПринять ее? Но каждый мой поступокВ Тебя одни вселяет подозренья.Пускай же все идет на пользу людям,Которые, благодаря лишеньям,Обильное оценят угощеньеИ лакомства – дары далеких стран».Он повелел – и гарпии крыламиЗловещими незримо прошумели;Волшебный стол и яства – все исчезло;Один лишь неотступный искуситель,Оставшись с Ним, так говорит Христу:«Пред голодом, которым все живоеУкрощено, Ты был непобедим.Что вкус людей способно соблазнить –Желания в Тебе не пробуждает.Великому намеренью, великим ДеяниямТвой дух всецело предан.Но как и чем осуществишь Ты их?Громадные необходимы средства,Когда достичь великих целей жаждешь.Безвестен Ты и в бедности живешь,Лишен друзей и знатного рожденья,И, голода мученья вынося,Ты, одинок, блуждаешь здесь, в пустыне.Каким путем величия достигнутьСтремишься Ты и в чем Твоя надежда?Где можешь Ты влиянье приобресть,Сторонников и слуг? Чем привлечешьБеспечную народную толпуКоторая последует за тем,Кто угощать ее на славу может?Друзей, почет, победы и престол –Возможно все деньгами приобресть.Чем Антипатр и сын его достиглиВеликого престола ТвоегоИ сделались царями Иудеи?Лишь золотом! Добудь Себе сначалаСокровища и накопи богатства:Тебе легко при помощи моейИх приобресть. И счастье, и богатство –В моих руках. К кому благоволю –Сокровищам своим не знают меры,А добродетель с доблестью и мудрость –В забвении и бедствуют жестоко».Но Иисус ответил терпеливо:«Однако же без этих трех достоинствЯвляется бессильным и богатство,Которое доставить неспособноМогущество, а если и доставит,То удержать его не в состоянье.Об этом все свидетельствуют царства,Что рушились, достигнув лроцветаньяВеликого, – меж тем как бедняки,Которые святую добродетельВ душе своей сумели воспитать,Славнейшие деянья совершали.Примерами нам служат ИевфайИ Гедеон, а также юный пастырь,Которого потомки воцарилисьВ Израиле. Они вернут себеПрестол его, и царству их не будетКонца вовек. Язычество самоФабрициев, и Курциев своих,И Регулов имело в дни былые.И высоко Я ставлю тех мужей,Которые, богатство презирая,Хотя б оно царями предлагалось,И в бедности могучими деламиПрославились. И почему же Я,В нужде Моей, исполнить не могуТого, что было ими свершено,А может быть, и большего еще?Не пробуй же превозносить богатство,Кумир глупцов и бремя мудреца,Иль западню опасную. ОноСпособно лишь ослабить добродетельИ притупить к делам великим рвенье.Ты говоришь о царстве? Но его,Как золото, равно Я презираю.Блестящая по внешности коронаЯвляется из терния венцом.Опасностей немало и тревогНесет с собой монархам диадема,Которые на плечах выноситьОбязаны всю тяжесть государства:В том состоит обязанность царя,Достоинство его и добродетельСо славою. Но кто и над собоюСамим царит, страстями управляя,Желаньями и страхами своими, –Лишь только тот – воистину монарх!И этого достигнуть может каждыйДостойный муж, а если не достигнет,Напрасно он пытаться будет правитьНародами, толпою своевольной,Когда в душе владыки самогоЦарят борьба страстей и безначалье.И к истине учения путемВести народ из тьмы духовной к свету,К познанию и почитанью Бога –Не выше ли подобная задача,Чем царское достоинство и власть?Кому ее исполнить суждено,Тот на земле лишь души побеждает –То высшее, что в человеке есть.Не нужно Мне предложенных богатств,В сокровищах самих Я не нуждаюсь,И не нужны сокровища твоиКак средство Мне: с их помощью не стануЯ к скипетру монаршему стремиться».Книга третья
Потерпев новую неудачу, пристыженный и озлобленный, Сатана решает прибегнуть к старой хитрости змея. Он старается искусить спасителя славой и почестями, но Христос спокойно отклоняет его предложение и снова приводит в пример многострадального Иова. Дьявол возражает, говоря, что и Сам Господь Бог добивается славы и чести, которую должны воздавать Ему силы земные и небесные. Когда Христос и в этом опровергает Сатану, то последний, сначала ничего не говоря, потом взывает к Божественному Посланнику спасти народ Божий от римского порабощения. Христос отвечает ему, что это уже предусмотрено, и присовокупляет вопрос о том, что неужели Сатана не знает, что и он со временем потерпит падение. Соглашаясь притворно со словами Спасителя, Сатана возносит Его на вершину высокой горы и оттуда указывает на роскошную страну, по которой идут войска и то и дело вступают в бой. Сатана предлагает Христу принять начальство над одним из войск и отвоевать престол царя Давида. Христос отвечает, что час Его еще не настал, но если он и настанет, то для Него не понадобятся ни войска, ни оружие, и в заключение говорит, что придет час, когда все народы будут свободны. Сатана признал себя побежденным и на этот раз, хотя и не понял истинного значения слов Христа Спасителя.
Так говорил Сын Божий. СатанаСтоял пред Ним безмолвный и смущенный,Не находя достойного ответа.Он был разбит и слабость сознавалВсех доводов своих и убеждений.И наконец, призвав на помощь хитростьЗмеиную, сладкоречиво молвил:«Да, вижу я: Тебе открыто все,И разрешить Ты можешь все вопросы;Дела Твои согласны со словами,Слова ж Твои для выраженья служатТвоей души великой, а душаЯвляется высоким воплощеньемПремудрости, и правды, и добра.Подобные уриму и туммиму,Пророческим каменьям драгоценным,Украсившим нагрудник Аарона,Слова Твои премудростью блистают.В сужденьях Ты не можешь ошибаться,И если бы на поле ратной славыТы призван был – и с малою дружинойТы доблестно завоевал бы мир.Зачем же Ты Божественных даровСияние таишь в уединеньеИ здесь один в пустыне дикой бродишь?Вселенную зачем лишаешь ТыВозможности делам Твоим дивиться,А Самого Себя лишаешь славыИ почестей, незаменимой славы,Единственной награды несравненной,Которая стремленья пробуждаетМогучие и пламенем своимИзбранников высокие умыИ чистый дух охватывает дивно.Она горит в возвышенных сердцах,Которые не придают значеньяСокровищам и почестям иным.Ты зрелых лет достиг уже давно,Моложе был властитель македонский,Когда престолом Кира завладел,И Сципион, гордыню КарфагенаУнизивший, а также и Помпей,Когда, смирив понтийского царя,В столицу он вступал как триумфатор.Но зрелые года не умаляют,Наоборот, – усиливают в насЖелание прославиться. Сам Цезарь,Которому дивится целый мир,Чем далее, тем больше жаждал славыИ с горечью оплакивал года,Протекшие без славы для него».И отвечал спокойно Иисус:«Ты убедить Меня не в состоянье.Не стану Я искать земных сокровищ,Дабы обресть владычество земное,И не ищу владычества для славы.К чему она и что она такое?Ничтожный блеск, народная хвала,А сам народ – не жалкое ли стадоИ пестрый сброд, превозносящий частоТо, что скорей достойно порицанья?И хвалит он, не зная сам кого,Пленяется, не зная чем. УжелиЦенителей подобных восхищеньеЖелательно? Неодобренье ихНе служит ли скорее похвалою?Как счастлив тот, кто это сознает!Не многие разумны между ними.Не многих же разумных похвала,К несчастию, не составляет славы.Когда Господь, увидев человекаДостойного, его превознесетИ ангелы, ликуя непритворно,Ему хвалы святые воспоют –Вот истинная слава! Так случилось,Когда Господь, Иова прославляя,Спросил тебя (ты должен это помнить!),Видал ли ты раба Его, Иова?Он более был славен в Небесах,Чем на земле, где ложно превозносятВсе, что хвалы бывает недостойно.Находится в глубоком заблужденье,Кто славою великою считаетОдерживать победы, покорятьОружием народы и в странуВносить с собой одно опустошенье.Что делают подобные вожди?Резня, грабеж, людей порабощенье –Вот их дела. Плоды любви и мираНа их пути бесследно погибают.Затем они в гордыне без пределаЖелают стать для мира божествамиИ требуют, чтоб поклонялись им.Они себя сынами величаютЮпитера и Марса, торжествуя,Покуда смерть стопой победоноснойК ним не взойдет, и образ человекаВ их облике, запятнанном пороком,С усилием узнает смерть сама.Постыдная, мучительная смерть –Достойная награда их геройству.Но если бы в той славе, о которойТы говоришь, и заключалось благо, –Насилие и войны устранив,Иным путем ее достигнуть можно:Премудростью, терпеньем, воздержаньем.Опять в пример Я приведу того,Кто выносил гонения твоиС терпением воистину небесным.Вторым за ним считаю Я Сократа.За истину пожертвовавший жизнью,Не равен ли славнейшим он героям?Кто подвига не бескорыстно ищет –Лишается награды за него.И буду ли к такой стремиться славе,Которую лишь честолюбцы ищут,Ее порой ничем не заслужив?Не для Себя ищу Я вечной славы,Но для Того, Кем послан Я, и в этом –Свидетельство посланья Моего».И, возроптав, ответил искуситель:«С презрением Ты думаешь о славе,Которою, Великий Твой ОтецТак дорожит. Своей лишь славы радиОн сотворил вселенную, и в нейВсем правит Он и всем повелевает.На Небесах всечасно прославляем,Он требует хвалы и от людей,От всех племен: от эллинов, евреевИ варваров, и Он желает даже,Чтоб мы, Его заклятые враги,Его в своих хваленьях прославляли».И отвечал с горячностью Спаситель:«Он требует лишь должного Себе.Все создалось не по Его ли слову?Не славы Он искал первоначально,Но захотел излить Свои щедротыИ милости на все, что существует.Чего же мог Он требовать за это,Как не хвалы признательных сердец?Ужель взамен Ему пренебреженьем,Обидами должны они платить?Печальная награда, воздаяньеЖестокое за множество даров!И славы ждать – пристало ль человеку?Ведь он ничем своим не обладаетИ лишь хулы достоин и стыда.Он отступил от Бога вероломно,И тем себя блаженства он лишил.И, несмотря на это, он дерзаетКощунственно присваивать себеТо, чем один Всевышний лишь владеет.Но милости Господни беспредельны:О собственной не помышляя славе,Стремится Он лишь тех превознести,Кто воздает хваления Ему».Так говорил Сын Божий. СатанаПодавлен был виновностью своеюИ в первый миг не находил ответа.Но вскоре он измыслил ухищреньеИ возразил: «Суди о славе так,Как думаешь, но Ты рожден для царства,Наследником Давидова престола.Твои права – в руках у властелинаМогучего. Добытое оружьемОн нелегко уступит. ИудеяСвященная с землей обетованнойНаходятся теперь во власти Рима,Где царствует Тиверий. Не всегдаВладычество чужое было кротким;Властители нередко осквернялиГосподень храм, подобно Антиоху.Ужели Ты, безвестным пребывая,Права Свои намерен возвратить?И Маккавей в пустыню удалялся,Но не один – с вооруженной силой, –И приобрел сынам своим венец.Но если Ты к престолу не стремишься,Пускай Тебя подвигнут долг и рвенье.А рвение и долг не любят медлить.Освободив страну свою от игаЯзычников, пророков предсказаньяИсполнишь Ты, Тебе предрекших царство,Которому конца вовек не будет.И чем скорей придет оно, тем лучше.Так царствуй же, повелевай мирами!»И отвечал на это Иисус:«Свершится все, когда настанет время,Воистину так сказано в Писанье.Быть может, Сам Всевышний предназначилМне пребывать в смиренном состоянье,Претерпевать гоненья и обиды,Презрение, насилье для того,Чтоб приучить Меня к повиновенью.Умеющий страдать – умеет такжеИ действовать. Тот – лучший повелитель,Кто приучен к повиновенью был.Но обо Мне к чему твоя забота?Зачем ко Мне с допросами твоимиТы приступать пытаешься? УжелиНе знаешь ты, что гибелью твоеюТот будет день, когда возвышусь Я?»И, внутренне затрепетав от страха,Спасителю ответил искуситель:«Да будет то, что будет! для меня –Надежды нет на милосердье Бога;Где нет ее – не может быть и страха.Томительней бывает ожиданье,Чем самое несчастие, и в худшем –Теперь мое прибежище и цель.И будешь ли Ты царствовать иль нет –И понесу за преступленье кару.К Тебе хочу прибегнуть с упованьем:Твой кроткий лик и благосклонный взорВнушают мне отрадную надежду,Что, облаку подобно в знойный день,Ты оградишь Собой меня от гневаВсевышнего, Которого страшусь я.И если сам я к худшему стремлюсь,Зачем же Ты так медлишь на путиК всеобщему блаженству и не хочешьВселенную скорее осчастливить,Над нею став достойнейшим царем?Иль, может быть, Ты медлишь потому,Что погружен глубоко в размышленьяО подвигах, что предстоят Тебе?Я не дивлюсь. Хотя соединяешьВ Своей душе Ты совершенства все,Которые доступны человеку,Но жизнь Твоя текла в уединенье.Лишь в городах немногих ГалилеиТебе досель случалося быватьИ посещать однажды в год столицуНа краткий срок. Ты мало наблюдалИ до сих пор еще не видел света,Понятия не можешь Ты о славеЕго иметь, о царстве и монархах,О роскоши и блеске их дворов.А между тем наставник лучший – опыт,Без опыта мудрейший человекСтановится неловким и смущенным,Как юноша-пастух, нашедший царство,Покуда он отыскивал ослов.Но я хочу возвесть Тебя туда,Откуда Ты во всем величье ихВоочию увидишь царства мира,И, в царственной науке искушен,Познаешь Ты, как приступить к борьбе».И власть ему была дана такая,Что с этими словами ИисусаНа гору он высокую возвел.Вокруг ее подножья расстилаласьОбширная равнина. По краямСтруились две прекрасные реки,Неся, как дань, свои потоки морю.Пшеницею, елеем и виномБыла земля окрестная богата,На пастбищах везде стада паслися,И с башнями виднелись городаРоскошные – властителей столицы.Настолько был обширен кругозор,Что вдалеке виднелися пустыниБезводные и дикие.Дух зла,Взойдя туда, коварно речь повел:«Ты видишь ли, с какою быстротоюПеренеслись с Тобою мы сюда?Преградою нам не были ни горы,Ни лес, ни степь, ни стены, ни моря.Смотри, вот здесь Ассирия. ГраницыЕе – Аракс и Каспий; на востоке –Могучий Инд, на западе – Евфрат,На юг – залив Персидский и пустыниАравии. Вот это – Ниневия,Которую построил славный Нин,Салманасара гордого столица,Чье торжество плененный им ИзраильЕще досель оплакивает горько.Вот Вавилон, народов удивленье;Он перестроен тем, кто ИудеюПоработил и весь Давидов дом,Которые в неволе пребывали,Покуда Кир им не вернул свободу.Вот Персеполь и Бактра. Там видныРоскошные палаты Экбатаны,Гекатомпил стовратый. Дальше – Суза,Река Хоасп, янтарная река,Одни монархи пили из нее.Вот ставшая известною позднееСелевкия. Там видишь АртаксатуИ Ктесифон, которые теперьПринадлежат парфянам. Арзазес,Монархии парфянской основатель,Отвоевал все эти городаУ преданных веселью Антиохов.Ты видишь все могущество его.Парфянские дружины в КтесифонеСбирает царь, дабы идти на скифов,Набеги чьи тревожат Согдиану.Смотри, в каких воинственных доспехахПолки его в сраженье выступают.Оружье их, окованное сталью,Всегда врагам бывает смертоносно,Их конница в бою непобедима.Смотри сюда, как строятся ониИскусно в ромб, крыло и полумесяц».Взглянул Христос и рати увидалНесметные в вооруженье легком,Отвагою дышали конь и всадник;Со всех сторон монархии обширнойВ сражение собрался цвет бойцов:От Маргианы до гирканских скал,От Мидии и с юга Сузианы.Он увидал, как, в боевом порядкеПостроившись, неслися в бой ониИ, от врага искусно ускользая,На всем скаку в него метали стрелы,Себе в победу бегство обратив.От множества оружья разливалсяНад полем всем какой-то тусклый блеск.Тут не было в пехоте недостаткаИ в латниках, закованных в бронюТяжелую. Рабочих легионы,Вооружась лопатою, киркоюИ топором, усердно вырубалиВокруг леса, холмы уничтожаяИ возводя искусственные горы,Свободные оковывая рекиПлотинами, подобными ярму,И прочными мостами, по которымВерблюды шли, тащившие обозы.Не так велик был Агрикана стан,Когда со всею северной дружинойОн осаждал Альбракку для того,Чтоб овладеть прекрасной Анжеликой.При зрелище подобном преисполнясьУдвоенною смелостью, к ХристуВновь приступил отважно искуситель:«Дабы видал и убедился Ты,Что не ищу святую добродетельТвою сгубить и обольстить Тебя, –Наоборот, стараюсь я, насколькоВозможно мне, успех Твой обеспечить, –Тебя прошу я: слушай и вникай!Хотя Тебе предсказано даренье,Но, если Ты не станешь подражатьВеликому Давиду и к томуСтараний всех усердно не приложишь,Тебе вовек престола не достигнуть.Таков и смысл пророческих речей.Но если бы, с согласья иудеевИ самарян, Давидовым престоломТы овладел, как можешь Ты паритьВ спокойствии, теснимый с двух сторонПарфянами и Римом? ЗаключитьС одним из них союз необходимо.Возьми Себе в союзники парфян,Вторженье их опасно Иудее:Недавно в плен, на римлян невзирая,Уведены Гиркан и Антигон.Посредством ли союза иль победы –Я предаю во власть Твою парфян.И только с их содействием Ты можешьПриобрести наследственный престолИ братий всех от десяти коленИзраиля, томящихся в неволе,Освободить. Все десять сыновейИакова и двое сыновейИосифа досель рабами служат,Как в древности служили их отцы.Итак, прими, что предлагаю я, –И лишь тогда, не ранее, от рабстваОсвободишь собратий Ты Своих,Со славою воссядешь на престолеДавидовом и царствовать Ты будешьДо самого Египта и Евфрата,Ни кесаря, ни Рима не страшась».И отвечал ему невозмутимоСпаситель наш: «Ты взору МоемуПредставил здесь немало образцовТщеславного величия земногоИ бренного оружия, снарядов,Которые так трудно изготовитьИ так легко бывает уничтожить.Мой слух пленить намеревался тыВсей глубиной соображений тонкихПо поводу взаимных отношенийДрузей, врагов, сражений и союзов –Всего, что в мире важное значеньеМогло б иметь, но чуждо для Меня.Ты говоришь, прибегнуть к этим средствамМне следует, чтоб не утратить царства, –И говорю, что время не пришло!(И чем поздней Мое настанет время,Тем для тебя же лучше!) Но когдаПридет оно – бездействовать не стануИ слабостью не укорят Меня.Нуждаться Я не буду ни в советах,Ни в боевых орудиях твоих,Которые, лишь бременем являясь,Доказывают слабость, а не силу.По-твоему, освободить Я долженВсех сыновей Израиля, которыхТы братьями Моими называешь,Когда хочу со славою взойтиЯ на престол наследственный Давида,Соединив под скипетром МоимВсе племена Израиля? ОткудаЯвляется в тебе такое рвеньеК Давидову престолу и народу?Куда оно девалося, когда,Тщеславием смущая иудеев,Ты им внушал о переписи мысльИ более семидесяти тысячПогибло их от язвы моровой?Вот каково твое усердье былоК Израилю, и ныне таковоОно ко Мне! А что же до племенКасается, томящихся в оковах,Они тому подверглись добровольно,От Господа отпав и поклонясьЯзыческим Ваалу с Астаротом.Но идолам преступное служенье –Не худшее из беззаконий их.Во времена плененья не смирилисьПред Господом, не каялись они,Но умерли, оставив по себеПохожее на них во всем потомство,Которое чтит идолов и Бога.И стану ли радеть о их свободеЯ для того, чтоб, свергнувши оковы,Они опять вернулись к поклоненьюСвоим богам в Вефиле или Дане?Пускай врагам слугою будет тот,Кто Господу и лжебогам служил.А может быть (известно только БогуЕдиному, когда случится это),Захочет Он, как было АвраамуВозвещено, к раскаянью и правдеБожественным глаголом их вернуть.И в этот день, когда в страну роднуюИх племена, ликуя, поспешат,На их пути расступятся все водыАссирии, как перед их отцами,Спешившими к Земле обетованной,Разверзлися морская глубинаИ светлые потоки Иордана.Покуда же предоставляю ихЯ времени и промыслу Господню».Такой ответ, уничтожавший козниВрага Небес, дал истинный МонархИзраиля, и участь постигаетТакая же хитросплетенье лжи,Когда она в борьбу вступает с правдой.Книга четвертая
Сатана настойчиво упорствует на продолжении начатого им предприятия. Он открывает Христу вид на столицу древнего мира. Это – Рим. Подробное описание города и его дворцов и храмов. Народы, пришедшие сюда на поклонение. История упадка Римской империи, ее развратных правителей, заботившихся только о наслаждениях. Сатана обещает посадить Богочеловека на престол римских кесарей. Спаситель отклоняет предложение Сатаны и намекает на изгнание самого дьявола раньше изгнания развращенных кесарей и приказывает ему отойти. Сконфуженный и устрашенный, Сатана уверяет Христа в том, что он хотел только убедиться, действительно ли Он – Сын Божий, посланный сокрушить силу ада. Сатана показывает Христу Афины и называет ее философов и великих людей, но Христос отрицает их учение и указывает на богопознание. Сатана переносит Христа обратно в пустыню, и Спаситель снова засыпает, но и во сне Сатана тревожит его различными сновидениями. И дьявол, и силы его делают последнюю попытку. Сатана переносит Христа в Иерусалим и, поставив на крыше Соломонова храма, предлагает ему броситься вниз, чтобы доказать Свое Божественное происхождение. Ответ Христа. Дьявол исчезает, а появившиеся ангелы переносят Сына Божия в цветущую долину, где, напитав Его трапезой, прославляют победу Его над дьяволом.
В смущении от новой неудачи,Не находя ответа Иисусу,Стоял пред Ним безмолвно Сатана,Изобличен в коварстве и обманутВо всех своих надеждах многократно.Лукавая чарующая речь,Которая собой пленила Еву, –Бессильною оказывалась здесь.В поспешности и гордом самомненьеНе взвесил он заранее ни силыПротивника, ни собственной своей.И все-таки в борьбе он продолжалУпорствовать. Так иногда хитрец,Считающий себя непобедимымИ понеся случайно пораженье,Где менее всего он ожидал,Чтоб сохранить доверие к себе,Преследовать упорно продолжаетПротивника и подвергать соблазну,Хотя всегда бывает посрамлен.Во времена уборки винограда,Когда везде струится сладкий сок,С жужжанием над ним кружатся мухи,И тщетно их стараются прогнать.Так иногда бушующие волныВ твердыню скал упорно ударяютИ, брызгами рассыпавшись вокруг,Стремятся вновь на приступ безнадежно.Так Сатана, разбит неоднократно,К молчанию постыдно приведен,Отчаявшись в успехе козней хитрых,Не отступал. Он перенес ХристаНа западную сторону горы,Откуда Тот увидеть мог равнину.Граничило на юге с нею море,На севере высокой горной цепьюОна была защищена от ветров.На берегах реки, пересекавшейПрекрасную долину, возвышалась,Раскинувшись среди холмов,Роскошная столица. УкрашалиЕе дворцы, водопроводы, храмыИ портики, трофеев целый ряд,Которые окружены казалисьСо всех сторон цветущими садамиИ рощами.И молвил искуситель:«Перед Тобой – великий, славный Рим.Завоевав владычество над миром,Прославившись во всех концах вселенной,Добычею обогатился он.Там, на скале тарпейской, КапитолийВиднеется, слывущий неприступным,А далее, на Палатине, видишьТы кесарей роскошные палаты –Создание великих мастеров.Издалека блистает позолотаТеррас, и крыш, и башенок дворца.Мой телескоп воздушный наведен,Гляди в него на кровли и колонны,На дивную из мрамора резьбу,Слоновой кости, золота и кедра.Отсюда взор к воротам обрати:Какой прилив народа и отлив!Вот преторы, проконсулы спешатВ провинции, вот ликторы с жезламиИ воинов блестящие когорты.А там в пути виднеются послыИз дальних стран: Сиены и Мерои,Из Индии, а также от парфян.Ты видишь ли их смуглые черты,Увенчанные белыми чалмами?А вот еще из Галлии послы,Из Кадикса, Британии, а также –Германии и Скифии, из дальнихСарматских стран, лежащих за Дунаем.Народами повелевает Рим,Властитель их – великий римский кесарь.И римские обширные владенья,Могущество, богатство, совершенство,Которого достигли здесь искусстваС военною наукою, – все этоТы справедливо мог бы предпочестьМонархии парфянской. ИсключаяДвух этих царств, коснеют остальныеВ невежестве и варварстве, и ихПоказывать не стоит. ПоказавДва первые, я показал ТебеВо славе их два царства мировых.У кесаря нет сына. ПрестарелыйИ преданный распутству, удалилсяВ Капрею он, на остров укрепленный,Чтоб втайне там творить свои бесчинства,Доверивши правления трудыЖестокому любимцу своему,К которому, однако, – ненавистныйДля каждого и ненавидя всех, –Доверия он также не питает.И если б Ты, столь щедро одаренныйВсем, что иметь монарху подобает,Явился вдруг и начал совершатьВысокие деяния Свои –Ты без труда низвергнул бы тирана,Освободив от ига Свой народ.Ты этого при помощи моейДостигнул бы: я властью обладаю,Которую Тебе передаюПо праву я. Поставь Своею цельюВладычество над миром, а иначе,Пророчествам древнейшим вопреки,Ты на престол Давидов не взойдешьИль царствовать недолго будешь Ты».И отвечал Сын Божий безмятежно:«Весь этот блеск, величие и роскошьОчей Моих и духа не пленяют,Как не пленил военной славы блеск.Ты должен бы еще поведать Мне,Которого терзают голод с жаждой,O пиршествах и дивных празднествах,Где пенится в сосудах дорогихИз золота, из хрусталя и мирры,Украшенных каменьями, виноИз Сетии, Фалерны и Хиоса.Ты показал Мне множество послов.Не почестью, но времени потерейСчитаю Я обязанность вниматьПриветствиям послов иноплеменных,Исполненным условной лжи и лести.Ты говоришь, что кесаря легкоМне покорить, но если вместе с нимНизвергну Я и демона, которыйЧудовищем его подобным сделал?Пускай казнит жестокого тиранаЕдинственный его мучитель – совесть.И не затем Я послан, чтоб народОсвободить, победоносный прежде,Но низостью паденье заслуживший.Кто из мужей, воистину великихИ доблестных, освободить захочетТаких людей? И внешняя свободаСпасет ли их от внутреннего рабства?Узнай: когда воссяду на престолеДавидовом, он с деревом сравнится,Которое распространяет теньНад целою вселенною, иль с камнем,Которому разрушить сужденоМонархии земные. ВоцарюсьИ царствовать Я буду бесконечно,А как должно все это совершиться –Тебе о том не подобает знатьИ открывать не должен я тебе».И возразил бесстыдный искуситель:«Да, вижу я, как мало ценишь ТыВсе, что Тебе охотно предлагаю.Ты все отверг; в желаниях разборчивБезмерно Ты иль рад противоречить,Но знай и Ты, что я ценю высокоДары свои и их не расточаю.Тебе готов земные царства всеЯ даровать, они – мои владенья,И их даю тому, кто мне угоден.Для этого одно условье ставлю:Ты должен пасть передо мною ниц,Как пред Твоим верховным господином.Взамен Ты все получишь от меня,Но меньшего потребовать могу лиВ отплату я за столь великий дар?»Спаситель наш с презреньем отвечает:«Словам твоим и предложеньям гнуснымИ ранее внимал Я неохотно,Теперь они внушают отвращенье,С тех пор как ты осмелился поставитьПостыдное условие твое.Но Я стерплю, покуда власть имеешьТы надо Мной. Не сказано ли так:“Ты Господу Единому послужишьИ одному поклонишься Ему?”А ты меж тем дерзаешь предлагать,Чтоб Сын Его склонился пред тобою,Великое проклятые заслужившим,Которое теперь умножил тыПопыткою кощунственною этойИ более преступной, чем соблазн,Которому в былом подверглась Ева.Но близок час раскаянья и кары.Тебе даны земные государства?Но может быть, как похититель, имиВладеешь ты? Тогда не говориМне о правах. А если же тебеДарованы они Царем царей –Как дурно ты Его благодаришьЗа дивный дар! Но стыд и благодарностьИ Божий страх настолько ты забыл,Что предлагать Его же достояньеКощунственно дерзаешь Сыну Божью,Осмелившись условием поставить,Чтоб Я тебе, как Богу, поклонился.Прочь от Меня! Проклятьем заклейменный,Воистину ты – злобный Сатана».Спасителю в смущении и страхеОтветил враг: «Сын Божий, не считайРечей моих жестоким оскорбленьем,Ведь Божьими сынами называютИ ангелов, а также и людей.Дабы узнать, насколько Ты стоишьПревыше их в Твоем священном праве,Я от Тебя потребовал того,Что воздают мне ангелы и люди.Народы все и тьмы воздушных силМеня своим владыкой признают.И знать, кто Ты, – не ближе ли всегоКасается меня? ПредреченаС пришествием Твоим моя погибель.Не пострадал от искушенья Ты,Наоборот – прославился, меж темКак цели я желанной не достигнул.Откинь же мысль о царствах мировыхСо славой их пустой и скоротечной;Не стану я советовать ТебеПриобретать владычество над ними.Но мнится мне, что более венцаТебя влекут наука, созерцаньеИ высшие вопросы. Я сужуПо Твоему поступку в годы детства:Покинув Мать, вернулся Ты во храм,Где найден был вступившим в состязаньеС учеными раввинами. СудилТы обо всем, подобно Моисею,И Сам учил, не поучался Ты.Понятие дают о человекеМладенчества и отрочества годы,Так ясное иль облачное утроТакой же день предвозвещает нам:Прославься же премудростью СвоеюНа целый мир! В законе Моисея,В Писаниях пророков, в ПятикнижьеНе все еще открыто и понятно.Язычники, познанья почерпаяЛишь из одной природы, поражаютУченостью своею. УбежденьемПодействовать Тебе на них должно;Но с ними как беседовать Ты станешьИ убеждать, не зная их ученья?И прежде чем вершину созерцаньяПокинешь Ты, взгляни сюда, на запад;Там высится у берегов эгейскихПостроенный на диво чудный город,Где воздух чист и почва плодоносна.Афинами зовут его и окомПрекраснейшей Эллады. Он – отчизнаИль лучшее прибежище ума,Учености, искусства, красноречья.Ученые вкушают там покойВ тени садов и рощ его зеленых.Вот зданье Академии и рощаМасличная – убежище Платона,Где слышатся напевы соловьев.Там, на холме, зовущемся Гиметом,Жужжащих пчел трудолюбивый ройФилософам собою размышленьяВнушал не раз. Вдали Иллиса водыИ тот Лицей, где Александр ВеликийВоспитывался некогда. Вот Стоя,Где Ты поймешь гармонию стихаИ музыки; творения Гомера,Великого слепца, услышишь Ты,Чьи песни Феб именовал своими,Трагедии в хореях или ямбах,Что мудрости и нравам поучаютИ в образах наглядных и живыхПревратности судьбы изображают,Великие деяния и страсти.Оттуда Ты к витиям перейди,Которые лишь силой красноречьяНародные волнения смиряли;Склони Свой слух к премудрому ученью,Нашедшему под кровлею Сократа,Убогою и жалкою, приют.Воистину мудрейшим из людейСчитался он; его сладчайшей речьюПиталися все школы мудрецовОт стоиков и до эпикурейцев.Усвой себе все слышанное здесь,Тогда вполне Ты будешь подготовленК принятию всей тяжести правленья,Как истинный властитель и монарх».Ему Христос премудро отвечает:«Предполагать тебе предоставляю,Неведомы иль ведомы ученьяВсе эти Мне. От этого не будуЯ меньше знать. Кто свыше просветленИсточником животворящим света,Не может Тот в учениях нуждаться,Которые основаны притомЛишь на одних предположеньях ложных.Не первый ли философ сознавался,Что знает сам лишь то, что ничегоНе знает он? Второй стремился к баснямИ вымыслам, а третий подвергалСомненью все, что в мире несомненно.Одни, высоко ставя добродетель,Не в ней одной, однако, полагалиВсе счастие, но также в долголетьеИ роскоши; другие же искалиЕго в одних лишь чувственных утехах,А стоики – в презренье ко всему.Увы, чему способны научитьВсе мудрецы подобные, когдаОни самих себя не постигают,Понятия о Боге не имея,O таинствах великих мирозданья,О горестном паденье человека,И, меж собой толкуя о душе,Они о ней превратно рассуждают,В самих себе находят добродетельИ лишь себе приписывают славу,Не Господу, скорей, винят Его,Зовя Его судьбою или счастьем?Кто истину найти у них захочет –Обманутый найдет лишь пустоту.Спасения не вижу в многокнижье,И всякий, кто читает непрерывноИ ничего не вносит своего,За истину способен тот принятьПустые побрякушки, как ребенок,Сбирающий на берегу каменья.Но если бы в свободные часыЗадумал Я в гармонии стихаИль в музыке искать Себе усладу –Какой язык при этом был бы МнеПриятнее родного языка?Не наши ли еврейские псалмыИ звуки арф пленяли вавилонян?И эллины лишь подражают намВ чарующем искусстве песнопенья.Но их певцы нам дурно подражают,Богов своих пороки воспевая.И если бы от песнопений ихОткинуть все блестящие прикрасы,Подобные румян густому слою,Который лик блудницы покрывает, –Каким пустым окажется и жалкимОбманчивое содержанье их!Возможно ли к сионским песнопеньямИх приравнять, Господним славословьемИсполненным и боговдохновенным?Ораторов и деятелей ихИскусное витийство восхваляешьТы предо Мной. К отечеству питаютОни любовь, но даже в этом – нижеИзраильских пророков и вождей,Наставленных в своих деяньях свыше.В Законе их, проникнутом величьемИ простотой, изложены началаГражданского правления мудрей,Чем у витий красноречивых РимаИ Греции. Легко узнать из них,Каким путем на прочных основаньяхРодной народ возможно осчастливитьИ что собой порою губит царства,С лица земли стирая города.Верней всего Израиля ЗаконОбразовать способен государя».Так говорил Сын Божий. Сатана,К полнейшему смущенью приведенныйИ стрелы все напрасно истощив,Спасителю, нахмурясь, возражает:«Когда Тебя ни почести, ни царстваС богатствами, ни таинства наук,Ни ратный блеск собою не пленяют,Тебе всего пристойней оставатьсяВ пустыне той, где я нашел Тебя.Но знай одно: раскаешься Ты вскореВ том, что отверг предложенную помощь, –Во цвете лет взошел бы на престолДавидов Ты, со славой воцарившись.А ныне же созвездья предвещаютТебе борьбу, гонения, труды;Претерпишь Ты презренье, поруганьеИ, наконец, насильственную смерть.Тебе они предсказывают царство,Но не могу понять еще: какое?И мнится мне, ему конца не будет,Как не было начала. Но когдаПридет оно – умалчивают звезды.Так говоря (он знал, что власть егоНе кончилась), в пустыню ИисусаОн перенес и там Его оставил,А сам исчез. Кругом ложилась тьма.Спаситель наш, претерпевая голодСо стужею, покорно удалилсяПод сень дерев, дабы главу СвоюОт сырости укрыть под их защитой.Но сон Его тревожил искусительВиденьями. В обоих полушарьяхСвирепствовал жестокий ураган,И гром гремел, и молнии сверкали,Вода с огнем мирились для того,Чтоб выполнить задачу разрушенья.Из каменных пещер четыре ветраВдруг вырвались и вторгнулись в пустыню,Высокие деревья сокрушаяИль до земли склоняя их. Сын Божий,От бури был Ты плохо огражден,Но устоял, презревший искушенье!Все духи тьмы с рычаньем обступилиТебя толпой, и огненные стрелыОни в Тебя пытались направлять,Но устрашить угрозой не могли!Так ночь прошла, и утро, словно странник,Облечено своею ризой серой,Явилося на смену тьме ночной.Оно своим сияющим перстомСгустившиеся тучи разогнало,Рассеяло чудовищ, искушавшихСпасителя, и ветры усмирило.Луч солнечный отрадно озарилЛицо земли, и птицы громкой песнейСреди ветвей приветствовали день;Но и теперь князь тьмы был недалекоИ, сделав вид, что радуется онСияющему утру, приступилК Спасителю, не прибегая большеК условной лжи: запас его обмановБыл истощен. Но, посрамлен вконецИ потеряв надежду на успех,Стремился он излить свой гнев и ярость.На солнечном пригорке, окруженномИ с севера, и с запада лесамиДремучими, он встретил Сына Божья.Представ Ему в своем обычном виде,Заговорил небрежно Сатана:«С отрадою приветливое утро,Сменившее мучительную ночь,Встречаешь Ты, Сын Божий.Издалека Мне слышался зловещий грохот бури,И мнилось мне, что Небо и ЗемляСмешалися. Такие ураганы,Хотя они внушают смертным ужас,Безвредными бывают; лишь поройОни с собой опустошенье вносят,Губя людей, растения и скот.Тому, над чьей главою разразятся,Они всегда беду предвозвещают.Сегодня вихрь промчался над пустынейИ над Тобой и, значит, угрожаетНесчастием Тебе лишь одному.Не это ли предсказывал тогда я,Когда мою поддержку Ты отверг?Ты выполнишь Свое предназначенье,Но прежде чем Ты скипетр золотойИзраиля рукою примешь твердой,Перенесешь немало испытанийИ горестей. Виденья этой ночиДа явятся Тебе предупрежденьем!»Так молвил он, и, путь Свой продолжая,Спаситель наш ему ответил кратко:«Те ужасы, которыми пугаешь,Не более Мне могут причинитьСобою зла, чем капли дождевые.На признаки и предзнаменованьяС презрением смотрю Я. Не от БогаНиспосланы они, а от тебя.Ты ведаешь, что царствовать Я буду,И помощь Мне упорно предлагаешь,Дабы сказать и похвалиться тем,Что Я тебе Своей обязан властью.Надменный дух! Ты Господом МоимХотел прослыть и, будучи отвергнут,Свирепствуешь! Меня посредством страхаТы думаешь к покорности склонить?Брось эту мысль! Изобличенный Мною,Напрасно ты упорствуешь в попыткеОтчаянной и докучаешь Мне».Но, яростью пылая, отвечаетНа это враг: «Так выслушай меня,Давидов Сын, родившийся от девы, –А в том, что Ты – Сын Божий, сомневаюсьПокуда я. Мне ведомо лишь то,Что предрекли пророки о Мессии;И о Твоем рожденье, возвещенномАрхангелом, я первый услыхал,И ангельским внимал я песнопеньям,В которых Ты Христом именовалсяСпасителем. С тех пор я неотступноСледил везде и всюду за Тобою –В младенчестве, и в юности Твоей,И, наконец, в позднейшие года.В числе других к Крестителю пришел яНе для того, конечно, чтоб принятьКрещение, и слышал глас Господень:Он звал Тебя Единородным Сыном;И понял я, что долгих изучений,Глубокого вниманья Ты достоин.Я знать хотел, в каком же смысле ТыИ степени зовешься Сыном Божьим?Значение различное должныПодобные иметь именованья.И я, как Ты, зовуся сыном БожьимИль некогда им был, а если был,То должен им остаться навсегда;И люди все Господними сынамиСчитаются, но думается мне:В лице Твоем имеет это имяОсобое и важное значенье,А потому последовал сюдаЯ за Тобой и ныне заключаю,Что Ты и есть предсказанный мне враг.Не прав ли я, когда узнать стараюсьНамеренья противника и силуИ, может быть, посредством договораПривлечь Его в союзники к себеИль приобресть что можно от Него?Я искушал, испытывал ТебяИ сознаюсь – скале из адамантаПодобен Ты по твердости Своей.И все ж в Тебе лишь вижу человека,Исполненного мудрости и блага, –Не более. Другие мудрецыС презрением подобным же взиралиНа почести, богатства и венец.Дабы узнать, чем смертных превосходишьПрибегнуть я к другому средству должен».И с этими словами, приподнявСпасителя высоко над равниной,По воздуху понесся СатанаВ ту сторону, где гордо возвышалсяСолима град священный.Храм его Подобен был горе из алебастра,Увенчанной зубчатою коронойИз золота. Там, на вершине храма,Спасителя поставил СатанаИ рек Ему с презрительной насмешкой:«Стой здесь, когда Ты можешь устоять!Тебя принес я к дому ТвоегоВеликого Отца, и это место –Есть высшее и лучшее из мест.А если здесь не хочешь оставаться,То бросься вниз и этим докажиВысокое Свое происхожденьеОт Господа. Чего Тебе страшиться,Когда Ты есть воистину Сын Божий?Не сказано ль в Писанье, что ГосподьАрхангелам даст в Небе повеленьеИ на руки Тебя их сонмы примут,Дабы ноги Ты не преткнул о камень?»Но возразил на это Иисус:«Там сказано и так: “Не искушайТы Господа и Бога твоего!”»И с этими словами встал Спаситель,А Сатана пред Ним в смятенье пал;Чудовищу из Фив он стал подобен,Которое жестоко пожиралоВсех, кто не мог загадки разгадать, –Когда ж она разгадана была,В отчаянье оно низверглось в море.Так, ужасом и скорбью пораженный,Пал Сатана, и к полчищам своим,Которые в совете заседали,Не с торжеством победы он вернулся,Но им принес отчаянную вестьО гибели и полном посрамленьеМятежника, который Сына БожьяДерзнул в своей гордыне искушать.Так Сатаны падение свершилось.Тут ангелы спустились светлым сонмом,И, бережно Спасителя приняв,Они Его на крыльях пронеслиПо воздуху и тихо опустилиНа мягкий дерн, среди долин цветущих,Где, яствами небесными уставлен,Раскинулся пред Иисусом стол.И ангельские клиры воспевалиЕму хвалу, покуда Он вкушал,Великую победу прославляя,Одержанную Им над искушеньемИ гордым искусителем Его:«Великого Отца священный образ!На лоне ли блаженства восседаешьИ в свете света дивного царишьИль, воплощенный в образ человека,Блуждаешь Ты в пустыне, одинок,Где б ни был Ты – деяньями и видомТы – Божий Сын воистину, которыйБожественною силой одарен.Ты сокрушишь похитившего райВрага Небес, дерзнувшего престолВсевышнего оспаривать преступно.Уже в былом – со всей его дружинойНизринул Ты и победил врага,А ныне Ты отмщаешь за АдамаИ, восторжествовав над искушеньем,Потерянный Ты возвращаешь рай.У Сатаны исторгнул Ты добычу,Которую он приобрел обманом.И он ступить отныне не дерзнетНогою в рай: взамен садов ЭдемаОткроется Адаму и избраннымСынам его иной блаженный рай –Прекраснейший. А Ты, Спаситель мира,Ты снизошел на землю для того,Чтоб их в святом жилище водворить,Где будет им не страшен искусительИ не смутит собою искушенье.Ты, адский змей, недолго в облакахТоржествовать и царствовать ты будешь!И, как звезда падучая, скользнешьТы с высоты; великий победительТебя пятой своею сокрушит.Ты чувствуешь, что нанесен удар:Еще нельзя последним и смертельнымСчитать его, он только отучаетНадменный ад торжествовать заране;У адских врат в попытке дерзновеннойНе кается ль жестоко Абаддона?Благоговеть учись перед Мессией;Из демонского царства твоегоТебя изгнать Он может безоружный.И, в ужасе услышав глас Его,Со всей своей мятежною дружинойНемедленно ты в бегство обратишься,Пытался ты в свином укрыться стаде,Дабы не быть низверженным в пучинуБезвременно на лютые мученья.Хвала Тебе, Сын Божий, победительВрага Небес, наследник двух миров.Твой час настал, и к делу приступайВеликому – спасенью человеков!»Так ангелы воспели Сына Божья,Спасителя Благого, и, когдаОн пищею небесной подкрепился,Они Ему дорогу указали,И, к подвигу готовый, незаметноОн к Матери Своей вернулся в дом.