Мадемуазель Бриошь

Когда я доставила Мареку заказ – его неизменные беляши, он попросил меня о любезности: завезти по дороге небольшой пакет некому мистеру Круковеру. Я кивнула – отчего же не завезти, мне все равно в ту сторону, да и лишние чаевые не помешают. Марек записал адрес на листке из блокнота. Мистер Круковер жил у самого залива, в конце Тупикового переулка.

– В пакете, – объяснил Марек, – книга, которую старик давно заказал.

И вот он, Марек, наконец, достал ее, а старик приболел и сам зайти не сможет.

Я бросила пакет в сумку и поехала дальше – развозить заказы на своем старом велосипеде.

«И как Марек Стоцки сводит концы с концами?»– удивляется хозяйка нашей пекарни мадам Дюваль. И в самом деле, он продает несколько книг в день за смехотворную цену. Два доллара – книга! И это при том, что на Якорной улице пять книжных магазинов – все с ярко освещенными витринами и любезными улыбающимися продавцами. Правда, книги стоят там чуть ли не двадцать долларов за штуку и даже дороже – я сама видела. Цены растут везде, только у Марека книга все так же стоит два бакса. И что покупателей у него немного – тоже понятно: кто сунется в старую темную лавку, если рядом есть красивые, ярко освещенные магазины? Действительно, как он живет, Марек этот? И где живет, кстати? Я не удивлюсь, если окажется, что и спит он в своей крохотной лавке, положив под голову стопку старых журналов. Да и лавкой это трудно назвать, скорее, проем в стене, набитый книгами до отказа. А перед входом всегда сидит серый пудель с красной косыночкой на шее. Да и книги у Марека не очень-то красивые – есть даже без картинок, и не очень новые, а есть и совсем потрепанные, он сам их подклеивает. Ну кому нужны старые потрепанные книги, если рядом в магазине продаются совсем новенькие, чистенькие, с красивыми картинками? Я даже засматриваюсь на них иногда: на книжной обложке в витрине – шикарная дама в красном вечернем платье и небрежно накинутом меховом манто, а рядом мужик в черном плаще, маске и с пистолетом в руках.

Любопытным Марек отвечает, что у него своя модель бизнеса. Ну, своя так своя. Вот кто в бизнесе понимает, так это мадам Дюваль. С тех пор, как она вывесила в витрине плакат «Бесплатная доставка свежей выпечки на дом», у нее появилось много постоянных заказчиков, и дела так резко пошли в гору, что она подумывает об открытии второй пекарни на бульваре Надежды – в самом престижном районе города. А доставляем заказы мы с Питером, на велосипедах – подрабатываем после школы, иногда до занятий, рано утром. А на каникулах я еще и пекарям помогаю, и заодно учусь всему, чему можно – пригодится, когда школу окончу.

Моя зона – Тупиковый переулок и Якорная улица, а Питер развозит заказы по Каштановому холму и другим улочкам, прилегающим к Рыночной Площади. Моя зона куда интересней: на Якорной улице много магазинов с яркими витринами, а Тупиковый переулок выходит к заливу – на обратном пути можно постоять на мосту и полюбоваться яхтами. Когда-нибудь у меня тоже будет яхта…

Мадам Дюваль придумала еще одну хитрость: кроме заказанных булочек и кексов, мы упаковываем в корзинку еще и всякие пироги, печенье и бриоши. Когда я достаю заказ, то покупатель их видит и почти всегда спрашивает, нет ли лишних бриошей.

Когда я подъехала к мосту, небо резко потемнело и посыпалась ледяная крупа. Улицы опустели мгновенно. Я слезла с велосипеда, надвинула на лоб капюшон и застегнула пальто. Лебеди подплыли к мосту и стали смотреть на меня выжидающе: привыкли, что прогуливающиеся люди их подкармливают, вот и ждут. Я пожалела, что не взяла для них хлеба – у нас в пекарне наверняка нашелся бы вчерашний батон.

С недавнего времени я коллекционирую моменты: стараюсь запомнить то, что выпадает из обычного течения событий, а зачем – не знаю. Такого момента в моей коллекции еще не было: улицы пустынные, небо тяжелое и низкое, крупа ледяная бьет прямо по щекам, и лебеди смотрят на меня, выгибая шеи…

Момент неожиданно дополнился сиплым простуженным голосом за спиной:

– Хотите птиц покормить?

Обернулась. Позади стоял краснолицый усатый мужичок в шапке-ушанке и тулупчике, а в руках держал целый лоток бубликов, накрытых тонкой прозрачной пленкой.

– Берите, это черствые.

Я удивилась, но поблагодарила, взяла несколько бубликов и принялась крошить их в воду; мужичок пошел себе дальше, и я проводила его взглядом.

Звонок над табличкой с полустертыми буквами «Мр. Круковер М.» не работал. Я тихонько постучала.

– Входите, не заперто, – раздался хриплый голос из глубины квартиры.

Я толкнула дверь и оказалась в темной тесной прихожей. Вытерла ноги о старенький коврик и вошла в комнату. Мать честная – книг-то сколько! И почти все на непонятных языках. Книгами забито все: стеллажи от пола до потолка, да еще и полки грубо сколоченные, видать, самодельные. Книги были даже на стульях и подоконниках. У окна, между двумя стопками книг, восседал крупный черный кот с белой грудкой – будто во фраке.

Мистер Круковер был мне знаком – я видела его в магазине при пекарне. Кажется, он покупает ржаной хлеб, выпеченный по русскому рецепту, и наши фирменные пряники… точно, вот же они в вазочке на столе, тоже заваленном книгами, возле чайника и огромной белой чашки с выгравированными золотом буквами.

Я поздоровалась и протянула ему пакет. Он схватил его и быстро распечатал. В пакете была книга – новая, в коричневом переплете с золотистым корешком. Старик засиял от радости, пролистал ее, потом прижал книгу к груди и сказал с сильным акцентом:

– Вы очень любезны, мисс. Как вас зовут?

– Эмма. Эмилия Ларни.

– Если вас не затруднит, Эмма, передайте Мареку деньги. Я, знаете ли, не люблю быть в долгу.

Старик порылся в кошельке и протянул мне две смятые бумажки.

– Вот, пожалуйста, все правильно, два доллара за книгу. Благодарю вас, мисс, – он дал мне еще несколько монеток на чай. – Непогода усиливается, подождите хоть немного. Повесьте пальто поближе к батарее, вы совсем вымокли. Хотите чаю, Эмма?

Я глянула в окно. Похоже, я вовремя доехала до его дома – за окном была сплошная серая пелена.

– А Мареку спасибо скажите непременно, – продолжал Круковер. – Я как раз думал об этой книге, и вдруг вы постучали в дверь, вошли и протянули мне ее. Давненько такие совпадения со мной не происходили! Неужели я подумал о ней в самую важную минуту суток?

– Что такое «самая важная минута»? – спросила я рассеянно.

– О, если вы об этом не знаете, значит, мне выпало счастье вам об этом рассказать, – обрадовался старик. – Есть в сутках волшебная минута, всего одна, но зато какая! Если чего-то пожелать, все сбывается, причем почти мгновенно. Но каждый раз это другая минута, и никто не знает, когда она наступает.

– А если все время чего-то сильно желать?

– Ну, тогда шанс попасть именно в эту минуту увеличивается, но со мной это случилось всего три раза в жизни. А живу я уже очень давно.

– Ой, – сказала я, – кажется, и у меня только что…

И рассказала ему про мужичка с бубликами.

– Несомненно, – со знанием дела кивнул старик, – мы с вами пожелали сегодня в эту самую минуту, я – книгу, а вы – черствого хлеба для лебедей.

– Как жаль, что я не знала этого раньше! Я бы пожелала что-нибудь другое!

– Думаю, что вы пожелали именно то, что должны были пожелать, – заметил старик, – впрочем, как и я.

– Лучше бы мне пожелать чего-то более важного и полезного! Сдались мне эти лебеди!– я чуть не заплакала.

– Но сегодня дождливо и холодно, у залива наверняка не было гуляющих, лебеди были голодны, так что все в порядке, – возразил Круковер.

– Но мужичок мог сам спокойно кинуть им несколько бубликов.

– Но он ведь этого не сделал?

– Нет. Он пошел себе дальше.

– Вот видите. В любом случае, это доставило вам удовольствие и, поверьте, из таких моментов и складывается мозаика светлой стороны жизни, а ваш ангел-хранитель получает возможность немного отдохнуть и набраться сил. От уставшего ангела толку немного, знаете ли. Не знаю, что мужичок собирался сделать с лотком черствых бубликов, скорее всего, нес их рыбакам для приготовления наживки… Да-да, на хлебный мякиш прекрасно ловится рыба, большая и маленькая… но вам эти слова ни о чем не говорят, как я погляжу. Он и отдал их вам, потому что вы правильно пожелали. Желать тоже нужно уметь, знаете ли.

– Что значит – «правильно желать»? Как это?

– Есть несколько правил, но мне, к сожалению, известны не все.

– А вы мне расскажете те, что вам известны?

– Охотно. Желать надо с уверенностью, что вам это положено. Если я пожелаю сейчас жениться на китайской императрице, мне придется это очень хорошо обосновать. Это – раз. Далее, желать надо так, чтобы сторона, которой это коснется, желала того же. В вашем случае, лебеди хотели есть, а вы хотели их накормить. Ваши желания совпали. В моем случае, я хотел получить эту книгу, но и она была не прочь оказаться у меня.

– Но как книга может чего-нибудь хотеть?

– Вы буквально все воспринимаете, Эмма, это забавно.

– Что значит «буквально»?

– Неважно. Сама книга, конечно, не может хотеть, но в данном случае, мироздание не возражало, чтобы книга попала мне в руки.

– Мироздание?

– Да, важно, чтобы это, по крайней мере, не шло вразрез с его планами, а если так, то это может означать, что я угадал дальнейшее развитие сценария жизни.

– Ну хорошо, а третье?

– А третье правило: на мироздание нельзя давить, требовать, топать ногами, капризничать или качать права. Нужно спокойно предъявить свое желание, предложить себя в качестве обладателя конкретной вещи или конкретной роли, и дать ему время подумать, изыскать резервы, и, возможно, пересмотреть свои позиции. Это как покупка. Мало того, что вы хотите купить товар. Его обладатель должен захотеть его продать. А что бы вы, Эмма, пожелали, зная, что наступает эта минута, если не секрет?

– Ну… уж точно не черствых бубликов, а… чтобы к моменту моего совершеннолетия мне хватило накопленных денег для открытия собственной пекарни.

– Почему к совершеннолетию?

– Можно и раньше, но по закону владельцем бизнеса все равно нельзя стать до совершеннолетия.

– А почему пекарни?

– Потому, что я достаточно хорошо знаю это дело. Я не такая глупая, чтобы желать того, с чем мне никогда не справиться.

– О, это вы хорошо сказали! Глупо желать того, с чем не сможешь справиться! Минутку, я бы хотел это записать. Возможно, это четвертое правило.

Он черкнул что-то в блокноте, потом поднял на меня глаза и воскликнул:

– Я вспомнил, где я вас видел, Эмма! В магазине «Пряничный Домик» при пекарне, на Ярмарочной площади! И пахнет от вас ванилью и корицей. Как это я сразу не сообразил?

– Да, я в магазине иногда продавцам помогаю, но моя основная работа – развозить заказы на дом.

– И много еще заказов на сегодня?

– Да, еще несколько, на Якорную улицу.

– И по дороге вы забросили мне эту книгу! – старик любовно погладил коричневый переплет и опять пролистал страницы. – Как любезно с вашей стороны! Последняя книга известного автора. О, в предисловии сказано: «Издана посмертно», хотя никто не знает наверняка, что он умер! Знаете, автор исчез в один прекрасный день, оставив записку: «Так надо». И в последней главе романа один из героев уходит из дому, оставив записку: «Так надо». Одни считают этот роман последней шуткой автора, другие полагают, что он покончил с собой, а третьи в этом сомневаются, и я в их числе. А вы какие книги любите читать, Эмма?

– Мне некогда читать. Я работаю вечерами после школы, а иногда и по утрам, когда уроки позже начинаются. А на каникулах и вовсе целыми днями.

– И все для того, чтобы исполнилась мечта, так ведь?

– Да. Извините, мистер Круковер, но мне пора. Дождь прошел… А откуда вы узнали о волшебной минуте?

– Я прочел это в одной книге, – пожал плечами старик.

– А знаете, если хотите, я могу вам тоже доставлять заказы на дом. Свежий хлеб, пряники и еще что пожелаете, у нас бриоши замечательные, – я протянула ему карточку нашей пекарни. – Позвоните и закажите, а я все привезу. Ваш дом – в моей зоне обслуживания.

– Благодарю вас, Эмма. Непременно воспользуюсь. Очень рад знакомству.

– До свиданья, мистер Круковер.

«Эмма из Пряничного Домика – занятная и немножко смешная девочка. Практичная и наивная одновременно. Похоже, ей недостаточно читали сказок в детстве, а может, и совсем не читали», – записал в блокноте Майкл Круковер.

Старик уселся в скрипучее кресло у окна, устроился поудобнее, поставив ноги на низенькую скамеечку, включил ноутбук, поглядел некоторое время через заляпанное стекло на отражения качающихся верхушек деревьев в замерзших лужах, потом прикрыл глаза и, казалось, задремал. Затем очнулся и стал быстро печатать – пальцы его привычно запорхали по клавиатуре.

«Я ехала по замерзшим лужам, думая о том, что постеснялась рассказать старику вторую часть мечты – да и третью тоже. К тому времени, как я окончу школу, я превращусь в высокую статную девицу с пышной прической. Это ничего, что я сейчас ростом невелика. Я непременно буду такой же высокой, как жена доктора, которая сейчас открывает мне дверь и берет из рук пакет с ее любимым вишневым пирогом. Она всегда смеется и напевает. Еще бы ей не петь – красавица, да еще и муж преуспевающий доктор! И яхта у них самая красивая. Могут плыть куда захотят. Другие дают мелочь на чай, а она всегда – целый доллар. И этот доллар тоже пойдет в мою копилку.

А еще я обязательно выйду замуж за Рика, младшего сына торговца рыболовными снастями – красивого и хозяйственного мальчика. Это ничего, что он на меня сейчас не обращает никакого внимания и все время подшучивает. Если я в один прекрасный день превращусь в красивую девицу, ему будет не до шуток. Когда я доставляю заказы в их дом, то всегда надеюсь, что именно он откроет дверь, но это бывает редко —после школы он обычно помогает отцу в лавке. А когда Рик все же оказывается у двери, то всегда спрашивает:«Как дела в Пряничном Домике, мадемуазель Бриошь?» Рик даже не знает, что меня Эммой зовут – кличка «мадемуазель Бриошь» ко мне прочно приклеилась. Но ничего, когда я буду такой же высокой и красивой, как жена доктора, тогда посмотрим.

Все, заказы выполнены, корзинка пуста, можно возвращаться. День сегодня удачный, чаевых даже больше чем обычно – два новых щедрых заказчика плюс мистер Круковер, внепланово. Какой занятный старик! Со мной никто еще так не разговаривал. Здорово, что существует волшебная минута! Но с другой стороны – это несправедливо: работаешь, работаешь и концы с концами свести не можешь, а кто-то пожелал в волшебную минуту – и у него сразу все сбылось, ну, при условии, что он правильно все это пожелал. И все же, сегодняшняя минута истрачена зря. Попробую завтра еще раз пожелать. Каждый день буду желать, даже по нескольку раз в день, и все получится – конечно, если есть где-то пекарня, которая хочет, чтобы я была ее хозяйкой. Вернее, мироздание не против… Да, может, оно и не против, а только денег мне вряд ли хватит, а заем на открытие бизнеса могут и не дать. Я бы заработала больше, если бы не надо было в школу ходить и уроки делать».

На следующий день я привезла Мареку его неизменные беляши и отдала два доллара за книжку, что старик передал. Марек кивнул, взял беляши, а я все не уходила, топталась на месте, потом решилась:

– А скажите, Марек, есть ли у вас книга про волшебную минуту? Ну… чтобы вот так пожелать, а оно раз —и сбылось.

Марек развернул беляши.

– Сказки, что ли, почитать решила?

– Не знаю… Мне Круковер об этом рассказал.

– А, Круковер… Ну, у него и спросить надо было автора и название.

– А если я узнаю автора и название, вы мне достанете такую книгу?

– Нет, Эмма.

– Почему нет? Вы же говорили, что любую книгу достать можете.

– Достать могу, верно, но ты – не мой клиент, Эмма. Прости, ничего личного.

Хм, странно. Неужели я не вписываюсь в его модель бизнеса? Может, в больших магазинах есть такая книга? Там, конечно, дороже придется заплатить, но оно того стоит.

Перед праздником работы в пекарне было так много, что мадам Дюваль оставила меня помогать пекарям, а Питера попросила развезти заказы в моей зоне.

Я отделяла желтки от белков, лепила крендели, вырезала формой печенье в виде елочек, украшала цукатами торты и помогала старому пекарю Айвану раскатывать тесто. И опять момент: за окном замерзшие прохожие бегут куда-то, подняв воротники, заледеневшие лужи, на проводах иней, а у нас – огонь в печи потрескивает и пахнет горячим хлебом, а это – лучший запах в мире. А можно ли нарисовать запах? Вот новый помощник пекаря отворил дверь, а любопытные снежинки вихрем влетели за ним, но тут же вылетели, испугавшись жара пекарни. Айван месит тесто для сдобных праздничных булок с изюмом, на его бровях – то ли снег, то ли мука… Я бы хотела оставить и этот момент в памяти навсегда, а зачем – и сама не знаю.

Потом мне доверили кондитерский шприц, и я рисовала белым кремом узоры и снежинки на шоколадных тортах. И вдруг, неожиданно для себя, нарисовала кудрявого ангела. Я удивилась, полюбовалась им немного, а потом наполнила шприц желтым сливочным кремом и дорисовала колокольчик в его руке.

Как Круковер сказал: «Когда делаешь что-то приятное, ангел-хранитель отдыхает. А от уставшего хмурого ангела – толку немного». А какой он, мой ангел? Вот такой – с белыми крылышками и желтым колокольчиком. У него хитрая рожица. Надеюсь, он хорошо отдохнул, пока я рисовала на торте.

– Айван, а вы научите меня секретам выпечки русского ржаного хлеба, пряников, и этого медового пирога… эээ… коврижка?

– А зачем тебе? Ты хочешь стать пекарем?

– Нет, я хочу стать хозяйкой пекарни. Но я бы хотела знать рецепты… Ваши изделия так хорошо покупают. А вы бы пошли ко мне работать?

– С удовольствием, Эмма, да только, когда это произойдет, я уже буду на пенсии.

Это может произойти раньше, чем он думает. Вот как подумаю об этом в волшебную минуту! А интересно, что делает сейчас мистер Круковер?

«Как холодно сегодня, и по прогнозу метель, надо бы успеть все развезти… так… последний заказ на сегодня – шесть бриошей доставить по адресу “Тупиковый переулок, дом номер ноль”. Где это видано, чтобы у домов были такие номера? Это должно быть где-то здесь…

На покосившейся калитке свежей белой краской был намалеван неровный ноль. Странно, я почему-то никогда этот дом раньше не замечала. Я толкнула калитку, она отворилась со страшным скрипом. Дорожка вела к дому – он был очень старый: темные окна, прогнившие деревянные ступеньки, а из скособоченного почтового ящика торчали потемневшие от дождя рекламные буклеты. Похоже, тут никто не живет. На ступеньках, правда, мисочка с водой для кошки, хотя, может это растаявший снег. Электрический звонок не работает. Что за день сегодня! Второй раз попадается неработающий звонок. Помедлив немного, я дернула старинный потускневший колокольчик у двери, а колокольчик-то необычный – на нем два пекаря в высоких колпаках подбрасывают хлеба на лопатках. И такой звон красивый да мелодичный раздался, что я заслушалась на мгновенье и чуть не забыла, зачем пришла. Но никто не открыл. Я дернула колокольчик сильнее и вдруг он оторвался, а все остальное исчезло – дом, ступеньки и почтовый ящик с рекламными буклетами… Остались только плошка для кошки и колокольчик в моих руках.

Вот это да! Мне показалось все это, что ли? А кому же заказ отдать? Я положила колокольчик в корзинку и принялась бродить по переулку. Потом вернулась и опять приоткрыла покосившуюся калитку с номером ноль, но за ней был только морской берег в сгустившемся тумане.

Я тихонько закрыла калитку и направилась к своему велосипеду. Возле него стояла старая леди с коротко остриженными седыми волосами, в элегантном черном пальто и в красном длинном шарфе.

– Эмма, – сказала она вкрадчиво отсыревшим голосом, – ах, как свежей выпечкой пахнет… Дай-ка угадаю… уж не бриоши ли у тебя в пакете? У меня телефон не работает, а идти к вам далеко. Не уступишь ли ты мне…

– Нет, извините, этот пакет нужно доставить по адресу, да только дома никак не найду, – я показала ей записку с адресом.

– Ах, Эмма, я здесь всю жизнь живу, а дома номер ноль никогда не видела, это какая-то ошибка. Да и не ноль это вовсе, а, скорее, овал. А ты, Эмма, не узнала меня? Я миссис Беккер с Якорной улицы, дом тридцать три, ваша постоянная заказчица.

– Нет, что-то не припомню.

– А ты мне отдай этот пакет, а если заказчик позвонит, то извинишься, адрес уточнишь и привезешь ему другие. А? Я так люблю ваши бриоши! Если понедельник с утра начинается с бриоши из вашей пекарни, то вся неделя хорошо проходит. Да-да, я не шучу.

Она достала несколько бумажных купюр – почему-то из футляра для очков. Несмотря на сырость, деньги приятно хрустели в ее руках.

– Вот за бриоши, а это – тебе, чаевые. Я знаю, что тебе деньги нужны. А я еще и добавлю пару монет – на кино или подарок к празднику. Ты такая девочка хорошая – умная и трудолюбивая, я тоже такой была в твоем возрасте. Да не стесняйся, Эмма, бери. О, метель начинается, смотри – хлопья снежные повалили! Я буду дома сидеть, в окно глядеть, чай попивать и бриошами угощаться.

Я даже обрадовалась – все равно некому заказ отдать, а тут покупатель сам нашелся – удача просто. Не успела я взять деньги, как миссис Беккер выхватила пакет с бриошами из корзинки, зажала его под мышкой и помчалась прочь, а ее красный шарф полетел за ней сквозь снежные хлопья. Но бежала она почему-то в противоположную от Якорной улицы сторону, с удивительной для такой почтенной леди скоростью, и прямо к калитке с цифрой ноль. Она толкнула калитку ногой со всей силы, та жалобно скрипнула, отворяясь, потом захлопнулась за миссис Беккер, прищемив красный шарф. На миг мне показалось, что это было какое-то наваждение, но деньги в руках были настоящие и пахли сердечными каплями. Я села на велосипед, и уже по дороге сообразила, что и колокольчик она забрала, он ведь поверх пакета лежал. Жалко… красивый колокольчик».

Сумерки сгустились, но я никуда не спешу: завтра в школу не надо идти – каникулы. Мадам Дюваль уже ушла домой. Я все думаю, как бы уговорить ее не нанимать временных работников на праздничный сезон, а рассчитывать на меня – я помогу и в магазине, и в пекарне, и все заказы развезу. Если бы она согласилась, я бы заработала на каникулах кругленькую сумму. Но я несовершеннолетняя и не имею права работать больше восемнадцати часов в неделю, а мадам Дюваль не станет нарушать закон.

Ну вот, все прибрано, крошки выметены, а последняя на сегодня партия хлеба уже в печи. Айван, как обычно, сидит на стуле перед печью и поглядывает на хлеба сквозь стеклянную заслонку; никому не доверяет выпечку ржаных хлебных кирпичиков – сам замешивает тесто, вкладывает его в формы и следит за температурным режимом. Он ни за что не уйдет, пока не убедится, что хлеб поднялся и зарумянился как положено. Но в этот раз я слышу запах горелого теста, a Айван читает книгу.

– Айван! Что-то горит!

Он вскакивает так быстро, что книга падает на пол, кидается к печи и ворчит, что крайние хлеба действительно подгорели, еще пару минут и те, что в серединке тоже могли пострадать.

Я поднимаю книгу с пола – да ведь это точно такая, как та, что я недавно отвезла Круковеру – толстая, в коричневом переплете и буквы тисненные.

– Айван, можно я вашу книгу посмотрю?

– Это на моем языке, книга. Ты ведь не читаешь по-русски, Эмма?

– Нет.

На первой странице – фотография мистера Круковера на фоне роскошной усадьбы. Это он, вне всякого сомнения, только моложе. Одет богато. Сидит в плетеном кресле, а рядом – большущий лохматый пес положил лапу на его колено.

– Это кто?

– Автор. Мой любимый. Не могу поверить, что это его последняя книга. Благодаря его книгам я выжил. В газетах писали, что он исчез в неизвестном направлении, оставив записку «Так надо». С тех пор его больше никто не видел. Предполагают, что он покончил с собой. А книга вот вышла. Посмертная. Говорят еще, что книга эта о нем самом. Ну, ладно, дай главу дочитать, не мешай, Эмма.

Меж книгами на столе притаилась початая бутылка коньяку.

– О, здравствуйте, Эмма. Спасибо за доставку. Вот деньги за хлеб и пряники, а это вам, чаевые, в копилочку. На пекарню копите, я помню. И на кафе, которое будет называться… кхе-кхе… «Мадемуазель Бриошь». Красивое название, верно? Дарю. Я так и вижу вас хозяйкой кафе, где будут подавать лучшие в мире бриоши. И светящийся крендель на вывеске просто необходим. А знаете, я как-то был проездом в одном городе и, коротая время, заглянул в первое попавшееся кафе. Я облюбовал столик у окна, сел, и тут же подбежал официант и поставил передо мной чашку кофе и блюдечко с бриошью. Не успел я удивиться, как официант пояснил, что каждый день один из столиков назначается счастливым, и севшему за него посетителю бесплатно подается кофе и булочка. И посетителю счастье с этого момента просто повалит. Каждый день это другой столик, они бросают жребий с утра. И знаете, Эмма, в моей жизни было много разных городов и разных кафе, но вспоминаю я именно это. Знаете, как здорово – сесть за столик, который сегодня назначен счастливым.

– Ух, здорово! Я, пожалуй, тоже введу такой обычай в своем будущем кафе.

– Почему бы нет? Хотел бы я дожить до этого момента. А пока позвольте угостить вас чаем. С вашего разрешения, я плесну в свой чай немного коньяку, мне доктор прописал, давно когда-то… А вам не налью, и не просите. Сами сказали, что несовершеннолетняя.

Он пил чай из большой белой чашки с выгравированными золотыми буквами.

– Это на каком языке написано?

– На русском, – ответил Круковер. – Это моя счастливая чашка. Почти волшебная. Как напьюсь из нее, сразу…

– Что? Желание сбывается?

– Я не то хотел сказать, но неважно, считайте, что да, – рассмеялся Круковер. – Сбывается. Мое постоянное желание. Появляется вдохновение. Возможно, потому, что подарили мне ее люди, которые меня и вправду любили. Они еще утверждали, что я им очень помог. Счастливая чашка.

– Все-то у вас либо волшебное, либо счастливое. Чашка, конечно, хорошо, но мне хотелось бы узнать больше про волшебную минуту и исполнение желаний. И еще мне очень интересно, что у вас сбывалось раньше.

– Когда-нибудь расскажу. Но я, хоть и гораздо старше вас, а куда менее практичен. Сгоряча я пожелал то, с чем еще не знаю как справиться. Вернее, знаю, но не уверен, что нервы выдержат. Но это моя проблема. Моя и времени.

– А скажите, вот вы же старый совсем, а все покупаете книги и покупаете, а зачем вам их столько?

– Хм… ты хочешь сказать, Эмма, что я скоро умру и они мне не понадобятся? Ну, не смущайся. Так ведь? Марек, который продает мне книги по два доллара за штуку, тоже думает, что я скоро умру, и он всю мою библиотеку скупит по доллару за книгу. А потом будет продавать за два таким же старикам-эмигрантам. А когда и они умрут, купит у наследников их книги за доллар штуку, и опять будет продавать старикам за два.

– О! Какая интересная модель бизнеса!

– Марек и не бизнесмен вовсе. Он, в каком-то роде, служитель, хотя и сам об этом не подозревает. Он дает книги во временное пользование. Почти каждая книга, побывавшая хоть раз в его руках, непременно к нему возвратится, когда очередной клиент, или, лучше сказать, временный хранитель книги, умрет. Но возвратится она прочитанной, а значит, живой.

– А как же он узнает о смерти владельца?

– А у него картотека. Но в моем случае он просчитался и не знает, что моей смерти ему ждать не нужно.

– Ваши наследники не продадут ему книги?

– Нет. Еще круче.

Старик молчал. Причем, молчание его было каким-то торжественным, а глаза его хитро поблескивали.

– О! Вы пожелали не умирать, в волшебную минуту! – догадалась я. – А вы уверены, что у вас получилось?

Он рассмеялся и закашлялся.

– Хм… не совсем так. Я пожелал сделать процесс умирания более интересным, занятным, что ли. А что касается книг, то я просто сам назначу временного хранителя.

А следующий день был веселым, солнечным и необычно теплым для этого времени года. Я, как обычно, развозила заказы по Якорной улице: десять булочек с корицей – для большой семьи нотариуса, вишневый пирог – для жены доктора, круглый каравай с тмином для торговца рыболовными снастями, два неизменных беляша для Марека Стоцки, книготорговца, кексы с черникой для хозяина парка аттракционов, и для мистера Круковера – ржаной хлеб и кулек пряников. О! На дне корзинки – шесть бриошей и адрес на пакете: Тупиковый переулок, дом номер ноль. Ну и тупица эта Сюзи, которая заказы оформляет! Получает столько же сколько и я, но даже адреса толком записать не может! Возможно, это дом номер десять или двадцать.

Я бы не поехала в самый конец Тупикового, если бы не увидела издали элегантный силуэт миссис Беккер. Она была в том же длинном черном пальто, и на шее ее все так же болтался вязаный красный шарф. Она изо всех сил махала руками, приглашая меня подъехать поближе.

– Привет! – быстро сказала миссис Беккер, оглядываясь по сторонам. – Значит так, сегодня план такой: ты откроешь калитку, поднимешься по ступенькам и толкнешь дверь. Только не звони и не стучи – этим можно все испортить, просто толкай дверь и входи. А это, – она протянула мне колокольчик, – на место повесь, у входа.

– А зачем мне туда идти?

– Как зачем? Заказ доставить. Тебе что, деньги не нужны? Слушай дальше. Ты положишь заказ на… что-нибудь, куда можно его положить. А если не на что, то все равно куда-нибудь положи и сразу распечатай пакет.

– Но если я сниму упаковку, заказчик может быть недоволен.

– Об этом не волнуйся, там никого нет.

– Как это никого? А кто платить будет?

– Я заплачу, я.

– Так это вы заказываете бриоши на этот адрес?

– Я.

– А зачем?

– Эмма, это совершенно не имеет отношения к делу.

– Хорошо. Тогда заплатите и я пойду домой.

– Я заплачу. Но ты их туда отнеси.

– Ладно, но сначала платите.

Миссис Беккер достала футляр от очков, набитый денежными купюрами, руки у нее так дрожали, что она не могла отсчитать деньги.

– Вот. За бриоши и тебе на чай. А если все сделаешь правильно, еще добавлю.

Я пересчитала деньги, аккуратно разгладила купюры и сложила их в сумочку на поясе.

– Эмма! – вскрикнула миссис Беккер в нетерпении. – Иди же! Ты все запомнила?

– А что там запоминать? Колокольчик на место повесить, дверь открыть, бриоши положить куда-нибудь и пакет распечатать. Все верно?

– Да. Да. Иди. Только не шуми и смотри, чтобы колокольчик не звякнул.

И я направилась к калитке с нарисованной белой краской цифрой ноль. Хотя, может, это такой овал.

Она, конечно, со странностями, но обещала еще денег дать… только бы не удрала.

Я повесила колокольчик на место, осторожно, чтобы не звякнул, как и просила миссис Беккер, потом толкнула дверь и шагнула в темноту.

– А о чем все эти книги, мистер Круковер? Истории разные, да? Интересные, наверно?

– И истории есть тоже. Интересные, конечно.

Я подошла к полке с толстыми строгими книгами и указала на одну из них.

– А вот эта книга интересная?

– Эта? О, да, очень.

– А о чем она?

– Хм… так сразу и не скажешь. О том, что всему свое время. И еще о том, что все пройдет.

– Ну, это и так понятно. А эта о чем?

– Эта? Хм… О том, что нельзя убивать, красть, прелюбодействовать…

– Но это тоже и так понятно.

– Это сейчас понятно, Эмма. Было время, когда это не было столь очевидным.

– Но вы же сами сказали, что всему свое время.

– Верно.

Я перешла к другой полке, книги здесь казались более веселыми – на обложках были картинки.

– А эта о чем?

– О, эта книга о деньгах и удовольствиях, которые можно купить за деньги, они, вроде бы, должны делать человека счастливым, но не делают.

– Почему не делают?

– Видимо, потому, что денег и купленных удовольствий недостаточно для счастья.

– Не понимаю, почему недостаточно. Если бы у меня было много денег, я бы купила дом и яхту, и была бы счастлива.

– А знаете, Эмма, я тоже так полагал, когда был беден и снедаем заботами о крыше над головой и хлебе насущном.

– Как это «насущном»?

– Я даже не знал, доведется ли сегодня поужинать. А после дела пошли лучше и у меня появились кров, еда и одежда. И когда я привык к мысли, что это все завтра не исчезнет, то действительно почувствовал себя счастливым. Но все, что я приобрел сверх того, в том числе дома и яхты, не добавило счастья ни на йоту. Просто заботы одного рода сменились заботами другого рода, вот и все.

– Ну, это у вас так было, а у меня все будет иначе. А эта книжка про что?

– Эта про любовь, горячку молодости. Интересно, что молодость сама по себе тоже не делает человека счастливым. Многие ощущают себя куда счастливее в зрелые годы.

– А есть такая книга, где написано, как стать счастливым? Только коротко и ясно, и чтобы сразу все понятно было. Такую я почитала бы, пожалуй.

– Вообще-то есть, но я ею не владею в данный момент.

– А можно у Марека ее заказать?

– Можно. А и закажу, пожалуй.

– Да, вы закажите, а то я не вписываюсь в его модель бизнеса. А кто ее написал?

– Один древний грек.

– Древний? И там вправду сказано, как стать счастливым?

– Да, среди прочего.

– Но если этот грек еще в древности знал, как стать счастливым, и даже написал об этом, то почему на свете столько несчастливых и недовольных? Они его не послушали? Не поверили ему?

– Хм.. Интересно, какой была бы модель мира, если бы послушали. Не поверили, да, но зато верят в дурацкие мифы, гоняются за призраками счастья, преодолевают несуществующие препятствия, ловят мыльные пузыри, чтобы, в конце концов, прийти к тому, что уже было сказано великим греком много веков назад, ясно и четко.

– Значит, мало написать – надо, чтобы тебе еще поверили?

– О да!

– А вы ему поверили?

– Не сразу. Прошло довольно много времени, прежде чем я убедился, что он был прав.

– Почему же другие не верят?

– Потому, что это слишком просто. Настолько просто, что каждый человек это и так знает, но не верит сам себе.

– А может, и я бываю счастлива, но тоже не понимаю этого? Можно это как-то узнать или заметить?

– Легко. Когда ты забываешь на время о себе.

– Как это?

– Да, да. Когда не замечаешь, как пролетает время, и вдруг спохватываешься и поражаешься – целый час прошел, а то и день! Когда все легко, даже если трудно, то все равно легко, понимаешь? Когда нет ничего – ни прыща на носу, ни тревог по поводу отсроченных платежей или отсутствия долгожданных вестей, ни повышенного давления, и тебя самого будто нет.

– Ой, бывает… Когда я в моменты попадаю, которые хочется запомнить. И еще когда на торте рисую, меня и правда как будто нет.

– Какие моменты?

И я рассказала ему о последних запомнившихся моментах, которые я «взяла себе»: замерзший залив и предпраздничную суету в пекарне.

Он слушал очень внимательно, не перебивая, даже крякал и всплескивал руками, и я вдруг подумала, что ведь и сейчас момент такой – я не помню о себе: ни о чаевых, ни об уроках, вообще ни о чем не думаю и не знаю, сколько времени прошло. Неужели это и есть – счастливый момент? Так просто? Так легко?

– А знаете, мистер Круковер, и сейчас я сижу среди книг и говорю с вами, а вы слушаете, и ваш кот спит в кресле, и чайник поблескивает… И я хочу запомнить этот момент. А зачем – не знаю…

– Как зачем? – удивился Круковер. – Конечно, чтобы всю жизнь возвращаться в него, при желании.

– Спасибо вам! Со мной никто еще так разговаривал, и не слушал меня так долго.

– Вам спасибо, Эмма. Вы позволили мне увидеть реальность другими глазами, вашими, я имею в виду. Это ценно.

Круковер открыл ноутбук и перечитал написанное.

– Нет, не выйдет у тебя, старая ведьма, – пробормотал он. – Не завладеть тебе волшебной пекарней, что уже много лет ждет нового хозяина или хозяйку – человека, мечтающего обладать ею. А вот сейчас кота своего туда отправлю!

«…не было не только места, куда можно было положить пакет – я даже собственных рук не видела. Было только странное чувство, как будто вокруг нет вообще ничего. И меня тоже нет. Ощущение пустоты в темноте было настолько жутким, что я испугалась и попятилась к выходу. Пошевелила пальцами – вроде действуют. Нащупала сумочку с выручкой на поясе – на месте.

И тут вокруг меня образовалось чуть различимое светлое пятно, и я увидела свои руки и пакет с бриошами. Помня наставления миссис Беккер, я попыталась развязать пакет, но замерзшие пальцы плохо слушались, да и узел на пакете поддавался с трудом. Тогда я просто надорвала бумажный пакет. Аромат свежей выпечки среди этого «ничего» был как гром среди ясного неба – и вдруг свет стал расходиться прямо от бриошей, сначала слабый, потом ярче… Из темноты медленно проступили очертания стены, будто невидимый карандаш рисовал кирпичик за кирпичиком, окно, занавески…

Сначала кирпичики, печка и окно казались плоскими, но постепенно обретали наполнение… На моих глазах дом рисовался сам и оживал – мазки невидимой кисти красили неровные кирпичики карминным цветом. В стене возникла печка и даже пахнуло остывшим пеплом. Я зачаровано на это смотрела. И тут под ноги мне бросилось что-то мохнатое и теплое, от неожиданности я вскрикнула, выронила пакет с бриошами – они упали в мгновенно возникшую холодную темноту – и попятилась, пытаясь нащупать рукой дверь.

Но двери не было, я щурилась от яркого света, а о мои ноги терся кот, черный, с белой грудкой – похожий на кота мистера Круковера. И ничего не было – ни дома, ни печки, ни кирпичиков… только калитка с нарисованной цифрой ноль.

А взад-вперед по улице, нервно всплескивая руками, бегала миссис Беккер.

– Ты опять все испортила, негодная девчонка! Я же тебе сказала, ходить тихо и не шуметь, а ты заорала на весь переулок!

Кот невозмутимо лакал воду из мисочки».

– Отлично! – воскликнул Круковер. – А девочка сметливая, сама догадается, что дальше делать. Она вернется в дом номер ноль одна, без всякого вызова. Но ничего не произойдет. Тогда она придет туда еще раз и принесет свежевыпеченный хлеб.

Айван отложил книгу, ту самую, в коричневом переплете, потом заплакал. Месил тесто, крупные слезы катились по его морщинистым щекам и падали в бадью с ржаным тестом.

– Айван, вы плачете? Что-то случилось?

– Ничего не случилось, Эмма. Книгу дочитал. Извини, книга… эх, зацепило меня. Такая тоска в последних главах – будто прощание навек. А ведь столько жизни было – в каждой строчке, в каждом слове! Похоже, он действительно собирался умереть.

– Айван, не плачьте, пожалуйста! Он не умер. Он живет в Тупиковом переулке и покупает у нас хлеб и пряники.

– Ну ты и фантазерка, Эмма. Но спасибо тебе.

– Да я не шучу. Он, правда, покупает.

Я открыла книгу и указала на автора.

– Точно он. Никаких сомнений. И книг у него этих – очень много, прям везде книги – даже на стульях и подоконниках. Вот смотрите… я нарисовала его, потом кота, и еще книги и бутылку коньяка.

– Может, похожий человек, просто. А ты здорово рисуешь, Эмма.

– Ну не верите, отвезите ему заказ сами в следующий раз.

– Эмма, ну зачем ему жить в Тупиковом, где ютятся бедные эмигранты? Он богатый человек, у него есть дом, дачи, слуги.

– Ну, я не знаю. Может, ему так нравится. Он говорит, что все это не приносит счастья.

– Вот как?

– Да-да. Одни заботы сменяются другими, вот и все. А счастье – это когда забываешь себя хотя бы на время. У вас так бывает?

– Да, конечно. Когда его книги читаю. Где он живет, говоришь?

– В Тупиковом, в доме, окна которого выходят на залив. Он сидит за столом у окна и видит, как вы, Айван, каждый день идете с работы, только не знает, что это вы.

– До чего вкусный хлеб у вас пекут, Эмма!

– Вы про ржаной? По русскому рецепту?

– Да. Ваши пекари пекут его даже лучше чем в России. Он душистее. Кориандром пахнет и тмином… и еще… уютом, теплом, детством… Отличные мастера у вас работают.

– Этот хлеб Айван печет, сам тесто замешивает, сам кирпичики формирует и за выпеканием тоже следит. А он из России.

– Вот как!

– Ага! Как интересно – он читает вашу книжку и плачет, и слезы прямо в тесто капают, а вы потом этот хлеб едите. А он плакал, потому что думал, что вы умерли. Я сказала ему, что вы не умерли, а он не поверил. Ведь это же вы на фотографии, верно?

Я взяла книгу в коричневом переплете со стола и указала на фотографию, там, где мистер Круковер сидел в кресле на фоне богатой усадьбы, а огромный пес положил лапу ему на колено.

– Да.

– Только вы здесь моложе. Это ваш пес?

– Харди умер два года назад и похоронен на своем любимом пригорке. Он часто влезал на него, оглядывал окрестности и нюхал запахи, которые приносил ветер. Мы провели вместе тринадцать с половиной прекрасных лет.

– Как жалко. Он был очень красивым. И теперь вы завели кота?

– Кот сам завелся. Вернее, котенок. Прошлой зимой он прибился к дому – такой жалкий, тощий, жил в парадном у батареи, дворник его много раз выгонял, а он возвращался. Однажды я отворил дверь, он прошмыгнул в нее и сразу сиганул под кровать. Какое-то время прятался, а потом привык. Он так боится потерять кров, что игнорирует даже уличных кошек. Они приглашают его погулять, а он смотрит на них с подоконника, хвостом бьет и будто говорит: «Дуры вы, дуры! Идите себе, а мне тут и хорошо». Летом окно открыто, но он всегда дома.

– И он никогда не выходит на улицу?

– Нет. Ну разве что иногда выполняет мои поручения.

– Как это?

– Когда-нибудь расскажу.

– Мистер Круковер, а можно Айван придет сюда, чтобы с вами познакомиться?

– Видишь ли, Эмма, это не входило в мои планы, но раз так получилось, то я, пожалуй, соглашусь.

«Жизнь пишет свой сценарий и, вместо того, чтобы сопротивляться, лучше перевернуть страницу и посмотреть следующий акт», – напечатал Круковер.

«Конечно, я предполагал, что, как только книга увидит свет, меня начнут искать и кто-то непременно догадается, где я. Мне было интересно проследить, как именно это произойдет. Получилось забавнее, чем я предполагал: меня нашла девочка, которая не знает русского языка, да и вообще книг не читает, потому что занята поиском счастья.

Но именно благодаря ей моя последняя книга не будет последней. Я опять пишу, а значит, живу. А когда я пишу, то так благодарен судьбе, что не могу ни на кого сердиться. Судьба была благосклонна ко мне – я прожил тысячу жизней в придуманных мной мирах. Я благодарен всем, с кем столкнула меня судьба, и давно нашел оправдания всем, кто нанес мне обиды. Кроме одного. До недавнего времени я не мог простить человека, который украл мою рукопись. Я ничего не смог доказать и плакал от бессилия. Но я не сомневался, что он непременно прочтет мой последний роман – он читал все мои книги. И тогда я включил в сюжет его предательство и мое бессилие. И я, и он, и другие люди из нашего окружения были вполне узнаваемы. Я описал несколько событий, которые должны были произойти с нашими общими знакомыми: я знал, что один из них скоро вернется из путешествия, и что другой получил крупную сумму по завещанию, но ждет истечения шести месяцев, чтобы оно вступило в силу. По сюжету, похожий на меня герой умирал, а с моим врагом произошло то, чего он заслужил – всплыл факт кражи моей рукописи, благодаря которой он прославился. Попутно выплыли и другие его делишки, последовал арест, от него отвернулись близкие, его ждали тюрьма и позор.

Я был болен и мечтал только об одном – завершить работу над книгой. Я полагал, что они прочтут роман после моей смерти, узнают меня и узнают себя, поймут, что я предрешил их судьбу, испугаются и все получится само собой. Я умру, а все покатится по моему сценарию. Я описал свои похороны, его арест, поставил точку и отправил рукопись редактору. А потом подумал – а какого черта я должен умирать? Куда интереснее жить, наблюдать за исполнением своих предсказаний и продолжать делать то, что извлекает тебя из этого пространства и дает возможность твоему ангелу-хранителю отдохнуть. А мне с ангелом и так не слишком повезло, он у меня босяк и шалопай… А каков ваш ангел, таково и ваше счастье.

Я потребовал возвращения рукописи для доработки. Выкинул последние страницы с описанием похорон, и мой герой не умер, а просто ушел из дому, оставив записку: "Так надо". Я отправил роман издателю, потом собрался, взяв с собой только самое необходимое и тихонько покинул дом, оставив на столе записку: "Так надо".

Я поселился в Тупиковом переулке и стал ждать известий. А пока мне интересно, что будет дальше – я точно не умру.

Я, пожалуй, встречусь с этим пекарем, Айваном – уж больно хлеб вкусный у него получается. А книги я думал Мареку вернуть, чтобы они продолжали свой путь, но если Айван согласится, я отдам ему все книги на русском. А на английском – Эмме. Она возьмет. Хорошо, когда человек находится среди книг. Возможно, прочтет когда-нибудь. Я скажу ей, что среди них есть та, где написано как стать счастливым. Пусть ищет. А в томик Аристотеля вложу закладку, как раз на той странице, где сказано: "Счастье человека состоит в беспрепятственном приложении его преобладающей способности". И все. И баста. Я вернусь. То-то будет шуму, крику и пресс-конференций! В конце концов, не рукопись – ценность, а моя голова. И она мне еще послужит.

А новую книжку в дороге допишу. Это будет сказка про волшебную пекарню, которую может пробудить к жизни аромат свежевыпеченного хлеба – лучший аромат в мире, несущий покой и вселяющий надежду на счастье».

Евгения Горац. Нью-Йорк, 2018