О ЧЕМ МЕЧТАЮТ ГЕНЕРАЛЫ

По поводу одной статьи в журнале «Ревю де дефанс насьональ»

Франция, кажется, считается демократическим государством. Если верить смыслу слов, это значит, что здесь все решается волей большинства, что избранники большинства устанавливают законы и государственный бюджет, который есть не что иное, как использование правительством общенародных средств. Часть этих средств предназначается на вооружение, чтобы гарантировать стране независимость, а также на обучение и содержание командного состава, руководящего применением военной техники. Следовательно, эта статья бюджета служит для подготовки кадровых военных, обязанных стране тем, что они собой представляют, причем долг их перед народом тем больше, чем выше занимаемый ими пост. Когда во главе армии, среди офицеров и генералов, встречаются люди, понимающие, что их обязанности не могут ограничиться механическим выполнением раз навсегда установленных правил, что основы военного искусства меняются, мир не стоит на месте, наука развивается и общество принимает новые формы, можно лишь приветствовать этот образ мыслей, особенно если они излагают его на бумаге. Ведь тем самым они сохраняют верность тому, кто дал им возможность заниматься экспериментами, иными словами, народу Франции, живущему в условиях демократической республики.

Господин Л.-М. Шассен принадлежит к тем генералам, которые мыслят самостоятельно и не считают, что в области военной науки было сказано последнее слово. За последние годы его размышления облекались преимущественно в форму предположений со множеством оговорок, за что мы должны быть ему признательны, поскольку эти словесные уловки придавали чаще всего предположительный характер картинам войны — основному содержанию его статей. Я вспоминаю об одной из этих статей, в которой лет семь-восемь тому назад генерал выразил сожаление по поводу того, что за последнюю войну удалось истребить всего несколько миллионов советских граждан: будь эта цифра выше, послевоенная конъюнктура была бы иной. Однако, радуясь тому, что в будущей войне новые виды оружия грозят гибелью людям на территории СССР, он поспешил оговориться, что сказал бы то же самое о Соединенных Штатах Америки, если бы это они, а не Россия, развязали будущую войну. Вот каков характер его оговорок!

После этого я имел случай… простите… я хотел сказать честь, процитировать высказывания генерала Л.-М. Шассена на Венском Конгрессе народов в защиту мира в декабре 1952 года. Будучи начальником штаба военно-воздушных сил, часть которых действовала во Вьетнаме, генерал Л.-М. Шассен только что опубликовал тогда в журнале «Индокитай» статью, на страницах которой оправдывал «присутствие французов в Индокитае»: оказывается, факт оккупации французами Индокитая помогает атлантическим державам использовать воздушные базы, откуда могут подняться одновременно триста самолетов с атомным грузом; даже если не все они достигнут цели, тридцать миллионов человеческих существ наверняка будут уничтожены.

Случилось, однако, что нарисованная «перспектива» оказалась недостаточной для продления срока «присутствия французов в Индокитае», на которое генерал Л.-М. Шассен возлагал столь нереальные надежды, несмотря на вполне реальный характер воздушных сил, которыми он командовал. И вот через полгода после того, как Женевское соглашение о перемирии лишило генерала Шассена возможности истребить — по крайней мере с воздушных баз Ханоя — тридцать миллионов человеческих жизней, генералу, естественно, захотелось извлечь урок из постигшего его разочарования, что он и сделал в декабрьском номере журнала «Ревю де дефанс насьональ». Мечты автора приобрели более чем когда-либо форму предположения из-за множества оговорок, ведь в мирное время нужды в них гораздо больше, нежели во время войны, когда благодаря власти, полученной им от демократической республики, генералу достаточно одного слова, чтобы послать в бой военную технику и людей. С первых же строчек уважаемый генерал-философ предупреждает нас: речь идет лишь о соображениях общего порядка относительно того, что англосаксы называют «высшей стратегией»… Мне хочется проследить все предположительные оттенки его мысли и добраться до выводов, которые можно было бы назвать относительно «безобидными» — все относительно на белом свете,— если понимать их буквально.

1. «Атомная бомба уменьшает риск возникновения третьей мировой войны,— пишет он.— Наша высшая стратегия должна, следовательно, заключаться в том, чтобы оттягивать войну в ожидании обострения разногласий в стане врага».

(Заметьте, что этот вывод означает на обычном французском языке, что нам следует избегать войны до того момента, когда появятся разногласия между китайцами и русскими и мы сможем в свою очередь вступить в войну, дабы стать арбитрами судеб мира, конечно, с помощью той самой атомной бомбы, которая «уменьшает риск возникновения третьей мировой войны»).

2. «Но одновременно атомная бомба увеличивает риск возникновения локальных конфликтов в тех районах, где западные державы сохраняют еще ключевые позиции».

(Оказывается, атомная бомба, а вовсе не характер оккупации этих районов западными державами увеличивает вышеуказанный «риск». Что это означает или по крайней мере что хочет сказать уважаемый генерал? Он хочет сказать, что враг — читайте, СССР и Народный Китай — разжигает «местные конфликты», так как боится начать третью мировую войну. Конечно, генералу Шассену и в голову не приходит, что «местные конфликты» могут порождаться стремлением угнетенных народов к независимости. Все его рассуждения покоятся на уверенности в атомном превосходстве Америки, которое считалось непреложным, пока его не опровергли заявления советского ТАССа и то, что произошло в декабре 1954 года).

3. «Если мы хотим уцелеть, то должны как можно скорее выиграть местные конфликты, пользуясь нашим научным и техническим превосходством».

(Вот что является истинной темой статьи, и нам придется рассмотреть, что, в сущности, означают слова «пользуясь научным и техническим превосходством». Смысл их генерал уже разъяснил в приведенном выше абзаце, говоря, что Франции следует не только иметь новое оружие, но и обучать армию пользоваться этим оружием),

4. Наконец the last but not the least (последнее по порядку, но не по значению). Как видно, генерал Л.-М. Шассен заимствует у англо-саксов не только весьма специфическую идею о «высшей стратегии», ибо он пишет:

«Необходимо развернуть на основе соответствующего воспитания молодежи психологическую и моральную подготовку народа, чтобы пробудить в нем мужество перед угрозой жесточайших потрясений».

(Это означает, в сущности, что пора ввести во Франции фашистский режим и приступить к подготовке войны…)

Повторяю, если воспринимать все это буквально, то речь идет как будто о довольно безобидных разглагольствованиях, которым автор сознательно придал форму предположения. Такую же форму приняли ныне и мечты бывшего начальника штаба военно-воздушных сил об истреблении тридцати миллионов человеческих жизней. Но для того, чтобы пролить свет на эти мечты, чтобы понять их в мельчайших подробностях, следует обратиться к заявлениям генерала, которым было любезно предоставлено место в «Ревю де дефанс насьональ».

Одна из важнейших и любимейших идей генерала Шассена — и он старательно излагает ее на страницах того же журнала — заключается в том, что в современной войне… «лагерь, не поддержанный массами, особенно массами, которых не прибрали к рукам фанатически настроенные командиры, может автоматически прибегнуть, если он действительно хочет победить, к высшим техническим достижениям, не считаясь ни с какими соображениями философского порядка».

Подобная формулировка позволяет думать, что автор предостерегает нас от риска «автоматического действия». Да, под его пером довольно часто рождаются фразы, долженствующие уверить нас, что человек, еще вчера мечтавший о молниеносном истреблении тридцати миллионов живых существ, настроен против атомной войны. На самом же деле он против «автоматического» применения бомбы, то есть применения ее в неблагоприятных условиях, без достижения желаемого эффекта, без тридцати миллионов убитых мужчин, женщин и детей. Генерал против такого ее применения, какое могло бы натолкнуть массы (а он не в силах ими управлять не только в лагере врага, но и в своем собственном лагере), на размышления «философского порядка», небезопасные для тех, кто именно так использовал бы «технические достижения». Послушаем его: «Сегодня наиболее технически совершенным является оружие массового истребления — атомные и особенно водородные бомбы».

Итак, изложенный выше вывод—«мы должны как можно скорее выиграть местные конфликты, пользуясь нашим научным и техническим превосходством»,— означает: отныне в любой колониальной войне «мы» (подразумевается Франция) обязаны прибегнуть к оружию массового уничтожения — к атомной и водородной бомбам, на что не решились в свое время в Индокитае.

Такова, по существу, основная мысль генерала Шассена. Ведь если он и недоволен тем, что оружие массового уничтожения не было использовано ни в Корее, ни в Индокитае, если и считает порой, что в те времена это было к лучшему, все его рассуждения о прошлом блекнут перед следующим ясно выраженным принципом: в ближайшем будущем мы обязаны применить оружие массового уничтожения ради поддержания нашего колониального владычества, использовав свой научный и технический перевес для истребления масс, которыми мы не в силах управлять, так как в противном случае они могут добиться независимости.

Памятуя об этом, чрезвычайно любопытно проследить за ходом мысли генерала Шассена.

Мне не хотелось бы задерживаться на соображениях «высшей политики» или, точнее, «высшей стратегии», которые позволяют, например, генералу Шассену уповать на будущий конфликт между СССР и Китаем. Для вспышки этого конфликта достаточно будет, по словам генерала, «последней, но немаловажной капли, а именно, различия в цвете кожи».

Главный источник ошибочных расчетов стратегов вроде Адольфа Гитлера — стремление приписать противнику свои собственные мысли. Заметьте, кстати, что генерал Шассен, недавно рассуждавший об истреблении за один воздушный налет с аэродромов Ханоя тридцати миллионов желтокожих женщин и детей, прибегает мимоходом к уловке, которую трудно переоценить:

«Расовая терпимость — отличительная черта развитых цивилизаций, и тут Франция может претендовать на звание самой передовой нации в мире…»

Да, согласен, может претендовать тем более, что не Франция приказывает арестовывать на улицах Парижа людей с черными курчавыми волосами и бронзовой кожей; не Франция устроила каторгу в Пуло-Кондоре; не Франция была заинтересована в том, чтобы посылать на смерть своих сынов ради того, чтобы очистить Индокитай от «красных», и не Франция, а генерал Шассен планирует использование «нашего научного и технического превосходства» против народов с желтой и черной кожей. А чтобы нам показалось естественным истребление тридцати миллионов человеческих существ за то, что у них другой, чем у нас, цвет кожи, генерал Шассен объявляет их расистами, стараясь подготовить нас к истреблению целой расы и к покорению того, что от нее останется. Заметьте, автор считает неоспоримым, что «мы» не в состоянии победить массы, что массы гораздо мужественнее «нас», что они готовы погибнуть за свой идеал, тогда как у «нас» нет идеала, тогда как «мы» корыстны, а потому не способны на самопожертвование и т. д. И, грезя о переходе к способу ведения войны, который кажется ему очень удобным в колониях и который он окрестил «современной экономической войной» в отличие от старой «блокады» — средства чересчур медленного, а нам надо «спешить»,— генерал Шассен пишет:

«Экономическая война, уничтожающая только урожай, была бы неизмеримо менее жестокой, чем война обычная: погибли бы лишь те, кто упорно сопротивляется».

Я спрашиваю у французов, упорно сопротивлявшихся нацистам, что думают они об авторе этих строк? Что думают они о его способе смягчить жестокость войны?

Мне больно признать, что это может писать французский генерал.

Генерал Л.-М. Шассен считает себя, видимо, гуманистом, ибо он предлагает мимоходом такие научные и технические методы войны, которые, по его мнению, не вызовут резкого протеста народов, не наведут их на «философские» размышления. Но это вовсе не означает отказ от атомного оружия. И словесные уловки здесь тоже весьма показательны.

Отыскивая, например, для грядущих «местных конфликтов» оружие достаточно мощное, чтобы привести в смятение повстанцев, он объясняет, что «классическая атомная бомба тут не годится: во-первых, мы (к счастью!) не найдем для нее — как средства массового уничтожения — подходящей мишени, во-вторых, ее применение легко вызовет против нас вспышку гнева, которая может зажечь пожар на значительной части земного шара».

И он повторяет, что следует «воздерживаться от использования оружия массового уничтожения и применять его лишь в целях обороны…» Можно было бы поспорить о том, что именно г-н Шассен понимает под «целями обороны»; точки над «и», как видите, не поставлены, но в той же фразе уважаемый философ дает разъяснение, которое, право же, достойно его генеральских нашивок:

«Итак, применения атомной бомбы надо избегать любой ценой (по крайней мере до тех пор, пока в результате большой войны она, если можно так выразиться, не «войдет в быт»)».

О чудодейственные словесные уловки! Самое забавное то, что, предлагая сей чудовищный план, генерал умудряется добавить «если можно так выразиться». Словно автор тут ни при чем! Словно вовсе не он так выражается. «Пока атомная бомба не войдет в быт» — вот цель «высшей стратегии» (англосаксонской или любой другой), пленившая мечтательного генерала, чей досуг, столь необходимый для размышлений, оплачивается из бюджета демократической Франции! Если он выдвигает идею современной экономической войны, то лишь войны до поры до времени, руководствуясь при этом не только доводами разума, но и данными эксперимента, который ему хотелось бы широко распространить. Послушайте:

«План этот отнюдь не утопичен. Уничтожение посевов риса было уже испробовано в южной части Вьетнама, находящегося под властью коммунистов, но в малом масштабе. Этот опыт легко можно осуществить на практике с помощью транспортной авиации, орошающей поля ядовитыми веществами, не говоря уже об использовании для этих целей атомных бомб: сброшенные с высоты пятидесяти километров, они, по-видимому, выжигают посевы на площади в несколько сот километров… Такой войне могла бы сопутствовать широкая пропагандистская кампания, доказывающая бессмысленность борьбы, а также великодушное прощение той части населения, которая откажется поддерживать неприятеля», и т. д.

Не будем вникать в детали, не будем уточнять, что вместе с посевами в пламени пожара, распространившегося на сотни километров, вероятно погибнут люди и сгорят их жилища. Предположим, что речь идет только о «мирном» применении ядовитых веществ. Автор советует «еще одно средство, испробованное, в частности, в Германии, на Филиппинах и во Вьетнаме»,— уничтожение поголовья скота. «Лучше нападать на скот, чем на человека»,— убеждает он.

Но разве не ясно, что гибель посевов и поголовья скота имеет лишь одну цель — смерть народа, который «упорствует» в сопротивлении. Намеченные меры должны положить конец борьбе частично уже уничтоженного народа с помощью убийства более лицемерного, чем прямой ливень огня и стали.

Не трудно понять, как будет выглядеть «великодушное прощение», дарованное в награду за предательство людям, посевы и скот которых уже были уничтожены. Война по отношению к ним прекратится, но они сами, полуживые от голода, будут ждать, когда же дядя Сэм или «Фигаро» соизволят прислать им продовольственные посылки. Впрочем, генерал Шассен не считает предложенный им вид колониальной войны единственно возможным. «Есть и другие решения,— пишет он.— Разработать их — дело западных ученых».

Однако никакие «решения» не заставляют генерала Шассена забыть о главном: об атомных и водородных бомбах. Последний раздел статьи подкреплен исторической параллелью между нашей эпохой и эпохой изобретения пушки.

«Долгие годы средневековые бароны наносили поражение за поражением монархии, ибо по своему техническому уровню вооружение королевских армий не превосходило то вооружение, которым располагали воинственные бароны. Но с появлением пушки соотношение сил изменилось. Новое орудие было трудно изготовить и стоило оно дорого. Вот почему один только король мог пользоваться им. А так как пушка легко разрушала феодальные замки, слывшие неприступными, не прошло и нескольких лет, как, словно по мановению волшебной палочки, власть короля стала непререкаемой».

Далее генерал Шассен напоминает нам, что «победу одерживает тот, кто умеет рассудительно извлекать уроки из прошлого». Позволительно думать, что короткая средневековая притча приведена им, чтобы побудить нас к такому «извлечению». Итак, начнем извлекать.

Король, иными словами международный капитал, возглавляемый США, потерпел, как известно, поражение во Вьетнаме от тех, кого автор сравнивает с «воинственными баронами», то есть от народа. Но раз «монарх» имеет атомную бомбу, оружие, превосходящее то, которым владеют массы, оружие дорогостоящее и сложное для изготовления, то он, то есть международный капитал во главе с США, один может использовать это оружие против народных масс; а так как атомная бомба способна уничтожить — и очень быстро — массы, слывшие непобедимыми, власть международного капитала, возглавляемого США, распространится, словно «по мановению волшебной палочки», на весь земной шар.

Если генерал Шассен не призывает все же к безоговорочному, немедленному использованию атомной бомбы, то только из опасения как бы колониальные державы не применили любой тип атомной бомбы без разбора. Он требует, чтобы бомба точно соответствовала намеченному объекту, и оговаривается далее, что любое оружие, предназначаемое для «войны джунглей», должно готовиться с учетом технологии производства атомной бомбы, при «очень хорошем знании ее возможностей». Атомная бомба должна быть «положена в основу любой системы обороны», вещает он.

Итак, найдет она или не найдет применения в «войне джунглей», атомная бомба все равно является для генерала Шассена основой всякой системы национальной обороны, а оборонительное направление политики может, как мы видели выше, быть изменено, едва только в результате «большой войны атомная бомба войдет в быт».

Говоря об угрозе применения бомбы «противником», генерал Шассен признает, что при современном состоянии техники и организации воздушной обороны способы защиты государственных границ от самолетов с атомным грузом еще очень ненадежны. И продолжает: «В данный момент лучшая оборона — это нападение». Сия формула весьма показательна для оборонительного характера мечтаний нашего автора.

В заключение он привычным ему методом «извлекает» уроки из прошлого и строит прогнозы на будущее:

«Отличительная черта настоящего времени — столкновение двух враждебных деспотизмов. С одной стороны — избранная категория ученых, изготовляющих чудовищные смертоносные снаряды, и рядом с ними небольшая когорта рыцарей нашего времени — летчиков, приводящих в действие эти снаряды, а с другой — фанатическая толпа, которая не имеет подобной техники, но обладает зато суровостью и мужеством и столь многочисленна, что способна нанести поражение лагерю первых, если те не успеют навязать ей свою волю. Эта несколько условная схема применима как к мировой войне, так и к «войне джунглей»…»

Генерал Шассен отбросил наконец словесные уловки. Мы узнаем, что «война джунглей» или любая другая война, иначе говоря все войны, ради которых генерал так рассудительно извлекает «уроки из прошлого», ведутся между народом и малочисленной, но богатой и могущественной группой, которая оплачивает ученых, изобретающих оружие массового уничтожения, и «современных рыцарей», приводящих его в действие.

А условна эта схема постольку, поскольку она скрывает под маской ученых и летчиков истинное лицо правящей верхушки, то есть того короля, чье владычество требуется установить на земле, словно по мановению волшебной палочки. И генерал Шассен продолжает:

«Она (схема) еще раз доказывает, что нам, не имеющим численного превосходства, следует полностью использовать все потенциальные возможности техники. И основной урок заключается в том, чтобы суметь навязать противнику удобную для нас форму ведения войны, чего мы не сделали ни в Корее, ни в Индокитае».

Итак, даже если все предыдущие разглагольствования были недостаточно ясны, этого нельзя сказать про «основной урок», извлеченный генералом Шассеном: навязать противнику атомную войну, на что мы не решились ни в Корее, ни во Вьетнаме. Важно не то, что мы отказались от этого шага по веским причинам, ибо в «войне джунглей» противник часто невидим, рассредоточен, трудно досягаем, словом, нет подходящей мишени для оружия массового истребления. И генерал предлагает извлечь из корейской и индокитайской войны «основной урок»: применить в следующий раз атомную бомбу! И вопреки всяким соображениям философского порядка…

Отбросим же и мы соображения философского порядка и поглядим внимательно на говорящего все это генерала, на человека, для которого патриотизм народа, желающего быть хозяином у себя дома,— только «фанатический национализм», на человека, который предлагает, и отнюдь не академически, истребить массы, чтобы покончить с патриотизмом и установить владычество меньшинства. Позволительно думать, что и в борьбе с патриотизмом своего собственного народа это меньшинство предпочтет те же средства. Впрочем, генерал Шассен не оставляет без внимания и эту проблему и замечает мимоходом:

«Следует подумать также о тотальной войне в тылу: она, пожалуй, выдвинет перед нами массу сложных проблем».

Ведь генерал прекрасно знает, что если тыл армии массового истребления окажется ненадежным, если массы начнут «философствовать», то может испортиться «волшебная машина», с помощью которой предполагается навсегда установить владычество, подобное тому, какое Гитлер мечтал установить только на одно тысячелетие.

Вглядитесь получше в черты человека, думающего, говорящего, пишущего все это. Он никого не напоминает вам? Правда, он требует, чтобы массовое убийство не предпринималось автоматически, чтобы оружие массового уничтожения точно соответствовало заданной цели, чтобы для приведения его в действие избирался наиболее подходящий момент, и т. д. И все-таки он, гражданин нашей страны, прикрывается званием, прославленным Клебером и Марсо, и готовит, намечает, оправдывает на страницах журнала, выходящего во Франции на французском языке,— массовое убийство, то есть не что иное, как «преступление» согласно международному кодексу, ратифицированному Францией и примененному с ее участием на Нюрнбергском международном процессе после второй мировой войны. Он оправдывает массовое убийство с высоты своего положения, а ведь он не имел бы его, если бы французский народ не наделил его властью.

Разве апология действия, квалифицируемого как «преступление», не карается законом, если преступление мыслится в международном масштабе, а его пропагандистом выступает генерал? Вполне вероятно, что пока его разглагольствования носят характер предположения, генералу Шассену будет дозволено в рамках «атлантического содружества», где французский патриотизм считается обычным национализмом, безнаказанно продолжать свою пропаганду войны, по сравнению с которой показалось бы детской игрой преступное кровопролитие второй мировой войны, а ведь за него поплатились жизнью гитлеры, геринги и геббельсы.

Вполне вероятно… Ибо при демократии, существующей в нашей стране, массы не больше распоряжаются правосудием, чем атомной бомбой. Но если когда-нибудь, к общему несчастью, мечты генерала Шассена перестанут быть только мечтами, если, следуя урокам, «извлеченным» из корейской и вьетнамской войны, а также из средневековых войн со всеми их волшебными превращениями, «рыцари» воплотят в жизнь идеи генерала, он может не сомневаться, что его соучастие в преступлении, его связь с непосредственными реализаторами преступления предстанут как неоспоримый факт. Я тоже имею право делать предположения и утверждаю, что если это произойдет, генерал Шассен и иже с ним будут судимы по законам, установленным для нацистских военных преступников.

Исходя из сущности ваших рассуждений, г-н генерал (ведь, кажется, так принято обращаться к вам?), вы найдете, конечно, как и я, что совет, который я хочу вам дать, более чем умерен: остерегайтесь, как бы ваши мечты не воплотились в жизнь, делайте все возможное, чтобы они остались мечтами, чтобы они не имели никакого отношения к завтрашнему дню. Потому что если завтра, на ваше горе и на горе народов, раздастся преступный сигнал и атомная бомба будет сброшена, вы не сможете отрицать, что теоретически обосновали необходимость ее применения; французский народ не поверит оправданиям: ваши статьи говорят сами за себя.

И не надейтесь, что на этот раз генералы, вроде вас, отделаются испугом и где-нибудь в тихом уголке будут спокойно ждать того дня, когда их пригласят возглавить новый вермахт. Не полагайтесь на судьбу Рамке и Шахта. Действие атомной бомбы нельзя сравнить с действием снарядов Фау-1 и Фау-2, да и судьба военных преступников не будет доверена на этот раз тем, кто однажды так плохо вершил правосудие. Кодекс Нюрнберга порожден конфликтом, до которого никому не пришло бы в голову его установить. Законы составляют сущность юриспруденции, но они подвергаются не менее чудовищным видоизменениям, чем войны.

Остерегайтесь, генерал, как бы ваши мечты не воплотились в жизнь. Не вздумайте осуществлять их. Иначе не найдется на земле убежища,— ни забытого богом уголка, ни крысиной норы, где вы и ваши сообщники по преступлению могли бы спастись, оградив себя законом от гнева народа: он один и творец законов и судья.

Вам и прочим пророкам атомной войны суждено спокойно умереть в своей постели лишь в том случае, если ваши наглые речи не перейдут границ чисто словесного безумия, ведь современная бомба не избирает жертв. От всей души желаю вам мирной кончины.

Она — в ваших руках.