Организация была самой популярной и раскрученной структурой безопасности в рамках Шестимирья: не удивительно, что её услуги пользовались большим спросом. Только вот цены в предлагаемом прайсе, мягко говоря, кусались. Не каждый крупный бизнес мог себе позволить раскошелится, что уж говорить про частных лиц.

Еще одним фактором, отпугивающим потенциальных клиентов, была щепетильность Организации. Кому понравятся доскональные проверки на возможные связи с криминальными структурами или подозрения в незаконной деятельности. Как говорил Мо, накопать на любого можно, было бы желание.

Но не смотря на все вышесказанное клиенты были, и клиенты богатые, заказывающие услуги по безопасности с завидной регулярностью. Детективы подобную подработку любили. Хорошие деньги капали не только в казну Организации, но и лично в карман. Тут другая беда была: заказывали далеко не каждого. Клиентам хотелось непременно лучших, а лучших, как это водится – единицы, остальные – серая масса.

- Заказывают, словно шлюх в борделе, - высказался по данному поводу Мо, - посисястее им подавай, да пожопастее. Готовы платить втридорога, лишь бы обслужила лучшая девочка… Ты че морщишься курсант, сравнение не нравится? Не боись, тебя не закажут, потому как писькой не вырос.

Оказалось, что вырос, потому как заказ пришел именно на меня, детектива с самым низким званием в отделении. Должны были дать Z-4 за события в Сарчево, но после пьяной выходки в ресторане с танцами, приказ о повышении задержали, а потом и вовсе отменили. Так и ходил с гордой пятеркой в корочках, с цифрой, которую многие курсанты достигают на втором году обучения, а отличники так и вовсе на первом.

- Не хами, не груби, и забудь про неуместную иронию, клиенту твои шуточки не интересны, - консультировала меня Митчелл, пока летели на такси в сторону одной из трех исполинских башен Организации. – Меньше говори, больше слушай. От предложения напрямую не отказывайся, даже если оно тебе не понравится.

- А вдруг смертником предложат стать, - попытался я пошутить, но спутница моего юмора не оценила.

- Не мели ерунды, Петр. Наши специалисты предварительно изучили предложение, и никаких подводных течений не обнаружили. Основная задача тебе по силам, опасность минимальная, не превышает двух баллов.

- А если просто не хочу.

- А что ты хочешь: кататься в патруле и обжираться в дешевых забегаловках? Зарабатывать копейки, которых будет едва хватать на жизнь? Поверь, ближайшие полгода тебе только это и грозит.

- Почему полгода? - не понял я.

- Сверху спустили запрет на твое участие в спецоперациях, на шесть месяцев, начиная с завтрашнего числа, с последующей возможностью продления, - как по написанному отчеканила Митчелл. - Уж не знаю, чего такого в Дальстане приключилось, но от серьезных расследований тебя отстранили… И Мо заодно, - добавила она, чуть подумав, - но последнему патрули только в радость, а ты парень молодой, тебе расти нужно.

Хотел сказать, что не одному Мо, и мне подобное развитие событий в радость будет, но зачем Митчелл расстраивать. Тем более, что много от меня не требовалось, только встретится с потенциальным покупателем и выслушать предложения.

- Почему именно я? – задаю вполне очевидный вопрос. – Почему выбор пал не на вас, не на Марка, а на зеленого детектива с курсантским званием?

- Во-первых, перестань выкать, сколько можно просить? А во-вторых, помимо званий и официальных рейтингов, существуют еще и неофициальные, основанные на других принципах.

- Не понимаю, какие другие принципы могут быть в оценках. Расследование либо доведено до конца, либо нет, другого не дано.

- Дано, Петр. Ты мыслишь, как специалист, забывая, что у клиентов другая психология. Напомни, кто у нас самый популярный детектив?

Я замялся с ответом, и Митчелл пришла на помощь:

- Чье лицо висит на каждом втором рекламном плакате, кого чаще всего упоминают по телевиденью, кто снимается в фильмах про себя самого любимого?

- Алекс Вэнзл?

- Принц Хрустальной Принцессы… Вот видишь, Петр, не такой уж ты и зеленый, если догадался с первой подсказки, - мягко сыронизировала зеленоглазая красавица.

- Но так и заказывали бы Вэнзла, я здесь причем?

- Его и заказывают, в качестве пиар-акций и рекламы, где не требуется профессиональных навыков детектива. Алекс пустышка, ноль без палочки, разве можно подсовывать рекламную мордашку, пускай и симпатичную, серьезным клиентам? Репутацию зарабатывают годами, а потерять могут за один день. Чему улыбаешься, Петр?

- Разве я не пустышка? С той же Хрустальной Принцессой просто повезло, я этот лайнер на виртуальных тренажерах вдоль и поперек излазил.

А еще была марионетка…

- В Сарчево всю работу сделал Мозес.

И марионетка…

- В Дальстане…, - тут я замялся, не зная, что и сказать, поэтому поспешил закончить, выдав короткое: - я такой же ноль, которому повезло.

Глаза напротив вспыхнули цветом зеленого янтаря - Митчелл внимательно, совершенно по-новому посмотрела на меня. До этого складывалось впечатление, что общаюсь со взрослой тетенькой, не воспринимающей малое дитятко всерьез. И тут вдруг почувствовал себя на равных.

- Хорошо, что ты это понимаешь, Петр, - голос женщины прозвучал тихо, но твердо, – значит уже не пустышка.

- Дуэль? – переспросил напарник. Спустя пять дней мы сидели в одной из кафешек, объедаясь пирожными с кремом. Точнее объедался один Мо, покрывшийся с ног до головы крошками и карамельной посыпкой, я же сломался еще утром, когда мы заскочили в забегаловку за кофе и неожиданно плотно позавтракали. Бургеры толком переварится не успели, а Мозес закидывал в топку пищевода очередные порции белков с углеводами, изрядно сдобренных сахаром. - Узнаю замашки аристократов, они без шпаги посрать не ходят. И кто из ваших обалдуев решился вызов бросить, надеюсь не ты?

- Я не имею права, породой не вышел.

- Это да, дуэль - увлечение для особ высокорожденных, - пробормотал Мо с набитым ртом. – Больно много чести надо, чтобы тыкать в друг друга зубочистками, аристократы херовы. Если не ты шпагой махать собрался, тогда кто? Дружок твой здоровенный, с кожей как попка младенца?

Я покачал головой.

- Авосян плохо фехтует, ему нельзя.

- Кто же тогда? – удивился Мо. – Надеюсь не этот ваш спортсмен... Леженец, кажись. Он хоть и тупой, но больно забавный, жалко будет, если проткнут.

И снова отрицательно качаю головой.

- Рандольф Мэдфорд.

- Мэдфорд, который из клана Мэдфордов? Ну надо же, никогда бы не подумал, что его величество снизойдет для дуэли за кого-то другого. Считал его самым умным в вашей развеселой группе, - Мо отхлебнул из чашки, столь шумно, что сидящая через три столика старушка вздрогнула. – Я тебе так скажу, курсант, времена меняются. Чтобы ради мелкой проныры, которая даже не его баба ни разу, подставляться под шпагу. Н-да… Раньше аристократы рисковали шкурой только для защиты собственной честь. Ну или если перепьют, дряни какой обнюхаются.

- Ему рисковать не придется: дуэль состоится на тренировочных шпагах. Максимум, синяков друг другу наставят или глаз выбьют, если сильно постараются.

- Вон оно что, - протянул Мо. Мне показалось или в голосе напарника прозвучало заметное разочарование. - Какое же это наказание за проступок, когда в тебя пару раз тупым концом тыкнут. Вот если бы по старинке, кулаком в челюсть, так чтобы зубы повылетали и мозги перевернувшись, на место встали, тогда да, тогда дело, а так баловство сплошное. И как только руки распускать удумал, она же пигалица мелкая, совсем хрупкая с виду, такую боязненно пальцем тронуть.

Верно говорил Мо, такой и была наша Альсон, внешним видом совсем девчонка, едва отличимая от ребенка. Правда характер имела припоганейший, на десять вредных сколопендр хватит. Свидетели ссоры утверждали, что именно она выступила инициатором конфликта. На званом вечере вела себя вызывающим образом, отпускала неподобающие месту и времени шутки, особенно досталось сопровождавшему ее Потоцкому. Молодой человек был прилюдно оскорблен и унижен, после чего не сдержался и отвесил мелкой язве звонкую пощечину. Другая девица непременно пошла бы красными пятнами, убежала прочь, сгорая от стыда или того хуже, упала бы в обморок, но Альсон была из другой породы, нечета многим великосветским барышням. Зарядила обидчику кулачком в живот, еще и носком туфли пнула по голени. В академии ее драться научили, но куда мелкой справится со здоровым парнем, который не увалень деревенский, тоже кое-чему обученный. Крепко ударил в ответ, хорошо, что обошлось легким сотрясением.

Виновата ли Лиана в случившемся – да, виновата. Достойно ли мужчины избивать женщину, будь она трижды крайней – нет, не достойно. Следует ли образцово наказать наглеца – однозначное да. На этом сошлась вся третья группа в урезанном составе: виновница лежала в больнице, а нас с Гербом попросту не позвали, как людей наиболее близких, предрасположенных к авантюрам. За Авосяна не скажу, а за меня зря боялись. Детективу Воронову авантюры и экшен в последнее время изрядно поднадоели. Мне куда милее и ближе посиделки с Мо под лучами ласкового солнца, пробивающегося сквозь окна заведения, бесконечные разговоры о шлюхах и простате - все лучше, чем беготня с пистолетом или неведомая хрень под потолком, когда не понимаешь, сошел ты уже с ума или еще в процессе. Узнай я о конфликте раньше других, непременно бы обратился к ребятам за помощью, а Герб… на счет Герба не уверен.

Он потом сто раз извинился за случай в больнице, за то что наговорил всякого поддавшись ревности. Только кто же его винить станет, лично я пас. Потому как на собственных плечах прочувствовал тяжесть великого чувства, воспеваемого музыкантами, художниками и поэтами. Черная дыра и временное помрачение рассудка - вот что это такое, а не любовь. Любовь злостью не наполняет, и калечить других не подталкивает. Любовь… тоже мне, придумали название для основного инстинкта, для обыкновенной природной тяги между мужчиной и женщиной. Убери секс из отношений и куда денется это ваше великое чувство до гроба. Ничего не останется, пустота одна… пустышка.

Оставалось только понять, почему у одних она протекает в легкой форме, как у того же Мо, который трахает все подряд, и особо не парится по жизни, а у других в тяжелой, как у нас с Гербом, когда циклит на персоналиях, и бегаешь по кругу, словно козлик привязанный к колышку. Порвал же, поставил жирную точку и думал что все, успокоился, а стоило увидеть Ловинс с другим, словно бесы вселились. Хотя какие в бездну бесы, в этом гребаном иномирье, они ни в богов ни в демонов не верят, только в химию тела.

- А что у тебя с заказом от певички? – напарник отвлек от тяжелых мыслей. Он уже давно перешел на крепы с клюквенным сиропом и успел порядком извазюкаться.

- Которая Юлия Кортес? Юрист обещал выйти на связь и пропал… может передумали.

- Не-а, не передумали, просто некогда: у нее два крупных концерта подряд в Маланте и Альдане. Чего уставился, курсант? Я такую херню давно не слушаю, вырос из подгузников, а вот булочки у девочек на подтанцовке самый смак. Так и крутят ими, так и вертят - залюбуешься.

Кто бы сомневался, Мо в своем репертуаре. Не удивлюсь, если он концерт смотрел с выключенным звуком, исключительно в качестве разогрева перед встречей с очередной жрицей любви.

- Будешь есть? – кивнул напарник на мою тарелку с блинчиками и, не дожидаясь ответа, пододвинул к себе. Пока сосед работал челюстями, я смотрел в окно, на лишенную света улицу.

В этом месте, в квартале, состоящем из шпилей высоток, никогда не бывает солнца. Не понимаю, как здесь люди живут, в этих каменных джунглях, где даже неба не видно – сплошные стены и окна напротив, а если не повезет, еще и экран повесят с надоедливой рекламой. Не удивительно, что в иномирье популярна визуализация. Люди ставят виды на море, горные пейзажи, лесные массивы, только бы не видеть настоящую реальность, серую и унылую, как бетон. Распахнул с утра шторки, а там тебе альпийские луга, козочки на лугу пасутся, слышится журчание ручья меж горных склонов. Благодать, одним словом, если бы не одно «но», и это «но» все портит. Глаза всегда отличат настоящую картинку от иллюзорной, какого бы разрешения у последней не стояло, и частота сменяемости кадров не спасет.

Кому-то плевать на такие мелочи, но лично я ни за что не променяю дешевый мотель в бору на квартиру в центре города. Постоять на балконе с кружечкой горячего кофе, послушать шум ветра, заплутавшего меж сосен и вдохнуть свежий хвойный запах – что может быть лучше. Правда, сейчас холодновато для эстетства на фоне природы, особо не полюбуешься, если только укутавшись в теплое пальто. Но мне и одного вида за стеклом вполне достаточно.

Покончив с блинчиками, и собрав пальцем остатки сиропа с краев вазочки, Мо уставился на меня:

- Все сомневаешься, курсант?

- Я откажусь.

- Даже не думай или хочешь нашего майора до приступа бешенства довести. Знаешь какой процент от заказа идет в бюджет отделения? Вот то-то и оно. У нас и так в последнее время дела не важные, поэтому нехрен кочевряжиться.

- Я не телохранитель.

- А я, блять, не патрульный! – возмутился Мо. – Но большую часть службы торчу в машине и ничего, не плачусь. Хорош из себя целку строить: предложат контракт – подписывай.

- А если не подпишу?

- Коллектив не поймет. И не ухмыляйся так, никто тебе темную устраивать не собирается – это не учебка, здесь люди взрослые работают.

Взрослые, как же. Мне сразу вспомнился эпизод последней драки между Мо и Марком, когда еле растащили, а рыжему, как сама бездна Лановски, прилетело в ухо.

- Майор с этих денег очередной фонтанчик в холле поставит, - пошутил я неудачно, потому как напарник хмуро уставился на меня.

- А это уже не твое сопливое дело, курсант. Куда сочтет нужным, туда и потратит.

Уже когда сели в машину, и поднялись в вышину, где меж редких облаков светило яркое солнце, Мо заговорил:

- Три года назад разгребали очередной завал после теракта в Уонсоне. Нам тогда обещали большие премии за сверхурочные. Майор лично каждого просил, уговаривал. Многие в отпуска не пошли, натурально спали на рабочем месте. А потом наверху что-то не срослось, и вышестоящему руководству срочно потребовалось найти козла отпущения. Они и нашли, лишив целое отделение честно заработанных бабок. Дескать результаты херовые, нас не устраивают, а то что вы честно вкалывали целый месяц, никого не волнуют, идите нахер. Майор в тень превратился, два дня не появлялся, а когда пришел в офис, выплатил причитающееся каждому, вплоть до последней серебрушки. Мы все удивлялись, откуда деньги взял, а он втихую особняк свой продал: большой, трехэтажный, с бассейном и полем для минигольфа. Перебрался с семьей на окраину, и купил квартиру. До сих пор там живет... Теперь понимаешь, о чем я, курсант?

Понимаю… Напарник умел убеждать, когда это было необходимо, без лишних слов и нотаций, сдабривая выступление изрядной порцией мата.

- Куда теперь? - интересуюсь я.

Мо щелкает кнопками, сверяет по бортовому компьютеру заданный эшелон, и только потом произносит:

- В нашем распоряжении три часа, проверим район Гальчини.

Проверим на наличие томатного супа. Именно этим район Гальчини и знаменит: холодными первыми блюдами, пряными специями, и омарами на лавровых листах. Сначала покатаемся по улицам, привяжемся к паре прохожих для порядка, а потом заглянем на огонек в ресторан «Дядюшки Джузеппе».

Нет, точно не выдержу, скоро по швам пойду: или я или форменная одежда. Ох и тяжело служба дается, а завтра еще на дуэль идти…

Дежурство протекало без эксцессов и я, было, разволновавшийся (как-никак первый день на новой работе) пришел в себя и успокоился. И тут свое взяла физиология: устали с непривычки ноги, а приученный к определенному распорядку организм начал требовать полагающегося сна. Плюсом сверху наложился временной дисбаланс, пусть и не такой великий, как с родным миром, но тоже дающий себя знать: тело становилось ватным, мысли путались.

Ко второму часу ночи я передвигался чисто механически, просто следуя за Дугласом: холл, коридоры, бассейн, сад с беседками и в обратном порядке. Взгляд равнодушно скользил по подсветке, по ночным силуэтам кустов. Покажись сейчас противник и не уверен, что смог бы адекватно среагировать на него. Благо, рядом находился Дуглас, бдительности не терявший и даже пару раз заглянувший в те самые кусты, больше для порядка, чем по необходимости. Проверял по пути пустующие комнаты, а когда попалась на глаза перепившая девчонка с фиолетовыми волосами, предложил сопроводить в ближайшую дамскую комнату. Но мадам до туалета не дотерпела, выплеснув содержимое желудка прямо на паркет.

- Придержи ее, - Дуглас перепоручил мне захмелевшую гостью, а сам вышел на связь с диспетчерской.

Бедная девушка едва держалась на ногах, изо рта тянулись ниточки слюны, в нос ударил резко кисловатый запах. Я ловчее перехватил ее под руку и подопечная, вдруг осознав, что не одна, уставилась на меня осоловелым взглядом. Уж не знаю, кого она во мне увидела, но на лице, покрытым потеками краски отразилась дикая улыбка. Стало не по себе, неприятный холодок заскользил по внутренностям. Сразу вспомнилась безумная спутница Джокера из серии комиксов про супергероя, как бишь ее звали… Тетка была напрочь отмороженной, и крошила людей направо и налево, не хуже босса-злодея. А ну как этой нечто подобное взбредет в голову, пропитанную алкоголем и порошком. Вон какие когти на руках отрастила, полоснет по лицу, не успеешь отреагировать.

- Люсиль, милая, вот ты где, а мы тебя обыскались, - послышался задорный девичий голосок сверху. Поднимаю голову и вижу двух барышень, спускающихся по ступенькам. Одну знаю и эта Юлия, стянувшая волосы в коротких хвостик и накинувшая поверх топика серый пуловер, оно и понятно: ночью на улице заметно похолодало. Ее спутницу тоже успел запомнить – это рыжая бестия была самой шумной и непоседливой среди женской половины гостей. Не столь рыжая, как Рой Лановски, но конопушек на лице хватало. Она тогда все подпрыгивала, хлопала ладошкой по макушке нескладного дылду, требуя от бедолаги «тризэ». Что такое «тризэ» и почему оно столь срочно понадобилось, история умолчала.

- Смотри-ка, Юлия, мы за нее волнуемся, а наша скромняжка кавалером обзавелась, - рыженькая неожиданно ловко перепрыгнула через ступеньки, кошкой приземлилась на паркет и засмеялась.

- Нанни, не смешно, когда-нибудь точно шею себе свернешь, - хозяйка прибывала не в лучшем расположении духа, то и дело хмурила брови, поджимала губки. Пробежав по присутствующим взглядом, остановилась на Дугласе. – Эй ты, слышишь, никакого такси, она вернется с нами.

- Но…, - попытался возразить Дуглас.

- Я сказала, она пойдет с нами! Чего непонятного? – Юлия долгим раздраженным взглядом сверлила моего напарника, а после острый ноготок указал на меня. – Ты… поможешь ей подняться наверх.

- Не положено, - отвечаю я. Мне действительно не полагалось заходить на второй этаж, сегодня для охраны это сплошная красная зона.

Наблюдаю, как лицо Юлии Кортес Виласко кривится от злости.

- Да вы что, все сговорились, вывести меня из себя. Ты… ты кто такой, чтобы указывать мне, хозяйке, что положено, а что нет. Я здесь главная, я решаю кому и куда ходить, а ты обслуга, у которой функция одна – выполнять приказы. Нет, надо срочно поговорить с Майером, совсем рехнулись со своей безопасностью.

- Молоденький, я его здесь раньше не видела, - рыжая подошла ко мне вплотную, внимательно изучая и разглядывая. Ощущаю себя музейным экспонатом под взглядами посетителей или того хуже - шлюхой, которую хозяйка отчитала за нерадивость.

- Нанни!

- Ну что Нанни, чего так взъелась на окружающих. Этот твой Франсуа совсем с ума свел, на окружающих дикой кошкой бросаешься. Чем тебе этот мальчик не угодил?

- Нанни, сколько раз сказано: не вмешивайся в мои разговоры с прислугой.

- А то что, выгонишь из дома? - рыжая встала в позу покаяния, покорно сложив руки на груди. Несмотря на серьезность тона, становилось понятно - Нанни просто дурачится.

Юлии в ответ было трудно оставаться грозной, хотя она честно попыталась. Ткнув пальцем в рыжую подругу, раздраженно выпалила:

- Ты меня достала!

И развернувшись, стала быстро подниматься по ступенькам. На втором этаже она остановилась, но лишь для того, чтобы бросить:

- Эй ты, кому сказано, тащи Люсиль наверх.

Кажется, обращались ко мне. Я беспомощно посмотрел на Дугласа и тот едва заметно кивнул, дескать тащи парень, судьба у тебя такая. Сам же отошел в сторону и, щелкнув пальцем по наушникам, принялся докладывать обстановку.

Вздыхаю, и поудобнее перехватываю тело – впереди спиралью закручивалась лестница.

- А ты давно здесь работаешь? – рыжая козочка прыгала рядом, пока я поднимался по ступенькам и поднимал Люсиль. Тяжелая оказала, зараза, хотя вида субтильного. Практически полностью повисла на моем плече, лишь изредка перебирая ногами. Ей бы сейчас в кровать и проспаться до утра, а они ее на вечеринку тащат. Что за народ…

- Эй, ты меня игнорируешь, - кулачок неприятно тыкает под ребра. Мало того, что на плечах ношу волоку, еще и коза эта под ногами прыгает, достает дурацкими вопросами. – Ответь, давно здесь?

- Первый день.

- О, так я угадала, ты новенький, - непонятно чему обрадовалась девушка. – Меня Нанни зовут, а тебя как?

Ступеньки закончились, под ногами лежал ровный паркет, но легче от этого не становилось. И без того гудевшие ноги, едва передвигались, в голове шумело, будь неладен временной дисбаланс.

«Соберись, Петр!» - приказал себе, - «тут недолго осталось». Дотащу перепившую малолетку до эпицентра вечеринки, а там пускай сами разбираются – лично я назад, прислонюсь к стеночке, а то и вовсе на одно из кресел сяду. В ночные смены подобная вольность допускалась, если верить Дугласу, особенно когда начальство отсутствовало, а Майер сегодня именно, что отсутствовал.

- Эй, - снова кулачок тычет под ребра, - ты меня вообще слушаешь?

Как же ты, блять, достала!

Кажется, рыжая Нанни что-то такое в моих глазах прочитала, потому как обиженно задрав носик, убежала вперед. Ничего, Петруха, еще чуть-чуть, еще немного осталось. Музыка впереди играет все громче, впереди виднеется арка зала, из которой наружу, в сумрак коридора, то и дело вырываются лучи неонового света.

И что за гадская работа досталась: ходишь постоянно туда-сюда, малолеток перепивших на себе таскаешь. Одна боярыню из себя корчит, вокруг все крепостные, только что плетью сечь не велит, другая кулаком в бок тычет, словно я не охранник на службе, а одноклассник ее, с коим можно позаигрывать и глазки построить, походя, от нехрена делать. Может усы отрастить, чтобы старше казаться и внушительнее? Так ведь не растут, один пушок детский.

Перехватив за талию начавшее было сползать пьяное тело, сворачиваю в зал, где разворачивалось основное действо, вернее подходило к концу. В центре танцпола всего один парень, стоящий в раскоряку. Его главная цель не танцевать, а удержаться на своих двух, и с этой задачей он худо-бедно справлялся. Щурюсь, пытаясь разглядеть остальных: целующаяся парочка на диване, трое у барной стойки, то ли пьют, то ли разговаривают. Хотя какой в бездну разговор, в этаком-то шуме, когда в собственных мыслях начинаешь путаться.

Делаю шаг вперед и спотыкаюсь о невидимое препятствие, едва не рухнув вместе с ношей на паркет. Пьяное тело подмышкой, подвергшееся встряске, оживает, начинает неразборчиво бормотать. Впрочем, девушку хватает ненадолго: через пару секунд она снова умолкает, повиснув на плече. Смотрю под ноги, с трудом различаю лежащего человека: бедолага не дополз до выхода, вырубившись прямо на пороге.

А где остальные гости, их здесь человек двадцать должно быть, если не больше. Пока растерянно кручу шеей, ответ сам находит меня – в темном углублении открывается дверь. Появившаяся в проеме Нанни машет рукой, приглашая войти внутрь.

«Иди, иди», - злорадствует внутренний голос, - «а ну как изнасилуют».

Вот же ж гнида!

«Воронов, ты ходячий магнит для неприятностей», - внутренний голос все никак не угомонится, - «вспомни, чем для тебя закончилась последняя вечеринка в иномирье».

Кавалеры с дамами, порхающие по танцполу подобно мотылькам, совиная маска и девичий смех. Перед глазами мелькает обнаженное тело Алины Ольховской, столь явственно и близко, что кажется, протяни руку и коснешься пальцами бархатной кожи. Красивое лицо с идеальными точеными чертами - вот оно, совсем рядом, мягкие губы начинают шептать, обжигая дыханием.

Стоп, так нельзя! Понимаю, что начинаю вырубаться на ходу, погружаясь в промежуточное состояние между сном и явью. Злюсь на окружающий мир, на начальство, подсунувшее дурацкую подработку хрен пойми кем, но больше всего на себя самого, с завидной регулярностью влипающего в истории. Перехватываю тело двумя руками, трудяги мышцы давно ноют под тяжестью ноши. Не расслабляться, ни в коем случае нельзя расслабляться, остался сущий пустяк: закидываю Люсиль внутрь и ухожу – точка.

Упорно иду вперед, шаг за шагом приближаясь к цели - рыженькая Нанни заботливо придерживает дверь. Переступаю порог и оказываюсь в комнате без мебели, то есть совсем, абсолютно – пол представляет собою сплошную постель, усыпанную подушками и полуобнаженными телами, разбросанными в хаотичном порядке. Кто курит кальян, кто обжимается – переплетены конечности нескольких человек. До оргии не дошло, но запах секса буквально витает в воздухе, проникая в ноздри. Парочка парней курит в углу кальян, явно наплевав на пожарную безопасность. Тут даже стены войлоком обиты, а ну как полыхнет. Спешно отвожу взгляд от любителей подымить, потому как один другому в трусы руку засунул и активно шебуршит.

- Бросай, - слышу голос рыженькой за спиной, словно держу не человеческое тело, а мешок с картошкой. Наклоняюсь, аккуратно опуская девушку на мягкий пол, и та моментально сворачивается клубком, поджав коленки к подбородку.

- Смотрите, какой заботливый, - раздается женский голос и отовсюду несутся смешки, как по команде.

Всё, больше здесь делать нечего. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но рыженькая замерла в проходе, опершись спиной о косяк. Одну из ног выставила в качестве шлагбаума, перекрыв единственный путь к отступлению.

- Куда-то торопишься? - интересуется она, недвусмысленно скользя пальцами по выпуклой груди. Декольте у маечки глубокое, стоит слегка потянуть вниз и глазам откроются заманчивые перспективы. Напролом действуешь, милая, совсем топорно, потому как даже будучи обыкновенным парнем, а не охранником при исполнении, сто раз бы подумал, прежде чем с тобой связаться. Осталось только табличку на шею повесить с надписью «развожу лохов», для совсем уж тупых и непонятливых. Скучно стало компании, решили покуражиться за счет новичка молоденького? Только вот не выйдет. Тебе бы, милая, искусству обольщения у Алины Ольховской подучиться, та в умении запудрить мозги была великой мастерицей, до сих пор когда вспоминаю, колено ныть начинает.

Пытаюсь включить голову, но у той сегодня проблемы, работает с перебоями. Вместо решения выдает музыкальную мелодию, которую наигрывали днем в репетиционном зале. А может, не мудрствуя лукаво, оттолкнуть рыжую козочку с порога и пойти напролом?

«Запомни, парень, ни при каких условиях не касаться хозяйки или ее гостей. И упаси тебя Вселенная ненароком толкнуть или задеть их – вылетишь за милую душу», - именно так звучало одно из первых наставлений Дугласа. То бишь пройти напролом не получится, а та словно мысли читает, издевается: строит глазки, проводит острым кончиком язычка по губкам, как в дешевом эротическом фильме.

- Мне нужно вернуться на пост, - строго отвечаю, поймав на себе взгляд наглой рыжей. Понимаю, что казенными фразами Нанни не прошибить, таких легко не угомонишь, они что котята, заигравшиеся с клубком. И все бы ничего, только вот в качестве игрушки выбрали меня, и именно меня планируют размотать по ниточкам.

- Мне нужно вернуться на пост, - повторяю упорно.

- Слышь, ты че, тупой, - за спиной раздается громкий голос. Разворачиваюсь в пол-оборота и вижу того самого дылду, которого рыжая Нанни доставала в холле, то и дело хлопая по макушке. Парень явно раздражен, и даже не думает этого скрывать: то ли дурь не в ту половинку мозга ударила, то ли обижен невниманием девушки, которая переключилась на другого.

«Я тебе не соперник, дебил», - хочется сказать, но не могу, а вот дылда за словами в карман не лезет.

- Кому сказано, сядь и не отсвечивай. Юли, ты где такого тупаря надыбала, он младше нас, а морду такую важную сделал. Слышь, охрана, лицо попроще и в угол, знай свое место.

И здесь меня начинает жестко клинить. Картинка плывет, звуки то собираются вместе в единый комок, то расползаются гнилой тряпкой, замедляясь и растягиваясь. Уже не понимаю, что есть реальность, а что бред уставшего мозга. А может все вокруг обыкновенная галлюцинация: Петра Воронова плющит на посту, а рядом бегает встревоженный Диксон, вызывая скорую помощь по рации? Чуйкой понимаю – не так это, я именно здесь и именно сейчас, а все что происходит, банальная усталость, помноженная на временной дисбаланс.

«Соберись, следи за дыханием, медленно считай до десяти», - неизвестно кем сказанная фраза всплывает из глубин подсознания.

- Юли, как зовут этого сопляка?

- Без понятия, думаешь я их всех запоминаю.

- Такой смешной, такой забавный.

- Готов спорить, он студент из Самарэлло, а здесь подрабатывает на полставки.

Голоса плывут и множатся, расползаясь до бесконечности. Чувствую кожей чужое дыхание – это рыженькая Нанни, воспользовалась тем, что я повернулся к ней спиной, прижалась мягкой грудью, излучая приятное тепло.

Фигура стоящего напротив дылды дрожит, расплывается в сигаретном дыме. Он явно от меня что-то хочет, тычет рукой, доказывает, но в ушах шумит: от музыки, что орет за дверью, от всей этой многоголосицы то ли пьяной, то ли обкуренной молодежи, разглядывающей меня с ленивым интересом, словно пресытившаяся публика диковинную панду в зоопарке.

«Это не зоопарк, Петр, это Вальгалла», - нашептывает внутренний голос, - «приют уставшего воина. Здесь тебе пиршественные залы, любые девицы на выбор, вино течет рекой и туманы каннабиса, клубящиеся в воздухе».

«Какая в бездну Вальгалла?» - удивляюсь я собственному бреду.

«Самая что ни на есть настоящая, Петр. Куда спешить, куда торопиться, когда ты уже умер. Ложись на подушки и расслабься, мой воин, мой герой», - продолжает шептать голос, обжигая дыханием шею, ухо. Знаю, что за спиной стоит рыженькая Нанни, но отчего-то созвучна она с госпожой Валицкой, эти бархатные волнительные обертоны, пробирающие до мурашек.

Дылда тычет в меня рукой, что-то приказывает. Не понимаю его, хочу сказать об этом, донести до парня столь простую мысль и вдруг… замечаю в руке пистолет - черное дуло, смотрящее прямо промеж моих глаз. Сознание окатило холодной водой: улетучились шепотки, призраками витающие в мыслях, отчетливо зазвучали басы играющей на заднем фоне музыки. Картинке добавили четкости, но ползущие в сумраке клубы дыма все портили. Одно мог сказать со стопроцентной уверенностью – у парня в руке оружие.

Вижу себя, растерянного, стоящего в центре комнаты, что представляла собой сплошную спальню, усеянную телами и подушками. Льнущую сзади рыжую Нанни и укуренного дылду, готового выстрелить в любую секунду. Посторонний наблюдатель включился в критическую секунду, давая возможность оценить обстановку. Кто бы мог подумать, сработала методика, которая вела себя на редкость капризно, и на которую никогда особо не рассчитывал, в отличии от марионетки. Где же ты, Тварь?

Твари не было… Может и не было ее никогда в «здесь и сейчас», это позже сознание дорисует картинку, сделает постобработку и добавит спецэффекты. Проснусь следующим днем и вспомню то, чего не было никогда: замершее время, марионетку, предупредившую об опасности. Если проснусь, конечно… Судя по тому, как развивались последние события, до утра мог недотянуть.

Делаю шаг вперед, вырываясь из теплого плена рыженькой Нанни – рука дылды с пистолетом заметно «гуляет». Ну да если выстрелит – попадет, с такого расстояния обычно редко промахиваются. Или в меня или в рыжую дуреху, что продолжала маячить за спиной.

Очередной шаг и дальше не думая, позволяю сделать телу то, чему обучено. Отвожу руку с пистолетом в сторону и вниз, одновременно выдергивая противника на себя. Движение корпусом чуть в сторону – дылда послушно пролетает мимо. Запястье не отпускаю, крепко держу хватку, краем сознания отмечая, что нет уже пистолета в его пальцах, а еще вижу в клубах тумана Нанни, застывшую восковой фигурой музея мадам Тюссо

Секунды, доли секунды – завожу руку за спину, роняя противника вниз. Мордой в мягкие подушки, заботливо разбросанные повсюду.

«Докручивай, Воронов, кому сказано, блять!» - надрывается Камерон, или скорее орут мои воспоминания. – «Жестче работай, жестче… не в балетной школе».

И я докручиваю, буквально ощущая, как натягиваются до предела связки в чужой руке. Упираюсь коленом в позвоночник, фиксируя противника. Тот и не дергается особо, полностью поглощенный болью. Слегка выгнулся, бессознательно, на одних рефлексах пытаясь избавиться от болезненного приема, но лишь слегка: большего ему не позволил.

Щелкаю пальцами свободной руки по вкладышу наушника:

- Диспетчерская, мягкая зона в гостевом зале на втором этаже, срочно подкрепление. Попытка вооруженного нападения, противник нейтрализован.

- Принял, - голосом Поппи сообщает динамик, - сорок секунд.

И ничего лишнего: кто, кого, как и зачем. Помнится, Соми любил на тренировках ввернуть что-нибудь жизнеутверждающее, вроде: «вы там держитесь, ребята» или «все будет хорошо». За что неоднократно получал на орехи от Камерона.

- Бабушке своей так звонить будешь. Устроили здесь телефон доверия, - орал он не переставая до тех пор, пока не выдыхался или не натыкался взглядом на Альсон. Малышка, тогда еще малышка, действовала на сурового дядьку странно успокаивающим образом. Он даже старался при ней лишнего матного слова не произносить. Стеснялся что ли…

Здесь и сейчас Камерона не было, но была Юлия Кортес Виласко. Явно рассерженная девушка соизволила встать напротив, и орала не хуже тренера по физподготовке.

- Ты что себе позволяешь… немедленно освободи моего гостя… будешь уволен, - долетали до меня отдельные фразы, перемежаемые матом. Вот ведь с виду культурная, мировая звезда, а где слов таких понахваталась.

- Ему больно, бедненькому, отпусти, - это уже рыжая хлопотала: присела рядом на коленку и смотрит щенячьим взгляд, способным разжалобить кого угодно. – Он дурачился, пистолет ненастоящий, игрушечный. Вот смотри…

Она пытается найти оружие, опускает взгляд, но тут в комнату врываются два охранника во главе с Дугласом. Парни отнеслись к сигналу серьезно: меньше чем за минуту получили огнестрел в дежурке и домчались до места происшествия. Быстро оценили обстановку, приняли клиента и выволокли того в коридор. Дылда лишь скулил побитым псом, даже не думая сопротивляться. Зато не на шутку разошлась Юлия Кортес, воюя за себя и за того парня. Угрожала карами, попыталась толкнуть одного из охранников, но куда девчонке против взрослых мужиков. Выбежала за ними следом, но тут же вернулась и набросилась на Дугласа.

- Немедленно отпустите его, слышите? Или с завтрашнего дня окажетесь на улице. Вы все на улице! Я кому говорю, я здесь главная!

- У меня инструкции, молодая леди, - флегматично отвечает Дуглас. Он уже нашел оружие и теперь внимательно его изучал.

- Какие в жопу инструкции? Вы на меня работаете, я… я вас наняла, - пальчик тычет в грудь охраннику.

- Меня нанял глава службы безопасности - Сид Майер. Если вам что-то не нравится, госпожа Виласко, звоните ему.

- И наберу, обязательно наберу, будьте уверены.

Смотрю на Юлию и невольно восхищаюсь накалом страстей. До чего прекрасна девушка в гневе: челка растрепана, глаза пылают огнем, на щеках выступил румянец. Только где ж ты была, заботливая хозяйка, когда твоему телохранителю угрожали оружием? Смешно тогда было, забавно?

- Он его избил, руку сломал, - неслось обвинительное со всех сторон. Особенно усердствовала парочка парней, минутами ранее елозившая друг у друга в штанах. Вот ведь пид…сы.

Рыженькая Нанни стоит молча, склонив голову на бок. Ощущаю на себе ее взгляд и даже не пойму, чего в нем больше: сочувствия или любопытства. Только вот жалеть меня не надо, ничего плохого не случилось. В жизни бывали ситуации и похуже, да чего там греха таить, откровенно хреновые, а это лишь мелкое недоразумение, которое само собой рассосется.

- Пошли, - Дуглас кивает на дверь и первым направляется в сторону выхода. Иду следом, но дорогу успевает преградить злая хозяйка.

- Ты… немедленно выметайся отсюда, сейчас же, - на сей раз пальчик с острым коготком тычет в мою грудь. – Что бы ноги твоей не было в моем доме через десять минут. Лично приду и проверю.

Не рассосется…

- Как скажете, - киваю, соглашаясь. Вынужден обойти девушку, которая не думает облегчать мне задачу, застыв на пороге разгневанной фурией. С трудом протискиваюсь в проход и выхожу в зал, где меня ожидает Дуглас. Не произносит ни слова, только грустно улыбается, хлопает по спине. Да и чего здесь лишний раз разглагольствовать, и так все понятно. Уже на лестнице сообщает новость:

- Пистолет игрушечный, но выполнен грамотно, с виду не отличишь от настоящего: один в один армейский «МКР-12».

Муляж, подделка… Так вот почему не появилась марионетка. Всё-то ты знаешь, гребаная Тварь.

Кортеж из трех автомобилей должен был проследовать по центральному шоссе до Западного парка, по кольцу уйти на обводную, а дальше по прямой до офисного комплекса «Империум».

Подробностей предстоящей встречи не знал, да и ни к чему оно было, имена продюсеров, названия лейблов мне ни о чем не говорили. Шоу-бизнес по-прежнему был далек от Петра Воронова, разве что теперь он был в курсе, как будет называться последний альбом Юкивай и какой планируется обложка. Грустная девушка на фоне свинцовых туч: меланхоличный снимок, выдержанный в черно-белых тонах. Под стать настроению самой Юлии… Она эту фотографию целый месяц меняла, изводя всех вокруг: то тона подправить, то капли дождя добавить, а не слишком ли весело, а не слишком ли грустно. Бывало, раскричится, психанет и заявит, что ноги ее на сцене больше не будет, что никакой поддержки от окружающих не получает и не понятно, кому все это надо. Последнее высказывалось как музыкальному редактору, так и садовнику: пожилому азиату, далекому от мира музыки. Поймает человека, выплеснет эмоции без остатка и запрется у себя в комнате, тихо плакать или того хуже, умчится заливать тоску в клуб. Мужикам в смене сплошной «головняк», потому как ночные кутежи без эксцессов не обходились, а ей веселье. А после новый день, новый замкнутый цикл, перемежаемый депрессией, грустью, бурной радостью…

Я, наблюдая со стороны всю эту карусель, вспоминал строчки Владимира Семеновича:

«Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж – он над нами издевался... Ну сумасшедший – что возьмешь!»

Крайне неустойчивая психика у этой творческой личности.

И вот с утра у Юкивай опять не заладилось, первой получила дородная женщина из числа прислуги, следом огреб Томазо Фалькони, не вовремя сунувшийся с бумагами. Но самое плохое предстояло впереди, потому как в поездке должна была принять участие любимая тетушка Юлии – баронесса Ляушвиц.

Было у моей покойной бабушки выражение «кошки на дыбошки», в полной мере характеризующее отношении двух родственниц. Они пяти минут не могли находится рядом - обязательно устроят скандал, испортят настроение себе и окружающим. Поэтому кортеж, обыкновенно состоящий из двух машин, вырос до трех, а меня кинули в усиление.

- Держись меня, все будет нормально, - сообщил Дуглас.

Нихрена не будет, нутром чуял. Еще и сон под утро дурной приснился, который из головы не выходил.

- Привет, - прозвучавший голос вырвал из плена воспоминаний. Тонкая девичья фигурка стоит неподалеку, накинув на плечи клетчатый плед. Все они здесь мерзляки, привыкли к постоянному теплу. Стоит температуре опуститься чуть ниже двадцати по Цельсию, и сразу начинаю активно кутаться.

- Привет, - отвечаю, слегка озадаченный.

Девушка делает шаг вперед и выходит из густой тени беседки. Ёжкины коврижки, только тебя здесь и не хватало - вечер можно считать безвозвратно испорченным.

Юлия подходит и без лишних вопросов садится рядом. Правильно, зачем интересоваться чужим мнением, когда ты здесь полновластная хозяйка. Это госпожа Кортес может запретить или выгнать на улицу в любую минут, а мы люди подневольные. Нет, надо было валить в город, но кто ж знал, что она именно в этот вечер решиться выйти наружу.

- Майер рассказал о твои способностях, о том, что ты можешь чувствовать опасность. Я сначала не поверила, думала, очередная ерунда, глупая попытка успокоить, а потом он дал послушать записи переговоров, - девушка говорила с жаром, слишком быстро для своей обычной манеры. Проглатывала окончания, то и дело сбивалась, объединяя слова в сложные фонетические группы, которые чтобы понять - постараться надо. Говорила про Моряка, про то как это должно быть ужасно, оказаться в замкнутом пространстве, без возможности выбраться наружу и падать… Без надежды и шансов ждать собственную смерть. Говорила про страхи и про то, что теперь никогда не сможет зайти в лифт. И даже сесть в машину, потому что перехватить контроль управления транспортом куда легче, а падать с неба куда ужаснее, потому что видишь, с какой скоростью приближается земля и знаешь, когда наступит последняя секунда.

С фантазией у девушки был полный порядок: она когда рассказывала, переживала каждую секунду, словно сама пикировала вниз. Нагнетала, нагнетала и дошла до такой точки давления, что вдруг сама испугалась: оборвала фразу на полуслове и сжалась в комок, подтянув коленки к груди. Действительно, творческая личность.

И что теперь делать – утешать? Нет никакого желания, да и нанимался я в няньки к своенравной девице. У нее слуг полная коробочка, вот пускай они с ней и носятся, сопельки подтирают. Встать и уйти? Пожалуй, самый верный вариант, но какой-то стремный: девушка открылась и теперь дрожит осиновым листом на ветру, а я такой «извините, мне пора». И что тогда остается? Только одно: сидеть и ждать, когда барышня выговорится и соизволит свалить.

Но барышня явно не торопилась: она долго копошилась, кутаясь в плед и шмыгая носом. Потом вдруг спросила:

- Это правда?

- Что именно?

- Ну то, что ты можешь чувствовать угрозу.

Зачем… зачем во все это влез?! И Майер зараза, так ловко подцепил на крючок. От первой его просьбы я отказался, а от второй вроде как неудобно было. Да и просьба, по сути, пустяковая, ничего делать не пришлось: Майер сам ей обо всем рассказал. Кто ж знал, что возникнут последствия. В голове проявился образ человека на поводке, наматывающего круги вокруг Хозяйки.

Ловлю на себе внимательный взгляд больших глаз. Только их и видно из-под накинутого на голову пледа. Девушка спряталась от страхов и сидит теперь, словно в домике.

«А скажи-ка, что наврал Майер, и что ты ей не поможешь», - в шепоте голоса отчетливо слышны нотки брата, - «скажи и она тогда из комнаты ближайшие полгода не выйдет. Служба лафой покажется».

Вот именно, что покажется. Меня глава безопасности за подобные шутки взашей выгонит. Оно может и неплохо свалить отсюда, только сделать это нужно по-человечески, а не путем запугивания и без того дрожащей от страха девчонки.

- Мне нечего добавить к словам Майера, - отвечаю глухо, выдерживая официальный тон. Вроде все верно сказал, но Юлия отчего-то обиделась. Вскочила вдруг на ноги и гневно ткнув пальцем, обвинила:

- Я тебе не нравлюсь, да? Отвечай прямо, не нравлюсь?

- Вы босс, я подчиненный, ничего личного.

- Врешь, нагло врешь! Ты мстишь мне за тот вечер, когда чуть не уволила тебя. Я права, да? Точно мстишь, по глазам вижу, поэтому прямо отвечать не хочешь.

Выслушав тираду, безразлично пожимаю плечами.

- Ну и пошел в жопу, придурок! – девушка, задрав подбородок, гордо удалилась в праведном гневе. Забылись недавние страхи и клетчатый плед, валяющийся под боком скомканной тряпкой. А голос у нее красивый, звонкий такой, даже когда сердится и начинает кричать. Оно и понятно, профессиональная певица – связки натренированные.

Закрываю глаза и вдыхаю полной грудью ароматы чужого мира. Хорошо в саду, особенно ночью, когда народ ложится спать, а вздорные девицы, вдоволь накричавшись, убегают в свои покои. Хорошо и тихо, только звуки стрекочущих насекомых наполняют летнюю ночь. Тонкие, переливчатые, то набирающие силу, то вдруг умолкающие, словно испугавшиеся порывов ветра. Но нет его, показалось: ни травинки не шелохнется на мягком ковре зелени. Теплый воздух обволакивает тело, кутает в невесомое одеяло. Шепчет далекими голосами ласковые слова…

- А вот и не уйду! Я здесь хозяйка, где хочу там и буду.

Я аж дернулся от неожиданности, больно приложившись головой о бортик деревянной беседки. Рассерженная Юлия садится рядом, подхватив с земли упавший плед. Тут же кутается с головой, один нос торчит наружу. До ушей долетает недовольное сопение, шмыганье носом.

Я забываю на минуту, что рядом со мной сидит своенравная девчонка. Вижу мелкую сестренку, с забавно торчащими косичками, забравшуюся с ногами на соседнюю кровать, и раскладывающую пупсов. Слышу малышку Альсон, которая, не отыскав свободного места на койке, не смогла придумать ничего лучше, чем забраться на меня сверху. И теперь сидит на спине, читает в слух учебник, уперев пятки в бок.

Девчонки такие девчонки, умеют одним дыханием показать свое настроение: «я занята и сосредоточена» или «не приближайся, иначе получишь» или «я сержусь, но больше для вида, поэтому подойди, дурак, и обними». Последнее относилось к Светке которая сопела не хуже шестиклашки, когда это было необходимо. Хотя дама взрослая, куда взрослее, чем думалось раньше.

- Нанни придумала тот глупый розыгрыш с пистолетом, - донеслось глухое из-под пледа, – захотела проверить новенького.

- Ну и как, проверку прошел?

- А сам что думаешь?

Я ничего не думал, но для себя окончательно решил – уволюсь. Когда вся эта канитель с покушением закончится, расторгну контракт и гори оно все синем пламенем. Плевать на деньги, на недовольство майора и извечное бурчание Мо: не мое это – охранять, бестолково наматывая круги часами, или того хуже - стоять столбом, всматриваясь по сторонам с целью обнаружения потенциальной угрозы. Прав Майер, каждый должен заниматься своим делом: певец – петь, танцор – танцевать, а детектив – расследовать. Вот и буду расследовать.

- Ты не обижайся на Нанни, она девчонка хорошая, но иногда увлекается.

- С некоторыми вещами лучше не играть.

- Да? И с какими?

- Личная безопасность. Телохранитель не должен тратить время на догадки, пытаясь сообразить: направленный в лицо ствол – это реальная угроза или очередной розыгрыш. Он обязан действовать на автомате и, если необходимо, ломать чужие руки, ноги и стрелять на поражение.

- Ой, какие мы грозные, рассуждаем как взрослые дяди.

Замолкаю и снова закрываю глаза. Нет никакого толку разговаривать с этой девчонкой. И гибель группы Моряка ей мозгов не добавила: страхов и комплексов – да, а вот ума – вряд ли.

- Снова обиделся? –долетает до ушей звонкий голос, – ну и зря. Меня тоже всерьез не воспринимают, не смотря на титулы и награды. Майер один раз скажет и все слушаются, ему даже голос повышать не нужно. А мне с прислугой постоянно воевать приходится, потому что выгляжу, как девчонка.

- Почему как? Ты и есть девчонка.

- А ты мальчишка, многое о себе возомнивший, сидишь и умничаешь, как старый дед. Сколько тебе лет восемнадцать, девятнадцать?

Я и сам толком не знал. С этим временным дисбалансом… запутался в бездну.

- Ребята в охране тебя Малышом прозвали.

- Эль-Като.

- А переводится как Малыш. Меня называют Хозяйкой, а тебя Малышом, - звонкий голос яркими искрами рассыпался в сумраке ночи, словно зажгли бенгальский огонь

- И что ты еще про меня знаешь?

- Много чего… Например ты принимал участие в освобождении Хрустальной Принцессы, и лично знаешь Алекса Вэнзла.

Тут я чуть не поперхнулся. Ну про лайнер, допустим, ей Майер рассказал, а вот про знакомство с дутой звездой телеэкранов сама придумала. Связала воедино два фактора: я и Алекс, одновременно в одном месте, значит точно должны быть знакомы. Если верить вышедшему в широкий прокат фильму, именно Вэнзл в одиночку боролся с пиратами. Рубил всех в мелкую капусту, превращал в решето с помощью верного Даллинджа. Была еще свита из десяти человек, половина которых – клинические идиоты: постоянно попадающие в неприятные ситуации. Бедолаге Алексу приходилось отвлекаться от выполнения главной миссии, дабы спасти неумех. Лично я не смог досмотреть до конца сей шедевр, а многие из числа коллег даже не начинали.

- Скажи, Алекс в жизни такой же, как и на телеэкране?

- Какой такой? – не понял я.

- Ну, умный, красивый, решительный – настоящий герой.

- Он не герой.

- А кто тогда?

Молчу, всем видом демонстрируя нежелание продолжать заданную тему. Телевизор включишь, а там с каждого канала несется - Вэнзл, Вэнзл, наш герой Алекс Вэнзл, принц Хрустальной Принцессы. Рожу эту напомаженную видеть не могу: до оскомины, до зубовного скрежета. И сейчас, в этот теплый южный вечер меньше всего хотел говорить о кукле, пустышке, которой нет и никогда не было. Но у Юлии Кортес Виласко было свое мнение на сей счет:

- Ты просто завидуешь, потому что он звезда, про него все знают, а про тебя нет.

- Логика малолетки, - вырывается излишне злое.

Но Юлия не думает обижаться. Она словно не услышала меня, продолжая читать нотации:

- Зависть – плохое чувство, не конструктивное. Чтобы стать настоящим профессионалом как Алекс, нужно больше учиться и работать, и тогда про тебя все узнают.

- Настоящим профессионалом?! – не выдерживаю и взрываюсь. Был спокойным, никого не трогал и никуда не спешил, греясь в свете полной луны, а эта дура успела за какие-то пару минут вывести из себя. Вспоминаю восторженные лица, кричащие бесконечное: «Алекс, посмотри на нас, мы здесь, мы тебя обожаем», и самовлюбленную рожу самого Вэнзла, вышагивающего по ковровой дорожке, вещающего с телеэкранов о самопожертвовании и героизме. Героизм, блять… Тонкими полосочками на Стеле Памяти в парке, с выбитыми именами и фамилиями, вот где ваш героизм.

- В штурме лайнера принимало участие более трех сотен групп специального назначения. Их лично возглавляли командиры: взрослые дядьки, которым до пенсии рукой подать. Шли в первом эшелоне, где согласно расчетам ИИ шансов выжить меньше пятидесяти процентов. Знаешь почему?

Темнота под пледом молчала и внимательно слушала, один нос торчал наружу.

- Потому что операция по освобождению заложников была высшей категории сложности, где каждая секунда на счету. И потому что лучше них никто эту работу не сделает: ни вчерашние пацаны, ни суперсовременные роботы. Эти дорогие железяки только в проплаченных производителями фильмах выглядят невъебенно крутыми, а в реальности террориста от заложника не отличат. Герой…, - едва сдерживаюсь, чтобы окончательно не перейти на мат. - Не было там героев, обыкновенные мужики, которые честно выполняли свою работу. Работу которой обучались всю жизнь, и за которую получали зарплату. А еще они дали возможность молодым воспитать своих детей, поэтому среди погибшего состава «стариков» больше семидесяти проце…

Оборвал фразу на полуслове, понимая, что начинаю болтать лишнего. Ни к чему обывателям знать внутреннюю кухню Организации. Руководство строго дозировало информацию, просачивающуюся во внешние источники, поэтому ни имен, ни точного числа погибших общественность не знала. Восторженная публика видела лишь супергероя Алекса Вэнзла, способного в одиночку расправится с толпами врагов. Видела крылья хищной птицы, распахнутые за его спиной, и верила… бесконечно верила в силу и крутость Службы Безопасности. Так создавались Мифы, просто и не затейливо с помощью картинки на экранах, репортажей, книг и слухов, которые даже распускать не надо: народная молва сама все придумает и разнесет.

Изнутри это смотрелось иначе: без яркой мишуры и лоска, словно заглянул за кулисы цирка и столкнулся с другой реальностью. Прочувствовал вонь, исходящую от животных, наткнулся взглядом на облупившуюся краску стен, споткнулся о сваленный в кучу хлам и едва не загремел на пол, грязный и заплеванный. Никто не любил говорить об обратной стороне медали, да и не к чему это было. Организация честно выполняла условия контракта, заботилась о семьях погибших сотрудника, а большего и не надо. Ну разве что табличку с именем к стеле прибьет. Лес из монументов был в каждом отделении: у нас их восемь, в соседнем третий десяток разменяли - высокие двадцатиметровые шпили, обвитые лестницей, словно колючей лозой. Каждый желающий мог подняться наверх и прочитать любую из тысячи табличек на серой поверхности.

Может кто-то так и делал, лично я про таких не слышал. Да и сам предпочитал наблюдать Стелы Памяти издалека: безлюдные и мрачные в своем величии, с огромной хищной птицей на шпиле, раскинувшей гигантские крылья над землей

- А он там был? Алекс Вэнзл был на лайнере? – спросил девичий голос.

И тут до меня стало медленно доходить, как до пресловутого жирафа. Я оторвал голову от деревянной поверхности и внимательно всмотрелся в темноту под пледом. Кажется, или в ответ лукаво блеснули глаза? В сумраке ночи не разберешь.

- Ты… ты специально меня на эмоции выводила? С самого начала знала?

- Прости, не сдержалась. Сам виноват, сидишь весь такой важный и надувшийся, разговаривать не хочешь, вот и решила маленько растормошить.

- Над такими вещами не шутят.

- Ну я же извинилась.

Да, Петруха, развела она тебя, дипломированного детектива, как последнего лоха. А звонкий голосок и не думал останавливаться, набирая обороты:

- Не надо принимать меня за дурочку. Я в шоу-бизнесе не первый год, и знаю как создаются иллюзии для зрителей. Юкивай и есть мираж – девочка, которой не существует в реальности, как и вашего Алекса Вэнзла.

- Кто же ты тогда?

- Разве не знаешь - Юлия Кортес Виласко.

- А в чем разница?

- Теперь ты меня разводишь? - в ответ послышался звонкий смех. Девушка откинулась назад, уперлась ладонями о землю и ткань сползла, обнажая голову. На внешность самая обыкновенная, коих тысячами можно встретить на улицах родных городов. Глаза, нос, рот – стандартный набор, без особых изысков, но это лишь с первого взгляда, а если присмотреться: есть что-то цепляющее в насмешливой улыбке, во взоре - неизменно притягательном, наполненном лукавством, что корзинка ягодами, в любопытном носике, слегка вздернутом, придающем образу воздушности. И, разумеется, цвет кожи, таинственно серебристый под светом полной луны.

«В темноте каждая баба красавицей кажется, особенно когда этой самой бабы давно не было», - вспомнилась истина, изреченная соседом и по совместительству дворовым философом Костиком.

Отворачиваюсь, пытаясь стряхнуть с себя нежданное оцепенение. Накатило чего-то, будь оно все неладно.

- Эль-Като, ты хоть с творчеством моим знаком?

- Слышал пару песен.

- Ой, врешь.

- Ну, хорошо, не пару. Может четыре или пять: друг включал на телефоне, - задумался и нерешительно добавил, - еще клипы разные видел.

- Это какие?

- Где кодлой девчонок старперов в ресторане соблазняете и один грустный про призрака, где ты… точнее главная героиня вены резала.

- Кодлой соблазняем старперов? Ну надо же, рассуждаешь, ровно моя тетя, - и снова смех вспыхнул бенгальским огоньком в ночи. – Ну-у?

- Чего ну?

- Клипы понравились? Отвечай, только честно.

Отвечать честно… Да даже мыслей не было врать. Кто она мне: родственница или подруга, чтобы чувства щадить?

«Говно это, творчество ваше», - хотелось сказать, но в последнюю секунду передумал, сменив формулировку на более нейтральную.

- Не понравилось.

- Обидно, особенно за «Красные слезы». Я в эту песню сердцем вложилась.

Тишина… стрекочут цикады, наполняя теплую ночь своим пением. Юлия молчит, молчу и я, созерцая голубую полоску подсвеченного бассейна. Интересно, она делает вид или вправду обиделась? Слышу, как шуршит плед: девушка кутается плотнее, освобождая волосы, угодившие в западню ткани.

- Ты просила быть честным. Просто у меня другие вкусы.

- Да? Странно… значительную часть моей целевой аудитории составляют мальчики пубертатного возраста. Ах, извини, я забыла, ты же у нас не мальчик, серьезный детектив - сам Эль-Като.

Нет, не обиделась, но на язык острая, зараза, под стать своей подружке: рыженькой козочке Нанни. М-да, веселая ночка предстоит…

Про визит в булочную мы совершенно забыли. Гуляли по улочкам, дышали свежим воздухом, пропитанным ароматами цветов, а еще запахами свежей выпечки, кофе и чутка корицы. Подшучивали друг над другом и грызли сладкие орешки, купленные по случаю в одном местном магазинчике.

Не заметили, как дошли до широкой аллеи художников, заросшей вековыми дубами. Мелкие камешки шелестели под подошвами ботинок, над головой едва слышно шумела листва: легкий ветерок таки сподобился посетить под вечер район Монарто. По краям вдоль бортиков расположились многочисленные мольберты, столы с кисточками и красками, карандашами всевозможнейших цветов и размеров. Мастера, именно так именовали себя сами художники, сидели на раскладных стульчиках, активно зазывая случайных прохожих.

- О, кого я вижу, сколь чудесная пара влюбленных! Вам непременно, юноша, слышите меня, сию секунду следует заказать портрет своей очаровательной спутницы. Санто ла витто… до чего изящные ямочки играют на щечках, когда дама изволит улыбаться, а эти по-аристократически тонкие линии носа. О, я уверен, под темными очками скрываются озера кристальной чистоты, - басил бородатый дядька, не хуже старины Герба.

Про парочку влюбленных, это он зря. Юлия, словно опомнившись, вырвала ладонь из моих пальцев и сделала шаг в сторону. Исчезла милая девушка, с которой гуляли по улицам, весело шутя и смеясь. С которой было хорошо, и которая напоминала о старых добрых временах, когда… а впрочем, не важно. Потому что на ее месте возникла стервозная и надменная госпожа Кортес Виласко.

- Возвращаемся в особняк, - отдала она приказ и решительно зашагала прочь. Пришлось прибавить ходу, дабы догнать.

Внутри неприятно саднила рана, словно это я был виноват в происходящем: воспользовался слабостью напуганной девушки.

В задницу все: богемное Монарто с его пирожками, гребаное поместье и гребаную работу вместе с гребаной хозяйкой. Сегодня же вечером иду к Майеру и пишу заявление на увольнение. Пускай дальше сами разбираются, ищут фантомных хакеров, а у меня Палач в «нулевке» объявился.

Зол, ох и зол я… Не пойму только на кого или на что: на Юлию, что шарахнулась от меня, словно от прокаженного, или на глупость ситуации в целом.

Догоняю девушку и дальше идем молча, по широкой аллее сквозь праздно шатающуюся толпу зевак. Теперь точно вижу, что это понаехавшие: не станут местные останавливаться перед двумя поэтами, затеявшими среди улицы дуэль четверостиший.

Нулевой мир встретил меня легким морозцем – конец января, самый разгар зимы, когда щиплет нос и щеки, а пар валит изо рта, словно дым из печной трубы.

На пункте досмотра едва не отобрали часть гостинцев. Все еще теплые пирожки пропустили, а вот до упаковки чая докопались. Худощавый парень с набухшим на шее кадыком, долго изучал название, после чего вынес вердикт:

- Дорогой.

Сказал, словно обнаружил контрабанду.

- Одна упаковка, двести грамм, исключительно для внутреннего потребления, - отчеканил я. Сушеные листья чая отдавать не хотелось, категорически.

Парень полез в свой компьютер, долго что-то пробивал и наконец, смилостивившись, отпустил восвояси, произнеся под конец дежурную речь о необходимости сохранять чеки. Вот ведь душа бюрократа, знает же, что подарок.

Мотель по-прежнему стоял в зимнем лесу, обильно засыпанный снегом. Все кругом в сугробах, но надо отдать должное Лукерье Ильиничне, крыльцо и дорожки почистить успели. Сама хозяйка привычно копошилась за стойкой, перебирая одной ей понятные бумаги.

- А-а, приехал, - протянула она, даже не взглянув в мою сторону. Словно легкий перезвон дверных колокольчиков нашептал ей, что за человек пожаловал в гости. – Припозднился сегодня.

Лукерья Ильинична знала расписание постояльцев мотеля лучше них самих: то ли из-за вредности характера, то ли потому что постояльцев этих было на пересчет пальцев одной руки.

- Обстоятельства.

- Вечно у вас обстоятельства, а все потому что молодые, ветер шальной в голове, - проворчала женщина и наконец соизволила поднять глаза. – Ну, чего тебе, беспутный?

- Это вам, - кладу упаковку чая на потертую поверхность стойки. Лукерья Ильинична подслеповато щурит глаза, шевелит губами, читая этикетку. – Вишь ты, «Нифриловый Слон» с листьями жасмина и цветками женьшеня. С чего вдруг такая щедрость?

- Не хочется портить напиток. Сам заваривать не умею, а у вас опыт, по любому лучше меня сделаете.

Я был не далек от истины, чтобы сохранить чудесные вкусовые свойства сего напитка, нужны были танцы с бубном. И если бы только с ним одним: Поппи минут десять растолковывал, какой температуры должна быть вода, и сколько раз заливать кипятком, да споласкивать. Про стеклянный чайник можно забыть, и упаси Вселенная, взяться за металлический - исключительно фарфор.

- Чай не простой, испортишь, - легко соглашается женщина, - чего с тебя взять, как есть беспутный.

Морщинистые в пигментных пятнах руки сгребли со стойки упаковку и спрятали в закрома.

- Приходи к вечеру в столовую, будем пробовать. Только без этих самых пирожков, что в руках держишь. Чужой стряпни на кухне не потерплю.

И как только унюхала? Не женщина – ходячий детектор.

- А где остальные постояльцы? – перевожу я разговор в другую плоскость. Очень хочется повидать парней, обменяться последними новостями.

- Герберт-то? Он на дежурстве, к завтрашнему утру обещался быть. Дружок ваш из города, на выходные приедет.

- Это Леженец?

- Что Леженец, что варенец, а все такой же беспутный. Девок вам нормальных надо и жениться, чтобы не шлялись без дела. В таком возрасте до глупостей дойти недалеко, которые потом всю жизнь расхлебывать будете.

- Вот вы так говорите, словно женатые глупостей не делают.

- Еще как делают, но у женатого на них куда меньше времени остается. Особенно если ребеночек появился.

- Ну началось, - демонстративно закатываю глаза к потолку. Все, завела Ильинична свою любимую шарманку, сама без семьи, зато нас сватает с завидным постоянством.

- А что ну-то, что ну? Взять того же Варенца.

- Леженца, - поправляю я.

- Да хоть ингиса из бездны, все одним медом мазаны. Каждые выходные пьет, каждые! А потом уезжает в город и одна Вселенная знает, какие там безобразия учиняет. Парень-то молодой, красивый, а жизнь свою тратит в пустую.

- Хорошо, про семейной счастье я понял, - перебиваю женщину, которую если не остановить, целую лекцию прочитать может на заданную тему, – а Нагуров у себя?

Лукерья Ильинична морщится, и машет руками, словно пытается отогнать от себя злого духа. Признаться, несколько удивился столь странной реакции: Александр у хозяйки мотеля всегда в любимчиках ходил. Серьезный, уважительный к старшим, всегда первым здоровается и тут вдруг такое.

- Больше ни слова про этого охальника.

- Да что случилось-то?

- Ни слова! – грозно заявляет женщина, и припечатывает ладонью о стойку, так что гостевой звоночек жалобно тренькает. Впрочем, сама выдерживает не больше секунды и тут же раздраженно выдает: - как придет вечером, обязательно спроси, чего он с теми двумя девками учудил. Бесстыжие прошмандовки, глаза бы мои их не видели! Но ничего-ничего, пусть только попробуют заявиться, я им такого покажу, на задницы свои сесть не смогут.

- Близняшки приходили, – догадался я. Как же, помню: Елизавета и Мария Лановские, те самые, с которыми играл в «паучок» и даже имел несчастье состоять в одной команде. Если верить слухам, именно по их вине у гуру точных наук резко упала успеваемость. Просела настолько, что руководство приняло решение перевести Нагурова в другую группу, подальше от двойного искушения.

- Шалошовки они, вот кто, - и снова хлопок по столешнице. Вот так вот, в одночасье падают с пьедестала образцы чистоты и целомудрия. А я ведь предупреждал Саню, чтобы вел себя скромнее. Устроил тут сексуальные игрища, прямо под боком бдительной старушки. Но ничего, походит месяц в звании нелюбимого постояльца, послушает лекции и ворчания по поводу и без оного. Глядишь, старушка и приведет в чувства нашего гения от математики.

- Не выселяйте его, Лукерья Ильинична, пожалуйста, - прошу тонким голоском, изображая самую жалостливую физиономию из имеющихся.

- Ты мне здесь еще пошути. Вишь, остряк выискался - чего лыбишься? Иди отседова, кому сказано, нечего от работы отвлекать.

Не-а, не выселит. Готов биться об заклад, годовую зарплату на кон поставить, что Нагурову ничего не угрожает. Потому как хорошо известно: Лукерья Ильинична только грозить горазда.

- Я на ужин спущусь, - сообщаю на прощанье, и под ворчание хозяйки звякаю дверным колокольчиком. Легкий январский морозец тут же схватывает кожу на щеках – эх, хорошо! Тело настолько пропеклось жарой параллельного мира, что даже не думаю застегиваться. Так и поднимаюсь нараспашку в номер, вдыхая привычный запах родного места – хорошо! Все хорошо, что не напоминает о Юкивай.

Юлия… Стоило только одному имени промелькнуть на задворках сознания, как внутренности неприятно заныли, напомнили о себе больным зубом. Стоп, не думать, не думать – приказываю себе. Сейчас под контрастный душ, потом боевичок по телеку, ужин и «не напряжное» чтиво на сон грядущий, про мужика, трахнувшего принцессу и свалившего в пустоши. Что ж, выглядит, как хороший, а главное, вполне осуществимый план. Только вот сбыться ему было не суждено.

Не успел толком раздеться с дороги, как в дверь затарабанили.

- Курсант, почему телефон отключен? – послышался громогласный рык с той стороны.

Зараза… Все никак не могу приучить себя включать сотовый. Аппарат служебной связи на время командировки блокировался и сдавался в специальную камеру хранения. И все бы ничего, только разблокировать обратно я его забывал, за что и периодически огребал, от того же Мо.

Открываю дверь – точно он: пышущий злом и одновременно жаром. Красные щеки напарника покрыты капельками влаги: то ли конденсат, то ли выступивший пот.

- Где твой телефон?! – начинает он кричать с порога.

- Только приехал, даже покакать не успел, - пытаюсь отшутиться в ответ.

Однако визитер туалетный юмор не оценил, свел брови над переносицей и проорал:

- Я тебе сейчас устрою просраться. Кому сказано, одевай пальто и на выход, - и вдруг совсем тихо добавляет, - разговор есть.

Вот этот «разговор есть» мне сильно не понравился, да еще и вкупе с выбранным местом для приватной беседы, куда шли, загребая сугробы. Знакомая опушка леса, где я периодически вел переговоры то с Луциком, то с Кормухиной, теперь вот наступила очередь Мо.

Толстые пальцы-сардельки напарника извлекают из кармана прибор, похожий на пульт дистанционного управления – просвечивают на наличие жучков. Уверившись, что лишней техники на мне нет, Магнус заговаривает:

- Нашли третьего.

«Можешь идти, Уитакер», - звучит в голове утренний голосЮлии.

Мо говорит о парковой зоне «С», где было обнаружено тело, о личности убитого: молодого парня из числа курсантов, со вскрытой грудиной, а у меня перед глазами мелькает полуобнаженная спина девушки. Юлия стыдливо натягивает футболку, и торопится одеться, настолько быстро, что путается в собственных волосах.

- Где витаешь, курсант! – грозный рык вырывает меня из плена болезненных воспоминаний.

- Здесь я.

- Ни хрена не здесь! Забудь уже о певичке своей.

Порою интуиция Мо била прямо в цель и это по-настоящему пугало. Словно напарник обладал скрытым талантом, позволяющим читать чужие мысли.

- А ты в курсе, что на нее второе покушение было?

- Да мне насрать, курсант, у нас здесь дела поважнее. Или хочешь, чтобы «нулевка» превратилась в филиал Алыченского мясокомбината? Ты же своими глазами видел, на что эта тварь способна.

- Видел, - соглашаюсь с напарником, – только что я могу сделать?

- Во-первых, не я, а мы. А во-вторых, для любой операции нужна команда: детективы, оперативники, аналитики. Команда людей, которым можно доверять. У меня только один такой на примете имеется.

Оно и не удивительно, учитывая несносный характер напарника и его круг общения: проституток к расследованию не подключишь.

- Кто он? Случаем не рыжий, как сама бездна? - интересуюсь я.

- Это для меня он рыжий, а для тебя господин Лановски. Запомни это, курсант, и лучше не забывай.

Согласно киваю головой. Спорить с Мо совершенно не хочется, особенно на опушке леса, стоя по колено в снегу. Кажется, начинаю подмерзать, зимние ботинки совершенно не спасают от холода.

- Допустим, а от меня что требуется: назвать фамилии людей, которым верю?

- Не просто веришь, ты должен быть в них уверен. Иначе случись что, крепко получим под зад и будем лететь о-очень долго, потому как в Организации самоуправства не терпят.

- Авосян, - называю, не задумываясь.

- Кто второй?

- Всё.

- Что значит, всё? Нам еще нужны люди

На что лишь развожу руками: других нет. Мозес издает задумчивое «да-а-а», забавно шевелит губами, словно ребенок, ищущий сиську, или соску, или сосачку со вкусом абрикоса.

- А что насчет Нагурова? Вроде надежный парень.

- Парень может и надежный, но материалист до мозга костей: вряд ли поверит во всю эту канитель с потусторонними существами

- Поверит или нет, дело десятое. Думающие мозги всегда пригодятся, поэтому берем… Как обстоят дела с Альсон?

- Нет.

- Почему нет?

- У нее с головой проблемы… Чердак подтекает.

- У всех чердак подтекает.

- Там даже не подтекает, потоп конкретный.

- Курсант, ты уверен в собственной объективности, может имеет место личная неприязнь?

Внутри словно тяжелые жернова перевернулись. Кажется, Мо что-то такое прочитал на моем лице, поэтому счел за лучшее сменить акценты.

- Слушай, девчонка реально хороша в своем деле: за последние полгода поднялась в звании на девять пунктов. Напомни-ка мне свой результат?

Повышения на один пункт лишили, было такое. И выговор от майора схлопотал за неуместное обращение. Больше и припомнить нечего, а Мо продолжал тем временем:

- В прошлом месяце сделали вторым замом главы шестого отдела по борьбе с организованной преступностью и выделили кабинет в личное пользование.

- Меня что, должно впечатлить количество слов в новой должности или наличие отдельного кабинета?

- Тебя должно впечатлить то, как она растет и как за нее грызутся. Аналитики аж до самого Томби дошли, с просьбой о переводе: дескать, такой талант не должен пропадать на оперативной работе.

- Я против.

- Сынок, а я тебя и не спрашиваю… Ты куда это собрался?

- К себе домой, папаша.

- Мы еще не договорили.

- А мне, кажется, договорили, потому что мое мнение нахрен никому не сдалось. Вот стой в снегу, и рассуждай сам с собой: кого взять, а кого не надо. Я лучше пойду, чайком в тепле побалуюсь.

- Да-а-а, пацан еще, - задумчиво протянул Мо.

- Говорит великий взрослый, который существует от шлюхи к шлюхе.

- Ты, курсант, в жизнь-то мою не лезь, потому как сопляк мелкий, не дорос еще, чтобы старших уму разуму учить. Лучше засунь-ка свой эгоцентризм в задницу, и подумай о предстоящем деле. Альсон расследования щелкает, что белка орешки, и подтекающая крыша тому не мешает.

- Я не уверен.

- В чем конкретно ты не уверен?

- Да в том что не побежит и не сдаст нас отделу внутренних расследований.

Мо аж хлопает себя по ляжкам с досады.

- Да ты редкостный дурак, если так думаешь. Эта мелкая за тебя любому в глотку вцепится и перегрызет. Я это знаю, каждый в отделении знает и только ты, блять, сомневаешься... Короче, курсант, девку берем, под мою ответственность.

- Всё?

- Нет, не всё - дело серьезное, нам еще один человек нужен… Чего притих?

- Жду, когда фамилию назовешь. Ты же лучше меня знаешь одногруппников. Кто там еще остался: Луцик, Мэдфорд младший, а может МакСтоун?

- Спортсмен этот, как бишь его зовут, - лоб Мо пошел складками.

- Леженец? Серьезно? Этот тоже замом стал и личным кабинетом обзавелся? – начинаю смеяться. И смеюсь долго, вытирая выступившие в уголках глаз слезы. Все это время напарник терпеливо ждет, лишь изредка выпуская клубы пара изо рта. – Тоже его мозги понадобились? Он же тупой, как пробка.

- А кто сказал, что нам одни гении нужны? Не всем за столом сидеть и думать, может и в поле поработать придется. Леженец вроде как человек надежный или сомнения есть?

Я глубоко задумался, припоминая всевозможные случаи, связанные с парнем. Долго думал, но так ничего и не нашел за четыре года, что проучились вместе. Дурь какую учудить - запросто, тут Леженец всегда первый, а вот своих подставить или сдать – это никогда, не водилось за нашим спортсменом подобных привычек.

- Хорошо, пускай будет спортсмен. Еще фамилии назовешь или все на этом?

- Пока все. Теперь твоя задача обзвонить бывших одногруппников и договориться о встрече на завтрашний вечер. Если по графику произойдут накладки, сдвигаем мероприятие на воскресенье. Чего такой кислый, курсант? Не хочется делиться маленьким секретом с окружающими?

Не хочется, это слабо сказано: как представлю реакцию на слова о невидимом друге, так комок к горлу и подступает. И ладно Герб с Нагуровым: парни на смех не поднимут и пальцем у виска крутить не станут, точнее воронку над головой закручивать. В них я уверен, в отличии от Леженца, и особенно Альсон с ее острым язычком. Мелкая проныра мне спуска не даст, будет травить при случае, и ладно если обойдется без лишних свидетелей.

Интересно, почему Мо настаивает на ее кандидатуре, настолько в ней уверен? Хотелось бы и мне иметь толику той самой уверенности.

- Кто будет рассказывать про Марионетку?

- По ходу пьесы определимся, ты главное пока лишнего не болтай. Скажи, так мол и так, переговорить надо по делам важным, подробности при встрече. Собирай всех ближе к восьми у себя дома, а остальное беру на себя.

- Не нравится мне это.

- Мне тоже, курсант… Если это Палач, а есть все основания думать, что это именно он, то выбора у нас нет. От твари нужно избавляться любыми имеющимися средствами.

- Может обратиться напрямую к Томби, объяснить всё?

- Ты сам-то в это веришь, курсант? Ну допустим, удалось нам попасть в кабинет руководителя, и даже убедить его в верности своих предположений. Дальше что? Неужели ты думаешь, что один Альфред Томби способен запустить в действие механизм под названием Организация? Что он заставит вертеться в нужном направлении тысячи шестеренок гигантского производства? Будут официальные собрания и кулуарные встречи, столкнуться группы интересов, подключиться политика. О возможных жертвах даже думать не будут, пока не станет слишком поздно, и парки нулевого мира не зальет кровью, так что по пояс станет.

- А мы значит, справимся? - пришло мое время саркастически улыбаться. – Горстка зеленых новичков во главе с запойным детективом?

- Посмотрим, курсант… Ты главное, указанных людей собери без лишнего шума.

Через час с небольшим фургончик катил по уютным улочкам Альдана. В кузове темного автомобиля кроме нас с Леженцом, одетых с иголочки, в служебные костюмы и галстуки, сидела пара незнакомых людей – сосредоточенных и молчаливых. Был и Сид Майер, столь же сосредоточенный, но куда менее молчаливый. В течении пяти минут глава охраны излагал суть мероприятия, выжимая слова, словно тяжелый пресс – сухо, без остатка. Никаких отступлений или вводной части, исключительно по делу.

Сегодня днем в сопровождении пяти человек охраны Юлия Кортес Виласко покинула особняк. Намечалась вечеринка у сынка местного мэра по случаю… неизвестно по какому случаю, потому как эту часть повествования Майер за ненадобностью обрезал. Девушка состояла в давних приятельских отношениях с юношей, поэтому ничего «за рамки вон выходящего» в приглашении не было. Удивляло другое, Юлия после очередного покушения боялась из комнаты выйти, и вдруг второе мероприятие подряд: сначала клуб, теперь вот вечеринка местной элиты.

«Не нравится, брат, что девка без тебя справляется? Думал, она к тебе привязана будет, как болонка на поводке? – противно гнусавил внутренний голос. – А она вон какая смелая, отважилась на улицу выйти, без детектора опасности.

А еще без личной охраны. Разумеется, ребята с Мангустом никуда не делись, их просто за ворота особняка не пустили, велев ждать снаружи. Как не пустили телохранителей прочих знатных гостей. Дескать, у нас здесь своя служба безопасности, чужих и даром не надо. Вход исключительно по пригласительным.

Ну и, казалось бы, чего волноваться: особняк мэра охранялся не хуже Форт-Нокса. Потусит девочка, расслабится, ей это даже на пользу пойдет, учитывая накопившийся стресс. Но Майер волновался, заволновался и я, особенно после фразы: вытащить объект из особняка в любом состоянии.

Наркотой обдалбается сверх меры, перетрахается с каждым вторым? Возможно… Телефон Хозяйка отключила, и теперь происходящее внутри оставалось под большим секретом. В том числе и физическое состояние самой госпожи Виласко.

Шел седьмой час абсолютного неведенья: ни привета, ни ответа. И сколько таких часов еще будет, неизвестно. Бывало, что празднования затягивались на несколько дней, а то и на неделю бесконечного запоя, веселья и секса. Что и говорить, умела местная молодежь гулять с размахом.

Майер не стал ждать недели… Судя по оперативности нашего здесь появления, он среагировал в первые десять минут. Мало того, что успел смотаться в другой мир, так еще и преодолел по пути многочисленные бюрократические препоны. Оформил полуофициальный выезд с расплывчатыми целями. Я видел этот документ, даже умудрился прочитать пару раз, но так ничего и не понял.

В связи со сложившимися обстоятельствами Полу Уитакеру требуется усиление, согласно такому и такому пункту контракта. Законодательство не нарушает, боевые столкновения не предусмотрены. За срочный выезд, как и за само усиление требуется внести дополнительную плату: авансом, в полном объеме.

И все, вот мы здесь.

- В конфликты не вступаете, споров избегаете, - давал последние напутствия Майер. – Обыскивать вас не имеют право, поэтому оружием обеспечить могу, но…

- Лучше не надо, - соглашаюсь я. Еще не хватало устроить пальбу среди золотой молодежи, родители которых сплошь люди высокопоставленные и значимые. Прав был Камерон, вбивая в головы одну непреложную истину: пистолет – великое искушение. Искушение решить вопрос по-быстрому, не задумываясь о последствиях. Особенно когда нервы напряжены, а эмоции хлещут через край. Я в себе-то не был уверен, что говорить о Леженце. Парень по жизни не напрягался, а сейчас так и вовсе выглядел довольным: улыбка не сходила с губ. Пялился по сторонам, словно турист на экскурсии, то и дело подмигивая мне, дескать не ссы Воронов, прорвемся.

Как бы не пожалеть о сделанном выборе…

Словно желая утвердить мои опасения, Дмитрий задорно спрыгнул на мостовую. Покрутил головой в разные стороны и весело произнес:

- Прикольно будет.

Да уж, прикольнее некуда.

Я вышел следом и обернулся – Майер провожал нас взглядом. Каменное лицо начальника охраны не выражало ни капли эмоций. Все слова сказаны, осталось дело за малым: вытащить Юкивай с вечеринки. Надеюсь, мы не заявимся в самый разгар оргии, потому как не хочется вытаскивать юную певичку из-под груды полуголых тел.

«Ревнуешь, брат», - издевательски пропел внутренний голос.

Может и ревную, что с того - это уже ничего не изменит, ни для меня, ни для нее. Рука привычно скользит под пиджак, пытаясь нащупать кобуру невидимого пистолета. От ощущения пустоты в ладонях, под ложечкой неприятно засосало. Разумом понимаю, что ствол не панацея, но с ним как-то поспокойнее.

Поднимаемся по тротуару в сторону витиевато оформленных ворот. Идем в горку, мимо раскидистой клумбы, мимо фонарей, выхватывающих из темноты густую растительность.

– А ничего себе домик отгрохал местный начальник, - Леженец присвистнул от удивления. - Я бы не отказался в таком пожить.

Домик и вправду гигантских размеров – огромное двухэтажное здание с окнами-витражами и колоннами, украшенными причудливым орнаментом, напоминающим водоросли. По прихотливо изгибающимся карнизам скользят щупальца морских чудищ, поддерживая скат крыши. Рыбьи морды с большими губами и выпученными глазами, гигантские кальмары, осьминоги, ползущие крабы. Что за дворец Ктулху: могущественного повелителя глубин?

Особняк не просто стоял в ночи, он буквально кипел жизнью: окна на распашку, отовсюду звучит музыка, доносятся веселые голоса. Площадки балконов переполнены гуляющей молодежью, некоторые так и вовсе сидят на перилах, свесив ноги вниз.

Седьмой час вечеринки… с ума сойти, откуда только силы берутся.

Первым подхожу к воротам, где уже ждет охрана: пара парней внушительного вида.

- Вход только по пригласительным, - прогудел тот, что пошире в плечах.

- У нас служебные.

Достаю удостоверение и демонстрирую бдительному охраннику. Дмитрий следует моему примеру, только делает это слегка вальяжно, на расслабоне, словно дамы попросили угостить сигареткой.

Документ представлял собой обыкновенную пластиковую карточку с профилем хищной птицы и жирным штрихкодом. Невооруженным глазом ничего не разглядеть, кроме черточек и точек. Тут необходим специальный сканер, обыкновенно встроенный в оправу темных очков. У парней на воротах подобный аксессуар имелся.

Один из них секунд десять шевелит губами, а после поднимает голову.

- Подлинность документов подтверждена. Детективы, напоминаю: согласно юрисдикции шести миров вы не имеете право проводить обыски, допрашивать, а также задерживать лиц, находящихся внутри здания. Для данной процедуры потребуется форма семнадцатая, и разрешение от органов местного правопорядка.

- Благодарю за напоминание, - прячу документ во внутреннем кармане пиджака, - наш визит не принесет вам хлопот.

- Рассчитываю на вашу благоразумность, детективы. Могу поинтересоваться, с какой целью решили посетить данное мероприятие?

- Юлия Кортес Виласко. Необходимо убедиться, что с юной госпожой все в порядке. В случае необходимости сопроводить до дома.

До дома объект будет сопровожден в любом случае, вне зависимости от волеизъявления. Только зачем нагружать парней лишней информацией. Они и так знают достаточно, а большего и не надо.

- Принято, - охранник благодушно кивает и отступает в сторону, освобождая проход.

- Могу уточнить, в какой части здания, находится указанная особа?

- Секунду, - охранник щелкает пальцем по вкладышу, едва слышно говорит: - шестнадцатый… Кортес Виласко… местоположение.

Терпеливо дожидаемся ответа: я - сцепив руки на поясе, Дмитрий – откинув полы пиджака и засунув руки в карманы брюк. Вид при этом имел самый что ни на есть залихвацкий - дворовая шпана на прогулке. Не хватало только заломленной кепки и спички в зубах. Особенно контрастно парень смотрелся на фоне пары охранников, что застыли горными уступами.

Наконец, один из них отмирает, произносит в пустоту привычное «принято», и уже обращаясь к нам, выдает:

- Кортес Виласко, второй этаж, налево, в гостевом зале.

- Спасибо.

Переступаем границы охраняемой территории и выходим на широкую дорожку, ведущую прямиком к дому. До центрального входа не больше тридцати метров. Вижу камеры, расположенные над крыльцом, парочку людей в черном на углу дома, что бдительно следят за кустами. Ага, а вот и причина их настороженности – вылетела из зарослей, и вихляя голым задом, понеслась в сторону беседки, под смех товарищей.

Похоже пьянка, давно покинула пределы здания, перекинувшись на приусадебный участок. Вот и носятся без одежды, где придется.

- Посмотрите, кто к нам идет! Неужели господа детективы, - послышался сверху женский голосок. Поднимаю глаза и вижу девушку с милым личиком, обрамленным кудрявыми волосами, ну чисто ангел. Рядом возникает вторая голова, полная противоположность первой: всклокоченные волосы, размазанный по лицу макияж. Девица в образе дьяволицы с трудом фокусирует взгляд, присматриваясь, после чего безапелляционно заявляет:

- Тот, что светленький, мой.

Выпускает из рук бокал и посуда летит вниз, вдребезги разбиваясь о бетонные отмостки. Ангел с демоном весело хохочут и скрываются в оконном проеме.

- Светленький, это я, - сообщает довольный Леженец. Тоже мне кавалер выискался.

Похрустывая осколками, поднимаемся по ступенькам.

Бездна… А как намусорили то, как намусорили. Крыльцо было буквально завалено мелким хламом, особенно хватало бычков – вернулась мода на старинные сигареты. Хотя о чем это я, в районе Монарто она и не проходила.

Осторожно открываю широкую дверь и первым вхожу внутрь. Шум и гам, канонада звуков увеличивается в разы. На меня тут же налетает пьяное тело, тычется раскрасневшейся физиономией в грудь и падает. Леженец переступает лежащего на полу парня, подмигивает мне. Не знаю, чего забавного он увидел в сложившейся ситуации. Лично мне не до веселья, хочется побыстрее найти Юлию и свалить из гребаной клоаки куда подальше.

Судя по доносящимся голосам гостей внутри здания предостаточно, однако нам везет – в коридоре никого, не считая парочки полупьяных тел, которые то ли обнимаются, то ли просто держаться друг за друга. Впереди холл, выстеленный коврами и уставленный статуями. А вот и широкая лестница ведущая наверх, с массивными перилами, увитыми позолоченными растениями. Не лестница, а путь в рай, выстеленный дорожкой, освещенный развесистой люстрой. Был бы путь в рай, если бы не кашица блевотины ровно по центру, на самом видном месте.

- Нам наверх, - сообщаю Дмитрию и тот согласно кивает головой, дескать давай, веди Воронов, я за тобой. Пересекаем холл, и поднимаемся по ступенькам, перешагивая через дурно пахнущую лужицу.

Выходим на площадку второго этажа и тут я впадаю в короткий ступор: налево, налево… это от меня или от входа?

- Нам налево, - приходит на помощь Дмитрий, и поворачивает направо. Надеюсь, он знает, что делает. Хотя с нашего спортсмена станется: один раз вместо светошумовой гранаты метнул термобарическую, положив вместе с террористами заложников. Досталось и группе поддержки, что заходила с тыла, окружив противника. Ох и орал тогда Камерон, срывая глотку. Благо, инцидент случился в виртуальной реальности и к настоящим жертвам не привел. Если не считать горящие огнем легкие после внепланового кросса, прописанного всей третьей группе в качестве наказания.

Заходим в кишку длинного коридора: сплошные двери по обе стороны. И где здесь гостевой зал, с чего начать поиски? Дмитрий снова приходит на помощь: уверенной походкой движется вперед, словно человек, прекрасно знакомый с планировкой здания. Минует две двери, а из третьей прямо на него вываливается чудо: абсолютно голое, если не считать женских чулок на тощих ногах. Повисает на плечах Леженца, начинает тыкаться эрегированным членом прямо в бедро.

«Сейчас прибьет», - возникает в голове паническая мысль. Однако Дмитрий реагирует на удивление спокойно. Кладет раскрытую ладонь на лицо невменяемого гостя и легким толчком отправляет обратно в распахнутые двери.

Демонстрирует свою пятерню и сокрушенно произносит:

- Облизал, зараза.

Удивленный, смотрю поочередно: то на мокрую ладонь Леженца, то на темнеющий проем, где скрылось перевозбужденное тело.

- Что это было?

- Это? Ветратекс – увеличивает потенцию, уменьшает мозги. Запрещен к применению в четырех из шести миров, выдается строго по назначению врача.

Хочется спросить, откуда он все это знает, только ответ лежит на поверхности: для Леженца происходящее не в новинку. Это я выходец из дикого мира, дальше родного города нос не высовывающий, а Дмитрий – потомственный аристократ, пускай и из захудалого рода. Вечеринок повидал множество, потому и ведет себя, словно рыба в воде.

- Дурных много… молодых, - сообщает он мне. Сквозь грохот музыки с трудом разбираю отдельные слова.

- И что?

- Плохо, когда желания много, а опыта мало, - в руках Леженца блеснул металлический предмет. Самый настоящий кастет с дырками для пальцев и упором для ладони. Раньше никогда такой не видел, пацаны во дворе в основном свинчатки отливали: небольшие гирьки, удобно размещающиеся в ладонь. Больше для пантов, потому как на моей памяти в дело их никогда не пускали.

- Кастет зачем?

- Могут возникнуть проблемы. Нет ничего хуже детишек местных сановников со свитой голодных шестерок. Вечно нас копируют, подражать пытаются, простолюдины хреновы. Только тут одних денег мало, тут воспитание иметь нужно и гены, которые проходят проверку веками.

Гены, воспитание… Видел я это ваше воспитание на заплеванном полу привокзального туалета, где отметелили ногами до полусмерти. Только спорить по данному поводу не хотелось. Уж точно не здесь и не с Леженцом. У него свой мир, своя правда, а у меня другая, где этих самых, калибрующих гены столетиями смели одной волной, да так, что весь мир вздрогнул. Кровавой волной, в которой едва сами не захлебнулись. Селекционеры хреновы.

- Ты в курсе, что им убить можно.

- Не учи бойца драться, - Дмитрий расплывается в довольной улыбке. – Да ты не переживай, бить в висок никого не буду. Что я, дурной что ли.

Действительно…

- Если что, предупредил. Под твою ответственность.

Ту-дум… Резко оборачиваюсь на шум, что доносится из темноты дверного проема, где минутой ранее скрылся перевозбужденный гость. Глухие удары, различимые даже сквозь грохот музыки, будто некто массивный бьется головой. В сознании всплывают неприятные образы, виденные однажды в кино: стены, обитые войлоком, пациенты в смирительных рубашках. Происходящее здесь напоминает один сплошной дурдом, с дикими и необузданными пациентами, выпущенными по ошибке на волю. Дмитрий сказал, что они всего лишь копируют вечеринки аристократов: поддельная картинка, не более того. Даже думать не хочется, как выглядит оригинал.

С трудом отвожу глаза от темнеющего зева дверного проема.

- Нам нужно идти. Ты знаешь, где гостевой зал?

Леженец кивает в ответ.

- Планировка стандартная, зал расположен в самом конце левого крыла.

- Веди.

И мы пошли по длинному коридору, ровно по центру, держась подальше от стен, а главное – дверей: а ну как еще кто вылетит ненароком. Большинство из них были нараспашку, демонстрируя нутро комнат, освещенных ярким светом панелей. Картины не баловали разнообразием, где спали вповалку, где трахались, а где банально бухали, усыпав пол пустыми бутылками. Сплошная молодежь, по возрасту сопоставимая со школьниками старших классов. Отрываются по полной программе, стирая границы дозволенного. И где-то здесь скрывается Юкивай.

«Прикинь, брат, известная Юлия Кортес - центральная фигура оргии. Дерут в три смычка – каково, а? Будешь прерывать групповушку, и вытаскивать из-под потных тел?» - зудит внутренний голос, который не заглушит самая громкая музыка.

Заткнись!

«Что, даже кончить не дашь? Ну ты злодей, братан. У девочки сплошной стресс, ей расслабиться нужно».

Не думать, не думать, сосредоточиться на задаче… Иду молча, сцепив зубы – впереди мелькает спина Леженца. Дмитрий только на первый взгляд выглядит беззаботным, но я слишком хорошо его знаю, чтобы по положению рук, по пружинящей походке понять - парень собран. Чего стоит один кастет, сцепивший пальцы ударной правой в стальной кулак.

А вот и конечная точка маршрута: заходим в большую комнату, названную гостевым залом. Свет панелей приглушен, но его вполне достаточно, чтобы осмотреться. Пространство разделено на несколько зон, перегороженных мебелью вроде длинных диванов, столов обеденных и бильярдных. Были стойки с пузатыми вазонами: пустыми, без всякой растительности внутри, если не считать за таковую мусор, который успела накидать веселящаяся молодежь. В левом углу вижу камин, благо электрический, иначе давно бы сгорели дотла, вместе с домом. Под мягким светом нежится сразу несколько любвеобильных парочек, а одна так и вовсе успела перейти к активным половым действиям. Во всех смыслах данного слова, потому как до дивана они не дошли, расположившись на пушистом ковре, подле камина. Девица с роскошной грудью оседлала парня и теперь равномерно раскачивалась, запрокинув лицо к потолку. До боли напрягаю зрение, пытаясь разглядеть знакомые черты в царящем полусумраке - нет, не она это. Достаточно взглянуть на колыхающиеся молочно-белые шары, чтобы это понять. У юной Кортес Виласко размер груди скромнее будет.

- Нам туда, - раздается совсем рядом голос Леженца. Спортсмен показывает рукой в противоположную сторону, где прозрачные шторки заграждают выход на балкон. Чудо, что их еще не сорвали с гардин, бросив на ковер, как бросили вазу, усыпав осколками пространство вокруг. На балконе царит веселая кутерьма: мелькают причудливые тени, клубятся пары дыма. Что курят толком и не разберешь: сотни запахов смешались в один сплошной винегрет, то сладко-приторный, то горьковатый, отдающий миндалем.

- Диван, - уточняет Дмитрий, и только тогда я обращаю внимание на мягкую мебель, точнее на тела, раскинувшиеся на нем. Вижу рыженькую Нанни, что прижалась к груди белобрысого парня, обхватив шею руками - оба спят. Вижу еще несколько знакомых лиц, которые наблюдал ранее среди гостей госпожи Виласко. А вот и сама Юлия: сидит, запрокину голову и закрыв глаза. На девушке легкое светло-синее платье на бретельках, едва прикрывающее ноги. Босые ступни зависли в воздухе, на щиколотке блестит тонкая нить ожерелья. Ни в какой оргии госпожа Виласко не участвует, просто безмятежно спит или дремлет, устав от бесконечного веселья.

Внутри словно тиски разжались, позволяя спокойно выдохнуть: половина дела сделана, осталось увести девушку с праздника жизни.

Обмениваюсь с Дмитрием взглядами.

- Действуй, чего ждешь. Я прикрою при надобности.

Леженец как достал кастет, так стал на редкость рассудительным.

Решительной походкой направляюсь в сторону балкона. Уворачиваюсь от бредущей навстречу девушки, с закрытыми глазами и кожей бледной, как полотно. Под ногами хрустят осколки разбитой вазы.

Миную небольшой столик, на котором танцует… Кто-то танцует, нацепив на себя как мужскую, так и женскую одежду, из-за чего гендерную принадлежность не определить. Хреново танцует, угловато, того и гляди на пол сверзится. Но то не моя забота, за другим пришел, точнее за другой.

Подхожу к дивану, где расположились дремлющие гости. Уже знакомый мне дылда, вечно липнущий к рыженькой Нанни, практически полностью сполз на пол, раскинув шлагбаумом длинные ноги. Переступаю через них: прости парень, если верить примете, больше не вырастешь. Замираю напротив Юлии, вглядываюсь в знакомые черты лица, светлую кожу, которая кажется неестественно бледной в царящем полусумраке залы.

Сердце внутри отзывается давно забытой щемящей болью. Хочется прикоснуться, провести пальцами по знакомым… бездна, только тупой романтики здесь и не хватало. Стряхиваю наваждение и беру девушку за руку, аккуратно сжимая тонкие пальцы.

Не знаю, с чего решил, что разбудить ее будет сложно. Юлия реагирует моментально: вздрагивает и отдергивает руку.

- Я же сказала…, - долгая пауза, взгляд карих глаз ощупывает мое лицо, - Уитакер, ты? Что ты здесь делаешь?

- Нам надо идти.

- Кому нам?

- Тебе и мне.

- Нет никаких тебя и меня. Проваливай.

- Мы уйдем вдвоем.

- Пошел прочь, Уитакер… это приказ.

- Нет.

- Ты… ты служебная собачонка, которая должна знать свое место и повиноваться, - девушка в полном негодовании пытается меня пнуть, но все что у нее получается – это лишь задрать собственное платье, засветив белую полоску нижнего белья. Движения неловкие, заторможенные: то ли спросонья, то ли сказывается выпитый алкоголь.

Перехватываю голую ногу, подтягиваю девушку к себе и визжащую поднимаю на руки.

- Ты охренел, Уитакер, что себе позволяешь.

- Я всего лишь забираю тебя домой.

Юлия хватается рукой за галстук, шепчет прямо в лицо, обдавая крепким спиртным духом:

- Думаешь, не смогу без тебя, из дома не выйду? Ошибаешься, Уитакер… Слишком много возомнил о себе. Думаешь, трахнул и все позволено… Уволю, слышишь!

- Увольняй.

Тонкие пальцы обвивают галстук, и что есть мочи тянут в сторону, так что становится трудно дышать.

- Сейчас укушу.

- Кусай.

Поудобнее перехватываю тело девушки. Чувствую, как она тянется к шее, ощущаю горячее дыхание. Влажные губы тычутся в кожу над самым воротником рубашки и… и все. Девушка без сил опускается. Ослабевает удавка на шее – тонкие пальцы больше не тянут за галстук, перехватив лацкан пиджака. Голова доверчиво прижалась к груди, согревая дыханием сердце.

- Ребята, это он! Дикарь из сто двадцать восьмой, - слышу резкий голосок Нанни, и нарастающий волной ропот. Кажется, я разбудил не только госпожу Виласко, но и ни в меру заботливых друзей.

- Слышь, мартышка, куда собрался?

- Ребзя, да он вообще обнаглел.

- Юли отпусти.

Неслось возмущенное со всех сторон. Один наиболее борзый возник на горизонте, раскинул руки, демонстрируя… Даже не стал разбираться, что он там пытался изобразить.

- Работает служба безопасности, всем разойтись, - ору во всю глотку. Но борзый то ли не впечатлился, то ли был слишком пьян, чтобы понять смысл сказанного. Не раздумывая, пинаю того по опорной ноге. Не пыром, как следовало бы, а подошвой сверху-вниз, прямо в район коленной чашечки. Так ломают ветки на костер, так ломают конечности. Парень моментально исчезает с горизонта, только дикий вой доносится снизу. А я уже иду вперед, наплевав на крики и угрозы. Вперед, только вперед.

Некогда сонный мир вдруг завертелся, забурлил кипящей на огне жидкостью. Ожил в одно мгновение, хотя до этого казалось – спал вечным сном. Краем глаза выхватываю движения, замелькали многочисленные тени на стенах и на потолке.

Вижу перекошенное от крика лицо Леженца. Он орет знакомые до боли слова, что и я секундой ранее: про «работает» и про то, что в случае угрозы жизни агент службы безопасности имеет право применить силу, вплоть до ликвидации потенциальной угрозы. Заученные на уроках юриспруденции фразы.

И странное дело – это работает, словно защитный купол окружает нас. Гости толпились, возмущенно кричали, но невидимую черту не пересекали. Только один отважился заступить Леженцу путь и тут же получил кастетом в челюсть - башка мотнулась в сторону, а тело завалилось навзничь.

На самом выходе из зала в нас полетели вещи, все что под руку подвернется. В спину неприятно ударило чем-то тяжелым, а одна из бутылок просвистела над головой, разлетевшись мелкими осколками о стену.

- Быстрее, быстрее, - подгоняет Леженец, а сам остается в тылу. Оборачиваюсь и вижу, как спортсмен закрывает за нами дверь. Блокирует створки, просовывая меж ручек подсвечник. А в них уже ломятся, стучат кулаками и ногами, поддавливая плечами. Пьяная молодежь нашла общего врага и явно оживилась: жаждет разборок, жаждет драки и крови чужаков, вторгшихся на их территорию.

- Чего завис, - орет Леженец прямо в ухо, - двигай быстрее.

Да куда уж быстрее, и так почти бегу. Опускаю быстрый взгляд вниз, на сжавшуюся комком Юлию, зажмурившую в испуге глаза. Побелевшие пальцы судорожно вцепились в грубую ткань пиджака. Только этого еще не хватало, кажется, юную госпожу охватил приступ паники. Не может быть и речи о том, чтобы опустить девушку на пол, и заставить идти своим ходом. Еще убежит невзначай, забьется в какой угол, и выковыривай ее оттуда часами. А часов у нас нет, только минуты, пока окончательно не перебудили весь дом.

На встречу вылетает тот самый парень, в узорчатых чулках, возбужденный не в меру. Заметив нас, взвизгивает по-женски, и уносится прочь, сверкая тощими ягодицами. Оно и понятно, вид у Леженца самый грозный. Вытирает нос кулаком, а кулак-то не простой: в крепкой спайке с кастетом, вкусившим первую кровь. Именно ее капли он размазал по лицу.

Продолжаю нестись вперед… только вперед. Перед глазами мелькают бесконечные двери, пятна настенных светильников, а еще спина Дмитрия, выступающего в роли ледокола. Редких прохожих отшвыривает прочь, особо не церемонясь и не рассусоливая. Периодически рявкает про «работу службы безопасности», и «разошлись, что б вас». Прямо в лучших традициях Мо, только словарный запас у нашего спортсмена скуднее будет. Но это ничего, с годами наработает.

Переступаем через порог - а вот и лестница, ведущая вниз. Поудобнее перехватываю Юлию, которая, кажется, уже и не дышит, только испуганно сопит. Как бы не навернутся со ступенек. Однако спуск проходит на удивление легко, чего нельзя сказать о ноше, тяжелеющей с каждой минутой.

Впереди большой холл, осталось миновать каких-то тридцать метров и… музыка резко обрывается. Ой, как плохо. Слышен звенящий гул в ушах: перепонки с трудом справляются с наступившей тишиной. В руках живое тепло, чувствую сколь быстро бьется чужое сердце, словно пойманная в силки птица.

Идиот, да она же перепугана насмерть. И дело не в возмущенных криках, что доносятся с верхнего этажа, и даже не в звоне бьющегося стекла - Пол Уитакер ходячий детектор опасности. Она это знает, запомнила на уровне рефлексов, выработанных в момент смертельной угрозы. Уитакер равно смерть – элементарное уравнение из двух составляющих, созревшее в голове девушки. Созревшее далеко не сразу: затуманенным выпивкой мозгам потребовалось время, чтобы это понять. Кажется, по-настоящему она испугалась, когда в нашу сторону полетели предметы, и первая бутылка разбилась о стену, осыпавшись стеклянным дождем.

- Двигай! - орет Леженец, и сам бежит вперед, прижав к груди руку с верным кастетом. Только вот далеко уйти не удалось: миновав половину холла, Дмитрий резко тормозит. Навстречу распахиваются входные двери и на пороге возникают три фигуры: два молодых парня и один человек из числа охраны, в непроницаемо темных очках.

- Вот он, вот! - кричит один из парней, тот что держит сотовый телефон возле уха. Тычет в мою сторону, гневно раздувая ноздри. Узнаю этого козла, видел в светских хрониках по телевизору. Именно он выходил из ночного клуба в обнимку с Юкивай, под вспышки множества камер. Франсуа или Француа… кажется, так его звали.

- Лео, что этот придурок делает в твоем доме, что он себе позволяет!

Второй парень, кудрявый, словно барашек, выглядит явно озадаченным. Хозяин дома и главный виновник торжества - Леонардо Ланчьези, сынок местного губернатора. Беднягу оторвали от бутылки вина, или от чего послаще, вроде женских губ, и теперь он стоит, пытаясь сообразить, в чем, собственно говоря, дело.

- Они крадут мою Юли, - продолжает кричать Франсуа.

Барашек переводит озадаченный взгляд на охранника и тот четко по-военному докладывает:

- Два детектива СБ, вошли по служебным пропускам.

- М-м, - выдает многозначительное Леонард и разводит руками, дескать извини приятель, но сам видишь.

- У него моя Юли, – трясущийся палец тычет в мою сторону.

- М-м, - барашек хоть и пьяный, но в главном соображает. Сложил в голове два плюс два, и понял, что лучше не связываться, а то папа заругает за возникшие непонятки с Организацией. А они возникнут, особенно если в его доме судом Линча кончат парочку детективов.

Франсуа в такие подробности не вникал. Все что он видел – похищение девушки, его девушки. И он бы непременно кинулся в драку, отстаивать свое по праву, если бы не страх. Все-таки агенты, численный перевес. Парень робел ровно до тех пор, пока не появилась группа поддержки: раздухаренная парочка вылетела из-за его спины. Этим явно было плевать, кого бить, главное замес устроить.

- Гаси ищеек! - проорал раздетый по пояс крепыш, расписанный татуировками, что тарелка хохломой. И первым кинулся в драку.

«Твою же…», - все что успел подумать, прежде чем меня схватили за шею и потащили назад. Пока стоял и хлопал ушами, проворонил врага с тыла, и гребаная марионетка… хоть бы разок показалась, предупредила. Пальцы автоматически разжимаются, и бедная Юлия кулем падает вниз. Прости, дорогая, не до тебя сейчас. Судорожно хватаюсь за чужую руку, пытаясь хотя бы на секунду ослабить хватку и вдохнуть каплю драгоценного воздуха. Куда там… в глазах начинает темнеть, сердце молотом отдается в ушах.

- Что делать в случае применения удушающего приема сзади? - в остатках сознания всплывают обрывки воспоминаний. Камерон вышагивает перед шеренгой курсантов, требовательно заглядывая в лица. – Курсант Энджи, ваши действия.

- Прежде надо подумать, чтобы…

- У вас нет времени на «подумать», курсант, - орет Камерон прямо в лицо толстячку. – Воздуха не хватает, легкие горят огнем. Что будете делать, отвечать, быстро!

- Я… я схвачусь за лицо, попытаюсь выдавить глаза.

- Вы в панике хватаете руками пустой воздух, потому что не видите противника. Секунды убегают, воздуха все меньше и меньше, и вот уже темнеет в глазах. Курсант, ваши действия?

- Я…

- Вас уже нет, курсант Энджи, вы умерли, поздно.

Камерон делает несколько шагов вдоль строя. Подопечные напряженно молчат.

- Повторяю вопрос: что необходимо предпринять для защиты от удушающего приема сзади. Курсант Ли?

- Ударить каблуком по подъему стопы.

- Допустим, у вас обувь на шпильках или металлическая подкова, - Камерон замирает напротив старшей по группе. – Допустим, ноги вашего противника ничем не защищены, он босиком. А теперь представьте, как будете бить.

- По подъему стопы.

- Я спрашиваю не куда, а как?! – Камерон снова начинает орать. – Как вы будете бить, курсант Ли?! Вы же нихрена не видите, ни-че-го кроме облачков, проплывающих в небе. Когда душат сзади, морда лица задрана вверх. Повторяю, вверх, а не вниз. А теперь скажите, какой подъем стопы, где вы там ноги увидели?

- Нигде, - обреченно соглашается Джанет.

- Вы ликвидированы, курсант Ли, - Камерон делает очередной шаг вдоль строя. – Курсант МакСтоун?

- Ударить затылком.

- Кого ударить?

- Ну… противника.

- У тебя где глаза расположены?

- На лице.

- На лице? Странно… а я думал на жопе. Вы чем, блять, слушаете? Бить противника в слепую, рассчитывая на удачу, значит потерять драгоценные секунды, значит потерять жизнь. Чего ржем, курсант Леженец?!

- Никак нет.

- Что никак нет?

- Я не ржу, господин инструктор.

- А я вижу, что ржешь, курсант Леженец. Что такого смешного услышал, поделись со своими товарищами. Может посмеемся вместе.

Слово «жопа», но разве скажешь об этом разгневанному Камерону, а ну как ящики с амуниций заставит таскать. У него их много, на целый полк припасено.

- Бросок через плечо.

- Повтори.

- Упасть на колено, и бросить противника через плечо.

Камерон задумчиво смотрит на Леженца, складки над переносицей медленно разглаживаются.

- А ты пока живешь, курсант… молодец.

Не знаю, чему тогда удивился инструктор - Леженец известный рукопашник, даже принимал участие в серьезных соревнованиях. Он нам и демонстрировал защиту от удушающего на пару с Камероном. В общем-то ничего сложного, если приноровиться и отработать. Только вот в чем беда, срабатывал прием в единственном случае: когда тело твое расположено вертикально. А когда тащат по полу, и ты только и делаешь, что успеваешь перебирать пятками, тогда беда…

Я уже даже не сипел, и был близок к потере сознания, когда вдруг случилось непонятное. Расплывающаяся картинка кувыркнулась, и замерла перевернутым полом. Я оказался лежащим на боку, растирающим шею и жадно хватающий воздух ртом. Недавний противник лежал рядом, раскинув руки в стороны. Парень обо что-то споткнулся и упал, крепко приложившись затылком. Только вот не было ничего на полу, никакого препятствия, даже мельчайшей складочки на ковре – абсолютно ровная поверхность. Чудо спасло, не иначе.

Шатаясь, встаю на колени и первым делом нахожу Юлию. С ней вроде все в порядке: лежит, свернувшись в позу зародыша. Одной рукой закрывает голову, словно пытаясь укрыться от внешней угрозы. Только никто ей не угрожает, в отличии от Леженца. Дмитрий успел уложить двоих и сейчас добивал третьего: крепыша, чье тело было расписано под хохлому. Уклонился от встречного, провел подсечку и прямым сверху отправил противника в нокаут. Этот последний, не считая охранника у двери, что безучастно наблюдал за картиной происходящего и явно не собирался вмешиваться. Был еще кудрявый барашек, который сбежал от греха подальше. Умный сынок растет у местного мэра, понятливый.

Леженец проводит пальцами по ссадине на щеке, морщится. Замечает меня, лежащую на полу Юлию и выдает задорным голосом:

- Валить надо, а ты тут девками разбрасываешься.

- Валить, - соглашаюсь я.

- Самостоятельно подняться сможешь?

- Уже.

- Отлично, а я пока твою девку понесу.

Вот тут Дмитрий допустил ошибку. Стоило подойти ближе, как активизировалась до того безропотная Юлия. Спортсмену даже пришлось отпрыгнуть в сторону, дабы избежать встречи с ногой. Лягалась юная Кортес Виласко на загляденье.

- Бешеная она у тебя что ли. Сам тащи…

Пунктирная линия оборвалась внезапно: в небольшом помещении, которое по задумке проектировщиков должно было стать санузлом. Метров десять полезной площади и три глухие стены без окон. В проеме четвертой стоял я и беспомощно оглядывался, пытаясь понять замысел неведомой Твари. Может нужно спрятаться и отсидеться? Не самая трудная задачка из предстоящих.

В углу было накидано старого тряпья: рабочая одежда и просто ветошь. Там и сажусь, наплевав на чистоту и прочие гигиенические нормы. «Даллиндж» из рук не выпускаю, он для меня что соска для маленького ребенка: успокаивает одним видом. Прислоняюсь затылком к прохладной поверхности стены, пахнущей цементом и влагой. А теперь можно и подождать…

Слабо мигающая пунктирная линия уходит вертикально вверх. Сильно зажмуриваюсь и снова открываю глаза – линия не исчезла, по-прежнему взмывая в небеса. Да она что, издевается надо мной? Особо не заморачиваясь, проложила самый короткий путь сквозь потолки и стены? Как я через плиту перекрытия просочусь?

Поднимаюсь на ноги, подхожу ближе и только тогда замечаю сквозную дыру, которую ранее принял за расползшееся пятно сырости. Шестимирье далеко шагнуло в сторону прогресса, но вот стояки никто не отменял, и отверстия для них тоже. Благо, до установки труб дело не дошло - стройка раньше встала.

Оцениваю размеры дыры и понимаю, что человеку моей комплекции протиснуться вполне под силу. Осталось только подпрыгнуть, схватиться за край и подтянуться. Только одного Марионетка не учла, высоту потолков под три метра. Здесь лестница нужна или чурбачок какой, способный ее заменить.

Ни лестницы, ни чурбачка я не нашел, зато в соседней комнате отыскался пластиковый ящик, вполне себе крепкий на вид.

Взобрался на него, предварительно засунув верный «Даллиндж» за пояс. Примерился, присел и что было силы оттолкнулся ногами. Есть контакт – пальцы вцепились в края бетонной плиты. Слишком острые – ладони обожгло огнем и болью. До ушей долетел глухой стук удара – это упал ящик, сыгравший роль лестницы. Хорошо хлопнул - громко, извещая округу о незваном визитере. Да, об этом я как-то не подумал, как и не позаботился о маломальских перчатках. Или хотя бы тряпками ладони обмотал, благо последних здесь целый ворох.

Что, Петька, думал, как на турнике выйдет: подпрыгнул и подтягивайся сколько душе угодно? А вот нихрена - боль стоит такая, что кроме нее ни о чем думать не получается. Ощущаю, как тонкие струйки крови сбегают по рукам, щекочут кожу, редким дождем капая на лицо. Ничего, еще чуть-чуть, еще маленько и… я срываюсь: падаю вниз, пребольно ударяясь задницей о гребаный пластиковый ящик. Пистолет вылетает из-за пояса и с глухим лязганьем скользит в коридор. А оттуда уже доносится шум: топот многочисленных ног, переговоры по рации.

Бездна, как же больно и пистолет… пистолет укатился хрен знает куда. В голове мелькает картинка из далекого прошлого.

Вытянувшийся по струнке Том, а напротив него - красный от ярости Камерон, размахивает огромными ручищами. Только МакСтоун был способен довести тренера до состояния, когда тот начинает менять окраску.

- Где положено находится пистолету?

- В руках.

- Не выводи меня, курсант.

МакСтоун и глазом не моргнул, храбро отрапортовав:

- В кобуре, если не идет речь о фазе активных боевых действий.

- А сейчас какая фаза, активная?

- Никак нет.

- Тогда какого хера он у тебя за поясом?!

- Временная мера, так было удобно.

- Что удобно, яйца себе отстрелить?!

- Никак нет.

- Что никак нет?!

- Пистолет поставлен на предохранитель.

- Да меня не еб..т, куда он там поставлен! Что он делает у тебя в штанах?

МакСтоун молчит и правильно делает, потому как ответов здесь не требуется. А лишний раз спорить, значит увеличивать количество часов, проведенных наедине с ящиками патронов, которых у Камерона таскать не перетаскать.

Тренер еще покричал пару минут для острастки, а после выдал заключительное:

- Ремень нужен для того, чтобы штаны держать, а для пистолета предназначена кобура. Запомните, это курсанты, и однажды это правило спасет вам жизнь.

Я ведь знал об этом, но понадеялся на вечное авось. Делов-то подтянуться и оказаться этажом выше, а оно вон как вышло. И теперь иди ищи этот пистолет, когда весь первый этаж гудит перебуженным ульем. Точнее ползи, потому как боль в отшибленной заднице такая, что вставать не хочется. Содранные напрочь ладони горят огнем, в глазах сплошная темень. И в наступившей темноте, сквозь расплывшиеся стены, вижу человеческие фигуры. Много фигур, с десяток наберется, а может и того больше. Размытые светлые пятна с вкраплениями красных и зеленых цветов, именно так выглядят человеческие тела, если смотреть на них через объектив тепловизора.

Имелся у меня свой прибор, живой и крайне бестолковый. Толку предупреждать об опасности, когда ничего поделать не могу, и даже в коридор выползти в поисках утраченного оружия, потому как на другом конце уже замер противник. Только и ждет, когда высуну голову.

Экая бестолочь Марионетка, а больше всего я сам. История из разряда дай дураку сверхспособности, он и с ними обосрется. Сказочный дурачок и этим все сказано.

От ощущения собственного бессилия растягиваюсь на полу и тыкаюсь носом в пыльный пол. Пахнет кровью… Оно и не удивительно, мои ладони сейчас – сплошная открытая рана: натекло, словно с порося. Но что-то уж больно сильно пахнет, до одурения, до тошноты, заполняя рот железными гайками. Голова начинает плыть и кружиться, да столь резко, что в какую-то секунду представляется - мир перевернулся: пол вдруг стал потолком и я, влекомый неумолимой гравитацией, падаю вниз. Серые стены здания расползись, словно отсыревший картон, и я проваливаюсь в безбрежный океан, именуемый небом. Настолько огромный, что дух захватывает, и трясутся поджилки. Наверное, схожим образом ощущает себя парашютист в первые секунды полета, когда тело пробирает до пяток. Только вот я ни разу не парашютист, у меня и парашюта-то не было. Лежал на полу, цепляясь пальцами за бетонную поверхность, а мысли были только обо одном: как бы не упасть.

Не упал… Внезапный приступ головокружения резко прекратился. Остался лишь легкий приступ тошноты и тело, дрожащее от выплеска изрядной доли адреналина. Отрываю голову от пола и вглядываюсь в пространство перед собой. Именно что пространство, потому как исчезли стены недоделанного санузла. Не было больше проходов и коридоров, а была одна огромная серая площадка, окутанная клубящимся туманом. И лестница по центру, самая обыкновенная, выполненная из знакомых железобетонных изделий. Только вот не было никаких перекрытий, столбов и прочих строительных элементов, способных ее удержать, а должны быть, потому как не поделка из бумаги, а тяжелая конструкция, собранная из массивных лестничных маршей.

Странная фантасмагория, сошедшая с картин экстравагантных художников, того же Сальвадора Дали. Обесцвеченная, со шкалой яркости, выкрученной до минимума. Нет, цвета остались, но совсем уж блеклые, едва различимые. Та же кровь на ладонях приобрела странный, серовато-грязный оттенок.

Первая мысль, промелькнувшая в голове, была о смерти: все, Воронов, доигрался, добегался. Лежит твое тело, распластанное на бетонном полу, а под головой набегает темная лужица крови. И остался единственный путь, пролегающий вверх по лестнице. Очень хочется верить, что в рай, потому как дорога в ад должна вести в обратном направлении. Задираю голову, но вместо парящих ангелов и гостеприимно распахнутых золотых ворот, наблюдаю обыкновенную бетонную площадку, словно некто неизвестный убрал стены, оставив один лишь лестничный пролет, высотой… Прикинул на вскидку, и вышло что на восьмой этаж. Ровно столько уровней успели возвести строители, пока проект не канул в лету, а ушлый заказчик не получил причитающиеся отступные от федерального правительства.

Это что же получается, мне туда? Делаю два шага вперед и едва не падаю от слабости. Отбитая задница болит, ладони саднит, а голова легкая и дырявая, словно сито. Мысли утекают водой, не успевая задерживаться. Попытаешься ухватить какую, и разум моментально погружается в туман. Колесики «соображалки» с трудом ворочаются и скрипят, словно не были предназначены матушкой-природой для столь трудоёмких процессов. Туман, сплошной туман, который где-то видел. Точно видел, такой же густой и клубящийся.

Курящаяся трава, полулежащее тело девушки-провидицы и туман за окном. Мир, в которой я провалился однажды: то ли сон, то ли явь. И Марионетка там была, стоящая за дверью, и завывающая на разные лады:

«Открывай, мы пришли. Открывай? Открывай! Он нас звал? Звал!!! Мы пришли, открывай».

Помнится, тогда я не открыл, но Тварь все равно проникла в комнату и откусила несчастной Элеонор голову. Откусила и выпила, словно коктейль из трубочки, лишь тело дергалось в конвульсиях. Девушка умерла в каждой из двух реальностей и не понятно, в какой раньше. Врачи сказали, сердце у нее было слабое - «хороший» диагноз, а главное пространный, которым можно многое объяснить.

Мир клубящегося тумана и старинных вещей, заметно потрепанных временем: люстры, паркет, массивные канделябры по углам. Всюду, куда не брось взгляд, потемневшее от возраста дерево, да покрытый ржавчиной металл.

Это было тогда, а здесь и сейчас голый бетон под ногами. Местами крошащийся, местами покрытый темными пятнами и плесенью - вида мерзкого, с длинным ворсом, шевелящимся под порывами несуществующего ветра.

Плохое это место, опасное – все инстинкты об этом кричали. Нельзя здесь надолго задерживаться, поэтому заставляю себя подняться. Иду еле-еле, переставляя ватные конечности, которые уже даже и не ватные – чужие, словно отсидел или отлежал их.

Вспомнил провидицу Элеонор, которая жаловалась, что не чувствует собственного тела. Вот и со мною приключилось похожая история. Подошвы ботинок буквально шаркают по полу, а руки повисли безвольными плетьми.

Нечего, мы сможем, Петруха, выдюжим - оно ведь, бывало, и хуже, когда от боли рассудок мутился. И только подумал об этом, как споткнулся и упал на ровном месте, не дойдя пару шагов до первой ступеньки. Завалился плашмя, но даже толком удара не прочувствовал.

Лежу на животе, раскинув руки в стороны, и смотрю в серую пелену. Стена тумана клубится, дрожит живой биомассой. Всматриваюсь в постоянно меняющиеся очертания, и мнится мне, что вижу человеческие лица: смеющиеся, гневные, открывающие рты в беззвучном крике - калейдоскоп масок, бесконечно сменяющих друг друга.

Образ немолодой женщины, с гусиными лапками в уголках глаз, и ртом, искривленном в вечном недовольстве. Её лицо проявляется все чаще, демонстрируя настойчивость, пытаясь поймать мой взгляд. Тянется ко мне серым отростком, стелясь по полу, дергаясь и извиваясь, словно дождевой червь. Запрокинутая голова, растопыренные руки, изогнутая спина - бесформенный сгусток медленно но верно обретает черты человеческого тела.

Бездна… Прав был Ницше, когда предостерегал от игры в гляделки. Если долго в тебя вглядываться, ты не оставишь и шанса. Спешно закрываю глаза, и даже стараюсь не дышать, но уже поздно…

Легкий шлепок об пол, а за ним следует бессвязное бормотание:

- А я ему говорю – позвонишь, а он не звонит. И ведь обещал.

Шлеп-шлеп… шлеп-шлеп.

- Говорю ему, сам позвонишь, а он не звонит. И номер взял, а не звонит, - возбужденный голос тараторит безостановочно, повторяя одно и тоже раз за разом, с легкой горячностью, свойственной женщинам, что спешат поделиться накопившимися новостями с подругами.

- Позвонишь, а он не звонит.

И снова шлеп-шлеп. Слишком странные шаги для человеческого тела, излишне тяжелые, с заметной задержкой, словно существо долго решается, прежде чем опустить ступню.

Лежать здесь и ждать, когда оно уйдет? А если не уйдет, еще и наткнется на меня случайно. Голову откусит, как Марионетка той же Элеонор и поставят Воронову посмертный диагноз за слабостью сердца.

Нет, нельзя разлеживаться, дожидаясь неизвестно чего, потому как плохое это место, совсем плохое. Вперед нужно двигаться, вверх по ступенькам, благо лестница недалеко, каких-то пару шагов.

- А я ему говорю – позвонишь… и не звонит, хотя обещал – да, обещал, - лепечет голос, жадно делясь новостями.

Не оборачиваюсь и не смотрю в сторону говорливой женщины, раз за разом шлепающей босыми ступнями. Слишком уж жадно она цеплялась за взгляд, ловила его, словно угодивший в яму человек ловит конец веревки. Приподнимаюсь на локтях и начинаю ползти, оставляя позади сантиметры серого бетона. Не чувствуя боли в содранных ладонях, не чувствуя мелких цементных камушков под локтями, не чувствуя ничего.

А вот и первые ступеньки долгожданной лестницы, над которыми успело поработать время. Заметны участки крошащегося бетона, который ползет, отслаивается пластами, обнажая сетку арматуры.

- Позвонишь – а он не звонит, - продолжает лопотать женщина, пытаясь выговориться и донести для слушателей столь простую мысль. А мне что звонит, что не звонит – знай, продолжаю ползти. И если первые два марша дались с превеликим трудом, то к третьему уже приноровился, орудуя не только руками, но и ногами.

Шлепало далеко внизу и звуки голоса порою терялись, забывая отражаться эхом от клубящихся серых стен. С каждой пройденной ступенькой чувствовал себя все смелее и осмелел настолько, что таки решил подняться. Встал на трясущиеся ноги, и походкой пьяного эквилибриста продолжил путь.

Дело пошло заметно быстрее. Я уже не качался маятником, растопырив дрожащие руки в стороны. Ушел страх, появилась уверенность, а вместе с уверенностью вернулось забытое ощущение собственного тела. Не абсолютное, но вполне достаточное, чтобы продолжить подъем на своих двух.

Оставалось миновать последний марш, когда я остановился и отважился посмотреть вниз. Не знаю, что на это сподвигло: любопытство или обыкновенная человеческая глупость, но я таки это сделал, аккуратно опустившись на корточки, и высунув голову за край.

Внизу на ходулях расхаживала нескладная женская фигура. Точнее это я решил, что она на ходулях, потому как не могут быть нормальные ноги такой длины, в нарушении всех норм и пропорций человеческого тела. Только ходули не сгибаются, не имеют коленок и не обтянуты кожей с синими прожилками вен.

- … а он не звонит, - долетает до ушей обрывок бесконечного монолога.

Существо вышагивало, разведя уродливые конечности в стороны, словно намеревалось сесть на шпагат, но забыло об этом, да и пошло враскорячку, выгнув дугой тело и вытянув косматую голову на длинной шее. Оно явно что-то высматривало и принюхивалось, водя носом из стороны в сторону: вправо-влево, с резким поворотом назад, на полноценные сто восемьдесят градусов. На такое были способны только совы, ну или люди со сломанной шеей.

Да, мать, эка тебя жизнь потрепала. Кажется, теперь начинаю понимать, почему он тебе не перезвонил.

И вдруг существо дрогнуло - задрало морду вверх и уставилось прямо на меня. Уж не знаю, имелись ли у него глаза или лицо в привычном понимании этого слова. Некогда было разглядывать, потому как отпрянул назад и затаился, перестав дышать.

Существо внизу замолчало, мир клубящегося тумана погрузился в тишину, а потом быстрое шлеп-шлеп, шлеп-шлеп…

Тварь неслась по лестнице, перепрыгивая ступеньки, минуя пролет за пролетом. Женское тело, обтянутое остатками платья, вытянулось в струну, а голова ее выгнулась на длинной шее, уставив перекошенную морду туда, где я сидел и где скрывался. Оно бежало по мою душу…

Спасибо рефлексам, бросившим тело вперед: с трудом слушающееся, но при этом умудряющееся перебирать ногами. А там, где не хватало ног, помогал себе руками. На радость всем злопыхателям больше всего сейчас был похож мартышку, улепетывающую прочь на четырех конечностях. Ну и плевать, когда сзади доносятся громкие шлепки, становясь все ближе и ближе. Липкий ужас сковал разум, и только одна единственная жилка пульсировала в голове, заладив бесконечное: вперед, вперед. Я следовал ей послушно, несясь на всех порах, и даже не заметил, когда кончились ступеньки. Вывалился на площадку и утратив равновесие, покатился кубарем в сторону края. Ничем не огороженного, ведущего в пропасть высотой с восьмиэтажный дом.

«Расшибусь нахрен», - мелькнула запоздала мысль и пришла боль…

Собрание продолжалось долгих три часа. За все это время собравшиеся так не смогли прийти к единому мнению: что делать и как дальше быть. В воздухе буквально витала мысль о том, что это последнее собрание группы в полном составе. Следующее пройдет без Воронова, а может и вовсе не состояться.

Каких-то пару лет назад я мечтал свалить с концами из негостеприимного иномирья, а теперь даже не знаю… привык что ли. И пускай хоть сто раз на дню дразнят дикой обезьянкой, мне здесь нравится. Нравится жить в небольшом, но уютном мотеле, что окружен стройными соснами. Нравится вдыхать по утрам густой хвойный запах и слушать вечное «угу» неугомонного филина. Спорить с дотошной хозяйкой о прелестях семейной жизни, а вечерами болтать с Авосяном, потягивая свежесваренное кофе на балконе. Если особенно морозно, то сидеть в холле первого этажа, куда непременно заявится Нагуров со свежими новостями из мира науки или Леженец с не менее свежими сплетнями о мире женщин.

Обожал вечера, когда народ был свободен и можно было перекинуться в карты, болтая о всяких пустяках. Когда приходившая в гости Альсон включала строгую начальницу и читала нотации, а спустя пять минут хохотала от щекотки. Называла дураком и начинала теребить короткий ежик волос на макушке, разумеется, если доставала.

Любил, когда в кабинете под номером 353 начинала напевать зеленоглазая Митчелл, тихонечко так и красиво, словно мама-кошка, мурлыкающая колыбельную котятам. И тогда Борко переставал шуршать бумагами, а Мо забывал ворчать и портить воздух.

Я даже полюбил дежурства, когда можно было развалиться в удобном кресле кряжистого корнэта и дремать, не думая ни о чем. Когда за окном сплошной чередой проносились городские пейзажи, а впереди ждала очередная забегаловка и новая история из жизни Мо. Пуская дрянная, про ту же простату с кулак или грибок на ноге, съевший половину ногтя. Я готов был мириться и с этим, лишь бы не покидать иномирье, которое вдруг стало важной частью моей жизни и по которому я буду сильно скучать.

А еще была одна девушка, с которой очень хотелось встретиться. Расставить все точки над и, подвести жирную черту под отношениями, которых толком не было. Просто понять, что это было, зачем и почему. Не верил, не хотел верить, что все так глупо закончится, без прощальных слов. Пускай обидных, насмешливых, ковыряющихся в открытой ране острым лезвием ножа. Согласен и на это, потому как финальная точка всегда лучше многоточия.

Я рассказал о своем желании Мо, на что тот заявил грозное:

- Совсем ополоумел, курсант?! Нашел время думать о бабах. Даже не смей высовываться наружу, романтик. Тебя там не телка ждать будет с распростертыми объятиями, а Марат с дружками.

Прав был напарник, аль Фархуни от своего не отступится. Потому как я его Эльдорадо – мистический город, покрытый золотом и драгоценными камнями.

Именно об этом я думал все три часа, покачиваясь на ветхом стуле. Одни и те же мысли бесконечно крутились в голове, а на заднем плане звучал монотонный голос Нагурова:

- Временные аномалии данного типа впервые были зафиксированы в прошлом столетии, учеными Николасом Веспером и Алехандро Вейсом. Экспедиция Ольского Университета изучала зоны тектонических разломов, когда столкнулась с необъяснимой оптической иллюзией, напоминающей марево в жаркий день. В отличии от известного природного явления сей феномен имело ярко выраженные границы, и скорее напоминал огромный шар, заполненный дрожащим воздухом. Проведенные эксперименты показали, что имело место быть нарушение пространственно-временного континуума.

- А если по-простому, - не выдержал Леженец.

- А если по-простому, то скорость течения времени в данном месте кардинальным образом отличается. Оно может быть в сто, в тысячу раз быстрее, если брать за основу расчета систему координат окружающего мира.

- То есть я резко постарею и умру, если туда сунусь?

- Эксперименты над живыми организмами не ставились, поэтому трудно представить эффект…

- Круто, - обрадовался Дмитрий. – Значит Воронов может превращать вещи вокруг себя в старую рухлядь? Вот это я понимаю, способности. Слышь, Герб, он тебе любое молодое вино в элитные сорта превратит. И тогда на отцовское наследство сможешь забить окончательно.

- То же мне виноделы... Если и превратит, то скорее в уксус, - съязвила Альсон, - Воронов не управляет процессами, а учитывая скорость временного потока…

- Да ладно вам: Герб подгонит товар, Саня все рассчитает, Воронов договориться с Марионеткой, поднапряжется как следует и вуаля – вино с южных склонов сорокалетней выдержки готово, всего лишь за пару секунд.

- Я попрошу, - возмутился Нагуров, – речь идет о серьезных вещах. Ранее науке была неизвестна причина возникновения эффекта Веспера-Вейса. Ученые полагали, что все дело в электромагнитной аномалии, возникающей в местах разлома горных пород. Но случай, описанный Вороновым… Вы понимаете, чем это может грозить?

- Хреновым вином? - попытался пошутить Леженец.

- Эти временные деформации… они растут, они множатся со скоростью очаговой инфекции. В последний годы было зафиксировано порядка восьмидесяти шести новых точек распространения. Это не просто пороги иного пространство, это… это место сопряжения двух параллельных вселенных, если будет угодно, истончившаяся перегородка.

- Хочешь сказать, что наполненный туманом мир, выступает в роли своеобразной прокладки? - нахмурил брови Мо. - И если она не выдержит, то миры столкнуться, наедут друг на друга? Это что ж тогда получается, всем наступит звездец?

- Я не знаю, слишком мало данных, - признался растерянный Нагуров. - Но даже боюсь предположить, что будет с живыми организмами в момент катастрофы, учитывая разность потенциалов…

- Слышь, умник, скажи прямо, мы все умрем? – не выдержал Дмитрий.

- Я, правда, не знаю.

- Пару лет назад шары Веспера-Вейса были зафиксированы в шестом и четвертом мирах, - произнес задумчивый Лановски, имевший привычку отмалчиваться на собраниях. – Вопрос времени, когда они доберутся до нас.

Полуподвальная комната погрузилась в тишину.

- Мужчины, чего поникли? – затянувшуюся паузу нарушил звонкий голосок Альсон. - На наш век жизни хватит. Пройдут сотни тысяч лет, прежде чем проблема станет серьезной. Кроме того, это всего лишь предположение, сделанное впопыхах и на коленке, не так ли, господин Нагуров?

Александр согласно кивнул.

- А раз так, предлагаю вернуться к главной повестке собрания, а именно Палачу. Напоминаю, в скором времени Воронова депортируют на родину, и мы лишимся единственного козыря в борьбе с невидимой тварью. Поэтому сроки, господа мужчины, нас поджимают сроки. Давайте придумывать, не все мне маленькой за вас отдуваться.

- То же мне маленькая, старше меня на полгода, - возмутился Леженец и тут же ойкнул, получив мелким камешком по затылку. Обыкновенно Альсон не промахивалась.

Мо кхекнул, почесал пальцами-сардельками заросшие подбородки, и веско произнес:

- Права мелкая, отклонились мы от заданной темы. Что делать будем, детективы? Наружное наблюдение за объектами результатов не принесло. И думай теперь, то ли тварь слишком хитрая, то ли мы не в том направлении копаем. Для особо умных сразу скажу: силовой вариант операции отпадает - рисков много, толку мало.

- Да мы их просто оглушим и вывезем потихоньку.

- Спортсмен, не нервируй меня.

- Подумаешь, - Дмитрий пожал плечами, - мое дело предложить.

- Другие варианты будут? Лиана?

Девушка застыла, напоминая собою фарфоровую статуэтку. Большие глаза задумчиво уставились в пустоту.

- Курсант, может ты чего предложишь?

Задрал он меня с этим курсантом, честное слово. У всех имена есть и фамилии, а у меня только звание имеется, из разряда низших.

- Есть одна мысль, - выдал я раздраженно в ответ. - Есть одна мысль, - повторил снова, - когда плохие карты на руках, остается блефовать.