Язык есть важнейшее средство человеческого общения, которым люди пользуются в их совместной работе во всех областях их деятельности, — как в области производства, так и в области экономических отношений, как в области политики, так и в области культуры, как в общественной жизни, так и в быту. Специфические особенности языка как общественного явления заключаются в том, что он является в обществе средством обмена мыслями. В составе языка как определенной системы выделяются словарный состав и грамматический строй. Словарный состав языка является строительным материалом для языка. Грамматический строй придает языку стройный и осмысленный характер, он представляет собой единство грамматических средств языка, которые вместе со словарным составом служат для общения людей в обществе. И. В. Сталин писал: «Язык есть средство, орудие, при помощи которого люда общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания»[1].

В вышеприведенной формулировке И. В. Сталина ясно вскрыто назначение языка — обеспечивать взаимное понимание людей в процессе общения. Грамматические средства неразрывно связаны с предметом общения — мыслями и целями общения — взаимным пониманием.

«Язык есть непосредственная действительность мысли», — указывал К. Маркс. Язык, который перестал быть средством обмена мыслями и взаимопонимания, справедливо называется мертвым.

Грамматические средства языка являются продуктом исторического развития. Они накапливаются и совершенствуются на протяжении всего существования данного языка. Они служат до тех пор, пока удовлетворяют потребностям общения, и начинают постепенно отмирать, если с течением времени перестают удовлетворять потребности взаимопонимания и становятся помехой в процессе обмена мыслями. Возникновение новых потребностей вызывает развитие новых грамматических средств.

Грамматические средства имеют самобытную форму в каждом языке.

Синтаксис является частью грамматики, в которой изучаются правила сочетания слов и составления предложений. Исторический синтаксис русского языка изучает закономерности развития синтаксического строя русского языка.

В историческом развитии русского языка наблюдаются изменения в разных областях его синтаксического строя.

В настоящем очерке студентам-филологам и учителям-словесникам сообщаются краткие сведения по отдельным вопросам, касающимся главных и второстепенных членов предложения, а также сложного предложения.

В очерке рассмотрены:

1. Изменения в употреблении связки.

2. Изменения в употреблении второго именительного имен существительных, прилагательных и причастий.

3. Изменения в употреблении вторых косвенных падежей.

4. Изменения в употреблении инфинитива.

5. Изменения в употреблении предложно-падежных форм (утраты и ограничения в употреблении творительного падежа и развитие предложных конструкций; утраты и ограничения в употреблении винительного падежа и развитие предложных конструкций; утраты и ограничения в употреблении дательного падежа и развитие предложных конструкций).

6. Развитие сложносочиненных и сложноподчиненных предложений.

По вопросу изменений в употреблении одной из основных частей составного сказуемого, именно личных форм от основы ес‑, в науке о русском языке не имеется пока еще точно установленного и общепризнанного взгляда.

Наиболее распространенным в литературе мнением является то, согласно которому личные формы от основы ес‑ первоначально употреблялись, а затем, позже, в исторический период развития языка, исчезли, образовав составное сказуемое с нулевой связкой типа человек добр. Таково мнение акад. Соболевского, акад. Карского, проф. Е. С. Истриной и многих других.

Согласно другому мнению, личные формы от основы ес‑ первоначально употреблялись только в предложениях, обозначавших, собственно, настоящее время; в предложениях же, обозначавших предикативное содержание вне времени, связка первоначально не употреблялась. Первые позднее, в исторический период развития языка, были вытеснены вторыми. Такова точка зрения акад. А. А. Шахматова. Наконец, высказан был взгляд, согласно которому связка вообще не была свойственна восточнославянским языкам, а употребление ее в памятниках объясняется как церковнославянизм. Этот взгляд был высказан акад. УССР Л. А. Булаховским в его «Историческом комментарии к русскому литературному языку».

На основании данных, извлеченных из древних памятников, можно прийти к выводу, что на древнейшей стадии развития русского языка нормы употребления связки были различными в зависимости от формы выражения субъекта предложения, именно: в предложениях с неназванным подлежащим, которое, если бы оно было названо, было бы выражено личным местоимением, личные формы от основы ес‑ употреблялись систематически, например: есмь смердъ, еси смердъ, есть смердъ и т. п.; в предложениях с именем существительным как подлежащим связка употреблялась спорадически и только тогда, когда в предложении утверждалось наличие предиката, например: репа есть растение.

Приведем примеры из древнерусского памятника, известного под названием «Русская Правда»:

«А оже будуть холопи татье любо княжи, любо боярсти, любо черньчи, ихъ же князь продажею казнить, зане суть не свободьни, то двоици платити истьчю за обиду».

Здесь употребление связки суть имеет место при неназванном субъекте, представляющем собой лицо.

«Оже которыи купьць, шедъ кдѣ любо съ чюжими кунами, и истопиться, любо рать взъметь, любо огнь, то не насилить ему, ни продати его; нъ како почиеть отъ лѣта платити, такоже платить, занеже пагуба отъ бога есть, а не виноватъ есть».

В первом случае глагол есть не связка и имеет значение производится, совершается и т. п. Во втором случае связка есть употребляется при неназванном субъекте, представляющем собой лицо. Это свидетельствует о том, что связка настоящего времени в данном случае могла отражать действительное состояние живого языка.

«Аже кто не вѣдая чужь холопъ усрячеть, или вѣсти дѣеть, любо държить у себя, идеть отъ него, то ити ему ротѣ, яко не вѣдалъ есмь, оже есть холопъ, а платежа в томь нѣтуть».

Здесь мы имеем в двух случаях связку есть. Во всех списках «Русской Правды» связка есть в этих местах текста сохраняется. Достойно замечания, что и здесь имеет место связка при неназванном субъекте, представляющем лицо.

В двусоставных предложениях с наличием подлежащего связка не употребляется, например: «не рьци: се мое, нъ поиде на сводъ».

Такие примеры мы находим и в других древнерусских памятниках; сравните в «Слове Даниила Заточника»:

«Глаголеть бо в мирских притчах: не скот в скотех коза; ни зверь в зверех ожь; ни рыба в рыбах рак; ни потка в потъках нетопырь; не мужь въ мужех, иже ким своя жена владѣеть, не работа в работах под жонками повоз возити. Глаголеть бо в мирских притчах: речь продолжена не добро, добро продолжена паволока».

В дальнейшей истории языка личные формы связки от основы ес‑ в функции связки исчезли, а в функции утверждения в редких случаях сохранились. Порядок и последовательность их исчезновения имеют различное отражение в различных жанрах памятников; кроме того, различие наблюдается в зависимости от форм выражения субъекта, а также и от того, является ли данное предложение главным или зависимым, выступает ли в нем в роли сказуемого существительное, прилагательное или причастие и т. п. Так, при причастиях несовершенного вида в сказуемом связка исчезла раньше, чем при причастиях совершенного вида, т. е. раньше стали употреблять формы типа я писал вместо я есмь писалъ, жито молочено вместо жито есть молочено, но продолжали еще употребляться формы типа (я) есмь написалъ, жито есть обмолочено, а затем связка исчезла и в этих категориях предложений; так получились формы я написал, жито обмолочено. В главных предложениях связка исчезла после распространения личных местоимений в функции подлежащего, а в зависимых предложениях личные местоимения 3‑го лица распространялись уже после исчезновения связки, т. е. в главных предложениях типа есть смердъ или есть писалъ связки не стало после появления в этих предложениях личного местоимения — он; на месте есть смердъ, есть писалъ появились сначала он есть смерд, он есть писал, а затем уже после падения связки получились формы он смерд, он писал; в зависимых предложениях типа вѣдомо, что есть добръ — «известно, что есть добр» — сначала пала связка, и получилось ведомо, что добр, затем уже появились формы типа вѣдомо, что он добр — «известно, что он добр».

В жанрах, отражавших иноязычное влияние, связка продолжала употребляться, в то время как в жанрах другого типа она уже перестала использоваться и т. п.

Относительно изменений в употреблении существительных и прилагательных в функции сказуемого в науке существует точно установленный взгляд, согласно которому творительный предикативный развивается на месте второго именительного, т. е. предложение типа Иван был мастером является позднейшим сравнительно с предложением Иван был мастер. Причем процесс распространения творительного предикативного на месте второго именительного протекал неравномерно в зависимости от характера глагола, при котором первоначально употреблялся второй именительный падеж.

Различаем следующие группы таких глаголов:

1. Глаголы бытия, т. е. глаголы, обозначающие только время и наклонение (есть, был, буду, буди).

2. Глаголы преобразования (учинитися, стати, творится, сделатися и т. п.).

3. Глаголы выявления и называния (являтися, показатися, мьнитися, наречися, прозватися).

4. Глаголы вещественного движения и пребывания (сѣдѣти, лежати, жити, иду, плыву и т. п.).

5. Глаголы в форме причастия страдательного залога типа постелен, назначен, избран, прозван и т. п.

При глаголах бытия в древнерусском языке почти безраздельно господствовал второй именительный падеж. Так, в Синодальном списке «Русской Правды» засвидетельствован только второй именительный, творительный предикативный не встречается.

В других древнейших памятниках творительный падеж предикативный отмечен в единичных случаях.

Приведем примеры второго именительного при разных формах глагола бытия.

При форме есть — суть: Аще ли обрящутся Русь, работающе у Грекъ, аще суть плѣньници, да искупаютъ … По 10 златникъ (Лавр. л.)

При форме бысть: Разболѣвъся и бысть мнихъ (I Новг. л. син. сп.). Посемь же перея власть его (Мстислава) Ярославъ, и бысть самовластець Русьстѣй земли (Лет. Нестора).

При форме быхъ: И ина много повѣдаху о немъ (о св. Антонии) в другое и самовидѣцъ быхъ (Никон. л.).

При форме бѣ: Се же Котянь бѣ тьсть Мьстиславу Галицьскому (I Новг. л., син. сп.).

При форме былъ: А в то время был посол в Литвѣ псковскии Киприян наместник Лодыжкиничь (I Пск. л., тих. сп.).

При форме буду — будуть: …и да посѣчени будуть мечи своими отъ стрѣлъ и отъ иного оружья своего…; и будеть раб в весь вѣк в будущий. (Лавр. л.) …в память (вечную) праведник будеть… (Там же.)

Творительный предикативный при глаголах бытия в древнейших памятниках встречается исключительно редко. В Синодальном списке I Новгородской летописи можно отметить случай употребления творительного предикативного при глаголе будетъ «Да не будетъ Новыи търгъ Новогородомъ, ни Новогородъ Тържькомъ».

В Синодальном списке I Новгородской летописи, а также в других летописях можно отметить случай употребления творительного предикативного падежа имен существительных черница и грекиня при форме плюсквамперфекта, например: Понеже была бѣ мати его черницею. (I Новг. л., син. сп.). Бѣ бо у Ярополка жена грекинѣ, бяше была преже черницею. (Там же) Сравните то же в Ипатьевской летописи: «…у Ярополка жена Гръкини бѣ и бяше была черницею».

То же в Лаврентьевской летописи: «Жена гръкини бѣ и бяше была черницею. Понеже бѣ была мати его черницею».

Случай употребления творительного предикативного можно отметить при глаголе бысть в Лаврентьевской летописи; в творительном предикативном падеже засвидетельствованы имена существительные чернец, епископ, например: «Изяславъ и Всеволодъ выслали стрыя своего Суднелава из поруба… и бысть чьрьньцомь» (Лавр. л.).

При глаголах преобразования, т. е. при глаголах учинитися, стати, творитися и т. п., второй именительный уже в древних памятниках не является единственным предикативным падежом. При этих глаголах можно наблюдать как именительный падеж (ср.: Онъ же ныне ворогь ми ся учинилъ (Ипат. л.), так и творительный: Съгна отца съ престола и самъ царемь ста. (I Новг. л.). Поча по миру ходити (Исакий) тако уродомъ ся творя. (Лавр. л.) Приѣха Самсонъ къ митрополиту ставитися владыкою. (I Новг. л.)

Таким образом, факт вытеснения второго именительного творительным предикативным при глаголах преобразования свидетельствуется уже древнейшими памятниками русского языка.

При глаголах выявления и называния, т. е. при глаголах являтися, показатися, мьнитися, наречися, прозватися и т. п., господствует второй именительный; только изредка встречается творительный предикативный.

Примеры со вторым именительным: Вышегородъ… вторый Селунь явися в Русьстѣй земли (Сказ. о Бор. и Гл.). (Закон) безаконникомъ отечьствие мьниться (Лавр. л.), т. е. у не имеющих закона отеческие обычаи (отечьствие) считаются законом. Не словом нарицающеся хрестьяни, а поганьскы живуще (Лавр. л.). Случаи употребления творительного предикативного при тех же глаголах встречаются весьма редко, главным образом при глаголах прозваться, назваться, зваться. Например: …а Словѣнескъ язык и Рускыи одинъ. От Варягъ бо прозвашася Русью, а първѣ бѣша Словяне, аще и Поляне звахуся… (Ипат. л.).

В связи с расширением употребления членных имен прилагательных в сказуемом стоит развитие творительного предикативного за счет второго именительного имен прилагательных.

Творительный предикативный имен прилагательных исторически развился также на месте былого второго именительного; исконным и первичным в предикате является именительный падеж имен прилагательных.

По мнению Потебни, в древнейших славянских наречиях прилагательное в именительном падеже при есмь и пр. в большинстве случаев стоит в бесчленной форме: «Да видяшеи слѣпи будуть».

По свидетельству акад. Обнорского, в Синодальном списке «Русской Правды» прилагательное в нечленной форме обязательно, если оно служит частью предиката: «Кто будеть виноватъ. Аже кто многимъ долженъ будетъ. Аже будуть в дому дѣти малы. Зане суть не свободьни. Оже придеть кръвавъ мужь… или синь. Бьють ли не смысля пьянъ без вины…»[2]. Творительный предикативный имен прилагательных в этом памятнике не имеет места, поскольку в нем не употребляются членные имена прилагательные в функции сказуемого.

То же самое мы находим в Лаврентьевском списке летописи, в котором имя прилагательное в функции сказуемого, как правило, употребляется в краткой форме; сказуемое в этом случае согласуется с подлежащим полностью (в роде, числе и падеже).

«Совлекуться и будуть нази. Азъ погана есмь. Бѣ бо Болеславъ великъ и тяжекъ, яко и на кони не могы сѣдѣти. Бѣ мятежь великъ и голодъ по всем тои странѣ. Бѣ гроза велика и сѣча силна и страшна».

Само собой понятно, что и в этом памятнике творительный предикативный имен прилагательных не имеет места, поскольку в нем также не употребляются членные имена прилагательные в функции сказуемого.

То же самое мы находим в Синодальном списке I Новгородской летописи.

По свидетельству А. Потебни, «в древнейших летописных русских сборниках (I Новг. л., Лавр., Ипат. л,) творительный предикативный прилагательных даже в тех случаях, где творительный существительных обычен, составляет еще большую редкость.

„Куда же поидете, идѣже станете, напоите, накормите уне ина и болѣ же чтите гость… ти бо мимоходячи прославять человѣка любо добрым, любо злымъ“. (Лавр. л.) В старославянском примеров мне неизвестно»[3].

Приведенный здесь Потебней пример не относится к изучаемому вопросу, так как в нем творительный предикативный на месте второго винительного. Другого материала относительно развития творительного предикативного в древних русских памятниках Потебня не приводит.

Имена прилагательные употреблялись в древнерусском языке во втором именительном падеже при всех группах глаголов, принимавших участие в образовании двусоставных именных предложений. Причем местоименные формы имен прилагательных отмечаются исключительно редко.

Древнерусские памятники XI—XVI веков не дают сколько-нибудь значительных материалов о распространении в функции сказуемого местоименных форм имен прилагательных, а также формы творительного предикативного на месте второго именительного падежа.

Относительно природы грамматических различий между творительным предикативным и вторым именительным и причины развития первого за счет и на месте второго именительного в науке не существует точно установленного взгляда. В лингвистической литературе по этому поводу высказано немало соображений. Одни говорили, что грамматическое различие между вторым именительным и творительным предикативным состоит в существенности и несущественности предикативного признака.

Например, в предложении Ломоносов был писатель второй именительный писатель выражает предикативный признак существенный, а в предложении Ломоносов был рыбаком творительный предикативный рыбаком выражает предикативный признак несущественный. Такова точка зрения Буслаева, с которой резко полемизировал Потебня.

Другие полагали, что указанное различие состоит во вневременности (второй именительный) и временности (творительный предикативный) предикативного признака. Например, писатель в названном выше предложении Ломоносов был писатель обозначает признак вневременный, а рыбаком в предложении Ломоносов был рыбаком обозначает признак временный. Такова точка зрения Пешковского. Наконец, по мнению третьих, второй именительный выражает постоянный предикативный признак, а творительный предикативный — переменный предикативный признак. Такова точка зрения большинства западных славистов. Все эти точки зрения требуют пересмотра и уточнения, так как любой из названных оттенков предикативного признака может быть выражен любым предикативным падежом — и вторым именительным, и творительным предикативным; можно сказать: Ломоносов был писатель и был писателем. Ломоносов был рыбаком и был рыбак.

Что касается причин развития творительного предикативного на месте второго именительного, то, по мнению одних (Потебня, Овсянико-Куликовский) она заключается в аналогическом воздействии со стороны конструкций с творительным образа действия, например вместо он сделался мастер стали говорить он сделался мастером под влиянием конструкции типа дым подымается клубами. Другие полагали, что возникновение творительного предикативного обязано потребности выразить грамматическое свойство в предикативном признаке, различающееся с точки зрения его постоянства или переменности.

Наблюдения над материалом показывают, что различие между творительным предикативным и вторым именительным состоит в том, что первый выражает предикативный признак как возникающий в результате деятельности субъекта, а второй выражает предикативный признак как готовую принадлежность субъекта безотносительно к его деятельности. Таким образом, причина замены второго именительного творительным предикативным заключается в грамматической дифференциации предикативного признака.

В одних случаях глагол в структуре именного предложения обращался в форму выражения деятельности субъекта, а в других — в форму связки. В первом случае развивался творительный предикативный, во втором — сохранялся второй именительный.

Таким образом, творительный падеж рыбаком в предложении Ломоносов был рыбаком выражает предикативный признак как возникающий в результате деятельности субъекта, выраженного подлежащим, а второй именительный падеж рыбак в предложении Ломоносов был рыбак выражает предикативный признак как готовую принадлежность субъекта безотносительно к его деятельности.

Порядок и последовательность развития творительного предикативного были различными в зависимости от того, было ли в сказуемом имя существительное или имя прилагательное, а также в зависимости от характера глагола, употреблявшегося в именном предложении [а) глаголы бытия, б) глаголы преобразования и выявления, в) глаголы вещественного движения и пребывания].

Кроме того, закономерности развития творительного предикативного имели различное отражение в памятниках различных жанров.

Коренные изменения в сторону распространения творительного предикативного на месте второго именительного при глаголах бытия намечаются в памятниках XVII века. Процесс внедрения творительного падежа в область сказуемого был неодинаковой интенсивности при разных вспомогательных глаголах.

При глаголе был творительный предикативный в памятниках XVII века, а в особенности в памятниках XVIII века стал более интенсивно использоваться для выражения сказуемого.

Котошихин при глаголе был чаще употребляет творительный предикативный, чем второй именительный:

«А на Москве былъ добрымъ порутчикомъ. А отъ Федора родился Михайло, который был царемъ. Многие люди узнали, что он воръ Гришка Отрепьев, который былъ чернецомъ».

Творительный предикативный при глаголе был часто употреблялся и в других памятниках, например: …как пришел к разбойникам и был атаманом. (Ист. Вас. Кор.) …после на Москве у Павла митрополита ризничим был. (Авв. Жит.)

При глаголе будет творительный предикативный у Котошихина не встречается. Однако в других памятниках XVII века мы его находим. Например:

При всех случаях будут тебе верными рабами… (Ист. кор. Ар.) Брат мой… будет большой помехой… (Там же.) И тогда будет племянник мои царем империи. (Яр. цес.)

При глаголах преобразования уже в памятниках XVII века второй именительный употреблялся реже, чем творительный предикативный.

Примеры со вторым именительным:

…и погашу славу его и ковалер ковалеров содеюся. (Ист. Ал. Рос.) Сведал он, что мне учинилися дочери духовные, осердился на меня опять пуще старова. (Авв. Жит.) Молодец стал в поле ковыль трава. (О горе зл.)

Примеры с творительным предикативным:

…При времяни надобнасти я тебе слугою обязуюсь! (Ист. кор. Ар.) …а архилабон королевич стался настоящим королем. (Там же.) … и друзьями мне обратились… (Ист. Ал. Рос.) Через краткое время мухи оборотятся орлами, а соколы воронами. (Яр. цес.) Да как учинился попенком, так по боярским дворам научился блюды лизать. (Авв., Кн. бес.)

При глаголах называния творительный предикативный в памятниках XVII века также был представлен шире, чем второй именительный: За то от умных вороном прозовется. (Орач.) Кормился идучи по болотам… а назывался незнаемым крестьянином. (Пов. Ер.) За то от умных жуком называется. (Орач.) За то от премудрых мышью наречется. (Там же.) И назвались братьями в такой силе. (Ист. Ал. Рос.)

Сравните со вторым именительным: Есть на небеси пять звезд заблудных, еже именуются луны. (Авв. Жит.)

Творительный предикативный имен прилагательных развивался позже, и случаи его употребления в памятниках XVII века были более редкими, различно варьируясь в зависимости от категории глагола при имени в сказуемом.

В отношении имен прилагательных в произведениях XVII и XVIII веков продолжала сказываться литературная традиция.

При глаголах бытия по-прежнему продолжали употребляться в функции сказуемого чаше всего именные формы имен прилагательных.

Лошадь та… всегда мокра, заезжана, и еле жива стала. (Авв. Жит.) Тем ты не люп (мне), что всячески бесчестишь, за то я себя съем. (Кур. лис.) Я есмь… дидаскалства и логофетства не искусен. (Авв., Кн. толк.) Как в дверь небесную вместитися хочешь! узка бо есть… (Авв., Кн. бес.) Да вечно живы будут. (Авв., Кн. толк.).

Однако и местоименные формы уже проникают в литературные произведения этого времени, хотя и в очень ограниченном объеме:

А се друг мне тайной был и страдал за меня. (Авв. Жит.).

Изредка можно встретить при глаголах бытия и форму творительного предикативного, например:

Кто еси ты и дле чего пришел зде, будучи нагим. (Рим. д.).

При инфинитиве от глагола быть в сочетании с глаголами или отглагольными именами второй именительный в местоименной форме отмечается относительно часто, например:

Хощеши ли впредь целый быти. (Авв. Жит.) И как ты безделник хощеш живый быти… (Кур. лис.).

Однако и творительный предикативный в указанном положении представлен, например творительный предикативный имен прилагательных при сочетании имени существительного с инфинитивом быть:

Неискореняемая привычка битыми быть. (Суворов.)

Творительный предикативный имен прилагательных при сочетании глагола с инфинитивом быть:

Оракул ей давно супруга описал Стращилищем ужасным Супруг с Оракулом казался быть согласным. (Богданович.) Вам обещаюсь господом богом до смерти моей быть верною и во всем послушною. (Ел.) И по смерть мою обещаюсь быть верною. (Там же)

В современном русском литературном языке нормы употребления двух предикативных падежей (творит. пад. и второго им.) в основном отражают соответствующие нормы живого народного языка; причем при глаголах бытия второй именительный еще в той или другой степени сохраняется; сравните: он был писатель, хотя преобладает творительный предикативный имен существительных; сравните: он был писателем, у имен прилагательных второй именительный употребляется чаще, чем творительный предикативный, например: он был добрый и он был добрым; при глаголах преобразования и выявления (например, стал, сделался и т. п.) господствует творительный предикативный как имен существительных, так и имен прилагательных: он стал писателем, он стал добрым; при глаголах вещественного движения, когда они сохраняют собственное значение, обязателен творительный падеж (образа действия) имен существительных и второй именительный предикативный имен прилагательных; когда же они (глаголы), кроме того, приобретают значение преобразования, обязателен творительный предикативный имен существительных и прилагательных.

Так, в предложении он идет гоголем форма гоголем имеет значение творительного образа действия, а в предложении пошел в Советскую Армию неграмотным, а пришел командиром форма командиром — творительный предикативный. В предложении за счастливую родину первым выступлю в бой форма первым имеет значение творительного предикативного падежа.

В народных говорах имеются и другие замены второго именительного; например: работал за слесаря — в смысле «работал слесарем», вышла на инженера, а была пастушкой — в смысле «стала инженером», и т. п.

Особые изменения были пережиты в употреблении второго именительного причастий, которые, согласно существующему, прочно установленному в науке мнению, в функции сказуемого в древнем языке употреблялись гораздо шире, чем в современном.

Кроме имени существительного и имени прилагательного, в древнерусском языке функционировали в качестве сказуемого и действительные причастия настоящего времени на ‑учи, ‑ячи, ‑а, ‑я и прошедшего времени на ‑въши, ‑ъши.

Они могли употребляться в качестве сказуемого и со связкой и без нее. Вот несколько примеров.

При разных формах связки настоящего времени:

суть: суть же (Грьци) хитро сказующе… (Лавр. л.) Послахъ отрокъ свои въ Печеру, люди, яже суть дань дающе Новугороду. (Там же.)

есмы: Намъ же укореннымъ сущимъ отъ беззаконныхъ тѣхъ Агарянъ, и чающе есмы благодати и лика преславна. (Ипат. л.)

Без связки:

…князь Петр на Пскове был преже того князем, и псковичь всѣх знаша, а псковичем он знающ. (I Пск. л., Погод. сп.) Не вор бы былъ, ни бражникъ, ни зернщикъ, ни тать, ни разбойникъ, ни блудникъ, ни всякому зло творящъ. (Домостр.)

При разных формах связки прошедшего времени:

бысть: бысть Иоанъ крьстя въ пустыни (явился Иоан крестителем и проповедником). (Остр. ев.) И прозрѣ и бысть видя. (Сказ. о Бор. и Гл.) (стал зрячим). …и бысть (имя его. — Л. Т.) побеждая, а не побѣдимы. (I Пск. л., Тих. сп.)

быша: егда же несяхуть къ гробу, предивно знамение бысть на небеси: быша три солнца сѣяюче межи собою, а столпы трие стояще от земли до небеси. (Ипат. л.)

быхомъ: опустѣша села наша и городы наши, быхомъ бѣгаючи (вм.-че) предъ врагы нашими (мы стали беглецами или мы стали бегать). (Лавр. л.)

бѣ: и бѣ обладая Олегъ Поляны… а съ Уличи и Тиверци имяше рать (был обладателем). (Лавр. л.) …а Ярополкъ посадники своя посади в Новъгородъ, и бѣ володѣя единъ в Руси (Там же.)

При связке будущего времени:

буди: вѣда буди, благодарный княже: божественнымъ вдохновениемъ сотворена бысть душа. (Посл. митр. Никиф.)

будеши: будеши стеня и трясяся до живота своего. (Лавр. л.) Аще будете въ любви межю собою… и будете мирно живуще. Аще ли будете живуще въ распряхъ и которающеся, то погибнете сами и погубите землю отець своихъ. (Там же.)

Причастия настоящего времени действительного залога встречаются в функции сказуемого и в памятниках более позднего времени. Употребление этих причастий в функции сказуемого имело место в произведениях высокого слога даже в XVII веке (не отражая, конечно, уже особенностей живого народного языка). Например:

Он же на ложе в тосках мечущеся и биющеся и стонуще и кричаще люте зело, аки зверь под землею, и желая отца духовного. (Скоп.‑Ш.) От стреляния же пищального смутися воздух и отемне облак, и не видяще друг друга и не знающе, кто бе от кою сторону. (Кат. Рост.)

Что касается причастий прошедшего времени, то при глаголах бытия они не отмечены в памятниках. При других же глаголах они встречаются редко; сравните:

повѣдатися: повѣдаша бо ся изъ града много пришедши (сказывались пришедшими…). (Сказ о Бор. и Гл.)

сътворити: егда же услыша старецъ, сътвори ужегыися. (Пам. юс. п.) Причастие ужегыися имеет здесь членную форму (показался обжегшимся).

сожалѣти: Данило… сожалися отъславъ сына си Лва и воѣ (сожалел, что отослал) (Ипат. л.)

Факт наличия незначительного количества примеров употребления действительных причастий прошедшего времени в древних русских и старославянских памятниках Потебня объясняет следующим образом:

«Если взять во внимание, что такие сочетания (есмь судивъ и пр.) обычны в литовском и латышском, что они известны в немногих примерах в ст.-чешском, что они оставили некоторые следы в нынешних великорусских говорах, то будет вероятно, что их отсутствие или редкость в старославянских и древнерусских памятниках — сравнительно позднего происхождения. Между тем сочетания того же причастия прош. вр. с другими глаголами, кроме ес‑, бы‑, буде‑, напр.: мѣниться слышавъ, как увидим, в старинном языке довольно обычны. Прямую противоположность этому составляет причастие на ‑лъ: сочетания его с глаголами ес‑, бы‑ чрезвычайно распространены во всех славянских наречиях, между тем как сочетания ‑лъ с другими глаголами если и встречаются, то чрезвычайно редко, так что если бы встретилось выражение „мьниться слышалъ“, то вероятнее было бы счесть его за два сказуемые „мьниться слышалъ есть“, чем за одно, каково „мьниться слышавъ“.

Отсюда можно заключить, что языки славянские стремились избавиться от излишества двух сходных причастий прош. действ. (‑ъ, ‑въ и ‑лъ) и успели в этом, давши им различное назначение: первому — сочетаться с глаголами, менее наклонными к формальности, а второму — с ес‑, бы‑, которые уже в древнем языке, по крайней мере в сочетаниях с причастием на ‑лъ, хотя и не вполне формальны, но ближе первых к формальности»[4].

Основную мысль Потебни можно было формулировать так: из двух форм действительных причастий прошедшего времени на ‑ъ, ‑въ, с одной стороны, и ‑лъ — с другой, употреблявшихся в общеславянском языке-основе в функции сказуемого, первые были вытеснены при глаголах ес‑, бы‑, буде‑ второю еще в доисторическую пору, во всяком случае до появления памятников письменности. Употребление действительных причастий прошедшего времени в функции сказуемого в некоторых диалектах служит доказательством былого употребления их в этой функции в древнерусском языке вообще. У нас нет основания отказываться от этого предположения, если с несомненностью доказано функционирование всех прочих имен в качестве сказуемого. Было бы неосновательно делать исключение для действительных причастий прошедшего времени на основании незначительного количества примеров их употребления в функции сказуемого в памятниках старой письменности. Этому противоречило бы как функционирование всех имен в качестве сказуемого, так и функционирование названных причастий в качестве сказуемого в некоторых диалектах.

Приведенные выше материалы позволяют установить следующий ход развития названного процесса в русском языке. Причастия действительного залога несовершенного вида выходили из употребления в функции сказуемого в разное время. Причастия действительного залога прошедшего времени несовершенного вида вытеснялись из употребления в функции сказуемого в древнерусском языке еще в доисторическую пору и притом, как правильно подметил Потебня, причастиями прошедшего времени на ‑лъ (т. е. собственно перфектом). Что этот процесс надо отнести еще к доисторической поре, доказывается тем, что причастия действительного залога прошедшего времени несовершенного вида почти не встречаются в функции сказуемого уже в древних памятниках, в то время как причастия действительного залога настоящего времени еще продолжали по отражениям в памятниках нормально функционировать в роли сказуемого.

Таким образом, мысль Потебни о вытеснении причастий на ‑въ, ‑въши причастиями на ‑лъ еще в доисторическую пору является правильной только по отношению к причастиям на ‑въ, ‑въши несовершенного вида. Что же касается совершенного вида этих причастий, то они вытеснились причастиями на ‑лъ не повсеместно. В этом отношении мысль Потебни требует поправок; указанный процесс надо квалифицировать как диалектальный: он имел место, может быть, в большинстве диалектов, легших в основание языка русской народности, но во всяком случае не во всех. В некоторых диалектах причастия действительного залога прошедшего времени совершенного вида продолжали функционировать в роли сказуемого долгое время, что и находило иногда редкое, спорадическое отражение в памятниках. Диалектально такое положение сохранялось до последнего времени. В ряде диалектов причастия прошедшего времени на ‑въ, ‑въши совершенного вида продолжают функционировать в роли сказуемого рядом с причастиями прошедшего времени на ‑лъ.

Причастия же настоящего времени действительного залога, напротив, еще функционировали в роли сказуемого в историческое время, что и нашло обильное отражение в древнерусских памятниках. Примеры употребления таких причастий в роли сказуемого встречаются и в памятниках как в главных предложениях, так и в особенности в зависимых предложениях. В последующее время в русском языке эти причастия были вытеснены из употребления в роли сказуемого как в главных предложениях, так позднее и в зависимых предложениях. В некоторых современных диалектах мы находим случаи употребления причастий действительного залога настоящего времени в роли сказуемого, главным образом в зависимых предложениях.

Широко употреблялись причастия настоящего времени страдательного залога в древнерусских памятниках. Причем в древнерусских памятниках эти причастия встречаются в функции сказуемого чаще всего при глаголах бытия и иногда при глаголах движения.

Весьма часто причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого употреблялись при связке есмь — суть. Сравните: …видѣвъ же Ярославъ, побѣжаемъ есть и побѣже съ Якуномъ. (Ипат. л.)

Также многочисленны примеры употребления настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого при отсутствии связки настоящего времени: …они же начаша пророки избивати, обличаемы отъ нихъ. (Лавр. л.) …едина казнь… овы вяжемы и пятами пихаемы, держими и уроняеми. (Там же.) И т. п.

Разные формы связки прошедшего времени неодинаково употреблялись с причастиями настоящего времени страдательного залога; наиболее часто в сочетании с указанными причастиями употреблялась глагольная форма бѣ, отчасти бысть, менее употребительны формы бяще, былъ.

Малая употребительность связки прошедшего времени бяше объясняется, по-видимому, тем, что формы имперфекта исчезли; вследствие этого форма бяше употреблялась в памятниках как отражение литературных традиций. Бо́льшая употребительность связки прошедшего времени бѣ, чем связки прошедшего времени был, в древнерусских памятниках объясняется книжным характером тех контекстов, в которых мы находим употребление причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого.

Причастия настоящего времени страдательного залога при связки бѣ:

Ярославъ же сей, якоже рекохомъ, любимъ бѣ книгамъ (и) многы написавъ положи в святѣй Софьи, церкви, юже созда самъ. (Лавр. л.) …Борису же возвратившюся с войны… вѣсть приде ему, яко отець ти умерлъ и плакася по отьци, велми любим бо бѣ отьцемъ паче всих. (Ипат. л.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке бысть:

…яко овца на заколенье веден бысть. (Лавр. л.) И увѣданъ бысть всѣми великый Антоний и чтимъ. (Лет. Нестора.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке бяше:

Нѣкыи волхвъ… знаемъ бяше шествуя и творя всюду… чюдеса… (Ипат. л.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при связке был:

…Како въ житии семъ жихомъ во благословении и страсѣ Божимъ… И како были Божиею милостию отъ всѣхъ почитаемы и всѣми любимы. (Домостр.)

Для отнесения действия, выраженного причастиями настоящего времени страдательного залога, к будущему времени употреблялась связка буду — будут:

…да держимъ будеть сотворивый убийство. (Лавр. л.)… аще убьеть крестьянинъ Русина, да держимъ будеть створивый убийство от ближнихъ убьенаго. (Ипат. л.)

Причастия настоящего времени страдательного залога при глаголах движения в древнерусских памятниках употреблялись весьма редко, например:

Глѣбъ… побѣже гоним Божьимъ гнѣвом. (Сузд. л., лавр. сп.) Прииде же Олгердъ ко Одоеву и слыша, яко князь великий… поиде къ Дону и слыша, яко Олегъ убояся, пребы ту оттоли неподвижемъ и нача разумѣти суетные своя помыслы. (Сказ. о Мам. поб.)

Как видно из примеров, случаи употребления причастий настоящего времени страдательного залога при глаголах движения встречаются в контекстах, отличающихся искусственностью своего построения.

Уже в древних русских памятниках употребление причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого в значительной степени поддерживалось литературными традициями.

В грамотах употребление указанных причастий было весьма мало распространено.

В литературных произведениях XIX века причастия настоящего времени страдательного залога в единичных случаях также употреблялись, например: Это единственный почти случай, где для человека ошибка непоправима. (Писемский.) Я знал, что матушка была обожаема крестьянами. (Пушкин.) Он вел себя неосторожно, виделся в Москве с товарищами, был ими угощаем. (Герцен.) Знаю только, что он в отрочестве своем обучаем был немецкому языку тамошним пятидесятилетним врачом. (И. Дмитриев.) Все это переводимо и передаваемо было скромными любословами в пятидесятых и семидесятых годах. (Там же.) Возшеетвие на престол преемника Екатерины последуемо было крупными переворотами во всех частях государственного управления. (Там же.)

Все эти примеры, несомненно, носят на себе отпечаток книжного происхождения. Русский литературный язык несет в себе следы многовековой книжной традиции. Случаи употребления страдательных причастий настоящего времени в современном русском литературном языке в функции сказуемого также представляют собой своеобразное отражение этой традиции.

В современном белорусском литературном языке такие причастия не употребительны: вместо непереводимо, непоправимо, непередаваемо и т. п. говорят неперекладальна, непапрауна, непередавальна и т. п. Следует отметить, что ни в польском, ни в чешском, ни в сербском, ни в современном болгарском языках причастия настоящего времени страдательного залога в функции сказуемого не употребляются.

Замена причастий настоящего времени страдательного залога происходила частично путем вытеснения их в функции сказуемого возвратным глаголом, частично путем вытеснения их действительным глаголом.

При сохранении страдательности синтаксической конструкции страдательное причастие настоящего времени в функции сказуемого вытеснялось возвратным глаголом.

Эти конструкции вытеснялись также действительными оборотами: в таком случае страдательные причастия заменялись действительными переходными глаголами: она любима мною — я люблю ее, книга читаема мною — я читаю книгу и т. п.

В современном литературном языке, при необходимости выразить в сказуемом переходное действие в настоящем времени, чаще всего используется действительная конструкция с переходным глаголом настоящего времени в сказуемом, например:

Таким образом, в современном русском языке предпочитается употребление действительных конструкций на месте соответствующих страдательных конструкций с причастием настоящего времени в сказуемом.

Ограничение и затем полное вытеснение страдательных причастий настоящего времени в сказуемом шло, таким образом, как по линии замены их возвратной формой, глагола при сохранении страдательности конструкции, так и по линии преобразования страдательных конструкций в действительные с переходным глаголом настоящего времени в сказуемом.

Рассмотрим теперь изменения в употреблении причастий страдательного залога прошедшего времени. Обратимся к анализу материалов древнерусских памятников.

Употребление причастий прошедшего времени страдательного залога совершенного вида в функции сказуемого без связки настоящего времени имеет широкое распространение во всех жанрах древнерусской письменности, и иллюстрация их употребления может быть ограничена несколькими примерами:

Правда оуставлена Русьской земли… (Р. П.)… не ходи, отець ти умерлъ, а брать ти убьенъ отъ Святополка. (Лавр. л.)

Употребление причастий прошедшего времени страдательного залога несовершенного вида в функции сказуемого без связки настоящего времени имело менее широкое распространение. Важно, однако, отметить, что употребление причастий прошедшего времени страдательного залога несовершенного вида имело место вплоть до XVII века и отражалось в памятниках самых разнообразных жанров.

Примеры из древнейших памятников:

…игуменъ святаго Андрѣя Григории, любимъ бо бѣ преже Володимеромъ, чтенъ же ото Мьстислава и ото всихъ людеи (Ипат. л.) …деньги имъ (=мастерам) даваны на рукодѣлье напередъ (Домостр.)

Примеры из литературных произведений XVII века:

А вам гостемъ и торговымъ людемъ, и в торговле в вашей волности не было и в поминах, что треть животов ваших, а мало и не все иманы… (Ин. сказ.) Некоторого короля ливкуса видена одна девича. (Ист. кор. Ар.) И иное там говорено многонько. (Авв. Жит.) А ныне без остатку резанъ. (Там же.)

Примеры из деловых документов XVII века:

К сей росписи боярина… Морозова… поп Иван вместо зятя своего Знаменского попа Семена детей его духовных старосты и целовальника, кои в сей розписи имяны писаны, по их веленью руку приложил. (Хоз. Мор.) Купленой ржи отвезено из села Троецкова…, коя рожь покупана по боярскому указу. (Там же.)

Тот факт, что причастия прошедшего времени страдательного залога несовершенного вида засвидетельствованы в памятниках разного времени и разных жанров, в том числе в грамотах и деловых документах, свидетельствует о том, что их употребление в функции сказуемого было свойственно не только литературному, но и живому общенародному языку, по крайней мере до XVII века.

В последующей истории языка причастия страдательного залога несовершенного вида вышли из употребления.

Вытеснение страдательных причастий прошедшего времени несовершенного вида из области сказуемого проходило главным образом посредством действительных глаголов. Если мы сопоставим приведенные выше предложения с причастием несовершенного вида в сказуемом с их современными заместителями, то увидим, что почти во всех случаях страдательным конструкциям древней поры соответствуют в современном языке действительные конструкции, например:

В более редких случаях страдательным конструкциям древней поры с причастиями несовершенного вида в сказуемом в современном языке соответствуют страдательные же конструкции с возвратной формой глагола в сказуемом, например: Мы хотим, чтобы пашни были засеваны. — Мы хотим, чтобы пашни засевались.

Таким образом, страдательные причастия прошедшего времени несовершенного вида в функции сказуемого были вытеснены в последующей истории русского языка глаголом.

Факт замены страдательных оборотов действительными отметил Истрин еще для древнейших славянских переводов. «Известно, — пишет Истрин, — что в старославянском и в древнерусском языках страдательный залог выражался или чрез присоединение к форме действительного залога возвратного местоимения ся, или описательно — чрез соответствующее причастие страдательного залога с вспомогательным глаголом. Тот и другой способ передачи страдательного залога обычно наблюдается и в хронике Георгия Амартола. Но очевидно, ввиду отсутствия настоящих форм страдательного залога, славянские переводчики старались, где было возможно, избегнуть описательного перевода обращением всего страдательного оборота в действительный. Это наблюдается довольно часто, напр., в хронике Иоанна Малалы… Такой же способ передачи страдательного оборота чрез действительный наблюдается и в хронике Георгия Амартола, причем надо заметить, что фактическая верность текста при этом обыкновенно не страдала»[5].

Замена предложений со страдательным несовершенным причастием в сказуемом предложениями с глаголом в сказуемом в широкой степени отражается в древних русских грамотах. Как указано было выше, страдательные несовершенные причастия в сказуемом встречаются главным образом в деловых документах, а также иногда в произведениях высокого стиля.

Основное изменение в употреблении всех видов причастий связано не со свойством времени или залога, а с категорией вида.

Обороты с причастием настоящего времени действительного залога типа церковь (есть) стоячи, обороты с причастием настоящего времени страдательного залога несовершенного вида типа книга (есть) несома, обороты с причастием прошедшего времени страдательного залога несовершенного вида типа книга (есть) несена были вытеснены большей частью действительными глагольными оборотами типа церковь стоит, книгу несут, книгу несли.

Обороты же с причастием совершенного вида (прошедшего времени страдательного и действительного залога) типа он выпивши, книга написана сохранились — первые в говорах, а вторые и в литературном языке — и получили значение состояния. В этом заключалось видоизменение их грамматической природы.

Хронология утраты причастий несовершенного вида представляется по данным памятников в следующем виде:

а) Раньше всего произошла утрата действительных причастий несовершенного вида настоящего времени в роли сказуемого, т. е. прежде всего утрачены были обороты типа церковь (есть) стоячи.

б) Приблизительно в тот же период произошла утрата страдательных причастий настоящего времени в роли сказуемого, которые по категории вида были только несовершенными, т. е. утрачены были обороты типа книга (есть) несома.

в) В более позднее время (приблизительно после XVI в.) произошла утрата страдательных причастий прошедшего времени несовершенного вида, т. е. утрачены были обороты типа книга (есть) несена.

Обозревая в целом итоги развития двусоставных именных предложений в русском языке, мы приходим к следующим выводам.

Общий характер развития двусоставных именных предложений в истории русского языка состоял в том, что они подвергались воздействию двусоставных глагольных предложений. Это имело следствием исчезновение или преобразование многих групп именных двусоставных предложений: одни из них были заменены глагольными двусоставными предложениями (предложения с причастиями действительными, кроме причастий на ‑л, и страдательными несовершенного вида в сказуемом), другие сами оказались втянутыми в систему таких предложений (предложения с причастиями на ‑л в сказуемом и с глаголами действия при развившемся творительном предикативном).

Из всего многообразия предложений со вторым именительным падежом русский язык в его литературно обработанной форме сохранил только следующие типы:

1. Именные предложения с причастием страдательного залога прошедшего времени совершенного вида в сказуемом, типа книга написана.

2. Именные предложения с именем существительным или членной формой имен прилагательных в сказуемом при отсутствии связки есть или при глаголах, выступающих в роли чистой связки (а не в роли глагола действия при творительном предикативном), типа он писатель, он добрый, он был писатель, он был добрый и т. п.

3. Именные предложения с нечленной формой имен прилагательных в той степени, в какой она не вытеснена членной формой, типа он добр, он был добр.

В древнерусском языке был употребителен так называемый второй винительный падеж имен существительных и имен прилагательных.

Первый винительный, употребляемый и в современном языке, — это падеж прямого объекта, например: назвали его, назначили его, знали его, видели его и т. п. Второй винительный имен существительных — это падеж приложения к первому винительному, например: назвали его старѣйшину (=старшиной); поставили его старѣйшину намъ. В приведенных примерах местоимение в винительном падеже его обозначает прямой объект — это первый винительный, а имя существительное в винительном падеже старейшину обозначает приложение к прямому объекту, выраженному первым винительным падежом, — это второй винительный падеж. На месте второго винительного имен существительных в современном языке употребляется по преимуществу творительный предикативный, например: назначили его старшиной, выбрали его старостой, выдвинули его депутатом и т. п.

В древнерусском языке второй винительный имен существительных употреблялся весьма широко; однако наряду с ним употреблялся в целом ряде случаев на его месте и творительный предикативный.

При глаголах со значением назначения, избрания кого-либо кем-либо второй винительный употреблялся в древнейших памятниках менее интенсивно, чем творительный предикативный.

Примеры со вторым винительным имен существительных при глаголах назначения (поставити, посадити, положити и т. п.):

…постави Мефодия епископа (епископом) в Падании. (Лавр. л.) Поим съ собою Климента, его же игумена (игуменом) постави в свое мѣсто. (Там же.) Тѣми епископы постави Киеву митрополита (митрополитом) Григория Болгарина. (I Новг. л.) Ярополка князя посадиша Володимерци с радостью в городе Володимери на столѣ. (Сузд. л., лавр. сп.) Олег вину положи (представил виной, т. е. причиной, основанием) матерню болезнь и нача ся просити у Ростислава… къ отцю. (Ипат. л.) И т. п.

Примеры с творительным предикативным имен существительных при глаголах назначения: Володимиръ же великомъ мужемь створи того (юношу, одержавшего победу в единоборстве с печенегами) и отьца его. (Ипат. л.) Того же лѣта (1123) поставиша Семеона епископом Володимерю. (Там же.) Исходящю же сему лѣту, и поставиша Феоктиста епископом Чернигову. (Там же.)

…князь великим посади Махметемина на Казани царем. (Ист. Каз. ц., сп. Солов.) Кого от мене к себѣ намѣстникомъ, а к собѣ княземъ хотите. (I Пск. л.) Благословил мя патриархъ Филофей митрополитомъ на всю русскую землю. (I Новг. л.) Того же лета (6905) послаша псковичи посломъ в Великии Новъгород князя Григория. (I Пск. л.) И т. п.

В древних русских памятниках при глаголах называния имена существительные употреблялись одинаково свободно как во втором винительном, так и в творительном предикативном.

Примеры со вторым винительным имен существительных при глаголах называния: …(Константин) вдасть ей (Ольге) дары многы, золото и серебро, поволокы, съсуды разноличныя, и отпусти ю, нарекъ ю дщерь себѣ. (Ипат. л.)

Примеры с творительным предикативным имен существительных при глаголах называния:

…отпусти ю, нарекъ ю дщерью собѣ. (Лавр. л.)

…землю глаголеть матерью… (Ипат. л.) Семеонъ же прия градъ…, послѣдѣ же Андрѣянъ кесарь, …въ свое имя нарече Андрѣянь, мы же зовемъ Андрѣянем градомъ. (Там же.) …прозва Авраамъ Измаиломъ (сына своего). (Там же.)

Точно так же, как и при глаголах назначения, относительно меньшее распространение имел в древнейших памятниках второй винительный по сравнению с творительным предикативным при глаголах со значением принятия, владения.

Примеры со вторым винительным при глаголах принятия, владения: Имѣя поспѣшника брата своего Констянтина (имея поспешником брата…). (Лавр. л., син. сп., I Новг. л.) Сына своего приимите собѣ князя (князем). (I Новг. л., син. сп.) Примѣте собѣ князя (князем) Всеволода, а Святослава старейшего пустите ко мнѣ. (I Новг. л., син. сп.) Пояша Мьстислава князя (князем) собѣ (Ипат. л.) Святополкъ поя собѣ жену (женой) дщерь… князя Половецького. (Там же.)

Примеры с творительным предикативным имен существительных при этих же глаголах:

…слышно же се, яко сестру имати дѣвою. (Лавр. л.) Ты мя имеи отцемъ и честь на мнѣ держи, яко же брат твой Изяславъ честь на мнѣ держалъ и отцемъ имелъ. (Ипат. л.) Володимеръ… посла къ Рогволоду… глаголя сице: «хощу поняти дщерь твою женою собѣ». (Никон. л.) И др.

Оценивая степень употребляемости творительного предикативного на месте второго винительного, Потебня писал:

«В старорусских памятниках употребление здесь творительного существительного (но не прилагательного) сначала почти лишь столь же обыкновенно, как и употребление согласуемого падежа». Потебня привел громадное количество примеров из древних русских памятников со вторым винительным и гораздо меньшее количество примеров с творительным предикативным на месте второго винительного.

Однако в памятниках XVI века уже явно преобладает употребление творительного предикативного на месте второго винительного.

В памятниках XVII века употребление второго винительного имен существительных еще более суживается; творительный падеж получает еще более широкое распространение; начинают распространяться предложные замены второго винительного падежа имен существительных.

При глаголах назначения второй винительный отмечается в это время только в единичных случаях, например:

Постави перваго митрополита Киеву Леона, а Новугороду Иоакима. (Уст. св.)

В то время как творительный предикативный имен существительных при этих глаголах представлен весьма широко в памятниках разных жанров, второй винительный встречается в эту эпоху главным образом в памятниках высокого слога и отчасти в деловых документах.

В памятниках других жанров второй винительный при глаголах называния встречается редко; во всех памятниках XVII века господствует употребление творительного предикативного, например:

Да королю же вызвали его и называли царевичем князем Дмитрием Ивановичем Углецким. (Ин. сказ.): И он мне сказал: что зовут меня Григорьем, а по прозвищу Отрепьев. (Там же.) А он Яков и у казни называл его ростригою Гришкою Отрепьевым. (Там же.) Князь некый… служил в Колуге оному прежереченному названному царем Дмитрею. (Кат.-Рост.) Никонияне еретиком же (Аввакума) зовут, дети духовные еретиком же зовут. (Авв., Пис. к вер.)

Таким образом, материалы, извлеченные из памятников XVII века, свидетельствуют о том, что в живом народном языке творительный предикативный уже полностью вытеснил второй винительный имен существительных. Случаи употребления второго винительного в памятниках XVII века носят яркий отпечаток литературно-книжных влияний.

В современном русском литературном языке на месте второго винительного употребляется только творительный предикативный, сравните: избрали депутатом; назначили директором; его называют мастером высоких урожаев и т. п.

Кроме творительного падежа, на месте второго винительного имен существительных распространялось употребление предложных конструкций. В памятниках отмечено употребление конструкций: «предлог за плюс винительный падеж» и «предлог в плюс винительный падеж».

Примеры с конструкцией «предлог за плюс винительный падеж» на месте второго винительного имен существительных:

Которого велел во всей Цесарии за родного брата почитать. (Ист. Вас. Кор.)… князь великии Василии Васильевичь того не возлюби, и сведе его с митрополии и за приставы его посади. (I Пск. л., Тих. сп.)

Примеры с конструкцией «предлог в плюс винительный падеж множественного числа»:

…Выбрать в таможенные и в кабацкие головы и ларешных новых добрых людей и прожиточных, ково б такое дело стало. (Хоз. Мор.) Так же из боярскихъ дѣтей выбирать в слуги и въ столники такихъ же младыхъ, что и царевичъ. (Котошихин.) Царь жалуетъ многихъ въ бояре не по разуму ихъ, но по великой породе. (Котошихин.) Мелетием в чтеци поставлен. (Авв., Пис. Сим.) Государь меня велел в протопопы поставить в Юрьевец-Подольской. (Авв. Жит.)

Второй винительный имен прилагательных — это падеж определения к первому винительному падежу, например: Нарекли суть Володимера старѣйшего (=они назвали Володимера старшим); видѣли суть Володимера нага (=увиделв они Володимера нагим).

В приведенных примерах имя существительное в винительном падеже Володимера обозначает прямой объект, а имя прилагательное в винительном падеже (форма которого здесь совпадает с формой род. пад.) старѣйшего или нага обозначает определение к прямому объекту, выраженному первым винительным падежом.

На месте второго винительного в современном литературном языке употребляется по преимуществу творительный падеж имен прилагательных, например: знал его умного и знал его умным, выдвинули его первого и выдвинули его первым, видели его усталого и видели его усталым.

По свидетельству Потебни, в древнейших летописных сборниках творительный предикативный прилагательных даже в тех случаях, в каких для существительных он обычен, составляет большую редкость. Потебня привел только один пример из «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку с творительным предикативным имени прилагательного на месте второго винительного: прославять человѣка любо добрымъ, любо злымъ.

Таким образом, в древнерусском языке господствует почти исключительно второй винительный имен прилагательных.

В памятниках XVII века уже более или менее часто употребляется творительный предикативный на месте второго винительного имен прилагательных. Однако второй винительный в значительной мере еще сохраняет свои позиции. В винительном падеже чаще всего употребляется нечленная форма имен прилагательных.

Винительный падеж имен прилагательных мог обозначать признак прямого объекта, возникающий в результате глагольного действия, например:

…умилосердися, государь Борис Иванович, пожалуй меня, сироту своего, вели, государь, меня из тюрьмы свободна учинить. (Хоз. Мор.) …а у Микитки Кузнеца насеки не удаются, делает худы. (Там же.)

В той же позиции в памятниках XVII века употреблялся и творительный предикативный имен прилагательных на месте второго винительного.

Винительный падеж имен прилагательных мог обозначать свойство подвергающегося воздействию прямого объекта, независимое от указанного воздействия, например:

Пашковъ же возведъ очи свои на меня, слово въ слово медвѣдь морской бѣлой, жива бы меня проглотилъ, да господь не выдастъ. (Авв., Жит.) Жива мя поглотити диявол ищет. (Авв., Пис. к вер.)

Винительный падеж имен прилагательных продолжал употребляться при глаголах восприятия и мысли, например:

Одною бы куркою и в чести мне поступился…, видя меня духовницу честную, жительницу лестную, толики далнии путь полагаючи, и от глада своего изнемогаючи. (Кур. лис.)

При этих же глаголах продолжали употребляться в сатирических стилях два винительных падежа, из которых один был представлен именем прилагательным, а другой причастием настоящего времени действительного залога от глагола быть, например:

И виде его кура печална суща, слез полны очи имуща. (Кур. лис.) Вижу бо тя зверя не проста суща, но великого разума имуща. (Там же.)

При тех же глаголах в памятниках XVII века отмечаются и случаи употребления творительного предикативного на месте второго винительного, например:

…и не спрашивали, потому что разумѣли его гораздо тихимъ. (Котошихин.) Королевичь, усмотря место сие при море хорошим, вздумал до время тут сделать жилище. (Ист. кор. Ар.)

Винительный имен прилагательных продолжал употребляться и при глаголах говорения, например:

Назвал он высока себя, бутто он выше всѣх земных царей (Пов. об Азов. сид.) Что мя ныне, кабаче, нареку, дурна ли или безумна, разбойника ли тя нареку. (Ярыж.)

Однако чаще в памятниках XVII века при этих глаголах употреблялся уже творительный предикативный падеж на месте второго винительного, например:

Будет кто у кого купитъ лошадь, а другой съ стороны поимется за тоѣ лошадь, назовет своею и станетъ искать на той лошади на томъ, у кого поимается, розбою и грабежу или чего-нибудь. (Котошихин.) А къ царицѣ посолства править и еѣ видеть не допустили, а отговорилися тѣм, назвали царицу болною. (Котошихин.) Себя велел в лице святым звать. (Авв., Кн. толк.) Князь Василья Ондреевича Голицына села Мошки крестьяня приезжали Бориса Ивановича под поч. Яблонной и крестьян разогнали, а велят очищать место и землю называют своею. (Хоз. Мор.)

Широко употреблялся еще в это время второй винительный при переходных глаголах, управляющих объектом пребывания, свойство которого указано именем прилагательным, например:

И прияша его съ честью, а цесаря нага оставиша. (Рим. д.) Ни единого человека не оставил в том доме жива. (Ист. Ал. Рос.)

Однако при тех же глаголах находим и творительный предикативный имен прилагательных на месте второго винительного, например:

Уруслану то слово полюбилось, и с той царевны головы не сшиб, оставил ее живою. (Ер. Лаз.)

Второй именительный падеж имен прилагательных продолжал употребляться и при переходных глаголах, управляющих объектом в движении, свойство которого указано именем прилагательным, например:

Отнял меня Дионис Крюков еле жива. (Авв., Чел. Ал. Мих.) Только сотвори со мною милость, отпусти меня жива… (Ист. кор. Ар.) Смирной, государь, Гольцов писал, что принял жеребца здорова и целоножна. (Хоз. Мор.)

Наряду с ним для этого времени при тех же глаголах засвидетельствован и творительный предикативный, например:

А села Кузьмина Усаду, Замятина и Перегалей гуси и утки и поросята прислать мерзлыми, а не живыми, и потрохи да перье, и пух, и крылье — все прислать именно. (Хоз. Мор.) А куры прислать к Москве сушеные, старые, и не петухи, и жирные, а яйца мерзлыми, и чтоб были свежие. (Там же.)

В памятниках XVIII века иногда и причастия употреблялись в творительном предикативном падеже на месте второго винительного, например:

Видел я решения мои осмеянными в том самом, что их изящными делало; видел их оставляемыми без действия. (Радищев.) Нередко я видел благие мои расположения исчезавшими яко дым (Там же.)

В современном русском языке причастия действительного залога мало употребительны в творительном предикативном падеже. На месте второго именительного причастий развились придаточные предложения; сравните: я видел, что мои решения осмеяны.

Наряду со вторым винительным в древнерусском языке употреблялся и второй дательный.

Второй дательный имен существительных мог непосредственно присоединяться к первому дательному; в таком случае второй дательный выражал простое приложение; второй дательный имен существительных в качестве простого приложения употреблялся в древнем языке и употребляется в современном языке, например: ему, пьяному дураку, море по колено.

Но второй дательный имен существительных мог зависеть и от инфинитива и относиться к первому посредством этого последнего; в таком случае второй дательный выражал предикативное приложение и, следовательно, имел предикативное значение; в соответствии со вторым дательным приинфинитивным в современном русском языке употребляется творительный предикативный, например: ему хочется быть учителю, где ему — первый дательный, учителю — второй дательный, который являлся предикативным приложением к первому дательному, в современном русском языке этот оборот заменяется конструкцией с творительным предикативным ему хочется быть учителем.

Исторически первоначальной формой был второй дательный; творительный предикативный или предложные конструкции развивались позднее на месте первоначального второго дательного. В древнейших русских памятниках употреблялся главным образом второй дательный имен существительных, например:

Дасть имъ область чадомъ божиемъ быти. (Остр. ев.) Она же учаше сына быти християнину. (Уст. ев.) Того же лѣта оскорбишася Новгородци, глаголюще «яко быти намъ рабомъ, и много зла всячески пострадати отъ Рюрика и оть рода его». (Никон. л.)

Второй дательный имен существительных продолжал употребляться и в памятниках XVII века (при инфинитиве в безличном обороте):

…много лежать… умному не быть, в дому господину не слыть, власти не видать, …милу не быть. (Кур. лис.)

Примеры со вторым дательным имен существительных можно отметить и в памятниках XVIII века; сравните у Посошкова:

«Мое, государь, намерение то, чтобы мне тунеядцу у великого государя не быть, и за то б мне ответу богу не дать».

Рядом со вторым дательным имен существительных уже в памятниках XVI века употреблялся творительный предикативный, например:

Князь великый обратився къ Волынцу, рече: Воистину, Дмитре, не ложь твои примѣты, подобаетъ ти всегда воеводою быти (Сказ. о Мам. поб.) И Святославъ поима лучьшии люди Кияны и иде съ ними къ брату своему Игорю, и рече: «азъ, брате, цѣловалъ кресть на томъ Кияномъ, яко быти тебѣ княземъ во правду…» (Воскр. л.)

В памятниках XVII века уже преобладает употребление творительного предикативного имен существительных на месте второго дательного.

Примеры с творительным предикативным при инфинитиве в безличном предложении:

Борис… нача испытывати многими волхвы и звездословцы… и вопрошая, мочно ли ему доступити престола царскаго и быти царем. (Ин. сказ.)

И тебе б, Иван, велеть ему в вотчине моей в селе Мурашкине в Преображенском монастыре у церкви божии, двум им с черным попом Арсением, а ему, Павлу, быть первым священником. (Хоз. Мор.)

Примеры с творительным предикативным при инфинитиве в составе личного предложения:

Коли есть изволил бог и мне бысть у себя царем. (Цар. Орк.)

Митрополиты и архиепископы и всякие люди Московского государства избрали всѣмъ Московскимъ государствомъ, кому богъ изволитъ быти на Московскомъ государствѣ государемъ. (Ин. сказ.)

В литературном языке XVIII века второй дательный имен существительных почти не встречался; на его месте наблюдается, как правило, творительный предикативный:

Не дай бог быть писцу военным командиром. (Майков.) …иначе быть мне здесь главным командиром обоих императорских войск. (Суворов.) …именным Е. Ц. В. указом… велено писаться постельничему и кавалеру графу Гаврилу Ивановичу Головкину канцлеромъ, а тайному секретарю… — подканцлеромъ. (Акты Петра I.)

Второй дательный имен существительных в истории языка мог заменяться также и предложными конструкциями; в памятниках отмечена конструкция «предлог в плюс местный падеж множественного числа», например:

Написав челобитную за руками, подалъ царю и царице о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах. (Авв. Жит.) Ведает, что быть ему в патриархах. (Там же.) Царь посылает столника и дияка и велит сказати посломъ, что имъ велено быти у нихъ, пословъ, въ приставахъ. (Котошихин.)

Конструкция «предлог в плюс местный падеж множественного числа» встречается и по говорам.

Во втором дательном падеже употреблялись и имена прилагательные. Второй дательный имен прилагательных мог непосредственно присоединяться к первому дательному, например: «Мне бедному все чужие»; в таком случае второй дательный выражал простое определение; второй дательный имен прилагательных в качестве простого определения употреблялся в древнем языке и употребляется в современном языке.

Но второй дательный имен прилагательных мог зависеть и от инфинитива и относиться к первому посредством этого последнего; в таком случае второй дательный выражал предикативное определение и, следовательно, имел предикативное значение; в соответствии со вторым дательным приинфинитивным в современном языке употребляется творительный предикативный, например конструкция «ему хочется быть умному», где ему — первый дательный, а умному — второй дательный, который являлся предикативным определением к первому дательному, теперь заменена конструкцией с творительным предикативным «ему хочется быть умным».

В древнерусском языке употреблялся почти исключительно второй дательный имен прилагательных, например:

Луче есть на своей землѣ костью лечи, нели на чужѣ славну быти. (Ипат. л.) Быти намъ отъ васъ отъ Великихъ Князей неотступнымъ ни хъ кому. (Ист. Вел. Нов.) Всеволодъ же посла ко братии своей и повелѣ имъ готовымъ быти. (Воскр. л.)

Таким образом, в древнерусских памятниках до XVI века включительно творительный предикативный падеж имен прилагательных на месте второго дательного почти не встречался.

В древнерусских памятниках XVII века продолжает господствовать употребление второго дательного падежа имен прилагательных:

И постави его, проклятый, он прямо на Москве-реке себе во обличение, дабы ему… зрети на нь всегда и готову быти в нескончаемыя веки въ онь на вселение и с прочими единомысленики своими. (Ин. сказ.) Не подобает сваритися, но кротку быти ко всем. (Авв., Чел. Ал. Мих.) Да же бы тебе исцелитися душею своею и живу быти перед ним. (Там же.)

Творительный предикативный имен прилагательных на месте второго дательного в памятниках XVII века встречается в единичных случаях, например:

А приговорено войску быти всегда готовымъ противъ его царскихъ неприятелей и для оберегания городов!». (Котошихин.)

В произведениях XVIII века второй дательный имен прилагательных продолжал употребляться часто. Дательный падеж в именной форме:

Я пью и ем не для того, чтоб быть живу, но для того, что в том нахожу немалое услаждение чувств. (Радищев.) Надлежит ему судиму быть равным. (Там же.)

Дательный падеж множественного числа в местоименной форме:

…определит, каким лицам быт судимым. (Акты Петра I.) Ежели иногда кто за болѣзнию или нѣкоторой важности ради в монаршескихъ дѣлахъ не в присутствии былъ, того для дѣламъ оставленым быть не надобно. (Там же.)

Однако творительный предикативный имен прилагательных на месте второго дательного в произведениях XVIII века встречается уже нередко:

Всегда быть умным невозможно. (Радищев.)… Быть верным… отечеству. (Суворов.)

На месте второго дательного имен прилагательных могла распространяться и конструкция «предлог в плюс местный падеж единственного числа» имен существительных, например:

Тебе от меня быть в кручине и в жестоком наказанье. (Хоз. Мор.)

Во втором дательном падеже употреблялись наряду с именами прилагательными и причастия страдательного залога. В наиболее древних памятниках мы находим например:

Луце же потяту быти, неже полонену быти. (Сл. о пол. Иг.) Аще ли ключить ся кому отъ лодьи убьену быти отъ нас… (Лавр. л., радз. сп.)

В памятниках XVII века продолжает господствовать это же употребление причастий страдательного залога. Второй дательный в именной форме:

А кто от вас… будет, тому у нас под стеною города быть убиту. (Азов. Сид.) Бысть же умрети нищему и несену быти на лоно Авраама. (Авв., Кн. бес.)

Второй дательный причастий страдательного залога в местоименной форме:

Вели, государь, в том свой государев указ учинить, чтоб нам, сиротам твоим, от тово недобору вконец не погибнуть и совсем не разоритца, и на правеже замученым не быть. (Хоз. Мор.)

Творительный предикативный причастий страдательного залога отмечается в памятниках XVII века в единичных примерах.

В древнерусском языке ряд глаголов использовался в сочетании с инфинитивом для обозначения будущего времени; к их числу относятся: хочу, иму, начну.

Значение будущего времени мог иметь инфинитив несовершенного вида в сочетании с глаголом хочу:

Егда хощеши судити, не суди мене въ огнь (когда будешь судить, не суди меня в огонь). (Поуч. Вл. Мон.) И рече ему: то вѣси ли, что утро хочеть быть (знаешь ли ты, что скоро будет утро?) (Пов. вр. л.)

Значение будущего времени мог иметь в сочетании с глаголом хочу и инфинитив совершенного вида, например:

Рѣша старѣйшина Фараоня: се хочеть смирити область Еюпетьскую (сказал Фараонов старейшина: этот унизит когда-нибудь Египет). (Пов. вр. л.) Ярославъ… рекъ Изяславу: аще кто хощеть обидѣти брата своего, то ты помогай (Ярослав сказал Изяславу: если кто-нибудь обидит брата твоего, помоги ему). (Там же.) Аще не подступите заутра къ городу, предатися хотять людье печенѣгамъ (если завтра не подступите к городу, люди сдадутся печенегам). (Там же.)

Современный язык не сохранил указанного значения сочетания «хочу плюс инфинитив». Сочетание «хочу плюс инфинитив» означает действие, желаемое субъектом в настоящее время и долженствующее реализоваться в будущем времени: хочу написать, хочу писать.

В значении будущего времени могло употребляться сочетание «начну плюс инфинитив несовершенного вида»:

Аще же убиють огнищанина въ разбои, а убиица не изышуть, то вирное платити, в неи же вѣрви голова начнеть лежать (вирное платить той верви, в которой будет лежать убитый). (Р. П.) Аже начнеть не знать у кого купилъ, то ити по немъ тѣмъ видокомъ на търгу на роту (если он не будет знать, у кого купил, то…). (Р. П., син. сп.)

В редких случаях глагол начну сочетался с инфинитивом дать, который, возможно, в этом сочетании имел значение несовершенного вида, а все сочетание имело значение чистой формы будущего времени соответствующего глагола.

Аже кто многымъ долженъ будеть, а пришедъ гость изъ иного города или чюжеземьца, а не вѣдая запустить за нь товаръ, и опять начнеть не дать гости кунъ ему… то вести на торгъ (…а он опять не отдаст (начнеть не дать), то…). (Р. П., син. сп.) Или холопъ ударить свободна мужа, а бежить въ хоромъ, а господинъ начнеть не дати его, то холопа пояти (…а господинъ не отдаст (начнеть не дати), то схватить холопа). (Р. П., ак. сп.)

В функции вспомогательного глагола при образовании будущего времени глагол начну употреблялся еще в памятниках XVI века; сравните в Домострое:

И тогда начнеши со студомъ послѣднее мѣсто держат, но егда званъ будешь, шедъ на послѣднемъ мѣстѣ. Как богъ вразумить насъ и начнете дѣломъ творити вся си: будеть на вас милость божия.

В сочинениях Котошихина наиболее часто в той же функции употребляется форма учну, сравните: Кто сегодня пожалованъ, наутрее по природе своей учнетъ сидѣти выши. А будеть кому дано помѣстье, а после того он учнетъ бити челомъ, чтобъ ему то помѣстье продано было… въ вотчину, и ему то помѣстье исъ царские казны продадутъ.

В современном языке это сочетание сохранило только значение начала глагольного действия (начну писать) и утратило значение грамматической формы будущего времени.

В значении будущего времени могло употребляться и «иму плюс инфинитив»:

Си имуть имать дань на насъ и на инѣхъ странахъ (…будут брать дань с нас). (Пов. вр. л.) Погани имуть радоватися и возмуть землю нашю (…будут радоваться и возьмут землю нашу). (Там же.) Се ми здѣ близъ мене сынъ мой…, а другий — господин мой отець князь Василко, а тѣма ся иму утѣшавати (…тем буду утешаться). (Ипат. л.)

Современный русский язык не сохранил сочетания глагола иму, имамь с инфинитивом. В народных говорах, однако, отмечены случаи употребления глагола иму с инфинитивом несовершенного вида: иму делать, имем есть, не иму пахати.

Таким образом, в древнерусском языке для обозначения будущего времени могли использоваться сочетания инфинитива с глаголами хочу, начну, иму. Однако ни одно из этих сочетаний не закрепилось в функции будущего времени и, таким образом, не образовало единой грамматической формы будущего времени соответствующего глагола.

В современном русском литературном языке в качестве формы будущего времени употребляется только сочетание «буду плюс инфинитив несовершенного вида». Наиболее ранние случаи употребления сочетания «буду плюс инфинитив» в значении будущего времени отмечены в произведениях XV в. Несколько больше их находим в памятниках XVI в. Сравните у Курбского:

До скончания моего буду непрестанно вопияти со слезами на тя пребезначальной троице.

Однако более или менее часто случаи употребления сочетаний «буду плюс инфинитив» в значении будущего времени начинают встречаться только в памятниках XVII века. Мы находим их в «Житии» Аввакума; сравните: А брат мой будетъ тебе бить челомъ. В сатирических произведениях: А если буду жить у тебя, то и служить тебе буду. (Кур. лис.) А ты будешь подпекать, а мы будем подъедать. (Там же.) Ладану да свеч не будем жечь. (Каляз. чел.)

При глаголах вещественного движения и пребывания в древнерусском языке употреблялся так называемый супин — форма на ‑тъ, имевшая достигательное значение:

Посла… сына своего Ярослава въ Переяславль въ Русьскый княжитъ. (Лавр. л.)

Однако уже издавна при указанных глаголах спорадически встречались и формы инфинитива на ‑ти, ‑ть: пусти брата своего во Володимерь Володимеря блюсть. (Ипат. л) Посла Олегъ мужи своя построит мира и положит ряды межи Грѣкы и Русью. (Там же.)

С XV века формы супина полностью были вытеснены формами инфинитива.

При глаголах, выражавших направление волеизъявления субъекта, употреблялся инфинитив, который обозначал действие, производителем которого был косвенный объект в винительном падеже, управляемом глаголом.

Учашеть его мати крестится. (Лавр. л.)

Употребление инфинитива при этих глаголах с винительным является обычным и для современного языка; сравните: уговорили кого-либо прийти; просили его выступить с речью и т. п.

Инфинитив при указанных глаголах с винительным мог выступать в качестве связки между винительным, управляемым глаголом, и винительным, зависящим от такого инфинитива; последний (вин. пад.) в науке носит название accusativus cum infinitivo; сравните: и молища его быть заступника бедам их. (Казан. л.) Такожде и ныне уповаемъ его способника, быти…, еже иноческое одеяние свергше и на християнъ воевати. (Переп. Гр. с Курб.) Игуменъ Трифонъ увеща его быти мниха. (Ин. сказ.)

Впоследствии accusativus cum infinitivo в данных конструкциях был вытеснен творительным предикативным: он просил меня быть первым; он приучил меня быть дисциплинированным. Сравните:

Вы дочь свою королевну Амбриотосу учредили быть мне женою. (Ист. кор. Ар.) Сравните у Пушкина: «Немцы просили его величество быть уверену, что…»

В древнерусском языке глаголы чувства, мысли, называния, познания и восприятия управляли винительным падежом. При этом винительном мог употребляться инфинитив быть, управляющий другим винительным падежом, который имеет свойство предикативного определения по отношению к винительному падежу, управляемому глаголом; он также носит название accusativus cum infinitivo.

Вы же кого (=вин.-род., управляемый инфинитивом) глаголете мя (=вин.-род, управляемый глаголом) быти (=…называете меня кого (=кем). (Остр. ев.)

Такие обороты засвидетельствованы в сочинениях Ивана Грозного:

Мняше нас яко бесплотных быти. (Переп. Гр. с Курб.) Или мниши сие быти свѣтлость благочестивая, еже обладатися царству отъ попа невѣжи. (Там же.)

Такие обороты засвидетельствованы и в произведениях XVII века высокого слога:

…и зря его, юна и велеречива мневъ той его быти прямого царевича и обещася ему помогати. (Ин. сказ.) Он учал прелщати его, именуючи собя сущаго быти царевича Дмитрея. (Там же.)

Но в это время рядом с винительным приинфинитивным употреблялся уже и творительный приинфинитивный, например.

Почувствовал быть себя оному достойным. (Ист. кор. Ар.) Того ради каждой себя пред другим щастливейшим быти мнил (Ист. Ал. Рос.)

Сравните творительный предикативный на месте второго именительного при инфинитиве быть в сочетании с другими глаголами:

А ты назвался быть цесарем. (Рим. д.) Помощницами нарекутся быть… (Ист. Ал. Рос.)

Позднее рассматриваемые обороты вышли из употребления.

Любопытно отметить, что Барсов считал допустимым для языка своего времени обороты типа: «Я считаю сего человека вам быть друга».

Глаголы, управляющие дательным косвенного объекта и сочетавшиеся с инфинитивом, обозначают направление волеизъявления субъекта: приготовь мне пить, велел ему говорить, предложил ему поесть и т. п.

Инфинитив при дательном, управляемом глаголом и выражающем производителя инфинитивного действия, мог иметь при себе другой дательный, управляемый им самим; этот другой дательный выражал в таком случае косвенный объект инфинитивного действия:

Не дасть им (Северянам) Казаромъ дани платити. (Лавр. л.) В этом предложении им (Северянам) — дат. пад., зависящий от глагола дасть и обозначающий производителя действия, выраженного инфинитивом платити; Казаромъ — дат. пад., зависящий от инфинитива платить и обозначающий косвенный объект действия, выраженного инфинитивом.

В последующей истории языка сочетание инфинитива с зависящим от него дательным косвенного объекта перестало употребляться, если глагол, выражающий направление волеизъявления субъекта, имел при себе управляемый им дательный косвенного объекта; в современном языке сочетание инфинитива с зависящим от него дательным косвенного объекта в таком случае заменяется придаточным предложением с личным глаголом в сказуемом. Обороты типа Приказал Ивану передать письмо Петру в современном языке фактически не употребляются. Они заменяются оборотами типа Приказал Ивану, чтобы он передал письмо Петру.

В древнерусском языке употреблялось сочетание инфинитива вещественного назначения с инфинитивом быть, имевшим функцию формального назначения. Инфинитив быть выражал неизбежность возникновения признака, выраженного инфинитивом с функцией вещественного назначения.

А гостьи коли лучится, или самои гдѣ быти за столомъ сѣсти, лутчее платье переменить (…быть сесть — придется сесть). (Домостр.)

В народных говорах в формальной функции встречаются два инфинитива: быть и стать, например: Сколько ни плакать, а быть перестать. (Даль.) Сколько ни браниться, а быть помириться. (Там же.) Рожей хорош, да не лизать ее стать. (Там же.) У вас, я думаю, не занимать стать этого добра. (Писемский.)

В современном русском языке эта конструкция сохраняется в качестве реликта и имеет диалектальное бытование. Конструкции с инфинитивом быть в формальной функции распространены главным образом в севернорусских говорах.

Глагол, выражая действие и состояние субъекта, нуждался в грамматических средствах для дальнейшего раскрытия его содержания и уточнения его значения. Таким средством первоначально были падежные формы, которые возникли в древнейшую эпоху развития индоевропейских языков в ответ на определенные потребности и представляли собой основу грамматического строя имен в то время. Они призваны были уточнять и характеризовать действие, выраженное глаголом (поскольку он был оформлен) со стороны места его протекания, времени его осуществления, причины его возникновения, объекта, относительно которого осуществляется действие, и т. п.

Эти потребности не могли оставаться неизменными в течение многих столетий: они росли и множились по мере развития и усложнения общественной практики. Падежные средства принимали на себя все новые и новые функции, и естественно, что с течением времени они оказались перегруженными различными значениями. Возникает несоответствие падежных средств языка потребностям, которые они должны удовлетворять в процессе достижения взаимопонимания. Но все грамматические средства служат делу взаимопонимания в процессе общения людей, и они не могут быть не приведены в соответствие с этими потребностями. Установление соответствия средств языка потребностям взаимопонимания потому и является объективной необходимостью, иначе язык не мог бы служить средством общения.

Возможность образования и расширения предложных конструкций становится неизбежностью, поскольку совершенствование грамматической системы имени путем дальнейшего закрепления новых возникших в практике общения значений за унаследованными падежными грамматическими средствами становилось невозможным. С течением времени предложные конструкции стали более точно и дифференцированно обозначать функции, прежде выполнявшиеся преимущественно падежными формами, поскольку на этой ступени развития система языка обогатилась возможностями, которых раньше у нее не было.

Творительный падеж в древнерусском языке, например, имел множество функций, в том числе и функцию обозначения орудия, причем для обозначения орудия употреблялись в древнерусском языке как имена, обозначающие орудия, так и имена, обозначающие животных, людей. По-древнерусски можно сказать рубить топором и ехать волами; защититься щитом и защититься ночью. Сравните: Придоша коньми. Да аще твой мужь ударить, моимь, да не воюемъ за три лета.

В выражении твой муж ударит моим творительный падеж моим (мужем) означает орудие. Смысл этой фразы заключается в следующем: твой муж ударит моим (о землю), т. е. твой муж свалит на землю моего. Давидъ же заложися (т. е. прикрылся, защитился. — Т. Л.) ночью, бежа къ Смоленску.

В последующей истории русского языка названия, обозначающие животных и лиц, а также частей суток, перестали употребляться в творительном падеже в орудийном значении. В современном русском литературном языке возможны обороты поехать поездом, ударить топором, защититься мечом, но невозможны обороты поехал конем, ударил человеком, защитился ночью — в смысле посредством ночи, а не во время ночи, и т. д.

В древнерусском языке творительный падеж употреблялся также для обозначения направления действия сквозь определенное пространство, например: Входят в город одиными вороты. Теми оконцы исходит дым. Подаваша ему пищу оконцем.

Кроме того, в древнерусском языке творительный падеж употреблялся и для обозначения направления движения, например: Изыде с вои берегом и морем.

В последующей истории языка на месте одной формы творительного падежа в пространственном значении было выработано несколько новых средств — разных предложных оборотов: выскочил в окно и проскочил через окно вместо прежнего окном, смотрел в дверцы, а не дверцами.

Потребности взаимопонимания в процессе общения, развивающиеся вместе с развитием производства, экономики, культуры и познания окружающей действительности, настоятельно предъявляли к языку требования усовершенствовать старые и найти новые грамматические средства, без которых он не смог бы успешно продолжать служить орудием общения людей в процессе их производственной, экономической и всякой иной деятельности. Язык выработал вместо одной формы творительного падежа несколько форм именно потому, что он должен был с помощью унаследованных средств языка найти средства для различения тех значений, в каких настоятельно нуждалась практика общения. Вследствие этого вместо одной возможности: пахать сохой и пахать волами — развились две возможности: пахать сохой и пахать на волах; вместо одной возможности вышел лесом и вышел дверью — развилось несколько возможностей: вышел лесом и вышел через дверь или вышел в дверь.

Развитие русского языка, как, впрочем, и других славянских языков, не могло протекать путем дальнейшего нанизывания новых значений на старые падежные грамматические средства, которые и без того были перенасыщены значениями. Дальнейшее развитие русского языка неизбежно должно было пойти по пути развития для разных значений предложных конструкций. История управления в русском синтаксисе есть в основном история постепенного исчезновения из употребления падежных грамматических средств в том или другом значении и постепенного развития, распространения, закрепления и совершенствования предлогов с падежными формами в тех же и новых значениях.

Рассмотрим изменения в употреблении падежных форм без предлогов и с предлогами.

Утраты и ограничения в употреблении творительного падежа и развитие предложных конструкций. В древнерусском языке встречаются случаи употребления творительного падежа для выражения сопроводительных отношений; он мог обозначать:

а) «предмет сопровождающий, содействующий, сосуществующий, самостоятельный по отношению к главному» (Потебня, Из записок по русской грамматике, Харьков, 1888, стр. 447): «дъвѣма братома на бракь съчетаеть се (=съ дъвѣма братома); солию и квасомъ и водою муку мѣсимъ»;

б) «предмет сосуществующий с главным, несамостоятельный относительно этого последнего, но составляющий его часть или условие его бытия». (Там же.) Се азъ одиною худою своею головою ходя, удержалъ всю Галицкую землю. (Ипат. л.)

Однако такое употребление творительного падежа уже в древнем языке было спорадическим, а в последующей истории творительный сопроводительный совсем вышел из употребления; в современном языке для выражения сопроводительных отношений в соответствии с древним творительным падежом без предлога употребляется творительный падеж с предлогом с: «шел с товарищем».

В древнерусском языке широко употреблялся творительный прохождения сквозь отверстие. Такой творительный относительно широко употреблялся вплоть до XVII века включительно; сравните:

Аз подлинно слышу, что от мене живот отступил… и правым ухом вышла душа. (Юдифь.) Я (ерш) в матице не заживусь и ечеей (=через ечею в бредне) прошибусь. (Пов. Ер.)

В современном литературном языке творительный падеж в указанном значении употребляется редко; сравните: кровь пошла горлом.

В древнерусском языке творительный падеж употреблялся весьма широко для а) обозначения времени, в пределах которого осуществляется действие, выраженное глаголом, и б) для обозначения определенного количества времени, в течение которого протекает действие, выраженное глаголом:

а) Приде… мартомь месяцемь. (I Новг. л., син. сп.), б) Преложи вся книги исполнъ отъ гречьска языка в словѣньскъ 6‑ю мѣсяць (=в течение 6 месяцев). (Лавр. л.)

В последующей истории употребление творительного падежа времени все более ограничивалось; ограничивалось употребление творительного падежа и в значении времени, в пределах которого осуществляется действие; в современном языке уже невозможно сказать: придет мартом месяцем, можно сказать только: придет в марте месяце. Творительный падеж в указанном значении употребляется в современном языке только от имен существительных, обозначающих время, например: был весной, летом, спал днем, работал ночью и т. п.; причем творительный падеж в этих выражениях обозначает время, которое неполностью заполняется действием; действие протекает только некоторое время из того времени, которое обозначается творительным падежом: время действия короче времени, на которое указывает имя в творительном падеже. Но и в таком ограниченном значении употребление творительного падежа является обычным для современного литературного языка только от небольшого круга имен: летом, зимой, весной, вечером, ночью, утром и некоторых других.

Еще более ограничивалось, а затем было совершенно вытеснено употребление творительного падежа для обозначения определенного времени, в течение которого совершается действие. Такое употребление творительного падежа встречалось в литературном языке еще в XVIII веке, а отчасти и в течение XIX века:

Она в три часа напроказить может столько, что и веком (=за век) не пособить. (Фонвизин.) Получив одним годом (=за один год) изрядный барышок, я жене построил здесь дом. (Радищев.) Я в сорок пять часов, глаз мигом (=на миг) не прищуря, верст более семи сот пронесся. (Грибоедов.)

Такое употребление творительного падежа засвидетельствовано и в фольклорном творчестве: впервые годом (=за весь год), да и то с горем. (Даль.)

В литературном языке более поздней поры творительный падеж уже не употребляется для обозначения определенного времени, в течение которого совершается действие.

Особую судьбу имело употребление творительного падежа от тех имен существительных, которые обозначают кратчайшее время; в этих случаях имело место совпадение границ времени, выраженного именами существительными, с границами времени протекания действия, выраженного глаголом, в силу моментальности того и другого: выпить одним махом, одним духом; диалектально: сею минутою приду, часом сходи по воду; но в этих примерах творительный падеж в действительности не является падежом имени, как обстоятельства; он превратился в данном случае в адвербальную форму: выпить одним махом, одним духом означает выпить не в определенную единицу времени, а сразу; прийти сею минутою, часом означает прийти не за одну или в одну минуту, не за один или в один час, а моментально, сейчас.

Творительный орудийный широко употреблялся в древнем русском и в отдельных категориях случаев продолжает широко употребляться в современном языке.

Орудийное значение в творительном падеже определяется значением глагола и имени. Следовательно, при разграничении групп в употреблении творительного падежа в орудийном значении необходимо основываться на учете особенностей глаголов и имен.

Изменения в употреблении творительного орудийного располагаем в две группы: в первой (I) употребление творительного при переходных глаголах в значении предмета, посредством которого транзитивное действие достигает прямого объекта или своей цели (рубить дерево топором); во второй (II) употребление творительного при непереходных глаголах в значении предмета, посредством которого осуществляется действие безотносительно к объекту (крутить пальцами от нечего делать).

При глаголах действительных переходных, означающих материальное действие субъекта, имя, означающее физический предмет в творительном падеже, может иметь значение орудия, которым субъект воздействует на прямой объект: рубить дрова топором, косить траву косой и т. п. Значение орудия в творительном падеже здесь выступает в чистом виде: творительный падеж здесь означает в прямом смысле орудие, посредством которого действие, производимое субъектом, достигает своей цели, т. е. прямой объект. В подобных случаях творительный падеж орудия употреблялся в древнем языке и без ограничения употребляется и в современном языке.

Творительный падеж соответствующих имен полностью сохраняет орудийное значение при преобразовании действительного оборота в страдательный с соответствующим причастием в сказуемом: дрова были расколоты топором; трава была скошена косой; лист бумаги был исписан карандашом и т. п.

При возвратных формах глагола (с частицей ся), образованных от переходных глаголов со значением материального действия, имя, означающее физический предмет, может также иметь значение орудий: умываться мылом, чесаться гребнем, завиваться щипцами; в подобных случаях творительный падеж орудия употреблялся в древнерусском языке и употребляется без ограничения в современном языке:

Да защищатся щиты своими. (Лавр. л.) Се перед тобою рѣка …како хощеши на нь поѣхати, а еще стоить заложився (=закрывшись) лѣсом. (Ипат. л.)

В древнерусском языке при указанных глаголах могли употребляться в творительном падеже в орудийном значении и имена, не означавшие физических предметов:

Давыд же заложися ночью и бежа к Смоленску. (Ипат. л.) Ольговичи же, не могучи с ними бити, заложившеся нощью идоша прочь. (Там же.)

В современном русском языке имена существительные, не обозначающие физических предметов, при указанных глаголах не употребляются в творительном падеже для обозначения орудия.

В древнерусском языке при глаголах возведения, создания, образования, производства и пр. творительный падеж от имен, означающих материал или вещество, из которого сделан предмет, имел значение материала возведения, создания, производства и пр.:

Бяхуть же становь в городѣ соломою цененѣ (т. е. не крытые, а сделанные из соломы, как теперь шалаши) и загорѣшася самѣ от огневъ. (Ипат. л.) Тиун его (князя) — яко огнь трепетицею (из осиновых дров) накладен, а рядовичи его — яко искры: аще от огня устережешися, но от искры не можеши устерещися жжения порт (Дан. Зат.)

В последующей истории творительный падеж вещества или материала, из которого сделан предмет, был вытеснен предложной формой «предлог из плюс родительный падеж», дом сделан из камня и т. п.

В древнерусском языке весьма широко употреблялся творительный падеж для обозначения причины или основания; грамматический объект в творительном причины отличается от грамматического объекта в творительном орудия тем, что он не служит средством выявления действия субъекта (вертеть головой) или средством, через которое действие субъекта достигает прямой объект (рубить дерево топором), но является основанием, мотивом для совершения действия субъектом, которое выясняется, совершается и достигает прямого объекта или цели независимо от указанного объекта и без его участия:

Гонша их бьюче… якоже не мочи на коневи ступити трупием (I Новг. л.) — означает «нельзя ступити не посредством трупов», — это был бы творительный орудия, а «из-за наличия большого количества трупов» — это творительный причины, и т. п.

От объекта в творительном образа объект в творительном причины отличается тем, что он не служит средством характеристики действия, а является основанием для его совершения:

…и разыде ны съ ними рѣка, а нельзѣ бѣ ни ся съ ними тою рѣкою (тв. причины — из-за реки) биться полком (тв. образа — в строю, строе и т. п.). (Ипат. л.)

Во многих случаях творительный падеж допускает двоякое толкование в зависимости от понимания древнерусского контекста; так, в контексте: «паче женами бѣсовьская волшвения бывает (Лавр. л.)» творительный падеж женами можно толковать как творительный причины, если фразу понимать так: «волшвения бывают из-за женщин», или как творительный орудия, если фразу понимать так: «волшвения совершаются с помощью женщин».

В творительном причины употреблялись в древнерусском языке имена, обозначавшие физические предметы и явления, названия лиц, отвлеченные явления, а также и местоимения.

Творительный причины имен, означающих физические предметы и явления:

И яко изнемогоша гладомь (=из-за голода.) (I Новг. л., син. л.) И начаша мрети гладомъ (=из-за голода). (Там же.) Яко нѣльзѣ бяше поити смрады (=из-за смрада) никудыже. (Там же.)

В современном языке творительный причины имен, означающих физические предметы и явления, употребляется весьма ограниченно.

Творительный причины имен, обозначающих лиц:

Гражани (=из-за граждан) же не бѣ льзѣ убити Ярополка. (Лавр. л.) Мьстился быхъ Всеволоду, но не лзѣ Ростиславичи (=из-за Ростиславичей). (Ипат. л.)

Имена существительные, обозначавшие название лиц, очень рано перестали употребляться в творительном падеже для обозначения причины.

Творительный причины имен, означающих отвлеченные явления:

Льстько убьен бысть… Святополком Одовичем (=тв. действ. предмета) совѣтом — (=тв. причины) (=по совету…) бояр невѣрных. (Ипат. л.)

В се же лѣто ходи Всеволод в Русь Переяславлю повелѣнием Ярополцѣмь (=по повелению Ярополка). (I Новг. л.)

Употребление такого рода имен широко практиковалось и у писателей XVIII века; сравните, например, у Майкова:

у Богдановича:

у Суворова:

В современном литературном языке имена такого типа уже не употребляются в творительном падеже для обозначения причины.

Несколько замечаний требует творительный причины, выраженный местоимением.

Местоимения в древнерусском языке употреблялись в творительном падеже для обозначения причины а) в качестве названий лиц и б) в качестве названий вещей или отношений:

а) Благословен еси, …яко тобою проидохом сквозѣ огнь и воду (=благодаря тебе прошли сквозь огонь и воду). (Ипат. л.) б) У Киева бо бяше перевозъ тогда… тѣмь (=и потому) глаголаху: «на перевозъ на Киевъ». (Лавр. л.) Несытством все приобрел еси (ты, кабак), тем (=и потому) з гольянскими вопию ти… (Ярыж.)

Личные местоимения в качестве названий лиц и в качестве названий вещей и отношений употреблялись в творительном причины еще у писателей XVIII века:

У Сумарокова: Вспомни, что тобой злой рок меня унес и вырони о мне хоть каплю слез. Я время, мысли, ум и все тобой гублю.

У Майкова: Тобой (=благодаря тебе) я жизнь мою имею.

В современном литературном языке творительный причины от местоимений весьма ограничен.

В древнерусском языке творительный падеж употреблялся для выражения образа в тех случаях, в которых в современном языке такое употребление не принято: так, в древнерусском языке употреблялся творительный падеж от относительных имен прилагательных на ‑ьски во множественном числе в значении образа действия:

Бѣ бо умѣя печенѣжьски (форма тв. пад. мн. ч. — по-печенежски). (Лавр. л.) Живяху скотьски человѣци (=по-скотски). (Там же.) Рещи бяше Давыдски. (Там же.) Поча выти волчьски (=по-волчьи), и волкъ отвыся ему. (Там же). То не поганьски ли се есть. (Лавр. л.) Княже, потъскы (=по-птичьему) не можеши перелетѣти. (Ипат. л.)

В современном языке такое словоупотребление неизвестно: прилагательные в творительном падеже множественного числа обычно получают предлог по, и таким путем образованная предложная форма функционирует как наречие: по-русски, по-немецки и т. п.

В творительном падеже множественного числа в значении образа употреблялись прилагательные и другого типа: Малы (тв. мн. ч.) бо насъ не взяша печенѣзи. (Лавр. л.) Малы не до смерти убиша. (I Новг. л., син. сп.)

Творительный падеж множественного числа и этих имен прилагательных в современном языке не употребляется в значении образа действия.

Широко употреблялся в значении образа действия творительный падеж единственного числа имен существительных:

Живяху звѣринскым образом. (Лавр. л.) Володимер бѣ живя с князи окольным миром. (=мирно). (Там же.) Явися звѣзда велика на западѣ копѣиным образом. (Там же.) Они же (Русь) сполошишася и небреженьем хожаху (=небрежно), доспѣхи своя складоша на телѣги, а иныи в сумы. (I Новг. л.)

Творительный образа действия имен существительных употребляется и в современном языке, но более ограниченно: Он выступкой пошел игривой, как будто теша седока. (Крылов.)

В древнерусском языке употреблялся творительный падеж ограничения:

И поведаху ту мужу некоторому, стару деньми… (Скоп.‑Ш.) Аз есмь голоден и холоден, и наг, и бос, и всем своим богатством недостаточен. (Азб. гол.) Рострига возрастом мал. (Кат.-Рост.) Очи имея велики черни… возрастом среду имея, телом изобилен. (Там же.)

В современном русском литературном языке творительный ограничения употребляется главным образом при характеристике лица и вообще одушевленного существа: мал ростом, красива цветом волос и т. п.

Утраты и ограничения в употребление винительного падежа и развитие предложных конструкций. В древнерусском языке винительный падеж употреблялся для обозначения пункта, к которому направлено движение или в котором оно осуществлялось.

В Лаврентьевском списке летописи находим:

Глѣб же вниде Чернигов (=в Чернигов). Ту убиша и конець всход (=в конце ступенек). Сташа обапол (из вин. пад. дв. ч. «обаполы») рѣки Буга.

Подступили Костентин град. (Сказ. Вас.)

Подобные примеры встречаются в былинной речи:

«Идет он княжеский двор».

В современном языке остатки такого былого употребления беспредложного винительного падежа отражаются в наречных выражениях: иди вон, ступай прочь (древнерусск. иди проче); сравните в Супрасльской рукописи: гряди вънъ.

Винительный падеж употреблялся в древнерусском для обозначения времени неполностью занятого действием, сравните:

Азъ утро послю по вы. (Лавр. л.) Осень умре половечьскый князь. (Там же.)

В современном языке винительный падеж времени сохранился в ограниченных выражениях: проспал всю ночь, пробыл целый день, занимался всю зиму и т. п. Такой винительный означает отрезок времени, полностью занятый действием (проспал всю ночь), а не отрезок, в пределах которого осуществляется действие; сравните творительный спал ночью. В древнерусском языке винительный падеж употреблялся и в этом последнем значении; см.: «азъ утро (=утром) послю по вы».

В древнерусском языке глаголы чувства, мысли, речи нередко управляли винительным падежом в значении прямого объекта (предмет мысли, чувства, речи и т. п.); эти же глаголы в древнерусском языке управляли и предложной формой «предлог о плюс местный падеж» или «предлог про плюс винительный падеж» в значении непрямого объекта; причем строгой дифференциации этих двух объектов древнерусский язык не знал: винительным падежом выражался не только объект прямой, ближайший, который испытывает на себе действие субъекта, но и непрямой объект, дальнейший, который не испытывает на себе действие субъекта, но который находится лишь сфере интересов субъекта; в современном языке мы строго различаем объект прямой и непрямой объект: слышать песню, узнать счастье и слышать о песне, узнать о счастье; в первом случае объект имеет непосредственную связь с субъектом; эту связь осуществляет глагол: глагол выражает действие субъекта, которое имеет назначением и целью прямой объект, с которым субъект через действие, выраженное глаголом, имеет прямое общение и связь; во втором случае объект не имеет непосредственной связи с субъектом; глагол не имеет назначения установить такую связь: глагол выражает действие субъекта, которое имеет назначением ввести объект в поле интересов субъекта, без установления непосредственной связи последнего с первым.

В древнерусском языке, как сказано, строгой дифференциации этих двух объектов не было, и винительный употреблялся в случаях, в каких современный допускает только предложную форму или какую-либо другую замену винительного, например:

Слышати: Слышав насилье (=о насилии) от князь. (I Новг. л., син. сп.) Тогды же слышав Володимирко (=о Володимирке) идуча в Русь поиде г Кыеву. (Лавр. л.) Половци же услышавше всю землю Русскую идуще (=что вся земля Русская идет), бежаша за Дон. (Лавр. л.) Пошел бѣ Гюрги в Русь, слыша смерть (=о смерти) Изяславля. (Ипат. л.) Слышав же Ярослав волхвы (=про волхвов, что появились волхвы), приде Суздалю. (Лавр. л.)

Сравните в диалектах: «А зачем сразу мне погреб не сказал». «И ен подумал воўка серого, и воўк набежаў и его взяў».

В древнерусском языке винительный падеж употреблялся для обозначения предмета, который логически является причиной, вызвавшей действие, обозначенное глаголом:

Мьщю русьскую землю (=за русскую землю). (Лавр. л.) Оже ли не будетъ кто его мьстя (=не будет того, кто мог бы за него мстить), то положите за голову 80 грвнъ. (Р. П., син. сп.)

Винительный падеж после глагола мстить в значении предмета, из-за которого происходит мщение, широко употреблялся в литературе XVIII века. Такое употребление винительного падежа в XVIII веке представляет собой отражение грамматических традиций старой литературы:

Готовы всегда на твое поражение, если оно отмстить порабощение человека (=за порабощение человека). (Радищев.)

Такое традиционное употребление винительного падежа встречается в единичных случаях и в XIX веке; например, у Пушкина в «Полтаве»: Отмстить поруганную дочь.

Винительный падеж того же значения употреблялся в XVIII веке и при других глаголах, например при глаголе заступить в значении заступиться за кого-либо:

Если закон или не в силах его (человека) заступить (=заступиться за человека), или того не хочет…, тогда пользуется гражданин природным правом. (Радищев.) Они, соболезнуя о участи молодого крестьянина…, его заступили (=заступились за него). (Радищев.)

В литературном языке XVIII века и начала XIX винительный падеж употреблялся при глаголах, которые теперь управляют другими падежами без предлогов или с предлогами, например:

При глаголе проникать: Проникну сию сплоченную толпу. Радость проникла сердца всех быстротечно. (Радищев.)

При глаголе управлять, править: Кто вел его на Геликон, И управлял его шаги. (Державин.)

Утраты и ограничения в употреблении дательного падежа и развитие предложных конструкций. Дательный падеж также утратил некоторые значения. Так, в древнерусском языке был дательный приименный падеж, который употреблялся для выражения принадлежности, так называемый «дательный принадлежности»:

Се имена воеводам их. (I Новг. л., син. сп.) И бысть очи ему, яко невреженѣ. (Там же.) Копье лѣте сквозѣ уши коневи. (Лавр. л.) Дом мой дом молитвѣ прозовется. (Там же.)

Употребление дательного принадлежности практиковалось вплоть до XVIII века:

Збору деньгам на их жалованье удобнѣе быть у Ивана Батурлина. (Пис. и бум. Петра I.)

В современном литературном языке дательный принадлежности также иногда (но в общем редко) употребляется, например: цены билетам, но цены на муку, хлеб и т. п.; реестр бумагам, роспись книгам, каталог книгам, рядом: реестр бумаг, роспись книг и т. п.

В древнерусском языке после глаголов материального движения употреблялся дательный падеж для обозначения пункта, к которому направлено это движение (без захода в него и с заходом). В Лаврентьевском списке мы находим ряд примеров такого рода:

Иде к брату своему Святополку Новугороду. Послашася Переяславлю Изяслава. Бежа Корачеву. Посла Святослава Чернигову. По Ростислава посла Смолниску. Приде Чернигову, зова к себѣ Кыеву, поиде Переяславлю. Статок бьеных тѣх бѣжаше дружинѣ своеи. Пусти дружину свою домови.

Такие примеры находим и в Синодальном списке I Новгородской летописи: И иде Ростову. И приде Ростову.

В более поздних списках летописи, Радзивилловском и Академическом, употребляется в соответствии с вышеприведенными примерами предложная форма «предлог к плюс дательный падеж» или «предлог в плюс винительный падеж»: к Новугороду, к Переяславлю, в Корачевъ, в Черниговъ и т. п.

Предложная форма возобладала над беспредложной, в XV веке.

В современном русском языке остатки такого былого употребления беспредложного дательного падежа отражаются в наречии домой, например: пошел домой; эта форма возникла из дательного падежа существительного дом: домови.

В древнерусском языке дательный падеж употреблялся для обозначения цели:

Ротѣ заходиша межю собѣ. (Лавр. л.) Хочу пояти дъчерь твою собѣ женѣ. (Там же.) Дчерь его поя женѣ. (Там же.)

В современном литературном языке дательный цели неизвестен.

В древнем языке дательный падеж употреблялся также для обозначения причины:

Чему к нам идеши. (Лавр. л.) Не судиши и мстиши крови нашея (=за кровь нашу) от живущих на земли. (Авв., Кн. бес.) Славно бо прославися…, яко судил любодеице и отмстил крови (=за кровь) нашея. (Авв., Пис. Сим.)

В современном русском литературном языке дательный причины не употребляется.

Для обозначения предмета или лица, к которому направлено внутреннее психическое переживание субъекта или к которому имеет направление в мысли другое какое-либо действие субъекта, в древнерусском языке употреблялся дательный падеж, например: негодовахуть ему (=на него) и т. п.

В современном языке такой дательный употребляется лишь при некоторых глаголах, например: радоваться, улыбаться, нравиться, льстить и т. п.

В древнерусском языке круг таких глаголов был намного шире, например:

Негодовать: Негодовахуть бо ему (=на него) Новогородьци. (I Новг. л., син. сп.) Нача еи негодовати. (Лавр. л.)

Печься: Обѣщася пещися монастырям. (Лавр. л.)

Надеяться: Да… тобѣ ся надѣем. (Лавр. л.) Надѣяся силѣ своеи. (Там же.)

Смеяться: Посмѣется ему. (Лавр. л.)

В речи предложения следуют одно за другим в порядке временной последовательности в процессе звучания.

В современной речи между предложениями, следующими одно за другим, может не быть тесных связей; в таком случае предложения остаются грамматически самостоятельными, не образуя одного сложного предложения, например:

Церковь была полна. Германн насилу мог пробраться сквозь толпу народа. Гроб стоял на богатом катафалке под бархатным балдахином. Усопшая лежала в нем с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье. (Пушкин.)

Между предложениями, следующими в речи одно за другим, может быть такая тесная связь, которая делает их частями одного сложного предложения, например:

Солнце освещало вершины лип, которые уже пожелтели под свежим дыханием осени. (Лермонтов.)

В современном русском языке следование одного предложения за другим, если они не образуют одного сложного предложения, не имеет грамматического значения, грамматических средств своего оформления.

Грамматические отношения и связи между простыми предложениями, являющимися частями одного сложного предложения, представляют две разновидности.

1. Два простых предложения, составляющих одно сложное предложение, в полном своем составе находятся в равновеликой зависимости.

2. Два простых предложения, составляющих одно сложное предложение, могут находиться в неравновеликой зависимости.

Одно из простых предложений, входящих в состав одного сложного предложения, в полном своем составе служит для развертывания содержания одного из членов другого предложения.

Сообразно с этим все сложные предложения распадаются на две группы: первую составляют сложносочиненные предложения, т. е. сложные предложения, которые состоят из простых предложений, соотносящихся друг с другом в полном составе и находящихся в разновеликой двусторонней зависимости. Вторую составляют сложноподчиненные предложения, т. е. сложные предложения, состоящие из простых предложений, одно из которых обслуживает член другого предложения и потому находится в односторонней зависимости от последнего. Простое предложение, член которого обслуживается другим предложением, называется главным. Предложение, которое обслуживает член другого предложения, называется придаточным.

Сложносочиненные предложения распадаются на группы в зависимости от характера сочинительной связи; сложносочиненные предложения объединяются соединительной связью (посредством соединительного союза и и др.), разделительной связью (посредством разделительного союза или и др.), противительной связью (посредством противительного союза но и др.), присоединительной связью. Сложноподчиненные предложения распадаются на отдельные виды в зависимости от того, какая часть речи в качестве члена главного предложения развертывается в содержании придаточного предложения.

Содержание придаточного предложения может служить для развертывания глагола из состава главного предложения; такие придаточные предложения называем приглагольными; они раскрывают глагольное действие другого предложения со стороны времени его осуществления (придаточные предложения времени), места его осуществления (придаточные предложения места), причины его осуществления (придаточные предложения причины), цели его осуществления (придаточные предложения цели), следствия его осуществления (придаточные предложения следствия), условий его осуществления (условные и уступительные придаточные предложения), со стороны объекта данного действия (придаточные объектные — дополнительные — предложения).

Содержание придаточного предложения может служить для развертывания имени из состава главного предложения; такие придаточные называем приименными; они раскрывают или содержание субстантивного имени как члена главного предложения (придаточные присубстантивные предложения), или содержание атрибутивного имени как члена главного предложения (придаточные приадъективные предложения).

Формы сложносочиненных предложений и формы сложноподчиненных предложений равно необходимы в современном языке. И исторически они представляют собой явления, равно развивающиеся и равно совершенствующиеся. Сложносочиненные и сложноподчиненные предложения представляют собой элементы нового качества.

Элементом старого качества являлась простая грамматическая связь однородного следования предложений друг за другом. Такая связь могла существовать между предложениями повествовательного модального плана, а также между предложением повествовательного плана с предложениями других, косвенных модальных планов, т. е. предложениями вопросительными, повелительными, указательными и т. п.

В древнерусском языке пережиточно еще сохранялась такая связь предложений повествовательного модального плана, когда само следование одного предложения за другим было явлением грамматическим и имело определенное грамматическое оформление. Грамматическая связь следования одного предложения за другим была выражением самых нерасчлененных отношений между предложениями.

Эта грамматическая связь была не настолько определенной, чтобы можно было считать следующие друг за другом неоднородные предложения частями одного сложного предложения; однако она была настолько определенной, чтобы не считать следующие друг за другом неоднородные предложения грамматически независимыми.

Примером грамматической связи следования данного предложения повествовательного модального плана за предшествующим может служить следующий текст:

В первой палате построены два поставца с золотыми сосуды за серебренными решетки; да в той же палате семь поставцов с серебренными сосуды за серебренными же решетками; да в той же палате кресла княжие покрыты бархатом золотым и обнизаны жемчужными зерны, а по многим местам вставлены алмазы и изумруды и яхонты большие; да в той же палате за серебренными ж решетки по стене на гвоздьях седло и муштук турской с каменьем…; да палата ж с сосуды с каменьями разных цветов, а посреди тех палат стоят столы аспидные расцвечены разным каменьем; да в палате ж построено колесо из дерева индейского, а на колесе яблоко, а на яблоке написаны всех государств земли; да на том же яблоке написаны небесные боги, и лунное течение и звезды. (Статейный список Вас. Лихачева.)

Приведенный выше текст нельзя считать одним сложным предложением. Однако отдельные предложения, его составляющие, нельзя считать грамматически независимыми.

Они имеют определенную грамматическую связь следования одного предложения за другим — связь, грамматически оформленную и значимую. Поскольку эта грамматическая связь была нерасчлененной и не могла оформлять многообразные и все более усложняющиеся отношения между предложениями, постольку она обречена была на отмирание.

Сложносочиненные предложения возникали главным образом на базе грамматической связи следования неоднородных предложений повествовательного модального плана.

Поскольку повествовательные предложения, следующие в речи одно за другим, вступают в такую тесную связь, которая делает их частями одного сложного предложения, и поскольку эта связь все более расчленяется и обогащается, постольку развиваются и обогащаются грамматические связи между простыми предложениями, образующими одно сложное предложение.

Грамматическая связь следования одного повествовательного предложения за другим осуществлялась по принципу грамматически однородного нанизывания предложений на однородную нить повествований. Границами перерыва в следовании одного предложения за другим был перерыв нити повествования. Следование одного предложения как специфическая грамматическая связь не представляло условий для образования и оформления определенных связей между определенными предложениями, следующими друг за другом.

Необходимость установить определенные отношения между определенными, следующими друг за другом предложениями требует устранения грамматической связи простого следования одного предложения за другим: потребности нового и обрекают на отмирание эту грамматическую связь и порождают оформление определенных связей между определенными предложениями.

Ряды простых повествовательных предложений, объединенных грамматической связью следования одного за другим, разрываются в слабых звеньях, т. е. в звеньях, не содержащих иной связи, кроме простого следования, и объединяются в сложные предложения в качестве их частей в сильных звеньях, т. е. в звеньях, содержащих не только связи следования, но и связи их определенной грамматической зависимости.

Так порождаются отдельные структуры сложносочиненных предложений из простых предложений повествовательного модального плана. Они возникают в языке как новое, нарождающееся, которому соответствует грамматическая связь следования предложений как старое, отмирающее.

О том, что сложносочиненные предложения возникают из предложений, объединенных грамматической связью следования, говорит и происхождение сочинительных союзов; так, славянский сочинительный союз а может быть поставлен в связь с санскритским at, означающим «потом», зендским āat в значении «потом», «затем».

Как указано было выше, в грамматическую связь следования могли вступать предложения разных модальных планов; потребность иметь сложные предложения приводила к тому, что простые предложения с косвенным модальным планом втягивались в более тесную связь с повествовательными предложениями, утрачивая свой прежний косвенный модальный план; они приобретали повествовательный модальный план и или становились на службу к другому предложению повествовательного плана, или сами становились главными, при которых повествовательные предложения выступали в роли придаточных.

Сложноподчиненные предложения возникали главным образом на базе грамматической связи следования предложений повествовательного модального плана и предложений косвенных модальных планов.

В сложноподчиненных предложениях я не знаю, куда он пошел, где он был, что он делал придаточные предложения представляют собой по происхождению вопросительные предложения, которые приняли на себя функцию изъяснения глагола предшествовавшего повествовательного предложения и тем самым перешли на позицию придаточного предложения. В этих придаточных предложениях союзные слова представляют собой по происхождению вопросительные наречия и местоимения. В сложноподчиненном предложении не ходи на работу, если ты заболел придаточное предложение если ты заболел также представляет собой по происхождению вопросительное предложение, которое получило функцию обозначения условия, при котором возможно или невозможно действие, выраженное глаголом повествовательного предложения. Союз если происходит из вопросительной формы есть ли.

Конструкции с модальным планом прямой речи могут переходить на позиции повествовательных придаточных объекта речи; сравните: Я спрашиваю вас: «Что вам пишет брат?» — Я спрашиваю вас, что вам пишет брат.

Словесная форма что в первом случае является вопросительным местоимением, во втором случае — относительным словом (союзом).

Союзы сложноподчиненных предложений не восходят к союзам сложносочиненных предложений и, но, а и т. п., а представляют собой по происхождению вопросительные, указательные, повелительные частицы или слова; сравните: что, когда, как, если, который и т. п.

Для конкретизации только что высказанных общих положений рассмотрим развитие сложноподчиненных предложений с придаточными цели.

Сложноподчиненные предложения с придаточными цели возникали путем объединения предложений разного модального плана.

В древнерусском языке имели место сложноподчиненные предложения, где объединены предложения, из которых одно, главное, по происхождению является повествовательным, а другое, придаточное, по происхождению является вопросительным; в вопросительном предложении затемняется значение вопроса, больше оттеняется значение желания, намерения; все это предложение втягивается в систему повествовательного изложения. Вопросительное предложение начинает служить для объяснения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, и тем самым приобретает повествовательный модальный план. Вопросительные слова предложения, утратившего свою вопросительную модальность, становятся союзами, связывающими главное и придаточное предложения.

Рассмотрим отдельные типы вопросительных предложений, вошедших в систему сложного предложения в качестве придаточных предложений цели.

Для объяснения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, использовались вопросительные предложения с вопросительным словом яко плюс бы; в данном случае вопросительный модальный план относился к обстоятельственному значению; форма, обозначающая вопрос в отношении обстоятельства действия, принимает на себя функцию формы, объясняющей цель действия, например:

…да те же изменники возмутили народ, якобы и нас убити. (Посл. Гр. Курб.)

При этом значение цели может наслаиваться на значение вопроса с оттенком предположения, например:

Просила брата обвить шолком его руки, якобы толко посмотреть.

Но значение цели может наслаиваться и на значение вопроса, отнесенного к орудию действия:

…умыслили написать на того боярина и на иных трех воровские листы, чем бы их известь и учинить в Москве смуту для грабежу домов. (Котошихин.)

Для объяснения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, использовались вопросительные предложения с вопросительным словом что, которое, ввиду этого, становилось союзом. Вопросительный модальный план в этом случае относился к объекту действия. В предложении мыслилъ, что творити вопросительное местоимение что — объект действия, выраженного глаголом мыслилъ и инфинитивом творити; при определенных глаголах повествовательного предложения в следующем за последним вопросительном предложении на значение вопроса может наслаиваться значение цели; это значит, что вопросительные предложения, в которых вопросительный модальный план относится к объекту (являющемуся одновременно объектом действия двух глагольных форм, принадлежащих повествовательному и вопросительному предложениям), могли втягиваться в повествовательный план изложения и получать функцию предложения, которое служит для объяснения цели действия, выраженного другим предложением.

Первоначально вопросительное местоимение что употреблялось в качестве союза без формы бы, например:

Крест к нему целоваша, что его не выпустит (II Пск. л.) Надумали есме на брата своего Луку, что его убити. (I Новг. л.) Не честь мне будет, не хвала, что сонного убити: сонный человек аки мертвый. (Ер. Лаз.) И на нихъ были иманы письма, что им быть не жестоким и не полчивым, без суда и без вины никого не казнити ни за что и мыслити о всяких делах з бояры и з думными людми сопча. (Котошихин.)

А весь народ был у них подкован на цепях, боясь того, что на вылазках вышед, его не взяли. (Азов. сид.).

Однако уже в ранних памятниках древнерусской письменности мы находим местоимение что в сочетаний с бы плюс причастие прошедшего времени на ‑л, например:

Дали есмя жаловалные грамоты русскимъ митрополитомъ… тако молвячи, чтобъ есте и последнии цари по тому жъ пути пожаловали поповъ и чернцовъ. (Ярм. Менч.) А пишу вам се слово того дѣля, что бы не перестала память родителии нашихъ… (Дух. Сим.)

В этих предложениях форма чтобы является союзом, который представляет собой слияние вопросительного местоимения что и формы аориста 3‑го лица единственного числа бы от глагола быть: что + бы → чтобы.

Таким образом, для присоединения придаточного предложения цели к главному в древнерусском языке союз что употреблялся как в соединении с формами аориста от глагола быть, так и самостоятельно, без присоединения к нему форм аориста от глагола быть.

В последующей истории языка что как форма союза цели постепенно отмирала и вытеснялась формой чтобы.

Для обозначения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, использовались предложения с повелительной формой глагола, т. е. предложения с повелительным модальным планом. Таким образом, в древнерусском языке предложения с повелительной формой глагола могли принимать на себя функцию придаточного предложения цели при другом, главном предложении. При этом форма повелительного наклонения примыкала к предыдущему предложению непосредственно, т. е. без посредства союзов. Это значит, что грамматическая связь следования предложения с повелительной формой в сказуемом за другим предложением переосмысляется так, что первое предложение принимает на себя функцию обозначения цели того действия, которое выражено во втором предложении.

Глаголы повелительного наклонения в 3‑м лице имели, как известно, аналитические формы, которые образовывались путем сочетаний частиц ать, да, даже с формой 3‑го лица единственного и множественного числа глагола изъявительного наклонения.

Примеры с частицей ать: То есмь все далъ своей княгине, ать молить бога, а душу мою поминаеть до своего живота. (Дух. в. кн. Сем. Ив.)

Примеры с частицей да: Молю тогда, да казнь над убогим человеком не вершится, зане яко зримо самому ти есть, не полного обретается разума. (Рус. др. пр.) Возьмите его, и поведите от очей моих и сохраните его, да никое честное око вящи на него не взираеть. (Там же.) Се в знамя принесохом дѣтинныя главы, да детище товоея не терзаеть славы. (Там же.)

Употребление повелительных форм с частицей да в качестве придаточных предложений цели находим у Ломоносова:

Яви сию щедроту с нами, да превзойдет его летами наследник имени и дел.

Сравните у Гоголя:

Пушкин окончил свою сказку! Боже мой, что-то будет далее? Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол на славу, да поклоняются потомки и да имут место, где возносить умиленные молитвы свои. (Из пис. к Жук.)

Предложения с повелительным наклонением глагола 2‑го лица выступали также в функции придаточных предложений цели, например:

И отдадуть тому господину назад в слуги, не бей челом и не затѣвай на господина своего ложно. (Котошихин.) А кого не сыщут, и за таких беглых людей емлют иных людей, да на них же бывает положена пеня великая, для того отпущай на службу добрых верных людей. (Там же.)

Предложение с повелительной формой глагола в сказуемом становится придаточным предложением предшествующего предложения, поскольку на форму с функцией повеления наслаивается другая функция — функция цели действия, выраженного глаголом предшествующего предложения. Тем самым отношение двух предложений переосмысляется как отношение частей одного сложного предложения.

Форма повелительного наклонения 2‑го лица и в современном языке может выполнять функцию придаточного предложения цели, например: смотри не упади; но в 3‑м лице глагола мы уже имеем не повелительное наклонение, а прошедшее время изъявительного наклонения, например: смотри, чтобы он не упал.

Таким образом, оборот типа «дал княжне все, ать поминаеть мою душу», т. е. пусть поминает — чтобы поминала мою душу, представляет собой сложноподчиненное предложение с придаточным предложением цели, в составе которого выступает аналитическая форма глагола 3‑го лица повелительного наклонения. Это сложноподчиненное предложение представляет собой простое переосмысление грамматической связи следования двух предложений, ставшее возможным потому, что значение повеления, выраженное данным глаголом, оказалось совместимым со значением цели такого действия, которое выражено глаголом другого предложения. А так как развитие разных форм сложноподчиненного предложения является объективной необходимостью развития языка, то язык использует и испытывает любую возможность из имеющихся в его распоряжении, чтобы осуществить эту необходимость. Так было использовано предложение с повелительной формой глагола в сказуемом для выражения цели действия, выраженного глаголом другого предложения.

Однако не всякая возможность, испытывающаяся в языке, выдерживает испытание и действительно закрепляется в нем, превращаясь в исходную позицию для дальнейшего совершенствования языка. В данном случае использование предложений с повелительной формой глагола в функции придаточных предложений цели не выдержало испытаний и было отсеяно в ходе дальнейшего развития русского языка.

Результатом использования предложений с повелительными формами глагола для объяснения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, было образование целевого союза дабы из да плюс бы. Форма дабы, закрепившись в функции целевого союза, начинает употребляться не только с формами настоящего времени, но и с формами прошедшего времени, а также с инфинитивом. Форма да также, поскольку она отрывалась от формы 3‑го лица глаголов, могла вступить в сочетание, например, с инфинитивом, становясь, таким образом, союзом цели; сравните:

Посли…, боже, помощника вскоре, да мя проводить (=чтобы меня проводить) на поле. (Рус. др. пр.) И повеле царя Бориса жену и сына казнить и злой смерти предать, а дщерь его повелел до себя блюсти, да насладитися красоты ея. (Р. И. Б., т. XIII.) В «Повѣсти, како восхити царский престол Борис Годунов» этот же пример имеем с союзом дабы: а дшерь повелелъ въ живыхъ оставити, дабы (ему) лѣпоты ея насладитися, еже и бысть.

Так возникает союз дабы; он образуется из частицы да и формы 3‑го лица аориста глагола быть: да + бы > дабы. Союз дабы стал сочетаться не только с инфинитивом, но и с формами на ‑лъ.

Первоначально частица да употреблялась с разными формами аориста быть; впоследствии произошло слияние частицы да с формой 3‑го лица единственного числа бы в одно слово.

Союз дабы был употребителен и у писателей XIX века, например: Друзей поссорить молодых… иль помириться их заставить, дабы позавтракать втроем. (Пушкин.)

В современном русском литературном языке союз дабы употребляется только в стилистических целях.

Для пояснения и затем обозначения цели действия, выраженного глаголом повествовательного предложения, в древнерусском языке использовались предложения с глагольной формой бы и причастием на ‑лъ со значением желания.

В древнерусском языке причастия на ‑лъ, сочетаясь с личными формами аориста глагола быть, могли выражать значение желательности, например:

А бы бог дал, вы быста уладилася с своим братом и сыном Изяславом а (=и, соединительный союз) быста вы сѣдѣла в Киеве (Ипат. л.), т. е. дал бы бог, поладили бы вы с своим братом и сыном и сидели бы в Киеве.

Употребление формы бы и глагола на ‑лъ для выражения пожелания сохраняется и в современном языке, например: сходил бы ты к брату, принес бы ты воды и т. п.

Предложения с глагольной формой на ‑л и частицей бы в сказуемом, выражавшие значение желания, следуя за другим предложением, могли принимать на себя функцию цели действия, выраженного глаголом этого предложения; на желательное значение наслаивается целевое значение. Тем самым такие предложения становились придаточными по отношению к другому предложению и образовывали вместе с последним одно сложноподчиненное предложение.

Второе предложение могло присоединяться к первому посредством союзов следования а, аж, а также посредством союза что:

Недошедшим же им города Сахачева и думахуть о взятии его, а бы (вместо а быша) (=чтобы) в землю глубоку не входили. (Ипат. л.) Того богъ не далъ, аж бы, (чтобы) промежю нами бои быль. Посылахуть в Новогород из Тръжку, что быша Новгородци всели на коня в Торжокъ. (I Новг. л.)

Первоначально причастия на ‑лъ сочетались с разными формами аориста от глагола быть и образовывали сказуемое придаточного предложения, присоединяемого к главному посредством союза что: А псковичи ему много биша челом, что бы ся остал, и он поѣхал в Литву, а псковского челобитья не прия. (I Пск. л.)

В современном русском языке имеется два способа выражения главного члена придаточных предложений цели. Если в главном и придаточном предложениях один и тот же субъект, то в придаточном предложении цели употребляется инфинитив, например: пошел в театр, чтобы прослушать новую оперу.

Если в главном и придаточном предложениях разные субъекты, то в придаточном предложении цели употребляется глагол прошедшего времени, например: просил его, чтобы он купил книгу.

В древнерусском языке форма «бы и глагол на ‑лъ» употреблялась в придаточных предложениях цели в обоих случаях, т. е. и тогда, когда сложноподчиненное предложение было односубъектным, и тогда, когда оно было разносубъектным. В памятниках XVII века форма «бы и глагол на ‑л» в односубъектных сложноподчиненных предложениях употреблялась уже сравнительно редко.

Примеры односубъектных сложноподчиненных предложений с формой «бы и глагол на ‑л» в качестве сказуемого придаточных предложений:

И всемъ темъ, кто на устоко моря ходить, аж бы налезлъ (чтобы найти) правду, то написати, како то держати Руси. (См. Гр.)

Сравните у писателей XVIII и XIX веков: Но ждал ли новых я хлопот, чтоб был обманут (теперь «чтобы быть обманутым»). (Грибоедов.) Позволь, чтоб перед тобой открыл я притчею простою, что размышления мне внушили. (=позволь перед тобой открыть.) (Крылов.)

Позднее эти конструкции вышли из употребления.

Примеры разносубъектных, сложноподчиненных предложений с формой «бы и глагол на ‑л» в качестве сказуемого придаточных предложений:

Захотелось ему милому нутром боранинки или поросятинки, и он пошел беднои в деревню х крестьянину на двор и хотел единого борашка тихонько, чтобы хозяин не слыхал. (Кур. лис.)

Конструкции этого типа сохранились и в современном русском языке.

Для обозначения цели действия мог употребляться инфинитив. Инфинитив обозначал цель глагольного действия, присоединяясь к глаголу непосредственно, например:

Раздвиже земля уста свои прияти кровь брата твоего (=чтобы принять кровь брата твоего). (Ипат. л.) То се ты со мною цѣловалъ крестъ ходити нама по одной думѣ обѣма (=чтобы ходить нам по единой думе). (Лавр. л.) Даниилъ… гна всѣдъ на конь видѣти невиданное рати… и инии мнози князи съ нимъ гнаша видѣти невиданное рати (=гнал, чтобы видеть невиданную рать). (Ипат. л.)

Инфинитив мог сочетаться с глаголом посредством соединительных слов.

В древнерусском языке для соединения инфинитива цели с глаголом употреблялись союзы разного происхождения: оже, еже, а, яже, абы, что, чтобы.

Союз оже плюс инфинитив: Отверзенѣ бо ему бѣста… очи сердечнѣи, оже пещися (=чтобы печься) церковными вещьми и клирики. (Лавр. л.)

Союз еже плюс инфинитив: Азъ того хощю, еже… пострадати. (Воскр. л.)

Союз а плюс инфинитив:

А умови съ нимъ мужемь своемь (=посредством мужа своего), а переже вѣсны доспѣвъ сѣдѣти и воевати со Ольговичи, а вѣсти отъ тебе ждати правое (=условились, чтобы сидеть). (Ипат. л.) Умови съ нимъ про волость свою и про дѣти своя, а Кыева подъ Рюрикомъ не искати (=условились, чтобы не искать). (Там же.)

Союз аже плюс инфинитив: Како еси былъ умовилъ съ братомъ своимъ Рюрикомъ, аже совокупитися у Чернигова всимъ (=чтобы соединиться у Чернигова). (Ипат. л.)

Союз абы плюс инфинитив: Постави къ нимъ Ольга… абы како довести полкъ цѣлъ. (Ипат. л.)

Союз что плюс инфинитив: Кресть къ нему цѣловаша, что его не выдати (=целовал крест, чтобы не выдать). (II Пск. л.)

В древнерусских памятниках более позднего времени инфинитив цели присоединяется к глаголу посредством союза чтобы. Причем инфинитив цели и глагол, с которым он сочетается посредством союза, могли иметь общий субъект действия.

В таких предложениях производителем глагольного действия и инфинитивного действия является один и тот же предмет, например:

И о вѣрѣ де съ нимъ, съ Сандомирскимъ, тотъ воръ говорилъ, чтобы ему по своему обѣщанию учинити Римская вѣра и костелы поставит (Ин. сказ.)

Эти конструкции сохранились и в современном языке.

Инфинитив цели и глагол, с которым он сочетается посредством союза, могли иметь разные субъекты. В таких предложениях производителем глагольного действия является один предмет, а производителем инфинитивного действия является другой предмет, например:

И попу, которому жениха съ невѣстою вѣнчати, даетца отъ патриарха и отъ властей писмо за печатью, чтобъ ему вѣнчати жениха съ невѣстою, провѣдавъ подлинно, чтобъ съ невѣстою женихъ были не въ кумовствѣ, ни братствѣ и не шестаго и не седмаго колѣна свойствѣ. (Котошихин.)

Эти конструкции позже вышли из употребления.

Придаточное инфинитивное предложение цели могло относиться к безличным подчиняющим предложениям с инфинитивом в главном члене:

А подати съ нихъ имати по силѣ, с кого что мочно взяти, а не черезъ силу, чтобъ тѣмъ мужиковъ своихъ исъ поместей и изъ вотчинъ не разогнать и въ нищие не привесть. (Котошихин.)

И наставлю, как кому жити требно, чтоб всякому з душею внити в небо. (Кур. лис.)

Таким образом, в древнерусском языке и форма прошедшего времени глагола, и форма инфинитива соответствующего глагола могли употребляться как в односубъектных, так и в разносубъектных сложноподчиненных предложениях с придаточными цели. Это значит, что в одном и том же односубъектном сложноподчиненном предложении придаточное цели могло иметь в сказуемом и глагол прошедшего времени (Голоса такого не имею, чтоб Феба я достойно величал) и инфинитив (Голоса такого не имею, чтоб Феба достойно величать). С другой стороны, в одном и том же разносубъектном сложноподчиненном предложении придаточное цели могло иметь в сказуемом и глагол прошедшего времени (Писал к нему, чтобы он был непоколебим) и инфинитив (Писал к нему, чтоб ему быть непоколебиму).

В последующей истории русского языка в односубъектных предложениях был закреплен инфинитив (пошел, чтобы купить), а в разносубъектных предложениях был закреплен глагол прошедшего времени (он просил, чтобы вы купили книгу).

В историческом развитии синтаксической системы русского языка произошли отдельные изменения, о некоторых из них было рассказано выше. Все эти изменения содействовали обогащению и совершенствованию русской синтаксической системы, а не ее разрушению. Они лишний раз подчеркивают, насколько устойчива грамматическая система языка, которая подвергается изменениям путем постепенного накопления элементов нового качества и постепенного отмирания элементов старого качества лишь в той мере, в какой это нужно для ее дальнейшего совершенствования и обогащения в связи с развитием человеческой мысли.

Авв., Жит. — Житие протопопа Аввакума, им самим написанное.

Авв., Кн. бес. — Аввакум, Книга толкований.

Авв., Пис. Сим. — Аввакум, Письма к Симеону.

Авв., Чел. Ал. Мих. — Аввакум, Челобитная царю Алексею Михайловичу.

Авв., Пис. к вер. — Аввакум, Письма к верным.

Азов. сид. — Повесть об азовском осадном сидении донских казаков.

Азб. гол. — Азбука о голом и небогатом человеке.

Воскр. л. — Воскресенская летопись.

Дух. в. кн. Сем. Ив. — Духовная великого князя Семена Ивановича.

Домостр. — Домострой.

Ел. — История о российском купце Иоанне и о прекрасной девице Елеоноре.

И. Лаз. — Сказание о некотором славном богатыре Уруслане Залазаревиче.

Ин. сказ. — Иное сказание.

Ист. кор. Ар. — История королевича Архилабона.

Ист. Ал. Рос. — История об Александре, российском дворянине.

Ист. Вас. Кор. — История о российском матросе Василии Корнотском.

Ипат. л. — Ипатьевская летопись.

Ист. Каз. ц., сп. Солов. — История казанского царства по списку Соловьева.

Ист. вел. Новг. — История великого Новгорода.

Каляз. чел. — Калязинская челобитная.

Кур. лис. — Повесть о куре и лисице.

Кат.-Рост. — Летописная книга Катырева-Ростовского.

Котош. — Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича.

Лавр. л. — Лаврентьевская летопись.

Лет. Нестора — Летопись Нестора.

Никон. л. — Никоновская летопись.

Орач. — О орачах, которые в Чернецах.

О горе зл. — Повесть о горе и злочастии.

Остр. ев. — Остромирово евангелие.

I Новг. л., син. сп. — Первая Новгородская летопись по Синодальному списку.

I Пск. л., тих. сп. — Первая Псковская летопись по Тихонравовскому списку.

Посл. митр. Никиф. — Послание митрополита Никифора.

Поуч. Вл. Мон. — Поучение Владимира Мономаха.

Пов. вр. л. — Повесть временных лет.

Р. П., син. сп. — Русская Правда по синодальному списку.

Р. П., ак. сп. — Русская Правда по академическому списку.

Р. П. — Русская Правда.

Пов. Ер. — Повесть о Ерше Ершовиче.

Пам. юс. п. — Срезневский, Памятники юсового письма.

Переп. Гр. с Курб. — Переписка И. Грозного с Курбским.

Пис. и бум. Петра I — Письма и бумаги Петра Первого.

Рим. д. — История из римских деяний.

Сказ. о Бор. и Гл. — Сказание о Борисе и Глебе.

Сказ. о Мам. поб. — Сказание о Мамаевом побоище.

Скоп.‑Ш. — Повесть о смерти и погребении кн. Скопина-Шуйского.

Сузд. л., лавр. сп. — Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку.

Сл. о пол. Иг. — Слово о полку Игореве.

Сказ. Вас. — Сказание о царе Василии Константиновиче.

Супр. р. — Супрасльская рукопись.

Цар. Окр. — Сказание о трех царях Оркадии и о царе Несмеяне Гордом и царе Борзомысле Дмитриевиче.

Уст. св. — Устюжинский летописный свод.

Хоз. Мор. — Акты хозяйства боярина Морозова.

Яр. цес. — История о Ярополке цесаревиче.

Ярыж. — Праздник кабацких ярыжек.