Кожа покрылась мелкими мурашками; сильно морозило, хотя в комнате было жарко, и зубы стучали, как отбойные молотки. Прижимаю дрожащими руками к груди свою белую футболку, чтобы прикрыть грудь в ажурном лифчике. Все, что осталось от моей одежды. Остальное он выбросил.

Лысый мужчина в просторной льняной рубахе и белых брюках распечатывает одноразовые, длинные иглы, обрабатывает их дополнительно спиртом. Тут же лежит баночка со специальными чернилами и тату-машинка.

У него самого все тело в тату, адские языки пламени покрывают все его тело, от голого черепа по фаланги пальцев. Мужчина говорит мне что-то по-арабски, ничего не понимаю, растерянно хлопаю глазами. Сглатываю, поворачиваюсь к тому, что курит в тени у окна, он должен знать этот грубый язык.

Клубочки дыма поднимаются к потолку, образуя слабую завесу.

— Убери волосы со спины. — хрипло командует он, стряхивая пепел на пол, переводя просьбу тату-мастера. Вынужденно повинуюсь, перебрасываю копну волос на грудь. Теперь мою покрытую мурашками спину от его взгляда защищает только тонкая полоска белого лифчика. Так себе защита.

Меня знобит, кидает, даже стул ходит подо мной от этой безумной лихорадки.

Мужчина заходит за мою спину, вставляет иглу в машинку. Пронзительное жужжание заставляет меня вздрогнуть, от этого звука сводит каждую мышцу в теле… Закусываю даже уголок футболки, чтобы не крикнуть.

Боль обжигает мою кожу на затылке, вскрикиваю от неожиданности, цепляюсь руками за спинку стула, фаланги пальцев белеют от напряжения. Футболка съезжает вниз, оголяя меня. По щекам начинают течь слезы, больше от обиды, чем от боли.

Я подумывала о тату когда-то, хотела себе знак бесконечности или алую розу, что-нибудь нежное и со смыслом. Все так или иначе думают об этом. В принципе, тату со смыслом у меня все же будет… Клеймо, что я принадлежу Аль-Мактуму, метка его наложницы. Чтобы другие мужчины не трогали чужое, знали кому я принадлежу.

Согласно традиции его страны у всех наложниц Эмира должны быть татуировки в виде его герба, это делает их безвольными рабынями, покорными шлюхами, лишает прав. Никто не вступится за женщину с клеймом, ее жизнь принадлежит Эмиру.

И теперь я игрушка Ахмеда Аль-Мактума, он может сделать со мной все, что захочет, даже может перепродать меня, если я ему надоем… Дешевка. Вещь.

Парень вышел из темноты, приближаясь ко мне. Чувствую его жадный взгляд на коже, как он перемещается от затылка к торчащим лопаткам. Он контролирует процесс, упивается своей властью надо мной, напоминает, что отныне любое его желание для меня закон. У меня больше нет права выбора и своего мнения…

Не знаю сколько времени проходит, даже не сразу понимаю, что Мастер закончил и обрабатывает кожу, я продолжаю все также сидеть, вцепившись в спинку стула, поджав пальцы на ногах. Чувство такое, что игла нанесла отметку не на кожу, а на самое сердце, уничтожая мою личность.

На мне одни прозрачные трусики и лифчик, только и могу прикрыться футболкой, чтобы скрыть своё тело. Хотя это глупо. Мастеру вряд ли интересны мои прелести, подозреваю, что он евнух или гей, а Аль-Мактум теперь владеет моим телом, есть ли смысл прикрываться от него? Скоро он исследует каждый его уголок.

Аль-Мактум подходит ко мне вплотную, поглаживает кожу вокруг татуировки, захватывает волосы в кулак и оттягивает их, заставляя меня посмотреть в его кошачьи глаза. Одним взглядом уничтожает меня как личность.

По его велению я сползаю на ковёр к его ногам на своё место.

— Всем привет! Это я, Ваша Викки, мне девятнадцать лет и я проведу лето на Мадагаскаре! Все видео на моем канале YouTube, переходите по ссылке в описании профиля, подписывайтесь и ставьте лайки! — посылаю поцелуи своим подписчикам, отключая камеру, готовая прыгать до потолка. Внутри меня такой заряд энергии, что могу оббежать весь остров без остановки.

Длинный перелёт совсем меня не утомил.

Мадагаскар — моя мечта с самого детства, со времён просмотра одноименного мультика. Я просто до сих пор не могу поверить, что нахожусь в этом магическом месте. Чувствую себя героиней шикарного фильма. Хочу блистать и вбирать в себя солнечные лучи.

Лизон, моя подруга и такая же блогерша, как и я, делала селфи в очень фактурном зеркале ванной. Она успела с себя сбросить шорты и футболку и теперь стояла в одном розовом купальнике, который подчеркивал ее натренированную попку и грудь. Шикарная телочка, как говорит она сама про себя. Многие парни мечтают ей вдуть.

Смеюсь, врываюсь в ее кадр, отбираю телефон. Хватит строить гримасы перед зеркалом, настало время отдыхать и загорать. Мы прилетели сюда, чтобы покорять мир, а не замкнуться в телефоне.

— Лизон, нужно открыть шампанское! — кричу я. — отметить, что наша мечта сбылась.

Сердце готово выпрыгнуть из груди, бьется, как сумасшедшее. Мы совершили невероятное. Работали целый год, как проклятые, несмотря на учебу, чтобы накопить деньги на поездку на Мадагаскар. Родители крутили у виска, говорили, что мы больные, но мы здесь.

Наша мечта — немного преувеличено, Лиза хотела только поснимать видео, хайпануть. Сам Мадагаскар не вызывал у нее романтичных порывов, как у меня.

В деревянную дверь номера настойчиво стучат, почти выносят ее. Боюсь, что этот шум распугает всех постояльцев гостиницы. Я распахиваю ее стремительно, потому что знаю, что за ней наши парни, Глеб и Игнат. Под нашими парнями я понимаю ребят, с которыми мы отправились в это сумасшедшее путешествие. Они, пока, нам не парни, но это пока… Предчувствие, что они станут нашими мужчинами меня будоражит.

Мы с Лизой со школы вместе, на одной лестничной клетке выросли, как сёстры. Пошли учиться в один университет на один факультет, мы просто не разлей вода с этой отвязной телочкой. Там мы и подружились с братьями Лукашинами, веселыми спортсменами, звёздами университетской Команды по баскетболу, которые старше нас всего на несколько лет.

Два брата-акробата. Так мы называли их с Лизоном, когда были наедине, обсуждаю их.

Братья были олицетворением русских мужчин — голубоглазые блондины. Они напоминали богатырей своей мускулистой внешностью и простодушными лицами. Игнат был очень взрывной, бежал впереди планеты всей; Глеб же был мягче и не такой решительный, как брат.

Признаюсь, что Глеб мне нравится до бабочек в животе. Сознаюсь в грехе, испытываю романтические чувства. Я очень хочу, чтобы мы перестали ходить вокруг до окола и уже поцеловались, а может даже и немного больше… Ладно, ладно, не может, я хочу этого. Ради такого я даже купила себе белье, которое никогда не носила ранее. Кружевное и прозрачное. Обычно, в моем гардеробе было все только практичное и хлопковое, никакой эротики.

Стоит парню прикоснуться, как я перестаю дышать, закатываю глаза от удовольствия, так и представляю как он целует меня, обнимает меня своими могучими руками. Ммм…

— Воу, Лизон, ну ты вообще пушка! — Игнат напоминает пещерного человека, когда смотрит на подругу, слюни по подбородку текут. Глеб более скромный в общении, поражаюсь, как с его характером он играет в баскетбол. В сравнении с братом он тих. Может с парнями он видет себя по другому, но в нашем присутствии — божий одуванчик.

Лиза стреляет в меня глазами, бросает намёк, чтобы я уже тоже привела себя в порядок, но мне так лень после перелета. Я так и остаюсь в легинцах и длинной футболке, повернув кепку козырьком назад. Считаю, что человек должен любить себя таким, какой он есть, без косметики и прочих украшающих «фильтров».

Мы с Лизой в этом плане разные, она всегда при параде, настоящая чикуля, инста-богиня, у которой свой блог об уходе за собой. Мне же нравится все естественное, минимум макияжа, просторная одежда. Когда Лиза начинает шутить, что в моей одежде я больше напоминаю мальчика, и Глеб никогда не предпримет решительных действий, я просто показываю ей шпагат и напоминаю, что я гимнастка, могу ягодицами орех расколоть. В смысле не предпримет шаги?

Но все это шутки, настолько дерзкой я позволяю себе быть только наедине с подругой.

— Вы видели, у нас свой бассейн? Можем чилить на нем до вечера, а потом пойти и потусить в баре у моря, служащий отеля сказал, что там самые крутые вечеринки на Мадагаскаре! — Глеб светится, жмурится от яркого солнца. Его светлые волосы развиваются на ветру, какой же он Милаш. Бред Питт в молодости. — Викуль, натереть тебя?

Я все же сняла с себя футболку и решила натереться кремом с защитой, чтобы не обгореть в первый же день. Хотя даже он не спасёт меня, вечером буду цвета молодого свининка со своей белой кожей.

У меня не получается быть соблазнительной, все мои движения — просто практичные движения. Их никак нельзя назвать эротичными. Вика же, просто снимая с себя футболку, практически демонстрирует элемент стриптиза. Это заложено в ней на генетическом уровне, она не прикладывает никаких стараний для этого. Просто такая, какая есть.

— Давай. — говорю я и млею от его прикосновений, чувствую, что растирая белый крем, он все же, как бы случайно, касается зон, которых не следует. Рука скользит немного по попе, втирает белый крем чуть больше, чем нужно. Натираю спину, он случайно проскальзывает пальцами под чашечку. Замираю, делаю вид, что не замечаю, не хочу его спугнуть. С робким Глебом, любая его инициатива — подарок судьбы. Не все мужчины быстрые достигаторы, некоторых необходимо направлять и подсказывать.

Мы пьём шампанское с фруктами и прыгаем в бассейн бомбочкой. Сегодня, после длительного перелета, решаем устроить себе день тюленя. Никаких планов, ничего, просто наслаждаемся жизнью. Делаем общее фото, крича, как сумасшедшие:

— Ан-та-на-на-ри-ву!

Беру в руки водный пистолет, весьма недетский, очень тяжёлый и стреляет мощной струей. Наставляю его на Глеба и выпускаю струю прямо ему на интимное место. Он пригибается, морщится, а я хохочу. Он шипит и бежит за мной, гонится как одержимый. Перехватывает руки, отбирает пистолет и обливает меня водой с головы до ног.

— Глеб… Глеб! — задыхаюсь от смеха, отпихиваю его и пытаюсь взять ситуацию в руки, но он не уступает.

— Какая же ты проказница. — шепчет он, хватая меня на руки. Такое мимолетное его помешательство разгоняет моё сердце, заставляет кипеть.

Мы устраиваем бои в бассейне, пара на пару, стягиваем в шутку плавки с Игната. Это один из самых солнечных дней в моей жизни. Меня наполняет счастье, струится по венам, возносит к небесам.

Колоритный бар на берегу Индийского океана, пропитанный духом Мадагаскара, был очень дорогим заведением, он входил в пятерку самых популярных мест нашего курорта, но мы решили шикануть в честь приезда. С первых секунд нахождения в нем, мне стало понятно, почему так — сам бар стоял на сваях над водой, у него были стеклянные стены, через которые можно было смотреть, как плещется море, и пенятся волны. Запах океана опьянял, он был крепче сорока градусов. Разноцветные огоньки, образующие подобие потолка, наводили волшебство. Атмосфера свободы.

Такое заведение было нам не по карману, мы решили зайти в него в честь нашего прибытия и выпить несколько коктейлей, потанцевать. Цены кусались и мы не могли позволить себе полноценные блюда, да это и неважно, мы здесь не ради еды. Нас это совсем не расстраивало.

Я надела короткий топ и широкие шорты с завышенной талией, которые подчеркивали мои гибкие ноги и тонкую талию, при этом мне было удобно и в танце ничего не будет видно. Лиза же надела разлетающееся платье в мелкий цветочек, я боялась, что если ветер усилится, она всем покажет свою попу в стрингах.

— Давайте выпьем за Вас, девчонки, самых красивых не только на этом острове, но и на всей планете земля! — Игнат поднимает стакан виски с колой столь торжественно, что мы смеёмся над его выражением лица. У него не вероятная подвижность лицевых мышц, ему нужно было поступать на театральный, из него получился бы прекрасный актёр.

— Льстец. — Лиза игриво ударяет его по руке, чуть дольше необходимого задерживает руку на его, гладит золотистые волосы на руке. У этих двоих так быстро налаживается контакт, мне немного завидно. Белой завистью. Только рада за них, но я хочу также.

К сожалению, мы с Глебом оба робкие; лет пять пройдёт пока мы поцелуемся, если вообще наши отношения завяжутся. Я ведь могу ему даже не нравиться.

— Кстати, Вика, ты вроде хотела искупаться голой в океане или под водопадом. Когда можно будет насладиться этим пикантным зрелищем? — Игнат немного отлипает от подруги и подмигивает своему брату, который сидит от меня на пионерском расстоянии.

— Тебе — никогда. — фыркаю я, поправляя топ и крутя бокал, рассматривая маленькие пузырьки от шампанского.

— Но Глебу чисто теоретически может перепасть?

— Все зависит от Глеба. — поворачиваюсь к его брату, смутившегося от прямого намека. — Но такими темпами, большая вероятность, что я найду малагасийца и покажу ему сиськи!

Выпиваю за раз чуть больше, чем нужно, от чего-то находит грусть и ее нужно срочно отогнать. Иногда на меня давит нерешительность Глеба, с моим неугомонным темпераментом мне постоянно хочется драйва и эмоций. Лиза успокаивает меня, что противоположности притягиваются, если бы Глеб был таким же взрывным — мы бы не подходили друг другу. Но, я никогда не позволяю себе хандрить и впадать в депрессию. Лучшее лекарство от переживаний — улыбка!

Поэтому когда заиграла моя любимая песня, я кинулась на танцпол в гущу людей, распуская волосы и поддаваясь животным инстинктам, прыгая, кружась, облизываясь, танцуя. Обожаю танцевать. Чувствую себя дикой и необузданной, дикаркой, просто поддаюсь музыке. Морской воздух и чувство свободы действуют на меня возбуждающе. На мне не было лифчика и я чувствовала, как соски затвердели и стали выделяться сквозь полупрозрачный топ. Я успокаивала себя тем, что это курорт, тут все так одеты…

Друзья часто называют меня безбашенной, я люблю рисковать, наслаждаться жизнью на все сто, не упускать возможности… И сейчас я не хотела просто сидеть и пить коктейли, я хотела отдать себя всю океану и этой чудесной музыке. Когда мы вернёмся домой в вечный холод и серость, моё сердце будут греть воспоминания.

Не знаю сколько я так танцевала, может час, не меньше. У меня даже голова закружилась, джинсовая ткань шорт промокла насквозь. Пришлось выйти из толпы и отойти в сторону, чтобы отдышаться и выпить водички. Я была вся влажная, струйки пота стекали в лиф.

Лиза с Игнатом танцевали, обнявшись и обтираясь друг об друга. Глеба не было видно, скорее всего его ото всех разделила толпа. Решив, что не буду мешать ребятам, я стала осматриваться.

Как оказалось, тут была смотровая площадка на ночное побережье, которую мы не заметили до этого, она была приближена к столикам с депозитом — VIP. Я робко подошла к ней, не понимая могу ли тут находиться, и ахнула, не веря своим глазам.

Ночью океан казался черной бездной, только белые волны рассекали эту темноту. Было даже страшно смотреть на эту черноту. Огни отелей местами освещали берег, проводили линию, отгоняли прочь бездну. Это завораживало.

— Как же красиво! — воскликнула я, убежденная, что меня никто не услышит. Хотела бы запечатлеть всю эту красоту на видео. И Луну и звёзды… но Камера не может снять то, что видит человеческий глаз. Оставалось только впитывать это все в себя всю эту красоту. — Я люблю тебя, Мадагаскар!

— Здесь необходимо смотреть на закат. — из темноты выходит парень, туша сигарету и выбрасывая ее в океан. Трудно разглядеть его лицо, оно почти сливается с ночью, различаю только, что у него иссиня-черные волосы и смуглая кожа, зеленые глаза же светятся в темноте, как у Чеширского кота. Темноту освещают. У него сильный акцент, его русский режет ухо, но хриплый голос бархатист и притягателен. Вообще, удивительно, что он его знает, мало кто из иностранцев учит русский.

— Спасибо. — выдавливаю, оглядываясь назад, ощущая накативший страх. От парня веет холодом, странная подавляющая энергетика. А еще он немного пошатывается, он пьян. Сглатываю, понимаю, что нужно уходить, найти друзей.

Со стороны видно, как я шарахаюсь и собираюсь дать деру от него. Не просто сторонюсь этого парня, пускаюсь почти на утёк. К черту приличия. От незнакомца не исходит ничего хорошего. Он словно специально преграждает мне путь, не даёт пройти… Прижимает обратно к стеклу, чтобы я не могла двинуться. Его мощная фигура перекрывает мне кислород, вдавливает в стекло. Кажется, что оно сейчас треснет.

— Ты танцуешь как дикарка. — для молодого парня у него слишком взрослый голос, а после сигареты еще и хриплый. Я готова уже закричать, звать на помощь. Молю только, чтобы ребята пошли меня искать. Соски затвердевают так, что сейчас прорежут ткань на топе. Страшно до спазмов между ног.

Здесь темно и никого нет. Музыка играет так громко, что меня никто не услышит.

— Спасибо. — опять глупо и неуместно говорю я, стараясь не смотреть в его кошачьи глаза, не провоцировать. Вытягиваю руки, чтобы он ко мне не прижимался. Папа учил не смотреть в глаза собакам и не бояться их, они почувствуют это и непременно укусят. Парень не трогает меня, а чувство такое, что облапал меня с ног до головы. — Выпустите меня.

— Пожалуйста.

— Что пожалуйста?

— Нужно говорить — выпустите меня, пожалуйста. — он наклоняется ко мне, чувствую его дыхание, смесь сигарет и рома. Его акцент придаёт ему шарма. Он нагло нападает на мои губы, впивается ртом, просовывая язык. Все происходит так быстро и неожиданно, что я не успеваю даже удивиться.

Никто и никогда так не целовал меня, как голодный зверь. Он вытягивает из меня весь кислород, больной хищник. Даже не осознаю, что отвечаю на поцелуй, меня подкупает его напористость и дерзость. Музыка пропадает, весь мир катится в тар татары. Язык незнакомого мне человека исследует мой рот, как хозяин. Он учит меня, как правильно целоваться. Его властная рука тянется к моему топу, задирает его, непристойно обнажая мою белоснежную грудь. Вот так просто, нагло, без прелюдий. Одной рукой он сжимает мою талию, чтобы я не мешала ему исследовать моё тело, а другой стискивает грудь до боли, проводя шероховатым пальцем по набухшему соску; ток пронизывает все тело, меня подбрасывает, словно выбросили в океан, разряд бьет между ног — становится жарко. Легкая судорога пробегает по бёдрам.

Прихожу в себя, осознаю степень непристойности происходящего, дымка рассеивается, пытаюсь вырваться, но мужчина намертво удерживает меня у стеклянной стены. Липкий страх заостряет где-то в горле комом.

Стою перед незнакомым мне человеком с оголенной грудью, практически в общественном месте.

— Отпустите меня. — выкрикиваю я громко с надрывом, пытаясь его оттолкнуть и вспоминая его слова, добавляю примирительно. — Ну, пожалуйста!

— Кричи громче, малышка. От этого мой член еще тверже. — парень в знак подтверждения прикладывает мою ладонь к своему бугру, заливисто смеясь. Его смех отдаёт в ушах эхом.

Во что же я вляпалась?

Вскрикиваю до хрипоты, срываю голос и ударяю его между ног. Смачно, от души, вкладываю всю силу. Только благодаря пластичности удаётся провернуть такой финт. Парень стискивает ноги, немного сгибается, устрашающе рычит, он явно не ожидал такого; отпускает меня, удивленно отстраняется. Я быстро поправляюсь и буквально вылажу из-под него, пускаюсь на утёк со всех ног. Скрываюсь в толпе, оглядываясь в страхе назад.

Офигенный первый денёк. Офигенно начался отпуск. Такое могло произойти только со мной.

Ребята уже всем составом сидят за столом, как ни в чем не бывало. Сажусь к ним обратно, вся красная и запыхавшаяся. Постоянно поправляю топ, ощущение такое, что грудь все также оголена.

— Натанцевалась? — спрашивает уже пьяный Глеб. У него стеклянные глаза, он ничего не осознаёт. — Мы обыскались тебя, Вика! Также, нельзя.

— Херово Вы меня искали. — цежу я сквозь зубы, испытывая раздражение. — Меньше тискаться нужно было!

— Вика! Я пол часа пытался пробиться к тебе на танцполе, а потом ты пропала! Я даже караулил тебя у туалета, где ты была?

Мне льстит раздражение в его голосе, значит он думал обо мне. На миг это отодвигает на второй план происшествие. Но когда сладкое наслаждение начинает отступать — возвращается предчувствие. Этот парень не похож на обычного пьяного туриста, было в нем что-то ужасное. Каждое его движение было тягучее и ленивое, он не переживал, что нам кто-то помешает, не думал, что я ему откажу. Видимо, ему редко кто отказывает.

— Лиза, давай уедем. — говорю я, чувствуя, как сердце бьется в горле. Страх, как море, шумит в ушах. Подруга сразу все улавливает, понимает меня. Я не паникёрша, никогда не прошу что-то просто так и не просила бы без причины оборвать вечеринку пораньше. Она помогает быстро расплатиться и уговорить парней уйти пораньше. Не хочу ничего говорить мальчикам, чтобы не разжигать драку. Что-то мне подсказывало, что незнакомец может забросить пару трёх очковых русским баскетболистам. Возвращаться тоже не хочу сюда больше, слишком неприятный осадок. Когда будем в номере расскажу обо всем Лизе, может быть эмоции улягутся и мы вместе посмеёмся над всем этим.

Во рту еще вкус этого терпкого поцелуя, а грудь ноет после дикой ласки этого кота. Не домашнего котика, а льва. Царя зверей. Я даже его лицо не рассмотрела, только глаза, которые будто светились отдельно от тела в темноте. Закрываю глаза и все равно вижу зелень, обрамлённую темным ободком.

У бара темно, наше такси еще не приехало, хотя приложение показывало минут пять езды. Стоим только мы, слушаем доносившуюся музыку и топот танцующих. Меня пугает, что мы тут одни. Больше ни одного человека, никто даже не курит, хотя внутри, наверное, сотня туристов.

— Вик, ты что так кипишнула? — тянет Игнат, который тоже еле на ногах стоит. Ничего не отвечаю, но мне не стоится на месте, хочется убраться подальше отсюда и побыстрее. Хожу нервно из стороны в сторону, высматривая желтое такси, терзая губы. Лиза успокаивает его, но ей передалась моя нервозность. — весь вечер обломала! Так постоянно будет?

— Игнат, успокойся! — прерывает Глеб, обнимая меня и притягивая к себе, чтобы успокоить. В его объятиях мне и вправду становится лучше, от него исходит сила и тепло. Теперь никто не причинит мне вред. Я не одна.

— Мы как минимум могли подождать тачку в баре! — Игнат продолжает ворчать, но уже более спокойно. Лиза продолжает его примирительно поглаживать.

— Можешь вернуться, если тебе так хочется. — огрызаюсь я и вытягиваю у Лизы из сумки igos. Она удивленно смотрит меня, обычно я не курю, но сейчас просто сорвусь, если не заглушу внутреннее возбуждение.

Парень просто поцеловал меня, потрогал грудь. Неприятно, когда тебя тискает вот так незнакомый человек, но он же не изнасиловал? Блин, чувство такое, будто трахнул. Даже чувствую вкус ромового напитка на языке.

Судорожно затягиваюсь, отгоняя от себя его образ.

— Может Вас подвезти? — голос с акцентом раздирает тишину и растаптывает зародыш умиротворения внутри меня. Парень идёт не один, рядом с ним вышагивает еще двое парней. На лице каждого омерзительная ухмылка, они смотрят на нас как на дичь.

Чеширский кот рассматривает мою руку с сигаретой, как жмусь к Глебу, склабится, демонстративно облизывает губы. Ведёт себя так словно я ему чем-то обязана. У меня сердце начинает стучать сильнее, удары отбивают рёбра.

В свете фонаря удается рассмотреть его лицо, запечатлеть в своей памяти. Парня точно нельзя назвать смазливым, его черты ассиметричные, какие-то звериные, выразительно грубые, выражение лица очень надменное и жестокое, при всем этом он очень красив. Кошачьи глаза гипнотизируют.

Он крупнее наших парней, при каждом движении мышцы натягивают кожу, проступая сильнее. Трудно представить сколько времени он тратит на тренажёрный зал.

— Мы на такси, спасибо! — радушно говорит Игнат, который вряд ли младше этого парня, но я чувствую пропасть между ними, насколько внутренне незнакомец старше и опаснее наших спутников.

— Так ВЫ поезжайте, а девушек оставьте нам. — немного полный парень по правую руку начинает ржать, и почему-то мне кажется что он не шутит. Они хотят оставить нас с Лизой им на потеху. По мере того, как их лица расслабляются, мы напрягаемся.

Мужчины говорят на английском, но я знаю, что Незнакомец точно знает русский. Не знаю как подать друзьям сигнал, чтобы они были осторожнее и не ляпнули ничего на родном языке. Сказать им об этом, значит выдать себя, а я почему-то стесняюсь произошедшего.

— Мужики, Давайте полегче, о'кей? — Игнат выпрямляется, алкоголь делает его смелее. Я лишь молю Бога, умоляю приехать такси побыстрее. — Здесь никто не хочет проблем?

— Правильно мыслишь, если не хочешь проблем, проваливайте. Блондиночки поедут с нами. — говорит только толстый, второй смеется в нужное время, они, как группа его поддержки. Сомнений нет, Незнакомец у них главный, немного сторонится и ведёт себя нагло, смотрит на меня не моргая.

— Глебыч, походу, придётся научить парней, что с русскими не стоит связываться! Я возьму на себя жирного, а ты бери павлина черножопого.

Панический всхлип вырывается все же из моей груди, потому что я знаю — он все понимает. Хочется руками прикрыть лицо и исчезнуть, проснуться в номере и понять, что все это страшный сон. Темнота давит. Вижу, как он усмехается и поворачивается к Игнату. Не вижу его выражения лица, но слышу этот хриплый голос с нескрываемой усмешкой:

— Вытри для начала молоко с губ.

Мои друзья напрягаются, вытягиваются. Они чувствуют опасность исходящую от него. Юношеская спесь отступает.

Понимаю, что он один справился бы и с Глебом и Игнатом, он выше, чем они, и шире в плечах. Футболка с глубоким вырезом открывает поросль волос на его накаченной груди.

— Идите, куда шли! — говорю я, отходя от Глеба, подходя ближе к дикарю. Чувствую за собой вину, парни могут пострадать от его рук из-за меня. Из-за того, что я имела неосторожность танцевать и понравиться пещерному человеку.

— Пожалуйста. — с улыбкой мурлыкает он. — Попроси меня, как следует, малышка.

Проклинаю себя за моё легкомыслие — не пошла бы я одна на смотровую площадку, ничего бы не было.

— Прошу, как следует, забрать своих друзей и вернуться в бар, о'кей? — нервно затягиваюсь, трудно находиться так близко. Мужчина скользит по мне, задерживается на вновь остро торчащих сосках, которые словно специально провоцируют его. — Мы уезжаем…

Вдалеке мигают желтые фары, и я начинаю молиться, чтобы машина скорее доехала до нас.

— Ненавижу курящих девушек. — он вырывает из моих рук igos и тушит окурок о рядом стоящего Глеба, который тут же взывает от боли.

Дальше все происходит слишком быстро.

Игнат бросается на него, запрыгивает на спину, как сделала бы это девочка. Молотит по нему кулаками со всей дури. К нему подлетают рядом стоящие парни и оттаскивают нашего друга. Валят на землю и начинают пинать ногами.

Глеб воинственно становится между мной и незнакомцем, принимая боевую стойку.

Тот делает шаг, Глеб замахивается, но мужчина

с легкостью избегает удара и хватает моего спутника за горло, поднимая в воздух. Даже немею, может мне кажется?

Сколько нужно иметь силы, чтобы с такой легкостью одной рукой поднять здорового мужика, в котором килограммов восемьдесят точно есть.

— Оставь его! Ты задушишь же, отпусти… — кричу я, приходя в себя, нападая на незнакомца, молочу его, бью клатчем по голове. Слышу в ответ лишь хриплый смех, тогда висну на нем и начинаю тянуть за уши, царапать лицо, кусать шею. — Я оторву тебе что-нибудь! Отпусти их! Кому сказала, извращенец!

Машина с визгом останавливается у нашей груды перемешавшихся тел. Таксист выскакивает и жмёт на курок пистолета, крича что-то на местном диалекте. Из бара тут же выбегает охрана с дубинками, они бегут остановить весь этот беспредел и я выдыхаю, даже расслабляюсь. Сейчас все закончится.

— Помогите. — истошны кричу я охране, но когда мужчины прикладывают дубинки к Глебу и Игнату, почтительно обходя незнакомца и его друзей, понимаю, что все только началось.

Я мечтала изучить каждый закуточек Мадагаскара, посетить все его заповедники, базары, все знаменитые достопримечательности и места, о которых не пишут в интернете. Но тюрьма никак не входила в список мест к обязательному посещению.

В фильмах показывают, что в таких странах тюрьмы серые и страшные со злобными работниками, которые измываются над осуждёнными. Так вот, в кинолентах все сильно приукрашено, в жизни намного хуже. Бетонные стены облупились, на них не осталось краски, трудно даже определить — какого она была раньше цвета. Камера покрылась зеленой плесенью, которая пахнет болезнью. Еще отвратительно пахнет мочой, трудно спутать с чем-то кислый запах.

Полицейские были очень грубы, категорически настроены против туристов, они умудрились даже меня несколько раз ударить больно дубинками. В нескольких местах уже проступили кровоподтеки.

Нас с парнями посадили в разные камеры. Нам с Лизой временно повезло, кроме нас никого не было в душной комнате с решетками. Не хватало тут еще колоритных проституток для полноты картины. Остались только запахи и блохи от предыдущих посетителей этого места.

— Господи. — Лизу трясло, она плакала, не прекращая. — господи… мы сгнием здесь. Никто даже не узнаёт — где мы.

— Все будет хорошо. — я пыталась ее успокоить, гладила по спине, прикусывая губу. — Они не смогут нас держать тут за это! Им придётся позвонить в российское посольство, нас вытащат. Мы подадим еще на них в суд.

— Вика, очнись! Это тебе не Европа с правами человека.

— Ну это и не средневековье, чтобы нас закопали заживо.

— Почему они так вцепились в нас? Уроды! — лицо подруги покрылось пятнами. Мне и самой было страшно, но сейчас нельзя было расклеиваться. Нужно бороться.

Послышались шаги в коридоре, мы с подругой резко встали, к решетке подошёл здоровенный полицейский, негр в форме. Он напоминает Дуэйна Скалу Джонса, такой огромный, необъятный. Позади него стоит Незнакомец, на его шее алеют следы от моих укусов. Он меряет нас насмешливым взглядом, рассматривает отвратительную камеру, в которой даже крысы жить не хотят.

— Выпустите нас. — требую я. — Мы просто защищались, Вы сами напали на нас и угрожали изнасилованием. Вас посадят за такое!

Полицейский замирает и смотрит на меня странно, косится на зеленоглазого хищника, курящего и продолжающего изучать нас. Я специально говорила на английском, он должен был понять смысл моих слов, но ничего не сделал, стоял послушно рядом.

— Я договорился, Вас выпустят. — он обращается на русском к нам с Лизой, смотря исключительно только на меня. Чувствую его пальцы на моей груди. Мне хочется прикрыться, спрятать оголенные части тела, чтобы он не смотрел на них. Впервые мне кажется, что эти скромные шорты слишком откровенны, нужно было одевать платье с длинным рукавом и в пол. — При одном условии…

Ну а как по другому? Иного от него ждать не приходится. Манипулятор.

— Вы сделаете мне и моему другу минет. — мы с Лизой одновременно шумно сглатываем, после подруга выпучивает глаза и открывает удивленно рот, шокированная его заявлением. У меня на голове начинают шевелиться волосы от чувства страха. Как он вообще имеет наглость такое заявить.

— Спасибо за заманчивое предложение, всегда мечтала о таком предложении, но мы вынуждены отказаться. Пососите у друг дружки сами. — цежу я. Никто никогда не разговаривал так со мной, и кто этот парень, что считает, что ему все можно?

Трудно даже определить его национальность. Странный акцент, никогда не слышала такой. Смотрю на него с такой ненавистью, что даже глаза начинает щепать. Чувствую, как сосуд лопается от напряжения. Я бы выцарапала его зеленые глаза и скормила крысам на помойке.

Незнакомца забавляет моё предложение, он даже смеётся низким, грудным смехом. Этот смех не заражает, не вызывает улыбку, он пробирает до костей, напускает страху, делает больно. Даже глаз начинает дергаться.

— Ты не поняла еще, малышка? Одно моё слово, и Вы либо выйдете отсюда или же отсасывать друг дружке будут Ваши дружки, а Вы с подругой пойдёте на мясо тюремным авторитетам.

— Все, что я поняла — ты мудак, которому не дают женщины по собственной воле! Кто ты такой, чтобы угрожать нам? — перехожу на английский, отпуская Лизу, и выпрямляюсь. Смотрю ему прямо в глаза, подходя ближе к решетке, сплевываю на пол, попадая на его безупречные мокасины. — Наше посольство нас вытащит.

— Заставлю отработать каждое грубое слово твоим грязным ротиком. — мурлычет он. — и никакое посольство вам не поможет. Вашего посла зовут Олег Рубинин, могу позвонить ему и попросить передать вашим родным, чтобы не ждали, Вы с подругой остаётесь здесь вылизывать хуи. — он отвечает мне на английском, даже бровью не видя. Английский у него идеальный без акцента.

Лиза от его слов всхлипывает и начинает судорожно плакать.

— Ну проси, прямо здесь. — с вызовом говорю я, скрещивая руки. Если полицейский продажный, это еще не значит, что у них хватит сил подкупить всех. Грязный ублюдок поплатится за весь этот цирк и издевательство. Карма нагнёт и отымеет его.

Негр говорит что-то ему на местном и они оба пошло смеются, показывая на меня пальцем, после чего Незнакомец достаёт телефон и показывает мне экран. На экране арабица, при виде которой я сглатываю и нервно смотрю на него.

Парень вбивает текст в поисковике и заходит на сайт, на котором буквы уже русские и английские. Сайт МИД. Он находит номер горячей линии и набирает его. Я нервно облизываю губы, жду, когда он отобьётся. Он же просто берет меня на понт, ждёт, когда я отступлюсь.

Женский голос устало сообщает:

— Добрый день! Горячая линия посольства Мадагаскара. Чем я могу Вас помочь?

— Добрый день, Мари, это Ахмед Аль-Мактум. — он поддаётся вперёд, чтобы сократить дистанцию между нами. Наши лица почти соприкасаются. Он говорит так хрипло на русском. — Я потерял номер Олега, переадресуешь?

— Конечно, сайд. Переключаю.

Несколько секунд на той стороне провода раздаётся незатейливая мелодия. Все это время отказываюсь верить в реальность происходящего. Цепляюсь руками за решетку, как за спасательный круг.

— Ассаляму ‘алейкум, Ахмед. — сонный голос приветствует Чеширского кота на чистейшем русском. — Что-то срочное?

— Ва-алейкум ас-салям, Олег. Хотел напомнить тебе, что ты мне должен деньги. — мужчина склабится, наслаждаясь тем, как мои зрачки расширяются по мере его разговора.

— Я отдам все, обещаю. Дай мне еще немного времени… Может я могу сделать что-нибудь для тебя?

— Я скажу тебе как ты расплатишься… — он обрывает разговор, скидывая телефон и делает неприличный жест, напоминая о минете. Теряюсь, не понимая, что мне делать дальше. Если он и вправду говорил с послом, то наши дела плохи.

— Это был не посол. — неуверенно говорю я, тайно надеясь, что это обман, парень пытается обвести меня вокруг пальца.

Слышу плач подруги, она хнычет, шмыгая носом.

Мой мозг лихорадочно соображает, тереблю край шорт.

Предлагать им деньги бессмысленно, у нас нет сумм, которые их могут заинтересовать. Как бы выкрутиться…

— Думаю, к ним нужно подсадить пару наших парней, они быстро станут сговорчивее…

— Нет. — вдруг говорит Лиза, переставая хныкать, отряхивая платье и стирая слезы. — вы нас отпускаете и не трогаете. Мы больше никогда не увидимся. Один минет, не больше… Ничего не снимается на видео. Вы оставляете нас в покое. Пообещайте.

Смотрю на Лизу с испугом, не веря своим ушам. Как можно согласиться сделать минет незнакомцу, отвратительному человеку? Подруга тронулась умом. Лучше умереть!

— Это всего лишь минет. Две минуты позора, но наши судьбы не будут сломаны. Лучше обслужить их один раз, чем каждый день грязных заключённых. — тихо говорит она, почти шепчет, стискивая кулаки. Подругу трясёт, но вид у нее решительный. — Я могу сделать все сама?

— Нет. — отрезает резко Незнакомец и тогда Лиза поворачивается ко мне и шепчет тихо, так чтобы ее слышала только я.

— Вик, пять минут отвратительного состояния и мы выйдем отсюда. Они ничего не сделают нам, парням. Это не секс. — она говорит сбивчиво, очень нервничает. В ее словах может и есть логика, но у меня срабатывает рвотный рефлекс даже от одной мысли об этом процессе.

— Это оральный секс. — шепчу я в ответ. — Они могут солгать тебе и ты просто останешься шлюхой! А еще отымеют во все дыхательно-пихательные, ты дура?

— Он не похож на того, кто бросается просто словами!

— Да ладно? А, по-моему, он похож на маньяка.

— Вика, ты думаешь, я не понимаю, из-за КОГО ты линяла из бара? С кого началось наше приключение? Я не дура!

Лиза бьет по моему чувству вины. Подруга слишком давно и хорошо меня знает, в ее глазах нет обвинения, она только ждёт, когда я приму ее сторону. Чувство вины прогибает мою волю.

Но Араб так и не говорит ни слова, не даёт обещания.

Негр открывает камеру, заходит внутрь и мне становится плохо. Делаю несколько шагов назад, упираюсь в стену, жмурюсь, отказываясь смотреть на это. Он огромен, заполняет собой камеру, его темное лицо озаряет плотоядная улыбка, он так смотрит на подругу, что мне становится тошно.

Лиза не плачет, но ее лицо становится белее мела, она смотрит на него, как мышка на кота в ожидании приговора.

— Давай лучше я. — выдавливаю я, облизывая губу и закрывая собой Лизу. Если Незнакомец задумал поиметь меня, то я не доставлю ему такого удовольствия. Лучше с негром, чем с этим наглым чудовищем. Становлюсь на колени перед ним, бросая на араба гневный взгляд.

Чувствую, как он напрягается, глаза темнеют, становятся почти чёрные. Одним взглядом освеживает меня, словно кожу сдирает заживо. Столько злости и похоти одновременно. Чувствую, как он искрит.

— Не устраивай цирк, дикарка. — Араб преодолевает расстояние и поднимает меня с колен. — Тебя я оставил себе.

Слышу только возню: брякание ремня, звук расстёгивающейся ширинки и омерзительное чавканье. Заставляю открыть глаза, чтобы поддержать подругу. Она стоит на коленях, в ее нежный рот вколачивается здоровенный, чёрных хрен. По ее бледному лицу текут слезы. Она часто моргает и держит его ноги, непроизвольно стараясь отстраниться, пока он трахает рот, придерживая затылок. По ее подбородку стекает слюна с примесью белой смазки.

Ноги отказывают и я пытаюсь сесть на пол, Я переставляю ноги, будто моё тело чужое. Мы заходим в более чистую комнату, полицейскую конуру, и отдергиваю руку, пятясь назад. Нас развели по разным комнатам.

— Лиза… — переживаю за мою самоотверженную подругу больше, чем за себя. Хочу рвануть обратно, но Незнакомец хватает меня и не даёт двинуться. — Вы обещали только минет… а теперь…

— Выдохни, я не буду трясти членом в заплесневелой комнате. — обрывает он, запуская руку в мои волосы. Уже узнаю его запах. — Подруга твоя просто обслужит ртом моего друга и на этом все. Я держу своё слово.

Притихаю, ненавижу этого проклятого дикаря, но верю ему. Лиза права, он похож на извращенца и мудака, но не на лжеца.

Парень задирает мой топ, рассматривая мою грудь. Под его взглядом соски превращаются в торчащие горошинки. Одёргиваю топ, произнося, стараясь сохранить достоинство:

— Мы договаривались на минет, а не на стриптиз!

Он хищно улыбается.

— Настоящая дикарка. — довольно протягивает он и давит мне на плечи, я не хотя опускаюсь на колени. Рада, что он хотя бы сюда привёл меня: тут чище и нет посторонних глаз. Лизе повезло меньше, по моей вине. — Ты делала когда-нибудь минет?

Он гладит мои щеки, пощипывает их. Отрицательно качаю головой и он кажется удовлетворяется моим ответом, просовывает палец в рот, мнёт мои губы.

— Пососи его. — я не хотя обхватываю палец, потираю его языком. Чувствую вкус остатков никотина, жмурюсь, чтобы не думать о происходящем. В ответ он лишь поощрительно гладит мою макушку. — Смотри мне в глаза… Открой рот, высунь язык…

Трудно поддерживать зрительный контакт, сидя на коленях, приходилось задирать голову, да еще и с широко раскрытым ртом и высунутым языком, как у собачки.

Он держит пальцами мой язык, пока другой рукой расстёгивает шорты и выуживает из трусов свой член. Вблизи он пугает меня, если бы Незнакомец не держал меня, сбежала бы несмотря ни на что. Он обрезан, такой мощный и длинный, покрытый синими венками. Я не обхвачу его рукой, как он поместится в мой рот?

Он кладёт головку мне на язык и скользит вверх-вниз. Чувствую его солёный вкус, не похожий ни на что, пропитывающий меня. Я ожидала, что меня стошнит сразу же, но пока кроме унижения не испытываю ничего. Безразличие.

Зелёные глаза заволакивает дымка, на лице появляется оскал.

Он хватает волосы на затылке и насаживает моей рот на свой член, проталкивая его все глубже. Мой нос утыкается в жесткую поросль волос, которые пахнут этим незнакомым мужчиной. От напряжения и чувства собственной никчёмности из глаз брызгают слезы. Меня охватывает паника, потому что не получается дышать, толстая головка достаёт до самого горла. У меня пульсирует горло, распухает, челюсть сводит судорогой.

— Дыши. — командует он, доставая член и хлопая им по моим губам и лбу. Я судорожно, как рыба, ловлю воздух; по подбородку и шее стекает липкая слюна и его смазка. Он продолжает гладить мою макушку. — Умничка…

Дав мне отдышаться, он вновь начинает вколачивать свой здоровенный болт мне в рот, придерживая подбородок. Мне кажется, что меня насаживают на пику, пронзают насквозь. Как бы выжить… Мужчина трахает меня долго, растягивает удовольствие, то наращивает темп, то замедляется. Чувствую языком, как пульсируют вены его мощного обрезанного агрегата.

Вот он мой первый секс…

— Глотай. — хриплый голос командует и я повинуюсь, пытаясь не захлебнуться от бьющего мне в рот фонтана соленой спермы. Стараюсь абстрагироваться, не думать, что сейчас глотаю, стоя на коленях в тюрьме перед этим отвратительным человеком.

Не думать… не думать… не думать… Как сказала Лиза, это просто минет, немного позора и мы будем свободны.

Губы подрагивают, не знала, что челюсть так может болеть, я даже свести не могу ее. От падения меня удерживает только властная рука на затылке. Незнакомец прячет болт в трусы, после чего садится на деревянную лавку, а меня усаживает к себе на колени. Пытаюсь оттолкнуть его от себя, встать, но не хватает сил. Сквозь пелену слез трудно различить даже его выражение лица.

Он просто закуривает, поглаживая оголенный участок моей спины, и выпуская кольцо дыма. Он приобретает вид насытившегося кота, изучает просто меня: рассматривает волосы, лицо. Внутри меня же стало так пусто, хочется рыдать в голос, становится даже безразлично, что он трогает меня. До сих пор чувствую вкус его спермы во рту. Терпкий, солёный, не похожий ни на что. Вкус этого хмурого брюнета.

— Можно мне? — протягиваю дрожащую руку и беру сигарету, не дожидаясь его разрешения, закуриваю и сразу закашливаюсь. Так терпко.

— В следующий раз я сломаю тебе пальцы, которые держали сигарету. — мужчина отбирает у меня сигарету и хрипло смеётся. Даже терпкая сигарета не перебивает его семя.

— Я выполнила свою часть сделки… Отпусти меня!

Некомфортно сидеть на нем, чувствовать вздыбленную плоть под моей попой, упирающуюся в меня.

— Тебя уже трахал твой суккулент? — спрашивает он, игнорируя мой вопрос. Мужчина намного меня крупнее, удерживает одной рукой и я не могу и пошевелиться.

— Это не твоё дело. — выплёвываю ему в лицо. Ко мне возвращаются силы и самообладание, пытаюсь встать, отпихиваю его, но он удерживает меня железной хваткой. Без шансов.

— Предлагаю тебе стать моей любовницей. — совершенно спокойно говорит он, и я от услышанного почти сползаю на пол. Такого мне никто еще никогда не предлагал, ко мне, конечно, подкатывали парни, но чтобы открыто, глядя в лицо, предлагать такое. Этот Араб привык получать все, что хочет. — Мне понравилось, как ты танцевала. Очень гибкая, страстная. Уверен, что в постели — ты очень горячая, да и рот твой идеально принимает мой член.

— Лучше сдохну, чем повторю еще раз. — замахиваюсь, чтобы ударить его, но замираю с поднятой рукой. Если я его ударю, могут быть негативные последствия, может быть он специально меня провоцирует. Потом не простит меня и останусь тут. — Будьте мужчиной, держите слово.

Я опускаю руку, прикусывая внутреннюю сторону щеки. От него конечно же не укрылся мой порыв. Он тушит сигарету и проводит пальцем по моей щеке, чем завораживает меня.

— Повторишь, и не раз. — уверенно заявляет он.

Мы с Лизой сидим вдвоём в своём номере на кровати, смотрим в разные стороны. Каждая из нас невольно внутри себя старается справиться с унижением и пустотой внутри нас. Хочется раскрыться, поговорить с подругой, рассказать ей о переживаниях.

Вот только, что сказать? Что мне было ужасно неловко и унизительно, когда его дубина вколачивалась мне в горло? Что на вкус его сперма впринципе ничего, я ожидала, что будет отвратительнее?

На улице уже светает, первые лучи солнца освещают улицу, кидая красные блики по небу. Но сейчас эта красота не трогает меня. Внутри будто не осталось радости, не могу заставить себя даже пошевелиться.

— Этого не было. Мы забудем все и не будем вспоминать. — наконец говорит Лиза, касаясь моей руки. Она оказывается сильнее, чем я. — Парням не нужно об этом знать, они не поймут этой жертвы… Мы испортим весь отпуск, которого так давно ждали.

Ничего не отвечаю, я подумала об этом выходя еще из участка. Парни шутили, фотографировали разбитые лица и выкладывали в Инстаграмм, рассказывая невероятную историю с Мадагаскара. Было немного даже противно смотреть на этот театр, им казалось, что они поучаствовали в заварушке, а на самом деле им напихали будь здоров. Они даже не подозревали, что мы заплатили за наше освобождение. Мы с Лизой отработали по полной, как сказал бы Аль-Мактум.

Я запомнила его имя. На всю свою жизнь. Он пометил меня и теперь будет сложно избавиться от воспоминаний о нем.

— Хорошо. — говорю еле слышно, отгоняя воспоминания, которые не отпускали меня. Перед глазами так и стоял толстый член с массивными яйцами, скользящий по моему языку.

И глаза сжирающие меня. Судорожно сглатываю, проталкивая вкус этого мужчины, не покидающий меня.

— Только ты расскажешь мне, что произошло. — требует подруга, сдирая с себя одежду и забрасывая ее сразу в мусорку. Могу ее понять.

— Сама не знаю. — отвечаю я, закрывая лицо руками, осознавая, что испугалась до чертиков. — Я танцевала и отошла отдышаться. Там была смотровая площадка, решила там осмотреться… никого не трогала. Он подошёл ко мне и прижал к стеклу. Лиза, он поцеловал меня будто мы знакомы, словно любовники.

Подруга снова присела на край кровати, заглядывая мне в глаза, говоря тем самым, что она со мной.

— А ты что?

— Я убежала от него сразу к Вам, попросила быстрее уехать. Понимаешь, в нем есть что-то ужасающее. Смотришь на него и кишки внутри скручиваются. Дальше ты и сама знаешь…

— Он изнасиловал тебя? — спрашивает робко она, сжимая мою руку. Я отрицательно качаю головой, облизывая губы, которые распухли. Челюсть так и сводит. — Тебя так долго не было и он увёл тебя в отдельную комнату, я подумала…

— Нет. — обрываю я, отдергивая руку и отходя, трудно было усидеть на одном месте. — Просто он… делал все долго.

Мы больше ничего не обсуждали, не поднимали эту тему. Встав под холодные струи душа, я смывала с себя его властные касания, стараясь забыть их. Пришлось почистить зубы раз пять, пока белая пена не стала красной, но даже тогда мне не удалось избавиться от его вкуса.

Незнакомец въелся в мою кожу и преследовал во снах. Из страха и непонятных побуждений я умолчала о предложении этого страшного человека. Не хотелось больше вспоминать о нем. Вычеркнуть. Забыть. Не думать.

К счастью после этих событий Глеб стал теплее и более раскрепощённый. Ему казалось, что заступившись за меня на набережной он мог теперь себя вести более дерзко.

— Дикая кошечка. — прошептала он мне на ухо, притягивая к себе и целуя. Так пылко и нежно, зажимая ладонями мое лицо. Глеб так сладко пах, очень соблазнительно. Вот только…

Ничего… Я ничего больше не чувствовала, когда он прикасался ко мне. Где-то на подсознании я обвиняла его, что он позволил сотворить такое, оказался слаб и не смог защитить. Смотрела в его красивое лицо и видела юного мальчишку, который слишком медленно все делал. Его нерешительность погубила меня. Если бы он не оставил меня в баре, мужчина не пристал бы ко мне.

Отвечаю на поцелуй Глеба ради интереса и чтобы не вызвать подозрений. Приятно, но не более того. Он не такой напористый и дикий, нежный и внимательный. Целуясь с ним, не чувствую как в моем животе начинают порхать бабочки. Эйфория не охватывает все мое тело, поцелуй не возбуждает меня. Это неправильно, наверное, стоит прекратить все это…

Целуя его так и вижу зеленые глаза перед лицом. Чеширский кот довольно улыбается. Он рад, что его шлюха теперь испорчена.

СТОП. У Глеба карие глаза. Испуганно отстраняюсь от раскрасневшегося друга, делая несколько шагов назад. Сердце бьется, как сумасшедшее. Даже прикладываю руку к груди, чтобы успокоиться.

Это просто стресс. Мне нужно время.

— Я так давно ждал нашего поцелуя. — говорит Глеб, неловко улыбаясь. Светлая прядь, обычно зачесанных назад волос, выбилась и теперь спадала ему на глаза. Он смотрел на меня с такой нежностью. Мой Глеб. Мне же нравилось быть с ним. Даже сейчас смотрю на него и отмечаю, как он красив.

Но целуюсь с ним и вспоминаю, как в мой рот проникал настырный язык другого мужчины. Он не целовал меня — трахал, имел, потом точно также отымел членом. Его яйца шлепали по моему подбородку, который теперь Глеб придерживает во время поцелуя, еле касаясь с такой нежностью.

Меня всю передергивает. Ненавижу себя за то, что не лгу. Проклинаю себя на за содеянное, а что обманываю хорошего парня. Что я делаю?

— Я тоже. — честно говорю я, но упускаю момент, что мое блаженство больше связано со свершением долгожданного, а не самим поцелуем. Возможно, сказывается стресс. — Просто…

— Это твой первый поцелуй? — он снова подходит ко мне вплотную, прижимает к себе. Мы стоим у бассейна совсем одни. Обстановка невероятно романтичная, все располагает к чему-то особенному, но я не решаюсь и двинуться. Не могу сказать, что нет, не первый. Но как бы мне хотелось, чтобы это было не так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Лиза с Игнатом пошли в бар, заказать коктейли, но их подозрительно долго нет. Подруга перенесла наше приключение намного легче, чем я. Оно никак не сказалось на ее отношениях с Игнатом, она оставалась все такой же веселой и ласковой. Лиза постоянно мечтательно улыбалась, я же растеряла все своё очарование и шаловство.

То, как часто она стала пропадать из номера, говорило мне, что их отношения наоборот пошли на сближение. Но она ничего не рассказывала мне, а я и не спрашивала. Мы не отдалились, нет, просто каждая из нас переживала произошедшее по своему.

Я же, как дикий зверёныш, шарахалась от Глеба. Старалась избегать его прикосновений, находила поводы увильнуть от его компании. Чем больше я от него шарахалась, тем сильнее его ко мне тянуло. И это раздражало. Я так долго ждала от него напористых действий! И тут, когда мне понадобилось побыть наедине со своими мыслями, он стал просто великим соблазнителем?

К моему счастью эту романтическую паузу заполняет пьяное хихикание и заставляет нас смущенно разойтись. Мы садимся рядышком, прижимаясь к друг другу, глядя на пьяных друзей, временно не возвращаясь к этой теме.

— Вика, ты меня напрягаешь. — Игнат со своей регулярной рубрикой «Достать Вику» меня подбешивает. Ему постоянно хочется задеть меня. Все развивается по уже отработанной схеме. На меня давит происходящее и поэтому не отдавая отчёт последствиям, я медленно чеканю:

— О'кей, Игнат, давай сразу прогоним сценарий. Ты докапываешься до меня и я в ответ говорю тебе что-нибудь колкое. Потом ты делаешь выпад и Лиза начинает наглаживать твои яйца, чтобы ты успокоился. О'кей? Давай сразу перейдём к тому месту, когда ты отвалишь от меня!

К концу моей тирады голос срывается. Я просто вскакиваю и пулей лечу в номер.

Лиза догоняет меня только у двери, заходит в номер вместе со мной. Гладит плечи и спину.

— Викки… — шепчет она. — Тебе нужно принять душ и лечь спать. Завтра мы поедем на водопады и ты наберешься положительных эмоций…

— Как у тебя получается? — перебиваю ее, забираясь на кровать. Лиза опускает глаза и ничего не говорит, выглядит она виновато. — Ну и как, Игнат? Хорош?

Она дергает плечами.

— Он мне снится. — признаюсь я ей. Говорю это вслух. Мне становится легче, когда я начинаю говорить. — Каждую долбанную ночь он мне снится. Разные места, разные обстоятельства, но все заканчивается одинаково. Он находит меня и насилует. Я просыпаюсь с болью в челюсти словно все было реально. Потом все утро пытаюсь понять, почему он преследует меня, почему не отпустит?

— Ты испугалась. Тебя поразило такое отношение к себе. Попробуй сблизиться с Глебом. Время лечит, любовь лечит! Не зря же говорят, что клин клином вышибает!

— Может быть. — бросаю я, машинально листая ленту Инстаграмма не видя фотографий. Двойное нажатие пальцем по экрану уже проходит машинально, я даже не смотрю на экран. Раньше мне нравилось читать новости, а теперь все такое пресное и серое. У меня как будто пропали вкусовые рецепты, словно его сперма выжгла все во рту.

Мое внимание привлекает новость об ограничении авиасообщения России с несколькими странами из-за сложившейся ситуации в мире. Люди пребывающие из всех стран обязаны пройти двухнедельный карантин. Какая ересь. Уже не знают, что придумать, лишь бы повысить спрос на свои курорты, не способные конкурировать с зарубежными.

Не предаю значения этой новости. Откладываю телефон, быстро забывая о ней и уходя в душ, продолжая с ненавистью мылить мое тело.

Пусть он будет проклят!

Он приоткрывает дверь номера, жестом показывая, чтобы я вошла. На его руке красуется массивный перстень с гербом, он придаёт только власти его жесту.

Из-за двери я слышу громкие, протяжные стоны. Мне кажется, что кто-то поставил видео с порно, звуки кажутся неправдоподобными и наигранными. Качаю головой, хочу уйти, но он зажимает мне рот рукой, приподнимает и бесшумно вносит меня в номер.

Мы прячемся в коридоре, звуки становятся громче. Сначала я пинаю его, хочу вырваться, но от увиденного меня парализует. Теряю дар речи, обмякаю в руках Эмира, ему больше даже не нужно зажимать мне рот, слова застряли в горле.

В огромном номере Люкса моя подруга, абсолютно голая, лежит на краю кровати в позе эмбриона, раздвигая ягодицы в красных полосках руками перед здоровенным негром, вколачивающим в нее дубину. Сам он не потрудился раздеться, лениво приспустил штаны, чтобы спустить в нее. Ее волосы влажные от пота скрывают лицо. Спина покрыта белыми пятнами, которые невозможно спутать ни с чем. Она не сопротивляется и стонет так, что у меня уши закладывает.

Испытываю парализующий шок.

Узнаю его, когда он оборачивается лицом к нам. Тот самый полицейский из участка. По коже пробегается озноб, я бы упала, если бы не удерживали стальные руки Эмира навесу.

Негр пошло ухмыляется, вытаскивает из нее член, шлепает им по ее ягодице. Не представляю как этот отросток можно принять в себя, он же разорвёт ее этим прибором. Там так узко…

— Who is your Daddy? — говоря это он смотрит прямо мне в глаза. Не хочу смотреть, нужно спасти ее от этого чудовища. Непроизвольно подаюсь назад и вжимаюсь в каменную грудь Эмира, чувствую спиной рельеф пресса.

— You. — по голосу подруги понимаю, как она заведена, взбудоражена. Не похоже, чтобы ее насиловали. Теперь мне просто хочется убежать. Это ее личное дело.

Все это время я думала, что она с Игнатом, а она спит с этой скалой.

Негр погружает в нее пальцы и начинает растирать смазку. С ужасом понимаю, что он собирается заняться с ней анальным сексом. Умоляюще смотрю на Эмира, это последнее что я хочу видеть. Он поддаётся и выносит меня из номера, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Меня знобит, как при температуре.

Она ничего не сказала мне, продолжила связь с извращенцем. Может он угрожает ей? По ее стонам не было похоже…

— Зачем?

— Скажи мне, кто твой друг и я скажу тебе, кто ты. Хватит набивать себе цену. — мужчина продолжает меня удерживать, несильно, но так, чтобы я не могла вырваться. Я лишь рвано дышу. Трудно прийти в себя после увиденного. Хотела бы вырвать себе глаза, чтобы не прокручивать эти постельные сцены.

— Я не набиваю себе цену, честно. — прижимаюсь спиной к холодной стене. — Секс меня не интересует. Духовная близость на первом месте, я верю в любовь, понимание? Лиза, возможно, влюбилась в Вашего друга, он был у нее первый… у женщин иногда так бывает…

— Ты дура.

— Нет.

— это был не вопрос. — хмыкает он и направляется к лифту, продолжая меня тащить за собой. — Розовые слюни телки, которую никогда нормально не драл мужик. Твоего суккулента самого нужно натягивать, Вы по очереди друг дружку имеете? Сначала он тебя, потом ты его страпоном?

Я благоразумно молчу. Ничего не говорю. Боюсь, если скажу, что Глеб не мой парень, станет только хуже. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы прийти в себя.

— Все равно, это было низко! Секс — интимная вещь, не для глаз посторонних.

Эмир ничего не отвечает, он умеет игнорировать.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю, пытаясь одернуть руку, получить хотя бы зернышко информации.

— В номер. Ты переоденешься, оденешь что-нибудь из той лабуды которую носишь постоянно. Сексуально и не вызывающе. А потом будешь танцевать для меня…

— Что?!

Он насиловал меня. Ломал. Теперь хотел, чтобы я унизительно танцевала для него. Ему доставляло удовольствие манипулировать людьми. А еще он считает, что может выбирать за меня, что мне надевать.

— Можешь выпить для храбрости. — он пододвигает свой стакан с виски мне, закуривая и разваливаясь на мягком диване. Рядом с ним сидят все те же парни, рядом с некоторыми из них девушки, резко контрастирующие со мной.

Они в очень дорогих платьях, в босоножках на каблуках. Просто ночные феи. Догадываюсь, что это не их девушки, так — развлечения на одну ночь. Потому что мужчины их откровенно лапают, обходятся неуважительно. Но девушки все равно очень ухоженные, красивые, ноги от ушей. На их фоне я мелкая пигалица с ободранными коленками.

Не хотела сюда ехать, отказывалась напрочь, но после фразы «Иначе выебу», пришлось послушно переодеться и поехать с ним. Что он от меня хотел — было не понятно до сих пор. Очень сложно противостоять человеку, который заводит львёнка вместо котёнка.

— Спасибо, не буду.

— Тогда иди танцуй.

— Хочешь, иди сам танцуй!

— Доставь удовольствие, папочке. Когда ты крутишь жопой. — у меня яйца становятся тяжелее свинца. — он говорит громко, не стесняясь остальных. И я затравленно зыркаю на остальных мужчин, надеясь, что только он говорит по-русски.

— Если у тебя проблемы с яйцами, обратись к врачу. — привыкая к этому человеку, сама не замечаю, что начинаю ходить по тонкому льду, огрызаясь. Но долгая нервозность сменяется пофигизмом. От судьбы не уйдёшь.

Эмиру что-то говорит парень и они все мерзко смеются. То, как все взгляды обращены на меня понимаю — предмет шутки, я. Стискиваю зубы, встаю против воли и залпом выпиваю виски. Горячий напиток обжигает и сразу же туманит мозг, который так и ждал, чтобы ему дали сигнал — отбой! Все притупляется, делая меня более расслабленной.

Хочешь, чтобы яйца налились свинцом? Сейчас они у тебя распухнут!

Мужчина недовольно следит за моими движениями. Он не думал, что я все таки выпью.

Я быстро забегаю в гущу толпы. Хочет танцев? Получит.

Я умею двигаться. Мастер спорта по спортивной гимнастике, пластике мне не занимать. Я специально втискиваюсь в толпу парней, кружу и заигрываю. Так по-блядски, я себя еще никогда не вела, нагло терлась попой, поглаживая грудь, даже пощипывала соски. Вспомнила все уроки тверка, которые успела посетить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пусть спустит себе в штаны. Арабский пони.

Во мне просыпается такая жажда жгучего желания хоть как-нибудь насолить этому Эмиру, который считает, что земля вертится вокруг него. Алкоголь туманит. Я не различаю лиц. Прихожу в себя только когда властные руки замедляют мои бёдра и прижимают к внушительному стояку.

Болезненный спазм пробегает по всему телу, чувствую выброс смазки. Возбуждаюсь от этого трения о мои ягодицы и ложбинку. Оборачиваюсь. Лицо мужчины мрачно и искажено, он выведен из себя, на каком-то пределе. Перестаю двигаться, потому что мне больно, пальцы продавливают кожу. А еще боюсь тереться о него, меня пугают пробегающие искры между нашими телами.

— Маленькая шлюшка. — говорит он, закидывая меня к себе на плечо и вынося из кольца, которое образовали его люди. Я вешу вниз головой, сил сопротивляться совсем нет.

— Эй, отпусти меня! — ради приличия шикаю я и шлепаю его по попе. Изначально я просто хотела его ударить, но получился сексуальный шлепок. Даже нервно хихикаю от этого. — Отпусти!

Он заносит меня на ароматную кухню, где повара готовят закуски и изысканные блюда. Мне не удаётся рассмотреть их удивленные лица, когда Эмир входит со мной.

— Прочь! Пошли вон! — рык заставляет всех покинуть кухню за считанные минуты. Он ставит меня на ноги, сбрасывая на пол белоснежные тарелки, заполненные едой. Посуда с грохотом разбивается на мелкие осколки под нашими ногами.

Мужчина тяжело дышит, расстёгивая ремень своих брюк. Я ошалело ломлюсь к двери, но он перехватывает меня и усаживает на металлический стол для готовки. Понимаю, что желание насолить ему снова сыграло против меня, лишь раздразнило дикого зверя. Или я этого хотела?

Он кусает мои губы до крови, проталкивая язык. С моих губ срывается стон наслаждения. Трудно оспорить тот факт, что Эмир целуется не просто великолепно, потрясающе. От его поцелуев в животе порхают не бабочки, а косяк птиц совершают перелёт. Я мокну от него. Почти сама жмусь и не протестую, когда он вкладывает мне в руку свой член и направляет ее в движении.

Теперь я ласкаю его член рукой.

Меня отрезвляют вспыхивающие в моей памяти образы. Как жестко имеет тот полицейский мою подругу. Это напоминает мне, что для мужчины, несмотря на бурный поцелуй, я не дороже шлюхи. Он сам так говорит. Я для него «разнообразие».

Заставляю себя резко отстраниться и выпалить:

— Сейчас блевану! — застаю врасплох мужчину, соскакиваю со стола и чтобы у него совсем пропало желание трахаться, засовываю два пальца в рот. Рвотный рефлекс не подводит меня и содержимое желудка выливается в кастрюлю.

Почти падаю на колени, изливаясь.

— Fuck — Эмир почему-то ударяет кулаком, слышу звон металла. Закрываю глаза с облегчением. У меня есть небольшая временная отсрочка. — Выпей воды.

Он наклоняется ко мне и протягивает только что открытую им бутылку воды. Я принимаю ее и делаю глоток прохладной жидкости, которой не удается заглушить пожар внутри меня. Внутри все полыхает от еще не сошедшего возбуждения и адреналина.

— Обычно я не пью… — почему-то стараюсь оправдаться я.

Эмир забирает у меня ведро и отбрасывает его в сторону. Его глаза полны разных эмоций, но доброты или сочувствия в них нет, прожигает меня зелёными глазами, впиваясь пальцами в подбородок.

— Я начинаю уставать от твоих выкрутасов.

— Ты сам напоил меня, заставил танцевать, а потом перевернул вверх ногами. — невинно хлопаю глазами, делая страдальческое выражение лица.

— Я сказал тебе выпить и станцевать, а не напиться и обтереться об мужиков. Что ж, то что с ними будет — на твоей совести. Пошли.

Не очень понимаю его фразу о моей совести, все мои мысли вокруг маленькой победы, мне удалось увернуться от него. Так скоро и я ему надоем и он оставит меня в покое.

Мы выходим из кухни. Весь персонал стоит у входа, уважительно опустив головы и не смея смотреть на нас. Эмир проходит, не говоря ни слова, я иду следом.

— Я могу ехать в гостиницу? — спрашиваю я. — Посмотри сколько тут красивых девушек, я бы вдула вон той! Сиськи зачетные, большие, и верняк, натуральные. Сними с кем-нибудь из них напряжения, а со мной одни беды…выкрутасы… и сосать я не умею!

Он лишь смеётся.

У выхода замечаю парня с окровавленным лицом, при виде нас он шарахается и вжимается в стену. Кто-то только что хорошенько поработал над ним.

— Один из тех кто подставлял свой хер к тебе, пока ты трясла своими булками. — спокойно говорит он.

— Но я… сама…

— А мне без разницы. — отрезает он. — Я не поднимаю руку на женщин, а на него могу. Своё наказание ты получишь потом. Дикарка.

— Зачем я тебе? — в ужасе спрашиваю еще раз, останавливаясь на песке на берегу океана. Шум волн не успокаивает меня, напоминает лишь о его разнузданных прикосновениях в день нашей первой встречи.

— Я коллекционирую женщин. Скажем так, таких, как ты — у меня еще не было. Трахну пару раз, спущу в тебя и катись на все стороны. Я буду щедр, хорошо заплачу, нежным быть не обещаю. — магия поцелуя меркнет. Это обман все. Животная страсть. Мое тело реагирует на самца, поддаётся физиологическому желанию.

Я открываю рот, чтобы выдать колкость, сказать что-нибудь неприятное и постараться задеть самолюбие этого неандертальца. Но ко мне возвращается рассудок. Все мои слова только спровоцируют его сильнее. Закрываю рот и обхватываю свои плечи. Кожа покрывается мурашками от холода, ветер у побережья совсем холодный.

В этот вечер он оставляет меня. Блюющие девушки его не возбуждают. Выдерживаю парочку колкостей от его Величества и свободна.

Ночью практически не сплю, слушаю ровное дыхание подруги, которая спала, когда я вернулась. Тихо посапывала во сне. Клянусь, она даже сладко улыбалась. От этого меня только скручивало. Я отказывалась верить своим глазам в происходящее. Неужели Лиза спала с ним добровольно, получая от этого удовольствие?

Хотя я сама целовалась пару часов с неандертальцем.

Еще меня не покидал страх, что в любой момент вернется Эмир. Меня озарила идея, которую я тут же решила опробовать. Забила в телефоне Лизы в поисковике ключевые слова. Своего телефона у меня теперь не было.

Гугл любезно нашёл мне его. Зеленые глаза также требовательно смотрели на меня с экрана телефона, как и в жизни. Такое чувство, что использовали технику 3D, было слишком правдоподобно.

Пусть спустит себе в штаны. Арабский пони.

Во мне просыпается такая жажда жгучего желания хоть как-нибудь насолить этому Эмиру, который считает, что земля вертится вокруг него. Алкоголь туманит. Я не различаю лиц. Прихожу в себя только когда властные руки замедляют мои бёдра и прижимают к внушительному стояку.

Болезненный спазм пробегает по всему телу, чувствую выброс смазки. Возбуждаюсь от этого трения о мои ягодицы и ложбинку. Оборачиваюсь. Лицо мужчины мрачно и искажено, он выведен из себя, на каком-то пределе. Перестаю двигаться, потому что мне больно, пальцы продавливают кожу. А еще боюсь тереться о него, меня пугают пробегающие искры между нашими телами.

— Маленькая шлюшка. — говорит он, закидывая меня к себе на плечо и вынося из кольца, которое образовали его люди. Я вешу вниз головой, сил сопротивляться совсем нет.

— Эй, отпусти меня! — ради приличия шикаю я и шлепаю его по попе. Изначально я просто хотела его ударить, но получился сексуальный шлепок. Даже нервно хихикаю от этого. — Отпусти!

Он заносит меня на ароматную кухню, где повара готовят закуски и изысканные блюда. Мне не удаётся рассмотреть их удивленные лица, когда Эмир входит со мной.

— Прочь! Пошли вон! — рык заставляет всех покинуть кухню за считанные минуты. Он ставит меня на ноги, сбрасывая на пол белоснежные тарелки, заполненные едой. Посуда с грохотом разбивается на мелкие осколки под нашими ногами.

Мужчина тяжело дышит, расстёгивая ремень своих брюк. Я ошалело ломлюсь к двери, но он перехватывает меня и усаживает на металлический стол для готовки. Понимаю, что желание насолить ему снова сыграло против меня, лишь раздразнило дикого зверя. Или я этого хотела?

Он кусает мои губы до крови, проталкивая язык. С моих губ срывается стон наслаждения. Трудно оспорить тот факт, что Эмир целуется не просто великолепно, потрясающе. От его поцелуев в животе порхают не бабочки, а косяк птиц совершают перелёт. Я мокну от него. Почти сама жмусь и не протестую, когда он вкладывает мне в руку свой член и направляет ее в движении.

Теперь я ласкаю его член рукой.

Меня отрезвляют вспыхивающие в моей памяти образы. Как жестко имеет тот полицейский мою подругу. Это напоминает мне, что для мужчины, несмотря на бурный поцелуй, я не дороже шлюхи. Он сам так говорит. Я для него «разнообразие».

Заставляю себя резко отстраниться и выпалить:

— Сейчас блевану! — застаю врасплох мужчину, соскакиваю со стола и чтобы у него совсем пропало желание трахаться, засовываю два пальца в рот. Рвотный рефлекс не подводит меня и содержимое желудка выливается в кастрюлю.

Почти падаю на колени, изливаясь.

— Fuck — Эмир почему-то ударяет кулаком, слышу звон металла. Закрываю глаза с облегчением. У меня есть небольшая временная отсрочка. — Выпей воды.

Он наклоняется ко мне и протягивает только что открытую им бутылку воды. Я принимаю ее и делаю глоток прохладной жидкости, которой не удается заглушить пожар внутри меня. Внутри все полыхает от еще не сошедшего возбуждения и адреналина.

— Обычно я не пью… — почему-то стараюсь оправдаться я.

Эмир забирает у меня ведро и отбрасывает его в сторону. Его глаза полны разных эмоций, но доброты или сочувствия в них нет, прожигает меня зелёными глазами, впиваясь пальцами в подбородок.

— Я начинаю уставать от твоих выкрутасов.

— Ты сам напоил меня, заставил танцевать, а потом перевернул вверх ногами. — невинно хлопаю глазами, делая страдальческое выражение лица.

— Я сказал тебе выпить и станцевать, а не напиться и обтереться об мужиков. Что ж, то что с ними будет — на твоей совести. Пошли.

Не очень понимаю его фразу о моей совести, все мои мысли вокруг маленькой победы, мне удалось увернуться от него. Так скоро и я ему надоем и он оставит меня в покое.

Мы выходим из кухни. Весь персонал стоит у входа, уважительно опустив головы и не смея смотреть на нас. Эмир проходит, не говоря ни слова, я иду следом.

— Я могу ехать в гостиницу? — спрашиваю я. — Посмотри сколько тут красивых девушек, я бы вдула вон той! Сиськи зачетные, большие, и верняк, натуральные. Сними с кем-нибудь из них напряжения, а со мной одни беды…выкрутасы… и сосать я не умею!

Он лишь смеётся.

У выхода замечаю парня с окровавленным лицом, при виде нас он шарахается и вжимается в стену. Кто-то только что хорошенько поработал над ним.

— Один из тех кто подставлял свой хер к тебе, пока ты трясла своими булками. — спокойно говорит он.

— Но я… сама…

— А мне без разницы. — отрезает он. — Я не поднимаю руку на женщин, а на него могу. Своё наказание ты получишь потом. Дикарка.

— Зачем я тебе? — в ужасе спрашиваю еще раз, останавливаясь на песке на берегу океана. Шум волн не успокаивает меня, напоминает лишь о его разнузданных прикосновениях в день нашей первой встречи.

— Я коллекционирую женщин. Скажем так, таких, как ты — у меня еще не было. Трахну пару раз, спущу в тебя и катись на все стороны. Я буду щедр, хорошо заплачу, нежным быть не обещаю. — магия поцелуя меркнет. Это обман все. Животная страсть. Мое тело реагирует на самца, поддаётся физиологическому желанию.

Я открываю рот, чтобы выдать колкость, сказать что-нибудь неприятное и постараться задеть самолюбие этого неандертальца. Но ко мне возвращается рассудок. Все мои слова только спровоцируют его сильнее. Закрываю рот и обхватываю свои плечи. Кожа покрывается мурашками от холода, ветер у побережья совсем холодный.

В этот вечер он оставляет меня. Блюющие девушки его не возбуждают. Выдерживаю парочку колкостей от его Величества и свободна.

Ночью практически не сплю, слушаю ровное дыхание подруги, которая спала, когда я вернулась. Тихо посапывала во сне. Клянусь, она даже сладко улыбалась. От этого меня только скручивало. Я отказывалась верить своим глазам в происходящее. Неужели Лиза спала с ним добровольно, получая от этого удовольствие?

Хотя я сама целовалась пару часов с неандертальцем.

Еще меня не покидал страх, что в любой момент вернется Эмир. Меня озарила идея, которую я тут же решила опробовать. Забила в телефоне Лизы в поисковике ключевые слова. Своего телефона у меня теперь не было.

Гугл любезно нашёл мне его. Зеленые глаза также требовательно смотрели на меня с экрана телефона, как и в жизни. Такое чувство, что использовали технику 3D, было слишком правдоподобно.

Ахмед Аль-Мактум.

Боже. Настоящий Эмир, второй наследник по праву, принц. Про него было очень мало в интернете, ничего о его личной жизни, ничего о нем. В общих чертах о его семье, отце и брате.

Ахмед Аль-Мактум был вторым сыном Магомеда Аль-Мактума и младшим братом Амира Аль-Мактума. Его отец правил небольшой арабской страной на Африканском континенте и имел негласную власть над островом Мадагаскар. Государство было поделено на два Эмирата для двух сыновей. После его смерти правителем должен был стать его старший сын Амир, а его военным советником — Ахмед. Их власть и права были разделены мудро, чтобы не обидеть ни одного из сыновей.

В интернете была только одна их совместная фотография. Мужчины были похожи и абсолютно нет одновременно. В их внешности улавливалось родство, одинаковые черты лица и при этом они были такие разные. Зеленые глаза, отличительная черта, Аль-Мактумов были у троих мужчин, но если у отца они были мягкие и мудрые, то у старшего сына они приобретали хитрость, младшего же горели, показывая его дикость и внутреннее пламя.

Трудно будет сбегать на острове от такого человека, как Аль-Мактум. Ему практически принадлежит остров. Есть только одно решение, которое защитит меня от посягательств этого человека, улететь отсюда. Ни одна мечта не стоит того, чтобы тебя отодрали как шлюху.

Аль-Мактум возвращается в мои сны, врывается в них ураганом и не отпускает меня. Так и не удается выспаться. К утру мои глаза опухают, а голова становится как будто в несколько раз больше. Все тело болит, как будто я всю ночь занималась в спортзале.

Я разбита.

— Я хочу поговорить с тобой. — говорю это практически сразу же, когда подруга открывает глаза. Она еще совсем сонная, хлопает глазами. В отличие от меня Лиза выглядит выспавшейся и отдохнувшей.

— Что случилось? — спрашивает она, усаживаясь на кровати по-турецки.

— Твой секс с чёрным арабом. — говорю, стараясь не смотреть ей в глаза. Даже не глядя на нее, чувствую как она стушевалась. Не мне ее осуждать, да я и не собираюсь, просто хочу помочь.

— Как ты узнала?

— Не важно. — выдавливаю тихо я. Вряд ли ей стоит знать, что вчера мы наблюдали за тем, как ее долбили дубиной. — Просто ты занимаешься с ним… сексом… по своей воле?

— Да. — слишком поспешно говорит она. — Понимаешь, Игнат хороший, но я не понимаю почему, меня тянет к Рафу магнитом. Наверное, я обьюзер… Не знаю, Викуль. Но это какая-то сложная физиология, я хочу его против воли. Он командует мной и я… предательски завожусь…

Подруга практически плачет. Не мне её осуждать.

— Ты хочешь это прекратить? — Очень неудобно говорить о таких вещах, но я искренне хочу помочь ей.

В нашу дверь кто-то громко постучал, мы обе встрепенулись и удивленно переглянулись. Лиза не успевает мне ответить.

Я облизала губы судорожно, для парней слишком рано. Они скорее всего еще спят. Интуиция подсказывает мне, что ничего хорошего ждать не стоит. Сердце ухает.

— Открой, пожалуйста. — выдавливаю я.

Подруга накидывает гостиничный халат и спешит к двери. Она открывает дверь, и я слышу по ту сторону уже знакомый и ненавистный голос. Меня пробирает до костей, кто-то внутри противно скребёт мои органы, сдавливая их.

— Доброе утречко.

Всего два слова. Безобидное обращение, а у меня мороз по коже. Истерика накрывает с головой.

Слышу его шаги и вжимаюсь в стенку. Стою в крошечной пижаме, виню себя в том, что не надела пуританскую пижаму, максимально отталкивающую, чтобы глядя на нее было противно на меня смотреть.

Кожа покрывается мурашками еще до того, как он равняется рядом со мной. В плавках и в майке он все равно смотрится как король. Очень красивый. Его нельзя сравнить с Глебом, с мальчишкой.

Такой дикий и волосатый.

Эмир скользит по моей пижаме взглядом, нагло разглядывает меня, задерживается на груди. Под его пристальным взглядом соски предательски напрягаются, принимая вид остро торчащих горошинок.

— Что ты тут делаешь? — отпихиваю его, прикрывая грудь руками и спеша к шкафу, чтобы вытащить халат. Озвучив вопрос, сразу же понимаю, что перегибаю палку. Так не стоит говорить с Эмиром.

В его глазах сразу же появляется хитрый блеск.

— Забираю Вас на пляж. Синоптики обещали жаркий день. — когда он говорит слово «жаркий» я вспыхиваю и становлюсь красная, как рак. Уверена, что он подразумевает не температуру воздуха.

— По-моему ты перепутал гостиницу. Зашёл не в тот номер, мы Вам не эскортницы на жаркий день!

— Да нет, я точно по адресу.

— Послушай, у нас сегодня большие планы, мы собирались съездить в джунгли! Нас вообще ждут парни. Я конечно понимаю, что ты царских кровей и наверное привык к безотказности, но мы граждане другой стороны и исповедуем другую веру. Крепостное право давно отменили в нашей стране! Нельзя вот так взять человека и забрать его против воли!

На мои слова Аль-Мактум просто начинает развязывать шнуровку на плавках, хищно оскаливаясь. Я почему-то, как заворожённая, слежу за его пальцами, облизывая губы, не веря, что он сделает это среди белого дня.

— Что ты дел…а…ешь? — даже заикаюсь, понимая, что он сейчас вот-вот достанет свой член.

Лиза так и стоит в коридоре, парализованная от страха и не решаясь сказать и слова. Что она может предпринять против него?

У нас у обеих перед глазами заплесневелые камеры, где все пропитано мочой и кровью. В его власти упечь нас обратно или сделать еще хуже.

— Пытаюсь заткнуть твой рот.

Он слегка приспускает штаны, показывая здоровый болт, налитый синими венами. Выглядит он угрожающе. Очень толстый, палка вареной колбасы. Гриб переросток. Аль-Мактум проводит рукой по него, разгоняю кровь, а я охаю.

Я пячусь назад, вытягивая руки вперёд, стараясь себя обезопасить от него.

— Выйди. — командует он Лизе, не поворачиваясь в ее сторону. Подруга не двигается с места. Лицо у нее воинственное, она держится за стенку, чтобы не упасть, потому что ноги у нее предательски дрожат. Угораздило же нас с ней так влипнуть.

— У нас с Вами был уговор, что Вы оставите нас в покое и не будете трогать! — говорит она хрипло, еле слышно. — Вы нарушаете своё слово! Оставьте, пожалуйста, Вику, найдите кого-нибудь другого для своих развлечений.

Когда он оборачивается к ней, мне становится страшно. Его лицо искажается, и он напоминает демона с налившимися кровью глазами.

— Еще слово и я порву ей жопу, тебе тоже сладко не придётся. — это обещание он точно сдержит. Ни секунды не сомневаюсь в этом. А еще больше пугаюсь за подругу, что она из-за меня влипнет.

— Иди. — говорю я. — Все будет хорошо!

Лиза не решается двинуться и я выдавливаю из себя улыбку, пытаясь ее успокоить, она все же ретируется в коридор. Мы остаёмся наедине и больше ничего не сдерживает Аль-Мактума, который надвигается на меня, заставляя поежиться.

— Только попробуй и я его откушу! — серьезно говорю я, вызывая в нем приступ смеха; мои слова всегда его забавляют. Этот мужчина не относится ко мне серьезно.

Он вжимает меня в стенку, не оставляет воздуха. Чувствую каждый рельеф его тела. Брюнет смугл и его тело покрывает чёрная поросль. Ахмед Аль-Мактум напоминаем пещерного человека, раньше я никогда не видела таких мужчин. В моем родном городе нет и отдаленно похожих.

Его член упирается мне в живот, отодвигая майку и поглаживая кожу. Кажется, что меня касается раскалённый уголь.

Аль-Мактум задирает майку, обнажая грудь и рассматривая ее при свете дня. Я пытаюсь ее опустить, протестовать и тогда он раздирает ткань, оставляя меня в одних шортах и не давая прикрыть холмики.

— Пожалуйста. — шепчу я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Мне противны твои касания!

— Правда? — я уже привыкла к акценту, практически не замечаю его. Эмир приспускает мои шорты, оголяя складочки.

Я в панике поднимаю ногу, стараясь прикрыться от него, хнычу в страхе, отталкиваю парня.

— Уйди! Уйди! — повторяю раз за разом, но у меня не хватает силы сдвинуть его с места ни на миллиметр. Мужчина напирает на меня как танк.

Он же с силой стискивает мою ягодицу и рывком переворачивает, ставя лицом к стене. Шорты скользят по ногам к полу, оставляя меня совсем голой. Одной рукой он сдерживает мои руки у стены, чтобы я перестала дергаться, а другой начинает потирать свой член о мои ягодицы. Скользит им между упругими половинками. Это так не естественно и пошло. Между моих ног образуется пожар, выжигающий мысли в моей голове.

Боюсь даже пошевелиться.

— Тебе не нравится? — он направляет головку к моим складочкам, а я в страхе трепещу, пытаюсь сжать ноги, не дать ему проникнуть в меня. Но его колени намертво фиксируют мои ноги. Чувствую, как головка плавно скользит вдоль складочек, лаская их, размазывая влагу. Мою смазку.

Боже. Становится стыдно. Я возбудилась и теку для него. Это предательство моего тела.

Приятная судорога пробегает по всему телу. Аль-Мактум ускоряется и продолжает тереться о складки, держа меня на грани, но не проникая внутрь. Он отпускает мои руки, которые теперь просто упираются в стену. Все мои чувства сконцентрированы вокруг его пениса, играющего со мной.

— Не нравится? — повторяет он, нажимает на меня и приставляет головку к входу.

— Нравится. — послушно выдавливаю я, предчувствуя, что если солгу, он войдёт в меня. Слышу как он утробно рычит, мой ответ его удовлетворяет. Горячие пальцы с шероховатостями на кожу дотрагиваются до моего и без того взволнованного клитора. Стоит ему коснуться, как меня пробирает до дрожжи, ломает позвоночник. Я на грани. Дыхание учащается.

— Сколько у тебя было мужчин? — он спрашивает меня в самое ухо, горячее дыхание щекочет кожу и мне стыдно ответить. Просто молчу, закрывая глаза и облизывая губы.

— Отпусти меня. — снова умоляюще выдаю. Он видимо расценивает мой ответ по-своему. — Я поеду на пляж, только не делай этого, прошу!

Он наматывает мои волосы и заставляет облокотиться о его спину, отводя мою ногу в сторону. Если бы я не была гимнасткой, то не смогла бы повторить такое. Его властная рука заставила смотреть ему в глаза. Аль-Мактум имитировал толчки, обтираясь о мою бархатную кожу, складочки трепетали. Он не останавливался и продолжал выписывать рукой круги вокруг клиторы, дразня его.

Мое тело хочет большего, не поверхностного петтинга. Я четко ощущаю ноющую пустоту между ног.

Мое дыхание сбилось. Глядя в его глаза, я растворялась. Вселенная приобрела очертания его зелёных глаз.

— Скоро ты будешь умолять сделать это, маленькая Дикарка. — он смеется, забавляется моим видом, затуманенными глазами. — Перестанешь показывать мне зубки, будешь самой послушной девочкой. Я не твой гуманоид, умею выбить ненужные мысли из головы.

Эмир уверен, что я сплю с Глебом. Мне хотелось сказать ему, что у меня еще никого не было, но что-то мне подсказывало, что узнав, что я девственница — разгорячится еще больше. Захочет сорвать цветочек первым.

Он сдавливает руками клитор и я начинаю содрогаться, жадно ловя воздух руками. Заваливаюсь на него всем телом, теряя почву из-под ног. Мой протяжный стон заполняет комнату, я впиваюсь в него ногтями. В эту минуту я напрочь забываю кто он и все, что было «до», есть только здоровый поршень между моих складочек и зеленые, бездонные глаза.

Глаза Эмира тоже темнеют и он кончает мне на спину и попу, заливая меня своим семенем. Липкая жидкость стекает по мне тонкими струйками. Он словно пометил меня.

— Это не было так сладко, как могло бы быть. — хрипло сказал он. — Я тебя не трахнул, только потому что у меня нет презервативов.

Трудно сосредоточиться, у меня хватает сил только прислониться к его часто вздымающейся груди.

— Собирайся. — командует он, убирая свой все еще стоящий член в штаны.

— Мне нужно в душ…

— Так поедешь, хочу чувствовать свой запах на тебе.

У Эмира оказывается свой пляж: просто километры своего личного пляжа с белоснежным песком. Здесь даже есть бунгало, где можно укрыться от жгучего солнца и пропустить пару коктейлей. На песке расставлены комфортабельные лежаки на которых можно позагорать, у них стоят милые столики.

Слуги носят закуски и алкоголь гостям из огромного дома. Предполагаю, что он принадлежит Эмиру. Не дом, а самый настоящий замок. Завораживающе красивый и величественный.

Аль-Мактум собрал большую компанию. Тут все те же парни, его преданная свита с толпой шлюх. Они все в таких малюсеньких купальниках, что практически все видно. Я вижу их огромные сиськи и «пирожки», еле прикрываемые трусиками.

Все девушки с потрясающими фигурами. Модели, которые сошли с подиума. Они ходят с гордо поднятыми головами.

Я в слитном купальнике на их фоне угловатый подросток. Но я даже рада такому контрасту, пусть Эмир сравнит и сделает виды. Я специально надела отвратительный синий купальник, который обычно брала в бассейн. Хочется подчеркнуть, что я не из тех женщин, которых фанатично желают, по мне нельзя сходить с ума. Я больше мышь, которую не замечают мужчины, ничего интересного. Если говорить откровенно, то меня даже никогда не добивались, я всегда была просто симпатичной и веселой девчонкой, с которой круто затусить. Мальчики любили со мной общаться, многие из них влюблялись в меня после многолетней дружбы, но никто никогда не сходил с ума до безумия.

Ахмеду нужно поставить галочку напротив моего имени. Я его не интересую. Он хочет только сломить мою недоступность.

Лиза в более откровенном купальнике ярко-розового цвета, который подчеркивает фигуру, она практически не выделяется из толпы этих красавиц. Даже превосходит их, она жмётся к негру, старается не отходить от него. Он же по-хозяйски ее приобнимает.

Они смотрятся красиво, контрастная пара, кофе с молоком; олицетворение нежности и грубости. Мне бы хотелось, чтобы все было искренне, пусть все пройдёт как курортный роман. Я бы не хотела, чтобы она страдала. Видно, что подруга к нему что-то испытывает. Может это стокгольмский синдром?

Шлюхи так и стараются обтереться об Эмира, они постоянно наклоняются и задевают его грудью, потираются сиськами о него. Они делают все, чтобы привлечь его внимание. В какой-то момент мне кажется, что кто-нибудь из них разденется и просто залезет на него член.

Аль-Мактум касается их, трогает попы и грудь, словно не замечания этого. Он делает это машинально, для него это ничего значит. Эмир так привык к женскому вниманию, что не предаёт таким вещам значение, не замечает как его руки тискают женскую плоть.

Не понимаю только, зачем мы на этом празднике.

Чёрный здоровяк берет мою подругу за руку и уводит в глубину сада перед домом. Провожая их взглядом, молю Бога, чтобы все закончилось хорошо. Перед отъездом мы отправили парням глупое сообщение, что у нас срочные дела по женской части, мы даже не смогли найти причину. Мне на телефон Глеб звонил уже несколько раз.

— А кто у нас тут сидит, скучает? — ко мне подсаживает парень. Судя по всему араб. У него смуглая, благородная кожа и ореховые глаза, почти желтые. Он коротко стрижен и очень мускулист. Идеальные мышцы сексуально подрагивают, когда он двигается. — Как тебя зовут?

Он говорит на идеальном на английском со мной.

— Виктория. — отвечаю я, протягивая ему руку. — А тебя?

— Виктория, богиня победы, значит. — говорит он, одаривая меня улыбкой. — Меня зовут Амин.

— Приятно познакомиться, Амин. — я быстро из-под опущенный ресниц бросаю взгляд на Ахмеда, который стоит к нам лицом. От его зеленых глаз не укрывается наш разговор. Вижу, как он напрягается, щурится. Ему не нравится, что его игрушкой хочет поиграться другой мальчик.

Амин в подметки не годится Ахмеду. Он красивый и накаченный, эффектный, но Ахмед настоящий дикарь, первобытный человек, неадекватный хищник, человек без тормозов. Он царь, это ощущается с первого взгляда на него. Его манеры и осанка, все в нем кричит о его голубой крови.

— С кем ты пришла сюда? — он отпивает сок из своего стакана. В отличие от остальных Амин не пьёт алкоголь.

Закусываю губу от жгучего желания мести. Этот парень ни о чем не догадывается, а мне ужасно хочется поставить Эмира на место. Во мне снова просыпается ребёнок, который топает ногой и вопреки доводу рассудка, нашептывает мне провокации.

Зачем меня привезли сюда? Посмотреть, какой он крутой? Или у Эмира член вырос, а мозг нет? Он все тот же мальчишка, который любит просто быть самым крутым и важным.

Неоднозначно пожимаю плечами и улыбаюсь ему, покачивая ногами перед ним и глядя ему в желтые глаза.

— А Вы друг хозяина дома? — спрашиваю его, приглаживая волосы.

— Не совсем. — говорит он, внимательно наблюдая своими жёлтыми глазами за моими руками. — Я его телохранитель.

Закидываю ногу на ногу, чтобы придать своей позе сексуальности; так мои ноги кажутся длиннее. Делаю максимально заинтересованное лицо, просто выжимаю все флюиды из себя. Хочу, чтобы Амин поверил, что он мне понравился. Еще больше хочу — вывести долбанного Эмира из себя.

— Круто. Ты видимо очень сильный. — закусываю уголочек губы, стреляю глазками. Амин ведётся как миленький, скользит взглядом по моей коже. Парень отставляет сок и кладёт руку мне на коленку, немного скользит горячей ладонью по ноге.

— Даже не представляешь на сколько… — если ум понимает, что я перехожу все рамки, обязательно поплачусь за это, то пятая точка ликует в предвкушении неприятностей, так и жаждет посмотреть в самоуверенные глаза Царя Ахмеда, как он опростоволосится, когда предпочтут ни его.

Облизываю губы. Поглаживания парня становятся недвусмысленными, они меня уже пугают. Кошусь на Аль-Мактума, его отвлекли. Несколько девушек стали между нами и скорее всего он даже не видят этого. Жаль. Нужно менять стратегию.

— Прогуляемся? — тихо говорю я ему, от страха мой голос становится совсем осипшим, но Амин понимает это по своему, ему кажется, что я возбуждена. Араб улыбается мне.

В моем представлении Эмир должен разозлиться и не дать своему телохранителю поиграть со своей куклой. Мужчины не любят делиться своими игрушками. Мне же хочется показать ему, что я готова с кем угодно, лишь бы с ним, отвратительным чудовищем. Что я получу от этого?

Не продумала, но так отчаянно хочется пощекотать ему нервы. На моих он играет уже который день.

Амин протягивает руку и помогает мне встать. Я потягиваюсь, как кошка, специально поправляя купальник так, чтобы приоткрыть скрытые до этого ягодицы. От Араба ничего не укрывается, его взгляд становится с каждой минутой все более возбужденным. Даже замечаю, как шорты начинаются оттопыриваться.

— Я знаю один потаённый уголок, Виктория. — говорит он, делая акцент на моем имени. При этом он поглаживает всем своим взглядом мои круглые полушария. — Мы сможем там укрыться.

Мое сердце уходит в пятки. Как бы мне не хотелось стрельнуть глазами в сторону Аль-Мактума, сдерживаю себя и беру под руку Араба, направляясь с ним в сад. Покачиваю бёдрами в такт движению.

Горячий песок обжигает мои ноги, даже подпрыгиваю при ходьбе. Мои сланцы остались у лежака и теперь невозможно идти по раскаленному песку.

Амин смеется, подхватывает меня на руки в доли секунд. Видимо смешить арабом моя призвание.

Когда он отрывает меня от земли я встречаюсь взглядом с Аль-Мактумом, он замечает моё пропажу и теперь явно не верит своим глазам. Теряется от моей наглости. Сначала его зрачки расширяются и он слегка хмурится, но потом они начинают наливаться кровью. Эмир скалится и, к моему удивлению, начинает улыбаться. Если этот звериный оскал можно назвать улыбкой. Он не бросается за нами, просто провожает взглядом, не двигается с места.

Возможно, мысленно он даёт мне шанс одуматься.

Я забрасываю руку на шею Амину и высовываю язык, дразня его.

Амин продолжает идти, увеличивая расстояние между мной и его господином, который продолжает наблюдать за нами. Араб не замечает этого прожигающего взгляда и скрывается вместе со мной в саду за пальмами.

— А куда мы направляемся?

— В гостевой домик… — в его голосе столько томности и интима… Видимо все дело в арабском акценте, есть что-то такое сладкое в их голосах. — Там нам никто не помешает.

Амин принял меня за одну из тех шлюх, которые развлекали парней. Трудно его обвинить в этом. На его месте я бы точно также подумала.

Учитывая, что Аль-Мактум не кинулся вызволять меня из объятий своего телохранителя, можно сделать вывод, что я в жопе. Здоровый Араб несёт меня в гостевой дом, чтобы предаться плотскими утехами, а я как бы, сказать это по мягче, совсем не заинтересована в этом.

— Я могу пойти сама. — говорю я, пытаясь встать на ноги, но он не выпускает меня.

— Не пущу тебя, солнышко.

С моих губ срывается стон. Я дура. Теперь нужно придумать, как сбежать от него.

Гостевой дом или пляжный, расположен в саду, и у него свой выход к океану. Если у Эмира такой гостевой дом, то страшно подумать, как внутри его собственного замка.

Внутри все изготовлено из светлого дерева, покрытого лаком, без грамма краски. Все такое красивое и современное. Только к сожалению, этот светлый дом навевает только тёмные мысли. Устрашает надвигающими событиями. Огромная кровать вообще угнетает меня.

Я жаждала, что Аль-Мактум разозлится. Его замечательное настроение испортится, а ему все равно. Он даже готов подложить меня под своего охранника.

За один день я обтерлась о двух разных мужчин. Еще немного и буду самой настоящей девушкой по вызову.

— Здесь есть вода? — спрашиваю Амина, который ставит меня на ноги и буквально сразу же стискивает мою талию, выдавливая из моей груди остатки воздуха. Мои слова застают его врасплох. Он немного раздражается, что я обрываю его порыв, но все же отходит и направляется к холодильнику, чтобы добыть воды.

Галантен, чертец…

Когда он скрывается, я бросаюсь к двери, дергаю за ручку и впечатываюсь в разгоряченную солнцем грудь Эмира. Мне становится даже больно от такого столкновения. Теряюсь на долю мгновения. Поднимаю глаза и встречаюсь с насмешливым взглядом Аль-Мактума.

Он властно берет меня и заталкивает обратно в дом.

— Ахмед… — проговаривает удивленно Амин, когда выходит со стаканом воды для меня.

Аль-Мактум отвечает ему на арабском. Ничего не понимаю, но по реакции Амина понимаю, что сказанное его пугает. Парень бледнеет и покрывается пятнами. Он даже начинает дрожать под тяжестью взгляда дикого мужчины рядом со мной.

Все это время я послушно стояла рядом с Аль-Мактумом, натягивая купальник обратно на попу.

Эмир открывает дверь; в комнату врывается горячий воздух. Я различаю на улице двух слуг, которые ждут Амина. Несмотря на жару они все в чёрном и лица у них совсем недоброжелательные.

Ко мне слишком поздно приходит осознание — какие способы использует Аль-Мактум для достижения своих целей.

Внутри меня все холодеет, прихожу в ужас от того, что я натворила.

Только сейчас вспоминаю, что после танцев мужчин побили, тех кто посмел ко мне прикоснуться. Я наивно полагала, что приближенных он не тронет, как я ошибалась.

— Оставь его! Он ни в чем не виноват! Я сама его склеила! — хватаю мужчину за руку, пытаясь привлечь его внимание. — Сама строила ему глазки, пыталась затащить в постель. Он мне понра…

Осекаюсь, не договорив, лишь сглатываю накопившуюся слюну. Аль-Мактум обращает на меня внимание. И я сразу же жалею, что он переключается на меня.

Араб холоден и надменен, смотрит на меня сверху вниз, пригвождает к полу, не трогая. Жалею о каждом своём слове, хотела бы запихать их все обратно себе в рот. Понимаю, что я сделала только хуже.

Он вытягивает руку и сжимает мой подбородок так сильно, что мне становится страшно, что у меня зубы повылетают от такого давления. Ёжусь от страха, стискиваю его руку, чтобы ослабить захват.

— Мне больно. — шепчу я, но Ахмед лишь наклоняется и рукой покрывает мои складочки, жадно стискивая. Он демонстрирует так свою власть надо мной. После чего он наклоняется ко мне, почти касаясь своими губами моих.

Я лишь сглатываю от напряжения.

Амин все это время послушно стоит, опустив глаза в пол, ожидая Команды Эмира.

— Это послужит тебе уроком. Играть со мной опасно для здоровья.

Широкая ладонь Аль-Мактума полностью покрывает мои складочки, так сильно сжимает, что я еле на ногах стою, только эта рука и спасает меня от падения. Неприличный и греховный жест. Ужасно то, что я не столько пугаюсь, сколько возбуждаюсь от этого прикосновения. Меня смущает нарастающее напряжение, парень словно повелевает своей рукой, еще чуть-чуть и смазка проступит через купальник.

— Прости. Я все поняла. — говорю смиренно. Только это может его успокоить, затушить адский пожар в его глазах. Только моя напускная покорность только разжигает огонь, заводит его сильнее. Чтобы я не делала — все его забавляет и раззадоривает. Такое чувство, что даже если я претворюсь мертвой, даже это покажется ему возбуждающим.

— Убирайся. — говорит хрипло Эмир, пробуривая глазами во мне дырки. Я выдыхаю и направляюсь к выходу с болезненным облегчением и капелькой разочарования, но Аль-Мактум смеется и удерживает меня на месте. — Не ты…

— Я могу уйти с ним и позвать кого-нибудь для Вас…

Амин, опустив голову, выходит, и я ёжусь от страха. Даже здоровый мужчина скукожился до размера котёнка, что говорить обо мне?

Теперь мы остались одни и выражение лица Эмира не обещает ничего хорошего.

— Тебе нельзя общаться с другими мужчинами пока ты со мной.

— А я разве с тобой?

— Придётся помыть тебе рот с мылом. — он придвигается еще ближе, запускает руку под купальник, сжимая ягодицу, потирая пространство между пухлыми булочками. От него не укрывается, что я совсем влажная. Мокрая до неприличия.

Мое лицо приобретает со стыда страдальческий вид, хочется плакать от испытываемого унижения. Понимаю, что его слова не пустые угрозы. Он выполнит обещание в доли секунд, если я буду играть не по его правилам.

— Почему тебе можно ощупывать чужие сиськи, а мне нельзя поговорить с красивым парнем? — все же не выдерживаю я. Мой язык — моё наказание. Не могу его держать за зубами. Хотела сказать одно, а получилось так, будто я его ревную.

— Потому что я Эмир, а ты просто моя шлюха. — не замечаю как и отвешиваю ему пощёчину и отскакиваю от него. Сжимаю руки в кулаки от злости.

Вслед за моей пощечиной в него летит стакан с водой, который оставил Амин для меня. Аль-Мактум ловко уворачивается и он разлетается на сотни осколков, разбиваясь о стену.

— Шлюхи — телки на пляже! Не смей со мной так говорить! Мне чхать на то, что ты Эмир. Я гражданка другой, демократической страны. И у нас так не поступают с людьми, мистер моё Эго размером с китайскую стену.

Он надвигается на меня, как тигр, мягкой поступью ступает, зажимая в угол и не оставляя мне выбора. Я хватаю настольную лампу и машу ей перед собой, пытаясь отбиться от этого дикого зверя, но это все безуспешно. То же самое, что идти на слона, вооружившись соломинкой.

Он с легкостью выбивает из рук светильник и подхватывает меня под мышки. Чувствую себя ребенком.

— Отпусти! — мой визг слышен даже на пляже, вкладываюсь по максимуму, кусаю Эмира за уши, но ему хоть бы хны. Он отбитый на всю голову. Психопат. — По-хорошему прошу!

— Дикарка, где ты росла? Где твои манеры хорошего поведения? Ведёшь себя, как мальчишка-оборванец!

— В Брянске! И у нас все там такие!

Мужчина валит меня на кровать, быстро стягивая купальник и приспуская свои плавки, обнажая раскачивающийся ствол внушительного размера.

Всхлипываю, впиваясь ногтями в его плечи, чувствую соленые слезы на щеках и губах.

— Нужно съездить в Бранск. — он произносит название города, немного коверкая его. — Проверить, все ли там такие женщины. Или все-таки ты одна такая.

— Я девственница! — кричу я истерическим голосом. — Умоляю, не надо, не так. Прошу…

Эмир замирает, глядя мне в глаза, пытается понять, говорю ли я ему правду. Забываю дышать от этого пристального допроса без слов. Румянец заливает моё лицо и шею.

После чего он медленно погружает в меня два пальца и ощупывает изнутри. Они плавно проскальзывают благодаря обильной смазки. Я жмурюсь, хлюпая носом.

Непривычное чувство расписания заставляет меня сжаться и притихнуть. Грубая ласка вызывает мурашки и сладостную негу в теле.

Слышу, как он усмехается и говорит что-то на арабском, поглаживая меня между ног.

Аль-Мактум ослабевает хватку, почти отпускает меня, но даёт выбраться из-под его могучего тела. Каменный торс придавливает меня к кровати.

— Как так получилось, что ты еще девственница?

— Тебя ждала. — огрызаюсь я, но замечая, как его глаза щурятся, тут же меняю тактику: Мое вероисповедание запрещает спать не с мужем. Я должна сохранить себя и в брачную ночь показать родственникам мужа кровь на простынях!

Аль-Мактум хохочет, просто заходится. Его рука почти ласково гладит меня по голове.

Эмир встаёт, поглаживая уже свою дубину и рассматривая меня. Я лежу перед ним абсолютно голая, пытаюсь прикрыться руками, но у меня не особо это получается. Грудь так и норовит вывалиться и показаться господину. Он же следит за ней, как коршун за добычей.

— О'кей, обойдёмся пока минетом. — проговаривает он, скалясь. — Потом займемся окрашиванием простыней… Становись на колени. Ну же.

— Мне нельзя спать не с мужем… — тараторю я. — меня потом никто замуж не возьмёт!

— Если мне понравится, я оставлю тебя себе. Если же нет — зашьём тебя и выдадим замуж, не переживай, организую в лучшем виде.

Я лишаюсь дара речи от такого заявления. Даже не замечаю, как опускаю руки и цепляюсь пальцами за простыни, переставая себя прикрывать.

— Грязное животное. — шепчу я. — Будешь опять угрожать? Посадишь нас всех в тюрьму? Расчленишь? Что сделаешь, если я не лягу с тобой?

— Отдам своей охране. — Аль-Мактум с такой легкостью пожимает плечами, что мне становится совсем плохо. Насколько он серьёзен? Эмир продолжает говорить насмешливо, немного елейным голосом: Ну-же, малышка, прибери свои коготки и обслужи меня. Дико заводит твоя непокорность, но я начинаю уставать. Я тебе не понравлюсь, когда у меня испортится настроение…

Его обманчиво ласковый голос только пугает еще сильнее.

За себя я не боюсь так сильно, как за Лизу, которая находится где-то в поместье. По слову Аль-Мактума ей могут сделать больно. И в этом буду виновата я. А еще есть парни… они тоже не в чем не виноваты.

Груз ответственности за друзей давит на меня. Если я не сделаю это по своей воле, он заставит. Найдёт, как это можно сделать.

Я сползаю к его ногам, убирая волосы за уши. Во второй раз делать минет не так страшно. Нужно потянуть время, а потом я поменяю билеты и улечу из этого места.

Обхватываю губами головку, скользя языком по стволу. Чувствую пульсирующую венку, ласкающую моё небо. Вверх-вниз. Я стараюсь. Сжимаю губы посильнее, стараясь не зацепить плоть зубами.

Разнузданные причмокивающие звуки заполняют тишину.

Эмир кладёт руку мне на затылок и контролирует скорость, поглаживая меня, поощряя. Сейчас он жесток, даже ласков по-своему.

Я даже увлекаюсь. Меня не отталкивает его вкус и запах. Напротив. Завожусь. Наверное, внутри меня действительно живет шлюха. Потому что я стараюсь изо всех сил, ощущая, что мне доставляет удовольствие эта пульсация, расслабленное лицо Эмира.

Аль-Мактум отстраняется и несильно трясёт членом по моим губам, заставляя меня ловить ее губами.

— Нализываешь его как леденец. — смеется он. — Нравится?

— Да.

— Открой рот. — он достаёт мой язык, вытягивает его. Уже знаю, что будет дальше. Бешеная долбежка до судороги в челюсти, он так любит. Ахмед вгоняет в меня по самое горло. Трется головкой о те места, которые не должен. Как это возможно физиологически не понимаю…

Переодически он останавливается и даёт мне отдышаться. По моему подбородку стекает слюна в купе со спермой. В этом мужчине галлоны спермы. Он заливает мне весь рот, решая проблему голода.

Когда он кончает, я так и остаюсь сидеть на коленях, рвано дыша, смотря на все еще стоящий член, пока Эмир не поднимает меня и не укладывает обратно на кровать. Я затихаю, только тяжело дышу, в голове не остается мыслей.

— Я все еще не удовлетворен. — говорит он. — Вечером продолжим.

Натягиваю слитный купальник обратно кое-как; не с первого раза попадаю дрожащими ногами в дырочки. Со стороны выгляжу очень комично, напоминаю неловкого слонёнка, пытающего влезть в маленький кусочек ткани.

Пошатываюсь, как пьяная, не могу стоять на ногах, они не слушаются меня. Дело ухудшает насмешливый взгляд проклятого Эмира, который прожигает во мне дыру.

Одевшись, я продолжаю мяться на месте, не решаюсь даже посмотреть ему в глаза. Ужасно угнетает его вседозволенность, всей своей царской персоной он показывает, что все в его власти, от его зелёного ока ничего не укроется. Ничто не останется незамеченным.

Его царский прищур заставит любого стушеваться в его присутствии.

Его глаза скользят по моему телу, оставляя невидимый след, который покалывает от нарастающего жара.

— Пойдём. — властно командует он, когда я заканчиваю.

— Куда? — голос становится хриплый, горло саднит.

— Без лишних вопросов.

Его ноздри так мощно раздуваются, что физически ощущаю, как он вбирает весь воздух в себя из комнаты. Тёмные волосы растрепались и несколько прядей упали на глаза и нос, придавая томности выражению лица и хищности взгляду.

Ахмед был красив бесспорно, трудно не заметить этого, не обратить внимание на его четко очерченные черты лица. Он вместе с молоком впитывал надменность, властность и упрямство. Это было написано у него на лбу в каждой благородной морщинке.

У меня не было сил с ним спорить и противиться. Любое моё сопротивление только ужесточает этого мужчину. Стоит попробовать изменить тактику.

Аль-Мактум практически вытаскивает меня из домика для гостей на улицу.

У входа продолжают стоять его охранники в напряженных позах в неформальной одежде. Они со стороны напоминают серфингистов, которые просто остановились и не шевелятся.

При виде их стыдливо краснею. Даже прокусываю щеку от негодования. Конечно же, они понимают, чем мы занимались с Аль-Мактумом. И от этого мне становится не просто неловко, гнев сжирает меня изнутри.

Собираю остатки своей гордости и делаю невозмутимое лицо.

Думала, что Аль-Мактум вернётся к своим друзьям, чтобы полапать еще немного девочек по вызову, но он ведёт меня дальше в отдаленную часть пляжа. Игнорирует крики в нашу сторону, девочки не могут без своего царька. Шлюхи улюлюкают как стадо голубей. Противно до тошноты.

Крутят упругими задницами и машут ему, но Ахмед даже бровью не ведёт в их сторону.

Проходя мимо гуляющей толпы встречаюсь с Амином взглядом на долю секунды. Всего пара мгновений, но ощущаю исходящую от него ненависть. Парень изменился, приветливость улетучилась. Глаза стали почти чёрными, прожигает меня.

Я прижимаюсь к Ахмеду, стараюсь ощутить его внутреннюю силу.

Вдалеке растут мангровые деревья, впивающиеся своими прекрасными корнями в песок. Они образуют зелёный шатёр, в котором царит прохлада, посреди жаркого дня. Сначала мне кажется, что это оазис. Идеальные листочки лишь слегка колышутся от дуновения ветра.

Здесь так красочно, что даже забываю об обстоятельствах, приведших меня сюда. Зелень листьев, белоснежный песок и изумрудная вода океана вызывают цветовой диссонанс. На Мадагаскаре все такое яркое, будто нарисованное. Я впадаю в экстаз.

Как же красиво и романтично. Вот о чем я мечтала. Насладиться настоящим Мадагаскаром.

Ахмед выпускает меня и я делаю несколько самостоятельных шагов, чтобы рассмотреть все. Пляж девственно чист, не тронут практически человеком. Кажется, что мы на необитаемом острове, сюда даже не доносятся голоса гостей Эмира.

Только мы.

Ахмед садится прямо на песок в тени, облокачиваясь о мангровое дерево, увлекая меня за собой и усаживая к себе на колено. Удобно расположившись, чувствую его агрегат, приходящий в боевое действие от моих случайных поерзываний вблизи него.

Несмотря на ту близость, которая у меня уже была с этим грубым мужланом, все равно ощущаю неловкость от прикосновений с его разгоряченным телом. Аль-Мактум выкован из сверхпрочного металла. От жары проступило несколько капелек пота на его теле, они не дают мне покоя. Так и слежу за тем, как они скатываются по его накаченному торсу.

Несмотря на грубость и отвержение Аль-Мактума, как человека, моё тело жаждет его как мужчину. Скорее всего меня притягивает жажда аферы и чего-то сказочного. Как-никак он принц, пусть и не добрый и не белом коне. Он скорее отрицательный персонаж на стороне тьмы.

— Расскажи мне о себе, Виктория из Брянска. — он смотрит на меня мягче, почти с нежностью, что, наверное, уловка, чтобы расположить к себе. Пока выражение лица дурманит, рука нахально тискает мой попу.

Я уже практически привыкла к его акценту и не замечаю его даже. Даже к его повадкам привыкла, он не будет ждать моего разрешения, просто сделает так, как ему хочется.

Даже не сопротивляюсь. Это бессмысленно, а во-вторых, его поглаживания вызывают такую сладость во всем теле, что трудно заставить его прекратить. Раньше я не встречала таких мужчин, как он. Точнее, обычно парни в институте были более сдержанные, было пару мажорчиков, но они были больше нахальные и тупые, не похожи на него. А со взрослыми мужчинами я никогда не общалась, мне не были интересны дяди по старше, как некоторым девочкам. Мои фантазии заканчивались желанием поцелуя с Глебом.

Глеб. Раньше я думала, что влюблена в него. А сейчас понимаю, что была влюблена в мысль о страстном романе. Глеб еще совсем мальчик, который ждёт от меня первых шагов ему на встречу. Теперь его робость меня раздражает.

— Зачем? — все же упрямлюсь, но уже ради приличия, чтобы не терять марку. — Какая разница кого насиловать?

— Тебя кто-то насилует? — он недобро усмехается, удивленно расширяя глаза, делая вид, что шокирован. Только его руки придерживают меня за талию и обтирают о свой каменный стояк.

Уже понимаю, что это игра.

— Меня планируют изнасиловать, взять силой. — выдавливаю я, вытягиваю руки и пытаюсь оттолкнуть его.

— Кто он? Оторву ему руки! — Ахмед делает еще более удивленное лицо.

— ТЫ! — указываю на него пальчиком и улыбаюсь как дура. Стоило ему стать улыбчивее и мой мозг растёкся лужицей.

— Ты знаешь, что такое взять силой?

— Заставить сексом заниматься принудительно!

— Вот именно. Принудительный секс, это когда женщина плачет и абсолютно сухая, ее можно порвать при отсутствии смазки. Но когда она хлюпает, стонет и дрожит… мне кажется, она просто набивает себе цену.

Я даже задыхаюсь от такого наглого заявления, толкаю в его грудь кулаком, вызывая новый приступ смеха у него. В ответ на моё возмущение он лишь отодвигает трусики и трет пальцем клитор, растирая выступившую смазку; так он намекает, что я теку и хлюпаю для него.

Пытаюсь отстраниться, но у меня не получается, он лишь крепче прижимает меня к себе. Мои ноги разъезжаются в разные стороны и я буквально восседаю просто на нем.

— Как так получилось, что ты приехала сюда с тюфяком, который даже не завалил тебя? Или Вы занимаетесь только анальным сексом? — кто о чем, а грязный все о бане. Видимо это все, что его интересует. Эмир и сам сказал, что я ему нужна только для коллекции. Ему нравится приобретать разных женщин, я просто одна из многих.

Этот мужчина даже не может предположить, что кто-то из женщин может воздерживаться от беспорядочных половых связей.

— Не твоё дело! — буркнула я, моё хорошее настроение улетучивается.

— Нет, моё… — рычит Аль-МАктум насаживая меня на себя сильнее. — Я хочу знать, кто был в тебе.

— Не было никого… — сдавленно бормочу я, почему-то стесняясь этого.

— Это хорошо, что не было. Я буду первым… Везде… — с этими словами он подминает меня под себя, укладывая на горячий песок. Широкие ладони скользят по моему телу, пробуждая мой внутренний вулкан. Он уже искрит, горячая лава растекается моим венам. Будоражуще.

Даже не хочу думать, что он подразумевает под «везде».

Контраст наших тел, цвета кожи дурманит меня, в голове проносится сравнение: мы как Луна и солнце, горький кофе и молоко, как черно-белые полоски у зебры. Непроизвольно провожу рукой по загорелой с золотистой корочкой кожей. Пальцы подрагивают от страха.

Боже, что я творю?

Мое любопытство Ахмед расценивает как зелёный свет. Горячие, полные губы накрывают мои, ставят печать, после чего он слегка прикусывает мою нижнюю губу, чувственно ее трепет. Аль-Мактум целует меня, до боли всасывает мой язык и заключает в плен, пытает меня. Применяют силу даже в поцелуи, навязывает свои правила.

Все моё тело становится сплошным оголенным нервом, по которому бежит искрящий ток. Загораюсь. Поддаюсь тяжести его тела и расставляю широко ноги, мне просто необходимо его чувствовать. Член самого Эмира упирается мне в лоно, готовое ворваться в меня, наполнить и лишить девственности.

И черт…

Кажется, я не против …

— Мне страшно. — честно говорю я. Не боюсь боли, всем известно, что в первый раз может быть неприятно. До усрачки боюсь дальнейшего, что взбредёт ему в голову.

— Не стоит бояться. — смеется Ахмед. — Будешь просить еще и еще. Умолять будешь…

Он нависает надо мной, чувствую тяжесть его тела, рифлёные мышцы, он касается губами моих губ, его челка касается моего лба, щекочет до мурашек на ногах. Непроизвольно отмечаю, какие у него длинные и густые ресницы, придающие чувственности взгляду, как в зеленом омуте не пляшет дикий огонь.

— Не сопротивляйся. Все равно возьму, вопрос в том — как. — расцениваю его слова как предупреждение. Мой первый раз может быть почти нежным, или же жестким, если буду сопротивляться.

Ахмед приспускает тесёмки моего купальника, открывая холмики грудей. Он неторопливо поглаживает пальцем ореолы, играет со мной. От его прикосновений биение моего сердца спускает вниз, дико стучит и пульсирует где-то между ног. Рвано дышу, глотая воздух как рыбка.

— Красивая… — тянет он. — Аллах сохранил тебя для меня…

Тело немеет и не подчиняется мне, пугливо смотрю него, как баран на заклании. Сглатываю и облизываю пересохшие губы.

— Закинь на меня ноги. — хрипло говорит он в ухо, сжимая грудь и спускаясь к шее. Я подчиняюсь, уже не соображая, просто отдаваясь во власть его командному тону. — Возьми в руки мой член…

Запускаю руку в его шорты, обхватываю толстый ствол и сама начинаю двигать ладошкой вверх-вниз, догадываясь о его желании. Прижимаюсь писечкой к нему, потираюсь, чувствуя животную тягу.

Ему все мало…

Ахмед не смеется надо мной, просто целует как маленькую девочку, поощряет моё хорошее поведение. Шлепает грудь, заставляя ее колыхаться, она краснеет.

Одна его рука спускается между моих ног, дотрагивается до мокрого клитора. Он прижимает его большим пальцем, вызывая импульс физической боли. Я хочу большего, ощущаю пустоту.

— Ты будешь моей. — утвердительно говорит он и добавляет что-то на арабском. Звучит очень волнительно и красиво.

— Человек не может никому принадлежать. — слабо говорю я. — Рабства больше нет, каждый сам себе хозяин… НУ, и может быть немного папы и мамы…

Ахмед проскальзывает пальцами в моё лоно и задаёт темп, не переставая выписывать круги вокруг клитора большим пальцем. Шероховатые пальцы растягивают внутри нежную плоть, заставляя меня выгибаться и извиваться под ним. С моих губ срываются стоны, которые я не смогу сдержать.

— Хватит нести ересь. — с усмешкой говорит он мне в губы. — Я ТВОЙ ХОЗЯИН. Ты принадлежишь мне…

Он набрасывается на мои губы и в такт пальцам начинает трахать языком мой рот. Мысли в голове крошатся в винегрет, есть только его пальцы и сводящий меня с ума поцелуй.

Я разрываюсь на молекулы и атомы, тело становится невесомым. Крепче обхватываю ногами Ахмеда, прижимая его к себе, стискиваю член ладошкой, который продолжает пульсировать. Меня накрывает оргазм. Прижимаюсь к нему, ища защиты, цепляюсь, оставляю царапины ногтями, утыкаюсь носом в мощную шею.

— Ахмед… — не понимаю, как бормочу его имя.

Эмир достаёт пальцы из меня и облизывает их, вызывая во мне новую волну возбуждения. Это было так пошло.

— Моя очередь… — Он сжимает мою ладонь своей и направляет движения, наблюдаю за розовой головкой и снова облизуюсь, вспоминая как несколько минут назад она была в моем рту. — Хочешь еще пососать?

Вздрагиваю и краснею, он лишь смеется. Белое семя вырывается и заливает мне руку и ногу. Аль-Мактум лишь шумно дышит, продолжат наблюдать за мной. Когда последние капли спермы стекают из его члена, он подносит мою ладонь к его лицу.

Смотрю на него как зачарованная.

Я не сделаю это… но слова заостряют в горле. Эмир давит на меня, сжимает мой грудь сильнее, зажав сосок между пальцами.

Сжимаю губы и наивно качаю головой. Почему-то не могу переступить через этот порог.

Ахмед поднимает руку, поглаживает мою пухлую щечку, протискивает палец в рот, заставляя почувствовать вкус моей смазки.

— В сексе не должно быть стеснения. — говорит он и я посасываю его палец, закрывая глаза в поисках чувства стыда, которое к моему удивлению не наступает. Ощущение только сытости. — Давай… будь хорошей девочкой…

Я слизываю его терпкую сперму с моей руки. Когда заканчиваю, Ахмед наклоняется и целует меня в губы.

— Пойдём охладимся. — он переходит на шёпот и поглаживает меня по затылку, как маленького ребёнка. — Дикарка…

Не успеваю сказать и слова, как он снова тащит мой купальник вниз с такой силой, что малейшее мое сопротивление заставит его разойтись по швам. Ничего не остается, как в испуге оглядываться по сторонам. Вдруг нас кто-то увидит?

— Сюда никто не придёт. Я уже сказал — не люблю, когда за мной наблюдают. — Аль-Мактум безошибочно угадывает мои мысли.

Он тоже раздевается до гола и я ахаю, стараясь скрыть своё восхищение, хотя у меня это слабо получается. Он сложен как Бог, чувствуется что-то царское в каждом сантиметре его загорелого тела. Не нахожу у него полосы на теле от шорт, этот араб всегда загорает в костюме Адама.

У него на груди красуется татуировка. Анубис и что-то еще. Не знаю арабского. Выглядит очень красиво.

— Это мой герб. — говорит он.

— Красиво, но почему Анубис?

— Мой предок хотел быть таким же сильным и не бояться загробной жизни.

С восхищением смотрю на голову чёрного пса с зелёными глазами, он напоминает мне Аль-Мактума.

— Можешь дотронуться. — он точно змей искуситель.

Я не решаюсь дотронуться, прячу руки за спиной.

Эмир снова смеется. Его член, который все еще внушительных размеров покачивается в разные стороны. Кажется, что он никогда не падает.

Мы будем купаться голыми.

От этой мысли мои соски твердеют. Я краснею, но не от смущения, что стою голышом перед ним, а от того, что жадно рассматриваю его с нескрываемым интересом.

— Догоняй. — кричу я и срываюсь с места, бегу со всех ног к бирюзовой кромке, желая поскорее скрыться от наглого взгляда и прогнать накативший жар.

Ахмед нагоняет меня, подхватывает на бегу и заносит в воду, сжимая руки вокруг талии. Чувствую себя такой крошечной и слабой. Непроизвольно урчу. Все мои чувства обостряются. Оказывается, в моем теле столько чувственных точек. Никогда раньше не подозревала о них.

Все тело вибрирует, я словно музыкальный инструмент в руках музыканта, на какие струны нажмёт — такую мелодию и сыграю. Аль-Мактум умеет играть, у него дар, настоящий маэстро. Он еле касается, а я трепещу.

— Ты со всеми плаваешь голый?

— Я всегда плаваю исключительно голый. — его слова вызывают во мне улыбку, которая разрастается, когда он касается моей груди. Его жесткие и требовательные прикосновения заставляют меня прогнуться, непроизвольно прижаться к его спине.

С губ срывается стон.

Начинаю понимать подругу, которая сходит с ума по-полицейскому. Есть что-то наркотическое в сильных мужчинах, которые знают чего они хотят и они не ждут одобрения, просто действует, берут как животные то, что хотят, что им причитается.

Может быть, если у тебя не получается на что-то повлиять, расслабься и получай удовольствие.

Аль-Мактум меня удивил. Черноволосый Эмир, наглость которого знакомилась с тобой раньше, чем он сам, мог быть мягким и даже местами добрым. А может, мне показалось, я просто хотела, чтобы было именно так. Это самообман.

Мы плавали до самого вечера, а потом еще долго сидели на берегу, любуюсь закатом. Маленький песок забивался даже в труднодоступные места, он путался в волосах, щекотал тело, но в этом была своя романчика.

Когда солнце стало садиться, заливая красным маревом все небо, к нам пришла служанка и принесла несколько пушистых полотенец, в которое я сразу завернулась, потому что начинала замерзать из-за легкого ветерка.

Нас не было долго и за это время многие друзья Аль-Мактума хорошенечко поднабрали, еле стояли на ногах. Мужчины развратно лапали девушек, приспустив купальники и обнажая их прелести. Из далека происходящее напоминает оргию.

Меня невольно передернуло от увиденного. На сколько нужно себя не уважать, чтобы позволять так обходиться с собой? Эти женщины не дороже хлеба, такие легкодоступные и приторные.

Когда девушки увидели Ахмеда, то налетели на него как стайка голубей, окружив его и начав щебетать ему ласковые и пошлые фразочки, продолжая улыбаться. Каждая из них хотела получить кусочек их внимания. Эмир лишь ухмылялся, чтобы получить желаемое — ему даже не нужно было напрягаться. Каждая из них готова была залезть на его член и сделать все сама. Ему нужно было просто расслабиться и получать удовольствие.

Эмир кладёт руку одной из них на грудь, отодвигает красноватую ткань купальника, обнажая силикон и ощупывает его, пробует на упругость. Девушка заливисто смеется, прижимая его руку еще сильнее к себе. Она сама протирается о его ладонь, протискивает красный сосок между пальцев.

Мне становится так неприятно. Розовые очки спадают и разбиваются вдребезги.

А чего я собственно ждала? С самой первой встречи Аль-Мактум демонстрирует, что он получает все, что ему нужно. Он сам сегодня сказал, что хочет просто поразвлечься со мной, ничего более.

Мне не убежать…

Ищу Лизу глазами, надеясь найти хотя бы одного родного человека, но подруги нигде нет. Чтобы не стоять и не наблюдать эту отвратительную картину, продолжая кутаться в полотенце, я отхожу в сторону, как можно дальше от этой тусовки.

Вновь натыкаюсь на Амина, в отличие от остальных он трезв и глаза злобно сверкают, глядя на меня. Парень никак не может простить мне утренний инцидент.

— Прости, что так вышло. — говорю ему, подходя и приглаживая мокрые волосы, хочу примениться с ним. Я была не права и нужно извиниться. — Не хотела ничего плохого.

— Не растрачивай силы в пустую. Они понадобятся тебе ночью.

Гадкий намёк коробит, и без него я не могу собраться с мыслями, в голове так и крутится отчёт. Как только Аль-Мактум наиграется, он придёт за мной, чтобы лишить меня девственности.

Он бы и раньше взял меня, решил подарить время, дать свыкнуться с этой мыслью. Проявил царское благородство.

— Я не разрешал тебе отходить. — говорит насмешливо Ахмед, подходя ко мне со спины. Он расслаблен и доволен как кот. Натаскался и доволен.

— Мне показалось, что тебе есть кем заняться. — отвечаю ему, оборачиваясь и чувствую, что на нас смотрят все. — Жертву держать не нужно было, она сама шла к тебе в руки.

— Не ревнуй, эту ночь я подарю тебе.

Зарываю ноги в песок, чувствуя, как от него ко мне передаются невидимые глазу импульсы, они вызывают лихорадку во всем теле. Кажется, что я вдыхаю не воздух, а пары вулканического пламени, горло обжигается от каждого вздоха. Вокруг моей шеи затягивается невидимый ошейник, а Ахмед в руках держит поводок.

Хорошо, что мы говорим по-русски и никто кроме нас ничего не понимает. Я бы сошла с ума, если бы все присутствующие это слышали. Хотя и без слов понятно, что мы говорим не о погоде и чудесном океаническом бризе.

— Я хочу поговорить с Лизой. — пытаюсь оттянуть время, потому что Эмир подходит в плотную и интимно накрывает своей рукой мой живот, рука скользит ниже и его рука касается моего пирожочка, большой палец ненароком поглаживает кожу, скрытую полотенцем. Непроизвольно стискиваю ноги, леденея от ужаса и понимания, что мне некуда бежать.

— Твоя подруга занята, она обслуживает моего друга. Тебе пора взять с нее пример.

— Я хочу есть. — выпаливаю, пытаясь сделать от него шаг, но он настойчиво прижимает к своему торсу, не отпуская. Его тёплое дыхание опаляет часть моего лица.

— Не переживай, Виктория, я утолю твой голод. — он так пошло ухмыляется, что без слов понятно о чем он.

Ахмед утягивает меня за собой к дому, оставляя своих людей развлекаться с женщинами. Я пытаюсь сопротивляться, противодействовать его давлению. Тяну назад, как капризный ребёнок. Но все безрезультатно. Мои попытки сопротивляться для него смешны. В какой-то момент парень просто приподнимает меня и несёт под мышкой.

Мы проходим мимо гостевого домика и выходим на дорожку с пальмами и цветущими деревьями. Вдоль дороги стоят слуги, которые при виде Эмира делают уважительный поклон. Одна женщина поцеловала руку, увенчанную перстнем, Аль-Мактуму.

Трудно наслаждаться пейзажем и богатой архитектурой, когда тебя ведут на забой. Нет никакой радости, все мысли об одном. Его жилистые руки прижимают меня так крепко, что больно дышать, рёбра трещат от дикой злости.

Ахмед заводит меня в просторную комнату с мягким персидским ковром, сотканного с замысловатым узором. Все выполнено в арабском стиле.

Дом так огромен, что я даже не поняла, как мы прошли сюда.

— Можно я хотя бы приму душ? — мой голос осип, будто я кричала часами до этого. Еле ворочаю онемевшим языком, готовая расплакаться с минуты на минуту.

Не так я себе это представляла, не об этом мечтала. Внутри все скручивает болезненный спазм, боль заставляет меня согнуться и нет сил разогнуться.

Ахмед же наоборот распрямился и расправил плечи, стал еще больше и выше.

Зелёные глаза уже загорелись безумием. Ахмед одним движением откидывает полотенце, оставляя меня во все еще влажном купальнике, которое через секунды превращается в лоскуты.

Мужчина напоминает нетерпеливого ребёнка, который хочет побыстрее распаковать конфету, а обертка прилипла к подтаявшему шоколаду.

Я вскрикиваю, прикрываясь руками, стараясь защитить от его настырных глаз. Даю по тапкам в секунды, бегу к кровати, чтобы стянуть покрывало, но не успеваю сделать и двух шагов, как Аль-Мактум притягивает меня обратно, потирает о свой каменный стояк, готовый ринуться в бой в любую секунду.

К глазам подступают слезы.

— Пожалуйста, не делай этого, умоляю. — шепчу я, когда Аль-Мактум стягивает шорты и закидывает меня на кровать. Мои мокрые волосы раскидываются по кровати, образуя полукруг. Он нависает надо мной, одним видом вгоняет в ступор.

Мужчина поднимает меня под себя, расставляя ноги в разные стороны и удерживая их в таком положении под коленками. Под его тяжестью матрас прогибается. Его дубина раскачивается из стороны в сторону. И я, как на сеансе гипноза, наблюдаю за ее раскачиваниями и впадаю в транс. Он огромен. Если Эмир войдёт в меня, то разорвёт все внутри.

Он не слышит моих уговоров, не обращает внимание на выступившие слезы. Ахмед пришел брать то, что ему принадлежит и прет как танк, проезжаясь по мне.

Понимая, что слезами его не раздобрить и не отсрочить неизбежное, я начинаю крутить попой, стараясь увильнуть от его члена, хлопающего меня между ног. Кручусь как уж и пытаюсь выскользнуть из-под него.

Моя изобретательность его только распаляет и заводит сильнее.

Ахмед ложится на меня практически всем своим весом, не давая возможности даже пошевелиться.

— Хочешь поиграть?

— Хочу, чтобы ты оставил меня в покое! На улице много грудастый девушек, готовый переспать с тобой по первому же требованию.

— Но девственница тут одна. Знаешь, какой кайф быть первым? Растягивать девственную пещерку? Уверен, что у тебя горячо и узко…

— С девственницами много проблем. — продолжаю ныть.

— Ты видимо хочешь начать с минета? — Ахмед больно выкручивает мой сосок и шлепает по груди. — Разболталась. Может в попку хочешь?

При мысли, что он может затолкать эту здоровую штукенцию мне в попу, я резко замираю и замолкаю, глядя на него глазами полными слез. Он выполнит угрозу, глазом не моргнёт, как вставит по самое горло.

— А теперь будь хорошей девочкой. Поцелуй папочку… — Ахмед смеется, трется членом между моих ног, вызывая сладкие спазмы.

Я неторопливо приподнимаюсь и неуверенно дотрагиваюсь до его губ своими, после чего, набрав храбрости, просовываю язык между полными губами и целую, старательно ласкаю его, посасываю его язык.

Аль-Мактум никак не помогает мне, даже глаза не закрывает, так и смотрит на меня своими демоническими глазами. Это непроизвольно меня заводит. Чувствую как между ногами все увлажняется. Его руки продолжают меня прижимать к себе. Никогда не целовала его первой.

— Сегодня я буду нежен. — шепчет он. — Даже терпелив, но только сегодня. Это моя плата за твою невинность. Расслабься, иначе будет больно.

Ахмед просовывает руку между нашими телами и касается горячей плоти, подрагивающей от его прикосновений. Смазки совсем мало, я почти сухая, потому что нервничаю до боли в сердце.

Он сдавливает слегка клитор и цокает языком, прикусывает шею и спускается ниже… к моим складкам. Прикусывает слегка плоть, проводит языком вокруг клитора.

Пытаюсь сжать ноги, нервно хихикаю, глядя на самого Эмира между моих ног, демонстративно выгибающего бровь. Краска заливает меня с головы до пят, стыд душит меня. Такие ласки всегда мне казались запретными и пошлыми, ненормальными.

— Твоя щетина меня щекочет. — признаюсь тихим голосом и он тут же как кот проводит колючей щекой по внутренней стороне бедра, обжигая кожу. Нервозность постепенно отступает, а между ног начинает нарастать пульсация, чувствую пустоту и желание ее заполнить.

Ахмед припадает к моему цветку, словно хочет выпить все до остатка, его язык дарит невероятное наслаждение. Импульсы разрастаются по всему телу, я выгибаюсь дугой, прогибаю спину. Еще чуть-чуть и я кончу, вот так, от его губ.

— Прошу… хватит… — мысль, что оргазм настигнет меня в такой позе ужасает и заставляет возбудиться сильнее. Порочные движения Эмира, искусника-соблазнителя, не останавливаются, только наращивается темп.

— А! — меня вскрывает, срывает крышу и я больше не могу отдавать отчет происходящему. Все тело становится невероятно легким, словно пластилиновым, послушным только ему. От оргазма я даже забываю дышать, просто умоляю его прекратить это. Мне хорошо до боли, до судорог в ногах. — Ах… Ахм… д…

Аль-Мактум лишь смеется и привстает, удобно устраиваясь между моих ног. У меня не остается сил на сопротивление, я послушно обхватываю его торс ногами. Когда он вновь подхватывает мои ноги под коленками и входит с одного толчка, заполняя меня до отказа, я вскрикиваю и прижимаюсь сильнее, чувствуя жжение внутри. Неприятная боль резко охватывает тело, но быстро отступает…

Все. Вот и все…

Он даёт мне пару секунд привыкнуть к его размеру, если к нему вообще можно привыкнуть. Меня как будто на кол посадили, изнутри распирает. Кажется, что даже живот вздулся от его прикосновения. Чувствую венки на его стволе всем телом, они пульсируют и ласкают меня изнутри.

Ахмед начинает двигаться медленно, растягивая меня, еле двигаясь в узком проходе. Мне некомфортно, непривычно от его присутствия внутри меня, но я не чувствую неприязни или неправильности. Наоборот, с каждым новым толчком мне становится приятнее.

Мой взгляд на Ахмеда меняется, приобретает новые краски. Он становится не просто арабом, безликим Эмиром, он приобретает новые черты… он тот, кто сейчас занимается со мной сексом на своей кровати, толкаясь до самой матки.

В его глазах возбуждение острее ножа.

Аль-Мактум ускоряется, рыча как дикий зверь, он напоминает мне яростного быка; проникая глубже и глубже, дотрагиваясь почти до сердца. Я на грани потери сознания, меня накрывает сумасшедшее блаженство. Все мои мысли чувства сконцентрированы вокруг ритмичных движений, разгоняющих по моим венам кровь в три раза быстрее.

Ахмед делает легкие круговые движения и со смехом похлопывает меня по клитору, от его варварского обхождения набухшая плоть не выдерживает и я снова шумно кончаю, крича что-то неприличное.

Я даже не заметила, как вцепилась в его кожу, оставляя кровавые полосы; не обратила внимание, что подмахивала навстречу ему, желая увеличить получаемое удовольствие. Прижималась как утопающий к спасательному кругу. Поддалась животному инстинкту, звериному желанию покориться самцу, отдаться полностью.

И теперь, когда белое семя Аль-Мактум залило мой живот, я лишь могла еле приоткрыв глаза, облизывать пересохшие губы, стараясь не смотреть в глаза Эмира, который поглаживал моё бедро.

— Я в тебе не ошибся. — тихо сказал он, подхватывая меня на руки и унося в ванную.

На пледе кровати осталось кровавое пятно, которое символизировало о том, что я стала женщиной. Сейчас. Под ним, получая адски неприличное удовольствие для первого раза. Так бывает?

Член Ахмеда все еще был каменным и при движении стучал по мне, на головке виднелись белые капельки и слегка розовые, окрашенные моей кровью.

Я зарылась ему под мышку, чтобы не смотреть на все это.

Кто-то тискал меня, неприлично гладил между ног, проникая неглубоко пальцем. Моё тело проснулось намного раньше меня, отзываясь на эту ласку. Когда палец скользнул пальцем в попу, порочно наполняя ее, я проснулась окончательно, открывая глаза и подскакивая на кровати.

Далеко убежать не получилось, потому что Ахмед продолжал держать меня, а его палец растягивал мою попу.

Внутри меня все похолодело от страха, что место пальца займёт его здоровенный хер, я еще не привыкла к мысли, что у нас был классический секс, что говорить об анальном.

— Доброе утро. — тихо сказал он мне в ухо, удерживая все также на боку и отодвигаю ногу в сторону, чтобы ему было легче проникнуть в меня.

Я с такой легкостью приняла его, что мне стало стыдно. Была готова в любое время. Мокрая от любого его прикосновения.

Аль-Мактум жестоко поцеловал меня, прикусывая кожу до синяка, оставляя след, помечаю меня. Стискивает моих девочек так властно, что даже начинаю сомневаться — чьи они, мои или его? Он напоминает дикое животное, которое вот только выбралось из леса. Он берет меня рваными толчками, полностью выходя и врываясь обратно, раскрывая складочки. Я так остро все чувствую.

Сжимаю руками простыни и, закусив подушку, хмыкаю, издавая разнузданные стоны.

Становлюсь такой же, как те бабешки на пляже.

Мне принесли новые свободные шорты и спортивный топ, которые очень напоминали те, какие уже были в моем гардеробе. Идеально моего размера. Я натянула предложенную одежду, задаваясь вопросом: это куплено для меня или осталось после кого-то?

Для завтрака стол был накрыт на улице под пальмами перед огромным бассейном, вдалеке виднелся океан. Воздух был пропитан ароматом цветом. Я с диким блаженством потянулась и села на стул. После сегодняшней ночи тело такое ленивое.

Ахмеда еще не было, без него я не стала приступать к аппетитному завтраку и решила просто насладиться непередаваемым видом.

Из дома вышел Амин. Сегодня на нем была лёгкая рубашка из льна и чёрные брюки, он оглядел меня с ног до головы, проводя оценку моему внешнему виду, его взгляд задержался на засосе около шеи, который Ахмед оставил утром, когда будил меня.

Телохранитель усмехнулся и сел напротив меня, чем сильно меня удивил.

— Сегодня ты выглядишь соответствующе своему статусу. — от его слов у меня пропадает аппетит и даже начинает тошнить. От одного его вида я настораживаюсь и покрываюсь колючками, готовая защищаться.

— Хватит изливаться ядом. — цежу я. — Не дают, не моя вина!

Парень тоже вспыхивает в ответ, но улыбка на его лице становится только ярче.

— Обычно таких как ты, он дарит мне, когда наиграется. Или ты думала, что ты особенная?

Я не думала, что особенная и, что Эмир влюбился в меня, но после этой ночи начала надеяться, что у него есть хотя бы симпатия. Трудно спать и кончать под человеком, осознавая, что ты лишь игрушка для удовлетворения физических желаний.

— В жизни Ахмеда есть только одна любимая девушка, которую он ценит и оберегает, его невеста. Все остальные шлюхи для коллекции, поэтому не обольщайся, Викки-Виктория. — своими словами Амин причиняет мне физическую боль, бьет наотмашь по лицу и по рёбрам, указывает мне на мое место.

У Аль-Мактума есть невеста?

Пока Ахмед не вышел завтракать, Амин покидает место и направляется к пляжу, чтобы проверить там обстановку. Я же продолжаю сидеть, вытянув спину. А чего же я ожидала?

Аль-Мактум приходит через пять минут в свободном халате и очках, он немного напоминает самодовольного павлина, но от этого он не становится менее красивым и сексуальным. В нем такая порочная привлекательность, что любая по нему сойдет с ума.

Одёргиваю себя, заставляю себя смотреть на этого мужчину не в розовых очках.

Он садится напротив на стул, на котором несколько минут сидел Амин, и наливает кофе себе и мне. У него вполне довольное выражение лица.

Настоящий жеребчик.

— Ешь. — приказывает он и щёлкает пальцами, чтобы к нам подошла прислуга. Он говорит с ними на арабском так грозно, что даже я ёжусь, даже понимая, что это он говорит не мне.

— Я не голодна. — выдавливаю слабым голосом, отпивая кофе, чтобы протолкнуть образовавшийся ком в горле. — Где Лиза?

— Они в гостевом доме.

— Когда мы сможем вернуться домой? — говорю сразу же, слишком поспешно, вызывая на его лице раздражение. — Ты же получил, что хотел, так может отпустишь меня?

— Еще нет. — спокойно отвечает он. — Я хочу пару тройку минетов и откупорить тугую попку, вот тогда я получу то, что хотел и можешь проваливать.

Кажется, что я разревусь прямо за столом от его грубого отношения. Амин прав — я очередная шлюха.

— А как твоя невеста относится к тому, что ты изменяешь ей?

— положительно. — говорит Ахмед, не моргая и даже не стесняется этого. Он не задается вопросом, откуда я знаю, скорее всего это даже не секрет. — Понимает, что набираюсь для нее опыта. Буду возносить ее на седьмое небо.

— И почему же Вы не женитесь до сих пор? — скрещиваю руки в порыве гнева. — Мне кажется ты неплох, можешь жениться и возносить только ее уже сейчас.

— Спасибо за оценку моих возможностей. Скоро ей исполнится восемнадцать и мы поженимся. — он откидывается на стуле и улыбается до ушей, цокая языком.

— А, брак по расчету? Ваши родители договорились о свадьбе и теперь ты ждёшь, когда маленькая девочка не вырастит для тебя? — не понимаю почему меня это так гложет. Внутри все гниет до черноты от боли и обиды. Готова излить все это негодование и яд сейчас, как скандалистка.

— Нет. Я сам засватал ее, когда увидел впервые. Она очень красивая. Влюбился с первого взгляда. Сошёл с ума при виде нее. Самая чистая и благородная из всех… достойная стать моей женой. — по его глазам вижу, что он не лжёт, не шутит, говорит мне правду. И мне становится так горько. Часть меня отмирает.

— Отвези меня в гостиницу. — из моего рта просто выходит шипение. Столько гнева и ненависти меня переполняют. Ненавижу этого мужчину. Впервые мне так противен человек, никогда не хотела так ударить мужчину, просто ответить пощёчину. Меня никогда не задевали слова и действия моих сверстников, куча дурачков, но Аль-Мактум умудрялся вывести из себя.

Влюбился с первого взгляда в него, сама не понимаю как, за что, почему. Просто смотрю в зеленые глаза и отказывает мозг, барахлит и не работает.

А его дом полон шлюх…

Самодовольная мразь, считающаяся, что мир в его ногах. И ведь позволяют ему быть таким. Эмир. Принц. Да, чтобы он сдох!

— Обязательно. Когда получу все, что хочу: минеты-конфеты, анальчик-бокальчик.

Ахмед как ни в чем не бывало пьёт свой кофе, не обращая внимание на мою истерику.

Меня колотит, а у него даже дыхание не участилось. Мне кажется, что даже, если тут начнётся перестрелка — его даже это не смутит.

- Тогда давай не будем терять время, о'кей? — встаю, расправляя тесёмки топа. — Я побыреньку отсосу, отработаю и ты попросишь нас отвезти обратно. Давай ты уже возьмёшь все, что хочешь за раз и оставишь меня? Я не выдержу так долго мучаться под тобой. — видимо мои слова все таки пробивают броню Эмира, потому что он медленно отставляет чашку кофе в сторону и что-то говорит женщине в метре от нас на арабском.

Его лицо остается таким же спокойным.

Она кланяется и спешит удалиться. Очень быстро пересекает территорию и скрывается в доме, закрывая за собой двери.

— Тебе не идет роль шлюхи. — медленно протягивает мужчина, немного подаваясь вперед. Он заставляет меня сесть обратно одним взглядом. Он опаснее, чем кажется, а в такие моменты исчезает прожигатель жизни, передо мной возникает настоящий царь, способный прогнуть любого под себя, заставить исполнять его желания.

— А я и есть шлюха, меня имеют ради своего удовольствия. Нужно уметь называть вещи своими именами.

Ахмед тянется в карман своего халата и достаёт оттуда пачку баксов, отсчитывает купюры, трудно подсчитать сколько именно. Кидает ими в меня.

— Ну раз шлюха, то возьми плату. Тут больше за целку, в остальном толку от тебя…

Мне казалось, что до этого я чувствовала себя невыносимо хреново, но теперь поняла, что до этого были цветочки, теперь наступили ягодки. Это был предел.

Беру его деньги, которые упали мне на колени, сжимаю и затем демонстративно рву.

— подавись своим завтраком. Подавись своими деньгами. Ублюдок!

— И тебе приятного аппетита. — Аль-Мактум как ни в чем не бывало отрезает кусочек яичницы и отправляет его в рот, ест с удовольствием.

Я встаю слишком резко, опрокидывая стул вместе со столом и дорогущим сервизом, отправляю все на пол, и отправляясь обратно в дом, нужно найти Лизу и вызвать такси. Не хочу больше здесь оставаться. Надеюсь, он захочет кого-то другого вместо десерта к своему завтраку.

Стоит мне дойти до стеклянных дверей, как из них выскакивает два парня, на них белые льняные рубашки и чёрные брюки, видимо униформа охраны Эмира. Они шустро подхватывают меня под руки и волокут обратно. Я просто парю в воздухе.

Все это время Аль-Мактум сидит, как ни в чем не бывало, даже улыбается. Его ничуть не смущает, что меня силой приволокли к нему обратно, что его завтрак на полу. Сидит весь такой очаровательный в ворохе осколков.

Я пихаюсь и кусаюсь, брыкаюсь, но меня усаживают на стул. Парни становятся позади меня, видимо, как гарантия того, что я не причиню вред их дорогому Эмиру.

Мне уже трудно остановиться, удержать себя в узде. Крышу напрочь срывает.

Зачем обманывать

саму себя, после сегодняшней ночи во мне что-то щелкнуло, сработало что-то, притянуло к нему. Размечталась. Захотелось сказки. Хотя бы курортного романа. Нежности. Клочочек любви. А вместо этого — меня ударили кирпичом по голове. Просто развлечение.

Прислуга быстро ставит стол, сервирует его по новому. Подаёт горячие омлеты и чай. Все исправляется в считанные секунды. Минута, и как и не было ничего. На их лицах нет ни удивления, ни осуждения. Они привыкшие ко всему.

Закидываю ноги на стол, сбивая с него заварочный чайник, судя по орнаменту на нем — дорогущий. Такая наглость выводит из себя его охранников, они дергаются, но Ахмед останавливает их, не даёт дотронуться до меня. Несмотря на такую дерзость, он остается спокойным, просто осматривает мои пальчики в сланцах, которые немного подрагивают.

— Так уже лучше. Мне нравится твоё бунтарство… — неожиданно он улыбается. Красивый мальчишка с белоснежными зубами, способный очаровать любую. — Но если ты не уберёшь ноги со стола, я выпорю тебя прямо здесь при всех. Возбуждает?

— Да. — оттопыриваю губу и разваливаюсь еще удобнее, хочу его злости, достать его до такой степени, чтобы он не захотел меня видеть. Отказываюсь верить, что моя дерзость только подзадоривает его.

Игнорирует все мои выпады.

Аль-Мактум говорит одному из парней на арабском, приказывает снять видимо ремень, потому что один из них тут же начинает его расстёгивать и затем протягивает Эмиру. Он принимает его и начинает пошло ухмыляться, проверяет на прочность дорогой аксессуар.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У Эмира и охранники одеваются в очень брендовых шмотки. Уверена, что такой ремень стоит больше, чем мои родители получают в Брянске в месяц. Неприлично ходить в таких дорогих вещах в Африке, когда многие дети голодают.

Мы играем в игру, кто кого переглядит.

— У меня даже встал в предвкушении.

До последнего не верю, что он сделает это. Аль-Мактум сам не говорил, что не любит публичность в делах интимного характера, но в этот раз он видимо решает поскупиться своими правилами.

Он со всей дури лупит по столу, разбивая чашку на мелкие осколки, она разлетается в разные стороны. Я испуганно подпрыгиваю.

Встаёт. Я убираю ноги. Вызов брошен.

— Поздно, дорогуша. — проводит большим пальцем по моей щеке, пытается подхватить меня, чтобы перевернуть попой к верху, но я не даюсь, изворачиваюсь и прошмыгиваю мимо него под столом, оказываюсь по ту сторону.

Мужчины охают. Спасибо гимнастической школе и Вере Павловне, моей преподавательнице, за небывалую гибкость.

Но даже это не выводит из себя мужчину. Он лишь оглядывается на меня и смеется без злости. Хохочет так, что голову запрокидывает. Ему весело до колик в животе, вот так я забавляю его.

— Хочешь, чтобы я побегал за тобой?

— А что, Эмиры не бегают? — говорю это и делаю небольшие шаги назад, готовая сорваться в любую минуту. Скидываю сланцы с ног, чтобы не мешали.

Когда парень приходит в движение, отбрасывая ремень, бегу со всех ног вдоль бассейна. Мне не убежать от него, тут везде его люди. Я даже не знаю дорогу к отелю, но мне не хочется отдаваться ему просто так. Пусть хотя бы побегает.

У него же невеста. Достойная его. А я так. Мясо… со мной можно, как захочется.

Эмир быстро меня настигает, хватает и кидает, утаскивает в бассейн. Просто сбивает с ног. Сердце ухает.

Мы падаем в прохладную воду, погружаемся с головой. Создаётся впечатление, что тонем. Тяжелая ткань утягивает вниз. Паника охватывает меня. Вижу множество пузырей и красочные пятна.

В первые секунды я теряюсь и открываю рот, заглатываю воду, давлюсь и захлебываюсь. Ахмед, успевший скинуть халат, подхватывает меня и тянет наверх. Поворачивает набок и удерживает голову.

— Сплевывай, дура.

Вода идет даже из носа, я стараюсь откашляться и хлебнуть свежего воздуха. Прижимаюсь к сильному торсу мужчины, удерживаясь за край бассейна. Легкие обжигает воздух, раздирает горло.

Не успеваю прийти в себя, а Ахмед уже ловко стягивает с меня шорты, раздирает топ и отправляет их на дно бассейна.

Парней уже нет, они скрылись, оставляя нас двоих.

Я совершенно голая в его жадных руках, исследующих мое тело шаг за шагом. Мозг снова начинает отключаться, начинаю думать не тем, что между моими ушами. Тело распаляется во власти наглых движений.

Мне душно. Сгораю дотла. Проклинаю себя за то, что слабая женщина.

Ахмед врывается в меня, раздирая и ничего не оставляя. Вколачивается так яростно, что у меня перед глазами все искрит и идет кругами. Наказывает меня за мое своеволие, подгоняет под себя. Мне больно и сладко одновременно. Его безумие заразно, загораюсь вместе с ним.

Он еще крепче прижимает меня к бортику бассейна, еще жёстче вгоняет свою дубину в меня по самые яйца. Отпускает мои запястья и слегка обхватывает горло, сжимает его, заставляя обернуться и смотреть на него. В его адские глаза, пожирающие мою душу.

Хватаюсь за край бассейна, ломая ногти до крови. Готова вгрызться зубами в голубую плитку, чтобы запретить себе издавать эти разнузданные стоны, вырывающиеся против воли.

Он берет меня сзади, как ему хочется, даже не спрашивает, не ласкает. Просто трахает. А я умираю от кайфа, растворяюсь в нем.

— Ты урод. — выплёвываю я. — Давай быстрее! Мне противно! Ты мне неприятен! Кончай уже!

После моих слов Ахмед перемещает руки на мои ягодицы, нагло сжимает их. Начинает двигаться снизу вверх, словно насаживаю на крюк, доводя меня до экстаза.

— Противно? — томно шепчет он мне в самое ухо. — Неприятно?

Открываю рот, чтобы прокричать, как он мне противен. Сказать тысячу раз «Да».

Да — противен. Да — неприятен. Да — ненавижу.

Но вместо этого из меня вырывается протяжный стон, словно меня ранили. По факту меня пронзили копием, почти распороли на две части.

От его бешеной долбежки, у меня натираются все стеночки. Интересно, там могут быть мозоли?

Затихаю, расслабляюсь, поддаюсь волне удовольствия.

— Где же твоя непокорность? — его дыхание обжигает мою шею. Вода ласкает все тело, от каждого его толчка поднимаются маленькие волны, которые щекочут тело. — Почему не убегаешь? М?

Он издевается надо мной. Но от его голоса меня кроет еще больше, его акцент поднимает волну экстаза.

Зажмуриваюсь, чтобы прекратить это, изгнать наваждение.

Аль-Мактум поворачивает меня лицом к себе, обхватывает пальцами и заставляет смотреть ему в глаза.

Теперь он входит в меня своим толстым членом медленно, растягивая и дразня, не заходя полностью. Одной рукой, он отводит мою ногу в сторону.

Не удерживаюсь, провожу рукой по поросли чёрных волос, придающие ему звериный и мужественный вид. Настоящий дикарь. Пещерный человек. Вид его накаченного торса, напрягающегося при каждом толчке — горячит еще больше.

Смотрю, как он входит в меня, раздвигая складочки. Это невероятно возбуждающе. Толстый поршень двигается как по рельсам. Ахмед ускоряется.

Мое тело само прижимается к нему, оргазм накрывает с головой.

Я бы утонула, если бы не сильные руки Эмира, которые удерживают меня на плаву и не дают опуститься на дно.

От всеобъемлющего жара не спасает даже прохлада, исходящая от бассейна.

— Ты моя. — его медовый голос, окутывает меня. Он как паук, который оплёл меня своей паутиной. Слова достигают сердца. Нельзя обманываться. Нельзя верить ни единому его слову. — Освеживаю, если твой гладиолус хотя бы дотронется! Ясно?

Его слова тонут в бассейне. Аль-Мактум собственник, ничего более.

Любит и ценит другую.

Ненавижу.

Ахмед кончает в меня, прикусывая шею и оставляя на ней отметину. Будет засос. Его не удастся скрыть.

Чувствую себя опустошённой, расслабленной. Ломит всю.

Ахмед подхватывает меня, словно я пушинка. Мокрое тело скользит по его… прижимаюсь, чтобы не упасть.

Эмир возвращает меня обратно в дом, закутывает в шелковый халат и укладывает на широкую кровать с белоснежными простынями.

— Сейчас ты позавтракаешь. Съешь все, что тебе принесут. Все, что не съешь, я затолкаю в тебя насильно!

Я и вправду без сил, желудок урчит. По мне будто трактор проехался и переломал все кости. Каждый сантиметр тела болит. Откидываюсь на подушках, чувствуя как меня начинают душить слезы. Реветь хочется взахлеб. Заставляю себя сдержаться.

Банально, но я хочу к маме.

Просто смотрю, как мужчина с идеальной фигурой передвигается по комнате, обвязав вокруг своего торса махровое полотенце. Ахмед будто танцует, настолько его движения плавные и непринужденные.

— Ахмед. — зову его робко, совсем непривычно говорить с ним наравне. Когда он оборачивается, тихонько добавляю: отпусти меня, пожалуйста. Я же не игрушка. ТЫ поиграл, добавил меня в свою коллекцию, а теперь отпусти… мне больно!

Невыносимо грустно. Больно. Кости ломает. Хочется когтями раздирать грудь и вырвать из него сердце. Слезу текут по моим щекам ручьём.

— Вика. — подруга сжимает мою руку, пытается меня успокоить, а я не могу перестать плакать. Ощущение, что кто-то изрезал моё сердце. Боль раздирает меня на части. Нет ни одного шанса выжить.

Мое состояние доставляет Амину удовольствие. Всего лишь шлюха, которую проучили. Показали ее место.

Но сейчас у меня нет сил держать лицо, я просто реву в три ручья, издавая булькающие звуки. Мне кажется, что кровь пенится и идет ртом.

— Все будет хорошо. — шепчет Лиза, прижимая к себе. Она гладит меня по голове и волосам, шепчет слова утешения. У меня даже не хватает сил объяснить подруге, что Ахмед не брал меня силой, не причинял физической боли, просто поломал меня морально.

Обстрелял меня атомными бомбами, оставляя после себя пустыню без воды и жизни.

Амин привозит нас к гостинице, оставляет у входа, выбрасывает небрежно вещи. У него на лбу написано, что он кайфует от моего состояния. Маленькая мразь. Жизнь с тобой поквитается. Я на это надеюсь.

— Валите уже.

К нашему номеру прикреплена записка от парней. Они изволновались, не понимая куда мы пропали. На телефоне тысяча пропущенных. Я смотрю на клочок бумаги и не знаю, что делать, что можно рассказать им.

Много пропущенных от родителей, они тоже потеряли меня. Мама написала сообщение, чтобы я перезвонила им срочно.

Сердце сжимается, кровь стынет в жилах. Они бы не стали так настойчиво звонить и писать, если бы не что-то серьёзное. Мои родители не из тех, что будут названивать сто раз, они знают, что я сразу же по возможности перезвоню им.

Я набираю их номер, надеясь, что зря переживаю. Хотя внутри становится гадко и холодно, интуиция приводит в состоянии коматозы.

Мама поднимает практически сразу же, у нее очень взволнованный голос.

— Виктория! Где тебя черти носят, почему ты не поднимаешь трубку, когда я тебе звоню? Я второй день на корвалоле!

— Мама прости, мы были на экскурсии и связь не ловила. — у меня у самой зареванный голос.

— У Вас все хорошо? Никто не болеет?

— Нет, все отлично!

— У Вас никто не заболел этим гриппом?

— Нет. Все отлично!

Мама протяжно вздыхает, чувствую, что она подбирает слова, как бы сказать мне что-то важное.

— Что случилось? — спрашиваю я, потому что у меня никаких сил ждать и минуты.

— Папа заболел. — говорит она очень тихо. Каждым словом меня бьют словно в живот. Меня скручивает. — Сначала все было как простуда, а потом его забрали на скорой. Похоже, что это все серьезно. Меня не пускают к нему, он в инфекционном закрыт… В реанимации.

Я сажусь на кровать, пытаясь собраться.

Хуже уже не будет.

Я читала про новый вирус, но мне казалось, что он так далеко, он не коснётся моей семьи.

— Что говорят врачи?

— Ничего. Ты же знаешь, что от него пока нет лекарства.

— Я поменяю билеты и прилечу к Вам. — говорю я, принимая решение. После ночи с Ахмедом, я так и так хотела поскорее выбраться из страны, где все ему принадлежит, но теперь вопрос был решённый. — Как только у меня получится, я напишу тебе… Мама держись, я скоро буду. Люблю тебя!

По ту сторону раздаются безутешные всхлипы, от которых у меня в груди образовывается вакуум.

— Папа заболел. — говорю я Лизе и закрываю глаза, чувствуя, что разревусь еще раз.

— Я пойду к парням, попробую их успокоить. — говорит подруга. — а ты пока успокойся. Если хочешь, поспи. Тебе нужно прийти в себя. Посмотри билеты домой, раз уже решила.

Не смогу успокоиться, пока не поменяю билеты.

Открываю планшет, захожу на сайт авиакомпании. По сути ничего сложного, просто выбрать другую дату. Слава Богу, мы покупали билеты с возможностью замены. Как будто чувствовали.

На сайте закрыт обмен, висит оповещение, что часть стран закрыли авиасообщение.

Я напрягаюсь. За месяц на Мадагаскаре мы немного выпали из реальности. Не знала, что ситуация зашла так далеко.

Беру телефон и набираю номер горячей линии. Уточню все по телефону.

Никто не отвечает, линия перегружена. Двадцать минут вешу на второй линии — без результата.

Нехорошее предчувствие меня пугает. Смотрю на сайт с новостью на весь основной экран и прикусываю губу. Может так оказаться, что билеты будет не просто поменять.

Переодеваюсь и иду тоже в номер к парням, может они смогут мне помочь.

У Глеба и Игната очень недовольные лица, но это понятно. Их оставили на целых два дня, трудно придумать объяснения. Парни напоминают надутых пингвинов. Глядя на их обиженные лица непроизвольно сравниваю их с Ахмедом. Араб никогда не бывает обижен, раздражён, что происходит в разрез его желанием, но быть обиженным — ниже его достоинства.

— Не могу поменять билеты через сайт. — сразу же говорю я, протягивая планшет. — Что теперь делать?

Лиза уже рассказала им о моей ситуации. Глеб приобнимает меня за плечи и пытается успокоить.

— Мы поменяем билеты, не переживай. С папой все будет хорошо.

Он наклоняется и целует меня в губы, я отодвигаюсь и прячу взгляд. Мне неприятно его прикосновение. Глеб принимает мой жест за смущение.

Я киваю, прикрывая лицо руками.

— Давайте выпьем? — спрашиваю их, отчаянно желая накидаться.

Парни с удовольствием соглашаются.

По дороге в бар Лиза шепчет мне на ухо, что сказала парням, что у нее случились проблемы по-женски, нам пришлось съездить в больницу и побыть там. Она очень стесняется этой темы и не готова пока говорить о ней. Они вроде схавали, потому что и предположить не могут, что мы могли быть на вилле у Эмира.

Мы садимся в баре, и мальчики рассказывают нам последние события с пляжа, что они узнали и какие у них есть предложения. Я же не могу себя заставить себя участвовать в разговоре. Мысли о папе вытесняют все.

— Ви, ты такая бледная. Давай, ты поешь?

Почему все пытаются меня накормить?

Еще утром Ахмед кормил меня омлетом. Теперь Глеб…

— Я не голодна. — уверенно говорю я. — Спасибо!

Глеб приобнимает меня, безобидный жест, который со стороны может показаться обязывающим. Так обнимают обычно парни своих девушек. Очень уж по-хозяйски лежит его рука. Я не убираю ее, хотя меня немного напрягает ее расположение. Чем дальше заходили наши отношения с Аль-Мактумом, тем сильнее меня напрягали попытки Глеба сблизиться.

Мы договариваемся завтра поехать в офис авиакомпании, сегодня себе устраиваем день тюленя. Чилим на бассейне, смотрим видео, загораем, болтаем и пьём Пина Коладу.

Меня немного развозит на солнце и я засыпаю на лежаке. Отключаюсь, проваливаюсь в успокоительную черноту, где нет никаких проблем.

Даже не замечаю, как Глеб ложится рядом и заботливо прижимает меня к себе. Я так устала, что даже не просыпаюсь. Утыкаюсь носом в тёплое тело.

— Какая милая пара. Просто глаз не оторвать. — мне снится голос Аль-Мактума, он преследует меня и не оставляет в покое. Меня передергивает, поджимаю ноги, стараясь защититься. Ахмед пустил корни в моей голове, засорил ее. Мне понадобится много времени, чтобы вырвать его корни из головы и сердца, избавиться от болезненного наваждения.

— Что Вы хотите?

Ответ звучит на арабском, по интонации улавливаю, что человек ругается.

Приоткрываю глаза, пытаясь проснуться. Облизываюсь и пытаюсь отодвинуться от Глеба.

Голова очень тяжелая. Смотрю на испуганного друга, потом поворачиваюсь и теряю дар речи.

НА меня смотрит два зелёных глаза. Пристально магнитят.

Никак не могу проснуться. Вновь закрываю глаза и шепчу:

— Глеб?

Сажусь и оборачиваюсь. Это не сон.

Рядом со мной стоит Ахмед и смотрит на меня. По спине пробегают мурашки. Если бы можно было взглядом прожигать дыры, то я бы была изрешечена, а Глеб лишился бы рук и ног.

— Время даром не теряешь. — мужчина говорит так грозно, что у меня начинает кружиться голова. Я уже знаю, на что способен Аль-Мактум. Он может свернуть Глебу шею, и никто не посадит его за убийство. Он может творить все, что хочет.

Араб на глазах становится выше и шире, становится здоровее Халка.

— Извините, но что Вы хотите? — Глеб тоже садится. Друг тоже напрягается. Ему совсем не хочется вступать в конфликты с этим парнем. Превосходство Ахмеда над Глебом очевидно, это не только физическое доминирование, но и внутреннее. У Аль-Мактума внутри холодное сердце и закостенелая душа, а Глеб тонкий и ранимый.

— Пришел поговорить с твоей подружкой.

На Ахмеде свободные шорты спортивного кроя и широкая футболка. Вещи неплотно облегают загорелое тело, выточенное спортом, но им все равно не даётся скрыть рельеф и мощь. Даже в таком виде он выглядит царем.

Не понимаю, зачем он приехал? Что ему от меня нужно?

Сглатываю, но во рту так сухо. Язык прилипает к небу.

Встаю с лежака. Неудобно себя чувствую из-за откровенного купальника. Бежевое бикини сливается с телом и иногда кажется, что я голая. Хочется укутаться в полотенце или парео, чтобы Ахмед этого всего не видел. Чувствую, как он злится. Вспоминаю его слова в бассейне, что в случае чего, он убьёт Глеба.

А еще, с ним я была в слитном скромном купальнике, а с Глебом сейчас в максимально неприличном.

— Что-то случилось? — неловко спрашиваю я, пытаясь прикрыться руками. Ахмед отправил меня сюда, и теперь сам приехал. Нет никакой логики, ничего не понимаю.

Аль-Мактум хватает мою руку, больно дергает за нее, крутит меня на триста шестьдесят градусов, чтобы рассмотреть мой купальник. Ёжусь под его взглядом.

Глеб от страха вообще не решается ничего сказать.

Судя по пропавшим с территории людям, охрана Ахмеда позаботилась о том, чтобы нас никто не тревожил.

— Вошла в образ? — он трясёт с такой силой, что у меня из глаз искры сыпятся. — Я не разрешаю тебе ходить в таких купальниках.

— Не знала, что должна спрашивать у тебя, что мне можно надевать, а что — нет! — у меня нет сил с ним бороться, кожу на руке жжёт от его грубого захвата.

Ахмед злобно скалится, подцепляет тесемку лифчика и дергает ее, разрывая на части. Я испуганно охаю и прикрываю грудь руками, ощущая, как сильно подкашиваются ноги.

— Глаза закрыл, пока не ослеп. — рявкает он Глебу, и снова оборачивается ко мне. — Тогда может уже так будешь ходить? Разницы почти нет!

Мне невыносимо стыдно вот так стоять перед ним.

Ахмед одним пальцем подцепляет трусы и тянет их на себя, желая лишить видимо меня последнего элемента одежды.

Прикрываю одной рукой грудь, хотя она наружу так и лезет, соски выглядывают, смотрят вопрошающе на араба. Второй цепляюсь за кисть руки Ахмеда, умоляюще смотрю ему в глаза. Эмир оттягивает мне трусы, удерживает их. Слышу как ткань трещит. Маленький рывок и они окажутся не на мне, а в руках моего мучителя.

— А вчера на тебе был слитный, скромница… сегодня уже как шалава… Что это за нитки?

— Прошу тебя, не нужно. — стараюсь вложить в четыре слова максимум убедительности. Ахмед рывком притягивает меня к своей груди, пряча меня от чужих глаз, распускает волосы, чтобы закрыть спину, и прижимает к себе.

Судорожно вдыхаю его терпкий запах с нотками парфюма, зарываясь носом ему в подмышку, чтобы почувствовать себя в безопасности. Слышу как стучит его сердце, ровно и размеренно, успокаивающе. Но это самообман.

Не успеваю прийти в себя, как к нам подходит работница отеля, в ее руках банный халат. Негритенка не смеет даже посмотреть меня, протягивает его, опустив голову. Ахмед кутает меня в него.

— Не трогай его, между нами нет ничего. — цепляюсь за футболку, сминая ткань, судорожно пытаюсь привлечь его внимание. — Пожалуйста, если в тебе есть хоть что-то человеческое. Прошу. То, что между нами, только между нами. Он не причём!

Не знаю насколько мои доводы убеждают его, но он уводит меня в гостиницу, оставляя Глеба на лежаке. Оглядываюсь несколько раз, разглядывая друга, надеясь, что Аль-Мактум ничего не сделает ему.

У Эмира стальная хватка, кисть руки горит адским пламенем. По дороге теряю сланцы, потому что не успеваю за ним, трудно догнать его. Голыми ногами скольжу по ковру в коридоре гостиницы.

Работники так боятся его, что шарахаются в разные стороны, не смея даже глаза поднять. У моего номера стоит Амин. В его руках мой планшет.

Внутри все от странного предчувствия переворачивается и холодеет.

Араб с надменным выражением рассматривает меня, у него немного подрагивает кончик носа от отвращения, так он ненавидит меня.

— Что происходит? Почему Вы роетесь в моих вещах? — мой голос звучит жалобно. Смотрю на происходящее и понимаю, что не могу ничего сделать.

— Ты переезжаешь. — заключает Ахмед, заталкивая меня в номер. Я сильнее запахиваю полы халата, чтобы защитить тело от его нападков.

— Не хочу. Никуда не поеду с тобой. — утвердительно говорю я. У меня леденеют руки и ноги, превращаются в ледышки. — Ты отпустил меня утром. Посадил в машину и все… Что изменилось за такой короткий промежуток времени.

— Ты будешь моей любовницей, вопрос решён. Не нужны эти вещи, куплю тебе новые.

Заглядываюсь на его благородный профиль, у араба даже загар благородного цвета.

— Зачем тебе я? У тебя есть невеста. — с особой болью вспоминаю утренний разговор, его признания в любви незнакомой девушке.

— Мне нравится твоя тугая дырка, местные изрядно растянуты. Да и драть тебя можно без резинки.

Лучший комплемент из всех, что я слышала в своей жизни. Просто есть, чем теперь гордиться.

— Я улетаю. — резко говорю ему, чувствуя как внутри меня все отмирает от отчаяния. Хочет растоптать меня окончательно. — Мне нужно домой. И мне противно быть с тобой. Ты спрашивал, почему я сегодня была в откровенном купальнике? Потому что меня тянет к моему другу. Я бы хотела ему отдаться. Мне жаль, что ты украл у меня возможность подарить ему свою невинность.

— Хотел бы я посмотреть, как ты улетишь, когда авиасообщение закрыто. — усмехается он, глядя на меня своими зелёными глазами. Он пожирает меня, игнорируя мои слова. Вижу, как он раздевает меня, не прикасаясь ко мне. От него исходят волны радиации, поражающие меня и разлагающие.

Не хочу верить его словам, я найду как добраться домой. Мне нужно бежать отсюда поскорее ради отца и самой себя. Каждая минута рядом с ним ядовита для меня, отравляет. Захлебнусь собственной кровью.

— Не переживай, я найду, как улететь. — хрипло говорю я, отходя от него на, как мне кажется, безопасное расстояние. — Лишь бы тебя не видеть. Лишь бы не касался своими руками меня! Мне никогда не отмыться после такого. Ты отвратителен.

— Я уже слышал, как противен, а потом слышал, как ты умоляла меня не останавливаться. Стонала так, что уши закладывало, просила еще и еще. Или ты так скучаешь по моему херу, что без него с ума сходишь? — Ахмед начинает двигаться, приближаться ко мне, а я пячусь назад, пытаясь сбежать подальше. Но куда?

Упираюсь спиной в стенку и в панике оглядываю комнату.

— Чтобы было не так отвратительно, я представляла другого. — для чего-то выдаю я, пытаясь уязвить его самолюбие, как еще заставить его отпустить меня? Ему должно надоесть. Когда станет скучно, он отпустит.

Эта мысль озаряет меня. Ахмеду нравится моё бунтарство, его забавляет моё сопротивление. Так может быть стать такой как все его шлюхи?

Я тут же снимаю халат, резко распахиваю его и откидываю в сторону. Убираю волосы за уши, движения получаются деловитыми и практичными. Щипаю соски. Становлюсь на колени и смотрю на него, придерживая руки по швам.

Выгляжу комично как школьница.

— Я отсосу? — спускаю его шорты. При виде его обрезанного члена каждый раз поражаюсь его размерам. Пугаюсь. Стараюсь вложить в выражение лица максимум безразличия. Провожу ладонью по стволу. — Как Вы хотите, чтобы я сама его вылезала или отодрать меня, как в тюрьме? Как Вам больше нравится? Как скажете, так и сделаю. Обслужу по первому разряду.

Обхватывая дубину губами, испытываю мандраж. Кажется, подавлюсь им, но стараюсь сохранять лицо. Делать все, чтобы создавалось впечатление, что я просто работаю. Максимум безразличия.

Эмир запускает руку мне в волосы, запрокидывает ее.

— Значит ничего не чувствуешь? — спрашивает он и проводит дубиной по губам, немного проникая мне в рот.

— Схожу с ума от Вашего члена. Он самый большой и красивый из всех, что я видела Просто леденец на палочке. Хочу, чтобы Вы трахнули меня по самое горло. Засадили по самые гланды. Меня возбуждает, когда мужчины ведут себя так дерзко. Покажите, что умеете, Ваше Величество. — по его хватке чувствую, что ему это не нравится. Его раздражает, что я веду себя как шлюха. — Эмир, трахните меня.

Высовываю язык и очень пошло облизываю ствол, делая все, чтобы жест казался отвратительным.

Глаза Эмира темнеют, он напоминает кота, дикого тигра. Сейчас сделает выпад, разорвёт меня в клочья. Это заводит меня, но сегодня я готова себя контролировать. Мысли об отце и необходимости выбраться отсюда поскорее отрезвляют мои куриные мозги.

— Хочешь быть шлюхой? А знаешь, как я веду себя со шлюхами? — его голос грохочет.

Ахмед поднимает меня на ноги и разворачивает к себе спиной. Резко разворачивает и жестоко ударяет по попе, дергаюсь, но не издаю и звука. Стараюсь хранить тишину, вгрызаюсь зубами в губы.

— Я откупорю твою жопу… — хрипло говорит он мне на ухо, поглаживая спину. Не ведусь на провокацию, ничего не говорю. Он же разминает мои ягодицы, готовится. — Тебе уже не так нравится?

Меня спасает от ответа звонок на мой телефон, на котором загорается имя Глеб с сердечками и фотография друга. На ней Глеб без рубашки, демонстрирует свой пресс, не такой шикарный как у Эмира, но все равно достойный.

Аль-Мактум берет в руки и телефон и долго смотрит на него. Рассматривает Глеба.

— Ты трахалась с ним? — зловеще спрашивает он, сжимая айфон в руке.

— Нет, но очень хочу. — лгу ему, продолжая стоять в позе собаки. — С детства в него влюблена.

Главное, не спровоцировать Ахмеда против Глеба.

Эмир издаёт такой гортанный звук, что мне становится страшно за друга. Подскакиваю, выпрямляясь и глядя на Аль-Мактума во все глаза.

Да его трясёт от злости.

Не знаю, может быть сердечки напротив его имени заставляют Ахмеда поверить в мою ложь, а может, ему надоедает гоняться. Он отпускает меня, отдаёт телефон и заправляет член в шорты. Оглядывает моё голое тело жадным взглядом, усмехается.

— Только не трогай его. Я расплачусь с тобой. Но его пусть не трогают твои люди.

Я прижимаю халат к своему телу и начинаю реветь в три ручья, вновь чувствуя пустоту.

Ахмед чертыхается, ругается на арабском и уходит, оставляя меня одну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Безчувственное чудовище.

— Глеб! — кричу я, пугаясь до жути, что Аль-Мактум его поколечит.

Аэропорт кажется заброшенным. Все рейсы отменены. Местами видно испуганных туристов, которые не понимают, что им делать и куда бежать. В условиях сложившейся пандемии все авиасообщение закрыто и не известно, когда откроется.

Все, кто прилетел на Мадагаскар, застряли тут без возможности вернуться обратно.

Смотрю на чёрное табло с ужасом.

За моей спиной друзья, такие же шокированные как и я. Мы ожидали, что с заменой билетов могут возникнуть трудности, но не ожидали, что аэропорт будет таким безжизненным. Мы словно попали в ужастик, где все люди вымерли. Неужели, это аэропорт двадцать первого века?

Нет даже представителей авиакомпаний, уже давно никто не выходят на связь. В мире царит хаос.

Я на грани. Слишком много всего навалилось меня.

Я человек, зависимый от светлых и радостных событий, когда их нет в моей жизни — я впадаю в отчаяние. Просто теряю почву под ногами, меня охватывает дикая депрессия.

Глеб вчера пытался расспросить, что произошло и почему этот араб меня проследует. Парень был напуган больше меня.

Я не стала говорить ему всю правду. Сказала лишь о случае в баре, и что с того самого дня он домогается до меня. Наивному другу и этого хватило для того, чтобы прийти в ужас. Если бы он узнал все в красках, то не поверил бы.

— Простите. — кричу я служащему аэропорта, одиноко выходящему в зал. Срываюсь с места, чтобы поймать его. — Неужели больше никто не летает? Ни единого шанса?

Он отрицательно качает головой. Вижу по его выражению лица, что он устал повторять одно и тоже разным людям.

— Все рейсы отменены.

— Но я видел самолёт в небе. — неожиданно говорит Игнат, подходя к нам и вселяя в меня надежду. Поворачиваюсь к работнику и с замиранием сердца ожидаю его ответа.

— Это самолёт Эмира, частное сообщение открыто по договоренности между странами. — говорит мужчина, пожимая плечами. — Его самолёт вернётся после завтра, потом может еще куда полетит.

Всемогущий Аль-Мактум.

При его упоминании сердце предательски останавливается. Я даже синею на нервной почве.

— Давайте выйдем и все обсудим. — говорит Глеб, стараясь меня успокоить. — Может за месяц еще что решится, у нас все оплачено, есть возможность подождать.

Отхожу от друзей, набирая номер мамы, не знаю как сказать ей новости.

— Мам.

— Вика! Ну что? — у мамы совсем надломленный голос. Мне становится совсем страшно. — Удалось?

— Пока нет. — стараюсь говорить спокойно, но слезы рекой текут по щекам. — Тут хаос, нужно время.

Слышу, как Мама плачет, она тоже держалась для меня.

— Нет времени, Вика. Папа совсем плох. Нужно лекарство, а его у нас нет. Говорят, только в Москве есть. Но сама понимаешь, откуда у нас возможности, повезти его в Москву. Врачи дают очень плохие прогнозы.

У меня начинает все расплываться перед глазами. Голова кружится так, что хватаюсь за стенку.

Лиза подлетает ко мне и старается удержать, но я все равно плохо вижу. Нахожусь в полу обморочном состоянии.

Что же делать?

Мы устраиваем пикник на пляже, садимся вчетвером, открывая холодное пиво и раскладывая снеки. Со стороны все выглядит так романтично и мило, обманчивая ширма.

Мы вчетвером за время нашего отпуска стали дальше друг от друга, чем по пути сюда.

Глеб с Игнатом пытаются как-то меня развлечь, отвлечь от грустных мыслей. Но как можно смеяться, когда Папа в таком тяжелом состоянии, а я даже не могу прилететь домой. И это не единственный фактор, который меня угнетает.

Аль-Мактум. Сцена нашей последней встречи… Это была наша последняя встреча?

Что же происходит с этой планетой?

— С отцом все будет хорошо. — говорит убеждённо Игнат. — Он поправится.

— Да. — машинально отвечаю ему я, почти не слушаю его. Слежу за океаном, размывающим песок по берегу. Хотела бы я, чтобы все было просто.

Лежать на берегу, наслаждаться бризом и не думать ни о чем.

— А кто этот Эмир? Случайно не тот мужик, который львёнка брал? — Игнат никогда не успокаивается, когда это стоит сделать, продолжает давить на больные темы. У меня создаётся впечатление, что он специально вспоминает это, чтобы спровоцировать нас с Лизой на какие-то эмоции.

Подруга в последние время тоже не проявляет никакой нежности к нему. Я плохая подруга, за все это время, даже не удосужилась спросить — как у нее дела. Может быть у нее тоже проблемы.

Глеб судя по всему не рассказал ему о вчерашнем.

Лиза бросает на меня многозначительный взгляд, который не укрывается от Глеба, он считывает его и тоже вопросительно взирает на меня. Я опускаю глаза и затихаю, пытаясь делать вид, что не понимаю почему они так смотрят на меня. Хотя, думаю, что все на лбу написано.

Глеб перестал ко мне подкатывать. Наверное, ему было все же страшно.

— Хочу еще пива. — говорит Лиза, показывая всем пустую бутылку. — Не сходите в номер за холодненьким?

Подруга специально отправляет парней за пивом, она хочет поговорить со мной. Когда парни уходят, она поворачивается и с безумным видом быстро тараторит:

— А может, тебе поможет Аль-Мактум?

— Как ты себе это представляешь? — спрашиваю ее и непроизвольно оглядываюсь, на подсознании кажется, что за нами следят. Кто-то может услышать о чем мы говорим. — Привет, Ахмед, прокати на самолёте? Просто потрать на меня кучу бабла? Да не один мужик на такое не пойдет, он согласится, только если я продам ему все мои органы.

Я может быть и дура, но не на столько. Нужно быть полностью отмороженной, чтобы думать, что малознакомый парень, с которым у меня нет ни романтических ни родственных отношений поможет мне за слово «спасибо». За такой подгон мне прийдется не просто отрабатывать все выходные ртом и местом пониже, мне придет обслужит его и всех его друзей, чтобы он остался доволен. И даже тогда, я останусь ему должна.

Аль-Мактум не похож на благородного принца, помогающему из чувства сострадания. Вряд ли н вообще знает, что такое чувство существует.

— РАФ говорил, что Аль-Мактум невероятно богат и могущественен. — для чего говорит Лиза.

— А у тебя с Рафом значит все хорошо?

Лиза краснеет и перебирает пальцами бахрому джинсовых шорт. Надувает губы и устало заключает:

— Что ты понимаешь под хорошо? Секс у нас потрясающий, я мысли собрать в предложение не могу, как его вижу. А остальное? Больше ничего между нами нет. Только секс. Вернусь в Брянск, заб… нужно собраться и верить в хорошее. Чёрные полосы заканчиваются, а добро побеждает зло. Иногда происходят чудеса, в которые трудно поверить.

Лиза резко меняет тему разговора, когда видит парней позади нас с новым ящиком холодного пива. Она натягивает на себя маску беспечности, у нее хорошо получается играть свою роль и делать вид, что никакой тайны не существует, что внутри нее тоже скребут кошки, раздирая душу в клочья.

Как бы она не пыталась себя убедить, что между ней и здоровым Арабом ничего кроме секса нет, это все равно ложь.

Слишком хорошо ее знаю, она влюблена в него по уши. Чувствует то же самое, что и я. Нас обеих угораздило застрять в этом болоте, подсесть на Неизвестный арабский наркотик. Теперь обе не может соскочить.

Различие лишь в том, что Лиза мягче и покладистее, она умеет управлять мужчинами, играть на их желаниях. Я же всегда действую напролом и натыкаюсь на одни и те же грабли. Мне бы немного женской хитрости и может быть многое было бы по другому.

— Успели по нам соскучиться? — спрашивает Игнат и садится рядом с Лизой, обнимая ее и целуя в плечо. Парни чем-то догнались в отеле, стали более пьяными, чем раньше.

— Простите, меня жутко тошнит. — встаю, не желая принимать участие в этом цирке. У меня нет сил натягивать маску и прятать свои чувства. Я хочу плакать. Хочу к маме.

— Ви, давай провожу что ли! Ви! — Глеб пытается привлечь моё внимание всеми способами, но у меня нет настроения. Не хочу ни с кем разговаривать.

Мне становится значительно лучше только после того, как я закрываю дверь в номер, оставаясь в сумеречной темноте. Прислоняюсь лбом к двери и Прислоняюсь лбом к двери и пытаюсь выжать из себя слезы, которые так долго рвались наружу.

Телефон вновь настойчиво вибрирует. На экране высвечиваются четыре буквы, складывающиеся в такое тёплое и родное слово «Мама».

— Да, мам.

— Вика, тебе не удалось ничего придумать? — мамин голос полный надежды режет меня без ножа. Как ей сказать, что нельзя ничего придумать. — Я слышала сегодня по новостям, что можно обращаться в МИД, они должны помочь. Напиши им на горячую линию, сходи в посольство. Ну не могут Вас там оставить.

— Мама с нами все хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать. Обещаю! Как Папа!?

Мама ничего не отвечает, просто молчит и тяжело дышит в трубку. Мне становится так тяжело, что под этим грузом я не могу разогнуться.

Решила закончить главу этими событиями, а более динамичные и интригующие оставить для новой.

Спасибо Вам за поддержку, я говорила, что идея написать книгу об этих событиях возникла, когда я застряла на острове без возможности вернуться домой. Многое основано на моих личных переживаниях.

Посольство России в республике Мадагаскар находилось в самом центре Антананариву. Небольшое желтое здание непримечательно, нигде даже не весит триколор, ни одного опознавательного знака. Проходя мимо него даже не скажешь, что тут обитает посол одной из самых крупных стран мира.

Нам удалось найти посольство только благодаря очереди соотечественников, которые также хотели улететь домой.

Нас всех пустили внутрь на аудиенцию, чтобы всем и сразу сказать то, что мы и без того понимали.

— Граждани соотечественники. Мы все понимаем ужас сложившейся ситуации, но в текущий условиях затрудняемся давать Вам прогнозы, когда авиасообщение будет открыто. Пока нет понимания, будут ли эвакуационные борты МЧС. Вы видите, что происходит, никто к такому не готовился. Нужно время. Мы ведём переговоры с властями республики Мадагаскар, чтобы максимально разрешить все возможные трудности с проживанием, визами и Вашим возвращением домой. Не хочу Вас пугать, но предполагаю, что ближайший месяц ничего не будет… готовьтесь…

Слова посла меня никак не успокаивают и не удивляют. Я отрешенно слушаю его и смотрю на эти продажные очки за очень дорогой оправой. По его лицу не скажешь, что он огорчён ситуацией и входит в положение. Да, ему просто насрать на всех нас.

После его непродолжительной речи начинают отовсюду сыпаться вопросы. Волна паники и хаоса охватывает всех, порождая толкучку.

— Ви, не отчаивайся. — Лиза стоит рядом, стискивая мою руку. — Мы придумаем что-нибудь.

Не буду. Я постараюсь найти выход. Хоть что-нибудь.

Люди терзают его, я наблюдаю за происходящем со стороны, судорожно обдумывая происходящее. У него все равно должно быть больше информации. Должно быть хоть что-то.

Когда толпа постепенно начинает редеть, я кидаюсь к нему сквозь толпу.

— Простите. С Вами можно поговорить? — подхожу к нему вплотную, рассматривая молодого мужчину. Олег Рубинин не похож на дипломата, на щеголя, но не на человека на официальном посту.

На нем слишком ультра модная рубашка и брюки. Пахнет парфюмом Tom Ford. Он просто как красивая обертка в дорогом бутике. Торгует своим лицом.

— Конечно. — мужчина пробегает по мне взглядом, делает предварительную оценку. Трудно определить понравилось ему увиденное или нет. На мне широкие штаны-трубы и Кроп топ. — чем могу помочь Вам?

— Меня зовут Виктория. — мягко говорю я, пряча руки за спиной, чувствуя себя некомфортно. Вспоминаю, как Ахмед звонил ему и напоминал про долг. Мы были в тюрьме и тогда уповать на его помощь было бессмысленно. — Вы сказали, что в ближайший месяц нет никаких шансов выбраться с острова, но понимаете, у меня Папа подцепил вирус… он в очень тяжелом состоянии. Есть ли какой-то шанс улететь раньше, на чем угодно. Честно говоря, я согласна на все…

Рубинин смотрит на меня странно, растянув губы и удерживая любезную улыбку на своём лице. От его наигранного выражения лица мне становится дурно, но выбора нет. Нужно найти какой-то шанс выбраться отсюда.

— Мне жаль, что это коснулось Вашей семьи. Но Вы же слышали, что авиасообщение закрыто.

— Да, но может быть хоть что-то… Я готова идти пешком!

Рубинин смотрит на меня долго и задумчиво, наклоняет голову и наконец-то говорит:

— Есть один вариант, могу попробовать подыскать вам одно место на дипломатическом борту до Москвы. — я чуть ли не прыгаю на месте, как болонка от радости. Это мой шанс. — Но мне нужно уточнить, могу ли я Вас взять с собой. Сами понимаете…

— Звучит нереально. — честно говорю я. — У меня чувство такое, что Вы меня разыгрываете.

— Давайте встретимся в кафе напротив через пять минут. Мне нужно всех отпустить, потом смогу сказать Вам точно. — он хлопает меня по плечу и уходит. Помимо меня масса желающих поговорить с ним.

— Есть шанс улететь на дипломатическом самолёте. — говорю сразу же друзьям, когда мы остаёмся одни.

— Это не развод на минет? — сразу говорит Игнат. — Типо местечко за отсос, а потом до свидания, и кто Вы такая?

— Я не с дерева упала. Посмотрим, что он скажет.

— Будь осторожна дорогая, у него на лбу написано, что он извращенец

В словах Игната есть истина. Посол не похож на добропорядочного человека, но я не могу отказаться от этого шанса, должна использовать его.

В моей жизни было немного свиданий и мало какие из них были романтичными или достойными хорошего рассказа. Большая их часть вошла бы в книгу со смешными рассказами или в сборник неудачных свиданий.

Встреча с послом должна быть исключительно деловой, но меня не покидало чувство, что он пригласил меня с другими намерениями. И пока я не могла понять, ощущения навеяны словами Игната или реально происходящим.

Олег Рубинин сидел вальяжно и постоянно что-то печатал на своём айпаде. Как он пояснил — рабочая Почта.

— Я запросил разрешение, чтобы ты могла полететь с нами. Ответ должен прийти завтра послезавтра. Хочу еще раз предупредить, что я пока ничего не обещаю. — не заметила, как мы перешли на ты.

— Спасибо за помощь. Сколько я должна заплатить за билет и как? — мне не хочется, чтобы у него сложилось впечатление, что я пришла отрабатывать…

Про деньги преувеличено. У меня копейки, вряд ли хватит на билет, но если будет нужно я найду деньги, главное выбраться.

— Давай это обсудим позже. Мне нужны твои Контакты, если ответ будет положительный, то мне будут нужны твои паспортные данные. — Я быстро записываю свой номер и электронную почту. Когда заканчиваю, Рубинин забирает у меня свой планшет и с улыбкой говорит: — Расскажи лучше, как такая молодая русская девушка оказалась на Мадагаскаре. Обычно, это такая редкость.

Он наклоняется и берет меня за руку. Вроде бы ничего такого, но я все равно сглатываю.

Ребята предлагали посидеть тоже в кафе, пока мы будем разговаривать. Я попросила их этого не делать, чтобы не обострять ситуацию. Вряд ли он будет меня насиловать прямо здесь, а вот лица друзей его могут испугать.

— Извините, мне неуютно. — пытаюсь одернуть руку, но хватка у посла железная. — Не люблю, когда меня трогают чужие люди.

— Ты очень красивая, сколько тебе лет?

Открываю рот, чтобы ответить ему, но распахиваю его уже от сильного удивления. Так и сижу с открытым ртом.

В кафе заходит Амин с шикарной девушкой в коротких шортах и топе. Она такая красивая, явно модель. Раньше я думала, что такой загар возможет только в журналах, что его рисуют фотошопом или еще какими-нибудь фильтрами.

Девушка блистает.

Амин усаживает ее за столик, что-то говорит ей, вызывая улыбку. С этой женщиной он невероятно любезен.

Пока я рассматриваю их, не замечаю главного.

В кафе входит он. Царской походкой заплывает в зал. Усталый и ленивый. Чеширский кот в солнечных очках.

Все оборачиваются и смотрят на него с придыханием. Какая же у него притягательная аура.

— А. Это Ахмед Аль-Мактум. — заговорщицки шепчет Посол. — Настоящий арабский Эмир, мой старый знакомый. Кажется, что он так просто ходит без охраны, но это лишь обман зрения. Его люди повсюду.

Все это время Олег продолжает меня держать за руку. Я так растерялась от появления Эмира, что не обратила внимание на эту мелочь. Даже не слышу, что несёт этот человек.

Инстинктивно хочу спрятаться.

Но на нее обратил внимание Аль-Мактум. Остановился и немного наклонил голову, посмотрел на нас с таким пренебрежением, что мне захотелось провалиться, спрятаться под столом сию же минуту.

Рубинин сделал легкий поклон, выражая своё почтение, а я просто отвернулась, проклиная судьбу, которая точно хотела поиметь меня во всех позах. Так и пихала в лапы этого чудовища.

Нет на этом острове ни единого места, где можно от него скрыться.

Мужчина разрывает наш контакт, и я тут же затравлено прячу руки под стол. Меня знобит, невыносимо душно.

Не успеваю и глазом моргнуть, как рука посла ложится на моё колено. Мне становится так противно, хочу скинуть ее, но не успеваю, потому что к столику подходит Эмир.

— Олег. — Аль-Мактум подходит вплотную, садится рядом со мной, закидывая ногу на ногу, касаясь моего бедра. Мне сразу же становится плохо и я вытягиваюсь как струна. Страшно до жути. Присутствие Эмира в такой близости пугает. Рубинин тоже не до конца понимает, почему Ахмед сел так близко. — Давно не виделись.

— Ахмед. Мое почтение. — Посол просто растекается лужицей, разве что в жопу не целует.

— Может представишь мне свою спутницу. Больно знакомое у нее лицо.

— Виктория… — протягивает Рубинин, еле вспоминая моё имя. — моя соотечественница.

Удивительно, что Ахмед ведёт разговор с Олегом на английском, хотя прекрасно знает русский.

— Любишь ты на все согласных туристок. — Эмир смеется и шутливо угрожает пальчиком Рубинину. Тот с опаской смеется и поглядывает на меня. Я же становлюсь пунцовой.

«На все согласных туристок…»

— Извините, но у нас исключительно деловой разговор.

— Правда?

— Да. Посол обещал меня посадить на ближайший самолёт до Москвы.

— Правда? — Ахмеду становится еще смешнее. Его смех заливает кафе. — Скольких ты так уже развёл на секс таким образом?

Рубинин вообще теряется и не решается ничего сказать. Просто молчит. А я чувствую себя полной дурой. Ему ведь и не докажешь теперь, что я предполагала, что он хочет меня использовать и никогда бы не дала ему. Но что теперь докажешь?

— Это не ВАШЕ дело. — уже по русски цежу я. Ахмед кладёт руку мне на бедро, поглаживая меня. Тело сразу же взрывается от его прикосновения.

— Олежек, руку с ее коленки убрал! — рявкает Ахмед, и Рубинин тут же убирает свои потные пальцы от меня. Смотрит испуганно на нас, не понимая, что происходит. — Мое, Дикарка. Это я согласовываю полеты. И не помню, чтобы разрешал принять российский борт. — он поднимает руку практически до самого интимного места, мне приходится остановить его порыв, удерживая руку. Рубинин становится белее снега. — Но, по-моему, я тебе уже говорил о том, что авиасообщение закрыто…

— У Виктории очень болен Папа. — неожиданно говорит РУбинин, будто желая меня защитить.

— И поэтому Виктория готова отсосать за билет. — Ахмед продолжает сжимать мою ляжку и уничтожать взглядом. Смотрит на меня так, будто я шлюха.

— У куплю билет, у меня есть деньги.

— Ничего у тебя нет. Ловкий язычок и хорошая растяжка, это единственные ресурсы, которыми ты владеешь…

— Какая же ты скотина! — моя плотина прорывается, и я замахиваюсь, чтобы ударить его. Ахмед перехватывает мою руку, сжимает кисть и начинает ухмыляться. Притягивает руку к себе и целует. Но в этом поцелуе не было ласки, только животный инстинкт, Ахмед клеймил меня.

— Удали ее Контакты. — хмуро говорит Ахмед. — И проваливай отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели.

Олег быстро находит мою запись и удаляет ее, бросает на меня странный, полный раздражения взгляд, и ретируется. Стремительно покидает кафе. Сейчас его увидят друзья и ринутся сюда.

Господи. Спаси нас всех от позора и бед.

— Значит, ты готова на все, чтобы улететь?

— Не на все. — выдавливаю я, ёжась под его взглядом. — И точно не с тобой.

— А зря, могу отправить тебя в Брянск на частном самолёте только я. — шепчет Ахмед, наклоняясь к самому уху. — Только теперь в любовницы тебя не возьму. Станешь моей наложницей, собственностью, шлюхой…

— Лучше сдохну. — выдёргивают руку и встаю из-за стола. От его слов все моё тело начинает гореть.

— Но ты подумай. — Ахмед распрямляется и закуривает, глядя мне прямо в глаза. — Единственный, кто можете тебя отсюда вывезти — это я! Когда передумаешь, попроси на ресепшене отеля отвезти ко мне.

У меня выкручивает суставы, ломает кости и пробирает озноб. Становится плохо так, что я валюсь с ног. Еле нахожу силы, чтобы выползти из кафе на улицу к друзьям, которые уже собираются внутрь.

Лиза понимает с первого взгляда, что со мной что-то не так, что-то произошло.

Становлюсь бледнее снега.

Я делаю несколько шагов и падаю вниз. В последнюю секунду меня ловит Глеб, подхватывает на руки и прижимает к своей груди, спасая от переломов и ушибов.

Не слышу ничего. Меня обволакивает тьма.

Мне снятся разные сны. И все они плохие. Все они заканчиваются одним. Папа в них умирает на больничной койке, испуская последний вздох, подключённый к аппарату искусственного вентилирования легких.

— Ви. Вика… Вика! — периодически я слышу голос Лизы, который пытается заставить меня проснуться. Иногда я пытаюсь открыть глаза, чтобы посмотреть, что происходит вокруг меня, но от жара у меня так горят глаза, что не могу удержать их открытыми. Тьма не отпускает меня, держит цепкими лапами.

Лиза.

Сейчас мне становится безразлично на все: что подумают парни, что потом скажет Вика.

Единственное, что меня сейчас заботит — спасти ей жизнь.

У Ви температура сорок и страшная лихорадка, она бредит с закрытыми глазами, все симптомы нового вируса. Если сейчас обратиться в больницу, значит ее закроют там, не разбирая больна она или нет. Она иностранка и у нее нет страховки, она просто умрет в местной больнице.

Не раздумывая, я набираю номер Рафа, держу телефон дрожащими руками. Он должен помочь, я уговорю его, чего бы мне это не стоило.

— Раф, Ви заболела, у нее температура сорок, у нас нет страховки, и я не знаю, что делать! — к концу у меня голос срывается на плач. Реву в захлёб, ощущая свою беспомощность. Он говорит что-то непонятное, ругается на арабском и отключается.

Значит ли это, что он поможет?

Через пол часа в гостиницу прибывает Раф с врачом. Невысокая женщина смотрит на нас немного затравленно, нерешительно подходит к подруге и меряет ее температуру, осматривает глаза, горло, тело, ощупывает ее.

Все это время я стою рядом и внимательно слежу за ее движениями.

Что-то говорит. Не слова ни понимаю. Смотрю на Рафа глазами полными надежды.

— Это просто лихорадка. Простудных симптомов нет, ей нужно просто хорошо выспаться, отдохнуть и поесть. Это нервное. Она вколет сейчас снотворное, чтобы подруга спала без снов и набиралась сил.

С облегчением выдыхаю, обнимая мужчину. Я так благодарна ему за эту помощь.

— Она останется здесь. — заключает он, приобнимая меня в ответ. — Это приказ Аль-Мактума.

— Ты сказал ему?

— Обязан был. — РАФ притягивает меня и как настоящий варвар впивается в губы, терзает их и не дает сделать даже вздох. Его могучая фигура стискивает меня до хруста костей. — Элина, личный врач Эмира, у нее золотые руки.

— И он разрешил ей поухаживать за Ви? Сколько мы должны?

Раф лишь усмехается, продолжая мять мою попу. Понимаю, что он не скажет мне ни слова.

Виктория.

— Сколько я спала? — сразу же спрашиваю у незнакомой женщины, которая смотрит на меня широко распахнув глаза, как на инопланетянина. Она качает головой и ничего не говорит. — Вы не говорите по-английски?

— Нет. — за нее отвечает Лиза. — Это врач Аль-Мактума. Ты была в отключке три дня…

От ее слов меня снова кидает в озноб, не понимающе смотрю на женщину, отползая назад.

— У тебя был жар и температура, я очень испугалась, поэтому позвонила Рафу. — подруга садится рядом со мной, берет меня за руку и слабо улыбается. — Знаешь, если он прислал к тебе своего личного врача, значит, ты ему не безразлична.

— Не говори глупости, Лизон. Жест Эмира, облагодетельствовал рабов. Не более того. Не нужно было ему звонить.

— Не думаю так. Может стоит попросить его о помощи? Или хотя бы сказать спасибо? — недоверчиво смотрю на подругу и благодарственно киваю женщине. — Как бы ни было, Ви, он прислал к тебе врача и не дал отчалить на тот свет. Ты была совсем плоха!

Чувствую себя я и вправду намного лучше.

— Дай мне телефон. Мама звонила, наверное… — принимаю от подруги мобильный. Множество пропущенных сигнализирует о нехорошем. Я не отвечала ей три дня.

У меня вновь начинает кружиться голова.

— Мама. — голос срывается с первых слов. Панически боюсь услышать плохие новости.

— Я говорила тебе не лететь так далеко! Говорила, что Вам делать на том Мадагаскаре? Слетала? Погуляла? Все, можешь не возвращаться. Тебе за прогулками даже нет дела, что с твоим отцом, а может быть, когда ты вернёшься, его уже не будет в живых! — Мама кричит так громко, что всем слышен ее крик.

От ее слов начинает болеть сердце. Агония растекается по всему телу, чувствую приступ паники.

Не успеваю сказать и слова в свою защиту, оправдаться или объяснить, что-либо. Гудки раздаются намного быстрее.

Больше она не поднимает телефон, не отвечает на мои звонки. Мама больше не хочет со мной разговаривать. Это душит.

Я долго плачу, меня просто ломает и бросает из стороны в сторону. Лизе и доктору не сразу удается меня успокоить, но даже потом я долго молчу и просто смотрю в окно.

Могу ли я быть виновата в вещах мне не подвластных? Когда мы собирались сюда, не было ничего предвещающего беды или намекающего на неблагоприятную обстановку. Я не сделала ничего плохого, не предполагала, что жизнь так жестоко сыграет со мной. Так в чем я виновата?

Я не управляю небом и у меня нет самолета… что мне сделать?

Продать себя с потрохами Ахмеду? Разве это выход…

Может быть мне удастся с ним договориться? Мне нечего ему предложить, кроме своего тела, и то со временем и оно ему надоест. И что потом? Он может подарить меня своим друзьям как мясо. Он на это способен, с такой легкостью распоряжается жизнями. Чувствует себя властелином.

Но если не попробую, если с папой что-то случится… буду чувствовать себя виноватой постоянно. Не прощу себе, что не увижу больше его.

Просто встаю с кровати и иду в душ. Нужно привести себя в порядок.

С ненавистью сдираю мочалкой с себя слой за слоем кожи, будто заранее хочу отмыться от позора.

Смываю с себя запах болезни, пытаясь собрать волю и гордость в кулак. Я знаю, ради чего я это делаю. Аль-Мактум мог бы уже насильно приковать меня и глумиться, но он этого не сделал. Он мудак, но не похож на извращенца.

Не знаю для чего надеваю тот самый комплект белья, который купила ради Глеба, когда еще мечтала об отношениях с ним. Смешно вспоминать мысли и мои чувства, которые я испытывала, когда фантазировала о том, как все будет здесь. За это время, я как будто постарела и прозрела в отношении многих вещей.

Какая же я была глупая дурочка! Строила из себя умную, а на самом деле романтичная дуреха.

Я ничего не сказала Лизе и мальчикам, которые пошли на бассейн немного поплавать. У меня не было сил признать им в том, что я собиралась сделать. Да и портить своими проблемами им отпуск не стоит. Они не виноваты в том, что на мою попу налипло столько неприятностей.

— Здравствуйте. — говорю я на ресепшен и замираю, не зная, как сказать об этом. Ахмед сказал, что нужно просто попросить меня отвезти к нему, но будет ли это так просто? Может мне прийдется объяснять им все во всех подробностях.

— Чем я могу вам помочь? — девушка на ресепшен учтиво смотрит на меня с мягкой улыбкой. Когда я делаю шаг от стойки с открытым ртом, не решаясь сказать и слова, она поспешно говорит: — Вы, наверное, хотели заказать машину к резиденции Эмира?

Я киваю, осознавая, что тут просто все в курсе происходящего между мной и Аль-Мактумом.

Краска заливает меня с головы до пят. Пытаюсь погасить желание сбежать из этой гостиницы.

Через пять минут в лобби гостиницы заходит крупный парень, напоминающий борца, на нем лёгкая льняная рубашка и брюки. Он сразу подходит ко мне и, стараясь не смотреть в глаза, на плохом английском говорит:

— Виктория, я приехал за Вами.

У меня перед глазами темнеет, а во рту появляется противный металлический вкус. Чувство такое, что на меня уже сейчас надели кандалы.

Медленно двигаюсь за этим парнем, обреченно переставляя ноги. С каждым шагом, приближаясь к машине, ноги все сильнее немеют.

Парень открывает передо мной дверь машины, я послушно сажусь, встречаясь в последний момент взглядом с ребятами, стоящими в лобби и не понимающе глядя на меня. Только в глазах Лизы я вижу проблеск понимая и приободрение.

У меня почему-то возникает ощущение, что я вижу их в последний раз. Что это наша последняя встреча. От чего-то мне становится совсем гадко. Слезы начинают душить меня.

Я прикусываю губы, пытаясь не разрыдаться, но ничего не получается. Слезы текут по щекам не произвольно.

Мама, что же я делаю?

Меня привозят не к дому Эмира, как я ожидала, а к какому-то ресторану на берегу моря. Небольшое белое здание с голубыми ставнями больше напоминает греческое заведение.

Парень заводит меня внутрь. Он не говорит, показывает все жестами, стараясь не смотреть на меня. По отсутствию гостей, догадываюсь, что ресторан закрыт только для Аль-Мактума. Никого чужого.

В ресторане царит полумрак и пахнет кальяном. Нотки цедры с чем-то пряным. В центре зала сидит компания мужчин, среди которых я уже узнаю знакомые лица.

При нашем появлении они дружно поворачиваются и с любопытством смотрят на меня. Мне становится неловко, но я сдерживаюсь, продолжаю стоять, распрямив спину, хотя это даётся с трудом. Когда на тебя смотрит десяток глаз незнакомых людей — хочется убежать без оглядки.

На мне белая футболка, которая не просвечивает, но через тонкую ткань прорисовывается контур ажурного лифчика, и короткие шорты. Сразу же жалею, что остановилась на этом образе, нужно было надеть что-то более скромное.

В самом центре сидит Ахмед, выпуская колечки дыма. Он смотрит на меня сузив свои кошачьи глаза, которые в этом освещении приобретают демонические цвета.

Жестким голосом он говорит что-то на арабском, мужчины дружно встают и покидают комнату, выходя на улицу. Провожаю их взглядом, продолжая стоять перед ним, ожидая своей участи. Чувствую себя школьницей, которую вызвали к доске, чтобы отчитать.

Аль-Мактум ничего не говорит, просто курит не спеша и смотрит на меня. Он сидит в непринуждённой позе с широко расставленными ногами. Он даже кальян курит как царь. Каждый жест пропитан превосходством и самолюбованием.

Знаю, он ждёт покаяния и признания — зачем я пришла. Но я продолжаю стоять, не решаясь сказать и слова. Просто топчусь на месте и ломаю себя изнутри, заставляю переступить через остатки своей гордости. Аль-Мактум не собирается облегчить мне жизнь, продолжает молча курить, как ни в чем не бывало.

Я стою перед ним минут десять не меньше, которые превращаются для меня в целую вечность. Все это время Ахмед как ни в чем не бывало рассматривает и изучает меня. Его надменное лицо не выражает и толики сочувствия, он даже не интересуется моим самочувствием, хотя знает, что я болела.

— Хотела поблагодарить тебя за врача. — начинаю с малого я, продолжая стоять на расстоянии от него. Визуально мне кажется, что так я смогу сбежать в случае чего от него. Хотя это обман. — И хотела спросить, ты действительно можешь отправить меня в Россию?

Аль-Мактум усмехается краешком губ, показывает чтобы я подошла. И я повинуюсь, медленно сокращаю расстояние и сажусь напротив него. Невольно обращая внимание на свежий засос на его груди, который выглядывает из-за выреза футболки.

Вспоминаю красивую девушку в кафе. Конечно же, это новая пассия Аль-Мактума.

— По одному звонку. — самоуверенно говорит он, продолжая курить кальян в максимально расслабленной позе. — Но стоимость билета ты знаешь.

— Да, я становлюсь твоей наложницей, сплю с тобой какое-то время. — когда произношу это вслух не так волнуюсь, как предполагала. Думала, мне будет сложнее говорить об этом.

— Ты неправильно поняла, Виктория. Наложница — это моя собственность пожизненно. — сначала мне кажется, что он шутит. Мы живем в современном мире, рабства больше не существует. — Тебя клеймят, поставят отметку о том, что ты принадлежишь мне. Никому нельзя будет прикасаться ко мне. С момента нанесения клейма-тату, ты переходишь ко мне в безраздельное пользование. Я смогу делать с тобой все, что захочу. И ты будешь не вправе мне перечить.

— Очень дорогой билет. Слишком. — у меня пересыхает во рту, язык прилипает к небу, а слова режут горло словно стекло. — Я понимаю, что отправить самолёт из Мадагаскара в Россию — дорого, но ценой жизни…

— А я тебя ни к чему не принуждаю. Выбор за тобой. — он напоминает мне Дьявола, который хочет купить душу.

— Раньше ты хотел сделать меня своей любовницей? — не замечаю, как начинаю нервно теребить скатерть на столе. — почему теперь наложница? Зачем я буду нужна тебе в старости?

— Раньше ты была девственница, а сейчас кем только не поюзана. — его слова оскорбляют меня, причиняют жгучую боль. Чувствую, что готова расплакаться. Только что он назвал меня Шлюхой.

— У меня ничего ни с кем не было… — шепчу я тихо.

— Вы все так говорите. — лицо Ахмеда ничего не выражает. — Но ты мне нравишься. Забавляет твоё упрямство и дикость. Надоешь — передарю.

— А как же свобода? Ты не захочешь мне подарить свободу?

— Ее нужно будет заслужить.

Встаю из-за стола, его предложение — это перебор. Мне нужно будет стать его рабыней, чтобы отработать.

В эту секунду, словно послание сверху, вибрирует мой телефон и на экране высвечивается сообщение от матери: «Я заняла деньги у Букаевых отцу на лечение. Его перевозят в Москву. Состояние еще хуже.»

Сажусь сразу обратно, обреченно рассматривая телефон. Что же ты наделала, Мама?

Букаевы жили несколькими этажами выше, в городе знали их всех. Самые настоящие бандиты, беспринципные и отбитые на всю голову. Они никому ничего не занимали просто так, хуже микро займов. Стоит им один раз занять деньги и все, они отберут у тебя квартиру.

— Мне нужны гарантии, что ты меня не кинешь, выполнишь свою часть сделки. Плюс сверху ты погасишь долг моих родителей. Уверена, что для тебя это будут не деньги.

Сжимаю до хруста телефон, не поднимая головы. Не решаюсь посмотреть в эти зеленые глаза. Страшно подумать, что будет дальше. У меня нет будущего.

— Я держу своё слово. Сегодня клеймо, завтра самолёт.

Просто киваю, у меня не остается сил сказать больше ни слова. Всю мою энергию словно высосали. Ни остается ни одной эмоции, я словно смотрю на себя с безразличием со стороны.

Если Мама заняли деньги у Букаевых — значит все совсем плохо. Они способны на все. Бывали случаи, что они ломали конечности своим должникам. Никому никогда не удавалось спокойно отдать им деньги, эти люди ставили тебя на жесткий счётчик.

Аль-Мактум встаёт, поправляется и подходит ко мне, берет за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. Сам же смотрит на меня сверху вниз. Мне хочется зажмуриться и закрыться от него, но я вынуждена подчиниться. Глаза режет от соприкосновения с его требовательным взглядом.

Сложно смотреть в красивое и притягательное лицо и осознавать, что этот мужчина теперь твой хозяин, тот который может тебе приказать совершить любую низость. И у него есть невеста, на которой он женится.

Какая роль мне будет уготована? Любовницы? Прислуги?

— пошли. — он подхватывает меня и поднимает, утаскивая за собой в сторону выхода. Не говоря ни слова следую за ним с чувством обречённости.

Ахмед заталкивает меня в машину и располагается сам, за руль садится Амин — последний человек, которого я хочу видеть. Он будет рад быть свидетелем моего падения. Его радость добьёт меня. На меня физически давит его присутствие. Это последняя капля.

— Больше никаких блядских шорт. Всю свою одежду впредь ты будешь согласовывать со мной. — голос Ахмеда звенит в тишине. Он говорит по-русски, Амин вряд ли понимает сказанное, но по интонации можно уловить, что мужчина отчитывает меня. — Тебе запрещено говорить, касаться мужчин. Это касается и моих людей. Никто из них не имеет права трогать и говорить с тобой без моего разрешения.

— Я буду носить хиджаб? — спрашиваю на автомате, с некоторым безразличием, представляя себя в чёрной одежде, закрывающей волосы и лицо.

— Подумаю над твоим предложением. — мои слова вызывают у него смех. Ахмед кладёт руку на моё колено и скользит рукой вверх, достигая заветной ложбинки. Непроизвольно стискиваю ноги, стесняясь Амина и чувствую себя неловко, но настойчивая рука Аль-Мактума все же раздвигает ноги и поглаживает меня через трусики.

Я стыдливо закрываю глаза, чувствуя страх и легкое возбуждение, которое усиливается по мере его движений.

— Амин — мой раб. Он подчиняется мне абсолютно. — Ахмед говорит не стесняясь на английском. Произносит это специально, чтобы и Амин услышал, понимал, о чем речь. — За его неосторожный флирт с тобой, он уже заплатил. Воспринимай его как евнуха, ничто. Он выполняет свою работу.

Вжимаюсь в сиденье, перехватывая руку Ахмеда. Мне хочется ему сказать, что его раб до сих на меня злится и ненавидит всей душой. Если будет момент, он выпустит мне кишки и не моргнёт глазом.

— Не сейчас, умоляю. — смотрю на Эмира проникновенным взглядом, надеясь достучаться до его холодного сердца, проникнуть его сочувствием и не трогать меня. Дать время привыкнуть к мысли о том, что теперь я буду ему принадлежать.

В огромной резиденции Ахмеда светло и умиротворенно, это никак не вяжется с моим истерическим состоянием. Слуги любезно кланяются и расступаются перед своим господином, говоря ему что-то на арабском.

Мы проходим мимо них стремительно. Я даже не успеваю рассмотреть лица слуг.

Стоит нам зайти в комнату, как Ахмед одним движением разрывает мои джинсовые шорты, превращая их в бессмысленную тряпку. Откидывает их и смотрит на меня не мигая.

— Смотрю, ты подготовилась… — подцепляет тонкое кружево трусов, рассматривая замысловатый узор. Как быстро Эмир замечает на мне вместо хлопкового белья кружевное! Неужели, он так хорошо изучил меня? Для царской фигуры слишком много внимания.

Не отвечаю на его вопрос, просто жду дальнейшей участи. Что он скажет? Что прикажет?

В дверь стучатся. На пороге показывается мужчина в возрасте с небольшим чемоданчиком.

— Снимай футболку.

Ахмед рассматривает татуировку жадно, несколько раз осторожно проводит пальцем по горящей коже. Ему явно доставляет удовольствие чувствовать тонкую связь между нами, упиваться властью надо мной. Он даже немного напоминает мне ребенка, получившего желаемую игрушку.

— снимай все. — он хочет четко обозначить, что моё положение изменилось. Раньше он был ласков в постели, играл со мной и даже доставлял удовольствие. Теперь же доставлять ему удовольствие — моя работа.

Надвигаюсь, чувствуя легкое покалывание во всем теле. Понимаю, что упрямиться глупо, все равно я это сделаю, но внутри меня все равно стоит невидимый барьер, не позволяющий с легкостью расстаться с одеждой.

— Дороги назад нет. — спокойно говорит Аль-Мактум. На этот раз в его голосе нет насмешки или давления, он просто констатирует факт.

Я аккуратно расстёгиваю застежку лифчика, снимаю его и убираю на стул передо мной, прикрывая грудь одной рукой, которая все равно вываливается. Стыд заставляет мои щеки пылать, но я заставляю себя смотреть прямо и смело. Мне нечего стесняться, да и голой он меня уже видел, во всех местах перелапал.

Снимаю трусики и также аккуратно складываю их. Остаюсь перед ним абсолютно голая. Он и раньше меня видел нагишом, но сейчас другая ситуация. В отражении зеркал вижу свою спину, на которой выделяется метка. Печать. Интересно, это законно кому-то принадлежать?

В голове проносится вихрем надежда. Здесь у Эмира есть власть, он может достать меня из-под земли и сделать все, что ему угодно, а вот в России? Вряд ли у него настолько длинные руки.

Аль-Мактум подходит к колонке и включает одним движением музыку. Комната заполняется приятной мелодией.

— Станцуй для меня.

Его слова застают меня врасплох, обезоруживают, выдёргивают из омута чёрных мыслей. Я лишь пучу глаза и пытаюсь осознать сказанное.

Танцевать голой?

Он заметил меня именно из-за откровенного танца. В нашу первую ночь на Мадагаскаре выделил из толпы и решил заполучить. Вот так просто. Увидел, возжелал, получил. В его мире не могло быть по другому. Его с пелёнок проучивали к тому, что он царь и ему все можно. За неповиновение нужно казнить.

— Я не смогу. — признаюсь я, ощущая как тело парализует чувство безысходности и надломленности. Если бы на мне была одежда, то я бы еще смогла заставить себя двигаться, но не без. — стесняюсь.

Аль-Мактум прикасается тёплой ладонью к моей груди, скользит от нее по животу к бёдрам и ниже… Все мои чувства и эмоции концентрируются вокруг этой руки. Тело под давлением ладони пульсирует. У меня снова поднимается температура, начинаю плавиться. Кожа трепещет от непринуждённой ласки. Почему тело действует в разрез мозгу?

— Не стоит меня стесняться. Тебе нужно привыкнуть. — спокойно говорит он. Ахмед поглаживает кожу шершавыми пальцами, оставляя на ней следы мурашек. — Мне нравится, как ты танцуешь. Дикая. Напоминаешь мне своевольный ветер. Мечешься из стороны в сторону.

Аль-Мактум прижимает ладонь к моей щеке, заставляя поднять голову и заглянуть в его магические глаза. Кажется, что он обладает демонической силой, смотрит и душу вынимает. Мысли мужчины для меня загадка.

Физически он ни разу не причинил мне боль, морально уже сломал. Он сделал худшее, стал моим первым мужчиной, подарил чувство наполненности и ощущение влюбленности, а потом со всем этим скинул в пропасть. Сжёг дотла.

Он смотрит на меня, молча, поглаживает порозовевшую щеку. Аккуратно прикрываю грудь рукой, чтобы укрыться от его пытливого взгляда. Судорожно вздыхая, прикрываю глаза, потому что слезы начинают течь по щекам. Наверное, я выгляжу жалко. А я не хочу быть жалкой и сломленной. Может быть именно этого он и хочет, увидеть перед собой рабыню.

— Возьми уже то, что хочешь. Не растягивай пытку. У меня не хватает сил и нервов так стоять. — честно признаюсь я. У меня все тело ломит от страха. Будто вновь на меня нападает лихорадка. Это чувствует и Аль-Мактум, потому что стискивает меня сильнее.

— Если бы захотел тебя пытать, то придумал бы что-нибудь поинтереснее. Например, распял бы тебя на этой кровати и надругался бы над твоим телом, довёл бы тебя до изнеможения своим языком.

— Ваше право, я же Ваша шлюха. — говорю эти слова с вызовом. Пусть упивается своего властью сколько угодно. Рано или поздно я смогу отмстить ему за моё унижение. Может быть я раздобуду яд и отравлю его?

Нет, несмотря на все произошедшее я не чувствую к нему ненависти. Страх. Отрицание. Может быть желание понравится ему как женщина и занять большее место в его жизни, чем наложница. Но не ненависть. Эта ступень отношений видимо ждёт меня в будущем.

— Ты моя НАЛОЖНИЦА. И Мне решать, что ты будешь делать, что говорить и даже, что надевать. — хрипло говорит он, поправляет с нажимом. Будто есть разница между наложницей и шлюхой. Желваки с силой начинают играть на его лице, выдавая скрытые эмоции, переживаемые мужчиной. — Сейчас тебе принесут новую одежду. Эта меня жутко раздражала. Она не подходила тебе.

— Чем же? — не понимающе спрашиваю его, остро чувствуя его кожей. Под тяжестью его взгляда даже дышать трудно.

— Потому что она тебе не подходила. — Аль-Мактум заправляет мои волосы за уши, раскрывая лицо. Наклоняется и проводит языком вокруг ореола моего соска. Слегка втягивает и его прикусывает. — Будешь носить то, что я тебе выберу.

Только усмехаюсь. Эмир завёл себе новую игрушку. Будет одевать как захочет куклу, играться с ней по ночам. Если надоест, скормит своему льву за ненадобностью.

Пока мы говорили в комнату принести несколько брендовых пакетов. Я даже не слышала, как дверь открылась и вошли. Слуги Эмира умели быть незаметными. Интересно, он платит им за работу или они его рабы как в средневековье?

— Одевайся. — бросает он мне. Встаёт и разминает шею, лениво потягиваясь, напоминая Чеширского кота. — Нужно собрать твои вещи. Вылет через несколько часов.

Послушно встаю и быстро надеваю новые вещи. Все они идеально подобраны и приходятся мне точно по размеру. Я ожидала, что Эмир выберет что-нибудь эротичное и соблазнительное, способное завести его. Но среди вещей все только практичное и похожее на мою собственную: хлопковое нижнее белье, такое как я люблю, удобные брюки и футболка.

— Спасибо. — тихо говорю я ему, а когда натыкаюсь на непонимающий взгляд, уточняю: что не одеваешь как шлюху. Ты успеешь, так быстро подготовить самолёт?

— Он готов с нашей встречи в кафе. — спокойно поясняет Ахмед, глядя мне прямо в глаза с надменным выражением лица. Я как запуганный зверёк затихаю и настораживаюсь. — Ни секунды не сомневался, что ты станешь моей.

После нанесения татуировки Аль-Мактум успокаивается, будто расслабляется и напоминает затаившегося зверя перед настоящим рывком. Внимательно следит за каждом моим шагом, не выпускает из виду ни на минуту. Постоянно чувствую его взгляд на себе.

Он лично едет со мной в гостиницу, чтобы забрать документы.

Прошло всего несколько часов, а я возвращаюсь другим человеком. Нерешительно переступаю порог здания, осматривая лобби. Мне кажется, что теперь я даже воспринимаю вещи по другому.

— Можно я одна пойду? — до последнего надеюсь, что он даст мне попрощаться с друзьями, но Ахмед отрицательно качает головой и уверенным шагом направляется в номер. Мне остается лишь не отставать от его мощной фигуры, при виде которой все разбегаются в разные стороны.

Он рывком дверь в пустой номер, заходя внутрь и коротко бросая:

— Собери только самое нужное. Документы. Остальное тебе больше не пригодится.

Мы с Лизой приехали сюда с одним чемоданом на двоих. Помню, как мы его долго выбирали. Он обязательно должен был быть фотогеничным, и потом уже практичным. Что случилось с Викторией — блогером? Даже не помню, когда я в последний раз делала селфи и снимала видео.

Я замираю над вещами, погружаясь в воспоминания, и даже не замечая, как Аль-Мактум нетерпеливо становится надо мной.

— Ви, ты вернулась? — голоса друзей раздаются совсем близко, они заходят внутрь и затихают при виде Эмира, который возвышается надо мной, стоящей у чемодана на коленях. Картина странная и нелепая. Мне становится смешно и грустно одновременно.

Я хотела на Мадагаскаре потерять невинность и найти своего мужчину? Хотела? Получите — распишитесь. Вот он. И не простой, а принц еще с белым самолетом. Мечта любой девушки мазохистки.

— Что происходит? — спрашивает Глеб, трусливо пятясь назад. Друг боится его как огня. И не зря. Аль-МАктум, если захочет с землей его сравняет. Даже не сомневаюсь в этом.

— Я пришла собрать свои вещи. Завтра улетаю домой. — не вижу смысла обманывать друзей и говорить нелепые глупости. Итак, все станет со временем понятно. — Без паспорта же никак.

— Так авиасообщение закрыто. — для чего-то глупо говорит Игнат, скрещивая руки. Аль-Мактум на его воинственную позу смотрит снисходительно и с тенью улыбки. Я замечаю, что выпады друзей его только раззадоривают, он не воспринимает их как мужчин. — ТЫ ЧТО НЕ БУДЕШЬ НОЧЕВАТЬ В НОМЕРЕ?

— Нет. — отрезает Ахмед, которому видимо уже начинает надоедать это представление. Он подхватывает меня, чтобы притянуть к себе, и берет из рук документы. — Мы уже опаздываем на самолёт.

Парни ничего не понимают, вижу только в их глазах презрение и отвращение. Вот оно… теперь на меня всегда будут смотреть именно так, как на дешевку, продавшую себя. Привыкай, Ви. Не нужно тешить себя глупыми надеждами. Ты вещь.

— Малышка, попрощайся с ЛИЗОЙ. Нам нужно идти. — голос Ахмеда такой любезный и нежный слышится противоестественно. Он целует меня в лоб с родительской заботой, его прямо не узнать. Выходя, он хватает парней за кофты и выволакивает из номера гостиницы, оставляя меня с подругой вдвоем. Эмир не дает мне и шанса поговорить с парнями.

— Береги себя. — говорит Лиза и крепко обнимает. — Уверена, что он ничего не сделает тебе плохого!

Наивная и доверчивая Лиза. Уже сделал, заклеймил и превратил в игрушку.

Я оставляю подругу и выхожу из номера, прощаясь мысленно с друзьями. Как раньше, беззаботно, уже не будет. Выхожу и иду к Эмиру, который курит в лобби, игнорируя запреты отеля.

— Откуда столько нежности? — сразу же спрашиваю его, не желаю принимать участие в темных играх.

— Это был мой тебе подарок. Мне показалось, что ты не захочешь рассказывать друзьям — условия нашей сделки.

Меня преследует ощущение, что я закована в кандалы, а Эмир в любой момент попросит меня раздеться и обслужить его. Эти мысли навязчиво преследуют меня и разрывают на части.

— Спасибо, что организовал этот перелёт. Это очень много значит для меня. — честно говорю я, рассматривая красивый самолёт белоснежного цвета. До последнего я не верила, что это реальность. — А что потом? Я буду в России, а ты здесь?

Аль-Мактум расплывается в улыбке и смеется, обнажая свои идеально ровные зубы. У него всегда вид нашкодившего мальчишки. Он оглядывает меня с ног до головы, от чего меня бросает в жар. Ахмед как будто раздел меня догола, поимел и одел обратно.

— Нет, Виктория, я лечу с тобой. — Мужчина упивается моей реакцией. Я открываю рот и закрываю, показываю пальцем на самолёт, потом на небо и пучу глаза. Выгляжу я комично. Не верю, он меня разыгрывает. Эмир в Брянске?

Зачем ему лететь в Россию? Ради меня? Слишком дорогие траты для девки для развлечений.

— Но зачем? — честно понимаю, что он будет так делать. И я даже не могу представить, как я объясню родным все это. Да меня похоронят заживо.

— Не был там с момента окончания университета.

Эта новость объясняет откуда он знает русский, но портит мои планы скрыться в просторах нашей большой страны. На виду у Ахмеда это будет сделать сложнее.

— Но, что я скажу родителям? — белею и замираю как вкопанная. Представляю, как появлюсь у пятиэтажной панельки с настоящим арабом и скажу, что теперь я его наложница. Так родители умрут от инфаркта.

— Что выходишь удачно замуж. — усмехается Эмир и идет к самолёту, не принимая в серьез мои переживания.

За время долгого полета Ахмед много работал с хмурым выражением лица. За короткий период нашего знакомства впервые вижу его серьезным. Черты становятся грубее и в них проступает природная сила. Становится интересно за ним наблюдать, я сажусь в кресло и подбираю ноги, внимательно смотрю, как парень что-то печатает и рассматривает в компьютере. Он даже не замечает, что все это время, я рассматриваю его.

Мы летим до Катара, заправляем там самолёт и направляемся в город герой Брянск. Пока самолёт стоит на дозаправке, Аль-Мактуму передают подарки от местного Эмира. Вещи грузят на самолёт, различные лакомства и выпивку. У меня глаза разбегаются от угощений, но Аль-Мактум не придаёт им значения. То, что для меня роскошь, для него — обыденность.

Мы приземляемся в Брянске рано утром, с первыми лучами солнца самолёт паркуется у облезлого амбара в аэропорте. Маленький частный самолёт на фоне разрухи кажется игрушечным, практически нереальным.

После ярких красок Мадагаскара в родном городе все кажется немного серым и унылым, и это несмотря на яркое зеленое здание аэропорта и летнее голубое небо. Даже прикусываю губу от стыда, глядя на реакцию Аль-Мактума при виде фешенебельного аэропорта. Сам аэропорт ничего, но смехотворный цвет задания и маленькая табличка как вывеска от улицы, с названием города героя — смешны.

Если у Эмира хватает тактичности промолчать, то Амин с ехидной ухмылкой что-то говорит ему, посмеиваясь и показывая пальцем. Аль-Мактум отвечает коротко своего рабу также на арабском.

Нас встречают работники аэропорта у самого трапа, разве что хлеба и соли не хватает. Выстроились все в шеренгу. Высокий мужчина в форме трясёт руку Эмиру и на ужасном английском пытается сказать ему, что они рады визиту Эмира.

— Мы рады поиметь в нашем городе настоящего Эмира. — закрываю глаза, не желая слушать эту позорную речь. Почему каждый второй не знает основ международного языка? Аль-Мактум и глазом не ведёт, продолжает делать вид, что не понимает по-русски. Его явно забавляют знания делегации. Я же краснею за соотечественников, остро чувствую стыд. — Блин, Кириллыч, как арабчонку сказать, что нам нужно посмотреть его документы и его людей. Послал Бог визитера, посмотри на его харю. Этого точно кризис пандемии не коснётся.

Я захожусь в кашле, пытаясь прервать этот словесный понос пока не поздно. Мужчины недоверчиво на меня смотрят, только сейчас замечая моё присутствия.

— Мой человек предоставит все необходимые документы. Не могли бы Вы только побыстрее уладить все формальности, мы торопимся. — Аль-Мактум говорит вежливо, но с нажимом. По-русски. Мужчины отскакивают от него на несколько шагов, пугаясь такого поворота событий. Сейчас им уже не документов.

Они смотрят на него как на восьмое чудо света. Он же на них, как на своих рабов. Такое чувство, что для Аль-Мактума планета — один большой его эмират.

Через десять минут уже садимся в комфортабельный мерседес с водителем. Охрана Аль-Мактума садится в джип позади нас. Только сейчас до меня доходит, что Эмир прилетел на другой континент взяв с собой всего четверо телохранителей. При этом выглядит он максимально расслаблено.

— Мне нужно домой. — говорю я, глядя на часы. Внутри меня все колотится в ожидании встречи с близкими. — Я могу прямо сейчас поехать домой?

— Мы так и так едем к тебе домой. — спокойно отвечает Ахмед, откидываясь на сиденье. — Гагарина десять?

Его осведомлённость пугает. Может быть он жил раньше в Брянске? Может он тут учился? Я же вообще ничего не знаю о нем!

— Ты хочешь показаться всей этой делегацией у моего дома? — робко спрашиваю его. Понимаю, что не в моем положении ставить условия, но совсем не хочу поднять весь район на уши своим приездом. Через пять минут половина соседей будет писать сообщения о том, что я шлюха. И тогда отца убьёт не вирус, а общественное мнение.

— А что здесь такого?

— Понимаешь, я бы не хотела, чтобы родители или соседи узнали, что ты араб, тем более, что ты Эмир, и тем более уже, что я… вообщем, я бы была очень благодарна тебе и, конечно же, отработала бы все с процентами, если бы ты умолчал о нашем знакомстве. Дал мне время самой все уладить, а потом на твоё усмотрение…

— Нет. — твёрдо отвечает он. — Ты так и так сделаешь все, что я скажу. Либо со мной, либо обратно в самолёт.

— Хорошо, давай представим тебя, как моего парня с курорта… без охраны и титулов. — молю я его, даже не надеясь, что он поймёт и согласится. — У меня очень скромная семья, Папа сейчас в больнице…

— О'кей. — спокойно выдаёт он и усмехается. — Это будет даже забавно.

Когда нас высаживают за домом без вещей, я чувствую себя падшей женщиной, которую потаскала жизнь и она возвращается домой. Коленки дрожат, как после долгого бега. Если бы не стальная рука Ахмеда, я бы свалилась сразу же. Он крепко держит меня за талию и направляет к подъезду, словно знает дорогу и ведёт к себе домой.

У него ни тени страха. Для него это все новые ощущения и забава. В отличие от меня. В голове сумбур.

Мама открывает дверь не сразу в розовой тучной ночнушке, видно, что мы подняли ее на ноги в такую рань. Она смотрит на нас во все глаза, не веря им.

— Вика? — от маминого голоса внутри меня ломается что-то, и я начинаю реветь, обнимаю ее и благодарю Бога, что я добралась домой. Материнский запах успокаивает. — А это…

— Ахмед. — говорю я, стараясь не дышать и не выдать себя. — Мой парень…

— Твой кто? — Мама отшатывается и смотрит на Эмира как на низшее существо. Мама грешна, она не толерантна и против отношений с нерусскими парнями. Эмир же смотрит на маму со своей улыбкой Чеширского кота. Мне приходится стать между ними и примирительно вытянуть руки. — Он же дагестанец, Вика! Ты где на Мадагаскаре нашла его?

Сердце перестанет циркулировать кровь по моим жилам, все моё тело напрягается. Не знаю, чего я боюсь больше, гнева матери, что я привела в дом «жениха» или злости Эмира, что его назвали дагестанцем.

Вжимаю голову в плечи, как птенец, пытаюсь провалиться, прокручивая в голове варианты ответов. Мама у меня суровый человек с жесткими взглядами.

— Людмила Петровна, простите, что так неожиданно нагрянули, не хотели Вас шокировать своим появлением. — меня спасает Ахмед, который очаровывает мою маму своим акцентом. Выглядит он очень презентабельно и благонадежно, пускает в ход свою улыбку и демонические глаза. Этот мужчина умеет быть привлекательным.

Аль-Мактум одет дорого и пахнет дорого, Мама не разбирается в брендах и, если узнает ценников его трусов, не поверит, что нижнее белье вообще может стоить столько, она ощущает исходящих от него статус. Подчиняется царской ауре и смягчается.

— Да, что же я, проходите. — Мама отходит, пропуская внутрь нашего скромного дома Эмира. Ахмед кажется слишком большой в маленьком коридоре. Он напоминает диковинную птицу в серой клетке. — Вы голодны? Я быстро приготовлю омлет.

— Будем очень Вам благодарны. — любезно отвечает он, посылая мне ехидный взгляд. Мама же быстро скрывается на кухне. — Ты так не похожа на маму, она у тебя такая воспитанная и скромная, ты же — как уличный мальчишка. В кого же ты такая?

С этими словами, не дожидаясь моего ответа, он заходит в тесную кухоньку, в который трудно развернуться даже двум человекам. Он с любопытством осматривает мебель и скатерть с подсолнухами, которую так любит Мама. Пять лет назад она была очень неплоха, но сейчас сильно вытерлась и смотрелась плачевно.

— Вам удалось все-таки поменять билеты? — спрашивает мама, посыпая омлет сыром. — Как Лизонька и ребята?

Встречаюсь взглядом с Аль-Мактум, который успел сесть за стол и, слегка сузив глаза, внимательно следит за мной. Под его настырным взглядом у меня ноги трясутся, а язык не поворачивается нагло соврать.

— Как Папа? — тихо спрашиваю ее, не желая лгать. Мама никогда не должна узнать, сколько стоил мне билет на родину.

Мама непроизвольно дергается, а лицо ее становится дёрганным и печальным. Физически ощущаю боль, которая разрывает ее сердце. Вытягиваю руки, чтобы обнять ее, но потом опускаю, не решаюсь при Эмире.

— В реанимации. — также тихо отвечает она. — Уже неделю на ЭВЛ. Если бы мы были в Москве, шанс бы еще был, но тут… сама понимаешь. Угасает…

Ее слова душат меня без петли на шее. Мама сама в двух шагах от истерического рыдания, держится только из-за гостя, аромат парфюма которого заглушает даже запах яичницы.

— Это окончательно? — спрашиваю ее одними губами. — Когда часы приема?

— К нему не пускают. Он на жестком карантине. — Мама снимает яичницу со сковородки и раскладывает ее по двум тарелкам, украшая зеленью. Она действует машинально; только сейчас замечаю, что у нее глаза припухли от слез. Она сильно осунулась и похудела за эти дни. — Давайте не будем с утра о грустном, расскажите, как Вы познакомились?

С этими словами она бросает на меня горячий взгляд, который осуждает, что на отдыхе я кого-то подцепила и еще привела в дом. Мне становится стыдно и неуютно. Якобы я отдыхала и вела себя неприлично в тот самый момент, когда Папа болел. Эгоистка.

— Мы познакомились в Баре. — выдавила я из себя, не чувствуя голода и усаживаясь напротив Ахмеда, напоминающего притаившегося тигра в кустах. Мама тут же поджала губы, представляя сразу наркоманскую и пошлую атмосферу, меня в непристойном виде. — я…

— Покорила меня своей красотой с первого взгляда. — продолжил за меня Ахмед, не отрываясь глядя на меня. Его глаза не опускались ниже уровня моего лица, но мне все равно казалось, что он неприлично трогает за интимные места. Даже на расстоянии, чувствует исходящий от него жар, он накалял воздух. — Увидел, как она танцует и влюбился как мальчишка, решил — женюсь.

От его слов становится совсем душно, хочется убежать в свою комнату и закрыть дверь за собой.

Мама тоже растерялась и не знает, что сказать. Вроде Ахмед ничего такого не сказал, но то как он произнёс эти обыденные слова — не могут оставить равнодушными.

— Прям женитесь? — рассмеялась она, отмахиваясь, но встретившись с глазами Эмира, лишь громко сглотнула, машинально оглядывая наши руки в поиске золотых колец.

— Уже. Связали свои жизни на всю жизнь.

Мне хочется его убить, затолкать яйца в его рот и заставить молчать. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы истерически не заверещать. Просто перестаю дышать и смотрю невинными глазами на испуганную маму, которая шокирована услышанным и резко садится на стул, готовая упасть в любую секунду в обморок.

— Напомни, как тебя зовут? — спрашивает Мама у Эмира, ударяя по его самолюбию.

— Ахмед, Мама. — напоминаю я ей. — Его зовут Ахмед.

— Ахмед, мне все эти Ваши шуточки не пройдут тут. Я свою дочь знаю и воспитывала соответствующе, она бы никогда не связалась с кем попало и не вышла бы замуж на Мадагаскаре! — мне хочется застонать в голос. Знала бы мама во что я ввязалась! Когда она замечает моё страдальческое лицо, то взвизгивает и ударяет меня полотенцем. — Вика! Господи, и что теперь мои внуки будут дагестанцами?

Меня спасает звонок маминого мобильного, к которому она тут же бросается. Я тоже вытягиваюсь как напряженная струна, это может быть связано как-то с папой. Разговор не слышно, поэтому я поворачиваюсь обратно к Эмира, с удовольствием уплетающего завтрак.

— Ты можешь вести себя … как нормальный человек? — прошу его, стараясь говорить так тихо, чтобы мама не услышала меня. — Ты понимаешь, что у нее может быть сердечный приступ!

— А как ты предлагаешь объяснить ей, что тебе в скором времени нужно улететь из Брянска?

— Вика! — мама врывается в комнату, ее глаза лихорадочно блестят. — Мне звонили сейчас из больницы, произошло чудо! Папу перевозят в Москву! Не понимаю, как это произошло. Они говорили, что это не возможно, что нужен специальный частный самолет, что это так дорого, а сейчас … сказали в какую больницу перевозят! Все таки зря в России ругают власть, не все решается за деньги.

Мама так рада, прыгает до потолка. Меня тоже переполняет радость, которая притупляется странным чувством присутствия необъяснимого совпадения. Смотрю на Ахмеда и понимаю… это его рук дело.

Мама убегает в больницу практически в халате и тапочках, она возбуждена до предела этой хорошей новостью. На фоне этой радостной новости факт того, что я в дом привела «дагестанца» меркнет. Становится незначительной мелочностью.

Мы остаёмся с Ахмедом в маленькой квартирке вдвоём. Когда Мама закрывает за собой дверь, становится невыносимо тихо. Напрягаюсь, чувствую себя голой. Я как раскрытая книга перед ним. Здесь все… он может прочитать все мои тайны.

Татуировка начинает гореть на моем теле, напоминая мой новый статус. Странное чувство тяжести на запястьях, будто повесили кандалы.

Я как будто в дом привела парня, чтобы познакомить его с моими родителями, стать ближе. Это должен быть радостный день, вот только Аль-Мактум мне не парень. И мне меньше всего хотелось бы позволить ему капаться в моей душе и личный вещах.

Мне нужно быть благодарное ему за то, что он не унижал меня при матери, и вообще с царской благородностью одарил снисхождениями — решив множество многих проблем. Но все равно жутко при мысли — мне нужно заплатить за все это. И цена очень высокая.

— Спасибо… за папу. — я искренне ему благодарна. — Как у тебя это получилось за такой короткий промежуток времени организовать все?

Ахмед в ответ лишь пожимает плечами и встаёт, разминает шею и оглядывает комнатушку. Мужчина очень высок и широкоплеч, он занимает все пространство кухни.

Для него спасение жизни моего отца — мелочь. Маленькая блажь, он с легкостью может себе это позволить.

— Собирайся, поедем в гостиницу. Спать хочу. — коротко. Ясно. Доступно. Мое мнение не требуется в этом вопросе. Доброжелательность Аль-Мактума улетучивается, он становится таким же надменным и властным, как и всегда. Из него получился бы прекрасный актёр. — Одежду соответствующую тебе привезут, возьми только то, что нужно.

— Для чего тебе это все? — действительно не понимаю его мотивов.

— Просто уважение к старшим. Не хочется расстраивать твоих родителей. — его глаза насмешливо сверкают, заставляя меня сделать шаг назад и прижаться спиной к стене. — Если хочешь, чтобы я и дальше был в настроение, то поторопись…

У меня нет желания его злить.

Придётся придумать легенду для мамы, почему я теперь живу с этим варваром по его правилам. Она вряд ли меня поймёт, да и не нужно. Главное, чтобы не беспокоилась, не рвала своё сердце. Ей должно казаться, что у нас все серьезно и я счастлива.

Репетируя, я выдавила из себя улыбку, и пошла в свою комнату, постояла бессмысленно в ней несколько минут и пошла обратно. На губах играл искусственный оскал, правдоподобностью даже не пахло. Маска довольной содержанки.

У выхода нас уже ждала машина, за рулём который был Амин, успевший переодеться и привести себя в порядок. Парень был весь в чёрном. Он смотрел сквозь меня, словно и не существовало. Если до этого его взгляды были полны презрения, то теперь меня не было для него. Возможно, я пала так низко, что не была достойна никаких чувств отношению к себе.

Выбор Эмира пал не на гостиницы в центре, которые, наверное, не соответствовали его высоким требованиям, а на загородный клуб с отдельными домиками посреди почти не тронутой природы. Выбор со вкусом. Я не сказала ни слова, когда мы выехали из города и направились в известном направлении. Ни подала виду и когда припарковались у гостиницы.

Амин говорил с Ахмедом в дороге исключительно на арабском. Соответственно, я не могла понять и слова из того, что он говорил. И это было отвратительно. Они могли говорить, как о погоде, так и о моей участи в моем же присутствии, и я ничего не понимала. Красивая речь убаюкивала моё сознание, настораживая сердце.

Я написала маме сообщение, чтобы она мне позвонила, как выйдет от папы, чтобы рассказать все новости. Это волновало меня сильнее, чем мнение мужчин обо мне. Заметив моё сообщение, Ахмед спокойно сказал:

— Твоего отца отвезут в клинику в Москве, у него хорошие шансы на выздоровление. Врачи обещают поставить его на ноги за две недели. Мы дождёмся, когда он вернётся и уедем. — я ничего не ответила на его слова, погружаясь в свои собственные мысли. Мне нужно было дождаться выздоровления отца и пропасть, чтобы Ахмед не мог найти меня. Не будет же он мстить моим родителям из-за меня?

Я не знала его хорошо, но на маньяка убийцу он не был похож.

Наверное, стоило спросить — что потом? Меня отвезут в гарем и забудут обо мне? Или мне придётся всю жизнь сопровождать его и развлекать?

Территория загородного клуба была вылизана идеально: кустик к кустику, цветочек к цветочку. Все было выращено под линеечку. Над ландшафтным дизайном хорошо потрудились. Все было очень современно и красиво, я даже не подозревала, что тут все на таком высоком уровне. В воздухе пахло лесом и цветами.

Ахмеду кто-то позвонил и он задержался у машины, обсуждая что-то на арабском. Говорил он с улыбкой и даже как-то мягко с толикой нежности, мне показалось, что по ту сторону его невеста. С кем еще он мог говорить с таким ванильным лицом?

Внутри меня даже кольнуло сердце от негодования и ревности. Стало по-женски обидно за себя. Кому-то жених Эмир, а кому-то быть его наложницей.

Чтобы не смотреть на его довольное лицо Чеширского кота, я ушла вглубь, рассматривая растительность и замысловатые деревянные статуи. Моих значений в биологии хватало только на то, чтобы отвечать кусты от деревьев.

— Ничего себе, Вика? — тёплый, отдаленно знакомый голос заставил меня обернуться. Позади меня стоял высокий парень в спортивном костюме и вертел ключи от машины в руке. Он смотрел на меня с нескрываемым удивлением. Антон — сын мэра. Самый завидный жених.

— Хай! — я помахала ему рукой, радуясь неожиданной встрече из прошлого. — Ты тут каким судьбами?

Мы с Лизой совершенно случайно познакомились с Антоном на одной из студенческих вечеринок. Он был первым парнем в нашей деревне, сочетал в себе все качества успешного самца: красивый, богатый, весёлый. Этого вполне достаточно, чтобы все бабы вешались на него с при великим удовольствием.

Антону понравилась Лиза, он немного позаигрывал с ней и даже пригласил нас на еще одну его вечеринку в его дом, куда мы не пошли, а побежали, сверкая зубами, широко улыбаясь, от счастья. Дальше у них ничего не получилось, потому что Антон был старше и уже хотел секса, хлеба и зрелищ, а подруга просто не была готова к этому. Ее еще перло от плюшевых медведей.

К счастью, Антон был адекватным и они разошлись просто на хорошей ноте. Я даже удивлена, что он вообще меня вспомнил и узнал.

— Приехал поиграть в теннис. Я тебя почти не узнал. Ты так изменилась! Даже не могу понять, что именно… Красотка просто. Светишься, притягиваешь глаз к себе. — в знак убедительности своих слов, он поцокал языком. На лице у него все также играла милая улыбка. — А ты тут чего? С Лизоном?

— Нет. — я тут замялась и растерялась, поздно вспоминая о своих арабских друзьях, которым не понравится Антон. Да и трудно предугадать реакцию Эмира. Пришлось выдавить из себя уже состоявшуюся легенду. — Я тут со своим парнем.

Брови Антона тут же побежали вверх, парень был очень удивлён. Обычно я бы совсем замкнутая и никого не подпускала к себе, а тут с парнем в загородном клубе. Вряд ли мы приехали играть в теннис.

Позади Антона показался вездесущий Амин, злобно зыркающий на парня. Этот прибежал вынюхивать все, чтобы потом доложить Эмиру обо всем. От ужаса ладони моих рук вспотели и похолодели.

— Ладно, не буду тогда ставить тебя в неловкое положение, у тебя весьма ревнивый друг. — Антон усмехнулся, рассматривая Амина, не подозревая, что он всего лишь телохранитель моего друга. Переубеждать в обратном его мне не хотелось. — Рад был тебя встретить, если что пиши мне… я всегда буду рад тебя услышать.

Мне показалось или он сделал открытый намёк? Он только что сделал мне комплемент, а потом предложил созвониться? Может быть это шанс? У Антона точно есть нужные связи, которые помогут мне скрыться.

Когда он уходит на парковку, где ещё по телефону говорит Ахмед, Амин резко заговаривает со мной:

— Эмиру не понравится, что ты разговариваешь с другими мужчинами. Ты его собственность. Наложница. У тебя нет голоса и воли делать то, что ты хочешь. Просто подчиняешься. Выполняешь приказы. Рабыня. Безвольная тварь у его ног. — он так холодно и размеренно, с каждым новым словом я сжимаюсь и почти жмурюсь. Амину же доставляет удовольствием говорить это все. — Сейчас он говорит со своей невестой. В будущем ты познакомишься с госпожой, тебе будет необходимо даже прислуживать ей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Слова Амина царапают моё нутро, оставляя глубокие шрамы. Удар по самолюбию. Мстительный араб пытается растоптать остатки моей гордости. И у него это хорошо получается. Чувствую себя дерьмом.

Стараюсь часто-часто моргать, прогоняя слезы, не хочется разреветься прямо перед ним ему в удовольствие.

Аль-Мактум пересекает территорию мягкой поступью. Он выделяется и бросается в глаза как диковинная птица. Смуглая кожа и иссиня чёрные волосы выдают его. Как можно принять его за дагестанца? Только слепой не поймет, что он царской крови.

Не успевает он подойти к нам, как Амин тут же начинает ему докладывать на арабском. Мне не нужно знать язык, чтобы понять о чем он говорит. Лицо Эмира становится мрачным, брови встречаются у переносицы, жутко сдвигаются. Он смотрит на меня уничтожающе.

Непроизвольно обхватываю себя за плечи, мне резко становится холодно. Это от страха. Какое наказание он мне придумает?

— Иди в дом. — резко бросает он, доставая из кармана брюк сигареты и закуривая. При этом он не отрывает от меня взгляда, полыхающего зелёным пламенем. Его приказ бьет меня наотмашь. — Амин проведёт тебя.

— Я не хочу оставаться с ним наедине. — говорю я честно, глядя Ахмеду прямо в глаза. После длительного перелета и нервной беседы у меня нет больше сил терпеть издевательства Амина. Мои слова его удивляют, замечаю как у него приподнимается одна бровь. — Он третирует меня. Оскорбляет. Делает все для того, чтобы унизить. Мне кажется, что он хочет меня.

Ахмед затягивается, вбирая в себя дым и выпуская его через нос, слегка сузив глаза. Он обдумывает мои слова. В таких вещах он всегда не тороплив. Трудно понять о чем он думает, как вообще его шестеренки крутятся, приходя в действие.

Я собираюсь уже двинуться в сторону дома, когда Аль-Мактум резко оборачивается и прижимает сигарету к шее Амина. Тот стискивает зубы, закрывает глаза и не произносит и звука. Лицо багровеет, но он терпит.

Эмир спокойно без тени эмоции что-то произносит на арабском и оборачивается ко мне. Я ожидала чего угодно, но не этого.

— Пошли. — командует он, в долю секунд сокращает расстояние между нами и берет меня под локоть, направляясь к одному из домиков. Я пребываю в таком шоковом состоянии, что у меня не находится ни сил сопротивляться Ахмеду, ни слов, которые я могла бы ему сказать. Просто послушно переставляю ноги и стараюсь не отставать от него.

Амин остается где-то позади. Этого мне точно он никогда не простит.

Аль-Мактум захлопывает входную дверь, и я подпрыгиваю от оглушающего звука. Стою к нему спиной и боюсь обернуться, заглянуть в демонические глаза, которые могут меня превратить в пепел.

Прикусываю губу и пытаюсь унять дрожь.

— Что я говорил о других мужчинах? — Ахмед медленно подходит ко мне и говорит тихо в самое ухо. Его рык вызывает во мне паническую атаку.

— Мне нельзя общаться с ними… — выдавливаю из себя, ощущая как горячие ладони ложатся мне на плечи. Аль-Мактум еле касается меня, а чувство такое, что стиснул намертво. Страшно. Боюсь его гнева. Щелчок его пальцев и он раздавит меня. Упокоит меня и моих родителей. Здоровье отца зависит от его настроения. — Но я не могла же проигнорировать его, мы знакомы… дружим…

— Могла. Должна. — голос Аль-Мактума пронизывает насквозь, всаживая в меня маленькие иголки. Не вижу его лица, только ощущаю всем телом. — Нет у тебя друзей больше.

Властные руки стаскивают с меня одежду, отбрасывая ее на пол, раздирая ткань. Ему не нужно моё разрешение.

В считанные минуты я остаюсь в нижнем белье, обнаженная перед ним. Эмир с трепетом пальцем обводит контуры татуировки, будто на карте очерчивает свои владения.

Я с силой жмурюсь, пытаясь абстрагироваться.

Аль-Мактум прижимает меня к своей стальной груди, проводя рукой по животу, подцепляя резинку трусов и раздирая их на части, после чего принимаясь за лифчик и скидывая его. Шершавые ладони накрывают мою грудь, жадно тискают, сминают, перекатывают вишенки между пальцами.

Меня бросает в жар. Тело оживает против воли, отвечает на его грубые ласки. Дыхание учащается. Откидываю голову назад, заглядываю в бесстыжие глаза Эмира, которые покрылись дымкой похоти. Ему нужен только секс от меня. Я же ему именно для этого нужна.

Вот только отправляют ли ради шлюх частные самолеты в другую сторону, оплачивают ли лечение родителей? Не слишком ли дорогие растраты на обычную наложницу, которая, итак, принадлежит тебе …

Или мне снова кажется? Я выдаю желаемое за действительное, как в прошлый раз.

У него невеста. Он Эмир. А я… девочка, экс-блоггер из Брянска с меткой шлюхи.

Он нежно накрывает мои губы своими, проникая языком в рот, поглаживая небо. Становится сладко. Рассудок затуманивается и страх отступает. Он все равно возьмёт меня так, как ему хочется. Силой или лаской зависит от меня. Послушно открываю губы, отвечаю на поцелуй. Тянусь пальцами к густым волосам, запускаю руки и притягиваю к себе.

— Станцуй для меня… на моем члене. — хрипло выдыхает Аль-Мактум, поворачивая меня к себе лицом. Испытываю трепет, глядя в бездонную зелень; омут, затягивающий и связывающий по рукам и ногам. Мужчина резко сдирает с себя одежду, оказываясь передо мной абсолютно голым.

Утягивает меня на кожаное кресло за собой. Садится на него, широко расставляя ноги и усаживая меня на себя. Аль-МАктум напоминает короля на троне, не хватает короны. Чувствую бархатную головку, поглаживающую меня между ног, упирающуюся в губы. Разряды тока пробегают по всему телу. Хочется почувствовать поскорее ее в себе.

Эмир кладёт руки мне на талию, сжимает ее, показывая мне курс, в котором я должна двигаться.

Мое лоно трется само о его член, истекая соком для него. Без прелюдий и нежностей. Просто как животное.

— Сядь на него. Я хочу, чтобы ты попрыгала на нем. Показала все, что ты умеешь. — Аль-Мактум агрессивно целует меня, выбивая остатки разума и сомнений. Я кладу руки на его плечи, чтобы найти опору, постепенно опускаясь. Его головка проникает в меня медленно, раздвигая трепещущие губы.

Пальцами скольжу по его телу, то ли отталкивая, то ли притягивая. Я как в бреду. Сплю с открытыми глазами.

Ощущение такое, что я сажусь на кол. Меня раздирает на две части. Чистое безумие. Неправильно получать наслаждение. Не так и не с ним. Я должна чувствовать себя мерзко, но нет… даже стыда не чувствую. Тело хочет сладкого наслаждения, которое может подарить только он.

Между моих ног искрит, разжигается пожар, охватывающий все тело. Волны удовольствия накрывают с головой.

Запрокидываю голову, кусаю губы. Мои стоны слышны, наверное, даже на улице.

Соски трутся о жёсткие чёрные волосы, олицетворяющие все животное, что в нем есть. Твердеют, становятся каменными, от нарастающего возбуждения. Чувствую кончиками пальцев его дикость. Танцую с хищником.

Мои слишком медленные движения, наверное, становятся для Ахмеда невыносимыми, он не удерживается и тянет меня вниз, усаживая меня полностью на свою дубину, начиная управлять процессом. Я вскрикиваю и раздираю его кожу ногтями. Он дотрагивается членом до моего сердца. Чувство такое, что он потирается им о нижнюю полую вену, ласкает маленькое сердечко, заставляя биться чаще.

Я действительно начинаю танцевать, извиваться, изгибаться на нем, демонстрируя все мои возможности. Просто вхожу в азарт, отдаюсь наслаждению. Не чувствую жара, как пот струится по моей спине; отдаю всю себя. Пусть забирает. Сегодня я его и телом и душой.

Буду разъедать себя позже, а сейчас просто испытываю чистый кайф в руках Эмира.

Оргазм накрывает меня. Сжимаю ногами его сильные бедра, извиваюсь в руках.

Обессиленного падаю в холодные объятия, извергающего в меня своё семя, мужчины, вдыхая запах пота и парфюма Ахмеда, утыкаясь носом в ложбинку у шеи.

Просыпаюсь от вибрирующего телефона под моей головой. Это Мама.

Пытаюсь прийти в себя, понять, как я попала на кровать голая, укрытая толстым пледом. Рядом со мной спит Аль-Мактум, его рука покоится у меня на животе. Резкий контраст наших тел вызывает умиление и смятение. Его смуглое, мускулистое тело на фоне белоснежных простыней и моей молочной кожи смотрится слишком сексуально.

Мы впервые спим в одной в постеле.

В груди образовывается воронка, становится очень больно.

Мне бы хотелось просыпаться в кровати с любимым парнем вот так. Внутри закрадывается желание поцеловать его спящего. Во сне морщинки Эмира разглаживаются и он становится очень милым, даже губы расплываются в полу улыбке. Красивый чертяка!

Но он мне не парень. Он мой хозяин. Господин. И снюсь ему точно не я.

Тихонечко слажу с кровати и выхожу на носочках в другую комнату. По дороге не нахожу ничего из одежды.

— Да, мам! — тихо спрашиваю, забираясь с ногами в то самое кресло. Голая попа прилипает к дивану. Поджимаю пальцы ног от холода. — Как Папа?

— Вика, ты где? — Мама стала веселее и голос более расслабленный, но она насторожена. Переживает за меня. Когда здоровье папы оказывается в безопасности, она может заняться мной.

— Мы в загородном клубе, который у озера. — честно говорю я. — Решили выспаться после дороги. Расскажи лучше, как Папа?

— Он лучше. Его уже забрали в Москву. Оказывается, его одного перевезли! Даже не знаю, почему ему так повезло! Бог есть, все видит. Я сходила в церковь, поставила свечки за наше здоровье. Помолилась. Поблагодарила за то, что помог. — Мама делает паузу, и я так и вижу, как она крестится. Если бы она знала, кто этот ангел-хранитель. — Вика! Объясни мне, пожалуйста. Что это за парень? Где ты его нашла? И почему ты сейчас с ним, а не дома.

У меня язык прилипает к небу, слова даются с трудом. Язык будто распухает до таких размеров, что становится невозможно им ворочать во рту. Буквы не складываются в слова.

— Мы познакомились на Мадагаскаре. Я влюбилась в него с первого взгляда, мама. Не смогу теперь без него… — трудно отличить в моих словах ложь от правды. На Мадагаскаре на пляже, отдавая невинность этому животному, я действительно чувствовала как струится тепло от его тела к моему, как я влюбляюсь в красивого и сильного мужчину, который делает меня женщиной.

Только теперь, что я чувствую? Разбитое корыто?

Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Аль-МАктумом, который стоит в дверях, прислонившись к стене, внимательно смотрит на меня. Он напоминает греческую скульптуру с идеальной мускулатурой.

— Давай я тебе потом перезвоню…

Нельзя залезть в чужую голову и прочесть мысли. Если бы это было возможно, то жить стало бы намного проще и может быть скучнее. Если бы я могла прочитать мысли, то смогла бы понять, что он ко мне чувствует и думает обо всем происходящем. Не сидеть на измене и строить гипотезы, а просто узнать правду. А так в моем сердце продолжает греться тёплая надежда, как у маленькой дурочки.

Уже несколько минут, ковыряясь бессмысленно вилкой в салате, я пыталась понять о чем думает Аль-Мактум, сидящий в кафе напротив меня. Он что-то читал в своём телефоне и ел заранее разрезанный стейк. Выглядел он невероятно деловито.

Со стороны мы напоминали милую пару, решившую позавтракать вместе. Аль-Мактум был в джинсах и свободной белой футболке, поверх которой накинул тёмно-серый пиджак с золотыми пуговицами. Меня же он нарядил в свободное платье голубого цвета, оттеняющее мои глаза. В нем я казалась непорочной и милой. Просто девочка-припевочка. Бант бы на голову и в первый класс на линейку можно было бы идти. Совершенно не мой стиль. В нем я себя чувствовала угнетенно.

Именно нарядил. Одежда, которую мне привезли, была полностью выбрана им. Все, вплоть до нижнего белья и носков. Эмир все проконтролировал и выбрал за меня. А утром просто распорядился: «Надень голубое. Оно мне нравится.»

Амин держался в стороне и не трогал меня, больше не заговаривал и даже не смотрел. У него на шее красовался тонкий шрам еще красного цвета. Этого он мне никогда не простит. Мысленно я сама себя ругала за тот порыв, сделала только хуже себе.

— Ничего себе. Ви, это ты? — к нашему столику подходят мои однокурсницы. Одна рыжая и кудрявая, а вторая — высокая брюнетка. Терпеть не могу обеих, а они смотрят на нас во все глаза. И предмет их влечения, явно, не я. Девушек интересует араб в пиджаке. Аль-Мактум же тоже жадно осмотрел их, не оставляя без внимания. Как будто меня рядом нет. Он так демонстративно и лениво прошёлся по ними глазами, что не заметить этого интереса было невозможно.

Девочки просто затрепетали от такой бесконтактной ласки.

— Рада видеть Вас. — не очень хорошо вру я, стискивая вилку. Очень надеюсь, что они уйдут, но девочки наоборот подходят ближе, становясь ко мне спиной, и откровенно заигрывают с Эмиром, который начинает играть в эту игру. Внутри меня поднимается волна негодования. Я помню, что в мои обязанности входит засунуть язык куда подальше и молчать, но это сделать весьма трудно. Практически удерживаю одной рукой вторую, чтобы не воткнуть зубцы вилки в накачанный зад одной из них.

Эти две курицы в университете — первые красавицы. Все парни у их ног. Мне было мало чувствовать себя страшнее и хуже их на учебе, теперь и сейчас придётся почувствовать себя гадким утёнком, которого демонстративно оттеснили в дальний угол.

— Может познакомишь нас с твоим знакомым?

— Мне кажется, Вы и без меня отлично справляете со знакомством с ним. — говорю я, отправляя помидор в рот, максимально прикладывая силы, чтобы выглядеть непринуждённой.

— Ахмед. — своим бархатистым голосом с сексуальной хрипотцой и выразительным акцентом говорит Эмир, и я отчетливо слышу, как две мымры вздыхают, почти кончая.

— А меня зовут Лера, ее Таня… — не удерживаюсь и пародирую рыжую, гримасничаю. Ахмед сдерживает улыбку, бросая на меня быстрый взгляд.

— Очень приятно. — Аль-Мактум вежливо прикладывает руку к груди, демонстрируя дорогой перстень. Девочки смотрят на него зачарованно. Отсосали бы уже прямо здесь, чего стесняться непонятно. Итак, видно, как капает их слюна на пол.

— Нам тоже. Приходите сегодня в клуб «Белое солнце», мы будем танцевать там. В трусиках и маечках… посмотреть будет на что! Сегодня состоит конкурс — Богиня Солнца!

— Люблю танцы. — с этими словами Ахмед оборачивается и многозначительно смотрит на меня, продолжающую нервно теребить столовые приборы. Мне это все не нравится. Ничем хорошим это не закончится.

— Ура! Будем рады вас там видеть! — Лера просто из трусов выпрыгивает от счастья. Когда они скрываются и мы остаёмся вдвоём, мне удается натянуть маску спокойствия и сделать вид, что эта ситуация меня никак не задела. Вновь принимаюсь за салат, даже не замечая, что от моих стараний трескается тарелка.

Все это время абсолютно спокойный Ахмед наблюдает за мной.

— Ревнуешь? — его явно забавляют мои душевные терзания. У меня все написано на лице, никогда не удается скрывать свои чувства.

— Нет. — слишком обиженно отрезаю я и отбрасываю в сторону приборы, чувствуя себя полной идиоткой.

В клубе «Белое солнце», самом пафосном заведении города, царит похоть и алкоголь. Сегодня планируются жаркие танцы Go Go, на которые пришли практически все мужчины нашего города.

Большое событие маленького города. Десяток девчонок будет трясти своими попами, чтобы доказать себе, что они секси, будут отчаянно пытаться подцепить дяденьку, готового оплачивать их хотелки.

Я до последнего надеялась, что Аль-Мактум не захочет туда идти, но увы, мои надежды не сбылись. Либо он хотел затащить одну из моих однокурсниц в постель, либо ему хотелось позлить меня. Второго он добился уже.

С чувством, что на меня вылили ведро помоев, я тонула в массивном диване клуба, продолжая оставаться в этом милейшем платье, которое было не уместно сейчас. Но Эмиру видимо хотелось видеть наложницу целомудренной. Или просто наблюдать за тем, как я страдаю.

У меня чесался язык сказать ему что-нибудь отвратительное, вывести его из себя. Просто нагадить. Сдерживало то, что в Москве занимались лечением моего папы за его деньги. Он держал своё слово. Сегодня даже привез маме цветы, ей никогда не дарили таких букетов. Нужно было видеть её лицо, мама была так счастлива, расцвела на глазах. И перекрывать подачу финансирования, как бы гадко это не было — не стоило.

Отвратительное чувство, когда ты себя продаёшь и чувствуешь товаром.

— Можно я тоже пойду потанцую? Тебе же нравится? — хочется слезть с этого неудобного дивана, на котором у меня ноги выше головы.

— Нет. — просто отвечает он, отпивая виски и затягиваясь. Он курит сигары. Очень дорогие. Одна такая стоит, как весь алкоголь в баре этого заведения. Их запах приятно обволакивает.

— Почему? — мой вопрос остается без ответа.

— Вы пришли! Какая радость!

Райские птички налетают на наш столик, окружая Аль-Мактума вниманием и усаживаясь нагло с двух сторон от него на диван. Девочки просто игнорируют моё существование. Я тень. Предмет. Декор. Пустое место.

Центр вселенной — Эмир, держащий эстетично сигару и откровенно заигрывая с ними. Он не смущается, трогает их, рассматривает новый товар.

Стоит привыкнуть к тому, что Эмир бабник. У него целый гарем. Если судить о жизни Эмиров из кино, то они могут каждый день выбирать новую наложницу. Женщины должны кружить вокруг него, умасливать, а той, на которую у него встанет, он вручит платочек. Неслыханная щедрость и внимание. Сраный платочек — знак внимания.

Даже не замечаю, как фыркаю вслух. Хорошо, что из-за громкой музыки этого неслышно.

— Мы Вас раньше никогда не видели. Вы, наверное, из Москвы?

— Почти. — Ахмед уже обнимает их обеих за тонкие талии. Его руки спускаются ниже к их ягодицам.

Мне физически невыносимо так сидеть. Это слишком. Прямое издевательство надо мной. Мне нужно привыкнуть к этому? К тому, что я его аксессуар?

— Мне нужно в туалет. — говорю я и не дожидаясь его мнения просто встаю и ухожу. Бегу к туалету, боясь, что меня вырвет прямо на танцпол, по которому уже расхаживают парни с коктейлями. Меня догоняет Амин, следующий по пятам. Он движется за мной, словно моя тень. — Что ты ходишь за мной?

Я практически толкаю руками его в грудь. За что получаю пощёчину. Меня отбрасывает и я прижимаюсь к стене. На меня никогда не поднимали руку, не били унизительным образом.

Нас здесь никто не видит. Свидетелем его поступка служит темнота. Музыка оглушает.

Амин поднимает руку, и моё тело невольно вновь дергается. Я боюсь, что он ударит опять.

— Моя работа смотреть за Эмиром и его вещами. А если его вещь делает что-то без спроса, нужно ее приструнить. — Амин придавливает меня к стене и аккуратно стискивает пальцами горло. — Мы знаем друг друга с Ахмедом с детства. Думаешь, он поверит, что я мог ослушаться его приказа? Никогда. Я лучше умру, чем предам своего господина. Но ты, сучка, перешла уже все границы. Я сотру тебя в порошок.

— Не пугай меня. — хриплю, чувствуя сколько не боль, а страх. — Мне уже нечего терять. Как бы сам не стерся от усердия меня уничтожить.

— Ошибаешься. Ахмед, если захочет, продаст тебя или подарит кому-нибудь. И никто не остановит. Тебе повезло, ты еще не знакома с настоящим лицом Эмира, пока он был ласков и очень терпелив. Не зли его, потом будешь жалеть.

— Зачем эти советы той, чью жизнь хочешь отравить?

— Просто хочу сгубить тебя сам, не дать тебе удовольствие скатиться ещё ниже самой. Пока Ахмеду нравится играть с тобой, но скоро ты ему приешься. Мы вернёмся домой. У него свадьба через два месяца. Как думаешь, что будет с тобой? Ты сдохнешь в его гареме.

Слово «гарем» повторяется эхом в моих ушах. Таких, как я, много?

Амин отходит от меня, разжимает захват. Я не вижу его лица в темноте, но мне кажется, что оно изуродовано гневом.

Просто ударяю его между ног, не думая о последствиях. Он причинил мне душевную боль, я нанесу физическую. Вкладываю всю свою силу и, пока он не понял что к чем, бегу обратно. Настроение поднимается от того, что я сделала что-то по своему желанию, а не по приказу. И мне очень радостно, что за моей спиной скрючился Амин от боли.

Подхожу к барной стойке, залажу на стул и быстро говорю симпатичному бармену:

— Две текилы, пожалуйста, и ножницы.

Бармены тут бывалые, их ничем не удивить. Моя просьба для него пустяки. Он спокойно ставит передо мной стопки и протягивает ножницы. Я с замиранием сердца, делаю треугольный вырез на платье до середины бедра, превращая скромное платье в развратное. Теперь разрез оголяет мои ноги. Получается даже трушно.

Бармен показывает жестами, что круто. Мне и самой нравится. Даже не видно, что сделано ножницами. Я только что испортила платье за сто тысяч рублей. Если бы Мама узнала, то упала бы в обморок. Она бы не решилась даже дышать на это платье.

Я быстро выпиваю две текилы, замечая краем глаза, приближающегося Амина. Лицо у него перекошенное, словно лимон съел. Аль-Мактум его по головке не погладит за такой промах. Упустил меня, пропустил как я испортила платье и напилась. Чувствую, что затушит не одну сигару о его шоколадную кожу. Но это он заслужил. Посмотрю на его дерзкую рожу, изуродованную синяками, которые оставит Эмир.

— За текилу он заплатит. — показываю бармену на Амина. — Ты чего так долго? У меня денег же нет!

До Амина доходит происходящее, его колбасит аж, трясёт от безмолвной ярости. Когда он замечает изменения в моем платье, у него даже начинает дергаться глаз. Я специально еложу попой на стуле так, чтобы оно поднималось выше, оголяя ногу и демонстрируя ажурную каемочку трусиков.

Алкоголь ударяет мне в голову, выключая инстинкт самосохранения. В купе с чувством униженного достоинства, ревностью и обидой он превращаем меня в озлобленную суку, цель которой насолить хоть кому-нибудь, чтобы на душе стало теплее. Я готова на любые абсурдные действия. И неважно, что я поплачусь за это. По голове меня никто не погладит.

— Пойдём. Я отведу тебя в машину.

— Не пойду. Я вроде не твоя наложницы. — выдёргиваю руку, не даю Амину увести себя. — Как скажет наш господин. Слушаю и повинуюсь только его приказам!

— Он оторвёт тебе башку за это, когда увидит!

— Как и тебе, мой сладкий! — щелкаю по носу Амина, который белеет и больно хватает меня за руку, но потом испуганно отпускает, бросая взгляд на стол Эмира, если он увидит, как Амин распускает руки, убьёт его.

— Что ж, с радостью посмотрю на тебя с разодранной жопой. — Амин усмехается и все же стаскивает меня со стула. Тащит силой к Аль-Мактуму. От выпитого меня немного шатает. У самого столика, когда мне на глаза попадается милая троица, меня переклинивает. Рыжая откровенно наглаживает член Эмиру через ткань брюк. Ее ладонь полностью накрывает его хозяйство, девушка прижимается к нему всем телом, а Ахмед расслаблено курит. И судя по всему, ему очень нравится то, что она делает.

Аль-Мактум поворачивается и смотрит прямо на меня. Сначала его глаза скользят по моему раскрасневшемуся лицу, потом по фигуре. Этот взгляд обжигает и оставляет метки на коже. Вижу, как его зрачки расширяются при виде моих доработок в платье. Выражение лица Ахмеда остается неизменным, но потому как он долго затягивается, я догадываюсь, что ему не понравилось, что мои ножки выставлены на обозрение.

Чтобы позлить его ещё больше, подмигиваю и посылаю воздушный поцелуй, после чего ускользаю от Амина и заскакиваю на стойку Go Go. Сегодня же конкурс? Почему же не поучаствовать.

Парни моментально начинают толпиться возле меня, оттесняя Амина.

Смуглое и благородное лицо Эмира становится бледным, и я впервые вижу его растерянным. Брови ползут вверх, а зрачки расширяются, делая глаза почти чёрными. Мною руководит не алкоголь, а сумасшедшая Вика, которая всегда мечтала отправиться на Мадагаскар. Почему-то сейчас мне не хочется молчать и смотреть, как ему дрочат под столом.

Нагло глядя ему в глаза, начинаю двигаться. Сегодня я танцую для одного зрителя и очень хочу, чтобы он остался доволен, поэтому выкладываюсь по полной. Сначала просто покачиваю бедрами, настраиваясь на музыку и чувствуя ритм. С каждой секундой я начинаю разгоняться, добавлять движения. Никогда я ещё так не крутила попой, просто извиваюсь всем телом, проводя ладонями по груди и бёдрам, очерчивая изгибы тела. Волосы струятся волнами по спине, иногда разлетаясь в разные стороны при резких движениях. Присаживаюсь, чтобы оттопырить попу, делаю взмах ногой, демонстрируя идеальную растяжку и трусики.

Мужчина охают и просто сыпят в мою сторону пошлыми комплиментами.

— Секси-скромняжка, иди ко мне на коленочки!

— Боже, вот это шпагат!

Одариваю каждого из них улыбкой, делаю так, чтобы каждый поверил, что я могу спуститься и дать ему. Самое главное, чтобы Аль-Мактум почувствовал это. Пусть это помучает его каменное сердце или что там у него в груди перекачивает кровь!

Видимо белое пятнышко моего белья приводит Эмира в чувство, потому что он встаёт. Даже на таком расстоянии я слышу, как скрипят его зубы. Люди испуганно расходятся, не желая оказаться на пути разъярённого быка.

За его спиной визжат Таня и Лера, пытаясь отвоевать его внимание обратно. Но поздно. Все его мысли только о том, как он меня накажет за такое неповиновение. Так и вижу отражение поз в его глазах, в которых он будет наказывать свою рабу.

Я даже останавливаюсь, чтобы посмотреть, как Его Величество будет стаскивать меня со сцены, как он проберется через толпу пьяных мужиков. Может быть ему начистят его красивое личико? Покажут что такое русская силушка? Их много, он один. И тут он никто… не эмир, просто парнишка кавказской национальности…

Но в реальности при виде очень дорого одетого мужика с гневным выражением лица, который уверенно не спеша двигается ко мне — все расступаются. Никто не хочет проблем.

— Прости, брат, я не знал, что она твоя… — парень улюлюкающий больше всех испуганно шарахается в сторону, когда Ахмед подходит к нему в плотную. И никого из них нельзя осуждать, выглядит он воинственно.

Ахмед протягивает мне руку, чтобы помочь спуститься. Я даже чувствую, что Музыка стала тише. Даже диджей затаил дыхание. Все в клубе ждут, чем это все закончится.

— Думаю, ты не захочешь, чтобы я поднялся туда сам. — спокойно говорит он, угрожающе цокая языком. — Не ручаюсь, что прямо на сцене не выдеру тебя, показывая каждому мужику в этом городе — кому ТЫ ПРЕНАДЛЕЖИШЬ…

Он говорит очень тихо, но я слышу каждое слово. Не верю, что он отымеет меня прямо на сцене, но позорное наказание придумает точно. Аль-Мактум не опустится до позора.

Я демонстративно не принимаю его руку, но спускаюсь, специально сильно раскачивая бёдрами и задирая платье. Его это раздражает. По напряженной позе вижу, как его бесит моё поведение. Секунды и он просто закидывает меня себе на плечо, как мешок, и медленно уходит, оставляя всех шокированными. Варварские его методы производят впечатление.

— Муса, разберись с теми, кто тянул руки к ней — командует Эмир парню, который возникает из ниоткуда и уверенно идет в толпу. Невольно дергаюсь, пытаясь поспорить, что это только моя вина. Но мне не удается издать и звука. Слышу только, как хрустит чья-то кость и ломается мебель.

Уже в этих грубых движениях я ощущаю, что ничего хорошего меня не ждет. Но я добилась своей цели, разозлила его, заставила отлипнуть от прошмандовок институтских.

На парковке он молча закидывает меня в машину и что-то говорит на арабском Амину, у которого выражение лица, как у кота, которому дали сметану.

Позади Ахмеда показываются девочки, они настойчиво не хотят выпускать его из виду.

— Вы уже уезжаете? — спрашивает Таня, немного надувая губы, делая вид, что она обижена на Эмира.

— Только Вика, она перебрала. — со злорадной усмешкой говорит Аль-Мактум, захлопывая дверь машины. Дальше я уже ничего не слышу кроме своего сердца, которое ухает вниз, когда Амин садится за руль и уезжает.

Ахмед остается там. С Лерой и Таней. Я сама себе сделала по всем пунктам хуже. Дура.

И чем я руководствовалась?

За всю дорогу Араб не говорит мне и слова. Привозит в загородный дом и садится у входа, наблюдая за мной. По его лицу видно, что он доволен ситуацией. Я сама себя закопала. Спровоцировала Эмира и теперь не понятно, что он решит делать.

Как его наложнице мне должно быть без различно с кем он спит и кто полирует ему яйца, но мне больно. У меня душа разбивается на осколки при мысли, что он может с кем-то быть в данную минуту.

Я скрываюсь в ванной, встаю под душ и захожусь в диком плаче, чувствуя себя беспомощной.

В какой-то момент во мне просто не остается жидкости для слез. Лицо опухает, я становлюсь пустой. Неужели я так сильно нагрешила в прошлой жизни?

Заставляю себя подняться и выйти. Амин все также сидит у входа.

Мне ничего не остается, как пойти в комнату и лечь, ждать Ахмеда.

Аль-Мактум приезжает через два часа. От него пахнет алкоголем, женским парфюмом и чем-то еще. Он выглядит отдохнувшим и не таким злым.

— Натрахался? — из меня вырывается быстрее, чем я успеваю себе сказать, что нельзя это спрашивать. Я должна оставаться безразличной и не подавать виду.

— Ещё нет. — говорит Ахмед, закуривая прямо в комнате. — У них оказались не такие тесные дырки, как у тебя.

Нокаут.

Кутаюсь в одеяло, как в броню, натягивая его до подбородка.

— Я сделаю скидку на то, что ты еще до конца не осознала своё положение. Поэтому прощу тебе эту выходку, когда ты отработаешь. — Он выпускает колечки дыма изо рта, рассматривая мою съёжившуюся фигуру. — Сейчас ты пойдёшь в ванну и подготовишь себя. Наденешь красное белье, чулки и туфли на каблуках. Смажешь своё очко смазкой, чтобы мне было легче входить в него. Нет. Тебе же хуже. Выбор твой. Ты будешь очень старательна, потому что никаким образом не хочешь меня разозлить.

— Ахмед, я… — он не дает мне сказать и слова, поднимает руку, останавливая порыв.

— Я даю тебе пять минут. Не больше. Потом я решу, что ты предпочла наказание милости. Уверен, что тебе оно не прийдется по вкусу. — по его лицу понимаю, что любой мой шаг не в ту сторону будет жестоко наказан.

Меня охватывает такая паника, что все валится из рук. Рву чулки, не могу застегнуть лифчик, найти анальную смазку. Над последней даже плачу пару минут, ощущая себя ниже некуда. Но я реально боюсь, что он войдёт туда насухо, и тогда будет хуже. Не стоит сейчас играть с огнём.

Не укладываюсь в пять минут. Выхожу к нему через десять. Он лениво пьёт виски, с тенью улыбки рассматривая результат моих стараний.

— Плохо. Долго и неаппетитно. — он отпивает из стакана и абсолютно спокойно чеканит: я передумал, можешь переодеваться в пижамку. — когда я удивленно поднимаю взгляд с нескрываемым злорадством добавляет: У тебя был шанс стать моей любовницей, когда ты спала только со мной, могла быть равноправной. Я бы одарил тебя подарками и любимыми привилегиями, какие заслуживает моя женщина. Ты отвергла моё предложение, потому что хотела быть с любимым мужчиной. Хотела отдаваться только ему. Это вызывало обиду, но и уважение. Но потом, ты продала себя мне. Назвала свою цену и я купил тебя. В чем проблема? Захотелось вернуться на Мадагаскар к любимому? Раздвинуть ноги перед ним напоследок? Он был так хорош? Или что? Заиграли амбиции? Запомни. Мое слово — теперь твой закон. Я не позволю тебе меня позорить и выставлять своё тело на показ, оно принадлежит теперь мне. Хочешь к себе отношения, как к собаке? Будет. Станешь жрать с пола и передвигаться на четвереньках. Если хочешь человеческого, то запомни простые правила. Ни курить, ни пить, не общаться с мужчинами, не одеваться вульгарно, слушать то, что я говорю. По-моему, все довольно просто… И, Вика, это моё последнее предупреждение.

Аль-Мактум думает, что на Мадагаскаре я спала с Глебом. После него… Если бы я сказала ему, что кроме него у меня никого не было, как бы он отреагировал на это? Это что-то изменило в наших отношениях? Или его задело, что я его прогнала и теперь он мне мстит?

Я снова наступила на те же грабли. Снова разрешила себе поддаться эмоциям и начать ревновать его. Мне нельзя его провоцировать. Нужно просто обдумывать план побега. Проработать все детали, и когда отец вернётся — сбежать. Не давать поводов, терпеть все, он должен начать доверять мне, чтобы я могла сбежать.

И все равно, мысль, что он спал с Таней и Лерой сжирала меня. Причиняла раздирающую боль.

Нужно собраться. Быть хорошей девочкой и слушать каждое слово. Ничего, Ахмед, я еще отомщу тебе за каждое твоё слово, за все унижения, которые ты мне причинил!

— Я не спала с Глебом. — громко и четко говорю я, привлекая его внимание. Ахмед поднимает на меня свои зеленые глаза, показывая, что слушает меня, и я продолжаю: Я специально тогда сказала все это, чтобы ты отстал и не трогал меня. Перестал преследовать. Хочешь — пытай. Я говорю правду. Хоть на детекторе лжи проверяй.

— И для чего ты мне сейчас это говоришь? — он говорит спокойно и даже вроде лицо безразличное, но я надеюсь, что он услышит и поверит мне.

— Не люблю недосказанности… — с этими словами я забираюсь на кровать и делаю вид, что пытаюсь заснуть. Хотя внутри такая свистопляска. Все чувства обострены, сердце колотится так, что вот-вот проломит рёбра.

С закрытыми глазами внимательно прислушиваюсь за передвижениями Эмира по дому, слушаю как он принимает душ. Когда Ахмед ложится и притягивает меня к себе, властно сминая попу и проводя шершавой ладонью по бедру, судорожно сглатываю от смеси страха и облегчения.

Через несколько часов мне удается провалиться в сон, сопровождаемый сплошными кошмарами.

К моему удивлению, Аль-Мактум не возвращается к этой теме, ничего не говорит и не спрашивает. Утром он собирается уладить кое-какие вопросы с вылетом в Эмират, согласовать дату и время, как он говорит — соблюсти условности.

Он оставляет меня одну, а сам с Амином уезжает. Скорее всего этот жест — частично проверка, потому что вряд ли бы он оставил меня без присмотра. Вчера в клубе я убедилась, что люди Ахмеда практически невидимо охраняют его. Один из них может быть где угодно.

Делаю вид, что отправилась на прогулку и выхожу из дома, направляюсь в сторону теннисного корта. Нельзя привлекать к себе внимание, но попробовать стоит.

Я и не думала, что застану Антона тут, но мне нужно было ему кое-что передать.

— Здравствуйте. — тихо говорю я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что кроме меня и местного тренера здесь никого нет. — Скажите, пожалуйста, Вы проводите парные тренировки?

— Конечно. — с улыбкой кивает он, осматривая меня. — организовываю даже весёлые спарринги!

— А это не Вы тренируете Антона Скляренко? — сразу же спрашиваю его, не желая терять драгоценное время. Тренер не понимающе хмурится, думая, что я очередная пассия, которая его ищешь, но я выдыхаю, понимая, что попала в цель. Судя по вывеске на доске — этот парень — самый топовый тренер тут, у другого Антоша и не стал бы заниматься. — Мне нужно, чтобы Вы кое-что передали ему!

Протягиваю руку, в которой короткая записка. Я не могу доверять Антону, мы с ним не друзья, но пока он единственный из моих знакомых, кто мог бы помочь мне, спрятать. Но того, что я написала, должно хватить, чтобы он понял. Его можно охарактеризовать разными качествами, как положительными, так и отрицательными. Смекалка — одно из них.

— И запишите меня на тренировку, на завтра. — я оставляю все Контакты и ретируюсь.

Когда Аль-Мактум возвращается, я встречаю его с книгой в руках с самым нейтральным выражением лица. Делаю вид, что я встала на путь истинный и теперь буду самой примерной из всех наложниц.

— Я сегодня записала нас на теннис. Хочу поиграть, ни разу не пробовала, ты не против? — мне никогда не нравился теннис, но нужно было как-то обосновать почему я ходила разговаривать с тренером. Что-то мне подсказывало, что если бы я сама не рассказала ему об этом, кто-то обязательно доложил бы.

— Можно. — говорит Ахмед, подходя ко мне вплотную и нависая всем телом. Его рука по-хозяйски забирается мне в разрез и сминает грудь, заставляя прогнуться в спине. Сладкие спазмы скручивают все тело. — Не люблю теннис, но с тобой сыграю…

Совместные завтраки в центральном кафе с замечательным кофе и омлетом — стали уже традицией. Если бы мы были в настоящих отношениях, то это бы даже могло умилять.

Еще Эмир питал неописуемую слабость к омлетам. Никогда не изменял ему и употреблял всегда со звериным аппетитом каждое утро. Хранил бы он мне такую верность и я любила бы его больше всех на свете.

Наблюдать за ним за завтраком было всегда любопытно, потому что параллельно он решал дела с очень серьезным лицом, в то время, когда я еще никак не могла проснуться.

Видеть Ахмеда серьёзным очень странно. Как будто смотришь на более взрослую его версию.

— Ахмед! — звонкий голос Тани за спиной привёл меня в замешательство. Меня буквально подкинуло на месте от удивления и раздражения. Девушка быстро оказалась у нашего столика и села рядом с Ахмедом, разместив свой подбородок на его плече. Таня была одета в обтягивающие джинсы и кроп-топ, открывающий вид на ее красивый животик.

Судя по стуку каблучков позади меня вышагивала ещё и Лера. Девочки запомнили, где видели нас в прошлый раз и с утра поспешили сюда, чтобы снова застать Ахмеда. Какие умные девочки.

Большего унижения я не испытывала никогда. Для них я была пустым местом.

— Можно кофе? — Лера находу бросила заказ официанту и приставила стул к нашему столику. Вторая девушка была в широких розовых брюках и прозрачной блузке. Все это время Аль-МАктум сохранял безразличное выражение лица. Он просто осмотрел девушек пристальным взглядом. — Тоже любите тут завтракать? Ты мне не позвонил, и я подумала, что ты потерял мой номер.

Лера положила руку поверх руки Эмира, которая покоилась на клавиатуре ноутбука.

— А должен был? — нужно было видеть, как лица девчонок становятся растерянными, а самоуверенность испаряется. Они переглядываются и ничего не понимают. При этом сам Ахмед спокойно отправляем кусочек яичницы себе в рот рукой, которую пару секунд назад стискивала Лера.

— Ну мы просто тогда…

— пососали мне. Я помню. — он тяжело вздыхает и смотрит на меня, словно говорит это все мне. У меня становится сухо во рту. Безразличие мужчины, как плевок в лицо им. — Сумма не устроила? Мало? Так мне особо и не понравилось, чтобы я заплатил больше.

Все посетители кафе замирают, потому что Ахмед говорит будничным тоном и не собирается снижать громкость. Факт того, что Лера и Таня отсосали ему ставится общественным достоянием. Внутри меня растекается злорадное чувство мести.

— Ах…

— Убери, пожалуйста, своё лицо от меня. — он вежливо скидывает Таню с себя еле уловимо ведя плечом в сторону. — На будущее, я не люблю, когда меня тревожат во время завтрака. Кофе будете пить за своим столиком. Амин ПОДАСТ Вам деньги, если своих нет, за это можете не беспокоиться.

— Но Вика… — Таня судорожно показывает на меня пальцем, не понимая, что я тут делаю.

— Не смей даже сравнивать себя с ней… — Аль-Мактум приподнимает руку и обрывает речь Тани, после чего щёлкает пальцами и говорит Амину: проводи девушек. Они меня начали раздражать.

Вот так просто. Без церемоний и объяснений. Вчера минет, а сегодня они выброшены и не нужны ему. В этом всем Эмир. Я могу оказаться завтра на их месте, начну его раздражать и окажусь на улице.

Льстило только, что он не сравнивает меня с ними.

Не желая коробить свою гордость, я просто промолчала, ни сказала и слова ему, несмотря на весь спектр эмоций внутри меня.

— Не уважаю продажных женщин, никогда не церемонюсь с ними. — словно читая мои мысли и удовлетворяя моё любопытство поясняет мужчина, немного щуря глаза, всматриваясь в моё лицо.

— Но спишь. — уточняю у него, сжимая края скатерти.

— Только после предъявления справки. — усмехается он, немного откидываясь в кресле. — В этих даже хуй брезгую засунуть, мне было больше забавно наблюдать за тобой, как тебя скручивало при виде них. Ты очаровательно ревнуешь, сносит крышу. Я даже поверил, что ты влюблена в меня…

— Почему ты решил, что они продажные? Падкие на деньги, но проститутки… — сердце все же пропускает удар от его слов о моих чувствах. Стараюсь не придавать значения этому.

— Они сосали под столом. Вдвоём. По очереди. Не побрезговали взять бабки, которые я им дал. Вряд ли они таким образом собирают на благотворительные цели. — он кривится. Меня же передергивает, когда я представляю картину. Ревность царапает кожу. Он так спокойно рассказывает мне о минете. Как о мелочи. Но я ведь и не рассчитывала на сохранение верности с его стороны. Хорошо, что хоть справки просит, хоть какая-то гарантия, что меня ничем не заразит.

— А я значит тоже продажная, я же назвала тебе свою цену… — вспоминаю его мне слова о том, как он купил меня. Мне становится больно, что частично он прав, можно по-разному описывать обстоятельства которые меня привели к нему, но они не изменят сути. Мы заключили договоров, при котором я продалась.

— Если утрировать — да. — он говорит спокойно, не пытаясь сгладить углы. Ему пофиг, я задыхаюсь.

— Твоя невеста, наверно, совсем не такая. Бережёт себя для тебя… Как же ты можешь изменять ей. — мой язык начинает сам складывать эти слова в отвратительное предложения до того момента, как мозг сформировал сигнал, что это может быть для меня опасно.

— Не смей даже открывать рот, упоминая ее. — Ахмед мрачнеет. — Если бы она посмела даже подумать о том, чтобы отдаться кому-нибудь чужому, ее бы казнили… за неверность мне. Но даже до сватовства она была безупречной в своем поведении…

Мне будто в глотку залили раскалённые железо, обжигающее и раздирающее изнутри. Невыносимо больно. Как же больно, черт возьми.

Все, что мне остается делать — моргать, не допуская того, чтобы по моим щекам потекли слезы. Смотрю на него, сглатываю все это унижение и делаю вид, что мне безразлично.

Мы еще сочтёмся Ахмед, тебе вернётся бумеранг.

— Достойная партия. Рада за тебя. — это все на что меня хватает. Я надеюсь, что мой план побега сработает и я вырвусь. Когда-нибудь происходящее станет страшным сном.

Мы завтракаем еще несколько минут, стараясь игнорировать взгляды полные интереса, после чего отправляемся навестить мою маму. Аль-Мактум заранее отправил Амина в магазин купить продукты и гостинцы для нее. Очень милый поступок с его стороны.

Папа шёл на поправку, через неделю он должен вернуться в Москву на самолёте. Аль-Мактуму первому докладывали о его здоровье лично. Отдать должное, Эмир был рождён для того, чтобы совершать благородные поступки. С непринуждённым видом, не предавая значения, он помогал моему отцу, хотя я даже не просила его об этом. И я была благодарна ему за это. Но моя жизнь в обмен на его помощь — слишком дорогая цена.

Маме мы заняли денег, чтобы она отдала деньги Букаевым. Ахмед сказал, что это безвозвратно, но она настаивала, что вернёт все до копейки, она не любит быть обязанной и если он откажется, то проявит к ней неуважение.

Ахмед очень ехидно улыбался в этот момент, а потом сказал мне — что еле сдержался, чтобы не сказать ей, что я все отработаю и беспокоиться даже не стоит.

Всю дорогу мы хранили молчание: Ахмед продолжал что-то делать в своем ноутбуке, я погрузилась в свои мысли. Хотелось открыть дверь и просто выпрыгнуть из нее на скорости.

Такие мысли пугают. Раньше я была очень жизнерадостная и свободолюбивая.

Амин остановился у подъезда, помогая мне выйти из машины. Уверена, что он делал это по наставлению Аль-Мактума, нужно было видеть его лицо, когда он проявлял вежливость ко мне, как будто ему килограмм лимонов в рот запихали.

На лавочке играли подростки в карты, они смотрели на нас во все глаза, впитывая каждую деталь. Я знала каждого из них, и так и видела эту цепочку передачи информации. У них было написано все на лбу.

Скоро испорченный телефон разнесёт все.

— Привет! — бросила им, следуя за Ахмедом, и слыша уже шепотом за спиной: «Ни хрена се, Вика наша, подцепила. Никогда бы не подумал, что она из этих…».

Шум в подъезде и не понятный шёпот был слышан даже на первом этаже, но я не могла предположить, что это возня исходит из родительской квартиры.

У самой двери стоял Букаев, здоровенный бугай, который стискивал пальцы вокруг шеи моей мамы. Она дрожала и была на грани срыва. Ее трясло и она была белее мела. При виде этой картины у меня подкосились ноги и я непроизвольно схватила Аль-Мактума за руку, ища поддержки у него.

— Я же отдала… — голос мамы был совсем слаб. Отчаяние так и сквозило.

— Слышь, ты должна была отдать их мне вчера. Мне деньги были нужны вчера, я очень встрял на бабки и мне пришлось перезанять, поэтому ты должна мне проценты, в качестве моральной компенсации.

— Ма! — взвизгиваю, когда мужчина поднимает угрожающе вторую руку. Ахмед отодвигает меня назад, закрывая собой. Он лениво осматривает мужчину в спортивках и футболке, который возвышается над мамой, чувствуя себя Альфа самцом. На фоне Эмира он смотрит обычным дворовым хулиганом, хотя последние годы этот бандит сильно угнетал наш район.

— Че, Викин ебарь? — оборачивается он, отпуская маму и сплевывая на пол. — А я думаю, откуда бабки у этих нищебродов. Думал, будут расплачиваться ее щелкой.

Не одной мне становится плохо от его слов. Мама зеленеет и хватается за сердце. Видимо, когда она занимала, не думала, чем это все может закончиться.

— Идём поговорим на улицу. Без женщин. — Аль-Мактум выглядит непринужденно, даже не меняется в лице. Хотя мне становится страшно, что Букаев проломит ему голову и возникнет международный скандал на этой почве.

Гипотетически, Букаев мог бы избавить меня от гнета Ахмеда. Но сейчас это последнее о чем я думаю. Мне совсем не хочется, чтобы Аль-Мактум пострадал от его руки.

— А че не тут, ссышь, гнида черножопая? — мужик подходит вплотную к Аль-Мактуму и хватает его за лацканы пиджака. Я делаю шаг к Ахмеду, но он останавливает меня рукой. Букаев жадно рассматривает перстень на руке Араба.

— Вика, иди домой. — спокойно приказывает он, расплываясь в улыбке. Я не двигаюсь с места, потому что боюсь за Эмира. С удовольствием бы посмотрела, как ему надирают жопу, но не при таких обстоятельствах. Он не занимал денег у больного пережитка девяностых. Не виноват в том, что мама пошла во все тяжкие.

— Весело тебе? — Букаева же раздражает то, что Ахмед его почти не замечает. Он усиливает захват и заносит руку для удара. У меня перед глазами возникает тут же картина, где Эмир стоит с окровавленным лицом, а в горле застревает крик. Где же Амин, когда он так нужен?

Но к моему удивлению Ахмед ловко уворачивается и оказывается позади Букаева, пиная его ногой под зад. Тот падает и валится на лестницу. Не успевает даже попытаться подняться, как Аль-Мактум наносит новый удар, Букаев скатывается по ступенькам на один пролёт, сжимая в руке ткань пиджака Эмира.

Ахмед снимает свой порванный пиджак и откидывает его в сторону.

— Ах ты тварь!!

— Не стоило тебе угрожать Людмиле Петровне… — Эмир продолжает пинать Букаева к первому этажу. — Тем более, ты не стоило даже мечтать о моей женщине…

Я бегу за ними, преодолевая пролеты, стараясь не смотреть на кровавый след на ступеньках. Ахмед выпинывает Букаева из подъезда, словно грязь; на улице мужчина резко подскакивает на ноги и достаёт из кармана штанов нож. Его лицо перекошено, он сплёвывает на пол и агрессивно рычит, как дикий зверь, не контролируя свои эмоции.

— Ты труп! Я из тебя джокера сделаю, понял меня?

Он бросается к Эмиру и я вскрикиваю, но вновь поражаюсь реакцией Ахмеда. Он с легкостью уходит в право и перехватывает нож, складывая и пряча его в карман. Аль-Мактум останавливается и громко смеется, тем самым раздражая Букаева еще больше.

— Только умеешь выпендриваться?

Я поражаюсь, как позади Букаева резко нарисовываются мужчины Арабы. Из ниоткуда, как туман ранним утром. Среди них Амин и Муса, у обоих лица полные жажды крови. Выглядят они устрашающе, как стая голодных Волков.

Букаев делает последний рывок, больше отчаянный, чем устрашающий. Меня поражает, что никто из людей Эмира не вмешивается, он самостоятельно с легкостью справляется с противником. Перехватывает его руку, образует сложный замок из рук и выворачивает ее. Мужчина взывает и обессилено дергается. Вид у него жалкий.

Аль-Мактум берет его за подбородок и ударяет еще раз по лицу, выбивая Букаев передние зубы. Он сгибается и пытается здоров рукой прикрыть рот. Но Ахмеда уже не остановить, он наносит новый удар.

Кровь Букаева заливает рубашку Эмира.

— Ты совершил ошибку, Парниша. Никто не имеет право поднимать даже голоса на мою семью…

Букаев просто растекается перед ногами Эмира. Мужчина без сил и еле двигается, напоминает отбивную над которой хорошо поработали молотком. При этом Аль-Мактум практически ничего не делал, он даже не вспотел. Не предполагала, что он так хорошо владеет боевыми искусствами. Со стороны его движения напоминали танец: они были легкими и непринуждёнными. Несмотря на свой статус, Аль-Мактум умеет за себя постоять.

Слова Ахмеда про семью заседают в моей голове. Он серьезно так думает или есть другое объяснение?

Сразу же себя одёргиваю. Я вновь, как наивная дурочка хватаюсь за соломинку. Его небольшое благородство не должно менять мои планы.

Вой полицейских сирен не дают Аль-Мактуму закончить начатое. Машины въезжают во двор, внося завершающие штрихи в образовавшуюся картину. Напоминает дворовые бои, все перемешались, окружили мужчин. Тут и арабы и соседи и менты, просто готовая передача на канале НТВ.

Полицейские выходят из машины, спешат к Аль-Мактуму, я сразу узнаю среди них троюродного брата Букаева. Родионов, кажется. Продажную тварь, которая постоянно прикрывает своего братца. Вот почему они так быстро прибыли сюда, кто-то из соседей доложил им.

Грузный мужчина со свирепым выражением лица быстро пересекает расстояние и пытается толкнуть Аль-Мактума в грудь, но не успевает он поднять руки, как между ним и Ахмедом возникает Амин, закрывающий своего Эмира. Он принимает удар на себя. Со стороны кажется, что мужчина вложил много сил в него, но Амин даже бровью не ведет, будто не было ничего. Он спокоен. Не поддаётся на провокацию и не поднимает руку на полицейского.

— Вы арестованы за избиение человека. — когда он говорит из его рта брызжет слюна, даже издалека видно, как ее фонтан окропляет Амина. Парень с диким отвращением кривится и слегка в сторону отводит лицо. От этого демонстративного жеста Родионов выходит из себя.

— Это ложь! Букаев пытался задушить мою маму! — я подпрыгиваю на месте. Все тело покрывается тонкой коркой льда от страха при виде того, как один из полицейских достал наручники и шёл к Аль-МАктуму. — Если не он, то нас убили бы!

Только им все равно, они кормятся из кормушки Букаева, который слюни на пол роняет. До сих после танцев с Аль-Мактумом встать не может.

— Вот в отделение и все выясним! Крикливую тоже принимайте! — я задыхаюсь от возмущения, верчу головой в разные стороны, пытаясь найти хоть какую-то поддержку от соседей. Но все присутствующие виноваты опустили глаза и делают вид, что их тут нет. Сложно их осуждать. Они все боятся Букаева и его людей.

Когда один из полицейских касается моей руки, Ахмед что-то грозным голосом говорит на арабском. Его зеленые глаза разгораются зелёным пламенем, в них отражается что-то страшное, заставляя мужчину растеряно сделать шаг назад. Родионова даже передергивает.

Секунды и у меня оказывается Муса, перехватывающий руку Полицейского и легким движением ломающий ее. Я впервые так близко с почти невидимым Мусой. Парень не менее красив, чем Амин или Ахмед, в чертах его лица тоже есть что-то благородное. Парень кучеряв и зеленоглаз.

Наступает оглушительная тишина. В Брянске затихают даже мухи. От такой наглости все полицейские замирают, не понимая откуда столько дерзости. Они переглядываются между собой, а один даже хватается за пистолет.

Тишину нарушает Эмир, у меня прирожденный дар оратора. Его голос приковывает внимание и обезоруживает. В нем столько уверенности и чувства превосходства.

— Меня зовут Ахмед Аль-Мактум, я второй сын Магомеда Аль-Мактума. Эмира Рай-эль-Джайры. Если Вам необходимо уточнить детали этого происшествия, мой человек любезно расскажет все подробности. Если Вам есть в чем меня обвинить, прошу предъявить официальные обвинения через министерство иностранных дел. Мне кажется, решение конфликтов такого характера их зона компетентности. — стоило видеть лица ментов от этих слов. На них было недоверие, но от Аль-Мактума исходила такая аура и мощь, что никто не решался усомниться или перебить его. — Этот мужчина покушался на жизнь моей невесты и ее матери, а также на мою жизнь. Для меня будет делом принципа и чести проконтролировать, чтобы он ответил за все, согласно законам России.

На последних словах Эмир уже вообще во всю улыбался, наслаждаясь своим положением. Он смотрел на продажного Родионова уничтожающе, просто одним взглядом втаптывал в землю. Неужели вообще можно уметь наносить столько унижениями просто через взгляд?

Я совсем забыла о дипломатическом иммунитете Эмира. Его не имели право арестовывать обычные полицейские. Согласно венской конвенции главы государств и их семьи неприкосновенны.

— Ваш человек сломал руку… — брат Букаева даже булькает от возмущения.

— Он хотел дотронуться до моей невесты. В моей стране за такое он лишился бы руки.

— Вика… — оказывается все это время Мама стояла за моей спиной и наблюдала за событиями. Она прижимала руку к груди и недоверчиво, как ребенок смотрела на меня. — Так он что, не дагестанец?

Опускаю глаза в пол и пытаюсь подобрать слова, которые могли бы хоть как-то объяснить — кто такой Ахмед.

— Нет, Мама. Он не дагестанец.

— А почему я должен поверить на слово, что ты какой-то там Эмир… — бубнит Родионов, пряча руки в карманы и пиная камень под ногами. Выглядит его бравада не убедительно.

— В интернете забей. Дебил. — усмехается Ахмед и поворачивается ко мне. Ему становятся безразличны все окружающие, с Родионовым он закончил разговор. Просто взял и закончил. Это понимает и сам Родионов, больше не пытаясь вывести на разговор Аль-Мактума.

Ахмед спокойно отворачивается к ним всем спиной и идет к нам с мамой.

Я даже перестаю дышать от волнения. Смешанные чувства охватывают все моё тело: хочется и на грудь броситься и убежать от нахлынувших эмоций. Но одно я знаю точно, жутко рада, что он разобрался с Букаевым. Он давно мучал половину города.

— Пошлите домой. Тут разберутся без нас.

У нас с мамой не находится сил, чтобы спорить с Аль-Мактумом. Да и его тон не предполагал возражений. Мы быстро заходим в дом, держась за руки. Все соседи с нескрываемым интересом провожают нас. Еще бы. Такой сериал тут развернулся на их глазах. Просто Великолепный Век.

— Вы впорядке? — Аль-Мактум дома властно берет маму за подбородок и осматривает синяки на шее. — Необходимо, чтобы Вас осмотрел врач.

— Все хорошо. Спасибо! — Мама видимо очень теряется и неуютно себя чувствует. Ей не удалось еще свыкнуться и принять мысль, что Ахмед не дагестанец. Да и Аль-Мактум не заметил, как с него спала маска, и из вежливого парня он превратился в Арабского короля.

— Простите, но я настаиваю. Мелочь, но лучше убедиться, что в будущем не будет последствий.

Аль-Мактум выходит, чтобы уладить кое-какие дела и мы остаёмся с мамой вдвоём. Мне становится неуютно, хочется провалиться под землю. Меньше всего на свете сейчас я хочу откровенного разговора.

Сжимаясь всем телом, я стараюсь не смотреть ей в глаза.

— Знаешь, я рада, что ты встретила такого мужчину, как Ахмед. — чего-чего, а такого я точно не ожидала. Не удерживаюсь и смотрю поражено на маму, пытаясь понять — она действительно так думает или это сарказм? Но вид у нее серьезный. — Он точно знает, чего хочет и готов нести ответственности не только за себя, но и за тебя. Сейчас так мало мужчин способных на это! И конечно же, статус! Поверить не могу… Он действительно настоящий Эмир?

Внутри меня все неприятно сморщивается. Проскальзывает смешная мысль.

Ахмед Аль-Мактум — очень важный человек, о его семье пишут в газетах, он есть даже на Википедии. Когда он женится, станет известно, что тот бред, который он тут нёс маме — ложь. Что почувствуют мои родители, когда узнают правду? Что его жена — не я?

Может быть мне стоит самой все рассказать? Пусть они лучше узнают это от меня, чем из СМИ.

Или самый лучший вариант — бежать. Так далеко, как смогу. Чтобы быть свободной.

Мама подходит к окну и смотрит на возню, которая еще не закончилась во дворе.

— Вика, признайся. Поспешное лечение отца в Москве, наверное, тоже его рук дело? — Я лишь киваю. Мама вздыхает. — Сложно тебе с ним будет. Он вон какой, привык, чтобы все было по его решению. А ты у меня… — Мама машет рукой так, будто я совсем пропавший вариант. — дурочка. Только и можешь, что прешь напролом. Никакой женской мудрости, даже ласковой не умеешь быть. Всегда росла как пацанёнок. Удивляюсь, что он вообще на тебя посмотрел! Эх, Вика. Вокруг него же всегда будут виться бабы! И удержит его не та, кто будет с ним бодаться, а та, которая его после длительного дня расслабит и напрягать не будет, будет желания предугадывать, подстраиваться. А ты разве у меня такая?

Может быть моя мама, как мудрая женщина права, и Эмиру нужна восточная и ласковая девушка, которая не будет сопротивляться его воли. Та, которая покориться. Та, которая воспитана в его традициях. Она не будет резать своё платье и танцевать на столе.

Но зачем-то ему нужна я.

Иначе зачем он бы терпел весь этот цирк?

Мне хотелось задать Аль-Мактуму вопрос весь день, он вертелся на моем языке постоянно. Пока мы были с мамой это было невозможно.

Стоило нам сесть в машину, чтобы отправить домой, я задала его сразу же:

— Почему ты сказал ему про семью? — такой глупый и наивный вопрос. Как будто он сейчас скажет что-нибудь романтическое. На какой ответ я надеюсь?

Аль-Мактум улыбается, обнажая свои белоснежные зубы. У него очень красивая улыбка, которая точно свела ни один десяток женщин. У Эмира есть одно достоинство. Он не лжец, не бросается словами на ветер.

— Потому что ты моя наложница. Часть семьи.

— Наложница — не семья. — поправляю его, испытывая разочарование.

— Почему? Ты принадлежишь мне, ты моя женщина. Ты можешь стать матерью моих детей. Так почему ты не часть семьи?

Аль-Мактум застаёт меня врасплох. Вроде бы говорит очевидные вещи, но я не думала раньше о том, что мы не предохраняемся, соответственно в любой момент я могу забеременеть.

Какая же я дура! Погружённая в переживания о своем статусе, я не подумала о такой важной мелочи. Завтра я могу стать матерью. Это точно свяжет меня по рукам и ногам.

— Разве наложницы рожают? — задаю глупый вопрос, просто нужно хоть как-то продолжить этот разговор, завернувший в неизвестное направление.

— Да. — поясняет Ахмед, как ребёнку. — Ты сама окрестила себя шлюхой. В моей стране быть наложницей Эмира — честь.

— А я думаю, что у меня радости в жизни прибавилось, такая честь выпала. — закатываю глаза, не удерживаясь от едкого комментария. — Ты сам говорил, что я могла бы быть твоей любовницей, но стала наложницей… И сам поставил любовницу на ступень выше! Для меня и любовница — шлюха…

— Не так… Если бы ты моей любовницей, мы были бы вместе по другим законам, я бы считался с твоим мнением, но ты стала моей наложницей, поэтому будешь жить по тем, какие предписаны — нравится тебе это или нет.

— Твой охранник сломал сегодня руку полицейскому за то, что он тронул меня… зачем ты отдал такой приказ?

— Для любого араба унижение, если его женщину трогают. Для Эмира — позор, если кто просто посмотрит на его наложницу. Никто не имеет права кроме меня касаться моих наложниц. Даже моя охрана… — с этими словами я вспоминаю, как меня пытался задушить Амин. Бросаю на него красноречивый взгляд, но удерживаюсь. Не сегодня. Не буду ничего говорить Ахмеду, у меня нет никаких доказательств.

— Сколько у тебя наложниц?

— Одна. — отвечает Ахмед и оборачивается ко мне, это прозвучало как вызов. Мне становится жарко. Я снова хочу выброситься из этой машины. Зачем он так смотрит на меня? Я должна что-то понять из его взгляда?

Я единственная его наложница. Пока. В голове пролетают слова мамы, что Аль-Мактум останется с той, кто подарит ему спокойствие.

Не знаю, как ему, но мне сразу становится жарко в машине. Очень душно. Будто за окном градусов пятьдесят, и машина накалилась до предела. Хочется пить, меня словно высушили изнутри.

Моя влюблённость в Ахмеда иногда толкает меня на странные поступки, которые я не могу назвать разумными и потом объяснить. Я наивная дурочка. Жизнь меня ничему не учит. С ним нужно быть осторожнее, беречь своё сердце от него, а я как масло растекаюсь от его взгляда и любого тёплого слова.

Аль-Мактум рывком притягивает меня к себе, усаживая на колени и впиваясь губами. Язык Эмира требовательно проникает в мой рот, пробуждая тело. Чувство такое, что я страждущий странник, который после долгого путешествия припал к живительному фонтану, утоляя жажду.

Тело тут же оживает и отзывается, требуя чего-то больше, чем просто поцелуя. Я соскучилась по нему.

Его руки сминают мои ягодицы, пощипывают их, прижимают меня к его каменному стояку. Член Ахмеда уже был готов, просто рвался в бой. Он хотел меня не меньше моего. Это льстило.

С губ слетают стоны. Я даже забываю об Амине, который за рулём машины, он все это слышит, даже видет в зеркале заднего вида.

В моей голове проносится, что нечто о стыде, но тут же эта мысль затирается сильным желанием почувствовать Ахмеда в себе. А еще то, что он вытворял своим языком с моим, погружало меня в анабиоз, я просто была не способна ни о чем думать кроме его жадного поцелуя и мягких губ.

— Ахмед! — беру в руки его лицо и сама прижимаюсь всем телом. Безупречные черты лица вызывают эстетическое наслаждение, как же он красив. Внутри душит ревность, вчера он был с моим однокурсницами, изменял мне, если можно так сказать. Глупо его оправдывать, обманывать себя, говоря, что он делал это мне на зло. Это повторится. Таков Ахмед.

— Машину останови. — хрипло командует он и я смеюсь, не понимаю, что и как могу остановить. Пока сквозь затуманенное сознание до меня не доходит. Амин паркуется на обочине и включает аварийки. — Пошёл вон!

Это все, что ему говорит Ахмед, просто посылает прочь из машины, чтобы не мешать нам. Амин подчиняется, не говоря ни слова. Стоит ему захлопнуть дверь, как Аль-Мактум подминает меня под себя и задирает платье, обнажая бедра. Он жадно смотрит на кружевное белье, которое он выбирал для меня сам.

Его шершавая ладонь по варварски накрывает моё лоно, большим пальцем лаская клитор через ткань. Я выгибаю спину, чтобы податься немного вперед. Не нужно прелюдий, я хочу его там… изнываю.

Все моё тело трепещет и покалывает в ожидании. Но Ахмед не торопится, он покусывает мою шею, клеймя и оставляя отметины, что я принадлежу ему. Он помогает моей груди освободиться из тесного лифчика. Она сразу же с радостью выпрыгивает ему навстречу. Ахмед тут же начинает с жадностью мять упругие полушария, хватая маленькие горошинки ртом и посасывая их. Сосочки тут же набухают от такой ласки.

Я лишь впиваюсь ногтями в его спину, царапая и умоляя не останавливаться. У меня очень чувствительная грудь, я готова кончить уже сейчас от его рук. Мое тело видимо никак не против быть наложницей Эмира, даже наоборот, только жаждет этого.

Ахмед грубо сдирает с меня трусы, бросая их в сторону, проводя пальцами по взбухшей плоти, собирая влагу и пробуя ее на вкус. Это так пошло.

— И не говори, что не хочешь меня… — говорит он. В его голосе столько самодовольства и предвкушения, что я сильно смущаюсь, краснею от головы до пят, даже начинаю елозить голой попой по кожаной обивке, стараясь не смотреть ему в глаза.

Одной рукой Ахмед продолжал ласкать меня, а другой расстегнул брюки, доставая свой вздыбленный орган. На Алой головке блестело несколько капель смазки. Он одним рывком заполнил меня и замер, давай возможность привыкнуть.

Ахмед начал двигаться размашисто, грубо, вколачивая меня в сиденье, растягивая в шпагате. Остро ощущая каждое его движение, я прижималась к нему все сильнее. Мои тугие стеночки плотно сжимали его громадный член, не желая отпускать его.

— Какая ты сладкая и тесная, Вика. — с восхищением прошептал Аль-Мактум, его слова были пропитаны грубой нежностью. Этот пошлый комплимент возбудил меня еще больше. Я затряслась в оргазме, не в силах сдерживаться.

Губы Аль-Мактума переместились на мою шею, теперь он целовал меня нежно, подхватывая ноги под коленями и удерживая в нужном ему положении. Я была вся взмокшая и уже расслабленная.

Член во мне пульсировал и становился все больше и больше, распирая все сильнее. Внизу живота вновь стало разрастаться наслаждение, которое становилось все острее с каждым толчком.

Когда тёплая струя ударилась о мою матку, заполняя меня, я неестественно выгнувшись, почувствовала снова оргазм, ломающий меня изнутри, забирающий все мои силы.

Ахмед помог мне привести себя впорядок, опустил платье, поднял мои трусики и спрятал себе в карман. После чего позвал обратно Амина.

Я просто провалилась в сладкий сон, прижимаясь к Аль-Мактуму всем телом, его рука с грубой нежностью перебирала мои волосы, прижимая к себе.

Недоверчиво оглядываю мангал с разгорающимися углями, продолжая греть руки над ними. Жар проходит сквозь кожу рук до самого сердца. Не зря говорят, что на огонь можно смотреть вечно.

До сих пор не верится, что это происходит.

Когда мы вернулись в загородный дом, Ахмед заявил, что голоден и ему хочется мяса. Я думала, что мы поедем в ресторан и нам закажут еду, может быть он заставил бы меня готовить. Что угодно, но не это.

Ахмеду привезли мясо, которое он замариновал лично и теперь в беседке у дома, которое он собирался зажарить. Мне оставалось лишь порезать овощи и хлеб, разложить соусы к мясу. Ничего грандиозного и помпезного, все очень просто и скромно.

Мы напоминали влюбленных, которые решили устроить романтический пикник. Запах костра и мяса опьянял, у меня самой образовался литр слюны во рту в ожидании нашего ужина. Этот стейк можно было продать за сотню тысяч, он будет приготовлен самим Эмиром.

— Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить. — признаюсь я, следя за тем, как его сильные руки сексуально раскладывают мясо на решетку.

— Только мясо. — спокойно отвечает он, полностью погруженный в процесс. — Очень часто мы с братом ходим на охоту с отцом, после нее сами освеживаем животных и готовим мясо.

Сглатываю, не желая представлять, как с бедного животного сдирают шкуру и отрезают куски мяса.

— Ты ешь только халяльное мясо?

— Нет. — отвечает он, усмехаясь и бросая на меня взгляд от которого я тут же поправляю толстовку. — Я в некотором смысле атеист.

— Неожиданно. — мне нравится наблюдать за его уверенными действиями. Домашний Ахмед никак не похож на того отвратительного сноба, который заставил меня делать ему минет. Он очарователен. Настоящий мужчина. От него пахнет уверенностью и домовитостью.

— Я уехал из дома, когда мне было четырнадцать. Постоянно жил вне дома. К несчастью мой отец выбрал для меня наставника не мусульманина, он вложил в мою голову знания, но не сделал примерного мусульманина…

— То есть ты не веришь в Бога?

— Нет. Я верю в Бога, но я не придерживаюсь канонов ни одной из существующих религий.

— Но при этом ты заводишь себе наложницу?

— Право иметь наложницу — традиция, право по статусу, это не диктуется религией.

— Но если я правильно тебя поняла, ты был воспитан в светских традициях, а они противятся многоженству и прочему…

— Учитель вложил мне в голову все традиции моей семьи как полагается… — Ахмед ставит решетку на мангал. Я даже облизываюсь при виде сочного мяса. Он возвращается ко мне и разливает вино по бокалам, одно из них он протягивает мне. — Растягивай удовольствие, больше я тебе не налью. Не люблю курящих и пьющих алкоголь женщин.

Я принимаю бокал, рассматривая красные блики вина, обдумывая его слова. Сегодня он рассказал о себе намного больше, чем когда-либо. Пользуясь случаем мне хотелось узнать о нем больше, но так, чтобы не спугнуть момент.

— А почему ты уехал из дома и твоим воспитанием занимался не отец? Если не секрет, конечно…

— Отец правит государством, у него нет времени на мелочи. Он всегда принимал участие в нашем воспитании, но у каждого из нас был свой наставник. У брата был наставник отца, старый мусульманин, поэтому он вырос очень консервативным и закрытым. Но так правильнее, потому что после смерти отца — он займет его место. Я же, как человек, который в будущем должен был стать звеном нашей страны и остального мира, учил активно языки и путешествовал. Моим наставником стал бывший посол Англии. Очень мудрый человек, он отлично справился со своей работой, вот только примерный мусульманин из меня так и не получился. Я чту традиции, но не всегда им следую.

— Даже не представляю, что это такое. Наверное, на тебя давит сильная ответственность… Я всегда боялась стать самым большим разочарованием своих родителей. Хотя у них точно не такие большие надежды на мой счёт. — мысленно представляю, как они будут шокированы, когда прочитают в интереснее про Эмира. — Кстати теперь они узнают всю правду… и вряд ли придут от этого в восторг.

— Не узнают. — Ахмед делает глоток и спокойно поясняет: в интернете никогда не будет фотографии моей жены. А что имя не твоё… Скажешь по мусульманским законом перед свадьбой тебе дали арабское имя, не может быть жена Эмира с русским именем.

Вот такое простое объяснение, но мне все равно не становится легче.

— Ты заберёшь меня к себе и что дальше? Женишься и заведёшь семью, гарем… в какой-то момент я просто надоем тебе и стану не нужна, что тогда? Перепродашь меня или выдашь замуж за кого-нибудь?

— А ты сделай так, чтобы не надоела. — Ахмед дерзко кусает меня за ушко, заставляя вскрикнуть и подпрыгнуть. — Пока ты бьешь рекорды… еще ни одна женщина так долго не владела моим вниманием…

Мне никогда не было так хорошо и уютно с мужчиной. У меня до Ахмеда то и не было отношений, хлипкий флирт с мальчиками. Конечно, они все не были похожи на Аль-Мактума.

Мы сидим бок о бок в беседке, наслаждаясь свежим воздухом, и поглощаем вкусное мясо, приготовленное самим Эмиром. Ничего вкуснее я не пробовала.

Рядом трещит приятно огонь, стрекочут сверчки, шуршит трава, шелестит листва.

Что может быть романтичнее?

Рука Аль-Мактума покоится на моем бедре, сейчас это выглядит так естественно и умиротворительно. Невольно разглядываю его волосатую кисть на моей ноге, рука настоящего животного. Мне нравится его смуглая мускулистая рука.

После этого насыщенного дня во мне просыпается адский голод, я ем, удерживая мясо руками, облизывая пальцы и даже не думая о том, как я выгляжу со стороны. Перестав воевать с Ахмедом, подчинившись его правилам, мне удается найти с ним общий язык. Насытившийся самец выглядит довольным и расслабленным.

— Вот такая ты мне нравишься. — его слова задевают во мне невидимые струны. Сердце практически выпрыгивает из груди. — Дикая. Безумная. Моя.

Он наклоняется и целует меня, прикусывая нижнюю губу. Замираю, растворяюсь и просто наслаждаюсь моментом. Лучше сейчас поддаться чувствам и прожить эту минуту в розовых очках, не портить момент.

Я «его».

А завтра будет завтра.

Волшебный вечер сменился волшебной ночью. Мне удалось обмануть себя и почувствовать особенной, притвориться, что между нами могут быть нормальные отношения. Пусть сегодня я буду его девушкой, а он обычным парнем без титулов. Вот лучше он был дагестанцем.

Аль-Мактум пребывал тоже в хорошем расположении духа и был очень нежен. Не знаю, что на него подействовало более благоприятно: мясо и вино или моё хорошее поведение.

За всеми этими событиями я даже забыла, что записала нас с Ахмедом на теннис. Из головы вылетел совсем мой план по освобождению из омерзительных лап жестокого Эмира.

Правда сейчас в эту секунду он не выглядел таким ужасным.

Ахмед, вокруг бёдер которого было обмотано белое полотенце, стоял на кухне и пил кофе с непринуждённым видом. В отличие от меня он был отдохнувшим и свежим, как майская роза. Для царской персоны у него был спартанский режим.

На теле Эмира после душа еще были капельки воды, некоторые из них эротично стекали с его груди куда-то под полотенце. Было очень похоже на какую-то рекламу.

Каждый раз, когда он поднимал руку, чтобы сделать глоток кофе из белоснежной чашки, мышцы его рук и живота напрягались, желая рельеф жёстче.

— На диване твой теннисный костюм. — от его хриплого голоса у меня мурашки побежали по телу. Не споря с ним, я быстро натянула на себя чёрный, облегающий костюм. После чего села за стол, чтобы съесть свой завтрак и выпить кофе.

Может быть все бросить? Сказать, что не хорошо себя чувствую. Вчера было так хорошо, чувствую даже лёгкую окрыленность. И это сбивает меня с толку. Хочется отказаться от этой сумасшедшей идеи.

Тем временем Ахмеду позвонили, и он удалился в комнату, параллельно одеваясь. Даже начинаю жалеть, что не знаю арабского, и не понимаю о чем он говорит.

Когда мы доходим до корта, меня начинает лихорадить, все тело охватывает неприятная дрожь, пробирает до костей. Там вдалеке стоит Антон в шортах и поло, внимательно наблюдая за нами. Он смотрел не отрываясь, впиваясь глазами.

Внутри меня все похолодело, ладони стали мокрыми. Его бы точно не взяли в разведку.

— Твоему дружку жить надоело? — Ахмед расплывается в улыбке, покручивая ракетку в руках и делая вид, что ударяет ей. Невольно даже дернулась, вспоминая, как они били ребят у бара. Ничего не отвечаю ему, потому что легкие слиплись, отказываясь насыщаться кислородом.

Антон же задумчиво продолжал меня разглядывать и мне так хотелось подать ему сигнал, чтобы перестал так смотреть.

— Можно мне в туалет? — спрашиваю Аль-Мактума, судорожно сглатывая. — Кофе вниз спустилось.

Ахмед отпускает меня, слегка хмуря брови. Я так быстро бегу в женский туалет, желая побыстрее умыться. Зря я все это придумала. Он узнает и тогда мне не поздоровится. Не простит мне этого. Даже не хочется думать о том, какое будет его наказание. Что же я натворила.

Холодная вода немного отрезвила мои мысли. Я провела руками по распущенным волосам, чтобы успокоить нервы.

— Неожиданное послание. — Антон возник за моей спиной словно ниоткуда. Схватившись за сердце, я отшатнулась в сторону, потому что парень был слишком близко. Запах его одеколона вызывал у меня головокружение.

От страха, что сейчас сюда войдёт Амин или сам Аль-Мактум у меня так сильно гудело сердце, что я ничего не слышала кроме его рокота.

— Мне нужна твоя помощь, Антон. — прошептала я одними губами, боясь, что у стен есть уши и они обо всем доложат Ахмеду.

Никогда не испытывала такого страха. Опасения леденили душу и пытались вывернуть меня наизнанку. Мне было жарко несмотря даже на то, что я была в одной легком теннисном платьице в такую погоду.

Возвращаясь к Аль-Мактуму я делала над собой титанические усилия, чтобы не обернуться и не посмотреть на Антона, который должен быть появиться в зале через минут десять после меня.

— Ты плохо себя чувствуешь? — Ахмед сощурился, словно пытаясь забраться ко мне в голову. Под его пристальным взглядом мир перевернулся и расплылся перед моими глазами. Я почувствовала, как тело стало невесомым. После чего все почернело и я стала падать.

У самого пола меня подхватили чьи-то руки.

За всю свою жизнь я не разу не падала в обморок. Не была я слабой натурой или слишком романтичной, как человек со спортивным разрядом — никогда не была неженка.

Поэтому очнувшись в белой палате, я буквально подскочила, испытывая паническую атаку.

Рядом со мной сидел Аль-Мактум и лениво счищал ножом с яблока кожуру. Вид у него был бесстрастный и задумчивый. От одного его прожигающего взгляда зелёных глаз мне стало только хуже.

— Не дергайся, тебе нужен отдых. — спокойный голос затягивал невидимую петлю на моей шее. Ахмед же медленно закинул дольку яблока себе в рот. — Врач сказал, что нервное истощение. Прописал витамины, здоровый сон и положительные эмоции.

Сжав руками простыни, я постаралась рассмотреть обстановку палаты. Внутри черепа кто-то без остановки кричал «Он знает!». Нужно просто успокоиться, это страх.

Отступать уже некуда.

— Я вот подумал, вчера ты не была похожа на истощенную, что случилось сегодня в туалете, что ты так разнервничалась? — Аль-Мактум не моргал. Он смотрел так пронзительно, не моргая больше нескольких минут. Это вгоняло еще в больший стресс. Что если это проверка, он хочет понять — скажу я ему правду или нет?

— Просто накопилось все. Не выдерживаю носить это все в себе. — пытаюсь на ходу придумать правдоподобную чушь. — Мне даже поговорить не с кем, это все очень сильно угнетает. Лизы нет рядом, с мамой же я не могу обсудить, что я теперь вещь. Даже институт не закончу, останусь без образования. Родителей никогда не увижу… друзей у меня не будет… Не жизнь, а мечта, правда?

— Чушь. — Аль-Мактум приподнимает одну бровь и съедает еще один кусочек яблока. У меня спирает дыхание. Вот и все, он все знает. — Учебу ты закончишь, получишь образование. Если трепать нервы будешь, то и с родителями будешь видеться. Телефон у тебя никто не собирается отбирать.

— Зачем мне образование, если я буду сидеть в четырёх стенах? — смотрю на него недоверчиво.

Аль-Мактум резко встаёт, закатывает глаза и со свойственным ему акцентом бросает:

— Если ты не знаешь чего-то, спроси. Не нужно городить из гавна замок. Я начинаю уставать от твоих фантазий. Амин скачает тебе учебники по-арабскому, начнёшь учить язык. Ты должна понимать то, что вокруг тебя говорят. Позже начну тебя учить традициям и законам, в Рай-Эль-Джайве приставлю к тебе наставницу.

Растерянно смотрю на выпрямившегося Эмира. Он напоминает затаившегося зверя, выследившего добычу и приготовившегося к броску. Аль-Мактум очень опасен, он скрывает многие свои таланты, не показывает насколько он многогранен.

Никогда не встречала таких мужчин, как он, словно выкован из титана, ничего не боится. Ведёт себя так, словно его слово закон, если кто не послушается — уничтожит.

И ведь уничтожит, испепелит любого вставшего на его пути.

— До утра в больнице останешься. — приказывает он мне. — Врач должен понаблюдать тебя. И без глупостей. Муса останется в больнице, будет следить за тобой.

— Хрень какая! Я же вроде закрывал дверь? — в голове отчетливо стоит картинка, как я проворачиваю ключ в двери, закрывая ее. Так почему она сейчас открыта?

Замираю на пороге, что если меня ограбили или в доме кто-то есть?

— Ты не стесняйся, проходи… — звучный голос с акцентом раздается из глубины квартиры. Узнаю этот голос сразу же, его трудно не узнать. Араб.

— Ты охренел что ли? — влетаю в зал, где уже включён свет. Комната заполнена аромат сигар. Сам Араб сидит на стуле, закинув ноги на журнальный стол. На диване развалился один из его дружков. Видок у обоих расслабленный до максимума. — Я сейчас ментов вызову, понял?

— Вызывай. — он глухо смеется. — Ну что Антошка, пойдём капать картошку?

— Смешно! — скидываю ноги со стола. Этот чувак полный псих. Больной на всю голову.

— Сейчас еще будет смешнее, если ты не расскажешь, о чем говорил с Викой. — Араб даже в лице не меняется, видно, что ему даже нестрашно. Для него это так, развлекуха. Дружок его тоже улыбается во всю. — А захочешь поиграть в героя, то Амин с удовольствием покажет тебе все свои навыки налаживания коммуникации с неразговорчивыми людьми. И поверь мне, он разговорит тебя, несмотря даже на то, что русского не знает.

Даже под действием валерьянки и пустырника мои нервы не успокаиваются, рисуют страшные картины в моей голове. Мне так и мерещится Аль-Мактум, желающий наказать меня и убивающий Антона за авантюру, в которую я его втянула.

Наверное, зря я все это придумала и организовала, лгать я никогда не умела, не получится ничего. Будет только хуже, разозлю его, испорчу тонкую нить доверия между нами.

Муса отвозит меня в дом на следующих день после осмотра врача. Парень очень воспитан и не похож на наглого Амина, постоянно пытающегося меня задушить. Парень не трогает меня и старается даже не смотреть. Он видимо придерживается всех правил, которые мне предстаёт только узнать. Относится сверх уважительно, это греет мою израненную душу.

Аль-Мактум встречает меня с достаточно холодным выражением лица. На нем только спортивные штаны, но даже так видно — Царь. Не знаю, во что его нужно одеть и в чем вывалить, чтобы сбить эту спесь.

При виде его меня бросает сначала в холод, потом — в жар. От перемены температур у меня начинается лихорадка, и я превращаюсь в ежика в тумане. Мысли путаются, торможу, язык заплетается, выгляжу со стороны комично.

У меня просто на лбу все написано яркими неоновыми буквами.

— Завтра возвращается твой отец из Москвы. — говорит Ахмед, приподнимая одну бровь. — Через два дня мы улетаем, вылет уже согласован.

Он ставит меня перед фактом. Ему абсолютно безразлично, что я чувствую при этом. Осталось всего два дня подобия нормальной жизни, после этого он заберёт меня в чужую страну, где другая религия, чужие люди, живущие по неизвестным мне правилам. Это угнетает меня еще больше.

Ноги сами начинают подгибаться. Я сажусь в кресло, опуская руки.

Почему Аль-Мактум сказал это именно сейчас? Он что-то знает?

— Ахмед… — мне трудно говорить. Язык онемел и не слушался меня. — Можно мне погулять по городу? Хочу проститься с родными местами?

Эмир щурится, пытаясь проникнуть в мою голову. Вижу, что он обдумывает мою просьбу. За время моего отсутствия он изменился, стал холоднее. Раньше он был жесток, но от него исходила жар, как от атомной промышленности. Чувствую это, от него исходит режущая энергия. Аль-Мактум чем-то недоволен. Но чем?

Плохое предчувствие затапливает меня.

— Можно. Я предупрежу Амина.

Он оставляет меня одну на несколько часов, за которые я пытаюсь привести себя в порядок. Принимаю душ, стараясь стереть с себя грязь, налипшую на меня толстым слоем. Сколько всего на меня налипло в Мадагаскаре. Очень долго пытаюсь рассмотреть татуировку на своей шее, всматриваюсь в детали рисунка. Пытаюсь разгадать ее значение, почему именно Анубис? Защитник могил, поводырь душ, тот кто взвешивал сердца… Бог Египта.

Как это может быть все связано с семьей Аль-Мактумов?

С недавних пор главным критерием выбора одежды стало, чтобы не бывало видно клеймо. Мне не хотелось афишировать мою принадлежность к нему. Тем более по ней можно было погуглить — что все это значит?

Уложив волосы в тугой пучок и сделав легкий макияж, я натянула длинную гофрированную юбку и просторную белую футболку. В этом наряде я напоминала студентку первокурсницу, желающую очаровать приемную комиссию. До скрежета зубов скромно. Но для меня было главное, чтобы Аль-Мактум одобрил мой выбор. Перед побегом не стоит злить или провоцировать его.

Мне удалось найти Эмира в беседке у дома, где мы недавно ужинали. Он непринужденно курил, разговаривая по телефону.

Под коленками неприятно засосало при воспоминании, что после нашего милейшего вечера, я договаривалась за его спиной о моем побеге. Чувство такое, что предаю его.

Но ведь это не так?

— Я готова. — постаралась выдавить из себя улыбку, когда он закончил говорить по телефону. Аль-Мактум снизу вверх осмотрел мой наряд и судя по выражению лица остался доволен.

— Ну пошли… — не могу привыкнуть к его акценту. От него всегда мурашки по коже.

— Ты пойдёшь со мной? — искренне удивляюсь.

— Помешаю?

— Просто думала, что у тебя могут быть более серьезные дела…

— Здесь? — вопрос пропитан сарказмом. Сегодня он не в духе.

Мне очень хочется посетить все места, которые были мне дороги в родном городе. Чтобы не говорил Ахмед, я могу больше никогда их не увидеть. А здесь вся моя жизнь…

Вот мечтаешь выбраться из маленького городка, уехать в столицу. Но стоит наступить этому дню, как сердце разрывается от тоски.

— И что ты хочешь посетить? Десять главных достопримечательностей Брянска? Или места своих первых поцелуев? — Аль-Мактум подтрунивает надо мной, усаживаясь в машину. Чеширский кот.

— Нет никаких мест поцелуев. Единственный мужчина с которым я целовалась по-взрослому — ты. — пожимаю плечами, говоря правду. — Просто… в парке есть беседка, в которой мы с Лизой с детства сидели, когда у нас что-то случалось, обсуждали все. Хочу посидеть в ней перед вылетом. Хочу еще зайти в университет, попрощаться с ним. С гимнастической школой…

Аль-Мактум тяжело вздыхает и что-то бросает Амину, после чего говорит мне:

— Ну поехали.

Я вся сплошной оголенный нерв, если ко мне приложить лампочку — она загорится.

Эмоции на пределе.

— Со стороны мы кажемся парой. — рассуждаю вслух, слушая шелест листвы. Сегодня было очень ветряно. — Зачем столько хлопот ради наложницы? Слишком напряженно для обычного развлечения.

Не знаю чего я жду. Что Аль-Мактум скажет, что на самом деле в глубине души я ему нравлюсь, и он хочет быть со мной. Я просто хочу услышать желаемое. Наивная женская глупость. Тупая влюблённость.

Нарисовать несуществующее.

— Слишком много бессмысленных вопросов из твоего очаровательного ротика. Лучше бы им сделала мне приятно. — Аль-Мактум достаёт сигарету, обнюхивает ее и после этого закуривает. — Я слишком добр к тебе только из-за того, что уважаю родителей. Отдаю долг им. Не обольщайся. Никакого особого отношения.

— И не думала. Иначе это было бы слишком человечно для тебя. — дым его сигарет окутывает меня, образовывая пушистое облачко. Его слова режут нутро без анестезии. Я безразлична ему. Его игрушка. Ничего больше. Лев у него уже есть, я — новое домашнее животное. Экзотическое. Не каждый может себе такое позволить. Только Эмир.

Поэтому нужно бежать, Антон поможет. План обязательно сработает.

— Пластинка заела, Ви. Это я уже слышал.

Иногда ситуация сама по себе выходит из-под контроля. Вроде все в твоих руках, все ниточки у тебя, дергай — не хочу. А не получается. Рвутся. Ускользают.

Не раз за получасовую беседу я скользил глазами по пышной груди. Ее трудно скрыть мешковатой футболкой. Аппетитная округлость так и манит, чтобы ее приласкали и потрогали, уделили внимание. Это преступление — отказаться от ласки таких шикарных сисечек.

Я совсем обезумел, вокруг не было ни души и у меня член стал горячее раскалённого железа. Скоро в штанах дыру прожжет.

Несколько раз она случайно касалась моей руки, ее кожа нежнее шелка, и пахнет она чем-то нежным и цветочным. Этот запах, ее запах, аромат кожи. Сводит меня с ума с самой нашей первой встречи. Преследует. Ни одну я еще так не хотел. Ни одна так долго не выходила из моей головы. Все остальные надоедали после первой ночи. А она лишь въедается своим запахом мне под кожу.

В этом парке ни одной живой души. Какой идиот попрется в такую рань топтать грязь?

Я хватаю ее за руку, притягивая к себе и утягивая в кусты.

— Стой! — она краснеет, испуганно оглядываясь. Продолжаю тянуть ее к себе. Она поддаётся. Пусть не обманывает себя, она знает, кому принадлежит. Моя.

Прижимаю к широкому дереву. Настойчиво облизываю ее пухлые, мягкие губки, все больше напирая и сильнее стискивая ее тонкую талию. Нежно обхватываю шею, подаюсь вперед, целую, не оставляя ей и шанса ускользнуть. Чувствую ее возбуждение. Дрожит как листочек.

Ощущая ее напор и желание, завожусь еще сильнее. Трогаю ее попку, спрятанную под монашеской юбкой, но она и должна носить такую. Эта красота только для меня одного. Любому, кто посмотрит, выколю глаза нахер. Не люблю делиться с детства игрушками.

Глажу ее ножки, плечики, покусываю шейку. Виктория пытается сомкнуть коленочки, тем самым делая вид, что не хочет подпускать меня. Запах ее кожи и игра в «Не хочу» одуряют. Силой развожу в сторону ноги, забираясь пальцами под юбку. Пальцы сами собой спускают трусики и касаются гладкого лобочка. Вика всхлипывает, приходится закрыть ей рот поцелуем.

— Нас могут увидеть…

— Амин никого не подпустит к нам…

Ви закрывает глаза и жмурится как кошка. Пальцем я легонько давлю на клитор моей девочки и медленно начинаю им двигать, упиваясь ее эмоциями, борьбой внутри нее. Упорно делает вид, что это нужно только мне, отталкивает руками для вида, а тихонько стонет, хочет меня. Она уже влажная и готовая. Дрожит.

Быстро расстёгиваю ширинку и освобождаю член, который уже давно рвётся в бой. Хочет оказаться внутри моей Девочки, испуганно смотрящей на меня, как будто я дикий зверь. А я такой. Задеру ее, ходить у меня не сможет.

Подтягиваю ее вплотную к себе и подставляю член к дырочке. Обняв ее за талию, начинаю медленно входить. Вика внимательно смотрит, как член проникает в нее, раздвигая тесные стеночки. Ее губы совсем пересохли, и дышит часто. Пульсирующей головкой упираюсь в ее матку.

Кайф. Абсолютное наслаждение.

Она вскрикивает, начиная бурно кончать, умоляя меня не останавливаться, а я и не собирался. Ускоряюсь, движения становятся все жёстче и резче. В ее дырочке слишком тесно и сладко.

Подхватываю ее под попу, насаживая на свой вертел, обжаривая ее. К области паха подкатывает приятная волна, киска преданно сжимает член. Смотреть на малышку с запрокинутой головой и приоткрытым ротиком — сплошное наслаждение. Конский возбудин.

Несколько сильных толчков и изливаюсь в нее, накачивая спермой. Мужчина должен кончать в свою женщину, это заложено природой. Пусть беременеет. Красивых дочерей нарожает мне.

Доставая член, любуюсь припухшими губками и тонкой струйкой спермы, стекающей по ее бедру.

Вика похожа на маленького чертёнка с ангельскими глазами. Милая, трогательная и безбашенная на всю голову. Больная девка, к чьей жопе постоянно липнут приключения.

Целуя, медленно опускаю юбку обратно.

Придерживаю ее, чтобы не упала, лицо у Вики расслабленное и раскрасневшееся. Ходит, трясётся, пытается скрыть свою ложь. Думает, что я не знаю о ее плане побега. Наивная дурочка. Ну, поиграем.

Эта девчонка не доведёт меня до добра. Наша связь ничем хорошим не закончится.

Папа выглядел отдохнувшим и даже как будто помолодевшим. По нему сейчас и нельзя сказать, что он тяжело болел. Наоборот, ощущение такое, будто он в санатории отдыхал. Лицо так и светится.

Мой папа — суровый человек, инженер, он всю свою жизнь проработал на машиностроительном заводе. Редко улыбался и много хмурился. Мужчина, привыкший преодолевать трудности и зарабатывать честным трудом. Мы с мамой всегда за ним были, как за каменной стеной.

И сейчас было непривычно смотреть на него улыбающегося во все тридцать два зуба. У него даже морщины разгладились.

У папы отрасли волосы, и теперь не послушная челка спадала ему на лоб. С такой прической он казался моложе своего возраста. Было радостно видеть его таким.

Глядя на него, я понимала, что не зря согласилась на все это.

— Как ты похорошел, дорогой. — Мама поглаживала папину руку, прижимаясь к нему и мурлыча как кошка. Я смотрела на них, еле сдерживая слезы. Мои родители любили друг друга с университета, с годами их отношения стали только теплее. Они так хорошо понимали друг друга. Мне бы хотелось, чтобы рядом со мной был мужчина такой, как мой папа. И пусть у него не будет богатств, пусть он не будет Эмиром. Просто пусть любит.

Ахмед не будет так, как я хочу. Я ему нужна чисто для потрахушек в кустах, не для серьёзных отношений.

— Тоже скажешь. — Папа целует маму в лоб. В уголках его глаз собираются мелкие морщинки счастья. — Вика, Мама сказала у тебя жених появился. Жениться собираетесь?

— Да. Он скоро придёт. — стараюсь не выдавать внутреннее волнение. Хотя мне самой противно от моей лжи. Я и раньше обманывала родителей, но по мелочи: об экзаменах, о прогулах, ни о чем важном. А тут я просто лгала на пропалую, пытаясь оправдать себя тем, что делала ради их блага.

Аль-Мактум задерживался, ему было необходимо подписать документы для совершения перелета в Аль-эль-Джайру. Я попросила, чтобы Амин отвёз меня сразу домой, чтобы побыть с родителями побольше, да и мне было нужно позвонить Антону, чтобы договориться с ним.

Договор был примитивен и прост, но он должен был сработать. Аль-Мактума глаза были повсюду, как и его люди, но он вряд ли подумает, что я решусь это сделать в собственном доме у него под носом.

Антон согласился мне помочь по дружбе. Но я не наивная дурочка, знаю на что он рассчитывает. Об этом я подумаю позже, как решить это.

— Привет, Антон. — машинально оглядываюсь, даже зная, что в комнате никого нет, Ахмед не может меня услышать, а родители на кухне. Меня все равно преследует чувство, что Аль-Мактум следит за мной. Я говорю, а он слушает. — Нужно все сделать сегодня. В десять вечера.

— Хорошо, Ви. — Антон хрипит. Неестественно. Меня это настораживает. Неужели он заболел? Сжимаю трубку телефона сильнее от стука в дверь. Аль-Мактум пришел. У меня не остается времени спросить у Антона, что с его голосом, просто кладу трубку.

От волнения меня скручивает.

— Ахмед! — Мама восклицает так радостно, что у меня зубы сводит. После его героического поступка по ее спасению, она в нем души не чает. Только боится сильно, что у нас с ним не сложится. Ха. Как в воду глядит. Если бы она узнала, что между нами нет никаких отношений. — Проходи, дорогой. Стол в зале уже накрыт.

Нерешительно, еле передвигая ногами и придерживаясь за стенку, выхожу из комнаты.

Сегодня Аль-Мактум был особо красив. В брюках и жилетке с двойным запахом. Настоящий денди. От него пахло чем-то запрещённым. Диким.

В груди защемило от тоски и мысли, что скоро я его не увижу. Несмотря на его жестокое обращение ко мне, меня все равно к нему тянуло. Не зря же говорят, что любовь зла, и любят не за что-то, а вопреки. Наверное, я мазохистка.

— Ты чего так смотришь? Дырку прожжешь. — Аль-Мактум слегка прислонился к стене, сжимая в руках бутылку коллекционного виски. Весь такой расслабленный, настоящий кот, потягивается.

— Соскучилась. — язвлю, не удерживаюсь и подхожу к нему в плотную. Впервые обнимаю его сама, сжимая широкие плечи своими маленькими ладонями. Прикладываю ухо к его груди, чтобы почувствовать стук его мощного сердца. Внутри него титановая машина, она перекачивает кровь с диким шумом. Вдыхаю его запах и слегка отталкиваюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. Еще раз увидеть эту зелень.

Никогда не забуду эти глаза. Даже во мне они меня преследуют. Закрывая глаза, все равно их вижу. Они отпечатались на сетчатке.

Также он смотрел на меня в баре в ту злополучную ночь: жадно и неотрывно. И на берегу, когда забрал мою невинность также выжигал ими клеймо на сердце. Татуировку можно свести, его метку с души — нет.

Ахмед все это время молчит, даже не язвит, просто смотрит на меня. Что-то странное в его взгляде. Мне хотелось бы, чтобы это была нежность. Становлюсь на носочки и касаюсь ласково губами его волевого подбородка. Сколько же упрямства в этом человеке. Хотела бы я быть его невестой, чтобы он любил меня так же, как ее.

Руки Аль-Мактума жадно стискивают мою талию, прижимают к себе сильнее. Его ладони обжигают мою кожу даже через одежду. Моя фантазия придумывает, что ему становится мало, он не хочет отпускать меня.

Ахмеду надоедают мои неуверенные поцелуи и он перехватывает инициативу, пылко впивается в мой рот, выбивая напрочь почву из-под ног.

— Ты хочешь мне что-то рассказать? — он отстраняется и испытывающе смотрит на меня, беря меня за подбородок, будто чего-то ждет. Я же сжимаюсь вся, облизываю губы. Не может он знать правду. План побега знает только Антон, он бы не выдал меня. Да и Аль-Мактум бы не догадался. У нас был всего один разговор. Главное, чтобы Антон не испугался и приехал.

— Хватит миловаться, давайте за стол. — Папа выходит к нам, оглядывая по-отечески гостя.

Папа рассматривает Аль-Мактума, как диковинную птицу, немного тушуется в его присутствии. Видимо мама успела ему уже доложить о маленькой мелочи, мой жених — Эмир.

Чувствую, как на затылке начинает гореть татуировка. Моя метка.

— Как Вам Брянск? — Папа пытается наладить контакт с Аль-Мактумом. Все немного напряжены и не знают о чем можно говорить. Между ним и моими родителями пропасть. Дело не только в материальной составляющей, дело просто во всем. Мы из разных миров. Ни одной точки соприкосновения. Точнее одна есть — место, где соприкасаются пестик и тычинка.

Такие, как мы не должны пересекаться.

— Очень душевно. — уклончиво отвечает Ахмед, его губы трогает слабая улыбка. Она располагает, создаёт впечатление, что он хороший и добрый человек. Подкупает и обманывает. — Единственное, за что можно любить небольшие города — за людей. Главный их ресурс и достопримечательность. В мегаполисах все наоборот, уровень жизни выше, мест больше, а достойных людей почти нет.

— Согласен. — кивает отец, наливая Ахмеду водку в рюмку. На подсознании мне становится страшно, что Аль-Мактум сейчас скривится или скажет что-нибудь обидное, но он абсолютно спокойно берет стопку в руки. — Где Вы так научились говорить по-русски? Даже акцента почти нет.

— Я учился в Москве в нефтегазовом университете шесть лет, потом несколько лет работал на Ванкорском месторождении. — его слова меня шокируют, я даже начинаю смотреть на Ахмеда по другому. Он работал на буровой? Как обычный трудяга? Не могу даже представить его в форме и каске. — Отец перед тем, как передать мне в руководство всю нефтегазовую отрасль эмирата, хотел, чтобы я набрался нужного опыта.

— Давайте за Ваших родителей. — мы чокаемся. Звон хрустальных бокалов оглушает меня, лишая слуха на несколько секунд. Или это волнение? — У Вас, наверное, большая семья?

— Нет. У меня только брат и отец. Мама умерла при родах, папе после ее смерти так и не женился, очень сильно любил ее.

Мне приходится очень постараться, чтобы сдержать усмешку. Хочется съязвить, что сам Ахмед видимо пошёл не в отца. Сам он отъявленный бабник. А еще есть вероятность, что отец его не женился, а просто завёл сто наложниц, чтобы не скучать.

Разговор напоминает допрос, Папа с мамой по очереди забрасывают Аль-Мактума вопросами, на которые он стоически отвечает с легкой улыбкой, за что я ему очень благодарна. Ахмед ведёт себя безукоризненно вежливо. Ни одним жестом не проявляет не уважение к ним.

Родители им очарованы. Просто мечта, а не зять.

Чувствую себя предательницей. Будто хочу бросить жениха у алтаря. Сейчас все так хорошо, что мое сознание рисует эфемерные картины.

Одёргиваю себя. Это ложные чувства, которые нужно гнать прочь. Я бы хотела, чтобы так было. Для него я всего лишь игрушка, новое развлечение избалованного Эмира. Приобретение, которое может надоесть в ближайшем времени.

Что будет, если я поеду с ним?

В чужой стране, там где правит его семья, у меня совсем не будет никаких прав. Меня смогут убить и даже тело не передадут родителям. Потому что там я буду просто рабыня. Бесправное существо.

Нет, нужно бежать и прятаться. Здесь, в моей стране, Аль-Мактум не сможет найти меня и заставить уехать с ним. Власти нашей области смогут меня защитить.

— Извините. — бросаю я, отодвигая стул и вставая из-за стола, чтобы сходить в туалет. — Мне нужно припудрить носик!

Так странно, но все это время я дрожала, постоянно прокручивая в голове договоренность с Антоном. Очень боялась, что Аль-Мактум все узнает или что-то пойдет не так. План был слишком примитивен, расчёт был только на эффект неожиданности. Но сейчас я была уверена в себе, как никогда. Пусть будет, что будет.

Умываюсь холодной водой, чтобы отрезвить мысли и привести в голову в порядок. Несколько минут смотрю на своё отражение, кивая сама себе. Я должна сделать это сейчас. Потом будет поздно.

Пора.

Пока Аль-Мактум с родителями ворковали в зале за столом с солеными огурчиками, я оставляю в ванной включённый кран с водой и ускользаю из комнаты. Быстро одеваю заранее заготовленные балетки, чтобы не стучать каблучками и выбегаю в коридор, не закрывая за собой дверь.

В нашем доме во всех подъездах круглый год открыты двери на крышу. Через нее можно быстро перескочить из одного подъезда в другой. Дом советский, длинный, десять подъездов. Я быстро пробегу по крыше и выйду у первого подъезда, через четыре от родительского, где меня будет ждать Антон на машине.

Вряд ли лбы Аль-Мактума догадаются об этом. Их не так много, чтобы оцепить всю улицу.

Быстро бегу наверх, пока Ахмед не начал меня искать. Времени немного. Очень быстро пролетаю расстояние на крыше до первого подъезда, заходя в дом и выдыхая. Замираю. Первая ступень пройдена, осталось спуститься по лестнице. Пока удача на моей стороне.

Чтобы не свалиться от волнения на лестнице, придерживаюсь за стену. Быстро переставляю ноги.

Неужели я у цели? Пару шагов и все?

— Ну ни черта себе, Серёг. Смотри, кто скачет тут горной ланью.

Прямо передо мной младший Букаев и его друг. И оба они смотрят на меня, как кот на сало — вожделенно. У обоих глаза размером с блюдца, они тоже не ожидали такой встречи.

Лицо так и опалило жаром от страха. Такой подставы я не ожидала. Может быть это знак, что мне не стоило бежать?

Замкнутое помещение. Они и я. Ничего хорошего ждать не стоит.

— Я закричу. — сразу же предупреждаю их, отступая назад. Хотя даже если я буду кричать. Меня никто не услышит. Главное не показывать, что мне страшно, что я их боюсь. — На улице стоит мой парень, поэтому не рекомендую меня трогать.

Младший Букаев в курсе из-за кого его брат сел в тюрьму. И вряд ли он хочет отблагодарить меня за это. В их семье не привыкли церемониться. Они все законченные ублюдки.

Надеюсь, что он не захочет отправиться в след за братом. В его голове должно же быть хоть какое-то благоразумие.

— Знакомься, Серег. Вика. Местная красавица, отличница и спортсменка. Трахается только с богатенькими арабами. Давалка профессиональная. — парень отбрасывает в сторону окурок и сплёвывает прямо на лестничную площадку. У меня начинает сосать под коленной чашечкой от нехорошего предчувствия.

Прикидываю сколько мне еще пролетов до первого этажа. Смогу ли я прорваться мимо этих двух лбов.

— Я бы присунул ей. — улыбается Серега. Я сразу понимаю, что они не отпустят меня. — Пару раз в пару мест.

Ничего не остается. Набираю воздух в легкие и начинаю кричать так сильно, на сколько возможно. Кто-то да должен услышать. Джельсомино бы позавидовал моей громкости.

Так всегда. Когда злюсь, начинает першить горло. Если не выкурю сигару, просто убью кого-нибудь.

Затягиваюсь, чтобы удалить жажду. Начинаю успокаиваться, а мозг постепенно приходит в себя и разгоняется, голова проясняется.

— Я говорю правду. Клянусь. Вы можете проверить. — белобрысое чмо продолжает елозить в ногах, натирая пол. Он говорит правду. Зассал бы обмануть меня. Тогда, кто ей помог?

Стискиваю пальцами сигарету, рассматривая красное пятнышко от тления табака.

— Забавная задачка получается. — хрипло говорю уже на арабском, чтобы меня мог понять только Амин и Муса. — Виктория вышла из точки А в половину девятого. Со скоростью километров пять в час она должна была прийти в точку Б. От точки А до точки Б бежать минут десять, не больше. По дороге из точки А в Б есть несколько точек, на который стояли верные люди и следили за тем, чтобы Виктория не вышла раньше точки Б. Вопрос… где Виктория все это время?

Оба опускают виновато головы.

— Если в течении получаса, не найдёте — удобрю Вами березы у подъезда, в знак вечной памяти Вашему кретинизму.

Не шучу.

Здесь не убью, скандал будет. А вот Эмирате казню. Я им доверил ее жизнь, а они профукали. Нанесли позор.

Родители Виктории перепуганы до предынфарктного состояния. Я виноват, напугал резкостью. Но не до сантиментов сейчас. В другой раз поиграю в милого парнишку.

Нужно найти ее.

Достаю новую сигарету, переступаю через червя. Пусть дальше корчится.

— И кровь тут уберите. Вылежите все так, чтобы стерильная чистота была. Нужно — сделайте ремонт. — добавляю, замечая кровь на штанах. Неаккуратно Амин сработал. Раньше без крови уработал. Нервничает. Знает, что не прощу.

Мое трогать нельзя. На нее смотреть даже нельзя.

А Виктория моя. И за ее пропажу он сдохнет.

Я дал девчонке шанс одуматься. Даже если бы она села в машину и на половине пути одумалась и вернулась, простил бы. Но она сбежала. Предала меня и нарушила договор.

За это уже не прощу.

Что-то тут не так. Не сходится. Вот что?

Выхожу на улицу и снова осматриваю длинный пятиэтажный дом. Вика не могла выйти из дома. Парни оплошали, но не столько, а значит она все еще в чертовом доме. У кого-то. Кто живет в этом доме, у кого она могла спрятаться?

Закуриваю, вспоминая все о чем я знал. У меня есть досье на каждого, кто жил или приходил в этот дом. Кто мог помочь ей?

Или неправильно поставлен вопрос? Зачем мне все это надо?

С детства у меня есть не хорошая черта. Я жадный собственник. Не умею ждать и не люблю слово «нет». Если чего-то захочу, то получу любой ценой, чего бы это мне не стоило.

Увидел машину — хочу именно ее и сейчас. Захотел на Галапагосские острова — оделся и полетел. Увидел красивую девку, вертящую задом — забрал себе.

Малую я захотел себе. Сразу. С первого взгляда на ее аппетитные полушарии, скрытые мешковатой одеждой. Она была одета по спортивному, максимально комфортно. Никаких платьиц и каблучков. Просто какая есть, как ей удобно. И в этом она была сексуальна. Выделялась из толпы. Изнутри светилась.

Красиво танцевала, пластично. Каждым движением словно пыталась рассказать о себе, о страсти внутри себя. Сколько чувственности было в каждом движении. От ее танцев я чуть не кончил в штаны.

Такую приятно оседлать, почувствовать ее гонор, усмирить. В такой теплится желание чувствовать, а не трахаться или получать деньги за секс.

Больше ее танца поразили губы. Свежие и мягкие, совсем нецелованные. Они такие пухлые и сладкие, что во время поцелуя их сожрать можно. Да и она сама кроха. Гномыш маленький. Статуэтка миниатюрная. Еще и девственница оказалась.

Зацепила. Захотел себе не на одну ночь. На несколько, пока не приестся. Я бы ее не обидел. Был бы мил до судорог в мошонке. Я умею ценить верных женщин. Она бы ни в чем не нуждалась, но она не захотела быть со мной на моих правилах. Отказала. Только вот из-за чего? Непонятный цирк устроила, все испортила.

Сказала, что предпочла трахаться с амебой. Ревела и говорила мне, что любит своего дружка. Умоляла его не трогать. Убил бы обоих там же. Скормил бы акулам тогда. Не мог смириться, что ее нежную, маленькую писечку может таранить кто-то кроме меня.

Когда узнал про ее проблемы, все сразу сложилось. Я ждал, когда она приедет ко мне. Когда она станет моей полностью, прогнется и подчинится. Я жаждал ее унижения, такого же, что я испытал, когда узнал, что она трахается за моей спиной.

Вот только не трахалась она, соврала мне. Просто соврала. На черта?

Она должна была уже мне надоесть. Как и все остальные. Только проблемы создаёт, мозг разлагает. Но она не надоела.

Наоборот. Для чего-то приперся с ней сюда, улыбаюсь, строю из себя того, кем не являюсь. Лишь бы она радовалась. Посмешище.

В кого ты превратился, Ахмед? Видел бы отец, сгорел бы со стыда.

Идут в подъезд, из которого Вика должна была выходить. Либо что-то случилось, либо она использовала этого Антона, как подставу, чтобы скрыть настоящий побег. Могла бы. Но вряд ли. Не в ее стиле, не додумалась бы. Ее чуть паралич не разбил от одного разговора с белесым, что говорить о чем-то посложнее.

Вика. Вика. Оставлю я пару отметён на твоих ягодицах за этот сюр.

Неужели она думала, что я не догадаюсь и ни о чем не узнаю?

Иду наверх, осматривая лестницу. Ничего особенного. Подъезд как подъезд. Окурки, плевки.

Останавливаюсь, думая закурить. Замечаю длинный светлый волос на поручне. Не один. Маленькую прядку из волос семи.

Закуриваю, снимая волосы. Это Викины.

В голове мало по мало начинает вырисовываться картинка.

— Амин. Ты труп. — говорю в телефон слепой паскуде. — Сейчас идёте все в первый подъезд и открываете все двери. Она здесь.

У меня немеют руки в таком неудобном положении, неаккуратно завязанные за спиной. Вокруг шеи обмотан ремень. Нехватка кислорода выбивает даже страх в голове. В голове пульсирует только желание вдохнуть побольше кислорода.

Во рту кусок ткани от моего платья. Хорошо хоть так, могли бы заткнуть рот и чем-то похуже.

К моему несчастью Сергей жил в этом подъезде на той самой площадке, на которой мы с ними встретились. Парни быстро скрутили меня и затащили в квартиру, несколько раз приложив по лицу. Я кричала исправно, срывая голос и умоляя мне помочь. Только никто не пришел на подмогу.

И я жутко сомневаюсь, что никто не слышал. Просто никто не захотел связываться с ними. Все знают, что братья Букаевы очень мстительные, они никого не оставляют. Еще они очень мелочные и жестокие. Очень многие девушки оказались в их постеле по принуждению.

— Давай ее сейчас трахнем. — предлагает Серега, вожделенно раздевая меня глазами. Меня передергивает. Даже подумать страшно, что они со мной сделают. Смерть — лучшее о чем могу мечтать.

— Нет, трахнуть мало. Нужно, чтобы сама умоляла. — протягивает Букаев, улыбаясь. — Чтобы крутилась, вертелась, по яйца заглатывала. Изнасиловать не интересно, нужно из нее сделать конченую шалаву!

— Да как начнём, она втянется. — Сергей наклоняет и подмигивает мне, протягивает свои руки к моему платью и задирает подол, обнажая ноги. — Ничего так бельишко, зачетное.

— Ну так, целый Эмир трахает. — оба противно гогочут. После чего он быстро сдёргивает с меня трусы, нюхает их и прячет в карман. Я стараюсь сжимать ноги сильнее, чтобы прикрыться. Сергей жадно кладёт руку на внутреннюю сторону бедра, пытаясь разжаться их.

Чтобы хоть как-то защититься, я ударяю его с ноги в лицо. Получается несильно, потому что в таком положении трудно контролировать своё тело. Но даже это приносит ему боль, как и мне в последствии.

Ко мне подлетает Букаев и со всей силы ударяет в лицо. На миг у меня все начинает плыть перед глазами и я отключаюсь.

Господи, лучше быть наложницей Аль-Мактума, чем вот это все.

Через три минуты мне называют номер квартиры, в которой она находиться. Именно столько Амину нужно, чтобы вытряхнуть из соседки информацию. Оказывается, она слышала, как Вика звала на помощь.

Старая сука. Надеюсь Аллах воздаст по заслугам, закрыв глаза на чужое горе — навлечёт на себя его гнев. Сам с ней разберётся.

У Амина лицо бледнее, чем у мертвеца. Уже одной ногой в могиле. За такое я не прощаю.

— Выбивайте. Вываривайте. Мне без разницы. Дверь должна быть открыта сейчас же. — говорю ему спокойно, рассматривая металлическую дверь.

— Инструменты уже несут. — говорит он, пытаясь меня успокоить.

— Долго несут! — цежу я, делая шаг и нажимая на звонок. Конечно же, там никто не собирается открывать. Они знают кто я и догадываются, что я не в гости пришел. Вика у них слишком долго, невыносимо долго… — Если Вы откроете дверь сейчас, до того, как мои люди ее снесут, то я просто сдам Вас полиции. Если мне придётся ждать, тратить своё время на открытие чертовой двери — я убью Вас обоих.

— Пошёл нах…!! — из-за двери слышит глухой крик. Даже через стенку чувствую их страх. Вдыхаю его, усмехаясь. — У нас твоя баба!

— Ты уже покойник, потому что рано или поздно, я вскрою эту дверь, но у меня еще твой брат. Его жизнь полностью в моих руках. Я могу попросить и его отделают в тюрьме так, что в его очко не только бутылка пролезет, в него ведро войдёт. Поверь мне, я держу своё слово, и сласть, как люблю издеваться над людьми.

За дверью происходит какая-то возня. Видимо пытаются договориться.

Ко мне подходит Муса, у него в руках все нужные инструменты. Я показываю ему чтобы подождал. Они откроют дверь сами.

Щёлкает замок, и дверь открывается.

Хилый пацан лет двадцати пяти открывает мне дверь. За его спиной стоит такой же дрыщ.

Вот это похитители. Они вдвоём меньше Мусы.

Захожу, оглядывая квартиру. На что только рассчитывал этот boys band.

— Убери их. — приказываю Амину, тот без лишних слов, быстро ломает шейный позвонок одному из них. Тело падает с грохотом на пол. — Ты идиот? Они мне еще пока нужны живыми!

Второй прижимается к стене, его самоуверенно испарилась, дрожит, еще чуть-чуть и обоссытся себе в штаны. Стоит мне приказать, и Амин ему позвонок сломает, но эта паскуда не стоит того, чтобы легко умереть. Он захлебнётся своим дерьмом.

Пока Амин занимается вторым, я прохожу в комнату. В ней все достаточно скромно. Очень душно, от запаха пота и дешёвых сигарет хочется выблевать ужин.

К маленькой кровати привязана Вика в странной позе и с ремнём вокруг шеи. Из разбитого носа обильно течёт кровь, заливая разодранное платье.

У нее опухла половина лица и потрескались губы. Глаза напоминали истекающие кровью озёра, в каждом полопались капилляры, и она беззвучно плакала. Пошлый ремень и кляп во рту завершают картину. Сплошная экзекуция.

Вика смотрела на меня, как на чудо. Вижу в них облегчение и радость.

Не могу и двинуться. Противна мысль, что мужчины могли сотворить такое с женщиной. В безумие меня вгоняет факт, что они сделали это С МОЕЙ ЖЕНЩИНОЙ.

Между рёбер словно кто-то проворачивают нож, задевая легкие и вызывая ноющую боль. Даже не замечаю, что руки сводит судорогой от злости. Ладони чешутся, хочу собственными руками сломать этому гандону позвонок за позвонком.

Нужно было пресечь ее побег на корню. Не допускать, чтобы все зашло так далеко.

Это моя вина. Не досмотрел. Я ведь за нее отвечаю.

Подхожу к Малой, достаю из ее рта кляп, осторожно расстёгиваю ремень, после чего освобождаю ее руки. Вика совсем без сил падает ко мне на руки. Чувствую как напряжены все мышцы в ее теле, осязаю ее страх.

Подхватываю маленькой тельце на руки, прижимаю груди. Только сейчас ко мне приходит облегчение. Она цела. Несмотря на все, она жива. Это самое главное.

— Ахмед, что делать с этим? — оказывается Амин все это время стоял за моей спиной.

Прижимаю одной рукой лицо Вики к груди, пряча руку в растрёпанных локонах. Машинально провожу несколько раз ладонью по маленькой головке. Даже в волосах есть запекшаяся кровь.

Адское жжение разрывает грудь.

Что еще они успели сделать с моей девочкой?

— Я сам разберусь с ним. Позже. Быстрая смерть для него будет слишком легким наказанием. — Амин просто кивает, он знает, что делать в таких случаях, кому и как дать на лапу, чтобы его больше никогда не искали. — Сейчас в больницу.

— Ахмед… — Малая цепляется слабыми пальцами за воротник моей рубашки, пытаясь что-то сказать. По дрожащему подбородку и подрагивающим крыльям носа готов угадать даже что. — Я…

— Не сейчас. — отрезаю я, не желая тратить время на бессмысленные разговоры. — Тебе нужно поберечь силы. Отвезу тебя в больницу.

— Не нужно. — шепчет она, глотая шумно воздух. — Со мной все в порядке, пара пощёчин ещё никого не убивала. Я очень хочу домой. Пожалуйста, Ахмед…

— Хорошо. Мы вызовем врача на дом.

Вика хрупче хрустальной вазы. Кажется за этот час она скинула килограммов десять.

Бережливо удерживаю ее на руках, спускаясь по лестнице. Боюсь причинить ей боль своими грубыми руками.

— Отвези ее в дом и вызови врача, пусть осмотрит. Все, что будет необходимо, добудь. — грозно говорю Мусе.

— Я искал… нет женщин врачей сейчас на смене. — Муса опускает глаза. По нашим правилам, ее не может касаться никто кроме меня. Усаживаю Малую в машину, после распрямляюсь и закуриваю. Как они все меня достали.

— Муса, как ты думаешь, сейчас те обстоятельства, когда я буду заморачиваться по этому поводу? — выдыхаю облако дыма, испытывая неконтролируемое раздражение. — Просто найди хорошего врача и позаботься о ней, понял?

Когда машина трогается, я подворачиваю рукава белоснежной рубашки и захожу в дом. Сигарета танцует между моими пальцами, успокаивая мои нервы. Пора выпустить накопившуюся злость. Мне есть на ком отыграться.

За то, что Букаев распустил свои руки, притронулся к моей женщине — он умрет. В моей стране я бы отрубил ему руки и отправил просить милостыню, но я не своей стране. Поэтому он должен просто исчезнуть.

С Викой разберусь, когда она поправится. Пусть врач осмотрит ее, выпишет витаминок. Сейчас ее здоровье — самое главное. От нее Муса теперь не отойдёт, она даже в туалет не сбежит без моего ведома.

Все тело ноет от тупой боли, пронизывающей каждую мышцу в теле. Голова гудит, словно где-то под черепом взлетает вертолёт. Неконтролируемый шум распиливает сознание по полам.

Издаю глухой стон, мысленно молясь, чтобы это все закончилось.

Пытаюсь встать. После снотворного и обезболивающего, которые мне дал доктор, слабо помню, что было вчера вечером. В глазах все еще двоится.

Меня штормит, кровать ездит из стороны в сторону, создавая ощущение, что я еду в поезде.

Сердце начинает биться с двойной силой, улавливаю терпкий аромат сигарет Аль-Мактума. Вдыхаю уже знакомый запах, пытаясь найти его глазами.

Присмотревшись и настроив свои глаза, наконец замечаю широкоплечую фигуру у окна. Аль-Мактум стоит в расстёгнутой рубашке и брюках. Вид у него обманчиво непринужденный.

— Как себя чувствуешь? — хриплый голос застаёт меня врасплох. Мне становится душно. Скорее всего он обо всем знает. Что будет теперь?

— Лучше. — отвечаю совсем тихим, ломающимся голосом. — Букаев…

— Наказан. Больше он никого никогда не побеспокоит. — Ахмед оборачивается. Его ярко-зелёные глаза прожигают меня насквозь, непроизвольно поджимаю ноги, стараясь защитить себя. Его густые брови сдвинуты грозно на переносе, демонстрируя своё недовольство. Даже подумать страшно, какое наказание постигло Букаева. — Тебе повезло. Чудо, что за это время они не тронули тебя. Такие, как они, обычно не церемонятся. Насилуют сразу.

Слезы обжигают щеки.

В комнате ставится невыносимо тихо, даже часы останавливаются. Слышно только дыхание, моё ослабленное и Эмира — гневное.

— Я хочу все объяснить. — кутаюсь в одеяло, чтобы согреться. У меня от страха леденеют руки и ноги. Эмир от меня на расстоянии нескольких метров, но ему ничего не стоит сделать рывок и оказаться рядом со мной. — Как я оказалась в том подъезде…

— Перебежала через крышу, чтобы сбежать со своим белобрысым дружком. — перебивает он меня. Его голос так колок, режет кожу без обезболивающего. Он снова становится тем жестоким Эмиром, с которым я познакомилась на Мадагаскаре.

Аль-Мактум не улыбается, очень серьёзен, настроен категорично. Невозможно понять, что в его голове.

По его глазам понимаю, что он уже принял решение. Только вот какое?

— Я… не хотела…

— Не хотела сбежать? Не договаривалась об этом с белобрысым за теннисом в туалете? — он делает несколько шагов ко мне. Дико скалится, обнажая свои белоснежные зубы. — Я дал тебе шанс передумать. Принять верное решение. Но ты сделала выбор.

— Да. — сквозь всхлипы лепечу я. Из моих глаз льётся водопад слез. — И я бы сделала это снова. Ты не поймёшь меня никогда… Не почувствуешь, что это такое, когда тебе не разрешают делать то, что ты хочешь. Тебя никогда не сажали в клетку. Но еще невыносимее…

Резко замолкаю, понимая, что не могу сказать ему самое главное: мне не выносимо жить рядом с ним, наблюдать за всеми его шашнями, смотреть, как он женится и будет воспитывать детей.

Быть рядом и не быть с ним.

— Ты согласилась на эти условия. — его голос становится еще жёстче. Эмир словно скручивает меня по рукам и ногам, причиняет физическую боль. — Нравится тебе это теперь или нет, даже если тебе это невыносимо — ты принадлежишь мне. На тебе моя отметка. Ты моя. Вся. Если бы ты сбежала, я бы все перевернул и нашёл тебя. Откопал бы даже из-под земли.

— Что со мной будет, когда я тебе надоем? Ты никогда меня не отпустишь?

— Даже на тот свет тебе не удастся проскользнуть без моего разрешения. — несмотря на грозный голос и суровое лицо у меня создаётся впечатление, что Аль-Мактум признаёт мне в чувствах. Обозначает так, что я нужна ему. Он говорит с придыханием с легким надрывом.

— Спасибо, что спас. — искренне благодарю его, меняя тему, заглядывая в эти живые и противоречивые глаза, в которых всегда кипит столько эмоций. Пытаюсь найти в них отражение его мыслей.

— Теперь Амин станет твоей тенью. И даже в туалет будешь ходить с ним! — уже больше ворчит, чем злится. Чувствую это. Может быть он чувствует ко мне нечто большее, чем влечение?

— Теперь ты накажешь меня?

— Зачем? Жизнь уже преподнесла тебе урок.

Ахмед.

Говорил себе не злиться.

Но как вижу ее опухшее лицо, мысленно провожу параллель между ее побегом и попыткой ее изнасиловать. Презираю себя за слабость. Нужно было сразу выбить из нее дурь. Выдолбить членом мысли о побеге. Затрахать до такого состояния, что когда она захотела бы бежать — ноги были не способны и шага сделать.

Я вожусь с ней и всей ее семьей в то время, когда должен быть со своими людьми. Я должен быть в Эмирате и решать более глобальные проблемы.

А ей что? Ей не нравится ее положение.

Опрокидываю стакан виски и снова закуриваю.

В комнату заходит Амин. Жестом приглашаю его сесть напротив.

— С этого дня ты отвечаешь головой за Викторию. Если на ее теле появляется синяк — это твоя вина. Если с ней случится даже малюсенькая оказия, ты сгниешь где-нибудь заживо. И, Амин, если мне хотя бы покажется, что ты проявляешь к ней не уважение или тронул ее хотя бы пальцем, превращу в евнуха. Ты решил, что я плохо вижу?

— Твоё слово закон, Ахмед. — только и говорит он.

— Когда вернёмся в Рай-Эль-Джайру, подбери себе невесту, я благословлю Ваш брак. — он поднимает на меня глаза. Вижу, как ему это не нравится. А еще вижу, как он посматривает на Викторию, так и бросает на нее взгляды полные вожделения. Другого бы на его месте лишил жизни.

— Хорошо. — соглашается он. У него нет выбора. Это приказ.

Телефон на столе издаёт писк, оповещающий о входящем звонке. Отец.

— Иди. — приказываю Амину и поднимаю нехотя телефон: Ас-саляму алейкум!

— Где тебя черти носят? — голос брата вибрирует от недовольства. Закрываю глаза и представляю его недовольное лицо. — Ты должен был вернуться несколько недель назад!

— Скоро буду. — коротко отвечаю ему, не желая вдаваться в подробности. Не в том возрасте. — Так сильно соскучился по мне?

— Отец болен. Все очень серьезно, если хочешь увидеть его перед смертью — возвращайся. — брат вздыхает. Мы всегда, при такой похожей внешности, были очень разными. Отец давно боролся с раком.

Вика.

За время постельного режима я успела подумать над отношениями между мной и Ахмедом. Необъяснимую тягу к самовлюбленному и эгоистичному Эмиру, который возможно вообще не способен никого любить кроме себя.

В тот день меня спасла случайность. Может быть произошедшее можно трактовать и по другому, меня погубила случайность. Но все произошло так, как должно было случиться. Я расцениваю это как предупреждение.

Просто чудо отделило меня от самого страшного, что могло произойти со мной. Минутой позже и случилось бы страшное. Ахмед нашёл меня вовремя.

Он не разговаривал со мной о побеге, ни как он узнал обо всем, ни что он думает по этому поводу,

Просто молчал.

Видимо он тоже ко мне что-то чувствовал, если столько возился с самой обычной наложницей. Нужно ценить хотя бы эти крупицы. Эта мысль придала мне уверенности и вселила надежду. Вдруг есть маленький шанс, крохотная надежда, что мы сможем быть вместе, как нормальные люди.

В жизни иногда случаются сказки, так почему бы — не со мной?

Если бы он хотя бы одним словом намекнул на то, что неравнодушен и его привлекает не только секс, я бы боролась за него. Но каждый раз глядя на его статусную фигуру, рассматривающую экран телефона, в моей голове проносится ужасная мысль о том, что может быть в эту самую минуту он общается со своей невестой.

Еще он приставил ко мне Амина, чьё поведение резко изменилось. Он не разговаривал со мной и даже не смотрел на меня. Просто был паинькой, ходил за мной, как безмолвная тень: безликая и холодная. Но я все равно чувствовала, как сильно он меня ненавидит. За равнодушным лицом было скрыто что-то страшное.

Аль-Мактум дал мне время поправиться, отложил перелёт на неделю. Время летело так быстро, что я не успела отойти после неприятного инцидента, как наступил день приготовления к вылету. Нужно было попрощаться с родителями и собрать скудный багаж.

После моего спасения — родители души не чаяли в Эмире, им казалось, что он просто Ангел, спустившийся с небес.

Мы возвращались от моих родителей. Было грустно прощаться с ними, до конца не понимая, увидимся ли мы с ними еще, и если да — то когда. Неизвестность пугала, но я пыталась себя успокоить.

От судьбы не уйдёшь. Как будет суждено, так и будет.

Подвигаюсь к Аль-Мактуму, чтобы положить голову ему на плечо. Он окидывает меня странным взглядом, но ничего не говорит и не отодвигается, продолжая что-то смотреть в телефоне. Трудно разобрать, что он читает, все на арабском языке.

Не замечаю, как Ахмед приобнимает меня перебинтованной рукой, притягивая к себе. Непроизвольно улыбаюсь, испытывая какое-то дикое наслаждение от этой маленькой нежности с его стороны.

Стараюсь даже не шевелиться, не желая спугнуть образовавшуюся гармонию. Мне мерещится, что мы просто семейная пара, возвращающаяся домой после семейного ужина. Обалденное состояние.

Мне нравится просто сидеть рядом, чувствовать его тепло, вдыхать аромат его парфюма, наблюдать за ним.

— Впервые так хорошо и спокойно. — честно говорю вслух, задерживая дыхание. Становится страшно в ожидании его реакции.

— Пытаешься задобрить меня, а потом обвести вокруг пальца? — трудно понять шутит он или говорит серьезно. Напрягаюсь всем телом, бросая косой взгляд на Амина за рулём. Хорошо, что он не понимает о чем мы говорим. Аль-Мактум берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в его глаза, в которых пляшут демонические искорки. Он улыбается.

Осознав, что он пошутил, я шумно выдыхаю, закрывая глаза.

Ахмед наклоняется и прикусывает мою нижнюю губу, вздрагиваю больше от неожиданности нежели от боли. Его рука скользит по моей спине, заставляя прижаться к нему еще больше.

Все мои ощущения сконцентрировались на властном прикосновении Эмира, на его жадных губах, лишающих меня воли, порабощающих моё сознание.

Я идеализирую происходящее.

Мир поблек. Я плавлюсь, как глина в его руках, позволяя меня ласкать, очерчивать грани моего тела. Внутренние вибрации захватывали меня полностью, возбуждая и превращая в одержимую первобытным желанием, они передавались Ахмеду, распаляя Эмира, превращая в животное. Он сжимал меня все сильнее и настойчивее, готовый разорвать на мне одежду. Превратить ее в маленькие клочья. И он мог. Не знаю, что его останавливало.

В груди клокотали звериные звуки. Первобытная сущность вырывалась наружу.

Кожу покалывало, словно сквозь меня прогоняли ток. Я дрожала; хватаюсь за Аль-Мактума, как за спасительный круг.

Когда Амин затормозил у дома, Ахмед с завидной проворностью и дикостью подхватил меня на руки, вынося из машины. Он удерживал меня одной здоровой рукой, второй же прижимал к себе, не переставая целовать, яростно вбиваясь в мой рот своим языком.

— Извините… — кто-то из работников отеля пытался заговорить с нами, но Эмира было не остановить.

Я рассмеялась, обхватывая руками его лицо, поглаживая жёсткие волосы на его бороде. Ощущаю его желание физически, и не только потому что чувствую, как упирается его член мне в живот.

Лицо Эмира искажается, он прикрывает глаза, следит за мной из-под опущенных ресниц. Он зубами вгрызается в мою одежду, срывая ее и отбрасывая в сторону. Я остаюсь только в нижнем хлопковом белье, разложенная на барном столе.

Перед глазами все расплывается, двигаюсь на ощупь. Натыкаюсь на голую грудь Аль-Мактума, зарываюсь пальцами в темную поросль. Я не успела заметить, как он разделся.

Здоровый и голодный. Животное.

— Забавно… — хрипло говорит Ахмед. — Если бы ты сбежала от меня, я, наверное, сошёл бы с ума. Ты слишком сильно въелась мне под кожу…

Меня обдаёт жаром, по коже растекается огненная лава. Эти слова для меня ценнее золота. Почти зрение. Первый хрустальный кирпичик в строительстве наших отношений.

Аль-Мактум переворачивает меня, заставляет лечь животом на стол, широко расставив ноги. Он очерчивает невидимый узор, скользит пальцами по татуировке.

Шепчет что-то на арабском. Не разбираю слов. Полагаюсь только на ласковую интонацию.

Он слегка шлепает меня по ягодице, потираясь дубовым членом о кожу. Выгибаю спину и нетерпеливо кручу попой, царапаю ногтями покрытие столы, оставляя отметины.

— Моя дикарка. — усмехается он.

Телефон Аль-Мактума надрывно звонит, требуя внимания своего хозяина, прерывая нашу идиллию, распутывая тела. К моему разочарованию и глубокому удивлению, Ахмед отстраняется от меня. Слышу как он поднимает с пола свои штаны и извлекает из него мобильный. Отвечает на арабском.

Видимо звонок срочный.

Без его опаляющего кожу жара мне становится зябко и неловко.

Голос Ахмеда становится глухим и раздражённым, когда он отвечает на звонок.

Ахмед.

У меня на всех установлен беззвучный режим на телефоне. Обычно я сам звоню тем, кто мне нужен.

Только на отца и брата установлен звук. Они звонят редко и только по особо важным делам.

Учитывая критическое состояние отца, я не мог ни ответить.

Мне звонил сам Магомед Аль-Мактум.

— Ахмед. — его низкий властный голос всегда вгонял людей в страх, а нас с братом держал в строгости. — Ты забыл о своих обязанностях? Я бы уже перестал развлекаться и вернулся домой…

— Я возвращаюсь завтра. — для умирающего человека у отца была железная хватка. Я ощутил его тиски на своих яйцах. Даже посмотрел вниз на свой член, чтобы проверить. — Амир не сказал тебе?

— Сказал, но есть кое-что, что я хотел бы обсудить с тобой. Вчера ко мне заходил Умар со своей семьей. Джанна стала неприлично взрослая, ей уже двадцать три года. Непорядочно с нашей стороны, что мы до сих пор не сыграли свадьбу. Я пообещал Умару, что сразу по твоему возвращению — мы исправим это.

— Ты не хотел сначала это обсудить со мной? — стискиваю телефон, оборачиваясь к Вике, продолжающей послушно лежать на столе. Она напоминала белоснежную скульптуру с идеальными формами. Идеальная. Без единого изъяна. И моя.

— Нет. — грубо отрезает отец. — Тебе пора остепениться, стать серьёзнее. Весь мир сходит с ума, и только ты бегаешь с членом на перевес черти где. Я уже поручил заняться организацией твоей свадьбы. Хочу увидеть ее перед смертью.

Старый манипулятор. Просто сбрасываю.

Что-то трахаться расхотелось.

— Ахмед, что случилось? — голос Малышки становится настороженным. В глазах растерянность, смотрит на меня во все глаза. Во рту образовывается металлический, противный привкус. Язык не поворачивается сказать ей правду.

Твою мать. Я же не хочу жениться.