Середина лета. От жары каждый сходит с ума по-своему. Блондинки-фотомодели носят норковые манто, редакторы журналов ищут истории о снеге, льду и старине Санта-Клаусе, а маленькие помощники Санты собираются на ежегодное шоу Национальной Ассоциации Игрушечников[1].

Места в центральном вестибюле на шоу — это мечта каждого участника, и иногда среди веселых помощников Санты происходит настоящая драка за их обладание. Доктор Мартин Нэгл, новичок в этой области, был несколько ошеломлен жестокими методами, практикуемыми среди производителей детских лучевых пистолетов и миниатюрной мебели для маленьких домохозяек. Но ему нужно было место в центральном вестибюле. Только здесь была достаточная высота для демонстрации в действии его изделия. И он получил место, к большому удивлению старых и опытных зубров этого жестокого игрушечного бизнеса.

У него была только одна игрушка, и это обстоятельство еще больше раздражало его соседей с их большими коллекциями.

 Это был простой ракетный корабль, который поднялся с пола, дважды сделал круг под потолком вестибюля, а затем мягко стал опускаться вниз с горящими иллюминаторами и огнем, плюющимся из хвостовых дюз.

 Сэм Марвенштейн, президент фирмы «Игрушки Сэмара», подошел, вынул сигару изо рта и посмотрел вверх, когда миниатюрный космический корабль сделал второй поворот и начал снижаться.

— Да. Неплохая демонстрация, — критически заметил Сэм, — но это не будет продаваться. Такая большая витрина с высоким потолком только в крупных городах, в гипермаркетах, но не в маленьких магазинах, а и именно там вы должны рассчитывать на большие объемы продаж. Да, смотрится очень красиво, — снова признал он. — Даже проводов почти не видно.

— Может быть, это потому, что их нет, — сказал Март. — Автономный источник энергии и дистанционное управление.

— Никаких проводов, хм … — Сэм подошел к снижающемуся  кораблю и провел под ним рукой. — Тогда еще хуже. А могло быть очень хорошим товаром.

— Это еще почему? — с тревогой спросил Март.

— Опасность пожара. Ни один родитель не позволит своему ребенку, чтобы что-то летало по дому и так плевалось огнем. Кстати, какое топливо вы используете? Что бы это ни было, страховщики по пожару быстро прикончат вас.

Сэм Марвенштейн печально покачал головой, когда маленькая ракета, бешено рассыпая искры, упала на пол.

— А, это … — с облегчением сказал Март. — Это только для вида. Это просто хорошая имитация ракетного огня, от него не вспыхнет даже сухая вата.

— Тогда как все проходит? Что за трюк ты продаешь? — почти воинственно спросил Сэм.

Март взял модель, лежащую на прилавке, и отвинтил нос. Внутри виднелось гнездо из трех батареек фонарика. — Заряда батареи, — сказал он Сэму, — хватает примерно на пять часов полета.

— Да… Но как это…?

— Антигравитация, — сказал Март. — Небольшой антигравитационный блок спрятан в хвосте под батареями.

Сэм Марвенштейн медленно сунул сигару в рот. Он взял одну из игрушек и повертел ее в руках, вглядываясь в темное нутро.

— Антигравитация. Вот это действительно что-то. Я читал об этом в журналах, которые мой ребенок приносит домой, но я не знал, что это так уже распространено.

Он отошел с ракетой в руках, чтобы показать своим партнерам в своей собственной кабинке:

— Антигравитация, это действительно что-то, сейчас…

Это было действительно что-то, как оказалось. Комментарий Сэма был очень слабым описанием произошедшего. — Ракета Нэгла полностью украла шоу, вместе с заказами на тысячи долларов, которые в противном случае пошли бы производителям более обычных игрушек.

Ко второму дню шоу вестибюль отеля был чем-то похож на интерьер плохо регулируемого улья. Ракеты взлетали со всех сторон из рук восхищенных покупателей игрушек. Они ударялись о потолок, сталкивались друг с другом, а карманы Мартина Нэгла наполнялись заказами, которые он никак не мог выполнить.

На четвертый день Сэм Марвенштейн вышел из своей почти пустой кабинки и протиснулся сквозь толпу. Уже было установлено правило — в полете одновременно могло находиться не более двух ракетных кораблей и управлять ими должен был  Нэгл. Это затрудняло Марту работу: приходилось одновременно принимать наличные деньги покупателей, записывать заказы и  управлять кораблями.

— Может быть, я мог бы помочь, — сказал Сэм. — У меня не так уж много дел.

— Это было бы замечательно, но я не хочу отрывать тебя от твоего собственного шоу.

— Знаешь, сегодня люди, почему-то, не хотят покупать простой реактивный самолет, стреляющий ракетами.

— Хорошо. Оформляй заказы, пока я буду управлять кораблями.

Шоу закрылось в одиннадцать вечера. Сэм был слегка ошеломлен суммой заказов, которые он принял для Марта. Он умножил это на четыре прошедших дня шоу и добавил сумму за предстоящие пять дней, вытер лоб и хмуро посмотрел через вестибюль на пустынный «Игрушечный городок Самара», забитый реактивными самолетами, стреляющими ракетами.

Он повернулся к Марту, который поправлял последнюю ракету на прилавке: 

— Я навел кое-какие справки о тебе, док.  — Ты доктор Мартин Нэгл из Университета Западного побережья. Шесть месяцев назад вы в партнерстве с доктором Кеннетом Бэрком, психологом, создали фирму  «Консультации по фундаментальным исследованиям». У вас нет фабрики игрушек, и, насколько мне удалось выяснить, вы никогда и рядом не стояли с этим бизнесом. Это, конечно, ваше дело, док, но меня, интересует, что вы собираетесь делать с заказами на … — он взглянул на бумагу, на которой вел подсчеты, — один миллион четыреста восемьдесят шесть тысяч сто девятнадцать ракет Нэгла.

Март серьезно выпрямился: 

— Так уж случилось, Сэм, что я тоже кое-что узнал о тебе. Твой завод игрушек, вероятно, является самым оснащенным и самым современным заводом в своем роде в стране, и я думаю, что он сможет производить игрушки такой сложности, как моя маленькая ракета. Он финансово надежен и уважаем в отрасли. Мне жаль, что в этом сезоне люди не покупают реактивные истребители, стреляющие ракетами, но мне кажется, что не составит большого труда наладить на твоем заводе производство ракет «Нэгл» с прибылью для нас обоих. Короче говоря, патенты на ракеты доступны для лицензирования заинтересованным сторонам. И контракты, которые вы держите в руках, продаются.

— Я заинтересованная сторона, док, — сказал Сэм. — Я скажу тебе, что мы думали, что в этом году у нас есть товар, который можно продать, и так бы и было, если бы не ты. Но никаких обид — бизнес есть бизнес. Как насчет чашки кофе, за которой обсудим нашу сделку?

Март кивнул: 

— Позволь мне закончить здесь. Я думаю, что мы можем прийти к соглашению, но ты должен знать, что, вероятно, у нас возникнет много сложностей с реализацией проекта  «Ракеты Нэгла». Но думаю справимся мы с ними быстро.

Разрыв с Кейзом был главной головной болью Марта в данный момент, но он знал, что это был лишь первый из длинной серии подобных инцидентов, которые последуют за продвижением ракеты «Нэгла». Кейз, однако, символизировал целый класс неприятностей, разрушенных дружеских отношений, которые должны были произойти.

В проекте «Левитация», руководимым Кейзом в УНИ годом ранее, Март и Берк работали над созданием антигравитационного устройства. И в качестве побочного продукта они разработали совершенно новое понимание функционирования человеческого разума и создали принципиально новые методы мышления. Чтобы  исследовать  это все и попробовать использовать на практике, они организовали свою собственную фирму, назвав ее: «Консультации по фундаментальным исследованиям».

Когда Март вышел из здания УНИ, чувствуя на себе взгляд Кейза, смотрящего на него из окна второго этажа, он совсем не был уверен в мудрости выбранной ими  программы действий. Но мосты были уже сожжены и сворачивать с выбранной дороги было поздно. Кейз, по крайней мере, на какое-то время успокоится. Как он и сказал, открытое обвинение теперь скажет русским, что космические корабли с антигравитационным двигателем — это факт, а объяснение Марта настолько сбило его с толку, что ему потребуется время, чтобы спланировать любой новый недружественный шаг. А когда он решится на этот шаг,  это уже не будет иметь значения.

Продажа игрушечной ракеты набирала обороты. Как только переоборудованный завод Сэма Марвенштейна смог выставить ее на прилавки магазинов, тут же вся мелюзга страны ухватилась за ракету как за преемника всей конской и пистолетной атрибутики и псевдо-ракетного оборудования, которым они развлекали себя до этого. Новые заказы поступали на завод почти вслед за отгрузками.

Через две недели после начала производства Сэм Марвенштейн безнадежно отстал от графика. Он позвонил Марту по телефону:

— Игрушечный бизнес — это как цветы и свежие овощи, — сказал он. — Нужно постоянно предлагать что-то новое. Стоит зазеваться и окажешься на мели.

— В чем дело? — спросил Март. — Ракета продается, не так ли?

— В том-то и беда. Она слишком хорошо продается.

— О чем ты говоришь?

— Нам нужно увеличивать производственные площади, чтобы выполнять все заказы, которые поступают. Но как долго мы сможем продавать ракеты? Мне кажется, что к Рождеству мы обеспечим ракетой каждого ребенка в стране старше ползучего возраста. И что мы будем делать потом с нашими площадями, со всеми приспособлениями и штампами — что произойдет потом? Можете ли вы дать нам новое изделие, которое загрузит наш разросшийся завод, или вы намерены быть строго одноразовым?

— Я не буду одноразовым, — сказал Март, — я думал о тех же проблемах. Весной у нас будет еще одно маленькое новшество в дополнение к ракете. Я думаю, что мы должны приобрести дополнительные площади и инструмент для производства всех ракет, которые может выдержать торговля, — на арендной основе.

— Это все, что я хотел знать, — сказал Сэм.

Хотя все службы новостей в стране дали «Ракете Нэгла» широкую рекламу, но со временем шумиха поутихла. Но был Джо Бэрд, ночной телевизионный обозреватель, который продолжал ковыряться в костях этой истории, как будто был не уверен, что из нее вышло все мясо.

Март был вполне доволен, увидев худое лицо журналиста и услышав, как его несколько писклявый голос объявил со всей своей способностью к инсинуациям:

— Бывший высокопоставленный правительственный ученый теперь торгует игрушками, чтобы заработать на жизнь, только потому что чек Дяди Сэма был недостаточно большим? Этот же ученый проводит серию исследований, используя определенные научные принципы для производства игрушек, а не для существенного увеличения благосостояния нашей нации? Человек, который, возможно, одним из первых отправит нашу нацию на Луну, довольствуется только тем, что развлекает детей? — По-моему обществу вешают лапшу на уши, по-моему это какая-то развесистая клюква!

Март понятия не имел, располагал ли Бэрд действительной информацией или стрелял наугад, по площадям. Во всяком случае, его горячность обнадеживала. Это сулило результаты. Это играло на руку.

Офис Нэгла и Беркли — «Консультации по фундаментальным исследованиям» был не из тех, кто привлекает клиентов в большом количестве, особенно в ранние часы. Но на следующее утро после обличительного выступления по ТВ Бэрда Март, зайдя в длинный коридор здания, обнаружил посетителя, ожидающего возле запертой двери офиса. Мужчина был одет в серую, слегка помятую фетровую шляпу, свой портфель он положил на радиатор и глядел в окно. Март бросил на него любопытный взгляд и вставил ключ в замок. Закрывая за собой, Март, не заметив, что незнакомец намеревается зайти внутрь, едва не прищемил тому дверью нос:

— Прошу прощения! Я не знал, что вы ищете наш офис.

— Вы доктор Мартин Нэгл? — спросил мужчина.

— Он самый. — Подтвердил кивком Март. — Создатель экстраординарных игрушек. Пожалуйста, входите.

— Очень экстраординарных, я бы сказал. — Мужчина снял шляпу и протянул руку. — Меня зовут дон Вульф. Я главный инженер компании «Апекс Эйркрафт». Есть несколько вещей, которые я хотел бы обсудить с вами.

Март улыбнулся и направился в свой кабинет:

— Пожалуйста, садитесь. Если вы здесь по поводу приспособляемости ракеты «Нэгла» к движению самолета, ответ — нет. Не в ее нынешнем виде. И поскольку вы пришли спросить об этом, я полагаю, что вы зря проделали долгое путешествие.

— Думаю, что не зря, — сказал Вульф. Он положил свой портфель на угол стола и сел в кресло, на которое указал Март. — Если я правильно расслышал, вы сказали: «не в его нынешней форме». Я предполагаю, что механизм имеет другие и более адаптируемые формы.

— Может быть. Но это вы сказали, а не я.

Вульф нахмурился и слегка подался вперед в своем кресле. — Наша компания готова заключить очень щедрый договор с вами об использовании этого устройства. Естественно, у вас были и будут другие предложения. Я хотел бы быть уверенным в равенстве с другими и, в свою очередь, заверить вас, что мы верим, что сможем предложить лучшие условия. Естественно, я говорю это на основании того, что наши инженеры изучили вашу игрушку. Мы не сомневаемся, что это то, что вы говорите: антигравитационное устройство.

— Надеюсь, никто не пострадал, — сказал Март.

— Хм? Что вы имеете в виду?

— Я говорю, я надеюсь, что никто не пострадал, когда вы попытались увеличить механизм, чтобы увеличить его подъемную силу.

Вульф покраснел и посмотрел на свои руки:

— У нас действительно был небольшой несчастный случай, признался он. — Никто не пострадал, хотя было уничтожено много ценного оборудования.

— Я рад, что только этим все закончилось. Вы не имели права, как вы понимаете, изменять это запатентованное устройство в коммерческих целях без надлежащего разрешения.

— Мы имеем право вносить улучшения с целью получения наших собственных патентов!

— Конечно. Конечно, — сказал Март. — И вы, надеюсь, смогли добиться таких улучшений?

— Нет, не смогли, — ответил Вульф. И теперь тон его голоса начал меняться. — Я не понимаю вас, доктор Нэгл. Я здесь, чтобы сделать законное предложение. Я здесь для того, чтобы попросить вас назвать цену за лицензию на ваши патенты.

— Вы собираетесь заняться игрушечным бизнесом?

— Пожалуйста, доктор Нэгл…

— Тогда все в порядке. Послушайте меня: мне нечего вам продать. У меня нет патента, который представлял бы для вас какую-либо ценность. Вы потрудились прочитать патент, выданный на ракету «Нэгла»?

Инженер кивнул:

— Практически запомнил наизусть.

— Значит, вы заметили, что в патенте подробно описан точный механизм, который я включил в свою ракетную игрушку. Ничего больше. Это ясно? Мой патент не распространяется ни на что, кроме этой игрушки, и если вас не интересуют игрушки, мне нечего продавать.

Вульф беспомощно развел руками:

— Но антигравитация, это… Она должна быть способна двигать самолеты и даже космические корабли. Правда вы упомянули в своем патенте новый Закон Природы. Очевидно…

— Да. Очевидно, это то, что вас интересует. Но, боюсь, я не могу продать вам Закон Природы. Никто не получает патентов на такие вещи. К сожалению, это подпадает под классификацию Коммерческой тайны.

— Вряд ли это отношение современного ученого к его открытиям и его работе, — сухо заметил Вульф.

Март пожал плечами:

— Но у меня такое отношение. Итак, теперь вы знаете: основной принцип действия ракеты «Нэгла» полностью незащищен. Он прямо здесь, лежит широко открытым для вас и ваших инженеров. И когда вы его поймете, вы сможете строить воздушные корабли или даже лайнеры на Марс.

Вульф не двинулся с места, но продолжал смотреть через стол в глаза Мартину Нэглу:

— У вас же есть цена. Назовите цену.

— Да, — медленно кивнул Март. — У меня есть цена. Но опять же, к сожалению для вас, она так же нетрадиционна, как и остальная моя позиция в этом вопросе. Бывает так, что не все измеряется деньгами.

Вульф взял свой портфель и резко поднялся на ноги:

— Я не понимаю вас, доктор Нэгл. По-видимому вы слишком переоцениваете собственные способности, а нас считаете всех за дураков. Уверяю вас, что я сделаю так, как вы советуете. Я открою основной принцип, лежащий в основе вашей игрушки, и сделаю лайнер на Марс. Но было бы гораздо более уместно, если бы вы проявили готовность сотрудничать в использовании этого открытия — или, по крайней мере, привели вескую причину для отказа от этого.

Март пожал плечами, провожая гостя до двери:

— Желаю удачи. Это твое детище. Посмотрим, как ты его вырастишь.

Открыв офис вместе с Кеннетом Беркли, Март активизировал свои контакты с коллегами-исследователями и бывшими студентами, которые теперь занимали ответственные должности почти во всех крупных отраслях промышленности. Его контакты вели также в каждую правительственную лабораторию, пусть даже отдаленно связанную с фундаментальными физическими исследованиями. Как и следовало ожидать, из этих различных точек начали поступать любопытные известия. Среди первых было письмо от Дженнингса с Западного побережья. Дженнингс был с ними в проекте «Левитация». Он писал:

Новости о действиях Нэгла и Беркли заставляют меня тосковать по старым добрым временам проекта «Левитация». Я не знал, что может быть что-то настолько безосновательное, как тот проект, когда он начинался, но я считаю, что вы сейчас превзошли его в этом отношении. Здешние парни все время твердят мне, что ты точно сошел с ума, а я все время говорю им, что это не так. И я был бы признателен за некоторые доказательства, подтверждающие мою правоту.

P.S. Да, вот еще что. Ракеты «Нэгла» настолько часто появляются в воздухе над нашими подразделениями здесь, что их столкновения не редки, с последующими претензиями и встречными исками о возмещении ущерба от одной мелкой сошки к другой. У вас есть в связи с этим какие-нибудь юридические рекомендации?

P.P.S. На днях один угол нашей физической лаборатории был взорван. Никто не пострадал, но некоторые ужасно злятся. Есть те, кто хотел бы бросить вас в тюрягу, есть те, кто предлагает вам удалиться в ближайшую психушку, а есть и те, кто клянутся всеми обмотками нашего местного циклотрона, что они собираются выяснить, что именно вы встроили в эти ваши ракеты. А я думаю, что, возможно, это я буду первым, кто решит эту загадку. Хотя у меня была записка от Кейза, в которой он советовал мне держаться подальше от проекта L.

Март усмехнулся, показывая письмо Берку. — Могу себе представить, чего стоило Дженнингсу написать эту записку, — сказал он. — Он уйдет в глубокий штопор, если не решит проблему в ближайшее время. Я полагаю, что из всех тех, кого мы разбудили, он, скорее всего, добьется успеха.

— А как насчет того молодого парня из «Апекс Эйркрафт»? — спросил Берк. — Ты говорил, что он довольно сообразительный.

— Он инженер. Дает ли это ему больше или меньше возможностей для решения проблемы, чем физику-теоретику, я не знаю. Однако я подозреваю, что мы так или иначе снова услышим о доне Вульфе.

Благодаря своим связям, этому «сарафанному радио», Март узнал, что к концу шестой недели продаж ракет «Нэгла» образец был препарирован почти в каждой университетской лаборатории и в каждой корпорации, которая тратила более пятисот долларов в год на фундаментальные исследования. Он также узнал, что Сэм Марвенштейн получил заказ непосредственно от Бюро стандартов Соединенных Штатов на дюжину ракет «Нэгла». Он был еще более доволен, когда по слухам появилась информация, что они на самом деле предназначались для транспортировки в лабораторию AEC[3], а для себя  Бюро купило ракеты в местных магазинах.

Письма и телефонные звонки сообщали о безумии, нарастающем во всех этих лабораториях, когда ученые возились с маленьким устройством, пытаясь выяснить основу его работы и масштабировать его до полезного размера нагрузки. Он не слишком много узнал из лабораторий AEC, но был почти уверен, что персонал там также участвовал в сводящем с ума разочаровании, о котором сообщалось из Бюро стандартов и других организаций.

С тревогой он также ждал сообщений о травмах, полученных в результате неосторожного подхода к проблеме. Но после распространившихся новостей о небольших бедствиях на Западном побережье были приняты меры предосторожности. И происходили лишь случайные вспышки и разрушение неподконтрольного оборудования — вот и все, что сообщало его «сарафанное радио».

К Рождеству продажи ракеты «Нэгла» и вызванное ею научное разочарование достигли пика. Джо Бэрд продолжал время от времени в своих передачах бросать мрачные намеки на огромные, зловещие деяния планируемые создателем игрушки. Сэм Марвенштейн удвоил размеры своего завода и не один, а два раза. За два дня до Рождества он отправлял ракеты грузовиками, вагонами.

А потом все закончилось. С окончанием рождественского сезона безумное производство остановилось. Через офисы Санта-Клауса и Сэма Марвенштейна практически каждый потенциальный покупатель ракеты «Нэгл» удовлетворил свои желания. Спрос упал.

На следующий день после Нового года Март пригласил Сэма в офис «Консультации по фундаментальным исследованиям». Когда фабрикант сел за стол, Март протянул ему сферическую проволочную штуковину около пятнадцати сантиметров в диаметре.

— Преемник ракеты «Нэгла», сказал Март.

Сэм выглядел озадаченным. Он пару раз перевернул устройство в руках так, чтобы свет из окна падал через промежутки между проволоками, чтобы было лучше видно.

— Полагаю, это действительно очень умно, — вздохнул Сэм. — Но что именно он делает?

— Мы условно называем это «Телепортом», — сказал Март. — Я полагаю, вы можете придумать имя с бо́льшей привлекательностью для продаж. Возможно, вы помните, что читали о телепортации в научно-фантастическом журнале, который вы упомянули, когда мы впервые встретились.

Лицо Сэма просветлело:

— Конечно… Теперь я вспомнил! Это история, в которой парень посылает свою девушку через всю страну по радио…

— Примерно так там и было, — подтвердил Март. — Но только приблизительно. Итак, вот что делает гаджет. Вы видите, что этот алюминиевый диск внутри делит проволочную сферу пополам и что стержень проходит через центр диска. С одной стороны на стержне есть бусинка. Теперь я нажимаю кнопку на одном полюсе сферы, где проволочные ребра соединяются со стержнем посередине. — И бусина оказывается на другой стороне диска.

Он вернул устройство Сэму:

— Попробуйте сами. Нажмите маленькую кнопку на полюсе сферы.

Сэм снова взял сферу, на его лице отразилось разочарование, граничащее с отвращением. — Я не понимаю, — сказал он. — В этом нет ничего особенного. Проталкивание бусины вдоль стержня, который проходит через отверстие в куске металла…

— Посмотрите внимательно и нажмите на кнопку.

Сэм так и сделал, снова поместив устройство в луч солнечного света и прищурившись сквозь ребра клетки. Он нажал большим пальцем. В тот же миг бусинка на стержне исчезла с одной стороны диска и появилась с другой.

— Я все еще не понимаю, — разочарованно сказал Сэм. Затем он остановился. — Эй, подожди минутку! Как эта бусина туда попала? Там нет дыры, через которую она мог бы пройти. Вокруг стержня нет отверстия!

Март благосклонно кивнул:

— Правильно. Как ты думаешь, этот гаджет может иметь успех, он заинтересует малышню — а, возможно, и их старших братьев и сестер — на сумму в пару сотен тысяч экземпляров?

— Да, я думаю, может быть, это будет продаваться, — пробормотал Сэм, продолжая смотреть на проволочный каркас, нажимая кнопку сначала на одном полюсе, а затем на другом. — Но в диске должна быть дыра! Должно же быть объяснение как бусина прошла. Ты должен мне сказать!

Не ожидалось, что Телепортация будет иметь такой же успех, каким пользовалась ракета. Они рекламировали новую игрушку, оценив ее по доллару за штуку, размещая короткие объявления в разделах заказов по почте в журналах домовладельцев и механиков, а также в комиксах. Результаты оказались лучше, чем ожидалось.

Март был бы доволен парой хорошо размещенных продаж. И «сарафанное радио» сообщило ему, что заказы на игрушку уже сделаны лабораториями, теми же что исследовали ракету.

Как только Март убедился, что вторая игрушка изучается и исследуется нужными людьми, он оставил все заботы по ее производству и продажам Сэму Марвенштейну и занялся третьим проектом.

Они с Берком были готовы начать профессиональную карьеру в азартных играх.

Так они последнее время только этим и занимаются, — заявила им Каролина Нэгл во время их бесконечных обеденных обсуждений проекта.

Еще одному игорному дому было трудно усилить блеск ночи в Лас-Вегасе, клуб «Вулкан» и не пытался —  во всяком случае, не очень старался. На крыше здания неоновая вывеска среднего размера изображала последний день Помпеи, с неоновыми волнами лавы, стекающими с темнеющего конуса, и кусочками огня, выскакивающими, как вулканические бомбы, из жерла вулкана. Это было впечатляющая картина, но она слабо выделялась в вездесущем сиянии, которое,  как туманные надежды игрока, готового в последний раз сразиться с однорукими бандитами, висело над городом. Клуб находился в конце Бандитской Аллеи  в старом здании, в котором раньше размещалась аптека. До центра города было далековато.

Марк и Берг стояли на тротуаре перед своим почти пустым клубом, наблюдая за танцующими манящими огнями в центре города. В конце первых двух недель они были искренне разочарованы.

 — Все дело в месте, — мрачно сказал Берк. — Я говорил тебе, что мы должны занять место поближе к центру. Новое заведение на окраине — это почти безнадежно. Игроки — это толпа. А толпа —это центр.

— Давай продержимся еще несколько дней, сказал Март. — Если к тому времени дела не пойдут на лад, мы что-нибудь изменим. Может быть, наймем более красивых дам. — Он взглянул внутрь, на девушек, принимавших ставки у немногочисленных клиентов. — Хотя по-моему они и так хороши. — Давай отойдем от двери. Похоже, это может быть клиент.

Они с легким удовлетворением наблюдали, как приближающийся незнакомец остановился, на мгновение взглянул на вывеску, висящую над ним, а затем вошел в клуб. Их удовлетворение исчезло, когда он мгновением позже вышел. Вышедший огляделся и, казалось, заметил их с некоторым трудом.

— Мистер Нэгл? — спросил он, направляясь к ним.

— Да, — сказал Март. Теперь было очевидно, что мужчина немного выпил и в отличном настроении.

— Я хочу знать, как эта штука работает. Ты расскажешь мне, как он работает?

— Конечно, с удовольствием, — сказал Март. Он вздохнул и взял мужчину под руку.

Внутри они двинулись в обход «Вулкана», чтобы не заслонять обзор клиентам, сидящим вокруг игорного устройства.

Свет в комнате был тусклым, бо́льшая его часть поступала из прозрачного, полого внутри, пластикового конуса «Вулкана». Его размеры были такими, как три или четыре музыкальных автомата, а выглядел он гораздо привлекательнее. Волны света пробегали по бокам конуса, а внутри дюжина ярко окрашенных шаров бешено танцевала на диафрагме поперек жерла «Вулкана».

— Первое и единственное в мире абсолютно честное игровое устройство, — сказал Март. Внезапно один из шаров появился снаружи конуса и покатился вниз, где лязгнул о металлический обод. Номер шара и его цвет вспыхнули на панели позади них. Один из клиентов выглядел довольным и помахал листком для ставок ближайшей девушке-служащей.

— Все абсолютно честно, — сказал Март. — Появление шара из конуса абсолютно и полностью случайно.

Мужчина пристальнее вгляделся в шары, которые возобновили свой танец на диафрагме:

— Это как? Что заставляет их подпрыгивать вверх и вниз?

— Маленький мотор вибрирует резиновую диафрагму, а вес шарика всего одна тысячная миллиграмма.

— Это точно? Ты гарантируешь, что игра честная?

— Точно, — уверил его Март.

— Думаю, я попробую. Где я могу купить фишки?

— Просто присаживайтесь, где хотите. Одна из девушек предоставит вам лист для ставок, и вы отметите свой выбор с помощью устройства, расположенного на подлокотнике кресла. Дежурный покажет вам, как это сделать. Игра идет непрерывно.

— Спасибо, мистер. Ставка в два доллара достаточно высока, чтобы начать?

— Вы можете начать с доллара, если хотите.

— Послушайте, мистер, я хочу, чтобы игра была честной, но я хочу, чтобы вы знали, что я не мелочусь.  Пол Джентри меньше двух долларов не ставит. Но вы уверены, что эта игра честная…

Март вышел на ночной воздух и присоединился к Берку. — Этот парень-репортер, сказал он. — О нас напишут в газетах. Если это не поправит нам бизнес, то ничто не поправит.

Но известность им принесли не газеты. Джо Бэрд с большим интересом узнал о закрытии их нью-йоркского офиса и с раздражением, которое также было значительным, он в течение последующих недель старался узнать куда они пропали. Прошло две недели после открытия клуба «Вулкан», прежде чем Бэрду сообщили об этом. Так что реклама была не в газетах, а в телевизионной программе Джо Бэрда на следующий вечер:

 Далее Бэрд дал пространное описание игрового автомата  «Вулкан», очевидно, основанное на наблюдениях псевдопьяницы, которому Март показал машину. 

Март и Берк пропустили передачу, будучи на дежурстве в клубе, но они прочитали отчет о выступлении, который был воспроизведен почти дословно в утренней газете. Март ухмыльнулся, передавая газету через тарелки с едой Берку:

— Если это не привлечет народ, то я съем свою шляпу. Сегодня вечером будет аншлаг.

Его предсказание было более чем точным. Задолго до полудня любопытные потянулись к темному зданию клуба «Вулкан». К середине дня в зале не осталось ни одного свободного места.

Даже Март вынужден был признать, что было что-то гипнотическое в этой штуке. Он стоял сзади, наблюдая, как игроки подались вперед со своих кресел, уставившись, затаив дыхание, на разноцветный световой поток и прыгающие, светящиеся шары.

Девушки в униформе постоянно двигались по проходам, принимая ставки и штампуя листки с именами победителей. Оплата производилась в кассе. А потом, ближе к вечеру, Март и Берк стали узнавать некоторых входящих. Иные из них занимали места, другие стояли сзади, наблюдая с холодными профессиональными лицами. Это были руководители и собственники других более традиционных клубов города.

— Кажется, дело пошло, — прошептал Март Берку. — Через неделю наш «Вулкан» будет в половине клубов Лас-Вегаса!

Он был слишком оптимистичен. Прошло почти три недели, прежде чем была куплена первая лицензия на «Вулкан». Он смог выполнить заказ в течение двух дней, и не успел грузовик, доставивший посылку, вернуться на склад (так показалось Марту), как раздался телефонный звонок. Март узнал голос заказчика с которым он заключил свою первую сделку. Тот говорил не выпуская изо рта сигару:

— Что за машину ты поставил? Она не работает, все шарики через десять минут оказываются снаружи. Они не остаются внутри!

— Восстанови машину так, как она была, не лезь внутрь и все будет работать нормально.

В трубке послышался хруст сигары:

— Но мы же должны изменить проценты. Ты же не думаешь, что мы будем играть в Санта-Клауса, не так ли? Как вы вносите коррективы?

— Послушай, я говорил тебе, когда мы заключали сделку, что эти устройства действуют строго наугад. Дюжина шаров «Вулкана» дает тебе шансы одиннадцать к одному на каждую ставку. Чего еще ты хочешь? Как только вы повозитесь с машинами, они перестанут работать. Так ты покупаешь или нет?

Собеседник видимо все понял и, не сказав больше ни слова, повесил трубку.

— Ну и парни. — Сказал Март. — Говорят об одноруких бандитах — а как насчет двуруких?

Аналогичная проблема возникала в каждом из клубов, в которых была установлена машина, но когда там смирились с честной игрой,  отношения с клубами стали отношениями основанными на взаимной выгоде. Март и Берк были заинтересованы в широком распространении «Вулкана», а клубы сочли появление у себя этого устройства чем-то вроде обнаружения высококачественной золотоносной жилы под полом игровой комнаты.

Ни Март, ни Берк не имели ни малейшего желания продлевать свое пребывание в игорном раю. Однако того единственного эффекта, который им был нужен от «Вулкана», по-прежнему не было.

— Мы доказали, что машины эффективны в качестве игровых устройств, — сказал Берк. — Но мы теряем время. Сидя здесь в Лас-Вегасе, мы не сможем привлечь внимание Бюро стандартов и Чикагского университета к этому преемнику колеса рулетки. Давай дадим Сэму добро на изготовление моделей «Вулкана» для баров и аптек, пусть у него будет более широкое распространение.

— Ты считаешь, что физики не приезжают сюда играть в азартные игры?

— Вряд ли физики вообще играют в азартные игры, ведь после того как физик сделает закупку продуктов на неделю на какие шиши он будет играть?

— Да, — сказал Март, — я думаю, это одна из причин, из-за которой мы все это и затеяли. Держу пари, что  до конца недели все изменится к лучшему. Если нет, мы закроем дело. Сегодня днем я пошлю Сэму телеграмму, чтобы он приступил к производству новой модели. И к следующему Рождеству пусть будут два вулкана там где раньше стоял только один пинбол![4]

В тот же день внимание Марта было привлечено к посетителю клуба, который относился к категории тех, кого Март называл «неигроками». Были «игроки» и «неигроки» и иногда было трудно отличить их друг от друга. Но чистокровного «неигрока» можно было заметить с первого взгляда.

Этот конкретный экземпляр сидел в первом ряду, глядя на Вулкан почти в трансе. Он лишь изредка двигался, чтобы протереть стекла очков большим белым носовым платком. Он делал ставки. Их было довольно много. Он не выиграл ни разу. Марту захотелось сказать ему, чтобы он бросил это. У вас должен быть хотя бы след экстрасенсорики (у успешных игроков зачатки ее были), иначе у вас не будет ни единого шанса. «Неигроки», по-видимому, рождались с полным отсутствием ее.

Март, наконец, подавил желание защитить парня от его собственных недостатков и отвернулся. Он увидел, что Берк тоже наблюдает за парнем с поста возле кассы.

— Я бы сказал, он из ФБР, — предположил Берк.

—Он? Едва ли. Скорей всего, свежеиспеченный магистр английской литературы. Мне неприятно видеть, как бедняга выбрасывает свои деньги, но что я могу поделать?

В тот вечер этот конкретный представитель «неигроков» покинул свое место перед самым закрытием. Хотя было видно что у этого человека закончились деньги он, казалось, не хотел сдавать свое место и уходить.

Март ожидал, что тот появится на следующий день, но он так и не появился. Однако через день он все-таки появился и Март чуть не задохнулся от удивления, увидев, кто сопровождает нескладного незнакомца.

Это была гибкая фигура его старого друга, доктора Дженнингса — сухопарого физика из Калифорнийского технологического института.

Лицо Дженнингса озарилось радостным удивлением, когда он увидел Марта в дверях клуба «Вулкан».

— Добро пожаловать в наше заведение, сказал Март, ухмыляясь. — Я не знал, что ты потворствуешь госпоже удаче и колесу фортуны. В любом случае, я рад видеть тебя здесь.

— И я, тебя, — криво усмехнулся Дженнингс. — Я увидел статью Бэрда лишь несколько дней спустя после ее выхода. К тому времени Рой уже дергал меня за фалды пальто и требовал, чтобы я пришел сюда и посмотрел, что ты натворил. Кстати, вы уже познакомились с Роем? Он сказал, что провел здесь день, но не дал о себе знать.

Март подозвал Берка, и Дженнингс представил им человека, который на их глазах потерял кучу денег два дня назад:

— Доктор Рой Гудман из AEC. — Он тоже не азартный человек, и он сказал мне, что вы сформировали в нем твердое убеждение оставаться таким всю оставшуюся жизнь.

Март взял доктора Гудмана за руку. — Мне очень жаль, сказал он. — Я чуть тогда не попросил вас перестать играть. Вы из тех людей которым игры типа лотереи противопоказаны.

— А «Вулкан»? — сказал Гудман.

— И «Вулкан». Он тоже не принесет вам никакой пользы.

— Я в этом не уверен, — сказал Гудмэн. — Я так в этом не уверен, что поехал в Лос-Анджелес и привез доктора Дженнингса, чтобы проверить свое мнение.

— И это мнение?…— спросил Март.

— Что Вулкан может быть источником большого блага для нас. Вы не возражаете, если я попрошу доктора Дженнингса составить собственное мнение?

— Как пожелаете, джентльмены, сказал Март.

Дженнингс неуверенно рассмеялся:

— Что ж, давайте посмотрим. Я, конечно, не знаю, что все это значит. Я полагаю, что это на одном уровне с «Ракетами Нэгла» и «Телепортами». Рой тоже какой-то весь из себя загадочный и вы все меня совершенно озадачили.

— Как насчет ужина, когда вы закончите? — сказал Берк. — Мы соберемся вместе и попытаемся во всем разобраться.

К тому времени, как они вернулись в Нью-Йорк, телевизионщик Бэрд уже каким-то образом получил всю информацию об их делах и, самое удивительное, о выдвигаемых ими требованиях. Каким путем это произошло было не понятно. На этот раз это могло произойти через Гудмана, предположили они, но даже это казалось маловероятным. Во всяком случае, они узнали обо всем этом из выступления Бэрда по ТВ, когда обе семьи вместе ужинали в квартире Марта. Бэрд говорил и самодовольство было жирным шрифтом написано на его лице:

Кэролин Нэгл подошла к телевизору и выключила его. Она была высокой темноволосой женщиной, и ее лицо было неестественно белым, когда она смотрела на остальных.

— Вот и все, — сказала она. — Надеюсь, вы к этому готовы. После такой речи, если вы не закончите это дело в ближайшее время, мы, скорее всего все, будем висеть на фонарных столбах где-нибудь на Пятой авеню.

Март взял свой стакан и уставился на пустой экран:

— Да, я знал, что это будет плохо, но я не думал, что кто-то сойдет с ума до такой степени. Берк, может быть, нам с тобой стоит снизойти и поговорить с Бэрдом?

—Э-э-э, — сказал Берк. — Как ваш личный психиатр, я не советую этого делать. Бэрд — размахивающий флагом. Защитник домашнего очага и традиционных ценностей. Он просто опасен. Тебе лучше держаться подальше от этого парня, если ты не дурак.

— Он может быть тем, кто подстегнет расследование. Это в наших интересах.

— Этого не произойдет, если он поймет, что мы этого хотим. Он будет просто преследовать нас, пока мы не перестанем шевелиться. Кэролин права. Мы должны действовать быстро.

— Конечно, у нас есть Дженнингс, — сказал Март. — Но я бы предпочел не использовать его. Его связь с нами в прошлом слишком хорошо известна. Я бы предпочел, чтобы это подстегивание расследования исходило от кого-то вроде Бэрда. Мы можем подождать еще день или два и посмотреть, что будет дальше. Лично я думаю, что мы должны подождать, пока больше нужных нам людей не увидят «Вулкан». Это наш козырь.

— Мне страшно будет выпускать детей из дома, — сказала Кэролин. — Какой-нибудь псих, взбудораженный Бэрдом, наверняка вскоре решит защитить свою страну от них. Иногда я почти жалею, что ты все это затеял.

—Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца, — философски заметил Март. — У всех у вас есть личный телепорт. Смотри, чтобы дети никогда не оставались без него. Как быстро ты…! — Он сделал быстрое движение, как будто хотел выхватить пистолет.

Рука Кэролин опустилась на узкий пояс на талии. И Кэролин исчезла прежде, чем рука Марта успела дотянуться до воображаемой кобуры.

— Достаточно быстро, — донесся ее голос с другого конца комнаты.

— Неплохо, — сказал Март. — Однако ты немного медлишь… Может, нам стоит немного попрактиковаться?

На следующее утро Март и Берк вновь открыли свой офис. Не успел Март вытереть пыль со стола, появился посетитель. Март поднял глаза и ухмыльнулся — вошел дон Вульф.

— Я слышал Бэрда по телевизору вчера вечером, — сказал инженер.

— И что дальше? — сказал Март.

— Да. Чертовски хорошее выступление. — Вульф немного помолчал, затем продолжил. — Когда я выходил отсюда в прошлый раз, мне было очень больно и обидно.

— Не припомню, чтобы я сделал или сказал что-нибудь обидное, — Март сделал вид, что удивился.

— Ничего, — ответил Вульф, — кроме демонстрации самого колоссального, невыносимого, непереносимого высокомерия, которое когда-либо проявлял один человек по отношению к другому.

— Что ж, согласен. Это вполне адекватная интерпретация моего поведения.

— Но не совсем справедливая. Я думаю, вы имели право так себя вести

Март развел руками и указал на стул:

— И вы вернулись, чтобы сказать мне об этом.

— Да, но не только — сказал дон Вульф — во-первых, чтобы, поприветствовать вас и, во-вторых, чтобы принять ваши извинения.

— Я должен извиниться сейчас?

— Да. Так было бы лучше! В прошлый раз вы проводили меня напутствием «Это твое детище. Посмотрим, как ты его вырастишь». Так вот, я его вырастил.

 У Марта перехватило дыхание. Его глаза сузились, он пристально уставился на посетителя, сердце сделало не меньше шести ударов когда он, наконец, смог произнести:

— Ракета?

— Да, — Вульф достал из кармана небольшой предмет, состоящий из проводов, трубок и конденсаторов, наклонился и прикрепил его к ножке стола.

— Отодвиньтесь немного назад.

Март так и сделал. Внезапно стол оторвался на полметра от пола и повис в воздухе. Март протянул руку и  дотронулся до стола, тот мягко качнулся в сторону, но, когда Март попытался прижать стол к полу, у него ничего не получилось — стол сопротивлялся всем его усилиям.

— Понимаю. — Март задумчиво поджал губы и откинулся на спинку стула. — А теперь, естественно, я должен спросить, что вы собираетесь с этим делать.

Дон Вульф коснулся устройства, и стол мягко опустился на пол. Вульф положил прибор на стол и промолвил:

— Я же сказал, что слышал Бэрда прошлой ночью, поэтому… — Вульф потянулся за тяжелым пресс-папье, лежавшим на столе, и начал методично колотить по хитроумному устройству, пока огоньки в крошечных трубках не исчезли, пока прибор не превратился в груду осколков и скрученной проволоки, которую Вульф смахнул в мусорную корзину.

— На самом деле извинений не нужно, — сказал он. — Я просто хотел доказать вам, что могу это сделать. А сейчас я говорю — в вашей борьбе я с вами. Я решил это только вчера. Если бы я не услышал Бэрда прошлой ночью, все было бы по-другому. Я не понимал, что вы задумали, пока не услышал его передачу. До этого я был слишком зол, чтобы понять, что очевидно, имеются достаточно серьезные основания, для проявления такой грубости. Я не думаю, что у вас есть большие шансы добиться успеха, но все равно я на вашей стороне  Я сомневаюсь, что в стране найдется хотя бы один инженер-разработчик или исследователь, который не хотел бы лично нанести нокаутирующий удар Патентному ведомству. Если и есть, то я не знаю, где он прячется.

Он пошевелился и поднялся со своего места:

— Я останусь без работы, когда мой шеф узнает, что я разбил эту симпатичную маленькую работающую модель. Я сжег все записи. Я не думаю, что люди которые изготавливали прибор смогут восстановить его по подсказкам, которые я, возможно, оставил. Так что, если вы знаете какую-нибудь лабораторию, где мог бы пригодиться хороший специалист-разработчик, скажите мне об этом.

— Я хочу попросить вас сделать одну небольшую работу, если вы на нашей стороне. Садитесь.

Вульф вернулся на свое место, и Март наклонился вперед.

— Вы слышали Бэрда, — продолжил Март. — Значит, знаете, какой он. Я хочу использовать его в наших целях, но не могу сделать это напрямую. Он откажется от всего, на что я даже намекну. А хочу я, чтобы Конгресс провел расследование — мое и всей Патентной системы. Я верю, что Бэрд мог бы добиться проведения таких слушаний. Он как раз из тех, кто компостирует людям мозги до тех пор, пока те не устанут настолько, что согласятся на все, что он предлагает. Но его нужно подтолкнуть к этому. Вы тот человек, который будет толкать.

— И что я могу сделать? — спросил Вульф.

— Просто расскажите ему свою историю. Ваша фирма предложила мне щедрую сделку по принципу ракетной игрушки, но я отказался. Скажите ему, что это просто преступление с моей стороны, что это для авиационной промышленности и для национальной обороны жизненно важно. Помашите флагом. Он купится на это. Если обрисуете ситуацию достаточно убедительно, то в тот же день он будет реветь у дверей конгресса.

— Он может делать это просто великолепно.

— Это сыграет нам на руку. Вы сделаете это? Я заплачу́, но не много.

— Оплаты не нужно — ведь это крестовый поход, я думаю.

— Спасибо. Дайте мне знать, как только свяжетесь с Бэрдом.

Март и Берк ожидали и других результатов от телевыступления Бэрда. К полудню они начали появляться в изобилии. Были телеграммы от бывших студентов Марта, которые теперь были уважаемыми инженерами и физиками в коммерческих лабораториях по всей стране. Его коллеги из полудюжины преподавательских коллективов также прислали сообщения. Свои соображения высказали и такие люди, с которыми он никогда не встречался, но их подписи свидетельствовали  о их работе на некоторые крупнейшие концерны в стране.

Дорис, их секретарше, было дано указание, отвечать по телефону, что их нет — всем, кроме членов их семей и важных деловых партнеров. В кабинете Марта они с Берком сортировали сообщения, разделив их на две стопки. За и Против.

— Нам нужна третья стопка, — сказал Берк. — Вот парень, который хочет знать, можем ли мы помочь ему получить патент на его супер-цепкие ботинки для кошек, которые нельзя сбросить.

— Ему не нужна наша помощь, — сказал Март. — Патентное ведомство согласится на это, не задумываясь! У меня тоже есть такой. Какой-то парень хочет запатентовать дом, подвешенный, как птичья клетка. Предполагается, что его качательное движение будет излечивать неврозы людей, которых никогда должным образом не качали в колыбели. Но большинство пишущих похлопывают нас по спине и желают удачи.

Берк кивнул. — Да. Некоторые из этих парней сильно озлоблены, но вполне адекватны. В основном инженеры. Физики немного менее восторженно относятся к тому, что мы делаем. Большинство из них не понимают сути проблемы.

— Это понятно, — сказал Март. — Всю свою жизнь физики считали, что Патентная система не имеет никакого отношения к их работе, поэтому они даже не уверены в том, следует ли им ожидать от нее вообще чего-нибудь хорошего. Но наши с тобой выступления на слушаниях в Конгрессе, я думаю убедят их в том, что им многого не хватает, — реакция будет!

Позже в тот же день позвонил дон Вульф:

— Бэрд все проглотил. Это было как раз то, что он искал. Смотрите его передачу сегодня вечером. Но этот парень — настоящий параноик. Мне кажется, что вам было бы неплохо нанять телохранителя, пока все это не уляжется. Он хочет обвинить вас в интеллектуальном эгоизме, который сдерживал развитие нашей нации в течение последних двух десятилетий, призвать громы и молнии на ваши головы. Он просто чокнутый.

— Это нормально для такого типа, сказал Март. — Я думаю, мы можем позаботиться о себе сами. Если хотите, я сейчас приготовлю несколько рекомендательных писем. Не должно быть никаких проблем с поиском новой работы. Я надеюсь, что вы дадите показания, если это расследование состоится.

— Дам, не волнуйтесь. И письма не нужны. Мне удалось устроиться кой-куда сегодня днем. Дайте мне знать, когда я снова смогу помочь в этом хорошем деле.

Дон Вульф не преувеличивал. Вечером, слушая репортера, Март почувствовал легкую тошноту. Злобность Бэрда еще раз подчеркнула масштабность того, с чем они боролись. Патентная система была лишь небольшим фрагментом, подумал он. Корни той же самой злокачественности глубоко проникли во все слои общества.

Но Бэрд высказал именно то, что хотел от него Март. Бэрд потребовал, чтобы Конгресс назначил комитет по расследованию права человека скрывать знания, имеющие жизненно важное значение для благосостояния нации, даже если этот человек не может запатентовать свои открытия.

— Мы знаем, что эта информация существует, — сказал он. — Она существует в сознании этого человека. Можем ли мы позволить этому человеку монополизировать и похоронить эти жизненно важные знания за пределами досягаемости нации? Я утверждаю, что эта информация сопоставима с ресурсами угля, нефти и атомной энергии. Эта ситуация аналогична той, если бы один человек запретил доступ нации к запасам нефти и урана. Я призываю Конгресс Соединенных Штатов расследовать эту невыносимую ситуацию и немедленно принять закон, который исправит ее.

Эффективность обращения Бэрда была продемонстрирована Марту на следующее утро, когда он садился в такси. Как только он сел, двери с обеих сторон открылись, и двое аккуратно одетых мужчин сели рядом с ним. Он почувствовал, как с обеих сторон к нему прижались стволы пистолетов.

Взглянув на каждого из них, он не увидел ничего, кроме тупой решимости, — или такие же крестоносцы, как Бэрд, или, скорее всего, головорезы, которые надеются выжать из него его секреты для собственного использования.

Кончиком локтя Март нажал на пусковой сегмент телепортационного пояса и обнаружил, что сидит на карнизе жилого дома, наблюдая, как такси трясется в потоке машин внизу. Он смотрел на нее, пока она не исчезла. Ему придется забрать Кэролин и детей из города, подумал он. Он знал, что вечеринка будет бурной, но не ожидал, что все будет так плохо.

Он спустился в квартиру и столкнулся с Кэролин, которая вздрогнула при его внезапном появлении. — Я думала, ты пошел в офис! — сказала она.

Он рассказал ей, что произошло.

— Ну, мы не собираемся переезжать куда-нибудь в глушь, — сказала она. — Это самая безумная идея, которая у тебя когда-либо была. Если кто-то собирается нас похитить, он может сделать это там в десять раз легче, чем здесь, в городе. В этом нет никакого смысла. Мы останемся здесь, пока все не закончится. Дети так же компетентны в использовании телепортационных ремней, как ты или я. И поговори с Джимми. Вчера учительница отругала его за домашнее задание, а он телепортировался прямо из класса и вернулся домой. Учительница впала в истерику и это напугало других детей до полусмерти. Я заставила его вернуться. Но ты должен предупредить его, что нельзя так себя вести.

Март усмехнулся при мысли об учительнице Джимми. Но Кэролин права. Было бы глупо отсылать их прочь, но инцидент в такси все еще вызывал у него дрожь. Нужно было что-то сделать, чтобы ускорить процесс.

Он, наконец, добрался до офиса, опоздав на пару часов.  Берк протянул ему письмо от Дженнингса. В нем говорилось:

Похоже, тебе нужна помощь, мой мальчик. Мы дадим ее, хочешь ты этого или нет. Лас-Вегас стал меккой американских ученых-физиков. Бедняги теряют там свои рубашки, их раздевают там буквально догола. Это дело нужно закончить как можно скорей. Ниже приводится копия сообщения, которое мы отправили в Вашингтон:

Нижеподписавшиеся считают, что в интересах нации нужно расследовать заявления и открытия некоего доктора Мартина Нэгла, но не с целью подавления доктора Нэгла и наказания его, как это было предложено в средствах массовой информации. Мы просим, чтобы такое расследование позволило доктору Нэглу получить беспристрастное суждение относительно его претензий и решений.

Следом за именем Дженнингса стояли имена шестидесяти пяти других ведущих физиков со всей страны.

Рука Мартина слегка дрожала, когда он положил газету. — Здесь довольно много имен людей, которые, как я думал, не пойдут с нами. В любом случае, это дает представление о том, кто наши друзья.

Со скоростью, которая поразила Марта, это обращение физиков дало результаты. Менее чем через две недели пришло официальное уведомление от Комитета Конгресса по Учету Интеллектуальных Ресурсов Соединенных Штатов.

Прибыв в Вашингтон они по приглашению Кейза остановились в офисе Управления национальных исследований. Был пасмурный, дождливый день, и Март провел его в городе, в котором не был со времени своего последнего визита к Кейзу.

Приветствие директора было теплее, чем при их расставании, но на его лице было такое выражение, как будто он и хотел бы верить в их правоту, но не мог из-за того, что всю жизнь верил в обратное.

— Меня вызывают для дачи показаний, — сказал он. — И я хотел бы, чтобы вы рассказали мне побольше о том, чего хотите добиться. Я хочу быть справедливым, но это идет вразрез со всем, чему меня учили с самого начала научной карьеры.

Остаток дня они провели в кабинете Кейза. Пока за окном непрерывно капал дождь, Март пытался заставить пожилого мужчину понять их точку зрения. Удалось это или нет для Марта осталось неясным, но он надеялся на лучшее, поскольку глубокое размышление, написанное на лице Кейза, давало к этому основание. А показания Кейза, так или иначе, будут иметь большое значение для их дела.

Первое заседание слушания было назначено на следующее утро.  В зале собралось более пятидесяти ведущих ученых и инженеров-исследователей. Март узнал многих из подписавших телеграмму Дженнингса. Собрание было впечатляющим по представительности.

Дженнингс тоже был там, очевидно, прибыв только что, так как иначе он связался бы с ними. Март узнал людей из AEC, из Бюро стандартов, из ведущих университетов. Было несколько его бывших учеников, которые занимали высокие научные посты.

Дон Вульф тоже был там, как и Джо Бэрд, телерепортер. И тут Март с каким-то замиранием сердца увидел дородную фигуру своего бывшего коллеги по проекту «Левитация», профессора Дикстру из Массачусетского технологического института. Март застонал, толкнул локтем Берка, и, указав на Дикстру, сказал. — Немезида здесь.

Комитет, который должен был проводить  слушания, состоял из пяти конгрессменов. Берк и Март внимательно изучали их, когда те вошли и заняли места за длинным столом. Обычные люди, ничего выдающегося. Март размышлял о ситуации, в которой решение этих пятерых может повлиять на жизнь и работу всех остальных присутствующих в комнате. Что сделало этих пятерых и их коллег по Конгрессу компетентными судить и устанавливать правила, которым должны будут подчиняться люди науки, которые будут направлять их деятельность?

Его размышления были прерваны стуком молотка главы Комитета — сенатора Когсвелла, который призывал всех к вниманию, говоря в группу микрофонов.

Март внимательно наблюдал за Когсвеллом. От того многое зависело. Сенатор был родом из штата Среднего Запада, торговал сельскохозяйственной техникой до того, как пришел в Сенат. Его лицо, шея и руки имели оттенок, характеризующий его как человека, который провел долгие годы своей жизни на солнце и ветру. Пресса называла его Честным Эйбом Когсвеллом, и Март был уверен, что это имя ему подходит. Но честность мало что дает, если ты не разбираешься в проблеме, — подумал Март. Было нечестно судить о том, о чем у тебя в голове нет никакого представления. Каким-то образом он должен найти способ помочь Когсвеллу разобраться в проблеме и дольше положиться на его честность и беспристрастность.

Фермер-политик объявил:

— Первым, вызывается для дачи показаний на этом слушании, доктор Мартин Нэгл.

Март встал и медленно направился к особому месту перед микрофонами. Там в первом ряду была хорошо заполненная секция прессы. Очевидно, все службы новостей послали своих представителей на тот случай, если произойдет что-то впечатляющее.

Когсвэлл обратился к нему через микрофоны. — Вы доктор Нэгл?

— Да.

Короче говоря, он был приведен к присяге. Затем Когсуэлл продолжил:

— Вы вызваны в этот Комитет в результате определенных обвинений вас со стороны других. Утверждается, что вы отказались от военного и коммерческого использования сделанных вами открытий, и что эти открытия имеют первостепенное значение для благосостояния и обороны страны. Утверждается, что вы подвергли очень серьезной критики Патентную систему Соединенных Штатов, утверждая, что она предоставляет вам недостаточную защиту. Далее утверждается, что вы угрожали скрывать информацию о ваших важных открытиях до тех пор, пока пересмотр патентного законодательства не предоставит вам желаемую защиту. Вы хотели бы изложить свою позицию, доктор Нэгл, чтобы прояснить Комитету свою точку зрения, или вы предпочитаете, чтобы вас сначала подвергли перекрестному допросу, пункт за пунктом?

— Я хотел бы узнать, — сказал Март, — готов ли Комитет рекомендовать Конгрессу внести изменения в Патентную систему, если будет доказано, что эти изменения гораздо лучше будут защищать  интересы общества.

— Пока мы не намерены этого делать, — сказал Когсвэлл. — Но если будет доказано, что это необходимо, Комитет готов вынести соответствующие рекомендации.

— Тогда я хотел бы изложить свое дело, — сказал Март.

— Продолжайте, доктор Нэгл.

— В те далекие времена, когда промышленность только зарождалась, — начал свое выступление Март, — основой успеха часто было то, что получило название Коммерческая тайна. Человек или семья в течение многих лет создавали превосходные методы производства какого-либо предмета торговли. Этот процесс ревностно охранялся от любого возможного конкурента. Только держа в секрете эти процессы, изобретатели и первооткрыватели могли получить справедливое вознаграждение за свою работу по созданию нового. До самого недавнего времени, с исторической точки зрения, эта система коммерческой тайны преобладала. Очевидно, что у нее есть недостатки. Она препятствует потоку знаний. Она препятствует прогрессу, который может возникнуть в результате использования знаний одного человека другим при создании этим другим какого-то новшества. Для устранения этих недостатков и была создана Патентная система. Теоретически она предназначена для того, чтобы высвободить огромный запас коммерческих секретов и поместить их в хранилище общих знаний, которые будут использоваться всеми людьми. В обмен на вклад своих открытий в общий магазин, человек теоретически вознаграждается Патентной системой, получая ограниченную монополию на использование открытия.

Переведя дух, Нэгл продолжил:

— Помимо предоставления вознаграждения, Патентная система должна также обеспечивать стимул для новых открытий и изобретений. На самом деле нынешние законы не достигают почти ни одной из этих очень идеалистических целей. Эта система не поспевает за технологическим и научным прогрессом в мире, поэтому она не может достичь того, для чего она была разработана. Она не защищает практически никого из тех, кто больше всего заслуживает ее защиты. Я, например, нахожусь в положении обладателя того, что мы можем назвать Коммерческой тайной, имеющей большую ценность как для меня, так и для Общества. Я хотел бы поделиться этим, но в рамках настоящего патентной системы я не могу сделать это и получить вознаграждение, которое я считаю адекватным и справедливым.

Сенатор прервал его, нахмурившись:

— Вы хотите сказать, что не можете получить патенты на свои открытия в соответствии с нынешними законами?

— Совершенно верно, сказал Март. — Я не могу защитить свои открытия, поэтому, если я хочу использовать их на практике, я должен хранить их как Коммерческую тайну.

— Но здесь есть патенты, — сказал сенатор. Он поднял пачку бумаг. — У меня есть копии выданных вам патентов, охватывающих устройства, по поводу которых, похоже, возникли споры.

Март покачал головой:

— Нет, сэр. Нет никаких споров по поводу устройств, охватываемых этими патентами. Никто не пытается лишить меня привилегии сделать миллион игрушечных ракет, приводимых в движение антигравитацией, и всем все равно, стану ли я богатым владельцем игорных клубов. Но я не хочу заниматься ни производством игрушек, ни одноруких бандитов. Я был вынужден заниматься этой деятельностью из-за недостатков Патентного законодательства.

Один из членов Комитета глотнул воздух в сдерживаемом раздражении:

— Как, скажите на милость, закон Соединенных Штатов может принудить вас к такой деятельности против вашей воли?

— Минуточку, если позволите, — сказал сенатор Когсуэлл. — Возможно, нам следует позволить доктору Нэглу закончить свои показания, не прерывая его. Позже будет возможность для допроса.

— Если я помещу результаты своих исследований в свободный доступ, — сказал Март, — в промышленных и правительственных лабораториях страны закипит работа. В течение нескольких месяцев сотни инженеров в этих организациях разработают десятки полезных устройств, основанных на моих открытиях. И этим инженерам будут выданы патенты на устройства от имени корпораций, на которые они работают. Корпорации будут получать прибыль. Я не получу ни цента за свою часть работы!

— Это фантастика, — прервал его сенатор. — Я не могу поверить, что такая ситуация существует. Конечно, никто не будет пытаться заставить вас отдать свою работу просто так. Чего я не понимаю, так это всех этих разговоров о недостаточной защите в соответствии с нашим патентным законодательством. Что именно вы хотите запатентовать? Почему эту вашу так называемую Коммерческую тайну нельзя запатентовать?

Март улыбнулся и пожал плечами:

— Вы не можете требовать от меня подробного объяснения моей Коммерческой тайны здесь. В этой аудитории есть те, кто воспользовался бы ими, если бы я описал их сейчас. Вкратце, работа, которую я проделал, классифицируется патентными органами как Законы природы. А они не могут быть запатентованы.

Когсуэлл нахмурился:

— Я не слишком хорошо знаком с терминологией, и полагаю, что примером может служить Закон всемирного тяготения.

— Да, — сказал Март. — Закон гравитации был бы классифицирован патентным законодательством как Закон Природы.

— И вы предлагаете сделать так, что, если бы сэр Исаак Ньютон был жив сегодня, то он должен был иметь право  запатентовать Закон всемирного тяготения?

— Вот именно, — сказал Март. — Именно это я и предлагаю.

В зале все зашевелились, послышался скрип ног по полу. Со стола Комитета раздались несдерживаемые смешки.

Председатель Когсуэлл тоже не сдержал улыбки:

— Во-первых, я не понимаю, какую пользу принесло бы доброму сэру Исааку обладание таким патентом. Я уверен, что Закон гравитации будет продолжать действовать, независимо от патента. Вы предполагаете, что патентование Закона тяготения как-то повлияло бы на нашу жизнь? Возможно, сэр Исаак мог бы взимать пошлину с каждого из нас за привилегию держаться на поверхности Земли в силу своего закона? Или взимать пошлину с каждого упавшего яблока?

Сенаторы хихикнули в унисон, повернувшись друг к другу, демонстрируя, что каждый оценил остроумие Когсуэлла. Но Март смотрел поверх их лиц, не боясь быть смешным. Он был доволен их недовольными взглядами:

— Я не делаю таких предположений.

— Тогда, пожалуйста, объясните Комитету, какую земную ценность представлял бы для сэра Исаака Ньютона патент на Закон всемирного тяготения! И какая польза будет вам, если вам выдадут патенты на то, что судя по-всему является столь же очевидными Законами природы.

— В вашем последнем утверждении кроется ошибка, которая лежит в основе всех наших трудностей в понимании друг друга, — сказал Март. — Действие гравитации очевидно. Но Закон гравитации очень далек от очевидности. Законы, которые я открыл, еще менее очевидны. На самом деле они настолько неочевидны, что я рискну предположить, что, если я не соглашусь раскрыть их не получив надлежащую патентную защиту, они могут быть не открыты по крайней мере еще сто лет.

— Вы высоко оцениваете свои собственные способности по сравнению с способностями ваших коллег! — сухо сказал Когсуэлл.

— Нет, дело не в моих способностях, а в методах, с помощью которых я смог сделать эти открытия. Чтобы прояснить мою позицию, давайте возьмем более понятный пример. Одним из самых известных технологических устройств в современной науке и промышленности является обычный фотоэлемент. Фотоэлемент стал возможным благодаря открытиям доктора Альберта Эйнштейна. Доктор Эйнштейн не изобрел фотоэлемент — он открыл основные принципы, с помощью которых другие смогли спроектировать устройство. Вы видите какая несправедливость? — Доктор Эйнштейн не получал и не мог получить никаких патентов на свои основные открытия. Он ушел без какого-либо заметного вознаграждения за эту работу. Но корпорации которые с тех пор разработали и изготовили фотоэлементы, получили баснословные гонорары за патенты, которые они имеют на фотоэлементы. Человек, сделавший фотоэлементы возможными, не получил никаких гонораров.

Этот же человек, благодаря своему важному принципу: E = MC², заложил основу для атомной бомбы. И известно, что Комиссия по атомной энергии не выплачивала ему никакого вознаграждения за каждую произведенную бомбу, ему или любому другому ученому, чьи основные открытия сделали возможным производство этого оружия. С другой стороны, вы обнаружите, что…

В дальнем конце комнаты внезапно возникла суматоха, это доктор Дикстра взлетел со своего места и помчался по короткому проходу к столу сенаторов.

— Это нелепо! — воскликнул он. — Совершенно нелепо! Джентльмены, нельзя допускать чтобы имя доктора Эйнштейна осквернялось, упоминалось в связи с этой… этой корыстной попыткой…

Председатель Когсуэлл громко постучал молотком:

— Пожалуйста! Вас вызовут и разрешат дать показания, когда придет время. В данный момент мы слушаем доктора Нэгла. Пожалуйста, займите свое место и воздержитесь от дальнейших вмешательств подобного рода.

— В данный момент, — продолжил Март. — Я хочу поднять еще один важный вопрос. Было упомянуто о потребности нации в научных талантах высшего порядка, о необходимости новых и фундаментальных открытий. Да это действительно так. Более того наша потребность в этом критична. Но фундаментальная научная работа не выполняется в достаточном объеме, потому что материальное вознаграждение отдельного исследователя и его спонсорского агентства недостаточно велико.

Я показал это на примере такого человека, как доктор Эйнштейн. Но возьмем корпорацию, которая вкладывает большие средства в научные исследования. Рассмотрим Gigantic Electric Corporation. Она берет на себя бремя фундаментальных теоретических исследований на сумму в пять миллионов долларов в год. В результате открываются некоторые основные законы химии и течения жидкости. Из-за патентной ситуации эти законы не могут быть защищены, но им очень рады в Mammoth Chemical и Altitude Aircraft, инженеры которых получают большое количество патентов на устройства, которые они разрабатывают на основе принципов, открытых в Gigantic.

Планируется что в следующем году исследования Gigantic приведут к созданию теории полупроницаемой мембраны. Mammoth Chemical любезно поблагодарит их, проведет некоторые разработки и получит патенты на методы извлечения пресной воды из морской по доллару за кубическую милю или около того. AEC улучшит фильтры в Ок-Ридже. Кто-то еще получит патенты на выделение полезных углеводородов из побочных продуктов переработки нефти для производства пластмасс. — Gigantic Electric Corporation не получит ничего. Ее акционеры не получат ничего. Гигантский провал большой теоретической исследовательской программы. Мало кто осмеливается браться за такую работу, потому что при нашей нынешней патентной системе нет возврата денег от теоретических исследований в достаточном масштабе. Вот в чем наша проблема, джентльмены. Дело не в том, что доктор Мартин Нэгл — собака на сене по отношению к тем немногим вещам, которые у него есть. Это серьезная проблема, которая затрагивает каждого искреннего, ответственного ученого высшего уровня в стране. Это влияет на научное благосостояние всей страны. Я призываю вас изменить существующее положение, дать нам решение, в котором мы нуждаемся!

После этого пришел черед выступлений желающих высказаться. Были выступления озлобленные, озадачивающие и сенаторы с удивлением слушали, как молодые исследователи говорили об идиотизме юридического подхода к научным вопросам. О трудности определения отличия важных направлений от неперспективных. О таинственной вспышке гения, столь необходимой для изобретательства.

Некоторые из менее выдержанных изливали безудержную горечь от долгих часов исследований и разработок, признанных бесплодными с точки зрения патентоспособности.

Но все это не выходило наружу, не становилось известно обществу — заметил Март. Репортеры записывали его слова, но почему-то получалось так, что записанное ни сколько не опровергало обвинения, выдвинутые Бэрдом. Прессе было гораздо легче процитировать Дикстру и его комичную, мелодраматическую интерпретацию, чем искреннее разочарование исследователей, которые делали все возможное, чтобы поддержать Марта.

В четверг в полдень он сказал Берку:

— Мы должны всю эту дискуссию перенести туда, где каждый житель нашей страны сможет ее оценить. Даже если мы победим здесь, в этом Комитете и даже в Конгрессе, мы не переубедим тех людей, головы которых заморочил Бэрд. Вот настоящий враг.

— Что ты собираешься делать? — спросил Берк.

— Я собираюсь предложить Бэрду взять у меня интервью в его программе, в прямом эфире.

Берк присвистнул:

— Брат, это все равно что сунуть голову в пасть льва по самые пятки. Да ты знаешь, что он с тобой там сделает на этом так называемом интервью, он же профи. Ты там будешь как бабочка пришпиленная булавкой к картонке. Он слова тебе не даст сказать, а обрушит на тебя гору обвинений, причем во всех смертных грехах . Бэрд снимет с тебя шкуру!

— Не думаю, — сказал Март. — Ее довольно трудно содрать.