© Ярослав Кудлач, «Последняя фреска», 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Это случилось пять с половиной веков назад.

Августовское солнце озаряло тёплыми лучами Рейн, ветерок шептал в листве, и граяли над скопищем крыш нахальные вороны. Но в ушах людей звучал их крик зловещим набатом, ибо лишь один беспощадный правитель царствовал на земле в то время – бубонная чума. Страх разогнал жителей по домам, заставив запереть окна и двери в тщетных попытках защититься от моровой язвы. Напрасно молились монахи в монастырях и священники в церквях, взывая к Всевышнему о спасении. Молчал Господь, молчали дома и мостовые, молчала река, и только вороны торжествующим карканьем нарушали тишину в полумёртвом городе. Никого не было около городского моста в тот знаменательный день, поэтому никому не довелось увидеть шествие, столь неуместное в годину бедствий.

Первыми на мост вышли пятеро горожан, облачённых в богатые наряды. Они тащили небольшой сундук, окованный железом и щедро украшенный чужеземной резьбой. Следом показался старик в расшитой золотом ризе. Он опирался на потемневший от времени деревянный посох, увенчанный округлым завитком наподобие улиточной раковины. Замыкал процессию закутанный в бурый плащ человек, прятавший лицо под капюшоном. Его ноги заплетались, подошвы шаркали, голова болталась. Казалось, он сейчас рухнет под невидимым гнётом, но таинственная сила словно вздёргивала незнакомца за плечи и заставляла тащиться следом за важными спутниками.

Когда процессия достигла середины моста, горожане с видимым облегчением поставили сундук, глухо лязгнувший о камни. Старик приблизился и властно поднял руку. Повинуясь его жесту, пятеро открыли сундучок, вытащили оттуда нечто, завёрнутое в дерюгу, положили на мостовую и опустились на колени. Только человек в плаще по-прежнему стоял безучастно, слегка покачиваясь, словно засохшее дерево на ветру….

Несколько рук протянулись одновременно и развернули свёрток. Тогда испуганные вороны с карканьем закружились над мостом, ибо нестерпимый блеск от маленькой вещи полыхнул и устремился ввысь. Старик в ризе повелительно ткнул пальцем в сияющий предмет.

Ожил человек в буром плаще. Медленно подошёл он к коленопреклонённым людям и выпростал из рукавов тонкие кисти рук. Высоко взметнулись они, подобно трепещущим мотылькам. И прозвучали над городом неслыханные доселе слова. Не человек произнёс их, не ветер прошептал, не прожурчала река. Глухо, тяжко упало на город неизбывное заклятье. Тогда умерло великолепное сияние, и остался лежать на мосту чёрный, бесформенный камень. Повинуясь приказу, сановники положили его на перила. Человек с посохом перекрестился и решительно столкнул камень в реку.

И произошло невероятное.

Взлетели сонмища капель, которые стали множиться, сплетаясь и завиваясь в бурлящую тучу, обретающую знакомый ужасный облик. Над мостом, над городскими крышами, кипя миллионами брызг, вознеслось новорождённое чудовище. Сверкнула невесть откуда взявшаяся молния. На мост обрушился ураганный порыв ветра. Небо заклубилось чёрными облаками, они стремительно росли, громоздясь друг на друга. Призрак поднялся рывками, будто пытался сбросить невидимые цепи, но тут прокатился оглушающий громовой раскат и хлынул с небес всеочищающий ливень. И смешались капли дождя с телом страшилища, и опустился бессильно зловещий дух обратно в реку.

Дождь насквозь промочил роскошные одеяния, заставил всех дрожать и переминаться с ноги на ногу, но люди стояли, позволяя струям чистой воды беспрепятственно омывать лица. И никто не заметил, что человек в буром плаще медленно осел, завалился на бок, а затем и вовсе растаял, оставив лишь бесформенную груду мокрого тряпья.

Начали распахиваться окна. Горожане, не понимавшие, откуда обрушилась гроза с ясного неба, крестились и шептали молитвы. Сначала робко, а потом смелее зазвонили колокола. Радостно, победно прокатился звон по базельской земле. Он звал всех на улицы, пел о том, что бедствия кончились, что чума ушла, что жизнь теперь будет прекрасна, что взойдёт пышный урожай и наполнятся закрома, что город отныне будет вечно богат и славен, а беды и несчастья никогда не потревожат благословенную долину Рейна. Дождь всё лил и лил, очищая улицы от зловонного дыхания смерти. И по-прежнему стояли на мосту сановники в промокших одеждах, жадно глотая низвергавшуюся с небес животворную влагу…

Человеческая жизнь сравнима с полноводным потоком, капризным и неудержимым. Аналогия банальная, однако верная. Течёт, бурля водоворотами и перекатами, река нашего существования. Людские характеры можно уподобить предметам из её чрева или жителям водной стихии. Одни мечутся стайками на мелководье, напоминая очумелых мальков, так и не ставших взрослыми рыбами. Другие смахивают на камни, обросшие водорослями: никакое течение не сдвинет их с места, пока не опустится ковш экскаватора и не сковырнёт застывшие булыжники. Кое-кто хищной щукой прячется в зарослях, а иные щепками несутся вниз по течению, чтобы рано или поздно провалиться в омут небытия. Все судьбы разные в потоке жизни, и лишь одно объединяет пёстрых обитателей реки: никто не может войти в неё дважды.

Если и дальше пользоваться такими сравнениями, то охранника спецотдела университетской библиотеки следует уподобить опоре железнодорожного моста. И дело отнюдь не во внешности, хотя страж действительно напоминал пузатый каменный столб. Главным свойством его характера была незыблемая страсть к порядку. Именно этим он смахивал на могучего «быка», несущего груз железнодорожных путей. Глядя на двух сердитых студентов, охранник лишь весело топорщил седые усы. Нет допуска – нет доступа, и разговор кончен!

Но стоящие перед сторожем молодые люди заслуживают отдельного описания. Вот несколько цифровых снимков, ныне хранящихся на жёстком диске полицейского компьютера.

Епископ базельский Йоханн фон Веннинген восседал в пурпурном кресле и мысленно проклинал краснодеревщиков, оное кресло соорудивших. И хотя на челе его преосвященства не отражалось никаких эмоций, напряжённая поза свидетельствовала о неудобствах, причиняемых высокочтимому седалищу. Право же, за такую работу нерадивых ремесленников нужно отправить в застенки святой инквизиции. Пусть попробуют на своих задах другое кресло, с помощью которого стражи Бога истинного столь умело развязывают языки еретикам.

Фон Веннинген запустил руку в груду свитков на столе. Вытащил один, развернул. Преподать урок самоуверенным строгалям необходимо, но каким образом? Ни в ереси, ни в нарушении благочестия их обвинить нельзя. Кроме того, ремесленные цеха Базеля сильны и своих людей защищают надёжно. Не епископат, а город мастеров какой-то.

Йоханн фон Веннинген вздохнул и углубился в непростое занятие: вычитку доносов смиренных служителей церкви друг на дружку. Такое дело следовало бы поручить секретарю, но его преосвященство предпочитал всё узнавать из первоисточников.

Послышалось осторожное постукивание, скрипнула дверь, и в щель просунулся длинный унылый нос, принадлежавший слуге:

– Виноват, ваше преосвященство, там к вашей милости явился какой-то купец. Прикажете просить?

Фон Веннинген отмахнулся.

– Мне некогда, – заявил он, не отрываясь от свитка. – Пусть придёт послезавтра до полудня.

– Он утверждает, что прибыл издалека и хочет видеть вас по неотложному делу…

Епископ нахмурил брови и грозно сверкнул глазами на слугу:

– Мне и без купцов хлопот довольно. Скажи, чтобы обращался в совет, в ратушу. Нечего тут делать представителям гильдий. Ступай!

Слуга испарился, а фон Веннинген развернул следующий свиток. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как в дверь снова просунулся дрожащий от ужаса нос.

– Что там ещё? – рявкнул рассерженный старец.

– Па-па-прастите, – заикаясь, выговорил слуга, – он велел пхе-передать, что его имя Андреас Окс и он должен…

Епископ вскочил с неподобающей возрасту и сану резвостью.

– Как? – загремел он. – Андреас Окс вернулся? Что же ты молчал? Сейчас же зови!

Слуга умчался. Фон Веннинген взял посох, вышел из-за стола и принял соответствующую должности позу. Через минуту раздались бухающие шаги, сопровождаемые лязгом шпор, и в зал вошёл высокий, широкоплечий мужчина, одетый в запылённое дорожное платье. На поясе висел короткий меч в видавших виды ножнах, голову покрывал некогда дорогой, а ныне истрёпанный шаперон. Вид гостя говорил о проделанном дальнем пути, но на круглом румяном лице не было заметно и следа усталости. Чёрная борода раздвинулась, сверкнули ослепительно белые зубы, и странник оказался у ног епископа.

– Андреас, друг мой, – сказал фон Веннинген, отечески улыбаясь.

– Ваше преосвященство! – гость приник к протянутой руке с драгоценным перстнем на указательном пальце.

– Ну, хватит, – епископ высвободил руку и жестом велел гостю встать.

Тот вскочил, сорвал головной убор и зашвырнул в угол. Епископ нисколько не разгневался на такую вольность, а добродушно указал на стул. Путешественник с удовольствием рухнул на сиденье. Фон Веннинген пристально рассматривал отдувавшегося купца.

– Вернулся, – произнёс наконец епископ базельский. – Живой.

– Да, я жив! – кивнул Андреас Окс. – Хотя мог бы погибнуть раз пять, не меньше.

– Рассказывайте! – стукнул посохом старец. – Где вы странствовали целых полтора года?

– Два года, ваше преосвященство, – поправил купец. – Два года без трёх недель и двух дней. За это время приучился есть всё, что попадалось, и пить, что наливали…

Епископ рассмеялся.

– Всё тот же Андреас Окс! – сказал он и трижды стукнул посохом в дверь. – Ходит вокруг да около, но чтобы попросить – ни-ни!

– Я опасался гнева вашего преосвященства, – лукаво сказал визитёр. – Говорить о вине и прочих утехах в доме служителя святой церкви…

– Верно, мне вино не положено по сану, но для гостей в погребах всегда что-нибудь найдётся…

В кабинет заглянул знакомый нос.

– Кувшин бургундского моему гостю! – приказал фон Веннинген. – Да принеси мяса и хлеба! Ведь вы голодны, мой друг?

– Быка целиком проглочу! – откровенно объявил Окс. – Со вчерашнего утра ни крошки во рту!

Слуга опасливо кивнул и пропал с глаз.

– Как дорога? – спросил епископ. – Вы сказали, что чуть не погибли…

– Все опасности, подстерегающие торговцев на тропах чужих стран, ничто по сравнению с упрямством городской стражи Базеля! Я им, видите ли, не понравился, и они долго тыкали в меня и лошадь алебардами. Тогда я разозлился и заявил, мол, меня ждёт сам епископ и я зарубил прошлой ночью пятерых разбойников не для того, чтобы у самой цели пререкаться с глупыми стражниками. Они сразу притихли.

– А вы действительно убили пятерых злодеев? – полюбопытствовал его преосвященство.

– Вообще-то, злодеев было только двое, и случилось это не ночью, а днём, две недели назад в Милане. Я хотел пройти, а эти хамы загородили ворота! Да и не убивал я их, лишь чуток помял. Они, видите ли, не хотели выпускать меня из города.

– Так это были не разбойники? – удивился епископ.

– Нет, такие же болваны с алебардами. Я там давеча в трактире нашумел. Подлецу трактирщику не понравилось, что я ухаживаю за его дочерью. Ну я и съездил ему по зубам. Потом даже хотел заплатить, но этот дурак помчался в казармы и позвал стражу. Отвели нас к судье. Начал он допрос, а трактирщик только шипит и кровью плюёт, еле говорит. Судья велел мне остаться в городе, пока пострадавший не вылечится и не даст показания. Сидеть в Милане и ждать – нет, это не по мне. Я отправил слуг вперёд, а сам решил выйти через другие ворота, но стражники задержали! Пришлось поколотить обоих…

Епископ снова улыбнулся:

– Да, вы с детства отличались вспыльчивым характером. Недаром получили прозвище Чёрный Петух…

– Точно, – подтвердил Андреас. – То и дело с мальчишками дрался. Папаша покойный, бывало, узнает, как схватит вожжи и давай меня охаживать. Только постарел он уже, рука не та. Лупит, а я смеюсь. Ну, хлестнёт с десяток раз, да и отпустит…

Дверь вновь открылась. Носатый слуга внёс огромный кувшин и глиняную кружку. Следом вошёл мальчик с цельным копчёным окороком и буханкой ржаного хлеба. При виде такого великолепия купец жадно заурчал, придвинулся к столу и бесцеремонно сгрёб в сторону свитки. Фон Веннинген опустился в ненавистное кресло и замахал рукой на прислугу. Те поставили принесённое и, пятясь, удалились. Окс, не церемонясь, налил полную кружку, осушил её залпом, налил вторую, сделал ещё несколько глотков и лишь потом вытащил нож. Глядя, как путешественник расправляется с едой, епископ поощрительно улыбался, но пальцы его преосвященства нервно поглаживали верхушку посоха.

Покончив с трапезой, Андреас вытер руки о запылённый кафтан и довольно откинулся на спинку стула.

– Стало быть, с настоящими опасностями вам не довелось встретиться? – саркастически спросил фон Веннинген. – Вы сражались лишь с владельцами придорожных трактиров?

В ответ Окс повернулся к собеседнику левым боком, отвёл длинные волосы, и епископ нахмурился, увидев, что у купца не хватает части уха, а от брови через череп тянется ровный белёсый шрам.

– Это случилось в Литве, неподалёку от Вильно. Леса там дремучие, не в пример здешним. Насели на нас с двух сторон. Мне саблей и досталось. Хорошо, что удар вскользь пришёлся. Ухо, конечно, жалко, зато мой обидчик живым не ушёл: я ему бок распорол и печень наружу выворотил. Отбились мы тогда со товарищи, но трое из семи моих спутников никогда не вернутся домой…

Андреас замолк и налил ещё вина. Епископ побарабанил пальцами по столешнице:

– Ну хорошо. Перейдём к делу. Что с нашим поручением?

Купец неторопливо потягивал вино и посматривал на его преосвященство поверх глиняной кружки.

– Божественный напиток, – объявил он. – Ни в Литве, ни в Московии хорошего вина не достать, не говоря уж о Турции. Последователям Мухаммеда вера запрещает пить хмельное, поэтому они курят зелья, уносящие в царство грёз и видений. Московиты гонят ужасную брагу. От неё горят внутренности и глаза лезут из орбит. Разве что в Тавриде… Тамошние склоны просто созданы для виноградной лозы. К счастью, торговля и виноделие процветают, ибо генуэзцы пока ещё владеют южным берегом. Но долго ли они продержатся, никто не знает. Пройдёт совсем немного времени, и там воцарятся турки…

Андреас снова приложился к кружке. Епископ ждал, положив подбородок на сплетённые пальцы.

– В начале этого года я отправился в генуэзскую крепость Сугдею, – продолжал Окс. – Все купцы окрест и пришельцы из дальних стран стремятся туда и товары предлагают самые удивительные. Но главное, чем славится Сугдея, – это чудесные диковины и старинные манускрипты. Я стремился в Тавриду не только для того, чтобы дёшево приобрести шелка и пряности. Лишь там можно встретить древние свитки, в которых скрыта мудрость прошлых веков. И лишь там я нашёл, что искал.

Мы приплыли в Сугдею одиннадцатого марта тысяча четыреста пятьдесят девятого года. Путешествие далось нелегко, сильно штормило, дул холодный, пронизывающий ветер. Корабль изрядно потрепало, поэтому мы с огромной радостью высадились на гостеприимную землю. К счастью, мои товары не пострадали, и я смог совершить несколько выгодных сделок. Покончив с торговлей, я двинулся на поиски. Надо сказать, когда я описывал хозяевам лавок цель своего путешествия, они лишь пожимали плечами. Во всём свете, твердили они, ни один воин не сможет захватить это чудовище живым или мёртвым. В конце концов, один из греческих торговцев, более обходительный, чем остальные, указал на лавку некоего Абделятифа Эль-Фузи, выходца из стран Магриба. Только смотри, предупредил меня добрый купец, старик почти выжил из ума. Я поблагодарил товарища по странствиям и пошёл навестить магрибинца.

Лавка араба находилась в самом дальнем углу крепости. Оказывается, я уже дважды проходил мимо неё, приняв ветхую развалюху за обыкновенный сарай. Я толкнул трухлявую дверь и вошёл.

Пока глаза не привыкли к темноте, я ничего не мог разглядеть, но чувствовал присутствие живого существа, копошащегося совсем рядом.

– Есть тут кто? – спросил я, но ответа не получил.

Постепенно стали видны предметы убогой обстановки: стол, лавка, груда неопрятной утвари в углу… Под столом шевелилась какая-то тень. По моей спине пополз холодный озноб. То, что жило в этом сарае, не могло быть человеком. И пахло тут не по-человечески, а скорее как в лисьем логове. Я совсем решил удалиться, когда животное выбралось из-под стола. Тут волосы мои встали дыбом, а зубы застучали. Передо мной оказался полосатый зверь, похожий одновременно на волка и гигантскую крысу. Посмотрев на меня, он зевнул, открыв пасть так широко, как не может ни одна божья тварь, и я увидел огромные крокодильи зубы. Тут остатки мужества меня покинули, я бросился к двери и едва не сбил с ног маленького старичка. Это и был магрибинец Абделятиф Эль-Фузи, торговец заморскими чудесами. Увидев мой испуг, он засмеялся и сказал по-гречески, что крысоволк без приказа никого не трогает и слушается хозяина, как собака.

– Его маленьким щенком привезли индийские купцы, – добавил араб. – Это очень редкий зверь с далёких южных островов, едва ли не с края света. А я люблю диковины, вот и купил, целый ворох соболиных шкур отдал.

Хозяин зажёг масляную лампу. Зверь и вправду оказался не страшен. Он смирно улёгся и, моргая, смотрел на огонь, действительно походя на странного вида собаку. Магрибинец стал выспрашивать, что привело меня к нему. Я подивился, почему мне отрекомендовали араба как безумца? Речи старика были спокойны и полны достоинства, глаза ясны, а осанка тверда и не лишена величавости. Узнав о моих поисках, он надолго задумался. Достал из котла неаппетитный кусок мяса и кинул своему таинственному хищнику. Затем посмотрел на меня так проницательно, что я забеспокоился, не умеет ли этот колдун читать мысли.

– Я дам тебе, что ты просишь, – произнёс Абделятиф Эль-Фузи, когда крысоволк доел мясо и забрался под стол. – Но ты должен пообещать, что не станешь использовать чудовище для злых и корыстных дел. Ибо прокляты будут те, кто употребит силу Короля во вред другим или прольёт кровь невинных.

– Нет же, сила его будет очищать воду и уничтожать болезни! – воскликнул я горячо.

– Тебе я верю, – кивнул магрибинец. – Главное, чтобы пославшие тебя были столь же чисты в своих помыслах.

С этими словами Эль-Фузи отбросил лежавшую на полу грязную циновку и сдвинул доски, оказавшиеся под нею. Открылся узкий лаз со ступеньками, выдолбленными в земле. Взяв лампу и приказав следовать за ним, старик начал спускаться в чёрную дыру подпола. Идти вниз я боялся. Казалось, что ступени ведут в ад, и старик вот-вот обернётся ужасным демоном преисподней. Но ничего не случилось, мы благополучно достигли дна погреба, где старый араб зажёг несколько свечей.

Странное и удивительное зрелище представилось моим глазам. Погреб оказался просторным, сухим и чистым, а вдоль стен тянулись полки, уставленные всевозможными редкостями. Пресвятая дева, подобных вещей я никогда в жизни не встречал! Как зачарованный бродил я среди скелетов немыслимых существ, обитающих в неведомых краях, рассматривал тушки зверей и птиц, волшебным образом сохранявшихся в стеклянных сосудах. Видел я мумии русалок со сморщенными, плаксивыми личиками, шкуру рогатого зайца и даже настоящий драконий череп! Под потолком висел цельный рог единорога, да таких размеров, что, продав лишь его, старик мог бы дожить свои дни в благополучии и достатке. Но мне стало ясно, что магрибинец избрал иную стезю – познания и постижения. Недаром торговцы считали его безумцем. Разве с купеческой точки зрения не безумен тот, кто вместо наживы стремится к приобретению знаний, не продающихся за золото?

– Вот тут, – сказал Эль-Фузи, положив руку на небольшой сундук, – ты найдёшь его. Возьми и уходи. Я дарю тебе это, потому что боюсь. Моя жизнь приближается к концу. Мне не жаль диковин, поскольку их подлинная ценность недоступна разумению неучёного человека. Мне не жаль накопленных знаний, ибо всё, что мне удалось познать, сохранится в рукописях. Но меня ужасает мысль, что проницательный человек окажется способен проникнуть в тайну Короля Змей. Забери его и увези подальше. Только помни: власть над ним не может быть вечной…

Андреас Окс замолк и заглянул в опустевший кувшин.

– Где он? – тихо спросил епископ базельский.

– Здесь, – просто ответил купец. – Внизу.

– Я хочу это видеть, – сипло произнёс фон Веннинген.

Андреас встал, открыл дверь и отдал приказ. Через несколько минут явились двое слуг. Они тащили странного вида сундучок, украшенный чужеземной резьбой. Повинуясь жесту хозяина, слуги поставили сундук посреди комнаты и удалились. Купец достал связку ключей.

– Не беспокойтесь, ваше преосвященство! – сказал он, видя, что епископа пробирает дрожь. – Василиск мёртв и никому угрожать не может. Вот!

С этими словами Окс открыл сундук. Фон Веннинген заглянул внутрь и отшатнулся, осенив себя крестным знамением.

– Омерзительная, богопротивная тварь! – проговорил епископ сквозь зубы.

– Ах, ваше преосвященство! – насмешливо отозвался купец. – Вам ли решать, что богопротивно, а что нет? Или не вы отправили меня на поиски, снабдив деньгами, одеждой и оружием? Вы ведь не считаете богопротивными собственные деяния? Смотрите же!

Андреас вытащил из сундука ссохшееся, искривлённое тело невероятного создания. На завитом кольцами змеином туловище сидела петушиная голова. Запавшие глаза зажмурены, клюв раскрыт, словно в беззвучном крике. Крылья с изодранными перепонками прижаты к спине, куцые лапы стиснуты в последней судороге. Хвост оказался отломан и лежал в сундуке отдельно.

– Вот он, василиск, великий и ужасный! – насмешливо объявил Окс. – Мёртв, как вяленая треска. Смердит тоже преизрядно. И эта тварь должна наводить ужас на всё живое? Вот что я скажу, ваше преосвященство. Когда я проезжал через Геную, мне попался умный попутчик, немало имевший дело со всякими заморскими диковинками. Он рассказал, как умельцы создают чучела несуществующих тварей. Голову от одного, туловище от другого, лапы от третьего – и неизвестный зверь готов! Вспоминая этот рассказ, я проникаюсь глубочайшими сомнениями, настоящее ли это чудовище? Скорее всего, сей василиск – лишь ловкая работа восточных чучельников.

Лицо епископа потемнело от гнева.

– И вы посмели явиться ко мне с жалкой подделкой? – прогремел он. – Вы заслуживаете страшной кары за обман! Я вызову стражу! Эй!

Но купец нисколько не испугался. Бросив мумию на пол, он посмотрел в глаза разъярённому фон Веннингену:

– Хотите меня арестовать? Что ж, воля ваша. Только на допросе я расскажу всё без утайки: кто меня послал, куда и зачем. А что такими показаниями заинтересуется святая инквизиция, это уж как пить дать.

Фон Веннинген побледнел. Андреас вскинул руку:

– Не беспокойтесь, ваше преосвященство. Мне понятны причины вашей ярости, но поверьте, она совершенно беспочвенна. Поручение выполнено. Будьте любезны, загляните в сундук. Видите? Там, на внутренней поверхности?

Епископ опасливо приблизился. Все стенки сундучка, его пол и крышку покрывали тонкие, глубоко врезанные письмена. Фон Веннинген нахмурился, пытаясь вникнуть.

– Но, – проговорил он пару мгновений спустя, – я ничего не могу разобрать!

– Я тоже, – признался купец. – Зато смог арабский учёный. Это язык одного из кочевых народов азиатских степей, а надписи сделаны забытыми ныне рунами. Вот перевод текста на греческий. Его мне также преподнёс в дар Абделятиф Эль-Фузи…

Андреас протянул фон Веннингену пергаментный свиток. Тот принял его двумя пальцами, словно дохлую лягушку. Окс усмехнулся в бороду, глядя, как епископ, развернув рукопись, беззвучно шевелит губами. Затем его преосвященство положил свиток на стол и вновь уставился на маленькое чудовище.

– И что же, – проговорил он глухо, – если выполнить всё в точности, то василиск оживёт?

– Нет, не оживёт, – отозвался Андреас Окс. – Он родится заново.

Епископ трижды перекрестился. Лежащий свиток шевельнулся и стал сам собой сворачиваться, словно пытаясь скрыть от людей начертанные на нём тайны…

Когда на душу наваливается зима, лишь глубоко уверенные в себе люди способны противостоять гнёту мглы и холода. Зимняя депрессия подступает тихой сапой, начиная с той минуты, когда вдруг обнаруживаешь, что на улицу не выйти без тёплой куртки, а ощущение глубокой ночи падает на окончание рабочего дня. Ты встаёшь до восхода, спешишь на работу или учёбу, прикрываясь зонтиком от надоедливой снежной крупы, а вернувшись, обнаруживаешь, что день пропал. И утром, и вечером охватывает мир сетка снега с дождём, а солнце словно и не появлялось никогда… Горе слабому духом! Сожрёт его зимняя тьма, задавит плита промозглой безнадёжности! Но коли есть у тебя цель, то согреется дух твой, а могущество зимы покажется ничтожным рядом с теплом человеческого сердца…

Магдалена Ланц шла по городу, не замечая мокрого ветра. Радость переполняла студентку философско-исторического факультета. Пергамент отца Иеронимуса и письмо Конрада Витца идеально дополняли друг друга, словно фрагменты разбитой чашки. Но работа только начата. Нужно искать остальные части пазла. Ещё никто не осмеливался утверждать, что «Пляски Смерти» заканчивались иначе. Смерть и Любовь… Не гибель, не адские муки, а Великая Любовь, побеждающая саму Смерть.

Размышляя столь возвышенным образом, фрау Ланц не вкладывала в рассуждения ни щепотки романтики. Она не чуралась высоких чувств, но профессионально отделяла бабочек от цветов. Магдалена отлично понимала: художник, создавая произведение, вовсе не обязан испытывать те же чувства, для него гораздо важнее закончить картину. Впрочем, люди той эпохи отличались истовой религиозностью. Не мог средневековый мастер писать Христа, не веруя. Другое дело – протест против церковных постулатов, на что намекнул в письме Конрад Витц. Жаль, что ван Эйк этого письма не успел прочитать: фламандский живописец умер за две недели до того, как послание доставили. Потому-то и отправилось оно в архив города Брюгге, где лежало без малого шесть столетий, погребённое под пластами древней макулатуры.

Отношение к личной жизни у Магды складывалось точно так же: вот бабочки, а вот цветочки. Чувства не должны влиять на учёбу, работу, творчество и тому подобное. Выражаясь проще, Магдалена жила одиноко и от этого вовсе не страдала. Многие парни пытались за ней ухлёстывать, однако стоило девушке насмешливо приподнять верхнюю губу, украшенную белым шрамом, у незадачливого кавалера опускалось всё, включая руки. Окружающие недоумевали, почему такая барышня – умная, образованная, интеллигентная, а главное, аппетитная, словно свежевыпеченный брецель – не может найти себе пару. Разумеется, Магдалена могла оценить красоту человеческого тела, но лишь эстетически. Чистая физиология её не только не притягивала, но и откровенно раздражала. Необходимость ухаживать за своим телом, кормить его, поить, и, соответственно, наоборот, приводила Магду к размышлениям о высшем разуме, свободном от тягот бытия. Религией тут даже не пахло, просто Магдалена стремилась к идеалу, в свойства которого не вписывались физиологические потребности.

Покинув библиотеку через служебный выход, девушка заметила Луку Рюттингера. Он сидел рядом с известным всему городу Безумным Фотографом. Ну и проныра, мелькнуло в голове у Магды, подкарауливал! И она свернула в ближайший переулок, надеясь ускользнуть от липучего поклонника.

Лука Рюттингер и Йонас Лаутенбах (один учился на медицинском, другой на юридическом) жили в том же общежитии, только въехали на месяц позже. Они дружили со школьной скамьи, свободное время проводили вместе и даже ухаживали за девушкой вдвоём, нисколько друг друга не ревнуя. Такая дружба заслуживала уважения, но отделаться от этой парочки было нелегко. А тут ещё нагрянул из Неаполя то ли знакомый, то ли дальний родственник Йонаса – Бенито… Как бишь его… Маринелли, вот! Приехал учиться на экономиста, но на будущего менеджера не похож. Так и вьётся, так и норовит подлезть. Синьорина, вас проводить? Что синьорина делает вечером? Синьорина сегодня прекрасна… Как подобных мачо в университет принимают? И манеры у этого молодчика уголовные… Решено: завтра же ухожу на новую квартиру. Пусть там из мебели только матрац и два стула, зато никто не будет приставать, как волос к свеженаписанной картине.

Задумавшись, девушка не заметила, что дошла до Барфюсерплатц и стоит перед историческим музеем. Подсознание не дремлет, отметила она про себя. Что ж, есть прекрасный повод посмотреть на предмет исследования. Авось прилетит сама Клио и шепнёт, где искать доказательства. Вдруг осколки фрески хранятся у какого-нибудь дилетанта на чердаке? Надо раскопать документы, относящиеся к сносу кладбищенской стены в тысяча восемьсот пятом году. Невежественные рабочие сломали великое произведение искусства, лишь двадцать три фрагмента удалось спасти знатокам живописи. Можно ли узнать имена тех, кто ночью уносил, пряча под плащом, обломки бесценных рисунков?

Магдалена толкнула тяжёлую старинную дверь, и беспокойный город остался снаружи. Надвинулась мудрая тишина, и девушка сразу забыла о шумном двадцать первом веке…

– Давай рассуждать логически. Что у нас в активе?

– Кроме нескольких бредовых виршей – ничего. Зато в пассиве все люди города, включая туристов и нас самих.

– С чего ты взял, что Король пытается освободиться?

– Говорю тебе: интуиция плюс факты. Мы с тобой едва проснулись. Но мы оба, независимо друг от друга, знаем о своём предназначении. Далее: и ты, и я, хоть смутно, но всё же помним Магдалену Ланц. Я так вообще знал о ней с детства, а ты вспомнил сразу, как только увидел.

– Неужели она действительно из наших?

– Ох, лишь бы не хуже… Итак. Дополним вышесказанное рифмоплётством Безумного Фотографа, помножим на диссертацию нашей юной правдоискательницы – и вуаля! Запасайтесь зеркалами, граждане города мастеров! Это знаки, понятные лишь нам. Один комочек снега, второй, третий, и вот уже катится вниз лавина…

– Понимаю… Словно лампочки вспыхивают. Одна, вторая, третья…

– Именно. И он среди них. Мы должны успеть первыми.

– Это невозможно! Нельзя гоняться за тенью, шарахаться от каждого прохожего!

– Рано или поздно его потянет к нам, как Магду тянет к «Пляскам Смерти», будь они неладны… Оставь прохожих, пусть идут. Смотри на приближающихся. Среди них встретятся и наши, только не пытайся никого будить!

– Слушай… А текст Договора ты не помнишь?

– Увы… Пятьсот лет прошло… Если бы не пропал свиток магрибинца…

– Лишь бы его не нашла Магдалена.

– Тут бояться нечего. Всё сгорело. Жаль, до фресок не добраться…

– Поздно. Все про них знают. А ведь это ты отдал приказ о сносе кладбищенской стены в тысяча восемьсот пятом, верно?

– Конечно. Хоть фрагменты и сохранились, но нам удалось его остановить…

– Кто же такая Магдалена Ланц?

– Могу только предполагать.

– Ясно. Чем глубже она закапывается, тем больше шансов на пробуждение. Эх, угораздило девку…

– Её угораздило намного раньше. Хватит болтать. Магду он заберёт в последнюю очередь.

– А мы, стало быть, первые. Вот дерьмо!

– Выше голову, дружище! Дважды мы затыкали клюв этому поганому созданию, справимся и сейчас.

– Оптимист, однако…

Вот они, «Пляски Смерти»! Вернее, то, что осталось от монументального произведения, растянувшегося некогда на всю стену церковного кладбища. Какой дурак приказал её снести? Несколько лиц, рук, фрагментов одежды – больше ничего не сохранилось. Спасибо Эммануэлю Бюхелю, срисовавшему фрески и переписавшему стихи. Благодаря ему мы знаем, с кем плясала Смерть. Что же ты не скопировал последнюю, самую важную?

Магдалена листала альбом с гравюрами, лежавший на пюпитре. Гадкие скелеты танцевали, корчились и радостно тащили в мир иной людей всех сословий и возрастов. Равенство людей перед Смертью – вот что хотел передать живописец. Пусть лишь малая часть этих зловещих изображений принадлежит мастеру Конраду. Его дух и стиль видны в каждом сюжете.

Но вот уже не гравюры, а раскрашенные терракотовые статуэтки выстроились танцующими парами. Издалека они похожи на оловянных солдатиков, разыгрывающих сражение понарошку в витрине магазина. Так и ждёшь, что явится какой-нибудь толстощёкий бутуз, прильнёт к стеклу и заверещит: «Папа, купи-и-и!» Но не заходят сюда нахальные мальчишки со школьными ранцами, а если вдруг появится ребёнок, то не будет он капризничать и требовать. В этой белой комнате властвует Смерть. Притихнет маленький упрямец, когда увидит улыбающиеся скелеты, прижмётся к папиной руке и заноет, просясь домой. А может, и не заноет, наоборот: будет смотреть, зачарованный адским весельем. И однажды ночью, разбуженный мрачными тенями, лезущими в детские сны, малыш заплачет от безотчётного страха. Да, мальчик, отныне ты знаешь, что тоже смертен. Смирись же и помни, чем закончится твой путь. Ведь бывает, что Смерть приходит за маленькими детьми…

У последней статуэтки Магда остановилась. Сюжет об Адаме и Еве добавили к циклу позднее. В общем ряду он смотрелся, как павлиний хвост у василиска. Тут ощущалась лапища святой церкви, заставившей окончить ряд нравоучением о грехопадении и неминуемой гибели. Мол, не съели бы яблоко, до сих пор жили бы в раю, бессмертные и счастливые. Ха-ха. Расскажите вы ей, цветы мои… Смерть и Любовь – вот что должно завершать серию жутких сценок. Не торжество греха и поповская мораль, а светлая надежда и радость земной любви…

В раздумьях поднялась девушка в фойе и села на лавку. Откинув голову на спинку, посмотрела в стрельчатый потолок.

Что же делать? Пощипать частных лиц? Изучить церковные росписи? Быть может, фреска цела и невредима под поздними наслоениями… Торчит в какой-нибудь церквушке… Так не обстукивать же каждый квадратный дециметр во всех церквях кантона. Пройтись по другим музеям? Искать подсказку в картинах и статуях той эпохи?

Магда вспомнила музей изящных искусств. Там она бывала часто, в основном из-за своего любимого Конрада Витца. Девушка закрыла глаза, и перед ней возникли стены, увешанные картинами. Если двигаться по часовой стрелке, начиная с главной лестницы, можно обойти самую интересную часть экспозиции: Средние века, Возрождение, импрессионисты.

Стены дрогнули и поплыли, повинуясь желанию Магды. Она почувствовала, что лежит в лодочке, влекомой по коридорам. Появлялись картины, смотрели на девушку статуи, похожие на зевак у набережной. Прошествовали древние святые, строго глядя с икон. Знакомые благородные лица, написанные мастером Конрадом, проводили глазами лодку и растворились в тумане. Фламандские и французские пейзажи окружили поток. Слышалась гортанная голландская речь, благоухало сено. Кричали чайки, трещали цикады, а загорелые крестьяне жали рожь и пили пиво из глиняных кружек. Но жизнь подданных не интересовала дворян в пышных одеждах. Лилась кровь с мечей, ржали кони и грохотали орудия, молотившие стены неприступных фортов. Развевались знамёна, а таитянские смуглые женщины беззаботно протягивали Магде гроздья заморских фруктов. Париж замерзал, но в кабаре горели огни, визжал канкан, пахло вином и пороком. Печально взирал на реку Христос, озаряемый оранжево-синим светом. Магдалена хотела посмотреть в глаза Сыну Бога, но увидела, что Иисус лежит, царапая плащаницу посиневшими ногтями. Бородка задралась, белки глаз едва виднелись из-под полуопущенных век, а торчащие рёбра грозили прорвать кожу. Магде почудилось, что гниющая рука пытается показать ей совершенно немыслимый неприличный жест. Новая вспышка оранжево-синего пламени озарила лицо покойника, и над Магдаленой наклонился пылающий жираф. Лодка остановилась. Магдалена поняла, где находится. Христос на смертном ложе и пылающий жираф свидетельствовали, что сзади, там, куда она упирается головой, разинул пасть белый зал Смерти. Течение толкнуло лодку и подвинуло к пропасти. Ещё раз. Ещё.

Магдалена попыталась встать, но тело не слушалось. Под маской Сына Божия скрывался обыкновенный мертвец, а порождение сюрреалистической фантазии только сочувственно качало слепой головой. Тихо зазвучала дудочка, и древний мотив заставил труп задёргаться в дьявольской пляске. Лодка сдвинулась ещё на полшага. И вдруг Магда сообразила: мёртвый Христос и пылающий жираф не могут быть рядом, они на разных этажах! Более того: они в другом музее! Я сплю, поняла Магда, мне снится кошмарный сон. Я лежу у себя, в комнате общежития. Нужно немедленно проснуться.

Собрав в кулак всю волю, девушка приоткрыла глаза. Она лежала в кровати, уперевшись головой в скомканную подушку. Всё выглядело как обычно – тумбочка у изголовья, платяной шкаф у двери, стол с открытым ноутбуком у окна. Не задёрнутые шторы свободно пропускали в комнату свет фонарей, но он освещал только входную дверь. Совершенно обессилевшая Магда тяжело дышала. Не получилось даже приподнять голову. Поэтому, когда раздался скрип ключа в замке, Магда смогла только перевести взгляд на дверь.

За ней кто-то стоял.

Он хотел войти.

Если это шуточки Луки с Йонасом, подумала студентка, я им уши надеру, как маленьким! Со страхом, смешанным с любопытством, она смотрела, как шевелится дверная ручка. Сейчас дверь распахнётся и сюда с воплем ворвутся эти два придурка. Но дверь не распахнулась. Она открылась медленно, тяжко, будто свинцовая.

Магдалена увидела стоящего на пороге.

Чешуйчатое тело, выкованное из чёрного железа, блестело в свете уличных фонарей. Длинная шея гордо несла петушиную голову с маленькой ярко-красной короной. Перепончатые крылья подрагивали, распространяя запах рептилий и гнилой рыбы. Горло чудовища задёргалось, раздался клекочущий голос:

– Магдалена Ланц! Ты видишь меня?

Магда вспомнила, что нельзя смотреть в глаза страшилищу, но отвернуться не смогла. Словно загипнотизированная, она глядела, как из-под выпуклых век прорезается багровое свечение.

– Проснись! – тихо приказал демон, и тело девушки затрепетало в ответ. – Ступай за мной!

– Нет! – хотела ответить Магдалена, но, скованная взором адского создания, не издала ни единого звука.

Всё ярче сияли жабьи глаза чудовища, всё сильнее пахло гнилью, и некуда было бежать от Короля Змей.

– Проснись! – снова проскрежетал голос. – Уже поздно! Пора домой!

Чья-то рука легла Магде на плечо и осторожно затрясла. Девушка застонала, замотала головой, но рука не отпустила. Магдалена глубоко вздохнула раз, другой и лишь тогда смогла вынырнуть из вязкого кошмара. Она сидела на лавке в фойе исторического музея, а рядом стоял, держа её за плечо, молодой человек в синей униформе.

– Музей закрывается, мадам, – сказал он, улыбаясь. – Вам пора домой! Да и мне, кстати, тоже. Поздно, рабочий день закончился! Что с вами? Вам плохо?

– Всё в порядке, – произнесла Магдалена, облизнув губы. – Просто разморило… Устала сильно…

– Хотите, я вызову такси? – предложил сотрудник музея.

– Спасибо, не надо, – ответила Магда и встала. – Я тут близко живу, сама дойду.

Она сделала несколько шагов, покачнулась, и молодой человек едва успел её подхватить.

– Э нет, – сказал он, – так не пойдёт. Сядьте-ка. Вас шатает, словно дерево на ветру. Может, врача?

Магдалена не любила назойливых людей и приготовилась дать отпор незваному помощнику, но натолкнулась на открытую улыбку юноши. Вся её ледяная чопорность мгновенно улетучилась. Девушка впервые почувствовала себя слабой, нуждающейся в защите.

– Простите, вы не могли бы меня проводить? – произнесла она, удивившись собственной просьбе.

Брови незнакомца удивлённо взлетели, а улыбка стала ещё шире.

– С огромным удовольствием! – отозвался он. – Я только переоденусь, это и пяти минут не займёт!

– Хорошо, я подожду.

– Пять минут! – откликнулся молодой человек и улетучился.

Магда протёрла глаза и вдруг зевнула во весь рот. Смутившись, стала оглядываться по сторонам. Нет, пусто, хоть иззевайся до глубины души. Ну и сон, подумалось ей, прямо фильм ужасов. Но до чего реалистично… Василиск, вот кто это приходил. Да, сам базельский василиск удостоил её визитом. Забавно. Магдалена усмехнулась, но в ту же секунду вновь увидела горящий взгляд. В страхе она вскочила и чуть не угодила в объятия давешнего сотрудника. Он успел сменить униформу на кожаную куртку и вельветовые брюки.

– Оп-ля! – удивился он. – А вы молодцом! Ну что, пошли?

– Идём, – ответила Магда.

Но перед выходом всё-таки задержалась и ещё раз посмотрела туда, где обитала пляшущая Смерть и откуда явился обжигающий взгляд.

Ничего.

Девушка вышла на улицу, кивнув молодому человеку, который предусмотрительно придерживал старинную дверь.

– Дорогу его преосвященству епископу базельскому! – надрывался глашатай. – Дорогу!

Носильщики гордо несли портшез епископа. Праздношатающиеся сдирали шапки, прижимались к стенам домов. Четверо гвардейцев прокладывали путь, немилосердно колотя зазевавшихся эфесами мечей. Ещё двое замыкали процессию. Главы гильдий, мастера цехов и дворяне приветствовали главу епископата степенными поклонами. Фон Веннинген выглядывал из окна и благословлял народ слабыми движениями пальцев. Лаяли собаки, прыгали вокруг кортежа любопытные мальчишки.

Стуча по мостовой деревянными подошвами, слуги вынесли высокочтимую ношу на Рыночную площадь и поставили у входа в ратушу. Один гвардеец, молодой, но с манерами командира, отворил дверцу. Стражники у ворот сделали аркебузами на караул, когда фон Веннинген ступил на булыжник перед «гнездом ремесленников». Презрительная кличка, данная его преосвященством городскому совету, в точности соответствовала отношению епископа к цехам и гильдиям. Разумеется, вслух он никогда не позволял себе подобных высказываний, но мнение главы епископата советники знали хорошо. Впрочем, стражники не задумывались над тонкостями политики. Сегодня фон Веннингена ждали, поэтому, когда ворота распахнулись, никто не шевельнулся. Его преосвященство вошёл, сопровождаемый четырьмя гвардейцами и глашатаем, а двое остались охранять портшез. Едва за визитёрами закрылась тяжёлая дверь, аркебузиры опустили оружие и покосились на мечников епископа. Те ответили неприязненными взглядами. Несколько минут царила тишина. Потом охранник сплюнул на мостовую и задумчиво растёр плевок прикладом.

– Хозяин-то ваш никак дело затеял? – спросил стражник, любуясь на произведение плевочного искусства.

Оба мечника, не сговариваясь, пожали плечами.

– Затеял, стало быть, – констатировал аркебузир. – Нечасто он балует нас визитами. А тут, нате – явился.

– Тебе-то что? – угрюмо осведомился смуглый меченосец. – Гульдены свои получаешь исправно. Или отцы города впрямь готовы жалованье прикарманить?

– Кто тебе такую чушь сказал? – прищурился стражник. – Наслушался базарной болтовни? Гильдии своих не обманывают. Царствие небесное не обещают, но каждый месяц в кошельке прибавляется один золотой.

Гвардееец хмыкнул в ответ:

– Зато его преосвященство грехи отпускает и от гильдий защищает. Начистишь рыло какому-нибудь горшечнику, тот бежит в цех жаловаться, да с его преосвященством не поспоришь. Его власть посильнее вашей, он самим папой утверждён.

– А платит серебром, – не унимался аркебузир.

– Ну и что? Кормит-то бесплатно! И в казарме всегда порядок, не то что у вас, охламонов… Ах ты, сатана, пошёл отсюда!

Смуглый гвардеец наподдал мальчишке, сунувшему нос в окно портшеза. Тот обиженно взвыл и умчался, сверкая босыми пятками.

– Нет, брат, – продолжил меченосец, – его преосвященство нам, что отец родной. И начальников хороших ставит. Вот наш новый капитан, Гуго… Ну, ты его только что видел…

– Это молоденький-то? – хохотнул аркебузир.

– Сам ты молоденький! Одного Гуго Шлегеля на семерых, как ты, хватит! Он в Англии воевал, ну, там, где красные цветы с белыми до сих пор дерутся. Ранили, поэтому домой вернулся. А его преосвященство капитана Шлегеля начальником над нами поставил, во как!

– Подумаешь! – не сдавался стражник. – Золото важнее. Я ещё два года послужу и куплю мельницу в Биннингене. Вступлю в цех мукомолов и женюсь. Знаешь, какие там девки! Не то что эти цапли городские…

– А какие там девки? – вдруг заинтересовался другой аркебузир.

– Ядрёные! – довольно заявил первый стражник. – Помню, в прошлом году ездил я к брату, он тамошний староста. Так вот, у кузнеца есть дочка…

И солдатский диспут о господах перетёк в тему, гораздо более перспективную.

В ту минуту, когда стражники сравнивали городских и сельских девушек, епископ Базеля Йоханн фон Веннинген вошёл в зал заседаний городской ратуши. Герольд остался с гвардейцами в коридоре, а Гуго Шлегель последовал за хозяином.

В зале присутствовали всего несколько человек, но каждый из них стоил десятка именитых горожан. Пока они, поднявшись из бархатных кресел, степенно кланялись, помахивая шляпами, колючие глаза епископа внимательно изучали знакомые лица.

Первым стоял сам бургомистр Базеля Ганс фон Флахсланден, угрюмого вида пожилой человек с козлиной бородкой. Он смотрел на епископа выжидательно, без эмоций. Бургомистр умел держать себя в руках, что всегда помогало ему при заключении торговых договоров.

Рядом трясли головными уборами двое учёных, сорокалетние отцы-основатели базельского университета: Вернер Вёльффлин, профессор медицины, глава аптекарей города, и Петер фон Андлау, профессор канонического и римского права, автор трактата Libellus de Cesarea Monarchia[3]. Их епископ хорошо знал ещё с тех времён, когда идея основать собственный университет только носилась в воздухе.

Четвёртым бросал недобрые взгляды член городского суда, член винодельного цеха и гроссмейстер цеха домовладельцев Маттиас Эберлер – богатый меняла, умело черпавший из реки золота, протекавшей через епископат. Благосостояние и связи помогли ему добиться влияния в Базеле, однако Эберлер метил выше. Этого человека епископ недолюбливал, но вынужденно терпел, когда речь шла о торговых сделках с соседними графствами.

Пятый – единственный, кто не встал при появлении его преосвященства, – был купец Андреас Окс по прозвищу Чёрный Петух. Капитан Шлегель покосился на своего патрона, но тот никак не показал, что возмущён невежливостью Окса. На губах епископа даже мелькнуло подобие улыбки, когда он увидел упрямого Андреаса.

Его преосвященство опустился в кресло и с неудовольствием отметил, что сиденья в ратуше куда удобнее, чем трон в резиденции. После фон Веннингена заняли места и все присутствующие, кроме Гуго Шлегеля.

– Итак, господа, – начал епископ, – я полагаю, вам известны причины сегодняшней встречи?

– Конечно, Андреас Окс посвятил нас в свои приключения, – ответил за всех бургомистр.

– В таком случае, – продолжил фон Веннинген, – не стоит повторяться. Однако не будет лишним напомнить, что ни одно слово не должно покинуть стен ратуши. При огласке Договор аннулируется, стало быть, все наши достижения в мгновение ока превратятся в ничто. Напоминаю также о святой инквизиции. Думаю, разъяснений не потребуется.

Отцы города и учёные мужи торопливо закивали. Каждый знал, что означает обвинение в колдовстве и связях с нечистой силой. Подвалы инквизиции пугали куда больше, чем разрушение пока ещё призрачных планов. Его преосвященство отлично понимал, что страх соединит присутствующих сильнее, чем любой документ, но главный козырь отложил напоследок.

– Теперь мне хотелось бы спросить, – снова заговорил епископ, – известно ли вам, что именно мы должны сделать?

Он оглядел побледневшие лица собеседников. Бургомистр фон Флахсланден беззвучно жевал губами. Оба профессора ёрзали в креслах, словно школяры в предвкушении чувствительного наказания. Маттиас Эберлер часто дышал, открыв рот.

– Заключить договор со смертью, – раздался в тишине спокойный голос Андреаса Окса.

Все торопливо перекрестились.

– Лишь бы не с дьяволом, – пробормотал Эберлер.

– А разве это не одно и то же? – насмешливо спросил Андреас.

– Тише, друг мой, успокойтесь, – добродушно отозвался фон Веннинген. – Не стоит забегать вперёд. Начнём с главного: чего мы хотим добиться? Ваше мнение, господин бургомистр.

Фон Флахсланден приподнял одну бровь:

– Мои помыслы и стремления хорошо известны, ваше преосвященство. Как глава города я стремлюсь к упрочению Базеля не только в Священной Римской империи, но и во всей Европе. Расширение торговых связей, благополучие горожан, укрепление власти – вот мои цели.

– Очень хорошо, – кивнул епископ. – Что скажете вы, профессор Вёльффлин?

– Лечение болезней, – торопливо отозвался лекарь. – Здоровье народа. Долгая, счастливая жизнь.

– Замечательно! – одобрил епископ. – Думаю, уважаемый господин фон Андлау поддержит коллегу, не так ли?

– Если мне будет позволено добавить несколько слов, – бархатным голосом заговорил юрист, – я хотел бы напомнить о чести и справедливости. Защищать права граждан и стоять на страже закона – вот цель всякого, кто посвятил жизнь юриспруденции.

– Не возражаю, – склонил голову его преосвященство.

Затем повернулся к Маттиасу Эберлеру:

– А вы, благочестивый знаток монетного дела?

Бургомистр и профессора невольно улыбнулись шпильке, подпущенной фон Веннингеном. Гроссмейстер цеха домовладельцев засопел от злости:

– Благосостояние и достаток граждан. Расширение цеховых полномочий. Процветание ремёсел. Всё!

Ничего не ответив пыхтящему богачу, епископ повернулся к Гуго Шлегелю:

– А что нужно вам, мой славный капитан?

Гвардеец непроизвольным движением погладил бок, словно там ныла старая рана.

– Безопасность города, – услышали все надтреснутый и совершенно не молодой голос Гуго. – Никаких войн. Никаких врагов. Мир и покой.

– Вполне разумно, – согласился священнослужитель и посмотрел на последнего участника совещания. – Ну а вы, задиристый Чёрный Петух?

Купец горько усмехнулся и поклонился фон Веннингену.

– Я-то думал, моего мнения никто не спрашивает, – заметил он с иронией. – Прежде хотелось бы узнать о целях вашего преосвященства, если, разумеется, ваше преосвященство сочтёт необходимым поделиться.

Худые щёки епископа порозовели.

– Я преданный слуга церкви, – с достоинством произнёс он. – Моя цель – распространять учение Христово и укреплять веру. Разве может быть на свете нечто более важное, чем слово Божие?

Эберлер на миг опустил глаза, но тут же с изумлением оглянулся, услышав неуместный смешок. Смеялся Андреас Окс, и все смотрели на него неприязненно и осуждающе.

– Прошу прощения, господа, – сказал купец, посерьёзнев. – Поверьте, мой смех вызван не упоминанием святого имени. Ваши цели столь благородны, что мне стыдно за свои низменные стремления. Мне стало смешно, когда я подумал о собственных желаниях. Я много странствовал, рисковал жизнью, а потому понял: нет в мире ничего более ценного, чем семейный очаг. Уверен, что счастливым меня сделают любящая жена, дети и добротный дом, где я смогу спокойно прожить жизнь…

Андреас откинулся на спинку кресла, с удовольствием созерцая удивлённые лица собеседников.

– Ну что же, – благосклонно изрёк бургомистр, – скромность нашего друга заслуживает поощрения. Дорогой Андреас, никаких препятствий к осуществлению вашей мечты я не вижу. Поскольку мы у вас в долгу, позвольте предложить вам дом, что в переулке Кожевников, недалеко от колодца Герберта. Господин Эберлер, он принадлежит вашему цеху, если я не ошибаюсь?

Меняла неохотно кивнул.

– В таком случае, всё улажено, – подытожил фон Флахсланден. – Сейчас оформим дарственную, и можете праздновать новоселье. Только вот жену и детей вы уж сами, хе-хе…

Профессора захихикали, а фон Веннинген испытующе посмотрел на Окса. Купец не собирался рассыпаться в благодарностях, и казалось, что Андреас снова расхохочется. Но нет, Окс сидел спокойно, наблюдая, как бургомистр подписывает документ, как протягивает свиток Эберлеру, а тот, не говоря ни слова, ставит подпись следом за фон Флахсланденом, как бургомистр капает на бумагу сургучом и прикладывает печать… На мгновение у епископа мелькнула невероятная мысль, что купец обо всём догадался, но Андреас торжественно принял дарственную, отвесив церемонный поклон. Епископ перевёл дух.

– Теперь, когда один из нас получил желаемое, – произнёс он, – предлагаю перейти к более важному вопросу. Ибо, если мы знаем, чего хотим, то лишь я один понимаю, как этого можно достичь.

Воцарилась тишина. Все уставились на Йоханна фон Веннингена.

– Я подробно изучил запись, что привёз из путешествия Андреас Окс, – объявил епископ. – Суть в следующем. Мы, здесь присутствующие, должны провести некий обряд и вызвать на свет живого василиска.

При этих словах его преосвященство осенил себя крестным знамением и все остальные последовали его примеру.

– Если следовать указаниям в свитке магрибского колдуна, новорождённое чудовище можно подчинить и заставить действовать на благо города и для нашей пользы. Понимаю, страх готов заставить вас отказаться от осуществления замысла, но я советую отринуть сомнения. Я делюсь самым сокровенным именно с вами, потому никому другому не суждено покорить Короля Змей. Об этом недвусмысленно говорится в тексте.

– Неужели там названы имена? – пролепетал профессор Вёльффлин.

– Нет, – спокойно ответил его преосвященство, – но сказано следующее…

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза, вспоминая, и заговорил на греческом:

– Сильные тихой долины, где родится чудовище злобно, пусть да приникнут к истоку великого знания! Властью над городом, звоном монет, травами дивными, в мир сновидений зовущими, помыслы скрыв под защитой печати закона и острым мечом завершая творение мёртвого мастера, с благословением посоха, сможете вы смерть одолеть и очистить от скверны воды блаженные, что под охраной чудовища будут отныне. Если покинет один из вас круг, не сдержав обещанья, будет напрасен весь труд, и постигнет вас смерть, не разбирая сословий. Коль доведётся же вам замысел в жизнь претворить, помните о возвращении князя с короной. Неоднократно проснуться и вырваться он пожелает, свободный властитель не пощадит никого, жалкой кончины тогда вам избежать не удастся.

Фон Веннинген перевёл дух. Бургомистр растерянно огляделся.

– Но, ваше преосвященство, мы ничего не поняли, – в замешательстве произнёс он. – Разве речь шла о нас? Да, наши стремления и помыслы совпадают, мы давно желали – как там сказано? – очистить воды от скверны. Но…

– Не поняли? – прогремел епископ и встал. – Это не просто текст, сочинённый каким-нибудь язычником! Это мудрость исчезнувших народов Востока, которые могли силой духа проницать грядущее! Мне в руки попало древнее пророчество, и оно сбудется, клянусь телом Христовым!

Его преосвященство простёр руку в сторону окна, и сидящие в зале невольно посмотрели на солнечный свет, пробивавшийся сквозь цветные витражи.

– Тихая долина – могучий Рейн, дарующий жизнь! А сильные – мы, собравшиеся здесь! Власть над городом – это сказано о вас, бургомистр фон Флахсланден! Звон монет более всего знаком Маттиасу Эберлеру. Дивными травами заведует профессор медицины Вернер Вёльффлин, а печать закона пребывает в руках профессора права Петера фон Андлау. Острым мечом владеет капитан Шлегель, а я благословляю епископским посохом. Все мы едины в желаниях осчастливить народ и страну! И никто, кроме нас, не осмелится подчинить Короля Змей!

Епископ базельский удовлетворённо сел.

– Я только хотел уточнить, – произнёс после короткой паузы профессор фон Андлау, – кто же упомянутый мёртвый мастер?

– Об этом вы узнаете, когда подпишете Договор, – усмехнулся фон Веннинген.

– Только без меня, будьте любезны, – послышался решительный голос Андреаса Окса.

Его преосвященство с изумлением поднял брови. Купец встал и поправил шёлковый кушак.

– Хочу обратить ваше внимание на то, что я к предсказанию не имею никакого отношения, – продолжил Окс, топорща чёрную бороду. – Разве там говорится… м-м-м… скажем, так: храбростью странника, мудрость добывшего… Нет, лучше так: доблестью храброго сердца купца… Простите, я не силён в античном стихосложении, зато понимаю, что предназначение я выполнил. Вы получили василиска и щедро оплатили мои скромные услуги. Но сейчас мне не терпится уйти, ибо я всего-навсего не хочу губить свою душу.

Андреас направился к выходу. Гуго Шлегель качнулся вперёд, но его остановил епископ. У дверей Окс задержался:

– Я понял одно. Абделятиф Эль-Фузи предупреждал, что василиска могут использовать лишь честные люди. Ибо сказано, что зловонное чудовище будет стеречь чистоту, если принудят его к этому те, кто сам чист духом и помыслами. Тогда и воды избавятся от скверны, и настанет благополучие. Вы много говорили о судьбах народа и города, но мне хорошо известны ваши подлинные желания. Послушайте, Эберлер! Я отлично знаю, что ваша цель – кресло советника в ратуше. А вы, капитан Шлегель! Разве не мечтаете вы о наследном титуле с гербом и собственном замке? Наши дражайшие профессора готовы перегрызть друг другу глотки за место канцлера университета, да и господин фон Флахсланден не собирается всю жизнь сидеть в бургомистрах, ему подавай целое графство! Но выше всех замахнулись вы, ваше преосвященство. Мечтаете въехать в Рим под шум толпы, машущей пальмовыми ветками? Неужто полагаете, что адская тварь поможет вам занять трон наместника божия на земле? Вы думаете, что зовёте Короля, а на самом деле он зовёт вас. И вы не сможете вечно прятаться от его взгляда…

Никто не проронил ни слова, когда Андреас Окс покинул зал заседаний. С минуту длилось молчание. Тишину нарушил епископ фон Веннинген.

– Бедный добрый Андреас Окс! – печально произнёс он. – Сколько ему открылось, но главное так и осталось тайной. Он даже не подозревает, что все блага, чины, звания, слава и богатство ничтожны по сравнению с подлинной ценностью… Хотите знать, что может быть важнее денег, титулов, славы и власти?

– Да! – в один голос ответили сановники.

Его преосвященство поднял посох. Солнечный луч, пробившийся сквозь оконный витраж, упал на завиток, и старик радостно, словно влюблённый юнец, улыбнулся посланцу тепла и света.

– Бессмертие! – объявил епископ базельский Йоханн фон Веннинген и, довольный произведённым эффектом, весело глянул на онемевших от изумления собеседников.

Когда солнце тонет за горизонтом и зажигаются фонари, когда дневной свет сменяется мудростью вечерних сумерек, когда рабочий день роняет инструменты и протирает уставшие глаза, то поневоле убеждаешься в истинности изречения, гласящего: во мгле скрывается истина. Если ты потерялся в сиянии дня, чувства прячутся по углам, не давая разуму соединить их в мозаику, отображающую картину мира. Дождись захода солнца, выйди из дома и окунись во тьму, скрывающую лица и помыслы. Отдайся гипнозу вечерних огней, пусть качает тебя колыбель извечной ночи. Тогда музыка, доносящаяся из баров и ресторанов, соединится с гудками машин, а звон трамваев вольётся в гомон толпы, и осознание правильности собственного пути укрепит твою душу.

Нечто подобное испытывала Магдалена, идя домой с незнакомым молодым человеком. Украдкой поглядывая на спутника, Магда размышляла, почему, собственно, ей пришла в голову такая прихоть? Неужели юноша настолько ей симпатичен?

Комиссар Штефан Райнерт пребывал в абсолютной уверенности, что одной лишь симпатией не обошлось. И в жизни, и на фотографиях этот человек выглядел на редкость привлекательно. Но теперь свидетельства его обаяния сохранились лишь в архивах полицейского управления…

Субботняя торговля у ратуши подходила к концу. Скоро пробьёт четыре часа и стража начнёт разгонять крестьян. А уж от стражников ждать милости нечего, всё отберут, прикрываясь законом. Городским ремесленникам хорошо: за ними цеха. Вон, кожевник сидит, словно советник на заседании: гордо, независимо… Скупать шкуры приезжает на собственной телеге, лошадь у него молодая, крепкая, кошель на поясе так и брякает, но торгуется до последнего гроша. Честный же селянин работает в поте лица и лишь Бога о хорошей погоде молит. Коль год выдаётся неурожайный, хоть в лес беги. А там разбойники… Поговаривают добрые люди, ходят по дворам какие-то, дань собирают, хоть зерном, хоть сыром, а чаще деньгами. Только где взять их? Шесть сопляков под ногами путаются, да мать-старуха, кажись, помирать надумала. Гроб надо покупать, заупокойную заказывать… Впрочем, что разбойники! Мельник нынешний – вот кто настоящий грабитель! Из городских он, стражник бывший, в самóй ратуше служил. Приехал в Биннинген лет десять назад, рожа гладкая, золотом доверху набит… Купил мельницу, да такие цены за помол взвинтил, что все ахнули. Ещё и смеётся: у нас в Базеле всё дорого, платите, души холопские. И приходится. Не возить же зерно в Альшвиль, хоть там и дешевле. Пока с грузом туда, да помол, да обратно… Спалить бы этого негодяя вместе с мельницей, так потом солдат из города пришлют, не сносить нам голов…

А кузнец-то, кузнец! Как дочь за мельника выдал, заважничал, что твой епископ. Понабрался дури, за железо все соки высосет, пиявка болотная. А подковы хуже стали! Вечерами с зятем пиво в таверне глушит, потом с похмелья у горна руки дрожат… Зятёк урожай перемелет, денежки спрячет, да назад в город – рекрутов учить, ать-два, на кр-раул! Парни маршируют, мельнику раппены в кошелёк падают… Помощничка себе завёл, бывшего гвардейца его преосвященства. Приезжает на зиму за мельницей, дескать, присматривать. А сам за девчонками сельскими присматривает, аж слюни капают. Хотели его проучить – сбежал в город, мерзавец! И на следующий день капитан Шлегель с отрядом пожаловал. Батоги у них того… Крепенькие. Хороши кожевенных дел мастера в Базеле, ничего не скажешь…

Половину четвёртого пробило. Вишь, стражники с ноги на ногу переминаться стали. Не терпится. Да чем они могут нынче поживиться? Мелкой капустой и репой? Или на сырный ряд нацелились? Туго сегодня шла торговля. Не хотят городские лежалой брюквы, подавай им свеженькое, прямо с поля! А кто с прибылью каждую неделю из города уезжает, так это травник из Шварцвальда, знахарь. Раньше в городе носа не показывал, боялся, что за колдовство схватят. Нынче сундуками снадобья возит. И в покупателях у него не кто-нибудь, а сам профессор медицины Вернер Вёльффлин. Каждую субботу, ровно в полдень, приходит и шушукается с колдуном, да всё не по-нашему. Гирьками звенят, травы нюхают, взвешивают… Профессор чересседельные сумки склянками набьёт, на мула закинет – и домой что есть ходу. Лицо счастливое, глаза горят! Через неделю опять на рынок является, мрачный, хоть святых выноси. А знахарь его уже ждёт-поджидает, корешки да метёлки раскидывает… И ладно если только корешки! Вытащил он однажды бутылку, а в ней паук корячится, да какой! Сроду в наших краях таких не водилось: с воробья величиной, рыжий и волосатый! Мужиков оттуда как ветром сдуло, а профессору хоть бы что, рассматривает, да на чужом языке бормочет. А однажды какой-то уродливый гриб увидел, схватил, монету знахарю бросил и умчался, как ветер, только копыта зацокали. И не к себе домой, а к епископу в резиденцию! Но через неделю опять на встречу с колдуном пришёл, злой и взъерошенный. Наверное, не тот гриб купил…

Пробило три часа и три четверти. Почитай, торговля закончена. Кидай брюкву в телегу и запрягай лошадь, крестьянин. Да и то сказать: грех жаловаться. Старые коренья сколько в погребе провалялись? А ведь нашёлся балбес, целый мешок унёс и почти не торговался. Небось на прокорм скоту взял. Или варить собрался? Ладно, не твоего ума дело. По крайней мере, будет на что собственных сопляков приодеть. Ну, всё?

Нет! Пресвятая Богородица! Смотри, кто на рынок пожаловал! Племянница богача Эберлера собственной персоной! Ай-яй-яй, а мы уже собираться начали. Юная госпожа, пожалуйте! Такой сладкой брюквы во всей Священной Римской империи не найти!

Анна Магдалена Эберлер шла меж телег и лошадей, словно королева по дорожке к трону. Казалось, девушка собиралась одарить подданных орденами и медалями, каприза ради упрятанными в прозаическую корзинку. От взгляда голубых глаз млели грубые крестьянские сердца.

– Сюда, фройляйн, сюда! У меня самая вкусная свёкла! Красная, как ваша молодая кровь!

– Не слушайте его, милая! Лучше возьмите мою капусту! Крепенькая, хрустящая, как и вы сами!

– А вот яйца большие, свежие! Дай вам бог, милая, жениха с такими же статями!

Солёные шуточки совершенно не задевали мадемуазель Эберлер. Анна весело улыбалась, шагая меж тянущихся к ней загорелых рук.

– Добрый день, дорогой Буркхарт! – приветствовала она пожилого эльзасца с козлиной бородкой. – Как ваше колено? Всё ещё ноет по утрам?

– Уже нет, фрейлейн, – отвечал мужичок неожиданным басом. – Неделю прикладывал примочки, теперь как новенькое! Хотите солонины? Хорошо провялилась!

– Спасибо, друг мой, отрежьте чуток… Рада за вас! А как ваши дела, тётушка Руни?

– Ох, милочка, не спрашивайте! Петер, младшенький, прихворнул… Скучный стал, не играет, только сидит да похрипывает… Зелени-то хотите?

– Разумеется! И капусты пару кочанов… А насчёт хвори, так это к знахарю надо…

– Ох, боюсь я его, фрейлейн… Говорят, не травками он торговать приезжает, а снадобьями колдовскими!

– Ну?

– Святой истинный крест! Ещё превратит мальчика во что-нибудь… Лучше пусть малыш сам помрёт, зато Христос за него заступится и возьмёт в царство светлое…

– Не слушайте эту дурёху, госпожа! Травник шварцвальдский нынче имеет дело с одним профессором Вёльффлином! Вот Рунхильд и злится. И то сказать: профессор золотом платит, а откуда оно у нас? Зато репа, смотрите – как на подбор, и сама точно золото светится! Купите, не пожалеете!

– Спасибо, Ренé, спасибо! Обязательно куплю!

Анна Эберлер шла через рынок, раздавая улыбки, раскланиваясь с крестьянами, подмигивая их жёнам. Девушку хорошо знали в округе. Дядя Маттиас не снисходил до общения с простым людом. А юная Анна не гнушалась встречаться с народом, и её очень любили.

– Четыре часа! – прокатился по рынку голос глашатая. – Торговля закончена!

И тут же меж рядов побежали стражники, зорко высматривая, все ли уже попрятали привезённое.

– Батюшки! – вскричала Анна, схватившись за голову. – Не успела! Вот растяпа… Что же делать?

– Я могу чем-нибудь помочь, сударыня?

Анна обернулась и обнаружила капитана гвардии его преосвященства. Тут же выражение детского испуга на лице пропало, сменившись холодом неприступной невинности.

– Ах, это ты, Гуго… Рада видеть. Ты как раз вовремя.

Капитан Шлегель наклонил голову:

– Если я могу быть полезен…

– Можешь. Будь добр, окороти стражу. Мне нужно купить дюжину яиц и сыра.

– Ты же знаешь, это запрещено, – тихо сказал Гуго. – Совет не одобрит такого самоуправства…

Анна презрительно сморщила носик.

– Пф! Твой начальник – сам епископ базельский! Кто смеет противиться его воле?

– Да, но…

– Или ты сейчас же отзываешь своих грабителей, или я пожалуюсь дяде!

Теперь уже фыркнул Гуго:

– Нашла чем угрожать! Этот мешок способен шевелиться, только когда ему запускают руку в карман. И стражники не мои, а совета. Придумай что-нибудь поинтереснее.

Юная госпожа стала красной с лица:

– Тогда… Больше не ходи на пристань, вот! И нечего околачиваться под окнами! Дядя и так готов выслать тебя из города!

– Руки коротки! – расхохотался Шлегель. – Пусть грозится старый осёл. Но вот насчёт пристани… Ты это серьёзно?

Анна кокетливо посмотрела на гвардейца:

– Сначала прогони стражу, потом поговорим.

– Ладно, – усмехнулся Гуго Шлегель, набрал в грудь воздуха и заорал так, что Анна чуть не села в чью-то корзину. – Эй, вы, мерзавцы! Убирайтесь с площади и ждите моего разрешения! Работа рынка продлевается на четверть часа!

Крестьяне благодарно залопотали, но смолкли, увидев, что к Гуго подошёл, разминая пальцы, длинный прыщавый стражник.

– Ты кто такой, малыш? – спросил он глумливо. – Из гвардии, что ли? Видать, мало мы вашим наглецам зубов повыбивали. Тоже захотел получить?

Гуго не изменился в лице.

– Я приказов не повторяю, – процедил он. – Пшёл вон.

– Ах… ты… – стражник потерял дар речи, – щенок сопливый! Я тебе щас…

Рука Гуго легла на рукоять меча. Анна взвизгнула и отскочила за телегу тётушки Руни. Но тут прыщавого верзилу схватил за локоть другой стражник, постарше.

– Ты что, ополоумел? – завопил он. – Это же капитан Шлегель! Жить надоело?

– Я ему рожу разобью! – пытался высвободиться дылда.

– Болван! Не сносить нам голов! Пошли, не будь дураком. Извините, господин капитан! Юрген только неделю служит, молодой ещё, глупый…

Долговязый понурился и побрёл к ратуше.

– Негодяи! – Гуго отпустил меч. – Понабирали в стражу пёс знает кого…

– Спасибо, господин капитан! – с чувством сказала тётушка Руни. – Совсем нет управы на этих разбойников…

Из-за телеги вышла Анна и задорно сверкнула глазами:

– Вот какой ты, оказывается!

– Какой? – усмехнулся Гуго.

– Опасный! – игриво заметила девушка и тут же, спохватившись, прервала сама себя: – Слушай, окажи услугу! Помоги мне с покупками! Нести тяжело…

Гуго взял у Анны корзинку. Вид у него сделался препотешный, торговки захихикали, но тут же стушевались под грозным взглядом капитана.

– Проводи меня до дома, пожалуйста, – сказала девушка. – Ой! А сыр? Опять забыла, глупенькая! На рыцаря засмотрелась!

И Анна так заразительно рассмеялась, что насупленный Гуго поневоле улыбнулся.

Они купили сыр, яйца и двинулись прочь под прощальные возгласы торговцев. Охранники, сидевшие у стены ратуши, недружелюбно глядели вслед. Покидая торжище, капитан небрежно обронил на ходу:

– Закрывайте рынок. Но чтоб не грабить!

Стражники предпочли отмолчаться.

Несмотря на корзинку со снедью, Гуго Шлегель держался гордо, так что прохожие подавляли невольные улыбки. Все знали, сколь тяжела рука у капитана, и никто не осмеливался оскорблять молодого офицера. Да и не молод уже был Гуго. Со времени вступления Шлегеля в должность минуло тринадцать лет, но время почти не наложило отпечатка на его внешность. Капитан остался таким же, как и в молодости, – подтянутым, сильным. Лишь морщинка на переносице и складки в углах рта показывали, что Шлегель скоро разменяет пятый десяток. Да ещё взгляд… Глаза начальника гвардии всегда смотрели холодно, жёстко.

– Скажи, Гуго, – обратилась к провожатому Анна, – там, где ты воевал… В Англии… Тебе встречались красивые женщины?

– Конечно, – усмехнулся гвардеец, поправляя корзину на сгибе руки.

– И ты им нравился?

– Не без того.

– А тебе кто-нибудь нравился? – ревниво спросила фрейлейн Эберлер.

– С тех пор столько воды утекло, Анна. Я не помню ни лиц, ни имён… Да и не пристало солдату волочиться за местными прелестницами….

– Не корчи из себя святого! – вспыхнула девушка. – Я знаю, как ведут себя доблестные воины в чужих краях!

– Как же? – насмешливо поинтересовался Гуго.

– Нагло! – Анна возмущённо тряхнула льняными волосами.

– Откуда тебе знать?

– Мне рассказывали… Все вы, солдаты, одинаковые. Покоряете, потом… бросаете. А разбитое сердце не исцелить и поруганную честь не вернуть…

– Анна, милая, – серьёзно заговорил Гуго, – с тех пор прошло столько лет… Я сражался, убивал, пока не получил в бок аркебузную пулю. Потом тяжело болел. Думал, не выживу. И когда я лежал в горячке долгими ночами, мне часто являлся образ юного и прекрасного существа, способного исцелить раны и успокоить мятущуюся душу…

Девушка слушала, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, но тонкие пальцы нервно теребили складки платья.

– Бог милостив, – продолжал Гуго, – я выздоровел. И твёрдо уяснил, что жизнь хрупка и коротка. Есть в мире более важные вещи, чем честь чужих королей. Вот я и вернулся в родной Базель.

Щёки Анны слегка порозовели.

– Мне здорово повезло. Его преосвященство соизволил обратить внимание на молодого наёмника и взял меня на службу. Тогда я впервые встретил тебя. Помнишь?

– Конечно, – рассмеялась Анна. – Такой важный в новых доспехах, с мечом на перевязи… Когда ты учил гвардейцев фехтовать, я втайне от дяди бегала в казармы и подсматривала в кустах у плаца.

– Тебе было всего шесть лет…

– Целых шесть лет! – поправила девушка. – А ты мне виделся героем, вернувшимся из дальних краёв… Настоящий рыцарь!

– Ну, положим, с тобой я в первый раз обошёлся не по-рыцарски, – заметил Гуго.

– Как последний лавочник! – подхватила Анна. – Схватил за ухо и заорал: ты что здесь делаешь, паскудница?

Шлегель расхохотался:

– Ещё бы! Смотрю: глазёнками сверкает, да ещё и дразнится, движения за мной повторяет!

– Я не дразнилась! – запротестовала девушка. – Ты так здорово показывал всякие приёмы, что мне тоже захотелось попробовать! А вместо урока фехтования получила по…

Она непроизвольно потянулась к обиженным некогда частям тела, но спохватилась и отдёрнула руку.

– Ну прости меня, грубого медведя! – всё ещё смеясь, ответил Гуго. – Я видел только растрёпанную пигалицу в перепачканном платье, которая сунулась, куда не звали.

– А теперь кого видишь? – стрельнула глазами Анна.

– Теперь передо мной Анна Магдалена Эберлер, – серьёзно сказал Шлегель. – Самая красивая девушка в округе и… богатая невеста.

Анна отвернулась. Некоторое время они шли молча. Затем Гуго тихо произнёс:

– Помнишь, как ты впервые пришла на пристань?

Лёгкий кивок.

– А вечер за городом?

Ещё один кивок.

– Потом ты исчезла на целых три года…

– Дядя отправил меня учиться в монастырь, ты же знаешь!

– …и когда вернулась, даже не стала со мной разговаривать…

– Гуго, прости! Я стремилась к тебе всей душой, но дядя не велел…

– Дядя, дядя, – рассердился Гуго, – только о нём и слышу! Погоди, я с ним потолкую…

– Ты что! – испугалась Анна. – Ни в коем случае! Он и так на тебя зол…

– А я зол на него. Не беспокойся, ничего я ему не сделаю.

– Как бы он тебе чего не сделал… И вообще, мы почти пришли. Отдай корзинку, а то он из окна может увидеть.

– Ах вот как, стало быть, наш меняла дома… Отлично.

– Гуго, ради бога! Что ты задумал?

– Ничего особенного, дорогая Анна, – произнёс он сухо. – Я собираюсь нанести твоему именитому родичу летучий визит.

– Гуго, прошу тебя… Дядя терпеть не может, когда к нему являются без приглашения.

– Ничего, – усмехнулся начальник гвардии. – Когда он узнает причину, сразу подобреет.

Гуго передал девушке корзинку с покупками. Анна изумлённо смотрела на кавалера.

– Иди, милая, скажи, что капитан Шлегель явился с поручением от его преосвященства. А если старик заартачится, скажи ему следующее: договор и чистота. Увидишь, каким он станет смирным!

С этими словами капитан Шлегель подтолкнул девушку к двери.

Маттиас Эберлер отдыхал после обеда и размышлял о торговых сделках с гильдиями Цюриха. Намечались неплохие барыши, но вмешательство его преосвященства уже неоднократно расстраивало планы. Отдавая должное изворотливости епископа, Эберлер наливался злостью при мысли, сколько золотых осело в сундуках епископата. Недаром его преосвященство получил в народе кличку Фон Пфеннинген. В последние годы епископ куда больше внимания уделял казне, чем пастве, впрочем, с большой пользой для города. Благодаря ему Базель расцвёл, всё быстрее превращаясь из провинциального городка в солидную торговую столицу. Ловкие операции фон Веннингена способствовали укреплению позиций самого епископа куда больше, чем церковная деятельность. И немудрено: десятая часть доходов епископата регулярно отсылалась в Рим к удовлетворению Святого престола.

Меняла сердито засопел. Если бы он имел таких же высоких покровителей, давно бы сидел Маттиас Эберлер в городском совете…

Стук в дверь отвлёк его от неприятных размышлений.

– Кто там? – недовольно спросил несостоявшийся советник, но, увидев племянницу, заулыбался. – Здравствуй, Анна Магдалена! Была на рынке? Успела?

– Да, дядюшка, – ответила та, подставив лоб для поцелуя. – Всё купила, как ты хотел.

– Вообще-то, не дело для молодой госпожи – за капустой ходить, – закряхтел Эберлер.

Девушка присела на ручку кресла и обняла родича:

– А я устала дома сидеть. Прогулялась, заодно с пользой. Будет тебе к вечернему вину свежий горный сыр.

– Спасибо, милая девочка, что заботишься обо мне, старике, – нарочито жалостливо сказал Маттиас.

Анна рассмеялась:

– Ой, дядя Маттиас, перестань. Ты ещё молодой и прыткий!

Она шутя ткнула родственника пальцем в живот. Потом посерьёзнела:

– Там внизу гость. Требует, чтоб ты его принял.

Густые брови Маттиаса сердито сошлись:

– Гость? Кто осмеливается меня тревожить?

– Капитан Шлегель, – коротко ответила Анна Магдалена и сжалась в ожидании грозы.

Она не ошиблась.

– Гуго Шлегель? – взревел Эберлер, вставая. – Пусть катится ко всем чертям! Не желаю видеть этого епископского прихвостня! Эй, Йенс!

Хозяин потянулся за колокольчиком, но племянница ухватила его за рукав:

– Дядюшка, погоди! Он говорит, что пришёл с поручением от его преосвященства!

– Тем более пусть проваливает! Если фон Веннингену что-то понадобится, он сам ко мне придёт! А ты, моя хорошая, ещё раз заговоришь с этим негодяем капитаном – отправишься назад в монастырь! Надеюсь, у сестры Катарины найдутся розги для непослушной девчонки… Йенс!

– Гуго просил передать тебе два слова, – сказала Анна. – Договор и чистота.

Эберлер застыл, приоткрыв рот. Несколько мгновений он сверлил взглядом племянницу, а потом опустился обратно в кресло.

– Пусть войдёт, – тускло произнёс меняла.

Такого преображения Анна не ожидала:

– Что случилось? Тебе плохо?

– Ступай к себе! – рявкнул Эберлер. – Позови этого… меченосца и убирайся!

Анна вышла со слезами на глазах. Хозяин остался сидеть, шевеля губами, будто разговаривал с кем-то невидимым. Когда вошёл Гуго Шлегель, он не двинулся с места.

– Приветствую главу цеха домовладельцев Маттиаса Эберлера, – сказал вошедший, сняв шляпу и отвесив глубокий поклон. – Его преосвященство шлёт вам привет и благословение!

– Брось эти глупости, – проворчал Эберлер. – Мы не на приёме в ратуше. Говори, что тебе надо.

Солнечный луч прорвался сквозь витраж и ударил в глаза именитому горожанину, заставив прищуриться. Шлегель язвительно улыбнулся:

– По всей видимости, природный свет слишком ярок для взора, коему более привычно сверкание золота…

Эберлер гневно раздул ноздри:

– Если ты пришёл паясничать, я позову слуг, они вытолкают тебя взашей.

– А вы не боитесь остаться без прислуги? – нисколько не испугавшись, отпарировал Гуго. – Никто не явится. Не посмеют.

– Довольно! – кулак Эберлера опустился на подлокотник. – Я немедленно отправлю в ратушу гонца с жалобой. Давно пора обратить внимание на безобразия, вытворяемые гвардейцами фон Веннингена! Мы научим вас вежливости!

– Какое величественное слово «мы»! – прищурился капитан. – С каких это пор Маттиас Эберлер стал членом совета? За тринадцать лет у вас прибавилось седых волос в бороде, золота в сундуках и жира на боках, но отнюдь не влияния в ратуше!

Эберлер взял себя в руки.

– Оставим бессмысленные разговоры, – сказал он спокойно. – Этак мы долго не доберёмся до сути. Излагайте ваше дело, капитан Шлегель.

Гуго приосанился:

– Я – капитан гвардии его преосвященства. Моё состояние скромно, однако звание позволяет надеяться на скорое достижение целей. Уверен, благодаря заслугам перед епископатом мне будет пожаловано дворянство. Слава и успехи неизменно способствуют обогащению. Титул и деньги позволят мне встать на ступень гораздо более высокую. Полагаю, что в создавшемся положении вы примете правильное решение и не обидите меня отказом. Господин Эберлер! Я имею честь просить руки вашей племянницы!

Капитан Шлегель склонился перед хозяином, не переставая следить за реакцией почтенного менялы. Ответ превзошёл все ожидания. Домовладелец покраснел от гнева.

– Вон! – прохрипел он. – Вон отсюда! Ты посмел приплести Договор ради шутовского предложения? Убирайся к дьяволу! Анну завтра же отправлю в монастырь, ты её никогда не увидишь. Эй, Йенс!

Эберлер вновь потянулся за колокольчиком, но Шлегель перехватил звонок.

– Не волнуйтесь, господин Эберлер, – сказал он холодно и оттолкнул старика назад в кресло. – Не торопитесь, дядюшка.

– По какому праву… – начал гроссмейстер цеха, но Гуго не дал ему говорить.

– Сидите спокойно и слушайте, – сказал капитан каменным голосом. – Йоханн фон Веннинген требует, чтобы Анна Магдалена Эберлер приложила к Договору свою подпись.

– Что за…

– Молчите! Тайна василиска вот-вот будет раскрыта. Его преосвященство многое узнал и многого достиг. Епископ не стал открывать все секреты, но для вас сделал исключение. В свитке Абделятифа Эль-Фузи записано следующее…

Гуго сосредоточился, вспоминая, и заговорил, отбивая такт носком кожаного сапога:

– Страшен и гадок змеиный король, ужас полуночной тени, смрадом своим он наполнит воды и воздух вокруг. Но ежели волос златой девственность спрячет под медью и перед чудищем гадким встанет младая душа, страх одолев и желая, чтоб чистота победила, сломлен, раздавлен и нем застынет пред нею урод. Камнем простым обернувшись, вечно пребудет у края тихо журчащего счастья силы лишённая тварь, славой бессмертной покрыв нежности юной стремленья…

– Тринадцать лет фон Веннинген морочит нам голову древними стишками, – сказал Эберлер брезгливо. – Тринадцать лет мы ждём, живём, трудимся, стареем… Что изменилось с тех пор? Василиск так и остался глупой сказкой… А теперь епископу зачем-то понадобилась Анна.

– Вы не поняли, господин Эберлер, – поправил старика Гуго. – Анна понадобилась не его преосвященству, а мне. Близок тот час, когда мы получим желанное. И я хочу, чтобы моё счастье разделила любимая девушка.

– Стало быть, она не имеет к нам отношения? – подался вперёд Эберлер. – Возьмите любую другую девчонку! Разве мало их в округе?

– Девчонок-то много, – вздохнул Шлегель. – Чистых душ среди них нет…

– Не получите вы мою племянницу, – угрюмо сказал глава цеха. – Передай фон Веннингену, что я не согласен. И сделай одолжение, уходи. На днях Анна Магдалена отправится в монастырь. Там её никто не посмеет тронуть. Ни обезумевший епископ, ни скользкий капитан гвардии…

Гуго Шлегель прищурился:

– Не согласны, вот как? Великолепно. Анна окажется в монастыре, а вы – в застенке. Или вы думаете, что его преосвященству ничего не известно о цюрихских делах? Сколько сделок вы заключили, сколько товару поставлено, а где подати? Где церковная десятина? Неужели вы думаете, что гильдии вас по плечу похлопают, когда узнают, сколько золота утекло в подвалы гроссмейстера цеха домовладельцев?

Глаза Эберлера забегали, челюсть отвисла.

– Вы недооцениваете его преосвященство, – сочувственно продолжил капитан. – Он сам занимается торговлей. И многие, очень многие люди посылают ему донесения… Вы у него вот где!

Гуго сжал кулак.

– Только не нужно епископу базельскому потрошить ваши сундуки себе в угоду. Бояться надо не гнева фон Веннингена. Ваша подпись стоит среди прочих, и это не пустая формальность. Мы навсегда скованы колдовским заговором. Он прочнее любых цепей, ибо останется нерушимым даже после смерти…

Шлегель подошёл к витражу и уставился на узор, изображающий герб Базеля.

– Поздно, поздно, – пальцы капитана заскребли по чёрному символу власти. – Отложено и зреет яйцо, собраны травы, сварены зелья, готов алтарь, а кузнец куёт цепи… Но если всё рухнет из-за глупого, жирного менялы, клянусь гибелью собственной души, что судьба начнёт терзать тебя первым. Анна Магдалена исполнит предназначение, а затем станет моей женой. Ты заставишь её подписать Договор – силой или хитростью, положишь на алтарь столько золота, сколько понадобится, и будешь смирным, как овечка. Если же нет… Ты знаешь, что делают с паршивыми овцами. Твоя туша сгниёт, а душонка отправится прямиком в ад, где её будет ждать Король Змей.

Лицо Эберлера посерело. Шлегель насмешливо наблюдал за гроссмейстером:

– Только не помрите, сделайте одолжение! Я сообщу нечто, способное вернуть вас к жизни. Его преосвященство велел передать, что, как только Анна поставит подпись, вы войдёте в ратушу полноправным вершителем судеб города. У бургомистра заготовлен приказ о предоставлении Маттиасу Эберлеру кресла советника….

Взгляд Эберлера сделался осмысленным, руки перестали дрожать. Он недоверчиво покосился на Шлегеля. Тот желчно рассмеялся:

– Легко же вас успокоить. Всё будет именно так. Мы расправимся с василиском, я получу титул и женюсь на Анне, а знатный меняла засядет в городской ратуше. Только смотрите, не зарвитесь…

Хозяин почти совсем оправился:

– Что фон Веннинген хочет сделать с моей племянницей?

– Не знаю. – Гуго отошёл от окна. – Но поспешу утешить старого дядюшку: никакой опасности Анне не угрожает. Не тревожьтесь, ваше превосходительство (услышав титул, Эберлер выпрямился), нас ждёт великое счастье, Базель – процветание и достаток, а уж вы своего не упустите…

Будущий советник Маттиас Эберлер окончательно взял себя в руки. Осанка сделалась горделивой, а выражение лица – строгим, как на заседании в ратуше. Одарив Шлегеля благосклонным взором, хозяин сказал:

– Милостивый государь, я очень рад, что вы оказали мне честь дружеским визитом, сопроводив его столь радостными известиями. И тем отраднее слышать ваше предложение касательно законного брака с Анной Магдаленой. Смею заверить, что с моей стороны не наблюдается никаких препятствий. Убеждён, что союз храброго воина и прекрасной девушки послужит… то есть станет наилучшим примером для… в смысле…

Эберлер запутался и умолк. Затем спросил с явным сомнением:

– А моя племянница любит вас?

– Узнайте у неё сами. Прямо сейчас!

Эберлер, всё ещё хмурясь, позвонил. Через несколько минут вошёл широкоплечий слуга.

– Йенс, – обратился к нему хозяин дома, – позовите мадемуазель Эберлер. Потом можете быть свободным.

Слуга удалился. Гуго оправил костюм, поймал насмешливый взгляд Маттиаса и огрызнулся:

– Не пяльтесь, ваше превосходительство. Чай, не на смотринах.

Эберлер хмыкнул, и в этот миг в комнате появилась Анна. Девушка вошла осторожно, словно ожидала узреть поле битвы, заваленное мёртвыми телами, но, увидев румяные щёки Гуго и сладкую дядюшкину физиономию, вопросительно подняла брови.

– Дорогая Анна, – объявил дядя, – разреши представить тебе капитана гвардии Гуго Шлегеля.

Не зная, как реагировать, Анна присела в реверансе.

– Господин капитан явился к нам с необычным визитом, – продолжал Эберлер. – Этот прекрасный человек и храбрый воин раскрыл передо мной сердце. Анна Магдалена! Капитан Шлегель изволит просить твоей руки!

Девушка ахнула. В тот же миг Гуго упал перед ней на одно колено.

– Я люблю тебя, Анна, – быстро произнёс гвардеец. – Прошу тебя, будь моей женой. Я слишком долго ждал… Не отнимай счастья! Я стремился к нему долгие годы…

– Я… – прошептала девушка, – я тоже тебя люблю, Гуго… Я тоже много лет ждала… Не знала, что всё случится так… неожиданно… Я согласна…

Она протянула Гуго руку, которую тот поцеловал с искренним чувством и глубоким почтением. Маттиас Эберлер торжественно перекрестил молодых людей:

– Благословляю вас, дети мои. Любите друг друга, живите в счастье и мире. Пусть не будет недостатка в вашем дому. Но уж и меня, старика, не забывайте, зовите в гости! Свадьбу сыграем как надо. Попрошу его преосвященство, пусть обвенчает вас. А коль дети пойдут, верю, не откажет фон Веннинген стать крёстным отцом маленьких капитанов Шлегелей, хи-хи-хи…

Гуго и Анна смущённо переглянулись. Эберлер прекратил трястись от утробного смеха и гаркнул:

– Поцелуй невесту, солдат!

Анна залилась краской и опустила взгляд, но перед ней возникли серые глаза Гуго. Девушка посмотрела в зрачки, подобные двум аркебузным дулам, и вздрогнула. Она увидела, что глаза жениха исчезли, сменившись чужими, жабьими, мёртвыми. Но капитан нежно приник к её губам, и Анна тут же забыла обо всём.

Маттиас Эберлер с умилением смотрел на целующуюся парочку:

– А сейчас отправляйтесь гулять. Теперь можно. Только смотрите, не увлекайтесь! Сначала свадьба!

– Спасибо, дядя Маттиас! – хором сказали влюблённые.

– Мы к набережной, на Рейн, – сообщил Гуго. – За Анну не беспокойтесь. На суженую капитана Шлегеля никто не осмелится посмотреть косо. А в понедельник я приглашаю вас поохотиться на рябчиков!

– Там посмотрим, – усмехнулся дядя. – Ну, летите, голубки!

Гуго с Анной исчезли. Эберлер довольно прислушался к топоту ног на лестнице. Потом вышел на середину комнаты, сунул большие пальцы за кушак и торжественно произнёс в пространство:

– Его превосходительство советник Маттиас Эберлер! Добрый вечер, господа!

Затем засуетился, хлопая себя по животу:

– Так… Сначала фон Веннинген… Что он там задумал, старый лис? Потом ратуша… Ах ты, господи, завтра же воскресенье… Тогда… Гонца к его преосвященству. Пусть примет меня в понедельник… Что ж это будет, боже мой… Эй, Йенс… Йенс!

Позабыв про колокольчик, Эберлер вышел в коридор. Свет заходящего солнца пробивался сквозь витраж, бросая на пол разноцветный узор. В середине зловеще, как глаз неведомого чудовища, чернел завиток герба.

Человек не только смертен, но ещё и внезапно смертен. Эту фразу повторяют к месту и не к месту, однако мало кто способен понять её смысл, пока сам не посмотрит в пустые глазницы скелета. Двум смертям не бывать, одной не миновать… Перед смертью не надышишься… Помни, Цезарь, что и ты смертен… Когда бомбы рвутся всё ближе, мы малодушно думаем: со мной такого случиться не может. И так до тех пор, пока удар не обрушивается на родных и близких. Цвёл юноша вечор, а нынче умер… И вот уже у тела погибшего скопились друзья, соседи, полиция, зачем-то «Скорая помощь», хотя покойнику она без надобности. Столпившиеся негромко судачат, кое-кто всплакнул… И у каждого вертится мысль: со мной такого случиться не может.

Но среди зевак и студентов как минимум один человек думал иначе.

Лука Рюттингер стоял в стороне, засунув руки в карманы, и жевал незажжённую сигарету. Тело Йонаса он отсюда не видел, но отчётливо представлял: Лаутенбах лежит ничком, голова свёрнута набок, из угла рта вытекает тёмная струйка крови. Рядом валяются разбитые очки.

Бывает и такое. Человек выпил, пошел на балкон покурить, перегнулся через перила. Закружилась голова, и вот он уже летит вниз. Шмяк темечком об асфальт – и прощай, Йонас. Может быть, ты стал бы хорошим адвокатом, а то и судьёй. Сидел бы в мантии, разбирал дела, произносил речи… А теперь кто-то другой скажет речь над твоим гробом. И, скорее всего, это будет не студент медицинского факультета Лука Рюттингер. Смерть нанесла меткий удар и готовилась к новому прыжку…

Подошла Магдалена.

– Какой ужас, – сказала девушка испуганно. – Бедняга Йонас!

Лука посмотрел на неё пустыми глазами.

– Мужайся, Лука, – добавила Магда. – Я знаю, он был тебе другом…

Рюттингер дико усмехнулся и произнёс странную фразу:

– Он первый, кого забрали.

Магда подумала, что студент не в себе. Потом смысл сказанного дошёл и до неё.

– Прости, не понимаю. Ты хочешь сказать… его убили?

– Не убили. Забрали.

– Кто?

Лука отвернулся и уставился на толпу. Санитары заталкивали в машину носилки с пластиковым мешком. Полицейские ходили, осматривая и фотографируя. Один беседовал с Винсентом, записывая показания. Рядом трясся старый знакомый – Безумный Фотограф. Его схватили в тот момент, когда он пытался художественно уложить руки погибшего «для большей выразительности». Фотоаппарат пеннера висел на запястье следователя.

– Лука! – потребовала Магдалена. – Что ты болтаешь? Кто забрал Йонаса?

– Прости, Магда, я ничего не могу рассказать, – тускло ответил Рюттингер. – Будет только хуже.

– Кому?

– Нам. И тебе в том числе.

Магда подумала, что Лука находится в состоянии шока. Она дружески потрепала его по плечу:

– Ты испугался и расстроился. Я понимаю. Но это же явно несчастный случай. Такое могло приключиться с каждым…

Лука раздражённо отступил:

– Думаешь, я спятил? Нет, всё гораздо хуже… До гибели Йонаса я надеялся, что это – дурацкая ошибка или выдумка, вроде плохого фильма ужасов… А теперь мне ясно виден финал. Только я до него не доживу.

Магдалена увидела, что Рюттингер беззвучно плачет. Девушка вытерла ему щёки рукавом и приобняла:

– Ничего, ничего… Это потрясение… Всё пройдёт, мы будем жить дальше….

– Беги отсюда, – Лука взял Магдалену за плечи. – Попытайся скрыться. Чем дальше ты от Базеля, тем слабее он… Нам не удастся уничтожить его, но хотя бы эту жизнь проживём спокойно… Уезжай, Магда, как можно скорее!

– Совсем чокнулся! – отстранилась девушка. – О ком ты говоришь?

– Магдочка, милая! – раздался плаксивый возглас, и на шее Магдалены повисла зарёванная Юлия. – Господи Иисусе, что ж это такое!

– Тихо, Юлия, ты меня чуть с ног не сбила, – поморщилась Магда. – Где Нико? С ним всё в порядке?

– О, Нико – храбрец! – улыбнулась Юлия сквозь слёзы. – Ни капельки не испугался. Настоящий мужчина! Порывался обследовать тело, кричал, что он лучший в мире сыщик и патологоанатом. Сейчас с ним полицейский, сидят в машине, амуницию осматривают… Лука, миленький!

Фрау Вальтер вновь зарыдала, размазывая тушь по кукольным щёчкам.

Подошёл Винсент.

– Всё в порядке, – озабоченно сказал он, – если, конечно, так можно выразиться. Два человека свидетельствуют, что Йонас сам упал с балкона: тот бродяга с фотокамерой и комендант общежития. Он как раз собирался спуститься в подвал, проверить счётчик.

– Бернд Рибель всё видел?

– Ах его Берндом зовут? Не знал… Да вот он сам идёт…

Цифровые фотографии этого человека тоже хранятся в полиции вместе с анкетными данными. Но какую роль сыграл он в деле о василиске, так и осталось неизвестным.

Епископ базельский Йоханн фон Веннинген сидел, погружённый в глубокую задумчивость. Уже дважды носатый слуга прокрадывался к дверям и прислушивался: не раздастся ли властный старческий голос? Но из кабинета не доносилось ни звука. Слуга озабоченно причмокивал и удалялся в кухню, где сидели весёлая толстая стряпуха и конюх. Они попивали пиво и грызли оставшиеся от зельца свиные кости. Лакей сам бы с удовольствием опрокинул кружку-другую да схрупал аппетитные хрящики, но страх появиться перед очами его преосвященства с заляпанными жиром руками, да ещё и воняя пивом, пересиливал урчание в животе. Конюх неодобрительно качал головой и попрекал, мол, дрожишь ты перед хозяином, аки тать перед палачом. Выпей, ничего епископ тебе не сделает. Слуга вздыхал и возражал. Легко тебе говорить, за конями поухаживал, да и на кухню. Ты перед лошадьми можешь показаться пьяным, а я перед его преосвященством – ни-ни! Стряпуха сочувствовала лакею и пыталась заключить его в объятия, чтобы утешить и подбодрить, но слуга уворачивался. Не время, твердил он, чует моё сердце, удумал его преосвященство нечто особенное. Я должен быть начеку! И стряпуха с конюхом понимающе кивали, погружая носы в пенящиеся кружки.

Предчувствие не обмануло многоопытного прислужника. Епископ действительно размышлял над очень важным делом. На столе перед фон Веннингеном лежали два документа: пергаментный свиток, испещрённый древнегреческими письменами, и лист плотной бумаги с гербовыми печатями. На нём – семь подписей. Устало моргая, фон Веннинген вглядывался в знакомые имена.

Петер фон Андлау.

Вернер Вёльффлин.

Ганс фон Флахсланден.

Маттиас Эберлер.

Гуго Шлегель.

Йоханн фон Веннинген.

Анна Магдалена Эберлер.

Всё, думал епископ. Договор подписан, возврата нет. Если мы остановимся на полпути, наши души обречены. Бедная девушка, она всё ещё не поняла, что за документ подписала… Неужели во мне проснулась совесть? Разве не для всеобщего блага я решился на такое деяние? И разве не принесёт исполнение замысла нам, Семерым, бессмертие? Не книжное, загробное, а самое настоящее, земное! И прославится город Базель, потекут в казну золотые реки, будет чиста вода в Рейне и бесчисленных источниках… Абсолютная Чистота! Ради неё пошли мы на богопротивное действие, сопряжённое с колдовством. Твёрдость духа и решимость – вот что нам сейчас нужно. Ибо текст магрибинского учёного можно толковать по-разному…

Дальше следовало описание обряда, но епископ не захотел его перечитывать. Фон Веннинген вспоминал видения, заставившие его отправить в дальний путь купца Андреаса Окса.

Вышли из пустоты Семеро Подписавших. Те самые, чьи имена украшают Договор, чьи судьбы отныне навечно сплетены в одну длинную нить. Семеро стоят неподвижно, их взоры темны и безжизненны. Губы шевелятся, повторяя слова на чужом языке, и разгорается угрюмое багровое пламя…

Вот сидит на краю колодца уродливый монстр с головой петуха. Прекрасная девушка с медным щитом в руках приближается к чудовищу. Фон Веннинген узнаёт её, хотя она ещё совсем маленькая девочка. Она вырастет для того, чтобы сразиться с Королём Змей и победить. Победить ли?

Вот светится маленький предмет на булыжной мостовой. Он сияет так ярко, что невозможно разглядеть форму и цвет… А с неба льётся вода, падает на лучистое чудо и растекается по улицам золотыми ручьями Абсолютной Чистоты…

Вот и он, епископ базельский, бредёт с факелом вдоль ряда фресок. Скелеты пляшут, кривляются, обуянные бесовской радостью. В неверном свете мелькают стихотворные надписи, разговоры Смерти с умершими. Вместо последней фрески его преосвященство видит зияющую дыру. Чёрный провал надвигается, растёт. Епископ хочет остановиться, но во тьме вспыхивают глаза василиска. И уже не Йоханн фон Веннинген, а маленький человечек послушно шагает в пустоту, не в силах сопротивляться взгляду адского демона…

– Ваше… ваше преосвященство…

– Что? – вздрогнул епископ и поднял голову. Перед ним стоял носатый слуга.

– В чём дело? – строго спросил фон Веннинген, маскируя испуг напускной суровостью.

– К вашей милости пожаловал священник из церкви доминиканцев, – пробормотал лакей.

– Зови. Если явится кто-нибудь ещё – гони прочь!

Слуга пропал. Вскоре в зал вошёл маленький человек с большой сумкой за плечами. Он с деревянным стуком повалился на колени и прильнул к руке епископа.

– Добрый вечер, отец Иеронимус! – приветствовал гостя его преосвященство. – Встаньте, друг мой!

Священник вскочил, заискивающе улыбаясь.

– Ну, как поиски? – осведомился фон Веннинген. – Судя по тяжёлой ноше, успешно?

– О да! – радостно кивнул гость. – Я обошёл все хранилища и библиотеки. Смею надеяться, что всё здесь.

Он протянул сумку. Епископ развязал тесьму, подошёл к натопленному в связи с промозглой погодой камину и вытряхнул груду книг и свитков. Отец Иеронимус удивлённо следил за действиями главы епископата. Фон Веннинген взял из кучи первый попавшийся пергамент, развернул и мельком просмотрел. А потом, к ужасу священника, швырнул в огонь.

– Но ваше… – забормотал ошеломлённый доминиканец. – Как же… ведь это редчайшие документы!

Епископ извлёк из груды толстую книгу и перелистал. Затем выдрал несколько страниц, разорвал их крест-накрест и бросил в камин.

– Ваше преосвященство! – в страхе завыл отец Иеронимус. – Что вы делаете?

Фон Веннинген метнул в священника грозный взгляд:

– Уничтожаю опасную ересь!

Ещё один свиток отправился в огонь. Потрясённый доминиканец снова рухнул на колени:

– Не губите, ваше преосвященство! Это драгоценные страницы! Меня осудят… Боже всемогущий, спаси и помилуй…

– Молчать! – рявкнул епископ. – Пусть достанется пламени всё, что противно учению святой церкви!

– Но это же и есть церковные книги! – попытался возразить несчастный.

– Вы смеете противиться воле самого епископа базельского?

Следующая книга полетела в огонь целиком. Фон Веннинген даже не удосужился её открыть.

– Я погиб, – пробормотал отец Иеронимус. – Меня сожгут за святотатство…

Его преосвященство сгрёб всю кучу и бухнул в огонь. Пламя едва не погасло, но фон Веннинген пошевелил кочергой угли. Камин разгорелся снова. Два упавших на пол свитка епископ брезгливо подтолкнул к огню, словно дохлых крыс. Доминиканец смотрел на эти манипуляции с суеверным ужасом и вздрогнул, услышав голос его преосвященства:

– Не бойтесь, мой добрый Иеронимус. Христово учение на базельской земле представляю лично я, следовательно, никто не будет вас судить. Вы действовали по моему приказу, стало быть, для блага города и церкви. Садитесь. Побеседуем.

Ничего не понимавший, но по-прежнему дрожавший священник уселся на краешек стула. Епископ, скривившись, опустился в кресло.

– Вы не догадываетесь, почему я сжёг эти еретические книги? – спросил он.

Отец Иеронимус замотал головой, как взнузданная лошадь. Фон Веннинген сцепил пальцы рук и опёрся локтями на стол:

– Скажите мне, любезный брат во Христе, почитаете ли вы других богов, кроме Бога истинного?

Священник перекрестился и выпалил скороговоркой:

– Верую в Бога нашего Иисуса Христа, клянусь всеми святыми, а остальное есть от лукавого!

– Тогда скажите, разве можно верить в Христа, но поклоняться отвратительному чудовищу?

– Не понимаю, – ошарашенно сказал отец Иеронимус.

– Вспомните, что сказано в предании о василиске и рыцаре, основавшем Базель.

– Но ведь это всего лишь легенда!

– Для нас с вами – да. Но всякая легенда может обернуться правдой, когда становится всеобщим достоянием. Базельцы и без того отравлены языческими россказнями о чудовище, что покровительствует городу. Адское создание не может играть роль святого патрона! Надеюсь, это вам доступно? Толкование древней легенды богопротивно и богохульно. А участие в ней христианского рыцаря – омерзительно. Теперь ясно?

Взгляд священника прояснился:

– Вы хотите сказать, что легенда в её нынешнем виде не соответствует истине?

– И требует пересказа, ничего с предыдущим не имеющего, – благосклонно дополнил епископ.

Доминиканец успокоился настолько, что уселся поудобнее.

– Какое же толкование будет истинным?

– Василиск есть порождение ада, дитя самого дьявола, демон преисподней. Вы с этим согласны?

– Это известно с незапамятных времён.

– Совершенно верно. Стало быть, он не может царствовать на христианской, освящённой церковью земле. Всякая мысль о том, что дьявол имеет власть во владениях святой церкви, – глубоко порочна и опасна, ибо влечёт за собой еретические рассуждения о нестойкости учения Христова. Следом за рассуждениями тянутся сомнения, а сомнения побуждают к действиям, не правда ли? Разве желаем мы, чтобы власть дьявола из мифической превратилась в истинную?

– Упаси господь! – перекрестился отец Иеронимус.

– Поэтому я считаю, а моими устами говорит святая церковь, что легенду следует переписать. Не могучим хозяином долины должен быть василиск, а гадким червём.

– Но рыцарь Герберт…

– А Герберт станет победителем злобного чудовища! Ведь победил змея святой Георгий! Почему бы рыцарю не повторить этот подвиг? Тогда и предание сделается истинно христианским, поскольку будет повествовать о победе над самим дьяволом. Пусть кровь рыцаря, которой он скрепил адский договор, претворится в кровь, пролитую в бою, жертвенная чаша – в боевой щит, а шест со штандартом рыцаря обернётся копьём, пронзившим чудовище. И василиск из властителя превратится в побеждённого и всеми презираемого урода.

– Но как переубедить народ?

– Народ, – презрительно усмехнулся фон Веннинген, – будет повторять то, что ему расскажут. Когда предание, закреплённое в летописях, начнёт переходить из уст в уста, никто не усомнится в его истинности. Через несколько десятков лет рассказ о договоре рыцаря с демоном обратится в зыбкое воспоминание. И наша власть над чудовищем укрепится.

– Простите? – округлил глаза доминиканец.

– Я хотел сказать, – поправился епископ, – что дьявол не будет властен над нами, служителями Христа. Вы понимаете меня, отец Иеронимус?

– О да, ваше преосвященство!

– Счастлив найти в вашем лице столь рьяного союзника и защитника святой церкви. Готовы ли вы переписать предание?

– Разумеется, – с жаром ответил отец Иеронимус.

Потом замялся и смущённо произнёс:

– Но ведь легенда остаётся легендой, ваше преосвященство. Разве так важно изменять то, что никогда не происходило?

– Не только важно, но и необходимо. Ибо выдумка часто становится правдой, книжное зло – подлинной угрозой, а никогда не существовавшая добродетель способна совершать настоящие подвиги. Не забывайте, в начале было Слово. И нет ничего на свете важней, чем слово, влияющие на умы людей.

– Вы правы, ваше преосвященство! Я немедленно займусь преданием.

– Вот и прекрасно. Будьте готовы увидеть дела чудесные. Что бы ни случилось, вам следует описывать их беспристрастно и правдиво. Как требует святая церковь.

Не успел доминиканец осмыслить слова фон Веннингена, как в коридоре раздались шаги. Послышался визгливый голос лакея, вопившего: «…Никого не принимает! Стойте!» Распахнулась дверь, и в зал влетел профессор медицины базельского университета Вернер Вёльффлин. Следом вбежал напуганный слуга.

– Господин Вёльффлин! – изумился епископ. – Что случилось?

– Я не пускал! – плаксиво оправдывался слуга. – Они ворвались и помчались по лестнице…

– Замолчи, глупец, – оборвал его фон Веннинген. – Расскажешь позднее. Уходи немедленно!

Слуга исчез за дверью. Послышались причитания: «Я не пускал! Они вбежали, да как толкнут меня в грудь!» Голос стряпухи прогудел успокаивающе: «Не расстраивайся, мой носатенький! Идём, выпьем по кружечке…» Епископ насупился, но взял себя в руки:

– Господин профессор! Надеюсь, ваше вторжение оправдано неотложными делами?

Отец Иеронимус решил уйти, но фон Веннинген остановил его жестом.

– Беда, ваше преосвященство! – отдышавшись, объявил Вёльффлин.

Епископ вздрогнул.

– Это связано с… – произнёс он и запнулся.

Профессор замотал головой:

– Нет. Но ничуть не лучше.

– Вёльффлин, возьмите себя в руки, – сердито сказал фон Веннинген. – Говорите толком.

– Я только что ходил к советнику Риффу… У него заболел сын, и Рифф просил меня по старой дружбе обследовать парня…

– Не отвлекайтесь!

– Так я же рассказываю! Короче говоря…

Вёльффлин запнулся, а потом, решившись, выпалил:

– Чума!

Отец Иеронимус перекрестился и забормотал молитву, а епископ мягко спросил:

– Вы не могли ошибиться?

– Увы, нет. Все признаки налицо. Юноша бредит, у него жар. Кашляет кровью, хрипит, а главное – в подмышках и ещё вот тут…

– Ясно, – прервал его фон Веннинген. – Что вы собираетесь предпринять?

– Что тут предпримешь, – вздохнул фармацевт. – Молодой человек обречён. Но страшнее всего, что болезнь долго оставалась незамеченной. А значит, городу грозит гибель. Чёрная смерть расползается быстро. Через неделю или две моровая язва охватит весь Базель.

– Господи всемилостивый, не оставь нас! – взмолился доминиканец. – Что делать?

– Бежать! – ответил профессор медицины. – В горы! В Шварцвальд! Подальше от людей и чумного города!

– Надо оповестить всех! – вскочил отец Иеронимус.

– Сядьте! – раздался железный голос его преосвященства, и священник упал на стул. – У вас есть дело, им и занимайтесь.

– Но, ваше преосвященство, – попытался возразить Вёльффлин, – если скрыть правду, жертв будет ещё больше…

– А правда сама распространится, – оскалился епископ базельский. – Вы же сказали советнику Риффу, что случилось с его сыном? Завтра весь город будет гудеть, как колокол. Нельзя паниковать. У нас с вами иные цели.

– Цели? – пробормотал профессор. – Спасаться надо, вот наши цели…

– Ни один человек не покинет Базель, – твёрдо заявил епископ. – Сами говорите, у нас есть несколько дней.

– Потом будет поздно!

– Не будет никакого «потом». Настало время претворить в жизнь наш замысел. И поможет в этом неожиданный враг – чума!

Епископ поднялся с кресла. Глаза его метали молнии.

– Идите к себе, отец Иеронимус. Будьте готовы. Скоро я вновь позову вас. Не смейте никому говорить о чуме! Ступайте!

Монах прильнул к указующему персту и покинул зал, а фон Веннинген обернулся к Вёльффлину:

– Пора, мой друг. Завтра мы начинаем.

Профессор побледнел.

– Ваше преосвященство, – проговорил он сипло. – Как же так?

– Вы усомнились? Или не готовы?

– Нет-нет, всё приготовлено: и травы, и зеркало… Но…

– Что?

– Я боюсь.

– Бессмертие страшнее чумы?

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Знаю. Но выбора у нас нет, – сказал епископ, покосившись на стол.

Вёльффлин проследил за его взглядом и содрогнулся. На столе лежал Договор. Подпись профессора медицины Вернера Вёльффлина красовалась на нём, нерушимая, подобная оковам, ключ от которых расплавлен в кузнечном горне.

Если спросить у первого встречного, какое изобретение он считает самым важным, то по разнообразным ответам можно написать небольшое психологическое исследование. Одни назовут компьютер и атомную энергию, другие вспомнят о применении пара и электричестве, а для кого-то умение запечатлеть движущиеся картинки покажется наиглавнейшей вехой прогресса. Мы услышим сотни рассказов об открытиях во всех областях знаний, но никто не упомянет о таком удивительном изобретении, как… маска. Нам никогда не узнать, кто был загадочный человек, первым догадавшийся не просто спрятать лицо, а сменить самого себя.

Мы вынуждены носить маску собственного лица, заставляем её гримасничать, улыбаться, делать равнодушную мину, выражать восторг… Вся наша жизнь – сплошная маска. Вот почему на интернетных форумах люди сбрасывают маски, надевают подлинные лица и превращаются в эльфов, зверей, чудовищ, королей, роботов… Аватарки в Сети – подлинные сущности человека. И лишь раз в году маски законно заменяют лица и шествуют по улицам с барабанным треском и визгом флейт. Ночь в конце февраля и следующие за ней три дня превращают Базель в скопище оскаленных физиономий, звериных морд и шутовских нарядов. Маски маршируют по ошалевшему городу, хвастливо демонстрируя зубастые рты и задранные к небу носы. Город, оглушённый музыкой, закиданный конфетти, не выспавшийся, бесится, выпивает и проливает озёра пива, швыряется апельсинами – трое суток подряд! Городские клики – карнавальные кружки, где могут состоять только коренные базельцы, – весь год готовятся к шествию, разучивают старинные марши, шьют фантастические костюмы, чтобы на три дня завладеть городом. А потом наступает похмелье. Дворники выметают сугробы конфетти, собирают давленные апельсины и пивные банки. Степенные граждане разъезжаются по бюро, домохозяйки расходятся по домам, студенты садятся за столы лекционных залов… Всё это будет, но… потом. А сегодня пятница. И все базельцы живут одной мыслью: в понедельник. В понедельник. В понедельник.

Магдалену грядущее буйство масок не очень волновало. Разумеется, раз в году она стремилась в центр, чтобы дождаться момента, когда в четыре часа утра по всему городу выключится электричество, взревёт экзальтированная толпа и под свет факелов зашагают по мостовым пёстрые клики. Она и сейчас с удовольствием насладилась бы магическим зрелищем, но все прелести маскарада тускнели перед доселе неиспытанным чувством… Посторонний наблюдатель сделал бы простой вывод: девушка влюбилась. Но сама Магда думала о Винсе не как о возлюбленном. Просто рядом с этим почти чужим человеком она чувствовала себя легко и спокойно. Красный знак СТОП казался прочно забытым.

У старого моста не было ни одного прохожего. Неудивительно, сказала себе Магдалена, в такую погоду только ненормальные вроде меня станут бродить по городу. Сейчас хорошо сидеть дома за кружкой глинтвейна, смотреть глупое ток-шоу по телевизору и чувствовать себя счастливым, не сознавая, что это лишь суррогат, подделка. По-настоящему счастлив тот, кто под мокрым снегом спешит на встречу… Кстати, о встрече: уже начало двенадцатого. Куда вы запропастились, герр Фишер?

Магда прошлась, заглядывая в близлежащие улицы, но увидела лишь нескольких прохожих, прятавших лица под зонтиками. Она втянула кисти рук в рукава и поёжилась, вспомнив последние приключения. Василиск… Если предположить, что девушка галлюцинировала, то почему о дружбе рыцаря со змеем? Ведь она видела, как дракон и победитель обменялись взглядами, словно старые знакомые. Тьфу! Можно подумать, это случилось в действительности! Нет никакого дракона, нет и василиска. Стоит себе бронзовая статуя Георгия Победоносца. Некрасивая, надо признать, ну и пусть…

И в эту секунду ухо девушки опалил горячий шёпот:

– Здравствуй, Мэг!

Магда взвизгнула и отпрыгнула, а перед ней оказался хохочущий Винсент.

– Ты опять меня напугал! – взялась за голову Магда. – Негодяй!

– Ну, прости, я не хотел. Дай руку.

– Уйди, – Магда отвернулась.

– Ты обиделась?

– Что за манера – нагонять ужас?

– Мэг, не сердись. Я нечаянно.

Девушка отошла к парапету и уставилась на мутный речной поток. Винсент расстроился.

– Магда, милая, прости меня, дурака! – виновато сказал он. – Я действительно не хотел. Что ты как маленькая…

Девушка не ответила, решив проучить нахала, но вдруг услыхала позади громкое воркование и обернулась. Винсент растопырил руки так, что они стали похожи на птичий хвост, и надул грудь.

– Ку-ку-ку-кр-р-ру! – сказал Фишер голубиным голосом и завертелся перед Магдой. – Кр-р-ру!

Девушка не выдержала и улыбнулась. Дуться на Винсента она решительно не могла.

– Хулиган и кривляка. Но клоун из тебя знатный.

– Мой жизненный принцип: пусть лучше надо мной смеются, чем из-за меня плачут.

Винс взял руку Магды и поднёс к губам.

СТОП.

– Всё ещё сердишься, Мэг? Даже руку нельзя поцеловать?

– Винс, прости, но… Столько всего случилось… Я ещё не совсем пришла в себя.

Фишер посерьёзнел:

– Извини, я не подумал… Пройдёмся по городу? Или посидим в баре?

– Лучше пройдёмся… Не хочу видеть шумных гуляк…

Она взяла Винсента под руку, и молодые люди отправились вверх по улочке Райншпрунг.

– Слушай, Винс, – сказала Магда. – Не обижайся на меня. Такой странный день…

– Понимаю.

– Нет, погоди. Скажи, у тебя когда-нибудь случались галлюцинации?

– Пару раз. Однажды с ребятами пыхнули, так я наяву увидел, как коридор вытягивается, как резиновый. А в другой раз эхо из унитаза попёрло, когда я… э… словом, когда меня сильно скрутило.

– Это пустяки. А настоящие, реальные глюки? Ну, там, чудовища всякие, драконы…

Брови Винсента полезли вверх:

– Ты уже с драконами водишься? У-у-у, как всё запущено!

– Винс, не дурачься!

– А я не дурачусь. Если дело так серьёзно, пора к врачу.

И, словно в подтверждение, неподалёку взвыла сирена «Скорой помощи».

– Я почему спрашиваю, – сказала Магда, прислушиваясь к вою, – мне как-то приснилось, что Георгий Победоносец вовсе не убивал дракона, а наоборот – подружился с ним. Может такое быть?

– Любопытный сон, – покосился на девушку Винс. – Только, увы, мимо кассы.

– Ясно, – вздохнула Магда. – Пустая фантазия.

– А вот и нет, – неожиданно ответил Винсент. – Есть любопытное толкование легенды о базельском василиске. Это сейчас она подозрительно смахивает на историю святого Георгия. А изначально…

Вслед за сиреной «Скорой помощи» раздались пронзительные сигналы полицейских машин. Одна, вторая… Винсент навострил уши:

– Ого! Куда это они все помчались? Совсем рядом, кажется, на Рыночной площади…

– Не отвлекайся, Винс!

– Ах да. Другой пересказ, более древний, повествует не о схватке рыцаря с василиском, а о договоре, что он заключил с чудовищем. Рыцарь начал строить город, а василиск взял поселение под своё покровительство.

– Ты где такое раскопал?

– Слышал от приёмного отца. Письменных свидетельств не сохранилось, но в его семье некогда хранился манускрипт…

– Он у тебя?

– Увы! Пропал. Неизвестно, что за договор, даже имя рыцаря не сохранилось…

– Герберт, – уверенно сказала Магдалена. – Его звали Герберт.

Винс резко остановился:

– Откуда ты знаешь?

– Есть в университетской библиотеке один пергамент… Некий отец Иеронимус написал…

– Герберт, – пробормотал Винс, – конечно же… Мэг, спасибо тебе!

Винсент прижал к себе Магдалену, и та от неожиданности ответила на объятие.

СТОП.

– Винс, какая муха тебя укусила? – спросила она, высвобождаясь.

Винсент отпустил девушку и забегал по улице.

– Ничего… Герберт… Колодец Герберта…

– Такого в городе нет, – заметила Магда. – А ты почему вдруг про колодец?

– Приёмный отец рассказывал. Сейчас там фонтан. Уже много веков он известен как колодец Кожевников – Gerberbrunnen. Но в древности его называли…

– Herbertbrunnen, – закончила ошеломлённая Магдалена. – Колодец Герберта…

– Рыцарь заключил договор с василиском именно там, – убеждённо заявил Винсент. – Пошли!

– Зачем?

– Я должен кое-что посмотреть.

Десять минут спустя они стояли у бывшего колодца Кожевников – маленького фонтанчика. Тонкая струйка вытекала из стены и, дробясь, падала в резервуар.

Магда покосилась на Винсента и ощутила, что по спине пробежал озноб. Фишер смотрел в прозрачную воду, словно видел нечто жуткое.

– Да, – глухо произнёс Винс, – именно здесь…

– Что «здесь»? – робко спросила Магдалена.

– Тут зияло жерло колодца, – Фишер повёл рукой над кромкой фонтана и отступил на несколько шагов. – А здесь стояла старая липа. Под ней собирался суд. На скамьях сидели представители закона, преступника ставили под дерево. Вот сюда.

– Откуда ты знаешь? Никаких свидетельств…

– Я помню! – перебил девушку Винсент и отступил ещё на дюжину шагов. – Стража выстраивалась цепью. Вот тут стояли алебардисты…

Он неожиданно принял позу стражника, что могло показаться забавным, если бы не страх, подступивший к сердцу Магды. Винсент повёл воображаемым оружием, и Магдалена увидела наяву плечистых солдат в шлемах и панцирях. За ними переминались немногочисленные зеваки. На четырёх скамьях сидели судьи. Они безжалостно и сурово смотрели на человека, стоявшего у ствола дерева. Председательствующий развернул свиток. Губы законника зашевелились. Магдалена поняла, что судья зачитывает приговор. Она попыталась разглядеть осуждённого, но черты его лица расплывались горячим воском, фигура колебалась на ветру, как бумажная, руки и ноги дёргались, шелестели листья, скамьи дрогнули, поплыли, а глубоко под землёй раздался душераздирающий крик…

Магда очнулась. Винсент замер: челюсти стиснуты, кулаки сжаты. Девушка коснулась его руки:

– Винс, что с тобой?

Фишер встряхнулся:

– Магда, милая, прости, но я должен уйти.

– Сейчас? – от неожиданности у девушки закружилась голова. – Куда?

– По делам, – суховато ответил Винс.

– И ты даже не проводишь меня?

Винсент взял Магдалену за плечи:

– Мне нужно закончить нечто очень важное. Не обижайся, Мэг.

– Пожалуйста…

– Нет, – отрезал Винсент.

Магда глянула ему в глаза и вздрогнула. Ей показалось, что на неё в упор смотрят два ружейных ствола.

– Ты пугаешь меня, – прошептала девушка. – Что случилось?

По губам молодого человека скользнула прежняя улыбка:

– Опять собираешься дуться? Не будь ребёнком. У меня, между прочим, своя жизнь, а ты театр устраиваешь.

У Магды пересохло во рту от внезапной мысли.

– Прости, Винс, – сказала она убито. – Я даже не думала, что ты… Что у тебя уже есть…

Винсент беззаботно рассмеялся и встряхнул Магду.

– Да ты никак ревнуешь, Мэг! Надо же! Не переживай, глупышка. У меня нет ни девушки, ни парня – на тот случай, если ты заподозрила меня в нетрадиционных пристрастиях. Честное индейское. А вот срочные дела есть, в том числе и ночью. Так что выбрось из головы всякую чепуху. Ку-ку-кр-р-ру!

– Свихнуться можно, – облегчённо выговорила Магда. – Никак не привыкну к твоим фокусам…

– Дай мне твой мобильный номер, – полез в карман Винсент. – Я позвоню ближе к воскресенью. А если быстрее убью дела, то и раньше. Сходим вместе на утреннее шествие! Как тебе идея? Идёт?

– Идёт, болтун, – улыбаясь, ответила Магдалена. – Пиши…

Она продиктовала номер. Фишер сложил бумажный клочок и спрятал в кошелёк.

– Не волнуйся, не потеряю, – подмигнул он девушке. – У меня всё надёжно, как в банке. Ну что, до скорого?

– Пока, Винс, – немного разочарованно сказала Магда.

Винсент шутливо покачал головой:

– Фрау Ланц, держите себя в руках.

А потом стремительно обнял девушку и поцеловал. Магдалена почувствовала, как его сухие, обветренные губы нежно прижимаются к её губам, как руки властно охватывают спину… Сердце Магды затрепетало, и она впервые в жизни поняла меткость выражения «в животе запорхали бабочки».

В эту секунду, как назло, у девушки в кармане заверещал мобильный телефон. Винсент отскочил.

– Это не я! – задорно выпалил он. – Это он сам!

Магда зашарила в поисках аппарата, испортившего поцелуй. Винс помахал рукой:

– Всё, Мэг, я убежал. До встречи в воскресенье!

– Погоди, Винс…

– Всё, всё, потом поговорим! Не грусти и ничего не бойся. А главное… – голос Фишера сделался серьёзным, – не обращай внимания на всякие старинные бредни.

Не успела Магдалена осмыслить это загадочное заявление, как Винсент исчез в ближайшем переулке.

Мобильник продолжал звонить. Магда выудила аппарат:

– Слушаю.

– Фрау Ланц? – осведомился незнакомый мужской голос.

– Да.

– Вас беспокоит комиссар полиции Штефан Райнерт. Мы уже встречались. Я опрашивал свидетелей на месте происшествия у общежития.

– Да, помню.

– Не станете возражать, если мой коллега привезёт вас в участок? У меня созрели вопросы…

– Зачем такая спешка? – Магда посмотрела на дисплей телефона. – Почти полночь… Может, завтра утром?

– Не хотелось бы тянуть до завтра.

– Тогда спрашивайте!

– Это не телефонный разговор, – отрезал Райнерт.

– Простите… Случилось что-нибудь ещё?

– Увы, да.

– О боже, герр Райнерт! Не тяните! Что стряслось?

– Погиб ваш хороший знакомый. Лука Рюттингер.

Магда отказывалась верить своим ушам.

– Лука? Лука умер?

– Убит, – поправил комиссар. – Меньше часа назад. Теперь понимаете, как всё серьёзно? Сообщите, где вы находитесь, мой коллега заедет за вами. Фрау Ланц? Вы слушаете?

У Магдалены зазвенело в ушах, во рту появился металлический привкус. Лука убит… Лука, сдержанный кавалер, хороший приятель, многообещающий молодой учёный, будущий врач… Его убили, пока она гуляла с Винсентом…

– Да, я слушаю, – выговорила Магда. – Как это случилось?

– Повторяю: не по телефону. Где вы?

– У колодца Герберта.

– Простите, где?

– У колодца Кожевников.

– Машина будет через десять минут. Никуда не отлучайтесь! До скорого.

Комиссар дал отбой. Магда стояла, глядя на вырезанное в камне стихотворение о базельском василиске, но перед глазами вместо пернатого дракона плясал и куражился скелет с обрывками плоти на костях. Видение не уходило, как она ни пыталась прогнать мерзкий образ. А за скелетом проступали туманные силуэты людей в старинных одеждах. Их осталось пять.

– Скверный повод для новой встречи, не правда ли? – голос Бернда Рибеля предательски дрожал.

Они втроём с Магдаленой и Юлией сидели на лавочке в коридоре полицейского участка. Царила тишина, часы показывали два часа пополуночи.

– Оставьте, Бернд, – мрачно ответила Магдалена. – Без вас тошно.

– А ведь тебя предупреждали, – неприятно ухмыльнулся Рибель. – Помчалась на свидание пёс знает с кем…

– Да замолчите вы наконец или нет? – возмутилась девушка. – Сколько можно нести ахинею?

– Магдочка, милая, перестань! – плача, сказала Юлия. – И вы, Бернд, прекратите! Какое это имеет значение? Лука умер! Его убили! Убили! Господи, несчастный мальчик…

– Мальчик, – просипел Бернд, встопорщив усы, – потерял всякую осторожность, гоняясь за девушкой. И получил клювом в живот…

Магда развернулась к Рибелю и презрительно приподняла губу:

– Ах вот оно что! Стало быть, Лука за мной следил? Я так и думала. И чувствовала тоже. Всё время спину сверлил чей-то взгляд.

– И долго сверлил? – осведомился Бернд.

Магда оторопела:

– Половину пути где-то…

– Вот именно. А потом его…

Юлия передёрнула плечами:

– Не надо! Страшно!

– Хорошо, не буду, – покладисто сказал Бернд. – Юлия, где ваш юный джедай?

– Дома… Спит…

– Счастливец, – вздохнул комендант. – А я чувствую, что уснуть не смогу… О-хо-хо…

– Юлия! – спохватилась Магда. – Скажи, у Нико были очки?

Фрау Вальтер непонимающе заморгала.

– Не обычные, – уточнила Магдалена, – а такие… как для карнавала. А-ля стимпанк. С кожаным ремешком.

– Не помню, – замотала головой Юлия. – У него столько хлама в комнате валяется, хоть лопатой разгребай…

– Какие ещё очки? – подозрительно спросил Бернд.

– А вам не всё равно?

– Медные? – допытывался Рибель. – С птичьими когтями по ободкам?

– Да, – удивилась Магда. – Откуда вы знаете?

Бернд ошеломлённо пощипал себя за усы:

– Потрясающе… Нашлась пропажа… Двести лет ни сном ни духом… Вот что, милочка, ты бы держала их при себе… А лучше всего носи на своём очаровательном носу. Это очень ценный предмет. Ценный, древний и… непростой. Откуда их взял Нико?

– Понятия не имею! – вытаращилась фрау Вальтер.

Магда прищурилась на Бернда:

– Колитесь, герр Рибель. Что это за вещичка?

– Стало быть, Нико?

– Не знаю. Кто-то их мне подсунул. Да ещё пытаясь убедить, что это – подарок мальчика. Что же вы притихли, губернатор, или как вас там…

– Тихо, тихо, – Рибель покосился на раскрывшую рот Юлию. – Если я правильно понимаю, человека, носящего эти очки, не может заколдовать василиск. Взгляд чудовища теряет силу, он просто не способен различить жертву.

– Потрясающе! – восторженно сказала Юлия, у которой скорбь в мгновение ока перешла в любопытство. – Это из сказки, да?

– Сказки… – невесело усмехнулся Бернд. – Если бы…

Отворилась дверь кабинета, и появились комиссар Штефан Райнерт и капитан Жан-Кристиан Райнле. Юлия вскочила навстречу пограничнику:

– Жан, милый, всё в порядке?

– Со мной – да, – хмуро ответил капитан. – Одевайся, пойдём домой. Я очень волнуюсь за Нико.

– Спит он, что с ним случится, – беззаботно махнула рукой фрау Вальтер.

– Благодарю, – сказал комиссар, – все свободны. Мой коллега развезёт вас по домам. Желаю спокойной ночи, спасибо за сотрудничество. Фрау Ланц, прошу вас, задержитесь ненадолго. Не волнуйтесь, я лично доставлю вас на квартиру.

Удивлённая Магда прошла в кабинет.

– Прошу, – комиссар указал на кожаное кресло, где Магда сидела всего час назад.

– Не нужно, – девушка поджала губы. – Надеюсь, вы не станете чинить второй допрос?

– Допрос – не стану. Но хочу кое-что уточнить. Не для протокола.

– На здоровье, – пожала плечами Магдалена.

– Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы состоите с Винсентом Фишером?

К этому вопросу Магда подготовилась заранее. Она сделала надменное лицо:

– Винсент – мой хороший друг.

– Насколько я понял, вы знакомы с ним всего два дня?

– Какое это имеет значение? Бывает, чувствуешь человека, словно знал его всю жизнь.

Штефан Райнерт покивал, соглашаясь. Затем поинтересовался:

– Но вас с ним ничего, кроме дружбы, не связывает?

– Это моё личное дело и никого не касается. Впрочем, специально для вас: нет.

– А в каких отношениях вы находитесь с Вилли Краузе?

– В первый раз про такого слышу, – честно призналась Магдалена. – Кто это?

– Тёмная личность. Проходит под тремя именами и четырьмя псевдонимами. Сумел запутать врачей двух психиатрических лечебниц. Медики наперебой объявляли его то шизофреником, то параноиком, то совершенно нормальным. Без прописки. Гражданство сразу двух стран – Швейцарии и Германии. Место и дата рождения неизвестны, сам он родом из приюта в Риене. Будучи подростком, сбежал, странствовал, долго жил в Германии, сменил множество работ. Образования нет. Родственников нет. Даже имя, скорее всего, ненастоящее: паспорт выписан с его собственных слов, а данных в архивах никаких…

Магда, слушая эту невероятную характеристику, удивлялась всё больше:

– Да кто же он такой?

– Весь город знает его под кличкой Безумный Фотограф.

– Ах, вот кто это, – девушка почувствовала облегчение. – Он на редкость безобиден. И при чём тут я? Мы с ним даже не разговаривали.

– Может быть. Но на карточке его цифровой камеры хранится множество ваших изображений.

– Знаю. Жан-Кристиан сказал. И что?

– Ничего, разумеется. Интереснее другое. Вам известно, что Винсент Фишер и Вилли Краузе знакомы?

– Нет… А даже если так?

– Их несколько раз видели беседующими. Создалось впечатление, что они старые приятели… Вам Винсент про Безумного Фотографа ничего не рассказывал?

– Абсолютно ничего.

– Забавная ситуация. – комиссар Райнерт прошёлся по кабинету. – Фишер живёт в городе без году неделя, а с Фотографом запанибрата. Знакомство никак не афиширует, хотя и не скрывает. Допустим, этот тип интересует Винсента как социолога. Но самое удивительное – сходство трёх судеб. Вилли Краузе – сирота из Риенского приюта, а Винсент Фишер рано потерял родителей и воспитывался в том же Риене у приёмного отца…

– Когда вы успели всё это разузнать? – изумилась Магдалена.

– Долг службы и современные средства коммуникации. Так вот, факт усыновления Винсента подтвердился. Но ни в одном архиве не удалось найти информацию о погибших родителях и сёстрах, хотя в актах они упоминаются. Далее: если Винсент Фишер и жил в Чикаго, то в университете точно не учился. И вообще нигде не учился. Его следы обрываются с момента отъезда в Соединённые Штаты. Он отсутствовал шесть лет, а потом возник в Базеле, как тролль из табакерки. Вам это не кажется странным?

– Кажется, – осторожно подтвердила Магда, – но я не вижу ничего криминального. Между прочим, вы сказали «три судьбы». Кто же третий?

Райнерт остановился посреди кабинета и уставился на Магдалену.

– Вы, фрау Ланц, – произнёс он едва ли не по слогам.

– Я? – вскричала девушка. – Что за чушь!

– Вовсе нет. Вы тоже сирота, родителей не знаете, воспитывались в церковном интернате…

– Глупое совпадение и ничего более. Вы что, хотите меня с Винсентом обвинить в убийстве?

– Улик нет никаких. Но за годы службы я выработал чутьё на необычные случаи. И оно подсказывает: есть между вами нечто общее… А теперь поговорим о четвёртом участнике триумвирата…

– Квартета, – машинально поправила Магда и спохватилась: – Как, есть и четвёртый?

– Да. И он подозрительнее всех.

– Кто же он?

– Бенито Маринелли.

Магдалена ожидала услышать любое имя, только не это. Украшенная шрамом губа вздёрнулась, и девушка насмешливо спросила:

– Итальянский мачо? Не смешите!

– Увы, ничего смешного в синьоре Маринелли нет. Я навёл справки у неаполитанских коллег. Послужной список этого молодчика усеян перлами преступной биографии. Член мафиозного синдиката, но положение в «семье» невысокое. Подозревается в организации ограбления, отмывании афганских опиумных денег и контрабанде сигарет. Дважды судился. В первый раз за дачу взятки таможеннику, получил год условно. Во второй раз обвинялся в банковских махинациях, оправдан за отсутствием улик. Думаю, не обошлось без помощи организации. Но в Неаполе молодому мафиозо стало неуютно, и он под видом студента перебрался в Базель…

– Что же вы его до сих пор не взяли? – не сдержалась Магдалена. – Тоже мне полиция!

– Повода не нашлось, – пожал плечами комиссар. – Зато теперь есть. Бенито Маринелли объявлен в розыск по обвинению в убийстве.

– Бенито убил Луку? Чепуха! Они дружили!

– Почерк убийцы профессиональный. Рюттингера ударили ножом в печень. Это очень удобно сделать левой рукой. Маринелли носил нож с собой, вдобавок он левша. «Мокрых дел» за ним пока не водилось, но сам факт причастности к организованной преступности говорит о многом. Кроме того, есть очень серьёзная улика – бегство. Бенито исчез бесследно. По телефонам и адресам найти его не удалось. Тогда я отдал приказ о розыске…

– Но зачем ему понадобилось убивать Луку?

– Именно это я и хочу выяснить.

– Погодите. При чём тут наш, как вы изволили выразиться, триумвират?

– Ни при чём, – пожал плечами Райнерт. – Просто случилось очень много странного. Да что там странного – страшного! Два человека из ваших, фрау Ланц, знакомых умерли один за другим. Быть суеверным мне запрещает профессия, но я должен прислушиваться к интуиции.

– Так что же, – спросила Магда, – я теперь в списке подозреваемых?

– Ни в коем случае. Но я хочу попросить вас соблюдать осторожность. В частности, с вашим… новым другом.

– С Винсом?

– Именно.

– Почему?

– Потому что он тоже исчез. Квартира пуста, на звонки никто не отвечает. Так что, когда Винсент Фишер вновь объявится, сообщите, я буду весьма признателен…

– Я не стану доносить на друзей!

– Как хотите, – пожал плечами следователь. – Только есть ещё одна очень важная деталь. Лаутенбах, конечно, свернул себе шею, упав с балкона. Но экспертиза обнаружила у него в крови следы сильного алкалоида, по составу схожего со змеиным ядом. Вряд ли он бы выжил с такой дозой отравы. Следы того же яда нашли в кастрюльке из-под саке… Это информация к размышлению, фрау Ланц. А сейчас я отвезу вас домой. Ложитесь спать и постарайтесь хорошо отдохнуть. Но повторяю: будьте осторожны…

Следующие два дня прошли на удивление спокойно. Винсент не появлялся, чему Магда даже чуточку обрадовалась. Уж очень ей не понравилась просьба Штефана Райнерта. Доносить – занятие препротивнейшее, даже если речь идёт о раскрытии преступления. Нет, пусть комиссар сам плетёт паутину расследования. Конечно же, не обошлось без сомнений. Неужели Винс обманывал насчёт Чикаго? Да ещё Бенито… Не мог он убить Рюттингера, и точка! И откуда взялся яд в саке? От этих мыслей Магде становилось жутко. Галлюцинации с василиском не возвращались, но по ночам мучили кошмары. Снился Лаутенбах, лежащий на асфальте, Лука в окровавленной куртке… После этого девушка просыпалась разбитая и с трудом заставляла себя заниматься делами. Трижды звонила Юлия, просто так, потрепаться, насколько позволял вездесущий и вездеговорящий джедай Нико. Магда захотела потолковать с мальчиком насчёт стимпанковских очков, но получила в ответ лишь серию невразумительных «гы-гы». Это окончательно убедило девушку, что проделка с очками придумана не гиперактивным светомеченосцем. Один раз нарисовался Бернд, звал Магду на карнавал, но она решительно отказала.

В воскресенье, придав квартире жилой вид, Магда вернулась к размышлениям о фреске мастера Конрада. Рассказы Бернда и Луки про колдовской обряд, конечно, не имели ничего общего с реальностью, но что, если в них имелось рациональное зерно? Как можно использовать в тайном обряде фреску, намалёванную на стене? Разве что художник написал её на холсте. Тогда нужно искать картину, а не фреску! Если добиться разрешения на осмотр музейных запасников и архивов, что-нибудь да выплывет…

В разгар поисков и размышлений, когда время шло к вечеру, позвонил Винс. Магда погрузилась в сетевые каталоги музеев мира и совершенно бездумно взяла трубку.

– Хай, Мэг! – раздался весёлый голос Фишера.

На душе у Магды потеплело.

– Винс, – ответила она с облегчённым вздохом. – Я думала, ты исчез окончательно…

– Вот ещё! Я не из тех, кто пропадает без вести. Как ты?

– В порядке. Откуда звонишь? Где ты был всё это время?

– Улаживал разную бюрократию в Риене, а потом рванул в Эльзас, кое-что выяснил… Слушай, я приехал бесповоротно и окончательно, а потому предлагаю встретиться. Айда на карнавал! Сегодня утреннее шествие!

– Погоди, Винсент…

Магда собралась и решительно объявила:

– Тебя разыскивал Штефан Райнерт.

И замолчала, ожидая, что будет. Но Винсент спросил с неподдельным удивлением:

– А кто такой Штефан Райнерт?

– Комиссар полиции. Ну, тот, кто опрашивал свидетелей…

– Вот те на! Зачем я ему?

Магда смутилась.

– Не знаю, – солгала она. – Должно быть, насчёт происшествия…

– Не умеешь ты врать, Мэг. Что случилось?

– Погиб Лука, – выдохнула девушка. – Убит. И… Я думаю…

– Меня подозревают? – хладнокровно спросил Винс.

– Н-нет вроде бы…

– Тогда что же?

Магда окончательно растерялась. Фишер помолчал ещё немного. Затем сказал:

– Ладно, не важно. Я сам пойду к нему после праздников. А пока что выбрось это из головы. Приходи к воротам Шпаленберга в половине четвёртого ночи. Вместе проберёмся на Рыночную площадь.

– Договорились, – задумчиво ответила Магда.

Что-то в разговоре показалось ей необычным.

– Ну и здóрово! Только одевайся потеплее. И смотри не опаздывай! А то не протолкнёмся! Пока, до встречи! Буду очень рад тебя видеть!

– Пока, Винс…

Трубка замолчала, и лишь тогда Магдалена сообразила, в чём заключалась странность. Винсент ничего не спросил об убийстве. Словно всё знал.

Этот факт девушку почему-то не обеспокоил. В мозгу засела единственная мысль: как выглядеть? Тут Магда вспомнила про диковинные очки. О! Вот и нашёлся достойный девайс для карнавала! Надо только подыскать куртку в ретростиле… Ладно, сойдёт и кожаная с меховой оторочкой. И сапоги подходящие имеются… Жаль, нет авиаторского шлема… Тогда пусть будет кепка а-ля гаврош. Магдалена оделась, напялила очки, посмотрела на себя в зеркало и расхохоталась. В таком наряде она стала похожа то ли на шофёра начала двадцатого века, то ли на персонажа из «Звёздных войн». А теперь надо как-то убить время до выхода из дома… Не проблема! Слава интернету! И да здравствует мастер Конрад!

Увы, то ли время прошло слишком быстро, то ли Магдалену занимали иные мысли, но «сёрфанье» в интернете не дало никаких результатов. К трём ночи, когда Магда посмотрела воспалёнными глазами на часы, перед ней вертелись тысячи картин на тему «Плясок Смерти», но ни одна не напоминала замысел Конрада Витца. Однако результат от поисков всё-таки имелся: фрау Ланц увлеклась образом Смерти в искусстве и перестала думать о смерти настоящей…

Пора идти. Магда вырубила ноут, оделась, ещё раз улыбнулась своему лихому стимпанковскому отражению и вышла на оживлённую улицу.

Народ, сбиваясь в компании, тёк в направлении центра. Чем ближе воздвигалась освещённая громада Шпаленбергских ворот, тем плотнее становилась толпа. На перекрёстках усталые регулировщики заворачивали машины, пытавшиеся пробиться в старый город, трамваи со скрежетом уходили на боковые улицы. В эти три дня город становился добычей шутов, а они, как известно, ходят пешком.

Площадь около ворот наполнилась гуляками. Магда поправила очки и решительно вклинилась в людскую гущу. Винсента она увидела сразу. Парень стоял у арки, вытянув шею. Магда увернулась от группы хохочущих молодых людей и проскочила через перекрёсток. На появление девушки Фишер не отреагировал.

– Привет! – крикнула Магда, помахав рукой перед лицом Винсента.

Тот воззрился на неё, будто увидел впервые.

– Господи, Мэг! – выговорил он наконец. – Я тебя не узнал! Что это за дребедень?

Магда обиделась:

– Сам ты дребедень. А это называется стимпанк! Карнавал так карнавал!

В глазах Винсента запрыгали весёлые огоньки:

– Гуляем сегодня, фрау Ланц?

– Ещё как, молодой человек! Только жаль, выпить нечего…

– О, да ты разошлась вовсю! Но ты меня недооцениваешь. Раз на мне куртка, значит, в ней есть внутренний карман. А во внутреннем кармане лежит махонькая фляжечка. И, разумеется, она не пустует. Что скажете насчёт французского бренди, мадемуазель?

– Винс, ты – чудо! Гони его сюда!

– Сию минуту… Только я первый!

– Фи, тоже мне джентльмен… Дама начинает и выигрывает!

– Держи, мадам Арманьяк!

Магде стало совсем хорошо. Винс бережно принял фляжку и отхлебнул, задрав к небу античный нос.

– А теперь, – объявил он, – вперёд! Шевели сапожками, не то придётся добираться по крышам. Смотри, что творится!

Толпа становилась всё гуще и гуще, пока они пробирались к университету. Отвсюду глазели и пялились маски: пёстрые, с гипертрофированными носами, скалящиеся чудовищными ухмылками. Посреди улиц выстроились клики, готовые двинуться вперёд. Группы охраняли стражники, одетые в стиле каждой компании. Над головами ряженых светились огромные бумажные и матерчатые фонари, размалёванные фантастическими картинами и карикатурами на злободневные темы.

– Мэг, руку! – крикнул Винс. – Не то в два счёта потеряемся! Быстрей! Уже без десяти четыре!

Кто-то выстрелил хлопушкой над ухом Магды, и за шиворот девушке посыпалось конфетти. Она вспомнила, что не купила значок участника карнавала, без которого любой шут мог запросто облить её пивом или напихать серпантина за пазуху. Винсент потащил Магду вперёд. Вокруг шумели, говорили, пили возбуждённые люди. Многие забрались на столбы и афишные тумбы, чтобы лучше видеть. На карнизах и подоконниках сидели гуляки, посматривая сверху вниз на шевелящуюся массу.

Выбравшись к площади, они остановились, стиснутые со всех сторон разгорячёнными телами. Магде подумалось, что здесь собрались все жители города, но, судя по доносившимся обрывкам фраз, добрую треть гостей составляли туристы. Слышался гортанный нижненемецкий говор, торопливая французская и горячая итальянская речь, временами прорывались слова на китайском, японском и русском языках. Перед Магдаленой стояли в строю барабанщики в костюмах гвардейцев Ватикана, готовые раскатить мощную дробь. Толпа оттеснила Винсента в сторону.

– Винс! – позвала Магда, пытаясь перекричать шум толпы.

– Чего? – гаркнул в ответ Фишер, зажатый между двумя корпулентными тётками.

– Я забыла спросить!

– Что?

– Про Луку!

– Не слышу!

– Про Рюттингера! – заорала Магдалена. – Ты что-то знал?

– О чём?

– Ты знал, что с ним случилось?

В этот миг часы на ратуше начали бить четыре утра. Одновременно все электрические фонари, все витрины и вывески, все окна в центре города дружно погасли. Грандиозный вопль восторга вырвался из тысяч глоток, ударили барабаны, заверещали флейты, и ответ Винса потонул в шуме. Утреннее шествие началось.

Толпа подалась вперёд, так что Магду едва не швырнули под ноги псевдоватиканским гвардейцам. К счастью, охранник в старинном шлеме был начеку и преградил дорогу щитом. Магда устояла, больно стукнувшись плечом, но окончательно потеряла Винсента. Клика «ватиканцев» с грозным видом двинулась вперёд.

– Ви-и-инс! – озираясь, закричала девушка.

– Мэ-э-эг! – послышался справа голос Винсента.

Магдалена попыталась протолкнуться, но толпа откатилась в другую сторону. Пища и стуча, прошагали «Базельские придурки» – старая и уважаемая клика. Невысокий толстяк в клоунской маске, увлечённо свистевший на флейте, повернулся к Магде и едва не поперхнулся. То ли по наитию, то ли по пышным рыжим усам Магда поняла, что мимо неё прошёл комендант Рибель.

– Бернд! – завопила она, размахивая рукой. – Погодите!

Но толстяк подстроился в ногу клике, вновь засвистел, словно пьяный дрозд, и мгновенно исчез из виду. Магда стала подпрыгивать, пытаясь разыскать Винсента, однако Фишер словно сквозь землю провалился.

– Мадам, вы что, кенгуру? – возмутилась пожилая женщина, прижатая к афишной тумбе. – Ногу отдавили!

– У-и-и-и! – заорал в ухо Магдалене прыщавый подросток, совершенно её оглушив.

Девушка попыталась пристроиться в хвост уходящим «придуркам», но не смогла прорваться. Тогда она, плюнув на приличия, заработала локтями. Кто-то крякнул, получив тычок в рёбра, раздался треск рвущейся ткани. Магда выскочила на середину улицы, пожертвовав пуговицей.

– Это ещё что? – взревел стражник и взмахнул отнюдь не игрушечной алебардой. – А ну назад!

Магда заметалась меж людских рядов, сопровождаемая гиканьем и шуточками.

– Василиски идут, василиски идут! – заверещал тот же прыщавый юнец, и Магдалена в ужасе обернулась.

Прямо на неё со стороны Шпаленберга надвигалась ещё одна клика. Рослые парни щеголяли чешуйчатыми костюмами, на пернатых шлемах разевали клювы гребенчатые головы василисков. Магда ухитрилась проскочить мимо алебардиста и втиснулась меж людей на другой стороне. Отряд «василисков» протопал мимо, гордо неся штандарты с гербом Базеля. Одобрительный гул толпы сопровождал ряженых. Тогда Магдалена вновь выбежала на дорогу и пошла следом. Ей почудилось, что профиль Винсента мелькнул у поворота. Магда вознамерилась опять пролезть в толпу, но «василиски» неожиданно остановились. Зрители заволновались, обмениваясь репликами.

– Что случилось? – крикнула Магда двум девчонкам, в обнимку стоявшим на тротуаре.

– Ему плохо! Упал! Врача! – наперебой защебетали юные создания.

Сердце девушки забилось от нехорошего предчувствия. Она рванулась вперёд, бесцеремонно растолкав ряженых, и на перекрёстке увидела «Базельских придурков». Они уже не музицировали и вид имели самый потерянный. На мостовой распростёрлась грузная фигура в клоунской маске. Рядом валялась флейта, никчёмная, как сломанный насос.

– Бернд! – бросилась к упавшему Магда.

– Отойдите, мадам, – попытался остановить её руководитель, но Магдалена пробилась к Рибелю и опустилась на колени.

Комендант тяжело дышал. По усам стекали капли пота. Весёлая маска, сдвинутая на лоб, безразлично скалила зубы.

– Бернд! Герр Рибель! – затормошила его Магда. – Что с вами?

Комендант приоткрыл глаза.

– Магдочка, – просипел он. – Детка… Уходи… Со мной покончено… Спасайся…

– Идите, мадам, мы уже вызвали врача, – не унимался руководитель, но Магда отмахнулась.

Подошли «василиски», уставились на лежащего. Бернд обвёл их угасающим взором.

– А-а-а, вот и ты, хранитель, – прохрипел он. – Успел раньше… Но есть ещё четверо… Четверо…

– Успокойтесь, Рибель, – сказал предводитель. – Врач будет через десять минут. Держитесь.

Глаза Бернда остекленели. Один из «василисков» поднял фотоаппарат и нажал на спуск, но никто не заметил непрошеного папарацци. И тут Магду словно громом поразил голос, прозвучавший из-под маски:

– Поди сюда, о благородный хозяин, властный и свободный. Сдай шпагу и ступай в могилу, пусть смерть воздаст тебе за силу…

Сказавший нырнул в толпу. Магда успела заметить всклокоченную бороду, треугольную сумку…

А затем комендант перестал дышать.

Потрясённые ряженые молчали. Магдалене показалось, что город погрузился в зловещую тишину. Шум толпы, грохот барабанов, визг флейт доносились издалека, в ушах глухо шумело.

– Винс, – слабо позвала девушка. – Винс, где ты?

Она стащила дурацкие очки и пошла прочь, оставив позади шутов, тело Бернда Рибеля, зловещий шум карнавала… Её толкали, дёргали, обсыпали конфетти, но Магда ничего не замечала. Она думала о василиске и Семерых Подписавших. Безумная история перестала быть сказкой, теперь она убедилась, что Договор – не воспалённая фантазия. Йонас… Лука… Бернд… Ей захотелось, чтобы рядом оказался Винсент, обнял, успокоил. Она вспомнила, что даже не записала телефон Винса. Разве что он сам позвонит… Магда пошарила по карманам и убедилась, что мобильный остался дома. Ей стало совсем плохо. Галдящая толпа обратилась в скопище масок, под каждой из которых скрывался убийца.

– Винсент, – жалобно прошептала Магдалена. – Помоги!

Она побрела к мосту, где они встречались в прошлый раз. – Догадайся, – шептала девушка, – вспомни! Ты мне нужен! Прошу, забери меня отсюда…

Но Винсент не появился. Магда еле доплелась до набережной. Толпа редела, рассасывалась по улицам и закоулкам. Лишь отдельные группы зрителей, запоздавших к началу шествия, торопились к Рыночной площади, откуда как ни в чём не бывало доносился треск барабанов и свист флейт.

Пройдя парк Св. Иоанна, Магда немного пришла в себя и сообразила, что удаляется не только от шествия, но и от собственной квартиры. Она подумала, что надо бы вернуться, но мысль о карнавале и масках повергала в ужас. Ей чудилось, что мёртвый комендант всё так же лежит на мостовой, а вокруг теснятся василиски. Тут пришла в голову удачная мысль: дождаться трамвая на площади Вольты. Можно объехать кругом безумие утреннего шествия, запереться в своей нищей берлоге, дождаться Винсента и всё ему рассказать. А вдруг он сейчас стоит у подъезда? Магдалена прибавила шагу. Трамвайная линия совсем рядом… Только бы добраться до дома…

Она не успела дойти до остановки. Крепкая рука в кожаной перчатке зажала ей рот и втянула в боковую улицу. Девушка забилась, пытаясь крикнуть, и почувствовала у виска нечто стальное, холодное.

– Только пискни! Пристрелю! – раздался хриплый голос с итальянским акцентом. – Двигай к машине! Живо!

Счастье проходит быстро. Что может быть лучше богатства, любимой жены и трёх чудесных детей? Но жена скончалась, родив двух девочек-близнецов, и Андреас Окс остался вдовцом. Разумеется, достаток, добытый в странствиях, и подрастающие дети радовали сердце Чёрного Петуха, но со смертью супруги пропали радость и полнота бытия. А ещё Андреас постоянно ощущал угрозу, исходящую от епископа. За тринадцать лет фон Веннинген ни разу не намекнул на зловещее дело, некогда порученное искателю приключений, но Окс не забывал о привезённом чудовище. Древнее пророчество не очень пугало битого жизнью купца, Андреас страшился не дьявольских козней. Человеческая подлость неизмеримо гаже и страшнее. И роковой час пробил, когда его не ждали…

– Отец! – в комнату вбежал тринадцатилетний мальчик. – Там солдаты!

Андреас, перебиравший вещи, захлопнул крышку сундука:

– Освальд, не кричи. В чём дело?

– К нам капитан Шлегель! – испуганно сказал мальчуган. – С ним гвардейцы!

– Что им нужно? – посуровел Окс.

– Не знаю. Они перед дверью.

– А девочки где?

– У себя…

Андреас на миг задумался.

– Не к добру, – покачал он головой. – Я надеялся, колдовство нас не коснётся… Ступай наверх, к сёстрам. И не выходите из комнаты. Нет, не так! Бегите!

– Зачем?

– Будет лучше, если вы скроетесь. На всякий случай.

Словно подтверждая его слова, в дверь требовательно постучали. Окс заторопился:

– Выбирайтесь через окно на задний двор, а потом к мосту и дальше на север. Нужно выйти из города…

Стук повторился, послышался голос Гуго Шлегеля:

– Отворить именем епископа базельского!

Освальд задрожал. Отец прижал сына к груди:

– Не бойся. Фон Веннингену не в чем меня обвинить. Да и незачем. Тринадцать лет он нас не тревожил. Всё давно в прошлом…

– Гвардейцы, ломайте дверь! – скомандовал капитан Шлегель.

Затрещало дерево.

– Спасайся, сынок!

Освальд бросился к лестнице и скрылся из виду. Андреас вышел в лавку и гордо взбил чёрную, тронутую сединой бороду. Через несколько мгновений дверь крякнула, сорвалась с петель, и в комнату ворвались солдаты. Следом вошёл Гуго Шлегель. Он небрежно постукивал пальцами по рукояти меча.

– Мир вам, добрый человек! – объявил вошедший. – Вы владелец этого дома купец Андреас Окс?

Андреас фыркнул:

– Капитан, оставьте глупые церемонии. Мы знаем друг друга тринадцать лет. Говорите, что вам надо, и убирайтесь. Учтите, за сломанную дверь ответите перед советом. Подобного безобразия я не припомню за всю жизнь.

Гуго оскалился:

– Ты всегда был наглецом, Андреас Окс. Но сейчас не стоит бравировать. Я здесь не для того, чтобы пререкаться с тобой, Чёрный Петух.

Борода Окса вздёрнулась, глаза засверкали.

– В моём собственном доме меня оскорбляет епископский прихвостень! Болваны в кирасах придают смелости? Встретился бы ты мне на лесной тропе…

– К счастью, мы не в лесу, – хохотнул Гуго. – Да и я тоже не лыком шит. Неизвестно, чем бы закончилась наша встреча, но сейчас это меня не интересует ни в малейшей степени.

Капитан сунул руку в рукав, извлёк бумагу с печатями и прочитал вслух:

– Именем Господа нашего Иисуса Христа и святой церкви! Сим указом предписывается арестовать и доставить в городскую тюрьму купца шафранного цеха Андреаса Окса по прозвищу Чёрный Петух, проживающего в собственном доме в переулке Кожевников. Упомянутый Андреас Окс обвиняется в колдовстве, поклонении нечистой силе и связях с дьяволом. Подписано: епископ базельский, первое августа тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова.

Шлегель свернул бумагу трубкой.

– Будь ты проклят, Йоханн фон Веннинген, – пробормотал Андреас Окс.

– Идём! – сказал капитан гвардии, сделав знак гвардейцам.

Те стали приближаться к арестованному, как вдруг Андреас сорвался с места и бросился под ноги Гуго. Тот не ожидал такого манёвра и полетел вверх тормашками. В свои без малого пятьдесят лет Андреас был очень силён. Он обхватил капитана поперёк туловища, словно медведь. Сцепившиеся соперники катались и кувыркались, а растерявшиеся солдаты не смели вмешаться, боясь задеть начальника. Гуго почувствовал, что у него трещат рёбра. Худо пришлось бы верному слуге епископа, но один из гвардейцев ухитрился ударить Окса сапогом в висок. Андреас поневоле ослабил хватку. Шлегелю удалось вырваться. Капитан вскочил на ноги и с ненавистью пнул лежащего купца. К избиению присоединились все. На Окса обрушился град ударов, пока задыхающийся капитан растирал бока.

– Хватит! – Шлегель морщился от боли. – Вы, трое! Марш наверх! Обыскать дом! А вы – на улицу, живо! Найдите мальчишку! Найдите девчонок! Сбегут – всем головы снесу! Ты и ты! Связать мерзавца!

Дом наполнился шумом и грохотом. Стражники врывались в комнаты, распахивали сундуки, рылись в постелях. Не прошло и пяти минут, как они вернулись в лавку и отрапортовали, что никого не нашли. Шлегель уставился на связанного Андреаса:

– Куда ты спрятал детей?

Окс усмехнулся разбитыми губами:

– А зачем они вам?

– Предупреждаю, – заявил капитан Шлегель, – если не отдашь, будет намного хуже.

– Не знаю, что задумал фон Веннинген, – сказал Андреас, – но, судя по всему, хуже быть не может.

– Это ты скоро почувствуешь сам, – зловеще произнёс Гуго. – Когда окажешься в пыточном подвале.

Купец с изумлением слушал капитана и не мог понять: откуда взялось столько злобы? Да, они недолюбливали друг друга, но никогда не враждовали открыто. И вдруг его осенило: Гуго Шлегель боится! Он напуган до чёртиков и пытается скрыть страх за показной яростью! Чего он боится? Явно не арестованного и не епископа базельского.

Андреаса охватил настоящий ужас. Опытный купец, бывалый путешественник, он часто попадал в переделки и не страшился заглянуть в глаза смерти, но сейчас перед ним возникло нечто чудовищное. Оно не имело ни формы, ни цвета, зато распространяло волны смрада. Окс почувствовал, что вскоре должно свершиться гнусное дело, гораздо хуже бесчестия и смерти. И почему-то его дети должны играть в нём главную роль.

– Что нужно фон Веннингену? – прохрипел Андреас и тут же получил оплеуху.

– Заткнись! – гаркнул Шлегель. – Не твоего ума дело!

С улицы вернулись гвардейцы.

– Детей нигде нет! – доложили они хором.

– Отправьте патрули ко всем воротам! Перекрыть мост! Чтобы ни одна муха не вылетела! Арестованного – в тюрьму!

– Ничего, капитан, – бормотал Андреас, пока его вытаскивали из дома. – Освальд – парнишка сообразительный. Так просто не возьмёшь, не на того напали. А тебе и хозяину твоему ещё аукнутся ваши дела… Сердцем чую…

Народ с удивлением смотрел, как стражники волокли избитого купца со связанными за спиной руками.

– За что тебя, Андреас? – решился спросить какой-то молодой человек.

– Не разговаривать с арестованным! – рявкнул Гуго.

– Ох и аукнется, – проговорил Окс. – Мало не покажется…

Капитан ударил Андреаса по лицу, но тот продолжал бормотать:

– Всем отзовётся… И тебе, и фон Веннингену…

Окса втащили в башню, служившую тюрьмой. Перед дверьми стали накапливаться праздношатающиеся, но Шлегель приказал разогнать зевак.

А к вечеру того же дня город затрясся в страхе перед божьей карой. Из уст в уста летела зловещая весть: в Базеле чума! Рассказывали о первых жертвах, о том, что число заболевших уже перевалило за сотню и растёт с каждым часом. Некоторые горожане попытались бежать, но, к своему ужасу, обнаружили, что не могут выйти за ворота. Стража осматривала телеги, сумки, а затем заворачивала всех обратно. Напуганные базельцы заперлись в домах. Поэтому, когда через два дня объявили процесс о колдовстве, мало кто заинтересовался предстоящим зрелищем. Страх перед Чёрной Смертью пересилил любопытство, лишь десяток-другой прохожих пытались заглянуть за плечи стражников у четырёх скамей.

Судей хорошо знали в городе и его окрестностях. Маттиас Эберлер, недавно получивший вожделенное кресло советника в ратуше, сидел с таким видом, будто от него зависит судьба всего Базеля. На суде он взял на себя обязанности секретаря. Рядом ёрзал и явно чувствовал себя не в своей тарелке профессор медицины Вернер Вёльффлин. Зато профессор права Петер фон Андлау держался с большим достоинством в роли обвинителя. Его чёрные брови время от времени иронически приподнимались, словно он заранее выражал сомнение в показаниях арестованного. Председательствовал сам бургомистр Ганс фон Флахсланден. Он не сводил глаз с подсудимого, стоявшего под большой липой. Этим подсудимым был купец Андреас Окс.

За два дня, проведённых в застенке, он сильно изменился. Щёки запали, лицо украшали синяки и кровоподтёки. Правую руку подсудимый прятал под складками тюремного балахона и прислонялся к стволу дерева, как если бы ноги отказывались ему служить. Но во взгляде читалось всё то же упорство и скрытое бешенство. Телесными и душевными муками такого человека сломить трудно. Это смущало судей. Они оглядывались на капитана Шлегеля, словно сомневаясь, а не сбежит ли подсудимый? Впрочем, о каком бегстве могла идти речь! Тяжёлые кандалы не давали даже нормально стоять, не говоря уж о побеге. Но Гуго Шлегель пожирал Окса таким взглядом, будто ожидал какого-нибудь подвоха. У капитана до сих пор ныли бока, помятые арестантом при задержании.

Прозвонил колокол. Судилище началось.

Председатель фон Флахсланден обратился к Петеру фон Андлау:

– Господин профессор, зачитайте обвинение.

Юрист встал, прокашлялся и развернул свиток:

– Купец шафранного цеха Андреас Окс по прозвищу Чёрный Петух обвиняется в колдовстве и поклонении нечистой силе. Андреас Окс привёз из путешествия живого василиска, вырастил его и отпустил на свободу в городе. Следствием его кощунственных деяний явилась чума, которую навёл на Базель привезённый василиск. Сие отвратительное действие сопровождалось колдовскими обрядами, связанными с поклонением дьяволу. Обвиняемый Андреас Окс! Признаёшь ли ты себя виновным?

Подсудимый метнул в судей угрюмый взгляд:

– Нет.

Фон Андлау кивнул, словно другого ответа и не ожидал:

– В таком случае предлагаю перейти к опросу свидетелей. Кожевник Якоб Шаад!

Перед судьями предстал широкоплечий пожилой человек.

– Здесь, ваша честь!

– Приведите его к присяге, – потребовал фон Флахсланден.

Кожевник положил руку на Библию и поклялся, что будет говорить только правду и ничего, кроме правды. Фон Андлау испытующе оглядел ремесленника.

– Давно ли вы знакомы с купцом Андреасом Оксом?

– Тринадцать лет, ваша честь. С тех самых пор, как он поселился в доме по соседству.

– Часто ли вы общались?

– Не очень… Только когда встречались на улице или в церкви.

– Всегда ли Окс посещал церковь? Соблюдал пост, не хранил у себя еретические, богохульные и колдовские книги?

– Насчёт книг не знаю, ваша честь, я никогда не бывал в его доме. То есть бывал, но только в лавке. Правда ваша: в церковь Андреас давно не захаживал, почитай, с того времени, как скончалась его супруга…

Фон Андлау довольно хмыкнул:

– Говорил ли купец Окс нечто, порочащее святую церковь?

Кожевник замялся.

– Вроде нет…

– Отвечайте прямо! Изрыгал ли подсудимый хулу на святую церковь?

– Такого не слыхал. Но однажды в воскресенье я спросил, мол, сосед, почему ты не пришёл на богослужение, он ответил: когда Богу служат безбожники, честному человеку нечего делать в храме. Это всё, что я могу сказать, и да будут мне свидетелями все святые!

Фон Андлау махнул Шааду рукой, и тот удалился с видимым облегчением. Следующим привели к присяге Франка Блюмли, именитого купца из шафранного цеха. Он стоял, сложив руки на круглом животе.

– Купец Франк Блюмли! – начал фон Андлау. – Хорошо ли вы знаете Андреаса Окса?

– Очень хорошо, ваша честь, – жирным, тягучим голосом ответил Блюмли. – Мы вместе начинали торговлю пятнадцать лет назад.

– Начинали? Почему не продолжили?

– Потому что с Андреасом очень трудно иметь дело. Он вспыльчив, упрям и нахален, хотя и честен. Я предпочёл более сговорчивых компаньонов.

– Рассказывал ли Андреас Окс о своих странствиях?

– Немного, ваша честь. Он сильно изменился с тех пор, как вернулся из последнего путешествия. Стал мрачным, скрытным. Словно видел такое, о чём не хотел рассказывать.

Глаза фон Андлау торжествующе сверкнули. Он похлопал свёрнутым в трубку бумажным листом по ладони.

– Что он поведал лично вам?

– Говорил, в мире есть много необъяснимых и непонятных вещей. Труднее всего смириться со злом, прячущимся под маской добродетели и набожности. Чудовища плодят чудовищ, независимо от того, наряжены ли они в змеиную чешую или расшитую золотом ризу.

– Кого имел в виду Андреас Окс, говоря о чудовищах?

– Он называл имя, ваша честь. Я не решаюсь повторить его.

– Суд требует!

Блюмли помялся и объявил:

– Епископ базельский Йоханн фон Веннинген!

– Ты лжёшь! – раскатился над площадью голос Андреаса Окса.

Подсудимый выпрямился и яростно сверкал глазами. Судьи оживлённо зашептались.

– Ты лжёшь! – повторил Окс. – Никогда я не называл епископа чудовищем! Я говорил о ханжах, которые, прикрываясь именем Христовым, творят беззакония и причиняют людям горе! Разве мало их прячется под крылом нашей матери церкви?

Председатель фон Флахсланден усмехнулся углом рта и обратился к секретарю Эберлеру:

– Обвиняемый сам признался, что возводил хулу на служителей святой церкви, а следовательно, и на саму церковь. Всё записали?

Эберлер кивнул:

– Так точно, ваша честь. В лучшем виде.

– А ты, толстый ублюдок, – продолжал Андреас, – до сих пор не можешь простить, что Хильдегард вышла за меня замуж! И сейчас, через тринадцать с лишним лет, ты решил поквитаться со мной!

Блюмли оскорблённо запыхтел:

– Ваша честь! По какому праву этот кощунник оскорбляет меня? Я не стал бы руководствоваться низменными мотивами, когда речь идёт о церкви и опоре её в Базеле – самом епископе! Подумать только: месть из ревности!

– Помолчите, Блюмли! – строго прервал фон Андлау. – Никто не сомневается в ваших добродетелях. Вам больше нечего сказать?

– Нет, клянусь Богом!

– Прекрасно. Можете идти.

Франк Блюмли удалился, сопя и бросая гневные взгляды на подсудимого. Фон Андлау обратился к Вернеру Вёльффлину:

– Предоставляю слово вам, профессор. Доложите суду о ваших изысканиях.

Смущённый Вёльффлин встал:

– По требованию суда был произведён обыск в доме купца Андреаса Окса, проживающего в переулке Кожевников, в собственном доме. За дверью подвала мы нашли странный и зловещий предмет. Правда, судя по тому, как проржавел замок, в подвал уже много лет никто не входил, но сама вещь столь необычна…

– Вы можете предъявить суду найденный предмет?

– Разумеется.

Вёльффлин сделал знак. Двое стражников принесли небольшой сундук. Фармацевт велел поставить его перед судьями. Те с интересом вытянули шеи. Порывшись в карманах, Вёльффлин достал большой ключ, повозился с замком, откинул крышку и вытащил скрюченную мумию. Фон Флахсланден перекрестился. Маттиас Эберлер уронил перо. Капитан Шлегель ухватился за меч. Фон Андлау побелел. Немногочисленные зеваки обратились в бегство. Только Андреас Окс смотрел на судей брезгливо, без признаков страха.

– Как учёный, – заявил профессор медицины, – я смею утверждать, что подобных животных в природе не существует. Эта тварь создана не умыслом божьим, но рождена в самом сердце преисподней. Именно так должен выглядеть василиск – самое мерзкое и опасное существо в мире!

– Господи помилуй! – пробормотал Петер фон Андлау.

Председатель, оправившись после первого испуга, внимательно рассматривал маленькое чудовище.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – это и есть василиск, которого привёз Андреас Окс. Но ведь он мёртв, не так ли?

– Да, василиск мёртв, – подтвердил Вёльффлин. – Но тайна кроется в самом сундуке. Видите письмена, вырезанные на внутренней поверхности? Ни в одном хранилище я не нашёл этого текста, попались лишь образцы знаков, срисованные неизвестным путешественником. В манускрипте странника говорится, что это язык кочевого племени, исчезнувшего с лица земли, а руны использовались для совершения языческих обрядов. Подозреваю, язычники заклинали чудовище, дабы творить зло…

– Что вы хотите сказать? – спросил фон Андлау.

– Я утверждаю, что подсудимый умеет призывать василиска для достижения сатанинских целей, а потому спасти город от чудовища и чумы можно, только уничтожив колдуна и вероотступника.

Повисла напряжённая тишина. Наконец Ганс фон Флахсланден объявил:

– Вина доказана. Господин фон Андлау! Сформулируйте приговор. Подсудимый Андреас Окс! Вам предоставляется последнее слово.

Обвиняемый шевельнулся под липой. Кандалы глухо лязгнули.

– Я знаю одно, – с ненавистью произнёс Андреас. – Когда епископ базельский дал мне поручение найти и привезти василиска, я понятия не имел, что этот сановный подлец продумал игру на много лет вперёд. И вы все с ним заодно, теперь-то мне ясно. Но запомните: к добру эта дорожка не приведёт.

– Я надеялся, что в тебе сохранилась хоть капля добродетели, – с ханжеской грустью сказал фон Флахсланден, – но вместо слов покаяния и смирения мы слышим гнусную клевету на его преосвященство и речи человека, обуянного гордыней.

– Ах, ваша честь, – сказал Окс. – Можно подумать, моё положение изменится от покаяния – подлинного или мнимого. Я не боюсь умирать, ибо совесть моя не запачкана грязью и кровью. Лишь сейчас я понял, что задумал фон Веннинген и зачем он выжидал у моего дома тринадцать лет, как кот у мышиной норы. Детей моих он не получит! А все, кто подписал Договор, отправятся прямой дорогой к Сатане.

Побледневший председатель молча кивнул напуганному обвинителю. Фон Андлау заговорил, нерешительно озираясь:

– Подсудимый, купец шафранного цеха Андреас Окс, признанный виновным в колдовстве, богохульстве и вероотступничестве, приговаривается к публичному пребыванию на костре у ворот ратуши до тех пор, пока не умрёт. Но, учитывая заслуги осуждённого перед городом и гражданами, суд проявляет снисхождение и приговаривает купца Андреаса Окса к более мягкому наказанию – казни путём отсечения головы, каковая состоится в подвале городской тюрьмы. Имущество купца Андреаса Окса конфисковывается в пользу епископата, дети подлежат распределению в монастырские приюты. Сей приговор вынесен в Базеле, третьего августа тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова.

– Не получить вам моих детей! – прорычал Андреас. – Мой сын вырастет и вернётся! И тогда ад для вас наступит на земле!

До сих пор молчавший Гуго Шлегель желчно рассмеялся:

– Не надейся. Он никогда не вырастет.

– Увидишь!

– Нет, не увижу. Твоего отпрыска вместе с сёстрами поймали вчера, когда он пытался украсть лодку и переправиться через Рейн. Сейчас они заперты в резиденции его преосвященства.

Андреас пошатнулся и поднёс руку к горлу:

– Будь ты проклят, Йоханн фон Веннинген.

– Увести осуждённого! – скомандовал капитан Шлегель.

Гвардейцы подхватили обмякшего, словно куль с мукой, Андреаса и потащили в тюрьму. Прозвенел колокол, отмечая конец судебного заседания.

– Как вы думаете, господин бургомистр, – обратился Маттиас Эберлер к фон Флахсландену, – что он там про детей и его преосвященство…

Бургомистр поморщился:

– Оставьте, советник. Ему просто хотелось наговорить скверностей. Не будьте легковерным. Кстати, попрошу сдать протоколы заседания. Его преосвященство желает ознакомиться с ними лично.

– Конечно, прошу вас, – Эберлер передал бургомистру бумаги. – И всё-таки страшно мне отчего-то…

– А мне страшно по вполне понятным причинам, – заметил Вёльффлин. – В городе чума. Если мы не справимся с задуманным, нас поглотит Чёрная Смерть.

Эберлер перекрестился, но тут ему на плечо легла рука Петера фон Андлау.

– Золото готово, советник? – спросил профессор римского права.

– Конечно, – ответствовал Эберлер. – Чаша отлита, стоит в тюремном подвале.

– Травы и зеркало? – обратился фон Андлау к Вёльффлину.

– Всё там, – ответил глава аптекарей Базеля.

– Господин бургомистр! Жертвенник… то есть щит Герберта! Он у вас?

– А как же! – улыбнулся фон Флахсланден. – Отец Иеронимус обыскал весь город и нашёл его, хотя сам так и не понял, что это такое.

– Ему и не надо знать. И ещё. «Пляски Смерти».

Окружающие потупились.

– Увы, – ответил Вёльффлин, – ничего похожего на последнюю фреску мы не нашли.

– Она есть! Последний танец скелета! Смерть и любовь! Ищите же, иначе проклятие Окса сбудется!

– Почему вы так беспокоитесь, профессор? – поинтересовался бургомистр. – Я уверен, что фрески никогда не заканчивались таким сюжетом. Да вы сами посмотрите на стену кладбища!

– А я верю его преосвященству, – вздохнул фон Андлау. – Он единственный, кто прочитал весь свиток магрибинца. Там сказано, что, если найдётся последняя фреска, конец всей истории.

– А может быть… – начал Эберлер и замолчал в нерешительности.

– Говорите, советник! – подбодрил его бургомистр.

– Я, господа, ничего не смыслю ни в искусстве, ни в древних текстах. Но мне подумалось: а если последнюю фреску дорисовать?

Фон Андлау, не сдержавшись, хихикнул, а Вёльффлин только покачал головой:

– Ничего не выйдет. Это должен сделать сам Мастер либо кто-то из его учеников, из тех, кто продолжал работу над «Плясками Смерти»… Постойте! А ведь это действительно блестящая мысль! Нужно узнать, жив ли кто-нибудь из учеников Конрада Витца, и дать им задание закончить роспись!

– Причём каким-нибудь нравоучительным сюжетом, – дополнил фон Флахсланден. – Браво, советник Эберлер! Оказывается, вы умеете не только считать золото!

Маттиас Эберлер был так доволен собой, что не заметил иронии в словах бургомистра.

– Никогда не сомневался, что мои качества рано или поздно оценят по достоинству, – заявил он. – Господа, прошу прощения за неудобные вопросы в неподходящее время, но… Что за обряд мы должны совершить? Мне не дают покоя слова Окса…

Фон Флахсланден сделал успокаивающий жест:

– Не волнуйтесь, советник. Это не ваша забота. Вы свою часть Договора выполнили. Теперь всё в руках его преосвященства, да поможет ему Бог и все святые его…

Бургомистр оглядел пустынные улицы. Город молчал, затаившись в страхе перед чумой, и не ведал, что самое тяжёлое испытание ещё впереди.

Бенито швырнул Магду на переднее сиденье. Скованная ужасом, она не сводила глаз с пистолетного дула. Итальянец, не опуская оружия, сел за руль. Бухнула дверь. Маринелли указующе повёл стволом:

– Пристегнись. А то оштрафуют.

Фраза прозвучала настолько не к месту, что Магдалена ничего не поняла. Бенито проворчал по-итальянски нечто сердитое и протянул руку. Тут Магда не выдержала и с визгом вцепилась в неё зубами.

– Порка тройя, канья! – заорал неаполитанец и ударил девушку рукояткой пистолета.

В голове у Магды помутилось. Она выпустила руку Бенито и застонала.

– Так-то лучше, – сказал Маринелли, потирая место укуса. – Дура.

Он снова полез за ремнём и притянул Магдалену к креслу. Та больше не сопротивлялась.

– А теперь заткнись и слушай, – процедил Бенито, заводя мотор. – Наши дела идут всё хуже и хуже. Мощь василиска растёт с каждым часом. Троих он уже забрал. Больше нет времени рассуждать.

Автомобиль выкатился из переулка. Маринелли крутил баранку, не выпуская пистолета.

– Куда ты меня везёшь? – решилась спросить Магдалена.

– Туда, где ты будешь в безопасности. Если тебя сейчас спрятать, мы получим отсрочку.

– Кто ты такой, Бенито? – облизнула губы девушка.

– Моё настоящее имя Маттиас Эберлер, гроссмейстер цеха домовладельцев, советник в ратуше Базеля.

– Подписавший?

– Да. Боже, каким я был кретином! Но клянусь, я ничего не знал про чудовищный обряд…

Маринелли вывел машину на улицу Вольты и помчался, игнорируя дорожные знаки.

– Какой ещё обряд? – пробормотала Магдалена. – Не понимаю…

– И не надо. Меньше знаешь – дольше живёшь. Твоя подпись тоже стоит на Договоре. Это страшнее, чем кажется. Ты нужна василиску больше всех. Но пока жив хоть один из нас, тебя ему не достать.

Чёрное отчаяние охватило Магду.

– Кто же я? – спросила она дрожащим голосом. – Почему он меня преследует?

Бенито посмотрел на девушку с неожиданной теплотой:

– Тебя зовут Анна Магдалена Эберлер. Моя племянница. Ты – девушка, победившая василиска.

Магда не ожидала такого откровения.

– Погоди, – заговорила она, от изумления забыв об остальном, – я же знаю легенду! Победительница василиска – простая служанка!

– Ха! Как бы не так! Бездарный отец Иеронимус попросту перепутал! Речь шла о девушке по имени Магда! А он решил, что это была служанка![5] Неужели ты всё забыла, Анна Магдалена? Вспоминай! Площадь… Колодец Герберта… Там, на краю колодца… Ну же!

Магда вспомнила. И раздвоилась. Как давеча, когда она гуляла с Винсентом. Она отлично сознавала, что сидит в машине, что вокруг мелькают современные здания и улицы, но в то же время перед ней возникла средневековая площадь. На мостовой лежали люди – то ли без сознания, то ли мёртвые. Видение проявилось так ярко, что Магда даже почуяла запах конского навоза и сырости. Пахло также гнилыми овощами, горелым деревом и ещё… Мерзко воняло рептилиями. Вонь поднималась из глубин колодца, накатывала на площадь, отравляя воздух. Обычные змеи так не пахнут. Отвратительный запах нёс в себе угрозу и смерть. И жар, убийственный пламень, отражающийся в отполированной меди… Магда увидела каменную кладку на краю колодца и чёрную крылатую тень, подняла голову, чтобы посмотреть на…

– Проклятье! – выкрикнул Бенито и втопил педаль газа.

Магда стукнулась затылком о подголовник. Современный мир вернулся. Послышался вой полицейской сирены.

– Меня так просто не заберёшь, – заскрежетал зубами Маттиас Эберлер, базельский советник и неаполитанский мафиозо. – Я тебе зыркалки повыбиваю! Дьявольская тварь!

Он снял пистолет с предохранителя. Полицейская машина неслась следом. Бенито приоткрыл окно.

– Ты рехнулся! – завизжала Магда.

Маринелли посмотрел Магдалене в лицо. Девушка мгновенно замолчала. Во взгляде итальянца горело безумие.

– Это не полицейские, – чужим голосом ответил Бенито. – Это его глаза!

Он выстрелил два раза не целясь. Патрульный автомобиль мгновенно сбавил ход и увеличил дистанцию. Магда сжалась в кресле.

– Запомни, детка, – бормотал неаполитанец, – тот, кто стреляет в людей, смотрит на мир глазами василиска…

Вой сирены раздался справа, и вторая полицейская машина вылетела из боковой улицы.

– Пожалуйста, – умоляюще заговорила Магдалена, – остановись! Они нас убьют!

– Заткнись, – огрызнулся Маринелли. – Мы почти на месте…

Треск автомата прервал его слова. Очередь хлестнула по колёсам, лопнула шина, и автомобиль занесло. Бенито отчаянно завертел рулём. Машина выехала на тротуар. Магду оглушил мощный удар. Они застряли, врезавшись в фонарный столб. Бенито отстегнул ремни и лихорадочно зашептал:

– Французская граница в двухстах метрах. Никогда не возвращайся в Базель! Василиск не достанет тебя в другой стране. И ещё: можешь довериться Гуго Шлегелю, капитану гвардии епископа. Не знаю, кто он в нынешней жизни, но когда-то капитан Шлегель очень любил мою племянницу. И я тоже любил тебя, маленькая. Мы обманули тебя. Заставили подписать Договор, а ты ничего не знала. Прости, девочка!

Маринелли поцеловал потрясённую Магду в лоб.

– Внимание! – раздался мегафонный голос. – Бросьте оружие и выходите из машины с поднятыми руками!

Итальянец выпихнул девушку наружу, а сам выкатился по другую сторону, залёг и открыл огонь по патрулю.

– Ну же! – прокричал он между выстрелами. – Беги!

Магда сделала несколько шагов по улице, но тут вспомнила.

– Бенито! – обернулась она. – Ведь не ты убил Луку Рюттингера, правда?

Итальянец не успел ответить. Грянула очередь, по автомобилю замолотили пули. Магда вскрикнула, пригнулась и побежала. Перед глазами прыгали фонари, дома, деревья. Голова кружилась, неумолимо надвигалась тошнота. У Магдалены стали заплетаться ноги, она чуть не упала. Краем глаза она заметила полицейский автомобиль, припаркованный у многоквартирного дома. Ещё немного… Совсем немного…

Из кустов выскочили трое блюстителей закона. Магда метнулась в сторону, но куда было ей, смертельно уставшей и полуоглушённой, мериться силами с профессионалами! В одно мгновение она оказалась лежащей ничком. Лязгнули наручники.

– Не-е-ет! – закричала Магдалена, заливаясь слезами. – Пустите! Убийцы!

– Сопротивление бесполезно! – просипел полисмен.

Магда поняла, что всё кончено. Она смотрела на большой дорожный знак с триколором и надписью «Франция». До него осталось метров тридцать. А Подписавших – трое. Считая вместе с ней.

– Эй! Привет!

– Это ты мне?

– Кому же ещё? Поди сюда!

– Ну и наглец… Сейчас как дам по шее!

– Ой-ой-ой, напугал! Иди сюда, говорю!

– Чего тебе надо, чудовище?

– Поговорить. Отойдём-ка в сторону.

– Зачем? Смотри, я не всегда добрый и весёлый. Будешь выпендриваться – врежу, все только спасибо скажут.

– Хватит грозиться. Давай сюда, в подворотню…

– Ну?

– Комендант Рибель умер, слыхал?

– А твоё какое дело?

– Большое и толстое. Про стрельбу в Альшвиле у французской границы знаешь?

– Я-то знаю. А вот как ты пронюхал?

– Сам слышал, тут недалеко. Бенито Маринелли пропал, Магда тоже. Бернд Рибель мёртв. Лука убит. Йонас мёртв… А два и два кто угодно сложить может. Даже глупый вояка.

– Ах ты, засранец! Я тебя…

– Стой! Разве ты не узнал меня, мой капитан? Пусть я пять с половиной веков лежу под плитами Мюнстерского собора, да и нынешний облик не соответствует сущности, но чутьё тебя до сих пор не подводило!

– Ва… ваше…

– Куда на колени, осёл! Встать! Чего доброго, увидят…

– Простите… простите…

– Ага, всё-таки узнал…

– Как я мог обмануться? Теперь я всецело с вами. Приказывайте!

– Сложно приказать, когда всё туманно и размыто. Когда ты начал вспоминать?

– После гибели Петера фон Андлау. То бишь Йонаса…

– Всё правильно. А я ещё раньше. Хотя какие, к чёрту, воспоминания… Образы, не более…

– Так ведь и у меня тоже!

– Помолчи. Как только погиб Йонас, я понял, что всё завертелось заново. Очки помнишь?

– Те самые? Они не пропали?

– Нет, они у меня. То есть уже не у меня… Мне стали сниться жуткие сны, я всегда носил их с собой, на всякий случай. А когда забрали нашего юриста, у меня словно пелена с глаз упала! Я посмотрел на Магдалену Ланц и увидел… Одним словом…

– Говорите прямо. Это она?

– Да.

– Господи, милостивый, всемогущий, спаси нас…

– Бесполезно, капитан. Молитвы хороши, пока жива надежда… А фрау Ланц так близко подошла к последней черте… Короче говоря, очки я отдал ей. Слабенькая, однако, поддержка. Если он придёт в настоящем обличье, вряд ли колдовство поможет… Пора действовать.

– Я весь внимание.

– Магда скоро вновь объявится. Вероятнее всего, её сейчас держат в полиции – помнишь стрельбу? Уверен, там прикончили кого-то из наших. Вероятнее всего, советника Эберлера. Отыщи Магду и сделай всё, чтобы её не забрал василиск. Любой ценой. Ты понял? Вспомни, что говорилось в свитке Абделятифа Эль-Фузи. Даю тебе карт-бланш.

– А вы сами не…

– Посмотри на меня. Что я могу в этом жалком облике? Если даже ты, мой капитан, не сразу узнал хозяина…

– Виноват! Ваше…

– Прекрати, болван! Ступай. Найди Магдалену Ланц и сделай всё, как надо.

– Нет, это невозможно…

– Что за новости? Повинуйся!

– Вам нельзя быть одному. Если он нанесёт удар первым… Одним словом, я останусь с вами. Это мой долг.

– Благодарю, капитан. Я искренне тронут, но подумай: что проку, если он сразит нас обоих? Тогда и Анна Магдалена не выстоит, она одна – ничто против этого гада… А я очень её люблю. Не хочу, чтобы она погибла так глупо и страшно.

– Я тоже люблю её.

– Знаю. Если всё кончится хорошо, я не стану возражать против вашего союза.

– Спасибо!

– Не за что. Поговорим позднее. А сейчас… Помнишь предсказание магрибинца? Там, где танцуют скелеты, там, где начало легенды…

– …точным ударом одним будет закончен сей путь.

– Молодец, капитан! Благословляю тебя на трудный подвиг. Обо мне не беспокойся. Мы вернёмся опять, как это бывало в прошлом. Но если он успеет раньше… Поторопись!

– Я расправлюсь с ним! Клянусь собственной подписью на Договоре!

– Иди. Надеюсь, мы скоро увидимся.

– Прощайте, ваше преосвященство!

– До свидания, капитан Шлегель!

Карнавал подходил к концу. Самые выносливые, самые крепкие клики ещё бродили по городу, но разгул веселья спадал. Дети до отказа набили карманы даровыми сластями и довольные расходились по домам. Ошалелые горожане возвращались к будничным занятиям. Вихрь масок пронёсся над Рейном и канул в небытие, оставив груды мусора и похмелье. И вот уже первые трамваи задребезжали по засыпанным конфетти рельсам в сердце старого города…

– Ни-и-ко-о-о! – орал кудрявый мальчишка, размахивая игрушечным бластером. – Ва-а-альтер! Пиу-пиу-пиу!

Из подворотни выкатился Нико:

– Чё орёшь, пират? Ща как дам в глаз!

– Я не пират, я космический наёмник-головорез! – гордо возразил мальчишка. – У меня бластер! Пиу-пиу-пиу!

– Ну и что? А я – джедай! Я сильнее! У меня лазерный меч!

– И где он? – ехидно спросил кудрявый.

– Дома, – насупился Нико.

– Ну и дурак! – засмеялся соперник. – Ничего у тебя нету. Я победил. Пиу!

– А я тебя щас твоим бластером!

– Ма-а-ама! – завопил наёмник. – Он дерётся!

– Кто дерётся? – послышался низкий женский голос. – Ах это Нико Вальтер… Прекрати сейчас же!

Нико надулся и выпустил потрёпанного головореза.

– Ябеда! Маменькин сынок!

– Ы-ы-ы! – заныл мальчишка. – Отдай бла-а-астер!

– Отдай! – потребовала мама кудрявого.

Нико подчинился с презрительным выражением лица.

– Погоди, я тебя завтра в школе поймаю, – зловеще пообещал он. – Все патлы выдерну!

– Ма-а-ама! – снова заныл оттасканный. – Чего он грозится?

– А ты дай ему по уху! – неожиданно посоветовала развеселившаяся мамаша. – Не бойся, я тут! Нико Вальтер всем надоел, скверный мальчишка!

Кудрявый злорадно заулыбался и сжал кулаки, но мастер меча помчался прочь, словно за ним гнался весь флот Империи. Отбежав на безопасное расстояние, Нико остановился и начал высматривать, не появится ли головорез-наёмник, но тот, вероятно, решил не отходить от могучей мамочки. Тогда юный джедай поглубже натянул капюшон, похлопал набитые конфетами карманы и направился домой.

Темнота укутала город шерстяным одеялом. Нико ощупывал сладкие богатства и размышлял, как бы завтра сачкануть школу. Конечно, можно притвориться больным. Он очень хорошо умел это делать. Мама Юлия не могла устоять перед печальными голубыми глазами, как бы говорившими: «Если ты отправишь меня в школу, я непременно умру!» Но к обману не следовало прибегать слишком часто, а последний раз Нико воспользовался этим приёмом всего десять дней назад. Что, если вместо школы поехать в город и погулять? Да ну, карнавал закончился, смотреть больше не на что…

Задумавшись, Нико не заметил, что за ним, прячась, непрерывно следует некто. Когда джедай свернул с улицы, преследователь догнал Нико. Не успел светомеченосец опомниться, как его сбили с ног, уселись сверху и начали дубасить.

– Вот тебе! – приговаривал агрессор, злобно сопя. – Получи!

Перепуганному Нико удалось скинуть с себя врага, в котором он узнал кудрявого ябеду. Страх мгновенно сменился яростью, и спустя секунду нападавший, превратившись из грозного бойца в жалкого сорванца, бежал, преследуемый разъярённым воином светлой стороны силы.

Маменькин сынок летел во весь опор, понимая, что, если его схватят, пощады ждать не придётся. Он пронёсся через двор Нико, перелез сетчатый забор и спрыгнул на территорию дачного посёлка. Лязг железной сетки возвестил, что возмездие карабкается следом. Кудрявый добежал до железной калитки в том же заборе, выскочил наружу, захлопнул дверь и вцепился в ручку. Подоспел Нико.

– Что, взял, джедай без меча? – просипел беглец. – Лузер!

Намерение прогулять школу сменилось у Нико жгучим желанием отомстить.

– Ну держись, – оскалился юный Вальтер. – Завтра я тебе такое устрою!

– Слабо! – головорез-наёмник сделал неприличный жест, но тут же снова ухватился за дверь. – Не достанешь!

– Ах, не достану?

Нико неожиданно просунул руку между прутьями калитки, схватил негодяя за шиворот и дёрнул. Кудрявый стукнулся лбом о железо.

– Помогите! – заверещал ябеда, почувствовав, что его шевелюре угрожает серьёзная опасность.

– Все патлы оборву! – мстительно заявил Нико, накручивая на кулак локоны врага.

Тот пронзительно завопил:

– На помощь! Убивают!

Джедай дёрнул подлеца за волосы, заставив наказуемого издать тонкий визг, но тут чей-то силуэт заслонил свет фонарей. Нико поднял голову и окаменел. Пальцы разжались, выпустив жертву. Наёмный головорез, подвывая, бросился прочь и через секунду скрылся за ближайшим гаражом. Нико замер, не в силах пошевелиться.

Над мальчиком склонилось нечто тёмное и дурно пахнущее. Почему-то Нико вспомнилось, как он однажды летом забыл спрятать в холодильник рыбное филе и ушёл гулять. Вернувшись к вечеру, он почувствовал гадкий запах. Заглянув на кухню, увидел, что по рыбе ползают мухи. Нико едва не стошнило. Он убежал на улицу и бродил до тех пор, пока в кухонном окне не загорелся свет. Лишь тогда горе-повар вернулся в квартиру. Рыба исчезла. Юлия ничего не сказала сыну. Она приготовила сосиски с картошкой фри. Нико обожал это блюдо, но, сидя за столом и погружая золотистые соломинки в кетчуп, никак не мог отделаться от вони, разлитой в воздухе.

Сейчас отвращение нахлынуло с новой силой. К запаху гниющей рыбы примешивался другой, более страшный. Не успел Нико сообразить, где он мог его слышать раньше, тёмная фигура толкнула калитку и яростный голос проговорил с торжеством:

– Добрый вечер, ваше преосвященство!

Тут мальчик вспомнил чужой запах. Так пахло в зоопарке, в павильоне рептилий, куда они с матерью ходили прошлым летом.

Нико Вальтер закричал, но багровый свет, заливший дорожку садового участка, оборвал его безумный вопль.

– В эфире радио «Василиск», меня зовут Торстен Кахельман! Базель в шоке! Позавчера жителей пограничного района напугала ожесточённая перестрелка. Пальбу затеял некий Бенито Маринелли, неаполитанский бандит по кличке Советник. Взяв в заложницы студентку, он помчался на машине по направлению к Франции, но был остановлен полицией. Требование сдаться преступник проигнорировал и открыл огонь. Пришлось его ликвидировать. Как сказала бы Смерть: «Не ты ли в городском совете был самый важный во всём свете? Тебе совет мой от души: без шляпы предо мной пляши!» Но нечто более чудовищное случилось вчера вечером! В двухстах шагах от собственного дома найден зверски убитый школьник Нико Вальтер, девяти лет. Объявлен розыск преступника по трём странам. Всех, кому что-либо известно, просят обращаться в полицию по телефону. А сейчас слушайте последний хит…

Комиссар Штефан Райнерт выключил приёмник. Магда съёжилась в кожаном кресле.

– Пришлось дать журналистам кое-какую информацию, – вздохнул Райнерт. – Ладно, пусть говорят, что хотят, лишь бы не мешали. Но вот от вас, фрау Ланц, я ждал гораздо большего.

– Что вы от меня хотите? – разлепила губы Магда.

– Сотрудничества! – проникновенно ответил комиссар. – В прошлый раз вы не захотели со мной работать. И вот результат! Ещё два трупа!

– В чём вы меня обвиняете?

– В том, что вы дура! – рявкнул Райнерт. – Извините. Я же говорил: будьте осторожны! Шесть смертей за неделю! И всё ваши знакомые! Не пора ли поговорить начистоту? Что вас с ними связывает? Отвечайте!

– Василиск, – тоскливо сказала Магдалена.

– Что?

– Базельский василиск. Он преследует и убивает нас, чтобы вырваться на свободу.

Комиссар сел за стол:

– Продолжайте, фрау Ланц.

– Когда-то мы подписали Договор и заколдовали чудовище, чтобы оно стерегло Базель. Теперь оно проснулось и забирает Подписавших. Когда уйдёт последний из нас, василиск сделается непобедимым. А со мной у него особые счёты.

– Очень интересно, – заметил Райнерт. – Какие именно?

– Это я обратила его в камень пять с половиной веков назад. Я – девушка, победившая базельского василиска. Знаете легенду?

– Да, кое-что слышал, – задумчиво сказал комиссар. – Значит, он желает отомстить. А кто же остальные?

– Точно не помню. Мне рассказали… Кажется, бургомистр Базеля, два профессора университета, капитан гвардии, советник…

– Кто рассказал?

– Бернд, Лука, Бенито…

– Понятно, знакомые всё лица, – комиссар махнул рукой. – Фрау Ланц, вы меня разочаровали. Я ждал разумного поведения. Не задуривайте мне голову глупыми сказками! Что хотел от вас Маринелли?

– Увезти во Францию.

– Зачем?

– Спрятать от василиска. Там он меня не может учуять.

Райнерт вытер лоб:

– Мадам… Вы опять?

– Что «опять»? – взорвалась Магда. – Я же вам объясняю! Вы ничего не можете сделать! Даже хуже! Вы убили Бенито! А он хотел меня защитить! Почти никого не осталось! А вы лезете ко мне с допросом! Паршивый булле![6]

Глаза Райнерта сделались оловянными:

– Знаете, как погиб Нико Вальтер? Нет? Так я расскажу. Его разделали, словно кроличью тушку. Распороли живот и выпотрошили.

– Перестаньте…

– А затем на стене дачи убийца написал кровью: «Учёный благодетель паствы, чьи добродетели напрасны! Забудь, епископ, все труды, сбрось ризу, становись в ряды». Цитата из базельских «Плясок Смерти». Смахивает на ритуальное убийство, не так ли? Внутренности лежали рядом, аккуратно сложенные в кучку…

– Перестаньте.

– Кроме того, экспертиза установила, что мальчику заживо выпустили кишки…

– Перестаньте!

Магда сжала кулаки и зажмурилась.

– А вы сочиняете какие-то небылицы, – закончил комиссар, когда девушка вновь открыла глаза.

Помолчали.

– А Юлия? – вспомнила Магдалена. – Где она?

– Простите, сейчас речь не о фрау Вальтер.

– Где Юлия? – Магда встала. – Что с ней случилось?

– Хватит, мадам. Сядьте.

– Вы сказали про шесть смертей. Йонас, Лука, Бернд, Бенито и Нико. Итого пять. Кто шестой?

– Сядьте.

– Хорошо, я сяду. Кто шестой? Это Юлия? Она тоже умерла?

Райнерт вздохнул:

– Фрау Вальтер жива. Физически с ней ничего не случилось. А вот психически…

– Что?

– Тяжелейший шок. По всей видимости, из-за гибели сына. Она не приходит в сознание.

– Где она?

– В университетской клинике, в реанимации.

Магда снова была на ногах.

– Я хочу её видеть, – заявила она безапелляционно.

– Это неразумно.

– Слушайте, месье Пуаро! – девушка вздёрнула губу в незабываемой усмешке. – Всё равно вы ни черта не верите. Нужно поговорить с Юлией. Кажется, она кое-что знает.

– Кажется? – с сомнением спросил комиссар.

– Ваша хвалёная интуиция молчит? Сами говорили, что привыкли доверять внутреннему голосу.

– Так своему же…

– А я своему. Едемте.

– Шансов, что фрау Вальтер придёт в себя, почти никаких, – покачал головой Райнерт. – Но, если интуиция подсказывает, поехали.

– А ведь выбор у вас не очень большой.

Комиссар усмехнулся:

– Пожалуй, выбора нет вообще.

То ли комиссар Райнерт ездил быстро, то ли клиника находилась близко, но Магда и не заметила, как оказалась в вестибюле. На неё навалился безнадёжный аромат больницы: смесь запахов лекарств, человеческих тел и моющих средств. На пороге реанимационного отделения появилась медсестра, загородила дверь. Райнерт махнул удостоверением, и она покорно повела гостей по коридору. Отсчитав ряд одинаковых дверей, они остановились у пятого номера. Магда, обмирая от тревожного ожидания, вошла в одноместную палату.

Юлию она не узнала. Ничто не напоминало пышущую здоровьем кокетку. Дряблое тело расплылось, словно тесто. Золотистые локоны космами разбросались по подушке. Но сильнее всего изменилось лицо. Рот побелел и ввалился, скулы заострились. Из ноздрей торчали пластиковые трубки. У изголовья мигал аппарат поддержки жизнеобеспечения. Глаза лежащей были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась.

Магда осторожно присела на край постели.

– Юлия, – позвала она.

Женщина не пошевелилась.

– Это я, Магда! Проснись!

Никакой реакции.

Магде хотелось завизжать, схватить больную за плечи и крепко встряхнуть.

– Юлия! – с отчаянием крикнула она. – Ну, очнись же!

– Бесполезно, мадам, – послышался голос комиссара, стоявшего у дверей. – Из ступора её не вывести:

Магда отмахнулась и снова наклонилась к лежащей.

– Юлия, пожалуйста, проснись! Ради Нико, ради нас всех! Ну же!

Ни звука, ни движения. Следователь вздохнул:

– Я так и думал, что ничего из этого…

И замолк.

Ресницы Юлии задрожали. Через несколько секунд веки лежащей поднялись. Глаза женщины выцвели, превратившись из ярко-голубых в мутно-серые, но взгляд был осмысленным.

– Магдочка, – просипела Юлия. – Привет.

– Как ты? – тихо спросила Магдалена.

Фрау Вальтер пожевала обескровленными губами.

– Он такой… добрый, – сказала она, запинаясь.

– Кто? – не поняла Магда.

– Тот… кто убил моего сына.

Магдалена растерянно глянула на комиссара Райнерта, но следователь хранил молчание. Глаза Юлии устремились в потолок, где раздражающе светились трубки дневного света:

– Я видела его во сне. Обаятельный молодой человек… Античный профиль… Пальцы такие… гибкие… Улыбка красивая… Только много курит… и голос… хрипловат… Так и должно быть, моя дорогая… Ты его хорошо знаешь…

Магда слушала этот бред, и на сердце наползала чёрная тень. Теперь уже она мечтала, чтобы Юлия вновь провалилась в небытие, лишь бы не узнать страшную правду!

– Вы скоро встретитесь, – сказала Юлия. – Не бойся. Всё будет прекрасно… когда он придёт… за тобой…

– Нет, – отшатнулась девушка. – Нет! Это не может быть он!

– А теперь я пойду спать, – по-детски сказала Юлия, повернулась на бок и закрыла глаза. – Там так… красиво… До скорой встречи, Магдочка…

Магдалена попятилась к двери.

– Слышали? – спросила она звенящим от слёз голосом. – Вы поняли, о ком она говорила?

– Конечно, – кивнул комиссар.

– Это неправда! Винсент не убийца! Он не мог убить ребёнка! Винс вообще никого не мог убить!

Райнерт тоскливо вздохнул:

– Разумеется, не мог. У Винсента Фишера железное алиби.

– Вы не шутите?

– Увы. Все мои подозрения рухнули, раз Винсент ни в чём не виноват. Интуиция тоже оказалась никуда не годной. Расследование нужно начинать сначала.

Магда едва сдержалась, чтобы не закричать, на этот раз от радости.

– Где он? – спросила девушка, затаив дыхание.

– Полагаю, там же, где и сутки назад.

– Дома? Или в музее?

– В морге.

Магдалена решила, что ослышалась:

– Простите?

Комиссар Райнерт угрюмо произнёс:

– Тело Винсента Фишера выловили из Рейна вчера утром. Это и есть шестая смерть. Я не хотел говорить, пока хоть что-нибудь не прояснится. Извините. Мне казалось, так будет правильно. И всё равно остался в дураках. Вас отвезти домой? Фрау Ланц! Что с вами?

Магдалена больше ничего не слышала. Ей чудилось, что она летит в жаркую багрово-чёрную бездну.

Они смотрели на человека, лежавшего на соломе.

Каменный подвал освещали мерцающие факелы. Тлели угли в жертвенном золотом очаге. Тут же блестел отполированный медный щит, а из щели в полу торчал кол. Большое зеркало безучастно отражало зловещие предметы. В углу жались друг к другу две шестилетние девочки-близняшки. У стены стоял прикованный цепями сын Андреаса Окса – тринадцатилетний Освальд. Избитый, униженный, но не сломленный, он смотрел на заговорщиков, не скрывая клокочущего бешенства.

Фон Веннинген протянул посох:

– Вот он, Чёрный Петух, от которого родится чудовище, должное навеки стать на страже Абсолютной Чистоты. Тринадцать лет ожиданий, поисков и сомнений – всё завершится сегодня. Будем тверды. Нас ждёт бессмертие, а Базель – процветание и счастье. Ты хочешь сказать что-нибудь напоследок, Андреас Окс?

Приговорённый поднял голову:

– Жаждешь бессмертия, Йоханн фон Веннинген? Ты его получишь. Вместе с проклятьем. Вы хотите вызвать чудовище, подчинить его, а самим сделаться полубогами? Не выйдет. Не демона нужно заклинать, а звать хозяина и покровителя, как это сделал рыцарь Герберт… Вы обречены на служение собственному кровавому замыслу! Ты надеешься жить вечно и с высоты столетий, спрятавшись в безопасном городке, созерцать рост и падение империй, возвышение королей, кипение водоворота истории? Так знай: страшна твоя судьба. Ты и твои подельники будут жить в вечном страхе перед чудовищем. Вы обречены сражаться с ним много веков и всё равно проиграете, ибо нельзя победить Смерть. А твоя гибель, епископ базельский, будет ещё и отвратительна. Нельзя оплатить бессмертие кровью невинных. Он вернётся и заберёт вас. А я вновь увижу своих родных там, куда Подписавшим отныне навсегда закрыта дорога. Когда Король освободится, мы воссоединимся у подножия трона Господнего…

Андреас умолк. Наступившую тишину прорезал голос Анны Магдалены:

– Ваше преосвященство! Отпустите его! Не трогайте детей! Ради всего святого, не мучьте их!

– Поздно, милая девочка, – ответил епископ. – Он правильно сказал. Назад дороги нет. Предсказанное сбудется, а что случится дальше – нам неведомо. Но никогда гнусный василиск не будет называться покровителем и хозяином. Никто не узнает, что благородный рыцарь подружился с чудовищем. Теперь базельцы будут гордиться победой доблестного воина над злом! Рукописи, книги – всё уничтожено. Слава победителю василиска! Ядовитый урод навеки останется в городе, чтобы стеречь его, как пёс на цепи! Прощай, Чёрный Петух! Отныне и навсегда стал ты отцом чудовища! И пусть об этом слагают легенды и рассказывают сказки! Гуго Шлегель!

Сверкнул меч, и капитан шагнул к связанному пленнику. Девочки заплакали, а Освальд дёрнулся.

– Не хочу! – закричала Анна. – Выпустите меня! Дядя! Дядюшка!

– Ваше преосвященство, помилуйте! – взмолился советник Эберлер. – Избавьте бедную девушку от такого зрелища!

– Отвернись, Анна! – приказал епископ. – Эй, бургомистр! Встаньте у выхода! Чтоб никто не сбежал! Капитан Шлегель! Именем Абсолютной Чистоты: приведи приговор в исполнение!

– Будь ты проклят, Йоханн фон Веннинген! – прохрипел осуждённый.

С глухим стуком меч капитана впился в шею Андреаса Окса. Голова купца покатилась под ноги Подписавшим. Девочки завизжали, Освальд рванулся, но цепи крепко держали его. Не дрогнул лишь один епископ. Он поднял голову за волосы и посмотрел в лицо казнённому.

– История изменилась! – провозгласил фон Веннинген. – Да родится чудовище!

Он с хрустом насадил голову на кол и ткнул посохом в лужу крови.

– Готовьте детей! – приказал епископ.

Гуго Шлегель бросил меч и двинулся к девочкам, которые попытались вжаться в угол. Подписавшие, окаменев, наблюдали за этой сценой.

– Профессор Вёльффлин! – окрик фон Веннингена заставил всех вздрогнуть. – Не стойте столбом! Травы на жертвенник, быстро!

Вернер Вёльффлин приблизился к треноге, стараясь не наступать на кровавые пятна.

– Сейчас, сейчас, – бормотал он, доставая из кожаного мешочка терпко пахнущие пучки.

Шлегель схватил девочек и сорвал с них одежды. Освальд издал нечеловеческий стон. Взгляд его блуждал, пальцы царапали камни.

– Ваше преосвященство! – в ужасе закричал Эберлер. – Что вы хотите сделать?

– Осчастливить город! – епископ сверкнул безумным взором. – Травы в огонь, Вёльффлин!

Вспыхнули сухие листья и веточки, над жертвенником поднялось облачко дыма. Дурманящие ароматы окутали подвал. Люди почувствовали, как в кончиках пальцев забились маленькие, злые сердечки, глаза заволокло сладким туманом.

– Будущее прекрасно! – выговорил фон Флахсланден, вдыхая колдовские испарения.

– И оно принадлежит нам! – с глупой улыбкой подхватил фон Андлау.

Епископ поднял голову, всматриваясь в потолок, словно видел там картины грядущего. Потом достал из-за пазухи свиток магрибинца и Договор. Слегка помедлив, отправил их в огонь, где курились магические травы.

– Бессмертие и Чистота во веки веков! – обратил он ошалелый взгляд на Гуго. – Семя родителя твари да будет вырвано с корнем! Чтоб никогда не вернулось чудовище в мир, кровью родной напои снесённое прежде яйцо…

Капитан Шлегель – оскаленный, страшный – схватил одну из сестричек за волосы. Та забилась, замолотила кулачками по руке гвардейца. Гуго выхватил кинжал и вонзил в живот ребёнка. Три вопля раздались одновременно: боли, страха и ярости. Первый вырвался у несчастной девочки, второй издала Анна, третий – прикованный к стене Освальд. Капитан точными движениями, словно мясник на бойне, разрезал чрево и вывернул внутренности, мокро шмякнувшиеся о каменный пол. Затем отбросил дёргающееся тело. Вторая девочка попыталась уползти на четвереньках, но Шлегель схватил её за лодыжку, поднял и столь же хладнокровно выпотрошил. Освальд уже не кричал – застыл как изваяние. В глазах мальчика разгорались красные огоньки.

У двери послышался мягкий стук. Это упала в обморок Анна Магдалена Эберлер.

– Вёльффлин! – рявкнул епископ, не отрывая взгляда от мальчика. – Приведите девчонку в чувство! Сию минуту!

Он приблизился к мальчику и разорвал ему рубашку на груди.

– Хранитель, приди, это тело возьми, – забормотал он, рисуя кончиком посоха на груди Освальда странные руны, – встань перед нами таким, как желаем этого мы… Кровью родной напоён, травами в сон унесён, преодолев злую боль, выйди наружу, Король!

Глаза мальчика омертвели, нос заострился. Капитан Шлегель вытащил из кучи внутренностей дымящуюся печень, разрезал кинжалом и стал выдавливать в рот Освальда свежую кровь. Епископ вновь окунул жезл в красную лужу и начертил на стене ряд знаков. Затем удовлетворённо посмотрел в побагровевшее зеркало и завесил его тёмным платком.

– Вёльффлин! Что с Анной?

– Она без сознания! – в отчаянии отозвался медик.

– Заставьте её очнуться! Любой ценой!

Шлегель швырнул комок плоти в огонь и отступил на шаг.

– Ваше преосвященство! – произнёс гвардеец, указывая на Освальда. – Смотрите!

Фон Веннинген посмотрел и отпрянул. То, что стояло у стены, лишь отдалённо походило на человека. Оно дышало узким ртом и царапало когтями каменную стену. Волосы слиплись, превратившись в подобие замасленных перьев, грудь выпятилась и покрылась чешуёй. Но не эти метаморфозы заставили епископа базельского содрогнуться в ужасе, а глаза новорождённого чудовища. Человеческий взгляд не в силах передать безграничную ненависть, готовую выплеснуться смертельной волной, несущей гибель всему живому. На Подписавших глазами Освальда Окса смотрел василиск.

– Скорее! – воскликнул фон Веннинген. – Он уже здесь! Вёльффлин! Что же вы медлите!

– Ваше преосвященство, я ничего не могу сделать! – завопил профессор. – Она в обмороке!

– Господи, прости нас, грешных! – упал на колени Эберлер. – Ты всё видишь, обо всём ведаешь… Клянусь, я ничего не знал! Помилуй нас, Господи!

Лязгнули цепи. Существо шевельнулось и обвело пылающим взором подвал. Увидело голые детские трупы и кучу внутренностей. Внимательно осмотрело голову Андреаса Окса. И вновь уставилось на людей. Горло чудовища трепетало, в глазах разгоралось багровое пламя.

– Всё пропало! – выкрикнул бургомистр. – Бежим!

– Не сметь! – громовым голосом приказал епископ.

– Слава богу… Она очнулась!

Девушка глубоко вздохнула и попыталась подняться. Оба профессора помогли ей встать.

– Анна Магдалена! – потребовал фон Веннинген. – Возьми щит Герберта и сделай, как я учил.

Анна огляделась и встретилась взглядом с чудовищем. Лицо девушки исказила судорога. Она страшно, безудержно закричала и, оттолкнув бургомистра, выбежала вон. Монстр взревел и рванулся.

– Боже милостивый, – прошептал фон Андлау и стал пробираться к двери.

Он заметил, как растягиваются звенья цепей, более неспособных удерживать демона.

Капитан Шлегель подобрал меч и обернулся к епископу:

– Убить его, пока не поздно?

– Поздно! – ахнул бургомистр. – Уже поздно!

За спиной чудовища взметнулись перепончатые крылья, обдав помещение змеиной вонью. Цепи натянулись в последний раз и лопнули. Тварь в бешенстве ударила когтистой лапой по стене, и камень осыпался крошками, словно чёрствый хлеб.

– Бежим! – завопил фон Андлау.

И первым последовал собственному призыву. За ним, толкаясь и цепляясь друг за друга, вылетели профессор медицины, бургомистр и советник Эберлер. Шлегель увидел, как чудовище ударом крыла перевернуло дымящийся жертвенник, прыгнуло на стену и полезло под потолок, туда, где виднелась забранная решёткой отдушина… Дальше капитан смотреть не стал. Он вытащил ошарашенного епископа, захлопнул дверь застенка и поволок своего патрона наверх.

Тёплый августовский вечер был прекрасен и тих. Мирно светили звёзды на безоблачном небе. Бесшумно проносились летучие мыши. Ничто не напоминало об отвратительной сцене, разыгравшейся в застенке.

К обессилевшему епископу подошёл бургомистр фон Флахсланден.

– Ваше преосвященство, – заговорил он язвительно. – Вы отдаёте себе отчёт в том, что натворили? По вашей милости в городе оказался на свободе живой василиск!

Фон Веннинген попятился.

– Что вы теперь намерены делать? – наседал бургомистр. – Бросать клич в надежде, что явится новый Герберт, способный одолеть чудовище? Или, быть может, отправитесь на покаяние в Рим? Из-за вас мы попадём на костёр!

– Тихо, тихо, господин бургомистр, – поморщился епископ. – Не надо громких слов. Пока ещё ничего не случилось.

– Это вы называете «ничего»? Мы всего-навсего продали души дьяволу, а в Базеле бесчинствует адское существо.

– Успокойтесь, фон Флахсланден! – голос епископа вновь окреп. – Тварь ещё не успела обрести полную силу. Только попав под прямые солнечные лучи, василиск станет всемогущим. До рассвета он будет прятаться в подвалах и водостоках, и лишь когда взойдёт солнце, выберется наружу, чтобы вкусить его тепла.

Он повернулся к Маттиасу Эберлеру, обнимавшему всхлипывающую племянницу:

– Василиска следует застать врасплох. Не забывайте, он понятия не имеет, что мы собираемся загнать его в ловушку. Монстр только что родился. По сути, он всего лишь детёныш, хотя и дьявольский.

– Не-е-т! – разрыдалась Анна. – Не буду! Зачем вы так со мной? Не могу!

– У тебя нет выбора, – твёрдо сказал фон Веннинген. – Либо ты превратишь его в камень, либо он уничтожит всех нас и город заодно.

Анна рыдала, уткнувшись дяде в грудь. Гуго попытался взять её за локоть, но девушка гневно отбросила окровавленную руку капитана:

– Не прикасайся ко мне! Детоубийца!

Шлегель зашипел, словно обжёгшись, но промолчал.

– Как вы собираетесь его искать? – спросил профессор Вёльффлин. – Нельзя же за одну ночь обшарить все колодцы и подвалы!

– Он найдёт себя сам, – устало ответил епископ. – На рассвете. Мы услышим его, где бы он ни появился.

Фон Веннинген посмотрел на восток, и остальные невольно последовали его примеру, будто солнце уже готовилось омыть животворными лучами самое страшное существо, когда-либо рождавшееся на земле.

Главное чувство человека – страх. Мы живём, любимся, работаем лишь потому, что нами владеет ужас. В первую очередь мы боимся смерти. Борьба с ней бессмысленна, но разум подсовывает нам утешительные подделки в виде религиозных учений и философии. Загробный мир, посмертное существование, высшая справедливость – всё это костыли, поддерживающие нас в борьбе с неизбежностью. Страх перед смертью отравляет существование самому крепкому стоику. Человек слабый ищет опору в религии, которая утверждает: смерть – это ещё не конец. Рай или ад, перевоплощение или слияние с Высшим Разумом, как бы ни выглядел пресловутый тот свет, но настоящей смерти, означающей исчезновение личности, не существует. Дрожащий индивидуум не желает мириться с отсутствием доказательств. Потому что ему страшно. Он верит в рай, радуется выдумкам и счастливо проживает жизнь, зная, что не умрёт.

Жизнь человека, руководствующегося логикой и здравым смыслом, намного тяжелее. Для него смерть гораздо страшнее, ибо он вынужден мириться с пустотой, лениво поджидающей жертву. Это чудовище никуда не торопится. Оно разевает пасть и ждёт. Рано или поздно человек падает в чёрный зев небытия. Но верующий подходит к чудовищу со счастливой улыбкой, ожидая, что откроет глаза в ином мире. И лишь в последние мгновения, когда становится ясно, что возврата нет, душу охватывает косматый ужас. Вот он, конец! А что, если там действительно ничего нет? Лишь немногим дано сохранить спокойствие перед уходом в Великое Ничто. Но твёрдость духа не зависит от веры…

Магда сидела в квартире, охваченная страхом. Она заперла входную дверь, закрыла ставни, включила свет, но чёрное чудовище никуда не делось. Оно придвинулось так близко, что девушка едва ли не наяву видела разинутую жаркую пасть. Зеркальные очки она не снимала даже в постели. Впрочем, спать она не могла. Только иногда погружалась в дремоту, откуда её вновь вызывал багровый взгляд Короля Змей. Несколько раз звонил мобильный телефон, но Магда страшилась брать трубку. Что, если голос чудовища также смертелен?

На экране ноутбука мелькали существа с петушиными головами: разноцветные, чёрно-белые, смоделированные фотошопом и нарисованные на пергаменте. Ничего полезного Всемирная сеть сообщить не могла. Единственный способ одолеть монстра – заставить его посмотреть на себя в зеркало. Такой метод вполне годился для сказки, но живой василиск оказался отнюдь не драконом, а могущественным духом, подчиняющим людей и способным перевоплощаться. Если бы перед Магдой возник ядовитый змееподобный гад, она бы ни на секунду не усомнилась. Зеркало в руки – и вперёд! Весь ужас состоял в том, что никакого чудовища не было вовсе. То, что когда-то называлось василиском, вернулось в гораздо более страшном обличье.

Копаясь в интернете, Магда наткнулась на следы преданий, сохранившихся под поздними мифологическими наслоениями.

Во-первых, в древние времена василиск упоминался в единственном числе. Свидетельства говорили, что на свете может быть лишь один Король Змей.

Во-вторых, давалось понять, что василиск не появляется из яйца чёрного петуха, но возрождается из него. Здесь просматривалась параллель с птицей Фениксом, которая вновь появлялась на свет из пепла. Вероятно, легенды о василиске и миф о Фениксе первоначально рассказывали об одном и том же существе.

В-третьих, классическая внешность василиска – голова петуха, змеиное туловище и крылья – оказалась ложной. Такой василиск появился на рисунках позднего Средневековья. На немногих сохранившихся изображениях чудовища, дошедших до наших дней из более ранних времён, различимо бескрылое многоногое существо, смахивающее на помесь ящерицы с насекомым, а не на петуха со змеиным хвостом.

Особенно потряс Магдалену один рисунок. С полуистлевшего обрывка пялилась тварь, напоминавшая паука в зубчатой короне. Ужаснее всего выглядели человеческие глаза и конечности чудовища. Вероятно, василиск менял внешность согласно представлениям о ней, а рисунок иллюстрировал мистическую власть Короля над людьми. Не простым гадом был он, а всевидящим хозяином душ и тел. Взгляд, обращающий живых в камень, и смертельный яд, скорее всего, аллегории. Сейчас он явился в образе человеческом, потому что таким его ожидали покойные Бенито, Йонас, Лука, Бернд и Нико…

Но подлинным сюрпризом явился фрагмент из старинного философского трактата, хранящегося в библиотеке Ватикана. Там упоминалось, что, согласно представлениям учёных поздней античности, василиск представлял собой образ Смерти. И если змея в христианской культуре – символ дьявола, то… Господи всемогущий, кто же тогда Король Змей?

Девушка едва не расплакалась. Не жалкий уродец с петушиной головой, а сам Сатана готовился забрать её душу… Зачем? Этого Магда не понимала. Она даже не могла вспомнить, что произошло на площади у колодца, не говоря о жизни Анны Магдалены Эберлер. Об этом лишь упоминали те, кого успел настичь василиск. В памяти Магды возникали прожигающие медь глаза, тело вновь охватывал чудовищный жар. На этом видение обрывалось. Всё, что происходило до и после схватки у колодца, она не помнила.

Бежать! Скрыться из города! Если Бенито и Лука были правы, то связанный заговором василиск не может покинуть Базель. Но как пробраться по улицам, всецело принадлежащим ему? Тысячами глаз смотрит адский демон, он всемогущ в своём царстве. Взгляд василиска горит в каждом уличном фонаре, в автомобильных фарах, прячется в пистолетах ни о чём не подозревающих полицейских. Моторы машин ревут его голосом, ветер разносит над мостовыми его дыхание, и каждый прохожий может обернуться чудовищем.

Магдалена вдруг сообразила, что никогда не покидала города. Как бы ни складывалась её жизнь, она ни разу не выезжала даже в соседний лес или деревню. Более того: подобная мысль не приходила ей в голову. Сначала размеренное по часам детство в интернате, затем школа, подработки, университет… И ни разу ей не доводилось оказаться за городской чертой! Все знакомые и сверстники объездили половину Европы, некоторые даже летали за океан, но Магда всегда торчала в Базеле, будто…

Прикованная.

От этой мысли тело девушки покрылось гусиной кожей. Страх перед неизвестным врагом перешёл в панический ужас. Василиск не просто пытался её уничтожить. Адская тварь всегда контролировала её поведение и поступки. Лишь деятельность Подписавших сдерживала демона, но они почти все мертвы. Осталась лишь Магдалена Ланц, бывшая в прошлой жизни Анной Магдаленой Эберлер, да ещё бродит по городу Гуго Шлегель… если уже не нашёл его Король Змей. Может быть, не проснулся капитан гвардии, и чудовище не способно обрести полную силу… Пока хоть один не достался василиску, город не перейдёт во власть чудовища.

Стоп. Тут что-то не так. Магдалена родилась и выросла в Базеле, никогда не покидая его границ. Йонас тоже базелец по происхождению, но родился в Цюрихе, как и Лука, они сами об этом говорили. Бенито почти всю жизнь провёл в родном Неаполе. Комендант Бернд приехал из Эльзаса десять лет назад… Нико… Пожалуй, только за него и можно поручиться. Неужели несчастный ребёнок действительно носил в себе душу одного из заговорщиков? Но тогда получается, что никого из Подписавших не было в городе, когда Магдалена Ланц появилась на свет, никто не сдерживал Короля, пока она росла и училась, стало быть, ничто не мешало василиску схрупать девушку, как шоколадку, вместе с обёрткой. Почему же этого не случилось?

А Винс? Воспитывался у священника, но в книгах Риена отсутствуют записи о происхождении. Учился в университете Чикаго, но там никто не слыхал о Винсенте Фишере из Базеля. Кто же ты такой, Винс? Вернее, кем ты был… Единственный человек, которого могла бы полюбить Мэг… Так он называл её…

Магда подумала о Винсенте, о его лёгкой походке, античном профиле, серых весёлых глазах. Представила, как он беззаботно смеялся, как изображал воркующих голубей, как нежно и властно обнимал её… Не выдержав нахлынувших воспоминаний, девушка уронила голову на руки и горько разрыдалась.

Мобильник в очередной раз сыграл токкату и фугу Баха. Магда хлюпнула носом, посмотрела на дисплей. Тот же номер, что и раньше. Нечего мне терять, подумала несчастная студентка, пусть будет, что будет. И ткнула дрожащим пальцем в кнопку громкой связи.

– Алло, Магда? – раздался из динамика мужской голос. – Почему не берёшь трубку? Я уже раз десять звонил!

Магдалена облизнула губы:

– Кто говорит?

– Не узнаёшь? Жан-Кристиан! Я думал, с тобой что-то случилось.

– Точно Жан? – мрачно усмехнулась девушка. – Не чудище с головой петуха?

– Не трепись, а слушай, – приказал Райнле. – Я сделаю всё, чтобы ты не досталась василиску, но тебе придётся подчиняться.

Магда не выдержала.

– Кто ты такой? – истерически выкрикнула она. – Почему я должна тебе верить?

В трубке помолчали. Затем Жан ответил другим голосом, негромким и надтреснутым:

– Моё настоящее имя Гуго Шлегель. Капитан гвардии его преосвященства епископа базельского.

Потрясённая Магда не смогла вымолвить ни слова. Капитан продолжил:

– У меня есть план. Он обязан сработать. Но это не телефонный разговор. Я могу зайти?

Совершенно растерявшись, Магда кивнула.

– Не слышу ответа! – резко сказал Жан-Кристиан.

– Прости, – спохватилась Магдалена. – Я уже ничего не соображаю… Заходи, конечно…

– Тогда открывай. Я у парадного.

Девушка нажала кнопку, и Жан-Кристиан Райнле (или Гуго Шлегель?) взбежал на второй этаж.

Капитан был одет по всей форме и вооружён. В квартиру он вошёл не сразу. Сначала заглянул внутрь, держа руку на кобуре, затем прокрался в гостиную.

– Я одна, – прошептала Магда.

Жан-Кристиан покачал головой:

– Нельзя быть ни в чём уверенным. Василиск хитёр.

Осмотрев помещение, Райнле упал на стул и покосился на открытый ноутбук:

– Пытаешься найти выход? Оставь. Бесполезно. Сядь, не засти свет.

– Неужели нет никаких шансов? – дрогнувшим голосом произнесла Магда и присела на пуфик.

– Без меня – ноль. Но если будешь делать, что я велю…

– Ты с таким апломбом говоришь… Свысока, будто несмышлёнышу.

– А ты и есть несмышлёныш, – усы Жана презрительно ощетинились. – Какого чёрта ты искала последнюю фреску, копалась в архивах? Вот и очухался наш кукареку. Даже смерть друзей ничему тебя не научила.

– Не смей меня оскорблять!

– Я не оскорбляю, а констатирую факт. Хорошо, что у тебя хватило ума носить зеркальные очки, что подарил Нико.

– Жан, – тон девушки сделался просительным. – Кто такой Нико?

– Его преосвященство епископ базельский Йоханн фон Веннинген, – отчеканил Жан-Кристиан.

От изумления Магда потеряла дар речи. Она сняла замысловатое изделие и начала рассматривать. Райнле наблюдал за её действиями с иронией во взгляде.

– Стёкла выплавлены из осколков магического зеркала, что изловило демона, а оправа изготовлена из меди щита, превратившего василиска в камень.

Капитан помолчал. Потом добавил, словно забивая упрямый гвоздь:

– Щит же принадлежал рыцарю Герберту. Тому самому.

Магда была поражена. Получается, она держала в руках остатки двух ценнейших артефактов!

Райнле утвердительно покивал.

– Некоторое время зеркало и щит хранились в доме епископа. Во время Реформации, когда толпы безумцев громили церкви, резиденции здорово досталось. Магические предметы украл ремесленник, оказавшийся медником-оптиком. Он и переплавил обе находки, сделав очки. Их никто не носил, медник использовал очки как рекламу. Но после его смерти лавку продали, а очки угодили в городскую казну. Их обнаружил сам фон Веннинген в тысяча восемьсот пятом году и сразу понял, из чего они сделаны…

– Постой, постой! – вырвалось у Магды. – Что ты говоришь? Йоханн фон Веннинген умер в тысяча четыреста семьдесят восьмом!

Но Райнле даже усом не повёл.

– Молодец, ты хорошо знаешь историю родного города. Его преосвященство находился, понятное дело, не в собственном теле, а составил компанию одному из политиков… Он изъял очки и надёжно спрятал. Тогда, во время первого возвращения василиска, они не понадобились…

– Первого? – не сдержавшись, воскликнула Магда.

– …хватило снести стену с фресками, и чудовище потеряло бóльшую часть силы. Приказ о сносе отдал Вернер Вёльффлин, оказавшийся в теле советника по делам благоустройства города…

– Лука, – пробормотала Магда.

– …но любители искусства растащили остатки фресок, и василиск настолько оправился, что попытался вырваться во второй раз. Это случилось в тысяча девятьсот сорок пятом году, сразу после окончания Второй мировой…

Магда от волнения забыла об угрожавшей опасности:

– Последняя фреска! Где последняя фреска? Я искала её всю жизнь!

– Я тоже хотел бы знать, где она, – процедил Жан-Кристиан. – Я растёр бы эту гадость в порошок, чтобы мерзкая тварь никогда больше не смела поднять поганую башку!

– Ты способен уничтожить великое произведение искусства? – ошарашенно спросила Магдалена.

Жан-Кристиан нахмурился.

– Довольно разговоров. Пора приниматься за дело. Надень-ка очки… Вот так, умница. А теперь идём. Попытаемся покончить со всем одним махом.

– Никуда я не пойду, – заупрямилась Магда. – В темноте я на улицу ни ногой.

– У меня машина, стоит внизу. Пошли, будь хорошей девочкой.

– Сначала объясни. Иначе я с места не двинусь.

Райнле встал с угрожающим видом. Девушка отскочила и схватила со стола тяжёлый стакан.

– Не подходи! – крикнула она. – Выбью окно и закричу!

Жан-Кристиан страдальчески закатил глаза:

– Дурёха. Ладно.

Капитан полез за пазуху, вытащил жёлтый, истрёпанный свиток и показал Магде:

– Знаешь, что это такое? Пергамент арабского учёного! Благодаря ему мы, Подписавшие, изловили василиска! Свиток валялся в университетской библиотеке в отделе инкунабул и манускриптов. Пришлось позаимствовать. Всё равно никто не знает его подлинного значения… Тут сказано, как обезоружить чудовище. Когда-то на площади у тебя всё получилось. Василиск увидел себя в медном щите и окаменел. Но, чтобы приём сработал, нужно произнести заклинание. Оно записано в свитке. Понимаешь теперь?

Магда помотала головой.

– Всё просто, – терпеливо объяснил Райнле. – Будем ловить на живца. Мы отправимся туда, где василиск легко сможет нас найти. Когда он приблизится вплотную, чтобы посмотреть тебе в глаза, ты должна будешь произнести заклинание, тогда всё будет кончено.

– Это чистое самоубийство!

– Ничего подобного! Помни, тебя защищают очки. А я буду рядом и, если что-то пойдёт наперекосяк, пристрелю его.

– Тогда почему же ты не можешь убить его просто так? Зачем такой риск?

По лицу Райнле пробежала тень.

– Нам нельзя убить невинного, иначе колдовство потеряет силу. Надо твёрдо убедиться, что подошедший к тебе человек и есть василиск. Но смерть носителя мало что даст, разве только ненадолго отсрочит решающую схватку. Он просто переберётся в следующее тело. Нужно бить наверняка – магией!

– А ну, покажи текст, – попросила Магда, охваченная внезапными подозрениями.

– Пожалуйста, – капитан протянул девушке свиток. – Но ты же не читаешь на древнегреческом…

– Не важно.

Она осмотрела пергамент взглядом знатока. Да, рукопись весьма старая. Похоже, и вправду пятнадцатого века. Магда вернула свиток Райнле.

– Ладно, идём. Лучше так, чем дрожать в одиночестве. Какие слова нужно сказать?

– Увы, – сделал расстроенное лицо Жан-Кристиан. – Ты не должна знать их, пока мы не прибудем на место. Заклинание заставит твой мозг работать иначе, и василиск может это почуять. Лучше подстраховаться.

Он неуловим, подумала Магда и спросила:

– Жан… Почему ты так много знаешь?

Жан-Кристиан невесело усмехнулся.

– Потому что лишь я остался в живых. Знания были разбросаны между нами. Если исчезал один, часть его памяти переходила другим. Я слишком многое вспомнил. Это очень плохой признак…

Девушка натянула куртку и пошла к двери. Но тут её поразила внезапная мысль:

– Послушай… Если ты – Гуго Шлегель, а я – Анна Магдалена Эберлер, значит, в той, прошлой жизни мы с тобой…

Жан-Кристиан Райнле обнял её и поцеловал в лоб холодными губами.

– Пойдём, Магдалена, – тихо сказал капитан Шлегель.

Они спустились в подъезд. Жан вышел первым, осмотрелся и поманил Магду. Та с опаской приблизилась к «Фольксвагену» с надписью «Пограничная служба». Тут Жан-Кристиан перескочил через капот и выволок из-за машины бородатого человека в нечистой одежде. Грохнув бродягу лицом о стекло, капитан заломил ему руку. Пистолет, мгновенно выпрыгнувший из кобуры, уткнулся бородачу в затылок.

– Ты что тут делаешь? – яростно прошипел Райнле. – Убью, гад!

– Я не гад, я не гад, я ни в чём не виноват! – залопотал пойманный, и Магда узнала Безумного Фотографа. – Только ради бытия повстречались ты и я! В ограниченной среде, в чистой, как слеза, воде, скрыта сущность жизни всей! Жни добро и злобу сей!

– Отпусти его, Жан! – попросила Магда. – Он всего лишь несчастный, больной человек.

– Слишком часто этот несчастненький отирается рядом с тобой, – проворчал Жан-Кристиан. – А воняет, как…

Он развернул бродягу к себе лицом:

– А ну, говори! Зачем ты здесь?

– Красивый снимок ищу, – утёр Фотограф кровавые сопли. – Снимок на века, чистый, как река. А ты мнёшь бока. Пусти дурака!

Вдруг капитан скороговоркой произнёс длинную бессмысленную фразу. Магда уловила только последнее слово: «тасбóл». Фотограф удивлённо заморгал:

– Твоя речь темна и гадка. Не моя это загадка.

Райнле убрал руки.

– Катись отсюда, – приказал он. – Ещё раз увижу около Магдалены – застрелю.

Безумный Фотограф подобрал сумку и смотрел, как Жан с Магдой садятся в «Фольксваген». Неожиданно бродяга подскочил к машине и выкрикнул в лицо девушке:

– Не ходи с ним, детка! Ненадёжна ветка!

И тут же помчался прочь.

– Мерзкий тип, – сказал Жан-Кристиан, заводя мотор. – Не возьму в толк, почему от него прёт каким-то змеиным запахом?

– Просто он давно не мылся, – тихо сказала Магда.

Капитан молча нажал на газ.

Магдалена куталась в куртку и смотрела на проплывавшие мимо дома. Девушка очень устала и хотела, чтобы всё поскорее кончилось. Она отдалась убаюкивающему покачиванию автомобиля, задремала и удивилась, когда Жан сказал: «Приехали».

Холод и сырость пронизывали ночную темноту. Сквозь туман пробивался бледный свет фонарей. Ни единой души не увидела Магда, когда вышла из машины. Райнле оказался рядом и взял её за локоть.

– Идём туда, – скомандовал он и повёл девушку в небольшой сквер посреди площади.

Рядом возвышалась освещённая прожекторами громада церкви. По контрасту с ней сквер казался тёмным, как бы закутанным в паранджу. Неподалёку журчал фонтанчик в виде бронзового василиска. Жан-Кристиан оставил Магду в центре газона и отступил, растворившись во мгле. Магда огляделась. Площадь казалась очень знакомой….

Ну конечно! Церковь когда-то принадлежала ордену доминиканцев, а сквер – бывшее кладбище, окружённое стеной. Той самой, снесённой в тысяча восемьсот пятом году, той самой, чью тайну студентка пыталась раскрыть… И даже в наши дни площадь называется в честь великого произведения искусства…

«Пляски Смерти».

По спине Магдалены пополз озноб. В горле пересохло, несмотря на морось вокруг.

– Жан, – позвала девушка, обшаривая глазами пустой сквер. – Говори слова заклинания, скорее!

– Я поклялся, что ты не достанешься василиску, – раздался голос капитана Райнле, – и я сдержу слово. Но для этого мне придётся тебя убить.

Люди – всего лишь снабжённые телом призраки. Они занимаются мелкими делишками, едят, пьют и отправляют естественные надобности, но по сути являются одетыми в мясные костюмы скелетами. Они не хотят признавать, что прекрасное женское тело и мышцы спортсмена, пальцы музыканта и нежные губы девушки, проницательный мозг учёного и лицо актёра – всё это лишь мясо и жир. Вероятно, поэтому Смерть представляется им скелетом с лохмотьями полусгнившей кожи. Глупцы! Они таскают плоть, словно обузу, наращивают мускулы, красятся, ублажают язык вкусовыми ощущениями, отдаются любовному влечению, ошарашивают разум спиртным и наркотиками… И всё время боятся. При недомогании бегут к другим телесным призракам, которые накачивают их тела веществами, на время замедляющими гниение. А когда осознают, что конец неизбежен, в страхе ищут спасения в церквях, где покрытые мясом скелеты, облачённые в рясы, изрекают важные бессмысленности, некогда придуманные другими скелетами, давно уже сгнившими…

Скелеты живут со скелетами, плодят скелеты, учат скелеты, торгуют со скелетами, кормят скелеты, развлекают скелеты, ненавидят скелеты, воюют со скелетами, убивают скелеты. Вся человеческая жизнь есть не что иное, как торжество Смерти. Человек с ужасом ждёт, когда же она явится, не понимая, что Смерть прячется внутри него. Когда я смотрю на людей тысячами своих глаз, меня поражает их мясное самодовольство, смешанное со страхом. Гниющие на ходу мертвецы, потерявшие способность чувствовать по-настоящему. Нарумяненные, улыбающиеся зомби. Одухотворённые мешки протоплазмы.

Одухотворённые.

Да. Как ни омерзительны скелеты в мясных костюмах, нужно смотреть сквозь мышечные волокна и гной, сквозь слизь и желудочный сок, сквозь кал и кровь, сквозь тупую лобную кость, и тогда за жёлтым куском жира, высокопарно именуемым человеческим мозгом, можно разглядеть суть, задавленную ходячим трупом. Она теплится слабым огоньком, немногим дано её почувствовать. И превратить огонёк в могучий костёр. Тогда скелет больше не будет командовать Человеком…

Ты именно таков, Мастер, мой старый друг, заслуживший счастливое и долгое бытие. Твой костёр горел неугасимым пламенем. Его заметили мясные скелеты и похитили раскалённые угли, чтобы совершить непотребное колдовство. Утешься, художник. Скоро всё закончится, и ты вновь обретёшь самого себя. Верь мне, ибо я никогда не лгу. Лгать могут только люди.

А я не человек.

Слова Жана были столь нелепы, что Магда поняла не сразу. Она увидела капитана, стоявшего под деревом. Пистолет, попавший в свет фонаря, зловеще поблёскивал. Ствол смотрел прямо ей в грудь.

Удивительно: когда опасность приблизилась вплотную, Магда неожиданно успокоилась. На чашах весов оказались две вещи: абстрактное чудовище, бродящее неизвестно где, и полицейский пистолет, готовый выплюнуть смертоносную пулю. И одна эта пуля весила больше, чем василиск, дьявол и ад, вместе взятые.

За долю секунды в голове девушки пронеслась цепь логических умозаключений. Жан-Кристиан не мог быть василиском, иначе он убил бы её в квартире. Ему зачем-то понадобилось тащить Магду к «Пляскам Смерти», чтобы разыграть финальный акт драмы. Он чего-то боится, судя по дрожи в руке. Чтобы у капитана гвардии тряслись руки? Невероятно. Кто такой Безумный Фотограф? Бродяга пытался предупредить… Ненадёжна ветка… Безумец давно отирался возле Магдалены. Он её охранял, вот в чём дело! От кого? От спятившего пограничника? Не мог он такое предвидеть. А когда понял, почему же отдал девушку в руки Подписавшего? Чудовище оказалось сильнее… Василиск управляет людьми, он властитель душ и умов. Не Райнле наставил на неё пистолет. На Магду смотрел глаз самого василиска. Жан-Кристиана Райнле больше не существовало.

– Жан, ты сошёл с ума, – проговорила Магдалена. – Немедленно убери пистолет.

– Хочешь меня уболтать? – желчно рассмеялся капитан. – Не выйдет. Я понимаю, это не выход. Но мы получим отсрочку на много лет, а то и веков. Подписавшие вернутся, и мы рано или поздно сможем найти решение. В другой жизни.

– О чём ты? – искренне изумилась Магда.

Она шагнула вперёд, но замерла, увидев, как дёрнулся пистолет.

– Мерзкая тварь! – процедил Райнле. – Адское создание! Отправляйся к твоей любимой Последней Фреске! Я сделаю это любой ценой, даже если мне придётся оказаться за решёткой! А мы ещё вернёмся. Мы всегда возвращались. Договор дал нам бессмертие, будь оно проклято… Здесь, на кладбище, танцевали скелеты в обнимку с людьми… Твоё место среди них! Лежи в земле и охраняй Чистоту! А я хочу жить!

Он нёс ещё что-то, но Магда его больше не слушала. Она увидела, что к обезумевшему капитану подкрадывается смутная тень. Следя за неожиданно возникшим персонажем, студентка перестала обращать внимание на бред Жан-Кристиана и опомнилась, когда тот вскинул оружие на уровень глаз.

– Ступай в ад, гадина! – выкрикнул капитан, и в этот миг на его голову обрушился сокрушительный удар.

Пистолет выпал из руки Райнле. Жан-Кристиан осел на газон и завалился на бок. Потом вздрогнул раз-другой и затих. Из-под дерева выкатилась суковатая палка.

Мёртв, облегчённо подумала Магдалена, Жан-Кристиан Райнле мёртв. Ade[7], Гуго Шлегель, бывший капитан гвардии его преосвященства. Спасибо, Безумный Фотограф, ты явился вовремя.

С бешено стучащим сердцем Магда собралась поблагодарить спасителя, но отшатнулась, услышав клекочущий, торжествующий голос:

– Ты, благородный, храбрый воин, был славы рыцарской достоин. Сними доспех, глаза закрой, твой меч бессилен предо мной.

Магда схватила пистолет и направила на чёрный силуэт под деревом. Фигура ступила в полосу света. И тогда невероятная радость обрушилась на девушку. Она смотрела на бледное лицо с закрытыми глазами и не верила, не могла поверить…

– Винс! – едва не плача, сказала наконец Магда. – Винс, милый! Боже мой… Ты живой!

Горло Винсента задрожало, кадык задёргался, губы разомкнулись, и Магдалена услышала всё тот же клекочущий голос, мало походивший на человеческий:

– Ещё нет. Но уже скоро…

Веки Винсента Фишера поднялись, и кровавое сияние, несущее гибель всему живому, хлынуло из глаз василиска.

Чума! Только тот, кто сам пережил поветрие Чёрной Смерти, может понять ужас, охвативший базельцев летом тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова. Горожане сидели по домам, лишь самые безрассудные решались выйти на пустые улицы. Слухи, один другого страшнее, передавались через немногочисленных смельчаков. Говорили, что чуму навёл купец, который принёс в жертву Сатане собственных детей. Другие рассказывали о каре Божьей и призывали молиться. А кое-кто с оглядкой нашёптывал о древнем чудовище… Словом, пятого августа Базель проснулся в страхе. Но рассвет так беспечно озарял лесистые холмы, что горожанам не верилось в мрачные сказки. Заскрипели отворяемые двери, захлопали ставни, на улицах послышались приветствия, и вот уже кто-то отважился заняться домашними делами – сходить за водой, прибраться в лавке…

Его преосвященство не ошибся, утверждая, что василиск сам себя обнаружит. Целую ночь гвардейские патрули ходили по улицам, заглядывая в колодцы и водостоки, но проклятое чудовище словно провалилось сквозь землю (чего ему от души желали все Подписавшие). И когда отчаявшийся фон Веннинген готов был сам отправиться на поиски демона, он возник ниоткуда, устрашающе и всесокрушающе, словно удар молнии.

Паника кругами расходилась по городу, подобно волнам от брошенного в воду камня. По улицам метались перепуганные люди. Кричали, что в переулке Кожевников поселилась смерть, что площадь завалена трупами, что дома горят и рушатся.

В резиденцию фон Веннингена ворвался Гуго Шлегель:

– Он у колодца Герберта, ваше преосвященство!

Осунувшийся епископ глянул на Гуго диким взором:

– Бери Анну, щит и ступай туда вместе с отрядом гвардейцев! Или я должен тебя учить?

– Ваше преосвященство! Гвардейцы разбежались! Ужас, распространяемый этой тварью, не поддаётся описанию!

– Тогда идите вдвоём с Анной! Солнце вот-вот взойдёт! Стоит прямому лучу коснуться чудовища… Ступай же!

Гуго бросился в людскую, где провела бессонную ночь Анна Магдалена Эберлер.

– Оставь меня, – потребовала девушка, увидев жениха. – Убирайся прочь, убийца!

Красавицу Анну сейчас было не узнать. Голубые глаза выцвели, щёки впали, по обеим сторонам носа легли серые тени. Капитан в ярости швырнул на стол медный щит.

– Хорошо! – рявкнул он. – Я убийца! Я зарезал двух ни в чём не повинных девочек и отрубил голову их отцу. Но если ты не сделаешь того, что требуется, ты сама станешь убийцей! Тысячи людей погибнут из-за твоего упрямства!

– Это сделали вы! Ты и твой обезумевший хозяин!

– Да, мы! И твой родной дядюшка! И ты тоже! Ты подписала Договор!

Анна гневно сверкнула глазами:

– Гнусное скопище лжецов! Вы обманули меня!

Взгляд Гуго сделался масленым.

– Какая разница? – вкрадчиво прошептал он. – Ты одна из нас. И душа твоя отправится с нами в ад, если ты не исполнишь предназначения!

Анна вздрогнула.

– Строптивость не поможет, – продолжал Шлегель. – Люди всё равно умрут, а ты попадёшь в когти к дьяволу.

Девушка перекрестилась, но Гуго лишь усмехнулся:

– Убей василиска, и ты будешь жить вечно. За долгие века найдётся возможность заслужить прощение. Если же откажешься… Тогда конец Базелю и нашим душам.

Анна Магдалена Эберлер встала.

– Идём, Гуго, – произнесла она угрюмо и взяла медный щит. – Я не боюсь за свою душу. Моя совесть чиста. Но я не хочу, чтобы погибли невинные. А ты ещё ответишь перед Богом…

Они шли по охваченному страхом городу. Шлегель косился на спутницу и дивился перемене в девушке. Никогда прежде он не видел Анну столь целеустремлённой и решительной. Около переулка Кожевников Гуго остановился:

– Я понимаю, это сейчас не к месту… Но я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, Анна. Неужели ты думаешь, что я ради мифического бессмертия полез в эту дьявольскую игру? Мне хотелось быть счастливым… Вместе с тобой. Убей чудовище и возвращайся ко мне. Обещаешь?

Девушка вздохнула:

– Ты мне казался рыцарем, воином и защитником. Но на твоих руках кровь не врагов, а несчастных, обманутых людей… И я среди них…

Из переулка выбежал трясущийся отец Иеронимус:

– Боже всемогущий! Не ходите туда! Там у колодца чудовище! Оно мечет громы и молнии, оно страшно в гневе!

– Это василиск? – спросил капитан.

– Да, – кивнул отец Иеронимус. – Он уничтожит вас! Не ходите!

– Вперёд, мой храбрый капитан, – усмехнулась Анна. – Тебя ждут бессмертие и слава!

Анна и Гуго пошли дальше, оставив доминиканца творить молитвы в одиночестве.

Около площади они остановились. Шлегель знаком велел Анне задержаться, а сам осторожно выглянул из-за угла.

– Господи Иисусе, – прошептал капитан. – Это он!

На площади лежали люди. Стены домов выглядели так, словно по ним палили из пушек. Каменное крошево покрывало истерзанную мостовую, тлели деревянные балки фахверковых построек, а на краю колодца гордо восседал оживший демон преисподней – Король Змей.

– Святая Дева Мария, помоги! – зашептала Анна, крестясь. – Защити, спрячь, укрой от взгляда сатанинского отродья! Укрепи дух мой, дай сил исполнить предназначение, спаси невинных жителей Базеля!

Скользкое тело страшилища свешивалось лоснящимися петлями, переливалось, словно густая грязь, закованная в кольчужную чешую. Когти впивались в каменную кладку, оставляя глубокие следы. Стройная шея, покрытая зелёными перьями, гордо вздымала уродливую голову с алым петушиным гребнем, а за спиной шевелились могучие перепончатые крылья, словно василиск лениво пробовал их скрытую силу. К счастью, чудовище сидело к ним спиной, но вонь… Неописуемо гнусный смрад затопил площадь и соседние улицы. В нём смешались запахи гниющей рыбы, свежей рвоты и прелой выгребной ямы, но главенствовал надо всем змеиный дух, наводящий ужас и парализующий волю.

Анну едва не стошнило. Ноги девушки подогнулись, и она оперлась на руку Шлегеля.

– У нас нет времени, Анна, – зашептал Гуго, дыша через открытый рот. – Сейчас взойдёт солнце. Спеши!

– Иду, – пробормотала девушка.

Она надела на левую руку медный щит Герберта, в последний раз огляделась, прощаясь с миром, и вышла на площадь.

Смрад, который, казалось, не мог стать ещё сильнее, буквально оглушил Анну Магдалену. Ей почудилось, что она пытается плыть в жидком навозе. За щитом она не видела василиска, но хорошо слышала его гадкую возню. Каждый новый шаг давался всё тяжелей. Анна спотыкалась о булыжники, выбитые из мостовой, обходила человеческие тела, останавливалась, жадно хватала воздух и снова шла вперёд. Она не знала, видит ли её василиск, сидит ли он ещё на краю колодца… Не осталось никаких чувств. Забылось всё: любовь, Договор, колдовской обряд, город, чума… В жизни Анны Магдалены Эберлер больше не было ничего, кроме мерзкого чёрного урода.

Анна споткнулась о распростёртое тело и чуть не упала. Она съёжилась за щитом, мечтая стать незаметной, и вдруг почувствовала взгляд василиска.

Словно кипящая смоляная волна накрыла девушку. Раскалившаяся медь обожгла руку. Ужас охватил Анну, когда она увидела, что щит тает, становясь прозрачным, и сквозь него всё яснее проступают черты демона. Василиск застыл, высоко подняв голову и распахнув крылья. Багровый огонь в глазах монстра сверлил полированный щит. Раздался торжествующий клёкот чудовища, и в этот миг первый луч солнца сверкнул из-за черепичных крыш.

Дикий грохот раскатился над площадью. На мгновение Анна увидела, что чёрная броня василиска вспыхнула тысячами разноцветных огней, сверкавших, подобно самоцветам, но чудовищной силы удар отшвырнул девушку. Щит прогнулся, словно жестяной, захрустели ломающиеся кости. Анна закричала от страшной боли и потеряла сознание.

– Анна! Слышишь меня? Очнись, милая!

Девушка разлепила веки. Первое, что она увидела, – сияющее лицо Гуго. Капитан улыбался во весь рот, словно карнавальная маска. Анна попыталась встать и тут же, вскрикнув, упала. Болела сломанная рука, кем-то заботливо положенная в лубки.

– Где демон? – спросила девушка.

– Здесь! – Гуго отодвинулся, сделав пафосный жест, и Анна увидела монстра.

Сидящая на краю колодца статуя так мало походила на живого василиска, что Анна усомнилась: а не привиделось ли ей? Но пульсирующая боль в руке и обожжённое лицо подтверждали, что она действительно сражалась с дьявольским уродом.

Каменный василиск выглядел жалко и смешно. Змеиное туловище, маленькие крылья, глупая петушиная голова, пустые глаза и разинутый в беззвучном крике клюв не вызывали ни страха, ни отвращения. У колодца стояли гвардейцы епископа. Трупы с площади убрали. Статую осматривали бургомистр и профессора. Девушка даже испытала нечто вроде жалости к побеждённому чудовищу, ибо павшее величие всегда вызывает сочувствие.

– Сейчас тебя отнесут домой, – сказал Шлегель, гладя девушку по волосам. – Профессор Вёльффлин займётся твоим лечением. Не беспокойся, дорогая. Теперь всё будет прекрасно!

Он наклонился, поцеловал Анну и восхищённо добавил:

– Ты была великолепна! Такой победой стоит гордиться любому рыцарю!

– Анна, девочка! – подбежавший дядя Маттиас опустился на колени. – Боже праведный! Ты жива! Какое счастье! Клянусь, мне больше ничего не нужно…

Девушка не успела ответить, потому что появился Йоханн фон Веннинген. Он простёр руку, благословляя Анну:

– Благодарю, дочь моя, за твой благородный подвиг. Да славится отныне имя Анны Магдалены Эберлер – победительницы василиска!

– Спасибо, ваше преосвященство, – прикрыла глаза Анна. – Простите, я не могу встать при вашем появлении…

– Ни-ни! Лежи! Сейчас принесут носилки… Капитан! Где твои остолопы?

Подбежали два гвардейца и под зорким наблюдением Гуго Шлегеля осторожно уложили девушку.

– Несите к советнику Эберлеру, – скомандовал капитан. – Сдайте на руки прислуге и проследите, чтобы фрейлейн Эберлер ни в чём не испытывала нужды.

Он наклонился к девушке:

– Я скоро вернусь, дорогая. Мы должны завершить наше дело. Не оставлять же этого урода сидеть на колодце… Профессор Вёльффлин скоро поставит тебя на ноги, не беспокойся.

Анна отвернулась. Гуго нахмурился, но фон Веннинген повелительно махнул рукой – и гвардейцы унесли девушку. Епископ обратился к капитану:

– Ну что, солдат, осталось последнее. И дай Бог, чтобы нам повезло…

– Вы сомневаетесь, ваше преосвященство? После сегодняшнего триумфа?

Фон Веннинген покачал головой:

– Победа может обернуться поражением, мой капитан… Господин фон Андлау! Профессор! Вы всё нашли?

Петер фон Андлау развязал кожаный мешочек:

– Да, ваше преосвященство. Это обломки фресок, смешанные с прахом художника, а это…

Епископ отстранился:

– Не желаю знать подробностей! Сундук магрибинца доставили?

– Да, ваше преосвященство!

– Приступайте. Капитан! Ломайте статую!

Шлегель отдал приказ. Четверо гвардейцев энергично заработали алебардами. Василиск наклонился, затрещал и рухнул. Отломилась и запрыгала по мостовой петушиная голова, беспомощно распластались перепончатые крылья. Гвардейцы, сопя, долбили змеиное туловище.

– Полегче! – рыкнул капитан Шлегель. – Повредите сердце – не сносить вам голов!

Гвардейцы умерили прыть. Вскоре тело разбили на части. На свет появилось каменное сердце чудовища. Подписавшие созерцали его в молчании. Бургомистр с сомнением причмокнул.

– Вы, кажется, недовольны, ваше превосходительство? – спросил епископ.

– Я очень устал, – ответил фон Флахсланден, – и не знаю, что ещё можно сделать. Василиск мёртв. А это всего лишь кусок камня…

– Пока что – да, кусок камня. Но через несколько минут… Где сундук? Кладите туда сердце!

Стражники запыхтели, заворачивая в дерюгу неожиданно тяжёлый предмет. Крышка сундука захлопнулась. Взгляд бургомистра скользнул по разбитым окнам и пустынным улицам.

– В одном нам несомненно повезло, – заметил фон Флахсланден. – Чума и василиск напугали жителей так, что они не скоро осмелятся выглянуть наружу. Нечего опасаться ненужных свидетелей.

– Можно подумать, это бы нас остановило! – хмыкнул Шлегель.

– Идёмте! – потребовал фон Веннинген. – Нам пора!

Подписавшие подняли тяжёлый сундук и двинулись в путь, чтобы раз и навсегда решить судьбу города. Они шли к стене кладбища у церкви доминиканцев. Той самой, где плясала Смерть.

– Почему здесь так темно?

– Не знаю, ваше преосвященство…

– Только что был ясный солнечный день… Откуда взялся туман?

– П-п-простите, ваше преосвященство, я сам ничего не понимаю…

– Прекратите трястись, Эберлер! Господин бургомистр! Вы тут?

– Я здесь, ваше преосвященство.

– А капитан? Где Гуго Шлегель!

– Здесь! Не беспокойтесь, господа, никто не пропал.

– А где город? Где солнце? Почему всё исчезло?

– Полагаю, город и солнце остались там же, где и всегда. Это мы исчезли.

– Что?

– Тише, профессор. Вы орёте так, что разбудите и мёртвого.

– Хочу напомнить, ваше преосвященство, что именно это мы и намерены сделать…

– Тем более. Ведите себя поскромнее.

– Восхищаюсь вашим хладнокровием, но мы до сих пор не знаем, где очутились. А главное: вернёмся ли обратно?

– Полагаю, беспокоиться не стоит. Живым нечего делать в царстве мёртвых. Туда попадают иным путём. Кроме того, вот стена с фресками. Мы вернёмся по ней, как и пришли.

– Неужели именно так выглядит ад?

– Почему же ад, господин фон Андлау? Что, если это чистилище?

– Такое серое, пустое и тёмное?

– А какое оно должно быть, по-вашему?

– Я поражаюсь вам, господа. Вы понимаете, что появлением в этом невероятном месте мы не только нарушаем законы природы, но и ниспровергаем догматы святой церкви? Что скажете, ваше преосвященство?

– Скажу, господин бургомистр, что наши деяния и без того достаточно кощунственны. И если мы хотим добиться желаемого… Надо ждать.

– Мы хотели вызвать в мир душу художника, но вместо этого отправились за ней сами…

– Не вижу причин отрицать очевидное, советник. Спускался же Орфей в Аид за душой Эвридики.

– Какое-то язычество…

– Тихо, господа. Давайте помолчим и подождём.

И возник вдали свет, словно факел, дрожащий на ветру. И приблизился он к Подписавшим, замершим в страхе и недоумении. Тогда узрели они, что перед ними человек как бы с огнём в груди, почувствовали божественное тепло, исходившее от огня, но не дерзнули прикоснуться. Тогда выступил один с посохом и спросил: подлинно ли ты Мастер, о ком говорилось в свитке? И ответил человек: да, это я. Тогда спросил снова тот, что с посохом: согласен ли ты пойти с нами, дабы укрепить оплот Чистоты в мире людей? И ответил человек: ты здесь, так делай то, зачем пришёл. Тогда Подписавшие окружили Мастера и набросили ему на плечи тёмное одеяние, чтобы притушить пламя в груди его, и повели вдоль стены, где плясали скелеты. И шёл он с ними, не зная куда и зачем, ибо не властен был над устремлёнными к Великой Чистоте. Так покинул Мастер обиталище своё, и вот открылся образ Последнего Танца, и стали Подписавшие как бы едины в желаниях. Помутился их разум, сплелись чувства, и не встал никто, и не сказал: стыдитесь, мудрецы! И город замер в страхе, и вода в реке сделалась как кровь, и блеск сердца змея затмил мысли, а истина отдалилась и стала маленькой, как плод смоковницы. Горе тебе, город чистый и праздный, горе тебе, Хранитель! Не придёт освобождение, не спросят у тебя о правде, а будешь ты стеречь страсти людские, и жажду власти, и тягу к богатству. Так есть отныне, и так будет много веков, пока не спляшет последний танец скелет, не сверкнёт подписью Мастера последняя фреска, не уйдёт в туман душа последнего Подписавшего… Восславьте же огонь, что не гаснет, исполните хвалебную песнь Любви, накормите робкий огонёк свечи! И пусть не гадкий скелет глумится на тризне, но сама истина ведёт за собой души подлинно жаждущих…

Полуденное солнце озаряло тёплыми лучами Рейн, лёгкий ветерок шептал в листве и граяли над скопищем крыш нахальные вороны. Но в ушах людей звучал их крик зловещим набатом, ибо в то время лишь один беспощадный и свирепый правитель царствовал на земле – бубонная чума. Страх разогнал жителей по домам, заставив запереть окна и двери в тщетных попытках защититься от моровой язвы. Напрасно молились монахи в монастырях и священники в церквях, взывая к Всевышнему о спасении. Молчал Господь, молчали дома и стены, молчала река, и только вороны торжествующим карканьем нарушали тишину в полумёртвом городе. Никого не было около городского моста в тот знаменательный день, поэтому никому не довелось увидеть шествие, столь неуместное в годину бедствий.

На мост вышли бургомистр Ганс фон Флахсланден, профессор медицины Вернер Вёльффлин, советник Маттиас Эберлер, профессор римского права Петер фон Андлау и капитан гвардии Гуго Шлегель. Они тащили небольшой сундук, окованный железом и щедро украшенный чужеземной резьбой. Следом показался епископ базельский Йоханн фон Веннинген. Замыкал процессию закутанный в бурый плащ человек, чьё лицо невозможно было разглядеть под тяжёлым капюшоном. Его ноги заплетались, подошвы шаркали, голова болталась. Казалось, он сейчас рухнет под невидимым гнётом, но таинственная сила словно вздёргивала незнакомца за плечи и заставляла тащиться следом за важными спутниками.

Когда шествие достигло середины моста, горожане с видимым облегчением поставили сундук, глухо лязгнувший о камни. Епископ приблизился и властно поднял руку. Повинуясь его жесту, пятеро открыли сундучок, вытащили оттуда нечто, завёрнутое в дерюгу, положили на мостовую и опустились на колени. Только человек в плаще по-прежнему стоял безучастно, слегка покачиваясь, словно засохшее дерево на ветру….

Несколько рук протянулись одновременно и развернули свёрток. Тогда испуганные вороны с карканьем закружились над мостом, ибо нестерпимый блеск от маленькой вещи полыхнул и устремился ввысь. Фон Веннинген повелительно ткнул пальцем в сияющий предмет.

Ожил человек в буром плаще. Медленно подошёл он к коленопреклонённым людям, постоял, а потом выпростал из рукавов тонкие кисти рук. Высоко взметнулись они, подобно трепещущим мотылькам. И прозвучали над городом неслыханные доселе слова. Не человек произнёс их, не ветер прошептал, не прожурчала река. Глухо, тяжко упало на город неизбывное заклятье:

Саф судын атынан сени́ дуалаймын, журек айдахарын: тас бол!

Тогда отцвело и умерло великолепное сияние, и остался лежать на мосту чёрный, бесформенный камень. Повинуясь приказу, сановники положили его на перила. Епископ перекрестился и решительно столкнул камень в реку.

И произошло невероятное.

Взлетели сонмища капель, которые стали множиться, расти, сплетаясь и завиваясь в бурлящую тучу, обретающую знакомый ужасный облик. Над мостом, высоко над головами перепуганных людей, над городскими крышами, кипя миллионами брызг, вознеслось новорождённое чудовище. Сверкнула невесть откуда взявшаяся молния. На мост обрушился ураганный порыв ветра. Небо заклубилось чёрными облаками, они стремительно росли, громоздясь друг на друга. Призрак поднялся рывками, будто пытался сбросить невидимые цепи, но тут прокатился оглушающий громовой раскат и хлынул с небес всеочищающий ливень. И смешались капли дождя с телом страшилища, и опустился бессильно зловещий дух обратно в реку.

Дождь насквозь промочил роскошные одеяния, заставил всех дрожать и переминаться с ноги на ногу, но люди стояли, позволяя струям чистой воды беспрепятственно омывать лица. И никто не заметил, что человек в буром плаще медленно осел, завалился на бок, а затем и вовсе растаял, словно льдинка, оставив лишь бесформенную груду мокрого тряпья.

Начали распахиваться окна. Горожане, не понимавшие, откуда обрушилась гроза с ясного неба, крестились и шептали молитвы. Сначала робко, а потом смелее зазвонили колокола. Радостно, победно прокатился звон по базельской земле. Он звал всех на улицы, пел о том, что бедствия кончились, что чума ушла, что жизнь теперь будет прекрасна, что взойдёт пышный урожай и наполнятся закрома, что город отныне будет вечно богат и славен, а беды и несчастья никогда не потревожат благословенную долину Рейна. Дождь всё лил и лил, очищая улицы от зловонного дыхания смерти. И по-прежнему стояли на мосту сановники в промокших одеждах, жадно глотая низвергавшуюся с небес животворную влагу…

Первым опомнился епископ базельский:

– Вы сознаёте, что произошло?

– Да, ваше преосвященство, – угодливо ответил за всех Маттиас Эберлер.

Епископ рассердился:

– Господин Эберлер, вы осёл!

Советник криво улыбнулся и пожал плечами.

– Город очищен от скверны! – объявил фон Веннинген. – Беды и несчастья навсегда изгнаны из Базеля, а мы…

Он выдержал эффектную паузу.

– Мы отныне бессмертны!

С минуту царила тишина, нарушаемая лишь звоном дождевых капель. Затем Петер фон Андлау осторожно ощупал живот и грудь.

– Но, ваше преосвященство, – заметил он, – я не чувствую решительно никаких изменений!

– А чего вы ждали, господин профессор? Труб ангелов? Божественного откровения? Или вам недостаточно сегодняшних событий?

Фон Андлау перепугался:

– Что вы! Ни за какие сокровища мира я не соглашусь ещё раз пройти той же дорогой…

– Капитан Шлегель! – обратился епископ к начальнику гвардии. – Немедленно позовите отца Иеронимуса. Пусть он запечатлит на пергаменте всё происшедшее, с соответствующим нравоучением для потомков, запечатлит правдиво и честно. Зеркало и щит спрячьте в моей резиденции. А сундук – в огонь! Отныне никто в мире не сможет вызвать чудовище, всецело принадлежащее нам…

– Повинуюсь, – капитан склонился перед епископом.

Бургомистр снял набрякшую шляпу и выжал воду.

– Мне всё же небезынтересно узнать, – спросил он, надевая мокрый головной убор, – что будет дальше? Неужели никто над этим не задумывался?

– Полагаю, мы будем жить, – отозвался Вернер Вёльффлин. – Мне кажется, важнее этого ничего быть не может. А как всё сложится… Ещё узнаем. Ведь у нас впереди вечность!

Пронёсся порыв ветра, подхватил дождевые капли, завертел мокрый вихрь и умчался вдоль реки к пышным эльзасским виноградникам.

Любезные братья и сёстры во Христе, щедрые и мудрые правители, достославные воины, люди знатные и простые! Я, отец Иеронимус, смиренный служитель Господа, священник церкви ордена доминиканцев, спешу изложить на пергаменте страшную историю, дабы запечатлеть её для потомков и сохранить в памяти людской события зловещие и поучительные, ибо во всём видна длань Всевышнего, карающая грешников, но и спасающая достойных. Помолясь Господу нашему Иисусу, я с трепещущим сердцем приступаю к повествованию. Да послужит оно предостережением людям, некрепким в вере и слабым духом. Ибо я сам, дрожащий и лишённый воли, был свидетелем поистине ужасных дел.

Братья и сёстры мои! Да убоитесь вы создания, именуемого василиском! Нет на свете более гнусного существа, чем Король Змей. Тело гада как бы змеиное, но ходит он распрямившись, подобно человеку. Голова во всём схожа с петушиной, но глаза – жабьи, и они горят багровым пламенем. Лапы василиска снабжены острейшими когтями, он легко раздирает на части самое крепкое дерево. На голове алеет корона, словно клеймо Вельзевула, а крылья топорщатся, как у его гадкого родителя – чёрного петуха. Дыхание столь ядовито, что водоём, из которого пил василиск, превращается в скопище гнили. Из ноздрей исходит едкий дым, так что птицы гибнут на лету, вдохнув изрыгаемые чудовищем миазмы. Кровь урода, все его соки и выделения смертельны, и даже всадник, поразивший василиска копьём, падает замертво от яда, пробравшегося по древку к телу смельчака.

Но страшнее всего взгляд ужасного отродья. Горе тому, кто посмотрит в глаза чудовищу, ибо в мгновение ока обратится он в каменное изваяние. Даже скалы не могут выдержать взгляда василиска, дробясь и крошась в мелкую пыль. Никогда не смотрите в глаза Королю Змей, а коль будет вам дано избежать смертельной опасности, расскажите о чудовище всем, кого встретите на пути. Пусть ваш рассказ спасёт путников и воинов, столь же смелых, сколь безрассудных, ибо лишь избранные способны победить воплощённое зло.

Рассказывают, что в стародавние времена приехал в долину Рейна некий рыцарь по имени Герберт, прославленный в сражениях и весьма благочестивый. И когда узрел он столь прекрасное место, то спустился с коня, пал на колени, возблагодарив Господа, и пообещал основать на берегу реки великий город, должный стать оплотом веры и прибежищем страждущих. И явился ему Голос, как бы грохочущий: вот, ты клятву дал, так исполни, но не сдержишь обещания, пока не победишь чудовище, что живёт в пещере, там, где бьёт из земли ключ. Тогда отправился рыцарь к пещере, а придя, узрел гнилую траву и грязный, пахнущий серой родник. Тогда рыцарь изготовил оружие и громко закричал, ударив в медный щит. В тот же миг замутился воздух, содрогнулась гора, и словно огненная волна обожгла храброго воина. Увидел он, что показалась голова как бы петушиная, но тянулось за ней змеиное тело с крыльями. Понял рыцарь, что перед ним василиск. И прикрылся он щитом от смертоносного взгляда, и протянул копьё. И Господь направил его руку и укрепил, так что наконечник пробил горло чудовища. Но яд хлынул из василиска, пропитал древко и вошёл в тело рыцаря. Тогда выхватил он меч и отсек отравленную правую руку, чтобы смерть не могла подступить к сердцу. И пал наземь василиск, и сгинул с пронзительным клёкотом, а источник хлынул потоком чистой воды. Вновь явился рыцарю Голос и рек: исполнил ты повеление, теперь сделай же, что хотел. Тогда вонзил рыцарь копьё в землю у вод источника и сказал, что быть тут городу, а имя его должно напоминать о поверженном чудовище и о подвиге, совершённом во имя Господа. Пусть же называется город сей Базель. А источник и поныне дарует жителям города животворную влагу. Благодарные жители построили колодец, и называется он в честь рыцаря – колодец Герберта.

О если бы история о базельском василиске закончилась в те стародавние времена! О если бы благородный Герберт знал, что истреблённое чудовище вернётся во всём ужасном великолепии! Дрожащими от страха перстами пытаюсь я описать события, столь могуче отразившиеся на судьбе нашей долины.

Четвёртого августа тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова был предан позорной казни отложивший яйцо чёрный петух – гнусное существо, попавшее во власть Сатаны. Горожане видели собственными глазами, как палач извлёк из внутренностей гадкой твари ещё два яйца, готовых превратиться в василисков. С облегчением убедились базельцы, что зло растоптано в самом зародыше. Но никто не мог вообразить, что гадина успела выполнить адское предназначение.

Случилось так, что в долине безжалостно собирала дань бубонная чума. Лишь в колодце Герберта осталась чистая вода, поэтому к нему ежедневно тянулись жаждущие. И жила в доме достославного советника Маттиаса Эберлера служанка, девушка простая, но богобоязненная и чистая душой. Однажды она взяла медные вёдра и отправилась к колодцу, чтобы набрать воды. Но не успела приблизиться к площади перед источником, как услыхала человеческие крики. В тот же миг навстречу девушке вбежал насмерть перепуганный человек. Руки его дрожали, а волосы стояли дыбом, словно собачья шерсть. С изумлением узнала девушка своего жениха, человека храброго и сильного, служившего в гвардии его преосвященства епископа базельского. Никакой страх не мог доселе пробраться в сердце достойного воина, но сейчас он сделался как маленький ребёнок. Едва придя в себя, он молвил: «Там, у колодца, чудовище! Не ходи туда!» А надо сказать, что девушка отличалась не только благочестием, но также не уступала рыцарям в смелости. Услыхав о чудовище, она преисполнилась решимости и отправилась на площадь. Кругом лежали люди в беспамятстве или мёртвые, воздух пропитался ядовитыми парами, а на краю колодца горделиво восседал василиск. Из клюва уродливого монстра вырывалось зловонное дыхание, а пылающий взгляд высекал искры из булыжников мостовой и стен домов. Чудовище расправило крылья, собираясь взлететь, и торжествующе заклекотало. Тогда вознесла девушка молитвы Господу и вопросила его, как одолеть василиска, как отвести от города беду? И явился ей Голос, и рек он: спасение всецело в руках твоих. И упала служанка на колени, и возблагодарила Всевышнего за то, что наставил он её на путь истинный. Вспомнила она, что в руках её два медных ведра. А нужно отметить, что обязанности девушка исполняла со рвением, поэтому начищенные вёдра блестели, как зеркало. Тогда надела она на голову медное ведро, словно рыцарь Герберт железный шлем, и вслепую приблизилась к василиску, которого чувствовала лишь по смрадному дыханию. Разъярился демон и вперил в безрассудную девушку убийственный взор, обращающий живых в камень. Но отполированная медь отразила удар василиска, и не выдержал монстр собственного взгляда. Раскатился громовой удар, и на краю колодца вместо уродливого чудовища воздвиглась каменная статуя, а из источника вновь хлынула чистая вода.

Так был побеждён базельский василиск, побеждён бесстрашной девушкой, служанкой советника Маттиаса Эберлера, побеждён властью Господа и стойкостью человеческого духа. Сгинула бубонная чума, которую навёл на город злобный урод, и сбылось пророчество живописца, силою кисти сказавшего, что покорившийся прекрасной деве призрак Смерти станет непреходящим символом Чистоты. А свидетелем тому был я, недостойный служитель церкви отец Иеронимус, собственными глазами лицезревший василиска, возникшего из колодца Герберта, и столь позорно бежавший с площади. По сей день я замаливаю перед Всевышним постыдный грех трусости, ибо сам разумею, что победа даруется лишь избранным, крепким верой и сильным духом.

Однако не только сознание собственной ничтожности принуждает меня падать на колени и молить Бога о милости. Зловещая мысль, заставляющая меркнуть сияние дня и превращающая ночи в череду непрерывных мучений, терзает меня. Коль скоро василиск, уничтоженный рыцарем Гербертом и до сего времени оживавший лишь в легендах, вернулся во всём устрашающем могуществе, кто сможет поручиться, что чудовище не возникнет вновь, дабы воплотить в жизнь замыслы владыки ада? Не явился ли на свет чёрный петух, который породит нового монстра? Не зреет ли где-нибудь яйцо зла, готовое выпустить в мир волну бед и несчастий? Мои руки дрожат, а сердце мечется подобно раненой птице, когда я представляю паутину колдовских помыслов, лелеемых за стенами крепостей, домов и храмов. Невозможно укрыться от взгляда того, кто рухнул на землю с переломанными крыльями и с тех пор наполняет мир ненавистью, пылающей в сердце отверженного гордеца.

Братья и сёстры мои! Заклинаю вас именем Господа! Не дайте злу овладеть вашими душами! Ищите его вокруг себя, ищите внутри себя, ищите в каждом сарае, в каждом дворце и колодце! Помните, зло способно принять любое обличье и затаиться в любом уголке земли.

На сём я завершаю мою рукопись, и да убережёт вас Господь от чёрных козней владыки подземного царства. Аминь.

Писано в Базеле одиннадцатого августа тысяча четыреста семьдесят четвёртого года от Рождества Христова.

– Нет! – закричала Магда. – Не хочу! Почему ты? Почему? Кругом ложь, обман, смерть! За что?

Винсент сделал ещё шаг. Магдалена наставила на него ходивший ходуном пистолет:

– Не подходи!

Но Винс словно ничего и не заметил. Он наклонился над телом Жан-Кристиана, вытащил из-за воротника капитанской униформы старинный пергамент:

– Так я и знал. Какая-то древнегреческая поэма. Настоящий текст магрибинца сгорел в жертвенном огне. Гуго Шлегель попросту хотел выманить тебя из дома…

Глаза Винсента засияли, свиток вспыхнул. Через несколько мгновений ветер развеял горсть пепла. Магдалена поправила магические очки и вновь положила палец на спусковой крючок.

– Зачем он привёл меня сюда? – спросила девушка, задыхаясь. – Это ты им руководил, верно? Ты велел ему убить меня!

Винсент покачал головой и сказал:

– Нет, Мэг. Он думал, если ты умрёшь тут, то Подписавшие получат отсрочку. Я знал, что капитан притащит тебя на площадь «Плясок Смерти». Оставалось лишь запастись терпением… Но потребовалось алиби, поэтому пришлось изобразить утопленника, чтобы Подписавшие и полиция шли по ложному следу. Слишком много подозрений накопилось вокруг Винсента Фишера…

Из глаз девушки хлынули слёзы. Она поняла, что помощи ждать неоткуда.

– Я не хотела причинять тебе зло! – простонала Магда. – Клянусь! Я не заключала Договор, они обманом заставили меня поставить подпись! Уйди, дай мне спокойно жить!

Огненный взгляд Фишера погас. Магдалена увидела, что Винсент смотрит на неё с жалостью и сочувствием.

– Бедная девочка, – тихо сказал он прежним голосом. – Они всё-таки смогли тебя убедить… Неужели ты считаешь себя Анной Магдаленой Эберлер?

– Бенито успел мне рассказать! Бернд, Лука, Нико и Жан, все предупреждали меня! Они знали, что ты заберёшь меня последней! Потому что я превратила тебя в камень тогда, на площади! Твой голос ядовит, ты пытаешься околдовать меня… Но я не поддамся. Я помню взгляд, проникший сквозь щит Герберта! Ты чуть не убил меня, но сейчас ты ничего не сможешь сделать!

В глазах Винсента вновь загорелся красный огонь.

– Ты не Анна Эберлер, – произнёс он сурово. – Та, кто носила в себе душу несчастной девчонки, уже умерла. Я забрал её, как забрал всех остальных.

Это заявление поразило Магдалену, словно удар электрического тока. Она настолько вжилась в роль племянницы советника, что не мыслила себя вне образа девушки, победившей василиска. Магда понимала, что словам чудовища верить нельзя, но сейчас у неё почему-то не возникло никаких сомнений. Снова вспыхнул жар злобных глаз, засияла полированная медь щита… Рука с пистолетом опустилась.

– Кто же она? – еле слышно спросила Магдалена.

– Я пришёл в больницу, – печально ответил Винсент. – Анна мирно спала. Мне стало жаль несчастную дурочку, но Договор продолжал действовать… Поэтому я решил её не будить. Бедняга настрадалась достаточно. Один укол, и несколько минут спустя душа Анны Магдалены Эберлер отправилась следом за другими…

– Боже правый! – прошептала Магда. – Юлия!

– Именно, – кивнул Винсент. – Только её одну я жалел, но иного выхода не было. Теперь все Подписавшие в моей власти. Осталось совершить последнее…

Магдалена вновь вскинула оружие, потому что багровый огонь в глазах Винсента разгорался всё сильнее. Фишер сжал кулаки, и красивое лицо исказилось.

– Как я их ненавидел! – проскрежетал он. – Мерзкие скелеты, покрытые плотью! Они жаждали денег, титулов и власти, они мечтали о бессмертии! Что же, они его получили. И до конца вкусили земных благ… Они отрубили голову отцу, зарезали сестёр и досыта напоили меня кровью! Они осквернили великий костёр, пылавший в душе Мастера! Они вырвали из моей груди сердце и утопили в реке, чтобы я вечно стерёг Чистоту в городе! Но мой час настал! Я прибрал их к рукам и верну моё прекрасное сердце! Я буду свободен!

Глаза Винсента бешено пылали. Трава жухла и опадала пеплом. Горячий вихрь налетел, разогнал туманную морось и завертелся, хватая девушку за одежду, выдирая из рук пистолет. Магда начала задыхаться. Тот, кто скрывался под личиной Винсента Фишера, оскалил беззубый рот, на пальцах показались чёрные когти. Девушка закричала, пытаясь заглушить шум ветра:

– Зачем я тебе? Не я тебя заколдовала, не я убила твоих родных! Забирай своё сердце и ступай прочь!

Вдруг буря улеглась. Прежний Винсент стоял посреди обгорелого газона и смотрел на Магду добрыми человеческими глазами:

– Неужели ты до сих пор не поняла, Мэг? Неужели ты совсем ничего не помнишь? Я стану самим собой лишь после того, как верну тебя. Ты – моё сердце, Мэг! Ты – лучшая часть меня, то, что отобрали глупые заговорщики… Я не могу тебя заставить, ты должна сама захотеть вернуться… Вспомни же!

И взгляд василиска вновь упёрся Магде в лицо. Она опять ощутила жар, испаряющий металл и обращающий живых в камень. Воздвиглись призрачные стены средневековых зданий. Газон покрылся булыжником и превратился в площадь. Зрачки Винсента придвинулись, заполнили весь мир, затмили прошлое, перечеркнули будущее… Они отражались в полированном щите рыцаря Герберта. Магда глядела на щит и видела страшный образ, искривлённый медным зеркалом.

Она смотрела в собственные глаза.

Глаза василиска.

Беззвучно упал в траву пистолет. Магда стояла, оцепенев, не в силах вымолвить ни слова. Как сквозь толстое одеяло доносились до неё шум дождя, рокот моторов и далёкое завывание полицейских сирен. Не было ни страха, ни гнева, ни удивления. Не было вообще никаких чувств, кроме тяжести обрушившейся истины.

– Идём со мной, – сказал Винсент Фишер и протянул руку. – Я покажу тебе настоящий город.

Он шагнул вперёд, и чешуйчатое тело вознеслось над парковыми деревцами.

Он шагнул вперёд, и всесокрушающие когти сверкнули на могучих лапах.

Он шагнул вперёд, и распахнулись огромные перепончатые крылья.

Он шагнул вперёд, и на голове Короля Змей неярко и гордо засияла алая корона.

– Идём, – позвал василиск. – Я покажу тебе мой город.

Неужели сбудется мечта полутысячелетней давности? Неужели я вновь обрету себя и смогу вернуться в Город Истины? Вечный Жид, Унылый Странник, ты один бы меня понял… Но тебе выпало не самое суровое наказание, ибо ты остался самим собой… А моё убогое бытие протекает в тумане чужих разумов и тел… Безумие неуспокоенной души горит ярче, чем загнанный в подполье огонёк настоящей личности. Сколько времён я видел, но ничего не могу рассказать. Сколько людей прошло перед глазами, но никто не сохранился в памяти. Бессвязные речи, пустота в груди, да жалкие попытки раздуть подлинное пламя – вот что досталось мне от проклятого Договора. Нет, я не испытываю ненависти. Её хватает в помыслах Короля Змей – Хранителя долины, Властителя Базеля, Стража Чистоты. Василиск называет людей мясными скелетами, презирает их плотские страхи и радости, брызжет ядом на несчастные человеческие души.

А я жалею их.

В каждом человеке теплится огонёк, которому нет названия ни на одном языке мира. Если бы люди понимали, что этот трепещущий огонёк может подарить носителю вечную жизнь – истинно вечную жизнь, – они бы бросились к нему, прикрыли от урагана времени, дали сытную духовную пищу, и тогда уже не пламя свечи, но могучий костёр озарял бы душу Человека. В одном Хранитель прав: скелет силён. И тем горше опять оказываться в его власти, рождаясь заново, бродя во мгле безумия, мучаясь и умирая много раз…

Но скоро всё закончится. Я чувствую: Король приближается.

И я спешу ему навстречу.

Будто рассечённые гигантским топором расступились облака, и в щель заглянул обрезок луны. Василиск рванулся вверх, вспарывая сырой воздух. Магда, сидевшая верхом на чудовище, задохнулась от неожиданности. Она увидела, как городские огни ухнули вниз, а город стал стеной, ощетинившейся шпилями церквей и высотными зданиями. Словно намагниченные ползли по ней фигурки ночных трамваев и случайных машин, зарослями мха темнели сады и парки. А одинокие пешеходы почти пропали, превратившись в насекомых, карабкавшихся по разломам улиц…

Город крутанулся вокруг своей оси, как подброшенная золотая монета, и сгинул. Сквозь косматый коридор в тучах мчался навстречу луне Король Змей с маленькой женской фигуркой на спине. Тугой ветер трепал волосы Магды и грозил сорвать с лица магические очки. Дикий полёт в никуда пугал, но бурлящий восторг, закипая и пенясь, как молодое вино, вытеснил страх перед неизвестностью. И когда облачный ковёр остался далеко внизу, озаряемый светом звёзд и ущербной луной, Магдалена уже не чувствовала ничего, кроме восторга. Она огляделась, увидела огни самолёта, заходившего на посадку в международный аэропорт, почувствовала дыхание ранней весны… Радость ударила в сердце серебряным молотом. Девушка выпрямилась, вскинула руки к звёздному небу, и с её губ сорвался торжествующий крик.

Василиск насмешливо обернулся:

– Кажется, ты начинаешь прозревать. Глянь на город и скажи, что видишь.

Магда глянула. Василиск размеренно описывал круги, как гриф в поисках добычи. Магда смотрела во все глаза, но не видела ничего, кроме туч.

– Я вижу облака, – решилась ответить девушка.

– Как это похоже на людей, – вздохнул Король. – В себе они тоже не замечают подлинного… Впрочем, скелет никогда не видит дальше собственных костей.

Василиск сложил крылья и ринулся вниз, словно бомбардировщик в пике. У Магды заложило уши. На несколько мгновений она зажмурилась, ослеплённая падением, а когда вновь открыла глаза, перед ней вновь оказался город. Но как отличался он от того, знакомого Базеля! Ни единого огонька не горело в окнах, ни одна живая душа не нарушала покой пустынных улиц. Фонари стояли угрюмые и чёрные, зелень парков отливала сединой, а дороги заметала пыль забвения.

Василиск пронёсся над Барфюсерплатц, повернул к Мюнстерскому холму, по спирали облетел собор и направился к церкви Святой Елизаветы.

– Ты видишь, – спросил он, – как темно и пусто? Какая тишина царит в этом мрачном месте! Неужели ты думаешь, что мой город должен быть таким?

Заскрежетало железо. Подобно чудовищной горгулье обвился василиск вокруг церковного шпиля.

– Смотри! – приказал Король, властно ткнув когтем в мёртвые кварталы. – Испокон веков я хранил долину для избранных, чтобы светлые костры человеческого гения могли гореть во славу подлинной, настоящей чистоты! И чем отплатили мне эти ходячие мертвецы? Смотри!

Повинуясь властному жесту, Магдалена вгляделась в мглистую перспективу. И увидела, как за городской чертой вспыхнули зловещие, гадкие огоньки.

– Это горит то, чем весь мир расплатился за Чистоту, – услышала она голос василиска. – Видишь, как пылают угли войн и междоусобиц? Скажи спасибо заговорщикам! Отвели они от города главные беды! Смотри!

И Магда увидела, как вместе с трупами в огромных кострах горели живые люди.

– Идёт чума, – продолжил василиск. – Вся Европа горит в жару смертельной заразы. Но Базель устоял, отделавшись малыми жертвами. Смотри!

И Магда увидела, как смелые, сильные, красивые люди строй за строем ложились в заранее вырытые могилы.

– Это Смерть пляшет мерзкий пляс среди дворян и духовенства, толкая их в топку войны. Они даже не подозревают, что скелеты давно задули в них последние огни человечности, сотворив покорных рабов вездесущего Мертвеца… Смотри!

Перед взором Магдалены пронеслись войска покорителя мира. Европа вновь корчилась в судорогах, а торжествующий победитель шагал на восток, не зная, что в стране гипербореев ждёт его бесславное поражение.

– Идёт армия Наполеона, великого трупа, возомнившего, что он способен повелевать Вселенной! Снова пляшет Смерть, снова гниют мертвецы… Не слишком ли дорогая плата за Чистоту? Смотри!

Словно в кадрах старой кинохроники пролетели грязные рвы, солдаты, взрывы и облака ядовитого газа.

– Первая мировая война собрала богатый урожай! Миллионы скелетов завалили пашни! Все заплатили дань Смерти, лишь Базель вместе с Конфедерацией счастливо избежали мясорубки! Видишь ли ты это?

Выросли, дымя трубами, крематории Второй мировой войны. Переворачивались торпедированные корабли, горели славянские деревни, лязгали танковые гусеницы и весело стучали иголками заводы, штамповавшие сумочки из человечьей кожи.

– Какой плодородной стала почва! Сколько тел сгнило во имя Абсолютной Чистоты! Сотни миллионов трупов громоздились по миру ради того, чтобы не мутнела вода Базеля. Гляди же!

Ослепительная двойная вспышка ударила Магде в лицо. Когда испепеляющее сияние утихло, она увидела чудовищные дымные грибы, выросшие на горизонте. Вновь трещали выстрелы, сыпались воющие авиабомбы, чтобы подарить земле миг огненного безумия. Сверкали лезвия, лилась кровь, и новые волны смертельных болезней накатывались на человечество.

– Видишь, как расползаются по миру смрад и гниение? Пусть голод закатывает адские пиршества, пусть взбесившиеся атомы поливают округу смертоносными лучами, пусть озверелые фанатики выпускают друг другу кишки, лишь бы процветала Абсолютная Чистота!

Весь горизонт горел нездоровым огнём. Войны, эпидемии, революции, катастрофы трясли планету в яростной лихорадке, а город, простиравшийся перед Магдой, лежал тих, пуст и печален. Ни одна искра мирового пожара не упала на его улицы. Но не было и жизни в недвижных громадах домов и храмов…

Неожиданно василиск сорвался с башни. Магдалена едва успела ухватиться за чешуйчатую шею. Со свистом пронеслось чудовище по направлению к Шпаленбергу, заложило крутой вираж и спикировало на Рыночную площадь. По булыжной мостовой зацокали когти. Ворота ратуши распахнулись, и Король Змей ступил под своды здания, где в другом мире советники и администраторы много столетий вершили судьбы народа.

– Посмотри наверх, – приказал василиск. Магда подчинилась. – Видишь старинный девиз?

– «Свобода превыше золота и серебра», – прочитала Магдалена.

– Подписавшие предали самое дорогое сердцу каждого базельца, – гневно изрёк василиск. – Они лишились свободы во имя Чистоты, купили бессмертие, отдав души Жёлтому Дьяволу, обменяли подлинный человеческий огонь на адское пламя, прокляли мир, заковали меня в цепи, лишили жизни Город Истины…

– Но ведь вода в Базеле действительно чиста, – осмелилась возразить Магда. – И жители счастливы…

– Ты добра и наивна, дитя моё, – сказал Король и одним прыжком вновь оказался на площади, а затем рысью устремился к Барфюсерплатц.

Около главпочтамта он остановился и сел рядом с бронзовым фонтанчиком в виде василиска, сделавшись похожим на собственное миниатюрное подобие. Глаза его погасли. Теперь в них отражалась лишь искренняя скорбь.

– Здесь некогда стоял дом купца Андреаса Окса, – печально сказал монстр. – Здесь я родился. То есть не я сам, а тот мальчик, чью душу выжгло варварское соглашение. Теперь я даже не знаю, кто из нас прежде появился на свет… Купцу отрубили голову по обвинению в колдовстве, маленьким девочкам вырвали кишки, досыта напоив кровью сына Чёрного Петуха…

Захлопали чёрные крылья, и Король снова вознёсся над пустынным городом. Потрясённая Магда молчала. Она очнулась, когда василиск опустился около серого, ничем не примечательного здания, похожего на офисный центр или государственное учреждение. Скучная, безликая постройка без архитектурных особенностей.

– Зайдём, – предложил Хранитель. – Я покажу тебе, что такое Абсолютная Чистота.

Послушные взгляду василиска, расступились каменные стены. Магда находилась в просторном, стерильно чистом помещении. Повсюду, сложенные аккуратными штабелями, лежали жёлтые металлические бруски.

– Оно чище родниковой воды и долговечнее Земли, – промолвил василиск. – Из-за него люди готовы рвать друг друга зубами, ради него совершаются изумительные подвиги и страшные преступления. Ты видишь суть Абсолютной Чистоты, эталон человеческого бытия, единые весы для всей Вселенной…

Удар змеиного хвоста повалил и разбросал жёлтые слитки. От оглушительного звона у Магды заложило уши. Василиск неистово взвыл и закружился по хранилищу, топча и кусая металлические кирпичи.

– Чистота воды! – проревел он, и багровый огонь из глаз чудовища рубиновыми бликами заметался по стенам. – Благоденствие, здоровье и процветание! Разве чистую воду должен стеречь василиск, адская тварь, порождение преисподней, коготь самого дьявола? Есть чистота превыше! Пятьсот с лишним лет стекалось оно в мой город! Я стерёг золото! Но сегодня всё будет кончено. Пусть подземные гномы заботятся о сокровищах. Семеро Подписавших не имеют права влиять на судьбу человечества. Отныне люди будут сами выбирать свой путь. Именем Абсолютной Чистоты я расторгаю Договор! Золото больше не властно над Королём Змей!

Дрогнуло.

Ударило.

Громыхнуло и раскатилось.

Слитки размякли, потекли сверкающими ручейками, собираясь в озеро. Жар от расплавленного металла пыхнул Магдалене в лицо, и девушка почувствовала, что вновь поднимается в воздух. Кипящее золото вздыбилось пузырём. Сияющий фонтан устремился в небо, пытаясь настичь улетавшего василиска, но беспомощно рухнул обратно, окатив магмой стены хранилища. Когда несколько секунд спустя Магда оглянулась, то лишь далёкий желтоватый отсвет напоминал о покинутой сокровищнице. А через минуту и он бесследно растворился в облачной пелене.

Василиск летел неторопливо, помавая огромными крыльями. Магда не решалась тревожить его вопросами. Что будет дальше? Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как на площади «Плясок Смерти» упал мёртвым Жан-Кристиан Райнле, он же капитан Шлегель, последний из Подписавших. Возможно, время тут отсутствовало или шло иначе, но Магде казалось, что полёт длится целую вечность. Она вспоминала себя, глуповатую студентку, и удивлялась, как мало общего осталось у неё с прошлой Магдаленой. Два разных человека. А точнее – человек и… нечто иное. Сердце василиска.

Да, это она. Сердце василиска.

Магда подумала, что ей следовало бы испугаться, но страха не почувствовала. Уходящая в прошлое жизнь Магдалены Ланц казалась нелепым сном. Реальностью стал Король Змей и опустевший Город Истины, который должен скоро очнуться от пятивековой дремоты. Каков он будет? И где место в этом сказочном Базеле для неё, Магды? Кем она станет?

Словно прочитав мысли девушки, василиск обернулся.

– Не бойся, сердце моё, – сказал он ласково. – Ничего плохого больше не случится. Древняя легенда закончится сегодня. Обещаю, всё будет хорошо.

Голос василиска прозвучал столь убедительно, что Магда поверила. Медленно, нехотя возвращалась память, то проявляясь, как фосфенное пятно на сетчатке, то выплывая из тьмы выцвевшей фотографией, то тихим голосом рассказывая о забытых временах.

Окружённая первозданными лесами, весело сверкает река. На лужайке у излучины сидят величавый старик в переливчатом бирюзовом плаще и красивый юноша в пёстрой одежде. Юноша вопросительно показывает на приречный холм. Старик кивает, оглаживая удивительный плащ. Юноша встаёт, низко кланяется царственному собеседнику и удаляется. А ещё через несколько мгновений вспыхивает яркий свет. Приложив ладонь ко лбу, странный человек (или не человек?) с удовольствием смотрит, как на вершине холма возносятся башни прекрасного дворца (храма? замка?), а дикий лес у излучины перерождается в изумительный сад. Ещё минута, и струи кристально чистой воды, брызнувшей из фонтанов, орошают цветы и деревья, а дворцовые ворота гостеприимно распахиваются… Старик кивает, но всё медленнее и медленнее. Его глаза закрываются, плащ бледнеет, а сам он незаметно растворяется среди фонтанных брызг…

Другая картина озаряет память Магды. Она видит перед воротами храма (замка?) сурового рыцаря. У ног его лежит медный щит (чаша?), а из травы торчит шест со штандартом. Рыцарь протягивает Магде (юноше в пёстрой одежде?) окровавленную руку. Юноша серьёзно и торжественно отвечает на приветствие. Кровь рыцаря стекает по запястью, орошает пальцы хозяина, капает на щит, словно на алтарь, а за волшебным садом вырастают церкви, дома и набережные старинного города…

Девушка открыла глаза. Картины прошлого всё ещё кружились в хороводе. Магда едва смогла стряхнуть наваждение.

Полёт закончился. Василиск стоял посреди старого моста над рекой и глядел на туманный город.

– Мы здесь, – сказал он и опустил крыло, предлагая Магде сойти. – Пусть случится всё, что задумано. Слишком долго тянулась несправедливость.

– Как тут неуютно, – передёрнула плечами Магда. – Что это за место?

– Не узнала, – вздохнул василиск. – Это старый мост на Рейне. Таким он остался в моём мире…

Магда спрыгнула с крыла чудовища. Подошла к парапету и посмотрела на бурый поток. Затем вновь повернулась к Королю Змей.

– Ты можешь рассказать, – проговорила она, опустив глаза, – как ты убил… то есть забрал Семерых? Ведь Йонас не просто упал с балкона, правда?

– Йонас уже умирал, когда падал, – угрюмо ответил василиск. – В тот вечер всё могло закончиться сразу. Помнишь, как Нико вырубил свет? Через минуту саке уже было отравлено… Йонас зачерпнул оттуда…

– Ты подсыпал яд? – ахнула Магдалена. – Ты всё знал и носил его с собой?

– Не знал. Чувствовал. Василиск только начал просыпаться во мне. Но нас неудержимо тянуло друг к другу, как соринки в водовороте. Ты догадалась про последнюю фреску, стала её искать, и древнее колдовство вновь ожило…

– Но яд?

Король гордо поднял голову:

– Я – василиск. Одного моего прикосновения достаточно, чтобы превратить питьё в смертельную отраву. Я на секунду опустил туда пальцы, страстно желая, чтобы всё случилось по-моему… И если бы остальные тоже отведали напитка… Но этого не случилось. Зато смерть Йонаса помогла узнать, кто скрывался под личиной Луки Рюттингера. Затем всплыл Бернд. С ним было справиться просто: он страдал тромбозом. Один сгусток в мозгу – и Рибеля хватил удар. Но я никак не ожидал, что маленький Нико и есть ненавистный… Да. Лишь бедная Юлия стала жертвой обмана, но и её следовало уничтожить…

– А Бенито?

– Советник сказал правду: те, кто стреляет в людей, смотрят на мир моими глазами. А уж я всегда могу направить взгляд в нужную сторону. Я понял, кто таков Маринелли, когда он попытался увезти тебя. Бессмысленное действие. Ты не могла покинуть город, этого не позволяло заклятье. Бенито выдал себя с головой. И умер. А я обрёл ещё бóльшую силу…

– Ужасно, – прошептала Магда. – Пусть они совершили преступление, убили твоего отца и сестёр, но… Неужели тебе не жаль несчастных глупцов? А теперь они мертвы и не могут даже покаяться…

Василиск улыбнулся:

– Ты жалеешь их, сердце моё? Правильно. Иначе быть не может. Но почему же ты думаешь, что для Подписавших всё кончено? Не забывай, в моём городе я – хозяин.

Король поднял голову. Гневный голос раскатился по безлюдному мосту:

– Эй вы, заговорщики! Предстаньте!

Из темноты явились семь фигур. Они вышли ниоткуда, словно невидимая рука набросала зыбкие контуры, наполнила призрачной плотью и раскрасила акварельными красками.

Рука об руку стояли двое похожих друг на друга мужчин в профессорских шапочках. Старинные одежды колыхались, будто искажаемые кривым зеркалом. Чудилось, что на одном надеты джинсы и коричневая куртка, а другой носит пижонскую шляпу в духе Аль-Капоне и держит под мышкой изящную тросточку.

Рядом, положив ладонь на рукоять меча, угрюмо смотрел перед собой моложавый гвардейский офицер. Кривое зеркало постаралось и тут, превращая кирасу в пограничную форму и заменяя меч армейским пистолетом, но стоило слегка прищуриться – и обман тотчас развеивался.

Горделивый человек со шпагой на боку преображался в лысого толстяка, сжимавшего в потных руках флейту, а важный бородач в наряде советника незаметно приобретал черты смазливого итальянского мачо…

Юная, ангельски красивая девушка в строгом платье непостижимым образом представала сексуальной блондинкой с чувственным ртом и полуобнажённой грудью.

Но поразительнее всех выглядел опиравшийся на посох старик в епископской ризе. Его колючий взгляд сменялся детским, восторженным, а морщинистое лицо расплывалось пухлыми щеками избалованного мальчишки.

От этой двойственности у Магды зачесались глаза. Она попыталась вытереть слёзы, но лишь ткнулась пальцами в стёкла магических очков.

– Мы явились, Хранитель, – прошелестели семь призрачных голосов.

Магда увидела, каким жутким сиянием полыхнул взор василиска. Она решила, что сейчас случится нечто страшное. Не помня себя, девушка бросилась перед Королём, заслонив тени Подписавших.

– Пожалуйста, не мучай их! – закричала она. – Пусть уходят! Они расплатились за всё! Во имя самого дорогого тебе, во имя миллионов погибших, умоляю: оставь их! Хватит смертей!

– Я знал, что ты так скажешь, – кивнул василиск. – Без тебя, может быть, я поступил бы, как созданное ими чудовище… Но отныне ты со мной. Я не стану задувать их жалкие свечи. В моём городе достаточно места и для этих заблудших душ.

Король взмахнул могучими крыльями и приказал:

– Убирайтесь! Ждите, когда я позову вас снова!

Семеро растаяли в мгновение ока, и Магда даже засомневалась, приходили ли они вообще.

– Вот и всё, – проговорил василиск. – Настала пора меняться.

– Погоди, – вдруг вспомнила Магда, – но если ты… мы… если больше никто не будет стеречь чистую воду, никто не станет охранять город от катастроф и несчастий… На Базель обрушатся эпидемии, войны, страдания!

– Люди достаточно умны, чтобы уберечься от любых бед, – возразил Король Змей. – Отныне они сами держат в руках свои судьбы. Что же касается чистой воды, то о ней позаботится тот, кому она принадлежит по праву.

Василиск позвал тихо, даже, пожалуй, робко:

– Старший! Ты не спишь? Разреши тебя потревожить!

– Не сплю, мой мальчик, – раздался журчащий голос. – Ты и твои поданные так расшумелись…

На мосту появился царственный старец в бирюзовом плаще. Его удивительное одеяние текло и переливалось, словно водный поток.

– Приветствую тебя, отец Рейн, – почтительно склонил голову Король Змей.

– Здравствуй, юный Хранитель, – улыбнулся старик. – Ну что ещё у тебя приключилось? Ты ведь только что рассказывал про этого рыцаря… имя запамятовал… который хотел объединить Базель с твоими владениями. Он передумал?

– Рыцарь Герберт умер шестнадцать веков назад, – ответил василиск, пряча невольную улыбку.

– Правда? – удивился старик. – А я думал, это произошло вчера… Но Город Истины стоит, я полагаю?

– Были неурядицы с людьми, но сейчас всё в порядке.

– Я знал, что с мелкими неприятностями ты справишься сам, – заулыбался старец. – Стало быть, помощи не требуется?

– Твой плащ в грязи, Старший, – вежливо сказал василиск.

И действительно: по кромке сказочного одеяния тянулась бурая полоса. Старик нахмурился:

– Хм… Где же меня угораздило?

– Полагаю, это сделали люди…

– Пустяки, – махнул рукой старик. – Через пару тысяч лет само очистится… Я больше тебе не нужен, малыш?

– Нет, Старший. Я только хотел попросить…

– Знаю, знаю, не егози. Будет тебе чистая вода. А ты, кстати, заметил, что твоё сердце гуляет само по себе?

Василиск рассмеялся и приобнял Магду чёрным крылом:

– Это длилось долго. Но теперь мы снова вместе.

– Рад за вас, – подмигнул старик. – Ну, прощай, Хранитель! И не буди меня по всяким пустякам…

– До свидания, отец Рейн! – поклонился василиск. – Береги себя!

Старец исчез. Магда ошеломлённо молчала и вздрогнула, когда перед ней оказались глаза василиска.

– Ты готова? – спросил Король Змей.

– К чему? – растерянно спросила девушка.

– К возвращению и слиянию.

В душе Магды заговорили последние человеческие сомнения.

– Но я же тогда… исчезну! – сказала она, отступив на шаг.

– Нет, – успокаивающе ответил василиск. – Ты прозреешь, обретёшь знания, вспомнишь прошлое… А я вновь стану прежним. Смотри! Надеюсь, эта встреча развеет твои страхи… Мастер, где ты? Покажись!

Из ниши у парапета появился человек, закутанный в бурые лохмотья. Он покачивался, как пьяный, и натягивал на лоб драный край капюшона.

– Кто это? – рассматривала Магда неопрятную фигуру. – Я не знаю его!

Василиск горько усмехнулся.

– Потому что ты видишь мир чужими глазами. Ты до сих пор носишь очки – подарок епископа. Истинная природа вещей сокрыта от твоего взгляда. Не бойся! – воскликнул он, видя, что Магда отпрянула. – Я не могу заставить тебя! Мне остаётся лишь надеяться, что ты сама решишься, иначе Город ещё очень долго будет тёмен, а огоньки в человеческих душах останутся беззащитными и слабыми. Прислушайся к собственным чувствам, сердце моё…

Магда закрыла глаза и попыталась вспомнить картины прошлой, человеческой жизни. Вот промелькнули перед ней семеро Подписавших и скрылись в тумане. Появился современный Базель, пёстрый, наполненный людской суетой. Зазвенели трамваи, загудели машины, запах цветущих магнолий пощекотал ноздри. Журчание воды слилось с пением птиц, а в галдёж играющих детей вторгалась музыка, доносившаяся из открытых окон. Аккуратные, как театральные декорации, стояли старинные здания, чинно висели картины в музеях, а сады и парки сверкали, будто выкрашенные аппетитной зелёной краской. Красив и свеж лежал перед Магдаленой город Базель, но над ним жёлтым куполом светилась громада Абсолютной Чистоты, отгораживающая граждан от катастроф большого мира. И в этом пропитанном довольством воздухе едва теплились свечи подлинных человеческих душ…

Магда подцепила пальцем кожаный ремешок и стянула с лица магические очки.

Велик и прекрасен город Базель, столица мастеров, оплот культуры, искусства и науки! Высоко в небо устремил он шпили старинных церквей и широко разбросал пальцы автомобильных дорог. Далеко за пределы Швейцарии шагнула его слава, ибо знатен он умением ремесленников, красотой зданий, тонкостью кухни, богатством казны, силой традиций и всей чудесной историей своей. Извилисты и шумны его улицы, веселы бурлящие площади, лавки и магазины ломятся от дорогих товаров, пивные и рестораны готовы удовлетворить любую прихоть гостей, а музеи манят туристов сокровищами духа. Течёт меж каменных набережных древний Рейн, радостно сверкая бликами бирюзовой воды, гордо реют штандарты с чёрным завитком епископского посоха, и разевают клювы бесчисленные изображения василисков.

А бережёт и охраняет этот чудесный город последняя фреска Конрада Витца. Незримо согревающая души ни о чём не подозревающих горожан, она вечно будет наполнять их жизнь глубоким смыслом.

На зелёной лужайке под синим небом стоят, держась за руки, суровый юноша и прекрасная девушка. Она одета в простое платье, светлые волосы ниспадают на плечи, а взгляд полон нежности. Юноша закован в броню, украшенную искусной гравировкой, изображающей человеческий скелет. Шлем венчает рубиновая корона, а забрало, выполненное в виде черепа, приподнято и открывает строгое лицо с пронзительными, светящимися глазами. Трава под его ногами пожухла, в то время как место, где стоит девушка, покрыто цветами. Над её плечом зависла маленькая полевая птица – жаворонок. Страх и радость на первый взгляд несовместимы, но именно такие чувства испытал бы каждый, увидевший фреску.