Еде по чисту полю. Она налетела, хобот накинула и почала огнём жечь. И горят у Добрыньки ручки белые, и горят ножки резвые. Конь и заговорил: «Ой же ты, Добрынюшка Микитич млад! Забыл ты своёй матёнки наказаньиче: «Расплетай свою плётку шелкову, перво надобье откладывай, сам себя три, другим коня хлышши, третьим надобьём змею по хоботам секи». Избил ей на землю, она стала недвижима. Стала она ему молытьце: «Не бей меня. Поди на горы Афонские, катайся по три зори — тебе прибуде силы колько тебе нать». Он по две зори катался — и пошевелитьце не может. Конь его и научил. Опять велел действовать плеткой. Сделался Добрынька по-старому; сел на коня и поехал. А она опять хобота наростила. Они ездили в пешшору, всех змеенков раздавил. Увидал — она несет девицу чернавицу на хоботах. Он решил её, хобота отбил.

(Так или этак змея, вишь ты, людоедная хочет его сгро́мать. «Целко́м, — говорит, — я тебя хочь сгромать, али в хобота склоню»).

(И так наказыват: что он будет [плетку плести]... А эта прилетит змея-то опять сзади, так эту плетку-то... смажет пущай ей, дак... он побьет ей, а так не убить будёт).

(Мать-то его, волшебница, не отпускает его, как он не в летах. Она знат, что с ним будет. Когда уж она не могла его удержать, ну ладно!)

(Ну, стало быть, не простой же кау́пак — отбить сразу те головы.)

Размахнуўся и отшиб три головы. Ну опеть размахнуўся он и отшиб три головы. Отмахнуу.

(Давно не сказывал — годов пятнадцать!)

(Оны не скучали).

(На оклики)

Дальше сказительница не поет, а сказала мне следующее: он хотел убить поленицу, но не нашел его. Илья М. падал нарочно, чтобы научить Добрыню.

Был-жил Добрыня Микитиц у князя стольне-киевского Владимира. Задумал улицу вычищать у Маринки злой безбожницы. — «Поеду», говорит, «солнышко Владимир-князь, очищу у Маринки улицу». Князь Владимир его не спускал: «Много было молодце́й, какой поедет по ейной улице, вороця́ ему нет». Он говорит: «Повертыват турами гнедыми».

Вот всё-таки поехал Добрыня Микитиц по ейной улице. Едет мимо ейный дворец. Сидит на окошецке голубок у ей. — «Уже я пошучу шутоцку над Маринкой». Вынел калену́ стрелу, заредил тугой лук и стре́лил этого голубка на окне. Она в это время искала у милого друга в головы́. Голубка застрелил, пролетела эта стрелка и убила ее друга на коленях. Вышла Маринка зла безбожница, собрала сле́ду его. Затопила печку и бросила эти следы в печку. — «Как эта печка топитця, так бы у Добрыни серце по мне кипело!» Читала книгу волшебную.

Приезжает Добрыня к крыльцу, к ейному дворцю. Повёрнула Добрыню гнеды́м туро́м и спустила в чистое полё. Там было у ей тридцать деветь туро́в повёрнуто, а этот — сороковой. Потерялся Добрыня шесть месяцев в городе. А была тётка у Добрыни в городе в Киеве. У тётки были две девушки и ходили за ягодками. Как раз приворотили к этому полю, и один тур прибежал и ластится, и слёзы из глаз текут. Вот приходят домой и говорят своей маменьке: «Мы шли, мама, мимо поля, прежде было тридцать деветь туро́в, а нынче сорок бегат. И один тур прибежал, ластится и слёзы из глаз падают».

Говорит эта ихня матушка: «Ах верно эта зла Маринка Добрыню обернула туро́м. Пойду к Маринке, злой безбожнице, возьму клюку сорокапудовую».

Пришла к Маринке, села на печне́й столб и постукиват этой клюкой. — «Эх, Маринка, злая безбожничя! Зачем же ты обернула Добрыню гнеды́м туро́м? То я тебя саму́ оберну кобылой водовозной. Будут на весь город воду возить на тебе». Того Маринка не убоялась. — «Оберну я сама тебя сукой волотяжной!» Того Маринка убоялась. Вышла в поле, призвала всех туров, впервые Добрыню Микитичя. Отвернула — стал молодець как по-прежнему. Добрыня говорит: «Отверни всех этих туров, я тебя замуж возьму». Всех отвернула, молодец молодца чище всех вышли. — «Ну, говорит, ты с милым другом человалась, я губы отрежу у тебя». Обрезал губы. — «Ну, ты, говорит, с милым другом обнималась, я руки у тебя обрежу. С милым другом ногами оплеталась, я ноги у тебя отрежу, тогда замуж возьму».

Тогда взял отсек ей голову. Тогда поехал ко князю Владимиру. Очистил улицу вовсе.

(Разбил до белой кости кони и всеж-таки поехал к Маришке. А дед ему ответил: «Маришкин двор об семи верстов, а об семидесяти столбов, на каждом столбу по маковочке, по тыновочке. Тут-то быть Добрынюшкиной головушке»).

[«Не, ён выкинул ю в поднебесьё», — возразил Иван Никитич.]

[И. Н.: Вишь, мы не точно знаем. В. Н.: Может, немного слова, да, пожалуй, с половину правды... Может, да пропустили, потому что нескладно получается].

(Стихи 1—252: «Добрыня и змей». Победив змею, Добрыня освобождает полоны русские и Забаву Путятичну).

[А потом уж он ей отрубил голову],

[Голубка-то он убил. Это был волшебник. Она его заколдовала]

[Да и пошел туда, где венци-то, на свадьбу-то]