Garth Nix

THE LEFT-HANDED BOOKSELLERS OF LONDON

Эта история произошла в Англии в 1983 году. Правда, люди, которые еще помнят то время, возразят, что жизнь тогда была совсем другая, да и в учебниках истории ничего такого не пишут. Но кто знает, где правда на самом деле?

Майским утром 1983 года, в 5:42, над Западной Англией встало солнце. Край огненного диска уже показался из-за холмов, но свет и тепло еще не проникли в неглубокую долину, перерезанную мелкой речушкой. Она текла прямо, но в миле от запруды резко сворачивала влево.

Через речку был переброшен мостик из трех досок, который гостеприимно приглашал прохожего на другой берег, к старому фермерскому дому. Однако тропа на том берегу оставалась почти нехоженой, а потому приглашение принимали немногие. И неудивительно: начало тропы – у древнего дуба, на развилке дорог, возле крошечной деревушки над запрудой, – почему-то неизменно ускользало от глаз путников.

На пороге дома показалась девушка. Она зевала и жмурилась со сна.

Девушку звали Сьюзен Аркшо, две минуты назад ей исполнилось восемнадцать лет. Она была не столько хороша собой, сколько необычна: густые черные брови странно контрастировали с обесцвеченной щетиной на бритой голове. Вместо ночной рубашки – просторная футболка с надписью «Jimi Hendrix Summer Tour 1968», пятнадцать лет назад подаренная ее матери дорожным менеджером музыканта. При небольшом росте девушка была на удивление гибкой и мускулистой, так что ее часто принимали за профессиональную танцовщицу или гимнастку, и напрасно.

Мать Сьюзен, высокая, тонкая и совсем не мускулистая, говорила дочери, что та пошла в отца, и, надо полагать, не ошибалась. Но девушка никогда не видела своего второго родителя, а мать никогда о нем не рассказывала.

Сьюзен подошла к речке, присела и опустила руку в чистую прохладную воду. Опять ей снился сон, тот самый, из детства. Она нахмурилась, вспоминая подробности. Начинался он всегда одинаково, на берегу, на этом самом месте. Вот и теперь ей показалось, будто она видит его на самом деле…

Вода в ручье вдруг пошла пузырями, словно на поверхность поднималась большая рыба, но потом забурлила и заклокотала – никакой рыбе это не было под силу. Зато из середины потока стало подниматься существо – медленно, будто его тянули на веревке. Его ноги и руки были из воды, в которой колыхались пряди подводной травы, ветки ивы и стебли камыша. Головой служил ком перекрученных ольховых корней, размером с корзину, на котором таращились прозрачные глаза – два белесых водоворота, – а под ними шевелили усами два большущих рака, вцепившиеся клешнями в хвосты друг другу. Их покрытые панцирями тела были губами – верхней и нижней.

Булькая и расплескивая чистейшую ледяную воду, существо шагнуло на берег, потащилось сначала по траве, потом по мощеной дорожке к дому, остановилось там и, вытянув длинную руку, встряхнуло зелеными пальцами – ивовыми листьями – и окропило водой оконное стекло – раз, другой, третий.

Губы-раки задвигались, меж ними заскользил зеленый язык – стебель подводной травы – и зашлепал, выталкивая мокрые, шепелявые слова:

– Слежу-ворожу, слежу-ворожу.

Существо развернулось и двинулось назад, к реке, с каждым шагом теряя объем, высоту и плотность, пока наконец не превратилось в кучку водяного мусора: такую оставляет на берегу ручей после ливня или половодья. Словно его и не было… если бы не полоса мокрой грязи на мощеной дорожке перед домом.

Сьюзен потерла пальцами виски и оглянулась. По каменной дорожке, от дома к ручью, тянулась полоса мокрой грязи. Ну и что? Может быть, мать ни свет ни заря ходила на ручей за глиной для поделок…

На крыше каркнул ворон. Сьюзен помахала ему рукой. Вороны ей тоже снились, только большие, даже здоровенные, каких не бывает в природе. К тому же они говорили, вот только Сьюзен никогда не могла вспомнить, что именно. Лучше всего помнилось начало сна; после водяного все как-то путалось.

Да, кроме воронов, в ее сне была еще одна тварь, которая жила в холме за домом. Вылезала оттуда, прямо из земли, – ящерица, только каменная… или даже дракон.

Сьюзен улыбнулась, думая о том, что все это может значить. Видно, ее подсознание, которому с детства давали обильную пищу книжки Сьюзен Купер, Толкина и К. С. Льюиса, разыгралось не на шутку. Вообще-то, водяной, огромные вороны и каменная ящерица должны были сложиться в превосходный кошмар, но девушке совсем не было страшно. Даже наоборот, после каждого такого сна становилось удивительно спокойно.

Сьюзен опять зевнула и пошла в дом. Уже погружаясь в сон под мягким пуховым одеялом, она вдруг вспомнила, что говорил ей ворон.

«Дары, которые дал нам твой отец, мы, твари воды, земли и неба, сторожим-ворожим».

– Мой отец, – сонно подумала Сьюзен. – Отец…

В восемь утра мать внесла в ее спальню поднос с чаем и тостами, как делала на каждый ее день рождения – к тому времени Сьюзен уже забыла и о своем раннем пробуждении, и о сне. Не давало покоя лишь смутное воспоминание о том, что какой-то сон все-таки был…

Она посмотрела на мать, которая села на ее постель.

– Мне снился интересный сон. Кажется. Только я не помню о чем. Вроде бы что-то важное…

– Это хорошо, когда снятся сны, – ответила мать, которая сама жила как во сне. Словно гребнем, она провела пальцами по роскошной гриве черных волос, кое-где тронутых сединой – следами не старости, а горя. Свою шевелюру Жассмин – так звали мать Сьюзен – не доверяла никому и приходила в смятение, стоило дочери хотя бы намекнуть ей на новую прическу, и лишь подравнивала кончики, причем всегда сама. – Всегда хорошо… почти… хотя бывают дурные сны…

– По-моему, мой сон… мне кажется, он как-то связан с моим отцом.

– Правда? Еще чашечку?

– Ты точно не можешь рассказать мне, кто он, мама?

– Не могу. Время было совсем другое. Я была другой. Он… Я забыла, что ты сказала насчет чая – да или нет?

– Да, мама.

Мать и дочь молча пили чай, думая каждая о своем.

Наконец Сьюзен решительно сказала:

– Знаешь, поеду-ка я в Лондон пораньше. Потрусь там, привыкну. Подработку какую-нибудь найду… в пабах никогда не отказываются от пары лишних рук. А еще… я хочу поискать отца.

– Что ты сказала, милая?

– Я уезжаю в Лондон. Не буду дожидаться приглашения. Работу поищу и все такое.

– А-а-а… Вот как. Ну что ж, вполне естественно. Только обещай мне, что будешь осторожна. Он рассказывал… Хотя нет, это не о том…

– Кто – он? О чем он рассказывал – или о ком?

– Что? Нет, не помню. Да, Лондон. Конечно поезжай. Когда мне было восемнадцать, я и представить не могла, как можно жить где-то еще. Но я настаиваю на открытках. Присылай мне открытки с видами Лондона. Трафальгарская площадь…

Сьюзен ждала продолжения, но Жассмин умолкла, рассеянно глядя в стену. Мысль, которой она хотела поделиться с дочерью, так и не родилась.

– Ладно, мам, обещаю.

– Не сомневаюсь, что ты будешь осмотрительна! Восемнадцать лет! С днем рождения, доченька! Ну все, мне пора к картине, пока вон то облако не закрыло небо и не испортило свет. Подарки потом, ладно? После завтрака.

– Договорились. Не упусти свет!

– Конечно. И ты тоже, милая. Особенно ты. Всегда будь на стороне света. Он этого хотел.

– Мам! Кто – он? Мам, подожди… а, ладно…

Стройный юноша с длинными светлыми волосами, в винтажном костюме-тройке цвета горчицы – расклешенные брюки прикрывали полусапожки из поддельной аллигаторовой кожи на двухдюймовом кубинском каблуке, – склонился над кожаной кушеткой, где распростерся мужчина средних лет. Его шелковый халат с монограммой распахнулся, обнажив бледное брюхо, раздутое, как у рыбы-фугу. Обрюзгшее лицо налилось краской гнева, двойные подбородки все еще студенисто дрожали от недавнего столкновения ярко-розового носа с острием серебристой шляпной булавки.

– Ты за это заплатишь, ты, мелкий с… – прошипел мужчина и выбросил вверх руку с зажатой в ней опасной бритвой, только что выхваченной из-под расшитой подушки.

Но резкое движение дорого ему обошлось – лицо утратило плотность, и мясо стекло с костей, мгновенно съежившись, как пластиковый пакет над свечкой. Стройный юноша – или все же девушка в мужском костюме? – отпрянул, но продолжал наблюдать, как волна изменений идет по телу, как плоть тонким порошком осыпается внутрь роскошного голубого халата и из воротника и обшлагов начинают торчать странные желтые кости, которые превращаются в крохотные дюны из нежнейшего песка, вроде того, что на большой глубине устилает дно океана.

Правда, для появления этого песка не потребовалось ни миллионов лет, ни мощи морского прибоя. Хватило пары секунд и одного булавочного укола. Вот только булавка, надо признать, была особой, хотя на первый взгляд ничем не отличалась от тех, какими дамы во времена королей Георгов крепили к прическам свои шляпы. Дело в том, что на посеребренную сталь было нанесено Соломоново заклятие уничтожения, мельчайшими, недоступными простому глазу буковками вписанное между клеймами, которые удостоверяли, что изготовлена она в 1797 году в городе Бирмингеме серебряных дел мастерами Харштоном и Гулом. Малоизвестные ювелиры. Не из тех, кто не знает отбоя от клиентов при жизни и становится мечтой коллекционеров после смерти. Впрочем, ничего удивительного, ведь Харштон и Гул делали только булавки для шляп да еще на диво острые ножи для разрезания бумаги.

Юноша – все же это был именно юноша, по крайней мере, имел больше соответствующих признаков – держал булавку левой рукой, затянутой в перчатку из светло-коричневой кожи кабретта, удивительно тонкой и гибкой, в то время как изящная правая рука была свободна от всякой защиты, не считая кольца на указательном пальце: по тонкому золотому ободку змеилась надпись, прочесть которую можно было лишь с помощью специальных приспособлений.

Недрогнувшей левой рукой юноша вставил булавку в специальный кармашек на правом рукаве своего пиджака, а булавочную головку заправил под запонку из половинки соверена (1897 год, юбилей правления королевы Виктории; не хухры-мухры), блеснувшую на манжете рубашки от «Тернбулла и Ассера». Правда, правая рука юноши все же немного дрогнула во время этой операции, но не настолько, чтобы острие булавки оставило хотя бы малейшую зацепку на ткани рукава.

Причиной его легкого волнения служило отнюдь не развоплощение уголовного авторитета Фрэнка Трингли, которое он произвел только что. Дело в том, что юноше не полагалось даже приближаться к жилищу авторитета, и теперь он ломал голову над тем, как объяснить это…

– Руки… руки вверх!

Юноше не полагалось также приходить в волнение при виде молодой девушки, которая вдруг ворвалась в комнату, держа перед собой дрожащими руками острый поделочный нож Х-АСТО. Она была не высокой, но и не маленькой, двигалась стремительно, но плавно, как профессиональная танцовщица или мастер боевых искусств, однако футболка с надписью «Clash» под темно-синим комбинезоном, кроваво-красные ботинки «Док Мартенс» и ежик обесцвеченных волос говорили скорее об увлечении панк-роком или чем-то вроде этого.

Юноша поднял обе руки. Девушка с ножом была, во-первых, очень молода, не старше его самого, а ему было всего девятнадцать; во-вторых, почти наверняка не из дегустаторов, как Фрэнк Трингли; и, в-третьих, не из тех девиц, с какими обычно проводят досуг криминальные авторитеты.

– Что… что ты сделал с дядей Фрэнком?

– Он тебе не дядя.

Парень шагнул вперед, но остановился, когда девушка выразительно повела ножом.

– Да, нет, но… стой там! Не двигайся! Я звоню в полицию.

– В полицию? В смысле Чарли Бентону, Бену Кривоносу или другому симпатичному дружку Фрэнка?

– В полицию – в смысле в полицию, – отрезала девушка и боком двинулась к телефону, стоящему на буфете.

«Неожиданная штучка для Фрэнка Трингли», – подумал Мерлин. Антиквариат, настоящий ар-деко 1930-х: слоновая кость, золотая инкрустация, гладкий шнур, небольшой размер, изящество линий.

– А ты сама кто такая? Нет, давай звони. Только учти, у нас осталось минут пять… нет, уже меньше…

Он умолк, и в его левой руке вдруг оказался здоровенный револьвер, который, как выяснилось, был спрятан в расписной хипповской торбе из шерсти яка, висевшей на правом плече юноши. В тот же миг на лестнице что-то застучало – шаги, но какие-то ненормальные. Девушка обернулась и увидела жука размером с небольшого пони, который поднимался по лестнице. Тут парень с револьвером шагнул вперед и трижды – бах! бах! бах! – выстрелил жуку в переднюю часть тела; куски хитина и капли черной крови брызнули на белый обюссонский ковер. Жук продолжал наступать, его суставчатые задние лапы скребли по полу, а серповидные передние цепляли воздух в паре дюймов от ноги парня, который выпустил еще три пули, после чего жук наконец опрокинулся на спину и судорожно завертелся.

Когда эхо выстрелов стихло и девушка осознала, что визжит во всю мочь, она тут же покончила с этим занятием, признав его бесполезным.

– Что… это такое?

– Pediculus humanus capitis. Вошь человеческая обыкновенная, – перевел юноша, заряжая револьвер, для чего ему пришлось задрать жилетку, под которой оказался холщовый патронташ. – Увеличенная, конечно. А теперь нам пора. Я Мерлин, кстати.

– Мерлин – как маг?

– Как Мерлин-волшебник. А ты кто?

– Сьюзен, – машинально ответила она и перевела взгляд с огромной вши, которая еще дрыгалась на ковре, на бледно-голубой халат с кучкой красноватого праха на кушетке. На халате была монограмма «ФТ» – ответ на вопрос, кем этот прах был при жизни.

– Что здесь, черт возьми, происходит?

– Некогда объяснять, – сказал Мерлин, шагнул к окну и поднял раму.

– Почему? – спросила Сьюзен.

– Потому что нам обоим конец, если мы будем торчать тут и дальше. Пошли.

И он шагнул через подоконник.

Сьюзен бросила взгляд на телефон: может быть, все же позвонить в полицию? Но оказалось, что думать девушка умеет так же стремительно, как и ходить: через секунду решение было принято, и она вылезла вслед за юношей в окно.

Окно выходило на крышу оранжереи, которая тянулась от задней стены дома до ограды. За оградой темнел Хайгейт-Вуд. По металлическому коньку оранжереи уже шел Мерлин, ловкий, как кот, даром что на каблуках. Плоский конек шириной с человеческую руку справа и слева переходил в стеклянные скаты. Но юноша не смотрел по сторонам, хотя первый же неверный шаг наверняка стал бы для него смертельным.

Сьюзен нерешительно оглянулась. На полу еще агонизировала чудовищная вошь, но на этом события в доме явно не закончились: с лестницы в комнату вплывал туман. Хотя он больше походил на дым, очень густой и черный, но двигался слишком медленно и совсем не пах гарью. В общем, что бы это ни было, дым или туман, Сьюзен поняла: делать ему в доме нечего, а значит, добра от него не жди. Она вздрогнула, встала на подоконнике на четвереньки и так, на карачках, полезла вниз.

– На лестнице какой-то черный туман, – выдохнула она, доползя до другого края. Там уже стоял Мерлин, но едва слова сорвались с ее губ, как он сиганул вперед и вниз, на ветку старого дуба, нависшую прямо над изгородью.

– Как ты не падаешь на таких каблучищах? – поразилась Сьюзен.

– Привычка, – отреагировал Мерлин и ухватился правой рукой за ветку у себя над головой, а левую протянул Сьюзен. – Прыгай!

Она оглянулась. Странный туман, необычайно густой и темный, уже клубился в оконном проеме. Мало того, одна его прядь перевалилась через подоконник и черным щупальцем тянулась к ней…

Сьюзен прыгнула. Мерлин подался вперед, чтобы поймать ее, но она уже стояла рядом с ним на ветке, для равновесия обхватив ствол.

– Вниз! – скомандовал Мерлин и легко скользнул по стволу. – Быстрее!

Сьюзен последовала за ним, но, когда до земли осталось каких-то пять футов, спрыгнула на ковер из прошлогодней листвы. Под подошвами ее мартенсов смачно чавкнуло. Весь день лило как из ведра, дождь унялся только к вечеру. Было уже за полночь, но водяная взвесь еще висела в воздухе.

В лесу оказалось темно. Уличные фонари остались за домом, на Ланчестер-роуд, а здесь мрак лишь немного разбавлял свет из окон особняка.

Черный туман стлался над оранжереей, накрыв двускатную крышу. Он пластался и вытягивался, сливаясь с ночью там, куда не доставал свет из окон и с улицы.

– Что это?

– Потом объясню, – сказал Мерлин. – А сейчас за мной. Надо найти древний прямой путь.

И он почти рысцой пустился вперед, петляя между деревьями. Сьюзен пошла за ним, выставив перед собой руки, чтобы по лицу не хлестнула случайная ветка или гибкий молодой стволик. Идти приходилось почти вслепую. Мерлин тенью маячил впереди; девушке оставалось лишь надеяться, что он видит дорогу, и спешить следом за ним.

Немного погодя она чуть не столкнулась с Мерлином: тот вдруг остановился, помешкал, взглянул налево, направо и наконец поднял голову к небу, где сквозь разрывы в облаках кое-где виднелись звезды.

– Туда! Скорее!

И он побежал. Сьюзен изо всех сил старалась не отставать. Страх врезаться во что-нибудь и убиться насмерть уступал только страху перед черным туманом, который все так же преследовал их по пятам и даже стал еще проворнее в темноте, протягивая свои щупальца то с одной стороны, то с другой, нашаривая их во мраке…

Мерлин остановился.

– Мы его нашли, – сказал он. – Теперь можно не торопиться. Держись ближе ко мне и не сходи с пути.

– Я же его не вижу! – возмутилась Сьюзен.

– Просто иди за мной шаг в шаг, – сказал Мерлин и медленно двинулся вперед.

Небо в этой части леса оказалось светлее, да и деревья росли не так близко к тропе.

Девушка обернулась и стала смотреть назад, пошире раскрыв глаза, чтобы разглядеть хоть что-нибудь.

– Этот туман… – прошептала она. – Мне кажется, он ползет за нами.

– Ползет, – подтвердил Мерлин. – Но пока у нас под ногами путь, он нас не тронет.

– Почему?

– Потому что он тоже древний и повинуется древним законам, – ответил Мерлин. – К тому же бояться следует не столько тумана, сколько того, что он прячет, то есть водяного.

– Какого еще водяного?

– Туман – всего лишь сопутствующий эффект, – продолжил объяснять Мерлин. – Он отвлекает, сбивает с толку, а еще он необходим той сущности, что движется внутри его, то есть водяному. Хотя, бывает, его зовут иначе.

И он еще больше замедлил шаг, внимательно глядя под ноги. Тропа вдруг сделала резкий поворот, а впереди выступили из темноты стволы молодых буков.

– Новая тропа не совпадает с древним прямым путем. Придется идти назад.

– Как назад?

– Так. Сначала назад, потом опять вперед, и так туда-сюда до самого рассвета, если придется.

– Но там же… этот… водяной…

– Пока мы на древнем пути, он нас не тронет, – напомнил Мерлин. – Поворот! За край не заступать!

Сьюзен осторожно повернулась на месте и медленно пошла назад, туда, откуда они только что пришли, старательно ставя ноги ровно посредине тропинки.

– Я ничего не вижу, – шепнула она через несколько шагов.

Под подошвами шуршало, а не чавкало – значит, они шли по мелкому гравию, а не по мокрой прошлогодней листве. И все равно оступиться в кромешной тьме было легче легкого.

– Если не возражаешь, я положу руки тебе на плечи и буду направлять твои шаги, – предложил Мерлин. – Вот так, не спеши. Все будет хорошо.

Его ладони легли на плечи Сьюзен. Прикосновение было совсем легким, но очень необычным: тепло левой руки Мерлина она ощущала так, словно между его и ее кожей не было ни перчатки, ни бретельки ее комбинезона, ни футболки. Казалось, внутри дорогой перчатки спрятан нагревательный элемент. Горячей ладонью юноша легко нажал на плечо Сьюзен, подталкивая ее вправо.

– В этом есть и плюс, – сказал Мерлин, когда они прошли шагов тридцать или сорок. – Теперь, когда на нас спустили водяного, сюда никто не сунется.

– Почему?

– Он плохо отличает своих от чужих, – ответил Мерлин. – Остается надеяться, что дневной дождь распугал всех любителей лесных прогулок. А ну-ка, погоди. Черт! Тропа опять поворачивает, а впереди деревья. Нельзя было, что ли, проложить ее прямо? Стоп! Снова разворот.

Пока они разворачивались, Сьюзен поняла: ее кое-что тревожит. В смысле, еще кое-что, кроме таинственного превращения «дядюшки» Фрэнка в горстку песка и появления в доме сначала гигантской вши, а затем черного тумана.

– Я не слышу машин. Или поездов. И вообще ничего, кроме наших шагов. Почему здесь так тихо?

– Сейчас два часа ночи.

– Брось. Я, конечно, деревенская, но в Лондоне бывала и раньше.

– Деревенская, говоришь? А из какой деревни?

– С Запада. Между Батом и Чиппенхемом. Отвечай на вопрос, не увиливай.

– Думаю, тишина наступила оттого, что туман взял нас в кольцо и в этом кольце бродит водяной. Кстати, он наверняка попытается напугать нас, чтобы сбить с пути. Так что будь готова. Положи руки мне на плечи и не отходи ни на шаг.

Они шли назад. Тишину нарушали хруст гравия и мелких веток под кубинскими каблуками ложно-аллигаторовых сапог и толстенными подошвами мартенсов да еще учащенное дыхание Сьюзен – ей было страшно.

– Луна выходит из-за туч, – заметил Мерлин.

– Это хорошо? – спросила девушка.

– Не всегда. Но для нас неплохо. Новая луна – друг всего юного, в особенности юных людей. Да и тропу будет лучше видно.

Тропу и впрямь стало видно лучше некуда. Смесь гравия, прошлогодней листвы и свежей грязи не просто отразила бледный свет луны, но прямо-таки вспыхнула в его рассеянных лучах.

Зато туман из-за света как будто сгустился, обрел дополнительную плотность. Непроницаемая черная стена обступила тропу со всех сторон, сделав ее похожей на темный городской тупик, куда пешеходу лучше не соваться. Правда, внутри этой стены, в отличие от городских, каменных, не прекращалось какое-то кипение: черные прядки тумана вытягивались из нее, утолщались, но, едва коснувшись края тропы, торопливо отдергивались.

Еще через несколько шагов Сьюзен наморщила нос, почувствовав, как к горлу подступает тошнота.

– Какой ужасный запах, – прошептала она. – Тухлятиной воняет… и канализацией…

– Это водяной, – беззаботно-звонко ответил Мерлин. – Наверное, его вызвали из реки Флит, куда раньше выбрасывали требуху и сливали кровь мясники со Смитфилдского рынка. Неудивительно, что он терпеть не может людей, ведь они осквернили его реку. Не оглядывайся. Он идет за нами, справа.

Вонь усилилась; волоски на затылке Сьюзен стали дыбом, а лопатки напряглись так, словно в спину между ними уперся неимоверно острый клык, дожидаясь только команды, чтобы вонзиться в плоть.

– Сыграем в двадцать вопросов? – спокойно предложил Мерлин. – Отвлечемся от… всякой всячины.

– Меня бесит, когда надо говорить только «да» или «нет», – сказала Сьюзен, делая над собой усилие, чтобы голос звучал нормально. Всем своим телом, вплоть до кончиков волос, она ощущала присутствие за спиной громадной твари, чье смрадное дыхание отравляло воздух вокруг них. – Может, ты лучше ответишь на кое-какие мои вопросы?

– Ладно, – согласился Мерлин. – Только нам скоро поворачивать. Не смотри вперед. Если вдруг увидишь водяного, отводи взгляд.

– Ясно, – ответила Сьюзен. – Послушай, а если ты задашь мне вопрос и я отвечу, а потом ты решишь, что я слишком много знаю, ты меня убьешь?

– Ты и так уже слишком много знаешь, – сказал Мерлин. – Но я тебе не враг. Как и все наши. Хотя, боюсь, твоя жизнь уже никогда не будет прежней.

– Ой! – выдохнула Сьюзен.

– Но это, может, и к лучшему, – осторожно заметил Мерлин. – Зависит от того, какие отношения были у тебя с «дядюшкой» Фрэнком. Так, а сейчас глазки вниз, поворот.

Сьюзен честно пыталась не отрывать глаз от земли, но боковым зрением все же заметила в тумане нечто страшное: огромную, уродливую, раскоряченную тварь с глазами как открытые раны, с раззявленным ртом, из которого тянулись струйки слюны…

– Не смотри на него! Шагай!

– Да-да, – поспешно сказала Сьюзен и зажмурилась.

– Все, отстал. На тропе он нас и вправду не тронет, – заверил девушку Мерлин. – Давай представим, что мы с тобой встретились… э-э-э… где-нибудь и теперь просто болтаем. Так что ты делала в доме Фрэнка?

– Фрэнк дружил с моей мамой много лет назад, – сказала Сьюзен и приоткрыла глаза – самую малость, чтобы только видеть тропу сквозь ресницы. – Раньше я думала, что он был ее парнем… на Рождество я всегда получала от него подарки с подписью «дядя Фрэнк». Но его самого впервые увидела, только когда приехала в Лондон. Сегодня. То есть вчера. И сразу поняла, что ошиблась. В смысле, что зря к нему пришла. Я уже хотела смыться по-тихому, когда появился ты… Кстати, а что ты с ним сделал? И почему?

– Ну, опуская многочисленные подробности, отвечу так: я прикоснулся к нему серебряным предметом с нанесенным на него уничтожающим заклятием Соломона. Безопасным для смертных… в смысле людей… но Фрэнк был не человек, а дегустатор. Он пил кровь…

– Вампир!

– Нет, их не существует, хотя дегустаторы, несомненно, стали поводом для возникновения этой легенды. Они на самом деле кусают, но только в запястье или в лодыжку, никогда не в шею, потому что их цель не в том, чтобы убить. Они проделывают в коже отверстие, совсем крохотное, а когда из него выступает кровь, слизывают ее по капле. Никаких острых клыков, полых внутри, никаких рек крови. Дегустаторы лижут, как кошки, острыми треугольными языками. Эти языки их и выдают среди прочего.

– А ты, значит, охотишься на них и убиваешь?

Мерлин вздохнул:

– Нет. Обычно мы их не трогаем, если они ведут себя прилично. Вообще-то, дегустаторы есть даже среди наших… один в бухгалтерии… другой… э-э-э… в госпитале. Их слюна обладает замечательными лечебными свойствами.

– Тогда зачем ты ткнул Фрэнка шляпной булавкой?

– Как ты поняла, что это именно она?

– Я изучаю искусство. В том числе ювелирное, хотя моя специальность – рисунки по ткани. Точнее, это будет моей специальностью, когда начнется семестр. Вот почему я ищу отца сейчас: у меня есть время, три свободных месяца, а потом надо будет впрягаться и пахать, как выражается миссис Лоренс.

– Кто это – миссис Лоренс?

– Она учила меня рисованию, когда я была в выпускном классе. Благодаря ей я поступила, и она говорит, что это редкий шанс, который нельзя профукать.

– Вот как? И куда же ты поступила? Осторожно, поворот.

– В училище Слейда.

– Значит, ты талантливая.

– Говорят, что мои гравюры ничего. А еще я по-настоящему умею рисовать. Хотя сейчас это не в моде. Рисовать, в смысле.

– Приятно, наверное, делать что-то руками. Поворот.

Они повернули, и Сьюзен опять едва поборола тошноту, когда на них надвинулось облако тухлой вони, но в то же время поняла, что за разговором действительно расслабилась и даже почти успокоилась. Она выпалила первый вопрос, который пришел ей в голову:

– Если на тропе нам ничего не угрожает, может быть, присядем?

– Нет, – сказал Мерлин. – Тропа остается истинным путем лишь до тех пор, пока по ней идут. Если мы сядем или просто остановимся, она сожмется до клочка земли под нашими ногами и нас обступит туман, из которого выйдет водяной.

– Ясно, – сказала Сьюзен. – А ты что, волшебник?

– Нет, я книготорговец.

– Кто?!

– Книготорговец. Продаю книги. Вернее, принимаю товар, распаковываю, расставляю по полкам. Продажами занимаются другие, обычно праворукие.

– Праворукие?

– Это семейный бизнес. Вернее, клановый. Мы все либо правши, либо левши. Хотя иногда мы меняемся. «Книги – одним, крючья – другим», как у нас говорят.

И он поднял руку в перчатке, которая показалась Сьюзен особенно темной в лунном свете.

– Я, как ты видишь, принадлежу к леворукой части нашего племени.

– Но что все это значит? При чем тут крючья?

– Честно говоря, я сам толком не знаю. Крючья вообще не наше оружие. Шпаги, кинжалы, булавки для шляп – это да, сколько угодно. Хотя леворукие Сен-Жаки…

– Что такое санжаки?

– Сен-Жаки. Фамилия такая, французская. Хотя мы не французы, да и фамилия не наша, но нас назвала так Елизавета, которая Первая. Королева ошиблась, а прозвище пристало. Короче, мы, леворукие, в основном заняты делом – ну, бегаем, деремся, все такое. А крючья – это, наверное, из семнадцатого века, когда немало наших расстались с жизнью на крючьях… их тогда подвешивали за ребра все, кому было не лень – и кавалеры, и железнобокие.

– Но что все-таки происходит… какие-то дегустаторы… водяной… в чем дело? – почти завизжала Сьюзен, но справилась с собой. Странная смесь изумления и паники бродила внутри ее, грозя в любую минуту выплеснуться наружу.

– Я понимаю, ты сейчас в шоке. Но если хочешь жить, держи себя в руках и держись поближе ко мне. Как бы тебе объяснить? Понимаешь, мир, каким ты его знаешь, «нормальный» человеческий мир – это лишь верхний слой палимпсеста: так называют многократно записанный пергамент…

– Я знаю, что такое палимпест… палимсест… Короче, я знаю, что это такое, хотя и не могу выговорить.

– Ну вот, тогда тебе понятно, что под слоем обыденной человеческой жизни лежит другой слой, Древний, и при определенных условиях или в определенное время этот Древний слой побеждает, то есть его элементы прорываются в обыденный мир и начинают главенствовать в нем. А еще есть такие… среды и сущности, или индивиды, которые обитают сразу в нескольких временны́х пластах либо потому, что такова их природа, либо благодаря вмешательству того, что ты, наверное, назвала бы магией. К таким индивидам относимся мы, книготорговцы, и левши, и правши, причем по ряду причин на нас возложены… так сказать, надзорные функции… мы регулируем взаимодействие обитателей глубинных слоев нашего палимпсеста, известных как Древний мир, с теми, кто населяет Новый мир, то есть обычный человеческий, который вы, люди, трогательно именуете «реальностью».

– Но при чем тут торговля книгами?

– Жить ведь как-то надо.

– Что?!

– Большинство слоев Древнего мира давно изолировано от повседневности, а населяющие их сущности прочно привязаны к своим мирам – по крайней мере, те, которые не хотят или не умеют вести себя прилично. Так что наше вмешательство почти не требуется. Вот почему в свободное от основной работы время мы продаем книги. Хотя, конечно, есть и другие причины; в общем, все непросто… Готова к повороту?

– Что? А, да… конечно.

И они снова повернули на сто восемьдесят градусов. Правда, на этот раз Сьюзен не стала закрывать глаза, а просто глядела себе под ноги. Судя по канализационной вони, которой ее обдало при повороте, водяной был совсем близко, но это ее уже не тревожило так, как раньше. Уверенный голос Мерлина, его разговорные интонации, а также размеренное хождение туда-сюда победили страх.

– Знаешь, у меня есть еще вопрос, – начала она. – Только он может оказаться слишком личным…

– Все мы люди, – ответил Мерлин. – И я обычный мужчина – во всяком случае сейчас.

– Что значит – сейчас?

– Мы обладаем склонностью… к перемене форм… наверное, это можно так назвать, – ответил Мерлин. – Я, например, родился мальчиком, однако много размышляю о перемене сущности.

Сьюзен помолчала, переваривая услышанное.

– Для вас это так просто?

– О нет, совсем не просто, – сказал Мерлин. – Но проще, чем…

Его слова прервал пронзительный гудок где-то совсем рядом, в чаще. Но это был не сигнал автомобиля, что было бы вполне естественно в городе, а долгий, протяжный рев, будто кто-то поднес к губам старинный охотничий рог и дунул.

– Что это?

– Сигнал водяному убираться туда, откуда пришел, – сказал Мерлин и заметно напрягся: его плечи словно окаменели. – Значит, туман скоро рассеется. Странно, до восхода солнца еще несколько часов. Непонятно, кто принял такое решение. Знать бы еще, кто его вызвал. Уж наверняка не Трингли.

– И что нам делать?

– Продолжать ходить, а еще готовиться бежать, как только откроется новая тропа. Слышишь? Туман рассеивается.

Возвращались городские звуки – размеренно гудели моторы на проезжей части, где-то вдалеке стучал поезд, доносились обрывки разговоров. А еще вокруг стало светлее, особенно со стороны Ланчестер-роуд, где между деревьями то и дело мелькали синие вспышки.

– Полиция!

– Да, у дома «дядюшки» Фрэнка. Наверное, кто-то все же сообщил им о выстрелах, – сказал Мерлин, повернул голову влево, потом вправо и наконец взглянул на кроны деревьев. – Хоть бы полицейские не спешили, ради их же блага. Правда, водяной ушел. Приготовься…

Вдруг он изо всех сил толкнул Сьюзен на землю. Рядом что-то свистнуло. Сьюзен подняла голову и увидела, как Мерлин левой рукой выхватил из воздуха какой-то предмет, а правой снова придавил ее к земле. Она вырвалась, откатилась и хотела сесть, но передумала – красная стрела с белым оперением мелькнула в паре дюймов от ее лица и загудела, воткнувшись в древесный ствол.

Тем временем Мерлин отбил левой рукой третью стрелу и изогнулся, точно танцор, увертываясь от четвертой. Но от пятой уйти не удалось – та впилась в тело с таким противным треском, что Сьюзен поняла: этот звук она обречена слышать до конца дней. Стремительно повернувшись, Мерлин упал на одно колено, сумка-торба из шерсти яка свалилась с его плеча. Сьюзен, не думая ни о чем, поползла к ней: она помнила, что в сумке есть револьвер, и теперь хотела лишь одного – достать его и начать палить туда, откуда летели стрелы.

Но оказалось, что Мерлин упал не просто так – он сделал это намеренно, чтобы, задрав штанину, вытащить из кобуры на лодыжке маленький автоматический пистолет. Нажимая на спусковой крючок правой рукой, левой он продолжал отбиваться от стрел, которые летели в него и Сьюзен.

Автоматический пистолет стрелял куда тише револьвера, который девушка все еще пыталась извлечь из сумки. Звуки походили на собачье «гав-гав», хотя ни одна собака не могла бы лаять так часто, как нажимал на курок Мерлин – восемь пуль вылетели из ствола одна за другой с такой скоростью, что вспышки почти слились воедино. После пятой поток стрел прекратился.

Сьюзен наконец вытащила револьвер из сумки и теперь держала его перед собой на вытянутых руках. Ей доводилось стрелять из ружья, а еще она была вполне сносной лучницей, но вот с короткоствольным оружием дела до сих пор не имела. Хотя, кажется, в нем не было ничего сложного.

– Нет… нет… положи, – сказал Мерлин, привалившись спиной к стволу, и сжал пальцами левой руки стрелу, которая торчала из его тела. – Полиция… будет здесь… скоро… из дома…

– Кто послал эти стрелы?

– Страж Род Альфара… наверное, его разбудил водяной… это вторжение. Вот почему его… отозвали… надо было… подумать… про Род Альфара… умилостивить дарами…

– Ты убил… э-э-э… стража?

– Нет… выстрелы… отпугивают их. Иногда. Механические звуки…

Сьюзен положила револьвер на сумку – на всякий случай – и подползла к Мерлину. В свете луны она увидела оперенное древко, торчавшее из груди юноши, чуть ниже ключицы. Рубашка и горчичного цвета пиджак уже пропитались кровью. Впервые оказавшись с ним лицом к лицу, Сьюзен решила, что он чертовски хорош собой, но времени думать об этом не было – слишком он побледнел и дышал неглубоко и часто.

– Мне нужна… твоя… помощь. Серебряный флакон… в левом кармане жи… лета… достань… так… открой… набери в рот, не глотай… да, знаю… держи… Я сейчас сломаю стрелу и вытолкну обломок. Как только я сделаю это, сплюнешь в рану…

Содержимое флакона было ужасно гадким на вкус, но Сьюзен послушно держала жидкость во рту, по очереди надувая щеки. Мерлин левой рукой легко переломил тонкое древко стрелы и охнул, лицо его исказила гримаса. Когда он, затаив дыхание, начал выталкивать обломок стрелы, в глазах у него встали слезы.

– Вытащи… вытащи его… и плюй… – прошептал он, потерял сознание и повалился на Сьюзен. Из его спины торчала стрела с наконечником.

Сьюзен ладонью закрыла себе рот, чтобы не вскрикнуть. Потом, старательно удерживая драгоценную жидкость, вынула обе половинки стрелы из раны, одну спереди, другую сзади, отбросила их, склонилась над раненым и открыла рот. Оттуда потекло зеленовато-голубое пламя, какое бывает, когда на рождественском пудинге горит бренди, только без тепла. Его холодные языки лизнули края дырки в пиджаке и утекли в рану.

Девушка села на пятки и вытерла рот ладонью. Слюна была обычной, не светящейся. Неизвестно, помогла странная жидкость Мерлину или нет, но в сознание он не пришел. Сьюзен осторожно перевернула его на спину и стала снимать с него пиджак. Потом оторвала от пиджака карман и, свернув его подушечкой, приложила эту подушечку к выходному отверстию на спине, а входное под ключицей зажала ладонью.

В темноте было непонятно, но ей все же показалось, что кровь еще идет и Мерлин не дышит.

Она склонилась к нему в надежде различить дыхание, но не смогла – помешали тяжелые шаги у нее за спиной. Широкий белый конус фонарного света упал на нее сзади, и Мерлина накрыла ее тень.

– Стоять! Полиция! Руки вверх!

Полчаса спустя Сьюзен уже сидела под жестким светом флюоресцирующих ламп в комнате для допросов полицейского участка Хайгейт, куда ее доставил возбужденный констебль, арестовавший девушку по подозрению в убийстве. Правда, уже через пять минут после ареста пассивно-агрессивный сержант заявил ей, что его подчиненный погорячился, но, раз дело сделано, придется соблюсти все формальности, а это, разумеется, тоже вина Сьюзен. Хорошо, что с нее хотя бы сняли наручники, прежде чем вести в участок, где сразу дали умыться, а потом предложили чая с печеньем.

Причиной столь решительной, хотя и непонятной перемены в ее статусе был Мерлин. Она поняла это из отрывочных фраз, которыми сержант обменялся с подчиненными, когда, нашарив в кармане элегантного пиджака юноши черный кожаный бумажник, раскрыл его, взглянул на документы, тут же схватился за рацию и потребовал соединить его с начальством.

– Привет, как дела? Все в норме? Может, еще чая? Печенье?

В приоткрытую дверь просунулась голова констебля – того самого, который совсем недавно так рьяно арестовывал Сьюзен. Это был рослый молодой мужчина лет двадцати пяти, брюнет, но со светлыми усами. В состоянии покоя его лицо ничем не напоминало ту маску взвинченного испуга, которую Сьюзен видела поверх «смит-вессона», когда полицейский приказал ей сначала поднять руки, потом отползти на коленях от Мерлина и наконец заложить руки за спину, где его напарник тут же защелкнул на них наручники. После этого всем сразу стало как-то спокойнее.

– Порядок, – ответила Сьюзен. – Только не пойму, в чем дело. Арестована я или нет?

Констебль покраснел:

– Нет, извини, я поспешил. Мы сейчас ждем инспектора Грин. Инспектор поговорит с тобой и отпустит.

– Инспектор Грин?

– Спецотдел. Ты ведь из Ложи пятьсот, да? Работаешь в паре?

– Я не… – начала Сьюзен, но тут же замолчала – до ее усталых мозгов дошло, что «поговорит с тобой и отпустит» звучит куда лучше, чем «вы арестованы за убийство». – Э-э-э… а я могу забрать свой рюкзак из дома Фрэнка Трингли?

– Сейчас поговорю с местными парнями. Я не здешний, я из Д-одиннадцать.

Он произнес это с гордостью, как будто имел в виду что-то особенное. Сьюзен не сразу поняла, что он просто хотел произвести на нее впечатление, заигрывал.

– Кстати, об оружии. Этот твой «смитон триста пятьдесят семь» – зверюга! – Он присвистнул. – Я таких в глаза не видел, но сержант Боуэн его признал. Отличный выбор. Хотя малышка «беретта» тоже хоть куда, мисс, слова о ней плохого не скажу. К тому же легко спрятать.

– Ага, точно, – вяло поддакнула Сьюзен.

Она вдруг почувствовала, что неимоверно устала, и взглянула на часы – новомодную пластиковую чепуховину под названием «свотч», которую подарила ей мать перед отъездом. Чепуховина показывала без нескольких минут шесть: на улице, наверное, только рассвело.

– В общем, будет что-нибудь нужно, стучи, – сказал констебль. – Извини, конечно, что приходится держать тебя здесь, но, как говорится, с глаз долой – из сердца вон, верно?

– Ага, – ответила Сьюзен и, опустив голову на сплетенные на столе руки, заснула.

Инспектор Грин оказалась женщиной. Сьюзен почему-то удивилась, и зря – на дворе как-никак тысяча девятьсот восемьдесят третий. Однако столичная полиция, в отличие от провинциальной, еще со времени послевоенных радикальных реформ правительства Клементины Эттли[1] держалась старых порядков и противилась равенству полов. Парадоксально, но нынешний премьер Маргарет Тэтчер, вторая в британской истории женщина, возглавившая правительство, с присущим ей истовым консерватизмом вела наступление на завоевания правительства Эттли и других лейбористских правительств на всех фронтах, а закон о равных возможностях вообще был одной из ее любимых мишеней.

Сьюзен, как и почти все, кто не достиг тридцати лет и не был банкиром или природным лордом, не любила Тэтчер и ее правительство. Прошлогодняя война за Фолкленды довела нелюбовь молодежи к премьер-министру до состояния, близкого к ненависти, зато среди людей старшего поколения популярность Тэтчер взлетела практически до небес, так что теперь Сьюзен, как и многие в ее окружении, с дурным предчувствием ждала итогов последних выборов, подведение которых ожидалось через несколько недель, – первых активных выборов в ее жизни. Она уже отправила свой бюллетень по почте, проголосовав за кандидата от социал-демократов, хотя почти не сомневалась, что голоса большинства избирателей Бата достанутся консерватору Крису Паттену.

Если верить часам Сьюзен, она проспала не меньше часа, когда ее бесцеремонно встряхнула за плечо инспектор Грин. На вид ей было лет тридцать, выглядела она круто и была одета как сержант Картер из «Суини» – из телешоу, а не из настоящей Летучей Бригады: кожаная куртка, рубашка и джинсы. Она даже походила немного на Дениз Уотерман – или походила бы, будь та индианкой.

– Мисс Аркшо… Пора ехать.

– Куда? – пробормотала Сьюзен спросонья. – А вы кто?

– Мира Грин, инспектор Особого отдела. Курирую связи с твоими друзьями-книготорговцами.

– Э-э-э… они не… а-а… Мерлин в порядке?

– Думаю, да, – ответила Грин. – Полчаса назад его забрали из больницы Уиттингтона. Так что не беспокойся. Леворукие – они крепкие. Но ты и так это знаешь.

– Э-э-э… нет, – ответила Сьюзен. – Я впервые увидела Мерлина вчера вечером, и то случайно. Так что я ничего не знаю.

– Да нет, ты уже знаешь больше, чем стоило бы, – возразила Грин. – Но тебе повезло – с книготорговцами официально придерживаются такой неофициальной линии: чем меньше о них знают и, упаси бог, пишут, тем лучше. Мы в полиции делаем вид, что они – разведка, и просто заметаем следы, будто так и надо. – Она повертела на пальце ключи от автомобиля и спросила: – Так куда тебя отвезти?

– Отвезти? Э-э-э… Мне надо забрать рюкзак из…

– Уже в машине. Может быть, на вокзал Паддингтон, а оттуда поездом в Бат? Билет за наш счет. Поезжай домой, к маме, пока все не успокоится.

Предложение показалось Сьюзен соблазнительным. До начала семестра еще три месяца, место в студенческом общежитии освободится дня за два, за три, так что жить ей все равно негде, да и не на что.

Но ведь она не просто так приехала в Лондон: у нее есть цель, и хотя первые шаги к цели завели ее куда-то не туда – первый блин, можно сказать, вышел комом, – сдаваться она не намерена.

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась она. – Я найду себе местечко тут. Сниму койку в молодежном хостеле, к примеру. Или комнату в дешевом отеле… очень дешевом. И буду искать работу. В пабе, например. Мне уже исполнилось восемнадцать.

Грин устремила на нее суровый и пронзительный взгляд. Она явно хотела показать, что не только одевается в стиле «Суини», но и разделяет пристрастие создателей этого шоу к допросам с пристрастием, – короче, она не из тех, кому можно безнаказанно перечить.

– Лучше тебе покинуть Лондон. Дома ты тоже не будешь в полной безопасности, но все же это надежнее.

– В каком смысле?

Грин захлопнула дверь и села на стол.

– Ты была в Древнем мире. Твари Древнего мира видели тебя и запомнили, – медленно и отчетливо начала она. – Значит, в ближайшее время либо ты окажешься там снова, либо Древний мир сам придет к тебе. Твое спасение в том, что там новости передаются не так быстро. Между Хайгейт-Вуд и сущностью, обитающей в одном из природных водоемов Бата и его окрестностей, немало… преград. По крайней мере, так мне объясняли книготорговцы, сама-то я в этом не шарю. Так что езжай-ка домой, там с тобой ничего не случится еще несколько лет, а может, и дольше. Останешься здесь – будешь ходить по краю пропасти.

– Я останусь, – сказала Сьюзен. – У меня здесь дело.

Грин пристально посмотрела на Сьюзен, потом встала, обошла стол, подошла к девушке вплотную и нависла над ней.

– Хорошо. Но помни: прошлой ночью ничего не произошло. Совсем. Будешь болтать кому-нибудь, особенно журналистам, знай: тебя запрут в дурдом, а ключи потеряют и забудут, и это еще лучшее, что может с тобой случиться.

– Я так понимаю, это угроза, – медленно сказала Сьюзен. У нее уже был опыт арестов – они с матерью дважды участвовали в маршах протеста, организованных Кампанией за ядерное разоружение, и, хотя ни в первый, ни во второй раз конкретных обвинений им не предъявляли, теперь она понимала, к чему клонит инспектор. – Я свои права знаю…

– Да нет, ничего ты, как видно, не понимаешь, – перебила ее Грин. – Полиция тут ни при чем, законы тоже. Против того, о чем мы говорим, британская юстиция бессильна. Чтобы обезопасить нас от этого древнего дерьма – живых мифов, ходячих легенд и прочего в таком роде, – чтобы подчинить его и связать по рукам и ногам, нужны не статуты и парламентские акты, а клятвы, заклинания, ритуалы и обычаи. Но и они не вечны. Клятвы нарушаются, одни заклинания побеждаются другими, когда простые люди вдруг вспоминают о старом добром фольклоре и решают в него поиграть. И тут возникаем мы – подавляем эти поползновения в зародыше, запрещаем людям даже думать о том, что фольклор реален. Обычно человека достаточно подержать в психушке, подлечить, внушить ему, что он ненадолго спятил, и все в порядке. Но ты – другое дело, ты уже знаешь слишком много. Придется передать тебя книготорговцам из рук в руки.

– Звучит не так уж и…

– Смертная казнь в Британии отменена, но на книготорговцев это не распространяется. У них свое право, – тускло сказала Грин. – Те, кто слишком глубоко увяз в этом дерьме, попадая к ним в руки, исчезают бесследно.

В комнате повисло молчание, только назойливо гудели потолочные лампы.

– Ладно, будем считать, я все поняла… в смысле поняла, что кое-чего мне понимать не положено, – осторожно предложила Сьюзен. – Я знаю, что прошлой ночью я уцелела лишь по счастливой случайности. И не собираюсь никому рассказывать об этом.

– Вот и хорошо. Умница. Ты поможешь нам, а я помогу тебе. Есть один пансион – не то чтобы безопасный, но мы за ним присматриваем. Раз уж ты твердо решила остаться в Лондоне, поживи пока там, а потом переедешь в общежитие. Расходы оплатит правительство ее величества. Это Айлингтон, так что ко всему близко.

– Вы знаете, что я поступила в училище Слейда?

– Смею предположить, что мы знаем о тебе все, – ответила Грин. – С тех пор как мне позвонили и сказали, что «один ваш агент из МИ-пять» устроил погром в зеленой зоне Северного Лондона, я приказала пятерым нашим ребятам искать сведения о тебе. Хотя, может, кое-что они все же упустили. Такова природа вещей, и именно поэтому я настоятельно рекомендую тебе пожить в Айлингтоне у миссис Лондон. Пока мы не убедимся, что знаем всю твою подноготную.

– Миссис Лондон?

– Вот именно. Настоящая, между прочим, фамилия, хотя родом она из Глазго. Как ее сюда занесло, один Бог ведает. Так как, договорились?

– А что там за жилье?

– Обычный пансион – комната одна, но большая. В комнате газ, можно готовить, хотя миссис Лондон держит общий стол. Ванная на этаже, но постояльцев пока мало, так что соседей только двое, – сообщила Грин. – Да там вообще немноголюдно, очередей в ванную не будет. Короче, лучшее, что ты можешь найти за свои деньги.

– Вы и в мой банковский счет залезли?

– Ну, я же сказала, пятеро наших ребят. Двести шестьдесят два фунта и пятьдесят пять пенсов по состоянию на вчерашний вечер. Твой банковский менеджер только огнем не плевался, когда мы разбудили его среди ночи из-за такой малости. Пришлось успокаивать – мол, на его имя послан запрос от заместителя комиссара полиции. В общем, двести пятьдесят фунтов с хвостиком – не та сумма, на которую можно жить припеваючи до самого начала семестра, так? А я тебе говорила, что у миссис Лондон бесплатные завтраки? Причем заметь, не барахло какое-нибудь вроде парочки «уитабиксов»[2] и чашки порошкового молока. Всякие жареные штучки, все по-честному.

Сьюзен вдруг поняла, что дико проголодалась. И неудивительно, со вчерашнего ланча у нее маковой росинки во рту не было, не считая двух печенюшек в участке. Правда, «дядюшка» Фрэнк приглашал ее обедать, но тогда она уже решила, что надо сматываться, и сказалась больной. Хотя он был с ней очень мил, ей все же показалось, что лучше засесть у себя в комнате и запереть дверь.

– А чем занимался Фрэнк Трингли? – спросила она.

– А что тебе сказал книготорговец? – вопросом на вопрос ответила Грин.

– Нет, я не про то… что он… как это назвать… дегустатор… я имею в виду, он же преступник, – залепетала Сьюзен. – Я видела кое-кого из его… подручных… кажется. У него был обрез в пакете из «Сейнсбери». Он даже не прятал его, ствол торчал наружу.

– Почему же ты не ушла оттуда? Не сбежала? – спросила Грин. – Почему ты была у него в доме, когда все случилось?

– Я хотела расспросить Фрэнка о том, в каких отношениях он был с моей мамой, и узнать, с кем она тогда общалась, – промямлила Сьюзен. – Фрэнк обещал рассказать все утром и предложил мне свободную комнату на ночь; там можно было запереться изнутри и все такое. Идти мне все равно было некуда, а тот тип с обрезом ушел. Сам Фрэнк не казался мне страшным. То есть я, конечно, чувствовала, что он какой-то… не такой… но не то чтобы опасный. Потом я передумала и собралась бежать, но наверху началась заваруха… и я пошла посмотреть.

– Важные у тебя, видать, к нему были вопросы, – сказала Грин. – Отца, значит, ищешь?

– А что, заметно? – огрызнулась Сьюзен. – Хотя это не ваше дело.

– Может, и не наше, – ответила Грин. – Но ты ведь сразу поняла, что это не Фрэнк.

– Да, я так подумала, – сказала Сьюзен и нахмурила лоб. – Сама не знаю почему…

– Потому что он был дегустатором, – сказала Грин. – Люди всегда инстинктивно чувствуют, что с ними что-то не так. Удобно для криминальных авторитетов – они пользуются этим, чтобы нагнать на людей страх.

– Но я все же подумала, что Фрэнк мог быть знаком с моим отцом, а значит, мог подсказать, где его искать. А в чем был замешан Фрэнк?

– Как обычно, – пожала плечами Грин. – Сутенерство, наркотики, сбыт краденого. Всего помаленьку. В его подчинении, кстати, была обширная территория – от Севен-Систерс-роуд до Северной кольцевой.

– А почему Мерлин превратил его в пыль?

– Спроси чего полегче, – фыркнула Грин. – Мне откуда знать? Книготорговцы только ставят нас в известность о том, что кто-то… что-то… из Древнего мира досаждает людям и что они сами разберутся. Особенно если в деле замешан еще и криминал.

– Но не в этот раз.

– Точно. Не в этот раз. Так ты готова?

– Да, – сказала Сьюзен.

– А эту историю забудь, – посоветовала Грин. – Как будто и не было ничего. Живи дальше.

– Постараюсь, – пообещала Сьюзен, когда они подходили к дверям.

– Но если начнет твориться какое-нибудь подозрительное дерьмо, звони, – добавила Грин и протянула визитку. – Первый номер – дежурный офицер, на связи круглые сутки, семь дней в неделю. Второй, от руки, мой домашний. Надеюсь, после того как мы с тобой расстанемся у миссис Лондон, тебя ждет долгая и счастливая нормальная жизнь. Но на всякий случай…

– О’кей, – сказала Сьюзен. – Только что вы называете подозрительным дерьмом?

За дверью переминался с ноги на ногу констебль со светлыми усами – похоже, хотел что-то сообщить. Но Грин, увидев его, скорчила такую мину, будто наступила в собачью какашку, тот развернулся и смылся.

– Сама поймешь, – сказала Грин тихо. – Поверь, такое ни с чем не спутаешь. Не исключено… вероятность, правда, невелика, но все же мои коллеги из криминальной полиции считают, что на тебя попытаются выйти дружки Фрэнка – тоже нечисть, но человеческая, уголовники. Кое-кто из них знает, что ты была в доме Фрэнка, когда он… э-э-э… скончался, скажем так. Но с ними проще – не шляйся по сомнительным кабакам и букмекерским конторам к северу от Холлоуэй, и все будет в порядке. Нормальные бандиты стараются держаться подальше от нечисти. Есть, правда, Культ Смерти, но… надеюсь, ты о них не узнаешь.

Сьюзен задумчиво кивнула. Ей вовсе не хотелось, чтобы в ее жизни появилось хоть что-то из того, о чем говорила Грин.

– А как насчет книготорговцев, хоть лево-, хоть праворуких?

– Они тоже должны оставить тебя в покое, – сказала Грин. – Только не ходи в их магазины.

– Так у них и правда есть магазины? – изумилась Сьюзен.

– В Лондоне два. Большой на Чаринг-Кросс-роуд, для новых книг, и второй, маленький, в Мейфэре, для коллекционеров, – сообщила Грин, открывая дверь и первой выходя на парковку. Там она внимательно огляделась и только потом сделала девушке знак. – Осторожно, ступеньки.

Пансион миссис Лондон и впрямь оказался куда лучше любого жилья, которое могла позволить себе Сьюзен. Четырехэтажный викторианский особняк на Милнер-сквер был чистым, содержался безукоризненно, все, чему положено было работать, работало. Сьюзен даже предложили комнату на выбор, и она выбрала верхнюю, под самой крышей. Комната, хотя Сьюзен никогда и никому не призналась бы в этом, оказалась даже больше ее спаленки в старинном и довольно ветхом коттедже матери. К тому же чище, аккуратнее, плюс с мебелью. Даже кровать и та была удобнее, чем дома.

Однако при всем том за комнату платил Особый отдел, а это значило, что за жиличкой не только будут следить – у Сьюзен было свое, весьма предубежденное отношение к тому, что инспектор Грин называла «присматривать», – но и отчитываться полиции о каждом ее шаге. Девушке становилось не по себе при одной мысли об этом, и она сразу дала себе зарок: съехать отсюда, как только найдет работу и получит первую зарплату. Вне всякого сомнения, сама себе она снимет что-нибудь намного хуже этого, но зато будет хозяйкой в своем доме.

Сьюзен приготовилась к тому, что за каждым ее входом и выходом станут следить и якобы равнодушная миссис Лондон, и ее постояльцы. Она ждала активных расспросов за завтраком, ждала, что какому-нибудь симпатичному молодому человеку (или девушке) приспичит пригласить ее на прогулку по городу, во время которой он (или она) станет выспрашивать подробности ее биографии. Но к ее удивлению, другие постояльцы, а их было всего трое, две женщины и один мужчина, оказались значительно старше ее самой и явно заботились скорее о том, чтобы сохранить тайну своей частной жизни, а не о том, как залезть в чужую. За завтраком хозяйка представила Сьюзен соседям, которые назвались явно вымышленными именами, после чего девушка оказалась предоставлена сама себе.

Конечно, она не исключала, что слежка ведется с помощью технических средств, и потому тщательно исследовала в своей комнате выключатели и пару подозрительных бугорков на стенах на предмет микрофонов. Однако бугорки, как и выключатели, оказались абсолютно невинными, а если бы даже не оказались, что она могла поделать? Постояльцам разрешалось пользоваться телефоном – аппарат стоял внизу, возле входной двери, – и уж в нем-то наверняка были жучки, но Сьюзен пока не звонила никому, кроме матери, а разговор с ней вряд ли представлял большой интерес для полиции.

Жассмин – вторая «с» появилась в имени матери всего пару лет назад, после краткого романа с одним нумерологом – нисколько не заинтересовало известие о безвременной кончине «дядюшки» Фрэнка. Правда, Сьюзен ни словом не обмолвилась ей ни о Мерлине, ни об огромной вше, ни о Древнем мире. Впрочем, все остальное, что дочь имела сказать матери при первом телефонном разговоре, также не тронуло Жассмин. Судя по всему, та опять пребывала в одном из своих сомнамбулических состояний: психологи объясняли их экспериментами с ЛСД в шестидесятых, когда она была тесно связана со многими известными персонажами тогдашней музыкальной сцены. Правда, придя в себя, Жассмин неизменно утверждала, что дело вовсе не в кислоте, которую она «употребляла очень умеренно», хотя и водила компанию с теми, кто без наркотиков жить не мог. Сьюзен не знала, верить ей или нет, но не особенно волновалась, давно привыкнув, что любые слова матери лучше делить на восемь.

– Пансион – это хорошо, – рассеянно отозвалась Жассмин. – Пришли мне открытку. С Трафальгарской площадью или другим симпатичным местом.

– Ладно, мам, – ответила Сьюзен.

Она не знала, почему ее мать так прикипела к этому месту, но раз в год, обычно в день рождения Сьюзен, они с матерью наведывались в Лондон и обязательно шли к колонне Нельсона. Там Жассмин пару минут сидела у бронзового льва работы сэра Эдвина Ландсира, а потом вела дочку в первое попавшееся кафе и заказывала пирожные.

Жизнь матери Сьюзен до рождения дочери была тайной. Все, что девушка знала о ее прошлом, было догадками, основанными на редких проговорках матери, – отвечать на прямые вопросы дочери Жассмин категорически отказывалась. Старинная, пятнадцатого века, ферма под Батом была единственным домом, который Сьюзен знала с детства. Ферма, как однажды обмолвилась Жассмин, «всегда принадлежала нашей семье», однако прежде использовалась только как место для отдыха, пока не родилась Сьюзен. Детство самой Жассмин прошло где-то в Центральном Лондоне, причем ее родители были людьми не бедными, судя хотя бы по тому, что ферма располагалась на трехакровом участке, а сам дом за последние сто лет претерпел по меньшей мере две серьезные переделки.

Но ни бабушек, ни дедушек, ни других родственников Сьюзен не видела ни разу – сколько она себя помнила, всегда были только она и мать.

Принимая во внимание то упорство, с которым мать избегала любых разговоров о собственном прошлом, можно считать настоящим чудом, что Сьюзен удалось добыть хоть какую-то информацию о своем возможном отце – несколько имен и еще кое-что. Правда, взглянув на Фрэнка Трингли, девушка нутром почуяла, что он ей не отец. Позже, услышав от инспектора Грин, что дегустаторы всегда вызывают у людей глубокое отторжение, она поняла почему.

Вычислить и найти Трингли было легче легкого. Каждый год он присылал рождественские подарки, а на упаковках стояли его полное имя и адрес. С остальными оказалось сложнее – от одних осталось только имя, от других, наоборот, только фамилия, записанная со слуха, и не факт, что верно. Еще в коллекции ее сокровищ были читательский билет, кажется, из библиотеки Британского музея, но такой линялый, словно его постирали в кармане штанов или куртки, так что имя выцвело до полной неузнаваемости, и портсигар, серебряный, с эмблемой, а то и гербом на крышке, однако имело это отношение к последнему владельцу вещи или нет, сказать было невозможно.

Но прежде чем пускаться в расследования, следовало позаботиться о заработке. Сьюзен имела приличный опыт работы в кафе, ресторанах и пабах (подрабатывала с четырнадцати лет – нелегально, конечно, но в провинции никто на это не обращал внимания), однако теперь, когда страна погрузилась в рецессию, найти место подавальщицы в пабе уже было счастьем. Но Сьюзен и тут повезло – в первый же день, после всего лишь четырнадцати неудачных попыток, она вошла в паб, откуда собралась увольняться барменша – уезжала домой, в Австралию – и Сьюзен заняла ее место за стойкой. С владельцами она прекрасно поладила, и зарплату ей назначили поистине королевскую – целых шестьдесят пенсов в час, разумеется, наличными из рук в руки. В пабе под названием «Дважды коронованный лебедь» на Клаудсли-роуд, всего в полумиле от Милнер-сквер, ей надлежало отрабатывать полную смену; правда, дни работы не были точно определены.

«Лебедь» – замечательное место, решила Сьюзен, поработав там пару раз. Во-первых, там было чисто, во-вторых, тихо: хозяин и его партнер, откликавшиеся на имена «мистер Эрик» и «мистер Пол», двадцать пять лет трудились в цирке – кидали и вертели друг друга на арене, а также перебрасывались и жонглировали разными тяжелыми предметами. Номер назывался «силовая гимнастика». Оба до сих пор с легкостью выполняли сальто назад с места и носили по два бочонка пива зараз. Понятно, что с ними предпочитали не связываться, и разборки с подвыпившими клиентами, отравлявшие Сьюзен жизнь в других местах, здесь были редкими и скоротечными.

Правда, мистер Эрик и мистер Пол тоже были не без придури – например, требовали, чтобы, наливая клиенту пива, Сьюзен всегда держала кружку под определенным углом к крану, бутылочку с тоником ставила слева от стакана с джином, а сумму сдачи не считывала с экрана кассового аппарата, но отсчитывала вслух, монету за монетой. Но соблюдение этих нехитрых правил не казалось Сьюзен такой уж большой обузой. Зато, начав работать, она обнаружила, что ей некогда ни думать о происшествии в Хайгейт-Вуд, ни заниматься поисками отца. Смена начиналась в одиннадцать утра и продолжалась до половины двенадцатого, а то и до полуночи, смотря сколько времени уходило на уборку после закрытия в половине одиннадцатого. Правда, с трех до четырех часов дня паб тоже был закрыт для посетителей, но работа всегда находилась: прибрать, выставить товар, помочь мистеру Полу на кухне.

Но прошла неделя, и Сьюзен наконец получила выходной. Подсознание тут же воспользовалось этим, взявшись за переработку информации, полученной в Хайгейт-Вуд. Результат был таким: в четыре часа утра девушка вскочила как ошпаренная – ей снилось, будто в комнату с улицы просачивается черный туман, а по лестнице поднимается водяной. Она даже порадовалась, что выматывается в пабе до полного изнеможения. Приснись ей такое в первую ночь, она не только проснулась бы сама, но и разбудила бы всех в доме своим криком.

Она встала, включила свет, убедилась, что не забыла запереть дверь на ночь, подошла к окну и проверила защелки – опущены. Улица за оградой была пуста, площадь тоже. Луна еще не взошла, облака застилали небо, и единственным источником света на улице были фонари.

Она успокоилась и подумала, что сон приснился ей просто так, ни с того ни с сего.

И подошла ко второму, маленькому окошку, которое выходило на узкий длинный участок позади дома. Бо́льшую его часть занимал газон, справа был небольшой клочок, отведенный под овощи, а позади, у самой ограды, – деревянный сарай с черепичной крышей.

На крыше кто-то был.

Кто-то темный сидел, поджав под себя лапы и отбрасывая длинную тень. Сине-зеленые глаза смотрели прямо на Сьюзен.

«Лиса из парка пришла, – успокоила себя девушка. – Или Мистер Нимбус, хозяйский кот».

Но существо было куда крупнее лисы или кошки, а его глаза горели отнюдь не отраженным светом – на заднем фасаде дома миссис Лондон не было фонарей, отражать было нечего. Нет, эти глаза горели ярким бирюзовым огнем, который шел изнутри…

И вдруг глаза, а с ними и туловище, исчезли. Никто не скользнул с крыши сарая на землю, просто глаза только что смотрели на нее, и вот уже их нет.

Растаяли. Испарились.

Сьюзен еще раз проверила раму, которая запиралась не только на обычную защелку, но и на солидный болт. Болт вставлен в петлю, защелка закрыта.

Значит, внутрь никто не попадет. По крайней мере, не сразу. Сначала придется разбить окно, то есть поднять шум.

Почему-то эта мысль не прибавила Сьюзен уверенности. Девушка натянула на себя видавшую виды футболку с надписью «Clash», линялый комбинезон, поразмыслила, обуваться или не стоит, но все же решила, что пойти на кухню за скалкой лучше в ботинках. У миссис Лондон была настоящая старинная скалка из дерева, твердого, как железо, с двумя веретенообразными ручками. Вооружившись ею, Сьюзен вернулась к себе, села в единственное кресло, развернув его так, чтобы видеть сразу дверь, большое окно, выходившее на улицу, и маленькое, смотревшее в сад. Так она и просидела до самого утра.

Утром она съела полный английский завтрак – весь, кроме черного пудинга, который хозяйка, уже зная привычки Сьюзен, даже не предлагала ей, – и подумала, не вернуться ли в постель. Прочие жильцы, позавтракав, встали из-за стола и пошли на работу, на учебу или по другим делам. Миссис Лондон проводила каждого своим фирменным шотландским бурчанием, в котором можно было угадать что-то вроде «Доброго вам дня».

Накануне Сьюзен думала посвятить выходной поискам своего родителя, однако ночная тень на крыше сарая заставила ее изменить планы. Надо сперва поговорить с Мерлином, а значит, отправиться в один из двух магазинов, о которых говорила инспектор Грин.

Полчаса спустя она вышла из дому и, уже закрывая дверь, поняла, что на крыльце кто-то стоит. Это оказалась яркая молодая блондинка в широкополой ковбойской шляпе, кожаной байкерской куртке поверх синего хлопкового сарафана и в мартенсах, таких же, как у Сьюзен, только черных. Ансамбль завершала радужная сумка-торба из шерсти яка, при виде которой Сьюзен разинула рот, да так и застыла.

– Мерлин?

– Сьюзен! – воскликнул он и сногсшибательно улыбнулся. Затем сделал… сделала… шаг вперед и то ли поклонился, то ли присела в реверансе, Сьюзен не успела понять.

– Ты что, изменился? – с сомнением спросила Сьюзен. – Стал женщиной?

– Нет, – сказал Мерлин. – На такую тотальную перемену облика нужны время и визит в… ну, в одно особое место, где тебе помогут. Просто я люблю платья и надеваю их иногда.

– А я как раз собралась к вам в магазин, тебя искать, – сказала Сьюзен. – Ты знал?

– Откуда? – спросил Мерлин. – Я только сегодня вышел с больничного, и власти предержащие тут же отправили меня сюда. Приглашают тебя на разговор.

– Хм, когда ты говоришь «власти предержащие», ты имеешь в виду… мм… настоящие власти?..

– Нет, я имею в виду своего двоюродного деда Торстона и двоюродную бабку Меррихью, – объяснил он. – А я тебе зачем понадобился?

– Я… я кое-что видела сегодня ночью, – сказала Сьюзен. – Точнее, рано утром. Оно сидело в саду и смотрело на мое окно. Вроде лисы, но крупнее, и глаза такие… горящие.

– Какого цвета?

– Зеленовато-синие. Бирюзовые. А потом оно исчезло. Понимаешь, я смотрела прямо на него, не отводя глаз, и вдруг его не стало. Оно не отвернулось, и с крыши никто не прыгал.

Мерлин изогнул бровь:

– Значит, в саду? Здесь, за этим домом?

– Да, на крыше сарая. Что это было?

– Не знаю, надо поглядеть.

Сьюзен отперла дверь ключом, который даже не успела убрать в карман, и сразу увидела миссис Лондон: хозяйка стояла в прихожей с таким видом, будто только что отскочила от двери, когда щелкнул замок. Мерлин, войдя следом за Сьюзен, весело приветствовал хозяйку и даже помахал ей левой рукой в белой хлопковой перчатке.

– Доброе утро, миссис Эл! Как жизнь?

– Оттого что ты спросил, лучше не стала, – буркнула в ответ миссис Лондон. – Ты кто? И смотри, не ври мне, я должна записать тебя в книгу.

– Как, миссис Эл… опять… я в отчаянии… это же я, Мерлин.

– А я думала, твоя сестра. Уж вы мне оба с вашими выходками.

– Нас теперь очень легко различить, миссис Эл, – легкомысленно защебетал Мерлин. – Она стала праворукой.

– В какую еще книгу? – спросила хозяйку Сьюзен. – Вы ведете записи для полиции?

– Нет, для инспектора, – ответила миссис Лондон кисло. – Это не одно и то же. – Она подозрительно взглянула на Мерлина. – А что тебе здесь нужно? Инспектор сказала, что у Сьюзен с вами все кончено.

– Увы, похоже, что нет, – отвечал Мерлин. – Я должен заглянуть в ваш сад, миссис Эл. Ночью там кое-кто побывал. По крайней мере, посидел на сарае.

– То-то я смотрю, Мистер Нимбус все утро к нему принюхивается, – сказала миссис Лондон. – Ну, тогда проходи.

– Спасибо! – просиял Мерлин и метнулся мимо хозяйки с такой скоростью, что Сьюзен лишь с большим трудом удалось не отстать от него. Когда за ними закрылась сначала кухонная дверь, а затем и дверь черного хода, Мерлин наклонился к девушке и шепнул:

– Кто такой Мистер Нимбус?

– Кот, – ответила Сьюзен.

– Правда? Значит, новенький… Интересно, куда подевалась Терпсихора, ее кошка. Полезные они создания, эти коты. Знаешь, как говорят: «Кошки, совы да лучшие из воронов понимают в жизни больше, чем любой двуногий».

– Кто так говорит?

– Не помню, где-то читал, – сказал Мерлин и прошелся вдоль газона, время от времени нагибаясь и разглядывая кирпичный бордюр. – Кстати, как тебе мое платье?

– Э-э-э… красивое.

– А я тебе больше нравлюсь в брюках или в платье?

– Я как-то не думала, – промямлила Сьюзен, усиленно думавшая об этом.

Мерлин сверкнул озорной улыбкой и провел левой ладонью по мощеной дорожке, которая вела мимо газона к сараю.

– Защита не снята.

– Какая защита?

– Магические линии не нарушены. Специальные границы, преступить которые не может ни одно злонамеренное существо. Дом и сад обнесены ими со всех сторон, и, насколько я могу судить, никто даже не пытался их снимать.

– А насколько ты можешь судить?

– Конечно, праворукие лучше понимают в этом, – сказал Мерлин. – Но границы явно не пострадали. Кстати, тебе идет комбинезон.

– Э-э-э… спасибо, – только и смогла ответить Сьюзен.

– Мне тоже, – добавил Мерлин задумчиво. – Когда удается найти свой размер.

Сьюзен машинально кивнула и встала.

– Хочешь, сходим потом в кино? Или выпьем чего-нибудь? – предложил Мерлин.

– Ты что, приглашаешь меня на свидание?

– Да, – подтвердил Мерлин немного удивленно, будто сам не ждал, что ляпнет такое.

– Мы так мало знакомы, – как можно небрежнее произнесла Сьюзен.

Конечно, ее влекло к Мерлину – а кого на ее месте не влекло бы? – но ей не нравилось, что он об этом знает. Он явно был из тех самоуверенных красавцев, которым обязательно нужно влюблять в себя всех встречных и поперечных, а Сьюзен вовсе не видела себя в роли безнадежно влюбленной молоденькой дурочки.

– Мы с тобой спасли друг другу жизнь, – сказал Мерлин. – Разве это не достаточная почва для сближения? Кстати, скажи…

– Но что это за тварь была на крыше? – перебила его Сьюзен, которой не терпелось вернуть разговор в прежнее русло. – А еще ты говорил, что отведешь меня в книжный… и вообще, у меня кое-кто есть.

– Вот как? А разве вы не расстались, когда ты сказала, что уезжаешь? Иначе было бы нечестно. Как ее зовут? Или его? И кстати, поскольку защита не пострадала, кекса не могла подойти к тебе ближе, чем ты ее видела.

– Ке… кто? Его зовут Ленни. Он музыкант, играет на французском рожке.

Слова сами сорвались с языка Сьюзен, о чем она тут же пожалела – незачем было рассказывать такие подробности. Но Мерлин лишь приподнял бровь.

– Кекса. Или дурманная кошка, кому как нравится. Зверь в кошачьем обличье, является в глухие часы ночи, дыхание его – яд. Кто-то ее послал – что-то разнюхать или на кого-то дохнуть. По-моему, все подтверждается.

– Что подтверждается? – не поняла Сьюзен и поглядела на него с раздражением и испугом.

Черт, разве можно быть таким симпатичным, таинственным и противным сразу?!

– Правота дядюшки Торстона. Он никогда не ошибается, когда дает себе труд вникнуть во что-нибудь. Да, Предкам просто необходимо на тебя взглянуть. Пошли, такси ждет.

Он повернулся и пошел назад, к дому, но Сьюзен схватила его за плечо.

– Ай!

– Ой, прости! Больно?

– Конечно больно, – ответил Мерлин. – Не зря же мне на две недели дали легкую работу. Никаких пачек с книгами, никаких уборок на полках. Чудесно.

Он хотел было идти дальше, но Сьюзен заговорила резко и настойчиво:

– Мерлин! Зачем твои родственники хотят меня видеть? И кто послал эту… как ее…

– Кексу.

– Да, вот именно. Инспектор Грин предупреждала, что мне грозят неприятности от Древнего мира, если я останусь в Лондоне.

– Она права, – сказал Мерлин. – Причем дело обстоит даже серьезнее, чем мы предполагали сначала, раз к тебе прислали дурманную кошку. Вот поэтому тебе и надо поехать со мной.

– Грин предупредила, чтобы я не встречалась больше с тобой, и вообще с книготорговцами.

– Хороший совет. Был.

– Почему «был»? И что вас так во мне заинтересовало?

– Ну, лично мне ты нравишься, и…

– Мерлин…

– Кекса идет по твоему следу, но мало того, мой многоуважаемый родич полагает, что тогда, в лесу, страж Род Альфара метил вовсе не в меня. По правде сказать, я сам подал ему эту идею, когда поразмыслил над тем, что случилось.

– Что ты хочешь сказать? Попал-то он в тебя!

– Да. Я встал на пути его стрелы. Но предназначалась она тебе.

– Мне?!

– А Род Альфара не стреляют в простых смертных. Обычно. Так что мой достопочтенный двоюродный дедушка, вообще-то, конечно, прапрапра- и еще много раз прадедушка, посовещался с достопочтенной столько же раз прабабушкой, и оба спросили себя: кто же тогда ты?

– Никто, – отрезала Сьюзен.

– Твоя мамуля водила дружбу с дегустатором, – напомнил ей Мерлин. – С кем еще она была знакома в те дни?

– Вот это я как раз пытаюсь узнать, – сказала Сьюзен. – А почему ты уверен, что страж Род Альфара целился в меня?

– Я просто уверен. А вот дядя Торстон проверил: заставил кузена Нормана посмотреть назад.

Сьюзен уже открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но Мерлин, сжалившись над ней, заговорил сам:

– Норман – праворукий предсказатель в своем роде. Этакий оракул наоборот. Видит не то, что будет, а то, что было. Понимаю, тебе не терпится спросить, поэтому говорю сразу: праворукие, которые могут заглянуть в будущее, тоже существуют, вот только видят они обрывки, не разберешь, что к чему. Так что судьбу мы не предсказываем, не надейся.

– Да мне и не надо, – с раздражением ответила Сьюзен. – Только… если Норман может заглянуть в прошлое, может, он увидит там моего отца и все станет намного проще.

– Хм… Чем дальше в прошлое, тем туманнее картинка, – сказал Мерлин. – Особенно для Нормана, который, честно говоря, туповат. Ладно, пошли, такси ждет.

– Правда? – удивилась Сьюзен, входя за ним в дом. – Широко живешь. У меня нет денег даже на то, чтобы поймать такси на улице, не говоря уже о том, чтобы заставить водителя ждать.

– Так я же не плачу! – воскликнул Мерлин. – С каких шишей, я ведь работаю в книжном, зарплата мизерная, вечно хожу с пустыми карманами. Все мои тряпки из «Оксфама», даже самые роскошные, или взяты напрокат у родичей. Просто у нас три семейных такси: у тети Одри, у дяди Джерома и одно общее, им пользуются все, кому надо. Кроме меня, увы, – с тех пор, как я разбил «дженсен» Эмилии, мне не доверяют садиться за баранку, никто ведь не учитывает, что я сделал это с целью задержать… а, ладно. Тетушка Меррихью предлагала завести такси как в том старом ТВ-шоу, знаешь, про шпионов. Ну, там еще лампочка такая, электрическая, на шнуре, качается, качается, а потом тр-рах, и разлетается от выстрела – да-да-дум, да-да-да-дум, да-да-дум, да-да-да-дум, пау!

– Каллан, – сказала Сьюзен. – Я смотрела. Что ж, идея хорошая, можно и такси взять, чтобы не отсвечивать. Хотя, по мне, лучше на метро: и дешевле, и быстрее.

– Нам нельзя в метро, – сказал Мерлин.

Выйдя из пансиона, он замешкался на нижней ступеньке крыльца, положив руку на низкую металлическую калитку. Сьюзен захлопнула дверь и остановилась в шаге от Мерлина, ожидая, когда тот сдвинется с места. Но он все стоял и крутил головой, разглядывая площадь перед домом.

– Концепция мифического палимпсеста, с которой я познакомил тебя в прошлый раз… короче, слои очень толстые, они тянутся почти через весь Лондон, особенно под землей. Там полно тварей, которые мирно спят, давно забытые всеми, и лучше, чтобы так продолжалось и дальше. Но есть и другие твари, которые не спят, а ждут знака, чтобы начать действовать. Наше присутствие беспокоит их. Вот почему мы никогда не ездим в метро, только в самых крайних случаях.

– Неудобно, – буркнула Сьюзен. – А как же автобусы?

– О, с автобусами все в полном порядке, – заверил ее Мерлин. – Просто на такси быстрее. Мне повезло, сегодня я получил разрешение им воспользоваться. Даже и не знаю, с чего бы это – то ли ты их действительно так интересуешь, то ли мне сочувствуют из-за моей слабости.

– Прости, что схватила тебя за плечо в саду. Я забыла.

– Вообще-то, мне совсем не больно, только никому не говори, – сказал Мерлин и снова оглядел площадь из конца в конец. – Куда запропастилась тетя Одри с такси?

Сьюзен тоже стала смотреть. На площади было припарковано много разных машин, но черного кеба среди них не было.

– Пассажира взяла, как пить дать! – в сердцах сказал Мерлин. – Вечно она соблазняется быстрыми деньгами, на мелкие расходы зарабатывает. Если бы везла кого-нибудь из кузенов постарше, то не позволила бы себе такого. Еще и дождь начинается.

– Придется нам все же ехать на автобусе, – сказала Сьюзен и подняла голову, чтобы взглянуть на небо. Дождь еще не шел, но, судя по тяжелым облакам, собирался, грозя свести на нет все обещания весны перейти в лето, которыми она разбрасывалась с 8:20 до 9:13, пока солнце ласково светило с безмятежно голубого неба. – Кстати, а куда мы едем?

– В Новый книжный, – сказал Мерлин, продолжая разглядывать машины на их стороне площади. – В Мейфэр. Стэнхоуп-Гейт.

– О-о… А я думала, вы продаете новые книги в большом магазине на Чаринг-Кросс-роуд. Так говорила инспектор Грин. Я была там, в «Фойле». Это где-то рядом?

– В Новом книжном продают старые книги, коллекционные экземпляры и вообще всякие редкости, – ответил Мерлин, по-прежнему не сходя с места; проследив за взглядом Мерлина, Сьюзен поняла, что его заинтересовал зеленый фургон «форд», в котором сидели двое. – В Старом книжном на Чаринг-Кросс-роуд продают новые книги. Ярдах в ста от «Фойла».

– Запутаться можно, – сказала Сьюзен. – Это что, настоящие названия ваших магазинов?

– Да, – сказал Мерлин. – Новый книжный в его нынешнем виде существует с тысяча восемьсот второго года; Старый книжный построили в тысяча семьсот двадцать девятом. Вот поэтому они называются «старый» и «новый». Слушай, ты раньше видела вон тот зеленый фургон? На площади?

Сьюзен пригляделась. Обычный фургон темно-зеленого цвета, ничем не примечательный, выпущенный не меньше десяти лет назад. На боку выцветшая надпись: «Совет Большого Лондона».

– Не знаю, – медленно ответила она. – Я вообще редко обращаю внимание на машины.

Двое в фургоне заметили ее взгляд, переглянулись, перекинулись парой слов и, кивнув друг другу, вышли на улицу. Обычные, казалось бы, рабочие в комбинезонах, если бы не черные балаклавы на лице и не молоток в руке.

Один из них ткнул пальцем в Сьюзен:

– Ты, Сьюзен Аркшо. А ну иди сюда!

– Зайди в дом и скажи миссис Лондон, пусть жмет на кнопку, – спокойно сказал Мерлин и раскрыл свою радужную торбу.

Его рука в перчатке нырнула туда и вынырнула, сжимая здоровенный револьвер. «Смитон.357», вспомнила Сьюзен, вставляя в скважину ключ и толкая дверь.

– Миссис Лондон! Мерлин сказал, надо жать на кнопку!

Снаружи Мерлин уже светским тоном приказывал «рабочим»:

– Бросьте молотки и поднимите повыше руки…

Миссис Лондон бежала вниз по лестнице, по пятам за ней семенил Мистер Нимбус.

Сьюзен не расслышала, что именно сказал Мерлину мужик в балаклаве, что-то вроде: «Не великовата ли пушка для такой смазливой девчонки?»

Грохнул выстрел, кто-то завизжал, молотки со стуком попадали на мостовую, а Мерлин уже отдавал новый приказ.

– Ох уж эти мне книготорговцы! – фыркнула миссис Лондон, подбегая к репродукции «Оленя в окружении волков», висевшей над общим телефоном.

Надавив на уголок рамы, она просунула руку за наклонившуюся картину, нащупала тревожную кнопку на стене, нажала ее большим пальцем и подождала секунду.

Затем миссис Лондон удивила Сьюзен еще больше: отойдя от картины, она вынула из кармана своего передника синий автоматический пистолетик, шагнула к двери и, спрятавшись за косяк и вытянув обе руки с пистолетом вдоль тела, как заправский профессионал, выглянула в дверной проем.

– Хм… – произнесла она и тут же предупредила двинувшуюся к ней Сьюзен: – Нет. Стой там.

Снаружи Мерлин продолжал что-то говорить мужчинам. Сьюзен с напряжением ждала нового выстрела, но его не последовало. Вдали завыли сирены.

– Что там происходит?

– Ничего особенного. Два дурака лежат носом в асфальт, один, кажется, с простреленной ступней, – ответила миссис Лондон.

Зазвонил телефон. Миссис Лондон, не закрывая двери, попятилась к нему и свободной левой рукой сняла трубку.

– Лондон. Да. Порядок. Двое нападающих на улице, огнестрел в ногу, нужна «скорая». Один либер меркатор особого назначения на улице, э-э-э… женщина, молодая, блондинка, голубое платье, кожаная куртка, с револьвером. Передам.

Сьюзен обратила внимание, что по телефону хозяйка говорила совершенно чисто, шотландский акцент как рукой сняло.

Повесив трубку, миссис Лондон повернулась к двери и крикнула:

– Мерлин! – Акцент вернулся. – Две машины Д-одиннадцать в паре минут отсюда, с ними «панда» из Толпаддла. Приготовь ордер.

– Ясно, – крикнул в ответ Мерлин. – А вот и тетушка Одри, весьма сконфуженная, как ей и полагается. И где же вы были, тетечка?

– Пусть войдет, – крикнула ему миссис Лондон.

Через пару секунд в дом вкатилась улыбчивая пухлая коротышка лет сорока, черноволосая и темнокожая, в джинсах и вельветовом пиджаке поверх футболки. На левой руке красовалась потрепанная перчатка из коричневой кожи. Голой правой она держала пакетик из фольги, от которого шел умопомрачительный запах съестного.

– Миссис Эл, привет, – начала она. – Я только в кебабную сгоняла, пока Мерлин тут копался, а то я без завтрака. Здрасьте, ты, наверное, Сьюзен. Я Одри.

– Э-э-э… здрасьте, Одри, – ответила Сьюзен за двоих, потому что миссис Лондон только хмыкнула. Сирены приближались. – А мне что, опять в полицию придется ехать?

– Нет, – ответили в один голос Одри и хозяйка пансиона.

– Хотя инспектор Грин наверняка захочет с тобой побеседовать, – добавила миссис Лондон.

– Но сначала ты поедешь с нами, – сказала Одри. – Миссис Эл, вы узнаете тех двоих на улице?

– Нет, – ответила хозяйка. – Они не местные. Здесь вокруг все знают, что это за дом, так что никто сюда не полезет. Ну разве что полные придурки.

Сирены на улице завывали все громче, шины с визгом терлись об асфальт, но вот все стихло, захлопали дверцы машин. Синий свет полицейских мигалок заливал переднюю через полуоткрытую дверь.

– Вооруженная полиция! Всем стоять!

Одри развернула свой кебаб и смачно впилась в него зубами. Миссис Лондон спрятала пистолет в карман.

– Пять минут на уборку – и сматываемся, – сказала Одри, продолжая жевать.

– Ты какая-то тихая, – сказал Мерлин, когда они со Сьюзен устроились в такси.

Сидя на откидном сиденье, лицом к ней, он внимательно оглядывал улицу и машины, в потоке которых они ползли по Юстон-роуд. Движение, как всегда, было отвратительным, к тому же заморосило.

– Я из провинции, студентка художественного колледжа, – ответила Сьюзен. – В Лондон приехала учиться и искать отца. Я вовсе не собиралась… становиться частью… вот этого всего. Мало мне того подозрительного дерьма, как выражается Грин, в которое я вляпалась с самого начала, теперь еще эти бандиты… Ну почему все это должно было случиться именно со мной?

– Хороший вопрос, – сказал Мерлин. – Я бы тоже хотел знать ответ.

Сьюзен злобно зыркнула на него, но промолчала. Разговор возобновился, лишь когда они проезжали мимо Дома телерадиовещания на Портленд-плейс.

– Би-би-си, – кивнул на здание Мерлин с видом столичного жителя, отвечающего на вопрос деревенщины.

– Знаю, – раздраженно бросила Сьюзен. – Говорю же тебе, я бывала в Лондоне. Раньше мы каждый год приезжали сюда на мой день рождения, только недавно перестали.

– Это я так, – отозвался Мерлин. – Просто чтобы разговор поддержать. А то ты притихла…

– Расскажи лучше, за что ты ткнул Фрэнка Трингли серебряной булавкой, – перебила его Сьюзен. – Я тебя спрашивала, но ты так и не ответил.

Мерлин покосился через плечо на Одри. Окошко в стеклянной перегородке между пассажирским и водительским отсеками было открыто.

– Хороший вопрос, дорогуша, – поддакнула Одри. – Так за что?

– Он не пожелал ответить на мои вопросы, – чопорно произнес Мерлин. – Хотя я был очень вежлив. А потом он решил полоснуть меня бритвой.

– Тебе повезло, что он так решил и к тому же затевал что-то действительно нехорошее, – сказала Одри. – Причем нехорошее в нашем смысле – завел гигантскую вошь и все прочее. А иначе ты уже огребал бы капустные грядки позади Торн-Хауса.

– Я знаю, – капризно ответил Мерлин.

– Слушайте, о чем тут речь, а? – сердито вмешалась Сьюзен. – И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Что ты хотел выяснить?

– Торн-Хаус – тоже часть семейного наследства, – сказал Мерлин. – Это в деревне, в Дорсете. Там выращивают овощи, много разных овощей. Тебе бы там понравилось. А вот мне – нет, поэтому меня и отправили бы туда в наказание.

– Если я выросла в деревне, это еще не значит, что я фермер, – возразила Сьюзен. – Так что ты хотел узнать?

Мерлин вздохнул.

– Шесть лет назад убили мою мать, – тихо проговорил он, глядя на свои руки: обнаженная правая лежала поверх левой в перчатке. – Застрелили. Предположительно, несчастный случай, из тех, о которых говорят, что человек оказался «не в том месте не в то время». На Слоан-стрит ограбили ювелирный, она вмешалась. Трое грабителей выскочили из магазина, когда она выходила из своего любимого цветочного по соседству. Мама уложила всех троих, но оказалось, что в машине ждал четвертый, с обрезом. Он выстрелил ей в спину, сразу из двух стволов. Когда мне исполнилось восемнадцать и я прошел посвящение, я затребовал в Скотленд-Ярде дело моей матери. Можете сколько угодно называть это нездоровым интересом, но едва я прочитал его, как сразу понял: ни о каком несчастном случае и речи быть не может. Я уверен, что тех троих специально послали туда, чтобы убить мою мать. Ограбление ювелирного было лишь прикрытием. В общем, весь этот год я, пусть и урывками, собираю сведения по этому делу.

– Хотя тебе велели оставить его в покое, – вмешалась Одри. На Оксфорд-серкус движение снова заглохло, так что она могла спокойно повернуться затылком к баранке и поболтать с ними через открытое окошко. Вместе с ее словами до них донесся крепкий аромат говядины с луком. – Никаких свидетельств запланированного убийства не обнаружено.

– Никаких, кроме необычайной тупости исполнителей, – огрызнулся Мерлин. – Я разговаривал с ними в тюрьме. Со всеми, кроме стрелка Крэддока, – мать, хотя и с двумя пулями в спине, успела отправить его к праотцам. Так вот, я выяснил, что они полные кретины. Уверен, что с их мозгами хорошо поработали. Все трое рассказывали одну и ту же историю.

– Может, они всегда были такими, – неуверенно предположила Одри. – Уголовники часто не отличаются умом и сообразительностью. Погоди-ка, у нас кое-что наклевывается.

Двигатель снова заурчал, и Одри со снайперской точностью направила машину в узкую щель между белым «фордом-транзит» и автобусом, прежде чем невесть откуда взявшийся фургон перегородил им дорогу и на добрых минут десять отрезал другим водителям доступ к Оксфорд-стрит.

– Бандиты редко рассказывают одну и ту же историю одинаково, – возразил Мерлин. – А эти слово в слово твердят одно и то же, причем уже много лет. Обычно люди что-то путают, забывают. Значит, этот рассказ буквально вписали им в память, предварительно стерев оттуда кое-что другое. Тогда я покопался в их досье, досье их приятелей и так далее. Я искал связи, то, что свело их вместе для этой работы.

– И конечно, ни фига не нашел, – отозвалась Одри, резко бросая руль вправо, в сторону Ганновер-стрит. – И тебе велели оставить это дело в покое. В который уже раз.

– Ну да, ничего определенного я не нашел, – признался Мерлин.

– А как же твой кузен? – спросила Сьюзен, которая думала о нем с тех пор, как ей рассказал про него Мерлин. – Оракул наоборот.

– Чего-чего? – не поняла Одри.

– Я воспользовался этим выражением, чтобы объяснить Сьюзен суть дара Нортона, – высокомерно ответил Мерлин. – Да, Нортон заглядывал в прошлое по моей просьбе. Но со дня убийства прошло пять лет, а Нортон лучше всего работает, когда речь о месяце-другом, не больше. Правда, есть такие… сущности… которые могут разобраться в путанице прошедшего или будущего либо дать подсказку, чтобы помочь вычислить правду. К одной из них я сходил.

– Против правил, – сказала Одри.

– Они в серой зоне, – ответил Мерлин.

– Ну и что? – сухо спросила Одри и тут же выругалась и вывернула в сторону руль, чтобы объехать пешехода, который внезапно шагнул на проезжую часть.

За ним потянулись другие – люди обходили группу рабочих: окружив наполовину вырытую дыру в тротуаре, те смотрели в нее с таким видом, будто она была диковинной тварью, готовой скрыться, стоит им только отвести взгляд.

– Короче, она… оно… сказало мне вот что. – И Мерлин, набрав полную грудь воздуха, откинулся на спинку сиденья и монотонно продекламировал:

– Да уж, помогла так помогла, – заметила Одри. – Я насчет «не заговорит».

– Оракулы обычно уклончивы и ненадежны, – сказал Мерлин. – Вот почему я решил, что в этой песенке не хватает одной строки, невысказанного «пока не», или что разговор с этим парнем, если я его найду, даст мне другую подсказку. И в сущности, оказался прав. Кстати, «Город Луны» – это Луан-Дун, или Лондон. Вот почему я решил пошарить среди дегустаторов Северного Лондона и обратить особое внимание на тех, кто связан с преступным миром. Я нашел двоих – карманника и книжного вора. Не самые большие авторитеты, конечно, но именно они вывели меня на Трингли, настоящего вора в законе. С теми двумя я разговаривал вполне мирно и с «дядей Фрэнком» поговорил бы так же, если бы тот не полез за бритвой…

Вдруг он умолк, подался вперед и уставился через плечо Сьюзен в заднее окно, потом резко обернулся и поглядел в переднее. Такси медленно ползло по Керзон-стрит, только что миновало поворот на Болтон-стрит. Вся проезжая часть была запружена автомобилями, а тротуары – пешеходами, в основном туристами.

– Одри! – воскликнул он. – Мелюзга!

– Вижу, – ответила Одри так, словно глазам своим не верила. – Чего это они повылезли-то при солнце?

Сьюзен разглядывала улицу сквозь боковое окно в рябинках дождя, пытаясь понять, что так встревожило Мерлина и Одри. На ее взгляд, снаружи все было как обычно – море машин, фургонов и мотоциклов плескалось между тротуарами, по которым тек такой плотный поток пешеходов с зонтами всевозможных цветов, форм и размеров, что те, у кого зонтов не было, то и дело подныривали под чужие, не желая получить струйку воды за шиворот или спицу в глаз.

– Там нет солнца, – сказала она. – А что вы…

– Фигура речи, – пояснил Мерлин. – Те, кого мы зовем мелюзгой, вообще не показываются при свете дня… а тут я уже троих насчитал, Одри…

– А я – четверых, – последовал ответ. – Пятерых… Чертово движение! А вон шестой! Седьмой! Ну же, поезжай, идиот!

Такси резко остановилось – впереди него сдал назад фургон, причем там, где места для этого не было совершенно. Позади них автомобили и без того стояли бампер к бамперу, так что такси застряло намертво.

– Остаемся здесь или сматываемся? – тревожно спросил Мерлин.

Одри посмотрела вперед, по сторонам и наконец назад.

– Они окружают такси хороводом, – мрачно сказала она. – Кто знает, вдруг холодное железо поможет, но я не понимаю, я такое в первый раз вижу. И вообще никогда их так много не видела, не говоря уже о том, чтобы они танцевали при свете дня. Сматываемся!

– Ладно, – сказал Мерлин. – Ты на восток? А мы на запад?

– Ага, – выдохнула Одри.

– У тебя нет чего-нибудь старого, чтобы их треснуть?

В ответ Одри выхватила из-под солнечного козырька палку из ветки терновника. Палка была примерно ярд длиной, кривая, узловатая и твердая, как железо, без наконечника или украшений. Два шипа торчали из ствола крестообразно, образуя что-то вроде рукоятки. Одри просунула палку в окошко перегородки:

– Возьми ты. Они наверняка гонятся за Сьюзен.

– Спасибо, – ответил Мерлин.

– Если удерете от них, отключишь охрану, – добавила Одри.

– Ага. И ты, – сказал Мерлин.

– Готовы? – спросила Одри. – Вперед!

– Что такое? – удивилась Сьюзен.

Она смотрела в окно. Снаружи все выглядело совершенно нормально, и вдруг прямо за стеклом возник ребенок: мальчик лет пяти или шести, со странной клиновидной мордашкой, блестящими глазенками и ярко-красными щеками. Свободная ярко-алая рубашка, разорванная во многих местах, придавала ему сходство с клоуном, которого протащило через аэродинамическую трубу.

Он начал приплясывать и кривляться, отчего стал еще больше похож на клоуна, и вдруг ухмыльнулся во весь рот, показав ряды гнилых пеньков, среди которых выделялись два желто-белых резца непомерной длины и остроты.

Сьюзен шарахнулась, но Мерлин, схватив ее за руку, распахнул дверцу, и они выскочили на асфальт, Одри сделала то же самое с другой стороны.

Около дюжины уродливых пацанят в ярких рубашках, держась за руки, выплясывали вокруг такси. Они явно собирались встать в хоровод, но не успели: Мерлин с размаху ударил терновой палкой по двум протянутым друг к другу рукам и метнулся в возникшую дыру, таща за собой Сьюзен, как на буксире. Ей пришлось бежать со всех ног, иначе он вывихнул бы ей плечо.

Мерлин бежал по проезжей части, лавируя между автомобилями, и вдруг встал как вкопанный. Навстречу им, откуда ни возьмись, высыпала новая толпа страшноватых ребятишек, окружила их и пустилась в пляс.

Тут Сьюзен с ужасом осознала, что с улицы исчезли все пешеходы – и с зонтиками, и без таковых, и здравомыслящие люди в плащах с поднятыми от непогоды воротниками, и юркие, легко одетые оптимисты. Всюду, куда ни глянь, были только дети – дюжины дюжин ребятишек плясали, сужая круги и протягивая друг другу руки: трехпалые ладони с загнутыми назад большими пальцами, растущими совсем из другого места, чем у людей, с кривыми, словно когти, ногтями. Одним словом, они больше походили на лапы хищных птиц, чем на человеческую ладонь.

Танцоры – сорок, а то и пятьдесят – встали в большой круг, посередине которого оказались Мерлин и Сьюзен, и побежали против часовой стрелки. При этом они совсем не шумели, только обернутые в тряпье ноги шелестели по асфальту, а из широко распяленных гнилозубых пастей вылетало зловонное дыхание. Все быстрее и быстрее неслись они по кругу, подскакивая и шаркая, подскакивая и шаркая…

Правой рукой Мерлин притянул Сьюзен к себе, а левую, с палкой, вытянул вдоль бока.

– Опоздали, – сказал он. – Они поймали нас в Майский круг. Держись за меня, не отпускай.

– А где… – начала Сьюзен и умолкла, озираясь по сторонам, не столько в страхе, сколько в изумлении. За спинами скачущих пацанят исчезли не только пешеходы – вся улица, все дома, все автомобили таяли на глазах, истончались, уступая место совсем иному пространству: впереди теперь лежало открытое поле, а вокруг них громоздились палатки и шатры, сараюшки и телеги, повозки и прилавки. Погода и та переменилась – дождевые облака раздвинулись, открыв ярко-голубое небо, с которого лился прямо-таки августовский зной, хотя календарь с утра показывал девятнадцатое мая.

– Бесплатно ничего ни у кого не бери, – предостерег Мерлин. – Особенно еду и питье.

– Но здесь же никого… – опять начала было Сьюзен и опять не успела закончить: вокруг стояли люди, много людей, все в средневековых одеждах – коротких кожаных куртках, домотканых рубахах и штанах, в сапогах и простых башмаках из кожи.

Вместе с людьми вернулись и звуки: продавцы громко называли свои товары, покупатели болтали и смеялись, вдалеке играли музыканты – гудели дудки, бил барабан. За звуками нахлынула волна запахов – вонь от множества потных, немытых тел, земли и навоза мешалась с ароматами жареного и копченого, переслаивалась дымом костров.

Тут плясуны дружно встали, засмеялись и, разорвав круг, бросились кто куда и быстро растаяли в толпе.

– Где мы? – спросила Сьюзен и несколько раз моргнула.

Все вокруг выглядело как-то странно, но она не могла понять почему…

– На Майской ярмарке, – отозвался Мерлин. – А точнее, внутри ее мифического резонанса, который сохранился благодаря тому, что место, где она проводилась много веков подряд, сохранило свое название до наших дней[3]. Это ловушка. Пацанята… точнее, гоблины… заманили нас сюда своим танцем. Что совсем не похоже, кстати, на их обычное поведение. Они, конечно, трикстеры, но сравнительно безобидные. Например, они никогда не отнимают жизнь, по крайней мере нарочно…

– Поцелуй меня, красотка, – взревел вдруг рядом с ними пьяный здоровяк. Из одежды на нем была только рубаха из грубого домотканого полотна, да и та задралась намного выше колен. Слюнявыми губами он потянулся к Мерлину, но тот ловко вывернулся и ударил его терновой палкой под коленки. Здоровяк потерял равновесие и рухнул на грязную землю. Еще крепче сжав руку Сьюзен, книготорговец повел ее подальше от разбитой деревенской колеи – будущей Керзон-стрит, – где пьяница лежал в луже и хохотал так, словно всю жизнь мечтал вываляться в грязи.

– Они настоящие, – задохнулась от изумления Сьюзен, когда мимо, едва не задев ее, проплыл поднос с ароматными пирожками. Его несла женщина, чье лицо цвело счастливой улыбкой. – И все такие довольные, даже странно.

– Здесь все настоящее, но только для нас и ненадолго, – сказал Мерлин. – А они такие довольные, потому что это идеализированная версия ярмарки. Куда нас заманили гоблины. Но они обязаны следовать традиции и дать нам шанс выбраться…

Тут он скакнул в сторону, чтобы избежать столкновения с ребенком – настоящим, а не зубастым, остролицым гоблином, – и Сьюзен пришлось повторить кульбит своего спутника, иначе она отпустила бы его руку.

– Как и водяной в Хайгейт-Вуд, гоблины должны играть по правилам своей легенды. Мы с тобой лишние в их мире, и сейчас здесь, с нами, есть одна вещь, которая тоже не вписывается в этот мир, не подходит ему. Они должны показать ее нам трижды. Если мы не разглядим ее и не потребуем себе, то останемся в этом мире навечно; забудем, кто мы, откуда, и превратимся в архетипы мифической ярмарки.

– Вещь, которая не подходит, – повторила Сьюзен рассеянно.

Ее отвлек медведь: большой, бурый, он приближался к ним справа, по проходу между палатками. Шкура зверя лоснилась, точно шелковая, сам он семенил и покачивался на ходу, а вожатый, который вел медведя на тонкой серебристой цепочке, копировал каждый его шаг, так что они здорово походили на пару подвыпивших гуляк.

– Это может быть человек, вещь, что угодно, главное, чтобы оно выглядело странно, не на своем месте, – продолжил Мерлин и потянул Сьюзен с пути медведя к прилавку. Там лежали груды жареных сосисок и кружили тучи мух. За прилавком была яма, полная тлеющего древесного угля, над ней лежала решетка, где тоже были сосиски: шипящие, потрескивающие, истекающие жиром.

– Сосиски! Лучшие сосиски! Королю впору… королеве тоже подойдут! – надрывалась хозяйка прилавка, женщина невысокая, но весьма громкоголосая. Увидев Сьюзен, она низко поклонилась и протянула ей вилку, на зубьях которой исходил паром кусок ароматной сосиски. – Попробуйте, ваше высочество!

Запах сосисок и впрямь кружил голову, гоня прочь мысли об антисанитарии. Сьюзен почувствовала, как рот наполняется слюной, и уже хотела протянуть руку за угощением, но Мерлин потащил ее дальше, мимо трех жонглеров и небольшой толпы у громадной бочки, врытой в землю между двумя мазанками. Там шло соревнование по ловле угрей: кто больше наловит, сиганув в бочку.

– Нельзя ничего есть, забыла? – рявкнул Мерлин, затащив ее за мазанки, где было меньше народу. – Одной крошки довольно, чтобы мы застряли здесь навеки. Эх, жалко, Вивьен с нами нет.

– Кто такая Вивьен?

– Моя сестра. Спец по всяким загадкам, головоломкам и прочему. Ну а ты ничего странного не увидела?

– Откуда мне знать, что здесь не к месту?! – возмутилась Сьюзен. – Я же никогда не была на средневековой ярмарке! На современную, и то не ходила.

– Ладно, пойдем искать, – сказал Мерлин. – Смотри внимательно и не отпускай мою руку.

– А чего они все тут такие счастливые – улыбаются, смеются, прямо бесит? – спросила Сьюзен, пока они пробирались по узкому ярмарочному проулку, который скоро вывел их в более широкий, центральный. – По мне, лучше бы хмурились и глядели угрюмо, и то не так жутко было бы.

– Оборотная сторона ярмарки тоже присутствует, и нам ее скоро покажут, не волнуйся. За праздничным фасадом скрываются обман, воровство, отчаяние и даже убийства. И лучше нам выбраться отсюда раньше, чем ярмарка начнет меняться. Но я не вижу ничего, что было бы здесь некстати!

На пересечении рядов Сьюзен остановилась и, приподнявшись на цыпочки, огляделась. Правда, она и так была выше всех ростом, и это оказалось удобно, хотя и странно. Пританцовывая на ходу, к ним приближались музыканты: барабаны, две лютни, куча дудочек вроде флейты и еще одна штуковина, похожая на волынку-переростка. Подойдя ближе, лютнисты сделали изысканный пируэт и расступились, а из-за их спин показалась молоденькая девушка с огромной корзиной цветов. Едва взглянув на нее, Сьюзен поняла: то, что они ищут, и то, что с самого начала вселяло в нее непонятное беспокойство, находится прямо перед ними.

– Цветочница! – крикнула она, проталкиваясь сквозь толпу краснорожих поселян в одежде из мешковины, которые покатывались со смеху над ужимками и прыжками двух акробатов на ходулях, изображавших неудачное совокупление каких-то странных существ, возможно, насекомых. На этот раз Сьюзен тащила за собой Мерлина, а не наоборот.

– Что?

– Здесь все такое яркое! – крикнула девушка, ныряя под огромный поднос с пирогами, который, видно, специально вытащили на самую середину прохода. Мерлин ужом скользнул за ней. – Цвета как в мультике! Супернасыщенные, сочные. А в корзине цветочницы есть цветок совсем без цвета. Вон она!

Цветочница уходила, ее спина мелькала в толпе, которая прибывала прямо на глазах. Казалось, все, кто был на ярмарке, бросили свои дела и сбежались к центральному перекрестку с одной-единственной целью – помешать Сьюзен и Мерлину догнать девушку с корзинкой. Просто остановить людей было не во власти гоблинов, ведь они нарушили бы древний закон, которому подчинялась вся их жизнь, но вот слегка переиначить его – это пожалуйста.

Мерлин снова бежал впереди, размахивая терновой палочкой. Все, кто попадался им, старались увернуться от нее, точно боялись прикосновений, но, когда палочка все же дотрагивалась до них, не выказывали никаких признаков неудовольствия, а наоборот, смеялись и улыбались.

Девушка с корзинкой свернула в боковой проход, и Сьюзен снова увидела в ее корзинке тот цветок. На этот раз его заметил и Мерлин. Роза на высоком стебельке была не просто бесцветной, но совершенно прозрачной, и казалась бы стеклянной, если бы стебель не пружинил, а лепестки не трепетали при каждом шаге цветочницы.

– Это уже второй раз! – крикнул Мерлин. – Вперед!

И он сунул палку между колен торговки угрями, отчего та споткнулась и рухнула, уронив кадку с товаром, которую несла на голове. Скользкие твари рассыпались во все стороны, люди поскальзывались на них и тоже падали, образуя кучу-малу. При этом они ни на миг не переставали улыбаться и хохотать, точно это было удовольствие, за которое они заплатили из собственного кармана.

Мерлин и Сьюзен, перепрыгнув через угрей, снова побежали за цветочницей, а та, обогнав их на дюжину шагов, торопливо шагала по узкому проходу между задними рядами уличного театра – двух- или трехэтажного сооружения из раскрашенного холста на деревянном каркасе. Вдруг небо потемнело, набежали тучи, внезапно повеяло холодом.

– Нет! Играем честно! – завопил Мерлин, еще прибавил шагу и сумел-таки коснуться кончиком терновой палки спины цветочницы.

Она остановилась и повернулась. Издали она казалась улыбчивой и хорошенькой, но теперь было видно, что с румяной мордашки сбежали все краски, щеки исхудали и зашелушились, подбородок заострился, рот наполнился пеньками зубов, среди которых торчали два резца, длинных и острых, а еще она уменьшилась на целый фут.

– Мы не из этого времени и места, как и твой цветок, – с пафосом начал Мерлин. – Отдай его…

Рычание заглушило его слова, а потом из щели между сараями выскочила громадная лохматая собака и зубами вцепилась в палку. Собака была такой тяжелой, что Мерлина, который не выпустил палку из рук, развернуло и протащило несколько шагов, а Сьюзен, которую он тоже держал за руку, не успела отреагировать и от толчка упала в грязь, крепко приложившись бедром. Хорошо хоть свободную руку выставила, а то могла бы что-нибудь сломать. Но все равно было больно.

– Плохая собака! – рявкнула она скорее по привычке, не очень рассчитывая на реакцию животного. – Плохая собака! Фу!

Все, в том числе, наверное, собака, удивились, когда зубастые челюсти разжались и выпустили палку.

– Сидеть! – скомандовала Сьюзен, поднимаясь с земли.

Она была очень зла и потому, что упала и выпачкалась, и потому, что ее втянули во все эти мистические разборки, и вообще из-за всего на свете.

Собака села. Сьюзен поглядела на цветочницу:

– А ты, гоблин, или как тебя там, дай мне цветок. Живо!

Цветочница вытянула из вихря ярких маргариток бесцветную розу и, опустившись на колено, протянула ее Сьюзен.

Та взяла цветок.

Ярмарка исчезла стремительно, как ледяная скульптура тает на видео при ускоренной перемотке: мультяшные цвета сменились блеклой реальностью, средневековая вонь – выхлопными газами, а толчея старинной ярмарки – столпотворением современного Мейфэра.

Они стояли на Керзон-стрит, у поворота на Шеперд-маркет. Дождь припустил еще сильнее, крупная капля попала Сьюзен в глаз. Рядом с ними остановились две молодые американки, явно туристки.

– Видела тех ребятишек? – спросила одна другую. – Которые пробежали здесь только что?

– Каких ребятишек? Нет, я, кажется, отключилась ненадолго – никак не приду в себя после перелета. Ой, ты глянь! Какая прелесть! Настоящий английский паб!

– Их ждет неприятное открытие, – сказала Сьюзен. – Пинта настоящего эля комнатной температуры, плюс молодые американки обычно терпеть не могут…

– А ты знаешь, что тварь, которая вцепилась в мою палку, была не собакой, а волком? – сказал вдруг Мерлин. Нахмурившись, он внимательно разглядывал глубокие отметины на темном старом дереве, оставленные волчьими зубами, потом вздохнул и стряхнул пятнышки грязи, приставшие к его платью. Но пятнышки оказались слишком свежими и размазались, превратившись в полоски, которые не только не испортили платье, но даже придали ему особый панковский шарм. – Так что я уж и не знаю, кто ты… или, может быть, что?

– Я – это просто я, – задумчиво ответила Сьюзен, глядя на розу, которая утратила все признаки живого цветка и стала стеклянной, прозрачной и негибкой. – Я умею говорить с собаками, и все.

– Вот как?! – жизнерадостно воскликнул Мерлин. Закинув на плечо палку, он, в лучшей манере Джина Келли, перескочил через лужу и стремительно, так, что платье встало колоколом, повернулся к Сьюзен. Та по-прежнему стояла на месте. – Пошли, магазин уже совсем рядом!

Если бы не бронзовая табличка, почти незаметная на фоне внушительного георгианского фасада, никто бы не догадался, что в этом пятиэтажном городском доме расположен магазин редких книг. И все же это был он – Новый книжный. Вход в него скрывал портик с колоннами, заглядывать под который не пришло бы в голову никому, кроме людей сведущих.

К удивлению Сьюзен, едва переступив порог, они уткнулись в другую дверь, массивную и очень старую с виду. Бронзовые створки украшали фигуры двух бородатых великанов с шипастыми дубинками на плечах. Глазами великанам служили камни – прозрачные и такие сверкающие, что их можно было принять за бриллианты, будь они поменьше. Первая дверь захлопнулась за Мерлином и Сьюзен, глухо щелкнув замком.

– К нам иногда наведываются незваные гости, – пояснил Мерлин и, шагнув вперед, нажал на кнопку звонка возле второй двери. – Ничего, сейчас откроют.

– Прекрасная работа, – ответила Сьюзен, которая внимательно разглядывала бронзовые створки.

– Гог и Магог, – охотно прокомментировал Мерлин.

Прозрачные глаза гигантов вдруг вспыхнули, заставив девушку отпрянуть.

– Дверь изготовил Великий Рондельчайд, изобретатель и маг, в тысяча восемьсот девяносто девятом году, – сказал Мерлин. – Он был праворуким. Настоящее имя – Рональд Биггинс. Чего он только не изобрел за свою жизнь: аппаратуру для иллюзионистов, исчезательные шкафы и все такое прочее. Обожал эти штуки. Нашим клиентам они тоже нравятся.

– А она что-нибудь делает? – спросила Сьюзен. – Я хочу сказать, эта дверь, она волшебная?

– Нет, – ответил Мерлин. – В глазах электрические лампочки, только чтобы видеть, кто пришел. Но дверь очень солидная – двухдюймовые бронзовые листы на стальном каркасе.

Сьюзен подняла голову. В потолке поблескивал странный кусок стекла.

– Одностороннее зеркало, – догадалась она.

– А вот оно как раз волшебное, – сказал Мерлин. – Две горсти воды, зачерпнутые из… ну, скажем, священного озера… с двух противоположных берегов одновременно. Будь зеркало побольше, ты могла бы шагнуть сквозь него прямо туда. Правда, ничего интересного ты бы все равно не увидела. Так, обычная столовая. Тебе не понравилось бы. Идем.

Бронзовые створки вздрогнули, с гулом и лязгом поехали в стороны, но застопорились на полпути. Один великан скрылся внутри стены, второй остался снаружи. В отверстие между ними Сьюзен увидела очаровательную уютную библиотеку, где массивные люстры лили с потолка электрический свет на шесть рядов книжных стеллажей. На застекленных полках стояли книги – старинные тома в переплетах из красной, черной, синей и зеленой кожи или клееного холста; попадались и более экзотические экземпляры, в обложках из металлических пластин или звериных шкур. В торце каждого стеллажа располагалось старое кожаное кресло, которое словно приглашало погрузиться в его уютные глубины и начать читать.

Прямо у входа два длинных стола красного дерева были буквально погребены под антикварными книгами. В проходе между ними Мерлина и Сьюзен ждал книготорговец средних лет с яркими глазами и необыкновенно длинной бородой, заплетенной в три косы. Большой передник с многочисленными карманами почти скрывал поношенный синий костюм с затертыми до зеркального блеска локтями, оставляя на виду клетчатую рубашку и потрепанный галстук-бабочку. На правой руке у продавца была хлопчатобумажная белая перчатка, а еще Сьюзен заметила на его переднике узкий карман-чехол, чтобы класть тонкий длинный нож для бумаги.

– Дверь опять заело, – сказал он. – На полу-Гоге, как мы обычно говорим. Добро пожаловать домой, Мерлин. Все уже с ног сбились, вас ищут.

– Значит, Одри все же добралась до вас?

– Добралась и принесла новость, неслыханную и довольно тревожную, – ответил тот. – Никто и не припомнит, когда гоблины в последний раз осмеливались вытворять такое при солнце, по крайней мере не в нашу бытность. О, прошу меня простить, я заболтался. Вы, наверное, Сьюзен? Меня зовут Эрик. Могу я предложить вам полотенце?

Сьюзен оглядела себя. За последние несколько часов с ней случилось столько всякого, что она даже забыла про свой мокрый до нитки комбинезон и облепленные грязью ботинки. Мерлин тоже промок, но все равно выглядел как картинка, а мокрое платье на нем – как каприз сумасбродного фотографа из модного журнала.

– Мм… да, пожалуйста, – сказала она, верно истолковав косой взгляд Эрика – тот боялся, как бы она случайно не закапала книги.

– Проходите сюда. Вон там, за столами, вход в служебные уборные, – сказал Эрик. – После чего вас будут ждать наверху.

– Предки уже здесь? – спросил Мерлин. – И Меррихью тоже?

– Да, сегодня они здесь, оба, – сказал Эрик и, помешкав, добавил: – Удачи.

Мерлин скорчил гримасу и протянул ему терновую палку:

– Передай Одри, когда она вернется, ладно?

Эрик кивнул и сунул палку в подставку для зонтов, сделанную из пня какого-то дерева. Подставка раскорячилась у двери, корни, хотя и подпиленные, занимали жутко много места; из выдолбленного нутра торчали еще несколько похожих палок, пара антикварных черных зонтов с ручками из слоновой кости и двуручный меч с бронзовой рукояткой в виде двух переплетенных драконов – здоровенный, выше Эрика.

– Может быть, розу тоже взять? – спросил Эрик.

– Э-э-э… не нужно, я сама подержу, – отказалась Сьюзен.

Она не знала, на что ей сдался этот цветок, просто чувствовала, что ей хочется рассмотреть его получше, как только представится возможность. Совсем недавно она видела, как гнется стебелек и колышутся лепестки, и даже теперь, когда цветок стал неподатливым и твердым, словно стекло, он сохранил естественность и индивидуальность, отличающие истинные произведения искусства от фабричной штамповки.

Идя следом за Мерлином, Сьюзен старалась не вертеть головой, чтобы вода с ее волос не капала, упаси бог, на книги. Тома были старыми, потертыми, без суперобложек, и читать названия, не поворачивая головы, не получалось, но некоторые, вытисненные золотыми или серебряными буквами, Сьюзен все же разглядела – больше потому, что хорошо знала и сами книги, и их авторов: «Буря», «Айвенго», «Доводы рассудка», «Грозовой перевал» – Шекспир, Вальтер Скотт, Остин и Бронте. Какое-то время они шли вдоль полок, сплошь занятых Библиями, в том числе старинными, и вдруг взгляд Сьюзен уткнулся в витрину, возле которой девушка потрясенно сбилась с шага: «Поэтические наброски» Уильяма Блейка соседствовали в ней с первым изданием «Семи столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса, а венчало потрясающую подборку первоиздание всех пьес Шекспира.

У самого выхода из комнаты был большой шкаф, где книги стояли не корешками, а обложками вперед. Сьюзен опять замерла, узнав в них любимцев многих поколений детей: «Ящик наслаждений» Джона Мейсфилда; книги о Нарнии К. С. Льюиса; «Ослик подрезчика торфа» Патрисии Линч; «Очарованная зима» Виктории Уокер; «Черные сердца в Баттерси» Джоан Эйкен; исторические романы Розмари Сатклифф, в том числе «Серебряная ветвь», которую сама Сьюзен особенно любила в детстве; «Власть Трех» Дианы Уинн Джонс; «Странный камень из Бризингамена» Алана Гарнера; «Пятеро детей и Оно» Э. Несбит и многие другие. Сьюзен не раз брала в библиотеке точно такие же книги, только зачитанные почти до дыр, а эти были новехонькими, в целых, покрытых защитной пленкой суперобложках.

– Ох уж эти детские писатели, – вздохнул Мерлин. – Опасная компания. Вечно доставляют нам неприятности.

– Как так? – удивилась Сьюзен.

– Ну, не нарочно, – смилостивился Мерлин, открывая дверь. – Но один ощупью подберет ключ к какому-нибудь древнему мифу, другой выпустит на свободу то, чему лучше оставаться в неволе, – и сразу давай писать об этом в книжках. Детские сказки – это ведь, знаешь ли, не сплошь выдумки. Идем.

Сьюзен оторвалась от книг и шагнула за Мерлином в тесный кабинетик, где из-за двух бюро с откидными крышками, старого каталожного шкафа на шесть ящиков и стойки для оружия с шестью винтовками «Ли-Энфилд.303» было негде повернуться. Винтовочные штыки, «Паттерн Суорд» 1907 года выпуска, лежали на специальной полке. Под ней помещался потертый зеленый ящик для амуниции с желтой трафаретной надписью на боку: «Патроны 303. ПУЛИ 303».

В задней стене кабинета была дверь, через которую Мерлин вывел Сьюзен в узкий, обшитый панелями коридор с двумя дверями по левую руку и просторной лестницей по правую. Одну дверь украшало изображение дамской шляпки, другую – мужского цилиндра.

– Какую уборную предпочитаешь? – спросил Мерлин. – Полотенца есть в обеих, одежда тоже. Можешь переодеться, если захочешь. Правда, из одежды одни спецовки, и те огромные, как аэростаты. Похоже, мы скупили все, что не сносил за войну Черчилль[4]. Зато они сухие.

– А ты будешь переодеваться? – с подозрением спросила Сьюзен.

Образ Мерлина, облаченного в спецовку размером для Черчилля, как-то не укладывался у нее в голове.

– Потом, – ответил Мерлин. – Но тебе рекомендую, а то ты и правда очень грязная…

Сьюзен внимательно оглядела себя, убедилась, что это действительно так, и шагнула к двери со шляпкой. Она рассчитывала, что там будет почище – в пабе она, среди прочего, мыла уборные и хорошо представляла себе разницу между ними.

Когда десять минут спустя она вышла, Мерлин уже ждал ее в коридоре. Он ухитрился отчистить свое голубое платье, а мокрые волосы завернул в тюрбан из полотенца – и почему-то выглядел совсем не глупо, а так, будто это был последний писк моды, которую Мерлин сам же и придумал.

Но Сьюзен не стала завидовать элегантности Мерлина. Вопреки его заверениям, ей удалось отыскать в уборной спецовку своего размера, к тому же с поясом, который в магазинах подержанной одежды обычно отсутствовал напрочь. Спецовка сидела как влитая, а многочисленные удобнейшие карманы с лихвой компенсировали неприятное покалывание грубой хлопчатобумажной материи. Свою одежду она завязала в узел и теперь чувствовала себя киношным бродягой, странствующим в поисках работы, – в фильмах тридцатых годов те всегда выглядели чистенькими, умытыми, а потому совершенно неправдоподобными.

– Как ты нашла костюм по размеру? – удивился Мерлин. – Я сто раз искал, причем в обеих уборных! Бесполезно, одни переростки! Есть еще такие?

– Нет, – ответила Сьюзен.

– Ну вот, как всегда, – огорчился Мерлин.

– А что там за обувь? – спросила Сьюзен.

В просторной уборной, которая походила скорее на школьную раздевалку, чем на туалетную комнату, девушка обнаружила не только полки с аккуратно свернутыми синими спецовками, но и другие, с рядами черных ботинок, отполированных до зеркального блеска. Все были большими, неуклюжими и, вне всякого сомнения, неудобными.

– Церемониальная обувь, – сказал Мерлин и передернул плечами. – Которую нам иногда приходится надевать. Ладно, пошли. Дядюшка Торстон и тетушка Меррихью заждались.

Сьюзен сделала два шага и остановилась. Центральная лестница оказалась старше остального дома – средневековая, а не георгианская, с черными дубовыми перилами и ступенями из грубых досок. Подняв голову, девушка увидела, что лестничный колодец уходит вверх на шесть этажей – ровно на один больше, чем она насчитала снаружи. Еще три или четыре пролета вели вниз, где ступеньки терялись в непроглядной тьме: электричества и даже антикварных масляных ламп, как наверху, там не было.

– Да, там что-то вроде пентхауса, с улицы не видно, – беззаботно бросил Мерлин. – Вниз лестница уходит еще на несколько этажей. Этот дом построили вокруг другого, куда более старого, а тот возвели поверх совсем древнего. Пошли.

– Подожди, мне надо подумать, – упрямо сказала Сьюзен и уселась прямо на ступеньку. – Вообще-то, после всего, что со мной случилось, я имею полное право биться в истерике, рыдать и молить, чтобы меня избавили от этого кошмара.

– Вот как? – спросил Мерлин и начал подниматься по лестнице. – И что же, с тобой все в порядке?

Сьюзен подумала и кивнула.

– Да, – сказала она. – Наверное, это просто отсроченный шок. Скоро начну молоть всякую чушь. – Подумав немного, она добавила: – Вообще все это даже не показалось мне… таким уж неожиданным.

– Что именно? Хоровод гоблинов, которые заманили тебя на мифическую Майскую ярмарку?

– Ну да… – подтвердила Сьюзен и нахмурилась. – Может, я просто слишком мало знаю и потому не боюсь.

– Может быть, – согласился Мерлин, хотел что-то добавить, но передумал и быстро побежал по лестнице. – Нам наверх! Быстрее!

Сьюзен встала и последовала за ним, но на первой же площадке застыла как изваяние. Слева и справа от лестницы были две двери: стрельчатые, высокие, каждая не меньше восьми футов в высоту, расписанные сценами из пьес Шекспира. На левой двери три ведьмы и Макбет окружили огромный железный котел поразительных пропорций: верхний край находился на одном уровне с головами женщин. На правой двери рука об руку стояли Миранда и Просперо из «Бури», а за их спинами, в глубине темной пещеры на берегу моря, маячил Калибан. Росписи так поразили Сьюзен, потому что они были уменьшенными копиями картин Мэри Хоар, художницы восемнадцатого века, почти забытой. Сьюзен знала о ней от миссис Лоренс, своей учительницы живописи, которая обожала Хоар.

– Это же Мэри Хоар! – воскликнула она и шагнула ближе, чтобы рассмотреть росписи. – Только эти большие… и написаны маслом. Кто-нибудь знает, что они у вас?

– Надеюсь, что нет, – сказал Мерлин. – Мэри Хоар была одной из наших, праворукой. Художники или скульпторы чаще выходят именно из них, а мы, леворукие, обычно пишем стихи или музыку. Насколько я понимаю, эту Миранду художница писала с себя. Да и котел… гм… тоже… хотя не важно.

Но Сьюзен не обратила внимания на то, что Мерлин заговорил о котле, и потому не заметила, когда он передумал. Она стояла, почти уткнувшись носом в одну из дверей, и внимательно разглядывала роспись.

– Если это оригиналы, – заговорила она, – то они, должно быть, написаны около тысяча восьмисотого года?

– Тысяча семьсот девяносто шестой, – отозвался Мерлин. – Послушай, нам правда пора…

– Какая прелесть! – воскликнула девушка и бегом припустила по лестнице наверх. – А еще такие есть?

– Э-э-э… гм… нет, – ответил Мерлин. – В смысле, Мэри Хоар больше нет. Куда ты так несешься?

Сьюзен перескакивала через три ступеньки зараз, но на следующей площадке остановилась и разочарованно выдохнула. Там стояли совсем другие двери: стальные, крашенные серым, с заклепками по периметру. Никто бы не удивился, увидев их на военном корабле. Собственно, именно оттуда они и прибыли: эта пара бронированных дверей закрывала входы в бомбовые погреба «Бенбоу», дредноута флота его величества времен Первой мировой.

– Эти сняты с боевого корабля, – сказал Мерлин, догоняя Сьюзен, которая уже взбегала на следующий марш. – Дом ведь старый, в разные годы его интерьером занимались разные люди, но, поскольку посетителей дальше торгового зала не пускают, сделать все гармоничным не пытались никогда…

– Вы не пускаете посетителей внутрь? – удивилась девушка. – А как же я?

– А ты, видимо, исключение, – отозвался Мерлин. – Интересно, а этого мастера ты узнаешь?

Они достигли площадки третьего этажа, и Сьюзен снова остановилась, разглядывая очередную пару дверей.

– Нет… какие красивые. Немецкая работа?

Старинные полотнища дверей были набраны из липовых филенок, по девять штук в каждом. Их покрывала искусная готическая резьба со сценками из повседневной жизни. Вот крестьяне жнут в поле хлеб, вот меняла взвешивает монеты, вот рыцари на башне, монахи в скриптории, воз с поклажей у дорожной заставы… а вот и книготорговцы со своим привычным товаром и с мечами, припрятанными позади книг, и даже один дракон. Каждая фигурка была вырезана с большой любовью, сценки изобиловали подробностями.

– А ты соображаешь, – сказал Мерлин. – Это работа Тильмана Рименшнейдера. Скульптор пятнадцатого века. Работал по преимуществу в Вюрцбурге, но эти двери сделал на месте, то есть здесь.

– Тоже праворукий? – спросила Сьюзен.

– Нет, он был не наш, – ответил Мерлин. – Просто один из наших оказал ему важную услугу, и мастер расплатился с семьей этими дверями. К сожалению, двери на двух других этажах совершенно обыкновенные, но вообще здесь много произведений искусства, как и в других наших домах. Надеюсь, когда-нибудь я смогу тебе их показать. Придешь пораньше, и перед тем, как выйти куда-нибудь, пройдемся по комнатам, посмотрим. Те, кому мы помогаем, нередко выражают свою признательность, даря нам произведения искусства, а все праворукие – ярые коллекционеры.

– Один балл за «ярых коллекционеров», – сказала Сьюзен, пока они одолевали следующую лестницу; намек на то, что им еще предстоят совместные выходы, она предпочла проигнорировать. – Сейчас не часто услышишь подобное.

– Мы ведь живем в мире книг, – ответил Мерлин, пожимая плечом.

– А леворукие что-нибудь собирают? – спросила девушка, когда они миновали двери следующего этажа, такие банальные, что выглядели бы уместно в школе, где училась Сьюзен, – здании, построенном в середине пятидесятых.

– Оружие, – ответил Мерлин.

На третьем этаже, там, где кончалась главная лестница, было три двери. Левая и правая ничем не отличались от тех, что они видели на предыдущей площадке, – скучные фабричные штуковины из уродливой послевоенной фанеры, примечательные лишь тем, что совершенно не гармонировали со всем остальным зданием.

Третья дверь, прямо напротив лестницы, без украшений, впечатляла шелковистым блеском, какой бывает лишь у очень старого, многократно полированного красного дерева. На ней не было ни ручки, ни замка, только дверной молоток в виде головы льва с кольцом во рту, причем грива бронзового царя зверей распласталась вокруг головы на целый фут.

Мерлин подошел, взялся за кольцо и трижды стукнул.

– Не волнуйся, – сказал он, обернувшись через плечо к Сьюзен. – Они тебе ничего не сделают.

– Что? – удивилась она, ей и в голову не приходило опасаться чего-либо подобного, по крайней мере до намека Мерлина. – О чем это ты?

– Я на твоей стороне, – добавил Мерлин и отошел от Сьюзен.

Дверь распахнулась, открыв узкую лестницу между шершавыми оштукатуренными стенами. На ступенях лежал толстый красный ковер, его удерживали толстые бронзовые прутья, тускло поблескивая в свете старинных газовых ламп. Сьюзен слышала их характерное шипение, пока они поднимались наверх.

– Почему на моей стороне кто-то должен быть? – спросила Сьюзен. – И почему лампы газовые?

– Предки старые, им нравятся знакомые вещи, – ответил Мерлин. – Ну и театральности ради, конечно. Это у нас в крови.

Он продолжал подниматься, а Сьюзен стояла, разинув рот, и смотрела ему вслед. Сколько десятков лет минуло с тех пор, как в Лондоне, да нет, во всей Британии, сменили газовые рожки на электрические лампы? Не найдя ответа, она закрыла рот и пошла за своим провожатым.

Лестница оказалась изрядно длинной: немного погодя со стен исчезли всякие следы штукатурки, и каменная кладка стала видна во всей красе.

Они все шли и шли, и когда, по подсчетам Сьюзен, позади уже осталось столько ступеней, что с лихвой хватило бы на три или четыре этажа, впереди показалась еще одна дверь – из грубо оструганных досок. Мерлин постучал, на этот раз левой рукой в перчатке, и им тут же открыли: на пороге стояла высокая, изящная, удивительно черная женщина лет тридцати, в золотой сеточке на волосах, в длинном, до щиколоток, шелковом платье ярчайшего красного цвета и парусиновых армейских ботинках. Солнце светило ей в спину, так что она производила необычайно сильное впечатление.

В правой руке она держала шариковую ручку с синим эмалевым корпусом, в левой – блокнот. Сьюзен показалось, что кисть левой руки незнакомки покрыта перчаткой из сверкающих серебряных нитей, но, приглядевшись, поняла: свет испускает кожа.

– Кузина Сэм! – воскликнул Мерлин. – Не знал, что ты уже вернулась. Что пишешь – стихотворение?

– Совершенно верно, – сказала Сэм. – Прохожу курс восстановительного чтения и поэтической терапии в тиши своего кабинета после непредвиденных разногласий с Правокатящимися камнями и Среброглазым. Правда, меня внезапно вызвали, чтобы побыть телохранителем при Предках. Похоже, назревает какая-то заварушка.

– И что же ты пишешь? Сонет? Вилланель?[5] Канцону? – спросил Мерлин.

– Лимерик, – серьезно ответила Сэм. – Точнее, цикл лимериков, объединенных сквозной темой.

– Жду не дождусь следующего состязания поэтов, – сказал Мерлин. – А ты…

Тут из-за спины Сэм раздался сварливый женский голос с явным шотландским акцентом.

– Сэм! Это кто, Мерлин с той девушкой? Веди их сюда. Или мне весь день ждать?

Сэм отступила от двери и сделала прибывшим знак проходить. Первым вошел Мерлин, за ним – Сьюзен. Они оказались в просторном, без перегородок, пентхаусе с окнами во всю стену. Из них открывался вид на Гайд-парк на западе и дома к югу от Стэнхоуп-Гейт и отеля «Дорчестер» на севере. Все здания выглядели на удивление приземистыми, хотя Сьюзен могла поклясться, что уж отель-то, по крайней мере, выше магазина книготорговцев. Дождь перестал, и небо снова стало голубым, хотя ему было далеко до той безупречной синевы, которую Сьюзен наблюдала над Майской ярмаркой совсем недавно.

Сэм опустилась на стул у входа и взялась за книжку. Рядом с ней, у стены, стояли меч в ножнах, автомат Калашникова, парусиновая сумка, сквозь ткань которой отчетливо проступали гнутые линии магазинов с патронами, и, наконец, терновая палочка, очень похожая на ту, которая была в такси у Одри. Кисть левой руки Сэм продолжала испускать серебристое свечение, но Сьюзен велела себе не пялиться на нее и через две-три секунды преуспела в этом.

Оторвав глаза от Сэм, Сьюзен увидела другой любопытный предмет – бронзовую фигуру человека в натуральную величину: то ли «Бронзовый век» Родена, то ли его копия. Скорее второе, судя по бесцеремонности, с которой владельцы обращались со статуей – ее использовали в качестве вешалки для верхней одежды. Сейчас ее голову окутывал старомодный тренч от «Берберри» и плащ-дождевик. Эта статуя и еще большой линялый ковер, не то турецкий, не то персидский, были самым примечательным, что имелось в помещении. В целом пентхаус был обставлен непродуманно и скупо: длинная кушетка в стиле ар-деко двадцатых годов составляла компанию трем клубным кожаным креслам из предыдущей эпохи, а между ними торчал кофейный столик – бочонок из-под виски с круглой стеклянной крышкой на месте спиленного верхнего донышка. На клепках были видны порыжевшие от времени, когда-то красные буквы: «Миллтаун 1878».

Мужчина и женщина, по виду лет семидесяти, а то и старше, отложили книги и поднялись навстречу вошедшим. Он – сереброволосый, с дубленым лицом, плечистый и рослый, не меньше семи футов, в поношенном твидовом костюме и коричневой кожаной перчатке на правой руке. Она – невысокая, хрупкая, с морщинами на лице, все еще удивительно красивом, снежно-белые волосы зачесаны назад и перетянуты на затылке черной лентой. Ее наряд поражал эксцентричностью: поверх простого черного платья без рукавов был надет зеленый рыболовный жилет с множеством карманов, с которых свисали цветные мушки для рыбной ловли, зацепленные крючками за специальные петельки. Руки, открытые до самых плеч, морщинистые, но ничуть не дряблые, а мускулистые, на левом предплечье – сильно выцветшая татуировка: кинжал и три капли крови. Кисть этой руки покрывала резиновая садовая перчатка.

– Дядюшка Торстон, тетушка Меррихью, – начал Мерлин, – позвольте представить вам Сьюзен Аркшо.

– Наконец-то, – ответила дама с сильным шотландским акцентом. – Ты же знаешь, все это ужасно неудобно, Мерлин. А вы, молодая особа, подойдите ближе. Мы не кусаемся.

– Уж я точно, – рокотнул Торстон. – Бояться нечего.

У него тоже оказался акцент, но совсем другой, йоркширский. Сьюзен подошла ближе и остановилась, разглядывая обоих: Торстон читал «Загадку XIV века» Барбары Такман и, прежде чем закрыть ее, аккуратно поместил туда закладку, а Меррихью просто положила развернутую книгу корешком вверх на стеклянный столик. Это был «Тигр в дыму», детектив Марджери Аллингем, карманное издание «Пингвин букс».

Но больше всего девушку поразила разница их акцентов. Раньше она не задумывалась об этом, но вдруг поняла: Мерлин говорит как выпускник престижной частной школы, Одри – явно кокни, в речи Сэм, которая открыла им дверь, проскальзывали канадские или американские интонации, только смягченные образованием. И вот пожалуйста – шотландка и йоркширец, причем, скорее всего, фермер. Это совершенно сбило ее с толку. Как большинство британцев, она бессознательно и безошибочно делила людей на классы по их выговору.

– Да нет, – возразила Меррихью. – Бояться определенно есть чего, и, возможно, не тебе, а нам.

– Бояться меня? – воскликнула пораженная Сьюзен. – Вам? С чего бы?

– Это я так, для примера. Мы еще не знаем, следует нам бояться или нет, для этого не хватает информации, – ответила Меррихью. – Чая хочешь?

– Э-э-э… да, пожалуй, – сказала Сьюзен. – Но я все равно ничего не понимаю. Вообще ничего.

– Да ты садись, девочка, садись, – ласково пророкотал Торстон и указал могучей правой рукой на свободный стул. – Мерри хочет сказать, что мы озадачены: и в прошлый раз страж Род Альфара явно метил в тебя, будто ты представляешь для них какую-то опасность, и сегодня тебе пытались помешать прийти к нам, причем дважды – сначала какие-то бандиты, а потом гоблины похитили тебя прямо с улицы и заманили на Майскую ярмарку среди бела дня!

– Отсюда вопрос: это твоих рук дело? – перебила его Меррихью. – Может, ты сама подстроила и то и другое, чтобы избежать встречи с нами?

– Что?! – От возмущения Сьюзен даже отскочила от стула, на который собиралась сесть, и взглянула на Мерлина, но тот ответил ей смущенной улыбкой. – Да я знать ничего не знала ни о Древнем мире, ни о прочей ерунде, пока не познакомилась с Мерлином. Я учусь в художественном колледже – ну или буду учиться, скоро. И еще я ищу своего отца. Вот и все.

Меррихью взглянула на Торстона. Тот кивнул, опустился в кресло, где сидел до появления Сьюзен, сунул руку в жилетный карман и начал что-то искать.

– Ну да, ну да, девочка говорит правду, насколько она сама ее знает, – проговорил он. – Примите наши извинения, мисс Сьюзен. А где же чай?

– Сейчас приготовлю, дядюшка, – ответил Мерлин и сбежал, преследуемый по пятам свирепым взглядом Сьюзен.

Она только теперь заметила, что в пентхаусе есть что-то вроде алькова, куда и направился Мерлин. Едва он приблизился к нему, как оттуда высунулась рука и втянула его внутрь. Точнее, не рука, а ручка – тонкая, женственная, правая. В атласной перчатке с многоточием пуговок на запястье.

При виде этой ручки Сьюзен ощутила легкий укол ревности, но тут же подавила это чувство. Она еще раз напомнила себе, что от Мерлина как от бойфренда толку не будет – такие, как он, обычно любят только себя. Любая девушка интересует его лишь до тех пор, пока она недоступна, но стоит ей поддаться на ухаживания, как он забывает о ней навсегда. Сьюзен не хотела подобных отношений, навидавшись, как ее мать то и дело попадает в такие ловушки.

При этом Сьюзен не могла не признать, что Мерлин намного привлекательнее бедняги Ленни, отношения с которым, по правде говоря, начались по принципу «на безрыбье и рак рыба». Да, он, конечно, славно играет на рожке, пальцы у него ловкие, волосы – кудрявые и мягкие, но все равно не то…

– Так, а теперь расскажи о своей встрече с гоблинами, – потребовала Меррихью. – Одри говорила, что вас повели в хороводе и заманили на Ярмарку. Как вы оттуда выбрались? Мерлин заметил что-то необычное?

– Нет, не Мерлин, а я, – ответила Сьюзен, оторвавшись от возмутительного по своей несправедливости сравнения Мерлина и Ленни, и протянула вперед руку с цветком. – Вот эту розу… Только там она была живая и совершенно прозрачная, хотя все вокруг было раскрашено в яркие цвета.

– Да, леворукие не очень понимают в таких делах, – удовлетворенно буркнул Торстон; одной рукой он достал понюшку табаку из кисета, который все же выудил из кармана, а другой продолжал шарить в глубинах своего жилета в поисках чего-то еще – наверное, трубки или бумаги для самокрутки. – Но стрелки отличные, в этом им нет равных, надо признать. Ну а сначала что было, когда эти паразиты-гоблины только завели хоровод?

Меррихью фыркнула, но смолчала.

Сьюзен стала рассказывать все с самого начала, стараясь ничего не пропустить. Она заметила, что Мерлин высунул голову из алькова и тоже стал внимательно слушать.

– Хм… это интересно, – протянул Торстон. – Значит, ты приказала, и собака тут же отпустила палку, да? Знаешь, девочка, я начинаю думать, что нам тоже полезно узнать, кто твой отец.

– Это еще почему? – без обиняков спросила Сьюзен.

– Вот смотри: Род Альфара считают, что ты представляешь для них опасность – раз, – пустился в объяснения Торстон, подчеркнув «раз» взмахом руки с зажатой в ней понюшкой табака, отчего на пол посыпались коричневые крошки. – Те двое, которые приходили за тобой сегодня утром, – два. Инспектор Грин говорит, что до сих пор не вытянула из них и пары связных слов. А значит, кто-то хорошо поработал с их мозгами, и этот кто-то наверняка имеет отношение к лесной шайке, с которой вы столкнулись две недели назад. Это три. Кстати, эти ребята, ну, которые были утром, они из Бирмингема, банда «Молочная бутылка». Ни Грин, ни мы никогда не слышали, чтобы у них были связи с Древним миром – хоть там, в Бирмингеме, хоть здесь, в Лондоне. Гангстеры вообще сторонятся потустороннего, а потустороннее не жалует гангстеров. Конечно, иные зловредные твари берут на службу людей, но это всегда особая публика – так называемые Сектанты Смерти, а никак не обычные воришки или разбойники, заметь. Тех они не трогают. – Тут он замолчал, может, хотел дать Сьюзен переварить все сказанное, но скорее для того, чтобы не просыпать весь табак. – И наконец, перебрав тех существ, которые способны не мытьем, так катаньем заставить гоблинов Майской ярмарки похитить среди бела дня, с людной городской улицы, двух смертных… включая книготорговца… мы поневоле приходим к выводу: здесь что-то не так. И задумываемся о том, что же объединяет все эти происшествия? Сьюзен Аркшо. А что в ней такого интересного, в этой Сьюзен Аркшо? Ее неизвестный отец.

– Это мое дело! – раздраженно бросила Сьюзен. – Моя семейная история, и вас она не касается.

– Поверь, нам бы и самим очень хотелось так думать, – сказал Торстон. – Более того, это ужасно неудобно…

– Чертовски неудобно и, скорее всего, совершенно бессмысленно! – нетерпеливо бросила Меррихью. – Ну, где там чай?

– Уже несу! – крикнул Мерлин.

Из алькова тут же донеслось убедительное звяканье чашек, блюдец и ложечек и послышались чьи-то приглушенные голоса.

– Так вот, я хотел сказать, – как ни в чем не бывало продолжил Торстон, – что мы поможем тебе отыскать отца… или хотя бы узнать, кто он… гораздо скорее, чем ты сделаешь это сама. Или даже с чьей-либо помощью… Наконец-то!

Во внутреннем кармане пиджака обнаружилась – и была торжественно извлечена – внушительных размеров курительная трубка с гнутым чубуком и огромной головкой. «Как у хоббита», – сразу подумала Сьюзен, давняя поклонница Толкина. Торстон принялся набивать трубку остатками табака, умудрившись просыпать на пол не все.

– Надеюсь, ты не собираешься коптить здесь этой паровозной трубой, – сказала Меррихью, когда Торстон, зажав в зубах трубку, принялся хлопать себя по карманам в поисках еще чего-то. – Ты разве забыл? Курение в обоих магазинах строжайше запрещено. С прошлого года. Это было общее решение.

– Ну да, ну да, – огорченно проворчал Торстон, вынул изо рта трубку и грустно на нее поглядел.

– А вот и чай, – раздался голос Мерлина.

Хотя нет, не Мерлина, просто похожий, только чуть более высокий и изысканно модулированный. Сьюзен обернулась и увидела молодую женщину, очень напоминавшую Мерлина. На ней был мужской костюм с брюками клеш – как и на нем в тот первый день, только темно-синий, в тончайшую светло-голубую полоску – и голубая шелковая блузка. Свободно повязанный галстук украшали полоски какой-то школы или университета – тот, для кого важны подобные вещи, наверняка знал, какому учебному заведению они принадлежат. Женщина была чуточку круглее Мерлина и на дюйм выше, хотя на ней были женские ботинки без каблука, а на Мерлине – мартенсы на толстой подошве. Бледно-голубая атласная перчатка с пуговками покрывала правую руку, которая сжимала ручку черно-белого фарфорового сливочника в виде коровы. Рядом с молодой женщиной стоял Мерлин, держа серебряный поднос с чашками, блюдцами, сахарницей и ложками.

– Ты, наверное, Вивьен, – вырвалось у Сьюзен.

– Увы, мы с братом действительно очень похожи, – ответила Вивьен и, дождавшись, когда Мерлин опустит на стеклянную крышку кофейного столика поднос, поставила туда же сливочник. Освободившуюся руку она протянула Сьюзен. Та встала и пожала ее, после чего обе сели.

– Добро пожаловать в Новый книжный, – сказала Вивьен. – И спасибо за то, что не отказалась принять наше приглашение. По-моему, мы как-то позабыли о хорошем тоне, не так ли?

– Хм… – фыркнул Мерлин, а Торстон изобразил рукой жест, который мог означать что угодно, но, скорее всего, выражал согласие и даже готовность принести извинения.

– Этикет и хорошие манеры – этим в нашем обширном семействе занимается Вивьен, – сказал Мерлин, сел и взялся за чайник. – Всем налить?

– Зато леворукие лучше всех разливают чай, – буркнул Торстон. – Вот у кого рука никогда не дрогнет.

– Спасибо, дядюшка, – ответил Мерлин. – Сьюзен, тебе с молоком? Са…

– Печенье, – вдруг перебила его Меррихью, встала и направилась в альков. – Я же просила принести печенье.

– Тетушка Меррихью уж-жасно любит печенье «Яффа» от Маквитти, – пояснил Мерлин. – Но, в целях воспитания воли угощается им, только когда у нас гости. А это, как я уже говорил, бывает совсем не часто.

– Нет, спасибо, мне без сахара, – сказала Сьюзен, взяла свою чашку и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть рисунок – цветочные вставки на нежно-розовом фоне.

Таких она еще не видела. Желая узнать, откуда она, Сьюзен перевернула блюдце, но на нем не оказалось клейма. Сьюзен любила посуду и не исключала, что в будущем эта любовь может перерасти в одну из ее специальностей. Миссис Лоренс, которая не оставляла попыток направить многочисленные художественные устремления способной ученицы в одно или хотя бы в два русла, не особенно в этом преуспела.

– «Эйч-Ар-Дэниел»[6], – сказала Вивьен. – Тысяча восемьсот тридцатый год. Все, кроме сливочника, конечно. Этот от «Маркса и Спенсера», куплен пять минут назад.

– А твой отец… – Торстон пристально поглядел на Сьюзен поверх чашки, которую затем опрокинул в рот и осушил одним глотком. – Ах-х! Хороша чашечка! Маловата, правда, но очень хороша. Твой отец. Что ты о нем знаешь?

Сьюзен взглянула на Мерлина. Тот приподнял бровь. Зато Вивьен подалась вперед и похлопала Сьюзен по плечу:

– Тебе придется принять нашу помощь, хочешь ты этого или нет. К сожалению, у нас есть основания для такой настойчивости, и очень веские. Древний мир бывает необычайно опасным, особенно для тех, кто не представляет, с чем имеет дело. Поэтому, пожалуйста, позволь нам тебе помочь.

Сьюзен глубоко вдохнула. Все молчали. Наконец Торстон, бормоча что-то насчет превосходства кружек над чашками, подлил себе чая. Меррихью громко шуршала упаковками в алькове, – видимо, обнаружила печенье.

– Похоже, выбора у меня нет, – начала Сьюзен после паузы. – Только я надеюсь… надеюсь, что меня ни во что такое больше… не втянут. Я просто хочу выяснить, кто мой отец, отработать лето и начать семестр. И все.

– Так, давай по порядку, – деловито сказала Вивьен, но почему-то Сьюзен не стало легче. – Значит, в поисках отца ты первым делом направилась к Фрэнку Трингли. Почему ты сочла его подходящей кандидатурой? И какая еще информация у тебя есть?

– С Фрэнком все просто, – ответила Сьюзен. – Каждый год, на Рождество, мы с мамой получали от него открытки с именем, фамилией и адресом. Но вообще у меня не было причин… я просто хотела проверить… а потом увидела его… и он оказался таким странным. Мама живет как во сне, наверное, она принимала много наркотиков тогда, в шестидесятых, хотя сама говорит, что нет. Еще она называла Фрэнка Трингли другом, и, когда говорила о нем, у нее менялся голос… ну, вы понимаете.

– То есть твоя мама рассеянна и склонна к мечтательности, так? – уточнила Вивьен. – Мыслями витает неизвестно где?

– Ну не то чтобы часто. – Сьюзен вдруг захотелось защитить мать. – Но вообще бывает.

Мерлин подлил чая в чашку Сьюзен. Вернулась Меррихью с полной тарелкой своего любимого печенья – шоколадного, с начинкой из апельсинового джема. Сев, она поставила тарелку себе на колени, взяла одно печенье и смачно надкусила.

Вивьен и Торстон переглянулись.

– Что? – не поняла Сьюзен.

– Видишь ли, девочка… у некоторых смертных мечтательность является признаком контактов с Древним миром. То есть они либо проводят часть времени в местах наподобие Майской ярмарки, где ты побывала, либо контактируют с тварями, которым не место в нашем мире. Причем иногда контактируют против своего желания.

– Ой! – Сьюзен сморгнула слезу, думая о том, как нелегко приходится ее маме. – Понятно. Это многое объясняет. Она говорит, что не принимала наркотики, хотя еще до моего рождения общалась со многими, кто это делал… с роллингами, кинками, другими группами. Она снимала их на фото… она фотограф и художница… а я ей не верила…

– А еще что у тебя есть? – мягко подтолкнул ее Мерлин.

Сьюзен достала из кармана спецовки почерневший от времени серебряный портсигар, с которым не расставалась никогда. Она получила его на свой двенадцатый день рождения от матери, сказавшей: «Это папин». Правда, потом мать отнекивалась, утверждала, что ничего такого не говорила, а портсигара вообще в глаза не видела. Но Сьюзен все равно носила его с собой. В нем было удобно держать другие служившие подсказками вещицы, которые она накопила со временем.

– Вот эта вещь, похоже, принадлежала моему отцу, – сказала она и нажала кнопку, чтобы открыть портсигар. Внутри лежали свернутый в несколько раз тетрадный листок и выцветшее удостоверение, напечатанное на прямоугольном кусочке картона. – Мама подарила его мне на день рождения. Кстати, здесь, в Лондоне. Тогда она сказала, что подумала об отце, но что или кто напомнил ей о нем, не знала, и подарила это мне в память о той минуте. А потом отказывалась говорить об этом. Вряд ли он как-то поможет.

– На верхней крышке гравировка – это рыцарский герб или просто знак? – сразу спросила Вивьен.

– Не знаю… – ответила Сьюзен и наклонила портсигар так, чтобы гравировка стала видна всем.

– По-моему, это голова какого-то зверя, – сказал Торстон. – Выполнена в абстрактной манере, сплошь прямые линии. Не кабан, не конь и не лев… хм…

– Пару лет назад я возила его в Бат, показывала оценщикам из «Антик роудшоу»[7], – продолжила Сьюзен. – Но они не заинтересовались. Их специалист по серебру лишь подтвердила то, что я узнала раньше. Сказала, что клейма все неправильные, а значит, это подделка. Здесь есть якорь – это знак Бирмингема, и лев – им метят серебро, и дата – шестьдесят второй. А еще ладонь, которая обычно означает «Шеффилд». Но одна вещь не может быть сделана сразу в двух местах. К тому же ладонь повернута не туда. Клеймо производителя странное, оценщица не смогла его распознать. Вроде руны, но не скандинавской и не как у Толкина. В общем, на шоу я, разумеется, не осталась.

– Бирмингем, говоришь? Второе клеймо? Так-так, – протянул Торстон. – Можно взглянуть?

Он вынул из кармана лупу и вставил ее в глаз. Сьюзен освободила портсигар от содержимого и протянула ему.

– Билет побывал в стирке, – сказала она, кладя на стол картонный прямоугольник, – но еще видна надпись «Читательский билет» и часть номера: две первые цифры неразборчивые, а потом идет «семьдесят три». Имя было написано синими чернилами, и они расплылись. Думаю, это из библиотеки Британского музея.

– Нет, – тут же ответила Вивьен. – Форма и шрифт не те. Такие билеты выдают частные библиотеки. Можно выяснить, какая из них выпустила билет, восстановить его номер, а по нему – имя владельца.

– Как, с помощью магии?

– Ну зачем же, – ответила Вивьен. – Воспользуемся сначала традиционными способами. Наша реставрационная мастерская в Старом книжном – непонятно, правда, что она там делает, ведь все старые книги мы продаем здесь…

– В Старом книжном больше места и лучше освещение, – возразил Торстон, отрываясь от портсигара. – Так что у всего есть своя причина, юная Вивьен.

– Пусть так, – продолжала Вивьен. – Я только хотела сказать, что тетя Хелен и тетя Зои, которые там работают, могут отреставрировать что угодно, если оно написано от руки или напечатано. Их авторитет признают музейщики всего мира, им присылают книги и документы для изучения, обновления и реставрации. Уверена, они смогут выяснить происхождение этого билета, а заодно и имя владельца.

– Так я и думал, – сказал Торстон, возвращая портсигар Сьюзен. – Харштон и Гул, наши праворукие ювелиры. Стерлинговое серебро, Бирмингем, шестьдесят четвертый год. Перевернутая ладонь означает, что это был дар мира, преподнесенный с целью закрепить некое соглашение или даже союз между мифическими существами, пребывавшими в тот момент в человеческом облике. Хотя, по чести сказать, не припомню, чтобы такой пакт заключали в начале шестидесятых. Да и портсигары…

– Думаю, это можно проверить, – перебила его Вивьен. – Шестьдесят четвертый… Это не тогда у Харштона и Гула был пожар? Или в шестьдесят третьем?

– Да нет, в шестьдесят четвертом, – одобрительно пробасил Торстон. – Проводку замкнуло. Вообще-то, здание надо было перестроить сразу после войны, очень уж оно пострадало от бомбежек, а мы все откладывали и дотянули аж до семидесятых. Но тогда, в шестьдесят четвертом, от огня почти ничего не пострадало. Бумаги мастерской вместе с другими архивами лежат в шахте.

– Вещь не такая старая, и мастер, который ее делал, может до сих пор работать. Я напишу им, спрошу, – предложила Вивьен.

– Ага, и получишь ответ как раз ко дню летнего солнцестояния. И то если повезет, при их-то расторопности, – проворчал Торстон. – Значит, портсигар, читательский билет… а это что за бумажки?

– Имена, – сказала Сьюзен. – Мама никогда не называла полных имен, может быть не могла, но иногда вдруг начинала рассказывать, что когда было, кто и что делал, и я записывала все мужские имена, которые она повторяла больше одного раза. Вот только не знаю, какое имя к какой фамилии относится. Кроме Фрэнка Трингли. Его я знаю из открыток, и еще, как я говорила, мама всегда произносила его имя иначе, чем другие.

– И кто там у тебя? – спросила Вивьен.

Сьюзен развернула листок, положила его на стол и разгладила обеими ладонями. Над ним склонились все, кроме Меррихью: та была занята третьим печеньем и если бы подалась вперед, то уронила бы тарелку, которую держала на коленях.

– Имена вот: Джон, Магнус, Эдвин, Рекс. Из фамилий чаще других встречались три, но я так и не смогла связать их ни с именами, ни с событиями, которые она упоминала. Это Смит… да, знаю, пользы от него мало; затем то ли Эшер, то ли Ашер; и Листон или Бистон, а может, какой-нибудь другой «истон».

Меррихью хрюкнула. Возможно, она хотела что-то сказать, но слова застряли в шоколадном печенье.

– Мерри, а ну-ка давай печенье сюда! – загудел привлеченный звуком Торстон. – Не то объешься и тебе опять будет плохо.

– Да знаю я, знаю! – капризно ответила Меррихью и, схватив четвертое печеньице, поставила тарелку на стол. – Разве я виновата, что у нас так редко бывают гости!

– С именами долго возиться не придется, их совсем немного, – сказала Вивьен. – Но наши специалисты извлекут из них куда больше, чем обычные госслужащие. Инспектор Грин тебя уже проверяла, скоро мы получим все ее материалы. Еще раз прошу прощения, уверена, тебе кажется, что мы вмешиваемся в твою частную жизнь…

– Не кажется, а вмешиваетесь!

– Да. Я… Нам очень жаль, но у нас нет выхода. И поскольку материалы еще не пришли, то не могла бы ты, в порядке личного одолжения… назови дату и место своего рождения, пожалуйста. Полагаю, свидетельство о рождении у тебя есть, но имя отца в нем не проставлено?

– Да, отец неизвестен, дата рождения – первое мая тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, – ответила Сьюзен. – Ну и чего вы переглядываетесь?

– Извини, детка, – ответил за всех Торстон, чей йоркширский акцент от волнения стал еще заметнее. – День твоего рождения, вот что. В году есть такие дни, когда граница между Древним и Новым мирами истончается. Первое мая – как раз один из них.

– Первое мая, – задумчиво повторила Вивьен. – А час своего рождения ты знаешь?

– На заре, – ответила Сьюзен. – Вместе с солнцем. Мама говорила, что это, наверное, из-за названия паба, где все произошло.

– А как называется этот паб и где он находится? – продолжала расспрашивать Вивьен.

– Паб называется «Солнце во славе», это в деревне в паре миль от Гластонбери. Мама приехала туда в гости к другу-музыканту, который жил там «на руинах былой славы», как она выражается, и вдруг у нее начались схватки. Я родилась до срока. Мама, как только почувствовала, что началось, сразу поехала в больницу, но успела добраться только до ближайшего паба.

– Гластонбери, – задумчиво повторил Торстон. – Долина Авалона…

– Ты говорила, что раньше вы часто приезжали в Лондон на твой день рождения, – перебил его Мерлин. – Первого мая. Ты была здесь, в Лондоне, первого мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года?

– Мой двенадцатый день рождения, – ответила Сьюзен. – Да, я была здесь.

– Ты помнишь, где вы тогда останавливались, куда ходили? – спросил Мерлин и предостерегающе поднял руку, когда Вивьен попыталась вмешаться.

– Останавливались там же, где всегда: в старом, запущенном отеле у вокзала Виктория. Кажется, мама была знакома с его владельцами, и ей делали большую скидку. Но отеля больше нет – его снесли и построили там офисный центр. Это случилось три года назад, и мы перестали сюда ездить. А что?

Мерлин и Вивьен переглянулись.

– Маму убили первого мая тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, примерно в миле от вокзала Виктория. Мы так и не узнали, для кого она покупала цветы в тот день… а бандиты, которые на нее напали, потом ничего не могли вспомнить, как и те, которые приходили сегодня за тобой, Сьюзен. Не может быть, чтобы между этими двумя случаями не было никакой связи!

– Совпадение! – отрезала Меррихью. – Доказательств умышленного убийства нет.

– Сходство, конечно, есть, но не такое уж значительное, – сказал Торстон. – Вот поживешь на свете с мое, Мерлин, и убедишься, что в жизни хватает и совпадений, и случайностей.

– Я хочу провести свое расследование, – сказал Мерлин твердо.

– Только не в рабочее время, – отчеканила Меррихью.

Торстон вздохнул и рукой в перчатке потер переносицу похожего на клюв носа.

– Меррихью командует леворукими, но даже она не может запретить тебе заниматься тем, чем ты хочешь, в свободное от службы время. Особенно теперь, когда мы выяснили, что отец мисс Сьюзен – тот, кого нам лучше найти, не откладывая дело в долгий ящик. Вивьен, я поручаю расследование тебе. Не возражаешь, Мерри?

– Почему бы и нет? – ответила Меррихью, черным носовым платком собирая крошки с губ. – Досадно только, что это дело подоспело, когда карп пошел наверх. Но похоже, вокруг этой девчонки что-то затевается, и чтобы разобраться, нам нужно больше информации.

– Вы просто грубиянка! – возмутилась Сьюзен. – Я вам не «эта девчонка». У меня имя есть. И потом, что значит – «разобраться»?

– Да, я груба, – подтвердила Меррихью.

– Надо бы приставить к ней кого-нибудь. Пусть походит, посмотрит, – сказал Торстон. – Пока мы не поймем, что к чему.

– Это действительно необходимо? – спросила Меррихью.

– Да, – произнес Мерлин.

Меррихью посмотрела на него:

– Тебя ведь перевели на легкую работу, кажется? Вот и пригляди за… Сьюзен.

– Что? Я один? – возмутился Мерлин. – Для круглосуточной слежки нужны по крайней мере четверо…

– Все заняты, – прервала его Меррихью. – До окончания этого дела будешь жить у миссис Лондон. С Грин я договорюсь.

– Ты, кажется, говорил, что вдоль охраняемого периметра у дома на Милнер-плейс ночью разгуливала кекса? – с сомнением в голосе спросил Торстон.

Мерлин кивнул.

– Совпадение, – отмахнулась Меррихью. – В любом случае через охрану ей не пробраться.

– Зато другие проберутся, – возразил Мерлин. – К тому же в деле замешан криминал.

– Что тоже необычно, – заметил Торстон. – Хотя, конечно, бывает, что сам охраняемый периметр притягивает к себе разных тварей.

Но Мерлина это, похоже, не убедило.

– Ладно, велю сегодня тем, кто будет за рулем ночью, проехать пару раз мимо, – сказала Меррихью и взмахнула рукой. – Уверена, этого будет более чем достаточно.

Мерлин кивнул. Судя по его несчастному виду, он не разделял мнения начальства.

– Думаете, будет еще… еще что-нибудь случится? – спросила Сьюзен.

– Н-нет, – протянул Торстон и наклонил чайник, сливая последние капли чая в свою чашку.

– Нет! – отрезала Меррихью и сунула в рот печенье.

– Да, – возразил Мерлин.

– Эх, молодежь, молодежь, и все-то они волнуются по пустякам, – сказал Торстон, обращаясь к Сьюзен и игнорируя Мерлина. – А волноваться тут не о чем, скоро мы твоего папку найдем. Так что идите себе… – Вдруг он замер, как пес, почуявший дичь; массивная голова склонилась набок, точно он прислушивался к зову, не слышному для других.

Сьюзен повернулась к Мерлину, но тот тоже замер с поднятой рукой, делая ей знак подождать.

Десять секунд спустя Торстон вздохнул, выпрямился и сказал:

– Похоже, вам, молодежь, придется представить Сьюзен Бабушке.

– Что? – переспросил Мерлин. – Как Бабушке? Прямо сейчас?

– Вот именно, сейчас, – ответил Торстон. – Не исключено, что она знакома с ее родичами.

– Так ли уж необходимо втягивать в это дело Бабушку? – спросила Меррихью. – Лично мне оно представляется совершенно обычным, мягко говоря.

– Она сама захотела, – возразил Торстон. – Ты против?

Меррихью вздохнула:

– Которая из них?

– Не знаю, – ответил Торстон. – Но она заговорила сама.

Меррихью поморщилась:

– Ну что ж, заговорила, значит заговорила.

– Откуда ваша бабушка может знать моих родственников? – спросила Сьюзен, но ей никто не ответил.

Долгую паузу прервала Вивьен, но обратилась она не к Сьюзен, а к дядюшке с тетушкой:

– Как у Бабушки дела?

– Да как обычно, – ответил Торстон и добавил: – Наверное.

Вивьен выжидающе смотрела на Меррихью.

– Понятия не имею, – бросила та. – Я у нее сто лет не была. Не буди лихо, вот мое правило.

– Так кто-нибудь видел ее в последнее время? – спросил Мерлин. – Дядюшка Торстон?

– Ну, я был у нее пару лет назад, – нехотя ответил Торстон. – А может, лет пять или даже шесть. Нужды не было ее тревожить. – Он рывком поднял себя из кресла, подошел к «Бронзовому веку» и, стянув с него верхнюю одежду, подал Меррихью дождевик, а сам принялся натягивать тренч. – Все будет хорошо! Идите.

– А что… что не так с вашей бабушкой?.. – без особой надежды на ответ спросила Сьюзен, но Мерлин вдруг выпалил:

– Я все объясню. Пошли. Сходим к ней, а потом Вивьен угостит нас обедом.

– Нет, не угостит, – сказала Вивьен сердито. – Во-первых, у меня нет времени – надеюсь, вы не забыли, что мне поручили поиск отца Сьюзен? Во-вторых, я совсем без денег. Раскорячка полная. Финансы поют романсы. В том числе потому, что ты, Мерлин, задолжал мне пятьдесят фунтов. Ты не забыл?

Мерлин виновато отвел глаза:

– Ну, значит, пожуем сэндвичей в закусочной. Когда вернемся от Бабушки.

– Вот и хорошо. Прямо сейчас и отправляйтесь, – пробурчал Торстон и нажал на мускулистом бронзовом животе роденовского шедевра какую-то кнопочку, так что передняя стенка скользнула в сторону, и вынул из пространства за ней телефонную трубку. Тугая спираль шнура повисла над пахом статуи, придав ей решительно похабный вид.

– Торстон у телефона. Мы выходим. Я возвращаюсь на приемку, пусть без меня не распаковывают. А Нил пусть подгонит такси для Меррихью. Она едет…

Он взглянул на Меррихью. На груди ее дождевика висели пластиковые часики, какие бывают у медицинских сестер. Меррихью повернула их циферблатом к себе.

– Паддингтон, – сказала она. – Может, еще успею на двенадцать сорок семь с остановкой в Ледбери.

– Он там с шестьдесят пятого года не останавливается, – ответил Торстон. – Резня Бичинга[8], ты что, забыла? Теперь раньше чем на четырнадцать двадцать шесть с остановкой в Херефорде тебе отсюда не выбраться.

Меррихью сердито передернула плечами:

– Все равно я еду на Паддингтон.

– Меррихью едет на Паддингтон, – закончил Торстон в трубку и, повесив трубку, вернул живот статуи на место, а затем с улыбкой повернулся к Сьюзен. – С нетерпением жду полного выяснения всех обстоятельств вашего дела, мисс Сьюзен. Всего вам хорошего.

Сьюзен кивнула сначала ему, а потом Меррихью, когда та все же помахала ей рукой, прежде чем проследовать за Торстоном к выходу. Телохранительница, кузина Сэм, как видно, закончила с лимериками – перебросила через плечо сумку с амуницией, опоясалась мечом, а автомат Калашникова взяла в левую руку, скрыв серебристое сияние под перчаткой, и шагнула на лестницу первой, Предки – за ней. Терновая палка осталась стоять у стены.

– Хочешь печеньку? – спросил Мерлин с набитым ртом.

– Нет, спасибо, – ответила Сьюзен, подалась вперед и спрятала лицо в ладонях. – Долго все это будет продолжаться?

– Что – это? – спросил Мерлин.

– Долго ты будешь таскать меня за собой, а разные бандиты и гоблины – набрасываться на меня со всех сторон? – уточнила Сьюзен.

– Ну, ярмарочных гоблинов тебе бояться нечего, – заверил ее Мерлин. – Они свой выстрел сделали. Теперь им несколько лет надо копить силы, чтобы устроить хоровод хотя бы ночью, не говоря уже про день.

– Это не ответ на мой вопрос, – сказала Сьюзен.

– На твой вопрос тяжело дать ответ, – вмешалась Вивьен. – Точнее, ответов может быть несколько. Вот один из них: мы быстро обнаруживаем, кто твой отец или кем он был, понимаем, кто и почему так интересуется тобой, и начинаем разбираться. Если найдется хорошее решение, ты скоро окажешься в том же положении, что и любой смертный, которому доводилось сталкиваться с Древним миром – тебе ничто не будет угрожать.

– Видимо, остальные перспективы для меня не столь благоприятны, – с горечью сказала Сьюзен и посмотрела на Мерлина. – И зачем я только встретила тебя!

– Если бы не встретила, то была бы сейчас либо покойницей, либо пленницей, – ответил он. – Ты ведь сама пришла к Фрэнку Трингли, никто тебя не тащил.

– Я как раз собиралась уходить, когда ты явился, – отрезала Сьюзен.

– А вот это вряд ли, – возразил Мерлин. – Когда я пришел, единственным входом, а заодно и выходом, осталось окно в комнате верхнего этажа. Я еще удивился: с чего это они заперли все двери, да еще стражу приставили? А потом решил, что это из-за тебя. Видимо, Трингли собирался держать тебя под замком, а потом сдать тому, перед кем он отвечал.

– Правда? – удивилась Сьюзен.

– Он не врет, – поддержала брата Вивьен. – Мы это чувствуем. Праворукие, я имею в виду. Один из наших принципов – Verum ponderet dextrum. Правая рука взвешивает истину.

– И, как я уже говорил, потом ты спасла жизнь мне, – добавил Мерлин. – Значит, мы созданы друг для друга.

– Делай что хочешь, только никогда не влюбляйся в моего брата! – фыркнула Вивьен. – Нельзя доверять свое сердце леворуким.

– Да ладно тебе, Вивьен! Ты и сама была леворукой, до прошлого года…

– Вот именно, была. А теперь перестала. Ну, что там с печеньем? Все слопали? Если да, то вставайте – пора вести Сьюзен к Бабушке. Лучше сделать это сейчас, пока не село солнце.

– Какая разница – там, внизу, солнца все равно нет.

– Солнце оказывает влияние на все, даже когда его не видно, – наставительно произнесла Вивьен. – Как и луна. А теперь пошли!

Но Сьюзен еще глубже погрузилась в кресло и даже вцепилась руками в подлокотники.

– Я с места не сдвинусь, пока вы не объясните, куда мы идем и почему вы так явно боитесь своей родной бабушки.

– Ну, насчет «куда» все просто, – сказал Мерлин. – Мы идем вниз. В место, которое можно назвать под-подвалом. Под бомбоубежищем, которое осталось здесь с войны, есть римский храм, святилище Митры… а Бабушка… как бы тебе сказать…

– Это не просто Бабушка. Это все наши бабушки, прабабушки и прапрабабушки, взятые вместе, точнее, их духовные сущности, которые обитают под землей, – перебила брата Вивьен. – Их там очень много, и никогда нельзя сказать, какая из них… э-э-э… придет на твой зов. Они меняются.

– То есть они – привидения? – уточнила Сьюзен.

– Этот термин мы не употребляем. Мы называем их Тенями. Мифические реликты живших некогда существ с большой магической силой…

– Значит, привидения, – уверенно повторила Сьюзен. – Они опасны?

– Да. Нет, – в один голос сказали Мерлин и Вивьен.

– И нет, – добавил Мерлин. – Когда как.

– Бабушка бывает опасной, только когда забывает, что мы родня, или когда один из псов решает, что ты не так пахнешь.

– Один из псов! Их что, много?

– В семействе Сен-Жак всегда была традиция: старшие женщины заводили собак. Эти собаки, точнее, их Тени продолжают жить вместе с Бабушками.

– А если Бабушка забудет, что перед ней родственник, или псу не понравится его запах? – поинтересовалась Сьюзен.

– Тогда придется уносить ноги. Вот почему так важно держаться ближе к выходу. И не надевать каблуки, когда идешь вниз. У тебя с этим как раз все в порядке.

– Но я-то ей не родственница, – заметила Сьюзен.

– Ты – нет, а я родственник, – сказал Мерлин. – И буду держать тебя за руку. Как сегодня, на ярмарке.

– Лучше не надо, – возразила Сьюзен. – Ты меня таскал за собой так, что до сих пор плечо болит.

– Знаете что?! – воскликнула Вивьен. – Я придумала, как задобрить Бабушку, какая бы она ни была.

– И как же? – недоверчиво спросил Мерлин. – Не знал, что их вообще можно задобрить. Я видел Бабушку всего один раз, и тогда она была совсем чокнутая. Да и вообще, откуда ты знаешь?

– Я была внизу трижды, и, в отличие от тебя, я учусь. Она… все ее воплощения… любят подарки. Отдай ей свою розу, Сьюзен, – предложила Вивьен. – Гоблинская работа, с Майской ярмарки. Думаю, Бабушка сможет к ней прикоснуться. И сразу полюбит тебя.

– Я хотела оставить розу себе, – сказала Сьюзен.

– Она все равно продержится только до заката, – заметила Вивьен. – Все гоблинские поделки такие. Все, что они делают при свете дня, исчезает с наступлением ночи.

– А-а, вот оно что, – разочарованно протянула Сьюзен, пожала плечами и встала. – Как всегда. Вечно я все узнаю последней. Что ж, пусть ваша бабушка… бабушки… ее забирают.

– Жалко, что у нас нет кости гоблина, – буркнул Мерлин. – Дали бы псу. Надеюсь, в этот раз будет не тот жуткий волкодав Неброфон. Или они все такие?

– Перестань болтать, Мерлин, – сказала Вивьен и улыбнулась Сьюзен. – Все будет хорошо. Идем.

Прежде чем ступить на лестницу, Сьюзен оглянулась. Она никак не могла понять, почему окна пентхауса настолько выше всех окружающих зданий, и, главное, почему все вокруг выглядит как всегда. По Парк-лейн течет обычный поток машин, в Гайд-парке гуляют люди, в небе тают следы реактивных самолетов.

По узкой лестнице, которая соединяла крышу с основным зданием, они шли гуськом: сначала Мерлин, затем Сьюзен, за ней Вивьен.

– Вы всегда так живете? – спросила Сьюзен, пока Мерлин отпирал нижнюю дверь. – В смысле, у вас всегда проблемы с дегустаторами, водяными и гоблинами?

– Нет, конечно! – рассмеялась Вивьен. – Господи, только этого не хватало! Нет, Древний мир сейчас в основном спит, с начала шестидесятых почти ничего не происходит. Бывает, шевельнется что-нибудь, тогда приходится, конечно, побегать, потом все снова стихает, и жизнь приходит в норму. Опять тишь да гладь. Надеюсь, так будет и сегодня вечером.

– А что ты делаешь, когда… гм… не гоняешься за всяким странным дерьмом, как говорит инспектор?

– Я? Работаю в Старом книжном, три дня в неделю, – ответила Вивьен, пока они выходили на главную лестницу, по которой уже не нужно было идти в затылок друг другу. – А еще учусь в магистратуре Лондонской школы бизнеса.

– Ты изучаешь бизнес? – недоверчиво спросила Сьюзен.

– Да, новую специальность – бизнес-администрирование. На заочном.

– Плутократка, – с нежностью буркнул Мерлин.

– А ты? – спросила его Сьюзен. – Ты, похоже, из тех, кто в основном бегает.

– Да, моя динамичная натура требует этого, – ответил он. – Леворукие вообще делают почти всю видимую работу, на то мы и оперативники. Ну и конечно, тренировки. Но вообще я, как Вив, полжизни провожу в магазине. К сожалению, большей частью меня используют как грузчика. Никто, видимо, не готов допустить меня к работе с клиентами, хотя я один увеличил бы продажи как минимум вдвое, даже не сомневаюсь.

– Тебе давали испытательный срок, – сказала Вивьен. – Все, что ты действительно удвоил, – это время болтовни с хорошенькими покупательницами, которым ничего не продавал.

– А кто продал копию «Книги узлов Эшли», которую никто не мог продать? – возмутился Мерлин. – Пятьдесят фунтов, в твердой обложке!

– Лучше каждые две недели продавать две-три сотни книг за пару фунтов, чем одну за пятьдесят, – ответила Вивьен. – А еще я слышала, что ты умудрился ничего не продать даже здесь, куда приходят одни библиофилы – настоящее антидостижение!

– Здесь все покупатели старые. К тому же Эрик и Элисон всегда забирают себе лучших.

– У обвинения нет вопросов, – произнесла Вивьен.

– Может, можно перевести меня хотя бы в отдел спецзаказов, – сказал Мерлин. – Все лучше, чем на складе.

– Ты взбесишься, когда придется в сотый раз проверять раздел «Книги в печати», и сломаешь аппарат для чтения микрофиш, – заявила Вивьен. – Вот почему это работа для праворуких.

– А в ваших магазинах все сотрудники… э-э-э… с особенными руками? – спросила Сьюзен.

Первый этаж остался позади, но они продолжали спуск. На лестнице становилось все темнее: свет поступал только сверху.

– Не все, но большинство, – ответила Вивьен. – Погодите-ка.

Они остановились. От уровня улицы их уже отделяли два пролета, однако конца лестницы не было видно. Вивьен провела по стене рукой, нашарила выключатель – настоящий рубильник, как в заводском цеху, – и повернула его в положение «вкл.». Под потолком зажглась лампочка. Ее тусклого дрожащего света едва хватало, чтобы разобрать блеклые буквы, написанные на ржавой стальной двери белой краской: «Бомбоубежище на 39 человек».

У двери стоял деревянный ящик. Вивьен наклонилась, вынула из него три щербатых фарфоровых блюдца со свечками в потеках стеарина, взяла одно себе, а два других протянула Мерлину и Сьюзен.

– Держи крепко, – предупредила она и не то дунула, не то свистнула, целясь в свечку Сьюзен.

С губ Вивьен сорвалась искра, свечка вспыхнула, но едва не погасла – Сьюзен, напуганная происшедшим, выронила блюдце, но тут же поймала его на лету. Больше она его не выпускала, и яркий язычок пламени все время указывал в потолок.

– Извини, – сказала она. – Я не знала, что ты так можешь.

– Здесь это легко, – ответила Вивьен и тем же манером зажгла свечи себе и Мерлину. – Присутствие мифической силы чувствуется уже на этом уровне, и оно будет нарастать с нашим приближением к святилищу. И к Бабушке, конечно.

– И к разным другим вещам, – добавил Мерлин.

– Каким другим вещам? – почему-то шепотом спросила Сьюзен.

– Не важно, – произнес Мерлин. – Бабушка держит их под контролем. Уже немного осталось.

Становилось все холоднее, по грубой каменной кладке стен сочилась вода, с потолка капало. Четыре лестничных пролета – спуск по ним занял куда больше времени, чем ожидала Сьюзен, – привели их в пещеру, в обширном пространстве которой затерялись огоньки свечей. Вдали обозначилась массивная беломраморная арка, которая точно светилась в темноте, а вблизи – калитка, удивительно черная даже в этом подземелье. Сьюзен показалось, что мраморную поверхность арки покрывают резные изображения батальных сцен, но она не поручилась бы, что это действительно так.

– Заходим в калитку, делаем три шага и останавливаемся, – шепнула Вивьен, становясь справа от Сьюзен, в то время как Мерлин зашел слева. – Ноги держим на одной линии. Вперед не ступаем.

Все вместе они шагнули внутрь и остановились. Огоньки свечей моргнули и выровнялись. Сьюзен завертела головой, пытаясь разглядеть, куда они попали, и не смогла – света было слишком мало. Гулкое эхо, разбуженное звуком шагов по грубо отесанному камню, навело ее на мысль об огромном подземном зале. По эту сторону калитки оказалось даже холоднее, чем снаружи, и Сьюзен заметила, что из ее рта вылетают маленькие частые облачка. Задержав дыхание, она сосчитала до шести и только тогда выдохнула – не хотела, чтобы Мерлин и Вивьен поняли, как ей страшно.

– О господи! – прошептал Мерлин. – Это все-таки Неброфон.

Огромный поджарый волкодав снежно-белой масти медленно вышел на них из темноты, замер и глухо зарычал.

– Не шевелитесь, – шепнула Вивьен и подвинулась так близко к Сьюзен, что их плечи соприкоснулись, а Мерлин крепче ухватил ее за локоть.

Волкодав подошел ближе на прямых ногах, принюхался, задрав огромную кудлатую голову, и приподнял верхнюю губу, обнажив мощные клыки.

Пес совсем не походил ни на привидение, ни на духовный остаток чьей-нибудь сущности, или как там еще называла его Вивьен. Наоборот, он был реален до жути. Сьюзен нисколько не преувеличивала, говоря, что легко находит общий язык с собаками; они действительно слушались ее, почти все. Но сейчас она предпочла не двигаться, ведь о человеке можно сказать, что он понимает собак, только если знает, когда их лучше оставить в покое.

– Бабушка, мы привели подругу, – заговорила Вивьен громким голосом. – Она принесла тебе подарок. Это я, Вивьен, со мной мой брат, Мерлин.

– Мы дети Антигоны, – добавил Мерлин. – Дочери четвертого Генри, сына Терезы по прозвищу Минти и дочери Серены.

– Серены, дочери Клода, второго в своем роду, сына Софии, дочери пятой Гвиневеры, первой Сен-Жак по прямой линии родства, восходящей к истокам, – закончила Вивьен.

Из темноты раздался свист. Неброфон неохотно повернул голову, медленно, точно океанский лайнер, развернул свой громадный корпус и исчез во тьме.

Одно мгновение, и перед настороженным трио предстала женщина – сухонькая деловитая старушка: светло-серое платье с высокой талией, белоснежная косынка вокруг шеи, бледно-голубой капор на серебряных волосах. Правую руку скрывала белая перчатка. От взгляда ее глубоко посаженных темных глаз Сьюзен сразу стало не по себе. Вспомнился сумасшедший старик из Бата, который любил расхаживать по городу, нарядившись Джейн Остен, когда ему удавалось сбежать из-под присмотра бдительной родни.

Вивьен и Мерлин опустились в реверансе, потянув книзу и Сьюзен.

– Вивьен и Мерлин, значит, – сказала женщина. Это был не вопрос. В ее голосе, негромком и скрипучем, звучала настоящая угроза. – Бабушку пришли навестить. А самим что-то нужно… как всегда…

Вивьен не стала оправдываться, а, сделав буквально полшага вперед, звонко и весело заговорила:

– Бабушка, это наша подруга, Сьюзен Аркшо. Она принесла тебе подарок.

Тут Мерлин слегка толкнул Сьюзен в бок и отпустил ее локоть.

Сьюзен сделала вперед крошечный шажок, еще более короткий, чем у Вивьен, и протянула розу, инстинктивно опустив голову и согнув одно колено.

Бабушка взяла протянутый цветок, и он ожил – стебелек изогнулся, лепестки затрепетали, – однако остался прозрачным. Старая дама поднесла его к лицу и потянула носом.

– Ах, – мечтательно вздохнула она. – Как же я давно не нюхала роз. Добро пожаловать, Сьюзен Аркшо.

Сьюзен не столько услышала, сколько почувствовала вздох облегчения Вивьен, тут же прервавшийся, когда старушка опустила цветок и лукаво взглянула на них:

– Жаль только, что она бесцветная. А розы должны быть красными, мои дорогие. Красными, как кровь. Розы и кровь всегда одного цвета. А ну, леворукий Мерлин, у тебя наверняка припрятана парочка ножей. Достань-ка один и пусти кровь.

Сьюзен взглянула на Мерлина, но тот косился на Неброфона, который подкрался к нему с другой стороны. Огромная кудлатая голова пса приходилась Мерлину чуть ниже пояса, а расстояние от паха до страшной пасти не превышало фута.

– Сьюзен находится под защитой закона гостеприимства Сен-Жаков, – уверенно произнесла Вивьен, хотя ее правая рука в перчатке дрожала. – Хлеб и вода… точнее, чай и печенье, данные по доброй воле.

Бабушка вдруг то ли закашлялась, то ли начала задыхаться – Сьюзен не сразу поняла, что она смеется, а поняв, захотела бежать, куда глаза глядят. Но она знала, что делать этого никак нельзя: волкодав сразу бросится ей на плечи, да и Мерлин с Вивьен пока молчат.

– Ах вы, глупые ребятишки! – сказала Бабушка. – Мне много не нужно. Вы же пришли сюда узнать про родню Сьюзен? Вот и дайте мне три капли: одну – чтобы подкрасить розу, другую – мне, чтобы лучше видеть, что к чему, а третью – Неброфону, как лакомство. И все.

– Три капли моей крови, – сказала Сьюзен, – и вы скажете, кто мой отец?

– Кто твоя родня, – уточнила Бабушка. – Имен я не называю.

– В чем тут подвох? – прямо спросила Сьюзен.

Бабушка снова засмеялась:

– Иногда лучше не знать. Вот и все.

– Вивьен?

– Все нормально, – зашептала Вивьен, наклонив голову к Сьюзен. – Мы тоже иногда даем немного своей крови… чтобы Бабушка могла ощутить связь с Новым миром и заговорить. Особенно это касается самых древних.

– Иначе их вообще не поймешь, старушенций этих, – зашептал Мерлин, наклонившись к Сьюзен с другой стороны. – Как начнут бормотать на латыни, да еще на диалекте каком-нибудь, ни слова не разберешь. Хуже родни и не придумаешь.

– Я все слышала, – сказала Бабушка. – И могу наказать тебя за нахальство, юный Мерлин.

– Простите меня, мадам, я виноват, – торопливо произнес Мерлин и, судя по всему, не ерничал, в кои-то веки.

– Я не могу ждать весь день, – сказала Бабушка. – Точнее, роза не может. К вечеру она увянет, а я хочу успеть насладиться ее цветом и ароматом. Каково твое решение?

– Я дам вам три капли крови, мадам, – ответила Сьюзен и, то ли из врожденной осторожности, то ли вспомнив детские сказки, добавила: – Но только три, а вы за это скажете, кто моя родня, и больше ничего от меня не потребуете.

Она протянула руку ладонью вверх и подняла указательный палец. Откуда ни возьмись, в левой руке Мерлина возник острый треугольный клинок. Придержав правой рукой запястье Сьюзен, юноша резко кольнул ее в палец. Из ранки показалась капля крови, но не упала, а осталась на пальце.

– Первая кровь – Неброфону, – объявила Бабушка и подозвала волкодава.

Тот подошел, шершавым, словно наждачная бумага, языком лизнул палец Сьюзен, собрав с него кровь, и удалился, довольно помахивая хвостом.

Из ранки вышла вторая капля. Бабушка поднесла к ней розу. Кровь тут же впиталась в цветок и промочила дрожащие лепестки, сердцевинку, даже стебелек, сделав его мрачно-зеленым.

Бабушка поднесла алую розу к лицу, вдохнула аромат. На миг ее пронзительные глаза заволоклись дымкой воспоминаний, улыбка скользнула по худому лицу, будто яркая птичка запрыгала по голым ветвям зимних деревьев.

– Ну а теперь последнюю, для меня, чтобы я узнала твою родословную, – сказала Бабушка и сама взяла Сьюзен за руку.

Девушка вздрогнула. Пожилая дама оказалась вовсе не бестелесным духом. Ее пожатие было крепким, а рука – ледяной, холоднее воздуха в подземелье.

Бабушка поднесла руку Сьюзен ко рту и деловито слизнула кровь – так спокойно, словно попробовала, посолен ли суп. Потом промокнула губы тыльной стороной ладони и нахмурилась.

– О, – произнесла она. – Какая старая кровь… гораздо старше, чем я…

Бабушка крутанулась вокруг своей оси, и перед ними предстала совсем другая женщина – рослая, статная, в расшитом золотом и самоцветами парадном винно-красном платье, разрез которого открывал нижнее платье-киртл, черное, по моде пятнадцатого века. Волосы были убраны под двурогий чепец, с него на плечи спускалось вуалевое покрывало. Замшевая перчатка скрывала правую руку, на третьем пальце которой красовалось кольцо с крупным изумрудом.

Неброфон тоже преобразился – его место заняла некрупная собачка, похожая на скотчтерьера. Лежа на подушке, она лениво подняла голову, без всякого интереса взглянула на посетителей и широко зевнула.

– Нет, она старше, чем я, Нэн, – мягко сказала дама и, подняв руку к невидимому партнеру, плавно закружилась вокруг себя, точно в старинном танце.

Следующая Бабушка оказалась по-настоящему древней, во всех смыслах: согбенная, она опиралась на клюку, вырезанную из ветки терна, платье было из простого домотканого полотна, правда, с цветными ленточками на запястьях и вороте, а левую руку скрывала кожаная рукавица. Рядом с ней была собака неведомой породы, видимо, давно исчезнувшей: песочно-желтая, мохнатая, с висячими ушами и самодовольным выражением на туповатой морде.

Эта Бабушка сказала что-то на латыни и тоже отвернулась.

Сьюзен открыла рот, собираясь спросить кое-что у Вивьен, но та вытаращилась на следующую Бабушку – так что Сьюзен обернулась, не желая пропустить удивительное зрелище.

Лицо женщины скрывал капюшон свободного белого одеяния, вроде римской тоги, на перчатках цвета зрелых тутовых ягод переливались кусочки мозаики, отражая огоньки свечей. Она не стояла, а сидела на пеньке дуба, которого еще секунду назад не было в подземелье, пес – тоже волкодав – был вылитым Неброфоном, только не белым, а каштаново-коричневым.

Бабушка произнесла несколько слов на латыни, умолкла и опустила капюшон. Перед ними стояла рыжеватая природная блондинка лет пятидесяти. Она улыбнулась – куда приветливее, чем некоторые Бабушки до нее, – и заговорила на странном языке: вроде бы английском, но с ударениями в неожиданных местах.

– Так понятнее?

– Да, спасибо, – ответила Сьюзен.

Бабушка облизнулась.

– И правда, очень старая кровь, – сказала она. – И принадлежит она не кому-нибудь, а Древним владыкам, или Первым, которые придумали слова первых клятв и призвали служить себе первых вассалов, – Верховным королям и королевам. Разбавленная кровью смертных, конечно. Но сильная, очень сильная. Будьте осторожны с ней, дети мои. Если она обретет силу своего родителя, то согнет в бараний рог даже вас, повяжет клятвой на соли, железе и крови.

С этими словами Бабушка исчезла, а с ней исчезли пес и пенек, зато поднялся ветер, такой сильный, что тут же задул свечи, оставив всех троих в полной темноте.

– И что все это значит? – спросила Сьюзен, едва они с Мерлином и Вивьен устроились на заднем сиденье такси, за рулем которого снова была Одри. Терновая палка тоже вернулась на свое место за щитком от солнца, а Одри подмигнула в зеркальце заднего вида, приветствуя Сьюзен. – И разве мы не планировали поесть в закусочной для сотрудников вашего магазина?

– Перекусим в другом месте, – ответила Вивьен, которая после встречи с Бабушкой вела себя странно: сначала чуть не бегом вывела Сьюзен и брата из подземелья, потом на скорости прогнала их через магазин, не дав перекинуться словом с Эриком и еще одной продавщицей, которая явно была не прочь пообщаться. – У нас там никогда ничего нет, кроме жутких сэндвичей с рыбной пастой.

– Гадость ужасная, – подтвердил Мерлин. – Слушайте, я должен переодеться. Поехали ко мне, закажем еду в номер. Стряпня там, конечно, та еще, но я потерплю.

– Закажем в номер? Потерпишь?

– Мерлин живет в отеле «Нортумберленд-Хаус», рядом со Старым книжным, – сказала Вивьен. – Отель тоже принадлежит семье, но это не дает никаких привилегий. У Мерлина всего одна комната и еда за полную стоимость. А вообще, хорошее местечко для молодых леворуких, которые, на удивление, почти все безруки в быту…

– Ой! – вскрикнула Одри.

– Я же сказала, почти все, кроме Одри и еще кое-кого, – закончила Вивьен. – И потом, ты ведь никогда там не жила, верно, Одри?

– Да и молодая из тебя не очень, – шепнул Мерлин Сьюзен.

– Не, я с маманей живу, на Гроув-роуд, – ответила Одри, проигнорировав выпад Мерлина. – Ну, кроме нескольких лет в Вутене и в Дареме, конечно.

– Ты училась в университете? А что это за Вутен – как у Толкина, «Кузнец из Большого Вуттона»? – спросила Сьюзен. – Вообще, я думала, что вы все одна большая семья и живете в громадном старом доме с привидениями. А вы такие разные, и даже акцент у каждого свой…

– Давай, Вив, объясняй, ты же у нас праворукая, – сказала Одри и нажала на газ, чтобы успеть проскочить в щелку, которая вдруг приоткрылась в потоке автомобилей, запрудивших Парк-лейн. – Ага, я училась в Дареме, на историческом. Два года выдержала, потом сбежала и стала играть в группе. Я ведь ударница, знаешь? Ну что, едем в «Нортумберленд-Хаус»? Надеюсь, львы на Трафальгарской площади нас не тронут.

– Что! – вскрикнула Сьюзен, рванулась вперед и высунула голову в окошко в перегородке между передними и задними сиденьями, так что Одри ударила по тормозам от неожиданности. Мимо, возмущенно взревев клаксоном, тут же промчалось другое такси, едва не снеся им задний бампер. – Какие львы? Статуи?

– Шутка, – сказала Одри и опять прибавила газу, вливаясь в поток машин. – Просто вспомнила гоблинов с их хороводом. Но львы никогда не ходят среди бела дня, тем более в мае.

– Но они все же ходят? – спросила Сьюзен и села на место, а Одри свернула с Парк-лейн в проулок у лондонского «Хилтона» шестидесятых годов постройки. Отель был уродливым, но мимо него можно было проехать на Пикадилли и обогнуть затор, который в это время дня всегда возникал у Гайд-парк-корнер из-за одностороннего кругового движения. – Дело в том… моя мать… каждый раз, когда мы приезжали сюда, она вела меня на Трафальгарскую площадь и там, прислонившись к статуе льва, рассказывала мне истории о том… как львы оживают… Я не верила ей, считала, что это сказки, которые она придумывает для маленькой девочки.

– Сами статуи не оживают и не двигаются, – ответил ей Мерлин. – Просто существа, которых мы называем львами, жили на месте нынешней Трафальгарской площади, когда не было еще бронзовых фигур, площади да и самого города. Вообще-то, эти существа внешне даже не похожи на львов. Но они такие же свирепые, как львы, и тоже охотятся прайдом и рычат. И любят сырое мясо. Короче, врагу не пожелаешь повстречать их на лондонской улице. Правда, сейчас они спят глубоким сном и ни за что не проснутся по собственной воле.

– Я начинаю думать, что мама кое-что знала о Древнем мире…

– Так вот, отвечаю на твой вопрос о том, одна ли мы семья, – вдруг перебила ее Вивьен. – Скорее, мы клан, причем довольно разношерстный. У каждого есть один родитель – не книготорговец. Знаешь, как у католиков: не обязательно, чтобы муж и жена исповедовали одну веру, но если один – приверженец Римской церкви, второму придется заранее смириться с тем, что дети будут воспитываться и расти в определенных традициях. Для Сен-Жаков это значит отправлять детей в Вутен – пишется, кстати, через «е» и одно «т», а не через два, как у Толкина. Хотя, надо признать, в чем-то он был прав. Ох уж эти авторы фэнтези – если бы не они, мы бы горя не знали! Вутен-Холл – частная школа в Глостершире. Там будущие книготорговцы живут и учатся с семи лет, в этом возрасте выговор уже сформирован и укрепляется каждый раз, когда дети приезжают домой на каникулы. Хотя кое-кто… не буду показывать пальцем… например, Одри… нарочно подчеркивает свой акцент.

– Надо же противопоставить что-то засилью американизмов, – возразила Одри. – Ты не поевишь, как они морят стеньгами…

Дружный стон с заднего сиденья был ей ответом. Одри хохотнула и замолкла.

– Ума не приложу, как тебе хватает времени брать пассажиров, – сказала Вивьен. – И нахальства тоже. Что, если Меррихью узнает?

– Ничего, поделюсь с ней выручкой, – тут же ответила Одри. – Меррихью и сама разбойница. В душе. Ей все равно, чем я занимаюсь, лишь бы оказывалась на месте, когда надо. Я и оказываюсь.

Сьюзен переваривала информацию о родителях книготорговцев, но не забывала и о словах Бабушки. Она уже поняла, что Вивьен не хочет обсуждать их, и заметила, что от разговора о ее матери она тоже поспешила уйти, значит тема ее происхождения табуирована. По крайней мере, в такси и в Старом книжном. То есть Вивьен не хочет, чтобы Одри или еще кто-нибудь из ее родни был в курсе.

– Кстати, об отцах… – начала она не без ехидства.

Как она и ожидала, ее тут же перебила Вивьен:

– Давайте не будем есть в «Нортумберленде». Там тоже погано готовят. Неподалеку есть паб…

– Ты же говорила, у тебя денег нет, – сказал Мерлин.

– У меня нет, – раздраженно подтвердила Вивьен. – Но ты можешь заплатить.

– Закажем лучше бургеры в номер, – стоял на своем Мерлин. – А я рассчитаюсь в конце месяца.

– Я куплю нам поесть, если, конечно, никто не будет роскошествовать, – сказала Сьюзен. – Мне вчера дали зарплату.

– Вот и отлично, – начал было Мерлин, но Вивьен тут же отрезала:

– Не вздумай, Сьюзен. У Мерлина есть деньги, просто он не хочет их тратить.

– Вообще-то, я хотела спросить тебя о твоем отце, – перебила Сьюзен, когда Мерлин буркнул что-то о сестрах, хотя наличие у него денег отрицать не стал. – Кто он?

– Археолог. С мамой познакомились на раскопках… что-то пошло не так… она спасла ему жизнь, вспыхнула любовь. Но жена-книготорговец не лучший для жизни вариант. Любовь скоро закончилась, а когда мы уехали в школу, они…

– Мы с ним иногда видимся, – добавил Мерлин равнодушно. – Его зовут Ричард Апбрайт, известный археолог. Профессор, преподает в Кембридже, специализируется по доисторической Европе.

– Мерлин Апбрайт, – произнесла Сьюзен, просто чтобы попробовать, как это звучит.

Мерлина передернуло.

– Умоляю, не надо.

– Аркшо ничем не лучше, – сказала Сьюзен. – Даже хуже. Интересно, какая была фамилия у моего отца…

– Мы это выясним, – перебил ее Мерлин.

– А что хотела сказать ваша бабушка…

– Ой, глядите, повозка из пивоварни! Какие лошадки! Обожаю тяжеловозов!

Огромная подвода с гербом пивоварни «Грин-Кинг» неспешно катила по улице, занимая целых две полосы и парализуя движение на своей половине дороги. Несчастные лица водителей и пассажиров нисколько не трогали ни четверку клайдсдейльских тяжеловозов в наглазниках, ни возниц в плащах с многослойными пелеринами.

– Зато я терпеть не могу, – сказала Одри. – Конным экипажам пора запретить ездить по городу, это непорядок. Машины и так еле тащатся, а эти даже пиво не везут. С конями нельзя…

Пока Одри с увлечением перечисляла все беды и недостатки дорожного движения в Лондоне, Сьюзен склонилась к Вивьен и прошептала:

– Почему ты не хочешь, чтобы другие книготорговцы узнали, что сказала твоя бабушка?

– Но до чего же роскошные лошади – даже плестись у них в хвосте и то приятно! – воскликнула Вивьен и, наклонив голову к плечу Сьюзен так, чтобы Одри не видела ее рот в зеркальце заднего вида, прошипела: – Позже скажу.

– То ли дело смена караула[9]: строго по расписанию, всегда знаешь, в какое время на Мэлл лучше не соваться, а эти вылезут невесть откуда, займут половину дороги…

Сьюзен кивнула и откинулась на спинку сиденья. Между тем Одри, отругав лошадей и других животных, как одомашненных, так и диких, за их наглое вмешательство в дорожное движение Лондона, переключилась на бестолковых пешеходов, которые тоже вечно лезут, куда их не просят, и наконец непонятно каким путем вырулила на хвалебный монолог своей любимой книге «Тайна одного кеба» некоего Фергюса Хьюма. Судя по всему, речь в ней шла о приключениях кебмена на улицах австралийского Мельбурна в девятнадцатом веке, причем Сьюзен так и не поняла, почему женщина-водитель лондонского такси во второй половине двадцатого века считает эту историю своей профессиональной легендой. Изредка прерывая вдумчивый анализ книги лаконичными комментариями о ситуации на дороге, Одри провела такси по южному краю Трафальгарской площади, свернула на Нортумберленд-стрит и остановилась перед огромным, но, увы, запущенным отелем Викторианской эпохи.

Двое Сен-Жаков и Сьюзен еле успели выйти, как в машину уже начало загружаться шумное американское семейство – родители и трое ребятишек в возрасте от трех до шести лет. Мать с густым среднезападным акцентом объявила:

– Водитель, нам в Хитроу, и по-быстренькому.

– Ноль проблем, миссис! Щас поскачем, одна нога здесь – другая там! – заверила ее Одри и вышла, чтобы помочь с багажом, а заодно польстить пассажирам, что она делала, надо отдать ей должное, довольно иронично.

– Поднимайтесь пока, а я побегу вперед, переоденусь, – обратился к спутницам Мерлин.

– Давай и ты «по-быстренькому», – откликнулась Вивьен. – А то есть хочется.

Сьюзен вошла в отель вслед за Мерлином. Внутри было многолюдно. Холл – некогда величественный, теперь обветшавший – заполнили участники какой-то конференции, которые только что приехали и теперь получали ключи от номеров. Среди них почти не было женщин – видимо, другие страны отставали от Великобритании на пути к равенству полов, по которому она устремилась семимильными шагами после войны. Новоприбывшие обменивались приветствиями на разных языках и улыбались друг другу, как старые знакомые, хотя и принадлежали к разным расам.

– Дантисты, – мрачно заметил Мерлин. – Человек пятьсот, наверное. В баре сегодня будет столпотворение.

Но Сьюзен смотрела на парней, которые кучковались у колонны из искусственного камня, – ряды таких колонн приятно разнообразили монотонное пространство холла. Парни были одеты в неоромантическом стиле, то есть посередине между Боем Джорджем и Адамом Энтом – кружева, рюши, подведенные глаза, – плюс у каждого на левой руке белела перчатка.

– А эти тоже ваши? – спросила Сьюзен у Мерлина, пока оба прокладывали себе путь через толпу дантистов, таких веселых, будто они приехали на отдых, а не на серьезную профессиональную конференцию. Многие даже были в гавайских рубашках.

– Нет, – презрительно бросил Мерлин. – Эти просто запутались в кумирах: не знают, кому подражать – то ли Duran Duran, то ли Майклу Джексону. Наши здесь работают. Видишь вон ту женщину с чемоданами? Это кузина Хизер.

– Но у нее обе руки в перчатках.

– Ничего удивительного, она же носильщица! Руки надо беречь. От чемоданов знаешь какие мозоли бывают?

– «Билли Джин» здорово нас выручила, – сказала Вивьен, снова переводя разговор на подростков у колонны. – Теперь все принимают нас за фанатов Майкла Джексона. С тех пор как вышел его клип, меня ни разу не спросили, почему я ношу только одну перчатку.

– Почему бы вам не носить перчатки на обеих руках? Тогда бы и вопросов ни у кого не было.

– Ага, тогда все спрашивали бы, зачем нам вообще перчатки, – сказала Вивьен так быстро, словно придумала ответ заранее.

– Пошли, поднимемся по лестнице, – сказал Мерлин.

У двух лифтов, до смешного тесных, стояла огромная очередь из дантистов, которые сами усугубляли положение: каждый раз, когда двери лифта раздвигались и на пороге возникал очередной сияющий улыбкой зубодер, первый в очереди узнавал в нем приятеля или знакомого, начинались приветствия, рукопожатия, а то и объятия. И все это время лифт лязгал дверями, напрасно пытаясь закрыть их.

– Какой этаж? – спросила Сьюзен, которая еще до выхода из Нового книжного устала от беготни по лестницам.

Оставалось только надеяться, что в этом отеле они хотя бы не ведут в такие странные места, как там. Да и вообще, она просто устала. Ночью ей не дала спать кекса, потом явился Мерлин, и понеслось…

– Седьмой, – ответил Мерлин. – Давайте быстрее! Я бегом.

Он сорвался с места и бросился по парадной лестнице наверх – Диана-охотница, да и только. Все встречные – и мужчины, и женщины – выворачивали шеи, глядя ему вслед. Сьюзен и Вивьен не только не прибавили шагу, но, наоборот, пошли еще медленнее.

– Он всегда такой? – спросила Сьюзен.

– Да нет, через раз, – ответила Вивьен. – Пусть бежит. Чем скорее переоденется, тем меньше нам придется ждать. – (Сьюзен удивленно вскинула бровь.) – Сама увидишь. Мерлин и одежда – это тема…

Все было так, как сказала Вивьен. Когда дверь номера 617 распахнулась, Сьюзен решила, что они по ошибке попали в гардеробную, но вовремя разглядела за плотными рядами вешалок узкую кровать. Колесные вешалки, видимо похищенные из магазинов или даже со складов одежды, прогибались под тяжестью разнообразных нарядов: мужских и женских, теплых и легких, цветных и однотонных, неброских и ярких. Там было все, на все случаи жизни – от бальных платьев и фраков до сарафанов и простых летних маек. Одну вешалку целиком занимали джинсовые штаны и куртки – стандартные ливайсы чередовались с замысловато изрезанными, художественно заплатанными и расшитыми произведениями портновского искусства, которые, вполне возможно, участвовали когда-то в показах мод.

Точно специально, чтобы сделать узкую комнатушку еще теснее, весь пол под вешалками занимали книги – сплошь дешевые издания «Пингвин букс» с оранжевыми корешками, разложенные, насколько могла судить Сьюзен, в алфавитном порядке, по авторам, стопками по шесть-семь штук. Книги были новыми с виду и их определенно читали: из многих торчали простые бумажные закладки. Одна книга – «Война короля. 1641–1647» Ч. В. Веджвуда – лежала на кровати, заложенная на середине плечиками для одежды.

Мерлина нигде не было видно. Но вот распахнулась незамеченная ими прежде дверь, толкнув ближайшую вешалку с одеждой, и взглядам посетительниц открылась крохотная туалетная комната с такой миниатюрной душевой кабинкой, что взрослый человек мог поместиться в ней только по стойке смирно. На пороге возник Мерлин – в черных кожаных штанах, белой сорочке с рюшами и кожаном жилете винно-красного цвета. Под носом красовались белокурые висячие усы – будто к верхней губе прилепился волосатый слизняк.

– Я готов! – объявил он. – Сьюзен, если хочешь переодеться, подбери себе что-нибудь.

– Мне нравится моя спецовка, – ответила она.

Вивьен нахмурилась:

– Мерлин, эти усы… в самом деле…

Мерлин любовно погладил новый аксессуар:

– Прелесть, правда? Их и еще кучу всякого барахла мне подарил друг из «Д’Ойли Карт»[10], когда они закрывались в прошлом году. Это усы генерал-майора из «Пиратов Пензанса»[11].

Сьюзен с облегчением кивнула – слава богу, он не отрастил эти усы в те считаные минуты, пока они его не видели. Он ведь говорил, что любит менять облик – кто знает, вдруг он имел в виду именно это.

Мерлин откашлялся и сильным барионом запел:

Тут Вивьен не выдержала, набросилась на брата и двумя руками вцепилась ему в горло. Оба закачались из стороны в сторону, расталкивая вешалки, с которых на них сыпалась одежда, пока Мерлин не завопил:

– Ладно-ладно! Твоя взяла, больше не буду петь.

– Вот умница, – ответила Вивьен. – А теперь пошли есть. Я умираю с голоду.

Но у Сьюзен были другие планы. Она подошла к двери и привалилась к ней спиной, не давая никому выйти.

– Почему я должна и дальше вам подыгрывать? Никуда я с вами не пойду и кормить вас не буду, пока вы не объясните, почему другие книготорговцы не должны ничего знать о том, что сказала о моей родне ваша бабушка, – твердо заявила она. – Сейчас мне ясно одно: я в абсолютном море дерьма, и я хочу знать хотя бы направление – куда мне плыть, чтобы из него выбраться.

– По-моему, «абсолютно» лучше поставить перед «дерьмом», а не перед «морем». Ты в море абсолютного дерьма… – начала Вивьен.

– Отвечай на вопрос!

Мерлин моргнул и приподнял бровь, а Вивьен нахмурилась.

– Она имеет право знать, – сказал Мерлин сестре.

– Без тебя знаю! Слушай, Сьюзен, наша Бабушка считает, что ты не простая смертная.

– Продолжай.

– Мерлин, наверное, уже объяснял тебе, что мифический ландшафт многослоен и почти всегда напрямую связан с подстилающей его местностью – локусом. Но сущности и их локусы – это не только пространство, но и время: они зависят от дня и ночи, фаз луны и тому подобного. Даже погода и та на них влияет: одни активизируются только после дождя, другие – в снегопад. И всегда ведут себя так, как предписывает им сказка или легенда. Правда, сегодня почти все сущности спят беспробудным сном. Таких локальных сущностей – десятки тысяч по всему миру. Над ними главенствуют другие существа, числом около девятисот. Их власть не знает географических, сезонных, временны́х или иных границ. Правда, сейчас они тоже в основном спят, но сон не уменьшает их силы. А когда просыпаются, то берут себе новых вассалов, с помощью магии добиваясь от них полного повиновения. Этих существ мы зовем Древними владыками, или просто Первыми, а иногда Верховными королями и королевами.

– Вроде Оберона и Титании? – уточнила Сьюзен.

– Шекспир слишком много знал, – буркнул Мерлин.

– Да, вроде них. Среди Первых действительно есть двое с такими именами; правда, они совсем не такие, как в «Сне в летнюю ночь». Их могущество велико, им подвластно все почти везде в Англии, но лишь один раз в году – в день летнего солнцестояния. К тому же эти двое не просыпались последние шестьсот или семьсот лет.

– Но какое отношение имеют ко мне эти Владыки, или как их там?

– Твой отец – один из них! – выпалила Вивьен.

От изумления Сьюзен открыла рот и не смогла закрыть.

– Многие мифические существа могут принимать человеческий облик и жить среди людей, хотя при этом временно теряют часть своей мощи, – поспешил объяснить Мерлин, пользуясь тем, что Сьюзен потеряла дар речи. – Бывает, что в смертном обличье они даже производят на свет детей, сходясь с обычными людьми. Если верить нашей Бабушке – а у нас нет причин ей не верить, она редко ошибается, – ты и есть такой ребенок.

Сьюзен медленно перевела дух, только сейчас заметив, что, оказывается, не дышала, потом закрыла глаза и медленно сосчитала до трех.

– И это проблема, потому что…

– Такое случается нечасто, к тому же волшебными родителями обычно бывают слабые существа, поэтому мы не обращаем внимания на их отпрысков, – продолжила Вивьен. – Но когда родитель силен… понимаешь, власть самых могущественных Древних распространяется на всех – и на людей, и на существ из Древнего мира. И даже на нас, книготорговцев Сен-Жак. Как леворуких, так и праворуких.

– Вот почему рождение ребенка у Первого – плохая новость для нас, – закончил Мерлин.

– И в прошлом, когда о таком становилось известно, наши предки просто… мм… лишали его жизни, – закончила Вивьен.

Мерлин нагнулся и взял с пола сумку из шерсти яка. Его левая рука легла на радужную поверхность сумки, и Сьюзен сразу вспомнила, что там лежит револьвер и еще при Мерлине есть не менее полудюжины ножей, спрятанных в разных местах.

– По крайней мере, так нам рассказывали в школе, – сказал Мерлин, пошарил в шерстяной торбе и, вынув оттуда черепаховый гребень, начал приглаживать усы.

– Правда, о смертных отпрысках мифических существ давно уже не слышно, – добавила Вивьен. – По крайней мере, в наших архивах свежих записей нет. Последняя относится к тысяча восемьсот восемнадцатому году, если не ошибаюсь. Надо проверить.

– Значит, вы хотите меня убить? – спросила Сьюзен.

– Господи, нет, конечно! – возмутилась Вивьен. – В прошлом все было проще, у нас было больше влияния. А сегодня – представляешь, какая буча поднимется, если мы станем убивать людей? И главное, будь у тебя сила Древнего владыки, я бы сразу почувствовала. Но у тебя ее нет.

– А я вообще не убиваю друзей, – произнес Мерлин. – Особенно нарочно.

– Но есть одна проблема – Торстон и Меррихью. Эти двое не просто очень стары, они старомодны и, что еще хуже, чертовски ленивы. Вот они наверняка захотят тебя запереть, а то и решить проблему традиционным способом, им так будет спокойнее, – продолжила Вивьен. – Поэтому важно, чтобы они как можно дольше не знали о твоем отце. Примерно два дня. Меррихью вернулась в Вутен, где она якобы руководит школой, хотя на самом деле рыбачит. Торстон в Новом книжном – магазин только что приобрел библиотеку сэра Энтони Бланта, и, пока Торстон не подержит каждый томик в руках, пока не налюбуется на него и не занесет в каталог, ни о чем другом он думать не станет. В общем, у них свои интересы, которые им дороже наших общих дел, несколько эзотерических.

– Вот почему им пора уйти на покой, а свои должности уступить более ответственным и компетентным людям, – заключил Мерлин. – Но это совсем другая история. А у нас есть двое суток на то, чтобы узнать имя твоего отца.

– И что, разве поможет? – отстраненно спросила Сьюзен.

Ей казалось, будто это происходит с кем-то другим, а она – лишь сторонний наблюдатель. За последнее время с ней случилось слишком много всего, к тому же появилась причина подозревать, что те, кого она отнесла к силам добра, могут хотеть ее смерти. Даже если бы инспектор Грин вдруг объявила, что вся полиция страны получила приказ стрелять в нее без предупреждения, ей и тогда не было бы хуже.

А тут еще эта новость об отце.

Не человек, а какой-то миф…

– Надо признать, что среди Первых попадаются очень вредные, – сказала Вивьен. – Но большинство безразлично к людям, а некоторых можно считать добрыми. Например, Клятвоскрепители. Названы так потому, что их работа – придавать силу клятвам других, а не подчинять себе существ и людей.

– Клятвоскрепители живут в камнях и тому подобных местах, – продолжил Мерлин. – Которые часто путают с самими этими существами, отсюда и поверье, что поклясться на камне Фингала, например, значит дать нерушимую клятву, ведь Фингал… э-э-э… скажем так, живет… внутри камня.

– Хочешь сказать, что мой отец – камень?

– Нет, но у мифических существ обязательно есть локус: камень, холм, старое дерево, участок речного русла, источник, колодец… что-нибудь… Ясное дело, твой отец не мог быть просто камнем, рекой или еще чем-то, ему пришлось стать человеком, чтобы… – Мерлин замолчал, поймав испепеляющий взгляд Вивьен.

– Я все же не понимаю, как нам поможет его имя, – сказала Сьюзен. – Ну узнаем мы, что он, предположим, злой. Разве от этого все не станет хуже?

– Не обязательно, – ответила Вивьен. – К тому же знание – сила, как ты помнишь. Всегда лучше договориться с мифической сущностью, чем лезть на рожон.

– Кроме того, – добавил Мерлин, – речь не только о твоем отце. Я уверен, что он… и ты тоже… как-то связаны с убийцами моей матери.

– Мерлин… – начала было Вивьен, но Сьюзен ее опередила:

– Знаешь, а ты, наверное, прав. Я тут вспоминала наши поездки в Лондон и поняла, что в семьдесят седьмом, когда мне исполнилось двенадцать, все было не так, как всегда. Мама волновалась, предвкушала встречу – не с мужчиной, я знаю точно, в таких случаях она вела себя иначе, – но встреча сорвалась, и мама расстроилась. И еще… я только потом вспомнила, когда ты сказал про цветочный магазин… В тот день нам в отель принесли изумительный букет. Помню, консьерж все охал и ахал: букет оказался от модного флориста из Кенсингтона, по которому сходил с ума весь Лондон. Я до сих пор не знаю, кто прислал цветы, но теперь, кажется, понимаю… наверное, это была твоя мама.

– Что?! – воскликнул Мерлин. – В полицейском отчете ничего такого не было…

– Она выходила из цветочного магазина… – Вивьен уставилась в точку на дальней стене и избегала смотреть на Сьюзен. – Но без цветов. Значит, она заказала букет с доставкой для кого-то другого.

– Вот топтуны чертовы! – яростно прошипел Мерлин. – Значит, они с самого начала даже не рассматривали это дело как заказное убийство.

– Шесть лет прошло, – сказала Вивьен. – Вряд ли у флориста сохранились записи. И все же попробовать стоит. А твоя мама ничего не вспомнит?

– Думаю, нет. Хотя кто знает. Я буду звонить ей не сегодня-завтра, тогда и спрошу.

– Вопрос вот в чем: зачем твоей матери было встречаться с нашей? – спросил Мерлин.

– А она была леворукой или праворукой? – поинтересовалась Сьюзен.

– Амби, – ответила Вивьен. – Да, такое тоже бывает, хотя и нечасто. Мама была равнорукой, но тогда числилась как праворукая, оперативной работой не занималась.

– А вы знаете, что она делала, чем интересовалась?

– Мы тогда были в школе, – сказала Вивьен. – Так что нет.

– В прошлом году я начал вникать в это дело и стал задавать вопросы, – подключился к разговору Мерлин. – Но никто не хотел ничего говорить. Предки сделали вид, что я занимаюсь ерундой, а за ними и остальные. Только кузен Ониека сказал, что мама любила работать одна, ей нравилось «распутывать загадки».

– Как будто мы все не заняты тем же самым, – фыркнула Вивьен. – Это, можно сказать, главное свойство праворуких.

– Но не в одиночку, – возразил Мерлин. – Конечно, вы все любите посостязаться в умении превзойти друг друга, подкопаться под чужую теорию. Но все равно сотрудничаете. Да есть ли в обоих книжных или на периферии хоть один праворукий, который занимается тем, о чем другие не имеют понятия, в чем они не замешаны или во что не хотят вмешаться?

– Ты прав, – согласилась Вивьен. – Никто из нас не работает соло. Об этом я не подумала. К тому же мама никогда не была особенно разговорчивой. Скорее наоборот.

– Предположим, она узнала, что первого мая, на рассвете, недалеко от Гластонбери, родился ребенок Древнего владыки, – сказала Сьюзен. – Стала бы она расследовать это дело?

– Разумеется. Но как она могла узнать? – спросила Вивьен. – Из чего она вывела, что ты существуешь и твоя мать тоже?

Сьюзен пожала плечами.

– Вот поэтому мы и должны выяснить, кто твой отец. Это может нам помочь, – ответил за нее Мерлин. – А заодно и разведать, кто из бандитов – или из Первых, повязанных с бандитами, – так хочет убрать Сьюзен с картинки.

– Убрать с картинки? – не поняла Сьюзен.

– Не хотел говорить «убить», – ответил Мерлин с радостной улыбкой. – В том числе потому, что тот, кто затеял это, не хочет, чтобы ты умерла, иначе он просто застрелил бы тебя издали или придумал еще что-нибудь. А те двое в фургоне сегодня утром – это была попытка похищения. Да и гоблины… возможно, они собирались задержать тебя, посадить на передержку, а потом передать кому надо.

– А как же Род Альфара? Ты ведь говорил, что они стреляли в меня. Чтобы убить.

– Это совсем другое дело, но тут как раз все понятно. Род Альфара превыше всего на свете ценят свободу. За нее они готовы идти на смерть и убивать других. А ты, как дитя Древнего владыки, имеешь право потребовать у них помощи и даже можешь заставить их служить тебе. Вот почему им важно убить тебя раньше, чем ты обретешь силу. Кстати, любопытно, когда это случится и в чем она будет состоять.

– Получается, что Род Альфара из Хайгейт-Вуд знают тебя и твоего отца, – задумчиво протянула Вивьен. – Интересно, откуда?

– А ты пойди и спроси, – предложил Мерлин.

– Нет, братец, мне еще дорога моя жизнь, – возразила Вивьен. – Ты же знаешь, канун летнего солнцестояния – единственный день в году, когда к Род Альфара можно подойти, не рискуя нарваться на град стрел. Но до него еще далеко.

– Значит, мы вернулись к тому, с чего начали, – сказала Сьюзен. – Надо выяснить, кто мой отец. Но когда мы узнаем, не исключено, что вам придется меня убить.

Произнося эти слова, она вдруг приняла решение. Ей надо не просто узнать, кто ее отец, но и найти его. И не важно, понравится это книготорговцам или нет.

– Примерно так, – жизнерадостно подтвердил Мерлин. – А теперь пошли поедим и подумаем, как нам вычислить твоего папашу и не укокошить тебя. И кстати, тебе не придется платить за всех – я нашел вот это.

Он сунул руку в карман жилета, жестом фокусника вынул оттуда мятую купюру в двадцать фунтов и торжественно продемонстрировал ее девушкам.

– Открывай дверь, – сказала ему Вивьен, а сама, приотстав, шепнула на ухо Сьюзен: – Я же говорила, у него всегда есть заначка. Никогда не плати за него, а то привыкнет.

– Сестренка, я все слышу, – пропел Мерлин и шагнул в коридор, но тут же пулей влетел обратно, захлопнув за собой дверь.

– Что там? – спросила Вивьен.

– Не знаю, – деревянным голосом отозвался он, шаря левой рукой в шерстяной торбе. – Но что-то не так.

Вивьен подошла к двери и сморщила нос. Сьюзен тоже принюхалась. Из-за двери тянуло чем-то смутно знакомым.

– Пахнет лавром, – отрывисто произнесла Вивьен.

– Может, прошел любитель мыла «Алеппо», – робко предположил Мерлин.

– Ага, мыла и амаранта, – добавила Вивьен. – Нет, мыло тут ни при чем. Это отдушка. Скрывает запах гниющей плоти.

– Но их же не бывает! Триста лет не было ни одного! – воскликнул Мерлин. – А если бы и появился, как он прошел бы мимо охраны?

– Не знаю, – сказала Вивьен. – Но запах – это же классика, учебник…

– Я посмотрю, – решительно сказал Мерлин, но почему-то не открыл дверь, а вместо этого, вынув руку из торбы, просунул ее за ближайшую вешалку. Из-за двух тренчей от «Берберри» он извлек старинную кавалерийскую саблю с золоченой бронзовой гардой, шагреневой рукоятью и бронзовой львиной мордой на головке эфеса. – Звони вниз, Вив.

Вивьен кивнула и завертела головой.

– Вон под тем плащиком из ПВХ, – подсказал ей Мерлин.

Вивьен отодвинула вешалку и подняла ярко-розовый дождевик: под ним оказался столик с телефоном. Сняв трубку, она набрала ноль. Диск телефона защелкал, возвращаясь в исходную позицию, и это привычное «клик-клик» вдруг показалось Сьюзен чужим и даже зловещим.

– В чем дело? – спросила она.

Никогда еще Мерлин не выглядел таким испуганным, как теперь, даже в тот вечер, когда они бродили в тумане, а по пятам за ними крался водяной. Вивьен тоже было не по себе.

– Судя по запаху, это котлорожденный, – сказал Мерлин. – От них пахнет погребальными цветами и тлением… когда я вышел, снаружи было как-то не так – раньше я ничего подобного не чувствовал.

– Гм… а кто это – котлорожденный? – спросила Сьюзен.

– Тот, кто умер, а потом ожил, когда его засунули в волшебный котел, – с напускным спокойствием ответил Мерлин, явно прилагая все силы, чтобы держать себя в руках. – Теперь он живой и почти неубиваемый. Чтобы умертвить того, кто вышел из котла, надо изрубить его в куски и сжечь их. Пули его не берут. Да, а еще он полностью подчиняется Хранителю котла, как марионетка.

– Э-э-э… волшебный котел?

– Ага, – подтвердил Мерлин. – Ну, знаешь, здоровый такой горшок. Высотой почти с человека. Ты его видела на двери в Новом книжном.

– И такой горшок превращает мертвого в живого? Как зомби, что ли?

– Хуже, – ответил Мерлин. – Те двигаются сами, а этих контролирует Хранитель котла, так что они не бестолковые. А если тело сунули в котел сразу после смерти, не догадаешься, что он мертвый.

Сьюзен призадумалась.

– А у тебя есть еще сабля?

Тем временем Вивьен дозвонилась до администратора отеля и стала говорить что-то в трубку негромким, тревожным голосом.

– Есть, под кроватью, – ответил Мерлин. – А ты что, умеешь?..

– В школе я четыре года ходила на фехтование. Сабля и рапира. Так что рубить могу… по крайней мере, неживое.

– Ладно, – сказал Мерлин. – Сабля, говоришь? Держи вот эту.

Он отдал ей свою саблю, а сам пошарил под кроватью и вытянул оттуда старый-престарый меч. У него был прямой клинок, бронзовая крестообразная гарда, на рукояти – накладки из слоновой кости, на головке эфеса – крупный изумруд.

– Кто-нибудь знает, что он у тебя? – поинтересовалась Вивьен, кладя трубку.

– Я его выписал, – сказал Мерлин, и его тон показался Сьюзен уклончивым, но Вивьен ничего не возразила.

– Похоже, кузен Арман считает, что запах – еще не повод для тревоги, – сказала Вивьен. – Но он действует по инструкции. Леворуких в отеле сейчас трое, они перекроют пожарные лестницы. Арман следит за холлом, а из Старого книжного уже выехала бригада быстрого реагирования, которую ведет… тетя Уна.

Мерлин состроил гримасу.

– Что не так с тетей Уной? – спросила Сьюзен.

– Конфликт поколений, – ответила Вивьен. – Она считает, что леворукие моложе шестидесяти ни на что не годятся и ничего не смыслят. Мерлин, один из самых молодых, то и дело огребает от нее. Справедливости ради скажу: Уна считает, что Меррихью устарела и должна уступить свою должность ей.

– А мы пока посмотрим в коридоре, – сказал Мерлин так, будто уговаривал себя, и по спине Сьюзен пробежали мурашки: если уж он трусит…

– Будем оптимистами: если котлорожденный пробрался сюда, значит его ведут, а это уже хорошо, – подбодрила брата Вивьен.

– А что, они могут быть сами по себе, без контроля? – спросила Сьюзен.

– Я знаю о них только то, чему нас учили в школе, специально ничего не читала. Насколько я понимаю, чем большим числом котлорожденных ты командуешь, тем сложнее, ведь вся информация, которую воспринимают их глаза, уши и другие органы чувств, стекается к тебе, и ты должен ее обрабатывать как свою. В прошлом многих честолюбивых Хранителей котлов губила жадность: они набирали столько порождений, что теряли управление ими.

– И что тогда? – спросила Сьюзен. – Они застывают на месте, падают замертво или случается еще что-нибудь хорошее?

С этими словами она встала в позицию, согнула ноги в коленях и стала пробовать в воздухе вес кавалерийской сабли, в замедленном темпе производя легкие удары и уколы. Боевое оружие оказалось намного тяжелее спортивного, да и баланс у него был другим. Причудливые буквы с завитками складывались в надпись: корнет такой-то в составе такого-то гусарского полка рубился этой саблей при Ватерлоо. Однако клинок был настолько потертым, а буквы – настолько необычными, что прочитать название и имя ей не удалось.

– Увы, нет, – сказала Вивьен. – Перестав чувствовать контролирующий разум…

– …они превращаются в бешеных тварей, – продолжил Мерлин, – которые ненавидят, ненавидят и ненавидят все и вся, так что набрасываются на первого попавшегося. Включая друг друга, что для нас было бы кстати. Готова?

Вивьен кивнула.

– А разве ты не возьмешь меч? – спросила у нее Сьюзен, думая, что три меча лучше двух, особенно если надо изрубить в фарш бессмертного монстра. – У Мерлина наверняка еще с полдюжины по углам припрятано.

– Праворуким оружие ни к чему, – ответила Вивьен. – Для этого есть леворукие.

Мерлин принялся наставлять Сьюзен:

– Держись за мной. Если за дверью окажется котлорожденный, руби его слева, а я буду рубить справа. Цель под коленки, чтобы он упал. Только смотри, меня не заруби.

– Ладно, – кивнула Сьюзен.

– Вив, а ты сделай что-нибудь с его глазами, – велел Мерлин.

– Попытаюсь, – ответила Вивьен. – Не забывай, многое зависит от того, кто ими смотрит.

– Это-то меня и беспокоит, – прошептал Мерлин.

Взяв старый меч в левую руку, он положил правую на ручку двери, плавно надавил и потянул дверь на себя.

Коридор за последние полчаса ничуть не изменился: та же печаль об утраченном величии, те же выцветшие голубые лилии и розовые короны на бежевом поле многократно подклеенных обоев, тот же ковер, некогда бархатно-синий, а теперь вульгарно-голубенький, истертый до того, что в середине сквозь ворс проглядывает основа. И вечные сумерки – фирменный знак отелей, где в местах общего пользования экономят на лампочках.

– Спрятался? – предположил Мерлин.

– Где? В номере? – Вивьен принюхалась. – Запах почти развеялся.

– Может быть, в лифте, – сказал Мерлин. – Если он одет как все, никто ничего не заметит, несведущие и подавно…

Вдруг позади них, тремя номерами дальше, распахнулась дверь. Все трое обернулись: в коридор вышли пожилые муж и жена, встряхивая зонтики и расправляя дождевики.

Сьюзен взглянула на свою саблю и опустила руку, прижимая клинок к телу. Зато Мерлин и глазом не моргнул: как стоял, закинув меч на плечо, так и продолжал стоять.

– Увидят же, – прошипела Сьюзен.

– Это забота Вивьен, – ответил ей Мерлин. – Она затуманит им мозги.

– Встаньте поближе к стене и помалкивайте, – распорядилась Вивьен.

Мерлин и Сьюзен послушно прижались спинами к стене. Старики шли, ворча, что чайник в номере такой крошечный, не хватает даже на заварник, который пришлось везти в такую даль. Тридцать лет назад, когда они приезжали в Лондон на коронацию и останавливались в этом же отеле, чайники были больше, комнаты – чище и светлее, и вообще все было лучше.

– Тихо, – шепнула своим спутникам Вивьен, набрала полную грудь воздуха и, когда старики поравнялись с ними, задержала дыхание.

Те прошли, даже не взглянув на меч Мерлина и саблю Сьюзен. Подойдя к лифту, старик трижды медленно нажал на кнопку вызова. Пока они ждали, ни мужчина, ни его жена ни разу не обернулись.

Вивьен выдохнула и встряхнула головой, точно прочищала мозги.

– Я позвоню Арману. Надо его предупредить, что котлорожденный мог спуститься на лифте.

– Лучше вернуться ко мне и подождать тетю Уну с командой, – предложил Мерлин и коснулся верхней губы. – К тому же усы… по-моему, все же немного того… крупноваты. Надо снять.

Все трое вернулись в номер, где Мерлин тут же шмыгнул в ванную, впрочем, оставив дверь приоткрытой.

Сьюзен не выпускала саблю из рук – ее приятная тяжесть придавала уверенности. Вивьен подошла к телефону и начала накручивать диск.

– Арман? Мерлин считает, что он мог вернуться в лифт. Никаких признаков? А охрана? Может, ее обошли? Ну, через боковую дверь или еще как-нибудь?

Выслушав ответ, она повесила трубку. Из ванной вышел Мерлин, без усов.

– Арман ничего не видел, – сказала, нахмурившись, Вивьен. – И по лестнице никто не проходил. Может, и правда кто-то надушился по самое не могу.

– Вряд ли, – мрачно ответил Мерлин. – Я ощущал присутствие. Неопределенное, но зловещее.

– Тогда как он пробрался мимо охраны?

– А что, котлорожденных тоже приглашают, как вампиров? – спросила Сьюзен.

– Нет никаких вампиров, – машинально ответили Вивьен и Мерлин в один голос.

– Дегустаторы не в счет, – добавил Мерлин.

– Этот отель… как и вся наша недвижимость… надежно защищен от вторжений любых зловредных существ, в том числе от порождений котла. Дважды в год, первого мая и в канун Дня всех святых, границу проводят заново, а охрану возобновляют. Допускаю, что в процесс могла вкрасться ошибка или кто-то нарушил защиту уже потом, с помощью ртути и свежей крови, но это наверняка заметили бы…

Зазвонил телефон. После первого сигнала Вивьен сняла трубку:

– Да. Вивьен. Нет, первым запах почувствовал Мерлин. Лавр, амарант, замаскированная гниль. Мы считаем, что он ушел в лифт. Я попросила Армана проверить защиту… да… да… та, которую заманили к себе ярмарочные гоблины… да… она… нет, мы останемся на месте. – Вивьен положила трубку. – Тетя Уна велела сидеть здесь. Они проверяют здание. Торстону уже сообщили, но Меррихью еще не знает, она в поезде.

– Как ты думаешь, Уна нам верит? – спросил Мерлин.

Вивьен на минуту задумалась и покачала головой:

– Нет, но она ярая сторонница соблюдения инструкций, поэтому сделает все как надо.

Мерлин сел на койку, поставил перед собой меч, воткнув его острием в ковер, и без того ветхий, положил на рукоять ладони и уперся в них подбородком.

– Может, не стоит ждать, – медленно произнес он.

– Что? – повысила голос Вивьен. – Тетя Уна ясно сказала: сидите и ждите. Даже приказала.

Мерлин нахмурился:

– Так-то оно так. Но я вот сижу и думаю о котлорожденном. Если это действительно так, откуда он взялся? Кто его создал?

– Хм… – протянула Вивьен и вдруг заговорила как по писаному, видимо цитируя: – Каменный котел разбил Корабек, вождь народа Ишур, и бросил четыре части в море в разных концах Британии. Медный котел утрачен во времена Антонина Пия, с тех пор никто его не видел. Бронзовый котел переплавлен на металл в первый год правления Кромвеля, как предмет идолопоклоннического культа. Железный котел у нас, под надзором Хранителя Грааля. – Помолчав, она добавила: – По крайней мере, так пишут в учебниках.

– Последнее порождение вышло из Бронзового котла в тысяча шестьсот сорок третьем, так? – уточнил Мерлин.

– Да, – подтвердила Вивьен.

– Но того котла уже нет, его расплавили круглоголовые. Каменного котла тоже больше не существует. Медный котел в последний раз видели при Адриане, том, который построил вал. И что у нас остается?

Вивьен покачала головой:

– Наш котел. Грааль. Но этого не может быть…

– Погодите! – перебила их Сьюзен. – Так один из этих котлов у вас? У книготорговцев?

– Ну да, Железный котел, только мы зовем его Граалем, – ответил Мерлин. – Для большей респектабельности.

– И не оживляем с его помощью мертвецов, – добавила Вивьен.

– Тогда что вы с ним делаете? – спросила Сьюзен.

Брат с сестрой переглянулись.

– Вообще-то, это секрет, – начал Мерлин. – Но ты, я думаю, все равно узнаешь.

– Котлы предназначены не для того, чтобы делать чудовищ, – решительно продолжила Вивьен. – Использовать их так – значит извращать их природу. Они создавались для другого. Котлы – это мифические реликвии, способные многократно умножать силу любой магии, и с их помощью можно достигать любых целей. Но наряду с общими свойствами, каждый котел обладает – или обладал – набором уникальных качеств…

– Да расскажи уже, Вив, – нетерпеливо перебил сестру Мерлин.

– Мы окунаем руки в котел, когда нам исполняется семь лет, – начала Вивьен. – Именно он делает нас теми, кто мы есть, хотя никто не знает, кто станет леворуким, а кто – праворуким.

– Почему только руки?

– Если живого человека погрузить в котел с головой, котел разорвется и навсегда потеряет магическую силу, – сказал Мерлин. – А человек, само собой, умрет.

– Значит, кто-то может использовать ваш котел, или Грааль, как вы его называете, чтобы наделать порождений?

– Нет! – отрезала Вивьен.

– Теоретически – да, – заспорил Мерлин.

– Но это очень, очень маловероятно, – твердо возразила Вивьен. – Хранитель Грааля ни за что… Нет… Я думаю, мы ошиблись и приняли за котлорожденного что-то другое. Какое-то совпадение запахов: ты почувствовал запах мыла «Алеппо», куда действительно добавляют лавровое масло, мне почудился амарант, мимо прошел тот, от кого сильно пахло потом…

– Но зловещее присутствие я не выдумал, – сказал Мерлин. – Я точно почувствовал его, это когда внутри тебя словно начинает дуть ледяной ветер. Я даже замерз и долго не мог согреться.

– Может, у тебя простуда?

– А что, если все же… – начала Сьюзен, но не закончила – в дверь номера громко и отрывисто постучали.

– Кто там? – спросил Мерлин.

– Обслуживание номеров, мать вашу, шампанского принесли! Кто это может быть?

– Тетя Уна, – хором сказали брат и сестра, и Мерлин открыл дверь.

В номер влетела разгневанная валькирия в байкерском кожаном прикиде, в распахнутом жилете с флюоресцентной надписью «Срочная доставка книг» поверх черной куртки и с мотоциклетным шлемом под мышкой. На шлеме красовались череп и кости, намалеванные все той же светящейся краской. Лет тридцати с небольшим, она была темнокожей и привлекательной, как вест-индская фотомодель. Такой бы рекламировать «харлеи» по телику под музыку Сюзи Кватро. Или дорогущий ром. Или то и другое. Но в отличие от модели, валькирия не улыбалась, а напротив, выглядела ужасно сердитой.

Перчатки были на обеих ее руках, только на правой – простая кожаная, а на левой – усиленная на пальцах переплетенными металлическими колечками, наподобие кольчуги.

– Я почему-то не удивлена тем, что Мерлин тратит впустую мое время, – сказала она, не обращая внимания на Сьюзен. – Но ты, Вивьен, – от тебя я такого не ожидала.

– Совсем не впустую, тетя Уна, – спокойно ответила Вивьен.

Рация на поясе Уны защелкала, оживая. Женщина схватила аппарат и поднесла его к уху. На том конце закаркал мужской голос.

– Алло! То, что ты велела искать, не обнаружено.

– Хорошо, – ответила Уна. – А как у вас, Даррен?

Другой голос, помягче, дал отрицательный ответ.

– Диармунд? – позвала Уна.

– Не, ничего интересного. Сейчас выходим на крышу.

– Шеба?

– Ничего нет.

Уна со щелчком закрепила рацию на ремне.

– Ну как же не впустую?

– Пахло лавром, амарантом и гнилым мясом, – сказала Вивьен, но, видя, что Уна по-прежнему настроена скептически, и сама заговорила не столь уверенно. – А Мерлин ощутил присутствие. Кого вы послали проверять защиту? Это работа для праворуких.

– Дядю Джейка, – ответила Уна. – А что? Он был свободен.

– Но он в этом не разбирается, – возразила Вивьен.

– А в чем он вообще разбирается? – буркнул Мерлин.

– Кое в чем даже очень, – ответила брату Вивьен. – Например, он знает все о романах, написанных с тысяча девятьсот двадцатых по тысяча девятьсот пятидесятые годы, как английских, так и переводных.

– Я хотел сказать… а, какая разница, – отреагировал Мерлин.

– Дядя Джейк вполне в состоянии определить, баловался кто-нибудь с защитой или нет, – отрезала Уна. – Значит, ты что-то унюхала, Мерлин что-то почуял, и вы сразу решили, что за вами пожаловало порождение котла, хотя о них никто не слышал уже триста лет. Да и вообще, с чего ему охотиться именно за вами? И кто стал бы им управлять?

Мерлин пожал плечами. Вивьен нахмурилась:

– Сегодня очень необычный день. Сначала Мерлина и Сьюзен окружили гоблины и затащили их в миф о Майской ярмарке. Еще раньше ее пытались похитить двое бандитов, которым кто-то здорово промыл мозги. И если бы котлорожденный явился сюда, то скорее за ней, а не за нами.

– Почему? – спросила Уна и посмотрела на Сьюзен подозрительно, как повар, которому мясник втюхивает крольчатину под видом курятины.

– Мы пока не знаем, – поспешил с объяснением Мерлин. – Отец Сьюзен был, видимо, интересной персоной. Предки велели нам выяснить, кто он.

– Тогда поторапливайтесь, – сказала Уна и поднесла к губам вновь ожившую рацию: – Что?

– Ничего не нашли. На всех этажах пусто, мы в холле. Дядя Джейк говорит, что защита в полном ажуре. Видимо, все в порядке.

– Возвращайтесь в магазин, – скомандовала Уна. – Дядю Джейка на заднем седле я больше не повезу. Он поедет с тобой, Диармунд.

– Почему со мной?

– Потому что я так сказала. Отваливайте.

– Я хочу сама взглянуть на защиту, – заявила Вивьен. – Джейк вряд ли проверил все ходы. Например, на кухню?

– Хорошая мысль. Вот и трать свое время, а не мое. До скорого.

Она развернулась и вышла, стремительная, как торнадо, которое вдруг решило двинуться вспять.

– Наверное, это все же не порождение котла, – сказала Вивьен. – Кажется, мы… психанули.

Выждав, Мерлин заговорил, задумчиво и медленно:

– Я не очень хорошо помню урок по теме «Котлорожденные», но разве там не говорили о том, что Хранители котла могут закинуть в него дохлую крысу или птицу? Что бывает с ними?

– То же, что и с людьми, – ответила Вивьен. – Птиц использовали часто, даже чаще, чем крыс, хотя их труднее контролировать, – другое восприятие, к тому же они летают.

– Все окна и двери в этом здании находятся под защитой, – продолжал Мерлин. – Но как насчет труб и всего такого? Крыса может пробраться внутрь через канализацию.

– Водопроводы защищены, все крупные трубы тоже, – сказала Вивьен. – Но не исключено, что пропустили какую-нибудь мелочь.

– Крысой-порождением можно воспользоваться как шпионом. Заслать ее в здание, чтобы проследить чьи-то передвижения…

– Хорошо, пусть крыса, но вопросы все равно остаются: кто, для чего и с каким котлом? – сказала Вивьен. – Послушай, мне кажется, мы просто перенервничали. Давайте поедим, а потом пойдем в Старый книжный и попросим тетушек проверить читательский билет. Если они смогут выяснить, чей он, мы этим воспользуемся. Годится?

– Наверное, да, – согласился Мерлин и посмотрел на Сьюзен.

– Может, возьмем сабли с собой? – предложила она.

– Погоди, сейчас найду подходящую сумку, – сказал Мерлин.

Вивьен уже открыла было рот, чтобы сказать «нет», но вдруг передумала.

– Но учтите, я не могу отвести глаза всей улице, – предупредила она. – Так что не тычьте этими вертелами направо-налево.

Мерлин тем временем выудил откуда-то древнюю кожаную сумку для крикета с загадочной золотистой монограммой «ПДБВ», расстегнул ее, вложил каждый клинок в ножны и только тогда бережно опустил их внутрь. Сьюзен, с любопытством наблюдавшая за процессом, отметила про себя, что ножны ее сабли оказались железными, с деревянными накладками, а ножны меча Мерлина – такими древними, что кожа их задубела от старости, а бронзовые поперечные полосы и наконечник стали зелеными. Казалось, будто они провалялись в торфяном болоте лет этак с тысячу.

– Понеси их, пожалуйста, – сказал он и протянул сумку Сьюзен. – Чувствую, мне лучше держать руки свободными.

– С удовольствием, – ответила Сьюзен, сунула к клинкам свой узелок с одеждой, а сумку для пробы забросила на плечо. Та оказалась такой тяжелой, что сама сошла бы за неплохое оружие, прежде чем дело дошло бы до мечей. По крайней мере, сбить кого-нибудь с ног такой сумочкой очень даже просто, особенно если замахнуться как следует.

– Одна радость – изрубить на куски заколдованную крысу все же легче, чем человека, – сказал Мерлин, распахнул дверь и добавил: – Правда, найти ее тяжелее. А если она решится на внезапную атаку… – Он замешкался и предложил: – Знаете что? Кафешка в Старом книжном, конечно, ничуть не лучше, чем в Новом, но что, если пойти прямо туда и поесть? И бог с ним, с пабом. Если мы поторопимся, то, может, ребята Уны нас подбросят. С ними забавно ездить. Конечно, если не свалишься с седла.

– Точно, количество – это сила, – согласилась Вивьен. – Думаешь, какое-то порождение котла тут все же побывало?

Мерлин не ответил и поспешил к лифту. Сьюзен и Вивьен, не дожидаясь ответа, последовали за ним. На ходу все трое убыстряли шаг – каждому хотелось поскорее вызвать лифт, но в конце концов на кнопку вызова нажал левой рукой Мерлин.

Поездка на заднем сиденье «Хонды-СВ400N супердрим» за спиной психически неуравновешенного леворукого книготорговца-курьера действительно оказалась забавной, как и предсказывал Мерлин. Не в последнюю очередь потому, что движение по запруженной транспортом городской улице для мотоциклиста явно было сродни вышиванию – один автомобиль объезжаем слева, второй справа, потом закладываем петлю, и все это на головоломной скорости. Моросящий дождик и мокрый асфальт отнюдь не добавляли уверенности Сьюзен, которая скоро обнаружила, что перспектива свалиться под колеса гораздо более реальна, чем ей представлялось сначала, не в последнюю очередь из-за сумки – та лежала поперек седла, ее приходилось придерживать, а значит, цепляться за водителя можно было лишь одной рукой.

Зато через три минуты бешеной гонки по Чаринг-Кросс-роуд Сьюзен, Вивьен и Мерлин были уже у Старого книжного. Притормозив у обочины напротив фасада, Шеба бросила: «Слазь» – и через пять секунд, даже не оглянувшись проверить, соскочила Сьюзен или нет, уже неслась, ревя двигателем, следом за Уной в проулок позади магазина, где, должно быть, находился невидимый с улицы гараж или пункт выгрузки.

Старый книжный тоже располагался в георгианском здании, только шестиэтажном, с викторианской башенкой на одном краю, однако на этом его сходство с собратом в Мейфэре заканчивалось. Со стороны улицы весь первый этаж представлял собой одну огромную витрину, которую ровно посередине делила надвое вращающаяся дверь. В витрине слева от нее высился картонный замок – это была выставка, посвященная роману «Имя розы» Умберто Эко, – а справа стояли пирамиды новейших триллеров и детективов с «Маленькой барабанщицей» Джона Ле Карре, «Первым среди равных» Джеффри Арчера и «На орлиных крыльях» Кена Фоллета в центре. Дальние края витрин отвели под нехудожественную литературу, словно для того, чтобы уравновесить буйство вымысла в центре. Здесь были «Жизнь Джона Мильтона» А. Н. Уилсона, биография Фриды Кало, а еще «Приключения сценариста» Уильяма Голдмана. Сьюзен сразу обратила внимание на эту книгу: ее автор написал еще «Принцессу-невесту», и, похоже, Сьюзен и ее мать были единственными людьми в мире, которые ее прочли. У кого бы Сьюзен ни спросила, никто даже названия такого не слышал, а сама она читала ее только благодаря матери, купившей книгу из-за фамилии на обложке – Голдман написал сценарий ее любимого фильма «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид».

Если вход в Новый книжный обозначала неброская бронзовая табличка – только для знатоков, – то Старый книжный зазывал всех подряд двумя неоновыми вывесками: одна, трехфутовая, с зелеными огнями, гласила: «Старый книжный, продажа новинок», вторая, чуть меньшего размера, оранжевая, объявляла: «Все серии издательства „Пингвин“».

И конечно, здесь было полно народу – центральная дверь вращалась непрерывно, да и боковая, поменьше, тоже не успевала закрываться: от желающих попасть в магазин не было отбоя. За входом присматривали две охранницы – невысокие, не очень молодые, судя по всему, двойняшки. Они проверяли сумки, перебрасываясь шутками с выходящими, а одного студента в слишком просторном пальто наградили таким взглядом, что юный умник сразу смекнул: это тебе не «Фойл» – и поспешил вернуть на место книги, которыми набил внутренние карманы. Видимо, его чем-то насторожили две веселые тетки в перчатках на левой руке.

Сьюзен, Мерлину и Вивьен двойняшки кивнули и улыбнулись.

– Тетя Кристин, тетя Кирстен, – поздоровалась Вивьен за себя и своих спутников, пока прозрачные вращающиеся двери перемещали их троих в просторный, ярко освещенный книжный рай.

От центрального прохода разбегались стеллажи, на которых в строгом порядке стояли снабженные ценниками книги, вышколенные сотрудники приветствовали каждого посетителя вопросом «Чем я могу вам помочь?», а расставленные в стратегических точках мягкие кресла так и манили присесть, и, видимо, поэтому сплошь были заняты читающими.

– Сюда, – бросила Вивьен, проходя мимо центральной кассы, где трое продавцов в хлопковых перчатках на правых руках принимали деньги от покупателей, а те с истинно британской непринужденностью выстраивались в очередь вдоль стоек с журналами и газетами. Там как раз выставляли свежие номера, и Сьюзен бросились в глаза некоторые заголовки.

«Смертельные гангстерские разборки!» – вопила «Сан»; «Кровопролитие в стане гангстеров!» – подхватывала «Дейли миррор»; «Всплеск насилия в среде организованной преступности» – сдержанно отмечала «Таймс»; а «Гардиан» лаконично сообщала: «Убийства в преступном мире».

Никто из служащих не подходил к ним и не задавал никаких вопросов, но Сьюзен заметила, что многие улыбались Мерлину, а Вивьен приветствовали наклонами головы, которые язык не поворачивался назвать просто кивками. Сьюзен тоже поймала пару-тройку любопытных взглядов, но не более. Видимо, того, что она была с Мерлином и Вивьен и все пришли явно по делу, оказалось достаточно.

Не дойдя до полок с «Новой художественной прозой», Вивьен повернула налево и устремилась в проход под вывеской «Новинки нон-фикшн», который привел их в конец торгового зала, к широченной лестнице из искусственного мрамора с бронзовыми перилами. Рядом потрескивал деревянными ступеньками старинный эскалатор, а стрелка с надписью «К лифтам» указывала вправо.

Над лестницей покупателям подмигивал значок с черным логотипом «Пингвин букс» и красной стрелкой, которая указывала вниз. Вивьен и Мерлин сначала побежали туда по ступенькам, но вдруг, точно услышав приказ, синхронно оседлали бронзовые перила и поехали.

Сьюзен замешкалась, разглядывая указатель возле эскалатора, – оказалось, что над основным торговым залом были еще три: отдел детской книги, отдел карт и атласов и отдел технической книги. На первом подземном уровне помещались «Все книги издательства „Пингвин“», на втором – «Уценка, остатки, распродажа».

Когда Сьюзен оглянулась, Вивьен и Мерлин уже катились по перилам, причем так быстро, что нагнать их пешком не было никакой возможности. Пришлось последовать их примеру. Но дурацкая крикетная сумка и тут мешала, так что Сьюзен дважды чуть не навернулась – в первый раз с перил, во второй – когда уже соскочила на площадку и влетела в просторный ярко-оранжевый зал, где едва не врезалась в здорового картонного пингвина с плакатом «Все книги издательства „Пингвин“ в продаже».

Практически серии «Пингвин букс» издаются теперь с картинками на обложках, но корешки все равно остаются ярко-оранжевыми, и торговый зал цветом напоминал апельсин – книги стояли на полках так плотно, что почти везде были видны только корешки. Отдельные стеллажи с зелеными детективами, синей небеллетристикой и так далее погоды не делали.

Здесь тоже было полно людей, хотя многие больше глазели, чем покупали, а иные заядлые читатели с головой ушли в книгу – видимо, решили прочесть все от корки до корки, не сходя с места. Заметив Вивьен и Мерлина, праворукий продавец приподнял бровь и что-то сказал одними губами – Сьюзен не разобрала, что именно, так быстро они пронеслись мимо, направляясь в конец зала, к двери с надписью «Только для служащих».

– Мое любимое место в магазине, – с удовольствием сказала Вивьен. – Здесь все такое современное. Каждый вечер мы звоним отсюда в издательство «Пингвин» в Хармондсворте и передаем им список айэсбиэнов книг, распроданных за день, а через два-три дня получаем пополнение. Просто и быстро, никакой возни с бумажными заявками, на которых настаивают другие издательства, и никакого ожидания длиной в несколько недель. Очень эффективно.

– А я люблю распаковывать новые партии, – подхватил Мерлин. – Особенно если не знаю, что заказывали. Тогда внутри всегда ждет сюрприз.

– Да, книги имеют огромное терапевтическое воздействие, – подтвердила Вивьен.

Мерлин посмотрел на Сьюзен:

– Вот почему все Сен-Жаки занимаются именно книготорговлей. Ну или почти все. Книги помогают нашим душам встать на якорь. Каждый раз заново. Это особенно важно для нас, леворуких, учитывая характер нашей работы.

– Писать книги тоже полезно, – заметила Вивьен. – А больше всего – стихи. Мы все поэты, каждый в своем роде.

И она стукнула в дверь в конце торгового зала – правой рукой. Дверь распахнулась – похоже, сама собой, – открыв им доступ в длинный, слабо освещенный коридор, тесный от многочисленных коробок с книгами. На коробках красовались эмблемы книжных домов и имена издателей: «Пингвин», «Уильям Коллинз», «Ходдер и Стоутон», «Пан Макмиллан», «Оксфорд юниверсити пресс», «Виктор Голланц ЛТД» и так далее.

Следом за Вивьен они прошли по коридору к другой двери, с добавочной надписью «Только для служащих». Там она снова постучала. В стальном полотнище приоткрылся глазок, кто-то невидимый взглянул в него с той стороны, громыхнула задвижка, и они увидели Даррена, леворукого байкера из команды быстрого реагирования.

Они оказались в просторном складском помещении с металлическими стеллажами до самого потолка, на которых громоздились пирамиды книжных коробок. Книги стопками лежали на длинном сортировочном столе, стоявшем посреди комнаты; вдоль него тянулись утопленная в пол погрузочная платформа и наклонный пандус с прислоненными к нему «харлеями». Рядом с пандусом, что вел к откатным воротам размером с хороший грузовик, в тот момент закрытым, стоял еще и синий «дженсен-интерсептор». У ворот был другой проем, поменьше, открытый. Перед ним стоял еще один байкер Уны с винтовкой L1A1 SLR за спиной, которую Сьюзен узнала сразу – точно такие она видела в экранизации «Доктора Кто».

Байкеры из бригады быстрого реагирования трудились за сортировочным столом, где им помогали четверо разноруких книготорговцев помоложе. Они вскрывали коробки, просматривали содержимое, а затем либо укладывали книги в специальные тележки, которые везли их по отделам, либо упаковывали для отправки покупателям, сделавшим заказ по телефону или по почте.

Сбоку от погрузочной платформы, в шезлонге на алюминиевом каркасе, восседала Уна: углубившись в «Жару и пыль» Рут Правер Джабвала, она потягивала чай из большой синей кружки. На полу рядом с ней лежали меч, вроде того, что достал из-под койки Мерлин, и обрез с двумя стволами. Услышав шаги, она оторвалась от книги, взглянула на пришедших, шмыгнула носом и, ни слова не говоря, продолжила чтение.

– Никогда бы не подумала, что этот книжный такой большой, – сказала Сьюзен. – Больше «Фойла», наверное.

– И лучше, – сказала Вивьен. – Ведь мы все – профессиональные книготорговцы. Идем.

– У «Фойла» есть свой шарм, который Вивьен отказывается признавать, – заметил Мерлин. – А я люблю все книжные магазины, не только наши.

Вивьен бросила на него презрительный взгляд, свернула налево и повела их в дальний конец склада, к двери с надписью «Пожарный выход». За ней была пожарная лестница, по которой они полезли наверх и через пять пролетов очутились на верхнем этаже магазина. Сьюзен устало подумала, что Старый книжный такой же, как Новый, но этажей в нем может оказаться куда больше. Пожарная дверь открылась, и они вошли в очаровательную студию под викторианской стеклянной крышей на металлическом каркасе. На улице все еще моросило, мелкие капли брызгали в стекло и стекали по нему медленными ручейками. В солнечную погоду здесь с избытком хватило бы солнечного света, но в тот день светилу помогали причудливые лампы в стиле ар-деко, ряд которых тянулся вдоль конька крыши.

Пол был деревянным, теплым, причем некоторые половицы отличались такой длиной, будто их напилили из мачт чайных клиперов. Посреди комнаты стояли два письменных стола. Вдоль стен помещались: обжимной пресс с высоким винтом; штатив для камеры; промышленная швейная машина; клеевой шкаф с колпаком вытяжки; гильотинный станок и доска для резки; компьютер TRS-80 и матричный принтер на узком столике красного дерева, словно пришедшем из капитанской каюты какого-нибудь корабля парусной эры; переговорный стол – с зеленым кожаным верхом и золотым тиснением по краям, – на котором стояло с полдюжины пишущих машинок, от массивных «ундервудов» двадцатых годов до вполне современных пластиковых устройств фирмы «Бразер»; полированный шкафчик красного дерева середины восемнадцатого века с двенадцатью ящичками для хранения географических карт; и наконец, французские напольные часы времен Второй Империи с изысканной резьбой вокруг циферблата. Кроме всего перечисленного, там были столы поменьше, не столь очевидного предназначения, стойки с разнообразными инструментами, а также полки, нагруженные папирусом, пергаментом, бумагой, картоном и иными материалами, пригодными для письма.

За ближайшим столом в центре сидела женщина лет пятидесяти, в ее темных кудрях уже виднелись серебряные нити. Перед ней лежала раскрытая Библия – огромная, средневековая, в кожаном переплете с металлическим корешком и цепью – той самой, которой она была когда-то прикована к столу в церкви. Женщина была без перчаток, кисти ее рук испускали мягкое серебристое сияние, точно такое же, как у кузины Сэм в Новом книжном.

Женщина за вторым столом была лет на десять старше. Совершенно седая и очень хрупкая на вид, она сидела в легком кресле на колесах с хромированными ободками и занималась тем, что с помощью костяной лопаточки и пинцета сосредоточенно разделяла слипшиеся от старости листы невозможно тонкой бумаги. Как и все сотрудницы магазина, она была в белом брючном костюме по фигуре, отдаленно похожем на тропическую форму военных моряков. Непокрытые кисти рук также испускали красивое серебристое сияние.

– Да, – шепнула Вивьен. – Они равнорукие. Обе.

По ее интонации Сьюзен сразу догадалась: Вивьен дорого дала бы, чтобы стать такой, как они.

– Тетя Зои, тетя Хелен! – окликнул их Мерлин.

Еще несколько секунд женщины сосредоточенно занимались каждая своим делом и вдруг совершенно синхронно откинулись на спинки стульев и повернули головы.

– Здравствуйте, дорогие, – сказала та, что ближе. – Торстон писал, что вы хотите подойти к нам с маленькой задачкой. Но мы сейчас заняты. Нельзя ли…

– К сожалению, нет, – ответила Вивьен. – Увы, дело куда более срочное, чем думает дядюшка Торстон. Э-э-э… гм… кстати, позвольте представить вам Сьюзен Аркшо. Сьюзен, это наша тетя Хелен, а за вторым столом – тетя Зои.

Тетя Хелен моргнула и жестом рыцаря, поднимающего забрало шлема, сдвинула на лоб увеличительное стекло. Тетя Зои поджала губы и подалась вперед, приподняв брови в предвкушении чего-то интересного.

– Мы думаем, что это может быть связано со смертью мамы, – тихо произнес Мерлин.

– Бедняжка Антигона, – добавила Хелен, а Зои кивнула за ее спиной. – Что же вы нам принесли?

– Читательский билет, – сказала Вивьен и подтолкнула Сьюзен вперед. – Я не знаю, из какой он библиотеки, и фамилия человека, которому он был выдан, тоже стерлась. А еще у нас есть портсигар работы Харштона и Гула, шестьдесят четвертого года выпуска. Конечно, это не бумага, а серебро, но в рисунке на крышке есть что-то… В общем, я бы хотела услышать ваше мнение. Что-то он мне напоминает…

– Давай посмотрим! – воскликнула Хелен и, выехав из-за стола на кресле, протянула вперед сияющую правую руку.

Зои тоже подошла и встала за спиной кузины.

Сьюзен достала из кармана спецовки портсигар, открыла его и отдала сестрам. Хелен вынула читательский билет, подняла к свету, повертела. Зои сначала пристально наблюдала за каждым ее движением, потом протянула руку, и Хелен не глядя вложила в нее билет. После этого Зои взялась за портсигар и тут же улыбнулась.

– Ох, до чего все же умелые мастера у Харштона и Гула, – сказала она. – Я готова простить им даже то, что они бросили книги во время великого раскола тысяча пятьсот пятьдесят третьего года.

– Так вы знаете, что это такое? – спросила Сьюзен.

– Пока нет, но сейчас узнаю, – ответила Хелен, повернула кресло к одному из тех столиков, что стояли вдоль стен, и стала рыться в коробках. – Валик, валик, где же у нас валик… а… вот и он.

– Ой! – воскликнула Сьюзен. – Отпечатки! Как же я не додумалась?

Хелен взяла валик, испачканный черной краской, и вернулась с ним за свой стол. Положив портсигар на тяжелую деревянную колоду с клеймом «Фортнум и Мейсон» на уголке, она накрыла его листом бумаги и несколько раз прокатала валиком. На листе стал проявляться отпечаток. Сначала это был набор непонятных линий, но вдруг они обрели смысл, хотя и выглядели слегка абстрактно.

– Это гора, – сказал Мерлин. – Или холм. А над ним облака.

– Да, – задумчиво протянула Хелен. – Рисунок очень простой, самые тонкие линии почти не видны на серебре, но отпечаток проявляет все до последнего штриха. Что-то он мне напоминает, какой-то пейзаж, будто это часть картины… Надо подождать, пока не вспомнится…

– Спасибо вам большое, – начала Сьюзен. – Вы так мне помогли, просто невероятно… Если я… мы… сможем понять, где находится эта гора…

– Ну, она не очень-то выразительна… – пробормотал Мерлин.

– А что с билетом? – спросила Вивьен.

– Откуда он взялся – понятно, – заговорила Зои, немало удивив Сьюзен – очередная родственница Мерлина и Вивьен была американкой, ее выдавал гнусавый среднезападный акцент. – Библиотека Роберта Саути, небольшая, частная, из тех, которые, увы, не выдержали конкуренции с крупными. Эта закрылась в шестьдесят седьмом, фонды передали в Лондонскую библиотеку, туда же ушли и читатели.

– А фамилия? – спросила Сьюзен. – Мне казалось, там что-то на «Х».

– Да нет, скорее «К», – неспешно заметила Зои. – В таких документах фамилия часто пишется первой, по-моему, здесь еще виден след от запятой между фамилией и именем. И еще одна хорошая новость: хотя чернила почти полностью вылиняли, надпись, скорее всего, можно восстановить с помощью фототехники, в ультрафиолетовом свете.

– Спасибо, – сказала Сьюзен. – Я так вам благодарна.

– Вот только ультрафиолетовых ламп у нас нет, мы обращаемся к одной знакомой, которая работает в музее, – продолжила Зои. – Она никогда не отказывает, но делает это тогда, когда у нее образуется окошко.

– Но это действительно срочно, даже очень, – сказала Вивьен.

– Я позвоню Джослин, узнаю, сможет ли она сделать это завтра утром, – пообещала Зои. – Мы уже не первый год просим субсидию на установку флюоресцирующей ультрафиолетовой лампы в темную комнату, но все время получаем отказ. По-моему, Торстон не подписывает из-за того, что лампы сейчас производятся только в Америке, местное производство закрылось пару лет назад.

– Ну конечно, все должно быть сделано в Британии, – проворчал Мерлин.

– Не ворчи, милый, – попросила Хелен. – В конце концов, тебя тоже сделали в Британии. Мы и сейчас делаем много хорошего и нового, а что до старого, кто лучше нас знает ему цену?

– Я знаю, – ответил Мерлин и послал тетушкам такую обезоруживающую улыбку, что Сьюзен пришлось отвернуться, иначе у нее подогнулись бы колени. – Просто я… как это сказать… нервничаю.

– И есть хочешь, – добавила Вивьен и взглянула на старинные часы. – Уже почти четыре, а мы еще не обедали!

– В кафе сегодня пирог «Звездочет», – бодро сказала Хелен, и всех передернуло. – И сэндвичи с тушеной говядиной и пикулями.

Сьюзен обрадовалась и едва не облизнулась, но Мерлина это известие, похоже, не обрадовало.

– Уверена, Джослин поможет нам при первой же возможности, – сказала Хелен. – А в чем, собственно, проблема?

Сьюзен поглядела на Мерлина, тот – на Вивьен.

– Портсигар и билет могли принадлежать моему отцу, – смущенно начала Сьюзен. – Нам надо выяснить, кто он, потому что… э-э-э… в общем, в меня стреляли Род Альфара, а еще меня пытались похитить, сначала бандиты, а потом гоблины. Похоже, все это из-за него, из-за отца.

– А что сказала Бабушка? – спросила Зои. – Торстон говорит, что вы ходили к ней утром. Кстати, которая там была?

– Самая старая, та, что в конце, – ответила Вивьен и замешкалась. – Э-э-э…

– Мы не скажем Торстону и Меррихью, – пообещала Хелен и поглядела на Сьюзен. – Да, я немного читаю мысли. И вижу, что наша старая бабуля сказала то, от чего тебе стало страшно.

– Да, верно, – медленно кивнула Сьюзен. – Она считает, что в жилах моего отца течет древнейшая кровь, а сам он – один из Первых.

– Вот оно что, – произнесла Хелен, подъехала к Сьюзен и протянула к ней свои сияющие руки. – Можно, я коснусь твоего лица, милая? Больно не будет.

– Э-э-э… да, пожалуйста, – не без тревоги согласилась Сьюзен и подалась вперед.

Женщина коснулась ладонями ее щек так мягко, словно перед ней была ее собственная внучка, потом сделала вдох и замерла. Вся комната погрузилась в молчание вместе с ней. Даже Сьюзен почти не осмеливалась дышать. Но вот пожилая женщина выдохнула, откинулась на спинку кресла и сложила на коленях сияющие руки.

– В тебе и вправду есть искра чего-то могучего и очень древнего, – произнесла она. – Крошечная… однако история знает примеры, когда из искры разгоралось пламя. Скажи, а у тебя недавно не было какого-нибудь важного дня рождения – совершеннолетия, например?

– Первого мая, – ответила Сьюзен. – Мне исполнилось восемнадцать.

– Я не знаю, что это за сила и откуда она в тебе, – продолжила Хелен. – Не знаю и того, будет ли она расти дальше. Но по-моему, чтобы разглядеть в этой искре обещание чего-то значительного… – Она опять помешкала и тихо продолжила: – Не хочу тебя огорчать, но, по-моему… пока это только подозрение… по-моему, в тебе не было бы и этой частички, если бы твой отец все еще присутствовал в Древнем или Новом мирах. В общем, я думаю, это наследственный дар, крошечная частичка великой магии, которой больше нет.

– То есть мой отец умер?

– Древнейшие владыки не умирают в общепринятом смысле слова, – начала Хелен. – Скорее засыпают, иные навеки, но все равно остаются здесь. Некоторые изменяются до полной неузнаваемости. Но некоторых… как бы сказать… приходится удалять. То есть выталкивать из мира. Если это произошло и с твоим отцом, прими мои соболезнования.

– Ничего страшного, – спокойно ответила Сьюзен. – Я всегда думала, что он, наверное, умер. Иначе он… ну, не знаю… написал бы мне, что ли. Но у меня есть мама и дом, в котором я была счастлива в детстве. Мне повезло.

– А еще ты жутко проголодалась, – встряла вдруг Вивьен. – Может, оставим пока портсигар и билет здесь, а сами пойдем и перекусим? Потом мы доставим тебя домой.

– Хорошо, – кивнула Сьюзен. – Я правда проголодалась. И устала. Я же полночи не спала, с тех самых пор, как обнаружила кексу, которая смотрела на меня с крыши сарая.

– Еще и кекса? – переспросила Зои и нахмурилась. – Торстон о ней не писал. Только о гоблинах.

– А в «Нортумберленд-Хаусе» было порождение котла, – добавил вдруг Мерлин.

– Что?! – подпрыгнули Зои и Хелен.

– Мы, конечно, не уверены. Но я его почуял, а Вивьен унюхала лавр и амарант, смешанные с запахом гнили, – объяснил Мерлин. – Уна и ее команда проверили все, но никого не нашли, а дядя Джейк убедился в исправности защиты.

– А Торстон и Меррихью знают?

– Уна сказала, что позвонила Торстону. Меррихью, наверное, еще едет в Вутен-Холл.

Хелен и Зои переглянулись: они явно сомневались в способности нынешнего руководства книготорговцев справиться с ситуацией.

– Мы сделаем все возможное, чтобы узнать всю подноготную этих предметов, – пообещала Хелен.

– Интересно, предупредил ли кто-нибудь Хранителя Грааля, – задумчиво произнесла Зои. – Думаю, в сложившихся обстоятельствах это необходимо.

– Сомневаюсь, – с горечью ответил Мерлин. – Дядюшка Торстон вне себя от своего нового библиотечного приобретения, а Меррихью ловит гигантского карпа в старом глиняном карьере. В который уже раз.

– Хм… – протянула Хелен.

– И другой вопрос, – продолжил Мерлин. – Если порождение все же было, откуда оно взялось? У кого еще есть котел, кроме нас?

Зои и Хелен затрясли головами.

– Нет, Мерлин, – сказали они хором. – Хранитель Грааля никогда бы такого не допустил.

– Но…

– Нет, – твердо ответили обе женщины.

– Мы предупредим Хранителя, если Предки еще не успели, – добавила тетя Зои. – Схожу завтра, окунусь в Серпентайн.

Сьюзен посмотрела на нее с недоумением, но не успела спросить, что это, черт возьми, значит, как Хелен задала ей вопрос:

– Сьюзен, а ты тоже в «Нортумберленде», с Мерлином?

– Нет, – ответила она и почувствовала, как заливается краской.

– Она у миссис Лондон. Знаете, хозяйка пансиона, который для своих целей держит Особый отдел, – сказал Мерлин. – Там они прячут тех, кого не хотят светить. Но нам они все же подложили свинью: подселили пару перебежчиков из Советского Союза и еще нескольких разоблаченных агентов, которые раньше работали под прикрытием в группах борцов за мир.

– Так вот кто это такие! – удивилась Сьюзен: она не раз задумывалась над тем, кто такие ее соседи. Теперь стало понятно, почему им еще меньше, чем ей, хотелось обсуждать свои дела и свое прошлое.

– А там безопасно? – спросила Зои. – Девочка упоминала о кексе.

– Защита не взломана, – ответила Вивьен. – Дом стоит на нейтральной территории… насколько это возможно в Лондоне, конечно. Ни одно существо из Древнего мира там не живет и даже не претендует на это место. И оно не находится под властью кого-либо из Первых.

– К тому же теперь рядом со Сьюзен буду я, – добавил Мерлин.

– То есть в одном доме со мной, – поспешно сказала Сьюзен. – Не в одной комнате.

Мерлин кивнул, точно и не имел в виду ничего иного. «А может, и правда не имел», – подумала Сьюзен. Еще не известно, что хуже. Конечно, он не такой тщеславный эгоист, каким показался ей сначала, но все равно чересчур хорош…

– Я, конечно, знаю, что мелкая нечисть не брезгует порой банальным криминалом, как и люди, – начала Хелен. – И все же такая целенаправленная активность гоблинов, причем направляют ее явно не простые смертные, на их призыв гоблины просто не откликнулись бы, вместе с активизацией уголовных элементов представляется мне крайне необычной. И вряд ли случайной. А вы считаете, что это как-то связано с вашей мамой?

– Не знаю пока, но стоит проверить, – ответил Мерлин.

– Разумеется, связано, – подала голос Зои. – Если Джослин не сможет сделать завтра фотографии в Британском музее, я найду кого-нибудь в другом месте. Так или иначе, завтра утром дело будет сделано. Позвоните мне.

– Я лучше зайду, – сказала Вивьен. – Завтра я все равно буду здесь – работаю в торговом зале.

– Ой! – воскликнула Сьюзен. – Я же тоже завтра работаю! Я и забыла со всей этой суетой… Как думаете, в пабе безопасно?

– Я же буду с тобой, – радостно заявил Мерлин. – Ты от меня теперь никуда не денешься, как акула от прилипалы… нет… давай придумаем сравнение поизящнее… как шампанское от клубники…

Он ухнул и согнулся – кулачок Вивьен въехал ему прямо в середину живота.

– Осторожнее, дети, – сказала Хелен и развернула свое кресло к столу.

– Вот именно, соблюдайте осторожность, – подхватила Зои. – Особенно остерегайтесь пирога, который сегодня подают внизу!

Сьюзен и Мерлин добрались до миссис Лондон только к семи вечера. Сначала они спустились в кафе Старого книжного, где все же съели свой ланч (с учетом позднего времени, почти ужин), но без «Звездочета», потом заехали в «Нортумберленд-Хаус», где Вивьен хотела еще раз проверить защиту, а Мерлин – собрать невероятных размеров чемодан с безумным количеством ремней. По настоянию Мерлина и при активном посредничестве его сестры им выделили такси книготорговцев, за рулем которого сидел молчаливый и сосредоточенный кузен Вендовер, а не болтушка Одри.

Сьюзен так измучилась, что хотела лишь одного – принять душ и лечь спать, но судьба отказала ей в этой малости: едва они вошли в пансион, как дверь помещения, которое хозяйка величала общей комнатой, распахнулась и им навстречу шагнула инспектор Грин, одетая так же, как и неделю назад, когда она привезла Сьюзен в этот дом из полицейского участка в Хайгейте. Выражение лица инспектора тоже не изменилось.

– Явились наконец, – проворчала она и поманила их к себе. – Идите-ка сюда, вы, оба. Поговорить надо.

– А завтра нельзя? – спросила Сьюзен. – Я вымоталась.

– Нельзя. Я хочу знать, что тут, черт возьми, происходит! – ответила Грин, делая шаг в сторону и пропуская их в общую комнату. – Как и мой коллега из отдела организованной преступности, который почтил нас своим визитом. Сьюзен Аркшо, Мерлин Сен-Жак, позвольте представить – главный суперинтендант Холли.

– Рег Холли! – крикнул старший по званию, крепко сложенный, когда-то симпатичный бывший боксер в черном костюме-тройке с двубортным пиджаком, в клубном галстуке и белоснежной сорочке. Из-под манжеты с золотой запонкой яхт-клуба выглядывал массивный серебристый браслет с часами. В целом его можно было принять скорее за банкира, чем за офицера полиции. – Зовите меня Рег.

Мерлин смерил внимательным взглядом сначала его, потом инспектора Грин:

– Это дела книготорговцев, Грин. Никто, кроме твоих людей, не в курсе. Ни один нормальный полицейский. Ты же знаешь.

– Не дергайся, парень, – сказал Рег. – Когда-то я сам был на ее месте, пока не перешел на более тучные пастбища – ха-ха-ха! – в карьерном смысле, конечно. Я и Мире то же самое предлагал, потому что это ведь полный капец для полицейского – работать с вами, книготорговцами. А взгляните на меня сейчас: главный супер-пупер, отвечаю за всю нашу неважно организованную преступность.

– Главный суперинтендант всегда имел допуск к вашим делам, и этот допуск по-прежнему действует, – ровным голосом прокомментировала Грин.

– А еще я позвонил Меррихью, чтобы узнать, кошерно ли мне сунуть нос в ваши дела на этот раз, – добавил Рег. – Она сказала «да», и вот я здесь.

Сьюзен плюхнулась в ближайшее кресло. Мерлин остался стоять, подозрительно глядя на Холли.

– Значит, ты и есть Сьюзен… Аркшо, – сказал Холли, буквально поедая девушку глазами. «А глаза у него маленькие и жестокие», – подумала вдруг Сьюзен и отвернулась. – Новенькая, о делах книготорговцев ничего не знаешь.

– Мисс Аркшо не имеет никакого отношения к вашей зоне ответственности, – сказала Грин и добавила: – Сэр.

– Мне бы хотелось знать, – продолжал Холли, игнорируя Грин, – как связано твое появление в столице с… гм… безвременной и неоплаканной кончиной нашего дорогого друга Фрэнка Трингли, во-первых, и с попыткой бирмингемских шестерок похитить тебя с крыльца вот этого самого дома, во-вторых?

– Сэр, у меня назначена консультация с помощником комиссара… – попыталась отвлечь его Грин, но Холли гнул свое.

– Бирмингемские группировки, как и вообще организованная преступность, – это моя юрисдикция! – рыкнул он, обращаясь к Грин, а когда повернулся к Сьюзен, его лицо снова было совершенно безмятежным. – Итак, я вынужден повторить свой вопрос: как связаны прибытие в столицу некоей Сьюзен Аркшо, кончина Фрэнка Трингли, криминального авторитета из Северного Лондона и по совместительству дегустатора, появление здесь двух незадачливых похитителей и внезапная вспышка активности среди довольно смирных в обычное время группировок Лондона, Бирмингема, Ливерпуля, Манчестера, Лидса и Ньюкасла. Иными словами, по всей Англии бандитов словно муха укусила, а шотландцы и валлийцы сидят на пятой точке ровно и не отсвечивают.

– Что? – не поняла Сьюзен. – А я тут при чем?

– И поскольку никаких бумаг, то есть письменных соглашений между полицией и ребятами-книготорговцами не существует, я только сегодня утром, из неофициальных источников, узнал о том, что ты вообще существуешь и присутствовала в доме Фрэнка Трингли, когда мистер Мерлин Сен-Жак выпустил из него дух…

– К вашим оперативным разработкам это дело не относится, вас не должны были информировать…

– Молчать, Грин! Я же сказал, что говорил с Меррихью и она разрешила мне опросить всех, кого я сочту нужным.

И снова, едва повернувшись к Сьюзен, злобный пес спрятал зубы. Девушка недоумевала: зачем это ему, неужели думает, что она не замечает его грубости? С ней-то он как шелковый, но не заметить, что, вообще-то, он жуткий засранец, все равно нельзя.

– Конечно, с тех пор прошла неделя, и можно решить, что те разборки никак не связаны с тобой. Но вот сегодня утром двое типов из банды «Молочная бутылка» являются сюда и пробуют взять тебя в заложники, за что тут же получают воздаяние от руки все того же мистера Мерлина. Бедняги ведь не знали, что он тоже будет здесь, собственной персоной, да еще с пушкой. Зачем же они приперлись? Какая тут связь?

– А почему ты не спросишь у них, Рег? – поинтересовался Мерлин, хотя прекрасно знал ответ.

– Да я уже спрашивал, и люди Грин тоже спрашивали, но все без толку: в головах у них будто ложкой помешали. Ничего не помнят: где были, что делали, кто их сюда прислал. Ясно, что с их мозгами кто-то поработал: то ли один из тех, у кого вы, книготорговцы, должны отбивать охоту делать такие вещи, то ли один из ваших. Вот я и пришел сюда узнать: кто позволяет себе манипулировать моими серыми мышатами, бандюками обыкновенными?

– Мы бы тоже хотели это знать, – ответила Сьюзен. – Особенно я, потому что мне не улыбается вторая попытка похищения.

– И это все, что ты можешь сказать?

Рег придал своей физиономии выражение, которое сам, видимо, считал умоляющим, но сломанный нос и уши, похожие на соцветия брокколи, придавали ему сходство с выжившим из ума мопсом.

– Я понятия не имею о лондонских бандах, да и о любых других тоже, – сказала Сьюзен и отвернулась, не желая и дальше смотреть в глаза Холли.

Она заметила в них нехороший огонек: один миг он глядел на нее так, словно он был котом, а она – раненой птицей.

– Ну а ты? – обратился Рег к Мерлину, снова включая полицейского – компетентного, выдержанного, беспристрастного. – Может, тебе есть что сказать полиции?

– Нет, – лаконично ответил Мерлин.

– Не может быть! – возмутился Холли. – Слушайте, я уже восемнадцать лет супер, и все восемнадцать лет – тишина и покой. Бандиты, конечно, свое дело делали, но все в рамках закона, разборки устраивали в основном друг с другом. А если и влетало кому невзначай, то всякой мелкой шушере, никак не добропорядочным гражданам. Ни прессе, ни телевидению поживиться было нечем. И вот через полгода мне на пенсию. Мой послужной список безупречен. Точнее, был таковым до сегодняшнего утра, когда явились вы и все пошло псу под хвост. Не может быть, чтобы у вас не было совсем никаких сведений. Мисс Аркшо, вы ведь, кажется, приемная дочь Трингли или что-то в этом роде? Давайте выкладывайте, мне нужна ваша помощь.

– Никакая я не дочь Фрэнку Трингли, даже не приемная! – возмутилась Сьюзен. – Просто он был знаком с моей матерью.

– Ага, значит, я не так понял, – сказал Холли. – И кто же тогда ваш папа? Мне известно только имя мамы. Она ведь проживает где-то возле Бата, верно? Что ж, милый городок, и места вокруг прелестные.

Его слова почему-то показались Сьюзен угрожающими. Хотя интонация полицейского ничуть не изменилась и фразы были вполне невинными, она почуяла: что-то тут не так. Да и вообще, надоел ей этот главный суперинтендант Холли.

– Ничем не могу помочь, – решительно сказала она. – Я очень устала, собираюсь принять душ и лечь спать, прямо сейчас.

– Ладно-ладно, – сказал Рег, выставляя вперед ладони. – Это я так, на всякий случай, вдруг что-нибудь получится. Привычка старого копа. Хотя, если попытка похищения и впрямь тебя напугала и ты опасаешься ее повторения, лучше тебе сотрудничать со мной. Я могу помочь. Например, прислать своих ребят, чтобы те приглядели за домом вместе с людьми Миры, а? Нет, я, конечно, ничего не имею против подразделения М, но если сюда явятся настоящие лондонские бандиты, да еще при оружии… тогда у вас мало шансов.

– Мы справимся, сэр, спасибо, – сказала Грин. – К тому же в этом случае мы нарушим прямой запрет комиссара полиции: посвящать кого-либо из младших офицеров в деятельность книготорговцев и всего, что связано с существованием Древнего мира.

– Я бы посоветовал вам больше думать о той угрозе, которую представляют для вас бандиты этого мира, мисс Аркшо, – сказал Рег, снова игнорируя Грин. – Но вы сами роете себе могилу. Вот, держите мою карточку, вдруг передумаете.

Ни Сьюзен, ни Мерлин не пошевелились, чтобы взять визитку, так что суперинтендант положил ее на стол и пошел к выходу. Грин развернулась и направилась за ним, и вскоре молодые люди услышали их разговор в коридоре.

– Не знала, что вы уходите в отставку, сэр. Коста-дель-Соль?

– Не стебись, Грин. Ты же знаешь, я бы остался, если бы мог. Меня спроваживают, а моей пенсии хватит разве что на Коста-дель-Камбрия. И не намекай, что я скурвился, я этого не люблю. Коста-дель-Соль, как же!

– Всего хорошего, сэр.

Дверь захлопнулась, оборвав на полуслове энергичное:

– Да иди ты…

Через пару секунд Грин вернулась.

– Прошу прощения. Холли – настоящий зомби, мышей совсем не ловит. Бандиты потому так долго сидят тихо, что он слишком многое им позволяет! Да и сам лентяй, каких мало, – вечно торчит на скачках либо сидит на больничном. По-моему, он на прикорме у бандитов: ну нельзя быть таким никчемным совсем случайно. Странно, что его до сих пор не погнали. А теперь выкладывайте, что за чертовщина у вас творится.

– Это дела книготорговцев, – повторил Мерлин.

– До тех пор, пока они не пересекаются с делами полиции, – возразила Грин. – Тогда они становятся и моим делом. Особенно потому, что мне даже поговорить не с кем, кроме Торстона. Или Меррихью, которой никогда нет ни в одном из магазинов, а когда я звоню ей в деревню, ее полчаса зовут к телефону, так что счета набегают прямо зубодробительные. Сегодня я трижды звонила Торстону, и все три раза мне отвечали, что он занят.

– А он и в самом деле занят, – подтвердил Мерлин. – Разбирает личную библиотеку сэра Энтони Бланта. Бывшего сэра, разумеется, ведь рыцарское звание у него тоже отняли.

– Предателя? Значит, Советы тоже вовлечены…

– Нет, конечно, – перебил ее Мерлин. – Извини. Торстон… он и меня раздражает. Но Советы тут ни при чем. Просто у Бланта действительно отличная библиотека – сплошь первые издания и коллекционные экземпляры. Сейчас в Новом книжном все над ней ахают и охают, а Торстон больше всех, и ни до чего другого ему дела нет. Скорее бы он ушел.

– А он что, собирается? – спросила Грин. – Конечно, мой доступ к документам весьма ограничен, но, насколько я могу судить, Торстон и Меррихью руководят всеми операциями книготорговцев с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года.

Сьюзен вытаращила глаза:

– Как с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого?

– Ну да, ты права, – нехотя подтвердил Мерлин. – В том, что касается Торстона. А Меррихью возглавила леворуких в тысяча восемьсот пятнадцатом, сразу после Ватерлоо. Те из нас, кого не успевают убить, живут очень долго. Послушай, тебе действительно лучше не знать, что у нас происходит. Ты же все-таки смертная, а для смертных правило всегда одно – меньше знаешь, дольше живешь.

– Это моя обязанность, – уперлась Грин. – Мисс Аркшо тоже что-то угрожает?

Мерлин помешкал и сказал:

– Думаю, да, хотя Предки считают, что нет. В общем, пока я у нее за охранника – ночую сегодня здесь. И такси будут регулярно проезжать.

– Миссис Лондон сказала, что прошлой ночью здесь пытались нарушить защиту, – сообщила Грин. – Ты говорил про какую-то кексу. Мой предшественник, вводя меня в должность, ни о чем таком не упомянул, что неудивительно, и сама я ничего не нашла. Что такое кекса?

– У миссис Эл очень длинные уши, – пожаловался Мерлин. – Кекса – это дурманная кошка. Про нее написано в «Золотой ветви»… хотя нет… не в той версии, которая дошла до печати. В общем, кекса – это дух, его вызывают из священных сосудов, в которых захоронены кошки фараонов. Сосуды привезли в Англию римляне, почти все мы уже прибрали к рукам, но что-то, видимо, осталось. Тварь очень опасная, но войти она не смогла, и вообще передвигается только по ночам, когда луна не молодая, но и не полная.

– То есть такая, как сегодня, – заметила Грин. – А подстрелить эту кексу можно? В смысле обычные пули ее берут?

– Теоретически да, – ответил Мерлин. – Правда, в нее трудно попасть, ведь она движется между нашим миром и… э-э-э… иным. Но, думаю, это все же проще, чем справиться с гоблинами…

– Почему? – спросила Сьюзен.

– Чтобы убить гоблина, нужно что-нибудь старое. Холодное железо или сталь, причем не промышленного производства, то есть хотя бы трехсотлетней давности. А еще лучше, чтобы орудие было каменным или деревянным. Как ветка болотного дуба в такси у Одри.

– А посторонние могут пострадать от тех, кто гонится за Сьюзен? Кстати, о гоблинах, насколько я понимаю, в Мейфэре сегодня утром случилось что-то особенное?

– Никто из публики не пострадал, – ответил Мерлин. – Гоблинам нужны были только мы, нас они и забрали – вытащили из времени, а тем, кто оказался рядом, на пару секунд затуманили мозги.

– Всем, кроме одной туристки из Америки. – Сьюзен зевнула. – Но она решила, что спит на ходу из-за разницы во времени.

– А ситуация с мисс Аркшо…

– Зовите меня Сьюзен. Вы же раньше называли меня так.

– Ситуация со Сьюзен разрешится в будущем? Я имею в виду, в ближайшем будущем?

– Не знаю, – ответил Мерлин. – Как обычно говорят у вас, следствие покажет.

– Может быть, все утрясется, – произнесла Сьюзен с надеждой. – И я найду отца… Ладно, пойду наверх. Спать чертовски хочется.

– Я к тебе еще зайду, – сказал Мерлин. – Не забудь сумку.

– А, да, – вспомнила Сьюзен, взяла крикетную сумку, в которой лежали мечи и ее одежда, и, не обращая внимания на вопросительно-недоверчивый взгляд Грин, вышла из комнаты.

В холле она наткнулась на миссис Лондон – та вертела в руках розовую метелку из перьев, притворяясь, будто смахивает пыль. На лестнице сидел Мистер Нимбус – благородного вида черный кот в белых носочках. На Сьюзен он поглядел с прищуром. Не то чтобы недоверчиво, но с сомнением, точно думал: «За этой девицей нужен глаз да глаз».

– Доброй ночи, миссис Лондон, – сказала Сьюзен. – Хочу пораньше лечь.

– Очень правильное решение, моя милая, – отозвалась та. – Принести тебе чашечку чая перед сном?

– Нет, спасибо. Я только приму душ и сразу лягу. Главное, не уснуть раньше.

– Приди, о сон, забвение забот[12], – внезапно процитировала миссис Лондон, чем немало удивила Сьюзен.

Сьюзен уже легла, когда в дверь постучал Мерлин.

– Сьюзен? Это я, Мерлин. Можно войти?

– Мм… да! – крикнула Сьюзен немного громче, чем следовало, и тут же рассердилась на себя за это. – Я уже легла.

Мерлин открыл дверь, провел ладонью по краю, нащупал задвижку и пару раз подвигал ее туда-сюда. Просто так, без намека.

– Не запирайся, пока я не велю. Одежду и обувь держи под рукой. Вдруг ночью придется сматываться.

Сьюзен, которая только расслабилась после душа и ощутила себя в безопасности, рывком села в постели. И тут же устыдилась своей футболки – на этот раз она спала не в музыкальной, с группами, а в огромной, на несколько размеров больше, с фоткой уомблов[13] в мохнатых костюмах и всем прочим, – но вовремя вспомнила, что все равно решила держать Мерлина на расстоянии. А может, не стоит? Может, попробовать? Ну что с ней случится плохого? Если ее маме никогда не везло с красивыми мужиками, это еще не значит, что так будет и с ней.

– Что?! Ты хочешь сказать… что-то случится? Здесь?

– Нет, но я хочу быть готовым ко всему, – сказал Мерлин. – Как говорил Баден-Пауэлл[14]. И еще… э-э-э… звонила Вив. Одна из защит в «Нортумберленд-Хаусе» попорчена. Не водопровод и не канализация. Дверь для технического персонала в комнате, где стоят кондиционеры. Кто-то плеснул под дверь свежей крови с живым серебром – ртуть, по-вашему, – что сильно снизило эффективность защиты…

– Свежая кровь!

– Гм… да. Кого-то убили за считаные минуты до этого, причем поблизости. Мы пока не знаем кого, тела не нашли. Одним словом, с защитой поработали. Если кто-нибудь замышлял недоброе, он мог войти. Казалось бы, ничего страшного, ведь, судя по планам здания, из помещения нет прямого доступа в отель, но Вив нашла щель в прачечную, куда при желании можно пролезть…

– То есть порождение котла все же там было.

Сьюзен вскочила с постели, раскрыла крикетную сумку и вынула из нее саблю, которую уже начала считать своей.

– Да. Думаю, это не повредит, – одобрил ее действия Мерлин и вынул из сумки меч.

Сьюзен поставила саблю у кровати – острием в пол, эфесом к себе, – и снова залезла под одеяло. Ее ботинки, спецовка, в которой она ходила днем, и, что самое ужасное, трусики и лифчик неопрятной кучкой лежали на полу у постели. Зато легче будет одеться в случае внезапной тревоги.

– Снаружи дом обнесен куда более сильной защитой и снабжен сигнализацией от воров, – продолжил Мерлин. – Вивьен уже едет проверять их. Инспектор Грин осталась здесь на ночь, а на площади перед домом дежурит дополнительный наряд полиции. Конечно, если начнется что-нибудь по моей части, они будут только мешать, но в случае атаки гангстеров окажутся кстати. Если что, я тут, в соседней комнате, а Мира – через холл.

– О, так она уже Мира? – спросила Сьюзен.

Не старовата ли инспектор для юного Мерлина? Ей ведь уже лет тридцать, если не все тридцать пять.

– Мы переходим на имена, когда этого требует оперативная ситуация, – с серьезным видом произнес Мерлин. – Но наши отношения не выходят за рамки профессиональных. В общем, в доме сейчас только мы трое и миссис Эл. Всех русских и перебежчиков из СНД перевели в другое место.

– Что, ради их благополучия?

– Именно, – подтвердил Мерлин. – Хотя, по нашему договору с полицией, их здесь и быть не должно. Это спецотдел втихую латает дыры в своем бюджете. Не волнуйся, все будет хорошо. Поспи. Кстати, когда тебе на работу? И… гм… куда?

– К одиннадцати, – сказала Сьюзен. – В паб «Дважды коронованный лебедь» на Клаудсли-роуд.

– Что ж, до встречи за завтраком в цивилизованное время, часиков в девять тридцать, – сказал Мерлин. – Может, поцеловать тебя на ночь?

– Не стоит, – после недолгого размышления ответила Сьюзен. Инстинкт самосохранения возобладал, хотя потребовалось немалое напряжение воли и здравого смысла. – Боюсь, твой поцелуй на ночь совсем лишит меня сна.

– Ну что ж, в другой раз, – улыбнулся Мерлин и вышел.

Немного погодя в дверь снова постучали. Сьюзен вздрогнула и проснулась: в комнате было темно, слабый свет фонаря, который просачивался с площади, не только не рассеивал тьму, но и добавлял мрака, населяя углы пугающими тенями.

– Сьюзен? Это Вивьен. Можно тебя на пару слов?

Сьюзен села в постели и потерла спросонья глаза. Рука машинально скользнула к эфесу сабли.

– Да. Входи.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Вивьен – темный силуэт на фоне светлого коридора. Она переоделась: синие джинсы, рубашка цвета хаки, темно-коричневая винтажная летная куртка с опушкой из овчины, и Сьюзен на миг показалось, что перед ней не Вивьен, а Мерлин, который зачем-то решил прикинуться сестрой.

– Извини, что разбудила, – сказала Вивьен. – У тебя все в порядке?

– Да-а, – протянула Сьюзен, еще потерла глаза и проснулась теперь уже окончательно. – А у тебя?

Вивьен ответила не сразу и внутрь тоже не стала входить.

– Я проверяла защиту вокруг дома, там все надежно. Но…

– Что? – нетерпеливо спросила Сьюзен, злясь, что ей не дали поспать.

– У нас… праворуких… часто бывают предчувствия, даже видения, – продолжила Вивьен. – Иногда о прошлом, иногда о будущем. Как у кузена Нормана, которого Мерлин зачем-то обозвал оракулом наоборот.

– И?..

– Мне было видение. Не совсем видение, скорее предчувствие. Я поняла, что должна кое-что дать тебе, хотя и не знаю, правильно ли так поступать.

– И что же это?

Вивьен нахмурилась. Ее нерешительность удивила Сьюзен, ведь она уже привыкла считать, что Вивьен и ее брат знают все на свете. И вот Вивьен стоит перед ней и явно колеблется.

– Ну давай выкладывай. Все равно ты меня уже разбудила. В чем дело?

Вивьен поморщилась, как будто ее кольнули, но подошла ближе и протянула Сьюзен три бумажных пакетика с солью из закусочной «Уимпи» и старый столовый нож с костяной ручкой.

– Носи их с собой, – сказала она. – Нож из доброй шеффилдской стали, я его подточила, так что им можно пустить кровь.

– Фу, это еще зачем? – спросила Сьюзен и подношения не взяла. – Погоди, твоя бабушка что-то говорила… соль, железо и кровь… но что это значит?

– Это один из способов, которым Древние владыки превращают людей… и не только людей… в своих вассалов, – ответила Вивьен. – И самый доступный и надежный для тебя, если, конечно, ты обретешь силу своего отца. Смешай на лезвии ножа каплю своей крови и щепотку соли и дай проглотить тому, кого ты хочешь повязать клятвой. А если не захочет глотать, нанеси ему на рану или даже ударь его ножом – не сильно, но так, чтобы твоя кровь попала внутрь. Действует на всех, за редкими исключениями. Да, и не забудь произнести: «Стань моим слугой», или «Я твоя хозяйка», или что-нибудь в этом роде.

– «Я твоя хозяйка»?! Но я не хочу быть ничьей хозяйкой, и слуги мне не нужны! – выкрикнула Сьюзен, которую передернуло при одной мысли об этом. – А потом что? Они будут бродить за мной до конца своих дней, дергать себя за волосы[15] и… предлагать службу?

– Нет. Ты можешь в любой момент их освободить. Это просто: кладешь ладонь человеку на голову или нечеловеку на то, что у него будет сверху, и говоришь, например, так: «Моей кровью, солью и железом я возвращаю тебе свободу». Или не свободу, а просто временный отпуск, чтобы он жил своей жизнью, пока ты его не призовешь. Еще можно погрузить его в сон. Короче, что хочешь, то и делай. К тому же заклятие со временем ослабевает и, если его не возобновлять, само сходит на нет.

– И это можно проделать с кем угодно? Например, поцарапать человека во сне, помазать ранку кровью и приказать?

– Да. Но чтобы это сработало, ты должна унаследовать силу своего отца, – сказала Вивьен. – А этого может не произойти.

– Ужас какой! – снова возмутилась Сьюзен. – Не хочу я никого повязывать клятвами – ни людей, ни других существ!

– Но это все чистая теория. Даже если ты унаследуешь силу, тебе не обязательно пускать ее в ход, – успокоила ее Вивьен. – Просто мне кажется, что тебе нужно об этом знать…

– Не нужно! – огрызнулась Сьюзен, легла в постель и с головой накрылась одеялом. – Не нужен мне этот нож, и эта дурацкая соль тоже не нужна! Уходи, дай поспать!

– Хорошо, – согласилась Вивьен. – Извини.

Она уже повернулась, чтобы выйти, и едва не споткнулась о кучку вещей, которые лежали на полу, в ногах кровати. Недолго думая, она склонилась над ними и сунула пакетики с солью в один из боковых карманов, а нож опустила в узкий и длинный кармашек для линейки. Ее губы дрогнули в усмешке. Линейка… прави́ло, как говорят штукатуры. Не исключено, что Сьюзен все же придется править, хочет она того или нет.

Вивьен вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Мерлин ждал ее внизу, в холле. Теперь он был в черных брюках, черных теннисных туфлях и черной водолазке под черным пуленепробиваемым жилетом с надписью «POLICE» на груди и на спине. На его правом боку висел старинный меч, на левом – кобура, из которой торчал верный «смитон» – рукояткой вперед, как у стрелков на Диком Западе. Одним словом, он был готов ко всему, что бы ни думали старшие.

– Ну и как она это приняла?

– Никак, – ответила Вивьен. – Отказалась брать. Но я все равно сунула соль в карман, а нож – в чехол для линейки на ее спецовке.

– До сих пор не пойму, как она ухитрилась отыскать спецовку по размеру, – проворчал Мерлин.

– Надеюсь, я не ошиблась, – задумчиво произнесла Вивьен.

– В восьми случаях из десяти твои предчувствия оправдываются, – сказал Мерлин. – Помнишь, три года назад отец чуть не поймал нас, когда мы тырили бутылку особого шампанского из его винного погреба, а он вернулся домой раньше времени? Если бы ты заранее не почуяла его, крику было бы до потолка!

– Да, помню, «Дом Периньон» пятьдесят девятого года, – вздохнула Вивьен. – Жаль, что мы ничего в нем не поняли.

– Говори за себя! – возмутился Мерлин. – Ну ладно, к делу. У тебя есть ясное ощущение причины, по которой Сьюзен может оказаться необходимым прибегнуть к соли и железу? Что-нибудь конкретное?

– Нет. – Вивьен вздрогнула, словно у нее по спине пробежали мурашки. – Но предчувствие опасности у меня определенно есть.

– Ясно. Когда и где?

– Не знаю. Может, мне лучше остаться здесь? – предложила Вивьен. – Я собиралась вернуться в Новый книжный, проверить бухгалтерские книги Харштона и Гула. Вдруг там найдется что-нибудь насчет портсигара? Изображение горы, дар, скрепляющий сделку или договор. Вещица не самая простая. Какие-то упоминания должны быть. Но доступны они только на микрофишах, ведь все бумаги до тысяча девятьсот семьдесят девятого года лежат в соляной шахте.

– Значит, это дело для тебя, а не для меня.

Вивьен подняла правую руку:

– Очевидно. Так как, ехать мне или остаться?

– Поезжай. Защита здесь достаточная. Со мной Барлоу, миссис Лондон, и у нас есть сигнализация. Все три кеба будут подъезжать сюда по очереди на протяжении ночи, плюс из Толпаддла дежурят две машины Д-одиннадцать – на случай, если пожалуют бандиты, о чем предупреждал суперинтендант Холли.

– Кто?

– Главный суперинтендант Холли. Глава отдела организованной преступности, раньше был на должности Грин. Приезжал сегодня, задавал вопросы.

– Очень необычно. Я бы сказала: беспрецедентно.

– Грин говорит, что он бездельник, к тому же собирается на пенсию, поэтому больше делает вид, чем руководит. Но он сильно расстроился из-за участившихся бандитских разборок и связывает их с гибелью Фрэнка Трингли. И появлением Сьюзен. Потому что она была в доме Трингли, когда тот умер, и потому, что именно ее пытались похитить те парни из Брамми[16].

– Опять криминальный след. Надо заодно взглянуть, что у нас есть на этого Холли.

– Рег Холли, – уточнил Мерлин. – Только смотри, осторожнее. Через обычные каналы запросов не делай. Грин считает, что у него есть связи. А еще они, кажется, вась-вась с Меррихью.

– Понятно. Ладно, посмотрю, может, нарою что-нибудь. Загляну утром, перед работой. Ты будешь спать?

– Может, и нет, – ответил Мерлин.

– Береги себя, братишка, – сказала Вивьен и пошла к выходу, но у лестницы остановилась и обернулась. – И Сьюзен береги. Она мне нравится.

– Мне тоже, – отозвался Мерлин и нахмурился, пытаясь понять, в чем тут дело.

Сьюзен совсем не походила на тех девушек, которые обычно привлекали его: внешность, происхождение, манеры – все другое. Конечно, она симпатичная, это правда, но дело не только в этом. Ему нравилось смотреть, как она двигается, нравилось слушать ее голос, а еще ему импонировало спокойствие, с которым она восприняла все, что свалилось на нее в последние дни, – на ее месте кто угодно пришел бы в ужас.

Одним словом, Мерлин понял, что его чувство к Сьюзен было каким угодно, но только не легкомысленным. И это его тревожило, ведь легкомыслие всегда было основой его натуры и ничего другого он не желал. Или, по крайней мере, не желал раньше…

Второй раз Сьюзен проснулась посреди ночи. Полежав немного, она поняла, что ее разбудил звук, точнее, звон, пронзительный, как пожарная сигнализация, и в то же время приглушенный, будто звонок придавили подушкой. Шел он откуда-то снизу.

Только она успела все это сообразить, как в дверь отрывисто и громко постучал Мерлин.

– Сьюзен! Это я. Вставай и одевайся!

Мгновение спустя он распахнул дверь, вбежал в комнату и ринулся к заднему окошку, левой рукой прикрывая глаза от яркого белого света, который вдруг вспыхнул на улице. В открытую дверь беспрепятственно врывался дребезжащий звон.

Сьюзен вскочила; не снимая мешковатой футболки, влетела в трусы и лифчик, натянула спецовку.

– В чем дело?

– Кто-то задел сигнализацию по периметру участка, на заднем дворе зажегся свет, а в комнате миссис Эл сработал сигнал, – ответил Мерлин. Стоя сбоку от заднего окна, он осторожно, чтобы его не увидели снаружи, вытягивал шею и выглядывал во двор. – Пригнись, близко не подходи.

Сьюзен нагнулась и принялась шнуровать свои мартенсы.

– Черт! – ругнулся Мерлин, отскочил от окна, метнулся в коридор и закричал в лестничный пролет: – Грин! Не стреляй, дай им войти на территорию! Не…

Крак-крак-крак-крак – четыре выстрела заглушили его слова. Мерлин опять метнулся к заднему окну и выглянул во двор.

– Чтоб тебя! Умно. Сьюзен, возьми саблю и запри дверь.

– Да что происходит-то?

– Троянский конь. Двое бандитов в бронежилетах, заполненных живым серебром. Грин только что пристрелила их прямо на пороге – пролила кровь. А кровь и ртуть на время парализуют даже здешнюю защиту, и… так я и думал… котлорожденный здесь. Запри дверь!

И он выбежал из дома, на ходу снимая перчатку с левой руки, которая сразу засеребрилась в темноте.

Сьюзен выхватила саблю из ножен, заперла дверь и бросилась к окну. Она не могла припомнить, чтобы ее сердце хоть раз билось так отчаянно, как сейчас.

Как и Мерлин, она встала не прямо у окна, а за стеной и, вытянув шею, заглянула вниз. Через лужайку к дому шел человек в синем больничном халате, неплотно завязанном на спине. В пронзительном свете прожекторов его силуэт резко выделялся на фоне травы. Сначала Сьюзен показалось, что человек пьян – слишком уж осторожно он двигался, словно ему было трудно идти по прямой и не терять равновесие. Потом она заметила, что голова человека как-то криво сидит на шее, а в следующую секунду с ужасом увидела, что его тень – вовсе не тень, а клубок полупрозрачных, вроде клубов дыма, щупалец, который ползет за ним по пятам, причем копошение этого клубка совсем не совпадает с движениями тела.

Сьюзен ойкнула, услышав новые выстрелы. Кто-то – Грин или миссис Лондон – палил в незнакомца от задней двери дома. Она видела, как пули впились ему в голову и в грудь, как брызнули из ран клочки мяса и осколки костей, но не пролилось ни капли крови: порождение котла только покачнулось, будто от сильного порыва ветра, и продолжило свой путь.

И тут во двор выбежал Мерлин с тем самым, древним, мечом в руке. На немыслимой для человека скорости он понесся прямо на порождение, метя мечом ему под колени. Но оно тоже прибавило шагу, подпрыгнуло и в прыжке встретило Мерлина лицом к лицу. Последовал стремительный обмен ударами: меч и руки с растопыренными пальцами так и мелькали в воздухе. Меч отсекал от рук небольшие фрагменты, но это было все равно что резать бревно бритвой, а когда порождение едва не схватило Мерлина за руку, Сьюзен вскрикнула: ей не надо было объяснять, что мертвое, раз вцепившись в живое, уже не выпустит его.

Мерлин пятился к сараю на краю двора – заманивает котлорожденного подальше от дома, сообразила Сьюзен. Но живой мертвец упорно стремился к своей цели. Сделав шаг туда, куда его заманивал книготорговец, он решительно развернулся и побежал к задней двери дома, где встретился с миссис Лондон, державшей двуручный меч – грубую подделку под старинный палаш шотландских горцев, какими любят иногда пощеголять бандиты Глазго. Женщина обрушила косой удар на плечо порождения, но ей не хватило стремительности книготорговца. Котлорожденный пригнулся, нырнул под клинок и нанес женщине такой удар сбоку, что она отлетела в огород, тяжело ударилась оземь и затихла.

Возможно, это стоило миссис Лондон жизни, но она все же задержала врага. Подоспел Мерлин и сзади, с разворота, нанес могучий удар в то место, где шея котлорожденного соединялась с головой. Шейные позвонки, и без того, видимо, поврежденные в момент смерти, не выдержали, голова отскочила и ударилась о забор.

Но обезглавленное тело не перестало двигаться. Оно повернулось к Мерлину и протянуло к нему руки. Сьюзен с ужасом наблюдала, как Мерлин работает мечом, отрубая от рук и ног котлорожденного все новые и новые куски, как он забегает то с одной стороны, то с другой, наскакивает и отступает, чтобы не попасть в смертельную хватку. Тем временем у ограды отсеченная голова высовывала язык и щелкала челюстями, тщетно пытаясь зацепиться за землю и повернуться так, чтобы видеть драку.

Вдруг в комнате раздался странный звук. Сьюзен стремительно обернулась. Что-то глухо стукнуло один раз, точно где-то далеко деревянная палочка ударила в кожу барабана – «тук». В комнате было темно, и Сьюзен ничего не увидела, но снова услышала «тук», теперь совсем близко.

Что-то капнуло на нее сверху. Прикоснувшись пальцами к щеке, Сьюзен нащупала влагу и подняла голову к потолку, соображая, что бы это могло быть. Сильных дождей в последнее время не случалось, да и крыша никогда не протекала…

Вдруг от потолка отделился пласт штукатурки и рухнул на пол перед дверью. Поднялись клубы пыли, полетели куски известки. Сквозь круглую дыру в потолке хлынула кровь, лишая силы защитные чары. Вместе с кровью в комнату упал мертвец – или умирающий. Даже в полумраке Сьюзен видела, что его горло перерезано от уха до уха. Спасательный жилет в нескольких местах был располосован ударами ножа, из порезов текла ртуть. Яркие серебристые потоки сплетались с темными, более стремительными и зловещими.

Сьюзен взяла саблю на изготовку, ожидая нападения, и во всю силу легких стала звать:

– Мерли-и-ин! Мерли-и-ин!

И тут из дыры над дверью посыпались гоблины, целая лавина – они появлялись по двое или по трое, падали на пол, друг на друга, откатывались в сторону, подпрыгивали и хихикали, но так тихо, будто их возня шла где-то под периной. Внешне они ничем не отличались от гоблинов с ярмарки – те же уродливые дети с худыми лицами и лихорадочно горящими щеками, – только на них были кожаные передники, которые хлопали, когда существа слетали с потолка, задирались и обнажали ножки-палочки, точно воткнутые в тело снизу: ни округлостей ягодиц, ни половых органов. Казалось, сотни кукол, Барби или Экшн Джексонов, вдруг постарели, пострашнели и обрели плоть.

Сьюзен рубанула одного гоблина мечом, внутренне готовясь к ужасу: ощущению металла, впивающегося в живое мясо, брызгам крови и прочему. Но лезвие прошло через гоблина и его кожаный передник, как сквозь туман, не оставив даже следа. Сьюзен, которая рассчитывала на сопротивление, отлетела в сторону вместе с саблей.

В один миг она оказалась в кольце гоблинов, чьи трехпалые ручонки зашарили по ее телу – странно ощутимые, несмотря на только что явленную бестелесность. Сьюзен бросила саблю – слишком новая, на потусторонних захватчиков такое не действует – и стала отбиваться руками и ногами.

– На помощь! Помогите! Гоблины!

Но гоблины гроздьями повисли на руках и ногах девушки и повалили ее. Едва она оказалась на полу, как ей заткнули рот кляпом, который соорудили из наволочки от ее же подушки, перетянули лодыжки и запястья кожаными ремнями и, не давая опомниться, подняли ее и стали передавать из рук в руки. Сьюзен поплыла над головами гоблинов, словно рокер, рискнувший прыгнуть со сцены в толпу поклонников и подхваченный множеством рук. Из дыры в потолке высыпались новые гоблины и образовали многослойную пирамиду. Когда Сьюзен приблизилась к ней, гоблины стали поднимать ее все выше и выше, пока она не прошла сквозь дыру в потолке. Оказавшись на чердаке, она увидела проломленные балки, снятую черепицу и дыру, за которой открывалось звездное небо. Тут же лежал еще один труп – скинхед, совсем юный, почти мальчик: горло перерезано, кровь выпущена, чтобы ослабить заклятие. Рядом валялась пустая бутылка из-под ртути, снабженная лабораторной этикеткой с черепом и скрещенными костями.

Гоблины уже тащили Сьюзен на крышу. Девушка извивалась, надеясь вырваться из их цепких лапок, даже с риском свалиться вниз, но напрасно: гоблины держали ее крепко, шестеро справа и шестеро слева. Крутой скат крыши ничуть им не мешал, и скоро они вместе со своей живой поклажей оказались на соседнем доме. Кольца колючей проволоки, которые раньше перекрывали путь всем желающим попрыгать с дома на дом, были предусмотрительно разрезаны и раздвинуты.

Сьюзен продолжала бороться, и ей даже удалось избавиться от кляпа – вставленный в спешке, он сидел не особенно плотно. Однако во рту у нее было так сухо, что она не смогла крикнуть. Гоблины мчались вперед проворно и уверенно, как горные козы. Крыша осталась позади, за ней другая, третья, и так до самого конца улицы. С крыши последнего в ряду дома свисала веревочная лестница. По ней гоблины спустились в сад, неся Сьюзен, которая после бешеной скачки по крышам уже не чаяла добраться до земли живой и была уверена, что ее уж точно уронят. Но гоблины, несмотря на малый рост, оказались настоящими силачами, да и ловкачами тоже. Четырьмя клыками и одной рукой они цеплялись за веревочные ступеньки, а второй рукой держали Сьюзен, по четыре с каждой стороны. Оказавшись внизу, они вынесли ее на середину сада, положили на землю, повернулись спиной и разбежались кто куда, словно тараканы.

Сьюзен подумала, что это, наверное, Мерлин пришел ей на помощь, но, с трудом перекатившись на спину, подняла голову и разглядела во тьме очертания гигантского волка. Он был размером с микроавтобус и занимал половину сада. Глазищи, громадные, как фонари, горели тускло-красным огнем, точно кто-то поворошил в двух местах поверхность ямы для обжига угля и оттуда глянуло пламя. Животное разинуло пещерообразную пасть – оттуда показались клыки цвета старой слоновой кости, длиной в половину человеческой руки, черным змеем вывалился язык.

– Мерлин! – завопила Сьюзен, обретя голос, и поползла прочь от страшного зверя, словно пяденица, изгибая середину тела и опираясь на плечи и пятки.

Но тот прижал ее к земле лапой, затем нагнул голову и еще шире раскрыл пасть. Тогда Сьюзен подняла связанные ноги и пнула его в нижнюю челюсть. Но нападение имело странный результат: нанося удар, девушка не ощутила ни шерсти, ни плоти под ней. Она будто прыгнула в речку с разбега – холодная вода расступилась, но тут же обожгла льдом, в ступни и икры словно вонзились сотни булавок.

Волк опустил голову еще ниже и челюстями ухватил Сьюзен как раз за середину туловища, причем его нос уткнулся в ухоженный газон. Но вопреки ожиданиям девушки, зверь не сомкнул челюсти, а наоборот, перекатил ее во рту так, чтобы она очутилась в самом безопасном месте. Поняв это, Сьюзен перестала вырываться, и волк еще глубже уткнулся носом в траву, чтобы ухватить ее покрепче. «Наверное, сейчас подкинет и проглотит целиком», – подумала Сьюзен.

И оказалась права, но лишь отчасти. Волк подпихнул нижнюю челюсть под девушку и медленно поднял ее так, что ее ноги и руки повисли по бокам страшной пасти. И снова она почувствовала себя совсем не как во рту у живого существа. Волчьи зубы держали крепко, и все же казалось, что они не вполне здесь: частично здесь, а частично – в ином мире. А еще у Сьюзен возникло неприятное ощущение дрейфа по поверхности чего-то похожего на нефть – более густого, чем вода, и такого вязкого, что не высвободиться.

Она замерла, а волк наклонил свою гигантскую башку так, чтобы девушка соскользнула немного назад, на безопасное место за огромными клыками.

– Сьюзен!

Это кричал Мерлин, судя по всему с крыши. Сьюзен повернула голову и тоже крикнула, но волк уже встал и разворачивался к дому задом. Вот он напрягся для прыжка, и тут раздался глухой удар, словно что-то твердое врезалось ему в мясистую ляжку. Волк тихо взвыл – Сьюзен не столько услышала, сколько телом почувствовала звук, – взвился в воздух, и тут от страха завопила уже Сьюзен. Но не только от страха – когда лапы зверя ударились о землю, она ощутила толчок, который не смогли смягчить даже его потусторонние челюсти, несмотря на все их амортизирующее действие.

Первый скачок перенес их на Ватерлоо-террас, в пятидесяти, а то и в шестидесяти ярдах от того места, где они были только что. Волк перешел на размашистый шаг, но голову держал неподвижно, чтобы Сьюзен не трясло. Мимо мелькали фонари, но с какой именно скоростью двигался зверь, Сьюзен сказать не могла – одно было ясно: быстро. Они обогнали машину, другую, и тут волк свернул на север и побежал по Аппер-стрит.

Улица была запружена фурами и легковыми авто, но дорожное движение не мешало волку. Отдельные машины он обгонял, там, где они шли друг за другом вплотную, обегал по тротуару, а при необходимости перепрыгивал. Водители его, похоже, не видели, а может, просто не обращали внимания. Никто не выворачивал нервно руль, не давил на тормоза. При каждом новом прыжке Сьюзен зажмуривалась, а однажды, когда волк слегка не рассчитал скорость встречной машины, даже чуть взвизгнула. Но к счастью для нее, монстр все же огибал препятствия, а не пер напролом, пусть водители его и не замечали. Кто знает, может, призрачный волк и выживает при лобовом столкновении с автомобилем, но вот человек – точно нет.

Зато волк игнорировал красные сигналы светофоров. Он мчался так быстро, а Сьюзен видела мелькавшие дома и фонари под таким диким углом, что долго не могла сориентироваться, пока зверь не сделал резкий поворот вправо, выскочив на Хайбери-корнер. Тут она поняла, куда он ее тащит.

Волк мчался по А1, магистрали, частью которой была Холлоуэй-роуд. То есть к Хайгейту и к особняку Фрэнка Трингли, осенило Сьюзен. Туда, где все началось.

Сьюзен повертела запястьями, пытаясь нащупать режущую кромку зуба, чтобы перетереть путы, но ничего не нашла. Она ясно видела огромные клыки, понимала, что они сжимают ее с двух сторон, но, поерзав связанными запястьями по поверхности ближайшего из них, ощутила лишь странное упругое сопротивление. Ее руки будто погрузились под воду, которая тут же вытолкнула их на поверхность, и у Сьюзен опять болезненно закололо под кожей.

Тогда она оставила попытки освободиться и, вывернув голову набок, стала смотреть, где они. Сначала перед ее глазами проносились одинаковые улицы, заполненные машинами, потом вид громадного изогнутого виадука на Арчвей-роуд, казалось, подтвердил ее догадку насчет Хайгейта, но волк не свернул на Масвелл-Хилл-роуд, а продолжал мчаться по А1. Сьюзен немного растерялась.

Все дальше и дальше от центра, все ближе к шоссе М1.

Строго на север.

Мерлин выругался, когда Фенрис рванулся вперед, унося Сьюзен в своей могучей пасти. Меч глубоко засел в его левой ляжке, хотя Мерлин целил в затылок. Рана замедлит его бег, но, похоже, случится это не скоро, да и клинок вошел по самую рукоятку, так что следов не останется.

Впрочем, эти следы и так не увидел бы никто, кроме праворуких: только они обладают умением находить субстанцию, заменяющую кровь существу, которое присутствует одновременно в двух мирах – здесь и в реальности мифа.

Он повернулся и по крышам помчался назад, к дому миссис Лондон, где спрыгнул на чердак. Там валялся мертвый скинхед: в ушах булавки, на штанах цепь. Из местных, поди; понятия не имел, что его назначили жертвой, чтобы гоблины могли проникнуть в дом. И те крутые парни, которых перестреляла в саду инспектор Грин, скорее всего, тоже ничего не знали. Хотя наверняка гадали, зачем их заставили надеть странные жилеты с трубками, наполненными ртутью. Мерлин на мгновение задумался: а вдруг Грин знает, что смесь крови и ртути снимает защиту? Значит, она тоже часть заговора? Мерлин уже не сомневался в том, что заговор существует и успешно проводится в жизнь. Хотя не исключено, что постановщик спектакля планировал пристрелить тех парней сзади, а Грин его просто опередила.

Мерлин спустился в комнату Сьюзен и увидел второго мертвеца. Он тоже был в жилете с трубками. На вид мертвецу было лет сорок, на поясе – чехол с парой мощных кусачек, на пальцах – татуировки в виде перстней. Значит, он по доброй воле принес клятву верности той недоброжелательной мистической сущности, которой служил. Сектанты Смерти – так Сен-Жаки называли подобных ему. Этот знал, для чего нужна ртуть в жилете, и мог сам предложить себя на роль жертвы. Он же наверняка убил и скинхеда, еще на крыше, а потом – себя.

В холле по-прежнему выла сигнализация, с улицы ей вторили сирены.

Сбежав по лестнице, он застал внизу Грин с телефонной трубкой в одной руке и рацией в другой. Выслушав распоряжение по телефону, она отрывисто повторяла его в рацию и слушала снова. Когда Мерлин подошел, она посмотрела на него.

– В магазины звонила? – спросил он.

– Да, – ответила Грин. – Сразу. Ваши команды быстрого реагирования уже в пути.

– Пойду упакую котлорожденного, – сказал Мерлин.

– Что…

Но Мерлин уже не слушал. Он ворвался на кухню и стал распахивать дверцы всех шкафчиков подряд, пока не нашел кастрюли. Выбрав из них одну, здоровую, с тяжелой крышкой, он схватил ее и выскочил в сад.

Грин перенесла миссис Лондон к дому и посадила на землю, спиной к задней стене, а пистолет положила ей на колени. С виду женщина была цела и невредима, только сильно побледнела, а из уголка рта стекала тонкая струйка крови.

Она была в сознании.

– Ребра сломаны, осколки проткнули легкие… может, и еще что-нибудь, – с трудом выдохнула она.

Мерлин посмотрел на нее внимательно.

– «Скорая» уже едет, – сообщил он и, помешкав, добавил: – Вы когда-нибудь говорили Грин про защиту? И про свежую кровь со ртутью?

– Нет, – прошептала она. – Я думала, ей известно. Одна проблема… с этой работой… никогда не знаешь… кто еще что знает… и должен ли знать.

– Это верно, – вздохнул Мерлин. – Э-э-э… могу я чем-нибудь…

Хотя чем он поможет? Слюну дегустатора к внутренним ранам не приложишь, а способностью лечить обладают только праворукие.

У него такой способности нет.

– Миг сна – и бденье вечное настанет…[17] – прошептала женщина и закрыла глаза.

Мерлин отошел от нее и вернулся на газон, где мелкие куски порождения извивались и подергивались, стремясь добраться друг до друга и вновь срастись в единое целое. Но Мерлин не зря потратил столько времени, изрубив тело чуть ли не в фарш, который втоптал затем в траву – куски копошились, но далеко не уползли.

Голову он не тронул: знал, что праворукие наверняка захотят с ней поговорить. Та все еще валялась среди грядок, хотя и не на том самом месте, куда ее отбросило от удара, – лязгая челюстью и упираясь подбородком в землю, она все же смогла отползти чуть дальше. Склонившись с кастрюлей в руках над головой, Мерлин одним ловким движением опрокинул ее внутрь и захлопнул крышку. Голова тут же принялась стучать языком и подбородком о гулкие стенки из нержавеющей стали. Не обращая внимания на шум, Мерлин понес кастрюлю к дому, но по пути задержался на газоне, где исполнил победный танец с причудливыми подскоками.

Входя в дом, он заметил, что миссис Лондон уже не дышит, бессильно свесив голову набок. Подбородок женщины покрывала алая пена.

– И смерть умрет. О смерть, тебя не станет, – прошептал он, поставил кастрюлю на землю, сел сверху и, склонившись к миссис Лондон, протянул светящуюся руку и опустил ей веки.

Вивьен примчалась на Милнер-сквер через пять минут после команд быстрого реагирования из обоих магазинов и застала там, кажется, спасателей всех видов, какие только бывают на свете. Перед несчастным пансионом стояли два полицейских «ровера», полицейский бронированный «лендровер», полицейский фургон, два полицейских мотоцикла, две «скорые», мотоцикл парамедиков и две пожарные машины; одна была с раскладной лестницей такой длины, что легко дотянулась бы до пансиона миссис Лондон с дальнего края площади. У всех соседних домов дежурили полицейские, не выпускавшие наружу жильцов, но те, разумеется, продолжали высовываться в окна, несмотря ни на что, – всем было интересно узнать, что случилось. Короткий отрезок улицы у северной стороны площади, за сквером, был занят двумя такси книготорговцев и дюжиной мотоциклов группы быстрого реагирования из Старого книжного.

Вивьен приехала в третьем такси. Ее привезла Одри, которая, увидев, что творится на площади, воскликнула: «Египетская сила!» – и припарковалась к югу от сквера. Вивьен выскочила из машины раньше, чем смолк двигатель.

Двое нервных полицейских, вооруженных пистолетами-пулеметами «хеклер-и-кох», подняли было оружие, но, увидев удостоверение Вивьен, тут же пропустили ее к невооруженному констеблю – тот стоял у крыльца и записывал имена и фамилии всех входящих. Взглянув на ее удостоверение, он сморщился, знаком велел ей проходить и ничего записывать не стал.

Вивьен едва ступила на крыльцо, когда навстречу ей вышли парамедики с носилками, на которых лежало тело. Вивьен посторонилась. Лицо человека на носилках было накрыто зеленым одеялом, но Вивьен узнала знакомые туфли и застыла в потрясении.

Миссис Лондон всегда носила туфли одной и той же модели – почти без каблука, с широкими квадратными носами; их выпускала фирма, которая еще в девятнадцатом веке специализировалась на обуви для сестер милосердия и как-то ухитрилась сохраниться в двадцатом. Так это и называлось: туфли Флоренс Найтингейл.

– До свидания, миссис Лондон, – шепнула Вивьен и вошла в дом.

В холле она застала Грин – та стояла, приложив к уху трубку телефона, и, вытянувшись по стойке смирно, кому-то внимала. Человек на том конце провода упивался звуками своего голоса. Вивьен, как все праворукие, обладала сверхъестественно острым слухом и поэтому отлично слышала все, особенно когда на той стороне стали напирать на «возможность отмежеваться». Инспектор, прикрыв трубку сложенной чашечкой ладонью, прошептала:

– Мерлин за домом.

Вивьен бросилась туда. Мерлин, в расписной варежке для духовки на левой руке, стоял посреди лужайки, залитой светом прожекторов, и серьезно что-то втолковывал Уне, слушавшей его – в кои-то веки! – очень внимательно. Юный книготорговец прижимал ногой крышку большой кастрюли, в которой что-то прыгало и грохотало. Леворукая команда быстрого реагирования в полном составе ползала по лужайке и грядкам – собирала вилками и щипцами для барбекю каких-то прыгучих мясных червячков и складывала их в кастрюльки поменьше, одновременно, видимо, сортируя, так как не все червячки улетали в ближайшую емкость. Трое или четверо праворуких из команды быстрого реагирования Нового книжного писали в блокнотах и зарисовывали кусочки, а еще двое ползали на четвереньках по дальнему краю участка – видимо, проверяли защиту.

Возле них, прямо на границе защищенной и незащищенной территорий, лежали два трупа – мужчины в рабочих комбинезонах и пластиковых масках с поросячьими мордочками. Вокруг каждого растеклась побуревшая кровь вперемешку с вечно живой ртутью. Один мертвец сжимал обрез, второй лежал, раскинув руки и ноги, рядом валялся пистолет-пулемет «стерлинг». Трое криминалистов в синих нейлоновых костюмах, бахилах и длинных, до локтей, перчатках стояли в углу сада и, подчеркнуто отвернувшись от книготорговцев, ждали, когда настанет их очередь приняться за работу, и нервно теребили края масок.

Вивьен слышала, как они перешептываются насчет МИ-5, биологического и химического оружия и Портон-Даун[18], но не обратила на это внимания.

– Значит, все-таки котлорожденный, – тихо произнесла Вивьен за спиной у Мерлина. – Разные кастрюльки для разных частей тела, чтобы оно не собралось снова, так? А в большой кастрюле, надо полагать, голова?

Мерлин обернулся. Выглядел он ужасно.

– Вивьен, они забрали Сьюзен.

– Что? Кто забрал?

– Все это подстроили, чтобы ее похитить. Двоих убили здесь, еще двоих – на крыше, свежая кровь и ртуть открыли им путь. В комнату Сьюзен проникли через потолок. Ислингтонские гоблины, ну те, в кожаных передниках. Утащили ее в сад в конце улицы, где ждал Фенрис. Я бросил в него мечом и попал, но он все равно ускакал. Значит, легко ранен.

– Фенрис? Который?

– Понятия не имею!

– В Англии их всего семь, и у каждого есть особая примета, – сказала Вивьен. – Неужели ты ничего не заметил? Седые волоски на морде? Лишние пальцы? Толстый хвост?

– Да нет же, темно, а волк здоровенный, и у меня просто не было времени выяснять его личность! – ответил Мерлин. – Я стоял на крыше, он внизу готовился к прыжку, тогда я метнул в него свой меч, словно копье, что, как ты знаешь, чертовски трудно. В затылок я не попал, только в ляжку, но засадил крепко. Думал, остановится хоть на пару секунд, но он так и ускакал, с мечом в ране.

– Погоди, с каким мечом? С тем самым? Так ты и его потерял?

– Ничего я не потерял, торчит себе в ляжке Фенриса, а тот скачет на север. А я, как только закончу с делами здесь, найду его, Сьюзен и меч.

– Здесь ты уже закончил, – вмешалась Уна. – Но ты не можешь просто взять и удрать. Предки наверняка захотят поговорить с тобой как можно скорее. Меррихью уже заказала ночной вертолет, летит сюда из Херефорда, а ты ведь знаешь, как она ненавидит вертолеты, особенно ночью.

– Предки подождут, – бросил Мерлин. – Позвоню им с дороги.

– Как ты узнаешь, куда Фенрис понес Сьюзен? – спросила Вивьен. – И что, если меч выпадет?

– Да не волнует меня этот меч! – напряженно ответил Мерлин. – Он сам найдет путь к Хранителю Грааля, если захочет, такое уже бывало, и не раз. Для меня важнее всего Сьюзен. Кто заварил из-за нее такую кашу? Вернее, кому хватило на это сил? И главное, зачем? Четверо… пятеро смертных убиты, гоблинов Ислингтона запугали так, что они решили участвовать в похищении Сьюзен, даже зная, что окажутся в нашем черном списке до конца времен, один из семи священных волков Англии стал похитителем…

– Да, – сказала Вивьен и задумалась. – Возможно, это ее отец.

– Что? – удивилась Уна.

– Сейчас мы тебе расскажем, – торопливо сказал Мерлин и покосился на сестру.

– Да уж, расскажите, – угрожающе произнесла Уна и ткнула пальцем в кастрюлю, которая так и дребезжала под ногой Мерлина. – Где это видано, чтобы порождение котла напало на дом, который мы считаем безопасным и контролируем вместе со столичной полицией? Я здесь старшая среди леворуких. Выкладывайте!

– Вот именно из-за него я и хочу, чтобы об этом знало как можно меньше народу, – ответил Мерлин.

– Что такое?

Мерлин глубоко вдохнул.

– У кого есть котел? – спросил он так тихо, что Уне пришлось наклониться к нему. – И кто чаще всех бывает в Сильвермире?

– Предки… – начала была Уна, но осеклась. – Ты же не думаешь…

– Не знаю, – ответил Мерлин тревожно. – Но я хочу вернуть Сьюзен так, чтобы об этом знало как можно меньше народу, ясно?

Уна молчала целых три секунды.

– Мы рассказали тетям, Хелен и Зои, – добавила Вивьен. – Они не считают сомнения Мерлина обоснованными, но обещали предупредить Хранителя, независимо от того, что решат Торстон и Меррихью.

Уна медленно кивнула и устремила на Мерлина внимательный взгляд.

– Вивьен едет с тобой?

– Конечно, – быстро ответила та.

– Будете звонить мне с дороги. Каждые два часа, не реже, – объявила Уна.

Это был приказ.

– Да, – обещал Мерлин.

Уна подняла левую руку и пошевелила пальцами:

– Отправляйтесь! И не напортачьте.

Мерлин снял ногу с кастрюли, развернулся и пошел в дом. Кастрюля тут же запрыгала, но Уна шагнула к ней и придавила ее ногой, а когда снова поискала взглядом Мерлина и Вивьен, те уже скрылись в доме.

Старшая леворукая вздохнула и оглянулась на своих коллег.

– Даррен, дай мне твой ремень! – приказала она тому, кто оказался ближе.

– Зачем?

– Перевязать эту гребаную кастрюлю.

– Так у меня же штаны упадут. Перевяжи своим.

– Тогда штаны упадут у меня, а я этого не хочу. Ладно, нечего тут рожи корчить. Сходи в дом, глянь, нет ли там веревки или скотча. Полосатая лента тоже сгодится, она прочная, у копов ее полно. Давай шагай.

Мерлин и Вивьен поспешили наверх. Там Мерлин нашел свою перчатку, бросил рукавицу, уложил в шерстяную торбу «смитон» и кое-что еще и взял чемодан. Пока он собирался, Вивьен рассматривала дыру в потолке. Двое криминалистов – мужчина и женщина, – которые занимались упавшим в дыру телом, повернулись к ней спиной и зашептались. Мужчина находил Вивьен симпатичной и невозмутимо выслушал женщину, предупредившую, что из всех книготорговцев праворукие «и есть самые чокнутые».

В прихожей они обогнули Мистера Нимбуса, который сидел на полу, поджав под себя лапы. Шерсть на хребте кота стояла дыбом, прищуренные глаза смотрели на дверь, через которую из дома вынесли миссис Лондон и в которую теперь рвался главный суперинтендант Холли, а инспектор Грин его не пускала.

Трудно было поверить, что суперинтендант вышел на утреннюю пробежку в три часа ночи, однако он был в кроссовках и темно-синем спортивном костюме с карикатурным изображением Брюса Ли на левой стороне груди и надписью «А вот и коп». На шее болталось черное полотенце. Спортивный костюм придавал суперинтенданту моложавости и даже, кажется, профессионализма, чего нельзя было сказать о костюме-тройке, в котором он приходил днем.

– Вам сюда нельзя, сэр, – решительно заявила Грин. – Вы же знаете протокол. Никто из старших офицеров не должен появляться на месте происшествия из разряда либер меркатор. Мы поставили вокруг площади полицейский кордон, но от телеобъектива он не спасет; кто-нибудь из жильцов окрестных домов может сделать фото в надежде продать его газетам. Вас легко узнать, и вам придется уйти.

– Да уйду я, уйду. Взгляну только на место одним глазком, и все, – ответил Холли. – У вас ведь тут трупы, да? Местные парни, с оружием? Вдруг я смогу опознать их прямо на месте? У тебя одной головной болью станет меньше.

– Нет, сэр, – упиралась Грин. – Я только что разговаривала с помощником комиссара. Она подтвердила, что руководство операцией возложено на меня. Уходите, или я прикажу вывести вас.

Взгляд Грин устремился через плечо Холли к двум офицерам на крыльце. Их бесстрастные физиономии слегка поплыли: оба представили, как будут под руки выводить из дома старшего по званию.

– Вам необходимо покинуть это место, сэр, – повторила Грин.

Холли усмехнулся и поднял руки. Рукава спортивного костюма поползли вниз, открыв часы с серебристым корпусом на массивном серебряном браслете. Мерлин видел раньше эту побрякушку и снова обратил на нее внимание.

– Ладно-ладно, твоя взяла. Но как только выяснишь, кого тут положили, позвони мне. Я должен знать, в чем причина нынешнего побоища между бандитами, и чем скорее я узнаю, тем…

Его взгляд упал на Мерлина и Вивьен, и он, опустив руки, выскочил из дому, бормоча на ходу: «Лучше».

Грин смотрела ему вслед.

– Он что-то затеял, – сказала она книготорговцам так тихо, что ее голос едва можно было различить за голосами полицейских, треском раций, звуками работающих моторов и грохотом вызванного на место преступления полицейского вертолета, который завис над участком; винт его медленно вращался. – Но что именно, я не знаю.

– В наших делах он явно разбирается лучше, чем я предполагала, – так же тихо ответила Вивьен и взглянула на Мерлина. – Видел его браслет? Амулет, не иначе. Знать бы еще, от чего помогает. И где он его взял.

– Я заметил его еще вечером, – сказал Мерлин. – Правда, не сообразил, что это такое, но почему-то сразу обратил на него внимание.

– Может быть, он получил его от нас, когда служил на твоей должности, – предположила Вивьен, обращаясь к инспектору Грин. – Что-то вроде оберега. Но он не так долго с нами работал – с пятьдесят девятого по шестьдесят четвертый. Потом его перевели в уголовный розыск, где он отслужил год в должности детектива, в шестьдесят пятом назначили суперинтендантом отдела по борьбе с организованной преступностью, а в семьдесят девятом повысили до главного суперинтенданта.

– Вижу, ты провела собственное расследование, – сказала Грин. – Может, поделишься? Или об этом мне тоже не положено знать?

– Мерлин счел его подозрительным, и я собрала о нем кое-какую информацию, – пожала плечами Вивьен. – Других причин нет. К тому же любопытно, почему человек, не имеющий никакого отношения к нашим делам, носит защитный амулет. И почему его так тянет сунуть нос именно в это дело?

– Понятия не имею, – буркнула Грин. – Раньше он вообще ни во что не лез. Я же говорю: самый ленивый начальник во всей лондонской полиции. Мне он тут совсем не нужен. У него большие связи, он старший офицер. Хорошо хоть, что на пенсию собрался.

– Он что-то говорил насчет Меррихью, якобы та дала ему добро, – вспомнил Мерлин. – Вряд ли он соврал, мы ведь легко можем проверить. Но зачем это Меррихью?

Никто не ответил, но Вивьен устремила на брата страдальческий взгляд.

– Ну да, ты права. Наверное, хотела поскорее от него отделаться, – сказал Мерлин. – Собиралась на рыбалку, старый карп поднимался…

– Как, ты говорил, называется тот монстр, которого ты изрубил на кусочки? – спросила вдруг Грин.

– Я ничего не говорил, – ответил Мерлин. – А называется он котлорожденным.

– А… а другие такие поблизости есть?

– Очень надеюсь, что тот был единственным, – сказал Мерлин. – Хотя теперь все возможно.

– Наверное, придется обратиться к военным, пусть выдадут со своих складов какое-нибудь оружие, хотя бы мачете…

– Сходите лучше в Тауэр, попросите у них мечей и секир из Королевской оружейной, там этого добра полно, – посоветовала Вивьен. – Старое железо лучше.

Грин посмотрела на нее в упор:

– По-моему, ты не шутишь.

– Не шучу. На твоем месте я бы готовилась ко всему.

Грин застонала и закатила глаза:

– Так, значит, по-твоему, вы понятия не имеете о том, что происходит?

– Да, мы не имеем никакого понятия о том, что происходит, – подтвердила Вивьен.

– Кроме того, что все это как-то завязано на Сьюзен, – добавил Мерлин.

– Которую сожрал большой волк, – перебила его Грин. – Да, Мерлин, я тоже там была – побежала за тобой, хотя и не так быстро, во мне ведь нет эльфийской крови, или какая она у вас. Я видела все из окна ее комнаты. Зря я не отправила девчонку домой еще тогда, после первого раза…

– Никто ее не ел, – возразил Мерлин. – Фенрис унес ее куда-то, причем очень старался не поранить, а значит, тот, кому она понадобилась, хочет видеть ее живой. Мы выясним, где она, и вернем ее. Эльфийская кровь, говоришь? Не знал, что ты фанатка Толкина. И вообще, что ты читаешь книжки. Честно говоря, я всегда думал, что для тебя главное – выполнять приказы. Только без обид.

– Мне часто приходится бывать в ваших магазинах по работе, – ответила Грин. – И я люблю читать. А еще я знаю: когда говорят «без обид», значит тебе только что сказали гадость или вот-вот скажут.

– Точно. Извини.

– К тому же Льюис нравится мне больше Толкина, – продолжала Грин. – Его Белая Королева очень напоминает мне кое-кого у нас в полиции. Удачи вам в поисках Сьюзен. Как только сможете что-нибудь рассказать… расскажите, ладно?

Зазвонил телефон, Грин отвернулась и сняла трубку. Из нее тотчас понеслись раскаты того властного голоса, который Вивьен уже слышала раньше, с требованием немедленно отчитаться о том, что происходит, и с вопросом, нельзя ли повесить это все на ИРА.

Мерлин и Вивьен выскользнули на улицу, миновав полицейского с блокнотом и еще двоих, с оружием. Старшего суперинтенданта Холли нигде не было видно, но, судя по задним огням «Ягуара III XJ», которые удалялись от площади в северном направлении, он только что отъехал – никого другого через полицейский кордон не пропустили бы. Снаружи по-прежнему было шумно: урчали автомобильные двигатели, грохотал вертолет, полицейские убеждали встревоженных соседей вернуться в свои постели, а зевак, толпившихся у северного и южного въездов на Милнер-сквер, ныне перекрытых, и на Алмейда-пэссидж, крошечном, почти незаметном проходе в углу площади, уговаривали не задерживаться и расходиться.

Одри уже ждала их возле кеба, покуривая и глядя в небо. Завидев их, она мрачно стряхнула с сигареты столбик пепла. По их лицам было понятно: ничего хорошего в доме на площади не произошло.

– Одри, нам нужно твое такси, – сказал Мерлин.

– Разумеется. Едем в Новый? – спросила Одри.

– Нет, я хочу сказать, что нам надо далеко, за город, – пояснил Мерлин. – Можешь сама нас отвезти, если хочешь.

– Хей! Погоди-ка! Да что стряслось-то?

– На дом напал котлорожденный с ислингтонскими гоблинами, а потом Фенрис утащил Сьюзен, – сообщила Вивьен. – Нам нужно за ним. На север.

– Что?! – Одри едва не проглотила сигарету. – А Торстону вы звонили? И что говорит Уна?

– Торстону мы не звонили. Уна сказала: «Поезжайте», – ответил Мерлин. – Слушай, прогнило что-то в Датском королевстве. Мы пока не знаем, кто в этом замешан, но нам надо вернуть Сьюзен, а значит, догнать волка так, чтобы никто не узнал.

– Прогнило что-то… ты же не хочешь сказать…

– Может быть, не прогнило, а просто заснуло, застопорилось, ну, ты понимаешь, – успокоила ее Вивьен. – В общем, мы быстренько вернем Сьюзен и тогда уже объявим общий сбор. Но до тех пор никто ни в одном из магазинов не должен знать, чем мы заняты. Где-то идет утечка информации. Намеренная или нет, мы пока не знаем.

– Почему вы говорите все это мне?

– Потому что тебе мы доверяем. Ну как, можно нам взять такси?

– Уна дала добро? И вы едете оба?

Вивьен кивнула, а Мерлин состроил гримасу:

– В чем дело? Мне одному по-прежнему никто не доверяет?

– Вот именно, – подтвердила Одри. – Адский ад! Меррихью убьет меня, когда узнает… – Подумав еще немного, она тихонько выругалась. – Ладно. Ключи в замке зажигания. Как рацией пользоваться, знаете?

– Да, – сказал Мерлин.

– Нет, – произнесла Вивьен.

– Сигнал пропадет, как только вы проедете М-двадцать пять или примерно в тех местах, – сказала Одри. – Но раз уж вы едете инкогнито, может, мне лучше позвонить в диспетчерскую? Скажу дяде Десмонду, что постою пока здесь, на всякий пожарный?

– Хорошая мысль, – согласился Мерлин, прищелкивая пальцами правой руки.

Вивьен знала, что это верный признак нетерпения и тревоги.

Одри открыла водительскую дверь и наклонилась внутрь. Они услышали шипение и треск рации, голос Одри: «Алё! Контроль», небрежное «Ага, чего?» дяди Десмонда и ответ Одри – «Это третий, Дес, поторчу пока здесь. Сейчас запру Нелли и поищу, где можно выпить чая».

Одри разогнулась, затрещал голос Десмонда, дававшего равнодушное согласие.

– Пожалуй, и правда посмотрю, нет ли чего пожевать, – сказала она. – Берегите себя и машину, ладно?

Брат с сестрой кивнули. Мерлин сунул на заднее сиденье чемодан, бросил сверху пуленепробиваемый жилет и пустые ножны, скользнул за руль и пристроил рядом шерстяную торбу, чтобы револьвер был под рукой. Вивьен села сзади, ровно посередине, чтобы не тянуться к окошку в перегородке.

Когда Мерлин занял водительское кресло, Одри обернулась так стремительно, словно передумала, но все же расслабилась и побрела в сторону Алмейда-пэссидж, на ходу закуривая новую сигарету.

– Ну что, какой у тебя план? – спросила Вивьен, наклоняясь к Мерлину через перегородку. – Как мы собираемся искать Сьюзен?

– Мой план – в том, чтобы полагаться на твой план, – ответил ей Мерлин. – У тебя ведь он есть, да? Я сразу понял по твоему лицу, когда говорил с Уной.

Воспользовавшись тем, что такси может развернуться буквально на пятачке, Мерлин крутанул машину, едва не зацепив еще один полицейский «Лендровер-3500», который так разогнался у самого оцепления, будто его экипаж прибыл на место происшествия первым и каждая секунда была дорога.

– В общем, такой вот у меня план. Целиком полагаться на твой план. Так что выкладывай.

– Ты уверен, что меч прочно застрял в Фенрисе?

– Да.

– Значит, где меч, там и Фенрис, а где Фенрис, там Сьюзен. По крайней мере, пока он не доставит ее на место или не передаст кому следует.

– Да.

– И если мы найдем меч, то найдем волка, а с ним и Сьюзен. А поскольку старое железо – в особенности тот меч – замедляет движение волка, у нас есть все шансы его догнать.

– Да… но… как нам найти меч?

Вивьен подняла ножны и показала их Мерлину в зеркальце заднего вида. Тот вздрогнул, машина слегка пошла вбок, напугав полицейских у заграждения; те шарахнулись в стороны. Мерлин виновато помахал им рукой.

– Ну конечно. Как же я забыл? Э-э-э… напомни, как это работает?

– А ты когда-нибудь знал?

– Вообще-то, нет, – признался Мерлин, сворачивая на Тебертон-стрит.

Вивьен положила ножны себе на колени и сняла перчатку. Правая рука засветилась в сумраке салона, но Вивьен сразу опустила ее на ножны, а сверху прижала левой. Затем медленно, секунд за двадцать, набрала полную грудь воздуха, на минуту задержала дыхание и постепенно выдохнула.

– Меч движется стремительно, должно быть, он еще в ране, – сказала она и задумалась. – Хотя не так быстро, как мог бы. Значит, железо уже действует. Сейчас он в тридцати милях впереди нас, направление – северо-северо-запад. Сворачивай на А-один и дай мне дорожный атлас. Нет, не этот, я видела в бардачке полный, где есть вся Британия. Да, тот.

– А что мы будем делать, когда вернем Сьюзен? Если, конечно, вернем? – спросил Мерлин.

– Не знаю, – ответила Вивьен. – Пока не знаю…

Выбравшись на твердую обочину магистрали М1, волк побежал быстрее: он с легкостью обгонял попутные автомобили, а значит, делал не меньше восьмидесяти миль в час. Сьюзен продолжала крутить запястьями и лодыжками, надеясь хотя бы ослабить путы, раз уж не могла их перепилить. Волк, похоже, ничего не замечал, хотя замечать было нечего, ведь ее попытки ни к чему не приводили.

Сьюзен удивлялась собственному спокойствию. Она почти не волновалась из-за того, что огромный волк тащит ее неизвестно куда, да еще на большой скорости. Наверное, это от шока, решила она, хотя, кажется, ей не было больно или очень уж страшно, когда волк взял ее в пасть. Правда, теперь у нее затекли спина и плечи, а шею, руки и ноги ломило, но пока было терпимо. Еще она переживала, что ремни нарушат циркуляцию крови в конечностях, но их, похоже, затянули не так сильно, как ей показалось сначала.

Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как ее похитили. Сначала все происходило очень быстро, потом как-то замедлилось. Но по ощущениям, в пасти волка она провела не меньше часа. А может, и намного больше?

– Надо придумать план, – шепнула себе Сьюзен.

В школе она прослушала не одну лекцию о том, как вести себя, если к тебе пристает подозрительный незнакомец, но все сводилось к тому, что, если тебя заманивают в машину, надо кричать громко и бежать далеко. Ну, с этим она уже опоздала. Сьюзен принялась вспоминать, что советуют делать, если тебя все же похитили. Сохранять спокойствие? Да, в их школе это было главной рекомендацией на все случаи жизни. Не волнуйся, сохраняй спокойствие.

Но она и так не волнуется. А ее хладнокровию позавидовала бы мороженая рыба. Да, полное спокойствие тоже плохо, ничего хорошего в голову не приходит. Сколько ни верти запястьями и лодыжками, ремни не ослабевают, только натирают кожу. Но если все же ослабеют, можно будет незаметно выскользнуть из них, когда волк выплюнет ее или поставит на землю. Вот тогда придется действовать быстро, ведь в конце пути ее наверняка ждет кое-кто.

Тот, кто послал за ней волка, гоблинов и тех людей, которых убили, чтобы нарушить защиту. И он явно принадлежит к Древнему миру, хотя обладает способностью командовать бандитами в Новом.

Сьюзен задумалась. Что проку в защите, которую можно обойти, пролив свежей крови вперемешку с ртутью? Но, судя по тому, что рассказывали Мерлин и Вивьен, контакты между Древним и Новым мирами стали очень редкими, так что вряд ли убийства смертных с целью взлома защиты случаются каждый день.

– О боже! – воскликнула она и подняла голову, напрягшись всем телом. Волк ответил на это крепким пожатием челюстей. – Там был кто-то еще! Тот, кто убил людей! Мерлин ведь говорил, что гоблины не убивают.

Волк зарычал – то ли отвечал Сьюзен, то ли приказывал ей заткнуться. Девушка выбрала последний вариант и стала гадать, где они находятся. Огни автомобилей и встречный поток воздуха мешали читать дорожные указатели, но пару надписей она увидела достаточно хорошо, чтобы понять: они по-прежнему на М1, движутся на север.

Но скоро глаза пришлось закрыть – встречный ветер вышибал слезу, а свет пролетающих над головой фонарей был раздражающе-ярким. Вскоре девушка не то чтобы уснула, но впала в состояние заторможенности – наверное, это все же был шок.

Сьюзен очнулась, когда волк споткнулся и едва не упал; пасть сомкнулась вокруг нее так, что она почувствовала зубы, непривычно острые и твердые. Девушка вскрикнула и забилась, челюсти тут же разжались, и зубы снова отдалились, став почти бесплотными. Она перевела дух.

Было еще темно, но заря приближалась. На дороге стало больше машин, в основном встречных. Редкие попутки волк обгонял, рыся вверх по длинному пологому склону. Мелькнул дорожный указатель, Сьюзен обрадовалась, но рано: надпись «Развязка 22,3 мили» ни о чем ей не говорила, ведь она раньше не бывала в этих краях и не знала, где здесь что.

Зато читать указатели стало проще: видимо, на подъеме волк побежал медленнее. Скоро Сьюзен догадалась, что у зверя возникли какие-то проблемы, и впервые обратила внимание на то, что он совсем не дышит. По сути, лежа у него в пасти, она должна была ощущать непрестанный ток воздуха, туда и обратно, ведь любой волк или даже обычная собака на бегу дышит чаще, но с этим зверем ничего подобного не происходило.

А еще в пасти совсем не было слюны – к счастью, подумала Сьюзен. Хотя, если вдуматься, какое тут счастье? Ее похититель – волк лишь по внешности, а кто он на самом деле, неизвестно.

Тем временем зверь еще замедлил шаг и заворчал, теперь явно озлобленно. И завертел головой, пытаясь поглядеть на себя сзади. Сьюзен тоже вытянула шею и при очередном повороте волчьей головы увидела, что́ так тревожит его.

Меч Мерлина, тот самый, старый, торчал из левой ляжки чудовища, из раны золотой струей текла кровь. Тягучая и вязкая, словно мед, она прилипала к мохнатой ноге волка.

Так вот что за звук она слышала перед прыжком, и вот почему волк заскулил, поняла Сьюзен. И хотя поначалу меч, видимо, не подействовал на зверя, со временем он стал причинять ему боль и замедлять его бег. Сразу забрезжила надежда, хотя она знала: многое будет зависеть от времени. Помощь должна прийти раньше, чем зверь принесет ее в нужное ему место и передаст тому, кто заказал это похищение.

Если же волк доберется туда первым…

Тем временем зверь снова двинулся вперед, сильно хромая и приволакивая заднюю ногу. Он больше не шел вверх по холму; свернув с трассы, он переступил через невысокое ограждение, которое отделяло обочину от поля с клевером, недавно скошенным – круглые валки лежали тут и там на коротко срезанной траве. Через поле вело узкое шоссе – по нему волк и побрел. Его движения замедлились, он ступал осторожно, явно опасаясь прямого столкновения. Один раз он отскочил в сторону, пропуская какой-то «лендровер», и уже не вернулся на шоссе – похромал по траве на запад.

На этой дороге не было крупных указателей, а разобрать на старых табличках названия местных деревень, написанные мелкими буквами, Сьюзен не могла – было еще слишком темно. Да и чем бы они помогли – она ведь не местная. Ее тревожила внезапность, с которой волк сменил направление, ведь раньше он все время спешил на север. Похоже, решение уйти с трассы М1 зверь принял внезапно.

Сьюзен заметила: волк как будто тоже не знает, куда идти, – по крайней мере, ищет дорогу. У каждой тропинки он останавливался, нюхал сначала воздух, потом землю, и Сьюзен испытывала неприятные ощущения: ее то швыряло вниз, то снова подбрасывало.

Через какое-то время она заметила, что небо светлеет, – значит, скоро взойдет солнце. Это хорошо, со светом веселее. У нее уже ломило все тело, а путы на руках и ногах не поддавались, как она ни старалась.

Волк снова сошел с дороги и по узкой, едва различимой тропе углубился в лес – судя по величине деревьев, очень старый. Как он назывался, Сьюзен не знала – не успела прочитать знак. Громадный волк еле протискивался между частыми стволами. Казалось, ветки должны были стонать, а листья сыпаться под его нажимом, но, как ни странно, ни один прутик не переломился, ни один листок не упал на тропу. Зверь не оставлял следов.

Он сильно хромал, но уверенно продвигался вперед, словно нашел наконец то, что искал.

Тропа скоро свернула к невысокому лысому холму, но волк не направился туда, а углубился в древнюю чащу. Деревья здесь стояли так тесно, что Сьюзен готова была поклясться – волк не пройдет, но он как-то умудрялся протиснуться, просочиться между дубом и березой, между березой и буком, внимательно следя за тем, чтобы его драгоценная ноша не зацепилась о дерево, хотя о себе, казалось, не заботился вовсе.

Но вот лес стал редеть, подъем становился все более пологим, и наконец они вышли на ровное место, где посреди лесной чащи светлела естественная прогалина. На прогалине поблескивал водоем – небольшой, футов двадцать в поперечнике. Кто-то заботливо обложил его берега плоскими замшелыми камнями, как часто делают с источниками. Вокруг густо росли колокольчики, и Сьюзен, попади она сюда в иной день и иным путем, нашла бы это место исполненным очарования и покоя.

Волк опустил голову и положил девушку на траву. Как ни старался он обращаться со своей живой ношей нежнее, Сьюзен все равно ощутила толчок. Зверь полакал воды из источника, попятился, лег и стал лизать рану вокруг меча, стараясь не касаться лезвия.

Извиваясь всем телом, Сьюзен перекатилась туда, где земля была мягче, и снова попыталась ослабить путы на запястьях. Почти сразу она обнаружила, что ремень поддается и, если постараться, можно высвободить руку, но тут волк перестал лизать и внимательно посмотрел на нее. Девушка затихла, дождалась, когда зверь снова займется раной, и лишь тогда взялась за ремень, стараясь не нарушать тишину.

Рядом завел свою песенку черный дрозд – видно, надеялся привлечь подругу, – но никаких человеческих звуков слышно не было. Древний лес стоял нетронутым, как многие века назад, когда были еще живы те, кто обложил камнями источник. Но с тех пор люди, видно, позабыли дорогу сюда, и только твари Древнего мира наведывались к источнику. Удивительно, ведь всего в трех милях от этого места располагалась деревня. Выходит, ее жители не знали ни о поляне в лесной чащобе, ни об источнике.

Сьюзен сосредоточенно пыталась высвободить из ременных пут левую руку, когда вода в пруду вдруг пошла пузырями, точно закипела. Девушке пришлось перекатиться на бок, чтобы посмотреть.

Вода стала биться в каменный берег, вся поверхность вспенилась, точно на нее вдруг подул сильный ветер. Но ветра не было, на поляне царила безмятежность, древесная листва висела неподвижно. Лучи восходящего солнца пронизывали кроны, разгоняя ночные тени. День обещал быть прекрасным, по крайней мере, в том, что касается погоды.

Вода взметнулась, из нее поднялась прозрачная рука, потянулась к камням и ухватилась за них тонкими скрюченными пальцами, впившись белопенными ногтями в мох. Затем высунулась вторая рука, немного помешкала, нащупывая опору, и вдруг на краю источника выросла полупрозрачная водяная женщина – вихрь чистой воды от головы до пят. Глаза были ржаво-черными, как пятна на спинке речной форели, губы – два стебля подводной травы, волосы – копна синевато-зеленых камышей, кое-как державшихся на верхушке живого фонтана.

Сьюзен притихла, переводя взгляд с водяной женщины на волка. Тот умоляюще заскулил и покорно склонил голову.

– Что привело к моему источнику Фенрис Онандр Мирр, да еще с такой необычной ношей? – глядя на Сьюзен, спросила женщина.

Голос, прозрачный, как журчание ручейка в лесу, доносился словно издалека и со всех сторон сразу. По крайней мере, его источником точно не был рот из двух стеблей озерной травы, ведь он почти не шевелился. Зато, пока женщина говорила, изо рта у нее выскользнула мелкая серебряная рыбешка. Женщина поймала ее в ладонь; вильнув хвостиком, рыбка нырнула, поднялась наверх по руке и пропала.

Волк заскулил снова.

Водяная женщина выбралась на сушу и заскользила к нему, оставляя за собой не отпечатки ног, а скользкую дорожку из мокрой земли. Обойдя волка кругом – он лежал с несчастным видом, упершись носом в землю, – женщина провела водяной рукой по шерстяному боку. И замерла, приблизившись к мечу, который торчал над коркой из запекшейся крови.

– Са! Са! Это звездное железо, к нему не прикасаются такие, как мы с тобой, Фенрис. Меч надо вытащить… но я этого сделать не могу.

Женщина поглядела на Сьюзен. Водяное лицо было прозрачным, за исключением ржаво-черных глаз и зеленых губ, но девушке показалось, что она видит на нем выражение, намек на вопросительно поднятую бровь, хотя никаких бровей у женщины не было.

– Я вытащу меч, – пообещала Сьюзен. – Если вы меня освободите.

Волк зарычал, но притих, когда женщина прижала водяной палец к громадной морде.

– Но потом Фенрис понесет тебя дальше, – предупредила женщина.

– А у меня уже будет меч, – ответила Сьюзен, хотя про себя подумала, что против чудовища весом тонн двадцать этот меч – всего лишь фитюлька, хотя и железная. – К тому же волк ранен и ослабел.

Волк опять зарычал и даже оскалился.

– Ранена, – уточнила прозрачная женщина. – Этот Фенрис – волчица. Если не извлечь клинок из раны, она, говоря по-вашему, умрет.

– Я же сказала, что вытащу меч. Только развяжите меня.

– Для простой смертной ты воспринимаешь меня на удивление спокойно, – заметила женщина. – И Фенрис тоже. Обычно люди, стоит им увидеть меня, бросаются наутек и вопят, словно безумные, или падают на землю и что-то бормочут.

– Я… я только наполовину смертная, – сказала Сьюзен. Ей было странно слышать свои слова, но она инстинктивно понимала, что сейчас нельзя показывать слабость. К тому же она кое-что вспомнила. – А еще я видела существо, похожее на вас, дома… Оно выходило из ручья… Забавно, обычно я этого не помню, только иногда вспоминаю и думаю, что это был сон…

– Наполовину? – переспросила женщина. – А с виду ты такая же, как все смертные…

Она скользнула к Сьюзен, двигаясь не по прямой, а как-то волнообразно, встала, протянула руку и осторожно прижала кончик пальца ко лбу девушки, оставив на нем мокрый отпечаток.

– Ага. Кое-какая магия у тебя есть – тебе подчиняются собаки и другие мелкие существа. Есть и обещание большего, гораздо большего – и оно должно прийти от твоего могущественного отца. Однако еще не время, Сьюзен, не время.

– Вы знаете мое имя! И моего отца! Кто он?

– Куда более древняя и могущественная сущность, чем я. – Женщина ускользнула от прямого ответа и повернулась к Фенрис. – Твое имя открылось мне, едва ты приблизилась к моему источнику. Так происходит с любым живым существом. Волчица, которая принесла тебя сюда, знает, что я не могу отказать в помощи тому, кто обращается ко мне, а у тебя есть средство, чтобы помочь ей.

Женщина наклонилась к Сьюзен, и та взвизгнула: из прозрачной руки высочил угорь, острыми зубами перекусил ремни сначала на запястьях, потом на лодыжках девушки, стремительно развернулся и пропал в теле водяной, кристально-чистом и совершенно пустом с виду.

– Уф-ф! – выдохнула Сьюзен, передернула плечами и попыталась встать, но окаменевшие ноги так свело судорогой, что она могла лишь стоять на четвереньках, всхлипывая от боли и дожидаясь, когда та пройдет.

Женщина снова протянула руку, и Сьюзен шарахнулась. Но никакой угорь не появился, просто рука легко скользнула вдоль Сьюзен. Между прозрачной ладонью и телом девушки возник влажный туман, который мелкими капельками оседал на одежде и коже. Сьюзен почувствовала холод – не ледяной, а приятный, будто прохладная мамина ладонь легла на лоб, горячий от лихорадки. Ноги сразу разогнулись, спина перестала болеть, руки задвигались так, словно никто их не связывал.

Сьюзен встала и по какому-то наитию поклонилась водяной:

– Спасибо вам, э-э-э… Как ваше… кто вы… как мне вас называть?

– В незапамятные времена смертные назвали мои воды Источником Морсенны, – ответила та и тоже поклонилась. – Морсенна – вполне приятное имя. Ну как, вынешь меч? Звездное железо проникло в кровь волчицы, с каждой минутой яд действует все сильнее.

– Да. – Сьюзен подошла к волчице и остановилась, содрогаясь от страха: до чего же огромная тварь, какая пасть, клыки!

Ночью в саду за домом на Милнер-сквер она не успела разглядеть ее как следует.

Превозмогая страх, Сьюзен сказала волчице отчетливо и громко:

– Если я выну из тебя меч, ты отпустишь меня?

Та медленно помотала головой: «Нет». Ее глаза потускнели, десны обметал желтоватый налет, на языке белели клочья пены.

– Она не может противиться тому, кто подчинил ее своей воле, – раздался голос Морсенны. – Так ты вынешь меч или нет?

Сьюзен только кивнула, боясь, что голос изменит ей, сглотнула и подошла к ляжке зверя, пытаясь придумать, как ей быть. Меч вошел глубоко, по самую рукоятку, вытащить будет нелегко. Но если она сразу помчится к лесу, вон туда, где дубы стоят особенно тесно… Если она успеет проскользнуть между ними, волчица, быть может, не достанет ее в такой чаще… к тому же у нее будет меч, которым она сможет тыкать зверю в нос, если понадобится… правда, по пути сюда деревья ничуть ей не мешали…

– С каждой минутой яд действует все сильнее, – напомнила Морсенна.

Сделав глубокий вдох, Сьюзен обеими руками вцепилась в меч и дернула изо всей силы, но никакого сопротивления не ощутила – клинок вышел из раны легко, словно из промасленных ножен. Инерция рывка швырнула Сьюзен назад, она споткнулась о каменный бортик и полетела в воду. От неожиданности она сначала погрузилась с головой, потом стала барахтаться и вытолкнула себя на поверхность.

– Черт подери! – воскликнула Вивьен. – Волк покинул шоссе. Тормози!

Мерлин прижался к обочине и встал там, где за оградой к шоссе примыкало недавно скошенное поле – на нем еще лежали валки сена. Солнце вставало, машин на дороге становилось все больше, но ехали они в основном на юг, то есть во встречном направлении.

– Они к западу отсюда, совсем близко, – продолжала Вивьен. – Фенрис теперь идет, а не бежит, значит твой меч работает. Пойду взгляну на то место, где волк ушел в поле, – это недалеко, ярдах в пятидесяти-шестидесяти отсюда.

– Давай быстрее, – отозвался Мерлин. – Нам вообще не надо здесь стоять, а то кто-нибудь заметит. Это последнее, что нам сейчас нужно.

Он вышел из автомобиля и открыл капот – пусть люди думают, что у них поломка, а не задаются вопросами о том, кто они такие и что здесь делают. Вивьен перелезла через ограждение и углубилась в поле. На скошенной траве, точнее, на стерне явственно просматривались волчьи следы. Конечно, это были не те отпечатки, которые оставляют настоящие волки. Просто трава кое-где была примята до гладкости. Человек неподготовленный растерялся бы, увидев такое. А если бы клевер не скосили и волку вздумалось бы в нем отдохнуть, после него остался бы ровный гладкий круг.

Вивьен прошла по следу ярдов сто, прикидывая расстояние между отпечатками. Кое-где попадались пятнышки крови, неразличимые для глаз простых смертных, но не такие крупные и частые, как надеялась Вивьен.

Она уже повернула назад, к дороге, когда к обочине, где стояло их такси, подъехал полицейский «Ровер-3500» с включенными проблесковыми маяками, но без сирены. Дверцы машины распахнулись, из нее вышли полицейские.

Мерлин стоял, склонившись над капотом. Когда «ровер» подъехал, он не распрямил спину, чтобы поздороваться с полицейскими, а наоборот, присел и потянул из кобуры на щиколотке «беретту».

Вивьен видела, как полицейские достали револьверы и, положив руки на распахнутые дверцы «ровера», прицелились. Она сорвалась с места и бросилась бежать, набирая в грудь воздух.

Глуховатое «пам-пам» «беретты» 25-го калибра долетело до нее секундой позже оглушительного «ба-бах» полицейских «смит-вессонов» 38-го калибра.

Мерлин выстрелил дважды, высунувшись слева от машины, переметнулся на правую сторону и выстрелил еще два раза. Посыпались осколки, полицейские пули разнесли заднее стекло такси и покрыли звездами трещин переднее, но Мерлина даже не зацепили.

Короткая перестрелка стихла.

Упав на живот, под прикрытием такси Мерлин пополз к «роверу» – посмотреть, что там. Один полицейский лежал на земле. Мерлин пополз дальше, готовый продолжать стрельбу, если понадобится. Но второй человек в форме тоже распростерся рядом с машиной. Мерлин вскочил и бросился вперед. С другой стороны к полицейским подбежала Вивьен, пинком отправила под машину чей-то револьвер и склонилась над одним из лежащих, чтобы оказать ему первую помощь.

Мерлин склонился над вторым. Это оказалась женщина. Она лежала на спине, прижав ладони обеих рук к горлу. Между пальцами струилась кровь. В глазах женщины Мерлин увидел не страх и даже не боль, а сильнейшее удивление.

– Что происходит? – спросила она. – Почему мы здесь?

– Ничего страшного, все будет хорошо, – успокоил ее Мерлин, ведь он целился в плечо, а не в шею. Но, отведя ее руки, расстегнув китель и взглянув на рану, он едва не вскрикнул – дела явно были плохи.

Торопливо достав из узкого кармашка внутри рукава флакончик со слюной дегустатора, он отвинтил крышку, плеснул немного жидкости себе в рот, поболтал и сплюнул на рану. Слюна засверкала, яркие струйки смешались с густой темной кровью.

Из-за багажника полицейской машины выскочила Вивьен с аптечкой, открыла ее, вытащила оттуда перевязочный комплект и начала бинтовать шею женщины, приподняв ей голову.

– Помоги! – бросила она брату.

– Почему небо такое голубое? – спросила женщина. – Такое голубое.

– А как второй? – спросил Мерлин, придерживая голову женщины на весу и пропуская под шеей бинт.

– Умер, – ответила Вивьен, приспустила перчатку на правой руке так, что показался краешек серебристой ладони, приблизила его к ране и со свистом втянула воздух. На несколько секунд она застыла, потом резко выдохнула.

– Точно умер? – еле слышно переспросил Мерлин.

– Пуля срикошетила от двери и вошла в мозг через глаз. Мгновенная смерть.

– Черт! – ругнулся Мерлин. – Черт, черт!

– А эта, я думаю, выживет, – добавила Вивьен, отняла ладонь и натянула перчатку. – Хотя дело не только в ране. Кто-то контролирует ее мозг. Кто и надолго ли это, сказать не могу.

Между тем возле них уже начали притормаживать автомобили, люди таращились на полицейских на земле. Мерлин схватился за пистолет, когда одна машина подъехала к «роверу» вплотную и остановилась. Это был «воксхолл-универсал», сравнительно новый, в грязи по самые окна. Передняя дверца распахнулась, вышла женщина в резиновых сапогах и зеленой больничной форме, подняв руки вверх. Мужчина за рулем пригнулся так сильно, что над приборной доской были видны только глаза.

– Я ветеринар! – нервно выкрикнула женщина. – Пожалуйста, не стреляйте! Помощь нужна?

– Да! – рявкнул Мерлин. – Скажите вашему другу, пусть во весь дух гонит к ближайшему телефону экстренной связи и вызывает полицию и «скорую»! А вы пока займитесь пострадавшей.

«Воксхолл» укатил. Поток автомобилей густел, причем каждый водитель, проезжая мимо них, сбрасывал скорость, чтобы поглазеть на несчастный случай. Хвост из машин растянулся на целые мили, а это неминуемо должно было привлечь внимание властей, и довольно скоро. Кто-то из проехавших мимо мог уже остановиться у телефона и вызвать помощь.

Ветеринар подбежала к ним, все так же держа руки вверх. Мерлин, опасаясь возможности героического вмешательства с ее стороны, подхватил валявшийся на земле револьвер, обошел в машину и заглянул в салон с другой стороны, чтобы проверить рацию. Для этого ему пришлось переступить через труп полицейского.

– Второй мертв, – сказала ветеринару Вивьен. – Но этой женщине еще можно помочь. Думаю, она выживет.

Как и ожидал Мерлин, рация была настроена на лондонскую частоту, бесполезную здесь, в Лестершире. Если бы полицейское начальство знало о небольшой вылазке этих двоих, то коллеги в графстве давно были бы предупреждены, а рация настроена на обычную для этих мест частоту. Мерлин вылез из машины и поманил к себе Вивьен. Ветеринар склонилась над пострадавшей, судя по всему, думая только о ней, на брата с сестрой она не смотрела.

Книготорговцы быстро пошли к своему такси.

– Как ты узнал? – спросила Вивьен.

– Номера на машине лондонские, не местные, – сказал Мерлин. – Я сразу заподозрил недоброе, а когда они выходили из машины, подозрение окрепло. Они двигались как те двое, которые приезжали за Сьюзен. А констебль, когда пришла в себя, спрашивала, где она и как тут оказалась не потому, что была в шоке, – она искренне не понимала, что произошло. Значит, кто-то покопался у нее в мозгах!

– Знаю, – мягко согласилась Вивьен. – Я тебе говорила.

– Но я стрелял вторым, и, клянусь, чтобы только ранить!

– Знаю, – повторила его сестра. – Поехали, нам пора.

Мерлин закрыл капот и сел на водительское место. Дожидаясь просвета в сплошном потоке автомобилей, он опасался, что кому-нибудь из водителей придет в голову геройствовать: заблокировать их здесь до приезда полиции или что-нибудь в этом роде. Но ничего не случилось. Те, кто видел, что́ здесь произошло, были уже далеко и продолжали уноситься прочь неумолимым потоком транспорта. Те же, кто проезжал мимо сейчас, видели только старомодное черное такси – редкое зрелище за пределами столицы, но все же не настолько, чтобы вызывать повышенный интерес, – покидавшее то место, где что-то случилось с полицейскими.

– Машину придется бросить. Скоро ее будет искать вся полиция Лестершира. Для них это убийство полицейского при исполнении, как-никак. Пройдет не один день, прежде чем мы сможем утрясти это дело с Лондоном, – продолжал Мерлин, втягиваясь в поток машин. – Черт, жалко, что нельзя было обойтись без стрельбы! – Помолчав, он вздохнул и продолжил: – Надо украсть другую машину. И позвонить Торстону.

– Меррихью тоже в магазине, – несчастным голосом проговорила Вивьен; ножны опять лежали у нее на коленях. – Думаю, вся оперативная бригада в сборе. Впервые с начала шестидесятых, наверное.

– А где сейчас меч? И волк со Сьюзен?

Вивьен опять затаила дыхание, сосредоточилась. На этот раз ее лицо не покраснело, но серебристая ладонь вспыхнула так ярко, что из перчатки показалась полоска света.

– Примерно в четырех милях к западу отсюда. И по-моему… да, точно: они остановились.

– Значит, на следующем съезде уходим с шоссе, – решил Мерлин. – И берем первую бесхозную машину.

Брат и сестра были опытными угонщиками: вскрыть любой замок – не только автомобильный – и завести машину без ключа было для них привычным делом, ведь этому их учили в Вутене. Правда, потом это становилось ремеслом леворуких, но, поскольку до двадцати с лишним лет смена ведущей руки – дело обычное, к оперативной деятельности в школе готовили всех без исключения. И только когда праворукость начинала преобладать, ее носители сами теряли интерес к таким вещам.

Мерлин взглянул на сестру в зеркальце заднего вида. Она была явно взволнована.

– Те офицеры на дороге… – начала она. – Их машина. Регистрационный номер А – сто шестьдесят три – С-Ю-Уай. Она была на площади, перед домом.

Мерлин напряг память.

– Да, – наконец подтвердил он. – Я тоже видел ее на северном краю площади. За рулем были те же люди.

– Значит, их сразу отправили за нами, – продолжала Вивьен. – И они могли перехватить нас давным-давно.

– Но ничего такого не сделали, просто ехали за нами, – развил ее мысль Мерлин. – Пока мы не остановились…

– Значит, тот, кто ими командовал, отдал предельно простой приказ: ехать за нами, пока мы не остановимся, и тогда убить.

– Но кто или что может вложить такую мысль в головы смертных? – спросил Мерлин, размышляя вслух.

– Любой Древний владыка в своем уделе, – ответила Вивьен и, помешкав, добавила: – Хранитель котла, где бы он ни находился. Для силы котла нет географических пределов, к тому же он дарует власть над помыслами смертных, среди прочего. Или кто-нибудь из наших. Любой праворукий книготорговец, обладающий достаточной мощью.

– Мы наверняка почувствовали бы присутствие кого-нибудь из Древних, – продолжал рассуждать Мерлин. – И не только мы, но и Уна, и другие ребята из бригады.

Следующие полмили в машине стояла тишина – брат и сестра напряженно думали.

– Съезд, – сказал Мерлин, сворачивая влево. – Нам как, прямо на запад?

– На северо-запад, – уточнила Вивьен, заглянув в «Атлас автомобильных дорог Британии». – По А-пятьдесят.

– Хорошо, – отозвался Мерлин. – А кто был в бригаде из Нового книжного? Я видел Сайласа и Рори…

– Дядя Сайлас, тетя Эстер, кузены Рори, Стюарт и Дариус, – перечислила Вивьен.

– Мог ли кто-нибудь из них…

– Вряд ли, – не дослушав, ответила Вивьен. – Они, конечно, профессионалы – все, кроме кузена Джейка. Но чтобы внушить мысль об убийстве и поддерживать ее на протяжении нескольких часов, одного профессионализма недостаточно… конечно, такие способности есть у Торстона… а еще у дядюшки Ферроуза и тетушки Эванджелины из Вутена, у тетушки Шеены…

– Что это за тетушка Шеена? – нахмурился Мерлин.

Съехав с М1, они попали на большую круговую развязку, так что теперь Мерлин напряженно высматривал съезд на А50, а заодно пустую машину, которую можно было бы украсть. Времени оставалось мало. Скоро все до единого полицейские Лестершира получат ориентировку на лондонский черный кеб.

– Глава отделения Харштона и Гула в Бирмингеме, – ответила Вивьен. – Ты что, ее не знаешь?

– Никогда не работал с ювелирами. А как насчет равноруких? Они такое могут?

– Могут-то могут, – ответила Вивьен. – Но вряд ли станут.

Впереди показался отель «Форт-Трэвелодж» с большой автостоянкой. Мерлин сначала сбросил скорость, а затем остановился в том единственном месте, где от любопытных взглядов из отеля и с дороги их скрывала реденькая рощица, оставленная посреди широкого асфальтового поля из каких-то природоохранных соображений.

– А как насчет суперинтенданта? Он тоже там был и вел себя подозрительно.

– Ему такое не по силам: ни один смертный адепт Древних не может никого толкнуть на убийство. То есть внушить такую мысль он может, но поддерживать ее в человеке часами – нет, – отрезала Вивьен.

– Все равно надо к нему приглядеться, – сказал Мерлин. – Ты говорила, что после подразделения М он служил в убойном, а потом переключился на бандитизм. В списке тех, кто занимался расследованием убийства мамы, его фамилии не было, но все же стоит проверить.

– Будь мы сейчас в Старом книжном, я могла бы заняться проверкой кого и чего угодно, – фыркнула Вивьен. – Оперативная работа больше не мое дело.

– Не так давно ты и сама была леворукой.

– Я уже отвыкла. Слушай, может, вон тот «Остин тысяча триста»? – спросила Вивьен.

– Нет. Может, придется ехать очень быстро, а у него вот-вот колеса отвалятся.

Вивьен вытянула шею и показала пальцем:

– Вон тот «форд-капри»!

– Хочешь походить на Боди из «Профессионалов», да?

– А что, она симпатичная, – сказала Вивьен. – И что такого? Тебе же нравится Рейлен Дойл.

– Рейлен – красотка, – ответил Мерлин.

И они вышли из машины, быстро, но не суетливо. Мерлин взял чемодан и закинул на плечо шерстяную торбу, а Вивьен сгребла с заднего сиденья его кобуру, ножны и дорожный атлас.

Деревья загораживали от них всю стоянку, кроме последнего ряда, но там как раз никого не было. Они подошли к выбранной машине, Мерлин поставил чемодан на землю, нагнулся и вынул из ботинка нечто похожее на обрезок металлической ленты из рулетки. Вставив его в дверную щель на уровне окна, он в три секунды открыл машину, запрыгнул внутрь, отпер остальные дверцы и занялся проводками под приборной доской. Вивьен закинула на заднее сиденье свои пожитки и чемодан, потом села рядом с братом. Заурчал мотор.

Сорок секунд спустя они уже катили по А50 в серебристом «Форде-капри 3.0 Мк 11», с черной виниловой крышей, точно таком же, как в «Профессионалах».

– Как там меч? – спросил Мерлин.

– Сейчас проверю, – сказала Вивьен и взяла с заднего сиденья ножны и атлас. – Продолжай ехать на запад.

Кашляя и отфыркиваясь, Сьюзен вынырнула, подплыла к краю источника, и, ухватившись обеими руками за камни, завертела головой в поисках оружия. Но, увы, в воде она развернулась на сто восемьдесят градусов и оказалась у противоположного края. Меч теперь был далеко, а волчица уже встала и направлялась к ней. Глаза ее опять блестели, пена исчезла с языка, и вообще она заметно поздоровела.

Ровным скользящим шагом она приближалась к Сьюзен, раскрывая на ходу громадную пасть – видимо, для того, чтобы снова взять девушку в зубы.

– Нет, – сказала Морсенна и преградила волчице путь.

На ее фоне она выглядела совсем маленькой, прозрачной и жидкой.

Фенрис зарычала, но как-то нерешительно, скорее заскулила.

– Нет. Я не допущу, чтобы тем, кто пришел к моему источнику, причинили вред. Ты это знаешь, и ты исцелилась. Теперь уходи.

Волчица склонила голову, подпрыгнула и вдруг рассыпалась стаей черных полупрозрачных воронов. Держась вместе и сохраняя форму, немного похожую на силуэт волка, стая поднялась в небо, уже омытое светом нового дня. Птицы описали над рощей круг и, став еще более бесплотными, чем раньше, всосались в невидимое воздушное течение, которое понесло их на север.

– Что это… но как…

– Она присутствовала в этом мире ровно столько, сколько это было необходимо, чтобы нести тебя, – ответила на невысказанный вопрос Морсенна. – У священных волков много обличий разной степени бестелесности. Сейчас она выбрала крылатое воплощение, чтобы поскорее донести известие о своей неудаче до того, кто держит в плену ее дух.

– А кто это? – спросила Сьюзен.

– Кто-то очень могучий, – пожала плечами Морсенна. – Ты тоже исцелилась от небольших болей, которые тебя донимали, так что прошу покинуть мой источник. И забери меч, иначе он отравит всю округу, а я этого не хочу.

– Э-э-э… ладно, – согласилась Сьюзен, встала и пошла за мечом вокруг источника. В ботинках у нее чавкало. – А вы не скажете, сколько у меня времени до того, как Фенрис доберется туда, куда она полетела?

– Она перемещается со скоростью ветра, в верхних слоях воздуха. Значит, до древних границ Британии доберется за час-два, может быть, за три.

– Ясно, – произнесла Сьюзен. – Э-э-э… гм… спасибо. А почему вы сразу не сказали мне, что Фенрис оставит меня в покое? Ну, еще до того, как я согласилась вытащить меч?

– Интересно было посмотреть, как ты себя поведешь, – ответила Морсенна и раздвинула тонкие зеленые губы в страшноватой улыбке, обнажившей множество острых рыбьих зубов. – Я и вправду не могу отказать в исцелении никому, кто приходит к моему источнику, и защищаю своих гостей, в том числе друг от друга, но зато имею полное право решать, как поступить с ними, когда их хвори пройдут.

– А, понятно, – пролепетала Сьюзен. – Спасибо.

Она помешкала, гадая, чего еще от нее ждут, и склонила голову в поклоне. Морсенна ответила ей тем же.

– Ну… я… пойду? – сказала Сьюзен и повернулась к источнику спиной.

Лес окружил поляну густой стеной, в которой не просматривалось даже признаков тропы. Ткнув мечом на восток, туда, откуда ее принесла волчица, Сьюзен спросила:

– Выход здесь?

– Выход везде, – ответила Морсенна и, длинной прозрачной дугой изогнувшись над источником, перетекла в него вся, завершив свое движение громким «плюх», точно кто-то выплеснул воду из невидимого стакана.

– Ясно, – прошептала Сьюзен и взглянула на меч.

Клинок был древним, но лезвие блестело так, словно его точили совсем недавно: такой не сунешь в штанину. А вдруг попадутся прохожие и напугаются? Лучше просто держать его за спиной. Хотя нет, так они, пожалуй, напугаются еще больше.

– А может, никто и внимания не обратит, – сказала она сама себе. – Подумаешь, вышла из леса какая-то чокнутая в спецовке, стриженная под панка, в руке меч. Необычно, да, но чего страшного? Главное, не делать резких движений, говорить спокойно, попросить позвонить. Все будет нормально.

И Сьюзен, разглядев между деревьями что-то похожее на просвет, шагнула в дремучий лес, направляясь, как она думала, на восток.

– Телефон… – Вивьен показала на знакомую красную будку напротив придорожного кафе. – Пора звонить. Два часа прошло.

– Сначала найдем Сьюзен, – заявил Мерлин. – Вдруг они опять удерут или меч выпадет, пока мы тут будем балакать.

– Предки будут в ярости, – возразила Вивьен. – Особенно после этой истории…

– Да знаю я, знаю! – перебил ее Мерлин. – Ну не хотел я убивать того несчастного полицейского! Какой поворот?

– Первый направо, – сказала Вивьен. – Там рядом древний лес. По-моему, в нем и залег Фенрис.

– Может, он там живет, – предположил Мерлин.

– Ты забыл все, чему нас учили в школе, – упрекнула Вивьен брата. – В такой близости от Лондона нет ни одного логова Фенриса. Он наверняка явился с севера, что тоже дает обильную пищу для размышлений.

– Тогда почему он остановился здесь?

– Не знаю, – ответила Вивьен.

Ни ей, ни ему не хотелось произносить вслух то, чего оба давно боялись: меч выпал, а волк унес девушку в неизвестном направлении.

– За нами полицейский автомобиль, – сказал Мерлин. – В двух машинах сзади. Номера местные.

Вивьен не стала оглядываться – придвинулась к брату и посмотрела в зеркальце заднего вида.

– Если свернут за нами, значит об угоне этой машины уже сообщили и полиция связала похищение с такси, – продолжил Мерлин. – Как же мне надоело стрелять в невиновных.

– Если бы целью были мы, они давно прижали бы нас к обочине или хотя бы попытались, – успокоила его Вивьен. – К тому же местные полицейские вряд ли вооружены, да и стрелять в нас на поражение им, скорее всего, не приказывали. А если они все же явились за нами, я попробую их усыпить. Вот наш поворот, Спендборо-роуд.

Мерлин сбросил скорость, включил сигнал поворота, как и положено законопослушному гражданину, и свернул. Дорога была совсем узкой. Другие машины поехали по А50 дальше, в том числе полицейский автомобиль.

– Включи-ка радио, – сказал сестре Мерлин. – Послушаем, что говорят о происшествии на автотрассе, и говорят ли вообще. Может, им еще не сообщили, а может, уже и свидетели есть.

Вивьен повернула кнопку радиоприемника, и машина немедленно наполнилась звуками «Moonlight Shadow» Майка Олдфилда, причем на очень большой громкости. Убавив звук, она нажала соседнюю кнопку – снова «Moonlight Shadow». На третьей кнопке строгий, хорошо модулированный голос рассказывал о повадках водяных крыс; на четвертой гремела «Recondita armonia» из «Тоски», а на пятой неизвестный викарий из Сомерсета рассуждал о грядущих выборах и наводнении так, словно эти два события были связаны, по крайней мере, в его глазах.

– Пусть будет «Moonlight Shadow», – решил Мерлин.

Вивьен нажала первую кнопку, и салон снова заполнился музыкой.

– Есть охота, – произнес Мерлин пару минут спустя. – Пожевать ничего не найдется?

– Не-а. – Вивьен и заглянула в перчаточный отдел в надежде на шоколадку или пакетик с чипсами. Но там оказалась только полупустая пачка «Джон Плейер спешл», коробок спичек и фонарик, у которого села батарейка.

– Надо будет сменить машину, когда найдем Сьюзен, – буркнул Мерлин.

– Насколько я могу судить, меч… они… где-то в лесу, – сказала Вивьен. – Так что придется нам прогуляться.

– Хорошо, что я захватил подходящий наряд, – ответил Мерлин. – И для тебя кое-что найдется. Как тебе шотландская юбка с шапочкой в тон? – (Вивьен поморщилась.) – Ладно, выберешь, что захочешь, – расщедрился Мерлин. – Но переодеться придется. Хочешь те усы от «Д’Ойли Карт»? Они у меня с собой. И парик.

– Нет, спасибо, – сказала Вивьен. – Вот шапка – неплохая идея. Кстати, ты понимаешь, что чемодан скоро придется бросить?

– Увы, да, – ответил Мерлин. – То-то полицейские удивятся, когда его найдут.

– Чему удивятся – содержимому?

– Не только. Это ведь особенный чемодан. Когда-то им владел Ноэль Кауард.

– Так я тебе и поверила, – с нескрываемым скептицизмом сказала Вивьен.

– Под ручкой его инициалы, а внутри ярлык с именем и фамилией, – стоял на своем Мерлин. – На Портобелло-маркет я отвалил за него двадцать кусков.

– Двадцать кусков? – округлила глаза Вивьен. – Медвежонок Паддингтон и тот сторговался бы лучше. Печально сознавать, что персонаж детской книжки сообразительнее моего брата.

Мерлин надулся и умолк. Через пару минут Вивьен пошла на мировую:

– Не переживай, этот чемодан еще вернется к тебе. Когда-нибудь.

– Угу, – протянул Мерлин. – Похвальный оптимизм. Так куда ехать? Тут тропа, идет на северо-запад.

Дорога привела их на окраину промышленного городка, каких в Средней Англии дюжины: застройка из красного кирпича вперемежку с бетонными зданиями 1960-х годов, среди витрин по обе стороны улицы преобладают магазины и кафешки, торгующие едой навынос.

– Езжай пока прямо, – ответила Вивьен. – В центр нам ехать незачем, а окраина скоро кончится. Впереди есть развязки, с какой-нибудь из них выберемся на дорогу, которая называется Олд-Форест-вей.

До самого конца «Moonlight Shadow» они ехали прямо, а когда в салоне запульсировала «Sweet Dreams (Are Made of This)» от Eurythmics, свернули на узкую дорогу, словно утопленную в земле. Диджей как раз объявлял следующую песню – «A Winter’s Tale» Дэвида Эссекса, – когда Мерлин и Вивьен одновременно потянулись выключить радио и их руки столкнулись на кнопке – его левая с ее правой.

Сьюзен шла уже часа два – точнее она сказать не могла: ее часы, подарок матери, замерли на 2:16, когда ее похитили гоблины. Девушка чувствовала, что прошагала по древнему лесу куда больше, чем пронес ее Фенрис, но была уверена, что не заблудилась. Деревья стояли плотно, неба не было видно, но время от времени в густом зеленом пологе все же открывались прогалины, и Сьюзен по положению солнца убеждалась, что идет туда, куда нужно, – на восток.

А еще оказалось, что Фенрис несла ее не по ровной местности, а под уклон, и теперь она все время шла вверх по склону, пологому, но долгому. К тому же ей приходилось то пробираться между плотно стоящими дубами, то пригибаться, чтобы не получить по лицу нижней веткой разлапистой березы, то обходить заросли боярышника и остролиста, но так, чтобы не сбиться с пути. Неудивительно, что лес показался ей громадным, а дорога – утомительной.

Никаких признаков тропы, на которую волк свернул с шоссе, пока не было, но Сьюзен хорошо помнила: прежде чем подойти к непролазной чаще вплотную, тропа переваливала через вершину холма, а значит, она это место не пропустит. Если идти все время вверх, рано или поздно найдется тропа, которая выведет ее на дорогу, а там когда-нибудь встретится телефон.

Правда, Сьюзен пока не решила, кому звонить. Конечно, можно набрать 911 – пусть полиция известит книготорговцев о том, где она и что с ней. Правда, есть одно «но»: Мерлин подозревает, что кто-то из книготорговцев втайне подыгрывает похитителям. А значит, лучше пока затаиться, залечь на дно.

Думая об этом, Сьюзен остановилась, чтобы перевести дыхание, а заодно проверить карманы. В левом нагрудном кармане лежал отцовский портсигар, плотно закрытый, как и раньше, в левом боковом – пятнадцать фунтов и носовой платок… а что же здесь, в длинном и узком кармане для линейки? Столовый нож. Сьюзен сунула руку в правый нижний карман и наткнулась на пригоршню размокших, но целых пакетиков: соль.

Едва пальцы Сьюзен коснулись соли и стали, внутри ее тела словно замкнулась электрическая цепь – это пробудилась дремлющая в ней сила. Страх и восторг наполнили девушку одновременно. Но она тут же сунула нож и соль в карманы, а руки подняла так, словно подсознательно чувствовала: чем дальше они будут от этих предметов, тем вернее.

То, что пробудилось в ней так внезапно, немного присмирело, но не прошло, а свернулось внутри холодной змеей: предчувствие чего-то важного.

– Нет, – прошептала Сьюзен. – Мне она не нужна. Оставь свою силу себе.

Ощущение продолжало убывать, но было готово вернуться. Так усталый малыш борется со сном и уже почти поддается, когда неосторожное движение вдруг будит его, и он снова начинает реветь. Однако Сьюзен твердо решила не совершать таких движений.

Она оттолкнулась от ствола дуба, у которого переводила дух, и пошла дальше, приказав себе не обсасывать свои ощущения, а искать выход из нынешней передряги. Имея всего пятнадцать фунтов в кармане, на дно не заляжешь. Значит, надо дать знать о себе Мерлину и Вивьен, но так, чтобы другие книготорговцы ничего не заподозрили. Можно, например, позвонить в Старый книжный, представиться другим именем, притвориться знакомой, например… хотя бесполезно, скорее всего, на месте их не окажется.

Оставалось надеяться, что они ищут ее, возможно, с помощью магических средств. Но так же наверняка поступают и те, по чьему приказу ее похитила волчица. Та, скорее всего, уже доложила пославшим ее, где она оставила Сьюзен. Значит, надо отойти как можно дальше от источника и выбраться из леса, а уж потом думать обо всем остальном.

Хорошо хоть целительное прикосновение Морсенны усмирило боль. Даже не до конца высохшая, Сьюзен все равно чувствовала себя отлично. Она была жива, свободна… среди деревьев легко дышалось, покой и тишину нарушал не привычный лондонский гул, а пение птиц да шелест мелких зверушек в траве – кроликов или ежей…

Сьюзен встала как вкопанная. А ведь правда, здесь совсем нет человеческих звуков. Ни самолет в небе не пролетит, ни машина вдалеке не проедет. Большое шоссе и то молчит, как будто его нет. Тишина. Но ведь Фенрис даже на милю не отошла от дороги, а она, Сьюзен, прошагала мили две, не меньше.

– Ну конечно! – сообразила девушка. – Это же мифический лес. Он только снаружи небольшой, а когда в него попадешь, оказывается огромным. И как мне из него выйти?

Она задумалась. Лес ничем не походил на Майскую ярмарку; цвета обычные, ощущение нездешности отсутствует. Все вроде как на своем месте; значит, ответ надо искать в другом.

Сьюзен набрала побольше воздуху в грудь и обратилась к деревьям – не закричала, а именно обратилась, вежливо, отчетливо и громко:

– Выпустите меня отсюда, пожалуйста! Мне очень понравился ваш лес, но сейчас я должна из него выйти!

Негромкая лесная жизнь замерла вместе со звуками ее голоса: шорохи прекратились, птицы смолкли, ветерок и тот стих. Все застыло. Но вот Сьюзен почуяла, как что-то изменилось вокруг, и даже засекла краем глаза какое-то движение. Она стала медленно поворачивать голову, готовая пустить в ход меч, если понадобится.

И тут лес снова ожил. Ветерок пробежал по макушкам деревьев, качнул ветки, зашелестел листьями. Кто-то мохнатый и мелкий шмыгнул в подлесок. Залился песней черный дрозд – может, даже тот самый, что был у источника.

Два развесистых бука приподняли ветки, все в кружеве мелкой листвы, и открыли проход, за которым Сьюзен увидела подобие тропы. Девушка могла поклясться, что за миг до того ни тропы, ни буков там не было.

Сьюзен поклонилась, сказала спасибо и ступила на тропу. Она шла, и деревья давали ей дорогу. Опутанные ежевикой кусты исчезли, дубы раздвинулись, березы стали ниже, ветки их упруго изгибались над головой. Открылось даже небо, а в нем – солнце, которое поднялось значительно выше с тех пор, как Сьюзен видела его в последний раз.

Через минуту-другую девушка услышала, как впереди хрустнула под ногой ветка, зашуршали шаги… кто-то шел навстречу.

Пригнувшись, Сьюзен нерешительно сошла с тропы – вдруг та снова исчезнет? – и скользнула за ствол огромного дуба, откуда можно было без боязни следить за происходящим: все равно никто не увидит ее в такой чащобе. Правда, по той же самой причине она и сама не могла далеко видеть.

«По меньшей мере двое», – подумала она. Хотя, может, и больше. Подойдя ближе, невидимые путники остановились. Сьюзен услышала, как они шепчутся, и даже затаила дыхание, чтобы разобрать слова. Тем временем они снова пошли – прямо к ней, не скрываясь и, кажется, даже нарочно топая. И вдруг…

– Сьюзен! – раздалось у нее за спиной.

Девушка стремительно развернулась, занося над головой меч. Перед ней стоял Мерлин с кинжалом в левой руке. Сама она не успела даже опустить меч, когда кинжал исчез – только что был и уже нет. Сьюзен не поняла, куда именно он делся. Возможно, скользнул в рукав вельветового пиджака, который Мерлин, видимо, счел самой подходящей одеждой для прогулки на природе, вместе с тускло-кремовой рубашкой и неяркой юбкой из тартана. Снизу наряд дополняли зеленые чулки и модные в том сезоне охотничьи сапоги-веллингтоны с «ушками», а сверху – зеленый берет с помпоном. С одного плеча, по обыкновению, свисала расписная торба из шерсти яка.

– Что это у тебя на голове? – спросила Сьюзен и просияла так, что сразу стало ясно: этим вопросом она заменила совсем другие слова: «Как я рада тебя видеть».

– Это? Тэм-о-шентер, естественно, – ответил Мерлин таким тоном, словно Сьюзен просто обязана была это знать, и с улыбкой протянул ей руки.

Она молча шагнула в его объятия. Все это продлилось не больше секунды, после чего молодые люди отпрянули друг от друга с таким видом, точно вспомнили о неотложных делах.

– Я беспокоился, – сказал Мерлин.

– Я тоже, – ответила Сьюзен. – А кто это там топает?

Мерлин глянул куда-то поверх ее плеча и крикнул:

– Вивьен! Это Сьюзен!

Вивьен бесшумно появилась со стороны тропы – видимо, топала она исключительно для отвлечения внимания. На ней были джинсы, клетчатая рубашка, широкополая соломенная шляпа с помятой тульей и кроссовки «адидас». С плеча свисала виниловая сумка с рекламой авиакомпании «Бритиш Каледониан», в руках девушка держала ножны.

– Ой, как хорошо! – воскликнула Вивьен. – А где Фенрис?

– Улетела, – ответила Сьюзен, выдохнула и опустила меч, чувствуя, как пульс возвращается в норму. – Меч Мерлина… Ты здорово ранил ее, хотя она не сразу почувствовала. В общем, она… кстати, это оказалась волчица… Ей пришлось свернуть к Источнику Морсенны, он здесь, неподалеку. Морсенна вылечила ее, но меня забрать не позволила. Тогда Фенрис обернулась стаей воронов и улетела докладывать тому, кто ее послал.

– Морсенна? – переспросил Мерлин.

– Водяная фея, судя по имени, – ответила Вивьен и нахмурилась. – Тебе повезло, что она не проголодалась.

– Что? – изумилась Сьюзен.

– Водяные феи весьма непредсказуемы, – продолжила Вивьен. – Для смертного встреча с ними может закончиться чем угодно. Одному помогут, другого съедят. И заметь, не потому, что феи питаются людьми, просто иногда они не в силах отказать себе в удовольствии.

– То-то у нее такие зубищи, – с содроганием вспомнила Сьюзен.

Вивьен протянула девушке ножны, и та с благодарностью спрятала в них меч. Клинок уже давно смущал ее своей наготой и остротой. Ей все время казалось, что он прямо-таки хочет кого-нибудь порезать.

– Помнишь еще что-нибудь о Фенрис? – спросила Вивьен. – Может быть, я смогу опознать ее. Были ли у нее, к примеру, седые волоски на морде или…

– Морсенна сказала, что это Фенрис из какого-то мира… «Он унтер», что ли.

Мерлин приподнял бровь и вопросительно поглядел на Вивьен.

– Онандар Мирр, – уверенно произнесла та. – Или озеро Уиндермир.

– Это тебе поможет? – спросила Сьюзен.

– Обязательно, – нахмурив брови, ответила Вивьен. – Вот только в справочники надо заглянуть. Не помню, чтобы Фенрис с берегов Уиндермира была связана с кем-нибудь из Древних… Пора звонить, Мерлин. Надо спросить у Торстона и ребят из Нового книжного…

– По-моему, это плохая идея, – возразил Мерлин. – Но выбираться отсюда надо, это факт.

И он показал на какую-то соринку в небе – по крайней мере, таким этот объект показался Сьюзен сначала. Но уже через пару секунд соринка приблизилась, и девушка распознала в нем вертолет.

– Полицейский вертолет, – подтвердил Мерлин. – Летит над А-пятьдесят. Надеюсь, не нас ищет.

– А сколько сейчас времени? – спросила Сьюзен и подняла руку, чтобы поправить часы, которые снова шли, хотя и показывали что-то несусветное. – Я немного запуталась в этом лесу, да и солнце стоит куда выше, чем я ожидала…

– Без десяти двенадцать, – ответила Вивьен, никуда не глядя. Сьюзен решила, что это еще одна сверхспособность праворуких, и поставила на своих часах правильное время. – Я рада, что ты сама выбралась из леса. Мы с Мерлином часа два бродили вокруг да около, не могли понять, как в него войти. Будь у нас справочник, мы скорее бы поняли, как обращаться к существу, которое в нем живет.

– Я попросила лес, и он меня выпустил, – сказала Сьюзен и даже не заметила быстрого взгляда, которым обменялись брат с сестрой. – А почему надо волноваться из-за полицейского вертолета?

– Мерлину пришлось стрелять в полицейских, – объяснила Вивьен. – Их было двое. Один убит.

– Не может быть!

– Я не собирался его убивать, – начал оправдываться Мерлин. – Но пуля – как воробей… и вообще, они начали стрелять первыми, хотя и по принуждению. Как те парни, которые пытались похитить тебя, и те, которые убили маму. Кто-то залез им в мозги… или что-то…

– Чтобы разобраться, кто за этим стоит, потребуется время, а мы так и не позвонили Предкам, – сказала Вивьен. – Зато полиция Лестершира не дремлет, да и остальные структуры тоже. Наверное, скоро все полицейские страны будут искать тех, кто застрелил их коллегу на трассе М-один.

– Ой, – прошептала Сьюзен и тут же воскликнула: – Ой! Морсенна говорила, что Фенрис понадобится всего часа два-три, чтобы добраться туда, куда она направилась. И если сейчас действительно без десяти двенадцать, значит волчица уже рассказала им, где я.

– Тем больше причин делать отсюда ноги, и поскорее. – Мерлин на глазах становился собраннее и строже. – Сьюзен, у тебя, случайно, нет при себе какой-нибудь книжки?

– Нет, – ответила та.

– Жаль.

– Мерлин, сейчас не время для чтения, – мягко заметила Вивьен.

– Знаю-знаю. Я так, всего пару страниц, пока мы идем… но, видно, придется подождать. Надо было положить пару книг в чемодан. И о чем только я думал? Ну ладно, пошли.

– Куда мы идем? – спросила Сьюзен у Вивьен, так как ее брат, по своему обыкновению, сразу усвистал далеко вперед. – И зачем Мерлину книга?

– Он убил человека, – ответила Вивьен. – И понятное дело, сильно переживает. Леворукие вообще обладают феноменальными способностями к насилию, а потому нуждаются в некоем… противовесе, что ли… вот почему они читают книги, пишут стихи. Ничего, скоро пройдет.

– А куда мы идем? – повторила вопрос Сьюзен.

– Пока сложно сказать. Куда-нибудь подальше.

– Вот именно, чем дальше мы уберемся отсюда, тем лучше, – добавил Мерлин, который уже поджидал их на торной тропе, глядя в небо. – Если, конечно, успеем. Черт!

Над А50 вновь появился вертолет, но теперь он двигался с запада на восток, то есть улетал. Зато в паре миль к северу от них, над полем, образовывалась мурмурация: тысячи и тысячи скворцов сбивались в громадное темное облако, постепенно обретавшее жуткое сходство с огромной рукой, пальцы которой обшаривали землю. Птицы сильнее забили крылышками, и рука, подскакивая, опускаясь, поворачивая и петляя, поползла к центру леса.

– Это нормально? – спросила Сьюзен.

– В другое время я бы сказал «да», – ответил Мерлин. – Но сейчас – определенно нет.

– Это работа кого-то из Древних, – подтвердила Вивьен. – Причем из тех, у кого в руках котел. Никому другому не под силу пересечь столько мифических границ сразу. – Говоря это, она неотрывно глядела на облако из птиц. – Я никогда раньше не видела мурмурации, ни природной, ни искусственной. Как это красиво! Вернее, было бы красиво, не ищи она нас.

– Минут через десять она будет здесь, – заметил Мерлин. – Пошли!

Машина стояла на придорожной площадке на Олд-Форест-вей, у начала торной лесной тропы. Они уже почти дошли, когда Мерлин предостерегающе вскинул руку. Девушки, поравнявшись с ним, пригнулись. Сьюзен различила за деревьями серебристый блеск автомобиля.

– В чем дело? – прошептала Вивьен.

– Вертолет возвращается, – ответил Мерлин. – Подождем, пока не пролетит.

Сьюзен тоже слышала стрекот пропеллера, но не могла сказать, приближается он или, наоборот, удаляется. Но вот стрекот превратился в грохот, и вертолет пролетел прямо над ними, причем очень низко, чуть не цепляясь за верхушки деревьев.

– Если пролетит, все в порядке, – услышала Сьюзен шепот Мерлина. – Если нет, значит машина уже числится в угоне, и полицейские связали ее с кебом.

– С каким кебом?

– Мы взяли кеб у Одри, чтобы догнать тебя, – пояснила Вивьен.

Шум затихал вдали. Мерлин вытянул шею, высматривая вертолет из-за деревьев.

– Повернул на запад, – наконец сказал он. – Пошли.

И тут же сорвался с места и бросился к машине, Вивьен и Сьюзен устремились за ним. Пока Мерлин открывал и заводил машину, Вивьен открыла пассажирскую дверь и подняла сиденье, давая Сьюзен проскользнуть назад.

– Тесновато здесь, – произнесла она, кладя на пол меч и бросая недовольный взгляд на чемодан с тряпками.

– Мы были ограничены в выборе, – ответил Мерлин.

– Основное условие было таким: мы должны напоминать героев сериала «Профессионалы», – добавила Вивьен. – Я – Боди, а он – Дойл.

– А я, значит, Джорджина Коули? – спросила Сьюзен. – Вот спасибо!

– Зато она там главная, – заметила Вивьен.

– Ага, и на тридцать лет старше остальных, – отозвалась Сьюзен.

– Но все еще хоть куда, – возразил Мерлин, завел двигатель, включил передачу и выехал на дорогу, вытягивая шею, чтобы глядеть на небо через ветровое стекло. – Вивьен, видишь вертолет или птиц?

– Вертолета не вижу, – ответила Вивьен, опустив стекло для лучшего обзора. – Мурмурация движется к центру лесного массива.

– Ясно, – сказал Мерлин и вдавил в пол педаль газа.

Машина взревела, выкатилась со стоянки, слегка рыская, и, ускоряясь, понеслась по дороге.

– Куда ты так гонишь?! – возмутилась Вивьен. – Незачем привлекать внимание.

Мерлин кивнул и сбросил скорость до тридцати миль в час.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Сьюзен.

– Сначала до ближайшего телефона, нам надо позвонить, – ответила Вивьен. – Я просила кузину Линду взглянуть на архивы ювелиров, а тетушка Зои уже должна была переснять читательский билет в ультрафиолетовом свете. Пока от них нет информации, мы не можем браться ни за что другое.

– Понятно, – произнесла Сьюзен и почувствовала, как при этих словах что-то шевельнулось внутри ее, точно некое живое существо подняло голову с тревогой, но и с надеждой.

Кажется, эта внутренняя сила тоже хотела знать, кто отец Сьюзен. Будто разгадка многолетнего ребуса могла привести ее к… совершенству.

– Торстон и Меррихью наверняка вмешаются, если мы им позвоним, – предупредил Мерлин.

– Знаю, – спокойно ответила Вивьен. – Придется рискнуть.

– При чем тут риск? – удивилась Сьюзен. – Разве они еще не все обо мне выяснили?

– Не исключено, что им не понадобилось ничего выяснять, – веско произнес Мерлин.

– В смысле?

– Мерлин считает, что один из них – либо Торстон, либо Меррихью – может стоять за попытками похищения, – так же спокойно пояснила Вивьен. – Если так, понятно, кто и как заставил тех полицейских стрелять в нас.

– Что?!

– Должна сказать, последние события убеждают меня, что они ни в чем не замешаны. По крайней мере, напрямую.

– Не знаю… – начал было Мерлин, но сестра не дала ему договорить.

– Да, они обленились и готовы заниматься чем угодно, кроме своих прямых обязанностей. Им пора в отставку, согласна. Может, и об отце Сьюзен они знают куда больше, чем говорят. Но это всего лишь халатность, а не прямое преступление. Я не верю, что кто-нибудь из них мог заставить полицейских напасть на нас. Или организовать убийство мамы.

Некоторое время Мерлин молчал, не сводя глаз с дороги.

– Не знаю. По-моему… у меня такое чувство… короче, я их подозреваю. Хотя полной уверенности нет. Они отказываются делать то, что положено, вот это меня бесит. Конечно, скорее всего, тут дело в лености или отсутствии должного внимания, но все же…

– А как насчет порождения котла? – спросила Сьюзен. Перед ее внутренним взором встала картина: странный человек со свернутой набок шеей идет к дому, а по траве тянется его жуткая тень. – Помню, Хелен и Зои говорили, что он не мог выйти из вашего Грааля. Вы в это верите?

– Хелен и Зои куда больше нас знают и о Граале, и о его Хранителе, – ответил Мерлин. – Хотя если честно, я предпочел бы услышать то же самое из первых уст.

– Предки все равно будут проблемой, – сказала Вивьен. – Даже если решат нам помочь, будут действовать по старинке – сор из избы не выносить и все такое прочее. А то еще и попытаются решить проблему с отцом Сьюзен по-старому. Нам надо понять, что…

– По-моему, мне пора к отцу, – заявила вдруг Сьюзен и сама удивилась своим словам, которые вырвались у нее как будто против воли. Она нахмурилась и повторила: – Да, кажется, мне пора к отцу.

– Э-э-э… кузина Хелен считает, что он, возможно, больше не с нами, – напомнила ей Вивьен.

– А я уверена, что он здесь, – возразила Сьюзен. – Не спрашивайте, откуда я знаю, я все равно не смогу объяснить. Просто чувствую, что его сила просыпается во мне, хотя я этого совсем не хочу. Это она подсказывает мне, что я обязательно должна найти его, где бы он ни был и кем бы ни оказался.

– А ты чувствуешь, где он? – спросил Мерлин. – Впереди развилка. До сих пор я удирал от птиц по прямой, но теперь нам пора на что-нибудь решиться. Если у тебя есть идея…

– Север! – выпалила Сьюзен, и ее рука, будто по собственной воле, взлетела с колена и указала направление. – Нам надо на север. Пока все.

– Если твой отец еще существует, Фенрис мог послать и он, – осторожно предположил Мерлин. – По крайней мере, это кажется мне осмысленным. Древний владыка хочет защитить своего отпрыска.

– Но почему он не скажет мне сам? – недоумевала Сьюзен. – Можно ведь позвонить! Или приехать к маме и рассказать обо всем ей. Нет, мне кажется, тот, кто хочет похитить меня, – враг моего отца, а значит, и мой.

– Короче, нам нужен телефон. Срочно! – заявила Вивьен. – Без него мы не получим нужную информацию и будем блуждать в потемках. Телефон – наша главная цель.

– Не забывай следить за птицами, – напомнил ей Мерлин. – И за вертолетом. А еще неплохо бы поменять машину.

Они ехали по проселку – узкой полосе асфальта, где едва могли разминуться два автомобиля. За проволочными изгородями по обе стороны дороги лежали поля клевера и прочих кормовых трав: плоский, как блин, пейзаж не радовал глаз и ничем не напоминал ту добрую старую Англию, которую так любят показывать туристам.

Через заднее стекло автомобиля Сьюзен наблюдала за мурмурацией. Громадное, непрестанно движущееся облако из птиц зависло над лесом: из него то и дело вытягивались черные, слегка мохнатые пальцы, ныряли вниз и – видимо, ощупав почву между деревьями, – снова втягивались в облако.

– По-моему, они уже поняли, что в лесу меня нет, – сказала Сьюзен.

И как только она это произнесла, мурмурация раскололась на четыре облака, и те, все так же пульсируя, поплыли в четырех направлениях: на север, юг, запад и восток. От каждого облака то и дело отделялись стайки птиц, которые носились над дорогами и полями, значительно расширяя территорию поиска.

– Орнитологи описались бы от зависти, – сказала Вивьен. – Слушай, ты вертолет видишь? Я – нет.

Сьюзен внимательно оглядела небо, вернее, ту его часть, которая открывалась ей через заднее стекло.

– Нет, не вижу.

– А вот и телефон, – сказала Вивьен.

Но Мерлин тряхнул головой и решительно промчался мимо телефонной будки, одиноко и горделиво торчавшей на пересечении двух дорог. Будка была жутко современной: сплошь сталь и стекло, словно она прилетела из космоса.

– Мурмурация слишком близко, местность открытая, заметить нас здесь легче легкого, – пояснил он. – Доедем до ближайшей деревни, позвоним из паба.

– Честно говоря, я умираю с голоду, – призналась Сьюзен. – Может, заодно поедим?

– Нельзя задерживаться, звоним и сразу сматываемся, – предупредил Мерлин. – Есть и правда хочется… Ничего, купим сэндвичей или еще чего-нибудь навынос. Нам с Вивьен лучше никому на глаза не показываться. Хотя, вообще-то, полиция ищет мужчину и женщину, а не двух женщин. И уж тем более не трех.

– Меня больше беспокоит мурмурация, – отозвалась Вивьен.

– Птицы уже далеко, – ответила Сьюзен, оглядываясь. – К тому же это птицы, и только. Что они нам сделают?

– Могут оглушить, а то и убить. Только представь, что в тебя врезается тысяча скворцов, да еще с разгону. Сущность, которая может создать мурмурацию и отправить ее на поиски кого-то в чужом мифическом лесу, способна на многое, – сказала Вивьен. – Вот почему мне очень нужен совет одного из старших праворуких.

– Кто бы это ни был, у него наверняка есть котел, – вставил Мерлин. – А значит, собрать живое облако из скворцов – меньшее, чего от него можно ждать. Не исключено, что у него есть под рукой и очередной котлорожденный. Эх, жалко, что мы не знаем, какой именно котел он использует.

– Если предположить, что котел не наш, остается либо Медный, либо Бронзовый, – сказала Вивьен. – Конечно, при условии, что старшие товарищи ничего от нас не скрыли. Давно поговаривают, что Бронзовый котел вовсе не переплавили, как указывается в отчете майора Клейпола. В пятом классе я писала эссе на эту тему. Может, и Медный котел, которого никто не видел со времен римлян, тоже не утрачен. Вдруг тот Древний, которому он принадлежал, заснул в глубокой пещере на две тысячи лет, а теперь проснулся.

– Но почему ему приспичило воспользоваться котлом именно сейчас? – спросил Мерлин. – И похищать Сьюзен? Разве для него – или для нее – не проще было бы похитить ее прямо из дому, до того как она вышла на нас? Почему сейчас?

– Может быть, этот кто-то просто не подозревал о ее существовании, – предположила Вивьен. – Пока она сама не явилась в дом Фрэнка Трингли.

– Но Фрэнк обо мне знал, – возразила Сьюзен. – Он каждый год присылал рождественские открытки, адресованные Жассмин и Сьюзен.

– Знать-то он знал, только другим не рассказывал, – предположил Мерлин. – Держал информацию про запас, как козырную карту.

– В доме Фрэнка были другие люди, когда ты пришла? – спросила Вивьен. – Сьюзен, как ты представилась им – как дочь Жассмин?

Сьюзен задумалась.

– Да, – ответила она. – Мне открыл дверь мужчина, тот, с обрезом в сумке. Странно… но почему-то я почти не испугалась. Сказала, что я Сьюзен Аркшо. И потом, когда я разговаривала с Фрэнком, в доме был еще один человек, телохранитель, наверное. Да, кстати… когда Фрэнк спросил, как мама, он назвал ее по имени. Сказал, что рад меня видеть… и что я выбрала удачное время для визита.

– Фрэнк наверняка перед кем-то отчитывался, и его люди тоже, если не сразу, то потом, – сказал Мерлин. – Допустим, его босс из Древнего мира? Или босс его босса?

– Тогда это первый в истории случай открытого вмешательства Древнего владыки в дела смертных, – заметила Вивьен. – Дегустаторы, подменыши, мелкие феи и полуфеи плюс еще пара-тройка существ, способных принимать человеческий облик, постоянно крутятся около преступного мира. Есть еще Сектанты Смерти, но это не бандиты, скорее террористы. К тому же они поклоняются малым или средним сущностям, из тех, которым нужны человеческие жертвоприношения. Но чтобы с уголовниками связался Древний владыка – такого я не слышала. Зачем это ему?

– Решил получить преимущество, – предположил Мерлин. – На смертных ведь не распространяются ограничения, которыми связаны обитатели Древнего мира. Значит, у того, кому подчиняются и мифические существа, и люди, больше власти, чем у других, так? И больше возможностей для взлома границ, например.

– Верно, – согласилась Вивьен. – Но очень необычно. По крайней мере, было необычно до сих пор.

Судя по ее интонации, она сама не очень-то верила в такую возможность, но мысль зацепила ее, и отвязаться от нее она не могла.

– Как бы то ни было, это никак не влияет на нашу ближайшую цель, – продолжал Мерлин. – Которая состоит в том, чтобы убраться отсюда подальше и вычислить отца Сьюзен…

– И отвезти меня к нему, – добавила Сьюзен.

– Может, да, а может, и нет, – ответил Мерлин.

– А для этого нам нужна информация, – сказала Вивьен, оборачиваясь и улыбаясь Сьюзен, чтобы смягчить резкость последних слов брата.

Сьюзен хотела возразить, что им придется отвезти ее к отцу, иначе проснувшаяся в ней сила просто разорвет ее на части, но смолчала, решив подумать. Кто знает, вдруг то, что она принимает за волшебную силу, на самом деле чужая злая воля, которая проникла в нее извне и принуждает ее поступать к чьей-нибудь выгоде. Может, она стала марионеткой, как те бандиты из Бирмингема или полицейские, стрелявшие в Мерлина на дороге.

Хотя вряд ли. Чувствует она себя прекрасно, память ей не изменяет, и вообще она полностью compos mentis[19]. Тем не менее подумать стоит.

Проселок, по которому они ехали, был совершенно безлюдным – до сих пор им не попалось ни одной машины, однако впереди уже виднелось пересечение с более значительной дорогой, и там автомобили проезжали то и дело.

Вивьен уткнулась в дорожный атлас, Мерлин затормозил у знака «стоп», а Сьюзен смотрела в поле. Оно было точно таким же, как все поля, которые они проезжали прежде, – та же щетина свежескошенной травы, те же валки сена на равном расстоянии друг от друга. И все-таки это поле отличалось от других – посреди него торчало пугало. Странно, зачем? Ведь здесь растет трава, а не зерно. В последний раз Сьюзен видела настоящее пугало в детстве, только оно было не для птиц, а для детей – какой-то фермер смастерил его, чтобы позабавить своих ребятишек. Здешнее пугало было прямо-таки классическим, вылитый Ворзель Гаммидж[20]: набитые соломой штаны и рубаха, вместо головы – подпорченная тыква, глаза – розовые пластиковые формочки с зубчатыми краями, в таких пекут капкейки…

Пугало повернуло голову, и Сьюзен почувствовала, как глаза-формочки уставились на нее.

– Пугало!

Вивьен и Мерлин обернулись. Пугало выдернуло из земли ногу-палку, шагнуло, выдернуло вторую, наклонилось, уперлось в землю руками-палками и побежало, до ужаса напоминая огромное омерзительное насекомое.

– Черт! – вскрикнула Вивьен, а Мерлин нажал на газ и под визг покрышек и возмущенное гудение машин, водителям которых пришлось срочно тормозить или перестраиваться в другой ряд, вылетел на основную дорогу.

Пугало изменило направление и скачками понеслось к ним, но, когда Мерлин обошел тихоходную «фиесту» и еще прибавил газу, оно, видимо, сообразило, что догнать автомобиль не получится. Тогда оно остановилось, выпрямилось в полный рост и, запрокинув назад отвратительную гнилую голову-тыкву, издало оглушительный визгливый вопль, который перекрыл все шумы на дороге.

Потом пугало рассыпалось: палки, солома, старая одежда – все полетело кувырком в том направлении, куда оно бежало прежде, и вытянулось на поле в ровную линию.

– Дозорный, – сказала Вивьен. – Сьюзен, зачем ты смотрела на него?

– Что? Мне было интересно!

– Он почувствовал твой взгляд, – продолжала Вивьен. – Иначе он не заметил бы нас.

– Что делают птицы? – спросил Мерлин. – Будем надеяться, что мы уехали достаточно далеко и они ничего не услышали.

– Птицы разлетаются во все стороны, – сообщила Сьюзен. – Но сюда пока не летят.

– Вряд ли этот дозорный был единственным, – сказала Вивьен. – Если заметишь еще пугало, не надо глядеть на него в упор. На статуи или фигуры тоже не гляди, особенно на причудливые или странные.

– Как я могу не глядеть? – спросила Сьюзен сердито.

Она так вымоталась, изголодалась, вымокла в источнике, а эти двое навалились на нее с расспросами, будто в чем-то подозревают.

– Смотреть можешь. В глаза не гляди, – пояснил Мерлин. – Вот черт!

На дорогу вырулил трактор с полным прицепом сена. Три машины впереди них сразу сбавили скорость – чертова таратайка ползла как улитка, не больше десяти миль в час.

– Ничего страшного, – успокоила брата Вивьен. – Скворцы нас не нашли, вертолета нигде не видно. Порядок.

– Будем считать, что так, – процедил Мерлин, пристраиваясь позади трактора.

И тут же увидел полицейский «форд-гранада», который ехал навстречу им по другой стороне шоссе. Водитель явно не спешил – «форд» двигался плавно, офицеры внутри разглядывали вереницу машин, которые тащились за трактором.

– Сядь прямо, Сьюзен, – сказал Мерлин. – Они ищут двоих, а не троих, помни.

«Гранада» приближалась. Поравнявшись с «капри», она притормозила. Мерлин взглянул на офицеров и улыбнулся, то же самое сделала Вивьен, и только Сьюзен сидела, глядя прямо перед собой. Кто знает, вдруг они тоже дозорные?

Полицейские проехали, и все трое перевели дух. Но как оказалось, рано: черно-белый «форд» резко остановился и, скрежеща колесами, развернулся на пятачке; водитель включил мигалку. Завыла полицейская сирена.

Мерлин нажал на газ, вылетел на встречную полосу и рванул вперед, обогнув трактор и едва не столкнувшись лоб в лоб с «мини». Машинку вынесло на обочину, где она и замерла, увы, не преградив дорогу полицейскому «форду», который уже летел вдогонку.

Мерлин переключил передачу, стрелка спидометра скакнула на тридцать, на пятьдесят, на семьдесят миль в час. Сьюзен показалось, что даже волчица Фенрис не бежала так быстро. Конечно, она ошибалась, просто узкий проселок с щербатым покрытием мало подходил для таких гонок.

– У них ориентировка на эту машину, – буркнул Мерлин, изо всех сил выворачивая руль, когда задние колеса потеряли сцепление с землей при очередном повороте. В изгиб дороги он вошел безупречно, и, если бы они ехали со скоростью тридцать миль в час, все было бы нормально. – Значит, и вертолет скоро вернется. Пристегните ремни.

– На заднем сиденье ремней нет! – завопила Сьюзен.

– Значит, держись, как следует! – рявкнул Мерлин. – Вивьен, сможешь отвлечь их, когда я остановлюсь? Осточертело палить по ни в чем не повинным людям!

– Да! – крикнула Вивьен, которая уже пристегнулась и обеими руками вцепилась в приборную панель. Перчатку она сняла, и было видно, как на обеих руках побелели костяшки пальцев. – Тормози!

– Готовьтесь! – крикнул Мерлин.

Впереди показалась деревня. Дома сбежались к дороге, обступив ее так, что она стала узкой, словно бутылочное горлышко. Влететь в нее на скорости было невозможно. Но, не доезжая деревни, они увидели поворот в поля и услужливо распахнутую калитку.

– Торможу! – заорал Мерлин, ударил по тормозам, перешел на несколько передач назад, дернул ручник и крутанул руль. Машина встала на два левых колеса, замерла – казалось, она вот-вот перевернется, – снова выровнялась и под жуткий скрип покрышек покатилась вспять. «Гранада» должна была вот-вот наехать на них, но Мерлин дал газу, и та промчалась мимо, а «капри» продолжал катиться назад, пока не уперся багажником в ворота. Удар, конечно, оказался чувствительным – ворота разлетелись на куски, багажник смялся, – но могло быть и хуже.

Вивьен и Мерлин оказались на свободе в считаные секунды, ногами выбив покосившиеся двери, но Сьюзен пришлось повозиться. Когда она выбралась сама и вытащила меч, «гранада» уже стояла у обочины. Дверцы автомобиля распахнулись, двое полицейских выскочили, но сделать ничего не успели. Вивьен шагнула вперед, подняла обе руки и набрала полную грудь воздуха. Когда она выдохнула и опустила руки, полицейские упали там, где стояли.

Со стороны это выглядело так, словно по ним выстрелили из оружия с глушителем.

Мерлин нырнул в машину, вытащил оттуда пакет Вивьен и свою расписную торбу.

– Быстрее! Драпаем!

– Куда? – спросила Сьюзен.

Трактор как раз поравнялся с ними и встал, а за ним – все машины, которые плелись у него в хвосте. Люди высыпали из них, желая то ли поглазеть, то ли вмешаться. Фермер выхватил из прицепа металлическую штакетину в форме звезды – видно, собрался воспользоваться ею как дубинкой.

– Сначала вон в ту рощу, – ответил Мерлин и показал на березы на дальней стороне поля. Но роща была совсем небольшой, всего с десяток деревьев, за которыми снова простиралось поле. В общем, укрыться было негде. – Вив, может, отведешь зевакам глаза, чтобы мы смогли пробраться из рощи в деревню?

– Попробую, – неуверенно ответила та.

Фермер с дубинкой наперевес уже шел к ним, за ним – еще двое, причем один держал в руке монтировку.

Мерлин вытащил из сумки «смитон». У Сьюзен даже дыхание перехватило, она едва не завизжала: «Не стреляй!», но Мерлин, направив дуло пистолета в сторону от бежавших к ним законопослушных граждан, выпустил две пули в живую изгородь. Грохот выстрелов, комья земли, летящие во все стороны, и сам вид оружия оказали желаемый эффект. Фермер и его последователи развернулись и во всю прыть кинулись под защиту трактора.

– Бежим, – сказал Мерлин.

И все трое понеслись к роще, огибая обширный участок жидкой грязи посреди поля. Деревья, как и предполагал Мерлин, укрыли их от людей на дороге, но дальше бежать было некуда: сплошное открытое поле.

– Можешь нас спрятать? – обратился он к сестре.

– Максимум на две минуты, – ответила та. – Что толку?

– Этого хватит. – Мерлин показал на узкую тропинку, которая вела через поле и скрывалась между деревенскими домами примерно в пятидесяти ярдах от дороги. Там стоял паб, несимпатичная кирпичная коробка шестидесятых годов, на белой стене которого здоровенными черными буквами кто-то вывел: «Еда». Зато название заведения было написано так мелко, что Сьюзен не смогла его прочесть. – Видите паб? Бежим туда. В нем наверняка есть телефон, мы позвоним и узнаем все об отце Сьюзен.

– Но… там же сейчас полно полиции, – возразила Вивьен. – Может, лучше сдаться…

– Пока они очухаются, пройдет минут десять. Нам хватит, – заявил Мерлин.

– А что мы будем делать, когда они все же очухаются? Сидеть в пабе и отражать осаду? Мы же не можем…

– Нет, – перебил ее Мерлин. – На деревенской лужайке есть пруд. Смотрите в просвет между пабом и соседним домом. Видите?

Вивьен вытаращилась на брата.

– При чем здесь пруд? – не поняла Сьюзен.

– Один леворукий откроет путь, один праворукий пройдет как-нибудь, – отчетливо произнес Мерлин, глядя прямо в глаза сестре. – Я знаю, обычно это делают Торстон и Меррихью, но разве это обязательно должны быть они? Мы тоже сможем.

– И возьмем с собой Сьюзен?

– Куда? – спросила та.

– У тебя есть другой план? – спросил Мерлин, игнорируя вопрос Сьюзен.

– Я же говорю, давай сдадимся полиции.

– Нас ищут птицы, в полях выставлены дозорные. Думаешь, тот, кто охотится за Сьюзен, постесняется выкрасть ее из полицейского участка? А заодно укокошить нас.

– Но она же дочь Древнего владыки! Что, если мы ошибаемся на ее счет?

– Эй! Хватит говорить обо мне так, будто меня здесь нет! – возмутилась Сьюзен.

– Потом объясню, – отрывисто бросила ей Вивьен.

– Пруд – наша последняя надежда, – повторил Мерлин. – Пошли, мы теряем время.

– Гм… – Было видно, что Вивьен колеблется.

Но вскоре она кивнула, набрала воздуха в грудь и, задержав дыхание, вытянула руки вперед, ладонями наружу. Потом медленно опустила их, сведя ладони. Из правой перчатки заструилось серебряное сияние. Вивьен подняла правую руку и положила ее на макушку Мерлина. Сьюзен даже задрожала, когда он вдруг засеребрился с головы до пят и стал прозрачным. Не совсем невидимым – если внимательно приглядеться, можно было различить в воздухе силуэт, – но почти. Затем Вивьен коснулась Сьюзен, с таким же результатом, погладила по макушке себя и побежала через поле к пабу, не оборачиваясь и не переводя дыхания.

Сьюзен последовала за ней и едва не врезалась в Мерлина, но тот видел ее лучше и успел увернуться. На бегу она глянула вниз и чуть не упала, до того странно было смотреть на свои ноги и ничего не видеть.

Они уже были возле паба – тот назывался «Герб Амброуза», – когда прямо перед Сьюзен вдруг возникла Вивьен и остановилась, согнувшись пополам: ее рвало. Освободившись от содержимого желудка, она несколько раз с мучительным стоном втянула в себя воздух. Тут же появился Мерлин. Глянув на свои ноги, Сьюзен увидела, как постепенно проявляются в воздухе ее штаны и ботинки.

– Извините, – выдохнула между тем Вивьен. – Не вышло.

– Ничего, ты пыталась, – ответил Мерлин. – Значит, придется шевелиться еще быстрее.

Сунув руку в торбу, он выхватил «смитон» и ринулся в паб. За ним бежала Сьюзен, последней была Вивьен.

Внутри оказался всего один посетитель: мужчина лет шестидесяти, в рабочей одежде и мятой кепке. Он обеими руками держал здоровенный сэндвич с сыром и пикулями и как раз собирался откусить большой кусок, когда в паб ворвался Мерлин.

– Вон! – скомандовал Мерлин с порога. – Сэндвич оставь.

Мужчина положил на стол сэндвич и смылся.

– Эй! Это еще что за дела? – заорала хозяйка, здоровенная тетка, которая выбежала из-за стойки с фартуком в руках и замахала им на Мерлина так, словно он был вороной, нечаянно залетевшей в паб. – А ну положь!

– Прошу прощения, – сказал Мерлин, переложил револьвер в правую руку, шагнул к хозяйке и вцепился ей в плечо левой, нащупывая нерв. Та взвизгнула, обмякла и начала оседать на подгибающихся коленях. Мерлин, не дожидаясь, пока она упадет, повернул ее лицом к двери и осторожно подтолкнул на улицу.

– Запри дверь! – рявкнул он Сьюзен. – Вив, телефон. Я проверю, нет ли здесь еще кого.

Он подбежал к двери позади барной стойки, прислушался и вошел. Вивьен оглянулась в поисках телефона, ничего не нашла и шагнула через вертушку в соседнюю комнату, поменьше. Сьюзен заперла дверь на замок, задвинула защелки внизу и вверху.

– Сьюзен! – крикнул откуда-то изнутри Мерлин. – Засеки пять минут! Когда пройдут, скажешь! Больше у нас времени нет!

Сьюзен взглянула на свои наручные часы и увидела, что они снова остановились. Под стеклом были видны капли – вода из Источника Морсенны.

– У меня часы встали! – крикнула она.

Мерлин не ответил.

Сьюзен пожала плечами, шагнула за стойку и обнаружила часы там, как и ожидала. Пока она заводила свои часы, за окном мелькнуло что-то темное. Сьюзен испуганно метнулась к окнам, чтобы проверить, заперты ли они, и увидела хозяйку с посетителем, который благоразумно покинул паб по приказу Мерлина. Стоя на той стороне улицы, они что-то рассказывали женщине в черном платье и строгом пасторском воротничке. Та внимательно выслушала их, и все трое направились куда-то быстрым шагом.

– Там викарий! Кажется, они пошли за помощью! – крикнула Сьюзен.

– Как и следовало ожидать, – отозвался Мерлин, подходя сзади. – Кто-нибудь мог воспользоваться полицейской рацией в «гранаде». Эх, зря я ее не испортил. Не переживай из-за часов – времени у нас чуть больше, чем я думал. Вив, ты звонишь?

– Да! – донеслось из малого зала.

– На кухне есть черный ход, – продолжал Мерлин. – Он ведет на автостоянку, за ней есть лужайка и пруд. Дай-ка мне меч.

Сьюзен протянула ему древнее оружие, которое он повесил себе на пояс.

– Но зачем нам пруд? – спросила она, хмурясь.

И опять Мерлин ничего не ответил. На этот раз потому, что засмотрелся в окно.

Сьюзен обернулась. Небо над полями к востоку от деревни закрыла черная туча, и Сьюзен вдруг услышала низкий басовитый звук – это работали тысячи птичьих крыл.

– Птицы, – сказала она. – Скворцы!

Мурмурация шла на них единым фронтом, словно грозовая туча. Время от времени из нее вытягивались щупальца – стайки птиц отделялись от основной массы, стремительно бросались вниз и, совсем чуть-чуть не долетев до земли, скользили обратно, чтобы другие повторили их маневр. Так они обшаривали каждый пригорок и каждую ложбинку, не пропуская ни одного здания, ни одного дерева.

– Вив! Бросай все, бежим!

Эхо крика Мерлина еще металось по пабу, а сам он уже схватил Сьюзен за локоть, оттащил от окна и поволок к двери за стойкой – за ней находилась кухня.

Вивьен ракетой вылетела из кабинета, но Мерлин не стал ее ждать. Он и Сьюзен, едва не спотыкаясь друг о друга, метнулись к черному ходу, вывалились на стоянку и, петляя между машинами, побежали к лужайке. На лужайке был пруд – небольшой, диаметром футов шестьдесят. Камыши, которыми поросли почти идеально круглые берега, отражались в чистой, тихой воде. Сьюзен понятия не имела, почему они мчатся именно к пруду, но, взглянув через плечо, поняла, от чего они убегают: за ними гнались щупальца – плотные, составленные из тысяч и тысяч птиц.

У пруда Мерлин упал на колени, тоже оглянулся и увидел, как черные пальцы птичьей тучи сначала толкнулись в окна паба, потом спустились в дымоход и наконец застучали в дверь. Отдельные птицы разбивались, ломали себе шеи и черными крошками падали на землю, но их место тут же занимали другие: щупальца затягивали их в себя из тучи, пульсирующей над ними.

Гудение давно превратилось в рев, который все нарастал и нарастал.

– Надеюсь, у нас получится, – сказал Мерлин.

Он сорвал перчатку с левой руки. Бледное серебро ладони сверкнуло и исчезло – растопырив пальцы, Мерлин погрузил руку в воду, что-то бормоча себе под нос.

Тем временем туча из птиц опустилась на крышу паба, стекла вниз, на стоянку, снова взмыла и вытянула щупальца в сторону пруда, к трем беглецам. Сотни, если не тысячи, птиц преисполнились решимости врезаться в тела людей. Конечно, многие погибнут, хрупкие тельца не выдержат столкновения, но удары крошечных крепких клювов и коготков, да еще на большой скорости, произведут эффект шрапнели. Так гвозди и болты из самодельной бомбы разлетаются в момент взрыва и калечат, а то и убивают тех, кто оказывается на траектории их смертельного полета.

Тем временем вода под рукой Мерлина раздвинулась, илистое дно пруда словно провалилось, и на его месте оказались вырезанные в земле ступени, которые вели… нет, в это невозможно было поверить… к гостиничной двери с металлической табличкой «617».

Это была дверь номера Мерлина в отеле «Нортумберленд-Хаус».

Мерлин вприпрыжку помчался вниз по лестнице, Сьюзен и Вивьен – за ним. Черный палец мурмурации уже завис над лужайкой, полностью скрыв солнце, рев превратился в грохот. Беглецам показалось, что позади них с неба вдруг низвергнулся водопад.

Мерлин распахнул дверь, обернулся, схватил за руку Сьюзен и потянул ее за собой. За ними вбежала Вивьен. Как только она захлопнула дверь, с той стороны раздался частый стук, словно дверное полотно обстреляли из пулемета: десятки крошечных пернатых тел с разгону врезались в древесину.

И наступила тишина.

– Где мы? – спросила Сьюзен, озираясь.

Было совсем темно, но ей показалось, что ее окружает большое, наполненное воздухом пространство. И очень холодное – от стужи защипало лицо. Единственным источником света была серебристая ладонь Мерлина, к которой через пару секунд добавилась вторая – это Вивьен сняла перчатку. Света хватало лишь на то, чтобы различать в темноте лица да освещать землю под ногами во время ходьбы. Кстати, Сьюзен сразу обратила внимание, что они идут не по жидкой грязи, которая должна быть на дне пруда, а по твердому камню.

– Нигде, – отозвался из полутьмы Мерлин. – И в то же время где-то. В промежуточном пространстве. Вивьен?

Холод уже пробирал до костей. Сьюзен задрожала.

– Вивьен! – еще раз настойчиво окликнул Мерлин, выпустив изо рта облачко пара.

– Мы стоим на невысоком холме. Сейчас ранняя весна, морозы уже отступили, но воздух еще не прогрелся, – отозвалась Вивьен и повела рукой вокруг себя, словно приглашала их насладиться открывшимся видом. – В небе над нами молодая луна и звезды, их яркий свет поможет нам найти дорогу.

Сьюзен моргнула. В небе действительно зажглись звезды, из тонкого серпика молодой луны вниз заструился светлый ручеек, и они внезапно увидели, что стоят на пологом, поросшем вереском холме. Вокруг валялись какие-то камни. За пределами холма по-прежнему было темно.

Ощущение сильного холода тоже исчезло, дыхание стало невидимым: облачка пара больше не вылетали изо рта.

– Старая дорога идет по лугам, старая дорога путь покажет нам, – нараспев произнесла Вивьен и взмахнула рукой, и ее серебряная ладонь вспыхнула ярко, почти как луна или звезда, зато ладонь Мерлина померкла.

Вдруг Сьюзен увидела прямую, точно стрела, дорогу, которая разрезала холм пополам и уходила во мрак. Ее вид неожиданно показался девушке приятным, хотя ничего особенного в ней не было: утоптанная грязь (в достаточном количестве), гравий (в недостаточном) и множество колдобин. На обочинах – цветы, а за ними – тьма.

– Сьюзен, возьми Мерлина за руку. Встаньте оба у меня за спиной, – распорядилась Вивьен, ступила на дорогу и пошла по ней, держа перед собой руку ладонью вперед, так, словно ей необходимо было чувствовать путь, чтобы не столкнуться с невидимым препятствием.

Мерлин правой рукой сжал руку Сьюзен. Его прикосновение придало Сьюзен уверенности, ее ледяные пальцы так уютно легли в его горячую ладонь. Но с места она не двинулась.

– Куда мы идем? – спросила она негромко.

Тишину вокруг нарушали только их голоса и звуки шагов Вивьен.

– К Сильвермиру, – ответил Мерлин тоже почти шепотом. – Во владения Хранителя Грааля. Туда можно попасть через любую воду. Правда, обычно для этого пользуются озером в старой каменоломне, где ловит древнего карпа Меррихью. То есть Предки пользуются. Они открывают путь и ведут туда кого надо. Мы с Вив делаем это в первый раз.

– Сколько еще… долго нам идти? – спросила Сьюзен, пытаясь унять дрожь в голосе, но не смогла – очень уж странным и тревожным было пространство вокруг.

– Бывает по-разному, – ответил Мерлин, но от ее внимания не укрылось, как бегали его глаза, – он явно ждал подвоха от этого нигде, через которое лежал их путь.

– Уже недолго осталось, – заверила обоих Вивьен. Она шла всего в нескольких шагах впереди, но пока ни разу не обернулась. Не обернулась и теперь, когда произносила эти слова. – Только не забывайте: что бы ни случилось, с тропы сходить нельзя.

– Как древняя прямая тропа в Хайгейт-Вуд, – сказала Мерлину Сьюзен. – Здесь тоже бродит какой-нибудь водяной?

– Водяного нет, – успокоила ее Вивьен. – Но сущностей, изгнанных из мира и жаждущих вернуться туда через нас, хватает. Держись тропы и не обращай внимания на их уловки, тогда они ничего нам не сделают.

– Угу, ладно, – буркнула Сьюзен и прибавила шагу, желая оказаться поближе к Вивьен.

Темнота по обе стороны дороги стала еще страшнее теперь, когда она узнала, что в ней точно скрываются опасные твари.

– Мне многое нужно тебе объяснить, – продолжала Вивьен. – Не исключено, что в Сильвермире мы не сможем поговорить. Видишь ли, я сама не знаю, что нас там ждет. Время не всегда движется по прямой, а местами и вовсе ведет себя странно. Раньше, когда я бывала в тех краях, мои спутники могли оказаться и там и не там. И порой мы возвращались порознь.

– Как это? – переспросила Сьюзен с тревогой.

Ее воображению, и без того возбужденному, представилось, как она остается совершенно одна в этой темной пустоте. А вдруг без Вивьен и ее светящейся ладони здесь не будет ни ясного неба, ни дороги?

– Хранитель Грааля сам решает, кому быть в Сильвермире, а кому нет, кого туда приглашать и на каких условиях, – объяснила Вивьен. – Но ты не бойся, туда мы точно доберемся все вместе, а что касается обратного пути, он будет намного легче – об этом тоже позаботится Хранитель. Вот только может случиться так, что мы не сумеем поговорить и будем возвращаться поодиночке. А потому послушай, что мне сказали тетя Хелен и тетя Зои. Раньше нам не хватало информации, зато теперь ее стало так много, что я еще не до конца поняла, как с ней быть. Хорошо, что мы хотя бы знаем…

– Значит, ты до них дозвонилась? – перебил ее Мерлин. – Торстон и Меррихью не заблокировали звонок?

– Торстон вмешался, когда я уже заканчивала разговор. Он был зол и приказал нам идти в ближайший полицейский участок, сдаваться властям и ожидать мудрых наставлений старших, – ответила Вивьен. Сьюзен никак не могла привыкнуть к тому, что она говорит вот так, не оборачиваясь, – от этого голос казался каким-то бестелесным. – Но я успела поговорить с Хелен и Зои, и они бросили все, чтобы заняться нашим делом. Сьюзен, читательский билет был выписан на имя Конистон запятая Рекс.

– Рекс! – воскликнула Сьюзен. – Значит, моего отца зовут Рекс?

– Не совсем, – продолжила Вивьен. – Услышав имя, Хелен вспомнила, где она видела рисунок с портсигара. Это… смотри под ноги!

Сьюзен послушно опустила глаза на задники ботинок Вивьен, но все равно успела заметить огромную тень, заслонившую месяц и звезды, и два глаза – ярких, как бриллианты, завораживающе-фиолетовых. После она смотрела уже только на ботинки. Тень надвинулась и скользнула прочь, но ощущение присутствия осталось, а блеск фиолетовых глаз еще долго преследовал Сьюзен.

– Не смотри по сторонам, и все будет в порядке, – раздался из-за спины голос Мерлина, однако в том, как он мгновенно схватился за меч и крепко сжал руку Сьюзен, чувствовалась неуверенность.

– Опусти глаза. Вивьен говорит правду: пока мы на дороге, нас никто не тронет. Но вот заманить куда-нибудь могут.

– А что это было? – спросила Сьюзен, надеясь, что ее голос звучит уверенно и спокойно, как будто они сидят в гостиной и пьют чай; на самом деле она тряслась от страха, чувствуя, как странная тень крадется в темноте вдоль обочины дороги, шаг в шаг с ними.

– Что-то древнее, давным-давно забытое, вытесненное из мира, – сказала Вивьен. – Не обращай внимания. Так вот, значит, Хелен вспомнила, где она видела этот рисунок раньше. Гравировка на твоем портсигаре – это стилизованный фрагмент работы Тёрнера «Вид Озерного края».

– Ну и что? – спросила Сьюзен.

Не вертеть головой становилось все труднее, очень хотелось увидеть что-нибудь еще, кроме спины Вивьен. Например, те волшебные фиолетовые глаза…

– Опусти голову! – рявкнул Мерлин.

Сьюзен старательно выполнила его команду, чуть не свернув себе шею. Надо же, а она и не поняла, что уже смотрит в сторону… Вот ужас-то!

– Да, Тернер, «Вид Озерного края», – повторила она нарочито громко, чтобы прогнать морок, насланный из темноты.

– Считается, что художник запечатлел вид на Старика Конистона, – продолжила Вивьен.

– Это название горы, знаю, – ответила Сьюзен.

– Верно. Но Старик Конистон – это еще и один из Древних владык. А Рекс по-латыни означает «король».

– Мой отец – Старик Конистон? – вырвалось у Сьюзен. – Н-да, хуже только камень.

Однако слова «Старик Конистон» вызвали в ее душе отклик, точно сила, проснувшаяся внутри ее недавно, опять зашевелилась, чуя приближение своего часа.

– Не думай, что гора – это и есть твой отец, – пояснил Мерлин. – Просто он… как бы сказать… обитает в ней метафизически; в ней сосредоточено его могущество. А что еще говорили тетушки?

– Я только успела спросить про микрофиши документов Харштона и Гула, как сразу услышала о пожаре в хранилище. Уезжая, я попросила кузину Линду продолжить за меня и сообщить тетушке Хелен все, что она выяснит. Оказалось, она не выяснила почти ничего, что само по себе крайне подозрительно. Какой-то очень избирательный пожар.

– Так выяснила она что-нибудь или нет? – спросила Сьюзен.

Ей и без того было невтерпеж смотреть на ботинки Вивьен, а тут еще из тьмы за обочиной донеслась музыка – слабая, еле слышная, но такая веселая, что Сьюзен невольно захотелось повернуть голову в ту сторону, чтобы лучше расслышать и запомнить мотив.

– Она обнаружила вторую копию отпечатанного на машинке документа – список заказов в главной мастерской Бирмингема. В нем, среди прочего, есть два серебряных портсигара, «предназначенных для умиротворения». Оба помечены как «доставленные».

– И что это значит? – громко спросила Сьюзен и встряхнула головой, отгоняя навязчивый мотивчик.

Но это оказалось не так легко: он доносился до нее лишь урывками и оттого казался особенно притягательным. Желание остановиться и дослушать до конца сделалось неотвязным, как зуд. Надо срочно отвлечься, иначе она не вынесет этой муки и взглянет в фиолетовые глаза, ведь они совсем рядом, в паре шагов от нее…

– Но два? Почему портсигаров было два? – спросила Сьюзен и добавила: – Два! Два!

Рядом с ней Мерлин фальшиво запел «Британский деготь для большой души» – арию из комической оперы Гилберта и Салливана «Корабль ее величества „Пинафор“». Сьюзен сначала удивилась – голос ничуть не напоминал тот сочный баритон, который она слышала у него в отеле, но сразу поняла: так легче противодействовать зову сирены из тьмы. Музыка не от мира сего цепляется за верно взятые ноты, а фальшивые и резкие звуки ее отталкивают.

– Нет мифического существа, которое нельзя расположить к себе или, наоборот, отвадить подарком, такова их природа, – ответила Вивьен монотонным лекторским тоном, по всей видимости, тоже для того, чтобы заглушить потустороннюю музыку. – Они обожают драгоценные камни и благородные металлы, а также оружие, которое изготавливают мастера Харштона и Гула для наших сделок.

– То есть книготорговцы пытались организовать сделку между моим отцом и кем-то еще? – почти выкрикнула Сьюзен.

Мерлин и Вивьен не возражали: пусть кричит, лишь бы не отзывалась на соблазн тьмы.

– Верно, но с кем, я так и не узнала, – сокрушенно ответила Вивьен. – Однако я уверена: есть тот, кто это знает. И он – один из наших.

– Торстон, кто же еще, – буркнул Мерлин и, набрав полную грудь воздуха, заорал: – А его ноги всегда готовы дать здорового пинка!

– Возможно, – согласилась Вивьен, – но не обязательно. Этот человек не обязательно из Предков.

– Значит, мой отец – Старик Конистон! – крикнула Сьюзен. – Старик Конистон-он-он!

– Видимо, так, – протянула Вивьен. – Дайте-ка вспомнить «Перечень Древних владык и княжеств Англии». Я уже подзабыла, что там сказано о твоем отце, поскольку он не относится к зложелательным сущностям, которых в мире насчитывается приблизительно шестьсот девяносто, а мы уделяли внимание прежде всего им. По крайней мере, так было в тысяча девятьсот двадцать первом, когда опубликовали последний «Перечень». Пора бы, кстати, заняться его переизданием.

– И не должен он склоняться перед властною гримасой! – заорал Мерлин.

– Как интересно! – крикнула Сьюзен. – Расскажи еще!

Заманчивая мелодия крепла, видимо желая прорваться сквозь фальшивое пение Мерлина, монотонную лекцию Вивьен и вопли Сьюзен. Она была прекрасной, хотя и не полной, и каждая клеточка тела Сьюзен вопила, желая впитать в себя эту песнь, совершеннее которой нет в мире. Но девушка продолжала героически противиться соблазну, открывая рот лишь для того, чтобы покашлять в такт воплям Мерлина, и опустив веки настолько, чтобы видеть только мелькающие впереди ботинки Вивьен.

– Владения Старика Конистона простираются на две лиги к западу и к северу от одноименной горы, а также на две лиги к югу и востоку от озера.

– Сколько это – лига?

– Около трех с половиной миль, – ответила Вивьен.

– Дышать он должен носом и улыбаться ртом, – надрывался Мерлин. – Алеть щеками ярко и хмурить бровь притом!

– То есть включая озеро Уиндермир?

– По моему мнению, западное побережье этого водоема определенно находится под влиянием указанной сущности, – дала исчерпывающий ответ Вивьен. – А-а… Фенрис Онандар Мирр. Священные Волки Англии не признают ничьей власти, но особо могущественный Древний владыка может подчинить их своей воле. На время.

– Волчица, которая похитила меня, точно подчинялась кому-то, – крикнула Сьюзен. – Мерлин думает, что ее мог послать отец. Но я с ним не согласна!

– Умудренная всяческим знанием равнорукая Хелен считает, что твоего отца, скорее всего, уже нет в нашем мире, – все так же педантично-напыщенно ответила Вивьен. Сьюзен едва разобрала ее слова за громовыми руладами Мерлина и соблазнительными трелями сирены. – Иначе ты бы не ощутила пробуждение силы внутри себя.

– Я думаю, он жив! – крикнула Сьюзен. – И никакой силы у меня нет! Просто внутри меня что-то затаилось и ждет. А еще у меня такое чувство, что мне надо к отцу, и как можно скорее. Значит, он еще здесь. Может, это все же он послал за мной Фенрис…

– Твой отец не враг и не властен в древнем Луан-Дуне, – пропел Мерлин все на тот же мотив. – Не убийца он и в котле не варит чудовищ.

– Мой коллега не попал в рифму, но его замечание верно, – прогнусила Вивьен. – Не важно, кто послал Фенрис, но Хранитель Грааля, скорее всего, направит нас к Старику Конистону…

Вивьен исчезла с дороги, не закончив фразы. В тот же миг земля ушла из-под ног Сьюзен. Соблазнительный мотивчик оборвался, тьма отступила, а с ней – и сирена с фиолетовыми глазами. В лицо путникам брызнул солнечный свет, отраженный зеркалом водной глади. Перед ними лежало большое озеро в окружении тростников.

Сьюзен стояла на мелкой гальке, на глубине всего пары дюймов, хрустальные воды озера покрывали ее ступни, крошечные серебристые рыбки сновали вокруг ее ботинок. Впереди тянулся узкий пляж, за ним поднимался берег лесистого острова – а может, полуострова. Не видя, соединен он с большой землей или нет, Сьюзен решила пока считать его островом. Длиной он был около мили, озеро подковой огибало его справа и слева. Что было справа и слева – юг и север или, предположим, восток и запад, – Сьюзен не понимала: несмотря на яркий дневной свет, она не видела солнца, сколько ни крутила головой.

Сзади, теряясь в туманной дымке, лежало все то же озеро. Его простор не ограничивали ни берега, ни горы, ни холмы на горизонте. Значит, это не Озерный край и вообще не Англия. Интуиция подсказывала Сьюзен, что это совсем другое место.

Большой баклан бросился в воду и тут же вынырнул: в его клюве трепетала рыба. Налетел ветерок, покрыв поверхность озера мелкой рябью без волн. До чего мирный пейзаж – просто невозможно представить это озеро бурным, вздувшимся, почерневшим от непогоды.

Наверное, это и есть Сильвермир. Безупречный золотой свет, разлитый в теплом воздухе, и едва ощутимая прохлада, которую приносил ветерок, подсказывали, что это иномирное, мифическое место. Все здесь буквально источало покой, располагало к отдыху. В иное время Сьюзен непременно поддалась бы этому зову, сняла бы ботинки, побродила бы по мелководью, посидела бы на берегу, наслаждаясь теплом и наблюдая за жизнью озера.

Она вдруг поняла, что осталась одна. Вивьен и Мерлин исчезли.

И тут Сьюзен увидела тропу – ровная, утоптанная множеством ног, она пересекала пляж, скрывалась в зарослях ольхи, проходила между двумя стоячими серыми камнями и вела в лес, где в траве синели колокольчики – под дубами и буками, каштанами и рябиной. Мелькнула вспышка зеленого и белого: пеночка.

Сьюзен вышла из воды и ступила на тропу.

Ярдов примерно двадцать тропа шла круто вверх, потом вдруг выровнялась, а лес поредел. Между деревьями торчали серые валуны. Один валун, особенно крупный, был впереди, на нем сидела девочка – черноволосая, темноглазая смуглянка лет девяти-десяти, в платье из домотканой шерсти, босая. Несмотря на бедную одежду, ее запястья украшали массивные золотые браслеты из крученых золотых проволочек, свитых вместе.

На плече девочки сидел серебристо-серый ястребок. Он вцепился когтями в платье девочки, но при этом не задел кожу: на ткани не было крови. Бросив на Сьюзен свирепый взгляд желтых глаз с круглыми черными зрачками, птица взвилась в небо.

Девочка приветственно подняла руку. Сьюзен остановилась, не доходя до камня, и стала внимательно рассматривать ее.

– Здравствуй, – наконец сказала она. – Я Сьюзен. А ты кто?

Девочка встала обеими ногами на камень. У нее были поцарапанные коленки и грязные ступни.

– Я Хранитель Грааля, – произнесла она чуточку нараспев, и Сьюзен невольно вздрогнула – голос девочки был совсем не детским, и уж тем более не девчачьим; низкий и басовитый, он скорее принадлежал мужчине в годах.

– Упс! – произнесла девочка и покашляла, прежде чем продолжить; теперь голос стал выше и тоньше, почти как у ребенка. – Не настроился. Я решил, что, если покажусь в этом обличье, тебе будет легче говорить со мной. И просчитался – видать, слишком давно не примерял эту кожу, так что прошу прощения.

– Ничего, – ответила Сьюзен. Ужасное подозрение охватило ее, и она поспешила развеять его, задав прямой вопрос: – Э-э-э… та птица у вас на плече… это, случайно, не Мерлин?[21]

– Он самый, – ответил Хранитель. – Но не тот. Не Мерлин Сен-Жак. И не его сестра, ибо, я вижу, тебя волнует и ее судьба.

– Где они?

– Здесь.

– Это Сильвермир?

– Да. Озеро, остров и дом. Все это Сильвермир. Хотя разным гостям они предстают в разных обличьях, как и я сам. Например, все Сен-Жаки имеют довольно ясное представление о том, каким должен быть Сильвермир. Таким они его и видят, – продолжала девочка так спокойно, будто вела легкий светский разговор в гостиной.

Сьюзен слушала взрослое объяснение из уст маленькой девочки и думала, что за ее ребяческим обликом скрывается, по-видимому, невообразимо древнее мифическое существо. Может быть, даже Древний владыка. Или Хранитель Грааля – это гибрид человека и мифа, как все книготорговцы? И как она сама…

– Их ожидания, что объяснимо, совпали с ожиданиями Хранителя, и поэтому они получили согласно своему знанию. А теперь идем, – продолжал он.

Девочка легко соскочила с валуна, коротко и озорно улыбнулась. У настоящего ребенка такая улыбка обычно предваряет какую-нибудь безобидную шалость, но, учитывая, кем девочка была на самом деле, было непонятно, чего от нее ждать.

– С тобой ничего не случится, – серьезно пообещала девочка, и улыбка сбежала с ее лица.

Сьюзен удивилась: неужели Хранитель читает мысли? Или она так разнервничалась, что невольно выдала свой страх?

– Здесь ты в безопасности. Ни один враг не доберется до тебя в Сильвермире.

– Ни один мой враг? – повторила Сьюзен. – Значит, их несколько?

– Я так сказал?

– Да. Ты знаешь, кто они? – спросила Сьюзен, и девочка кивнула. – А мне скажешь?

– Скажу, если захочу. – Шаловливая улыбка снова скользнула по ее лицу. – Но пока такого желания у меня нет. Мне не полагается вмешиваться в то, что творится за пределами Сильвермира. И я, как правило, не вмешиваюсь. Ну, разве подтолкну слегка что-нибудь здесь или там.

– Мои враги, – повторила Сьюзен. – Несколько. Давай я сама назову их имена, а ты подмигнешь мне, если я угадаю, ладно?

– Нет, не ладно, – ответила девочка, поморгала сначала одним, потом другим глазом и поскакала по тропинке дальше.

Сьюзен шла за ней, размышляя о том, кто может испытывать к ней вражду, а главное, почему.

Вдруг девочка-Хранитель перестала скакать и прыгать и замерла на развилке двух троп, совершенно одинаковых с виду.

– Куда свернем – налево или направо?

– Не знаю, – ответила Сьюзен. – А куда мы идем?

– Зависит от того, куда ты хочешь прийти.

Сьюзен открыла было рот, но тут же закрыла и крепко задумалась. С одной стороны, ей очень хотелось домой: лечь бы сейчас в постель, накрыться с головой одеялом с муми-троллями, сшитым мамой для нее давным-давно, когда ей было восемь, и лежать, и чтобы Жассмин рассеянно приносила ей холодный чай, заваренный несколько часов назад. Сьюзен нисколько не удивилась бы, если бы оказалось, что странная девочка-фея может исполнить ее желание. С другой стороны, она понимала: мамин дом больше не ее крепость. Камень, пущенный с горы чьей-то рукой, будет катиться, пока не достигнет своей цели, хочет она того или нет.

И потом, есть еще книготорговцы. Да, она сильно сомневается насчет Торстона и Меррихью, но Мерлину и Вивьен верит как самой себе, а равнорукие тетушки Зои и Хелен ее просто потрясли. Может быть, в Старом книжном она будет под защитой, а книготорговцы пока разберутся, что к чему…

Но ни одно решение отчего-то не казалось правильным. Потому что Сьюзен знала, куда ей нужно идти.

Она снова открыла рот и заговорила, решительно и с нажимом:

– Мне надо к отцу. Я уверена, что он не умер и не ушел из нашего мира, или что там еще думают Зои и Хелен. Мне нужно к Старику Конистону.

– Значит, туда ты и попадешь, – ответил Хранитель. – Обе тропинки приведут тебя туда. Вопрос в том, какую выберешь ты.

– А где Мерлин и Вивьен? – снова спросила Сьюзен. Глядя поверх плеча девочки, она пыталась понять, в чем разница между тропинками, и не могла. Обе шли через лес, по обеим, судя по всему, часто ходили. – Какая-нибудь из этих тропинок ведет к ним?

– Нет.

– Но с ними все хорошо?

– Они ужинают.

– Ужинают, – вздохнула Сьюзен и едва не согнулась пополам от боли в желудке, так захотелось есть. Она смутилась и слегка растерялась – как, они еще не завтракали и даже не обедали, а уже время ужинать? – Могли бы и меня подождать.

– Сейчас они не помнят, что ты здесь.

– Что?!

– Тот Сильвермир, который существует для Сен-Жаков, не включает тебя, по крайней мере пока. Я проведу тебя через твой Сильвермир, но здесь нельзя задерживаться, нельзя ничего есть и пить, потому что ты незваный гость. Вивьен и Мерлин получили разрешение привести тебя сюда, но это не дает тебе права быть здесь долго.

– То есть я уйду без них? Без Мерлина и Вивьен? – уточнила Сьюзен дрожащим от волнения голосом, и девочка торжественно кивнула. – А это не тот случай, когда одна тропа приведет меня к моей судьбе, а другая – к вечному проклятию?

– Возможно, судьба и проклятие – одно и то же. Но обе тропы приведут тебя туда, куда ты захочешь прийти сама.

– Дело не в том, куда я хочу! – возмутилась Сьюзен и, набрав полную грудь воздуха, произнесла решительно и четко: – Мне надо к отцу. К Старику Конистону. Мне нужна помощь друзей, Мерлина и Вивьен, так как я верю, что они мои друзья. Но если придется идти одной, я пойду одна. И я выбираю правую тропу.

– Вот и хорошо, – сказала девочка и подмигнула. – Так будет быстрее.

Они повернули направо и пошли по очень симпатичному лесу, где могучие раскидистые дубы перемежались стройными ясенями и рябинами, которые цвели и плодоносили одновременно. Лес был светлым, солнечные пятна лежали на тропе и на траве, сплошной ковер из колокольчиков расцвечивали яркие сполохи чистотела, нежные кустики кислицы, желтые и красные столбики аронника и мелкие голубые цветки бруннеры.

Но Сьюзен устала, проголодалась и вообще измучилась и просто не видела окружающей ее красоты. Она плелась вслед за девочкой, которая то шла быстрым шагом, то бежала вприпрыжку, и тогда Сьюзен еле поспевала за ней. Радостное предвкушение чего-то, которое впервые возникло в лесу Морсенны, никуда не делось, только теперь его заслоняло тяжелое чувство одиночества и страха.

Тропа пошла вверх и скоро привела их на заросшую травой поляну. Девочка пересекла ее и вскарабкалась на большой камень. Весь в пятнах лишайника, он был плоским, как стол, причем, судя по всему, на виду была лишь часть, а остальное скрывалось в земле. Сначала Сьюзен думала, что камень естественного происхождения, но, приглядевшись, поняла, что это обелиск – огромный, больше Иглы Клеопатры, поваленный набок и вкопанный так, что из земли торчала одна верхушка.

– Иди сюда! – позвала ее девочка.

Сьюзен одолела наклонную боковую поверхность обелиска, встала бок о бок с Хранителем и удивилась: за деревьями скрывался другой берег острова. Камень торчал из озера. Примерно в тридцати футах под ними шелестели, накатывая на пляжную гальку, прозрачные волны. Сверху озеро казалось очень глубоким, солнечные лучи освещали лишь верхний слой воды.

Хранитель показал пальцем вниз:

– Тебе туда.

– Что? – не поняла Сьюзен. – Я должна прыгнуть?

Полет обещал быть долгим.

– Можешь, конечно, и прыгнуть, но я не советую, – ответил Хранитель. – А вот если ты шагнешь вперед здесь, то сразу же шагнешь вперед и там.

– Там – это значит к горе? К Старику Конистону?

– Точно, – подтвердил Хранитель. – Вперед.

Сьюзен замешкалась, глядя в темную воду, потом перевела взгляд на девочку-Хранителя, не зная, верить ей или нет.

– Да, – сказала та, шумно выдохнула и с раздражением добавила: – Надо было прыгать сразу. А теперь возникли непредвиденные обстоятельства.

– Какие? – спросила Сьюзен, но девочка вдруг исчезла. Ее не было ни в воде, ни на камне, ни на поляне. Нигде.

Зато был кое-кто другой.

Меррихью, предводительница леворуких книготорговцев, в том же платье и рыболовном жилете, что и в Новом книжном, только на ногах были резиновые сапоги-веллингтоны. Сердито хмурясь, она шла по поляне, давя сапогами траву.

Как только она увидела Сьюзен, в ее руке сверкнуло короткое лезвие. Одно гибкое движение запястья – и нож взвился в воздух и полетел к девушке, так стремительно, что не было времени уклониться. Оставалось только закрыть глаза.

Но цели он не достиг. Нож, который нес неминуемую гибель, вдруг застыл, перехваченный рукой высокого старика с большой лысиной в обрамлении серебристых волос и окладистой седой бородой. Вылитый Чарльз Дарвин с портрета работы Уолтера Уильяма Улесса.

Его выдали непроницаемые черные глаза и тяжелые золотые браслеты. Даже несмотря на перемену пола, возраста и одежды – грубую домотканую рубаху сменил мятый серый костюм, – сомнений не было: перед ними Хранитель.

– В Сильвермире запрещено убивать, – строго сказал он. – Всем, кроме меня. Ты знаешь это, Меррихью.

– А тебе запрещено вмешиваться в дела Сен-Жаков, Хранитель, – парировала Меррихью. – Таков закон.

– За пределами моих владений – да, – согласился Хранитель и подбодрил Сьюзен своей таинственной улыбкой. – Но здесь я сам ввожу законы. А ты, девочка, иди. Просто сделай шаг – и окажешься там, где хочешь оказаться.

– А я пойду за ней! – выкрикнула Меррихью. – И завершу то, что надо было сделать уже давно! Она дочь Древнего владыки, прямая и недвусмысленная угроза для нас!

– Отличное название для книги, – бросила ей Сьюзен. – Предложите его кому-нибудь, жалко, если пропадет. Вы прекрасно знаете, что ни для кого из Сен-Жаков я не опасна. А вы не только грубиянка, но еще и предательница, и Мерлину с Вивьен это известно. Не удивлюсь, если вы убили их мать.

Хранитель Грааля вздохнул – нетерпеливый вздох маленькой девочки сорвался с уст седого мужчины.

Меррихью оскалилась так, что ее губы превратились в две узкие полоски, и сощурила глаза:

– Да как ты смеешь! Я никогда бы такого не сделала! Это было совпадение, иными словами, несчастный случай.

– Вот как? – переспросила Сьюзен. – Значит, вы все знали. А как насчет полицейских, которых послали убить Мерлина и Вивьен?

– Что?

– Сами знаете что!

Левая рука Меррихью скользнула к одному из многочисленных карманов ее жилета, но замерла на полпути – Хранитель Грааля подкинул в руке нож и перехватил его, взявшись за рукоятку.

– Ты – всего лишь маленькое осложнение во время долгой успешной операции, – заявила Меррихью и медленно сделала два шага вперед. – Операции, которая принесла нам огромные дивиденды и принесет еще больше, когда ты перестанешь наконец путаться под ногами.

– Тетушки Хелен и Зои уже идут по вашему следу! – выпалила Сьюзен. – Что бы ни случилось со мной, вы свое тоже получите.

– Ты не имеешь никакого понятия о том, как мы, книготорговцы, ведем свои дела, – ответила Меррихью, подняла руку в перчатке и сделала еще шаг вперед. – Мне подчиняются все леворукие, а леворукие – это исполнители наказаний и исполнительная власть одновременно. Если я говорю им, что надлежит сделать кое-что для пользы Сен-Жаков, они это делают. Хотя, возможно, я поторопилась. Хранитель Грааля не позволит мне причинить тебе вред на его острове. Нам надо успокоиться и поговорить.

Сьюзен поняла, что Меррихью решила задержать ее здесь, раз не получилось убить, и уж точно не для ее, Сьюзен, блага.

– Я дам тебе фору, но совсем крошечную, – шепнула вдруг девочка прямо ей в ухо, хотя седобородый мужчина, похожий на Чарльза Дарвина с ножом в руке, не двинулся с места.

– Я приношу свои извинения за то, что бросила нож, – продолжала Меррихью, подбираясь еще ближе.

– А иди ты к черту! – крикнула Сьюзен, повернулась и шагнула со скалы в воздух. В полете она вскинула руки, а ногами заработала, точно ножницами, – так ее учили прыгать в школе, когда глубина водоема неизвестна.

Переодевшись к обеду, Вивьен и Мерлин стали почти неотличимыми друг от друга: черные смокинги, крахмальные белые сорочки, черные галстуки-бабочки поверх жестких воротничков. Единственная разница заключалась в жилетах: Мерлин выбрал светло-серый, а Вивьен – голубоватый, цвета яиц некоторых пернатых. Они уже съели картофельный суп с луком-пореем и принялись за хорошо прожаренные бараньи котлетки с картофельным пюре и горошком, запивая их бордо 1971 года (этикетка с названием производителя отклеилась) и предвкушая появление столика с десертами в недалеком будущем. Вивьен как раз наполняла вином бокал Мерлина, когда бутылка вдруг дрогнула у нее в руке и замерла под опасным углом: вино еще не текло, но могло в любой момент хлынуть на скатерть.

– Мерлин! Что мы здесь делаем?

Мерлин ел и читал; перед ним, опираясь твердым матерчатым переплетом на хрустальный с серебряными крышечками набор для соли и перца, стоял раскрытый роман Дороти Сэйерс «Возвращение в Оксфорд».

– Что, прости? – рассеянно переспросил он, отрываясь от книги.

Вивьен повторила свой вопрос.

Мерлин перестал жевать, посмотрел сначала на сестру, затем обвел внимательным взглядом комнату: деревянные панели на стенах, шесть столов под белоснежными скатертями, на них – серебро и хрусталь, за ними – ни души. Взгляд уперся в давно знакомый предмет – массивный буфет из красного дерева с серебряной супницей в форме огромной устрицы – и скользнул к высокому продолговатому окну с видом на лес. За окном покачивались кроны деревьев. Неудивительно – четвертый этаж.

– Сильвермир, – неуверенно произнес он. – Верхняя столовая. Мы ужинаем… или обедаем? Мы пришли сюда, чтобы… э-э-э… чтобы…

– Сьюзен, – произнесла Вивьен медленно, обкатывая слово на языке, будто оно было иностранным и она не понимала его значения.

Мерлин побледнел, закрыл книгу и снова огляделся, но так, словно вдруг проснулся.

– Сьюзен, – повторил он. – Мы привели сюда Сьюзен и забыли о ней! Давно мы здесь?

Вивьен со стуком опустила бутылку на стол и встала.

– Нет. Мы были ужасно голодными и сразу пошли есть. А Сьюзен…

Мерлин тоже встал, сунул книгу в торбу из шерсти яка, которую закинул на плечо.

– Надо поговорить с Хранителем Грааля, – сказал он; голос его звучал спокойно, но руки сжимались в кулаки и снова разжимались. – А вдруг… вдруг Сьюзен осталась на дороге?

– Дороги не существует без меня, – ответила Вивьен. – Нет, Сьюзен наверняка вошла с нами. Иначе…

– Иногда я просто ненавижу это место! – выпалил Мерлин со злостью. – Хотя что толку, в следующий раз, когда попаду сюда, я забуду и это.

– Вспомнишь, если захочешь, – раздался голос рядом.

Хранитель Грааля соскочил с большого механического буфета, который поднимал из кухни по дюжине блюд сразу, и теперь стоял перед ними, стряхивая крошки с безукоризненно белой туники римской матроны. Молодым книготорговцам он всегда являлся в обличье немолодой начальницы, строгой, но справедливой и даже доброй, что-то вроде лучшей версии Маргарет Тэтчер. Только глаза оставались черными, а на запястьях висели массивные витые браслеты.

– Где Сьюзен? – тут же спросил у нее Мерлин.

– Сейчас она идет со мной через лес, к Камню Вылета. Тот отправит ее туда, куда она захочет.

– Но… но ведь она должна быть с нами, – возразил Мерлин, ничуть не смущенный известием о том, что Хранитель присутствует в двух местах сразу; в Сильвермире такое бывает, он помнил это по прошлым посещениям. – Она же голодная, и потом, мы должны были решить, что делать дальше!

– Поскольку я ее сюда не приглашала, а право свободного пребывания здесь распространяется только на членов вашей семьи, остаться она не может.

– Ой, а мы… мы… думали… думали… так… так… можно… можно, – вразнобой заговорили Вивьен и Мерлин.

– Да, можно, но только один раз, – ласково ответила Хранительница. – Так или иначе, полагаю, Сьюзен знает, куда она идет и что будет там делать.

– Нет, не знает, – возразила Вивьен. – Мы ведь еще не до конца поняли, что происходит.

– А надо обязательно «до конца»? – спросила Хранительница Грааля.

– Нет, – сказал Мерлин. – Вив! Нам надо на обелиск, быстрее, пока Сьюзен ничего не натворила.

– Надо узнать про котлорожденного. – Вивьен выдернула руку из хватки Мерлина. – Он появился здесь? Из нашего… твоего Грааля?

– Нет. Грааль никогда не использовался для таких целей и никогда не будет использоваться, – решительно заверила их Хранительница.

– А из какого котла он тогда вышел? И в чьих руках он находится?

– Не знаю. Зато я знаю другое: сведения о котлах, которыми располагают Сен-Жаки, не… – Вдруг она умолкла и вскинула руку, между ее пальцами блеснул короткий острый нож, будто она выхватила его прямо из воздуха. – Ну вот, нежелательное осложнение, – капризно произнесла она.

– Это же нож Меррихью! – воскликнул Мерлин. – Она обожает такие, в форме ланцета!

– Меррихью, – повторила за ним Вивьен. – О нет!

– Любит, говорите, ножички? – сказала Хранительница.

Но ответа не последовало. Вивьен и Мерлин уже выскочили из комнаты и понеслись, срывая на ходу салфетки, которые опустились на пол позади них, трепеща уголками, точно перекормленные белые голубки крылышками.

Сьюзен не коснулась воды – по крайней мере, так ей показалось. Просто в один миг она летела, а в следующий уже стояла на твердой земле, вернее, на галечном берегу небольшого карового озера, явно не Сильвермира. Приземлилась она по-дурацки – колени согнуты, руки растопырены. Неудивительно, что бородатый турист, который стоял на коленях перед примусом, как раз начавшим свистеть, при виде ее выронил эмалированную кружку. Кружка упала на гальку и, мелодично побрякивая, катилась, пока не уткнулась в сэндвич, завернутый в пергаментную бумагу.

– Ты что, вышла из… – Турист не закончил и робко указал пальцем на озеро.

Сьюзен не ответила. Неведомая сила текла от ступней вверх по телу, пробуждая радость, дремавшую в ней с последнего дня рождения. Девушка твердо знала: эта сила принадлежит ей, а ее средоточие здесь – в гальке под ногами, во всем. Озерцо за ее спиной – Лоу-Уотер, о чем она узнала, едва приземлившись на его берегу, – тоже часть этой силы, как и второе, к востоку отсюда, известное теперь как Конистон-Уотер, а в былые времена звавшееся Терстейн-Ваетер.

Но лучше всего Сьюзен знала эту гору, на склоне которой она так внезапно появилась. Южнее маленького озера начинался подъем: к вершине вела тропа, зигзагами петляя среди серых каменных осыпей и буро-зеленой травы, а облако, окутавшее чело горы, прямо на глазах у Сьюзен начало стекать в долину.

Старик Конистон приветствовал ее, разгоняя туман.

– Ты вышла из воды, – повторил турист, уже утвердительно. – Но ты не мокрая…

Сьюзен взглянула на себя – и верно, спецовка оказалась не только сухой, но и чистой, точно в пути ее постирали, выгладили и даже заштопали: ни дырок от когтей гоблинов, ни некрасивых складок от зубов Фенрис, ни пятен травы и земли, которые она посадила, блуждая в лесах. Ботинки, обычно тусклые, теперь блестели как зеркало, притом что сама Сьюзен только покрывала их водоотталкивающим средством, но никогда не полировала.

Так-так, значит, Хранительница Грааля принарядила ее для встречи с папочкой. Прямо как шестилетку.

– Ага, – произнесла Сьюзен, пьянея от нарастающего ощущения силы, и посмотрела на солнце – оно поднималось как раз из-за спины туриста, но все еще стояло невысоко над горизонтом.

Значит, сейчас утро, часов девять или десять. А ведь когда Мерлин открыл перед ними дверь в пруду, день клонился к вечеру…

Потерян целый день, а то и больше.

– Э-э-э… доброе утро, – сказала Сьюзен, повернулась и быстро пошла к вершине. С каждым шагом она чувствовала, как сила перетекает из камня в тело, хотя в недрах горы ее все равно остается куда больше. А еще она поняла, что магический поток движется с трудом, будто преодолевает сопротивление иного, встречного течения.

Кто-то не хотел, чтобы отцовская сила перешла к ней. А пока этот процесс не завершится, она остается уязвимой, даже здесь. Кроме того, была еще одна загадка: Сьюзен знала, что отец жив, не уснул и не растворился в безвременье, или как это называется у Древних, и все же его сила перетекала в нее. Почему? И кто противится этому?

– Эй, вернись! – закричал турист. – Погода меняется! Ты слишком легко одета!

Вдруг Сьюзен вспомнила, что за ней гонится Меррихью, которая наверняка уберет свидетеля.

– Это ты уходи с горы! – крикнула она. – Быстрее! Дуй во все лопатки!

Турист отреагировал так, словно на камни у его ног упала выпущенная из лука стрела: подскочил на месте, хрюкнул и, повернувшись спиной к вершине, помчался вниз, перепрыгивая с валуна на валун и поскальзываясь на каменных осыпях. Кружка, непогашенный примус и спальник остались на берегу.

– Будь осторожен! – крикнула ему вслед Сьюзен, сообразив, что ее слова обрели силу приказа. И хотя до полного могущества было еще далеко, уже полученного вполне хватило бы, чтобы подчинить себе любого смертного. По крайней мере, здесь, во владениях Конистона Рекса.

Турист послушно перешел на шаг, но не остановился и даже не оглянулся. Сьюзен почему-то знала, что он придет в себя не раньше, чем доберется до деревни у подножия горы, а может, и позже – у озера в долине.

Ей стало интересно, хватит ли у нее сил разогнать туман на вершине, и решила попробовать. Вскинув руки, она приказала облаку убраться. Ничего не вышло, а главное, не было ощущения электрического разряда в горле, как в ту минуту, когда она прогоняла туриста. Видно, стихии не так легко поддаются убеждению, как люди. Или погодная магия находится на ином, пока недоступном ей уровне.

Сьюзен продолжила путь наверх и, добравшись до ступенек, почти побежала по ним, при каждом шаге упираясь руками в колени. Но вот что странно: она совсем не запыхалась. Конечно, она молода и здорова, но ведь и подъем крутой, а ей никогда еще не приходилось лазать по кручам в такой спешке. Значит, энергию тоже сообщает сила, которая втекает в тело через подошвы, поднимаясь из каменного нутра горы. Несмотря на усилия и спешку, она была свежей, как роза, и бодрой, будто только что встала с постели.

Но вместе с прикосновениями первых редких прядей тумана Сьюзен почувствовала укол – что-то пошло не так. У нее даже голова закружилась – ощущение неправильности наплывало и сверху и снизу. Где-то затаилась угроза.

На горе был тот, кого не должно было там быть, и он желал ей зла.

Сьюзен оглянулась. На берег озера из ниоткуда вышла Меррихью и первым делом пинком опрокинула примус, который бросил турист. Еле слышный свист, на фоне которого текли до сих пор мысли Сьюзен, сразу стих.

Увидев Сьюзен, леворукая достала из-под рыболовного жилета маленький пистолет – совсем как тот, который носил в ножной кобуре Мерлин – и тщательно прицелилась, но потом опустила руку и бросилась бежать. Причина такого поведения была понятна: даже выдающейся представительнице рода леворуких Сен-Жаков с такого расстояния в цель не попасть. Что было совершенно необъяснимо, так это скорость, с которой старая дама неслась вверх по склону, а ведь Меррихью жила как минимум в десять раз дольше, чем Сьюзен.

Девушка рванулась по ступенькам вверх. Карабкаясь чуть ли не на четвереньках, она заставляла себя лезть все быстрее и быстрее. Дышать было тяжело, не только от напряжения, но и от страха. Лопатки сводило в ожидании неминуемой пули, и, хотя Сьюзен призывала туман, вожделенное облако продолжало клубиться на самом верху, посылая вниз лишь отдельные пряди, за которыми нельзя было скрыться.

Но вот тропа резко вильнула вправо, ступеньки закончились. Крутой, покрытый камнями склон без малейших признаков дороги тянулся до самой вершины. Мелкая галька осыпалась под ногами, крупные валуны тоже норовили укатиться и увлечь за собой, так что подъем поневоле замедлился. Зато наконец начал сгущаться туман. Стало прохладно и сумрачно. Ощущение безопасности, пусть и кратковременной, накрыло Сьюзен, и она перешла на шаг, время от времени поглядывая вниз через разрывы в тумане. Ярдах в шестидесяти-семидесяти под ней Меррихью скакала по снаб-женному лестницей участку горы, точно молодая коза.

Заметив, что девушка замедлила движение, она вскинула руку и выпустила четыре пули подряд, перепрыгивая, как ни в чем не бывало, через три-четыре ступеньки кряду. Первые три пули пролетели мимо, с визгом рикошетя от скал над Сьюзен и под ней.

Четвертая зацепила девушку, когда та снова перешла на бег. Сначала ей показалось, будто по внешней стороне бедра, в дюйме над коленом, скользнул обжигающий кусочек льда, потом появилась боль, не сильная, но настойчивая, и вдруг боль разрослась, стремительно, как распускается цветок на кадрах замедленной съемки. Сьюзен даже взвизгнула – не от страха, но от гнева. Взглянув на рану, она увидела, что пуля только оцарапала ногу, а не засела в мышце, как могла бы. Сьюзен поняла, что ранение не опасно, боль вот-вот пройдет, и продолжала бежать изо всех сил.

До вершины оставалось совсем немного, она это чувствовала, как и то, что где-то там ждет ее отец. Надо добраться до него во что бы то ни стало. Но острое чувство затаившейся опасности, того, что где-то опять что-то пошло не так, настигло ее. Хранительница Грааля говорила о врагах, не обо одном, а о многих. Один уже гонится за ней, это ясно. Другой ждет впереди. Но выбора нет, надо бежать дальше. Меррихью хочет ее убить, ясное дело, а вот чего хочет другой враг, надо посмотреть.

До вершины было уже футов двадцать-тридцать. Если она доберется туда раньше, чем ее догонит Меррихью, если дотянется до отца, если вберет в себя больше магии горы, то, может быть, спасется. И тут Сьюзен вспомнила про соль и нож. Ей совсем не хотелось связывать кого бы то ни было клятвой, но если уж выбирать между жизнью и смертью…

Не останавливаясь, Сьюзен достала из кармана нож, приложила его к царапине над коленом и снова спрятала, чтобы Меррихью не увидела. Потом нашарила в другом кармане пакетик с солью, но не остановилась, чтобы раскрыть его – риск был слишком велик, – а, зажав соль в ладони, продолжала карабкаться по каменистому склону.

Мерлин и Вивьен прошли через Лоу-Уотер под звуки выстрелов.

– «Беретта», двадцать пятый калибр, – с ходу определил Мерлин, нагнулся, подобрал что-то с земли и побежал к тропе. Ни стрелка, ни его жертву не было видно – все скрывал густой туман, замедленной лавиной катившийся на них. – Стреляла, скорее всего, Меррихью. Наверное, в Сьюзен. Но туман… при такой видимости даже ей сложно попасть в цель.

Он говорил это больше для того, чтобы утешить себя и Вивьен. Не помогло. Оба ускорили шаг, но почти сразу остановились: гладкие кожаные подошвы лаковых туфель совсем не подходили для ходьбы по камням и траве. Мерлин уселся на землю и принялся развязывать шнурки, запутался, нетерпеливо сдернул с себя одну туфлю, затем другую и отшвырнул их прочь. Вивьен последовала его примеру.

– Ненавижу Сильвермир! – воскликнул Мерлин, вскочил и побежал дальше.

Вивьен за ним. На диком каменном склоне эта парочка смотрелась, мягко говоря, странно: оба в смокингах, крахмальных сорочках и галстуках, при этом босые, ладони светятся серебром в туманном сумраке. Даже цилиндры и белые перчатки и те были при них, несмотря на спешку, с которой они выбежали из столовой в Сильвермире.

Сьюзен почти ползком достигла вершины Старика Конистона, но и там не сразу выпрямилась в полный рост. Туман сгустился такой, что дальше собственного носа ничего не было видно, и все же каким-то чудом она знала: на самой вершине есть каменная плита, а на ней – пирамида из камней. Сьюзен никогда не поднималась сюда раньше, но гора и местность вокруг оказались знакомы ей не хуже, чем родной дом. Она осторожно пошла вперед. Туман вокруг нее расступился, и она оказалась у пирамиды.

Главный суперинтендант Холли сидел на краю плиты, спиной к пирамиде из камней. Одет он был как турист: красный анорак обтягивает дородный торс, в зимние камуфляжные штаны втиснуты крепкие ляжки. Завершали ансамбль дорогущие ботинки «гортекс». По углам плиты стояли еще двое – то ли мужчины, то ли женщины, не поймешь. На них были непродуваемые спортивные костюмы с эмблемой футбольного клуба «Арсенал», на руках – грубые шерстяные перчатки, на ногах – кроссовки, поддельный «адидас». Капюшоны курток стянуты, чтобы скрыть вздутые, иссиня-черные лица.

Сьюзен различила резкие ароматы амаранта и лавра, а сквозь них – зловонный душок гниющей плоти.

Значит, не люди. То есть бывшие люди. А теперь порождения котла.

– Наконец-то ты пришла, – сказал Холли. – Это Меррихью тебя поцарапала?

Сьюзен медленно кивнула. Внутри пирамиды камней был ее отец. По крайней мере, его смертное воплощение – она могла поклясться. А еще она чувствовала: это Холли противился тому, чтобы она вобрала в себя силу горы. Он сумел развернуть магический поток к себе и ни за что не хотел отдавать его обратно.

– Знает же, старая ворона, что ты нужна мне живой, – заявил Холли, и вдруг, без единого слова или жеста с его стороны, котлорожденные ожили и бросились в туман, точно камни, которыми выстрелили из катапульты. – Значит, не будем давать ей второго шанса, верно?

Он встал – пара камней, сорвавшись из-под его ног, покатилась с горы, – потянулся и широко зевнул, подставляя распяленный рот затянутому туманом небу. На запястье мелькнул знакомый серебряный браслет. Сьюзен уже видела его раньше, но только теперь, причастившись отцовской силы, поняла его суть: да, это амулет, но не защитный, а обманный – отводить глаза.

Перед ней стоял не смертный полицейский, а Древний владыка, облеченный в бренную человеческую плоть.

– Зря я тратил время и силы на то, чтобы выкрасть тебя и притащить сюда, ты сама явилась, – продолжил он светским тоном. – Но я боялся, как бы старики-книготорговцы не спровадили тебя на тот свет своим обычным манером – без суда и следствия, чик, и готово. Поэтому пришлось действовать быстро. Конечно, можно было предпринять кое-что и пораньше, но я слишком поздно о тебе узнал – слишком, слишком поздно. Недооценил твоего папашку, а он хитер, сука.

Внизу загремели-засверкали выстрелы.

– Дура Меррихью, притащила с собой какую-то пукалку, – заметил Холли. Его левый глаз как будто потерял фокус: наверное, это им он смотрел через глаза своих мертвых слуг, которых послал вниз. – С одним порождением она справилась бы, хоть сейчас штуку даю, но вот с двумя – шалишь. Тут не пистолет нужен, а топор, и то не всякий.

Сьюзен наблюдала за ним молча. Ее правая рука скользнула к карману для рулетки. Левую, сложив пальцы в кулак, она поднесла ко рту, якобы для того, чтобы прикрыть кашель, а на деле зажала в кулаке пакетик с солью и теперь торопливо отгрызала от него уголок.

– Признаюсь тебе, как на духу, мисс Сьюзен Аркшо, – продолжал Холли, делая к ней шаг и сгибая мускулистые руки. – Я подкрался к твоему отцу и повязал его клятвой, а он крутил роман с твоей мамашкой и так одурел от страсти, что совсем забыл об осторожности. Размяк, как галета в чае. Хотя, справедливости ради, скажу, что без помощи Меррихью, которая заманила его на мою тропу, мне было не обойтись. Но он все равно нашел лазейку и выскользнул. Оказалось, что, несмотря на все мои предосторожности, он может передать свою силу наследнику или наследнице по достижении ими совершеннолетия!

И Холли так двинул мощным кулаком себе в ладонь, что произвел звук, похожий на выстрел.

– Вот почему теперь все утекает к тебе, и даже клятвы, которые на моих глазах принес Конистон, теперь бессильны! Вот незадача так незадача! Но ничего, мы все исправим. Клятвы будут произнесены во второй раз. Уговор вот какой: ты добровольно отдаешь мне всю силу твоего отца, а я оставляю тебе жизнь. Тебе и твоей матери.

Ничто – ни в жесте, ни в голосе – не говорило о том, что все, кого он посылал «позаботиться» о Жассмин, расстались с жизнью при участии хранителей воды, земли и неба. Но Сьюзен все равно поняла, что он лжет. Хотя ее сила только начала расти, она уже могла видеть форму слов своего собеседника – выходят ли они из его рта округлыми, как обточенные водой камешки, или кривыми, как обломки.

– А как же отец? – спросила она и, спрятав руки за спину, посыпала солью пальцы, надеясь, что к ним прилипнет достаточно кристалликов для соединения с ее кровью на ноже.

– Он сделал свой выбор, – сказал Холли. – Отдал тебе все, что имел. Он угасает и скоро совсем уйдет из этого мира. Забудь о нем.

И опять – ложь, но не полная.

– А что будет с его силой, если она не успеет перейти ко мне? – задала другой вопрос Сьюзен. – Если ты убьешь меня раньше?

Холли злобно хрюкнул:

– Испарится. Прахом пойдет. И я буду очень, очень несчастен. Но это уже твой выбор. Твой папаша получил по заслугам, а ты сможешь жить.

– Ты использовал силу моего отца, чтобы связать его нерушимой клятвой, – догадалась Сьюзен и почувствовала, что права, ибо такова была сила ее… вернее, отцовской магии.

Свидетельствовать обеты и делать их нерушимыми. Вязать, но не отпускать. Он был Клятвоскрепителем, и всякий, кто хотел принести вечно нерушимую клятву, обращался к нему. Ее отец был Древним владыкой.

А Холли, наоборот, был злокозненным существом из Древнего мира.

Тем временем здоровяк снова хрюкнул, потом моргнул, слеза затуманила его левый глаз и стекла по красной щеке.

– Конец Меррихью, – сказал он. – Усилий, конечно, потрачено много, но оно того стоило.

– А как же другие книготорговцы? – спросила Сьюзен, делая крошечный шажок вперед. – Предположим, я уступлю тебе власть моего отца всю, целиком. Но ведь они найдут нас обоих и убьют, разве нет?

Холли фыркнул:

– Как ты думаешь, зачем я столько корячился, подчинял себе Древний и Новый миры, подгребал под свою руку всех этих водяных, гоблинов, никкеров и боггартов, йетунов и яллери и прочую нечисть? Думаешь, я просто так связался со страхолюдными наемными убийцами и разной бандитской шушерой из смертной Англии? Я сразу решил разобраться с книготорговцами. Это и есть моя главная цель. Меррихью просто умерла первой. Как и положено дуре.

Меррихью столкнула огромный камень, направив его на второго котлорожденного, но тот оказался проворнее – схватил ее и притянул к себе в тот самый миг, когда по нему проехался камень. Камень раздробил ей ноги ниже колен, и по бедрам текла кровь. Реки крови…

В шести футах от нее ворочался и пыхтел другой котлорожденный, прибитый к земле за локти двумя саксонскими топорами седьмого века, с которыми Меррихью не расставалась – всегда носила их на спине, под жилетом. Но даже древнее, многажды заговоренное железо не могло помешать порождению котла отрывать от себя плоть, кусок за куском, чтобы освободиться.

Из тумана вышел Мерлин с древним мечом в руках, за ним – Вивьен.

– Хорошо, – прохрипела Меррихью и приказала: – Изруби вон того в клочки, пока он не освободился.

Мерлин прошел мимо нее и принялся за кровавую работу. Пока лезвие сверкало, то взлетая, то стремительно опускаясь, Вивьен подошла к Меррихью, взглянула на ее раздробленные ноги, на ручеек крови, текущий по камням, достала флакон со слюной, но, поколебавшись, вернула его в карман.

– Да, знаю, – прохрипела Меррихью. – Поздно, слишком поздно. Но ничего. Я ухожу к Бабушке.

– Нет, – раздался негромкий спокойный голос, в котором, однако, звякнула сталь. Все трое подняли головы. На обломке скалы, которую Меррихью сдвинула с места в отчаянной попытке задавить порождение котла, себе на беду, сидела самая древняя Бабушка. Рыжеватая блондинка в одеянии, похожем на тогу. Рядом с ней, на земле, сидел каштаново-коричневый волкодав и рычал, грозно оскалив клыки.

И пес, и его хозяйка выглядели совершенно нормально, как существа из плоти и крови, а не какие-то там духи или призраки.

– Ты не станешь одной из нас, – продолжила Бабушка. – Ты предала весь клан. Ты умрешь неоплаканной, а твое имя навсегда будет вычеркнуто из свитков.

– Я сделала то, что сделала, только ради Сен-Жаков! – воскликнула Меррихью. – Я ничего не знала про котел и… про другое тоже.

– Ты про маму? – спросил Мерлин.

Он уже прикрыл мелко разрубленное порождение кусками сланца и подошел к Меррихью. Длинный меч небрежно покачивался в его руке как раз над правым глазом его бывшей начальницы. Казалось, он вот-вот его опустит.

– Это было обычное невезение! – запротестовала Меррихью. – Сначала она повстречала Конистона с этой его художницей в Лондоне, потом, чуть погодя, увидела ее снова – без него, но уже с ребенком, и стала наводить справки. Она наверняка пронюхала бы, что случилось с Конистоном, а нам это было ни к чему. Но я не хотела ее смерти, клянусь! И ничего не знала, когда это случилось. Только потом…

Острие меча на дюйм приблизилось к глазу. Лицо Мерлина застыло от ярости.

– Это все Саутхо! Он все подстроил! Он боялся, что Антигона освободит Конистона…

– Саутхо? – переспросила Вивьен. – Лондонский Саутхо?

– Конечно лондонский! – ответил Мерлин. – А есть другой?

Саутхо был самым непримиримым и неугомонным из Древних владык, так что в «Указателе мифических существ» ему отвели целых три страницы. Вообще на территории Лондона их было несколько – Тот, Который За Башней, Зверь Из Кэмдена, Леди Примроуз-Хилла, Лондонский Камень и Ориэл, и с каждым Саутхо постоянно вел жестокую борьбу за расширение своих владений.

– Саутхо обещал нам мир и сдержал свое обещание, – произнесла Меррихью с нажимом. – Никогда за всю нашу историю мы не знали таких спокойных времен.

– И ты могла спокойно удить рыбу, – с тяжелым презрением в голосе закончила за нее Вивьен.

– Нет, не ради этого… вы, молодежь, не понимаете, каково это – постоянно нести на своих плечах такой груз, – прошептала Меррихью, от потери крови ее лицо осунулось, а кожа стала почти прозрачной. – А еще я смогла решать проблемы. Зря вы не сказали мне сразу, кто такая эта Сьюзен… если бы я убила ее… а теперь она попала в лапы к Саутхо…

– Саутхо здесь?

Дрожащим пальцем Меррихью указала наверх.

– Не может быть. Как могли мы не почуять присутствия Древнего владыки… – сказала Вивьен.

– Он носит оберег, – ответила Меррихью, ее глаза перестали видеть внешний мир и сосредоточились на внутреннем. Впервые за много лет она смотрела себе в душу. – Может быть, может быть, я и ошиблась…

Вивьен ждала, что Мерлин вот-вот выпустит рукоять меча и его острие пронзит старухе глаз и мозг. Но он этого не сделал. Вместе с мечом он вдруг растворился в тумане, окутавшем верхушку горы: прыгнул туда и пропал. Вивьен помешкала немного, поклонилась Бабушке и побежала за ним.

– А как же Билли? – прошептала Меррихью, поднимая на Бабушку глаза, которые не видели уже ничего, кроме белого тумана.

Билли звали ее собаку, сучку спаниеля, – она осталась в Вутене, где терпеливо дожидалась возвращения хозяйки.

– Билли уйдет к нам, когда настанет ее срок, – ответила Бабушка. – Она заслужила. Собаки не умеют предавать.

Бабушка свистнула. Волкодав вскочил, подошел к лежащей Меррихью и сдавил ей горло своими мощными челюстями, загасив еще теплившуюся в ней искру жизни.

– Так что ты решила? – спросил Холли и подошел к Сьюзен так близко, что ей стало не по себе – не только потому, что он был таким здоровяком.

– Я не… я не… – мямлила Сьюзен и вдруг прыгнула вперед, выхватила из кармана нож, провела им по пальцам левой руки, чтобы к лезвию успели прилипнуть крупицы соли, и чиркнула им по груди Холли.

Лезвие завязло в анораке, не достав даже до пуловера. Холли захохотал, но Сьюзен ударила снова, на этот раз по руке. Лезвие разрезало плоть, но в ране совсем не было крови.

– Ах, Сьюзен, Сьюзен, храбрая ты девочка, надо отдать тебе должное, – сказал, нахохотавшись, Холли, но тут же схватил ее запястье и сжал с такой силой, что нож сам выпал из руки, а затем спокойно, но с явной угрозой добавил: – Но необразованная. Во-первых, ты забыла сказать слова; во-вторых, меня ты своей клятвой не повяжешь. Я не полузабытая легенда, не мелкая сущность жалкого ручейка, больше похожего на струйку мочи, или стоячего камня, возле которого срут овцы. Я Древний владыка, усекла? Древний, суровый и непреклонный.

И он швырнул ее на землю так, что Сьюзен разбила в кровь обе ладони, которые выставила перед собой с целью смягчить удар.

– Я надеялся, что ты проявишь благоразумие, – завил он. – Но вижу, что с тобой, как и с твоим отцом, по-хорошему не договоришься. Значит, буду действовать силой. Для начала откопаю его самого. Хорошо, что у твоей мамаши такие длинные косы – не придется искать новую веревку.

Он повернулся к каменной пирамиде и вскинул руку – так в гадких старомодных ресторанах, где еще принято давать чаевые за услужливость и расторопность, клиенты подзывают официантов. Сьюзен ощутила, как сила горы потекла через его тело. Холли узурпировал ее силу, силу ее отца. Она не знала, как это прекратить, но попыталась, велев магическому потоку остановиться, вернуться в гору и потечь оттуда к ней.

Холли шагнул к ней и ударил кулаком в ребра:

– А ну перестань!

Сьюзен увернулась, но потеряла концентрацию. Для чего бы Холли ни понадобилась сила, он набрал достаточно.

Он небрежно щелкнул пальцами.

Пирамида взорвалась градом камней, которые полетели в туман. Плита под ней треснула и разошлась, будто расколотая землетрясением.

– Подойди посмотри на папочку, – сказал Холли и шагнул вперед, не сомневаясь, что Сьюзен последует за ним.

Она медленно встала, держась за ребра и изображая страдание, которого не чувствовала. Притворяясь чуть ли не смертельно раненной, она побрела туда, где еще недавно возвышалась пирамида из камней.

– Не трогай, – предостерег Холли, когда она наклонилась за ножом. – Это пройденный этап. Здесь, в долине, есть паб, где подают отличные сэндвичи с беконом и пиво. Ты сможешь там закусить, если поведешь себя благоразумно.

Сьюзен помотала головой и сосредоточилась на том, чтобы перетянуть к себе как можно больше силы. Холли попытался отнять у нее то, что она взяла, но его хватка слабела. Просто у нее было на это право, а у него – нет.

– Вот он, – сказал Холли. – Твой папаша.

Сьюзен заглянула в неглубокую каменную могилу, вырытую в горе, и там, на глубине трех футов, увидела отца.

Старик Конистон был совсем не стар – лет сорок, не больше. Медно-рыжие с серебристым отливом волосы отросли до пояса, почти превратившись в плащ, а бороде – густой, длинной, окладистой – мог позавидовать персонаж Эдварда Лира: сколько в ней поселилось бы жаворонков, воробьев и даже сов! Отросшие ногти на руках загибались вокруг кончиков пальцев. Фиолетовые брюки-клеш почти истлели вдоль швов, удлиненный пиджак покрыла плесень, молнии на сапожках заржавели.

За полуприкрытыми веками были видны серые, как сланец, глаза. Пышные усы скрывали рот. Запястья и лодыжки перетягивали тонкие веревки, пропущенные в железные кольца на болтах, заботливо вкрученных в каменные стенки могилы.

Веревки были свиты из прядей черных, как вороново крыло, волос.

Волос ее матери. Так вот какие узы любви связали Древнего владыку и отняли у него силу – с ними не может тягаться даже древняя клятва на крови и железе, превращающая свободного в раба.

И те же узы держали в подчинении наследницу Владыки, ведь она, наполовину смертная, любила свою мать.

– Трогательно, правда? – произнес Холли. – Как в той истории: она продала свои волосы, чтобы купить ему подарок, не зная, зачем они понадобились мне, а он рискнул всем и приехал в Лондон, чтобы быть с ней. И оба остались в дураках.

– В жизни не слышала такой тупой интерпретации «Даров волхвов», – заметила Вивьен, выходя из тумана и становясь бок о бок со Сьюзен.

Холли выпучился на них двоих, уже занеся кулак для удара. Сьюзен ощутила, как он опять вытягивает силу из горы, несмотря на ее сопротивление. А еще она почувствовала, что он призвал себе на помощь силу издалека. Конечно, здесь она не значила почти ничего, но существ, которые откликались на его зов, было много, так много…

– Вы, чертовы книготорговцы, вечно не знаете, когда…

Мерлин подошел к Холли сзади и, размахнувшись, обрушил на него древний двуручный меч. Раздался оглушительный, жуткий звон металла о металл, голова Холли сорвалась с плеч и, подпрыгивая, укатилась в туман, где потерялась из виду.

Крови не было, совсем. Тело еще немного постояло прямо, потом мягко опустилось на подогнувшиеся колени, и все.

В тумане раздался раскат громового смеха, и голос Холли страшно пророкотал:

– Ну, все! Мое терпение истощилось!

Вивьен, набрав в грудь воздуха, протянула вперед правую руку, ее светящаяся ладонь вспыхнула, серебристый луч отразился от белой стены тумана. Мерлин встал с ней рядом.

– Отошли его прочь, – шепнул он Сьюзен. – Запрети ему вход на свою территорию. Используй магию его настоящего имени. Его зовут Саутхо!

– Он забрал почти всю отцовскую силу!

Вивьен едва не поперхнулась, так трудно ей было сдерживать дыхание. Мерлин оттолкнул Сьюзен и плашмя опустил меч на шею трупа. В воздухе просвистело что-то тяжелое. Оно ударилось о меч, срикошетило с металлическим звоном, гулким, как удар колокола над ухом, и сшибло бы Мерлина с ног, если бы тот не присел так стремительно, что Сьюзен на мгновение увидела вместо него расплывчатый силуэт. Когда предмет пролетал мимо Вивьен, она шлепнула по нему ладонью и выдохнула, причем ее дыхание светилось, как и ладонь. Струйка серебристого пара окутала летучий снаряд, тот кувырнулся в воздухе и убрался туда, откуда прибыл, пробив в стене тумана брешь, тут же закрывшуюся за ним.

Только тогда Сьюзен поняла, что этим снарядом была голова Холли.

– Через пару минут прилетит обратно, – сообщила Вивьен между выдохом и вдохом. – Мы не можем отстреливаться от него вечно.

– Сьюзен…

Она закрыла глаза. Сила горы снова устремилась в нее, наполняя каждую жилку, перед глазами вдруг встали владения отца, от края до края, и она увидела не только землю, но и все живое, что обитало на ней: мужчин, женщин, детей, птиц в воздухе и на ветках деревьев, овец на пастбищах, белок в дуплах, лисиц, зайцев и оленей в лесной чащобе, жаб и змей в траве, а также мифических существ, которых тоже оказалось немало – в озере под горой и в небольших водоемах на склонах жили водяные феи, гоблины-стукачи заселили брошенные рудники, где раньше добывали сланец и медь, на западном берегу озера Уиндермир спала Фенрис… и посреди всего этого, на юго-западном склоне горы, у речушки, которую здесь звали Козьей, чернело неуместное, оскорбительное для взгляда пятно – Саутхо в обличье головы смертного суперинтенданта Холли.

Сьюзен опустилась на колени и вытянула вперед руки ладонями вниз, призывая силу. Она чувствовала сопротивление Саутхо, но право было на ее стороне, и тогда она заглянула вглубь себя, призвав на помощь свою волю. В конце концов, она – дочь своего отца, который завещал ей всю свою силу. Саутхо – просто вор и будет наказан.

Приближение головы первой почуяла Сьюзен. Та плыла по воздуху, словно верхушка незримого айсберга: единственное видимое проявление абсолютно прозрачной сущности, чья мощь складывалась из мелких могуществ иных сущностей, незначительных вассалов, разбросанных по всей стране. Но не только – вторым источником его силы был Бронзовый котел, который давал своему хозяину не меньше, чем все вассалы, вместе взятые.

Саутхо больше не торговался за наследство ее отца – он возвращался с одной целью: убить Сьюзен. За пологом из облаков и тумана голова набирала высоту, собираясь упасть оттуда камнем, как сокол на добычу, так, чтобы ни Мерлин, ни Вивьен не успели оказать сопротивление.

– Голова набрала высоту, сейчас начнет спуск! – предупредила спутников Сьюзен, но сама не открыла глаза и не встала, а, напротив, легла ничком, вытянув руки вперед, точно стремилась слиться с огромной каменной массой под собой. И магия стала прибывать из глубин горы, как вода прибывает сквозь щели в каменной породе, наполняя колодец. Процесс шел, но он требовал времени, а Сьюзен тем временем осознала две важнейшие вещи.

Первая: хрупкий сосуд ее тела не справится с более стремительным магическим потоком. Вторая: вместить в него все могущество Древнего владыки нельзя. Чтобы овладеть всей магией горы, нужно расстаться со смертной оболочкой. Тогда ее тело погрузится в камень, растворится в нем, и она станет мифом, легендой. Позже, много позже, придет время, когда она сможет выбрать себе любое смертное тело, но Сьюзен Аркшо придет конец.

Она сможет стать даже Стариком Конистоном. Если переживет ближайшие тридцать секунд.

Голова Холли поднялась еще выше. Сьюзен чувствовала ее затылком, ведь над горой тоже были ее владения: две лиги на запад и на восток, две лиги на юг и на север, две лиги вверх и две лиги вниз. Магия наполнила девушку до предела, ворочалась у нее в костях, пульсировала в крови, грозя вот-вот разнести хрупкую человеческую оболочку…

Сьюзен продолжала чувствовать голову – та прошла облачный слой и поднималась все выше в ярком голубом небе. Девушка понимала: скопившейся в ней магии недостаточно, чтобы отразить удар, который готовит Саутхо. Она не выдержит, ее слишком мало, и времени нет.

И тут она поняла кое-что еще: не все, что Саутхо говорил об отце, было правдой. Например, отец не выбирал смерть.

Сьюзен схватила валявшийся поодаль столовый нож с единственной заточенной кромкой, подползла к могиле и перевесилась через край так, что чуть не свалилась в нее головой вперед. Она перерезала веревку на одном запястье – буквально с одного касания, словно та была не тверже масла. Отцовские веки дрогнули. Сьюзен перепилила вторую веревку, отец открыл рот и хрипло вздохнул.

Сверху донесся жуткий визг – голова входила в смертоносное пике.

– Прикрой меня! – крикнула Мерлину Сьюзен и, свесившись еще ниже, стала пилить веревку вокруг лодыжки. Едва нож перерезал волоски, как отец сел. Сьюзен занесла нож над последней веревкой…

Меч Мерлина сверкнул, посыпались разноцветные искры, раздался оглушительный грохот. Могучий удар обрушился на спину Сьюзен. Она перевернулась на бок и посмотрела: на нее, скалясь от ненависти, глядела голова Холли.

Из головы торчал меч – он вошел в висок и вышел наружу из челюсти. Мерлин и Вивьен в две руки – серебряные ладони светились, как лунный диск в морозную ночь, – силились оттащить ее от Сьюзен, а голова щелкала зубами.

Вдруг из ноздрей и пустых глазниц черепа повалил жирный серый дым, протянувший свои щупальца к Сьюзен. Это Саутхо покидал свое смертное прибежище – беспримесная мифическая сущность, куда более могущественная, чем Сьюзен, какой она стала и какой могла бы стать в будущем. Девушке не хватало сил на сопротивление, и сущность, зная это, тянулась к ней, ища пути внутрь…

Чья-то рука сжала ладонь Сьюзен. От неожиданности она взвизгнула, но сразу все поняла.

Рука отца, прикосновение которой она ощутила впервые в жизни.

Визг завершился тихим вздохом, и Сьюзен мысленно открыла внутренние шлюзы. Магия, накопленная ею, и магия, похищенная Саутхо, встретились с магией горы, слились в один могучий поток, который хлынул туда, где ему было предназначено течь от века, – так река, размыв искусственную преграду, устремляется в свое исконное русло.

Конистон Рекс вобрал ее в себя и использовал по назначению.

– Прочь, Саутхо! – раздался голос, хриплый от долгого молчания. – Уходи и больше не возвращайся.

Густой серый дым, который уже подобрался почти к самым глазам Сьюзен, с первым звуком голоса Конистона отпрянул, уплотнился в громадного, слегка расплывчатого ворона, не черного, а темно-серого, и взмыл над Мерлином и Вивьен, стоявшими на краю могилы. В небе он раскрыл клюв, каркнул один раз, точно бросая им вызов, но тут же взлетел еще выше и повернул на юг.

А Сьюзен лежала на земле и во все глаза смотрела на отца, который еще не выбрался из своей каменной могилы. Он тоже посмотрел – сначала на нее, потом на себя. Шевельнул пальцами. Ногти отпали, борода и волосы укоротились до средней длины, как у хиппи в шестидесятых, пиджак, брюки, ботинки – все стало как новое.

– Спасибо тебе, дочь, – каркнул он, но даже не попытался обнять ее или выказать приязнь как-нибудь еще.

Сьюзен тоже не спешила с объятиями. Она вглядывалась в отца, отмечая в себе кое-какие его черты, но это было отстраненное, почти академическое наблюдение. Ведь, в конце концов, пусть он ей и отец, они совсем не знакомы. Что-то в его взгляде подсказывало: он думает примерно то же самое. Найти отца – одно, а вот установить отношения с ним – совершенно другое, и, надо признать, это совсем не простое дело. С человеком и то было бы сложно, а тут на тебе – Древний владыка.

Конистон поднял глаза на Мерлина и Вивьен.

– Молодые Сен-Жаки, – произнес он не особенно дружелюбно. – Надеюсь, вы не заодно с той Меррихью, которая заманила меня в ловушку Саутхо, а теперь валяется мертвая на моем склоне? Что за дело привело вас сюда?

– Мы помогаем Сьюзен, – ответил Мерлин. – И вам, сэр.

Конистон медленно кивнул, точно соглашаясь, выбрался из могилы и, помедлив, все-таки протянул руку Сьюзен. Опираясь на нее, Сьюзен встала и сморщилась от боли. В борьбе она совсем забыла и о неглубокой ране над коленкой, и о разбитых ладонях, но теперь, когда самое страшное миновало, боль вернулась.

Древний владыка нахмурился, и Сьюзен ощутила знакомое покалывание в ладонях – это возвращалась магия, перетекая из горы в отца, а из отца – в нее. По ее жилам заструилось утешение, как в детстве, когда ей давали петидин: Кристи, обычно спокойная кобыла их соседа, вдруг взбрыкнула и выбросила ее из седла, так что Сьюзен сломала запястье. Но теперь у нее не просто прошла боль – отец вернул ей крохотную толику той силы, которую забрал недавно. Сьюзен почувствовала, как сила плещется внутри горы, в озерцах на ее склонах и в большом озере у подножия. Удел Конистона был огромным резервуаром силы, и вся она сосредоточилась в человеке, который стоял теперь перед Сьюзен. Так линза концентрирует рассеянный солнечный свет, превращая его в пронзительно-яркий луч.

– Моя дочь пойдет с вами и вернет мне котел, – сказал Конистон Мерлину и Вивьен, передавая им Сьюзен, словно партнершу в танце. Они расступились, и Сьюзен встала между ними.

– А я сумею? – усомнилась Сьюзен.

– Я Хранитель Медного котла, – продолжил Конистон. – Когда враг заманил меня в ловушку и отнял мою силу, он забрал и котел, который отнес в свои владения. Котел надо вернуть и снова захоронить там, где никто до него не доберется. Думаю, книготорговцам по плечу такая задача.

– Да, – подтвердила Вивьен. – По плечу.

– А вы знаете, где сейчас котел? – спросил Мерлин. – Ведь Саутхо сильно расширил свой удел, пока Меррихью… пока мы… ничего не делали.

– Котел найдет Сьюзен, – ответил Конистон. – Я дал ей часть своей силы. Так что смотрите не убивайте ее, как поступили с моим отпрыском в давние, холодные времена, когда мое озеро покрылось льдом от края до края.

– Это были мы? В смысле… нет… мы больше так не делаем. Да и вообще, Сьюзен… – Мерлин с трудом подбирал слова, что было совсем не характерно для него. – Сьюзен – особенная.

– Я устал быть человеком, – сменил тему Конистон. – И потратил слишком много силы. Пойду отдохну в сердце горы, пока год не сменится новым. Спасибо тебе, дочь, за то что освободила меня.

Он наклонился вперед, торжественно запечатлел на лбу Сьюзен поцелуй и шагнул в могилу. Его ноги погрузились в гальку, словно в зыбучий песок.

– Я вобрал в себя тела котлорожденных. Гоблины-рудокопы сожгут их в пламени недр вместе с трупом Меррихью, а пепел рассыплют над бездной такой глубины, что даже я над ней не властен, – сказал Конистон. – А еще я остановил сердца злодеев, которые поджидали Сьюзен внизу.

И он стремительно погрузился внутрь горы, вытянув вверх руки, а когда кончики его пальцев исчезли под мелкой галькой, все осколки, недавно разметанные взрывом, слетелись обратно и улеглись в обычном порядке, так что перед молодыми людьми снова возникла гладкая каменная плита с пирамидкой из камней.

Сьюзен, Мерлин и Вивьен попятились и наткнулись на безголовое тело Холли, которое покатилось по склону вниз и вдруг исчезло, точно растаяло. На камнях остались лишь красный анорак, штаны, пуловер, сапоги и серебряный браслет. Вивьен подняла его, поднесла к глазам, внимательно осмотрела и спрятала в карман.

– Старинная работа, но не Харштон и Гул, – сказала она. – Хорошо, что они тут ни при чем. Хватит с нас и одного предателя.

– Скорее всего, Меррихью действовала в одиночку, – согласился с сестрой Мерлин. – И все же Торстон невольно играл ей на руку своей ленью и отсутствием любопытства. Да и мы все тоже. Никто ведь ни разу не усомнился в приказах Меррихью, верно? Сьюзен, как твоя нога? Нам пора двигать.

– Как, уже? – жалобно спросила Сьюзен.

– Да, – подтвердил он.

– А разве все не кончилось?

– Нет, – хором ответили брат с сестрой.

Сьюзен со вздохом опустилась на камень и вытянула ногу. Столовый нож опять лежал в кармане ее спецовки, хотя она не могла вспомнить, когда положила его туда.

– Вивьен, ты была права, нож мне пригодился. А вот соль, по-моему, нет.

– Погоди, может, сейчас понадобится. – Мерлин вынул из кармана смокинга сверток в пергаментной бумаге. – Кто-то забыл внизу, у озера…

Сьюзен схватила его и мигом сорвала обертку. Внутри был сэндвич: кусок домашнего ростбифа с салатом между двумя ломтями великолепного бездрожжевого хлеба. Откусив кусок, она энергично прожевала его и, проглотив, полезла в карман за вторым пакетиком соли.

– И правда, совсем не соленый! Вивьен, ты чудо.

– Надо было мне приглядеться получше, сберегла бы нам силы, – сардонически ответила та, глядя, как Сьюзен раскрывает сэндвич и посыпает его солью. При этом рука девушки чуть дрогнула, но тут же выровнялась.

– Дай-ка я взгляну на твою ногу, – сказал Мерлин, опускаясь перед ней на колени.

– По-моему, с ней все в порядке, – с набитым ртом выговорила Сьюзен.

Штанина спецовки пропиталась кровью, пуля вырвала из ткани кусок, но боль давно исчезла. Приятная щекотка пробежала по коже, когда кончики пальцев Мерлина скользнули сначала по ткани, а потом и по телу под ней. Левая рука была чуть теплее правой.

Сьюзен поперхнулась, и Мерлин озабоченно поднял на нее глаза.

– Что, больно? – с тревогой спросил он. – По-моему, там нет никакой раны.

– Да, верно, раны больше нет, – откашлявшись, сказала Сьюзен. – Кхе, отец, когда передавал мне магию, все залечил.

– Вот и хорошо. – Мерлин встал. – Нам и правда пора. Я уж думал, не придется ли тебя нести.

– А куда теперь? – печально спросила Сьюзен. – Я уж надеялась, что мы будем жить как люди. Ну, почти как люди, в вашем случае. Разве с Холли… или с этим, как его… Саутхо, не покончено?

– Нет, пока его только выгнали отсюда, – ответил Мерлин. – Он потерял физическую форму суперинтенданта Холли, а с ней и амулет, который отводил глаза всем, кто мог опознать его истинную сущность. Но Саутхо – могущественный Древний владыка, ему подчиняется множество сущностей помельче, и к тому же у него есть котел. Не исключено, что он по-прежнему распоряжается бандитами, это нам еще предстоит узнать. И смертное тело восстановить он тоже может, хотя, наверное, другое. Короче, не так просто сказать, что именно он может. Сейчас куда важнее знать, чего он хочет.

– Он сказал, что похитил у отца его силу, чтобы подчинить себе тварей Древнего мира и, объединив с уголовниками, бросить их против вас, книготорговцев.

– Что?! Надо предупредить всех, немедленно! – переполошился Мерлин и бросился вниз по склону. Тут только до Сьюзен дошло, что они с Вивьен совершенно босые и наверняка уже изрезали о камни все ступни, а к тому же замерзли. Ноги самой Сьюзен мерзли даже в ботинках, ведь под ними не было толстых носков.

– Вы же без обуви!

– Мы в курсе, – ответила Вивьен. – Пошли.

И она припустила следом за братом, размахивая на ходу руками, чтобы разогнать особенно густой туман. Сьюзен побежала за ней.

– А почему вы в смокингах?

– Сильвермир! – откликнулся Мерлин.

– Мы что, опять возвращаемся туда через озеро?

– Ни за что! Там мы опять застрянем и потеряем тебя или кучу времени.

– Значит, ты по мне скучал?

– Да! – ответил Мерлин так искренне, что Сьюзен не смогла найтись с ответом и стала внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не поскользнуться на каменной осыпи и не грохнуться.

При этом она гнала от себя мысль о том, что, видимо, недооценила Мерлина и, может быть, стоит дать ему шанс, вдруг у них что-нибудь получится, а если даже получится не так, как ей хотелось бы, все равно будет здорово, ведь жизнь так коротка…

– Мерлин, куда мы? – крикнула Вивьен, сбив Сьюзен с мысли.

– Вниз, в деревню, – ответил он. – Там есть телефон. Конечно, Бабушка могла уже предупредить Торстона или кого-нибудь из равноруких, но я бы не стал на это рассчитывать. Как думаешь, Вив, когда Саутхо доберется до Лондона… он ведь оттуда?

– О да, один из самых отъявленных тамошних злодеев, – сказала Вивьен и остановилась, чтобы поймать Сьюзен, которая все же поскользнулась и едва не пролетела мимо нее. – Осторожно. Короче, я не знаю, сколько времени ему нужно… бестелесная сущность, вдали от своих исконных владений… нет, не берусь даже предположить. Если ему удастся сохранить облик ворона и скорость, которую он набрал с самого начала, то… часов пять, шесть? Но это если никто не задержит его в пути: он ведь будет пролетать над владениями других Древних.

– Саутхо восемнадцать лет и мытьем и катаньем заполучал себе новых подданных, пока мы, книготорговцы, закрывали глаза на его делишки, – возразил Мерлин. – Кто знает, как далеко теперь простирается его власть и в Древнем мире, и в Новом? И не надо забывать про котел.

– Верно, – согласилась Вивьен. – Сьюзен… где сейчас котел?

– Не знаю… – начала было она, но замолчала, поняв, что говорит неправду. Она знала, где котел, хотя и не могла назвать это место, только описать. – На юго-востоке, далеко отсюда. Наверное, где-то возле Лондона. Под землей, может быть, в пещере… там земля и корни… надо подойти поближе…

Они спускались, туман полз с ними по склону тяжелым и мокрым одеялом. Сьюзен поняла: это работа отца – и не удивилась тому, что на всем пути вниз они не встретили ни души. Автостоянка в Уолна-Скар была пуста, не считая двух «рейнджроверов» последней модели. В синем сидели четверо покойников – двое мужчин и две женщины, в зеленом – трое мужчин. Все были одеты для спорта на открытом воздухе, причем одежда была совершенно новой, с некоторых вещей даже не срезали этикетки. Сьюзен подумала, что они спят, но вспомнила слова отца о злодеях, которые ждут ее внизу.

Мерлин открыл пассажирскую дверцу ближайшего автомобиля и поднял клапан кармана толстой куртки одного из сидящих – оттуда торчала рукоятка кольта 45-го калибра. За голенищем сапога был припрятан нож. В ногах трупа лежал пакет с обрезом. Его спутники были вооружены сходным образом, причем даже не очень прятали свой арсенал.

– Да, твоего отца лучше не злить, – заметил Мерлин. – Я уже жалею, что не спросил его, прежде чем пригласить тебя на свидание, Сьюзен.

– Тебе нужно спросить только меня, больше никого, – ответила Сьюзен. – К тому же обычно приглашаю я сама.

– И что же ты решила, пригласишь меня или нет? – спросил Мерлин и оглянулся.

Сьюзен вдруг показалось, что она попала в роман Бронте – туман, красавец-герой, его обезоруживающая улыбка. Романтика, да и только, если бы не трупы за его спиной.

– «Джен Эйр» всегда нравилась мне больше «Грозового перевала», – задумчиво произнесла она.

– Не понял, при чем тут…

– Если бы мне пришлось выбирать, кого пригласить на свидание, мистера Рочестера или Хитклиффа, я наверняка выбрала бы первого. По-моему, от него больше толку в практических делах.

– Значит, ты согласна!

– Согласна пригласить тебя выпить в какое-нибудь славное местечко, когда представится возможность, – сказала Сьюзен. – А там посмотрим. – И она взглянула на Вивьен. – Возражений нет?

– Нет, – ответила та серьезно. – Ты совсем не такая, как те, с кем Мерлин обычно… ну, то есть Мерлин очень предсказуем в отношениях: вспыхивает, как порох, моментально остывает и сматывает удочки. А тут мне даже интересно посмотреть, что будет дальше. Правда, до этого надо еще дожить.

– Ну, до сегодняшнего дня мы все-таки дожили. – Сьюзен вдруг почувствовала такой прилив радости, что смутилась и поспешила отнести ее на счет их успешного выживания, а не того, что она услышала от Вивьен. По крайней мере, не только.

– Да, спасибо твоему отцу и нашему везению, – сказала Вивьен. – Меррихью не подстрелила тебя лишь по чистой случайности, а Саутхо засунул бы тебя в каменную дыру бок о бок с отцом. Зато теперь нам придется играть против Саутхо на его же поле, в самом средоточии его удела. Это как выманивать медведя из берлоги, только куда опаснее.

– Зато мы не будем одни, – угрюмо ответил Мерлин, выволакивая из машины пассажирку. По тому, как обмякло тело в его руках, было видно, что она не спит, а умерла. – В следующий раз на нашей стороне будут действовать хорошо вооруженные, знающие свое дело, могущественные книготорговцы. Много-много книготорговцев.

– Надеюсь, – буркнула Вивьен.

– Будь оптимисткой и помоги мне, – сказал Мерлин, оттаскивая покойницу в сторону и опуская ее на камни. – Или тебе не нравится синий «ровер»?

– Странно, теперь тебя совсем не волнует, что эти люди мертвые, – заметила Сьюзен. – А я думала…

– Только невиновные люди, павшие от моей руки, являются мне ночами, – торжественно произнес Мерлин. – А эти… их даже нормальными бандитами не назовешь. Видишь татуировки – кольцо вокруг указательного пальца? Это поклонники Культа Смерти, те, кто согласился служить Саутхо по доброй воле, зная его истинную сущность. Всегда найдутся такие, которые заделаются сатанистами или друидами и будут приносить в жертву других людей – благо злодейских тварей из Древнего мира, жаждущих безвинно пролитой крови, тоже всегда немало. Кольцо на указательном пальце значит, что он убил мужчину, на большом – женщину, ну а на мизинце – ребенка. Но я просил помочь Вив. Тебе не надо с ними связываться.

– Да ничего, все нормально, – ответила Сьюзен и обошла машину, чтобы заняться покойником с другой стороны. – То есть ненормально, конечно. Но я справлюсь. К тому же у них такой мирный вид, будто они и правда спят. Ведь он же мог так сделать? В смысле, усыпить их, а не убить?

И тут у нее буквально перехватило дыхание: нахлынуло понимание того, что происходило с ней и вокруг нее в этот момент. Она тащит из машины мертвеца, одного из семерых, которых хладнокровно, не моргнув глазом, убил ее отец. Как муху прихлопнул. Конечно, судя по татуировкам, им и самим доводилось убивать, но значит ли это, что они заслужили смерть? Она сама осталась жива лишь чудом: если бы пуля Меррихью вошла на дюйм глубже, то перебила бы бедренную артерию и Сьюзен истекла бы кровью на этой горе…

Мерлин подошел и обнял ее. Она уткнулась лицом в его грудь, и ей стало легко и спокойно. Но она тут же оттолкнула его:

– Нет, все нормально, нам же надо… ехать, да?

– Да, – подтвердил Мерлин. – Дать тебе книжку почитать?

– Где ты ее взял?

– В Сильвермире. Там есть библиотека. Мне кажется… ну, в общем… садись на заднее сиденье, почитаешь, пока будем ехать.

– Я не могу читать в машине, трясет. Но все равно спасибо. А мы… а ты угонишь машину, и мы поедем на ней в Лондон?

Мерлин помотал головой:

– Нет, только до ближайшего телефона. Надо предупредить наших, к тому же нас с Вивьен почти наверняка ищет полиция. Раньше Меррихью утрясала такие проблемы с Министерством внутренних дел, но на этот раз вряд ли успела. Если вообще хотела. Пошли.

Четыре трупа легли рядком у обочины. Мерлин, подумав, снял с трех теплые анораки, один взял себе, два отдал девушкам. Потом с вожделением поглядел на теплые ботинки, но все же решительно тряхнул головой:

– Надеть куртку после покойника – еще полбеды, но носки с башмаками – это уже слишком… Придется раздобыть что-нибудь в деревне. А вот ружейный чехол я, пожалуй, возьму – для меча сгодится. Зачем лишний раз пугать местных?

Они собрали оружие сектантов и уложили в багажник «ровера». Мерлин запер его на ключ, а потом сделал то же со второй машиной, где, глядя на свет невидящими глазами, тоже сидели покойники.

– И незачем соблазнять их оружием, особенно детей, – сказал он и уселся в водительское кресло синего «ровера»; Вивьен села назад, добродушно подтолкнув Сьюзен к переднему сиденью.

– Скоро сюда пожалует местная полиция. Правда, пока твой отец держит их на расстоянии, но я не знаю, как долго это продлится.

– Пока не поднимется туман, – машинально ответила Сьюзен; почему-то теперь она видела все очень ясно, по крайней мере, в пределах отцовских владений. – То есть часа через два с половиной.

Мерлин посмотрел на нее и завел двигатель:

– Может, нам нужно знать что-то еще?

– В «Черном быке» под горой делают отличные сэндвичи с беконом, – ответила она. – А рядом есть телефон.

Оказалось, что Бабушка все же предупредила Торстона, и тот очень тяжело воспринял известие о тайных делишках Меррихью и ее сговоре со злым Древним владыкой, пусть и ради блага Сен-Жаков. Даже сообщение о ее смерти расстроило его меньше.

– Кажется, он отдал трубку кузине Сэм, а сам пошел складывать пирамиду из вторых и третьих изданий Диккенса и Троллопа – на первые все же не покусился. Теперь он сидит внутри, не выходит и не отвечает на вопросы, – сообщила Вивьен. – Тетушка Эванджелина уже едет из Вутена, чтобы принять командование праворукими, а… леворукими пока управляет кузина Уна, которая проинструктировала инспектора Грин. Полиция больше не ищет нас, а Грин отправила за нами полицейский вертолет из Каттерика. Он заберет нас прямо отсюда и доставит в Лондон.

– А что слышно про Холли… в смысле Саутхо? – спросила Сьюзен с набитым ртом.

Сэндвич с ростбифом, который она съела на горе, был, конечно, божественным, особенно с добавкой соли, но не мог утолить ее голод, как взмахи крыльев бабочки – потушить пожар.

– Пока ни слуху ни духу, в городе тихо. Но наши все равно объявили готовность номер один. Хелен и Зои поднимают все материалы по Саутхо, какие у нас есть. Уна разослала бригады к нашим обычным подозреваемым с целью выспросить у них все, что им может быть известно, а сама собирается к Бабушке. Грин объявила в розыск Холли на случай, если Саутхо вернется под этой личиной, и выставила полицейские посты во всех наших локациях, под предлогом угрозы ИРА – вдруг Саутхо натравит на нас бандитов.

– Что, ирландские террористы угрожают книжному магазину?

– Среди наших постоянных клиентов есть высокопоставленные персоны, – объяснила Вивьен. – Так что в этом есть смысл. Половина палаты лордов покупает книги в Новом книжном. А вот чем Грин объяснила необходимость охраны Вутена, Торн-Холла и мастерской в Бирмингеме, ума не приложу. Хотя это, конечно, второстепенные мишени. За последние годы Саутхо изрядно расширил зону своего влияния, но исторически источник его могущества где-то в Барнете. Хелен и Зои сейчас ищут это место. Это значит, что большинство его вассалов и слуг сосредоточены в Северном Лондоне и в его окрестностях.

– Что-нибудь еще, дорогуша? – спросила жизнерадостная хозяйка «Черного быка», принявшая их так, словно они были членами королевской семьи, которые путешествуют инкогнито, но не очень скрывают свое истинное «я».

Мерлин и Вивьен не сразу поняли, что радушие хозяйки в основном направлено на Сьюзен – еще одна часть ее магического наследия. Впрочем, сама Сьюзен тоже не сразу это сообразила.

– Нет, миссис Стейпл, спасибо, – ответила она.

Имя женщины буквально соскочило у нее с языка, и Сьюзен вдруг поняла, что знает по именам всех, кто живет в деревне под горой. Странное ощущение. Хорошо еще, что народу в пабе было мало. Туман накрыл всю местность, от вершины горы до озера. И те, кто приехал в Конистон на отдых, и местные, похоже, решили не высовывать нос на улицу.

Наверняка и это было делом рук отца. Даже констеблей из полицейского участка в Эмблсайде едва допросились – надо же кому-то приглядеть за мертвыми телами на парковке, пока Грин организует настоящую зачистку. Парни были местными и отчего-то совершенно не желали приближаться к Старику Конистону в такую погоду. Вероятно, сказывался побочный эффект слов Конистона, когда тот отправил Саутхо восвояси. «Прочь!» и «Убирайся!» как будто еще висели в воздухе.

– Я только что поняла: меня ведь, наверное, уволили с работы, – сказала вдруг Сьюзен. На такую мысль ее навело созерцание пустой кружки из-под пива, которая стояла у нее перед носом и ожидала ловких рук хозяйки, которые унесут ее на помывку. – Вот черт! А день сегодня какой? Вторник?

– Среда, – поправила ее Вивьен. – В Сильвермире мы провели два дня.

– Я была там несколько часов, не больше, – возразила Сьюзен.

Мерлин что-то буркнул в ответ.

– «Дважды коронованный лебедь», такой хороший паб, – вздохнула Сьюзен. – Хотя сейчас, наверное, не время жалеть о том, есть у меня работа или нет.

– Ты еще можешь вернуться. Просто укажи нам дорогу к котлу и отправляйся по своим делам, а мы с этим таинственным дерьмом, как сказала бы Грин, уж как-нибудь сами…

– Что? По-твоему, я могу вернуться на Милнер-сквер и жить так, словно ничего не случилось? Пить чай с миссис Эл и болтать о погоде? – (Брат и сестра смущенно переглянулись.) – Что такое?

– Ты не знаешь, – сказал Мерлин. – Миссис Лондон больше нет. Котлорожденный убил ее.

– Ой! Ой, бедная миссис Эл! – воскликнула Сьюзен. – С кем же останется Мистер Нимбус?

Пару минут они сидели молча. Сьюзен вспоминала, как миссис Лондон приносила ей чай, как была добра к ней. Ее спутники думали о том же.

Первым прервал тишину Мерлин – стал постукивать тапочками, которые принесла ему и Вивьен миссис Стейпл. Когда они обувались, Сьюзен очень удивилась тому, что ноги у обоих вовсе не изрезаны камнями, как она предполагала, а лишь поцарапаны, и то не слишком сильно. Но Мерлин заявил, что стрелы Род Альфара, те действительно причиняют вред, а все остальное – мелочи.

– Перестань стучать! – велела брату Вивьен. – Раздражает.

– А мне помогает думать, – огрызнулся тот, но перестал, зато защелкал зубами.

– Ты это нарочно, чтобы меня позлить, – заявила Вивьен.

– Что? Да я просто думаю! – возмутился Мерлин, но перестал клацать.

– А как книготорговцы вообще расправляются с Древними владыками? – задала вопрос Сьюзен. – Судя по всему, просто отрезать голову – еще не решение проблемы.

Мерлин посмотрел на Вивьен.

– Способов много, – смущенно ответила та. – Но по-моему, здесь не самое подходящее место для таких разговоров.

– Ну вряд ли отец слушает, – ответила Сьюзен и удивилась: до чего странно было говорить «отец». – Он, конечно, здесь… но не совсем. И не совсем спит, а… просто находится в покое.

– Вот именно в такое состояние нам и предстоит погрузить Саутхо, – сказала Вивьен. – Чтобы он пребывал в дреме, но не до конца года, а дольше. Намного дольше. Сама я никогда в этом не участвовала, даже со стороны не наблюдала. За всю мою жизнь книготорговцы еще не сталкивались ни с одним Древним. Наверное, Саутхо их усмирил – часть его сделки с Меррихью. Но есть одна процедура, или, скорее, обряд, совершение которого требует присутствия как минимум девяти праворуких, трех равноруких и стольких леворуких, сколько найдется, чтобы отбивать атаки вассалов Древнего владыки, пока все не кончится. Однако совершать обряд нужно в локусе силы Первого, иначе не подействует. Обычно такое место помечено чем-то конкретным: скалой, или горой, или источником, или хотя бы стоячим камнем.

– Но вы еще не знаете, где локус Саутхо.

– Может, и знаем, – отозвался Мерлин. – Он ведь есть в «Перечне», значит праворуким известен его изначальный удел, его границы, а может, и сам источник силы. Вся штука в том, чтобы найти нужную запись.

– Вряд ли все будет так легко, как ты говоришь, – мрачно заметила Вивьен. – Саутхо не просто иномирная сущность. Он необычен даже по меркам Древних. Он владеет котлом, а значит, обладает могуществом, о котором мы ничего не знаем…

– Хорошо, что теперь это не наша проблема, – перебил сестру Мерлин. – Тетушки, дядюшки и старшие кузены и кузины разберутся с Саутхо и отнимут у него котел. А мы сядем в вертолет и спокойно полетим домой, где, будем надеяться, все снова станет тихо и мирно. И тогда мы со Сьюзен сходим куда-нибудь.

– Пью за тишину и покой, – сказала Сьюзен и вылила себе в рот последние капли пива «Олд Пикьюлиар» от Тикстона.

Вертолет – «Пума НС МК 1» британской королевской авиации – опустился на поле за «Черным быком», едва рассеялся туман. День был пасмурным, солнце лишь изредка прорывалось тут и там через облака. Чаще всего лучи освещали вершину Старика Конистона, но Сьюзен не знала почему – по воле ее отца или по чистому совпадению.

Старший офицер, которая прибыла с командой вертолета, подбежала к Мерлину, Вивьен и Сьюзен, сверила свои описания с тем, что видела, подробно изучила удостоверения сестры и брата.

– Взрывчатка, ручные гранаты, петарды при себе есть? – закричала она сквозь грохот мотора и пропеллера.

Непрозрачное забрало ее шлема было опущено, скрывая лицо, но, судя по тону, любые шутки на эту тему не встретили бы у нее понимания.

– Нет! – крикнул в ответ Мерлин и кивнул сначала на свою шерстяную торбу, а потом на ногу – небольшое вздутие на лодыжке свидетельствовало о наличии пистолета. – Только огнестрельное оружие. У меня. Девушки не вооружены. И еще меч в сумке.

Сьюзен протянула офицеру сумку вперед.

– Меч? Это еще… хотя, ладно… главное, взрывчатки нет. Был у меня однажды инцидент с одним из ваших. Чуть всех не угробил.

Никто ей не ответил, поскольку «один из ваших» наверняка был не книготорговцем, а кем-то из МИ-5 или МИ-6 – тоже засекреченных подразделений, хотя и принадлежащих к вполне нормальному миру.

– Головы чуть пригните, приседать не нужно, – крикнула офицер. – За мной.

Она подвела их к распахнутой двери вертолета, сквозь которую были видны двойной ряд скамей посреди прохода и натянутые между ними сетки, на которые можно было опереться спиной. Кое-где над скамьями висели наушники, шнуры уходили к потолку.

– Двое на одну сторону, один на другую! – скомандовала офицер. – Наушники надеть, пристегнуться!

Первой в вертолет забралась Вивьен. Мерлин и Сьюзен поднялись за ней и сели рядом, с одной стороны. Как только все расселись, офицер закрыла дверь, уменьшив уровень шума с оглушительного до переносимого, хотя и раздражающего, и села на свое место. Ее кресло у левой двери было приподнято над полом и повернуто вперед. Значит, из всех пассажиров хороший обзор будет только у нее.

Надев наушники, Сьюзен удивилась тому, насколько эффективно они глушат шум. Она заметила, что командир пристегнулась целой системой широких ремней и лямок, похожей на конскую упряжь, тогда как у них были только узкие ремешки, которые застегивались на бедрах. Пока Сьюзен застегивала ремень, в наушниках что-то щелкнуло, и она услышала другой женский голос, с характерным акцентом, таким же, как у командира.

– Добрый день. Поскольку нас предупредили, что полет пройдет инкогнито, я не буду представлять себя и свою команду. Скажу лишь, что с Мел вы в надежных руках. Пожалуйста, внимательно изучите инструкцию по безопасности, которую она вам даст, и следуйте ее указаниям. Время полета составит ориентировочно один час и пятьдесят минут, после тринадцати ноль-ноль мы совершим посадку на аэродроме Нортхолт королевских ВВС. В столице сегодня пасмурно, моросящий дождь, однако никакими неприятностями, кроме плохого настроения, это нам не угрожает. Чай и печенье в полете подаваться не будут, если, конечно, вы не захватили свои. Устраивайтесь поудобнее и получайте удовольствие от полета.

В наушниках снова щелкнуло и стало тихо, турбина над их головами уже не ревела, а выла, в иллюминаторах стремительно мелькали лопасти. Командир протянула Сьюзен инструкцию, которая состояла в основном из картинок.

– Прочитай и передай дальше. Во время полета с места не вставай, ремень отстегнешь, только когда я скажу.

За всю жизнь Сьюзен только раз летала на самолете – в Дублин на каникулы, ей тогда было одиннадцать. Инструкция безопасности для вертолета ничем не отличалась от той, которую она долго разглядывала тогда на борту VC-10. Поэтому она просмотрела картинки, убедилась, что ремень застегнут как надо, бросила взгляд на дверь, чтобы понять, в какую сторону та открывается, и передала инструкцию Мерлину.

Вертолет оторвался от земли, набрал высоту и взял курс на юг – и все это раньше, чем Мерлин успел познакомиться с требованиями безопасности. При этом летательный аппарат накренился, показав небо, но когда Сьюзен оглянулась, то, глядя поверх плеча Вивьен, заметила внизу зеркальный блеск – озеро Конистона. Что-то шевельнулось в ее душе, потеплело, мелькнула мысль: «Это мое». Но тут же пришла тревога: мозг не справлялся с потоком информации, полученной за последнее время.

В детстве, мечтая о встрече с отцом, Сьюзен неизменно наделяла его лучшими чертами, которые подсмотрела у отцов своих друзей. Она представляла его моряком, который ушел в дальний рейс, и его судно потерпело крушение в теплых морях. Он уцелел, единственный из всей команды, но оказался на необитаемом острове, где и живет с тех пор, а когда его наконец спасут, он вернется домой. Или еще лучше: ее отец – герой, потерявший память, как в фильме «Случайная жатва»[22], но он тоже все вспомнит, вернется к возлюбленной и обнаружит, что его ждет не только она, но еще и прелестная дочурка.

Но даже в самых диких своих фантазиях она и близко не подходила к тому, с чем столкнулась на самом деле, а прием, оказанный отцом, нисколько не соответствовал ее детским грезам. Сьюзен чувствовала разочарование и боль. Похоже, отцу наплевать, есть у него дочь или нет, и о Жассмин он не сказал ни слова, будто ее и не было никогда. А если точнее, он, похоже, видел в Сьюзен некую проекцию себя вовне.

– Моя дочь пойдет с вами и поможет вернуть котел, – шепнула она, забыв про микрофон, торчавший возле уголка рта.

– Что такое? – услышала она голос командира. – Не забудьте, у нас общая связь, и я не хочу слышать больше того, что мне положено, ясно?

– Извините, – сказала Сьюзен.

Мерлин посмотрел на нее, улыбнулся и провел сомкнутыми в щепоть пальцами вдоль губ – рот на замок. Сьюзен кивнула. Разговаривать не хотелось. Она положила голову на плечо Мерлина, а спиной прижалась к Вивьен. Мерлин достал из торбы книгу.

Глаза Сьюзен невольно забегали по строчкам, и скоро она поняла, что речь идет о приключениях Харриет Вейн, хотя этого романа Дороти Сэйерс она не знала. Мерлин любезно наклонил книгу так, чтобы ей было удобно, хотя его это наверняка раздражало – сама Сьюзен терпеть не могла, если ей заглядывали через плечо, когда она читает. Однако Мерлину не пришлось долго терпеть: не успел он перевернуть первую страницу, как глаза Сьюзен закрылись и она уснула.

Немного погодя – сколько времени прошло, она не знала – ее разбудил голос пилота в наушниках.

– Всем привет. Посадка на военном аэродроме Нортхолт отменяется. Получено указание высадить вас в Барнете, восточнее Тоттеридж-Грин. Диспетчерская служба дала добро. Поступила также информация о том, что зона посадки будет охраняться силами полиции и структуры либер меркатор, хотя кто это такие, я не знаю. Пассажирам поручено передать следующее: локация Саутхо – Тоттериджский Тис в Барнете. Повторяю: локация Саутхо – Тоттериджский Тис в Барнете.

– Понято, – отозвался за всех Мерлин. – А вам… э-э-э… сообщили детали приближения к месту посадки? Необходимо избегать пролета над… э-э-э… локацией.

– Гм… Нет, такой информации у меня нет. Только координаты зоны посадки. До снижения остается пять минут.

– Если вы заметите перемену погоды или необычные атмосферные явления, настоятельно рекомендую… э-э-э… уходить в сторону, или какой там есть технический термин.

– Диспетчерская служба дает нам коридор для передвижения, выходить за его пределы нельзя. Сейчас проверю.

Сьюзен подалась вперед и заглянула в иллюминатор, испещренный крапинками дождя, но не увидела ничего, кроме плотных серых туч. Чтобы разглядеть землю, надо было расстегнуть ремень безопасности, встать и подойти к иллюминатору. Вряд ли командир позволит ей это, да и вообще, идея не лучшая.

– Впереди действительно наблюдается необычное погодное явление – локальный сгусток тумана между нами и зоной посадки, но мы обойдем его, отклонившись от прямого курса футов на двести. Зона посадки – за ним.

– Обогните его, пилот! – рявкнул Мерлин. – Вив! Ты чувствуешь что-нибудь?

– Древний, – отозвалась Вив и ткнула пальцем вниз. – Саутхо.

Вертолет летел прежним курсом.

– Пилот, поворачивайте!

– Мы прямо над ним, полет нор…

Белизна закрыла иллюминаторы так внезапно, словно на вертолет спустилось облако ваты. В следующее мгновение всех подбросило от толчка, будто кирпич врезался в дверь машины на полном ходу, потом еще один и еще. Удары сыпались градом, заглушая все, даже шум вертолета.

В наушниках Сьюзен раздались голоса, торопливые и путаные, но потом снова зазвучал голос пилота – отрывистый, но спокойный.

– Атака птиц! Снижаемся! Приготовиться к…

Туман расступился, и в стекло прямо перед Сьюзен ударилась птица, запачкав его перьями и кровью. Значит, пернатые одна за другой врезались в обшивку вертолета. Вертолетный двигатель тонко выл, винты сбивались с ритма.

Мерлин сорвал с себя наушники и крепко затянул ремень. Сьюзен, глядя на него, сделала то же самое, спиной чувствуя, как Вивьен повторяет ее движения.

– Всем нагнуться вперед! Обхватить колени руками! – крикнула командир, затянула свою ременную сбрую и скрестила руки на груди, ухватившись за верхние ремни и вытянув вдоль них большие пальцы.

Птицы все бились в вертолет, стуча по обшивке, точно крупный град. Внутри потемнело: слой крови и перьев облепил иллюминаторы, а там, где еще оставались просветы, все скрывал туман.

– Можешь что-нибудь сделать, Вив? – крикнул Мерлин.

Из-за шума Сьюзен едва различала его голос.

Вдруг двигатель хрюкнул, закашлялся и умолк. Винты вновь изменили ритм, замедляя вращение, словно забыли, как это делается. Вертолет стал поворачиваться вокруг своей оси, хвост вертелся, как взбесившаяся секундная стрелка.

– Нет! Слишком тяжелый! – заорала Вивьен.

– Мы уходим в штопор! – услышали они голос командира. – Приготовиться! Пр…

Вертолет ударился о землю, заскользил по ней под скрежет сминаемого железа, с грохотом врезался во что-то, перевалился с боку на бок и замер. Сьюзен швырнуло на Мерлина, но тот сидел, вцепившись левой рукой в стойку скамьи, и был недвижим, как скала.

Все замерло. Птицы больше не бились в борта, не стучал двигатель, не гремели винты. Только стонал покореженный металл да пронзительно выла сирена.

Мерлин опомнился первым и огляделся. Вивьен вытянула со скамьи ноги, почти упершись ими в противоположную дверь, и уже расстегивала ремень безопасности. Сьюзен лежала на спине и тоже боролась с ремнем. Командир экипажа висела на своей сбруе и кричала в микрофон. Пилоты не отвечали.

Книготорговец расстегнул ремни, извернулся, встал обеими ногами на спинку скамьи и начал толкать левую дверь вертолета, которая оказалась над их головами. Дверь со стороны Вивьен вмялась внутрь, в корпусе зияла щель, через которую в салон набилась трава и земля.

Командир тоже освободилась от ремней, встала ногами на спинку своего кресла и помогла Мерлину открыть дверь. Потом она сложила руки в замок, чтобы подсадить его, но Мерлин просто подпрыгнул, уселся на краю и оттуда протянул руку Сьюзен. Но Сьюзен сначала передала ему сумку с мечом, а когда он отвернулся, чтобы бросить ее на траву, выбралась сама.

Дым тонкими струйками вползал в пассажирский отсек. Снаружи его было еще больше: широкие черные струи льнули к обшивке и уходили в небо, мешаясь с туманом. Лопасти воткнулись в землю, одна торчала вверх, словно рука утопающего.

Туман скрывал от глаз все вокруг, но вертолет, кажется, упал на поле, вернее, на луг, где было много камней.

– Прыгай на землю и убегай! – крикнул ей Мерлин, а сам помог выбраться сначала сестре, потом командиру экипажа.

Сьюзен спрыгнула, но убегать не стала, а подошла к кабине, заглянула внутрь и невольно поморщилась: вертолет врезался в скалу, кабина была смята и сплющена так, что едва не вдавилась в пассажирский отсек. Валявшиеся кругом куски металла, обшивки и плексигласа были в крови и перьях.

Приглядевшись внимательнее, Сьюзен поняла, что там есть не только птичья кровь, и сразу отвернулась. Живых точно не было.

К ней подбежала командир экипажа и уставилась на обломки. Прошло несколько секунд, прежде чем Сьюзен решилась взять ее за руку.

– Мел… тебя ведь так зовут? Мы им уже не поможем.

Мел медленно кивнула, встряхнулась и, кажется, только теперь заметила дым, который сочился из всех щелей покореженной обшивки, клубами валил из дыры на месте хвоста и из пробоины позади кабины пилотов. А туман продолжал сгущаться. Он обступил место катастрофы такой плотной стеной, что выжившим казалось, будто в мире нет больше ничего и никого: только они и обломки вертолета.

– Не поможем, – дрогнувшим голосом повторила Мел, но справилась с собой и уже тверже добавила: – Надо отойти подальше.

Сьюзен пошла за ней. Мерлин и Вивьен тоже шли, но как-то неуверенно, то и дело озираясь, словно разведчики на вражеской территории. Мерлин нес в правой руке сумку с мечом, а левую не вынимал из торбы – наверняка сжимал револьвер, вглядываясь в туман. Вивьен шагала медленно, вытянув вперед правую руку, точно нащупывала путь.

Вдруг брат с сестрой переглянулись. Не было сказано ни слова, но Сьюзен почувствовала: что-то произошло. Что-то изменилось в окружающем их мире, и хотя с виду все было как раньше, она знала: что-то не так…

Едкий дым пыхнул ей в лицо, заставив закашляться. Он пах не только расплавленным пластиком и разогретым металлом, но и палеными перьями и горелым мясом. Сьюзен невольно вспомнила кафешку на Милнер-сквер – там подавали жареных цыплят, но убирались так редко, что вонь от прогорклого жира, подгорелой курятины и паленых перьев вырывалась на улицу. Сьюзен всегда переходила на другую сторону улицы, чтобы не вдыхать эту адскую смесь.

– В жизни не видела такого густого тумана, – заметила Мел. – И птиц в тумане… и… а где мы вообще?

Сьюзен огляделась. Туман застилал даль, но вокруг места катастрофы нагретый пожаром воздух раздвинул его белесые стены. Стало ясно, что вертолет лежит почти на опушке дубравы – высокие, раскидистые деревья росли необычайно плотно. Луг был диким: травянистые кочки чередовались с камнями, крупными и не очень. Странное зрелище для Тоттериджа, пригородного поселка в черте Большого Лондона: здесь жили небедные люди, и уж лужайки перед их домами наверняка соперничали по гладкости с ковром. А тут еще эта скала, в которую врезался вертолет, – в любом приличном лондонском пригороде ее давно разбили бы на части, а обломки вывезли куда подальше.

– Где мы? – повторила Мел и остановилась, оглядываясь. – Мы все время летели вдоль трассы. Там еще большие дома по обе стороны… ничего такого мы не видели…

Она взмахнула рукой, указывая на лес и поле. Туман всколыхнулся от резкого движения. Вокруг ничто не говорило о присутствии людей, а тем более о близости большой дороги.

Все вздрогнули, когда внутри горящего вертолета грохнул взрыв. Машину не разорвало на части, обломки не полетели в разные стороны, рассыпая искры, как обычно бывает в голливудских боевиках, но звук означал, что огонь добрался-таки до пассажирского отсека. Температура горения, видимо, повысилась, языки пламени побелели, а струйки дыма, тянувшиеся вверх из щелей, стали свиваться в единую серо-черную колонну, которая поднялась над машиной и смешалась с туманом.

Удивительную тишину нарушал только гул и треск пламени. Ни человеческих голосов, ни шума автомобилей слышно не было.

Вдруг что-то шевельнулось в тумане, на самом краю видимости. Мелькнула и пропала огромная собака.

– Волк, – произнес Мерлин. – Огня боится.

– Какой еще волк? – не поняла Мел. – О чем ты? – Она запнулась, но тут же заговорила снова, видимо, больше для того, чтобы успокоить себя, чем что-то доказать другим. – Кто-нибудь наверняка уже позвонил в девять-девять-девять. Может быть, Тед передал сигнал бедствия… тогда за нами прилетят, скоро… Мы вряд ли отклонились больше чем на пятьсот ярдов от намеченного места посадки, полицейские, которые ждут нас там, наверняка слышали удар, огонь виден даже сквозь туман…

– Боюсь, что некоторые проблемы… э-э-э… локального характера могут воспрепятствовать нашему скорейшему спасению, – извиняющимся тоном произнес Мерлин и добавил: – Оставайтесь на месте, сержант.

– Что, черт возьми, происходит?! – накинулась на него Мел.

– Перед вылетом вы наверняка подписали обязательство о неразглашении государственной тайны, – сказал Мерлин. – Оно касается того, что происходит с нами сейчас. Никуда не уходите, помощь придет так быстро, как возможно.

– Я должна найти телефон и позвонить…

Долгий подлаивающий вой перебил ее на полуслове. Источник звука был совсем рядом, за стеной тумана. Едва вой стих, как в ответ раздался другой, дальше.

– Волки, – ошарашенно протянула Мел.

– Да, – отрывисто бросил Мерлин, точно спешил куда-то. – Оружие есть?

– Откуда? Мы же в Англии, а не в зоне военных действий.

Мерлин нагнулся и вытащил из ножной кобуры «беретту», держа ее стволом вниз.

– Думаю, огонь их отпугнет, – сказал он. – На всякий случай возьми вот это. Предохранитель здесь. Для выстрела курок надо взвести. Держи вот так, иначе при обратном ходе затвор сдерет тебе кожу.

И он вручил Мел пистолет вместе с запасным магазином, который достал из шерстяной торбы.

– Стреляй только в самом крайнем случае, – добавил он. – А лучше затаись и не высовывайся.

– А вы что будете делать? – медленно спросила Мел.

– Нам надо пойти и разобраться кое с кем, – ответил Мерлин и, открыв сумку, вынул из нее меч. К его удивлению, вид меча вывел Мел из состояния ступора, грозившего смениться паникой.

– Это что, спата? Римский кавалерийский меч?

– Вроде того, только ковали его в седьмом веке, – сознался Мерлин. – А ты откуда знаешь?

– Я исторический реконструктор, – с гордостью заявила Мел. – Легионер римского легиона, первый век нашей эры. Но у меня, конечно, гладий.

– Гладий у меня тоже есть, только дома, – ответил Мерлин. – Но этому мечу он в подметки не годится…

Вивьен подошла и дернула Мерлина за рукав.

– Точно. О мечах в другой раз, – сказал он. – А пока делай, как я сказал: не высовывайся и сиди тихо. Пошли.

Последнюю команду он адресовал Вивьен и Сьюзен, произнеся ее таким тоном, будто это они всех задерживали. Вивьен фыркнула, а Сьюзен подняла бровь.

– Что такое? – переспросил Мерлин. – Я говорю: за мной!

И все трое ушли в туман.

Они ушли совсем недалеко от места катастрофы, когда Мерлин вдруг присел и показал остальным, что надо сделать то же самое. Сьюзен опустилась на корточки рядом с ним. Все ее чувства были обострены до предела. Туман мешал и видеть, и слышать, но почему-то она все равно знала, что Медный котел совсем рядом, всего в двухстах или трехстах ярдах от них. Как именно она получала это знание, Сьюзен и сама не могла объяснить.

– О’кей, теперь, когда Мел нас не слышит и, следовательно, не вырубится от ужаса, обсудим план, – тревожно зачастил Мерлин.

– А вдруг вырублюсь я, откуда ты знаешь? – возразила Сьюзен. – Где мы? И что происходит?

– Мы в изначальном уделе Саутхо, – прямо сказала Вивьен. – Который он вынул из времени. Вместе с нами. Примерно так было с тобой и Мерлином на Майской ярмарке.

– Но он совершил большую ошибку, забрав нас с вертолетом, – продолжил Мерлин. – Из-за тебя, конечно. Он знал, что ты на борту, и хотел сделать тебе гадость.

– Почему ошибку? – не поняла Сьюзен. – Он же чуть не поубивал нас всех…

– «Чуть» не считается. К тому же мы оказались внутри его удела именно в тот момент, когда Саутхо удалял его из времени, – объяснял Мерлин. – Тетушка Эванджелина и кузина Уна уже занялись его возвращением, мы сразу это почувствовали. И теперь мы – часть вражеской силы внутри осажденной крепости. Пятая колонна! Троянский конь! А…

– Но ведь он наверняка знает, что мы здесь, – возразила Сьюзен. – И не просто где-то в его уделе, а вот в этой самой точке. Когда мы были на Конистоне, я все время знала, где находится каждая живая тварь – на самой горе, возле нее, у озера.

– Он сейчас занят, – сказала Вивьен. – Праворукие возвращают удел в Новый мир. Чтобы оказать им сопротивление, нужна вся его сила. Надолго это не затянется – минут пятнадцать, не больше. Наши, конечно, победят, но, чтобы уж наверняка, надо помочь им изнутри.

– Думаешь, всего пятнадцать? – вмешался Мерлин. – Не больше?

– Нет, не больше. – Вивьен протянула вперед правую руку таким жестом, точно взвешивала что-то на ладони. – А может, и меньше.

– Что будет, если они не смогут вернуть удел? – спросила Сьюзен. – И нас тоже?

– Мы останемся здесь, – ответила Вивьен, оглядывая стену тумана, которая не становилась реже. – Вообще-то, нам уже пора видеть кое-какие признаки возвращения… Но Саутхо мощнее, чем я думала. Наверное, котел поддерживает его силы.

– Ну, останемся мы здесь, и что? – продолжила допытываться Сьюзен.

– Все будет как обычно в стране фей, – ответила Вивьен, не переставая крутить головой. – Растяжение времени. Часы здесь – месяцы там. Дни здесь – годы там. А то и века.

– Саутхо сразу убьет нас, – возразил Мерлин. – Так что о времени можно не думать.

– И что же делать? – спросила Сьюзен.

– Искать локус Саутхо, – ответила Вивьен. – Отвлечь его. Чем больше своей силы он использует против нас, тем меньше ее останется для сопротивления праворуким…

Что-то выскочило на них из тумана.

Мерлин развернулся, словно пружина, и выхватил меч. Вивьен откатилась в сторону, стянув с правой руки перчатку и затаив дыхание. Сьюзен упала на спину, но тут же сгруппировалась, перевернулась на четвереньки и отползла за большой камень. Выглянув оттуда, она не увидела ничего, кроме вихрения тумана, но зато услышала ворчание какого-то зверя, хруст, с которым врубился во что-то меч Мерлина, и его крик:

– Вяжи его! Вяжи!

Сьюзен схватила с земли камень побольше и, держа его прямо перед собой, кинулась в туман. Вдруг прямо на нее, казалось, налетел Мерлин – правда, он не мог налететь, потому что был прижат к земле тушей огромного медведя. И не простого медведя, а котлорожденного: вместо головы – полуобглоданный череп, с которого клочьями свисала шкура. Один глаз превратился в кровавое месиво – это уже постаралась Вив, на скорую руку, так сказать, – зато второй горел медно-красным огнем.

Мерлин взмахнул мечом – клинок расплылся в стремительном движении – и отсек здоровенный кусок гниющей плоти от бочкообразной грудной клетки. Но зверь даже не заметил этого. В смерти он стал проворнее, чем был когда-либо при жизни. Мерлин успел увернуться от ответного удара лапой, но наступил на камень, потерял равновесие, и, хотя оправился почти сразу, потерянного мгновения оказалось достаточно – медведь схватил его за лодыжки и повернул.

Сьюзен услышала, как затрещали кости, и завизжала так, что совсем заглушила крик боли самого Мерлина. Она бросила камень в голову медведю, целясь в оставшийся глаз. Зверь отшвырнул Мерлина и двинулся на нее. Сьюзен попятилась и…

Между ней и зверем встала Вивьен с воздетой правой рукой. Ладонь уже не просто светилась, а испускала яркий серебряный луч, отражавшийся от пластов движущегося тумана, как от больших белых экранов.

Медведь замер на месте, словно окаменел.

Лоб Вив покрылся бусинами пота, щеки запали, на шее выступили веревки жил – с таким усилием она удерживала дыхание. Борьба с Саутхо за сознание медведя могла продолжаться лишь до тех пор, пока она не выдохнет.

– Сьюзен! Вяжи зверя! – Мерлин попытался встать, но ничего не вышло: переломанные ноги гнулись, словно тростинки. Тогда он пополз к медведю, волоча за собой ставшие бесполезными конечности.

Сьюзен выхватила из кармана столовый нож. Кровь на нем давно засохла, вряд ли сработает. Полоснув себя отточенным лезвием по ладони и не обращая внимания на боль, она зажала нож в окровавленной руке, а второй, сухой, стала шарить по карманам в поисках соли.

Вивьен упала на колени и уперлась левой рукой в землю. Правой она, дрожа, все еще преграждала путь рожденному котлом зверю.

Сьюзен нашла в кармане монеты, носовой платок и даже ключ от дома. Она испугалась: может быть, память ей изменяет, и Вивьен дала не три пакетика соли, а два…

И тут она нашарила его в самом углу кармана, выхватила, оторвала уголок зубами и, раскрыв окровавленную ладонь, насыпала соли в ложбинку между большим и указательным пальцем. Так фокусник прячет в ладони платок, готовясь удивить публику.

Вивьен поперхнулась, но не опустила руку.

Сьюзен взяла измазанный кровью и солью нож в правую руку и, шагнув к неподвижному медведю, приложила клинок к массивной груди, к ране, которую нанес Мерлин.

– Я твоя хозяйка! – выкрикнула она. – Ты повинуешься мне!

В тот же миг Вивьен выдохнула и без чувств упала на землю.

На горе Сьюзен, все вышло не так, как при попытке подчинить себе Саутхо. Теперь она сразу ощутила эффект. Резкая боль вспыхнула между глаз, точно вдруг защемило нерв, а вместе с болью пришло ощущение связи между ней и стоявшей перед ней тварью. Сьюзен увидела, как странный красно-золотой огонь, отблеск Медного котла, заменивший зверю живую волю, покинул его глаза и поднялся над головой в виде тонкой пламенной нити – та уходила вверх, в туман, словно именно там находился тот, кому теперь подчинялось порождение котла.

А еще она увидела бесформенную тень, которая темной лужей легла вокруг лап медведя, – душу зверя, вернее, ее оскверненный остаток, который сила котла выдавила из плоти, не полностью уничтожив связь между ними.

Сьюзен полностью сосредоточилась на медведе, стараясь вырвать его из-под власти другого кукловода. Вдруг ее затошнило, вокруг все завертелось, она поняла, что смотрит глазами медведя, но в тот же миг чья-то сила вытолкнула ее из головы зверя, и Сьюзен вернулась в свою собственную.

Рядом, прямо над ее ухом, раздался наглый голос Холли, который по-хозяйски заявил:

– Это мое! Мое!

За ним стояла немереная сила Саутхо.

Он был слишком силен для нее. Одной ей не выстоять, а главное, она и не хотела. Краткий миг власти над несчастной тварью оставил у нее неприятное послевкусие, и Сьюзен поняла, что с нее хватит – она не будет кукловодом рожденного котлом медведя.

При этом Сьюзен вовсе не отказалась от борьбы, просто она инстинктивно понимала, что есть и другой путь. Взмахнув ножом, испачканным соленой кровью, она полоснула им по огненной нити над головой медведя в тот миг, когда когтистая лапа потянулась к ней, повинуясь приказу Саутхо.

Нить без малейшего сопротивления разошлась на две части, обе скрутились, как две половинки медно-рыжего волоса, опаленного пламенем. Огонь в глазах зверя внезапно потух, словно задули свечу. Бесформенная тень у его ног сложилась в силуэт большого печального медведя. Постояв некоторое время на задних лапах, он опустился на все четыре и, повернувшись к людям задом, пошел в лес.

Сьюзен едва успела отскочить, когда туша давно мертвого медведя повалилась на нее во всем своем тошнотворном многообразии: гнилое мясо, протухшая кровь, размозженные кости. Досталось и Вивьен, но та даже не шелохнулась.

И вообще, она была очень похожа на мертвую. Опасаясь худшего, Сьюзен упала на колени рядом с ней, ощупала шею и с облегчением выдохнула, найдя пульс. Толчки были слабыми, но регулярными, к тому же Сьюзен заметила, что грудь Вивьен опускается и поднимается под нежно-голубым жилетом. Из прокушенной губы текла кровь – видимо, так она боролась с желанием выдохнуть. Серебряная ладонь еще горела.

Мерлин подполз к ним, и Сьюзен повернулась к нему.

– Перенапряжение, – прошептал Мерлин. – Ничего, она придет в себя…

– А что будет с тобой? – с тревогой спросила Сьюзен и уже хотела было задрать ему брючины, чтобы осмотреть ноги, но он остановил ее, схватив за запястья.

– Сломаны, обе, – сказал он, гримасничая от боли. – Спиральный перелом. Дело дрянь.

– Слюна дегустатора…

– Переломы не лечит… по крайней мере, не за один раз, – ответил Мерлин. Дыхание срывалось с его губ короткими, отрывистыми толчками – видимо, ему было очень больно. Вынув из шерстяной торбы «смитон», он подал его Сьюзен, рукоятью вперед. – Возьми револьвер. Я видел, что твой нож с кровью и солью действует против порождений лучше меча. Отвлеки Саутхо…

– Но…

– Сделай с ним… то же… что с медведем…

– Но как я узнаю, что…

– Тоттериджский Тис, – прошептал Мерлин. – Его локус – дерево! Там ты найдешь и его, и котел. Иди к нему.

– Но что мне с ним делать? – спросила Сьюзен.

– Не знаю! Руби ствол, пили ветки ножом, что угодно, лишь бы отвлечь его от состязания воль! – прохрипел Мерлин. – Я пойду за тобой, поползу… Скорее, времени нет! Ты – наша единственная надежда.

Сьюзен помешкала, потом наклонилась и поцеловала Мерлина прямо в рот, а он поднял правую руку и провел дрожащими пальцами по ежику волос у нее на голове. Поцелуй длился секунду, после чего оба отпрянули так, словно через них пропустили электрический ток.

– Только не умирай, – прошептал Мерлин.

– И ты, – ответила ему Сьюзен и поклялась сама себе: если они выживут, их совместное будущее не ограничится одним свиданием.

Но сначала надо было выжить.

Сьюзен взяла револьвер, крепче сжала в другой руке нож и шагнула в туман. Она точно знала, где находится Медный котел, и поэтому не задавалась вопросом о том, куда ей идти.

Мерлин поглядел на сестру, вынул из рукава нож и сел, постанывая от боли. Потом разрезал обе штанины от низа до колена и осмотрел свои раздробленные ноги. Достал из кармана флакончик, набрал его содержимое в рот и сплюнул на левую ногу, туда, где осколок кости разорвал кожу. Подождал, пока жидкость немного впитается, приложил к кости левую ладонь, быстрым движением втолкнул кость обратно – и отключился.

Сьюзен шла вперед, не оглядываясь и стараясь не отклоняться от прямой. Котел будто тянул ее к себе. Он был близко, но из-за тумана она не видела ничего дальше своего носа. Поле выглядело таким же каменистым, как и прежде, но трава была выше. Не столько поле, сколько луг, причем природный, возникший без вмешательства человека. Видимо, Саутхо действительно перенес свой удел в далекое прошлое, когда в Англии не было еще даже примитивного сельского хозяйства.

Девушка выставила перед собой нож, готовясь отразить атаку любого котлорожденного, который выскочит на нее из тумана, будь то зверь, человек или иная тварь. Нервы, натянутые, словно струны, только что не звенели от напряжения. Сделав еще пару шагов, она остановилась. Нет, так не пойдет. Что толку красться в тумане, дрожа от страха и гадая, откуда нагрянет беда?

Мерлин сказал, что она должна просто отвлечь Саутхо. А ведь для этого достаточно, чтобы он обратил на нее внимание, не обязательно подкрадываться к нему самой.

Сьюзен сорвалась с места и, шагая так быстро, как только позволял туман, набрала полные легкие воздуха и выкрикнула:

– Эй, Саутхо, Холли или как тебя там! Свинья тупоголовая! Я пришла забрать мой котел! Слышишь? Мой! МОЙ КОТЕЛ!

Ее слова немедленно возымели действие. Туман всколыхнулся и поредел, видимость заметно улучшилась. На миг в заколдованный мир даже прорвались звуки двадцатого века – вой сирен, грохот вертолета, – но тут же стихли. Зато туман не вернулся.

На каменистое поле пролился слабый свет: древний лес, обступивший его, будто впитывал в себя солнечные лучи. А посреди поля, ярдах в ста от Сьюзен, возвышалось одинокое тисовое дерево. Древнее даже по меркам этого места, оно держалось за землю кривыми, потрескавшимися корнями, над которыми торчал мощный пень. На высоте трех или четырех футов от него отходили пять стволов помоложе, каждый высотой футов тридцать – ветвистые, густо увешанные ядовитыми ягодами и листьями.

Под этим тисом, в какой-нибудь норе между его корнями, таился Медный котел – громадная кованая чаша с шестидюймовыми стенками, на трех приземистых ножках, каждая толщиной в человеческий торс. В таком котле при желании можно было сварить целого быка. Снаружи стенки светились, но не отраженным, а собственным светом, зато внутри царила тьма, более непроглядная, чем любая ночь, непроницаемая для смертного глаза.

Сьюзен побежала вперед, выкрикивая на ходу слова, о существовании которых не подозревала всего секунду назад: древний боевой клич ее отца, который сам срывался с уст. На полпути к дереву она остановилась, чтобы выстрелить в него из револьвера, но отдача оказалась такой сильной, что едва не сбила ее с ног, и пуля прошла мимо.

Зато грохота оказалось достаточно, чтобы отвлечь Саутхо от поединка с невидимыми книготорговцами, которые совместно старались втянуть его обратно в поток времени. Звуки Нового мира опять разорвали тишину, раздавшись на этот раз громче и ближе, и на миг Сьюзен показалось, что перед ней мираж: асфальтовое шоссе разрезало каменистый луг, прямо за тисом выросла церковь, а слева и справа от нее, как грибы после дождя, выскочили богатые дома с просторными лужайками и аккуратно подстриженными живыми изгородями.

А еще Сьюзен увидела людей – вернее, призрачные, расплывчатые силуэты. Это были книготорговцы: она узнала их по ярким серебристым пятнам вместо ладоней. Их оказалось много, и они обступили старый тис, как те гоблины, которые своим танцем завлекли ее на Майскую ярмарку. За ними она увидела второй круг силуэтов с серебряными ладонями – леворукие. Правда, вместо мечей и топоров, которыми они, скорее всего, были вооружены, Сьюзен видела лишь черточки. Она услышала командирский голос Уны, но слов не разобрала: их будто донесло издалека сильным порывом ветра. Вот только никакого ветра не было: воздух вокруг нее замер, отяжелев от влаги, хотя туман так и не вернулся.

Дороги, дома и книготорговцы еще не стали реальностью этого места, а может быть, и не станут, если в состязании воль победит Саутхо. Сьюзен встала, расставила пошире ноги, и, взяв обеими руками револьвер, стала стрелять в дерево, пока барабан не опустел. Ей показалось, что она не промазала, но Саутхо не отвлекся.

Новый мир опять стал исчезать. Вскрикнув от злости, Сьюзен выхватила ножик и помчалась к стволу. Ей хотелось причинить Саутхо боль, наказать его за все, что он натворил: поработил ее отца, отравил жизнь матери, убил мать Вивьен и Мерлина…

Никто не кинулся ей наперерез – ни очередной котлорожденный, ни стая обезумевших скворцов. Восторг наполнил грудь Сьюзен – вот сейчас она добежит до дерева и начнет кромсать его ветки ножом… своим остро отточенным столовым ножичком…

Но что это даст? Пули его не берут, повязать Саутхо клятвой на железе и крови не в ее силах, это она уже выяснила.

Нет, надо не наказывать Саутхо, а отвлекать его. Пусть он сопротивляется сразу и ей, и книготорговцам.

Сьюзен встала, подняла руки и набрала полную грудь воздуха:

– Медный котел принадлежит мне! Я призываю его силу к себе и отнимаю ее у всех других!

В ответ между корнями деревьев полыхнула яркая медно-красная вспышка. У Сьюзен даже голова закружилась, когда сила стала вливаться в нее, но это продолжалось лишь один миг – жесткая воля Саутхо решительно перекрыла поток. Значит, просто взять и потребовать котел недостаточно. Надо что-то сделать.

Но Древний владыка уже откликнулся на ее требование. Дерево пошевелилось и вытянуло из земли корень – по крайней мере, так показалось Сьюзен, которая следила за ним, не сходя с места и хлопая глазами. Двигалось, в общем-то, не само дерево – его могучие, покрытые грубой корой стволы, ветви и листья пребывали в покое. От них как будто отделялась тень, то есть не тень, а тот невероятно густой, серый и какой-то жирный дым, который Сьюзен уже видела на вершине горы Конистон, – из него соткался ворон.

Перед Сьюзен предстал дух дерева, самая сущность Саутхо.

Из земли вылез еще один корень, потом еще один, и вот дымный двойник живого дерева отделился от него, протягивая ветви, словно руки. Следы от сучьев и трещины в коре сложились в огромные подобия глаз, желтых, лишенных зрачков, а глубокая расселина в основном стволе превратилась в пасть, которая яростно скрипела пеньками зубов, словно дереву не терпелось добраться до обидчицы и уничтожить ее.

Саутхо приближался к Сьюзен, с каждым шагом прибавляя в росте, и, когда он оказался рядом, над ней нависла пятидесятифутовая громада концентрированной злобы. Зато настоящее дерево как будто уменьшилось, став обыкновенным, только очень старым и совсем не величественным.

Несмотря на преображение, Саутхо по-прежнему крепко держал власть над своим уделом: Новый мир не проявлялся в Древнем – не было ни дороги, ни церкви, ни домов.

– Ну что тебе еще нужно-то… – простонала Сьюзен, глядя, как видение надвигается на нее, и на миг даже перестав соображать от страха. Как же отвлечь Саутхо…

Яркая вспышка вновь полыхнула между корнями настоящего дерева, точно котел сигналил ей оттуда, как маяк. Перед мысленным взором Сьюзен вновь встала картина: низкий свод подземной камеры изгибается над котлом, свисают корни тиса, а слой прошлогодней хвои и коры надежно скрывает тайник от любопытных глаз.

Сьюзен повернулась спиной к Саутхо и побежала, но не обратно, а в сторону. Дымное дерево стремительно развернулось и, дробно перебирая многочисленными корнями, как сороконожка – ногами, помчалось вдогонку за Сьюзен, да так прытко, как та и вообразить не могла. Верхние ветви оно вытянуло футов на пятьдесят, а то и шестьдесят – так паук, нападая, выбрасывает переднюю пару лап, – они хватали воздух, свиваясь в спирали. Так же они обовьются вокруг нее, когда поймают.

Сьюзен снова повернула и кинулась туда, откуда ей сигналил котел. Развернулся и Саутхо – повороты давались ему сложнее, чем бег по прямой, но ведь он и так почти догнал Сьюзен. Она слышала, как свистят, рассекая воздух, ветки над ее головой, как корни разбрасывают камни, взрывая землю. Оказалось, что в пределах этого мира серый дым отнюдь не бестелесен, как можно было предположить.

Даже если она добежит до котла первой, у нее будет всего несколько секунд.

На поляну, преодолевая чудовищную боль, выполз Мерлин и увидел Сьюзен: та удирала от исполинского духа дерева, который догонял девушку, нависая над ней. У Мерлина затеплилась искорка надежды: Саутхо отвлекся. Новый мир проступал сквозь покровы Древнего, набирая резкость, далекие звуки становились отчетливыми, призрачные фигуры обретали плоть. Но медленно, слишком медленно. Мерлин вскрикнул от досады и попытался ползти быстрее, как вдруг что-то полыхнуло между корнями живого дерева, к которому уже подбегала Сьюзен. За ней по пятам несся Саутхо, и Мерлин вдруг понял, что она собирается сделать: использовать тот единственный выход, который некогда подсказал ей он сам.

Если живого человека погрузить в котел с головой, котел разорвется и навсегда потеряет свою магическую силу. А человек, само собой, умрет.

Сьюзен добежала до настоящего тиса, когда ветки Саутхо почти сомкнулись вокруг нее. Еще миг – и она попалась бы, но времени на размышления не было. Колючая ветка хлестнула ее по спине, и она прыгнула, врезалась ногами в рыхлую землю между корнями, та подалась, посыпалась вниз каскадом грязи, увлекая за собой Сьюзен…

Прямо в раскрытую пасть Медного котла.

Сьюзен почувствовала, что провалилась в свет, мягкое золотое свечение приняло ее в себя, как вода, а Саутхо опоздал, не успел схватить ее в последний момент.

В ста ярдах от тиса Мерлин наблюдал за прыжком Сьюзен. Он видел, как Древний владыка тоже нырнул вперед, его массивные сучья из переплетенного дыма и теней ударились о землю и снова отскочили с яростным визгом – так скрежещут колеса локомотива, когда машинист изо всех сил жмет на тормоза, отчаянно пытаясь остановить поезд на краю гибели.

Для Саутхо гибель пришла в лице Нового мира, который неудержимо, как морской прилив, хлынул в Древний мир, затопляя его своими образами, звуками, запахами и красками. Очаровательный лондонский пригород Тоттеридж вырос будто из-под земли, а солнце вырвалось из-за туч, заливая нарядные дома победным светом. К югу и к северу от деревни проявилось во всей своей красе и в мигании синих огней шоссе А5109 – значит, полиция уже оцепила место происшествия и перекрыла движение.

Вдоль западной стороны дороги встали особняки. Высокие ограды скрывали их от взглядов прохожих. На восточной стороне возникла церковь семнадцатого или восемнадцатого века, из тусклого желтовато-коричневого кирпича. К ней была прилеплена белая колокольня – ни к селу ни к городу. Вход на церковное кладбище за несуразно низкой оградой был через покойницкую, построенную, видимо, в 1930-х годах: на это указывала низко нахлобученная остроконечная крыша, похожая на натянутый на уши колпак. Могильные плиты покрывали землю почти вплотную друг к другу, лишь кое-где разделенные небольшими деревцами.

Ровно посередине кладбища рос Тоттериджский Тис.

Его физическое воплощение взяли в кольцо тридцать праворуких и шестеро равноруких книготорговцев, а над ними тучей навис разъяренный древесный дух – Саутхо. Все книготорговцы были в спецовках и черных ботинках с круглыми носами и стальными набойками: уродство, от которого в иное время Мерлина передернуло бы. Сняв перчатки и сверкая серебряными ладонями, тридцать шесть книготорговцев вели вокруг дерева хоровод, прямо как гоблины Майской ярмарки.

Вдруг, без всякой команды, книготорговцы дружно шагнули к дереву и громко топнули каблуками, совсем как стража в Букингемском дворце. Хоровод сузился, почти касаясь дерева.

Саутхо бросился на них, молотя длинными ветвями по кому попало, но все напрасно: его дымная сущность утратила плотность в Новом мире, а его удары приносили не больше вреда, чем пух почерневшего одуванчика, сыплющийся с перезрелой головки.

Напротив, каждый удар ослаблял самого чудовищного духа, и он, съеживаясь, отступал все ближе к родному дереву. И вновь, повинуясь неслышимой команде, книготорговцы шагнули вперед, сжимая кольцо. Сущность Саутхо полностью погрузилась в дерево, но все еще просвечивала сквозь него – так цвет выступает за контуры неаккуратно заштрихованной фигуры.

И тогда книготорговцы запели – поначалу не все, а некоторые. Несмотря на приятные голоса и хороший слух, пели они почти шепотом. Это было заклятие изгнания – Мерлин не раз слышал его в школе, но никогда всерьез. На третьей строке к певцам присоединилась вторая группа, на пятой – третья. И так, с интервалом в две строки, три группы книготорговцев, по десять праворуких и по два равноруких в каждой, довели песню до конца.

Пока одни книготорговцы баюкали Саутхо, другие, тоже в спецовках и грубых башмаках, разделившись на четверки, крошили котлорожденных любыми клинками, какие попались под руку. Один даже орудовал косой – самой натуральной, в прежние времена с такой изображали смерть. Куски мяса складывали в матерчатые сумки для книг – они были у всех однотипными: на горловине шнурок, на боку надпись «Вутен-Холл», и вышивка по всей поверхности – крестиком, гладью, рококо, даже мережкой. Эти сумки передавались в семействе Сен-Жак по наследству, именно на них юные книготорговцы на протяжении многих поколений оттачивали свои навыки рукоделия.

Саутхо сначала наплодил не меньше дюжины котлорожденных, которых расставил по периметру своего логова – охранять подступы к нему, а потом вынул свой удел из времени и потерял над ними власть. Предоставленные сами себе, котлорожденные набрасывались на любого, кто оказывался рядом, в том числе друг на друга. Многие так и превратились в тухлый фарш, не размыкая удушающих объятий, не переставая глодать собратьев.

– Где Сьюзен?

Мерлин лежал, уткнувшись лицом в траву. Услышав вопрос, он перевернулся на спину, гримасничая от боли, которая пронзала его сломанные ноги при каждом движении, и посмотрел вверх. Из-за спины Вивьен ему в глаза били лучи солнца, и он прищурился. Сестра широко улыбалась, несмотря на разбитую губу и кровь, которая текла на подбородок.

– Прыгнула в котел, – тускло ответил Мерлин. – Это и прикончило Саутхо.

– Умница! – одобрительно произнесла Вивьен.

Мерлин подавил рыдание.

– Она прыгнула в котел, – повторил он, давясь словами. – Она пожертвовала собой, чтобы разбить этот чертов котел и спасти тебя, меня и всех нас от Саутхо, а ты говоришь мне, что она умница? И это все?

Вивьен, нахмурившись, указала ему на ближайшую группу леворуких, которые как раз приканчивали котлорожденного.

– Если котел разбит, почему его порождения все еще здесь?

Мерлин посмотрел на сестру, оглянулся и снова уставился на дерево. Книготорговцы уже обступили ствол так тесно, что передние едва не касались его носами. Первая группа певцов смолкла, за ней вторая, наконец третья. Заклятие было пропето, изгнание завершено, и дерево стало просто деревом, обычным тисом, только очень старым. Дух Саутхо покинул его – может быть, навсегда.

Мерлин и Вивьен ощутили его исход, когда он отправился в то Нигде и Никогда, которое они пересекали недавно по пути в Сильвермир.

Кольцо вокруг дерева распалось, книготорговцы принялись оживленно болтать, обниматься и жать друг другу руки. Но не все – некоторые изумленно глядели себе под ноги, где из-под груды игл между корнями дерева вдруг пробился яркий медно-красный свет. Кто-то даже позвал Уну. Бросив рубить порождение котла, Уна шагнула к дереву, не снимая серебряной ладони с рукояти меча.

– Подними меня! – приказал сестре Мерлин. – Перекинь через плечо, как делают пожарные! Мне надо туда!

– Уна не собирается убивать Сьюзен, – возразила Вивьен, но все же наклонилась к брату и взвалила его себе на плечо. – А вот побыстрее донести тебя до «скорой» не мешает.

– Ты и правда думаешь, что она не умерла? – спросил Мерлин. – И не изменилась?

Вивьен ответила не сразу. В том, что Сьюзен жива, она не сомневалась, ведь котел не взорвался. А вот насчет «не изменилась» – это еще надо было посмотреть.

– Не знаю, – очень тихо ответила она.

Сирены все приближались, и скоро по шоссе, с севера на юг, покатила настоящая процессия полицейских машин с мигалками. Откуда-то вынырнула инспектор Грин с отрядом полицейских в полной боевой экипировке. Они дружно перескочили через низкую ограду кладбища и направились к тису. Трое были вооружены старинными алебардами, не иначе как из Тауэра, остальные – стандартными пистолетами-пулеметами «хеклер-и-кох».

Когда они пробегали мимо церкви, на пороге появился викарий и замер, озадаченно глядя на толпу людей в спецовках – некоторые размахивали средневековыми железными штуковинами – и на вооруженных полицейских.

– Вернитесь внутрь, сэр! – гаркнула ему Грин.

– Здесь нельзя снимать бесплатно! – завопил возмущенный викарий в ответ. – Никто не обращался ко мне за разрешением! Святотатство! Безобразие! Вот я сейчас настоящую полицию вызову!

Грин кивнула одному из своих людей. Тот отделился от группы, подошел к викарию, взял его за руку повыше локтя и, невзирая ни на какие протесты, отвел в церковь.

Вивьен с Мерлином на плече подошла к тису почти одновременно с Уной. Но та уже убрала в ножны свой меч и склонилась над ямой между корнями, протягивая руку Сьюзен, чтобы помочь ей выбраться наружу. Лицо девушки было в грязи, правое запястье она прижимала к шее, но в остальном, кажется, не переменилась.

– Посади меня, – попросил Мерлин, ему было неловко, что он болтается на плече у Вивьен, как выпотрошенная рыба.

Сестра опустила его на землю с нежностью, которой он не заслужил, спиной к покосившейся плите. Сьюзен медленно подошла к нему и села рядом.

Они молча смотрели, как суетятся вокруг тиса книготорговцы и полицейские. Уна отдавала приказы, инспектор Грин требовала объяснений, появилась какая-то седая праворукая тетка, «скорые» и полицейские автомобили все ехали, завывая сиренами, армейский вертолет закружил вокруг столба дыма, который еще поднимался над местом крушения к западу от Тоттериджа… Одним словом, вокруг был полный бедлам.

– Я думал… думал, ты разбила котел, – начал Мерлин. – И… – Он подавил всхлип и, задержав ненадолго дыхание, продолжил всегдашним беспечным тоном: – Знаешь, если уж тебе так не хочется со мной выпивать, можно решить это проще, не столь экстравагантно.

– Точно, я просто не приду, и все, – жизнерадостно согласилась Сьюзен. – Проще некуда. Тем более что я, кажется, сломала ключицу.

– Но почему ты… жива? – не удержался от вопроса Мерлин. – Я же видел, как ты нырнула в котел…

– Не придумала ничего более отвлекающего, – призналась Сьюзен. – Надеялась, что он все-таки не разобьется и не убьет меня. По целым двум причинам: во-первых, я дочь своего отца, а он отдал мне часть своей силы. Он ведь не просто Хранитель этого котла, он сам его сделал.

– Как?

– Понятия не имею, как я это узнала, – задумчиво ответила Сьюзен. – Но это правда. Саутхо ни за что не справился бы с отцом в его уделе, но тот принял человеческий облик, чтобы быть с мамой. Интересно, как они все же встретились? Насколько я знаю, она в жизни не бывала в Озерном крае.

– А вторая причина? – рассеянно спросил Мерлин; переломанные ноги страшно болели, почти не позволяя думать. Хорошо, что Сьюзен рядом…

Он вздрогнул, когда Сьюзен слегка встряхнула его.

– Извини, что я… я…

– Ты отключился, – сказала Вивьен, склоняясь над ним. – Держись, сейчас тетушка Эванджелина починит тебе ноги.

– Пока только подлатаю, – сказала седовласая праворукая, видимо, тетушка Эванджелина. – И вашу ключицу, молодая леди, тоже посмотрю. Но прежде примите от меня благодарность за то, что спасли нас всех от следования по тому гибельному пути, который проложила неоплаканная Меррихью. Вас ждет награда.

– Они никогда не любили друг друга, – шепнула Вивьен на ухо Сьюзен.

– А вот это неправда, Вивьен, – сказала Эванджелина, положила сияющую правую ладонь на левую ногу Мерлина и, резко вдохнув, задержала дыхание. Мерлин скорчил гримасу, но тут же с облегчением выдохнул: видимо, магия подействовала. – В детстве мы с Меррихью были подругами, можно даже сказать, лучшими подругами, пока она не увела у меня жениха. Незадолго до Ватерлоо. Ну как, Мерлин, полегчало?

– Да, спасибо, тетушка Эванджелина, – выдохнул Мерлин. – Сьюзен, а вторая причина?

Эванджелина положила ладонь на его другую ногу и сказала:

– Ходить, правда, еще с неделю не будешь, но зато можно обойтись без гипса, причем на обеих ногах.

– Вторая причина – твои слова, – ответила Сьюзен, глядя на него с улыбкой. – Ты сказал, что полное погружение разрушает котел и убивает того, кто в него погрузился. Вот почему, прыгая в котел, я ухватилась рукой за стенку. И сломала ключицу.

– Что ты почувствовала? – спросила Вивьен. – Я уже плохо помню, как все было, когда окунала руки в Грааль.

Сьюзен пожала плечами, забыв про свою ключицу, и прямо-таки взвыла от боли:

– Ой-ой-ой! Я тоже не помню. Я же была внутри всего две секунды и постаралась вынырнуть как можно скорее. Там было светло. Очень много света. И чувство такое… как дома. Знаешь, когда день не задался, приходишь вечером домой, а там тепло, светло и спокойно…

– Сиди тихо, не двигайся, – предупредила Сьюзен Эванджелина. – Я сейчас соединю кость и временно сниму боль, но пару недель придется поносить руку на перевязи, и она еще поболит. Будешь принимать аспирин.

– Спасибо, – сказала Сьюзен, когда правая рука Эванджелины легко коснулась ее ключичной кости. – А вы бы не могли… а вы не скажете мне… котел… он как-нибудь изменил меня?

Эванджелина снова затаила дыхание и провела раскрытой правой ладонью вдоль лица Сьюзен, так что оно на миг стало серебряным, а затем, выдохнув, улыбнулась:

– Кем ты была, тем и осталась – дочерью смертной и Древнего владыки. Котел ничего у тебя не забрал, но и не прибавил. Однако наследие у тебя редкое. Думаю, на свете нет человека, который мог бы уверенно предсказать, куда оно тебя заведет. Разве что наш Хранитель или твой отец. Оба могут принимать человеческий облик, но, как ты уже знаешь, это не очень-то облегчает общение с ними и понимание их слов.

– Я должна отвезти котел отцу, – сказала Сьюзен и слегка пошевелила рукой; боль притупилась, но до конца все же не исчезла. – Надеюсь, вы разрешите мне это сделать?

– Не только разрешим, но и поможем, – ответила Эванджелина. – В конце концов, кто, как не твой отец, скрывал котел от мира без малого две тысячи лет? Значит, котлу место у него. Выбор невелик: либо разбить котел – а это непросто и еще опасно, ведь кто знает, к чему это приведет? – либо вернуть хозяину. Но до тех пор, если не возражаешь, пусть котел хранится у нас, в Новом книжном. Во-первых, Бабушка наверняка снова захочет увидеть его. Во-вторых, если не ошибаюсь, твой отец лег спать до конца года, так что какой смысл тащить котел на Конистон? А теперь, молодые люди, вам обоим надо в больницу.

– Знаете, тетушка, – затараторил Мерлин с намерением обаять Эванджелину, – я подумал, нельзя ли, чтобы Сьюзен пожила в «Нортумберленд-Хаусе», рядом со мной, раз она больше не может вернуться в пансион на Милнер-плейс. А у нас на верхнем этаже есть смежные номера, и мы могли бы занять один из них – не насовсем, конечно, только на время восстановления…

– Мерлин… – Сьюзен ласково взглянула сначала на него, потом на инспектора Грин и Уну.

Те подошли и встали над ними с такими лицами, точно ожидали увидеть обоих если не мертвыми, то по меньшей мере изувеченными, и заодно обдумывали, как доложить о происшествии начальству. Правда, викарий в своем неведении уже кинул им спасательный круг: решение еще не приняли, но уже обсуждалась возможность выдать происшествие в Тоттеридже за съемки крупнобюджетного фильма, во время которых кое-что пошло не так.

– Мерлин… – повторила Сьюзен. – Я решила последовать совету, который получила в самом начале, и вернуться домой, к маме.

Мерлин побледнел – он не ожидал, что его чары будут отвергнуты так решительно, но, главное, ему стало по-настоящему больно, ведь Сьюзен была ему совсем не безразлична.

Сьюзен помолчала, наслаждаясь произведенным эффектом, а потом добавила:

– Не насовсем, всего на неделю-другую, пока не поправлюсь. Хочешь поехать со мной?

– Крепко она тебя зацепила, братец! – восхитилась Вивьен, а Мерлин и Сьюзен поцеловались.

Ручей зажурчал громче, когда такси, шурша колесами по гравию, въехало на площадку для машин перед старым фермерским домом, развернулось и замерло. Это был черный лондонский кеб – редкая птица здесь, в окрестностях Бата. Вороны, сидевшие на дымовой трубе амбара, который Жассмин приспособила под студию, подозрительно покосились на автомобиль, а с горы за домом скатилась пара камешков, точно предвещая более ощутимое движение земных пластов.

Но когда задняя дверь автомобиля распахнулась и из груды скрывающего истину железа показалась Сьюзен, водные, земные и небесные твари вздохнули с облегчением. Этого вздоха не услышали простые смертные, но Сьюзен почуяла его и, окинув взглядом ручей, воронов и гору за домом, поприветствовала их общим взмахом руки, после чего склонилась к двери автомобиля, чтобы взять костыли у Мерлина. Затем показался и он сам – осторожно вылез и, опираясь на костыли, медленно поковылял через усыпанную гравием площадку к дорожке из плитняка, которая вела к двери дома.

Сьюзен опять была в синей спецовке, новехонькой и точно так же сшитой по размеру: она нашла ее в запасах книготорговцев, чем немало изумила Мерлина. Сам он облачился в экстравагантный наряд, который, по его мнению, должен был произвести впечатление на мать Сьюзен: бледно-голубая рубашка с длинным рукавом и рюшами на манжетах, черный килт и даже – Сьюзен это не одобрила – с зелеными лентами, крест-накрест облегавшими повязки на икрах и лодыжках. Довершали ансамбль комнатные шлепанцы, тоже клетчатые, как юбка. Неизменная шерстяная торба болталась на плече и, к немалому раздражению Мерлина, при каждом шаге на костылях хлопала его по заду.

С водительского места вышла Одри и достала из багажника рюкзак Сьюзен, чемодан Мерлина – тот самый, Ноэля Кауарда, – и четыре картонные коробки с книгами. На коробках, поверх логотипов издательств, были наклеены бумажные ярлычки, надписанные от руки черным маркером: «Сэйерс – Аллингем – Марш – Кристи», «Вивьен рекомендует – не слишком сложно для Мерлина», «Редк. изд., просьба вернуть по прочтении» и «Лучшие английские и переводные романы, 1920–1950». Когда с разгрузкой закончили, из машины вышел Мистер Нимбус и вскочил на коробки, озирая свои новые владения. Искоса глянув на воронов, кот склонил голову, как бы намекая, что он тоже кое-что знает.

– Двести шестьдесят фунтов по счетчику, – ухмыльнулась Одри. – Меняю на чашку чая на посошок.

– Даже не сомневайся, получишь, и не одну, – пообещала Сьюзен. – А еще торт или, по крайней мере, печенье. Зависит от того, что мама…

– Сьюзен!

Жассмин выпорхнула из дому, на ходу развязывая фартук, чтобы явить гостям великолепие винтажного шелкового платья фиалкового цвета, но второпях порвала бусы. Крупные белые шарики покатились по каменным плитам. Жассмин расхохоталась и, высвободившись наконец из передника, бережно обняла Сьюзен, стараясь не касаться ее ключицы и руки в повязке.

– Плечо уже почти не болит, – сказала та, предвосхищая вопрос матери. – Мама, это Мерлин. Мерлин, это Жассмин.

– Ой, бедненький Ленни, – произнесла Жассмин, одобрительно глядя на Мерлина. – Правда, до меня дошли слухи, что он уже гуляет с Керри О’Нилл. С кларнетисткой, знаешь?

– Вот как? – вмешался Мерлин, хотя реплика Жассмин явно предназначалась Сьюзен. – Что ж, кларнет и французский рожок отлично звучат вместе, не правда ли?

– И я так думаю, – согласилась Жассмин.

– А это тетя Мерлина, ее зовут Одри, – продолжила Сьюзен процесс представления. – Она была так любезна, что согласилась доставить нас сюда.

– Очень приятно познакомиться с вами, Жассмин, – сказала Одри без всякого акцента и протянула для приветствия обнаженную правую руку.

Но Жассмин не отрывала глаз от другой ее руки, левой. Перчатку на руке Мерлина она не заметила из-за костылей.

– Ой! – тихо ойкнула она, делая шаг назад. – Так вы тоже из этих… как их… книготорговцев. Как та… та…

– Нет, она не как Меррихью, – поспешно отозвалась Сьюзен, беря мать за руку. – Меррихью была…

– Предательницей, – без обиняков закончил Мерлин. – А мы сделаем все возможное, чтобы загладить вред, который она нанесла.

– Я забыла, – медленно произнесла Жассмин, и ее взгляд на миг стал отстраненным, однако Сьюзен чувствовала, что мать здесь, с ними, а не блуждает где-то мыслями, как обычно. – И не могла вспомнить… И вот, совсем недавно, все стало возвращаться…

– Я нашла папу, – прошептала Сьюзен. – Он не бросил тебя. Его заставили. Он не виноват.

Жассмин медленно кивнула, смахнула слезинку и улыбнулась. Было видно, что она вспомнила – с нежностью, а не с болью.

– Я знаю, – сказала она. – Это все равно не продлилось бы долго.

– Что – это? – не поняла Сьюзен.

– Мы с Рексом не могли долго оставаться вместе, – пояснила Жассмин. – Нам было хорошо вдвоем, но мы были из разных миров. У него – гора и озеро, у меня – Лондон, музыканты и все такое прочее. Ну, в те времена. Хотя, сказать по правде, иногда он вел себя как настоящий эгоист. Так что мы все равно расстались бы, рано или поздно.

Сьюзен смотрела на мать во все глаза: она не ожидала такой реакции.

– Зато он дал мне тебя, милая! – воскликнула Жассмин. – Самый лучший подарок!

– Согласен, – сказал Мерлин и, глядя на рассыпавшиеся бусы, предложил: – Хотите, мы их соберем? То есть не мы, а Одри.

– Нет, – ответила Жассмин. – Оставьте их воронам, они любят такие штуки. Идемте лучше пить чай! Смерть как хочется услышать обо всем, что у вас случилось, только подробно! Кстати, Сьюзен, я приготовила вам с Мерлином комнату, одну на двоих, но не твою, а голубую. Думаю, вам понадобится кровать побольше…

– Отличная идея, мама, – подхватила Сьюзен без тени улыбки, зато Мерлин изобразил смущение.

Впервые я приехал в Соединенное Королевство (из Австралии) в возрасте девятнадцати лет. Мне очень повезло, что моя тетя Джуди вышла замуж за Джерри Хиви, англичанина, который во время моего визита как раз вернулся домой, и он и его родители были так добры, что предоставили мне жилье в Лондоне в качестве базы для путешествий по стране, которые продолжались шесть месяцев. Вот почему я прежде всего приношу благодарность ему, Джерри Хиви, а также его родителям, мистеру и миссис Хиви (я называл их именно так; тогда были другие времена). Именно в ту поездку мне пришло в голову попробовать себя в писательском деле. Я даже сочинил короткий рассказ, который затем продал – впервые в жизни. Правда, пишущую машинку «Сильвер-Рид», с помощью которой я писал тот текст, потом пришлось продать, чтобы купить билет на автобус до Хитроу: у меня был только билет на самолет до Сиднея, и больше ничего – я истратил все, до последнего пенни.

На Старика Конистона я поднимался и в 1983 году, и во второй приезд, в 1993-м. За это я должен поблагодарить Артура Рэнсома за книгу «Ласточки и амазонки», которую я любил ребенком (и сейчас тоже люблю). Именно из-за нее мне захотелось увидеть Озерный край в 1983 году, и еще много раз после, вплоть до 2000 года, когда мы с моей женой Анной проводили медовый месяц в отеле на берегу озера Уиндермир. В один из дней с горы вдруг спустился густой туман. Мы видели, как он катится по лужайке перед отелем, клубится на балконе и даже пробирается в номер, хотя мы жили на третьем этаже…

После 1983 года я еще не раз бывал в Лондоне и вообще в Соединенном Королевстве, причем получаю особое удовольствие во время тех визитов, когда мне оказывает гостеприимство и покровительство моя невестка Белинда Макфарлейн. Белинда – музыкант, она играет на скрипке в Лондонском симфоническом оркестре, тщательно следит за повышением общего уровня моей культуры и в каждый мой приезд берет нам билеты на замечательные концерты и представления.

Кроме того, я часто приезжаю в Соединенное Королевство по делам – рекламирую свои книги, и тут мне тоже необыкновенно везет: издатели, редакторы и вообще все сотрудники всех издательских домов, с которыми мне приходилось работать – «HarperCollins», «Egmont», «Bonnier» («Hot Key and Piccadilly Press»), а теперь еще и «Gollancz», – относятся ко мне с большим вниманием и заботой.

Идея этой книги пришла ко мне как раз в одной из таких поездок, во время рекламной кампании моего романа «Золотая рука». Я проводил автограф-сессию в магазине «Уотерстоунс» в торговом центре «Оушен терминал» в Лите, когда заметил, что продавец – левша. Я что-то сказал ему по этому поводу, а он ответил, что сегодня в магазине вся смена из левшей. Стивен, продавец книг из Лита, прости, что я не запомнил твою фамилию, но знай: эта история родилась благодаря тебе.

А еще я очень благодарен моим друзьям, инспектору Роджеру Нилду (полиция Суррея) и констеблю Люси Нилд (полиция Суррея) за их подробные ответы на мои вопросы о том, как устроена полиция в Британии. Если о работе полицейских я написал в этой книге правильно, то только благодаря им, если наделал ошибок – то все они мои. Хотя не исключено, что в 1983 году в полиции кое-что было другим…

Я хочу поблагодарить за опыт, деловое чутье и неизменную поддержку моих агентов: Джилл Гринберг и ее команду в «Jill Grinberg Literary Management» в Нью-Йорке; Фиону Инглис и ребят из «Curtis Brown» в Австралии; Мэтью Снайдера с помощниками, которые занимаются кино- и телепостановками по моим книгам в Лос-Анджелесе.

Издатели – также очень важные люди, без которых ни один мой роман не дошел бы до читателей. Издатели печатают, рекламируют и продают мои книги, и делают это превосходно. Для меня большая честь работать с такими людьми, как: Кэтрин Теген из «HarperCollins», Нью-Йорк; Ева Миллз и все остальные из «Allen & Unwin», Австралия; Джиллиан Редферн и ее команда из «Gollancz», Соединенное Королевство. Мне также очень повезло работать с фантастическими издателями аудиокниг: «Listening Library/Random House», «Bolinda» и «Brilliance». А еще я очень благодарен переводчикам и издателям, которые выпускают мои книги за рубежом.

Продавцы книг – без них мои произведения никогда не добрались бы до покупателей. Спасибо вам всем, и не только за то, что продаете мои книги. Без вас читатель мог бы вообще не приняться за чтение. Особая благодарность – Маргарет и Теки Далтон, и вообще всему семейству Далтон, и всем, с кем я работал бок о бок в книжном магазине Далтонов в Канберре в далеком 1987 году, когда пиком технологий в области продажи книг был ежевечерний звонок в издательство «Penguin»: надо было продиктовать им ISBN тех книг, подвоз которых мы хотели заказать.

Следует отметить, что современные книжные магазины сети «Фойл» вобрали в себя все лучшие качества знаменитого старого магазина на Чаринг-Кросс-роуд, 121, но при этом избавились от его не самых приятных причуд. И разумеется, мнение о нем Сен-Жаков нельзя считать полностью объективным.

Древний тис, деревня Тоттеридж и ее церковь, а также викарий, который служил там в 1983 году, сильно отличаются от того, как я изображаю их в этой книге. Мой 1983 год – это во многом продукт моего воображения, я не описываю реальную страну и реальных людей.

И наконец, вечная благодарность моей жене Анне Макфарлейн, которая прекрасно справляется не только с карьерой издателя, но и со всем нашим семейством, и моим сыновьям Томасу и Эдварду за их снисходительность к слабостям и недостаткам своего отца, которые во многом объясняются тем, что мыслями он обычно живет в очередной книге – по крайней мере, наполовину.