…а хвойный бальзам начисто перебил запах кошатины.

Побуревшие бумажные полотенца Мурлов бросил в унитаз и спустил воду. Из зеркала на него глянул уверенный в себе полноватый мужчина лет сорока. Подбородок с ямочкой. Нос с легкой горбинкой. Над правым глазом — давний шрам, разделивший бровь на две неравных части. Глаза — серые, серо-зеленые.

На левой щеке, похоже, царапина.

Мурлов повернулся в профиль. Да, цап-царапина. Косая, прерывистая, длинная. Он осторожно прикоснулся пальцем. Слегка надавил. Нездоровой красноты вроде бы не было. М-да… Прокол. Недосмотр. Чуть выше бы и глаз долой. Красивый, родной, серо-зеленый глаз.

Мурлов распахнул шкафчик под зеркалом. Так. Что тут у нас? Бинт. Пластиковый стакан с ватными ушными палочками. Комплект лезвий «Жиллет». Пена для бритья с запахом лимона. Гель. Россыпь мятных леденцов. Пузырек с секоналом. Пузырек с аспирином. Таблеток пять осталось. Ага! Попался!

Мурлов выковырял упаковку бактерицидного пластыря. Пластырь разматывался словно патронташ. На бумажной основе было выдавлено «Использовать до». Даты не было. Бледные, телесного цвета дольки просвечивали сквозь словно зародыши.

Мурлов покривился от пришедшего на ум сравнения. Надорвал. Освободил от предохранительного слоя клейкий прямоугольничек и, аккуратно расправляя, прижал его к коже. Подержал. Подождал, пока схватится. Схватилось.

Отражение приоткрыло рот. Потом захлопнуло.

М-да… Неприятное открытие: царапина закрылась не вся. Остался едва заметный, загнутый вверх усик. Сучья царапина. Вдобавок, с телесным цветом вышла накладка. Сучий пластырь. Слишком светлый. Для альбиносов, что ли, делают…

В дальнем углу, щелкнув, стиральная машина перешла в режим отжима. Ком разноцветной одежды — синее, желтое, белое и чуть-чуть красного — мягко толкнулся в прозрачный колпак дверцы и развалился, исчез, расползся по стенкам барабана.

Как был в одних трусах, по не такому уж и теплому кафелю Мурлов босиком прошлепал туда. По пути он бросил взгляд в узкое, с медными прожилками окошко. В темноте ночи отблескивал фонарным светом водосток и покачивалась одинокая струна электрического провода. Никого. Тихо. Он сел на раскладной стульчик. Машина вибрировала. Ожидая конца стирки, Мурлов подумал, что стены надо бы украсить, налепить, пожалуй, какие-нибудь картинки. Хотя бы фотокопию «Моны Лизы». Или календарь из «Плейбоя», с разворотом. Или Уорхола. А то скучно. Необжито. Подозрительно. От шальной догадки, ЧТО здесь действительно неплохо смотрелось бы, у него произошла эрекция. Мурлов постарался выбросить это из головы, но глаза цеплялись то за симпатичное пространство в неокрашенном простенке, то за располагающую пустоту между раковиной и душевой кабинкой. Воображение рисовало нежные акварели, кошачий изломанный силуэт, много розового. Эрекция усилилась. Ткань на трусах натянулась. Мурлов почувствовал себя кораблем, вспарывающим тяжелые, штормовые волны. Вот бушприт, и сладкая боль копилась в нем.

Помещение качнулось. Дрогнули полоски света на потолке.

Непонятно как Мурлов оказался на коленях. Серо-зеленые глаза его затуманились. Правая рука потянулась к паху. Дрожь колыхнула жировые складки на боках.

Ах, горячо!

Трусы так и не удалось снять.

— Котики, котики, коти-и-и… ки…

Выдохнув, Мурлов завалился на спину. Ягодицы пружинисто приподнялись над полом и обрушились вниз. И еще раз, и еще. Запоздалый оргазм прошелся по телу иссушающей волной. Живот захолодел. Захотелось пить.

Барабан стиральной машины остановился, к колпаку прилипли штанины хлопкового комбинезона. Замечательно.

Мурлов с трудом сел, подтянув ноги. Трусы липли к паху. Пятно на них расплывалось с уклоном влево. Да, котики, расслабленно подумал он. Легкая улыбка заиграла на его губах. Ни один котик от него не уйдет.

Рыжего любимца соседей Трегубовых Мурлов подманивал с перерывами две недели. Зверюга была осторожная, что-то себе в ушастой голове кумекающая. Хвост как полено, морда — бандитская. Настоящий дворовый кот. Не породистое не пойми что, а кот, которого в садоводстве и на зиму оставить можно — выживет. Одичает, возможно, но выживет.

Забор у Мурлова был высокий, в два метра. Бетонное основание, каркас из стального швеллера, на каркас саморезами крепились гофрированные жестяные листы. Но, с одной стороны, где раньше шла труба от местной котельной, содержавшейся в садоводстве еще с советских времен, имелась дощатая заплатка.

К этой заплатке с узкой щелью понизу Мурлов и выносил вечером блюдце то с жареной курицей, то с хорошей вареной колбасой. Несколько дней его подношения оставались нетронутыми. Претендовала было на колбасу наглая ворона, но выстрела из пневматической винтовки ей хватило. Умная птица.

Засиженное мухами и исследованное муравьями мясо на следующий день отправлялось в мусорный мешок, а Мурлов, отмыв блюдце, выносил новую приманку. Иногда для разнообразия добавлял сырой свинины или филе селедки. Он знал, что мимо заинтересовавшего его блюда шастающий по ночам кот не пройдет.

Наблюдательный пост Мурлов устроил в спальне. Участок забора с заплаткой был как на ладони. Разросшийся куст смородины он предусмотрительно пересадил, и тот теперь рос правее, окаймляя край лужайки пышной лиственной пеной. Под крышей Мурлов повесил фонарь на фотоэлементе, который включал светодиод, когда становилось темно. Светил фонарь, китайская поделка, не ахти, но дневной яркости от него и не требовалось. Блюдце было видно, и довольно.

Поужинав и посмотрев телевизор, часам к десяти полный затаенных желаний Мурлов заходил в спальню. Перед этим он проверял обе входные двери, заперты ли, зашторивал окна и выключал в доме свет.

Начавшаяся охота не терпела легкомыслия. На неудобный — чтобы не заснуть — стул Мурлов садился нагишом, клал пальцы на узкий подоконник и замирал, превращался в пустое место. Самое первое правило для охотника — не выдать своего присутствия. Мурлов дышал мелко, едва-едва. Легкое напряжение копилось в паху. Взгляд его не отрывался от выложенной приманки.

Фонарь освещал траву. На блюдце розовели куски мяса. Покачивались ветви. Темнота неба сливалась с темнотой жестяных листов.

Мурлов ждал. Скоро он впадал в некое кататоническое (ему нравилось это слово), трансцендентное (это слово нравилось ему еще больше) состояние, длительное, неподвижное сидение, в котором затруднялся уловить собственное существование. Возможно, его не было в это время ни в комнате, ни в доме, ни где-либо еще.

Он был дух.

Полное растворение в предмете наблюдения обычно длилось около трех часов, далее Мурлов уставал, тело напоминало о себе ломотой и пощелкиваниями в суставах, затекшие без движения мышцы принимались дрожать и ныть, сушило горло. Тогда он вставал, шел к холодильнику и выпивал стакан холодного молока. Затем убирал с лужайки блюдце и ложился.

Так было четыре дня.

Как ни странно, Мурлов не испытывал разочарования. Наоборот, он ощущал необыкновенный подъем в эти дни, тугая пружина будущего сворачивалась в нем. Мурлов ловил себя на том, что, занимаясь домашними делами, часто бормочет под нос:

— Котик, котик, где ты есть?

И одергивал себя. И улыбался. И мотал головой, отгоняя соблазнительные картины. Не время, Валентин, не время.

На пятый день Мурлову пришлось уехать в город.

Хоть он и пытался напрочь порвать всяческие связи, когда-то крепко державшие его в коробке городской квартиры, растрепавшиеся и тонкие ниточки знакомств, приятельств, родственных обязательств нет-нет и связывались в узелки, выдергивая Мурлова из облюбованного домика в садоводстве на свадьбы, похороны, дни рождения и прочие мало к чему обязывающие события не его жизни.

В таких случаях он часто держался вызывающе, или молчал, или нес какую-то чушь, был мрачен и язвителен, ничего не дарил, никого не поддерживал, чем в результате и отвратил от себя большинство людей, с которыми так или иначе когда-то пересекался. Они были ему чужды. Они его не интересовали. Они возбуждали в нем холодную злость.

С бывшей женой, впрочем, ни эскапады, ни выкаблучивания не работали. Татьяна Алексеевна Пятова была женщиной властной и целеустремленной, все уловки Мурлова она попросту игнорировала, поскольку преследовала свой интерес.

На этот раз интерес заключался в сыне, тощем, субтильном существе пятнадцати лет, к которому Мурлов испытывал тщательно скрываемое отвращение. Сын, к счастью, отвечал ему взаимностью.

Они встретились в тесном кафе, где, раздражая Мурлова, скакали дети, звенела музыка и от блесток рябило в глазах. Разумеется, более спокойного места, найти было нельзя. Мурлов всю беседу просидел, отвернувшись к витринному окну. От детских криков по спине его бежали мурашки.

— Ты слышишь? — спросила его бывшая жена.

— Слышу, — сказал Мурлов.

Смутное отражение жены шевельнулось в стекле. Темно-синий кардиган. Розовая рука. Лица, слава богу, видно не было.

— Валентин!

— Я все слышу, — повторил Мурлов.

Сын, сидящий наискосок, фыркнул, не переставая играть в смартфон. Тыкал, идиот, пальцами в экран, вызывая ответные звуки.

— Так ты будешь участвовать в его судьбе? — спросила бывшая жена.

Мурлов хотел сказать, что однажды уже поучаствовал. Когда, собственно, зачал это недоразумение, вымахавшее уже вровень с отцом и, судя по всему, не отличающееся ни физическими, ни умственными способностями. А потом, кстати, поучаствовал второй раз, когда по разводу наделил его частью совместно нажитого имущества.

Мурлов коротко глянул на жену.

— Что тебе нужно?

— Миша хочет в колледж, — сказала Татьяна.

Мурлов ногтем тронул царапину на пластиковом столе, ребром ладони подвинув холодный стакан с коктейлем. Соломинка, пронзившая коктейль, казалась копьем в розовом теле. Экий натурализм.

— Я здесь при чем? Хочет — пусть идет.

— Это престижный экономический колледж, — сказала Татьяна.

— Не для обсосов, — подал реплику сын.

— То есть?

— Блин, чел, бабосы нужны!

В голосе сына сквозило возмущение тупостью отца. Это ж насколько надо быть оторванным от реальности! — слышалось в короткой фразе. Престижный — значит, дорогой. Дорогой — значит, нам с матерью не по карману.

Делай выводы, чел!

— Я вам не свинья-копилка, — сказал Мурлов.

— Валя, — сказала жена.

Мурлов поморщился, и Татьяна быстро исправилась:

— Валентин. Нам нужно всего лишь сто пятьдесят тысяч на этот год.

— На этот?

— И сто пятьдесят на следующий.

— Вас бы расчленить и закопать.

По остановившемуся, приоткрывшему рот лицу жены и всплывшим над телефоном блеклым глазам сына Мурлов понял, что произнес это вслух.

— Что? — спросила жена.

Мурлов улыбнулся.

— Вы же твари, — сказал он. — Вас в зоопарке держать, в клетках.

Сын наставил на него смартфон. Под смартфоном кривились губы.

— А на камеру слабо сказать, чел?

Татьяна стукнула его по руке.

— Убери телефон! — шикнула она на сына.

Мурлов повел шеей — тяжело вполоборота смотреть в пыльное стекло. Мыли бы они его хоть что ли!

— Валентин, — сказала бывшая жена, — я понимаю, что это, может быть, не совсем порядочно с нашей стороны, но ты мог бы поучаствовать!

— Пусть вон, молодой видеолюбитель, подрабатывает и копит, — сказал Мурлов. — Не дерьмо же на палочке.

— Чего-о? — протянул сын-идиот.

— Он будет, будет! — закивала Татьяна. — Но когда он накопит? А деньги нужны сейчас. Просто нам как раз надо внести предоплату.

Мурлов поднялся.

— Мы, кажется, развелись, — наклонился он к бывшей жене, глядя на нее сверху вниз. — Ты пришла на готовое, ушла с двумя с половиной миллионами в зубах. Я две квартиры продал. У тебя что, ста тысяч нету?

— Так времени прошло, Валя…

— Три года.

— Не могу же я просто так вывести деньги из оборота!

— Какого оборота? — спросил Мурлов.

Татьяна развела руками.

— Я — деловая женщина, Валентин. Я открыла салон, я сделала заказ…

— И тут вдруг — хлоп! — Мише захотелось в колледж?

Сын кивнул, не отрываясь от телефона.

— В точку, чел.

Мурлов вдруг совершенно ясно представил, как делает шаг, с дружелюбной улыбкой кладет ладонь сыну на затылок и резким движением впечатывает его лицо в стол. Бамм! Кровь, крик, сопли. Смартфон в трещинах, розовый коктейль капает на пол. К нему примешивается более яркая, багряная струйка. Валентин, что ты наделал!

Мурлов тряхнул головой. Почему он вообще должен слушать эту дуру? Из приличий? По старой памяти? У нее, видите ли, все деньги в обороте. Только нормальные люди всегда имеют некий запас. Тысячу рублей или полтора миллиона — не суть важно. Важно постоянно держать в уме, что у тебя должна быть страховка на случай непредвиденной ситуации. Миша хочет в колледж!

И все же он не ушел сразу. Помедлил. Было в этом что-то сродни игре в приманку. Мурлов видел возможность помучить Татьяну и не смог себе в этом отказать.

— Расписку напишешь? — спросил он.

— Хоть сейчас! — быстро сказала бывшая жена и полезла в сумочку.

Поверила в его добродушие.

— Сейчас не надо, — сказал Мурлов. — Через две недели.

— Как — через две недели?

Лицо Татьяны пошло плохо задрапированными морщинками.

— Ну а как? — сказал Мурлов. — Мне же тоже надо средства вывести. Из оборота. Или тебя не устраивает?

— Устраивает, — кивнула жена. — Мы попросим отсрочку.

— Ма-ам, — вякнул отпрыск.

— Ты хочешь сойти за умного? Помолчи.

Мурлов улыбнулся.

— Значит, через две недели в кафе напротив старой квартиры. — Он огляделся. — В этом мне не нравится.

Татьяна ничего не сказала ему в спину. Она была умная женщина. Гадюка. Не провоцировала, когда могла получить то, что требовала. За это Мурлов ее искренне ненавидел. Как, впрочем, и за все остальное. Тяжелое и темное чувство одолевало его все двенадцать лет совместной жизни. Иногда он представлял бывшую жену старой сиамской кошкой. Честно говоря, он разделал бы ее без всякого удовольствия.

На своем видавшем виды «фокусе» Мурлов вернулся в садоводство, проехал мимо дачи Трегубовых, чтобы посмотреть, на месте ли хозяева, мельком, кажется, даже заметил кота за стеклом веранды. Осадок от поездки в город тут же растворился в предвкушении будущей охоты. Здесь котик, здесь.

Заехав на участок, Мурлов загнал автомобиль под навес, закрыл ворота. По дорожке из оранжевой и белой керамической плитки он пошел вокруг дома и пристройки, проверяя, не было ли каких нежданных гостей. Взгляд его был цепок и внимателен. Попутно Мурлов отметил, что кусты крыжовника, пожалуй, надо бы подрезать, слишком уж он, говнюк, разросся, и в очередной раз пообещал себе спилить яблоню, с какой-то дури однажды посаженную Татьяной на заднем дворе. Дачу и копошение в земле бывшая жена не выносила, но яблоню ей посоветовала одна из многочисленных деловых подруг, мол, денежное дерево. Татьяна ее сама сажала, сама поливала, сама чуть ли не с заговорами ходила вокруг тощего саженца. В квартире, было время, она все заставила горшками с толстянкой, денежным деревом номер два. Денег ей вечно не хватало.

Бесило это неимоверно.

Мурлов погрозил яблоне пальцем и двинулся мимо низкого дровяника с наполовину разобранной поленницей к синему хозяйственному боксу и скамейке, обитающей в окружении цветочных клумб. Клумбы густо заросли сорняками. Это безобразие давно следовало выкосить к чертовой матери, но руки у Мурлова все никак не доходили. Он остановился. Взять что ли триммер и пройтись героем по всему участку? Взгляд его лениво переместился за земляной бугор, оставшийся от выкопанной трубы, и уткнулся в дощатую заплатку. Внезапно Мурлов понял, что наглая рыжая тварь во время его отсутствия нанесла визит на территорию участка. Это было шестое или седьмое чувство. Тонкий кошачий запах. Флер былого присутствия.

Очень интересно.

Триммер и клумбы были тут же забыты. Явился, паренек. На разведку явился, на аромат мяса. Ты на мою землю ступил, рыжий! Мурлов едва не закричал от охотничьего восторга. Торопливым шагом, вытирая вспотевшую шею, он завершил прогулку, звякнув связкой с ключами, отпер дверь.

Дом у него был небольшой, одноэтажный, три комнаты, кладовка, мастерская и подвал. Еще имелся чердак, но Мурлов его не использовал. С конца строительства он бывал там, пожалуй, раза три или четыре всего, закинул Татьянины какие-то вещи, обрезки досок, несколько плит минеральной ваты. Так все это богатство и лежало под крышей второй уже год.

От входа слева находилась гостиная — широкие окна, камин, диван, два кресла и секретер. На полу — темный паркет и дешевые плетеные овальные коврики. На стенах — кремовые панели, монструозный телевизор, пейзажи в рамочках и узкое зеркало, призванное намекать на умеренность в еде. Отопление в садоводстве, как и водоснабжение, и канализация, было централизованным, тепло в батареи давала новая газовая котельная, к которой сразу, с участка, шла подводка, и наличие камина являлось, скорее, прихотью, чем необходимостью. Но Мурлову решение строительной конторы понравилось, и он оставил камин в планах. Периодически он даже его протапливал и кое-что из ненужных газет, бумаг, тряпок жег в широкой, обложенной декоративным камнем пасти.

Гостиная плавно перетекала в кухонное пространство с холодильником, мойкой, посудомоечной машиной, разделочным и обеденным столами. Шесть стульев. Немецкий фарфор за стеклами кухонных шкафчиков. Зеленые виноградины светильников. Из кухни, минуя коридор, можно было пройти в небольшой тамбур и спуститься в подвал или перебраться в мастерскую.

От входа справа за гардеробом с верхней одеждой пряталась обширная кладовка, которую Мурлов не переставал пополнять припасами, каждый раз выезжая в город. Наверное, месяца три-четыре при апокалипсисе он мог бы жить на крупах, консервах и бутилированной воде. Возможно, протянул бы и полгода.

За кладовкой шли спальни — семейная и гостевая. Семейную, превращенную Татьяной в царство розовых обоев и желтых одеял, Мурлов запер и больше в нее не заглядывал. Ну, разве что изредка, чтобы постоять на пороге, удивляясь, как он позволил этой безвкусице обосноваться в его доме. У бывшей жены были отвратительные представления о семейном уюте.

Гостевую же спальню он обставил по своему вкусу, с аскетической простотой. Серые обои, ковролин. Узкая койка для сна, стол с компьютером, бельевой шкаф, стул. Из семейной спальни перетащил только железный оружейный ящик. В ящике хранились газовый пистолет и пневматическая винтовка «хатсан страйкер». Винтовка была дешевенькая, турецкая, но для птиц годилась. На двадцать метров стреляла на удивление точно.

Впрочем, годилась и для котиков-котов.

Мурлов не понял, почему сразу пошел в спальню. Видимо, выключился на несколько секунд от волнения. Он постоял на пороге наполненной дневным светом комнаты, а потом, напевая под нос, вернулся на кухню. Из холодильника были извлечены две сосиски, одну Мурлов порезал на толстые колечки, разложил на блюдце, вторую сунул в рот. Вкусная сосисочка, мы, приятель, фуфло не впариваем, мы товар сами пробуем. Покачивая головой, он зажевал («Ах, как вкусно!»), потом решил, что колечки числом не более десятка смотрятся сиротливо, и добавил шматок грудинки. Котику понравится.

Оставив блюдце на столе, Мурлов стянул брюки, пуловер, рубашку и накинул на голое тело трикотажный банный халат. Грязную одежду он смял в ком и с этим комом в руках, обув шлепанцы, направился через весь коридор к задней двери. Черный ход снова привел его к скамейке и клумбам, но Мурлов взял правее и по плиткам добрался до хозяйственного бокса.

Бокс этот со строителями обговаривался отдельно. Здесь стояли бойлер, душевая кабина, стиральная машинка, унитаз и раковина, стены — кафель, пол — кафель, звукоизоляция, два толстых окошка поверху и отдельный слив в полу с отводом в землю за боксом, в щебеночно-песочную «подушку». Уже без строителей Мурлов поставил у стены длинный металлический стол, привесил к нему тиски и стянул угловатое тулово стола кожаными ремнями. А еще закрепил поперек струбцину.

Просто так в бокс было не зайти. Дверь в него Мурлов никогда не держал открытой. Это было правило номер один. То, что не предназначено для чужих глаз, следует держать от них подальше. Во избежание. Его он исполнял неукоснительно. Переложив одежду под мышку, из кармана халата Мурлов достал связку ключей, выбрал серебристый, с длинной бородкой, и вставил его в замочную скважину. С каждым поворотом ключа ригель с клацаньем выходил из паза. Клац. Клац. Клац!

Следуя тому же первому правилу, Мурлов запер дверь, едва шагнул внутрь. От щелчка по выключателю вспыхнули яркие лампы дневного света, отражаясь в бледно-розовом и кое-где голубом кафеле. В боксе царили тишина и почти стерильная чистота. Белел унитаз. Желтела створка душа. Мурлов освободился от шлепанцев и босым прошел к стиральной машине. Он закинул белье в округлую пасть, как жертву железному барабану, потом медленно, всматриваясь, пошел вдоль стен. Правило номер два: никогда не забывай проверить то, что, казалось, проверял уже неоднократно. Осторожность делает неуязвимым. У него был специальный раствор для плитки и мойка «кэрхер» с хорошей помпой. С прошлого раза бокс был отмыт дважды, но, возможно, стоило пройтись и в третий раз. Лишним не будет.

Мурлов провел пальцем по стенке, проверил забирающийся под потолок стеллаж из алюминиевого профиля, передвинулся к столу.

Металл стола бороздили тонкие царапины. Если посчитать, их наносили четыре, восемь, двенадцать лап. Коты, понимаешь, котики. Все хотят жить. Мурлов притянул одну из ламп на пружинящем шнуре ниже. Жестяной абажур закачался на уровне бровей, свет слепящим пятном ударил в поверхность. Мурлов нагнулся, присел, сощурился и поскреб край стола ногтем. Нет, чисто отмылось.

От видения, вспыхнувшего в памяти, он испытал почти экстаз. Здесь, закрепленный в струбцине, с зажатой в тисках задней правой лапой, месяц назад выл, а, пожалуй, что и плакал, один из котов, живущих с глубокой старухой Патрикеевной через пять участков к северу. Ни имени у старухи не осталось, ни фамилии, одно отчество. Все по отчеству и звали. А уж котов у нее было штук десять.

Мурлов почему-то думал, что старуха совсем выжила из ума и не помнит не только, сколько у нее обитает животных, но и какой сегодня день, и немало удивился, когда обнаружил, как она бродит по кривым улочкам садоводства и заглядывает за низкие заборы участков в поисках пропажи. Еле шаркает, голова трясется, а туда же: «Кис-кис-кис». Только кот у нее то Гришка, то Петька, то Васька.

Мурлов тогда ответил, что никакого котика не встречал. Не забегал, нет, если забежит, шугану, у меня строго…

Ах, кот, котик! Мурлов улыбнулся, взял тряпицу, сбрызнул стол чистящим средством и протер металл еще раз. Потом присел и занялся ножками и продольными соединениями. Протирал долго, думал уже о рыжем Трегубовском коте.

О будущем.

— А ведь ты, дружок, тоже здесь останешься, — шептали губы.

Закончив с ножками, Мурлов вывел из ниши «кэрхер» и, включив, обдал стол крепкой струей из шланга. Остро запахло хвоей. Брызнуло по ногам. Вода, пенясь, закрутилась крохотным водоворотом у сливного отверстия в полу.

Что ж, довольно. Мурлов убрал мойку и включил вытяжку.

Тонко пропела трель звонка. Звонок в ворота был выведен и в дом, и сюда. Здесь же, в боксе, на стене Мурлов разместил видеофон. Если в доме ему было совершенно не важно, кто вызывает его к воротам, то в маленькой берлоге для запретных удовольствий наличие возможности посмотреть, кто стоит по ту сторону забора, представлялось жизненно необходимым. Соседи и случайные туристы, решившие спросить дорогу, — это одно, а полиция — совсем другое. Следствие из первого правила: не давай застигнуть себя врасплох.

И отговориться, почему видеофон поставлен здесь, было не сложно. Звукоизоляция. Случись что, хотя бы пожар, а он и не услышит. В доме, как ни крути, по-другому. Кто ни спросит, чем он в боксе занимается, получит ответ: «А всяким». Для этого лежит беговая дорожка и приставлен к стене мольберт.

Звонок снова издал звук. Мурлов неторопливо вытер руки, включил видеофон и на маленьком экранчике разглядел соседа, живущего в неухоженном домике наискосок. Сосед был крепкий, седоватый старик лет семидесяти, наезжал в садоводство периодами, на неделю, на две, не больше. Вроде бы даже где-то работал до сих пор. Чуть ли не в «закрытой» какой-то конторе.

— Сейчас.

Мурлов отжал кнопку динамика, еще раз оглядел сохнущий, блестящий кафель, надел шлепанцы и вышел из бокса. Дверь закрыл, ключ убрал в карман халата. Горячее июньское солнце словно ладошку приложило к макушке.

Красота!

Сосед, оказывается, был не один. К ногам его жалась пушистая собачонка с темными глазами-бусинками. В отличие от котов, к собакам Мурлов был равнодушен, поэтому даже наклонился и опустил руку, чтобы дать животному обнюхать свои пальцы. Собачонка, впрочем, энтузиазма не выказала. Бусинками хлоп-хлоп. Дура.

Мурлов выпрямился.

— Здравствуйте, — сказал сосед.

— Здравствуйте, э-э…

— Николай Петрович, — с готовностью представился гость.

— А я — Валентин Сергеевич.

Старик кивнул.

— Я знаю.

— Чем обязан? — спросил Мурлов, совершенно не собираясь пускать соседа на участок.

— Я живу рядом…

Николай Петрович показал на свой дом, прячущийся за двумя березами. Обветшавший балкон на втором этаже желто просвечивал сквозь листву. Виднелась рогатая ветка антенны, прибитой под коньком крыши.

— Я осведомлен, — сказал Мурлов.

— Мне нужно срочно отлучиться, а кроме вас я никого здесь особо не знаю, — виновато произнес Николай Петрович и добавил: — Простите.

Мурлов понял. Он был понятлив.

— Хотите собачку со мной оставить?

— Если можно.

— К сожалению…

— Она тихая, — торопливо сказал Николай Петрович, — выгуливать ее не надо, пусть она до вечера посидит у вас в одной из комнат. Вечером я приеду и заберу ее обратно. То есть, всего-то часа на три-четыре.

— А дома у вас…

— Нет-нет, — замотал головой сосед, — невозможно. Нельзя оставлять одну.

Мурлов посмотрел на песика, чуть подергивающего лохматым хвостом. В принципе, конечно, для поддержания реноме добропорядочного человека… Кто тогда заподозрит его в слабости к котикам?

— И зовут его? — спросил он.

— Ну-у… — замялся вдруг Николай Петрович. — Я, собственно… Дружок его зовут. Очень простая кличка.

— Дружок?

Песик никак не отреагировал.

— Он вас пока боится, — пояснил сосед.

— А он не грызет вещи? Не бесится? — спросил Мурлов. — Я знаю, некоторые собаки такой бедлам…

— Нет-нет! — поспешил заверить его Николай Петрович. — Исключительно смирный экземпляр.

— От жены достался?

— Н-нет, это с работы.

— Ясно, — сказал Мурлов. — Значит, его можно закрыть в комнате и не беспокоить?

— Да.

— Кормить, я так понимаю…

— Лучше ему ничего не давать. У него — свой рацион.

Мурлов подумал: четыре часа? Что ему какие-то четыре часа? И котик потерпит, посмотрим на котика вечером.

— Собственно, я не против, — сказал он.

Николай Петрович прижал ладонь к груди. Облегчение выразилось на его сухом лице.

— Я вам буду очень благодарен.

— Это само собой, — сказал Мурлов. Он пошире раскрыл дверцу в воротах и отшагнул в сторону, приглашая собаку внутрь. — Давай, Дружок, заходи.

Песик смотрел на него черными глазами.

— Вам, наверное, будет лучше взять его на руки, — сказал с короткой улыбкой сосед.

— Не кусается? — уточнил Мурлов.

— Что вы!

— Смотрите.

Мурлов присел и легко подтянул собачку к себе за желтый кожаный ошейник, поднял.

Тельце ее было теплым, лапа царапнула грудь, попав за отворот халата. Бусины глаз неотрывно изучали сменщика своего хозяина.

— Кажется, это йоркширский терьер, — сказал Николай Петрович. — Собака умная, если затявкает, скажите: «Тихо».

— Понял. А в комнате сказать: «Сидеть».

— Именно. Дружок понимает.

— Все? — спросил Мурлов. — Или я еще что-нибудь должен знать?

— Нет, наверное, все.

Николай Петрович улыбнулся, постоял еще, словно в нерешительности, потом качнул седой головой, махнул рукой то ли терьеру, который смирно висел у Мурлова в руках, то ли самому Мурлову и, скрипя подошвами туфель по гравию, направился в сторону монструозного щита, призывающего беречь природу. У щита, за шлагбаумом, находился выезд на шоссе. Выглянув за забор, Мурлов увидел метрах в пятидесяти, неуклюже скрытый кустом орешника темный багажник ожидающего соседа такси.

Понятно.

— Ну, что, псинка, будем вести себя тихо? — спросил он животное.

Дружок попробовал лизнуть его в нос.

— Нет уж, — сказал Мурлов, осторожно перекладывая терьера в руках и беря его под мышку. — Давай-ка как-нибудь без телячьих нежностей.

С неожиданным и, по сути, навязанным подарком он чуть не забыл про непременное первое правило. Пришлось, ругая себя, вернуться с полпути и закрыть на засов дверцу в воротах. Прокол.

Сначала Мурлов хотел определить песика в кладовую, но вспомнил, что даже на нижних полках для деятельной собаки найдется, что погрызть, раскидать, измочалить и превратить в негодность. Нет уж! Зайдя в дом, он прошел к неиспользуемой семейной спальне и опустил песика на застеленную розовым лоскутным покрывалом кровать.

— Сидеть!

Лохматый терьер чуть повернул голову, словно плохо услышал команду.

— Лежать! — сказал Мурлов.

Дружок послушно лег. Мурлов погрозил ему пальцем и прикрыл дверь, чуть не сказав дежурное: «Если что, зови». Самому стало смешно. На кухне он поместил обратно в холодильник блюдце с мясом и занялся поздним обедом. Достал несколько крупных картофелин из одного из мешков, сложенных в тамбуре перед подвалом, поставил на плиту две сковороды — большую и маленькую. Под большой сразу включил газ и налил масла.

— Так.

Картофельная стружка полезла из-под ножа. Мурлов подтянул мусорное ведро к ногам. Бряк. Кожура шлепнулась на выстеленное пакетом пластиковое дно. Бряк. Вторая загогулина, обнажая желтый картофельный бок, отправилась к подружке. Так вот, подумалось, можно играть и с ко… Мурлов повернул голову и замер. Послышалось ему собачье тявканье или нет? Что там еще может быть? Птица, ветка в окно. Шмель какой-нибудь. Несколько секунд Мурлов ждал повторения звука, потом, отложив картофелину и прикрутив до минимума газ, шагнул в коридор. Неизвестности он не любил.

Терьер коричнево-рыжим пятном растекся в центре кровати. Не сразу и опознаешь живое существо в пэтчворке. Лохматая мордочка поднялась на скрип двери. Бусинки глаз зафиксировались на Мурлове.

— Лежишь? — спросил Мурлов. — Ну, лежи, лежи. Лежи.

Он окинул спальню быстрым взглядом, повторил: «Лежать!» и вернулся на кухню. Что-то с соседом все же не то, подумал он. Мог бы также скомандовать своему Дружку, чтобы лежал, тот бы и лежал. Даже кормить не нужно. Нет, к нему поперся. А вообще интересные у них на работе подарки. Собаку, скажем, за сорокалетний трудовой вклад.

Мурлов хмыкнул и снова принялся за чистку картофелин. От сковороды с маслом тем временем принялся подниматься едва заметный дымок.

Ага. Мурлов достал нарезанную кусочками, уже замаринованную свинину в контейнере, вскрыл упаковку и аккуратно выложил чуть ли не половину килограммового контейнера на дно сковороды. Быстро нарезал колечками луковицу и побросал туда же. Масло принялось шипеть и поплевывать вверх. Мурлов, шипя в ответ, поперчил свинину и накрыл блюдо крышкой. Вот так. Замечательно.

Он дочистил картошку и настрогал ее тонкими ломтиками. Перевернул начинающие золотиться кусочки свинины, поджег огонь под второй сковородой. Могла бы так Татьяна? — подумалось ему. Конечно. Ничего сложного. Но чем она его кормила? Правильно, полуфабрикатами, суши и сэндвичами, прихваченными в кулинарном отделе супермаркета. Нет, претензий к сэндвичам не было. Но как она там сказала? «Я и кухня находимся в разных плоскостях бытия». Дура. Выкопала же где-то изречение. Все ей куда-то надо было сунуть свой любопытный нос, все у нее вермишель крутилась в голове, деньги, деньги, деньги, проекты… Сын вообще редкостным существом получился.

Впрочем, это не испортило Мурлову настроения. Он даже принялся насвистывать, выкладывая картошку. Потом еще раз перевернул свинину. Ах, какой запах! Интересно, Дружок учуял или нет? Какая воспитанная собака…

Мурлов достал из шкафа початую бутылку красного вина и налил в бокал грамм тридцать. На небольшой глоток. Выпил. Повар для вдохновения всегда должен быть чуточку пьян. Так любое блюдо, выходящее из-под его руки, приобретает особенную прелесть. Сразу — что? Газ под свининой убавить, картошку — поворошить.

Какое-то время Мурлов сидел на стуле у плиты, ожидая, когда свинина и картошка дойдут до кондиции. Подумав, он достал маленькое пластиковое блюдце и, подцепив вилкой крохотный кусок мяса, опустил его туда. Пахло восхитительно. Он выключил газ, потом приготовил посуду себе — большую фарфоровую тарелку с синим узором по ободу. На левую сторону тарелки просыпалась свинина. На правую сторону, подгоняемая деревянной лопаткой, легла картофельная стружка. Тонкая линия сладкого кетчупа послужила водоразделом.

Красота!

Мурлов добавил два ломтя хлеба и перенес тарелку на столик у дивана. Наполнил вином бокал и вместе с бутылкой поставил туда же. Празднуя появление кота, он решил позволить себе немного больше обычного. Татьяна вот ни черта не понимала в маленьких радостях. Как ни странно, но человек без маленьких радостей — это человек с большой проблемой.

Мясо на блюдце остыло.

— Привет!

Мурлов включил свет в спальне. Терьер поднял лохматую мордочку. Волосы висели смешными кисточками. Глаза-бусинки поймали в себя отражение лампочки. Кажется, все это время он лежал, не переменив позы.

— Думаешь, я о тебе забыл?

Мурлов присел на край постели и поставил перед песиком блюдце. Подвинул его ближе. Свинина темнела на блюдце аппетитным бугорком. Дружок шевельнул маленьким черным носом.

— Чуешь? — спросил Мурлов. — Это, так сказать, от нашего стола — вашему.

Ему вдруг захотелось дернуть за одну из кисточек у терьера на мордочке. Завить пальцем и дернуть. Ведь такой смирный, крохотный песик мало чем отличается от котика. Завизжит, наверное, от боли.

Жалко, хозяин знает, где он.

— Кушай, кушай, — сказал Мурлов, вставая.

Он спрятал руки за спину. Вышел, закрыл дверь. Ах, какой соблазн. Но нам такие Дружки ни к чему, лежат себе и лежат. Пусть лежат.

Мурлов выдохнул и вернулся в гостиную. Сел на диван, включил телевизор, запахнув халат, подвинул к себе столик. Ел он, запивая свинину вином. Картофельные ломтики макал в кетчуп. По второму каналу шло какое-то политическое ток-шоу, и выступающие там эксперты надрывно обсуждали Польшу, Украину и Белоруссию. Мурлов смотрел на них, как на животных в зоопарке.

Угу-гу, у-ха-ха. А вы! А мы! А они! Земли! Двадцать первый год! Мазепа! Бандера! Король Сигизмунд!

Он был далек от политики. Он вообще считал, что люди занимаются совершенно бесперспективным делом. Есть исторический процесс, движителем для которого являются законы общественного и экономического развития, вещи абсолютно объективные, и есть горлопаны, крики которых никакого влияния на этот процесс не оказывают. Ты кричишь о том, что Гизы грызутся с Монморанси, и, как всякий гугенот, видишь в этом смерть католической Франции, как вдруг — бац! — и Варфоломеевская ночь. Или ты, как высокородный инка, выступаешь за увеличение жертвоприношений богу Варакоче, а на завтра — хлоп! — у тебя на пороге Писарро и двести испанцев, вооруженных мушкетами.

Чего обсуждать? О чем думать, когда человеческий разум не может заглянуть ни на сто, ни на десять лет, ни даже на полгода вперед? Нет, они с серьезными лицами грозят друг другу пальцами: — ай-яй-яй, вы провоцируете нас на ответный ход! Не понимая, что все ходы давно просчитаны и будут сделаны независимо от их ужимок.

Смешно.

— О земном надо думать, чудики, — сказал Мурлов телевизору. — О земном и приятном. О красоте момента.

Он налил в бокал еще вина, опустошая бутылку, и переключил канал. Возникший на экране Гэндальф призвал Бильбо отдать кольцо.

— Слабак! — вынес вердикт Мурлов, когда кольцо всевластия брякнулось на пол.

Какое-то время, не очень продолжительное, он прикидывал, что сам бы сделал с кольцом. По фильму вроде бы никакой власти над людьми оно не имело, только над владельцем. Вопрос: нужно ли оно тогда?

Ах, да, еще невидимость!

Мурлов зевнул. Невидимость его не впечатляла. Он помнил канон. Канон, вышедший из-под пера Герберта Уэллса, гласил: ничего хорошего ждать не приходится. Всегда есть какая-нибудь неприятная особенность вроде ходьбы голышом зимой. А тут целый Саурон хочет залезть тебе в душу. Мало приятного. Он попереключал еще каналы — реклама, новости, реклама, телемагазин, ток-шоу, прогноз погоды, реклама, реклама, реклама. На рекламе кошачьего корма он остановился, разглядывая хрустящего сухими кусочками котика. Не котик — мечта. Он бы с большим удовольствием…

Мурлов встряхнулся. Все, хватит сидеть! Он пружинисто поднялся, определил грязную посуду в раковину, из сковородок сгрузил остатки мяса и картофеля в контейнер на завтра или на то время, как захочется перекусить, посмотрел на часы. Дело близилось к пяти. Через час пора бы и соседу вернуться. Йоркширский, понимаешь, терьер!

Воздух снаружи приобрел оттенок сигаретного дымка. Солнце потихоньку сползало с неба, как пятно краски сползает с трубы. По верхушкам деревьев продирался ветер.

Мурлов вышел из дому и совершил обход своих владений, не забыв дойти до бокса и подергать (правило номер два) дверь. Все прекрасно, все хорошо. Он приметил место, куда поставит блюдце для рыжей зверюги. А следующее блюдце — на два метра дальше от забора. Да, да, и ближе к нашему тайному месту. Любопытному месту с металлическим столом, тисочками и резким запахом дезинфекции. Ах, котик!

Мурлов бросил в рот несколько незрелых ягод крыжовника, сморщился от непередаваемой кислятины, сплюнул ягоды в траву. Потом, чтобы перебить привкус, дернул из грядки худосочную морковку, росшую совершенным дичком, тут же промыл в ведре, подставленном под водосточную трубу. Жуя, он вышел с участка в дверцу, прошел метров сорок к щиту, к шоссе и повернул обратно.

Где-то взревывал триммер, правее двое мужиков крыли крышу отсвечивающими на солнце оцинкованными листами, заборы росли один выше другого, белели спутниковые тарелки. Мурлов хотел было дойти до Трегубовых, но не придумал, чего спросить, чтобы его визит не показался подозрительным.

А котик ваш дома? Ха-ха!

Вернувшись в дом, Мурлов направился в спальню.

— Ну что, — сказал он, включив свет, — что-то не едет твой Николай Петрович. Не подкинули ли мне тебя?

Дружок поднял голову. Мясо на блюдце оказалось не тронуто. Позы песик за все время так и не переменил.

— Что, свинина не нравится?

Мурлов приподнял блюдце, понюхал. Потом сунул кусок в рот.

— Ты, братец, зажрался, — сказал он, жуя, песику. — Ешь там, наверное, свое… что-то вроде «вискаса», только собачьего. А это, между, прочим натуральная еда. Обжаренная человеком для себя. А человек тебе кто?

Дружок наклонил голову. Мурлов поднялся.

— Ничего-то ты не понимаешь.

Он вышел, выключил свет, закрыл за собой дверь. Задумался. Его вдруг серьезно обеспокоило, что Николай Петрович может не вернуться за своим любимцем. Что, если он на днях продал участок, не нашел, куда пристроить терьера, и подкинул его Мурлову? Присмотрите, через три часа вернусь… И — в Дубай. Или куда там еще? В Таиланд, в круиз.

Мурлов безотчетно сунул руку в карман халата и перебрал ключи на брелке.

В сущности, что ему было известно о старике? Ничего. За все время соседства они, пожалуй, всего два или три раза сказали друг другу больше одной фразы, обсуждая погоду и, кажется, автобусные маршруты. Периодически, конечно, здоровались. Никто Николая Петровича не навещал, во всяком случае, Мурлов ни одного визита не зафиксировал. Не случалось ни женщин, ни шумных компаний. В окнах, бывало, ночью горел свет, но это вполне объяснялось тривиальной бессонницей. Вообще же, что делает сосед за забором в своей ветшающей даче, Мурлову было не интересно от слова «совсем». Разве что тот бы кошек разводил.

И, кстати, собачьего лая со стороны дачи тоже никогда не слышалось. Значит ли это, что четвероногий подарок от коллег по работе появился у соседа недавно? Очень вероятно. Он же сказал — с работы. Не взял же он терьера, как одежду, поносить на время? Животных не сдают напрокат. Так что, скорее всего, это подарок. Может быть, на юбилей или какую другую знаменательную дату. Сорок лет упорного труда. Пятьдесят лет протирания штанов. Правда, тогда следовало признать, что в коллективе среди сотрудников сложились весьма своеобразные отношения. Это надо же додуматься — песика подарить!

Мурлов фыркнул, отнес блюдце в мойку, поглядел в окно — ему показалось, что по столбикам ограды мазнул свет фар. Минуты подтекали, как вода из прохудившегося крана. Кап-кап, пять часов десять минут. Еще кап-кап — пять часов двадцать. А как же котик? Как же, мать вашу, котик?

Мурлов замер посреди гостиной. Когда он сильно нервничал, на него нападал столбняк. И одновременно начинали жутко чесаться руки — предплечья, плечи, кожа на сгибе локтя. Пытка была та еще. Невыносимый зуд в сочетании с невозможностью шевельнуть даже пальцем вызывал в нем ужас, когда думалось, что именно так, возможно, он и встретит свою смерть, скованный, парализованный, агонизирующий.

Впрочем, еще в юности он научился выходить из этого состояния, выбирая себе точку в пространстве. Фокусируя на ней взгляд и отсекая все лишнее, Мурлов анализировал и находил в себе решение проблемы, послужившей спусковым крючком реакции. Так он пережил смерть матери. Так он развелся. Так он перебрался жить за город.

Раньше, правда, на то, чтобы «оттаять», ему требовалось не больше трех минут. С песиком понадобились все шесть.

Стареешь, Валентин!

Мурлов с наслаждением почесался, хотя зуд и так уже уходил, растворялся под кожей. Он не видел себя в живом и деятельном Мурлове, этот зуд. Ах, хорошо! Ах, замечательно! А Дружка он просто после семи выставит за забор. Вот так. Песик умненький. Дашь команду: «Сидеть!», он и высидит до хозяина. На крайний случай можно еще поводок соорудить и привязать к ручке.

Все честно. Четыре часа он, как и договаривались, продержит терьера у себя, дальше — извините. Будем, конечно, надеяться, что до этого не дойдет, но тут уж Николай Петрович должен пенять на себя. Или мы люди пунктуальные, или мы говорим одно, исполняем другое, а получаем, уж простите, третье.

Мурлов поставил будильник на семь тридцать, потом, поддавшись великодушию, передвинул пограничное время еще на десять минут и, сунув будильник в свободный карман, вышел на участок. Он почистил стоки и канавки, подергал сорняки там, где они совсем уж потеряли всякую совесть, подсыпал на грядки земли из кучи, наваленной за крыжовником, потом включил насос и долго поливал из шланга — клумбы, траву, смородину, тонкий побег облепихи и, конечно, дурацкую яблоню.

Плиты дорожки приобрели умытый вид. На листьях застыли капли. Мурлов попрыскал на грязный, в какой-то древесной шелухе, в семенах и «сережках» забор и, подтаскивая за собой шланг, прошелся по дальним уголкам участка, давно уже заросшим, не хоженым и не стриженным. Надо, надо поработать триммером, шевельнулось в голове. Завтра или послезавтра. Закончив полив, он выключил насос, потом свернул шланг в бухту, отнес его на скобу, вделанную чуть повыше фундамента. Все должно быть на своем месте. Тогда наступит красота и благорастворение.

Зайдя в дом, Мурлов включил электрический чайник, потом вынес и охлопал половички из прихожей и коридора. Корпус будильника постукивал о бедро. Ну, сколько там? Сколько? Оказалось, чуть-чуть за шесть. Прорва времени. Мурлов спустился в подвал, проверил запасы картофеля и водопровод. Записал показания в книжечку. В мастерской постоял на пороге, разглядывая висящие на стенах инструменты. Редко-редко он работал здесь. Мастерская была для отвода глаз. Хотя нет, и шуруповертом, и ножовкой он периодически пользовался.

Песик, надо признать, оказался на удивлении смирным. Когда Мурлов нанес визит в спальню в очередной раз, то застал терьера все также лежащим на кровати.

— А не больной ли ты, брат? — спросил он песика.

Присев на край постели, он какое-то время ожидал реакции. Дружок был способен только лупать своими глазенками.

— Или ты тоскуешь, парень? — высказал догадку Мурлов. — Привык что ли к хозяину? Так выл бы. Или ты послушный?

Песик зевнул.

— Ну-ка, сидеть! — приказал Мурлов.

Терьер сел.

— Лежать!

Песик тут же растекся кляксой. Мурлов поднялся.

— Ну и дурак, — сказал он терьеру. — Кошачьи в этом смысле вас, собачьих, обставили. Шиш ты ими покомандуешь.

Выходя, он еще раз повторил:

— Дурак.

И пошел искать веревку, из которой можно сделать поводок. Часы в кармане чуть слышно тикали, отсчитывая последний час гостевого собачьего визита. Первым был найден электрический шнур и забракован из-за прилепившейся на одном конце вилки. Когда-то шнур был отрезан от утюга. Затем Мурлов раскопал на антресолях в кладовке моток бечевки и катушку с толстой капроновой нитью. В результате остановился на бечевке. Прочная, заметная, не задушит, если переплетется. Он отрезал от мотка около двух метров и тут же связал петлю, чтобы закинуть ее на столбик ограды. Ну, вот! Теперь Дружок почувствует всю прелесть человеческой заботы. А нечего! Договаривались до половины восьмого.

Мурлов вспомнил про чайник, вскипятил его снова и минут двадцать цедил несладкий чай, закусывая слойкой. В душе потихоньку росло напряжение. Ну, Николай Петрович, ну, сосед! Не сосед, а кукушка. Подкинул, понимаешь, питомца. Так ли поступают соседи? Ему, в свою очередь, подкинуть нечего.

Впрочем, можно выкопать яблоню и перебросить ее через забор.

А котик ждет. Ждет котик. Ры-ыженький. Сла-авный. Приходил, поглядел, понюхал, мы его мясцом и приманим… Сегодня можно и пораньше обосноваться на посту, сегодня можно не к десяти, а к девяти тридцати сесть. До часу ночи наш разбойник уж должен нарисоваться. Как бы псина его не отпу…

Мурлов, кое-что сообразив, широко улыбнулся. Вот же голова дубовая! Яблоню ему перебросить! Поводок! А просто взять и отправить терьера к Николаю Петровичу на участок, думалка уже отказала? Поднять за шкирку, опустить за ограду. Или вовсе снизойти до рядового, ординарного пинка. Поу-у-у. И полетел Дружок.

Действительно, чего это он вдруг озаботился поводком? Соседи же. Пусть бегает песик на своем участке. Одиночества, видите ли, боится. Привыкнет. Одиночество, наоборот, необходимо ценить.

Мурлов, решив задачу, с комфортом устроился на диване. Выставил будильник на столик, глянул на циферблат. А вот и семь. Осталось всего ничего. Он со вкусом посмотрел новости. Курсы валют, ценные бумаги, биткойн, достижения в робототехнике, аддитивные технологии и нейросети.

Кошмар! — весело подумалось ему. Что еще придумают? Японцы вон уже секс-роботов вовсю пользуют. Правда, между Татьяной и секс-роботом Мурлов, пожалуй, выбрал бы второго. Да и сына бы заменил на покладистую железяку. Соскучился — включил, поговорил, поиграл — выключил.

Запиликал телефон. Мурлов повернул его к себе экраном. Ну, конечно! Ну, кто же еще!

— Да, — отвечая на вызов, сказал он.

— Валентин!

Голос бывшей жены был полон трагизма. Она произнесла его имя и замолчала, ожидая реакции.

— Я слушаю, — сказал Мурлов.

— Валентин, нам не дали двух недель отсрочки, — сказала Татьяна. — Нам дали всего одну неделю. Ты не мог бы переслать сто тысяч через неделю?

Мурлов скрипнул зубами. Сука.

— Через полгода я тебе верну, — торопливо добавила Татьяна.

— Я подумаю.

— Ты же все равно никуда не тратишь.

Мурлов скрючился и застыл, чувствуя, как пощипывают, покусывают плечи невидимые муравьи. Только мысль о коте вывела его из ступора.

— Валентин! Валя! Ты слышишь? — квакала трубка.

— Слышу, — отозвался он.

— У тебя опять приступ?

Ах, как натурально звучала эта обеспокоенность!

— У меня нет никаких приступов! — отчеканил Мурлов, медленно выдохнув. — Я тебе перезвоню. Завтра.

— Мы на тебя надеемся, Ва…

Он прервал связь и какое-то время сидел, тупо глядя, как круг за кругом проворачивается на будильнике секундная стрелка. Ох ты ж, уже семь пятнадцать! Мурлов передернул плечами и встал.

За окном потемнело. Набросив легкую куртку прямо на халат, Мурлов вышел за забор и прошелся к дому соседа. Две березы кренились с участка на общую территорию. Жестяные листы ограды встретили его крапинами ржавчины. Калитка была закрыта. Но нам ли унывать? Привставшему на цыпочки Мурлову стала видна дорожка, бегущая к крыльцу среди зарослей травы. Крапиве и репейнику Николай Петрович, похоже, предоставил полную свободу. Впрочем, свобода от хозяйской руки была предоставлена и всей прочей растительности. Безобразие. Мурлов покачал головой.

Дом ему тоже не понравился. Не чувствовалось в нем жизни. Стены остекленной веранды шелушились краской. Листья и семена облепили спутниковую тарелку.

Света не было ни в одном окне.

Мурлов чуть не подпрыгнул, когда у соседа дальше по улице вдруг на полную мощность включились колонки. Бумканье ударных, казалось, все садоводство подкинуло в воздух. Бум-бум-бум! Хай-я!

Сосед, к счастью, опомнился, и звук приглушил, а затем и вовсе свел в ноль, но в Мурлове какое-то время еще все бурлило, звенело, вибрировало и постукивало в ушах. Бумканье распугало мысли, и он с трудом вспомнил, что собирался сделать. Ах, да-да, песика запустить.

Впрочем, случиться операции по перемещению чужого имущества было не суждено. Николай Петрович ждал его у ворот.

— А я звоню, звоню! — обрадовался он. — А вы вот где!

— Я как раз к вам ходил, — сердито сказал Мурлов. — Думал, не подбросили ли вы мне своего любимца и уехали насовсем.

— Что вы, что вы! — махнул рукой сосед. — Я, как и обещал. А что э-э… Дружок?

— Все хорошо.

Мурлов открыл дверцу. Николай Петрович дернулся было за ним на участок, но наткнулся на взгляд и движение брови и предпочел убрать ногу за ограду.

— Извините.

— Вы постойте здесь. Я сейчас его вынесу, — сказал Мурлов.

— Да-да, понимаю, — улыбнулся сосед, — частная собственность.

— Именно.

Мурлов зашел в дом, включил свет, открыл дверь в спальню.

— Ну, что, — сказал он терьеру, приподнявшему лохматую мордочку, — пойдем, за тобой пришли.

Дружок моргнул.

— На выход, — показал глазами Мурлов.

Песик никак не отреагировал.

— За мной! — сказал Мурлов.

Дружок махнул хвостиком и, видимо, опознав команду, соскочил с кровати. Вот уж подарочек. Сделав два шага, Мурлов убедился, что терьер следует за ним, как привязанный, и больше уже не оглядывался.

— Принимайте.

Он подхватил песика, выскочившего на крыльцо, под живот и понес его к хозяину. Дружок мерно дышал.

— Дружок!

Николай Петрович принял терьера, прижал к груди. Песик, проявив самостоятельность, лизнул его в щетинистый подбородок.

— Эксцессы какие-нибудь? — повернул голову сосед.

— Не было, — сказал Мурлов. — Очень дисциплинированное животное.

— Да, есть такой грех, — непонятно заметил Николай Петрович. — А вы кого больше любите, кошек или собак?

Вот сука, подумал Мурлов. Возьми ему да выложи свой интерес. Он улыбнулся.

— Да я, в общем, и к тем, и к тем равнодушен. Не понимаю ни кошатников, ни собачников. У сына еще аллергия была…

— А он здесь, с вами? — спросил сосед.

— С женой, — объяснил Мурлом. — Мы развелись.

— Простите. Ну, ладно, — Николай Петрович протянул ладонь. — До свидания.

— Да.

Мурлов ответил рукопожатием.

— Спасибо за Дружка. Очень меня выручили, — сосед, кивнув, отступил от забора.

— Не за что.

— Валентин?

Мурлов остановил руку, готовую задвинуть засов.

— Да?

— Я к вам через недельку еще загляну, если не возражаете, — сказал Николай Петрович, поглаживая Дружка. — Хочу кое-что показать.

— Без проблем, — сказал Мурлов.

— Думаю, вы будете удивлены, — улыбнулся сосед.

— Похоже, от такого предложения не отказываются.

Они посмеялись.

— Ну, все. Еще раз спасибо.

Николай Петрович окончательно повернул к своему дому. Мурлов посмотрел, как он, белея рубашкой, проходит под березами, и захлопнул дверь.

О! Наконец-то! Что он покажет? Что он мне покажет, старикан-собачник? Выучит песика новому трюку? Нет уж, не надо. Мы как-нибудь без. Мурлов поднялся по ступенькам крыльца, потом спустился, памятуя свои правила, и проверил засов, дверь в бокс, обошел участок. Другое дело, конечно, если речь пойдет о благодарности в виде бутылки вина…

Солнце садилось в красные облачные усы, плыли дымки от протапливаемых бань, тарахтел неугомонный триммер, тускло светил фонарь на столбе за оградой. Вечер. О, да. Без песика. Без нервотрепки и беготни. Без просителей и нежданных гостей.

А вот котика, котика мы ждем. Всегда рады.

Мурлов подышал воздухом, на мгновение растворился в вечерних звуках, сонном жужжании мошки, страданиях сверчков, поиграл ключами в кармане и, почувствовав воодушевление, зашел в дом. Он достал из холодильника блюдце с сосиской и розовым полумесяцем грудинки, пальцем придал натюрморту живописный вид и вынес приманку во двор. Пять шагов от забитой дыры в заборе. Два метра от окна, правда, чуть наискось. Метра четыре до бокса. И если сегодня наш рыжий котик появится, завтра мы передвинем блюдце на метр поближе, решил Мурлов.

А куда котик денется?

Он улыбнулся, примял траву ладонью и поставил приманку на землю. Потом опустился на колени и оценил, хорошо ли будет видно блюдце из окна. Вполне, вполне. Мурлов поднялся и отряхнул ладони. Вэлком, как говорится.

Посчитав, что стемнело, брызнул светом китайский фонарь. Знак свыше!

Сходив в туалет, Мурлов прибрался на кухне, сделал себе бутерброд, навел кофе (две ложки без сахара) и, зайдя в гостевую спальню, умостился за столом. Еще не пора, но. Медленно, поглядывая на блюдце за окном, он съел бутерброд и выпил кофе. Тишина. Вечер. Замечательно. Мурлов снял халат. Полчаса у него в запасе еще было, и это время можно было посвятить чтению. С минуту он выбирал томик из стоящих на книжной полке. Мурлов любил книги основательные, серьезные, исторические, но без ненужной тяжеловесности. Манна, например, не переносил, а вот Сенкевича любил беззаветно. В этот раз он стянул с полки Кутзее. «В ожидании варваров».

Кто у нас котик, как не варвар? Денно и нощно мы ждем его нападения. Нападай уже скорей, гаденыш!

Минут двадцать Мурлов читал, придвинув лампу на тонкой ножке со светодиодом на кончике, как с любопытным глазом. Казалось, они читали вдвоем, он и лампа. Правда, получалось, что светодиод видел текст вверх тормашками. Главный герой романа кричал и разбирался с пленниками, которых полковник Джолл прислал из экспедиции. Бедные рыбаки на гарнизонных харчах скоро отъелись и перестали бояться. В сущности, с котиком Мурлов собирался проделать то же самое.

Осторожный рыжий кошак должен отъесться и посчитать его другом. День, два, три — и он даст себя погладить. Или же подпустит достаточно близко. Очень важно, чтобы от Мурлова не исходило никакой угрозы. Прожженные твари чуют опасность за версту. Поэтому, конечно же, никаких резких движений. И улыбка. И мягкий голос. У-тю-тю, кто тут у нас проголодался?

У Мурлова заныло внизу живота.

Его живое воображение нарисовало такие картины, что возбуждение чуть не сломало созерцательно-наблюдательный процесс. Ох, нельзя, нельзя. То есть, рано. Мурлов подышал, глядя в потолок, потом углубился в чтение, в пространство, полное солдат, песка, руин, злого ветра и человеческой глупости.

Напряжение ушло.

Все, девять тридцать. Мурлов отложил Кутзее, выключил свет, сдвинул кружку, чтобы не отвлекала взгляд, и застыл на стуле. Всем своим существом он как бы переместился за стекло, под свет фонаря, к блюдцу с кружками сосиски и ломтиком грудинки с полоской жира. Где Мурлов? Нет Мурлова. Есть лишь дух его, растворившийся в вечернем воздухе.

Было уже совсем темно, но глаза еще различали кромку забора и кроны деревьев за ним. Свет фонаря неясным кругом лежал на траве, упираясь в пересаженный смородиновый куст. Ветерок шевелил листья.

В это время Мурлов не смог бы идентифицировать себя в сидящем в комнате человеке. Он кружил, он витал над приманкой, он бликом золотил блюдце, он тянулся над землей мясным ароматом. И только изредка, как желание, как зов, откуда-то из глубин его гудело: ко-отик, ко-отик.

Мурлов, бывало, задумывался об этом странном своем свойстве — двухчасовой, трехчасовой полной неподвижности, растворении в объекте наблюдения, и приходил к выводу, что природа каждого награждает какой-то особенностью. Кто-то складывает в уме многозначные числа, кто-то стоит на голове, кто-то отжимается на одних пальцах. Кто-то прыгает на шесть метров в высоту. А у него вот так.

К тому же, полагал он, к каждой особенности прилагается побочный эффект. Его «приступы», как называла их Татьяна, очень даже возможно берут начало из этой неподвижности. Хотя есть вероятность, что и наоборот. Тут уже и не разберешь, где яйцо, а где курица.

Котик, где ты?

Стороной текло время. Мурлов его не ощущал. Мозг где-то на периферии отмечал скрипы половиц и перекрытий, потрескивания и шорохи, сокращения сердца, крохотные смещения позвонков, затекание мышц. Мурлов смотрел на блюдце. На распрямляющиеся травинки. На мошку, усевшуюся на кружок сосиски. Не всякие посвященные достигали такого уровня медитации.

Ко-отик.

Ах, рыжая тень возникла на границе света! Мурлов с трудом подавил желание тут же вскочить с места. Восторг, чистый восторг! Явился! Что ты, Валя! Куда ты? Мурашки забегали по рукам. Сидим, Валя!

Кот, пробравшийся на участок сквозь низкую щель в ограде, переступил передними лапами. Крупный, рыжий. Морда наглая. Зверь! Мурлов, вбирая животное глазами, наполнялся бурлящей радостью. Ну, теперь все. Теперь ты мой, братец. Тут бы и станцевать, но нельзя, нельзя.

Шевеля ушами, кот сделал шаг к блюдцу. Морда его, принюхиваясь, пошла вниз. Второй шаг. Третий. Кот замер. Конечно, это чужое, мысленно заговорил с ним Мурлов. Мясо, зачем-то выставленное во двор. Но это пока не ловушка. Нет-нет, пока нет, можешь быть спокоен. Угощайся.

Кот, словно услышав его, подобрался к блюдцу и ухватил грудинку. Честное слово, Мурлов чуть не заорал. Разборчивый! Сосиски побоку! Он смотрел, как, прижавшись к земле, рыжая тварь торопливо расправляется с приманкой, и уже представлял, что будет завтра, послезавтра, еще через день.

Встревоженный каким-то звуком, кот вдруг одним прыжком отскочил от блюдца со шматком мяса в пасти. Желто-зеленый взгляд сделался диким. Мгновение — и кот, выгнув спину, брызнул в кусты. Чуть наклонившись, Мурлов увидел, как животное выбралось за ограду, молнией юркнув обратно в щель. Красавчик!

Ну и хорошо. Мурлов потянулся, вскинул руки, повертел головой, вызывая хруст в шейных позвонках.

Часы показывали почти двенадцать. Не так уж и долго он сегодня просидел. Меньше трех часов. Но был вознагражден, да, вознагражден. Ко всем терпеливым людям так или иначе приходит успех. Это, если хотите, правило номер три.

Ежась, Мурлов голышом вышел на участок, собрал в блюдце разбросанные котом частички мяса и стряс все в мусорное ведро.

Заснул он, как младенец.

Следующие дни Мурлов прожил упоительной двойной жизнью. С утра он был простой дачник, садовод, обитатель пригорода, не обремененный городскими заботами и делами. Он возился на участке, обходил свои сотки дозором, готовил еду, смотрел телевизор, сидел в сети, ходил за хлебом и выпечкой в магазинчик, притулившийся у остановки, и относил мусор в поставленный у въезда контейнер.

Но вечером, о, вечером!

Вечером Мурлов превращался в наблюдателя, в особого, тайного агента, в глаза и уши, хотя, пожалуй, в основном, в глаза. Он выставлял блюдце и замирал в спальне перед окном.

Ох, какое это было сладкое время!

Кот не появился в первый вечер после судьбоносного визита, и Мурлов, просидев до часу ночи, это оценил. Даже зауважал рыжего гаденыша: не падок на халяву. Или падок, но умеет держаться.

Огорчило ли его это? Ну уж нет!

Наоборот, появился азарт, ощущение скорой удачи забродило внутри. В следующий раз он добавил грудинки на блюдце, соорудив, если не мясной тадж-махал, то вполне приличный холмик из розовых ломтиков.

И что? Кот появился где-то к полуночи, смело подобрался к приманке и сожрал большую половину приготовленного. Как морда не треснула?

— Все, — прошептал Мурлов, давя смех в горле, — ты мой, ты мой, рыжий ублюдок. Слышишь, котик? Ко-отик.

На третий день он переместил блюдце чуть ли не к самому боксу, к его торцу, но кот и здесь показал себя на высоте. Теперь он уже сожрал все, будто в насмешку оставив лишь последний лоскут грудинки. Мол, очень благодарен. Сыт. Перебравшись за угол стола, Мурлов видел, как настороженно подрагивает рыжий хвост, пока насыщается его обладатель. Кушай, кушай.

Утром Мурлов позвонил Татьяне.

— Давай номер карточки, — без обиняков сказал он бывшей жене.

— Сейчас?

— Нет, завтра!

— Подожди, это так неожиданно…

Мурлов чуть не бросил телефон. У него была теория, что перед ответственными моментами удачу нужно «подкармливать», жертвовать ей что-то. Солидная денежная сумма в долг Татьяне вполне жертве соответствовала. В сущности, подумалось ему мельком, я приманиваю удачу, как кота.

— Так тебе нужно? — поторопил он Татьяну, которая полнила линию связи непонятными звуками: чем-то звенела, что-то трясла.

— Да, прости, прости, я тут сумочку…

Мурлов вздохнул. Ну как, как с такими товарищами общаться? Как им идти навстречу? Как с ними жить вообще?

— Все, все, — снова прорезалась голосом бывшая жена, — я нашла карточку. Записывай.

Она продиктовала цифры. Мурлов вбил их в ячейку для перевода средств в «онлайн-банке». Помедлил пальцем над клавишей. Нажал. Пом. Его счет уменьшился на сто тысяч.

— Эй, — произнес он в телефон, — ты еще слушаешь?

— Да-да, Валентин, — отозвалась Татьяна.

— Ушло. Через полгода вернешь.

— Конечно, Валентин!

— Все.

— Спасибо бо…

Мурлов нажал на значок прекращения соединения. Какое-то время он сидел неподвижно, думая, какая же тварь его бывшая жена. Существо, каким-то случайным образом проникшее в его жизнь и даже родившее от него сына. Любил ли он ее? Разве что в редкие моменты. И именно в эти моменты понимал, что ничего общего между ними нет и быть не может. А уж ее претензии на то, чтобы он не закрывался от нее…

Смешно. Есть первое правило. Все, что может быть закрыто, должно быть закрыто. Внутренний мир — тем более. Как ему хотелось двинуть ей в зубы, когда она вдруг начинала приставать к нему с расспросами! Что ты делаешь, Валентин? А чем ты займешься завтра? А у тебя есть мечта?

Бум! Бум! Бум! — в зубы.

Но ладно, проехали, забыли. Жертва принесена. Следовательно, и план другой, без дружбы и долгих ухаживаний.

Мурлов достал из гардероба хлопковый комбинезон, встряхнул, разложил на кровати, погладил вытертую бирку. Через несколько секунд к комбинезону прибавились прорезиненные перчатки и пояс с отделениями для инструментов.

Котик, котик, человек выходит на охоту. Он тоже любит охотиться, как и ты. Не знал? Увидишь!

Следующим этапом Мурлов приготовил приманку. У него была мысль использовать снотворное, но он отмел ее как недостойную настоящего охотника. К грудинке он добавил немного жареной курицы и жирный ломтик форели. Получилось вполне себе праздничное блюдо. Учитываем невысказанное желание приговоренного. А как вы думаете? Чтим традиции!

Далее Мурлов из длинного ящика под верстаком выбрал сеть с некрупной ячейкой, разложил ее сначала в гостиной, проверил нити и узлы, а потом вышел на участок и раскинул сеть уже на плитках между домом и боксом.

Замечательно.

Под скатом крыши на чуть выступающей балке прятался шкив. До него можно было дотронуться, вытянув руку. Встав на подвинутую лавку, Мурлов пропустил через шкив отрез веревки. Один конец вывел к окну, на другом соорудил петлю и подцепил к ней за карабины на свободных концах уже пришитую по углам сети бечевку.

Все для тебя, котик!

Для испытаний Мурлов положил на сеть чурбачок, расправил ее, чтобы бечевка свисала свободно, отступил и потянул веревку через шкив. Сеть с легким звоном схлопнулась по углам и взлетела вместе с чурбачком вверх. Мурлов поморщился. Медленно, нет? А если шустрый рыжий гость успеет отскочить? Он разложил сеть снова и потянул уже резче. Сеть сложилась мешком, чурбачок затемнел сквозь ячею.

Все равно медленно. Здесь бы, конечно, с песиком потренироваться. Поставить в центр, сказать: «Сидеть», потом сказать: «Ко мне!» и потянуть. Вряд ли бы терьер стал жаловаться. Сходить что ли к соседу и одолжить собачонку на полчаса?

Мысль, конечно, была несерьезная. Как еще объясниться? Извините, мне ваш песик для котика нужен?

Хмыкнув, Мурлов в очередной раз разложил сеть, поправил свисающую бечевку. Может, укоротить? Только видно будет, углы загнутся. Слишком подозрительно. Был бы Мурлов котом, обошел бы за километр. И еще не известно, как все это сработает из окна. Не рядом же, в конце концов, ему стоять? Хорош он будет, демаскирующий ловушку в метре от блюдца. Что за придурок? — подумает котик.

Мурлов оставил конец веревки на подоконнике и прошел в дом. Он снял шлепанцы, пробравшись в спальню, сдвинул оконную створку вбок, втянул веревку. Замер, представляя, как котик-кот пробирается участком к блюдцу.

Ап! Сеть собралась, закачалась с пойманным чурбачком. Мурлов намотал веревку на батарею отопления и босой заторопился наружу. По пути ушиб палец ноги, чуть не поскользнулся, и, шипя, вывалился во двор.

Умял сеть, отстегнул карабины, подтащил к боксу. На все про все потратил полминуты. Не плохо, но хотелось бы меньше. Да, и фонарь надо будет чуть довернуть, чтобы зафиксировать свет на новом месте.

Неожиданно Мурлову пришло в голову, что можно поступить проще — у того же окна сесть с винтовкой. Уж со скоростью пули в двести метров в секунду котик может быть сколь угодно шустрым, но свое непременно получит. Другое дело, что удовольствие совсем не то.

А еще ранишь — и ускачет черт знает куда.

Что ж, придется надеяться, что реакции кота не хватит на то, чтобы мгновенно телепортироваться на полметра. Сообразит он, пойманный, или не сообразит вскарабкаться по сетке вверх, к горловине, дело уже второе. Идеально, конечно, было бы заманить его в бокс, но вряд ли это удастся. Ушлое животное, сообразительное, наверняка, с «биографией». Не зря повсюду шастает и столуется, где хочет. Все разнюхал, везде пометил. Возможно, в отсутствие Мурлова и на пороге уже посидел, и по участку прогулялся. В бокс, понятно, не полезет ни за какие коврижки.

Ну-ну, котик, ну-ну.

Мурлов еще дважды вздергивал сетку, выбирая веревку через узкую щель створки, потом для удобства связал петлю и закрепил в ней короткую, в двадцать сантиметров палку, чтобы можно было поставить в распор к батарее и не мучаться с узлом. Секунд пять где-то этим в общей сложности выиграл. Совсем неплохо.

В конце концов, он удовлетворился тем, с какой скоростью взлетает вверх добыча, выкинул чурбачок к смородине, наладил сеть в последний раз и торжественно вынес блюдце. Лосось аж золотился в свете подвернутого фонаря. Лосось, парень! Лосось! Неужели лососю пропадать? Не подведи, парень!

Наблюдая за блюдцем в окно, Мурлов неторопливо облачился в комбинезон, стянул резинки на запястьях, защелкнул кнопки, поднял ворот под горло. Достал носки потолще, натянул на ноги. К носкам прибавились старые, разношенные туфли.

Уже одетым, Мурлов вскипятил чайник и приготовил себе кружку крепкого кофе, совсем не сладкого, горечь которого щипала язык. Он принес кружку в спальню, подложил под нее мягкую салфетку, сел так, чтобы было видно блюдце, то есть, совсем с краю стола, на дальнем от кровати конце. Веревку намотал на руку, выбирая свободный ход.

Фонарь светил, лосось золотился.

Мурлов отпил половину кружки, натянул перчатки, сжал обжатые резиной пальцы на веревке и замер, умер, пропал. Мысли его потеряли всякую оформленность, но обрели цвет. Они плыли под черепом, подобные розовым облакам. Иногда облака издавали тихие звуки, похожие на глухое, утробное урчание.

Сидеть было не очень удобно, и рама створки частью перекрывала приманку, но Мурлова это не волновало. Он почти не дышал, не двигался и, пожалуй, не замечал, как небо примеряет к себе все оттенки темно-синего, как пропадают во тьме кусты, ограда и кроны деревьев. Он был световым пятном, позолотой на фарфоровом ободе блюдца, курицей и рыбой, и тонкими стебельками травы, прорастающими сквозь ячейки сетки.

Понятие времени для него исчезло.

Слух Мурлова обострился, но звуки теперь распространялись прямо в нем, вызывая мелкие, гаснущие вибрации в теле. Стук веток, шелест листвы, поскрипывание шкива звенели в горле. Музыка, включаемая и выключаемая на соседних участках, отдавала в поясницу. Шорох шин проезжающего автомобиля щекотал пятки.

Возможно, именно эти колебания сейчас составляли его, как единое целое, собирали по частям в не осознающее себя, но, тем не менее, существующее звуковое существо.

А вот новое! Едва заметная дрожь жестяного листа над щелью. Почти неслышный переступ мягких лап. Трепет осторожного уха, коснувшегося подорожника. Легкие подрагивания вибрисс. Неужели?

Объединенные, связанные друг с другом эти звуки отозвались в животе у Мурлова сосущим холодком.

Ко-отик.

Он не выдал себя ни одним движением. Пригибаясь, крадучись, рыжий кот медленно подбирался к приманке. Под шерстью волнами перекатывались мышцы. Подрагивал приподнятый кончик хвоста. Ах, как золотилась форель под китайскими светодиодами! Как пахла! Стоило ли обращать внимание на чуть загнутые углы сетки и уходящую вверх бечеву? Ну-ка, ну-ка, передними лапами — на вязаные ячейки.

Кот неожиданно поднял голову и посмотрел на окно, прямо на Мурлова.

Наверное, был бы Мурлов в тот момент человеком, он обязательно совершил какое-нибудь непроизвольное движение — вдохнул, напрягся, стиснул веревку, и кошачье ухо непременно уловило бы короткий трепет воздуха в его горле, чуть слышный скрип стула под задницей или шорох пальцев по пеньковым волокнам.

Прости-прощай, на этом бы охота и закончилась.

Но в том-то и дело, что Мурлова за окном не было! Он был нигде, у блюдца, под лапой, вертелся мошкой и смотрел на кота. Поэтому тот, не обнаружив опасности, медленно моргнул, опустил голову и перебежал к приманке. Зубы вонзились в кусок форели. Крошки розового мяса брызнули из пасти.

Р-раз!

Мурлов дернул веревку. Рыжая тварь успела припасть к земле, но не успела отпрыгнуть. Вместе с блюдцем, роняющим капли жира, кот оказался в схлопнувшейся сети и забарахтался там, попадая лапами в пустоту ячеек.

Есть!

Мурлов торопливо продел деревяшку под батарею и упер ее так, чтобы она не выскочила. Теперь во двор! Радость была еще преждевременна, и Мурлов подавил ее, так и норовящую заклокотать счастливым смехом в горле. Рано, рано! Ты еще не поймал его, Валентин. Ты в самом начале славного пути.

Он выбежал в темноту ночного участка, в брезентовом комбинезоне, в перчатках, перемахнул ступеньки крыльца, неуклюже повернул, цепляясь пальцами за перила и гася инерцию тела. Горбом мелькнул бокс.

Вот она, вот она! Сеть висела в полуметре над землей, и кот барахтался в ней, сверкая злыми желтыми глазами.

— Сейчас, сейчас, — прошептал Мурлов и прижал сеть к животу.

Другой рукой он освободил ее от карабина. Смех наконец прорвался, просыпался короткими звуками. Словно какой-то дикий зверь разродился воплем на участке. Тише, Валентин, тише. От предвкушения будущего Мурлов чуть не забыл, что надо делать. С полминуты он стоял в странной прострации, пока мысли не нахлынули разом, потом встряхнул сеть и скользнул из-под светового круга.

Четыре больших шага к боксу, поправить добычу, обжать, чувствуя чужую жизнь в своей власти, нащупать ключи.

Вставив ключ в замок, Мурлов вдруг насторожился. Никто не наблюдает? Не слишком ли долго он стоял на свету? Шелестели кусты. Неслышно качались за забором тени деревьев. Огрызок луны висел в небе. Тихо.

А у него ко-отик!

Трижды клацнул замок. Фыркая от смеха, Мурлов ввалился в бокс, наощупь запер дверь и только затем уже включил свет. Все также, с сетью под мышкой, он добрался до стола и, только прижав сеть ладонью к металлической поверхности, позволил себе захохотать в голос.

— Ты мой, мой! — выкрикнул он в глаза коту.

Все! Все, сделано!

Высвободить рыжее животное из ячеек было делом нескольких секунд. Сеть полетела на пол. Как ни старался кот уйти из-под пальцев Мурлова, ему это не удалось. Ухватив кота за шкирку, Валентин вздернул его перед собой.

Замечательный экземпляр!

Тварь жмурилась, прижав уши.

— Что, страшно?

Мурлов ткнул кота в светлую шерсть на животе. Тот дернул выставленными вперед лапами.

— Отсюда только один путь, — сказал ему Мурлов.

Он встряхнул животное, которое показалось ему очень уж вялым.

— Поел рыбки?

В горле кота грозно зарокотало. Мурлов радостно, по-детски рассмеялся.

— Ну, ты уж знай меру-то. Умей проигрывать!

Свободной рукой он прихватил кота спереди, заставив того яростно заработать задними лапами. Когти заскребли о резину перчатки и брезент рукава. Извернувшись, кот попытался даже вцепиться в пальцы зубами.

— Ну, ты нахал!

Мурлов понес кота к столу. Тот пытался прокусить и процарапать брезент. Внутри Мурлова бурлил восторг. Но о деле, нет, о деле он не забывал и, держа свою добычу на весу, включил лампы, одной рукой развинтил струбцину, затем скинул со стола верхний ремень и потянул пряжку нижнего. Кот вдруг чуть не вывернулся, и Мурлову пришлось на несколько секунд забыть о приготовлениях.

— Куда?

Он перехватил рыжую тварь у самого пола. Кожу под глазом неожиданно обожгло. Мурлов отклонился, отдернул голову, чувствуя, как коготь оставляет кривую бороздку. Все-таки дотянулся, ублюдок. Ко-отик! Мурлов сморщился, поморгал — терпимо, саднит, но глаз видит — и улыбнулся.

— Да мы, оказывается, боевые котики!

Дальше он с котом уже не церемонился. Рыжее тельце было распластано на металлической поверхности, а голова помещена в струбцину. Придерживая голову и лапы, Мурлов затянул винт так, что кот взвизгнул. Потом, подвинув ремень, он перетянул кошачий живот и зафиксировал шпенек пряжки в крайнем отверстии. Кажется, надежно.

Мурлов убрал руки и с улыбкой завис над котом. В горле пойманного животного сердито клекотало, словно он готовился зарычать, но сдерживал порывы. Глаза были широко раскрыты, и зрачки плавали в них, как черные семечки.

— Ну-ка.

Мурлов поднес к коту ладонь, и обманчиво спокойные передние лапы стремительно вскинулись, царапнув воздух когтями. Мурлов счастливо рассмеялся. Чувствовал он себя замечательно, хотелось свернуть горы.

— Ты думаешь, я — дурак? — спросил он кота.

Из кармашка на поясе он извлек моток капронового шнура. По очереди лапы кота были продеты в петли, разведены в стороны, отрезки шнура, натянув, Мурлов закрепил на продольных трубках под столом. Надобность в ремне отпала, и Валентин щелкнул пряжкой, открывая светлый живот и рыжую грудь животного.

Распятый и обездвиженный кот вдруг вздумал выть. Мурлов, похрюкивая, несколько секунд ему подвывал.

— Замечательный дуэт, да? — он подергал кота за лапу.

Дальше на вой он уже не обращал внимания. Лампы подверглись регулировке. Пятно света сконцентрировалось на животном. Валентин подтянул к столу стул. В пластиковый тазик набрал горячей воды и вооружился одноразовым бритвенным станком. Комок пены плюхнулся на кота.

— Приступим, — сказал Мурлов.

Он повел станком по шерсти, собирая урожай светлых волос. Под выверенными движениями открывалась бледная кожа. Руку вниз — в тазик, взболтать, очистить лезвия, руку вверх — к животу. Шапка пены осела, размазалась. Мурлов, как осторожный полководец, неторопливо отвоевывал пространство.

Кот неожиданно обоссался под его рукой.

— Ну-у!

Мурлов стряхнул мочу с пальцев, окунул руку в тазик, укоряюще качнул головой и продолжил брить как ни в чем не бывало. Морда кота, защемленная струбциной, пускала слюну. В глазах животного Мурлов ловил ужас. Его это, честно говоря, воодушевляло. Кот не шевелился под станком, лишь заметно дышал. Правда, разведенные лапы нет-нет и выпускали когти, словно части запрограммированного на определенное действие механизма.

— Ну, вот.

Мурлов щекотнул голый кошачий живот и отложил бритву. Придерживая рукой, он слил воду в отверстие в полу, а мокрую шерсть вывалил на газету и убрал в мешковину. Торопиться было некуда. Поглядывая на кота, Мурлов промыл станок, стер остатки пены и кошачьей мочи со стола, сложил в ту же мешковину тряпки и достал пенал со скальпелем.

Словно что-то предчувствуя, кот подвыл.

— Это мы так просим прощения? — улыбнулся Мурлов. — Напрасно. Я не верю в быстрые перемены что в человеке, что в животном. Если был ты наглой рыжей тварью, залезающей на чужие участки…

Крышка пенала раскрылась с едва слышным щелчком.

— …то, извини, такой тварью и помрешь.

Скальпель сверкнул, ловя свет ламп. С полминуты Мурлов завороженно смотрел на острую хирургическую сталь в своей руке. Кот, казалось, смотрел тоже.

— Мя-я… — прохрипел он, прося пощады.

Сладкая музыка!

Мурлов ощутил, будто перед ним открылся невиданный ранее простор, тело зазвенело от радости, от нахлынувших сил, от близкого могущества. Пришлось даже покусать губы и переждать, опираясь о стол рукой. Такое состояние очень вредно для серьезной работы. Вот потом, потом…

— Ну-с, приступим! — сказал Мурлов.

Прикосновение к трепещущему кошачьему животу вышло легким, почти невесомым, но из тонкой, едва заметной линии, прочерченной скальпелем, сначала осторожными язычками выступила кровь, затем рана разошлась, и, словно под действием настойчивой внутренней потребности, наружу вывернулся ком сизых кишок.

Мурлов сосредоточился, держа в голове, что хвойный бальзам начисто перебьет запах кошатины.

Он разделывал кота где-то час. Голова плыла в эйфории. Мысли путались. Шкура. Требуха. Мышцы. Кости.

Ко-отик!

Кровь, выделения, слизь Мурлов смыл на пол в слив. Все, что осталось, разобранное, разломанное, промытое, увенчанное кошачьей головой с остекленевшими глазами, отправилось в четыре бумажных мешка. Честное слово, не так уж и много места занял рыжий разбойник после тесного знакомства. Еще что-то пытался говорить, дурачок!

Первым делом Мурлов похоронил останки под грядками, с другой стороны дома. Здесь хватало света от вздернувшегося над забором фонаря, к тому же несколько квадратных метров по соседству с яблоней он регулярно и тщательно перекапывал. Всегда свежая земля должна была отвести подозрения от захоронения. Пять взмахов лопатой, чтобы поглубже, чтобы никакая зараза не раскопала — один мешок. Еще пять взмахов, через метр, — другой. Далее третий и четвертый.

Мурлов немножко взмок от физической работы, покрутил головой. Было темно и тихо. Часа два ночи, должно быть. Или три? Ни музыки, ни тарахтения триммера. Ни котика. Благодать.

Улыбаясь, Мурлов разровнял землю граблями и вернулся в бокс. Тщательно отмыл стол, стены, пол, загрузил одежду в стиральную машину и тут же, просто-таки плавая в хвойном аромате, под душем вымылся сам.

Царапину под глазом заметил уже позже. Впрочем, память, память о котике. Как он — р-мяу, р-мяу-у…

Заснул Мурлов как младенец и проспал часов двенадцать кряду. Потом позволил себе поваляться полчаса в ленивой неге, вспоминая детали охоты и распятого на столе, выбритого кота. Как это все-таки было замечательно. Месяц можно вспоминать, обсасывая детали.

В четыре Мурлов вышел на крыльцо и занялся первоочередными работами: уже при свете дня разрыхлил грядки, еще раз вымыл бокс, разгрузил стиральную машину, комбинезон с перчатками повесил над сливом, а бельевую мелочь вроде трусов, маек и спортивных штанов вынес во двор.

Он испытывал необыкновенное благодушие и умиротворение, все ластилось и льнуло к нему, шальной, на десять минут, дождик словно облизал щеки, ветер фыркнул в шею, как верный конь, кусты роняли мелкие, едва завязавшиеся ягоды к ногам, будто стремились устлать ими все плитки вокруг дома.

Красота!

Все было вымыто, убрано, слито, похоронено и лишено каких-либо примет, указывающих на то, что он, Валентин Мурлов, мог иметь отношение к пропаже рыжего Трегубовского кота. О, теперь к страдалице Патрикеевне добавятся еще и Трегубовы. Жалко, жалко котика, но уж, извините, собак по садоводству бегает — боже упаси! Начиная с йоркширских терьеров. Могли и задрать.

К вечеру принесло грозу, и Мурлов, сидя в доме, смотрел, как за окнами тарабанит ливень, звенит снаружи тазами и банками, колотит по торчащему из-под навеса автомобильному багажнику, брызгает в стекла. Молния несколько раз соревновалась с рукотворным электричеством, заливая гостиную мертвенным светом.

То ли под испанский, то ли под итальянский футбол, Мурлов со вкусом поужинал. Картошечка, грудинка, соленый огурчик. Ну и лосось на бутерброд. Куда ж без лосося-то? После удачной охоты Мурлов даже позволил себе хлопнуть сто грамм водки, правда, сразу понял, что зря. Во рту образовался нехороший привкус, а желудок наполнился неприятной тяжестью. Видимо, поэтому и сон, сморивший Валентина, выдался препоганый. Он обнаружил вдруг, что привязан к металлическому столу в боксе. Правая рука была зажата в тисках, голова зафиксирована в струбцине, лампы светили в глаза, а вне поля зрения кто-то лениво копошился, звякая инструментами. Страха не было, но все происходящее воспринималось, будто в горячке, по болезни, сквозь муть в голове.

Перебор инструментов скоро прекратился, и человек подошел к столу.

— Татьяна? — удивился Мурлов.

— Ты должен нам денег, Валя, — сказала, нависая, бывшая жена. — Извини, но, видимо, мы может достать их из тебя только таким путем.

Она помахала перед глазами Мурлова миниатюрной ножовкой.

— Ты — дура? — спросил Мурлов.

— Ой, лежи! — скривилась Татьяна.

Каким-то образом Мурлов смог видеть свой белый живот. Внизу живот был увенчан шапкой курчавых, паховых волос.

— Прости, Валя.

Бывшая жена поднесла ножовку, и зубчатое полотно легко проникло сквозь вздутую кожу. Несколько пилящих движений, и Мурлов обнаружил, что разрез стал шире, а внутри у него все зелено.

— Смотри-ка! — сказала Татьяна.

И вытянула на свет тысячную купюру.

— Эй-эй! — крикнул Мурлов.

— Я возьму не больше, чем мне надо, — сказала бывшая жена.

Одну за одной она принялась деловито доставать из Мурлова деньги, которые сами, как тесто из квашни, лезли наружу, завиваясь зелеными кудряшками.

— И мне! — откуда-то возник в боксе сын.

— Чего? — возмутился Мурлов.

Где первое правило? Почему не заперто?

— Мне нужно, чел. Без бабосов жизни нет!

Пальцы сына, отпихнув руку жены, жадно нырнули Мурлову в нутро. Валентин чувствовал, как они неистово загребают в нем купюры.

— О-па!

Сын вытащил целый ворох денежных знаков.

— Куда?

Мурлов попытался поймать сына за руку зубами, но тот оказался шустрей, прыгнул в сторону, растворился в тумане.

— Валя, нам нужно всего сто тысяч, — сказала Татьяна. — У тебя там еще много.

Она пальчиком, игриво, отогнула кожу на животе Мурлова.

— Стой!

— Просто наши все — в обороте.

— Тварь!

Мурлов проснулся и какое-то время лежал в темноте, охваченный внезапным параличом. Казалось, что бывшая жена сопит рядом, а сын шелестит деньгами за стенкой. И самое жуткое, не было никакой возможности проверить, все ли в порядке с животом. Потом Мурлов сообразил, что уже почти три года живет один, и потихоньку задышал, двинул одной рукой, другой, накрыл пупок ладонью. Нет разреза! Сон! Просто сон. О, идиотство какое. Он пофыркал, щупая себя выше и ниже. Все на месте.

Спустя пять минут Мурлов уснул уже легко и без сновидений.

Разбудила его трель звонка. Оказалось, что обладатель йоркширского терьера с утра пораньше решил исполнить свое обещание и навестить соседа-доброхота. Запахиваясь в халат и спускаясь с крыльца к забору, Мурлов с ленцой думал, на какую благодарность способен старик, и прокручивал в голове дежурные слова ответной речи. Я очень рад, какие пустяки, не стоило так тратиться, мы же соседи…

— Да-да?

Мурлов сдвинул засов на дверце.

— Доброго утра, Валентин Сергеевич!

Светило солнце. Небо после грозы радовало высотой и синью. Дружок сидел у ноги Николая Петровича на кожаном поводке.

— Вы снова в компании? — спросил Мурлов.

Седой сосед улыбнулся.

— Теперь, пожалуй, на постоянной основе.

В руках у Николая Петровича не было ни пакета, ни бутылки с алкоголем. Интересные подарки у старшего поколения!

— Вы снова песика мне привели?

— Нет, что вы! Это было бы бестактно с моей стороны. Я хотел бы просто вам кое-что показать. Прорекламировать, так сказать.

— Здесь?

— Лучше в доме. Если вы, конечно, не против.

Мурлов пожал плечами.

— Пожалуйста.

Он пропустил Николая Петровича на участок. Сосед поддернул поводок, и песик легко перепрыгнул порожек. Мурлов закрыл дверцу.

— Это будет цирковое представление?

— О, почти.

Николай Петрович поднялся на крыльцо, но дал Мурлову, как хозяину, войти в дом первым.

— Вы, кстати, рыжего кота у себя на участке не видели? — спросил он.

Внутри Мурлова екнуло.

— Когда? Неделю назад вроде видел.

Николай Петрович снял туфли. Мурлов жестом пригласил его в гостиную.

— Тапочки, — предложил он.

— Спасибо. Кот вчера пропал.

— Вчера?

— Ага. Трегубовых кот.

— Так может и не пропал, — сказал Мурлов. — Это же кот. Ходит, наверное, где хочет. Проголодается — вернется.

— Ну, да, — кивнул сосед, шаркая в тапочках по паркету.

Он прошелся по гостиной, оглядывая интерьер. Песик семенил за ним, подметая пол мохнатыми лапами.

— У вас уютно.

— Спасибо.

Николай Петрович остановился напротив камина.

— Я им предлагал, Трегубовым-то, вживить в кота трекер, — сказал он словно между прочим. — Сейчас бы и не беспокоились.

— Трекер?

— Радиомаячок. Маленькая капсулка под кожу.

Мурлов почувствовал, как сердце его сбилось с ритма.

— И что? — спросил он.

— Ничего, — сказал Николай Петрович. — Отказались. А так бы посмотрели на экран и сразу увидели, где находится их любимец. Цена комплекта бросовая по нынешним временам.

— Наверное, — Мурлов натянуто улыбнулся. — Я, если замечу этого кота, конечно же, сообщу. Но сам уж, простите, ловить не буду.

Николай Петрович махнул рукой.

— И бог с вами, Валентин Сергеевич! Еще не хватало за этим разбойником по кустам гоняться. Я к тому, что с домашними животными — одни хлопоты.

— Исключая вашего Дружка.

— Ну, Дружок — это другое. Кстати, мы, если позволите, займем диван, а вы устройтесь в кресле. Только поверните его от камина.

— И что это будет? — спросил Мурлов, подвигая мебель.

— Сейчас увидите, — Николай Петрович сел на диван и хлопнул по подушке рядом с собой. — Ну, Дружок!

Песик, подобравшись, прыгнул.

— Как вы видите, — сказал сосед, обнимая терьера, — ему доступно даже интуитивное понимание команды.

— Я вижу, — кивнул Мурлов.

К представлению он был настроен скептически.

— Далее, — сказал Николай Петрович. — Кувырок!

Дружок тут же кувыркнулся через голову.

— И назад!

Терьер, радостно взвизгнув, выполнил и этот трюк. Мелькнули лапы и уши. Ударил по подушке хвост.

— Как вам? — спросил Николай Петрович.

— Вполне, — сказал Мурлов. — Но я не понимаю…

Сосед поднял палец.

— Сейчас. Смотрите, — он обернулся к песику. — Ну-ка, сидеть! Сидеть.

Дружок замер. Черные глазки преданно смотрели на хозяина. Розовый язычок обмахнул верхние зубы и нос.

— Теперь внимательнее, — сказал Николай Петрович.

И одним движением свернул песику голову. Мурлов едва не испытал оргазм, когда половина собачьего черепа осталась у соседа в руках. Он и не подозревал, что возможно настолько неконтролируемое возбуждение. Хорошо, что напряжение, выстрелившее снизу живота, удалось задрапировать складками халата.

— Оп! — сказал сосед.

Мурлов привстал.

— Это как? — выдавил он.

— Очень просто, — Николай Петрович показал Мурлову изнанку черепа. — Здесь есть хитрые крепления.

Часть Дружка в руке соседа темнела пластиком и золотистыми дорожками припоя.

— Так это…

Николай Петрович кивнул, когда у Мурлова не нашлось слов для продолжения.

— Да, Валентин Сергеевич, Дружок — механический пес. Скорее, конечно, кибернетический, но слово «механический» мне все же больше нравится.

— Механический, — пробормотал Мурлов.

— Можете посмотреть.

Николай Петрович отодвинулся, давая собеседнику своими глазами полюбоваться на сидящего на подушках трепанированного песика. Мурлов увидел нижнюю челюсть, косички шерсти, свисающие от нее по бокам, а выше…

Выше, в выемке сложной формы, серебрилась коробочка в обводах трубок и контактных шин. В глубине ее помигивал светодиод, а там, где должны были находиться глаза, на тонких штангах с пружинками, как на амортизаторах, помаргивали крохотные объективы.

— Механический, — повторил Мурлов.

— А не чувствуется, да? — сказал Николай Петрович. — Вы ведь ничего не заподозрили?

Мурлов мотнул головой.

— Клянусь, нет.

— Вы ведь прижимали его?

Мурлов кивнул.

— Прижимал.

— Тепло чувствовали?

— Ну, да. Вообще, как живой… песик.

Николай Петрович рассмеялся и развел руками.

— Тем не менее, существо не живое. Но модель поведения его очень-очень близка к поведению животного. Даже с вариациями. Вы помните роботов от «Бостон Дайнемикс»?

— Честно говоря… — Мурлов наморщил лоб. — Я как-то далек… — Он вдруг вспомнил желтый брусок на четырех лапках, который скакал на одном из видео в социальных сетях. — Это такой желтый робот, да?

— Да-да! — обрадовался Николай Петрович. — Так вот, наш холдинг ушел далеко вперед в этом отношении. Вы и сами видите. И квазиживая кожа, и анатомическое соответствие. Буквально на следующей неделе мы выпускаем наших механических животных в продажу.

— Куда?

Вид терьера без головы оказывал на Мурлова гипнотическое воздействие. И эрекция — эрекция не собиралась спадать.

— В продажу.

— Таких вот песиков?

— О, не только! Вы подойдите, подойдите ближе, Валентин Сергеевич!

Мурлов улыбнулся.

— Я лучше все же отсюда.

— Боитесь? — спросил Николай Петрович.

— Н-нет.

— Это, в сущности, нормально, — сосед огладил механического песика по неподвижной спине. — Всякое незнакомое устройство вызывает страх. И мы много работаем над тем, чтобы наши животные были максимально привлекательны и безопасны для их владельцев. Мы, кстати, уже получили сертификаты безопасности для двух моделей, и еще для трех получим во второй половине года.

— И сколько? — спросил Мурлов.

— Цена?

— Да.

— От миллиона.

— Ого!

— Да-да, — кивнул Николай Петрович. Убрав хвостики шерсти, он поставил черепную коробку с верхней челюстью на место. Раздался чуть слышный щелчок. — Но в дальнейшем цена, я думаю, упадет. Мы, так сказать, первопроходцы. Голос, Дружок!

Песик, ожив, звонко тявкнул. Мелькнул розовый язычок.

— Видите, как живой.

— Я вижу, — сказал Мурлов.

— Ну, побегай, — сказал Николай Петрович песику.

Терьер посмотрел на него глазками-бусинками и, послушно спрыгнув с дивана, закружил по комнате. Где-то он останавливался, где-то принюхивался.

— И сколько он так может? — спросил Мурлов.

— По времени? Гарантированно — двадцать четыре часа, — сказал Николай Петрович. — В экономичном режиме — сорок восемь. Но вместе с животным вы получаете и зарядную станцию. Это такой коврик. Животное на нем имитирует сон. Зарядка идет около двух часов, но восемьдесят процентов батарей заряжаются за полчаса.

— И вы уже их продаете?

— На следующей неделе — во всех крупных техномаркетах страны.

— А вообще гарантия?

— Три года. Но в каждом животном есть запоминающее устройство, оно может выступать не только, как домашний любимец, но и как робот-охранник.

— В смысле?

— Фиксация нарушения, вызов хозяина или полиции.

— А я уж подумал, что такой вот песик еще и преступника может нейтрализовать, — сказал Мурлов с улыбкой.

— Нам бы тогда не одобрили сертификат безопасности, — сказал Николай Петрович. — Вы же понимаете, если механизм сможет причинить вред человеку…

— Понимаю.

Дружок скрылся за кухонным столом. Несколько секунд был виден только его весело помахивающий хвост.

— По сравнению с настоящими животными у нашего продукта есть ряд неоспоримых преимуществ, — продолжил Николай Петрович. — Не требует еды, не гадит, исключительно послушен, и, кстати, если с вами что-то случится, сможет оценить ваше состояние и вызвать «скорую помощь». Хотя, конечно, есть тонкости. В том смысле, что предварительно надо будет записать текст обращения.

Мурлов вздохнул.

— И все же миллион.

— Да, как бюджетный автомобиль, — сказал Николай Петрович. — Но я к вам пришел не просто так. Как человеку, оказавшему мне услугу, я готов предоставить вам пятидесятипроцентную скидку.

— То есть, такой песик будет стоить мне пятьсот или шестьсот тысяч? — спросил Мурлов.

— Ну, песик или котик.

Все в Мурлове всколыхнулось.

— Как — котик?

— Ну, не все же собачники, — улыбнулся Николай Петрович. — Есть и кошатники. А мы стараемся охватить как можно больший процент потенциальных покупателей. Правда, кошачья порода у нас пока всего одна, дворовая. Самая популярная. Но скоро, думаю, выпустим «сиамца».

Мурлов покашлял, скрывая волнение.

— И это будет мой кот?

— Разумеется.

— Механический?

— Окончательная сборка — при вас. «Шкурку» тоже могут зашить при вас.

— Нет, это не нужно. Но предложение о покупке…

— Я слушаю.

— А как быстро это произойдет? — спросил Мурлов.

— Вот, — из кармана рубашки Николай Петрович достал визитку. — Это наш склад, логистическая контора. Километров сорок отсюда, если по шоссе на Нижний Новгород и Казань. Приезжаете туда, вам из первой партии сразу дадут животное.

— А оплата?

— Там же, по терминалу, карточкой. Можно, кстати, половину заплатить при получении, а вторую половину — через месяц.

— А скидка?

— Вы же — Валентин Сергеевич Мурлов?

— Да.

— Значит, скидка на вас уже оформлена.

— И механического кота не отличишь от настоящего?

Николай Петрович почесал бровь.

— Ну, думаю, если поставить себе такую задачу… Но, в целом, у нас очень аутентичная модель поведения. Есть, конечно, игровые режимы, где вполне возможны некоторые, скажем так, девиации… Но опять же, повторюсь, все это совершенно безопасно, модель поведения просто откатывается на начальные установки. Дружок!

Сосед похлопал по колену, призывая механического песика. Тот тут же вернулся к хозяину и даже поднялся на задние лапы, опираясь передними на хозяйскую ногу.

— Просто удивительно, — сказал Мурлов.

— Мы сами иногда не можем поверить, — сказал Николай Петрович. — В Европе на наши модели уже очередь на полгода вперед.

Он почесал терьеру под челюстью.

— И все же дороговато, — сказал Мурлов.

— А вы не спешите, подумайте, — Николай Петрович поднялся. — Я завтра, кстати, еду на склад и могу свозить вас — туда-обратно. Если, конечно, решитесь. Замена деталей — гарантийная. Но мы проверяли наши модели на стенде — три года все должно отбегать без поломок. Конечно, при бережном пользовании.

Комкая полы халата, Мурлов поднялся тоже.

— А программное обеспечение?

Вместе они прошли к входной двери. Песик первым, прыснув между ног, протиснулся на крыльцо.

— Перепрошивать модуль пока нет никакой необходимости, — сказал Николай Петрович, — там даже есть небольшой самообучающийся блочок. Ваш питомец запомнит вас, как хозяина, свое имя, на которое будет отзываться, ваш распорядок дня, детей, друзей. Кстати, кошачьи у нас научены ловить мышей.

— Серьезно?

— Так называемый «охотничий» режим.

Мурлов проводил соседа до забора. Перед тем, как шагнуть в дверцу, Николай Петрович взял Дружка под мышку.

— Завтра в десять, если что, ждите меня у щита, — сказал он.

— В десять?

— Да. Дружок, голос!

Песик тявкнул.

— Это мы так прощаемся, — сказал Николай Петрович с улыбкой. — Ну, до свидания.

Он кивнул и направился в сторону своей дачи.

— До свидания!

Мурлов прикрыл дверцу и вдвинул засов.

Какое-то время он стоял, невидяще уставившись на стальной лист, подбитый деревянными брусками, потом опомнился и, обойдя для порядка участок, вернулся в дом. Ко-отик, подумалось ему. Свой механический котик. Очень-очень живой.

Но дорогой. Я убью его за сутки.

Мурлов прошелся по коридору, заглянул в обе спальни, потом безотчетно закружил по гостиной. Ну и пусть, ну и пусть, шелестело под черепом. А так все насуют в животину трекеров, и оглянуться не успеешь, как тебя прижучат. Сигнал нашего котика, скажут, пропал у вас в боксе. И не оправдаешься. Нет, не оправдаешься. Уже опасно, не докажешь, что котик сам пришел…

Пятьсот тысяч.

Мурлов остановился, сел на диван, но волнение вновь подняло его на ноги. Не такие уж и большие деньги. Он прошелся до холодильника, открыл его и замер, глядя на половинку капустного кочана в прозрачном лотке. Как старик черепушку — раз! — и готово, вспомнилось ему. Так, конечно, не очень интересно, но, если экономно… Механического котика можно даже не разделывать. Мурлов облизнул губы. Дал ему поджопник, потом лапу прижал, потом морду прижег…

Где-то год назад, после того, как убил второго по счету садоводческого кота, Мурлов задумался над тем, чтобы завести собственное животное, но взвесил все за и против и отказался от глупой затеи. Ладно, запахи, кормежка, кошачий туалет, ободранные обои и мебель. Все это не так страшно.

Сколько он выдержит, вот вопрос. Не придешь же через неделю в кошачий приют с просьбой выделить ему нового кота, так как старый куда-то делся. Зачем ему ненужные подозрения? Пропал, не пропал, убежал, отравился, сожрал что-то и умер.

А тут — механический, личный.

Если человек в порыве злости разобьет будильник, кто ему что предъявит? Разве что посетуют на несдержанность. Ну и котик от будильника мало чем отличается. Не живой же. Имущество. Механизм.

Пятьсот тысяч. А с какими-нибудь финтифлюшками — все шестьсот. Надо бы выяснить, что там в комплектацию входит. Вдруг, как с автомобилями — эконом, комфорт, люкс? Прокачанный котик дороже.

Мурлов вдруг понял, что твердо и бесповоротно решил купить себе механического кота. Ко-отика. Если он будет также хорош, как соседский песик, то, возможно, он переживет с ним незабываемые моменты. А какие-то детальки ему заменят по гарантии. Если, конечно, не сильно усердствовать.

Пятьсот тысяч пробьют брешь в сбережениях, но у него, в конце концов, есть фирма, где он является учредителем, и сдаваемая в наем квартира, так что потихоньку в кубышку, на счет накапает снова.

Может, купить двух котиков? — подумал Мурлов. Одного сразу про запас. Первого подвесил, другого распаковал.

Целый день и половину ночи Мурлов обкатывал в голове идею приобретения механического животного и сидел в интернете, где, оказывается, у продукции компании «Mechanimus» было обширное портфолио: официальный сайт, сайт холдинга «Росмеханика», десяток сообществ любителей механических животных, две тысячи видео и счетчик, отсчитывающий время до начала продаж.

На одном из видео обозначился и сосед. Николай Петрович рассказывал и показывал на примере Дружка, как механическое животное определяет границы доступного пространства, как ему задавать понятия «дом», «двор», «место», как оно реагирует на слова хозяина и приводил ряд доступных к использованию команд.

Нашлось и видео, где тот же терьер был показан в разрезе, и скелет механического животного почти полностью копировал скелет живого пса, аккумуляторная батарея располагалась в животе, а процессорный блок — под грудиной. Оплетка из проводов была подобна нервной системе.

К поездке на склад Мурлов едва не опоздал. Проснулся он без пятнадцати десять и успел только перехватить бутерброд с кофе. Пиджак натягивал уже на ходу. Запер дом, проверил дверь бокса, выскочил за забор. Потом вернулся, потому что забыл портмоне и телефон. Переложил ключи, визитку, прошелся расческой по встопорщенным волосам. Красавец! Пластырь отлепился то ли ночью, то ли утром, и заживающая царапина придавала лицу лихой и бандитский вид.

Небо было хмурое, обещающее дождь, и Мурлов, торопливо шагая по подъездной дороге к шоссе, пожалел, что не взял зонт. С другой стороны, его же обещали доставить туда и обратно, а уж до дверей склада или дома он добежит, не расклеится.

В груди теснило. Котик. Ко-о-отик! У него будет собственный котик, которому он сможет без оглядки на любителей животных открутить яйца. И никто ничего не скажет. Никто! Правда, есть вопрос: будет ли иметь механический котик яйца? Ну да не страшно, решил Мурлов. Важен сам процесс.

Николай Петрович уже ждал его в серой «тойоте». За рулем сидел худощавый, приветливый парень.

— Можно? — спросил Мурлов, открыв дверцу.

— Садитесь-садитесь, — сказал с переднего пассажирского сиденья Николай Петрович.

— Спасибо.

Мурлов забрался в салон.

— Ну, что, решились? — спросил сосед.

— Ну, я здесь. Значит, решился.

— И замечательно! — обрадовался Николай Петрович. — Давай, Миша, в контору к логистам, что на шоссе.

— Понял, — кивнул водитель.

«Тойота» мягко взяла в разгон.

— Простите, Валентин, — повернулся к Мурлову Николай Петрович. — А что вас все же подвигло на покупку? Я просто видел, как вы были заворожены, когда я снял черепную коробку с Дружка…

— Я, извините, охренел, — сказал Мурлов.

Николай Петрович рассмеялся.

— Просчитанный эффект!

— Теперь и не распознаешь, настоящий песик или механический.

— Для специалиста это не составляет проблемы. Так вас это поразило? Или все же предложенная мной скидка?

Мурлов качнул головой.

— За миллион я, конечно, крепко бы подумал.

— Через год или полтора для российский потребителей мы цену опустим вдвое. А по скидке можно будет купить и вовсе тысяч за триста.

Выбравшийся на шоссе автомобиль прибавил ходу. Вокруг было зелено, справа замелькали распаханные поля.

— А где ваш Дружок? — спросил Мурлов.

— В багажнике, — ответил Николай Петрович.

— А в прошлый раз?

— Мне нельзя было взять его с собой. А оставлять без контроля опытный образец запрещено инструкцией. Вот я и подключил вас.

— И приобрели клиента, — улыбнулся Мурлов.

— Ну, так далеко я не загадывал.

Они посмеялись. Мимо пролетела развязка, по низинке рассыпались длинные складские здания. Вдалеке на склон холма повыскакивали буколические домики. На лобовое стекло «тойоты» упали первые капли.

— А скажите, Валентин, зачем вам механическое животное?

Мурлов поймал взгляд Николая Петровича в зеркале заднего вида.

— Ну-у… — он пожал плечами. — Так сразу не объяснишь.

— Понимаю. Наверное, детские ощущения? Робот на службе у человека? Та же Рэсси у Электроника?

— Не совсем так, но, в целом, похоже.

Признаваться в своей страсти Мурлов не собирался. Неужели еще можно найти такого дурачка, что с первого раза выложит: я люблю убивать котиков?

Автомобиль свернул с шоссе, заложив петлю, нырнул под эстакаду и покатил по широкой дуге к гигантской заасфальтированной площадке, в конце которой желтели несколько двух- и трехэтажных зданий.

— Это все кластер «Росмеханики», — объяснил Николай Петрович.

Большая часть асфальта была размечена под автостоянку, на меньшей, огороженной водоналивными бачками, несколько парней в плащах и под зонтиками обкатывали робота для доставки. Автомобилей было немного, не больше десятка. За распахнутыми воротами ближнего склада миниатюрные погрузчики перемещали поддоны с коробками. Дождь сеял мелкой пылью.

— Приехали, — сказал Николай Петрович, отстегивая автомобильный ремень.

«Тойота» встала на свободное место. Водитель выключил двигатель. Стекла тут же принялись покрываться каплями.

— Миш, ты посидишь? — спросил Николай Петрович.

Парень за рулевым колесом кивнул.

— Хорошо.

— А потом вот Валентина Сергеевича обратно до садоводства, если я задержусь.

— Будет сделано.

Сосед выбрался из автомобиля, подождал, пока Мурлов хлопнет дверцей, и подхватил того под локоть.

— Дождь, честно говоря, не перевариваю, — признался он. — Ускоримся?

— Без проблем.

Они перебежали открытое пространство. Николай Петрович шаркал по асфальту каблуками туфель.

— Сюда.

От ворот взяли левее, окантованная лентой дверь подалась под рукой. Просторное, светлое помещение с длинной стойкой на входе и стеллажами у дальней стены при появлении гостей тут же вспыхнуло радостным разноголосьем.

— О-о! Николай Петрович!

— Заглянул-таки на огонек!

— Как обещал! Три года не прошло!

— Глыба!

Какая-то молоденькая девушка чмокнула Николая Петровича в щеку. Крупный мужчина в спецовке долго тряс ладонь, словно пробовал ее на прочность. Пожилой лысеющий брюнет в строгом костюме обнял, как старого знакомого. Мурлов отодвинулся в сторонку, предпочитая не привлекать внимания.

Николай Петрович, видно, был рад и улыбался. Мурлову вдруг захотелось вскрыть ему череп. Просто так, чтобы погасла дурацкая улыбка.

— Кстати, у вас клиент! — сказал Николай Петрович.

— Уже? — спросил кто-то.

Вопрошающий был лупоглаз и прыщав. Ему тоже хотелось вскрыть череп. Нет, снести его половину.

— Ребята, я обещал, — сказал Николай Петрович. — Уважите моего соседа?

Он выдвинул Мурлова вперед.

— Иннокентий! — подал ладонь лупоглазый.

Старательно не показывая своего отвращения, Мурлов энергично пожал чужую руку.

— Валентин.

— Вам собаку или кошку?

Мурлов сделал вид, что раздумывает.

— Мне бы хотелось взглянуть на обе модели.

— Это можно.

Лупоглазый Иннокентий повел его к стеллажам. На полках лежали многочисленные коробки с крупной надписью «Mechanimus» на боку. Иннокентий выбрал две и понес их к столу, приставленному к стене между стеллажами. Оглянувшись, Мурлов увидел, как сосед, о чем-то разговаривая, переходит со здоровяком в спецовке во внутренние помещения.

— Валентин.

— А, да, — опомнился Мурлов.

— Смотрите.

Иннокентий откинул картонную крышку с первой коробки. Под крышкой оказался бокс из прозрачного пластика. На фоне веселого задника там лежал йоркширский терьер — полная копия Дружка, разве что окрас все же был чуть потемнее. Мурлов почувствовал внезапное, лихорадочное нетерпение.

— А кот? — спросил он.

Губы чуть не сложились в «ко-отик».

— Пожалуйста.

Лупоглазый менеджер вытащил предохранительный язычок и откинул крышку второй коробки. Полосатый кот дымчато-серого окраса лениво развалился в боксе, словно спал. Это был достаточно взрослый, крупный экземпляр.

Ко-отик.

Мурлов влюбился с первого взгляда, но помедлил и спрятал руки за спину, потому что пальцы вдруг начали дрожать.

— Я, наверное, кота возьму, — сказал он.

— Не пожалеете, — улыбнулся Иннокентий.

— Посмотрим.

— Да, кстати.

Иннокентий стянул с полки еще коробочку, поменьше, распаковал ее и вытянул свернутый в рулон коврик.

— Это зарядное устройство, — пояснил он.

Расправив коврик на столе, он выцепил снизу проводок с вилкой и воткнул в розетку. Затем осторожно расцепил замочки бокса.

— Можно я сам? — спросил Мурлов.

— Конечно!

Иннокентий с готовностью отступил в сторону. Котик оказался не легкий и не тяжелый. Килограмм пять. И комнатной температуры. Мурлов взял его на руки, и под пальцами ощутил ребра и мягкость кошачьего живота.

— Кладите на коврик, — подсказал Иннокентий.

— Просто положить? — спросил Мурлов.

Ему не хотелось выпускать животное из ладоней. Шерсть была совершенно как настоящая.

— Конечно, его же надо проверить! — Иннокентий поймал кота за висящие задние лапы. — Кладите, кладите, не бойтесь.

Мурлову захотелось пнуть его в голень. Он улыбнулся и аккуратно опустил механического кота. На коврике с краю тут же заалела короткая полоска.

— Это значит, что идет заряд, — пояснил лупоглазый менеджер. — Когда мех зарядится полностью, индикатор позеленеет.

— Мех?

— Ну, от слова «механический», «механизм». Сокращение.

— А-а.

Мурлов не удержался и стукнул ногтем животное между ушей.

— Нравится? — спросил Иннокентий.

— Надо будет в деле его посмотреть, — сказал Мурлов.

— У него, кстати, есть два режима, домашний и охотничий.

— Я знаю.

— Переключаются вот здесь, за ухом.

Иннокентий протянул руку, но Мурлов упредил его движение.

— Если я буду владелец, то лучше уж мне, — сказал он.

Пальцами он нашел за правым ухом кота едва заметный бугорок, нажал на него, и бугорок сместился ниже. Следующее нажатие снова передвинуло его вверх. Мурлов понял, что под шерстью находятся две крохотные сенсорные кнопки.

— Ага.

— Нашли?

— Не тупее пылесоса, — сказал Мурлов.

— Есть еще кнопка выключения.

— Если вдруг надоест?

— Ну, типа того, — улыбнулся Иннокентий.

— А инструкция есть?

— В коробке с ковриком.

Менеджер достал толстую книжку формата «покетбук» с котом на обложке. «„Mechanimus“ для пользователей», прочитал Мурлов.

— Ну и замечательно, — сказал он.

У кота тем временем дернулся хвост, и он привстал на лапах. Движение было настолько естественным, настолько лениво-грациозным, что Мурлов с трудом сдержал восхищенный вздох.

Ко-отик!

Механическое животное переступило и повернуло голову. Зеленые глаза уставились на стоящих у стола людей.

— Он уже может воспринимать меня как хозяина? — спросил Мурлов.

Иннокентий качнул головой.

— Вы еще не заплатили.

— У меня скидка, персональная, — сказал Мурлов.

— Сейчас проверим.

Менеджер подсел к ближнему столу с монитором и защелкал кнопками на клавиатуре. На экране монитора каскадом раскрылись несколько окон, развернулся и ушел вниз длинный список покупателей.

— Фамилию не подскажете? — спросил Иннокентий.

— Мурлов, — сказал Мурлов.

— Валентин Сергеевич?

— Он самый.

Иннокентий всмотрелся в текст на мониторе.

— Ага, вижу. Пятьдесят процентов. — Он повернул голову. — Вы в кредит или половину на половину?

— Я сразу, — сказал Мурлов и достал из портмоне банковскую карточку.

— Замечательно!

Иннокентий взял у Мурлова паспорт, внес его данные в компьютер, потом отправил на печать несколько страниц и подтянул к краю стола терминал.

— Сколько всего? — спросил Мурлов.

— Пятьсот восемнадцать девятьсот.

— А чек?

— Разумеется!

Принтер застрекотал в углу, выплевывая в лоток листы бумаги. Один лист оказался товарным чеком, другой — свидетельством о покупке механического кота, третий — гарантийным сертификатом.

Мурлов приложил карточку к терминалу.

Почти автомобиль, подумалось ему. Я покупаю кота по цене автомобиля. Не сошел ли я с ума? Бесхозных котиков вокруг — пруд пруди. И все же… Он вбил пин-код, заслоняясь от не в меру любопытного Иннокентия. Терминал с готовностью выдавил ленту чека. Тут же из банка позвонили на телефон и поинтересовались, он ли совершает денежную операцию. Мурлов подтвердил, хотя, честное слово, мгновение — одно мгновение! — ему хотелось все отменить.

— Все? — поинтересовался лупоглазый Иннокентий.

— Да, — кивнул Мурлов. — А скажите, действительно покупают в такую цену? Ну, в миллион и больше?

— Мы еще не продаем, — улыбнулся Иннокентий, — но предварительных заказов — почти на семь тысяч мехов.

— Много.

— Ну, плана мы еще не достигли. А вот ваш ключ-код.

Менеджер передал Мурлову пластинку на цепочке, похожую на брелок от автомобильной сигнализации. На лицевой стороне в пластике был выдавлен номер, а рядом с тремя продолговатыми кнопками находилось поле сканера отпечатка пальцев. На оборотной стороне золотился паучок микрочипа.

— И как это работает? — спросил Мурлов.

— Сейчас все объясню. Вы себе меха покупаете?

— Разумеется.

— Ну, может, в подарок.

— Себе.

Иннокентий собрал бумаги, вручил их свежеиспеченному клиенту и шагнул к столу, на котором все еще заряжался кот.

— Приложите палец, желательно большой, к сканеру, — сказал он.

— Правый или левый?

— Лучше правый.

Мурлов выполнил действие, и на ребре пластинки зажглась зеленая риска.

— Хорошо, — кивнул Иннокентий. — Теперь нажмите кнопку вверху и скажите какую-нибудь фразу. Это необходимо для опознавания мехом вашего голоса.

— Любую фразу? — спросил Мурлов.

— Любую.

Мурлов поднес пластинку к губам.

— Я, Валентин Мурлов, купил тебя, и теперь ты — мой, — произнес он.

На пластинке зажглась вторая риска.

— Теперь поднесите ключ-код чипом вниз к макушке меха. Должно пискнуть.

— Сейчас.

Мурлов провел брелком между кошачьими ушами. Кот следил глазами за движением руки.

Никакого эффекта.

— Нет-нет, — сказал Иннокентий, — надо задержать.

— Без проблем.

Пискнуло.

— Держите-держите, — сказал Иннокентий.

Кот мигнул, подобрал лапы, поднял голову, словно собираясь подпрыгнуть вверх, и так замер.

— Что теперь? — спросил Мурлов.

— Подтвердите отпечаток пальца.

— Как?

— Прижмите палец под челюстью.

Мурлов прижал, ощущая мягкость шерсти. Механический кот выгнул спину, потом растянулся, подминая коврик, и заурчал.

— Все! — с улыбкой профессионального фокусника объявил Иннокентий.

— Все?

— Сейчас еще чуть подзарядим, и можете забирать.

— А имя?

— Меху? Ой, простите, забыл. Нажмите верхнюю кнопку, а потом среднюю.

Мурлов проделал манипуляции с кнопками. Котик зажмурился, чуть склонив голову, и морда его преисполнилась подозрительности. Мурлов даже удивился, насколько механическое животное похоже передает человеческие эмоции. Васек и Мурзиков он отмел сразу. Нет, его котика так звать не будут. Подходило: Цезарь. Но казалось слишком напыщенным. Еще в голове вертелось: Тута. Уменьшительное от Тутанхамона. Звучало не очень. Где ты? Тута. Можно, конечно, Тутмос…

— Говорите, — шепнул Иннокентий.

Мурлов кивнул, одновременно отстраняя менеджера от себя.

— Ося, — сказал он котику. — Тебя зовут Ося.

Мех широко распахнул глаза, словно от удивления, и снова сжал их в щелки. Лупоглазый Иннокентий фыркнул.

— Все, он запомнил, — сказал он. — А почему Ося? Типа, Остап?

— А что, плохо? — спросил Мурлов.

Ему не хотелось посвящать придурка-менеджера в то, что Ося может быть и Осирисом. Неживому котику это шло.

— Да нет, оригинально, — сказал Иннокентий. — Там в инструкции почитаете: имя потом можно переменить, если разонравится. А так первая кнопка — это вы подзываете меха к себе. Вторая — он подает голос. Третья — идет на зарядку, спящий режим. Кстати, если будут какие-то проблемы с ковриком, в задней правой конечности есть проводок с ю-эс-би-разъемом. Вытянете — и заряжаете или от компьютера, или от розетки. Визитку я прикрепил, если что.

— Спасибо, — сказал Мурлов. — Все, могу забирать?

Иннокентий пожал плечами.

— Ну, в сущности…

— А как его? Так и брать?

— Прикажите лечь.

— Он понимает?

— Обижаете! — надул щеки менеджер.

Мурлов почувствовал волнение в груди.

— Ося, лечь! — приказал он.

Механическое животное послушно подобрало лапы.

— Я его обратно в коробку, — сказал Мурлов, просовывая руку под теплый живот котика.

— Конечно-конечно!

Иннокентий принялся сматывать освободившийся коврик. Мурлов положил меха в бокс, туда же кинул бумаги и чек.

— Еще нижнюю кнопку нажмите, — посоветовал Иннокентий.

— Спящий режим?

— Да-да.

Мурлов последовал совету, потом закрыл коробку, запер ее картонными ушками. Менеджер вручил ему коробку поменьше, с ковриком и инструкцией.

— Все? — спросил Мурлов.

Лупоглазый Иннокентий кивнул.

— Все. Вы — законный обладатель нашего меха. Механимуса.

— Первый? Второй? Третий? — спросил Мурлов.

— Где-то пятидесятый.

— В соточке.

— Ага.

— Ну, я пошел?

Мурлов отжал на коробке с котом пластиковую ручку, вторую коробку определил под мышку. Снаружи все так же моросил дождь, и это заставило Валентина остановиться.

— Извините, а влаги мех не боится?

— Нет, — сказал Иннокентий. — Но, конечно, в ванне купать вашего Осю не стоит.

Он улыбнулся, считая, что удачно пошутил. Ушлепок, ни дать ни взять. Мурлов старательно раздвинул губы в ответной улыбке.

— Спасибо, буду иметь в виду.

— До свидания, — сказал Иннокентий.

Мурлов не ответил, мысленно повесив лупоглазого менеджера на шнуре под потолком. Он вышел под дождь, пропустил погрузчик, разворачивающийся перед воротами склада, и легко перебежал на автостоянку. Автомобилей здесь прибавилось. С ближайшей «газели» выгружали стеклопакеты. Ребята за водоналивными бачками все еще тестировали робота-доставщика. Упорные парни.

Мурлов стукнул в стекло «тойоты» со стороны пассажирской дверцы. Водитель внутри встрепенулся, щелкнул клавишей и, потянувшись, открыл салон.

— Вы все?

— Да, — сказал Мурлов, спуская под ноги коробку с ковриком.

— Купили?

— Конечно.

Мурлов уселся на сиденье, а бокс с Осей положил себе на колени. Ах, котик, котик, Осирис. Ладони огладили углы, потом стерли с картона капли.

— Ну и как? Стоит оно того?

Мурлов посмотрел на водителя, который вдруг показался ему дебиловатым. Миша, вспомнил он, его зовут Миша.

— Еще не знаю, — сказал он.

Миша завел автомобиль.

— Тогда Николая Петровича ждать не будем. Я быстренько вас в садоводство…

— Как договаривались, — кивнул Мурлов.

— …а потом уже один обратно.

«Тойота» выехала со стоянки. Дождь припустил, заработали «дворники», раз за разом проясняя картину за лобовым стеклом. Дорожное покрытие с шелестом убегало под днище. Развязки, ограничительные бордюры, дорожные знаки. Мокнущие кусты и деревья лезли в глаза с обочин. Мурлов безотчетно тискал коробку и, казалось, ощущал ладонями тепло, исходящее от Оси.

— А не жалко? — спросил Миша. — Ну, денег не жалко?

— Нет, — сказал Мурлов.

— Я бы, наверное, пожалел.

Еще бы! — подумал Мурлов, но сказал:

— Машины же люди покупают. Дома. Золотые телефоны. Какая разница?

По встречной полосе в ореоле брызг промчался туристический автобус с темными стеклами. Желтые латинские буквы мелькнули сущей абракадаброй. Миша покивал, притормозив на повороте.

— Это понятно. Но ведь, в сущности, бесполезная же игрушка. Разве что компанию составить. И детям. Но детям такую дорогущую вещь и доверить стремно.

Мурлов фыркнул.

— Вас, Михаил, за такие разговоры уволят.

Михаил засмеялся.

— Не, Николай Петрович знает. А, вообще, многие же примерно так и думают. Ну, среди народа. Кот за миллион. Собака — за два. С ума ведь сойти!

— Собаки даже за два? — удивился Мурлов.

— Ага, в одну цену с джипом.

— Ну, я согласен, дороговато. С другой стороны, если люди покупают, значит, они видят в этом ответ каким-то своим стремлениям. Желаниям. Разве нет?

Миша пожал плечами.

— Ну, может быть. Все равно — полквартиры.

Они свернули с шоссе к садоводству.

— А как своего назвали? — спросил Миша.

— Ося, — ответил Мурлов.

— Ибрагим Бендер-бей?

— Не Остап. Осирис.

— О вас куда! — протянул Миша, выкручивая рулевое колесо. — В самую мифологию.

Он развернулся у щита. Между облетевших, потрепанных непогодой стволов прятались буквы. «Бер…ите пр…ду».

— Осирис — египетский бог мертвых, — зачем-то сказал Мурлов.

— А бога кошек у них не было?

— Была. Богиня. Бастет.

Мурлов сложил коробки под мышкой, прижал рукой.

— Я могу сдать назад… — сказал Миша. — Ну, чтобы к самому дому.

Мурлов открыл дверцу.

— Не стоит.

Он вышел под дождь на обочину, уже не слушая, что Миша говорит. Махнул рукой — уезжай. Дождь окропил затылок, рассеял точки по пиджаку и брюкам. Морщась, Мурлов по гравию заторопился к своему участку. Ося в коробке постукивал в такт шагам, словно ему не терпелось выбраться наружу. Ну-ну-ну, сказал ему Мурлов. Потерпи, дружок. Или он сказал это себе?

Дождь шелестел, шуршал, приглушал звуки.

Добравшись до калитки, Мурлов закопался в карманах. Домашняя связка ключей спуталась с цепочкой брелка ключ-кода. С коробками под мышкой разъединить их оказалось совсем не просто. О, дьявол!

Мурлов сжал связку и брелок в кулаке, нацелив нужный ключ на замок в калитке. Из коробки вдруг раздалось вопросительное: «Мя-а?». Мурлов замер. Мурашки побежали у него по спине. Котик ожил? Вот уж воистину Ося-Осирис.

Мех снова мяукнул. Явственно. Не показалось, не послышалось. Может, бракованный? Мурлов посмотрел на свой кулак и выдохнул от облегчения. Балда! Должно быть, он просто нажал на одну из кнопок на ключ-коде!

— Тише ты! — сказал он коту и открыл калитку.

Дверцу — на засов. По плиткам — в дом. Закрыть на замок и здесь. А как же, первое правило. Туфли — на коврик в угол. Коробки пока на пол. Мурлов снял пиджак, расстегнул ворот рубашки и закатал рукава.

Кот стукнул в картонную крышку, приподнимая ее изнутри.

— Угомонись!

Мурлов отцепил наконец брелок от ключей и нажал нижнюю кнопку. «Спящий режим». Сработало. Во всяком случае, попытки выбраться наружу у котика прекратились. Ах, Ося! С тобой, похоже, не соскучишься!

Мурлов перетащил коробки на низкий журнальный столик и перекатил его в центр гостиной, к дивану. Затем включил люстру, залившую комнату ярким электрическим светом, и по очереди зашторил окна. В груди медленно нарастало острое, звенящее чувство праздника. Котик! Его личный котик! Механимус. Ося. Осирис.

Мурлов сел перед коробками, чувствуя стеснение в паху. Нет, конечно, он не будет торопиться. Здесь придется придумать целый план, чтобы получить от веселья с котиком максимум удовольствия.

Первым делом он нашел место для зарядного коврика и расстелил его в углу, под прямоугольником двойной розетки. Вытряхнув томик инструкции, пролистал его. Количество страниц — пятьсот двенадцать. Замечательные люди. Писатели. Кому только под силу все эти пятьсот двенадцать страниц одолеть?

«Основные положения». «Описание». «Характеристики». «Возможности». «Особенности применения». «Первые шаги». «Уход и чистка». «Список доступных команд».

Ага, «Ключ-код». Мурлов добрался до нужной страницы. Список команд был обширен, имелось даже какое-то подобие программирования ряда действий. Вверх-вниз-средняя кнопка — и котик начинает следовать за тобой как на привязи. Вверх-вверх-средняя кнопка-вниз — команда «гулять», в исполнение которой мех начинает исследовать доступное ему пространство. Долгое нажатие средней кнопки — выход в разметку границ передвижения. Запоминание слов, команд, разметки — вниз и средняя.

Очень интересно.

Мурлов перелистнул. Вот. «Отмена спящего режима» — верхняя кнопка. Но можно просто позвать голосом. Мурлов почувствовал, как волнение рассыпается мурашками по плечам. Ха-ха, кто из них более неподвижен сейчас — он или котик? Ох, не время тупить, не время изображать статую.

Мурлов выдохнул, потянулся к коробке, откинул крышку и извлек пластиковый бокс с лежащим Осей. Потом вытащил механическое животное из бокса и положил его на стол. Казалось, Осирис спит, подобрав под себя лапы.

Мурлов встал, вынес обе коробки в гардероб, сунул на свободную полку, вернулся в гостиную. Ко-отик! — звенело в голове. Ко-отик!

И все же подступился не сразу. Походил по комнате, вокруг дивана к кухонному столу, чуть ли не до дверей в тамбур, потом даже вышел в коридор, раскручивая в себе сладкую и тревожную мелодию предвкушения. Палец ласкал ключ-код, каждый раз с обещанием огибая верхнюю кнопку.

Еще чуть-чуть! Чуть!

Возбуждение охватило Мурлова. Он торопливо стянул брюки, за брюками последовали трусы, улетевшие к дальнему диванному подлокотнику. Кто ему запретит ходить в своем доме нагишом? Покажите этого придурка. Он, черт побери, в своем доме!

Член стоял торчком.

Еле сдерживаясь, Мурлов сел и, помедлив еще секунду, нажал на верхнюю кнопку. Ося выгнул спину. Хвост взлетел, уши встали торчком, голова повернулась, и зеленые глаза уставились на Мурлова.

— Мя-я? — негромко, но вопросительно произнес мех.

У Мурлова перехватило горло. Как настоящий! Лучше, чем настоящий! Личный механический котик.

Ося переступил передними лапами. Под искусственной шерстью играли искусственные мышцы. Глаза ловили каждое движение хозяина.

— Ну-ка, ну-ка, — наклонился Мурлов, — что ты там можешь.

Он нажал среднюю кнопку на пластинке ключ-кода. Ося мяукнул, а потом заработал генератором утробного урчания. Мр-р-р, мр-р-р. Пожалуй, даже излишне громко. Стоило потом подрегулировать. Наверное, на этот счет в инструкции есть вполне понятные указания.

— А ко мне?

Мурлов вновь нажал верхнюю кнопку. Котик посмотрел с сомнением, демонстрируя типично кошачье поведение. Еще выгнулся этак боком. Мол, идти-не идти? Не указ ему, поди ты, был сигнал ключ-кода.

— Давай-давай, — поторопил Мурлов.

Он хлопнул себя ладонью по колену. Случайно задетый член отреагировал болезненным напряжением.

По команде или нет, но Ося чуть припал на лапы и потянулся к своему владельцу мордочкой. Осторожный, сучонок, радостно подумал Мурлов. Как все паршивые котики. Как все… Как все они…

— Ближе.

В совершенном возбуждении, едва ли не теряя дыхание, Мурлов приблизил ладонь к меху, оставляя между ним и своими пальцами около десяти сантиметров. Этот путь котик должен был одолеть сам.

— Ну!

Ося сделал шаг вперед и ткнулся холодным носом в подушечку указательного пальца. Готово! Свободная рука Мурлова, сжатая в кулак, тут же ударила меха в челюсть. Не во всю силу, но так, что котик, мявкнув, шлепнулся на пол. Ах, восторг! Чистый восторг! Мурлов привстал и в крике дал скопившемуся напряжению излиться прямо на поверхность стола.

— О-о-о!

Семя выстрелило наискосок, прочертило по стеклу белесую кривую. Мурлов скрючился и упал обратно на диван, чувствуя, как чресла исторгают остатки жидкости и возбуждения. Восхитительно. Как давным-давно. С первого удара. Мысли его спутались. Острый момент совершенного счастья кольнул изнутри. Ничего лучше… Кто бы понимал! Каждый в своем праве… Ко-отик!

Из-под столешницы, сквозь стекло смотрел Ося.

— Жив? — улыбнулся Мурлов.

Левый зеленый глаз меха моргнул.

— Ну-ка, давай снова.

Мурлов подобрал отброшенный на диванную подушку код-ключ. Нажатие на кнопку заставило меха прыгнуть на стол и пойти к хозяину.

— Ну куда ты, куда? Лапой-то!

Мурлов подвинул кота от своей семенной жидкости, потом взял за шкирку. Ося сморщился, оскалился, как настоящий. Только из пасти у него кисловато пахло пластиком.

— Не бойся, — сказал ему Мурлов. — На сегодня ты свое отработал. Ничего себе не сломал? Ты же крепкий котик?

Он провел пальцами по шерсти в месте удара. Линия челюсти прощупывалась хорошо. Стальная, интересно, или титановая?

— Иди, иди сюда.

Мурлов опустил Осю себе на грудь, принудил того лечь. Мех попробовал встать, но не смог преодолеть давление ладони.

— Лежи!

— Фр-р-р! — сказал Ося.

— Чего это ты? — удивился Мурлов. — Голос без команды? Тебе что, не нравится? А мне — нравится. Ишь ты, механическое чмо!

Он скрутил шерсть котику на холке. Ося сощурился, будто от боли, но наказание перенес стоически. Хвост его забарабанил по животу Мурлова.

— Ты недовольство брось, — сказал Мурлов. — У меня с этим строго. Знаешь, что такое «цугундер»? Только засвоевольничаешь, сразу узнаешь. Мало не покажется, хоть ты и механический. Хозяина надо любить.

Он провел коту между ушами. Ося оставил попытки подняться. Внимательными зелеными глазами он следил, как шевелятся хозяйские губы. Мурлов даже подумал, не запоминает ли мех слова? Живот Осириса потеплел, словно внутри него заработал электрический подогрев. А может так оно и было.

— Ну-ка.

Мурлов потянулся к инструкции. Ему вдруг захотелось почитать коту. Лежит, стервец, греет, почему бы не почитать?

— Смотри, — сказал он, встряхнув книжку. — «Голосовые команды». Интересно же, да? «Голосовые команды позволяют управлять механимусом без использования ключ-кода. Если ваш голос записан в память, как голос хозяина, вы можете использовать основной и вспомогательный наборы голосовых команд. Наборы включают тридцать и двенадцать слов соответственно. Большая часть основных команд дублируется ключ-кодом. Вспомогательные команды не дублируются. Программные алгоритмы механимуса позволяют вычленять и опознавать команды, даже если они поданы в сокращенном или неявном виде…»

Мурлов хмыкнул.

— Это спьяну, что ли? — спросил он котика.

Ося смотрел, не мигая.

— Все, брысь! — сказал Мурлов, протягивая руку в сторону зарядного коврика. Благодушие его прошло. — Ты понимаешь?

Мех утробно заурчал и перебрал лапами, устраиваясь удобнее. Ни черта он не понимал. Мурлов разозлился.

— На место!

— Мур? — спросил Ося.

— В угол!

Мурлов отшвырнул кота, заставив того шлепнуться в прореху между диваном и журнальным столиком.

— Пошел!

Мех вопросительно задрал голову. Мурлов подбил ему задницу пяткой.

— Ползи на зарядку! Включай программные алгоритмы и распознавай указание. Или ты тупой?

До Оси наконец дошел смысл команды, и он потрусил к расстеленному в углу коврику. Там он сложился и замер. Глаза его на мгновение вспыхнули красным и погасли. Мурлов же принялся убираться.

Влажными салфетками он протер стол, сбрызнул стекло освежителем воздуха с запахом лимона, вернул на столешницу пульт, инструкцию и чашку с орешками. Потом собрал белье и сложил его в пластиковую корзинку, чтобы вынести в бокс для стирки. Салфетки, скомкав, подбросил в камин. Выключил люстру и расшторил окно. Серый дневной свет несмело заполз в дом. Снаружи все еще дождило.

Мурлов почесал в паху и решил принять ванну. Замечательный день, можно и понежиться.

Санузел располагался в закутке у второго выхода, по другую сторону от спален. Места было мало, мастерская подпирала помещение сбоку, и на четырех с половиной квадратных метрах строителям пришлось продемонстрировать чудеса компоновки, совместив в ограниченном пространстве унитаз, раковину и ванную.

Собственно, существовало три комбинации, которые позволяли использовать санузел по назначению. Комбинация первая: заходишь, поворачиваешься на девяносто градусов и оказываешься к унитазу лицом или задницей. Спускаешь штаны, делаешь свое дело. Только прикрываешь попутно дверь.

Комбинация вторая: заходишь, с лишним шагом утыкаешься животом в обод раковины, чистишь зубы. Сплевываешь, выходишь. Молодец!

Ну и третья комбинация. Раздеваешься до начала комбинации, опять же заходишь внутрь, делаешь шаг вправо, переносишь ноги через бортик, садишься. Поздравляем, ты в ванне! Кран — на расстоянии протянутой руки, полочка с шампунем и мылом — под краном. Счастливого плавания!

Мурлов был наг, раздеваться ему не требовалось, а, значит, к комбинации номер три он мог приступить без промедления. Впрочем, войдя, сначала он повернул кран, путем нехитрых манипуляций добился нужной температуры воды и закрыл пробкой сливное отверстие. Вода набиралась медленно. Мурлов стоял. Ему вдруг вспомнилось, что Татьяна ненавидела эту узкую ванную до зубовного скрежета. Говорила, что у нее развивается клаустрофобия, что не может даже накраситься. Валя, Валя, это пыточная камера! Мы должны уменьшить мастерскую!

Слава богу, развелись. Бокс тогда еще стоял голый, без отделки, но даже если бы в него уже была поставлена душевая кабинка…

Лесом иди, Татьяна, лесом.

Мурлов, усмехнувшись, наклонился, потрогал воду. Мысли опять закрутились вокруг кота. Замечательная покупка. Наверное, лучшая с приобретения участка. Хотя, конечно, пятьсот тысяч. Да. А участок куплен где-то за миллион. Два котика, получается, стоят как десять соток. А песик и того дороже. Такая вот цена за технологический прогресс. Но жалко ли? Мурлов качнул головой. Нет, не жалко.

Ванна потихоньку заполнилась на треть. Мурлов еще раз проверил воду — приятно-горячая — и перенес себя через бортик.

Опускался он осторожно, боязливо, потому что вода все-таки покусывала. За икры покусывала, за ляжки, за мошонку. Он подержал секунду задницу на весу и все-таки дал воде сомкнуться над телом.

О! Первые мгновения были только колкий жар, поднявшийся до груди, и блаженство. Мурлов выпрямил ноги, откинул голову на прорезиненную подушечку. Кайф! Вода била из крана, горячим течением омывая правое бедро. Можно слегка утонуть, можно всплыть, воображая себя морским чудовищем. Валентин добавил пены из флакона, и на поверхности воды возникли белые острова.

Какое же он чудовище? Он — бог! Создатель.

Мурлов приподнял таз. А вот еще один остров. В растительности, с валунами и колонной. Он фыркнул, сравнение показалось смешным.

Ванна наполнилась, и Мурлов выключил воду. Несколько минут он просто лежал, впитывая тепло, слегка пошевеливая руками и ногами. Свет от лампочки в плафоне овальным бликом прилип к кафельной плитке. Потолок, закрытый алюминиевым профилем, отражал нежащееся в ванной тело.

Еще бы телевизор сюда, чтобы умиротворяюще бормотал про цены, налоги, дела в правительстве и прочую дребедень. Повесить его только… Мурлов обежал помещение глазами. Ну, разве что под самый потолок, в изножье. Хотя и без телевизора хорошо.

Он закрыл глаза. Вода остывала. Пенный остров пристал к левой подмышке. Руки легли: одна на живот, другая чуть выше. Под веками серым пятном мелькнул котик.

Ах, котик! Механимус. Мех. У нас с тобой все впереди, подумал Мурлов с улыбкой. Ждет тебя, Ося, веселая жизнь. Если, конечно, слово «жизнь», применимо к твоему существованию. Ты, главное, выдержи гарантийный срок.

Он погрузился в воду с головой. Мир наполнился смазанными, приглушенными звуками. Коленка стукнула об акриловую стенку. Пятка зацепила пробку.

Ф-фууу!

Мурлов вынырнул розовым китом, мотнул головой и замер. В плеске, волнении воды, в звоне капель ему вдруг послышался посторонний звук. Это в гостиной или в коридоре? Он превратился в слух. Звук не спешил повторяться. Дверь в коридор приоткрыта, акустика хорошая. Что бы это могло быть?

С минуту Мурлов напряженно ждал. Ничего. Тихо. Вроде не телефон, не звонок. Показалось? Он шевельнулся и вновь услышал все тот же звук. Посреди ванны, в горячей воде его пробрал такой холод, что он чуть не стукнул зубами. Звук был похож на быстрые, вскользь, и не очень сильные удары по дереву. Тр-р-рок-ток! Будто ребенок, играя, провел прутиком по штакетинам.

Тр-р-р-тум!

Мурлов, как и раньше случалось с ним в критических ситуациях, окаменел. Причиной этого состояния был даже не сам звук, а то, что теперь он раздался гораздо ближе! Источник звука явно перемещался к ванной. Спасения от него не было. По скользкой передней стенке тело Мурлова, его верхняя половина, медленно принялось погружаться на дно ванны. Ноги, наоборот, потянуло вверх. Вода дошла Валентину до горла, поднялась выше. В искристой, оглушительной панике он неожиданно понял, что может попросту захлебнуться.

Но кто же там, кто? Мальчик, каким-то образом пробравшийся к нему в дом? Привычное дело, всюду таскать с собой кусок забора, играть на нем и на нервах. Но если не мальчик? Он же все проверял, все было закрыто, правило номер один, неукоснительно…

Может, сквозняк? Домовой? Мышь, которая забралась в коробку и не умеет из нее выбраться? Прыгает там, тр-р-р, тр-р-р, бьется о картон.

Вода поднялась к губам, плеснула в ноздри. Нет, пересиливая себя, решил Мурлов, это не может быть чем-то опасным. Это не может быть чем-то опасным просто потому, об опасности так не предупреждают. Опасность неожиданна и беззвучна. И вообще, самое опасное существо здесь — он.

Вода хлынула в нос.

Мурлов погрузился с макушкой, но рука уже «отмякла», и пальцы ухватились за край ванны, вздергивая тело вверх.

— Кх-ха!

Мурлов перегнулся через бортик, выплевывая успевшую затечь в носоглотку воду. Я — самый опасный. И все, все. Похрен, кто там и что там. Хоть дьявол на велосипеде с трещеткой, проложивший путь из преисподней.

— Кх-ха!

На его глазах дверь в санузел бесшумно пошла в сторону, и тот самый постукивающий звук проник внутрь. Тр-рок-ток. Пожалуй, скованого повторным параличом, ванна бы Мурлова уже не отпустила. Невидимое электричество закололо плечи. Сердце бухнуло и сжалось. Грудь проскользнула над бортиком. Только взгляд, упавший вниз, задержался на зеленых глазах механического кота. Ося-Осирис стоял на пороге и, подняв голову, следил за Мурловым. Секунда, и мех, развернувшись, взмахнул хвостом. Серое тельце, изгибаясь, потерлось о косяк. Т-р-р-р! — раздался знакомый звук.

— С-сука-а!

Мурлова выстрелило из ванны. Нога поехала на мокром, но он устоял и, роняя капли не успевшей стечь воды, ринулся за котом.

— Стой!

Ося, успевший исследовать дверь второго выхода и стоящие у стены сапоги, обернулся. На его мордочке застыло снисходительное любопытство.

— Сука.

Присев перед Осей, Мурлов впечатал голову котика в стену. Не сильно, но чувствительно.

— Тебе где сказали стоять? На зарядке! Ты понял? На зарядке! Зарядка — это вон там.

Взяв за шкирку, он швырнул меха к гостиной. Осирис мурявкнул в полете, приземлился на бок, но быстро встал на лапы.

— Мя-я?

В этом вопросительном возгласе животное, казалось, высказало все свое запрограммированное недоумение.

— Живо! На коврик! — заорал Мурлов.

Сердце его зачастило, разгоняясь после недавнего сбоя. Краска бросилась в лицо. Эта тварь, своевольничая, его еще пугать вздумала!

— Живо!

Сдернув с крючка большое полотенце, Мурлов обмотал его вокруг бедер. За Осирисом, подгоняя кота одним своим видом, он направился в гостиную, схватил инструкцию и сел на диван. Пальцы устремились в самый конец пухлой книги. Трехсотая страница, четырехсотая. Где-то здесь степлером была прицеплена визитка лупоглазого менеджера, который советовал обращаться, если что.

А что «если что»? Вот оно, «если что»!

Мурлов привстал, проверяя меха. Ося, как ему и положено, обосновался в углу, лег, выключился, как ни в чем не бывало. Как будто не бродил только что сам по себе и не отирался об углы стен.

Мурлов высвободил визитку от скобки. Иннокентий Владимирович. А фамилия-то какая! Желябов! Как знаменитый оперный… Или тот Шаляпин? Мурлов дотянулся до смартфона, несколько секунд набирал номер.

Сколько времени прошло с его визита? Часа два?

Длинные гудки в телефоне сменились уверенным голосом менеджера:

— Добрый день! Корпорация «Механимус» концерна «Росмеханика» приветствует вас! Логистический склад, менеджер Андрей. Что вас интересует?

— Дайте мне Шаляпина, — сказал Мурлов.

— Кого? — удивились на том конце.

— Не Шаляпина, — скривился, досадуя на себя, Мурлов. — Желябова. Который Иннокентий. Я с ним два часа назад говорил.

— Как вас представить?

— Мурлов. Я сегодня кота купил.

— А-а! — понимающе протянул менеджер Андрей. — Сейчас соединю. Оставайтесь, пожалуйста, на линии.

Давай-давай, подумал Мурлов. Он снова привстал. Ося в углу не шевелился, изображая исправный механизм. Ишь ты какой котик! Ко-отик! Мурлов с трудом сдержался, чтобы не кинуть в него орешком. В динамике смартфона стукнуло, щелкнуло, проиграла короткая мелодия.

— Здравствуйте, Валентин Сергеевич! — торопливо проговорил в трубку Иннокентий. — Какие-то проблемы?

— У меня кот ходит сам по себе, — сказал Мурлов. — Что это такое?

— Не может быть! — сказал Иннокентий.

Мурлов взял паузу, в течение которой вытер краем полотенца мокрые лоб и щеку, и пропустил готовые сорваться с языка неприличные слова.

— Зачем мне врать? — спросил он.

— Нет-нет, я не в этом смысле.

— А в каком?

— Возможно, вы что-то случайно нажали или сказали, а ваш мех посчитал, что это команда к действию.

— Я ничего не нажимал, — сказал Мурлов, раздражаясь. — Я отправил его на зарядку. Просто отправил на зарядку.

— Понятно, — сказал Иннокентий и умолк.

Видимо, ждал продолжения.

— И все! — повысил голос Мурлов. — А потом смотрю, мой Ося…

— Да-да, Остап, я помню.

— Так вот, потом смотрю, а мой Ося, прошу заметить, совершенно самостоятельно, исследует комнату.

— Угу.

— Что «угу»? — взорвался Мурлов. — Это, по-вашему, в порядке вещей?

Он вытер влажную ладонь о полотенце.

— Валентин Сергеевич, вы читали инструкцию? — спросил Иннокентий.

— Да, но не всю.

— Наверное, пробовали какие-то комбинации?

— Нет, не пробовал.

— Совсем-совсем?

Мурлов посопел.

— Нет, какие-то, конечно, пробовал, — сдался он, — но самые простейшие. Чтобы послать кота гулять, это, извините, десять раз ключ-код нажать нужно. Верхнюю там кнопку, нижнюю… не помню уже!

— Четыре раза, — возразил Иннокентий.

— Все равно, — сказал Мурлов. — Вы должны понимать разницу между одним нажатием и четырьмя.

— А что с мехом сейчас?

Мурлов посмотрел в угол.

— Заряжается. Ушел в спящий режим.

— То есть, сейчас он уже не проявляет самостоятельности?

— Конечно, когда я его чуть ли не пинками…

— Хорошо, Валентин Сергеевич, — сказал Иннокентий. — У меня есть два объяснения такого поведения меха.

— Я слушаю, — мрачно сказал Мурлов.

— Первая версия такая. Мех может через какое-то время воспроизводить отложенные команды. То есть, вы что-то сказали ему, ввели программное указание, но из-за низкого заряда он не смог выполнить это сразу. Так вот, если последняя команда не была затерта новой командой или отменена, она остается активной.

— И?

— И после полной зарядки мех продолжит выполнение отложенного процесса. Если вы не программировали его с ключ-кода, то мех мог воспринять какие-то голосовые команды.

— Мимо, — сказал Мурлов.

Иннокентий вздохнул.

— Ну, второй вариант, — сказал он, — что все дело в ключ-коде. Раньше в ходе тестирования клавиши могли западать и выдавать произвольные нажатия.

Мурлов хмыкнул.

— Это уже ближе к моему случаю.

— Но с того времени изменилась и сенсорная подложка, и электронная плата, и, собственно, клавиши, — сказал Иннокентий. — Сейчас самонажатия практически невозможны. Правда, сигналы с платы могут идти также, если внутрь брелка попала вода или он имеет механические повреждения.

— А сам кот не может? — спросил Мурлов.

— В смысле, без команды?

— Да.

— Это совершенно исключено, — сказал Иннокентий. — Не относитесь к нему, как к живому существу. То есть, вы вполне можете так относиться, это ваше право, Валентин Сергеевич, но помните, что мех не способен к самостоятельности. Вся его самостоятельность иллюзорна. Пока вы не укажете ему, что делать, он не сдвинется с места.

— Значит, ключ-код?

— Может быть, это брак. Но маловероятно. Может быть, это временное явление, например, из-за тугого хода кнопок. Хотите привезти ключ-код на замену?

Мурлов подумал.

— Нет. Я еще понаблюдаю.

— А как вам мех? Нравится?

— Да.

— Мы очень рады, — сообщил Иннокентий. — Я вам помог?

— Будем считать, что да. Кстати! — спохватился Мурлов, пока менеджер не прервал связь. — Вы знаете, что ваш мех трется об углы?

Иннокентий, кажется, растерялся.

— Но э-э… Это же типичное поведение кошачьих, нет? Наши механимусы тем и замечательны, что повторяют повадки животных. Собственно, железы, расположенные у кошачьих на морде, позволяют им ставить опознавательные метки…

— Но звук такой, знаете, тарахтящий. Будто он ребрами задевает.

— Странно, никто еще не жаловался, — сказал Иннокентий. — У нас, правда, «кошатников» гораздо меньше, чем «собачников» в базе. Это точно звук от трения?

— Не знаю. Может хвостом отбивает.

— Вы тогда последите, пожалуйста, — попросил менеджер. — А потом нам…

— Я понял, — сказал Мурлов и отключился.

Разговаривать с придурком ему больше не хотелось. Версии у него, варианты, объяснения! А утонул бы он в ванне? И никто, типа, не виноват. Мурлов прошел в угол к зарядному коврику, присел на корточки напротив кота и, прищурившись, стукнул его кулаком по голове. Вот кто у нас виноват!

Ося удар проигнорировал.

— Смотри у меня! — сказал ему Валентин.

Мех открыл глаза, видимо, уловив обращение к своей персоне, и напружинил лапы. Хвост стукнул по полу.

— Спать! — приказал Мурлов.

Кот на мгновение замер в выгибе спины и сложился обратно на коврик.

Прихватив брелок ключ-кода, Мурлов сел на диван. Повертев брелок перед глазами, никаких сколов и вмятин он не заметил. При встряхивании внутри ничего не хрустело и не болталось. С этим порядок. Так. С чем у нас непорядок? Наверное, с последними командами. Мурлов зашелестел страницами инструкции. Где это? Ага. Он заложил пальцем разворот. «Очистить предыдущую команду». «Очистить журнал команд».

«Зажмите нижнюю и среднюю клавиши на ключ-коде одновременно и дождитесь, когда механимус запросит подтверждения команды. (Запрос на подтверждение — изменившийся цвет глазных линз)…»

Мурлов привстал, нажимая комбинацию на брелке. Секунд пять Ося не показывал никаких признаков восприятия ключ-кода, но потом открыл глаза. Они горели, будто раскаленные угли, и мех выглядел страшновато.

«Следующим пунктом нажмите верхнюю клавишу. Цвет линз механимуса в подтверждение команды очистки сменится на первоначальный», — прочитал Мурлов и поспешил проделать указанное действие.

Кот с заминкой, но моргнул, и глаза его позеленели.

«Поздравляем! Вы удалили из памяти механимуса последнюю по времени команду!», — сообщили строчки инструкции.

Мурлов дождался, пока Ося вновь погрузится в спячку, и пошел в спальню за халатом. Возвращаясь, обернутый в махровую ткань, он поймал себя на том, что первым делом уже на автомате смотрит в угол с зарядным ковриком — там котик или не там. Дня не прошло, а мех выработал у него рефлекс своим поведением. Решил он, видите ли, погулять. Чуть не убил своего владельца. Ко-отик.

Мурлов присел перед Осей. Пальцы его погрузились в короткую шерсть механического животного и принялись оглаживать кота, прощупывая под шкурой позвонки, ребра. От шеи — к хвосту. Потом — к голове.

— Тебя ждет удивительная жизнь, парень, — произнес Мурлов, наклоняясь к Осе. — И долгая… если доживешь.

Он пофыркал и разразился смехом. Потом сжал кота сильнее, вызвав чуть слышный скрип сочленений.

Ося открыл глаза.

— Спа-ать! — проорал Мурлов в кошачью морду.

Мех послушно «умер». На столике заиграл, пополз по стеклу смартфон. Тим-тим-дилим. Тим-тим-дилим! Нет покоя кому-то.

— Слушаю, — сказал Мурлов в трубку, упав на диван.

— Это Николай Петрович, — прозвучал в ухе голос соседа.

— Да, здравствуйте.

— Как питомец?

Мурлов почесал грудь в вырезе халата.

— Заряжается.

— Первое дело! — засмеялся Николай Петрович. — Ну а в целом?

— Удивлен, что мы такое можем, — сказал Мурлов. — Кот почти как живой. Хотя, конечно, хотелось бы подешевле.

— Увы, увы, — вздохнул сосед. — Мне сказали, что вы звонили с какой-то проблемкой?

— Да Ося тут…

— Осип? — переспросил Николай Петрович.

— Нет, Ося. Я так кота назвал.

— Вспомнили Ильфа и Петрова?

— Почти.

— Ну-ну. И что Ося?

— Ожил тут, понимаете, без команды.

— Невозможно, — сразу произнес Николай Петрович. — Исключено. — Он подумал. — Это мог быть, разве что, отложенный код.

— Мне так и сказали.

— И что?

— Почистил журнал команд.

— Разобрались? — уточнил Николай Петрович. — Замечательно! Я мог бы зайти к вам в качестве технической поддержки.

— Нет-нет, все хорошо, — сказал Мурлов.

На черта ты мне сдался, старый пенек? — подумал он. Все, Осю ты мне продал, большое за это спасибо. И отвали.

— Во время гарантийного срока у нас есть бесплатные специалисты…

— Ну, когда понадобятся, — сказал Мурлов, с трудом сдерживаясь, чтобы не прервать связь, — я непременно обращусь.

— Кстати, у меха можно включить GPS-метку.

— Зачем?

— Чтобы не потерялся, — сказал Николай Петрович.

— Мне пока не надо.

— Но вы довольны? — спросил сосед.

— Более чем, — сказал Мурлов. — Большое вам спасибо, Николай Петрович.

— Ну, пользуйтесь, пользуйтесь. До свидания, — закруглился собеседник.

— Да, до свидания.

Мурлов выключил телефон. Вот зануда! Привстав, он снова повторил Осе команду «Спать!» и с пульта оживил телевизор. Новости Мурлов пролистнул, прощелкал, пропуская, каналы с ток-шоу и онлайн-магазинами и остановился на канале о природе. Показывали слонов — как их моют, как приручают, сколько они жрут.

Потихоньку, под рассказ о том, как в Таиланде на слонах состоятельные молодые пары празднуют бракосочетание, Мурлов стал обдумывать судьбу Осириса. Пускать ее на самотек он не собирался. Не для того покупал.

Если исходить хотя бы из двухгодичного функционирования… Пятьсот на два — это двести пятьдесят. А двести пятьдесят на двенадцать — это чуть больше двадцати тысяч в месяц котик должен отрабатывать. Скажем, по акции в неделю. Будет ли этого достаточно? Само ожидание, конечно, только подстегнет…

Мурлов задумался, уже не глядя на мельтешение кадров на экране. Пятьдесят две недели. В общей сложности за два года — сто четыре акции. Хватит у него фантазии на сто четыре акции? С живыми котиками, при всей сложности охоты на них, было все же попроще. На стол, под струбцину — и вдумчивая работа инструментом. Так сказать, быстрый разбор на составные части.

И море удовольствия. Приятно вспомнить даже сейчас. Ах, какие у них были глаза, как они пели под скальпелем!

С Осей, конечно, эффект тоже есть. Как знать только, не пропадет ли он впоследствии? Пока Осирис радует. Мурлов пошевелил пальцами в паху, где от воспоминаний его естество вновь начало подавать признаки жизни, увеличиваясь в размерах и твердея. Как он со стола на пол-то кувыркнулся? Красота ж.

Но раз в месяц надо будет придумывать нечто особенное. Мурлов себя знал. Иначе остынет, потеряет интерес. Бить котика постоянно — мало радости, время от времени придется устраивать Осе экзекуцию. Хвост, уши, лапы по чуть-чуть. Только, наверное, уже не в боксе, а в мастерской — зажал в тисочки, и болгаркой…

А в конце второго года можно будет отправить Осю в механический рай, если он есть. Встретят его там живые коты, выделят коврик с вечной подзарядкой.

Мурлов шевельнулся, второй раз за день испытывая эрекцию. Ощущения были замечательные. Он распахнул полы халата, давая члену встать из зарослей паховых волос любопытным столбиком. Казалось, некое животное выглянуло поинтересоваться слонами и их глупой жизнью на телеэкране.

— Ося! Ося! — позвал Мурлов.

Что-то шкрябнуло в углу комнаты.

— Иди сюда, Ося!

Бесшумно возникший у стола мех заглянул на Мурлова из-под стекла, заставив Валентина вздрогнуть. Вот же зараза какая! Впрочем, члену только того и надо было. Он затвердел совсем.

— Сиди там, Ося, — сказал Мурлов.

Но кот прыгнул на стол и в одно слитное движение оказался на краю, вытянув к члену заинтересованную мордочку. Темный эпизод давнего, похороненного, юношеского прошлого, где кошачья лапа цепляла пах когтями, вспыхнул у Мурлова в голове, и он, мгновенно захолодев, вскрикнув, запахнул полы халата и дрыгнул ногой. Стол откатился в сторону. Ося на нем качнулся, но устоял. Мордочка у него выразила удивление.

— Мя?

— Убью, сука!

Мурлов наклонился к механимусу. Страх еще колотился в груди. Воспоминание таяло, меркло. Было и жутко, и сладко. Член торчал в боевом положении — воин, выглянувший из-за занавеса. Напугал, зараза. Напугал и возбудил. Дурная мысль, умеют ли механические коты лизать, почему-то всплыла в голове, как черная жижа из трубы, прочищенной вантузом.

Кот двинул хвостом. Дружелюбно или нет, но этого Мурлову хватило. Удар ногой сшиб Осю вниз.

— Тебе же сказали!

Мех перекатился по полу, но не ушел от второго пинка.

— Мя-а!

Серое тельце задело в полете боковую облицовку камина, грохнулось, опрокинув железную подставку для кочерги и совка. Взгляд вытаращенных глаз заметался между потолком и человеком.

— На зарядку! — крикнул Мурлов, топнув.

Кот выгнул спину, дернул лапой и заковылял к коврику. Кажется, он что-то себе повредил, во всяком случае походка его сделалась вихляющей, зад заносило влево.

— Спать, гаденыш!

Дождавшись, когда Ося выключится, Мурлов рухнул на диван. Полы халата раскинулись, сникший член предстал электрическому свету вялым и дохлым червяком. Финита ля комедия. Как говорится, не до слонов.

Сука. Мурлов потер ладонью под левой грудью. Ох, дорогой мой Ося, дорого же тебе это встанет. Могли ведь по-хорошему. А теперь? Не укоротить ли тебе путешествие в загробный мир, Осирис?

Слоны в телевизоре сменились аллигаторами, что темно-зелеными бревнами лежали в зеленой воде. Мурлов переключил канал. Несколько минут полулежа он смотрел какую-то дурацкую картину о ковбоях, которые долго-долго ехали к каким-то то ли индейцам, то ли дикарям. На другом канале Мэл Гибсон примерял костюм усталого Санты. На третьем шла кулинарная передача.

Глядя, как в фольге запекают курицу, Мурлову захотелось перекусить. Недолго думая, он соорудил себе яичницу с беконом, к яичнице добавил маринованных оливок и несколько кружков перца. Получился замечательный и достаточно плотный обед. Далее Мурлов заварил чаю, налил себе пузатую кружку цейлонского, плюхнул дольку лимона и с кружкой в руке вышел на крыльцо, представляя себя латифундистом, выползшим обозреть владения. Здесь уже, конечно, светить хозяйством не стоило, и он подвязал халат.

Дождь, с которым Миша от склада привез его к дому, давно прошел, выглянуло солнце, и Мурлов с наслаждением сделал по подсыхающим дорожкам вокруг дома несколько кругов. Чай согревал горло, наличие котика в безраздельном пользовании настраивало все же на благодушный лад. Хотя, конечно, учить и учить Осю порядку, учить и учить.

Мурлов обозрел кусты, обстукал шлепанцем бутыль с дождевой водой под водостоком, проверил, как себя чувствует под навесом «форд». Солнце грело затылок и плечи.

Мазнув взглядом по окну в гостиной, он обмер. Ему вдруг почудился за плотной шторой высвеченный солнцем кошачий силуэт. Дурь, конечно. Будто Осе делать нечего, как на подоконники забираться. Ося заряжается.

Мурлов отшагнул назад и посмотрел снова. Никакого силуэта. Но щель между шторами имелась.

Так, решил для себя Мурлов, постояв напротив окна, я, похоже, загоняюсь. Чтобы мех за мной следил? Во-первых, это глупо. Во-вторых, таких режимов в инструкции я как-то не углядел. Механизм, ага, следит за хозяином. Чисто из гуманных соображений, таблетку там подать или воды принести. В-третьих, чтобы забраться на подоконник и встать не перед стеклом, а за шторой, необходимо проделать манипуляции, которые такой игрушке, пусть и в полмиллиона ценой, все-таки не под силу.

А еще, извините, надо рассчитать, что я посмотрю, увижу, испугаюсь. Мурлов улыбнулся и отпил чаю из кружки. Нет уж, в ванной было страшнее. Сначала звук, а потом Ося…

Минут пять еще Мурлов бродил по участку, отмахиваясь от редких мошек и любуясь буйной растительностью, но из головы кошачий силуэт исчезать не торопился. Ну, ладно, подумал Мурлов, допустим даже, что было, забрался Ося на подоконник. Какие выводы? Котик, получается, дефектный, вот и все. Звонок Николаю Петровичу, и по гарантийной замене он получит нового питомца.

Только память Осирису придется почистить. Не дай бог, у него в рабочих записях сохранится видео, где он перед механимусом членом трясет. Его, опять же, дело, ничего предосудительного, развлекаются ж люди, как хотят, в своих конурках, но… Не сболтнул ли он там чего лишнего? И вообще. Да, надо будет проштудировать инструкцию на предмет удаления котиковой памяти.

Мурлов заступил на уголок открытой веранды, посидел в плетеном кресле, чувствуя, как холодком тянет по ногам. За забором покачивались ветви, за ветвями темнело небо и собирались дождевые облака, чтобы, видимо, выступить единым фронтом и отвоевать себе пространство над садоводством. Дачи Николая Петровича видно не было, она находилась правее, за еще одним участком, за темной крышей почти всегда пустующего соседского дома. Это соседи по правую руку чуть ли не каждый день мотаются, выезжают, заезжают, ни собаки у них, ни кота, так бы он с котиком уже познакомился…

Мурлов встряхнулся. Хватит. Он погулял, пора посмотреть, что там Ося.

Шлепанцы Мурлов оставил на пороге, закрыл дверь на засов, не собираясь больше выходить, и крадучись, босиком, заглянул в гостиную. Механимус заряжался. Лапа подобраны, глаза закрыты, уши торчком. Коврик помигивал зеленым светодиодом. Мурлов прошел к окну и поправил штору. Котик и ухом не повел. Ну-ну.

Мурлов принес из спальни ноутбук, подключился к сети и около часа, поглядывая на Осю, изучал банковские инвестиционные предложения, проверял состояние своего счета, динамику поступлений и платежей. За неделю имелись две пробоины. Сто тысяч Татьяне — раз. Пятьсот восемнадцать тысяч девятьсот рублей сегодня — два. А дохода — шиш с маслом. Только в начале следующего месяца ожидалось около тридцати тысяч. Не густо. Мурлов покачал головой и взял в руки телефон. Как там со временем? На экране мобильника высветились цифры. Ага, можно.

Он набрал номер из адресной книжки. Несколько коротких гудков сменились настороженным мужским голосом.

— Да, я слушаю.

— Сережа, это Валентин Сергеевич, — сказал Мурлов. — Как там наши дела?

— Да, я узнал, — отозвался невидимый Сергей. — Дела идут. Могли быть и лучше, конечно, но и так ничего. Вы по поводу дивидендов?

— Да.

— Думаю, на следующей неделе.

— Без задержек?

— Обижаете, Валентин Сергеевич!

— А сколько там набежало?

— За квартал — около пятидесяти.

Мурлов пожевал губами.

— Я помню, Сережа, когда столько же набегало за месяц.

На том конце трубки вздохнули.

— Кризис, Валентин Сергеевич. Сами же видите. Мы, в сущности, с две тысячи восьмого так и не вышли на премиальный уровень продаж. Как прибило тогда…

— Ладно, Сережа, я понял.

— Не хотите пополнить вклад?

— Если только в следующем году. Значит, на следующей неделе?

— Да, четверг, пятница.

— Все, спасибо, Сережа.

Мурлов прервал связь, почесал висок. Ну, пятьдесят плюс тридцать — это почти сотня. Правда, пятьдесят — за квартал. Жить, конечно, можно, а на запасах, которые у него есть, жить можно даже с некоторым шиком, но… Котик, конечно, несколько порушил его доходную финансовую империю.

Мурлов снова нырнул в ноутбук, в сеть и быстро пробежался по предложениям квартир в новостройках. Цены росли как на дрожжах. Прикупить бы одну-две однокомнатных на перспективу и годика через три продать с пятидесятипроцентной наценкой. Но для этого нужна хотя бы пара свободных миллионов. А у него с одной стороны — бывшая жена с великовозрастным оболтусом, который к нему иначе, как «чел» не обращается, а с другой стороны — Ося. Без Оси он на квартирку, пожалуй, наскреб бы.

Мурлов, привстав, проверил, на месте ли механическое животное. Спит, гаденыш, или прикидывается?

По телевизору принялись показывать какую-то сопливую мелодраму, где герой с героиней встречались, расставались, снова находили друг друга, проводя промежутки между встречами в интенсивной любви на стороне. Мурлов смотрел с большим скепсисом. Героине он сразу дал определение самоуверенной дуры, которая вместо вполне очевидных решений, как в омут с головой, бросалась принимать решения дурацкие в стиле «ни себе, ни людям» и «пусть мне будет плохо». Герой же удостоился звания «великолепного тупицы», выше которого в иерархии Мурлова располагался только «беспросветный идиот». Герой тупил где можно и где нельзя, и то, что он не выпилил сам себя из сообщества окружающих его людей и вообще из жизни, можно было объяснить исключительно шуткой провидения.

Фильм Мурлов, тем не менее, за бокалом пива досмотрел и даже почувствовал некую радость за героев, когда они после почти двухчасовых мытарств наконец обрели друг друга. Он был за справедливую награду и тому, и другой. Оба стоили своей половины. Поднявшись, он потянулся. Взгляд скользнул по Осе. Показалось или нет, что котик поспешно зажмурил чуть-чуть приоткрытый глаз?

— Спать! — на всякий случай продублировал команду Мурлов.

Он подумал было накрыть меха какой-нибудь тряпкой, хотя бы покрывалом с дивана, словно птице в клетке устраивая тому ночной режим, но потом решил, что подобные инициативы есть признак параноидального обострения. Так он скоро к вечеру Осю в кладовке запирать начнет. А что случилось-то? Котик без команды прогулялся по коридору. Ну, в ванную заглянул. Ничего экстраординарного. Вот если ситуация повторится…

Мурлов фыркнул. Тогда у Оси точно что-то сломается.

Он сгрузил посуду в раковину, убрал остатки еды в холодильник и допил пиво. Потом сходил в туалет, где, сидя на унитазе, прочитал несколько страниц прихваченной инструкции («Программирование механимуса через таблицу готовых поведенческих шаблонов»), затем наскоро принял душ и, проверив, все ли в доме выключено, а также замки и окна, удалился в спальню. Дверь Мурлов прикрыл, но не закрыл совсем, давая себе послабление в первом пункте правил, поскольку и так находился в закрытом пространстве дома.

Кроме того, спальня казалась ему тесной.

Повесив халат на спинку стула, Мурлов еще с минуту или две занимался дыхательной гимнастикой, вращал руками, шеей, телом в области таза, потом постоял на одной ноге, на другой, пока не ощутил, что сбросил накопленное за день напряжение. А уж денек выдался — ого-го! Интенсивный. И котик здесь, и сосед, и менеджер лупоглазый. Выманили втроем полмиллиона у него.

Мурлов опустился на кровать, лениво взбил подушку, зарядил стоящий на столе будильник на семь часов утра, хотя ему, дачнику-сибариту, вставать в такую рань было совершенно без надобности, и лег на чуть скрипнувший, упругий матрас. Тонкое синтепоновое одеяло ласково обняло нагое тело. Мурлов подвинул ладонь под щеку и закрыл глаза. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох…

Он приподнял голову, реагируя на то ли примнившийся, то ли реальный звук. Что это было? Мурлов какое-то время прислушивался, фиксируя шорохи, потрескивания и скрипы — обычные ночные звуки дома, где стены, полы, перекрытия поневоле отвечают на перепады температур, движение воздуха, каких-нибудь жучков, протечки, стареют, в конце концов. Ничего необычного.

Или Ося? Где там тры-ры-ры об углы? Мурлов подождал еще немного, лег, но разгуливающий по дому механимус не собирался идти из головы вон.

— Сволочь какая, — пробурчал Мурлов и решительно откинул одеяло.

Надо проверить. Как без проверки? Шатающийся сам по себе робот может, черт возьми, и дом спалить. Ох, что бы придуркам механическую рыбку не изобрести? Куда такая денется из аквариума? Плавает и плавает.

Шлепая босыми ногами, Мурлов перешел в гостиную и включил свет. Осирис дисциплинированно лежал на коврике, не давая поводов усомниться в своей программе. Движение пальцев — и свет погас. В темноте помигивал светодиод.

— Сука, — прошептал Мурлов.

Он вернулся в спальню, залез под одеяло и закрыл глаза. Минут пять Мурлов ворочался. Сомнения бродили в его голове. Может, зря? — думалось ему. Охотился бы на местных котиков и горя не знал. Правда, до поры до времени, пока кто-нибудь за свое животное ему не предъявил. Тот же джи-пи-эс в задницу котику засунут — и все, не отвертишься. Спросят: как задница нашего котика оказалась у вас на участке?

Мурлов поморщился. Это было бы неприятно. Нет, ухо надо держать востро, востро… Из сна, в который он провалился и не заметил, как, его неожиданно выдернул скребущий звук, раздавшийся в коридоре рядом с дверью. Тр-р-р. Будто кто-то лениво, одной лапой, провел по стенным панелям.

Что за бред? Мурлов сначала не понял. Поморгал, глянул на часы. Час с лишним ночи. Дождь? Град? Вода в трубах?

Тр-р-р! — раздалось снова. Словно кто-то решил таким образом предупредить о себе. Мурлов обмер. Рядом, совсем рядом! Вместе с осознанием, что это может быть только Ося, с ним приключился приступ, от которого тело в который уже раз утратило всякую подвижность. Ни пальцем не шевельнуть, ни слово из горла вытолкнуть. (Ах, если бы крикнуть: «Ося, спать!»). С тихим шорохом под собственной тяжестью сползло на пол изначально сбитое одеяло.

Тр-р…

Звук прервался. И все? Или нет? Кошки-мышки? Потеющему, одолеваемому чесоткой Мурлову оставалось только прислушиваться и следить глазами за смутно сереющим потолком и верхней частью захваченной взглядом двери.

Ток. Ток.

Вместо скребущего звука появился новый. Слабое постукивание. Ток. Пауза. Ток. Подвернутая от броска на камин лапа! — понял Мурлов. Ося все же решил нанести ему визит! Тварь какая!

Ток.

Дверь колыхнулась, будто кто-то небольшой, гибкий проскользнул в щель, слегка ее расширив. Сердце Мурлова бухнуло и опустилось к желудку.

Что дальше? Мысли, схваченные ужасом, были только об одном: кот уже здесь? Он где? Он на полу или уже запрыгнул на постель? Чего ему надо?

Ожидание было сродни мучительной пытке. Мурлову казалось, что, заключенный внутри себя, он изо всех сил бьется о свою неподвижность как о прутья клетки. Выпустите! Выпустите! Я сбегу!

Нестерпимо зачесалась шея. Потом появилось ощущение, будто левую ногу накачали свинцом. Мурлов полжизни отдал бы, чтобы хотя бы на сантиметр сдвинуть оковалок голеностопа. Невыносимо хотелось подняться и сжать пальцы на окаменевшей икре. Почувствовать, понять, что нога у него есть на самом деле. О, он, наверное, завыл бы, если б мог.

Но самая жуть состояла в том, что сосредоточиться, чтобы выйти из кататонии, у Мурлова не получалось. Ося не собирался давать ему ни секунды передышки, то постукивал своей увечной лапой по полу, то затихал, заставляя угадывать, где в следующий раз послышится звук. Справа, слева, у изголовья?

Сколько так продолжалось, скрюченный, лежащий на боку Мурлов не знал. Разницы между минутой и вечностью он не видел.

Ток. Ток.

Когда Мурлов, отчаявшись, смог закрыть глаза и попытался унять внутренний страх, механимус, видимо, уловив этот момент, легко запрыгнул на кровать. Ужас тут же волной прокатился по Мурлову, и все его внимание сосредоточилось на кровати, на едва ощутимых вибрациях матраса под лапами механического кота.

Сердце затрепетало где-то в паху.

На одном из каналов он как-то видел передачу, где демонстрировали, как у некоторых видов птиц и животных (у морских свинок, вроде бы) неожиданный испуг вызывает полное безволие, их можно было переворачивать как угодно и ставить в самые неловкие позы. Подопытное существо не реагировало на это никак. Хоть на жердочку посади, хоть подвесь вверх головой на одной лапе.

Катаплексия это называлось, кажется. Зачем он это вспомнил? К чему? К тому, что он также беззащитен перед Осей? Но у него же не катаплексия. У него — кататония, кататонический синдром, ступор, если он правильно себя диагностировал. Причем он научился с ним бороться. Необходимо только…

Мысль пропала, когда Мурлов ощутил коготки, царапнувшие бедро. Затем хвост механимуса стукнул по ягодице. Котик! Ося! Смелый-смелый Ося. Ничего котик не боится. Мстительная тварь. Только ведь мы еще посмотрим, чья месть будет последней.

Отмереть Мурлову никак не удавалось, но он уже чувствовал, как в груди, переламывая льдистый страх, растет напряжение, готовое прорваться в мышцы. Иногда ступор снимается элементарной злостью.

Ах, Осирис!

Кот тем временем перебрался с бедра к ребрам и, кажется, встал передними лапами Мурлову на плечо. Он словно бы внимательно наблюдал за лицом человека, за его состоянием, оценивая, стоит ли подходить еще ближе, не ловушка ли это. Мурлов ощутил вдруг, что переваливается на спину, и мех переступает ему на грудь. Левая задняя лапа оскребла кожу у соска, правая передняя коснулась шеи, поднялась выше и уперлась в подбородок.

Глухое урчание проросло в Осирисе. Вибрирующие металлические нотки, истончаясь, превратились в кошачий мяв.

— Мя-ааа!

Мурлов судорожно вдохнул. Сантиметрах в двадцати от его лица повисли два круглых, ярких, злых глаза. Ося смотрел неумолимо и яростно. Нет, он не укорял, он собирался требовать ответа.

Ну-ну. Мурлов обнаружил, что пальцы рук наконец отзываются на призывы его мозга, что они управляемы и боеспособны, и, пока механимус, вытянувшись, орал ему в лицо свое неудовольствие, он приготовился схватить тощую кошачью тварь.

— Мяааа!

— Су!…

Ладонь опустилась на Осю. Пальцы сжались, ощущая под собой мягкую, легко сбивающуюся в складки шкуру.

— …ка-а!

Мурлов с силой прижал меха к себе, пытаясь свернуть ему шею, и спустя мгновение понял, что, распахнув рот в крике, терзает угол ни в чем не повинного одеяла. Оглушенный осознанием этого, он рухнул на матрас.

Сон. Никакого Оси не было. Ося приснился.

О, какие бездны открываются. Мурлов шумно задышал, закашлял, засмеялся. Мелко тарахтящее сердце поднялось на место. Руки потихоньку выбрали одеяло с пола.

Ах, Ося, Ося. Мурлов обнаружил, что весь покрыт потом. Простыня прилипла к спине. От внезапной слабости, казалось, не повернуться, не подняться. Но он снова с гримасой вздернул себя вверх, потом спустил ноги и дотянулся до выключателя лампы. Свет рассыпался по комнате неровными областями, загустел на столе, на подоконнике, на полу у кровати и совсем слабо отметился у бельевого шкафа и двери.

Сколько времени? Два, три часа? За окном было темно.

Пальцы прошлись под левой грудью. Ничего, работает насос, пыхтит, напрягается, изображает, что никуда и не пытался сбежать с насиженного места. Но, конечно, второй раз за сутки — это сигнал. Сначала — ванная, сейчас — спальня. Как бы Ося не уконтрапупил своего хозяина, организовав ему сердечный приступ.

Неожиданно Мурлов сообразил, что ему необходимо сделать, чтобы вернуть хотя бы часть утраченного спокойствия. Распахнув дверь, он вывалился в коридор и нагишом двинулся в гостиную. Включив свет, Мурлов сел у коврика с пребывающим в режиме ожидания неподвижным мехом и прошептал:

— Ося.

Секунда, сокращение сердца, легкий трепет волосков. Мех успел открыть глаза и вытянуться на лапах. Ну и хватит. Бамм! Мурлов кулаком впечатал мордочку Осириса в стену. Что-то в голове механимуса щелкнуло, звякнуло, он припал на одну лапу. Шкура под правым глазом съехала на сантиметр вниз. На стене осталась вмятинка, окруженная шерстинками. Вид у Осириса сделался жалкий.

Мурлов улыбнулся.

— Спать, Ося.

Он дождался, пока кот со сбитой в складки мордой снова уляжется на коврик, и с легкой душой выключил свет.

Вот так!

Спалось ему после этого замечательно. Без кошмаров.

Утро разбудило Мурлова солнечным лучом, пробравшимся в комнату. Он с удовольствием потянулся, вспоминая сон и следующее за ним наказание Оси. Пальцы правой чуть побаливали. Дня, конечно, не прошло, а у котика уже товарный вид попорчен. Но кто виноват? Котик и виноват.

Ко-отик.

Мурлов спустил ноги, привычно стянул со спинки стула халат, звякнувший ключами в кармане. Что ж, утренний обход. Он выглянул в окно. Снаружи было светло и ярко. Зелень зеленела. Небо над обрезом забора хвасталось синевой. Покопавшись в кармане халата, Мурлов выудил мобильник. Ого! Время-то к восьми! Заспался. Качая головой, он вразвалочку направился в гостиную.

Ося не подавал признаков механической жизни. Похмыкивая, Мурлов принялся раздергивать шторы, включил телевизор, который тут же, осветившись, начал рассказывать ему о жизни гигантских муравьев в Центральной Америке, о том, какой у них сильный яд, и как их используют в обрядах инициации. Мурлов подумал, что голой задницей на муравейник с такими муравьями не сядешь. Да и на одном поле…

Он достал из холодильника бутылку минеральной воды и выпил полбокала за здоровье Оси. Оно ему обязательно еще пригодится.

В инструкции Мурлов прочитал, что в механимуса заложены три готовых поведенческих шаблона. Первый шаблон имел название «Аутентичный» и превращал поведение механического животного в реалистичный аналог поведения живого домашнего любимца. Устанавливался через активацию программного режима и требовал последовательного нажатия средней, средней и верхней кнопок пульта. В подтверждение выбранного шаблона механимус менял цвет глаз на несколько секунд.

Второй шаблон обозначался как «На поводке». При его включении мех следовал за хозяином, как привязанный, и не отходил дальше, чем на один-два метра. В том же программном режиме необходимо было нажать среднюю, среднюю и еще раз среднюю кнопку. Глаза Оси в данном случае кратковременно желтели.

Но больше всего Мурлову понравился режим-игра «Прятки», в котором механическое животное или пряталось (голосовая команда «Брысь!»), или, наоборот, искало человека или предварительно обозначенный предмет в заданном пространстве. Режим имел временное ограничение в тридцать минут. Обычные команды при этом не действовали, что было честно. А то, получается, нажал кнопку и получил от мяукнувшего Оси прямое указание, где он находится. Нет, ребята, не выйдет!

Задержка в минуту давала спрятать предмет или спрятаться самому механимусу. Потом же: раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать!

Кнопки: средняя, средняя, нижняя. Цвет глаз механимуса на три секунды — зловеще-красный.

Мурлов подумал-подумал и решил, что в «Прятки» с Осей он сыграет позже. Хотя, конечно, перспективная намечалась забава. Почти как охота на живого кота. Даже зазудело где-то в животе. Жалко, ограничение в полчаса. Впрочем, за это время дом можно трижды обойти, заглядывая в ниши, под кровати и за тумбы.

Нашел — лапу вывернул. Замечательно. Обнаружил — пинком наградил. Знай, Ося, лучше прятаться надо.

— Ося!

Мурлов встал над ковриком с лежащим на нем механимусом, постукивая по плитке босой ногой.

— Подъем, ко-отик.

Ося встал на лапы. Правый объектив у него слегка косил. Складки на морде выглядели неприятно.

— Иди сюда, — позвал Мурлов кота.

Сам он сел на диван, запахнул полы халата, подвинул к ногам стеклянный столик. Мех не без грации запрыгнул на стекло.

— Стой смирно.

Мурлов осмотрел кота, подергал, разгладил шкуру под глазом, ощущая под пальцами проминающийся каркас. Несколько раз провел ладонью от головы к хвосту, заставляя Осю щериться и показывать мелкие зубы. Осторожно надавил, вправляя объектив в орбиту. Раздался чуть слышный щелчок.

— Смотри-ка, как новенький.

Ося стукнул хвостом и мяукнул. Мурлов притянул его за мордочку близко к своему лицу и всмотрелся в черноту зрачков.

— Ты думаешь, все для тебя кончилось? — произнес он. — Не-а. Ты, мой милый, познаешь всю мою любовь. А она, уж извини, своеобразна. Сидеть!

Мурлов прижал палец к Осиному лбу. Инструкция чуть не упорхнула с колена. Кот зажмурился под пальцем.

Так, подумал Мурлов, а что за режимы показывал мне лупоглазый менеджер на складе? Тоже ведь какой-то домашний и охотничий. Или это разное? Он полистал книжку. Ага. Шаблоны — это шаблоны. Границы существования меха. А переключатель за ухом — это некий дополнительный вариатор поведения.

Хотя не понятно.

Мурлов выудил из кармана мобильник. Не слишком ли рано? Впрочем, как клиент он имеет право хоть ночью…

Он набрал номер. Гудки скоро сменились бодрым голосом соседа:

— Да-да, слушаю.

— Николай Петрович? Здравствуйте, — сказал Мурлов в трубку. — Не разбудил?

— Нет, Валентин э-э…

— Сергеевич, — подсказал Мурлов.

— Простите, из головы вылетело, — сказал сосед. — Собираюсь на презентацию, оперативная память — вся в цифрах и диаграммах. У вас какой-то вопрос?

— Да, я по поводу поведенческих шаблонов.

— О, глубоко вы…

— Да вот, пробую. Но я про переключатель за ухом. Мне менеджер сказал, что он тоже меняет модель поведения.

Николай Петрович словно не понял.

— Переключатель?

— Да. За ухом.

— Ах, этот! — сосед рассмеялся. — Нет-нет, это вам неправильно сказали. Это переключатель не меняет модель поведения, он включает самообучение. Механимус как бы получает возможность накапливать опыт и, соответственно, встраивает его в алгоритмы дальнейших действий. Шаблоны — это другое. Шаблоны — это, если говорить грубо, жесткая основа. Базис. А самообучение — гибкая надстройка. В аутентичном режиме ваш кот, допустим, будет запрограммирован периодически нежиться на подоконнике. Но вам достаточно согнать его с подоконника один раз, сказать: «Нельзя», и он это запомнит. Самообучение, конечно, тоже не панацея, блок имеет ограничения по объему и построению сложных алгоритмов…

— А мышей ловить? — спросил Мурлов.

— Ну, если научите.

— Как? Сказать: «Делай, как я» и поймать мышь самому?

Николай Петрович рассмеялся.

— Нет-нет. Этого делать точно не стоит. Ваш кот вас не поймет.

— Но в режиме «поводка»…

— Нет, не сработает, это другое. — Сосед похмыкал, раздумывая. — Насколько я помню, в той же разработке на аутентичное поведение у нас проходил некий протокол на реакции на солнечные «зайчики», клубки, бумажки на ниточках… Впрочем, вам лучше попробовать в этом смысле «охотничий» шаблон.

Мурлов переложил телефон к другому уху.

— У вас нет такого шаблона.

— Ну как же? Вы всю инструкции прочитали?

— Я ее второй день штудирую.

— Тогда вы должны бы…

Мурлов раздраженно тряхнул книжкой в руке.

— Николай Петрович! Вот, дословно. «В механимуса заложены три готовых поведенческих шаблона». Три! Первый — аутентичный, то есть, максимально близкий к обычному поведению животного.

— Да, — вставил слово сосед.

— Второй — это «поводок», где животное следует за тобой по пятам. И третье — шаблон игровой, названный «Прятками».

— Ах, да-да! — сказал Николай Петрович. — Простите меня, запамятовал. Надо, похоже, пропить курс мемостимуляторов. Это я шучу. Просто первоначально этот игровой шаблон был именно что охотничьим. Он писался под собачий профиль. А из механического кота, как вы понимаете, охотника на утку или зайца сделать проблематично. В «Прятках» этот шаблон урезан и, честно говоря, на мой взгляд, серьезно еще не оттестирован.

— Я понял, — сказал Мурлов.

— Вы можете подключить самообучение к «пряткам», возможно, ваш кот и научится ловить мышей. Но «аутентичный» — самый популярный шаблон, лучше пользуйте его. Тем более, что в «прятках» мы, кажется, поставили ограничения…

— Да, тридцать минут.

— Не помню, с чем это связано, кажется, с быстрой заполняемостью модулей памяти, поэтому советую вам все же первый шаблон.

— Все, понял, спасибо.

— Наш кот оправдывает ваши ожидания, Валентин… Сергеевич?

Мурлов посмотрел на Осю.

— В целом, да.

— Рад, рад, — рассмеялся Николай Петрович, — пользуйтесь! Мы вложили в него много труда и мысли. Это действительно уникальный механизм.

— До свидания.

Мурлов отключился.

— Ну, что, Ося, — склонился он к коту, — хочешь самообучиться? Вдруг у тебя получится выкинуть неожиданное коленце? Не такое, как в ванной, конечно. Но, скажем, какое-нибудь милое и забавное, вроде концерта по заявкам. Можешь смурчать «Металлику»? Или исполнить «Агату Кристи»?

Поводя пальцами по шерсти, Мурлов добрался до уха. Ося довольно заурчал.

— О ты какой!

Мурлов нащупал переключатель. Щелчок, скорее, «услышали» пальцы, чем Мурлов уловил характерный звук. Глаза-объективы Оси на мгновение изменили цвет, но механимус остался неподвижен. Мурлов пощелкал переключателем снова, но никакого подтверждения в том, что Осирис включил режим самообучения, не получил. Он зашуршал страницами инструкции и скоро выяснил, что любое действие, связанное с программированием, требует идентификации владельца.

— Наворотили, — проворчал Мурлов.

Он снова переключил режимы, потом прижал палец к брелку, дождался зеленой риски на боковой грани и на всякий случай произнес прямо Осе в морду:

— Мурло-ов!

Где-то секунд через десять кот сузил зрачки, и взгляд его показался Мурлову гораздо более осмысленным, чем раньше.

— Ну, здравствуй! — сказал Мурлов Осе. — Здравствуй, ко-отик!

Механимус несмело мяукнул.

— Ближе, ближе, — подозвал его Мурлов.

Ося выпрямил передние лапы, внимательно разглядывая протянутую ладонь. Мордочка его казалась задумчивой.

— Ты же умненький котик? — предположил Мурлов, приходя в сладкое волнение. — Давай, ткнись носом. Выкажи расположение.

— Мяу?

— Носом — в ладонь, — приказал Мурлов резким голосом.

Ося поднял глаза вверх, словно ожидая одобрения, а потом подвинул свою мордочку, усами, пастью касаясь ладони. Кажется, он даже ее лизнул.

— Оп-па!

Мурлов кулаком сшиб механимуса со столика и захохотал. Кот улетел на пол. Подбитая лапа вычертила царапину на стекле. Мелькнул хвост.

— На место! Ко мне!

Нет, давать спуску Осе Мурлов не собирался. Улыбаясь, он похлопал рукой по колену. Возбуждение росло в нем, шевелилось в паху.

— Живее!

Ося, подобрав лапы, запрыгнул обратно на стекло. Обиженно мяукнул.

— Нечего, нечего, — сказал ему Мурлов.

Он снова выставил ладонь.

— Мяу? — словно бы спросил механимус.

— Носом.

Кулак у Мурлова был наготове. Осирис несмело ткнулся в ладонь и снова получил сбивающий удар в голову.

Бам!

— Бам! — радостно выкрикнул Мурлов, когда механического кота снесло со столика. — А где твое самообучение? Что-то я не вижу. Ты же умный котик? Так и желаешь получать каждый раз?

— Мяу?

Механимус шевелился внизу, словно не понимая, что послужило причиной его падения.

— Снова, мой дорогой, снова. На стол! — скомандовал Мурлов.

Ося, казалось, посмотрел с сомнением.

— Поднимайся — и вперед, — сказал Мурлов.

Он потер костяшки, ноющие от двух ударов. Все же чувствовалось, что под шерстью у Оси не совсем кость. То ли крепкий пластик, то ли легкий и прочный титан. Конечно, со временем это разъяснится.

— Ося, — поторопил кота Мурлов.

Механимус легко вспрыгнул на стекло, но что-то в нем звякнуло.

— Ну-ну, — сердито произнес Мурлов, — смотри у меня. Ты как минимум на год куплен. Держись.

Ося выпрямился, как солдат, которого пристыдили за его старые раны.

— Давай повторим, — сказал Мурлов и выставил ладонь в очередной раз. — Посмотрим, дойдет ли до тебя. Носом!

Кот вдруг посмотрел на него так, будто был живым и знал, что последует за тем, как он лизнет ладонь.

— Носом! — прикрикнул Мурлов.

Ося скосил объектив на подготовленный кулак.

— Самообучение, — пояснил Мурлов.

Механимус вытянулся и, помедлив, все же достал кончиком носа, языком выставленную руку. — Н-на!

Мурлов махнул кулаком, но к его удивлению нацеленные в голову костяшки прошли мимо, взборонив воздух над Осиными ушами.

Ося пригнулся!

Мурлов едва не заорал от восторга. Эрекция оказалась такая, что он, приказав коту: «Сидеть!», рванул в туалет и там, едва успев распахнуть полы халата, разбросал семя по кафелю. О, боже, кайф-то какой! Он выдохнул, утихомиривая член под ладонью. Какой у него Ося! Просто подарок! Самообучился! Похоже, теперь общение с котиком будет на порядок интереснее.

Ко-отик.

Мурлов посидел на полу, потом, оторвав несколько бумажных полотенец, стер с пола излитое. Он, конечно, еще в состоянии, но каждый день кончать для него, пожалуй, будет многовато, с некой расслабленностью подумал он. Раз в два дня — самое то. А то, получается, только начал с Осей забавляться, и уже готов. И целый день впереди.

Мурлов поднялся, прошел через кухню и ком из полотенец выбросил в мусорное ведро. Ося, как и было приказано, стоял на столике перед диваном.

— Отомри, — сказал ему Мурлов.

Механимус понял и наклонил голову, рассматривая своего хозяина. Его взгляд, черт побери, Мурлов назвал бы осмысленным.

— Рядом, — сказал он, — прогуляемся.

У входной двери Мурлов надел шлепанцы, щелкнул замком. Нагретый, полный ароматов воздух хлынул в дом.

Хорошо!

Мурлов вдохнул и спустился по ступенькам крыльца на плитки дорожки. Он пребывал в отличном настроении. Ося, чуть придерживая переднюю левую лапу, соскочил следом. Он то и дело вздергивал голову, словно желал уловить не только слова, но и каждый мимолетный жест хозяина.

— Пошли, — сказал ему Мурлов.

Шлепанцы заплюхали о плитку. Первое правило — подергать замок на двери бокса. Заперто. Очень хорошо. Мелькнуло зашторенное окно семейной спальни. Потом пришел черед окна маленькой спальни. Мурлов смахнул травяной стебелек, прилипший к стеклу.

— Смотри, смотри, — сказал он Осе. — Запоминай. Здесь еще бегать от меня будешь. Вон дровяник, вон песок у бокса, вон клумбы. Дальше — смородина.

Над забором шелестели деревья. Механимус ступал беззвучно, не след в след Мурлову, а правее, по траве. Хитер! Хитер! Мурлов попытался обмахнуть голову кота полой халата, но Ося был ниже ростом. Тут или самому приседать, ли командовать Осирису, чтобы встал на задние лапы.

— Туда даже не суйся, — показал Мурлов на дощатую заплату в заборе. Он свернул по плиткам за угол. — Это, кажется, снова смородина, это когда-то был цветник. Видишь, как все заросло? Эй!

Он вернулся и подпихнул замершего кота ногой. Тот словно нехотя повернул голову.

— Пну сейчас, — пообещал Мурлов.

Ося услышал. Мурлову даже показалось, что тот совсем тихо мявкнул, мол, понял, пнешь. Мурлов улыбнулся.

— Пошли, пошли дальше.

Они обогнули дом с торца. Мелькнула дверь второго выхода.

— А это — яблоня моей бывшей, — сказал Мурлов, показывая на дерево. — Ее можешь в хвост и в гриву. Поцарапать там, выместить злость…

Он пнул ствол.

— Я и сам так делаю. Иногда даже мочусь на него.

Ось вдруг пошел к перекопанному участку, где упокоились остатки Трегубовского кота. Унюхал что ли что-то? Пришлось шикнуть.

— Куда! Ну-ка!

Мурлов махнул ногой, едва не лишившись шлепанца. Кот не послушал, своенравничая, затоптался на мягкой, черной земле с едва проросшими стебельками сорняков. Даже морду опустил, словно принюхиваясь.

— Так, — Мурлов сошел с дорожки и поймал Осю за шкирку. — Слушать меня!

Он встряхнул механимуса.

— Мяу, — сказал кот.

— Туда не ходить, понял? — заглянул Мурлов в зеленые глаза-объективы. — Или ты глупый кот?

Поставленный на дорожку, Ося подергал хвостом, но в сторону вскопанной земли головы больше не повернул.

— Правильно, — оценил Мурлов. — Пошли дальше.

Вместе они добрались до навеса, под которым стоял «Форд». По-хорошему, автомобиль, конечно, следовало бы вымыть. От езды по трассе да по городу на крыльях и дверцах стыл серый грязевой налет.

— А это мой первый механизм, — сказал Мурлов и покосился на механимуса. — А ты, извини, только второй.

Шлепанцем он провел черту у ворот.

— Все, дальше тебе нельзя, — сказал Мурлов. — Это будет твое второе правило. Первое — слушаться меня. Второе — ни лапой за участок. Надеюсь, ты понял.

Кот, помедлив, принялся тереться о голую ногу Мурлова. Внутри его словно завибрировал моторчик. Должно быть, это означало, что Ося ластился.

— Эй-эй! — Мурлов отпихнул кота. — Без этого!

Он поднялся на крыльцо и открыл входную дверь.

— Прогулка окончена.

Ося склонил голову.

— Мяу? — вопросительно произнес он.

— Окончена, — повторил Мурлов и отступил от двери. — Домой!

Кот прошел в дом как подконвойный. Валентин не удержался и дал-таки ему пинка под хвост. Носом вперед на животе и разведенных передних лапах Ося проехал по коридору чуть ли не до спальни. Хоть видео снимай.

— А вот так, вот так! — объяснил ему Мурлов. — Команды надо выполнять быстро. Чтобы у меня соблазна не было.

Выражение Осиной мордочки показалось ему обиженным.

— Мяу!

Мурлов умилился. Ах, какая прелесть! Так бы бошку и свернул!

— Я думал, ты умный котик, — сказал он, закрывая дверь. — Дуй теперь на зарядку. Да кумекай там себе.

Он встал у проема в гостиную. Ося медлил.

— На зарядку! — повторил Мурлов.

И показал жестом.

Поглядывая на него, механимус неуверенно приблизился и вдруг шустро юркнул к своему коврику. Мурлов захохотал, глядя, как Ося торопливо замирает в стандартной для подзарядки позе. Типа, меня не трогать, я в домике.

— Пра-авильно!

Он подошел к коврику. Кот обеспокоенно моргнул. Или это ему показалось? Выключается механимус, когда идет питание, или способен на реакцию? Мурлов стукнул пальцем Осю между ушами, проверяя.

— Есть кто дома?

Осирис вынес сомнения хозяина стоически. Мурлов сказал:

— Ося…

Потемневшие было глаза-объективы вспыхнули зеленым светом.

— Спать, — тут же приказал Мурлов.

Глаза погасли.

— Знаешь, что? — сказал Мурлов, присев у коврика на пол. — Я придумал, чем мы займемся завтра. У тебя, я смотрю, правая передняя слегка повреждена. Грустно, да? Значит, она и послужит нам следующим опытом. Я ее молоточком — тюк, тюк. Коготок туда, коготок сюда. Мы сможем даже поиграть на скорость, кто быстрее, твоя лапа или мой молоток. Пока ты, правда, допетришь, я уже свое дело-то и сделаю. Учиться тебе еще и учиться, Ося. Думаю, до самой смерти.

Он хохотнул, пошлепал Осю ладонью по макушке и поднялся. Диван с уютным шелестом подушек принял его тело. Мурлов поерзал, раскинул полы халата и взялся за пульт. Канал «Дискавери» — не интересно, про летучих мышей, тем более, что повтор. «Наша природа» — мимо. Какая-то бесцельная езда по бездорожью. Очень оригинальный поиск места для отдыха и рыбалки.

Новости.

Молодая, прилизанная диктор на экране, глядя в камеру, принялась читать текст с телесуфлера.

— Сегодня на Московской валютной бирже курс доллара вновь укрепился против курса рубля. За один доллар…

Мурлов выключил звук. Диктор шевелила губами и таращила глаза, словно старалась напугать кого-то. Ему вдруг сделалось противно. Сработал эффект бывшей жены. Когда та начинала выговаривать ему про деньги, про красоту, про то, что он мог бы активнее участвовать в работе по дому и слушать ее советы и пожелания, у него часто будто закладывало уши. Хлоп! — и он смотрел, как Татьяна беззвучно шлепает губами.

— Дура, — вздохнул Мурлов, нажимая кнопку на пульте.

Следующий канал показывал музыкальные клипы, которые смотреть без звука было, наверное, забавнее, чем со звуковым сопровождением. Вся шаблонность, вся фальшь, вся дешевизна и бездушность того или иного творения с первых секунд лезли на глаза. Парни в провисших штанах взмахивали руками и орали в камеру, девчонки, раскрашенные так, словно на них тренировались начинающие художники, таращились и обнимали парней. В кадр заползали страшные, полутемные подворотни с непременной бочкой, полной огня, за подворотнями следовали мрачные и рыжие от битого кирпича пустыри с брутальными автомобилями на заднем плане, и, конечно, никуда было не деться от оружия. Кастеты, револьверы, ножи и помповые ружья.

Культура!

Нет, Мурлов не был против. Ему было смешно. Сын — идиот, вся жизнь в телефоне, в игрушках и социальных сетях. Эти — тоже. Типа, крутые. Типа, дети трущоб. Типа, они сами строят свое будущее. Поднялись, мол, с самого низа и теперь зачитывают свою историю на экран, чтобы люди знали, через что им пришлось пройти.

Да, у таких исполнителей всегда есть аудитория. Бесталанные тянутся к бесталанным, поющие о дерьме находят таких же слушателей. Подобное тянется к подобному. Моя кровавая история полна куража. Я думал, что люблю ее, но это лажа…

Мурлов включил звук.

— Все это динь-дон, — сказал в камеру наполовину бритый парень.

Вышло вполне созвучно мыслям. Где лажа, там и динь-дон. Мурлов переключил канал и влип в ток-шоу, которое рассказывало о том, как несколько подростков несколько месяцев измывались над сверстником. В результате избранная ими жертва совершила неудачную попытку суицида.

— Почему же! — восклицал ведущий в костюмчике, обращаясь к сидящим на диванчике понурым, изображающим раскаяние ребятам. — Почему вы всегда нападаете на слабого? Толпой на одного! Нападайте на сильного! Или хотя бы на равных себе! Так честнее!

Мурлов фыркнул.

— Придурок! — крикнул он в экран. — От сильного есть немаленькая вероятность огрести самому! И где, извините, удовольствие? Никакого удовольствия! Это же элементарно. От слабого или не будет сопротивления, или оно легко преодолевается. При этом от ощущения власти и собственного превосходства люди ловят кайф. Ты ловил кайф? Ты знаешь, что власть почище иных наркотиков?

— Я не понимаю! — восклицал ведущий.

— Головой постучись о стену! — посоветовал ему Мурлов.

Кстати, подумалось ему, если на шоу не понимают элементарных вещей, это лютый непрофессионализм. Непрофессионализм — это слабость. Как же слабость пролезла на телевидение и в эфир? Ответ: ее мало били желающие самоутвердиться. Просто-таки жалели или вовсе обошли вниманием.

Мурлов остался доволен своим выводом.

Он сделал себе салат из помидоров, рукколы и нарезанной кубиками фетаксы. Заварил крепкого чая, но не выпил. К салату, подумав, Мурлов добавил уже готовый шницель, купленный в кулинарном отделе, разогрел в микроволновке, вытянул, обжигая пальцы. Классический завтрак имени Валентина Мурлова.

Дело шло к одиннадцати. Шницель оказался отменным, салат — замечательным. В результате Мурлов, добавив стопочку водки, уснул на диване перед телевизором. Он любил дневной сон. К тем, кто полуденную дрему не уважал, он относился снисходительно. Ничего не понимают в потребностях организма. Вот как ведущий ток — шоу ничего не понимает в прелести самоутверждения за счет тех, кто слабее, так и эти не смыслят в собственном здоровье.

Бедные люди! Спать надо вдоволь и при любой возможности. Потому что только во сне, как читал Мурлов, мозг получал возможность заниматься «ремонтом» и «настройкой» тела. В другое время беспокойная человеческая натура тратила все ресурсы без остатка.

На что тратила? А на всякую ерунду. На пустую болтовню, мысли, эмоции, переживания по поводу и без. На работу, на транспорт, на переваривание еды, на грызню друг с другом и походы по магазинам. Это же просто диву даешься, сколько времени и усилий человек расходует на совершенно непродуктивную, а то и попросту вредную деятельность, которую почему-то считает необходимой или социально-значимой.

Спать нужно, спать, дорогие мои. Чем больше человек спит, тем меньше фигни он творит в своей и чужой жизни. Фигни вообще. А еще бережет нервы. Опять же — бережет всем вокруг. Если бы в прошлых веках вместо повсеместного кровопускания на все случаи жизни прописывали бы дневной сон, глядишь, кучу народу сберегли бы.

Телевизор бормотал о достижениях робототехники. Ходил там кто-то угловатый, с пустым резиновым лицом…

Проснулся Мурлов от внутреннего толчка. Словно какой-то неожиданный звук проник в сон и нарушил его. Он поднял голову, щурясь на проникающий сквозь шторы свет. Потом сел и откатил в сторону столик, освобождая место, чтобы спустить ноги. Ступни нащупали тапки. Как там Ося?

Кот стоял на коврике.

Интересно. Значит, не Ося. Снаружи что ли кто-то проехал? Или собака гавкнула? Мурлов почесал в подмышке. На столе пикнуло, экран телефона осветился на мгновение и погас.

Так вот кто виновник!

Мурлов включил мобильник и прочитал два смс — сообщения от ювелирного салона. Ювелирный салон дарил ему серебряную цепочку с первой покупки и зазывал грандиозными скидками. Мурлов зевнул.

— Вот уроды, — пробормотал он.

Едва он, скинув тапки, вновь расположился на диване, телефон зазвонил. Подняв его к глазам, Мурлов помрачнел.

— Я слушаю, — сказал он, приложив мобильник к уху.

— Валечка, я хочу еще раз поблагодарить тебя за твои сто тысяч, — раздался в динамике говорок бывшей жены. — Миша тоже передает тебе привет.

Мурлов чуть не спросил: «Кто это?», но вовремя вспомнил, что так зовут сына. Сын, видишь ли, передает!

— И только ради этого…

— Нет-нет, Валя, — Татьяна подпустила в голос льстивые нотки, — ты всегда можешь выручить в трудный момент, поэтому, когда такие моменты возникают, мы всегда знаем, к кому можем обратиться, ты хоть и поругаешь в начале…

— Короче, — проскрипел Мурлов, уменьшая звук телевизора.

Он уже догадывался, к чему клонит бывшая жена, тварь и сука. Никак, зараза, не успокоится. Стоило дать слабину…

— Валечка, — заторопилась Татьяна, — если бы у тебя была возможность, то и я, и Мишенька, мы были бы безмерно… Видишь ли, сложилась ситуация, и мы рассчитывали на одни деньги, но эта сумма, как случается…

— Сколько? — спросил Мурлов.

Он несколько раз неслышно ударил кулаком себя по бедру, вымещая злость.

— Пятьдесят, Валечка.

— То есть, столько, сколько тебе было необходимо изначально? Ты решила доить меня по частям?

— Валечка, я честно искала…

Мурлов снова ударил себя по бедру. Несколько секунд он молчал.

— Я могу приехать к тебе убраться, все вымою, вычищу, — предложила бывшая жена. — У тебя там, наверное, все заросло.

— Не заросло, — сказал Мурлов.

Последовала пауза.

— Миша может посидеть с тобой, — сказала бывшая жена.

— Зачем?

— Вдруг тебе одиноко?

Мурлов расхохотался.

— Таня, Таня, что ты несешь? Я наслаждаюсь одиночеством! И уткнутый в планшет придурок мне здесь точно не нужен!

— Ты одичал там.

— Даже если одичал, тебе-то какое дело? Мы развелись, мы чужие друг другу люди. Все просто.

— А сын? Наш сын?

Мурлов мысленно взвыл.

— Что «наш сын»?

— Ты его не видишь! — с надрывом сказала бывшая жена. Она знала, как помотать ему нервы. — А это твоя кровь! Он, может быть, нуждается именно в тебе! У него переходный возраст, я бьюсь с ним совершенно бестолку. Все в каких-то чатах своих, какие-то у них игры, танцы дикие…

Мурлов зацепил кожу на животе и вывернул пальцами.

— Скажи мне, сколько ему?

Боль заставила его зажмуриться.

— Пятнадцать, Валя, пятнадцать, — сказала Татьяна.

— И ты предлагаешь мне кормить его с ложечки?

— Нет, но…

— По алиментам мы подписали соглашение?

— Валечка, я же не по алиментам…

Бросить, что ли, трубку? — подумал Мурлов. Почему я вообще с ней разговариваю?

— Кота ему купи.

— Чего?

— Пусть ухаживает. Это дисциплинирует.

Татьяна помолчала. Мурлов услышал, как на том конце засвистел чайник.

— Валечка… — произнесла бывшая жена.

Сдохни, мысленно пожелал ей Мурлов.

— Валечка, пятьдесят тысяч, и до конца года…

— До конца?

— До конца, Валечка!

Гримасничая, Мурлов включил в телефоне диктофон.

— Давай, говори под запись, когда обязуешься вернуть.

— Конечно-конечно.

Он почти увидел, как бывшая жена меленько затрясла головой с прижатым щекой к плечу мобильником. Одной рукой, наверное, чай наливает, другой пультом от телевизора щелкает, подумалось ему.

Тварь.

— Я весь внимание.

— Да-да, сейчас. — Послышалось бряканье ложечки. — Так, значит, я, Пятова Татьяна Алексеевна, беру у тебя, Мурлова Валентина Сергеевича, пятьдесят тысяч в дополнение к уже взятым ста и обязуюсь вернуть полную сумму в течение шести месяцев, считая от сегодняшнего числа.

Мурлов нажал кнопку на экране.

— Готово.

— Так я жду, Валечка? — спросила Татьяна.

— Жди.

— Но сегодня?

— Ну а когда еще? Переведу. И больше меня не трогай, бога ради! Я умер! Растворился. Ты поняла?

— Спасибо тебе, Валечка. Я жду. Ты только сегодня…

Мурлов отключился.

Ну какая же тварь! Злость требовала выхода. Мурлов ненавидел в себе такое состояние, оно дезорганизовало, оно было сообщением, что у него что-то не в порядке. Ты взвинчен, ты можешь наделать ошибок, ты можешь позабыть о правилах!

— Ося!

Для привычных занятий с кошачьим народцем злость тоже не годилась. Мурлов любил получать удовольствие, а не гасить раздражение в животном, как сигарету в пепельнице. У него был свой подход. Но что ты будешь делать, если тебе вымотали всю душу пятиминутным телефонным разговором?

Ах, злость — это признак слабости!

— Ося! — крикнул Мурлов, нервно отбросив мобильник на диван.

Механимус появился перед ним, привычно прыгнув на столик. Выражение мордочки было любопытное и глупое.

— Ну — ка, помнишь, чему тебя учили?

— Мяу? — поинтересовался Ося.

— Ближе ко мне.

Мурлов махнул кулаком, но Осирис, как оказалось, был настороже. Механический кот ловко ушел с линии удара и выгнул спину. Серый хвост встал торчком.

— Мя-а!

— Ты еще! — вспыхнул Мурлов. — Ладно.

Оттолкнувшись от сиденья, он направился через кухню в мастерскую. Шаркая тапочками, по пути включал свет. За узкой площадкой тамбура впритык к стене дышала прохладным сумраком лестница в подвал. Тут же стояли какие-то палки, швабра, несколько мешков с картофелем и бумажный мешок с щепками. До мастерской потребовалось сделать еще два шага и сдвинуть тонкий язычок засова.

Дверь открылась. Электричество, вспыхнув, выхватило из тьмы небольшое помещение с господствующим в нем верстаком. С края к верстаку крепились тиски. На специальных держателях у стены размещались инструменты.

Мурлов выхватил молоток. Оглянувшись, он обнаружил, что механический кот и не думает за ним следовать.

— Ося!

Притопывая тапком, он дождался, пока механимус серым столбиком застынет на пороге мастерской.

— Заходи, — сказал Мурлов.

Злость дрожала внутри, злость стискивала пальцы на рукоятке. Извини, Ося, но сегодня так.

— Запрыгивай, — Мурлов похлопал ладонью по верстаку, спрятав руку, занятую молотком, за спину.

Механический кот сделал вид, что не понял. Потаращился зелеными глазами, потом приблизился к ноге с намерением об нее потереться боком. Мурлов наклонился и, оскалившись, схватил Осю за шкирку.

— Наверх значит наверх, — сказал он и опустил механимуса рядом с тисками. — Тут уж, извини, не получится никакого удовольствия, — добавил он. — Все будет быстро и несколько варварски. Только чтобы спустить пар.

— Мяу? — спросил Ося.

— А что я могу? — спросил в ответ Мурлов.

Он раздвинул металлические губки тисков на расстояние, достаточное для того, чтобы в них поместилась кошачья лапа.

— Сидеть.

Ося, сунувшийся к тискам мордочкой, выпрямился.

— Лапу, лапу давай! — потребовал Мурлов.

Отложив молоток, он подвинул механимуса ближе к тискам и вздернул его правую лапу.

— Это же у тебя нарушена?

— Мя-а.

— Как бы здоровую смысла нет портить.

Вытянув, Мурлов зажал лапу механимуса в тисках так, чтобы сантиметров пять ее вышли с другой стороны губок. Ему почудилось, что в последний момент Ося осторожно попытался высвободить конечность из захвата.

Хитрец!

Мурлов закрутил тиски до едва слышного хруста. Пальцы зажатой лапы растопырились, сквозь шерсть проглянули закругленные коготки.

— Ах, ты еще и с когтями! — восхитился Мурлов.

В ящиках под верстаком он отыскал подходящий брусок. Поставленный на «попа», брусок идеально по высоте подошел к тискам. Кончик лапы с когтями лег на него, словно рука на Библию.

— Ну, вот, — сказал Мурлов, проворачивая молоток в ладони, — к тебе, Ося, никаких сейчас претензий. Это люди виноваты, а не ты. Конкретно — некая Татьяна Алексеевна. Изо всех сил старается, капает мне на мозги, упрекает давними ошибками… Надо же как-то бороться с тем ядом, что она мне впрыснула. Как думаешь?

Кот смотрел на него зелеными глазами. Потом взгляд его переместился на тусклый боек молотка.

— Не взыщи, — сказал Мурлов.

С короткого замаха он ударил молотком по лапе.

— Мя-я-а!

Ося дернулся в тисках, как живой.

— Ну, ты давай, давай, не придуривай, — недовольно сказал Мурлов, поднимая молоток. — Какое к черту «мя-а»?

Искусственная шерсть от лапы отстала, в разрыв синтетической кожи виднелись тонкие металлические суставчики и рычажки. Два коготка отпали. Капля прозрачного масла застыла на бруске.

— Еще разок, — предупредил Мурлов, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Нет, злость вышла не вся. Но ее, определенно, стало меньше.

— Без мя.

Ося зашипел.

— Ты должен сносить боль спокойно, как стойкий механизм, — сказал Мурлов, наклоняясь к механимусу. — По-моему, тебя слишком запрограммировали на ответные реакции. Так ведь и «кукухой» недалеко поехать, поверив, что ты нечто большее, чем металлический скелет и программный код.

Второй удар расплющил лапу.

— Мя — ууу!

Ося взвыл. Глаза его поменяли цвет, стали красными, как угольки. На верстак посыпались крохотные детали. Брусок упал. Ося, выгнувшись, дернулся. Оставляя шерсть на губках и что-то порвав, он-таки вывернул лапу из тисков. Прошло мгновение — и механический кот выскочил из мастерской в коридор.

Мурлов опешил. Он не успел даже протянуть руку.

— Ося!

Обездвиживающий спазм едва не поглотил его, но Мурлов, сосредоточившись на молотке в руке, смог перебороть нарастающее онемение и шагнул к двери.

— Осирис!

Вот к чему приводит неследование собственным же правилам! — подумалось ему. Не закрыл дверь — получите. А закрыл бы — куда коту деться?

— Ося!

Мурлов прислушался. Дом был тих. Было слышно, как в гостиной, отмеряя время, пощелкивают стрелки часов.

— Эй! Я уже не злюсь!

Мурлов проверил мешки, сдвинул палки и швабры. Потом включил свет на подвальной лестнице. Спустившись вниз, он покрутился у бойлера и труб, осмотрел ящики и сложенные в углу обрезки досок. Нет, спрятаться здесь было негде. Тот же картофель опять. Капуста. Удобрения. Несколько пустых полок и брезентовая куртка.

— Ося!

Мурлов поднялся из подвала (двери не было, закрывать было нечего), прошел на кухню, прикидывая, как грамотно, одно за другим, отсекать помещения, и замер. Он вдруг сообразил, что механимус только что не выполнил одну из базовых установок. А именно: не явился, когда его позвал хозяин.

И как такое может быть?

— Ося!

Мурлов обнаружил, что все еще держит в руке молоток, и оставил его на кухонном столе.

— Ося. Иди сюда, — повелел он, встав в центре гостиной.

Прошла минута. Механический кот не появился.

— Черт-те что, — произнес Мурлов.

Он выглянул в коридор, посмотрел на входную дверь, повернул голову к спальням. Почудилось или нет ему движение в сумраке у черного хода?

— Ося!

Хоть бы лапой, мерзавец, брякнул!

Ладно. Интересные дела. Мурлов сел на диван и схватил со столика лежащий на инструкции брелок. Несколько секунд он нажимал верхнюю кнопку, подзывая Осириса к себе. Нет, Осирис не торопился. Не приличествует богу загробного мира спешить на вызов с поднятым вверх хвостом. Ну-ну.

— Ося! Осирис!

Мурлов прислушался. Ни звука. Кстати, звук! Он перенес палец на вторую кнопку, отвечающую за подачу механимусом голоса, и раз тридцать с силой вдавил ее в пластик. Отзовись, котик, тварь! Осирис упорствовал в молчании. Ни мур-мур, ни мяу, ни презрительного пф-ф.

Мурлов вспотел, потер грудь. Хорошо, Ося. Замечательно, подумал он. Ты решил, как видно, проявить самостоятельность, даже самодеятельность. Бывает. Похоже, это самообучение сыграло с тобой злую шутку. Но мы это поправим. Один щелчок переключателя — и ты снова здоров. А как ты посмотришь на предложение к подзарядке?

Мурлов нажал третью кнопку. Но механический кот и в этот раз проигнорировал сигнал, не объявив о себе ни появлением, ни голосом.

— Ося!

Мурлов покрутил головой, высматривая кота в гостиной, потом в раздражении нашарил мобильный телефон. Трубку сняли после третьего гудка.

— Алло! — крикнул Мурлов.

— Здравствуйте! — радостно ответили ему. — Вы позвонили в службу технической поддержки корпорации «Механимус»!

На экране телевизора происходила беззвучная погоня со стрельбой.

— Я знаю, куда звоню, — сказал Мурлов. — Я вчера купил у вас кота. Механического кота.

— Поздравляю вас!

Мурлов чуть не проорал: «Заткнись!» веселому молодому голосу.

— Да, спасибо, — сказал он, едва сдерживаясь. — Мне нужна консультация.

— А вы не могли бы сказать индивидуальный номер изделия?

— Где он находится?

— На гарантийном талоне.

— Мне не давали…

— Он идет вкладышем к инструкции…

— А, да, сейчас.

Прижав телефон щекой, Мурлов зашуршал страницами книжки.

— Нашли? — спросили на том конце.

— Подождите…

Страницы никак не хотели переворачиваться.

— Вы не торопитесь, — попытались успокоить Мурлова. — Мы постараемся решить вашу проблему.

Мурлов фыркнул.

— Я не тороплюсь. У вас книжка…

— Еще номер продублирован на брелке.

— Где?

— На лицевой стороне под сканером отпечатка.

— Так бы сразу и сказали, — недовольно проворчал Мурлов, поднося брелок к глазам. — Пишите…

Он продиктовал номер, состоящий из шестнадцати знаков.

— Да, спасибо, — отозвался голос из техподдержки. — Мурлов Валентин Сергеевич?

— Да.

— У вас механимус — кот.

— Да.

— Замечательно! Что с ним случилось?

— Перестал отзываться на команды.

— На команды с пульта или голосовые?

— На все!

— Этого не может быть.

— Ха! — сказал Мурлов. — Это есть!

— Хорошо. Допустим. Если бы просто ключ-код… Вы видите своего меха?

— В том то и дело, что нет!

— Как нет? — опешили на том конце связи. — Ваш кот далеко от вас? Извините, дальность восприимчивости сигнала с брелка…

— Мой кот в доме! — перебил говорящего Мурлов. — Но он, кажется, спрятался и не реагирует ни на что.

— Спрятался?

— Да.

— Не реагирует?

— Я нажимал на все кнопки этого вашего ключ-брелка и звал раз десять. Даже на зарядку не идет!

— Хм.

— Именно!

— А что вы с ним делали?

Ах, вопрос! Опасный вопрос! Мурлов мысленно зарядил спрашивающему с ноги. Какое твое собачье дело, что я творил со своим Осей? Он мой. Всецело и безраздельно. Есть чек. Есть инструкция. Пятьсот тысяч!

— Что значит «что я с ним делал»? — вкрадчиво спросил Мурлов. — Есть какие-то неявные ограничения?

— Простите, — произнес парень из техподдержки. — Я в смысле, не пытались ли вы программировать механимуса?

— Пытался.

— Ага!

— Что значит «ага»?

Мурлов, привстав в очередной раз, обежал гостиную глазами. Нет Оси и нет!

— Иногда, когда программирование режимов идет с ошибками… это нередко происходит, на самом деле, то пальцем мимо нужной кнопки промахиваются, то кажется, что написано сделать то, когда написано иное… Так вот, может случиться, что команды, с помощью которых вы пытались запрограммировать своего механимуса, находятся в конфликте между собой…

— И что?

— Тогда может случиться сбой.

— Прекрасно!

— Но это не фатально, — уверил Мурлова парень. — На этот счет предусмотрен сброс до заводских настроек.

— А дальше?

— Дальше механимус либо возвращается на место зарядки, либо, если разрядился, подает звуковой сигнал.

— Я не вижу ни того, ни другого, — сказал Мурлов.

— Подождите. Возвращение к заводским настройкам может занимать до получаса. В любом случае, вы его услышите.

— А если все же нет?

На том конце задумались.

— Тогда через час вызывайте нас снова. Мы приедем на адрес и найдем вашего кота. Но я не думаю…

— Спасибо.

Мурлов отключился. Может, подумал он, все дело вовсе не в конфликте команд. Может, все дело в Осе. Кривясь, он снова набрал телефон техподдержки.

— Здравствуйте! — радостно крикнули ему в ухо. — Мы рады приветствовать…

— Я сейчас говорил со специалистом, — прервал радость Мурлов. — Соедините меня снова с ним, пожалуйста.

— Сейчас…

— Мурлов, Валентин Сергеевич, — напомнил Мурлов.

После двух щелчков и секундного шипения он услышал знакомый голос:

— Слушаю вас.

— Извините, это снова я, — сказал Мурлов.

— С котом?

— Да.

— Кот нашелся?

— Нет, но я подумал… — Формулировать пришлось осторожно. — А ваши механимусы могут чувствовать?

— В смысле?

— Ну, я тут наподдал ему, чтобы не мешался под ногами…

Трубка фыркнула.

— Наподдали?

— Пнул.

— Сильно?

— Нет. Но… ваше изделие может обидеться?

— Механимус? — уточнил парень из техподдержки.

— Да.

— Это же механизм. Он не может обидеться.

— Но, как я понимаю, его реакции близки к реакциям настоящего животного.

— Только в отношении реалистичности поведения. Это не касается отношения к хозяину. Вообще не касается каких-либо установок в отношении людей.

— А боль?

— Механимусы, конечно, способны имитировать боль, но вряд ли ее испытывают. Есть, грубо говоря, триггер, есть программа, которая включатся, когда этот триггер срабатывает. Из списка возможных команд выбирается самая подходящая. Наступили на лапу, сработал датчик, вы услышите «гав!».

— Мяу.

— Или «мяу». Жалобное. Имитация, Валентин Сергеевич.

— А если еще самообучение?

— А вы включили?

— Мне показали, я включил.

«Техподдержка» замялась.

— Это не совсем отлаженная функция, — услышал Мурлов. — Здесь как раз могут быть казусы. Мы не рекомендуем…

— Но мне показали!

— Да-да, вы не волнуйтесь…

— Я не волнуюсь.

— Через полчаса в любом случае произойдет откат к заводским настройкам. Все вернется к предустановленным программам.

— И мне снова будет нужна идентификация? — спросил Мурлов.

— Нет. В крайнем случае — подтверждение голоса.

— Я понял. Полчаса?

— Да. И лучше для верности пользуйтесь простейшими функциями. Программирование под ваши нужды вы можете доверить нашим специалистам.

— Спа-си-бо, — раздельно произнес Мурлов и прервал связь.

Полчаса, значит.

— Ося!

Сунув телефон в карман халата, он выглянул в коридор, потом подхватил брелок и пошел обходом по дому.

— Ося, все! Выходи!

Мурлов сунул голову в гардероб, включил свет и охлопал висящие куртки. Потом, присев, осмотрел полки с обувью. Здесь, понятно, можно и в ботинке схорониться. Но уместится ли Ося? На всякий случай Мурлов нырнул с проверкой ладонью в стоящие на виду резиновые сапоги. Пусто. А в кроссовках?

— Ося!

Крикнув, Мурлов прислушался — нет ли отзыва. Пальцы сыграли по кнопкам брелка. Все равно тихо. Механимус, похоже, окончательно решил изображать из себя партизана. Мертвая, дурная машина. Механизм. А лапу из тисков с живым упрямством…

— Осирис!

Ответа не было.

Мурлов перешел в кладовку, боковым зрением контролируя, чтобы механический кот не проскользнул в уже проверенный гардероб. А то так, честно, можно и до морковкина заговенья искать, все время пропуская объект поисков за спину. С другой стороны, одернул он себя, что за глупость предполагать в Осе хитрый ум и желание насолить хозяину? Настоящий кот, и тот на такое в подавляющем большинстве случаев не способен. Попадаются, конечно, мстительные твари, но дальше отправления естественных надобностей в обувь или, допустим, на подушку, дело у них не идет.

Но все же, все же…

Сдвигая короткие занавески, Мурлов занялся проверкой полок. Сначала на уровне головы и груди, потом опускался ниже и ниже. Консервы, крупы, сахар в пятикилограммовых мешках, бытовая химия. Уголь, соль, чипсы, стеклянные банки с салатами. Печенье, упаковки с овсяными и кукурузными хлопьями. Мука, бумажные полотенца, пакеты с кетчупом.

Конечно, задергала мысль, Осю стоило зажимать надежнее. Но кто знал, что эта тварь… Мурлов опустился на колено, пачкая халат в пыли.

— Ося, ты здесь?

Между нижними полками и полом имелось пустое пространство сантиметров пяти-семи в высоту, достаточное, чтобы просунуть ладонь чуть ли не на всю глубину полки. Гибкое, гуттаперчевое существо вполне могло спрятаться там, сложившись. Мурлов провел рукой и здорово ушиб ноготь о выступ пола.

— Ах, черт! Ося!

Боль заставила взять высокую ноту.

— Скотина какая, — пробормотал Мурлов, поднимаясь.

Ноготь темнел ушибом. Валентин вытер палец о полу халата и сунул его в рот. Свободной рукой снова задействовал брелок. Верхняя кнопка, верхняя кнопка, нижняя. Да, дьявол, хоть какую нажимай!

Бес-по-лез-но.

Посасывая палец, Мурлов спрятал брелок в карман и выбрался из кладовки. Хлопок по выключателю заставил вспыхнуть лампу в плафоне у двери второго выхода. Хоть бы тень метнулась.

— Ося!

Мурлов, морщась, осмотрел ноготь. Вроде ничего серьезного, но, зараза, болит. Он зашаркал в конец коридора, потом остановился и, развернувшись, двинулся в гостиную. Нечего гаденыша, как по подворотням, по комнатам искать. Сам приползет. Полчаса — значит, полчаса. А он пока приготовит себе пожрать. С этими звонками туда и сюда одни нервы. Истощенный мозг требует серотонина.

Мурлов достал из морозильной камеры упаковку куриной голени без костей, вскрыл, разломал, обжигаясь холодом, голени на две части и сложил в тарелку. Тарелку сунул в микроволновку на разогрев.

Так, что к курице? Картошка или рис? Подумав, Мурлов понял, что без разницы. И то, и другое пребывало в начальной степени готовности. Поэтому первым делом он налил в кастрюлю воды и поставил ее на газовую плиту. Так.

Ему почудился легкий, опасливый стукоток в глубине гостиной, и он на цыпочках пробежал к зарядке. Вдруг Ося? Увы, оказалась звуковая галлюцинация. Коврик был пуст. Филонил механимус. Ах, Ося, ну, Ося! Ничего, решил Мурлов, он скоро сделает так, что механическое чудо больше не особо-то и побегает. Какие своенравные ему попались пятьсот тысяч рублей!

Звякнула микроволновка.

Мурлов вернулся к плите и разделочному столу. В нише под столом нащупал и подтянул пластиковый ящик, выбрал из него четыре картофелины среднего размера. Поставил на соседнюю с кастрюлей конфорку сковороду, от души налил растительного масла. Достав голени, выложил все шесть штук. Что это будет? Будет простой и сытный обед. Картошка, курица и, пожалуй, морковка по-корейски. Как там? Кажется, кимчи. Или кимчи другое? Какая, в сущности, разница!

— Ося! — крикнул Мурлов. — А я сейчас обедать буду!

Он посмотрел на проем, потом, отшагнув, на коврик.

— Ося, а ты ведь ничего своим демаршем не добьешься. В тебе программа. Тридцать минут — и аут. Уже, кстати, двадцать минут.

Мурлов засопел, очищая одну картофелину за другой коротким ножом. Молоток из мастерской так и лежал на краю стола.

— У тебя есть шанс, — сказал Мурлов в сторону проема в коридор. — Я пока добрый, я пока обойдусь малой кровью. Колокольчик тебе, может быть, подвяжу. Но после обеда… если ты самостоятельно не явишься…

Он умолк, давая механимусу оценить последствия. Глупо, но вдруг что-то сообразит, гаденыш. Голени зашипели, Мурлов их перевернул, в раковине вымыл картофельные клубни и, порезав их на четвертинки, загрузил в кастрюлю. Со щелчком под кастрюлей сине вспыхнул газ. Простая работа по готовке Мурлова успокоила, и он даже смог посмотреть на ситуацию с Осирисом в ином, далеком от трагического ключе.

Уникальная же ситуация. Механический кот сбежал! Не вынес! Ладно бы сломался, разрядился. Сбежал! Где еще такое увидишь? Надо будет потом высказать Николаю Петровичу. Что, мол, у вас животные своевольничают? Пусть старичок виной помучается. Но, конечно, к Осе и на пистолетный выстрел…

Мурлов снова перевернул курицу. Запах уже воздействовал на обоняние. Те же как раз двадцать минут до готовности.

— Ося! — крикнул Мурлов. — Ты еще не надумал?

Дом был тих.

Мурлов убавил огонь под кастрюлей и сковородой и, перебирая предметы в карманах халата, сходил в туалет. Потом достал из холодильника бутылку минеральной воды, наполнил высокий стакан до половины и с этим стаканом уселся на диван. С пульта прибавил звук на телевизоре.

На экране главный герой увещевал главного злодея, спрятавшись за колонной. Главный злодей отвечал на слова стрельбой из пистолета.

— Все кончено! — кричал главный герой, какой-то тряпочкой мужественно перетянув самому себе раненое плечо.

Бах! Бах! — летело ему в ответ. Пули выбивали каменную крошку из колонны.

— Тебе отсюда не выбраться! — настаивал главный герой.

— Ося, ты слышишь? — спросил, наклоняясь и высматривая механимуса, Мурлов. — Тебе отсюда не выбраться.

— Я прикончу тебя! — крикнул главный герой.

— Я не прикончу тебя, — сказал Мурлов. — У нас будет долгое общение.

Главный герой, оскалившись, прыгнул за другую колонну. Злодей сопроводил его прыжок хохотом и беспорядочной стрельбой. Мурлов отпил из стакана. Вода кислила.

— Сдавайся! — крикнул главный герой.

На взгляд Мурлова, это несколько расходилось с обещанием пристрелить антагониста несколько секунд назад. Разумеется, к ногам героя тут же выкатилась граната.

Взрыв разнес в щепки какую-то деревянную мебель, декоративные шпалеры, но герой, успев прыгнуть в сторону, уцелел.

— Ося, — сказал Мурлов. — Здесь весело. Я тебя жду.

Он отошел к плите, перевернул зарумянившиеся голени, ножом потыкал картофель, пробуя его готовность, и еще больше убавил газ. Ему вдруг расхотелось есть в одиночестве. Он представил, как найденный Ося лежит на одном конце стола, а он, Валентин, вкусно обедает на другом. Пожалуй, это было бы здорово.

В фильме, за время отсутствия Мурлова, ни герой, ни злодей не теряли времени даром и схватились уже в рукопашную.

— Ося, Ося, Ося, — пропел Мурлов.

Он снова проверил коврик и, прихватив зачем-то молоток, забрался на диван с ногами. Запах жареного мяса плыл по гостиной. Герой и злодей пытались задушить друг друга. Что такое полчаса? Ерунда! Уже и пятнадцати минут не осталось.

— Ты сдохнешь! — страшно таращил глаза герой на экране телевизора.

Злодей пускал кровавые пузыри.

— Ося, ты чуешь, чем пахнет? — спросил Мурлов.

Он убавил звук в ноль. Почудился или не почудился ему негромкий сигнал? Мурлов напряг слух и застыл, повернув голову.

Тишина. Только голени шипят, накрытые крышкой. Ах, Ося, Ося. Мурлов снова сделал звук на телевизоре слышным. Ничего, ничего, я терпеливый. Я даже в пределах часа никуда не тороплюсь. Дадим скидку на всякую удивительность и нестабильность программного обеспечения.

Вот, если подумать, куда Ося мог скрыться? Из мастерской у него было три пути: на кухню и в гостиную, потом вниз, в подвал, и, наконец, в коридор, к дверям парадного и «черного» выхода. Итак, принялся размышлять Мурлов, подложив подушку под голову. Двери спален, ванной — закрыты. Входные — правило номер один — тем более. И, конечно, изначальной ошибкой было сразу лезть в подвал. Трехногий, по сути, Ося не смог бы проскакать по лестнице без шума. Но Мурлова сбила с толку темнота. Всегда как-то полагаешь, что в темноте спрятаться легче, и что кот, что человек подсознательно выберут направление от погони именно туда, где свет отсутствует. М-да, а Осирис, скорее всего, через тамбур залетел на кухню. Это почти сто процентов. Во-первых, прямая. Во-вторых, мест, где можно затаиться… Хоть под столом, хоть у холодильника…

В бормотании телевизора и сладком шипении жарящейся курицы Валентин незаметно для себя задремал. Вряд ли сон его занял больше десяти минут. Видимо, это была кратковременная реакция организма на Осин побег из тисков. Но проснулся Мурлов от ощущения, будто кто-то мягко давит ему на грудь.

Ко-отик?

Проклятый мышечный спазм был тут как тут. Мурлов окаменел совсем как в недавнем сне. Обостренная чувствительность кожи рисовала подушечки лап и лунки от когтей. Задняя кошачья лапа на диафрагме, передние ближе, подступают к шее. Мурлов с трудом вытолкнул воздух.

— С-с-с.

Ответом было шипение, потом урчание, опасное, затухающее, как у хищника, контролирующего жертву. Подбородок Мурлова царапнуло, и он понял, что это расплющенная им лапа нашла свое место на лице. Как во сне! Не согнать, не повернуть голову у него не было никакой возможности. Ну же! — вздергивал себя Мурлов. Ну же, сгони урода! Собересь! Жесткие усы Оси тем временем кольнули щеку. Валентин почувствовал, как шершавый язык механического кота коротко обмахнул его нос.

— Мя-а-а…

В тихом Осином голосе проскальзывали чуть ли не интимные нотки. Лежишь, хозяин? Неподвижный, как я в тисках? Сейчас я с тобой…

— С-су-у… — выдавил Мурлов.

Ему удалось открыть глаза. Он увидел морду механимуса, склонившегося близко-близко к переносице.

— Мя.

Здесь уже за каким-то чертом послышалось удовлетворение. Зрачки Осириса, разгораясь огнем, приковали взгляд Мурлова к себе. Он гипнотически следил, как они расширяются, занимая всю радужку, как в их темно-малиновой глубине возникает яркая, слепящая точка, и как эта точка плывет из-за навернувшихся на глаза слез.

Боль вспыхнула в черепе внезапной резью и погасила свет. Жгучие пятна заходили под веками. Ослепший, ничего не понимающий Мурлов замычал. Тело, освобождаясь от скованности, зашлось дрожью.

Когти Оси пробороздили щеку.

— Ах, ты, тварь!

Подвижность вернулась к Мурлову, и он махнул руками, пытаясь сбросить кота. Не попал. Ося успел прыгнуть в сторону. В качающейся, плывущей темноте Мурлов почувствовал толчок лап.

— Сука!

Он попытался проморгаться. Пятна вспыхивали, подобно щелчку колесика по кремню на зажигалке, сыпались искры, но это нисколько не помогало возвращению зрения. Мурлов прижал ладони к лицу. Ни пальцев, ни между пальцами — ничего не видно. Он взревел.

— Ося!

Столик подбил колено. К дьяволу! Мурлов привстал и застыл, мотнув головой. Понять бы, где сейчас что. Наклонившись, он нащупал гладкую поверхность стекла. Пальцы наткнулись на деревянную ручку. Молоток! Мурлов стиснул его в руке. Хорошо, оружие есть. Он выставил свободную руку вперед. Ослепил, зараза! Лазером или чем еще? Глаза жгло. Тьма и вспышки брызгали под веками. И крутились огненные круги.

— Ося!

Урчание раздалось за спиной, и Мурлов резко повернулся. Столик задребезжал, откатываясь к камину.

— Ай!

Боль обожгла левую икру — механимус, похоже, попробовал ее на вкус зубами. Мурлов дернул ногой, несколько раз вслепую ударил молотком, попав по валику боковой диванной спинки. Вот же тварь!

Сориентироваться, необходимо сориентироваться, зазвенела мысль. В полуприседе Мурлов ощупал диванную обивку. Так, это понятно. Кухня — левее. Проем в коридор — наискосок. Он опустил руку, помял укушенную икру. Что-то с самообучением у Оси явно не то. Или эти уроды вложили в него какую-то непроверенную хрень. Стоило Осирису, понимаешь, лапку прижать…

На счету Мурлова с полсотни таких лапок. Но только с механической тварью как-то не заладилось. Ну не смешно ли? Еще и полмиллиона заплатил!

Мурлов повертел шеей, прислушиваясь. Шипела курица. Клокотала, выкипая, вода с картофелем. Хорошо бы газ выключить. Так можно и на воздух взлететь, если зальет конфорку. Случайная искра — и здравствуйте.

Интересно, Ося сможет сообразить об искре?

— Ося, я же твой хозяин, — сказал Мурлов.

Сбоку, за диваном, прошелестел стукоток. Секунда, другая — ни звука больше не раздалось с той стороны. Мешая выловить передвижения механимуса, бормотал телевизор. Мурлов представил, как Ося тихо подбирается к нему по дивану, и брякнул по подушкам молотком. Раз, другой.

Не попал.

— Ося, ты же труп! Ты это понимаешь?

Мурлов опустился на четвереньки. Так, план. Ему нужен план. Он бьется с механическим котом, который, видимо, свихнулся. К тому же, тот его ослепил. Здесь можно такую компенсацию выкатить, что корпорация со своими зверюшками и дня не проживет! Но это потом, потом.

Мурлов прижал лицо к валику. Нет, похоже, со зрением все серьезно. По крайней мере, на какое-то время он совершенно слеп. Он поморгал. Гостиная так и не вылепилась из тьмы и огненных лепестков. Ладно. Мурлов стукнул молотком в пол. Как ни странно, ступор, который, казалось бы, должен быть тут как тут, не выказывал даже признаков скорого наступления. Звезды — мрак, неизвестность, страх — сошлись, а нету. Ну, понятно, тут же все по-взрослому!

Мурлов подумал, что, может, и вовсе переборол свой паралич с помощью Осириса. Какая ирония, да?

Или это злость? Ко-отик!

— Ося, я тебя по деталькам…

Он выдохнул. План. Первое. Первое — газ. Надо добраться до плиты и обезопасить себя с этой стороны. Второе. Второе — это телефон. Нет, любая помощь, которую он может получить. Если получится, набрать техподдержку… Мурлов фыркнул, качнувшись, и рассмеялся. Какую, к дьяволу, техподдержку? Полицию. Но лучше — службу спасения. В крайнем случае — выбить стекло и орать благим матом.

Третье… Третье — это выбраться из дома. «Мой дом — моя крепость» здесь не работает. Значит, добраться до двери, ключи… Мурлов похлопал ладонью по карману халата. Ключи на месте. И лучше не во двор, лучше сразу на дорогу…

Мурлов услышал шипение и выставил молоток навстречу звуку.

— Давай, Ося! Я жду!

В темноте, справа, выпуклой линзой всплыло световое пятно, в котором ничего опознать Мурлов не успел, и закрылось снова.

— Ну же, Ося!

Запястье обожгло. Закричав, Мурлов замахал молотком, но, кажется, впустую. Страх колотил сердцем о ребра. Боек молотка, в конце концов, со звоном ударил в каминную подставку. Вылетела, поскакала по полу кочерга. Зараза! Как она здесь оказалась? Или его уже к камину принесло? Ну-ка, назад, назад.

Мурлов развернулся и, перебирая ладонями и коленями, двинулся в противоположную сторону. Ножка обеденного стола скоро чиркнула его по уху, но Валентин обрадовался ей, как родной. В верном направлении ползем, товарищи! Выдергивая стулья, он обрушивал их за собой, чтобы затруднить Осе преследование.

Жалко, стула всего было три.

Метр, два — и явственно зашипело, забулькало чуть ли не над головой. Мурлов наощупь определил гладкий обвод газовой плиты, и телом, руками потянулся вверх, к краникам и конфоркам. Механический кот не препятствовал.

Щелк. Щелк. Мурлов выключил газ, обжегся, случайно тронув кастрюлю, и с облегчением сполз вниз. Так, с этим порядок. Не перекусить ли теперь? Все нужное для этого — буквально руку протянуть. Горячее.

Впрочем, не до того.

— Ося!

Мурлов сообразил, что механимус, скорее всего, сейчас заряжается. Ой, не дурак Ося! Не дурак! Ослепил, отвлек и — на коврик. Ничего, сейчас мы это проверим. И прекратим. Постукивая молотком, Мурлов пополз обратно в гостиную. Стулья в сторону. Вперед!

Он миновал стол, определил стоящее в углу у окна кресло и двинулся вдоль стены, невольно повторяя ее изгибы. Рухнула какая-то подставка. С задетой бедром тумбы свалилась переставленная плошка с арахисом, и орехи рассыпались по полу. Мешающие, норовящие сунуться под колени полы халата пришлось закинуть за спину.

Ну, все, думал Мурлов в колыхающейся тьме, Ося, ты допрыгался. Я предъявлю твою тушку придуркам из корпорации, и мне не нужно будет даже оправдываться за попорченный товарный вид. С сумасшедшими котами только так.

Он остановился, явно расслышав телефонный вызов. Только вот простенькая мелодия играла не в кармане, а где-то на диване. Телефон, наверное, выпал, когда Мурлов, ослепленный, переместился на пол. Возможно, это как раз техподдержка звонила убедиться, что их изделие нашлось.

А оно нашлось, нашлось! Оно бегает, шипит, урчит и охотится на своего хозяина! И если он доберется…

Мурлов решительно повернул на звук телефона. Он ушиб пальцы, воткнулся в диван сзади, перевалился через спинку и торопливо закопошился на подушках, пытаясь вслепую выловить мобильник. Быстрее, быстрее! От спешки перехватывало дыхание. Быстрее! Как назло, вызов прекратился. Мурлов зарычал, но поисков не бросил. Телефон он в результате обрел, но обнаружил, что ни один номер в своем теперешнем состоянии набрать не сможет. Даже не снимет на ощупь блокировку. Впрочем, у него еще оставалась возможность ответить на звонок. Да-да! Мурлов определил по кнопкам верх и низ экрана, и при вызове ему оставалось лишь протянуть палец по поверхности телефона. Процентов девяносто, что у него получится «поднять трубку». Лишь бы техподдержка сообразила ему перезвонить. Встречаются же там умные люди!

Кто еще ему может позвонить? Николай Петрович может. Бывшая жена может. Мурлов, пожалуй, впервые бы ей обрадовался. Но она, тварь, деньги свои уже получила. С чего ей звонить?

А котика он разделает. Любое животное против человека не сдюжит. Какое бы оно не было механическое. Хотя отсутствие зрения и усложняет задачу. Но Мурлов надеялся, что повреждение глаз — явление временное. Он сильно сомневался, что Осю, как и любую другую модель, вооружили потенциально опасным лазером. Нет, это кратковременная слепота, на полчаса, на час, может быть, на день. Но, если поморгать, что-то уже по краям мутно и бело отсвечивает, проступает. Ничего-ничего, справимся. Давай, телефончик! Мурлов потряс мобильник. Аппарат молчал. Телевизор шелестел разными голосами, предлагая то ли что-то оценить, то ли перейти на новый тариф. Мурлов не прислушивался.

— Стой, Ося, на коврике, — прошептал он, — стой пока.

На какое-то время Валентин задумался, удивляясь себе. Он слеп, но не окаменел, не погрузился в полное отчаяние, в пустоту и отсутствие всяких мыслей. Его оцарапали и укусили, но он вооружен и не собирается изображать мумию, как прежде. Изумительно. Тело слушается его, руки слушаются, ноги слушаются.

Коты, конечно, не слушаются, но это другое.

И тьма. Наверное, ожог сетчатки. Или что там может быть еще?

Мурлов потрогал боковину — на месте, проверил ключи — в кармане. Если его не обманывает зрительная память, полтора метра правее — проем, три метра — дверь во двор. План первый: выскочить на улицу. Как-то справиться с замком, потом открыть калитку, добраться до соседей. Здесь есть несколько «но», включая бег вслепую. План второй, более реалистичный: запереться в маленьком пространстве, где Осе будет сложно его достать. В гардеробе. В ванной. В спальне.

В боксе. В боксе!

И что? И дождаться звонка.

Мурлов сбил диванные сиденья, нагромождая их по бокам от себя, как блочную защиту. Нет, это, конечно, не надежно. Ноги открыты. Голова открыта. Не рвануть ли сразу в гардероб? Именно сейчас, именно в этот момент, пока Ося… Стоп, стоп, Валентин, опасливо одернул он себя. Весь вопрос тут в том, отключается ли котик на коврике. Так-то можно было бы подползти — и мордой, мордой эту тварь в стену.

Но если не отключается?

Побежать-то он побежит, и даже добежит, но гарантии, что Ося не юркнет за ним в тот же гардероб, у него не будет. Так что пока здесь, здесь. Сунув молоток между ног, Мурлов стиснул телефон, нацелил палец. Ну же, техподдержка!

А как уютно, должно быть: телевизор, курицей пахнет — шевельнулось в голове. И Оси что-то не слышно. Мурлов покрутил головой, надеясь уловить урчание или позвякивание разбитой лапы. Что-то шустрый Ося на трех лапах.

— Ося, — позвал он. — Ося, ты здесь?

Палец дрожал над телефоном.

Еще минута, две — и точно перезвонят. Им деться некуда. У них один из экземпляров потерялся. Как же не перезвонить? Мурлов выпрямился. А может Ося уже того… перезагрузился? — подумалось ему. Прошли тридцать минут. Ну, сорок. Тогда он зря… Мурлов прыснул, представив себя, обложившегося подушками, как в осаде, в то время как Ося, откатившийся к заводским настройкам, смирно лежит на коврике. А он ждет, ждет, понимаете ли, когда…

Телефон завибрировал, заиграл в его ладони. Мурлов, вздрогнув, торопливо ткнул пальцем, но, видимо, не попал в «иконку». Второго шанса Осирис ему не дал.

— Мя-а!

Механический кот, прыгнув, ударил Мурлова головой в грудь. Телефон вылетел у того из руки и, кажется, лишился на полу то ли силиконового чехла, то ли еще какой детали. Мелодия вызова резко оборвалась. Мурлов вскрикнул, но, скорее, не от удара, а от неожиданности.

— Ах, ты!..

Ося заскакал по Мурлову. Когти его раздирали кожу, а увечная лапа скребла острым металлом. Плечо, грудь, шея, щека, грудь, грудь, подбородок, живот! Ося пел песню мести на кошачьем языке. Мурлов с воплями пытался его ухватить, раскидывая прямоугольники сидений и ворочаясь на диване раненым зверем. От халата, как от шкуры, летели темно-красные клочья.

— Тварь!

— Мя-аа!

— Сволочь!

Хвост проскочил у Мурлова между пальцев, но потом он с торжествующим воплем ухватил в искристой, мохнатой темноте одну из задних Осиных лап. Ося попытался вывернуться и даже успел укусить запястье, но был вздернут вверх, а затем вбит в диванный валик. Что-то в механическом животном хрустнуло, звякнуло. Ося мявкнул, перегнувшись. Мурлов, привстав, захохотал.

— Что, Ося, больно?

Он вздернул кота еще раз и ударил им в сторону. Раздался треск стекла, хруст, потом стекло посыпалось звоном.

— Ося, ты никак встретился со столиком? Ай-яй-яй!

Мурлов вскинул руку еще раз, намереваясь теперь уже размозжить механимуса об пол. Но на излете лапа Осириса, как назло, выскочила из повлажневших пальцев. Серьезного удара не получилось. Механимус с бряком упал то ли у проема, то ли уже в коридоре. Мурлов торопливо пополз на четвереньках на жужжащий звук, только буквально под ладонью этот звук иссяк. Мурлов поймал в кулак пустоту.

— Ося! — Он повернул голову на короткий дребезг, раздавшийся левее и чуть дальше, чем он мог дотянуться, не сходя с места. — Ты куда? Мы так мило… так мило разговаривали. Ах, черт!

Мурлов обнаружил, что в пылу расправы с Осей потерял молоток. Он бы сейчас ему очень пригодился.

— Ося!

Дребезгнуло еще левее. Мурлов нашел и огладил пальцами проем. Темнота под веками подрагивала и то и дело сменялась сумерками, в которых прорастал косой, зыбкий квадрат. Скоро, получается, вылупится прозрение. Так он думал.

— Осенька.

Мурлов пополз на звук. Исцарапанную грудь саднило. Ныла щека, получившая порез от разбитой лапы. Пальцы, кажется, были липкими от крови.

— Ко-отик! Ты никак решил отправиться в спальню? Время-то детское, не кошачье. Я тебя сам уложу.

Мурлов проскользил на коленях с полметра и прислушался.

— Ося?

Скребущий звук раздался дальше. Это куда? Это Ося в подвале решил спрятаться или в мастерской? Мурлов представил, как механимус отползает на одной действующей лапе, как раненый боец. Или как терминатор. Кр-рых, кр-рых.

Он улыбнулся.

— Ося, ко-отик, — пальцы его побежали по ламинату в направлении звука, — ты же никуда не денешься. У тебя — судьба. Судьба всех котиков, которые попадают ко мне, всегда одинакова. Хотя ты, не скрою, боец. Видишь, и зрения меня лишил, негодяй. Но я же все равно…

Мурлов резко вытянулся, пытаясь достать механического кота. Шерсть мазнула по кончикам пальцев.

— Ося!

Что-то прожужжало, мягко толкнулось в стену. Лежа голым животом на ламинате, Мурлов раскинул руки. Путь за спину Осирису теперь был перекрыт. Совсем близко Валентин услышал позвякивание и пощелкивания. И словно с усилием шипел какой-то поршень, всасывая воздух. Может быть, так бьется и пыхтит испуганное сердце Оси? Мурлов хохотнул. Дурилка механическая.

— Осенька!

Он нащупал угол. Точно, поворот к подвалу. А там разобраться с механимусом будет совсем просто. Ах, нет, тут же еще тамбур с выходом на кухню и в гостиную! И если Ося догадается…

Раз! Мурлов рывком подал тело вперед и одновременно изогнулся, стараясь не дать коту проскочить из угла к спальням и ванной. Так ведь со стороны подумать — совсем чокнулся. Разлегся на полу в одном халате, еще и креветку из себя изобразил. Гигантскую, королевскую, с ногами вместо хвоста… или брюшка. Но это ладно. Кому тут глядеть со стороны?

— Ося.

Мурлов двинулся боком, тесня предполагаемого Осю к подвалу. Пальцы левой руки ткнулись в мешок со щепками. Ага, все правильно!

— Ты где, мой котик?

Мурлов сгреб правой пустоту перед собой. Игра стала его забавлять. Ступня ноги нашла дверь мастерской. Закрыто. Прекрасно. Значит, он не забыл о первом правиле.

— Осенька, ты чувствуешь? — спросил он. — Развязка близка. Богу Мертвых пора в свое царство.

Мурлов подтянулся, подполз еще. Ося, судя по раздавшемуся звуку, перевалился с верхней ступеньки на ступеньку вниз. Сочленения его казались разболтанными. В каждом движении слышались жалобные скрипы и бряки.

— Мяу, — подал голос Ося.

— Ой! — разыграл удивление Мурлов. — Теперь мы решили пообщаться! А раньше что? Гордость не позволяла?

— Мя.

— Что «мя»? — фыркнул Мурлов, нащупывая край ступеньки. — Сейчас все будет. Сейчас мы обо всем договоримся.

Ося вдруг закашлял, заскреб по дереву когтями. Мурлов, наклоняясь, потянул на звук руку. Ни страха, ни жалости он не испытывал.

— Что, все? — растопырил пальцы он. — Заряд кончился?

Механимус не сопротивлялся. Валентин поймал его за шкирку, подхватил вялое тельце, поднял в воздух.

— Ося, — он встряхнул кота, вызвав постукивание внутри, — ты что, решил сдохнуть? Мне кажется, это непоря…

Договорить Мурлов не смог. Поворачивая Осю, он слишком близко поднес кота к лицу, и расплющенная молотком лапа выстрелила ему прямо в глаз. Тонкий штифт вошел в мозг, и Мурлов не успел ни испугаться, ни удивиться, как умер. Голова его стукнула о ступеньку, пальцы разжались и выпустили Осириса. Через несколько секунд тело, увлекаемое силой тяжести, неуклюже скатилось по лестнице вниз.

На верхней ступеньке остался один Ося.