Если сами вы не из Питера и вздумали найти в этом городе университет, вас могут обмануть. Вам скажут, что университет – это кучка облезлых зданий, к которым тянет руку медный Пётр на прямоходящей лошади с другой стороны Невы.

Точнее говоря, указывает он на каменного Михайлу Ломоносова, сидящего на Васильевском острове с блаженной рожей студента, который только что прокомпостировал в трамвае свою повестку из военкомата. А то, что находится за спиной великого Михайлы, и есть университет, скажут вам.

Это и будет обман. За спиной памятника располагаются только факультеты неестественных наук. А правильная, естественно-научная половина универа, находится в экологически-чистом Петергофе. Именно туда устремлён просветлённый взгляд Ломоносова, который повернулся задницей к историческому факу.

Но из города этого не увидишь – далековато. Зато с платформы Старого Петергофа при хорошей погоде уже можно разглядеть высотки общаг. Идти до них ещё полчаса – высокое всегда кажется ближе, чем на самом деле.

В общаге номер 12 нужно подняться на 8-й этаж и дойти по центральному коридору до последней двери направо. На двери увидите цифру 92, а под ней – мраморную табличку с моим портретом и надписью золотыми буквами.

Вру, вру. Нету там никакой таблички. Их всегда размещают не там, где надо. Пишут на каком-нибудь доме: «Здесь в таком-то году родился великий русский писатель». Что за бред? Никто никогда не рождается великим русским писателем. Есть, конечно, астрология – но я больше верю в земные связи.

Скажем, сам я родился за два месяца до того, как умер Джим Моррисон. Он был страшно чувствительным человеком. Он мог слышать неслышные песни бабочек и голоса людей через океан. Вот почему мне кажется, что он умер только из-за того, что услышал этот ужасный, ужасный крик, когда моя беззаботная мама уронила меня на кафельный пол в нашей ванной – я тоже всегда был страшно чувствительным человеком. Но это ещё не делает из человека писателя.

А бывают и посмешнее таблички. Город Чудово, где я провёл детство, известен тем, что именно там великий поэт Некрасов похоронил свою любимую собаку Кадо. К этой табличке на собачьей могилке регулярно водят школьников. Но реальной истории им не рассказывают. История же такова.

Однажды Некрасов со своей второй женой пошёл на охоту. Вот идёт он по лесу, постреливает разных птиц, и вдруг видит: кусты трясутся. «Ага, – думает Некрасов, – так вот ты где, моя вторая жена». Да как саданёт по кустам с двух стволов! А там была любимая собака. Погоревал Некрасов три дня, а потом купил ещё трёх борзых и пошёл писать книжки о страданиях русского народа.

Само собой, биографы эту историю подчистили. Якобы это жена собаку застрелила, а Некрасов с ней три дня не разговаривал. Но суть не меняется: даже зверское убийство маленьких животных не делает из человека писателя.

И нет никакой таблички на той двери, за которой я сошёл с пути истинного на путь печатного слова. Да и внутри всё наверняка точно так же, как раньше. Те же голые стены цвета плесени на помидорах, деревянный шкаф-инвалид, стол с обгрызенными углами. Те же пружинные кровати, над каждой – свой плакат с рок-группой или голыми бабами.

И такие же четыре раздолбая на кроватях, как мы тогда, в 1988-м.

Наверное, я погорячился, когда сказал, что сейчас в той общаге живут такие же раздолбаи, как мы. Нет, не обязательно. Может, сейчас там очень приличные пацаны. Или даже девушки, которые обклеивают шкафы не винными этикетками, а конспектами лекций – как Софья Ковалевская, верившая, что таким манером наколдует себе любовь профессора Веерштрасса. Ни хрена у ней не вышло, кстати. Только стены загадила.

Нам было проще. Раздолбайство обеспечила школа-интернат №45. Для этой школы нас, ненормальных детей, отлавливали на математических олимпиадах по всему Северо-Западу. А потом дрессировали, как тех крокодильчиков. Разве что мы не летали.

Зато на матмехе сразу заделались снобами. На занятия мы ходили в стохастическом режиме и садились на задних рядах. Для преподов, привыкших к тупицам на галёрке, это был сюрприз. Дождавшись, когда лысеющий доцент испишет четыре доски формулами и слегка зависнет, кто-нибудь из нас вяло сообщал с задней парты:

– Извините, но вы на первой доске потеряли минус.

Препод, чертыхнувшись, начинал цепочку формул сначала. Через полчаса он объявлял, что теорема снова доказана. И с опаской косился на задний ряд. Скукота.

Один только раз случился педагогический прорыв. Профессор по теории вероятностей заболел. Только мы обрадовались, что не придётся слушать однообразные задачки про чёрные и белые шары – не тут-то было. За профессора на семинар пришёл слегка поддатый аспирант.

– Так, – сказал он, с ухмылкой оглядев аудиторию. – В покер кто играет?

Поднялась пара неуверенных рук. А затем почти все остальные.

– Нормально, – кивнул чувак. – Кто скажет вероятность «стрита», получит зачёт.

– После первой сдачи или?.. – с интересом спросил задний ряд.

И понеслась. Лучший математический семинар в моей жизни. Но всё остальное – увы. Что нам оставалось делать? Раздолбайство – мать поэзии.

Поэзии было навалом: опытные девушки со старших курсов и спиритические сеансы, нокауты на боксе и великие коммерческие планы, «Пинк Флойд» вперемежку с Шопеном и чай вперемешку с тараканами. Даже в прыщах была поэзия, если учесть, сколько химикатов было на них переведено: Менделеев отдыхает. Но мы сейчас говорим о болезни посерьёзнее, да? О том, что требует бумаги.

За неделю опытов с пишмашинкой, изрядно затрахав нас громкой долбёжкой по клавишам, Серж победил мальчика-свешивателя и заставил его взять в руки скрипку. Вслед за Гумилёвым Серж напечатал что-то своё, а потом – сборник лучших стихов нашей комнаты. Само собой, все мы были гениями. Но друг друга считали «несамобытными». Было решено напечатать сборник и дать его оценить незаинтересованным соседям по общаге.

Основательнее всех готовил свои стихи Вах. Тщательно их переписывал, а порой даже ел. Оставшиеся он читал нам. Мы помогали, как могли:

– Вот эта строчка «волос твоих отлив» – по-моему, неудачная. Ассоциации дурацкие. Знаешь, иногда говорят – «пойду отолью». Ну типа поссать.

– Хорошо, пусть будет вот так: «волос твоих разлив».

– Теперь вообще кранты. Армянский разлив!

– Да ты стебёшься! Во, сейчас у Бельца спросим. Серж, какие ассоциации у тебя вызывает слово «разлив»?

– Ну, это… Ленин в Польше.

Когда сборник был готов, мы стали раздавать его знакомым. Те отвечали полезными советами. Одноклассники Глеб и Андрюха, обитающие на физфаке, заставили меня прочесть текст Маяковского «Как писать стихи». Так я узнал, что для написания стихов нужно понимать цели своего класса, а также иметь велосипед и зонтик.

Но кто из нас лучший поэт, так и не выяснилось. Сейчас из всего сборника я помню только один стих Сан-Саныча. Наверное, он и был лучшим:

Спустя пару месяцев один стих из этой пачки появился в местной газете «Родина». Опечаток – штук шесть, два четверостишия потеряны, а одно напечатано два раза подряд. И это ещё не самое страшное.

Маманя отнесла стишок в газету, потому что он был посвящён городу, где я провёл детство. Помимо могилы собаки Некрасова, Чудово славилось в советское время своими спичками. Местное градообразующее предприятие, спичечная фабрика «Пролетарское знамя», попутно образовывала и досуг для местных подростков.

Потом уже, в физматшколе, впервые открыв «Пикник на обочине», я сразу понял, что описанная там «Зона» – это не про инопланетян. А про главную промышленную свалку моего детства, где от одного неверного шага земля вспыхивала под ногами зелёным огнём. И уж совсем смешно было читать страшилки об ужасных рецептах бомб, которыми якобы напичкан Интернет. В городе моего детства каждый десятилетний пацан знал, как получить гремучую смесь из бертолетовой соли и красного фосфора с любимой свалки.

Будь у нас тогда Интернет, мы могли бы избежать многих проколов. Но подсказок не было, приходилось учиться методом проб и ошибок. А так оно и запоминалось лучше. Если ты бросил бутылку и она не взорвалась, не надо подходить сразу – может рвануть под ногами. Если ты набил полный карман бертолетки и положил сверху спичечный коробок, путь даже пустой, твоя новая японская куртка через пять секунд превратится в праздничный салют – а не успеешь снять, станешь его частью. Если ты положил «массу» (то, из чего состоят головки спичек, только неграмотные называют серой) сушиться на батарее в подъезде, и потом стал отколачивать её, засохшую, молотком, твой подъезд может лишиться батареи, а ты – пальцев на руке. И так далее, и тем более.

Последний урок суровой школы свалкеров я выучил в седьмом классе, когда уже почти «завязал». Главное правило настоящего свалкера – не тащить находки в дом. В моем случае добавилось полезное уточнение: не надо хранить «массу» там, откуда она может легко упасть.

Я припрятал хороший кусок за трубой мусоропровода в подъезде. Рвануло утром, когда я собирался в школу. Соседи выскочили на лестничные площадки и бегали там в густом дыму, спрашивая друг друга, что случилось. А на самой верхней, на пятом этаже, крестилась старушка-уборщица. На вопросы жильцов она отвечала нехитрой историей: нашла за мусоропроводом какой-то камень и, чтобы не мести его со ступеньки на ступеньку, бросила в лестничный пролёт…

Так вот – всего этого, реального и весёлого, не было в моем дурацком стишке, который маманя отдала в газету. А была там фальшивая байка про романтическое знакомство и надежду на новую встречу. Нечто вроде песенки «В Вологде-зде-зде-зде, в Вологде-зде». Только про другой город, визиткой которого был спичечный коробок:

Дотошный читатель может спросить: «А в чём, собственно, разница между стишком напечатанным и стишком, написанным в блокноте от руки? Если чел чего-то записал, он уже рассчитывает на читателя…»

Ты прав, дотошный читатель! Болезнь начинается ещё до того, как в поле зрения потенциального графомана попадает серьёзная копировальная техника.

Скажу больше: сам я никогда не верил, что хорошие стихи вообще можно «писать». Как якобы делал Блок. Типа, вставал утром, садился за стол, брал пачку бумаги – и писал, писал, писал, пока у него не начинался туннельный синдром.

Это сказки для школьников. Настоящие стихи сочиняются без бумаги. Лучше всего, когда идёшь под дождём. Многие из таких сочинений я забывал без особого сожаления. Приходишь домой, согреваешься, ешь-пьёшь, девушки опять же… Ну и тю-тю поэма. И это как раз та грань, где поэзия в хорошем смысле – как умение видеть мир – ещё не извращена болезнью писательства.

Удалённость от записывающих устройств очень помогает сдержать вирус. Я встречаю подругу в аэропорту Пулково, самолёт опаздывает на три часа, и от скуки я решаю кое-что записать. Нужен блокнот.

Я обхожу весь аэропорт. Видеосалон приглашает на фильм с сиськами, ларьки заманивают альбомами, сувенирами, цветами. Блокнотов нигде нет, и я понемногу зверею. Игровые автоматы, звукозапись, гриль-бар, «снимите себя сами», электронный гороскоп и биоритмы… Суки, кричу я, мне не нужны ваши гороскопы и видео-сиськи, мне блокнот нужен! Я гений, у меня сейчас улетит великое, если я его не запишу!

И вдруг – чик! – всё проходит. Что-то в голове встаёт на место. Я выхожу на улицу, сажусь на поребрик и смотрю, как на асфальтовом поле пасутся большие белые птицы-самолёты. Иногда одни взлетают, а другие садятся. Мне хорошо и спокойно. Я в настоящем.

Мне всегда было трудно объяснить соотечественникам, почему я вернулся оттуда. Диалоги обычно идут по зацикленной схеме:

– А, так ты всё-таки вернулся? И правильно! Американцы – тупая и зажравшаяся нация!

– Да нет, там разные есть. Просто это другая культура…

– Вот-вот, другая. Тупая и зажравшаяся. Да что ты мне рассказываешь, ты же вернулся!

Но именно после таких диалогов я понял, в чем главная фишка «другой» культуры. Да, у америкосов тоже полно стереотипов насчёт нас. И всё же есть отличие: на каждый стереотип там найдётся компенсация. «Пусть цветут сто цветов» – не китайский принцип, а американский.

С этой икэбаной я столкнулся в первые же дни. Программерская работа, по которой я приехал, была непыльной. Зато, как научный сотрудник университета Западной Вирджинии, я мог брать там разные курсы на халяву. Одним из первых стала «Американская культура», где рассказывали о достижениях ихней цивилизации. Например, о политкорректности, которая запрещает говорить «черножопый»: надо говорить «афрожопый» или типа того.

Семинары вёл пожилой американизированный немец. Вроде неглупый, но со своим тараканом в башне. Его башню регулярно клинило в сторону России. Не проходило и десяти минут, чтобы он не помянул «эту воинственную державу». Разные там нарушения прав человека, все дела. Короче, достал. И я напомнил ему про Гитлера.

Он быстро отмазался. Мы, мол, сейчас про Америку говорим. А она, мол, такая правовая, не то что Россия, которая там в Чечне…

– Чечня – это российская территория, наша внутренняя проблема, – заметил я. – А вы лезете в чужие страны. Кстати, на прошлой неделе вы оккупировали маленькую несчастную Гаити. Там даже на вашем долбаном английском никто не говорит.

Немец в ответ затянул про миротворчество. И как складно затянул, сволочь! У него был отличный долбаный английский. У меня – школьный «со словарём». Пользуясь моим косноязычием, этот фриц чморил меня ещё минут сорок на потеху публике.

И что? После семинара ко мне подошла самая симпатичная студентка группы. Сказала, что она тоже из Германии. «Ты не думай, у нас не все такие ебанутые», – сказала она. И пригласила меня к себе на день рожденья.

Вот это, товарищи, и называется демократия.

И она, демократия, очень помогла мне избавиться от такой частной формы литературной болезни, как программирование. Потом-то я понял, что это была не худшая форма… ну да ладно, не буду забегать вперёд.

Ты спрашиваешь, действительно ли опытные российские программисты ценятся в США? И какие языки и операционки стоит знать в первую очередь? И так далее по пунктам?

Погоди-ка, ты кого спрашиваешь? Не того ли зачумлённого китайца с лаптопом? Нет? Значит, ты задаёшь эти дурацкие вопросы мне, опытному российскому программисту, спокойно живущему в небольшом американском городке?

Вот что я тебе скажу, парень. Люди, которые задают такие вопросы, не могут называться «опытными российскими программистами». Таким людям не светит трудоустройство даже в ЮАР. Ведь главная фича, с которой ты столкнёшься в Америке, – не тонкости хайтека, а толстости женщин.

Но так и быть, давай по порядку. То есть не с плохого, а с самого плохого. С варианта, при котором ты —

Ну как, впечатляет картина сладкой жизни? Хе-хе. А это как раз был пример литературного жульничества. Нет, я ничего не наврал. Просто рассказал не всё, что было на самом деле.

Чтобы пользоваться преимуществами демократии, язык всё-таки нужно выучить получше. В институте, куда я приехал, сделать это было нереально. Там вообще не стоило разговаривать. Институт почти полностью состоял из индийцев, и в какой-то момент я перестал понимать даже своих коллег по этому несчастью, московских программеров Игоря и Колю. Они приехали в Штаты раньше меня, раньше начали говорить по-английски, и у них уже развился жуткий индийский акцент.

Третий наш, Вовка, выбрал способ получше: он целыми днями смотрел комедии по телику. Это улучшает распознавание речи, согласен. Но проводить жизнь у телика – глупо. Можно стать интернациональным картофелем.

Я пробовал ещё учить язык, болтаясь по барам. Там была другая крайность – жители Западной Вирджинии говорят по-английски даже хуже, чем индийцы. А в барах и вовсе на пальцах, там шумно.

В конце концов, наслушавшись кассет из аудиобиблиотеки, я решил взять быка за рога. То есть заняться поэзией. Поэзия – это типа концентрированного супа из пакетика. Если научишься есть этот доширак, не растворяя, любая обычная еда после этого будет усваиваться моментально.

Слова Шкловского о советских литературоведах, прекрасно научившихся разбираться в сортах говна, я вспомнил не скоро. Вначале же, попав на курс Creative Writing, я прямо-таки наслаждался статусом опытного говноеда среди наивных америкосов, для которых рифма и размер – предмет отдельного факультатива. Даже простенькие упражнения – типа, написать стишок с заданными словами «blue», «key», «milk» и «window» – вызывали у них такие морщины на лбу, словно все их мозговые извилины находились снаружи.

К тому же никто из них не знал, сколько Некрасова и прочих гумилёвских мальчиков у меня в крови. Официально я был одним из тех компьютерных червей, которым по программе предписано взять несколько курсов с гуманитарных факов – для общей гармонии. Да ещё иностранец, с трудом выговаривающий слова. Что с него взять?

Неудивительно, что когда наш препод Джим Хармс в качестве примера вдруг зачитывал мой вариант, ребята слегка охреневали:

Рядом с одним из отделений университета Западной Вирджинии есть тихое местечко под названием Reflection Ponds. Три маленьких пруда на склоне, один под другим. Круглые, метров десять в диаметре. И несколько больших деревьев вокруг. Нечто вроде японского парка. Как раз на пути между нашим домом, где торчат мои русские соседи, и универским кампусом, где обитает американская культура.

На прудах почти никогда никого нет, и я люблю посидеть там один. Но сегодня появился старикан с удочкой. Он насаживает на крючок здоровый кусок пепперони и забрасывает в маленький пруд.

Незадолго до этого я ездил на рыбалку с американцами. И очень расстроил их тем, что забрал домой пойманную рыбу. У них-то принято рыбу отпускать, это называется у них гуманизмом или типа того. Рыбу для еды принято покупать в супермаркете. И заметив старикана-рыбака, я очень интересуюсь, как у него с гуманизмом.

Но то, что я вижу, требует другого слова. У здоровенной усатой рыбины, которую он вытаскивает, весь рот разорван крючками. Очевидно, он ловил её уже десятки раз, потом отпускал и снова ловил. Подходящих слов для описания своих ощущений у меня нет. На гуманизм не похоже, точно.

Первые языковые отрыжки начинаются через полгода. Русский прёт обратно. Рыбы родной речи, повоевав с рыбами английского, выныривают на поверхность злыми и потрёпанными, но гораздо шустрее. Ни грамма жира. И прут они с такой силой, что иногда вылетает по пяти стихотворений в день.

Но этого мало. Хочется общаться на родном, а не только дрочить.

Ещё в 94-м году, сразу после приезда, коллеги показали мне электронные конференции Usenet. Поначалу чудо не впечатлило – сплошные разборки по национальным вопросам. Однако великий и могучий звал к себе. И я бросил в этот гадюшник пару лирических текстов.

Лёня Делицын потом говорил, что отклики были. И что, если б я не начал флеймить, слава моя достигла бы неимоверных высот. Уже после первых стихов знатные девушки ньюсгруппы окрестили автора «Китом в лягушатнике» и «The Best Male Poet-95 of soc.culture.russian».

Но я об этом не знал. То ли ещё не разобрался, как работает конфа, то ли отзывы звучали в других местах. В общем, я никакой реакции не увидел. И, разозлившись, «вступил в дискуссию».

Хотя история с городком на коробке ещё не выветрилась из моей памяти, условия теперь были иные. Чужая страна и далёкие виртуальные знакомые, которым не передашь блокнот через плечо, как на военной кафедре. Тут и вправду хочется сделать книгу. Бумажную. Чтоб человек на том конце провода получил от тебя хоть что-то реальное, осязаемое. Ну и себе – эдакий отчётец о проделанной работе. Памятник нерукосуйный.

Хитрый Левон Делицын как раз выложил на своём сайте De Lit.Zine список русско-американских издательств с телефонами. А у моего соседа Чесса, изучавшего русский, валялось несколько книжек издательства «Эрмитаж». Ратушинская там, Довлатов. Так что я начал с «Эрмитажа».

– А кто дал вам наш телефон? – сурово спросили на том конце.

– Делицын! – честно признался я.

– Кто-кто?

Я попытался объяснить, кто такой Делицын и что такое Интернет.

– А откуда он знает наш телефон?

Я ответил, что телефон несложно найти. Издательство известное, даже у моих американцев в сортире лежит ваша Ратушинская.

– Таки вы знаете Ратушинскую? – не унималась трубка.

Говорят, евреи любят отвечать вопросом на вопрос. Но тут попался совсем махровый сионист – он, кроме вопросов, вообще никак не мог. Я сразу почувствовал себя подпольщиком, который должен выставить на окно тридцать три валенка и восемь утюгов, чтобы доказать, что явка не провалена. Примерно на десятом сионистском вопросе я повесил трубку.

Издательство Effect Publishing оказалось сговорчивее. Может, потому, что после опыта с «Эрмитажем» я сразу начал намекать, будто знаю всю эмигрантскую богему. И вообще я практически родственник Леонида Андреева, но вынужден это скрывать. Как потом выяснилось, они и сами обожали конспирацию: под вывеской Effect Publishing скрывался ужасный антисоветский «Посев», который хорошо замаскировался, хоть и не понятно, от кого.

В общем, мы быстро нашли общий язык подпольщиков и договорились о выпуске сборника «Песенка шута». Для иллюстраций я выдрал несколько листов из конспекта про теории искусственного интеллекта, и вложил в конверт со стихами. Теория искусственного интеллекта способствовала творчеству не хуже военной кафедры, хотя в остальном была такой же бесполезной.

Издатель так и поставил на обложку лист из конспекта: справа формулы и схемы нейронов, слева – рисунок с голой бабой. Вечная моя дилемма.

Одним из первых мою книжку на русском получил Евгений Евтушенко. Уже от вида её обложки известного поэта скривило, как язвенника, который долгие годы лелеял свою болезнь без вмешательства медицины, а тут ему вдруг показали эндоскоп. Позже я наблюдал такую реакцию и у других литераторов.

Мятую бумажку со словами о том, что в Чарлстоне будет выступать русский поэт, принёс мне Чесс. Он оторвал объяву на своём факультете, справедливо полагая, что в нашей глуши есть только один псих, который знает эту непроизносимую фамилию. «Почти рай, Западная Вирджиния», – поют в местной песне. У нас на ту же тему есть анекдот про «уехать в Урюпинск».

Американский рай затягивает посильнее Урюпинска – даже мои русские коллеги не захотели посмотреть на литературную звезду 60-х. Пришлось ехать одному, на автобусе с пересадкой, поскольку машину я не водил.

Приехал. Какой-то мелкий колледж, похожий на церковь. На входе плакат с карикатурой: Евтушенко сидит на Кремлёвской стене. Подпись в тему: мол, выступает смелый русский поэт, взломавший Кремлёвскую стену.

Ещё в объявке говорилось, что вместе с Евтушенко выступит Курт Воннегут. Наверное, потому аудитория и набилась под завязку. Городок Чарлстон располагался в той же райской Западной Вирджинии, и как-то не верилось, что именно здесь поселилась секта поклонников русской поэзии.

Но Воннегут всех надрал: он выступил по телефону, сидя у себя дома на другом конце Америки. Из колонок прозвучала небольшая, минут на десять, речь о том, что Евгений Евтушенко – очень крутой чувак, Кремлёвскую стену ломал, сам Хрущёв его пидорасом называл. Ну и вообще, он мой (Воннегута) старый друг, так что вы не зря сюда припёрлись, дети.

Вышел Евтушенко. Я сразу его узнал, хотя никогда не видел раньше. Но я часто видел эти грустные, просветлённо-водянистые глаза на заводе отца. Глаза алкашей-токарей, которые регулярно умудрялись засунуть в станок собственную руку вместо болта. А отец потом ихние станки ремонтировал. Только, в отличие от токарей, Евтушенко широко, как-то очень клинически улыбался. У токарей такая улыбка тоже бывает, но лишь пять минут в месяц: первый стакан после получки.

На самом деле, это такая американская болезнь. Я и сам не сразу излечился, хотя друзья очень помогали, одёргивая меня словами «как ты заебал со своей американской улыбкой». Евтушенко пробыл в Штатах дольше, его улыбочная болезнь достигла очень тяжёлой стадии.

Читать он начал по-русски. Никто ни черта не понимал. Это понимал и Евтушенко – поэтому начал кривляться. Он пытался изображать то, что читает. То Стеньку Разина, то телегу, на которой Стеньку везут. Телега получилась неплохо. Остальное напоминало стриптиз с шестом, только без раздевания и без шеста.

Потом он стал читать по-английски. Ох… Лучше бы и дальше изображал телегу. Такого жуткого английского я не слышал даже у детей от смешанных браков индийцев и китаянок. Это было чистое «как пишется, так и слышится».

Мне стало кисло. Стоило переться в такую даль?

Но американцев очень вставила русская клоунада. После чтения к столу поэта выстроилась очередь за автографами. На всякий случай я встал в конец очереди. Может, хоть по-русски поболтаю. В нашем вирджинском раю русских можно было пересчитать по пальцам. Сначала это очень помогало учить английский, но теперь у меня шёл период отрыжки.

Вслед за мной встали две пожилые тётки. Очередь была длинной, и мы разговорились. Я узнал, что они – организаторы вечера. А они узнали, что я – единственный русский в аудитории, кроме великого поэта. Тоже пишете стихи? Ну дык епть! Есть книжка? А хули!

К Евтушенко мы подошли вместе. Тётки замерли в ожидании ещё одного шоу: встреча двух русских поэтов. Евтушенко подписал толстую антологию толстой девице, стоявшей впереди. Он потряс усталой рукой и поднял свои прозрачные глаза токаря на меня. У меня в руках была своя книжка, которую я показывал тёткам-филологам.

– Здрасте, – сказал я на родном.

По лицу поэта пробежала рябь. Улыбка ещё висела на губах, но как-то коряво. Трусы и лифчик, забытые на верёвке под дождём.

– У меня для вас шутка есть, – сказал я. – Правда, не знаю, как у вас настроение для шуток…

Евтушенко напрягся. Улыбка-бикини сползла вовсе. Появилось настоящее, озабоченное лицо токаря, над ухом которого только что просвистел плохо закреплённый болт.

– Ну, что за шутка?

– Да я вот вижу, у вас рука устала книжки подписывать. Давайте, может, наоборот сделаем: я вам автограф дам?

Пронзительный взгляд токаря: он всё равно не понимает, почему у этого болта оказалась левая резьба. Вроде не больше одного стакана сегодня…

– Ну давай.

Я размашисто подписался на первой странице и отдал великому поэту свой сборник с голой бабой и искусственным интеллектом на обложке. Американские тётки-филологи тут же подхватили Евтушенко под руки, и он с видимым облегчением вернул на лицо свою счастливую маску настоящего сварщика. И во время фуршета больше со мной не разговаривал. Но каждый раз, когда его взгляд натыкался на меня, я видел, как замораживается его улыбка.

Ко всему прочему, я ещё опоздал на последний автобус. Пришлось лечь спать прямо на автовокзале. Около часа ночи меня разбудил толстый седой негр-уборщик, похожий на негатив Хрущёва. В зале «Грейхаунда» уже никого не было.

– Чё, совсем денег нет? – спросил он.

– Да нет, есть немного…

– Иностранец, что ли? Понятно. А у нас на вокзалах только пидарасы спят. Пошли, покажу нормальную дешёвую гостиницу.

Я вспомнил настоящего Хрущёва. И согласился.

Высокая стопка книг в центре комнаты. Я лежу рядом на полу, читаю названия. The Cambridge Encyclopedia of Language, Cellular Automata and Complexity, Contemporary Russian Poetry, «Классическая японская проза XI—XIV веков», Бунин, Веллер, Бах, Nabokov, Мариенгоф, Freud, Ницше, Маяковский, Less Than One Бродского, «Комедианты» Грина, GRE Preparation Guide, Стругацкие и ещё несколько словарей.

Со стороны может показаться, что я выбираю, чего бы почитать. На самом деле, я делаю открытку-валентинку. Только что нарисовал картинку и теперь приклеиваю её на кусок картона. Книги выполняют роль пресса. Наверное, уже готово. Рушу стопку набок…

Чёрт! – между рисунком и картонкой остался пузырёк воздуха! Нажимаю на него пальцем, но он лишь сдвигается чуть-чуть. Ну да ладно, всё равно уже пора отправлять.

Не нужно быть сильно сумасшедшим, чтобы видеть жёсткую зависимость человека от природных циклов. Особенно человека русского. Ты можешь строить какие угодно планы, или наоборот, отказываться от любых планов – но всё равно самые значительные события твоей жизни произойдут либо весной, либо в конце лета. Те, кто устраивает путчи, дефолты и теракты, хорошо об этом знают.

Казалось, моё помешательство может продолжаться вечно. Чеки исправно капали на банковский счёт, эндорфины в голове исправно строили магическую реальность. Но весной русские коллеги засобирались в отпуска. И я почувствовал, что надо тоже как-то определяться. Моё сумасшествие было тихим и гармоничным, но я уже сомневался в том, насколько оно обратимо.

Возвращение произошло на удивление легко – хотя всё равно осталось чувство, будто вернулся в себя через другую дверь. Коллеги дали мне телефон нью-йоркской компании, основанной бывшими соотечественниками, – там якобы дешевле билеты на самолёт.

Я позвонил. Никакого конкретного решения у меня ещё не было. Просто хотелось узнать эти самые цены и прикинуть, сколько отложить на чёрный день.

– В Россию? Сейчас?! – удивился гнусавый мужской голос на том конце, и я сразу представил соотечественника с огромным горбатым носом. Иначе как они делают такой гнусавый голос, эти долбаные сионисты с их нескончаемыми вопросами?

– Сейчас, да.

– Но зачем вам? Там же выборы!

– Вы не продаёте билеты перед выборами?

– Но как вы не понимаете! Побеждают коммунисты!

– Бля, вы билеты продаёте или нет?

– Ну что вы ругаетесь? Продаём, конечно. Но вы сами подумайте, вы же потом не сможете вернуться. Снова железный занавес…

Я повесил трубку. И тут вслед за этими трусливыми предупреждениями как-то сразу всплыло всё остальное. И Евтушенко, кривляющийся перед американцами. И такой же кривляка Лимонов, которого читала Марина. Все эти дистанционные русские страсти, упакованные в пластик, в рамку экрана, в книжку… Я здорово убежал от всего этого, разговаривая со светляками на своём ручье. Но оно где-то накапливалось. И ждало. И теперь распавшаяся мозаика склеилась в новую картинку.

Я позвонил в «Дельту». Эротичный девичий голосок сообщил на вежливом английском, что место будет у окна. И пожелал приятного полета. И поблагодарил, что я обратился именно к ним. Я хотел спросить её домашний, но сдержался. Нужно было паковать вещи.

Я сижу на тротуаре Невского проспекта у Гостинки и чувствую себя идиотом, но пока ещё как-то весело. Передо мной – драный чемоданчик-«дипломат», которым я не пользовался с десятого класса. Раскрытой пастью смотрит он на пешеходов, демонстрируя лежащие внутри книжки моих стихов. Мимо проходят сотни нормальных людей, не обращая на меня никакого внимания.

Ненормальных, которые останавливаются, гораздо меньше. Зато это настоящие психи. Зачастую покруче меня.

Вот подваливает мужичонка в мятом пиджаке. Листает книжку и сообщает, что тоже… нет, он не говорит, что он тоже псих. Он увлекается военными маршами. У него огромная коллекция. Немецкие марши – самые любимые. Он предлагает мне кассету в обмен на книжку.

За ним подходит девушка, с виду обычная студентка-хиппушка. Листает. Говорит, что ей понравился стих про Ёжика и она должна мне что-то взамен. Достаёт из кармана пригоршню пуговиц. Да и на её одежде пуговиц раз в пятьдесят больше, чем у нормальных прохожих. Какая-то пуговичная религия. Девушка долго рассказывает об их магических свойствах. Предлагает выбрать одну. Выбираю синюю, вроде бы от халата. Пока вешаю её на брелок, слушаю о том, какой правильный выбор я сделал. Эта синяя пуговица – одна из самых магических…

Потом появляется мой старый приятель Миха Корман с женой. Они принесли покурить, и я уже меньше чувствую себя идиотом. Подбодрив меня («Ты сидишь аккурат напротив армянской церкви – потому тебя менты и не забирают!»), друзья уходят. Я продолжаю сидеть на августовской жаре и приманивать к себе ненормальных.

Самые странные собеседники – иностранцы. Они так явно интересуются книжками, как могут только сумасшедшие. С другой стороны, я уже пожил за рубежом и знаю, что иностранцы – они такие, да, их там миллионы таких. То есть они по-своему нормальные люди. И от этого сразу меняется взгляд на остальных сумасшедших. Может, они тоже иностранцы? Но кто же в таком случае я сам – одна нога здесь, а другая там? Поручик Ржевский на станции Бологое?

Размышления прерывает очередной псих. Он спрашивает: «Parlez vous français?» После ответа «Уи, ан пе…» начинается разговор на трёх языках и четырёх руках. Психа зовут Паскаль, и он тоже поэт, к тому же актёр. Мои хайку ему понравились, хоть и написаны на собачьем английском.

– Первый раз вижу такое в России, – сообщает он. – А у нас в Париже бывают целые ярмарки. В определённые дни на площади собираются известные поэты с вот такими точно чемоданчиками и продают свои книжки.

– Известные… – задумчиво киваю я.

– Ну, ты понимаешь! – Он показывает на мою английскую книжку, очевидно, принимая её за показатель «международного уровня». – Когда приходит слава и бабки, многим надоедают все эти безликие публикации. Вот они и выходят на улицы, с маленькими самодельными книжками… У тебя какой тираж?

– У русской 250, у английской 150.

Я хочу ещё сказать, что макеты сохранены у Марека в Чикаго и что можно допечатать. Но Паскаль понимает меня по-своему:

– Правильно! У наших знаменитых поэтов тоже особый шик – книжки, выпущенные очень маленьким тиражом. Бывают даже по одному экземпляру, совершенно неповторимые такие штуки.

А ведь он прав, понимаю я. Возможность неограниченного копирования приведёт к тому, что ценить будут некопируемое – ручная работа, натуральный обмен, живое общение… Отрикошетит ли эта идея обратно в Интернет? Что-нибудь вроде веб-страницы, позволяющей сгрузить лишь ограниченное число копий?

– Странно, что у вас таких литературных ярмарок нет, – продолжает Паскаль. – Вы же вроде очень литературная страна.

– Сам не понимаю, – поддакиваю я. – Вообще-то меня здесь не было какое-то время. Международное поэтическое турне, все дела. Только что вернулся, гляжу – и вправду нет никого. Может, из-за выборов? Коммунисты там, беспорядки, милиция…

После его ухода перевариваю услышанное. Ну, про известность мою он загнул. Одно верно: деньги у меня ещё есть, и сижу я на Невском не из соображений коммерции. Так зачем же?

В каждом университетском городке Штатов есть популярная студенческая кафешка. Там примерно раз в неделю узколобые американцы, эти одноклеточные пожиратели бигмаков и любители дебильного голливудского кино, эти бездуховные стяжатели долларов и безжалостные оккупанты всего мира, читают свои стихи. Любой желающий. Это называется «open mike».

В Моргантауне такой кафешкой был «Blue Moose». Я и нашёл его по объявлению со словами «poetry reading». К тому же, «Синий лось» оказался самым приличным кафе в городе: светлая стекляшка на углу дома, с хорошей музыкой и очень свойской атмосферой. С одной стороны к нему примыкал порнографический видеосалон, с другой – магазин революционной литературы. Когда я подходил к «Лосю» из дома, мне улыбались грудастые модели. Когда возвращался из центра – мрачно косились Маркс и Че Гевара. Посередине выходило неплохое какао.

Ничего подобного в Питере не нашлось. Ближайшим аналогом были музыкальные тусовки. Сам я всегда ленился возиться с инструментами, то есть искал нечто иное. Но всё же это лучше безбашенных уличных психов. На одном концерте в «Манеже» я познакомился с Юркой Елифтерьевым и своей будущей первой женой Ксюшей. У неё тоже была пара маленьких книжек маленьких стихов. И у Юрки имелись печатные тексты. Обменявшись этими знаками сходного сумасшествия, мы стали искать братьев по сдвинутому разуму вместе.

Назвать это «детективом» было бы слишком. Но в целом, копать пришлось глубоко. Пока грубая отечественная рок-поэзия осваивала самые современные носители звука, её больная изнеженная сестрица, поэзия бумажная, сидела в глухом конспиративном подполье. Попасть на поэтическое мероприятие можно было только по звонку «своего человека».

Нашим проводником в этот мир литературных улиток стал Слава Хованов, чья фамилия хорошо отражала суть феномена: питерские поэты конкретно ховались. Это стало ясно после первого же посещения «Бродячей собаки». Не знаю, какая собака бродила в том грязном подвале, но запах там стоял соответствующий. Тем не менее, в особый вечерний час, по предварительному секретному созвону, в собачьем подполье собирались поэты из ЛИТО Нонны Слепаковой.

Я сильно сглупил, когда в первую же встречу подарил мадам Слепаковой свою книжку. Ту, что издана в зажравшейся Америке. Знатную поэтессу скорчило точно так же, как когда-то Евтушенко. Но в этот раз реакция пошла дальше.

Первое моё испытание на поэтпригодность состоялось у неё дома за чаем. Мадам пригласила меня для личной проверки без свидетелей. И сразу спросила, серьёзно ли я отношусь к поэзии.

Если бы вопрос был задан на неделю раньше, я бы призадумался. Но за неделю меня уже дважды спрашивали, серьёзно ли я отношусь. В обоих случаях – и в ресторане, где я работал, и в институте, где делал диссер – я сразу отвечал, что да, очень серьёзно. А на третий раз меня просто не хватило. Я честно признал, что не могу относиться к поэзии серьёзно. Хотя, по-моему, это как раз нормально.

Тогда мадам указала за окно и спросила, на что похожа вентиляционная надстройка, торчащая из крыши дома напротив. Вытянутый такой кирпичный блок с рядом окошечек.

– Ну, на гусеницу… – ответил я.

– Нет, это похоже на вагончик! – возразила Слепакова. И добавила, что она всем поэтам устраивает такой тест. Настоящие поэты видят именно вагончик. Я не прошёл экзамен.

В одном американском эссе Бродский заметил, что тоталитарная система государства создаёт тоталитаризм и в отдельно взятой голове: все чувства, эмоции жёстко подчиняются диктатуре разума.

Я побывал ещё в нескольких ЛИТО. Все они были похожи. Везде шли суды, везде поэзия считалась тяжким, но благородным трудом под эгидой престарелых авторитетов. И хотя Совок вокруг уже развалился, в поэтических подвалах продолжали жить его уменьшенные копии.

Совсем добило меня ЛИТО Александра Кушнера. Оно тоже было подпольным, но гораздо пафоснее. Собиралось оно не в подвале, а в библиотеке вуза, очень уважаемого среди советских интелей. Там даже разговаривали эдаким трепетным полушёпотом. Словно где-то за книжным шкафом лежит покойник, который может восстать.

Разбирали стихи одной девицы; подсудимую можно было отличить по тому, как сильно она пригнулась к столу. Вообще все питерские поэтессы похожи на жертв Бухенвальда, и чем известнее поэтесса, тем она бухенвальдистее, а её речитативы – заунывнее.

Но заунывность подсудимой никто не замечал. Зато около получаса серьёзно спорили, являются ли слова «дача» и «задача» однокоренными и легитимно ли их рифмовать.

Низенький, но очень значительный Кушнер с лицом диктатора мелкой азиатской страны слушал молча, лишь иногда кивал. Казалось, его больше интересует, достаточно ли красиво он вскинул голову на случай, если в лабиринте библиотеки спрятался фотограф газеты «Гудок». В финале разбора, ещё сильнее вытянув шею, мэтр бросал короткие снисходительные комментарии:

– Да, кое-что неплохо… Вот эта строчка, «Купишь себе с утра новую юбку»… Неплохо, да… Есть настроение…

Окружающие уважительно кивали. Я тоже делал умное лицо: меня привели сюда под честное слово, что я буду молчать. Но перестать шевелить мозгами я не мог. Я живо представлял себе, как Кушнер со своей гордо поднятой головой пингвина заходит каждое утро в магазин и покупает себе новую юбку. А дома у него уже четыре антресоли разных юбок. И он их все примеряет вечерами перед трельяжем.

Ну а как иначе мэтр научился так хорошо разбираться в настроениях женской одежды, а?!

После Кушнера я завязал с ЛИТО. И то сказать, от меня уже попахивало плесенью и бродячими собаками. Но поэтический город Питер не позволял так легко разделаться с литературными болезнями. Время от времени меня снова куда-нибудь заносило.

Как-то раз, прогуливаясь по набережной Мойки, я оказался у дома-музея Пушкина. Чтобы было понятно современнику – это такой жёлтый домик напротив консульства Японии, как раз через речку. Во дворе у жёлтого домика происходило столпотворение. Я разглядел в толпе знакомого художника Филиппа Кириндаса и подошёл. Филипп рассказал, что там идут поэтические чтения в честь дня рожденья Пушкина.

Тут надо сделать небольшое отступление. День рожденья Пушкина – один из немногих праздников, которые я отмечал много лет. По-разному. Скажем, в 1999-м мы с Пушкиным в честь праздника дрались дольше обычного, и я получил две здоровые царапины. А Пушкин получил целых две сосиски. Одну он сразу унёс в прихожую и стал на неё охотиться, потому что на меня было уже нельзя – я уходил на работу. Но потом я вернулся, и мы снова дрались, а ещё выпрыгивали друг на друга из-за угла, это тоже круто.

В молодости Пушкин обожал драться. Вернее, охотиться. Когда он был совсем маленький, он охотился за моими ресницами по утрам. Но вскоре осознал, что у меня и так зрение плохое, и стал охотиться за руками и ногами под одеялом. Приходит утром и тыкает меня бакенбардами – дескать, вставай уже, мужик, драться надо! Я шевелю рукой под одеялом, Пушкин прячется в засаду, прицеливается – и… а я в это время хватаю его с другой стороны. Потому что ему не видно, где там рука под одеялом ползает.

Однажды в Москве у нас ночевал Женя Горный, и я показал ему, как играть с Пушкиным. Горный спрятался под одеяло и стал там шевелиться – точь-в-точь маленькая мышка! Пушкин так набросился на него, что Горный от неожиданности совершенно протрезвел и сразу вылез из-под одеяла. А в Питере, когда у нас ночевал Филипп Кириндас, Пушкин залез под его кресло-кровать и всю ночь охотился там за пробкой от пива.

Как объяснить мою любовь к Пушкину? В чём его гениальность? Некоторые скажут, что во всем виноват язык. Что ж, надо признать – во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины он и в правду был мне надеждой и опорой, этот шершавый и длинный, розовый и острый язык. Он торчит эдаким дразнильным леденцом, когда задумавшийся Пушкин высовывает его, прикусывает зубами и так сидит, словно забыв убрать язык обратно в рот… Но я-то знаю, что Пушкин делает это специально, изображая карикатуру на меня.

Ещё больше гениальности Пушкина – в ушах. О эти уши, способные шевелиться во всех направлениях! Вот они вращаются, как два радара. Вот они направлены точно на цель, как объект класса «земля-воздух» 8К14. Вот они прижимаются к голове перед атакой, как крылья истребителя… Прыг! Великое отличие Пушкина от людей – он не трындит, он слушает. Он анти-разговаривает на анти-языке. Когда у меня поселился Пушкин, я стал гораздо меньше писать, потому что ушной анти-язык Пушкина – на порядок выше всяких стихов.

Хотя… только ли уши делают Пушкина гениальным? А чего стоят его ловкие – не побоюсь этого слова – руки, которыми он с непередаваемым изяществом берёт оливки и засовывает их в рот, держа оливку одной и подстраховывая другой! А эти мохнатые яйца, с которыми Пушкин спокойно бегает по улицам зимой безо всяких штанов! А его мистическое умение лежать – не где попало, а вроде бы рядом и в то же время не так близко, всегда в особой стратегической точке, меняя интерьер и даже геометрию комнаты! А его рвение в сокрытии какашек, когда он норовит отодрать от пола даже кафель, а под конец притаскивает половую тряпку и накрывает ею свои скромные произведения!

Короче, я вынужден признать очевидное. Я всегда любил Пушкина за то, что он – не человек.

Правда, был у него один минус. Пушкин не любил общественного транспорта и громко ругался из своей корзинки, когда его куда-нибудь везли на метро. Зато всякий раз, когда Пушкин уютно пристраивался на коленях у меня, сидящего перед компьютером, я вспоминал историю о китайском правителе, который отрезал рукав своего платья, чтобы не будить уснувшего на рукаве котёнка. Между мной и тем китайским мандарином – целая вечность. Но котёнок – тот же. Он ничуть не изменился, зато изменил мир вокруг. Он специально придумал Интернет, чтобы хозяин почаще был под рукой, а вернее, под лапой. Устройство ввода неспроста называется «мышкой». Интернет – это сон кота.

При этом у самого Пушкина есть отличный браузер – форточка. Он подносит к ней нос – и начинает сёрфинг, не сходя с подоконника. Я уверен, что он таким образом знает о мире гораздо больше, чем любой из компьютеризованных людей.

Вот потому я и задержался в очередной день рожденья Пушкина у жёлтого домика на Мойке. Праздник всё-таки. Но не успел я и кимоно оправить, как посреди дворика сделалось неброуновское движение. Откуда-то выскочили люди с камерой и попытались установить контакт с поэтическим бомондом.

Но у них не клеилось. Они переходили от одного края толпы к другому и снова ретировались, неудовлетворённые. Мы с Филиппом услышали, как люди с камерой говорят поэтам:

– Нет, это нам как-то… не подходит. А у вас есть что-нибудь… ну, повеселее? Нормальное что-нибудь?

Поэты гордо вскидывали головы и отвечали, что телевизионщики не понимают высокого. Того, что завещал нам Пушкин. Люди с камерой делали страдальческие лица, смотрели на часы, рвали на себе волосы и провода.

Я снова подумал о японцах, чьё консульство через речку. Им классическая русская поэзия тоже давалась с трудом, но они старались. Как-то раз на обеде в японском посольстве в Москве мы обменивались с ними знаками взаимного уважения. Я прочёл пару хайку, но на третьем забыл слова. В ответ полномочный министр посольства Японии Акио Кавато прочёл хороший отрывок из Пушкина. Потом он признался: «Я заучил этот отрывок… с большими усилиями… в туалете!» Присутствовавший при этом редактор журнала «Арион» Алексей Алёхин воскликнул: «О, туалет! Святое место!» Вышло не совсем хайку и не совсем по-пушкински, зато все сразу поняли друг друга. Аригато, чего же боле, что я могу ещё сказать?

Вот и теперь в Питере, в жёлтом дворике на Мойке, требовалось найти общий язык. Между поэтами и телевизионщиками.

– Давайте я прочитаю, – сказал я.

– А вы можете… нормальное? – недоверчиво спросили люди с камерой.

– Ну, попробуем.

Я встал в поэтическую позу, то есть отвёл в сторону правую руку (так часто делают известные поэты – видимо, защитный блок из каратэ) и начал:

Чтобы закрыть тему публичной поэзии, я ненадолго прерву рассказ о 90-х годах и забегу в будущее, в сытые двухтысячные, когда в российских городах стали появляться поэтические кафешки. Правда, и там свободных чтений не устраивали – нужно было с кем-то договариваться, записываться… Меня к тому времени подобная возня уже не интересовала, и когда я писал своё «Идеальное кафе», то не включил в перечень признаков хорошего заведения поэтические чтения.

Но в американском «Blue Moose», с которого началась моя кафешная жизнь, такое было. И призрак «Синего Лося» как будто решил напомнить, что я рассказал о нём не всё. Летом 2003-го, когда я уже не помышлял ни о каких поэтических акциях, одна кафешка Коктебеля круто изменила мою жизнь.

Началось всё с Кати Тепловой. Это она коварно заманила меня в Коктебель, да ещё взяла с меня обещание, что я почитаю стихи в местном культовом заведении «Богема». Но сама не поехала в Крым со мной, а обещала приехать позже.

Ночью в поезде я стоял у окна и смотрел на яркую звезду. И думал – вот если бы сейчас рядом была красивая девушка, я бы ей сказал с умным видом: «Гляди, это Марс». Через пару минут Марс заметно снизился, а затем и вовсе пошёл на посадку, подмигивая крылом. В одиночестве всё-таки есть свои прелести. Например, никто не знает, что я полный лох в астрономии.

В Коктебеле я несколько дней спокойно купался, но потом всё-таки разыскал «Богему». На первый взгляд, заведение было довольно близко к моим параметрам «идеального кафе». И по интерьеру, и по кухне. А тексты меню – вообще чистая поэзия! «Кальмар, настоящая кладовая белка». Сразу вспомнился мой Пушкин, который любил лазить в кладовку и метить там обувь. Но Кладовая Белка – это зверёк явно покруче, он наверняка может и шапки метить.

Я попил чаю, нашёл хозяйку «Богемы» и записался выступать в ближайшее воскресенье. Коварная Теплова обещала приехать за день до этого.

Ни хрена она не приехала. Зато я, посетив ещё пару раз «Богему», убедился, что культурная атмосфера кафешки напоминает кладбищенскую затхлость тех самых ЛИТО, откуда я вроде бы убежал в прошлом веке. Вроде бы. В английском есть глагол «to haunt», буквально «привиденить» или «призраковать». Меня призраковало не по-детски.

Каждый вечер кафешку наполняли старикашки. Программа была им под стать. В один вечер выступал местный бард. Он исполнял тошнотворную песню про странное сексуальное извращение советских туристов, известное как «изгиб гитары жопой». Барда сменил учёный человек, который полтора часа вещал о реставрации двух кирпичей из печки дома-музея поэта Волошина.

Бывали и поэтические чтения. После очередного секса с гитарой на сцену выходит старушенция и вскрикивает:

Известие о том, что после возвращения из Штатов я работаю официантом в «Патио-Пицце», шокировало многих моих знакомых. Это третий вид культурного шока – когда уже не они тебя, а ты их.

Впрочем, через три месяца меня уволили, и знакомые вздохнули с облегчением – привычная картина мира восстановилась. Но вопрос «За что?» они всё-таки задавали с опаской. Приходилось рассказывать, как я вылил четыре огромных бокала кока-колы на очень важного клиента. Это радовало и успокаивало слушателей, но было неправдой. Уволили меня из-за грёбаной литературы.

Хотя клиент, облитый колой, тоже был. Даже парочка, муж и жена – когда полные стаканы сыплются на стол с высоты плеча, сложно попасть лишь в одного человека. Правда, я слышал одну такую невероятную байку. В курсе подготовки официантов было занятие по проблемам равновесия. Преподаватель, опытный халдей из Москвы, советовал в критических случаях опрокидывать поднос на себя. У него самого, типа, такой казус приключился однажды. Но он спас ситуацию, приняв на грудь целый букет коктейлей – зато на дорогих гостей ни капли! Александр Матросов, короче.

Я так не мог. Инстинкты подводили. В последний момент рука с подносом выворачивалась естественным движением, которое в айкидо называют «кохю-нагэ». Выходило почти как у любимого Джеки Чана, который любит драться кухонной утварью. Ну, так круто я не научился, но по крайней мере, на себя ни капли не попадало.

Однако за такие проколы у нас не увольняли. В новую команду ресторана специально набрали людей без опыта – считалось, что лучше научить своих, чем переучивать уже испорченных советской практикой официантов. Так что и роняли, и сами падали регулярно.

Кроме того, в ресторанном коллективе всегда есть некая тайная сплочённость против так называемых «гостей». Нет, бывают и нормальные клиенты. Но когда тебя начитают гонять, пальцы гнуть вокруг самого дешёвого салата… Ну, вы понимаете. Свои внутренние законы возникают. Пиццу, к примеру, можно ронять по дороге из кухни сколько угодно раз. Главное, не ронять её в туалете. Иначе клиенты, находя среди пепперони туалетную бумагу, начинают спрашивать, что это за растение. Приходится напрягать фантазию.

А уволили меня за то, что я читал книжки в перерывах между заказами. Курить в это время разрешалось. Разрешалось даже чистить ногти зубочистками, которые потом будут воткнуты в изящные канапе. И много ещё чего разрешалось. Но всякий раз, видя меня в курилке с книгой, директор почему-то злился.

Когда я выходил из директорской с последней зарплатой, в ресторане играл Коэн. Это была хорошая примета. И работа, с которой можно уйти, просто сняв фартук, была хорошей работой. Ну, может, не так спортивно, как развозить телеграммы на велике. И не так халявно, как дежурить на вахте в общаге. Но зато и не так холодно, как разгружать в порту баржи с сахаром под Новый год. И уж точно не так занудно, как преподавать вузовскую математику. Все мои работы были по-своему прикольны, когда я на них не задерживался.

Что до чтения на работе… Позже я осознал, что директор прав. Ну нахрена тебе книги, если у тебя такая поэтичная профессия? Когда бармен вынимает изо рта обсосанную оливку и бросает её в мартини, а спустя три минуты этот мартини пьёт жлоб в костюме за пять тысяч баксов – вот самая настоящая поэзия. Тонкая, недоступная для людей ограниченных. Может, через несколько лет на премьере «Бойцовского клуба» у них что-нибудь шевельнётся в башке. Но не сильно. И во время походов по ресторанам я ещё долго буду спасать знакомых, настоятельно советуя не говорить официанту лишних слов до того, как он принёс еду. Официант не будет играть с вами в слова. У него есть поэзия посильней.

И, кстати, лучше не берите пирожные со взбитыми сливками. Вообще никогда.

После увольнения из ресторана я сделал последнюю попытку взяться за ум. Я всё ещё числился младшим научным сотрудником Санкт-Петербургского института информатики и автоматизации РАН. Кандидатский минимум был сдан как два байта, а доклад «Cellular Automata in Pattern Recognition» представлен на понтовой международной конференции.

Перед докладом я зашёл к своему научному руководителю коротко стриженным, в костюме-тройке и голубых контактных линзах. Профессор Сергей Николаевич Баранов, отец первого русского Forth-транслятора, настолько не узнал меня, что вскочил с кресла, подбежал к двери и протянул мне руку.

Но даже на конференции один крупный учёный пытался сбить меня с толку. Совершенно игнорируя мои изящные алгоритмы распознавания испачканных букв, он спросил, кто нарисовал мне для презентации такие красивые буквы.

– Да я сам, попиксельно… – ответил я.

– О! – сказал известный учёный с каким-то нездоровым восторгом. – Вот это у вас хорошо получилось! – Затем хитро прищурился и добавил: – А вы знаете, что тем же самым сейчас занимается старик Кнут?

– Неужели Дональд Кнут тоже занялся распознаванием образов? – с воодушевлением спросил я, мысленно прокручивая в голове три тома «Искусства программирования» Кнута.

– Нет. Он тоже рисует буквы.

Эта дискуссия с явным литературным уклоном немного смутила меня, но виду я не подал. Публикация доклада в материалах конференции означала наличие печатной работы. Для защиты диссера оставалось перевести работу обратно на русский язык.

Увы, новое литературное знакомство поставило жирный крест на моей перспективной научной карьере.

В своей сетевой жизни каждый мужчина должен сделать три вещи: построить домашнюю страничку, вырастить древовидный форум и родить виртуальную девочку.

Не путайте виртуальную личность с псевдонимом. Псевдоним – это просто другое имя. А виртуальная личность больше похожа на роль в театре. Сценой выступает Сеть, сценарий пишется автором прямо по ходу действия и им же исполняется. Для самого автора такой маскарад является чем-то вроде ролевого тренинга.

Красиво завернул, да? Булшит! Это только в теории. Она, теория, изложена в виде набора полезных советов в романе «Паутина». Сейчас я её, пожалуй, разоблачу по пунктам.

«Помните о Станиславском. Вживайтесь в образ своей ВЛ, говорите на её языке. Никогда не думайте: “Я скажу это и подпишусь как Собака Баскервиллей”. Думайте так: “Что бы сказала на это Собака Баскервиллей, окажись она на моём месте?” Учитывайте всё – язык того слоя общества, к которому принадлежит ваш персонаж, его религию и его болезни, его вкусы и его почерк. Помните об этих ограничениях, как о стенах, в которых вы должны поселиться как дома, забыв про дверь».

«Сила – в деталях. Помните, что кетчуп – это наркотик пострашнее героина: если в Москве неожиданно пропадёт весь героин, будут страдать лишь несколько тысяч наркоманов, а если пропадёт весь кетчуп… представляете, что будет?! Поэтому не гонитесь за экстравагантным – всё гениальное просто. Научитесь обставлять вашу ВЛ мелкими, естественными деталями как бы невзначай. Опишите как бы случайно здание Тартуского университета, употребите ленинградское слово «поребрик» – и вот вы уже привязали свою ВЛ (и тех, кто за ней наблюдает) к местам, где вы сами никогда не были. Так же может осуществляться привязка к профессии, возрасту и ко многому другому».

Если создатель ВЛ всё-таки позволил своему виртуальному монстру выйти из-под контроля и захватить мозг, теория ВЛ рекомендует выбирать клиники для шизофреников в местах с мягким климатом – Бахчисарай, Баден-Баден, Борнео.

Меня самого это миновало. Может, потому, что в разгар самых весёлых мэришелльских хулиганств я, по счастливому совпадению с собственной теорией, уехал отдохнуть в страну с мягким климатом на ту же букву – в Болгарию.

Однако дурной пример заразителен. Перегрев одного из коллег стал причиной большого скандала, после которого «Арт-Тенёта» накрылись большой волосатой мышью.

Началось тоже с виртуального автора – на конкурс попал наркоманский роман «Низший пилотаж» Баяна Ширянова. Тут и сказались минусы дилетантской идеологии Житинского. Всё-таки с возрастом приходится выбирать, за какую сторону играешь. Приходится надевать конкретный костюм. После номинации «Пилотажа» Житинский начал нести что-то о «морали». И удалил роман с сайта, заменив его ельцинским указом о запрете пропаганды наркотиков.

Номинационный комитет, состоявший из Отцов Рунета, сразу взъелся. Свободу попугаям! Гостевая книга «Тенёт» опухла от ругани – и превратилась в самое интересное произведение конкурса.

Я подливал маслица в огонь от имени Мэри Шелли, напоминая Житинскому, что сам он публикует «Кысю» Кунина, где герой-кот трахает лисичек и собачек, да ещё успевает по ходу пьесы героину тяпнуть. Чему учит наших деток этот издатель мерзких врак о лисоебучих котах?! – вопила Мэри.

К чести Житинского, он выкрутился. Он узнал, что Ширянов – не торчок, а вменяемый писатель Кирилл Воробьёв, у которого жена и двое детей. Роман Ширянова остался в конкурсе, прошёл во второй тур.

Потом Житинский отнёс «Пилотаж» председателю жюри Борису Стругацкому, и тот вынес окончательный вердикт: да, это литература, хотя и странная. Типа жизнеописания инопланетян. Но литература. Можно дать первое место.

И дали. И даже издали на бумаге, как было обещано. Но осадочек остался. И выплеснулся 11 июля 1998 года во время итоговой онлайновой конференции со Стругацким, на которую загрузилось множество знатных нетменов и литераторов.

Первые три часа общественность просто балдела от Стругацкого, ибо он оказался большим ценителем сетевой литературы и знатоком Рунета. Он давал отличные отзывы на конкурсные тексты. Когда к нему обращался Антон Никитин, он переспрашивал: «Антон Борисович, если не ошибаюсь?». Митя Коваленин называл Стругацкого не иначе как «Сэнсэем» и получал от него одно благословение за другим. «Низший пилотаж» Стругацкому тоже очень понравился.

А потом в чат пришёл настоящий Стругацкий.

Он просто опоздал.

Всё это время за него отвечал Дима Гусев, второй секретарь конкурса, живший в Штатах и заменявший меня на время моего болгарского отпуска. У Димы был пароль к серверу, и сначала он хотел всего лишь подколоть окружающих, зайдя в конференцию с ником «Стругацкий».

Но никто не заметил подвоха. Посыпались вопросы. Дима стал отвечать.

– Ближе к концу трёхчасового интервью накопилась страшная усталость, – рассказывал он мне потом. – Я весь вспотел. Но кайф словил!

После того, как подделка раскрылась, все вопросы были заданы по новой настоящему Стругацкому. Но его ответы были ужасно скучны по сравнению с гусевскими: «Это не читал… Это не запомнилось… Девяносто процентов – всегда говно… Какого-то особенного будущего у сетевой литературы, разумеется, нет и быть не может по определению».

Не, наш Стругацкий был круче.

В «Мастере и Маргарите» упоминается мета-религия, согласно которой после смерти с человеком происходит то, во что он верит. С учётом этого сам Булгаков сейчас находится на альтернативной Земле, где рукописи не горят. Вся поверхность планеты покрыта пятиметровым слоем бумаги. Планета Писака: растительности нет, ископаемых нет, населена рукописями. Адский отжиг!

Интернет частенько работает как «тот свет», с которым налажена хорошая связь. Каждый может получить воздаяние по вере его, не дожидаясь полного ухода. Стоит лишь опубликовать в Сети какой-нибудь манифест, и ты обязательно получишь отдачу в самом ближайшем будущем.

После «Арт-Тенёт» я уже не рвался пропагандировать сетературу. Мне хватало сумасшедших, которые присылали на конкурс тексты в пять мегабайт и с редким упорством переспрашивали, как мне понравилось. От такого волей-неволей промелькнёт мысль, что некоторым писателям был бы полезен даже ГУЛАГ.

Похожие проблемы возникли у Житинского с его манифестом виртуальности. Вроде бы он грамотно проанализировал свой облом с Катей Деткиной. Невзирая на это, из всех моих знакомых он чаще всего попадал в смешные истории с виртуалами.

Однако чувство юмора рок-дилетанта всегда его спасало. И в конце концов он сам, преодолев последние заблуждения о «морали», создал отличную подделку. Причём на международном уровне.

Дело было в Швеции в 2005-м. Житинского с Горчевым пригласили выступить на тамошней книжной ярмарке. Но Горчев не поехал. А швед, который пригласил их, опоздал на мероприятие. Между тем ведущий уже объявил на непонятном шведском следующий номер программы. Прозвучали фамилии двух великих русских писателей. Житинский вышел к микрофону.

– Мистер Горчев? – спросили его.

Наверное, в этот момент в голове Житинского разом захохотали все виртуальные девочки, которые дурили его долгие годы в Интернете. И он им отомстил.

– Да, мистер Горчев.

– А где мистер Джитински?

– А хуй его знает, – ответил Житинский, быстро входя в роль Горчева.

Потом он взял микрофон и сообщил публике на ломаном английском, что стихи пишет редко, но недавно удалось написать одно приличное. И с выражением прочёл пастернаковский «Август».

Говорят, сейчас в Швеции готовят к изданию полное собрание стихотворений Горчева и вообще очень заинтересовались русской поэзией.

Свет вырубается неожиданно и весь. Как раз в тот момент, когда я прикнопливаю над рабочим местом очередной План Делов. Полная темнота, только зелёная лампочка горит в телефоне – оказывается, уже поздний вечер. Все замирают в креслах. Слышится мат тех, кто не успел сохраниться. «Всё, нашей профессии больше не существует», – шутит кто-то из дизайнеров.

На ощупь выхожу в коридор. Там уже бродят с фонариком у распределительного щитка, пытаясь его открыть. Сейчас все выйдут курить на лестницу. Но пока там никого нет, только один сигаретный огонёк в углу. Спрашиваю у темноты закурить. Вспышка зажигалки освещает улыбающееся лицо незнакомца, он замечает: «А ты сигарету не тем концом вставил…»

Если ежедневно ходишь на работу в интернет-компанию, такие возвращения в реальность быстро забываются, когда возобновляется работа. Другое дело, если компания дает дуба. Ломка накатывает вроде бы незаметно, но забирает конкретно. Весной 98-го наша веб-студия в «Невалинке» отбросила клавы не на разовое отключение света, а насовсем.

Поначалу возвращение в аналоговый мир даже приятно. Конечно, чувствуется «голод» – как-то неуютно без этой кучи писем, новых сайтов, даже без глупых реплик в форумах, без скандалов. Но постепенно внешний мир снова заполняет поле зрения. Вспоминаешь, что кого-то давно не видел, что сто лет не играл в теннис… И не то что не рисовал – уже полгода руки не доходят вставить в рамку последнюю летнюю пастель.

Снова записываешь в бумажных блокнотах полузабытые стихи. Покупаешь на день рожденья брату чернильную ручку и вспоминаешь, как давно не писал чернилами. Наверное, со школы, да и там в старших классах мы уже перешли на шариковые. В кисти дурацкое ощущение из-за частой работы с мышкой. Но почерк тот же: ровный, лишь кое-где взбрыкивает завитками.

Во множестве рецензий на фильм Гринуэя «Записки у изголовья» я так и не нашёл упоминания самой главной метафоры, на которой построено это кино. У японцев времен Сэй Сёнагон почерк был показателем чувственности. Отсюда – совершенно особый символизм: девушка, пишущая стихи на коже любовника. А что знают о почерке современные кинокритики, живущие на клавах?

Знакомая американка, изучавшая древнюю Японию, написала по мейлу: «Ну и как тебе мои буковки, достаточно сексуальны?» Увы, милая, буковки твои – никак. А вернее, как у всех. Белые на чёрном в Юниксе, чёрные на белом в Виндах. У современников сексуальность – это частота движений, измеряется в Херцах. То ли дело, когда снова пишешь чернилами! Не спеша, красиво.

Но потом приходит и другое. «Ты чего такой молчаливый нынче?» Вокруг шумит вечеринка, а я умираю со скуки. Нет, я вроде бы не маньяк, обратно к компу не рвусь. Просто будущее распределено неравномерно, как заметил Гибсон. И резко возвращаться в прошлый век нелегко.

«Короче, врезаются два шестисотых мерса…» – «Говорят, четвёртый “Чужой” вышел…» Будь я в Сети, это было бы прервано на первой же фразе. Уже слышал, неинтересно, not of my business – и моментально удаляешь, закрываешь окно. И переходишь на другое. Хотя бы вот на этот джаз, что доносится из приёмника.

Я мысленно приглушаю окружающих, а на джаз «щёлкаю мышкой». Пока только мысленно, потому что какой-то урод уже подошёл к приёмнику и крутит ручку. Теперь вместо джаза – Пугачева. Она просит, чтобы я позвал её с собой, «…ня …ня …бя…» – доносятся рифмы.

Мало того, этот тип ещё и направляется ко мне. Ну так и есть, спрашивает: «Как дела?» Да не хочу я ему рассказывать, как дела! Тем более что он-то хочет рассказать мне о своих, а не о моих слушать! А я бы сейчас вырубил всех окружающих, а джаз бы врубил снова, дослушал. А уж потом бы всех вернул обратно и рассказал бы про дела. Как в Сети – без прерываний, без цензуры, и именно тогда, когда я сам хочу.

Хотя… стал бы я рассказывать про дела? «Учитесь бороться с информацией, иначе вы будете ей поклоняться», – говорил препод информатики в школе. Странная была школа – поклоняться информации отучила, а бороться – нет.

Понятно, что бороться можно по-разному. Я не знаю, чем болеют те, с кем я перекидываюсь письмами, и что вообще происходит с ними после того, как они напишут письмо. И не скрою, мне такая стерильность общения нравится. Скажете – эгоист? Но есть и обратная сторона: я знаю, что им тоже неинтересны мои нудные рассказы о моих проблемах. Знаю, что свежий анекдот лечит настроение гораздо лучше, чем двухчасовая лекция полезных советов. И что с помощью короткого образного стишка-хайку можно передать яркое впечатление человеку, который живёт на другом конце планеты и не знает обо мне ничего, кроме имени.

Значит, я не только изолируюсь – я сам приучаюсь не говорить лишнего. А интересное общение все равно остаётся. Несколько старых знакомых, умеющих разговаривать «ни-о-чём». Красивые и неразговорчивые женщины. Звери. Дети.

Ещё оставались странные наброски в блокнотах. Уже и не хайку, просто пары-тройки ключевых слов, которые разворачиваются в полную картинку только в моём воображении. Эдакий персональный «Яндекс». Тут бы и остановиться… Но от литературного вируса отделаться трудней, чем от привычки к Интернету.

Житинский издал мою книжку стихов «Жидкое стекло». Делалась она в самых пижонских традициях, которых я набрался при издании «Мояямы» в Америке. Маленький тираж, только для своих – зато ты полностью контролируешь процесс, включая иллюстрации и гарнитуру. Не говоря уже о текстах: никаких долбаных редакторов, которые вечно норовят то переносы не там сделать, то исправить парочку слов так, что смысл текста полностью меняется.

Подобная книжка легко решает проблему подарков: все эти вечные размышления о том, какую бесполезную вещь подарить человеку на день рожденья, да ещё так, чтобы она отличалась от всех других бесполезных вещей, которые ему подарят. Только книжка, повторяю, должна быть сделана более-менее самостоятельно. Иначе придётся долго оправдываться, что это не ты нарисовал на обложке квадратный трёхчлен.

Но «Жидкому стеклу» не суждено было остаться чисто подарочным изданием. После двух презентаций – сначала в Питере у Житинского, потом у Кузьмина в Москве – сетевые люди тоже заинтересовались. Я отдал несколько десятков копий на реализацию в магазины, написав адреса магазинов на своём сайте. В маленьких лавках, вроде московской «Гилеи» или питерского «Борея», это легко. Говорят «ну оставьте десяток», дают бумажку-квитанцию, все дела. Народ потом пишет – о’кей, зашли-купили, круто.

Вдохновлённый успехами внедрения в бумажную поэзию с чёрного хода, я выждал ещё полгода и решил войти с парадного. Отправился прямиком в питерский «Дом Книги». Это оказалось даже посильней, чем ЛИТО.

Сначала меня послали «на третий этаж» – там, говорят, у нас коммерческий отдел. Иду. Встречает какая-то тётка. Вам, говорит, к такой-то надо завтра прийти, её по средам нету. Ладно, говорю, приду.

А покажите, чего за книжка, говорит тётка. Показываю. Тут тираж не указан, говорит тётка. Так у меня такой плавающий тираж, завтра можно ещё допечатать хоть тысячу штук, говорю я. Это неправильно, говорит тётка. Короче, завтра придите к такой-то, она вам всё расскажет, но её по средам нет. И вообще, сначала в отдел пойдите, там должны сначала поглядеть и заказ сделать.

В отделе меня посылают к Людмиле-отчества-не-помню. Которая прямо в зале работает, типа консультанта. Она долго разглядывает переднюю обложку. Вокруг ходит народ, косится.

Потом она разглядывает заднюю обложку. Потом читает первую страницу.

Ладно, говорит, я возьму у вас пять штук на короткое время, по сколько вы хотите её продавать? Я говорю, по сколько – ровно столько, сколько стоило издание. За столько не возьмут, тут вообще никому эта поэзия не нужна, говорит Людмила-отчества-не-помню-ни-хрена.

В Москве берут, в «Гилее» за месяц десяток уходит спокойно, возражаю я. Ну, в Москве, говорит она. Тут вам не Москва какая-нибудь!

Тут подходит какой-то тип плюгавенький. Вот, говорит она, вот вы, Не-помню-как-имя-отчество, здравствуйте и скажите товарищу не-местному про Москву.

Да, говорит плюгавенький, видел я эту книжку в Москве в «Гилее» – и не купил! Вообще «Гилея» – это графоманский магазин, говорит этот Не-помню-как.

Вот видите, специалист знает, говорит мне Людмила-не-помню-но-старая-и-в-очках. Я говорю: ну мы же не о мнении товарища Не-помню-как говорим. А о том, что я хочу вот за такую цену и за неё вполне покупают в Москве.

Как хотите, говорит Людмила-опять-же-не-помню. Но вообще, говорит, у вас ещё и обложка такая белая, её сразу захватают грязными руками, а все равно никто не купит, а мне вам потом придётся грязную отдавать.

Мне пофигу, говорю я (меня всё больше увлекает процедура). Ну, говорит Людмила-не-помню-уже-совсем, тогда вот вам на пять книжек заказ, идите к той, которой всё равно сегодня нету, потому что она по средам не бывает.

Но я не ищу лёгких путей, у меня уже чисто спортивный интерес попёр. Прихожу на следующий день к той, которая не по средам. Мне, говорю, Людмила-не-помню-как-отчество, и в общем, сомневаюсь даже, что она вообще Людмила, короче из раздела поэзии и в очках, так вот она мне заказ тут написала на пять книжек. И я бы как бы хотел бы их вам на реализацию как бы отдать.

Плохо, плохо, что вы не знаете Людмилу-как-её-там! – говорит та, которая не по средам. Наша Людмила-с-вот-таким-отчеством, между прочим, самого Бродского открыла!

Мне тут же делается страшное видение: стол кухонный, на столе гроб с Бродским, а вокруг стола – Людмила-не-помню-как-отчество, плюс поэт Рейн, плюс ещё человек тридцать. Все по очереди открывают гроб, но кто-то изнутри упорно закрывает его взад, и всё сначала.

Я видение такое отгоняю и говорю: извините, сами мы не местные, живём на вокзале, про Бродского не в курсе, кто его первый открыл и с чем вообще едят.

Если не местный, тогда ладно, милостиво говорит та, которая не по средам, и уже спокойно так смотрит на меня как на нормального дебила из, скажем, города Чудова. Берёт книжку, листает, листает, листает… Я прямо замираю в каком-то сладком предчувствии.

И ведь оправдалось! Она вдруг как закричит:

– Нужна справка из санэпидстации!

Yes! Я к этому времени был уже совсем как под кислотой. А что это, говорю, за справка? Это типа что моя книжка не радиоактивная и не бактериологически-оружейная?

Вроде того, говорит она очень даже серьёзно.

И как, спрашиваю я, эту справку мне поиметь?

А вот вы сейчас идёте на, говорит она, на Садовую дом один, там у вашей книжки берут анализы, проверяют их на вредность и потом дают справку.

Я, конечно, сразу представляю себе, как моя книжка какает в коробок, а я несу этот коробок на Садовую дом один.

Ладно, говорю я, мне уже достаточно приколов на сегодня. А то я сейчас совсем помру от смеха с этими анализами. Лучше я домой пойду чай пить, пока не умер.

Как хотите, говорит она, но знайте: с первого июля ничьи книжки нигде не будут без анализов брать. Или штраф – сто мротов!

От «ста мротов» я совсем заколбасился и ушёл, просветлённый.

Спустя пять лет в Доме Книги появились мои книжки. Но другие. «Жидкое стекло» было последней игрой в традиционную поэзию. На презентации в московском клубе «Авторник» я признался, что завязал со стихами. И что теперь буду заниматься какими-нибудь более поэтичными вещами. Может, управляемыми снами. Или общением с животными…

Примерно так и получилось.

Грядущие поколения рассеян скорее всего забудут поговорку «в Тулу со своим самоваром». Не только из-за отсутствия самоваров в быту, но и по причине общего развала промышленности в провинциях.

Правда, какое-то время назад среди моих знакомых вызвала большой интерес новость с заголовком «На тульском самоварном заводе сгорел цех по производству огнетушителей». Многие полагали, что теперь надо «в Тулу со своим огнетушителем». Но и это не вошло в моду.

Зато говорить «в Москву со своими тараканами» будут ещё долго. Это актуально, как говорят в самой Москве. А в противном случае там говорят – «это не актуально». Так сказала одна московская парикмахерша, указывая на мои питерские бакенбарды. И я сразу просёк: с тараканами в этом городе проблем нет.

После того, как в конкурсе «Арт-Тенёта» наступил полный «рдыц чыо пидсыц» (крылатое, но непереводимое выражение великого Делицына), самой активной тусовкой рунецких деятелей осталась рассылка ЕЖЕ во главе с горячим финским модератором Сашей Малюковым. Там обитали все, кто делал более-менее заметные интернет-проекты с регулярно обновляемым содержимым. Ежедневно, еженедельно и так далее. На встрече ЕЖЕй в Питере осенью 98-го мы познакомились с московской частью тусовки.

Встречу назначили в Катькином садике, напротив «Елисеевского». Не хочется говорить, что идея места принадлежала москвичам – но кому же ещё? Питерские-то знают, что в этом загоне среди пропитанных мочой кустиков собираются распоследние городские педики.

Правда, я и сам вспомнил об этом поздновато, лишь когда уже вошёл в садик с Невского. Вокруг кустиков там и сям толклись небольшие компании. В них явно недоставало женского пола. Как же тут отличить Отцов Рунета? Матерей-то у Рунета практически нет, словно русская Сеть родилась после гомосексуальной оргии. Может, потому и Катькин садик?!

К счастью, в одной группе среди десятка мужиков я заметил двух девиц. Я подошёл к той, что стояла с краю (я всё ещё не был уверен…) и завёл тактичную беседу о её меховых наушниках и хреновом питерском лете.

От толпы тут же отделился низкорослый чувачок с пронзительными глазами, подскочил к нам и представился мужем девушки. На голове у него болталась странная штуковина, типа помятого компакт-диска. Позже, ночуя у него дома в Москве, я узнал, что он действительно хранит кипу в коробочках из-под дисков, и по утрам долго мучается, разыскивая этот не очень тёплый головной убор в своей обширной музыкальной коллекции.

Это был Антон Носик. В холодной забегаловке на канале Грибоедова, где мы отмечали встречу сомнительными напитками из пластиковых стаканчиков, он сказал проникновенный тост. «Через пять лет мы будем пить в залах с колоннами», – сказал он.

Было в этом тосте что-то подозрительно знакомое, почти цветаевское: «Моим стихам, как драгоценным винам, придёт черёд…». Ну, черёд-то придёт, да только вдруг ты к тому времени бросишь пить или просто не сможешь уже? К чему тогда драгоценные вина и колонные залы?

Увы, к этой правильной мысли я не прислушался. Может, потому, что тост был сказан практически на том же месте, откуда в прошлом веке успешно метнули бомбу в русское самодержавие. А может, повлияло то, что после тостов мы пошли кататься на кораблике по рекам и каналам Питера. Такие прогулки отлично поддерживают революционное настроение: с воды город видится совсем иначе, чем с улиц, вся его мрачная декартова решётка взламывается на раз. Живая метафора больших перемен с помощью совсем небольших действий – и, видимо, главная тайна крейсера «Аврора».

Новости начинаются с монитора.

Нет, не из телевизора – оттуда кормят с ложечки только самого конченого, то есть конечного пользователя. А у нас монитором называется файл, куда специальный человек под названием «мониторщик» скидывает в течение дня всё, что может стать новостями.

Мониторщики «Газеты.Ру» – это моя жена Ксюша и Боря Банчевский. Ксюша – единственный некурящий человек в редакции, и регулярно напоминает нам об этом. А у Бори есть маленький персональный вентилятор, но он всегда уносит его с собой, когда уходит с работы.

В остальном мониторщики тоже любят поиздеваться над нами, редакторами. Они набрасывают в монитор целую кучу по-настоящему интересных новостей. Японец начал одиночное путешествие через Тихий океан на яхте из пивных бочонков. Утонувший учитель арабского языка пришёл в себя после трёх часов в холодильнике морга. Новорождённый мальчик выжил после того, как сразу после рождения выпал на рельсы через унитаз в туалете китайского экспресса. Политическое убежище в США спасло африканку от обряда иссечения клитора на родине. Тайский слон Мотала, подорвавшийся на мине, просит через Интернет помощи в изготовлении протеза. Колумбийские воры украли 756 ботинок на правую ногу. Крупный японский банк послал инвесторам мировой величины электронное письмо с вирусом, который обзывал адресатов «большими тупыми мудаками». Говорящий попугай изгнан из труппы британского театра за то, что вместо «Пиастры! Пиастры!» стал кричать «Пидарасы, пидарасы!» во время детского спектакля. Службы спасения Дании три часа на двух кораблях искали терпящее бедствие судно с 12 моряками после того, как сигнал SOS подал пьяный мужик, пускавший кораблики в ванной…

Казалось бы, о таких чудесах жизни и надо сообщать людям. Но набросав интересного, мониторщики упорно ставят на первые позиции всякие мраки: количество жертв в очередной мясорубке и очередные отмазки политиков по поводу этой мясорубки.

Мониторщики по-своему правы. Мы ведь пишем новости для читателей самой высокодуховной страны. Им чужд западный новостной принцип про «человека, укусившего собаку». У них эти собаки и так есть на каждом вокзале в пирожках.

Поэтому настоящие, интересные новости мы скидываем в свои тайные файлы и втихаря делаем «Факету.Ру» – матерную версию «Газеты» на сайте Fuck.Ru. В результате Fuck.Ru оказывается на первом месте в рамблеровском разделе «Литература». Консервативный «Рамблер» тут же изгоняет нас из рейтинга. Завистники Носика толпами шлют ему ссылку на «Факету» и рекомендуют нанять авторов на работу. Носик от смеха бьётся головой об стол и кричит мне и Линкси, что должен ещё раз взять нас, пидарасов, на работу.

Но вот наконец из новостных окурков, из всего этого мониторингового сырья склеена более-менее реалистичная картинка. Выбраны самые нейтральные эпитеты, никаких оценочных выражений – чукчи заменены на эскимосов, потом на русских, потом на людей с Чукотки. А в тех местах, где картинка ещё мутновата, честно указаны первоисточники новостей. Типа, вот вам разные точки зрения, а я тут ни при чём. Ну все, публикуем? Нифига!

В течение дня глаз так замыливается, что сам начинаешь порождать фантомные реальности. Достаточно ошибиться в одной букве или просто перетащить к себе чужую опечатку. Югославию наполняют «НАТОовцы» и «бешенцы». ВТО расшифровывается как «Всеморная Торговая Организация», а МКС – как «Международная комическая станция», и обитают на ней невменяемые «комонавты». Мэр Москвы Лужков направляет в суд исковое заявление о «защите черти и дедовой репутации». Федеральная авиация «наносит дары», а в стратегических ракетах прячутся «ядреные материлы».

И главное, новый смысл таких фраз зачастую оказывается даже глубже, чем старый. Как офицер ракетных войск, я точно знаю, что там и вправду не обойтись без ядреных материл. А уж фраза «Министерство тупей сообщения» по своему философскому наполнению оставляет далеко позади маклюэновский принцип «the media is the message».

Или такое словечко – «розаружение». Сразу повеяло цветами, засунутыми в стволы, да? А как вам нравится, когда РИА «Новости» рассказывает про партию «Елдинство»? Нет, мы любим мужское начало, но ведь нужно иметь в виду и Хакамаду!

Опечатки редактора частенько происходят по той же схеме, что и проколы официанта в ресторане. Бывают такие дни, когда клиентов у тебя куча, три-четыре стола, и все чего-то кричат – а ты при этом нормально так бегаешь с трёхэтажным подносом и ничего не роняешь. Другое дело, если день никакой, типа понедельник-утро. Стоишь себе, покуриваешь… Вдруг из зала кричат: «Лёха, за твоим стол какой-то хрен сел!» И вот тут, переключаясь от ленивого ожидания на бег, ты обычно и роняешь на того хрена ряд ярких блюд.

То же и в новостях. Ну кто отпускает Политзаключенных #1 в пятницу вечером?! Все газеты уже свёрстаны, и даже в нашей электронной супер-газете вся редакция ушла на честно заработанный weekend! Остался, понимаешь, один воркаголик, решивший анекдоты в Сети прочитать. Так фигу! Трещат телефоны, прибегают люди, все кричат «Освободили, освободили!» и в воздух лифчики бросают. Пиши, кричат, скорее новость, благо ты один остался из тех, кто по кнопкам попасть может.

А вы думаете, легко после анекдотов на серьёзное переключиться с такой скоростью?! Сначала я выкладываю новость с заголовком —

«Гусинского опустили»

В принципе, ошибка понятная. Столько дней вся страна думает о тюрьме… Но это я сам заметил, поправил. Потом кто-то кричит – у тебя опечатка! Гляжу, в натуре:

«Гусинского отпутили»

Ну, а это ещё точнее, если вдуматься. Но такая поэзия не входит в наши планы. И хорошо, если кто-то заметит и поправит. Хорошо, что мы работаем не на радио или ТВ, где «сегодня утром на окраине Грозного две маленькие девочки попали в член к пепенцам…»

Пока что всё было про русский язык. Но есть глюки хитрее. Тот обдолбанный корреспондент, чью новость мы использовали, – он ведь тоже не лыком shit. Зачем ему вообще париться, куда-то ходить и писать собственный текст, если можно быстренько перевести заметку с ленты «Reuters»?

Переводит он по карманному словарю для блондинок. В итоге мир снова раскрашен самыми кислотными красками. Хотя простые случаи ты ещё можешь расшифровать. Когда, например, скучное «красное дерево» стало эротичным «махагоном», простонародное «стило» – изысканным «стилусом», а в Лондоне появился чересчур весёлый «Рояльный Колледж». Или, скажем, «белый человек» вдруг стал «лицом кавказской национальности» – эта лажа со словом «caucasian», просто классика. «Супермодель Ники Тейлор попала в автокатастрофу в Грузии», – сообщает нам РБК. Ага, в Грузии. Унесённая нахрен ветром. Прямо в Атланту, к лицам кавказской национальности.

Но вот если упоминается государство Монтенегро или река Дануб, за их фасадами не сразу увидишь Черногорию и Дунай. А уж когда попсовый художник «Гоген» превращается в боевого инопланетянина «Гуагуина», или пыльная «Царица Савская» – в актуальную «Королеву Шебу», такой косяк можно запросто пропустить.

С именами отдельный геморрой. Даже если чел всё ещё жив, его правильное имя можно выяснять месяцами. У одних Абдаллах Оджалан, у других Абдулла Окалан. И шесть версий одного Нетаниягу. А потом ещё «Барак уехал в Давос и встретился с Мубараком» – они что, родственники? Или у них общая корова?

Мало того, даже наши умудряются завести себе такие фамилии, что уши сломаешь. Вот пробубнили по НТВ про какого-то депутата, и мы полдня гадаем – то ли Любовь Склизкая, то ли Любовь Слизко. Сразу придумываем ей рекламный лозунг: «Любовь Склизка – полюбишь и Шойга». Затем возникает версия, что её зовут Любовь Слиски (типа Анне Вески). Такой же разнобой и в новостных лентах. Мы совсем запутываемся. Некоторые даже высказывают предположение, что первое слово – это было не имя, а как бы состояние души, а второе слово – это родительный падеж. Как «Любовь Тигра». И наконец, приходит спасительный «Интерфакс» с уточнением для дебилов:

«Фракция «Единство» выдвинула Любовь Слиска (именительный падеж)».

В сложных случаях помогает главный редактор. Вернее, Носик. В обычных изданиях главред – существо недалёкое. Оно предназначено для посещения фуршетов и прочего пи*ара. Главная способность этого существа – носить носки одного цвета. Больше от него не требуется.

Другое дело – интернет-издание, где главредит молодой ещё Носик. Он вбегает в офис с чемоданом «Ротманса» и кассетой порнухи с участием генпрокурора, похожего на человека. Он приветствует нас словами «здравствуйте, товарищи фашисты!» и быстро переписывает половину новостей. Потом он входит в раж и добавляет немного эксклюзива из своих надёжных источников, близких к святым. Типа, сообщает миру, что в Питере застрелен губернатор Яковлев.

Не успевает стихнуть ликование северной Пальмиры, как Носик уже убирает злополучную новость, оказавшуюся фальшивкой, выражает огромную благодарность своим святым источникам и продолжает фигачить новые эксклюзивы. Он знает много такого, чего не знают простые газетчики. Он открывает нам глаза на невидимые каббалистические связи вещей и событий.

– «Верховный суд Индии оправдал 19 из 26 приговорённых к смертной казни по делу об убийстве Раджива Ганди», – цитирует Норвежский Лесной.

– Девятнадцать?! – моментально реагирует Носик. – Это же точное число кусков, на которые разнесло Раджива Ганди!

Он же помогает нам переводить наиболее трудные термины в зарубежных новостях:

– Industrial condom? Промышленный гандон. Это гандон, который надевают на всю промышленность.

Он не выходит из офиса по трое суток и засыпает прямо на клавиатуре как раз тогда, когда представители бумажных изданий приходят сделать репортаж о том, как мы «делаем это». Проснувшись с отпечатком клавиши «Shift» на лбу, он звонит дилеру и спрашивает нас, кому что заказать. Себе он заказывает сто фунтов шоколада, сто фунтов мармелада и тысячу яблочных штруделей.

У меня на столе стоят чашки всей редакции, и когда я стучу по клавишам, ложки в чашках весело бренчат. Рок-н-ролл мёртв, но Интернет – ещё нет. Клик-н-скролл, клик-н-скролл!

После школы для одарённых крокодильчиков мы с Сержем Бельцом обдумывали, не пойти ли на журфак. Хорошо, что эта глупая затея так и не реализовалась.

Даже если очень хочется стать журналистом, лучше закончить матмех. Все знают слова Ломоносова про математику, которая «ум в порядок приводит». Но не все понимают, что привести в порядок ум – значит научиться владеть языком. Наш профессор геометрии Бураго выражался так: «Вот приходит ко мне недавно студент на консультацию и говорит – знаете, я эту теорему не поняла…». Сколько всего в этой короткой и с виду неправильной даже фразе! Владение языком, оно самое.

Окончательно я убедился в правильности выбора факультета, когда на восьмом году работы интернет-журналистом мне попалась книжка «Введение в теорию журналистики» некоего Прохорова с журфака МГУ. Я полистал её – и понял, кто такие гуманитарии.

Есть в Африке племя, в языке которого только три числа: «один», «два» и «много». В нашей культуре такое племя называется «гуманитариями». Эти люди очень любят придавать своим книжкам «научность» с помощью длинных красивых слов и разнообразных схем. Но ни в одной схеме, нарисованной гуманитарием, не бывает больше трёх элементов. Железный закон.

– Что же вы там делаете, на их лекциях? – спросил я у типичного студента журфака МГУ, владельца бредовой книжки.

– Ну-у, они же та-а-кие ми-и-лые старички… – ответила моя вторая жена, примеряя перед зеркалом новенький топик. В свободной руке она держала мобильник и выясняла у подруги, во что та оденется сегодня.

О чем рассказал бы я, если бы преподавал на журфаке? Пожалуй, я задержался бы там не дольше, чем на работе в ресторане. Потому что каждая следующая лекция опровергала бы предыдущую. Никаких схем из трёх элементов. Никаких схем вообще. Это чистый дзэн, дети.

Другая важнейшая составляющая новостей – картинки. Они создают эффект присутствия. Вроде уже не чужая байка, а практически ты сам здороваешься то с Аннаном, то с Манделой. Визуальная информация, как ни крути, первична. Особенно в стране, где за год сменяются четыре премьера, а ИТАР-ТАСС публикует фотографии с такой подписью:

За полгода работы «Газеты» мы успеваем освоить все принципы жёлтой журналистики. Но остаётся одна вещь, которая удерживает от полной желтухи. То, о чем нельзя забывать: иначе просто будешь выглядеть идиотом.

Это гиперссылки. Нейронные связи сетевого мозга. Что, слишком заумно? Ладно, скажу проще. Бог – это то, чего не хватает. Когда не хватает новостей, богом может стать тот, кто их приносит. Когда новостей завались и все они врут, богом становится ссылка. С ней ты хотя бы знаешь, из какой задницы растут ноги вранья.

«Обогащённый уран благодаря высокой плотности увеличивает пробивную силу противотанковых снарядов», – сообщает обдолбанный военный гений из «Интерфакса».

«Обогащённый уран благодаря высокой плотности увеличивает пробивную силу противотанковых снарядов», – хором повторяют за ним «Полит.Ру», «НТВ.Ру», «Русский журнал» и ещё десяток сайтов. Если им вдруг поверить, Югославия уже стёрта с глобуса ядерными взрывами покруче хиросимских. А всё потому, что один торчок-корреспондент заменил обеднённый уран на обогащённый.

Эпидемию глюка можно отслеживать, как размножение помеченных мушек-дроздофил. Но если эти грёбаные дроздофилы не помечены, если нет ссылок на источник, ты не можешь тут же пробежать по цепочке назад и засечь, кто обкурился первым. Тогда испорченный телефон набирает обороты. А если ты сам не сослался туда, где взял «последнюю версию» – значит, ты просто принимаешь на себя чужую лажу.

И тут открывается ещё один секрет желтухи: ей того и надо! Тупое средневековое желание изобразить из себя первоисточник приводит кучу изданий к тому, что ссылки просто запрещаются. Хочешь узнать предысторию – а хреф тебе!

Ну ладно ещё, когда классические СМИ в грош не ставят «Газету.Ру» – это уже привычная отсталость. Услышав в очередной раз, как Миткова по телику цитирует нашу новость с присказкой «сообщают в Интернете», я предлагаю нашим редакторам перестать ссылаться на НТВ, лучше вместо этого просто писать «как сказала одна баба в телевизоре».

Но иногда ссылок принципиально не ставят даже в интернет-изданиях. Особенно славится этим модный дом РБК. Каждая новость у них начинается с пафосной метки типа «РБК, Гваделупа», словно их собственные торчки и вправду торчат во всех Гваделупах мира. Но за пафосной меткой следует знакомое всем сообщение, подчистую содранное с «Reuters», а то и прямо с нашей «Газеты».

Мы искренне сочувствуем тем, кто работает на плантации РБК. Мы представляем себе огромный хлев, по которому бродят несколько белых людей в пробковых шлемах, с большими металлическими линейками. Этими линейками они пиздят по рукам негров-новостников, чтобы те помнили: нельзя ставить ссылки на первоисточники. Вот вы сейчас ухмыляетесь, а белый плантатор РБК пиздит очередного негра, приговаривая: «Не ставь ссылок, сука, не ставь! Помни, что наш бизнес – выдавать чужие тексты за свои!».

Бедные, бедные плантаторы. Они даже не догадываются, что любой поисковик давно выдаёт их трюки и делает их скорбный труд совершенно напрасным. «Весь мир – Yahoo!, а люди в нём – лишь ссылки», как говорил Шекспир.

Продвинутая сетевая журналистика, отказавшаяся от средневековой скрытности, очень помогает в борьбе с литературной болезнью. Когда тебе каждую минуту кричат «лажа!» со всех концов света, когда ты сам ежедневно отслеживаешь кучу нелепостей – поневоле задумаешься, как много бреда в бумажных книжках, авторы которых вообще никакой обратной связи не использовали.

В результате потребление классических суррогатов, так называемая «культурная жизнь», постепенно отходит на второй план. Наш секретарь Юля Миндер, уж на что культурная девушка в прошлом, но и та говорит:

– Я сейчас поеду в это… не помню, какой там театр напротив казино «Чехов»?

Или вот Норвежский Лесной отправляется в Летний лагерь Литературного Объединения им. Стерна под руководством Житинского. И вы думаете, он привозит оттуда что-то культурное? Ну да! Его главный комментарий к поездке:

– В Питере продаются анальные презервативы!

Чтобы не свихнуться в Москве, лучше жить с ней в противофазе. Меня всегда удивляло, как большие города пустеют ночью. Понятно, что люди спят. Но в большом городе это переключение очень контрастно. Вся дневная суета, пробки, толпы – всё кажется вымышленным. Морок, который вдруг исчез.

В четыре утра иду пешком домой в Сокольники. Совсем недалеко отошёл от Ленинградского вокзала – услышал сверчка. Прямо внутри этого коридора из бетона, который называется «проспектом». Сверчок сидит в ступеньке одного из подъездов. Высунул задницу из трещины, и стрекочет что есть мочи!

Что его занесло сюда – ни в сквер, ни во двор, а именно на эту сторону, на вонючий проспект? Сижу и слушаю, присев на корточки перед этим крыльцом с трещиной. Потом встаю, поднимаю глаза – на доме вывеска: «ЖИВОЙ ЗВУК. Магазин музыкальных инструментов».

Днём тоже можно ухватить немного реальности. Не такой живой, но всё же. Рядом с серым зданием на Зубовском, где обитает наша редакция, стоит нечто под названием «Ансамбль провиантских складов». Огромный безвкусный дом с огромными же воротами. По утрам, когда я иду на работу, из-за ворот высовываются солдаты и выпрашивают сигареты у прохожих. А по ночам, когда я возвращаюсь, у ворот стоит пара машин и шеренга крашеных блондинок в коротких кожаных юбках.

Эти утренние и вечерние встречи неплохо отрезвляют. Ни солдатам, ни проституткам не интересно, кто и как освещает сегодня мировую политику. Их вряд ли позабавит тот факт, что разность потенциалов, необходимая для освещения, может возникать внутри одного серого здания по соседству: на одном полюсе, в РИА «Новости», создаются гладкие официальные версии, а на другом умники из «Газеты.Ру» взламывают весь этот винтовоз.

Увы, моральной поддержки сверчков, солдат и проституток хватает ненадолго, если опять подключаешься к этой серой батарейке. Такой ток идёт, поневоле засветишься.

Мне кажется, от телевидения меня спас мой рост. Хотя можно было бы соврать, что передача Маши Слоним «Четвертая власть» на РЕН-ТВ, где была моя рубрика, оказалась кому-то неугодна по политическим соображениям. Или что передача «Новости высоких технологий» на «Рамблер-ТВ», которую мы запускали с Наташей Хайтиной, просто достала нас своим позорным видеорядом из статичных интернетовских картинок – на что-либо другое не хватало денег после того, как эти деньги проходили через многоэтажную пирамиду корпоративных паразитов. И всё же я думаю, это не главные причины. Размер имеет значение, вот что.

Люди, которые задерживаются на ТВ, обычно маленького роста. Простой зритель этого не замечает. Он поразился бы, встретив сразу несколько популярных телеведущих в реале – сплошные коротышки! То же самое, кстати, происходит в кино. Если у нас вдруг задумают снять римейк «Петра Первого», главную роль наверняка исполнит Меньшиков или Безруков. Ну а чего? – играют же эти коротышки Живаго и Есенина.

Секрет в том, что экран телевизора ориентирован горизонтально. Так что длинный чувак вроде меня помещается туда разве что в лежачем положении. Не случайно упомянутый Михаил Леонтьев в своих первых передачах сидел раком на стуле. Потом его всё-таки пересадили за стол, и ему приходилось буквально расплываться по столешнице, чтобы поместиться в рамочку.

Но самое ужасное, что, попав в телевизор, люди начинают раздуваться и в содержательном смысле. Я-то уже знал, как это происходит: виртуальная личность под названием «телепузик» захватывает не только внимание зрителей, но и мозг своего носителя.

Вы видели, как они улыбаются? Я имею в виду, современные. Раньше-то иначе было. Общий формат телепузика был другой. И когда для передачи «Новости высоких технологий» мы проводили кастинг ведущих, многие вели себя по-старому. Поэтому я советовал всем кастующимся вести себя раскованно, словно мы на MTV. Остальные члены жюри меня за это журили и велели кастующимся делать наоборот – руки из карманов вынимать и стоять не шевелясь.

Неожиданная поддержка моей точки зрения пришла от самих кастующихся. Когда одной девушке посоветовали меньше улыбаться (у нас серьёзная передача), она ответила:

– Да что вы! Я даже когда на криминальные новости пробовалась, и то не могла перестать улыбаться! Они мне ещё новость такую дали, про каких-то старушек мёртвых. Старушек, конечно, жалко. Но только я стала эту новость читать и сразу вспомнила Хармса с его старушками, которые все падали и падали из окна…

В результате именно эту девушку и взяли на роль ведущей. Мой внутренний Бивис торжествовал. Но спустя год, включив телевизор, я заметил, что теперь точно так же улыбаются все остальные ведущие. Даже в криминальных новостях. Телепузик сменил одно общее лицо на другое.

К лету 99-го популярность «Газеты.Ру» достигла неимоверных высот. Узнав об этом, наши заказчики, газомасоны из ЮКОСа, сразу решили, что теперь могут делать «Газету» безо всяких ФЭПов и Носиков. Мы с нетерпением ждали, когда новая редакция, набранная, по слухам, из жутко опытных перцев «Коммерсанта», заткнёт нас за пояс.

Но дни шли, а ничего не происходило. Оказывается, новые газетчики не шарили в Интернете. И не понимали, как можно «забрать» электронное издание.

Компьютеры? Нет, компьютеры – это не «Газета», компьютеры наши. Ну тогда, может, скрипты? Они на полном серьёзе спросили у Носика, какой транспорт лучше подогнать для вывоза скриптов – ответом был дикий хохот. Снова напряжение мозгов… Сервер! Они где-то узнали и это слово! Носику пришлось долго объяснять им, что не нужно приезжать за сервером в нашу редакцию. Потому что в редакции сервера нет. Он совсем в другом месте. Далеко. Мы сами там никогда не были. Атолл Науру, типа.

Спустя два месяца новое руководство «Газеты» прошло квест до конца – то есть выяснило, что брать как бы и нечего, кроме домена. На радостях от получения домена они снесли всё содержимое нашей «Газеты», и адрес ещё долго пустовал, удивляя публику столь странным способом развития проекта.

Носик тем временем сделал обратную вещь – что, собственно, и следовало делать. Два новых издания, Lenta.Ru и Vesti.Ru, учитывали все наработки и недостатки, выявленные за год экспериментов с «Газетой». Идея разделить оперативную ленту коротких новостей и неспешную авторскую аналитику на два проекта – как раз оттуда. Старый архив «Газеты» был тем временем перенесён на островной домен Gazeta.Nu. Позже мы не раз советовали Носику сделать заодно и «Ленту.Му» – он не послушался, зато через пять лет открыл «Газету.КГ», а вслед за ней и «Газету.АМ».

С разделением «Ленты» и «Вестей» я тоже разделяюсь. Теперь, если у меня вдруг возникают злободневные комментарии, я излагаю их в своём новостном дневнике Time O'Clock, который переехал из «Газеты» в «Вести». Как и раньше, это самая популярная авторская колонка сайта. Но в «Вестях» отслеживать успешность очередного выпуска легче – главный редактор Юля Березовская каждый раз хохочет так, словно последний раз в жизни. Это похоже на крик падающего альпиниста. Все сотрудники ФЭПа на площади около 100 кв. м вздрагивают и забывают, чем только что занимались. Самые неопытные бросаются за перегородку, чтобы посмотреть, жива ли Юля. Значит, выпуск удался.

В «Ленте» же я пишу серьёзные новости высоких технологий, надеясь таким образом уйти подальше от суетливой и грязной политики…

Более всего искушение влезть в политику подогревается игрой, которую придумала Юля Миндер. Она настроила телефон так, что когда звонит Носик, исполняется «Полёт шмеля». Весёлая такая, истеричная музычка. Все сотрудники «Ленты» сразу получают заряд бодрости и начинают подёргиваться. Каждый думает: «Бля, неужели мне удалось замутить что-то интересное…»

У меня получается устраивать такие приколы не чаще раза в неделю. Если я пару раз пнул кого-то в начале недели, вторая половина пройдёт спокойно. Это закон.

Другое дело, когда на дворе уже четверг, а ни один высокопоставленный член так и не разбудил Борисыча среди ночи звонком с криками: «Что это вы там про нас такое написали?!» Если ничего такого не происходит аж до четверга – тут уже во мне самом, где-то изнутри и чуть слева, начинает потихоньку наигрывать «Полёт шмеля». А иногда даже «Танец с саблями». Тем более что со стороны «Вестей.Ру» реакция на мои колонки нормальная: Березовская ржёт как полоумная, ФЭП привычно вздрагивает… а ленточный шмель не летит. Дисгармония в консерватории.

Но я держусь из последних сил.

– Слушай, тут «Агентство военных новостей» пишет, что их сайт взломали те же чеченцы, кто взломал Yahoo!, – сообщает мне мониторщик.

– Чушь. Там была DDoS-атака. Это интересно было. Потому что DDoS-атака, повторенная трижды, становится Windows-приложением. А тут банальный дефейс.

– Нет, Лёха, ты должен написать, – встревает выпускающий редактор. – Смотри, уже написали и Gazeta.Ru, и СМИ.Ru, и «Финмаркет»…

– Да бросьте, это же пи*ар голимый. В Штатах как бюджет принимали, помните? В феврале опубликовали проект бюджета, предложили выделить на прослушивание Интернета в 15 раз больше бабла, чем в прошлом году. И аккурат на следующий же день начали показательные выступления: грохнули сайты Yahoo!, eBay, CNN и Amazon. Конгресс сразу согласился дать бабло. У нас та же мыльная опера, только с национальной особенностью: яйца не простые, а чеченские.

– Ну вот и напиши об этом, раз такой умный.

Делать нечего, залезаю на ленту АВН:

Бывают такие астрономические события, которые удаётся понаблюдать не каждому поколению. Москвичам будущего едва ли выпадет счастье пережить такое чудо, как пожар Останкинской телебашни в августе 2000-го.

То, что она похожа на шприц, лучше всего видно, когда катаешься летом на колесе обозрения в Сокольниках. Сначала ты со всех сторон окружён деревьями, и вроде нету вокруг этого бешеного города. Но тут из-за деревьев подымается она. Игла. И медленно, но верно вонзается в твоё небо.

Может, для кого-то это было трагедией, не знаю. По мне, так соскочивший с иглы город стал гораздо лучше. Это чувствовалось во всём: в людях, весело болтающих на улицах, в телефонных звонках тех, кого давно не слышал.

Просветление испытали даже некоторые телепузики! Михаил Леонтьев прямо заявил – башню давно пора было сжечь, чтобы привести население в чувство.

И конечно, вовсю веселился Интернет. На «Ленте» открылся раздел «Без ТВ», где не без ехидства комментировалась авария главной зомбирующей установки страны.

Увы, иглу восстановили. А через пару месяцев, словно бы для проверки реакции на пожар, Березовский заявил, что готов отдать принадлежащий ему пакет акций ОРТ в хорошие руки.

Сразу стало ясно, что соскочить с теленаркотика страна не сможет ещё долго. Кто только не потянул к игле свои венозные конечности! Союзы художников и композиторов, артистов и инвалидов, национальных меньшинств и олимпийских чемпионов… Даже попы из РПЦ вдруг забыли, что Березовский лично распял Христа, и через центральные газеты предлагали помочь ему сделать правильную жертву.

Невзирая на такой прессинг, Борис Абрамыч сумел отшутиться достойно. Наверное, ему тоже с детства внушали, что книга – источник знаний…

– Пелевин! – кричит Галя Тимченко.

– Что, коньки?

– Нет, акции Березовского получил! Мой дебильный одноклассник Витя, ха-ха, подумать только!

В разные части редакции новость приходит с разной скоростью. Кто-то чуть позже открывает письмо, кто-то чуть дольше грузит страницу. Проходит ещё две минуты, прежде чем помещение оглашается воплями умирающей за перегородкой Юли Березовской:

– Пелевин?! Ха-ха-а-а-а! Ой, я умираю!!! Пелевин!!! Ха-ха-а-а-а!!! Ой мамочки, я не могу!!!

«Ладно, ржать над политиками все могут, – скажет мне въедливый читатель. – А нет чтобы полезное сделать! Ежели автор так хорошо разбирается в связи явлений, ежели любая новость для него – всего лишь позавчерашний монитор, отчего бы ему самому не двинуть в политтехнологи? Там бы его рентгеновский взгляд на мир очень пригодился бы!»

На первый взгляд ты прав, въедливый читатель. А на второй… Ну вот смотри. Допустим, ты понимаешь, что следующий московский теракт произойдёт в той же части столицы, где и большинство предыдущих. То есть на юго-востоке. Потому что преобладающий ветер в городе – северо-западный. И связь очевидная.

И что ты будешь делать с этим знанием? А ничего. Розу ветров ты не изменишь, верно?

Через несколько лет после работы в «Ленте», когда ко мне надёжно прилип ярлык «футуролог», меня стали зазывать на разные пафосные мероприятия, где предлагали высказать прогнозы на тему политики. Я таких выступлений всегда сторонился. И даже не потому, что не люблю политику в целом.

Нет, никакой высокой морали, чистая прагматика. Просто, делая прогнозы, ты поневоле сам участвуешь в их сбыче. А из всех политических прогнозов, как правило, сбываются самые дурацкие. Поневоле задумаешься – а прогноз ли это был? Или, может, ты просто помог гнусному прошлому растянуться в светлое будущее?

Мне лично хватило сбычи одного такого предсказания из статьи «Балканская война и русский Голливуд». За неё меня много ругали всякие «настоящие русские» – в основном из Америки, Израиля, Испании и других чисто русских местечек. Но через год теория подтвердилась железной практикой.

26 марта 2000 года состоялась очередная церемония награждения лауреатов «Оскара». И в тот же день – очередные выборы Президента РФ. Два уда, два Голливуда. В этот день они сошлись даже по календарю.

Привычка к новостям сама по себе – нешуточный наркотик, даже если они не политические. Уже не работая в «Ленте», я часто заезжал туда по старой памяти, дабы поглядеть, что нового в Рунете.

Нового было много, но в истории литературных болезней стоит упомянуть главное: в декабре 2000-го Рунет захватила поэтическая игра под названием «сандраоке».

Игра была связана с решением правительства вернуть стране старый советский гимн с новыми словами. По этому поводу происходил то ли конкурс, то ли просто стихийный бум текстов на музыку Александрова. Добрые мониторщики «Ленты», знавшие мою слабость к поэзии, закидали меня шедеврами.

Шедевры звучали даже по радио – я лично слышал вариант гимна, написанный каким-то мужественным пролетарием. Текст начинался словами: «Враги России, отойдите! Друзья России, подойдите!» Шершавый, как говорится, язык домкрата.

Свои версии гимна представили и различные фракции Госдумы. «Сомкнёмся в едином строю, россияне!» – предлагала ОВР. «Славься, народная собственность частная!» – возражала СПС, которая также обещала «для инвестиций широкий проход» и «рынка валютного быстроразвитие».

В редакции «Ленты» последнему тексту пророчили золотую медаль на Первой Всероссийской Олимпиаде по спортивному сандраоке. А я как начинающий футуролог уже прикидывал, что машинка для сандраоке будет миниатюрней японских караоке-машин (мелодия-то одна!), и уже через пару лет этим портативным прибором снабдят все рестораны и станции метро, а также начнут встраивать его в мобилы, вибраторы и детских кукол.

Однако власти зарубили эту прекрасную народную развлекуху на корню, поручив написание нового текста гимна тому же детскому поэту, имя которого стояло на двух предыдущих вариантах.

Правда, самую первую версию написал армянин Уреклян, но все понимали, что грузину Сталину едва ли понравится такая фамилия, поэтому в соавторы был добавлен рукопожатый Михалков. Хотя претензии у вождя народов всё равно остались. Говорят, в первой версии гимна была строчка «Партия Ленина, воля народная». Сталин написал на полях: «Народная воля? Расстрелять нах!». Но шустрый Михалков быстро исправил «волю» на «силу», и вождь сменил гнев на милость. Зато в следующей версии детский поэт выкинул из песни самого Сталина. В общем, другого такого мастера по переписыванию гимнов не было во всём мире.

Изначальный вариант нового гимна «Михалков 3.1 beta», просочившийся в газеты, опять порадовал бы вождя народов. Первые строки («Могучие крылья расправив над нами, российский орёл совершает полет») повторяли аналогичный пассаж из песни «О Сталине мудром» на слова Михаила Инюшкина. Тогда вообще было принято так писать: мол, страна у нас великая, тут и орлы не просто летают – они «совершают полёты», вроде космических кораблей.

Правда, в следующей строке говорилось про «символ Отчизны – трёхцветное знамя». Это многих удивило. Казалось, Михалков написал новый гимн так, чтобы при случае можно было продать его французам, немцам, болгарам, голландцам и ещё двум десяткам наций, включая производителей телевизоров «Рубин».

Далее по тексту знамя вело всех к «победе» непонятно над кем, а вместо Ленина упоминался Господь. Стало ясно, что у Михалкова заело кнопку copy/paste и кто-то должен срочно спасти главный word-процессор страны.

На наше счастье, перед самой публикацией нового текста Михалкова в Рунете появилась дивная игрушка «Помощник Поэта». Эта программа умела дописывать четверостишия по первым двум строкам.

Помните, в третьей главе я говорил, что рифмованная поэзия – удел роботов? «Помощник Поэта» – идеальный пример. Достаточно упомянуть лишь парочку песен этого робота, который был рождён, чтоб сказку сделать дрелью:

Мартовское пиво и краковская колбаса прекрасно сочетаются с питерским октябрём. Вот уже неделю я снова живу в этом городе, и всё ещё далёк от мысли убивать старушек.

Вопреки карканью ворон-москвичек, в Питере есть жизнь. Она здесь медленная, но духовная. И девушки здесь, в отличие от московских, не матерятся каждую минуту. Питерские девушки – слегка вытянутые, с одухотворёнными лицами цвета «белая ночь» – скромно стоят на Невском и просят «помочь жетоном». За день их можно встретить до трёх дюжин.

Если какой-нибудь заблудший шотландец действительно стал бы раздаривать им жетоны, он очень удивился бы, заметив, что пассажиропоток метро вовсе не увеличивается: девушки продолжают стоять на Невском, игнорируя самоходную дорогу под землю. Питерским девушкам не нужно под землю. Им нужен кто-то, кто может помочь жетоном.

Даже в прохладных подземельях питерского метро побеждает духовность, хотя вампиры-технократы и здесь навязывают населению бесовские карточки. Как известно, именно ради карточек давно упразднены удобные телефоны-автоматы за две копейки: пятьдесят лет телефонно-автоматного прогресса в обеих столицах привели к появлению ублюдочных полуавтоматов, которые скрывают от ветра и дождя лишь телефон, но не человека, и работают лишь от бесовских карточек, за которыми нужно бежать до метро.

Теперь карточки в Питере используются и для прохода в самом метро, как в Москве. Но ура! – в Питере они постоянно ломаются!

В связи с этим на станции «Гостиный двор» к турникету приклеено объявление, очередной знак победившего гуманизма:

Есть мнение, что главная амбиция гуманитария – написать книгу. Это ерунда. Амбиция гуманитария – создать мем. Универсальное самоходное сообщение, способное заражать мозги наподобие псидемии и радовать автора откликами зомбированных масс.

Хуже того, гуманитарии вообще не создают мемы – они лишь борются за право стать первым носителем инопланетного вируса. Тут надо пояснить, что мозг человека – это на самом деле компьютер. В черепе каждого из нас полно проводков, выключателей и микросхем, которые, собственно, и помогают нам думать. Об этом давно знают все нейробиологи, но молчат, поскольку им пообещали «вставить сверхпроводник», если они расколются.

Самая показательная история с заражением мозгов приключилась в Вавилоне. Тамошние шумерзкие сисадмины, то есть жрецы, решили внедрить единую Семантическую Сеть на всех вавилонских серверах, чтобы все ботали на одной общей шумерзской фене. Многих уважаемых вавилонских деятелей жрецы ввели в заблуждение с помощью сексапильных пи*арщиц, а самая крутая из них усыпила бдительность мудрого царя по прозвищу Эникей.

В результате шумерзость благополучно поразила мозги людей точно так же, как MS Windows поражает в наши время все персональные компьютеры. Для жрецов-админов всеобщий шумерзкий язык стал обладать поистине магической силой, что опять же ясно по аналогии Windows NT, одна маленькая примочка позволяет превратить сотни компов в «зомби».

Версии Windows CE для мобильников и наладонников… то есть, я хочу сказать, упрощённые версии шумерского языка, грузились на более примитивные носители (кошки, тараканы, женщины), что объясняет знаменитое умение ведьмаков говорить на языке зверей и женщин. Это знают все зоологи, но молчат, потому что им обещали «показать полосатого бегемота», если они расколются.

Однако мудрый царь Эникей сумел вырваться из плена рекламных иллюзий и, приняв на грудь нужное количество просветляющей жидкости, написал маленький хак. Этот хак и положил все сервера Вавилона, ибо операционка у них была общая, и дыры в ней – тоже общие.

В результате на одних людей вирус перестал действовать, и они стали думать своей головой. В головах других вирус стал мутировать, пытаясь обыграть антивирус. Все заговорили на разных языках – и это было хорошо. Это означало, что злые шумерзкие сисадмины не могут завалить всех людей одной DDoS-атакой.

После этого многие пытались реанимировать шумерзкий вирус и получить способность глоссолалии, то есть «говорения на языках» (а на самом деле на одном – шумерзком). Особенно это удавалось разным сектам, тут сильно преуспели Пятидесятники, и хотя они прокляты одним из Вселенских соборов в Константинополе, мы-то с вами понимаем, что ныне раскручиваемое у нас поклонение Воскресшему Покемону работает на тех же принципах. Кроме того, покемониане успешно подавляют любые попытки распространить какую-нибудь альтернативную шумерзость. Именно это имел в виду Фрейд, когда говорил, что «религия – это один большой общий невроз, который покрывает все маленькие неврозы человека, как бык овцу».

В России новый штамм вируса удалось получить коммунистам. Этот штамм процветал у нас семьдесят с лишним лет, поддерживая в народе одну мощную псидемию. Потом что-то сломалось, по типу вавилонского хака. В результате ослабления вируса мы теперь имеем короткие вспышки шумерзости в среднем раз в месяц – все эти «Спасём Бабицкого» или «Спасём телебашню».

Кстати, насчёт башни – это не случайность. На высоте люди вообще очень уязвимы, там вирус их и ловит. Это знают все альпинисты, но молчат, потому что им обещали «навешать рюкзаков», если они расколются. Правда, люди научились создавать крупные объекты самостоятельно – такие, как пирамида Хеопса или храм Покемона-Спасителя. Отсутствие смысла в этих объектах как раз и говорит о том, что их главная цель – помочь вирусу подпитаться из космоса.

Потом жрецами были выведены универсальные законы шумерзкой архитектуры, которые применяются и по сей день. Посмотрите вокруг, на эти мерзкие прямоугольные здания, вызывающие лишь депрессию. У вас не возникает вопрос, почему они такие уродливые и кто устроил кучу революций, чтобы угробить замечательный архитектурный стиль «модерн»? Все строители знают это, но молчат, потому что их обещали «наштукатурить», если они расколются.

Расцвет российской космической отрасли (первый спутник, первая убитая в космосе собака) совпал с хрущёвской оттепелью: это была попытка построить орбитальные ретрансляторы шумерзости. Вспомните разоблачительную песню «Ух ты, ах ты, все мы космонавты!», а также тот факт, что Латинская Америка стала горнилом коммунистических революций после падения одной из наших станций «Салют» на территории Чили. А когда станцию «Мир» уронили в Тихий океан, новая волна цензуры и фашизма захлестнула Австралию, а нас задело лишь по касательной. Все сотрудники космической индустрии знают это, но молчат: им обещали «вставить двухступенчатую», если они расколются.

Впрочем, некоторые адепты шумерзости считают, что она лучше всего передаётся физическим путём. Именно этим объясняются культы покойников, а также более радикальная традиция некоторых племён съедать своих предков. Но мнения расходятся по поводу того, в какой именно части тела находится искомая компонента. Известна, например, традиция съедать печень врага, когда хочется излечиться от алкоголизма. Однако нельзя забывать и об «охотниках за головами» – по мнению многих древних народов, именно в головах содержатся разные штучки, полезные для будущих поколений.

Раскол секты покемониан на католиков и православных также связан со спорами о методах распространения псидемии. Католики утверждали, что вирус передаётся воздушно-капельным путём, поэтому достаточно лишь «потусоваться вместе». Православные же настаивали, что необходим прямой, жёсткий контакт со слизистыми оболочками, а также обязательное использование культовых (заражённых) предметов. Все разработчики покемонов, киндер-сюрпризов и пасхальных яиц знают это, но молчат, потому что им обещали «покрасить яйца», если они расколются.

И тут мы, наконец, подходим к книгам! Если верить в физическую передачу заразы через предметы, книги необязательно читать. Но возможно ли, чтобы целые поколения библиофилов (книгопоклонцев) ошибочно приписывали магические свойства тексту, в то время как главным свойством обладала сама книга как физический объект?

Подтверждений – множество. Известно, что многие сильные мира сего (президент Клинтон, его жена, его сотрудница Моника, его кот Сокс) имели великолепные библиотеки, но никогда не читали содержащиеся там тексты. Известно также, что книги оказывают воздействие, если их не читать, а просто положить под подушку. Некоторые библиотекари знают это, но молчат, потому что им обещали «прищемить книжного червяка», если они расколются. С развитием технологий стоит ждать появления более сильнодействующих книг в форме тетраэдров (пирамидок).

И хотя в целом версия с физическим распространением шумерзости не выдерживает критики, до недавнего времени у неё оставался один козырь. Она объясняла, почему люди так любят толстые книжки. Ведь если говорить лишь о словесной компоненте вируса, то непонятно, зачем столько длинных слов и предложений. Известно же, что шумерский язык-вирус довольно примитивен. Это набор коротких фонем, произносимых нараспев с повторениями. Что-то типа —

Удалённость научно-технических новостей от политики делает работу с ними на редкость весёлой. Большинство журналистов – это гуманитарии, чей интеллект, как было сказано, космически далёк от любых схем из более чем трёх болтов. К тому же весь хайтек делают за рубежом, а нам сливают лишь хорошо напудренные пресс-релизы. И вокруг хайтека нет такого шума, как вокруг политики, так что и проверять никто особо не заморачивается. В результате почти все научно-технические новости в России начала XXI века являются совершенно ненаучной фантастикой.

Настоящих ценителей подобной фантастики немного. Вот сообщают, что какие-то великие грузинские трансплантологи пришили своему пациенту палец вместо оторванного хухуя. Новость без проблем облетает Интернет три-четыре раза, попадает в десяток бумажных изданий, а потом ещё несколько раз всплывает через год. И только Никита Максимов из «Знания – Силы», который ведёт у нас в «Вестях» раздел «Наука», не ленится дозвониться до упомянутого института и выяснить, что́ там было на самом деле: мужик обжог себе пах горящей сигаретой, и ему перенесли на место ожога кусок кожи с плеча.

В другой раз я сам рассказываю Никите, какую отличную новость мне прислали на днях: учёные наконец-то узнали, из чего состоит ДНК.

– Так, наверное, из четырёх нуклеотидов: A, C, T и G, – выдвигает смелую гипотезу Никита.

– Ты знал! – кричу я, и мы совершенно ненаучно ржём, пугая официанток.

В понедельник в редакцию приходит доктор Волошин, ведущий раздела «Здоровье». Он тоже врубается в фантастику. Угадай, говорит он, что сегодня написали про геном человека. А чего тут гадать-то, отвечаю я. Небось, учёные открыли, что ДНК состоит из четырёх элементов. Из воздуха, воды, земли и несвежих новостей.

Волошин кричит: «Ты знал!» – и показывает мне такую же научную статью, как я на прошлой неделе цитировал Никите. Открытие века освещено в популярном издании Ytro.Ru:

Для вдумчивого человека, не желающего отказаться от многообразия мира ради тупого экшена, сочинение книжки о будущем может стать настоящей пыткой. Тебе не хватает информации, ты зарываешься в детали и как будто уже видишь за пеленой разрозненных фактов какой-то чудесный узор, эдакую ментальную голограмму… и тут ударяешься лбом о фонарный столб. Или просто видишь, что проехал десять лишних остановок.

Даже если внимание включается, то только под лозунгом «береги себя для русской словесности». Ах, что, если я попаду под машину, что же будет с моей недописанной книгой! Или компьютер сгорит? Ужас! Все эти ночи у монитора… Срочно бэкапить всё в четырёх копиях! А записки в блокнотике? Где мой блокнотик? Уф-ф, слава Багу, нашёлся. Может, завести для него сейфик?

Это крайняя степень литературной болезни. Умный паразит не убивает своего хозяина. Он подчиняет его идее размножения паразита.

Между тем в криминально-культурной столице Вселенной, куда я вернулся после работы в «Ленте.Ру», писателей ждёт множество опасностей. Особенно зимой. Прав, прав был Бродский: в Рождество все немного «того».

Раньше, в девяностые, Питер был городом тихих шизофреников. Едешь на последнем метро, и слышишь сверху голос: «Четыреста девятнадцатый ночной отстой!» Чувствуешь себя оскорблённым, но вокруг никаких особых реакций не видишь. Потом едешь на эскалаторе, а голос сверху рассказывает разные ужасы – о том, как хорошо кататься по эскалатору на лыжах, подсовывать пальцы под движущиеся части. Или оставлять на ступеньках эскалатора тележку с колёсиками до полной его остановки.

А народ стоит на эскалаторе и все это слушает без энтузиазма. Такие мрачные все, сутулые. Как пингвины – каждый свои яйца внимательно держит и молчит в тряпочку. Пришибленный был городишко, в натуре.

Не то сейчас! Вот еду я на эскалаторе, голос сверху рассказывает всё те же ужасы. Мол, «за месяц в петербургском метрополитене получили наконец травмы ещё девяносто пассажиров, ха-ха-ха, эмиграция в Канаду, телефон такой-то!».

В этот момент мимо проносится что-то с большой скоростью. Это пацан лет десяти сел на резиновое перило, подстелив под себя нейлоновую куртку, и быстро мчится вниз, как по ледяной горке!

«…Среди них наиболее тяжёлые – две травмы головы и один перелом копчика!» – сообщает печальный голос сверху.

А мимо проносится второй пацан. Нет, в этот раз девчонка! Совсем озверели! В наше время никто так не катался. Все боялись копчик сломать. А как жить писателю со сломанным копчиком, как творить шедевры? Нет уж, если ты в культурной столице, живи тихо и пришибленно. А эти нынешние – что? Бескультурье!

Ещё в Питере есть киллеры. Они живут на крышах вдоль канала Грибоедова, потому их называют «грибными карлсонами». Если какой-нибудь городской политик вдруг чувствует, что ему пора расслабиться, он сначала идёт поесть грибов, а потом едет на канал. А у киллеров уже давно стволы надрочены, они сидят-ждут. Волнуются. Звонят друг другу по мобилам, спрашивают – чего никто не идёт, может, с ними случилось чего? Потом звонят доктору Щеглову, спрашивают, не первый ли это признак гомосексуализма – когда сидишь на крыше со снайперской винтовкой и у тебя преет в праху. Доктор Щеглов успокаивает, что всё нормально. Однако волнение не проходит.

Но вот наконец на набережной появляется фигура в пальто. Первый заметивший фигуру киллер радостно лупит в неё пару маслят. «Тормоз! Лабух! Министерство культуры! – кричат ему в мобилу другие киллеры. – Это же был обычный прохожий, а не тётя Ася! Обознатушки-перепрятушки!»

Раньше я работал прямо на канале Грибоедова, где располагался провайдер «Невалинк» с весёлой веб-студией Житинского. Теперь я там не работаю, поэтому мне уже перестали сниться львы с золотыми крыльями и хрустальными оптическими прицелами. Теперь я спокойно сижу на Чёрной речке. Здесь только негров убивают, да и то лишь тех, кто сильно перегибает со своим рэпом.

Но и на Чёрной речке есть свои опасности. Вы уже догадались, я говорю о взрывных устройствах. Вообще-то физически они обычно находятся в Москве. Или на худой конец в Грозном. Там же они обычно и взрываются. Но сама опасность от них грозит Питеру. Это как закон Ома – нельзя понять, надо просто запомнить. С Пушкиным наоборот было: завалили его у нас на Чёрной речке, а надгробные памятники стоят в Москве и других братских странах. Эпоха гиперссылок, хули.

Вот и давеча на двери моего подъезда обнаружилась полезная листовка такого сильного содержания, каких в Москве никогда не напишут – там грамота не та. Да и приколота листовка аж восемью кнопками: не шутка, европейское качество. В листовке рассказывалось, как бороться с террористами, даже когда их нет.

Сначала я отнёсся к листовке скептически. Внутренний голос, этот злой прихвостень ельцинизма-американизма, нашёптывал:

– Ну не ленивые у нас в городе органы! Нет чтоб просто написать: «Мы хотим работать втрое меньше, а получать втрое больше. Как в былые времена, когда народ сам на себя стучал и от страха боялся даже шевелиться. Поэтому, граждане, охраняйте себя сами, стучите на всех окружающих, а лишние деньги сдавайте в РУВД, Территориальное управление, РЖА».

Однако я не стал прислушиваться к этим буржуазным проискам слабых частей моего «я». Ведь я видел, что в листовке всё сказано верно! С точностью, превосходящей выдумки той чувихи из Дельф и того чувака с Патмоса. Я и вправду наблюдал на днях «припаркованные рядом с домом бесхозные автомобили». И «ремонтные работы, проводимые у дома подозрительными лицами». А уж этот «завоз к дому новых мусорных контейнеров»! И, конечно, «открытие у дома точек привозной торговли»! Все как в листовке!

Нет, с целым подъездом террористов мне не справиться. Но даже отдельно взятый активист может обследовать отдельно взятое мусоросборное помещение, именуемое «собственной квартирой». На это ушло не более получаса. Из всего списка подозрительных предметов я не нашёл, пожалуй, только обрезка трубы и бочки. Все остальное было в наличии. Я почувствовал себя в подводной лодке.

Но Самое Главное стояло прямо под моим столом! Моё внимание сразу привлекли «натянутая проволока, шнур, провода, изоляционная лента, свежие царапины, следы ремонтных работ». Особенно царапины. А ещё звук и запах. Это было Оно! Как я раньше не догадался!

Хотя подозрения были и раньше. Всё началось позавчера, когда я хотел поменять частоту монитора – уж больно дико картинка прыгала в глазах. Когда частота была поправлена, Оно запело. Оно пело как десять бормашин и воняло как горящая фабрика ёлочных игрушек. Знающие люди подсказали, что так Оно активизируется под Рождество.

Конечно, я к Нему не прикасался, как советуют в листовках. Но и в ГУВД звонить не стал. Чего людей от работы отрывать? Они, небось, сейчас все на Невском, выглядывают из толпы самых замухрышчатых, самых дистрофичных молодых людей и проверяют у них документы, а также шмонают на предмет наркотиков. Питерским милиционерам после полуночи позарез нужны наркотики, но подходить к мужикам покрепче они не решаются – можно и в табло получить. Это в Москве менты наглые, даже иномарки останавливают. А Питер интеллигентный город.

Спасательные службы типа 911 тоже не хотелось беспокоить. Там люди решают серьёзные вопросы граждан. Вот некоторые реальные примеры из их записей:

Забегая немного вперёд: для прохождения полного жизненного цикла албану все-таки необходима бумажная публикация. Только так ты можешь прочесть рецензии настоящих, то есть бумажных критиков. И узнать, что твоё представление о книжке как об анти-фантастической копилке личного опыта совершенно не канает с точки зрения настоящей литературы. У мокрецов свои законы суходрочки, чувак!

Начать хоть с названия. Только полный лох мог назвать албан словом «Паутина», которое банально означает то, о чем книга. Нет, опытные фантасты дают своим книгам названия из двух ярких слов, с эдакой искоркой загадочности между ними. «Стеклянные облака» или там «Одиночество феи». Если же название в одно слово, оно должно быть с мощным подвывертом, вроде названия африканского племени. Или хотя бы с греко-римскими корнями, какой-нибудь «Ксенобласт». Но это – удел мастеров.

Следующая важная вещь в бумажной книжке – обложка. Я-то по глупости верил в связь картинки с названием и содержанием. И даже немного завидовал Серёге Кузнецову, чья книжка называлась «Семь лепестков». Ну понятно, нарисовал марихуану на титуле – и все торчки твои! А у меня что? Кто заторчит от изображения паутины? Разве что уборщица с десятилетним стажем. Всякий нормальный человек понимает, что после этого есть только одно слово, которым нужно было срочно переименовать мой албан. Слово из трёх букв – и все заборы стали бы моей рекламой!

Сначала казалось, что издатель Вадим Назаров разрешил эту проблему, когда изобразил на моей обложке психопата, заблудившегося в трёх соснах. Увы, и это не соответствовало канонам! Критики ругали даже этого замечательного психопата.

Изучив тему по книжным лоткам, я пришёл к выводу, что они правы. На обложке настоящей современной фантастики принято изображать бабу с выпирающими отовсюду молочными железами (на заднем фоне – ебливый инопланетянин/дракон). Если фантастика «боевая», бабу заменяет мужик с лицом Брюса Уиллиса и фаллическим пестиком в руках / фаллическим кораблём за спиной (на заднем фоне – разозлённый, но всё ещё ебливый инопланетянин/дракон).

Третий вид обложки особо популярен в издательстве «АСТ»: это парень с печальным лицом гомика, с пустыми руками, но в какой-то удивительно раскоряченной позе («Псы Любви», «Спектр», «Везуха» и т.д.). Я, правда, так и не въехал, то ли это чисто технический трюк (человек на карачках легче помещается на обложке), то ли особый поджанр фантастики для сексуально-неопределившейся молодёжи.

Хотя нет, для самой продвинутой молодёжи есть другой, четвёртый тип обложки, самый модный штамп постмодерна: испоганенная «Фотожопом» картина известного художника. Обычно это Пелевин и прочие изысканные Петросяны от фантастики. Но я не попал даже в эту уважаемую обойму.

Что касается содержания моего албана, тут критиков в первую очень расстраивало обилие технических терминов, с которыми не справлялись газообразные мозги гуманитариев. Вообще-то все мои «варежки», «зипуны», «лапти», «аляски», «компфетки», весь этот сибирь-панковский сленг был выдуман с практической целью – хотелось назвать все эти штуки по-русски. Но даже это оказалось нарушением канонов русфантастики, где любой инопланетянин говорит на языке маасковских патэушников.

Следующую претензию я вообще не понял. Речь шла о каких-то «характерах». По словам критиков, «характеры» вышли плоскими. Тут можно было сказать, что значительная часть романа происходит в виртуальном мире, там прямо в лоб написано, что первых аватаров рисовал Малевич… Однако здесь критики и без меня успевали опровергнуть собственные наезды: вслед за жалобами на плоскоту характеров они со всей силы обрушивались на излишнюю выпуклость одного «характера», носившего фамилию Лукьяненко.

Но этот аватар был изготовлен по тому же принципу, что и остальные! В моём албане было нарисовано около полусотни портретов известных сетевых деятелей. Когда албан только начинался, большинство из них я ещё не видел в реальности. Портреты были чистыми слепками с виртуалов: Тёма Лебедев читал курсы урловодства, Паркер торговал вебелью, Вернер вызывал пробки на МКАДе с помощью сетевого робота «Мистер Смех», Носик радовался роспуску зеленоглазого ФАПСИ… А на личном сайте писателя Лукьяненко в то время самый популярный форум назывался «Лукьяненко и дети». Я никогда не видел форумов типа «Житинский и дети» или «Стругацкий и дети». И эта черта сетевого образа показалась мне самой забавной.

Однако фанаты мэтра обиделись не на шутку. Мне даже пришлось написать отдельную статью «Дети Стекольщика», где объяснялось, что я считаю Лукьяненко вовсе не педофилом, а наоборот: он сам остановился в развитии на уровне 13 лет, потому все его романы и построены по принципу «Маленький мальчик нашёл звездолёт…» Но это наблюдение расстроило фанатов ещё сильней.

И наконец, самая тяжёлая критика моего албана касалась самого странного литературного понятия, называемого «сужетом». Это специальный приём, который современные русские албаны заимствуют из голливудского кино и японских компьютерных игр (дешёвым русским заменителем которых и являются современные русские албаны). Устроен сужет чаще всего так: первые несколько страниц книги идёт таинственная затравка, потом герой получает задание квеста, а дальше как в рекламе: «Сел Иван Царевич на коня – и поскакал…».

Естественно, ни у кого в реальной жизни так не бывает. Но на то и сужет, чтобы сужать реальность до карманного суррогата. А мой сужет был недостаточно суженным. Не скакал мой Иван Царевич до полного гемора, хоть ты тресни. На чем в Интернете скакать-то? На коврике от мыши и педальном стуле?

Неправильный сужет, в свою очередь, приводил мою книжку к неправильной концовке. Я с удивлением узнал от критиков, что финал фантастического албана должен быть «понятным». Моя же концовка была необычной: главный герой, литератор, попал в мир, где вообще нет книг. Да, пожалуй, это слишком шизовая идея для русской фантастики. Должны же быть какие-то приличия! А вдруг это прочтут дети?!

Встречая людей, которые не любят «историю по Фоменко», я иногда для прикола рассказываю им, кто такой академик Фоменко. Обычно даже не требуется доходить до теории гомологических групп, чтобы вежливо передать собеседнику свой намёк: не стоит тебе, обезьяне-гуманитарию, пытаться оценивать шутки математиков международного уровня.

Паркер всё-таки ошибся: следующий этап развития Рунета определила не политика, а секс. Хотя у государственных историков наверняка победит паркеровская версия. Какое политическое событие 2001 года, связанное с Интернетом, они вспомнят прежде всего? Наверняка – президентский указ, обязавший всех министров замутить сайты своих министерств к концу года.

Но едва ли официальный историк напишет, как при обнародовании этого указа замруководителя аппарата правительства Алексей Волин перевёл его на человеческий язык:

В 2001 году на обложке Yahoo! Internet Life появилась Моника Левински. Перед этим Моника чуть не убила одного журналиста за вопрос, какой губной помадой она пользуется. На обложке популярного хайтек-журнала Моника тоже не пользовалась помадой. Зато держала в руке карманный комп под лозунгом «Gadgets Are Hot!» и как бы собиралась им воспользоваться.

Американцы очень гордились такой шуткой. Лохнессы! Они просто не знали, что ведущие российские глянцевые журналы об Интернете к этому времени уже стали настоящими женскими журналами. И девушки, которые рулили в этих журналах, обладали вполне молодыми голосами. А их вежливость состояла в том, что матом они ругались не намного чаще, чем меня.

Когда я уезжал из Питера в Москву, первый отечественный журнал об Интернете, под названием «Мир Internet», был ещё вполне мужским. Он славился рубрикой «NetMan», где публиковались крупные фото помятых мужчин в различных позах и их рассказы о том, «как мы с друзьями делали весь этот Интернет». С тогдашним главредом «Мира Internet» Валерием Пьянченковым я познакомился летом 1998 года в баре «Корсар», где проходило историческое мероприятие: первое сборище людей, делающих питерский Интернет. Пьянченков оказался настолько непохож на интернетчика, что я бы мимо прошёл, если бы меня с ним специально не познакомили девушки.

Ведь как выглядит матёрый интернетчик? Всем известно: это человек довольно полный либо очень худой, с болезненно-зеленоватым лицом, на обесцвеченных глазах – мутные стекла, в самих глазах – отсутствующее выражение застарелого аутизма; рот открывается редко и в основном для произнесения грязного ругательства типа «сто хитов тебе в рамблер». Либо же интернетчик следующего поколения – человек улыбчивый, свежевыбритый и в пиджаке, отработанным ковбойским движением выхватывающий визитку.

Валера, напротив, выглядел как человек совершенно нормальный; я даже вначале подумал – уж не военный ли? Позже мы ещё не раз встречались с ним для очень деловых мужских бесед о преимуществах настоящего чешского пива над разведённым.

Однако в 2001-м журнал «Мир Internet» возглавила Маша Говорун. Секрет этого назначения раскрыл журнал «Хакер-Спец» #2 того же года. Журнал был посвящён зомбированию. Напрямую о «Мире Internet» там ничего не говорилось, но понять намёк было легко:

Вы когда-нибудь задумывались, почему самый популярный цикл выхода глянцевых журналов – месячный? Нет-нет, я ничего не притягиваю за уши. И не надо мне говорить, что месячный календарь придумали мужчины-астрономы. Я скорее поверю, что они придумали недели, чтобы каждую пятницу можно было спокойно выпить.

Но месяцы – это чисто женское. Даже когда все перейдёт в электронную форму, месячные циклы останутся. Разве что станут покороче, чтобы быть ближе к среднему периоду ПМС.

Не верите? В 2001 году руководитель отдела разработок Google Моника Хензингер рассказала журналистке Salon.com Катарине Межковски, что полное обновление индекс-базы поисковика Google происходит каждые 28 дней. Поняли, да? Не по пятницам.

А как вам такое? – «Новые тонкие клиенты от Fujitsu Siemens Computers для критических бизнес-приложений». Тут даже спрашивать не надо, как часто обновляется. Загрузила – и забыла!

Что до глянца, тут сходство не ограничивается формальным календарём. Основная работа над номером начинается за неделю перед выпуском. Три остальные недели женская редакция слушает песни пожарных, играет в робособак, катается на роликах и вообще пинает балду как может. Зато последняя нервная неделя перед дедлайном – чистый ПМС. «Милый, мне не до тебя, красный день календаря!»

По иронии судьбы, авральная неделя сборки мартовского номера журнала «Internet» включает День Защитника Непонятно Кого от Непонятно Чего. Это, конечно, не День Отца, как в Штатах, – у нас ведь роль отца выполняет государство, так что все праздники связаны с его, государства, критическими днями. Но хоть какой-то условно-мужской праздник, да?

Чтобы немного отвлечься от феминистической вакханалии в редакции и поразмышлять о славном деле защиты Непонятно Кого от Непонятно Чего, я как истинный офицер запаса отправляюсь в «Пироги».

Первые две кружечки мы выпиваем с Костей Карабчеевым из группы «Каберне Денёв». Костя рассказывает о защитниках Отечества Ямайки. Однако и тут есть свой подвох: вокал в Костиной группе – женский, и это ещё одна кость в горле нашего общего дела.

Потом мы выпиваем ряд пива с Мишей Якубовым, который в очередной раз напоминает присутствующим психиаторам, что мы с ним придумали весь этот Интернет и являемся главными его Защитниками. Вскоре к нам подходит Ицкович, который придумал ещё больше Интернета. Но сегодня Ицкович печален: он рассказывает, как невольно выступил в телевизоре в качестве Защитника Детской Порнографии, и теперь его любимая банщица не пускает его в баню, предлагая вместо этого вступить в дискуссию.

В качестве утешения мы дарим Ицковичу найденную в его же «Пирогах» англоязычную газету «LifeStyle» – наш выпускающий редактор Ася говорила, что так называются самые модные в Москве презервативы. В газете с гандонским названием написано много приятных для Ицковича слов про «О.Г.И.» и «Пироги». Но даже эти слова сопровождает фотография никогда не виданной Ицковичем девушки совершенно пубертатной наружности. «С сиськами!» – изумлённо восклицает Ицкович.

Дальше праздник Тройной Защиты продолжается в компании молодёжи с сайта MarilynManson.ru. Они только что пришли с концерта своего кумира и не по-детски хлещут водку. С ними я расстаюсь ближе к полудню в воскресенье, успев окончательно влюбиться в самую эффектную поклонницу этого пидора, которая ни за что не променяет своего кумира на меня. Славное мужское дело Защиты Хоть Кого-Нибудь от Хоть Кого-Нибудь окончательно дискредитировано. А послушные электронные женщины по-прежнему в глубоком будущем!

Ладно, со сладкими компфетками мы погорячились. Но ведь можно всё наладить с живыми людьми, если дать им в руки правильные приборы! Смотрите, что пишут: румынский школьник отсканировал свой пенис и загрузил картинку как скринсейвер на все компьютеры школы. Одна из учительниц упала в обморок, а администрация школы пригрозила устроить «парад пенисов», если злоумышленник не сдастся сам. Вот как мало нужно для того, чтобы замутить красивое эротическое шоу!

Правда, мы уже видели отсканированного буратину в проекте iOne. Только что-то там было неправильно… Ах да, ну конечно! Кому интересен мужик, живущий «полноценной жизнью»? Это уже поняли и в Рунете: в новом проекте «Три сестры» можно наблюдать через камеры за жизнью трёх манекенщиц вместо одного буратины с тремя унитазами. Причём теперь камеры стоят даже в душе!

Американцы тем временем выкладывают в Интернет голосовую почту своих брошенных любовниц-истеричек, а голландцы на аналогичном сайте публикуют порнографические фотки своих надоевших телок. Наконец, на конкурсе The5K, куда берут сайты размером не больше 5 Кило, именно в этом году побеждает порносайт PixxxelChix.

Так постепенно нащупывается тема следующего номера: «Лучше порно, чем никогда». В апрельском выпуске журнала «Internet» публикуется материал, посвящённый радостям вуайеризма. На обложке изображена рука дрочера, сжимающая фаллический символ в виде миниатюрной веб-камеры.

Именно миниатюрной: это ведь главный секрет хайтек-эротики, которая полностью меняет смысл принципа «размер имеет значение». Отныне мужчины с миниатюрными приборами рулят! «А всё, что кроме», как поётся в песне, легко исправить с помощью зонта.

Ну, по правде сказать, первыми это заметили не мы. Ещё в конце 2000-го психолог Джон Лайсетт из Ливерпульского университета рассказал в журнале Human Nature, что мужчины демонстрируют свои мобилы с той же целью, что фазаны – свои перья во время брачных игр. Мужественный учёный провёл 23 дня в пабах, исследуя привычки владельцев мобил. По его наблюдениям, чем больше мужчина вовлечён в какие-то отношения с присутствующими женщинами, тем чаще его мобила оказывается на виду. Если тёлки держат мобилы в карманах и сумочках, то мужики используют малейший предлог для того, чтобы вынуть свой прибор из широких штанин, поместить его на видное место и даже как-нибудь подрочить.

Интересно, однако, что само исследование было задумано после того, как в ночных клубах ЮАР ввели требование предъявлять мобильники на входе. Сразу же выяснилось, что огромное количество мобил – фальшивые. Таким образом доказано, что маленький мобильник далеко не всегда является залогом большого мужского достоинства!

Другое дело – наша вотчина, Интернет. Новые информационные технологии – это миниатюризация без обмана! Мужчинам в Интернете больше не нужно писать толстые книги, чтобы привлекать женщин. Теперь для сексуального счастья достаточно порносайта весом в 5К или web-камеры размером с гулькин клюв. Интернет готов убить литературную болезнь наповал!

Сколько бы в Питере не было духовности, на пару летних месяцев она уступает место утончённой северной эротике безо всякого Интернета. Это видно даже по рекламе секса с малолетними, которая развешана по всему городу. Нарисована красивая девочка, и подпись:

«Катя. 15 лет. Читает модные журналы. Делает то, что хочет. Выдумывает. Не курит».

Правда, после второго такого плаката, уже с мальчиком, я заподозрил, что это всего лишь реклама здорового образа жизни – под мальчиком тоже было написано «не курит». Но я списал это подозрение на свою больную фантазию математика: ну кто ещё будет искать подобные совпадения на плакатах в разных концах города? Конечно же, речь идёт о ненавязчивой, интеллигентной пропаганде ранних связей. И такого не встретишь в развратной Москве. Я всего две недели в Питере, а как уже москвичей ненавижу!

Изящная эротическая словесность проникает даже в подъезд дома, где я живу. Там на двери появляется надпись чёрным:

«Бей жидов»

В следующие выходные возникает приписка розовым – то ли губной помадой, то ли вообще детским мелком:

«Еби скинов»

Любому, кто не чужд высоких материй, сразу видно, что речь идёт о японской поэтической игре «хайкай-но рэнга», более известной у русских как «буриме». И рука уже тянется, чтобы дописать третью строчку:

«Души прекрасные порывы»

Слово «e-business» я впервые встретил в журнале «Мир Internet» в 97-м году. И сразу отметил, что они боятся писать его по-русски. Тогда же родилось и определение, которое использовалось в романе «Паутина»:

Дистанционное освещение ебизнеса держится на двух китах, имена которых – Пресс-Релиз и Черно-Слив. Но прежде надо сказать несколько добрых слов об их старшем брате. То есть о Спаме. Иначе будет трудно понять особенности этих новых форм литературной болезни.

Если верить статистике Gartner Group, основные темы непрошеных рекламных рассылок – рецепты «быстрого обогащения», реклама порнухи и прочего софта. Но это исследование проводилось на Западе. Отечественный спам имеет свои национальные особенности:

Пресс-релиз – всего лишь цивилизованная форма спама. Хотя по хайтековским пресс-релизам вполне можно делать неплохие новости. Ну, в каком смысле неплохие? Я ведь уже рассказывал, что все хайтековские новости в России представляют собой ненаучную фантастику. Но оригинальные пресс-релизы хайтек-компаний – фантастика вполне научная.

Нет, это не комплимент. Просто уточнение жанра. Научная фантастика всегда содержала больше пи*ара, чем науки. Совсем недолго побыв «просто приключенческой», как книжки Жюля Верна, она быстро стала идеологическим оружием враждующих систем. «Наш» космос покоряли идеологически-стойкие герои Толстого и Ефремова. Зато «ихний» Артур Кларк не в последнюю очередь прославился благодаря тому, что назвал героев «Космической Одиссеи» именами советских диссидентов. А Филип Дик писал доносы в ФБР на Станислава Лема, потому что Лем назвал Дика «земляным червяком». Но космос, космос был у всех в мозгах!

В реальности всё это обернулось запуском сомнительных космофаллических символов, падающих на головы бедным мексиканцам и их космодромным антиподам-казахам. Но даже это не отменило фантастические бизнес-планы. В 2000 году Европейское Космическое Агентство начало исследование «Инновационные технологии из научной фантастики для работы в космосе», которое на практике оказалось повтором штампов НФ полувековой давности.

Такой же цирк с конями устроили в Штатах. Исследование Департамента торговли США и Национального Комитета по науке называлось «Конвертация технологий для улучшения человеческой жизни»… и копировало фантастику 30-х: отдельные пассажи 400-страничного доклада не отличались от цитат из «Дивного нового мира» Хаксли и «Шепчущего во тьме» Лавкрафта.

Из-за такой неповоротливости государственных структур гораздо активнее развивается «корпоративная фантастика». В пресс-релизах становится модно дописывать парочку фантастических абзацев, начинающихся словами «в будущем подобные устройства позволят…» – и далее о том, как счастливо будет жить новое поколение добровольных инвалидов, вставивших себе в задницу очередной электронный костыль.

Иные пресс-релизы и вовсе состоят из чистых прогнозов. Вот изобретатель электросамоката Segway предсказывает, что через несколько лет Segway вытеснит автомобили, и города будут перестраивать с учётом массового распространения таких самокатов. А вот футуролог из British Telecom обещает скорый выпуск оргазматронов. А вот компания Space Island Group собирается открыть в космосе гостиницу для влюблённых парочек…

Конечно, по жизни все происходит иначе. Президент США Буш при первой же попытке проехаться на «Сигвее» падает с него и стукается башкой об асфальт. Это никак не отражается на мировой политике, потому что дедушка старый и ему всё равно. Однако в нескольких городах США электросамокаты запрещают и на автодорогах, и на пешеходных дорожках.

Оргазматроны так и не поступают в продажу, зато с каждым годом все больше женщин обращаются к врачам с проблемой перевозбуждения, которое вызывают мобилы в режиме вибрации.

Космический секс-отель тоже не спешит взлететь. И слава Багу! Ведь настоящие учёные знают, что секс в космосе возможен только втроём: третий должен обязательно поддерживать ебучую парочку, иначе вместо секса друг с другом они будут иметь секс с бортовыми приборами. Но поскольку в пресс-релизе сказано о «парочках» – можно себе представить, как сильно будут погнуты бортовые приборы после первого же заселения в такой отель.

А может быть и хуже: осенью 2003 году станция МКС развернулась на 25 градусов из-за случайного запуска двигателей корабля «Союз-ТМА» при отстыковке от станции. Как сообщалось позже в пресс-релизе корпорации «Энергия», один из членов экипажа «случайно воздействовал частью тела на фальш-панель пульта управления космическим кораблём». Дескать, в спускаемой капсуле было очень тесно. Ага, ну да. Мы-то с вами понимаем, что́ они там делали и какая часть тела так неудачно выступила.

Но разве это проблемы? Зато через такие пресс-релизы ты занимаешься очень полезным, гуманным пи*аром будущего – и не какого-нибудь, а самого светлого!

Увы, подобная фантастика делается в основном на Западе. Из отечественных технологий на этот уровень выходит разве что военпром. То и дело почитывая красивые военные новости, я вижу, как хорошо тут можно развернуться пи*арщикам. Представьте: крупным планом вид на Грозный, летящие ракеты, прочий дым отечества. Камера выхватывает где-то вдалеке подлого Басаева – он прячется в окопе. На переднем плане хорошо упитанный военный журналист – следы озабоченности на лице, вполне фрейдистский микрофон перед открытым ртом:

Чернослив, мстительный братец пресс-релиза, на первый взгляд может показаться более информативным жанром. Аналогом чернослива в программерском мире является хакерский взлом, а в фантастике – киберпанк. Именно киберпанки разоблачают липовую пи*арскую сущность классической НФ, которая витает где-то в космосе, закрывая глаза на реальные проблемы.

Вот теперь можно рассказать, в чём была хитрость «Нетоскопа», на которую я купился.

У фантаста Стивена Кинга есть история о писателе, которому является загадочное существо «форнит». Существо живёт внутри пишущей машинки, и именно благодаря креативной помощи этого монстрика герой-автор в своих рассказах жжот не-детски.

Потом эту тварь, конечно, замочили, но я не буду забегать вперёд. Отмечу лишь, что Стивен Кинг был туговат на ухо. То, что он описал, называется не «форнит», а «порнит». И это не вонючий гном из сказки, а вполне известная технология журналистики.

Ещё до моего прихода в «Нетоскоп» редакция научилась эксплуатировать своего порнита. По плану, они ежедневно публиковали хотя бы одну интересную, заводную новость в стиле продвинутого женского журнала. А уже после этого спокойно освещали скучный ебизнес Рунета, с его напомаженными пресс-релизами и сушёными черносливами. Но до меня долетали только заводные новости – вот так и вышло, что до прихода в «Нетоскоп» я знал его лишь с хорошей стороны.

Что мне оставалось делать, когда я раскрыл этот трюк? Ну ясно, исправлять крен корабля. Тем более что команда была вполне готова. Даже главред Наташа, замученная невнятными официальными новостями из столицы, понемногу стала крениться куда надо. Только заходит в редакцию, и уже с порога даёт ценные указания о том, что назначить «Новостью дня»:

– Вместо Ханова в больнице давайте поставим кровать для работы в офисе!

В результате мы умудряемся выставить в выгодном эротическом свете даже такую скучную компанию, как Microsoft. Мы усиленно рекламируем их запрещённый рекламный ролик, где глюки Windows XP изображаются как безуспешная попытка несчастного паренька снять со своей телки лифчик.

– А хочешь реально потрахаться – поставь «Линукс»! – комментирует потомок великих Рерихов, а ныне редактор «Нетоскопа» Леха Рерих.

В следующей новости, призванной улучшить имидж Гейтса, оказывается достаточно лишь выбрать правильную цитату:

Но ни музыка, ни кулинария не задерживаются в качестве магистральной линии нашего издания. Ибо есть нечто более влиятельное. То, что всегда спасёт русского человека, если его колбасит.

Это родная природа, мать наша.

В этом мы – настоящие индейцы. Когда настоящий индеец теряет свой ништяк, он смотрит по сторонам и видит ворону. И идёт туда, куда она полетела. И ворона выводит индейца за пределы стереотипной тропинки сознания. Кастанеде пришлось обожраться кактусов, чтобы понять эту простую технику, которая на бездуховном Западе почему-то считается «магией». Вот ведь идиоты, Тютчев их забери!

Маленькая чёрная кошка с белым пузом скулила у нас в подъезде. Судя по окрасу, она могла быть родственницей моего кота Пушкина, который неоднократно наставлял меня на путь истинный. И я хорошо помнил пресс-релизы Норвежского о разведении кошек в студии Лебедева. Всё это неспроста.

И я поселил кошку в редакции. Пару дней она отъедалась, а потом села перед компьютером Рериха и лапами набила какой-то странный текст. Вначале мы думали, случайность. Кошки, как известно, не видят изображение на компьютерном экране.

Но это была настоящая индейская кошка. Она вполне умела охотиться за курсором, а когда ей поставили Quake, начала привычно мочить монстров, колотя лапами по экрану и наглядно показывая отсталость наших интерфейсов: ну правда, не глупо ли – чтобы замочить монстра, люди лупят не по нему, а по клавишам!

Появление кошки в корне меняет стиль издания. Незаметно, как бы исподволь, в мониторе «Нетоскопа» начинают доминировать зоотехнические новости. Обнаружены грибы, которые живут в компьютерах и едят компакт-диски. В моду входят амулеты в виде химер, которые защищают компьютеры от вирусов. За японскими детьми будут следить плюшевые мишки. Команда пожарных несколько часов пыталась спасти попугая, который оказался скринсейвером. Австрийская радиостанция добавляет в свои трансляции звуковой сигнал, отпугивающий комаров. Опыты с роботом-крокодилом, отпугивающим птиц от рыб, дали положительные результаты. Появилась система для электронной переписки со слонами и переводчик с собачьего языка. В Индии голубиной почте до сих пор доверяют больше, чем электронной. Компьютеры будущего будут управляться хрюканьем. Исследования показали, что все больше людей ходят в Интернет голыми, а во время поиска в Интернете они ведут себя как дикие животные. Два рыбака из Папуа Новой Гвинеи умерли от потери крови после того, как неизвестная рыба, похожая на пиранью, откусила им пен… Пардон, это уже не к нам.

Думаете, очередная журналистская подтасовка? Ни фига, в этот раз мы натурально уловили тенденцию. А породили её те, кому некуда засовывать свои чипы. Именно они упорно превращают человека в новый вид обезьяны-инвалида, которая зависит не только от бананов, но и от чипов:

Возможно, самый пик журналистского профессионализма – когда ты осознаешь, что твоя профессия вредна и должна поскорее умереть. Правда, один мой знакомый утверждает иное: по его мнению, лучшую оценку настоящего журналиста даёт число судов по поводу его публикаций.

За последние полгода работы «Нетоскопа» мне почти удаётся совместить оба критерия. Я только и делаю, что пишу гадости о хайтеке, особенно о технологиях массового зомбирования. И за это на меня регулярно обещают подать в суд.

Первой зажигает российская конторка, решившая поторговать американской системой слежения FaceIt компании Visionic. «Технология FaceIt может распознавать лица людей на расстоянии в толпе за считанные секунды. Они могут быть ворами, известными террористами или преступниками», – сообщается в пресс-релизе.

Дабы немного разнообразить новость, я намекаю в ней, что у нас подобные системы слежки наверняка будут ставить без ведома общественности – в отличие от западных стран, где подобную съёмку до сих пор считают вторжением в частную жизнь. В ответ мне тут же грозят судом, заодно сообщая удивительные подробности:

Москва да Питер, Питер да Москва… Достали! То ли дело Киев в начале мая. После чахлых псевдо-европейских столиц чувствуешь себя как Незнайка в Солнечном городе – после Луны. Такое ощущение, будто все вокруг обдолбанные по самую верхнюю чакру. И по-хорошему так обдолбанные, по-южному.

Во-первых, украинский язык: постоянно кажется, что они прикалываются. Особенно смешно слушать новости про Ясира Арафата. Причём на улицах никто на этом языке не говорит, все говорят по-русски. Но чуть включишь радио, или там на рекламный щит поглядишь – и все, попал в мультфильм. Эй, хватит кривляться! Пожалейте хоть Арафата!

Ещё в Киеве все ходят по улицам с кексами. Взрослые вроде, приличные такие мужики в пиджаках – а в руке корзиночка с кексом, словно он под Красную Шапочку косит. К вечеру число кексов на улицах растёт по экспоненте. Ксюша мне пыталась объяснить, что это какой-то национальный обычай. Не въехал…

А на берегу Днепра стоит гиперионовский портал. Когда сквозь него проходишь, попадаешь в параллельный мир. Там продают параллельное пиво и параллельное мороженое, гораздо вкуснее обычных. В Гидропарке за порталом встретил двух японских девочек-двойняшек. Ну и город, мама дорогая!

Или вот ещё. Пришёл я в пещеры. А там висит табличка: «Извините, пещеры закрыты. Ближайшие пещеры находятся по адресу…» Просто, как в аптеке.

Только к вечеру выяснил, отчего они тут такие обдолбанные. Это всё сирень, сирень! Ботанический Сад, а в нем тыща сортов разной сирени. В том числе гибриды разные – сирень с никотином, сирень с мескалином, конопляная сирень… Огромные кусты посажены такими удобными рядами на холме, вроде как плантация. Пиплы со всего Безмоскалья приходят и тащатся! Народу больше, чем на майской демонстрации в советское время, я еле втиснулся! Все стоят плотной толпой, как в метро, нюхают воздух и улыбаются. Некоторые просто уже лежат под кустами, что-то бормочут на мультяшном языке… Кайф…

Мне лично хватило всего получаса, чтоб заторчать по-крупному. Я иду по городу и улыбаюсь. Я понял, где прячутся маленькие зелёные человечки! Блин, они все это время были у нас под самым носом! Они прячутся в светофорах, вместе с красными!!!

В общем, кто будет весной в Киеве – сразу дуйте в Ботанический. Особенно рекомендую сорт «Красавица Москвы». После неё абсолютно все девушки… ну, вы поняли. Закохают до полусмерти.

Хотя вы, небось, думаете, я просто для разнообразия вставляю описания природы. В школе вы их всегда пропускали, когда читали «Войну и мир». Зря, зря! Пропустили бы лучше Наташу Ростову с Пьером Безуховым. А вот описания природы – это серьёзно: ведь в них автор вольно или невольно демонстрирует, что он чувствует на самом деле. Ну а Наташи-Пьеры – лишь попытка автора сказать нам, что он думает о том, что могли бы подумать другие люди, если бы думали точно так же как он, но в другом месте и в другое время. Понятно излагаю?

Ладно, короче: данный киевский пейзаж – свидетельство того, что автор опять свихнулся. Или, выражаясь научнее, расширил своё сознание с помощью информационных технологий. А люди консервативные сказали бы: «Ум развращает, а большой ум – развращает по-большому». А киберпанки сказали бы: оказался в будущем, которое уже здесь, только неравномерно распределено. Да не важно, как это называть. Главное, налицо разрыв с массовой реальностью.

Искушения лучше всего ловят нас, когда мы уже решили, что всё позади. Марта-Фрай давно говорила мне об «Амфоре», и я уже успел позабыть эти разговоры к тому времени, как тренер на теннисе научил меня «подрезать». Но хитрые инопланетяне-мокрецы не дремали.

Домик издательства на набережной Карповки мне сразу понравился. Вокруг типичная евклидовская угловатость Питера, а тут речка – раз – и выворачивает эдакую живописную петлю… На шею, ага.

– Прочитал. Круто. Издадим уже осенью, – заявил улыбчивый Вадим Назаров по поводу «Паутины».

– А у него ещё продолжение есть! «2048», – заметила Марта, которая привела меня к издателю.

– Продолжение? Отлично! – оживился Назаров.

– Ну, не совсем продолжение… скорее, отдельная книжка… И не совсем доделано… – замялся я.

– Ладно, пришли какие-нибудь готовые куски почитать.

Я прислал то, что было написано для журнала «Internet». Типа, первая книга дилогии, вторую сейчас доделываю. Назаров тут же поставил книгу в план на весну.

И как тут, скажите, не поверить в инопланетную закулису, которая тайно дёргает за ниточки литературного процесса? Одна и та же виртуальная шутка оборачивается против меня второй раз! Сначала Аля купила у меня ненаписанный албан, который пришлось в спешке сочинять, пока журнал не закрылся. И вот опять то же самое. Только это уже ненаписанная «дилогия», двумя отдельными книжками, вслед за «Паутиной». Три албана в год! Ещё с утра спокойно фигачил ракеткой по жёлтым мячикам, а к вечеру я уже грёбаный профессиональный писатель!

Смену ветра нужно начинать с себя. И я берусь за дело без проволочек, практикуя свой вариант взлома «Матрицы»: перед едой ем красные таблетки, после еды синие. Потом сажусь к компу и думаю о светлом будущем, которое нужно отразить в новом албане.

Постепенно таблетки начинают действовать: на соседней крыше появляются какие-то стрёмные чуваки. С ними девица на высоких каблуках-шпильках. Она ходит по крыше с огромной метлой и улыбается мне. Кажется, сейчас полетит. Остальные чуваки сидят вокруг большого баллона и слушают группу «Пикник». У них что-то горит. Кажется, они сейчас тоже полетят. У меня очень творческое настроение.

Звонит Ксюша, я рассказываю ей о своих видениях. Она говорит, что я неправильно ем таблетки! Между красной и синей надо было съесть ещё серебристую.

То-то я думаю, чего меня так плющит, словно я «Эхонет»! Ладно, пойду искать серебристую. А хорошо звучит – «серебристая таблетка». Уже в самом описании – неземной привкус высоких технологий.

Формально всё это должно вылечить меня от какой-то болезни. Но мы же понимаем – болезнь сама пройдёт через пару недель, её просто выдумал мой творческий мозг для того, чтобы не искать новую работу, а сидеть дома и писать албаны под благотворным воздействием разноцветных таблеток.

Ещё мне помогает кот Пушкин. Он сидит на балконе и управляет движением транспорта на улице с помощью движений ушами. Если Пушкин отвлекается, на улице происходит ДТП. Но он отвлекается очень редко. Это очень экологичная технология будущего, которая должна заменить коррумпированных гаишников.

Стало быть, при правильной работе над собой не нужно выходить ни из дома, ни в Интернет, чтобы видеть светлое будущее! Я уже вывел в своём албане тех героев, прообразами которых стали фея-жена и кот-телепат. Теперь я работаю над самым загадочным персонажем. Он висит на окне в кухне. И хотя сейчас до него рукой подать, мой путь к этому персонажу был долгим и тернистым.

Началось все в 1996 году, когда моё трехстишие об орхидеях оказалось единственным текстом на русском языке, который вошёл в первую международную антологию Haiku World. Составитель, серьёзный дядька Уильям Хиггинсон, позвонил мне домой и долго выспрашивал, неужели в России растут орхидеи. До этого я ему написал, что хайку написано в Питтсбурге. А он решил – «в Петербурге». Вот и удивился. А я тогда подумал – а почему, собственно, не в Петербурге?

Прошло шесть лет, прежде чем руки дошли. Но дошли: уже три недели у меня на окне цветёт орхидея «фаленопсис», которую я подарил себе в прошлом году на тридцатилетие. Распускалась по одному цветку каждые три дня. Теперь на ветке сидит шесть огромных разноцветных бабочек.

У меня нет ни одного знакомого, у кого бы дома цвели орхидеи. Вот как просто быть крутым и оригинальным чуваком! Когда я пью пиво в «Цинике» и рассказываю про свою цветущую орхидею каким-нибудь студенткам, они сразу возбуждаются и кричат: «Поехали к вам, вы нам её покажете!» Я в ответ говорю: «А это ещё зачем – показывать?» Студентки сразу краснеют и переводят разговоры на музыку и вирусологию.

Но и после этого орхидея не сразу попадает мой новый албан. Сначала мы встречаемся с большим знатоком компьютерных игр Майком «Завхозом» Федоровым. И обсуждаем нашу любимую тему: почему все игрушки такие дебильные. Сплошь одни стрелялки-догонялки. Я в этих дискуссиях обычно несу всякий бред, а Майк, как опытный человек, меня осаживает. Вот и в этот раз я спрашиваю его, существуют ли игры, в которых главным персонажем был бы… цветок.

– А что ты с цветком сделаешь-то? – замечает Майк. – Никакой динамики.

– Ну да! – возражаю я. – У цветов есть тепловое зрение, есть отличная система коммуникации через запахи – один перец зацвёл, другие чуваки тоже подключаются за компанию. И кстати, они даже летучих мышей дурят, изображая запах мышиных телок.

– Вот ты напиши это все как сценарий, – предлагает Майк. – А там поглядим, можно ли такую игрушку сделать.

Я обещаю написать. Но чем больше над этим думаю, тем больше понимаю: нет, для игры это слишком шизово. Ну как на пальцах объяснить геймеру, что цветок может летать, потому что полет – это всего лишь последовательность распускающихся бутонов при движении по P2P-сетке из генетических близнецов одного растения?

С другой стороны, у меня есть новый албан, по странному стечению образов начавшийся словами «И прямо в цветы лицом». А на окне в кухне распускается ветка орхидеи, будто склеенная последовательность фотографий одного и того же цветка в полёте… Доктор, откуда у вас такие таблетки?

Сначала, как бы в качестве теста, я везу сестру показывать загадочную татарскую деревню Москву.

Москва встречает нас атмосферным явлением, которое Паркер охарактеризовал как «Дым отечества начинает заябывать». Я же, как футурологически-подкованный Большой Брат, рассказываю сестре, что в столице вот-вот начнутся очередные «августовские события». Потому что дым – это вовсе никакой не дым, а специальные психотропные нанозиты, вызывающие панику. Опыты такого рода проводятся в Москве ежегодно в августе. Наиболее сильными были 1991-й (путч), 1998-й (кризис) и 2001-й – тогда облако нанозитов сдуло в сторону США, как раз к 11 сентября долетело.

Затем мы встречаемся с разного рода психами и социопатами, которые тоже несут пургу в московском дыму. Финального пика этот бред достигает в гостях у Никиты Максимова.

Никита озабочен вопросом, с чего это в России начинается бум переводных поп-научных журналов. До сих пор на этом рынке цвели только «Компьютерра» и «Парадокс». Они были ещё приличны, поскольку оба лишь наполовину переводные. Зато теперь нам обещают русские версии Popular Mechanics, Popular Science и New Scientist. Эти журналы будут полностью переводным отстоем с рекламой мужских кружевных трусов и мужских же духов. Потому что делать их будут какие-то левые пи*арщики, а вовсе не рюхливые чуваки вроде нас с Никитой.

Будучи Большим Братом, я тут же объясняю Никите, что этот бум журнальный – та же фигня, что и недавно схлынувший интернет-бум. И закроется это всё так же быстро.

Но Никита не теряется и рассказывает мне в ответ, как выглядит мир с точки зрения муравья и вообще какая из всего этого получается система непересекающихся Матриц – у людей свой внутренний виртуальный мир без муравьёв, а у муравьёв свой мир без людей. А у каких-то тварей вообще такая Матрица, что они и людей, и муравьёв за козлов держат.

Продолжая попивать «бехеровку», мы обсуждаем столкновение меметической эволюции с генетической, топологические ограничения глобализации, «информационный периодизм» и неизбежное превращение Земли в единый процессор. Мы прикидываем, куда от этого можно удрать. Я ставлю на искусственные континенты, Никита – на космические ковчеги.

Сестра-тинейджер реагирует на моих знакомых вполне адекватно, то есть после каждого такого разговора сообщает, что они «все какие-то идиоты». Мой собственный гон она тоже воспринимает спокойно, и постепенно наши дискуссии переходят от футурологии к практичным вопросам. Какую тушь для ресниц лучше купить, серую или коричневую, если ты блондинка. Ура, моя социопатия на сестру не действует!

Чего не скажешь о других людях. Обратно из Москвы мы ехали в вагоне-ресторане. Напротив сидела девушка с красивыми африканскими губами. Она заслушалась нашими с сестрой разговорами и пролила кетчуп на белую блузку. Сразу куда-то побежала и пришла в другой блузке. «У вас ещё много блузок?» – добрым голосом Большого Брата спросил я. Девушка мило улыбнулась… и снова пролила на себя кетчуп. Ушла не доев, больше не приходила.

По возвращении домой сестра сообщила, что «Москва – тот же Питер, только кривее». Тогда я повёз её в Европу.

Не зря я недолюбливал попов. Христианская рыба «рождествобла» год за годом подталкивала меня к болезни писательства. Первый кусок «Паутины» был опубликован на бумаге в декабрьском номере Internet за 1997 год. Последняя глава вывешена в Интернете в декабре 2000-го. А 25 декабря 2002-го я получил в «Амфоре» свою авторскую пачку бумажной «Паутины».

Там же на Петроградской зашёл в суш(с)и-бар и съел две порции сус(ш)и с копчёным угрём. И рисовым чаем запил. Точь-в-точь как делал герой моего албана.

Албан тут же поступил в продажу через Интернет. На сайте «Болеро» приятно было узнать, что вместе с «Паутиной» чаще всего покупают книги «Формула-1. Факты и статистика» и «Особенности дизайна с Macromedia Flash». В целом, если смешать, получается нечто забойное, типа «Дзэн и искусство вождения мышки».

Зато «лучшими книгами в том же жанре» были указаны несколько романов Фолкнера. Я спросил у Ксюши, кто такой Фолкнер. Она сказала, это вроде ругательства. Выражение «пишет как Фолкнер» означает «у этого мудака каждое предложение кончается через две страницы после того, как началось». Товарищи, это наглый поклёп! У меня в «Паутине» есть предложения в одно слово и даже в один знак!

Некоторое время я спасался от этих нездоровых, типично писательских реакций, усердно занимаясь айкидо. Вот где реальность! Сэнсэй Жора говорит: «На одном развороте нужно переставлять все три ноги» – и ты понимаешь, что уже почти стал Шивой!

Но и здесь меня ловила нездоровая слава. Выхожу поздно вечером из зала, потихоньку крадусь в темноте к метро… и натыкаюсь на писателя Горчева! А он, мятежный, тут же бежит стучать об этом в своём ЖЖ:

Ясен пенть, после такого нажима издателя моя писательская болезнь опять обостряется. Самым тяжёлым её проявлением становится мечта о ноутбуке. Почти весь албан «2048» написан на отличном карманном «Псионе», и только потом перенесён на старый десктоп, для финальной редактуры и отсылки в издательство. Но я вбиваю себе в голову, что редактировать надо на чём-то крутом. Иначе какой я, нахрен, великий писатель? Люди в Коктейбле будут показывать на меня пальцем:

– Вы слыхали, Андреев пишет на «Псионе»!

– Ха-ха, может у него ещё и бумажный блокнот есть?

– Хи-хи, как вы меня насмешили, у меня даже устрица в корсет упала!

Я дохожу до того, что обсуждаю ноутбуки с Носиком. Он говорит, они морально устарели: нафига эти чемоданы с дисками, если есть карманный комп с флэшками на гигабайт. Блин, а ведь этой же мыслью руководствовался я сам в 1999 году, когда пошёл покупать ноутбук, а вместо него купил «Псион». И теперь, спустя четыре года, выслушиваю те же правильные советы от других. Вот что делает с людьми приобщение к писательству! Мы тупеем на этой войне, господа.

В марте мечта идиота о безбашенном компе сбывается. Принесли. Корпус поцарапанный, на мониторе чёрные пятна, одной резиновой «ноги» нету. Настоящее китайское качество, плюс американский «восстановленный» экспорт, плюс чисто русский маркетинг (особенно эта непереводимая фраза «Он не нулёвый, но и не б/у»).

Все окружающие надо мной издеваются. Леха Рерих говорит, все то же самое можно было найти за двести баксов. Ксюша говорит, что я купил себе какой-то дурацкий плеер. Сестра Арина говорит, что комп без PowerPoint никуда не годится. Никого не убеждает идея о том, что я сэкономил себе два кубометра жилой площади, выбросив старый глючный десктоп. Никто не понимает нужды великих русских писателей.

С появлением ноутбука я снова рискую впасть в ботанический образ жизни. Хотя на улице уже весна, и даже прогулки в безлюдном ЦПКиО начинают отвлекать от работы. К тому же весной я обычно стригусь. А это, как ни крути, оздоровляет. Без волос, среди таких же лысых, но уже пробуждающихся деревьев в парке, я чувствую гармонию. Я сижу на мостике, пью пиво и слушаю птиц. Ужасно не хочется писать никаких албанов. Ну хватит, хватит уже! Разве не ясно, что лучшая книга о человеке – это телефонная книжка? Абсолютно лаконичная и максимально функциональная. А в остальном каждое написанное слово – это потерянный взгляд на мир.

Но мерзкая тварь албана не отпускает. И даже в окружении весенней природы она умудряется найти мне подходящее рабочее место. Через дорогу от нашего дома – кладбище. До сих пор я никогда не был там, хотя регулярно пугал по ночам таксистов, когда на вопрос «А куда конкретно на Чёрной Речке?» пьяным голосом отвечал: «Кладбище там, знаете?» Теперь я сам отправляюсь с утра на кладбище, чтобы дописать очередную главу.

По вечерам меня оттуда выгоняют. «Мы, – говорят, – до семи работаем». А сами едут внутрь на «мерседесе»! Надо узнать, может, у них есть какой-нибудь VIP-сервис, чтоб на всю ночь…

Прежде чем перейти к оздоравливающим главам моего повествования, я всё же дорасскажу историю албана «2048». Ибо история эта может быть поучительна для тех писателей, кто уже встал на путь реабилитации, но ещё сомневается.

В «Амфоре» его так и не издали. Серия Макса Фрая закрылась по причинам, никак не связанным с популярностью меня и Горчева: наши книжки продались нормально, но с остальными вышла какая-то заморочка. А издавать новый албан «не в серии» сейчас не принято.

Знакомые мне часто говорили, что тут есть и другая причина: для издания книжек не стоит быть таким уж социопатом. Нужно хоть немного тусоваться с издателями, выпивать с ними – в общем, давать им понять, что они тоже люди. Даже Назаров, которому я несколько раз перезванивал, чтобы узнать о планах издания «2048», намекал мне, что хорошо бы встретиться вживую – может, тогда бы всё и заверте…

Но реальность работала быстрее издателей. Во второй книге «2048» моя любимая героиня Вэри едет «шить» выборы мэра. И как уже много раз говорилось, прогнозы автора чаще всего шибают по голове его самого.

В конце 2003 года я вновь оказался в столице, и Носик заманил нас с Норвежским Лесным в проект «Выборы мэра Москвы».

Известную поэму о Владимире Ленине поэт Владимир Маяковский начал с рассуждения о том, что даже очень важные слова у нас «в привычку входят, ветшают, как платье». Но в нынешний буйный век чаще бывает иначе. Стаи неологизмов носятся в воздухе, словно унесённые ветром новомодные шляпы, – вроде все это видели, но никто так и не успел примерить до того, как оно упало в лужу.

Типичный пример – «веблог». Термин, который издатели американского словаря Merriam-Webster назвали «словом 2004 года». Что же это за шляпа?

Слово «веблог» появилось в 1997 году и означало тогда «регулярно обновляемый сайт, где публикуются ссылки на интересные материалы в Интернете с комментариями к этим ссылкам». Один из первых западных веблогеров Дейв Вайнер говорил, что это «вроде тура по Сети с известным человеком в роли гида».

Но в Рунете расцвет таких игрушек начался ещё до того, как появился заграничный термин! Как вы заебали со своими англицизмами, дорогие потомки! Запомните: всё лучшее придумано у нас, включая лампочку.

Первые выпуски веб-обозрения «Паравозов-News» Саши Гагина появились в Сети в ноябре 96-го. Вскоре начали выходить «Вечерний Интернет» Носика и «Где деньги лежат» Делицына, «Наблюдения КаДеткиной» Лебедева и «Русские кружева» Житинского, «Мистика» Телегиной и «Перелетные мухи» Мухина-Лейбова. К 98-му году русскоязычных веб-обозревателей было уже несколько десятков. И ни один не похож на другого: в пику коллективному мышлению совка, первопроходцы Рунета ценили новую среду как способ самовыражения.

Большинство из них стали вполне успешными деятелями СМИ-индустрии. Но их веблоги исчезли. Никто так и не придумал, как продавать эти странные «туры по Сети». И первые российские интернет-журналисты, поиграв в независимых сетевых гидов, постепенно превратились (или, скорее уж, развратились) в обычных журналистов, пишущих форматные статьи и колонки без лишних ссылок.

Зато в руках массового пользователя та же машинка стала применяться совсем не так. И даже само определение изменилось. В конкурсе Weblog Awards до 2003 года от веблога требовалось наличие ссылок на другие сайты. Но в 2004 году тот же конкурс определяет веблог лишь «как страницу с датированными записями». Ходить по Сети для веблогера стало влом.

Ещё более дурацкое определение возникло в конкурсе «Best of the Blogs-2004» от радиостанции «Немецкая волна». Здесь, помимо записей в обратном хронологическом порядке, веблог ещё должен давать читателю «возможность вносить свои комментарии». И только после этого говорится про ссылки на внешние источники, как необязательный элемент («в идеале»).

Выходит, даже конкурс журналистских блогов учит нас, что коммуникация отныне важнее, чем информация. Если ссылки классических веб-обозрений разворачивали вектор внимания наружу, к поиску нового и уникального, то теперь вездесущая кнопка «комментировать» ведёт всех в обратную сторону – внутрь, на тот же сайт, к обмену примитивными знаками внимания в рамках своей стаи бандерлогов. Как при встрече с соседом на лестнице: он говорит «Как дела!», ты говоришь «Отличная погодка!» – никакой новой информации, лишь подтвердили взаимное существование. Веблог превратился в блог.

Но с соседом на лестнице нужно ещё много чего делать. Улыбаться ему хотя бы. И посторониться, чтобы лбами не стукнуться. Да и просто на лестницу надо выйти, не забыв закрыть дверь. С сетевыми обозрениями 90-х тоже надо было повозиться: сверстать дневничок, выложить по FTP. Несколько лишних кнопок – хоть какая-то защита от дурака, включая себя самого. Сто раз подумаешь, стоит ли париться из-за случайной эмоции.

Теперь же – только одна кнопка, которая кричит «Нажми меня!» Выбросил эмоцию, неудачно сформулировал мысль – а с той стороны уже пишется ответная, такая же бездумная плюха от другого бандерлога. Нажми меня, нажми меня! И полетело говно по всем джунглям.

Именно в таком обезьяньем виде, через типовую общагу «Живого Журнала», блоги вернулись в начале XXI века в Рунет, где стали основным развлечением скучающих офисных работников (СОР).

В этом есть свой прикол, не спорю. Скажем, какой-нибудь узер (назовём его условно «Земфирия») пишет в своём ЖЖ возвышенное, типа: «Я-а-а-а хачу чтобы во рту оставался честный вкус сигарет». А ты в ответ коммент: «Не стесняйся, милая, съешь ещё три окурка из моей пепельницы».

После этого узер типа Земфирия (обычно это небритый мужик лет под сорок) вступает с тобой в дискуссию на личные темы. Он рьяно отстаивает свой дурно пахнущий рот. Либо в панике стирает твои комменты. Он-то ведь думал, что коммуникация будет как в детсаду, как учат книги Гайдара, как завещали великие Стругацкие («В эфире раздаётся мощное сюсюкание»).

В ответ на блокировку можно написать те же комменты в блогах трёх-четырёх других узеров, чьи дневники активно читает наш первоначальный Земфирия. Так можно получить удовольствие не только от коммуникации, но и от натравливания целой группы невротиков друг на друга.

Короче, я не против сетевых поглаживаний и электронных причмокиваний. Чем бы СОРы не тешились, лишь бы не вешались в своих офисах, где и так душно. Опять-таки, чудесная бизнес-схема Тома Сойера – тысячи идиотов платят за то, чтобы самостоятельно покрасить твой забор!

Вот только забора-то нету. Коллеги Тома хотя бы занимались здоровой физической работой на воздухе. А тут мы получаем очередную гадкую игрушку, подброшенную мокрецами-библиофилами. Это ведь только с виду оно так цивильно: сидят себе СОРы по офисам, стучат лапками… Но незамутнённый глаз видит совсем другую картинку.

Посреди мелкого, типа Финского, залива лежит в грязной синей жиже существо, которое даже спрутом назвать было бы комплиментом: в странной фигуре больше от механизма, чем от живого. Это похоже на гигантскую полусгнившую картошину, в которую воткнуто множество проводков. Проводки тянутся через синюю жижу к другим таким же клубням. Неужели это Великая Русская Мечта – веб-сервер на картошке?!

Вроде того, да. Это ЖЖот. То, во что превращается человек, который долго пользуется «Живым Журналом». Сначала он просто пишет сетевой дневничок, вроде как для себя. Но потом у него появляются френды, которые его подбадривают. Френдов все больше, и человек начинает все чаще писать так, чтобы им угодить. И в конце концов достигает стадии, когда кто-то говорит магическую фразу «Аватар жжот!»

В этот момент человек и превращается в такое вот растение. ЖЖот, младший брат телепузика. Мыслящий картофель.

Среди писателей, как и среди преступников, бывают оборотни. Кто самый опасный оборотень-преступник? Правильно, милиционер. Точно так же среди людей, больных писательской болезнью, самыми опасными являются врачи.

В 1997 году Саша Гагин, первый веблогер Рунета, в то время ещё называвший себя Иваном Паравозовым, объявил конкурс на лучшую эмблему Интернета. В ответ я, в то время ещё Мэри Шелли, предложил не мелочиться и устроить сразу конкурс на Гимн Русских Интернетчиков Повсеместно Протянутых (ГРИПП). Да и победителя я назвал сразу же – это была известная песня Сили из группы «Выход». Последний её куплет звучал так:

К следующей встрече с писателем, замаскированным под человека с медицинским образованием, я был подготовлен лучше. Случилось это эпохальное событие в сентябре 2002-го. На следующее утро я в очередной раз проснулся знаменитым. Почта и аська ломились от вопросов. «Слыхал я, на тебя была атака клоунов при поддержке спившихся джедаев?», спрашивал художник Паша Хихус. Другие знатоки фантастики тоже интересовались, что именно отрубили мне в очередных боях за любовь.

Я отвечал, что вся аппаратура на месте, самочувствие космонавта отличное, и мне по-прежнему снится не рокот космодрома, а исключительно хорошая трава. Да и вообще, когда речь об отечественных фантастах, эффект неизведанных планет теряется: подобно сапожникам без сапог, наши предсказатели «невероятного будущего» являются самым предсказуемыми из людей. За год до этого события Алексей Шведов вполне детально описал пьяный бардак, именуемый «Росконом». А в 1999-м тот же Шведов написал фантастический рассказ «Изменённые состояния фантастики», в котором два известных писателя-макулатурщика приезжают на съезд фантастики и убивают там другого писателя, а заодно и критика.

Я и сам во времена «Газеты.Ру» предупреждал своих читателей об опасности психиаторов из Алма-Аты. В августе 99-го там арестовали группу людоедов, которые оказались бывшими медработниками республиканской психиатрической больницы. Они заманивали девушек, накачивали их спиртным, а потом съедали, сообщило нам доброе ИТАР-ТАСС.

Сложите всё это вместе – и вы поймёте, что встреча была неотвратима. «Телеграфный столб быстро приближался. Я пытался свернуть с его пути, но он врезался в мою машину», – писал по сходному поводу Дэн Симмонс.

Не прошло и полгода, как я получил приглашение на другой съезд фантастов, «Роскон». И снова всё оказалось таинственным образом завязано на медицину. Только теперь – на зубы. Гадкий кариес подтолкнул меня к очень непопулярному выбору. Пришлось выбрать ту фантастику, которой как бы нет.

Впрочем, по порядку. За что ополчилась на меня секта «Русский Фэндом»? За то, что в паре статей я изложил суть двух разных фантастик. Казалось бы, возможности жанра с таким названием дают огромный простор для воображения. Но тот же приём – фантазию – можно использовать для совершенно противоположной цели: чтобы скрыть свою лень и глупость.

Ну вот хочет автор, чтобы его герой был крутым. В обычном детективе пришлось бы описывать, как достигается крутизна. По каким улицам герой так ловко проехал, на какой тачке смог оторваться от врагов? Но наш автор не знает никаких улиц, кроме той, где бухло продаётся. Да и тачки у него нет.

Поэтому он высасывает из пальца собственную липовую реальность, далёкую планету Му-Му. А герою даёт супер-пупер-елдолёт с большой Красной Кнопкой Крутизны. Опытные авторы-пальцесосы дают ещё Синюю Кнопку Тормоза – на случай, когда герою надо потерять любимую женщину или опоздать на казнь друга. Тогда у героя сразу появляется веская причина спасти человечество от жестоких Пришельцев-Хренолюдей.

Более модный вариант пальцесосной фантастики работает даже без елдолёта: Красную и Синюю Кнопки помещают внутрь героя, делая его экстрасенсом или эльфом. Тогда в качестве фона идёт альтернативная история – то есть история, содранная у кого-то другого. Берёшь Москву (Киев, Питер), добавляешь побольше вампиров (гоблинов). Далее просто пародируешь Толкиена или сериал «Баффи», подставляя русские имена.

Именно такую фантастику пишут последнее время в России: «Яйцо мага», «Дело пьяного гоблина», «Тимур и его дозоры»… Парадокс, но фантазии там даже меньше, чем в детективах Марининой. И вот, надо же такому случиться – я получаю приглашение на «Роскон», ежегодный съезд всех этих знатных космооперистов, опытных мечезвонов и прочих эльфоводов-стахановцев.

Вообще, есть гипотеза, что без конов (съездов) они просто не могут работать. Нормальный человек ни за что не высосет из пальца три романа за год. Поэтому на конах, которые обычно проходят в пансионатах Минобороны, всех писателей в течение трёх дней подвергают мощному зомбированию (ретроградная СВЧ-амнезия, НЛП-гипнопедия и т.д.). После этого фантасты разъезжаются совершенно здоровыми, и самостоятельно продолжают зомбировать население более дешёвыми, то есть литературными техниками. Число конов в стране неуклонно растёт, так что Фэндом впору уже переименовать в Кондом.

В феврале 2003 года «Роскон» проводился в пансионате аппарата Президента. Видимо, этот аппарат для зомбирования ещё круче, чем минобороновский, потому что посещение «Роскона» стоило дороже, чем посещение некоторых хайтек-конференций.

Однако меня пригласили забесплатно! «Московской группой писателей будет оплачен ваш проезд, питание, проживание, медицинская страховка», – говорилось в приглашении. Все знакомые, кому я это цитировал, на словах «медицинская страховка» буквально падали на пол, держась за животы. Наверное, от зависти.

Я и сам был польщён. Я понимал, что под вывеской «московской группы» рекламируются те скромные, но опытные украино-казахские психиаторы, которые уже пытались оказывать мне бесплатные услуги на «Страннике». Но тогда у них вышло как-то спонтанно. А тут и питание, и проживание, и зубы можно будет вылечить на халяву. В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов альтернативную медицину. Гирудотерапия лечит пиявками, уринотерапия – мочой. Ну а психотерапия, очевидно, лечит психами. С непривычки метод кажется странным, но к чему держаться за стереотипы?

Опять же, пансионат аппарата Президента. Люди, которые пользовались этим аппаратом, неплохо отзываются. Бывший премьер наш Евгений Примаков даже стихи написал:

Оглядываясь назад, я вижу, что мог бы стать хорошим врачом, если бы не раннее заражение литературной болезнью. Даже в своих албанах я щедро разбрасывал новые научные термины, которые, без сомнения, войдут в медицинские словари будущего: «прокрустов комплекс», «когнитивный декаданс», «пролонгация тормозного пути», «коллективное беспроводное», «факоммерция» и т.д.

Мой медицинский уклон понимали и окружающие. Однажды в Питере, в Доме Книги, я наткнулся на толстую яркую книжку – первую «Антологию русского палиндрома». Я жадно пролистал её, ища свои перевёртыши. Мой сборник палиндромов болтался в Интернете ещё с американских времён. Неужто они не знали? Ну хоть самое банальное, типа «О видео, какое диво!» или «СОС! Около меня не молокосос!».

Они знали, знали. Моих перевёртышей в антологии не было, но на обложке имелась цитата из предисловия к моему сборнику: «Палиндромания – особая форма тихого помешательства. Проявляется в навязчивом стремлении…» и так далее. Да-да, они ценили меня как психиатора!

И не только они. В студенческие времена я с удовольствием прочитал книжку психолога Владимира Леви «Искусство быть собой». Спустя десять лет он ответил мне почти тем же: в его новой книжке «Травматология любви», в разделе «Стихотерапия» я нашёл собственный стих «Искусство терять». Ну, если даже Леви признал меня за своего…

Возможность реализовать свой скрытый дар появилась, когда мы с Лесным работали на дизеле, то есть в проекте «Выборы мэра Москвы». Для этой работы мы снова загрузились в офис родной «Ленты.Ру». Вскоре из окружающего ленточного шума стало ясно, что у коллег проблемы с дочерним проектом «Медновости». Недостаток медицинских кадров вызывает много вопросов при подготовке новостей, о чем коллеги рассказывают на кухне:

– Леха, а скажи как футуролог – правда, уже существуют жевательные контрацептивы?

– В натуре. Называются «резинки», по-научному – гандоны.

Слава Варванин регулярно объявляет в Интернете набор редакторов для медицинских новостей. Но кандидаты не блещут целебными качествами. Это выявляется на первом же тестовом задании, которое посылает им Слава. В ответ нередко приходят такие письма:

Но кому же понравится врач, который только сидит да рецепты выписывает? И меня всё сильнее тянет к практике. Весь мир – дурдом, а люди – пациенты, как не сказал всё тот же Шекспир.

Прихожу в рамблеровскую столовку, а там не продохнуть от манекенщиц. Будто на Марс попал: вокруг колышутся такие вытянутые тельца с головками наверху – и лопочут, лопочут на своём марсианском… А рамблеровские мальчики вокруг суетятся, прямо-таки кончают на бегу. Космическое зрелище, «контакты третьего рода»!

Ну, встал скромно за ними в очередь. Смотрю и шизею: модели-инопланетянки берут самые отравленные блюда! Долго мучился – подсказать им, что тут у нас не стоит есть, или не подсказывать? Я всё-таки главред главного медицинского ресурса Рунета… Победила скромность, не стал выпячиваться. А то ещё подумают, что я к ним клеюсь.

Вернулся в офис, и тут дошло – ба, да это же были Миссы Вселенные! Теперь разглядываю их фотки на сайте и понимаю, что могу предсказать результаты ихнего конкурса красоты. Вот блондиночка, которая взяла говядину с картошкой на машинном масле – ну, эта ещё выживет. Зато брюнеточка, которая взяла суп… Нет, пацаны, лучше не голосуйте за неё, ей совсем немного осталось.

Другое дело – самая нестандартная участница, москвичка Алена Писклова. Я был очень расстроен, что её сняли с конкурса, хотя именно она победила в отборочном туре по результатам интернет-голосования.

Согласно официальной версии, дорогу в финал ей закрыли вовсе не потому, что некоторые издания назвали её «страшилой» и «Масяней» (рост – всего 164, а вес – целых 60). Нет, Писклову отшили культурно: ей оказалось всего 15 лет, а в конкурсе можно участвовать лишь с 18-ти. Компания Rambler поздравила девушку утешительным «Призом зрительских симпатий», и после это вся активность народного движения «Скажи нет куклам Барби!» стала затихать.

Казалось бы, на этом историю о «нестандартной красавице» можно и закончить, признав её то ли грамотным пиар-ходом, то ли ещё одним массовым приколом заскучавшей интернет-общественности. Но я-то знаю, что скандал вокруг «девушки-Масяни» обоснован более серьёзными причинами.

В 2000 году американские диетологи проанализировали параметры всех «Мисс Америк» за всю 78-летнюю историю этого шоу. И пришли к выводу, что метрики красавиц в последние годы все чаще соответствуют критериям дистрофии. Эксперты заявили также, что сохранение этой тенденции укрепит в массовом сознании откровенно патологические представления о женской красоте и обернётся серьёзными проблемами для миллионов женщин.

«Ну ладно, – скажет иной скептик. – Пусть для женщин Алена Писклова стала символом протеста против всей этой надоевшей борьбы с лишним весом. Но ведь бабы стараются похудеть, потому что так они больше нравятся мужикам!»

Однако и это не так. В 2003 году группа исследователей под руководством физиолога Терри Петтиджона установила связь между степенью худобы моделей и состоянием экономики страны. Анализируя фотографии «девушек года» в выпусках журнала Playboy с 1960 по 2000 год, эти ребята выяснили, что во время кризисов экономики США мужики предпочитали тёлок покрепче. А хрупкими изящными козочками увлекались, когда экономика стабилизировалась. Анна Николь Смит, самая полная из «моделей года», получила свой титул в 1993-м, который был одним из самых неудачных в новой истории США. «Мы ищем забавы, когда нам хорошо, и нуждаемся в заботе, когда нам плохо», – прокомментировал свои находки Терри Петтиджон.

Вот какие серьёзные механизмы привели к движению «Barbie No Pasaran»! Теракты и техногенные катастрофы последнего времени не очень-то располагали соотечественников к образу женщины в форме вешалки, которая хороша лишь там, где и положено быть вешалкам: на подиумах или в витринах бутиков. Толстая девочка Алена Писклова помогла выявить интересные тонкости здравоохранения в отдельно взятой стране!

Главное отличие хорошего врача от оборотня очень похоже на главное отличие живого от мёртвого. Верите или нет, настоящие врачи ненавидят технический прогресс. А точнее, ту его часть, которая касается массовых технологий. Они не всегда говорят об этом в лоб, но если поднажать…

Главный маммолог Москвы после долгого интервью про современные методы скрининга рака груди признаётся мне, что лучшее средство от этого самого рака для женщин – вовремя рожать детей и кормить грудью.

Опытные аллергологи, продвигающие навороченные супер-тесты на аллергию и лекарства от неё, под журналистской пыткой рассказывают, что основа всех аллергий – пищевая, которая начинается в утробе матери. А дальше развиваются уже лекарственные болезни: вместо того, чтобы дать ребёнку спокойно перенести лёгкую простуду, его кормят сильнодействующими препаратами, разрушая иммунную систему. Именно так вся Австралия заболела астмой, которой там раньше не было: лечили деткам бронхит таблетками. В целом же сегодня лекарственная болезнь входит в десятку самых популярных причин смерти. От таблеток умирает больше людей, чем от водки и от простуд.

Ну а прививки? Нет, я лучше не буду здесь рассказывать про прививки. Не потому, что вам кисло станет. А потому, что моя книжка – про литературу. Ведь именно через неё, через эти буквочки, распространяются глупости о тех же прививках. И потому хороший врач ненавидит современные СМИ.

Эту ненависть, повторяю, многие прячут. Ведь если раньше лекарства делались для врачей, то теперь наоборот – всемирный спрут фарминдустрии использует врачей для продвижения своей химии. А врачам, как и всем, хочется кушать. И они с улыбкой несут проплаченную пургу.

Обработка человека таблеточниками начинается ещё до рождения: в роддомах стало обычным делом забивать тумбочку у кровати будущей роженицы смесями для искусственного вскармливания и прочим дерьмом. Нервная беременная женщина – идеальный объект для манипуляций.

Но это лишь нижний уровень пирамиды. В странах третьего мира – типа нашей – таблеточники скупают оптом даже специалистов с докторскими и академическими степенями: эти высшие зомби работают на научных конференциях, окучивая коллег рангом пониже. Однако большинство высших зомби – все-таки не полные идиоты, и у них есть свой пристёб. Не прямым, но эзоповым языком издеваются они над поработившими их таблеточниками, а заодно и над полоротыми представителями СМИ.

Очень порадовал меня в этом смысле известный доктор-телепузик Бранд. Раньше, когда я смотрел его «Кому» по НТВ, он казался ужасным занудой. Но там у него, наверное, стояли за спиной плантаторы в пробковых шлемах и били по кумполу лопатой при всякой шутке.

В менее скованной обстановке, на круглом столе «Есть ли секс на Марсе?» в гостинице «Националь», Бранд был живее. Мероприятие тоже было проплачено таблеточниками, но плантаторов не было на виду, и Бранд неплохо разнообразил медицинские беседы своими научными комментариями. Вот некоторые кусочки записи:

Итак, хороший врач должен уделять основное внимание персональной работе с пациентом. А можно ли это делать через Интернет?

Метод онлайновых консультаций я осваиваю быстро. В нашей редакции – целый взвод людей с медицинским образованием, и они регулярно дают окружающим полезные советы. Дима Ларченко проводит консультации по телефону:

– Ну посмотри ей под хвост. Не можешь? А почему? Хм, первый раз вижу человека, который стесняется посмотреть кошке под хвост… Нет, течка у кошки и менструация у женщины – это совсем противоположные вещи…

Чтобы пояснить разницу, Дима обращается к «Яндексу». «Яндекс» сообщает, что «кошки прекрасно помогают женщинам переносить менструацию» и много другой полезной информации, которую Дима задиктовывает в телефон. В ходе этого консилиума я узнаю, что у кота на члене находятся рога, а кошку для прекращения течки лучше запирать в шкаф, создавая у неё иллюзию сокращённого светового дня. Надо же! У кошек всё совсем как у орхидей!

На сайте «Медмедии» есть сервис онлайновых консультаций. За каждым разделом закреплён врач-специалист, так что любой желающий может задать вопрос – и вскоре получить ответ. Письменный, конечно. Я их иногда редактирую.

Ну, вы уже догадались? Да, это ещё одна форма литературы. Но какая захватывающая! Какое обилие всего человеческого! И какая чудесная схема соавторства! Ильфа и Петрова однажды спросили, как они умудряются работать вместе. Те ответили, мол, ничего особенного: один бегает по издательствам, другой сторожит рукопись. А тут ни сторожить, ни бегать не надо. Один пишет вопрос-зачин, другой отвечает. Фактически, та же японская игра «хайкай-но-рэнга», но без лишнего эстетства. Всё реальное, всё живое!

Однако пользователи частенько задают нашим онлайновым экспертами такие вопросы, что нам, редакторам, приходится… ну в общем, беречь экспертов. Но люди-то ждут ответа. А меня уже распирает от обилия новых медицинских познаний. Значит, самое время поделиться ими с человечеством! Заняться грёбаным гуманизмом по-настоящему! Ну, понеслась…

Ничего не поделаешь, придётся в сотый раз повторить: в Интернете человека быстро настигает расплата за базар. Это просто какой-то грёбаный филиал Страшного Суда.

Файл с моими ответами на дурацкие вопросы был опубликован на сайте «Медновостей» в апреле 2004-го, в честь международного Конгресса лечебного смеха, который проходил в то время в Штутгарте. Смехотерапия давно развивается на Западе, вот я и решил приобщить к ней наших читателей.

А в июне того же года у нас родился сын Кит – и я сам оказался по уши в дурацких вопросах, которые были ещё похлеще. И даже работа в ведущем медицинском издании Рунета не давала никаких ответов. Рунет, к которому я привык, был совершенно не готов к рождению Кита. Что-то было неправильно в этой великой информационной системе XXI века.

Как же это вышло? Где же те чудеса, которых мы ждали? Я просмотрел свои старые записи… и наткнулся на прогноз Марты Фрай, сделанный в декабре 2002-го. Марта описывала, что должно произойти с Интернетом в 2003-м. Когда-то я посмеялся над этим прогнозом, сочтя его хорошей пародией на мои киберпанковские увлечения. Но теперь все выглядело совсем в другом свете:

Существует литературный жанр, который я, при всей нелюбви к книжкам, могу назвать полезным. Хотя это и жанром назвать трудно, потому что изданий в такой форме очень немного. Я говорю о цитатах.

Весь школьный курс русской классики, например, можно упаковать вот так:

Долгое время единственной женщиной-писателем, с которой я был знаком, оставалась Марта, то есть Макс Фрай. Однако многие люди не считают её Настоящим Писателем. И в целом, я с ними согласен. Я никогда не видел у Марты такого клинически-серьёзного выражения лица, какое бывает у Настоящих Писателей, задумавшихся о судьбах русской словесности.

– Говорят, в России издатели так безбожно обдирают авторов, что лучше работать грузчиком или киллером. Это правда? – спросил я её однажды.

– Если судить по моему опыту работы с «Азбукой», лучше быть именно киллером, – ответила Марта.

Ещё некоторое количество женщин-писателей собирал вокруг себя Житинский. Но они были очень молодые и как-то по-питерски пришибленные. Не разберёшь, настоящие или ещё нет. Да и после «Тенёт» мы с Житинским не часто виделись.

Только раз довелось мне увидеть сразу несколько литературных женщин из его компании на съезде ЖЖотов в Комарово. Там было много девушек со значками-никами на грудях. Некоторых даже хотелось покликать, но очень немногих. Я взял у одной писательницы гитару и стал петь «Убойные баллады» Ника Кейва. Писательница, которую оторвали от душевных романсов, ушла и больше не приходила. Позже я узнал, что она с горя напилась и упала в кусты, а звали её Ксения Букша.

Сам же я после песен пошёл купаться в заливе в рваных трусах, чем отпугнул от себя и всех прочих литературных девушек. В общем, осталось ощущение, что они какие-то странные. Но и только.

А настоящего писателя-женщину я впервые встретил в апреле 2002 года в питерском кафе «Ку-Вадис». И если кто мне теперь скажет, что граф Лев Толстой очень любил детей – плюну в рожу. Потому что раньше я тоже так думал, и можно сказать, из-за этого подставился. В тот апрельский день меня, хрупкого белоголового ребёнка, чуть не ёбнула по башке бутылкой графиня Толстая. И не говорите мне, что она хотела погладить.

Опасность я заметил ещё с улицы. Вообще-то в «Ку-Вадисе» часто бывали разные умные разговоры. Типа там авторские права в Интернете обсудить, или переслегинскую квантовую историю вместе с постиндустриальным барьером… Всё было нормально. Но есть, знаете ли, такой признак: кинологи со специально обученными операторами. Когда они где-то роятся – значит, кранты. ЦРУ давно использует навозных мух для шпионажа, поскольку те чуют говно за километр. Так и с кинологами.

Пока я пробирался через кафе до библиотеки, где должна была пройти дискуссия о связи творчества и наркотиков, плотность камер росла по экспоненте. А внутри от кинологов было вообще не продохнуть. И никто из входящих не мог не посмотреть туда, куда эти опылители Эдема навели максимум своих приборов.

Там сидела… (хотел написать «Мурка с агентом из МУРа», но читатели любят меня за честность)… великая русская писательница Татьяна Толстая. Такая, типа, чёрная роза, эмблема пожара. Вокруг стрекотали специально обученные операторы, суя везде свои штучки с ручками.

– Осталось только место около Баяна Ширянова, – извиняющимся голосом сказал мне Даня Адасинский.

Баян скромно сидел на другом конце от графини, и место вокруг него в натуре пустовало. Видимо, все просто приссали. Баян, в свою очередь, с ужасом поглядел на меня. Три года назад мы с ним уже пересекались на одном литературном вечере в Москве. Вот как он описывал это мероприятие позже в своём сетевом дневнике:

Следующая встреча с настоящим писателем-женщиной состоялась через пару лет, когда я был главредом «Евы.Ру» и практически уже излечился от писательской болезни. Прямо как товарищ Сухов, которому освобождённые женщины Востока не давали сочинять его дурацкие письма. Из-за работы с женским сообществом я даже начал подозревать, что отказ людей будущего от суррогатов произойдёт очень естественным образом: в связи с вымиранием мужчин.

Помните последнюю серию «Матрицы»? Все существенные вещи в фильме делают женщины – начиная от простой гранатомётчицы и кончая крутой земфирой по прозвищу Тройник, которая опять спасает лоха Нео. А лох весь фильм только и делает, что лазит по помойкам да бессмысленно машет ложноножками. И только к концу до Нео доходит, что надо действовать мягче, по-женски. Он делает вид, что отдался агенту Смиту – и заражает всех этих гомиков-агентов страшной гонореей по самые ушные гарнитуры.

Едва ли авторы «Матрицы» осознавали смысл своего прогноза – но они попали в яблочко. В чем была задача мужчины в прошлом? Передать свои гены, предварительно доказав женщине, что в этих генах передаётся сила, ловкость и прочие полезные черты партнёра. Но теперь автоматизация позволяет делать большинство товаров без использования мужской силы. Транспорт заменил крепкие ноги, пистолет – кулаки. Мужики меряются не своими естественными способностями, а своими машинами – от автомобилей до мобильников. А машины становятся все самостоятельнее… и удобнее для использования женщинами. Так что два главных представителя человечества будущего – женщина и её робот.

Правда, люди ещё востребованы в информационной индустрии. Но и тут – увы, увы… Я уже рассказывал, что женщины лучше работают с информацией. Это касается не только поиска, но и создания интернет-ресурсов.

Что популярно у мужиков в Интернете? Порнография. Ну, в широком смысле, включая чтение и футбол по телику. Это всё – не ваши действия, не ваши ощущения. А вам остаётся лишь остеохондроз, близорукость, импотенция и геморрой от сидячего образа жизни. Развлечения, ускоряющие мужское вымирание.

А как развлекается противоположный пол? В конкурсе на «Еве.Ру» мы собрали более 400 сайтов, созданных женщинами. Среди победителей, которых тоже выбирало женское сообщество, нет было никаких порносайтов! Ни новостей, ни компьютерных игр, ни прочих суррогатов. Сплошь здоровый реализм. И они уже не ограничиваются воспитанием детей, туризмом и кулинарией. Главный русский сайт по охотничьему оружию – Hunter.ru – тоже делает женщина. Наши подруги крепко стоят на земле. В отличие от.

Один из признаков дурного психического настроя – употребление абсолютных обобщений, вроде слов «всегда» и «никогда». Вот и у меня появилось эдакое упадническое «всё опи*аривалось». Хотя сам же недавно писал: это просто другой Интернет, неправильный. Надо с другого конца зайти.

И точно, в те же дни правильный Рунет преподнёс отличный подарок на свой 10-летний юбилей. Как бы в продолжение моей весенней смехотерапии знакомые гинекологи прислали подборку из своей онлайновой консультации. Жизнь там била ключом, невзирая на вебмастеров и дьяконов:

Если писательская болезнь не отступает, вы можете найти себя в рекламном бизнесе. И даже неплохо там заработать, причём не на сухой прозе, а именно на поэзии. Серьёзно. Только не читайте перед завтраком советского романтика Пелевина, чтобы потом не обломаться.

По молодости я тоже страдал романтизмом. Как всякий нормальный советский человек, я ненавидел рекламу. А когда врага ненавидишь, поневоле начинаешь его возвеличивать. Приписываешь ему какие-то сложные стратегии. И размышляешь, как победить его тем же навороченным оружием. Это и создаёт нездоровый романтизм.

В 1997 году моя виртуалка Шелли развлекалась теорией о сходстве рекламных слоганов и японской поэзии танка. По классике, танка состоят из двух половинок. Половинка-образ и половинка-чувство, обращение к человеку:

Первый удар по романтике происходит, когда ты видишь, что большинство рекламщиков вообще не воспринимают свою работу как информационный сервис. Особенно тяжело сталкиваться с их тупостью после работы в интернет-СМИ. Ты прекрасно знаешь, как написать заголовок новости или баннер, да и саму новость тоже, чтобы её хорошо читали. Потому что ты много лет отслеживал эти эффекты по самой разной обратной связи – счётчики заходов, отзывы, скандалы, вирусные эпидемии интересных ссылок…

И вдруг после этого ты втянут в длительную переписку с клинической идиоткой из рекламного отдела какой-нибудь крупной плантации по производству рваных гандонов. Сначала она отвергает десять вариантов твоего заголовка: «Это не соответствует нашему имиджу!» Потом она наезжает на тебя за то, что ты исправил грамматическую ошибку или битую ссылку в её рекламном тексте: «Нет, верните обратно, всё уже УТВЕРЖДЕНО!!!» Тогда ты посылаешь её на хуй и телепатическим путём наблюдаешь, как она стучит на тебя по всем известным ей телефонам в твоём и своём окружении. Это – типичная труженица лёгкой рекламной промышленности.

Я долго не въезжал, как эти идиотки вообще оказываются где-то востребованы. Во всём виновато то самое заблуждение, которое впарил нам Пелевин. Герой «Generation П» ползёт по карьерной лестнице рекламного бизнеса и в конце концов достигает уровня «общения с богами». Вот он, самый вредный миф: если в компании работает много народу, может показаться, что в своём поведении эта компания руководствуется какой-то непостижимой, почти божественной мудростью.

А это неправда. Плотная толпа людей вообще ведёт себя как жидкость. Какой бы сложной и многогранной личностью ни считал себя отдельный человек, в плотной толпе он – всего лишь молекула воды. Покатайтесь в метро в час пик. Или сходите на футбольный матч и понаблюдайте феномен «мексиканской волны», когда фанаты начинают дружно вскакивать с мест. Волна раскручивается против часовой стрелки со скоростью около 12 м/с – вне зависимости от того, кто играет.

Вот и корпорация, состоящая из множества людей, ведёт себя совсем не божественно. Хотя и не так тупо, как толпа-жидкость. Корпорация – это большое животное, вроде динозавра. А реклама – это то, чем животное метит свою территорию. Отсюда и трудности работы с рекламщиками: они выполняют в животном лишь функцию мочеиспускательного органа.

Сначала это зоологическое откровение смутило даже меня самого. Но я быстро нашёл научные подтверждения. Созданная оксфордскими учёными-зоологами фирма Oxford Risk Research and Analysis даёт фармацевтическим и энергетическим компаниям консультации по ведению бизнеса на основе привычек животных. В частности, для нефтедобывающей компании при поиске новых месторождений оптимальной будет та же стратегия оценки риска, которую используют скворцы при поиске червей.

Что до отечественных компаний, тут зоология прочно поселилась даже в языке. Вспомните лесоповальный сленг «распилов и откатов» – такое представление о бизнесе могло возникнуть только у существ с мозгами бобров.

А места для размещения рекламы не случайно называются «площадками» – как для выгула собак. Там они, бедняжки, вынуждены многократно отливать на одни и те же чахлые кустики. Но это правильно – грязная тварь не должна мочиться где попало. И хоть животным ничего нельзя объяснить, они всё же подвергаются дрессировке!

Если погрузиться во внутренности корпоративной твари, выращенной на отечественной ферме, то и здесь можно обнаружить дурное влияние русской литературы. Компания «Рамблер», в проектах которой мне довелось работать, создавалась по принципу, озвученному героиней Чехова: «Если бы губы Михаила Владимировича да приставить к носу Антона Борисыча, да взять сколько-нибудь развязанности, какая у Ивана Иваныча…»

Только не надо мне говорить про примитивную женскую логику: за сто лет до чеховских барышень 18-летняя англичанка вполне грамотно описала, что происходит с существами, сшитыми из нескольких разных трупов. Так что дело не в женском мышлении, нет. Дело в том, что не в России написали Франкенштейна.

Особенно странно выглядели в динозаврской шкуре мои давние сетевые знакомцы. В течение пары лет можно было наблюдать, как постепенно, очень медленно и нехотя, причёска старого раздолбая Лёни Делицына становится всё короче, а его костюмы – всё темнее. Хотя умище никуда не делся. Левону по-прежнему можно было задать умный вопрос на миллион долларов и получить правильный ответ одного из лучших аналитиков Рунета. Но в «Рамблере» его работа состояла лишь в том, чтобы рисовать графики, на которых линия справа поднимается выше, чем слева – и никаких лишних умных вопросов такая работа не предполагала. Да и от кого? Ведь такой вопрос может возникнуть только у человека, похожего на самого Делицына больше, чем на орган динозавра.

Позже я открыл, что и другие рамблюди, составляющие ткань корпоративного монстра, тоже вполне вменяемы. Увидеть это нелегко. Можно годами встречаться с человеком в коридорах, обмениваться ничего не незначащими приветствиями – и вполне логично считать его полным зомби. Другое дело, если удаётся зацепиться языками в курилке, а ещё лучше – на пьянке. Ба! А человек-то, оказывается, – человек!

Но как ни мал мозг динозавра, тварь чувствует вредные флюиды человечности. На лестницах появляются надписи «Штраф за курение 500 рублей», число мест для курения сокращается. «Можешь курить на кухне», – подмигивает мне ночной охранник. Охранники – наши люди. В случае чего они первыми перестреляют директоров.

А пафосизация тем временем продолжается. В предбаннике «Рамблера» монтируют стойку с несколькими постоянно работающими телевизорами. Телевизоры дружно показывают заграничные научно-познавательные сериалы десятилетней давности. Но с рамблеровским логотипом. Видимо, это для тех, кто вышел пообщаться в коридор и потому рискует забыть фирменную символику.

Дальше – больше. Невзирая на то, что само слово «rambler» означает бродягу-пьяницу, по корпоративной почте расходится приказ о запрете спиртных напитков на работе. На вахте появляются журналы для отметок прихода и ухода. Кажется, ещё немного, и дойдёт до запрета колец в носу, как на негритянских плантациях РБК.

Но нет, не дойдёт. Как ни подсовывай нам Запад свои примитивные визуальные знаки различия, мы ещё остаёмся самой читающей страной. Да-да, и тут проклятая литература. Если создание российской корпорации проходит по чеховско-франкенштейновскому принципу, то дальнейшим её развитием полностью управляет слоган.

Ещё до того, как я начал работать в крупных конторах, в моём албане «2048» нарисовался такой странный персонаж – старик Ли, корпоративный почтальон. Персонаж с хитрецой: главный герой романа ходит к нему советоваться по важным вопросам, подозревая, что под личиной скромного письмоносца скрывается не кто иной, как глава компании, который таким образом наблюдает за корпоративной жизнью изнутри, без гламура.

Яндексоиды обычно нравились мне больше рамблюдей. Они были как-то академичнее, что ли. С ними можно было обсудить за пивом разные умные штучки, о которых в «Рамблере» даже не задумывались. Зато в «Яндексе» уже твёрдо знали, что эти штучки ни хрена не будут работать.

Если же я намекал с примерами, что штучки работать будут, шпионы «Яндекса» намекали мне, что неплохо бы прийти в «Яндекс» и там рассказать об этом подробнее.

Но что-то меня держало. Может быть, то, что мой футурологический пи*ар уже однажды не сработал с «Яндексом». Три года назад, когда пошёл разговор о закрытии «Нетоскопа», я предложил Аркадию Воложу оставить этот проект жить, превратив его в коллективный веблог по новостям высоких технологий.

Однако Волож сказал, что не видит бизнес-модели. Я так и не понял, в чем же заключалась его предыдущая бизнес-модель двухлетней оплаты редакции ненужного издания – по сравнению с блогом, который не требует никаких денег. Зато через два года, когда в Рунете начался блоговый бум, мы бы уже имели русский аналог Slashdot.org.

Потом прозвучит версия, что «Яндекс» разочаровался в контент-проектах и занялся «чиста сервисами». Эта специализация продержится недолго: «Яндекс» будет в итоге спонсировать «Хабр», типичный коллективный блог про хайтек, а после выкатит и собственную контентную помойку (с оскорбительным для всех буддистов названием «Дзен»), которая не будет особенно отличаться от контентной помойки того же «Рамблера».

Но в начале 2000-х всё было иначе. Яндекс тогда представлял собой альтернативное животное. И тут, пожалуй, нужна более развесистая метафора.

Конгресс фантастов «Странник-2002» запомнился многим благодаря яркому выступлению психиатора, метавшего в меня богемское стекло. Мне же больше запомнилась другая, не столь бурная дискуссия на том конгрессе.

На одном из семинаров фантаст Алан Кубатиев рассказывал, как работают западные образовательные программы в Кыргызстане. По его словам, кыргызы очень любят эти программы и учатся изо всех сил. Я тогда спросил Алана, представляет ли он, к чему это образование приведёт. У меня вот есть множество знакомых, у которых пара высших образований, но по жизни они делают… что-то третье. Так, может, и кыргызы, получившие западное образование, тоже замутят «что-то третье»?

Обсуждение как-то быстро ушло в сторону. Но спустя три года, когда по бывшим республикам покатились «цветочные» революции, вопрос снова всплыл. Правда, не у всех. Большинство отечественных аналитиков задавали вопросы попроще. Как, мол, мы допустили, чтобы американский Госдеп надурил всех со своими образовательно-подрывными программами? И где же наш Госдеп, куда он смотрит?

Для меня тайна нашего Госдепа к тому времени уже перестала быть тайной: Госдепа у нас нет. Как и секса, или даже меньше. Проблему отлично сформулировал ещё в 2001 году замруководителя аппарата правительства Алексей Волин – когда заметил, что у московских проституток сайты лучше, чем у министров.

Проституткам ведь для чего сайт нужен? Для бизнеса. Лучше сайт – лучше бизнес. А чиновникам сайт зачем? Да низачем! Разве что для отчётности. Но это дело нехитрое: нанять мелкую IT-шарашку, которая по-быстрому на коленке сляпает страничку. В августе того же 2001 года, через пару месяцев после президентского указа о министерских сайтах, Департамент правительственной информации подготовил отчёт с экспертными оценками результатов. Самыми безграмотными были признаны сайты Минобразования и МЧС. А худшим по информативности – сайт Минобороны.

Последнее, впрочем, можно было бы истолковать в пользу наших военных. Ведь болтун – находка для шпиона. Но может, хоть внутри у них все в порядке с информативностью? Увы. В 2005-м мне довелось общаться с одним полковником из Минобороны. Я убедился, что даже разумные люди становятся заложниками бюрократии.

Мой собеседник неплохо рубил в Интернете. Мы разговорились об интернет-сервисах, о моей работе в новостях.

– Нам тут тоже одна контора делает новостную ленту, – сообщил мой собеседник. – Правда, я всё больше сомневаюсь, стоит ли нам за это платить…

И тут он назвал сумму. Сумма не укладывалась в голове. Я представил мощную корреспондентскую сеть с собственными вертолётами. И спросил насчёт этой предполагаемой мощи.

Оказалось, мощи никакой нет. Речь идёт о дайджесте из вторичных новостных отстойников типа РБК и нашей «Ленты.Ру».

– Но сейчас такой дайджест вообще ничего не стоит! – изумился я. – Вам его может бесплатно делать какой-нибудь блогер! Хотя одиночка там конечно накосячит. Другое дело, если использовать профессиональное интернет-сообщество. Как в американских военных блогах: сразу несколько экспертов новости собирают, читают и обсуждают. Если какая глупость, это мигом заметят.

– Вот бы нам такую штуку… – печально вздохнул полковник. – А то я недавно пришёл с этим дайджестом на ковёр к генералу, да и говорю: «Хорошая новость: на днях президент собирается подписать указ о…» А генерал мне в ответ: «Ты с ума сошёл! Уже две недели как всё подписали!»

За четыре месяца до рождества Китова мы с Катей выбираемся из Сеченовки после очередного приёма-осмотра. Я только что видел своего пацана на УЗИ и всё ещё хожу в шоке. Настоящий «Чужой-5»!

Да и тут, перед кабинетами, обстановка дай боже – три десятка нервных беременных баб в одном коридоре. Вдруг вбегает ещё одна, с горящими глазами, и кричит: «Кто последний за КРОВЬЮ?» Сразу мелькает мысль, что это никакие не беременные бабы, а просто большие объевшиеся комарихи.

Вдруг я замечаю пузатого мужчину, который тоже пробирается между пузатых баб.

– Гляди-ка, Великий Русский Писатель из Казахстана, – показываю жене. – Никак тоже в Сеченовку рожать пришёл…

– Это с которым вы поцапались? Прикольно! Хочу поближе на него посмотреть!

Катя сворачивает к лифту и разглядывает там Великого Писателя, который нервно курит. Ну а я, поскольку уже видел, отправляюсь в гардероб. И в ожидании жены представляю себе, как Писатель будет своему ребёнку сказки рассказывать:

«Жили были на свете такие люди – Иные. Половина из них были Светлые, они делали светлые дела. А другие были Тёмные, они делали дела тёмные. Но потом они договорились, что за каждое светлое дело можно делать одно тёмное и наоборот. И тогда Тёмные специально стали подбивать Светлых на лишние светлые дела, чтобы делать лишние тёмные. Но потом оказалось, что на самом деле это Светлые так обманули Тёмных, чтобы те думали, что они сделали лишние светлые дела, чтобы те могли сделать лишние тёмные дела, чтобы эти в свою очередь могли сделать ещё больше светлых дел…» – «Папа, ты с кем сейчас разговаривал? С электриком?»

Когда моей сестре Аринке было три года, она называла «писателем» свой карандаш. Что-то в этом есть. Кондовая деревяшка, всегда одного цвета, и необратимо тупеет со временем. Хотя, превратившись в огрызок, может стать культовой игрушкой. Хемингуэй, говорят, обожал писать огрызками. Встанет, бывало, утром в Париже, нагрызёт карандашей целую корзину – и давай нетленку фигачить…

У меня есть и взрослое определение, которое я вынимаю из кармана при случае. Писатель – это человек, склонный к безадресному производству текстов. Автор писем, у которых нет получателя.

Когда-то я думал, что болезнь писательства напрямую связана с засильем однонаправленных, безадресных технологий передачи сообщений. Вроде книжек и классических СМИ (Средств Массовой Идиотизации). Казалось, что с развитием Интернета, который отлично работает в обе стороны по конкретным адресам, болезнь эта пройдёт. И тогда мы просто будем писать конкретные письма друг другу, а не бросать в небо будильники для декабристов!

Увы, всё сложнее. Маслоу говорил: «Если твой единственный инструмент – молоток, каждую проблему ты будешь видеть как гвоздь». Похоже, он не знал русской версии той же мысли: даже если у человека есть микроскоп, он всё равно может видеть любую проблему как гвоздь.

Книжки и классические СМИ – это крик маленького ребёнка. Он ещё не знает, к кому обратиться, вот и кричит в пространство, для всех. И только потом, вырастая, понимает, с каким вопросом подойти к маме, с каким – к папе, а с каким… Тут и загвоздка. Вырастет ли он дальше?

Если нет, то никакие новые средства связи не помогут. Он их просто не заметит. The mailbox is the message itself. Оторви почтовый ящик от входной двери, снеси к черту все пять экаунтов электронной почты – всё равно останется тот, главный почтовый ящик в голове. Крик ребёнка, ожидание ответа. Персональный ящик Пандоры с застрявшей внутри надеждой.

В середине апреля 2005-го, в ночь на годовщину нашей свадьбы, мы с женой Катей поругались. Я отправился выпить в «Билингву» и там познакомился с женой Настоящего Фантаста. Муж её, как и подобает Настоящему Фантасту, уехал на киевский Съезд Настоящих Фантастов «Портал». Бедная женщина наконец смогла глотнуть свободы.

Однако в разговоре со мной она слишком рьяно защищала странные занятия своего мужа. Прямо так и говорила – мол, уважаю его работу, его книги. И я тогда подумал: как хорошо, что женщины, с которыми я жил, скептически относились к моей писанине. Им всегда было нужно что-то реальное, человеческое.

Вот и в этот раз мы с женой поругались по сходному поводу. А ведь она, как и прочие мои подруги, была права. И только благодаря им, скептичным моим анти-музам, я ещё не потерял связь с реальностью, как некоторые фантасты.

Вернувшись домой, я помирился с Катей и прочёл в новостях, что Людмила Путина на съезде филологов призвала этих самых филологов заняться чем-нибудь полезным вместо того, чтобы рыться в окаменевшем говне классики. Слова не мальчика, не мужа, но жены!

Не буду врать, со сказками я помучился. Хотя интуитивно всегда понимал, что всё начинается с них. Даже в бешеные интернетовские девяностые, когда кто-нибудь советовал мне проапгрейдить компьютер, я отвечал, что все сказки Шарля Перро умещаются в тридцать килобайт – а ведь они известны любому их нас.

Это был правильный антивирус. Но хиленький очень, поверхностный. Предполагалось, что Перро – эдакий литературный гений минимализма. А это неправда. Сказки Перро придумал не он.

Сказки, вообще все сказки, возникли ещё до литературы – в устной среде, где не было никакого бумажного монополизма. Зато была прямая и обратная связь со слушателем. Если ты занудно вещаешь про обычную серую гадюку, которую прибил Ванька из соседней деревни – баян, выпей яду! Но если гонишь про Стоглавую Гидру – тоже плохо, могут и в рожу дать за враньё. Так в муках естественного отбора и рождается с детства знакомый, скромный такой Змей Горыныч с тремя логичными головами.

Ну а бумажная литература что? Да просто разворовала весь этот сказочный багаж, разбодяжила в тысячу раз, да пошла продавать мелким оптом, со своими обёртками-бирками. Пушкин не был бы Пушкиным, если бы не няня Арина Родионовна.

Но что же тогда рассказывать ребёнку? Вспоминать сказки, которые мне самому начитали в детстве? Ага, начитали! Вот тут-то собака Некрасова и зарыта.

Вы когда-нибудь видели львов в городах Европы? Их там множество – и каменные, и чугунные. Но в каждом городе свои. И они гораздо больше похожи на жителей этого города, чем на львов настоящих, которых мало кто видел живьём в тех городах.

Стоит только начать читать, сразу видишь, что любимые сказки почти мертвы. Ведь бумажная монополия всего лишь копировала их год за годом, не давая им жить и меняться в ногу со временем. Что это там за «сусеки» у Колобка, и зачем старухе вообще их «скрести», если на рисунке в современной книжке издательства «Фламинго» старуха со стариком сидят и трескают чай с пирогами!

А на следующей странице – сам Колобок размером с ведёрный самовар. Что же будет в конце с Лисой, не помрёт ли она от разрыва пасти? Неа, не померла. Схавала. А читатели схавали сказку. И никто не заметил.

Зато уже несколько лет по Рунету в качестве прикола ходит ссылка на чешскую книжку про крота, которому кто-то насрал на голову. Ну и кротик идёт выяснять, и по пути обучается различать всех животных по какашкам. Очень познавательная сказка. Но почитайте, как на неё реагируют закомплексованные соотечественники. «Ах-ах, гы-гы! Они нарисовали в детской книжке то, что у нас даже упоминать неприлично! Гы-гы-гы!»

Есть научное исследование, согласно которому после рождения ребёнка у его родителей падает коэффициент IQ. Охотно верю. Мне вообще никогда не удавались эти дурацкие скоростные тесты. Мой IQ наверняка ещё ниже, чем у президента Буша – у которого он вообще ниже кафеля. Так что мне уже и падать некуда. Когда меня забрали в физматшколу после победы на областной олимпиаде по математике, я думал, это ошибка, случайное везенье.

Нет, они не ошиблись: за следующие два года я срубил ещё несколько дипломов. Но главное не в этом. Усиленная программа по математике – как раз фигня. Я постоянно получал тройки и двойки на контрольных с разными там формулами синусов-косинусов.

Однако в этой школе был другой способ исправить табель. Другая система оценок. Наши преподы регулярно давали такие задачки, за которые ставился пятак тому, кто решит первым – если вообще решит. Думать можно было весь урок, весь день или вообще сколько угодно, смотря по уровню задачки. В конце каждой четверти, нахватав пар по геометрии и алгебре, я выкатывал эти самые «задачки со звёздочкой». С решениями. И закрывал пятаками свои неудачи на обычных контрольных.

Это помогло уяснить, что представляет собой обычная средняя школа, куда я ходил раньше. И за четверть века там ничего особо не изменилось.

Конец зимы 2006-го. Вечером выхожу с работы, и у входа в метро встречаю компанию людей из «Рамблера». Они оживлённо обсуждают что-то, размахивая бутылками с пивом.

– У вас какой-то праздник, что ли? – удивляюсь я.

– Ну ты даёшь, Лёха! Ты не знаешь, что происходит на свете? Ну, главное событие последней недели?

– Хм-м… Ах да, знаю! – Я поднимаю руки вверх. – Превед!

Вся компания хватается за животы. Отсмеявшись, они признают, что я прав. Да, пожалуй, это более главное событие. Хотя они имели в виду другое. Какая-то там зимняя Олимпиада кончилась.

Вы спрашиваете, а как же бизнес-план. Но разве при слове «колобок» у вас не зазвенел звоночек в ухе? Ведь я же говорил сто раз, что русский ебизнес – это литературная игра. О спаме рассказывал, о пресс-релизах и черносливах. Неужто после этого не видно, что бизнес-план – это всего лишь самый базисный, самый до боли с детства рыбий жир, который…

Нет, в общем-то они бывают разные. Есть бизнес-планы вроде небольшой хвалебной оды, а есть такие, что больше похожи на затяжной эпос. Но средний современный бизнес-план – это, конечно, сказка. Триллер о поиске утраченных сокровищ, где пострадавший – наш инвестор, а предмет охоты – его потерянные (то есть ещё не заработанные) деньги.

Завязка сказки: конкуренты подбираются к НАШИМ сокровищам. «У твоего соседа уже стоит», как говорила реклама спутниковой антенны. Далее нужно показать, как герой побеждает врагов при помощи правильного оружия (описываются нужные специалисты, технологии) и ценных сексуальных контактов (описываются полезные партнёрства). В финале бизнес-плана рисуют вожделенное сокровище: прибыль через пару лет. Короче, «Роман с камнем».

Однако это самая банальная из сказок. Люди, держащие руку на пульсе филологии, прекрасно это понимают. 18 октября 2006 года выпускник Йельской школы драмы, бакалавр в области французской литературы и литературной критики Эндрю Полсон продемонстрировал отличное владение самыми базисными жанрами.

«Сегодня я расскажу вам несколько анекдотов», – так начал свою пресс-конференцию в Москве бывший совладелец «Афиши», а ныне глава компании Sup, которая купила у компании Six Apart право на обслуживание кириллоговорящих пользователей «Живого Журнала». В качестве главного анекдота Эндрю рассказал, что название проекта «Суп», как и его бизнес-план, основаны на знаменитой сказке «Каша из топора».

Правда, упомянув русское название, Полсон перешёл на английскую версию, где вместо каши был суп, а вместо солдата с топором – цыганка с гвоздём. Возможно, директор «Супа» просто не хотел педалировать негативные коннотации топора, поскольку за день до этого в Великобритании случилось первое судебное разбирательство по случаю «интернет-буйства»: мужик по имени Пол в возрасте Эндрю Полсона (47 лет) напал с топором на другого интернетчика.

Но это не меняет сути. Сказка всем знакома. Я даже почувствовал собственную культурную отсталость, когда услышал эту метафору. Весной на конференции КИБ я описывал ту же самую Web 2.0 другим литературным примером: как Том Сойер красил забор. Но это была история из американской книжки Марка Твена, которую знали не все участники КИБа. Другое дело – «Каша из топора». Та же модель, но родная.

То, что происходило на прессухе дальше, стало большим обломом для людей, не понявших сказочную суть ебизнеса. Особенно сильно ломало девушек из газеты «Ведомости». Газета уже успела приписать «Супу» целый ряд больших и красивых цифр. Им нужно было срочно получить подтверждение своих деталей классического триллера. Где зарегистрирована компания, сколько вложено, кто в доле, каковы условия партнёрства?

Но вещий боян Полсон, этот форменный Павловский 2.0, был неумолим. Он сообщил в ответ, что та же сказка легко сработала в его прошлом проекте, в «Афише».

Я растерял большинство читателей своего сайта Fuga.Ru, когда вместо безбашенной футурологии стал описывать в дневнике развитие ребёнка. Однако новостные ссылки там остались: когда я не с Китом, а на работе, старые привычки дают о себе знать. И потому в каждой записи после очередной истории про Кита упоминается какое-нибудь очередное чудо хайтека.

Сначала этот «двойной дневник» казался случайным жанром. Но постепенно из таких сопоставлений сложилась интересная картинка. То, чего не замечали любители моих былых шизовых прогнозов. Оно и понятно: когда я смотрю на мир глазами ребёнка, это уже не отдельные шутки над отдельными дураками. Это взгляд, оскорбительный для всего человечества.

Я называю их «взросликами». После годового погружения в тему нашёлся и английский аналог, который для русского уха звучит ещё веселей, – kidalt.

Здесь сходится всё, что меня так давно раздражало. Вечные слёзки Достоевского, перинатальные матрицы русфантастов, безадресное нытье классических СМИ, модные соски нового поколения интернетчиков…

Я вижу, как они маскируются, псевдо-взрослеют. Но их легко выдаёт любовь к добровольным костылям. Ведь нормальный ребёнок стремится вылезти из тесных памперсов и уродских ходунков. А взрослики…

Взрослики очень обижаются, если им напомнить, что их навороченный автомобиль – прямой потомок инвалидной коляски, что первую пишмашинку создали для слепого, первый телефон – для глухого, а отец кибернетики Виннер просто страдал провалами в памяти.

Нет-нет, взрослики никогда не признаются, что сами себя кидают ежедневно. И потому навсегда останутся «кидалтами».

Иногда ночью, когда Кит спит, проклятая болезнь мокрецов снова пытается атаковать меня. Не писательским, так хотя бы читательским штаммом. На моё счастье, в доме обычно не оказывается новых книжек, а бежать за ними ночью в магазин – это чересчур. И я слегка листаю что-нибудь старое. И опять убеждаюсь, что можно было не листать.

Однажды во время такого приступа я наткнулся в шкафу на Катину книжку, «Воин Света» Коэльо. Собрался уже почитать, но снова успел посмотреть на мир глазами Кита.

Обычную литературу он мнёт, рвёт и грызёт. Я купил ему парочку специальных книжек – маленькие, всего несколько страничек, зато из твёрдого картона. Одновременно я вывел Правила Идеальной Игрушки. Одно из них гласило, что игрушка должна хорошо помещаться в руке – чтобы можно было при случае ползать с ней вместе, махать ею в воздухе, ну и вообще «применять». Это правило использовалось и при отборе книжек. И вполне себя оправдало.

Ну и что нам Коэльо? Я держу его в руках и смеюсь: самые эстетские книжки для взросликов выглядят точно так же, как книжки для детей первых двух лет жизни. Тот же грудничковый дизайн! Маленькая, в основном состоит из двух толстенных картонных обложек. Удобно лежит в руке и не расклеивается от слюней. А внутри – перепевы старинных сказок.